Насилие истиной [Тиана Веснина] (fb2) читать онлайн

ТИАНА ВЕСНИНА НАСИЛИЕ ИСТИНОЙ РОМАН

И — будет день тот близок иль далек —

Когда-нибудь придет расплаты срок.

В. Шекспир. Сонет 126

Насилье истиной

Гнуснее всех убийств…

М. Волошин. Путями Каина

ГЛАВА 1

Высокая настольная лампа ярко освещала женское лицо, с замечательной быстротой менявшее выражение, становящееся то елейным, то заносчивым, то вкрадчивым. Но в устремленном на экран ноутбука взгляде светилось одно лишь торжествующее злорадство. Ее пальцы проворно стучали по клавиатуре.

Женщина откинулась на спинку стула и залилась тихим смехом. Взяла со стола бокал с «Мартини» и сделала несколько жадных глотков.

— И что? — словно обращаясь к кому-то, спросила она. — Ведь все — правда! Чистая, сверкающая, как только что выпавшая роса. Эффект будет потрясающим!

Она вскочила со стула, нервно прошлась по большой полутемной комнате, подошла к окну и почти коснулась стекла лицом, вглядываясь в ночной мрак сада. Ветер шелестел листьями, они словно разговаривали друг с другом.

Губы женщины прошептали: «Листья… То, что надо! Так и назову роман — «Живые листья», поскольку все персонажи живы-здоровы!».

Телефонный звонок нарушил тишину дома. Женщина подбежала к журнальному столику, но прежде чем взять трубку, основательно откашлялась и низким грудным голосом лениво выдохнула: «Алло!»

В трубке помолчали, потом раздался недовольный голос:

— Слушай, Жаклин, чего дурака валяешь?! Ведь ждешь же моего звонка!

— Откуда я знаю, что это ты? — не спустила она резкости и тотчас выпалила нетерпеливо: — Ну, говори, что?!

— Да все!.. Даже больше, чем ты хотела!

— Откуда тебе знать, чего я хотела? — презрительно рассмеялась она.

— Короче, старику — конец!

— Да ну?! — присвистнула Жаклин.

— И чего ты к нему привязалась? Ведь он столько для тебя сделал!..

— Сделал для меня, а потом сделал меня! — охрипшим от неожиданных спазмов голосом просипела Жаклин.

— Да ладно!.. Кто за границу тебя вывез?!.. Кто деньги давал на все эти сногсшибательные шмотки?!.. Все Петруша!.. А ты его!.. — голос звонившей выразил брезгливость. — Хоть бы не с него начала!..

— Конечно!.. — от возмущения Жаклин едва не захлебнулась собственной слюной. — А он бы взял да и помер!.. Пиши тогда!..

Голос в телефонной трубке тяжело вздохнул.

— Противно с тобой говорить!..

— А мне с тобой — еще противнее!..

— Ничего, потерпишь, и трубку не бросишь!

— Захочу и брошу!

— Нет! — со злорадным металлом в голосе ответила звонившая. — Не бросишь! Пока все до конца не узнаешь!

— Угадала! — довольно хмыкнула Жаклин. — Рассказывай!

— Я с их домработницей час назад встретилась. Она просто сама не своя. Содом и Гоморра, говорит, в доме! Твой бывший за голову хватается, а старый требует револьвер, стреляться надумал.

— Значит, жив… не умер от потрясения!.. — не скрыла разочарования Жаклин. — Ладно!.. — вздохнула она в раздумье. — Еще немного потрясем!

— Оставь! Послушай меня хоть раз! Я всю жизнь под твою дудку проплясала, теперь наконец ума набралась!.. Оставь эту писанину! Добром она не кончится!..

— Не могу! — с ехидством в голосе ответила Жаклин. — Я контракт с журналом подписала! Так что обязана выполнять! Понятно, Марго?

— Вот-вот! Все выкручиваешься! И меня и себя окрестила какими-то обезьяньими именами, будто в цирке выступаем: «Весь вечер на арене Жаклин и Марго!»

— Не придирайся! Когда-то тебе нравилось!..

— Ладно, черт с этим! Прошу тебя, оставь свою писанину! Прикинься больной, хоть умирающей. Только больше — ни строчки!..

— Да чего ты так волнуешься? — искренне удивилась Жаклин. — Сегодня все пишут — и кому лень, и кому не лень… и ничего!

— Так ведь они хоть и пишут мерзости, но делают это как-то более деликатно, обходя неподобающие для печати события!.. А ты?!

— А я — в лоб! — развеселилась Жаклин. — Я — правду!

— Однобокая она у тебя получается! Только твоя личная точка зрения на давно минувшие события, о которых и вспоминать-то не стоит!

— А что ж мне, с их точки зрения смотреть? Если им не нравится, пусть ответят!

— И ответят! Дождешься!

— Ладно!.. Значит, полный аншлаг? — хихикая, уточнила Жаклин.

— Полный! Из редакции уже звонили! Тебя разыскивают! Ждут продолжения! Думают тираж увеличить! В нашем киоске было пятнадцать экземпляров. За полчаса ни одного не осталось!.. Уж очень ты круто взяла! Всех переплюнула! Твои предшественники по описанию подвигов ныне здравствующих лишь кусали их да грозили пальцем из-за кустов, а ты!.. Домработница рассказала, что когда старик прочел, как петушком перед членом ЦК и завотделом культуры ходил, так последние волосенки свои выдрал!..

— Поделом ему!.. И ведь все истинная правда, с какой стороны не посмотри! Он тогда «Золотого петушка» поставил! Успех критика по указке партии обеспечила грандиозный. Вот он и выказывал свою благодарность начальству. А ловко я подметила!.. — Жаклин прикрыла глаза и, не вникая больше в болтовню приятельницы, припомнила, что именно писала…

«Отмечали Первое мая на даче одного члена ЦК. Петр Арсентьевич весь лучился от осознания собственной значимости. Приглашенных было много, и все какие!.. А он только один спектакль успел поставить во вверенном ему театре! «Значит, начальство смотрит на меня как на способного обеспечивать нужное направление развития культуры в нашей стране!» — подумал он и приосанился.

Гуляли долго. Круг гостей постепенно редел. Остались самые сильные и самые приближенные. Петр Арсентьевич тоже хотел уйти, по-английски, но совершенно трезвый молодой человек в строгом костюме мягко остановил его на выходе и передал просьбу Самого — остаться! У Петруши круги радужные перед глазами от счастья пошли. «Не иначе, как что-нибудь грандиозное предложат или разрешат!.. Я еще свое имя золотыми буквами!..»

И тут Сам поманил его рукой. Петр Арсентьевич стелящейся походкой подлетел и остановился поблизости с любезно-вопрошающей миной на лице.

— Ну порадовал! — пыхтя, произнес Сам. — Понравился твой Петя-Петушок! И как это он там у тебя в последнем акте кукарекает! — расхохотался он, и тут же, выждав требуемую паузу, вступил хор приспешников.

Кто как умел: кто баском, кто тенорком, кто с подвизгиванием, кто глазки закатив, кто, наоборот, выпучив. Петр Арсентьевич выбрал для себя благородно-сдержанный смешок. С достоинством! Все-таки главный режиссер театра! А Сам заливался все пуще и пуще! Хор не отставал, с виртуозным мастерством выделяя соло хозяина и ни на одну восьмую не осмеливаясь перекрыть его, постепенно приходя в состояние услужливого экстаза.

— А ну-тка, Петюня! Порадуй почтенную публику! Изобрази, как это у тебя там… — широко разевая рот, высказался Сам.

Петр Арсентьевич несколько секунд продолжал с достоинством подхихикивать, не вникнув в суть произнесенных слов. Молодой человек в строгом костюме сделал ему знак рукой. Петр Арсентьевич непонимающе уставился на него. Тот раздраженно покачал головой и кивнул в сторону Самого!

— Ну давай, Петюня, изобрази петушка!..

— Я?! — Петр Арсентьевич от удивления развел руками, прямо как петух крыльями, что вызвало новый взрыв смеха.

Хмель, словно ведьма на метле, в одно мгновение вылетел из его головы. И он другими глазами взглянул на присутствующих.

Посредине, словно фотографироваться собрался, в широком кресле развалился красномордый Сам. Его белая рубашка, разошлась на огромном животе, потеряв пуговицы. Почтенным полукругом — кто на стульях, а кто прямо на полу — расположились остальные. Они, как теперь догадался Петр Арсентьевич, уже были приняты Самим в особый круг. И для каждого Сам лично выбирал «вступительное» задание. Справишься, понравишься — наш человек! Нет — живи и пеняй на себя!

«Неужели?! — растерянный взгляд Петра Арсентьевича скользил по лицам столпов общества. — И они так же, как и я?.. Не может быть! Тут что-то не то!» — и он решил схитрить, перевести все в шутку.

— Да у меня не получится! — как можно увереннее произнес он. — В спектакле молодой актер Петушка играет. Голос звонкий, темпераментный! Он вообще поразительно умеет всяких животных изображать! Вы бы видели, как он корову показывает!.. — нарочито увлекся Петр Арсентьевич, желая отвлечь и Самого. — «Пусть только захочет! А уж его прислужники в один миг этого актера разыщут и доставят! Вот пусть он и кукарекает!..»

Но брови на кумачовом лице нахмурились, а окружение Самого заволновалось, словно волны Черного моря в преддверии шторма.

— Не хочу корову! — рявкнул Сам. — Хочу Петушка, и немедленно!.. Давай!

Молодой человек в строгом костюме, все еще делавший руками непонятные Бахареву знаки, вдруг таким долгим взглядом посмотрел на него, что тот понял все в одно мгновение, словно ему объяснили: «Не исполнишь маленькую прихоть Самого — сам в ничто превратишься! Забудь о столичном театре! Забудь о карьере! В лучшем случае — второй режиссер во второстепенном городке какой-нибудь отдаленной области. А исполнишь!.. Что тут говорить!» Петр Арсентьевич окинул взглядом близкий круг Самого.

Его не принуждали, ему предлагали сделать выбор. Откажется, встанет в позу — все тут же позабудут о нем, отвернутся, словно и не было его вовсе. Сам новую шутку выдумает, или кто подскажет, или кто в подхалимском порыве лично выскочит на середину и петушком, и воробышком, и лошадью, да чем пожелаете!.. Зато уж у себя в кабинете!.. Лютый лев! Достоинство, осанка, речь неторопливая, голос негромкий, чтобы подчиненные, затаив дыхание, каждое слово ловили. Ведь о том, что он здесь выделывает, им-то неведомо!

«Может, и я буду так же сидеть рядом с Самим и опираться на ручку его кресла, как сейчас завотделом опирается. Ведь ему, наверное, тоже это право не просто так досталось!»

Эта мысль вихрем пронеслась в отрезвевшей голове Петра Арсентьевича.

— Да я что ж? — тушуясь, сказал он и бисерно рассмеялся. — Я-то — пожалуйста! Я просто хотел как лучше!.. — Он отчаянно замахал руками и издал к собственному удивлению звонкое, даже с залихватскими переливами: «Ку-ка-ре-ку!!!» Увидел довольную улыбку Самого и вошел в раж. Руками еще ловчее захлопал и пошел вкруг кресла с достоинством, словно по птичьему двору. Ножку выкидывает, шпорами цокает и заливается.

Сам даже с кресла сполз. Остальные — кто за живот схватился, кто слезы, кто лысину вспотевшую белыми платками вытирают.

Сам рукой поманил Петра Арсентьевича.

— Молодец! Куда твоему зеленому артисту!.. Тебе самому Петушка надо играть!..

«Господи! — взмолился Бахарев. — Только не это!.. Ну что же я буду за режиссер, который петухом на сцене кричит?!»

— А эта… — чмокнул губами Сам. — Шамаханская царица у тебя — хороша!.. Ох, хороша!.. Глазастая, фигуристая, ловкая!.. Я как-нибудь после спектакля ее на ужин приглашу!.. — засверкали его глаза.

Петр Арсентьевич что-то невнятно попытался объяснить, но Сам его жалких слов не расслышал.

Сникший Бахарев безо всякого интереса взглянул на народного артиста, вытанцовывавшего барыню с цветным платком на голове. Артист этот в основном играл роли руководящих работников, и оттого глупо повязанный на голову бабий платок делал его невероятно смешным. Он ловко дробил ногами, вертелся, подмигивал и визгливо вскрикивал «И-и-эх!»

Петр Арсентьевич напился до последней возможности и тоже развеселился. На следующее утро его доставили домой на машине с такими номерами… ох!..»

— Ну откуда, — словно проследив за мыслями подруги, допытывалась Марго, — откуда ты знаешь, о чем он тогда думал? Все это твои домыслы!

— Домыслы? — жестко усмехнулась Жаклин. — Да он мне все сам рассказал!

— Так я тебе и поверила!

— А и не надо!.. — вспыхнула Жаклин. — Память у тебя короткая! Вот напечатают продолжение…

— На память не жалуюсь! Все помню! — с непонятным ожесточением, словно угрожая кому-то, произнесла Марго.

— А как же ты могла забыть, что Шамаханскую царицу играла я?!.. Пусть!.. Пусть рвет последние волосы! Пусть револьвер требует! И застрелится! И сам, и сынок его подлый!.. — Она в сердцах швырнула трубку. Тяжело поднялась со стула, подошла к буфету, достала большую бутылку «Мартини», налила полстакана и до краев добавила водки.

За окном застучал дождь, деревья чуть слышно зашелестели молодой листвой. Жаклин жадно выпила свой коктейль. Сделала еще и села на подоконник.

«Черт!.. — не могла она успокоиться. — Ведь уже написала! Должно стереться, уничтожиться!.. Все!.. Все!.. Только пепел, как от сгоревших листьев. Передай мучительное воспоминание бумаге, и оно исчезнет из твоей памяти!.. Так нет же!.. Лезет!.. Бьется в висках: «Вспомни!.. Вспомни меня!..» И ведь не отстанет! Пока не отдашься ему, пока не измучит!.. Хуже наркотика эти воспоминания!.. Никакой возможности от них отвязаться!»

* * *

«Черноволосая бестия» — с тонким цинизмом вслед… «Лукавая прелестница!..» — походя, поигрывая взглядом… «Дивная!..» — и поцелуи кончиков пальцев… Вот что раздавалось со всех сторон, пока она шла в гримерную.

«Сразу после спектакля — похищаю!» — с корзиной цветов и на определенных правах — высокий, импозантный. В ответ — смех уверенной, знающей себе цену женщины. Голова чуть запрокинута, красная роза в пышных черных волосах, на обнаженных плечах — шелк платья, из разреза юбки — стройные ножки в чулках в сеточку.

Гримерная в цветах!.. Словно у примадонны!.. Все остальные по стенкам шепчутся, злятся, интригуют. Но за ее столик сесть не осмеливаются. Она первая среди молодых артисток театра оперетты — Евгения Рахманина!..

Ох и натворила же она дел в этом театре!..

В училище искусств, в экспериментальный класс артистов оперетты, Женя поступила в пятнадцать лет сразу после восьмого класса. В девятнадцать она уже была зачислена в штат театра. Роли — то маленькие, то крохотные, но не заметить ее на сцене было невозможно. Огненный, каскадный темперамент тут же привлек острое внимание завсегдатаев театра. Всерьез о ней заговорили после премьеры «Фиалки Монмартра».

Фиалку исполняла, конечно, не она. Однако режиссер, тоже обративший на нее внимание и как бы обязанный продвигать молодежь, решил дать ей маленькую, но настоящую роль — Мадлен, артистки парижского театра.

Свое трехминутное соло Женя превратила в событие. Она использовала каждую ноту, каждую паузу в партитуре Кальмана и с первых ошеломляющих кокетливой веселостью тактов вылетала на сцену, задорно размахивая широкой ярко-желтой юбкой. На миг останавливалась в игриво-провоцирующей позе, оголив ногу чуть выше колена. Чуть!.. В этом и была вся хитрость! Мужчины замирали, ожидая, что вот-вот сейчас еще… Но вместо этого шелк юбки падал, и свежий голос призывал всех веселиться, пить вино и увиваться за женщинами.

Увидев ее на премьере, режиссер опешил, он ничего такого ей не подсказывал. На репетициях она задорно отплясывала и пела с кокетством юной статистки. А тут — просто явление, достойное примадонны!

Отдыхавшей в гримерной примадонне тотчас доложили. Она презрительно изогнула бровь и продолжила пудриться. Но раздавшийся гром аплодисментов заставил ее вздрогнуть. На следующем спектакле она уже стояла за кулисами.

— Ну что им еще нужно? — небрежно обронила она своим клакерам, кипя внутри от негодования, что черт принес именно в ее театр эту действительно очаровательную и, несомненно, наделенную определенными способностями юную артисточку. — Увидели пару новых ножек, все достоинство которых только в том, что они — новые.

Слова примадонны немедленно разнеслись по театру, но стан ее поклонников заметно поредел. Закулисные Бони спешили сначала отдать дань восхищения юной свежей фиалке и лишь потом шли на поклон к увядающей, которой от спектакля к спектаклю все труднее было расправлять свои поблекшие лепестки. Примадонне все это очень не нравилось.

«Может, эта выскочка и не представляет никакой опасности, — размышляла в одну из бессонных ночей чаровница оперетты, — но лучше избавиться от проблемы в зародыше!» — решила она и так некстати после спектакля подхватила страшное воспаление легких.

Театр срочно снял с репертуара все звездные спектакли: «Королева чардаша», «Марица», «Фиалка Монмартра», «Принцесса цирка». Зритель должен был довольствоваться веселыми советскими опереттами: «Белая акация», «Бабий бунт», «Женихи», «Свадьба в Малиновке» и так далее.

Но тут, как назло, одному очень важному чиновнику — товарищу Грушину — захотелось расслабиться именно под музыку Кальмана, и он через своего секретаря передал директору театра, чтобы в субботу была «Королева чардаша». Несколько тщательно приглаженных волос на лысой голове директора взметнулись ввысь.

— Но… — осмелившись на непозволительное, пролепетал он секретарю, — наша очаровательная Сильва больна. Могу предложить на выбор что-нибудь из советской классики.

Секретарь не без основания выразил сомнение, что товарищ Грушин вряд ли согласится, но обещал доложить.

— Что значит — больна?! — чрезмерно удивился товарищ Грушин. — Что, в нашем советском театре всего одна Сильва?!

— В самом деле! Как вы тонко подметили!.. — восхищенно пролепетал секретарь, с ловкостью опереточного комика пятясь к двери.

— «Сильва»! — железным голосом произнес он и положил трубку.

Директор на согнутых ногах, хватаясь за сердце, помчался в зрительный зал, где шла репетиция.

— Ужас!.. Пропали!.. Катастрофа!.. — тяжело дыша, прокричал он в темноту и упал в кресло рядом с режиссером. — В субботу требуют «Королеву чардаша»!..

Режиссер непонимающе дернул плечом.

— Вы что, не сказали…

Директор не дал договорить. Злорадно хихикнув, сообщил:

— Ставят на вид, что в советском театре должна быть не только одна артистка, способная сыграть Сильву.

— Что они там понимают!.. — с презрением начал режиссер, но директор шепнул имя, и тот сразу примолк со страшным вопросом в глазах: «Что делать?»

— Замените Несравненную Котиковой!

— Будет провал! Грушину не понравится! Он не любит чересчур визгливых.

— Давайте Боровикову!

— Да вы что?! — Режиссер даже подскочил. — Она меня убьет!.. Я едва выпутался из злостной интриги, сплетенной кем-то в театре, что мы с Боровиковой…

— Но тогда что делать?! — вскричал директор и тоже вскочил. — До субботы пять дней!.. Может, Несравненную из больницы? — чуть слышно прошептал он.

Режиссер отчаянно замотал головой.

— Вчера был у нее. Еле говорит!..

— Это конец!.. Грушин не из тех, кто отступится!.. Считайте, что свое кресло я уже потерял! Отправят заведовать каким-нибудь завалящим клубом! А ведь я в душе — артист! До самозабвения люблю оперетту! — простонал директор.

