Маленькие хрупкие игрушки (ЛП) [Bex-chan] (fb2) читать онлайн

========== *** ==========

Я наркоман-герой. Мне нужно заниматься сексом с женщинами, которые спасли чью-то жизнь.

— Митч Хедберг

Она вспомнила первый раз, когда они трахались.

И это было единственное подходящее слово для того, что они делали: трахались.

Трахались, как подростки посреди апокалипсиса. Трахались, как звери в жару. Трахались так, будто ненавидели друг друга и хотели нанести как можно больше повреждений своими зубами и ногтями.

В какой-то степени она винила Гарри. Его идея заключалась в том, чтобы Драко работал в Министерстве в течение шести месяцев, снабжая ее необходимыми финансами и ингредиентами для зелий, которые ей были нужны для работы над лекарством от вспышки таинственного вируса, который систематически убивал домашних эльфов.

Поначалу она, конечно, отказалась, и Драко тоже, но частью наказания Драко за его участие в войне были регулируемые Министерством ограничения на состояние и активы Малфоев в течение десяти лет, и у него не было выбора. Гарри буквально пришлось умолять ее согласиться принять участие, и несколько тревожных комментариев о благополучии домашних эльфов в значительной степени решили ее судьбу.

Так что в течение шести месяцев она мирилась с его присутствием в ее офисе, с его язвительными замечаниями, с его холодными глазами, с его навязчивой потребностью начинать ссору каждый чертов день и сводить ее с ума до такой степени, что ей пришлось выходить из комнаты несколько раз, чтобы не проклясть его. Она всегда считала себя терпеливым человеком, проводя большую половину подросткового возраста, играя суррогатную мать Рону, Гарри, Невиллу и Луне, но Драко сломал ее самообладание всего через несколько часов и каждый день после этого был ад.

Было ли это грубым заявлением о ее внешности, поведении или общем существовании, или просто одним из его растянутых молчаний, в котором он просто смотрел на нее, пока она не захотела кричать, он всегда находил способ залезть ей под кожу. Один из его любимцев приходил к ней в офис еще до ее приезда, превращая всю работу в беспорядочный беспорядок и часто сидел в ее кресле, подперев ногами ее стол, как будто он владел этим местом.

Что бы он ни делал, она всегда возвращалась домой днем, разглагольствуя про себя о том, какой он злобный и невыносимый ублюдок и как она его ненавидит. Она всегда ложилась спать, опасаясь утра, потому что это означало еще один день в его приводящем в бешенство присутствии.

Но она выкладывалась настолько хорошо, насколько могла, и после первого дня отказалась от своего первоначального плана стать большим человеком и игнорировать его. Нет, она встречала его удар за ударом, готовая своими остроумными ответами и ледяными взглядами. Она призналась, что, наблюдая, как он вскинул руки, взвыл от отчаяния и выскочил из комнаты, она испытывала болезненное чувство удовлетворения. Было умиротворенно осознавать, что она может разозлить его так же, как он ее.

Даже сейчас она не могла понять, как их мелкие ежедневные ссоры привели к тому, что они трахались.

Она вспомнила тот самый день, всего за две недели до того, как контракт Драко подошел к концу, и она бы наконец избавилась от него, она была не в особенно хорошем настроении. Была середина мая, один из тех влажных и теплых дней, когда влажность ползет по коже, она провела большую часть дня, обмахиваясь своими документами, чувствуя себя взволнованной и разгоряченной. Добавьте к этому, что Драко действовал ей на нервы с девяти утра, и к вечеру она была готова взорваться.

— Черт побери, Малфой, — прошипела она. — Я не хочу сегодня работать сверхурочно!

— И ты думаешь, мне нравится сидеть в этом гребанном офисе и слушать тебя, сука?

Она вспомнила, как прядки ее волос прилипли к затылку от пота, зудели в течение нескольких часов, и что пот на бедрах продолжал поднимать ее юбку. Драко сидел в своем кресле, небрежно откинувшись назад, закатив рукава до локтей, а волосы слегка растрепались от сырости. Она вспомнила, что хотела расстегнуть верхнюю пуговицу своей блузки, но его непреклонный взгляд оттолкнул ее.

— Если бы ты просто подписал эти бумаги…

— Я ничего не подписываю, — упрямо сказал он. — Ты полностью исчерпала мой запас аконита, так что можешь разозлить! Ты хоть представляешь, как трудно его достать?

— Конечно, я знаю, какая это редкость, в прошлом году я проводила чертово исследование для Министерства!

— Тогда читай по моим губам, когда я говорю «НЕТ»! В любом случае это не принесет тебе никакой пользы! Сейчас ты не ближе к поиску противоядия для чертовых домашних эльфов, чем когда мы начали эту бессмысленную операцию…

— Я нахожусь близко к поиску антидота.

— Бред сивой кобылы! — крикнул он, вскакивая со стула. — Все, что ты делала, это зря тратила мое время и мои деньги!

— Да пошел ты, Малфой! — она плюнула в него, снова обмахиваясь бумагами. — Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что я работала над этим, пока ты сидел и ничего не делал!

— Ничего? Каждый раз, когда я тебе что-то предлагаю, ты меня игнорируешь!

— Потому что ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Ты думаешь, что знаешь все!

— Я думаю, что знаю все? Черт, ты серьезно? Ты знаешь, кто ты?

— Я тот человек, который провел обширное исследование анатомии домашних эльфов! — Она дернула за воротник. — Я тот, кто провел бесчисленные испытания потенциальных ингредиентов зелья! — Она смахнула челку с глаз. — Я тот человек, который работал над этим с первого дня! И я тот человек, который знает детали этой операции задом наперед! И я человек — могила Мерлина, почему здесь так жарко?

Сдавшись, она практически оторвала верхнюю пуговицу и убрала волосы с лица дрожащими пальцами, а Драко изучал ее прикрытыми глазами. Чувствуя себя еще более неловко в его присутствии, все раздражение, которое она чувствовала последние пять с половиной месяцев, казалось, взорвалось внутри нее, и она подошла к нему ближе, швыряя документы ему в грудь.

— Подпиши бумаги.

Он не вздрогнул. — Нет.

— Я отказываюсь спорить с тобой всю ночь! Я хочу пойти домой и принять ванну! Желательно во льду!

— Не рассказывай мне о своих жалких ночах в одиночестве дома, Грейнджер, мне плевать.

— Подпиши бумаги, Малфой!

— НЕТ.

— Я не прошу тебя, я приказываю тебе!

— Ударь меня, Грейнджер.

И вот так ей снова исполнилось четырнадцать: злая, взволнованная и хмурящаяся на Драко Люциуса Малфоя сузившимися глазами и стиснутыми зубами, практически сплюнув от ярости.

Следующие тридцать секунд или около того были немного размыты в ее обычно хорошо организованном уме, но она знала, что сжала руку в кулак, подняла ее назад, а затем взмахнула ею изо всех сил, она завладела его ртом. Да, определенно его ртом. Она вспомнила, как смотрела на его губы или, скорее, на его ухмылку. Она вспомнила, что ее кулак на самом деле никогда не сталкивался с его лицом (к сожалению), и она вспомнила, как его пальцы сковали ее запястье, почти болезненно, и это был момент, когда все было немного искажено.

По сей день Драко клялся своей сомнительной душой, что именно она, как он выразился, «набросилась на него», но Гермиона была непреклонна, что такой смелый поступок был для нее слишком нехарактерным, и она был совершенно уверен, что именно он врезался в нее, как торнадо, разорвав ей рот.

Этот инцидент, их первый поцелуй, всегда напоминал ей автокатастрофу; люди часто описывали, как они вспоминали каждый момент до и каждый момент после, но сам удар был потерянным или туманным, например, когда вы обнаруживаете новый синяк. Я не помню, откуда это взялось.

И Гермиона могла искренне вспомнить каждую деталь, которая последовала за ударом.

Каждая деталь.

Поцелуй был скорее зубами и дыханием, чем губами; кусала, царапала и щипала, и Драко вцепился ей в нижнюю губу, посасывая, пока не стало больно. Услышав собственный приглушенный стон и досаду на себя за то, что она позволила ему ускользнуть, она так же сильно укусила его, пока не почувствовала вкус крови, а затем провела языком по его, чтобы доказать свою точку зрения, знать, что он тоже его попробует.

