Война или военная преступность. Сборник публикаций [Пер Андерс Рудлинг] (fb2) читать онлайн

Международный антифашистский фронт искренне благодарит народного депутата Украины, Президента Международного благотворительного фонда «Днипро-Сич» Вячеслава Александровича Богуслаева, сделавшего возможной публикацию этого издания.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Дискуссия о вопросах украинской истории уже давно вышла за рамки научных кругов и является сугубо политической, что, безусловно, нанесло значительный вред объективному ее изучению, построению современного государства на правдивом нефальсифицированном гуманитарном фундаменте. К огромному сожалению, голос настоящих ученых, профессионально исследующих данный вопрос, как в Украине, так и за рубежом, не слышен в украинских СМИ, часто подменяется политическими агитками даже в образовательном процессе.

На таком фоне, как глоток чистого воздуха и правды, выглядят публикации современных западных и отечественных ученых, объективно и без купюр рассматривающих события той эпохи. Хотя с некоторыми утверждениями исследователей и сложно согласиться, но вместе с тем им не откажешь в логичности и обоснованности.

«Война или военная преступность?» - это сборник научных исследований и публицистических материалов западных и украинских ученых - Анатолия Чайковского, Пера Андерса Рудлинга и Джон-Пола Химки на тему украинского нацизма, фальсификации истории, преступлений против человечности и попыток реабилитации (и героизации) пособников нацизма из ОУН и УПА.

Доктор исторических наук, профессор, действительный член Украинской академии исторических наук Анатолий Чайковский в основательном интервью газете «Бульвар» делится результатами своих многолетних исследований, в результате которых он пришел к научно и документально обоснованным выводам о сотрудничестве лидеров ОУН и УПА, а также этих структур в целом с нацизмом, о непосредственной вине этих организаций в преступлениях против человечности и попытках построить в Украине террористический фашистский режим. В частности, исследователь констатирует, что практически все лидеры ОУН и УПА были агентами нацистских спецслужб, нацистами по своим политическим взглядам и идеологии, а жертвами «бандеровского террора» стали тысячи невиновных и безоружных украинцев - музыканты, учителя и директора школ, кузнецы, священники, студенты, поэты - только за то, что имели иные политические взгляды. Анатолий Чайковский напоминает нам сформулированное кредо ОУНовцев, выражавшееся в лозунгах: «Щоб на цих землях ніколи не запанував спокій» и «Наша власть должна быть страшной!», «Не запугивать, а истреблять! Не надо бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пусть из 40 миллионов украинского населения останется половина - ничего ужасного в этом нет» (из инструкции подразделениям УПА, автор - Р. Шухевич).

Джон-Пол ХИМКА, профессор восточноевропейской истории в Университете Альберты (Канада), в своей статье «Дружественные вмешательства: борьба с мифами в украинской истории XX в.» рассматривает процесс формирования националистических исторических мифов, связанных с болезненными аспектами истории Украины. Мифами автор называет необоснованные компоненты идеологизированной версии истории, статьи и книги, где больше веры, нежели разума. Американский ученый четко и последовательно доказывает непосредственное участие и вину ОУН и УПА в Холокосте (геноциде миллионов евреев в 1941-1944 гг.) и «Волынской резне» (геноциде сотен тысяч поляков в 1943-1944 гг.) на Западной Украине.

Исследование Пера Андерса Рудлинга, известного западного историка, доктора философии истории, научного сотрудника Департамента истории в Университете Ландау в Швеции, под названием «Война или военная преступность?» является рецензией на книгу «Вторая украино-польская война 1942-1947 гг.» Владимира Вятровича - известного мистификатора истории, главы архива СБУ времен В. Ющенко и руководства ею Валентином Наливайченко (ныне депутаты от партии «УДАР» В. Кличко).

В работе западного ученного дан чёткий и ясный ответ Владимиру Вятровичу, Валентину Наливайченко, Виктору Ющенко и другим «деятелям» той эпохи относительно вопросов деятельности и исторического наследия ОУН и УПА, преступлений этих организаций и их членов против человечности во время так называемой «Волынской резни» - геноцида мирного польского населения западной Украины в 1941-1944 гг.

Пер Андерс Рудлинг уличает Вятровича в неоднократном искажении исторической правды, обвиняет его в мифотворчестве, инструментализации истории (исполь­зовании её в политических целях), чем, собственно, и занимались все легитимизированные Ющенко историки.

Исследователь удивляется тому, что в своей книге Вятрович оправдывает и уменьшает размах убийств мирных граждан Украинской ССР польской национальности, совершенных УПА, считая, что якобы эта резня были лишь частью войны - взаимной и симметричной.

Пер Андерс Рудлинг отмечает, что это совсем не так. Подлинные исторические данные, которые он изучал на протяжении многих лет, указывают на обратное: в подавляющем большинстве случаев это были кампании массовых убийств и этнических чисток, направленных на представителей этнических меньшинств - поляков, как ранее - на евреев. Жертвами этих чисток стали преимущественно гражданские лица - женщины, дети и пожилые люди. Речь идёт о сознательной этнической чистке, подготовленной Организацией украинских националистов (ОУН), идеологически доминировавшей в УПА, с целью превратить Волынь в этнически гомогенную украинскую территорию.

К тому же, сожалеет Пер Андерс Рудлинг, деятельность Вятровича не была приостановлена и после смены власти в Украине: он продолжал заниматься фальсифицированием исторических фактов, мифотворчеством, замалчиванием и искажением правды уже в качестве руководителя львовского Центра по изучению освободительного движения при поддержке украинской диаспоры в Канаде и США.

Рецензент не видит ценности в книге Вятровича, не рекомендует ее для прочтения ни ученым, ни преподавателям, ни студентам. Рудлинг отказывает рецензируемой книге в научном значении и квалифицирует её как политически мотивированный уход от признания совершенного преступления.

Вятрович занимается запутыванием читателей относительно понимания сущности деятельности ОУН и УПА, считает Пер Андерс Рудлинг. Причем те исторические события, которые должным образом и в достаточной степени не отражают ценности и прогрессивности «украинского национально-освободительного движения», Вятрович элементарно представляет как «устаревшие советские мифы, пропаганду, стереотипы», отмечает рецензент.

Исследователь резюмирует ситуацию по вопросу деятельности ОУН и УПА и преступлений против человечности: «...Вятрович приравнивает “украинцев” с ОУН-УПА. Это и неуместно, и исторически неточно. Ответственность за убийство лежит на преступниках, их командирах и идеологах. ОУН-УПА в подавляющем большинстве присутствовала на территориях, которые были аннексированы Советской Украиной в 1939 и 1940 годах, и, кроме того, ее влияние было ограничено. УПА Клячкивского на Волыни и в Полесье в апреле 1944 года насчитывала 6920 мужчин, число которых к сентябрю 1944 года, когда Советы вернулись, упало до 2600. Советская разведка подсчитала, что 40 процентов мужчин УПА были добровольцами, а остальные - принудительно мобилизованы. На Волыни план привлечения в ряды был особенно жестоким, в Ровенской области мужчины были мобилизованы под угрозой физического уничтожения. Логично предположить, что цифры были примерно такие же весной и летом 1943 года, в период, когда антипольское насилие УПА достигло своего пика. Таким образом, скорее маргинальной группой 6000-7000 вооружённых ультранационалистов во главе с офицерами, 50 процентов из которых имели опыт работы пособниками нацистской Германии, было убито примерно в десять раз больше поляков в течение нескольких месяцев».

Сложно не согласиться с мнением, что деятельность Вятровича, Наливайченко и им подобных приводит лишь к разрушительным последствиям относительно воздействия на массовое сознание украинцев, роста праворадикальных взглядов, антисемитизма и ксенофобии, что мы и наблюдаем в нынешнем украинском обществе.

Авторы исследований, публикаций и Международный антифашистский фронт не претендуют на истину в последней инстанции, но призывают всех заинтересованных лиц прочитать эту книгу и сделать свои выводы на основании фактов, объективных исторических исследований, а не политических агиток и сфальсифицированных мифов.

Данное издание является третьим в серии «Историческая правда», издаваемой Международным антифашистским фронтом. Эту и предыдущие 2 книги (Виктор Полищук. Горькая правда. Преступность ОУН-УПА. - К., 2011; Пер Андерс Рудлинг, Тимоти Шнайдер, Гжегож Россолински-Либе. ОУН и УПА: исследования о создании “исторических” мифов». - К., 2012) на русском и украинском языках можно бесплатно получить, направив запрос по адресу ngo.rsu@gmail.com.

Народный депутат Украины, Сопредседатель Международного антифашистского фронта

Вадим КОЛЕСНИЧЕНКО

I. ОБ АВТОРЕ Анатолий Степанович ЧАЙКОВСКИЙ

Доктор исторических наук, профессор, действи­тельный член Украинской академии исторических наук, заслуженный работник образо­вания Украины, руководитель учебно-научного и методи­ческого центра Национальной академии внутренних дел Украины, полковник милиции. Автор и соавтор более двухсот научных, научно-популярных работ, учебников и учебных пособий по проблемам всемирной истории, истории Украины, истории государства и права Украины, истории правоохранительных и карательных органов.

Его исследования:

• «Становится город Героем» (1986 г.)

• «Чекисты стояли насмерть» (1986, 1989 гг.)

• «За нами Большая земля» (1991 г.)

• «Неизвестная война» (1994 г.)

• «Эхо далеких труб» (1995 г.)

• «По закону и над законом» (1996 г.)

• «История государства и права Украины» (1997, 2000, 2003 гг.)

• «Книга памяти “Бессмертие”» (2000 г.)

• «Мгновения истории» (2000 г.)

• «История Украины» (1997, 2000, 2001 гг.)

• «Плен: За чужие и свои грехи. Военнопленные и интернированные в Украине. 1939-1953 гг.» (2002 г.)

• «Дознание и следствие: история и современность» (2004 г.)

«НАША ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СТРАШНОЙ!»

Интервью с профессором, доктором исторических наук Анатолием Степановичем Чайковским в связи с 50-летием со дня смерти и 100-летием со дня рождения лидера Украинского националистического движения Степана Бандеры

Беседу вела Любовь Хазан, январь 2010 г.

Времена не выбирают. 2005-2012,

«Бульвар Гордона».

«...Бандера и Шухевич были агентами гитлеровских спецслужб, и этим все сказано!»

Среди исторических дат 2009-го одна из самых незабываемых — 70-летие начала Второй мировой войны. В Украине вспоминали, наверное, и 80-летие основания Организации украинских националистов, а также имена тесно связанных с ОУН Романа Шухевича и его начальника Степана Бандеры, на чью долю в ушедшем году пришлось два памятных дня: 1 января — 100-летие со дня рождения и в октябре — 50-летие со дня смерти. Уже с минувшей осени в западных областях Украины две последние даты начали отмечать сооружением монументов. Значит, война еще не закончилась.

...Шухевич придумал себе странную кличку — Ксавера Брудас. В тот день он сидел дома, корпел над чертежом. На огонек заглянул приятель. Мама позвала обедать. Сели за стол и за сытным ужином заговорили о предстоящем теракте. Тогда-то он и назвал себя Брудасом — Грязным. За маминым угощением обсуждали идею Степана Бандеры убить советского дипломата. Хотели убить посла, но он сидит в Варшаве, во Львов наезжает редко. Бандера решил: пусть тогда будет консул, тоже шишка. Разведчики уже постарались: составили его устный и письменный портрет, нарисовали план консульства. Один из них принес Степан

Шухевич, родной дядя Романа. Теперь надо разослать надежным людям приглашение в киллеры.

С историком Анатолием Чайковским мы перечитываем мрачные страницы украинской истории. Легче было бы ничего этого не знать вовсе, но знать и помнить надо.

«ЧТОБЫ ПОСЫЛАТЬ ЛЮДЕЙ НА ВЕРНУЮ СМЕРТЬ, НАДО ВЛАДЕТЬ ОСОБЫМИ ПРИЕМАМИ ВНУШЕНИЯ»

— Анатолий Степанович, эпизод подготовки убийства советского дипломата, описанный в одном из эмигрантских изданий, поражает будничностью: убийство обсуждается между дипломным чертежом и маминой стряпней, а организаторы выглядят слишком уж хладнокровными для своего возраста. Шухевичу на тот момент всего 26 лет, Бандере и того меньше — 24. Вам не кажется, что присутствует некая психологическая неадекватность?

- Нет, не кажется. По автобиографическому признанию Ярослава Стецько, он тоже был «привязан к аттентату на советского консула во Львове». А ему стукнуло тогда всего 22 года. Это были молодые старики. Ко времени теракта Бандера уже занимал пост руководителя Краевой экзекутивы ОУН, а Шухевич — ее боевого референта. Опыт террористической деятельности они получали с юных лет.

- В одной симпатизировавшей Бандере львовской газете того времени описали его невзрачную внешность: «маленького роста, худощавый, лицо мальчика». Но ему подчинялись беспрекословно. Почему?

- Дисциплину и подчинение старшему в иерархии прививали юным националистам начиная с детской скаутской организации «Пласт». Ее школу прошло почти все молодое поколение тогдашней Западной Украины, в том числе и Бандера. Хотя он с младенчества страдал ревматизмом, был болезненным, хилым, но обладал чрезвычайными лидерскими амбициями.

Впоследствии Бандера прошел выучку в подпольной УВО (Украинской военной организации) сначала в разведывательном, а потом в пропагандистском отделении. Научился не только стрельбе из револьвера, но и приемам «глашатая-главаря». Пламенная пропаганда радикального национализма стала тем коньком, с помощью которого этот тщедушный человек подчинял себе рядовых оуновцев. Чтобы посылать людей на верную смерть, необходимо владеть особыми приемами внушения...

Степан Бандера (слева) и Роман Шухевич свой первый террористический опыт получили еще в отрочестве. Бандера проходил спецподготовку в скаутской организации «Пласт», «выращивающей поколение боевиков», а Шухевич ступил на тропу борьбы за украинскую независимость, совершив первое «удачное покушение» на инспектора гимназий Яна Собинского.

- Бандера называл бойскаутский «Пласт» скавтингом. Это было что-то вроде пионерской организации?

- Спорт, танцы, кружки по интересам, походы, даже отряды- «звездочки» — это похоже. Но пионерии, если не считать героизации Павлика Морозова, было далеко до «Пласта» по технологии промывания мозгов, зомбированию. Все-таки в пионерских отрядах детям не прививали, например, шпионских замашек, не приучали к подпольным кличкам и тому подобному, а в «Пласте» это было распространенной практикой. Скорее всего, «Пласт» являлся составной частью плана Коновальца по выращиванию поколения боевиков.

Информация к размышлению: «В класі була одна, зрідка дві п’ятірки. Сходини часто відбувалися на лавці у парку. Поза сходинами дозволялося говорити "не з ким можна, а з ким треба”, звертатися один до одного лише на псевдо. Обговорювали нелегальну літературу, вивчали історію України, вели дискусії на політичні теми, вчилися працювати в умовах конспірації — передавати зашифровану інформацію, знайомилися з військовою справою» (Леся Онишко. З нагоди 90-річчя від дня народження Катерини Зарицької).

- Пройдя первую ступень в «Пласте», «Соколе» или другой подобной детско-юношеской организации, подростки поднимались на следующую ступень, вливаясь в УВО. Ее создал в Праге в 1920 году «отец украинского террора» Евгений Коновалец. Вошли в нее бежавшие из Украины петлюровцы и вояки УГА — Украинской галицкой армии.

В УВО все было по-серьезному. Только за 1923-1928-е годы Германия через свой разведывательный орган передала этой нелегальной организации два миллиона дойчмарок, 500 килограммов взрывчатки, сотни единиц огнестрельного оружия.

«СВОЮ УБОЙНУЮ КАРЬЕРУ ШУХЕВИЧ НАЧАЛ ЕЩЕ ГИМНАЗИСТОМ»

- В послужном списке Бандеры и Шухевича убийство советского дипломата было далеко не первым «аттентатом»? Так ведь они называли теракты?

- Да, по указанию Бандеры были убиты сельский кузнец Михаил Белецкий, директор Львовской государственной украинской гимназии Иван Бабий, студент университета Яков Бачинский, десятки других безоружных людей, которые не могли дать отпор.

А Шухевич свою «убойную карьеру» начал еще гимназистом. Вместе с приятелем Богданом Пидгайным по кличке «Бык» они лишили жизни инспектора гимназий Яна Собинского.

- Чем провинились все эти люди?

Одних лишили жизни за «полонизацию» украинских земель, других, наоборот, за то, что якобы «заигрывали с украинцами». В страшные 30-е годы в иезуитстве преуспели многие. НКВД шил невиновным расстрельные статьи за шпионаж против СССР, а в Западной Украине, которая тогда входила в состав Польши, изощрялась УВО.

Собинский, например, ратовал за преподавание в школах не только польского, но и украинского языка. Значит, по извращенной логике, «заигрывал».

На самом деле было не важно, «за что», важен был факт и расчет на то, что власть ужесточит наказания, а в ответ на это в обществе вырастет напряженность. Поляки то ожесточались, то объявляли амнистию, но террор УВО все усиливался.

А предтечей «вывихнутого», можно сказать, обоснования убийств был Евгений Коновалец. Он расправился с молодым украинским поэтом Сидором Твердохлебом всего лишь за его лояльность по отношению к полякам.

Но Коновалец был скользкий, как угорь, и всегда ухитрялся уйти от правосудия.

- А за убийство советского дипломата и школьного инспектора кто-то понес наказание?

- На клич Бандеры исполнить убийство откликнулось две трети всего состава боевиков. Но он лично отобрал среди всех кандидатов 18-летнего студента политехники, красавчика Николая Лемыка, перед которым была поставлена задача совершить убийство и сдаться властям, чтобы предстать перед судом, и теракт таким образом получил бы широкую огласку. А биография и привлекательная внешность молодого убийцы должны были вызывать сочувствие.

Типичная листовка оуновцев, активно распространявшаяся ими в начале Великой Отечественной войны. «Прививку германолюбия галичанам сделал Евгений Коновалец, ставший агентом немецкой разведки задолго до прихода к власти Гитлера и считавший, что украинским националистам следует сплотиться в организацию по типу средневекового ордена, а понятие власти должно превалировать над понятием человечности»

Однако случилось так, что Лемык убил не самого консула, а секретаря консульства Алексея Майлова и курьера Ивана Джугая. Ошибка вышла из-за того, что специально засланный в консульство разведчик Роман Сенькив, который под видом оформления документов для выезда в советскую Украину составил план учреждения и описал внешность жертвы, перепутал комнаты и принял секретаря Алексея Майлова за консула, а его кабинет — за консульский.

- Чем Лемык мотивировал преступление?

- В соответствии с инструкцией Бандеры на суде он утверждал, что совершил акт мести за «голодомор». Между тем убийство советских дипломатов планировалось еще на 22 апреля 1930-го, к 60-летию Ленина, но тогда теракт по каким-то причинам не состоялся. Спустя три года Бандера привел план в действие. Как говорится, было бы желание, а повод найдется.

Лемыку повезло дважды — сначала казнь заменили пожизненным заключением. И еще раз повезло, когда всего после шести лет его отсидки началась Вторая мировая война и оккупация Польши гитлеровцами. Нацисты распахнули двери тюремных камер, где сидели враги польской и советской власти. Война нуждалась в подготовленных диверсантах.

А за расправу над инспектором Собинским вообще осудили не тех, кто ее совершил: Василия Атаманчука — к 10 годам тюрьмы, Ивана Вербицкого — к смертной казни. Истинные преступники Шухевич и Пидгайный сделали вид, что это их не касается.

«ПОЛИТИКА — ЭТО ДАРВИНОВСКАЯ БОРЬБА НАРОДОВ ЗА ВЫЖИВАНИЕ»

- Галиция отошла к Польше в результате поражения в Первой мировой войне и Версальского мира. Сегодняшняя практика передела мира показывает, что в ее основе лежит не столько местный сепаратизм, сколько геополитические интересы более сильных стран. Кто подогревал ситуацию в Галиции?

- Очевидно, что патриотические чувства оуновцев и соответственно их мстительность заканчивались там, где начинались интересы гитлеровской Германии. Когда в 1939 году немцы передали Карпатскую Украину Венгрии и многие украинцы бежали в СССР, оуновцы даже пальцем не пошевелили, чтобы развернуть борьбу против венгерских фашистов, и уж тем более не бросили ни слова упрека своим немецким хозяевам.

После поражения Австро-Венгрии в Первой мировой войне галичане переориентировались на любовь к Германии, которая тоже проиграла войну, но быстро начала наращивать реваншистские мускулы. Во Львове просто-таки культивировалось все немецкое... В свою очередь в Германии о галичанах говорили: «Это наши тирольцы».

Начальную прививку германолюбия галичанам сделали Евгений Коновалец и его ближайшее окружение, в первую очередь приглашенный им в качестве журналиста и редактора Дмитрий Донцов. Он утверждал, что националистам следует сплотиться в организацию по типу средневекового ордена, а понятие власти должно превалировать над понятием человечности. «Поскольку политика — это, по сути, дарвиновская борьба народов за выживание, то конфликты между ними неминуемы», — писал Донцов.

Евгений Коновалец стал агентом немецкой разведки задолго до прихода к власти Гитлера, еще в 1922 году. Спустя девять лет после создания УВО влилась в новосозданную опять-таки Коновальцем ОУН (Организацию украинских националистов) как ее боевое крыло. Соответственно, выросли денежные вливания: в 1936-1937 годах общий бюджет ОУН равнялся 126 тысячам долларов, из них 50 тысяч выделила гитлеровская Германия, а 30 тысяч — Литва, где Коновалец был своим человеком. С литовским паспортом он свободно разъезжал по Европе, жил в столицах, где вел переговоры и добывал средства «на развитие».

Гитлеровцам, которые вынашивали планы вторжения в Польшу, сначала было необходимо как можно сильнее натравить украинцев на поляков. Когда же они захватили Польшу, то переключили ОУН на подрыв стабильности СССР.

Информация к размышлению: ««Однажды в 1937 г. я встретился с германским послом в Англии фон Риббентропом... Суть его речей сводилась к тому, что... Германии нужен лебенсраум, или жизненное пространство для ее все возрастающего населения. Поэтому она должна поглотить Польшу и Данцигский коридор. Что касается Белоруссии и Украины, то эти территории абсолютно необходимы для обеспечения будущего существования германского Рейха, насчитывающего свыше 70 миллионов душ. На меньшее согласиться нельзя» (Уинстон Черчилль).

Роман Шухевич (в центре) — командир спецбатальона Абвера «Нахтигаль». Львов, июнь 1941 года.

- И все-таки Бандера, Шухевич и Стецько оказались на польской скамье подсудимых.

- В январе 1934 года берлинскую штаб- квартиру ОУН на правах особого отдела зачислили в гестапо, на средства немцев были построены казармы, где готовили боевиков ОУН и их офицеров. Именно в этом году оуновцы совершили самые громкие заказные убийства. Среди них убийство министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого в 1934 году.

Теракт спланировал Бандера, а исполнил боевик Гриць Мацейко. Киллеру удалось скрыться за границей, и он дожил свой век в Аргентине, но на месте преступления он забыл «визитную карточку» — неразорвавшуюся бомбу. Ее исследовали и нашли изготовителя, студента-химика из Праги. От него ниточка потянулась к тайному архиву, который хранил у себя канцлер ОУН Емельян Сеник. Из «архива Сеника» стали известны имена организаторов и исполнителей не только убийства Перацкого, но и множества других «эксов» и «атентатов».

В результате так называемого Варшавского процесса Бандера получил смертный приговор. Впрочем, он был заменен по амнистии на пожизненное заключение. Затем прошел «львовский процесс», где на скамье подсудимых оказались более 20 оуновцев, в том числе Шухевич, Стецько, Зарицкая. Их обвиняли не только в соучастии в убийствах, но и в совершении «эксов» — нападении на почтовые дилижансы, кассы и банки. УВО использовала известный со времен революции 1917 года лозунг: «Грабь награбленное!», или иначе это называлось «экспроприация экспроприированного», сокращенно — «эксы».

- Похоже на то, как добывал деньги для другой партии семинарист Джугашвили.

- Ничего удивительного, террор и «эксы» — традиционное оружие экстремистов, которые называют себя революционерами. К ним себя относил и Бандера.

- Официальный историк Орест Субтельный говорит о 60 терактах и «эксах», совершенных оуновцами. В основном речь идет о грабежах и убийствах на территории Галиции. Но в перечне «подвигов» ОУН нет самого сенсационного. Советский агент Павел Судоплатов написал, что в том же 1934 году Организация украинских националистов участвовала в убийстве югославского короля Александра I и министра иностранных дел Франции Луи Барту в Марселе. А ведь не случись этого, не было бы, возможно, и Второй мировой войны.

- Украинские националисты этого никогда не признают. А если говорить о Луи Барту, то это был образованнейший человек своего времени, член Французской академии, автор исследований о Дидро, Ламартине, Мирабо, Бодлере, Гюго. Барту одним из первых понял весь ужас, который несут с собой итальянский фашизм и немецкий нацизм. Это он инициировал приглашение СССР в Лигу наций, работал над укреплением франко-советских отношений, незадолго до убийства побывал в Советском Союзе.

В противовес гитлеризму Луи Барту задумал создать блок миролюбивых европейских стран под названием «Восточный пакт». С целью укрепления своей идеи он и пригласил во Францию югославского короля. Понятно, что Гитлер не мог допустить создания такого альянса.

- По словам Судоплатова, об участии ОУН в марсельском расстреле рассказал ему сам Коновалец, к которому он, несмотря на проверки, вошел в доверие.

- Детали убийства Барту по сей день покрыты мраком. Французское правительство поручило расследование сенатору Андре Лемери, фашисту, члену организации «Боевые кресты». Следы так тщательно были запутаны, что удалось только определить личность преступника, который расстрелял министра и короля. Им оказался хорватский усташ (фашист), двойной агент итальянской и немецкой разведок. Но усташ был застрелен на месте. Более чем через 20 лет обнаружились доказательства того, что его действия направлял Абвер, но до роли в этом деле ОУН так никто и не докопался.

К непрямым доказательствам можно отнести тот факт, что усташами руководили бывшие офицеры австрийской армии. Во главе их стоял капитан австрийской службы Анте Павелич. А Евгений Коновалец, как и Рико Ярый, связной ОУН с нацистской партией Германии, тоже служили в австрийской армии и были знакомы с Павеличем. Возможно, будущие историки преуспеют больше в распутывании преступления, которое привело цивилизованный мир на грань уничтожения.

«БАНДЕРЕ В ЛЮБВИ НЕ ВЕЗЛО»

- Пока Бандера и Шухевич коротали свои дни в тюрьме, их кто-нибудь ждал дома? Жены, дети?

- Шухевич женился в 23 года, после службы в польской армии. В супруги взял 20-летнюю Наталью Березинскую. Она была сестрой боевика Юрия Березинского, который вместе с Шухевичем ходил на «эксы» и был убит во время нападения на почтовую карету. Забеременев, Наталья переехала жить к родителям в село, где и родила сына Юрия. До ареста Романа Шухевича в 1934 году супруги виделись считаные разы. После ареста она навещала его в тюрьме.

А Бандере на любовном фронте не везло. Какие-то виды он имел на активистку ОУН Анну Чемеринскую, подругу жены Коновальца. Но Анна предпочла куда более интересного и на тот момент более перспективного Ярослава Барановского. С тех пор Ярослав стал личным врагом Бандеры.

- Что за история связана с братом Ярослава Барановского Романом? Почему он, испытанный боевик, перешел на сторону полиции?

- Роман Барановский предал своих, потому что они предали его. Историк Кость Бондаренко опубликовал показательное в этом смысле исследование о судьбе братьев Барановских. Оба входили в УВО, участвовали в «эксах». На одном из них «засыпались». Их осудили, правда, на минимальные сроки.

