Роберт Говард
Змеиная яма
(Стив Костиган — 1)
* * *
Едва сойдя на берег, я почуял: быть беде. Причиной моих дурных предчувствий послужили отиравшиеся неподалеку ребята с «Даунтлесс». Они команду «Морячки» недолюбливают.С тех самых пор, как наш шкипер в Занзибарском порту вчистую разделал их капитана. Тогда эти злопамятные типы пустили слух, что у нашего Старика на правой руке был кастет. Нелепая и грязная ложь! Кастет он надевает на левую.Словом, когда я встретил этих грубиянов в Маниле, то иллюзий никаких на их счет не питал, однако и на неприятности нарываться не хотелось. Я чемпион «Морячки» в тяжелом весе, и ежели вам угодно отпускать шуточки насчет великой важности моего титула, так сходите на полубак, поглядите на Хансена-Мухомора, Грэннигена Один Раунд, Плоскорожего О'Тула, Хеннига-Шведа и прочих бугаев, из которых набрана команда «Морячки». Однако, несмотря на такое окружение, меня никто не сможет обозвать задирой, и потому я, вместо того чтоб последовать зову натурального инстинкта да уложить рядком семь-восемь этих чудиков с «Даунтлесс», обошел их стороной и отправился в ближайший Американский Бар.Через некоторое время я обнаружил, что нахожусь в дансинг-холле. Да, верно, я не шибко представлял себе, как туда попал, но, уверяю вас, выпивки в моем трюме плескалось вовсе не так уж много. Пиво, несколько рюмочек виски, самую чуточку бренди да, может статься, бокал вина — для запивки. Но уж вел-то я себя во всех отношениях заправским благородным джентльменом, что и было подтверждено фактом: танцевал я с самой симпатичной девушкой в Маниле, да, пожалуй, и на всем белом свете. Яркие губы, черные волосы, а лицо! О, что за лицо!..Я и дальше повел себя, точно сама вежливость.— Слушайте, мисс, — спросил я, — где же вы были всю мою прошлую жизнь?— О-о-о-ля! — ответила она с этаким мелким, серебристым смехом. — Вы, американцы, говорить та-акие вещи! О-о-о, сеньор такой огромный, сильный!Я разрешил ей пощупать мои бицепсы, и она взвизгнула от удовольствия и удивления, захлопав в ладоши, словно девочка, которой подарили новую куклу.— О-о-о! Сеньор может просто поднять меня, такую маленькую, и унести! Верно, сеньор?— Не стоит вам ничего бояться, — мягко сказал я. — Я просто сама вежливость со слабым полом и никогда грубостей не допускаю. Ни разу в жизни не ударил женщину, даже ту дамочку в Суэце, что метнула в меня нож. Малышка моя, кто-нибудь хоть намекал вам, что ваши глазки просто валят с ног?— Ну что вы! — засмущалась она. — О-ох-х!— Вам на ногу кто-то наступил?Я оглянулся в поисках, кому это надо дать по башке.— О да. Давате лучше сесть, сеньор. Где вы учиться танцевать?— Наверное, само по себе вышло, — скромно признался я. — До нынешнего дня вовсе не представлял, что умею танцевать. Просто ни разу не пробовал.Из всего вышесказанного вам наверняка отлично ясно, что я поддерживал светскую беседу и ни с кем не связывался. И не моя вина в том, что случилось дальше.Значит, сидели мы с этой девушкой — звали ее Ракель ла Коста, и была она, стало быть, испанкой — тихо-мирно. Я ей еще хотел выдать такую замечательную штуку: мол, глаза ее — словно темные озера ночи (наповал бьет, я ее у Хансена-Мухомора позаимствовал, он у нас вроде как поэт). Вдруг вижу: она через мое плечо кому-то подмигивает. Меня это привело в легкое раздражение, однако я все равно не стал бы обращать особого внимания, только в голове почему-то было мутновато и фразочка Хансенова вдобавок позабылась. Поэтому я сказал:— Послушай, милашка… Эй, кому это ты там подмигиваешь? А, в глаз что-то попало… Так о чем это я? Ну да. Есть, значит, у нас на «Морской деве» такой парень, Хансен его фамилия, так он стихи пишет! Вот послушай:
К славе нам маршрут пролег
Мимо филиппинских вод,
Где испанцев мы надрали
В знойный солнечный денек!