Его руки были так крепко сжаты на ее плечах, что синие отметины оставались на ее коже в течение недели, как идеальные темно-синие отпечатки пальцев; но это было прекрасно, потому что царапины, оставленные ее ногтями от порезов на его шее и плечах, останутся на нем в течение двух недель. Она практически царапала его во время поцелуя, теребила его за волосы, воротник и все остальное, за что могла ухватиться, и в процессе отколола два ногтя.

Тогда он прижал ее к стене, так грубо, что она изо всех сил пыталась дышать, а затем он начал возиться с пуговицами ее блузки. Излишне говорить, что они длились недолго, и он так быстро стянул ее блузку с липкой от пота кожи, что ей едва удалось вытащить руки из рукавов. Чувствуя потребность подражать ему движение за движением, она схватила его за рубашку, слишком нетерпеливо, чтобы расстегнуть пуговицы, поэтому она просто натянула ее на его голову, прервав поцелуй менее чем на две секунды, а затем ее бюстгальтер исчез, пять секунд спустя. Можно отдать должное Драко, ее бюстгальтер оказался на полу еще до того, как она сообразила, что он расстегнул застежку.

Она вспомнила, что его широкая грудь казалась влажной против ее грудей, пот скользил между ними, и они обе были чертовски горячими. Ее кожа была обжигающей, и тепло, исходившее от него, было похоже на пар, это заставило их почувствовать себя горящей массой тепла, скорости и энергии, и их пара практически пульсировала от ее интенсивности.

Тогда его рот был на ее горле, облизывая соленую кожу и покусывая чувствительное место под ухом. Этого было недостаточно, и она признала, что именно она втиснула свой таз в его, просто чтобы почувствовать трение в том месте, где больше всего покалывало, и она также призналась, что испытывала странное чувство триумфа, когда чувствовала, какой он твердый, словно теплая сталь между ее бедер.

Он издал звук в ее шею, когда она в первый раз качнула бедрами, чтобы встретиться с его, чудесный тихий звук где-то между вздохом и кряхтением. Она провела зубами по его подбородку, провела руками по его мускулистым рукам, прежде чем снова потерять их в его волосах.

Его следующий ход был действительно неизбежен.

Он поднял ее с пола, и ее ноги обвились вокруг его талии, как инстинкт, и она потратила секунду, чтобы сбросить туфли, прежде чем впиться лодыжками в его зад, снова обнаружив это трение. Подняв ее юбку вокруг ее бедер и вернув свои губы к ее синякам, он начал дергаться и кружиться, стон Гермионы вылился в его рот, прежде чем она успела его уловить. Тогда она почувствовала его ухмылку. Эта гребаная ухмылка.

Вращающееся давление его члена на ее клитор уже начало вызывать эту боль в ее кишечнике, и она отчаянно потянулась к его поясу, надеясь получить то, что обещала вся ситуация: он внутри нее, кожа на коже. Но он остановил ее.

— Полегче, Грейнджер, — пробормотал он. У нее действительно не было возможности обдумать его действия, пока он не просунул между ними руку.

Она прервала поцелуй длинным и дрожащим вздохом, когда он начал быстрые движениями большого пальца по ее клитору, по мокрому нижнему белью, его рот упал на ее ключицу. Некоторое время он так с ней играл, растирая ее сквозь влажную вату, пока она не распухла, и только когда она издала правильный, твердый стон, он наконец преодолел барьер и медленно соскользнул рукой внутри ее нижнего белья, а затем два его пальца оказались внутри нее.

Она вспомнила, как запрокинула голову, чтобы упасть на стену, и выгнула спину, поблагодарив божество, в которое она не верила, за то, что он знал, что делает, что он знал, как сгибать пальцы и толкать в быстром темпе, продолжая поглаживать большим пальцем ее клитор. Она вспомнила, как он целовал ее грудь, царапал зубами ее соски и сосал чувствительную нижнюю часть ее грудей, они тяжело дышали. Она вспомнила, как скручивала пальцы ног, когда короткие, но сильные искры удовольствия трепетали в ее животе, она была почти уверена, что он хмыкнул в ее кожу, когда она издала необузданный стон.

Во время всего этого она могла чувствовать его горячую, твердую длину, прижатую к ее внутренней стороне бедра, и между вздохами блаженства она думала о том, каково будет, если он наполнит ее. Подняв голову и встретившись с ним взглядом, она наблюдала, как он смотрит на нее, его глаза были темными, и она задавалась вопросом, как он будет выглядеть на ней сверху, гадала, стонет ли он ей в ухо. И Мерлин, прости ее, она жаждала этого, обладать такой властью над ним, и перспектива этого возбудила ее еще больше.

По-видимому, он смог прочитать нетерпение в ее глазах, потому что он убрал руку с нижнего белья, и они начали двигаться. Его рот вернулся к тому, чтобы бить ее, и когда он схватил ее за талию, она наконец дотянулась до пряжки его ремня, неуклюже расстегивая, прежде чем быстро расстегнуть его молнию.

Едва ей удалось протолкнуть его брюки за очерченные выступы его бедренных костей, как он ударил ее телом по столу. Буквально прихлопнул. Настолько сильно, что ее голова закружилась, и вся кровь хлынула в ее мозг, хотя, оглядываясь назад, возможно, это не имело к этому никакого отношения. Сдерживая желание хрюкнуть, когда боль охватила ее череп, она подтянулась и села на край стола, Драко скинул ботинки и снял брюки, не сводя с нее тяжелых глаз. Он выглядел как хищник, его движения были плавными и точными, и она с нетерпением вцепилась в стол, пока ее костяшки не побелели.

Вступив в пространство между ее ногами, он схватил ее за голову и снова раздавил ее губы, облизывая рот, как будто дегустировал, а затем он схватил ее за волосы и дернул голову назад, кладя другую руку ей на живот, чтобы оттолкнуть спиной к столу. Он держал ее там, упершись ладонью в ее живот, почти час, просто глядя на нее.

— Умоляй об этом, Грейнджер.

Ее глаза расширились, но шок прошел быстро, и она усмехнулась, обхватив его ногами за талию и намеренно наклонив бедра так, чтобы его член был прижат к горячему и влажному теплу между ее бедрами. Она наблюдала, как качается его кадык и стиснутые челюсти, и почувствовала прилив сил.

— Ты умоляй об этом, Малфой.

Его губы подергивались, и она подумала, что его дыхание стало немного поверхностным, прежде чем он убрал руку с ее живота, она выпрямилась, прижав зубы к его горлу, прежде чем снова найти его рот. Потом все снова стало быстро и беспорядочно, все руки и зубы, касались и кусались, просто пытались оставить как можно больше следов и шрамов. В этот момент он издал свой первый звук, и его низкое рычание прокатилось по ее языку, а затем по ее спине, а затем он каким-то образом сделал поцелуй более сильным, более требовательным, и она снова почувствовала вкус крови. Было ли это его или ее, она так и не поняла.

Болезненно впиваясь пальцами в ее зад, он притянул ее к себе, пока она не уселась на край стола, а кончик его члена не касался ее клитора. Она вспомнила, как думала об этом до того, как дотянулась до него, обхватив его рукой и качая кулаком вверх и вниз, и она отстранилась, чтобы увидеть его реакцию, нахмурившись. Ей понравилось, как он чувствовал себя в ее руке: твердый, как кость, и мягкий, как шелк, и она хотела еще на мгновение прикоснуться к нему, но он схватил ее за колени и оттолкнул еще дальше назад на столе.

Еще одно рычание вырвалось в его груди, он заполз на стол, оперся над ней и схватился за одну из ее ног, подняв за бедра. Она вспомнила, что он одарил ее размеренным похотливым взглядом, и она глубоко вздохнула, когда почувствовала его член у своего входа, и мгновение спустя он толкал ее внутрь, растягивая ее.