После освобожде­ния Ярослав переехал за границу, «под крыло» Коновальца, а Роман, заразившись в тюрьме туберкулезом, остался во Львове. Выпросить у руководи­телей родной организа­ции денежную помощь на лечение ему не удалось. Емельян Сеник оскорбительно подал Роману милос­тыню - 10 долларов.

Степан Бандера с женой и детьми в лесу

От обиды и отчаяния оуновский боевик пошел на поклон к комиссару полиции Львова Чеховскому. Став двойным агентом, Роман одновременно и совершал теракты, и выдавал их участников польской тайной полиции за ежемесячную получку в 200 злотых.

По одной из версий, Чеховской поручил Роману Барановскому убить престарелого польского сенатора Тадеуша Голувко. Сторонник поиска взаимопонимания с украинцами, сенатор направлялся во Львов для проверки жалоб. По пути остановился в Трускавце, чтобы подлечиться. Здесь его и настигли посланные Барановским боевики. Впрочем, на мой взгляд, полицейский чиновник вряд ли решился бы на подобный шаг. Убийство Голувко — это, несомненно, «заслуга» ОУН, прежде всего Бандеры.

Чеховскому надоело вылавливать террористов УВО по одному. Он решил накрыть всю сеть сразу и потребовал полный список. Чтобы не лишиться источника доходов и не быть разоблаченным, Барановский задумал устранить Чеховского и подбил на это дело Шухевича и Березинского. Выстрелом в затылок Шухевич свалил Чеховского на дорожку парка, а Березинский сделал контрольный выстрел.

Расследуя убийство своего шефа, полиция вышла на след Романа Барановского. Он был осужден и то ли умер в тюрьме, то ли был застрелен при попытке бегства.

А брат Романа Ярослав по-прежнему пользовался доверием Коновальца, который сделал его генеральным секретарем ОУН. Но Бандера не мог простить Ярославу женитьбы на Анне и, воспользовавшись ситуацией с изобличением Романа, обвинил в предательстве и Ярослава.

- Неужели без оснований?

- В своих автобиографических записках Бандера говорит об этом так невнятно и вскользь, что, скорее всего, обвинения были голословны. Фактов измены Ярослава Барановского нет и в многочисленных мемуарах бандеровцев.

- Что дальше стало с Ярославом Барановским?

- В годы войны он рассорился с Андреем Мельником, ставленником Коновальца, считая, что надо переориентироваться с немцев на американцев и англичан. Очевидно, за это в 1943 году Барановского настигла пуля убийцы. Его отец, священник, то ли точно знал, что это совершили бандеровцы, то ли определил их «почерк». Прямо во время богослужения он их проклял. В ту же ночь несколько человек в гестаповской форме выволокли старика из дома. А через несколько дней его нашли растерзанным в лесу. Никто не знает, кто были эти истязатели, но известно, что оуновцы часто носили гестаповскую форму. После войны Бандера пытался убедить Анну Чемеринскую в своей невиновности, но она не приняла его объяснений. Наверное, она тоже что-то знала.

«В СЕКРЕТНОЙ КАРТОТЕКЕ АБВЕРА БАНДЕРА ЗНАЧИЛСЯ ПОД ПСЕВДОНИМОМ СЕРЫЙ»

- А как вышли из польских тюрем Шухевич, Бандера, Стецько? Бандера, например, описывает, как в 1939 году во время наступления немцев на Польшу тюрьму бросили охранники и его камеру отперли заключенные.

- На самом деле Бандеру освободили немцы, что подтверждают асы гитлеровских спецслужб Отто Скорцени, Вальтер Шелленберг, Эрвин Штольце и другие. Но националисты отрицают этот факт, так как он подтвердит тесное сотрудничество ОУН с нацистами. Германская разведка и ранее предпринимала попытки освободить Бандеру, который в секретной картотеке Абвера (разведка и контрразведка вооруженных сил гитлеровской Германии — Вермахта) значился под псевдонимом Серый. Оказывалось дипломатическое давление, готовился побег с участием десанта, план которого разрабатывал Шухевич.

Сам Шухевич выходом из тюрьмы был обязан дяде, адвокату, имевшему связи в польском правительстве. По отношению к Стецько, осужденному на пять лет лишения свободы, вообще было проявлено чрезвычайное благодушие: его досрочно выпустили всего через год отсидки.

Пока Бандера сидел в камере, Судоплатов ликвидировал Коновальца по личному приказу Сталина. Заметив любовь Коновальца к сладкому, при очередной встрече в 1938 году Судоплатов преподнес ему коробку шоколадных конфет, в которую вмонтировал взрывное устройство.

- Коновальца во главе ОУН сменил Андрей Мельник. Как получилось, что Бандера пошел против него?

- Сначала давайте коротко вспомним о тандеме Мельник — Коновалец. Во время Первой мировой войны оба они воевали за «родину» под австро-венгерскими знаменами, попали в русский плен. После освобождения на стороне Петлюры подняли восстание против «опереточного» гетмана Скоропадского.

Петлюра и Коновалец «прославились» тем, что приказали в течение трех дней поменять в Киеве все вывески на украинские, жестоко подавили восстание рабочих «Арсенала» и развернули террор против мирных киевлян, в том числе организовали еврейские погромы.

Известен Коновалец и проявленным «героизмом» под Крутами. Это он привез туда плохо экипированных, мало что понимавших гимназистов и бросил их на произвол судьбы, удрав на поезде от наступавших большевиков. А сейчас поклонники и последователи УВО-ОУН-УПА льют крокодиловы слезы по «героям Крут».

Роман Шухевич с сыном Юрой. Сына Шухевич назвал в честь брата своей жены Натальи — боевика Юрия Березинского, убитого во время одного из терактов.

Когда в 1920 году с петлюровщиной было покончено, Коновалец и Мельник бежали в Польшу, затем оказались в Берлине. Завербовавшись на службу в Абвер, Коновалец вовлек туда Мельника, которому была присвоена кличка Консул-1. О тесных отношениях Коновальца и Мельника говорит и то, что их жены были родными сестрами, дочерьми западноукраинского финансиста Федака. Поэтому правдоподобным выглядит предположение о том, что Коновалец якобы устно завещал в случае его смерти передать бразды правления в ОУН Мельнику. Есть свидетельства также, что в его поддержку выступал митрополит Андрей Шептицкий, у которого новоиспеченный лидер ОУН управлял имением.

Но Бандера решил оспорить устное завещание Коновальца. Он утверждал, будто Мельник окружил себя предателями, явственно намекая на Барановского. Произошел раскол, образовались ОУН-м (мельниковцев) и ОУН-б (бандеровцев). Главной причиной раскола, на мой взгляд, было неуемное, патологическое желание Бандеры получить власть.

СВОЕ КРЕДО ОУНОВЦЫ СФОРМУЛИРОВАЛИ ТАК: «ЩОБ НА ЦИХ ЗЕМЛЯХ НІКОЛИ НЕ ЗАПАНУВАВ СПОКІЙ»

- Судоплатов заметил признаки раскола в ОУН задолго до 1939-1940 годов, когда он окончательно оформился. В своей книге он написал: «Полной неожиданностью явилась для меня новость, что убийство польского министра генерала Перацкого в 1934 году украинским террористом Мацейко было проведено вопреки приказу Коновальца и стоял за этим Бандера, соперничавший с последним за власть... Коновалец рассказал мне, что к этому времени между Польшей и Германией был подписан договор о дружбе, так что немцев никоим образом не устраивали любые враждебные акции по отношению к полякам. Они были так взбешены, что выдали Бандеру, скрывавшегося в Германии».

- В своей автобиографии Бандера умалчивает и об этом факте. С моей точки зрения, не все однозначно и с «репрессиями против украинского меньшинства», в которых обвиняли Перацкого. Нужно учесть, что свое кредо оуновцы сформулировали так: «Щоб на цих землях ніколи не запанував спокій». По долгу службы министр внутренних дел принимал жесткие меры, но он понимал, что дальнейшее обострение отношений между украинцами и поляками взрывоопасно. С серьезным предостережением против такого сценария он выступил 16 января 1932 года в Сейме после встречи с представителями украинской общественности. Не думаю, что это была пустая демагогия. За то и был убит.

В своей телеграмме на имя польского премьер- министра митрополит Шептицкий по этому поводу написал: «Зворушений до глибини ганебним вчинком».

Информация к размышлению: «У нас тепер хвороба на фашизм. Молодь у фашизмі шукає спасіння, зрештою, зовсім зрозуміло. Але при цьому забуває про одне: передумовою фашизму є держава зі своїм апаратом. Фашистськї форми в недержавні нації доводять до дивовижних речей: чому він, а не я має бути диктатором? I в конкуренцiйнiй гарячці загадка неважка для розгадування: кожен студент I курсу унїверситету буде вважати не третьокурсника, а саме себе за стовідсоткового вартісного на той стілець» (из письма резиденту ОУН в Риме Евгену Онацкому от Дмитрия Палиева, впоследствии одного из организаторов дивизии СС «Галичина»).

- Анатолий Степанович, отрывок из письма Палиева опубликовал в своей книге «Горькая правда» доктор Вроцлавского университета Виктор Полищук. От себя он добавляет: «Письмо было написано 16 апреля 1932 года, то есть тогда, когда на гребень политической арены украинского национализма в Галичине начал выходить Степан Бандера. Именно в его адрес направил Дм. Палиев слова о «первокурснике», мечтающем стать вождем-диктатором». Бандера действительно был тщеславен?

- Согласен с доктором Полищуком. В борьбе за власть Бандера был беспощаден. Готовя раскол ОУН, его сторонники в ярости срывали со стен портреты Мельника и обзывали «мельниковцев» кофейными революционерами. Мельниковцы и бандеровцы поклялись уничтожить друг друга. По некоторым данным, в течение нескольких месяцев было убито около 400 мельниковцев и свыше 200 бандеровцев. Но дуэль с летальным исходом руководителей была невозможна, потому что немцы хотели иметь обоих «маленьких фюреров».

- Бандера значился в картотеке Абвера под кличкой Серый. Его сторонник Рико Ярый был офицером гестапо и агентом по кличке Консул-2. Ярослав Стецько по абверовской кличке Басмач, а по кличке итальянских фашистов — Белендис. Роман Шухевич — Тарас Чупринка, окончил немецкую офицерскую школу, затем высшие курсы и получил звание гауптштурмфюрера (капитана) СС. Мог ли раскол ОУН быть немецкой «разработкой»?

- Можно было бы в какой-то степени согласиться с мнением тех историков, которые считают, что одной из причин раскола стала борьба молодых «волков», вышедших из польских тюрем на волю, со старыми, сидевшими в эмиграции. Мельник относился к старой генерации, Бандера и Шухевич — к новой. В свое время юный Шухевич, например, пошел в ОУН под влиянием уже взрослого Коновальца, который снимал квартиру в доме бабки Шухевича. Спустя полтора десятка лет настало время пересмотра иерархии...

Впрочем, версии «конфликта волков и волчат» противоречит тот факт, что Бандеру поддержал Рико Ярый, приближенный Коновальца со времен петлюровщины. Он значился Консулом-2, а Мельник — Консулом-1, то есть для Абвера они были почти равнозначны.

Несмотря на преданность Мельника, дальновидные немцы хотели создать ему противовес и конкуренцию. С этой целью они «прикормили» Бандеру. Вот что рассказал Эрвин Штольце, начальник самого секретного подразделения Абвер-2: «После разгрома и захвата Польши Германия усиленно готовилась к войне против Советского Союза, поэтому Абвер через Мельника принимал меры для активизации подрывной деятельности в советском тылу. В этих целях был завербован Степан Бандера, один из главарей ОУН, освобожденный нами из польской тюрьмы».

Удивительным человеком был униатский митрополит Андрей Шептицкий, 65 лет назад отошедший в мир иной. Еще во времена Первой мировой войны он умудрялся признаваться в верноподданничестве одновременно двум воюющим друг с другом сторонам: австро-венгерскому цесарю и российскому царю. За «двойные стандарты» Николай II назвал Шептицкого «аспидом». В годы Второй мировой войны Шептицкий послал поздравления Гитлеру за оккупацию Киева и Сталину — за освобождение советскими войсками Львова.

Шептицкий безоговорочно поддерживал Организацию украинских националистов (ОУН) и ее военизированные формирования. Но дважды, накануне войны ив ее разгар, вдруг и сам пугался тотального растления оуновской молодежи, под влиянием своих фюреров готовой на убийства «по политическим мотивам». В послании «Не убий!» митрополит пытался вернуть паству к христианским ценностям: «Людина, що проливає кров свого ворога, полїтичного противника, є таким самим чоловковбивником, як людина, що це робить для грабунку, i так само заслуговує на кару Божу i на клятву Церкви».

Но почему же те из нацистов и их пособников, кто выжил, не каются, а, наоборот, требуют к себе уважения и получают его от нынешней власти? Ответ знал Джордж Оруэлл: «Кто владеет прошлым, владеет будущим». Чтобы снова попытаться завладеть будущим, им необходимо переписать историю.

Историк Анатолий Чайковский, посвятивший значительную часть своей научной деятельности изучению ОУН и ее детища — Украинской повстанческой армии (УПА), уверен: целый ряд его коллег фальсифицируют и конъюнктурно интерпретируют исторические факты.

«НАША ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СТРАШНОЙ!»

- Анатолий Степанович, выходит, с самого начала существования ОУН ее террористическую и диверсионную деятельность против Польши и СССР направляли из Берлина. И все-таки трудно представить, что на хладнокровные убийства решались люди, считавшие себя верующими.

- Искривление психики будущих террористов происходило с малолетства. С одной стороны, им внушали идею превосходства нации, с другой — направляли обиду за ее нереализованность в нужное русло. Люди становились орудием, на них уже не распространялисьобщечеловеческая мораль и религиозные заповеди.

Сельским священником был дед «террориста № 1» Евгения Коновальца, его отец управлял начальной школой и, наверное, учил детишек «доброму, вечному». Отец Бандеры — греко-католический священник. Священнический сан носил прадед Романа Шухевича. Среди родственников других террористов было много педагогов и юристов. Высокопоставленный немецкий нацист Мартин Борман говорил: «Национал-социализм и христианство несовместимы». Религиозность для многих оуновцев была лишь прикрытием.

- По-разному оценивают нынешние апологеты национализма и антифашисты день 30 июня 1941 года, когда Львов оставили войска Красной Армии и его оккупировали нацисты. Одни говорят, что это дата восстановления украинской государственности, другие — что с этого дня началась резня мирного населения.

- Конечно, куда приятнее рассказывать о том, что несколько десятков бандеровцев из батальона «Нахтигаль» (по-немецки — «Соловей», так как имел в своем составе самодеятельный хор) и немногочисленная группа местных националистов провозгласили Акт о восстановлении государства Украина, чем о том, как они перед этим лютовали, уничтожая тысячи безоружных людей.

Командирами «Нахтигаля» были немцы Герцнер и Оберлендер, их заместителем — Шухевич. Бесчинствовал и второй собранный гитлеровцами украинский батальон «Роланд», который возглавили гауптман Новак и оуновец Побигущий. Мирных львовян массово расстреливали, вешали, закапывали живьем, а перед убийством над многими издевались.

Информация к размышлению:

«Украинских солдат батальона “Нахтигаль” жители Львова называли “птичниками”, очевидно, из-за значков, которые были на их автомобилях и мотоциклах. “Птичники” ходили в немецкой форме и с немецкими воинскими знаками различия, а к рукояткам штыков привязывали сине-желтые банты... На улице Русской и Боимов застрелили несколько польских студентов, которых привезла боевка украинских националистов. Нас привели на улицу Лонцкого... Всего нас было около 500 евреев, почти всех убили...

Жена профессора Казимира Бартеля рассказала: “Я была у архиепископа Шептицкого, но он ответил, что ничем не может помочь”» (Александр Корман. Из кровавых дней Львова 1941 года, Лондон, 1991).

Бандера в гробу. 15 октября 1959 года Степан Андреевич Бандера, проживавший в Мюнхене под фамилией Поппель, был убит в подъезде своего дома агентом КГБ Богданом Сташинским, который выстрелил лидеру ОУН в лицо раствором цианистого калия.

- За месяц до нападения гитлеровцев на СССР НКВД арестовал отца Бандеры и двух его дочерей. Бандеру-старшего расстреляли, а сестер отправили по этапу. Других оуновцев, сидевших в львовской тюрьме, среди которых был и брат Шухевича, расстреляли на месте. Выходит, что у Бандеры и Шухевича были и личные причины мстить.

- Какими бы ни были личные причины для мести, в них не были повинны сотни польских интеллектуалов и тысячи граждан еврейской национальности, которых оуновцы уничтожили только в первые дни оккупации. Позже садисты провели так называемые Дни Петлюры, во время которых уничтожили еще больше львовян. И это было лишь начало.

- Сейчас вызывает сомнение тот факт, что Бандера причастен к львовским погромам. В это время он сидел в своем офисе в Кракове.

- Бандера не просто сидел в Кракове, он оттуда руководил. Весь город был заклеен плакатами: «Бейте жидов и большевиков! Да здравствует Адольф Гитлер! Да здравствует Степан Бандера!». Во Львове все делалось в полном соответствии с его лозунгом: «Наша власть должна быть страшной!». Такой она и была.

Могила Степана Бандеры на мюнхенском кладбище Вальфридгоф

Нас пытаются уверить, что в львовской трагедии повинны не «нахтигалевцы», а, например, «слепой гнев толпы». Однако это противоречит свидетельствам очевидцев об организованном характере погромов. Бывало, людей расстреливали не только из чувства расовой ненависти, но и затем, чтобы занять их квартиры и овладеть имуществом.

«ЧЕМ БОЛЬШЕ ФАКТОВ, ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ ФАКТОВ»

- У многих на памяти скандальное заявление Владимира Вятровича, советника главы СБУ, назначенного начальником архива этого учреждения. По возвращении из Иерусалима, где в музее «Яд Вашем» он знакомился с материалами о роли Шухевича в львовских погромах, Вятрович заявил, что таких документов якобы нет.

- «Яд Вашем» выступил с опровержением: «Заявление Владимира Вятровича грешит против правды». Я знаю, что защитники Шухевича, Бандеры и иже с ними всегда будут объявлять любые документы сфабрикованными. Для таких случаев у историков существует шутка: чем больше фактов, тем хуже для фактов. Вятрович слишком часто грешит против правды.

- А чем можно объяснить, что Нюрнбергский международный военный трибунал не рассматривал дела украинских пособников гитлеровцев?

- Да, теперь об этом трубят, но ничего не говорят о том, что Нюрнбергский трибунал признал преступными СС, СД, другие нацистские спецслужбы и организации, а оуновцы в них участвовали. Впоследствии Генассамблея ООН утвердила дополнение: «Все военные преступники Второй мировой войны подлежат розыску, аресту, суду. На них не распространяется срок давности. Им не предоставляется право убежища...». Жаль, что тогда никому не пришло в голову записать пункт о запрете присваивать соответствующим лицам звание Героя. Бандера и Шухевич были агентами гитлеровских спецслужб, и этим все сказано.

Центр Симона Визенталя, которого называли «охотником за нацистами», выступил с резким осуждением указа Виктора Ющенко о присуждении звания Героя Украины Роману Шухевичу (посмертно) и его сыну Юрию, который занимается деятельностью соответствующего направления.

- К сожалению, политика часто не дружит со справедливостью. Множество пособников нацистов расползлось по миру и целыми колониями осело в США, Канаде, Латинской Америке, Европе.

- Несколько лет назад по одному из британских каналов шел документальный фильм «СС в Британии», в котором рассказывалось, как в 1947 году правительство этой страны приютило восемь тысяч бойцов из дивизии СС «Галичина». Бывшие гитлеровцы служили даже в гэдээровской разведке «Штази», а в ФРГ 364 тысячи военных преступников занимали различные государственные должности. В их числе и Теодор Оберлендер, назначенный министром в правительстве Конрада Аденауэра. А ведь он был непосредственным командиром Романа Шухевича в «Нахтигале».

- А правда ли, что суд ФРГ оправдал Теодора Оберлендера?

- Опять все ставится с ног на голову. В 1960 году суд не ФРГ, а ГДР рассмотрел дело Оберлендера и вынес ему обвинительный приговор. Но почитатели этого преступника и теперь говорят, и тогда говорили, что восточно-германское правосудие им не указ.

За дело взялась и прокуратура ФРГ. Как утверждает историк Олег Росов, «было установлено, что Оберлендер "мог утратить контроль над ситуацией” и что "с большой вероятностью украинский взвод 2-й роты батальона "Нахтигаль” имел отношение к актам насилия в отношении согнанных в тюрьму НКВД евреев и виновен в смерти многочисленных еврейских граждан».

Роман Шухевич: «Не надо бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пусть из 40 миллионов украинского населения останется половина — ничего ужасного в этом нет»

- Обстановку, в которой 30 июня 1941 года принимали Акт восстановления государства, описал участник этого собрания Кость Панькивский в книге «Від держави до комітету», изданной в Нью-Йорке и Торонто в 1957 году. По его словам, около сотни приглашенных нервничали и томились в маленьких темных комнатах при свечном освещении. «Поява Ярослава Стецька в теплий, літній вечір у військовому дощовому плащі з піднесеним — згідно з модою — коміром робила некорисне враження, — пишет К. Панькивский. — Говорив тихим голосом, так, щоб у другій кімнаті його не чули і не знали, про що йдеться». Странная картина для такого важного события. Удивляет и то, что Бандера не принимал в нем участия.

— В Акте Бандера предусмотрительно записал: «Новопостаюча Українська держава буде тісно співдіяти з націонал-соціялістичною Великонімеччиною, яка під проводом свого фюрера Адольфа Гітлера творить новий лад в Европі і допомагає Україні». Но он не был уверен в благополучном исходе затеянной авантюры и на всякий случай подставил под удар Стецько, а себе обеспечил краковское алиби.

- Почему Бандера не был уверен в благополучном исходе?

- В Германии с 1938 года муссировалась идея, выдвинутая приближенным к гитлеровской верхушке Александром Сандерсом (настоящая фамилия скрывшегося под этим псевдонимом грузинского эмигранта — Никурадзе), расчленить СССР на национальные государства. Исходя из этого, за несколько лет до войны шеф Абвера Канарис обещал Мельнику что-то вроде государства под протекторатом Германии, а рейхсминистр Розенберг — то же самое Бандере, да еще и посулил присоединить к Украине Кубань и Тамбов.

Но в упоении блицкрига Гитлеру незачем было поддерживать идею украинского государства. Как сказал рейхскомиссар Украины Эрих Кох, «нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки, нам нужны плодородные земли». Бандера не знал, чье мнение возобладает, и потому занял позицию «в кустах».

«ГИТЛЕРУ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ, ЧТО КУЧКА ГОЛОВОРЕЗОВ ОБЪЯВИЛА СЕБЯ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ НА ЗАВОЕВАННЫХ НЕМЦАМИ ТЕРРИТОРИЯХ»

— А как Мельник отнесся к бандеровской попытке перехватить власть?

- Конечно, Мельник не смолчал. Он-то планировал стать хозяином Украины после оккупации Киева, а Бандера сделал упреждающий шаг, чтобы, продвигаясь вместе с вермахтом, устанавливать свой контроль в занимаемых населенных пунктах. Поэтому Мельник немедленно послал Гитлеру «телегу», в которой обвинил бандеровцев в узурпации власти. Конечно, и Гитлеру не понравилось, что кучка головорезов объявила себя правительством на завоеванных немцами территориях.

- На Бандеру хотя и гневались, но все-таки с ним обходились как с хрустальной вазой. Это наводит на мысль, что он владел какой-то сверх­секретной информацией.

- Осталось подкрепить эту версию и документами. Но действительно немцы прощали Бандере то, чего не простили бы никому другому.

Наверное, предвидели, что он еще пригодится.

Бандеру и Стецько не ликвидировали, не замучили в застенках гестапо, а терпеливо уговаривали отказаться от Акта 30 июня. В ответ Стецько завалил Берлин униженными и одновременно наглыми письмами, в одном из которых настаивал на «целесообразности перенести на Украину немецкие методы экстерминации жидовства».

Могила Романа Шухевича на Лычаковском кладбище во Львове

Не выдерживают критики нынешние заклинания признать Бандеру и Стецько эдакими отчаянными спорщиками с самими гитлеровцами. Верно лишь то, что имела место авантюрная попытка создать фашизоидную Украину. Лидеры ОУН (б) надеялись, что сумеют убедить немцев в своей преданности и необходимости, и это позволит им окончательно вывести из игры Мельника. Но этого гитлеровцы наметили для использования при захвате восточных областей, а Бандера, имевший сторонников в основном в Галичине, после ее оккупации свое дело сделал.

- Поэтому Бандеру и Стецько временно изолировали?

- Методы, которыми пользовались Бандера и Стецько в достижении своих целей, не могли не вызвать у пунктуальных немцев брезгливости. Например, выяснилось, что несостоявшийся премьер-министр Стецько подделал по крайней мере одну подпись под Актом от 30 июня. В тот день на собрании присутствовал, в частности, немецкий офицер разведки и специалист по восточным вопросам Ганс Кох (однофамилец рейхскомиссара Украины), который по заданию Канариса осуществлял связь с ОУН. Кох довольно четко высказался против Стецько, но именно его факсимиле оказалось под Актом. Документ послали в Берлин на экспертизу, там выяснили, что подпись поддельная. Наверняка и это лыко вошло в строку обвинений.

А Бандера в соответствии со своим замыслом «ушел в несознанку»: мол, его даже не было во Львове и он ни при чем. Возможно, поэтому официальной причиной его ареста стал другой компромат. На Нюрнбергском процессе о нем рассказал полковник Эрвин Штольце, заместитель начальника Абвер-2, который непосредственно руководил действиями Бандеры: «Аресту послужил тот факт, что, получив в 1940 г. от Абвера большую сумму денег для финансирования оуновского подполья и организации разведывательной деятельности против СССР, он пытался присвоить их и перевел в один из швейцарских банков».

«ШУХЕВИЧ ПОХВАСТАЛСЯ МИТРОПОЛИТУ ШЕПТИЦКОМУ: “НЕМЦЫ УДОВЛЕТВОРЕНЫ НАШЕЙ РАБОТОЙ”»

- Арест Бандеры, конечно, углубил трещину в его отношениях с гитлеровцами.

- Сам по себе арест был ему не так уж страшен. Еще раз сошлюсь на показания Эрвина Штольце: «В августе 1941 года Бандера был арестован и содержался под домашним арестом на даче в пригороде Берлина». Если хотят разделаться, то на даче не держат. Тогда же из Кракова в Берлин, поближе к мужу, переехала Ярослава Опаривська-Бандера с их трехмесячной дочкой.

Значительно болезненнее Бандера воспринял присоединение Галичины к генерал-губернаторству, в то время как большая Украина перешла к рейхскомиссариату. Как представляется, Гитлера спровоцировал на это расчленение Акт от 30 июня. Бандера понял, что у него отобрали социальную базу и он остался генералом без армии.

При этом собственно «армия», несколько сот бойцов ДУН (Дружина украинских националистов) под командованием Шухевича, продвигалась вместе с немцами к Киеву. Личный состав ДУН исправно получал жалованье, довольствие, награды. Вдруг Шухевич и Бандера узнали, что в Киев гитлеровцы возьмут с собой не бандеровцев, а мельниковцев...

- И поэтому Шухевич послал в Берлин дерзкое письмо?

- Не просто дерзкое, а угрожающее неподчинением немецкому командованию. Было бы логично, если бы сразу вслед за этим угрозу привели в действие, но вместо этого ДУН оставалась на месте как ни в чем не бывало. Значит, Бандера просто попытался шантажировать Берлин...