И тут подваливает к нашему столику какой-то гад, вроде как меня в упор не видя, кланяется девушке и приглашающе на нее зыркает:— Пойдем, детка, стряхнем пыль с копыт!Я его сразу узнал — это был Слейд-Упырь, чемпион «Даунтлесс» на кулачках.Мисс ла Коста ничего не сказала, а я поднялся и отодвинул Слейда от столика.— Леди, — пояснил я вежливо, — занята, дубина! И ежели есть у тебя какие дела, займись лучше ими!А он грязно ухмыльнулся:— Не шути так, Костиган! Или теперь дамы вправду предпочитают орангутанов нормальным людям?К этому времени вокруг нас уже народ столпился. Я сдержал естественное негодование и сказал:— Слышь, ты, гусь! Убери свою харю из поля видимости, пока я ее не расквасил!Упырь, доложу вам, парень симпатичный, к дамам имеет подход, и ясно было: если он один раз потанцует с моей девушкой, то наверняка успеет изобрести против меня какую-нибудь подлянку. Вокруг не было больше никого с их посудины, однако и с «Морячки» в баре был только я один.А он вдруг заявил:— Пусть леди сама выбирает!Нет, видали такого наглеца? Сначала лезет, куда не просили, а после еще требует равноправия! Это уж было слишком. Я взревел и ударил левой от бедра, но Упыря почему-то в том месте, куда я бил, не оказалось — верткий, зараза! Я промахнулся едва не на ярд, а он врезал левой мне в нос, так что я полетел кувырком через кресло.В голове у меня мгновенно прояснилось, и я понял, что малость зол. Зарычал, поднялся на ноги, но, прежде чем бой возобновился, мисс ла Коста встала между нами.— Фи! — сморщила она носик, шлепая нас веером. — Фи! Что это значит? Или я публичный девка, что меня оскорблять два большой бродяга, которые драться из-за меня на публика? Фи! Вы хотеть драться — идите в лес или в другой место, где не будет скандал, и делать что хотеть! Пусть будет победить лучший! Нет, сэр, из-за меня — нет драться на публика!С этими словами она повернулась и пошла прочь. И тут же подбежал к нам этакий весь из себя масляный тип.— Тихо, ребята, тихо, — заговорил он, потирая руки, словно от непрестанного самодовольства. — Пусть все будет по чести. Хотите драться? Ай-яй-яй, как нехорошо! Но если уж собрались драться, пусть все будет по чести, вот что я вам скажу! Пусть все живут в мире и согласии, если могут, но если уж вы, ребята, собрались драться, пускай все будет по чести!— Отойди-ка с курса! Я ему сделаю, так его и растак, по чести! — рявкнул я, трясясь от ярости.Сами подумайте: получить в нос и не дать сдачи, да еще у дамы на глазах!— Да ну? — ухмыльнулся Упырь, поднимая грабки. — Ну, выходи! Поглядим!— Тихо, ребята, спокойно, — взмахнул ручонками этот гусь. — Давайте все устроим по чести! Костиган, ты согласен драться со Слейдом в моем клубе?— Да где угодно! — заревел я. — На кулачках, в перчатках или хоть свайками!— И замечательно! — воскликнул тот, масляный, потирая руки пуще прежнего. — Просто замечательно! А… Э-э… Костиган, согласен ты драться со Слейдом в змеиной яме?Мне бы еще тогда следовало подметить, что Слейда он ни о чем не спрашивал и тот только тихонько ухмылялся. Но слишком уж я был зол, чтобы мыслить ясно.— Хоть в преисподней с дьяволом вместо рефери! Где твой клуб, или там ринг, или палуба — веди!— Вот это разговор! — обрадовался тот масляный тип. — Идемте.Он направился к выходу, а мы со Слейдом и еще несколько человек последовали за ним. Если б я малость поразмыслил, так понял бы: слишком гладко все вышло для простого совпадения. Однако я все еще пылал гневом и не мог спокойно думать.Успел, правда, прикинуть свои шансы против Слейда. В росте я имел преимущество: во мне ровно шесть футов, а Слейд на два дюйма ниже. Вдобавок я был на несколько фунтов тяжелее, но не настолько, чтоб разница для тяжеловесов вышла существенная.Однако Слейд был мне известен как самый проворный и хитрый боец всего торгового флота. Я с ним ни разу не дрался только по той простой причине, что ни один устроитель матчей ни в едином порту не желал сводить вместе ребят с «Морячки» и бродяг с «Даунтлесс» с тех самых пор, как Слейд дрался в Сингапуре с Грэннигеном Один Раунд. Там дошло до всеобщей махаловки и кончилось тем, что весь зал разнесли. Слейд в тот раз нокаутировал Грэннигена, который был в те времена чемпионом «Морячки» — это уже позже я его победил.