КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Тувинские сказки [Юрий Иовлев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ТУВИНСКИЕ СКАЗКИ

Для детей младшего школьного возраста

Предисловие

При слове «Тува» кто-то, должно быть, вспомнит, что читал «Слово арата» Салчака Тока, кто-то любовался переливчатым блеском тоджинских соболей на ВДНХ, кто-то слышал по радио тувинские мелодии, кто-то видел на юбилейном празднике танец «Звенящая нежность», кому-то из вас попадались треугольные и ромбовидные марки с всадником, рыбаком, охотником или почтовый конверт с видом кызыльского парка…

Тува — это Сибирь, Саяны, сердце (географический центр) Азии, край, где берет свое начало могучий Енисей. Из справочника мы узнаем, что Тува по своей площади больше Бельгии, Голландии, Дании и Швейцарии, вместе взятых. Недра Тувы богаты каменным углем, золотом, асбестом, солью, редкими металлами.

Богата не только природа, богаты и щедры ее люди. Тува — край замечательных тружеников: пастухов и охотников, лесорубов и геологов — строителей новой жизни.

Центр республики г. Кызыл — небольшой современный город, ему несколько десятилетий от роду. Здесь есть заводы, школы, техникумы, педагогический и научно-исследовательский институты, краеведческий музей имени 60 богатырей, широкоэкранные кинотеатры, национальный музыкально-драматический театр, библиотеки, книжное издательство.

На глазах меняется лицо Тувы. От дымного очага до огней электростанций, от импровизаций народных сказителей до больших художественных произведений, писателей-профессионалов, от дырявой юрты и берестяного чума до больницы и просторных домов культуры — таков путь тувинского народа, самого молодого в семье советских народов.

Тува с птичьего полета необычайно разнообразна: она вся пересечена быстрыми реками — притоками Енисея. Горные остроконечные вершины сменяются зелеными привольными долинами, пастбища чередуются с посевами, тайга — с кипучими поселками и городами.

В Туве можно проехать на любом виде транспорта — от самолета до тувинского конька-горбунка, маленького, мохнатого, крепконогого.

Каждое лето тувинские фольклористы выезжают «на охоту за сказками».

Люди старшего поколения охотно делятся своими воспоминаниями. Это очень разные по внешности и характеру люди: словоохотливые и молчаливые, подвижные и степенные, безбородые и убеленные сединами «аксакалы».

Еще недавно был жив знаменитый сказочник Тюлюш Баазанай. Рассказывают, что один бай проиграл ему прекрасного скакуна, — старик сумел выполнить его требование — триста сказок было рассказано в одну длинную холодную зиму. Настоящая тувинская Шехерезада!

В Туве любят сказки. В каждом доме встретишь книги тувинских сказок, книги о сказителях, таких как Ооржак Чанчы-хоо, Салчак Бичен, Ооржак Маннай. Их знают за много верст вокруг.

Сказителя брали с собой, чтобы скоротать время в тайге, сказителя приглашали раньше в далекие торговые караванные переходы до Монголии, Тибета и Китая.

Тувинские сказки рисуют картины борьбы богатырей со злобными, враждебными силами, с захватчиками и грабителями. Мифологически сказки отражают древние представления о природе, о происхождении местных названий.

Слушая эти сказки, ярко представляешь жизнь и быт народа, его думы и характер. Человек может быть счастлив в борьбе за лучшую жизнь — такова основная мысль сказок. Настоящее место на земле — человеку честному, трудолюбивому, смелому, бескорыстному.

Над селом уже давно опустилась ночь, закончен рабочий день, угомонилась детвора, выпито много зеленого чаю с молоком, а мы все сидим — слушаем и записываем. На лужайку перед юртой сказителя собралось много народу. Годы высушили и слегка ссутулили тоолчу — сказителя. Он поглаживает остренькую реденькую бородку, хлопает длинной трубкой о колено, прочищает ее и продолжает напевать сказку. Увлекаясь и вдохновляясь, он разводит руками, представляет героев в лицах, подчеркивает слова жестами и мимикой.

Тува… Начало лета, все цветет и радует глаз. Рассыпались желтые ромашки, огненной шапочкой мелькают золотые жарки, дружно цветет марьин корень, благоухает белопенная черемуха. Дальше дорога идет среди бескрайних полей. С перевала смотрим на поселок, раскинувшийся в долине между гор, у самой речки, прямыми улицами с новыми смолистыми домами, слышим деловой рокот трактора в поле: новая хорошая жизнь пришла в эти степи.

Вспоминаются стихи одного тувинского поэта:

В той сказке было все наоборот:
Верблюжий хвост — земной касался пыли,
Рога козла — врезались в небосвод,
И слабые — в ней силачами были.
Что я теперь бы сверху разглядел —
Назвать бы можно сказкой настоящей:
Страну, где столько интересных дел,
Горячее переполняет счастье.
И чудеса в обычае у нас,
Мы им привыкли верить без опаски.
И жизнь, людьми творимая сейчас,
Прекраснее любой волшебной сказки.
И взрослым и детям будут по душе слова мудрой сказки, и пусть их читают не только в Туве.

М. Хадаханэ.


Оскюс-оол

Жил-был Оскюс-оол. Бродил он по аалам, тем и кормился. Однажды пришел он в аал Караты-хана.

— Откуда идешь, Оскюс-оол? — спросил его хан.

— Лето наступает — ищу, где хойтпак[1] есть, зима наступает — ищу, где бора-быда[2] есть, — ответил Оскюс-оол.

— Так и быть, буду кормить тебя — летом хойтпаком, зимой бора-быда. Но за это будешь пасти семьдесят моих желтых козлов. Только смотри: в горы гоняй — в степь не пускай.

На другой день Оскюс-оол погнал семьдесят желтых козлов в горы, а они все норовили в степь повернуть. Совсем уморился Оскюс-оол, кричит-надрывается:

— Отрубит хан мои руки вместе с рукавами, снимет мою голову вместе с шапкой.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился седой старик с бородой до самого пояса.

— Почему ты кричишь-надрываешься, Оскюс-оол?

— Как же мне не кричать? Караты-хан приказал козлов в горы гнать, а они все в степь поворачивают — никак не остановишь.

— А ты не кричи. Заверни голову стада в гору и скажи: «Семьдесят желтых козлов, к земле «тактагалдай»[3]! — посоветовал старик и исчез.

Завернул Оскюс-оол голову стада в гору и сказал:

— Семьдесят желтых козлов, к земле «тактагалдай»!

Остановились козлы, как вкопанные. Сколько ни гнал их Оскюс-оол, — козлы ни с места.

— Ну и вредный старик — верблюд бродячий, стрела кривая! Должно быть, это сам черт за моей головой приходил, — закричал Оскюс-оол.

Вдруг, откуда ни возьмись, снова появился седой старик с бородой до самого пояса.

— Почему ты опять кричишь-надрываешься, Оскюс-оол?

— Как же мне не кричать? Козлы стоят как вкопанные. Как же я их в горы отгоню?

— А ты не кричи, скажи спокойно: «Семьдесят желтых козлов, от земли «бодара»[4]! — посоветовал старик и исчез.

Послушался Оскюс-оол старика и говорит:

— Семьдесят желтых козлов, от земли «бодара»!

Только сказал — козлы тотчас встрепенулись и побежали в гору.

Поздно вечером загнал Оскюс-оол стадо в загон и пошел спать в ханскую юрту. Стал Оскюс-оол искать место, где бы прилечь — не находит: вся кошма на полу занята ханскими слугами.

— Ты что не спишь, Оскюс-оол? — спрашивает ханша.

— Места не могу найти. Вся кошма занята, — отвечает Оскюс-оол.

— Ложись тогда прямо на земле, — распорядилась ханша.

Рассердился Оскюс-оол, вспомнил слова старика и потихоньку сказал:

— Хан и ханша, к земле «тактагалдай»!

Пришло утро, а хан с ханшей подняться не могут. Что делать? Пригласили на помощь ламу, а Оскюс-оолу приказали ему прислуживать. Совсем загонял Оскюс-оола прожорливый лама: девять заварок чаю выпил, целого барана съел. Потом совершил лама хурум[5].

Не помогает.

Смеется Оскюс-оюл. Увидел это лама и потихоньку спрашивает:

— Скажи мне, как помочь ханской беде?

Говорит тогда ему Оскюс-оол:

— Видишь, возле юрты бродит черный бык. Схвати его за хвост и прочитай молитву.

Лама тут же бросился за черным быком, схватил его за хвост и забормотал молитву.

А Оскюс-оол тотчас же прошептал:

— Лама, к хвосту черного быка «тактагалдай»!

Испуганный бык помчался в степь, а приставший к нему лама завопил диким голосом:

— Спасите! Помогите! Оскюс-оола держите! Это его проделки!

Приказал хан схватить Оскюс-оола, а тот сказал потихоньку:

— Ханские слуги, к земле «тактагалдай»!

Сразу все остановились точно вкопанные.

Тогда Оскюс-оол спокойно вошел в ханскую юрту, уселся на девятислойный олбук [6] и стал за обе щеки уплетать ханские сладости и лепешки.

— Пощади, Оскюс-оол, — просит хан. — Я отдам за тебя мою дочь, выделю скот из моего скота, добро из моего добра. Поставлю тебе белую юрту.

Поверил Оскюс-оол хану и тихонько сказал:

— Хан и ханша, ханские слуги, от земли «бодара»!

Тотчас все ожило. Приказал тогда хан:

— Заколите священного белого быка!

«Вдоволь теперь мяса наемся», — обрадовался Оскюс-оол.

Ухмыльнулся зло хан, приказал зашить Оскюс-оола в бычью шкуру и бросить в Кара-Суг.

Закрутила, понесла Оскюс-оола быстрая речка. Совсем уж было задохнулся Оскюс-оол, да выловил его бедный рыбак.

Выскочил на волю Оскюс-оол, а старик рассердился:

— Что ты не даешь человеку рыбу ловить?

— Не сердись, старик. Злой Караты-хан хотел погубить меня, — сказал Оскюс-оол и отправился в путь.

Приходит он в ханский аал, а там уже никого нет. Откочевал хан на новое стойбище.

Семь перевалов одолел Оскюс-оол, через семь рек перебрался, но все-таки нашел ханский аал.

Ночью он подошел к ханской юрте и тихо сказал:

— Хан и ханша, к земле «тактагалдай»!

Потом он вывел из загона самого жирного барана и погнал его к старому рыбаку.

Настало утро, а хан с ханшей подняться не могут.

Догадался Караты-хан, что жив Оскюс-оол.

Созвал он столько своих подданных, сколько волосинок у семи собак, и отправил их на поиски.

На девятый день два прислужника разыскали Оскюс-оола и говорят ему:

— Хан приказал привести тебя.

— Не пойду к хану, — ответил им Оскюс-оол.

Узнал хан об ответе Оскюс-оола и приказал:

— Запрягите вороного коня, возьмите черного соболя с белыми лапками, приторочьте черный когэржик[7] с шестью горлышками и все это отвезите Оскюс-оолу.

Выполнил слуга приказ хана — передал Оскюс-оолу вороного коня, преподнес ему черного соболя с белыми лапками и стал угощать аракой[8] из черного когэржика с шестью горлышками.

Отказался Оскюс-оол от ханского подарка:

— Не подкупит меня хан своими дарами. По своей воле поеду к нему.

Приехал, смотрит — совсем плохой лежит хан.

— Возьми мою дочь, — умоляет хан. — Бери скот из моего скота, добро из моего добра. Поставлю я тебе белую юрту. Клянусь тебе острием моей боевой стрелы — не обману на этот раз!

— Вот видишь, не справиться тебе со мной, хан, — засмеялся Оскюс-оол и потихоньку сказал:

— Хан и ханша, от земли «бодара»!

Поднялись хан с ханшей. Отдал хан Оскюс-оолу добро из своего добра, скот из своего скота, поставил ему белую юрту. Выдал за него свою дочь.

Стал Оскюс-оол вместо хана управлять. Долго и счастливо жил он.


Оскюс-оол и Золотая царевна

Давным-давно был на свете удалой молодец по имени Оскюс-оол. Жил он со своим старым-престарым отцом в ветхом чуме, и было у них всего-навсего семь коз.

Оскюс-оол пас коз и ухаживал за своим старым отцом — готовил еду, кипятил ему чай с шенне[9].

Однажды старику стало совсем плохо. Загоревал Оскюс-оол:

— Не было меня — ты породил меня. Родился я — ты взрастил меня. Что случилось с тобой, чем помочь тебе?

Погладил старик сына по голове и сказал тихим голосом:

— Ничем нельзя помочь мне, сын мой. Я пришел на край жизни. Хорошо бы напоследок отведать наваристый суп, полежать на мягкой шкуре. Да жаль, скота у нас мало — козы тебе самому нужны будут.

— Зачем мне скот, отец, если тебя не будет? — сказал Оскюс-оол и заколол козу. Шкуру отцу постелил, а из мяса суп сварил.

Каждый день он готовил наваристый суп, кипятил чай с шенне, а отец плел из козьей шерсти пестрый таар[10].

Когда была съедена последняя коза, старик кончил плести таар и позвал сына.

— Настал, сынок, мой последний день. Нечего мне тебе оставить, кроме вот этого пестрого таара. Сердце у тебя доброе — не пропадешь. Похорони меня у склона Арзайты-горы, где лежит белый камень, а сам иди к Золотому озеру и живи там. Только смотри, нигде не останавливайся.

К утру старик умер.

Заплакал-загоревал Оскюс-оол и пошел выполнять наказ отца. Нашел у склона Арзайты-горы белый камень, похоронил там отца и отправился прямо на север.

Много дней и ночей шел Оскюс-оол по глухой тайге, а Золотого озера все не было видно. На одном из перевалов встретил белобородого старика на белом коне с белым вьюком.

— Как твое имя-прозвище? Откуда идешь, куда путь держишь, парень? — спросил старик.

— Зовут меня Оскюс-оол. Иду с южной стороны к Золотому озеру. Далеко ли мне идти еще, дедушка?

— Никогда не добраться тебе, парень, до Золотого озера! — сказал насмешливо белый всадник и ускакал прочь.

«Борода белая, конь и вьюк белые, а душа у старика, видно, черная», — подумал Оскюс-оол и пошел дальше.

На перевале другой горы встретил он чернобородого старика на черном коне с черным вьюком.

— Как твое имя-прозвище? Откуда идешь, куда путь держишь, парень? — спросил старик.

— Зовут меня Оскюс-оол. Иду с южной стороны к Золотому озеру. Далеко ли мне идти еще, дедушка?

— Спустишься с горы и увидишь на реке Чинге-Кара-Хем аал Бай-хана. От него до Золотого озера три дневных перехода. Доброго пути тебе, сынок! — ласково сказал старик и отправился дальше.

«Борода черная, конь и вьюк черные, а душа у старика, видно, светлая», — подумал Оскюс-оол и пошел дальше.

У реки Чинге-Кара-Хем увидел он большой аал и вокруг такое множество скота, словно караганника[11] в степи.

«Видно, очень богат этот Бай-хан», — подумал парень и зашел в черную юрту.

— Откуда идешь, куда путь держишь, сынок? — спросил его старик — хозяин юрты.

— Иду с юга к Золотому озеру.

— Оставайся у нас, отдохни, — сказал старик. — Завтра будет большое состязание. У хана есть дочь, и к ней съехалось много богатых женихов. Кто быстрее всех принесет воды из-за Кара-Даг горы, тому хан свою дочь отдаст.

Решил Оскюс-оол испробовать свои силы, попросил утром у старика ведро и пошел к ханской юрте. Здесь уже собрались тридцать женихов с ведрами, все здоровые, сильные, друг на друга зло поглядывают, начала ждут.

Увидели они, что оборванный парнишка хочет состязаться с ними и стали надсмехаться над Оскюс-оолом.

Взмахнул хан шелковым платком, и все побежали к черной горе. Не успели женихи за гору перевалить, а Оскюс-оол, с малых лет привыкший бегать по горам за козами, уже обратно спешит.

Отдал Оскюс-оол хану ведро с водой и говорит:

— Мне пора в путь. Не нужна мне ваша дочь, не могу я здесь оставаться — отец велел идти к Золотому озеру.

И Оскюс-оол отправился дальше.

Два раза всходило и заходило солнце, а Оскюс-оол все шел на север. А когда взошло солнце в третий раз, увидел он Золотое озеро. По всему берегу кучками лежала сушеная рыба.

«Прав был отец, здесь я всегда буду сытым», — подумал парень и остался тут жить.

Как-то раз, бродя по берегу, Оскюс-оол увидел, как два рыбака поймали золотую рыбку и хотели ее в котел бросить. Жалко стало Оскюс-оолу рыбку, и он попросил:

— Отдайте ее мне.

— А ты что нам дашь взамен? — спросили рыбаки.

— У меня ничего нет, кроме пестрого таара — подарка отца. Хотите — берите, только рыбку не губите.

Видят рыбаки — хороший таар у Оскюс-оола, и согласились.

Вырыл он около берега ямку, наполнил озерной водой и пустил туда золотую рыбку. Ярче солнечных лучей засияла, заискрилась в воде золотая рыбка. Целый день любовался ею Оскюс-оол, даже во сне она, лучезарная, снилась.

Наутро он увидел, что в ямке около золотой рыбки появилось множество всякой рыбы. Обрадовался Оскюс-оол, часть рыбы он съел, часть засушил. Каждое утро ямка с золотой рыбкой вновь наполнялась рыбой.

Как-то утром пришел Оскюс-оол за рыбой, глядь, а там пусто.

Загоревал Оскюс-оол. Идет вдоль берега с поникшей головой и все думает о золотой рыбке. Вдруг видит — взбурлилось озеро, и на берег выскочил краснолицый старик в собольей шапке на огненно-красном коне. Подскакал он к Оскюс-оолу и говорит приветливо:

— Хозяин Золотого озера Далай-хан[12] зовет тебя к себе, Оскюс-оол.

«Зачем я ему понадобился?» — удивился Оскюс-оол, но ослушаться не посмел. Сел позади всадника. Зазвенело-засвистело у него в ушах, и в один миг оказался он на дне озера.

— Не хочу я тебе плохого, Оскюс-оол, — сказал ему краснолицый старик. — Смело иди во дворец Далай-хана. Ты спас жизнь его дочери, когда она играла в Золотом озере. Не бери у хана ни скота, ни добра. У ног хана увидишь маленькую рыжую собачку. Вот ее и проси.

Пошел Оскюс-оол по дороге, усыпанной золотым песком, и вскоре увидел юрту из белой парчи, да такую большую, что на девяти конях вокруг не обскачешь. Около юрты паслось такое множество скота, словно караганника в степи.

Навстречу Оскюс-оолу выбежали ханские слуги и с почетом повели его в юрту. Там его уже ждал Далай-хан — старик с длинной зеленой бородой, в халате из зеленого тонкого шелка.

Усадил он Оскюс-оола на белый девятирядный олбук и стал угощать крепким чаем, сладостями и лепешками. А потом приказал слугам:

— Выделите Оскюс-оолу добро из моего добра, скот из моего скота!

— Не надо мне добра из вашего добра — негде мне хранить его. Не надо мне скота из вашего скота — негде мне пасти его. Подарите мне лучше ту собачку, что у ваших ног лежит, — сказал Оскюс-оол.

Взглянул Далай-хан на собачку — заплакал, посмотрел на Оскюс-оола — засмеялся. Потом привязал к собачке волосяную веревку, обнял Оскюс-оола, дал ему поводок в руки и велел краснолицему старику отвезти гостя на берег Золотого озера.

«Зачем я взял собачку? Какая от нее польза? Зря послушался краснолицего старика», — подумал Оскюс-оол и отпустил собачку.

А собачка тотчас побежала в лес и скоро вернулась обратно с зайцем в зубах.

«Умная собачка», — подумал Оскюс-оол, наевшись вдоволь жареной зайчатины. Так каждый день собачка приносила ему то зайцев, то водяную дичь, и он был сыт и доволен.

Однажды утром проснулся Оскюс-оол, смотрит — нет собачки. Встревоженный Оскюс-оол пошел ее разыскивать. Следы вели к Золотому озеру.

«Ушла, наверное, домой, к хану», — подумал он и запечалился. Идет он вдоль берега и вдруг опять видит собачьи следы, но теперь они идут уже от озера.

Следы привели его к большой юрте. Робко вошел Оскюс-оол в юрту и замер от удивления.

Видит: сидит на дорогом ковре Золотая царевна, излучая сияние луны и солнца. Черные косы у ней так толсты, что руками не обхватишь, так длинны, что размахом рук не измеришь. Спускались они с плеч до самой земли, где лежала шкура рыжей собачки. Нежно и звонко рассмеялась Золотая царевна при виде растерянного Оскюс-оола:

— Не удивляйся, Оскюс-оол. Я — единственная дочь Далай-хана. Ты спас мою жизнь, — ты и будь хозяином моей юрты. Ешь, а я пойду за водой.

Взяла царевна серебряные ведра и пошла к озеру.

Налил Оскюс-оол себе чаю из серебряного чайника, положил лепешки на золотую тарелку. Ест-пьет, а сам все думает: как бы так сделать, чтобы не обращалась больше Золотая царевна в рыжую собачку, чтобы он всегда мог ее красотой любоваться. Решил Оскюс-оол сжечь шкуру и бросил ее в огонь.

Вернулась Золотая царевна с водой, догадалась обо всем и запечалилась:

— Напрасно ты сжег шкуру рыжей собачки, Оскюс-оол. В ней я скрывалась от недобрых глаз. А теперь нас могут разлучить злые люди.

