Три женщины [Фредерика Коста] (fb2) читать онлайн

Фредерика Коста ТРИ ЖЕНЩИНЫ

ГЛАВА 1

Герда повесила на плечо только что выстиранные занавески и взобралась на стремянку. В то время, как она колечко за колечком прикрепляла их к струне, ее трехлетний отпрыск Симон, занятый на полу строительством башни из кубиков, нечаянно развалил ее.

— Дельмо! — тут же заорал он, как будто виновником неудачи был не он лично, а кто-то другой.

Знакомые штучки! Уже в течение пятнадцати лет это был любимый приемчик ее мужа. Если Бернд не мог сладить со своим скверным настроением, он начинал придираться, выволакивал на свет Божий какую-нибудь старую историю, чтобы заявить: у него вечно кто-то играет на нервах.

Раньше в качестве такого «козла отпущения» он использовал именно Герду. Но за долгие годы она не только раскусила эту хитрость, но и научилась реагировать на нее — просто не обращать внимания. А чтобы сохранить при этом собственное спокойствие, начинала считать про себя до десяти. Или напевать песенку. Или старалась представить себя в это время где-то на пляже, окруженном пальмами. И это здорово помогало. Не так-то легко было вывести Герду из себя!

— Кубики бяки! Дельмо! — разорялся Симон.

А мать его в это время — на этот раз уже громко — считала колечки, которые успела прицепить:

— Двадцать четыре… двадцать пять… двадцать шесть… спокойно, только спокойно!

Но тут Симон принялся метать кубики. Видно, именно в этот день он всерьез решил испытать терпение матери. Ну и пусть! В конце концов не она виновата что у него развалились кубики. А тут еще возись с этими занавесками, готовь еду, всех обхаживай и обстирывай. И все это достается ей одной! Попробовала бы другая на ее месте — уже пятнадцать лет тянуть эту лямку, сначала воспитательницей в детском саду, а затем матерью троих подрастающих непосед. Посмотреть бы тогда на нее…

— Ох-хо-хо! — вздохнула Герда и не удержалась, что-бы вслух не пожаловаться Симону:- Ты не можешь себе представить, сынок, сколько раз мне уже хотелось размазать по стенке моего распрекрасного супруга, а твоего папеньку — чтобы он из холодной лягушки превратился наконец в принца.

— Лягушка! Лягушка! — нашел новую тему Симон.

— Но для этого по сказке он должен вначале поцеловать меня, твой отец, — не унималась Герда. — Но он давно уже на это не способен, только и заглядывается на свеженьких дурочек. Тут уж ходит петухом! Прямо-таки хвост распускает…

Симон перестал хныкать, громко шмыгнул носом, искоса взглянул на мать.

— А сто знасит «распушить хвост»? У него тозе есть хвост?

— Да нет! Это просто, значит, воображать, задаваться, — пояснила Герда, отсчитав сорок шестое кольцо.

— Распу-у-сать… ра-а-аспусать, — старательно заучивая словцо, Симон гневно запустил игрушечной машиной в груду воздвигнутого им сооружения. — Платинные кубики!

Герда, вздохнув, подумала: «А лучше куда-нибудь поехать отдохнуть. На этот раз по-настоящему — в Индию, в Мексику, а то и в Египет. Хотя бы раз покататься на верблюде, увидеть пустыню, полазить по пирамидам. И, конечно же, без этих сорванцов. И чтобы не трястись при этом над каждым пфеннигом! Это было бы здорово…» Но эти мечты казались столь же неосуществимыми, как, скажем, желание посмотреть на Землю с Луны. Или однажды вдруг стать принцессой Каролиной. Поэтому она стала мечтать о другом, более скромном.

— Ах, как бы хотелось провести хотя бы пару часов просто одной. — Она уже вполголоса разговаривала с собой, прикрепляя к струне последнее кольцо. — Например, понежиться в горячей ванне с лавандой. И читать захватывающую книжку. Или просто сидеть и ничего не делать. А то — слушать музыку и мечтать… О пляже с пальмами, о поцелуях, о мужчине, который не будет казаться представителем лягушачьих, а, наоборот, изысканный, нежный, чуткий… Который никогда не кричит, ничего не требует, не придирается. Вот это была бы жизнь!

Герда даже вздохнула при этих мыслях, расправила занавеску и, невольно взглянув вниз, обомлела от ужаса-Симон уверенно тянул к себе скатерть со стола, где стояла их замечательная хрустальная ваза, которую она получила на прошлое Рождество в подарок от матери Бернда.

Она не очень-то дорожила подношением свекрови, но та наверняка была бы в шоке, узнав, что ваза разбилась.

Герда испуганно всплеснула руками:

— Симон! Ты что делаешь?

Но тут же потеряла равновесие. Упала не только ваза со стола, но и сама Герда с лесенки — прямо к ногам Симона, который тут же заревел еще громче.

Прежде чем выйти из машины, Ирина сбоку еще раз взглянула на своего мужа. Он совсем неплохо выглядел в прекрасно сидящей на нем униформе, к тому же яркий блондин с голубыми глазами. Приятная загорелая кожа… Сейчас его портило лишь жесткое выражение лица, по которому она поняла, что он непреклонен: никогда и ни за что не пойдет он сдавать на исследование свою сперму!

— Ты стала смотреть на меня, как на какого-то производителя-быка! — наорал он на нее. — Как будто в мире нет иных радостей, как только делать детей.

«Да, язык у него подвешен, у моего летчика — капитана корабля. Вечно он в рейсах. Перед ним весь мир, ему не знакомо, как мне, настоящее одиночество…»

Уж что-что, а эта воздушная жизнь ей известна: сама была стюардессой, прежде чем вышла замуж за Ларса. Знала же, что за семейная жизнь между этими взлетами — посадками — взлетами. Конечно, зачем Ларсу дети? Он и так счастлив. А ее самая заветная мечта — родить ребенка, любить его, не чувствовать себя одинокой, знать, для чего живет…

— Итак, — тихо сказала она, — желаю тебе хорошего полета.

Она попыталась улыбнуться, вышла из машины и направилась в сторону клиники, с горечью думая о том, сколько раз уже проходила здесь исследования. Пожалуй, уже шестое… Два общих обследования, два продувания труб, диагностическая чистка. А теперь они займутся маткой… Все это не столь уж и страшно, лишь бы был результат. В свои тридцать пять она готова претерпеть все что угодно, только бы, наконец, забеременеть. Ведь возраст уже поджимает…

«А что если вся причина все-таки в Ларсе?» — думала она, входя в вестибюль гинекологической клиники.

Тина прижала колени к животу, но это не помогло — страшная боль внизу продолжала резать все сильнее.

Она вспоминала о вчерашнем вечере, об этой свинье, своем родственнике.

Она была в Гермеринге на две рождения у сестры Сони. Было застолье, несколько бокалов шампанского, много смеялись. Вот и получилось, что упустила последний автобус в город. И оставаться тоже было нельзя: братец Роланд, временно поселившийся с семьей у нее, уже успел там порядочно насвинячить. И тогда свояк Вольфганг предложил подвезти. А по пути вдруг остановил машину на обочине и решительно запустил руки к ней под пуловер. Наглец, а еще муж ее сестры! Хорошенькое дельце… Тина врезала ему так, что у того, небось, мозжечок задрожал, у этого Казановы. Она тут же выскочила из машины. Было так гадко, противно, словно она отравилась воздухом, которым вместе с ним дышала в машине…

Казалось, целая вечность прошла, пока она, уже среди ночи, нашла, наконец, такси. И все это под дождем, с мокрыми ногами в легких туфельках, даже без зонтика, в апреле…

Оказавшись дома, в своей квартирке под крышей, она тут же приняла горячую ванну, приготовила грог, быстро забралась в постель. Но ничего уже не помогло.

Когда утром она посмотрела на часы, было восемь двадцать — уже пора идти на лекцию профессора Штеттера. Но эта проклятая боль!..

Тина приложила руку ко лбу — горячий как плита. А самочувствие все хуже и хуже. Об университете уже не может быть и речи. Нужно к врачу. Она попыталась встать, но тут же упала на колени. И тогда стала вызывать «скорую помощь».

Через двенадцать минут машина приехала. Слава Богу, от этих болей она уже теряла сознание… Так ее доставили в клинику.

Почти час пришлось ей просидеть в приемной, прежде чем настал и ее черед. Потом эти заполнения карточек. Данные. Имя? Дата рождения? Кого следует извещать в экстренных случаях? Ваш страховой полис?

— Я в частном порядке.

— Видите ли, в палатах второго класса у нас в настоящее время нет мест.

Ирина согласно кивнула.

Да, об этом ее предупредили еще утром по телефону. Ей оставалось в первый или в третий класс, или перенести срок лечения. Но всякие переносы были бы для нее невыносимы.

Поэтому она тут же решилась определиться в палату третьего класса, учитывая, что в первом она располагалась бы в отдельной комнате, а ей совсем не улыбалось оказаться совершенно изолированной в больничной палате. И когда она вступила в отведенную ей трехместную палату, то была разочарована, так как все койки оказались свободными.

Ирина выбрала себе койку у окна, распаковала свои вещички, вытянулась на одеяле и задумалась, а где может оказаться в это время Ларс. Посмотрела на часы — пятнадцать минут тому назад самолет должен был взлететь, значит, сейчас летит над Альпами…

Вдруг отворилась дверь и в палату ввели новую пациентку. Она была примерно Ирининого возраста и заливалась слезами.

— Это фрау Бекер. Она беременна и упала с лестницы, — сообщила сестра Агнес, ласково погладила ее по щеке и, стараясь утешить, добавила: — Не плачьте, фрау Бекер, все на этот раз обошлось хорошо. Ведь доктор Фляйшер вам твердо сказал, что ребенка вы ни в коем случае не потеряете, если будете точно следовать нашим предписаниям…

Однако эти слова, которые должны были утешить новенькую, подействовали на нее почему-то совсем наоборот: она не просто заплакала, а стала реветь как белуга.

— Картина ясная — двустороннее воспаление яичников. Ни о каком доме и речи быть не может! Мы вас оставляем здесь, — заявил доктор Фляйшер, и сделав какую-то отметку в больничном листке, передал его медсестре, помогавшей в это время Тине устроиться на каталке.

— И это надолго? — встревожилась она.

— На вашем месте я рассчитывал бы на две-три недели, — сообщил врач.

Он уже повернулся было, чтобы уйти, но, заметив испуганное выражение Тининого лица, мягко улыбнулся:

— Знаю, знаю… Хотя мы делаем все возможное, что бы нашим пациентам было здесь хорошо, вы не очень-то любите у нас задерживаться.

Но придется потерпеть!

Подойдя к двери, он снова обернулся:

— Постарайтесь все же получше распорядиться этим временем. Будто у вас дополнительный отпуск — целыми днями можно ничего не делать, полеживать на постели, читать книжки, слушать радио, беседовать с вашими соседками по палате. Тем более, что все расходы по вашему пребыванию здесь возьмет на себя больничная касса. — Доктор Фляйшер ухмыльнулся, ободряюще кивнул ей и исчез.

Сестра укрыла Тину одеялом, положила сверху больничный листок и из кабинета покатила ее к лифту, чтобы доставить новенькую в гинекологическое отделение.

«Ничего себе — дополнительный отпуск! — поежилась Тина. — Ха-ха-ха! Держите меня! Три недели проваляться в больнице?! Это в то время, как мы с Ритой послезавтра, и впрямь, должны были пойти на каникулы. И все это теперь побоку… Вот тебе и домик на Химзее, во владении Ритиного дяди. Боже, чего там только нет — целый пляжный участок, парусная лодка, сауна, набитый под завязку — для них двоих! — холодильник… Вот уж, действительно, наконец представилась возможность пожить в роскоши, всласть накупаться… А за все это на двоих с Ритой лишь простая обязанность — кормить пять кошек и выгуливать пса Гасси, да еще поливать цветы… И вместо этого вдруг загреметь в больницу! Да, попадись ей сейчас этот дорогой своячок, он бы так получил, что проплакал бы всю оставшуюся жизнь!»

— Словом, отпуск накрылся, — вслух резюмировала она и тяжко вздохнула. После чего сестра вкатила ее в палату.

Две женщины приветствовали ее молчаливым кивком. Одна, со светло-пепельными волосами до плеч, что лежала на кровати у дверей, была с заплаканным опухшим лицом и выглядела весьма уставшей от жизни. Зато другая, у окна, оказалась яркой элегантной блондинкой с тщательно уложенной прической. Она лежала, вытянувшись на кровати и закусив губы. Костюм, который оказался при ней — это отметила Тина, несмотря на все свои боли, — был определенно не дешев. К тому же настоящие драгоценности, а утренний халат темно-вишневого цвета, который лежал на спинке в ногах, был наверняка из чистейшего шелка!

«Как оказалась такая птица здесь, в третьем классе? — подумалось Тине. — Такой место в первом, такая совсем не для нас».

— Добрый день! — снова кивнув, приветствовала ее Ирина.

— Привет! — отозвалась она и, свалившись с помощью сестры на свободную кровать, тяжело уронила голову на подушку.

— Вы с собой ничего не взяли? Белье и прочее, — справилась сестра Агнес.

Тина покачала головой:

— Какое там! Еле доползла до телефона…

— В таком случае я вам сейчас принесу больничный халат и полотенце. Попытайтесь тем временем раздеться.

С этими словами она покинула палату, и трое женщин остались одни. Тина расстегнула пояс, молнию на джинсах и попыталась их стащить. Но режущая боль свалила ее.

— Постойте, я вам помогу. — Ирина подошла к кровати. — Вам, наверное, совсем плохо.

Тина кивнула:

— Куда уж хуже… Двустороннее воспаление яичников. А вы? Наверное, уже сегодня выписываетесь?

— Нет, у меня ничего чрезвычайного. Я только что поступила. Что-то должны обследовать, проверить матку.

Ирина осторожно стащила джинсы. Когда снимала их с бедер, Тина опять застонала:

— Дерьмо! До чего же больно… И все из-за этой свиньи, моего родственничка!

Ирина наконец справилась с джинсами, сняла колготки, стащила через голову ее мальчишескую рубашонку.

— Кстати, меня зовут Мартуссен. Ирина Мартуссен, — сочла она нужным представиться.

— А я — Тина Шёнлес. Но можете звать меня просто Тиной и на «ты». Какие уж там церемонии.

Теперь они обе взглянули в сторону Герды. Но та лежала, словно застывшая, и тупо смотрела в стену.

— А как зовут вас? — спросила Ирина.

— Герда Бекер, — коротко отозвались от двери.

Ирине очень хотелось быть вежливой, и она осведомилась:

— Я слышала, вы упали со стремянки и теперь боитесь за ребенка. Вы ведь беременны…

Герда вдруг резко подпрыгнула и, застыв как свечка, прямо-таки рявкнула:

— Да нет же, черт побери! Совсем наоборот. Я именно и хочу его потерять!

У всех перехватило дыхание, и в палате стало так тихо, что слышно было бы, если б упала иголка. Все трое остолбенели, будто от страха. Герда — потому что впервые из нее громко вырвалось то, что не давало ей покоя. Тина — потому что этому юному, простодушному, по-домашнему воспитанному существу вообще непонятны были такие материи. А Ирина — потому что ее самым страстным, самым заветным желанием было завести ребенка и ей страшно стало, что вот эта, лежащая рядом, желает погибели своему еще не родившемуся ребенку!

В этот момент дверь распахнулась и показалась сестра Агнес с халатом для Тины.

— А, вы уже смогли раздеться!

— Мне помогла Ирина, — ответила Тина, чтобы хоть как-то разогнать тягостную тишину.

— О, это очень мило с вашей стороны. Мы очень ценим, когда наши пациенты помогают друг другу. Это экономит и наше время и наши труды.

Только сейчас Ирина вышла из оцепенения. Она отвернулась, отошла к окну и уставилась в него невидящим взглядом. Сначала грубость этой Герды, потом фамильярность остальных. Ей было непонятно такое обращение с едва знакомыми людьми, и всегда требовалась определенная дистанция в отношениях с другими. Лучше уж была бы отдельная палата. Или хотя бы с одним человеком… А впрочем, ведь здесь она будет недолго. От пяти до семи дней, как обещал доктор Фляйшер. А потом домой. На виллу, где ее уже ждет одиночество…

Ирина снова обернулась — как раз в тот момент, когда Тина облачалась в неопределенного цвета больничный халат, который имел разрез сзади, как на распашонке для малышей. Потом взглянула на Герду, которая все еще потихоньку плакала и сосала палец, словно грудное дитя. Затем повернулась к сестре Агнес, которая ставила Тине капельницу — игла в вену, присоединение трубки, установка скорости переливания жидкости… Больничная рутина, опытные руки.

— Ну вот, — сказала Агнес, управившись с капельницей и оглядев своих пациенток. — Полагаю, что у всех все в порядке или есть какие-то пожелания?

Никакой реакции, словно сестра Агнес обратилась просто к стенам.

— Итак, если что потребуется, просто позвоните. — Она улыбнулась.

Но и на улыбку, как и на ее вопрос, никто не ответил.

Ну что ж, вам виднее, казалось, решила она и тихо выскользнула из палаты.

Позже, когда кончилась смена и сестра Агнес передавала дежурство сестре Хильдегард, она доверительно проинформировала ее:

— В пятнадцатой трое новеньких. Смотри, как бы не прихватить там насморк: у них там настроение — ниже нулевой отметки.

Сестра Хильдегард усмехнулась и только пожала плечами:

— Ах, какие там страхи! Знакомая картинка — сперва они зеленеют от неприятия друг друга, а когда первая выписывается домой, все льют горючие слезы разлуки…

ГЛАВА 2

Они вошли в палату, словно стайка гусей. Впереди шествовал Симон с обязательным букетом цветов в руке. («Конечно, опять эти гвоздики, потому как самые дешевые!») За ним следовал Гарди, ее семилетний отпрыск, полная копия своей мамы. Гарди смущенно улыбался, держась за своего двенадцатилетнего брата Рики, что он делал всегда, если что-то было не так. А последним в комнату вступил Бернд, их отец.

Так вот они каковы, эти мужчины Герды! Трое маленьких поцеловали ее, глава семьи откашлялся и улыбнулся весьма вымученной улыбкой. Скорее это даже была не улыбка, а что-то вроде сочувствия с укором во взоре: «Как ты могла допустить, чтобы свалиться со стремянки, оставить меня одного с этой оравой, а самой устроиться в больнице, для легкой жизни!»

После своего влажного поцелуя Симон небрежно бросил букет на кровать и, засунув свои кулачки в карманы, приступил к обследованию палаты. Сначала он обошел кругом кровать Герды, тщательно осмотрев при этом все кнопки, рычаги и кронштейны. Затем направился к Тине, вернее не к ней самой, а к ее спине, так как лежала она отвернувшись и ему видны были только ее плечи, покрытые чем-то синим, и темно-коричневые волосы с какими-то африканскими локонами.

— Ты тозе упала с леснисы? — вопросил он и решительно потянул с нее одеяло.

Тина, которая было задремала, открыла глаза и повернулась к малышу.

— Нет, я просто ночью почти босиком прошла под холодным дождем полгорода — был получен ответ.

Симон понял.

— А сесас у тебя насмолк?

— Да, что-то вроде этого.

— У меня тозе был насмолк. А мама меня вылисила! А у тебя нет мамы, котолая тебя лесит?

Нет, к сожалению — Тина уже улыбалась. До чего же забавен этот малыш!

— Симон, оставь, пожалуйста, тетю Тину в покое и подойди сюда! — вмешалась Герда.

Симон подчинился: в конце концов разговор о насморке не так уж интересен.

Как раз в это время Гарди обнаружил педаль, с помощью которой можно менять высоту кровати.

— Что это? — спросил он, и Рики, который уже однажды познакомился с больницей из-за воспаления гланд, объяснил брату:

— Если будешь на нее нажимать — пум! пум! туда-сюда, как папа, когда надувает лодку, — тогда кровать поднимается и доктор может заглянуть тебе в рот, даже не наклоняясь.

— Господи, только не вздумайте сейчас меня поднимать и опускать, — простонала Герда.

— Само собой — не будем тебя поднимать, с чего ты взяла?

Ну что там еще… Герда вздохнула и, наконец, уделила внимание Бернду:

— Твоя мать придет к нам, чтобы присмотреть за ребятами, пока я здесь?

— Она сама болеет. Ей пора в отпуск. — В его взгляде появилось еще больше печали, еще больше упрека.

— Твоя мать вечно больна, если от нее что-то нужно?

— Не забудь, ей все-таки уже шестьдесят. В таком возрасте, сама понимаешь, многого не потребуешь. Тем более иметь дело с нашими сорванцами, которые не очень-то усидчивы и послушны.

— А я чувствую себя иногда так, будто мне сто двадцать, но ты тем не менее требуешь от меня гораздо большего! — Герда уже не скрывала своего раздражения.

Вот этого-то больше всего и боялся Бернд. Сейчас она просто размажет его и выставит виновником всего и вся. В первую очередь, этого самого. Как будто она в этом не соучаствовала. Таблетки, видите ль, ей не нравились; свои циклы по методу Кнауса-Огино — не соблюдала. А теперь ищет крайнего!

— Собственно я и оказалась здесь оттого, что ты все время доказываешь мне свою мужскую силу, не забудь это, голубчик, — шипела она. — Если ты думаешь, что здесь просто бесплатный отдых, как на этих… как их… Балеарах, то ты глубоко заблуждаешься!

Она набрала побольше воздуха, хотела разразиться новой тирадой, как вдруг услышала тихие звуки «п-фф»… «п-фф»… и обернулась.

— Боже! Гарди, не делай этого. — И вскочила, словно ужаленная тарантулом.

Гарди смотрел на мать с самым невинным видом.

— Почему нельзя поднять ее кровать? Она ведь все равно спит и ничего не видит.

— Эта женщина не спит. Ей сегодня утром делали операцию, и она еще под наркозом. Кроме того, она лежит под капельницей. И вообще здесь не детская площадка. — Герда вновь повернулась к Бернду. — Ради Бога, возьми детей и отведи их домой. Или иди с ними есть мороженое. Я, действительно, рада, что вы пришли, но такие нагрузки уже чересчур.

Заметно обрадованный, Бернд быстро собрал свое воинство, которое уже — все трое — почему-то висело на подоконнике и плющило носы о стекло.

— А почему нельзя открыть окно? — спрашивал Рики в безуспешной попытке найти для этой цели какой-нибудь рычаг или ручку.

— Чтобы больные не прыгали из окон, — объяснила Герда, тяжко вздохнув.

Бернд хлопнул в ладоши.

— Итак, ребятки, пора хоп-хоп. Вы слышали: ваша мамочка неважно себя чувствует. Мы едем домой!

Они тут же послушались, стайкой собрались у Гердиной кровати, как самые послушные дети. Поцеловали на прощание маму и под водительством папы покинули палату.

В дверях Бернд обернулся, чтобы услышать напутствие Герды:

— У тебя будет много возни с ребятами, так что не надо меня навещать. Если иногда позвоните, мне будет достаточно — буду знать, что дома обо мне думают.

— Ну, как считаешь… — отозвался Бернд, и Тине впервые показалось, что в его голосе прозвучала некая дружелюбная нотка. — Итак, скорейшего выздоровления! — Он кивнул Герде и захлопнул за собой дверь.

— Ну дает! — Тина тряхнула головой одновременно с досадой и восхищением. — И как ты его нашла?

Герда обессиленно уронила голову на подушку.

— Знаешь, он всегда такой. А когда-то… когда-то он даже любил меня. — Она слабо улыбнулась и посмотрела на Тину долгим, задумчивым взглядом. — Знаешь, о чем я тебя давно уже хотела спросить?

— Не знаю, но ты сейчас и сама скажешь, — усмехнулась та.

— Как могла взрослая женщина быть такой дурой, чтобы при такой погоде, под дождем, да еще босиком шататься по городу? Может, ты просто смерти искала? Или что-то еще?

— Чепуху говоришь! Нашла самоубийцу. Совсем наоборот, мне еще здорово хотелось бы пожить. Но это мой свояк… — Она запнулась… — Словом, все так по-дурному вышло, что не хочется и вспоминать…

— Вот-вот… — Герда заложила руки под голову и закатила очи. — Господи! Мужики — это ж такое племя!.. У меня их четыре штуки дома. Сыта по горло…

Тина не удержалась от смеха.

— Бедная, бедная Герда!

Дверь резко распахнулась, и в палату важно вступил доктор Фляйшер со свитой.

— Распрекрасного вам доброго утра, мои дорогие дамы! Ну-с, как наши дела?

Он обходил их одну за другой. А его подопечные, приподнявшись на кроватях, не проявляли при этом особого воодушевления.

— Первые лечебные меры уже подействовали, — съехидничала Тина. — Было бы еще распрекраснее, если бы вы меня выписали!

— Выписать?! Так-так… — Он бегло взглянул на ее больничный листок. — А вот ваш анализ крови говорит совсем о другом.

Знаете, фрау Шёнлес, как мы поступаем с чересчур нетерпеливыми пациентками?

— Не имею понятия.

— По утрам мы им вводим лошадиные дозы снотворного — чтобы спали и спали, а не рассуждали.

