Литературная Газета 6592 (№ 13/2017) [Литературная Газета] (fb2) читать онлайн

Солоухин возвращается

Солоухин возвращаетсяДвадцать лет назад ушёл из жизни замечательный русский писатель

Литература / Первая полоса

Поляков Юрий

Фото: Художник Илья Глазунов, 1990 год (ИТАР-ТАСС)

Теги: Владимир Солоухин

Владимир Солоухин был вызывающе русским писателем. Природа наделила его былинной внешностью – светловолосый, голубоглазый, статный, он говорил, отчётливо окая, да и в Москве жил, словно проездом в родное Алепино, хотя и заграницей не брезговал. Начав как поэт «кольцовской» школы, Солоухин прославился книгой «Владимирские просёлки», где с восхищением писал о красоте и богатстве родной земли и с болью – о её бедах и настроениях. Баловень советской власти, он почти не скрывал своей неприязни к социалистической яви, с нежной тоской рисуя обильное, уютное, благостное дореволюционное прошлое. На пальце писатель носил перстень, сработанный из царской золотой монеты с профилем последнего императора. Его журили, но с каким-то уважительным недоумением. Жанр, в котором творил писатель, мы назвали бы сегодня нон-фикшен, а по-русски – очерк. К этой форме тогда прибегали многие, не владевшие сюжетным вымыслом, но Солоухин предложил читателям сверх­очерк, подняв его на уровень высокой интеллектуальной прозы. Он искал непознанное в привычном, метафизику – в бытовой детали. И находил. Он блестяще владел незамутнённым русским словом, формируя ту «золотую норму языка», которую оставляет векам настоящая литература. Он открывал русским их подлинную историю и культуру, словно снимая слои неумелой интернационалистической реставрации. «Чёрные доски» и «Письма из Русского музея» стали потрясением для моего поколения, после этих книг мы стали ощущать себя не только советскими, но и русскими людьми. Именно поэтому после 1991 года Солоухина, во многом сформировавшего «антисоветский дискурс» (взять хотя бы его потаённую «Чашу» или «Солёное озеро»), убрали в тень. Коммунистов свергали не для того, чтобы Нечерноземье стало Русью. Он ушёл из жизни двадцать лет назад, в самый разгар гидропонного постмодерна, когда, казалось, райтеры, пишущие на русском, как на эсперанто, навсегда засорили ниву отечественной словесности. Автора «Капли росы» старательно забывали, выбрасывали из школьных программ и никаких «тотальных» диктантов по произведениям этого эталонного стилиста, разумеется, не писали. Но Солоухин вернётся, он возвращается, он уже вернулся… Да и не уходил он никуда.

(обратно)

Системный кризис цивилизации

Системный кризис цивилизации

Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели

Теги: Глобальные элиты в схватке с Россией , Серия «Коллекция Изборского клуба»

Глобальные элиты в схватке с Россией. Серия «Коллекция Изборского клуба», М.: Книжный мир, 2017. 512 с. 1000 экз.

Ещё 30 лет назад казалось, что человечество выйдет из холодной войны победителем и займётся жизненно важными для людей проблемами, добиваясь солидарности и сложения усилий. Увы. Недавно вышедшая книга – это тоже своего рода отрезвляющий душ для благодушных и равнодушных.

Ветер истории обрёл жёсткое, почти ледяное дыхание, и авторы книги – ведущие аналитики, политики, экономисты России – доносят до читателя ощущение возможной катастрофы. Александр Проханов, Валентин Катасонов, Леонид Ивашов, Андрей Фурсов, Михаил Делягин, Александр Нагорный и другие авторы книги схожи во мнении, что современная цивилизация вступила в эпоху системного кризиса. Он затрагивает все без исключения сферы её существования, все страны и регионы мира. Пока неизвестно, каким может быть выход, есть ли он вообще, с какими катастрофами на этом пути придётся столкнуться, и сможет ли выжить само человечество. России в этом процессе судьбой уготована важнейшая роль.

Участники и эксперты Изборского клуба, чьи работы собраны в книге, проводят своеобразный аудит наличных сил и средств как в метарегиональном, так и в глобальном аспектах, представляя читателям возможность самостоятельно сделать выводы из представленных материалов.

(обратно)

И я тоже уйду

И я тоже уйду

Литература / Первая полоса / Эпитафия

Фото: Фёдор Евгеньев

Теги: Евгений Евтушенко

Первого апреля в США, в городе Талса (штат Оклахома), умер известный русский поэт Евгений Евтушенко.

Эта горькая новость отозвалась в сердцах многих почитателей его творчества. Президент России Владимир Путин отметил в телеграмме, опубликованной на сайте Кремля: «Ушёл из жизни Евгений Александрович Евтушенко – выдающийся представитель отечественной и мировой литературы, властитель дум и кумир многих поколений. Личность поистине уникального масштаба». Для нашей газеты уход Евтушенко особенно горек. Не стало старейшего автора «ЛГ», впервые опубликовавшего стихотворение на первой странице «ЛГ» 1 мая 1953 года. 

Выражаем искренние соболезнования родным и близким Е.А. Евтушенко.

Евгений Евтушенко

Ищи любовь.

Ищи,

других не слушая.

Не возлагай надежд

на помощь случая.

Она приходит,

вдохновеньем радуя,

за всё,

чем в жизни дышишь ты, –

наградою!

Своим трудом,

любой своей победою

её ты ищешь,

сам о том не ведая!

Любимая!

Как счастье

и как истина,

ты мной была

немало в жизни искана!

Ты,

как мечта,

моим трудом добытая,

ты,

как земля,

в исканьях

мной открытая!

Пускай

не за признаниями

устными

черты любви

тобою будут узнаны.

В моём пути,

в труде моём,

в призвании

вся жизнь моя –

тебе

в любви признание!

«ЛГ» № 52, 1953

(обратно)

Шаг к единению

Шаг к единению

Колумнисты ЛГ / Очевидец

Болдырев Юрий

Теги: политика , экономика

Что актуально? Забастовки дальнобойщиков? Митинги против коррупции? Проекты изменений в закон, которые позволят выселять людей из якобы «устаревших» кварталов?

На всё должен быть конструктивный ответ.

31 марта на Московском экономическом форуме прошли публичные переговоры по единой социально-экономической программе национально ориентированных сил. КПРФ была представлена заместителем председателя ЦК Д.Г. Новиковым и советником председателя ЦК В.Н. Тетёкиным. Правые силы (националисты – не путать с подзападными либералами) представляли председатель партии «Великая Россия» А.Н. Савельев и координатор постоянно действующего совещания национально-патриотических сил России (ПДС НПСР) В.И. Филин. Вместе с ними и я был одним из ведущих мероприятия. Участвовали и руководители иных партий и движений, входящих в ПДС НПСР, а также В.П. Полеванов и И.И. Стрелков, обративший внимание на необходимость мобилизации фактически воюющей страны.

Выступили и поддержали тезисы один из основателей ПДС НПСР генерал Л.Г. Ивашов, от «Партии дела» – Ю.В. Крупнов, представители группы по защите Южных Курил от «совместного освоения» с претендующей на наши земли Японией и другие.

Важно, что и сам переговорный процесс, и тезисы поддержали присутствовавшие пятеро (из всего семерых) депутатов Верховного Совета РСФСР, четверть века назад голосовавшие против разрушения СССР (от них выступил С.Н. Бабурин). А также Н.М. Квачкова – жена заключённого полковника В.В. Квачкова и Е.Л. Рохлина – дочь генерала Льва Рохлина. Поддержал и прислал приветствие и В.И. Алкснис.

О чём договорились? О единой позиции по ключевым вопросам. Совсем кратко: защита внутреннего рынка и разрыв с ВТО; Центральный банк – орган госвласти в интересах развития производства, а не финансовых спекуляций, а банковская система – инструмент обслуживания реального сектора. Облегчение налогового гнёта на производство и изъятие сверхдоходов через прогрессивное налогообложение. Полное изъятие природной ренты и национальный контроль за стратегическими активами. Расторжение притворных сделок, включая «кредитно-залоговые аукционы». Прямое управление госсобственностью – без нынешних паразитических «прокладок» с уводом прибыли «налево». И тут уж никаких «топ-менеджеров» с многомиллионными доходами – нормальные зарплаты госслужащих. И, разумеется, пресечение нынешней «оптимизации» здравоохранения и образования…

Всё здесь не перечислить. Но вот наши ответы на острые вопросы.

Нищенские пенсии? Так платить не от занижаемых зарплат, как гастарбайтерам, но как наследникам страны – от всего ВВП.

Дальнобойщики против «Платона»? Мы – за полный запрет привлечения частных компаний к сбору налогов и обязательных платежей.

У людей изымают жильё под «госнужды»? Но тогда эта земля и всё, что на ней построено, уже никогда не должны быть частными.

Автовладельцам навязывают «натуральное возмещение» по ОСАГО? Запрет принуждения гражданина к вступлению в отношения с коммерческими фирмами: государство обязано обеспечить альтернативу в лице органа госвласти или некоммерческого госпредприятия. Это касается и хранения предприятиями оборотных средств на счетах в банках: если это принуждение, то обеспечьте гарантированную государством некоммерческую альтернативу.

То есть основа – пресечение паразитизма, включая ростовщическое закабаление. Амнистия должникам по кабальным сделкам («микрофинансирование» и т.п.). А за втягивание в кабальные сделки – уголовное наказание.

Добьёмся ли всего этого? Это будет нелегко.

Но это будет другая – осмысленная и созидательная жизнь.

(обратно)

„Ника“ тридцать лет спустя

„Ника“ тридцать лет спустя

Политика / События и мнения / Актуально

Попов Вадим

Теги: кинопремия "Ника"

Призраки перестройки на митингах и светских мероприятиях

Очень жаль, что канал НТВ показал церемонию вручения премии «Ника» не полностью. Печально, что широкая аудитория так и не узнала, чем дышит столичная творческая интеллигенция, какими проблемами озабочена. Всё-таки свобода высказывания – великая вещь, она безжалостно, во всей полноте раскрывает природу явлений.

Политические заявления актрисы Елены Кореневой о «сотнях политзаключённых» в России, инвективы документалиста Виталия Манского «Мы про...али страну, мы хуже Северной Кореи» гуляют по Сети с пометкой «вырезано цензурой», создавая вокруг события ореол мученичества. Жаль, что публика, сторонящаяся интернета, не узнала, как наши кинематографисты поддерживали митинги, прошедшие под брендом «Навальный». Досадно, народ не осведомлён, что сценарист Юрий Арабов, рассуждая об «узниках», уже наметил план: «Мы не должны делать вид, что их нет, мы должны писать о них сценарии, снимать фильмы».

Но главным событием «Ники», если судить по резонансу в СМИ, стало выступление Александра Сокурова, который снова вступился за главного из «узников» – украинского режиссёра Сенцова. Александр Николаевич предстал в привычном образе: с фирменной ужимкой, долженствующей указать аудитории, что перед нею видный гуманист, страдающий от всякой творящейся в России несправедливости. Многие из выступивших поддержали идею мэтра – отпустить коллегу Сенцова – и признались в любви Сокурову, кто-то даже назвал его «истинным Богом».

Конечно, не все в зале солидаризировались с «общим трендом», но по бурным овациям и покрикиваниям на американский манер легко было понять, с кем большинство – с Сенцовым, осуждённым за террористическую деятельность в Крыму, или с жертвами артобстрелов в Донбассе; с задержанными после незаконных митингов в Москве или с сожжёнными в одесском Доме профсоюзов.

Суть происходящего на «Нике» наилучшим образом выразил Леонид Ярмольник, который продекламировал стихи Дмитрия Быкова. Поэт обыгрывает юбилейную дату – «Ника» учреждена в 1987 году – и апеллирует к перестройке. Главный пафос произведения в том, что 30 лет назад, они (Быков использует местоимение «мы», вероятно, имея в виду мыслящую интеллигенцию) не додавили гадину, были слишком мягки со своими врагами. Рефреном звучит: «О Господи, как были мы неправы! О Боже, как неправы были мы!» Быков сетует, оглядываясь в прошлое, зря, мол, «разводили трали-вали» и предлагает программу на будущее:

«…Когда опять случится перестройка на новом неизбежном вираже, – весёлая, конечно, не настолько и не настолько мирная уже, – то пусть не полагают ретрограды, что их потычут носом, как котят. Тогда не будет никакой пощады, и стукачей опять же не простят. Тогда мы добрых граждан позабавим в ближайший после дождика четверг и гадину решительно додавим, и нацикам устроим Нюренберг, и всё, что снисходительно простили, – ведь мы такие добрые, увы, – мы выкорчуем в том же мягком стиле, в каком давили и в каком травили, в каком сегодня балуетесь вы. Конечно, мы отнюдь не жаждем крови, но хватит страха. Наш всеобщий дом мы подметём значительно суровей, чем в восемьдесят, граждане, седьмом. Довольно жить бессмысленно и дико, лелея только страх и аппетит. Махнёт крылом победа – наша Ника. И голову впервые отрастит...»

Не правда ли, мощно? Со всей определённостью заявлено, что компромиссов отныне не будет. Никаких надежд на примирение своим идеологическим оппонентам Быков не оставляет. Теперь они не просто антагонисты – враги. И на эту поистине новаторскую для современной России интонацию следует обратить внимание. Ирония и сарказм остались в прошлом, патетика суровой беспощадности овладевает сердцами лидеров общественного мнения. «Цвет интеллигенции», вооружившись этой воинственной энергией, видимо, будет ретранслировать её в массы. Во всяком случае, режиссёр Алексей Красовский, активный популяризатор митингов «За нашу и вашу свободу», обратился со сцены к коллегам: «Уважаемые, авторитетные люди должны использовать свою власть над умами и чувствами людей, чтобы что-то изменить». И для тех, кто пережил перестройку, эвфемизм «что-то изменить» расшифровки не требует.

Речь идёт о разрушении страны по формуле февраля 17-го, по лекалам перестройки, и эта угроза – хороший повод заставить всех, кто считает себя государственниками, объединиться.

(обратно)

Фотоглас № 13

Фотоглас № 13

Фотоглас / События и мнения

В преддверии юбилея А.М.Горького на прославленной сцене Московского Художественного академического театра, носящего его имя, поставлена ещё одна пьеса всемирно известного драматурга. «Чудаки» написаны в 1910 году – во время, а точнее – в безвременье между двумя русскими революциями. Режиссёр-постановщик заслуженный артист России Александр Дмитриев. В спектакле заняты А. Бирюков, И. Фадина, А. Зайков, Ю. Болохов, А. Костюченко и другие.

(обратно)

Спекуляция на теракте

Спекуляция на теракте

Политика / Новейшая история / Злоба дня

Цветы у обелиска городу-герою Ленинграду

Теги: Санкт-Петербург , теракт , трагедия

В погоне за политическими дивидендами позволено всё?

Пока точно неизвестно, кто именно организовал теракт в Петербурге, но уже понятно, каким образом трагическое событие использовали в конъюнктурных политических целях.

Наиболее полно практику спекуляций иллюстрируют соц­сети, ставшие мощнейшим инструментом формирования общественного мнения. Сюда, в интернет, как точно подметил политолог Сергей Михеев, российское общество заталкивали едва ли не насильно, чуть ли не на государственном уровне. Теперь именно в соцсетях наиболее оперативно распространяются идеи, не способные размножаться в иной информационной среде. И хотя в фейсбуках-твиттерах, казалось бы, царит свобода, здесь же – привычный ареал обитания доктринёров. Заранее можно было предугадать, кто станет главным субъектом и главным объектом критики в связи со взрывом в петербуржском метро.

Буквально в первые часы после теракта в нишах, где традиционно укоренилась либеральная мысль, начала распространяться оценка профессора МГИМО Валерия Соловья: «После взрывов в питерском метро линия поведения власти в отношении любых массовых акций предопределена. Думаю, в других отношениях тоже». Этот полунамёк, что российской власти теракт выгоден, обрёл более определённые формы в высказывании профессора ВШЭ Сергея Медведева: «…Какую бы версию они ни выдвинули, как бы быстро ни расследовали, после Каширки и Волгодонска, рязанских учений, после Курска, Беслана, «Норд-Оста», Крыма, Донбасса, «боинга», после Литвиненко и Вороненкова – им никто уже не поверит. Власть увязла во лжи и гибридности, кровавая тень падает и на неё, и от этих подозрений уже не отмыться, как царю Борису. Когда подозрения ещё хуже доказательств – это и есть делегитимация…»

Вот, собственно, и вся логическая цепочка – от вопроса «кому выгодно» к ключевому тезису о нелегитимности власти. Сопровождать эти умозаключения обязательно должны интонации ложного пафоса. Патетический тон – верный спутник всех майданных пропагандистских кампаний. И конечно, необходимо, чтобы носителем идеи нелегитимности власти выступил какой-нибудь профессор престижного вуза. В его устах любая белиберда звучит солидно. А список обвинений следует предъявлять как нечто само собой разумеющееся и желательно общим списком, чтобы оправдывающийся нелепо метался между Литвиненко и Вороненковым, Бесланом и Крымом.

И только потом, когда выскажутся профессора МГИМО и ВШЭ, когда осветят своим авторитетом магистральный путь политической борьбы, к процессу подключатся рядовые сетевого фронта, и мысль их будет выражена вульгарно: «Путин виноват». Но кто сказал, что вульгарность – негодный способ вывести народ на баррикады?

Василий Травников

Вместе с петербуржцами

В день теракта собкор «Литературной газеты» в Петербурге Владимир Шемшученко несколько часов не мог найти свою дочь. Как выяснилось, Полина села в поезд метро, вслед за которым ушёл трагический состав. С Полиной всё нормально, но часы без связи нашему корреспонденту показались вечностью. Он написал стихотворение, которое назвал «Полина». Но адресуются эти строки и всем, кто в этот страшный день переживал за своих родных. Да и всем нам, кто душой вместе с петербуржцами, ленинградцами, кто переживает за них и скорбит вместе с ними.

Не жар-птица в Неву уронила перо,

Не сошла на прохожих небесная манна –

В Петербурге сейчас подорвали метро…

Рана!

Телефон, как змея… Он ужалить готов…

Сердце лопнет сейчас от малейшего звука…

Позвони! Хоть дыханье услышу без слов…

Мука!

Пальцы, как не мои… Длинный, длинный гудок…

Вечность тянет своё в исполнении сольном…

Никогда ещё не был я так одинок…

Больно!

Телевизор безжалостно ходит по мне,

Тычет в душу, в глаза – крики, слёзы и стоны…

А в ушах, как стеклом по железу лишь, – «…вне зоны…»

(обратно)

Задача политолога не служить, а исследовать

Задача политолога не служить, а исследовать

Книжный ряд / Новейшая история / Заметки на полях

Назаров Олег

Теги: В.И. Якунин , С.Г. Кара-Мурза , В.Э. Багдасарян , В.И. Куликов , Актуальные проблемы государственной политики

В.И. Якунин, С.Г. Кара-Мурза, В.Э. Багдасарян, В.И. Куликов. Актуальные проблемы государственной политики. М. ЮНИТИ-ДАНА 2017. 415 с. 5000 экз.

Этот учебник, а именно к их числу можно было бы причислить вышедшую книгу, трудно назвать классическим. И дело не только в оригинальной структуре и композиционном построении текста, где выделяются рубрики «Из истории политической науки», «Цитата», «Основные выводы», «Контрольные вопросы», «Дополнительная литература», «Историческая иллюстрация», «Важно!», и даже в неосознанно занятой авторами позиции уходить от оценочных суждений. Работу отличает стремление к открытому диалогу с читателем, что особенно видно в введении и в заключении. Неслучайно введение начинается с вопроса: «Чему вы учитесь?».

Для авторов политология – не теоретизирование о политике, а «рефлексия о политической практике» и «размышления о том, какой могла бы быть политика при тех или иных изменениях субъекта и объекта политики». По их убеждению, дело политолога не служить или прислуживать политикам, а исследовать, «абстрагируясь в своём акте познания от своей нравственной оценки объекта исследования». Авторы считают это трудным, но возможным, приводя в пример врача, который ставит диагноз независимо от симпатии или антипатии к больному.

С сожалением они говорят о воспроизводстве в постсоветской России политологических подходов эпохи позднего СССР с характерным для неё расколом общества на сторонников и противников реформ. А в таких случаях анализ если и присутствует, то лишь как инструмент политической борьбы. По мнению авторов, современная система подготовки политологов должна быть кузницей «не помощников депутатов и не политических менеджеров, а исследователей и аналитиков».

Встречающееся равнодушие научного сообщества авторы объясняют, с одной стороны, отсутствием у властей интереса «в получении и предоставлении обществу беспристрастного знания о политическом процессе», а с другой – отчуждением населения от власти из-за отсутствия «адекватного языка (дискурса), на котором власть, все ветви оппозиции и масса граждан могли бы вести общественный диалог по реальным вопросам национальной повестки дня». Прежде всего речь идёт о неспособности политологов «предложить методологию перевода конфликтов в режим диалога». Для этого «система образования политологов должна обратиться к реальности конкретной России», а не выстраиваться в духе борхесовской «страны Тлён». Авторы полагают: многое современной кризисной политологии может дать изучение причин краха СССР, что позволит взглянуть на государственную политику и управление «под углом зрения «науки становления».

Структура учебника подталкивает к анализу реальных государственных практик, включая информационную политику и манипуляции сознанием граждан. Рассматривая власть как «неизбежный атрибут человеческого сообщества», авторы обращают внимание не только на типологию и структуры власти, но и на её положение между правом и эффективностью.

Общая логика книги основана на осознании, что «Россия переживает необычный («системный») кризис, который считается самым глубоким и длительным в истории индустриальных обществ». Нельзя не согласиться, что в государстве, которое находится на таком этапе развития, политика власти должна соединить две разные задачи – создание базовых условий для жизни населения и реализацию программы движения к образу будущего. Как и с тем, что э ффективная политика в условиях кризиса требует консолидации российского общества вокруг главных ценностей: социальной справедливости и гражданской безопасности.

(обратно)

„Дело историков“ и его подоплёка

„Дело историков“ и его подоплёка

Политика / Настоящее прошлое / Неизвестное об известном

Воронцов Андрей

Теги: «дело историков»

Разгром начался с упразднения Покровским двух опорных гуманитарных факультетов МГУ

Мы то и дело спрашиваем себя: почему в стране с такой могучей исторической школой почти нет, по существу, серьёзных современных историков? Этот вопрос порождает другой: не потому ли, что без малого 80 лет назад наша национальная историческая школа была уничтожена, в том числе и физически?

Интеллектуальный геноцид

В 1929–1930 годах по доносу «красной профессуры» из «школы Покровского» арестовали разом свыше 150 выдающихся русских учёных, в том числе и мирового уровня – С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, С.В. Бахрушина, Ю.В. Готье, Н.В. Измайлова, Н.П. Лихачёва, М.К. Любавского, С.В. Рождественского… Всего же в орбиту «дела историков» было вовлечено несколько сот человек, так или иначе пострадавших. Не пощадили даже престарелого племянника Ф.М. Достоевского – А.А. Достоевского, который по основной специальности был вообще-то географом.

Вроде бы дело-то давнее, да ведь настоящие историки – не инкубаторные цыплята, и не один десяток лет нужен, чтобы подготовить одного хорошего. «Дело историков» (оно же «академическое»), устроенное ленинградским ГПУ с подачи Я. Агранова и Я. Петерса, можно назвать как хотите: погромом или интеллектуальным геноцидом, или ещё как – сути дела это не изменит. Целое поколение русских историков вырвали из научной и творческой жизни, а некоторых из жизни вообще, учеников же запугали так, что своих учеников, способных поднять знамя нашей исторической науки, они не имели.

«Большинство поставило крест на научной работе, не писало бесстыдных статей, жило скромно по ссылкам. Мы добывали хлеб уроками языков и случайными заработками. В этом заключался наш подвиг. Так текла жизнь большинства моих однодельцев... Мирно и скромно закончили они своё печальное житие», – вспоминал отсидевший по «делу историков» С.В. Сигрист (А. Ростов). У нас всё пишут, насколько мы отстали в генетике из-за «дела генетиков». А в истории насколько отстали из-за «дела историков»? А в славистике («дело славистов»)?

Кстати, место действия «исторического дела» – Ленинград – вовсе не означает, что репрессии имели некий локальный характер, ведь удар пришёлся на всю Академию наук, до 1934 года находившуюся в Северной столице.

«Общество историков-марксистов»

Но «дело историков», в отличие от других «дел», началось вовсе не в 1929 году, а ещё раньше, в первые послереволюционные годы. В 1920-м в Московском университете произошло небывалое, не случавшееся доселе ни в одной стране мира: взяли и упразднили… два опорных гуманитарных факультета – юридический и историко-филологический. То есть, проще говоря, отменили изучение русского закона, истории и культуры. Значительная роль в этом принадлежала тогдашнему заместителю наркома просвещения, историку Михаилу Николаевичу Покровскому (1868–1932), автору русофобских и антиправославных книг «Русская история с древнейших времён» (1910–1913), «Русская история в самом сжатом виде» (1920).

Сначала Покровский стал требовать, чтобы Московский университет включил в свой состав «красную профессуру» – и в немалом количестве. Здесь, правда, была одна странность: в списке этой «профессуры» мы увидим не так много твёрдых «большевиков-ленинцев», зато есть явные «неленинцы»: «махист» Богданов-Малиновский, меньшевики Ларин-Лурье, Суханов-Гиммер, Стеклов-Нахамкис…

Из-за Нахамкиса, кстати, старые профессора неожиданно упёрлись, сочтя предложенную сделку «совершенно недостойной университета и неприемлемой». Фамилия, что ли, на них подействовала, невольно ассоциировавшаяся с хамством? Покровский же в ответ, как в непристойном анекдоте о групповом сексе с женой приятеля, сказал «буржуазии» что-то вроде: «Тогда мы вас вычёркиваем», – и всех, кого надо, назначил сам. Получив таким образом необходимый перевес в голосах, Покровский без помех провёл в университете свою удивительную «реформу» по ликвидации юридического и историко-филологического факультетов.