— Не боюсь я, Золотая царевна, злых людей, когда ты со мной, — ответил ей на это Оскюс-оол. И стали они счастливо жить-поживать. Но пришло время и вспомнил Оскюс-оол про укор Золотой царевны.

Однажды охотился Караты-хан со своими слугами в черной тайге. Охота была неудачной.

— День прошел, ни одному зверю душу не выпустил, — сердился Караты-хан. — Убил только одну кедровку. Наверно, Оскюс-оол спугнул всех зверей.

Позвал Караты-хан двух слуг и приказал:

— Эй, парни! Идите к Оскюс-оолу и зажарьте на его очаге кедровку, да посмотрите, как он живет. Потом расскажете.

Оскюс-оол в это время ловил рыбу в Золотом озере. Пришли слуги Караты-хана к нему в юрту, увидели Золотую царевну и пали перед ней на землю — слова вымолвить не могут. Рассердилась на них Золотая царевна:

— Что вы за люди? Зачем пришли? Почему молчите?

— Мы люди Караты-хана. Послал он нас в вашу юрту зажарить кедровку, — отвечают слуги.

— Ну, что ж, делайте тогда свое дело, — сказала царевна и помешала угли в очаге.

Положили слуги кедровку в огонь, да и забыли про нее — глаз с Золотой царевны не сводят. Сгорела кедровка, а слуги до захода солнца все любовались царевной. Смотрят — наглядеться не могут.

— Пасмурное небо проясняется, пришедший гость домой возвращается, — сказала царевна.

— Глядя на вас, мы забыли о приказании хана, — отвечали слуги. — Убьет нас за это хан.

И стали слуги просить Золотую царевну помочь им в беде. Сжалилась над ними царевна, сделала из муки и мяса новую кедровку.

— Отнесите вашему хану, но обо мне ничего не говорите. Если проговоритесь, то станете могильными камнями.

Вернулись слуги и с поклоном подали хану кедровку.

Посмотрел хан и заругался:

— Худое это мясо и зажарили плохо. Ешьте сами.

Стали слуги есть да расхваливать кедровку. Потекли у хана слюни.

— Говорят, охотник не должен отказываться от любой добычи, — сказал хан и отобрал кедровку. Попробовал и чуть палец свой не откусил — таким вкусным показалось ему мясо. Ест хан кедровку и спрашивает слуг:

— Что видели в юрте Оскюс-оола, как он живет?

Желая угодить хану, стали было слуги наперебой рассказывать о красоте Золотой царевны, но тотчас превратились в могильные камни.

Удивился хан и стал думать, как бы обменяться с Оскюс-оолом женами — надоела ему старая некрасивая жена.

«Зачем бедняку красивая жена? — думал хан. — Найдется ей место в моей юрте», — и решил наутро поехать к Оскюс-оолу, самому посмотреть Золотую царевну.

А Оскюс-оол в это время вернулся домой довольный, с богатым уловом. Все рассказала ему царевна. Пожалел тогда Оскюс-оол, что сжег рыжую шкуру, и печальный лег спать.

Утром он опять ушел к Золотому озеру, а вскоре к его юрте подскакал Караты-хан. Вошел он в юрту, увидел Золотую царевну, излучающую свет луны и солнца, и забыл, что нужно поздороваться и сесть на почетное место. Так простоял он столько времени, за которое можно выпить семь новых заварок чаю. Ноги у него отекли. Наконец он открыл рот и поздоровался.

— Какой странный хан! — сказала насмешливо Золотая царевна. — Приходит утром, здоровается вечером.

Стыдно стало хану, выбежал он из юрты и помчался в свой аал. Потерял хан покой, есть-пить не может. Однажды утром, едва занялась заря и верхушки камней стали золотисто-пестрыми от солнца, послал хан гонцов за Оскюс-оолом.

Привезли гонцы Оскюс-оола. Говорит ему хан:

— Хочу оказать тебе милость. Три дня и три ночи будешь жить в моей юрте, а я — в твоей.

Что делать? Ханскому слову не поперечишь. Остался Оскюс-оол в юрте Караты-хана, стали ему прислуживать ханские слуги — еду подносить, араку наливать. От всего отказался Оскюс-оол, думал он только о своей солнцеликой красавице.

А Караты-хан в это время сидел в юрте Оскюс-оола и глаз не сводил с Золотой царевны. Не заметил, как день прошел. Говорит Золотая царевна:

— Оскюс-оол никогда не забывал закрывать дымоход на ночь.

Выскочил хан из юрты, закрыл дымоход, а сойти с места не может. Это его царевна заворожила. Так и простоял он всю ночь возле юрты.

Только утром хан очнулся и вошел в юрту, а Золотая царевна уже чай разливает, насмешливо спрашивает:

— Где вы ночевали, хан?

— Юрту караулил, вас от злых людей оберегал, — соврал хан.

Опять весь день просидел хан в юрте, любуясь Золотой царевной. Вечером попросила его царевна прикрыть дверь юрты.

Схватился хан за дверь, а царевна тут его и заворожила. Всю ночь простоял он у двери.

Только утром очнулся хан. А Золотая царевна уже чай разливает и спрашивает:

— Почему вы спать не ложились?

— Всю ночь злые люди в юрту стучались, а я дверь держал, — соврал опять хан.

Взглянул хан на Золотую царевну и весь день глаз не мог отвести.

Вечером говорит хану Золотая царевна:

— Покурите, хан, и ложитесь спать. Вы две ночи не спали. Достал хан трубку и стал прикуривать от головешки, а царевна тут его и заворожила. Всю ночь просидел хан у очага. Только утром он раскурил свою трубку.

— Я за огнем смотрел, чтобы в юрте тепло было, — соврал хан и опять весь день глаз не сводил с Золотой царевны.

— Три дня прошло. Сейчас Оскюс-оол придет. Расскажу ему о вашей заботе, хан, — говорит царевна, а сама смеется.

Посрамленный хан вскочил на коня и пустился во весь дух в свой аал. Вошел в юрту и закричал на Оскюс-оола:

— Пошел вон, несчастный. Завтра пойду на тебя войной.

Вернулся опечаленный Оскюс-оол домой. Рассказала Золотая царевна, как она хана проучила. Рассмеялся Оскюс-оол, а потом вспомнил про угрозу хана и загрустил.

— Что случилось, Оскюс-оол? — спрашивает его царевна.

— Завтра Караты-хан на меня войной пойдет.

— Ах, какой хан вредный! — воскликнула Золотая царевна и научила мужа: — Спеши к Золотому озеру и попроси Далай-хана помочь нашей беде.

Послушался Оскюс-оол и поскакал к Золотому озеру.

Услышал его просьбу Далай-хан. Выскочил из озера ханский прислужник на черном коне и подал Оскюс-оолу железный ларчик.

Удивился Оскюс-оол: «Какая польза от этого маленького ларчика, когда хан на меня войной идет?»

Отдал Оскюс-оол ларчик Золотой царевне.

Рано утром, когда занялась заря и верхушки камней стали золотисто-пестрыми от солнца, услышал он шум и вышел из юрты. Видит — войско Караты-хана кольцом окружило его аал. Рассказал он об этом Золотой царевне, а та его успокаивает:

— Не бойся. Садись чай пить.

Вскоре слышит Оскюс-оол — шум стал еще сильнее. Выбежал из юрты и увидел: войско Караты-хана в два кольца окружило его аал. Закричал он Золотой царевне, а та его успокаивает:

— Не бойся. Пей чай.

Не успел Оскюс-оол одну чашку выпить, как раздался шум сильнее прежнего. Как стрела выскочил Оскюс-оол из юрты и видит — войско Караты-хана в три кольца окружило его аал. Завопил тогда Оскюс-оол.

— Вот теперь — время, — сказала Золотая царевна и открыла железный ларчик. Оттуда выскочили железные люди с красными мечами и черными палицами.

— Разгоните войско Караты-хана и вернитесь опять в ларчик! — приказала Золотая царевна.

Успокоился Оскюс-оол при виде железного войска и пошел в юрту чай допивать.

А железные люди быстро разогнали, развеяли войско Караты-хана, а его самого взяли в плен.

Забрал Оскюс-оол ханское добро и скот, которого было так много, словно караганника в степи. Хана и ханшу заставил скот пасти.

Долго и счастливо жил Оскюс-оол с Золотой царевной.


Оскюс-оол и Дилгижек

Было это давным-давно, когда озеро Сут-Холь[13] было еще маленькой лужей, а хребет Сюмбер-Ула[14] — маленькой сопкой.

Жил-был бедный пастух Оскюс-оол. Не было у него ни отца, ни матери. Пас он и в жару и в холод овец Караты-хана, у которого добра было выше плеча, а скота — выше головы. Летом Оскюс-оол пил сыворотку, а зимой ел ханские объедки. На глазах его слезы не высыхали, с сердца печаль не сходила.

Однажды случилась беда — маленький ягненок запнулся о камень и сломал ногу.

— Убьет меня Караты-хан. Отрубит он мои руки вместе с рукавами, снимет мою голову вместе с шапкой, — заплакал Оскюс-оол.

Стоит он, понурив голову, и думает: «Не уйти мне от лезвия ханской сабли, не спастись от конца ханского бича».

В это время пробегал мимо красный лис — Дилгижек. Увидел Оскюс-оола и спрашивает:

— Что ты плачешь, Оскюс-оол?

— Как же мне не плакать? Ягненок ногу сломал. Некому за меня заступиться — не быть мне теперь в живых.

— Как некому за тебя заступиться? А я на что? Положись на меня во всем, и я тебе помогу. Человек должен быть счастлив. Тебя надо женить на Премудрой царевне, дочери Курбусту-хана[15].

— Опомнись, Дилгижек! Что ты говоришь? Мне такое и во сне не приснится. Это все равно, что рукой небо достать.

— Ничего, это уж мое дело. Я побегу к Курбусту-хану, а ты жди меня здесь.

Схватился Дилгижек за семицветную радугу и побежал по ней в верхний мир в аал Курбусту-хана.

Забежал он в юрту Курбусту-хана, низко поклонился:

— Здравствуйте, Курбусту-хан. Пришел я от Караты-хана. Хочет он женить своего сына на вашей дочери.

— Ну, что ж, — ответил хан, — я не прочь породниться с богатым человеком. Веди ко мне жениха.

Обрадованный Дилгижек побежал к Оскюс-оолу и принялся мыть его в теплой воде Кара-Хема. Потом оглядел его со всех сторон и видит: стоит перед ним стройный, как пихта, молодец с черными, как черемуха, глазами.

Довольный Дилгижек взял его с собой, и по семицветной радуге они поднялись к Курбусту-хану.

Перед аалом хана Дилгижек говорит Оскюс-оолу:

— Подожди меня здесь, братишка. Побегу добывать тебе одежду.

Вбежал Дилгижек к хану и заревел во весь голос:

— Ой, беда пришла! Осталась моя шея без головы.

— Что случилось? — испугался хан.

— Не смею доложить, — плачет хитрый Дилгижек. — Не знаю, как и сказать. Вы знаете, что ноги у меня легкие, на слова я красноречив, и сам не промах. Я уже передал ваш ответ Караты-хану. Отправились мы с женихом в путь, и застал нас в дороге ливень. Остался жених без одежды. Просто беда. Что теперь делать, хан?

— Эй, слуги! — закричал хан. — Принесите одежду для сына Караты-хана. А ты отнеси ему.

Побежал Дилгижек проворно к Оскюс-оолу, нарядил его в черную соболью шапку, синий шелковый халат, в черные идыки[16]. Подпоясал его алым шелком и наказал ему:

— Смотри не забудь: твой отец Караты-хан, и имя твое — Чечен-Тажы. Держись гордо, до земли не кланяйся.

Вошли они в юрту Курбусту-хана. С великим почетом хан встретил гостей, стал угощать дорогими кушаниями. Понравился ему Оскюс-оол:

— Двум ханам надо породниться. Пусть Чечен-Тажы остается у меня пировать, а ты, Дилгижек, беги к Караты-хану. Скажи, чтобы ждал нас через три дня.

— Хорошо, хан, исполню. Только разрешите дать Чечен-Тажы маленький наказ с глазу на глаз. Он ведь еще молодой да глупый.

Разрешил хан. Вышли они из юрты, Дилгижек и говорит:

— Ну, Оскюс-оол, все идет хорошо, но дел впереди еще много. Я все устрою, ты только не бойся. Я твой названый брат — шестерых обхитрил, пятерых обвел.

И Дилгижек побежал прямехонько в аал Караты-хана. Вбежал он в белую ханскую юрту, хвост опустил, уши пугливо прижал, сам весь дрожит и визгом визжит.

— Что случилось, Дилгижек? — перепугался хан.

— Был я в верхнем мире у Курбусту-хана, — говорит, Дилгижек, а сам заливается слезами. — В великом гневе хан: «Не оставлю ничего живого! Молнией все сожгу!» А ведь солнце желанно, а жизнь дороже золота. Вот я и мечусь, не могу места найти, где нам с тобой спрятаться. А я не придумаю — никто не придумает.

Задрожал хан от страха, зубами стучит, слезами обливается — помощи просит.

А Дилгижеку только того и надо:

— Выйди, хан, из юрты — посмотри на небо.

Вышли они. Видит хан, огромная туча надвигается.

— Это Курбусту-хан спешит, — говорит Дилгижек.

Кинулся Караты-хан перед ним на колени. Пуще прежнего помощи просит.

— Надумал! — радостно завопил Дилгижек. — Выкопай за аалом яму в семьдесят сажен и отправляйся туда со своей свитой. Прикажи подвезти к яме валун на ста верблюдах и завалить им вход. А потом я тебя вызволю оттуда.

Ударил хан в большие литавры — собрал народ и заставил яму копать. Спрятался хан со свитой в этой яме и приказал вход большим валуном завалить.

Обратился тогда Дилгижек к людям:

— Караты-хан держал вас только на сыворотке, хоть добра у него выше плеча, скота выше головы. Когда он зол бывает — голову с плеч снимает. Когда злость пройдет — только кровь понемногу сосет. Пусть пастух верблюдов старый Сал-Буурул будет ханом, а Оскюс-оол — его сыном.

Согласился народ.

Через три дня по семицветной радуге Курбусту-хан вместе с женихом и невестой спустился в аал Караты-хана.

Три дня, три ночи все веселились и праздновали свадьбу Оскюс-оола с Премудрой царевной.

После пира отозвал Дилгижек Курбусту-хана в сторону.

— Помогите нам, хан. Около аала под валуном слышится какой-то гул. Должно быть, черти завелись, скот пугается.

— Хорошо, — ответил Курбусту-хан. — Только завтра не гоняйте скот мимо валуна.

На другой день черная туча обволокла валун и разбила его молнией в прах. Не осталось от хана и его свиты даже мокрого пятна, чтобы суслику лизнуть.

Долго и счастливо жил Оскюс-оол со своей Премудрой царевной. Дилгижек всегда был их самым желанным гостем и первым советчиком.


Мудрая девушка

Было это давным-давно, когда еще рога козлов в небо упирались, а хвосты верблюдов по земле волочились. В устье реки Кара-Хем жил бедный старик Сумелдей. Была у него единственная дочь Чечен-кыс, она во всем отцу помогала.

Однажды Сумелдей отправился к богатому Ай-хану попросить молока. Долго ли, коротко ли шел Сумелдей, наконец увидел он ханский аал. Зашел в юрту и видит — хан сердит, свита молчит, чай в чайнике давно остыл. Поклонился старик Ай-хану и попросил молока.

Усмехнулся Ай-хан и говорит:

— Отгадай сперва, Сумелдей, мою загадку: «Посреди озера Когелдей стоит большое дерево — на одной стороне пятнадцать веток зеленых, а на другой стороне пятнадцать веток сухих». Не отгадаешь — отрублю твои руки вместе с рукавами, сниму твою голову вместе с шапкой. Иди, а завтра придешь с ответом.

Печальный идет домой Сумелдей. Вышла навстречу ему Чечен-кыс и спрашивает:

— Отчего, отец, ты такой печальный?

Рассказал старик о загадке хана.

— Не печалься, отец, — говорит Чечен-кыс. — Пойди к хану и скажи, что озеро — это небо, дерево — это луна. Пятнадцать зеленых веток — дни полнолуния, пятнадцать сухих веток — дни неполной луны.

Повеселел старик. Наутро поспешил к хану.

Услышал Ай-хан ответ старика — сердитым стал:

— Верно, Сумелдей. Узнай мне теперь — сколько лет исполнилось черному медведю с белой головой. Не угадаешь — с жизнью прощайся.

Печальный побрел домой Сумелдей. Вышла навстречу ему Чечен-кыс и спрашивает:

— Отчего, отец, ты опять такой печальный?

Рассказал старик о новой загадке хана и заплакал:

— Не гаснувший огонь моего очага теперь погаснет. Не умер я раньше — теперь умру, дочка.

— Не печалься, отец. Найди мне лучше в тайге шесть черепов, — попросила его Чечен-кыс.

Разыскал Сумелдей в тайге шесть черепов, принес в юрту.

Привязала Чечен-кыс три черепа справа и три слева к одежде старика и говорит:

— Иди, отец, на перевал Арзайты-горы и жди там.

Взобрался старик на перевал и ждет. Вдруг видит — из густой тайги вылез черный медведь с белой головой. Подошел к старику поближе, стал разглядывать:

— Шестьдесят лет прожил я на северном склоне, пятьдесят лет прожил на южном склоне, сто десять лет мне, но когда еще не видел семиголового человека, — удивленно сказал медведь и быстро заковылял прочь.

Обрадовался старик, пошел к хану с ответом.

Услышал хан ответ Сумелдея и послал свое войско разузнать — сколько лет медведю. Устроили воины облаву на медведя, схватили его и стали бить прутьями. Взвыл медведь:

— Шестьдесят лет прожил я на северном склоне, пятьдесят лет прожил я на южном склоне, сто десять лет мне, но никогда еще меня не били так сильно.

Поскакали тогда воины к хану и говорят:

— Хан, старик правду сказал. Черному медведю с белой толовой сто десять лет.

Рассердился хан и решил снова испытать Сумелдея:

— Ну, старик, если ты и впрямь такой мудрый, сделай мне завтра из золы веревку. Я сам приеду посмотреть.

Печальнее прежнего вернулся домой старик и заплакал:

— Беда пришла, дочка. Приказал хан из золы веревку сделать. А как я ее сделаю?

— Не печалься, отец. Принеси мне две барбы[17] осоки, — попросила его Чечен-кыс.

Нарвал старик осоки и принес дочери. Чечен-кыс свила из нее веревку, а потом подожгла.

Утром, как только заиграла заря и камни стали золотисто-пестрыми от солнца, приехал хан. Смотрит и удивляется: перед юртой веревка из золы лежит. Разозлился хан и умчался обратно. Снова вызвал Сумелдея к себе в юрту, а сам думает: «Простой человек умнее хана оказался».

— Вот что, старик, даю тебе шесть быков, а ты к утру приготовь простоквашу из их молока. Не сумеешь сделать — худо тебе будет.

Печальный пригнал домой Сумелдей быков и рассказал Чечен-кыс о ханской задаче.

— Не печалься, отец. Отведи быков в загон и ложись спокойно спать, — успокоила старика дочь.

Утром, как только заиграла заря и камни стали золотисто-пестрыми от солнца, приехал хан.

Смотрит, перед юртой сидит Чечен-кыс — волосы расчесывает.

— Скажи, девушка, сколько у тебя волос на голове?

— А сколько оставил следов ваш конь от ханского аала до нашей юрты? — бойко спросила Чечен-кыс и засмеялась.

Не смог хан ответить на вопрос и поспешил в юрту. Остановила его Чечен-кыс:

— В юрту нельзя входить, хан. Там мой отец рожает.

— Разве может мужчина рожать? — удивился хан.

— А разве может бык доиться? — спросила Чечен-кыс и звонко рассмеялась.

Стыдно стало Ай-хану, вскочил он на коня и ускакал.

Понял хан, что Сумелдею Чечен-кыс во всем помогает, и решил ее проучить. Передал через слугу приказ девушке — приехать к нему в гости на таком коне, чтобы у него было две пары глаз, два хвоста, восемь ног.

Оседлала Чечен-кыс кобылицу и отправилась к Ай-хану.

Увидел ее хан и усмехнулся:

— Не решила ты моей задачи.

— Нет, хан, — возразила Чечен-кыс. — Это кобылица жеребая. У нее с жеребенком — две пары глаз, два хвоста, восемь ног.

Понравилась хану Чечен-кыс и говорит он ей:

— Мудрая девушка, стань моей снохой, а сыну — доброй женой.

Ответила девушка:

— У меня есть старый отец. Его нужно мясом кормить, молоком поить. Не могу его бросить.

Рассмеялся хан:

— Эта беда невелика, пусть живет в моем аале. Всего ему будет вдоволь.

Согласилась тогда Чечен-кыс.

Поставил Ай-хан молодым большую белую юрту, и стали они жить-поживать.

Однажды вздумал Ай-хан поехать к Дошкун-хану[18]. Был этот хан очень жестокий. Любил он играть в шахматы и каждому проигравшему отрубал голову. «Мне теперь нечего бояться. Находчивая сноха выручит», — думает Ай-хан.

Приехал Ай-хан в аал Дошкун-хана, привязал коня к железной коновязи и вошел в юрту.

Сидит Дошкун-хан на девятирядном ковре и скучает.

Говорит Ай-хан хозяину:

— Здравствуй, Дошкун-хан! Зовут меня Ай-хан. Вызываю тебя на состязание в шахматы.

Согласился Дошкун-хан.

Стали они играть. И так увлеклись, что про все забыли. Над первым ходом думали тридцать дней — один месяц, над вторым ходом шестьдесят дней — два месяца, лето-зиму не замечали. Наконец Дошкун-хан одолел гостя. Обрадовался, собрался в поход — забирать скот и добро Ай-хана.