— Ах, вот оно что! — в тон его шутке съязвила Тина. — Это, конечно, классный метод. Теперь понимаю, почему у вас такая фамилия! ^[1]

Врач рассмеялся и обратился к Герде:

— Ну, как у вас с утра?

— Спасибочки! — ответствовала та и даже попыталась улыбнуться, что ей, впрочем, не удалось. И со слезами на глазах добавила: — Я слышала, можно что-то сделать… Ну чтоб от этого избавиться. Хотелось бы с вами поговорить.

На мгновение в палате наступила мертвая тишина, и доктор Фляйшер уже набрал воздуха, чтобы что-то сказать, как с койки у окна послышались всхлипывания, а затем и громкий плач. Откинувшись на подушку, Ирина судорожно натягивала на голову одеяло.

Все уставились на нее. Герда прикусила губу и смущенно опустила глаза: мол, ей неудобно, она этого не хотела. Но черт возьми, у нее уже четвертая беременность! А если еще будет и пятая, то с такой оравой она просто не выдержит! И… Герда тоже горько зарыдала. А Тина, со стоном, воздев взгляд в потолок, просто сорвалась:

— Я думала, что здесь нормальная лечебня, а выходит — скорей сумасшедший дом!

Когда обход закончился и Ирина выплакалась, она встала и подошла к шкафу, достала новенькую ночную сорочку и положила ее на кровать. Затем привстала на колени, чтобы отыскать в ночном столике шампунь, лосьон для тела, полотенце. А выпрямившись, увидела, как Тина, взяв в руки сорочку, стала ее восторженно рассматривать и нежно поглаживать.

— Ой, до чего же ласковая, нежная… Это же просто мечта! Ты что — даже на ночь одеваешь такое вот чудо?

Ее горестная, завистливая улыбка смутила Ирину. Она села на кровать и обратила к Тине все еще заплаканное лицо.

В течение пяти дней, что провела здесь с Тиной и Гердой, она уже немного приоткрылась им и даже почувствовала, что обе — каждая по-своему — ей симпатичны, хотя и не во всем разделяли ее суждения и взгляды на жизнь и не могли (особенно Тина) преодолеть барьер, который невольно воздвигала перед ними Ирина при их попытках дальнейшего сближения. Зато обе обладали чертами, которые ей вполне импонировали: были во всем откровенны, простодушны, подчас непредсказуемы. Что и побуждало Ирину держаться с ними все более открыто и просто, хотя это и не было принято в тех кругах, где ей приходилось вращаться. Там все было скрыто, фальшиво и все это именовалось «хорошим тоном».

— Да брось ты, все это просто тряпье — чему тут завидовать?

— Не-ет, не скажи. Все-таки здорово, что ты можешь купить себе все это. Я о таком могу только мечтать, — громко вздохнула Тина.

— Ну, положим, и я не все могу купить, что пожелаю, — подчеркнуто отозвалась Ирина.

— Да-а, понимаю, тебе так бы хотелось ребенка…

— И не только. Еще хотелось бы, например, дружбы, любви.

Она взглянула на свое обручальное кольцо и попыталась представить себе лицо Ларса. Вчера он позвонил ей накоротке. Как-то не хотелось даже, чтобы он ее навещал. А теперь уже витает где-то над облаками. На этот раз — на пути в Австралию.

Она отогнала от себя эти картины и взглянула на Тину.

— Хочешь, примерь на себя. — Кивнула на сорочку, которую та все еще трепетно держала в руках.

— Ты хочешь сказать…

Ирина кивнула.

— Еще бы — не хотеть!

Тина рванула с себя нечто цветастое, что преподнесла ей Рита перед заветной поездкой на Химзее, и мигом скользнула в оранжевую мечту из шифона. Несколько раз покружилась по палате, наблюдая, как воздушный подол сорочки повторяет ее движения.

— Ух! Обалденно! — восклицала она, смеясь и воздевая вверх руки. Затем вдруг упала на кровать и сразу стала тихой, задумчивой…

— Полюбуйтесь-ка на нее! Выглядит, как собачонка, которая хочет снести яйцо, а не знает, как это делается! — это подала реплику Герда, не забыв осуждающе покачать головой.

— А вот у меня возникла идея! — Тина картинно заложила руки за голову. — Еще не знаю точно, как это должно выглядеть… Надо вот только обдумать.

— Так что за идея?

— Ну хорошо. Вот собрались мы здесь — трое совершенно разных женщин. И получается такая штука: то, что для одной является трудной проблемой, для другой — просто заветная мечта. У Ирины, например, хватает денег и прочих земных благ, о которых я могу только грезить. Но ей недостает прежде всего ребенка. Обзавестись им — ее жгучее желание. А вот за деньги это не купишь.

Тина вытянулась на постели, поджала коленки и, обхватив их руками, продолжила:

— А вот у Герды их тройка, и выяснилось, что на очереди четвертый. И она мечтает лишь о том, чтобы обрести для себя хоть немного покоя, побыть где-нибудь одной, в тишине. Разве не так, Герда?

Та просто засветилась.

— У-фф! Вот это было бы здорово!

— Вот-вот. А как раз такое местечко есть у меня. Маленькая квартирка — мансарда на окраине города. Есть ванная и вид на верхушки деревьев соседнего участка. — Тина вздохнула. — К сожалению, обходится это недешево — за вычетом квартплаты остается всего ничего: слишком мало на жизнь и слишком много на похороны. И учеба тоже дело не сладкое, надо, видите ли, быть благоразумной, позаботиться о своем будущем. Но черт побери! Как же быть тогда с «сегодня» и «сейчас»?

Переводя взгляд с Герды на Ирину, она распалялась все больше.

— Я тоже хочу пройтись кое-куда, скажем, на шикарный прием, в театр, иметь парочку платьев, таких, чтоб полный отпад! Хочу покайфовать в ресторане «Четыре времени года», словом, просто пожить. Именно сейчас, когда мне двадцать четыре, а не тогда, когда буду уже седой!

— И зачем ты нам все это проповедуешь? Ей-Богу, как пастор в кирхе, — не «врубалась» Герда.

Тина соскочила с кровати, с многозначительной миной подбоченилась и выложила вдруг, сверкая глазищами:

— А потому что хочу предложить: давайте-ка поменяемся!

— Поменяемся? — Ирина пожала плечами. — Мне жаль, но я не могу понять, что ты имеешь в виду.

— Толком я еще и сама не знаю… Мы могли бы все это спокойненько обсудить. Но в грубой прикидке все это вижу вот так: Герда может время от времени сбегать из дома и наслаждаться отдыхом и покоем в моей квартире. В это время Ирина как мать-заменитель может возиться с чадами Герды. А я… я могла бы проводить свободное время вместе с Ириной. Она приглашала бы меня на всякие шикарные приемы, в театр, разрешала бы носить ее презамечательные платья — ну, те, которые сама уже не носит: не хочу быть слишком нескромной.

— Ты это на полном серьезе? — У Герды от удивления даже челюсть отвисла. — Да у Ирины скоро крыша поедет от моих обормотов. Разве забыли, как мой Бернд, когда навещал меня, без всяких там экивоков брякнул: «Наши ребята… Да они не признают ни приличий, ни порядка, ни дисциплины!»

— Ну и что? — не смутилась Тина. — Зато она быстро усвоит, что такое мечтать о детях и что такое иметь их!

— Дай мой муженек никогда не пойдет на это, — добавила Герда.

— Мой наверняка тоже: «Присматривать за чужими детьми — это такая ответственность…» Кроме того, этот план просто безумен, — усомнилась и Ирина.

— Девочки! — искренне изумилась Тина. — Да кто же говорит, что обо всем надо извещать ваших домашних сатрапов? Вы разве ничего не слышали о женской хитрости, находчивости, коварстве?

— Ой, оставь ты со своими выдумками! — не выдержала Герда и тут же «выплыла» из палаты.

— А что скажешь ты? — Тина выжидающе уставилась на Ирину.

— Вообще-то я охотно приглашу тебя как-нибудь к себе… Можем также сходить в театр. Но дети Герды?… С этим наверняка не получится.

— Чудачка!.. Ну ладно, забудем об этом. — Тина демонстративно улеглась и, вооружившись карандашом, погрузилась в какие-то учебные дела.

Однако на следующий день во время завтрака тема снова всплыла.

— Мы бы и впрямь могли мысленно проиграть такую ситуацию. Хотя бы ради шутки — чтоб время быстрее прошло. Ну как можете вы отказаться?

Герда и Ирина переглянулись и обе захохотали: действительно, на что ни согласишься, чтобы убить время!

В понедельник, как раз через неделю после поступления в больницу, Ирину выписывали. Первой. Странно, но, она этому не радовалась: лучше бы ей остаться до среды, по крайней мере, до возвращения Ларса из Хельсинки.

Ирина разлила шампанское, которое принесла на прощание, и подняла бокал.

— За нас! Мне было так хорошо с вами!

— Мамочки! Только без слез. — Тина широко улыбнулась. И со значением добавила: — Мы ведь встретимся скоро, не так ли? — Она испытующе смотрела на подружек. — Решено? В наших рядах не найдется предателей?

Герда задумалась.

— Ах, Тина, не знаю, что и сказать. Все это здорово придумано. Но вот как получится все это?

— А что? Может, и получится. Ведь судьба наша — это тоже игра. Иначе все было бы так скучно. Что касается меня, то я — за! А в остальном — как получится! Уверена — это будет захватывающе.

Ирина и Герда многозначительно переглянулись.

— Захватывающе — это точно, — в один голос сказали они, — но скорее всего мы чокнутые! — И дружно засмеялись.

— Итак… — Бокал на этот раз подняла Тина. — Выпьем же за претворение в жизнь нашего плана, и чтобы все мы получили от этого много-много радостей! Прозит!

— Прозит! И за нашу дружбу! — разошлась Герда. Она растроганно улыбнулась Ирине и Тине. — А знаете, с тех пор как я с Берндом, у меня не было настоящих подруг… Их так не хватало!

ГЛАВА 3

Контролировать выполнение детьми их домашних заданий в семье Бекеров было самой нелюбимой процедурой, которая отнимала много сил и нервов. Здесь было все — и смех, и крики, и плач, и угрозы, а иногда даже одобрительные восклицания, — ну совсем как в «Моей прекрасной леди», хотя последнее случалось, к сожалению, довольно редко.

Чаще всего трудности возникали уже потому, что отпрыски Бекеров вообще предпочитали не делать никаких домашних заданий.

— И зачем мне все это нужно? Все равно я буду боксером. Там достаточно уметь считать до десяти.

Герда, которая всего лишь два дня тому назад вернулась из больницы, снова попала в этот водоворот событий.

— Не доводи меня до белого каления! Если сейчас же не покажешь, что задано, пеняй на себя!

— Опять эти уроки!.. — мямлил ее старший, Рики, шурша тремя потрепанными тетрадками. — Первый — это «мати», ты в этом все равно не сечешь. Остальное — немецкий и «био».

— Так-так… — Герда взяла тетрадь по немецкому и раскрыла ее.

— Мы должны были придумать десять существительных, которые обозначают профессии, и придумать к ним десять глаголов — кто что делает.

Герда стала громко зачитывать:

— Мельник мелет, танцор танцует, пахарь пашет, печник печет…

Она запнулась, хотела было заметить, что печник не печет, а делает печи, но тут ее взгляд скользнул строчкой дальше и она увидела — «шеф шефует». Она уставилась на Рики: он действительно так считает или просто насмехается над нею?

— Сынок! — Она еще сдерживалась. — «Шеф шефует» можно сказать лишь в шутку, дурачась, но на самом деле так не говорят! Надо как-то иначе. Подумай.

— О-о-о! — простонал Рики. — Я ведь придумал такой свинячье-здоровский глагол!

— Ты не мог придумать что-то поприличнее?

— Тогда меня никто бы не понял!

Герда стиснула зубы, взяла в руки тетрадь по биологии и под сегодняшним числом прочла задание: «Органы человека». Потом вопросы, среди которых: «С какой стороны находится сердце?» Ниже располагался выведенный каракулями Рики ответ: «С внутренней стороны».

Нельзя сказать, чтобы Герда Бекер была начисто лишена чувства юмора. Время от времени она не могла удержаться от смеха, когда проверяла домашние задания сыновей.

Вот и на этот раз, не успела она нахохотаться, как оказалось, что Гарди уронил и разбил на кухне бутылку кетчупа. Стремясь скрыть «следы преступления», он ухитрился размазать соус по всей кухне. Когда ему стало ясно, что эта акция не удалась, он предпочел потихоньку сбежать…

Герда увидела, что кухня превратилась в свинарник, скорее в скотобойню, потому что весь пол был покрыт загустевшей красной массой… Почти час она скребла и драила. Это случилось сразу же после обеда. Но если бы она знала, что ей еще предстояло, оставила бы все на кухне как есть…

Герда раскрыла тетрадь Гарди по Закону Божию, из которой вычитала: «Кто был первым человеком на Земле?» Ответ: «Адам». «Кто была первой женщиной?» Ответ: «Его мать»… Герда не успела на это отреагировать, как послышался громкий, совсем не библейский вопль Рики:

— Ой, что здесь твори-и-и-тся!

Подобная протяженность звуков в семье Бекер могла означать только сигнал тревоги. Герда тут же вскочила и, сопровождаемая Гарди, рванулась на кухню. От того, что она увидела, перехватило дыхание: весь пол был залит водой, а над ней поднимались могучие облака пены, которые непрерывно исходили из раковины. Посреди всего этого великолепия стоял Симон, ее младший отпрыск, и смотрел на нее так, словно ожидал самых ужасных громов и молний.

— Я нисево не делал, плосто насыпал стилальный полосок в лаковину!

Герда молча побрела вброд к крану, пена доставала ей до колен, вода переливала через раковину, дно которой было забито толстым слоем клейкой студенистой массы.

— Это называется просто посыпал порошка! — взорвалась Герда. — Здесь самое малое полпакета.

Словно для доказательства, она выставила напоказ полные пригоршни липкой порошковой массы… Именно в этот момент из сливного крана стиральной машины в забитую раковину ударил мощный фонтан воды, который тут же расплескался по кухне.

Больше инстинктивно, чем сознательно, Герда выключила машину и испустила вопль, который даже трудно было разобрать.

Это было так ужасно, что Бернд, который как раз возвращался с работы и находился в это время на лестнице этажом ниже, рванул наверх через несколько ступенек как ошпаренный.

Сейчас у него был реальный шанс исправить домашнюю ситуацию: в их напряженных семейных отношениях достаточно было бы обнять ее, крепко прижать к себе, утешить. Однако вместо того, чтобы использовать этот шанс, Бернд заорал как оглашенный:

— Почему ты, черт возьми, не можешь присмотреть за детьми?!

Ах, если бы он знал, какой момент упустил. И какие последствия имела эта роковая ошибка…

— Что? Что? Повтори, пожалуйста. — Герда настолько задохнулась от возмущения, что произнесла это вежливым шепотом.

Сначала перед глазами ее пошли красные и зеленые круги, а потом все это оформилось в картину: уютная квартирка Тины Шёнлес, ванная, вид из мансарды на верхушки деревьев соседского участка… И возможность побыть совсем одной. Никаких наводнений и мыльной пены, никаких кетчупов, размазанных по кухне. Земля обетованная, сказочный рай, мечта, сплошной рождественский праздник! И это ей вполне доступно. Какие могут быть сомнения, план Тины — это то, что надо! И она поклялась про себя, что накажет своих мужчин за их ужасный эгоизм!

Несколько секунд она стояла, застыв как вкопанная, белее стены, ко всему безучастная. Потом вдруг взревела, как львица, бурно затопала ногами, расплескивая все вокруг, разбила у ног Бернда несколько немытых тарелок. И, наконец, бросилась в спальню, оглушительно хлопнув за собой дверью, и зарыдала так, как будто весь мир восстал против нее.

Бернд сначала прислушивался у двери и размышлял, не стоит ли ему напомнить ей, что кухня до сих пор полна воды. Но потом одумался и с тяжелым сердцем принялся убирать и чистить, хотя у него был сегодня нелегкий рабочий день. Решительный блеск глаз Герды и появившаяся жесткая складка у рта всерьез напугали Бернда. Он понял, что она стала совсем не та, что была еще десять минут тому назад… И возможно, уже не станет прежней.

Ирина налила мужу кофе и уселась напротив. Ларс, погрузившись в газету, промычал что-то похожее на «спасибо», и вновь наступила тишина.

— Я считаю, что читать за завтраком газету не очень-то прилично, — с досадой заметила Ирина.

При этом газета упала на колени и Ларс окинул жену взглядом, в котором явно сквозило, что она его раздражает.

Ирина задержала было дыхание, чтобы достойно ответить, но зазвонил телефон и ей пришлось подавить недовольство.

Ларс снял трубку, назвался и тут же протянул ее Ирине.

— Какая-то Тина Шёнлес. Тебя.

У Ирины так и подпрыгнуло сердце. Все-таки она ей звонит. Значит, что-то придумала. И как раз кстати.

Она неторопливо взяла трубку.

— Привет, Тина. Как твои дела? — Выдержала паузу. — Что-о?! У тебя сгорела квартира? Боже мой!

Она взволнованно еще что-то выслушивала, вставляя сочувственные реплики…

Ларс напряженно прислушивался к разговору, тут уж было не до газеты. Сгорела какая-то квартира. И кто это вообще такая — Тина Шёнлес?

— Это студентка, с которой я лежала в больнице, — объяснила Ирина потом. — Словом, она теперь оказалась на улице: представь себе — сгорела ее квартира! — Она запнулась. — Ужасно! Правда?

— Да-а, странно… — Ларс уже снова листал газету — Почему-то ничего о пожаре.

Ирина поспешно вскочила, схватила масло и мармелад и понесла на кухню, чтобы Ларс не заметил, как вспыхнуло ее лицо. Уж чего-чего, а врать она не умела. Вот если бы Тина сказала о пожаре неожиданно, без договоренности, без намека, что что-то придумает, то она наверняка бы «засыпалась».

— Видишь ли, это случилось четыре дня тому назад, когда ты был в Нью-Йорке! — прокричала она с кухни. — Тина потому и позвонила, что мы хотели… сегодня встретиться. Но из-за этой истории с квартирой она не сможет.

— Ты собиралась с ней встречаться? Больничное знакомство… Гм-м… — В голосе Ларса звучало явное недовольство.

— А что ты имеешь против «больничных знакомств»? — вернувшись из кухни, вопросила она.

— Но ведь ты всегда так щепетильна в выборе знакомых!

— А Тина мне нравится. По душе и другая моя соседка по палате — Герда. Обе они, по крайней мере, прямые, честные и… словом, мне с ними так просто, легко.

— Ах вот оно что! Словно ты сравниваешь это с отношениями с моим другом Вольфом и его женой. Вот с ними, действительно, хорошо и просто.

— Нет тут никаких ни сравнений, ни намеков. Я говорю лишь то, что чувствую. — Ирина набрала воздуха и тут же выпалила: — А что, если Тина поживет немного у нас, в комнате для гостей. Это ненадолго, пока не найдет себе подходящее пристанище.

Ларс с недоверием окинул взглядом жену.

— Ты и впрямь хочешь поселить в доме чужого человека?

— Тина мне не чужая. Я ее хорошо знаю — провела с ней целую неделю, все дни и ночи. И тебе она наверняка понравилась бы. Она такаяприятная, аккуратная, общительная!

— Пусть так. Но все равно мне это не нравится.

— Но мне не было бы тогда так одиноко!

Ирина сказала это таким проникновенным тоном, с такой убедительностью, какой он в ней раньше не наблюдал. И вообще сегодня она была совсем другой — этот блеск глаз, эта решительная складка у рта…

— Итак, ты согласен! — заявила она тоном, не допускающим ни малейших сомнений.

— Ну хорошо. Только на время.

— Конечно же, дорогой. — Ее голос уже звучал мягко и нежно. Она одарила мужа очаровательной улыбкой, налила ему вторую чашку кофе… Снова сама внимательность — как всегда.

И все же что-то смущало Ларса…

Тина положила свою дорожную сумку на диван и огляделась в комнате Ирины. Внимательно рассмотрела стоящую фотографию Ларса, Снова водрузила ее на место.

— Твой муж уже опять над облаками?

Ирина кивнула.

— А ты здорово придумала с этим пожаром!

— Это меня Герда надоумила. Сегодня утром она мне позвонила и сказала: у нее вчера такое творилось, что готова была все поджечь. «А это идея!» — подумала я тогда.

Ирина принесла с кухни кофе и приготовилась выслушать рассказ о звонке Герды.

Тут-то и узнала она об истории с кетчупом, о маленькой «Венеции» на кухне. И как бушевал Бернд.

— Можешь себе представить, наша дорогая Герда разыграла перед своим дражайшим настоящий нервный припадок. — Тина не скрывала своего восхищения. — И даже разбила у его ног пару тарелок! Эта всегда покорная и работящая Герда… Ты можешь себе такое представить?

— Ни в жизнь! — заверила Ирина.

— Сейчас она залегла в постель и бастует. Правда, говорит, что ей тяжело видеть, как все остановилось — белье не глажено, в доме не убрано. Но хочет все выдержать до конца — пока Бернд по уши не завязнет в домашнем хаосе. Тогда охотно согласится на «тершию». — Тина захихикала, довольно потирая руки. — Герда уже втянулась в наш план. Теперь уж сожалею, что не я буду разыгрывать у Бекеров этакую мать-воспитательницу.

— А как все будет дальше?

— Герда заявляет своему, что послезавтра примерно в шесть часов ты придешь к ней. Он наверняка будет в это время дома. А дальше все, как договорились.

— И ты думаешь, что ни он, ни его дети меня не узнают?

— Откуда? Они всего лишь раз заходили в палату, ты тогда была еще после наркоза, вся обложена пластырями и трубками. Да если они тебя узнают, я готова буду съесть метлу. Вместе с палкой!

— Твоими бы устами да мед пить! — вздохнула Ирина.

— А сейчас… — Тина вдруг прыгнула к ней на диван. — Покажи мне твой дом-мечту и комнату, в которой я буду жить. Твою усадьбу и окрестности. Это, наверное, стоило вам целого состояния!

— Поместье унаследовано от родителей Ларса. Когда виллу построили, она еще была за пределами Мюнхена. Хотя Ларс и неплохо зарабатывает, но не настолько, чтобы мы особенно занимались домом. А теперь пойдем, я все тебе покажу.

Ирина обняла ее за плечи и начала обход дома.

Странное дело: слыша смех, восторженные восклицания Тины, она вдруг почувствовала, как снова входит жизнь в холодные стены наследия Мартуссена, и этот большой и порой ненавистный ей дом вдруг стал вызывать восхищение.

…Ирина услышала все это уже на лестнице. В квартире Бекеров стоял шум и гам. Двое отпрысков ревели, словно соревнуясь друг с другом, а отец безуспешно пытался их перекричать.

— Если сейчас же не прекратите, то… черт возьми! Да заткнитесь же вы наконец!

На пару секунд действительно наступила тишина, потом все повторилось с удвоенной силой.

Ирина, смущаясь, нажала кнопку звонка. Она все еще не была уверена, что их план может осуществиться.

А может, прийти сюда в другой раз?… Сбежать, пока не поздно…

Никто не подходил к двери. Ирина снова потянулась к звонку, несколько секунд держала руку на кнопке, а затем снова нажала — на этот раз более твердо и решительно. Не отступать же! Тем более что там ждала Герда, — ее соучастница.

Ирина хотела было позвонить в третий раз, как дверь вдруг резко распахнулась. Мужчина, который предстал перед ней, был темный блондин среднего роста, где-то за сорок. По его свирепому виду было ясно, что это и есть сам Бернд Бекер.

— В чем дело?

— Меня зовут Ирина Мартуссен, няня из управления социальных услуг для многодетных, перегруженных домашними заботами матерей. Ваша жена ждет меня.

— Для «перегруженных домашними заботами»? — Бернд саркастически усмехнулся. — Да моя жена уже три дня валяется в постели. А до этого была десять дней в больнице! Если здесь кто-то и перегружен, так только я, дорогая леди!

— Ну что же, я могу уйти, если вы в одиночку предпочитаете мучиться с вашими детьми!

И Ирина повернулась к выходу. Но едва ступила па лестницу, как услышала:

— Стойте! Да подождите же.

— Да?

— Войдите! Я совсем не то имел в виду.

— Так все говорят. Я имею в виду мужчин, которые бьют своих жен и детей или наносят им душевные травмы. — Бернд открыл было рот, чтобы возразить, но Ирина не дала ему и слова сказать. — В будущем, если вы что-то хотите сказать, господин Бекер, то сначала обдумайте, что именно вы хотите сказать!

Собственно, Гердин спутник сам напросился на столь резкую отповедь. Позже она не могла даже понять, как осмелилась на это. Но совершенно ясно, что с этим ворчуном нужно обходиться именно так.

Бернд отошел в сторону и пропустил Ирину в квартиру. И тут она впервые увидела всех троих.

Они строем стояли в прихожей. Старший, засунув руки в джинсы, взирал на нее с веселой задиристостью. Средний, очевидно, только что отревелся, вытер рукавом нос и тоже погрузил руки в карманы… Лишь малыш, казалось, был начисто лишен комплекса недоверия и руководствовался лишь голосом своего маленького сердечка. Мгновение он рассматривал гостью испытующим взглядом, затем затопал к ней, протягивая ручонки.