Режиссер в знак искреннего сочувствия опустил голову и вдруг…

— Частица черта в нас заключена под час!.. — раздался свежий веселый голос.

Словно по команде директор и режиссер обернулись к сцене, на которой озорничала молодежь: Женя пела Сильву, а ее подружка Рита изображала очарованного Эдвина.

— Это знак свыше! — прошептал директор.

— Это безумие! — пробормотал режиссер.

— Но вы на него пойдете! — воскликнул директор.

— Эй!.. Как вас?.. Женя, кажется?! — включив микрофон, обратился к артистке режиссер.

Женя кивнула и подошла к рампе.

— Спуститесь сюда! — раздалось из темноты зала.

Девушка весело сбежала по ступенькам и предстала перед начальством.

— Вы знаете партию Сильвы? — несколько сурово начал режиссер.

— Да!

— Всю?

— До последнего вздоха! — улыбнулась Женя.

— Она молодец! Она смышленая! — похлопывая ее легонько по плечу, проговорил директор. — Она из выхода Мадлен обвал в зале устроила. Все только и говорят, что о… Как ваша фамилия… забыл что-то?..

— Рахманина! Евгения Рахманина! — выкрикнула Женя задорно.

— Прекрасно! — умильно всплеснул руками директор. — Великолепно! Для афиши лучше не придумаешь! Евгения Рахманина! Ну так я пойду распоряжусь… насчет афиш, — тронул он за рукав погрузившегося в тягостное раздумье режиссера и потихоньку, чуть ли не на цыпочках, удалился.

Несколько минут царило глубокое молчание. Удивленная Женя хлопала длинными ресницами и ждала позволения вернуться на сцену.

Но режиссер решился:

— В субботу вы будете петь Сильву! — произнес он, ожидая испуга на хорошеньком личике и страстного шепота: «Я боюсь!» Но вместо этого артистка чуть не бросилась ему на шею, дико закричав, запрыгав и захлопав в ладони.

— Вот здорово!..

— Да вы уверены, что справитесь? — опешил он.

— Еще бы! — сверкнули черные глаза. — Еще бы!

— Ну, тогда… — растерянно пробормотал режиссер. — Репетиция отменяется! — обратился он к артистам на сцене и, опустившись в кресло, сказал помощнику: — Срочно вызовите основной состав «Королевы чардаша»!

Удивленный помощник помчался выполнять указание.

Сначала было непомерное удивление, затем смешки, что, мол, это какой-то розыгрыш. Эдвин, красивый, утомленный восхищением премьер, был уверен, что их вызвали для репетиции шутливого поздравления по случаю очередного юбилея какого-нибудь актера. Или, может быть, театра, с которым у примадонны натянутые отношения — поэтому в отместку вместо себя она и выставила девчонку из хора.

Он приветливо махнул рукой появившемуся на сцене режиссеру, но выражение лица последнего не оставляло никаких сомнений, что все очень серьезно. Режиссер в двух словах объяснил ситуацию. И хотя она была понята, все равно премьер озвучил общую мысль так: «Представить вместо примадонны какую-то, пардон, Женьку!.. Смешно и, самое главное, безрассудно!»

В порыве благородного негодования премьер собрался было, картинно пожав плечами, уйти, но… взгляд Женьки неожиданно остановил его. Темный, насмешливо-нежный, он заинтересовал уставшего от поклонения артиста.

— Что ж, послушаем! — садясь на венский стул, предложил он.

Актер, исполнявший роль Бони, охотно поддержал его, с удовольствием рассматривая в реквизиторский монокль стройный стан молоденькой Сильвы.

— Послушаем! — хлопнул в ладони режиссер.

Первые такты знаменитого выхода Королевы чардаша мурашками пробежали по телу оробевшей Евгении. Но она заставила себя гордо вскинуть голову и сильным голосом с красивыми и четкими верхами начала томно-страстную арию. А когда дошло до танца, то Бони едва усидел на месте, чтобы не присоединиться. Такого батмана у Сильвы не было со дня основания театра.

Женька увлекла всех. Даже обычно засыпавший премьер вдруг ожил.

Пять репетиций и в субботу… «Либо полный провал…» — шептал, потерявший голос от переживаний режиссер. «Либо триумф!» — подхватывал смотревший теперь с большим оптимизмом на эту рискованную затею премьер.

Товарищ Грушин прибыл в отличном расположении духа. Ему понравилось, что его пожелание было воспринято руководством театра должным образом. Он приехал с друзьями и сопровождающими лицами.

Сторонники примадонны готовились чуть ли не освистать наглую выскочку. Враги, наоборот, потирали руки, надеясь, что Рахманина здорово щелкнет «суперстар» по носу. Они все были в восторге от Мадлен из «Фиалки Монмартра».

— Но там — три минуты!.. А здесь — три акта! — высказывали сомнения одни.

— Вот и хорошо, — говорили другие, — будет где развернуться нашей маленькой чаровнице.

Режиссер и директор, бледные, словно обсыпанные пудрой, появились в правительственной ложе.

Грушин просмотрел программку.

— Рахманина?! Гм!.. Не знаю!..

«Когда узнаете, будет поздно! — ощущая всем своим телом разбор на ковре, печально подумал директор. — Ох, скорее бы все это закончилось!» — еле слышно молил он.

Но пока все только начиналось. Музыканты блестяще сыграли увертюру. Занавес раздвинулся, и на сцене предстало венское варьете. Реплики актеров, шутки Бони, аплодисменты и ожидание… тягостное, угнетающее… ожидание провала. Режиссер заглянул в гримерную Евгении и остолбенел. Она преспокойно натягивала чулки в сеточку и напевала себе под нос веселые куплеты Бони.

— Что вы делаете?! — воскликнул он в подлинном ужасе. — Вы вот сейчас это и запоете вместо своей арии!

Женька заливисто рассмеялась и ободряюще подмигнула несчастному. Она шла на сцену с легкомыслием приговоренного к смерти, которому друзья в последнюю минуту успели сообщить, что казнь будет заменена помилованием.

Золотистый луч прожектора, медленно поднимаясь снизу вверх, осветил тонкий силуэт Сильвы. Тягучая, страстная мелодия, взрывающаяся к середине и знаменитые, зажигающие, провоцирующие слова: «Коварный женский взгляд в душе рождает ад!» От Евгении исходило какое-то адское электричество.

Спектакль ожил! В глазах Эдвина заиграла нешуточная страсть. Даже тарелки в оркестре зазвучали громче и озорнее.

Важный чиновник товарищ Грушин в такт музыке постукивал пальцами по малиновому бархату обивки ложи и после спектакля пожелал лично выразить свое удовольствие дебютантке.

Директор, опережая его на несколько шагов, летел по коридору, наводя порядок. Чиновник пожал руку Эдвину и сказал, что тому удалось найти новые краски в образе. Директор, воспользовавшись паузой, влетел в гримерную к Евгении, которая полулежала в кресле и хохотала, хохотала до слез, прижимая к груди огромный букет.

— Э!.. Евгения… Сейчас к вам зайдет сам товарищ Грушин!..

— Да хоть Арбузов! Мне-то что?..

— Э!.. Не скажите!.. Ваша карьера во многом зависит от него! Так что встаньте, поправьте грим! Примите с должной благодарностью визит такого человека!

Новый взрыв нервного смеха был ответом директору. Она бы и сама хотела остановиться, но не могла!.. Успех, достигнутый на грани провала!.. Капризным жестом Евгения откинула букет. Она еще была Королевой чардаша.

Товарищ Грушин возник в небольшом дверном проеме. Директор вжался в стену и попытался просочиться в коридор.

— Очаровательно! — с улыбкой сказал товарищ Грушин. — Очаровательно!.. Надо, надо открывать новые таланты и давать им дорогу, — оглянулся он в поисках директора.

— Да!.. Да!.. — хрипло подтвердил застрявший в дверях директор. — Ваше указание… пожелание… нам, так сказать, указало правильное направление. Наша молодежь талантлива!.. Будем продолжать!

В эту минуту в гримерной появилась огромная корзина пурпурных роз. Евгения даже не увидела за нею дарителя, только взгляд больших карих глаз одарил ее восхищением.

Товарищ Грушин добродушно рассмеялся.

— Молодежь! — и похлопал по плечу принесшего цветы.

Тот опустил корзину перед Евгенией и поспешно отошел за спину товарища Грушина.

Театр не мог прийти в себя: «У нее был сам Грушин!» «Вы слышали? Видели? Грушин заходил к ней!» «Что будет, когда явится наша примадонна? Скандал!..»

Уже на следующее утро, торопясь и сбиваясь с мыслей, приспешники сообщили осунувшейся от болезни примадонне, что на ее место покушаются, и весьма серьезно! Но ей было не до интриг, она мечтала только об одном — выздороветь.

Второе представление «Королевы чардаша» не смогло вместить всех желающих. Москва была переполнена слухами о необыкновенной молодой артистке.

— Боже!.. Сколько цветов! — в восхищенном ужасе прижала руки в черных перчатках к своему свеженькому розовому лицу Евгения, войдя в гримерную. Она даже растерялась на минуту. Но только на минуту, на большее времени не хватило — в гримерную ворвался директор и проворно закрыл за собой дверь.

— Евгения! Театр разнесут!.. — его слова заглушил топот ног.

Разбуженные страсти подлинных поклонников оперетты вырвались наружу. Мужчины стремились увидеть нового кумира, немедленно выразить свое восхищение.

Дверь отлетела вместе с уцепившимся за нее директором.

— Ей-богу! Я распорядился! — оправдывался он перед невидимым, но, по его глубокому убеждению, постоянно присутствующим начальством. — Поставил всех швейцаров и билетеров. Даже трех пожарников. Двух своих, третьего из музыкального театра выпросил. Но всех смяли!..

— Волшебница!.. Что вы сделали?!.. Вы настоящая Сильва! Единственная и неповторимая!

Они бросались к ней, но, не доходя нескольких сантиметров, склоняли головы перед слегка испуганной Евгенией, прижавшейся к гримерному столику, и позволяли себе лишь коснуться губами ее руки.

В нестройной толпе вновь промелькнули и исчезли большие карие глаза. Но когда все закончилось, и Евгения вместе с мамой рассматривали, нюхали и восхищались цветами, она сразу заметила корзину пурпурных роз.

«Не иначе как от кареглазого!»

Третье представление… А вот третьего представления не было!.. Евгения на крыльях летела на репетицию. Она кое-что придумала, такое, что публика завизжит от восторга… Внезапно она как вкопанная остановилась перед первой же афишной тумбой.

Яркая афиша «Королевы чардаша» была уродливо заклеена наискосок широкой желтой лентой с написанными на ней черными буквами словами: «Спектакль отменяется в связи с болезнью артистки Рахманиной».

Всем купившим билеты предлагалось посмотреть «Белую акацию».

Простодушная Евгения не поняла, что это интрига. Удивленная, но не обескураженная, она поспешила в театр выяснить причину нелепой оплошности расклейщиков афиш.

Режиссера она нашла подавленным.

— Так надо! — глядя мимо нее, произнес он.

— Но это неправда! — наивно возмутилась Евгения. — Я ведь не больна!

— Так надо!.. — махнул он рукой, словно отгонял от себя навязчивую мошку.

— Кому?! — нахмурила брови девушка.

— Театру! — язвительно осклабившись, объяснил режиссер.

— Я ничего не понимаю! — с размаху села в кресло Евгения.

Режиссер понял — она не уйдет, позвонил директору и попросил зайти.

— Милая Женечка! — мягко, чуть ли не с порога, начал тот. — Вы спасли театр, и он вам в нашем лице этого никогда не забудет. Скоро начнем постановку новой оперетты. В главной роли — вы!

— А как же Сильва?

— Но моя дорогая, это ведь не ваша роль! Ее дивно играла и будет играть наша несравненная примадонна.

— Когда выздоровеет! А пока…

— А пока будет «Белая акация»! — закончил сантименты директор.

Премьер оказался человечнее. Обняв Женю за плечи, он пояснил:

— Нашей примадонне все донесли! Твой бешеный успех в два счета поднял ее с кровати. Через неделю она уже будет в театре. — Он вздохнул. — Ты славная девушка и способная актриса. Хочу дать тебе совет: поищи вакансию в каком-нибудь другом театре. Могу даже составить протекцию.

— Но я не хочу уходить из нашего театра! Я обожаю оперетту!

Премьер поморщился от слишком явного простодушия.

— Милая, наша примадонша есть не будет, спать с режиссером не будет, пока тебя не выживет из театра. Пойми это и тихо уйди с достоинством. Ты сейчас на гребне. Тебя возьмут!..

— Нет! — отчеканила Евгения. — Я буду бороться! Я к Грушину пойду!

— Ну если так! — развел руками премьер, впадая в привычную спячку раз и навсегда отрепетированной роли, вспомнив, что на следующем спектакле перед ним вновь будут усталые глаза примадонны вместо чертовских огоньков Евгении. — А впрочем!.. — неожиданно для себя очнулся он. — Попробуй! Пойди к Грушину. Чем черт не шутит!..

Черт и в самом деле пошутил!.. Когда Евгения, открыв тяжелую дверь высокого ведомства, обратилась в бюро пропусков с просьбой об аудиенции у товарища Грушина, ей ответили, что вчера товарищ Грушин был в срочном порядке отправлен на пенсию.

_____

ГЛАВА 2

С выздоровлением примадонны положение Евгении резко изменилось. Вместо продвижения ее стали убирать назад. Отняли даже трехминутную роль Мадлен из «Фиалки Монмартра».

— Подальше ее, в хор! Там ей место! — нервно визжала примадонна.

И поклонники куда-то исчезли. И соседки по гримерной стали нагло занимать ее столик. Евгения растерялась. Но на сцене, пока еще в первой линии хора, она блистала по-прежнему.

Дождливым осенним вечером в гримерной вдруг появилась корзина пурпурных роз.

«Вот он, самый верный поклонник! — грустно улыбнулась Евгения. — И как я в метро поеду с такой корзиной?..»

В дверь постучали, и на пороге возник высокий молодой мужчина с большими темно-карими глазами.

Девушки опешили.

— Игорь Бахарев!.. — легким эхом пронеслось по гримерке.

Евгения с интересом посмотрела на молодого артиста, сына очень известного театрального режиссера.

— Разрешите вас проводить? — обратился он к ней.

— С удовольствием! — ответила она.

«А классно ехать в «Волге» одной на заднем сиденье!..» — улыбаясь, думала Евгения.

— Ой, и не знаю, как вы к дому проедете! Вчера все перекопали! — вдруг вспомнила она.

— В самом деле! — притормозил он перед «кирпичом», криво навешенном на хлипкое ограждение.

Дождь гулко стучал по крыше.

— Послушайте, Женя! — повернувшись к ней, словно на что-то решившись, сказал Игорь. — Ваше положение в театре сейчас незавидное, а дальше будет еще хуже. Я хорошо знаю примадоншу, она не успокоится, пока не выживет вас.

— Ну, это мы еще посмотрим! — задорно отозвалась Евгения.

— Да тут и смотреть нечего! — вздохнул Игорь. — Может, вы слышали, что и у моего отца в театре неприятности? — спросил он.

— Так, кое-что!.. Пьесу он какую-то поставил…

— А его за это сняли с поста главного режиссера!

— Да ну?! — чуть не присвистнула от удивления Женя. — Не может быть!..

— И вы знаете, он бороться не будет! Бесполезно!.. Просто нужно выждать время и в удобный момент, который непременно наступит, оказаться в нужном месте!

— А что же он будет делать в ожидании этого момента? — с легким презрением поинтересовалась Евгения.

Игорь понял ее насмешку.

— Не на печи лежать! — ответил он. — Несмотря на нынешнее положение отца, у него еще остались настоящие друзья. Ему предложили, учитывая его опыт, возглавить московский мюзик-холл! Вернее, даже создать! «Отбросить устаревшее, оставить лучшее, найти новое!» — так было сформулировано одним важным чиновником при личной беседе с ним. Они там, — Игорь поднял палец, указывая вверх, — задумали сразить мир советским мюзик-холлом. Дали полгода на все, а потом гастроли! Здорово, правда?!

— Здорово! — согласилась Евгения.

Дождь продолжал бить по крыше. Игорь включил радио. Возникшее молчание Евгения прервала тяжелым вздохом.

— Сколько не сиди, а выходить придется! У вас случайно нет зонтика?

— Зонтика? — удивился Игорь, словно ожидал услышать от нее что-то другое. — Подождите! Какой зонтик?! Я же не сказал вам главного! Вместе с Грушиным на вашем первом спектакле был и мой отец. Вы очень ему понравились. Он тогда мне сказал: «Вот такую бы нам солистку!.. Очаровательный чертенок!»

Евгения рассмеялась.

— Нет! Это очень серьезно! Я вчера спросил его, как он смотрит на то, чтобы пригласить вас в мюзик-холл? Он ответил, что был бы рад, и поручил мне выполнить эту приятную миссию! — Игорь вглядывался в лицо Евгении, слегка освещенное уличным фонарем.

— Меня?.. В мюзик-холл?! — удивленно воскликнула она. — Это, конечно, интересное предложение. Но я люблю оперетту!.. Нет, что вы!.. — Евгения растерялась. Она понимала, что отказываться от предложения известного режиссера Петра Бахарева — безрассудство. Но именно оно и было основной чертой ее характера. — Нет! — твердо заявила она. — Я останусь в театре!

— Послушайте, Женя! — попытался ей объяснить ситуацию Игорь. — Вас дальше хористки не пустят!

— Еще посмотрим!

— О, господи! Ну зачем? Зачем? Объясните мне!

Зачем тратить золотые годы молодости на склоку со старой примадонной? И вообще, ваша оперетта уже вся пропахла нафталином! А мюзик-холл — это синтетический жанр! Он соединяет в себе все, от оперы до балета. Вы будете петь вашу Сильву. Вы будете танцевать канкан и танго. Это такой простор!.. Сколько вам лет? — с жаром воскликнул Игорь.

— Двадцать!

— А мне двадцать три. Но я вырос в артистической семье и не только слышал, но знаю, что такое театральные интриги! Не ввязывайтесь в борьбу с вашей примадоншей. За ней стоят очень высокопоставленные особы. Возьмите пример с моего отца!

Евгения нерешительно пожала плечами, а на следующий день подала заявление об уходе из театра.

— Жаль!.. — тихо промолвила ее единственная театральная подруга, хористка Рита. — Но я о себе!.. — Заметив горькое выражение на лице Евгении, торопливо добавила она. — А ты правильно сделала!.. Что тут сидеть?! Гастроли в этом году будут в Саратове и Ростове-на-Дону. Тоска! Хоть бы в Кисловодске!.. Водички бы попила!

— Да ты что, старуха?! На водичку потянуло! — расхохоталась Евгения.

Подруги обнялись и уже смеялись вместе.

— Представляешь! — глаза Риты засверкали, словно праздничная иллюминация. — Париж увидишь! Чего только не увидишь! Выступать будешь!.. Ой, мне кажется, я бы такого счастья не выдержала! Не перенесла!.. Сердце бы лопнуло!.. — Подхватив Евгению, закружилась с ней по коридору. — Париж!.. Это же!.. — найти определения Рита не смогла.

— Сначала, как говорит Игорь, мы обкатаем программу в Ленинграде и в Москве, потом в Варшаве и Будапеште. А уже от тех гастролей будет зависеть заключение контрактов.

— Ой, Петр Бахарев!.. — восторженно воздев глаза, воскликнула Рита. — Он же невероятно талантлив. Он такой мюзик-холл устроит, что публика будет визжать! Кстати, а как тебе Игорь? — лукаво повела она глазами.

— Нравится! — рассмеялась Евгения.

— Нравится! — буркнула Рита. — Я бы на твоем месте так просто бы влюбилась. Красавец! И вообще, семья Бахаревых — это же… — она просто захлебнулась от восторга.