Ну, а по сравнительным результатам никогда не скажешь наверняка. Я одержал победу по решению судей над Хэгни-Хвастуном, чемпионом Британско-Азиатского ВМФ, а он однажды в Гонконге нокаутировал Слейда. С другой стороны, Слейд выиграл нокаутом у Майка Лири с «Голубого родника», ужасно вздрючившего меня в Бомбее…Мои размышления прервал тот масляный тип. Мы как раз вышли из бара на мостовую, где стояло около десятка авто и зрители битком набивались в них. Гусь этот подтолкнул меня к одной из машин, и я влез тоже.И вот понеслись мы по улицам, фонари уже горели, а я сидел и ни о чем не спрашивал, даже когда мы оставили деловые кварталы позади, вихрем промчались сквозь пригород и выехали на дорогу, которой явно никто особо не пользовался. Сидел, значит, и молчал.В конце концов мы подъехали к большому зданию, стоявшему в отдалении от города и очень похожему на заброшенный дворец. Зрители повылезали из машин, и я тоже выбрался наружу, хотя был совершенно озадачен. Других домов поблизости не было, вокруг повсюду густо росли деревья, да и само здание выглядело темным и мрачным. Словом, местный пейзаж мне крайне не понравился, однако не мог же я дать слабину, когда Слейд-Упырь этак надменно на меня взирал. «В конце концов, — подумал я, — не убьют же меня тут! Не настолько Слейд подл, хотя, вообще-то, от него чего угодно можно ожидать».К дому вела дорожка с тропическими деревьями по обеим сторонам. Отперев двери, тот масляный тип зажег свет, и мы спустились в подвал. Просторное такое оказалось помещение, с бетонным полом, а в центре — яма примерно восемь на десять футов и футов семи в глубину. В тот момент я не обратил на нее внимания, зато потом пришлось, да еще как!— Слышь, — сказал я, — на кой ты меня сюда приволок? Я дурачиться не расположен! Где ринг?— Здесь, — ответил этот гусь.— Да где же? Где мы будем драться? А он указал на яму:— Там. Внизу.— Что?! — заорал я. — Ты что мне тут вкручиваешь?— Охолони, охолони, — вмешался Упырь. — Ты ведь согласился драться со мной в змеиной яме, так? Значит, не ной и вылазь из штанов!— Ладно, — согласился я, весь изнутри пылая гневом. — Не знаю, что ты такое затеял, но дай только дотянуться до твоей смазливой рожи кулаком, больше мне ничего не надо!— Гр-р-р! — зарычал в ответ Слейд, направляясь к противоположной стороне ямы.С ним в качестве секундантов пошли два каких-то бандита — судите сами, что он за человек. Какая бы ни собралась жуткая публика, у него везде найдутся знакомцы. Оглядевшись по сторонам, я узнал одного карманника, с которым познакомился на Кубе, и попросил его секундировать мне. Он согласился, но добавил, что от секунданта в данных обстоятельствах пользы мало.— Слушай, — спросил я его, пока раздевался, — во что это я встрял? Что за малина такая?— Был тут один испанец, — ответил мой парнишка, помогая мне переодеться. — Капусты — куда больше, чем мозгов. Без ума был от боя быков и всякого такого прочего, а потом изобрел новую потеху. Велел устроить эту яму, послал слуг за разными змеями. Двух змей бросали вниз, и они дрались, пока не убивали друг друга.— Что?! Значит, мы будем драться в змеином логове?!— А, да не волнуйся. Здесь уже много лет нет никаких змей. Испанца того убили, и дом обветшал. Устраивали здесь петушиные бои, а несколько лет назад хмырь, что организовал вашу встречу, додумался купить этот дом и использовать для поединков из-за личной злобы.— А деньги-то ему с чего капают? Я не видал, чтобы кто-нибудь платил за билеты. Да и всей публики здесь — человек тридцать или сорок.— На этот раз у него просто не было времени. Деньги он делает на ставках, а ставит всегда на победителя. И судит всегда сам. Он узнал, что ваши корабли завтра уходят, и не успел ничего приготовить. А этот клуб — для немногих избранных, слишком пресыщенных либо жестоких, чтобы довольствоваться обычными призовыми матчами. Все это, конечно, незаконно, и никто в городе этого клуба не знает, кроме некоторых шишек, которые за удовольствие заплатят, не торгуясь. Когда Слейд дрался с Хэндлером-Моряком, здесь было сорок пять человек, и каждый заплатил за вход сто двадцать пять долларов. Считай сам.Тут до меня мало-помалу начало доходить, в чем штука.— Так Слейд и раньше здесь дрался?— Конечно. Он в этой яме чемпион. Месяц тому назад нокаутировал Хэндлера-Моряка на девятом раунде.