Ответ пришел через месяц: «Нахтигаль» передислоцировали в Германию. Здесь его слили с «Роландом», образовав 201-й шуцманшафтсбатальон охранной полиции. С каждым будущим полицаем- «шуцманом» заключили контракт на добровольную годичную службу в Белоруссии. Из 600 с лишним человек контракт не подписали всего 15. Добровольцев переодели в эсэсовскую форму, их командиром назначили «роландовца», майора Побигущего, а одним из сотников — Шухевича, которому присвоили звание гауптштурмфюрера СС и удостоили железного креста. Обратите внимание — не разжаловали и не расстреляли за наглое письмо, а повысили в звании.

Тем не менее бандеровцы проиграли собственную «битву за Киев». Месть они обрушили на мельниковцев, которых считали виновниками своих неудач. В Житомире даже были расстреляны двое «столпов» ОУН (м) — Сенник и Сциборский. Их похороны вылились в манифестацию, а Мельник обозвал бандеровцев «каинами-братоубийцами». Но теракты продолжались...

Когда количество трупов достигло десятка, немцы решили усмирить бандеровцев. Прошла волна арестов, были закрыты бюро и конторы ОУН (б) в Берлине и Вене. Вскоре Эрвин Штольце сообщил Бандере о прекращении отношений. «Он очень болезненно реагировал на это, — рассказал Штольце, — так как считал, что связь с нами рассматривается как признание его в качестве руководителя националистического движения».

- Чем бандеровские шуцманы занимались в Белоруссии?

- Они поступили под командование военного преступника обергруппенфюрера СС фон дем Бах-Залевского, известного разрушением Варшавы. Даже Отто Скорцени ужаснулся, когда узнал, что Бах-Залевский предлагал разбомбить и Будапешт.

Украинские шуцманы охраняли мосты, другие стратегические объекты, но главное — участвовали в карательных операциях против сельских жителей, которые оказывали помощь партизанам. При участии полицаев были полностью стерты с лица земли несколько белорусских и украинских сел. 20 лет назад одну из самых жестоких карательных акций описал в документальной повести «Вечные Кортелисы» Владимир Яворивский, который сегодня называет карателей героями. Все население села — а это около трех тысяч человек, из них половина дети — было расстреляно. Бах-Залевский назвал 201-й батальон лучшим из своих подразделений, а Шухевич похвастался в письме к митрополиту Шептицкому: «Немцы удовлетворены нашей работой».

Информация к размышлению:

«23 сентября 1942 г. в 4 ч. 35 мин. Кортелисы с хуторами были окружены внешней петлей из полицейских... Сперва расстреляли молодых мужчин, которые могли оказать сопротивление. Расстрел женщин и детей проходил без осложнений» (Из отчета командира роты «Нюрнберг» обер-лейтенанта Глюкса).

«В КОНЦЛАГЕРЕ БАНДЕРУ КОРМИЛИ ПО ЭСЭСОВСКОМУ РАЦИОНУ»

- Карательный полк бандеровцев отправили в Белоруссию, а Бандеру — в концлагерь Заксенхаузен.

- Звучит мрачно, но для Бандеры в этом лагере все было далеко не так фатально, как для советских военнопленных. Только в 1941 году из них расстреляли 1800 человек. В последующие годы бойцов и командиров Красной Армии подвергали дичайшим псевдомедицинским экспериментам, так что из 200 тысяч человек до конца войны дотянула едва ли половина.

- Бандера сидел чуть ли не в одном бараке с сыном Сталина Яковом. Помню название одной из недавних статей — «Там, де мордувався Бандера».

- Что касается «мордування» Бандеры в Заксенхаузене, то, как и Якова Сталина, его поместили в особый блок «А». Туда заключали высокопоставленных членов европейских правительств, известных политиков, которых немцы обменивали на своих пленных. Там же находились наиболее ценные коллаборационисты, которые сотрудничали с гитлеровцами, но временно оказались не у дел, например, «власовцы».

Много лет спустя лондонская «Таймс» описала условия, в которых сын Сталина содержался вместе с племянником Молотова и еще четырьмя британскими летчиками: «Помещение было просторное, с гостиной, двумя спальнями и двумя уборными». Почти что номера не в самой плохой гостинице. Но русские и англичане не поладили. После одного из унизительных для Якова скандалов он бросился на лагерное ограждение, караульный застрелил его, после чего еще и замкнулась электрическая цепь, пропущенная по колючей проволоке. При жизни Иосифа Сталина англичане и американцы тщательно скрывали причины гибели Якова во избежание ухудшения отношений СССР и Англии.

Видимо, Бандера, Стецько, а позднее помещенные туда же Мельник с женой и Бульба-Боровец, истинный создатель УПА, жили не в худших апартаментах, чем те, которые описаны в «Таймс». Они находились под опекой Международного Красного Креста, свободно перемещались по территории лагеря, питались по эсэсовскому рациону, получали от родственников продовольственные посылки и деньги. Так что бросаться на колючую проволоку под высоким напряжением у них не было ни причин, ни желания. Бульба-Боровец вспоминал: «В депозите мы имели деньги, и у нас была возможность покупать "Винницкую махорку”».

- Даже махорку! Интересно, а к кофе по утрам приучали?

- Не исключено. В литературе можно встретить упоминание о том, что солдатам и офицерам СС регулярно выдавали ампулы кофеина, из-за чего они становились кофеманами. Подпитывали кофе и «стукачей» из числа военнопленных-предателей. На расстоянии 200 метров от Заксенхаузена находился замок Фриденталь, а в нем — школа агентурно-диверсионных кадров ОУН (б). Через инструктора школы Бандера отдавал приказы подчиненным, и немцы этому не препятствовали.

В Германии и сейчас живет бывший абверовский офицер Дитрих Витцель. Для моего документального фильма об ОУН и УПА съемочная группа записала с ним интервью. Он подтвердил, что Бандера и Стецько «были размещены на особом участке, где условия содержания отличались в лучшую сторону, чем на остальной территории концлагеря... Связь ОУН с вермахтом, хотя и не так активно, как ранее, продолжалась».

Бандеру, гулявшего по Берлину, однажды остановила полиция, но он предъявил гестаповское удостоверение, и его благополучно отпустили. Это похоже на «мордування»?

«БРЕНД “УПА” БАНДЕРОВЦЫ УКРАЛИ»

- 201-й полицейский батальон подписал контракт на год и больше его не продлил. Не понравилось в топком Полесье?

- На этот счет есть две версии. Одна основывается на письме митрополиту Шептицкому за подписью Всеволода (подпольная кличка капеллана батальона Ивана Гриньоха). Он сообщал: бойцы впали в «депрессию» из-за того, что партизаны «выкосили в пень», по его образному выражению, 26 бандеровцев. Считается, что с этого началось массовое дезертирство, и не только из 201-го батальона.

Вторая версия предполагает, что по заданию Абвера Шухевич увел батальон в леса для истребления местного населения, Армии Крайовой, партизан и евреев-беженцев путем организации гражданской войны. Чтобы не отпугивать местных жителей немецкой формой, он перешел на «нелегальное» положение. Очередной псевдоним — Тарас Чупринка — тоже был явно рассчитан на народный менталитет.

Показателен случай с женой Шухевича. Ее арестовало гестапо, как и других родственников бандеровцев, очевидно, чтобы держать их в заложниках до выполнения поставленных задач. Узнав об аресте жены, Шухевич, якобы находившийся на нелегальном положении, надел немецкую полицейскую форму и явился во Львов. Никем не остановленный, он пришел на прием к своему старому приятелю полковнику Бизанцу, вследствие чего Наталью Шухевич вскоре выпустили.

- А как ОУН-СД превратилась в УПА?

- Задним числом Шухевич издал приказ считать днем создания армии 14 октября 1942 года, желая затемнить свою службу в 201-м полицейском батальоне. На самом деле УПА стала таковой не раньше весны 1943 года.

ОУН-СД превратилась в УПА по принципу: «Чтобы уничтожить, возглавь». Был такой человек по фамилии Боровец, который создал партизанскую «Полесскую Сечь». Боровец взял псевдоним Тарас Бульба. При своем штабе он имел связного от Мельника, что говорит о взглядах атамана. Когда его отряд разросся до восьми тысяч штыков, гордый своим войском Бульба-Боровец переименовал его в «Украинскую повстанческую армию — Полесская Сечь».

Обосновавшись на той же территории, Шухевич понял, что ему будет трудно конкурировать за продовольственные и человеческие ресурсы с Боровцом, и под дулами своих орудий вынудил его объединиться. Тогда-то, в мае 1943 года, и появилась УПА. В ходе «объединения» бандеровцы истребили сотни своих «оппонентов».

Шухевич быстро сориентировал УПА на уничтожение отрядов польской Армии Крайовой, что переросло в так называемую «Волынскую резню», взаимное уничтожение украинского и польского населения. За короткий срок погибло более 100 тысяч поляков и 20 тысяч украинцев.

Меньше чем через два месяца после объединения бандеровцы разоружили формирование Боровца, часть его полевых командиров расстреляли. Боровец отделился от Шухевича и остатки своих бойцов переименовал в Украинскую национально-революционную армию. В одном из столкновений с УНРА бандеровцы захватили в плен Анну Боровец, жену атамана. Ее пытали, а потом убили. Боровец сбежал в Варшаву, где был арестован немцами и помещен в Заксенхаузен. Шухевич остался единственным владельцем бренда.

- Очень пафосно Шухевич написал в одном из своих приказов: «Карающая рука бойца УПА настигла... командующего 1-м Украинским фронтом Ватутина».

- Добавлю: генерал Ватутин был освободителем Киева и Украины. Причиной его убийства стала прежде всего халатность охраны Ватутина и СМЕРШа. Практически неприкрытая автомашина командующего влетела в село, где засела одна из банд. Бандиты начали беспорядочно палить по машине, Ватутин был тяжело ранен и где-то через месяц скончался. Его гибель прервала переговоры части командиров УПА с партизанским соединением Ковпака о нейтралитете, который, возможно, сохранил бы жизни сотням тысяч мирных жителей.

- УПА воевала с немцами?

- Были единичные наскоки в основном с целью перехвата немецкого провианта. Ну зашибут кого-нибудь ненароком, не без того, но не больше. На недавние запросы в Германии никаких официальных данных о потерях гитлеровцев в боях с УПА предоставлено не было. По моим же данным, число погибших немцев и их пособников от рук УПА составило три-четыре тысячи человек. Собственные потери оуновцев в годы войны — примерно та же цифра. И это при 100-тысячной УПА!

Зато в уничтожении крестьян бандеровцы преуспели, даже похлеще, чем в Белоруссии. Счет шел на десятки тысяч. Эту практику они продолжили и после войны. Даже СБУ в своей официальной справке ссылается на советские архивные документы, из которых следует, что за 1944-1953-е годы участники ОУН-УПА совершили 4907 террористических актов, более тысячи нападений и поджогов колхозов, совхозов, сельсоветов, клубов и т. п. «В результаті цих проявів, — говорится далее в справке СБУ, — було вбито або забрано в ліс бойовиками ОУН-УПА 2662 працівника радянсько-партійного активу, 562 голови сільських рад, 262 голови колгоспів, 446 колгоспників». Указывается, что погибло 22 430 человек, в основном гражданского населения. По моим данным, эти цифры далеко не точны. С учетом деятельности ОУН и УПА в военные и послевоенные годы число их жертв в несколько раз больше.

«БАНДЕРУ СПАС АГЕНТ АБВЕРА СКОРЦЕНИ, А УБИЛ АГЕНТ КГБ СТАШИНСКИЙ»

- Каким образом Бандера вышел из Заксенхаузена, откуда живым мало кто возвращался?

- К концу 1944 года исход войны стал понятен, и немцы слили полуразгромленную УПА с остатками такой же СС «Галичина», а из Заксенхаузена выпустили всю непримиримую четверку — Бандеру, Стецько, Мельника и Боровца. Бандеру пригласил на беседу сам рейхсфюрер СС Гиммлер. Он сказал: «Необходимость вашего вынужденного пребывания под мнимым арестом, вызванная обстоятельствами, временем и интересами дела, отпала».

История не сохранила других подробностей, но, возможно, перед Бандерой извинились за смерть трех его братьев. Самый младший погиб предположительно в 1943 году. Еще двое — в концлагере Освенцим. По некоторым данным, туда их поместили в ответ на одно из писем Бандеры, которое возмутило гитлеровцев очередной попыткой шантажа. Очевидно, Бандера все простил, потому что принял участие в фуршете, который гестапо устроило в его честь.

Затем Бандера из Кракова координировал заброску диверсионных групп в расположение УПА. Когда советские войска взяли Краков в кольцо, Бандеру по личному приказу Гитлера вывез оттуда Отто Скорцени.

- А что стало с Бандерой и его семьей после окончания войны?

- Благодаря связям с американцами Бандере удалось вытащить жену и троих детей из зоны советской оккупации. Их поселили в лагере для беженцев, потом они скрывались в маленьком лесном домике под фамилией Поппель. Наконец всех перевезли в Мюнхен, где осел глава семьи. Впрочем, он продолжал скрываться, имел двойников.

- И все-таки КГБ его достал.

- 15 октября 1959 года человек, которого соседи знали под именем Степана Поппеля, поднимался по лестнице в свою квартиру. Навстречу ему спускался агент КГБ Сташинский. Подойдя вплотную, он вытащил пистолет и выстрелил Бандере в лицо раствором цианистого калия.

Начальство наградило киллера орденом, но затем он впал в немилость из-за брака с немкой. Через ГДР они с женой бежали в западный Берлин, где Сташинский признался в убийстве Бандеры и еще одного главаря ОУН — Ребета. Суд ФРГ определил ему наказание в виде восьми лет тюремного заключения строгого режима.

Семья Бандеры переехала в Канаду. Его внук, журналист, тоже Степан, — большой поклонник деда.

«НЕ ЗАПУГИВАТЬ, А ИСТРЕБЛЯТЬ!»

- Получается, послевоенная «бандеровщина» была не столько делом рук человека, давшего ей имя и вооружившего ее идеологией, сколько Шухевича...

- В эти годы Шухевич окончательно превратился в психопатического экстремиста. К слову, еще в детстве Роман проявлял садистские наклонности, о чем есть свидетельство близкой подруги его матери. Война, ненависть, жизнь в лесах, отсутствие дома способствовали развитию этих наклонностей. Бандеровцы нагоняли ужас на местных жителей не просто убийствами, а средневековыми пытками.

С женой Натальей Березинской Шухевич не виделся много лет. В 1945-м вместе с его сестрой и матерью Наталью отправили в ссылку, а сына и дочь отдали в детский дом. Впрочем, весной того же года у него появилась новая дама сердца — в прошлом соучастница по делу об убийстве Перацкого Екатерина Зарицкая (кличка Монета). При задержании в 1947 году она застрелила милиционера.

Приговоренная к 25 годам тюремного заключения, она отсидела 20 и была переведена в исправительно-трудовую колонию. На свободе прожила еще 14 лет и умерла в 1986 году.

Выбирая связных, Шухевич отдавал предпочтение женщинам. Была у него связная Марта Пашковская, которая в момент ареста в львовском трамвае приняла яд. Известны имена еще нескольких — Ольга Илькив, Ирина Сеник, Данка Пилипчук. Последняя, Дарья Гусяк (Нуся), подвела своего шефа. После ареста она проговорилась в камере подсадной утке, где скрывается Шухевич с очередной фавориткой Анной Дидык.

По словам советского разведчика, агента ОГПУ, НКВД и КГБ Павла Судоплатова, генерал МГБ Дроздов, чьи люди окружили дом, где скрывался Шухевич, «потребовал от него сложить оружие — в этом случае ему гарантировали жизнь. В ответ прозвучала автоматная очередь. Пытаясь прорвать кольцо окружения, Шухевич бросил из укрытия две ручные гранаты. Завязалась перестрелка, в результате которой Шухевич погиб». Это произошло 5 марта 1950 года.

Информация к размышлению:

«Не запугивать, а истреблять! Не надо бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пусть из 40 миллионов украинского населения останется половина — ничего ужасного в этом нет» (из инструкции подразделениям УПА, автор — Р. Шухевич).

Источник:

http://www.bulvar.com.ua/arch/2010/1/4b48b7bbce844/

http://www.bulvar.com.ua/arch/2010/2/4b4e4ae78f8fa/

II. ОБ АВТОРЕ Джон-Пол ХИМКА

Профессор восточно­европейской истории в Университете Альберты (Канада).

Особый интерес ученый проявляет к истории Украины и Восточной Европы, памяти об уничтожении европейских евреев и голоду в СССР 1932-1933 гг., а также к христианской иконографии.

Джон-Пол Химка получил докторскую степень философии истории (Университет штата Мичиган, 1977 год).

Исследователь позиционирует себя «неординарным» историком и, в некотором роде, антиисториком. «Я чувствую, что история, которую мы используем, - это только боеприпасы для аргументов», - подчеркивает он.

Намереваясь стать греческим православным священником, он начал учебу в семинарии Василия Блаженного в Коннектикуте. В 1960-е годы Химка оставил семинарию и поступил в университет в своем родном штате Мичиган. Он сразу удивил преподавателей своей работой по изучению Византии на греческом языке. Его профессор настаивал на получении степени и придумал «Студии Византийской славистики».

«Мне всегда нравились языки, отношения между языками, это мой естественный интерес», - сказал Химка, который свободно читает на 14 языках. Но история увлекала его больше, чем лингвистика, и он решает поступить в аспирантуру. В 1977 году исследователь защитил докторскую диссертацию.

Изначально Химка сосредоточился на XIX и XX веках социальной истории в Галиции, бывшей автономной области Западной Украины. В 1988 году его увлекают исследования роли и значения греко-католической церкви в развитии украинского национализма. «Я был заинтересован в вопросе национализма и в том, как он реконструирует прошлое. Это заставило меня задуматься, что прошлое виделось, как это было раньше, “националистической” историей».

В своих исследованиях Химка оперирует «фактами прошлого», что помогло историческому факультету Львовского университета добиться международного признания. С 1976 года он посещает Украину для проведения исследований.

Основные работы Джон-Пола Химки:

• «Socialism in Galicia: The Emergence of Polish Sodal Democracy and Ukrainian Radicalism (1860-1890)» (1983) (український переклад - Химка Дж.-П. Зародження польської соціал-демократії і українського радикалізму в Галичині (1860­1890). - К.: Основні цінності, 2002);

• «Galician Villagers and the Ukrainian National Movement in the Nineteenth Century» (1988);

• «Religion and Nationality in Western Ukraine: The Greek Catholic Church and the Ruthenian National Movement in Galicia, 1867-1900» (1999);

• «Last Judgment Iconography in the Carpathians» (2009).

Также он является автором многочисленных статей и перевода работы Романа Роздольского о «неисторических народах» у Энгельса и Маркса (Roman Rosdolsky. Engels and the «Nonhistoric» Peoples: The National Question in the Revolution of 1848. Glasgow: Critique Books, 1986.)

В настоящее время Джон-Пол Химка пишет монографию о Страшном суде украинских текстов и изображений (до 1800 гг.) и исследует политические процессы в Украине 1937-1942 гг.

Источник: http://www.ciuspress.com/authors/55/iohn-paul-himka

(обратно)

Дружественные вмешательства: борьба с мифами в украинской истории XX в.

Мне предложили обсудить свой опыт оспаривания националистических исторических мифов, в данном случае мифов, связанных с болезненными аспектами истории Украины в XX в^[1].

Мифами я называю необоснованные компоненты идеологизированной версии истории, статьи и книги, где больше веры, нежели разума. В этой статье я сначала попытаюсь объяснить свою мотивацию оспаривания таких мифов, хотя понимаю, что это будет болезненно и для моей целевой аудитории, и для меня самого. Затем опишу и оценю стратегии, которые я выбрал для своих дружественных вмешательств. К этому я добавлю описание реакций на мои выступления и моих реакций на эти реакции. В заключение я поделюсь мыслями о том, к чему, на мой взгляд, привели мои усилия, направленные на изменение характера рассуждений в рамках украинского дискурса. Но прежде чем перейти к основному тексту этой статьи, я хотел бы объяснить, какие именно мифы я пытаюсь развеять.

Одним из важнейших пунктов разногласий является ин­терпретация Великого Голода, или Голодомора, поразившего Украину в 1932—1933 гг. Согласно мифологизированной вер­сии, Сталин организовал этот голод преднамеренно, чтобы уничтожить как можно больше украинцев и таким образом воспрепятствовать реализации их стремления создать свое национальное государство. Я же считаю, что причиной этого голода была безрассудная коллективизация, которая почти уничтожила все советское сельское хозяйство целиком. Я не отрицаю, что голод в Советской Украине и в районах Кубани, населенных украинцами, был более жестоким, нежели в других частях СССР, что причиной этого были достаточно суровые меры, применявшиеся властями в Украине и на Кубани, и что эта суровость была связана с развернувшейся борьбой против национализма, явно ощущавшегося в Коммунистической партии Украины. Но при этом я в большей мере обращаю внимание на юридические аспекты, чем осложняю жизнь приверженцам этого мифа; их цель — добиться, чтобы мир признал, что этот голод, Голодомор, как они его называют, был геноцидом, то есть соответствовал определению геноцида, принятому Организацией Объединенных Наций в 1948 г. В годы президентства Виктора Ющенко (2005—2010) эта кампания стала важным элементом украинской государственной политики. Хотя я тоже думаю, что события, происходившие в Украине в 1932—1933 гг., скорее всего, соответствуют емкому определению ООН («...предумышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее...»), я выступаю против кампании, направленной на признание Голодомора как геноцида по ряду причин. Дело в том, что тема геноцида здесь используется для поддержки кампании прославления антикоммунистического сопротивления украинских националистов во время Второй мировой войны. Я не думаю, что украинцы, которые считают себя наследниками тогдашних националистов, могут призывать мир сострадать жертвам голода, если они не способны сострадать жертвам националистов. И еще я думаю, что если эта кампания получает наибольший резонанс в тех обла­стях Украины, где не было голода, а также в зарубежной диаспоре, сформированной из выходцев из этих же областей, то в ней что-то неладно. У меня возникают сомнения в связи с той яростью, которая в рамках этой кампании обрушивается на русских и евреев.

Я также не уверен и в отношении указанного определения ООН, в нем не принимаются во внимание массовые социальные и политические убийства, в результате возникают политические манипуляции (вспомним споры международного уровня о том, было ли геноцидом то, что происходило в Армении и в Дарфуре)^[2].

Я также критически отношусь к использованию завышен­ных цифр при подсчете жертв этого голода: президент Ющен­ко и его Украинский институт национальной памяти настаи­вали на 10 млн; организации в зарубежных диаспорах говорят о 7—10 млн; кое-кто утверждает, что насчитывалось 10—15 млн жертв «как минимум». Однако ни одна из этих цифр не подтверждается демографическими данными, и я (как и Институт демографии и социальных исследований Национальной академии наук Украины) считаю, что превышение смертности в Украине в 1932—1933 гг. по сравнению с обычными цифрами составляло 3,5 млн человек. Особенно раздражает приверженцев вышеуказанного мифа то, что это число оказывается меньше обычно используемого числа жертв Холокоста: для них важно, чтобы число жертв Голодомора превышало 6 млн. Я также активно разоблачал этот вид «состязательной виктимологии» (то есть состязания в числе жертв), используемой для оправдания преступлений радикальных украинских националистов во время Второй мировой войны.

Мой интерес к этому голоду связан с моими работами, посвященными другой болезненной проблеме в истории Украины, второй по значению теме моих выступлений и споров — теме Холокоста. Когда я изучаю этот голод (а эта тематика стала интересовать меня в связи с Холокостом), я часто делаю это с позиций исследования геноцида, сопоставимого по масштабам с Голодомором. Главной точкой раздора между сторонниками национального мифа и мною является ответ на вопрос, принимали ли Организация украинских националистов (ОУН) и ее вооруженные силы, Украинская повстанческая армия (УПА), участие в Холокосте. Они полностью отрицают это. Но мои исследования показывают, что их участие было существенным.

Летом 1941 г., когда немцы вторглись в Украину, боевики, связанные с ОУН, организовали несколько массовых погромов еврейского населения, в частности, во Львове. Они арестовывали и избивали евреев, насиловали еврейских женщин и сгоняли евреев к немцам на расстрел. Во многих других местах в Галиции и на Волыни боевики не проводили погромы как публичные мероприятия, но арестовывали евреев (а иногда также коммунистов и поляков) и либо расстреливали их сами, либо передавали для расстрела немецким или румынским властям. Всего на этом этапе ОУН участвовала в убийствах десятков тысяч евреев.

После того как эта волна массового насилия утихла и немцы приступили к более систематической ликвидации еврейского населения, ОУН направила многих своих членов на службу к немцам — в украинскую вспомогательную полицию или в охранные батальоны «шума»(Scbutzmannschaften^[3]). ОУН сделала это не для того, чтобы убивать евреев (у них были иные цели), но тем не менее эта украинская полиция стала важным орудием «окончательного решения [еврейского вопроса]» в Украине и в Белоруссии, особенно когда оуновцы сгоняли евреев в места массового уничтожения. В результате члены ОУН фактически стали соучастниками нескольких сот тысяч убийств.

Позже, весной 1943 г., тысячи этих украинских полицей­ских, забрав с собой оружие, оставили свои посты и сформи­ровали ядро УПА под руководством ОУН. Подготовка к этому была одной из главных причин, по которой ОУН послала своих людей в полицию. УПА начала массовые этнические чистки польского населения Волыни, а затем и Галиции, в ходе которых, возможно, погибли сотни тысяч поляков (убийства поляков хорошо документированы, но распространители национальных мифов преуменьшают имеющиеся цифры). Убивая поляков, солдаты УПА также убивали всех выживших евреев, которые встречались на их пути. Когда зимой 1944 г. Красная армия подходила к Волыни, УПА и отдельные силы безопасности ОУН уговаривали евреев выходить из укрытий в лесах, направляли их в трудовые лагеря, а затем систематически убивали. В целом число евреев, убитых УПА, измеряется по меньшей мере тысячами. Миф утверждает, что евреи служили в УПА врачами и, следовательно, УПА спасала, а не убивала евреев. Защитники этой мифологизированной истории часто распространяют сфабрикованные воспоминания никогда не существовавшей женщины-еврейки, служившей в УПА.

Когда я только начал заниматься проблемой Холокоста, я не знал ничего из того, о чем только что рассказал. И только в ходе интенсивных исследований, проведенных в период с августа 2008 г. по май 2010 г., я смог оценить масштабы участия ОУН-УПА в Холокосте. Особенно важной в этом плане стала осень 2009 г., когда я три месяца стажировался в Мемориальном музее Холокоста в США.

Говоря о концепциях, которые я критикую, поскольку счи­таю их мифологизированными, я необязательно претендую на знание истины. Организовывала ли ОУН погромы и сколько людей погибло от голода — ответы на эти вопросы определяются фактами; но вот был ли голод геноцидом — зависит от интерпретации, подобно тому, как вопрос о том, нужна ли кампания, направленная на признание этого голода геноцидом, это в большой мере вопрос политики и морали.

Один из моих критиков из лагеря мифологизаторов проделал большую работу и составил сводку наших разногласий. Этот автор, пишущий под псевдонимом, представил небольшой фрагмент своей работы на форуме издания Українська правда^[4] под названием «Канадский украинофоб, фальсификатор истории Джон-Пол Химка».