— Ну и что, семья Бахаревых? — заливисто поддразнила ее Евгения.

— Элита нашей страны! — красиво ввернула подруга.

* * *

Работа оказалась невероятно тяжелой. До изнурения, до головокружения от усталости. Бахарев был безжалостен. Ни одной нотки вполголоса, ни одного батмана в полноги. Игорь был помощником режиссера. Он лично поставил Евгении несколько номеров. Петр Бахарев просмотрел, сделал меткие замечания.

— Неплохо! — бросил он тяжело дышащей Евгении. — Отдохни минут пятнадцать и с новыми силами, с учетом замечаний.

— Петр Арсентьевич, — взмолилась обычно беспрекословная Женя. — Я сегодня больше не могу!

Петр Арсентьевич странно приподнял правую бровь, что выражало у него крайнее удивление.

— Что значит «не могу»? Тебя как зовут?

— Евгения! — допытавшись сгладить резкость отца, подсказал Игорь.

— Нет, я хочу услышать от нее! — громовым, властным голосом повторил Петр Арсентьевич.

Девушка набрала воздух и звонко выкрикнула со сцены в зал:

— Евгения!

— Вот именно!.. Ева и гений! Редкостное сочетание! Единственное женское имя, объединившее в себе два взаимоисключающих понятия: женственность и гениальность! Поэтому фраза «не могу» для тебя недопустима! «Зовись иначе как-нибудь!..» Матреной, Феклой, тогда — не моги! Понятно?

Евгения кивнула и через пятнадцать минут пела и делала батманы не ниже ста восьмидесяти градусов.

— Жемчужина! Слышишь, Игорь, ты нашел жемчужину! — слегка подтолкнул Петр Арсентьевич сына. — С ней нам и Париж будет по плечу. О, я им всем покажу, что Бахарев даже из мюзик-холла может сделать бриллиант, о котором напишут во всех газетах мира. Они думали напакостить, добившись моего увольнения из театра, а выйдет с точностью наоборот! Обо мне знали только в нашей стране, а теперь узнают во всем мире! Мы и в Рио-де-Жанейро поедем!

Петр Арсентьевич продолжал делиться мечтами с сыном, но тот не мог отвести очарованного взгляда от жемчужины по имени Женя.

— Женя! Женечка! — кричал, нагоняя ее в коридоре. — Ты сегодня вечером свободна?

Евгения даже рассмеялась в ответ на такой нелепый вопрос.

— Конечно, свободна, и мечтаю поскорее добраться домой и лечь спать!

— А я… — пушистые ресницы Игоря дрогнули, — хотел тебя пригласить поужинать в ресторане.

Евгения настолько устала, что потеряла свою обычную кокетливость и стремление очаровывать всех. Она секунду подумала и сказала:

— Поужинать — хорошо!.. А то пока до дому доеду!.. — взглянула на Игоря и вмиг собралась. Спину выгнула, что монмартрская кошечка! — С удовольствием, Игорек! — уже ослепляя черными глазами, кокетливо бросила она и скрылась в гримерной.

Гастроли, как и предсказывал Петр Арсентьевич, начались с триумфа в Ленинграде. Затем Москва восторженно аплодировала первой звезде советского мюзик-холла Евгении Рахманиной. После выступлений в Варшаве и Будапеште последовали гастроли в Париже, Мадриде, Праге, Мехико.

В Париже Игорь сказал отцу, что хочет сделать Евгении предложение стать его женой. Отец, от которого Игорь ожидал тут же услышать согласие, задумался и попросил несколько дней на размышление.

— Папа! — возмутился Игорь. — Я ведь не тебе делаю предложение. Чего тебе-то думать?!

— Предложение ты делаешь не мне, но введешь ее в нашу семью!

— А разве она тебе не нравится? Ты же сам называешь ее жемчужиной!

— Жемчужина хороша в мюзик-холле, а в доме хороша жена! Поверь моему опыту!

— Но я люблю ее!..

— Это заметно!

— Нет, ты мне объясни, о чем ты собираешься думать?! — не отставал от отца Игорь.

Бахарев-старший помолчал и все же решился поделиться своими сомнениями.

— Понимаешь, Игорек, она, без обиды будет сказано, не нашего круга!

— Господи, какое это в наше время имеет значение?! — с комсомольским жаром воскликнул Игорь.

— Это, — веско произнес Петр Арсентьевич, — имеет значение во все времена! Кто у нее родители?

— Ну… отца у нее нет, умер. Женя говорила, что он сильно выпивал и однажды упал со стропил при строительстве дома. Он был рабочим.

— Вот! — многозначительно изрек Бахарев-старший.

— Мама… — неуверенно продолжал Игорь. — Мама… на каком-то заводе работает… то ли формовщицей, то ли кладовщицей…

— Вот и представь, о чем мы с твоей матерью или с Людмилой Савельевной будем разговаривать то ли с формовщицей, то ли с кладовщицей. Представь на минуту ее в нашей гостиной, где со стен смотрят портреты представителей дворянско-артистической элиты! А если пойти дальше и представить твоих и ее предков, то получится, что ты хочешь жениться на своей же крепостной девке!

— Папа! Да ты что? — огромные глаза Игоря достигли неимоверных размеров. — Что ты, коммунист, говоришь?!

— А ты не понимаешь? — очень серьезно глядя на него, спросил Петр Арсентьевич. — Ты — мой старший сын! И у меня нет никаких сомнений в этом! Потом я буду стареть, а жены мои будут молодеть, здесь уж все мы, Бахаревы, в пращура Ивана Михайловича,блиставшего при дворе самой Екатерины Великой. Ну так вот, кто их знает, от кого мне преподнесут мои будущие жены сыновей, а ты — кровь моя!

— Папа, у меня просто голова кругом! Ты что, уже хочешь и с Людмилой Савельевной расстаться? Если не ошибаюсь, после мамы она у тебя уже третья…

Петр Арсентьевич недовольно отмахнулся.

— Что мы сейчас считать будем? Разговор-то о тебе! Хотя, можно и посчитать и вспомнить! Все они, мои бывшие жены, были из моего круга, ни одной со стороны, так сказать, из рабочей слободки. Все женщины интеллигентные, образованные, утонченные, кто более, кто менее…

— Папа, но сейчас это не имеет значения! Ты же видишь, Женя такая восприимчивая, она легко войдет в наш круг.

— Нет, тут надо подумать!..

Петр Арсентьевич думал почти все парижские гастроли. Игорь худел и бледнел.

— Не знаю, что и сказать! Вижу, что запала она тебе в душу. Ну что ж, разойтись всегда можно! Ладно, сынок, женись!.. В конце концов, даже граф Шереметев снизошел до мезальянса…

Петр Арсентьевич баловал свою юную невестку. Еще в Париже, когда только объявили о помолвке, он выдал ей внушительную сумму на наряды.

— Только, Евгения, поскромнее выбирай! Элегантная вещь не кричит о себе, а ненавязчиво привлекает. А еще лучше, попрошу-ка я нашу костюмершу, Марию Леопольдовну, сопроводить тебя и помочь советом!

Как верно сказал Игорь, Евгения тонко подмечала малейшие внешние нюансы. Когда они собирались на банкет по случаю окончания парижских гастролей, Петр Арсентьевич и Игорь узнали ее не сразу. Спустившаяся в вестибюль отеля молодая женщина с красивой прической, в жемчужно-сером платье, тотчас привлекла их внимание. Она слегка замешкалась, озадаченная их недоуменными лицами, потом улыбнулась и подошла.

Первым очнулся Игорь.

— Женя!.. — почти вскрикнул он.

— В самом деле! — развел руками Петр Арсентьевич.

— Вы, что, не узнали меня?

— Как узнать, настоящая парижанка! Вы позволите, мадемуазель, — с добродушной усмешкой предложил свою руку Петр Арсентьевич.

— Буду польщена, мсье! — в тон ему ответила Евгения.

Петр Арсентьевич пошел с ней к выходу, но не удержался и, оглянувшись назад, показал глазами следовавшему за ними Игорю: «Экстра-класс!» Игорь светился от радости.

Евгения умела преподнести себя. С ловкостью актрисы она легко копировала манеру поведения утонченных француженок, но в душе, конечно же, оставалась девчонкой с московской окраины.

Париж сделал с Евгенией то же, что и со всеми — покорил ее! Не верьте, если кто-то говорит, что Париж ему не понравился — он либо лжет, либо пытается оригинальничать. Во время гастролей Женя переименовала себя в Жаклин, а Игоря — в Гаррика. Хотела и Петра Арсентьевича превратить в Пьера, но тот решительно воспротивился.

Вернувшись в Москву, отпраздновали свадьбу. Пригласили только нужных и уважаемых людей. Из ненужных была одна Рита, которую Евгения перекрестила в Марго. Тогда казалось — шутка, побалуются и забудут. Но прошли годы, а шутка прижилась.

— Слушай, Же… — под требовательным взглядом подруги новоявленная Марго съеживалась и прилежно произносила: — Жаклин! Ведь это просто с ума сойти! Ты — жена самого Бахарева!

— Фамилию я оставила свою! Она уже слишком известна, чтобы ее менять! — хвастаясь перед подругой, заявила Жаклин.

— Да, конечно! И потом, твоя фамилия очень звучная! Жаклин Рахманина! Красиво!

— Вот и я говорю Гаррику, а он канючит: «Как же так, я — Бахарев, ты — Рахманина?» Но Петруша все поставил на свои места. Он сказал, когда муж и жена работают вместе им лучше иметь разные фамилии.

— А где вы будете жить? — торопливо интересовалась Марго, пока они поправляли макияж в дамской комнате.

— Сначала думали — у матери Гаррика, но Петруша предложил у них с Людмилой Савельевной. Пять комнат, куда им!

Марго обхватила лицо ладонями.

— Господи! — в каком-то священном ужасе пробормотала она. — Пять комнат на четверых!.. А нас шестеро в двух!

Жаклин вертелась перед зеркалом, взбивая воланы парижского платья.

Марго чуть отошла в сторону и загляделась на подругу восхищенно-печальным взглядом.

— А я во втором составе репетирую роль жены посланника из «Веселой вдовы», — словно защищаясь от чужого великолепия, пробормотала она.

— Что? — красиво повернувшись, бросила Жаклин. — «Веселая вдова»? Оперетта? От нее несет нафталином! Вот мюзик-холл — это жизнь! Нерв!..

— А ты… мне… — неловко оправляя свое шикарное платье, подаренное ей Жаклин, неуверенно начала Марго и закончила скороговоркой: — Меня бы нельзя тоже в мюзик-холл?!

Но вместо ответа прозвучал лишь скрип закрываемой двери, за которую выскочила Жаклин — ее позвал жених.

Потом были Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес…

В краткие промежутки между гастролями молодые поселялись в старинных бахаревских апартаментах. Опасения Петра Арсентьевича по поводу невестки из другого круга не оправдывались. Основную роль в этом сыграло то, что Жаклин не сталкивалась с Людмилой Савельевной на кухне возле плиты, так как всю работу выполняла домработница. Людмила Савельевна осуществляла лишь руководство, а Жаклин было все равно. Ее новая жизнь не оставляла ей времени на домашние будни. Их с Гарриком приглашали повсюду: премьеры, выставки, театральные капустники, юбилеи. В престижном «Голубом Огоньке» Жаклин блеснула, исполнив знаменитую «Карамболину». После этого «Огонька» до нее дошли слухи, что примадоншу с трудом вывели из глубокой депрессии.

Однажды, в редкие часы пребывания Жаклин дома, раздался телефонный звонок. Она подняла трубку и услышала взволнованный женский голос:

— Здравствуйте, я журналистка, меня зовут Илона Стефанова. Могу ли я поговорить с Жаклин Рахманиной?

— Слушаю!

— Ой! Это вы! Как я рада! Я работаю в журнале «Театральная Москва» и очень хотела бы написать о вас статью!

— Обо мне? — чуть было не выдала своего удивления Жаклин. — «Черт возьми! Конечно! — мысленно воскликнула она. — Давно пора!» — Пишите! — благосклонно выразила согласие.

— А когда мы с вами можем встретиться?

— О!.. — уже войдя в роль звезды, задумчиво протянула Жаклин. — Даже не знаю!..

— Умоляю! Всего каких-нибудь полчасика!..

— Одну минуту, я посмотрю свою записную книжку! — сказала она, хотя отлично знала, что всю неделю у нее совершенно свободна первая половина дня.

— Послезавтра в двенадцать, устроит?!

— Спасибо! — обрадовано воскликнула журналистка.

Жаклин с густой длинной челкой, с сильно накрашенными ресницами и перламутровой помадой на губах приподнялась с кушетки, когда домработница ввела в ее комнату совсем молоденькую журналистку. Девушка замерла, с нескрываемым восторгом глядя на Жаклин в коротких, до середины икры, узких сиреневых брюках и расшитой жемчужинками блузке.

— Здравствуйте! — спохватилась она. — Меня зовут Илона!

Они на удивление быстро разговорились. Жаклин, конечно, приготовилась пофорсить перед журналисткой, но у той, несомненно, оказался дар мгновенно располагать человека к себе. Когда были заданы все вопросы и получены ответы, отобраны самые эффектные фотографии, только тогда Илона призналась, что она еще не журналистка, а всего лишь студентка второго курса. И что она упросила главного редактора напечатать материал, если ей удастся взять интервью у Рахманиной.

Жаклин пожала плечами.

— Какое имеет значение, сколько тебе лет, главное, чтобы то, что ты делаешь, было талантливо, — к месту ввернула она одну из фраз Петра Арсентьевича.

— Боже, какая ты милая! — восторженно сверкая глазами, воскликнула Илона. — Как только напишу, обязательно принесу тебе прочесть! — задержавшись в дверях, уведомила она свою первую знаменитость, с которой уже успела перейти на «ты».

Три дня спустя раздался звонок.

— Жаклин, у меня все готово!

— Приходи!

Когда Жаклин сама открыла дверь, ввиду отсутствия домработницы, то увидела Илону с какой-то девушкой.

— Жаклин! — горячо приступила юная журналистка. — Это Лера, моя подруга, учится в Литинституте. Если ты не против, можно она войдет?

Жаклин пожала плечами.

— Проходите!

— Понимаешь, она умолила взять ее с собой, когда узнала, что я иду к тебе!

Лера перешагнула порог квартиры с каким-то благоговением.

— Боже! — прошептала она, проходя мимо гостиной. — Не могу поверить!.. — вздохнув, она села на диван в комнате Жаклин и принялась разглядывать все вокруг. — Я! В доме Бахаревых!..

Жаклин хотела сказать: «Ну и что?» Но ей не удалось.

Умело построенный поток красивых фраз чуть не вынес ее из комнаты. Она узнала, что, оказывается, живет в храме искусства рядом с самим столпом русской культуры.

— Бахаревы! Это же наше достояние!.. — закончила Лера вдохновенную речь и, не переведя дыхания, патетично воскликнула: — Как вы, должно быть, счастливы, как благодарны судьбе, что попали в такую семью!..

Тут Жаклин вспомнились и слова подруги Марго, тоже о семье.

«Ого! Вот оно что! А я и не задумывалась! Мне-то, что Бахаревы, что Ухаревы, что Сидоровы!.. А оно вот какой поворот имеет! Бахаревы!.. Ничего! Я и Рахманину в ряд поставлю!»

Пришла домработница и подала кофе. Лера ахала и восторгалась каждой чашкой, блюдцем, утверждая, что это настоящий саксонский фарфор.

Так у Жаклин неожиданно появились две подруги. Вернее, ей-то особенно некогда было дружить, но Илона и Лера просто обожали Жаклин и не могли обойтись без нее и двух дней.

Мюзик-холл уехал в Вену на гастроли, неожиданно оказавшиеся последними.

Вернувшись в Москву, Петр Арсентьевич был все время чем-то озабочен, подолгу шептался с Людмилой Савельевной, постоянно говорил с кем-то по телефону и, наконец, объявил сыну и невестке, что его назначили главным режиссером известного драматического театра.

— Не может быть! Папа! Вот это да! — подскочил со стула Гаррик и, чуть ли не подпрыгивая, обежал вокруг стола. — Да это же… все!.. Теперь ты сможешь такое!..

Жаклин, не очень понимая, чему радуется муж, с тревогой поглядывала на свекра.

«Чего это он удумал? Было все славно, слаженно, разъезжали по всему миру, а теперь что, в Москве сидеть? А на гастроли — в Саратов?»

— Я что-то… — попыталась она высказаться, — не очень понимаю. — Вы, Петр Арсентьевич, значит, оставляете мюзик-холл? А мы? — она взглянула на Гаррика. — А мы остаемся?! Но кто же тогда будет его возглавлять?

— Да ты что?! — замахал руками Гаррик. — Мы вместе с папой уйдем в театр!

— Но мне-то театр зачем? Я артистка мюзик-холла!.. Я танцевать хочу, петь!..

Петр Арсентьевич добродушно посмеивался, наблюдая семейную размолвку молодых.

— Жаклин, милая! Ты не торопись, подумай! Сколько тебе сейчас? Двадцать четыре! Ну, предположим, еще лет десять пропляшешь и пропоешь в мюзик-холле, а потом?

— Ну и что! Примадонна из нашей оперетты вон до каких лет все девушек на выданье играет!

— Да разве она артистка?!

— А кто же?

— Так, фитюлька! А у тебя настоящий драматический талант! Но ты не волнуйся, мы и музыкальные спектакли будем ставить. Обязательно! И вообще, надо ломать застаревшие понятия! Если драматический театр — так там танцевать нельзя! Будем и танцевать и петь!

— Ну ты видишь, какой горизонт?! — бросился к ней Гаррик.

— Не очень! — обиженно пробурчала Жаклин.

— Имя! Тебе нужно делать имя! Ну что ты сейчас? — вмешался Петр Арсентьевич. — Солистка мюзик-холла! Велика важность Рахманина! Да ты знаешь, что если сократят дотации, а об этом уже прошел слух, то наш мюзик-холл дальше нашей же границы не пустят!

— Почему сократят?!

— Ну как почему?! — удивляясь ее непонятливости, воскликнул Петр Арсентьевич. — Новая директива! Пока секретная! Советским людям не нужен такой буржуазный вид развлечений, как мюзик-холл, понятно?

— Папа, ты серьезно? — удивился Гаррик.

— Абсолютно! А вы, дорогие мои, думаете, что папа просто так в драматический театр запросился? Не скрою, я всегда хотел работать только в театре, я — театральный режиссер, а мюзик-холл — так! Можно было бы поездить еще годик-другой, но — узнал о директиве и подсуетился!

— Ты должна, Жаклин, Петра Арсентьевича благодарить, а ты сидишь и ровно ничего не хочешь понимать! — не выдержала Людмила Савельевна.

Жаклин выпила чашку чая, разлитого из большого фарфорового чайника Людмилой Савельевной, и проговорила:

— Конечно, я согласна! Я просто сразу не поняла!

_____

ГЛАВА 3

Заграница исчезла из жизни Жаклин, словно ее и не было, остались лишь красивые воспоминания.

Петр Арсентьевич и Гаррик, в качестве помощника главного режиссера, с утра до вечера пропадали в театре. Изменения, произошедшие в правительственных кругах, позволили Петру Арсентьевичу встать во главе знаменитого театра, но еще были в силе давние недруги, которым в свое время удалось тогда уже известного режиссера Бахарева низвести до уровня мюзик-холла. Они и сейчас пытались помешать Петру Арсентьевичу занять подобающее ему место, но добились лишь того, что сверху спустили директиву: «Поставить на сцене драматического театра, возглавляемого Петром Бахаревым, спектакль по сказке А.С. Пушкина «Золотой петушок».

— Это заведомый провал! — ужаснулся Гаррик, прочитав полученную бумагу. — Они хотят унизить тебя!..

— Унизить Пушкиным? — взглянув вполоборота на сына, почти удивился Петр Арсентьевич. — Невозможно!