Схватили Ай-хана слуги и привязали его к четырем колам, а на шею колодку надели.

Взмолился Ай-хан:

— Прежде чем скот убивать — надо кровь у него взять, прежде чем человека убивать — надо ему слово дать.

— Ну, говори! — приказал Дошкун-хан.

— Не разграбить тебе мой аал без моей помощи. Пошли в мой аал одного воина и одного чиновника. Пусть они скажут моей снохе: «Вашему хану хорошо у нас. Четверо прислужников ему верно служат, ни на шаг не отходят. Приказал хан свалить железную коновязь, а деревянную не трогать, забрать серебряные ножницы и железный подпилок, рогатый скот впереди безрогого гнать».

— Вот и хорошо. Легкая будет добыча, — обрадовался Дошкун-хан и на радостях стал пить-гулять.

Приехали гонцы Дошкун-хана в аал Ай-хана. Воин привязал своего коня к железной коновязи, а чиновник — к деревянной.

Вышла им навстречу Чечен-кыс и спрашивает:

— Скажите, где наш хан?

Передали гонцы наказ Ай-хана.

Собрала Чечен-кыс подданных и говорит:

— Смерть грозит нашему хану. Передал он, что четверо прислужников ему верно служат. Это четыре кола, к которым он крепко привязан. Приказал хан железную коновязь свалить, а деревянную не трогать. Это значит — воина надо убить, а чиновника оставить в живых — дорогу показывать. Велел хан забрать серебряные ножницы и железный подпилок — это про нас с тобой, мой муж. Рогатый скот велел впереди безрогого гнать — это про войско и про наших подданных.

Отправилась Чечен-кыс с мужем и со всем войском и подданными Ай-хана из беды выручать, а чиновника Дошкун-хана заставила дорогу показывать.

Приехали они в аал Дошкун-хана. Ай-хан, и правда, к четырем колам привязан. Отвязали они Ай-хана, а вместо него привязали Дошкун-хана, забрали весь скот и отправились обратно.

Три дня и три ночи шел великий пир. Не мог Ай-хан своей умной невесткой нахвалиться и передал ей свою ханскую печать.

Стала Чечен-кыс править ханством вместо Ай-хана, и народ дал ей имя Алдын-Мерген дангына — царевна Золотая Мудрость.

Долго и мирно текла жизнь в этой стране.


Старик Адыган

В давние времена на южном склоне Арзайты-горы жил-был старик Адыган. Было у него девять удалых сыновей — смелых охотников.

За Арзайты-горой жил Караты-хан — хозяин желтой степи. Однажды случилась у хана беда — исчезла самая младшая, самая красивая дочь.

Позвали тогда на помощь шамана и ламу. Послебольшого камланья[19] шаман сказал:

— Возможно, найдется ваша дочь, только нужны большие приношения.

Посмотрел лама в судур[20] и говорит:

— Может быть, и отыщется ваша дочь, если принести большие дары.

Собралась перед ханской юртой толпа. Толкуют, как найти дочь хана.

Вышел вперед дряхлый старик:

— Шаман и лама ничем не помогут. Вашу дочь найдут только сыновья Адыгана.

Обрадовался хан и приказал слугам привести Адыгана.

— Так нельзя, хан, — остановил его старик. — Адыган и его сыновья очень сильны и не любят, когда им приказывают, — лучше попросите их.

Рассердился хан, но делать нечего — надо дочь выручать. Направил он своих слуг с подарками к Адыгану.

Удивился старик Адыган, когда пришли к нему ханские слуги, поклонились низко, преподнесли подарки и стали просить явиться к хану.

«Что-то случилось у хана. Неспроста он стал таким добрым», — подумал Адыган и пошел к хану.

С большим почетом принял его хан — угощал дорогой едой, в чашу араки ему сам подливал. А потом говорит:

— Пропала у меня самая младшая, самая красивая дочь. Найти ее могут только твои сыновья. Помоги мне, а я тому, кто найдет, отдам свою дочь в жены, выделю много добра из своего добра и скота из своего скота.

— Хорошо, поговорю со своими сыновьями, — ответил Адыган хану и вернулся в свой аал.

Позвал он сыновей и обратился к ним:

— Стар я стал, дети мои. Могу скоро умереть: если завтра — то рано утром, если сегодня — то поздно вечером. Дарю напоследок я вам свои дорогие стрелы. Возьмите по стреле и скажите мне, кто чем горазд, кто на что способен.

Взял стрелу старший сын и говорит:

— Я могу найти букашку по следам семилетней давности.

Взял стрелу второй сын и говорит:

— А я могу увидеть иголку, будь она на краю неба и земли.

Взял стрелу третий сын и говорит:

— Могу поднять самого большого сарлыка[21] и унести его на край света.

Взял стрелу четвертый сын и говорит:

— Я могу в один миг забраться на скалу, доходящую до неба.

Взял стрелу средний сын и говорит:

— Я могу незаметно вытащить перо из хвоста сороки.

Пришла очередь шестого сына. Взял он стрелу и долго любовался ей. Потом сказал отцу:

— Я такой стрелой могу выбить глаз у любого зверя, где бы он ни находился. Буду беречь, отец, свою стрелу, не истрачу ее попусту.

Взял стрелу седьмой сын и говорит:

— Я могу поймать камень, падающий с неба.

Взял стрелу восьмой сын и говорит:

— Я могу в один миг построить такой шалаш, в котором поместится даже юрта Караты-хана.

Поднялся младший сын, взял стрелу и говорит:

— Я могу быстрее крота вырыть ход под землей.

Выслушал сыновей Адыган, обвел всех взглядом и сказал:

— Слабые вы все по одному, и сильные вы все вместе. Живите дружно, и будет у вас всегда удача. Был я у Караты-хана. Пропала у него самая младшая, самая красивая дочь. Тому, кто найдет, отдаст он ее в жены. Найдите ее, сыны мои.

Согласились дети Адыгана искать ханскую дочь и направились вместе с отцом к хану. Приветливо встретил их хан, стал потчевать, как дорогих гостей.

Потом старший брат пошел по следам ханской дочери. Следы привели к белому камню и там оборвались.

— Здесь, — сказал он братьям, — девушку подняли в небо. Второй брат приложил ладонь к глазам и стал смотреть во все стороны. Потом сказал братьям:

— На юге на краю неба и земли вижу высокий утес и гнездо птицы Хан-Херети[22]. Из гнезда видна голова девушки.

Тогда взял третий брат всех на руки и понес к подножью высокого утеса.

Четвертый брат забрался на утес и спустился вниз.

— Девушка там, — сказал он братьям, — но птенцы Хан-Херети могут заклевать нас.

Посадил он на себя пятого брата и поднялся на утес. Пятый сын Адыгана вынес девушку так незаметно, что птенцы Хан-Херети даже клювом не повели.

Вдруг, откуда ни возьмись, появилась сама Хан-Херети, схватила их и подняла всех троих высоко в небо.

Выхватил шестой брат из колчана отцовскую стрелу и подстрелил средний коготь Хан-Херети. Закричала от боли хищная птица и выпустила из когтей свою добычу.

Испугались братья — разобьются люди о камни. Но тут выбежал вперед седьмой брат и поймал их у самой земли.

Хан-Херети пришла в ярость и бросилась вниз, чтобы заклевать людей. Тогда восьмой брат в один миг построил большой шалаш, и все спрятались в нем, а Хан-Херети со злобным криком летала вокруг. Чтобы спастись от хищной птицы, младший брат стал копать подземный ход и вывел всех братьев далеко от утеса.

Обрадовался хан, когда увидел свою дочь живой и невредимой, стал расспрашивать, кто ее спас. Каждый из братьев считал себя спасителем ханской дочери.

Тогда позвали самого мудрого старика. Он решил так: сыновья Адыгана спасли дочь хана. Если бы не было одного из них, то девушка бы погибла. Но трудился больше всех — копал землю — младший брат. Ему и быть зятем хана.

Мудр был старик, но дочь хана не согласилась с ним:

— У всех братьев остались стрелы, которые оставил им отец в наследство. Только у шестого брата нет больше стрелы. За него выйду замуж, — сказала самая младшая и самая красивая дочь хана.

Женился шестой сын старика Адыгана на дочери хана. Добро и скот разделил между братьями. Давно умер старый Адыган, а род его живет дружно. Внуки и правнуки старика Адыгана всегда помогают друг другу в беде.


Хитрый и Богатый

В старые времена на реке Чинге-Хем жили два человека: Аргалыг и Кучулуг [23].

У Аргалыга не было ни добра, ни скота, но был он хитрый и ловкий.

А Кучулуг был богатый да глупый.

Однажды голодный Аргалыг отправился в гости к богачу. Заходит он и видит: сидит Кучулуг на девятирядном олбуке, чай пьет со сладким борзаком[24], потом обливается да шумно отдувается.

Говорит он Аргалыгу:

— Слышал я, что ты большой хитрец. Попробуй обмани меня. Я тебя за это накормлю.

Согласился Аргалыг:

— Хорошо, только дай мне коня, я свою хитрость дома забыл.

Приказал Кучулуг дать ему коня. Вскочил Аргалыг на него и ускакал. Ждет Кучулуг — не дождется, когда Аргалыг свою хитрость привезет. Прошло три дня — ни слуху, ни духу. Не вытерпел Кучулуг, сам отправился к Аргалыгу.

Зашел он в юрту, а там сидит Аргалыг и за обе щеки мясо уплетает.

— Ты чего не едешь? — накинулся на него Кучулуг. Засмеялся Аргалыг:

— Ты же хотел, чтобы я тебя обманул. Я так и сделал. Жеребца твоего уже доедаю.

Сильно рассердился Кучулуг и поджег его юрту. Сгорела юрта у Аргалыга.

Собрал он золу в мешок и отправился к Караты-хану. Идет по аалу и мешок к груди прижимает, будто сокровище. Увидели это ханские дочери и окружили его — просят показать, что у него в мешке.

— Не могу этого сделать, — отбивается от них Аргалыг. — У меня там юрта.

Любопытно узнать ханским дочерям, как это юрта может в мешке поместиться. Стали они наперебой упрашивать Аргалыга. А он все упрямится:

— Оставите вы меня, бедного, без юрты. Ведь если красавица взглянет на нее — юрта сразу в пепел обратится.

Очень хочется девушкам узнать, кто из них красавица. Пуще прежнего стали они умолять:

— Дай нам посмотреть. Если юрта в пепел обратится — наш отец новую тебе поставит.

Развязал Аргалыг мешок. Кинулись к нему девушки, лбами стукнулись, глядь, а там — пепел.

— Значит, мы красавицы, — обрадовались они и упросили хана поставить Аргалыгу новую юрту.

На другой день приехал Кучулуг посмотреть, как горюет Аргалыг. Глядь, а у того богатая юрта стоит.

Сильно удивился Кучулуг:

— Слушай, Аргалыг, я же твою юрту сжег, откуда у тебя новая юрта? — спрашивает он.

А тот смеется:

— Я собрал золу и унес Караты-хану. У него скот заболел. Моей золой вылечили. Он мне за это юрту поставил. Говорят, у него опять скот болеет. Собираюсь новую юрту жечь.

Ударил коня плеткой Кучулуг и поскакал к себе в аал. Сжег свою юрту, собрал быстро золу и явился к Караты-хану.

— Здравствуйте, хан! Слышал я, что скот у вас заболел. Вот вам зола для лечения.

Разгневался Караты-хан:

— Ты, что, проклятый, захотел погибели моему скоту? — и приказал хан избить глупого Кучулуга. Тот еле домой дотащился.

На другой день прибежал Кучулуг к Аргалыгу, схватил его, связал и посадил в мешок, только голову оставил.

— Ну, теперь от меня не уйдешь, обманщик. Сожгу тебя.

— Конечно не уйду, ты меня понесешь, — говорит Аргалыг. — Только неси меня на распутье семи дорог и сожги меня на костре из можжевельника, потому что я святой человек.

Притащил его Кучулуг на распутье семи дорог, подвесил мешок на дерево, а сам пошел в тайгу можжевельник искать.

Сидит Аргалыг, во все стороны поглядывает — не едет ли кто. Наконец увидел на одной из дорог одноглазого хана в черном шелковом халате на вороном коне.

Закрыл скорей Аргалыг один глаз и уставился в небо.

Подъехал хан поближе и спрашивает:

— Ты чего здесь висишь? Кто тебя подвесил?

Отвечает Аргалыг:

— Вот уже седьмой день я здесь нахожусь. Глаза у меня нет. С неба сегодня должен один глаз упасть. Вот я и жду.

— Пусти меня на свое место, парень, — стал умолять его одноглазый хан.

— Нет, нет, — отвечает хитрый Аргалыг. — Мне самому глаз нужен.

— Слушай, парень. Я хан, а ты простой человек — мне глаз нужнее. Я тебе дам своего коня и одежду. Только пусти меня на свое место.

Долго упрашивал хан.

Наконец Аргалыг согласился. Снял его хан с дерева, отдал ему свою одежду, а сам забрался в мешок. Аргалыг повесил его на свое место и ускакал на ханском коне.

Усталый и злой вернулся Кучулуг из тайги.

— Тоже мне, святой нашелся. Чтоб тебе сгореть, проклятый, на этом можжевельнике, — ругался Кучулуг.

Прислушался он, а из мешка доносится бормотание.

Засмеялся Кучулуг:

— Молись не молись — теперь не выкрутишься, все равно сожгу, — и развел под мешком огонь.

Испугался хан и закричал:

— Я хан! Потуши огонь.

— Молчи, проклятый, все равно сгоришь, — ответил Кучулуг и уехал.

На другой день Кучулуг отправился в аал Аргалыга за его юртой. Смотрит он, а около коновязи стоит вороной конь в серебряной сбруе.

— Что это за человек сюда приехал? — удивился Кучулуг, вошел в юрту и остолбенел от удивления.

Сидит на ковре Аргалыг в шелковой одежде. Опомнился Кучулуг и спрашивает:

— Я же тебя сжег. Откуда ты опять взялся?

Говорит весело Аргалыг:

— Я был в стране чертей. Там черти добро делили. Мне вот дали, и тебе оставили.

Стал просить его Кучулуг:

— Сожги меня, пожалуйста, скорей.

Сжег его Аргалыг и стал себе спокойно жить-поживать.


Мальчик с пальчик

Жил-был бедный старик Кара-Сал. У него был маленький сын, ростом с пальчик — Эргектей-оол. Недалеко от них жил жадный Караты-хан.

Однажды, когда в юрте не осталось ни горсти тары[25], ни чашки молока, старик Кара-Сал сильно запечалился. Тогда Эргектей-оол решил раздобыть что-нибудь. Ночью он потихоньку от отца увел из стада Караты-хана самого жирного быка.

Проснулся утром Караты-хан — быка нет. Осмотрел хан следы вокруг загона и отправился со слугой к черной юрте Кара-Сала.

Приходит в юрту старика и давай грозить:

— Проклятый вор, ты мне ответишь своей шкурой за моего быка.

— Помилуй, Караты-хан, я не крал ничего, — отвечает старик.

Бросился хан с кулаками на старика.

Закричал Эргектей-оол:

— Не трогай отца. Это я увел быка. С меня и спрашивайте.

Хан не поверил мальчику.

— Как могла такая кроха увести моего огромного быка?

Эргектей-оол клянется:

— Нет, правда, это я увел.

Усмехнулся хан, подумал немного и говорит:

— Ну, если так — докажи мне, что ты такой ловкий. Выкрадешь сегодня ночью у меня жемчужину — поверю и прощу. Не сумеешь — голову отцу снесу.

Вернулся Караты-хан в свой аал и начал готовиться. В три кольца окружило войско аал хана. Около привязи хан расставил двух злых верблюдов. У входа в юрту посадил двух злых собак. В юрте двое лам сели по одну сторону, двое шаманов — по другую сторону. На юрту забрались два человека с ковшами масла, чтобы подливать его в огонь. Сам хан лег посередине юрты и думает: «Охрана у меня надежная. Поймает воришку». Вскоре он захрапел на весь аал. Услышали ламы этот храп, и одолела их зевота — спать хочется. «Засну-ка я немного, ведь у меня есть напарник», — подумал каждый из них, и они враз заснули. То же самое случилось и с остальными.

Эргектей-оол этого только и ждал. Тихо подкрался он к уснувшим воинам и попарно связал их всех за косы[26]. Бросил верблюдам по комку солонца[27], — и они пропустили его. Кинул он двум собакам по куску мяса, — и они его не тронули. Вошел в юрту и накрыл лам теплой овечьей шкурой, а в ноги шаманам положил ягненка. Потихоньку забрался на юрту, выплеснул масло из ковшей и налил туда воды.

Потом подкрался Эргектей-оол к хану и стал искать жемчужину. Никак найти не может. Вдруг он заметил, что хан дышит одной ноздрей. «Вот она где, моя жемчужина!» — догадался мальчик. Схватил он соломинку и принялся щекотать у хана в носу. Караты-хан громко чихнул, и из носа на ладонь мальчика выкатилась жемчужина. Эргектей-оол схватил ее и выбежал из юрты. Видит — верблюды солончак дожевывают, собаки, урча, мясо доедают.

Посмеиваясь, он оседлал лучшего ханского скакуна, громко закричал:

— Пожар! Пожар! — и ускакал.

Все сразу проснулись. В темноте поднялся крик и шум.

Хан вскочил и завопил:

— Войско, держи Эргектей-оола!

А воины подняться не могут — косы у всех связаны. И ну ругать друг друга:

— Ты меня привязал!

— Нет, ты меня!

И началась драка.

А в юрте ламы между собой ругаются и шкуру друг у друга тянут.

— Это моя шкура! — кричит один.

— Нет, моя! — кричит другой.

Шаманы бубнами друг друга по голове бьют:

— Это мой ягненок!

— Нет, мой!

В темноте по ошибке и хану досталось.

«Что такое творится?» — напугался он и приказал:

— Эй, наверху! Подлейте масла в огонь!

Стали сверху подливать, и вода совсем затушила огонь. Еле утра дождались.

А у старого Кара-Сала ярко пылал очаг в юрте. Довольный старик варил хан[28], а мальчик играл жемчужиной, перекатывая ее из ладони в ладонь.


Боралдай

Давным-давно, когда озеро Сут-Холь было еще маленькой лужей, а хребет Сюмбер-Ула — маленькой сопкой, жил-был старик Боралдай. Не было у него ни скота, ни юрты. Бродил он от аала к аалу. Где голоден был — там и дня не задерживался, а где сыт бывал — там девять ночей ночевал.

Однажды сбился старик с пути и долго блуждал в поисках аала. Идет Боралдай усталый и голодный, еле ноги волочит. Вдруг видит: бежит с гор шумливая речка, а на берегу ее много овечьих следов. «Большой аал близко», — обрадовался старик.

Вскоре он заметил черный, словно кочка, чум. Зашел в него Боралдай и увидел у огня старуху. Налила старуха ему чаю без молока[29] и спросила:

— Откуда идешь, куда путь держишь?

— Иду оттуда, где был. Иду туда, где еще не был. Скажи, старая, кто здесь стоял стойбищем?

— Здесь было стойбище Караты-хана. За глоток молока и за горсть хевека[30] служила я хану. Однажды невесть откуда налетел одноглазый Шулбус[31] и стал пожирать скот. Хан испугался и откочевал, а меня, старую, бросил.

— Как это тебя до сих пор Шулбус не съел? — удивился Боралдай.

— Шулбуса я обманом беру. Как заявится он в мой чум, — один глаз закрываю. Увидит Шулбус, что я тоже одноглазая, и уйдет прочь, — сказала старуха.

Попросил Боралдай:

— Расскажи мне, как найти дорогу к ханскому аалу.

— Сначала иди в гору. На перевале будет развилка. Так ты иди по правой дороге. А по левой дороге, смотри, не ходи, — объяснила старуха.

Взобрался Боралдай на перевал и видит — вправо идет узкая тропка, а влево — широкая дорога.

«Ошиблась старуха», — подумал Боралдай и пошел по левой дороге.

Долго ли, коротко ли шел Боралдай, наконец попались ему большие отары черных овец. Стал он искать пастуха и вдруг увидел огромного трехглавого Шулбуса. Остолбенел от страха Боралдай, а Шулбус свирепо посмотрел на него своим глазом и приказал:

— Гони-ка, старик, моих овец к большому камню у подножья горы.

Дрожа от страха, согнал старик овец к большому камню, величиной с целую корову, и ждет: что же дальше будет?

Откатил Шулбус камень и столкнул Боралдая в яму. Летит старик вниз, только в ушах свистит, а за ним следом овца за овцой падают. Упал Боралдай на дно ямы, смотрит: в одном конце — большой очаг, а в другом — хёне[32].

Последним в яму спустился Шулбус и велел Боралдаю привязать овец к хёне. Потом Шулбус подал старику большую жаровню.

Обрадовался старик, думает — прикажет Шулбус барана зажарить. А Шулбус говорит:

— Накали жаровню. Когда она станет красной, как кровь, скажи мне. Я изжарю тебя и съем.

Сказал и лег к очагу греть спину.

«Вот тебе и поел баранину!» — думает старик. Стал жаровню греть, а сам горюет. «Не видать тебе, Боралдай, больше света белого, не ходить тебе по горам и степям».

— Ну, как, раскалил докрасна? — закричал Шулбус.

— Нет, еще рановато, — отвечает старик.

Через некоторое время опять Шулбус кричит, да громче прежнего:

— Готова жаровня, старик?

— Нет, рановато, — твердит свое Боралдай, трясясь от страха.

Поднялся тогда Шулбус и увидел, что жаровня, как кровь, красная.