Он втянул воздух сквозь зубы и зажмурился, а она задохнулась от стона, вонзив ногти ему в плечи. По какой-то причине она думала, что он будет медленно выполнять эти первые несколько толчков, но он этого не сделал, и она была благодарна ему за это. После первого осторожного прыжка поспешность вернулась к нему, а второй, третий и четвертый толчок были жесткими и быстрыми. После этого они вернулись к безумному и хаотическому инстинкту. Его бедра ударялись о ее бедра с такой силой, что она изо всех сил пыталась сесть в течение нескольких дней после этого, хотя тогда она не заботилась об этом. Она откинула бедра назад, обвивая его ногами и подталкивая таз вверх, чтобы глубже проникнуть в него, что он, казалось, оценил.

Тогда их покрыл пот, капли которого падали с его челки ей в глаза. Все еще было чертовски жарко, и когда ее сердце билось в грудной клетке, она чувствовала себя горящей. Они оба чувствовали себя в огне. И он чувствовал себя так потрясающе внутри нее, как безрассудно колотил ее. Они оба тяжело дышали, как подростки, водили по друг другу руками, пытаясь прикоснуться к как можно большему количеству влажной кожи.

— Бля, — сказал он ей в губы. — Я знал, что ты так себя чувствуешь.

Ей едва удалось ответить, она снова вонзилась зубами в его горло, царапая ногтями его спину и лопатки. Ее кишечник начал пульсировать, дыхание стало затрудненным, ее грудь прижалась к его груди.

Он на мгновение замедлился и обнял ее за талию, подтянул к себе, и удерживая немного выше, врезался в нее, и это изменение сработало идеально. Покалывание превратилось в устойчивый ожог в этой новой позе, и каждый раз, когда он вставлял свой член в нее под таким углом, его живот стучал по ее клитору, ее стоны теперь выходили одним долгим мурлыканьем, и Мерлин, это было просто невероятно, как булавки и иглы повсюду. И вид, как лицо Драко сморщилось от попытки сохранить самообладание, сделал его намного лучше.

— Скажи мне, когда будешь близко, — сказал он, покусывая ее челюсть.

— Я близко.

А потом он остановился.

Когда он оторвался от нее и встал возле стола, она просто сидела там, ее тело все еще покалывало. Замороженная, безмолвная и головокружительная от секса. Она была убеждена, что все это была его дурацкая шутка, что он планировал довести ее до грани, а затем оставить висящей на краю, незаконченной и униженной. Даже когда она слышала, как он говорит, ничего не было понятно.

— Грейнджер, иди сюда. Сейчас.

Слишком сбитая с толку и ошеломленная, она просто смотрела на него, готовясь к жестокой насмешке, совершенно не обращая внимания на его истинные намерения.

— Ради Мерлина, — нетерпеливо прорычал он, схватив ее за бедра и перевернув на грудь. — Иди сюда.

Она позволила ему тащить ее назад, пока кончики пальцев ног не коснулись пола, она склонилась над столом, охотно раздвинув ноги, снова поблагодарив это воображаемое божество, что это было не так. Это далеко не все, если бы безумные руки Драко, сжимавшие ее бока, были чем-то, через что можно было бы пройти, а затем он снова наполнял ее, скользя полностью внутри, она вскрикнула, все остальные ощущения вернулись, как статика. Мгновенно приспосабливаясь, она приподнялась, так что ее позвоночник был изогнут, а бедра немного выше, и он снова зарылся рукой в ​​ее волосы, крепко удерживая ее влажные кудри на одной стороне и приставая к изгибу ее шеи своим ртом.

Она вспомнила, как его ярко выраженные тазовые кости ударяли по ее ягодицам каждым фунтом его тела, но это положение было чертовски превосходным, что она едва заметила, особенно когда он протянул другую руку вокруг, чтобы грубо потереть пальцами ее клитор, и сочетание того, что он дразнил эти два пятна, было великолепным. Почти. Все между ее пупком и бедрами горело в течение нескольких минут, и звуки, которые срывались с ее опухших губ в этот момент, представляли собой беспорядочную и громкую последовательность гласных.

Но ее любимой вещью в этой позе была возможность слышать и чувствовать его ворчание ей в ухо, его скрипучие стоны, и время от времени он шипел. Он немного сильнее дернул ее за волосы и ускорил темп своих толчков, повернув ее голову так, чтобы она могла видеть его краем глаза.

— Скажи мне, когда будешь на грани, — задыхался он, перебирая ее клитор сильнее и быстрее. — Перед тем, как ты соберешься кончить, скажи мне, хорошо?

Ей едва удалось кивнуть, потому что она достигла той стадии, когда ее пальцы рук и ног онемели, а кровь хлынула вниз, оставляя головокружение. Единственное, что казалось реальным, — это растущий пульсирующий жар внизу живота.

— Сейчас, — сумела она выплюнуть.

Он снова вырвался из нее, едва дав ей возможность заметить, как он перебросил ее обратно на спину и снова вошел в нее, загнав себя так далеко, как только мог, схватив ее за подбородок. Она никогда не забудет его лицо; покрасневший, сильный и такой жестокий, он выглядел захватывающе, и даже с его членом, который все еще толкался в нее. Ее оргазм пульсировал в ее животе, она отказывалась смотреть куда-то, кроме его диких глаз.

— Смотри на меня, когда кончаешь, — требовал он, прерывисто дыша. — Больше никуда, смотри только мне в глаза.

Затем он опустил руку от ее подбородка обратно к ее клитору, поглаживая его с идеальным давлением, когда он ударил ее еще один, два, три, четыре раза, и болезненный узел напряжения внутри нее наконец образовался.

Глядя ему прямо в глаза, как он и сказал, ее рот открылся в беззвучном крике, а ее спина выгнулась, все ее конечности сжались и вытянулись, чтобы приспособиться к теплу, гудящему вокруг ее внутренностей. Сопротивляясь желанию зажмуриться, она смотрела на Драко, когда все ее тело бесконтрольно превращалось в дрожащий беспорядок, и то, как он смотрел на нее, было таким странным и чудесным, как будто он был очарован ею, не в силах отвести взгляд. Протяжный и дрожащий стон сорвался с ее губ, когда жар закипел и рассеялся, после чего он все еще жужжал, ощущение в ее пальцах рук и ног медленно возвращалось.

Драко все еще входил в нее в быстром темпе, мышцы его рук судорожно сжимались, а губы подергивались, его дыхание стало тяжелее, а движения — более настойчивыми. Даже сейчас она понятия не имела, откуда взялась ее внезапная дерзость, но она обвила его ногами и схватила его за подбородок пальцами, как он это сделал с ней.

— Теперь, ты смотри только на меня, когда кончаешь.

Его глаза немного расширились, но затем он одобрительно ухмыльнулся ей, и это был первый раз, когда его дерзкие губы не разозлили ее. Тогда он задушил ее рот своим, врезавшись в нее сильнее, глубже, быстрее, его руки сжимали ее бока так крепко, что ей пришлось прикусить его губу, чтобы сдержать хныканье.

Ему пришлось прервать поцелуй, когда его дыхание стало слишком напряженным, и именно тогда она поняла, что он делал все ради ее блага, чтобы гарантировать, что она кончит первой. Его действия стали бешеными, а стоны стали громче, но он продолжал смотреть в глаза, его спина выпрямилась, а бицепсы вздулись, и одним последним ударом его члена она почувствовала, что он распался, и увидела это в его глазах, его зрачках. Звук, который он издал, был животным, а затем его плечи начали дрожать.

Затем он вздохнул, прижавшись лбом к ее ключице, позволяя своему оргазму утихнуть.

И это был конец.

Примерно через минуту, когда она уже думала, что ей сказать, чтобы нарушить тишину, он поднял голову и прямо посмотрел на нее. — Просто чтобы было ясно, — сказал он, — я все еще не подпишу эти долбанные бумаги.

Она вспомнила, кем они были тогда. Он ударил ее об стену и она сердито посмотрела на него, чувствуя себя смущенной, разъяренной и слишком незащищенной.

— Убирайся от меня, — рявкнула она, отталкивая его и поднимаясь на свои шаткие ноги. — Черт, что, черт возьми, я наделала?

— Ну, я, чтобы констатировать очевидное…

— Замолчи! — крикнула она, призывая свою палочку. — Это… это неуместно! Это неприемлемо!