Это было самое начало его бурной деятельности на исторической ниве в СССР. В 1925 году он создаёт «Общество историков-марксистов», которое сразу же начинает истерические проработочные кампании против всевозможных «враждебных» исторических школ (Платонова, Тарле, покойного Лаппо-Данилевского и других). Неистовствовали в партийной печати соратники Покровского: Адоратский, Альтман, Ванаг, Гольденберг, Горин, Зайдель, Лукин, Попов, Ротштейн, Рязанов-Гольдендах, Томсинский, Фридлянд, Цвибак, – кто сейчас помнит самые их фамилии? Что написали эти люди? Какую-то вздорную и совершенно нечитабельную чепуху. Да и не она вовсе была главным трудом их жизни, а «дело историков», то есть уничтожение русской исторической науки.

До поры до времени кампания против «платоновцев» осуществлялась в рамках травли, правда, очень ожесточённой. Всё изменилось в 1929 году, когда Покровский узнал, что неизлечимо болен раком. Между тем его политика цели достигла только в Московском университете, а в Ленинграде, на уровне Академии наук, нет. Никаких шансов на лидерство в советской исторической науке у «покровцев» после смерти вождя не было. Он хоть чего-то написал, а они? Подобно тому, как рапповцы имели репутацию литературных громил, а не властителей читательских дум (причём даже в партии), так и «покровцы» негласно считались историческими недоучками и «бастардами», как бы громко ни визжали.

Впрочем, не судьба соратников больше всего волновала Покровского, а то, конечно, что будет с его именем после смерти. Если на вершине академической исторической науки по-прежнему останутся С.Ф. Платонов, С.В. Бахрушин, Е.В. Тарле, Ю.В. Готье и другие, то через несколько лет все совершенно забудут, кто такой Покровский. (Так, кстати, ныне и произошло: кто похвастается, что читал Покровского?) А вот если заблаговременно пересажать и перестрелять старую профессуру, то на зачищенном поле академической истории останется одна заметная фигура для посмертного официозного почитания –он, Покровский.

«Утаённые» архивы

И вот 21 октября 1929 года особая правительственная комиссия во главе с Я.И. Фигатнером, направленная в Академию наук по доносам «покровцев», обнаружила в одной из комнат Библиотеки АН запечатанный пакет, в котором оказались подлинные экземпляры отречения от престола Николая II и его брата великого князя Михаила. Никто их, конечно, не прятал: как передало их Временное правительство в АН, так они там и лежали. Кстати, оно много ещё чего передало «для истории»: в частности, архивы политических партий, шифры жандармского управления, дела провокаторов и т.п. Все, кому надо, об этих документах знали (особенно Покровский, который вёл переговоры о передаче их в Центрархив РСФСР, им же возглавляемый), но, конечно, не кричали на каждом углу. А тут вдруг оказалось, что чекисты их якобы ищут уже 12 лет. Эта провокация была явно направлена против выдающегося нашего историка Сергея Фёдоровича Платонова (1860–1933), в течение нескольких лет руководившего и Библиотекой АН, и Пушкинским Домом.

В Ленинград срочно прибыли «два Якова» – высокопоставленные чины ГПУ Я.Х. Петерс и Я.С. Агранов. 24 октября они и третий Яков – Фигатнер – начали в малом конференц-зале АН в присутствии двух стенографисток допросы академиков. «Я решительно готов не принять этого выражения: «сокрытие документов». Я решительно протестую. Академия наук не скрывала... Эти документы мы сберегли, и вы их получили», – заявил С.Ф. Платонов. Впрочем, чекисты не возражали, были вежливы и даже извинились за то, что «потревожили». В конце встречи Платонов спросил их: «Ведь вы так же, как я, не придаёте политического значения этим документам, а лишь историческое?» – и получил успокаивающий утвердительный ответ. В итоге пожали друг другу руки и, улыбаясь, расстались. Но берегись Агранова, улыбающегося на прощание! Ведь он в 1921 году так же вежливо улыбался здесь, в Питере, поэту Гумилёву и профессору Таганцеву, вскоре расстрелянным.

6 ноября 1929 года вице-президент АН А.Е. Ферсман написал «Докладную записку», в которой основным виновником сокрытия «важных политических документов» назвал именно Платонова, хотя он уже больше года не директорствовал в Библиотеке АН, а возглавил её в 1925-м, то есть после появления там «утаённых» архивных материалов. Сергею Фёдоровичу было предложено подать в отставку с постов академика-секретаря Отделения гуманитарных наук и члена Президиума АН, что он и сделал через два дня. Однако это ничего не изменило. В ночь на 12 января 1930 года Платонов был арестован вместе со своей младшей дочерью Марией по подозрению «в активной антисоветской деятельности и участии в контрреволюционной организации».

На допросах в ЛенГПУ Платонов был так же неосторожно откровенен, как и в 1926-м писатель Михаил Булгаков в Московском ГПУ. В частности, историк заявил следователю А.А. Мосевичу: «Касаясь своих политических убеждений, должен сознаться, что я монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению бывшего царствующего Дома Романовых». Но то, что в 1926-м сошло с рук Булгакову, не сошло в 1930-м Платонову.

От признания в монархизме всё и закрутилось. «Политически важные архивы» были отложены в сторону. Какие тут, в самом деле, архивы, если запахло «монархической организацией» в Ленинграде! Причём в ЛенГПУ посчитали, что 69-летний Платонов должен быть не только главой этой организации, но и кандидатом в премьер-министры будущего монархического правительства. И хотя следом за своим «признанием» Сергей Фёдорович добавил: «Клятвенно утверждаю, что к антиправительственной контрреволюционной организации не принадлежал и состава её не знаю, действиями её не руководил ни прямо, ни косвенно, средств ей не доставлял и для неё денег от иностранцев или вообще из-за границы не получал. Считал бы для себя позором и тяжким преступлением получать такие деньги для междоусобия в родной стране» – это уже Мосевича не интересовало.

Кстати, это был не первый случай, когда следователь-провокатор поймал на слове простодушного академика. С.В. Сигрист писал: «Когда Мосевич спросил, как мог набожный Платонов пригласить заведовать отделением Пушкинского Дома еврея Коплана, то получил ответ: «Какой он еврей: женат на дочери покойного академика Шахматова и великим постом в церкви в стихаре читает на клиросе». После этого Коплан получил пять лет концлагеря!»

Зачистка Академии

Пошли повальные аресты академических соратников С.Ф. Платонова, учеников и близких – в частности, взяли старшую дочь Нину. Среди арестованных оказалась и ученица историка Наталья Сергеевна Горская-Штакельберг, красавица, за которой ухаживал Сталин, будучи в ссылке в Курейке (она была дочкой его домохозяйки, учительницы Горской). «Мать сумела съездить в Москву и добиться приёма Сталиным, который был в прекрасном настроении после победы на XVI партсъезде над правыми – Бухариным и другими. Он утешил мать: «Всё при вас устрою». Позвонил начальнику ОГПУ в Ленинград и приказал сейчас же выпустить Н.С. Штакельберг и прекратить следствие в её отношении, ибо Сталин за неё ручается» (С. Сиг­рист).

Но не всем так повезло, как Н. Горской-Штакельберг… Первая серия приговоров была вынесена 10 февраля 1931 года «тройкой» ГПУ при Ленинградском военном округе. Расстрел с заменой на 10 лет заключения получил П.В. Виттенбург, 10 лет лагерей – С.К. Богоявленский, В.А. Бутенко, П.Г. Васенко, Ф.А. Мартинсон, Ф.И. Покровский, М.Д. Приселков, Н.А. Пыпин, С.П. Розанов, С.И. Тхоржевский, М.А. Шангин, Э.Э. Шольц, Б.М. Энгельгардт и ещё несколько человек. У остальных были сроки от 3 до 8 лет.

10 мая 1931 года последовали более жестокие приговоры. Были расстреляны «участники военного заговора», бывшие гвардейские офицеры, занявшиеся после революции наукой: Ю.А. Вержбицкий, П.И. Зиссерман, В.Ф. Пузинский, П.А. Купреянов, А.С. Путилов. Прочие члены «военной секции» получили как минимум по 10 лет лагерей.

8 августа Коллегия ОГПУ вынесла приговор главным обвиняемым. Расстрелять или посадить в лагерь столь известных учёных всё же не решились: они получили от 3 до 5 лет ссылки. Платонов был выслан в Самару, Тарле – в Алма-Ату, Готье – в Самару, Любавский – в Уфу, Н. Лихачёв – в Астрахань, Рождественский – в Томск, Бахрушин – в Семипалатинск…

Любопытно, что Покровский сам читал оригиналы допросов историков, а также лично сдавал в секретный отдел ОГПУ все приходившие к нему письма от репрессированных учёных с просьбами о помощи с припиской: «Так как эти письма могут представлять интерес для ОГПУ, мне же они совершенно не нужны, пересылаю их вам». Дескать, может быть, что-нибудь ещё найдёте, чтобы накинуть им срок!

Отрезвление

Но самое поучительное, в том числе для ситуации, складывающейся у нас сегодня с гуманитарными науками, произошло после «зачистки» Академии наук. Сталин до поры до времени верил «покровцам», что они и есть настоящие советские историки, которых «не пущают» в серьёзную науку историки антисоветские. Соответственно, когда их, наконец, ликующей, галдящей толпой «запустили в закрома», он ждал от них результата. Но тут вышла заминка. Результата не могло быть в принципе.

И дело даже не в очевидной бесталанности «покровцев». Будь они и семи пядей во лбу, никакой пользы от них государство всё равно не имело бы. Ибо, согласно основной исторической концепции их «гуру», у Российского государства не было истории, потому что и государства не было. А что же было? Ну, говоря современным языком, «экономические отношения между хозяйствующими субъектами». А всё остальное придумали «продавшиеся царизму историки».

Теперь представьте, что вы читаете исторический труд, в котором каждое событие рассматривается сквозь призму торжества формулы «товар-деньги-товар» или «деньги-товар-деньги». Помимо того, что читать это нормальному человеку невозможно, где здесь критерий патриотизма? Хоть русского, хоть советского? Такие критерии на свой, русский лад, хорошо понимали «платоновцы», да их разогнали, а «покровцы» не понимали никакого патриотизма, ибо «дед» их учил, что его не существует.

А между тем на страну, лишившуюся вдруг настоящей исторической науки, грозно и неумолимо надвигалась ИСТОРИЯ в виде новой мировой войны. А, извините, если верить, что всем верховодит принцип «товар-деньги-товар», то, получается, народу не так уж и важно, какой у него будет хозяин: интернационал-социалистический или национал-социалистический. Это важно исключительно с точки зрения патриотизма.

Когда же Сталин, наконец, понял, что от нового «синклита историков» ему никакого патриотизма ждать не приходится, даже советского, и что они, скорее всего, вовсе и не историки, а экономисты, он рассвирепел. В какой-то жалости к жертвам ГПУ его заподозрить трудно, но хозяином он был рачительным. Он не мог не спросить себя: а зачем были потрачены немалые силы и средства государства на «дело историков»? Чтобы нанести прямой вред этому самому государству, оказавшемуся благодаря «покровцам» без истории, без идеологии патриотизма, и посадить себе на шею ораву горластых бездарей? Или чтобы просто потакать неутолимой злобе подлого, съедаемого раком человека?

После смерти Покровского в 1932 году начался «обратный отсчёт»: сначала в виде критики взглядов «гуру», а потом и всей «школы», «упразднившей в сущности историческую науку и преподавание истории в школе», как сказано в партийном постановлении 1936 года. А в книге статей «Против исторической концепции М.Н. Покровского» (1939) было уже написано: «Так называемая «школа Покровского» неслучайно оказалась базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблачённых органами НКВД, троцкистско-бухаринских наймитов фашизма, вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи вредных, антиленинских исторических концепций М.Н. Покровского» (А. Панкратова).

Вот так, из огня да в полымя! Сгинули в НКВД преемник Покровского Лукин, Ванаг, Горин, Зайдель, Рязанов, Томсинский, Фридлянд, Цвибак и другие «покровцы», развязавшие «дело историков». Расстреляны «три Якова», давшие ему официальный ход – Агранов, Петерс и Фигатнер…

В 1937 году были переизданы «Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХVI–XVII вв.» С.Ф. Платонова, а его учебник по русской истории, тоже переизданный, предназначался даже для школ партийных пропагандистов. Тогда же Президиум ЦИК СССР снял судимость с Е.В. Тарле, который вскоре был восстановлен в звании академика. Впоследствии историк трижды становился лауреатом Сталинской премии, был награждён тремя орденами Ленина и двумя – Трудового Красного Знамени. Сталинскую премию и орден Трудового Красного Знамени получил и С.В. Бахрушин, освобождённый из ссылки в 1933 году. Он воспитал таких известных историков, как Б.А. Рыбаков и М.Н. Тихомиров. В 1933 году вернулся в Москву Ю.В. Готье, в 1939-м его избрали действительным членом АН СССР.

А вот С.Ф. Платонов не вернулся из куйбышевской ссылки: он умер 10 января 1933 года. Та же судьба постигла Д.Н. Егорова (1931), С.В. Рождественского (1934), М.К. Любавского (1936), скончались в лагере В.А. Бутенко (1931) и А.Г. Вульфиус (1941)… Дорого стоило «дело историков» русской науке…

В середине 30-х годов государство, конечно, частично «исправило» чудовищную ошибку 1929–1930 гг. Но ведь можно посмотреть на это дело иначе: допустим, некий царь-государь взял и ударил сам себя державным скипетром по голове, поверив лукавым докторам-придуркам, что так лечится головная боль. А потом, когда, естественно, стало ещё больней и на лбу вздулась шишка, начал охаживать этим скипетром псевдолекарей…

А может быть, лучше бы с самого начала не экспериментировать со своей головой? Глядишь, и докторам-провокаторам меньше бы досталось.

Государству стоит заботиться о своей голове, а то у нас оно всё бережёт руки-ноги, бицепсы-трицепсы… А между тем без головы цена этим бицепсам из железа небольшая. Девяносто первый год помните?

(обратно)

Требуются герои и в жизни, и в литературе

Требуются герои и в жизни, и в литературе

Литература / Литература / Есть идея!

Пишем, а печататься негде

Теги: литературный процесс

Необходимость государственных издательств очевидна

Когда-то классик справедливо заметил, что москвичей, мол, испортил квартирный вопрос. В переложении на сегодняшнее писательское сообщество формула могла бы звучать не менее афористично: Союз писателей России испортил вопрос финансовый. Не сочтите трактовку двусмысленной, ибо в этой формуле неважно, кто кого испортил.

Да и не испортил, а хуже. Вопрос этот буквально перелицевал сообщество творцов, сеющих «разумное, доброе, вечное», в собрание индивидов, сеющих раздоры, склоки, взаимные претензии. Вот и дискуссия в «ЛГ» относительно состояния и будущего СП всё больше напоминает ораторский парад «униженных и оскорблённых».

Спору нет, критика в основном верная. И не нужен сегодня талантливый писатель никому, и внимания от государства никакого, и самопальные тиражи – курам на смех. Какой читатель? Едва друзьям и родственникам – на полку.

Вот и с премиями обходят, хотя все прекрасно понимают, что сегодняшние литпремии в абсолютном своём большинстве это вовсе не читательское признание, а похвала «кукушки петуху» в обособленных литтусовках, так, мелкое щипачество, простите за жаргон. Да и было бы что делить. Те, немногие сегодня в СП, кто когда-то, ещё в той стране, получал членскую книжку с орденом Ленина на титуле, помнят про то золотое время, когда действительно было что делить. От путёвок в дома творчества и заграницу до квартир и авто, от званий и наград до гарантированных изданий книг с приличными гонорарами. Да и премии были не в пример нынешним. Увы…

Можно сколько угодно критиковать руководство СП, пенять стране на отсутствие поддержки (а она откуда возьмёт? – пенсионеры – впроголодь). Да и чего пенять, если сами в 91-м дорогу выбрали, и светлое будущее не там, где разумное, вечное, а там, где пошлое, но вкусное – деньги.

А и вправду, деньги-то где? Где писательские деньги, Зин? А вот они – в бесчисленных коммерческих издательствах. Это у них тиражи, распространение, читатель. Это они в одночасье делают известными писательские имена, не скупясь на рекламу, покупая время на ТВ, устраивая презентации с фуршетами. Не важно, что порой это и не имена вовсе, а ПИПы. Не важно, что это и не литература вовсе, а дешёвая имитация, которую легко скормить невзыскательной публике – воспитали, одебилили за четверть века. Ничего личного, только бизнес.

А как же страна? Кто завтра к станкам и пультам станет? Кто хлеб растить будет? С кого молодым жизнь делать? А понятно с кого: «ящик», книжки и журналы рассказали – с богатых, успешных, гламурных. Оттого и не в ПТУ идут, не в инженеры, а в финансисты и юристы, толпами на телешоу – в «голоса», в «дома-2». Так вкуснее, ближе к солнцу. Правда, не всем везёт, но это уже дело второе.

Так неужели там, наверху, этого не понимают? Ещё как понимают! И о патриотизме, и о духовности – с высоких трибун. Канал культурно-просветительский государство содержит. Президент в Кремле ордена и премии вручает молодым и талантливым. Да только капля в море. А добавить нравственности, духовности на том же телевидении или в книгоиздании никак нельзя. Диктат государства, цензура, доходы у издателей упадут. Впрочем, и писатели-бессребреники не больно откликаются. Что-то я не слышал поэм о сирийских Гастелло, не читал повестей о донецком Матросове или Павке Корчагине крымского моста. Может, и написали бы, да кто издаст? Кому нужно?

Нужно, и чем дальше, тем нужнее. Стране, народу, истосковавшемуся по настоящему писательскому слову, молодому поколению, которому нужны герои, нужны настоящие ориентиры в жизни.

Так как же быть? Критикуя, предлагай.

Мне кажется, выход есть. Конечно, не абсолютный, паллиатив, и всё же это движение вперёд. Нужны государственные издательства. Три-четыре, может быть, пять, по региональному принципу. Скажем, Москва, Питер, Екатеринбург, Новосибирск… Издательства с бюджетным финансированием, со штатом умных, грамотных редакторов, с конкретной государственной задачей нравственного и духовного воспитания граждан страны. С возвращением, как это было в СССР, института непредвзятого анонимного рецензирования рукописей и отбора для публикации лучших произведений, отвечающих поставленной государственной задаче. Именно эти издательства должны взять на себя функции крупного тиражирования, рекламы, распространения и в конечном итоге постепенно переломить существующую сегодня в СМИ тенденцию массового оглупления граждан во имя наживы.

Предвижу вой продвинутой либеральной общественности – опять цензура, пропаганда. Да, пропаганда. Если хотите, государственный заказ по духовному оздоровлению нации, как медицина, как социальная поддержка незащищённых слоёв читателей, угнетаемых безнравственной, коммерческой макулатурой. Кстати, господа либералы, и законы рынка при этом будут соблюдены. Прямая конкуренция патриотической и либеральной литератур. Вас никто не лишает любимых вами коммерческих издательств. Творите и размножайтесь. Посмотрим, чья возьмёт.

Понятно, что без помощи государства по крайней мере на начальном этапе учреждения издательств не обойтись. Потребуются инвестиции, кстати, в рамках бюджета только одного Минкульта, весьма скромные. Но это будут инвестиции в будущее страны, в духовное, да и физическое «сбережение народа», как говорил А.И. Солженицын.

И ещё одно. Когда-то давно, теперь уже 160 лет назад, наши великие классики, учреждая фонд «помощи малоимущим писателям», делали это в надежде на приход новых ярких талантов, способных сохранить и продолжить великие гуманистические традиции русской литературы. Думаю, они с радостью могли бы прий­ти на помощь своим собратьям и в нынешнем, XXI веке. Поэтому было бы разумным, если бы правительство наделило государственные издательства исключительным правом на издание русской классики и школьных учебников. Кстати, с учебниками это давно нужно было сделать. И тогда затраты государства на учреждение издательств не просто скоро окупятся, но и прибудут весомой добавкой в бюджет страны.

Мне представляется, что эта идея могла бы быть обсуждена писателями на предстоящем съезде и направлена в форме Обращения съезда в правительство и в администрацию пре­зидента.

Александр Ковалёв,

лауреат премии Ленинского комсомола, Санкт-Петербург

(обратно)

Литинформбюро № 13

Литинформбюро № 13

Литература / Литература

Литпамять

30 и 31 марта в столице Италии состоялись XVII Гоголевские чтения «Творчество Н.В. Гоголя в контексте европейских культур. Взгляд из Рима». Конференция получилась поистине международной: на мероприятиях присутствовали гоголеведы и учёные-слависты из России, Италии, Словакии, Сербии и других стран, а в числе прочих тем форума прозвучали такие как: «Европейский контекст творчества Гоголя», «Гоголевский взгляд на античность», «Итальянские темы и мотивы в творчестве писателя». В рамках чтений была открыта выставка «О России я могу писать только в Риме», посвящённая 175-летию поэмы «Мёртвые души».

В Нью-Дели презентовали сборник рассказов Василия Шукшина «Поиск необычного в повседневном», переведённый на хинди. Презентация состоялась в посольстве России в Индии и была приурочена к 70-й годовщине установления дипломатических отношений между странами.

Литмероприятие

В последние дни марта в Российской государственной детской библиотеке состоялась «Неделя детской и юношеской книги». Юные читатели встретились с авторами детских книг и известными телеведущими, поучаствовали в создании видеокниги «Айболит» и пообщались с создателями художественного фильма «Мио, мой мио». Также в рамках «Недели» прошла выставка-ярмарка детской и юношеской литературы. Главной темой мероприятия в этом году стали экология и природа.

Литновости

По результатам исследования, проведённого немецкой компанией «GfK», Россия заняла второе место в мировом рейтинге самых читающих стран, уступив Китаю и немного опередив Испанию. 59% опрошенных россиян заявили, что читают ежедневно или хотя бы раз в неделю; 17% – берут книгу в руки хотя бы раз в месяц. 6% рес­пондентов признались, что не читают вообще.

Литанонс

7 апреля в 19.00 в ЦДЛ пройдёт вечер гумилёвского общества, посвящённый столетию русской революции: «Заблудившийся трамвай Николая Гумилёва. Интеллигенция и революция». Вход свободный.

9 апреля в 14.00 в Малом зале ЦДЛ состоится фестиваль детской литературы имени Корнея Чуковского. Вход свободный.

12 апреля в 19.00 в ЦДЛ состоится вечер-посвящение Белле Ахмадулиной «Промельк Беллы».

Литпремия

Международная детская литературная премия имени Владислава Крапивина начала приём работ. На конкурс принимаются прозаические произведения для детей и подростков, написанные на русском языке. Рассматриваются как уже опубликованные произведения, так и рукописи. Заявки принимаются до 10 мая 2017 года. Объявление победителя и вручение премии состоится 13–14 октября.

(обратно)

„Облегчить переполненный пульс“

„Облегчить переполненный пульс“

Литература / Литература / Ахмадулина – 80

Макаров Анатолий

Борис Мессерер. Промельк Беллы. Романтическая хроника. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. 848 с. (Великие шестидесят­ники) 6000 экз.

Теги: Белла Ахмадулина

Именно это и пытается сделать Борис Мессерер в книге, посвящённой любимой супруге

Прошу простить за нескромность. Лет пять-шесть назад в какой-то литературной компании мы столкнулись с Борисом Мессерером, сильно переменившимся после смерти Беллы Ахмадулиной, как бы утратившим свой победительный апломб и кураж.

Мне все говорят, что я должен написать книгу о Белле, – признался он, – я и сам это понимаю. Но как к этому приступить? С чего начать? Я человек другой профессии, в которой знаю толк, именно потому боюсь заняться не своим делом…

Я начал сбивчиво убеждать Бориса, что не нужно придавать значения никаким правилам и канонам, нужно просто писать, пренебрегая условностями, доверяя лишь собственной памяти и собственному чувству. Своему неизбывному горю и своему незабвенному счастью.

Сейчас, читая и перечитывая недавно выпущенную издательством АСТ и, несомненно, давно ожидаемую заинтересованной публикой книгу Бориса Мессерера «Промельк Беллы», я думаю, что художник и внял советам литературных друзей, и одновременно пренебрёг ими. Как писатель-дебютант Мессерер позволил себе большую внутреннюю свободу, и вместе с тем как искушённый архитектор и дизайнер построил книгу с учётом чётко осознанных композиционных приёмов. Повествование прихотливо, как живая изменчивая жизнь, и в то же время пропорционально и стройно, как подобает точно рассчитанному и вписанному в окружающую среду зданию.

Если же доверять непосредственному читательскому впечатлению, то оно более всего тронуто и покорено замечательной авторской искренностью сочинителя этой книги. Вообще-то понятно, что книгу о любви невозможно писать с корректно спокойным сердцем. Но многие годы воспринимая Бориса Мессерера как сдержанного европейского джентльмена, подчёркнуто светского человека, эстета, может быть, даже сноба, я был, не скрою, удивлён и растроган тем открытым и беззаветным лиризмом, который присутствует на страницах этой книги. Как всё-таки обманчиво поверхностное восприятие. Разве может бестрепетный плейбой признаться в том, что при виде вошедшей с мороза в вестибюль театра незнакомки он испытал мгновенную, как укол, влюблённость? Что, зная уже, кто она такая и видя её изредка на улице, он чувствовал, как у него от нежности начинает щемить сердце? Что, едва-едва с нею познакомившись, он чётко осознаёт, что, выражаясь хрестоматийным языком, пойдёт за ней «хоть в свои, хоть в чужие дали», то есть, не задумываясь, переменит свою участь.

Человеческая история свидетельствует о том, что супружество двух выдающихся личностей почти непременно предполагает, что одна из них добровольно возлагает на себя миссию буквально жреческого и одновременно чисто житейского служения другой. Поначалу созерцатели чужого счастья ожидали подобного же расклада в супружестве Ахмадулиной и Мессерера, подшучивая на эту тему в таком стиле: вот, мол, раньше публика интересовалась, что за дама со знаменитым художником, а теперь зеваки станут любопытствовать, что это за джентльмен сопровождает знаменитую поэтессу? Однако мало-помалу окружающие стали убеждаться, что перед ними нечто редкое и драгоценное: союз двух равных величин, двух, да не прозвучит чрезмерным такое сравнение, равно уважаемых держав.

Каждый из супругов положил к ногам другого не только своё громкое имя, но и свой сложный и славный творческий дар, свою художественную вселенную.