Господи Иисусе! Только пару месяцев назад мы с Хэндлером (рост шесть футов четыре дюйма, вес — двести двадцать фунтов) целых двадцать раундов только что ножами не резались — и закончили вничью!— Э-э! — протянул я. — Значит, Слейд нарочно подвалил и затеял ссору, зная, что он тут фаворит, что меня обжулят…— Нет, — возразил мой карманник. — Не думаю. Просто ему очень уж понравилась та испаночка. Если б они сговорились наперед, новость непременно дошла бы до всех богатеньких клиентов в городе. Да хозяину все равно ваша встреча ничего не стоит, потому он и за вход платы не брал. Подумай сам, что он теряет? Два крутых матросика сами друг друга хотят побить, им платить не нужно. Организационных расходов — никаких. А клубу — реклама. И на пари он выиграет кучу денег.— И на кого же он ставит?— На Слейда, конечно. Он здесь чемпион.Не успел я усвоить все эти радостные известия, как Слейд заорал с другого края ямы:— Эй, так твою и растак, готов?!Он остался в носках, башмаках да подштанниках. Перчаток на руках не было.— А перчатки? — спросил я. — Мы что, собрались мериться, у кого кулак ширше?— Никаких перчаток, — ответил Слейд с довольной ухмылкой. — Драться будем так. Ты правил ямы не знаешь?— Понимаешь, Костиган, — заговорил тот масляный тип, вроде как слегка нервничая, — у нас бойцы перчаток не надевают. Обычная жесткая мужская игра, понимаешь?— Эй, начинайте! — заорала публика. — Действуйте! Не отдыхать пришли! Вперед!— Ишь, ни цента не выложили, а прибыль подавай!— Тихо! — рявкнул я, успокоив их одним-единственным злобным взглядом. — Что, вообще, за дела?— Разве ты не согласился драться со Слейдом в змеиной яме?— Да. Но…— На попятный пошел, — сказал Слейд со своеобычной грязной ухмылкой. — Все они, эти бродяги с «Морячки», такие…— ..!..! — завопил я, срывая тельник и прыгая в яму. — Иди сюда, так-твою-разэтак, я из тебя сделаю последнюю розу лета…Слейд соскочил в яму со своей стороны, и публика тут же принялась воевать за места поудобнее — кому-то, верняк дело, суждено было вовсе ничего не увидеть. Стенки ямы оказались твердыми и шершавыми, пол тоже — чего еще ждать от бетона? И никаких стульев для бойцов, понятное дело, не было.— Ну, — сказал тот, масляный, — начинаем решающую схватку между Стивом Костиганом с «Морячки», вес сто восемьдесят восемь, и Непобедимым Слейдом, вес сто семьдесят девять, с «Непотопляемого», чемпионом Филиппин по кулачному бою, каковой титул им был завоеван в этой самой яме! Раунд — три минуты, минутный перерыв, число раундов не ограничено! Побед «по решению судей» у нас не бывает! Бойцы дерутся до тех пор, пока кто-то один не отключится! Рефери — я. Правилами не запрещено ничто, кроме ударов ниже пояса. Разве что случайно… По команде «брэк» — расцепляться, бить можно в тот же момент, если желаете. Секундантов почтительнейше просят не бить бойцов противной стороны ведерком для воды! Готовы?— Сотня, что я разложу тебя, как половик, — сказал Слейд.— Принимаю, и еще сотня сверху! — прорычал я. Толпа принялась ругаться и вопить, хронометрист ударил по куску железа стволом шестизарядной пукалки, и драка началась.Я немедленно понял, что ввязался в бой при совершенно незнакомых условиях. Наряду со всем дозволенным в любом спортзале допускаются откровенные грубости. Простора для перемещений — никакого, падать в случае чего — на бетон, лампы, свисающие с потолка, почти не дают света, да плюс еще этакое неприятное чувство, будто заживо замурован, не говоря уж про мысли о дравшихся в этой яме змеях. Бр-р-р! Змей я, должен признаться, не выношу!Я прикинул так, что у меня как более тяжелого и мощного будет преимущество. Проворство Слейду не поможет, загоню его в угол да размажу по стенке. Однако не прошло и двух секунд, как выяснилось: все мои прикидки придется забыть. Слейд бился — точь-в-точь повзрослевший Малыш Гриффо. Не столько работал ногами, сколько нырял и ускальзывал из-под удара. Ну да, он-то и прежде дрался в этой яме, успел найти подходящую для себя манеру: перемещался едва-едва, чтобы только держаться на расстоянии, а удары мои все пропускал под мышкой, мимо шеи, над плечом или же поверх головы.