— Успокойся, черт возьми, Грейнджер, это было неизбежно, — небрежно сказал он. — Ты месяцами пожираешь меня глазами.

— Что? Как… что, черт возьми, с тобой не так?

Не дожидаясь ответа, она взмахнула палочкой, чтобы одеться, а затем провела пальцами по завитым локонам, пытаясь разобраться в странной ситуации, в которой она оказалась. Как будто чтобы еще больше возбудить ее, Драко прошел по офису, все еще обнаженный, и беззаботно рухнул на стул, весело глядя на нее.

— Грейнджер, успокойся. Выпей или что-нибудь…

— Черт, да не хочу я пить!

— Может быть, успокоительное?

Она зарычала и развернулась, чтобы взглянуть на него. — Я знаю, что это какая-то дурацкая шутка для тебя…

— Напротив, я отлично провел время. Я просто…

— Но это не профессионально! — она оборвала его, подошла к своему столу, чтобы собрать файлы, прежде чем направиться к двери. — Я ожидаю, что ты будешь на работе в понедельник, и этот… инцидент больше не будет упоминаться!

Затем она захлопнула дверь и практически побежала по коридорам к каминной сети, благодаря всевышние силы за то, что это была по крайней мере пятница, и у нее были выходные, было время попытаться все это забыть.

В течение этих двух дней она полностью погрузилась в работу, а в воскресенье вечером у нее был прорыв, который сумел успешно отвлечь ее на все два часа.

Когда она вернулась на работу в понедельник с постоянной массой нервов в животе, Драко, как и ожидалось, уже был там, сидел в ее кресле с самодовольной ухмылкой на лице, но она была подготовлена. Уверенно войдя в комнату, она швырнула свои документы на стол перед ним, борясь с румянцем, который угрожал согреть ее щеки, она вспомнила, при каких обстоятельствах в последний раз касалась этого стола. Сохраняя пустое выражение лица, она ждала, пока он просматривал ее работы, чувствуя себя немного довольной собой, его бровь приподнялась от интриги.

— Ты нашла лекарство?

— Оно еще не было проверено, и я отправила свои выводы в Департамент по уходу за магическими существами, чтобы они могли начать испытания, но я уверена, что это сработает.

Он задумчиво постучал пальцем по губам. — А аконит…

— Был главным ингредиентом, да, — закончила она за него, самодовольно склонив голову. — Мне просто нужно было подобрать количество, но, как видишь, я была права, а ты ошибался.

Так вот, она никогда не ожидала от него извинений, но, возможно, она надеялась на какой-то признак унижения или смирения, но вместо этого он просто сузил глаза на нее, облизывая зубы.

— Как, черт возьми, ты получила дополнительный аконит без моего разрешения? — резко спросил он.

Она пожала плечами изучая свои ногти. — Я сделала то, что было необходимо. Я знала, что был права.

— Как ты получила это разрешение, Грейнджер?

— Я подделала твою подпись.

Его ноздри раздулись. — Ты подделала мою гребаную подпись?

— Это именно то, что я сказала.

— Хитрая сука! Я совершенно ясно дал понять, что не одобряю.

— Вот поэтому мне и пришлось подделать твою подпись, гений!

— Ты понимаешь, что я могу тебя уволить за это? — пригрозил он, поднявшись на ноги и обойдя стол, чтобы встать перед ней. — Ты знаешь, что, если я быстро переговорю с адвокатом, я могу подать на тебя и твой отдел в суд?

— О, не будь таким чертовски драматичным, Малфой!» — возразила она. — Я сэкономила нам недели, если не месяцы дополнительной работы! Если бы ты только подписал эту чертову бумагу…

— Ты не знаешь, подействует ли это зелье!

— О, пожалуйста! Посмотри на мои выводы! Это будет работать, и ты это знаешь!

— Все, что я знаю, это то, что ты незаконно подделала мою подпись, и что если это зелье не сработает, это обойдется мне в тысячи, глупая сука!

— Назови меня сукой еще раз, Малфой, и посмотришь, что произойдёт!

— Ты сука, Грейнджер!

Она сжала руку в кулак еще до того, как он закончил фразу, но он был готов к ней, и то, что последовало за этим, было похоже на их действия в пятницу, только на этот раз он трахнул ее на стуле и кое-как кончил на пол.

***

Год спустя она все еще пыталась нанести удар и в итоге оказывалась с ним между ее бедер.

Год тайного траха с Драко Малфоем, и, глядя на него сейчас, она до сих пор не могла понять… как.

Качая головой и потянувшись за одеждой, она старалась не думать о том, как и почему у них такой дисфункциональный распорядок, потому что она так и не пришла к выводу. Все, что она знала, это то, что их… договоренность, какой бы запутанной она ни была, будет продолжаться. Это был порочный круг, но они довели его до совершенства, сделав его комфортным и удовлетворительным, и он просто работал на их нужды. Но все, что она хотела сделать сейчас, это залезть в свою кровать и уснуть от угрызений совести, преследовавших ее с самого начала.

— Что ты делаешь?

Она взглянула на него и нахмурилась. По-прежнему обнаженный, откинувшийся на кровать с сигаретой между губами, и она не могла решить, выглядел он сексуально или мерзко.

— Я иду домой.

— Ты никуда не пойдешь, — сказал он, кивая на часы. — Уже за полночь. Помнишь, каминная сеть находится на ремонте до шести утра. Они прислали нам письма несколько недель назад.

— Черт, я совсем забыла. Ну, я аппарирую тогда…

— Грейнджер, мы это уже обсуждали. Охранные заклинания охватывают всю территорию моего дома. Тебе придется пройти пять миль, чтобы выйти за пределы, а там метель. Плохая идея.

Вздохнув и массируя лоб, она проигнорировала его веселый взгляд. — Ну, я не могу здесь остаться.

— Ты оставалась здесь и раньше.

Это было правдой, но это случалось всего четыре раза (включая этот), и все были совершенно случайными. Дом Драко был большим загородным домом недалеко от Борнмута, примерно в пятую часть поместья Малфоев, и доставлял ему такое нужное уединение. Вот почему они всегда приходили сюда, потому что знали, что их не прервут или, скорее, обнаружат, в отличие от ее особняка, где коллеги и друзья появлялись без предупреждения достаточно часто, это было проблемой.

Из трех раз, когда она ночевала здесь, два произошли из-за того, что она засыпала, а затем просыпалась, чувствуя себя слишком уязвимой и взволнованной. Не то чтобы она не доверяла Драко. Напротив, она думала, что он был самым безупречно честным человеком, которого она знала, но в их ситуации были невысказанные слова, и остаться на ночь было чем-то…неудобным. Это просто… было непрактично и подразумевало множество сложных вещей. Она должна была признать, что была далека от эксперта по принципу «ебля ради удовольствия», но знала, что их встречи должны быть краткими и простыми.

В третий раз, когда она ночевала здесь… ну, обстоятельства сложились, мягко говоря, проблематично. Это произошло недавно, около месяца назад, и, возможно, именно поэтому она начала анализировать запутанные узлы их договоренности: потому что она чувствовала, что это недавнее событие повлияло на статус-кво, даже если она была единственной, та, кто, казалось, понимал это.

Вот почему она не могла остаться. Если бы она это сделала, она знала, что ей придется поднять этот вопрос, потому что он неделями придирался к ней.

— Малфой, я не могу переночевать здесь.

— У тебя действительно нет выбора, — пожал он плечами, выдыхая дым. — Успокойся, Грейнджер, это всего лишь одна ночь.

— Но я могу…

— Грейнджер, — нетерпеливо выдохнул он. — Ты застряла здесь. Конец. Брось это. У меня от тебя голова болит.

Вздохнув от разочарования и откинувшись на кровать, она отчаянно пыталась отвлечься. — Что теперь?

— Яйца Мерлина, Грейнджер, если ты, черт возьми, дура, то можешь пойти в одну из запасных спален.

— Я не злюсь, я просто… это довольно неудобно.

На этот раз он медленно выдохнул дым. — Да, ну, жизнь — сука, а потом ты умрешь. Преодолей это.

— И тебе обязательно курить в постели? — спросила она, раздувая серое облако у ее лица. — Честно говоря, это плохо, что у тебя есть такая привычка, но курить там, где ты спишь, еще хуже.