Все высокопарные образы срываются с языка, между тем они, как никогда, уместны. Белла ввела Бориса в пространство своих поэтических прозрений и провидений, поразила его звучанием своих трагических предчувствий, Борис же эстетизировал этот её хаос, обогатил его разнообразием чисто пластических ассоциаций, в каком-то смысле упорядочил его, придал ему законченную европейскую форму.

Любовь не просто сложила эти миры, она их приумножила.

В этом томе много прекрасных фотографий, выполненных и по долгу службы, и в качестве искреннейшего дружеского восхищения едва ли не лучшими мастерами нашей страны. Запечатлённые в лучшие моменты своей совместной жизни, поэт и художник производят впечатление абсолютно счастливых, полностью реализовавшихся людей, любимцев муз и фортуны. Но из книги «Промельк Беллы» узнаёшь, что эти «небожители» не избежали почти ничего из того, что выпало на долю их поколения. Эвакуация, хлебные очереди, грязные хулиганские дворы послевоенной поры... Конечно, не из этого сора, но и из него тоже выросли их чудесные дарования. Помню, мне когда-то казались немного кокетливыми стихи Ахмадулиной о том, как она терпеливо стоит в типичной советской очереди застойных времён: «Плоть от плоти сограждан усталых, хорошо, что в их длинном строю, в магазинах, в кино, на вокзалах, я последнею в кассу стою…» Теперь я стыжусь того своего первоначального ощущения. Потому что, прочитав книгу Бориса Мессерера, понял, что эти строки – святая правда. Та самая, что никогда не оставит поэта и художника во время странствий по самым изумительным местам нашей планеты.

А странствовать очень хотелось, потому что видеть мир – органическое свойство творческого человека. Так что в каком-то смысле Ахмадулина за Пушкина увидела все те края, в которых он мечтал побывать, но так и не побывал. И за Цветаеву испытала отраду не беженского, не вынужденного, а естественного и законного возвращения из дальних странствий на родину.

Господи, да вся эта вечно в чём-то подозреваемая, морально неустойчивая, трудновоспитуемая, поднадзорная, за бугор стремящаяся богема только этого, в сущности, и желала – любить родину по внутреннему убеждению и чувству, а не по указанию свыше.

Бориса Мессерера называли «королём богемы». В этом тоже слышался некий отзвук иронии, которого ныне приходится стесняться. Не только потому, что традиционная богема как бы социально реабилитирована, но и по той причине, что на фоне нынешнего гламурного бесовства и бесконечных попсовых празднеств она воспринимается как пример демократичного братства и отважного служения своему призванию.

В самом деле, знакомясь хотя бы со списком театральных работ Бориса Мессерера, с перечнем его персональных выставок, на которых были представлены его живопись, графика, а также современные инсталляции, поражаешься не только его колоссальному творческому потенциалу, но и просто безбрежному трудолюбию. Может, потому он и король, что так неиссякаем в своих замыслах и неустанен в своих трудах.

Что же касается богемных сборищ, ночных посиделок за столом, где порой изысканнее «Отдельной» колбасы и рыночных солёных огурцов не было другой закуски, то на память неизменно приходит неоспоримое свидетельство Шукшина о жажде праздника. Компенсации душевных затрат в процессе вдохновенного и мучительного труда. Это ведь самое органичное свойство художественной натуры, для которой этот внутренний, неофициальный праздник, прежде всего праздник общения – не что иное, как награда, драгоценнее любых званий, почестей и премий. Я не проповедую здесь непризнанность и бессребреничество, я только смею предположить, что чествования и фанфары, заглушившие жажду внутреннего праздника, иссушают талант.

Не потому ли всемирно известные мэтры, увенчанные всеми мыслимыми лаврами, нередко соседствовали за столом у Бориса Мессерера с гонимыми авторами неведомых шедевров, которым в обозримое историческое время предстояло стать мировой классикой.

Несомненно, втайне гордясь тем, что собирал в своём художественном доме чуть ли не весь цвет советского искусства, автор книги описывает эти вечера как нечто вполне естественное. Думаю, по той причине, что главным его тщеславием и главной гордостью в любом обществе была и оставалась Белла. Это для неё он устраивал эти праздники жизни, эти бесконечные «фиесты», если употреблять вслед за Аксёновым знаменитое хемингуэевское понятие.

Невольно посещает мысль о том, что сердечные, без чинов и званий, без особых поводов, если не считать таковым взаимное тяготение, сходки московской богемы эпохи были лучшим её временем в обозримом историческом пространстве. Так и подмывает назвать не слишком броский период отечественного бытия по аналогии с Серебряным, бронзовым, что ли, веком.

По традиции богему принято бранить и справа, и слева за безыдейность и беспринципность, за склонность к компромиссам и конформизм, за эгоизм и легкомыслие, за отсутствие убеждённости и непримиримости. И вправду среди «единого прекрасного жрецов» не так уж часто встречались твердокаменные борцы. Вольнодумцев, фрондёров, скептиков и насмешников было сколько угодно, но жертвенных активистов можно было пересчитать по пальцам. Богемное существование, если вдуматься, предполагало свой способ сопротивления несвободе, не такой самоотверженный, как диссидентство, но и не такой фанатичный. Он заключался в верности своему искусству, наперекор всему, своему предназначению, то есть, по выражению Мандельштама, своему сознанию правоты. И когда руководящие «инстанции» на эту правоту покушались, инфантильная, легковерная богема неожиданно обнаруживала непоколебимую решительность и стойкость. Как та же Белла Ахмадулина, бросавшаяся на защиту каждого из своих опальных друзей. По свидетельству мужа и единомышленника, святая заповедь «неси свой крест и веруй» оставалась для неё важнее и успеха, и благоденствия, и славы.

Борис Мессерер не литературовед и не искусствовед. Он – художник, и книгу написал художественную, эмоциональную, полную тончайших деталей, подметить которые способен только особо устроенный глаз творческого человека. И вместе с тем неоспоримо достоверную, документированную в каждом движении души, примиряющую ум с сердцем.

Это книга памяти любимой женщины и великого поэта, не поручусь, что в данном случае важнее. Это книга памяти незауряднейших людей, кровно родных и родных духовно, без которых художник не стал бы тем, кем он стал. Это книга памяти своего времени, своего поколения и своего круга творцов, который несколько снисходительно именуют богемой, не отдавая себе отчёта в том, что они – один из самых значительных вкладов России в мировую культуру и мировую человечность.

…Белла Ахмадулина рассказывала Борису Мессереру о том, как её, четырёхлетнюю, бабушка везла в эвакуацию. На каком-то полустанке рядом с их поездом остановился воинский эшелон, красноармейцы-призывники с шутками и прибаутками ехали на фронт. На платформе один из них подошёл к Беллиной бабушке: – Тётка, дай девчонку подержать. Не бойся, не уроню.

И крепко прижимал маленькую Беллу к груди, словно желал запасти детского тепла и жизненного смысла на всю свою, скорее всего, недолгую солдатскую жизнь.

Может, оттого девочка и выросла замечательным русским поэтом, что помнила эту мимолётную встречу всю жизнь. Что всю жизнь дорожила этим народным теплом.

(обратно)

Свидетели, рассказчики и фантазёры

Свидетели, рассказчики и фантазёры

Литература / Литература / Журнальный вариант

Бушуева Мария

Теги: журнал , проза

Слухи о кризисе российской прозы явно преувеличены

• • •

«Новый мир», 2017, № 2

Владимир Березин

Полотняный завод

Повесть

«Полотняный завод», несмотря на сюжеты с мистическим оттенком, отнюдь не относится к так называемой мистической прозе: сам автор, остающийся за кадром, но отчётливо проступающий в каждой новелле более как свидетель, чем как рассказчик, использует мистику чисто рационально (не исключая по отношению к ней иронии) – это взгляд снаружи, извне, а не из тайной комнаты интуиции, такие вот чёткие построения рацио. Но писательское мастерство В. Березина облекает вполне рассудочно закрученные сюжеты в ткань сновидности и придаёт им оттенок ирреальности...

Процитирую Сергея Костыр­ко («Новый мир» 2002, № 4): «У Шкловского Березин учится способам сопряжения в прозе несопрягаемых образов и понятий. Используемые автором приёмы позволяют ему обращать своё – лишённое жёсткого сюжетного каркаса, написанное с нарушением хронологии, сочетающее прямое высказывание с изображением – повествование в художественное целое». Выказывание очень точное. Определён сам прозаический метод В. Березина. Правда, в той же, достаточно давней, статье автор проводит параллель с Хемингуэем. Две новые повести Березина «На суше и на море: Повесть света и тени» («Знамя», 2015, № 5) и «Полотняный завод» от Хемингуэя очень далеки. (Много дальше, чем проза самого С. Костыр­ко.) «Полотняный завод» отдаёт Гофманом и ненавязчиво вибрирует ассоциациями с малоизвестной прозой А. Синявского. Перекликается и с рассказами Зощенко о «советских людях», которые и представлены соответственно без ностальгической идеализации. Причём если рассказы, объединённые одним названием в повесть «На суше и на море», всё-таки действительно соединяются в один текст, сочетающий занимательность и философию, и чисто рационально скреплённые метафористикой света и тени (подробнее о повести можно прочитать в журнале «Москва», 2015, № 1), то «Полотняный завод», хоть и подаётся журналом как повесть, всё же более похож на цикл новелл, в которых самое ценное и самое интересное – сновидные погружения в другое время, главным образом советское с некоторыми экскурсами далее, вглубь, и это время, проступающее сквозь сознание того или иного героя и вытесняющее его реальность, и есть главный герой цикла. Я бы назвала этот приём «виртуализацией прозы». Причём Владимиру Березину порой удаётся очень тонкое и сложное: черпая сюжеты из так называемой массовой литературы (ловко навязываемой неискушённому читателю прагматичным издателем) о колдовстве, о любви девушки к роботу, о продаже души и так далее, он превращает их в хорошую прозу, когда очередная его новелла может быть прочитана уже не как занимательная история для милых домохозяек, а как притча, требующая, словно в компьютерном квесте, своего ключа для разгадки, причём ключей может быть несколько на разных уровнях прочтения. В «Полотняном заводе» особенно выделяется мастерством, глубиной и многослойностью образа уполномоченного, сытого и гладкого – а время блокадное, ленинградское! – новелла «Тамариск», а вот как раз «Полотняный завод», «Порча» и «Сны» более однозначны по смыслу, глубины и многоплановости «Тамариска» лишены...

• • •

«Сибирские огни», 2017, № 1

Анатолий Кирилин

Белая дверь

Повесть

«...А лампочки перегорают при моём появлении повсеместно. И всякая бытовая техника отказывается служить, едва я к ней прикоснусь», – признаётся ещё один депрессивный герой, переживающий душевный кризис. Одна из жён (кстати, многозначительная деталь) называет его «человеком-катастрофой». Раз кризис, здесь, разумеется, и алкоголь: «я обнимаю чёрный камень, прижимаюсь к нему, остужая свою хмельную голову», – другое признание героя, порой видящего себя «старой проституткой, которую использовали до крайнего остатка и бросили догнивать на обочине жизни».

Вот он, конфликт: герой, как многие его ровесники, ощущает себя выброшенным, ненужным, для него в его экзистенциальном зависании не имеет «никакого значения – (...) куда, зачем...», впрочем, он пытается как человек думающий и рефлексирующий обратиться к философии и психологии, правда, довольствуясь схематическим разделением психики на «эндопсихику» и «экзопсихику — систему отношений человека: интересы, склонности, идеалы, преобладающие чувства, сформировавшиеся знания. Понятно, что в основе одной – биологические факторы, в основе другой – социальные». Ну, положим, и склонности, и преобладающие чувства могут вполне оказаться и генетическим наследством, более того, даже систему жизненных подходов человек не только впитывает в семье и в обществе, но тоже получает в наследство как определённый тип адаптивного приспособления.

Герою Анатолия Кирилина, в сущности, нужен не самоанализ, а нечто другое.

Он представляет собой тот тип мужчины, который воплощает очередную свою ипостась только благодаря новой женщине. Это было бы интересно, если бы точнее, более выпукло и ярко было показано автором. Всё это снабжено «московским сюжетом», то есть рассказом о полумафиозном околоцерковном деятеле, легко покупающем девочек из театрального вуза или (для остроты ощущений) молодых работниц с фабрики... Конечно, при старании можно усмотреть в показанном автором «вертепе» метафору современной столичной жизни. Но и эта жизнь ведь такова, каков человек сам. Просто где-то соблазнов минимум, а где-то их количество и градус интенсивности искушений зашкаливают. Это вопрос нравственного выбора, а не обстоятельств.

Самые сильные страницы о смерти старика в больнице. Здесь автором заложен и некий мистический подтекст: старик, умирая, как бы уносит с собой прошлое героя, потому за белой дверью – жизнь....

• • •

«Подъём», 2017, № 1

Дмитрий Ермаков

Потомки человека

Повесть

В отличие от главного героя «Белой двери» Анатолия Кирилина Игорь Жилкин из «Потомков человека» человек цельный – нет ни калейдоскопа женщин, ни «столичного вертепа», ни «взрывающихся лампочек», он предаётся воспоминаниям о деревенском детстве, об отце, и вспоминания светлые: «Солнечный летний день, цветущий луг, тропка, сбегающая к реке… Счастье. По лаве (мостику в два бревна и даже, кажется, с перилами с одного бока) перешёл на другую сторону речки. Там, наверное, была дорожка на Ржищево...» Единственное тёмное пятно его биографии, о котором до сих пор скорбит его сердце: это жестокая расправа с родившимися котятами, которую по воле взрослых учинили сельские мальчишки, и он был среди них.

Но тем не менее и герой Дмитрия Ермакова находится в полосе духовного кризиса, причина которого не только личная, такой вот кризис среднего возраста, когда душа начинает роптать и требовать осмысления прожитого и возвышающего смысла для дальнейшего, но это как бы кризис и родовой – внезапное осознание потери своих родовых корней. Воссоздать родовую память для него единственный выход из душевного тупика. Деревенский уроженец он ищет самого себя не на столичных улицах, а возвращаясь в старые деревни: «Помню названия деревень по дороге: Дворища, Раменье, Меленка. За Меленкой уж и Говорково, а за Говорковом большая деревня Жерновки» (…) Пройдёт не так уж и много времени, и, наверное, не будет на месте Говоркова ничего…» Конечно, мы вспомним «Прощание с Матёрой» Валентина Распутина, от которого, точно от источника света, исходят лучи сходной по тематике прозы...

Несколько слов о сюжете повести – он литературен: Игорь Жилкин хочет сохранить для потомков память о хорошем провинциальном поэте Олеге Дорогине. Ведь всё исчезает. Уходят люди и деревни. Забываются строки стихов. «Для памяти и пишу», – признаётся Игорь Жилкин (для читателя это звучит признанием автора). Сохранить память об ушедшем поэте – разве этого мало для обретения жизненного смысла?

Игорь Жилкин – по вере православный, а православный, по-настоящему верующий человек глубоко символически воспринимает вехи своего пути, ему как бы через символ, через полученный «знак» открывается правильность выбранного направления: «Стал я узнавать всё про монастырь. Узнал, что основал его старец Игнатий. Нашёл его житие. Как пронзило меня – 1 июня впервые я узнал о нём, впервые читал его житие. И день памяти преподобного Игнатия – 1 июня по новому стилю. Ни раньше, ни позже, именно в этот день прочитал я его житие…»

Повесть подкупает чистотой помыслов, хотя кажется всего лишь заготовками к повести – рыхлость, непрописанность эпизодов, какая-то авторская рассредоточенность... Есть, правда, симпатичные зарисовки: «Я любил ходить туда один. Смотрел, как за уткой, будто пуховички, нанизанные на нитку, плыли утята, как ондатра плыла к норе, неся во рту стебли осоки»...

Конечно, очень сложно написать п о - н о в о м у повесть, вписанную в общий пласт возвращения к истокам, обретения родовой истории.

Повесть Дмитрия Ермакова вызовет эмоциональный отклик у тех, кто чувствует и думает сходно. Но, к сожалению, способна и оттолкнуть от «почвенной темы» традиционностью не самой темы (она вечна), а упрощённым её решением... И тонкий лейт­мотив сохранения памяти о провинциальном поэте мог бы зазвучать по-другому, если бы в него был привнесён автором символический смысл – сохранения в России самой поэзии.

• • •

«Знамя», 2017, № 2

Майя Кучерская

Голубка

История одного исцеления

Изящная повесть известного автора, вписывающаяся в условные рамки беллетристики, на тяжёлую тему.

В «Голубке» Майи Кучерской не весь город собирается расстаться с жизнью, как в «Записках времён Опиумной войны» Г. Литвинцева («Подъём», 2017, № 1), а один главный герой, чей сбивчивый монолог и представляет ткань повести. Он испытывает сильнейший «суицидальный драйв». И автор как нарративный психотерапевт (вводя в повествование врача) шаг за шагом вытягивает его из этой воронки – и читателя, который вполне возможно дочитает повесть в слезах, ждёт happy ending – герой спасён.

Какой же рецепт выписывает ему врач? Какое лекарство назначает? Это лекарство – сама жизнь. Просто жизнь. Во всём её многообразии.

Чем-то напоминает классика лёгкой прозы Викторию Токареву.

Но, правда, без коронной токаревской фишки – её блестящего юмора. Юмор – это победа над смертью, истинно человеческое качество, очень ценимое мной в прозе. А вот токаревская мораль и её же обычные, житейские ценности, на которых основана её писательская философия, у Майи Кучерской те же: кто из читателей возразит, что богатым быть лучше, чем бедным (героиня «Голубки» и выбирает такой путь), и что ценность семьи выше любовной страсти?

Майя Кучерская снабдила повествование элементами романтизма: здесь и портрет («Но гораздо ярче её юности и предполагаемого очарования на портрете сияло южное весеннее солнце, которое золотило её волосы, тонкие белые кисти, она сидела у раскрытого окна...»), здесь и неожиданная таинственная дверь, которую обнаруживает герой во время прописанного ему доктором странствия по Москве (сразу вспомнился «Степной волк» Германа Гессе и, разумеется, Пелевин с его «Empire V», впрочем, оба приёма стары как мир, но работают до сих пор, внося занимательность в сюжет), а за дверью открывается некое «поле чудес».... Особо интересен в повести образ Толика – философа, не реализовавшего свою гениальность. Он увлечённо занимался проблемами языка: «Одеяние мысли – язык, и, значит, того, что я не могу сказать словами, не существует, – говорил он вдохновенно… Долой невыразимое, оно отменяется!» Конечно, эта мысль, базирующаяся на философии Витгенштейна, представляется весьма спорной: если язык – одеяние, под ним должна оказаться некая трансцендентальная, невидимая «телесность» – именно потому «мысль изречённая есть ложь», но это уже дискуссионный вопрос, но имеющий прямое отношение к образу Толика, который, «когда мыслил и проговаривал то, что придумал, вслух, становился конкретным, острым, цельным. Стоило ему расслабиться, перестать напрягать мысль – его заполнял внутренний студень, слюдянистый, бесформенный…» Это, пожалуй, самое интересное в повести: как бы иллюстрация через образ философской теории.

Почему Толик стал всего лишь «гением в отставке»? Майя Кучерская даёт ответ на этот вопрос: он предпочёл не взрослеть, остаться там, где ещё не жизнь, а только игра в неё. Но понятие «игры» многослойно, ведь творчество, по сути, тоже игра, а Бог – Творец... Майя Кучерская не была бы художником слова, если бы не чувствовала этого и не видела, что каждое «мгновение обретает некоторый вес, потому только, что ему предстоит быть зарисованным. Внимание наполняет мгновения смыслом. Осмысление заливает их значением и утяжеляет. И потом этот вес перетекает в слово».

Главное в повести – её потенциальный психотерапевтический эффект. Стремление автора вывести героя из лабиринта депрессии. К несчастью, герой её не одинок. Достаточно открывать почаще интернет и смотреть новости. Что ж, если повесть Майи Кучерской кому-то поможет, это уже золотой вклад писательницы в попранное и позабытое «разумное, доброе, вечное», к которому медленно возвращается российская проза. И среди первых ласточек – «Голубка» Майи Кучерской, правда, голубка в повести похожа на снегиря. Такая вот получилась гуманистическая орнитология.

• • •

«Знамя», 2017, № 2

Константин Куприянов

Новая реальность

Повесть

Чем сильны авторы журнала «Знамя» – я о прозаиках – так это концепцией: она наличествует практически во всех текстах. Обычно концепта в повести (романе) два: один – как бы философский (мы видели это даже на примере повести Майи Кучерской «Голубка»), второй (он почти обязателен для первой публикации в журнале – в качестве «пропуска») – установочно-либеральный. Вот и повесть дебютанта «Знамени» Константина Куприянова «Новая реальность» можно рассмотреть как такой вот пропуск в журнал «Знамя», если неожиданно не прочитать её иначе... Но об этом – в конце.

А сначала о достоинствах «Новой реальности». Сюжет интересный: Москва опутана слухами об угрозе войны, которая вроде бы уже идёт, а вроде и не идёт, но в связи с «Угрозой» начинается эвакуация части столичных жителей, как бы не добровольная, но вроде и добровольная (тут же, конечно, вспоминается «Эвакуатор» Дм. Быкова). Эвакуирующихся свозят в дальний забытый Богом северный городок, пред­стающий такой вот закрытой зоной (вдалеке мелькнул Кафка, отчётливей ассоциация со Стругацкими – А. Тарковским и компьютерными играми), где они живут как ссыльно­поселенцы, за которыми ведётся усиленное наблюдение, цветёт доносительство. Доносителям выдаются за их заслуги телевизоры – ни интернета, ни сотовой связи в городке нет.

Иногда «особо неблагонадёжные» просто исчезают.

Автору удалось показать и закрытость, и забытость, и забитость маленького ссыльного городка и создать тревожное ощущение «зоны», как бы слепить из словесного снега тень 1937-го... Почему тень – понятно, но может возникнуть вопрос о сравнении – почему – из снега? Ну, во-первых, полярная зима в зоне-городке кажется вечной, а во-вторых, потому что все выше перечисленные (и другие) достоинства повести сразу тают, если навести прожектор на крайне слабый образ главного героя. И что главное – слабый именно концептуально.

Дело в том, что в городок свезли не всех, а только «всяких либерастов со всей России, чтобы сделать из них нормальное общество», то есть превратить их в «людей с опустошёнными головами». Эти «либерасты» (так их называет чиновник закрытой организации, призванной следить за настроениями эвакуированных), представляющие угрозу для власти, стремящейся сделать из городка и из всей страны «монолит», презентуются автором как единственная умеющая думать прослойка общества. И когда от очередного из них после долгого нахождения в зоне городка останется одна «оболочка, разучившаяся возражать, чувствовать негодование или даже обиду», он сможет вернуться в столицу. То есть главный герой – представитель этой лучшей «думающей» части общества. И каков же он? Это «столичный житель», который свою страну «прекрасно представлял по карте, но совершенно не был готов объять в действительности»; он «успешно работает в любимом глянцевом журнале, который горожане читают за утренним кофе или прозябая в пробке на Третьем кольце»; любимое его занятие – посидеть в баре с приятелем или посмотреть телевизор с развлекательными программами. Правда, однажды он как-то робко признался, что, будучи журналистом, хотел «достучаться до людей. Чтобы их тревожило происходящее в городе, на улице, в стране. Чтобы репортажи были хлёсткими, животрепещущими, помогали что-то исправлять, менять». Это – работая в глянцевом журнале? Занятно.

Но «достучался» герой «Новой реальности» совершенно иначе и до другого. Он моментально в городке предал своего знакомого (который потом бесследно исчез, что дало возможность герою вступить в интимные отношения с его женой), причём сдал он приятеля, не испытав, по сути, никаких угрызений совести, то есть как сказано в повести, «стал самым настоящим осведомителем (или стукачом – разница перестала его тревожить». Но совесть и сразу его не тревожила. Ведь ему, представителю лучшей «думающей» части общества, тут же дали телевизор. «Понимаешь, я разучиваюсь думать», – пишет он в письме к бывшей любимой. Но, простите, судя по тексту, за ним этой способности как-то сразу не замечалось...

Образ главного героя разрушает всю концепцию произведения. Если не предположить, что писатель Константин Куприянов вместе с журналом «Знамя» намеренно жёстко критикуют и просто опускают до уровня полной духовной пустоты «спорные элементы», «либерастов», «которые (…) могут создать в обществе волнения или нежелательные настроения», низводя их до тех, кому «хочется назад в фейсбучик или домой к маме, сдать квартиру, поселиться в Таиланде и ничего не делать. Или даже просто сидеть на диване и ничего не делать. А ещё им не терпится скучковаться в баре и начать перемывать кости президенту и обсуждать, что у нас в России всё только закрывается и ничего не работает».

То есть тех, кто за телевизор продаст всё. Начиная с друга.

Правда, «думающих людей» я представляю как-то иначе, и у меня о них несколько иное мнение...

(обратно)

Владимир Солоухин. „Из ненаписанных рассказов“

Владимир Солоухин. „Из ненаписанных рассказов“

Литература / Литература / Эпоха

Теги: Владимир Солоухин , рассказы

Так случилось, что в начале 1980-х я был невольно вовлечён в громкий скандал, связанный с солоухинскими «Ненаписанными рассказами». Они не были опубликованы, но попали в руки компетентных органов. Генсек Андропов решил наводить порядок в культуре с обуздания «русской литературной партии», которая страшила его куда больше прозападного диссидентства. Выбор пал на Солоухина. Опальные тексты раздали писательскому активу и готовили показательную порку. Помню, как секретарь нашего парткома, фронтовик Виктор Иванович Кочетков, вручая мне папку с ксероксом «Ненаписанных рассказов», сказал: «Нашими же руками хотят… Ну-ну…» Экзекуция закончилась конфузом. Перед вами два характерных фрагмента из того «возмутительного» цикла. А моя новая, почти документальная «Ретроповесть» о том громком предперестроечном литературном скандале выйдет в свет осенью.