Основные тезисы этого «историка», который мечтает о славе украинофоба Виктора Полищука^[5], таковы:

- Голодомор 1931 (sic) — 1933 гг. в Украине был след­ствием сельскохозяйственного эксперимента, а не спла­нированного геноцида или просто преступления советской власти против украинской нации;

- украинская милиция, созданная ОУН, принимала участие в массовых погромах еврейского населения, ОУН-УПА убивала поляков, украинский национализм — это фашизм и т. д.^[6]

Моя позиция в отношении голода представлена им неправильно, но, будучи одним из мифологизаторов, он приписывает мне именно эту трактовку.

(обратно)

Мотивы вмешательства

Мое решение активно заняться этими вопросами лишь в малой степени стало просто результатом моего историческо­го образования. Я всегда обдумываю интересные проекты, над которыми хочу работать в дальнейшем. Еще только приступая к написанию работы об украинских националистах и Холокосте, я думал над тем, что буду делать после этого. О работе над темой Холокоста в Украине я думал еще в середине 1990-х гг., после того, как закончил три монографии по истории Галиции в XIX в., но вместо этого я начал работать над книгой о Страшном суде в украинской культуре. Отказавшись от темы Холокоста в середине 1990-х гг., я думал, что она несложная и не особо важная (с тех пор мои взгляды, конечно, изменились). Но раз уж тема была выбрана, она проходила через обычные дисциплинарные процедуры, которые включают в себя исследование первоисточников и переосмысление фактов и концепций с учетом существующих исследований. В украинском контексте меня поразило то, с чем я никогда не сталкивался раньше в своей профессиональной карьере, а именно огромная пропасть между тем, что сообщали мне источники, и господствующими мнениями. Я был также поражен полным отсутствием публикаций по данной теме в рамках украинских исследований. По ходу работы я все больше и больше убеждался в том, что настал момент, когда ревизионистский подход становится не только приемлемым, но и обязательным.

В процессе работы я публиковал отрывки из своего исследования и вскоре стал объектом критики и даже шельмования. Обескураженный, я вновь и вновь возвращался все к той же основной идее: правда представляет ценность сама по себе. Независимо от того, во что мы хотели бы верить в отношении того или иного предмета, мы обязаны раскрывать правду. Я мог бы сформулировать этот пункт и по-другому. Возможно, следуя Пьеру Нора и Тони Джадту, я мог бы написать о том, как история оказывается важным «противоядием» для памяти. Но я буду придерживаться идеи стремления к правде. В ходе всех дискуссий, в которых я участвовал, я не переставал удивляться тому, как мало людей в этом заинтересованы. Мои аргументы отвергаются с ходу, без серьезного и честного оспаривания их самих или источников, на которые они опираются. И в спорах мои оппоненты, как мне кажется, стремятся скорее защитить определенную позицию, нежели выяснить, что происходило на самом деле, как это должны были бы делать историки. Когда в 2008 г. я всерьез занялся этим проектом, я даже и понятия не имел о действиях боевиков ОУН летом 1941 г.; я сомневался в том, что УПА убивала евреев, или думал, что она делала это лишь в исключительных случаях^[7]. Делая свои открытия, я испытывал весьма противоречивые чувства. Конечно, с одной стороны, мне не нравилось то, что я узнавал. С другой стороны, я испытывал удовлетворение, которое испытывает профессиональный историк при решении сложной проблемы.

Но на самом деле мой интерес к исследованиям того, что происходило в действительности, был спровоцирован моей перепиской с моим дорогим другом, уже покойным Янушем Радзейовским^[8]. В 1988 г. у нас был заочный спор по поводу УПА. В то время мой исследовательский интерес был сосредоточен на XIX в., а в отношении XX в. я просто принимал основные взгляды, преобладающие в моей среде. Тогда этой средой были украинско-канадские антисоветские левые, связанные с журналом Dialob (его девиз — «За социализм и демократию в независимой Украине»). Наша позиция состояла в том, что УПА начинала как узконационалистическая сила, но в результате контактов с украинскими массами очень быстро превратилась в демократическую и народно-освободительную армию. Мы считали убийства поляков (которые мы, конечно, осуждали) отклонениями и следствием того, что фактически конфликт был взаимным, а не односторонним. Мне больно вспоминать, какими мы были догматиками, но именно так все и было. Со своей стороны, я искренне считал, что для евреев было боль­шой трагедией то, что УПА стала грозной боевой силой так поздно, в середине 1943 г.: к тому времени почти все евреи в Украине уже были убиты. Если бы УПА появилась раньше, ду­мал я, она спасла бы евреев. Как я уже сказал, сейчас мне больно вспоминать об этих мыслях. И именно Радзейовский обратил мое внимание на все эти проблемы. Хотя в ответ я выдвигал свои — жалкие — контраргументы, я все-таки решил, что нужно исследовать этот вопрос самому. В середине 1980-х гг. мое любопытство заметно усилилось: это было время, когда украинцы в Северной Америке парировали обвинения в адрес военных преступников в своей среде (время суда над Джоном Демьянюком и работы комиссии Дешена)^[9]. Я не принимал участия в этих спорах, хотя и знал о них. Но после обмена мнениями с Радзейовским я провел самостоятельное исследование. Почти сразу после этого я начал изучать эту проблему по архивам моего покойного тестя, который редактировал украинскую газету во время немецкой оккупации. Позже, в 1995 г., я работал в центре «Яд Вашем» в Иерусалиме и в Институте еврейских исследований в Нью-Йорке. У меня еще не было тех знаний, которые я приобрел в 2008—2010 гг., но я безусловно отказался от взглядов, которых еще недавно придерживался. Важную роль в развитии моих взглядов сыграло также прочтение и анализ новаторской монографии Дитера Поля о Холокосте в Галиции^[10].

Мой интерес к этой теме, представляющей серьезную интеллектуальную проблему, усугубляла еще и радикальная поляризация памяти между украинцами и евреями. Почему их мнения о том, что тогда происходило, так резко различаются? Заявления одних о своей полной невиновности и глубокая обида других за участие противной стороны в убийствах. Действительно, некоторые евреи считали, что украинцы были просто «хуже всех»^[11]. Это было для меня загадкой, и я чувствовал, что в конечном счете должен докопаться до ее сути^[12]. Это разжигало мое любопытство и стимулировало мои поиски — я хотел выяснить, как все происходило на самом деле, и, таким образом, понять причины этих противоречий.

Мои исследования и размышления пробудили интерес и к моральному аспекту этой темы, которому я не уделял особого внимания в своих предыдущих исследованиях. В 2003 г. я написал небольшую работу, в которой поднял вопрос о том, почему тема убийств поляков членами УПА и надежно документированной роли украинской полиции в Холокосте в устах украинской диаспоры звучит так безмятежно. И почему упоминания о ней так немногословны?^[13] Мне такое равнодушие казалось неправильным. Работы Омера Бартова^[14], а также (и в особенности) убедительная работа Софии Грачовой в «Критике»^[15], которая претендует на звание украинского эквивалента New York Review of Books, привлекли мое внимание к тому, что происходило в Украине и — применительно к рассматриваемой теме — в диаспоре: с одной стороны, прославление ОУН и УПА, а с другой — замалчивание судьбы украинских евреев в период Холокоста. Это тоже казалось мне совершенно неправильным. Но моя моральная позиция обрела определенность в начале 2008 г. после знакомства с произведением Евы Хоффман Alter Such Knowledge^[16]. Эта книга внесла достаточную ясность в мои мысли, чтобы я смог точно сформулировать свою позицию: преступления, совершенные украинскими националистами против евреев и поляков во время Второй мировой войны, были ужасными. Этого никак не исправишь, и все, что теперь в этом плане могут сделать украинцы, это признать, что они были совершены, и сожалеть об этом. Этого недостаточно, но вместе с тем это все, что возможно. И уж, конечно, они не должны прославлять тех, кто совершил эти преступления. Моральный заряд, содержавшийся в моих высказываниях, раздражал моих украинских коллег-исследователей, поддерживающих националистическую мифологию^[17].

Другим важным стимулом для моей деятельности стала радикальная историческая политика президента Ющенко. В июне 2007 г. он официально отметил столетие со дня рождения командира УПА Романа Шухевича. Вскоре после этого украинская почта выпустила марку в честь Шухевича с эмблемами ОУН и УПА. Затем Ющенко посмертно присвоил Шухевичу звание Героя Украины. Параллельно с про­славлением Шухевича Ющенко способствовал формированию культа Ярослава Стецько, который возглавлял недолговечное и жестокое украинское правительство, провозглашенное летом 1941 г.^[18] Незадолго до окончания своего президентства в начале 2010 г. Ющенко присвоил звание Героя Украины (посмертно) и Степану Бандере, руководителю радикального крыла ОУН, которое было главным участником Холокоста с украинской стороны и главным исполнителем этнических чисток. Несколько дней спустя он призвал муниципалитеты называть школы, улицы и площади Украины именами героев ОУН-УПА. Почти сразу после этого Конгресс украинцев Канады обратился к правительству Канады с призывом признать ветеранов ОУН-УПА участниками сопротивления во время Второй мировой войны и назначить им полагающиеся пенсии. В эти же годы Виктор Ющенко проводил кампанию, направленную на то, чтобы все страны признали голод 1932—1933 гг. геноцидом, одновременно замалчивая историю другого геноцида, Холокоста. Для внедрения своей историко-политической программы он использовал Службу безопасности Украины (СБУ). СБУ подготовила две фальшивки, одна из которых обеляла историю ОУН в отношении погромов, а другая непомерно раздувала ответственность евреев за Голодомор^[19]. Кое-кто высказывался по этому поводу, и я почувствовал, что пора сделать то же самое. Наиболее горя­чие споры начались после того, как Ющенко сделал Бандеру Героем Украины, а Конгресс украинцев Канады всерьез попы­тался сделать ОУН-УПА основой идентификации украинцев в Канаде. В свете этих событий я и некоторые мои ближайшие коллеги из Университета Альберты Дэвид Марплс и Пер Ан­дерс Радлинг начали громко заявлять о своем протесте.

Последний мотив, который я упомяну, также связан с Ющенко и его исторической политикой. В Украине существу­ют две разные памяти и в отношении Голодомора, и в отношении ОУН-УПА. Коротко говоря, для Западной Украины в центре героической истории Второй мировой войны находятся ОУН и УПА, а для Востока и Юга Украины — Красная армия. Западная Украина также в большей мере, чем остальная часть страны, убеждена, что голод 1932—1933 гг. был геноцидом (хотя сама Западная Украина в то время не входила в состав Советского Союза). Первый президент Украины Леонид Кравчук (1991—1994 гг.) ловко лавировал, не поддерживая, но и не отвергая ни ту ни другую региональную точку зрения, а его преемник Леонид Кучма (1994—2005 гг.) иногда противопоставлял один проект идентичности другому. Но президент Ющенко полностью принял идентификацию, которую один из моих коллег обозначил как «ОУН—УПА— Голодомор», и энергично навязывал ее украинской общественности. На президентских выборах 2010 г. он потерпел жестокое поражение, и на его место пришел Виктор Янукович, придерживающийся противоположной точки зрения. Правительство Януковича преуменьшает масштабы Голодомора (сейчас он классифицируется как трагедия, но не как геноцид) и жестко критикует ОУН и УПА. На мой взгляд, этот исторический и идентификационный антагонизм очень опасен для Украины. Для политиков возможность мобилизации населения с помощью исторических символов представляет слишком большой соблазн, и они все глубже вбивают клин между регионами и еще больше поляризуют позиции. Обеспечить людей символами всегда легче, нежели достойной медицинской помощью или доступным жильем.

Я считаю, что разрушение исторической мифологии в обоих лагерях было бы не только полезным упражнением, но также и необходимым лекарством для украинского политического контекста.

(обратно)

Стратегии

Я осуществлял свои дружественные вмешательства в академической форме (монографии, статьи в научных журналах, рецензии на книги, презентации на конференциях) и в виде публичной интеллектуальной деятельности (авторские колонки в прессе, письма в редакцию, открытые письма). Здесь я попробую оценить некоторые плюсы и минусы этих жанров. Начнем с научных форм. Первая проблема связана с тем, что они реализуются очень медленно. На проведение исследова­ния и написание монографии, по крайней мере в моем случае, уходит слишком много времени. Я приступил к серьезным на­учным изысканиям для своей первой книги в 1974 г., а мой по­следний на данный момент труд был издан в 2009 г., так что на написание четырех монографий у меня ушло тридцать пять лет. Но не только подготовка материалов, но и сам процесс научной публикации идет медленно. Я написал большую ста­тью о Холокосте еще в 2004 г., и на момент публикации данно­го материала она еще не вышла в свет, хотя принята к печати уже давным-давно. Чтобы как-то решить эту проблему, я стал распространять некоторые свои тексты в электронном виде.

Другая серьезная проблема с научными формами — очень небольшой круг читателей. Трудно рассчитывать даже незначительно изменить общественное мнение, если, придерживаясь старомодных академических канонов, написать статью объемом двадцать пять страниц со сносками и опубликовать ее в профессиональном журнале, который приобретают, главным образом, крупные научные библиотеки. Однако, если тема представляет интерес для широкой аудитории, научные статьи в виде РОР-файлов можно распространять более широко.

Третьей проблемой является то, что для усвоения информации в научных формах необходимы усилия и время. Современный читатель предпочитает короткие и простые тексты, и газетная колонка представляется идеальной — и по размеру, и по интеллектуальному уровню.

В эффективности рассылки коротких сообщений через Интернет я убедился в 2004 г., накануне «оранжевой револю­ции» в Украине. Я отреагировал на то, что сам считал истери­ческой, а иногда и ксенофобской риторикой со стороны при­верженцев Ющенко, тогда еще кандидата в президенты, и разослал по различным спискам рассылки и многим коллегам текст объемом 1 100 слов, в котором выражал мнение, отличающееся от господствующего^[20]. Вскоре его прочли все, кого я знаю, и многие незнакомые мне люди, как в Украине, так и в зарубежной диаспоре, к которой на самом деле и был обращен мой текст. Распространение открытых писем по электронной почте и через Интернет оказалось чрезвычайно эффективным способом общения с большой аудиторией без больших задержек во времени. Никакой обычный научный форум не позволил бы сделать то, что разрешает сделать короткий текст, запущенный в Интернет. Усвоив этот урок, я смог аналогичным образом вмешаться, когда режиссер из диаспоры сделал оскорбительный фильм о Голодоморе^[21], когда СБУ Ющенко обманывала общественность в отношении ОУН и погромов^[22] и в особенности, когда Ющенко превратил Бандеру и бойцов ОУН-УПА в героев, а Конгресс украинцев Канады одобрил это от имени сообщества, членом которого я себя считаю^[23].

Но у быстрых, мгновенных реакций есть и свои недостатки. Первый из них состоит в том, что они недостаточно точны. Например, в одном послании я случайно назвал Тараса Бульбу-Боровца основателем ОУН, хотя я прекрасно знаю, что он им не был; на самом деле я хотел написать, что он был основателем УПА. Один из моих критиков из лагеря националистов, бывший президент Всемирного конгресса украинцев Аскольд Лозинский, поймал меня на этом и обвинил в научной некомпетентности^[24]. Я ответил ему мгновенно, признав свою ошибку и заметив, что в своем ответе мне он спутал Михайло Колодзинского как личность с отрядом УПА, названным его именем^[25]. В этом ответе (я заметил это слишком поздно) у меня была не совсем правильно описана одна фотография, но Лозинский этого не заметил. Однако он ответил мне еще раз и опять ошибся, на этот раз отнеся погром во Львове к 1942 г., а не к 1941^[26]. Я сравнил эту быструю переписку (с то и дело воз­никающими ошибками) с медленным обменом сообщениями в формах, принятых в научных кругах. Статья, которую я не смог опубликовать с 2004 г., переписывалась три или четыре раза и много раз бегло просматривалась. Моя последняя монография продвигалась от проекта к публикации в течение трех лет. За это время мне пришлось дважды отвечать на замечания очень внимательных редакторов. Мне было неприятно, что появление моей книги задерживается, но я должен признать, что в итоге она стала намного лучше.

Быстрый, а тем более мгновенный обмен имеет свои минусы также и потому, что история — сложная наука и краткий текст часто оказывается чересчур упрощенным. Короткие тексты хороши, когда нужно нарушить плавное течение пространных нарративов и мифов, но они годятся не для всякого уровня сложности, и не всегда в рамках такого жанра можно сформулировать убедительные аргументы. Чем-то всегда приходится жертвовать. В статье о погроме во Львове, которую я опубликовал в виде авторской колонки в Kyiv Post^[27], я указал выбранные из моей книги, которую я тогда писал, основные источники, которые документально подтверждали роль членов милиции ОУН в актах насилия. Я мог продемонстрировать разнообразие источников и объяснить, что именно из них следует, но я не мог, учитывая используемый жанр, представлять архивные или библиографические ссылки и объяснять, как оценивается достоверность и полезность разных видов источников. С полной аргументацией можно будет ознакомиться в книге, которая в конечном итоге все-таки выйдет. Кроме того, мгновенный обмен короткими сообщениями имеет еще один недостаток: он слишком обостряет споры, что может препятствовать вдумчивой работе.

Мой бывший аспирант Гжегож Россолинский-Либе утверждал, что было преждевременно вступать в полемику с националистическими мифами. В первую очередь, говорил он, мы должны опубликовать все наши научные выводы. Я согласен, что это было бы идеально, хотя я опубликовал несколько научных исследований^[28], и другие ученые уже тоже приходят к выводам, очень похожим на мои^[29]. Если мы перестанем оспаривать мифотворчество (героизацию Шухевича, Стецько, Бандеры и ОУН президентом Ющенко, воспроизводимую Конгрессом украинцев Канады; распространение оценки голода как геноцида; фальсифицированное представление евреев как пре­ступников, а ОУН-УПА в качестве невинных), то национали­стические точки зрения, уже преобладающие в зарубежной диаспоре, в украинском научном сообществе и в Западной Украине, еще больше укрепятся, и их будет еще труднее выбить из сознания. Я уверен, что ни одно доказательство не сможет переубедить по-настоящему убежденных националистов. Но мне казалось, что абсолютно необходимо представить другую точку зрения, создать пространство и возможности для интеллектуального разномыслия, для чего как раз подходит жанр коротких текстов в Интернете.

Вопрос, который возникает прежде всего в связи с короткими, не строго научными дискуссиями, — это их тональность. В своей научной работе я стараюсь избегать обилия терминов и эмоциональных всплесков и стремлюсь выражать свои мысли простым и понятным языком. В публикациях, которые предназначены для воздействия на общественное мнение, я использую менее нейтральный язык, но все же стремлюсь к сдержанности^[30]. А когда я отвечаю на сообщения, я обычно не очень заинтересован в том, чтобы показать, что мой оппонент не прав, напротив, я пытаюсь использовать возможность обратиться к общественности и объяснить, что я имею в виду.

С наибольшим успехом мне удалось реализовать этот идеал, отвечая на одну из нападок Лозинского в мой адрес. В своей филиппике он назвал меня «пресловутым апологетом Советов» и «клеветником Украины», а мою работу «якобы научной, которая в действительности вовсе не научная»^[31]. Я воспользовался предлогом защиты своей работы, чтобы представить больше доказательств военных преступлений ОУН-УПА. Затем я перешел к утверждению, что украинская традиция не сводится к этим националистам, что в ней есть кое-что получше. Настало время, написал я, переосмыслить то, что следует считать украинской идентичностью. Непосредственной полемики с г-ном Лозинским во всем этом было немного^[32].

Хотя один из моих курсов стал предметом довольно ин­тенсивных споров^[33], я никогда не считал университетские аудитории подходящим местом для пропаганды тех или иных идей. Я вел целый ряд семинаров для студентов и аспирантов по проблемам Холокоста и провел один семинар по голоду 1932—1933 гг. Я использую эти возможности, чтобы самому глубже изучить указанные темы в ходе коллективных чтений и обсуждений. Когда вопрос спорный, я пытаюсь найти лучшие изложения разных точек зрения. Например, на своем семинаре, посвященном голоду, я представил работы, которые я считаю соответственно самым разумным обоснованием геноцида (Андреа Грациози), самым лучшим обоснованием голода как результата коллективизации (Ричард У. Дэвис и Стивен Уиткрофт) и самой жесткой критикой действий сталинского режима в Украине (Роберт Конквест). Студенты должны ознакомиться с различными мнениями, а затем самостоятельно, для себя самих разобраться в обсуждаемых вопросах. Девиз нашего университета — «Только то, что истинно». Я полностью подписываюсь под этим. Университетские аудитории предназначены для вдумчивого анализа и интеллектуальной работы, а не для индоктринации.

В связи с этими моими выступлениями возникло несколько вопросов относительно того, что можно назвать моей «локализацией». Начнем с того, например, что я твердо убежден: мне не следует пытаться вмешиваться в ситуацию в самой Украине, это не мое дело. Я полагал, что должен ограничиваться комментариями для диаспоры, так как именно здесь я нахожусь. В этом добровольном ограничении можно выделить несколько аспектов, но позже я понял, что такую позицию нельзя было сохранить^[34]. Многое из того, что я писал в диаспоре, было прочитано в Украине, а работы, которые я опубликовал в Украине и даже на украинском языке, читали и в диаспоре. Я не вполне отдавал себе отчет, до какой степени наша эпоха транснациональна. Другой вопрос, связанный с локализацией: я — украинец? Я полагаю, что возражения проистекают из того, что он вообще не считает, что этническая и национальная идентичность играют важную роль. Но я не согласен с ним по двум причинам. Во-первых, локализация личности порождает некоторые различия в типе демифологизации, в которой я участвую: в частности, кого я критикую, нас или их? Если я сам нахожусь «снаружи», от меня легче отмахнуться, чем если бы я находился «внутри». Например, я показываю, что необязательно отождествлять себя с ОУН-УПА, чтобы идентифицировать себя (и быть идентифицируемым другими) в качестве украинца. Я должен признаться, что иногда я колебался в этом пункте: я был настолько подавлен доминированием националистического дискурса, что иной раз задавался вопросом: а что вообще объединяет меня с этими людьми? 29 апреля 2010 г. я писал своему близкому другу Алану Рутковскому: «Я полагаю, мне пора прекратить свой крестовый поход. Но он ведь был не против ОУН-УПА как таковой, а против того, чтобы ОУН-УПА становилась главным пунктом идентификации украинцев. Я думаю, что проиграл эту битву. Сегодня быть "украинцем” означает принять их наследие».

Вторая причина, по которой я считаю себя украинцем, состоит в том, что я — по темноте своей — чувствую себя украинцем во всех смыслах. Я более сорока лет занимаюсь украинской историей, до этого я учился, готовясь стать украинским священником, мы с женой приучили наших детей говорить на украинском языке, я хожу в Украинскую православную церковь, я бываю в Украине, и у меня там близкие друзья и родственники; я люблю кушать украинскую еду и пить горилку; люблю украинскую музыку самых разных направлений (впрочем, не только украинскую), я питаю глубокий интерес к украинскому религиозному искусству. Так почему же мне не считать себя украинцем? (И тут я слышу хор моих критиков: «Потому что ты предатель!»)^[35].

И последний момент, который я хотел бы отметить, говоря о стратегии: иногда мне предлагают помочь путем участия в дискуссии, но я не поощряю такие намерения. На самом деле весьма редко кто-то поддерживает меня в публичных дискуссиях, а не просто в частной переписке по электронной почте. Отчасти потому, что я могу спорить, находясь в выгодной позиции человека, хорошо разбирающегося в документации и историографии (а это мало кому доступно). Возможно, мне стоило бы призвать своих сторонников занять более активную гражданскую позицию, хотя бы только по вопросу о праве на свободу исследований и свободу дискуссии и об их значении. Поскольку мой голос практически одинок, оппозиции легче опровергнуть мои доводы, просто подвергая меня остракизму и поношению. Вероятно, несколько более широкое движение было бы более эффективным. Может быть, мне следовало бы организовать скоординированную кампанию, но каждый из нас ограничен характером собственной личности и своими возможностями.

(обратно)

Издержки и преодоление

Я не воинственный человек и не люблю конфликтов. Мне всегда было эмоционально трудно находиться в центре скандала. Это создает трения в семье и разрушает старую дружбу. Когда я приступал к более интенсивным исследованиям в области Холокоста, я знал, что это выйдет мне боком. Я понимал и то, насколько тяжелый материал мне предстоит проработать. В процессе изучения источников, в частности показаний очевидцев, меня часто посещали кошмары. Я ожидал, что будут проблемы в отношениях с некоторыми националистами, но вовсе не был готов к тому, что именно националистическое мировоззрение будет господствовать в правительстве Ющенко, в северо­американской диаспоре и в организованном сообществе историков Украины. Я не был готов к такой бурной реакции на мои исследования и выступления. Мне казалось, что я принадлежу к сообществу другого типа. Я не собираюсь перечислять здесь все. Вместо этого я воспользуюсь двумя примерами, чтобы показать, с каким противодействием приходится сталкиваться мне и другим людям, которые решают заняться демифологизацией.

Сначала я расскажу о деятельности Конгресса украинцев Канады. Эта организация с самого начала резко выступала против любого пересмотра концепции ОУН-УПА - Голодомора в украинской истории. После того как Мирна Косташ опубликовала в Literary Review of Canadaстатью о моем семинаре, посвященном голоду 1932—1933 гг., президент Конгресса украинцев Канады Пол Грод написал письмо, в котором он защищал ортодоксальную концепцию геноцида и выступил против «обывательских измышлений... современных отрицателей Голодомора и их пособников, которых цитирует Косташ и которых одобрительно представляет Джон-Пол Химка»^[36]. 1 февраля 2010 г. Конгресс украинцев Канады призвал правительство Канады внести изменения в канадский закон о пособиях ветеранам войны, распространив его действие на особые группы сопротивле­ния, такие как ОУН-УПА^[37]. Этот призыв, ставший прямым результатом решения Ющенко о присвоении звания Героя Бандере, побудил небольшую группу наших сторонников выступить с протестом в нашей местной газете Edmonton Journal. Дэвид Марплс опубликовал авторскую колонку по поводу посмертной героизации Бандеры, в которой, в частности, написал, что «члены ОУН-Б [т. е. фракции ОУН во главе с Бандерой] стояли во главе погромов во Львове летом 1941 г.». Редактор полосы снабдил статью Дэвида заголовком «Герой Украины причастен к убийствам евреев»^[38]. Среди многих откликов на нее, поступивших от украинской общины, было и письмо от президента местного отделения Конгресса украинцев Канады. Она писала, что в ее офис звонили «уважаемые в Альберте люди, которые подвергаются преследованиям на работе из-за неточного, неуместного и сенсационного заголовка и самой статьи». Она отрицала причастность Бандеры и ОУН к Холокосту^[39]. Такой публичный обмен мнениями достаточно честен, и я был бы рад, если бы такое происходило чаще.

Однако почти сразу после этого Конгресс украинцев Канады решил ответить и по-другому. Он организовал серию телеконференций, начавшуюся 8 марта 2010 г.^[40]; ее участниками были, в частности, члены целевой группы Конгресса украинцев Канады по «разработке стратегии сообщества в отношении недавних нападок на освободительное движение в Украине». Среди прочего участники этой конференции предложили «организовать встречу с редколлегией Edmonton Journal» и «оказать давление на североамериканские академические учреждения, получающие деньги от [украинской] общины (Гарвард (Украинский научно-исследовательский институт), CIUS (Канадский институт украинских исследований), кафедра Ук­раинских исследований (в Университете Оттавы))»^[41]. Но еще до этих телеконференций под давлением общины Edmonton Journal решила больше не поднимать эту тему. Мы с Пером Радлингом написали наш собственный комментарий по пово­ду рекомендации Конгресса украинцев Канады распростра­нить льготы канадских ветеранов на членов ОУН-УПА, и он был принят газетой. Предполагалось, что комментарий будет опубликован вскоре после статьи Дэвида Марплса. Но вместо этого он был отвергнут. 19 февраля редактор полосы Дэвид Эванс написал Радлингу: «Сегодня утром я говорил с Джоном-Полом Химкой и сказал ему, что я склонен выждать, пока немного утихнут страсти. Мы получили ваши письма в эти выходные^[42], и, судя по реакции [на статью Марплса], появление вашего комментария может еще больше усугубить ситуацию. Я знаю, что в украинском сообществе в Канаде уже имеют место серьезные споры о Бандере и противоречащих друг другу версиях истории того периода, и мне кажется, что надо посмотреть, как это будет развиваться. Надеюсь на Ваше понимание...^[43] Я дам вам знать, как только мой взгляд на это изменится». Стоит ли говорить, что этот момент так и не наступил.