Ирина присела на корточки и тут же почувствовала прижавшееся к ее щеке влажненькое личико и две обнявшие ее ручонки… Словом, Симон сразу же признал ее своей «второй мамой».

Это был потрясающий момент в жизни Ирины!

И начало зарождения в ней нового чувства любви.

ГЛАВА 4

— Всем, что тебе здесь понравится и подойдет, можешь распоряжаться. — И Ирина, прежде чем поехать к Герде, продемонстрировала Тине свои наряды — целую стопку всевозможных брюк, платьев, кофт, пуловеров и прочей одежды.

Тина все развесила в «своей» комнате и, забравшись на кровать, стала рассматривать это богатство как художественную выставку. Затем принялась примерять. Сначала подобрала брюки, блузки и пуловеры. Платья подходили не столь хорошо, выбрала лишь одно — прилегающее, вязанное из мохера, и пару костюмов. Кроме того, несколько великолепных сорочек, поясов, шалей и сумок.

Еще подошли черные «лыжные» брючки из ангорки, примерно такие, какие видела на Ирине. Тина долго вертелась в них перед зеркалом на внутренней дверце шкафа, при этом по-разному складывала губы — изображая то «женщину-вамп», то наивную, застенчивую девчонку. Затем засмеялась своему отражению.

— Эй ты! Может, тебе и впрямь попался выигрышный билет. Может, в том обществе, в которое теперь вступишь, встретится тебе сказочный принц. С роскошными белыми локонами, с широкими плечами… И, конечно же, с солидной чековой книжкой!

Она еще громче захохотала и в этот момент, словно в сказке, услышала мужской голос. Хотя спрашивали не ее, а Ирину, она поспешила спуститься вниз.

Это оказался сам хозяин дома. Он сначала с удивлением взглянул на нее, а затем, видимо, сообразил.

— А-а… Я знаю, вы — Тина из сгоревшей квартиры.

— Вот именно! — Она подала ему руку. — Хороший был полет?

— Да, все нормально. Спасибо. А где моя жена?

— О-о! Она… У нее какое-то общественное задание… Она, знаете, взяла на себя заботу о детях одной заболевшей многодетной матери.

— И давно? — изумился Ларс.

— С сегодняшнего дня. — Для непринужденности Тина сложила на груди руки. — Кажется, вам это не очень нравится?

— Если быть честным, то да.

— Но эта работа может ее захватить, компенсировать несбывшееся желание иметь детей. — Тина снова обрела нить разговора. — В любом случае есть опасность, что без этого у нее могут возникнуть комплексы, наступить депрессия. — Тина картинно откинулась на спинку дивана, элегантным движением поправила волосы.

— Как профессионал, я могу дать вам добрый совет. Я, собственно, изучаю психологию, — пояснила она. — Итак, если вы хотите, чтобы ваша жена была довольна и уравновешенна, то поддержите ее!

— Ага! — отозвался Ларс тоном, в котором сквозило что-то среднее между удивлением и легкой насмешкой, — Ну, если мне рекомендует такая профессиональная девушка-психолог…

Он подошел к домашнему бару.

— Хотите выпить со мной мартини?

— Охотно!

Тина изменила позу и, вполне довольная собой, мысленно рассмеялась.

Новая жизнь по программе взлет — посадка — взлет, эти коктейли и бары, как видно, соответствовали ее ожиданиям. Она взяла бокал, протянутый ей, подняла его и одарила Ларса очаровательной улыбкой.

— За все лучшее. Кстати, вы можете называть меня просто Тиной.

— Да? Тогда взаимно. Называйте меня просто Ларсом.

Они выпили и тут же услышали шум подъезжающей машины. Через несколько минут вошла Ирина, уставшая, но странно довольная.

— О, оказывается, уже оба на месте. Познакомились?

— Мы только что договорились называть друг друга по имени. На «ты», наверное, перейдем в следующий раз, — сказала Тина и, выйдя вслед за Ириной на кухню, тихо спросила:

— Ну, как там было у Бекеров?

Ирина разложила покупки по шкафам и ящикам, продолжая рассказывать:

— Сначала господин Бекер принял меня не очень-то приветливо, но я последовала твоему совету и тут же показала ему зубки. Подействовало. После этого с ним стало легче. Да! А еще меня сразу же обнял маленький Симон, так прижался, будто мы век с ним знакомы. Это было… было, словом, так трогательно! — Ирина прямо-таки светилась, с губ не сходила мягкая, задумчивая улыбка.

— Ну а дальше? Дальше? Как отнесся Бернд к «терапии»? — тормошила Тина.

— Сначала был категорически против. Как будто речь шла о враче-психиатре: его жена, мол, в таком не нуждается! Тогда я ему объявила, что, если не согласен, я тут же ухожу. Мы, мол, намерены заботиться о детях, пока их мать будет проходить курс групповой терапии, так как наша главная цель — восстановить и сохранить хорошее психическое и физическое состояние матери, чтобы после этого курса она в полную силу могла заботиться о своей семье.

— Здорово! А потом?

— Потом он заявил, что мы поднимаем волну из-за всего лишь небольшого нервного срыва.

Герда наверняка через день-два придет в норму. На это я ему ответила на полном серьезе: может быть и так, но очень вероятно, что если она не пройдет курс лечения, через пару недель шок может повториться. И никто не поручится, что в ближайшем будущем эти нервные срывы не будут повторяться все чаще и чаще. А последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Одним словом, длинные речи… Якобы Герда принимает особый курс групповой терапии два раза в неделю: с трех до семи — по понедельникам и с двух до восьми — по четвергам. И тогда два вечера в неделю будет совсем одна! Не можешь себе представить, как она сияла, когда я тайком передала ей ключ от твоей квартиры! Прямо как восходящее солнышко!

— Фантастика! — Тина с восторгом обняла Ирину, — Словом, мой план вступил в действие!

— Что за план вступил в действие? — Оказывается, Ларс незаметно вошел в комнату и недоверчиво присматривался к ним.

— О-о! — Тина и Ирина обменялись быстрыми взглядами. — Я тут развивала мою тему — психологический аспект воспитания детей. Ирина сегодня впервые применила его на практике. И, видимо, удачно. Кажется, он действительно действует.

Ларс молча окинул обеих взглядом. Его охватило ощущение, что две женщины в одном доме — это многовато!

Герда извлекла из сумки свою сберкнижку.

— Хотела бы снять сто пятьдесят марок. — При этом сердце ее стучало, словно при первом поцелуе.

На ее счету было две с половиной тысячи, о которых в семье ничего не знали. Уже в течение двенадцати лет откладывала она потихоньку, ежемесячно по двадцать марок. Иногда понемножку снимала, когда детишкам приходилось приобретать что-либо вне очереди, но в основном деньги лежали на всякий «пожарный» случай.

На снятые деньги купила себе пару книжечек — легкое чтиво, маску для лица, лосьоны, бутылку безалкогольного шампанского, длинный батон белого хлеба, пикантного сыра и сто граммов шампиньонов. Нагруженная всем этим богатством, Герда направилась в Тинину мансарду.

Она весело распахнула дверь, вошла и осмотрелась. Маленькая уютная кухня, рядом ванная, тоже компактная, но для лежания. Заглянула в нее, затем посмотрела в окно: действительно, открывался вид на верхушки деревьев соседского участка. А еще была спальня со множеством подушек на широченной кровати и мягким ковром на полу. На стенах висели картины с потрясающими видами моря и пляжей с пальмами!.. Это была сказка — как раз о таком гнездышке она и мечтала!

Герда разложила свои пожитки и, сняв туфли, блаженно опустилась на кровать. Затем задумалась, как же провести эти первые часы настоящего отдыха. Сначала принять ванну с шампунем, затем можно позволить себе бокал шампанского, отведать сыра и шампиньонов. Потом поставить Тинину пластинку с музыкой из «Унесенных ветром». Или сперва шампанского, а потом в ванну? А впрочем, какая разница!

Герда вскочила и пустилась танцевать.

— Все равно, все равно, все равн-но! — пела она, кружась все быстрее, пока не упала, счастливая и обессиленная, на ковер.

Где-То около семи Ирина вела свой роскошный белый «БМВ-кабрио» в сторону Тагернзее. Вместе с ней были все трое Гердиных чад. Восхищенные ездой на таком обалденном «кабрио», они даже забыли о мороженом, которое уже капало на обивку. Постепенно Ирина начала понимать, что имела в виду Герда, говоря о том, какие это трудные дети.

Рики, как старший, наслаждался правом сидеть спереди. Сначала он обследовал содержание ящика для перчаток, пепельницы, потрогал всякие кнопки и рычаги… Ирина прямо-таки обмерла, когда увидела, как он потянулся к бортовому компьютеру.

Тем временем младшие все время ссорились, толкались, приставали с какими-то нелепыми вопросами. Ирина включила радио в надежде хотя бы отвлечь их внимание. Пел Стив Уандер.

— Что он там тянет? Так ску-ушно, что спать хочется, — пожаловался Рики и стал крутить ручку настройки, пытаясь найти что-нибудь на свой вкус. Поймав что-то грохочущее, он стал прищелкивать в такт языком и довольный воззрился на Ирину.

— Во дает! Ты слышала когда-нибудь такое классное?

— Да как сказать?… Ах, да! Пару лет назад. Я была свидетельницей одной аварии — тогда столкнулись два грузовика возле Абенсберга. Один был загружен жестью, а другой вез свиней…

Прошло немного времени, прежде чем Рики понял.

— Ха-ха! Ты просто сочиняешь!

— Ну, разве я стала бы выдумывать! — прокричала Ирина. — Ни в жизнь!

Слава Богу, «музыка» к этому времени закончилась и женский голос стал что-то рассказывать про гигиену.

— А сто такое «ихиена»? — спросил Симон. Рики, который к этому времени обнаружил в ящичке пакетик зеленых орешков и успел засунуть себе за щеку целую горсть, прошепелявил:

— Это… это, когда моются чаще, чем нужно.

— Знасит, я никакой не «ихиена», — удовлетворился ответом Симон. Видно, умывание не было его любимым занятием. Он охотнее изображал ковбоя: — Пах! Пах! Пахх!

— Да заткнешься ты, наконец! — Гарди попробовал применить к нему боксерский прием, и малыш с ревом шлепнулся на сиденье.

Ирина строго взглянула на Гарди через верхнее зеркало.

— Почему вы оба все время ссоритесь и деретесь? Разве не рады, что вы братья друг другу.

Гарди демонстративно трижды возгласил:

— Ха! Ха! Ха! Такие дурацкие вопросы… Рады? Ну уж только не я! — Он усмехнулся и решительно стукнул кулачком. — Мне бы лучше быть одному.

Симон очень любил стоять независимо от обстоятельств. Вот и теперь, перестав реветь, он вдруг встал на заднем сиденье. Испугавшись, Ирина едва не потеряла управление.

— О Боже! Симон, садись сейчас же, не-мед-ленно! — закричала она.

И тот, испугавшись, тут же бухнулся на четвереньки: такой сердитой тетя Ирина еще не была.

— А вот ты тоже ругаешься на Симона, — не удержался от обвинения Гарди.

Ирина вздохнула, включила боковой сигнал и съехала с автобана к стоянке возле дорожного ресторана.

— Мы пойдем есть хрустящую картошку? — обрадованно спросил Гарди.

— Нет, просто переждем, а то кто-нибудь из вас выпрыгнет на ходу из машины.

— И я хосю калтоски! — заканючил Симон.

«А почему бы и нет? — подумала Ирина. — Потом сразу же рванем домой. А Тагернзее подождет — съездим в следующий раз, когда снова выпадет моя «смена», а то, пожалуй, на сегодня с меня хватит. Это даже к лучшему — можно спокойно посидеть, отдохнуть, поесть жареной картошки с соусом, попить кока-колы. Пусть привыкают».

Ирина взглянула на Рики: он явно не имел никаких возражений.

— О’кей, господа! Вы победили, и мы идем на штурм ресторана!

В зале было почти пусто. Занятыми оказались лишь три столика. В углу сидела женщина среднего возраста, пила чай и явно нервничала — стучала в чашке ложечкой и нетерпеливо посматривала то на часы, то на дверь. У окна сидел господин, углубившийся в газету. А двумя столами дальше — пожилая чета с собакой, кажется, карликовым шнауцером. Он затявкал, когда вошла Ирина со своей свитой, но был призван к порядку своей хозяйкой:

— Фу, Бастик! Ты не должен на всех лаять. Видишь, люди пришли и хотят отдохнуть!

Но на Бастика это не подействовало. Он продолжал гавкать и успокоился лишь тогда, когда новые гости заняли места и хозяин ресторанчика подошел к ним.

— Мы хотели четыре раза жареной хрустящей картошки с кетчупом. А еще колы и мороженого! — без долгих раздумий распорядился за всех Гарди.

Ирина, смеясь, покачала головой, и поправила:

— Пожалуйста, только три порции. А для меня кофе и стакан воды.

Хозяин ушел, а Симон слез со стула и, забравшись к ней на колени, тесно прижался головкой к ее щеке.

— Ты мне тозе нлависся!

Ирина счастливо улыбнулась.

— Я и впрямь очень рада, что нравлюсь тебе. — Взглянула на остальных и поправилась: — Обожаю вас всех!

Рики нашел это «объяснение в любви» не только вздорным, но и просто лишним.

Поджав губы и сложив на груди руки, он демонстративно уставился в окно. Гарди, наоборот, решил тут же обрести выгоду из сложившейся ситуации.

— Тогда закажи нам сразу по два мороженых!

Ирина открыла было рот, чтобы ответить на это новое предложение, но тут дверь открылась и вошел мужчина в черном костюме и такой же рубашке со стоячим воротничком. По виду похожий на пастора.

Песик тут же принялся лаять. На этот раз еще яростнее. И не успокоился даже тогда, когда посетитель подсел к женщине, столь нетерпеливо посматривающей на часы.

— Ну прекрати, Бастичек! — умоляла хозяйка, гладя песика по шерстке, что тот воспринимал, видимо, как знак поощрения и заливался еще громче.

Лай просто оглушил всех, и взгляды гостей гневно устремились к пожилой чете.

Именно в этот момент Гарди вдруг громко и зло завопил:

— Почему не заткнут, наконец, пасть этой собаке?!

Человек у окна закашлялся за своей газетой, а хозяин ресторанчика, который в этот момент принес заказ, одарил Ирину не очень-то ласковой улыбкой.

Ирина густо покраснела.

— Да что ты все время орешь?! — шикнула она на Гарди и снова усадила маленького Симона на стул.

Пока немного не утолили голод, ребята не переговаривались ни громко, ни тихо — просто уплетали так, что для разговоров не было времени. Гарди заталкивал картофель в рот прямо двумя руками. А потом, в короткий миг тишины в зале, вдруг ткнул пальцем в сторону женщины и человека в черном костюме:

— Она кто? Жена этого пастора?

Ирина схватила его руку и прижала к столу.

— Нельзя размахивать руками, а тем более показывать на людей пальцами, — зашептала она.

— О’кей, о’кей! — отозвался Гарди, сунул освободившийся палец в рот. — Так жена она или кто?

— Чушь несешь! — громко стал наставлять младшего брата Рики. — У пасторов не бывает жен. Им нельзя сильно размножаться!

В зале повисла гробовая, убийственная тишина, пока человек, читавший газету, вдруг не захохотал, а за ним и все остальные. В том числе и сам «пастор».

Ирина, не привыкшая к подобным ситуациям, вначале готова была провалиться от стыда сквозь землю. Но пол под нею не обрушился, и она живой прошла через этот позор.

— Да, не так-то просто управляться с такой вот троицей, — посочувствовал ей хозяин, принеся всем еще мороженого.

При этом он дружески шлепнул Гарди по затылку:

— А ты, брат, за словом в карман не лезешь. Я уже давно так сильно не смеялся! — Затем наклонился к нему поближе и шепнул, как единомышленнику: — Знаешь, этот «пастор» совсем не священник, а портной. Зовут его Петер, и он совсем не святой. Особенно в отношении женщин… — Тут он поперхнулся. — Ну ты сам понимаешь, что я имею в виду. — И он с довольной улыбкой покинул зал.

Когда Ирина доставила вечером ребят домой, Герда еще не вернулась. Бернд встретил их и, потирая лоб, слушал с удивлением рассказ о прогулке.

Рики:

— Мы ездили на обалденном «кабрио»! Ничего себе ящичек. С бортовым компьютером. Всякое там стерео. А она, Ирина, гоняет, скажу тебе, классно!

Гарди:

— А потом мы ели жареную картошку, которая хрустит. И коку пили. И мороженое ели. А еще — сосалки! Потом Симон наделал в штаны.

Симон:

— А тетя Илина скасала, сто это все нисево, и купила новые! — Для доказательства он поднял пластиковый пакет со старыми штанишками, от которых еще изрядно попахивало.

— Та-ак! — Бернд окинул Ирину пристальным, изучающим взглядом.

Что-то здесь явно было не так! Нянечка из управления социальной помощи разъезжает на обалденном «кабрио» с бортовым компьютером, приглашает детей на хрустящий картофель, колу и мороженое, тут же покупая новые штанишки малышу, с которым приключилась детская неожиданность. Редкая методика воспитания! Очень странно все это.

Ирина, которая почувствовала его сомнения, попыталась улыбнуться.

— Видите ли, господин Бекер, мы не только психологически поддерживаем матерей, но и одновременно стараемся духовно воздействовать на детей, создавать для них атмосферу отдыха, каникул что ли… Дети должны быть веселыми, приветливыми, когда их матери после курсов врачебной терапии возвращаются домой.

— «Каникулярное настроение!», Ну-ну… — сказал Бернд, не очень-то вежливо закрывая за ней дверь.

Но завтра с утра, дал он себе клятву, непременно позвонит в это их «учреждение добрых услуг» и выяснит, что это за фрау Мартуссен!

ГЛАВА 5

У Герды были румяные щечки и странный, радостный блеск глаз, когда она вернулась домой.

Бернд с недоверием рассматривал жену.

— Ну и как прошла твоя сегодняшняя терапия?

Подозрительные интонации его голоса обеспокоили Герду. Что-то не в порядке с Ириной, с ребятами?

— Ну что сказать… — Герда размышляла, как бы получше ответить. — Ну в общем-то, порядочная нагрузка, хотя все довольно хорошо. Но это легко сказать, а другие вообще-то трудно переносят… А как у этой фрау Мартуссен?

— О-о, деток она вовсю развлекала, — съерничал он, потом вдруг странно зашмыгал носом. — Герда, да от тебя алкоголем несет!

Герда сжалась. Боже милостивый, об этом она и не подумала!.. Она запнулась, смущенно посмотрела ему в лицо с трехдневной щетиной.

— Видишь ли, это так принято. Они всей группой выпили наскоро немножко пива, а я позволила себе лишь маленький стаканчик шампанского.

— Так-так… Малюсенький стаканчик с группой, — съязвил Бернд.

— Ну да! — Она уже «завелась». — Из-за этого нечего устраивать мне истерики. Так надо. Ты гораздо чаще ходишь с твоим приятелем «попить пивка»!

— Все верно! После работы. И я это заслужил!

— Ай-ай-ай! А я, ты считаешь, этого не заслужила. Целыми днями убирать, стирать, готовить. Да еще возиться с детьми… Между прочим, с твоими сыновьями. Это же кошмарная работа по целых шестнадцать часов в сутки. И без выходных — семь раз в неделю!

— Опять старая песня! Как будто я не помогаю, когда у меня есть свободное время! — Бернд, глубоко засунув руки в карманы, стал носиться по комнате как тигр — И к тому же знай… — Он остановился перед Гердой, пронизывая ее испытующим взглядом. — Завтра утром я обязательно позвоню в это управление социальной помощи и справлюсь там, кто такая фрау Мартуссен. Даже слепому видно, что она никакая не нянечка!

С этими словами он выбежал из комнаты, хлопнув дверью.

Кровь словно застыла у Герды в жилах. Если Бернд позвонит в управление, все пропало! А как все хорошо началось… Прощай это гнездышко в мансарде, этот покой… Она тяжело опустилась в кресло и начала лихорадочно думать. И тут пришла спасительная идея! Герда вскочила, написала на листке бумаги телефонный номер и бросилась к Бернду. Тот сидел на кухне.

Она швырнула ему записку на стол.

— Ты прав! — ядовито заметила она. — Фрау Мартуссен никакая не нянечка, а одна из ответственных воспитательниц. Без таких, как она, эта служба социальной помощи ничего не стоила бы. И если ты уж очень хочешь звонить, уточнять, то пожалуйста! Набери номер бюро фрау Шёнлес. Это непосредственная начальница фрау Мартуссен. Но имей в виду: если начнешь разводить жалобы, то разговаривать с тобой не будут!

И Герда покинула кухню, не преминув при этом тоже хорошенько хлопнуть дверью.

Было всего полвосьмого. Тина, еще в одной рубашке, готовила себе завтрак, когда зазвонил телефон. Она сняла трубку.

— Квартира Мартуссен. У телефона Тина. А-а, это ты Герда… Что так рано?

— Бернд что-то заподозрил, — зачастила она и выложила все, что произошло вчера между нею и Берндом.

И как она, не зная, что делать, дала ему телефон Мартуссен.

— Понимаешь, он сейчас отправится на работу и наверняка сразу же позвонит оттуда, — завершила она свой доклад.

— Да. Он так и сделает. Надо же, мне как раз в университет, а Ирина сейчас отправилась на занятия своей йогой. — Тина состроила озабоченную мину. — Гм… Дерьмовые дела. — Она потянулась и тут же нашлась: — Впрочем, не беспокойся, Гердочка! Как-нибудь выпутаемся.

Тина положила трубку. Задумалась. Плохо, что именно сегодня Ларс был дома. Хотя он еще и потягивался в постели, но вот-вот встанет. Затем спустится вниз на завтрак, и, конечно же, сам возьмет трубку, если раздастся звонок.

Она зашла на кухню, налила себе чашку кофе, выпила глоток. И тут же ее осенило: взяла поднос, сервировала на нем завтрак, который приготовила для себя, и, торжественно подняв его, проследовала к спальне хозяина. Остановившись у двери, тихо постучала.

— Да, войдите! — В голосе Ларса слышалось удивление.

Вступив с подносом в спальню, Тина с улыбкой пожелала прекрасного доброго утра.

— Вот так сюрприз!

Ларс поднялся на кровати. Двумя руками попытался пригладить небрежно торчащие волосы и внимательно окинул взглядом симпатичный халатик жены, который теперь кокетливо обтягивал привлекательную фигурку девушки.

— Вы принесли мне завтрак?

— Да! — Тина малость запнулась: — Я, знаете… подумала… Я так благодарна вам и Ирине за все…

— Ах, вот вы о чем! — Ларс сделал движение рукой, которое могло означать, что не стоило утруждать себя.

Тина поставила поднос ему на колени, стараясь при этом так сверкнуть своим декольте, чтобы Ларс хотя бы на секундочку задержал на этом местечке свой взгляд. И наверняка оно ему очень понравилось.

Тут же выпрямившись, Тина отступила на шаг назад и пожелала приятного аппетита.

— А вы не хотели бы задержаться! — Он указал на место рядом с собой. — Мне, кажется, завтракать в одиночестве не такое уж удовольствие. — Его голос звучал подчеркнуто безобидно.

— Ох, — в тон ему ответила Тина, — я не могу долго здесь оставаться. К тому же скоро вернется Ирина со своей йоги. Думаю, она более приятно разделит ваше одиночество, чем я. — Изобразив сладчайшую улыбку, Тина выскользнула из спальни.

Ларс посмотрел ей вслед с явным удовольствием: хотя Тина держалась сегодня еще несколько чопорно… но в следующий раз эта симпатичная птичка залетит-та-ки в его гнездышко!

Тина влетела в свою комнату, быстро переоделась и устремилась вниз. Заварив свежий кофе, уже хотела было налить себе чашку, как зазвонил телефон. Она быстро схватила трубку.

— Управление социальной службы. Отдел по организации помощи многодетным матерям. У телефона Шёнлес, — четко отбарабанила она.

Пару секунд длилась тишина, затем послышался мужской голос:

— Меня зовут Бекер. Бернд Бекер…

Ага! Слава Богу, это и впрямь оказался он! Тина облегченно вздохнула.

— Слушаю. Что вам угодно, господин Бекер?

— Знаете… Дело в том, что у нас трое сыновей, и вы послали к нам для помощи на общественных началах некую фрау Мартуссен…

— О-о! Это наша лучшая воспитательница! — подхватила Тина. — Наша добрейшая фрау Мартуссен. Значит, вы и есть тот самый господин Бекер с Заксенштрассе? Если не ошибаюсь, вчера после обеда она впервые занималась вашими детьми.

— Да-да, точно…

— Так в чем, же причина вашего звонка? — Тина закусила губы, чтобы не рассмеяться.

— А в том, что ваша добрейшая фрау Мартуссен, — слово «добрейшая» он саркастически выделил, — возит моих ребят на роскошном «кабрио» аж на Тагернзее. А когда они там уже достаточно заморочили ей голову, ваша доб… ваша фрау Мартуссен кормила их жареной хрустящей картошкой, мороженым, поила кокой и еще чем-то. А когда самого маленького от всего этого добра запонос… я имею в виду, когда у него расстроился желудок, ваша воспитательница или няня — как она там называется? — купила ему новенькие, с иголочки, штаны, потому что старые он совсем обо… я имею в виду запачкал, черт возьми! Это что-то новенькое!