Юрий Поляков

Как в кино

«Владимирские просёлки» были опубликованы в «Новом мире» летом 1957 года. О них сразу заговорили и устно и письменно. Статьи в газетах, читательские письма в почтовом ящике, поздравления при встрече... А осенью мне предложили в Союзе поехать вместе с другими писателями во Владимир, где намечалось провести семинар молодых литераторов. Из Москвы, кроме меня, руководителями семинара ехали Виктор Васильевич Полторацкий, Константин Мурзада, Ладонщиков и Баныкин. Я с радостью принял это предложение. Город, где прошла моя учебная юность (с четырнадцатилетнего по восемнадцатилетний возраст), где я ещё до войны в 1940 году опубликовал в областной газете первые плохонькие стишки, где живут мои теперешние друзья-коллеги Серёжа Никитин, Иван Ганабин, Сергей Васильевич Ларин (именно он, будучи зам. главного редактора газеты «Призыв», публиковал мои стишки в 1940 году), одним словом, родной город (да и «Владимирские просёлки» названы по нему)... И вот теперь приехать в этот родной город «на коне», «со щитом», в лучах успеха. Конечно же, мне хотелось приехать в родной город в таком новом качестве. Я бывал во Владимире довольно часто, но я впервые ехал сюда после опубликования «Владимирских просёлков». Первый, с кем я встретился, был тот же Сергей Васильевич Ларин. Я ждал восклицаний, объятий, блеска глаз, но вместо этого увидел, что мой приятель странно прячет глаза, смущён и, более того, растерян и не знает, как ему со мной себя вести. Я сразу и напрямик спросил, в чём дело.

– Ты что,ничего разве не знаешь?

– Что я должен знать?

– Ну как же... такая буча... Когда появились твои «Просёлки», а потом и статьи о них в «Литературной газете», в «Литературе и жизни», в других газетах, мы тоже напечатали положительную рецензию. И вдруг – звонок из обкома. Как раз я вёл номер, и разговаривать пришлось мне. Ну, ты знаешь, что мы понимаем под словом «втык».

– Да за что же было вас ругать? Все ведь печатают...

– Мало ли что – все. А мы – владимирские.

– Но всё-таки, в чём дело?

– Не отражены, не показаны и даже не названы передовые хозяйства области. Не названы передовики производства как в сельском хозяйстве, так и в промышленности... Цифры достижений... «Вы посмотрите, – говорили мне из обкома, – какой-то бабке Акулине у него отведено несколько страниц, чуть ли не целая глава посвящена этой бабке Акулине. А вот я, как один из руководителей области, эту бабку Акулину не знаю, первый раз о ней слышу. А между тем там рядом – передовая телятница, там же – передовая звеньевая по выращиванию кукурузы, и о них – ни слова! О том, что колхозная свинья утонула в навозной жиже, он написал, а о том, что этот колхоз имеет хорошие показатели...»

– Втык втыком, – продолжал Сергей Васильевич, – но нас обязали исправиться. После нашей положительной рецензии мы были вынуждены опубликовать письмо инженера завода «Автоприбор». В письме говорится, что мы поторопились с положительной оценкой твоей повести, что она требует критического отношения. Это критическое отношение мы дали тоже. Директор областного издательства Мацкевич (да ты его знаешь) выдал огромную статью на три подвала, где от твоих «Просёлков» не оставляет камня на камне. А ты разве не видел сегодняшний номер нашей газеты? Там как раз опубликован подвал Мацкевича...

На другой день, когда мы все – гости из Москвы и местное начальство – расселись в президиуме (совещание происходило в здании бывшей городской думы, а теперешнего Дворца пионеров), Ларин преподнёс мне ещё один сюрприз.

– Вон видишь этого, лысоватого, в заутюженном костюме, с папкой на коленях? Это один из секретарей горкома. Ему поручено выступить сегодня на открытии совещания и разгромить с трибуны твои «Владимирские просёлки». В папке у него как раз разгромная речь.

– Но это странно и, я бы сказал, негостеприимно. Можно было бы устроить читательскую конференцию, позвать меня и там обсудить повесть, а то – пригласили руководителем семинара, посадили в президиум и собираются громить. А я ведь могу встать и уйти из президиума. И вообще уехать в Москву.

– Я тут ни при чём. Ну, извини, мне надо в редакцию... завтрашний номер... Сергей Васильевич исчез, на трибуну выходили ораторы, лысоватый и заутюженный, с папочкой на коленях, всё нервознее ёрзал на стуле (значит, приближалась его очередь выступать), а я не знал, что мне делать. Сидеть в президиуме и на виду у всех глотать лягушек? Незаметно уйти и действительно уехать в Москву? Взять потом слово и защищаться? Вдруг около меня опять плюхнулся на стул запыхавшийся грузный Ларин в роговых очках.

– На, читай, да скорее. Только сию минуту отстучал телетайп... В те годы центральные газеты приходили в областные города не утром, как теперь, а во второй половине дня. Однако утром для сведения поступала в местную газету обширная телеграмма с перечнем основных материалов главной газеты страны – «Правды». Сергей Васильевич и дал мне в руки такую телеграмму. В телеграмме Ларин успел подчеркнуть жирным красным карандашом, что на третьей полосе «Правды» опубликована большая статья Валерии Герасимовой «В родном краю», о «Владимирских просёлках» Владимира Солоухина.

– Так ты дай эту телеграмму тому оратору из горкома, пока он не успел ещё выйти на трибуну.

До сих пор я не уверен, что мы поступили правильно. Может быть, надо было дать ему высказаться, а потом уж и врезать устами «Правды». Пробежав глазами телеграмму, готовящийся к выступлению оратор подхватил свою папочку под мышку и мгновенно из президиума исчез, послав председательствующему записочку, вероятно, о том, что от выступления отказывается. Нет, но каково стечение обстоятельств, каково совпадение, какова судьба? Как в кино, говорят в таких случаях.

Фантастический разговор

В этом могло и не быть ничего фантастического. В 1955 году в марте я на целый месяц выезжал в Будапешт как корреспондент «Огонька». Первым делом идёшь в посольство. Сам я – молодой, начинающий, безымянный, но «Огонёк» есть «Огонёк», фирма, орган ЦК КПСС. А он, о ком теперь пойдёт речь, был в то время послом в Будапеште. Он помог тогда нам (мне и фотокорреспонденту Коле Драчинскому) встретиться с тогдашним лидером Венгрии, Матиасом Ракоши. Он же, посол, помог нам встретиться со знаменитым и престарелым венгерским скульптором Штроблем. Это его, Штробля, скульптура венчает гору Геллерт над Будапештом. Женщина держит в поднятых над головой руках огромное перо птицы. Когда мы пошли к Штроблю, посол тактично предостерёг нас, рассказав, как вот так же он, посол, помог фотокорреспонденту другого журнала попасть в мастерскую великого скульптора и фотокорреспондент снимал там его больше часа, а потом в журнале появилось несколько жалких замельчённых фотографий.

– Конечно, если я попрошу, Штробль не откажет. Но что значит снимать такого человека в течение часа? – резонно спрашивал нас посол. Он же будет ждать отдачи в журнале. Он же привык к полосным снимкам. Венгерские журналы посвящали ему целые номера...

Потом был огромный приём в советском посольстве (это была десятая годовщина образования ВНР), потом был грандиозный приём в здании парламента (самом красивом здании Будапешта), потом посольство же помогло нам с Драчинским сесть на наш грузовой пароходик, и мы из Будапешта по апрельскому половодью две недели плыли из Будапешта в Измаил... Одним словом, общались, общались тогда в Будапеште с советским послом. Так удивительно ли, что, оказавшись на недосягаемой практически высоте, он захотел поговорить с литератором, с которым познакомился в молодости и который тоже ведь не остался навек в молодых безымянных корреспондентах «Огонька»? Нет, сначала, услышав по телефону, кто меня приглашает, кто хотел бы поговорить «в удобное для вас время», я всё-таки был удивлён и потрясён. Но потом, когда машина уже мчала меня, куда надо, я думал: «А почему бы, собственно говоря, и нет?» Он – глава многосложного, с экономическими, продовольственными, социальными, демографическими, политическими, идеологическими противоречиями государства. Должен же он всё это чувствовать, должен же искать какой-нибудь выход из положения. А я коловращаюсь внизу, езжу, смотрю, пишу, думаю. Разве не полезно было бы ему послушать, что думает литератор, соприкасающийся с жизнью по иным касательным, нежели он? Так что к моменту встречи, когда надо уж было переступить порог кабинета и сделать 10–15 необходимых шагов, чтобы приблизиться, встреча не казалась мне ни фантастической, ни даже удивительной. Я бы на его месте поступил точно так же. ...С той будапештской весны прошло больше двадцати пяти лет. Уж не было того худощавого, подобранного, легко выходящего из кабинета в приёмную на шум голосов человека, а был человек старый, усталый и больной.

«Боже мой! – мелькнуло у меня в уме, а вернее сказать, отозвалось в душе, – зачем же он? Ему бы сейчас полный покой. Попросился бы, сказал бы, так, мол, и так. Тяжело болен. Прошу отпустить... А ОН ВЗЯЛ ВЛАСТЬ. Этот шаг может быть оправдан только в одном случае, если у него есть решительная и конструктивная идея всё перевернуть и всё изменить. Тогда это – героический шаг...» Между тем я занял своё место в кресле, и беседа между тем началась. Я не знал, что он от меня хочет и о чём будет наша беседа. Захочет ли он поговорить о нашей современной литературе, захочет ли узнать об истинном состоянии российской деревни, о масштабах алкоголизма, преступности, бездуховности, инертности. Захочет ли он конкретно узнать, что я думаю о, скажем, повороте северных рек в Каспийское море, то есть об окончательном погублении Русского Севера, поговорим ли мы о том, почему закрываются в РСФСР ежегодно сотни школ и чем грозит то обстоятельство, что у льдины (если сравнить на минуту нашу страну со льдиной) тяжелеют края, а середина истончается и легчает... Можно было только гадать, зачем он меня позвал. А он вдруг по-хорошему, словно бы смущённо даже, улыбнулся и спросил:

– Ну... и что обо мне говорят? Наверное, и анекдоты уже пошли? Без этого не бывает... Я промолчал. Не анекдоты же, в самом деле, рассказывать. – Я понимаю, – продолжал он, – все ждут, а что будет дальше? Понимаю, что побаиваются меня. Всё же я столько лет был председателем комитета... Понимаю, что слушаться меня будут, возможно, больше, чем моего предшественника. Но что-то подсказывает мне, что меня, хоть и побаиваются, да не любят. Вот вы – писатель. Считается, что вы стараетесь быть допустимо правдивым. Ответьте же прямо: почему меня не любят? Ведь я, даже будучи председателем комитета, не сделал народу ничего плохого. Никого не сажал... без вины, по крайней мере. Конечно, каждое государство защищает себя, на то и органы. Но ведь не возникло же массовых лагерей. Ведь болтаете же вы всё каждый, что может и сколько может. По бывалошным нормам... Теперь вот я – во главе государства. Если бы знали, какое наследство я получил... Можно только сочувствовать. Но сердце подсказывает, что меня не любят. Прав я или не прав?

– Как-то очень неожиданно поставлен вопрос. Но если вы ждёте от меня правды, и только правды, и ничего, кроме правды, то позвольте и вам задать вопрос. А почему и за что вас должны любить? И ради чего вы взяли власть?

– Что же я должен такого сделать? Я хочу укрепить дисциплину, навести порядок. Всё – для общего блага. Разве этого мало?

– Начнём с того, что не потеплело. Вот если бы повеяло вдруг теплом и добротой...

– Это лирика. Что значит, повеяло бы теплом и добротой? Само по себе не повеет. Нужны поступки.

– Об этом и речь. Нужны поступки, а любовь народа, о которой вы говорите, пришла бы сама собой. Вы же не пробовали...

– Что я должен был пробовать?

– Ну... так много всего... Можно сказать, перед вами открыты неограниченные возможности для завоевания любви народа.

– Например?

– Например, прекратить вой­ну в Афганистане. Да, уйти из Афганистана, причём не тихонько, а откровенно, с заявлениями в прессе, по телевидению. Считаем грубой ошибкой... Бессмысленное пролитие крови с обеих сторон... Бессмысленная трата средств... Пусть афганцы сами решают свою судьбу... Послать подальше разных нахлебников. Всё равно они сами своевременно посылают нас. Опять же, всё это – громко, обоснованно, с цифрами и выкладками. «Считаем, что эти средства лучше обратить на собственные нужды». Объявить, что сокращаются расходы на исследование космического пространства. Мы ежегодно высыпаем в западный карман триста тонн чистого золота. Хлопнуть ладонью по столу и сказать – хватит. Мы торгуем сырьём. Гоним на выброс за бесценок сырую нефть, сырую древесину, руду, газ, меха, алмазы, уголь... Мы гоним на валюту старинное серебро, иконы, даже бедных последних уссурийских тигров. Хлопнуть ладонью по столу и сказать – хватит! Пригодится самим. Только в нашем государстве на земном шаре существуют два вида денег: одни государство держит для себя, другими расплачивается с населением. Прекратите это несоответствие, сделайте рубль единым, полноценным и конвертируемым. Возвратите названия старинным городам: Нижнему Новгороду, Твери, Вятке, Самаре, Мариуполю, Владикавказу... Снимите народ с жестокого и унизительного пайка во всех сферах жизни, освободите его от унизительного стояния в очередях, от унизительных поездок в Москву за продуктами, от метания по магазинам в поисках нужной вещи... Освободите народ от бесцветной журналистской жвачки, от сидения на бесконечных, отупляющих собраниях, от общих фраз, набивших оскомину, от лозунгов, развешанных всюду... Запретите лгать в газетах, по радио, телевидению, в речах на каждом шагу. Развяжите инициативу людей, их самодеятельность, разморозьте мозги, которые заморожены... Объявите громко, что два комбината, губящие озеро Байкал, прекращают свою работу... Объявите громко, что в ближайшие годы будут восстановлены все памятники истории и культуры, разрушенные или полуразрушенные в предыдущие десятилетия, в том числе храм Христа Спасителя. Разрешите мусульманам открыть достаточное количество мечетей, а православным христианам достаточное количество храмов... Верните народу их праздники, ярмарки, лошадей, мельницы, землю... Вот если бы и тогда вы не почувствовали бы, что вас любят, было бы о чём говорить, а то... Несколько облав в магазинах, пивных, парикмахерских – и уже хотите, чтобы вас полюбили!.. Я думал и ждал, что он действительно сейчас хлопнет по столу и скажет: хватит! Но он слушал меня в задумчивости и в задумчивости же тихо проговорил:

– Ну что же, может быть, я так и буду действовать. Надо ли говорить, что от неожиданности я на этой его фразе проснулся.

(обратно)

Памятью доброй ведомы

Памятью доброй ведомы

Литература / Литература / Юбиляция

Ар-Серги Вячеслав

Теги: Вячеслав Ар-Серги , юбилей

Народный писатель Удмуртской Рес­публики.

Родился 5 апреля 1962 года в деревне Новая Казмаска Завьяловского района Удмуртии. Автор более 40 книг поэзии и прозы. Заслуженный работник культуры Удмуртии.

Живёт в Ижевске.

Мои удмуртские апрели…

Мы странны для себя, кому-то непонятны…

Лесной народ, пришедший из степей,

Но наши песни всем занятны –

На их мотив бежит лесной ручей.

В апрельском паводке рождённый в мир,

Я реки разные и слушал, и видал,

Чу! каждая река – как ручейковый пир,

Где каждый в гости сам себя зазвал.

Поют ручьи – на разных языках,

Но языком, уже чужим, гудит река…

Мне не принять её замах –

Немеют тут удмуртские века.

На берегу стою я не своём,

Как памятник, и не печалюсь об одном,

Что вот сольются в соловьиной трели

Моих грачей удмуртские апрели…

* * *

Не вышел статью и лицом…

И что теперь тужить о том?

Да разве же не Божьим промыслом

Пришли на Свет мы голышом?

Не стал богатым ловкачом…

И что теперь тужить о том?

Ты знаешь… с каждым человеком

Господь наш говорит о том, о сём…

Что не ядрёны нынче зимы,

А летом – мокрый холодок…

С годами мы всё более ранимы,

И всё милее прошлого мирок.

Где было всё легко и верно,

И в счастье верилось – само собой…

Где честность принималась – как и должно,

А подлость пряталась не за твоей спиной.

Мне кажется… теперь я понимаю,

О чём отец не спал во тьме ночной…

И чёрным чаем грусть я заливаю –

Рассвет мой озарён келейною свечой.

Другу

От города в сторону Камы –

Родная деревня моя,

Памятью доброй ведомы

Вернёмся туда – ты и я.

А помнишь рассказы мои

О нашей деревне в логах…

Ведь знаю неверья твои

О бывших у нас чудесах.

И скромно скажу, как всегда:

Наш народ далеко знаменит,

У него – непроста простота,

По-удмуртски с Судьбой говорит.

Он умеет работать на славу,

Он умеет сплясать с огоньком,

От зерна отметает полову,

Не обносит друзей первачком.

…А деревья столбами стояли,

И цепями гремел чей-то пёс…

Слишком юными мы уезжали –

Хоть и ангел нас бережно нёс.

Недопев

Старый удмурт умирал,

Свечку в руке он держал,

Сны уже все перебрал,

Женщин своих вспоминал…

Сумерки плотно сгущались,

Силы его истощались.

Взгляд поволокой повёлся

И за киот уцепился.

Губы его беззвучно шептали –

Молитву свою, как сосок, отыскали.

Но последнее слово его услыхали

Лишь – телевизор да кошка в печали:

– Ах!

Что же я женщин своих

Недолюбил?

Брагу свою я не допил,

Песен своих я не допел,

И кодлы врагов я не добил.

…Недоскандалил,

Недогрешил,

Недонажил,

Недоплясался,

И недодрался.

Грех недоконченный

Баско –

Лишь мне только

Видно, достался…

И потому – осанна, аминь!

Мой недогрех,

от меня не отхлынь!

…Руки и ноги – холодная стынь,

Значит, такой ты, аминь!

Киньте на ноги фуфайку,

Правый на бок – малахайку.

На левый же – Файку-солдатку…

…Удмуртских богов хоровод

Допевал, допивал, добивал –

Старичок обходил небосвод,

За собою старух зазывал.

«ЛГ» поздравляет своего постоянного автора с 55-летием и желает всё всегда делать с отличием: и в творчестве, и в жизни!

(обратно)

Утопия и антиутопия в одном флаконе

Утопия и антиутопия в одном флаконе

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Баранов Юрий

Теги: Анар , Сочинения в двух книгах

Анар. Сочинения в двух книгах. М. Художественная литература, 2016. Книга первая, 480 с. Книга вторая, 784 с. 2000 экз.

Азербайджанский писатель Анар (Рзаев) хорошо знаком русскому читателю. Нынешнее издание – это итог (надеюсь, предварительный) многолетнего труда мастера, достигшего почтенного возраста (он родился в 1938 году). Понятно, что в краткой рецензии невозможно воздать должное всем, даже весьма известным произведениям, вошедшим в двухтомник. Поэтому сосредоточимся на самых, думаю, интересных – а именно на созданных в последние годы. Ведь, к сожалению, литература бывших союзных республик мало издавалась у нас после развала СССР.

Прежде всего, на мой взгляд, заслуживает внимания сочинение под заголовком «Белый овен, чёрный овен», жанр которого автор обозначил как «Утопические и антиутопические сказки». Иначе говоря, это утопия и антиутопия в одном флаконе. Утопия («Сказка о Мелик-Мамеде»), как и положено утопии, рисует прекрасное будущее Азербайджана, в котором нет бедняков и изгоев. Политически страна видится автору чуть ли не как центр дружного Тюркского мира (в который, к слову, он включил и Итиль-Урал). Но не будем придираться к географическим частностям, анализировать перечень земель, которые в современной реальности не принадлежат Азербайджану. Разумеется, в прекрасном фантастическом Баку стёрты следы советской эпохи, в том числе памятники Ленину, Кирову и др., а в центре всего великолепия возвышается фигура Ататюрка. В своей утопии Анар больше пишет о расцвете культуры в стране, о её совершенной инфраструктуре, о толерантности её режима, о доступности её гражданам достижений мировой цивилизации. Правда, о связях с Россией упоминается вскользь – когда говорится, что проводятся Есенинские чтения и что вышел новый перевод «Братьев Карамазовых». В утопии Анара нашлось место храмам всех вероисповеданий, только вот православный существует для гагаузов – русские почему-то не упоминаются.

События антиутопии, также названной «Сказкой о Мелик-Мамеде», подчёркивает автор, не являются продолжением происходящего в утопии, они им альтернативны, происходят в одном и том же отрезке времени. Но здесь нет процветающего единого, собравшего все свои исторические земли Азербайджана, нет сверкающего великолепием мегаполиса, здесь он расколот на три Зоны – исламистскую, коммунистическую и прозападную Баку-сити). Ни там, ни там и ни там – никакого благолепия...

Сатирический талант автора блещет не только в сказке «Белый овен, чёрный овен». Как о некоторых своих московских знакомых читаешь его «Времена года, или Что было сокрыто в папке» (жанр очень точно обозначен как документальная фантастика). Речь здесь идёт о писателе-перевёртыше, который при всех колебаниях «генеральной линии» очень гибко колебался вместе с ней, иначе говоря – всю свою «творческую биографию» непрерывно перестраивался. Начиная с того, что не забывал «подкорректировать» и своё имя; в советские времена оно звучало политически грамотно – Марлен, затем утеряло политический окрас и зазвучало как Мардан, а затем как Мерд. Ну а как менялись в выступлениях «инженера человеческих душ» фамилии «любимых вождей» нашей бывшей страны и героев нацио­нальной истории, видимо, уточнять не надо. Да, немало мы знавали таких марленов…

Остаётся добавить, что перевод произведений Анара сделан очень качественно.

(обратно)

Странник

Странник

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Канапьянов Бахытжан

Теги: Мурат Ауэзов , Времён связующая нить

Мурат Ауэзов. Времён связующая нить. Эссе, статьи, интервью. Алматы: ИД «Жибек Жолы», 2016. 758 с., 1000 экз.

Есть личности, у которых свой отсчёт, географический, этический, своя стезя в этом календаре нашего бытия. Странники, в странствиях и скитаниях познающие физические и духовные ландшафты родной земли и дальних краёв.

Я ухожу, за мной луна плывёт,

Храня ключи в котомке южной ночи.

Начиная с середины шестидесятых годов прошлого столетия многие события в культурной, литературной и политической жизни Казахстана ощутимо связаны с мировоззрением и жизненной позицией Мурата Ауэзова. Это «Жас Тулпар», произведение «запрещённого вечера» поэта Махамбета, V Конференция писателей стран Азии и Африки (Алма-Ата, сентябрь 1973 года), изучение и осмысление феномена номадизма, системная организация переводческого дела в Казахстане, участие в создании и деятельности Международного антиядерного движения «Невада–Семей», экспедиция ЮНЕСКО «Шёлковый путь – путь диалога», служение идеям демократии и парламентаризма с первых лет суверенного Казахстана, дипломатическая работа, работа в кино и на телевидении и многое, многое другое… Всё это органично воплотилось в настоящую книгу – Кітап, которая и по сакральным страницам, и по векторам участия в делах мира – большого и малого – является Избранным жизни и творчества автора. Отсюда альфа и омега данной книги – от места его земного рождения, через скитания, странствия, лишения, познание себя в мире и мира в себе, приход к родине своих предков, дальних и ближних. Все мы уходим, чтобы вернуться. Окрепшими. В данном случае – Книгой!

Странствуя по материкам и странам, по книгам, рукописям и манускриптам, с самой далёкой юности и молодости впитывать радость жизни и проникаться пониманием единства многомерного мира. Отстаивать с чувством собственного достоинства ценность человека Степи. Либеральная терпимость отходит в сторону, когда встаёт вопрос о корневой системе национального бытия. Это и есть жизненная позиция автора, ярко и своеобразно проступающая со страниц этого произведения. Уверен, как издатель и читатель книг Мурата Ауэзова, что эта книга точно так же будет щедро рассыпаться и на цитаты – литературные, национальные, общественно-политические.

Первая книга М. Ауэзова, изданная почти полвека назад, называлась «Времён связующая нить». Книга с этим же названием сейчас перед нами. Не рвётся связь времён и культур мира, прочна невидимая нить нашего Странника. Она той же природы, что и нить, которую искал шекспировский Гамлет в «неблагополучном королевстве датском». Не это ли называл Пушкин «странными сближениями» нашего бытия? Странствия и страны… И слово вновь двоится в силу вечной тайны своей первоосновы. И вновь в шелесте страниц этой удивительной книги мне слышен отдалённый гул веков и гул современного лайнера, слышна неспешная поступь странника, имя которому – Мурат Ауэзов.

Бахытжан Канапьянов

(обратно)

Трёхкнижие № 13

Трёхкнижие № 13

Книжный ряд / Библиосфера

Антология

«Тверская поэзия XX–XXI вв. Антология». Составитель В.А. Редькин, научный редактор С.Ю. Николаева, Тверь «Книжный клуб», 2016. 440 с.

Вниманию читателей предложен необычный издательский проект Тверского отделения Союза писателей России. Впервые под одной обложкой объединены наиболее яркие произведения тверских поэтов. В книгу включены стихи известных мастеров слова ХХ века, творческие судьбы которых в значительной степени связаны с тверской землёй, укоренены в её духовных традициях, – С. Дрожжина, Н. Гумилёва, А. Ахматовой, Л. Гумилёва, С. Клычкова, Н. Тряпкина, В. Соколова, А. Пьянова, А. Дементьева, А. Гевелинга, М. Суворова и др.

Любители поэзии наверняка оценят публикации редких и малодоступных для читателя стихотворений тверских поэтов 1920-х годов, членов литературно-художественного общества имени И.С. Никитина – таких, как Н. Власов-Окский, С. Пухальский, Н. Рогожин, М. Дудоров, А. Докучаев, О. Смольский, З. Варваркина.

Мемуары

Владимир Новиков. Шёл он по солнечной гриве. Рассказы и воспоминания о поэте Тимофее Белозёрове. Омск, 2016. 143 с.: ил.

Тимофей Белозёров – поэт, автор более 60 детских книг, на которых выросло не одно поколение, оставил после себя не только трогательную историю о «Буке» и «Огородном подрастае», но и самые тёплые и светлые воспоминания в душах тех, кто знал его лично.