Хотел Шулбус схватить старика, но тот метнул в него жаровней и выжег ему единственный глаз.

Закричал Шулбус диким голосом и стал старика ловить, но никак поймать не может.

Догадался тогда Шулбус, что Боралдай среди овец спрятался, и стал он их из ямы одну за другой выкидывать. Все меньше остается овец. Не знает Боралдай, как ему спастись. Видит — последний баран остался. Бросился старик к нему под ноги и крепко уцепился за шерсть. Шулбус и этого барана выбросил наверх.

Так очутился Боралдай на свободе. Собрал он всех овец Шулбуса и погнал их к хозяйке бедного чума.

Остался Боралдай в чуме старухи, и стали они жить без нужды и горя. А слепой Шулбус до сих пор бродит по свету, ищет Боралдая, да найти не может.


Артаа-Седи и Авыгаа-Седи

(Сказка публикуется в сокращении)
Было это давно-давно, когда рога козлов в небо упирались, а хвосты верблюдов по земле волочились. Жил-был Ай-хан со своей любимой женой и сыном Артаа-Седи. Хорошо и счастливо текла их жизнь, но вот вдруг умерла ханша. Загоревал хан.

Решила ханская свита найти хану новую жену, но он и слушать об этом не хотел. Тогда приближенные хана созвали в аал самых красивых женщин и велели им песни петь. Поднесли хану большую чашу вина. От веселых песен и от вина полегчало на душе у хана. Обрадовались приближенные и говорят:

— Хан, нельзя вам без жены жить. Посмотрите кругом, может быть, понравится кто-нибудь.

И они до тех пор уговаривали хана, пока он не сказал:

— Пусть будет так!

Огляделся хан и заметил, как из-за тальника на красавиц зло и завистливо смотрит лысоголовая Тазаран.

— Вот кого я возьму себе в жены, — сказал хан своей свите и указал на Тазаран.

Не понравилась свите невеста, но делать нечего, устроили большой пир. Долго пировали приближенные хана.

Прошло три года, и лысая Тазаран подарила хану сына. Назвали его Авыгаа-Седи. Крепко подружились Артаа-Седи и Авыгаа-Седи. Вместе за еду садились, вместе играли, в одной юрте жили. Не разлучались ни днем, ни ночью. Сыновья росли, а хан стал все чаще болеть и болеть.

Однажды шла Тазаран по аалу. Смотрит, люди шерсть теребят и о чем-то беседуют. Подошла она поближе, спряталась за тальник и слушает.

— Интересно, люди, знать, кто будет наследником хана? Артаа-Седи или Авыгаа-Седи? — спросила всех самая худая женщина.

— Как же может Авыгаа-Седи быть наследником хана, когда Артаа-Седи жив? — ответил самый толстый мужчина, и все согласились с ним.

Услышала это Тазаран и опечалилась. Вернулась в ханскую юрту и почти всю ночь не спала, все об одном думала: «Не быть Авыгаа-Седи наследником хана, пока Артаа-Седи жив».

На другой день Тазаран опять пошла по аалу. Смотрит, на краю аала собрались юноши и девушки шерсть укладывать. Подошла она поближе, спряталась за тальник и слушает, о чем они говорят.

— Интересно, друзья, знать, кто будет наследником хана?

Артаа-Седи или Авыгаа-Седи? — спрашивает самая маленькая девушка.

— Как же может Авыгаа-Седи быть наследником хана, когда Артаа-Седи жив? — ответил самый высокий юноша, и все согласились с ним.

Еще сильнее прежнего опечалилась Тазаран. Вернулась в ханскую юрту и не могла ни есть, ни спать — все об одном думала: «Не быть Авыгаа-Седи наследником хана, пока Артаа-Седи жив».

На следующее утро Тазаран снова пошла бродить по аалу. Возле одной из юрт увидела она играющих детей, которые из песка и глины сделали большой трон и украсили его цветами. Самая любопытная девочка спросила:

— Интересно, ребята, знать, кто на этом троне будет восседать — Артаа-Седи или Авыгаа-Седи?

— Зачем это Авыгаа-Седи будет восседать на троне, когда Артаа-Седи жив? — ответил самый рассудительный мальчик, и все дети согласились с ним.

Услышала эти слова Тазаран и вернулась в свою юрту. Горло у ней сдавило от горя, пятки у ней пожелтели от злости.

Забеспокоился хан и спрашивает:

— Что за болезнь на тебя напала — ты не пьешь, не ешь трое суток? Позову к тебе ламу и шамана.

— Не зови. Только ты один можешь помочь мне, если захочешь, — ответила Тазаран и застонала, заохала сильнее прежнего. Хан поклялся выполнить любую ее просьбу. Только тогда Тазаран сказала:

— Моя болезнь пройдет, если я съем живое сердце Артаа-Седи — единственного сына твоей первой жены.

Побледнел хан от таких слов и упал замертво. А когда пришел в себя, то позвал чиновника Чечен-Кара и сказал ему:

— Хан должен сдержать свою клятву. Через семь суток отдай ханше живое сердце моего старшего сына.

Чечен-Кара рассказал о приказе хана другим чиновникам, и скоро молва об этом дошла до Артаа-Седи. Решил он бежать из аала и стал потихоньку собирать еду в мешок.

Заметил Авыгаа-Седи, что с братом неладное творится, и стал следить за ним. А однажды не вытерпел и спрашивает:

— Акый[33], скажи, почему ты с мешком не расстаешься?

— Э-э, братишка! Станешь большим — узнаешь.

Пуще прежнего стал следить за ним Авыгаа-Седи. Никак не удается Артаа-Седи незаметно от брата покинуть аал. Всюду он за ним, как тень, ходит.

Так прошло шесть дней. Наступила седьмая ночь. Утром с восходом солнца за Артаа-Седи должны прийти чиновники. Нельзя ему больше медлить — нужно бежать.

Ночью поднялась снежная буря. Небо как будто гремело. Земля как будто гудела.

Говорит Артаа-Седи брату:

— Спи, а я пойду снег расчищать, юрту веревками привязывать. — Схватил он свой мешок и выбежал из юрты. Следом за ним выскочил из юрты Авыгаа-Седи и с громким криком побежал догонять брата. Услышал Артаа-Седи зов брата, вернулся, но не нашел Авыгаа-Седи. Через семь перевалов перевалил, через семь рек переплыл — нет нигде брата. Заплакал Артаа-Седи. Высыпал на землю из мешка свои припасы, разделил их пополам. Одну половину себе взял, а другую на земле оставил.

— Это моему младшему брату, — сказал он и пошел куда глаза глядят. Найдет в пути одну сарану[34] — и ту пополам разделит. Выловит одну рыбешку — и ее пополам разделит, брату оставит.

Долго бродил Артаа-Седи в поисках брата, пока не попал в аал Байбын-хана. Здесь собралось множество народу посмотреть на состязание.

Захотелось Артаа-Седи испытать свои силы. Вошел он в круг. Стал бороться — всех переборол. Побежал — всех перегнал. Понравился Артаа-Седи своей силой и удалью Байбын-хану, и он выдал за него замуж свою единственную дочь. Поставил хан молодым такую большую белую юрту, что девяносто лошадей не могли ее окружить. Но ничто не радовало Артаа-Седи. Думал он все время о своем брате.

Однажды позвал его к себе Байбын-хан и говорит:

— Мой храбрый зять, у хана морских вод есть драгоценная жемчужина. Никому не удавалось добыть ее. Попытай ты счастья.

Пошел Артаа-Седи к морю. Было оно спокойным и тихим, а как бросился Артаа-Седи в воду, заходили по нему волны одна другой выше. Но не испугался добрый молодец, не повернул к берегу. Вдруг подхватило его быстрое течение, закружило и опустило на морское дно в зеленую юрту Далай-хана.

На зеленом девятирядном олбуке в зеленом шелковом халате восседал Далай-хан.

Поклонился Артаа-Седи хозяину юрты и говорит:

— Пришел я от Байбын-хана за драгоценной жемчужиной.

Схватился Далай-хан за свою зеленую бороду и захохотал:

— Много людей пытались добыть мою жемчужину, но все остались на дне морском рыб кормить. Но ты — храбрый, не испугался волн морских. Отдам тебе жемчужину, если добудешь мне золото от черепах, которые живут в водах Кара-Суга.

Отправился Артаа-Седи туда, где течет Кара-Суг, и спрятался там за камни. Утром приползли сюда две черепахи.

— Как хорошо, что никто не знает нашей тайны! — воскликнула старая черепаха.

— Да, очень хорошо, — согласилась молодая черепаха. — А то бы нас давно съели, чтобы заполучить золото.

Выскочил тут Артаа-Седи из укрытия, схватил черепах и съел их. И тут же его свалил сон. Спал он три дня и три ночи, а когда проснулся, то изо рта у него выпал золотой самородок.

Обрадовался Артаа-Седи и отправился к Далай-хану:

— Вот вам золото, хан. А теперь отдайте мне жемчужину.

Засмеялся хан от радости и отдал Артаа-Седи жемчужину, а тот поспешил к Байбын-хану.

Принял обрадованный Байбын-хан от Артаа-Седи сокровище и говорит:

— Стар я стал. Передаю тебе свою ханскую власть.

Так Артаа-Седи стал ханом. Всего у него много — и добра, и скота, а покоя все нет. Ночью во сне видит он брата, а днем о нем только и думает.

— Почему ты всегда грустный? — говорит раз ему дочь Байбын-хана. — Днем все молчишь, а ночью во сне с кем-то разговариваешь.

— Сердце у меня болит, тоска гложет. Брата младшего потерял — зрачок глаза моего, желчь печени моей, — и рассказал ей Артаа-Седи, как все случилось.

— Почему же ты мне раньше не сказал? — упрекнула его жена. — Для чего же у тебя столько подданных? Собирай войско и отправляйся на поиски.

Объявили они поход, и в новолуние Артаа-Седи во главе войска двинулся в горную тайгу.

Здесь в лесу Артаа-Седи заметил старые следы. Пошел он по этим следам. И стали ему попадаться остатки всякой еды. «Это брат мне еду оставлял», — думал Артаа-Седи и ускорял свой шаг.

Долго длились поиски. Совсем из сил выбиваются Артаа-Седи и его воины, а следы становятся день ото дня яснее.

Однажды вышел Артаа-Седи на лесную поляну и вдруг увидел необыкновенного человека, густо обросшего волосами. Стоит этот человек на коленях и что-то пополам делит, а сам приговаривает:

— Это моему старшему брату.

Понял тогда Артаа-Седи, что перед ним его брат — Авыгаа-Седи. Подкрался к нему Артаа-Седи, обхватил за пояс и крепко держал до тех пор, пока тот не признал в нем своего брата. Обнялись они тут и заплакали от радости. Дали слово друг другу никогда больше не разлучаться.

Собрал Артаа-Седи войско и вернулся с братом в свой аал. Авыгаа-Седи нарядили в дорогую одежду. Разгорелся тут большой пир. Долго веселился и радовался народ.

Много ли, мало ли времени прошло после этого пира — неизвестно, только дошел до аала Артаа-Седи слух, что в далекой земле за Кызыл-тайгой у одной ханши мужья умирают. Сто ханов было — все умерли. Удивились слуху братья и решили побывать в этой земле, самим разузнать, в чем тут дело.

Едут братья по необозримой желтой степи. Вдруг видят — дерутся два парня. Разняли они их и спрашивают:

— Что случилось, чего не поделили?

А те отвечают:

— Нашли мы бесшумные идыки, а поделить не можем. Вот и деремся.

— Оставьте здесь идыки, — говорит им Артаа-Седи. — А сами бегите на край степи. Кто первым прибежит обратно, тот и возьмет идыки.

Не успел он это сказать, как парни пустились во весь дух наперегонки, а братья, взяв волшебные идыки, поехали дальше.

Прибежали парни на старое место, — нет идыков, и ну опять драться.

Едут братья и видят: опять какие-то парни дерутся. Развели их братья в стороны и спрашивают:

— Что случилось, чего не поделили?

Отвечают им парни:

— Нашли мы шапку-невидимку, а поделить не можем. Вот и деремся.

— Оставьте здесь шапку, — говорит им Артаа-Седи. — А сами бегите на край степи. Кто первым прибежит обратно, тот возьмет шапку.

Не успел он это сказать, как парни пустились наперегонки, а братья, взяв волшебную шапку, поехали дальше.

Прибежали парни на старое место, нет шапки, и ну опять драться.

Долго ехали братья, но на пути им никто больше не встречался. Кончилась степь. Началась Кызыл-тайга. На одном из перевалов увидели братья высокий кедр. Взобрались на него братья орехи погрызть. Вдруг, откуда ни возьмись, ламы появились и стали молитвы читать, чтобы ханше сто первый хан нашелся. И вот братья наверху орехи щелкают, а ламы внизу молитвы бубнят.

Надоело братьям орехи щелкать и молитвы слушать — спрыгнули они вниз.

Поднялось среди лам большое волнение.

— Услышана наша молитва — новыми ханами нас наградили.

Объявили они Артаа-Седи ханом, а Авыгаа-Седи — его помощником.

Все радовались-веселились, одна ханша хмурилась. Наказал Артаа-Седи брату следить за ханшей. Однажды рано утром, когда еще коров не доили, ханша крадучись вышла из юрты. Одел Авыгаа-Седи шапку-невидимку, бесшумные идыки и пошел за ней следом.

Долго шла ханша. Наконец среди тальника показалась белая юрта. Вошла в нее ханша, а за ней и Авыгаа-Седи проскользнул. В богато убранной юрте сидел одетый во все черное злой волшебник.

— Знаю, привели к тебе в юрту ханов. Только не жить им долго, — зло усмехнулся черный волшебник.

— Знаю. Затем и пришла к тебе, — ответила ханша.

— Устрой завтра пир в честь нового хана. Только не бросай в огонь можжевельник — от него у меня глаза слепнут.

— Хорошо. Все исполню, — охотно согласилась ханша и радостная пошла домой.

Приказала ханша подданным готовить хан, наварить хмельной араки.

Братья решили проучить волшебника и стали тайком собирать можжевельник.

На другой день вокруг большого костра начался пир. Больше всех веселилась ханша и все на небо поглядывала. Вдруг небо потемнело. Над костром закружилась огромная черная птица. Авыгаа-Седи тотчас бросил в костер охапку можжевельника. К небу поднялось облако едкого дыма.

Хочет хищник клюнуть Артаа-Седи в темя, да дым глаза застилает. Чуть не до земли опустилась птица — все равно ничего не видит. Тут ее братья и схватили за крылья. Кричит птица диким голосом, бьется в руках, а братья ее знай щиплют. Только тогда отпустили, когда на ней ни одного пера не осталось.

Почернела ханша от злости, заболела с горя. Только рано утром поднялась она и крадучись побежала в лес. А Авыгаа-Седи в шапке-невидимке и бесшумных идыках пошел следом — глаз с нее не спускает.

Лежит в своей юрте злой волшебник и стонет:

— Чуть совсем не убили меня твои ханы, окаянные.

— Все видела, — отвечает ему ханша, — да помочь не могла. Что теперь делать будем?

— Поставь завтра восьмистенную юрту из одного железа. Устрой в честь хана состязания в шахматы. Только огня в очаге не разводи, насыпь туда пороху, а сверху поставь свечу, чтобы от нее прикуривали трубки. Как закричу я в дымовой дыре — дверь колом подопри и беги прочь. Пусть потом твои подданные сто второго хана ищут.

Засмеялась, обрадовалась ханша и поспешила домой. Рассказал Авыгаа-Седи брату все, что слышал, и решили они погубить черного волшебника.

На другой день по приказу ханши поставили восьмистенную юрту из одного железа. Ханша потихоньку насыпала в очаг пороху и поставила на него свечу. Восемь человек засели за шахматы. Шесть игроков быстро кончили игру и пошли пить зеленый чай. Только Артаа-Седи с Авыгаа-Седи сидят себе — не торопятся. От свечи уже только огарок остался, совсем догорает. Заволновалась ханша, все наверх поглядывает.

Взглянул Артаа-Седи краешком глаза и видит: сидит в дымовом отверстии черная птица и на свечу смотрит. А та уже почти совсем догорела, вот-вот пламя коснется пороха. Не выдержала ханша и выбежала из юрты. Только хотела дверь колом припереть, как следом за ней выскочили братья. Авыгаа-Седи захлопнул крышку дымового отверстия, а Артаа-Седи крепко дверь юрты колом подпер. Закричала черная птица дурным голосом, раздался сильный взрыв, и от железной юрты ничего не осталось.

Долго горевала и злилась ханша, но ничего не поделаешь — от волшебника только черный пепел летает по небу.

Решили братья вернуться в аал Байбын-хана. Старший брат стал ханское добро собирать, а младший пошел напоследок по аалу погулять в шапке-невидимке и в бесшумных идыках. За аалом заметил парня с зеркалом. Повернет он одной стороной — в зеркале всю землю видно. Повернет другой стороной — в осла обращается.

Подошел к нему Авыгаа-Седи и громко сказал:

— Дай-ка мне посмотреть в твое волшебное зеркало.

Оглянулся парень — никого нет. Испугался, уронил зеркало наземь и побежал прочь. Поднял Авыгаа-Седи зеркало и поспешил к брату. Решили они злую ханшу наказать.

Пошел Авыгаа-Седи к ханше и говорит: — Посмотрите, ханша, какое я зеркало нашел на дороге. Повернула ханша зеркало одной стороной — всю землю видно, повернула другой — стала черной ослихой. Навьючили братья на нее свое добро и поехали в аал Байбын-хана.

Артаа-Седи остался ханом в аале Байбын-хана, а Авыгаа-Седи стал ханом в аале своего старого отца.

Стали они мирно жить да добра наживать, а по миру пошла сказка гулять — о силе братства.


Хеверик

В стародавние времена жил-был старик. Было у него три сына. Когда пришло время старику умирать, позвал он сыновей и говорит:

— Пришел мой последний день. Как умру, вы три ночи поочередно побудьте со мной напоследок, а потом схороните меня на перевале Арзайты-горы.

Старшие сыновья стали уверять старика, что они исполнят его волю. Младший сын ничего не сказал, только молча смахнул рукавом халата слезу. Жалко ему стало старого отца.

Утром на другой день старик умер. Отнесли братья его на перевал. Приходит ночь — надо старшему брату к отцу идти, а ему лень. Вот и говорит он Хеверику:

— Посиди за меня ночь у старика. Я тебе дам за это новый халат.

Согласился Хеверик и пошел на гору. Сидит около старика и горюет. Вдруг старик приподнял голову и спрашивает:

— Это ты, мой старший сын?

— Нет, отец. Это я — Хеверик.

— Хотел я старшему сыну слово сказать, но раз его нет — тебе скажу. На берегу речки Кара-Хем возвышается Сарыг-Хая[35]. Как нужно будет — подойди и крикни: «Сарыг-Хая, откройся-раскройся!» Там найдешь ты коня Сарыг-Калчана, халат из желтого шелка, желтые идыки и шапку из соболя.

Вернулся утром Хеверик в юрту и стал требовать от брата халат, но тот его избил и прогнал.

Наступила другая ночь. Среднему брату тоже лень на перевал идти. Вот он и говорит Хеверику:

— Плохой у нас старший брат. Он обманул и побил тебя. Посиди за меня эту ночь у старика. Я тебе подарю два халата.

Согласился Хеверик и пошел на гору. Сел возле старика и горюет. Вдруг старик приподнял голову и спрашивает:

— Это ты, мой средний сын?

— Нет, отец. Это я — Хеверик.

— Хотел я среднему сыну слово сказать, но раз его нет — тебе скажу. На берегу речки Кара-Хем возвышается Хурен-Хая[36]. Как нужно будет — подойди и крикни: «Хурен-Хая, откройся-раскройся!» Там найдешь ты коня Хурен-Калчана, халат из коричневого шелка, коричневые идыки и шапку из соболя.

Утром Хеверик пришел к среднему брату за халатами, но тот его избил еще сильнее, чем старший брат, и прогнал.

Наступила третья ночь. Сидит возле старика Хеверик и горюет. Вдруг старик приподнял голову и спрашивает:

— Это ты, мой младший сын?

— Да, отец. Это я — Хеверик.

— Ты один исполнил мою волю. Будешь ты долголетним, как я, и будет тебе счастье. На берегу речки Кара-Хем возвышается Кара-Хая[37]. Как нужно будет — подойди и крикни: «Кара-Хая, откройся-раскройся!» Там найдешь ты коня Кара-Калчана, халат из черного шелка, черные идыки и шапку из соболя. Все это также будет твоим добром, сын мой.

Много ли, мало ли времени прошло с тех пор, как похоронил Хеверик своего отца на перевале Арзайты-горы, но вот однажды услышал он разговор своих братьев.

— Завтра у Курбусту-хана будет состязание. Кто победит, за того хан отдаст свою младшую дочь — Золотую царевну, — говорит старший брат среднему.

— Отправимся туда, — предлагает средний брат. — Может быть, и нам посчастливится вскочить на пятую ступеньку неба[38].

Стал Хеверик просить взять его с собой.

Засмеялись братья:

— Ишь чего захотел, дурачок! Сиди в юрте и прикрывай свое тело лохмотьями.

Когда уехали братья на состязание, Хеверик побежал к Сарыг-Хая и крикнул: «Сарыг-Хая, откройся-раскройся!»

Раздвинулись в стороны желтые камни, и увидел Хеверик в пещере Сарыг-Калчана, а на седле — халат, идыки и шапку соболиную. Нарядился Хеверик и поскакал в ханский аал. Издалека увидела толпа желтого всадника и расступилась, а Хеверик с ходу взлетел на пятую ступеньку неба и ускакал обратно. Все только диву дались — откуда такой взялся удалой молодец.