— Послушайте внимательно, господин Бекер. Трое живых, очень подвижных мальчишек оказались под присмотром совсем незнакомой им женщины. Сами можете представить, какая это трудная задача для воспитательницы. Поэтому фрау Мартуссен старалась завоевать их доверие, симпатию, что ли… Это ведь можно понять.

— Вы так считаете? — кашлянул Бернд.

— Конечно! Есть даже поговорка: любовь приходит через желудок. Тем более детская любовь, смело импровизировала Тина. — А как бы вы поступили на ее месте?

— Ну, я… я бы, — мялся тот.

— А все же? — не унималась Тина.

— Пожалуй, я тоже купил бы им эти хрустящие штучки, колу, мороженое, — прозвучало на том конце провода.

— Вот видите! — торжествовала Тина. — Доверие и доверие — вот чего нам следует добиваться от детей в первую очередь. Вам еще повезло, что такая женщина, как фрау Мартуссен, взяла на себя заботу о ваших детях и даже готова за свой счет их немножко побаловать. Да и сама фрау Мартуссен испытывает при этом радость. Она уже в двенадцатый раз стала крестной матерью для детей из таких подопечных семей. У нее, действительно доброе сердце, у нашей милой фрау Мартуссен!

Трубка долго молчала… Тина с недоумением пожала плечами: ведь так здорово все разыграла! И тут Бернд снова прорезался:

— Но, может, нам не стоит обременять такую богатую… — «барыню», видно, хотел он сказать, но тут же поправился: — Крестную.

— О чем речь, господин Бекер? Вы как агент по продаже автомобилей тоже неплохо зарабатываете. У вас нормальная семья. И не стоит стесняться. Итак, до свидания!

— До свидания, — смущенно отозвался Бернд и тоже положил трубку.

— Опять на эту дурацкую детскую площадку! — ныл Гарди. — Я теперь уже почти взрослый!..

Два дня тому назад ему исполнилось восемь. Именно тогда, на своем дне рождения, он здорово сдружился с Анной-Барбарой, которая была на пять месяцев старше и на которой он собирался… жениться — не теперь, а когда-нибудь позже.

И вдруг — на тебе! — играй опять в песочнице с малышами!

— Но ничего не поделаешь, — сказала Ирина — Не могу же я оставить тебя дома одного, — Она усадила Симона в коляску, сунула Гарди сумку с его игрушками и подтолкнула вперед. — В следующий раз ты можешь договориться с Анной-Барбарой о встрече на площадке, — предложила она. — Тогда бы вы все были у меня на виду и вам было бы весело.

— Она не хочет идти со мной на площадку, — возмутился Гарди, как будто Ирина предложила нечто несусветное.

Ирина вздохнула:

— Ну что тут поделаешь?

На детской площадке Гарди забрался на стенку и демонстративно скучал. Ирина пыталась втянуть этого «почти взрослого» отпрыска в «почти взрослый разговор», но все усилия оказались бесполезны: видно, Гарди твердо решил ее наказать.

Ситуация еще больше осложнилась, когда Симон схватил свою лопатку и стал пристраивать ее на голову своего товарища по играм, Фредди. Тот заревел, а Симон из солидарности подтянул ему. В последующие минуты Ирина и мать Фредди пытались унять этот действующий им на нервы дуэт.

Когда Симон в качестве компенсации предложил Фредди свою сломанную машинку, а Ирина, обессилев от этих борений, оглянулась в сторону стенки, Гарди на ней уже не было.

— Гарди! — закричала она.

Никакого отзыва. Он просто исчез!

Ирина подождала минут десять, затем попросила мать Фредди присмотреть за Симоном, а сама отправилась на поиски, дав себе клятву, что примерно накажет его. Было три часа двадцать минут.

В три тридцать она уже решила «всыпать ему как следует». Но когда минут через пятнадцать наконец нашла его, почувствовала такое облегчение, что с трудом сдержала желание благодарно обнимать и целовать его.

Оказывается, Гарди в это время всего лишь собирал каштаны со своим приятелем и очень удивился, увидя рассерженное лицо Ирины.

— Послушай-ка, — сказала она, прерывающимся от волнения голосом, — чтоб это было в последний раз, когда ты уходишь без разрешения. А что, если на тебя нападет какой-нибудь нехороший дядя?

Гарди с недоумением взирал на Ирину.

— Но ты ведь сама ходишь одна без разрешения и не боишься, что тебя возьмет чужой дядя!

— Ох, Гарди! Ведь это совсем другое дело. — Ирина вздохнула и попыталась найти подходящее объяснение, которое убедило бы его. — Я… Я уже просто не нравлюсь чужим дядям!

Но Гарди на этот счет был явно иного мнения. Он решительно затряс головой и убежденно заявил:

— Ты так не должна думать, Ирина. Ты им все равно будешь нужна. Ну чтоб, например, все чистила, убирала…

— Ого-о! — Ирина даже остолбенела. — Вот уж никогда не думала, что могу сгодиться только для таких целей.

Герда лежала на кушетке, грызла яблоко и читала как раз на том месте, когда сгорел дом Скарлетт. В это время раздался звонок. На мгновение она прекратила жевать и стала соображать, что делать.

Просто не открывать! Нет никого дома и все тут, решила она.

Но звонки продолжались. На этот раз непрерывно, все время, по два коротких, и Герда отважилась открыть.

У двери стоял среднего роста и среднего возраста светловолосый мужчина, который и выглядел средне — ни хорошо, ни плохо, все в нем было вполне заурядно. Он улыбнулся.

— В чем дело? — спросила она коротко.

— Видите ли, я ваш сосед. Снизу. — Он поклонился, даже прищелкнул каблуками и протянул ей какую-то чашку. — Знаете, у меня кончился сахар, и я хотел попросить одолжить мне немного.

Герда задумалась, может ли она раздавать Тинин сахар. Но, с другой стороны, лучше дать, чтоб поскорее от него избавиться.

— Ну хорошо, — Взяла чашку и захлопнула у него перед носом дверь.

Когда Герда снова ее открыла, сосед недовольно поводил пальцем перед ее лицом, словно хотел что-то внушить непонятливому ребенку.

— По-моему, не очень-то прилично с вашей стороны вот так оставлять меня на лестнице!

— Вот оно что! Чихала я на ваши приличия! — хмуро отрезала она. — И еще: сахар можете не возвращать. Всего хорошего! — И решительно захлопнула дверь.

Герда с досадой отбросила со лба растрепавшиеся волосы. «Ну и дурацкая история. Он, видите ли, подумал, что прямо рассыплюсь перед ним. Тоже мне красавчик!» От радужного настроения Герды не осталось и следа.

Вздохнув, она направилась в ванную, пустила воду, разделась. Ее взгляд упал на дверное зеркало. Она обернулась и стала внимательно рассматривать свое тело — так внимательно, словно оно готовилось на распродажу.

Когда-то оно выглядело совсем неплохо, и Бернд просто балдел от нее. Ее груди он называл тогда — «мои маленькие розовые холмики», а ее соски — «мои набухшие почечки!» В их брачную ночь он лил шампанское на ее впадинку на животе и затем нежно слизывал его… И позже, в конце первой беременности, перед самым рождением Рики, он часами мог гладить ее спину пуховкой, и ей это очень нравилось. Он, ее Бернд, был тогда такой ласковый, нежный, романтичный… А каким он был в постели — настоящий любовник! Впрочем, ей сравнивать было особенно не с кем: те двое, что были до Бернда, просто в подметки ему не годились — разве могли они доставлять ей столько радостей и удовольствия, как он… Так куда и почему все это делось?

Герда повернулась боком к зеркалу и стала рассматривать живот. Она была уже на пятом месяце, и ее беременность бросалась в глаза. Она медленно огладила себя, задержалась на выпуклости. «Господи, хоть бы была девочка!» — подумала она. Это была ее заветная мечта: если родить, то уже непременно дочь.

— Ох-ох!

Вздохнув, она опустилась в ванну и задумалась о Бернде — как там у них без нее? Несмотря на тот звонок в «управление», его не оставляли какие-то сомнения: видно, не так уж хорошо они все продумали… А потом, успокоившись, решила: «Ничего ты, Герда Бекер, не потеряешь, если время от времени отдохнешь днем или вечером. Такая возможность — просто подарок судьбы!»

И она твердо решила не мучить себя угрызениями совести и просто отводить душу в этом симпатичном гнездышке — пока все шло как надо.

Тина сидела в садике, наслаждаясь последними лучами послеобеденного солнца, и мысленно проигрывала перед собой действие оперы Верди «Аида», которую они слушали вчера. Уютно устроившись в кресле, она лениво потягивала шампанское, какие-то экзотические соки, даже покуривала при этом предложенную Ларсом симпатичную черную сигаретку, которая оказалась очень возбуждающей — этаким спецатрибутом для светских породистых женщин. Да и как было отказаться, если Тина уже разменяла свои последние двадцать марок и на ее счету оставалось всего ничего?

Она вздохнула, проследила за устремившейся вверх струйкой дыма и вслух пожаловалась:

— Никак не пойму — почему, когда у меня кончаются деньги, месяц кажется таким дли-ин-ным…

— Здесь могут быть две причины: или твой месяц недостаточно короток, или ты слишком много тратишь, — со смехом отозвалась Ирина, взглянув на часы. — О Боже! Уже поздно. Мне нужно бежать забирать детишек — сегодня ведь «вечер Герды».

— Эта возня с ребятами тебе все еще доставляет удовольствие?

— Представь: даже все большее! — Ирина радостно заулыбалась, — А этот шельмец Рики даже раскрыл мне свое сердце. Как-то рассказал, что у них появилась новая учительница истории. Я спросила его, как она выглядит. А он возьми и ответь мне: «Классно! Почти, как ты!..»

— Черт возьми! — Тина не удержалась от смеха. — Устами младенца глаголет истина!

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что он просто влюблен в тебя!

— Как это!

— Именно влюблен!

— Чепуха какая-то… Влюблен. В меня?

— А почему бы и нет? У тебя есть все, что любят мальчишки этого возраста в женщине — положение, деньги, шикарный автомобиль, возможность исполнить чье-то желание. К тому же ты выглядишь презамечательно! Молодые люди это усекают сразу.

— Мне казалось, что такого подростка тянет лишь к девчонкам — чтобы потрогать, испытать какие-то новые ощущения.

— Ерунда! До девушек они даже боятся дотронуться. А вот для чувственного восприятия его тянет именно к тебе…

Попозже, когда Ирина ушла, Тина выпила еще бокальчик, помешала в камине, раскрыв бестселлер Андреаса Фолленвайдера, удобно улеглась на ковре, задумчиво уставившись на огонь. И не заметила, как сзади к ней подошел Ларс.

— Прекрасный вечер! — воскликнул он, заставив ее охнуть от неожиданности.

— Ты почему здесь? Ведь собирался ехать на выходной в домик на Тагернзее? — Со вчерашнего вечера они уже были на «ты».

— Да, собирался, но забыл дома ключи — Он подошел к шкафчику, взял связку ключей, словно в доказательство сказанного. — Уже был на полпути, когда спохватился. Так глупо… А теперь (он посмотрел на часы) уже поздно. Пожалуй, не стоит и ехать. А Ирины нет?

— Ушла. С четверть часа назад.

— Ты выпьешь еще? — Он кивнул на ее стакан. — На этот раз со мной.

— С удовольствием.

Тина встала и вышла на кухню. А когда вернулась, Ларс уже лежал, удобно вытянувшись на ковре — как раз на том месте, где только что возлежала она. Тина протянула бокал. Он принял его и молча похлопал по месту рядом с собой.

— Ну подойди же! Я не кусаюсь, — пошутил он, заметив ее колебания.

Тина присела рядом, как это делают японские гейши, и чокнулась с ним.

— За твое здоровье, Тина! Это просто чудо, что ты у нас появилась. — Он выпил. — Знаешь, словно жизнь снова пришла в этот дом.

— Спасибо! Ирина тоже об этом мне говорила… Конечно, ребенок внес бы нечто новое в вашу жизнь. Но ты, как видно…

— Опять ты об Ирине! — недовольно перебил ее Ларс. — И снова о ребенке. У нас его нет, и этим все сказано!

Чувствовалось, что Ларсу не по себе. Он залпом осушил свой бокал и задумчиво уставился на пламя камина.

— Мне кажется, что любой разговор на эту тему ты воспринимаешь как упрек лично в твой адрес, — заметила Тина, — Почему? — Она вызывающе приподняла свою правую бровь и уставилась на него пристальным взглядом.

Вдруг он встрепенулся, схватил ее за плечи и привлек к себе.

— Тина! Ты, наверное, давно уже заметила, что я не могу без тебя… Меня просто неудержимо тянет к тебе. Ты — такая соблазнительная!

Не окончив еще этой тирады, он устремил на Тину свои обворожительные глаза, и та почувствовала, как у нее перехватило дыхание, пугающе затрепетало сердце. Ах, если бы он не был мужем Ирины!..

Тина попыталась высвободиться из его объятий.

— Подумай об Ирине! — сопротивлялась она. Но Ларс, казалось, ничего не слышал. Обхватив ее, словно медведь, он катался по полу, жадно искал ее губы… Затем стал целовать их лихорадочно, страстно…

Чудесный трепет прошел по ее телу, на мгновенье она была обессилена, опьянена этой лаской. Но тутже вновь мелькнула мысль об Ирине, и благоразумие одержало верх над восторгом, который разносили по ее телу маленькие, быстро-быстро машущие крылышками бабочки. Она собрала все свои силы, резко оттолкнула Ларса и ловко выкатилась из-под него. Потом села и, тяжело дыша, отбросила упавшие на лоб волосы. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Это неслыханно! Надо бы рассказать об этом твоей жене.

— Зачем? — рассмеялся Ларс. — Я оскорбил наивную школьницу?

У Тины даже перехватило дыхание: возмутительно! Неужто он считает ее такой дрянью, способной предать Ирину, переспать с ним под крышей их дома? Или он настолько самоуверен, настолько убежден в своей неотразимости, в дьявольских чарах этих голубых глаз, что до него, с его глупым мужским эгоизмом, даже не дошло, что для нее дружба с его женой гораздо дороже, чем возможность предаться с ним такой вот «овечьей любви»!

О женщины — мы — женщины!

Тину вдруг охватила ярость.

Да такая, что в ней родилось неодолимое желание поступить с ним так, как тогда с этим родственничком Вольфгангом — так ему врезала, что тот на время лишился и слуха, и зрения.

Она уже было замахнулась, но неожиданно нашла другой, лучший выход.

— Нет! — сказала она. — Ты прав: я уже не девчонка с косичками, которая может ябедничать жене на ее мужа. — Она подняла колени, положила на них подбородок, как будто предавалась глубоким раздумьям, и продолжила: — Если уж на то пошло, то Ирина не столь щепетильна, как я, в вопросах верности!

— Что-что?! — Ларс вдруг словно окаменел и беспомощно уставился на Тину. — Ирина? Ты хочешь сказать, что она… мне изменяет?

Тина кивнула.

— Вот именно! И не столь уж редко. Сейчас, например, с одним обалденным суперменом.

Она уткнула лицо в колени, чтобы скрыть душивший ее смех: вот каковы мужчины — бессовестно обманывают своих жен налево и направо, а стоит им услышать подобное о супругах, как тут же падают с неба на землю. А ведь те делают всего лишь то же самое, что и они!

— И кто этот тип? — Ларс хмуро взирал на Тину.

— Не знаю — видела его лишь однажды накоротке, когда они исчезли вдвоем в спальне. Но прямо скажу, выглядит он прекрасно. Стильный мужчина. Кроме того, он чуток, внимателен, великодушен. Он наверняка фантастический любовник. Такой даст женщине все, о чем только можно мечтать!

— Вот оно что! Такой даст!..

Он вскочил, по-журавлиному стал мерить шагами комнату. Чувствовалось, как его душит гнев, как бешено колотится сердце, как подымается желчь. Подумать только — жена ему изменяет! Да можно ли такое представить?… Это просто непостижимо. Обманывать его — в то время, когда он летает по всему миру, чтобы зарабатывать деньги! Обеспечивать благосостояние! И чье? Именно ее. Чтобы выполнять все ее прихоти, купать в роскоши, которую она так обожает!

В то время, как Ларс неистовствовал, демонстрируя свои душевные раны, Тина, снова расслабилась, уютно улеглась на ковре перед камином и наблюдала эти метания со злорадным смешком. Наконец-то она подсыпала перцу этому «славному, доброму Ларсу»!

ГЛАВА 6

Ирина сходила с детьми в кино. Смотрели «Бернхарда и Бланку». И теперь в ее машине они ехали домой.

— А мне что-то не хочется ехать сейчас домой, может, еще куда съездить? — запросил Рики. — Поехать по берегу Изара. Или поесть где-нибудь мороженого.

— Ты же знаешь, что это невозможно. — Ирина строго взглянула на него, — Между прочим, из-за тебя!

— Посему нельзя? Симон тозе хосет молозеного, — послышалось с заднего сиденья.

— Нельзя, потому что Рики еще должен зубрить на завтра историю! — злорадно объявил малышу Гарди.

— Сто зублить?

— Долбать, что задал учитель. Усек?

— Ф-ф! Плевал я на эту историю! — Рики даже кулаком пристукнул. — Вот было б здорово родиться еще в древнее время.

Гарди этого не понял.

— Почему в древнее?

— Чудак! Тогда не надо было бы учить то, что произошло уже потом.

— А-а, верно, — согласился Гарди, но немного задумался и озабоченно заметил: — Но тогда тебе пришлось бы драться с динозаврами. Скажу тебе, это не так легко. Помнишь, как вчера в кино Губер Эрнст?

Гарди представил себе, что перед ним динозавр, и стал изображать схватку с ним — прыгать, наносить ему боксерские удары. Симон смеялся и визжал от радости.

— Боже, да прекратите же наконец! Иначе мы опрокинемся! — возмутилась Ирина. — Разве можно вести машину, если такое творится!

— Точно! — согласился Гарди, перестал размахивать, руками и со вздохом откинулся на спинку сиденья. — А вообще-то вечно никому не угодишь — то велят говорить, то молчать…

Ирина свернула направо, и через сотню метров они уже были у дома.

— Хотите загадку? — обратился Рики к Ирине, когда они остановились у подъезда и вышли из машины. — Сколько ног у слона?

— Да это же для малышни! — воскликнул Гарди прежде, чем Ирина собралась ответить, — Конечно, четыре!

Рики довольно ухмыльнулся, небрежно облокотился на капот машины и изрек:

— Глупости, братец! У него их шесть. Две спереди, две сзади и еще две костяные ноги ^[2].

Понял? — Он залился смехом, радостно захлопал в ладоши и снова спросил: — А знаешь, как долго живут крокодилы?

— Не-е, — недоверчиво протянул Гарди.

А Рики все больше входил в роль загадочного мудреца.

— Это зависит от длины хвоста: длиннее хвост — дольше живет!

И Рики от удовольствия даже запрыгал на месте.

— Что ты мне тут лапшу на уши вешаешь? — обиделся Гарди. — У тебя небось крыша поехала!

Ирина вздохнула про себя, подняла на руки Симона и повела всех наверх.

Герда была уже дома и встретила их.

— Ну как они вели себя? — И взяла у нее малыша.

— Просто великолепно! — Услышав такое, Герда прямо-таки засияла от радости, но, заметив любопытный взгляд старшего, тут же подчеркнуто по-деловому продолжила: — Вообще-то должна сказать, что эти сеансы терапии начинают мне помогать, чувствую себя лучше, хотя и нахожусь еще под воздействием сильного нервного стресса. Мой врач говорит, что некоторое время лечение надо продолжать, пока совсем не выздоровлю. По крайней мере, до появления ребенка.

— Тут уж ничего не поделаешь — надо так надо.

Ирина поцеловала Симона, помахала всем остальным рукой и, обменявшись многозначительным взглядом с Гердой, побежала вниз к машине. Теперь быстро домой, поделать кое-какие мелочи, а потом залечь перед камином и… ничего не делать!

Присматривать за этой «командой» было ой как непросто, тем более что каждый из них тянул в свою сторону, и это сильно изматывало ее. Но, несмотря на это, Ирина чувствовала себя гораздо лучше, даже счастливой, с тех пор как они вошли в ее жизнь. Два раза в неделю у нее появлялось что-то новое, похожее на опору, которой раньше ей так недоставало! Этот веселый смех сразу всей троицы, если их что-то забавляло, эта искренняя радость в их глазенках, когда она придумывала для них что-нибудь «классное» — вроде поездки на Изар, вылазки в зоопарк, приобщения к настоящей соколиной охоте.

Ирина свернула к дому и очень удивилась, увидев в гараже машину Ларса. Странно, ведь сегодня после обеда он должен был поехать на Тагернзее и вернуться оттуда лишь завтра утром. Она поставила машину и пошла к террасе.

Ларс возлежал в шезлонге и, увидев Ирину, которая явилась перед ним с возгласом «хелло!», нахмурился было, но тут же столкнулся с ее притворно-дружелюбной улыбкой.

— А ты почему здесь? Ведь собирался ехать на Тагернзее.

— А-а! — коротко усмехнулся Ларс и встретил ее вопросом, полным ядовитой иронии: — Может, я тебе помешал, ждешь здесь своего любовника? — Он театрально всплеснул руками. — Твоего, как изящно выразилась Тина, «сверхмужчину»!

— Кого-кого я жду?

— Того типа, с которым ты меня обманываешь.

Ирина недоуменно покачала головой.

— Нет никакого типа, с которым я бы тебе изменяла! — Она была уже на грани срыва.

Прошла мимо него в комнату, бросила на диван сумку.

— О! Ты уже вернулась! — Тина спускалась по лестнице, переводя взгляд с Ирины на Ларса: очень уж расстроенными они оба выглядели. И вдруг захохотала. — Вижу, что твой муж уже устроил тебе сцену. Это я его немножко подразнила, чтоб он стал похож на рассерженного медведя. — Тина комично подошла к Ларсу, застыла перед ним в позе гипнотизера-психолога, устремив испытующий взгляд в его прекрасные, ставшие мгновенно колюче-холодными глаза. — Мы как раз только что провели небольшую полемику по проблемам брака, семейных отношений, верности и прочего. А так как твой муж твердо стоит на позициях высокой нравственности… — Она повернулась к Ирине. — Я так поразилась этой его убежденности, что решила чуть-чуть позлить его — чтобы почувствовал, что значит быть обманутым мужем.

— Ты… Ты хочешь сказать, что все это выдумала? — выдавил из себя Ларс.

— Разумеется, всю эту историю просто высосала из пальца. И что меня поразило: как ты мог всерьез принять всю эту чепуху? А ведь, кажется, неплохо знаешь свою жену!

Ларс не спускал глаз с Ирины. Он все еще не мог прийти в себя.

А она укоризненно повела головой и засмеялась:

— Так оно и есть, дорогой, у меня нет никакого другого мужчины!

Ларс все же решил изобразить недовольство — демонстративно засунул руки в карманы и, что-то проворчав, исчез в своей комнате, так оглушительно хлопнув дверью, что даже стены задрожали.

— Так что же все-таки случилось? — спросила Ирина. Тина небрежно махнула рукой.

— Да ничего особенного! Стоит ли толковать о пустяках?

Герда страшно не любила, когда ей приходилось звонить в какие-либо учреждения. Такие акции она оттягивала сколько могла, и когда, наконец брала телефонную трубку, у нее уже было испорчено настроение. Симон эти тонкости чутко улавливал. Если мама разговаривала с Ириной или Тиной, он вел себя тихо и примерно: спокойно играл рядом, о чем-то разговаривал сам с собой. Но стоило ей запросить какое-либо учреждение, как, например, сейчас — управление городского хозяйства, и в Симоне тут же пробуждалась жажда деятельности.

— Городское управление. Здравствуйте! Я вас слушаю, — отозвался на том конце женский голос.

— Видите ли… Дело в том, что…

Герда, собственно, знала, по какому вопросу звонит, но не представляла, к кому именно ей следует обратиться. Поэтому она долго и многословно пыталась втолковать служащей смысл своей просьбы. Однако стоило ей лишь начать свой монолог, как Симон подобрался к шкафу и потянул на себя нижний ящик. Герда прикрыла рукой микрофон и закричала ему:

— Симон, не делай этого!

Но тот не унимался, а удивленная дама из управления недоуменно воскликнула:

— Что-о? Что я не должна делать?

— Ничего. Это я говорю моему сыну, — заторопилась Герда и стала снова излагать обстоятельства своего дела, с бьющимся сердцем наблюдая при этом, как ее сорванец изо всех сил тянул на себя замурзанными, шоколадного цвета ручонками целую стопу полотенец и выглядел при этом совершенно счастливым.

— Минутку, по этому вопросу я свяжу вас сейчас со строительным отделом, — заявила представительница управления, и на другом конце стало тихо.

Никто не отвечал.

А тем временем Симон добрался до бумажных салфеток, разорвал упаковку и с удовольствием стал разбрасывать их по полу.

— Симон, немедленно прекрати, скверный мальчишка! — яростно закричала Герда.