— Но начинать с какой-то сказки! — с красным от негодования лицом вскричал Гаррик. — Я мечтал о Шекспире! О Чехове! А они — «Золотой петушок»!

— Александра Сергеевича Пушкина! — закончил фразу сына Петр Арсентьевич. — «Они, — как тонко заметил один поэт серебряного века, Игорь Северянин, — грубы, дики, они — невежды!» Они по собственному скудоумию дали нам такой материал, такой творческий простор, о котором можно только мечтать!

Бахарев-старший в нескольких словах обрисовал сыну, какое сокровище спустили им сверху.

Глаза Гаррика загорелись.

— Теперь видишь! Мы заставим Москву забыть о «Вишневых садах» и «Гамлетах». Она будет с ума сходить по «Петушку»!

Петр Арсентьевич немедля приступил к репетициям.

Скептически воспринявшая новую постановку Жаклин уже после первой репетиции пришла в восторг. Работали до творческого угара. Выходили из театра и разражались хохотом, узнавая, что уже наступило утро.

Потирая руки и многозначительно перемигиваясь, недруги прибыли на премьеру, которая, по их мнению, должна была окончиться полным провалом, а попали на триумфальное возвращение Петра Бахарева в большое искусство. Восторгу зрителей не было предела. После премьеры билеты в три дня были раскуплены на месяц вперед.

Вот на одном из этих спектаклей Сам и обратил внимание на Шамаханскую царицу.

— Ну, Петр Арсентьевич! — сказал он заглянувшему к нему в ложу режиссеру. — Угодил! Порадовал! И как это ты ловко все обыграл! Вроде бы сказка, пустячок, а у тебя просто глаз не оторвешь! Да и Шамаханская царица! — сладко воздел он заплывшие жирком глазки. — Как она бедрами-то!.. Чернобровая, черноглазая, волосы пышные какие!.. Молодец! Такую артистку открыл! Ты меня с ней познакомь! Представь мне, так сказать, в ее лице молодое поколение театра.

Петр Арсентьевич тут же исполнил желание Самого. Он приказал задержать антракт и поспешил в гримерную к Жаклин.

— Пойдем со мной! — быстро проговорил он. — Сам хочет с тобой познакомиться!

Жаклин бросила взгляд в зеркало и пошла за Петром Арсентьевичем.

Приподняв штору, скрывающую дверь ложи, он пропустил ее вперед. В синих шароварах, усыпанных звездами, в расшитом золотом лифе, полупрозрачной накидке, ниспадающей с диадемы в форме полумесяца, она предстала перед Самим. Сам не поскупился на комплименты, зорко рассматривая девушку.

— Вот наша молодая артистка, Жаклин Рахманина! — представил ее Петр Арсентьевич.

— Хороша! Ни дать, ни взять — царица!..

Жаклин ушла, срочно дали задержанные на пятнадцать минут три звонка, и Шамаханская царица появилась во дворце царя Додона…

Сам по обыкновению не уехал сразу после спектакля, а вызвал Бахарева.

— Послушай, Петр Арсентьевич! Я сейчас ужинать еду, так ты это… поехали со мной… и Шамаханскую царицу захвати!..

Петр Арсентьевич тотчас понял, что это означает, и попытался прояснить обстановку.

— Большое спасибо за приглашение!.. — любезно произнес он, сделал паузу и добавил: — А ведь наша Шамаханская царица — моя невестка!

— Да ну! — воскликнул Сам. — Это, что ж, супруга сына, значит?

— Совершенно верно! Уже почти три года!..

— Ну и отлично! — ничуть не смутившись, сказал Сам. — Так даже лучше для тебя.

Петр Арсентьевич вышел и поспешил сообщить Жаклин распоряжение Самого.

— А как же я? — встрепенулся Гаррик. — И почему это кто-то приглашает мою жену?

— Ну а что я могу сделать? — развел руками Бахарев-старший. — Я намекал, но ему все нипочем! Да не волнуйся ты так! — сказал он, видя страдание на лице сына. — Они же не вдвоем едут ужинать, а со мной!

— Мне вообще-то тоже не хочется! — высказалась Жаклин.

Петр Арсентьевич метнул на нее почти грозный взгляд.

— А ты полагаешь, мне хочется?! Устал! Дома — Людмила Савельевна, покой, уха из осетрины. А тут сиди слушай, то поддакивай, то улыбайся, то выражай сочувствие или изображай безбрежный смех в ответ на его плоскую шутку. Обедать с такими высокими персонами — это для нас, зависимых творческих работников, сущее наказание, но ничего не поделаешь!

Однако ужином дело не ограничилось. Через несколько дней Сам опять потребовал Жаклин, но уже без Петра Арсентьевича. Жаклин воспротивилась.

— Вы же знаете, чем этот ужин должен закончиться! — возмущенно воскликнула она.

— Знаю, — согласился Петр Арсентьевич. — Но я также знаю, в отличие от тебя, чем закончится наше пребывание в театре, если этот ужин не состоится!

— Ну и чем? — сверкнула обиженным взглядом Жаклин.

— Нашим с Гарриком увольнением! А с приходом нового режиссера твоим перемещением в массовку. Страна забудет об актрисе Рахманиной, толком еще и не узнав о ней! — коротко, но абсолютно ясно объяснил Петр Арсентьевич.

Они были вдвоем в квартире. Петр Арсентьевич расхаживал по гостиной под перекрестными взглядами портретов предков.

— Ты понимаешь, какого труда мне стоило добиться назначения в этот театр? А теперь из-за твоего «не хочу» все полетит к черту!

Жаклин молчала, глядя исподлобья на свекра. Высокий, статный, даже величественный. Черные волосы гладко зачесаны назад, крупный породистый нос, темно-карие глаза, как у сына.

Жаклин показалось, что он забыл о ее присутствии, но Петр Арсентьевич прервал молчание глубоким вздохом:

— Я перебрал все варианты! Ну нет никакой возможности отвязаться от Него! Он сейчас в такой силе!.. Скажу честно, он мне намекнул, что возьмет наш театр под особое внимание, то есть придираться не будет, разрешит ставить по нашему выбору, в рамках разумного, конечно, и самое главное, увеличит, насколько возможно, под видом эксперимента, финансирование!.. Ну, какую бы ты роль хотела сыграть?..

— Катарину!

— Считай, что мы уже приступили к репетициям! При условии, конечно, ужина с Ним.

— Нет! Петр Арсентьевич, не могу! — обратила к нему молящий взор Жаклин. — Я не капризничаю! Я жена Гаррика! Как же мы будем после этого с ним жить?

— Гаррика я возьму на себя! И потом, он ничего не узнает. Это будет нашим с тобою секретом.

— Нет, не могу! — поднялась со стула Жаклин, чтобы закончить этот дикий разговор.

Петр Арсентьевич, наоборот, опустился на диван.

— Ну что прикажешь делать?.. Это конец!..

— Да… вам хорошо… — обиженно всхлипнула Жаклин.

— Да мне-то чего хорошего?! — громовым голосом своего деда Михаила Бахарева, потрясавшего Петербург в роли короля Лира, воскликнул Петр Арсентьевич. — Думаешь, мне очень нравится этот ужин? Думаешь, я не страдаю? Да знаешь ли ты, девчонка, на какие унижения мне пришлось пойти, чтобы только иметь возможность более или менее спокойно работать? Меня! Петра Бахарева это ничтожество заставило петушком кричать на недавнем обеде. И я мог отказаться, но подумал о тебе, о Гаррике, о театре — и прокричал!.. И все другие — кто кричал, кто ползал, кто вытанцовывал… а как прикажешь? И теперь даже мое унижение, которое я до самой смерти не забуду, оказалось напрасным. Ну мог ли я предугадать, что ты так понравишься этому борову?.. Да будь моя воля, я бы его собственными руками удавил!.. Но что делать? Их предки были нашими крепостными, мир перевернулся, и потомки дворян ходят в крепостных у простолюдинов, — Петр Арсентьевич закрыл лицо руками.

Жаклин растерялась. Она представила, что будет с ними, если боров изгонит их из театра. Петр Арсентьевич, конечно же, что-нибудь придумает, выкрутится, но такой театр!.. «Он же один на всю столицу… страну!.. Куда же мы?!..» А ей хотелось столько сыграть, в ней кипело столько страстей, ей необходимы были и зрительный зал, и аплодисменты, и статьи в журналах… Как раз сейчас должны были напечатать рецензию Илоны на «Золотого петушка».

«Если так, то и рецензии не будет, — погрузилась она в размышления. — А если и будет, то бесполезно… Ну соглашусь, а вдруг ему понравится, он потребует еще?.. Тогда ты тоже потребуй! Квартиру, машину!» — неожиданно подсказало ей внутреннее «я».

Сам был жирным, противным, сипел как паровоз перед отправкой. Начало встречи Жаклин все играла, словно спектакль, но удержать взятую тональность все-таки не смогла…

— Не любишь ты меня! — отвалившись, заметил он.

Жаклин облегченно вздохнула.

«Старый боров! Любовь ему подавай!.. Еще разобидится, скотина, так все мои мучения напрасными окажутся!» — не на шутку испугалась она.

— Весь советский народ, — поднимаясь с кровати и закалывая волосы шпильками, проговорила она, — беззаветно любит всех членов политбюро ЦК КПСС! Как же я могу не любить вас? Ведь в данный момент я единственный представитель всего советского народа!

Он захрюкал от находчивости Жаклин и с удвоенной энергией навалился на «советский народ».

Сам не слишком докучал Жаклин, но и не давал забывать о своем существовании. В результате, однажды за обедом Петр Арсентьевич сообщил, что ему удалось выхлопотать двухкомнатную квартиру для Жаклин и Гаррика.

Гаррик не мог опомниться от восторга и побежал звонить матери. Дождавшись, когда Людмила Савельевна вышла в другую комнату, Петр Арсентьевич сказал:

— Ты не в обиде, что я приписал себе твою… — он засуетился, подыскивая слово, — заслугу?

— А как иначе все это можно объяснить? — вскинула на него черные глаза невестка. — Мы с вами вынуждены обманывать!

Петр Арсентьевич кашлянул и отправился в гостиную пить кофе.

Обман начался с первого свидания. Выдержав его чуть ли не на пределе своих возможностей, Жаклин поехала ночевать к Марго, предупредительно солгав мужу, что подруга заболела.

Позвонив в два часа ночи в дверь Марго, она попросила ни о чем ее не расспрашивать. Подруги молча прошли по коридору коммуналки. Очутившись в комнате, Жаклин рухнула на диван.

— Тошно мне, Марго!

— Ты же просила ни о чем не спрашивать, как же я могу тебе помочь?

— А мне никто уже не поможет, поздно!..

— С Гарриком у тебя все в порядке? — не выдержала Марго.

— Лучше не бывает!

— А с Петром Арсентьевичем?..

— Отлично! Так отлично, что я ему завтра же скажу, что играть Бьянку в «Укрощении строптивой» будешь ты!

— Петр Арсентьевич «Строптивую» будет ставить?.. Здорово!.. Представляю!.. — восторженно улыбнулась Марго.

— Учи роль Бьянки!

— Да ты что, Жаклин! Куда мне!.. Я — опереточная!.. Мне к Шекспиру дорога заказана!

— Ну и я была опереточной! Даже мюзикхольной, а теперь… — не поняла ее опасений Жаклин.

— Ты — другое дело, ты красивая, сверкающая, особенная! А я…

— Что — ты? — лениво спросила Жаклин.

— Стекляшка на солнце. Чуть оно скроется, и сразу видно, что к чему! Вот мы подруги, и хотя трудно, да почти невозможно себя оценивать объективно, но я же вижу, может быть, и не хочу, но вижу, какая разница между нами!

Жаклин насторожилась.

— Так ты меня должна ненавидеть!.. Марго!.. Да ты, наверное, меня ненавидишь.

— Нет! — торопливо воскликнула Марго. — Нет!

— Ну как же так? — закуривая, попыталась понять Жаклин. — Я — воплощение успеха! Неважно, какой ценой! — вскользь добавила она. — А ты…

— А я — полная противоположность, — тоже закуривая, рассмеялась Марго. — Но не совсем! Вот, квартиру дали, пусть коммунальную. Сейчас в «Принцессе цирка» репетирую Мари.

— Во втором составе! — понимающе кивнула Жаклин. — Послушай, я хочу тебе помочь изменить жизнь. Я сто процентов даю, что Петруша возьмет тебя на роль Бьянки.

Марго отрицательно замахала руками.

— Я с тобой всю роль пройду, Гаррика подключу!..

— Ничего не выйдет! В двадцать восемь из опереточных в драматические не переходят!

— Ладно!.. — нервно потерла ладони Жаклин.

Месяц спустя в фойе театра появилась сияющая Марго. Она бросилась навстречу Жаклин, схватила ее за руки и закружила.

— У меня такая новость!.. Такая!..

Жаклин усмехнулась:

— Догадываюсь!

— Нет, не можешь! Я буду петь Мари в первом составе!

— Отлично! — со странной интонацией произнесла Жаклин.

Марго вздрогнула от неожиданного понимания, чуть отошла назад, внимательно поглядела на подругу и тихо сказала:

— Спасибо!

На спектакль Жаклин привела с собой Илону и заказала ей статью. Таким образом, дебют артистки Маргариты Метляковой в первом составе не остался незамеченным. Но, к сожалению, Марго в собственной оценке не слукавила: без солнца — посторонней помощи — она не могла сверкать. Целый сезон, отдавая все свои силы, она пела и танцевала Мари. А потом все вошло в обычную колею. Но Марго не расстраивалась… И вообще, она была какая-то странная, не похожая на других. Могла отправить любовника восвояси, если вдруг Жаклин нужно было у нее переночевать. Жаклин навсегда запомнился их небольшой разговор.

— Слушай, я невовремя! Я лучше где-нибудь… — увидев, что подруга не одна, спохватилась Жаклин.

— С ума сошла! Любовник сегодня есть, завтра — нет! А когда мне плохо будет, к кому я пойду? К нему, что ли?.. — качнула головой Марго в сторону исходящего обидой ухажера, бросившего сухое «Пока!» — Я к тебе приду!.. Это, конечно, эгоизм, что я вот так о себе забочусь!.. — несколько натянуто рассмеялась она.

— За что ты так ко мне относишься? — удивилась Жаклин.

— А это твоя заслуга, что я так к тебе отношусь! — произнесла Марго, отводя взгляд.

* * *

«Укрощение строптивой» репетировали увлеченно. Катарина — Жаклин, Петруччо — Гаррик.

Петр Арсентьевич продемонстрировал в полной мере, на что способен. Шекспировские строфы вызывали в зрительном зале настолько бурную, живую реакцию, словно пьеса была написана только вчера. Никто даже не обращал внимания, что действие происходило в Италии, что влюблялись и страдали синьоры, а не строители коммунизма.

Петр Бахарев негласно был признан лучшим среди режиссеров столичных театров. Успех был полным и безоговорочным.

— Ну что, дети мои! — воскликнул он как-то вечером, после двух месяцев беспрерывных аншлагов. — А ведь это успех!

И тут, словно в подтверждение его слов, раздался телефонный звонок.

— Бахарев слушает! — густым баритоном произнес Петр Арсентьевич. — А, здравствуй!.. — узнал он звонившего. — Спасибо!.. Да ты что?.. Не может быть!.. Вот так совпадение!.. А!.. — лукаво прищурил он глаза. — Да, таких трудно сыскать!.. Что ж, пожалуй!.. Пусть!.. Когда?.. Хорошо, передам!.. До свиданья!

— Знаете, кто звонил? — хитро поглядел он на свое семейство. Кстати, уже изменившееся: вместо Людмилы Савельевны чай разливала Нинель Ипполитовна, — немного художница, немного поэтесса, а вообще — страстная поклонница Петра Арсентьевича. Она столь самозабвенно поклонялась ему в течение последних двух лет, что вытеснила из уютного и престижного кресла супруги самого Бахарева Людмилу Савельевну.

— Знаете, кто мне сейчас звонил? — повторил Петр Арсентьевич и, выслушав почтительное молчание, ответил: — Максим Береговский!

Позднее в советской энциклопедии будет написано: «Максим Васильевич Береговский — крупнейший советский кинорежиссер».

— Ему тоже наш спектакль понравился?! — не скрывая радости, воскликнул Гаррик.

— Понравился! Более того, тут просто мистическое совпадение, он, оказывается, приступил к съемкам «Укрощения строптивой».

— Великие умы встречаются! — преподнесла Нинель Ипполитовна азбучную истину так, словно изрекала ее первая.

Петр Арсентьевич, шутливо, но согласно кивнул.

— Так вот, посмотрев наш спектакль, он понял, что его Петруччо и Катарина — жалкие и ненастоящие. Он остановил съемку и приглашает вас, дети мои, сыграть эти роли в кино!

— А это не повредит спектаклю? — благоразумно поинтересовался Гаррик.

— Отчасти да, но если к делу подойти с умом, то пока будут длиться съемки, мы уже отыграем два сезона. А после выхода фильма на экраны зрители вновь захотят вас увидеть живьем на сцене!

Петр Арсентьевич рассчитал неплохо, но…

Жаклин была утверждена на роль Катарины с ходу. А вот с Гарриком вышла заминка. На сцене он был хорош, живая энергия скрадывала недостатки в игре. А в кино… Крупный план тотчас высветил полное отсутствие ироничной насмешки во взгляде Петруччо, чересчур тяжеловесное поддразнивание Катарины, отнюдь не виртуозное владение шпагой. Вместо быстрой смены настроений — застывшее выражение лица и позы, рассчитанные на театральный эффект. Максиму Васильевичу пришлось призадуматься. Он позвонил Бахареву-старшему и сказал: «Прости, но на роль Петруччо я возьму другого актера».

Петр Арсеньевич мягко, но весьма убедительно посоветовал невестке отказаться от съемок.

— Это будет уже не то!.. Да и вообще, ты должна сама понимать…

Но Жаклин вопреки всему сыграла роль Катарины в этом фильме, а он, в свою очередь, сыграл роль в ее судьбе.

Вместо Гаррика Береговский пригласил одного из самых популярных актеров того периода — Николая Лютаева. Помимо того, что Лютаев был действительно талантливым актером, он был еще и редкостно красивым мужчиной: высокий, с серо-голубыми глазами, опушенными густыми черными ресницами.

Береговский радостно потирал руки. «Вот это Петруччо, вот это Катарина!.. И Голливуду таких на найти».

Фильм побил все рекорды и получил главный приз на Всесоюзном кинофестивале. Цветы, аплодисменты, фотовспышки сопровождали повсюду Жаклин и Николая. Ему было тридцать три, ей — двадцать семь. И в жизни они оставались такими же яркими и фееричными, как их экранные персонажи. Жаклин больше не представляла себе жизни без кино… и без Николая.

Дом Бахаревых превратился из солидного, спокойного «В какой-то пресс-центр, — недовольно бурчал Петр Арсентьевич. — Постоянно какие-то журналисты, фотографы, а когда их нет, то нету и Жаклин. Слава покоя не дает!» — сердился он.

Гаррик тоже настаивал, чтобы, наконец, в доме воцарилась привычная атмосфера.

— Не нравится? Ну так в свою двухкомнатную уйду! — заявила Жаклин и поспешила выполнить угрозу.

Едва она переехала в доселе пустовавшую квартиру, как ее отношения с Лютаевым стали достоянием широкой публики.

Петр Арсентьевич и Гаррик призвали Жаклин к ответу. Она пришла, молча выслушала их увещевания, предостережения и заявила:

— Я подаю на развод!.. И ухожу из театра!

— Жаклин, опомнись! — вскричали разом отец и сын.

— Мне некогда! Я буду сниматься сразу в двух фильмах.

— Но ведь это глупые фильмы!.. Однодневки! А ты — серьезная драматическая актриса! — с неподдельным ужасом воскликнул Петр Арсентьевич. — Ты потеряешь себя, израсходуешь на пустяки!..