Так вот, со звуком гонга я шагнул вперед, пригнулся и заработал обеими руками в обычном и единственном своем стиле. Слейд пропустил мою левую над плечом, парировал правую локтем и — бац! бац! — дважды ударил левой мне в лицо. А удар костяшками, доложу я вам, совсем другое дело, чем в перчатках. Он не так оглушает, зато гораздо больнее. Но терпеть боль я привык давно и потому просто продолжал наступать. Свинг левой в ребра заставил Слейда всхрюкнуть, а уж правой в корпус я промазал.Таково было начало того жестокого, кровопролитного боя без всякой денежной выгоды. Когда у меня выдавалось время на то, чтоб чувствовать хоть что-то, кроме Слейдовой левой, я ощущал себя диким животным, спущенным для драки в эту окруженную кольцом орущих, искаженных рож яму. Тот масляный тип, рефери, склонился над самым краем, рискуя упасть нам на головы, и, стоило войти в клинч, орал: «Брэк, так вашу растак!» — и тыкал нас тростью.Чтобы доставать до нас, ему приходилось бегать вокруг ямы и сыпать проклятиями, когда под ноги подворачивался кто-то из публики — словом, ругался он без умолку. В яме для него места не оставалось. Нам там и вдвоем было не повернуться.Немедля после того как я попал левой, Слейд повязал меня в клинче, наступил мне на ногу, ткнул пальцем в глаз и ударил правой в подбородок, едва мы расцепились. Слегка взбешенный подобным обхождением, я подобрал губу и едва не по запястье воткнул левую в его диафрагму. Похоже, ему это нисколько не понравилось. Он ответил левой в корпус и правой в голову и принялся за дело всерьез.Нырком уйдя от удара правой, он приблизился вплотную и принялся обрабатывать мое брюхо короткими тычками, а когда я в отчаянии вошел в клинч, выстрелил апперкотом с правой в грудь, сбив мне стойку. Не успел я восстановить равновесие, он всем весом толкнул меня, так что я порядочно ободрал плечо о шершавый бетон. Я взревел, высвободился, швырнул его через всю яму, бросился следом, но он как-то ухитрился сместиться в сторону, и я головой врезался в стенку. Бам-м-м! Перед глазами вспыхнули миллионы искр, я рухнул на пол, а тот, масляный, заорал:— Раздватричетырепять!..Я вскочил на ноги — со мной все было в порядке, только малость кружилась голова. Упырь тут же кинулся на меня, чтобы прикончить. Бац! Бац! Бац! Я ударил правой — это был бесподобный удар! — но он уклонился.— Осторожно, Упырь! — заорал тот гусь. — Парнишка-то опасен!— Я тоже!С этими словами Упырь рассек мне губу, увильнул от встречного правой и сам ударил правой под вздох, заставив меня охнуть. После этого он послал два удара левой в и так уже расквашенную мою физиономию, а вот следующий удар правой отчего-то пришелся мимо. Все это время я работал быстрыми и увесистыми свингами, но — разрази Бог! — это было все равно что бить привидение. А Упырь еще ловкими движениями оттеснил меня в угол, так что я и защищаться как следует не мог: едва отводишь руку назад в замахе — ударяешься локтем о стенку. Наконец я втянул голову в плечи и ринулся вперед, прорываться сквозь сыплющиеся на меня удары, надеясь на свой вес. Столкнувшись со Слейдом, я выбросил вперед руки, и оба мы рухнули на пол.Он, будучи проворнее, поднялся первым и ударил меня левой в голову, чуть за ухом, пока колено мое еще касалось пола.— Фол! — заорал кто-то из публики.— Заткнись! — рявкнул тот, масляный. — Эту встречу сужу я!Когда я поднялся, Слейд был совсем рядом, и мы обменялись правыми. Тут ударил гонг. Я отошел в свой угол и сел на пол, привалившись спиной к стенке. Парнишка мой перегнулся через край:— Надо тебе что-нибудь?— Ага, — говорю. — Вышиби мозги из того, такого-сякого, что с понтом «судит» наш матч.«Такой-сякой» в это время сунул рыло в яму с другой стороны и тревожно так шепчет:— Как думаешь, Слейд, раунда за два управишься?— Будь спок, — скривился Упырь, — удваивай ставки, утраивай! В следующем раунде уложу.— Да, ты у нас лучше, — заявил сей судия праведный.— Как с ним, вообще, хоть кто-то заключает пари? — спросил я.— А-а, — ответил мой парнишка, подавая мне губку — кровь утереть. — Некоторые вообще заложатся на что угодно. К примеру, я самолично поставил на тебя десять монет.— Что я выиграю?— Не-е. Что продержишься пять раундов.В это время зазвучал гонг, и я ринулся на ту сторону ямы с весьма достойным намерением — стереть Слейда с лица земли, да только опять плоховато соотнес мощь своего броска с размерами ямы. Слейду явно некуда было убраться с дороги, но он решил задачу, упав на колени и предоставив мне кувырком лететь через его голову. И не просчитался.