Книга омского поэта Владимира Новикова состоит из рассказов о встречах автора с Тимофеем Белозёровым, а также из воспоминаний его друзей и коллег: «Я вспоминаю о том, как он создавал свои детские книжки и какими тиражами выпускались они в те годы в нашей великой стране. Я вспоминаю, как общался он с писателями и художниками, был в дружбе с рекой Иртыш, с неширокими речушками, с озёрами и тайгой и как ему интересно было жить на сибирской земле, которую он очень любил, как, впрочем, и всю нашу родину – Россию» .

Детская литература

Дарья Доцук. Домик над обрывом. М. ИД КомпасГид, 2017. 96 с. 2000 экз.

«Домик над обрывом» – это история о созидательной силе детского воображения и о том, каким видят дети окружающий мир.

Девочка по имени Ксения живёт с семьёй вдали от городской суеты, практически на краю света, где дни текут размеренно и неторопливо, а потому кажутся похожими друг на друга. Чтобы не заскучать от такого однообразия, девочка сама придумывает себе приключения, превращая окружающих в сказочных героев и выдумывая себе надёжного и доброго друга.

Книга объединила под своей обложкой причудливый воображаемый мир героини и философскую глубину – получилась своеобразная иллюстрация того, как дети противостоят реальности взрослого мира. Благодаря этому переплетению простого и сложного книга будет интересна детям младшего и среднего школьного возраста. Сопровождают историю трогательные чёрно-белые иллюстрации Ольги Брезинской.

(обратно)

В поисках пути, или Как прописать контур

В поисках пути, или Как прописать контур

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Казначеев Сергей

Теги: Александр Евсюков , Контур легенды

Александр Евсюков. Контур легенды Сборник рассказов. Предисл. Ф. Нагима М.: Центр современной литературы «Русский Гулливер» 2017 192 с. ил. 500 экз.

Александр Евсюков относится к такой категории литераторов, о которых принято говорить: они находятся в стадии становления, ищут свою дорогу. И это банальное определение во многом справедливо. Хотя, безусловно, надо отметить, что перед нами писатель очень даровитый, со своим стилем и миро­ощущением.

Проза Евсюкова пластична и лаконична. Живость и изобразительность – это то, чем автор владеет вполне. Он может выхватить из жизни яркий, захватывающий эпизод, показать неординарный характер, найти выразительную деталь. Его язык, мужественный, жёсткий, временами брутальный, временами переходящий на вкрадчивый шёпот, помогает чётко и динамично представить острую новеллистическую фабулу, сжато рассказать историю человеческой судьбы, передать тонкое душевное пере­живание.

Люди, выбираемые Евсюковым в качестве героев, узнаваемы, плоть от плоти нашего бытия, рельефны: многострадальная жена участкового Оксана, которую односельчане считают ведьмой; немало переживший охранник с бензозаправки Фёдор, которому привалило нежданное богатство; непутёвая Алёна, махнувшая покорять столицу, да оставшаяся ни с чем и сгинувшая почём зря; беспардонный и безалаберный десантник Костя, нежданно-негаданно облюбованной Аллочкой-австриячкой; доверчивый Павел, ободранный до нитки железнодорожными «каталами», но не утративший мужского благородства; решительный Виктор, тяжело переживающий выпавшую на его долю роль палача для озверевшего пса; старый караим Самуил, которому так много довелось пережить…

Всё перечисленное – несомненные и существенные достоинства, которыми может и должен гордиться вступающий на профессиональную стезю автор. Казалось бы, какой дороги ещё искать молодому прозаику? Он на верном пути. Но вместе с этим приходится отметить и несколько иные нюансы, присущие сборнику «Контур легенды».

Слово «контур», вынесенное А. Евсюковым в название книги, очень верное, ответственное и опасное. Дело в том, что этот термин относится скорее к подготовительному периоду работы художника. И вот, знакомясь с собранными здесь текстами, трудно отделаться от впечатления некоторой непрописанности ситуаций, мотивов и порывов, изображённых писателем. Истории, рассказанные им, значимы и занимательны, но им не достаёт какой-то незыблемости, основательности, типизации.

Александр Евсюков научился писать человека в экстремальных и пограничных ситуация, но нередко «проседает» там, где требуется описать обычных людей в повседневных обстоятельствах. Вспомним Толстого: его Наташа, Пьер, князь Андрей, Николай Ростов, Платон Каратаев, Стива Облонский, Константин Левин, Каренин, князь Нехлюдов, Катюша Маслова – обычные люди, такие, как все мы, но их образы западают в душу навечно. Вот этой простоте, основательности, несокрушимой правде обыденной жизни автору книги ещё предстоит научиться. Тогда и контуры его легенд будут прописаны уверенной рукой реалиста, будут запоминаться не посредством острого сюжета, а благодаря обращению к вечным темам и незыблемым законам жизни.

Таким образом определённые неровности письма, композиции и психологических допущений будут преодолены, и автор сможет выйти на широкую дорогу большого русского стиля. Для этого есть все возможности и предпосылки, нужно только ими воспользоваться.

Сергей Казначеев

(обратно)

Остров везения

Остров везения

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Замшев Максим

Теги: Александр Матвеев , Чудаки на Кипре

Александр Матвеев. Чудаки на Кипре М.: «У Никитских ворот» 2017 320 с. 500 экз.

Александр Матвеев – прозаик с немалым литературным стажем, но совершенно недооценённый. Так часто бывает у нас с теми, кто не упорствует в самопиаре, а тихо и смиренно ищет свою творческую тропу, чтобы потом идти по ней привольно и с чистой писательской совестью. Книга «Чудаки на Кипре» – это сборник рассказов, скреплённый весьма прихотливой, со сквозными персонажами конструкцией. Каждый текст так или иначе связан с Кипром. Этот остров функционально возведён автором до главного героя, вокруг него множество сюжетных водоворотов, его богатая природа служит прекрасным фоном, на котором разворачиваются маленькие или большие драмы. Отрадно, что автор не идёт по пути курортного цикла, понимая, очевидно, что путь этот неоднократно уже пройден до него. Кипр для автора – некое мистическое место, где очищаются души, где исцеляются душевные хвори, где человек обретает нечто, что давно искал или давно потерял.

Некоторым читателям, несомненно, придутся по душе описания кипрской природы, антуража кипрских застолий, уютные образы киприотов, пропитанных морской солью и ветрами в той же степени, что и мудростью; кому-то будет импонировать один из сквозных персонажей, Мареев, бывший моряк, человек, впитывающий этот мир с жадностью и относящийся ко всему с философски несуетливым прищуром опыта; иные поразятся, какие разные судьбы и какие разные люди попадают в авторский объектив, как прихотливо и увлекательно под этим объективом они выглядят и как заставляют читателя испытывать к себе высокое человеческое сострадание. Меня в этой книге особо порадовало, что автор очень тщательно и профессионально относится к тексту, не впадает ни в ложную глубокомысленность, ни в излишнее заигрывание с читателем, а спокойно и с уважением рассказывает истории, и не так уж и важно, что действительно предстало его взору, а что стало плодом фантазии... Важно то, что весь сборник окутан такой сильной и трепетной надеждой на то, что человек заслуживает лучшей доли, и у каждого такая доля впереди, что, дочитав книгу до конца, ещё долго думаешь о прочитанном и заражаешься желанием побывать в дивных местах, изображённых автором, а возможно и встретить тех, чьими прототипами являются герои книги.

(обратно)

„Как лампаду ангел зажёг“

„Как лампаду ангел зажёг“

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Галкина Валерия

Теги: Борис Шергин. Избранное

Борис Шергин. Избранное Архангельск: АНО «Архангельский литературный музей» 2016 240 с. ил. 500 экз.

Книга «Избранное» – ещё один ценный фрагмент пазла в картине творческого наследия русского писателя, фольклориста и художника Бориса Шергина. В сборник вошли такие произведения, как «Детство в Архангельске» (как на русском языке, так и – впервые – на английском, в переводе Т.Н. Клушиной) и любимое читателями «Слово о Ломоносове».

Особого внимания заслуживает никогда не публиковавшийся ранее дневник писателя за 1941 год. Расшифровал рукопись и сопроводил её многочисленными пояснениями создатель и главный хранитель Архангельского литературного музея, исследователь Борис Егоров. Его комментарии – это итог пятнадцатилетнего скрупулёзного изучения тетрадей Бориса Шергина, изобилующих многочисленными «хитростями»: художественными иносказаниями, скоро­писью на церковно-славянском и греческом языках.

Дневник Шергина необычен своей отрешённостью, оторванностью от окружающей действительности: подробностей быта, свидетельств о событиях в Москве 1941-го читатель в нём не найдёт. В мире Шергина словно не существует начавшейся войны, она проявляется на страницах его тетрадей лишь мимолётными образами. Ужасы военного времени заслоняет для писателя Бог: «…всё оборвалось; загнусил, как из склепа: «Воздушная тревога!» – сирена залаяла. Забухало вдали. Во двор зашёл меж стен. Стены темнеют безоконные. Слепы, забиты окна. Ничто от неба не отвлекает. А в небе затеплилась звёздочка. Как лампаду ангел зажёг…»

В книгу также вошли архивные фотографии самого Шергина и его окружения.

(обратно)

Заложники безвременья и страсти

Заложники безвременья и страсти

Искусство / Штрих-код

Водолагин Александр

Теги: искусство , живопись

Прямая речь Валерия Харитонова в драме „ Дом под липами “

Большой художник никогда не гонится за «актуальностью» и не боится «отстать от времени». Как настоящий спиритуал, пневматик, он никогда не бывает в ладах со своим временем и действует вопреки ему, исходя из своих ностальгических припоминаний о «потерянном рае» или из опережающих прозрений, открывающих ему скрытое от его современников грядущее.

Эта его особая расположенность во времени, как правило, и мешает ему добиться признания в своём отечестве, а порой даже превращает его в изгоя. Но созданные им произведения рано или поздно будут восприняты, ибо извещают нас не столько о том, что существует вокруг, пребывает в наличии, сколько о возможностях чистого бытия , которое само по себе есть радость совершенная – вне зависимости от того, чем мы обладаем, что имеем. Например, бедствовавший в земном измерении своей жизни Ван Гог духовно восходил на вершины блаженства, следуя императиву быть, а не привычной установке на обладание . Так и в картинах православного художника Валерия Харитонова, творчество которого было отмечено в своё время благословением патриарха, явлена радость чистого бытия , не замутнённого грязью мира сего, фантомами порождающего самоё себя небытия, зловеще напоминающего нам о себе в загадочно мерцающих образах мирового времени. Ему-то и противостоит творческая воля художника, пытающегося обрести опору в сверхвременном – «невидимом вечном».

Фридрих Ницше связывал сущность драмы с феноменом перевоплощения: «видеть себя самого превращённым и затем действовать, словно ты в самом деле обрёл иное тело и принял другой характер». Повинуясь оборотнической логике мифомышления, художник, согласно Ницше, реализует необычный «дар видеть себя окружённым толпой духов и чувствовать своё внутреннее единство с нею». «Стоит только почувствовать стремление превращаться в различные образы и говорить из других душ и тел – и будешь драматургом», – уверял Ницше. Попробуем взглянуть с этой точки зрения на первое драматическое произведение Валерия Харитонова, премьера которого состоялась в Театральном центре на Поварской, 20. В первых откликах на пьесу верно подмечены психологические особенности поведения участников, казалось бы, незамысловатой детективной истории о невинно осуждённом праведнике, отказавшемся от спасительных для него лжесвидетельств, о запоздалых муках совести адвоката, эти лжесвидетельства подготовившего, раздосадованного наивным упорством своего «не от мира сего» подзащитного и не пожелавшего использовать иные, юридически безупречные, но менее эффективные методы защиты. И всё же, на мой взгляд, жизненная ценность представленного произведения не в его психологической достоверности, отсылающей нас к интеллигентским переживаниям ельцинской «эпохи возрождения, самого гнусного из всех возможных миров – ненавистного для всей мыслящей и страдающей России – людоедского капитализма.

Автор пьесы – глубокий мистик, художник-экспрессионист, создатель живописных и графических циклов работ по мотивам «Божественной комедии», которые были представлены на его персональных выставках в России, Италии, Австрии и Греции, решился на рискованный для себя эксперимент в области драматургии. Возможно, его подвигла на это давняя любовь к Малому театру, где он сразу после окончания института начал свой творческий путь в качестве художника-постановщика. Отравленный ещё в студенческой юности шопенгауэровским пессимизмом, мысленно прошедший в годы творческой зрелости и мастерства по лабиринтам дантовского ада и чистилища, запечатлевший в своих полотнах припоминания о русском рае, этом доме под липами , доме всего нашего подлинного и, увы, прошедшего бытия, куда – возврата нет, решился-таки в послеполуденный период своей жизни на использование «прямой речи», не прячущей себя за пелену иносказаний и символов.

В драме Харитонова, как и в пьесах Чехова, нет героев, нет действующих лиц , но есть имитация действий, или, точнее, по-гамлетовски изнурительная подготовка к действиям. Харитоновские персонажи говорят – каждый о своём, говорят, не слушая друг друга, утомляя себя и своего собеседника, стараясь высказать какую-­то свою правду или спрятаться от неё. При этом самое интересное в драме – то, как сам её автор проговаривается через них. Главный говорун на сцене – правовед Пётр Данилович, «настоящий человек, без гнильцы», тщетно пытающийся обрести краеугольный камень для своего неумелого, но искреннего богостроительства в собственном ностальгирующем, разорванном, несчастном сознании . Разжигаемый муками совести, по сути, не связанными с нарушением императивов профессиональной этики, томимый несвоевременными размышлениями об испорченности человеческой воли, этот проигравший процесс законник поселяется в опустевшем «доме под липами», где его «доверитель» – безвинно пострадавший лесник – некогда искал спасения от лежащего во зле мира, и неожиданно для себя переживает благостное «изменение сознания», спровоцированное, видимо, именно местом его нового обитания, словно выпавшим из контекста абсурдной урбанизированной реальности наших дней. Это место само по себе благодатно – то ли в силу своей невидимой связи с покинувшим его человекодухом (невинно осуждённым праведником-лесником), то ли просто из-за своей почти не искажённой человеческим своеволием красоты, способствующей пробуждению Духа в страстотерпце, в психике, человеке душевном. Так или иначе, выбитый из привычной колеи своей беспросветной жизни твёрдокаменный консерватор-традиционалист Пётр, знаток «позитивного права», вступает на путь исповедального самобичевания и исцеляющего самопознания, открывая в глубине собственной души источник «божественного права» – права мстящей справедливости – и, не забывая о хорошо известном ему «человеческом, слишком человеческом» законодательстве, готовит свой приговор и своё возмездие ненавистному миру сему в лице того или иного его самодовольного и предприимчивого представителя.

В таком страстном, бескомпромиссном восстановлении справедливости без оглядки на «позитивное право» и состоит «русская правда» центрального персонажа пьесы, замечательного своей неадекватностью сложившейся в обществе атмо­сфере «войны всех против всех»,обречённого на поражение в схватке с новыми «хозяевами жизни», ищущего утешения в безвременье добровольной аскезы, но то и дело срывающегося с декларируемой им высоты нравственного сознания и готового «посадить» одного, другого, третьего попрыгунчика , претендующего на «законную» связь с его приёмной дочерью: не дай бог, помешают ему использовать её в роли «жертвенного животного» для искупления отцовского греха или будущей профес­сиональной «ищейки» правонарушителей-беспредельщиков. Это немного удивляет: почему орудием и исполнительницей задуманного им метафизического возмездия «духу времени» – духу лжи, наживы и продажности – должна стать его же приёмная дочь, не склонная к навязываемому ей духоподъёмному чтению Августина Блаженного, без особой охоты воспринимающая от отца- деда ненужное в миру знание и вроде бы почти согласившаяся стать «зверушкой», следуя императиву своего времени: «Живи настоящим!», так что разрыв поколений и утрата оберегаемой отцом связи с «невидимым вечным», с Незабываемым для неё уже состоялись: она – вполне современная девушка, не ведающая о своей «вечно-женственной», «софийной» природе. Её поощряют в этом бездумном порыве соответствовать «духу времени» соблазнители – облепившие «дом под липами» назойливые женихи-оборотни. Один из них – наш доморощенный предприниматель из 1990-х годов, скромно начинавший собственное дело с разведения нутрий, смотрящий и на соотечественников по-хозяйски: как на «зверьков», с которых можно сдирать шкурки ради вожделенной сверхприбыли, нацелившийся на «приватизацию» всего сущего на Земле и использование его «до полного израсходования», о чём он не прочь и пофилософствовать. Этот хищный психотип с восторженно-шизофреничным, устремлённым в «светлое будущее» взором, одержимый манией великих реформ , практически реанимирует скомпрометированный нацистами принцип древней политической философии хозяйства: каждому – своё . Так напористый «белкинизм» рвущегося к абсолютному господству приватизатора-живодёра ( въедливого Белкина) оборачивается беззастенчивым фюрерством с характерным для него пафосом самозванства, самовыдвижением «общенационального лидера» на авансцену всемирной истории и неустанным исканием холуйски внимающей вождю, заворожённой электоральной массы. Устами же его антипода – запамятовавшего о Христе Петра, сына Даниила, глаголет безвольная русская интеллигенция, сброшенная мировым мещанством на обочину исторической магистрали – этой проложенной и у нас в 90-е годы дороги в никуда .

В одном из недавних интервью Валерий Харитонов говорит о том, что в своих графических и живописных работах он ищет отблески «утраченного рая». Тот же вектор духовного поиска очевидным образом присутствует и в его драматургии, где получает право голоса страждущая в своей земной юдоли душа, состоящая из той же субстанции, что и звёзды.

(обратно)

Конвенция халтуры

Конвенция халтуры

ТелевЕдение / Телеведение / Премьера

Кондрашов Александр

Как артисты соглашаются на такое?

Теги: телевидение , история , Мата Хари

„ Мата Хари “ . Успешный международный проект, или „ Дурят нашего брата! “

У неё была последняя мечта. Где-то на свете есть неслыханный разврат. Но эту мечту рассеяли.

Илья Ильф

Как-то даже неловко анализировать этот сериал на страницах серьёзной газеты. Но то, что на Первом канале давно дошли до показа откровенной халтуры, констатировать необходимо. Невразумительное, странное до глупости зрелище. Тем более странное, что в его рекламной кампании ключевой была информация о том, что сериал купили 30 стран. Какие это страны, за сколько купили? Мир сошёл с ума?

В сериале, который затеяли малоизвестные продюсеры и режиссёры, участвуют очень известные артисты, звёзды российского и мирового кино. И за многих из них, право, стыдно. Игравшие небольшие роли Кристофер Ламберт, Рутгер Хауэр, Жерар Депардье и другие «легенды Голливуда», скорее всего, весь сценарий не читали и не могли в полной мере оценить качество работы Игоря Тер-Карапетова, Олега Кириллова и Дени Берри. Эти сценаристы среди прочих нелепиц, оправдывая и возвеличивая героиню, придумали ей отчаянно мелодраматичную борьбу за дочь, в результате которой… та отрекается от матери, оставшись с отцом, который, как нас убеждали полсериала, законченный негодяй и убийца. Из-за таких, как он, мерзавцев и мерзавок несчастная Маргарета Зелле (Мата Хари) и вынуждена была встать на путь разврата, а потом и предательства. Домыслили также, что из любви к русскому капитану Маслову Мата Хари героически расстреливает (Джеймс Бонд, ей-ей!) полдюжины немецких агентов. После чего французские спецслужбы её арестовывают за сотрудничество… с этими же немецкими агентами. Потом притянутый в эту историю за уши Маслов пытается выкрасть Мату из каземата, но сам попадает в лапы французской охранки. Однако через много лет, выйдя на свободу, он ставит точку в этой кровавой любовной драме: пристреливает главного врага Хари в исполнении народного артиста России Алексея Гуськова и скрывается в Ницце… Ничего подобного, разумеется, в действительности не было, впрочем, анализировать криминально-сексуальные изыски сценария – занятие бессмысленное. Тем более что сериал так себе, а исполнительница главной роли Ваина Джоканте мало похожа на обольстительную куртизанку, перед которой штабелями ложится командный состав трёх воюющих держав.

А что наши звёзды? У них здесь большие роли, неужели и они в сценарий не заглянули – читали только свои реплики и договор, предложенный продюсерами? Замечательные Ксения Раппопорт, Виктория Исакова, Светлана Ходченкова, Алексей Гуськов и Максим Матвеев не понимали, во что они вляпались? А как же профессиональная репутация? Похоже, в актёрском цехе явочным порядком введена «конвенция о допустимости халтуры»: есть серьёзное кино, где артисты выкладываются по полной, и их можно судить по гамбургскому счёту, а есть высокооплачиваемые сериалы, в которых режиссура и сценарий часто никакие, и играть приходится тоже кое-как (с одного дубля, без репетиций), и тут уж не судите нас строго.

«Мата Хари» – выдающаяся по бесцеремонности профанация биографического жанра на ТВ. Но главная беда сериала – он скучный. Казалось бы, такая смотрибельная фактура: артистки-одалиски, блестящие офицеры, коварные шпионы, любовные интриги, дуэли, Париж опять же... Но нет – пшик! Как будто Первый канал в партнёрстве с украинской компанией «Star Media» ещё раз проверил российского зрителя на «слабо» в расчёте на то, что публика-дура и не такое проглотит.

(обратно)

Час, потрясший „Рай“

Час, потрясший „Рай“

ТелевЕдение / Телеведение / Забугор TV

Уткин Евгений

На первом канале итальянского ТВ закрыли программу, в к оторой оскорбили женщин-славянок

Скандалы случаются не только на Первом канале в России, но и на государственном канале Италии Rai1. В субботний вечер, когда жёны готовили ужин, а мужья, просматривая газету, краем глаза смотрели первый канал итальянского ТВ, они услышали: «Мой друг мне рассказал такую историю. На день рождения подруга из Москвы пригласила его в бордель, сказала ему: «Выбирай, кого хочешь», и потом они до утра весело провели время! Как после такого не любить славянских женщин?» – вопрошал под одобрительный шёпот зала немолодой итальянец. Мужья привстали с диванов, жёны напряглись – по первому каналу шла программа Паолы Перего «Поговорим в субботу», темой которой была «Почему итальянцы предпочитают жениться на девушках из стран Восточной Европы».

Программа продолжалась около часа – в какой-то момент гости (среди них были россиянка из Сибири и украинка) начали обсуждать шесть пунктов, характеризующих славянских женщин: у них прекрасная фигура, даже сразу после родов; они всегда сексуально выглядят, никаких пижам и треников; они прощают измены; позволяют мужу командовать; с детства умеют готовить и вести хозяйство; они не прилипалы и не дуются подолгу на любимых мужчин. Спросили об этом и наших женщин. Сибирячка сказала: «Конечно, меня так мама научила! Я всегда по дому хожу в мини-юбке»; украинка сказала про измены: «Может быть, зависит от ситуации», но вообще, казалось, их и посадили, чтобы только доказать уже заложенные тезисы. То есть славянских женщин как бы и похвалили, но эта похвала была с душком.

Сразу же после программы в социальных сетях вспыхнула волна негодования женщин, причём не только из Восточной Европы. Они требовали у дирекции телеканала публичных извинений за распространение заведомо ложной информации. «Нас выставили недоразвитыми дурочками, а итальянок – эмансипированными, авангардными, широко развитыми личностями. Нас представили как недоразвитых клуш, непригодных для умственной деятельности, а пригодных только для того, чтобы мыть, стирать и размножаться», – возмущалась Юля в «Фейсбуке». «Мы, советско-русские, украинские и т.д. женщины были выставлены как слабохарактерные подстилки, грубо говоря», – вторила ей Тамара. Написала открытое письмо в «Рай» и основатель и президент ассоциации «Российско-­итальянская молодёжь» (РИМ) Ирина Осипова, в котором говорит, что «итальянок представили как женщин второго сорта, истеричных и плохо ухоженных, а женщин Восточной Европы, как оппортунисток, лишённых морального достоинства, которые прогнулись под итальянским мужчиной из-за выгоды».

Их пытались успокоить итальянцы. «Русские – великая нация. Ещё ни одну войну русские не проиграли. Поэтому даже не стоит заморачиваться, когда это цыганьё брешет. Собака лает – ветер носит. Вы, девочки, самые классные, самые умные и самые красивые», – утешал некий Антонио. Главный редактор газеты «Il giornale» Алессандро Саллусти в телепрограмме «Восемь с половиной» защитил русских женщин, назвав их «феноменом, живущим среди итальянцев».

Против канала выступили и некоторые известные политики-женщины. К примеру, Лаура Больдрини, председатель палаты депутатов итальянского парламента, назвала выпуск «постыдным и лживым»: «Абсолютно неприемлимо, чтобы на телевидении женщин представляли, как домашних животных, подчинённых мужчине. Это оскорбляет как женщин, так и мужчин, показанных как неуважающих женщин». Практически все лидеры враждующих партий высказались и были едины (редчайший случай в истории Италии!), что программа «сексистская», «расистская» и что-то в таком же духе. Многие писали, что не хотят платить за такие «мусорные программы» (в Италии существует плата за просмотр государственного ТВ чуть больше 100 евро в год, которая с прошлого года собирается вместе с оплатой за свет). Впрочем, социальные сети ответили и юмором на слайд из шести пунктов: появились аналогичные, «почему стоит выбрать жену сопрано», «жену из Бора-Бора», «жениха-итальянца» и т.д. Франческо Баччини написал даже песню-пародию «Женщины Москвы», куда включил все шесть пунктов программы «Рай».

И руководство «Рай» решило закрыть программу. Директор первого канала Rai1 Андреа Фабиано извинился твитом: «Ошибки должны быть признаны без всяких оговорок. Прошу прощения за программу «Поговорим в субботу» перед всеми». Сказала своё слово и президент «Рай» Моника Мадджони: «Я не видела программу, узнала о ней из разных сайтов. Это сюрреалистическое представление Италии 2017 года, и это было представлено государственным каналом – неприемлимая, огромная ошибка. Меня это задело и как женщину, и я искренне прошу прощения. Каждый день мы спрашиваем себя, как отказаться от стерео­типов в представлении женщины, а тут такая ошибка: и не только в бессознательной шутке, а в построении слайда и целой программы, которая базируется на худших стереотипах. Это не соответствует нашим принципам общественного телевидения, мы разберёмся».