— Подумай, Жаклин! — молил Гаррик. — Не оставляй театр. Ты погубишь свой талант ради мимолетного успеха в кино.

Но все предостережения отскакивали от Жаклин, как мячики от стены. Она жаждала шумного успеха, яркой известности, славы! К тому же была безумно влюблена в Лютаева.

Пройдя школу Петра Арсентьевича, умевшего извлекать выгоду из всего, Жаклин организовала бракосочетание с Николаем Лютаевым подобно голливудским. Молодые, красивые, талантливые актеры соединяют свои судьбы. Да этим вся страна должна умилиться!

Свидетельницей на свадьбе была Илона, она буквально вымолила у Жаклин эту роль.

Из двух фильмов, о которых с вызовом заявила Жаклин, вышел на экраны только первый. Прошел с успехом, о нем говорили, писали, но как-то быстро и незаслуженно забыли. Но Жаклин уже пригласили на новую роль.

Николай в это время снимался в Ялте. До нее стали долетать слухи, что он увлекся одной местной красавицей, много пьет и попал в какую-то историю, окончившуюся безобразной дракой. Она вылетела в Ялту. Нашла Николая мертвецки пьяным, съемки — сорванными. Режиссер бросился к ней как к спасительнице.

— Сделайте что-нибудь! Умоляю! Иначе я погиб!

Жаклин, опять-таки используя тактику внушения Петра Арсентьевича, попыталась поговорить с мужем, но натолкнулась на такое самолюбование и восхищение собственным «я», что растерялась. Он смотрелся в зеркало, принимал картинные позы и отвечал, что ей, еще ничего собою не представляющей в кинематографе, следует молчать и восхищаться талантом мужа.

Все покатилось как-то чересчур быстро. Семейная жизнь разбилась в течение года. А еще двумя годами спустя утопил себя в вине и славе сам Николай. Его перестали приглашать сниматься. Заносчиво бросив: «Они еще приползут ко мне!», он уехал на Киевскую киностудию, но фильм получился средним. Скупо прошел по большим экранам и прочно осел в маленьких кинотеатриках и клубах. На творческие встречи его почти не приглашали, боялись, что напьется и сорвет. Далее последовали «Белорусьфильм», «Молдова-фильм», там его уже откачивали в больнице, и закончилась блестящая карьера талантливого красивого актера на киностудии «Туркменфильм» — последняя картина с его участием даже не дошла до экранов России.

У Жаклин с кинематографом тоже не сложилось. Она пламенно и беззаветно полюбила его, а он, одарив мимолетной привязанностью, быстро забыл об актрисе Рахманиной…

Воспоминания Жаклин прервал телефонный звонок, чему она даже обрадовалась.

— Успокоилась? — вновь раздался голос Марго.

— А я и не волновалась!

— Тогда я тебе еще раз скажу: брось, подруга, ты эту писанину.

— Что попусту слова терять!

— Петра хоть оставь в покое!

— Еще чего! И не подумаю!

— Ой, господи! Ну что ты там еще хочешь о нем написать?

— Осталось всего несколько штрихов, и портрет будет закончен.

— Каких еще штрихов?

— О Степе Райкове!

— Ты убьешь старика!

— Правда не убивает, а лечит.

— Когда это было?! Забудь!

— Забыть?! Ты помнишь, какие глаза были у Степки? Поле васильковое, а стали пустыней выжженной! Ты же не видела!.. А я… даже если захочу, никогда не забуду.

Степан Райков был акробатом от Бога. Что он творил! «Это не человек, — утверждал «Пари-Матч», — это чудо природы». Довольно банальное определение, но совершенно точное.

Бахарев пригласил Степана в мюзик-холл. Он был младшим братом его большого друга, Валентина Райкова. Степану было двадцать два, Валентину — уже за сорок, поэтому последний относился к нему почти как отец.

Петр Арсентьевич довольно мурлыкал, видя, какое созвездие артистов он собрал в своем мюзик-холле.

Выступления Райкова всегда шли на бис. Журналисты и фоторепортеры буквально преследовали его. Им хотелось разгадать тайну чудо-человека.

Однажды в Париже Степан постучал в номер к Гаррику, чрезвычайно удивившемуся необычной бледности друга. Степан вошел в номер и сказал нервно, что ему нужно посоветоваться.

— Понимаешь, мне нужен совет! — с выражением муки на лице прошептал он.

— Что случилось?

Степан оглянулся по сторонам и тихо произнес:

— Мне предлагают ангажемент в Париже!

Гаррик, не сразу вникнув в суть дела, совершенно искренне воскликнул:

— Так это же здорово!

— Здорово! — кивнул головой Степан. — Только для того, чтобы его подписать, я должен попросить политического убежища!

— То есть?! — теперь уже побледнел и Гаррик.

— То есть я должен навсегда остаться за границей! Разве наши власти разрешат мне пожить и поработать в Париже, а потом вернуться?

— Тогда, конечно, не соглашайся! — благоразумно посоветовал Гаррик.

— Но это такой простор!.. Я бы гастролировал по всему свету!..

— Ты и так гастролируешь!

— Да, как собака на длинном поводке и на пайке, определенном тебе заботливыми товарищами сверху.

Гаррик побледнел еще сильнее Степана и сказал:

— Тогда не знаю!..

— Вот и я не знаю! Как же навсегда оставить своих?.. Но и возвращаться туда, жить по указке, тоже не хочу!.. Я ведь молод, я многое могу!

— Может, с отцом посоветуемся? — осторожно предложил Гаррик.

Степан, безоговорочно доверяющий Петру Арсентьевичу, согласился.

Отправились в номер к Бахареву-старшему. У него застали Жаклин и еще троих артистов. Увидев по лицу сына, что что-то случилось, Петр Арсентьевич быстро завершил разговор. Артисты ушли, а Жаклин осталась. Гаррик взглянул на Степана.

— Да ладно! — сказал тот. — Она же твоя невеста!

Петр Арсентьевич очень внимательно выслушал Степана. Жаклин вся порозовела, представив на мгновение, что было бы, если бы такой контракт предложили ей.

«Я бы ни минуты не думала!» — хотелось ей крикнуть Степану, но, взглянув на сосредоточенное лицо Петра Арсентьевича, прикусила язык.

Петр Арсентьевич молчал несколько минут, показавшихся Степану вечностью.

— Заманчиво! — наконец произнес он. — Как артиста я тебя отлично понимаю, но как гражданина!..

— Петр Арсентьевич, про гражданина не надо! Это слово подразумевает собою что-то свободное и гордое! А мы?!.. Мы граждане поневоле, граждане-крепостные!..

— Хорошо! Оставим высокие понятия. Поговорим попросту. А как же мать, брат?.. Ведь ты их никогда больше не увидишь!

— Вот это меня и мучает!.. Но мне кажется, что Валентин посоветовал бы мне остаться!..

— Сложно сказать!.. Но, знаешь, Степа, раз тебя это мучает, то ты уже не сможешь решиться. Изведешь себя размышлениями, доводами «за» и «против», а все равно не останешься. Раз есть зерно сомнения, шага вперед уже не сделаешь, а если и попытаешься, то выйдет несуразно, потом сам будешь себя последними словами обзывать!..

Степан сидел, низко опустив голову.

Петр Арсентьевич, видя его переживания, положил ему руку на плечо и сказал:

— Хочешь конкретного совета? Пожалуйста, я тебе его дам! Выбрось этот ангажемент из головы. Живи так, будто ничего не было!

Степан усиленно закивал, пробормотал:

— Спасибо, Петр Арсентьевич, я так и поступлю, — и ушел.

Петр Арсентьевич озабоченно покачал головой.

— Только этого не хватало! Не дай Бог, если надумает остаться! Тогда пиши-пропал наш мюзик-холл! Меня тут же снимут и ушлют поднимать театральное искусство в какой-нибудь задрипанный округ. Я и так еле выпутался из-за постановки неугодной пьесы…

Оставшиеся дни гастролей в Париже Гаррик старался быть рядом со Степаном. Но все обошлось, мюзик-холл вернулся в полном составе.

Однако недели три спустя Петра Арсентьевича вызвали в одно очень неприятное учреждение и спросили:

— Правда ли, что артист Степан Райков получил предложение от французского продюсера и хотел остаться за границей?

Бахарева бросило в жар.

«Как узнали? Гаррик кому-то сказал? — Исключено! Жаклин? — Ей-то зачем? — и тут он вспомнил, что, когда Степан и Гаррик вошли в номер, кроме Жаклин там было еще три артиста. Вероятно, кто-то из них обратил внимание на растерянный вид Райкова и, выйдя, приложил ухо к двери. — А может, Степан сам кому сболтнул? Вряд ли, он парень неглупый…»

Но тянуть с ответом было нельзя.

Петр Арсентьевич решил пожать плечами и выразить глубокую задумчивость.

— Понимаете, мы не имеем права игнорировать даже слухи, но если вы скажите, что ничего не было, то и вопросов не будет.

Эти слова человека в строгом костюме еще больше насторожили Бахарева. Может, он сказал правду: всего лишь слушок был, мало ли их бывает, а может, и задумал втянуть Петра Арсентьевича в неприятную историю. Обвинить, что тот умалчивает о диссидентских настроениях во вверенном ему коллективе. Тем не менее, свобода выбора была: уверенно взглянуть в глаза чиновнику и сказать: «Нет, мне об этом ничего неизвестно!» или же, подобострастно засуетившись, пробормотать с отлично сыгранной неопределенностью: «Так конкретно… ничего, но слушок, ваша правда, был! Однако я разобрался — оказался безосновательным! Но был!..»

Петр Арсентьевич, дороживший тем, что ему разрешают выезжать за рубеж с сыном, а теперь еще и с невесткой, выбрал второй вариант ответа.

На следующие гастроли мюзик-холл отправился уже без Степана Райкова. Никто ничего тому не объяснил, просто в визе было отказано. Степан принялся ходить по инстанциям, требовать разрешения на выезд и говорить… говорить то, о чем думала вся интеллигенция, но упорно молчала.

Как-то под утро в квартире Райкова раздался звонок в дверь. Вошли санитары, сделали Степану укол и увезли его в психоневрологическую больницу.

— Вот этого-то: «Был слушок!» я и не могу простить Петру! — выкрикнула в трубку Жаклин. — А он еще это за подвиг нам представил. «Дети мои, только что я отвел от нас гром и молнию! Кто-то донес о нашем разговоре с Райковым и там, — он завел глаза кверху, — этим фактом заинтересовались, но я как всегда успел позаботиться о нас!» Позаботился! — брызгая слюной, кричала Жаклин, — ценой чужой жизни!

— Но тогда тебя это не волновало!

— Тогда — нет! Да что я могла понимать?!

— Правильно, а когда рассталась с Гарриком, ввязалась в брачную авантюру с первым красавцем экрана Лютаевым, когда жизнь тебя стукнула, ты вдруг вспомнила о Степане.

— Вспомнила! Узнала у Валентина адрес и поехала к нему в психушку. Он тогда уже был абсолютно мирным. Степана я, конечно же, не узнала — у него были такие чудные голубые глаза, а стали какими-то бесцветными. Да разве только в этом дело! Вернулась, бросилась к Валентину: «Как же так? Неужели ничего нельзя сделать?» Степан к тому времени, если не ошибаюсь, уже лет восемь отсидел в дурдоме. Так он только головой покачал. «Кто, кто погубил моего брата?» — мучился он страшным вопросом. Я промолчала…

— И правильно сделала! А теперь, теперь зачем ворошить? Думаешь, Валентину от твоей правды лучше станет, когда он узнает, что в течение всей жизни пожимал руку виновнику трагедии его брата? Степке станет лучше на том свете?

— Мне станет лучше!

— Жаклин, ты совершаешь еще одну глупость, может, самую большую!..

— Не трать времени! Рукопись второй главы уже в редакции журнала!

Марго тяжело вздохнула, произнесла: «Ну-ну!..» и положила трубку.

Жаклин пожала плечами: «Очередная глупость!.. — повторила она и взорвалась: — Узколобое мышление! Правда не может быть глупостью! Безрассудством, возможно, но глупостью — никогда!»

Она допила свой коктейль вернулась к ноутбуку. Быстрые пальцы забегали по клавишам, облекая в слова чужие жизни, в слова, которым предстояло, по мнению Жаклин, лишить покоя многих, почивающих на лаврах благоденствия.

_____

ГЛАВА 4

Молодой мужчина высокого роста задумчиво ходил по комнате и что-то тихо бормотал. Остановился, подошел к письменному столу с лежавшими на нем листами, заглянул в них и, совершенно преобразившись, громко произнес: «Увы, нашей России больше нет! И мы вынуждены заглушать тоску!..» Скользнул взглядом вдоль стеллажа, словно там стояла некая дама, и обратился к несуществующему собеседнику: «Как вы ее находите, князь?»

Звонок домофона прервал его занятие. Он снял трубку и, услышав знакомый голос, крикнул: «Заходи!» Открыл дверь и замер в изумлении на пороге.

— Светлана!.. — глядя на красивую зеленоглазую женщину, воскликнул он. — Не может быть! — и перевел взгляд на сопровождавшего ее мужчину. — Это фантом, принесенный космическим ветром!

— Нет, Никита! — звонко рассмеялась женщина. — Это я!

Она обняла его за шею и слегка коснулась ярко-красными губами щеки.

— Действительно! — радостно подтвердил он.

Гости вошли в прихожую, а хозяин все не мог прийти в себя.

— Что же ты, Олег, ничего не сказал? — толкнул он друга кулаком в плечо.

— А это сюрприз! Светлана так захотела!..

Светлана скинула на руки Никиты шоколадного цвета накидку и прошла в комнату.

Никита взглянул на себя в зеркало и торопливо провел щеткой по русым волосам.

— Я тебе это припомню! — шутливо погрозил он другу.

— Неужели?! — раздался звонкий голос Светланы. — Неужели мы вот так, все вместе, на этой стене? — указала она рукой на большое фото. — И никаких разлук!.. — она обхватила лицо ладонями и покачала головой.

— Да, — взглянув на снимок, со вздохом подтвердил Никита.

Олег подошел к ним и тоже стал смотреть на фотографию, где они, еще совсем молодые, полные нерастраченных надежд, обнявшись, смотрели на себя сегодняшних.

— Сколько ж нам было?.. — Светлана прервала молчание первой.

— Тебе — восемнадцать, — обнимая ее за плечи, сказал Олег, — а нам с Никиткой по двадцать три. Да, двенадцать лет!.. Много это или мало, но они прошли!..

— Самый счастливый миг моей жизни! — не отрывая взгляда от фотографии, вздохнула Светлана и опустилась на диван.

— За встречу!.. За приезд!.. — оживленно засуетился Никита. Поставил на стол бутылку шампанского, вазочку с черной икрой и блюдо с тостами.

Светлана посмотрела на марку шампанского и, обратясь к Никите, спросила:

— Ты не обидишься, если я выпью своего?

Никита не понял.

— Что? — слегка наклонился он к ней, в одно мгновение «захмелев» от пульсирующего аромата духов.

— Понимаешь, я захватила деликатесы из Швейцарии.

— Она же теперь кроме «Дом Периньон» ничего не пьет! И икру ест только иранскую. Очнись, Никитка, это мы с тобой любой брют выпьем и икрой, какая найдется, закусим, а она!.. — Олег высокопарно возвысил голос: — Она — вдова миллионера!..

— Веселая вдова! — не пряча улыбки, подчеркнула Светлана.

— Так я не пойму, в чем проблема? — расхохотался Никита. — Если вместо простого брюта предлагается «Дом Периньон», то кто против?!

— Господи, как приятно найти вас не изменившимися!.. — радостно воскликнула Светлана.

— За встречу!.. За приезд!.. За вдову!.. — кричали наперебой мужчины.

— А теперь расскажите о вашем фильме! — потребовала Светлана, когда одна бутылка была уже опустошена.

— Да что рассказывать? — отозвался Олег. — Только начали, но работаем с интересом!

— А ты приходи посмотреть! — предложил Никита.

— В самом деле! — подхватил Олег.

— Через неделю у нас будут павильонные съемки. Кстати, на пару реплик нужна утонченно красивая женщина. Камера наедет, покажет русскую аристократку, бежавшую от ужасов красного террора, и я или Олег, надо посмотреть по сценарию, поцелует ей руку и скажет таким, знаешь, обольстительным бархатным баритоном, — Никита взял руку Светланы и, проникновенно взглянув на нее, произнес: «И вы, княгиня, здесь!..»

— А все действие будет разворачиваться в одном дорогом парижском ресторане-варьете, — увлеченно подхватил Олег, — с владельцем которого я, бывший белогвардейский офицер, заключил тайный контракт. Почти каждый вечер я прихожу, сажусь за столик, заказываю кое-что, а потом, когда на сцене появляется факир с огромным питоном, откликаюсь на его предложение надеть себе на шею несколько жирных колец этой рептилии. Публику это будоражит. Новички замирают, а завсегдатаи делают ставки: задушит питон меня в конце-концов или нет.

— И никто не догадывается, что ты, то есть офицер, делает этот трюк за деньги? — удивилась Светлана.

— Вот! — указал на нее рукой Олег. — Сразу видно прагматика! Все просчитано и учтено!.. Ты пойми, — с жаром продолжил он, — офицер изображает это так, будто ему ужасно нравится обматываться змеей. Все сходит за его причуду. А в конце недели, как ты точно подметила, обрюзгший владелец ресторана выдает деньги потомку знатнейшей русской фамилии, вынужденному ради существования идти на непомерные унижения. Каждый раз, возвращаясь в свой убогий номер, он достает револьвер и нажимает на курок. И однажды осечки не будет!..

— Вот почему нам так нужна красивая женщина! — вмешался Никита.

— Ты не шутишь?! — изумилась Светлана.

— Абсолютно серьезно!

— А режиссер?

— Но ты же актриса!

— Когда это было!.. — вздохнула Светлана, и по ее лицу прошла тень грусти.

— Значит, решено?! — не унимался Никита.

— Конечно! А ты думал, я найду силы отказаться? — бойко взглянула на него Светлана и попросила: — Разлей, пожалуйста, шампанское! Хочу выпить, ребята, за вас! Вы добились своего… стали настоящими актерами. А я оттуда слежу за вами — то один на обложке, то другой!..

— Свет, ну тебе-то грех жаловаться! — заметил Никита. — Из простой девчонки превратиться во вдову миллионера — это ведь надо талант иметь!..

— Ну, вдовой, положим, я буду недолго! Год относила траур — и хватит!.. — в ее зеленых глазах мелькнули искры.

Олег чуть смущенно кашлянул.

— Тебе, Никита, первому открываем наш секрет: мы решили пожениться!

— Ребята, правда?! — воскликнул Никита и вскочил с кресла. — Так за это надо целый ящик выпить!..

— И выпьем! — поддержала его порыв Светлана и, слегка замявшись, попросила: — Только пока никому ни слова! Обещаешь? — Никита приложил руку к сердцу и старательно закивал головой.

— Вы мне вот что расскажите, как вы в одном фильме оказались? — вновь вернулась она к волнующей ее теме.

— Случайно! — целуя ее в щеку, ответил Олег. — Знаешь ли, Никита у нас в режиссеры метит, сам пьесу пишет и хочет ее в театре поставить.

— Так вот почему он пропал с экрана, режиссером решил стать!.. Мне, к сожалению, в актрисы поздно возвращаться, а в продюсерской деятельности я себя попробую! Напиши, Никита, сценарий! — неожиданно пришла ей в голову идея.

— Надо подумать…

— Да что тут думать! — горячо воскликнул Олег.

— Уговорили! — шутливо сдался Никита. — Простите, — обратился он к своим гостям, услышав телефонный звонок.

— Ты?! — донесся до них его радостный голос. Отлично! У меня Олег со Светланой. Ну, помнишь!.. Да, та самая!..