Но в этот момент в телефонной трубке услышала возмущенный мужской голос:

— Да как вы смеете!? Какой я вам мальчишка!

— О-о! Простите меня… Это не вам… Видите ли, меня зовут… отдел строительства… то есть я — Бекер. Вот какое дело: наша квартира находится на третьем этаже, а у нас нет ни пожарной лестницы, ни даже огнетушителя. Скажите, это предусмотрено так или все-таки владелец дома обязан…

Герда запнулась, наблюдая, как Симон стал одну за другой подбрасывать кверху салфетки, стремясь воздвигнуть из них над собой целый курган.

— Вы не туда звоните: мы этими вопросами не занимаемся? — отрезал мужской голос из строительного отдела, и там положили трубку.

Сейчас Герда могла бы, в сущности, вплотную заняться Симоном, но не решалась отойти от телефона, так как в этот момент ее как раз могли соединить с нужным лицом, а то, в свою очередь, отозвавшись и не получив ответа, могло подумать, что здесь положили трубку. И тогда вся эта нервотрепка началась бы сначала. Поэтому Герда пыталась утихомирить Симона сперва на расстоянии, словами, но тот не хотел и слушать, продолжая довольно мурлыкать и покрываться салфетками…

— Ну иди… Подойди к своей мамочке, мой мышоночек! — пыталась приманить его Герда, с трудом подавляя кипевший в ней гнев. — Иди, иди же, мой маленький!

Но Симон не шел на эту приманку.

— Мама плохая! Симон хосет к Илине!..

Как раз в этот момент ее опять с кем-то связали, и женский голос отозвался:

— Да. Слушаю вас.

К этому времени запас терпения Герды был уже на пределе. Собрав последние силы, она вновь изложила в деталях все обстоятельства дела. Чтобы, наконец услышать в ответ:

— Извините, у вас так шумно, что я ничего не поняла! — Голос уже звучал раздраженно.

Зато Герда совсем рассвирепела и заорала на Симона:

— Да оставь же ты это в покое!.. Не трогай!

Но было уже поздно — малыш успел-таки вытащить из шкафа банку с коллекцией иностранных монет, крышка соскочила с нее, и все собрание со звоном рассыпалоь по полу. В восторге от содеянного Симон даже всплеснул руками и расхохотался.

А на другом конце провода дама из отдела поясняла:

— Да, да вы звоните совершенно правильно. Это как раз к нам нужно. Но, видите ли, сотрудника, который отвечает за этот участок, сегодня не будет. Звоните завтра до обеда.

— Я… я понимаю. Но в случае аварии куда мне обращаться? Алло! Алло!

Но там уже нажали на рычаг.

Герда пришла в ярость и швырнула трубку…

— Дельмо! — видимо, из чувства солидарности пролепетал Симон, вытер нос рукавом и протопал к стульчику, на котором восседал его любимый медвежонок Тедди. Он взял его на руки, улегся на диван и мгновенно заснул.

Напряженный телефонный разговор, по-видимому, утомил не только мать.

Франц Нидермюллер запер машину и бросил одну марку в щель парковочного автомата. Когда затем повернулся, чтобы идти в сторону Вагнерштрассе, он вдруг увидел эту женщину. Она стояла у перехода в ожидании зеленого света. Ну, конечно же! Теперь он был просто уверен, что это она, — перед глазами все еще стояло фото из той давнишней газеты, словно это было вчера. Да ведь это Мартина!

«Мартина, 24 года, блондинка, рост 1.71, никого не знает в этом городе и хочет познакомиться с мужчиной. В дальнейшем не исключено замужество».

Так выглядел текст объявления.

«Надо догнать, задержать эту обманщицу. Сдать ее в полицию! Высказать ей в лицо все, что о ней думаю», — пронеслось в голове Франца.

Устремившись за ней следом, он перебежал улицу на красный свет и чуть не попал под машину. Едва успев опомниться от пережитого страха, он снова устремился в погоню. И тут заметил, что она исчезла в толпе.

Он выругался про себя, хотел уж было отказаться от своей затеи, но увидел ее снова. Бросился вперед и скоро оказался так близко, что мог бы уже схватить ее за руку. Но тут ему в голову пришло нечто получше — разумнее проследить за ней до дома: если он узнает, где она живет, тогда ей никуда не деться! Он с ней разберется…

Это оказался трехэтажный дом старой постройки. Франц Нидермюллер просмотрел табличку со списком жильцов. Здесь их было шесть. Он сорвал свой шарф и, держа его в руке, позвонил портье. Открыла пожилая дама.

— Добрый день! — с улыбкой поприветствовал он ее. — Вот этот шарф только что обронила на улице молодая женщина. Я поднял, хотел догнать, кричал, но она не услышала и вошла в ваш дом. Ну, такая молодая, чуть больше двадцати, стройная, в светло-коричневой кожаной куртке…

— Да-да, догадываюсь, кого вы имеете в виду. Она живет на третьем этаже, это фройляйн Шёнлес, — охотно объяснила дама.

— Шёнлес! Ага, большое спасибо. — Он вежливо поклонился и направился наверх.

Так, что ж теперь делать — позвонить ей, заставить объясниться или просто записать ее имя, адрес и идти в полицию? Но дама уже сама все решила за него.

— Третий этаж. Тина Шёнлес, — повторила она вслед, заметив его колебания, и ободряюще ему улыбнулась. — Идите, идите, она очень симпатичная и совсем не кусается!

Ничего не поделаешь! Франц Нидермюллер поднялся наверх, позвонил, и, когда ему открыла сверкающая ухоженностью фройляйн Шёнлес, он молча отстранил ее, вошел внутрь и запер за собой дверь.

— Что это значит?! — вскрикнула Тина. Страх исказил ее лицо. — Немедленно покиньте мою квартиру, иначе… иначе я закричу!

— Пожалуйста, кричите себе на здоровье! — отрезал Франц. — Я даже не против, чтобы пришла полиция: мне самому не придется идти туда — даже экономлю время — и., давать показания.

— Давать показания? Против меня? Что еще за показания?! — Тина совсем растерялась — Вы, должно быть, сошли с ума.

— Да, я и впрямь был чокнутым, когда поддался на ваш дешевый трюк с этим проклятым объявлением о знакомстве и браке. — Он, гневно прищурясь, сверлил ее взглядом. — Потому что мне, видите ли, понравилась ваша «открытая» улыбка, ваш «честный и открытый» взгляд. Ха-а! Надо ж так купиться! Вижу, как хорошо вы себя здесь чувствуете — «одна в незнакомом городе». Как раз, как чувствовал себя тогда я, — действительно, чужой и одинокий здесь.

— Ах, вот оно в чем дело, это объявление… — Тина поперхнулась: и как этот человек ее нашел? Что ж ей теперь делать? — Видите ли, я вам сейчас все объясню.

— Вот как? Жду с нетерпением. — Нидермюллер с иронией усмехнулся.

Тина выключила радио, подошла к окну и отвернулась — ей трудно было столь долго выдерживать укоризненный взгляд этого парня.

— Я однажды прочитала объявление, в котором предлагались знакомства для серьезных отношений. Тогда у меня были материальные затруднения. Я позвонила в редакцию, и мне предложили подзаработать: им нужны были фотомодели для брачных объявлений. Сегодняшние агентства, объяснили мне, могли бы, конечно, публиковать фотографии женщин, которые хотят завести определенные знакомства, но по понятным причинам люди не хотят, чтобы их фото появлялись в открытой печати: пойдут разговоры — соседи, коллеги по работе, друзья… Скажут, вот, мол, такая-то ищет себе «друга жизни». Поэтому, сказали мне, агентства подбирают фотографии, которые представляют определенные типы женщин, чтобы показать их заявителям, но отнюдь не для публикации. — Тина повернулась к нему лицом и огорченно добавила: — Я им поверила, разрешила меня сфотографировать, получила за это деньги. А то, что они потом сотворили, произошло, поверьте, не по моей вине!

— Ах, не по вашей вине! — Франц даже засмеялся. — У вас все вышло так просто, а я потерял на этом 300 марок. Что получил взамен? Отказ! «К сожалению, Мартина уже сняла свое объявление». А когда я потребовал назад мои марки, меня просто высмеяли. — Франц тяжело вздохнул. — «Надо быть осмотрительнее, парень, неужто ты веришь в эти сказочки?» Выходит, и вы наивно поверили в их байки про фотообразцы?…

— Наивно? Может быть, — вздохнула Тина. — Но еще наивней оказались вы: отсчитать триста марок за адрес, которого нет.

Они долго стояли друг против друга, как удав и его жертва, пока, наконец Тина, не выдержав взгляда Франца, отвела глаза.

— Вообще-то вы правы — мне надо было догадаться, что здесь не совсем чисто, но… мне так нужны были тогда деньги. Впрочем, если бы я не согласилась сфотографироваться, то на моем месте оказалась бы другая.

— Выходит, все так просто… — не мог скрыть досаду Франц.

— Да, просто именно для меня!

Тина уже начала злиться на этого настырного типа. Неудивительно, что такой недотепа стал искать себе подругу по объявлению. Ему бы еще такую, чтоб не надо было с ней даже разговаривать.

Она села на диван, поджала ноги и положила голову на колени. Не так-то все это просто было и для нее, как думает этот тип. Конечно, совесть ее была неспокойна.

— Мне, действительно, жаль, что так вышло!

Минуту оба молчали. А когда Тина подняла голову, он вдруг сказал:

— А знаете, я тогда в самом деле влюбился в вас по фотографии. Сразу же! Ваш взгляд… Улыбка… Мне тогда показалось, будто знаком с вами уже сотню лет. Я больше ни на кого не смотрел. В мыслях был только с вами. И мне стало так больно, когда понял, что все это обман…

— Но послушайте, ведь я же не обманщица. И никогда не была ею. Понятно, что я не столь много получила денег за фото, сколько потратили вы… Но если речь идет о ваших трехстах марках, я, может быть, смогу вам вернуть их.

Франц Нидермюллер разочарованно взглянул ей в глаза, покачал головой и холодно произнес:

— Выходит, до вас не дошло… Да при чем тут эти проклятые деньги! — И шагнул к выходу.

Через несколько секунд в дверь снова раздался звонок. Тина вздохнула: неужто это снова он? Чего он, в конце концов, хочет? Она рванула дверь, но вместо Франца Нидермюллера перед ней стояла Герда.

— А, это ты! Почему звонишь, ведь у тебя же есть ключ.

— Во-во! Откроешь тут! От тебя вырвался какой-то тип, прямо чуть не перескочил через меня. Откуда я знаю, может, у тебя какая-то тайная оргия или уже прячешь труп?

— Труп? И впрямь что-то вроде этого. А еще у меня труп в подвале — я о нем просто забыла!

Тина приняла от Герды сумку с покупками и провела ее на кухню. В сумке были бутылка безалкогольного шампанского, шоколад с начинкой и три артишока.

— А шампанское с «алкой» и длинные белые батоны принесет Ирина, — сказала Герда. — Я только что с ней говорила по телефону. А ты вроде собиралась угостить коктейлем. Не забыла?

— Уже в холодильнике. — Тина залила воду в кастрюлю и поставила на плиту. Тут раздался звонок, и она пошла открывать.

Пришла Ирина.

— Привет подружкам! — Она обняла Тину, затем Герду.

— Приветик! — коротко бросила Тина и снова скрылась на кухне, чтобы опустить артишоки в кипящую воду.

— Что с тобой? Кто-то тебя подзавел?

— Это из-за трупа… Правда, пока живого — он чуть не сбил меня с ног на лестнице!

— Какой-то тип, да? — Обе женщины обменялись взглядами и уставились на Тину.

— Обрадовались! Совсем не то, что тут Герда вообразила. Этого «типа» я до того ни разу не видела. И не сверлите меня глазищами!

Она взяла три тарелки, приборы, поставила на стол и села, подперев щеки ладонями.

Ирина и Герда тоже уселись, но последняя не унималась:

— Если ты его не знаешь, то, что он делал в твоей квартире?

— Да он просто ворвался! Отодвинул меня в сторону и запер за собой дверь. Я от него чуть умом не тронулась. Можете мне поверить. — Тина встала, достала шампанское и разлила по бокалам. Затем стала рассказывать о случае с фотографией с агентством и закончила: — Я уже давно обо всем этом забыла, ведь прошло аж четыре года!

— А как же он тебя нашел?

Тина только пожала плечами.

— Самой хотелось бы знать — просто ума не приложу.

Ирина подняла бокал.

— Хватит хандрить! Парень этот уже ушел, Тина успела оправиться от страха. А мы так редко все вместе встречаемся, что не стоит портить настроение из-за пустяков. Так содвинем же бокалы. За нас! Прозит!

— А где ребята? — спросила Тина, у которой явно поднялось настроение.

— С ними Бернд занимается. А я сейчас на пути к занятию гимнастикой для беременных. Наша «дорогая фрау Мартуссен» не могла прийти из-за приема у врача. Так что пусть он теперь сам хлебнет, что значит возиться с детьми.

Тина с удовольствием восприняла это.

— Ты молодец? Прямо не узнать тебя…

Позже, когда Герда вышла из комнаты, она заметила Ирине:

— Знаешь, я чертовски беспокоюсь за нее. Представь себе — этот тип, который меня осаждает… и Герда совсем одна здесь. Если что случится, я не прощу себе.

— Ты и впрямь полагаешь, что он снова заявится?

— Не знаю. Скорее всего нет. Но мало ли что… Оскорбленные мужчины способны на все.

Ирина свернула на песчаную боковую дорогу и с сомнением покачала головой:

— Определенно мы заблудились! — сказала она.

Вместе с Симоном, Гарди и Рики они направились в хозяйство, где можно было покататься на пони. Это где-то между Браунау и Виттибройтом. Ребята хотели однажды провести там выходной и даже раздобыли где-то адрес.

— Мой приятель Тони уже был там, и ему все здоровски понравилось, — заявил тогда Рики и вручил ей рекламный проспект.

К сожалению, описание подъездных путей туда оказалось довольно путаным, а по дороге не встретилось ни единой души, у которой можно было бы что-то узнать.

Сомнительно, чтобы в этом всеми забытом месте, кроме птиц да зайцев, вообще кто-нибудь встретился, озабоченно размышляла Ирина и была очень удивлена, когда после поворота у какого-то проржавевшего забора вдруг увидела маленькую девочку. В руке у нее была палка, а лицо выражало такую отважную решимость — ну прямо миниатюрный Робин Гуд! На траве перед ней лежала чем-то наполненная сумка, очевидно вещичками, которые оказались важными вот для такой шестилетней путешественницы.

Ирина остановила машину и спокойно подошла к девочке, которая с любопытством на нее взирала.

— Мне кажется, я здесь заблудилась. Ты не могла бы помочь мне найти дорогу? — спросила Ирина и тут же опустилась рядом с ней на траву: она уже знала, что дети бывают доверчивее, если взрослые садятся рядом с ними.

Малышка взглянула на нее огромными печальными глазенками, долго молчала, прежде чем ответить:

— Да… Я здесь живу-у!

— Живешь здесь? Но я нигде не вижу домов! Где же ты можешь жить?

— А вот там за горкой, в лесу. Я живу там с папой. А ты едешь в Америку? — простодушно лепетала она.

— В Америку?… — удивилась Ирина.

— Если ты туда едешь, то возьми меня с собой. Можешь?

— Гм-м, видишь ли… — растерялась Ирина, не зная, что и ответить. Нужно быть очень осторожной, скорее всего эта девчушка сбежала из дома. Как бы ее не спугнуть. — Ну если ты хочешь в Америку… то тебе нужен паспорт. Он есть у тебя? — нашлась наконец Ирина.

— А что это такое — пас… паспорт?

— Ну, паспорт — это такая бумага, в которой написано, как тебя зовут, где ты живешь, кто твой папа…

— Не-е, такого нет у меня. Но ты можешь сама все написать, а я скажу тебе. И тогда у меня тоже будет паспорт!

— Конечно, если ты мне скажешь… — Ирина чувствовала себя коварной обманщицей, и ей было неловко.

Малышка молчала и испытующе ее рассматривала.

— Это все твои ребята?

— Нет, это дети моей подруги. Мы выехали за город, на прогулку. Но скажи мне все-таки, почему тебе нужно непременно в Америку? А если б я могла взять тебя с собой, скажем, в Англию?

— Нет, мне нужно в Америку! — воскликнула беглянка. На глазах ее выступили слезы. — Я должна!

— Ты должна?

— Да-да! Мне нужно.

Ирина беспомощно гладила рукой молодую, буйно растущую рядом траву и представляла себе необъятные просторы океана. Ее недоуменный взгляд скользил по белокурым девчоночьим волосикам, по ее решительно сжатому ротику, утопал в ясной синеве ее глаз.

— Но все-таки почему тебе понадобилась именно Америка, только Америка? — добивалась она.

— Потому что оттуда летают в небо ракеты!

Ирина ошарашенно уставилась на нее.

— Ты что — собралась лететь на Луну?

— Не-е-ет! — закричала девчонка. — Зачем мне на Луну? — Ее взгляд стал вдруг серьезно-печальным. — Потому… потому что моя мама ушла на небо, — тихо добавила она. — Так мне папа сказал…

— Вот оно что! Так сказал папа… — отозвалась Ирина, не зная, как реагировать на эту новость.

Рука все еще гладила траву, сердце тревожно стучало, а в голове роились тысячи мыслей. Видно, мать умерла, а девочку утешали такой вот «святой ложью» — «твоя мамочка на небе»!

Ирина чуть не разревелась. Она видела перед собой печальные детские глазенки и мучительно искала выход из ситуации. Вспомнила при этом свое детство. Ей тогда нравились летающие слоны, и она часто мечтала о них: как они унесут ее далеко-далеко, в прекрасный сказочный мир, в котором всем весело и никто никого не обижает.

— Знаешь, — сказала она, — небо, о котором ты говоришь, очень далеко, и туда могут долететь только летающие слоны.

— Летающие слоны? — изумилась малышка, в глазах которой скопились готовые излиться через край ресниц обильные слезы. — Но таких совсем не бывает!

— Наоборот, один есть. Я сама его видела, когда была примерно такой, как ты. Он белый и у него красивые голубые глаза — совсем, как твои, — Она пыталась улыбнуться.

— А как я его найду?

— Его нельзя найти. Нужно просто ждать, и однажды он может прийти к тебе. И ты сможешь на нем улететь.

— А моя мама? Я хочу к ней! — И девочка вдруг горько заплакала.

Ирина поднялась, взяла малышку на руки и прижала к груди ее мокрое от слез лицо.

— Твоя мама умерла, — сказала она, — Но по-настоящему она никогда не умрет, пока ты о ней помнишь и мечтаешь о летающих слонах…

Она отнесла ее в машину и отвезла к отцу, который, как оказалось, и был владельцем той фермы, где ребята хотели провести выходной. Он безуспешно искал дочь и пришел в ужас, когда узнал, что с ней приключилось.

Позже он рассказал Ирине, что пока он с девочкой собрался пожить у своей сестры в Бургхаузене — там за ней был бы получше присмотр и нашлись бы сверстники для игр. Но для этого пришлось, к сожалению, продать пони — так что покататься теперь не на чем.

Так вот печально закончилась их загородная вылазка, и по пути в Мюнхен Ирина едва сдерживала слезы. Здесь оказался ребенок без матери. А она — мать без ребенка. Да, судьба бывает иногда чертовски жестока…

— Привет! Да это никак Тина, прекрасная подруга Ирины Мартуссен!

Тина обернулась и увидела перед собой высокого белокурого мужчину, которого она встретила на одной из вечеринок у Мартуссен, где и познакомилась с ним.

Его звали Фредерик Басти, журналист, работавший в области авиации и авиатехники. В таком качестве он сопровождал однажды Ларса в полете через Атлантику, чтобы написать очерк о жизни и работе капитана воздушного корабля. С тех пор он вошел в круг знакомых Мартуссен и стал часто бывать у них.

— Привет! — отозвалась Тина и протянула ему руку. Фредерик взглянул на часы.

— У меня есть чуть побольше часа времени: потом у меня договоренность по поводу одного интервью. — Он кивнул в сторону кафе «Луитполд». — Что, если выпьем там по бокальчику шампанского?

— Охотно! — Тина улыбнулась.

Она еще там не была, тем более с таким роскошным кавалером. Выглядел он просто фантастически — обаятелен, галантен. И всего на десять лет ее старше. Как тут отказаться!

Они выпили «пикколо», увлеченно болтая. Иногда Фредерик, как бы случайно, в разговоре касался ее руки, плеч… Ей пришлось сдерживать себя, чтобы не задышать при этом слишком взволнованно. Да и шампанское ударило в голову. Все в ней торжествовало и пело!

Неожиданно он извлек из кармана куртки пригласительную карточку. Из красивой белой бумаги, с золотыми тиснеными буквами. Он положил ее перед Тиной, чтоб прочитала.

— Я буду рад, если согласишься пойти со мной, — с улыбкой сказал он, и по телу ее словно затрепетали тысячи маленьких бабочек.

Еще бы не согласиться! Венгерское посольство давало прием «в честь открытия Недели Венгрии». И не где-нибудь, а в «Хилтоне»! Это значит, что приглашенные — самые важные люди, сливки общества.

— В четверг? — Она сложила трубочкой губки, словно взвешивая. — А почему бы и нет. Я там как раз еще не была!

— Тогда я заеду за тобой прямо к Мартуссен. Скажем, к полвосьмого?

— Порядок!

Ирина возилась на кухне, когда к ней, словно буря, ворвалась Тина.

— Представь себе: я встретила Фредерика Басти, и он пригласил меня на прием венгерского посла. В четверг. Здорово, а?!

Ирина засмеялась.

— Шик! Но какие у Фредерика дела с венгерским посольством?

— Его просто пригласили. Тебя это удивляет?

— Собственно, это неважно, — пожала она плечами.

— Вот именно. Зато важно другое — что я надену? Ирина задумалась.

— Я бы сказала, здесь потребуется вечернее платье.

— Я тоже так думаю, но у меня его нет!

Ирина залила взбитыми яйцами запеканку и поставила ее в духовку. Затем сбросила фартук и потянула за собой Тину.

— У меня навалом вечерних платьев. Будет просто смешно, если мы не отыщем что-нибудь подходящее.

— Ой, Ирина! Что бы я делала без тебя? — Она повисла у нее на шее. — Ты, действительно, моя чудо-подруга!

Однако найти платье, которое подошло бы Тине и ей понравилось, оказалось не так-то просто. Она не выносила всякие там рюши, узкие юбки со складками, сборками, платья, расшитые каменьями и цветами. Все дорогое и кричащее она тут же отвергала и даже не хотела примерять.

И тут Ирина вспомнила о платье, которое одевала на пятый день после своей свадьбы. Тогда они провели уикэнд в Венеции, и им удалось достать билеты в оперу. Потребовалось достойное платье, и Ларс купил таковое в модном магазине «Лучча».

— Подожди-ка, я сейчас… — Она побежала наверх и тут же вернулась с платьем.

— Бог ты мой! Да это же, как раз для меня! — завопила Тина и прямо-таки вырвала его из рук.

Верхняя часть его была из черного тяжелого сатина с эластиком, без бретелек. А юбка — длинная, скромно украшенная шитьем приятных пастельных тонов. Никаких рюшей, складок, кисточек!

Тина тут же скользнула в него. Оно сидело великолепно, словно было сшито на нее, только подол был длинноват, он доставал до пола и несколько волочился. Но если она наденет свои новые черные лодочки на высоком каблуке, то все будет как надо.

— Это просто фантастика! В нем я произведу фурор! — восторгалась Тина и снова повисла у подруги на шее.

— Его все же надо почистить, — принюхалась Ирина к платью. — Пахнет чердаком и молью. Лучше я возьму его завтра утром с собой и занесу в химчистку Бернауэра. Через два дня оно будет готово, и его наверняка не испортят.

В четверг после обеда Тина принесла платье из чистки и расстелила на кровати. Рядом поставила свои черные туфельки и направилась в ванную. И пропала там.

В четверть восьмого Ирина ей постучала.

— Ты что-то совсем закопалась! Уже время… Фредерик наверняка вот-вот заедет.

— Еще немножко. Только подправить брови — и порядок!

И все-таки она была еще не готова, когда появился Фредерик.

Тина быстро облеклась в платье и предстала перед ним — красивая, сияющая… Он прямо не отрывал от нее глаз.

— Это какое-то волшебство! — восхитился он, целуя ее в обе щечки.

— Действительно, великолепно, — подтвердила Ирина и протянула Тине свою вечернюю сумочку. — Итак, желаю вам обоим приятного вечера и много удовольствий!

— Спасибо! — Фредерик распахнул дверь и заметил Тине: — Осторожно со своим платьем — на улице дождик.

Тина подобрала юбку и, поддерживаемая Фредериком, нырнула в машину.

До чего же все здорово! Она была просто счастлива!

— И как все-таки тебя пригласили на такой прием? — полюбопытствовала она, когда уселась.

— Не меня, а редакцию, — уточнил он.

— О! — удивилась она. — Венгры любят не только свои гуляши, но также и самолеты. Но ты ведь не самолет, а журналист по летным делам. Так я думаю.