Спрятал Хеверик в Сарыг-Хая Сарыг-Калчана и одежду, надел свою старую войлочную куртку и пошел к юрте поджидать братьев. Слышит, едут они и меж собой говорят:

— Интересно, кто этот молодец? Наверное, сын богатого хана.

Засмеялся Хеверик и говорит братьям:

— А ведь это я, Хеверик, был.

Не поверили братья Хеверику и подумали, что он надсмехается над ними. Стали они бить его и приговаривать:

— Сначала нос утри, дурачок.

На другой день, как только братья поехали в аал Курбусту-хана, Хеверик побежал к Хурен-Хая и крикнул: «Хурен-Хая, откройся-раскройся!» Раздвинулись в стороны коричневые камни. В пещере он увидел Хурен-Калчана, а на седле — коричневый халат, идыки и шапку соболиную. Нарядился Хеверик и помчался в ханский аал. Расступилась удивленная толпа, а Хеверик с ходу взлетел на седьмую ступеньку неба и тотчас ускакал обратно.

Весь день только и разговоров было, что про коричневого всадника.

А Хеверик спрятал в Хурен-Хая Хурен-Калчана и коричневый наряд, надел свою старую войлочную куртку и опять поджидает братьев. А те вернулись сердитые, завистью горят их глаза. Спрашивают они Хеверика насмешливо:

— Это не ты ли сегодня запрыгнул на седьмую ступеньку неба?

— Конечно, я — Хеверик победил, а то кто же? — отвечает им Хеверик. Тут братья как набросятся на него и ну кулаками вымещать на нем свою досаду. Бьют, да приговаривают:

— Сначала нос утри, дурачок.

Думает Хеверик: «Ну, ладно. Завтра я вас проучу».

На следующее утро, когда братья уехали на состязание, Хеверик поспешил к Кара-Хая и крикнул: «Кара-Хая, откройся-раскройся!» Раздвинулись в стороны черные камни. В пещере он увидел Кара-Колчана, а на седле коня — черный халат, идыки и шапку соболиную. Нарядился Хеверик и помчался в ханский аал. По дороге он отломил от тальника большую ветку.

Зашумела, расступилась толпа, когда вдалеке показался черный всадник. Хеверик с ходу взлетел на девятую ступеньку неба и, соскочив обратно на землю, стал высматривать своих братьев. Разыскал он их в толпе и принялся бить своей палкой. Завопили братья — пощады просят, а Хеверик знай их бьет да приговаривает: «Не обижайте младшего брата, не обижайте младшего брата».

Вдруг заметил он Золотую царевну и остолбенел от удивления. Впервые видел Хеверик такую красавицу. Протянула ему Золотая царевна свое кольцо и велела прибыть завтра на пир.

Словно на крыльях летел обратно Хеверик. Спрятал он в Кара-Хая Кара-Калчана и черную одежду, надел свою старую войлочную куртку и стал поджидать братьев. А те еле в седлах сидят, едут, между собой переговариваются, синяки и шишки щупают.

Спрашивает их Хеверик:

— Что это вы сегодня невеселые, дорогие братцы? Ведь это я — ваш брат, на девятую ступеньку неба заскочил.

Кинулись тут было братья избивать Хеверика, да вспомнили, что им черный всадник говорил, и передумали.

На другой день в ханский аал съехалось много женихов. Пришел сюда и Хеверик.

Сидит Золотая царевна в белой юрте, а гости к ней по одному заходят и тотчас уходят — никого из них не остановила дочь хана.

Последним в юрту вошел Хеверик. Увидела Золотая царевна на его руке свое кольцо и повела Хеверика к хану.

— Вот мой муж, — сказала она всем.

Засмеялась над Хевериком ханская свита. Громче всех надсмехались старшие зятья хана:

— Вот с каким оборванцем нам предстоит породниться.

Хан тоже возмущался:

— Какой это зять? Не думал, не гадал я, что моя младшая дочь самого плохого человека в мужья выберет.

И велел хан подальше от своего аала поставить маленький чум. В нем и приказал жить Золотой царевне с мужем.

Через некоторое время созвал Курбусту-хан трех зятьев и говорит:

— Прошу вас отправиться в дальние земли и привезти мне с края земли золотого марала.

Старшие зятья тотчас же оседлали коней и поскакали в дальние земли, а Хеверик говорит хану:

— Коня у меня нет, ехать мне не на чем. Пойду мальков ловить да сарану собирать.

Хан разгневался. Золотая царевна запечалилась. Стыдно ей стало за своего мужа.

А Хеверик тайком пробрался к Сарыг-Хая, вывел оттуда Сарыг-Калчана, переоделся в желтую одежду и поскакал в дальние земли. Поймал он там золотого марала.

На обратном пути он повстречал старших зятьев хана. Они сидели у костра и поджаривали подметки своих идыков вместо баранины.

Сделал Хеверик вид, что не узнал их, и спрашивает:

— Откуда вы, люди? Где ваш аал-стойбище?

— Мы — зятья Курбусту-хана. Он послал нас за золотым маралом. Долго мы ехали за маралом. Еда кончилась, кони исхудали. Хорошо, что ты нам встретился. Отдай нам золотого марала.

— А что вы мне дадите за него? — спрашивает Хеверик.

Стали они предлагать за марала много добра и скота,но Хеверик от всего отказался:

— Отдам марала тому, кто себе палец на ноге отрубит.

Тогда старший зять отрубил на своей ноге палец и отдал его Хеверику. Тот завернул палец в платок и ускакал к Сарыг-Хая. Здесь он переоделся и стал, не торопясь, мальков ловить и сарану собирать.

Когда он вернулся, Золотая царевна стала его упрекать:

— Лентяй ты, Хеверик! Пока ты мальков ловил да сарану собирал, старший зять золотого марала добыл.

— Еще неизвестно, кто добыл золотого марала, — старший зять или я — Хеверик, — ответил он жене и лег спать.

Много ли, мало ли прошло времени, но вот однажды хан снова позвал к себе зятьев и говорит им:

— Прошу вас отправиться в дальние земли и привезти мне с края земли золотого оленя.

Старшие зятья тотчас же ускакали в дальние земли, а Хеверик зевнул и говорит хану:

— Коня у меня нет, ехать мне не на чем. Пойду я мальков ловить да сарану собирать.

Хан разгневался, Золотая царевна от стыда заплакала. А Хеверик тайком пробрался к Хурен-Хая, вывел оттуда Хурен-Калчана, переоделся в коричневую одежду и поскакал в дальние земли. Поймал он там золотого оленя.

На обратном пути он повстречал старших зятьев хана. Они сидели у потухшего костра и горевали — еда кончилась, а конца земли все не видно. Увидели они всадника с золотым оленем и обрадовались. Стали за оленя предлагать много добра и скота, но от всего отказался Хеверик.

— Отдам оленя тому, кто себе палец на ноге отрубит.

Тогда средний зять отрезал от своей ноги палец и отдал его Хеверику. Тот завернул палец в платок и ускакал к Хурен-Хая, переоделся и стал, не торопясь, мальков ловить и сарану собирать. Когда он вернулся, Золотая царевна стала его упрекать:

— Лодырь ты, Хеверик! Пока ты мальков ловил да сарану собирал, средний зять золотого оленя добыл.

— Еще неизвестно, кто добыл этого оленя, — средний зять или я — Хеверик, — ответил он и заснул крепким сном.

Много ли, мало ли прошло времени, но вот однажды опять хан к себе собирает своих зятьев и говорит им:

— Прошу вас отправиться в дальние земли и привезти мне с края земли золотого коня. После этого буду вас я по заслугам наделять своим добром и скотом.

Старшие зятья наперегонки помчались в дальние земли, а Хеверик зевнул и говорит хану:

— Не было коня у меня, и вы мне его не дарили. Не на чем мне ехать в дальние земли. Пойду я мальков ловить да сарану собирать.

Хан пуще прежнего разгневался, а Золотая царевна с досады заплакала горше прежнего.

А Хеверик тайком пробрался к Кара-Хая, переоделся в черную одежду и на Кара-Калчане поскакал в дальние земли добывать золотого коня.

Примчался Хеверик на край земли и спрятался у водопоя. Долго он ждал, пока прибежал золотой конь воду пить. Заарканил его Хеверик и помчался домой.

На обратном пути повстречал он старших зятьев хана. Они сидели у потухшего костра и спорили — кому из них больше ханского добра и скота достанется. Увидели они черного всадника с золотым конем и обрадовались. Каждый из них готов за коня все пальцы на ногах поотрубить, но Хеверик не соглашается:

— Золотого коня я, Хеверик, вам не отдам. Сам поведу к хану.

Разгневались старшие зятья, стали грозить Хеверику, но он и слушать их не стал. Спрятал он в Кара-Хая Кара-Калчана, переоделся в старую войлочную куртку и повел золотого коня к хану. А старшие зятья уже нажаловались хану, будто Хеверик украл у них золотого коня, и хан собрал свою свиту судить младшего зятя.

— Тебе нужно голову отрубить, — говорит хан. — Ты три раза не выполнил моего приказа ехать в дальние земли, да еще осмелился украсть золотого коня у старших зятьев.

Не испугался Хеверик этих слов и говорит спокойно:

— Прежде чем скот убивать — у него кровь берут. Прежде чем голову у человека рубят — ему слово дают.

— Ну, говори. Послушаем твое последнее слово, — разрешил хан.

— Золотого марала я, Хеверик, поймал, а не старший зять. За марала он мне палец ноги отдал.

— Это правда? — спросил хан старшего зятя.

— Врет он! — закричал старший зять.

— Сними идыки, — приказал хан.

Снял зять идыки, и все увидели, что не хватает у него на ноге одного пальца.

— Это я на охоте пулей себе отстрелил!

Тогда Хеверик развернул платок, и все увидели недостающий палец.

— И золотого оленя я, Хеверик, поймал, а не средний зять. За оленя он мне палец ноги отдал.

— Это правда? — спросил хан среднего зятя.

— Врет он! — закричал средний зять.

— Сними идыки, — приказал хан.

Снял зять идыки, и все увидели, что не хватает у него на ноге одного пальца. Стал было средний зять оправдываться, но Хеверик развернул другой платок и показал всем недостающий палец. Тут старших зятьев с позором изгнали из ханского аала, а Хеверика хан наделил добром и скотом.

Хеверик пошел к Сарыг-Хая, вывел оттуда Сарыг-Калчана и отдал его вместе с желтой одеждой и шапкой из соболя старшему брату.

Потом он пошел к Хурен-Хая, забрал хранимое там добро и Хурен-Калчана и отдал все среднему брату.

После этого он пошел к Кара-Хая, вывел оттуда Кара-Калчана, переоделся в черный шелковый халат, в черные идыки, надел соболью шапку и поехал к своему чуму. Увидела его Золотая царевна и стала у него прощения просить:

— Понапрасну я тебя лентяем считала, лодырем называла. Прости меня.

Простил ее Хеверик. Долго и счастливо жили они.


Тон Аралчын

(Сказка печатается в сокращении).
Было это тогда, когда озеро Сут-Холь еще было маленькой лужей, а хребет Сюмбер-Ула — маленькой сопкой.

Жил был молодец по имени Тон Аралчын. Родители его были старые-престарые, если завтра — то рано утром умрут, если сегодня — то поздно вечером.

После Тон Аралчына младших братьев не родилось, до него — старших братьев не родилось, — был он один. Когда отец стар стал, передал ему коня Хулук-Бору — ветвистые рога в шестьдесят один отросток и стрелу золотую с орлиным пером.

Однажды Тон Аралчын поехал на новое кочевье — через шесть перевалов, через шесть рек. Поставил юрту на новом месте, насобирал хворосту старикам и отправился с арканом в горы.

Долго охотился — ничего не поймал.

Пошел тогда Тон Аралчын в белую пещеру к мудрому отшельнику.

— Знаю, знаю, зачем ты пришел ко мне, — сказал почтенный старец. — Помогу твоей беде.

Достал он из огромного сундука шестидесятисаженный аркан и подал Тон Аралчыну:

— Вот тебе мой дар. Куда ни забросишь — всегда добыча будет.

Поблагодарил Тон Аралчын доброго старца и отправился на Арзайты-гору.

Закинул молодец аркан, и поймалась в него красавица Тоолай-Чечен — дочь Курбусту-хана, излучающая свет луны и солнца.

Полюбилась молодцу красавица, и стали они жить вместе.

Прослышал Дошкун-хан о красавице Тоолай-Чечен, захотел сам на ней жениться и потребовал Тон Аралчына к себе.

Сел молодец на Хулук-Бора — ветвистые рога в шестьдесят один отросток и прибыл в аал хана.

Привязал он коня к золотой коновязи, открыл одной рукой белую дверь юрты, которую шестьдесят человек не могли вместе открыть, и поздоровался с ханом.

— Ну, Тон Аралчын, первый ты среди моих подданных. Поезжай в дальние земли в царство Шулбуса. Кроме тебя, никто не сможет прекратить там войну. Выполнишь мой приказ — награжу тебя.

Задумался молодец.

— Если хан приказывает — простому человеку трудно отказаться. Придется выполнять, — ответил он и вернулся домой.

Спрашивает его Тоолай-Чечен:

— Зачем, муж мой, тебя вызывал хан?

Рассказал он ей все.

— Обманул тебя хан, на верную смерть посылает. Туда даже звери, имеющие крепкие копыта, не добегают; птицы, имеющие большие крылья, не долетают. Не покидай свой аал.

Не послушал ее Тон Аралчын. Рано на заре, когда еще коров не доили, оседлал он своего Хулук-Бору — ветвистые рога в шестьдесят один отросток, взял с собой лук и золотую стрелу с орлиным пером.

Тоолай-Чечен наготовила много всякой еды, чтобы хватило и на месяц, и на год, а потом сумела ее уложить в маленький мешочек величиной с маралье сердце.

Вместе с ним отправились в путь два друга — два богатыря: Сойбун и Буга-Кара. Сойбун ехал впереди, а Буга-Кара ехал позади.

Вихрем помчался Хулук-Бора по верхушкам ветвистых деревьев — ниже облачного неба, выше гор высоких. Из-под копыт камни величиной с добрую овцу летели, мелкие камни в пыль превращались.

Прошло три месяца, приехал Дошкун-хан с многочисленным войском и окружил тройным кольцом аал Тон Аралчына.

Тогда Тоолай-Чечен поклонилась старикам Тон Аралчына и сказала:

— Обманул вашего сына Дошкун-хан, послал его на верную гибель, а теперь за мной пришел. Только не бывать этому. Если вернется Тон Аралчын — расскажите ему.

Обернулась красавица ястребком и улетела.

Жестокий хан забрал все добро, связал стариков, согнал весь скот и погнал в свой аал. Только пыль к небу поднималась.

Залетела Тоолай-Чечен к отшельнику, жившему в белой пещере, и попросила его:

— Если когда-нибудь зайдет к вам Тон Аралчын — скажите ему, что вернулась я к отцу в верхний мир. Отец мой жесток и страшен. Пусть не ищет меня Тон Аралчын, а лучше отомстит Дошкун-хану. Передайте ему мои слова и вот это золотое кольцо.

Долго ли, коротко ли ехал Тон Аралчын со своими спутниками — неизвестно. Если иней скрипел под копытами — зиму узнавал, если роса мочила ноги — лето узнавал. Наконец он приехал в землю Шулбуса. Кругом было пусто — даже вороны не было прокаркать — «куйт», даже сороки не было протрещать — «сайт».

Здесь он увидел старую заброшенную юрту. Выскочило из юрты войско Шулбуса, и полетели со всех сторон стрелы в Тон Аралчына. Было воинов такое множество, что он даже не знал, в кого стрелять. Вот уже Сойбун и Буга-Кара пали замертво.

Тогда заговорил Хулук-Бора человечьим голосом:

— Твоих друзей они уже убили. Что ты стоишь? Стреляй в самую середину, не промахнись.

Отскочил Тон Аралчын на расстояние месячного пути, прицелился и выпустил свою золотую стрелу с орлиным пером.

Как только попала она в самую середину войска, так тотчас все попадали замертво.

Простился Тон Аралчын со своими погибшими товарищами и отправился в обратный путь.

Долго ли, коротко ли ехал Тон Аралчын — неизвестно, но в пути повстречал он старика на безрогом белом воле. До пояса белая борода расстилалась, ниже плеч седые усы его свисали.

— Как твое имя-прозвище, где твой аал-стойбище? — спросил старик.

— Зовут меня Тон Аралчын. Был я в земле Шулбуса. Теперь в свой аал еду у Арзайты-горы. А ты кто будешь, дедушка?

— Я странник. За одну ночь трижды всю землю объезжаю. Был я у Арзайты-горы. Твое стойбище разграблено Дошкун-ханом. Но ты, молодец, духом не падай и сил не теряй. Поезжай к отшельнику в белую пещеру, — сказал он и исчез.

Помчался Тон Аралчын прямо к белой пещере. Вышел к нему отшельник, передал кольцо Тоолай-Чечен и говорит:

— Не ходи, молодец, за своей женой. Страшный человек ее отец. По дороге у него три стражи стоят, трудно пройти мимо них.

Закурил Тон Аралчын трубку и думает: «В аал возвращаться — никого там нет. Поднимусь-ка я на вершину Арзайты-горы к золотому колодцу. Может, Тоолай-Чечен придет туда воды напиться».

Тон Аралчын сел на Хулук-Бору и поднялся по семицветной радуге на Арзайты-гору.

Отпустил он коня, а сам остался поджидать Тоолай-Чечен.

Месяц он глаз не смыкал, месяц ничего не ел. На исходе старого месяца, в начале молодого месяца пришла за водой к колодцу служанка Тоолай-Чечен.

— Дай, девушка, воды зачерпнуть твоим кувшином, — попросил Тон Аралчын.

Напился он и незаметно бросил в кувшин золотое кольцо. Отнесла служанка воду Тоолай-Чечен. Та стала умываться и вдруг на дне кувшина увидела свое кольцо.

— Откуда взялось это кольцо? С кем ты встречалась? — спрашивает Тоолай-Чечен.

Молчит девушка, боится правду сказать. Сама догадалась Тоолай-Чечен.

Схватила она кувшин, взяла с собой всякой еды и побежала по семицветной радуге к золотому колодцу.

Лежит Тон Аралчын совсем без сил. Кинулась к нему Тоолай-Чечен, напоила-накормила.

Рассказала ему, как Дошкун-хан разграбил его аал.

— А теперь, — говорит она, — возвращайся на землю. Здесь мой страшный отец убьет и тебя и меня. Не быть нам вместе. Будь осторожен — и крепкое дерево ломается и крутая скала разрушается, — сказала и поднялась по семицветной радуге в аал жестокого Курбусту-хана.

— Будь что будет. А жить без нее я не могу. Пойду за ней к Курбусту-хану, — решил молодец и поднялся по семицветной радуге в верхний мир.

Долго ехал он, вдруг смотрит — сидят на дороге две огромные, величиной с целую гору, собаки. Зарычали они дико и бросились с двух сторон на Тон Аралчына. А тот взмахнул плетью на обе стороны и сбросил собак в нижний мир.

— Сейчас-то это правда, а придет время — будет сказкой. Пусть собаки на земле наши аалы стерегут.

Поехал молодец дальше. Вдруг, откуда ни возьмись, набросились на него две огромные, как тучи, Хан-Херети с железными клювами. Тон Аралчын взмахнул плетью на обе стороны и сбросил их в нижний мир.

— Сейчас-то это правда, а придет время — будет сказкой. Пусть они на земле будут орлами, чтобы их перьями стрелы оперять.

Много ли, мало ли времени прошло — неизвестно. Ехал, ехал молодец, преградили ему путь два страшных верблюда. На спине у них — огромные горы, на копытах — острые сабли, во рту вместо клыков острые ножи.

Тон Аралчын ударил со всего размаху булатным мечом на обе стороны и сбросил их в нижний мир.

— Сейчас-то это правда, а придет время — будет сказкой. Пусть на земле они будут вьючным скотом.

Превратился Тон Аралчын в парнишку в войлочной куртке, а Хулук-Бору превратил в жеребенка и подъехал к аалу Курбусту-хана.

Привязал он коня к золотой коновязи и вошел в белую юрту. Вскрикнула от удивления и радости Тоолай-Чечен, спрятала его у себя, прибежала к отцу и говорит:

— Из нижнего мира пришел какой-то оборванный парень. Хочет пасти наших овец и телят. Как быть?

— Ничтожное это существо из нижнего мира. Отправь его утром на большую гору. Я спущу на него молнию, — ответил хан.

Тоолай-Чечен вернулась в свою юрту и говорит:

— Отец хочет спустить на тебя молнию.

Тогда Тон Аралчын стал шить себе трехслойный нагрудник из кожи и трехрядный потник коню.

Рано на заре, когда еще коров не доили, Тон Аралчын оседлал Хулук-Бору, накрыл его трехрядным потником, надел на себя трехслойный нагрудник и отправился на большую гору.

Собралась над горой огромная черная туча, земля загудела, небо засверкало. Упала стрела-молния на Тон Аралчына и застряла в первом слое нагрудника. Вторую стрелу послал Курбусту-хан — застряла она во втором слое. В третий раз ударила стрела-молния и застряла в третьем слое.

Вынул Тон Аралчын из нагрудника три стрелы-молнии и отправился с ними к Курбусту-хану.

— Скажи, хан, не твои ли это вещи? — спросил Тон Аралчын, бросил их к ногам хана и пошел в юрту Тоолай-Чечен.