— Фол! — закричал мой парнишка. — Он упал, когда его не били!А этот гусь морду скорчил:— Хрен те — «фол»! Слепому ясно, что он просто случайно поскользнулся!Поднялись мы со Слейдом одновременно, но мне от этого падения лучше вовсе не сделалось. Упырь пропустил мою левую над плечом и ответил левым хуком в корпус. За сим последовали прямой правой в зубы и левый хук в ухо. Я вошел в клинч и молотил его правой по ребрам, пока трость рефери не заставила нас расцепиться.И снова Слейд заманил меня в угол! Он-то в этой треклятой яме уже освоился, а я со своей привычкой к нормальному рингу все время забывал про тесноту, понимаете? Казалось, стоит шевельнуться — тут же натыкаешься на грубый цемент бедром или локтем или сдираешь шкуру с плеча. А на Слейде вовсе никаких отметин не было, кроме синяка на ребрах! Глаза мои от его прямых левой и тычков пальцем быстро заплывали, губы кровоточили, весь я был в ссадинах, но все же дела обстояли не шибко плохо.Словом, выбрался я снова на середину и до самого гонга обменивался с Упырем ударами, причем здорово попал ему в висок — так что он, к немалому моему удовольствию, зашатался и «поплыл». Словом, дела во втором раунде было немного, больше вязали друг друга в клинче.Зато третий раунд начался — точно ураган! Со звуком гонга Слейд вскочил, оказался в моем углу еще до того, как я успел подняться, ударил с левой, с правой, чем совершенно меня ошеломил, уклонился от моей левой, нырнул под правую и гвозданул мне в солнечное сплетение. Я согнулся вдвое. Да, этот малец, без сомнения, умел бить!Разогнувшись, я ответил левым свингом в голову и в бешеном ближнем бою пропустил по два хука с каждой руки — все заради того, чтобы раз попасть ему правой по ребрам. Слейд крякнул, попробовал было сбить меня на пятки, а когда это не удалось, пригнулся, боднул меня в брюхо, задел коленом подбородок и черт знает, что еще проделал бы, кабы я не прекратил на время эти процедуры, выбив из него прыть ударом правой сверху в затылок.Мы сцепились в клинче. Казалось, у любого осьминога щупалец меньше, чем у этого прощелыги рук, когда он входит в клинч! Всякий раз он ухитрялся не только связать меня до полной беспомощности, но и наступить на ногу, ткнуть пальцем в глаз или ребром ладони ударить по загривку. И вдобавок еще частенько притирал меня к стенке. Теперь вам, надеюсь, вполне понятно, с каким типом мне пришлось драться? Превосходство в весе и росте не давало никакого преимущества — тут требовались ловкость и быстрота. То, что Упырь был поменьше, как раз помогало ему, а не мне.Однако я тоже задал ему приличную колотовку. К концу третьего раунда Упырь щеголял отличным синяком и несколькими отметинами на ребрах. Тут-то это и случилось. Я пошел вперед, работая свингами, он шагнул в сторону, выбрался из угла и, пока я старался оторваться от стены, чтоб было место для замаха, пару раз здорово достал меня левой.Я ударил правой в корпус, и, хотя не думал, что попаду, Упырь, пошатнувшись, чуть приопустил руки. Я выпрямился, замахнулся правой и немедленно просек, что купился. Слейд переиграл меня. Стоило мне забыть об обороне и приподнять подбородок, он тут же ударил в него с правой. Голова моя треснулась о стенку так, что шершавый бетон рассек шкуру. Ошеломленный, не слишком-то понимая, что происходит, я отшатнулся от стенки — и прямехонько наткнулся челюстью на Слейдов кулак. Р-раз! В то же мгновение я сам изо всех оставшихся сил вогнал правую ему под сердце, и на пол мы рухнули вместе.Ох ты! Где-то далеко-далеко в вышине орали зрители, а лампы, свисавшие с потолка, казалось, плясали в густом тумане. А я понимал лишь одно: нужно как можно скорее подняться на ноги!Тот масляный тип принялся отсчитывать секунды нам обоим:— Раз… Два… Три… Четыре… Пять… Упырь, так твою растак, поднимайся! Шесть… Семь… Проклятье, Упырь, шевели копытами! Восемь… Хуан, бей в гонг! Что ты за хронометрист?!— Раунд еще не кончился! — заорал мой парнишка, видя, что я подтягиваю под себя ноги.— Кто здесь рефери?! — завопил в ответ этот склизкий гусь, выдергивая из кармана пушку сорок пятого калибра. — Хуан, бей в гонг! Девять…Хуан ударил в гонг. Секунданты Упыря спрыгнули в яму, уволокли его в угол и принялись приводить в чувство. Я уполз в свой. Там мой парнишка вылил на меня ведро воды, и мне здорово полегчало.