Я не знаю, действовал ли Конгресс украинцев Канады на основании предложений, сформулированных в ходе телекон­ференций, и я не могу приписывать Конгрессу украинцев Ка­нады давление на все академические учреждения. Я не знаю, имел ли Конгресс украинцев Канады какое-нибудь отношение к письму из Учебного фонда Петра Яцыка декану факультета искусств, где я преподаю. Я никогда не видел этого письма, видел только ответ на него от имени моего декана^[44]. Фонд Яцыка, многомиллионный донор Канадского института украинских исследований (СУШ), в основном его филиала в Торонто, выражал свое недовольство моим спором с директором СУШ Зеноном Когутом. Заместитель декана позвонил и попросил меня «не накалять обстановку». Я не могу противостоять националистическому сообществу, мобилизовавшему против меня свои финансовые и людские ресурсы. Оно избегает открытых дискуссий, в которых стороны будут находиться в равном положении, оно не желает повернуться лицом к проблемам, полагаясь вместо этого на свое закулисное влияние и клевету^[45]. СМИ, издаваемые диаспорой, как печатные, так и электронные, в настоящее время для меня фактически закрыты.

Использование таких методов лицами и организациями, которые считают себя наследниками ОУН и УПА, не вызывает удивления. Гораздо больше удивило и разочаровало меня поведение некоторых моих коллег по украинским исследова­ниям, которые, как я полагал, разделяют со мной привержен­ность свободному знанию. Здесь я ограничусь лишь описани­ем случая, самого для меня болезненного, касающегося CIUS Я руководил в CIUS программой исследований (по проблемам религии и культуры), как и Дэвид Марплс (программа Стасюка по изучению современной Украины). У нас с Дэвидом мало­бюджетные программы, мы не получаем зарплаты от институ­та, у нас нет никаких полномочий, касающихся принятия решений за пределами наших собственных программ. Руко­водство CIUS состоит из трех лиц: это директор Зенон Копт, директор Центра украинских исторических исследований Петра Яцыка (в составе CIUS) Фрэнк Сысын и заместитель ди­ректора CIUS Богдан Клид. Яре Балан, который также будет упомянут ниже, является административным координатором Центра украинско-канадских исследований Куле в CIUS.

После того как Мирна Косташ опубликовала в Literary Re­view of Canada свой отчет о моем семинаре по голоду, Яре Ба- лан довольно подробно ответил ей в эдмонтонской газете Ukrairian News. Его отповедь была адресована в основном Ко­сташ, и риторика не отличалась изяществом. Сталин, писал он, «точно знал, что делал, когда использовал голод — очередное орудие в арсенале, который он применял в многоплановой кампании геноцида. Утверждать иное значит игнорировать огромное число известных фактов из истории СССР и играть на руку апологетам неосоветизма, который процветает в России Путина и, очевидно, находит союзников среди доверчивых левых на Западе»^[46]. Несколько недель спустя, после того как я ответил Балану, к спору в Ukrajnjan News присоединился Богдан Клид, обратившийся на этот раз прямо ко мне. Он заявил, что я демонстрирую «большую терпимость по отношению к советскому государству и его руководителям». Позже он извинился за то, что ошибочно написал, что я никогда не упоминал о действиях сталинского режима как о «преступлениях». Однако главной причиной моего несогласия с этой публикацией было то, что он представил искаженную версию моей аргументации. Клид обвинил меня в «принижении значимости голода», заявив, что я оцениваю его как трагедию типа недавнего гаитянского землетрясения. Читателям, очевидно, оставалось лишь думать, что я считаю этот голод стихийным бедствием, а не преступным актом советского руководства. Зенон Когут тоже ответил на статью Косташ, снова утверждая, что это был геноцид. Его ответ появился в Literary Review of Canada с его подписью «директора Канадского института украинских исследований». Поскольку его ответ появился сразу после письма Пола Грода, который подписался «президент Конгресса украинцев Канады», это было очень похоже на официальный ответ. Сразу после того как Дэвид Марплс опубликовал свою статью о Бандере в Edmonton Journal, Когут написал в редакцию письмо за своей директорской подписью, в котором он полностью отрицал причастность Бандеры к погрому во Львове («Бандера в то время не был в Украине») и опровергал утверждение Марплса, что ОУН была типично фашистской организацией.

В этих откликах из C1US меня задело несколько вещей. У меня возникло сильное впечатление, что в настоящее время Институт взял на себя роль надзирателя за «раскольническими» взглядами на историю Украины в XX столетии. Никто из тех, кто ответил Косташ, Марплсу или мне, не является специалистом в этой области. Koiyr — прекрасный историк, специалист по истории Украины XVII— XVIII вв.; Клид написал диссертацию по украинской интеллектуальной истории XIX в., а затем перешел к изучению украинского хип-хопа; Балан — специалист по украинцам, живущим в Канаде. Насколько мне известно, никто из них не вел курс на университетском уровне ни по голоду, ни по Холокосту и не публиковал научных статей по этим темам. Что побудило их занять такую жесткую позицию? Ясно, что они верят мифологизированной истории. C1US отво­дит главное место в своих ежегодных лекциях памяти Шевченко, а в ряде семинаров немало времени отведено ведущим сторонникам линии ОУН-УПА-Голодомор: Петру Поточному, Миколе Рябчуку и Роману Сербину. Критические мнения полностью отсутствуют по крайней мере по двум нашим важнейшим темам — Голодомору и Холокосту. Складывается впечатление, что, мол, оппоненты не считают, что миссией CIUS должно быть повышение уровня украинской дискуссии. В их представлении он, по-видимому, должен стоять на страже ортодоксальных представлений украинского сообщества. Я остаюсь на своей позиции, сформулированной в моем ответе Когуту на его публикацию в Literary Review of Canada: «Будет лучше, если ученые и интеллектуалы будут ставить под сомнение националистическую мифологию и тем же усложнять задачу ее приверженцев, а не становиться под их знамена»^[47].

В то же время я хотел бы отметить, что те, кто так резво ринулись в бой, ощутив угрозу для мифов, никак не среагировали на бесчисленные антисемитские интерпретации украинской истории XX в., которые звучали в ходе последующих обсуждений. Например, Аскольд Лозинский в статье, которая появилась в Kyiv Post, широко распространялась по разным электронным каналам диаспоры и содержала осуждение наших с Марпсом взглядов на ОУН-УПА и Холокост, пишет: «Даже те лица, которые сами на протяжении многих лет были лицами без гражданства и часто угнетенными, продолжают искать новых демонов, чтобы избежать ответственности за не столь уж безупречное прошлое и сохранить огонь памяти для своих собственных — еврейских — трагедий»^[48]. И далее: «Хотя есть расхождения в отношении трактовок того, что случилось во Львове, и личностей виновных, не вызывает сомнений, что Советы оставили после себя кровавую картину — тюрьмы, переполненные трупами украинских заключенных, скопившихся на протяжении почти двух лет между заключением Пакта Молотова—Риббентропа и вторжением нацистов в Западную Украину. Не вызывает сомнений и то, что в этот период правления Советов в Западной Украине многие евреи служили в советской тайной полиции. Естественно, г-н Химка не упоминает об участии евреев [в этих преступлениях], что, возможно, прояснило бы мотивы поведения некоторых их притеснителей»^[49]. Марко Левицкий, редактор Ukrainian News, опубликовал в Edmonton Journal письмо с опровержением взглядов Марплса, в котором говорилось: «До вторжения Германии сотрудники советского НКВД, в котором евреи составляли непропорционально большую долю, участвовали в убийстве от 4 000 до 8 000 гражданских заключенных — это факт, который, как надеялись нацисты, подвигнет украинцев на возмездие»^[50]. Пер Рудлинг возразил ему в той же газете, сказав, что он вызывает «призрак иудео-коммунизма». Левицкий «подтвердил» свою точку зрения, отметив, что, хотя евреи составляли лишь 1,78% населения СССР, среди руководящего состава НКВД их было 3,92%^[51]. Аргументация Лозинского и Левицкого, да и других защитников националистов, равнозначна утверждению, что, убивая евреев, ОУН и УПА ссылались в первую очередь на то, что евреи были коммунистическимипреступниками. Ни один из участников спора из CIUS не чувствовал необходимости скорректировать иудейско-большевистскую интерпретацию современной украинской истории. На мой взгляд, это свидетельствует о серьезном смещении приоритетов.

Но руководство CIUS не ограничивает свою деятельность письменной полемикой. Против меня была также организована кампания по распространению слухов «шепотом», причем очень громким шепотом. Мой друг- историк, чье имя я предпочту сохранить в тайне, написал мне 15 декабря 2009 г.: «Я также хочу, чтобы ты узнал кое-что конфиденциально^[52]: в первый раз я не хотел ничего говорить, но теперь я услышал это снова. Я думаю, ты, наверное, погладил кое-кого против шерсти (с чем и поздравляю), потому что два видных специалиста по истории Украины из Канады говорили довольно неприятные вещи о тебе и твоей мотивации в исследованиях еврейско-украинских отношений и Голодомора. В сущности, было сказано, что твоя мотивация — это твой “христианский марксизм”. Они порочат твою работу, прежде всего утверждая, что ты руководствуешься тайными мотивами». Позже, 30 сентября 2010 г., тот же человек, напомнив мне об этом электронном сообщении, написал: «Я не упомянул об этом тогда, но один из этих людей принадлежит к светилам СШБ». От нескольких общих знакомых мне известно, что один человек из СШБ, который плохо отзывается обо мне, это Фрэнк Сысын, директор Центра Яцыка и руководитель филиала СШБ в Торонто. Мой близкий друг Алан Рутковский писал мне 29 апреля 2010 г.: «Фрэнк по электронной почте сообщил мне, что наша с ним дружба прервана из-за моей дружбы с тобой. Видимо, страсти разыгрались не на шутку, если ваш скандал имеет такие далекие последствия».

Я объясняю этот переход на личности самой природой мифологического мышления. Элементы, составляющие миф, не должны подвергаться проверке разумом, и, следовательно, того, кто делает это, необходимо демонизировать, поскольку он посягает на сакральные тайны. Но независимо от источни­ка этих нападок мне очень горько. Я знаю Зенона Когута с 1974 г., и мы были друзьями. С Фрэнком Сысыном мы знакомы еще дольше, и в былые времена я иногда останавливался в его квартире в Кембридже. Богдан Клид писал свою диссертацию под моим руководством. С Ярсом Баланом мы много лет работали в тесном контакте в украинско-канадском издании. Мне жаль, что все эти дружеские отношения разрушены.

Я смог все это пережить, как многие в подобных обстоя­тельствах, благодаря помощи друзей, других друзей. Я очень благодарен Марко Цариннику, Дэвиду Марплсу и Перу Рудлингу. Мои коллеги со всего мира, занимающиеся исследованиями Холокоста и историей Восточной Европы, присылали мне ободряющие письма или отводили меня в сторону, чтобы выразить свою поддержку. Я был счастлив, получив моральную поддержку видных канадских писателей украинского происхождения, и не только Мирны Косташ, но и Янис Кулик Кифер и Эрин Мур. Я вдвойне благодарен моей жене Христе Хомяк. Ее собственные первоначальные колебания, когда из моих слов ей открылась совсем иная картина и иной взгляд на историю, помогли мне понять, как трудно многим украинцам из диаспоры пересмотреть сложившиеся представления. Но затем она стала моей твердой единомышленницей и надежной опорой. Я пережил много бессонных ночей, но нашлись люди, которые помогли мне пройти через все это.

В компании невзгоды преодолевать легче — за это я могу поручиться. Я почувствовал себя гораздо лучше, когда понял, что не я один сражаюсь с националистическими мифами: те, кто этим занимается, как и я, сталкиваются с шельмованием и остракизмом. Джуди и Ларри Хейвен, которые были нашими соседями около двадцати лет назад, недавно вернулись в Эдмонтон с лекцией о бедственном положении палестинцев в Израиле. Они уже давно публично осуждают политику Израиля в отношении палестинцев^[53]. Родственники Ларри перестали с ним разговаривать. В семье Джуди с ней поддерживает отношения только мать, но и она не желает разговаривать с ней о политике. Только приобретя собственный опыт, я до конца понял (хотя знал об этом раньше), что Серджа Павлович, черногорец, который тоже писал диссертацию под моим руководством, был изгоем в сербской общине потому, что он слишком громко осуждал военные преступления, совершенные во время войны при развале Югославии. Он часто утешал меня, когда я падал духом. Моя нынешняя аспирантка Нина Павлович пишет блестящую работу о Холокосте в Словакии. Она тоже чувствует холодок, который возникает при обращении к темным сторонам национальной истории. Утешительно знать, что ты не один, а являешься частью более широкого движения.

(обратно)

Результаты на сегодняшний день

Споры еще не закончились, и главные ревизионистские работы еще не написаны. Я пишу книгу «Украинские национа­листы и Холокост: погромы, полиция и национальное восста­ние, 1941—1945 гг.». У Пера Андерса Радлинга почти готов черновой вариант книги о шуцманах, в которой говорится о соучастии обеих фракций ОУН в преступлениях во время войны. Талантливый писатель Марко Царинник пишет книгу об убийствах и погромах НКВД. Гжегож Россолинский-Либе заканчивает диссертацию (которую он собирается превратить в книгу) о легенде Бандеры. Джеффри Берде работает над книгой о насилии и жестокости украинских националистов. Когда все эти труды, основанные на архивных данных на различных языках, увидят свет, защищать старые мифы будут только «истинно верующие».

Однако в данный момент я чувствую, что самый значительный результат нашей деятельности — то, что мы смогли добиться, чтобы эти важнейшие проблемы стали предметом обсуждения. Сейчас уже не так удобно держаться за иллюзии. Марко Царинник был прав, когда писал мне (10 февраля 2010 г.) в связи с моими ответами Когуту: «Если это не объявление войны, то как минимум зов боевой трубы. Когда рассеется дым и стихнет ржание раненых лошадей, мы узнаем про многих, какие позиции они обороняли»^[54].

Руководитель кафедры украинских исследований в Оттаве Доминик Дрель, который тоже поддерживал меня и публиковал мои тексты, когда никто другой не хотел этого делать, спустя неделю написал мне: «Как бы ни было тяжело, все-таки отрадно, что в рамках украинских исследований может идти такая дискуссия»^[55].

Удалось ли мне изменить чьи-нибудь взгляды? Я думаю, да. Некоторые люди пишут мне, что мои статьи повлияли на их оценку националистического наследия. Я рад, что эта дискуссия вышла за пределы диаспоры и получила продолжение собственно в Украине. В июне 2010 г. я был в Киеве и выступал с лекциями о Холокосте и о голоде. Во время моего пребывания там ко мне подошел один из редакторов «Критики» Андрей Мокроусов и попросил разрешения перевести некоторые мои эссе на украинский язык, а также предложил мне написать материал специально для этого издания. Более того, он хотел опубликовать сборник моих статей о голоде и Холокосте в украинском пе­реводе. Пока мы думали о том, что надо включить в этот сборник, я осознал, что написал по этой тематике уже 450 печатных страниц, не считая монографии, над которой я тогда работал. Публикацию такого сборника также одобрил соредактор «Критики», профессор Гарвардского университета Джордж Грабович, который тоже присутствовал на моей лекции в Киеве. В ходе дискуссии он говорил, что не может понять, почему диаспора так ополчилась на меня и на мои взгляды. Он счел весьма убедительным мой тезис, высказанный во время обсуждения, что нет никаких причин для того, чтобы все украинцы и все украинское несли на себе клеймо преступлений, совершенных организацией определенной политической ориентации, а именно ОУН. Я воспрял духом: чего-то мне явно удалось добиться.

Украинская община в Северной Америке любит всяческие «организованные действия». Их организации и списки рассылки регулярно проводят письменные и телефонные кампании, призывающие то бороться за использование написания Kyiv вместо Kiev, то убеждать конгрессмена или члена парламента признать Голодомор геноцидом. Такие призывы к «организованным действиям» следуют один за другим. Я тоже обращаюсь с призывом — призывом думать — и надеюсь, что моя «кампания» будет успешной

(обратно) (обратно) (обратно)

III. ОБ АВТОРЕ Пер Андерс РУДЛИНГ

Пер Андерс Рудлинг - авторитетный западный историк шведского происхождения, который специализируется на еврейских студиях и вопросах национализма, мифотворчества, истории, коллективной памяти, холокоста, национальной иден­тичности, в том числе ее становления в Украине и Белоруссии.

В его многочисленных исследованиях значительное внимание уделено изучению деятельности ОУН-УПА, целей и результатов их акций. Автор использует компаративный метод, методы синтеза и анализа, а также другие методики в своих работах.

Творческий путь профессора Андерса Рудлинга насыщен и поразительными академическими успехами, и научными исследованиями, многочисленными грантами от различных научных и академических институций.

В ноябре 1998 г. он получил степень магистра (мастера искусств) по основной специальности «Русский язык» и дополнительной «Политология» (minor) в Уппсальском университете (Uppsala University, Sweden), старейшем публичном университете Швеции и всей Скандинавии. После этого продолжил учебу в Государственном университете в Сан-Диего, Калифорния (San Diego State University), прослушал курсы - CLAD (кросс- культурного языка и академического развития), социальных наук и русского языка, получил диплом в ноябре 2002 г. и право преподавать историю, социальные науки, русский язык.

В мае 2003 г. получил степень магистра (мастера искусств) по специальности «История» в этом же университете, специализировался на изучении сравнительной истории - новейшей восточноевропейской и иудейской. В июне 2010 года стал доктором философии истории, защитил диссертацию, посвящённую истории белорусского национального движения в 1906-1931 гг., в Университете Альберты, Канада (University of Alberta, Canada).

Ещё во время своего обучения Пер Андерс Рудлинг преподавал русский язык в среднеобразовательной школе в Калифорнии (Helix Charter High School, California, 2000-2003 гг.), историю - в Университете Альберты в Канаде (University of Alberta, Canada, сентябрь - декабрь 2005 г., январь 2009 - июнь 2010 г.), в колледже Эдмонтона в Канаде (Grant MacEwan College, Canada, 2009 г.).

С июля 2010 по декабрь 2011 г. работал научным сотрудником, преподавателем истории в Эрнст-Моритц Университете в Германии (Ernst-Moritz-Arndt-Universitat Greifswald, Germany), читал курс «Балтийская приграничная область: преодоление границы разума и культуры на окраинах Балтийского региона».

С января 2012 года занимает должность научного сотрудника Департамента истории в Университете Ландау в Швеции (Lund University, Sweden).

Гражданин США и Швеции, постоянный житель Канады.

Среди работ Пера Андерса Рудлинга значительное место занимают посвященные изучению деятельности ОУН- УПА.

В частности:

статьи в научных журналах:

• «ОУН, УПА и Холокост: Исследования творения исторических мифов», Питсбургский университет: Центр русских и восточноевропейских исследований, 2011 (Pittsburgh Universit), 71 стр.;

• «Мультикультурализм, память и ритуализация: памятники украинских националистов в Эдмонтоне, Альберта», Исследования национализма, том 39, № 5 (сентябрь, 2011), стр. 733-768;

• «Теория и практика:Историческая репрезентация деятельности ОУН-УПА (Организации украинских националистов - Украинской повстанческой армии) во времена войны», Вопросы еврейства в Восточной Европе 36: 2 (Декабрь 2006): 163-189.

• «Организованный антисемитизм в современной Украине: структура, влияние, и идеология», Канадские славянские документы / XLVIII: 1-2 (март - июнь 2006 г.): 81-119;

материалы конференций:

• «Исторические истоки украинской крайне правой партии “Свобода”». 43-й ежегодный съезд Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований, Вашингтон, округ Колумбия, 19 ноября 2011 года;

• «Голодомор и национал-социализм в украинской коллективной памяти». Реконструкция национального мифа: Франции, Германии и Украины в сравнении, Университет Ростока, Германия, 8 октября 2011 года;

• «Украинская Повстанческая Армия (УПА) и Холокост». 41-й ежегодный съезд Американской ассоциации содействия развитию славистики, Бостон, Массачусетс, 13 ноября 2009 года;

• «Культ Шухевича в Украине: мифотворчество с осложнениями». Вторая мировая война и (вос)создание исторической памяти в современной Украине, Киев, 25 сентября 2009 года. Доступна в режиме онлайн, http://ww2-historicalmemory.org.ua/abstract_e.html (на 11 октября 2009 года);

• Обсуждения. «Антисемитизм в Восточной Европе: исторические и литературные рассказы». Ежегодная конференция Канадской ассоциации славистов, Конгресс Университета гуманитарных и общественных наук провинции Саскачеван, Саскатун, SK 26 мая 2007 года;

• «Теория и практика: Подведение итогов деятельности ОУН-УПА» (Организации украинских националистов - Украинской повстанческой армии) в военное время». Университет Альберты, семинар, посвящённый вопросам Холокоста, 21 апреля 2006 года;

• «Антисемитизм и оранжевая революция». Международный симпозиум аспирантов: «Новые перспективы современной Украины: политика, история и культура», Центр европейских, русских и евразийских исследований Университета Торонто, 18 марта 2006 года;

• «Тенденции в современном украинском антисемитизме». Университет Альберты, семинар, посвящённый вопросам Холокоста, 14 октября 2005 года;

В 2012 году также выйдут в свет следующие статьи Пера Андерса Рудлинга, которые уже сданы в печать и касаются украинского вопроса:

• «Антисемитизм и крайне правые в современной Украине», (Андреа Маммоне, Эммануэль Годин и Брайан Дженкинс (ред.)). Сопоставление крайне правых в современной Европе: от местного масштаба до транснационального;

• «Культ Шухевича в Украине: мифотворчество с осложнениями». Вторая мировая война и воссоздание исторической памяти в современной Украине, Центр европейских и польских исследований, Киево-Могилянская академия, Украина.

(обратно)

«Война или военная преступность?» Рецензия на книгу Владимира Вятровича «Вторая украинско-польская война. 1942-1947»

(Киев: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «КИЕВО-МОГИЛЯНСКАЯ АКАДЕМИЯ», 2011. - 228 стр. ISBN: 978-966-518-567).

Третий президент Украины Виктор Ющенко (2005­2010) сделал инструментализацию истории краеугольным камнем своего наследия. Президент учредил институции по управлению памятью и производству мифов, наделяя другие государственные органы обязанностями по пропаганде. Одним из этих учреждений был бывший архив КГБ (ныне известный как архив СБУ). Всего за пару лет его директор - молодой историк Владимир Вятрович (1977 г. р.) - стал ключевой фигурой в Ющенковской политической истории. Таким образом, он не только принимал непосредственное участие в изготовлении записей, но и оказывал прямое влияние на то, кто получал доступ к архиву^[56]. Легитимизированные Ющенко историки представили рассказ о страданиях, сопротивлении и освобождении, в котором героические изображения крыла Бандеры Организации украинских националистов (ОУН [б]) и Украинской повстанческой армии (УПА) были ключевыми компонентами^[57]. Вятрович экстернализирует советское право как оккупацию геноцида, которой украинский народ оказал героическое сопротивление. Он утверждает, что культ личности, поддерживаемый государством, необходим, поскольку, утверждает он, без этих «национальных героев» не было бы Украины.

Украинская борьба за независимость является одним из краеугольных камней нашей национальной самоидентификации. Потому что без УПА, без Бандеры, без Шухевича не было бы современного Украинского государства, не было бы современной украинской нации... Сам пример бескомпромиссной борьбы повстанцев вдохновлял будущие поколения борцов за права человека и национальное единство - от участников диссидентского движения до активистов «оранжевой революции»^[58].

Вятрович представляет историю как телеологическое, либеральное повествование, путь украинского народа к государственности. С его мощным акцентом на родовых национальных героях и мучениках это странное анахронистическое повествование является ярким примером советской историографии. Вятрович характеризует основателя ОУН Евгения Коновальца как «героя Украины», «которым весь украинский народ должен гордиться». Коновалец и Степан Бандера являются фигурами всеукраинского уровня, и места таких героев должны составить Национальный пантеон, который должен быть построен в Киеве»^[59]. Так как официальный героический рассказ расходится с менее чем героической на самом деле реальностью, это сопровождается тяжелой аэрографией. Будучи уволенным после падения Ющенко, Вятрович продолжает свою инструментализацию истории как руководитель ОУН (б) «передовой организации», Львовского Центра по изучению освободительного движения (Центр дослідження визвольного руху, ЦДВР)^[60].

ЦДВР - организация с хорошими связями, занимающаяся пропагандой, связана с рядом авторитетных и не очень авторитетных организаций^[61] и служит в качестве моста между ультранационалистическими мифотворцами в диаспоре и такими в Украине, а также между поколениями, с целью повернуть первую и вторую стороны Украины вместе вправо^[62].

Стратегия Вятровича является относительно простой. Исторические события, которые не отражают в достаточной степени «Украинскогонационально-освободительного движения», как правило, не принимаются во внимание как устаревшие советские мифы, пропаганда и стереотипы. Прекрасно понимая, что повторение - мать мифологического мышления, за последние пять лет Вятрович появлялся в украинских СМИ почти еженедельно. Он отверг причастность ОУН в 1941 году к погромам^[63], защищал факт убийств гражданских лиц активистами ОУН-службы Украинской вспомогательной полиции в Беларуси^[64] и охарактеризовал сотрудничество Ваффен-СС «Галичина» с нацистской Германией как «советскую пропаганду»^[65].

В 2006 году ЦДВР Вятровича опубликовал целую книгу для того, чтобы опровергнуть антисемитизм ОУН^[66]. Эта нерецензируемая книга была основана частично на известных ОУН (б) подделках, в том числе мифической автобиографии фиктивной еврейской медсестры, которая якобы пережила Холокост в рядах ОУН-УПА^[67]. Издание было резко раскритиковано как чрезмерно одностороннее^[68]. Другое название ЦДВР - совместного производства Вятровича и УПА - Армия Непобедимых было создано с явной целью убедить молодых украинцев идентифицировать себя и развивать по модели ОУН и УПА^[69].

«Вторая украинско-польская война. 1942-1947» Вятровича является попыткой решить, пожалуй, наиболее сложный и чувствительный вопрос в истории ОУН-УПА - совершённые ею в 1943-44 гг. массовые убийства польского населения на Волыни и в Галиции, которые польский сейм в тщательной проработке описывает как «массовые убийства, характеризующиеся этническими чистками со следами геноцида»^[70].

В аннотации указано, что «книга предназначена для ученых, лекторов, студентов и всех, кто интересуется историей Украины и Польши» (стр. 2). «Вторая украинско-польская война. 1942-1947», кажется, не была достаточно отрецензирована, несмотря на то, что опубликована совместными усилиями ЦДВР и издательствами ведущих университетов Украины, Киево-Могилянской Академии (стр. 1, 2). Гарвардский Украинский исследовательский институт (ГУИИ) финансировал работы Вятровича в составе коллекций Николая Лебедя, и, таким образом, эта книга увидела свет. Впоследствии в своём продвижении книги Вятрович позиционировал себя как «старший приглашенный исследователь, Гарвардский университет»^[71] или «Владимир Вятрович в Гарвардском университете»^[72]. На презентации книги, организованной ректором Киево-Могилянской Академии Сергеем Квитом, ветераном украинских крайне правых политического движения, присутствовали представители других партнеров ЦДВР^[73]. Презентация прошла накануне неофициального дня УПА, который также является религиозным праздником, Дня Защиты Божьей Матери^[74].

