========== Часть 1 ==========
Она проснулась в холодном поту. Маша отчетливо помнила сон, в котором ей приснилось, что Марк погиб. Ее Марк умер… Она, прерывисто дыша, повернула голову и посмотрела на часы. Ярко-зеленые цифры светились в темноте, показывая три часа ночи. Он должен прилететь сегодня из Женевы, вернуться в Москву. Вылет утром. У нее есть время, чтобы его отговорить.
Отговорить?
Она вспоминала сон: крылья самолета… все трясется, разгерметизация салона, паника на борту и перекошенные от ужаса лица… Яркая вспышка. Окровавленная рука ее парня на иллюминаторе. Самолет, накренившись, быстро теряет высоту. В иллюминаторе виднелась приближающаяся земля.
Сердце болезненно колотилось, и она схватилась за грудь. Верит ли она в сны?
Маша не раз задумывалась об этом. В основном она их слабо помнила и не сильно придавала им значения, но тревога не отступала. Тем более сон был такой четкий, все так натурально, словно наяву. Правда, картинки катастрофы практически мгновенно сменялись одна другой, как слайды… Во сне все было так быстро, или она просто уже не помнит? Сон мог просто означать тревогу или плохое самочувствие, она недавно смотрела фильм про авиакатастрофу, и впечатления могли отразиться таким образом, сон мог предвещать разрыв, но не такую беду, как падение самолета с сотней пассажиров на борту. Маша, перестав гадать, набрала в гугле, и поисковик ответил, что беспокоиться не о чем. «Сон пугающий, но пугаться на самом деле не стоит. Это всего лишь предвестник незначительных поражений и ошибок, которые со временем, как правило, можно исправить».
Девушка с облегчением вздохнула. Ничего страшного. Это всего лишь сон. Просто она всегда дико нервничала, когда садилась в самолет, а теперь нервничает, когда летит он. Все просто.
***
Марк вздохнул и открыл глаза. За окном утренние лучи майского солнца омывали площадь Бург-де-Фур. В Швейцарии он провел несколько приятных дней и сожалел, что она не смогла поехать с ним.
Марк смотрел в окно и думал, что весной Женева прекрасна, он не был здесь в другие времена года, но он думал, что весной особенно. Он обязательно свозит сюда ее. Вероятно, как только ей дадут отпуск. Конференция прошла успешно, но в другой раз он не будет занят наукой и посвятит все время ей.
Москва далеко не так красива, она напоминает гигантский улей, рассуждал Марк, слишком шумный, слишком многолюдный, слишком неромантичный. Она красива только ночью с высоты птичьего полета. Может, стоит перебраться в какой-нибудь другой город?
Он заказал завтрак в номер и смотрел на парочку голубей, которые уселись на его окно. Слушая любовное воркование, он вспоминал Москву, вспоминал Машу, девушку, которая всегда слишком за него волнуется, слишком переживает.
Ему стало везти по жизни. Удача повернулась к нему лицом. Все хорошо. Все у них хорошо и будет еще лучше! Она встретит его в Домодедово, они пойдут в уютный ресторанчик и отметят удачный приезд.
За окном весна. Деревья все в зелени, поют птицы, журчат ручьи, и ярко светит солнце. Марк невольно улыбнулся, вспоминая заразительную улыбку подруги и эти ямочки на щеках. Взгляд плавно скользил по пятиэтажным светлым домам, огибающим небольшую уютную площадь, по летним ярким зонтикам кафе, по круглому фонтану в центре, по немногочисленным в этот ранний час туристам, а затем уткнулся в билет на самолет. Белый прямоугольный листок лежал на столике рядом с утренней газетой и чашкой крепкого кофе. Марк поднял глаза на лазурное, почти без облаков небо Швейцарии. Боинг 737-800 рейс 9150 должен доставить его домой. Сегодня. Ровно через три часа.
Хорошо, что он успел купить ей вчера парочку милых сувениров, она бы не простила его. Он вновь улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, которой улыбался нечасто. Маша говорила, что у него слишком сухое, даже суровое лицо, хотя и тонкие, красивые черты.
Вот он уже в аэропорту, время проходить досмотр. Вайбер завибрировал, возвещая о пришедших смс. Настойчиво. Еще и еще. Затем звонок. Марк решил снять трубку, хотя его очередь уже приближалась.
— Я уже в аэропорту Женевы, скоро увидимся! Что? Я не слышу… Что, не лететь?
— У меня плохие предчувствия, — услышал Марк встревоженный тихий голос. — Я думала не говорить тебе, но я видела тревожный сон.