— Отгадка здесь вполне простая, — в тон ей отозвался Фредерик. — Мой редактор, который участвует обычно в таких общественных мероприятиях, готовится впервые стать отцом, уже несколько дней места себе не находит. Но его будущий отпрыск озорничает, не торопится познакомиться со своим папой и остается пока на месте — в животе своей мамочки!

— Во-от оно что-о! — воскликнула Тина и, подумав, осведомилась: — На этом приеме мы можем вести себя совсем свободно, как все остальные?

— Конечно! — засмеялся Фредерик. — Мы такие же приглашенные, как и все другие гости.

Перед «Хилтоном» стоял одетый в черный фрак портье. Он помог им выйти из машины и указал путь на широкую лестницу.

— Прошу вас… Первый этаж. — И подобострастно раскланялся.

Тина снова подобрала юбку — на этот раз из-за лестницы, — сделала для солидности важную мину и величественно, ведомая Фредериком, направилась вверх, в сторону посла. Там, где кончалась лестница, стояли две статуи, которые при ближайшем рассмотрении оказались людьми. Их был целый ряд: «гофмаршал», обер-бургомистр, господин посол, а за ним в трех шагах — супруга посла.

Фредерик и Тина были представлены. Им пожали руки и приветствовали «пламенной мадьярской улыбкой». Следовал обмен ничего не значащими фразами, посол все время раскланивался, так же, как и Фредерик, — по мере их представления разным лицам. А Тина все время улыбалась, хотя ей скорее было свойственно усмехаться. Но она не делала этого, зная, что такое в этих кругах считается неприличным, да и не хотелось подводить Фредерика.

И тут случилась эта история с платьем!

Чтобы перейти в большой зал, они с Фредериком должны были снова продефилировать вдоль ряда «статуй» — на этот раз в противоположном направлении. Тина юбку не подбирала, так как здесь не было ни луж, ни ступенек… И тут она наступила себе на подол — как раз, когда оказалась среди устремившегося вперед потока оживленных, как бы заразившихся венгерским весельем людей. И предстала перед всеми… по пояс обнаженной: что-то там соскочило, и верхняя часть одежды стремительно упала вниз. А еще ниже при этом упало ее сердце!

Сначала она побледнела, потом, выйдя из оцепенения, совсем «неинтеллигентно» потянула платье на обнажившиеся груди и бросила взгляд в поисках ближайшего окна, из которого можно было бы выпрыгнуть. Но окон там как раз и не было! Этот позор нужно было пережить еще при жизни!

Господин посол, когда она взглянула на него, вдруг закашлялся, еще вежливей, чем до этого, улыбнулся ей, поклонился и произнес:

— Вы просто очаровательны, гнедиге^[3] фрау! Изумительны!

Какие дымчато-голубые глаза, к тому же эти каштановые волосы… Не правда ли, Марика?

— И впрямь прелестна, — подтвердила госпожа посол. Причем улыбнулась такой медово-ядовитой улыбкой, какие не принято было расточать даже в этих кругах.

Из-за такого позора Тине было бы лучше немедленно бежать оттуда, но пришлось остаться, так как Фредерик был там по делам службы. И ей пришлось искать утешение… в вине.

Она схватила стакан красивого разноцветного коктейля, который разносила на серебряном подносе знойная венгерская девушка, и опрокинула его в себя.

«Так вот как становятся алкоголичками!» — подумала она и тут же взяла новый бокал.

Фредерик до сих пор не произнес ни слова.

— Ты сердишься на меня? — спросила она, беря с подноса уже третий стакан этого чудесного многоцветного венгерского напитка и крепко ухватилась при этом за руку Фредерика: у нее уже все поплыло перед глазами.

— Если ты и дальше будешь так пить… — прошипел он, отняв у нее стакан и поставив на стол.

Высокопоставленные хозяева приема в это время вошли в зал и снова приветствовали почетных гостей. Обер-бургомистр стал произносить речь, и Фредерик схватился за блокнот. В заключение выступил сам господин посол… Фредерик старательно за ним записывал, а Тина уже боролась с первыми приступами тошноты: она, бедняжка, много пила и ничего не ела!

Тина подошла к Фредерику, который беседовал с какой-то дамой, и бесцеремонно взяла его под руку. Это ему не понравилось, и он невольно освободил ее.

В это время наконец открылся буфет, и Тина набросилась на огненное венгерское жаркое, гуляш, жареные колбаски с капустой и… тут ей вдруг стало совсем плохо.

Нужно уходить немедленно!

Она поставила тарелку и повернулась к Фредерику, увидев его холодное надменное лицо, не на шутку разозлилась.

— Фредер-рик! Я в тебе разочаровалась — считала тебя нормальным, самостоятельным человеком, а ты… ты просто лишенный чувства юмора идиот! Не-е вижу смысла с тобой оставаться. Беру такси и еду домой! — С этими словами она почти бегом покинула зал.

Вышло так, что за всю поездку она не проронила ни слезы, но, когда закрыла за собой дверь виллы Мартуссен, стала рыдать — безутешно, беспомощно!..

Ирина, которая смотрела в это время по телевизору поздний сеанс детективного фильма, тут же прибежала к ней.

— Ради Бога! Что случилось?

— Что случилось? — Теперь уже Тина по-настоящему заревела. — Могу рассказать. Сначала я оказалась перед послом голая по пояс, так как наступила на подол платья. А затем Фредерик не захотел даже со мною говорить. Я сразу стала для него пустым местом, понимаешь? Чтобы пережить все это, этот скандал, я выпила лишних пару бокалов. А потом мне стало ужасно плохо. Взяла такси и приехала домой. Как видишь, для меня получился «приятный, полный удовольствий вечер».

Она подобрала злосчастную юбку, побежала наверх, захлопнула за собой дверь и с рыданиями упала на кровать.

Одно было несомненно: она уже никогда не сможет появиться в обществе «верхних десяти тысяч» города Мюнхена!

ГЛАВА 7

Ирине нравилось бродить по воскресным рынкам, любила их атмосферу, пеструю толчею, громкие крики зазывал-торговцев. Это, словно отдых, — вот такое хождение по рынкам. Так ей казалось.

Когда Ирина сделала «со своими ребятами» вылазку на Ингильштадт, там был как раз большой рынок, и они все вместе сразу же погрузились в его удовольствия.

Гарди взял ее за руку, Симон вцепился в сумку, а старший независимо вышагивал рядом.

— Если вдруг потеряешься, то ты знаешь, где стоит машина. Там и встретимся, — на всякий случай предупредила она.

— Ясно, чего уж там, — отозвался Рики и тут же исчез.

— А ты, Гарди, на всякий случай, будешь все время держаться рядом со мной. За это ты потом получишь самое большое шоколадное мороженое или можешь что-нибудь выбрать на стенде игрушек.

— Ясное дело — хочу динозавра!

— Как знаешь… Но все это потом, если будешь все время держаться рядом и слушаться меня.

Гарди прямо-таки опьянел от такого обилия людей, цветов, каких-то рыб, бесчисленных ярких сыров и фруктов, словом, от всего, что можно было видеть и слышать. Он взирал на все с широко открытым ртом и восторженно сияющими глазами.

У одного из стендов, где шла дешевая распродажа яблок, толпился народ, и они, с трудом пробираясь дальше, остановились у вешалки с галстуками.

— А ты, молодой человек, вижу не промах! — услышала вдруг Ирина глубокий, клокочущий от смеха мужской голос.

Обернувшись, она увидела красное, пышущее здоровьем лицо торговца галстуками, который с лукавой заговорщицкой миной грозил кому-то пальцем.

— Но ты еще для этого маловат!

Ирина проследила за его взглядом, и выявилась причина этой веселой реплики — ее Гарди,держащий в руке ядовито-красный галстук с изображением обнаженной особы.

Гарди выпустил из рук злополучный галстук, прищурился и в ответ на его «пальчик» пригрозил своим кулачком.

— А вот и не мал! Не мал! — И сердито добавил: — Мне уже двадцать. И у меня просто болезнь роста!

— Ах, вот оно что? У пацана просто оказывается «болезнь роста»! — развеселился торговец. — А ты забавный парнишка. Ха-ха-ха!

Смех «галстучника» звучал у нее в ушах, когда Гарди «отколол» еще один номер, также вызвавший смех. В одной из палаток она купила острое крестьянское масло, которое так любил Ларс, и так называемые «счастливые яйца с сюрпризами». Когда рассчитывалась, Гарди старательно читал надпись по слогам на рекламном стенде:

«Яйца — собственная продукция»

— А что такое про-дук-ция? — захотелось ему тут же узнать.

— Ну это производство. Когда что-то делают, выпускают.

Гарди казался крайне удивленным. С явным любопытством стал рассматривать продавщицу, толстую приятную женщину лет пятидесяти. Потом снова уставился на Ирину и громко, во всеуслышание, не скрывая своего удивления, вопросил:

— Она что — сама несет яйца?!

Женщина прыснула от смеха, схватилась руками за свой солидный живот и вдруг озорно, по-базарному, заголосила:

— Покупайте яйца! Сама несу — сама продаю! Яйца собственного производства. Берите — всего лишь сорок пфеннигов штука! — При этом она хохотала до слез.

Но Гарди, почувствовав себя оскорбленным до глубины души, гневно топнул ногой и заорал:

— Я хочу домой, домой! Никогда больше не пойду на рынок. Так и знай!

— Почему же? — изумилась Ирина этой внезапной вспышке гнева и злости.

— Потому что здесь все нехорошие. Смеются, а сами не знают, почему!

Герда сидела у окна и, положив ноги на решетки камина и наблюдая, как колышатся верхушки деревьев на участке соседа, ела соленые палочки. И тут раздался звонок — два раза, громко и требовательно.

«Черт побери! Если опять этот парень снизу, этот Байерле, то он получит свое!»

Надоел своими приставаниями, слюнявыми комплиментами, подношением цветов. Только что опять подложил ей под дверь букет, что вянет сейчас на Тинином столе без воды.

Герда встала и гренадерским шагом промаршировала к двери. О! Как она была зла! По пути схватила букет, чтобы тут же врезать этому Байерле прямо по физиономии, по ушам. Резко рванула дверь и… ошеломленно уставилась в смущенное лицо молодой женщины, поразительно похожей на Тину.

— Кто вы? — с удивлением спросила та.

— Меня зовут Герда Бекер, подруга фрау Шёнлес. А вы?

— Я ее сестра Соня. Тина дома?

— Нет, к сожалению.

— И когда она вернется?

— Как сказать… — Герда поджала губы, размышляя, что ей сказать. — Во всяком случае, не скоро. Но я могу ей передать, если увижу…

— Мне нужно поговорить с ней сейчас! — Глаза Сони наполнились слезами.

— Гм-м… может, вы тогда войдете? — Герда отошла в сторону, закрыла за Соней дверь и снова швырнула букет на стол.

— Цветы надо бы поставить в воду, — растирая по лицу слезы, сказала гостья, — у них уже головки обвисли.

Герда попыталась улыбнуться, но даже не подумала последовать ее совету.

— А где Тина? Я с утра сегодня звонила ей, но никто не отвечал.

— А-а… Видите ли, ваша сестра временно живет… у одной своей подруги.

— Тогда дайте мне адрес! — Соня опять разрыдалась. — Это важно. Вопрос жизни и смерти! — с драматизмом объявила она.

— Адреса у меня нет, только номер телефона, — схитрила Герда. — Можно попробовать связаться.

Она подошла к столику, на котором стоял телефон, взяла телефонную книжку, полистала раздел на букву «М» и набрала номер. Абонент был занят, и Герда со вздохом положила трубку, не заметив, что за ней стояла Соня. Она заглянула в телефонную книжку и тут же схватила ее, прежде чем Герда могла этому воспрепятствовать. Убедилась, что на странице «М» стояло одно — единственное имя — «Мартуссен», а ниже… подробный адрес.

— Почему вы меня обманули? — с упреком спросила Соня. — У вас же есть ее адрес. Ведь вам сказано — я ее сестра. Как будто не имею права знать, где она!

Соня была вне себя. Она швырнула телефонную книгу на столик, устремилась мимо нее к двери и хлопнула ею так, что все затряслось.

«Хорошенькое дело! — подумала Герда. — Если она сейчас ворвется в дом Мартуссен и застанет там Ларса, то все полетит кувырком!»

Она взяла трубку, нажала на кнопку повтора вызова. Номер все еще был занят…

Ирина пришла сегодня от ребят на час раньше, так как Бернд повредил себе руку и не мог, как обычно, провести время в бильярдной. Значит, детей надо было вовремя отправить в постель, а она не могла дольше затягивать свою «службу» здесь.

— Алло! Где вы все?

— Здесь! Заходи. Я как раз показываю твоему мужу, как надо играть, — послышалось из гостиной.

Ларс и Тина сидели у горящего камина за большим столом, играли в карты, пили глинтвейн и ели пряники. Атмосфера была теплой, уютной, и Ирина мысленно возблагодарила небо, которое ниспослало ей Тину.

— Иди, сыграй с нами! — Тина приветливо махнула рукой Ирине, которая все еще стояла в дверях. — Набрано уже 221 штрафное очко. Столько же у Ларса!

— Согласна.

Ирина села за стол, взяла сданные Тиной карты и потихоньку заглянула в них. Боже, у нее на руках оказался почти полный набор, не хватало лишь дамы и десятки. Десятку Ларс сбросил, она вытащила недостающую даму пик и выложила карты на стол.

— Полный штос! — вскричала Ирина и торжествующе рассмеялась, так как ни Ларс, ни Тина не смогли выложить ни одной карты, и это им ой как дорого обойдется.

— Ну ты даешь! — запыхтел Ларс и стал считать: — Сто двадцать три… сто тридцать один… сто тридцать семь…

Зазвонили.

— Считай, не отвлекайся, а я открою. — Ирина пошла к двери.

— …Сто пятьдесят четыре — дважды, значит, триста восемь.

Тина вела запись, затем подняла взгляд и от страха чуть не упала со стула: ее сестрица Соня, заплаканная и расхлюстанная, ворвалась в квартиру Мартуссен? За ней шла встревоженная Ирина. Очевидно, она хотела задержать ее у дверей, но если уж Соня вобьет себе что-то в голову, то ее и десяток лошадей не удержит!

— К тебе гостья! — объявила она тоном, в котором звучало предостережение. Сама же стала белой, как стена: ясно, что случилась беда.

Это почувствовала Тина, лишь взглянув на сестру!

— Как ты сюда попала? — неосторожно спросила она, и тут же Соня выпалила в ответ:

— Та женщина, которую я застала в твоей квартире, сказала, что ты здесь живешь! — Соня опять зарыдала и упала на грудь сестры.

— Так в чем дело? Разве случилось что-то ужасное? — Тина трясла ее за плечи, выразительно обмениваясь взглядами с Ириной. Вот так сюрпризик! Ларс наверняка сейчас засыпет их вопросами.

— Этот подлец Вольфганг! Я застала его… с другой женщиной. И где? В нашей спальне! — всхлипывала она. — Представь — в моей постели. Мерзкая свинья… Будь он проклят! А наш малыш лежал в это время рядом в коляске… Я хотела заявить в полицию нравов, но на это ушло бы часа три. А когда была уже в автобусе, то обнаружила… — Она снова хлюпнула носом. — Что забыла связку ключей дома. Пришлось вернуться.

Тина гладила сестру по голове и пыталась утешить ее. При этом бросала на Ларса сердитые взгляды, которые словно говорили: «Ты тоже один из них — мог бы изобразить и со мной такое прямо здесь, на ковре». Атака, подумалось при этом ей, — лучший вид обороны. Если у Ларса нечистая совесть, то он наверняка «позабудет» спросить, почему какая-то женщина была в той квартире, которая, как считалось, сгорела.

Ирину, которая все это время нервно ходила взад-вперед по комнате и как раз оказалась около телефона, вдруг как током ударило: трубка лежала неправильно. Так вот почему Герда не смогла ее предупредить! Ирина поправила трубку и взглянула на Ларса. Он ответил таким знакомым взглядом — именно так смотрел отец, если у нее было что-то не в порядке с одеждой.

— Может, мы их просто оставим одних, — шепнула Ирина и сделала знак, что пора, мол, исчезнуть. Но Ларс этого как раз не хотел.

— Я нахожу все это довольно интересным, — без обиняков объявил он и демонстративно скрестил на груди руки. — Кто знает, что еще здесь откроется!..

— А я считаю это неприличным! — прошипела Ирина. — Чужие постельные дела нас не касаются.

— Ой-ой-ой! Постельные я как раз и не имею в виду. — Его улыбка была полна сарказма.

— И поэтому ты ко мне пришла? — выпытывала у сестры тем временем Тина. — Думаю, вряд ли смогу помочь тебе. А о том, что я твоего Вольфганга терпеть не могу, даже и повторять не хочется! Не пытайся просить, чтоб я вдохновила тебя на подвиг — оставаться с этим подонком.

— Я этого и не жду от тебя. Но я думала… я думала, что могла бы пока пожить у тебя.

— У меня! — Тина запнулась и так сильно сжала ее руки, что Соня вскрикнула от боли.

— Ой, мне больно!

— А сейчас заткнись и слушай меня! — прохрипела она ей в ухо и громко добавила: — Ты же сама видела, что квартира сгорела!

— Сгорела?

Тина сделала ей еще с детства им обеим знакомый знак, означающий, что разговор идет «понарошку» и надо лишь подыграть.

— Ну да, сгорела. Ванная. Кухня…

— Ах, ты вот о чем… Ну, знаешь. Я была лишь в дверях и не могла всего видеть. Но пахло как-то странно. Горелым…

«Ну, слава Богу! Врубилась!» — помолилась про себя Тина и вслух добавила:

— А женщина, с которой ты познакомилась, — это моя хозяйка. Только у нее и есть ключи. Должна тебе сказать, что это та еще «штучка»! Она ни за что не позволит, чтобы жили вдвоем в столь тесной квартире. А это значит, дорогая сестрица, что я никак не смогу помочь тебе. Будет лучше, если ты поедешь к нашему брату.

Соня опять захныкала.

— Я уже была у него! Он сказал, что я сама виновата, что вышла замуж за такое дерьмо, и что у них и так мало места в трехкомнатной. К тому же я, мол, все равно вернусь к своему Вольфгангу. Так что лучше пусть убираюсь сейчас, чем всех баламутить!

— Во всяком случае, он прав.

— Но я никогда, никогда не вернусь к Вольфгангу!

— Никогда не говори «никогда»! — отпарировала Тина.

Теперь уже вмешалась Ирина.

— Я знаю здесь недалеко маленький подходящий пансион. Совсем рядом. Там вы можете переспать две-три ночи и тем временем все хорошенько обдумать.

— А идея совсем неплоха! — загорелась Тина. — Во всяком случае, это выход. Лучше всего, если ты, Ирина, нас сейчас отвезешь туда. — И она подтолкнула Соню, которая хотела было протестовать, к двери.

Но чтобы все так просто разрешилось, не мог допустить Ларс, у которого были «ушки на макушке» во время всей этой сцены. Он вскочил и преградил им путь.

— Если считаете, что и дальше можете меня держать за дурака, то ошибаетесь. Я хочу знать правду!

— Кого держать! — с невинным видом спросила Тина.

— Какую правду? — Ирина улыбалась, как сама Мона Лиза, а Соня переводила взгляд с одного на другого.

— Можете мне, наконец сказать, в чем тут дело?

— Валяйте! — Ларс снова принял свою любимую стойку, буравя всех взглядом. — Объясните ей. Иначе это сделаю я!

Молчание.

— Ну, хорошо. — Ларс окинул взглядом Ирину и Соню и разразился: — Да, мы, мужчины, в обращении с женщинами ведем себя подчас как свиньи — лишь бы получить минутное удовольствие. И чувства здесь совсем не нужны, остается лишь просто секс и ровно ничего больше!

— Слышите? Это глас мужа, умудренного опытом, — съехидничала Тина.

— Однако вы, женщины, привязываетесь сердцем к мужчинам, с которыми вас связывает судьба. А это гораздо хуже! Так что на обман способны как раз лишь вы, женщины!

Тина не удержалась при этом от хохота, а Ирина с недоумением осведомилась, в чем же причина такого бурного веселья.

— Ах! Она, видите ли, не знает. Сама невинность. — Ларс картинно воздел вверх руки, эффектно подбоченился и с прищуром уставился на Ирину. — Если уж говорить об обмане, то давай-ка разберемся с тобой и твоей подружкой Тиной. Она навешала нам на уши лапшу по поводу «сгоревшей квартиры», с тем, чтобы здесь жить, а ее гнездышко на это время предоставлялось бы тебе для свиданий с твоим красавчиком. Ты изменяешь мне — вот в чем дело. Шляешься со всякими…

— Что, что? — Ирина побледнела и не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать. — Это я тебя обманываю? И это говоришь мне ты, от которого пахнет духами твоей Марианны, когда ты возвращаешься из Анкары. Который забывает в пиджаке, который я несу в химчистку, любовное письмо от некой Карин! Думаешь, что у меня память отшибло?!

У Ирины перехватило дыхание. Лицо ее теперь уже покраснело от гнева, руки сжались в кулаки. Никогда еще Ларс не видел ее такой возбужденной.

— За все годы нашей совместной жизни я ни одного — единственного раза ни с кем не «шлялась», как ты изволил выразиться! — уже кричала она. — Хотя, Бог свидетель, у меня было для этого немало возможностей. И даже хотелось иногда это сделать, тем более что от тебя ничего не видела, кроме твоего вечно скверного настроения. Но, в отличие от тебя, этого не делала, так как не могла отбросить такие немодные ныне понятия, как «брак», «верность», «любовь даже в горе»!

С этими словами она резко повернулась, взбежала к себе наверх и громко захлопнула за собой дверь.

ГЛАВА 8

Герда еще несколько раз пыталась дозвониться Ирине, но там все еще было занято: шел какой-то долгий разговор или просто неправильно положили трубку. Наконец она сдалась и поехала домой, где на нее набросился Бернд.

— У Рики заболел зуб. А тут еще тебя нет! — В голосе звучало недовольство.

— А ты что кричишь на меня? — огрызнулась Герда. — Я тоже умею.

Она просто отодвинула его в сторону и направилась в ванную. Взяла там пузырек с «китайским бальзамом», достала из аптечки обезболивающие таблетки и направилась к Рики.

— Привет, сокровище мое! Зубик разболелся?

— Ой, как сильно! Во-от здесь. — Рики раскрыл рот и показал куда-то вниз налево.

Герда потрогала лоб. Он был горячий. Выходит, температура…

— Ну, хорошо, давай-ка уложу тебя — Она натерла ему десны бальзамом, дала Полтаблетки обезболивающего. — Проглотим быстренько, а завтра утречком к зубному.

— А зачем это? — насторожился Рики.

— Как же — надо непременно к зубному доктору. А теперь постарайся уснуть.

Но после такого известия о сне уже не могло быть и речи. Через час Герду разбудили его стоны.

— Ой, мамочка! Мне так бо-о-льно… Помажь мне еще! Рано утром Герда позвонила в поликлинику. Из приемной зубного ответили, чтобы она привела сына к трем часам.

Раньше, мол, не получится, так как у доктора Хельфера с утра сложная челюстная операция. Но как раз на три у Герды был назначен прием у гинеколога — для контроля за ходом беременности, что нельзя было пропустить, потому что в течение последних двух дней она чувствовала странную тянущую боль внизу живота.

— Хорошо. Тогда зайдите с сыном немного пораньше, — предложила медсестра, — мы займем его: у нас есть детский уголок и разные книжки.

— Но их у меня двое. Придется поручить это старшему, он и приведет с собой брата.

— Ничего, не беспокойтесь: они оба найдут здесь, чем заняться. Наш уголок… — Этот уголок для детей был недавним изобретением доктора Хельфера и, видимо, гордостью администрации. — У нас есть все, чтобы малыши не испытывали страха перед зубным врачом.

Герда уже слышала об этом нововведении и не очень-то верила в эту затею. «Этот доктор Хельфер мог бы придумать что-нибудь посерьезнее, — подумалось тогда ей. — А то — игрушки, сказочки… Как раз для моего Рики. Уж он-то боится кресла как черт ладана!»

К нужному времени Герда доставила ребят в приемную доктора Хельфера. Этой акции Рики сопротивлялся отчаянно.

— Зуб совсем перестал болеть! — клялся он. — Ну, нисколечко не больно!

— Господи! — застонала Герда. — Не устраивай мне концерты. Ты же смелый, верно? Кроме того, запомни: боль потом может возобновиться и будет еще хуже!

— Говорю — уже не болит. Не хочу быть смелым! — отбивался Рики.

— А я смелый, а я смелый! — торжествовал при этом Гарди, с пренебрежением взирая на своего незадачливого брата.

Герда бросила ему несколько ободрительных слов, хотя Рики к этому времени, казалось, уже смирился со своей участью. А Гарди, успев заскочить вперед, нажал кнопку приемной. Как только Рики подошел к двери, послышался зуммер автомата, и Гарди сумел навалиться на нее и открыть перед братом. Как бы отрезая путь к отступлению, дверь за ними захлопнулась, и Герда, облегченно вздохнув, отправилась дальше.

Час спустя она зашла за ребятами. Оба сидели в креслах, окруженные разбросанными игрушками и книжками.

— Все в порядке с моими? — спросила Герда медсестру, которая в это время разговаривала по телефону.