(обратно)

Описание убийств поляков членами УПА

На обложке книги изображены два человека в военной форме на фоне, который имеет политический подтекст. Название издания - «Польско-украинская война», но только один из двух флагов на обложке является государственным флагом: красно-белый флаг Польши. Украинцы, однако, представлены черно-красным «революционным» флагом ОУН (б) под руководством УПА, которых Вятрович последовательно относит к «украинскому освободительному движению» (стр. 25 и след.).

В книге Вятрович представляет резню УПА поляков как часть более крупного конфликта, к которому он ссылается, используя неологизм «Вторая польско-украинская война», то есть продолжение «Первой польско-украинской войны» 1918­19 годов между Польшей и Западно-Украинской Народной Республикой (ЗУНР), конфликта, имевшего место даже до того, как родилось большинство солдат УПА, и который мало кто из них помнит (стр. 27). Встроенные в рамки двадцати девяти лет конфликта убийства УПА в 1943-44 гг. поляков становятся одним из аспектов, деталью более крупного конфликта, в то время как массовые убийства гражданских лиц рассматриваются как военные операции^[75].

Рецензент не находит эту концепцию полезной. Это правда, что Вторая Польская Республика имела плохой послужной список в отношении политики меньшинств, а также украинское население выражало законные претензии, особенно после смерти Пилсудского. Все более авторитарная диктатура поляризовала и антагонизировала (установила вражду) поляков и украинцев, а также евреев. ОУН приветствовала и получала выгоду от такого хода событий. Расширяя охват до 1947 г., Вятрович также включает Акцию Висла («Akcja Wisia»), депортацию 140 000 украинцев на «вторичные», ранее немецкие территории, как часть конфликта^[76]. Тем не менее «первая» и «вторая» «польско-украинские войны» были отдельными конфликтами, и их оценки требуют различных подходов.

Неологизм Вятровича подразумевает войну между двумя формами правления. Но это не была война между двумя государствами, также не война между двумя армиями.

В подавляющем большинстве случаев это была кампания массовых убийств и этнических чисток, направлен­ных против этнических меньшинств. Жертвами становились преимущественно гражданские лица: многие женщины, дети и пожилые люди. Улыбающийся польский солдат, тяжеловооруженный советским пулеметом, пистолетом и гранатой, который украшает обложку, вводит в заблуждение в лучшем случае. Ситуация на местах весной, летом и осенью 1943 года характеризовалась внутренними убийствами, нанесением увечий телам, а также сжиганием целых деревень вместе с их жителями. Не существовало ни польского государства, ни солдат с автоматами для защиты польского гражданского населения Волыни.

Вятрович представляет ОУН-УПА в качестве легитимного носителя традиций украинской государственности ЗУНР, как регулярную армию, которая удовлетворяла требования международного права: «Армия Крайова и Украинская повстанческая армия имели все военные отличия в соответствии с требованиями Гаагской конвенции для того, чтобы юридически рассматриваться как участники военных конфликтов» (стр. 26-27).

(обратно)

Домино и симметрии

Убийства, совершаемые ОУН-УПА, были успешно контекстуализированы Тимоти Снайдером^[77]. Гжегож Мотыка представляет польско-украинский конфликт как конфликт «в два этапа», в котором главным событием в период с февраля 1943 по 1945 г. было удаление поляков с большинства украинских земель. Второй этап, утверждает он, длился с осени 1944 года, начиная с первого насильственного переселения поляков и украинцев и заканчивая операцией «Висла» и подавлением подполья УПА в Польше в 1947 году^[78].

В то время как Игорь Ильюшин, так и Гжегож Мотыка различают сравнительно небольшой масштаб и местный антиукраинский террор в Хелме/Холмщине в 1942-43 гг. и масштабные антипольские кампании массовых убийств на Волыни в 1943 г. и Галиции в 1943 и 1944 гг. Эти последние кампании были централизованно организованы, и жертвы исчисляются десятками тысяч. Кроме того, эти историки утверждают, что не было никаких непосредственных причинно-следственных связей между двумя волнами насилия. Вятрович, напротив, предлагает теорию домино для объяснения насилия^[79]:

«Говоря в общем, относительно развития этой войны, присутствовал определенный "эффект домино”... Все началось на Холмщине летом 1942 года. Война была еще и в ограниченных масштабах: с украинской стороны около 500 пострадавших. Здесь поляки ликвидировали украинцев. В 1943 году конфликт распространился на территорию Волыни, где страдающей стороной были прежде всего и в наибольшей степени поляки, но катализатором стала информация о событиях на Холмщине. "Эффект домино” также имел место на работе в Галиции в 1944 году, а в 1945 году на территории к западу от линии Керзона»^[80].

В рецензируемой книге массовые убийства восточных поляков очерчены как часть войны, которая, как настаивает на том Вятрович, была взаимной и симметричной:

«В польской историографии термины "истребление”, "этнические чистки”, даже "геноцид” используются. Таким образом, польская сторона в конфликте представляет себя только в качестве жертв, а польскую сторону только как страдающую. Действия польского подполья по уничтожению украинцев представлены только в качестве необходимых мер в ответ на украинскую агрессию. Тем не менее документы (украинские, польские, советские, немецкие) свидетельствуют, что как минимум поляки применяли не меньшие инициативы» (стр. 28).

То, что польский Сейм описывал в терминах геноцида, Вятрович представляет как нормальную часть войны и то, в чем обе стороны были одинаково виновны. В этом нет ничего нового, мы признаем легитимацию военных преступлений, которая имеется в апологетике Вятровича, украинской вспомогательной полиции в Беларуси в 1942 году, где он оправдал нападения украинских вспомогательных сил на гражданских лиц: «С автоматом он - солдат, но с мотыгой - он относится к гражданскому населению. Когда они убивают его в бою, он гражданский или военный?»^[81].

Вятрович не руководствуется резолюцией Конвенции ООН по предотвращению и наказанию преступлений геноцида (1948 г.), вместо этого он использует свое собственное определение: «Геноцид требует общей беззащитности, невозможности другой стороны, чтобы защитить себя»^[82]. Для Вятровича решающим фактором является то, были ли жертвы беззащитны или нет. «Существует полное отсутствие такой симметрии в актах геноцида» (стр. 29), - утверждает он и продолжает настаивать, что резня УПА поляков, следовательно, не является геноцидом. Но даже Вятрович признает, что «в украинских свидетельствах с Волыни до середины 1943 года нет практически никакой информации о каких-либо антиукраинских мероприятиях со стороны польского подполья. В то время они были явно способны на такое действие» (стр. 114). Нейтральные наблюдатели сходятся во мнении, что к 1943 году волынские поляки не представляли собой угрозы для украинского большинства. Они были сокращены до 8 процентов населения Волыни, по словам Тимоти Снайдера, «разбросаны деревни, лишенные элиты, депортированные, без государственной власти, за исключением немцев, чтобы защитить их, а не местные партизанские армии собственных»^[83]. Есть сведения, что на презентации книги призыв Вятровича к «симметрии» подвергся критике со стороны Игоря Ильюшина за несоответствие современным исследованиям^[84].

Согласно националистической идеологии, Вятрович опускает антипольские кампании ОУН и УПА к «третьему фронту» (с. 15): «ОУН не считает польский фронт в качестве основного... Они не рассматривают поляков как главного врага, против которого направлены все их усилия, как это часто можно прочитать в современной польской литературе» (стр. 89). Скорее всего, Вятрович настаивает на том, что «для украинского подполья, наряду с немцами, главным врагом были красные партизаны, которые подготовили почву для возвращения Советов» (стр. 77). Его утверждение, что кампания УПА против польского меньшинства была бы меньшим приоритетом, чем её сопротивление нацистской Германии, не подтверждено фактами. Скорее всего, это мифологизированное утверждение является частью типичной «постсталинградской» пропаганды ОУН (б) с целью минимизации ее сотрудничества с нацистской Германией, которое при Ющенко было возведено в ранг официальной идеологии. Вятрович не приводит данных о конкретных немецких и советских личностях, убитых УПА. Также он не упоминает о том, что верховный главнокомандующий УПА Роман Шухевич служил в немецкой униформе до 1943 года и что он категорически был против любых нападений УПА на немецкие войска^[85]. Если цифры имеют значение, то 6 процентов командиров УПА-ОУН были убиты немецкими силами - в бою, попытках ареста, перекрестном огне или в заключении, но более 50 процентов офицеров УПА имели опыт работы в немецкой службе^[86]. В местной полиции немецкой службы многие из них служили в частях, которые принимали активное участие в Холокосте. Многие из них были по локти в крови во время Холокоста. Их опыт участия в массовом убийстве был позже использован против поляков^[87].

(обратно)

База источников

В дополнение к материалам из различных украинских архивов Вятрович во многом полагается на материалы Николая Лебедя из Гарвардского университета, которые в значительной степени состоят из микрофиш копий, сделанных Лебедем самостоятельно в 1980 году. В 2007 году часть коллекции была передана в архив ЦДВР^[88]. Вятрович не пытается проблематизировать этот источник, созданный «ведущим членом украинского освободительного движения» (стр. 25-26). Неспособность сделать это вызывает серьёзное опасение. Главный активист ОУН Николай Лебедь был осужден как один из людей, которые были вовлечены в убийство в 1934 году польского министра внутренних дел Бронислава Пиераки. После освобождения немцами из тюрьмы он прошел подготовку в гестапо в 1940-41 гг. Лебедь руководил Службой безопасности ОУН (б) (Служба безпеки) в 1943-44 гг. После войны он был взят под крыло ЦРУ, которая в своей внутренней переписке называла его «известным садистом и коллаборатором немцев», но его стратегическое значение в холодной войне было таким, что она защищали его от Управления специальных расследований (OSI) Министерства юстиции, которая хотела, чтобы он был привлечен к ответственности за военные преступления^[89]. Несмотря на ее порой насильственную борьбу, различные разделы эмигрантской ОУН были вовлечены в производство картины соответствующего прошлого. Круги украинской диаспоры восприняли убийства ОУН-УПА восточных поляков молчанием. Эта тема практически отсутствует в собственной версии прошлого ветеранов УПА, многотомного «Літопису УПА»^[90]. Эта публикация была частично финансируема ЦРУ, так как рассматривалась в категориях идеологической войны во время Холодной войны, а Лебедь сам был членом Издательского комитета «Літопису УПА»^[91]. В этом многотомном труде, созданном самими ветеранами УПА, тема убийств ОУН-УПА умалчивается. Другие украинские националисты выбрали разные стратегии. Идея представить массовые убийства УПА поляков как жертв в симметричной войне не является новой. В 1979 году Владимир Кубийович послал ученому и добровольцу Ваффен-СС Василию Вериге (Vasyl Weryha) руководствующие принципы для написания предлагаемой истории Украинского Центрального Комитета. «Если мы пишем о польско-украинских отношениях, - писал Кубийович, - они должны быть представлены в основном в виде взаимного уничтожения»^[92].

Рецензенты «Ставлення ОУН до євреїв» отмечают, что «Вятрович очень "критически” относится к уличающим источникам, в то время как к источникам, которые идеологически близки к его позиции, он относится очень некритически»^[93]. Та же проблема сохраняется в публикации «Вторая украинско-польская война. 1942-1947», где он снова полагается на отредактированные и скорректированные ОУН (б) сборники документов, не обращая внимания на рецензентов, которые указывали на недостоверность этих коллекций (стр. 59)^[94]. Книга Вятровича не содержит никаких дискуссий о том, почему зависимость от коллекций, составленных преступниками и ультранационалистическими эмигрантскими организациями, является проблематичной. Издание не отражает, почему такой осужденный убийца, как Лебедь, как лидер ОУН (б) принимал непосредственное участие в убийствах и, может быть, был заинтересован в представлении менее чем полного и откровенного отчета по «Волынской резне». Историки, не исследующие деятельность ОУН, среди них Джон-Пол Химка и Марко Карыннык, которые также работали с материалами коллекции Лебедя, указывали на многочисленные серьезные недостатки: группа Лебедя опубликовала документы выборочно и только отредактированные. Кроме того, она редактировала, перепечатывала или иным образом манипулировала опубликованными документами с целью получения назидательного рассказа в соответствии с националистической идеологией^[95]. Анализируя «Ставлення ОУН до євреїв», Вятрович ставит под сомнение документы, которые показывают, как руководство ОУН одобряло массовое убийство евреев. Без предоставления доказательств Вятрович «сомневается» по поводу подлинности в 1941 году автобиографии Ярослава Стецько, в которой «премьер-министр» ОУН (б) выразил свои обязательства по «уничтожению евреев и целесообразности привлечения немецких методов истребления по отношению к евреям в Украине»^[96]. В книге «Вторая украинско-польская война. 1942-1947» Вятрович ставит под сомнение подлинность документов, подтверждающих обязательства руководства в отношении массовых убийств польских меньшинств. Одним из таких документов являются протоколы допросов местного командира УПА Юрия Стельмащука, который подтверждает, что руководство ОУН приказывало совершать массовые убийства польского населения. Гжегож Мотыка, ведущий специалист по убийствам УПА, цитирует Стельмащука: «[В] июне 1943 года представитель Центрального Провода ОУН "Клым Савур” передал мне секретную директиву от Центрального Провода ОУН об общей физической ликвидации всего польского населения, проживающего на территории западных областей Украины»^[97].

Вятрович представляет этот эпизод таким образом, что у читателя формируется впечатление, что все показания Стельмащука фиктивны: «Эти слова являются сегодня главным свидетельством приказа Провода ОУН об общем истреблении поляков. Неужели мы не имеем дела с одной из многих попыток НКВД скомпрометировать украинское освободительное движение?». Вятрович задает риторический вопрос (с. 93). В интервью «Украинской правде» он представляет различные теории и приписывает подделки КГБ. «Цитирование производится из несуществующего протокола, который, я думаю, появился в 1960-е годы, когда КГБ создавало массу материала об УПА. А отсутствие важных документов, которые поставили бы под угрозу УПА, было просто заполнено путем создания псевдо-директив. К сожалению, этот документ довольно часто используют польские историки, которые не читали дела Стельмащука»^[98]. Когда КГБ в 1959-60-е гг. решил обвинить во львовском погроме ОУН (б) батальон Нахтигаль, он оставил огромную путаницу в документах^[99]. Если инсинуации Вятровича о том, что на самом деле фальсифицированные КГБ дела Стецько и Стельмащука являются действительными, почему бывший директор архива СБУ не отменил требование относительно источников? Подобно тому, как в случае с жизнеописанием Стецько, ключевые моменты показаний Стельмащука подтверждаются другими источниками. Столько, сколько автобиография Стецько подтверждает одобрение руководством ОУН (б) антиеврейских убийств, исповедь Стельмащука доказывает, что был приказ ОУН-УПА относительно массового убийства поляков. Осторожность, впрочем, всегда желательна. Точное осуществление такого порядка не может быть само собой разумеющимся. НКВД часто не записывал показания вербуемых, но перефразировал их. Свидетельство Стельмащука не является доказательством геноцида ОУН-УПА против поляков. Оно, однако, подтверждает использование УПА неизбирательного политического насилия и убийства гражданских лиц. Свидетельство Стельмащука ссылается на аналогичные предписания ОУН-УПА об устранении всех советских военнопленных в Западной Украине, всех россиян в УПА, а также всех семей, сочувствующих таковым советским. Как и в случае убийства поляков, эти заказы подтверждаются различными видами доказательств убийств УПА россиян и советских военнопленных, просоветских украинцев и их семей^[100].

Еще одной проблемой является избирательное использование источников. Например, Вятрович приписывает сожжение села Малин 14 июля 1943 года, вследствие которого погибло несколько сот мирных жителей, «государственной полиции, совершившей это при помощи узбеков и поляков»^[101]. Вятрович использует один документ случайно, чтобы объяснить, что произошло в Малине, когда существуют как минимум 10-15 различных и конкурирующих вариантов, основанных на столь же законных источниках^[102].

Не существует весомой причины, по которой Вятрович выбирает тот конкретный источник, где поляки упоминаются в роли преступников, отличный от того, который выбрал бы рецензент, и таким образом сохраняет свои претензии на «симметрию». Методология Вятровича в отношении основных источников заключается в поиске и некритическом восприятии тех, кто представляет «героев» и «национальных освободителей» в самом лучшем свете, в резком контрасте представлениям поляков.

(обратно)

Критика науки

Подобные проблемы также очевидны в использовании Вятровичем вторичных источников. Он не пытается проблематизировать «Літопис УПА», составленный самими ветеранами ОУН и УПА. Сомнительным является то, что он некритически рассматривает роль активиста ОУН (б) Петра Мирчука, который первым распространил вышеупомянутую подделку о фиктивной еврейке в УПА с целью «опровергнуть» антисемитизм ОУН-УПА^[103]; ветерана УПА Льва Шанковски, который утверждает, что правительство ОУН (б) отдало приказ милиции, чтобы остановить погром во Львове в 1941 году и таким образом спасти евреев^[104], или Владимира Косых, чья повторная публикация документов ОУН была отредактирована с тем, чтобы соответствовать эмигрантским политическим предпочтениям ОУН (б)^[105].

Некритическое восприятие эмигрантских источников ОУН резко контрастирует с тем, как Вятрович относится к ученым, которые не принадлежат к последователям украинской националистической традиции и относятся к ней критически. Он считает попытку Тимоти Снайдера «приравнять антипольские действия к действиям по уничтожению евреев» странной и призывает историка Йельского университета к ответу за то, что он «не в состоянии обосновать утверждение», что «УПА имела политическую программу для реализации её "антипольской” этнической чистки» (стр. 29 абз. 27; стр. 90-91). Вятрович критически относится к работам Владислава и Евы Семашко, обвиняя их в совершении «многих очень серьезных ошибок с целью демонстрации чрезвычайных страданий только поляков и уменьшения числа жертв с украинской стороны». Их работа, по словам Вятровича, содержит «очень много искажений, преувеличений и открытых фальсификаций»^[106]. «Историки, - пишет Вятрович, - «должны иметь более бесстрастное отношение к теме, исследовать её солидно, и, прежде всего, искать документы»^[107].

Более серьезной является инсинуация Вятровича о том, что польские и западные учёные намеренно завышают число деревень, сожжённых и разрушенных УПА 11 июля 1943 года: «Польские исследователи, опираясь, в частности, на Семашко, первоначально говорили о 80-90 деревнях, уничтоженных в тот день. Сегодня они говорят о более чем 160. Это используется в качестве подтверждения систематических антипольских действий, произведённых на больших территориях. Я не видел никакой серьезной методологии в подсчёте числа потерь, как с польской, так и с украинской стороны»^[108]. Имея в виду атаку УПА 11-12 июля 1943 года польских деревень Волыни, Вятрович пишет: «Масштаб операции... постоянно растет - от нескольких десятков до более чем ста населённых пунктов» (стр. 120); «В показаниях Коморовского идут разговоры об около 60 населенных пунктах, Гжегож Мотыка говорит о 96. В предисловии к сборнику документов, изданному польским Институтом национальной памяти и СБУ в 2005 году, - число выросло до 99, [в книге] Тимоти Снайдера - до 167!» (стр. 120, прим. 205). Но не только цифры таинственно растут в руках этих историков. «Очевидно, что операция, в которой 60 населенных пунктов одновременно являются целью, требует серьезной координации, - это то, что могло содержаться вдокументальных материалах УПА. Напротив, такая информация, по крайней мере до сих пор не была найдена» (стр. 122). Таким образом, «установить на основе этих ограниченных данных ход массовой акции или любую другую её деталь, к сожалению, невозможно. Тезис о большой операции в ночь с 11 июля и 12 по-прежнему не подтверждается источниками» (стр. 123-124).

Следовательно, «вопрос о том, инициировало ли руководство украинского подполья массовую анти-польскую кампанию, остается спорным» (стр. 129).

Вятрович вводит цифры как наброски, источников не хватает. Как и показания выживших являются ненадежными и предположительно неподтвержденными, так, «к сожалению», и «ответственные и серьёзные историки могут очень мало сказать об этих событиях». В результате те, кто всё же пишет об убийстве УПА, - безответственны: в интервью интернет- журнала «Историческая правда» (подраздел «Украинской правды») на обоих ключевых ресурсах, которые с нетерпением переиздали рассказ Вятровича, говорится: «Мне страшно от постоянно растущего числа, «охота за трупами» в Волынской трагедии», - подчеркивает историк. В 1990 году используемая цифра была по-прежнему близка к 50 000 убитых поляков, а затем мы услышали цифру 75 000, потом 90 000 и 100 000. Более правые историки уже говорят о 250 000, даже 500 000. Поскольку у нас нет методологии, то это всё - жонглирование цифрами»^[109].

Вятрович прав в том, что данные о точном количестве ОУН-УПА жертв по-прежнему являются несколько неопределенными. Мы также согласны, что политизация и инструментализация этой трагедии привела к неудачным искажениям^[110].

Тем не менее представление Вятровичем польской и западной историографии является избирательным и лицемерным: в академических дискуссиях ведущие специалисты по вопросу польских жертв украинских националистов называют число между 60 000 и 100 000 польских и от 10 000 до 20 000 украинских жертв в этом конфликте^[111]. Последние исследования показывают, что количество украинцев, убитых поляками, возможно, придется пересмотреть в сторону понижения, в то время как представляется необходимым достижение более широкого консенсуса относительно числа польских жертв.

(обратно)

Украинские жертвы

Существует относительно немного исследований, посвященных вопросу украинских жертв польского террора во время Второй мировой войны. Мотыка ранее говорил о 20000 украинских жертв^[112]. В исследовании 2011 года Мотыка снизил свою цифру относительно украинских потерь от рук польского подполья до 10-11000 и 15 000: около 2000-3000 украинцев на Волыни, 1000-2000 в Восточной Галиции и 8000­10000 на территории современной Польши, 3 000-4 000 из которых были убиты до 1944 г. и 5 000-6 000 - с 1944 по 1947 год^[113].

Если учитывать значимость докладов Михаила Хомяка в местных архивах Альберты, то число украинских жертв польского террора в 1942 и 1943 годах на этнически смешанных территориях, которые входят в состав современной Польши, возможно, придется снизить еще больше. 22 января 1944 г. в отчете Украинского комитета помощи, посланном Хомяку, редактор «Краковских вестей» из Люблинского офиса Украинского Центрального Комитета перечисляет 500 украинских передовых лиц (Ukrains'ki peredovyki), которые стали жертвами нападений со стороны польских сил в 1942 и 1943 годах в Хелме/Холмском районе и Подляшье/Pidliashshia. Украинские потери имели следующее географическое распределение: 269 - в Грубешове (Hrubeshiv/Hrubieszow), 58 - в Холме (Chelm/Kholm), 20 - Бела Подляска (Biela Podlaska/Bila Pilias'ka), 60 - в Замостье (Zamosc/Zamistia), 54 - Билгорай (Bilgoraj/Bilhorai-Tarnohorod), 10 - Красныстав (Krasnystaw/Krasnostav), 5 - Радын (Radyn) и 24 в Люблине (Lublin)^[114]. Этот документ не только показывает количество убитых украинцев, но и содержит информацию об их профессиях, которая проливает дополнительный свет на динамику. Неудивительно, что подавляющее большинство жертв были крестьянами; это свидетельствует о социально-экономическом составе населения. Бросается в глаза, однако, чрезмерная репрезентация некоторых коллабораторов: способы защиты местных администраторов и полицейских. Из 500 украинских жертв в списке 177 (или 35,4%) служили в различных формах, находясь при власти нацистов, а члены Украинского комитета помощи - полицейские, гвардейцы, судебные приставы или старейшины. Тридцать четыре человека были убиты в 1942 году, 4 - в 1941 году, в то время как подавляющее большинство - 462 - в 1943 году; октябрь (92 убитых) и май (91 убитый) являются самыми кровавыми месяцами.

Это, следует отметить, в то время, когда резня УПА волынских поляков продолжалась уже в течение месяцев^[115].

Таким образом, во-первых, появляется причина для дальнейшего сокращения количества украинских жертв польского насилия, по крайней мере на землях современной Польши, где поляки составляли большинство населения и польское подполье было сильнее. Во-вторых, высокий удельный вес исследований различных сотрудников в области украинских потерь показывает, что польский террор против украинцев носил иной характер, чем ОУН (б) антипольские убийства на Волыни, которые, как и ОУН (б) убийства евреев, были идеологически мотивированы и систематически нацелены на этнические меньшинства^[116]. В-третьих, насилие не предшествовало кампании УПА на Волыни, но и обострилось после того, как этнические чистки на Волыни уже начались.

(обратно)

Польские жертвы

Историки Гжегож Грицюк и Гжегож Мотыка в Польше, как и Игорь Ильюшин в Украине и Тимоти Снайдер в Соединенных Штатах, значительно расширили наше понимание о массовых убийствах ОУН-УПА. Ева и Владислав Семашко не историки по образованию. Как участник Армии Крайовой в мероприятиях, Владислав Семашко не является нейтральным наблюдателем. Его дочь Ева - инженер, а не историк по образованию. Оба работают в жанре повествования, которое было описано как националистическое^[117]. Тем не менее они десятилетиями собирали и документировали информацию «о выживших», и их выводы нельзя просто сбросить со счетов.

Существует развивающийся консенсус относительно цифр. Тимоти Снайдер приводит число польских гражданских жертв, убитых УПА на Волыни только в 1943 году, 40000­60000^[118]. Гжегож Грицюк, проанализировав демографические потоки на Волыни, приходит к выводу, что судьбу 60700 поляков на Волыни необходимо «объяснить»^[119]. По мысли Гжегожа Мотыки, эта цифра находится между 70000 и 100000^[120]. Оценки Евы Семашко являются аналогичными: около 60 000 на Волыни в 1943-44 гг., и 32000 в Восточной Галиции в 1944 году. Ее исследование относительно числа жертв - самое подробное на сегодняшний день. Ева Семашко проводит различие между «подтверждёнными смертями» и «жертвами, известными по именам». В 2010 году она округлила число подтвержденных смертей до 88700, из которых 42496 известны по именам^[121]. Обновленное исследование, опубликованное в 2011 году, насчитывает 91200 подтвержденных случаев смерти, 43987 людей из которых известны по именам^[122].

Тем не менее Вятрович утверждает, что он «не читал респектабельной работы» об убийствах^[123]. Работа Семашко «содержит целый ряд неточностей и преувеличений», - предъявляет претензию Вятрович, добавляя, что «к сожалению, воспоминания не могут служить достаточно надежным источником информации для исследователей» (стр. 18). Вятрович предупреждает, что «историк должен работать осторожно», подразумевая, что это то, что он делает, а приведенные выше ученые - нет (с. 19). Он утверждает, что производство документов также является частью войны, в которой один пытается «оправдать свои собственные действия и обвинить противников» (стр. 23). Вятрович поддаёт сомнению цифры, которые предлагаются в самых детальных исследованиях, но сам не предлагает альтернативных цифр. Цифра должна быть значительно ниже, мы понимаем, и все специалисты ошибаются в своих исследованиях и участвуют в пугающей «охоте за трупами». Нам было бы интересно узнать, какие цифры Вятрович считает правильными. К сожалению, исследователь склоняется к корректирующим нечётким данным: «несколько десятков тысяч убитых с обеих сторон» (с. 32). В этой связи возникает вопрос: если Вятрович не хочет или не чувствует себя компетентным, чтобы привести даже приблизительную цифру числа жертв, что является основанием для его претензии на «симметрию»?