— Маша, — вздохнул Марк, — ты всегда склонна драматизировать. Ты же знаешь, — проговорил он мягко в трубку, — со мной ничего не случится.
— Может, ты передумаешь? — с мольбой в голосе спросила девушка. — Прости, я правда не хотела тебе звонить, но… если все же вдруг…
— На борту летит много детей, Маша. Вот передо мной стоит девочка и держит маму за руку, а в другой руке куклу. Она развернулась ко мне, улыбается и показывает язык. Я тоже показываю язык ей. — Марк улыбнулся. — Семьи, дети и славные парни с научной конференции. Если этот самолет рухнет, Бог будет мудаком. Полнейшим мудаком.
— Ты говоришь, как парень из “Пункта назначения”, — нервно усмехнулась Маша, и ее передернуло. Она услышала, как Марк рассмеялся в трубку.
— Все, я уже у стойки регистрации.
— Ты… ты точно решил?
— Я еще наберу перед самым вылетом. В самолете, когда займу свое место. Помахаю тебе ручкой!
— Марк? Але, Марк? — но парень уже дал отбой. Маша тупо уставилась на телефон. Надо же, отключился, чтобы не выслушивать ее бред. Целый день она провела в раздумьях, гоня воспоминания о кошмарной ночи прочь.
— Я очень мнительна, — прошептала она вслух, обняв себя за плечи, — это мешает мне жить. Делаю из мухи слона. И ему надоедаю своими фантазиями и навязчивыми состояниями.
«Все, взлет через полчаса. Скоро запустят», — прочла она.
Все. Сухо. Кратко. Констатация факта. Он так часто бывает таким!
«Больше он не позвонит», — подумала девушка, но как только такая мысль пришла ей в голову, раздался звук вайбера.
— Меня хорошо слышно? Скоро взлетаем. Мое место у окна! — услышала она бодрый, такой родной голос и вздрогнула. Мозг услужливо преподнес воспоминание о сне, в котором он тоже сидел у окна…
— Марк… может… — начала было она, но ее довольно строго, но не грубо прервали.
— Слушай, — произнесли в трубке, — все будет отлично. Заканчивай свои истерики.
-У меня нет истерики, — произнесла девушка с тенью обиды в голосе, — я просто боюсь. Немножко. Просто я перепугалась. Не злись…
— Машка, — в голосе Марка появилась мягкость, почти нежность, он не часто так говорил с ней, обычно крайне сдерживая эмоции, — все хорошо. Я же говорю, Бог будет мудаком, если…
Послышался какой-то шум.
— Что там?
— Мы вот-вот взлетаем, просят отключить мобильные.
Сердце девушки оборвалось. Она закусила губу, уставившись потерянным взглядом в окно, за которым шумел проспект.
Весна. Их четвертая весна.
— Марк… — еле слышно прошептала она в трубку. Он вряд ли ее расслышал.
— Стюардессы показывают, как пользоваться спасательными жилетами и кислородными масками, и говорят, что нужно пристегнуться и отключить к такой-то матери телефон, иначе меня высадят с самолета, — пошутил Марк.
— Хорошо…
— Не умирай там, детка, — услышала она в трубке, и у нее округлились глаза от удивления, потому что он так ее никогда не называл. Никогда он не произносил подобных слов, не обращался к ней так, как обычно пары обращаются друг к другу. Ни разу. За четыре года. У других это совершенно обычно, для нее — особенно. — Моя малышка. Я очень соскучился.
Она чувствовала — он улыбается, кривовато и с легкой добродушной насмешкой.
— Издеваешься?
— Нет.
Она молчала, начиная осознавать, что значат эти его слова.
— Вот я и сказал тебе их, — услышала она его серьезный голос. — Я ведь обещал сказать, как только ты перестанешь их ждать от меня?
У них все было не так, как у других. Она знала, он улыбался. И она улыбалась сквозь навернувшиеся слезы. У нее сжалось сердце, она готова была задохнуться от нахлынувшей радости, потому что услышала слова, смысл которых понимали только они. Для посторонних, в не их истории, эти слова, возможно, ничего бы не значили.
***
Боинг стал набирать скорость, собираясь покинуть взлетную полосу. Марк достал из кармана маленькую прямоугольную коробочку. Он никогда не думал, что сделает ей предложение, что вообще соберется на ком-либо жениться.
Волк-одиночка, но она, кажется, приручила его. Вытерпела. Выстрадала.
Он открыл крышечку, смотря на аккуратное золотое колечко с маленьким камешком.
Она любит. Любит его, сухаря.
Терпит его характер, который больше никто не смог вытерпеть до нее, выносила бедность, невзгоды, размолвки, недопонимания, кризис, его сдержанность… Они через все прошли.