— Как ты? — спросил он.— Отлично, — ответил я, хотя в голове еще все плыло. — В следующем раунде я из этого гуся половик сделаю. За честь и любовь прекрасной дамы. К славе наш маршрут пролег…Он пожал плечами и откусил от плитки жевательного табака.— Ладно. Бывает, людям еще хуже мозги отшибают…Четвертый раунд! Слейд заметно ослаб, однако в глазах его еще горел дьявольский огонек. Я, в общем, был в порядке, только ноги что-то отказывались работать, как надо. Слейд явно чувствовал себя куда лучше. Видя это или чувствуя, что теряет силы, он отбросил осторожность и начал обмен ударами.Публика обезумела. Правая! Левая! Правая! Левая! Я получал четыре удара за один, однако мои были гораздо мощней! Долго бой в таком темпе продолжаться не мог.Тот, масляный, вовсю орал на Упыря, что-то советуя, и скакал на самом краю ямы, точно чокнутый. Мы сцепились в очередном клинче, он нагнулся, чтобы, как обычно, разогнать нас тростью… Уж не знаю, сам он нагнулся дальше, чем надо, или ему кто-то пособил — в общем, он шмякнулся на нас в тот самый миг, как мы расцепились и снова начали обмен ударами. Ну, а свалившись промеж нас, он поймал челюстью чей-то правый кулак, рухнул ничком — и больше не вставал!Мы с Упырем по молчаливому соглашению приостановили военные действия, взяли нашего несчастного рефери за шкирку и за штаны, раскачали, выбросили наверх, а затем без единого слова возобновили бой. Конец был близок.Еще несколько ударов — и Упырь вдруг подался назад. Я последовал за ним, работая свингами с обеих рук, и тут увидел, что он прижат чуть не к самой стенке. Ха! Вот теперь-то не уйдет! Я ударил прямым правой в лицо, но он опять упал на колени. Уй-й-я! Кулак мой, пройдя вскользь по его тыкве, врезался в бетонную стенку…Треснула кость. Руку пронзило нестерпимой болью, и она бессильно повисла вдоль тела. Слейд, поднявшись, налетел на меня, но мучительная боль заставила вовсе забыть о нем. Это был конец, хотя я еще стоял на ногах. Упырь изо всех сил ударил левой, метя в челюсть, однако я поскользнулся в какой-то луже на полу, и удар пришелся по лбу. Я упал, но тут же услышал визг и поднял взгляд. Слейд корчился от боли, прижимая левую к груди.Нокдаун малость прочистил мне мозги. Рука мгновенно онемела, и боль поэтому почти не чувствовалась, а Упырь, видимо, сломал левую о мой череп, как многие до него. Ну, это только справедливо! Я вскочил, и Слейд с отчаянием во взгляде бросился на меня, полностью раскрывшись, ставя все на один завершающий свинг правой.Я нырнул под удар, вонзил левую ему в диафрагму и ею же ударил в челюсть. Он зашатался, руки его повисли, и тогда я послал левую «в пуговку», вложив в удар все, что только во мне оставалось.Упырь рухнул наземь.Человек восемь из публики выставили рыла над краем ямы и принялись считать — тот масляный гусь все еще был в отключке. Считали вразнобой, так что я как-то ухитрился опереться о стенку и, чтобы все было наверняка, держался, пока последний из них не сказал «десять». А уж после перед глазами моими все завертелось, я шмякнулся поверх Слейда и угас, точно фитилек в ночи.Ну, что было дальше, мы с вами пропустим — сам не шибко помню, как оно все продолжалось. Проснулся я лишь назавтра в полдень, и из постели, куда мой парнишка отволок меня накануне, выбрался только из-за того, что вечером «Морячка» поднимала якорь, а Ракель ла Коста дожидалась победителя, то бишь меня.И вот, у самого порога кабака, с которого все началось, сталкиваюсь я не с кем другим, как со Слейдом-Упырем!— Х-хе, — усмехнулся я, обозрев его наружность. — И ты еще смог подняться?— Ты на себя погляди.Что да, то да… Правая на перевязи, оба глаза подбиты, весь в ссадинах… Однако Слейду нечего было вякать — его левая была загипсована, во весь глаз красовался чернющий синяк, и физиономия была не лучше моей. Я от души понадеялся, что двигаться ему так же больно, как и мне. Хотя в одном он взял надо мной верх — шкуру о стенки ободрал куда меньше.— Где мои две сотни? — прорычал я. А он осклабился:— Хе-хе, попробуй получи! Мне сказали, что нокаут был неофициальным. Рефери его не зафиксировал! Значит, и победа твоя не засчитана.— Хрен с ними, с деньгами, подлый желторожий прохиндей! Я уложил тебя, и тому есть три десятка свидетелей, а вот здесь тебе что понадобилось?