(обратно)

Инструментализация истории

Вятрович пишет, что «использование термина "геноцид” для этих событий осуществляется только с политической, а не научно-познавательной целью и недостаточно для описания особенностей этого конфликта» (стр. 30). Данный рецензент соглашается: термин «геноцид» сам по себе не добавляет к нашему пониманию резни больше, чем нам это помогает понять, скажем, украинский голод 1932-33 годов. Сначала можно подумать, что Вятрович отреагировал на растущую в научном сообществе озадаченностьпо поводу инструментализации истории в некоторых посткоммунистических государствах Восточной Европы^[124]. Тем не менее критическое отношение Вятровича к инструментализации геноцида выдает его «страх» «охоты на трупов», его нежелание предоставить хоть какую-то оценку числа жертв в поддержку своего заявления «симметрии» не является показательным для общей осторожности автора в отношении источников или терминологического консерватизма. На самом деле Вятрович не располагает доказательствами, чтобы определять уровень критицизма термина «геноцид» в инструментализации. Во время своего пребывания в должности директора архива СБУ Вятрович позиционировал голод 1932-33 годов как преднамеренный геноцид украинского народа. Серьёзные учёные в данной области оценивают количество смертей от голода в Украине в 1932-33 годах в 2,5-3,9 миллиона человек^[125]. СБУ даже представила точную цифру - 10063000 жертв в республике во время Голодомора, или «геноцида голодом» в 1932-33 гг. Сотрудники пришли к такому числу, учитывая самые высокие оценки, включая 3 941000 голодных смертей, к которым добавили 6122000 «нерожденных» детей^[126]. В ноябре 2011 года Вятрович громко выступал за геноцид сознания. Одетый в черное и с мегафоном в руке, он прошёл перед парадом в честь памяти Голодомора в Киеве, выкрикивая: «Сегодня мы чтим память миллионов детей, которые были убиты в 32 и 33. Тех, кто мог бы стать будущим Украины. Тех, кто стал потерянным поколением. Наша память может продолжить их жизни»^[127].

Полный скептицизм Вятровича в отношении показаний очевидцев, терминологии и источников не свидетельствуют об академизме, исследовательской философии или методе, но, на наш взгляд, обусловлен темой. Таким образом, в то время как воспоминания выживших после резни ОУН-УПА поляков не могут быть приняты в качестве достаточного основания для историков, свидетельства украинцев, переживших голод, не только рассматриваются как действительный источник, но память о голоде считается критически важной. Геноцид является не научной и политической категорией, когда к нему взывают польские власти, чтобы описать резню ОУН-УПА восточных поляков, но обоснованной концепцией, которая должна приниматься за чистую монету, когда к ней апеллируют украинская власть и Вятрович при описании голода 1932-33 гг. Вятрович выступает против предоставления жертвам ОУН-УПА статуса жертв геноцида - того, чего он добивается для украинцев - жертв Сталина. Исследователь отвергает методологию Мотыки, Семашко и Снайдера для установления количества жертв ОУН-УПА. Было бы хорошо, если бы Вятрович применил их методы в своем деле, рассчитывая точное число никогда не существующих украинских жертв геноцида, и достиг «точного» числа, которое само по себе превысило бы аналогичное число жертв Холокоста.

Такая инструментализация и капитализация человеческих страданий, вопиющими примерами использования которых является Вятрович и его институт, создают трудности со смирением с травмирующей историей ХХ века.

Антон Полонский называет это явление «страданием Олимпийских игр»^[128]. Другие относятся к этому как к конкурентному страданию и Холокосту зависти. Такой подход является вопиющим и разлагающим и несёт особенно много рисков, когда используется последователями организаций, которые делали заказы на совершение массовых убийств и сами совершали их.

(обратно)

Сравнивая украинский народ с ОУН (б).

Показывая украинцев с черно-красным флагом Крови и Земли, Вятрович приравнивает «их» к ОУН-УПА. Это и неуместно, и исторически неточно. Ответственность за убийство лежит на преступниках, их командирах и идеологах. ОУН-УПА в подавляющем большинстве присутствовала на территориях, которые были аннексированы Советской Украиной в 1939 и 1940 годах, и, кроме того, её влияние было ограничено. УПА Клячкивского на Волыни и в Полесье в апреле 1944 года насчитывала 6920 мужчин, число которых к сентябрю 1944 года, когда Советы вернулись, снизилось до 2600^[129]. Советская разведка подсчитала, что 40% мужчин УПА были добровольцами, а остальные - принудительно мобилизованы. На Волыни план привлечения в ряды был особенно жестоким, в Ровенской области мужчины были мобилизованы под угрозой физического уничтожения^[130]. Логично предположить, что цифры были примерно такие же весной и летом 1943 года, в период, когда антипольское насилие УПА достигло своего пика. Таким образом, скорее маргинальной группой вооружённых 6000-7000 ультранационалистов во главе с офицерами, 50% из которых имели опыт работы пособниками нацистской Германии, было убито примерно в десять раз больше поляков в течение нескольких месяцев^[131]. Так как УПА мобилизовала гражданское украинское население для совершения убийств, украинский народ не может нести ответственность за действия небольшой сектантской группы ультранационалистических экстремистов. Хотя это движение убивало во имя Украины, оно высказывалось за незначительную часть своего воображаемого сообщества. Таким образом, Ющенко сделал Украине большую немилость, когда по инициативе Вятровича и других легитимизированных историков определил ОУН и УПА Героями Украины. Когда он идентифицировал украинское государство с ОУН и УПА, посмертно реабилитировал Шухевича, Бандеру, Стецько и поставил задачу перед государственными органами сфальсифицировать убийства, государство взяло на себя моральную ответственность за свои злодеяния.

По наблюдению Павла Хокеноса, эта форма ревизионизма особенно сильна в нелиберальных политических культурах. Украинская - не уникальна в этом отношении: ультранационалистические историки играют важную роль в преувеличении числа крайне правых во многих странах Восточной и Центральной Европы: «Страны, в которых эти дискурсы являются самыми сильными, как правило, имеют высокий уровень антисемитизма и других нелиберальных ценностей. Те идеологии могут быть отражены не только в партийных программах, но и в учебниках, музеях и средствах массовой информации. Некоторые из самых отвратительных крайне правых движений, такие как неофашистская партия Джобик (Jobbik) в Венгрии, выросли из правого крыла ревизионистских отделов истории»^[132].

Может возникнуть соблазн интерпретировать сокрушительное поражение Ющенко в качестве подтверждения провала его исторической политики. Тем не менее это может оказаться преждевременным. Напротив, она осмелела и призвала диаспоры ультранационалистов добиваться реабилитации ветеранов ОУН и УПА в Канаде^[133]. В Украине, как положено, политика узаконила многие требования крайне правых, таких как Всеукраинское объединение «Свобода» и его неофашистские партнёры.

Для многих людей среди украинских крайне правых отрицание - больше вопрос идентичности, чем исторического исследования. Свобода приняла практический подход к отрицанию. В августе 2011 года ее активисты захватили и разграбили лагерь археологов, которые пытались подсчитать кости жертв ОУН-УПА в бывшей польской деревне Островки (Ostrowki)^[134].

Трудно понять, как эта инструментализация истории не будет иметь негативного влияния на польско-украинские отношения. Опросы показывают, что растущее число поляков связывают простых украинцев с убийствами УПА и этническими чистками^[135]. Однако, несмотря на попытки «посторанжевой революции» отождествить бандеровцев с украинцами, большинство польских исследователей установили важное различие между украинцами и участниками организаций, которыми совершались убийства. Когда Ющенко по рекомендации Вятровича сделал Шухевича официальным Героем Украины, Польский Институт национальной памяти опубликовал целый том, посвященный «праведным» украинцам, пытавшимся скрывать польское гражданское население от убийц ОУН-УПА^[136].

(обратно)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Франциска Брудер указывает на сомнительность академической надёжности ультранационалистических идеологов, которые не принимают во внимание основные стандарты научного метода.

Общественные и исторические дебаты не ведутся в вакууме. Конечно, могут быть противоположные позиции, различные фокусы, различные акценты на источники, но исторические исследования должны опираться на признанные стандарты работы с источниками, которые ни один историк не может игнорировать, чтобы его репутация не потускнела. Кроме того, при оценке источников и исторических ситуаций историки должны придерживаться определенных ценностей, например, закрепленных во Всеобщей декларации прав человека^[137].

«Вторая украинско-польская война. 1942-1947» не дотягивает до минимальных академических стандартов. Несмотря на использование арсенала записок и амбициозные попытки ректора Сергея Квита узаконить это, по мнению данного рецензента, она не может быть принята в качестве научной работы, и это после того, как с некоторым колебанием рецензент согласился пересмотреть её. Скорее всего, эта работа является пропагандистской и опубликована преемниками организаций, ответственных за злодеяния. Этнические чистки и массовые убийства гражданских лиц - не «война», но военная преступность. В 2001 году Международный уголовный трибунал постановил, что в 1995 году резня в Сребренице была актом геноцида^[138]. Сегодня кампания ОУН-УПА 1943 года против мирного польского населения будет квалифицироваться в соответствии с Конвенцией ООН 1948 года о предотвращении и наказании преступления геноцида как «преднамеренное и систематическое уничтожение полностью или частично этнической, расовой, религиозной или национальной группы». Для нас вопрос, был ли это геноцид или нет, имеет второстепенное значение. Однако попытки релятивизации зверств в масштабах десятков сребреников путем избирательного использования источников и пересмотра нарушений прав человека в массовом масштабе, как «войны», являются недопустимыми. В доказательство того, что невозможно доказать, Вятрович ставит государственную консолидацию выше прав человека. Рецензируемая книга, по сути, представляет собой пример ультранационалистической политической активности под видом академических исследований. Так как автор не придерживается принятой научной практики, то издание не должно быть принято научным сообществом.

Несмотря на это, позиция Вятровича заангажирована. «Вторая украинско-польская война. 1942-1947» привносит мало с точки зрения деконструкции мифов, если есть какое-либо понимание событий на Волыни в 1943 году. Даже еще меньше, чем такого рода мифотворчество поддерживает любые перспективы примирения, либо между Украиной и Польшей, либо внутри самой Украины.

В связи с фальсифицированной оценкой убийства восточных поляков членами ОУН-УПА данный рецензент не рекомендовал бы книгу «Вторая украинско-польская война. 1942-1947» ни ученым, ни преподавателям, ни студентам. Тем не менее критическое вступление работы могло бы быть использовано в качестве объекта исследования в высших учебных заведениях при изучении ультраправого ревизионизма и методов запутывания. Как и «Ставлення ОУН до євреїв», оно иллюстрирует культуру исторического отрицания того, что в сочетании с самостоятельной виктимизацией питает рост числа крайне правых. На фоне текущих событий в Украине это тревожит.

Мы настоятельно рекомендуем эту книгу североамериканским партнёрам, в частности, администрации Украинского исследовательского института в Гарварде, которая финансировала исследования Вятровича, выполненные в архивах Лебедя, и способствовала изданию данной работы. У неё есть все основания задуматься над последствиями сотрудничества Гарвардского университета с деятелями такого рода. Украинские исследования уже давно пытаются провести грань между научной и ультранационалистической активностью. Эта книга затрагивает серьезные вопросы не только академической целостности, но и фундаментальных прав человека.

(обратно)

РЕЗЮМЕ

В подробной рецензии на книгу Владимира Вятровича «Вторая украинско-польская война. 1942-1947» Пер Рудлинг подвергает острой критике выводы и концептуальные основания рецензируемой работы.

Исследователь утверждает, что попытка Вятровича представить уничтожение Украинской повстанческой армией (УПА) польского населения Волыни и убийства украинцев польскими националистами в годы Второй мировой войны как симметричные события является исторически неубедительной и сомнительной с точки зрения морали. То, как в книге освещена «Волынская резня», противоречит установленным в историографии фактам, особенно выводам работ Игоря Ильюшина и Гжегожа Мотыки. Эти историки доказали, что речь идёт о сознательной этнической чистке, подготовленной Организацией украинских националистов (ОУН), идеологически доминировавшей в УПА, с целью превратить Волынь в этнически гомогенную украинскую территорию.

В заключение Рудлинг отказывает рецензируемой книге в научном значении и квалифицирует её как такую, которая представляет собой политически мотивированный уход от признания совершенного преступления.

Источник:

http://www.academia.edu/1603987/ Warfare orWarCriminaiity Voiodymyr Viatrovych Druha poisko-ukrainska viina 1942­1947 Kyiv Vydavnychyi Dim Kyevo-Mohyiianska Akademiia 2011 Ab Imperio 1 2012 356-381

(обратно) (обратно) (обратно)

Примечания

1

Данная статья является результатом исследований, выполненных при поддержке Совета Канады по социальным наукам и гуманитарным исследованиям, Содружества Пинхаса и Марка Вайзенов в Центре со­временных исследований Холокоста, Мемориального музея Холокоста в США и Университета Альберты. Я благодарен за подробные комментарии к ранним вариантам Доминику Арелю, Мирне Косташ и Перу Андерсу Радлишу. Не всеми их советами я воспользовался, но их вклад в совершенствование этого текста очень велик.

(обратно)

2

Более полно я представил свою точку зрения в работе Problems with the Category of Genocide and with Classifying the Ukrainian Famine of 1932 —33 as a Genocide, представленной 16 сентября 2008 г. на историческом факультете Университета Виннипега, в украинском культурнообразовательном центре «Осередок», на факультете германских и славянских исследований Университета Манитобы в Виннипеге и на украинском языке на Международной научной конференции «Голодомор 1932—1933 гг. в Украине: причины, демографические последствия, правовая оценка» в Украинском институте национальной памяти и Национальной академии наук Украины (Киев, 25—26 сентября 2008 г.). Ни английский, ни украинский текст не были опубликованы.

(обратно)

3

Я извлек пользу из чтения отличного, но неопубликованного исследования Пера Андерса Радлинга, посвященного отрядам «шума», или шуцманов (Schutzmannscbaften).

(обратно)

4

Українська правда («Украинская правда») — одно из национально-демократических онлайновых периодических изданий. Она основана Георгием Гонгадзе, который позже был обезглавлен при малоизвестных обстоятельствах. Ее направление весьма «оранжевое».

(обратно)

5

Профессиональный историк [Виктор, ред.] Полищук умер в Торонто в 2008 г. Более всего он известен своей книгой Bitter Truth [«Горькая правда», ред.], опубликованной на нескольких языках, включая английский. [Книга Виктора Полищука «Горькая Правда» переиздана в Украине на русском и украинском языках в 2011 году Международным антифашистским фронтом, ред.].

(обратно)

6

Канадський українофоб, фальсифікатор історії Джон-Пол Химка (http://forum.pravda.com.ua/read.php? 10,209135993,209135993; сайт посещен 6 октября 2010 г.). Там использовались смайлики с надписью Ганьба, i.e. «Позор!».

(обратно)

7

См. для сравнения мою более раннюю заметку Ukrainian Collaboration in the Extermination of the Jews during the Second World War: Sorting out the Long-Term and Conjunctural Factors, опубликованную в: The Fate of the European jews, 1939—1945: Continuity or Contingency / eel. By J. Frankel. N. Y., Oxford: Oxford Univ. Press, 1997; Studies in Contemporary’ Jewry. Vol. 13. 1997. P. 70—189.

(обратно)

8

В отношении Радзейовского см.: Himka J.-P, ln Memoriam: Janusz Radziejowski (1925-2002) // Krytyka. Vol. 6. № 11 (61). Nov. 2002. P. 31.

(обратно)

9

Официально известна как Комиссия по преследованию военных преступников в Канаде. Комиссия Дешена активно действовала в 1985—1986 гг. Сфера ее полномочий описана в работе: Ukraine during World War 11: History’ and Its Aftermath: A Symposium / ed. By Yury Boshyk, Edmonton: Canadian Institute of Ukrainian Studies, University of Alberta, 1986. P. 261—262.

(обратно)

10

Pohl IX Nationalsozialistische Judenverfolgung in Ostgalizien 1941—1944: Organisation und Durchführung eines staatlichen Massenverbrechens. Muеnchen: R. Oldenbourg Verlag, 1997.

(обратно)

11

Mendelsohn D. The Lost: A Search for Six of Six Million. N. Y.: Harper Collins, 2006. P. 100, 116. Сам Мендельсон занимался изучением поведения украинцев в период Холокоста с глубоким пониманием вопроса. См. мои соображения в моей работе How tо Think about Difficult Things: Daniel Mendelsohn’s The Lost (должно быть опубликовано в Harvard Ukrainian Studies).

(обратно)

12

Himka J.-P. Ukrainians, Jews and the Holocaust: Divergent Memories. Saskatoon: Heritage Press, 2009. Это текст Могилянской лекции 2009 г., спонсированной Центром по изучению украинского наследия, колледж Св. Томаса Мора, Университет Саскачевана. Я благодарен Богдану Кордану за приглашение.

(обратно)

13

Himka J.-P. War Criminality: A Blank Spot in the Collective Memory’ of the Ukrainian Diaspora // Spaces of Identity. Vol. 5. № 1. Apr. 2005 (http://spacesofidentity.net/; сайт посещен 6 октября 2010 г.)

(обратно)

14

См.: Bartov О. Erased: Vanishing Traces of Jewish Galicia in Present-Day Ukraine. Princeton and Oxford: Princeton Univ. Press, 2007.

(обратно)

15

Грачова С. Вони жили серед нас // Критика. 2005. № 4. С. 22—26. См. также еще один впечатляющий вклад в дискуссию: Царинник М. Золочів мовчить // Критика. 2005. № 10. С 9—10.

(обратно)

16

Hoffman К After Such Knowledge: Memory’ History, and the Legacy of the Holocaust. N. Y.: Public Affairs, 2004.

(обратно)

17

Зенон Когут говорит о моем «тенденциозном морализаторстве», а Роман Сербии — о «легкомысленном морализаторстве». См.: The Ukraine List (UKL). No 441. 2010. Feb. 16. P. 15, 41.

(обратно)

18

Официальный указ был издан 16 мая 2007 г. и опубликован на сайте президента (http://www.president.gov.ua/documents/6l45.html).

(обратно)

19

По этим вопросам см.: Рыбаков Д. Марко Царинник: історична напівправда гірша за одверту брехню // Lb.ua.2009.5 листопада (http://lb.ua/news/2009/11/05/13147marko_tsarinnikJstorichna.html:

Сайт посещен 6 октября 2010 г.); Himka J.-P. The Holodomor in the Ukrainian-Jewish

Encounter Initiative (документ представлен на заседании Украинско-еврейской инициативы, Дитчли Парк, Великобритания, 14—16 декабря 2009 г.).

(обратно)

20

Himka J.-P. Apocalypse Tomorrow: Some Remarks on Two Texts on the Ukrainian Elections // (American Association for Ukrainian Studies). 2004- Oct. 29. (http://www.ukrainianstudies.org/aaus-list/0410/msg00027.html; сайт посещен 7 октября 2010 г.).

(обратно)

21

Himka J.-P. How Many Perished in the Famine and Why Does It Matter? //ВRAMA: News and Community Press. 2008. Feb. 2 (http://www.Brama.eom/news/press/2008/02/080202himka_famine.html). Версии этого документа появились также в Украинском агентстве новостей UN1AN (онлайновая), в The Ukraine List и Kyiv Post; в переводе на украинский — в изданиях Ліва справа и в Українська правда..

(обратно)

22

Himka J.-P. True and False Lessons from the Nachtigall Episode // BRAMA: News and

Community Press. 2008. March 19 (http://www.brama.сom/news/press/2008/03/080319himka_nachtigall.html); Himka J.-P. Be Wary of Faulty Nachtigall Lessons // Kyiv Post. 2008. March 27.

(обратно)

23

Для меня самый важный текст — это мой спор с Зеноном Когутом. Я не посылал его для открытой публикации, только по электронной почте его коллегам. Именно тогда началось «вирусное» распространение. Вскоре его подхватил The Ukraine List, в переводе на украинский язык он появился в «Критике», еще один украинский перевод должен быть опубликован в сборнике под редакцией Ярослава Грищака и Тарика Сирила Амара, перевод на русский язык должен был появиться в «Журнале российских и восточноевропейских исследований» (2010. № 2).

(обратно)

24

Lozyrtskyj A.S. History Should Be Written by Objective and Competent Scholars // Kyiv Post. 2010. Sept. 22 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83306/; сайт посещен 7 октября 2010 г.)

(обратно)

25

Himka J.-P. The Lviv Pogrom of 1941 // Kyiv Post. 2010. Sept. 23 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83452/; сайт посещен 7 октября 2010 г.).

(обратно)

26

Lozynskyj A.S. Where’s the Evidence of Ukrainian Wartime Atrocities against the Jews? // Kyiv Post. 2010. Sept. 27 (http://www.kyivpost.com/ news/opinion/oped/detail/83945/: сайт посещен 7 октября 2010 r.).

(обратно)

27

Himka J.-P. The Lviv Pogrom of 1941.

(обратно)

28

Особенно: Himka J.-P. Ukrainians, Jews and the Holocaust; Хімка Дж.-П. Достовірність свідчення: реляція Рузі Вагнер про львівський погром влітку 1941 р. // Голокост і сучасність. 2008. № 2 (4). C. 43—79; Хімка Дж.-П., Курило Т. Як ОУН ставилася до євреїв? Роздуми над книжкою Володимира В’ятровича // Україна Модерна. 2008. № 13. С. 252—265.

(обратно)

29

Например: Bruder F. «Den ukrainischen Staat erkämpfen oder sterben!». Die Organisation Ukrainischer Nationalisten (OUN) 1929^1948. Berlin: Metropol, 2007; Dietscb J. Making Sense of Suffering: Holocaust and Holodomor in Ukrainian Historical Culture. Lund: Media Tryck, Lund University. 2006.

(обратно)

30

Но такой идеал не всегда достижим. Ознакомившись с моим спором с директором Канадского института украинских исследований Зеноном Когутом, мой друг и бывший студент — историк Марк Бейкер 23 февраля 2010 г. написал мне по электронной почте: «Ваша проза не так крута, как обычно, но мне это нравится! Вы, кажется, в отчаянии, но иногда полезно побыть в отчаянии». Я написал в ответ: «Полемика была эмоциональной и истощающей. Я думаю, это сквозит в моих ответах Зенону». Копии всех цитируемых писем, обычных и по электронной почте, имеются у автора статьи.

(обратно)

31

Lozynskyj A.S. Rewriting History: An Evidentiary Perspective // Kyiv Post. 2010.

Feb. 16 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/ 59650/; сайт посещен 7 октября 2010 г.).

(обратно)

32

Himka J.-P. Ukrainian Past and Ukrainian Future // Kyiv Post. 2010. Sept. 20 (http://www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83019/; сайт посещен 7 октября 2010 г.). Впервые эта статья была опубликована в The Ukraine List (UKL) (№ 44 2. 2010. March 15. P. 11—15). В Kyiv Post она была опубликована с длительной задержкой. Новостной сервис Вгата, самый либеральный форум украинской диаспоры за рубежом, отказался опубликовать ее после голосования в редакционном совете.

(обратно)

33

Споры начались, когда ведущая канадская писательница-документалистка, присутствовавшая на моем семинаре по голоду, написала о своих впечатлениях: Kostasb М. Genocide or ‘a Vast Tragedy’: University Students in an Alberta Classroom Try to Decide // literary Review of Canada. Dec. 2009 (http://reviewcanada.ca/essays/2009/12/01/genocide-or-a-vast-tragedy/); см. Также письма об этом (http://reviewcanada.ca/magazine/2009/12/“letters). Дискуссия также имела место в Ukrainian News: Balan J. Gullible Leftists Play into the Hands of Putin’s Neo-Soviet Apologists // Ukrainian News. 28 Dec. 2009—19 Jan. 2010; Himka J.-P. Alternatives to Self-Deluding Campaign Exist in Calling Attention to the Famine I j Ukrainian News. 20 Jan.—3 Feb. 2010; Klid B. Haiti Is a Vast Tragedy, Ukraine Famine Was Genocide I j Ukrainian News. 4—17 Feb. 2010.

(обратно)

34

Himka J.-P. Apocalypse Tomorrow...; Idem. War Criminality...; Хімка Дж.-П. Антисемітизм, діялог, самопізнання // Критика. 2005. № 5. С. 18.

(обратно)

35

После того как я опубликовал статью с критикой Шухевича, Микола Кулишов послал мне письмо по электронной почте (от 20 марта 2008 г.). В поле «Тема» стояло слово zrada, т. е. «измена».

(обратно)

36

См. его письмо в онлайновой версии Literary Review of Canada (http://reviewcanada.ca/magazine/2009/12/letters). Характерно, что в отношении голода он использует язык Холокоста («отрицатели», «пособники»).

(обратно)

37

UKL No 441. Р. 3.Ibid. Р. 3, 5.

(обратно)

38

Ibid. Р. 3, 5.

(обратно)

39

Luciw D. Full Text of the UCC-APC Letter Submitted to the Editor of the Edmonton Journal Ukrainian Canadian Congress, Alberta Provincial Council website (http://www.uccab.ca/default-archive.asp; сайт посещен 8 октября 2010 г.)

(обратно)

40

Письма по электронной почте Леси Демкович [имя адресата не разглашается] от 2 марта и Ярса Балана Лесе Демкович и др. от 14 марта 2010 г. Я знаю, что имели место как минимум две такие телеконференции.

(обратно)

41

Электронное письмо Пола Грода от 14 марта 2010 г. находится в распоряжении автора статьи.

(обратно)

42

UKL No 442.P. 2-4.

(обратно)

43

Многоточие стоит и в оригинале.

(обратно)

44

Копия письма Колин Скидмор, и. о. декана факультета гуманитарных наук в Университете Альберты, Оксане Коваленко, администратору Учебного фонда Петра Яцыка, от 20 апреля 2010 г. Имеется в распоряжении автора статьи.

(обратно)

45

Андрей Сороковский написал мне: «Я слышал и читал различные отклики на ваши последние работы по этой теме (соучастие украинских националистов в Холокосте), предвзятые и переходящие на личность, но всегда без оснований и без опровержений, основанных на фактах». Электронное письмо от 20 сентября 2010 г. находится в распоряжении автора статьи.

(обратно)

46

Balan J. Gullible Leftists…

(обратно)

47

http://reviewcanada.ca/magazine/2009/12/letters

(обратно)

48

В националистической полемике против меня отдельной темой звучит, что я платный агент русских или евреев или тех и других сразу. Чуть ниже в своей статье Лозинский пишет: «К его чести, проф. Химка признает, что его работы (по УПА и Холокосту) оплачивалась Мемориальным музеем Холокоста. Это говорит о мотивах. Проще говоря, за вознаграждение г-ну Химке пришлось создать одного или несколько демонов». Я упоминаю об этом, потому что позже Лозинский отрицал, что он имел в виду, что евреи мне платили, но ссылка на «демонов» в обоих предложениях не вызывает сомнения.

(обратно)

49

Lozynskyj AS. Rewriting History…

(обратно)

50

UKL.No 441. P. 7.

(обратно)

51

UKL.No 442. P. 6.

(обратно)

52

Я получил разрешение на цитирование этого письма.

(обратно)

53

Они активны в Independent Jewish Voises (http://ijvcanada.org/).

(обратно)

54

Электронное письмо Марко Царинника от 10 февраля 2010 г., находится в распоряжении автора статьи.

(обратно)

55

Электронное письмо Доминика Ареля Джону-Полу Химке от 17 февраля 2010 г., находится в распоряжении автора статьи.