— Я думал, что тебе больше понравится, если я проявлю интерес к маггловским привычкам.

— Они вызывают привыкание и убивают.

— Жизнь и так убивает, — пробормотал он, скосив на нее глаза. — Во всяком случае, у меня есть и другие пристрастия, менее испорченные, чем эта.

Это застало ее врасплох, она молча обдумывала его слова, недоумевая, что за ними стоит. Это вернуло ее к прежним мыслям, и она почувствовала, как вопрос, мучивший ее в течение восемнадцати месяцев, пробирался ей в рот, прежде чем она смогла его остановить.

— Малфой, как ты думаешь, почему мы… ты знаешь?

— Трахаемся?

— Да.

Погасив сигарету в пепельнице, он полностью повернулся к ней со скучающим выражением лица, как будто он уже давно ждал ее вопроса. — Почему бы и нет? Это весело, это безвредно, и, черт возьми, у нас это чертовски хорошо получается.

— И это все? — она спросила. — Это так просто?

— Эти ещи так же просты, как и ты, — сказал он. — Не у всех есть постоянная потребность в чрезмерном анализе, Грейнджер.

— Мне очень жаль, но я отказываюсь верить, что это так просто. У каждого действия есть катализатор.

Он приподнял бровь и вздохнул. — Почему ты спрашиваешь об этом сейчас, Грейнджер? Мы трахались, сколько? Больше года?

— Это означает, что у тебя было больше года, чтобы обдумать это, — сказала она. — Мне просто интересно узнать о твоих рассуждениях. К тому же мне нужен способ скоротать время до шести.

— Обычно мы проводим время гораздо более интересными способами…

— Не сейчас, — нахмурилась она. — Просто развлекай меня, Малфой.

Закатив глаза, он вытащил еще одну сигарету, зажег ее палочкой и затянул долгую и раздраженную затяжку. — Ты хочешь покончить с этим?

— Нет, — сказала она, слишком быстро осознав это. — Почему ты так подумал?

— Ты несколько недель вела себя нервно. Это чертовски раздражает. А теперь, с этими вопросами…

— Давай, Малфой, ты не можешь сказать мне, что наша ситуация нормальная.

— Не особо.

— И есть много других девушек, которых ты мог бы… трахнуть, которые не говорят про сложные ситуации.

— И кто сказал, что они будут знать, что делать с моим членом, как ты, Грейнджер? — он усмехнулся. — Кроме того, вряд ли есть очередь, чтобы запрыгнуть на мой член. Бывший Пожиратель Смерти, помнишь?

— Ты ожидаешь, что я поверю, что мы с тобой занимаемся сексом, только потому что это удобно?

Он усмехнулся. — Удобно? Ты не можешь быть просто более удобной.

— Тогда какого черта мы это делаем?

— Потому что мне нравится трахать тебя, Грейнджер! — выпалил он. — Мне так хочется ебать тебя, пока один из нас не умрет от обезвоживания. Мы вместе — слот, как порнографическая головоломка. Это как наша работа. Почему ты подвергаешь это сомнению? Почему ты не можешь просто наслаждаться этим, как нормальный человек?

— Ну, я только недавно подумала, что может быть настоящая причина…

— У тебя есть жалобы?

— Нет, но…

— Ты когда-нибудь выходила из моего дома неудовлетворенная или разочарованная?

— Ну, не совсем…

— Тогда в чем, черт возьми, твоя проблема? — он нахмурился, щелкнув языком. — Я имею в виду… правда, Грейнджер… Приставал ли я когда-нибудь к тебе с личным дерьмом и такими нелепыми вопросами?

Ее губы сомкнулись, и ее взгляд упал на руки, крепко зажатые на коленях. Она не хотела упоминать о том проблемном третьем разе, когда осталась на ночь здесь, в его постели. Она не хотела вспоминать ночь, когда он послал к ней сову, прося ее прийти, почти умоляя ее. Ночь, о которой они не говорили и даже не признавали.

Она не хотела обсуждать день смерти Люциуса.

***

Она вспомнила, как читала заголовок «Пророка»: «Люциус Малфой найден мертвым в 51 год жизни». Она подумывала связаться с Драко, обдумывая динамику их отношений и задаваясь вопросом, уместно ли было бы выразить ей соболезнования, но он принял это решение за нее, и его элегантный Филин доставил свое письмо сразу после захода солнца.

Сказать, что она чувствовала себя неуютно в его доме, было бы преуменьшением, и от того рой нервов, который ударил ее по животу, когда она вышла из его камина, ее чуть не вырвало. Она нашла его в кабинете, одной рукой он сжимал полупустой стакан огневиски, а другой прижимал к опущенным губам умирающую сигарету. Перед ним на столе стояла бутылка огневиски, переполненная пепельница и экземпляр книги «Пророк», открытая на странице, посвященной смерти Люциуса. Но его глаза… это его глаза поймали ее; такой пустой и безжизненный, за которым следят только тени. Заколебавшись в дверном косяке, она испытывала искушение развернуться на каблуках и вернуться домой, убежденная, что ничего не поможет, чтобы успокоить, но его голос остановил ее, прежде чем она даже успела моргнуть при его жалком виде.

— Ты не торопилась.

— Мне очень жаль, — пробормотала она и поморщилась от беспокойства в своем тоне. — Я… ммм… я не была уверена, что мне следует приезжать.

— Я просил тебя приехать.

— Я знаю, но я думала, тебе нужно… кое-что уладить, или ты захочешь уединения…

— Есть ли причина, по которой ты слоняешься у двери, Грейнджер? — медленно спросил он, слова были немного невнятными. — Ты выглядишь, как первокурсница, которую вызвали в кабинет директора.

Скрестив руки на груди, она сделала пару неуверенных шагов в его кабинет, наморщив нос, когда запах горького табака, смешанный с несвежим алкоголем, достиг ее ноздрей. —Малфой, почему ты попросил меня приехать сюда?

— Почему я всегда прошу тебя приехать сюда? — ответил он, потушив сигарету и выпустив последний глоток дыма. — Мы будем трахаться.

Она вздрогнула. — Драко, я не уверена, что это хорошая идея.

— Мне плевать. Мне нужно трахаться, и это то, что мы обычно делаем.

— Но ты явно…

— Я явно что? Смущен? Расстроен? — С насмешкой сказал он и сделал медленный глоток огневиски, она вспомнила, как гадала, обожгло ли оно его так же, как и ее. — Не будь идиоткой, Грейнджер. Ты знала Люциуса. Ты знаешь все, что он делал. Никто не будет скучать по нему, не так ли? Разумеется, не я.

— Драко, Люциус все еще был твоим…

— Я закончил говорить о нем, — прохрипел он, качая головой и махая рукой, призывая ее подойти к нему. — Иди сюда, Грейнджер. — Когда она не двигалась, он бросил на нее взволнованный взгляд. — Грейнджер, иди сюда.

Вздохнув и стараясь не прикусить нервно губу, она медленно подошла к нему, с каждым шагом задаваясь вопросом, стоит ли ей просто развернуться и броситься к камину. Когда она была на расстоянии, Драко вскинул руку и схватил ее за запястье, рванув к себе на колени, как будто она была хрупкой тряпичной куклой. Когда он прижался губами к ее губам, она попыталась не задохнуться, поскольку его резкое дыхание виски вторглось в ее рот, царапая ей горло.

Несмотря на то, что Драко был груб с ней бесчисленное количество раз до этого, то время было другим: слишком отчаянным и неуклюжим, чтобы совсем не походить на него. Он ощупывал ее груди, как неопытный подросток, впиваясь в них ногтями и скручивая их туда-сюда, как будто собирался оторвать их, и она несколько раз хныкала, когда он заходил слишком далеко. Его зубы были на ее челюсти, подбородке, щеках, кусая с достаточной силой, почти до крови в нескольких местах, и она пыталась отстраниться от него.

— Драко, — пыталась она. — Драко, просто успокойся.

Но он не смягчился. Во всяком случае, он казался более жестоким, схватив ее за талию и ребра с достаточной силой, чтобы образовать синяк.