Молодая женщина кивнула и приветливо улыбнулась Герде, продолжая тем временем листать картотеку, очевидно, в поисках какой-то справки.

Герда очень спешила. Она отдала талончик медсестре, сказала «до свидания», подтолкнула своих чад к двери и покинула с ними приемную. Лишь на улице обратила внимание, что Гарди был порядочно заплакан, а в машине он вообще ударился в рев.

— Что случилось? — удивилась Герда. — Уж кому-кому, а тебе-то не о чем плакать. Попробовал бы ты на месте Рики… Он не ревет. Молодец!

— Почему он молодец? — удивился Гарди. — Это у меня доктор вытащил зуб, а не у Рики! Он его даже не вызывал!

Герда подозрительно взглянула на своего старшего, который смущенно потупился, слыша хныканье брата… И тут ее осенило! Доктор Хельфер, конечно же, предположил, что это старший брат привел младшего к врачу, а не наоборот. А Рики из-за трусости не стал его разубеждать.

— Значит, это ты во всем виноват! — гневно выпалила Герда и окинула его ничего доброго не сулящим взглядом.

Тут уж заплакал и Рики.

— Доктор просто посадил Гарди в кресло, — зашмыгал он носом, — и объяснил ему, что надо делать. Потом дал послушать, как гудит машина, которой сверлят. Потом сказал, чтоб он открыл рот, и что он точно храбрый парень. А Гарди обрадовался — я, говорит, самый большой храбрец. Он даже рот сам открыл. — Рики проглотил слезу и добавил, на этот раз уже с презрением: — Если Гарди такой дурак, что сам раскрыл рот, то он сам и виноват!

Ларс снял наушники и обессиленно откинулся на спинку кресла.

— Да, свинская выдалась посадочка! — заметил он второму пилоту.

Но тот совсем не отозвался, и это было очень красноречиво: подчас вовсе не требуется слов.

— Всякое может случиться, — проворчал Хейко. Невидящим взглядом он устремился куда-то вдаль, мимо Ларса.

— Не в этом дело! Просто этого не должно было быть.

Он отстегнулся, встал и потянулся к своей летной тужурке. Некоторое время в кабине царила тишина. Потом Ларс положил руку на плечо Хейко.

— Скажи, ты разведенный?

— Четыре месяца, — кивнул тот.

— А как это случилось?

— Сабина просто нашла мне заместителя. Из-за скуки: ведь я все время в полетах. А потом однажды она перепутала график моих полетов, и я прибыл домой «досрочно». Ну, и застал ее с одним. — Хейко невесело ухмыльнулся. — А зачем тебе?

— А-а… просто заинтересовался. — Он запнулся, стал натягивать тужурку. — Видишь ли, мы вот летаем с тобой вместе по всему свету, а фактически так мало знаем друг друга.

В это время дверь в кабину открылась и перед ними предстала Марианна, одна из стюардесс. Одарив Ларса самой соблазнительной улыбкой, она сказала:

— Ну, как? Пойдем вместе?

Ларс открыл было рот, чтобы ответить согласием, но тут же, словно передумав, отозвался:

— Нет, не могу, понимаешь, я… — Он переводил взгляд с нее на Хейко. — У меня сегодня договоренность.

— Жа-аль! — Марианна разочарованно пожала плечами, и Хейко иронично улыбнулся Ларсу.

— Да-а. «Мы так мало знаем друг друга», — протянул он.

После полета Ларс сперва поехал в центр города. Припарковав машину на площадке возле универмага, он свернул на боковую улицу, к четырехэтажному старому аристократическому особняку. Взглянул на табло: зубной врач — на первом, терапевт — на втором, уролог — на третьем этаже.

Ларс вошел в лифт и нажал кнопку третьего…

Вскоре симпатичная брюнетка приветствовала его обворожительной улыбкой, вручая ему брошюрку и колбочку.

— Это я для вашей спермы. Но сначала обязательно прочитайте инструкцию, — пояснила она. Затем пропустила его вперед и отперла одну из трех дверей. — Прошу вас, господин Мартуссен, — произнесла она и тихо притворила дверь.

Ларс положил сумку, повесил фуражку, снял форменную тужурку и вошел в гостиную. Ирина сидела перед камином, уставившись на огонь. Увидев его, попыталась улыбнуться, во всяком случае, изобразить некое подобие улыбки, и пожелала ему доброго вечера. Так длилось уже довольно долго, и из этой ситуации, казалось, не было выхода.

— Ну, что ж, — начал Ларс, — давай все здраво обсудим.

— Мне бы тоже хотелось. — Ирина положила ладонь на его руку. — Меня оскорбляют твои предположения, что я с кем-то тебе изменяю. Этого простить не могу. А потом я подумала — я сама невольно ввела тебя в заблуждение. Отсюда — твое недоверие. Поэтому хотелось бы рассказать тебе правду.

Ирина отклонилась в кресле, положила руки себе на колени.

— Мы, три женщины, — Тина, Герда и я — подружились тогда в больнице. И как-то выяснилось, что каждая из нас считает себя несчастной, а, мол, другие имеют все, чтобы быть счастливыми. У Герды трое детей и скоро ждет четвертого. Но этого как раз и не хочет: и с тремя у нее по горло забот. Ей захотелось, чтобы его просто не было, чтобы от него избавиться. Представляешь, как это меня огорчило и возмутило!

Ларс кивнул.

— А Тина… Она завидовала мне, что живу обеспеченно, даже в роскоши: дорогие платья, вилла. Она не могла представить, что мне важнее всего родить ребенка! Ей казалось, что я все имею для приятной жизни, для счастья. А она нечасто может позволить себе даже сходить в кино. А Герда… Та просто мечтала о каком-нибудь тихом уголке, маленькой квартирке, где она временами могла бы найти отдых от своей оравы — спокойно почитать книжку, послушать музыку, принять ванну, лишь бы ей никто не мешал, не требовал чего-то: ни дети, ни муж… И такая уютная квартирка оказалась у Тины. Словом, мы пришли к идее поменяться.

Ларс озабоченно нахмурился, но тут же лицо его просветлело.

— Значит, дети, о которых ты печешься в последнее время, — дети Герды?

— Вот именно! А в то время, пока я за ними присматриваю, провожу с ними всякие там «мероприятия», Герда без помех отдыхает у Тины. А та тем временем наслаждается жизнью в нашем с тобой обществе, оказавшись наконец в довольстве и роскоши. Вот так просто все оказалось. Мы стремились при этом ни в чем не огорчать друг друга и обрести — каждая по-своему — немного счастья.

Некоторое время Ларс, словно переваривал услышанное, затем вдруг весело расхохотался.

— Но почему ты мне сразу обо всем не рассказала? Зачем понадобилась эта история со сгоревшей квартирой и все такое прочее?

— Потому что ты просто эгоист, и тебе стало безразлично, что мне нравится, что мне нужно для жизни, для счастья. Была уверена, что ты не согласился бы на это из-за своего упрямства: не пустил бы сюда Тину, решил бы, что это какая-то хитрость, уловка с моей стороны. Поэтому не решилась рисковать.

— Ты и впрямь считаешь меня эгоистом?

Ирина кивнула.

— Ты ведь обманывал меня. Я знала, но молчала. Не могла… боялась… тебя совсем потерять. Может, и надо было дать тебе бой: плохо, когда мы, женщины, слишком потакаем вашим мужским капризам и слабостям.

Ларс встал. Явно нервничая, засунул руки в карманы.

— Пойми, для меня тоже все не так просто. Я имею в виду, что у нас нет детей… Все время видеть перед собой твое разочарованное лицо, читать в твоих глазах упрек…

— А причина в тебе, в твоем отказе пойти провериться. Тебя обследуют, и тогда все станет ясно. Может, нам придется пойти на искусственное…

Ларс согласно кивнул. Взял ее за руку.

— Почему же мы не поговорили об этом раньше? Тогда не заставили бы друг друга так много страдать.

— Наверное… — Она печально улыбнулась и поцеловала его.

Тина уселась на край колодца и подставила лицо солнцу. Хоть оно и светило, но уже чувствовалось похолодание, за которым недалеко зима, — в этом не оставляла сомнения стылая синева безоблачного неба.

Она закрыла глаза и попыталась представить себе, как сейчас в деревне, где она выросла… Кирха с маковкой колокольни, белые крестьянские домики, окна с гардинами, балконы, на которых уже вряд ли остались цветы. А там, за деревней, — темно-коричневое непаханое поле… Дальше, в лесу, — ковер из красных, золотых, желтых, бурых опавших листьев, за ним — поблекшая зелень лугов, где еще пасутся телята, которых скоро наверняка отведут к мяснику.

Тину охватила боль и печаль. Что-то тревожило ее, о чем-то неясно мечталось… Она уже шесть месяцев жила у Ирины, и они все это время отлично понимали, просто обожали друг друга. Тина отлично себя чувствовала в этом прекрасном доме. Сбылись, казалось бы, все ее заветные мечты — носила модные дорогие платья, сама зачастую водила этот роскошный «кабрио», встречалась с интересными людьми, регулярно ходила в театр, на шикарные приемы. И все же… все же что-то томило ее.

Тина, вздохнула: «Чего же мне не хватает? Вроде бы все уже есть… Да, ну а что же дальше?…» Этого она как раз и не знала.

Вдруг кто-то присел рядом с ней. Тина открыла глаза и увидела парня. Темноволосый, немного старше ее, по виду тоже студент. Ах, вот оно что! Вспомнила, что не раз мельком видела его в университетской библиотеке. Один из тех — с мягкими карими глазами, узкими ладонями, со взглядом влюбленного пуделя, в поношенных кроссовках и такой же одежде, потому что у них, парней этого типа, вечно не было денег, что, впрочем, не мешало им постоянно рассуждать о высоких материях — независимо от того, слушают их или нет. Короче говоря, это был один из тех, кто думал лишь о том, как устроить для людей лучшую жизнь на земле, сам оставаясь бедным как церковная мышь! Ужасно… Надо же, и такой подсел именно к ней.

— Привет! Меня зовут Тобиас. — И засветился ясной улыбкой.

Тина долго и молча «держала» его взгляд. Затем отозвалась:

— Таких, как ты, я всегда обходила стороной: действуют на нервы! Не успеешь оглянуться, как он напросится в сожители, сядет тебе на шею, будет лезть к тебе в постель, выдавливать твою зубную пасту с середины тюбика, носить твои носки, потому что свои вечно дырявые.

А среди ночи, эдак в полвторого он будет допивать твое последнее пиво, хотя и самой хотелось бы отвести им душу. При этом еще будет читать тебе лекции о вредности алкогольных напитков для женского организма!

Тина определенно была в ударе, сумев произнести все это на одном дыхании. Но… навязавшегося ей типа это совсем не смутило. Наоборот, он заулыбался еще шире.

— Ну раньше могло быть такое, когда ты… я имею в виду «обходила таких стороной». — Он небрежно откинулся назад, заложив руки за голову. — А как с этим сейчас?

— Сейчас? — Тина пожала плечами. — А сейчас у меня просто тяжело на душе. Какая-то тоска… Может быть, по такому, как ты — с карими глазами, преданным собачьим взглядом… Который может взять тебя за руку, погладить ее, хотя бы на минуту создать иллюзию, что любовь все-таки есть.

Тобиас уже по-настоящему смеялся. Словно стремясь утешить, обнял ее за плечи. Кто знает, может, и нет никаких иллюзий, а есть просто любовь…

Симон, Гарди и Рики уже сидели за столом помытые и в спальных халатиках, когда их отец вернулся с работы. Старшие приветствовали его «по индейскому обычаю», а Симон тут же захотел выяснить, продал ли он сегодня машину.

Когда Бернду удавалось продать машину, он получал за это комиссионные, что всегда сопровождалось опусканием в свинью-копилку, которая называлась в семье «отпускной свиньей», одной двадцатимарковой купюры. Когда копилка однажды заполнится, это будет означать, что в ней достаточно денег для отпуска и можно наконец ехать к морю, как он уже давно обещал ребятам.

С самым большим нетерпением ждал этого события Симон. С тех пор, как он с братьями благодаря Ирине побывал на Химзее и она объяснила ему, что настоящее море гораздо, гораздо больше, чем это озеро, он дни и ночи стал грезить о поездке к морю. Представлялось, что его ждут там удивительные и прекрасные приключения.

— Да, я продал машину! — заявил Бернд, достал бумажник и, улыбаясь, протянул Симону двадцатимарковую бумажку, чтобы тот опустил ее в «свинью». Затем сел за стол и вопросительно взглянул на Герду, возившуюся у плиты.

Герда за последнее время заметно изменилась. Не только физически (она была уже на восьмом месяце), а и вообще — всем своим обликом, манерой поведения. В чем-то стала совсем другой, чем была раньше: спокойней, мягче, даже притягательней. Порой глаза прямо-таки излучали свет и радость. Словом, стала напоминать ту Герду, с которой он познакомился шестнадцать лет назад. И это открытие порождало в нем и радость, и смятение, и даже страх. «Что же стряслось с ней? — терялся он в догадках. — Уж не влюбилась ли?»

Но если влюбилась, продолжал размышлять Бернд, то произошло это намного раньше: кто стал бы влюбляться в беременную женщину. А если это так, то… И тут его осенило: во-о-о-т оно что! Значит, это не он, Бернд, а кто-то другой — отец будущего ребенка! Это так сразило его, что в голове все смешалось…

Герда накрыла на стол, принесла жаркое с картофелем. Заняв свое место за столом, положила Бернду на тарелку мясо и мимоходом заметила:

— Сегодня, между прочим, фрау Мартуссен не придет и с детьми тебе придется заняться самому. Но тебе осталось совсем немного: они уже готовы отправляться в постель, осталось только зубы почистить.

Бернд кивнул и положил себе салат и картошку. Некоторое время молча жевал. Затем открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул его и безмолвно продолжил трапезу. А когда заглянул наконец своей жене прямо в глаза, то был поражен: она улыбалась ему спокойно, приветливо и нежно-нежно…

Черт побери! Здесь же явно что-то не так… Эта улыбка. Да, она явно предназначалась не для него. А это ее постоянно веселое настроение. Да, она изменяет ему! Ну, конечно! У Бернда отпали последние сомнения: у нее — любовник! Сделав такое потрясающее открытие, Бернд даже уронил вилку, вскочил и, громко хлопнув дверью, бросился из кухни.

— Сто с папой слусилось? — захотелось узнать Симону.

— Не знаю. — Герда лишь пожала плечами, про себя подумав: «Ему просто не по себе, если с его женой все в порядке!»

Герда, убрав со стола, быстро схватила пальто, сумку, по очереди поцеловала детей и торопливо направилась к выходу: она сегодня явно опаздывала, и подруги уже наверняка с нетерпением ждали ее. Сегодня был их согласованный заранее «женский вечер», который собрались провести в аргентинском ресторане.

Когда Герда вошла в зал, к ней тут же поспешил услужливый кельнер, принял пальто и провел к заказанному столику. Это было приятно, и Герда отметила про себя, что встретили ее здесь, как важную даму.

— Давненько мы с тобой не видались! — Герда осмотрела Тину с головы до ног. — Да ты выглядишь прямо ой-ой! Такая вся элегантная. Ну, как у тебя?

— Да нормально. — Тина хоть и улыбалась, но не столь ярко и беззаботно, как всегда. — За исключением этой плюхи в венгерском посольстве.

Герда хохотнула.

— А-а! Это когда у тебя платье там свалилось! Ирина мне рассказывала.

— А вот и она! — Тина первая увидела ее. — И не стыдно смеяться над моим несчастьем?

— А как же? — подхватила Герда. — Люди больше всего и смеются над бедами других. Уж я-то знаю…

Все уселись и заказали отбивные с кровью, кукурузу, бобы, какой-то замысловатый салат, какого Герда еще никогда не пробовала. В довершение — красное аргентинское вино и бутылку минеральной воды — для Герды.

— Между прочим, твой сосед снизу, Байерле, — довольно развязный и надоедливый тип. — Герда выразительно уставилась на Тину…

Та засмеялась.

— Ты что, с ним уже познакомилась?

— Вот именно. С самого начала, когда я во второй, нет, в третий раз пришла к тебе. Он, видишь ли, явился, чтобы одолжить сахару. Я ему, правда, сахар дала, но заставила-таки подождать за дверью и, вообще, проучила его.

— Но он все равно снова пришел! — в один голос отозвались подруги.

— Представьте себе! — продолжила Герда, переведя взгляд с одной на другую. — Пару дней назад он встретился мне на лестнице и заявил, что больше всего обожает беременных женщин. Они кажутся ему особенно сексуальными!

— Не может быть! — Тина прыснула от смеха.

— А вот тебе и «не может»! Я уже, как говорится, «на сносях», а он по-прежнему не отстает от меня. — От волнения Герда даже позволила налить себе вина и, разбавив его водой, подняла бокал и выпила за здоровье подружек. — В последний разок даже положил цветы мне под дверь. А я, — добавила она злорадно, — заткнула их потом в его почтовый ящик.

Все трое весело рассмеялись.

— Возможно, тебе следует изменить тактику, — посоветовала Ирина. — Пригласи его войти, скажи на ушко что-нибудь ласковое и тащи его прямо в постель. Он наверняка заорет тогда благим матом, рванет бежать, и больше ты его не увидишь.

— А если нет?

— Гм! Тогда…

Ирина пожала плечами, а Тина перехватила:

— Тогда ты тут же превратишься в принцессу, как в сказке! Вот только как быть с Берндом? — не отставала она, так как слышала от Ирины, что он вел себя странно, когда та забирала детей.

— Она права, — вздохнула Герда. — Он и в самом деле стал какой-то чудной. Иногда… — Она запнулась, подбирая нужное выражение. — Иногда бывает такой задумчивый, как будто хочет что-то сказать очень важное, но не соберется с духом. А потом вдруг пронзит меня странным взглядом и просто уйдет. С одной стороны, он смотрит на меня с недоверием, а иногда — будто открывает во мне что-то новое. Словом, трудно сказать, что это такое. А он все молчит и молчит, только все смотрит и смотрит… Порой невыносимо становится.

— Может, о чем-то догадывается? — спросила Ирина.

— О-о! Тогда бы он устроил концерт! Ты все-таки уже его знаешь: если с ним что-то не так, он тут же высказывается — ничего не может носить в себе!

— Не скажи, — глубокомысленно заметила Тина. — Было бы ошибкой считать, что можешь разгадать мысли и намерения других. Даже если это касается человека, с которым целую вечность пребываешь в супружестве.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего определенного. Кроме того, что мужья тоже могут держать при себе хорошенький козырь.

— Все равно не понимаю!

— Мне и самой не все ясно, но что-то интересненькое здесь есть. — Она дала знак кельнеру подлить еще вина и осведомилась: — Так когда должен появиться па свет твой «номер четыре»?

— Примерно через месяц. — Герда вздохнула. — И тогда прощай моя «терапия». Жалко… И вот что я вам скажу: за последние месяцы я чувствовала себя так хорошо, как никогда раньше. Твоя квартирка, Тина, для меня стала просто курортом! — Она прямо-таки засветилась. — И там я чувствую себя… ну, как дома, только более спокойно, уравновешенно, что ли. А после того, как побуду там одна пару часов, еще больше радуюсь своей семье.

— Это и по тебе видно! — кивнула Ирина.

Герда благодарно улыбнулась и положила ладонь на ее руку.

— Я хотела тебя о чем-то спросить. — Она выпрямилась за столом и голос ее зазвучал торжественно, когда она продолжила: — Ты не хотела бы стать крестной моего малыша? А если будет девочка, можно я назову ее Ириной?

На мгновение наступила тишина, затем Ирина прижала обе руки ко рту, чтобы удержать радостный смех.

— Боже, и об этом ты даже просишь? Конечно, можешь. Это же такая честь для меня! Буду безумно счастлива стать ее крестной матерью! — Она обняла Герду и… залилась слезами. — Это же первый раз, когда меня о таком попросили, — всхлипнула она.

— А ты? — обратилась Герда к Тине, которая, несмотря на это ликование, все еще продолжала сидеть безучастно.

— Разве ты хоть немножко не счастлива?

— Нет, почему же… Даже очень. — Однако в голосе ее не ощущалось уверенности.

Был прекрасный, солнечный, осенний день. Тина ехала на велосипеде в Английский парк ^[4].

Там она договорилась встретиться с Тобиасом и уже издалека увидела его на их скамейке. На коленях у него была книга. Время от времени рассеянным взглядом окидывал он пожилую женщину, кормившую рядом в воде уток. Потом снова читал.

Тина спрыгнула с велосипеда и пошла, ведя его рядом. Она все время наблюдала за Тобиасом, и шаг ее становился все медленнее: сердце стучало, подбородок почему-то дрожал, как перед слезами. Это чувство любви, которое обнаружила она вдруг в своем сердце, все время стремилось превратиться в ненависть: ведь Тобиас, в сущности, был самым последним человеком, которого она могла бы представить своим избранником. Уже сама профессия смущала ее — ничего себе парочка: социолог и «психологичка», это же похуже, чем кот и мышь! К тому же он был из тех, у кого ни гроша за душой и вообще ничего, кроме «закидонов» в голове! И в такого она могла втюриться? «Да ты же просто дура, телка, каких не бывает!»

Она остановилась, опустилась на скамью и стала плакать. Плевать, что на нее уже обращают внимание. На все наплевать! И прежде всего — на этого Тобиаса!

Выплакавшись, она села на велосипед и ринулась из парка, как будто за ней гналось стадо разъяренных слонов. «А этого Тобиаса, — поклялась она, — я все же пошлю к чертям!»

Герда сложила руки на животе и закрыла глаза. Ребенок уже часто толчками давал о себе знать. И вот снова! Были моменты, когда она искренне радовалась малышке, а иногда думалось: лучше бы с этим еще подождать, ведь жизнь ее круто изменится, станет как прежде — снова взаперти в своей четырехкомнатной, в цепях нудной семейной повседневной жизни.

При мысли об этом у нее потекли слезы, хотелось в голос завыть, но в соседней комнате были дети, да и Бернд должен был вскоре вернуться. Она проглотила слезы и пошла на кухню накрывать стол. Однако из прихожей вдруг услышала хлопанье входной двери, и перед ней предстал Бернд с… букетом цветов. Он смущенно взглянул на нее, неловко сунул ей в руку цветы, словно подал шляпу, заикнулся, прежде чем сказать:

— Знаешь, сегодня продал две машины. Подумал: может, тебя немного порадуют цветы.

Он снял пальто и повесил в гардероб.

Герда была так ошарашена, что вначале не могла произнести ни слова и лишь молча смотрела, как он проследовал мимо нее на кухню, где тут же уселся за стол, чтобы уткнуться в газету.

Она принесла из гостиной вазу, прошла к Бернду и поставила букет. При этом мучительно размышляла, как на все это ей реагировать. Просто сказать «спасибо»? Или лучше восторженно воскликнуть: «О-о! Как они великолепны! Нет, ты только посмотри!..»

«Да, мы оба не привыкли к таким вещам», — с горечью заключила она. Поставила вазу на стол и просто последовала порыву своих чувств — обняла сзади Бернда, поцеловала в щеку и прошептала:

— До чего же я рада!

— А сегодня разве у тебя не вечер терапии? — спросил он.

Герда слегка замешкалась с ответом, накрывая на стол.

— Да, конечно. Но ты ведь должен был пойти в бильярдную?

Бернд хотел что-то сказать, но, помедлив, лишь кивнул головой. Собственно, он намеревался пригласить жену в кино, но теперь… словно ветер перестал дуть в его паруса. Он поднял газету и привычно спрятался за нее. А Герда, вздохнув, достала из буфета хлеб и положила на стол.

Едва они закончили с едой, как Бернд безмолвно покинул квартиру. Герда, покачав головой, печально посмотрела ему вслед: то цветы подносит, то убегает, как ошпаренный. Не муж, а загадка!

Вскоре в дверь позвонили. Симон подбежал первым, чтобы открыть. Он весело рассмеялся навстречу Ирине, протянул руки и подставил щечки для поцелуев.

— Ты сто мне плинесла, Илина? — с надеждой спросил он.

И не ошибся: Ирина достала из сумки пакетик со сладостями.

— Только раздели на троих, хорошо?

— На тлоих! — провозгласил Симон, затопав в детскую. — Илина плинесла! — Только дверь хлопнула.

— О-о! Какие великолепные цветы! — громко воскликнула Ирина, войдя на кухню, и шепотом спросила; — Неужто от Бернда?

— Конечно, от кого же еще! — констатировала Герда. Ирина широко, с ехидцей улыбнулась:

— Ну, скажем, от твоего воздыхателя, который считает беременных самыми сексуальными женщинами. К тому же ты недавно уже получала от него букет.

— Ха! Хорошенькое дело, если бы я с ними тогда пришла домой. Бернд устроил бы такую бучу — не приведи Бог! Как бы я объяснила, от кого они? — Герда натянула наконец сапоги и надела пальто.

— Сказала бы, что сама, мол, купила.

Герда так и прыснула.

— У нас, или как там — «в нашем кругу», цветы для себя не покупают. Их просто дарят, да и то очень редко, скажем, к дню рождения, к дню матери, ну, если кто лежит в больнице или… — Герда взяла в руку сумку и выразительно взглянула Ирине в глаза — Или когда хоронят кого. Вот что такое «редко».