(обратно)

56

The author wishes to thank Tarik Cyril Amar, Delphine Bechtel, Sofia Dyak, John-Paul Himka, Ivan Kachanovski, Jared McBride, and Grzegorz Rossolinski-Liebe. Vasyl' Rasevych. Zamknute kolo 'spetsial'noi' ukrains'koi istorii // Zaxid.net.13.09.2010. http://zaxid.net/article/74357 (Last accessed: September 16, 2010); Sofia Grachova. Unknown Victims: Ethnic-Based Violence of the World War II Era in Ukrainian Politics of History after 2004 / Paper presented at the Fourth Annual Danyliw Research Seminar in Contemporary Ukrainian Studies, Chair of Ukrainian Studies, University of Ottawa, October 23-25, 2008.

(обратно)

57

Wilfried Jilge. Nationalukrainischer Befreiungskampf: Die Umwertung des Zweiten Weltkrieges in der Ukraine // Osteuropa. 2008. Bd. 58. S. 167–186; Delphine Bechtel. Les pogroms en Galicie, 1941: des pages blanches de l'histoire a une histoire en pointilles? // Alexandre Prstoievic and Luba Jurgenson (Eds.). Des temoins aux heritiers: l'ecriture de la Shoah. Paris, 2012. Pp. 111–130.

(обратно)

58

Volodymyr V'iatrovych. Evropa zahovoryla // Ukrains'ka Pravda. 2.03.2010. http://www.pravda.com.ua/columns/2010/03/2/4824766/ (Last accessed: February 29, 2011).

(обратно)

59

Volodmyr V'iatrovych. Konovalets' – heroi Ukrainy // Tsentr Doslidzhen' vyzvol'noho rukhu. 7.06.2011. http://cdvr.org.ua/content/B0n0aHMHp-BgTp0BHH-K0H0Bane^-rep0H- YKpaiHH (Last accessed: October 12, 2011).

(обратно)

60

Sviatoslav Lypovets'kyi. OUN Banderivtsy: frahmenty diialnosti ta borot'by. Kyiv, 2010. P. 84.

(обратно)

61

According to the TsDVR Web site, its partners include not only the Harvard Ukrainian Research Institute (HURI), the Canadian Institute of Ukrainian Studies (CIUS), the Ukrainian Academy of Sciences, the Ivan Franko National University but also the Ukrainian Canadian Congress (UCC), the OUN(b)-led Ukrainian Congress Committee of America (UCCA), and the Lithuanian Genocide and Resistance Center and Museum of Genocide, the TsDVR's Lithuanian equivalent. http://www.cdvr.org.ua/content/napTHepu (Last accessed: October 13, 2011).

(обратно)

62

For instance, OUN(b) veteran Volodymyr Kosyk (born 1924) who in the 1950s was the OUN(b) liaison to Chiang Kai-Shek's Taiwan and Francisco Franco's Spain, is now honorary director of TsDVR. «News and Views» // ABN Correspondence. 1961. Vol. XII. No. 1. P. 28; Per Anders Rudling. The OUN, the UPA, and the Holocaust: A Study in the Manufacturing of Historical Myths // The Carl Beck Papers in Russian & Eurasian Studies 2107. Pittsburgh, 2011. P. 56. Fn. 196.

(обратно)

63

Rudling. OUN, the UPA, Holocaust. P. 37.

(обратно)

64

John-Paul Himka. Debates in Ukraine over Nationalist Involvement in the Holocaust, 2004-2008 // Nationalities Papers. 2011. Vol. 39. P. 364; Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 30.

(обратно)

65

Istoryk Volodymyr V'iatrovych pro ukrains'ku dyviziiu SS Halychyna // BBC Ukrainian multimedia. 13.06. 2011. http://www.bbc.co.uk/ukrainian/multimedia/2011/06/110613_vyatrovych_galychyna_video.shtml (Last accessed: June 21, 2011).

(обратно)

66

Volodymyr V'iatrovych. Stavlennia OUN do ievreiv: formuvannia pozytsii na tli katastrofy. Lviv, 2006.

(обратно)

67

Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 25.

(обратно)

68

Taras Kurylo, Ivan-Pavlo Khymka. Iak OUN stavylosia do evreiv? Rozdumy nad knyzhkoiu Volodymyra V'iatrovycha // Ukraina Moderna. 2008. Vol. 1. Pp. 252-265. Other TsDVR books have received similar criticism. See Oleksandr Zaitsev. Viina iak prodovzhennia polityky: Posivnych Mykola. Voenno-politychna diial'nist' OUN u 19291939 rokakh. Lviv, 2010. 368 s. // Ukraina Moderna. 2011. Vol. 18. P. 238.

(обратно)

69

Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 27-28.

(обратно)

70

Bronislaw Komorowski, Marszalek Sejmu. Uchwala Sejmu Rzeczypospolitej Polskiej z dnia 15 lipca 2009 r. w sprawie tragicznego losu Polakow na Kresach Wschodnich. Website of the Sejm of the Republic of Poland. http://orka.sejm.gov.pl/opinie6.nsf/nazwa/2183u/$file/2183

u.pdf (Last accessed: October 18, 2009).

(обратно)

71

Volodymyr Viatrovych. How Hitler's Shadow Is Turning into the KGB's Shadow // Tsentr doslidzhen' vyzvol'noho rukhu. N.d. http://www.cvdr.org.ua/content/how-hitlers-shadow-turning-kgbs-shadow (Last accessed: October 12, 2011).

(обратно)

72

Arkhivni dokumenty ruinuit' mif pro antysemityzm OUN – V'iatrovych // Zik: syla informatsii. n.d. http://zik.com.ua/ua/news/2011/01/09/265640 (Last accessed: January 9, 2011).

(обратно)

73

Between 1995 and 1998, Kvit was a member of the Presidium of the Head Leadership of the KUN (Holovnyi provid KUN) and a commander, «sotnyk», of the Stepan Bandera Tryzub, a paramilitary wing of the KUN that split from the party in 2000. He defended his Ph.D. on the Ukrainian fascist ideologue Dmytro Dontsov at the Ukrainian Free University in Munich in 2000. Recently, Kvit has received some attention in international media after closing down the Center for Visual Studies at the Kyiv-Mohyla Academy, following their organization of an art exhibit, titled The Ukrainian Body, which Kvit deemed «pornographic», and the center's announcement that it would host a lecture on Stepan Bandera by University of Hamburg historian Grzegorz Rossolinski-Liebe. Her- wig Holler. Kiew: Kein Raum fur den ukrainischen Korper // Der Standard. 27.02.2012. http://derstandard.at/1329870496526/Ende-eines-Kulturzentrums-Kiew-Kein-Raum- fuer-den-ukrainischen-Koerper; John-Paul Himka. Sex, Nationalism, and Academic Freedom: The Controversy at Kyiv-Mohyla // Current Politics in Ukraine: Opinion andAnalysis on Current Events in Ukraine. 27.02.2012. http://ukraineanalysis.wordpress. com/2012/02/27/sex-nationalism-and-academic-freedom-the-controversy-at-kyiv- mohyla/ (Last accessed: March 25, 2012). On Kvit's ultranationalist activism, see: Vizyt prezydenta Natsional'noho universytetu «Kyiv-Mohylians'ka akademiia» Serhiia Kvita do Odesy // Naukovo-ideolohichyii tsentr imeni Dmytra Dontsova. 6.02.2012. http:// dontsov-nic.org.ua/?m=content&d=view&cid=407 (Both last accessed: March 14, 2012).

(обратно)

74

Roman Kabachiy. Ukraine-Poland: History War Rages on // OpenDemocracy: Free thinking for the world. 26.10.2011. http://networkedblogs.com/p0la4 (Last accessed: October 31, 2011).

(обратно)

75

This strategy is also used by other European ultranationalists. Jean-Marie Le Pen famously stated that the Holocaust was but a «detail» in the history of World War II. Deborah Lipstadt. Denying the Holocaust: The Growing Assault on Truth and Memory. New York, 1994. P. 10. 360

(обратно)

76

Grzegorz Motyka. Konflikt polsko-ukrainski w latach 1943-1948: aktualny stan badan // Warszawskie Zeszyty Historyczne. 1999. Pp. 405–413.

(обратно)

77

Timothy Snyder. The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569–1999. New Haven, 2003. Pp. 154–214.

(обратно)

78

Grzegorz Motyka. Od rzezi woiynskiej do akcji «Wisia»: Konflikt polsko-ukrainski 1943–1947. Krakow, 2011. P. 446.

(обратно)

79

Grzegorz Rossolinski-Liebe. Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs uber den polnisch-ukrainischen Konflikt 1943–1947 // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 2009. Vol. 57. Pp. 77–78; Grzegorz Motyka. Zapomnijcie o Giedroyciu: Polacy, Ukraincy, IPN // Gazeta Wyborcza. 2008. May 24. http://wyborcza.pl/1,86758,5240814,Zapomn ijcie o Giedroyciu Polacy Ukraincy IPN.html?as=1&startsz=x (Last accessed: February 29, 2012).

(обратно)

80

Pavlo Solod'ko. Volodymyr V'iatrovych: «Volyns'ka trahediia – chastyna pol'sko-ukrains'koi viiny» // Ukrains'ka Pravda. 12.07.2011. http://www.istpravda.com.ua/articles/2011/07/12/45443/viewprint (Last accessed: March 29, 2012).

(обратно)

81

Himka. Debates. P. 364.

(обратно)

82

V'iatrovych. Volyns'ka trahediia – chastyna pol's'ko-ukrains'koi viiny.

(обратно)

83

Snyder. Reconstruction of Nations. P. 169.

(обратно)

84

Kabachiy. Ukraine-Poland.

(обратно)

85

Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 14.

(обратно)

86

Ivan Kachanovski. Terrorists or National Heroes? Politics of the OUN and the UPA in Ukraine. Paper presented at the World Conference of the Association for the Study of Nationalities, New York, April 15, 2010. On local collaboration, see Martin Dean. Collaboration in the Holocaust: Crimes of the Local Police in Belorussia and Ukraine. New York, 2000.

(обратно)

87

Snyder. Reconstruction of Nations. P. 162.

(обратно)

88

V'iatrovych. Druha pol'ska-ukrains'ka viina. P. 26; Rudling. OUN, UPA, and Holocaust. P. 65, Fn. 272.

(обратно)

89

Richard Breitman and Norman J.W. Goda. Hitler's Shadow: Nazi War Criminals, US Intelligence, and the Cold War. Washington, DC, 2010. Pp. 90-91; National Archives Records Administration, College Park, MD (NARA). RG 263. Box 59. NN3-263-02-008. QRPLUMB. Vol. 4. FY-88. Approval of operational activity – QRPLUMB. December 11, 1987. P. 4.

(обратно)

90

Per Anders Rudling. Theory and Practice: Historical Representation of the War-Time Activities of the OUN-UPA (The Organization of Ukrainian Nationalist-Ukrainian Insurgent Army) // East European Jewish Affairs. 2006. Vol. 36. Pp.

163-189.

(обратно)

91

On Litopys UPA editors Evhen Shtendera, Petro Potichnyj, and Petro Sodol's work for/ funding by the CIA, see NARA. RG 263. Box 59. NN3-263-02-008. AERODYNAMICS. Vol. 45. Contact reports, 18 Nov. 1960, 18 Dec. 1961; NARA RG, Box 59, NN3-263-02-008, QRPLUMB, Vol. 5, 1 of 2, Box 59, NN3-263-02-008, «Acknowledgment and release, 22 of February, 1991»; NARA. RG 263. ZZ-19. AERODYNAMICS. Vol 35. N. 1 of 3. 8 Nov. 1966.

(обратно)

92

Volodymyr Kubijovych to Vasyl' Veryha. Plan «Istorii UtsK». September 17, 1979 // Library and Archives Canada, Ottawa. MG 31. Series D203. Dossier 54.

P. 45, Q6-28782.

(обратно)

93

Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 259.

(обратно)

94

As Kurylo and Himka pointed out in their review, OUNv svitlipostanov Velykykh Zboriv, Konferentsii ta inshykh dokumentiv z borot'by 1929–1955 rr. (Munich: Zakordonny chastyny Orhanizatsii ukrains'kykh natsionalistiv, 1955), is a highly selective collection, published by the OUN(b) itself. Equally problematic is Wolodymyr Kosyk's Ukraina v Druhii svitovii viini u dokumentakh: Zbirnyk nimets'kykh arkhivnykh materialiv (1941–1942), v. 2-kh tt. (Lviv, 1998). Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 259. On the redacting of the former to omit, for instance, the fascist raised-arm salute, see Grzegorz Rossolinski-Liebe. The «Ukrainian National Revolution» of 1941: Discourse and Practice of a Fascist Movement // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2011. Vol. 12. P. 89, Fn. 19.

(обратно)

95

Rudling. OUN, UPA, and Holocaust. P. 20

(обратно)

96

Kurylo and Himka. Iak OUN. P. 258. «Video: vtoraia chast besedy s istorikom Vladi-mirom Viatrovichem v programme 'Alef'» // Dnepropetrovskaia evreiskaia obshchina. 16.10.2011. http://www.djc.com.ua/?page=news&type=news&mnu=9&artid=6417 (Last accessed: February 21, 2012).

(обратно)

97

Motyka. Ukrainska partyzantka 1942-1960. P. 307, citing DA SBU. Z. 65. j.a. 49532. T. 1. K. 168–169.

(обратно)

98

V'iatrovych. Volyns'ka tragediia – chastyna pol's'ko-ukrains'koi viiny.

(обратно)

99

John-Paul Himka. Ukrainian past and Ukrainian future // Kyiv Post. 20.09.2010. http:// www.kyivpost.com/news/opinion/op_ed/detail/83019/ (Last accessed: March 14, 2012).

(обратно)

100

Protokol doprosa arestovannogo Stel'mashchuk Iuriia Aleksandrovicha, 28 fevralia 1945 goda // HDA SBU. F. 13. Spr. 373. T. 89. Ark. 30–33, 39. As a note of caution regarding using Litopys UPA as a source, it should perhaps be added that the information on Stelmash- chuk's background as the first head of the auxiliary police in the Zhytomyr region in July 1941, evident from HDA SBU. F. 5. Spr. 67434. Ll. 24–40, is omitted from the published version in: Litopys UPA. Vol. 9. P. 430. Thanks to Ivan Kachanovski for this reference.

(обратно)

101

V'iatrovych. Druha pol's'ko-ukrains'ka viina. P. 132, citing TsDAVO Ukrainy. F. 3838. Op. 1. Spr. 90. Ark. 13.

(обратно)

102

As demonstrated by Jared McBride's detailed study of the Malyn massacre, which was presented at a Kyiv conference where V'iatrovych was present. Jared McBride. Through an Ethnic Lens, Darkly: The Massacre at Malyn, July 1943 / Paper presented at the international conference «World War II and the (Re)Creation of Historical Memory in Contemporary Ukraine». Kyiv, Ukraine, September 23-26, 2009.

(обратно)

103

Rudling. OUN, UPA, Holocaust. P. 25. On Mirchuk's attitude to Jews, see Petro Mirchuk. My Meetings and Discussions in Israel: Are Ukrainians «Traditionally Anti-Semites»? New York, 1982.

(обратно)

104

Lew Shansky. The Teaching of «Holocaust» // ABN Correspondence. 1979. Vol. XXX. No. 2. P. 45. On the role of the OUN(b) militia in the pogrom, see John-Paul Himka. The Lviv Pogrom of 1941: The Germans, Ukrainian Nationalists, and the Carnival Crowd // Canadian Slavonic Papers. 2011. Vol. LIII. Pp. 209–243.

(обратно)

105

See, for instance Karel C. Berkhoff and Marco Carynnyk. The Organization of Ukrainian Nationalists and Its Attitude toward Germans and Jews: Iaroslav Stets'ko's 1941 Zhyttiepys // Harvard Ukrainian Studies. 1999. Vol. XXIII. P. 149.

(обратно)

106

Pavlo Solod'ko. Volodymyr V'iatrovych: «Volyns'ka trahediia – chastyna pol'sko-ukrains'koi viiny» // Ukrains'ka Pravda. 12.06.2011. http://www.istpravda.com.ua/articles/2011/07/12/45443/viewprint (Last Accessed: October 12, 2011).

(обратно)

107

Ibid.

(обратно)

108

Ibid.

(обратно)

109

«Honka trupiv» u Volyns'kii trahedii liakae – V'iatrovych // Istorichna pravda. 27.09.2011. http://www.istpravda.com.ua/short/2011/09/27/56799/ (Last accessed: October 14, 2011).

(обратно)

110

This author had a recent experience of this when he and some other contributors unsuccessfully tried to convince the editor of a recent volume on the OUN-UPA antiPolish violence to remove a factually incorrect passage on «the plight of about 200,000 Poles, women, old people, and children, who were butchered in a barbarian fashion by Ukrainian Nazis from the SS Galizien and the OUN-UPA». Boguslaw Paz. Przemilczenie jako radykalna forma klamstwa historycznego: Filozoficzna analiza zjawiska przemilczewnia w kontekscie ludobojstwa na kresach // Idem (Ed.). Prawda Historyczna a prawda polityczna w badaniach naukowych: Przyklad ludobojstwa na kresach poludniowo-wschodniej Polski w latach 1939–1946 (=Acta Universitatis Wratislavensis 3300). Wroclaw, 2011. P. 138.

(обратно)

111

Grzegorz Motyka. Konflikt polsko-ukrainski w latach 1943–1948: aktualny stan badan // Warszawskie Zeszyty Historyczne. 1989. Vol. 8-9. Pp. 323–325; Rossolinski-Liebe. Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs. P. 55, Fn. 8, 59. On the historiography of the Volhynian massacre, see Ilushyn. Ukrains'ka povstans'ka armiia. Pp. 13-66; Antonina Kozyrska. Bibliografia problematyki stosunkow polsko-ukrainskich 1939-1947 / Paper presented at the XIII International Seminar «Polska – Ukraina, Trudne problemy. Stosunki polsko-ukrainskie w latach 1939-1947», June 4-6 2008; Rafal Wnuk. Recent Polish Historiography on Polish-Ukrainian Relations during World War II and its Aftermath // InterMarium. 2004. Vol. 7. http://www.ece.columbia.edu/research/intermarium/vol7no1/ wnuk.pdf (Last accessed: October 14, 2011); Rossolinski-Liebe. Der polnisch-ukrainische Historikerdiskurs. Pp. 54–85.

(обратно)

112

Grzegorz Motyka sums up the situation: «Altogether, during the years 1943-47, 80,000-100,000 Poles and 10,000-20,000 Ukrainians. In Volhynia the relation is simply stunning – on the Polish side were maybe even 50,000-60,000 victims, on the Ukrainian – no more than 2,000-3,000. As for families, more than a million Poles were displaced and about 630,000 Ukrainians and Lemkos». Motyka. Zapomnijcie o Giedroyciu.

(обратно)

113

Grzegorz Motyka. Od rzezi wolynskiej do akcji «Wisla»: Konflike polsko-ukrainski 1943–1947. Krakow, 2011. P. 448.

(обратно)

114

Provincial Archives of Alberta (Henceforth PAA). Michael Chomiak Collection. Accession 85.191. File 59. Document 1.

(обратно)

115

PAA. 85.191. File 59. Documents 1–13. This argument has been made in greater detail by other scholars, who have worked with the same material. See Czeslaw Partacz and Krzysztof Lada. Kto zaczql? Polacy i Ukraincy na Lubelszczyznie w latach 1941–1943. // G. Motyka, D. Libionka (Eds.). Antypolska akcja OUN-UPA 1943–1944. Fakty i interpretacje. Warsaw, 2002. Pp. 33–40.

(обратно)

116

On the OUN(b) action program for the case of war, see «The Military Doctrine of the Ukrainian Nationalists», written by Mykhailo Kolodzins'kyi in 1938, which stipulated that «hostile» national minorities, that is, Poles, Jews, and Russians, should be cleansed from the Western Ukrainian lands. «Expel literally to the last person the Polish element from the Western Ukrainian lands and thereby end Polish pretensions about the Polish character of these lands». Zaitsev. Viina iak prodovzhennia polityky. P. 239, citing Arkhiv OUN u Kyevi. F. 1. Op. 2. Spr. 466. Ark. 103. On the OUN(b)'s action plan to kill Jews, Poles, and other minorities in the wake of Barbarossa, see May 1941's «Borot'ba i diialnist' OUN(b) pid chas viiny: Instruktsii Revolutsiinoho Provodu OUN(B) dlia orhanizatsiinoho aktyvu v Ukraini na period viiny: Viiskovi instruktsii», and «Vkazivky na pershi dni orhanizatsii derzhavnoho zhyttia» in TsDAVO Ukrainy. F. 3833. Op. 2. Spr. 1. Ark. 25–33 and 33–57. 372

(обратно)

117

For instance, Ihor Iliushyn has pointed out the Siemaszkos' near-exclusive reliance on Polish sources, identification with Polish nationalist formations, and overestimation of the supposed «good neighborhood» and «friendly relations» between Poles and Ukrainians in the 1930s. Ihor Iliushyn. Ukrains'ka povstans'ka armiia i Armiia kraiova: protystoinnia v zakhidnii Ukraini (1939-1945 rr.). Kyiv, 2009. Pp. 44–50.

(обратно)

118

Snyder. Reconstruction of Nations. P. 170.

(обратно)

119

Grzegorz Hryciuk. Przemiany narodowosciowe i ludnosciowe w Galicji Wschodniej i na Wolyniu w latach 1931–1948. Torun, 2005. P. 281.

(обратно)

120

Grzegorz Motyka. Ukrainska partyzantka 1942–1960: Dzialnosc Organizacji Ukrainskich Nacjonalistow i Ukrainskiej Powstanczej Armii. Warsaw, 2006. Pp. 410–412, 649–650.

(обратно)

121

Ewa Siemaszko. Bilans Zbrodni // Biuletyn instytutu pamieci narodowej. 2010. Vol. 116–117. Pp. 85, 88, 92, 94.

(обратно)

122

Ewa Siemaszko. Stan badan nad ludobojstwem dokonanym na ludnosci polskiej przez Organizacji Nacjonalistow Ukrainskich i Ukrainskq Powstanczq Armi^ // Boguslaw Paz (Ed.). Prawda Historyczna a Prawda Polityczna w badaniach naukowych: Przyklad ludobojstwa na Kresach poludniowo-wschodniej Polski w latach 1939–1946. Wroclaw, 2011. P. 341.

(обратно)

123

Solodko. Volodymyr V'iatrovych.

(обратно)

124

See, for instance: Dovid Katz. Detonation of the Holocaust in 1941: A Tale of Two Books // East European Jewish Affairs. 2011. Vol. 41. Pp. 207–221; Dzhon-Pol Khimka. Ukraintsy ne dolzhny byli massovo ubivat' mirnoe naselenie // Antifashist: Antifashist-skii forum Ukrainy. 16.07.2010. http://antifashist.com/time-line/216-djon-pol-himki-pro-mirnoe-naselenie.html (Last accessed: March 14, 2012); Dmytro Rybokov. Marko Tsarynnyk: Istorychna napivpravda hirsha za odvertu brekhniu // Levyi bereh. 6.11.2009. http://lb.com.ua/article/society/2009/11/05/13147markotsarynnykistorychna.html (Last accessed: March 14, 2012).

(обратно)

125

Timothy Snyder. Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin. New York, 2010. P. 53.

(обратно)

126

SBU nazvala ostatochnu kil'kist' zhertv Holodomoru v Ukraini // Tsn.ua. N. d. http://tsn.ua/ukrayina/sbu-nazvala-ostatochnu-kilkist-zhertv-golodomoru-v-ukrayini.html (Last accessed: March 14, 2012).

(обратно)

127

5 tysiach kyian vshanuvaly zahyblykh vid holodu ditei // Tsentr Doslidzhen' Vyzvol'noho Rukhu. 27.11.2011. http://cdvr.org.ua/content/5-THCgq-KHgH-BmaHYBaM- 3am6MX-Bia-ronoav-aiTeH (Last accessed: November 28, 2011).

(обратно)

128

Roger Cohen. The Suffering Olympics // The New York Times. 31.01.2012. http://www.nytimes.com/2012/01/31/opinion/the-suffering-olympics.html?_r=1&src=tp&smid=fb- share (Last accessed: February 6, 2012).

(обратно)

129

Volodymyr Koval'chuk. Skil'ky zh soldativ bulo v UPA? Sekrety rozkryvae Klym Savur//Ukrainskapravda.12.03.2010. http://www.istpravda.com.ua/articles/2010/12/3/7410/ (Last accessed: February 6, 2012).

(обратно)

130

HDA SBU. F. 13. Sbornik 372. T. 5 L. 209.

(обратно)

131

Ivan Kachanovski. Terrorists or National Heroes. (Forthcoming).

(обратно)

132

Paul Hockenos. Can Germany Help Central Europe Confront Its Dark Past? // The Chronicle of Higher Education. 4.03.2012. http://chronicle.com/article/Can-Germany- Help-Central/130970/ (Last accessed: March 14, 2012).

(обратно)

133

Per Anders Rudling. Multiculturalism, Memory, and Ritualization: Ukrainian Nationalist Memorials in Edmonton, Alberta // Nationalities Papers. 2011. Vol. 39. Pp. 733–768; Idem. Iushchenkiv fashyst: Kul't Bandery v Ukraini ta Kanadi // Tarik Syril Amar, Ivan Balyns'kyi, Iaroslav Hrytsak (Eds.). Strasti za Banderoiu: statti ta esei. Kyiv, 2010. Pp. 237–309.

(обратно)

134

Strach wraca do dzis // Nasz Dziennik. 3-4.09.2011. http://www.naszdziennik.pl/index.php?dat=20110903&typ=my&id=my14.txt;Jaroslaw Junko. W Ostrowkach pochowano szczqtki Polakow, zabitych w 1943 r.

// Gazeta.pl. 30.08.2011. http://wiadomosci.gazeta.pl/wiadomosci/1,114873,10202248,Ukraina W_Ostrowkach_pochowano_szczatki_Polakow_.html (Last accessed: January 15, 2012); Skandal z zhertvamy UPA – ikh ne mozhut' porakhuvaty // Istorychna pravda. 31.08.2011. http://www.istpravda.com.ua/ short/2011/08/31/53591/ (Last accessed: March 11, 2012).

(обратно)

135

Rudling. The OUN, the UPA, and the Holocaust. P. 33.

(обратно)

136

See, for intstance. Romuald Niedzielko (Ed.). Kresowa ksi^ge sprawedliwych 19391945: O Ukraincach ratujqcych Polakow poddanych eksterminacji przez OUN i UPA // Studia i materially. Volume 12. Warsaw, 2007.

(обратно)

137

Franziska Bruder. Strasti za Banderoju ("Bandera Passion") // Defendinghistory.com. 20.11.2011. http://defendinghistory.com/strasti-za-banderoju-'bandera-passion'-by-franziska-bruder/25453?mid=5343411 (Last accessed: February 26, 2012).

(обратно)

138

Prosecutor v. Radislav Krstic, Judgment IT-98-33 [2001] ICTY 8. 2.08.2001. http:// www.worldlii.org/int/cases/ICTY/2001/8.html (Last accessed: March 9, 2012).

(обратно)

Оглавление

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

I. ОБ АВТОРЕ Анатолий Степанович ЧАЙКОВСКИЙ

  «НАША ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СТРАШНОЙ!»

II. ОБ АВТОРЕ Джон-Пол ХИМКА

  Дружественные вмешательства: борьба с мифами в украинской истории XX в.

    Мотивы вмешательства

    Стратегии

    Издержки и преодоление

    Результаты на сегодняшний день

III. ОБ АВТОРЕ Пер Андерс РУДЛИНГ

  «Война или военная преступность?» Рецензия на книгу Владимира Вятровича «Вторая украинско-польская война. 1942-1947»

    Описание убийств поляков членами УПА

    Домино и симметрии

    База источников

    Критика науки

    Украинские жертвы

    Польские жертвы

    Инструментализация истории

    Сравнивая украинский народ с ОУН (б).

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

    РЕЗЮМЕ

*** Примечания ***