Светлана пристально взглянула на Олега.

— Так что, может, вправду тряхнуть стариной на съемочной площадке? — ероша его каштановые волосы, спросила она.

— Без вопроса!.. Мы еще с тобой для журнала снимемся. Ко мне, узнав про питона, напросилась на эту съемку журналистка.

— Отличный получится репортаж! — не без иронии заметила Светлана. — Сначала с питоном, потом с невестой, которую, может быть, через несколько лет ты змеей называть будешь!..

— Светланка, ну как тебе только в голову могла прийти такая гадость?! Я же люблю тебя! — целуя ее, жарко говорил Олег. — Люблю! И любил все эти двенадцать лет!.. Ты уехала, но я ведь, выбираясь за рубеж, чуть ли не каждый раз заезжал в Швейцарию, чтобы хоть на миг увидеть тебя!

— А я зачем туда уехала?.. — задала она вопрос, так и оставшийся без ответа.

— Что? Марианна звонила?.. — воспользовавшись возвращением Никиты, перевел разговор на другую тему Олег.

— Да, вырвалась на несколько дней из Питера!

— Нужно было ее сюда пригласить, — посоветовала Светлана.

— Приглашал, но она устала… И вообще, могу я провести спокойный вечер с друзьями?! — спросил Никита.

— Сложные отношения? — удивилась Светлана.

Он с интригующей улыбкой промолчал.

— Судьба Никиты — инфернальные женщины! Неужели ты забыла? — обратился к ней Олег. — Вспомни его бурный роман с Жаклин!.. Это было что-то…

Все дружно рассмеялись.

— Кстати, что там Жаклин пишет? — поинтересовалась Светлана. — Несколько месяцев назад она позвонила мне в Женеву и попросила разрешения пожить на моей даче. Я согласилась. Она так обрадовалась, сказала, что теперь сможет предаться творчеству. А Олег говорит, что она пишет что-то.

— Не пишет, а песочит! Точнее будет! Она и Никиту не обойдет вниманием. Почистит его песочком, чтобы заблестел еще ярче! — расхохотался Олег.

Никита только рукой махнул.

— С ума сошла тетка!

— Да что же такого она может написать? — не переставала удивляться Светлана.

— А ты почитай! — протянул ей журнал Никита. — Она людей решила изводить. Напишет главку из будущего романа, и каждый, кто с ней имел «счастье» быть близко знакомым, дрожит, что следующую она выдаст про него. А выдает она только мерзости!.. Ну кто может прожить, не сделав хотя бы одну гадость? Никто! Значит, о каждом есть что сказать! А если нет ничего, так можно и присочинить.

— Тогда она и нас с тобой в покое не оставит! — взглянула на Олега Светлана.

— Да уж, думаю, главу-другую посвятит! — согласился он.

— Хорошо, что нам особо опасаться нечего, — заметил Никита. — Пар только выпустит злобный, а вот Петра Арсентьевича Бахарева под корень срезала. Я еще не читал, только сегодня купил. Глянул и понял: конец нашему мэтру!.. С его щепетильностью… не переживет.

— А что там? — тревожно посмотрел на друга Олег.

— Да что-то о КГБ и Валентине Райкове. Оказывается, у него младший брат умер в сумасшедшем доме, и Жаклин обвиняет в этом Бахарева!

— Чушь какая-то!.. Ой, Светик, да ты совсем устала, — подставляя плечо любимой, прошептал Олег.

— Свет, пойди приляг в другой комнате. Отдохни немного. А потом поедете, — предложил Никита.

Светлана кивнула, и Олег проводил ее в спальню.

* * *

Она заснула мгновенно, едва коснувшись головой прохладного шелка подушки. Но сон быстро улетучился. Открыла глаза, обвела взглядом комнату и попыталась вновь уснуть, но что-то отвлекало. Вдохнула полной грудью и поняла — запах! Легкий запах искусно подобранного букета из цитрусовых с едва уловимой отдушкой бергамота. Вспомнила этот запах и улыбнулась: «Никита остался верен своему пристрастию к каскадно-цитрусовым одеколонам! Неужели прошло двенадцать лет, как мы познакомились?»

Родители у Светы были обыкновенными — из тонкой прослойки интеллигентов, плотно зажатой между толстыми слоями рабочих и колхозников. И эта обыкновенность ужасно не нравилась ей, она мечтала о другом, параллельном мире.

Делая ставку на свою внешность: большие зеленые глаза, забавно меняющие оттенок в зависимости от освещения и настроения, шикарный водопад белокурых, с золотым отливом волос, она решила стать актрисой при условии, что будет играть только утонченных женщин и, следовательно, ей не придется на съемках лазить по болотам, изображая партизанку из белорусского леса, или в роли крестьянки «жить» в кинематографической избе.

Она грезила декорациями дворцов и салонов, музыкой Штрауса и белогвардейскими офицерами вместо того, чтобы гореть желанием играть неважно кого и неважно где. Но все-таки она поступила в театральное училище и, едва окончив первый курс, была приглашена сниматься в кино. Когда Светлана прошла кинопробы и узнала, что ее партнерами будут Олег Ветров и Никита Напольский, она запрыгала от радости.

Они подружились сразу. Целых полгода в их треугольнике были светлые отношения, не омраченные любовными страстями, но потом Олег дал ей почувствовать, что она ему нравится. Голова молодой актрисы закружилась. Любовь со съемочной площадки перешла в жизнь. Но на той фотографии их тройственный союз еще не был слегка «испорчен» любовью. Лица были ясными, смех искренним, а мысли!.. Просты и радостны!..

Никита первым приветствовал зародившуюся любовь и выразил надежду, что она не помешает их дружбе. Так и случилось. По окончании съемок Светлана переехала жить к Олегу. Почти три года они были вместе. Точнее два, а третий начался с неприятности: под Новый год Олег пропал. Уехал на съемки, обещал вернуться. Но ограничился поздним звонком, когда уже близкая к обмороку Светлана решила, что с ним случилось несчастье. Он же, напротив, был весел. Бросил шутливое извинение, поздравил и положил трубку.

Когда приехал, сухо поцеловал и стал нередко пропадать из дому, давая понять Светлане, что ей пора освободить жилплощадь в центре Москвы и в его сердце, как оказалось, предоставленную временно.

Светлане не нужно было повторять дважды. Она собрала вещи и вернулась к родителям. Ожидавшие приглашения на свадьбу, они были ошеломлены.

— Не слушала нас! — твердила с утра до вечера мать.

Светлана бросилась к Никите за советом и помощью. Он предоставил в ее полное распоряжение свою квартиру, а сам ушел к Жаклин Рахманиной. Так что за самый лучший период жизни Светлане пришлось заплатить слезами и отчаянием, гордо вскидывать голову, когда вслед неслись ехидные замечания бывших завистниц: «Бросил ее Ветров!.. Да собственно, что она собою представляет?..»

Тяжело оказалось быть брошенной Олегом Ветровым. То она со всеми была знакома, ей звонили, приглашали на презентации, концерты, телевидение, писали в журналах как об актрисе с большим будущим. И вдруг все словно забыли о ее существовании. Она принялась подыскивать себе место в театре, так как уже оканчивала училище, но ничего, кроме массовки, не нашла. После того, как была сыграна главная роль в фильме, после того, как о тебе говорили и писали — массовка!.. Для этого нужно действительно безумно любить театр, забыв на время или навсегда, как придется, о гордости. Она не стерпела — отправилась запивать свою обиду по ресторанам…

Светлана вздрогнула и, очнувшись, пробормотала: «А потом уехала!.. Уехала!..»

Вышла замуж. Почти семь лет прожила в Женеве с мужем, мсье Ферри, но тот неожиданно заболел и умер от лейкемии. Так Светлана и стала веселой вдовой. Муж был старше ее на тридцать лет. Она не любила его, но, что важно, и не ненавидела, поэтому семь лет прошли в мире и согласии.

Олег, будучи за границей, как-то позвонил ей. Старое, почти не исчерпавшее себя чувство, вспыхнуло между ними вновь. Четыре года они встречались урывками, то Светлана в Москву приедет, то Олег в Женеву или Париж. И вот теперь наконец-то они поженятся.

«А ведь это должно было произойти десять лет назад!..» — пронеслась мысль, и она окончательно проснулась.

* * *

Не без трепета вошла Светлана в съемочный павильон. Олег познакомил ее с режиссером, который, узнав о продюсерских планах мадам Ферри, выказал радость по поводу ее желания принять участие в съемках.

— Правда, всего пара реплик!.. — словно извиняясь, произнес он и добавил, прищурив глаза. — А ведь я помню ваш дебют!

— К сожалению, он остался без продолжения! — вздохнула Светлана. — Вы не против, если я буду в своем костюме? — спросила она. — У меня великолепное, стилизованное под начало XX-го века платье.

— Превосходно! — тут же согласился режиссер. — А мы добавим еще пару реплик, несколько наездов камеры — и получится почти роль!..

— Вы так уверены, что я справлюсь? — удивилась Светлана.

— Абсолютно! — ободряюще подмигнул он.

Светлана пошла гримироваться.

— Какой симпатичный человек! — заметила она Олегу насчет режиссера.

— Но я еще более симпатичный! — налетел на них сзади Никита.

— Боже! Как тогда!.. Все вместе! — не удержалась от восклицания Светлана. Вздохнула и поправилась: — Почти, как тогда!..

— Нет, еще лучше! — целуя ее, сказал Олег.

…Костюмерша была потрясена, увидев мадам Ферри в темно-лиловом платье, расшитом мелкими бриллиантами.

— Господи, да где же вы такую красоту взяли?! — вскричала она.

— В Париже! — легкомысленно ответила Светлана и надела сверкающее тревожными огнями колье.

Вошедший гример изумился:

— Никогда не видел столь искусно выполненной копии.

Светлана улыбнулась ему в зеркало.

— Боже! — тонким голосом воскликнул гример. — Неужели настоящее?!

Светлана не отвечала, продолжая улыбаться.

— Ты с ума сошла! — прошептал Олег. — У тебя же его украдут, еще и съемка не начнется.

— Не волнуйся! Никто же не знал, что сегодня появится дама с бриллиантами. А для того, чтобы их украсть, нужно подготовиться.

— Ты слишком плохо думаешь о русских ворах. Они глазами украдут! — рассмеялся Олег.

— О!.. Да тут нужен крупный план, и не один!.. — теперь уже настала очередь режиссера изумляться. — Бриллиант в обрамлении бриллиантов! — проговорил он, усаживая Светлану за столик импровизированного варьете.

— Она сорвет съемку! — поправляя «золотые» запонки в манжетах, шепнул Никита Олегу.

Но тут раздалась команда: «Внимание! Тишина! Мотор!»

Олег и Никита в черных, безукоризненно сидящих на них костюмах перебрасывались грустными фразами эмигрантов. Никита обвел взглядом зал и, заметив знакомое лицо, подошел к Светлане, взял ее под руку и произнес: «И вы, княгиня, здесь!..»

Камера наехала. Светлана ответила. Камера удалилась. «Стоп! Снято!..»

— Теперь девушки! Девушки с цветами пошли!.. — командовал режиссер. — Легче, игривее, вы же француженки!.. Кокетливо, вот так, хорошо!.. Что у нас дальше?.. — обратился он к помощнику.

— Факир с питоном, затем фокусник изобразит пару чудес и извлечет из черного ящика исполнительницу романсов, бывшую русскую графиню…

— Отлично! Тишина!.. Внимание!.. Мотор!.. Факир пошел!..

Было отснято несколько дублей. Питон лениво обвивал шею Олега. Светлана непроизвольно морщилась. Никита подзадоривал публику делать ставки на жизнь красавца офицера.

— Стоп! Перерыв!.. Пусть подготовятся фокусник и графиня!..

Объявленным перерывом воспользовалась журналистка с фотографом.

Олег позировал один, с Никитой, со Светланой. Журналистка сыпала вопросами, фотоаппарат ослеплял вспышками.

— А можно с питоном?! Можно? — с мольбой в голосе обратилась она к дрессировщику в костюме факира.

— Пожалуйста, Боря любит сниматься! — Он приоткрыл крышку большой корзины и позвал: — Боря! Еще пару кадров для журнала! — и вынул питона.

Светлана отскочила, как ужаленная, пробормотав: «Фу, гадость!» — и отошла еще дальше.

Олег встал между столиков и положил на плечи тяжелого питона. Журналистка попросила статистов занять свои места, чтобы получилось похоже на кадр из фильма.

Фотограф навел объектив, и вдруг толстое тело питона словно свело судорогой. Он взметнулся вверх, подобно сверкающей ленте, и упал, свившись в тугие кольца, на плечи Ветрова. Все присутствующие невольно подались вперед, и ужасное «Ах!» огласило павильон.

Из сжавшегося страшного кольца были видны лишь обезумевшие глаза Олега. Он пошатнулся, к нему бросился на помощь дрессировщик. Подбежал Никита. Поднялся шум. Встревоженный питон еще плотнее сомкнул свои кольца.

Наконец дрессировщику, Никите и трем статистам удалось извлечь Олега из «объятий» рептилии. Лицо Олега было искажено до неузнаваемости. Он не дышал. Вызвали «Скорую помощь».

— Осторожнее! — раздался крик одного статиста. — В теле питона стрела!

— Где?! — воскликнул дрессировщик.

— Да вот же!

Действительно, в питона вонзилась стрела с желто-черным оперением. Острие ушло в глубь тела, но сантиметров пятнадцать древка торчали снаружи.

— Держите его крепче! — крикнул дрессировщик и извлек из питона острый наконечник. — Что за идиотские шутки! — взревел он.

Светлана пыталась протиснуться к Олегу. Один парень уже делал ему искусственное дыхание.

— Пульс?! Пульс?!.. — взволнованно спрашивал Никита.

— Не прощупывается! — отвечал тот.

— Врач!.. Пропустите!.. — раздались возгласы.

Олега положили на носилки, но глаза врача уже не выражали надежды.

— Сломаны шейные позвонки! — сразу определил он.

— Как?! — схватилась за голову Светлана. — Не может быть!.. Олег! — она кинулась к носилкам, но, взглянув на посиневшее лицо Олега, глухо охнула и зашаталась. Ее подхватили и усадили на стул.

Очнулась на кушетке. Растерянным взглядом посмотрела на Никиту, вспомнила, что случилось, и заплакала навзрыд.

— Какой идиот выпустил стрелу?! — гремел голос режиссера. — Каким образом здесь оказались посторонние? — указал он на двух мальчиков лет по десять.

— Это ты пустил в питона стрелу? — с искаженным от ярости лицом закричал он на одного из мальчиков.

— Нет! — испуганно попятился тот.

— А кто?!.. Так!.. Откуда ее могли выпустить?! — бегая по площадке, допытывался он.

— Судя по траектории, — начал помощник, — вероятно, со стороны сцены.

Режиссер взлетел на сцену, на которой стояла расписная ширма фокусника и черный, окантованный золотой бумагой, высокий ящик. Он заглянул за ширму, открыл ящик.

— Какой идиот смог додуматься до этого?!..

— Что делать? Отменять съемку? — понуро ходил за ним следом помощник.

— А что мы будем снимать? — взвился не хуже питона режиссер и, нервически тряся головой, вызвал по сотовому телефону милицию.

Помощник поднес к губам мегафон и объявил:

— На сегодня съемка отменяется! Все свободны!

Ошеломленные случившимся артисты пошли переодеваться.

— Господи! Как костюмы попортили! — вздыхала костюмерша. — Двух пуговиц не хватает! — обращаясь к своей помощнице, указала она на пиджак. — Запонка потеряна! — рассматривала она белую щегольскую рубашку. — А это вообще никуда не годится!.. — отбросила она в сердцах парчовую блузу дрессировщика.

В костюмерную заглянул помощник режиссера.

— Вы посмотрите, какой разор! — указала она на вечерние платья с оторванными подолами. — Все погибло!

Тот криво усмехнулся:

— У нас артист погиб! А вы — тряпки!..

— Кто за что отвечает! — буркнула костюмерша. — Кто за артистов, кто за тряпки!..

_____

ГЛАВА 5

Дождавшись, когда няня выйдет из кухни, Алла обратилась к мужу, неспешно потягивавшему красное вино:

— Эту мразь необходимо остановить!..

Муж лениво поморщился.

Няня вернулась в кухню.

— Алла, мне покормить Славика?

— Нет, я сама! И вообще, на сегодня ты свободна!.. Завтра как всегда!

— Хорошо! До свидания! — ответила няня и, наклонившись к мальчику двух лет, восседавшему на высоком стульчике, ласково шепнула: — До завтра, Славулька!

Он ей ответил восторженными междометиями и отчаянно застучал ложкой по перекладине.

Едва за няней закрылась дверь, как Алла возобновила разговор.

— Неужели ты не понимаешь, что Жаклин не обойдет тебя?! — пытаясь сдерживаться и лишь розовея от негодования, продолжала настаивать она.

— Я не понимаю другого, — недовольно отозвался Алекс, — почему тебя это так волнует?

Алла возмущенно пожала плечами и, зачерпнув кашу, принялась кормить малыша.

— Ну, допустим, она напишет, — кивнул Алекс в сторону журналов, лежавших на диване. — И что для нас с тобой в этом страшного?.. Все и так знают о моей связи с Жаклин и что я оставил ее ради Марианны…

— Вот! Вот!.. — с ожесточением закивала Алла. — Очень мне приятно будет читать в этих «Живых листьях», как она окрестила свои пасквили, о похождениях собственного мужа!..

— Но ведь это же было до нашего знакомства. Это скорее должно больше волновать мою бывшую жену, в бытность которой все это происходило, но никак не тебя. Перед тобой, дорогая, я чист… Пока! — рассмеялся он.

Алла, опустив глаза, продолжала машинально кормить ребенка. Ему не понравилось невнимание к его персоне, и он начал капризничать.

— Алла, не запихивай так упорно в него кашу, — посоветовал ей муж.

Ложка отлетела в другой конец кухни.

— Ну так сам корми его! — давясь от ярости словами, выкрикнула она.

— Не надо было отпускать няню. Не мужское это дело — с ложечки кормить детей, — спокойно заметил Алекс.

— Извини!.. Я ему лучше дам яблочное пюре!..

— Думаю, оно ему больше понравится. Правда, Славик? — обратился он к сыну. Тот вытянул руки и стал проситься к папе.

— Уговорил! Ладно, давай ложку, покормлю! А вообще, Славик, мужчина с первых лет жизни должен сам уметь накормить себя!..

Поужинав и уложив сына спать, Алла подала чай мужу, смотревшему телевизор в гостиной.

— И все-таки, Алекс, я прошу тебя, поговори с Жаклин. Попроси эту выжившую из ума стерву не трогать нашу семью!

— Бесполезно, — не отрываясь от экрана, отозвался он. — Да не волнуйся ты так! — обхватил он рукой гибкий стан жены. — Вон, Илона, Лера пусть и волнуются! Они имели «счастье» дружить с Жаклин. Представляю, как она по ним пройдется!

На экране появилась заставка «Новостей».

— Сегодня, — едва поздоровавшись, начал диктор, — в результате несчастного случая на съемках фильма трагически погиб известный актер Олег Ветров.

— Что?! — посмотрели друг на друга Алла с Алексом.

— Господи! — прижав руку к груди, простонала она. — Как же так?..

— Н-да… — пробормотал Алекс. — А ты по таким пустякам, как писанина Жаклин, устраиваешь трагедию! Вон, что происходит!.. Олег!.. Какой удар для Гаррика! Ведущий актер!..

* * *

— Это конец!.. Нет, это, действительно, конец! Как жить?!..

— На, выпей и возьми себя в руки! — протянула Гаррику рюмку с валерианой его супруга Лера.

Гаррик, не раздумывая, проглотил.

— Отец — при смерти! А тут еще нелепая гибель Олега! Основной репертуар — к черту!.. О, сволочь!.. Сволочь!.. Жаклин!.. — метался по увешанной портретами знатных предков гостиной Гарри Бахарев.