Никогда не пугавшийся Курбусту-хан — теперь испугался. Налил он хмельной араки в черный бурдюк с золотым горлышком, пришел в юрту дочери, почтительно преподнес обеими руками Тон Аралчыну:

— Прости меня, Тон Аралчын.

Ничего не ответил молодец, молча принял араку из рук хана, но не поднял ее вверх в знак уважения — просто выпил.

Как-то однажды Курбусту-хан вызвал Тон Аралчына и говорит:

— В нижнем мире появилось свирепое черное чудовище. Находится оно внутри земли и связано кожаными путами. Если порвет оно их, то землю перевернет. Поезжай и уничтожь его.

Задумался молодец.

— Если хан приказывает — простому человеку трудно отказаться. Придется выполнять, — ответил он хану.

Вернулся Тон Аралчын к Тоолай-Чечен и рассказал ей все.

— Отец мой хочет погубить тебя, — говорит жена.

— Что делать, я слово дал чудовище убить. Говорят, если мужчина не сдержит своего слова, то после смерти в строптивого быка перерождается.

Рано на заре, когда еще коров не доили, Тон Аралчын оседлал Хулук-Бору и быстро спустился по семицветной радуге в нижний мир.

Здесь встретил он сто стариков. Стал их расспрашивать:

— Не слыхали ль, как ревет, не видали ль, где живет черное чудовище?

— И слыхом слыхали, и видом видали, — отвечают старики. — Много беды от него натерпелись. Каждое утро чудовище съедает сто человеческих печенок и к полудню засыпает. Как уснет оно, на его лбу между морщинами появляются два железных быка. Убьешь их — сдохнет чудовище.

Много земель он проехал, много рек переплыл, наконец добрался до чудовища. Чудовище как раз лежало на солнце и грелось.

С утра до самого вечера, с вечера до другого утра натягивал Тон Аралчын свой лук и прицеливался. Как только чудовище уснуло, на лбу у него появились два железных быка. Тотчас Тон Аралчын выпустил свою золотую стрелу прямо в шеи быков, а сам отскочил за сто земель и остановился в сто первой.

Хлынула черная кровь чудовища по долинам и по рекам, и сдохло оно.

Курбусту-хан в это время пил чай. Затрясся верхний мир, и разлился чай, у хана. Испугался он и стал ждать богатыря.

А Тон Аралчын подскакал к издыхающему чудовищу, выхватил из него свою золотую стрелу и поднялся к Курбусту-хану:

— Я выполнил ваш приказ. Отпустите меня теперь с вашей дочерью:.

Тогда хан говорит:

— Не спеши, молодец. Перекочевать вниз ты всегда успеешь. Надо в нижнем мире погубить железное чудовище. Поезжай и уничтожь его.

Задумался молодец.

— Если хан приказывает — простому человеку трудно отказаться. Придется выполнять, — ответил он хану.

Вернулся Тон Аралчын к Тоолай-Чечен и рассказал ей о новой задаче хана.

— Отец хочет погубить тебя, — говорит жена.

— Что делать, ханского приказа не ослушаешься. Я ведь простой человек.

Рано на заре, когда еще коров не доили, Тон Аралчын уже был на коне и спустился по семицветной радуге в нижний мир.

Здесь попались ему сто старух. Стал он у них выспрашивать-выведывать:

— Не слыхали ль, как ревет, не видали ль, где живет железное чудовище?

— И слыхом слыхали, и видом видали, — отвечают старухи. — Много беды от него натерпелись. Железное чудовище можно убить только во время сна. Как уснет оно, из носа выползают две змеи. Убьешь их — сдохнет чудовище.

Много земель проехал Тон Аралчын, много рек переплыл, наконец подъехал он к чудовищу. Чудовище как раз съело сто человеческих печенок и теперь грелось на солнце.

С утра до самого вечера, с вечера до другого утра натягивал Тон Аралчын лук и прицеливался. Как только чудовище уснуло, из носа выползли две змеи, богатырь выпустил в них свою золотую стрелу, а сам отскочил за сто земель и остановился в сто первой.

Хлынула черная кровь поганого железного чудовища по долинам и по рекам, и сдохло оно.

Курбусту-хан в это время пил чай. Задрожала земля — чуть не перевернулась. Синее небо чуть не упало на землю. Огромные скалы с грохотом стали рассыпаться. Чашка с чаем у Курбусту-хана треснула пополам.

Прискакал Тон Аралчын в верхний мир и гневно потребовал:

— Я выполнил ваш приказ. Отпустите нас. Или я силой заберу свою жену.

Делать нечего, признал Курбусту-хан могущество своего зятя. Дал он ему добра из своего добра, скота из своего скота и отпустил их с миром.

Тон Аралчын поставил юрту на старом месте и уснул долгим сном. Спал он тридцать дней, тридцать ночей беспробудно. Утром Тон Аралчын вышел из юрты. Смотрит — Хулук-Бора голову опустил и траву не щиплет.

— Что с тобой случилось, Хулук-Бора? — спросил Тон Аралчын.

— Как ты можешь спать, когда твои родители в плену у Дошкун-хана томятся? — говорит ему конь человечьим голосом.

Тотчас вскочил Тон Аралчын на Хулук-Бору — ветвистые рога в шестьдесят один отросток — и помчался в аал Дошкун-хана. Приехал, смотрит — старики его чуть с голоду не умирают. Заплакали они от радости, увидев своего сына здоровым и невредимым.

Подъехал он к юрте Дошкун-хана, а тот от страха в кожаный мешок забрался. Вытащил молодец злого хана за ноги и бросил в горы на съедение диким зверям. Добро и скот хана Тон Аралчын угнал к себе в аал.

Снова уснул Тон Аралчын богатырским сном. Спал он тридцать дней, тридцать ночей. Проснулся он однажды утром, смотрит — конь отощал совсем — не пьет, не ест ничего.

— Что с тобой, Хулук-Бора? — спрашивает он коня.

— Как ты можешь спать, когда твои друзья Сойбун и Буга-Кара в земле Шулбуса остались? — говорит ему конь человечьим голосом.

Подбежал Тон Аралчын к жене и спрашивает:

— Что делать, Тоолай-Чечен? Когда я был в земле Шулбуса, он моих друзей убил. Как их оживить?

— Поезжай в землю Шулбуса. Вот тебе мой белый платок — с ним ты разыщешь их кости. Вот тебе мой красный платок — им ты оживишь их.

Быстро, как ветер, помчался он в землю Шулбуса по верхушкам ветвистых деревьев, ниже облачного неба, выше гор высоких. Из-под копыт камни величиной с добрую овцу летели, мелкие камни в пыль превращались.

Приехал он, взмахнул белым платком — разыскал кости воинов. Провел красным платком — ожили они и набросились на Тон Аралчына в прежнем пылу битвы. Долго бились они, пока не узнали Тон Аралчына. Поскакали богатыри домой. Сойбун ехал впереди, а Буга-Кара — позади.

Услышал народ счастливую весть, стал готовиться к встрече. Долго праздновал Тон Аралчын свою победу. Долго и счастливо жил он с женой Тоолай-Чечен. Добра у него стало выше плеча, скота выше головы.


Золотая птичка

Жил-был старик со старухой. Однажды пошел старик в лес за дровами. Облюбовал он себе высокое дерево и только взмахнул топором, из дупла выскочила золотая птичка:

— Не руби, старик, мое дерево, — заговорила птичка человечьим голосом.

Удивился старик, чуть топор на землю не выронил.

Хотел было уважить птичку, да упрямство помешало, и стал он рубить дерево. Взмолилась птичка пуще прежнего и пообещала выполнить все, что только он захочет.

Согласился старик и говорит:

— Окружи тогда мою юрту дровами.

— Ладно, старик, будут тебе дрова.

Пошел старик в юрту.

— Почему ты вернулся без дров, лентяй? — стала упрекать его старуха.

Рассказал старик про золотую птичку.

На другой день старик со старухой увидели, что вокруг старой юрты все завалено дровами. Удивился старик, попил чаю, заткнул топор за пояс и снова отправился в лес.

Подошел старик к высокому дереву и ударил топором. Выскочила из дупла золотая птичка и спрашивает:

— Чего тебе нужно, старик?

— Поставь мне белую юрту, — сказал старик.

— Ладно, старик, будет тебе белая юрта, — ответила птичка и спряталась в дупло. Вернулся старик домой.

На другой день проснулись старик со старухой в большой белой юрте, вокруг было много одежды и всякой еды.

Вдоволь наелся старик всяких лакомств и снова отправился в лес. Стукнул он по высокому дереву, выскочила оттуда золотая птичка и спрашивает:

— Чего тебе нужно, старик?

— Хочу, чтобы у меня белый скот был, — сказал старик.

— Ладно, старик, будет тебе белый скот, — ответила золотая птичка и спряталась в дупло. Вернулся старик в юрту.

На другой день проснулись старик со старухой и увидели вокруг юрты огромное стадо белого скота. Стали старик со старухой считать. Весь день скот считали, а сосчитать не могли.

Спрашивает старик у старухи:

— Чего бы нам еще выпросить у золотой птички?

— Не жадничай, старик, — ответила старуха. — Всего у нас теперь вдоволь, хватит на нашу жизнь.

— Эх ты, старая! От счастья своего отказываешься. Хочу быть ханом, чтобы слугам приказывать, а ты должна быть ханшей.

— Опомнись, старик, выбрось эти глупости из головы, — говорит ему жена.

Не послушал ее старик и поспешил в лес. Стукнул топором по высокому дереву — нет птички. Ударил он посильнее, но и на этот раз не показалась золотая птичка. В третий раз изо всех сил ударил старик по дереву, чуть не срубил совсем и стал кликать птичку. Но все было напрасно. Рассердился старик, повалил дерево, обшарил все дупло, но птички там больше не было.

Вернулся старик в юрту и рассказал жене, как было дело. Долго ругала старуха жадного старика.

Наступило утро. Проснулись старики, глядь, — а у них прежняя дырявая черная юрта.


Ак-сагыш и Кара-сагыш

Давным-давно жили два брата: Ак-сагыш и Кара-сагыш[39]. Не было у них ничего, кроме двух коней: белого у Ак-сагыша и черного у Кара-сагыша. Ездили братья на своих конях по аалам и кормились тем, что давали им добрые люди.

Однажды застал их в степи большой туман. Долго блуждали братья, сильно проголодались.

— Давай съедим твоего коня, — сказал брату Кара-сагыш, — а на моем вместе ездить будем.

— Хорошо, — согласился Ак-сагыш.

Голодные братья быстро расседлали белого коня, зарезали его и наелись досыта. Потом они стреножили коня Кара-сагыша и пустили пастись. Сами легли спать, положив под голову седла.

Дождался Кара-сагыш, когда Ак-сагыш уснул, и ускакал от него на своем коне.

Проснулся утром Ак-сагыш — нет брата. «Наверно, Кара-сагыш ушел искать коня», — подумал он и стал ждать. Ждал, ждал, — не дождался, и сам отправился искать. Но ни коня, ни брата он не нашел. Запечалился Ак-сагыш, да делать нечего — пошел один куда глаза глядят.

Шел, шел и поднялся к верховьям реки Kapa-Суг.

Смотрит, стоит чум из конских голов и коры. Заглянул Ак-Сагыш в чум — никого нет. Залез он под орун[40] и стал ожидать — кто же придет?

Вечером в чум ввалились медведь, волк, лисица и кабан.

Притаился Ак-сагыш и слушает.

— Хороший день выдался сегодня у меня, — заревел медведь. — Вдоволь я полакомился кедровыми орехами. А чем вы поживились, друзья?

— А я накопал своей серебряной палкой столько сараны, что съесть не смог, — похвалился кабан.

— Ты смотри береги свою палку, а то неровен час украдет кто-нибудь, — предупредил кабана медведь.

— Не украдут, я спрятал ее в надежное место — под бревно около чума, — ответил кабан.

Потом лисица похвасталась:

— У меня тоже удачный был день. Много наловила я сусликов.

— Я тоже не отстал от вас, — сыто проурчал волк. — У Караты-хана попировал. Там люди и скот гибнут от жажды. Вода куда-то исчезла.

— А как же найти воду? — спрашивает лисица.

— Я знаю, — сказал кабан. — Черный валун, величиной с корову, завалил родник Караты-хана. Только моей серебряной палкой можно столкнуть его под гору.

— Не болтай лишнего, хоть и дверь закрыта, — остановил его медведь.

Поговорили звери и заснули. Выбрался потихоньку Ак-сагыш из чума, нашел серебряную палку и отправился в аал Караты-хана.

Зашел Ак-сагыш прямо в ханскую юрту. Дали служанки Ак-сагышу сыворотки и стали гнать его из юрты.

— Не гоните меня, я хочу помочь вашей беде, — говорит Ак-сагыш.

Услышал хан и сказал:

— Ну что ж, попробуй, простой смертный. Пустишь воду, спасешь скот — награжу тебя. Отдам за тебя свою дочь, выделю скот из своего скота, добро из своего добра. А не сможешь — прощайся с жизнью.

— Ладно, — согласился Ак-сагыш и пошел к роднику. Подложил он под огромный валун серебряную палку и легонько скатил его под гору.

Звонко зажурчала вода родника и разлилась широко вокруг. Скот жадно кинулся к воде, топча и толкая друг друга.

Сдержал свое слово Караты-хан: выдал за него свою дочь, выделил скот из своего скота и добро из своего добра.

Однажды после долгих скитаний пришел в аал Ак-сагыша голодный и усталый Кара-сагыш. Очень удивился и испугался он, когда увидел своего брата. А тот обрадовался, стал его угощать.

— Как это ты сделался таким богатым? — завистливо спросил Кара-сагыш.

Рассказал ему все Ак-сагыш. Разгорелись от жадности глаза у Кара-сагыша: «Чем я хуже Ак-сагыша? Тоже хочу быть богатым», — и побежал искать чум зверей. Разыскал его и спрятался под орун.

Вечером в чум ввалились медведь, волк, лисица и кабан.

— Расскажите, друзья, кто чем поживился сегодня? — спрашивает медведь.

Кабан говорит:

— Мою серебряную палку кто-то украл. Попадись он мне — разорвал бы его. За весь день с трудом выкопал одну сарану. Пусто в брюхе у меня.

Потом лисица пожаловалась:

— Я тоже сегодня голодная. За весь день только одного маленького мышонка и съела.

— Я тоже ничего не нашел сегодня, кроме одной обглоданной кости, — зло прорычал волк. — У Караты-хана теперь много воды, и весь скот здоров. Кто-то подслушал нас и помог воду пустить. Попадись он мне — загрыз бы его.

Слушает всех медведь, сам помалкивает. Стали звери его расспрашивать.

— У меня сегодня тоже был плохой день, — нехотя начал медведь. — Попался мне всего один кедр с шишкой на макушке. Только я до вершины добрался, как налетел сильный ветер и сшиб меня с кедра. И шишку не достал, и бока помял. Все болит! — заревел медведь и грохнулся на орун, да так, что все затрещало.

Испугался Кара-сагыш и выскочил из-под настила. Голодные звери схватили его и хотели загрызть. В это время раздался выстрел. Это был Ак-сагыш, прибежавший искать пропавшего брата. Все звери в страхе разбежались. Кара-сагыш сидел на земле с разинутым ртом, чуть живой от страха.

— Никогда не завидуй и не жадничай, — сказал ему Ак-сагыш.


Березовая девушка

Жили-были четыре брата. Младший на охоту ходил, два средних за скотом и добром присматривали, а старший брат из тайги дрова приносил.

Однажды зашел старший брат далеко в тайгу, смотрит — большая береза стоит. Срубил ее парень, хотел расколоть на дрова да залюбовался белизной дерева. Вытесал он из березы куклу.

Связал вязанку дров, нагрузил на свои могучие плечи и отправился домой, прихватив с собой березовую куклу.

Увидел куклу второй брат и нарядил ее в свой праздничный халат.

Третий брат поставил рядом с куклой еду и смочил ей губы парным молоком.

Сидит около юрты кукла-красавица, совсем как живая девушка.

Пришел вечером с охоты младший брат Биче-оол и залюбовался березовой девушкой. Смотрел, смотрел на нее — не вытерпел и поцеловал ее в губы. И вдруг видит: ожила кукла, открыла глаза, засмеялась серебряным смехом и нежно обняла Биче-оола.

Увидели это братья и стали спорить.

Старший говорит:

— Это я ее вытесал из березы. Она моя.

Второй брат говорит:

— Нет, моя. Я ее одел.

Третий брат говорит:

— А я ее накормил.

Один только Биче-оол молчит, сидит рядом с девушкой и глаз с нее не сводит.

Долго спорили братья. Наконец старший брат предложил:

— Пусть девушка сама решит, кто для нее больше сделал. Кого она выберет, тот и будет ей мужем.

Подумала березовая девушка, и говорит:

— Старший брат вытесал меня из березы. Он отец мне. Второй брат одел меня. Он мать мне. Третий брат накормил меня. Он брат мне. А Биче-оол оживил — приласкал меня, как жених невесту. Он должен быть мне мужем.

Подивились братья мудрому ответу девушки и согласились. Счастливо зажил Биче-оол со своей женой. Говорят, они до сих пор живут и не старятся.


Старик Ак-Сал

Жил-был жестокий Калчаа-Куш-хан. Был он толстый, как туго набитая барба, и кровожадный, как голодный волк.

Любил хан своим подданным загадки загадывать. Кто не отгадает, того хан пытке подвергает.

Больше всех от него мук натерпелся старый Ак-Сал — всю жизнь его мучил свирепый Калчаа-Куш.

На склоне лет решил Ак-Сал отомстить хану за себя и за всех замученных.

Пришел он в белую юрту, низко поклонился хану и старикам и говорит:

— Берусь, хан, отгадать твои загадки.

Обрадовался хан.

Показал сразу же на ближнюю сопку, покрытую снегом, и говорит старику:

— Там находится снежный всадник. Сходи к нему и узнай: когда и откуда он прискакал, когда и куда он ускачет. Не узнаешь — прощайся со своей седой головой.

— Пусть будет по-вашему — попытаюсь. Но если узнаю — вам прощаться со своей головой, — насмешливо ответил Ак-Сал. — Пусть эти старики будут свидетелями.

Захохотал Калчаа-Куш:

— Пусть будет так. Не сомневайся, ханское слово нерушимо. Иди, да поторапливайся.

Не торопясь пошел Ак-Сал к снежной сопке, раскурил там свою длинную трубку и долго пускал дым к небу. Потом выбил пепел из трубки, набрал в полу халата снега и вернулся в ханскую юрту.

Хан его поджидал с нетерпением:

— Ты что так долго пропадал?

— Снежного всадника расспрашивал, — отвечает Ак-Сал.

— Вон как! — злорадно расхохотался опять хан. — И что же он тебе говорил?

— Он мне все рассказал. Прискакал он сюда осенью с верхнего мира, а отсюда поскачет весной в подземный мир.

Испугался Калчаа-Куш. Заколыхалась в страхе его толстая туша, покраснела от злости заплывшая жиром шея, уставился он на старика и завопил так, что чашка с чаем расплескалась.

— Ты, видно, из ума выжил, глупая черепаха. Нет там никакого снежного всадника. Убирайся отсюда!

Бросил тогда ему Ак-Сал в лицо весь снег с полы халата:

— Вот тебе подарок от снежного всадника. Видно, ханское слово, как снег, быстро тает. Старики-свидетели нас рассудят.

По велению седых стариков схватили простые люди Калчаа-Куша.

Как ни кричал хан — отрубили ему голову.


Хан — ослиные уши

В давние времена на острове посреди озера Тере-Холь стоял большой дворец. Жил в нем нелюдимый и злой хан. Безлюдно было в просторном дворце. Кроме хана с ханшей на острове жили слуга со служанкой и юноша-брадобрей.

Хан часто покидал остров, разъезжал по аалам и учинял там суд-расправу над своими подданными.

А юноша-брадобрей оставался все дни один, ему под страхом смерти было запрещено покидать остров. Только он один знал ханскую тайну: у хана были ослиные уши, которые он прятал от чужих глаз под шелковым колпаком. Только ему разрешал хан снимать этот колпак и брить голову. Целыми днями юноша одиноко сидел под большим тополем и пел тоскливые песни.

Прилетят на остров стайки птичек — слушает он их веселый щебет. Подплывут к берегу рыбки — любуется он их резвой игрой.

Однажды, когда хан снова покинул остров, юноше стало невмоготу — сильнее прежнего затосковал он по родному аалу.

Бросился он на траву и закричал:

— Будь ты проклят, Элчиген-кулак-хан[41]!

И вдруг слышит — шепчут листья тополя: «Элчиген-кулак-хан». А им вторит налетевший ветерок: «Элчиген-кулак-хан». Шумят волны озера: «Элчиген-кулак-хан».

Испугался юноша и просит их:

— Замолчите! Если хан услышит, он убьет меня.

Но шепот не смолкает. Все громче и громче над островом разносится: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».

Бросился тогда юноша в озеро. Долго плыл он, из сил выбился. Потянуло его ко дну. Но тут подплыли к нему две большие щуки и помогли добраться до берега.

Идет юноша в горы и весело распевает: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Вслед за ним эти слова повторяет эхо гор и тайги.

Вернулся хан на остров и слышит — шепчет старый тополь: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Рассердился хан, велел позвать юношу, но его нигде не нашли. Решил тогда хан, что его брадобрей пытался бежать и утонул в озере. Никто еще не доплывал до берега.

Приказал хан срубить старый тополь, но все равно ему не спится. Опять слышит: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Это травы шепчут, птицы распевают. Обезумел хан, мечется по острову, цветы топчет, гнезда птичьи разоряет.

Перевезли хана на берег, поместили в большой белой юрте.