Скандал очень напоминает то, что случилось на российском телевидении. Тоже Первый канал, тоже прайм-тайм. Владимир Познер и Рената Литвинова обидели не только русских женщин, но и мужчин-инвалидов и детей. Тоже поднялась сильнейшая протестная кампания в социальных сетях, обидчики тоже вынуждены были извиниться, но гендиректор канала прощения не просил, кого-то вроде уволил, но не тех людей, что оскорбили зрителей.

Евгений Уткин,

Милан

(обратно)

Бунт непоротых

Бунт непоротых

Общество / Общество / Опрос

Фото: ИТАР-ТАСС

Теги: общество , мнение , самосознание

Поколение сэлфи решило развлечься, устраивая переворот?

Как ни парадоксально, но прошедшие в стране митинги оппозиции можно считать поддержкой политики Путина. Ведь это именно он подписал указ о «Национальном плане противодействия коррупции на 2016–2017 годы». В прошлом году Следственный комитет уже возбудил 19,5 тысячи уголовных дел. Господину Навальному эта цифра показалась слишком маленькой, и поэтому он вывел на несанкционированный митинг подростков?

А что двигало ими? Школьники утомились давать взятки? Что это вообще за поколение, выросшее уже в новой, демократической России и так легко поддающееся на провокации? Стоит ли относиться к этим выступлениям как к детской шалости или пора бить в колокол? И не по украинскому ли сценарию мы можем пойти?

Аристократы духа митинги не устраивают

Когда молодёжь ввязывается в какое-­то протестное движение, можно не сомневаться, что, каков бы ни был повод, глубинные причины не материальные, а психологические и даже эстетические. Ибо для молодых чрезвычайно важно ощущать себя красивыми, а декорации, в которых они живут, дают им не так уж много оснований для такого самоощущения.

Расписывая (и совершенно справедливо) коррупцию как опаснейшее социальное зло, обычно говорят о том ущербе, который она наносит экономике. Однако главный ущерб коррупция наносит не экономике, а идеальному образу страны, её красоте. И всё-таки любить родину, гордиться ею, считать её прекрасной только за то, что в ней низок уровень коррупции, невозможно. Мы восхищаемся и людьми, и народами не за их чистоплотность, а за их свершения, и меня тревожит то, что за борьбой со всевозможными национальными пороками мы почти забыли о приумножении национальных достоинств. Об исторических свершениях, ибо только что-то долговечное создаёт единство народа, единство предков и потомков.

Россия золотого века, века Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова, Блока была классически коррумпированной страной. И хотя эта проблема только мелькала где-то на периферии их творчества, их век, их творения остаются и поныне самым главным, чем мы гордимся и благодаря чему ощущаем себя единым народом. В центре нашего (и всемирного!) образа русского золотого века остаются и останутся его достижения, а не его коррупция.

Можно, стало быть, сделаться великой страной, великим народом и при высоком уровне коррупции!

А что оставим потомкам мы? Каковы будут великие достижения, по которым нас запомнят?

Векам остаётся здание, а не чистота в доме. И хотя наводить чистоту чрезвычайно важно, это всё же не может заменить возведения стен – исторических свершений, поражающих воображение потомков. Об этой задаче мы совершенно забыли, лихорадочно обустраивая дом без стен. Разве что иногда отвлекаемся, дабы осмеять понятие «национальная идея»: живут же, мол, все приличные народы безо всяких идей, а грязи (коррупции), между прочим, у них изрядно поменьше, чем у нас. Хотя ещё большой вопрос, живут они или доживают, что заставит их приносить серьёзные жертвы, если, избави бог, на них навалится какое-то серьёзное испытание.

А вот на нас оно уже навалилось. И потому нам остро необходимо видеть в своей стране источник не просто удобств, но высоких переживаний, питающих нашу связь с вечностью, которых одна лишь чистота и порядок породить не могут.

Однако восхищать, поражать воображение своих граждан великими свершениями государство не сумеет без возрождения национальной аристократии, без творцов и служителей наследственных («бессмертных») грёз. Именно аристократы духа, настроенные на служение бессмертному, творят великие дела, порождая и в остальных чувство собственной неординарности, собственной долговечности. Весь комплекс устремлений аристократического слоя и оказывается той самой национальной идеей, которая не декларируется, но осуществляется.

Прогрессивная печать немало и во многом справедливо потешалась над склонностью советской власти создавать коров-рекордисток, быков-рекордистов, однако в мире людей это было бы жизненно необходимой политикой. Я имею в виду всемерное расширение – особенно в провинции – сети школ для наиболее одарённых и наиболее романтичных в науке, искусстве, военном деле, спорте...

Ставка на самых одарённых должна сделаться первым лозунгом дня, а борьба с коррупцией только вторым. Из всех наших национальных достижений в нетленности сохранились лишь наши гении. Так где же митинги в защиту будущих гениев? Я первый на них побегу.

Александр Мелихов

…А потом они начнут нас убивать

Помню, в Афганистане нам нередко приходилось воевать с детьми – пацанами лет 12–16. Эта афганская детвора в бою вела себя невероятно смело и отчаянно. Мальчишки с минами в руках буквально бросались под колёса наших бронетранспортёров.

Понятно, что это «смелость дураков», потому что они свято верили в продление жизни. Кроме того (и это главное), легко оставляли наш мир, потому что ничего в нём не успели создать, им ничего не жалко в этом мире. Увы, детям умирать легко – их ничего здесь не держит. Это давно поняли и используют игиловцы в Сирии и Ираке, как использовали душманы в Афгане. В ИГИЛ (организации, запрещённой в России) детвору учат убивать, умирать и ненавидеть очень рано – с 6 лет. Такова логика экстремизма.

Наши «рассейские» экстремисты типа Навального действуют по схожей схеме – забивают полупустые (или совсем пустые) детские головы ненавистью – якобы к коррупционерам. Но коррупционеры у них как-то незаметно превращаются в ключевые фигуры государства. Значит, плохое (для детского понимания) именно само государство российское. Не столько персоналии, сколько державная «пирамида». Наших экстремистов не волнует вклад в обнищание и обворовывание народа, к примеру, Чубайса или Хакамады. Детям не рассказывают, что именно племя чубайсов и хакамад ввергло Россию в нищету, наплевало на справедливость и провозгласило личное обогащение смыслом жизни. Теперь Хакамада при каждом удобном случае сообщает публике – какие же варвары, эти русские! Вообще-то варвар – синоним слова враг.

Навальные убеждают детей, что есть некий подлый враг, борьба с которым – святое дело. Короче, учат ненависти. Я знаю, что из них вырастет, я с такими уже воевал.

Это, по-моему, политическое растление малолетних. Оно хуже, чем сексуальное. В итоге сексуального растления в большинстве случаев получается всё же удовольствие (прости, Господи!), а после политического – смута, убийства, террор. Как у наших соседей. Достаточно глянуть в You Tube на детей с топорами и ножами перед веб-камерой.

Что же делать? Как завещал провидец Муаммар Каддафи, нужно бить по этим дурным головам, пока дурь не вылетит. Родителей политангажированных детей – штрафовать немилосердно. Самих детей задерживать и – в трудовые лагеря, пластиковый мусор убирать с загаженного тела России. Пусть вносят вклад в Год экологии. Заодно хоть что-то полезное сделают, а значит, будут дорожить сделанным и не позволят другим мусорить.

Уголовную ответственность стоило бы ввести с 12 лет. Исламские террористы в этом возрасте прекрасно воюют. Наши будут воевать не хуже. «Дети Навального», если мы не будем мудры и решительны, года через два-три начнут нас убивать, буквально.

Сергей Тютюнник,  полковник запаса

Полицейские кордоны не помогут

Небольшой процент пришедших на массовые мероприятия старших школьников и гимназистов не повод для вселенского беспокойства. Молодёжь всегда более заметна на фоне представителей любых «оппозиционных» партий и объединений.

Предлагаю посмотреть на проблему с другой стороны. Как и чем занять старшеклассников? Россия испытывает огромную потребность в технической интеллигенции, и здесь есть чем заняться ректоратам вузов. Наш инженерный вуз имеет собственный парк воздушных судов с пилотажно-навигационным комплексом и радиотехническим оборудованием и тренажёры «эрбасов» и «боингов». В рамках проекта «инженерный класс в московской школе» учащиеся общеобразовательных учреждений могут получить у нас первичные знания о принципах работы авиационной техники и её техническом обслуживании.

В позапрошлом году для обсуждения вопросов взаимодействия к нам пришли всего четыре директора школы, в прошлом – уже 27, а на одном из последних мероприятий побывало 1200 школьников. Каждую субботу в университете проходит лекция для старшеклассников либо они посещают учебно-тренировочный центр в Шереметьеве. Для проведения занятий привлекаются самые опытные профессора и преподаватели. Важно показать старшекласснику возможный путь его развития как личности и гражданина.

Как председатель управляющего совета гимназии № 1583, я регулярно провожу заседания, на которых мы обсуждаем все насущные вопросы – от утверждения перечня учебников до контроля за организацией питания. Полагаю, что все ректоры должны непременно возглавлять такие советы, обеспечивая тесное взаимодействие между школой и вузом. К слову, в такие советы входят и представители родительских комитетов, органов само­управления учащихся. А трансляцию заседаний можно увидеть в интернете.

Но это только один элемент всей системы воспитания. Надо учить педагогов общаться с современной молодёжной аудиторий, отвечая на острые вопросы, а не отделываясь шаблонами, придуманными много лет назад. Вот говорят, надо привлекать ветеранов к воспитанию! А кого именно? Ветеранов войны осталось очень мало. Священнослужителей? Увы, среди них тоже не так много людей, обладающих талантом влияния на молодого человека. В полной мере с этим могут справиться только семья, школа и высшее учебное заведение. Действуя заодно. Преодолеть наметившийся разрыв между поколениями не помогут полицейские кордоны. Здесь нужна кропот­ливая и повседневная работа всех здоровых сил.

Борис Елисеев,  ректор МГТУ ГА

Без обязанностей жизнь легка и… скучна

Истоки проблемы нужно искать в дне вчерашнем. В 1990-е годы экраны телевизоров были наводнены латиноамериканскими сериалами. В 2000-е страну захлестнули ток-шоу развлекательного, псевдопознавательного и политического характера. В школах целенаправленно и планомерно сокращались часы русского языка, литературы, истории, математики, физики, химии, биологии. Вместо них появились не совсем понятные дисциплины: культура общения, основы безопасности жизнедеятельности, проектная деятельность и другие. Ликвидировали советские школьные организации, но вместо них ничего не создали. Эту нишу заполнили секты, фан-клубы, радикальные и преступные сообщества.

Агрессивный культ доллара, «европейских ценностей» привёл к эрозии национального самосознания. Как часто школьники сегодня говорят о своих правах! И хотя бы один вспомнил об обязанностях. Ученики могут делать всё, что заблагорассудится. А учителя в лучшем случае лишь погрозить им пальчиком: «Ай-ай-ай! Так нельзя». Родителей тронуть тоже нельзя: у них тоже права, а виновата во всём бесправная школа, на которую можно вешать какие угодно ярлыки. Вседозволенность и безнаказанность детей – это политика нашего государства. Что ж удивляться десятилетним наркоманам и алкоголикам и тринадцатилетним мамам.

Слово «Родина» в последние годы звучит часто. Но что толку его повторять, если в душе ничего не осталось, кроме поиска развлечений и острых ощущений!..

Я не сторонник митингов, демонстраций, шествий и лозунгов. Я считаю, что каждый из нас должен работать и приносить пользу России на своём месте. Но для этого надо любить свою землю. Не за деньги, не за квартиры и самолёты, не за депутатские привилегии, а бескорыстно. Власть должна являть пример такого бескорыстия, она должна верить тому, что говорит, и делать то, что обещает. И ещё: крайне необходимо возродить разрушенную до основания систему образования и воспитания детей, вернуть учащимся их обязанности, повысить авторитет учителей государственной поддержкой. Униженный и оскорблённый учитель никогда не сможет воспитать поколение, достойное прекрасного будущего.

Виталий Апевалов,  учитель,  Эртильский район  Воронежской области

Манипулировать молодёжью неприлично

Манипуляция молодёжью не очень прилична, ведь молодые люди часто попадают в поле застарелых неприязней: кто-то из старших товарищей ненавидит попов, кто-то коммунистов, и они транслируют эту ненависть подросткам.

Говорят, что сейчас у подростков не те кумиры... Отчасти вопрос этот решается просто: пустите писателей и учёных к экранам телевизоров. Пусть молодёжь видит перед собой не только поп-звёзд и рекламу, разжигающую похоть потребления. Есть опасения, что молодёжь не будет смотреть передачи с писателями. Так ведь главное здесь – это создать такую возможность, и тогда дети, которые любят книги (а я много езжу по стране и вижу таких детей), потянутся к экранам. Необходимо возродить и образовательные каналы – иначе совсем потеряем молодёжь.

Мы уже три года проводим Всероссийский фестиваль детской книги в Российской государственной детской библиотеке – и кто знает о нём, какой из центральных каналов уделил нам хотя бы пару минут? Зато часами показывают какие-то безумные свары под видом обсуждений текущей политики...

Настоящий писатель говорит о ценностях непреходящих, о любви и дружбе, войне и мире. Слова политика манипулятивны, он использует их, чтобы добиться своих целей. Цели же его могут меняться – вчерашние враги могут стать друзьями, а сами оппозиционеры легко перей­дут на сторону власти, если она им больше заплатит (вообще же у меня подозрение, что они играют роль провокаторов).

Говорят, что молодёжь не видит перед собой примеров успешной самореализации в области литературы, науки и искусства. И здесь можно отчасти согласиться. Но я бы тогда выводил людей на улицы не против чего-то (против Януковича на Украине шли граждане приличные вместе с нацистами – и что хорошего получилось?), я бы выводил «за» – за то, чтобы люди могли заниматься любимым делом и получать достойное вознаграждение.

Бороться же с коррупцией на улице столь же бессмысленно, как бороться с энтропией и вторым законом термодинамики. Выводить толпы молодых и неразумных людей под этими лозунгами – это значит превращать людей в стадо.

Юрий Нечипоренко 

(обратно)

Кто заработал на продаже Аляски

Кто заработал на продаже Аляски

Общество / Общество / Настоящее прошлое

Спицын Евгений

1863 год. Столица Русской Америки Ново-Архангельск, теперь город Ситка на Аляске

Теги: история , Россия

К 150-летию исторической сделки

В 1853 г. первый русский посланник в Вашингтоне Александр Андреевич Бодиско и генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Николаевич Муравьёв впервые поставили перед сановным Петербургом вопрос о продаже Русской Аляски Вашингтону, заявив, что эта мера, во-первых, является неизбежной, а во-вторых, позволит укрепить позиции России во всём Азиатско-Тихоокеанском регионе перед лицом агрессивной политики Британской империи на этом направлении.

Затем весной 1854 г. от правительства президента Ф. Пирса, желавшего предотвратить возможную оккупацию Аляски британскими войсками, поступило ответное предложение о фиктивной (сроком на три года) продаже Русско-Американской компанией всех своих владений и имущества за 7,6 млн. долларов. При активной поддержке нового русского посланника барона Эдуарда Стекля, кстати, как и А.А. Бодиско, женатого на американке, Русско-Американская компания заключила аналогичное соглашение с Американо-Русской торговой компанией, расположенной в Сан-Франциско, однако оно так и не вступило в законную силу, поскольку эта сделка стала достоянием прессы.

В 1857 г. барон Э.А. Стекль, великий князь Константин Николаевич и его правая рука по морскому министерству статс-секретарь Михаил Христофорович Рейтерн составили очередной секретный план о продаже Вашингтону не только Аляски, но и Алеутских и Курильских островов. Этот план был направлен князю А.М. Горчакову, но он неожиданно предложил более детально изучить этот вопрос и отложить его реализацию до истечения срока привилегий Русско-­Американской компании, который приходился на начало 1862 г. Очередной президент США Дж. Бьюкенен попытался убедить сановный Петербург подписать этот договор, однако из-за начавшейся Гражданской войны (1861–1865) решение этого вопроса вновь было отложено.

К нему вернулись в декабре 1866 г., когда состоялось узкое совещание в Министерстве иностранных дел, на котором присутствовали всего шесть человек: государь-император Александр II, его младший брат великий князь Константин Николаевич, канцлер князь А.М. Горчаков, министр финансов М.Х. Рейтерн, морской министр адмирал Н.К. Краббе и барон Э.А. Стекль. Все участники этой «тайной вечери» одобрили продажу Аляски, а уже через неделю адмирал Н.К. Краббе представил Александру II докладную записку «Пограничная черта между владениями России в Азии и Северной Америкой», которая была одобрена им с пометой: «Ладно доложено». В марте 1867 г. барон Э.А. Стекль, получив от князя А.М. Горчакова все необходимые документы, вернулся в Вашингтон и заявил госсекретарю У. Сьюарду, что «в настоящее время императорское правительство расположено вступить в переговоры» по продаже Аляски. Заручившись согласием нового президента Э. Джонсона, госсекретарь вновь встретился с российским посланником и обговорил все основные положения будущего договора.

Его подписание состоялось в Вашингтоне 30 марта 1867 г. на английском и французском языках, а 8 июня 1867 г. там же состоялся обмен ратификационными грамотами. В дальнейшем этот договор был отпечатан на бланке императорского Манифеста и включён в официальное «Собрание законов Российской империи».

Судя по официальному отчёту Министерства финансов, «за уступленные Северо-Американским Штатам российские владения в Северной Америке поступило от означенных Штатов» почти 11 363 млн. рублей, из которых 10 973 млн. рублей были израсходованы за границей на покупку принадлежностей для трёх железных дорог: Московско-Рязанской, Рязанско-Козловской и Курско-Киевской, а остальные 390 тысяч рублей поступили наличными деньгами. Однако, как установил современный историк И.Б. Миронов, автор специального исследования «Роковая сделка: как продавали Аляску» (2007), американцы надули русское правительство, поскольку просрочили платёж на целых три месяца, и с учётом утерянных банковских процентов недостача составила 341 838 рублей (213 648 долларов), а означенные деньги поступили не на счёт Государственного казначейства, а на личный счёт главного лоббиста этой сделки барона Э.А. Стекля.

Подавляющее большинство историков, в том числе академики А.Л. Нарочницкий и Н.Н. Болховитинов, традиционно утверждали, что сделка по продаже Аляски была вызвана объективными причинами, в частности, неспособностью русского правительства удержать эту территорию и боязнью обострить межгосударственные отношения с Лондоном и Вашингтоном. Оправдывая эту сделку, высказывалось мнение, что все средства от продажи Аляски были в полном объёме получены государственной казной и пошли на благое дело – строительство новых железных дорог.

Вместе с тем историк И.Б. Миронов установил крайне любопытный факт, что главными акционерами тех самых железных дорог являлись сам великий князь Константин Николаевич, слывший главным либералом в стране, его старый «подельник» министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн и князь Михаил Михайлович Долгоруков, приходившийся родным братом небезызвестной княгине Екатерине Михайловне Долгоруковой (светлейшей княгине Юрьевской), которая была тайной супругой государя-императора Александра II.

Евгений Спицын,

историк, советник ректора МПГУ

(обратно)

Симфонический детектив

Симфонический детектив

Общество / Человек / Ситуация

В 22 года он написал свою Симфонию № 1 и тогда же, будучи ещё студентом второго курса, стал членом Ленинградского союза композиторов

Теги: искусство , музыка

Рукописи, оказывается, не только не горят, но и не тонут

И ударили громогласно литавры. Изо всех сил помчались следом скрипки, а потом вступили и флейты с кларнетами. Музыка заполнила собой всё пространство. Потрясённые слушатели волшебной музыки великого Свиридова замерли, но… внезапно всё стихло.

Сам Евгений Светланов, величайший дирижёр современности, непревзойдённый знаток русской музыки, обескураживающе объяснил: «Боюсь, сделать здесь почти ничего нельзя. По крайней мере, я за это не возьмусь». Увы, авторская рукопись крупного сочинения русского композитора Георгия Васильевича Свиридова – его Первой симфонии – сохранилась в удручающем состоянии. Треть её была размыта водой: чернила расплылись и образовали на партитуре безобразные «озёра» с рваными краями. То, что здесь был когда-то текст, сомнений не возникало, но вот какие именно ноты написал композитор – уже было не разобрать.

История этой симфонии вообще не­обычна. Она была написана в 1937 году, в год, когда в СССР начался «Большой террор» и был отмечен небывалый рост рождаемости, совершён первый беспосадочный перелёт Валерия Чкалова через Северный полюс, а для советского павильона на Всемирной выставке в Париже Верой Мухиной и Борисом Иофаном создана скульптурная группа «Рабочий и колхозница».

Георгий Свиридов тогда только что закончил свою Первую симфонию, а его учитель Дмитрий Дмитриевич Шостакович – знаменитую Пятую симфонию. На Шостаковича в тот период обрушились чудовищные гонения: его оперу «Леди Макбет Мценского уезда» и балет «Светлый ручей» разгромили в газете «Правда». На заседании Союза композиторов СССР Шостаковичу даже предложили «встать на правильный путь».

Шостакович бросился за помощью к своему покровителю – маршалу Тухачевскому, но… буквально через несколько дней маршала расстреляли.

В такой обстановке предварительное прослушивание симфоний Свиридова и Шостаковича решили проводить скрытно, в условиях строгой секретности, в присутствии предельно узкого числа лиц. Говорят, что слушателей было всего… трое.

Тем не менее после этого тайного прослушивания Шостаковичу дали «зелёный свет». Доброжелательно оценили и симфонию Свиридова. Дирижёр, исполнявший произведение Георгия Васильевича, высказал лишь несколько пожеланий композитору по части оркестровки.

Свиридов принёс рукопись симфонии домой для доработки, и после этого она таинственным образом бесследно исчезла. Как? Чьими стараниями? Неизвестно. Одни догадки… Сам Георгий Васильевич был уверен, что симфония утеряна безвозвратно, о чём и говорил всем составителям списка его произведений. «Местонахождение рукописи неизвестно». Эта надпись автоматически переходила из одного нотографического указателя в другой.

Прошли годы. Уже после смерти композитора его племянники стали разбирать оставшиеся вещи и совершенно случайно в бабушкином сундуке обнаружили ноты симфонии! Правда, изрядно повреждённые. Можно только гадать, какие причины заставили кого-то из домочадцев в своё время засунуть залитую водой рукопись на дно сундука.

Поначалу у наследников сложилось впечатление, что симфония так и не была окончена – уж слишком много оказалось «белых пятен» на страницах партитуры. Не обнадёживало и однозначное заключение Евгения Светланова: «Восстановлению не подлежит». Казалось, симфонии уготована судьба черновика, наброска...

Прошло ещё несколько лет. Всё ближе становилось 100-летие со дня рождения Георгия Васильевича Свиридова. К юбилею композитора так хотелось найти что-то свежее, а лучше бы – неизвестное сочинение из его богатого творческого наследия. И тут вспомнили о Первой симфонии. За дело взялись энтузиасты из Культурно-просветительского центра «Орден» вместе с племянником Свиридова, президентом Национального Свиридовского фонда Александром Сергеевичем Белоненко.

К работе над пострадавшей рукописью решили привлечь технических специалистов по восстановлению утраченных текстов. Но как и где их искать? Ведь подобных «узких» профессионалов, возможно, вообще не существует. И всё-таки решили испытать судьбу. Обратились к экспертам из МВД, но получили вежливо-уклончивый ответ: «Техническими возможностями для выполнения таких работ не располагаем». И тут пришла идея: а не попытать ли счастья в наших художественных музеях? Ведь при реставрации проводят самые сложные исследования произведений живописи, просвечивают и фотографируют слой за слоем. Возможно, там смогут помочь?

Неожиданно быстро на запрос откликнулся петербургский Русский музей. Заведующий отделом технологических исследований Сергей Владимирович Сирро согласился взяться за фотосъёмку проблемных мест рукописи в особых лучах. Сирро снимал, снимал и ещё раз снимал покалеченные страницы, упорно искал технический режим, при котором можно прочитать смытые знаки, нанесённые рукой композитора...

И – о чудо! Утраченный нотный текст постепенно стал «оживать», возвращаться к жизни. Нет, исследователи не получили сразу и без проблем фотографии нотных листов. Но следы смытых знаков стали яснее, а за ними проступило направление музыкальной мысли Свиридова, а потому стало ясно – однозначно ясно! – какие же ноты были так безжалостно смыты водой и временем. Смыты, но не уничтожены. Вот уж действительно: рукописи не горят и, как выяснилось теперь, в воде не тонут!

Целый год день за днём шла кропотливейшая работа. Шаг за шагом, нота за нотой… И пробил час, когда неизвестная симфония Свиридова наконец была возвращена миру.

Второго декабря 2016 года на V Санкт-Петербургском международном культурном форуме, который открывал Президент России Владимир Путин, произошло эпохальное событие. Под величественными сводами Государственной академической капеллы Санкт-Петербурга впервые в Северной столице прозвучала возрождённая Симфония великого Георгия Свиридова. Уже выстроилась очередь из больших дирижёров и лучших оркестров мира, чтобы исполнить это сочинение Георгия Свиридова…

И можно быть уверенным: ударят громогласно литавры. Изо всех сил помчатся следом скрипки, а потом вступят и флейты с кларнетами... Гармония звуков заполнит собой всё пространство. Слушателей подчинит и увлечёт за собой волшебная сила музыки великого русского композитора Свиридова.

Александр Звягинцев,  секретарь Союза писателей Российской Федерации

P.S. Нельзя не отметить прискорбный факт: в столице России весьма скудно увековечена память о великих русских композиторах. Была улица Чайковского – её не стало. Нет улицы Шостаковича, нет улицы Сергея Прокофьева. Нет и улицы Георгия Свиридова, нет даже памятника. А ведь именно им российская культура обязана своей мировой славой! Но это тема другого разговора, который, я думаю, тоже нужно начать…

(обратно)

Пусть горчит итог – мгновенья сладки!

Пусть горчит итог – мгновенья сладки!