— Я тебя умоляю, успокойся!.. Согласна, все это просто ужасно! Но… с другой стороны, что такого?.. Подумаешь, шизофреничка опубликовала свои грязные записи…

— Да как ты не поймешь?! — размахивая руками перед лицом жены, сипло кричал Гарри. — Отец же хотел войти в историю театра!.. Он должен быть незапятнанным!..

— И на солнце есть пятна. Оно от этого еще ярче светит!

— Лера, не доканывай меня своими идиотскими высказываниями!

— Игорь Петрович! — обратился к Бахареву вошедший врач.

— Что?! Доктор! — подлетел тот к нему.

— Пока опасности нет! Самое главное, ничем, абсолютно ничем не волновать Петра Арсентьевича. Только положительные эмоции, да и то в умеренных количествах.

— Да, да, конечно!..

— Сестра останется дежурить на ночь. При необходимости она немедленно меня вызовет.

— Спасибо! — сказал Гарри, пожимая руку врачу.

Тот внимательно взглянул на него.

— И вам не стоит так огорчаться!.. Принимайте вот это лекарство!

Он сел и выписал рецепт.

— Одна таблетка на ночь, и будете спокойно спать.

Проводив врача, Лера заглянула в комнату свекра. Он, казалось, дремал. В кресле рядом с кроватью сидела медсестра.

Гаррик лежал на диване в гостиной, держась за голову.

— Послушай, нужно успокоиться и попробовать спасти положение! — начала Лера.

— Да как же ты его спасешь, если она уже успела написать про Степку Райкова!.. Сука!.. Просто сука!.. Обвинить отца, что он сдал Степку КГБ!..

— Я напишу опровержение! Мне поверят! У меня репутация!..

Гаррик уткнулся ей в плечо.

— Ты лучше прикинь, что это стерва еще может выдать относительно нас?..

— Не знаю!..

От неожиданного телефонного звонка Гарри вздрогнул и обречено посмотрел на жену: «Что на этот раз?!»

— Алло!.. Валентин?.. — Бахарев стал белее снега. — Ты прочел эту гнусность и поверил?.. — попытался начать оборону наступлением Гарри. — Да она просто взбесилась!.. Нет! Отца сейчас видеть нельзя. Да, болен!.. Зачем?.. Ну, если меня… тогда, конечно!.. — трубка выпала из его руки.

— Что? Что ему нужно?!

— Видеть меня! Хотел отца… — Гаррик подскочил. — Ну что, что я ему скажу?!

— Правду! Скажи, что ничего не знаешь!.. А еще лучше, возмутись, что он, старинный друг Петра Бахарева, поверил низкой клевете озлобленной твари!..

Гарри несколько секунд сосредоточенно помолчал, затем глубоко вздохнул и сказал:

— Да, именно так! Возмущение!.. В конце концов, кто должен поддержать в трудную минуту — друзья!

— Что-то никого из них не видно! — вздохнула Лера.

— Это Райков! — услышав стрекот домофона, пробормотал Гаррик и пошел встречать нежеланного гостя.

Валентин вошел в гостиную, поздоровался с Лерой.

— Просто не могу представить, что ты поверил этому навету! — возмущался Гарри. — Этой клевете!.. Неужели ты не знаешь Жаклин?.. У нее же нет ничего святого!.. Ей были нужны деньги, и она решила заработать их, сочинив гнусности про нас, про тех, кто на виду, кто интересен широкой публике. Она никого не обойдет стороной. Может, и про тебя что-нибудь придумает.

— Я могу видеть отца? — не вникая во взволнованный монолог Гарри, спросил Валентин.

— Нет!.. Он болен!..

— Давно? — пронзительно взглянув на него, спросил Райков.

— Около месяца!..

— Значит, прочел журнал и заболел?!..

— От возмущения!.. — вступила в разговор Лера. — Старика задела за живое черная неблагодарность. Он же открыл ей дорогу в большое искусство. И не его вина, что Жаклин не смогла удержаться. А теперь обозлилась на всех, кто чего-то достиг в жизни, и строчит свои грязные страницы!..

— Ты мне вот что скажи! — подошел ближе к Бахареву Райков. — Это правда?

— Что правда? — не понял Гарри. — То, что написала Жаклин или то, что сказала Лера?

— То, что написала Жаклин!

— Да я тебе сто раз уже повторил: ложь!..

— Вы столько лет дружили! И вместо того, чтобы поддержать Петра Арсентьевича, пришли узнать, правда ли, что он совершил бесчестный поступок! Вы, кто знает его лучше других, если вы сомневаетесь в его порядочности, что скажут остальные?! — не смогла сдержать возмущения Лера.

Валентин тряхнул головой.

— Мне больше всех хочется верить в порядочность Петра! Но я встречался с Жаклин… Она поклялась, что все написанное — правда!

— Хорошо, а если я поклянусь тебе, что все написанное — неправда? — взорвался Гарри. — Кому ты поверишь?

Валентин не ответил.

— Проводи! — бросил он ему.

Уже уходя, Валентин остановился у приоткрытой двери комнаты Петра Арсентьевича. Гаррик было попытался помешать войти, но тот отстранил его властным движением руки. С минуту он смотрел на неузнаваемо изменившегося Бахарева, потом повернул к двери. Задержавшись, сказал:

— Так убить может только правда. Значит, Петра Бахарева больше нет! Живой труп…

— Да как ты можешь!.. — возмутился Гарри.

Райков открыл дверь и вышел.

— Еще Шекспир писал: «Напраслина страшнее обличенья!..» — выкрикнул ему вслед Гарри.

— Может, и страшнее, но она не убивает!.. — спускаясь по лестнице, отозвался Валентин.

* * *

Лера глубоко задумалась, облокотясь о старинный буфет красного дерева. Потом она открыла дверцу, достала бутылку водки, налила полную рюмку и залпом выпила.

«Что-то нужно делать!.. Эта мерзавка не остановится!..»

Валерия зашла в спальню, взяла сотовый и набрала номер самой близкой подруги.

— Привет, Илона, это я! Читала про Степку Райкова?

— Читала!..

— Что скажешь?

— Стерва она, что еще?

— Думаешь что-нибудь предпринять? Она ведь и до нас с тобой доберется!

— А чего мне бояться?.. У меня тайн нет!

— И все-таки, если напишет, будет неприятно. Как знать, что ей взбредет в голову предать гласности? За двадцать лет между нами много чего было!

— А что ты предлагаешь?

— Предлагаю всем нам, кто был в близких отношениях с Жаклин, собраться и попытаться как-то образумить эту стерву.

— Кого ты подразумеваешь под «нами»?

— Мы с Гарриком, ты с Эдуардом, Марианна…

— Ой, вот кого перевариваю с трудом!..

— А кто ее вообще переваривает! — согласилась с подругой Лера. — Потом, наверное, Никита Напольский и, конечно же, Валуевы, Алекс и эта его королева из провинции, Алла.

— А где мы разыщем Жаклин? Она, вроде того, скрывается.

— Жаклин на даче Светки Ферри. Удружила швейцарская миллионерша. На дачу, где еще витает дух Серебряного века, пустить эту шлюху!..

— Вот она нашей миллионерше и отплатит за доброту и ласку. Черкнет пару строчек — и светлый образ последней заметно потускнеет.

— Слушай, Илона, как тебе смерть Олега Ветрова?! Это же просто ужас!.. На глазах у всех!.. И не смогли спасти!

Илона тяжело вздохнула:

— Я до сих пор места себе не могу найти. Ведь вот только смотрели его в роли Моцарта. Неделю была под впечатлением. Тонкий профиль, неподражаемая манера говорить… Да, актер с большим потенциалом!.. И как все это могло случиться? Ведь питоны в принципе безобидны. Вон, на Арбате с ними даже фотографируются!..

— Нелепая случайность. На площадке оказались дети актеров. Двое мальчишек лет по десяти. И один из них, по-видимому, когда Олег положил себе на плечи питона, запустил в змею самодельную стрелу с острым наконечником. Питон от боли скрутился и сломал бедному Олегу шейные позвонки.

— Вот, а когда говорят, что посторонним не место на съемочной площадке, никто не слушает. И что же теперь будет с этими мальчишками?

— Да ничего!.. Они плачут и уверяют, что не пускали стрелу в питона. Но тогда кто?.. Взрослый человек не будет же этим заниматься. Они это сделали, ясно! Но что с них возьмешь?..

— А вы-то как?

— Ничего хорошего. Отец еле живой. Валентин Райков приходил. Столько лет дружили, и он поверил этой наветчице!.. Никто из друзей словом не поддержал старика. Только вы с Эдиком да Алекс Валуев. Он пришел к отцу и сказал, чтобы тот не обращал внимания на выкрутасы Жаклин. Я, говорит, ее слишком хорошо знаю, чтобы верить.

— Ну, Алекс, как всегда, на высоте. Джентльмен. И как его угораздило жениться на этой провинциалке, не понимаю. Уж лучше бы на Марианне.

— Или Жаклин! Может, тогда она не была бы такой стервой. Уверена, она и Валуева не обойдет стороной. Кстати, Жаклин ведь дружила с Галиной!..

— Надеюсь, мертвых она не будет касаться.

— У этой твари нет ничего святого! Хотя, насколько я помню, они были в хороших отношениях вплоть до гибели Галины. А там — кто ее знает!.. Поэтому я предлагаю всем нам собраться и поехать поговорить с мерзавкой!

— Хорошо, я передам Эдику твое предложение!.. Да, вы идете на панихиду?!

— А как же… — с тяжелым вздохом отозвалась Лера.

— Вот там встретимся — и все решим.

* * *

Илона положила трубку, вышла в коридор, потихоньку подошла к двери, ведущей в кабинет мужа, и прислушалась. По сухому звуку, издаваемому клавишами, поняла, что муж работает за компьютером. Она хотела было войти, но передумала и вернулась в гостиную. Зажгла высокий светильник и, опустившись в кресло, задумалась. Приняв решение, тряхнула головой, поднялась, взглянула на себя в зеркало, поправила челку и, легко ступая, направилась к мужу.

— Извини, дорогой! — приоткрыв дверь, сказала она. — Можно тебя отвлечь минут на десять?

Не отрываясь от экрана, Эдуард пробормотал:

— Да! Конечно!.. Сейчас!..

— Что-то случилось? — повернувшись в кресле, спросил он.

— Я принесла тебе миндальные орешки, — поставила она на стол тарелочку. — И хотела бы посоветоваться по поводу… по поводу Жаклин, — скривившись, через силу проговорила она.

— Не понимаю! О чем мы должны советоваться? Ты же знаешь, я занят. У меня послезавтра эфир! Все знаю! Все понимаю!.. Но и ты не забывай, что мы с тобой входили в близкий круг знакомых этой доморощенной писательницы… Думаешь, она и нас опишет?

— Почти уверена! Не могу, правда, сказать в связи с чем… но, вот подумала, ты тогда ездил за границу… и, наверное, подписывал какие-нибудь бумаги… — осторожно выстраивала фразу Илона, не желая все называть своими именами.

— Если ты имеешь в виду, подписывал ли я бумаги с грифом КГБ, отвечу — конечно! А кто бы меня тогда отпустил за рубеж?! — он вгляделся в расстроенное лицо жены и рассмеялся: — Илонка, ты попусту волнуешься. Неужели ты действительно предполагаешь, что Жаклин имеет доступ к таким документам?

— Значит, они существуют!

— Думаю, что их не уничтожили, но это не имеет никакого значения. Ничего из того, что могло бы нанести кому-либо вред, в них не содержится. Так что успокойся, дорогая!

— Легко сказать! Сколько у нас завистников!.. Одно неосторожное слово, намек — и твоя репутация бескомпромиссного журналиста будет потеряна!

— Ну а что ты предлагаешь? Мы с этой Жаклин уже лет пять как не встречаемся. Видимся только на презентациях или выставках, да и то редко.

— Предлагаю не я, а Лера. Она говорит, что всем нам, кто когда-то был близок с Рахманиной, нужно отправиться на дачу Светланы Ферри, где сейчас скрывается эта ведьма, и уговорить ее оставить нас в покое.

Эдуард провел ладонью по лбу.

— Как это некстати!.. Хотя, зная энергию и напор Жаклин, от нее можно ожидать чего угодно. Но в отношении меня, уверен, нам опасаться нечего!..

— Эдик, я тебя умоляю!.. Лучше, чтобы в отношении тебя вообще ничего не было, чтобы эта тварь даже не касалась твоего имени!.. У тебя такой авторитет!.. Она тебя послушает!.. Именно тебя, дорогой!.. Потому что все остальные мужчины либо ее бывшие любовники, либо мужья, которых она готова стереть в порошок!.. Ты единственный, кто не связывался с этой шлюхой!..

Эдик замотал головой и рассмеялся.

— Однажды, признаюсь, почти был момент, но меня срочно отправили в Испанию.

— В Испанию?! Значит, это было уже после гибели Галины, когда мы с тобой…

Эдик поднял руку и попросил не завершать тираду.

— Я тогда был вдовцом!.. Была ты, была Жаклин и много других женщин, из которых я выбирал.

— Значит, ты опустился до того, что поставил меня с этой толстухой на одни весы?

— Тогда она была не толстухой, а чертовски привлекательной женщиной с огромными черными глазами и волнительной грудью.

— А я?! — задохнулась от негодования Илона.

— А ты и сейчас чертовски привлекательная и стройная… Но прошу, давай окончим этот разговор. Согласен на поездку, согласен на встречу с Жаклин. Так и передай нашему бессменному организатору Лере, — и он повернулся к компьютеру.

Несколько мгновений Илона смотрела в спину мужа. Она не задавалась вопросом, любит ли она его или нет, он был смыслом ее жизни.

* * *

Илона вышла из кабинета и осторожно прикрыла за собой дверь. В полумраке длинного коридора ее неожиданно охватил безотчетный страх одиночества.

«Нет!.. нет!.. — дрожащими губами зашептала она. — Нет!.. Все глупости!..»

Поспешила в гостиную и включила телевизор.

«Господи, неужели он до сих пор не забыл Галину?.. — невидящими глазами глядя на экран телевизора, вдруг подумала Илона. — Неужели я для него лишь вторая жена… привлекательная и стройная… а Галя — первая!.. Но что в ней особенного было?

Высокая, худая, причем вся, вплоть до икр, не ноги, а какие-то селедочки. Пышные волосы, серовато-зеленые глаза, тонковатые губы и крупный мужской нос, — вот вам Галина!.. Глупости все, — вздохнула Илона. — Просто она осталась в воспоминаниях молодости, когда чувства были яркими, а желания не терпящими отлагательства. Они и прожили-то вместе всего пять лет. Однако на меня Эдик стал заглядываться почти с первых месяцев нашего знакомства. Я все помню, это он делает вид, что забыл».

* * *

Руководство телевидения было немало озадачено просьбой Эдуарда Крылова, в основном занимавшегося политическими новостями и почти постоянно пропадавшего в командировках в капиталистических странах, послать его в Тюмень.

— Эдик, о чем ты собираешься писать? У тебя же другой профиль!.. — тем не менее подписывая командировку, говорил главный редактор. — Что случилось? Вместо того чтобы съездить на три дня в Брюссель на международную конференцию, ты мчишься за тридевять земель!..

— Хочу сделать репортаж о нефтяниках.

— О них любой местный журналист сделает репортаж. Не с твоим уровнем заниматься проблемами нефтяной промышленности.

Эдик загадочно улыбнулся, взял командировочное удостоверение и улетел в Тюмень.

Нефтяники, естественно, оказались предлогом. Предметом же была Галина Чернова. Он познакомился с ней этим летом во время круиза по Черному морю. Вместе провели две недели, расстались, но, к своему удивлению, Эдик не забыл о ней.

Крылову было двадцать восемь лет. Он считался блестящим журналистом-международником. Каждый, кто имел дочь на выданье, старался залучить его в гости. Поэтому выбор перед ним был огромный: все дочери людей со связями и даже некоторых высокопоставленных особ. Но он был неуловим. И вдруг, после очередной поездки в Тюмень, Эдуард Крылов объявил своим друзьям, что собирается жениться.

Новость взволновала всех. «Наверняка, какая-нибудь необыкновенная красавица!..» — говорили одни. «Точные сведения, — шептали другие, — дочь первого секретаря обкома. Отца переводят в Москву с повышением». «Ей, наверное, лет восемнадцать!.. Выбрал посвежее!»

Каково же было изумление друзей и знакомых, когда они увидели невесту одного из лучших женихов столицы. Высокая, худая женщина двадцати пяти лет. Пышные волосы, крупный нос. Бухгалтер по образованию. Однако, познакомившись поближе, друзья отчасти оправдали Эдика. Галина оказалась приветливой, со сверкающим огоньком очарования в зеленоватых глазах. Она не была блестяще эрудирована, но, к ее чести, умела хранить молчание и не болтать глупости.

Крылов устроил молодую жену в бухгалтерию журнала «Огни Москвы», где работала Илона Стефанова, и они довольно быстро подружились. Разведенная и не обременная детьми Илона стала частым гостем Крыловых. Ей нравилась Галина, ну а Эдик… Порой она задавала себе вопрос: «Ну почему я, живя в столице, вращаясь в журналистских кругах, только издали видела Крылова. Он же на меня ни разу не обратил внимания!.. Ведь мы с ним были бышикарной парой. Общие интересы, оба журналисты и, главное, мы с ним одного круга. Я была бы для него идеальной женой, умеющей принять хоть иностранных коллег, хоть известных всей стране людей. Галина, в общем-то, милая, но тушуется, порой не знает, что сказать, как сервировать стол, не умеет поддержать беседу… Ну почему так?..»

Илона имела все основания задаваться подобными вопросами. Она была яркой двадцатисемилетней шатенкой. После развода с мужем, неудавшимся художником, на которого она в свое время возлагала большие надежды, мечтая о его персональных выставках за рубежом и воображая себя хозяйкой художественного салона, Илона решила насладиться плотскими радостями жизни. Она меняла любовников, путала их имена, ни на ком не задерживая своего внимания.

Эдуард ей нравился, но она мечтала накинуть сеть на более крупную птицу. Журналист-международник — это очень заманчиво, однако, на фоне дипломатов, министров, знаменитых режиссеров и композиторов он выглядел довольно скромно.

В глазах Эдика загорался огонь, когда он смотрел на ее стройные с заманчивым извивом бедра, чего напрочь была лишена его супруга, на ее красиво вылепленную грудь и яркие губы. Часто за столом их взгляды встречались. Илона провоцирующе смотрела на Эдика, словно говоря: «Что же ты, я ведь рядом, я ведь позволю!» Но, случайно оставшись с ним наедине, она тут же отводила глаза и начинала болтать о постороннем.

Однажды, когда Галина уехала отдыхать, а Эдик задержался в Москве, он зашел к Илоне и предложил поехать к Галине вместе. Он с таким вожделением смотрел на нее, что, казалось, готов был схватить в объятия, но то, что она была подругой жены, странным образом сдерживало его. Он говорил о любви… вообще, о страсти… вообще… С холодным цинизмом определил, что на истинную страсть Илона не способна. Он так ей и заявил, пытаясь спровоцировать ее на один неосторожный жест, слово, улыбку, но Илону тоже удерживала мысль о подруге, и, главное, в тот момент Эдик ей был не нужен. За ней ухаживал атташе по культуре при французском посольстве, и она мысленно уже была в Париже.

Правда, в результате годом позже атташе уехал в Париж, Эдуард с Галиной — в Рим, а Илона осталась в Москве. Вот тогда она принялась безуспешно пытаться укусить свой локоть, такая ее обуяла обида на судьбу и собственную глупость. Но легче не стало.