Пришел хан в себя и стал думать, как ему дальше свою тайну сохранить. Собрал он подданных и строго-настрого запретил им бывать на острове.

— Там злые духи поселились, — пугал их хан.

Однажды спустились с гор охотники и рассказали — вся тайга на разные голоса повторяет: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».

Пошли разговоры по юртам, дошли и до хана. Понял хан, что жив юноша-брадобрей, и теперь рано или поздно все узнают его тайну.

Собрал он тогда народ и снял шелковый колпак. Все увидели, что у хана длинные ослиные уши.

Зароптал народ.

Вышли тогда вперед старики и говорят хану:

— У тебя волчье сердце и ослиные уши. Не можешь ты быть нашим ханом, уходи прочь.

Так прогнал народ Элчиген-кулак-хана. Помнят об этом только две старые-престарые щуки, да рассказать никому не могут. Да когда поднимается ветер, в плеске волн Тере-Холя слышится: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».


Утес, не видящий солнца

Предание
Давным-давно жил в долине реки Тапсы богатый хан. Своим табунам он и счет потерял.

Была у хана единственная дочь красавица Доспан. Много знатных женихов приезжали сватать ее, но гордый старик всем отказывал и говорил:

— Еще мало у вас добра и скота, чтобы быть моим зятем.

Так старик насмехался над женихами дочери.

А красавица Доспан тем временем горячо полюбила ханского пастуха Арзылана.

Однажды из далеких степей за снежным перевалом пришел караван с подарками от хана Тумэн-Баира.

Разгорелись ханские глаза при виде богатых даров, и решил он через месяц выдать Доспан за Тумэн-Баира.

Молча выслушала Доспан волю отца. Оседлала белоногого иноходца и тайком поскакала к утесу Хун-Хая[42] к Арзылану.

Рассказала Арзылану о своем горе.

Стал утешать ее Арзылан:

— Не покоряйся воле отца. Бежим в горную тайгу.

— Нет, везде найдет нас отец. Не скрыться нам нигде от него.

Опустил голову смелый Арзылан, не знает что делать. Долго думали, ничего не придумали.

Видит девушка, что совсем загорюнился ее возлюбленный, встряхнула весело черными косами и говорит:

— Не горюй, сарым[43]. До свадьбы еще тридцать дней. Поживем, а там увидим, что делать.

Каждый день приезжала Доспан к возлюбленному на Хун-Хая, и все дни они проводили вместе.

Незаметно прошел месяц.

И вот однажды утром, едва заиграла заря, вдали показался большой караван. Впереди на дорогом скакуне, в богатой одежде ехал жених со свитой.

Завидела Доспан гостей и помчалась на белоногом иноходце к утесу Хун-Хая.

Быстрее стрелы взвился конь на высокий подъем. Арзылан был уже там. Лучи яркого солнца заливали весь утес.

Крикнула на скаку Доспан:

— Тумэн-Баир приехал.

— Что нам делать? Неужели нам навсегда расстаться? — проговорил Арзылан.

— Нет, мы всегда будем вместе, — ответила девушка, заглянув в глубокий обрыв.

Догадался Арзылан, крепко обнял напоследок любимую, вскочил на коня и направил его к обрыву.

Только столб пыли взвился над утесом, загремели камни, и гул разнесся по горам.

Услышал старый хан шум, выбежал из юрты вместе с гостями. Подскакали к нему пастухи и рассказали, как погибли Доспан и Арзылан.

Кинулся хан к подножью утеса. Там были лишь огромные груды камней.

Последний раз ярко осветило солнце утес Хун-Хая. И больше с тех пор никогда этот утес не освещался солнцем. Засохли на нем травы и цветы, погиб кустарник. С тех пор люди зовут этот утес «Хун-кёрбес» — «солнца не видящий».


Каша в кувшине

Поздним вечером бродячий лама-бадарчы[44] шел по степи. За плечами у него был старый мешок с молитвенными книгами. Лама посматривал на юрты, над которыми вились дымки от очага, и принюхивался, откуда пахнет вкуснее.

Вдруг запахло пшенной кашей, и лама свернул к ближайшей юрте.

Собака с громким лаем бросилась на ламу и сбила его с ног.

Лама грохнулся в снег и закричал:

— Люди добрые, помогите! Спаси-и-ите-е…

Отбиваясь от собаки, он все глубже и глубже зарывался в рыхлый снег. Собака хватала его за ноги и лаяла еще громче.

Из юрты выбежала хозяйка, помогла подняться толстому, неуклюжему ламе, отряхнула от снега его желтый халат. Зашел лама в юрту и жадными глазами уставился на котел, в котором варилась густая пшенная каша.

Лама сел поближе и стал четки свои перебирать. Хозяйка хлопотала у огня. Помешала она кашу поварешкой, посолила круто и вышла.

Прибежала в юрту девочка с чашкой соли, всыпала соль в котел, лукаво усмехнулась и выбежала.

Немного погодя вошел хозяин, всыпал чашку соли в кашу и тоже за дверь.

Злится голодный лама: «Как же есть человеку такую соленую кашу? Пусть дадут своей корове, это ей полезно есть соленое».

Когда все собрались, хозяйка взяла чашки и наполнила их кашей. Лама нахмурился и говорит:

— Мне чуть-чуть положите, я сыт.

Хозяйка подала ему маленькую чашку с кашей. Попробовал лама и чуть свой палец не откусил — каша-то была с сахаром! Голодный бадарчы не заметил, как проглотил ее! Все наелись, один он не наелся. Хозяйка собрала остатки горячей вкусной каши, переложила из котла в кувшин и поставила на полку.

Скоро в юрте все заснули. Не спит только жадный лама, вспотел даже от волнения. Тихо поднялся, схватил кувшин с кашей. Кувшин был еще горячий, и лама обрадовался. Он сунул руку в кувшин, набрал пригоршню каши, потянул обратно, а ручища застряла — ни назад, ни вперед. Зажал он кувшин между коленями, и так и сяк — вытащить руку не может. А горячая каша жжет больно, до костей доходит.

Выскочил лама из юрты и обеими руками хлоп кувшином по какому-то черному камню. Камень как подскочит, как залает, завизжит! А кувшин цел остался.

Побежал лама дальше, видит — лежит на пути большая темная горка. Хлоп кувшином по горке, — а то оказался верблюд. Как заревет он, как плюнет на обидчика! А кувшин опять цел остался.

Лама испугался и бросился бежать прочь от верблюда. Добежал до овечьего загона и решил здесь разбить кувшин с кашей. Ударил его по столбу, проснулись пастухи: «Вор! Держи его!» — и бегом к нему.

Пустился лама от них без оглядки, задохнулся от быстрого бега и упал замертво.


Бедный и богатый

Это было давным-давно, когда от жары еще реки пересыхали, а клювы птиц плавились. На северном склоне Кара-Дага жил старик Боралдай со старухой. Кроме жалкого чума да семи коз, у них ничего не было. Бедно жили. А тут на беду еще козы одна за другой пали.

Стала тогда старуха старика донимать — сходи да сходи к своему младшему брату, не умирать же с голоду. Долго отнекивался Боралдай, наконец согласился:

— Ладно уж, пойду к братцу, только знаю — не поможет он нам.

Побрел старик на южный склон Кара-Дага, идет и горькую думу думает: «Почему это так на свете устроено — одни от голода умирают, другие от жиралопаются?» Когда подошел он к аалу брата, на него свора собак набросилась — лают, загрызть готовы.

Велел богатый своим слугам узнать, на кого лают собаки. Те разузнали и говорят:

— Это ваш старший брат пришел.

— Гоните его! — закричал богач. — Нищего в аал пускать — беду накликать! Гоните!

Передали прислужники Боралдаю слова брата, заплакал тот горькими слезами и отправился в обратный путь.

Подходит Боралдай к своему чуму, а его уже старуха поджидает.

— Ну как? Поможет нам твой брат? Говори скорее!

Рассказал Боралдай, как его встретил богатый брат.

— Теперь нам конец пришел, старуха. Умрем с голоду, если утром — то рано, если вечером — то поздно.

— Постой, постой, старый, — остановила его старуха. — Без тебя я странный сон видела. Близ высокой черной скалы будто бы растет развесистое дерево, а под ним еды всякой разложено — видимо-невидимо. Поискал бы ты это дерево. А?

Долго отнекивался Боралдай, наконец согласился. Два раза всходило и заходило солнце, а он все брел по тайге, питался сараной да водой ключевой, совсем ослаб. На третий день хотел домой повернуть, да вдруг заметил, что перед ним возвышается высокая, до самого неба, черная скала, а вблизи красуется развесистое дерево.

Побежал было Боралдай из последних сил к этому дереву, да вдруг откуда ни возьмись гром грянул, ветер сильный подул и повалил старика на густую траву. Взглянул на небо, видит — с высоты на землю шесть птиц огромных спускаются, крыльями белоснежными помахивают. Ударились птицы о землю и обернулись царевнами-красавицами, излучающими свет луны и солнца. Одна из них, самая красивая — Золотая царевна, — подошла к скале и достала из расщелины белую барбу и молоточек на длинной ручке. Ударила царевна молоточком по барбе, и она сразу чем-то наполнилась, раздулась. Подбежали остальные царевны и стали барбу вытряхивать — посыпались оттуда разноцветные шелка заморские. Еще раз взмахнула Золотая царевна молоточком, и барба наполнилась дорогими яствами.

Украсили царевны дерево шелком и стали под ним пировать, песни петь и резвиться. Долго веселились. Наконец Золотая царевна спрятала в расщелину барбу с молоточком, хлопнула три раза в ладоши, и все красавицы вновь обратились в птиц с белоснежными крыльями. Облетели птицы три раза дерево, помахали крыльями и скрылись в поднебесье.

Вскочил Боралдай на ноги, подбежал к дереву и принялся поедать остатки пищи. Ест, а сам про старуху думает: «Ей, наверно, и во сне не снится, чем я угощаюсь. Вот бы ее сейчас сюда, бедную».

Наелся Боралдай до отвала и стал искать по расщелинам скалы волшебную барбу с молоточком. Разыскал с трудом и, не чуя под собой ног, поспешил домой.

Подходит Боралдай к чуму, а его уже старуха поджидает.

— Ну как? Помог мой сон? Да говори скорее.

— Помог, помог, старая. Теперь всегда сыты будем. Вот видишь, что я добыл под скалой, — и показывает ей пустую барбу и молоточек с длинной ручкой.

Заругалась старуха, с кулаками подступает к мужу.

— Ты что, старый, из ума выжил? Надо мной потешаться вздумал?!

— Постой, подожди, старуха! — взмолился Боралдай. — Сейчас я чудо сотворю.

Ударил старик молотком по барбе, и она наполнилась такими дорогими яствами, какие старуха не только не ела, но в жизни своей не видывала.

Ест старуха, а Боралдай знай себе молотком по барбе постукивает да добро из нее вытряхивает. Выросла возле чума целая куча белой кошмы для юрты. Зажили старики в достатке и согласии.

Мало ли, много ли времени прошло с тех пор, только вспомнил богач про своего бедного брата. Призывает он слугу и говорит:

— Скачи к моему брату. Старик со старухой, должно быть, уже давно умерли с голоду. Так ты покопайся в их рухляди, если найдешь что-нибудь стоящее, то вези в мой аал.

Подъехал всадник к тому месту, где раньше на северном склоне Кара-Дага стоял ветхий чум Боралдая, и обмер от удивления. Вместо чума красуется белая юрта. А вокруг стада тучные ходят, травку сочную пощипывают. «Какой-то знатный хан сюда перекочевал. А мы живем и ничего не ведаем!» — подумал слуга и с земным поклоном вошел в юрту. Рот раскрыл, а слова вымолвить не может. Восседают Боралдай со старухой на девятислойном олбуке, в шелковых халатах, в расписных идыках, а кругом чего только нет! Все в золоте и серебре горит.

Долго слуга стоял в оцепенении, наконец пришел в себя и пятясь выбрался молчком из юрты. Вернулся, рассказывает богачу о том, что видел, а тот не верит. Посылает второго слугу:

— Если и впрямь Боралдай разбогател, то зови его в гости ко мне.

Убедился второй слуга, что действительно у Боралдая добра выше плеча, а скота выше головы, и передал ему с поклоном приглашение своего хозяина.

Долго думал Боралдай, девять трубок табаку искурил, три заварки чаю выпил, потом такой дал ответ:

— Передай моему брату, что я помню его слова: «Нищего в аал пустить — беду накликать». Пусть не ждет меня.

Старуха в знак согласия головой кивнула и подала старику раскуренную трубку.

Выполнил слуга наказ Боралдая. Рассказал все, что видел, что слышал. От злости и зависти чуть не задохнулся богач. Рвет и мечет, на слугах злобу срывает, а покоя все нет и нет. «Должен я выведать у Боралдая, как он, умирающий с голоду, сумел разбогатеть». Собрался в дорогу и, когда солнце взошло и камни стали золотисто-пестрыми, поскакал в аал Боралдая.

Вошел в юрту и прикинулся добрячком-простачком.

— Здравствуй, мой старший брат! Давно мы не виделись с тобой, не пили чаю из одной пиалы, не курили из одной трубки. Соскучился я по тебе.

Дрогнуло сердце у Боралдая. Как-никак — брат перед ним. Усадил он его рядом с собой на девятислойный олбук и стал угощать. Старуха тоже разжалобилась и гостя потчует — араку в золотой чаше подносит.

Выпил Боралдай и не удержался — рассказал брату, как он добыл волшебную барбу с молоточком. Загорелись глаза у богача, стал он расспрашивать, куда надобно идти, чтобы до черной скалы добраться. И про это рассказал ему Боралдай. Тогда богач спрашивает:

— А много ли расщелин в той скале?

— Много. Не меньше шести.

— Тогда в каждой расщелине должно быть по волшебной барбе. Наберу я их шесть штук — вот тогда заживу на славу. И красавиц заодно заарканю.

Забеспокоился Боралдай и стал отговаривать:

— Есть ли там барбы или нет, — это вопрос. А тебе они не нужны. Ты и так живешь богато. Сиди в своем аале и не ходи никуда.

Богач и слушать не хочет, пойду да пойду — я, мол, не хуже тебя. И пошел, прихватив девяностосаженный аркан. Долго плутал по тайге, изморился весь, похудел, а все же добрался до черной скалы. Затаился в траве и ждет.

Два раза всходило и заходило солнце, а птицы все не прилетали. Наконец, на третий день ударил гром, загудел ветер и с неба спустились шесть белоснежных птиц. Ударились о землю и обернулись царевнами-красавицами. «Добрые будут жены», — подумал богач и стал было подкрадываться с арканом к дереву, но тут Золотая царевна, не найдя в расщелине белой барбы с молоточком, подняла тревогу.

— Сестры мои! Наш клад пропал! Ищите вора, он где-нибудь близко прячется. Мы его так проучим, что всю жизнь будет помнить.

Разбежались сестры-красавицы во все стороны. А Золотая царевна заметила примятую траву и наткнулась на богача.

Тот от страха глаза закрыл и молитвы под нос бубнит. Созвала своих сестер Золотая царевна, подхватили они богача и принесли под дерево с развесистыми ветвями. Стали спрашивать да допытываться — кто взял барбу. Богач клянется — это, мол, бедняк Боралдай высмотрел и унес волшебную барбу, а он, дескать, сюда случайно забрел.

— А аркан у тебя зачем? — спрашивает Золотая царевна.

Хочет богач соврать, а язык помимо его воли правду говорит:

— Хотел я вас переловить и себе в жены взять.

Разгневались тут красавицы. Подошла к богачу самая младшая из них.

— Так это ты, старый филин, хотел меня в жены взять? Вот тебе за это мой подарок. — Потянула его пальчиками за нос, и нос вытянулся, как сухожилие. Потом завязала нос узлом и отошла в сторонку. Ее место заняла другая красавица и тоже завязала свой узелок. Последний, самый большой узел на носу богача завязала Золотая царевна. Долго хохотали над богачом сестры: «Ну и красавец! Нет, мы не достойны его!» — и, обернувшись птицами, поднялись в небо.

А богач, проклиная все на свете, с шестью узлами на носу побрел домой. Увидели его нос люди — все разбежались. Увидела его нос жена — тоже прочь кинулась, да богач успел ее за полу халата ухватить. Приказал он ей послать слугу за Боралдаем.

Узнал Боралдай, что вместо шести барб и шести жен богач принес на носу шесть узлов, усмехнулся и поскакал на гнедом иноходце к брату. А с собой молоточек волшебный захватил.

Возле юрты его встретила жена богача. Просит и молит:

— Исцелите только мужа, и мы дадим вам половину добра из своего добра, и половину скота из своего скота.

Ударил Боралдай тихонечко молотком по носу богача, и один узел развязался, ударил второй раз — второй узел развязался. Так развязал он пять узлов, хотел шестой раз ударить, да тут жена богача подскочила. Жалко ей стало добра и скота, обещанного Боралдаю. Выхватила она молоточек, да так стукнула мужа по темени, что тот и дух испустил.

— Вот смотрите, люди, — сказал Боралдай, — до чего доводит жадность.

Так и похоронили богача с узлом на носу. А Боралдай вернулся домой и долго-долго жил со своей старухой на северном склоне Кара-Дага. За это время стали больше овраги, углубились лощины.


Мудрый филин

Жил-был птичий хан, и была у него сердитая, властная жена. Что захочет, то и делает, а хан и пикнуть против не может.

Вздумала раз злая ханша испробовать птичье мясо. Приказал хан исполнить волю жены. Всякого птичьего мяса отведала ханша, а все ей мало.

— Хочу теперь мяса филина, — сказала она мужу.

Послал хан за филином быстрого ястреба. Разыскал его ястреб и передал приказание хана:

— Тебя хан срочно вызывает. Задумала ханша твое мясо отведать.

Встревожился филин и говорит ястребу:

— Не могу днем лететь, глаза ничего не видят. Ты возвращайся, а ночью и я явлюсь к хану.

Улетел ястреб, передал хану слова филина. Прошла ночь, прошел день, а филина все нет. Ханша злится и хана поклевывает:

— Какой же ты птичий хан, раз к тебе филин не является. Скоро ли я попробую его мяса?

— Скоро, скоро, — отвечает ей хан. — Вот наступит ночь, он и прилетит.

Пришла ночь и прошла ночь, а филина все нет как нет. Переполох стоит в стойбище хана. Птицы-прислужники пищат, боятся на глаза ханше попадаться, неровен час — заклюет злая ханша.

Наконец на исходе третьей ночи явился к хану филин. Спрашивает его разгневанный хан:

— Почему ты, лупоглазый, медлил, когда я тебя звал?

— В первую ночь я попал на большую сходку. Вот потому и задержался, хан мой, — отвечает спокойно филин.

— А что там было? — заинтересовался хан.

— Спорили — каких деревьев после бури больше бывает: сваленных или устоявших.

— И каких же деревьев больше? — продолжает любопытствовать хан.

— Сваленных больше, хан мой.

— А почему больше?

— Потому что ветер согнул много деревьев, и они тоже считаются сваленными, хан мой.

— Ну, хорошо, а где ты был во вторую ночь? — спрашивает филина хан.

— Задержался я на большой сходке, хан мой.

— О чем же там спорили? — опять заинтересовался хан.

— Спорили о том, чего в году больше бывает: дней или ночей. Решили, что ночей в году больше, чем дней.

— А почему?

— Потому что в пасмурный день солнца не видно, и он тоже считается ночью, хан мой.

— Ну, хорошо, а где ты был этой ночью?

— Уже вблизи от вашего аала задержался я на другой большой сходке, хан мой.

— О чем же там спорили? — полюбопытствовал хан.

— Спорили — кого на земле больше: мужчин или женщин. Решили, что женщин больше, чем мужчин.

— А почему женщин больше? — удивился хан.

— Потому что мужчины, которые подчиняются женщинам, тоже считаются женщинами, хан мой.

— А к ханам это тоже относится?

— Относится, хан мой, — смиренно ответил филин и закрыл в знак покорности свои круглые, как плошки, глаза.

Засопел хан и стал думать: «Зря я подчинился своей жене и истребил много птиц».

И запретил хан своей ханше с тех пор уничтожать их. А птицы радовались и благодарили мудрого филина.


Почему птицы не говорят

Это еще тогда было, когда птицы человеческий язык понимали.

Жил на горе Дарбайты орел. Однажды сидел он голодный на вершине горы и высматривал, не покажется ли из норки тарбаган[45]. Ждал-ждал, разморился на солнце да и уснул. Проснулся орел от шума крыльев. Большой серый ястреб схватил тарбагана и на ближайшей сопке стал его клевать. Возмутился орел, подлетел к ястребу и чуть не задавил его.

Не испугался ястреб и говорит:

— Чего ты, орел, взъерошился? Если хочешь кусок заполучить, то проси, да повежливее.

— Не нужно мне твое угощение, — ответил надменно орел, а сам жадных глаз с тарбагана не сводит. — Просто хочу посмотреть, как ты такого дохлого тарбагана будешь есть.

Засмеялся тогда ястреб:

— Зачем же ты тогда сам целый день караулил тарбагана, коли он дохлый?

Отвечает орел сердито:

— На тарбагана я и не смотрел. Одним глазом я высматривал косулю, а другим — зайца. Тебе ни в жизнь их мяса не попробовать. Ешь своего тарбагана, пока он не протух, да помалкивай.

Сильно поссорились между собой орел и ястреб. Такой шум подняли, что все птицы слетелись и решили птичьего хана избрать, чтобы он споры разбирал. Загалдели, зашумели птицы. Каждой хотелось стать ханом.

Выступил вперед орел и говорит:

— Я должен быть вашим ханом. Выше меня никто в поднебесье не залетает.