Литература

Геннадий Дроздов

Родился в 1947 году в семье железнодорожников на станции Колония Омской области. В 1970-м окончил Новосибирский институт советской кооперативной торговли. Работал на различных должностях в торговле, инженером в проектном институте, преподавателем в училище. К настоящему времени вышло 10 сборников. В издательстве «Вариант-Омск»: «Соты» (2009), «Дротики», «Зернь» (2010), «Зигзаги бытия» (2011), «Мозаика судьбы» (2012), «Лабиринты размышлений», «Разнотравье» (2013), «Неуёмность» (2014). В издательстве «Литера»: «По сути» (2015), «Без  обиняков» (2016).

* * *

Кто победил?

Видения редки,

Но как-то во сне

Погибшие предки

Привиделись мне.

Бесстрашно и страстно

Рубились в бою

Дед белый, дед красный…

– В аду вы, в раю,

В земле ли лежите? –

Дедов я спросил, –

– Правдиво скажите

Мне, кто победил?..

Звучат в тишине

Голоса прародителей:

– В Гражданской войне,

Верь нам, нет победителей!

Вирус

То довольно длительны, то кратки

Приступы любовной лихорадки.

Воздаянье сердцу за дерзанье

Иль за дерзновенье наказанье?

Да, страстей безумие заразно,

Да, терял рассудок, и не раз, но

Вновь отдамся чувству без оглядки.

Пусть горчит итог –

мгновенья сладки!

Нет и не должно быть у поэта

К вирусу любви иммунитета.

Достоинство

Не по годам она умна.

Есть наблюдательность, анализ,

Мужская логика видна,

За ней другие не угнались.

Среди подруг – Афина просто –

Цитирует Камю и Пруста.

Вокруг – поклонников – косяк!

Но претенденты, будь им пусто,

Не ценят ум. Глаза косят,

Чтоб оценить размеры бюста.

Сибиряки

Из нас, живущих издавна в Сибири,

Кого национальность колет шилом?

Влюбились в этот край мы и забыли,

Какой коктейль течёт по нашим жилам.

Судьбою в печь плавильную ведомы,

Мы с кем себя теперь отождествляем?

Сибиряки,сограждане. Но кто мы?

В лице своём кого мы представляем?

Чьи гены многочисленны, чьи – редки?

Славяне, скифы, викинги, этруски,

Монголы… Кем бы ни были прапредки,

У внуков склад ума сибирский – русский.

Мать

Как много матери печалей,

Тревог, волнений я принёс.

Как много длинными ночами

Она пролила горьких слёз.

Опасный возраст, огрубенье,

Презренье к правилам, к табу.

Лишь материнское терпенье

Вступало с искусом в борьбу.

Сыны в намереньях упрямы,

Переломить – дай Боже сил…

Когда б жива была, у мамы

Сто раз прощенья попросил.

Встреча

В город бед и шалостей

Ехал, что в изгнанье,

Душу столь безжалостно

Жгли воспоминанья.

Память чувств касается,

К прошлому взывает:

Та, моя красавица,

Там ли проживает?

Улицу искомую

Ветхий дом венчает.

Дама незнакомая

Грешника встречает.

Встретив, во все лёгкие

Вдруг заголосила:

– Где ж тебя нелёгкая

Столько лет носила?

Видишь: двое детушек

Просятся на руки.

Познакомься, дедушка,

Это – наши внуки.

Образ жизни

Не пью, не курю

да и в чувствах умерен,

Еду выбираю

лишь ту, что полезней.

Здоровье своё

поберечь я намерен:

Трусцой начинаю

бежать от болезней.

Веду образ жизни

здоровый по факту,

Его преимущество 

стало понятней,

Но всё же, признаюсь:

дорога к инфаркту

Была в моей жизни

намного приятней.

* * *

В рай семьи увезёт паровоз,

Для вагонов дорога накатана.

Пассажир? Так отдай за провоз

Дух свободы. Нежданно-негаданно!

Не спешил приходить на вокзал.

Масса бед и побед, свора фей, но я

От капканов, сетей ускользал

Без претензий на счастье трофейное.

Гнёт не терпит души широта.

И легко провести параллель самим:

Устремится на волю мечта – 

Грех её ограничивать рельсами.

Пусть грустят постоянства рабы.

Мне шепнёт интуиция-сплетница,  

На каком полустанке судьбы

Сядет в поезд любовь-безбилетница.

(обратно)

Песня льётся в полный голос

Песня льётся в полный голос

Литература

Наталия Колотилина

Родилась в г. Тирасполе в семье военнослужащего. Вместе с семьёй колесила по стране от Молдавии до Чукотки и по зарубежью – по местам службы отца. Училась в хореографическом училище при Большом театре, в МГПИ им. Ленина. Образование высшее педагогическое. В 2010 году вышел сборник стихов «Как всё просто, как всё сложно», в 2016-м книги «Ветры жизни» и «Живые картинки», в 2017-м книга стихов «С любовью по жизни». Живёт в Москве.

Находки и потери

Как редко всё же мы находим,

Что ценим так и что хотим!

В исканьях жизнь порой проходит,

Но идеал не уловим.

Как хорошо найти работу,

Друзей надёжных, деньги, кров.

Ещё приятнее по жизни

Нести найдённую любовь.

Она, как чудо, озаряет.

Она, как бог, как талисман

На труд и подвиг вдохновляет.

Она даёт огонь сердцам.

Гораздо чаще ж мы теряем:

Очки, ключи и каблуки,

Подруг, коней на переправе,

Зонты, перчатки, кошельки.

Но тяжелей всего потеря,

Когда теряешь ты любовь.

Тогда, уже в судьбу не веря,

Пытаешься вернуть всё вновь.

Вернуть закаты и рассветы,

Безумство звёздное ночей…

И невдомёк тебе, что это

– Одни огарки от свечей.

Мольбы, рыданья и укоры

Не возвратят былой любви.

К чему пустые разговоры

И обещания твои?

Жестоко, стыдно и обидно,

Теряя всё осознавать.

Ещё больнее, очевидно,

Себя потерей ощущать.

Заноза

Вонзилась мне в палец заноза.

Не в спину предательский нож,

Да если бы даже шип розы –

Не пуля бандитская всё ж!

Болит моя рана и стонет,

Немного затихнет слегка,

Но чуть позабуду, заноет

Не только сам палец – рука!

И боль эта всюду со мною,

Хоть ранка – то сущий пустяк.

В работу уйти с головою

Она не даёт мне никак.

Заноза, простая заноза!

Случайность, нелепый пассаж,

Но как поступить, коль заноза

Прошла, как кинжал, сквозь корсаж?

И в сердце застряла коварно,

И нет ей обратно пути!

Слезами омытая рана

Щемит нестерпимо в груди.

Кто вытащит эту занозу,

Ведь сердце устало страдать?

Чтоб сделать поэзией прозу,

Где лекаря нужного взять?

Летняя жара

Уж лето в полном разгаре.

И травы в пояс стоят.

Кузнечики, как в угаре,

Не просто стрекочут, звенят!

А воздух наполнен зноем,

И запах идёт от земли.

Стада бредут к водопою,

Купаются куры в пыли.

О! Солнышко просто жарит!

Прижался к забору лопух,

Медовым нектаром манит

Жужжащих пчёлок и мух.

Как сонные мухи, люди

На лавках сидят в тени.

Лишь петухи разбудят

Деревню в такие дни.

Колючка

Всё лето в духах разнотравья

Растёт необычный цветок.

И ветер, смущаясь заранее,

Колышет его стебелёк.

И кажется он неказистым,

Неловким подростком пока.

Вот только узорные листья

На солнышке греют бока.

Среди сарафанного ситца

Не выдаст его ничего –

Так долго не могут раскрыться

Тугие соцветья его.

Но вот от палящего солнца

Линяет нескошенный луг.

Глядишь, отворили оконца

Лиловые шарики вдруг.

Вверх тянутся крепкие стебли,

А листья подсохли слегка,

Колючками иглы засели

От корня до чашки цветка.

И вид его каждому скажет,

Что рыцарь в доспехах стоит,

На всех из-под шлема с плюмажем

Воинственным взглядом глядит.

И стелются робкие травы,

Поникли головки цветов.

Слышны через щели забрала

Командные выстрелы слов.

И вот разлетелось по полю

Послушное войско его:

Десант парашютиков вволю

Засеял чужое жильё.

Пожухли шелковые травы,

Встречая осенние дни.

И только колючек оравы

Качаются в поле одни.

Спасибо, Господи, тебе

Спасибо, Господи, тебе

За всё, что ты даруешь мне:

За воздух, краски, свет и тень,

Мороз, жару, за ночь и день;

За всё, в чём в жизни повезло,

За душу, мысль, добро и зло,

За счастье, слёзы, время бег,

За дождь, за солнце и за снег;

За воду, пищу, хлеб да соль,

Восторг и радость, грусть и боль,

За испытания и кров,

Надежду, веру и любовь;

За «вижу, слышу и хожу»,

За всех, кем в жизни дорожу.

За то, что ты всегда во мне,

Спасибо, Господи, тебе! 

(обратно)

Когда надежды были большими

Когда надежды были большими

Искусство / Обозрение / Журнальный вариант

Пешкова Виктория

Теги: искусство , живопись

Смыслообразующим центром первого номера журнал «Русское искусство» за этот год стала «оттепель» – эпоха, которую нам всем, похоже, стоит открыть для себя заново.

К выбору главной темы номера журнал «Русское искусство» подходит так, словно располагает неким особым камертоном, звучание которого отражает вибрации Времени – того потока, что вот прямо сейчас разворачивает свою спираль за редакционными окнами. Вот и «оттепель» оказалась в фокусе внимания по причинам гораздо более глубоким, чем понятная и вполне объяснимая ностальгия по времени, когда стране, частью которой мы себя ощущали, были по плечу грандиозные свершения.

Этот номер журнала будет для читателя верным спутником в путешествиях по самым значительным выставкам года, включая уже успевшую стать событием «Оттепель» в залах Третьяковской галереи на Крымском Валу. Незаменим он будет и при знакомстве с экспозицией Института русского реалистического искусства, обновлённой к пятилетию музея. Неожиданный поворот сюжета – освещение проекта «Секретные советские художники», повествующего о тех, кто трудился на предприятиях «Гознака», создавая ценные бумаги, марки и почтовые открытки.

Значительную часть номера составляет своеобразная «портретная галерея» мастеров, которых при всей не­схожести творческих почерков, мировоззрений и сфер приложения таланта объединяет «почва», оплодотворённая мощной энергетикой «оттепели». Акварельной нежности эскиз о Викторе Астальцеве, сочный живописный коллаж, посвящённый Нателле Тоидзе, эмалевое многоцветье палитры Зураба Церетели. Но, пожалуй, самым ярким и драматичным в этой галерее является портрет-диалог, героем которого стал выдающийся мультипликатор Гарри Бардин – художник, переживший, по его словам, две «оттепели», именующий себя оптимистом со знаком минус, живёт и творит в ожидании третьей…

Со страниц журнала читателю в самых разных своих ипостасях открывается эпоха, созданная поколением победителей, людей переживших самую страшную в истории человечества войну, а потому имеющих право оставаться собой и в жизни, и в творчестве. Краткое и стремительное пятнадцатилетие, получившее название «оттепели», сумело преодолеть отведённые ему границы. Явно или скрыто, прямо или косвенно оно продолжало оказывать влияние на всю последующую историю нашей страны. Надежды, рождённые этим удивительным временем, умирали, но не сдавались. Не потому ли для них настала пора возрождения?..

(обратно)

Просто Бонч

Просто Бонч

Общество / Обозрение / ЗНАЙ НАШИХ!

Теги: Бонч-Бруевич

Хранитель традиций „ ЛГ “ отмечает юбилей

У него даже 80-летний юбилей выпал на среду – день, в который вот уже полвека приходит к читателям и подписчикам «Литературная газета». А наш Владимир Владимирович Бонч-Бруевич трудится в редакции газеты, давно ставшей ему родной, с 1970 года. Некоторых нынешних сотрудников ещё на свете не было.

Он окончил факультет журналистики МГУ в 1958 году. Работал в газете «Московская правда» литсотрудником, заместителем ответственного секретаря, заведующим отделом информации, членом редколлегии – ответственным секретарём (1958–1966 гг.). Как руководителя одной из лучших информационных служб, по предложению легендарного репортёра Евгения Рябчикова в 1962 году Владимира Бонч-Бруевича избирают председателем бюро секции репортёров Московского союза журналистов. В 1966–1967 гг. он работает заместителем редактора «Правды» по отделу информации. В 1967–1969 гг. В.В. Бонч-Бруевич – первый секретарь Правления Московской журналистской организации – заместитель секретаря Правления СЖ СССР.

Конец 1940-х годов. С отцом В.Д. Бонч-Бруевичем на даче в Барвихе 

А последующие 47 лет связаны с «ЛГ»: редактор отдела корреспондентской сети, член редколлегии, заместитель главного редактора. Один из организаторов, член совета директоров ОАО «Издательский дом «Литературная газета», в настоящее время – советник президента АНО «Редакция «Литературной газеты».

А вот ещё строки из биографии Бонч-Бруевича. Основатель, учредитель и главный редактор газеты «Электричка» (2004–2007 гг.). Член правления и сопредседатель Московского пресс-клуба Центрального Дома работников искусств. Член редколлегии и автор энциклопедического сборника Союза журналистов Москвы «Журналистика на стыке веков: люди и судьбы» (2010–2012 гг.). Член редакционного совета справочно-энциклопедического издания «Журналисты России. ХХ–ХХI» (2013 г.). Вице-президент Российского общества дружбы и сотрудничества с Арменией.

В.В. Бонч-Бруевич – автор многих газетных и журнальных публикаций, автор, редактор и составитель книг «Репортаж эпохи», «Что могут проф­союзы», «СССР вблизи» и др. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Награждён орденом Дружбы народов, медалями.

Для литгазетовцев он просто Бонч, родной и близкий друг и товарищ, коллега, самый внимательный и заботливый из всех. Всегда элегантный, с неизменным айфоном, который звонит достаточно часто, Владимир Владимирович нужен многим. Образцовый – что мы неоднократно подчёркивали – муж, отец, дедушка. Если (не дай бог) у кого-то в редакции проблемы со здоровьем, требуются лекарства или госпитализация, непременно подключается Владимир Владимирович. Представляете, как чувствует себя собеседник, когда слышит в телефонной трубке: «Здравствуйте, вас беспокоит Бонч-Бруевич из «Литературной газеты». И проблемы решаются.

С юбилеем, Владимир Владимирович! Здоровья и успехов!

«ЛГ»

(обратно)

Мне мил и дорог каждый уголок...

Мне мил и дорог каждый уголок...

Литература / Обозрение / Литчтения

В Пермском крае состоялись 17-е Решетовские встречи. В 2017 году мероприятие получилось дважды юбилейным: 80 лет со дня рождения Алексея Решетова и 85 лет городу Березники, где расцвёл его поэтический дар. 

В рамках мероприятия прошёл вечер, посвящённый памяти Решетова, а также был проведён круглый стол на тему сохранения и пропаганды творческого наследия лирика. Состоялось награждение победителей и дипломантов литературного конкурса, традиционно приуроченного к встречам. 

В празднике принимали участие известные поэты и писатели Прикамья и соседних регионов, в том числе поэт Владислав Дрожащих и два обладателя Решетовской премии: поэты Юрий Беликов (Пермь) и Юрий Казарин (Екатеринбург). Почётной гостьей встреч стала вдова Решетова Тамара Павловна Катаева.

3 апреля, в день рождения поэта, жители и гости Березняков собрались у его памятника, чтобы почитать вслух любимые стихи. 

Ни триумфальных арок, ни соборов,

Ни шпилей, уходящих в облака,

Но я люблю всем сердцем этот город,

Я счастлив, что живу в Березниках.

Мне нравятся бесхитростные зданья,

Мне мил и дорог каждый уголок.

Я помню каждой улочки названье, –

Я сам здесь подрастал, как тополёк.

Пусть нынче сердце –

Словно запоздалый осенний лист.

Пока оно горит,

Пока его ветрами не сорвало,

Оно живёт и жизнь благодарит.

***

Эти тихие речки под тонкой слюдою,

Это пламя осин при клубящейся мгле,

Этот стог на лугу, как с нехитрой едою

Чугунок на шершавом крестьянском столе…

Далеко-далеко, далеко моё детство,

Сколько зим, сколько лет у меня на счету! –

А на русский простор не могу наглядеться,

Всё гляжу и гляжу на его красоту...

В путь-дорогу пора перелётному клину.

Полегли камыши на глухих рукавах...

Не печалься, мой край, я тебя не покину,

Я в России живу не на птичьих правах.

(обратно)

Уличная мебель и дуга из набережных

Уличная мебель и дуга из набережных

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Благоустройство

Благодаря программе «Моя улица» Садовое кольцо стало удобнее для пешеходов

Глобальная программа благоустройства «Моя улица» в нынешнем году станет ещё более масштабной.

Реконструкция коснётся примерно 40 километров городских набережных, в результате в столице появится целая «дуга» удобных набережных. Благоустройство их будет выполнено в общем стиле, хотя у каждой сохранятся присущие только этому месту детали и особенности. А всего в 2017 году предполагается отремонтировать более 80 территорий. Кроме того, в рамках программы будут построены около 100 новых пешеходных переходов и 200 остановочных павильонов.

В этом году также завершатся работы по благоустройству Садового кольца. Как сообщил заместитель мэра Москвы по вопросам жилищно-коммунального хозяйства и благо­устройства Пётр Бирюков, особое внимание будет уделено благоустройству прилегающих площадей, развитию городских пространств. Сухаревскую площадь в конце 2015-го освободили от самостроя, теперь она станет одной из самых красивых в Москве. На площади Красных Ворот предусмотрено перераспределение парковочных мест, устройство покрытий без перепадов движения, будет создан искусственный рельеф с устройством холмов высотой до метра. Площадь превратится в рощу с дубами, клёнами, липами, лиственницами, соснами и рябинами. На ней появятся уличная мебель, скамейки из металла и исторические фонари.

КСТАТИ

«Моя улица»: принципы комфорта

Цель программы – создание новой городской среды. Более удобными делаются не только улицы, но и площади, переулки, набережные, въездные группы. Главное правило – делать город для людей, а не для машин. Как следствие, на отремонтированных улицах в несколько раз выросло число пешеходов. Ширина тротуаров в среднем увеличивается более чем на три метра, хотя городские власти стремятся увеличивать их до шести метров. Это позволит разместить уличные кафе, которые не будут мешать пешеходам.

(обратно)

„Склиф“ серьёзно обновился

„Склиф“ серьёзно обновился

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Здравоохранение

Мэр Москвы С. Собянин, министр здравоохранения РФ В. Скворцова и директор НИИ М. Хубутия

Операционный блок клиники капитально отремонтировали

Объём плановых операций в столичных больницах увеличился на треть. Кроме того, клиники города получили 25 тыс. единиц хирургического оборудования.

Об этом сообщил мэр столицы Сергей Собянин в ходе осмотра после капитального ремонта операционного блока в научно-исследовательском институте (НИИ) им. Н. Склифосовского.

Полномасштабная реконструкция последнего, построенного в 1984 году, длилась с 2013 по 2017 год. Была проведена перепланировка помещений, установлены системы искусственного климата, а также произведено переоснащение медицинским оборудованием. Операционный блок после ремонта представляет собой девять операционных залов со всеми необходимыми вспомогательными помещениями. Кроме того, создан специальный симуляционный центр, где врачи смогут обу­чаться новым видам хирургических вмешательств.

– В последние годы мы выделили до 3 млрд. руб. на обновление оборудования, на капитальный ремонт. Хотя программа модернизации формально давно уже закончилась, мы каждый год вкладываем миллиарды рублей в обновление медицинской техники и технологий, в том числе и в НИИ им. Склифосовского. Закончили буквально недавно восемь операционных. Это, по сути дела, ядро. Центр Склифосовского обновлён. Помимо этого, мы построили патологоанатомический и лабораторный корпуса, – отметил С. Собянин. По его словам, также планируется построить новую станцию скорой помощи, которая станет одной из лучших в столице.

– За счёт того, что мы на 30% увеличили объём возможностей оказания серьёзной операционной помощи, практически исчезли очереди на плановые операции, – заявил градоначальник, особо подчеркнув, что модернизация сферы московского здравоохранения продолжается.

– Я хотел бы поблагодарить сотрудников НИИ Склифосовского за ту огромную работу, которую вы проводите, – сказал С. Собянин, обращаясь к директору института, доктору медицинских наук Могели Хубутия.

(обратно)

Вновь упрямо едем на „Динамо“

Вновь упрямо едем на „Динамо“

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Строительство

Знаменитый стадион «Динамо» в Петровском парке будет сдан в эксплуатацию весной 2018 года, незадолго до старта мирового футбольного первенства.

Мэр Москвы Сергей Собянин и президент банка ВТБ Андрей Костин осмотрели ход работ по реконструкции стадиона «Динамо» и строительству расположенной совсем рядом со спортивной ареной станции метро «Петровский парк» Третьего пересадочного контура метро и остались довольны тем, как идёт строительство.

– На месте исторического стадиона «Динамо» возводится уникальный спортивный комплекс. Уникальный не только для Москвы, но и для всей страны. Под одной кровлей расположатся две арены: футбольная и ледовая. Следующим этапом станет строительство спортивно-тренировочного комплекса, это восемь гектаров спортивного парка, – отметил мэр Москвы Сергей Собянин. – А станция метро «Петровский парк» улучшит транспортную доступность этого объекта.

Президент банка ВТБ Андрей Костин добавил, что обновлённый спорткомплекс позволит горожанам отдыхать и заниматься спортом рядом с домом.

СПРАВКА

Центральный стадион «Динамо» был построен в 1928 году по проекту архитекторов А.Я. Лангмана и Л.З. Чериковера. Изначально он имел форму подковы, открытой к Петровскому парку. В 1936 году после завершения строительства восточной трибуны, замкнувшей стадион, он стал вмещать 54 тысячи зрителей. До открытия в 1956 году стадиона «Лужники» это была главная спортивная арена Москвы. 22 ноября 2008 года на «Динамо» прошёл прощальный матч, после которого его закрыли на комплексную реконструкцию.

(обратно)

Пассажиров окунут в озеро

Пассажиров окунут в озеро

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Транспорт

Проект оформления станции метро «Очаково»

Столичные строители приступили к отделке юго-западного вестибюля станции метро «Очаково». Выходы из него будут вести к Мичуринскому проспекту и Озёрной площади, где разместятся остановки общественного транспорта, а также транспортно-пересадочный узел.

Новая станция расположена вдоль Озёрной улицы у пересечения с Никулинской. Её появление делает полностью сбалансированным участок Калининско-Солнцевской линии метрополитена от «Раменок» до «Рассказовки».

Пока в тоннеле до остановки «Мичуринский проспект» идёт монтаж рельсов, на платформе новой станции уже установлены основные железобетонные конструкции, колонны подготовлены для декоративной отделки. В дизайне станции «Очаково» будет преобладать водная тема: на подсвеченных стеклянных панелях и витражах в вестибюлях, а также на колоннах будут видны очертания бликов на воде и кувшинок. Яркие цветные композиции уравновесит нейтральный серый цвет стен. Их облицуют металлокерамическими и алюминиевыми панелями.

(обратно)

Роман с Постскриптумом

Роман с Постскриптумом

Литература / Портфель ЛГ

Теги: Современная проза

Нина Пушкова

Непридуманная история времён ЦК КПСС

В гостях у дочери Хрущёва

Это было в самом начале 90-х.

В Москве готовился русский перевод книги американского историка Роберта Таккера о Сталине. Он приехал в Москву вместе со своей женой. Дочь Хрущёва Юлия пригласила нас к себе на квартиру, где она давала ужин в честь четы Таккеров. Сын Хрущёва Сергей в то время уже эмигрировал в Америку, а дочь Юлии Нина, названная в честь Нины Петровны, жены Никиты Сергеевича, училась в Америке и по тому, как она говорила об этой стране, было ясно, что на родину она возвращаться не собирается.

– Алёш, ну почему дети руководителей страны покидают её. Дочь Сталина, дети и внуки Хрущёва? – спрашивала я мужа. – Может быть, есть какие-то тайны, которые они знают, а мы не знаем?

– Ну вот заодно сама и спросишь, – ответил мне Алексей.

Ужин проходил в центре Москвы, на Новослободской, в просторной квартире, обставленной мебелью из карельской берёзы.

Таккеры пришли вовремя и, несмотря на длительный перелёт и 8-часовую разницу во времени, были очень оживлёнными. Когда нас знакомили, мы начали говорить по-английски, но его жена Евгения вдруг неожиданно для нас перешла на русский. Её муж, как человек много писавший о России и работавший в наших архивах, тоже понимал русский.

– У меня русские корни, – объяснила Евгения с едва заметным акцентом.

– А у вашего мужа тоже русские корни? Он говорит по-русски так же, как вы?

Мистер Таккер улыбнулся и сказал, что понимает лучше, чем говорит. И как только разговор зашёл о политике, тут же перешёл на английский.

В новой квартире, которую Юлия получила в недавно отстроенном цэковском доме, было очень мило. Хозяйка была общительным человеком. Она работала в Театре Вахтангова, и у неё дома собиралась московская элита – актёры, художники, политики, музыканты.

Поначалу все разошлись по квартире и общались, так сказать, по интересам.

В «актёрской» группе обсуждали новые спектакли, готовящиеся к постановкам пьесы, режиссёрские замыслы.

В «экономическом» углу известный депутат и экономист Николай Петрович Шмелёв, бывший муж Юлии, с которым она оставалась в хороших отношениях, вдохновенно рассказывал о знаменитой тогда депутатской межрегиональной группе.

Потом хозяйка пригласила всех за стол, и все споры-разговоры сразу же стали общей темой.

Поскольку главным гостем оказался 70-летний Роберт Таккер, то мнение американца о Сталине, Хрущёве и роли того и другого в истории страны оказалось в центре внимания.

Нам, 35-летним, были интересны эти люди: они жили во времена Сталина, лично знали Хрущёва, кто-то из них пережил войну, кто-то рассказывал об эвакуации, а кто-то – о годах репрессий.