Она прЕдана.
Самолет плавно оторвался от земли и полетел навстречу солнцу. Кто-то из пассажиров облегченно вздохнул, а в голове Марка вскользь пронеслось: «Рано вздыхаешь, мы еще не сели».
Блики от солнца играли в маленьком камушке, лицо Марка посерьезнело. Он понял, что и сам любит ее, хоть ни разу не говорил. За четыре года, что она на него потратила, он ни разу не говорил ей этого, потому что не знал наверняка. Потому что боялся. Потому что не был уверен. Потому что не хотел брака. Потому что дурак, а сейчас…
Стюардессы что-то спрашивали, говорили заученные фразы, а Марк смотрел в окно. Боинг набирал высоту и вскоре поднимется выше облаков. Парень смотрел на город, который становился все меньше.
… Кто-то слабо вскрикнул, когда самолет тряхануло в первый раз. Во второй раз, когда затрясло сильнее, взвизгнуло людей побольше. Марк непонимающем взглядом обвел салон, видя настороженные лица пассажиров. Он помнил, как кто-то спросил из чистого любопытства, сколько человек на борту, и ему ответили, что сто восемьдесят два без членов экипажа.
«Почти под завязку», — вспомнил Марк ответ какого-то любопытного пассажира и сейчас, осматривая трясущийся салон, слушая успокаивающие голоса стюардесс, начал тревожиться.
— Так и должно быть? — спросил кто-то, голос звенел от напряжения.
— Это турбулентность, все хорошо, — стюардесса улыбнулась, но в глазах ее стояла тревога, а улыбка была натянутой. Она продолжала ходить по салону, держась за спинки кресел, пытаясь успокоить пассажиров. Затем переглянулась с другими бортпроводницами и, подойдя к своему креслу, пристегнула ремни. Тряска начала усиливаться.
«Неужели? — подумал Марк. — Неужели… неужели и правда… Машка, как так?»
— Так разве должно быть? — крики все сильнее стали разноситься по всему салону. Истерично звучали детские голоса. — Это неправильно! Так не должно быть!
Самолет зашатало сильнее, что-то страшно заскрежетало и загудело, будто он вот-вот расколется на части, несколько ящиков над головами для багажа открылись, и вещи посыпались на пассажиров и в проход между сиденьями. Раздался пронзительный, монотонно повторяющийся сигнал, возвещающий о разгерметизации, и сверху на голову стали вываливаться кислородные маски. Страшно, отчаянно закричали, и тут Марк впервые услышал слово «Падаем!».
Он повернул побледневшее лицо к соседу, точнее, это была соседка. Женщина под пятьдесят не кричала истошно, не билась в панике, а взяла в руки телефон и, боясь его выронить от тряски, что-то старательно писала со странно-сосредоточенным лицом. Губы что-то шептали, пальцы сильно дрожали и не слушались, но она упорно продолжала…
Самолет резко накренило вниз и в бок, не пристегнутые пассажиры полетели в проход, что-то взорвалось сбоку и вырвало дверь салона…
— Пора, молодой человек, — услышал Марк скорее у себя в голове. — Успейте, пока не поздно. Возможно, у вас есть еще несколько секунд.
И тут все замерло, ушло, испарилось, отодвинулось на второй план и перестало быть значимым. И падающий, разваливающийся самолет, и кресла, вылетающие вместе с пассажирами за борт, и истошные, душераздирающие вопли повсюду, и огонь, который вот-вот доберется до него…
Руку что-то сильно поранило, но Марк даже не заметил. Он достал мобильник и напечатал, еле попадая по буквам. Ему показалось, что на пару строк ушла вечность.
— А… если… не дойдет? — он думал, что задает вопрос себе, но он спрашивал женщину рядом, которая уже закрыла глаза и казалась почти мирно отдыхавшей, только руки судорожно сжимали кресло.
— А вы молитесь, чтобы дошло…
— Я не умею, — прохрипел Марк и пожалел об этом, как ни о чем в своей жизни. — Боже…
***
Ожил мобильный. Она взяла телефон, рассуждая, что если это он, то еще слишком рано для приземления, она еще дома и даже не выехала в аэропорт, а телефоны в полете включать запрещено. Маша открыла сообщение и смотрела на него нескончаемо-долгие секунды. Вначале она ничего не понимала, но потом… комната закружилась, ноги отказались держать ее тело, и она резко опустилась на удачно стоящий рядом стул. В широко распахнутых глазах пока еще не было слез, лишь застывший ужас. Глаза читали последнее смс от него:
«Ты была права. Постарайся быть счастливой без меня. Я люблю тебя. Марк»