Ирина с сочувствием повела головой.

— А у меня, видишь, не день рождения, сегодня не день матери, я не лежу в больнице, и меня еще не хоронят… Если бы знать, почему Бернд подарил мне цветы?

— Может, у него нечистая совесть? Или он снова влюблен в тебя, такое бывает, — предположила Ирина и с удовольствием вспомнила последнюю ночь с Ларсом…

Так нежно и страстно он ее уже давно не ласкал. Она все еще ощущала его горячее дыхание, его обжигающие слова, его губы, руки, которые так ее ублажали! И это вызывало ответный восторг, трепет тела, почти боль. Она закрыла глаза, и при мысли об этом по телу снова и снова пробегала дрожь.

— Бернд? Влюблен в меня? — Герда с изумлением воззрилась на Ирину. — Да, конечно же, нет. Скорей, у него нечистая совесть. — И она отправилась на «терапию».

Герда решила вначале проехать в центр города, чтобы заскочить там, на детский рождественский рынок. Она потолкалась у палаток и кое-что купила. Новые шары для елки, так как до сих пор они вешали старинные, доставшиеся ей от матери. В другой палатке она обнаружила драгоценные камни всех видов. Тут же на плакате прочитала, что каждому знаку Зодиака соответствует свой «счастливый камень». Вспомнила, что Ирина была Водолей, а Тина — Близнец.

И ее осенила мысль подарить им к Рождеству по такому камню. Для Ирины купила нешлифованный аметист, а для Тины — лунный камень.

В двух метрах дальше, где молодая женщина делала надписи на посуде, Герда снова остановилась. Некоторое время наблюдала, как та работает, размышляя при этом, что пивная кружка — с крышкой и монограммой — была бы неплохимподарком для Бернда.

— Мне, пожалуйста, вот ту, — когда дошла очередь, показала она на выбранный ею сосуд и попросила выгравировать инициалы — «ББ».

Затем съела сосиску, купила рождественское «яблоко любви» и двинулась к станции городской железной дороги. Когда вышла на платформу, как раз подошел поезд. Она успела заскочить в него и, тяжело дыша, опустилась на место, которое тут же для нее освободил какой-то молодой человек, увидев, что она беременна.

— Спасибо! — Герда взглянула на него с благодарной улыбкой, и вдруг ей показалось, что где-то за ним, на другом конце вагона, мелькнул некто похожий на… Бернда. Но в следующий момент лицо исчезло, и Герда решила, что ей уже мерещится Бог весть что. Не хватало, чтоб стали являться призраки! И расслабленно облокотилась на спинку.

От остановки метро до дома Тины было всего минут семь ходьбы. Герда вышагивала довольно быстро, так как сегодня было обжигающе холодно и она мечтала о ванне. В последний раз Ирина подарила ей бутылку «феньялы» и сказала, что этот шампунь просто мечта и его надо сразу же испробовать.

Один раз, когда Герда оглянулась, ей снова показалось, что кто-то следил за ней. Но фигура тут же растворилась, и Герда решила, что опять ошиблась. Спустя короткое время странное ощущение, что за ней наблюдают, опять охватило ее. Герде стало страшно, сердце тревожно забилось: а вдруг это тот человек, который приставал к Тине по поводу брачного объявления? Но что ему нужно от нее? Она просто бывает в квартире Тины, и ей до всего этого нет дела.

Но, слава Богу, до подъезда оставалась лишь пара шагов. Герда на ходу вынула из сумки ключ, хотела уже сунуть его в замочную скважину, как вдруг па ее руку легла рука возникшего рядом мужчины…

ГЛАВА 9

Это был Байерле, «сосед снизу». Герда не дыша уставилась на него.

— Добрый-предобрый вечер, мой прекрасный цветок! — Во время этого столь изысканного приветствия он галантно поднял с пола два пакетика, которые Герда уронила от страха. Но тот, в котором была кружка для Бернда, она, к счастью, удержала.

— Так, значит, это вы преследовали меня от метро? — немного успокоившись, но не скрывая досаду, спросила Герда.

— Я? Нет, что вы. Просто шел с места для парковки, вот там, напротив, махал вам даже рукой, но вы не заметили: видно, о чем-то крепко задумались. А может, не хотели видеть меня? Избегаете… Ах, Герда — Байерле вдруг схватил ее руку и стал неистово целовать, затем так шумно вздохнул, будто его сердце разрывалось от любви.

У Герды сперло дыхание, и она беспомощно уставилась на парня: еще никто никогда в жизни не целовал ее руку, а теперь сразу «с таким перебором»! Она хотела что-то сказать, но была так сбита с толку, что слова застряли у нее в горле.

Герда отняла наконец руку, вставила ключ, открыла дверь и вдруг почувствовала, как ее бедра охватили его жадные ищущие руки.

Это было неслыханно — этот парень вздумал хватать ее за зад! Беременную, так преданную семье, мужу! То, что сейчас произошло, было для нее просто непостижимо! Как в шоке!

Она резко обернулась, хотела врезать наглецу, да так, чтобы у него глаза повыскакивали, чтоб навеки зарекся трогать чьи-то зады, кроме собственного! Но не успела осуществить этот замысел: из темноты на Байерле обрушилась какая-то фигура, схватила его и повалила на землю.

Герда так испугалась, что испустила страшный крик. В голове промелькнула картина одна ужаснее другой: убийство, изнасилование, разбой, поджог. Она уже было бросилась бежать звать на помощь, как Байерле удалось сбросить с себя нападающего и Герда смогла увидеть его лицо.

— Бернд! — заорала она. — Господи, что ты делаешь? Ты с ума сошел!

Она попыталась, встав между мужчинами, заставить их прекратить это безобразие, но каждый раз, когда пятился Байерле, начинал наступать Бернд, и наоборот.

— Ах ты дерьмо! Сопляк паршивый! Да как ты смеешь приставать к моей жене?

— Бернд, пожалуйста, оставь его наконец! — умоляла Герда.

— Ах, тебе надо, чтоб я «оставил»? А я так не считаю. Я раздеру в клочья эту дрянь, выброшу на помойку этого грязного приставалу! — орал Бернд.

Схватил Байерле обеими руками и стал мотать его, как белье в стиральной машине. Затем Бернд снова оказался наверху и собрался было двинуть ему так, чтоб у того запели в голове ангелочки.

— Не делай этого, Бернд! — заклинала Герда. — Ты лишь принесешь всем нам несчастье… — Вдруг она широко раскрыла глаза, схватилась за живот и от боли закусила губы. — Ради Бога, Бернд! Бернд! У меня начинается! — как безумная закричала она. — Понимаешь?! Сейчас роды пойдут, вызывай «скорую»! Быстрей! — стонала она. — Уже воды… Здесь, за углом, телефон. Ну, беги же!

Бернд рванул туда, а Байерле, проявив изрядную трусость, сбежал, оставив Герду одну.

— И все из-за этого сексуально озабоченного стервеца, — прошептала она. — За это избить его мало!

Семь минут спустя прибыла «скорая», а через 58 минут появился ребенок. Это была девочка, и Герда, сияя от счастья, приняла ее на руки.

— Ее зовут Ирина, — заявила она Бернду тоном, не допускающим возражений. — И фрау Мартуссен будет ее крестной матерью.

Бернд согласно кивнул и осторожно поцеловал в щечку, затем взял ее руку и пожал так крепко и нежно, словно хотел сказать, что все уже кончено, что ребенок, слава Богу, здоров и что душа у него поет.

— Герда… — начал он и запнулся, видно, искал подходящие слова, и, если она не ошибалась, на глазах у него выступили слезы. — Знаешь, последние недели я не раз следил за тобой и заметил, что ты заходишь в тот дом! Встречаешься с этим мерзким дерьмом! — Бернд даже кулаки сжал от вновь охватившей его ярости, и ему стоило усилий взять себя в руки. — И тогда я понял, как сильно тебя люблю.

Прошу тебя, Герда, не оставляй меня. Знаешь, я не всегда умел доказать тебе это.

Герда изумленно слушала его, а про себя складывала… два плюс два. Ясно, что Бернд уже давно следил за ней и в самом деле поверил, что квартира Тины была предназначена для ее «тайных свиданий». И когда он увидел, как прижимались губы Байерле к ее руке, а руки обхватили ее зад, то как было не поверить, что этот тип и есть ее любовник!

Герда прямо-таки обомлела: она и какой-то любовник! И Бернд в это поверил. Она даже не знала, смеяться ей или плакать. Герда была, однако, достаточно умна, чтобы не сделать ни того ни другого. И даже не стала заверять его, что никогда в жизни не намеревалась расстаться с ним.

Бернд расценил ее молчание как невольное признание его правоты и продолжал обличать:

— Шестнадцать лет — ты только подумай! — напоминал он. — К тому же у нас четверо детей. И как можешь ты все это ставить на карту? К тому же ты мне так нужна. Разве плохо прожили мы с тобой это время?

Наконец Герда прервала его:

— О нет! — ринулась в атаку Герда. — Дерьмовое это было время с тобой. Даже очень. О такой «супружеской жизни» с тобой, как раньше, уже не может быть и речи!

Наступила такая тишина, что слышно было тяжелое, прерывистое дыхание Бернда.

— Ты и в самом деле хочешь меня бросить и уйти к этому типу?

— Нет, — прервала она его, прежде чем он снова разразился своими разоблачительными тирадами. — Нет, я от тебя не уйду. Но я поставлю некоторые условия…

Бернд словно оцепенел: условия? Что стало с его постоянно покладистой, заботливой Гердой. И вот тебе — эти нелепые порывы к свободе, эти приемчики, с помощью которых добропорядочные, послушные жены превращают своих мужей в тряпки…

— И что за условия, что за требования? — спросил он, совсем обессилев.

— По воскресеньям я буду иметь право выспаться, а ты будешь готовить завтрак для детей. После обеда будешь проводить время с ними, вместо того чтобы весь вечер сидеть у «ящика». И один раз в неделю у меня свободный вечер, чтобы встречаться с моими подругами. Кроме того, мы поищем стиральную машину-автомат, которая сама все делает.

— И это все? — набычившись, спросил он, но Герда уже не в силах была продолжать дискуссию и просто выжидательно буравила его взглядом. — Хорошо, — выдавил он, наконец.

И Герда внутренне возликовала: несмотря на свою вечную раздражительность, Бернд, если что-то решит, уже не отступится. Уж что-что, а свое слово он привык держать — как убежденный человек чести.

А Бернд… стал играть при этом с пальчиком маленькой Ирины, продолжая что-то мучительно обдумывать. Но потом, видимо, решился задать жене последний вопрос:

— Тебе было с ним хорошо? Ну с тем парнем… Я имею в виду… в постели.

Герда аж задохнулась от гнева, но, сумев «надеть на лицо улыбку», решила не разочаровывать Бернда: уж если ему что-то втемяшится, то сразу не выбьешь. Вреда не будет, если его немножечко «пощекотать». Поэтому она, как можно спокойнее, ответила, устремив взгляд вдаль:

— Да-а, вообще-то ничего, но… — И тут же быстро добавила: — Конечно, далеко не так хорошо, как было с тобой тогда, когда мы только что узнали друг друга…..

Ирина надела домашний халатик, который так нравился Ларсу, и тщательно наложила косметику. Затем спустилась вниз, чтобы встретить его: он с минуты на минуту должен был возвратиться с рейса на Анкару. Когда проходила мимо огромного в стиле барокко зеркала у двери в гостиную, внимательно рассмотрела себя с головы до ног, в первую очередь, — живот. В этот момент Ларс вдруг предстал перед ней в своей летной форме, загорелый, голубоглазый, прекрасно выглядящий, как всегда. Однако взгляд его был хмуроват.

— Ой, я тебя сразу и не заметила!

Ирина обняла его и поцеловала. Но Ларс молча отстранил ее и направился к бару. Налил себе сухого мартини и повернулся к ней.

— Тебе тоже?

Она отказалась. Спросила:

— У тебя неприятности? Выглядишь расстроенным.

— Неприятности? Нет. — Он повел головой, долго, задумчиво рассматривал ее. Вдруг отставил стакан и притянул ее к себе. — Ирина, я люблю тебя. Я чувствую это совсем не так, как два года назад. Сейчас… — он запнулся, — мне так радостно видеть тебя счастливой!

— Я и вправду счастливая! — Она с нежностью посмотрела на него и ласково провела пальцами по его губам. — Я тоже тебя люблю. И даже очень!

— Ирина, я должен тебе что-то сказать. — Он тяжело дышал, от волнения засунул руки в карманы, отвернулся. — Знаешь, я был у врача. Еще несколько недель тому назад. Наконец решился сдать сперму. Выяснилось, что это у меня… Ну, в общем нормально, только они несколько ослаблены. Думаю, что шансов забеременеть у тебя не так уж много.

Он обернулся и открыто взглянул на нее. Ожидал нервного срыва, горьких упреков, чего угодно… Но, к его удивлению, она выглядела совсем не огорченной, даже улыбалась — широкой, довольной улыбкой.

— Что касается меня, — торопливо продолжал он, — то я согласен на искусственное оплодотворение. Имею в виду, чтоб ввели семя другого мужчины. У меня есть мой коллега… Так уже делали. Говорят, что это просто и без всяких проблем.

Ирина отрицательно покачала головой, подошла к нему, обняла.

— Нет нужды, — заявила она.

— Но ведь ты так хочешь ребенка и…

— Но я уже беременна. Так-то вот!

— Ты-ы!. Ты… хочешь сказать… — Он запнулся, охваченный сомнениями. — Ты и вправду, считаешь, что по-настоящему беременна?

Ирина кивнула.

— На самом деле. Теперь у тебя может и есть какая-то ослабленность. А вот до этого, видно, был немалый подъем и эти… твои не были столь ослаблены.

Но теперь это уже не имеет значения. Главное — у нас будет ребенок!

Несколько секунд длилась тишина, а затем они упали друг другу в объятия. Все смеялись и кружились, как в танце, пока Ирина вдруг не побелела как мел и бросилась в туалет… Когда вернулась в гостиную, Ларс только что положил телефонную трубку. Когда она спросила, кто звонил, он ответил:

— Некий Бернд Бекер. Он просил передать тебе, что только что появилась на свет твоя крестница. Крепкая, здоровая девочка. И что мать чувствует себя отлично.

Герда только закончила кормить ребенка, как дверь распахнулась и вошли Ирина и Тина. Они притащили огромный букет цветов и какой-то пакет. Обе сияли улыбками. Цветы Ирина поставила в воду на стол, а сверток положила на ночной столик. Потом они уселись и стали любоваться дочерью Герды.

— До чего же хоро-о-шенькая! Вся в маму! А посмотри, какие у нее малюсенькие пальчики! — Ирина большая и Ирина маленькая впервые посмотрели в глаза друг другу. И это была любовь с первого взгляда.

— Так мне можно взять на руки свою крестницу? — с великим пиететом обратилась она к Герде.

Та с готовностью передала малышку. Ирина нежно прижала ее к груди. И долго длилось это безмолвное слияние…

— Оказывается, вот что значит держать на руках новорожденное существо! — Она подняла голову, и подруги увидели слезы на ее глазах…

А Тина вспоминала при этом, как она сама лежала в той самой больнице, между Ириной и Гердой, и как обе они жаловались на свою несчастную жизнь: одна — потому что забеременела в четвертый раз, а другая — потому что забеременеть никак не может. И подумала: сейчас Ирина непременно заревет — все по той же причине. Но… ничего подобного не произошло.

Вместо того чтобы заплакать, та вдруг весело, счастливо рассмеялась и, как бы между прочим, объявила:

— А вообще-то, у меня для вас новость — я в положении!

Герда и Тина остолбенело уставились на нее. Обеим казалось, что ослышались, и потому в один голос воскликнули:

— Что-что?!

— То самое… Не сверлите меня глазищами: я всего лишь забеременела и… жду ребенка. Где-то в июле, летнего. И я — самая счастливая женщина на земле! А теперь, — тут уж она, действительно, зарыдала, — вот такие дела!

Тут и подруги не удержались — громко заплакали от общей радости.

— Что ж ты нам раньше не сказала? — В голосе Тины сквозил упрек.

— Просто не могла: потому что с уверенностью определили только вчера. А ты, голубушка, — в упор воззрилась она на Тину, — в прошлую ночь, как и во многие предыдущие, не приходила домой. Смеем ли мы, наконец, узнать, где изволила пребывать в это время наша полуночница?

Щеки Тины порозовели. Она опустила глаза и вздохнула.

— Ну хорошо, в конце концов все равно пришлось бы обо всем рассказать. Дело в том, что… Словом, я влюбилась!

— Да не может быть! Вот уж никогда не поверила бы!

Ирина повернулась к койке Герды, как бы ища поддержку. А та, лукаво улыбнувшись, отозвалась:

— Если уж наша Тина влюбилась, значит, вытянула счастливый билетик в лотто. Тот, кого она подхватила, небось не меньше, чем владелец фабрики, выглядит на все сто, симпатичен и вообще…

— Нет! Как раз нет, — прервала ее Тина и увидела изумление в глазах Герды и Ирины. — Он просто студент-социолог, на пятом семестре, бедный как церковная мышь и, по всем признакам, никогда не будет богатым! — Наступила пауза… — И, несмотря на это, я люблю его, хочу выйти за него замуж, иметь от него детей, жить с ним до старости и…

— …И окончить так, как я, — подхватила Герда.

Тина уловила насмешку в ее взгляде и отпарировала:

— Да нельзя же все отношения сводить к схеме: «жить-жить, потом умереть». Кто знает, может, ко мне как раз и пришла та самая настоящая любовь.

— Кто знает, может, и пришла, — мягко отозвалась Герда. — А если и не пришла, то я желаю тебе от всего сердца встретить на своем пути вот такую же Тину, которая с таким же юным задором, со своими сумасшедшими идеями сможет вдохнуть в твою жизнь, в твой брак немного свежего воздуха.

Которая в нужный момент прибавила бы тебе сил, чтобы набраться мужества, суметь стать хозяйкой собственной жизни, вместо того чтобы ныть да жаловаться.

Тина и Ирина обменялись красноречивыми взглядами.

— Это воскресная проповедь для меня или хочешь намекнуть, что в твоей жизни с этим ворчуном-рекордсменом засветили новые искорки? — недоверчиво спросила Тина.

— В самую точку! — Герда сложила руки на груди и с победным видом оглядела подруг. — Думаете, что всякие там, как их называют, хеппи-энды только для вас? Ха-ха! Нет и нет!

— Та-ак! Ну, а в чем же состоит тв-o-o-ñ хеппи-энд? — колко поинтересовалась Тина.

— А вот в чем. По воскресеньям я высыпаюсь. Имею один свободный вечер в неделю. Покупается стиральная машина — полный автомат и… — Тут она многозначительно улыбнулась. — У меня появился самый замечательный, самый нежный любовник, какого я имела в постели лишь много-много лет тому назад. Не так уж и мало! — торжествующе завершила Герда и взяла Тину за руку. — И все это — благодаря твоему сумасшедшему плану!

— Что-то не доходит. Нельзя ли яснее?

Герда снова опустила голову на подушку и заложила руки за голову.

— Все началось с этого Байерле, — стала рассказывать Герда, — того типа, который пристал ко мне у двери перед домом. Стал целовать мои руки, потом обхватил прямо за зад…

— Ну и наглец, — возмутилась Ирина. — Даже не верится.

— Я тоже прямо-таки обалдела от неожиданности. А когда немного отошла от страха и хотела уже врезать ему по морде, кто-то вдруг выскочил сбоку из кустов, сбил его с ног и стал избивать. Как вы думаете, кто это был?

— Какой-нибудь благородный рыцарь или сам Николай-заступник?

— Нет — мой муж!

— Ну и ну! Интересно, а что он забыл возле дома Тины? — удивилась Ирина.

— Конечно же, свою дорогую Герду! — хихикнула Тина.

— Вот именно! Он уже давно, оказывается, не доверял мне и подозревал, что с «терапией» дело нечисто. Однажды начал следить за мной и увидел, как я исчезла в доме Тины. Ну и взревновал, как это может только он. Решил, что прихожу к любовнику. А так как этот Байерле — единственное мужское существо в этом подъезде, то он и заподозрил именно его!

— И, когда увидел, что этот Байерле сзади… так сказать, обнял тебя, он, конечно, чуть не лопнул от ярости?

— Вот именно. Вскипел не только он, но и все мое нутро. Тут же и начались схватки. Бернд побежал вызывать «скорую», а этот Байерле от страху сбежал. Так я и осталась одна на улице.

— А потом?

— Потом приехала «скорая», и через час Ирина уже лежала у меня на руках. А Бернд все умолял меня не бросать его, не уходить «к этому негодяю».

— Ага! — Тину вдруг озарила догадка, и она рассмеялась. — Теперь-то я поняла: ты оставила своего повелителя в убеждении, что этот Байерле и есть «мужчина твоей мечты». И тогда ты приставила ему к груди пистолет и вынудила к переговорам.

— Во-во! — горделиво признала Герда.

— Милая моя Гердочка, ну кто бы мог ожидать от тебя такого подвига еще полгода тому назад!

— Видишь ли, я очень способный ребенок и быстро усваиваю уроки!

— Так как же мы все трое теперь будем вести себя дальше? — Ирина вдруг посерьезнела. — Строго говоря, наш план мы уже выполнили. Герда стала кормящей матерью и не может надолго покидать свой дом. Я беременна и должна щадить себя, а не возиться с этими тремя сорванцами. А Тина — у той вообще сбылась ее главная мечта, и ей теперь не до нас.

— Да будет лить крокодиловы слезы! — не выдержала Тина — Я, конечно, снова переберусь к себе, но буду рада навещать тебя. А если Герда выговорила себе свободный вечер в неделю, то мы могли бы все трое проводить его, скажем, у тебя или у меня. Или будем что-то придумывать в виде совместных мероприятий.

Если же Ирина захочет снова видеть Гердиных чад, то может навещать их, а то и просто приглашать к себе. Для ребят твоя вилла с таким огромным садом — просто рай. Ларс уже в курсе всего. Что же касается Герды, то она должна убедить своего Бернда снять другую, более подходящую квартиру — с большей площадью и непременно с ванной для лежания.

— Да, побольше было бы здорово! — горько ухмыльнулась Герда. — Попробуй найди что-нибудь подходящее в Мюнхене. И чтоб по карману было…

— Да, есть такая на примете. Прямо подо мной. «Твой Байерле», оказывается, переезжает в Кёльн. У него четыре больших комнаты и огромная кухня. Раздельные туалет и ванная.

— А ванна «лежачая»?

— Абсолютно!

Герда даже села на кровати и стала что-то обдумывать, потом заявила:

— Да, Бернд ни в жизнь не согласится занять квартиру этого Байерле!

— Э-э, нет! — Тина, передразнивая ее, даже вытаращила от усердия глаза. — «Ни в жизнь…», «Не разрешит», «Не согласится»! Начинаются охи да вздохи. А ты всыпь ему как следует!

— А что… посмотрим. — Герда снова откинулась на подушку, и тут взгляд ее упал на букет цветов и сверток, который все еще лежал на ночном столике. — Пора бы узнать, что там внутри.

— Шампанское, просто чокнуться: безалкогольное, чтоб Ирина маленькая не запьянела, когда станет сосать.

Тина вытащила из сумки три стакана, Ирина открыла бутылку, и подружки смогли провозгласить тост.

— За Ирину маленькую, за маленькую в Ирине и за то, чтобы наша влюбленная Тина тоже скоро родила!

— О-о! Только не это, — простонала Тина.

— Тогда за полное счастье Тины! — с улыбкой провозгласила Ирина. — Прозит!

Они выпили. Затем Тина задумчиво посмотрела на Ирину, на Герду…

— Вы разве не думаете, что я должна послать подальше этого Тобиаса?

От неожиданности обе протестующе всплеснули руками.

— Да как ты могла до такого додуматься? — возмутилась Ирина. — Говорят, что счастье и деньги связаны воедино, но это же чушь! Это просто бредовые мысли!

— А я тебе так скажу, как женщина женщине, — добавила Герда. — Лучше уж иметь при себе нормального мужика со всеми его ошибками, недостатками и черт знает с чем, чем какого-то сказочного принца, которого однажды куда-то занесет, унесет… Слышала поговорочку насчет журавля и синицы? Хватай своего Тобиаса и будь счастлива с ним, насколько возможно.

— О, женщины-женщины-женщины! — Тина комично закатила глаза. — Ну вот и услышала от вас воскресную проповедь. Теперь уж ничего не поделаешь! — Она обняла их обеих за плечи и со смехом добавила: — Хоть вы и порядочные болтушки, и жизнь ваша уже устроилась, не то, что моя, но вы для меня самые лучшие подружки. Лучшие из лучших! И какое счастье мне привалило, когда этот мой негодяй-родственничек засунул свои лапы мне под пуловер!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Fleischer — мясник (нем.).

(обратно)

2

Непереводимая игра слов: «слоновая кость» (слоновий бивень) по-немецки Elfenbein, т. е. буквально «слоновая нога».

(обратно)

3

Gnädige — устаревшая, очень вежливая форма обращения к женщине, соответствует нашей: «милостивая сударыня».

(обратно)

4

Большой старинный парк в Мюнхене.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

*** Примечания ***