А затем, в мгновение ока, он оторвал от нее свой рот и руки и издал рев чистой ярости, ударил кулаком по столу позади нее, прежде чем швырнуть стакан. От его резкости она подпрыгнула, а сердцебиение стучало в груди и барабанных перепонках так громко, что она изо всех сил пыталась расслышать, когда Драко начал говорить. И так, она просто наблюдала за ним несколько мгновений, глядя на то, как его лицо сморщилось от разочарования, нахмурились его брови, а губы сжались в безмолвном рычании.

— Черт возьми, я не могу сосредоточиться! — прошипел он.

Как робкая школьница, она взглянула на его промежность в поисках характерной выпуклости, но он был прав. Он не был твердым. Даже не близко. Заправив волосы за ухо, она подавила желание взглянуть на него, поправляя блузку, все еще сидела у него на коленях, кровь текла по линии ее подбородка. Она собиралась извиниться и быстро уйти, но потом увидела состояние его руки: осколки стекла вонзились в его кожу.

— Черт возьми, Драко. Твоя рука…

— Ты должна идти.

— Нет, — сказала она, осторожно взяв его за запястье. — Я вылечу это.

— Грейнджер, уходи.

— Позволь мне просто…

— Отвали, Грейнджер!

Он пытался оттолкнуть ее, но она сжала ноги, чтобы не упасть. Она вспомнила, как стиснула зубы и демонстративно выпрямила спину, ее поразила внезапная вспышка гнева.

— Эй! —огрызнулась она. — Не смей так со мной разговаривать!

— Грейнджер…

— Я серьезно, Малфой!

Схватив его запястье и удерживая с достаточной силой, чтобы он втянул воздух сквозь зубы, она быстро осмотрела его раненую руку, прищурившись в тусклом свете в его кабинете, чтобы оценить ущерб. Сосредоточившись на особенно неприятной ране около ладони, она нахмурилась и отпустила его запястье, затем слезла с его колен и встала над ним, как будто теперь она была директрисой, а он — раздражительным учеником.

— Хорошо, вставай. Я вылечу в спальне.

Он зарычал, хмуро глядя на нее из-под ресниц. — Что за черт…

— Я больше ничего не скажу тебе, Драко. Вставай, — сказала она. — Я исцелю твою руку, а потом уйду, и на этом все.

Поначалу колеблясь, он закатил глаза и сердито выдохнул, прежде чем поднялся на ноги, пытаясь скрыть вздрагивание, когда он случайно ударил рукой по подлокотнику стула. Он немного споткнулся, очевидно, под воздействием огневиски, но она сопротивлялась желанию помочь ему, зная, что он только оттолкнет ее и рассердит себя еще больше. Она шла за ним, пока он шел в спальню, несколько раз покачиваясь и толкаясь плечом о стену, ругаясь себе под нос между столкновениями.

Бесцеремонно опустившись на кровать, он впился взглядом в нее, она сидела напротив него и вытащила палочку из кармана. Она снова схватила его руку, осторожно перевернула и поднесла палочку к его коже, искусно выдергивая осколки стекла и залечивая каждый порез на ходу.

— Честно, — пробормотала она себе под нос. — Почему, когда у мужчин истерика, они уничтожают стекло и мебель? Количество мужчин, которых я вижу со шрамами на суставах, уже просто смешно. Как вы думаете, чего вы добьетесь? Все, что вы делаете, — это причиняете себе вред и разрушаете то, что стоит денег, а потом…

— Бьюсь об заклад, твой отец, блядь, любит тебя, не так ли? — сказал он внезапно. — Готов поспорить, отец тебе поклоняется.

Когда она взглянула на его лицо, спокойствие на его лице застало ее врасплох. — Что?

— Бьюсь об заклад, если бы ты попросила своего отца о мире, он бы умер, пытаясь заполучить его для тебя, так ведь?

Она склонила голову от стыда. — Да, он бы…

— Но тогда ты бы точно никогда не попросила о мире, да, Грейнджер?

— Нет.

— Нет, конечно, ты бы не стала. И, наверное, поэтому он так тебя любит.

Она вспомнила, что провела большим пальцем по его костяшкам, чувствуя, что это могло как-то успокоить его. — Драко, все будет хорошо.

Он усмехнулся, яростно качая головой. «Ты хоть представляешь, как это хреново — чувствовать облегчение от того, что твой отец наконец мертв? Нет, конечно, ты этого не понимаешь. И никогда не узнаешь. Когда твой отец умрет, ты будешь плакать часами и греться в воспоминаниях, как люди должны делать, когда теряют своих родителей. У меня почти соблазн устроить гребаную вечеринку вместо того, чтобы присутствовать на похоронах Люциуса!

— Тогда… почему ты так зол, если тебе стало легче?

— Потому что я хотел бы иметь родителя, по которому я мог бы скучать и оплакивать!

— Твоя мать…

— Моя мать, — отрезал он ее, скрипя зубами. — Я не видел свою мать больше года. Она переехала в Париж после того, как с нее сняли все обвинения после войны. Каждую неделю она присылает мне сову, и, наконец, я услышал, что она поселилась с каким-то владельцем отеля, вдовец с двумя детьми, которых она обожает. Бьюсь об заклад, через несколько лет ее совы будут приходить только ежемесячно.

Она перестала лечить его руку, но оставила ее в своей. — Я… я не понимаю. Твоя мать, казалось, думала о тебе всегда.

— О, она любит меня. Она любит меня до смерти, но я слишком сильно напоминаю ей Люциуса, и теперь она едва может смотреть на меня.

Прикусив нижнюю губу, она нежно сжала его руку. — Как бы то ни было, я не думаю, что ты похож на Люциуса.

Он напряг челюсть, изучая ее, как будто он выискивал ее лицо в поисках каких-либо признаков обмана, и она затаила дыхание на эти долгие моменты. Когда он вытащил свою руку из ее руки, она предположила, что он будет защищаться, возможно, попросив ее снова уйти, но он поднял пальцы к ее подбородку, запрокидывая ее голову назад.

— Черт, я сильно испортил твое лицо, — тихо сказал он. — Дай мне мою палочку, я исправлю.

— Все в порядке, можешь использовать мою.

Краткая вспышка удивления укрыла его глаза, и она поняла, насколько легко она предложила ему свою палочку. Это было не то, чего она тоже не замечала. Она прекрасно знала, что в мире волшебного этикета передача своей палочки кому-то демонстрировала высочайший уровень доверия, она доверяла ему, просто не позволяла знать об этом. Сунув ему палочку в руку, она улыбнулась, приблизив свое лицо немного ближе, чтобы подтвердить, что она довольна тем, что он сотрет нанесенный им урон, и когда покалывающая теплота исцеляющего заклинания начала шептать на ее кожу, она закрыла глаза.

Она вспомнила, как задавалась вопросом, был ли он когда-либо так нежен с ней во время их необычных отношений, или даже был ли он так нежен с кем-нибудь в своей жизни. Кончики его пальцев касались ее подбородка, время от времени искривляя лицо, и она пыталась понять, насколько плохо она выглядела, предполагая, что у нее было несколько синяков размером с укус и, может быть, одна или две царапины.

А потом в какой-то момент его губы заменили кончик ее палочки, и она вздохнула в его волосы, он начал нежно целовать ее подбородок. Когда его рот мягко прижался к ее губам без единого намека на зубы или язык, она подумала, что это было идеально. Он никогда еще не целовал ее так; его рот всегда был горячим и неистовым, в то время как это было почти невинно, как первый поцелуй, опоздавший на год.

С той же нежностью, приложив руку к ее затылку, он повернул их, прижимая ее вниз, пока ее спина не оказалась на кровати, его тело парило над ее, их груди соприкасались. Медленно снимая одежду друг с друга, они двигались как волны, прервав поцелуй, только чтобы стянуть рубашки через голову, а когда они оба были обнажены, Драко покрыл ее грудь и живот нежными и ленивыми поцелуями.