— Не нужно нам такого хана, — хором возразили птицы. — Гордость у тебя большая, потому и живешь один на неприступных скалах. Не согласны!

Тогда выбралась вперед летучая мышь и сказала:

— Я хочу быть ханом. Крылья у меня не из перьев, как у вас, а из кожи. Уши мои слышат далеко.

Взъерошилась серая кукушка:

— Не может быть летучая мышь ханом. Нам говорит, что она птица, а зверям говорит, что зверь. Да еще всю ночь шарахается, нам спать не дает. То ли дело я, кукушка. От моего пения вся земля весной в зеленый убор наряжается. Лучше меня хана не найти вам.

Замахали крыльями большие и малые птицы:

— Не бывать кукушке нашим ханом. Она своих птенцов не высиживает.

Разгорелся тут великий спор, каждая птица предлагала себя в ханы.

Долго шумело птичье сборище. А на верхушке высокого кедра сидел старый ворон-волшебник.

Слушал-слушал он птичьи споры и сказал так:

— Не можете вы договориться. Каждый хочет быть ханом. Живите вольно, без хана, каждый сам по себе. А говорить больше вы не будете.

С тех пор птицы разучились говорить.


Ленивая сова

Жила в зеленом лесу серая сова. Была она ленивой-преленивой. Если сидела на одном дереве, на другое ей было лень перелететь.

Как-то теплым днем она сидела на лиственнице и дремала. Подлетел тут к ней пестрый дятел и застучал по дереву.

Проснулась сова, встряхнула помятыми крыльями и спросила сонным голосом:

— Что ты, дятел, шумишь — спать мне не даешь?

— Разве ты не видишь? — удивленно посмотрел на нее дятел глазами, похожими на просяные зернышки. — Я еду себе добываю.

— Ты что, не мог себе другого места найти? Убирайся отсюда! — прикрикнула на него сова.

— Все трудятся, одна ты спишь. Хотя бы гнездо себе сделала! — сказал дятел и улетел прочь.

Уселась сова поудобнее и только было заснула, как снова услышала шум. Открыла правый глаз и видит: подлетела к лиственнице сорока и стрекочет над самым ухом.

Закричала на нее сова, а та не испугалась и говорит ей бойко:

— Почему ты все спишь? Посмотри кругом, все птицы хлопочут, у каждой свое дело: кто птенцов кормит, кто гнездо вьет.

Не дождалась сорока ответа от совы и полетела дальше новости лесные собирать.

Опять задремала сова. Вдруг слышит, над ее головой кто-то взад-вперед летает. Открыла левый глаз и видит, как маленькая синичка пух тополиный себе в гнездо собирает. А кругом птицы снуют, кузнечики звенят, мошки жужжат.

Стыдно стало сове, и решила она, как придет другой день, за гнездо приняться.

Наступила ночь. Была она очень холодной. Сова дрожала и плотнее прижимала крылья к телу. Вспомнила она о теплом гнезде синички — вот бы в таком поспать. Длинной была холодная ночь. Даже глаза бесчисленных звезд неба замерзли и потускнели от холода. Всю ночь сова мерзла и поджидала восхода солнца. Наконец солнце взошло и согрело ее. Разомлела сова от тепла и сладко заснула.

Так проходили день за днем, а гнезда себе сова так и не свила по своей великой лени.


Голодный волк и козлёнок

Это еще тогда было, когда рога козлов в небо упирались, а хвосты верблюдов по земле волочились.

Жил-был хромой серый волк. Уже много дней ему не попадалась добыча. Питался он только высохшими костями на покинутых стойбищах. Жутко выл волк по ночам, а днем отлеживался на солнце, думая о теплой крови и жирном мясе.

Однажды волк рыскал по степи в поисках добычи. Вдруг видит, на высокой скале жирный козленок спокойно пощипывает травку.

Глядит волк на козленка и глазам своим не верит — может, мерещится с голоду. Прячась за камни и облизываясь, стал волк подкрадываться к скале.

Но козленок тотчас почуял врага и бросился к самой вершине скалы. Оттуда он насмешливо смотрел на голодного волка и со звоном точил о камни свои рожки.

Погасла у голодного волка радость, помутилось в глазах от голода.

Крикнул снизу волк:

— Эй, козленок! Отрежь мяса от своей ноги. Не дашь — сожру тебя так, что мокрого пятна суслику лизнуть не останется. Ну как?

«Ишь чего захотел, хромоногий!» — подумал козленок, а вслух говорит:

— Я бы отрезал тебе кусок, да нечем. Сбегай к Донгулу и попроси у него складень.

Прибежал волк к Донгулу:

— Донгул, мне козленок обещал мяса отрезать от своей ноги, да ножа нет. Одолжи складень, дружище.

Говорит Донгул:

— Складень есть, только он очень тупой. Попроси у Чалдыя брусок.

Прибежал волк к Чалдыю:

— Чалдый, мне козленок обещал мяса отрезать от своей ноги, да ножа нет. У Донгула есть нож, да тупой. Одолжи брусок.

Говорит Чалдый:

— Брусок есть, только он очень тяжелый. Попроси у Чанныка сани.

Приковылял волк к Чанныку:

— Чаннык, мне козленок обещал мяса отрезать от своей ноги, да ножа нет. У Донгула есть нож, да тупой. У Чалдыя есть брусок, да тяжелый. Привезти не на чем. Одолжи сани, дружище.

Говорит Чаннык:

— Сани есть, да сами они не поедут. Попроси у Кулдуя коня.

Приплелся волк к Кулдую:

— Кулдуй, мне козленок обещал мяса отрезать от себя, да ножа нет. У Донгула есть нож, да тупой. У Чалдыя есть брусок, да тяжелый. У Чанныка есть сани, да нет коня. Одолжи мне коня, дружище.

— Конь есть, да без аркана его не поймать. Попроси у Алдая аркан.

Приплелся волк к Алдаю.

— Алдай, мне козленок обещал мяса отрезать от себя, да ножа нет. У Донгула есть нож, да тупой. У Чалдыя есть брусок, да тяжелый. У Чанныка есть сани, да нет коня. У Кулдуя есть конь, да нет аркана. Одолжи мне аркан, дружище.

— Аркан есть, только он в ящике под замком. А ключ находится у хозяина леса. Попроси у него ключ.

Потащился волк к хозяину леса.

А хозяином был молодой ловкий охотник. Он бродил с ружьем по лесу.

Увидел охотник волка и крикнул:

— Что, разбойник, сам идешь ко мне?

Проворно схватил он ружье, укрепил его на сошках и первым выстрелом убил волка наповал. Только эхо разнеслось по горам.

А козленок целый день грелся на солнце и мирно щипал траву. Знал он, что не даст человек его в обиду.


Козлик — медные рожки

Было это давным-давно, когда рога козлов в небо упирались, а хвосты верблюдов по земле волочились. Жили-были семь коз с семью козлятами. Стая голодных волков съела у них всех козлят, кроме одного, с медными рожками. Он резвился на крутой высокой скале, где его нельзя было достать. Козлик — медные рожки остался один у семи матерей. Он всех их высасывал, а потом убегал на свою скалу, играл там, ел траву зеленую, пил воду студеную. Повадился в эти места голодный серый волк и стал поедать одну козу за другой. Скоро ни одной матери не осталось у козлика. Заплакал он горючими слезами. Подходит к нему серый волк и спрашивает:

— Ты почему плачешь?

— Как же мне не плакать. Было у меня семь матерей — ни одной не осталось, — отвечает козлик.

— Теперь и твой черед настал. Я тебя съем, — говорит волк.

— Ты всегда меня можешь съесть. Но какой тебе толк — я еще маленький. Приходи через год — я стану большим и жирным. Вот тогда и ешь.

Согласился волк. Прошел год, и волк вспомнил о козлике — медные рожки. Прибежал к нему и увидел большого желтого козла, рога у него сверкали на солнце, а борода стлалась по земле.

— Что это у тебя на голове сверкает? — спросил волк.

— Это мои мечи. Могу распороть брюхо любому встречному медведю.

— А что у тебя на подбородке? — спрашивает опять волк.

— Это мой платок. Им я утираюсь после обеда, когда наемся медвежьего сала и волчьих почек. Выходи на бой, вставай перед моими рогами-мечами, — закричал козлик.

Серый волк от страха так припустил, что не заметил острых колючек в лесу. А козлик кричит ему вслед:

— Я распорю тебя, проглочу тебя, проклятого!

Бежит навстречу перепуганному волку рыжая лиса.

— От кого бежишь, храбрый серый волк?

— Ой, лиса, хотел я съесть козлика — медные рожки, но он меня чуть не убил своими рогами.

— Ну и трус ты, братец! Нашел кого бояться. Пошли вместе, — говорит лиса.

— Я туда больше ни за что не пойду, — ответил волк и убежал прочь.

Навстречу ему шагает черный медведь.

— Кого испугался, волк?

— Ой, хозяин, хотел я съесть козлика — медные рожки, но он меня чуть не убил.

— Пойдем вместе, посмотрим, — говорит медведь.

— Все равно не пойду. Лучше с голоду подохну, — ответил волк.

— Ну нет, храбрец, ты покажи мне этого зверя, — и медведь ловко поймал волка и привязал к своей лапе гибким тальником.

Подошли к высокой скале. А там козлик со звоном точит о камень свои медные рожки.

— Что это у тебя на голове сверкает? — спрашивает медведь.

— Вот тебя мне и надо. Выходи на бой, вставай перед моими рожками-мечами, — сказал храбрый козлик и кинулся на медведя с волком.

Тот припустился бежать без оглядки и придушил болтавшегося на лапе волка. С разбегу налетел на большой черный пень и разбился насмерть.

А козлик — медные рожки целый день грелся на своей скале, ел травку зеленую, пил воду студеную. И никому не давал себя в обиду.


Заяц и овца

Жила-была на свете овечка со своими ягнятами-близнецами. Однажды захотелось ей напиться целебной водицы из аржана[46], и отправилась она в дальнюю дорогу.

Идет овца по желтой степи, травку пощипывает, детей своих уму-разуму поучает.

Вдруг из лесу выпрыгнул волк.

— Долго ждал, когда ты на аржан соберешься. Вот наконец-то и дождался! Загрызу тебя сейчас вместе с ягнятами, — прорычал волк и клыки оскалил.

— Подожди, волк! — взмолилась овечка. — Дай напоследок водицы аржанной испить. Все равно мне обратно только этой дорогой идти — тебя не миновать.

— Иди, но одна. А ягнят оставь. Не придешь через три дня — загрызу.

С волком не поспоришь, — пришлось овце оставить своих ягнят и одной продолжать путь. Идет опечаленная, травку сочную не щиплет. Об одном только думает, как спасти бедных ягняточек.

Напилась она вдоволь аржанной водицы и обратно бредет понурая. На пути ей повстречался заяц, бодро так скачет — скок-скок.

— Чем ты, овца, опечалена?

— Как же мне не печалиться, когда меня и моих ягнят волк хочет загрызть. Оставил он их при себе, окаянный. Не приду — съест.

— Мало ли, что хочет волк! — сказал заяц и усиками зашевелил. — Он, да лиса, и мной не прочь полакомиться. Обманем мы волка.

Воспрянула тут духом овца, стала выспрашивать — как же можно волка обмануть.

— А вот как. Найди где-нибудь бумагу с тибетскими письменами и приходи сюда.

Побежала овца к хуре[47]. Ламы араки перепились и спать улеглись, хотя солнце еще над кедром висело. Выкрала у них овца толстую книгу. Зажала зубами и помчалась к тому месту, где с зайцем повстречалась.

— Молодец! — похвалил ее заяц. — Только вся книга нам не нужна.

Вырвал он из книги листок и нацепил на рога овце.

— Иди к волку и скажи: «Я принесла приказ бургана[48]. Прочти его сначала, а потом уж можешь расправляться с нами, беззащитными овечками».

Поверила овца зайцу и побежала к своим деткам. А заяц поодаль за ней вприпрыжку скачет.

Видит овца: на лужайке спокойно пасутся, ни о чем не догадываясь, ее ягнята, а вблизи, высунув язык, лежит волчище и с них своих жадных глаз не сводит.

Замахала овца головой так, что бумага чуть с рогов не слетела, и кричит волку так храбро, что тот даже диву дался:

— Я принесла приказ самого бургана. Прочти его сначала, а потом уж можешь расправляться с нами, беззащитными овечками.

Заслышали голос матери ягнята и подбежали к ней, о бока ее трутся.

Волк взял бумагу, повертел ее в лапах, видит, что на ней буквы-завитушки выведены, а что там написано, прочесть не может. Заметил он тут, что стороной заяц бежит, о чем-то задумался и на волка даже не смотрит. Рассердился тут волк да как крикнет:

— Эй, косой! Куда это ты так спешишь, что меня даже не чуешь? Иди сюда.

Заяц степенно подошел к волку, встал на задние лапки и прокричал как только мог внушительнее:

— Я — посланец самого бургана. Иду проверять, как выполнен его приказ.

— Вот кстати. Его приказ у меня в лапах. На, читай, да только не заикайся.

Взял заяц бумагу, посмотрел на нее раскосыми глазами и завопил:

— О, земля и небо! Слушайте справедливый приказ самого бургана: «Из шкуры волка сделать доху, а из шкуры лисы — шапку».

Услышал эти слова волк и сразу же подался в лес, только лапы замелькали. Расхохотался заяц и порвал бумагу на мелкие кусочки.

— Иди к себе домой, овца, да больше на аржаны не хаживай. Держись возле человека и приноси ему ягнят побольше.

Заяц поскакал своей дорогой, а овца с ягнятами побежали своей. Так заяц спас овцу. С тех пор овец в желтой степи становилось все больше и больше.


Чижик

Серый Чижик, как только распустились на деревьях почки, облюбовал ветвистый тальник на берегу Кара-Суга и свил там себе гнездо. Когда появились желторотые птенцы, Чижик потерял покой. Целые дни он гонялся за мошками, чтобы накормить своих ненасытных птенцов.

Однажды с Чижиком приключилась беда. Среди густых зарослей караганника он заметил мошек и стал ловить их. В погоне за шустрой мошкой Чижик наскочил на колючую ветку, и в его грудку, как иголка, впился острый шип.

Что делать? Нужно помощь искать. Полетел Чижик по зеленой степи. Видит, коза с козлятами пасется, жадно травку щиплет.

— Коза-дереза! — взмолился Чижик. — Вытащи занозу из моей грудки. Я тебе покажу, где заросли караганника растут.

— Некогда мне с твоей занозой возиться, — заблеяла коза, помахивая бородкой. — Мне нужно накормиться вдоволь, чтобы молочко козлятам было.

Рассердился на козу Чижик и полетел дальше. В овраге увидел он трех волков и стал просить их:

— Серые волки! Выньте занозу из моей грудки, я вам за это укажу, где коза с козлятами пасется. Полакомитесь козьим мясом.

— Не нужна нам козлятина, — отвечает старший волк. — Мы из ханского стада трех баранов уволокли. Сыты-сытехоньки. Лень нам с твоей занозой возиться.

Еще больше рассердился Чижик, прочирикал: «Погодите, я вас проучу!» — и полетел дальше. Прилетел в ханский аал. Видит, возле коновязи ханские сынки в бабки играют. Стал Чижик вокруг них кружиться и просить:

— Ханские дети! Вытащите занозу из моей грудки, я вам покажу лежку волков. Вы их пристрелите, доху себе сошьете.

— Ишь какой умник выискался! — насмешливо отвечает ему старший из ханских сынков. — Видишь, мы делом заняты. Улетай прочь, пока тебе крылья не перебили.

Полетел тогда Чижик к хану.

— О, хан! Ваши дети отказались помочь мне в беде. Проучите их плеткой, вытащите занозу из моей грудки.

— Жаль, что я не могу от жира даже на ноги подняться, а то я бы тебе показал, как хана из-за пустяков тревожить.

Полетел Чижик к мышкиным норкам и говорит:

— Эй вы, мышки-норушки! Вытащите своими острыми зубками занозу из моей грудки. Я вам покажу ожиревшего хана, вы из него жир спустите.

— Где хан живет, мы и сами знаем, — отвечает старая мышь. — Некогда нам твою занозу вытаскивать. Нужно зернышки проса на зиму запасать.

Пуще прежнего рассердился Чижик, а грудка от занозы все сильнее и сильнее болит. Взлетел он тогда на самую вершину старого кедра, замахал крылышками и обратился к нависшим над землей грозовым тучам:

— Тучи черные! Разразитесь грозой, подымите буйный ветер, пусть он вырвет из моей грудки занозу.

Началась тут гроза, разгулялся буйный ветер. Дождь как из ведра полил. Ветер вырвал занозу из грудки Чижика, разметал собранные мышками зерна, а дождь залил их водой. Рассердились тогда злые мышки, подкрались к хану и ну его кусать. Вытек жир, и хан, почувствовав облегчение, побежал к непокорным сыновьям, отстегал их плеткой. Сыновья ханские, прихватив лук и стрелы, спрятались от отцовского гнева в глубоком овраге. Тут они увидали трех волков и стали в них стрелы метать. Двух волков убили, а третий в степь кинулся, натолкнулся на козлят и стал за ними гоняться. Тут на помощь коза подоспела, загнала серого своими острыми рогами в караганник. Коза весь караганник ощипала, а волка и след простыл.

Пронеслась буря, вновь засверкало солнце, и Чижик, наловив мошек, полетел к своим детенышам, здоровый и радостный. «Маленькая я птичка, — думал Чижик, — но тех, кто друг другу в беде не помогает, могу проучить! Да еще как!»


Примечания

1

хойтпак — айран, кислое молоко.

(обратно)

2

бора-быда — жидкий суп из крупы.

(обратно)

3

тактагалдай — труднопереводимое слово, нечто вроде «пристань».

(обратно)

4

бодара — труднопереводимое слово, нечто вроде «отстань».

(обратно)

5

хурум — священный молебен.

(обратно)

6

олбук — дорогой коврик (для сидения).

(обратно)

7

когэржик — кожаный сосуд.

(обратно)

8

арака — самодельное вино из перекисшего молока.

(обратно)

9

шенне — марьин корень, стебель и листья которого употреблялись вместо заварки.

(обратно)

10

таар — мешок.

(обратно)

11

караганник — степной кустарник.

(обратно)

12

Далай-хан — морской царь. В тувинских сказках противопоставляется отрицательным образам земных ханов.

(обратно)

13

Сут-Холь — дословно: молочное озеро.

(обратно)

14

Сюмбер-Ула — мифический хребет, часто упоминаемый в тувинских сказках.

(обратно)

15

Курбусту-хан — в тувинских сказках считается владыкой верхнего (небесного) мира, а Эрлик-хан — нижнего (загробного) мира.

(обратно)

16

идыки — тувинская национальная обувь.

(обратно)

17

барба — кожаный мешок для вьюка.

(обратно)

18

Дошкун-хан — жестокий хан.

(обратно)

19

камланье — от слова камлать, т. е. шаманить, совершать шаманские обряды.

(обратно)

20

судур — священная книга, молитвенник.

(обратно)

21

сарлык — як, крупное жвачное животное.

(обратно)

22

Хан-Херети — фантастическая птица, злой хищник.

(обратно)

23

Аргалыг — буквально: хитрый, лукавый, Кучулуг: сильный, богатый.

(обратно)

24

борзак — род печенья из маленьких шариков сладкого теста, зажаренного в масле.

(обратно)

25

тара — жареное просо.

(обратно)

26

раньше мужчины спереди на голове волосы сбривали, а сзади заплетали косичку.

(обратно)

27

солонец — земля с проступившей на ней солью.

(обратно)

28

хан — кровяная колбаса.

(обратно)

29

чай без молока — один из признаков крайней бедности.

(обратно)

30

хевек — остаток шелухи после толчения проса.

(обратно)

31

Шулбус — злой дух, чудовище.

(обратно)

32

хёне — привязь для ягнят и козлят.

(обратно)

33

акый — обращение к близкому человеку: «Брат мой!»

(обратно)

34

сарана — растение, корень и стебли которого употребляют в пищу.

(обратно)

35

Сарыг-Хая — желтая скала.

(обратно)

36

Хурен-Хая — коричневая скала.

(обратно)

37

Кара-Хая — черная скала.

(обратно)

38

по древним представлениям небо было многоярусным, многоступенчатым.

(обратно)

39

Ак-сагыш и Кара-сагыш — дословно: белая мысль и черная мысль.

(обратно)

40

орун — настил из досок вместо кровати.

(обратно)

41

Элчиген-кулак-хан — хан — ослиные уши.

(обратно)

42

Хун-Хая — солнечный утес.

(обратно)

43

сарым — любимый.

(обратно)

44

бадарчы — странник.

(обратно)

45

тарбаган — сурок.

(обратно)

46

аржан — целебный источник.

(обратно)

47

хуре — ламский монастырь.

(обратно)

48

Бурган — верховное божество у шаманов.

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • Оскюс-оол
  • Оскюс-оол и Золотая царевна
  • Оскюс-оол и Дилгижек
  • Мудрая девушка
  • Старик Адыган
  • Хитрый и Богатый
  • Мальчик с пальчик
  • Боралдай
  • Артаа-Седи и Авыгаа-Седи
  • Хеверик
  • Тон Аралчын
  • Золотая птичка
  • Ак-сагыш и Кара-сагыш
  • Березовая девушка
  • Старик Ак-Сал
  • Хан — ослиные уши
  • Утес, не видящий солнца
  • Каша в кувшине
  • Бедный и богатый
  • Мудрый филин
  • Почему птицы не говорят
  • Ленивая сова
  • Голодный волк и козлёнок
  • Козлик — медные рожки
  • Заяц и овца
  • Чижик
  • *** Примечания ***