— Пришел встретиться со своей девчонкой!— Со своей? За что же мы вчера дрались?!— Ежели, — сказал он с диким блеском в глазах, — тебе и повезло меня побить, это еще не значит, что Ракель выберет тебя! Сегодня она сама скажет, кто ей больше по нраву, ясно? И после этого тебе придется убираться восвояси!— Отлично, — зарычал я, — я тебя честно побил и могу доказать это! Идем! Пусть она выбирает. А ежели не выберет лучшего, так я и еще раз тебя разложу! Давай, идем!Не тратя больше слов понапрасну, мы распахнули дверь и вошли. И, окинув беглым орлиным взглядом интерьер, увидели: сидит Ракель за столиком, подперев ладонями подбородок, и душевно этак смотрит в глаза какого-то смазливого офицерика в форме испанского ВМФ!Ну, значит, подвалили мы к столику. Она посмотрела на нас с удивлением. Ну, не ее вина — нас и впрямь нелегко было узнать…— Ракель, — вежливо начал я, — мы вот вчера бились, как вы нам велели, за вашу честную руку. И я, как следовало ожидать, победил. Однако вот этот олух бессмысленный думает, будто есть в вас какая-то скрытая приязнь к нему, и требует, чтобы вы сами, своими собственными розовыми губками, произнесли, что любите другого, то есть, значит, меня. Одно ваше слово — и я его вышвырну вон. Мое судно покидает порт сегодня вечером, а мне еще так много нужно сказать вам…А Ракель вдруг возмутилась:— Санта Мария! Какие такие дела? Что это такое — вы, два бродяги, приходить в таком виде и говорить вздор? Разве я виновата, если два громилы набить друг другу морда, так? Что мне до этого? Эти ее слова меня вовсе сбили с курса.— Но вы же сказали, идите, мол деритесь, и лучший из нас…— Я говорить: пусть лучший будет победить, так! Разве я давала какой-нибудь обещаний? Что мне два бродяги-янки, дерущиеся на кулаки? Ха! Иди домой, приложи на глаз бифштекс. Ты оскорбить меня, если говорить со мной на публика с разбитый нос и лицо в синяках!— Так ты не любишь никого из нас? — уточнил Упырь.— Я любить два горилла? Ха! Вот мой мужчина — дон Хозе-и-Бальза Санта-Мария Гонсалес!Сказала она так и тут же завизжала: мы с Упырем, не сговариваясь, одновременно ударили этого дона Хозе-и-Бальза Санта-Марию Гонсалеса, Упырь — правой, я — левой. Затем мы повернулись к ошарашенной Ракели спиной, взялись за руки, переступили через ее поверженного любимого, с достоинством вышли вон и навсегда исчезли из ее жизни.Так же молча ни о чем не сговариваясь, завернули мы в бар, присели к стойке, и я сказал:— Вот и кончен наш роман, и маршрут к славе завершился лишь разочарованием и обманом…— Все они — вертихвостки, эти бабы, — мрачно согласился Упырь.Тут мне кое-что вспомнилось.— Слушай! — воскликнул я. — А как насчет двух сотен, которые ты мне должен?— За что?— За то, что уложил тебя.— Стив, — Упырь этак по-братски положил мне руку на плечо, — ты ж понимаешь: я и не думал тебя надувать. В конце концов, Стив, оба мы с тобой моряки, только что втоптанные в грязь какой-то иностранкой. Оба мы американские матросы, хоть и пришлось встать друг против друга. Я тебе скажу: что было, то быльем поросло! Фортуна изменчива, сам знаешь. Мы с тобой дрались по-честному, на сей раз повезло тебе. Так давай же примем еще по одной и разойдемся в мире и согласии!— И ты не затаишь злобы, что я тебя уложил? — подозрительно спросил я.— Сти-ив, — ответил Упырь, вроде как в праведном гневе, — все люди — братья, и если тебе уж так повезло меня побить, это не поколеблет моих братских чувств! Завтра мы будем в море, разделенные многими милями… Так давай же вспоминать друг друга с братским уважением! Забудем старую вражду и старые распри! Пусть нынешний день станет для нас зарей новой эпохи — эпохи дружбы и чистосердечия!— А как насчет моих двух сотен?— Стив, ты ж понимаешь, я к концу увольнения всегда на нуле. Вот мое слово: отдам я тебе эти паршивые две сотни! Разве слова товарища недостаточно? А теперь давай выпьем за нашу грядущую дружбу и за дружбу между командами наших достопочтенных судов! Вот моя рука! Скрепим рукопожатием нашу дружбу. Никаким бабам впредь не разрушить ее! Счастливо, Стив! Счастливо! Всего тебе доброго!Ну, пожали мы друг другу руки и повернулись, чтобы идти. То есть я повернулся и тут же крутанулся обратно, как раз вовремя, чтоб уклониться от удара правой и вырубить Упыря схваченной со стойки бутылкой.
Оглавление
* * *