И когда он наконец вошел в нее, он делал это осторожно, плавно, обхватив ее лицо ладонями и чмокая ее щеки, губы, веки, нос. Это был первый раз, когда она не кричала и не стонала, потому что он накачивал то место удовольствия / боли. Нет, это было совсем другое ощущение, все щекотливое и теплое, и она вздохнула, может, пару раз простонала, но они были тихими, качаясь друг в друга в стабильном темпе, который, казалось, продлил опыт, намного дольше, и все казалось гораздо более значительным и чувствительным.

— Останься здесь сегодня вечером, — прошептал он ей на ухо за секунды до того, как она пришла.

Она кивнула, улыбаясь про себя, когда почувствовала, как напряжение в ее кишечнике сломалось, и она вытряхнула его из своего организма, обвив руками его спину и крепко сжимая, пока оно не исчезло.

Он заснул, положив голову ей на грудь, она рисовала случайные узоры кончиками пальцев на его плечах и спине, удовлетворенно ухмыляясь, прежде чем уснула.

Она проснулась одна и обнаружила его в кабинете в десять утра, в одной руке он сжимал стакан огневиски, а в другой — сигарету, как будто ничего не произошло. Не говоря ни слова, она покинула его дом, и они ни разу не разговаривали об этом, как будто та ночь была самой позорной частью их тайного романа.

Но с тех пор она думала об этом практически каждый день, гадая, помнит ли он это вообще, или это было искажено дымкой огневиски.

***

— Не смей говорить об этом, — предупредил Драко, потому что, очевидно, это было написано на ее лице. — Не смей вспоминать день когда Люциус…

— Я и не собиралась, — быстро сказала она. — Я просто… послушай, мне нужно понять, почему мы это делаем. Я думаю, это нечто большее, чем просто взаимное влечение…

— И я уверен, что ты веришь, что это что-то глубокое и важное, — цинично протянул он. — Возможно, что-то связано с войной? Или с моим воспитанием? Ты, наверное, думаешь, что то, что я трахаю тебя — это мое подсознание, пытающееся очистить мою душу от всей моей ненависти к магглорожденным, пока я был ребенком, или что-то столь же нелепое.

Гермиона прикусила нижнюю губу и наблюдала, как снег кружится за его окном в драматических петлях и пируэтах. — Война повлияла на всех по-разному.

— О, черт возьми, Грейнджер, я писал. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что тебя беспокоят эти причины? И ты просто пытаешься убежать.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ж, если ты спросишь кого-нибудь из дебилов, с которыми мы ходили в школу, я уверен, они ответят, что ожидали, что ты с Уизли поженитесь и родите небольшое стадо веснушчатых рыжих детей, — сказал он, морщась. — Знаешь, дом в деревне, пара собак и чаепития каждые выходные с Поттером и Уизлеттой.

— Я все еще не понимаю твоей точки зрения.

— Ты не понимаешь? Послушай, то, что мы делаем, полностью в моем характере. Если бы ты сказала половине своих друзей, что я трахался с девушкой в ​​течение года, не вступая в отношения, они бы едва моргнули глазом, но у вас… у вас есть обычный романтический сюжет, написанный изначально, и всегда так. Итак, почему нет свадьбы с Уизли?

Гермиона опустила глаза, задумчиво барабаня пальцами по колену. — Как я уже сказала, война затронула всех, — пробормотала она. — Мы с Роном пытались поддерживать отношения, но… каждый раз, когда он смотрел на меня, он видел Войну. Он видел смерть, и дошло до того, что он не мог даже прикоснуться ко мне.

— Это печально, — саркастически сказал он.

— Это действительно печально! — она сдержалась, глядя на него. — Ты знаешь, мы все вышли из войны раненными! У всех нас есть шрамы, которые никогда не кровоточили!

Выражение лица Драко стало немного жестким, как будто он сожалел о своем предыдущем комментарии, и он кивнул головой, с любопытством наблюдая за ней. — Продолжай.

Она колебалась, гадая, была ли информация, которую она собиралась рассказать, ее собственностью, чтобы разгласить, но она все равно вылилась из нее, потому что она нуждалась в его понимании.

— Рон тоже пьет.

— Мы все неравнодушны к выпивке, Грейнджер.

— Нет, он эм… бутылка огневиски каждую ночь перед сном, чтобы вырубиться, иногда две, — объяснила она. — Это единственный способ, с помощью которого он может спать. Если он будет продолжать в том же духе, он умрет, не дожив до сорока, со сморщенной печенью. Он полностью зависит от алкоголя. А другие…

Драко приподнял бровь. — Другие?

Закрыв глаза, Гермиона продолжила.

— У Джорджа нет зеркал в доме, потому что он знает, что будет сидеть перед ним несколько дней, разговаривая с собой, как будто с Фредом. Несколько раз он ловил свое отражение в окне или что-то в этом роде, и ему приходилось принимать успокоительное. Когда кто-то пытается сказать ему, что это не его брат, он становится агрессивным. Однажды все стало совсем плохо, и он… он напал на Молли…

Она подняла голову как раз вовремя, чтобы поймать удивление, подняв брови Драко, но он промолчал, сосредоточившись исключительно на ней взглядом, который казался странно обнадеживающим.

— Джордж провел месяц в учреждении в Эдинбурге, которое нам удалось скрыть от прессы… Драко, ты не можешь рассказать…

— Я не буду, — сказал он, и она ему поверила.

— Джордж сейчас зависит от зелий, которые лечат шизофрению, психоз, посттравматический стресс… все. Когда он принимает зелья, все в порядке, и благодаря Анджеле ему лучше, но у него все равно были эпизоды время от времени. А еще есть Невилл…

— Лонгботтом?

Она облизнула пересохшие губы и откашлялась. — Да, у Невилла ОКР*. У него проблемы. . рутина, которую он должен выполнять, например, завязать и заново завязать шнурки несколько раз, одеться и раздеться, несколько раз проверить, что все окна и двери закрыты, он убежден, что он и все, кого он любит, умрут. У него частые приступы паники, булимия, и у него были проблемы с запрещенными зельями и веществами, хотя он, кажется, поправляется… возможно… я не знаю, трудно сказать. Возможно, он просто учится лучше это скрывать. А еще есть Луна… ну, я думаю, если бы ты ее не знал, ты бы не заметил. Я знаю, что она всегда была немного странной и эксцентричной, но она всегда была… вменяемой.

Она остановилась и подождала, пока Драко кинет язвительный комментарий, но он этого не сделал, поэтому она продолжила.

— Луна все время говорила сама с собой в Хогвартсе, но теперь она разговаривает с людьми, которых… нет. Люди, погибшие на войне, такие как Тонкс, Ремус, Колин… даже Пожиратели смерти, такие как Беллатрисс, а иногда даже с Воландемортом. Долгое время никто из нас не обращал на это никакого внимания. Мы просто предположили, что это еще одна из ее причуд, но она начала выдергивать волосы и чесаться, и она была убеждена, что все, кто умер в войне… преследовал ее. Они сидели у ее кровати, истекая кровью, или с отсутствующими конечностями, или с дырками в груди, и она однажды сказала мне, что для нее это было настолько реально, что она могла видеть, как личинки вылезают из ран.

От этой мысли по ее спине пробежала дрожь, и она глубоко вздохнула, закрыла глаза и обняла себя, чтобы побороть внезапный холод в комнате.

— А Поттер? т-спросил Драко.

Ее глаза резко открылись, и она внимательно посмотрела на него, исследуя его острые черты на предмет любых признаков того, что он хотел получить информацию о Гарри для личной выгоды или развлечения, но все, что она нашла, было любопытством и спокойствием, которых она никогда раньше не видела на его лице.

— Гарри… — нерешительно начала она. — Гарри — двадцатичетырехлетний мужчина, который мочится в постель и просыпается с криком почти каждую ночь, как маленький мальчик. Если его разбудит громкий шум, он впадает в истерику, бьет и пинает воздух ногами. Джинни сказала мне, что она просыпалась в пустой кровати и так много раз находила его под лестницей, раскачивающегося взад и вперед, с игрушками. Он разговаривает с ними, притворяясь, что они Ремус, Сириус или Дамблдор, и он просто плачет, снова и снова говоря, что ему жаль.

Она тяжело сглотнула, ругая себя за то, что продолжила.