Вдруг Евгения Таккер, оглядывая сверкающую янтарём мебель из карельской берёзы и дотрагиваясь до тарелки знаменитого Кузнецовского фарфора, громко произнесла:

– Я вспоминаю, как у нас всё это реквизировали, когда родителей репрессировали. Вывезли всё: мебель, фарфор, мамины драгоценности, даже одежду. Мы остались голые и босые…

Боже, подумала я. Наверное, она из «бывших», дворянка. Она же сказала, что у неё русские корни. Как интересно. Надо бы расспросить её об этом подробнее. И как бы в продолжение темы, в надежде на волнующий рассказ, я спросила:

– А кто были ваши родители?

– Мы жили в Доме на набережной, – гордо ответила Евгения.

Мне этот ответ мало что объяснил. – А кем они были, ваши родители?

– Они были революционерами.

Этот ответ поразил меня ещё больше.

– Я не поняла, а кем они были... – я искала точное слово и, так и не найдя его, сказала, – по профессии?

Мне хотелось услышать необычную историю о жизни необычной семьи, с родовой мебелью, фарфором, драгоценностями, в которую ворвались революционеры и всё конфисковали.

– Они были, – твёрдым и уверенным голосом, негодуя на мою непонятливость, произнесла Евгения, – они были профессиональными революционерами.

– А как это – профессиональные революционеры?! Это что, работа такая? Я правильно поняла, что революция была их профессией? – теперь и мой голос зазвенел.

– Да. Они делали революцию в России.

– Откуда же у них тогда был фарфор и драгоценности? Нас в школе учили, что революционеры были бедные и помогали бедным.

За столом повисла пауза.

Но дочь профессиональных революционеров ничто не могло смутить.

– Тогда это конфисковывали у врагов революции…

– Расстрелянных врагов революции, – добавила я. – Но ведь всё это было не ваше. Вы всё это получили, после того как это отобрали у арестованных, у расстрелянных, разве нет? Я была в Доме на набережной. Там в некоторых квартирах до сих пор стоит конфискованная мебель с инвентарными номерами на задних панелях. У вас была такая же мебель с инвентарными номерами?

Теперь уже за столом установилась просто-таки гробовая тишина. И даже всё прекрасно понявший профессор Таккер, вместо того чтобы защитить жену, смущённо молчал.

А эмигрировавшая в США дочь профессиональных революционеров обиженно замкнулась в себе, поскольку, видимо, была убеждена, что всё это – от старинной мебели до столового серебра, отнятое и украденное профессиональными революционерами у бывших владельцев, – должно было по праву принадлежать её семье.

Давай сюда свои привилегии, гад!

В августе 1991 года, когда на Лубянской площади часть негодующих и жаждущих демократии граждан стаскивала с пьедестала обмотанную верёвками статую Феликса Дзержинского, которого правильнее было бы назвать Феликс Кровавый, другая часть, услышав крик: «Айда брать ЦК!», нестройными рядами ломанулась на соседнюю Старую площадь.

Я со своей съёмочной группой осталась на Лубянке. Это было зрелищно. Там присутствовало огромное количество теле-, фото- и кинокамер. Люди возбуждённо переговаривались. То здесь, то там возникали импровизированные митинги. Кадры падающего памятника и аплодирующей толпы есть во всех телеархивах ведущих телекомпаний. Их не раз крутили, как символ победившей демократии и конца СССР.

А о том, что происходило в это же время у здания ЦК, несколькими годами позже рассказал нам бывший коллега Алексея по работе в международном отделе, специалист по истории и экономике Китая.

Привожу его рассказ полностью:

«В то время я в Москве был. В отпуск так и не успел уехать. Смотрю, в новостях рассказывают, что к вечеру собираются демонтировать Дзержинского. Вот я и решил съездить на работу, книги свои и справочники по Китаю забрать. Мало ли чего им ещё придёт в голову демонтировать.

Приезжаю, захожу в третий подъезд. Там вроде всё чин-чинарём, милиционер на входе пропуск проверил, только в коридорах народу немного – отпуска же. Взял ключ. Поднялся к себе в кабинет на пятый этаж. Сижу: книги, подшивки статей перебираю, решаю, что брать, что не брать. Да так увлёкся, что не заметил, как две сумки набилось.

В кабинете душно, пыльновато – давно не убирали. Решил я окно открыть, чтобы посвежее было.

Только открыл – слышу шум, как будто люди чего-то поделить не могут. Я на подоконник встал, чтобы улицу виднее было – а там… Мать моя женщина! Народу скопилось! Митингующие чего-то кричат, руками на здание показывают, мне показалось, прямо на меня. Ну всё, думаю: опять, как при Ленине, почту, телеграф, телефон брать пришли.

Подхватил я свои сумки – и вниз. Решил не через центральный подъезд выходить на площадь, а через запасной выход, в переулок. Только шагнул на улицу, тут меня кто-то огромный и взъерошенный хвать за плечо и шипит так тихо:

– Ну, гад, знал я, знал, что кто-то спасаться через чёрный ход будет. Отдавай свои сумки! Что там у тебя народное награблено: деньги, колбаса цэковская?

Я прижался к двери – вдруг драться начнёт? И говорю:

– Книги там у меня, китайские.

– Чё заливаешь, какие книги? Какие китайские? У, морда привилегированная!

И уже молнию на сумках рвёт, и все мои любимые книги прямо на асфальт вываливает.

– И правда, книги… – И трясёт их, трясёт. – Ты чё, псих? Где кремлёвская колбаса, сосиски где? – Орёт он мне в лицо.

– Я учёный, консультант международного отдела, – собирая книги с мостовой, втолковываю ему.

– Ну, доконсультировался. Закроют твоё ЦК, конец твоим привилегиям, – уже незлобиво сказал мужик.

И он вновь разочарованно посмотрел на меня, как на больного».

Рассказывая это, бывший сотрудник международного отдела вертел лысоватой головой по сторонам, как будто каждую минуту мог вновь появиться огромный взъерошенный мужик и учинить свой допрос.

Захава и курящие лани

Не знаю, для кого как, но для меня студенчество – это счастье, это другой воздух и другие краски. Это другая жизнь вдали от взрослого диктата, контроля и даже дельных советов, нужность которых в этом возрасте сомнительна.

Это полный «фридом»! Хмелеешь от одного только осознания того, что ты свободен. Для меня студенчество было брызгами шампанского и блистательным обещанием чудес. «Блистательно мне был обещан день», – сказал поэт. Я же ощущала, что мне обещана блистательная жизнь.

Свой студенческий билет, а через несколько лет и диплом с записью «Актриса драмы и кино» я получала из рук Бориса Евгеньевича Захавы. В фильме Рязанова «Гусарская баллада» он сыграл роль Кутузова. Те, кто видел этот фильм, могут припомнить облик Захавы. Ученик самого Вахтангова, к тому времени он был и народным артистом СССР, и лауреатом Госпремий, и, собственно, ректором Щукинского училища. Но для нас, студентов, он был живой легендой ещё и потому, что был выпускником Пажеского корпуса.

Для меня лично Пажеский корпус это было вообще из сказок: царь-царевич, король-королевич…

Влюблённая в поэзию, я тогда зачитывалась «поэзами» Северянина:

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж...

Королева играла – в башне замка – Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил её паж.

Было всё очень просто, было всё очень мило:

Королева просила перерезать гранат,

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа...

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

Вот этот самый паж и был нашим учителем.

При его небольшом росте он не выглядел мелким и даже выглядел крупным, потому что крупным был масштаб личности. Ещё в Пажеском корпусе его научили держать спину, и эта спина до самой смерти была прямой.

Ещё при этом росте он как-то так умудрялся смотреть на наших долговязых студентов, что со стороны было ощущение, что он смотрел сверху, а они приседали и смотрели на него снизу.

Я его часто видела улыбающимся. И было непонятно: улыбается он мне или своим мыслям. Он был добродушным человеком. Был просто добрым. Но если уж он выходил из себя и кого-то ругал – перенести это было сложно. Впрочем, глагол «ругал» к нему не подходил. Про него можно было сказать: гневался. Да, Борис Евгеньевич гневался.

За что он мог разгневаться? Причин было достаточно. Вот, например, увидев курящими нас, девушек, он останавливался и молча всех разглядывал. Проходила минута, вторая. Раскуренные сигареты мы прятали за спины, кое-кто пытался голыми руками их гасить. А Борис Евгеньевич стоял, и лицо его менялось. Оно бледнело, багровело. И нам всем казалось, что приближается страшное. Что он сейчас закричит, изгонит нас из училища, из нашего рая, ударит невесть откуда появившимся посохом… Должно быть, так изгоняют злых духов. Может, так были изгнаны из рая Ева с Адамом?

Но тут происходила перемена. И совсем не та, к которой мы уже приготовились. Его голос внезапно становился еле-еле слышным. И вот таким тихим голосом, что хотелось читать по губам, глядя и на меня, и сквозь меня на других, он однажды спросил:

– Вы когда-нибудь видели, как курит лань?

– Кто-кто, Борис Евгеньевич? – заискивающе переспрашивали мы.

– Вы можете представить её с сига­ретой?

Мы, конечно, могли себе представить всё. Мы же были студентками театрального! Но мы дружно ответили:

– Нет, Борис Евгеньевич, нет!

А он опять еле слышно, так что приходилось поднапрячься, чтобы услышать:

– Вот так же дико и противоестественно молодым девушкам курить, тем более студийкам, – он не говорил «студентки», он на старый манер говорил «студийки». – К тому же, можете себе представить, как вы разочаруете своих молодых людей, когда они будут целовать губы, пахнущие сигаретой… Похожее чувство они испытают, когда оближут грязную пепельницу.

Так он нам запускал в подсознание метафору, от которой очень трудно было отвязаться. Многие из нас бросали курить, потому что чувствовали себя какими-то извращенками, занимающимися чем-то противоестественным или преступным. Это уже потом, закалённые, уже видевшие себя народными артистками, нервно куря сигарету, мы обсуждали «зерно» роли. Но образ «курящей лани» ещё очень долго витал над нами, первокурсницами.

Испытание водой

Я пережила клиническую смерть в восемнадцать с половиной лет.

Это было в конце мая. Весна в тот год была бурной, тёплой настолько, что было жарко как летом.

Меня измотала зачётная сессия, а ведь предстояли ещё экзамены. Я ненавидела химию, биологию, анатомию головы и шеи с её бесчисленными мышцами, которые к тому же надо было запоминать на латыни. Единственное латинское название, которое все студенты с лёгкостью запоминали, это musculus gluteus macsimus (большая ягодичная мышца). В остальном же аминокислоты, эмбрионы, нуклеотиды, мочеполовая система и железы внутренней секреции – всё это было настоящим кошмаром и наваждением моей учёбы в медицинском.

Я поступила туда под давлением мамы-врача. Она настояла на том, чтобы сначала я «получила образование». А уж потом, «если не передумаешь, поступай в театральный». «Зато у тебя всегда будет хлеб с маслом и икрой», – добавляла она весомый аргумент.

Ну я и поступила. Не ради бутерброда, конечно, а больше для того, чтобы она не расстраивалась.

И вот конец мая. Мы с мамой на выходные выехали за город, в санаторий. В пяти минутах ходьбы от главного корпуса была речушка, неглубокая и тёплая. Плавать я тогда не умела, но обожала нырять. Речка мелкая – не утонешь, течение несильное. Зато какое удовольствие! Нырнёшь, вытянешься в струнку, руки впереди лодочкой сложишь – и несёт тебя вода, пока воздуха хватает. Затем можно встать на ноги, отдышаться и опять – нырок, и поплыли – этакой большой рыбой.

И вот в одно из таких погружений, когда надо было всплывать, я вдруг почувствовала, что подо мной нет дна… Нет его, такого песчаного, мягкого, знакомого. Меня снесло в яму. И всё, что до этого казалось таким милым и благостным, внезапно исчезло. Не хватало воздуха, течение усиливалось, я не понимала, что делать… И – паника, меня охватила паника.

Я вытянулась до хруста в позвонках и попыталась нащупать дно. Ещё секунда, и мне показалось, что кончиками пальцев я его коснулась. Оттолкнувшись, что было силы, я выбросила тело вверх, и за толщей воды увидела свет, дневной свет. Но выплыть на поверхность мне не удалось. Над водой показались только мои волосы – тёмные, длинные, густые (потом мне сказали, что это и спасло меня). Но это было потом. А в тот момент я билась в отчаянных конвульсиях, воздуха не хватало, я попыталась крикнуть, но кругом была вода, одна только вода – и чёрно-серый мрак.

На меня внезапно навалилось ощущение смерти, близкой и банальной конечности жизни. Люди, пережившие клиническую смерть, часто рассказывают о тёмном туннеле, по которому они движутся к свету. Я в туннеле не оказалась. Я видела лишь полный мрак, который изредка был расцвечен красными роящимися искрами. И в этой черноте всполохами возникали обрывки прошлого, которое только что было счастливым настоящим. Нет, это были даже не воспоминания. Скорее всего, какие-то хвосты, обрывки от чего-то целого, бывшей жизни, которые проносились в сознании, как трассирующие пули.

Так мне это вспоминается сейчас. А тогда я, не понимая ничего, не знала, это ещё жизнь или уже смерть. И вдруг посреди этого ужаса словно какой-то просвет… и меня будто бы просят рассказать о моей жизни. Именно так! И я, не желая возвращаться туда, под воду, где страшно и темно, начинаю говорить. А чтобы меня не вернули в удушающий тёмный мрак, я вдруг начинаю свою жизнь приукрашивать. И последней моей мыслью было: «Боже, зачем же я привираю. Ведь они всё обо мне знают!

В этот миг моё сердце вновь начало биться. Смерть отвернулась от меня.

Меня спасло то, что это был санаторий ведомственный, он так и назывался – «Медработник». Когда я стала тонуть, на берегу рядом с мамой были наши соседи по столу – врач и его сын – будущий врач, старшекурсник. Но если бы не волосы, всплывшие на поверхности воды, обнаружить меня не смогли бы.

Да, меня спасли мои волосы и два грамотных врача. Мама была не в счёт: ей самой тогда нужна была помощь.

Когда я сделала первый самостоятельный вдох, первая земная мысль была: «Какой же здесь грязный воздух!» А ведь «здесь» – это за городом, в зелёном хрустальном краю. Но «там», откуда я вернулась и где не было воздуха, воздух казался чище…

Врач Владимир Иванович в тот момент возбуждённо втолковывал маме: «Ты это видела? Нет, ты понимаешь, что произошло? Ведь никто не поверит! У неё шесть минут не было пульса, не было сердцебиения, зрачки не реагировали на свет… Ты понимаешь, что мы вытащили её из клинической смерти!»

Я слышала, что он ей что-то объяснял, много раз повторяя про гипотермию, но не понимала, что это всё про меня.

Я понимала только, что буду жить дальше. Причём я точно знала, как буду жить. Пройдя через испытание водой, я вдруг обрела в себе новые качества.

Во-первых, я стала патологически, послойно ощущать запахи. В течение долгого времени всюду, куда бы ни пришла, распахивала окна. «Закупорено! Как здесь всё закупорено», – твердила я везде и всем и в любую погоду распахивала окна. Это было сущим наказанием для меня (слышать все запахи деятельности человечества) и таким же наказанием для других (вымерзание). Но, слава богу, чувствовала я не только соли тяжёлых металлов, но и грибницу, и аромат спрятанных ландышей, и землю, просыпающуюся от снежной зимы.

И, во-вторых, и это самое главное, теперь я точно знала, что заберу документы из медицинского, уеду в Москву, поступлю в театральный. А мужа моего будут звать Алёшей. Там, в ином мире, я почему-то несколько раз слышала это мужское имя.

В эти дни Нина Пушкова – актриса, сценарист, публицист – принимает поздравления с юбилеем. « ЛГ » с радостью к ним присоединяется.

(обратно)

нОВоСти от Андрея Кнышева

нОВоСти от Андрея Кнышева

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

● 12 касаток выбросились на тихоокеанский берег в районе Патагонии. Причиной добровольного ухода касаток из жизни стала, как полагают учёные, безответная любовь к одному касатику.

● Чрезвычайное происшествие случилось вчера в порту города Незамайска, где в результате случайного стечения обстоятельств пересеклись пути водного, воздушного, железнодорожного и автомобильного транспорта. Там два столкнувшихся в небе самолёта упали прямо на морской паром, перевозивший железнодорожные платформы, гружённые автомобилями.

Паром затонул, придавив собой ещё и батискаф с дельтапланеристами.

● Киностудия «Мосфильм» объявила о съёмках продолжения фильма по мотивам рассказа И.С. Тургенева «Муму». Он будет называться«Му-му возвращается». Этим, однако, дело не закончится. Вскоре будет снят ещё один сиквел этого сериала – «Герасим возвращается». А завершит киноэпопею заключительный блокбастер «Муму наносит ответный удар».

● Установлена личность участника ограбления более 100 крупнейших банков царской России. Личность установлена на Октябрьской площади в Москве на 5-метровом пьедестале и выполнена из бронзы.

● В Ново-Кузькинском лесопарке на мирно прогуливавшегося маньяка неожиданно напал другой маньяк, но на выручку вовремя подоспел случайно проходивший мимо третий маньяк.

● Значительно уменьшились аварийность и травматизм на трассах Формулы-1 в Монте-Карло. Этого удалось добиться посредством установки на дорожном покрытии через каждые 50 метров «лежачих полицейских».

● В центре столицы прошла массовая акция под девизом: «БРОСЬ КУРИТЬ СЕГОДНЯ! КУРИ ЗАВТРА!»

(Из новой книги А.Кнышева «Корточки и цыпочки»)

(обратно)

Мелко, в конце

Мелко, в конце

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

По вопиющему недосмотру администрации «Клуба ДС» в рубрике Фейсбука в первоапрельском номере опубликовано фото его 4-го администратора Евгения Обухова, человека высоконравственного и кристальной честности. Сам же материал якобы о нём – плод больного воображения колумниста З. Густомыслова, который пусть теперь вволю подумает над своим поведением, а пока ему фигу с маслом, а не печатную площадь!

(обратно)

Фотошип

Фотошип

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

В благодарность за газификацию своего региона глава Республики Алтай Александр Бердников вручил главному газовщику страны Алексею Миллеру официальный сертификат о присвоении одной из алтайских вершин названия «Газпром». Между тем, по данным газеты «Аргументы недели», в РФ пока газифицировано менее трети жилищ.

Теперь там есть Газпром-гора,

Газ на Алтай потёк, ура!

А у кого нет лишних гор,

Сидят без газа до сих пор.

Аристарх Зоилов-II

(обратно)

Хоп-хэй, юбилей!

Хоп-хэй, юбилей!

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Фото: Фёдор Евгеньев

Теги: Марк Григорьевич Розовский

Марк Григорьевич Розовский был в числе отцов-основателей «Клуба ДС». И все последующие 50 лет присутствовал в нём то зримо, то незримо. Сегодня, в честь 80-летия мэтра, он в очередной раз присутствует зримо. Дай бог, не последний.

Категорический поздравляем и реально восхищаемся!

Оазис

Сто тридцать два дня и сто тридцать две ночи наш караван тащился по пустыне. И вот наконец оазис. Спасение пришло.

– Извините, но у нас тут не базар, а рынок, – сказал нам представитель начальства оазиса. – Придётся вам заплатить за воду.

– Сколько? – спросили мы, упав на колени от жажды.

– Надо заключить договор: вы нам ваше золото, мы вам гарантированный подход к нашим колодцам.

– Возьмите всё, только дайте попить.

– А за вёдра вы чем будете платить?.. Вам следует оплатить наши вёдра.

– Берите верблюдами. Ваши вёдра – наши верблюды.

– О’кей. Бартер, значит. А кто нам заплатит за аренду верёвок?.. Вы же хотите, чтобы вёдра опускались в колодцы, не так ли?

– Мы хотим пить, – заявили мы твёрдо.

– Тогда будете платить, – не менее твёрдо заявили нам.

– Что ещё?

– Ещё можем предложить гарем на сорок коек для каждого участника каравана. Досуг. Девушки. Круглосуточно. Спросить Гюльнару.

– Нам пить... пить хочется. Умираем.

– Гюльнара оживит вас. Только платите.

– Чем?.. Золото забрали, верблюдов взяли. Платить уже не можем, а во рту ещё ни одной капли не было!..

– Если вы неплатёжеспособны как партнёры, то зачем вообще шляетесь по пустыне!.. Пить им хочется, понимаешь!.. А ну схватите этих авантюристов и отрубите им головы!..

Тотчас вбежала охрана оазиса, скрутила нас и потащила куда-то на площадь. Там нас уже ждал палач, который, подняв секиру, спросил наше последнее желание.

– Пить! – хором крикнули мы.

Он рубанул в ответ по нашим головам.

...Впоследствии выяснилось, что оазис был вовсе не оазис, а мираж в пустыне – и потому мы ещё живы.

Живы, чёрт возьми.

Но пить хочется ещё больше.

Марк Розовский

«ЛГ» № 7, 2001

(обратно)

Покорение Москвы

Покорение Москвы

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Понаехали тут!

С дерев осыпалась листва,

Подмёрзли лужи.

Столица Родины – Москва –

Большая дюже.

Дома свисают над рекой,

По нормам СНИПа.

И я гуляю, весь такой,

Гламурный типа.

Лицом – румяней калача,

Собой дороден,

Хожу, кошу под москвича,

Похоже вроде.

Пальтишко –

дрянь, «Луи Виттон»,

Отнюдь не норка;

Убитый временем айфон,

Старьё, «пятёрка».

Мигранты – пакостный народ,

Кривые руки.

В Кремле Царь-колокол –

и тот

Разбили, суки.

Болтают: жизнь тут веселей.

Брехня, похоже.

Сходил три раза в Мавзолей –

Одно и то же.

Я коренной уже давно,

Считайте, с мая.

Сдаю однушку в Строгино...

...кхе-кхе... снимаю...

Тмутаракань: кругом леса,

Медведи, зайцы…

Домой с работы три часа –

Как пару пальцев.

Столичных улиц кружева,

Холмы, низины...

А ведь неправда, что Москва

Не из резины!

Сергей Сероухов

(обратно)

Клуб Любителей Афоризмов

Клуб Любителей Афоризмов

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Персона грата

● Если у вас хватает памяти на цитаты, должно хватать и на кавычки.

● Цель оправдывает отсутствие средств.

● Нам нечего терять, кроме сознания.

● Революция – это когда левые становятся правыми, а правые – виноватыми.

● Сжечь рукопись – один из способов согреть читателя.

Борис Бейнфест,  Пущино, Московская область

● Самоубийство – единственный из грехов, который не замолишь.

● Жизнь, начатая с чистого листа, отличается лишь новизной ошибок.

● Бурное прошлое настоящему покоя не даст.

● Лишь сапёры не в состоянии осознать свою ошибку.

● Песок в почках камнем лежит на душе.

Александр Смирнов,  Королёв, Московская область

Брат таланта

● 1 апреля шутить нужно так, чтобы не всыпали по первое число!

Александр Гудков,  Смоленск

● Свалить с больной головы на здоровую можно всё, кроме головной боли.

Борис Ковалерчик,  Гомель,  Республика Беларусь

● Как испытывать счастье, так непременно задним числом.

Александр Пашинин,  Щёкино,  Тульская область

● Посмертной славой сыт не будешь.

Андрей Соколов,  Санкт-Петербург

● Плох тот дурак, который не перекладывает свою дурь на умного.

Дмитрий Тинин,  посёлок Удельная, Московская область

ЗавКЛАФом

Николай КАЗАКОВ

kazakov-aforizm@mail.ru

(обратно)

Ну ОчЕНь ЧёрнЫй ЮМор

Ну ОчЕНь ЧёрнЫй ЮМор

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Александр Сергеев

(обратно)

Семь признаков того, что выход из кризиса не за горами

Семь признаков того, что выход из кризиса не за горами

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Антонов Валерий

1. Когда вы смотрите телевизор, вас больше волнует прогноз погоды, чем цена нефти за баррель.

2. Вы снова можете позволить себе не «оставлять на чай». То есть не заваривать пакетик чая повторно. И не прошлогодний, а вчерашний.

3. Ценники в магазинах и на бензоколонках переписываются не каждый день, а только по чётным.

4. Размер пособия по безработице сравнялся с суммой коммунальных услуг. И это ещё не вечер.

5. Вы почти уверовали, что за нанотехнологиями – будущее. По крайней мере, будущее Чубайса.

6. Вас вновь переполняет чувство гордости за количество олигархов на душу населения в стране.

7. Вы уже осмеливаетесь просить надбавку к окладу. И что радует, ваше отражение в зеркале не перебивает вас и даже с пониманием кивает вам в ответ.

Валерий Антонов, Челябинск

(обратно)

Оглавление

Солоухин возвращается

Системный кризис цивилизации

И я тоже уйду

Шаг к единению

„Ника“ тридцать лет спустя

Фотоглас № 13

Спекуляция на теракте

Задача политолога не служить, а исследовать

„Дело историков“ и его подоплёка

Требуются герои и в жизни, и в литературе

Литинформбюро № 13

„Облегчить переполненный пульс“

Свидетели, рассказчики и фантазёры

Владимир Солоухин. „Из ненаписанных рассказов“

Памятью доброй ведомы

Утопия и антиутопия в одном флаконе

Странник

Трёхкнижие № 13

В поисках пути, или Как прописать контур

Остров везения

„Как лампаду ангел зажёг“

Заложники безвременья и страсти

Конвенция халтуры

Час, потрясший „Рай“

Бунт непоротых

Кто заработал на продаже Аляски

Симфонический детектив

Пусть горчит итог – мгновенья сладки!

Песня льётся в полный голос

Когда надежды были большими

Просто Бонч

Мне мил и дорог каждый уголок...

Уличная мебель и дуга из набережных

„Склиф“ серьёзно обновился

Вновь упрямо едем на „Динамо“

Пассажиров окунут в озеро

Роман с Постскриптумом

нОВоСти от Андрея Кнышева

Мелко, в конце

Фотошип

Хоп-хэй, юбилей!

Покорение Москвы

Клуб Любителей Афоризмов

Ну ОчЕНь ЧёрнЫй ЮМор

Семь признаков того, что выход из кризиса не за горами