— И у него есть эти фигурки и для нас. Я, Рон, Джинни, Невилл, возможно, даже ты. Он воспроизводит войну с этими маленькими хрупкими игрушками, а когда заканчивает, он разбивает их, или сжигает лица, или топчет, пока оно не разобьется.

Ее глаза немного горели, но она боролась со слезами.

— Днем Гарри — блестящий, трудолюбивый человек, который любит свою семью и друзей больше всего на свете. Но ночью Гарри — ребенок, запертый в теле героя, и я понятия не имею, кто из них настоящий Гарри.

Вздохнув и качая головой, она подтянула колени к груди, выжидающе наблюдая за Драко, он наклонился вперед, так что их глаза были на одном уровне, гадая, о чем он мог думать, услышав все тревожные подробности травмы ее друзей.

— А что насчет тебя? — спросил Драко

— Меня?

— Да. В чем твой порок? — Он посмотрел на нее понимающе. — Трахаться со мной?

С тревогой потирая губы, она отвела взгляд в пол. — Я думала, что это ты, но… я больше так не думаю.

— Не думаешь?

— Нет. Видишь ли, я знаю, что победа в войне была лучшим событием, которое когда-либо случалось. В конечном итоге мы спасли миллионы жизней, но… по отдельности никто из нас не вышел из нее лучшими людьми. Мы все пострадали… отрицательно… кроме тебя.

— Меня? — он нахмурился, очевидно сбитый с толку. — О чем ты говоришь?

— Вы вышли из той войны с новой точки зрения, — объяснила она. — Я имею в виду, посмотри на себя. У тебя больше нет кровных предрассудков. Я не слышала, чтобы ты говорил «грязнокровка» годами, и тот факт, что мы ведем этот самый разговор, показывает, что ты кое-что извлек из всего этого. Ты можешь быть высокомерным, холодным и эгоистичным, но ты был таким и до Войны. Она изменила тебя к лучшему.

Он покосился на нее, как будто она сказала ему, что он маггловская девочка с косичками. — Ты думаешь, я лучше, чем был?

— Да, ты, — твердо сказала она ему. — И я думаю… Думаю, именно поэтому мне нравится… проводить с тобой время. Потому что мне нравится, какой ты сейчас, и ты даешь мне… надежду.

К тому времени, как она закончила, ее щеки стали теплыми, и она обнаружила, что затаила дыхание, ожидая его ответа. Ей хотелось ударить его, когда он достал еще одну сигарету из пачки, и так медленно поднес ее к губам, воспламеняя палочкой, прежде чем снова повернулся к ее тяжелым глазам.

— Тогда это делает тебя самой ненормальной из нас всех, Грейнджер.

И в одно мгновение она пришла в ярость, наполовину на себя за свое признание, наполовину на него за его жестокий ответ, и она знала, что это было написано у нее на лице. Подавив желание кричать на него, пока у нее не заболело горло, она поднялась с кровати так плавно, как только могла, решив сохранить некоторое достоинство.

— Знаешь что? — она плюнула. — Думаю, я пройду пять миль и аппарирую. Я лучше выдержу эту метель, чем буду сидеть здесь с тобой.

Затем она развернулась и ушла.

— Грейнджер! — позвал Драко. — Грейнджер, вернись сюда!

Но она проигнорировала его, маршируя по коридорам его дома, закипая и бормоча себе под нос. Глупый, надменный, мерзкий придурок. Она слышала, как он движется позади нее, его шаги догоняют, поэтому она ускорила шаг, добралась до входной двери и сумела приоткрыть ее на несколько дюймов, чтобы впустить порыв ветра и снега. Но затем из ниоткуда появилась рука Драко, захлопнув дверь, и она повернулась к нему лицом. На секунду она заметила, что он надел брюки, но его грудь все еще была обнажена, поэтому она ударилась о нее ладонями, отталкивая его от себя и надеясь, что его кожа жжет.

— Не смей.

— Ты потеряла свой гребаный разум? — завопил Драко. — Ты видела, какая сумасшедшая погода?

— Я более чем способна наложить достаточное количество щитовых заклинаний, черт возьми, большое тебе спасибо!

— Мне плевать, ты не выйдешь на улицу…

— Выйду!

— Черт возьми, Грейнджер, я шутил!

— Нет, нет, ты не мог, — крикнула она, разочарованно запустив руки в волосы. — Я не могу больше делать это с тобой!

— Что?

— Это! Секс! Я не могу делать с тобой это дерьмо, приятель! Я не могу быть таким профессионалом, как ты, но я знаю фундаментальное правило таких аранжировок, как эти, и я его нарушила, поэтому отменяю его!

Он сделал шаг назад, его лицо сморщилось от замешательства. — Что, черт возьми, ты несешь?

— У тебя не может быть приятеля для траха, когда есть чувства, а у меня, конечно же, есть, — сказала она, покорно вздохнув. — Я только что сказала, что люблю, что ты мне нравишься, поэтому мы больше не можем этого делать. Все. Готово.

Она повернулась и схватилась за дверную ручку, но он снова уперся рукой в ​​дверь, чтобы остановить ее.

— Я еще не закончил, — прорычал он ей на ухо. — Может, я и не твой порок, Грейнджер, но ты мой.

Она встретилась с ним взглядом через его плечо. — Тогда подумай об этой холодной индейке.

— Какого черта ты хочешь от меня, Грейнджер? Отношения?

— Да! — смело признала она. — Или хотя бы вариант!

— Я бы разбил тебе гребаное сердце!

— Я большая девочка, Малфой, я справлюсь сама.

— Мне нечего тебе предложить! — выпалил он, и она ахнула от резкой свирепости в его голосе. — У меня нет денег! Нет репутации! Ничего, кроме выцветшей Темной метки на моей руке, кучи плохих воспоминаний и, как ты видела, некоторые серьезные проблемы с родителями! И я отказываюсь разочаровывать другого человека в своей жизни!

Она выпустила дыхание, обжигающее ее легкие. — Драко…

— У тебя был весь я, Грейнджер, — продолжил он, указывая пальцем на грудь. — Это все, чем я являюсь. Я эгоистичный, высокомерный, холодный ублюдок, и отказ от отношений с тобой — самое доброе, что я могу для тебя сделать.

— Тогда почему это больно? — пробормотала она, скрестив руки на груди. — Знаешь, у каждого свой мир на плечах. Легче нести тяжесть, когда есть люди, которые помогут тебе нести его. — Она остановилась. — Я помогу тебе нести твою, если ты поможешь мне нести мою.

Он ничего не сказал, просто наблюдал за ней.

— Слушай, все сводится к… нравлюсь я тебе или нет?

Он промолчал, но его черты смягчились, а затем он наклонил голову, чтобы целомудренно и нежно поцеловать ее рот, точно так же, как в ту ночь, когда умер Люциус. Когда он отстранился, она подумала, что он выглядел противоречивым, почти обеспокоенным из-за того, что его брови были сдвинуты вместе, а губы поджаты. Ей хотелось прикоснуться к нему, разгладить жесткие складки на его лице, но она сопротивлялась, ожидая, пока вся неуверенность спадет с его лица, как дождь.

— Давай, Грейнджер. Вернемся в постель.

— Подожди, мы…

— Я хочу, чтобы ты провела ночь в моей постели, — прямо сказал он, поворачиваясь и возвращаясь в свою спальню. — И не только сегодня вечером.

Она последовала за ним, ускоряя шаги, пока не оказалась рядом с ним. — Так… ты говоришь «да»?

— Я говорю, может быть, — неохотно пробормотал он. — Мы можем обсудить это утром, после того, как я немного посплю.

Рассеянно кивнув, она согласилась с тем, что это все, что он ей сейчас даст, но все равно решила испытать удачу. Ее сердцебиение застучало в ее горле, она потянулась к его руке, обвила пальцы вокруг его и притворилась, что не заметила, как его голова дернулась в ее сторону. Она могла только представить выражение его лица, уверенная, что он находился на полпути между смущением и возмущением.

Но затем она почувствовала, как он слегка сжал ее руку, и улыбнулась про себя, поддерживая свои плечи перед его миром.

Комментарий к ***

*ОКР - Обсессивно-компульсивное расстройство - заболевание, вызывающее навязчивые мысли, которые могут привести к компульсивным действиям.