К тридцати двум годам она уже устала брать интервью, получать задания, бегать по улицам, ездить по командировкам. Илона подсуетилась и устроилась на место заместителя главного редактора. «Великолепная карьера для работающей женщины! — говорила она сама себе, но каждый раз добавляла: — А вот для женщины… крах! Кроме работы у нее есть только работа…»

Суета с любовниками надоела. Молодые раздражали — кто наивностью, кто цинизмом. Ровесники — паническим страхом перед женами. Едва познакомившись, они начинали их расхваливать, давая понять, что ты, красивая женщина, даже и не мечтай занять место моей Наташи. Почему-то в основном встречались именно Наташи. Мужчин постарше она вообще не жаловала: «Пусть ваши морщины и отвислые животы любят жены!» Вот и оставалась только работа.

Казалось, жизнь уже сложилась. Но однажды, сверкающим яркими красками весенним днем, они — Эдуард, Галина и Илона с одним из тех, у кого жена Наташа, поехали за город. Они уже порядочно удалились от Москвы, как неожиданно в «Жигули», которыми управлял Крылов, врезался грузовик. Эдуарду удалось смягчить удар, пришедшийся в кабину со стороны Галины… Но спустя восемь часов она умерла в близлежащей сельской больнице.

* * *

Илона выключила телевизор. «Что может написать про меня и Эдика Жаклин? — пытаясь взглянуть со стороны, сформулировала она вопрос. — Наша жизнь просвечена рентгеновскими лучами КГБ! Мы столько раз выезжали за рубеж. Три года жили в Париже, год в Риме. Кроме вынужденного сотрудничества с КГБ нам нечего страшиться, хотя и КГБ в наше время выполняло свои прямые функции, ну, за малым исключением, — следило за безопасностью страны. У нас причин бояться новых глав романа Жаклин нет! — стукнула она ладонью по подлокотнику кресла и решительно поднялась. Но тут словно столб воздуха ударил ее по голове, все закружилось… — Да, конечно, можно уцепиться за эту аварию. Эдик был за рулем… Все испугались, растерялись, когда расследованием причин катастрофы занялась милиция. И только благодаря мне все стало по своим местам. Эдик был признан невиновным. Шофер грузовика получил по заслугам. Да, я не пустила все на самотек! — обстоятельно разговорилась сама с собой Илона. — Приватно побеседовала с одним милицейским чиновником, дочку другого устроила в театральное училище через Леру, упросившую посодействовать Петра Арсентьевича. Неважно, что из этой дочки актрисы не получилось, зато в крови водителя обнаружили алкоголь. Эдик тогда был таким растерянным. Во-первых, смерть Галины, а во-вторых, его карьера держалась на честном слове. И это честное слово было моим! Враги блестящего журналиста-зарубежника засуетились, стремясь выбить его из обоймы. Я написала нужные статьи. Я организовала общественное мнение в поддержку журналиста Крылова. Я организовала похороны Галины с необходимыми, так сказать, нюансами. Я бесконечно долго разговаривала со следователем. Я выступала в суде. Я упросила начальство Эдика немедленно отправить его в командировку в Италию. И что же удивительного в том, что спустя год мы поженились?.. Я давно нравилась Эдику, и он был мне не безразличен. Между нами никогда не угасала искра обоюдного интереса, и только долг и порядочность по отношению к Галине сдерживали нас. Когда ее не стало, мы, что совершенно естественно, потянулись друг к другу… За что тут можно уцепиться? — пытаясь поставить себя на место Жаклин, сосредоточенно думала Илона и после мучительных размышлений вздохнула: — О Господи, да разве возможно предугадать, что еще надумает эта извращенно мыслящая особа. Лера права, ее надо остановить!.. Связываться с ней в публичной полемике — глупо. Только всех насмешим!.. Ох, и стерва эта Жаклин!.. Решила отомстить нам за наше благополучие. За то, что, когда уже стало ясно, кто чего достиг, она оказалась не у дел, попросту — неудачницей. Нужно будет унять ее!» — поставила точку в своих размышлениях Илона.

Подошла к зеркалу и постаралась взглянуть на себя со стороны, чужим, трезвым взглядом. Темные шелковистые волосы, слегка касавшиеся плеч, обрамляли ухоженное, немного бесстрастное лицо, не разукрашенное сеточкой морщин и задумчивыми складками благодаря дорогим кремам. В сорок четыре года Илона сохранила овал лица, не отягощенный даже намеком на второй подбородок. Фигура была гибкой, движения легкими, дыхание, даже после подъема по лестнице — ровным. Рядом с собой она мысленно поставила Эдика, высокого, стройного, с пышными, седеющими волосами. Они великолепно смотрелись вместе. Друзья и враги в шутку называли их идеальной парой. Излучающая энергию Илона и задумчивый, слегка рассеянный Эдуард.

«И чтобы я позволила разрушить наш брак?! — тихо обратилась она к своему отражению, высокомерно поморщившемуся в ответ: — Ты преувеличиваешь опасность!.. Впрочем, держи руку на пульсе событий!.. И если потребуется… можешь прибегнуть даже к крайнему способу защиты!..» — Илона чуть наклонила голову, благодаря за дельный совет.

_____

ГЛАВА 6

На панихиду Валерия Бахарева и Крыловы приехали почти одновременно. Они вместе вошли в театр, где проходило прощание с телом Олега Ветрова.

— Гаррик уже здесь? — спросила подругу Илона.

Та кивнула.

— С самого утра!.. Репертуар нужно менять! Да и вообще…

— Как отец? — поинтересовался Эдуард.

— Никак! — вздохнула она. — Лежит совершенно безучастный. Его попросту убила безграничная неблагодарность бывшей невестки, для которой он сделал больше, чем для любой другой родной отец!.. Ну, что-то было не так, но ведь непреднамеренно, — махнула Лера рукой и замолчала.

Они прошли в широко открытые двери зрительного зала, где печальным пятном светилась середина сцены с установленным на ней гробом.

— Родственников жалко!.. — вздохнула Илона. — Такой молодой!..

Мимо них провели бьющуюся в истерике одну из поклонниц актера.

— Господи, Гаррик в траурном карауле! — шепнула Лера подруге. — С его нервами только этого не хватало!.. Пойду, скажу, что он плохо себя чувствует, пусть сейчас же заменят.

Лера быстрым шагом направилась к сцене.

— Нелепая смерть, — подошел к друзьям освобожденный от печальной обязанности Гаррик.

— Милиция что-нибудь говорит? — пожимая ему руку, спросил Эдуард.

— Да что тут говорить, все ясно! Несчастный случай. Сколько их бывает во время съемок…

— Ты пойдешь прощаться? — спросила Лера Илону.

— Нет. Я так, издали!

— А мне надо! Жена режиссера все-таки! — вздохнула она. — Эдик, а ты? — оглянулась она на Крылова.

Он кивнул.

— Пошли!

Когда они поднялись на сцену, то удивились странному оживлению. Засуетились, насколько позволяло в данном случае приличие, репортеры. Фотовспышки следовали одна за другой.

«Что такое?» — Лера с Эдуардом непроизвольно оглянулись назад и увидели следовавшую за ними Жаклин, чье появление и вызвало это оживление.

Жаклин была в глухом черном платье, с накинутой на плечи черной шелковой шалью. В руках она держала красные розы, перевязанные лентой. Шла, гордо вскинув голову, с отрешенным взглядом, не слыша рокота голосов и не обращая внимания на интерес, проявляемый к ее особе.

Положила цветы, на секунду задержала взгляд на усопшем и отошла. Все это было тут же зафиксировано фоторепортерами.

— Тварь, как она посмела переступить порог этого театра! — с еле сдерживаемым возмущением проскрежетала Лера.

Эдуард сжал ее локоть и отвел в сторону.

На поминальном фуршете Лера едва не проглотила розовую шпажку вместе с канапе, увидев входящую в зал Жаклин. Ей казалось, что теперь, когда официальная печальная часть окончена, общество выскажет если не презрение, то хотя бы сделает вид, что не замечает одиозную фигуру Рахманиной. Ведь почти все из присутствующих были знакомы с Петром Арсентьевичем, Гарриком и с нею самой. Семья Бахаревых заслуживает уважения, и круг, к которому она принадлежит, просто обязан выразить солидарность непринятием Жаклин.

Лера внутренне сжалась, краем глаза следя за Рахманиной, которая спокойно подошла к столу и, задумавшись на секунду, сначала опрокинула рюмочку водки за упокой души, а затем запила горе белым вином. Ее появление, несомненно, не осталось незамеченным: головы, склоненные друг к другу, шепчущие губы, загоревшиеся низменным интересом глаза.

Жаклин, колыхая широкой юбкой, подошла к родственникам Олега выразить свои соболезнования. Затем вернулась к столу. Первой не выдержала Нина Максимовна, известная сплетница. Она словно невзначай оказалась рядом с Жаклин и перекинулась с ней парой фраз.

— Никогда не прощу Нинке! — устремив полный презрения взгляд в сторону той, прошептала Лера Гаррику.

Толчок был дан, Жаклин в считанные минуты стала центром внимания. К ней подходили, с ней здоровались даже те, кто уже лет пять не замечал ее присутствия. Всем хотелось узнать, кого она будет разоблачать в следующей главе.

— Поистине, человеческая наглость безгранична! — раздалось вдруг рядом с Бахаревыми и Крыловами. — Как она посмела сюда явиться?! — поправляя длинную нитку розового жемчуга, проговорила Нина Максимовна. — После того, как оклеветала Петра Арсентьевича, она еще осмелилась заговорить со мной!

— А по-моему, это ты заговорила с ней! — с нескрываемой яростью в голосе бросила Лера.

— Да что ты, дорогая! — насмешливо глядя на нее, высокомерно возмутилась Нина Максимовна. «Еще смеет что-то высказывать!.. — негодовала она в душе. — Бахаревская невестка! Жаклин мне шепнула, что следующая глава будет посвящена тебе! Вот позабавимся!»

— Нина, мы все видели, — не удержалась Илона. — Первое слово было твоим.

— Разве? — пожала та худенькими плечами под черным шифоном. — Все моя привычка говорить вслух. — Да что я! Посмотрите, что другие делают! Кружат вокруг Жаклин, ловят ее слова…

— Видно, им хочется получить очередную порцию лжи! — высказался Гарри.

Нина Максимовна бегло окинула его взглядом.

— Кстати, Жаклин там что-то говорит о следующей главе… Кажется, опять о вас! — притворно-сочувственно проворковала она. — Вернее, о Лере! Странно, что она может написать о тебе? — прикоснувшись к Лериному локтю, удивлялась Нина Максимовна. — Ты — признанная писательница, и вдруг эта доморощенная авторша вздумала соревноваться с тобой!.. К тому же, если она даже и затаила против тебя злобу, что ты вышла замуж за Гаррика… так ведь это было уже после их развода, она же сама разошлась с ним.

— Она просто взбесившаяся грязная сплетница! — отчеканила Лера.

— Ну так ответь ей! Это будет настоящая литературная дуэль, в которой, не сомневаюсь, последний роковой выстрел окажется за тобой, дорогая, — сладко щурясь, проговорила Нина Максимовна и отошла, заметив вошедшую в зал Светлану Ферри.

— Вот чего они хотят! Стравить нас! — нервно потирая ладони, обратилась Лера к мужу и Крыловым.

— Ни в коем случае! — посоветовал Эдуард и постарался незаметно посмотреть в сторону Светланы.

Белокурые с золотистыми искрами волосы мадам Ферри были уложены в высокую прическу и украшены черным цветком. Глубокое декольте, прикрытое прозрачным шарфом, явно не соответствовало моменту, но зато подходило к ее великолепной груди. Головы всех присутствовавших, кроме родственников покойного, повернулись в ее сторону. Словно не замечая повышенного интереса, она подошла к Жаклин, а затем к Алексу Валуеву, появившемуся в зале вместе со своей женой.

Немного поговорив со Светланой, Алекс пробежал взглядом по лицам и, увидев Бахаревых и Крыловых, подвел своих дам к ним.

— Прекрасно выглядите, — целуя руку Светлане, сказал Крылов, стараясь спрятать свой заинтересованный взгляд.

Зато Илона истинных чувств скрывать не стала — ее глаза вспыхнули, словно огни фейерверка в ночном небе. Она остерегалась, а, следовательно, не любила красивых и свободных женщин, поэтому приветливее обычного заговорила с Аллой Валуевой, значительно померкшей на фоне мадам Ферри.

— Надо же, какое грустное совпадение! — все же не выдержала Илона, взглянув на Светлану. — Ты приехала, чтобы проводить в последний путь Олега, царство ему небесное!

— Как это вообще случилось? — обратился к ней Гарри. — Ты, говорят, была в тот день на съемках?

Светлана кивнула.

— Илона точно заметила: что-то в моем приезде мистическое! Даже то, что Олег и Никита пригласили меня сняться в небольшом эпизоде.

— Да? — заинтересовался Эдуард. — И что же это был за эпизод? — с оттенком сладострастного любопытства спросил он.

— Разочарую! — уловив подоплеку интереса, с легким презрением ответила Светлана: — Это не альковная сцена.

— Жаль!.. — не стесняясь присутствием супруги, протянул Крылов.

— А вот и Никита! — подзывая жестом Напольского, сказала Илона, уводя разговор в сторону.

— Здравствуйте! — приветствовал всех Никита.

— Выпей немного вина, — протянула ему бокал Лера. — Ты такой бледный!

Никита сделал несколько глотков и, опустив глаза в пол, проговорил:

— Мне все кажется, что мы какой-то жуткий фильм снимаем, в который на роль жертвы режиссер пригласил Олега. Вот сейчас раздастся: «Стоп! Снято!», и Олег выйдет к нам. Кажется, что он не по-настоящему, а по-киношному умер… И все на моих глазах… Спать не могу. Одна мысль в голове: «На секунду бы раньше опомниться, подбежать, скинуть эту гадину…»

— Ты и так почти тут же бросился к Олегу, — заметила Светлана. — Но… — она отвела заискрившийся слезами взгляд и замолчала.

— А как ты думаешь, кто мог запустить эту стрелу? — обратился к Никите Бахарев.

— Дети!.. Там двое мальчишек крутились. Они, правда, говорят, что не было у них никакой стрелы. Но пока милиция приехала, я думаю, родители их подучили твердить одно и то же. Хотя им по малолетству ничего не угрожает, но все равно — неприятности для родителей.

— Все-таки в этом есть что-то странное, — тихо произнесла Светлана. — Ведь эту стрелу надо было сделать. Обычные, игровые, они ведь с другими наконечниками… А эта, судя по всему, самодельная!

— Ну а что милиция?.. — волновался Бахарев. — Вот так погибнет человек, и никто не разберется, как это произошло.

— Что ж тут разбираться! — вмешалась Илона. — Если это случилось на глазах у всех! Кто, кроме детей, мог запустить в питона стрелу?..

Лера не принимала участия в общем разговоре, она не сводила глаз с Жаклин.

— Нет, вы только посмотрите, — не выдержала она. — Сейчас у нее автографы начнут брать!

Все повернулись в сторону Жаклин.

— А ты тоже, Светлана, удружила!.. — продолжила Лера. — Предоставила этой ведьме дачу, чтобы ей удобнее было варить свое зелье.

— Да откуда ж я знала?! — искренне возмутилась мадам Ферри. — Жаклин позвонила мне. Начала жаловаться на усталость, безденежье. «Врачи говорят, нужен чистый воздух… Ты бы не разрешила на твоей даче отдохнуть?» — Ну а мне-то что?.. Я ее для родителей купила, а им наша старая больше нравится, они все время там! Ну, думаю, пусть женщина отдохнет!..

— И отдохнула!.. — подтвердила Лера. — Да так, что стала строчить пасквили на людей, которые ей столько добра в жизни сделали! Ведь если разобраться, то каждый из нас помогал Жаклин. Илона писала о ней. Эдуард выручал деньгами. Никита вообще ее любил. Ты ей дачу предоставила в полное распоряжение. А о нас и говорить нечего!

— Думаешь, она обо всех нас напишет? — все-таки засомневался Никита.

— Уверена! — безапелляционно заявила Лера.

Никита пожал плечами.

— Но у меня с ней вроде бы все нормально было…

— И у меня тоже!.. — рассмеялся Алекс Валуев.

— Вот именно! — насмешливо подтвердила Алла. — Только вы, каждый в свое время, оставили ее. Я согласна с Лерой: Жаклин вам отомстит! — неожиданно горячо поддержала она Бахареву.

Илона задумчиво пожала плечами. Эдуард легкомысленно бросил:

— Ну, пусть поупражняется!..

— Это ты так сейчас говоришь, — напустилась на него Лера. — А когда почитаешь, когда будешь захлебываться от бессилия перед ложью… тогда вспомнишь мое предупреждение.

— А что ты предлагаешь? — поинтересовался Валуев.

— Предлагаю всем нам поехать к этой твари и предупредить, что если она не оставит свою писанину, — ей не поздоровится!..

— Думаешь, испугается? — с сомнением в голосе спросил Валуев.

— Конечно, нет!.. — вступила Алла. — Нам нужно предпринять более решительные шаги.

— Какие же?! — удивился Крылов. — Убить ее, что ли?.. Давайте наймем киллера! — развеселился он.

— Предлагаю заплатить ей, — внесла предложение Алла.

Валуев с неожиданным любопытством взглянул на свою жену, обычно неохотно вступавшую в полемику и не разделявшую интересов его друзей.

— Наивно полагать, что шантажиста можно насытить, — ответила Лера. — К тому же, посмотрите, у нее успех, слава писателя. Не сегодня-завтра будут автографы брать… Даже если мы договоримся с ней о сумме, которая, уверяю вас, будет астрономических размеров, кто даст гарантию, что, вернувшись, к примеру, с Канарских островов, посвежевшая и загоревшая Жаклин не начнет вновь писать свои лживые пасквили?!

— Но другого выхода у нас нет, — заметила Алла. — Правда, может, кто-нибудь захочет что-то предложить?.. — оглядела она всех.

— Думаете, Жаклин ограничится только нами? — спросила Илона, проигнорировав вопрос Валуевой.

— Конечно же, нет! — отозвался Алекс. — Она не простит Марианне Никиту!.. Кстати, где она? — обратился он к Напольскому.

Никита пожал плечами.

— Сказала, будет! Но ты же ее знаешь!

Алекс улыбнулся. Лицо Аллы заметно порозовело.

— Кажется, Жаклин оставили на минуту в покое. Смотрите, она обратила свое внимание на нас, — проговорил Валуев, глядя на Рахманину. — Пойду посоветую ей кое-что… Вряд ли поможет, но…

Он подошел к Жаклин.

— Что, отпустили? — усмехнулась она, жадно разглядывая его лицо.

— Не болтай чепухи! — брезгливо бросил он. — Ты же знаешь, меня насильно удержать невозможно! Просто решил кое-что тебе сказать: не наживай себе врагов!

Жаклин весело опрокинула бокал с белым вином и с удовольствием заметила:

— Врагов нет только у дураков и уродов!

Алекс с сожалением покачал головой.

— Но только дураки и уроды сами стараются нажить их.

— Да что ты!.. — чуть ли не подбоченившись, рявкнула Жаклин.

Алекс окинул ее взглядом и пробормотал:

— Кто бы мог предположить, что очаровательная, кокетливая женщина превратится в ведьму.

— Да как ты смеешь!.. — готовая вцепиться ему в лицо, вскрикнула Жаклин.

— Кажется, совет Алекса не пришелся по вкусу нашей «обличительнице». Смотрите, она сейчас набросится на него!.. — заметил Никита.

— Ну, пойди выясни!.. — подталкивала его Алла, не сводя взволнованного взгляда с мужа.

Напольский вздохнул, поставил свой бокал и подошел к Рахманиной с Валуевым.

— Что тут у вас? Жаклин, успокойся! Ты все-таки на поминках!..

— Он, — указала она на Валуева, — хамит!

— А ты?! — не сдержался от возмущения Алекс. — Ты что делаешь? Зачем пишешь свои гнусности?!

— Задело? Испугался?! — торжествовала Жаклин.

— Я?! Мне нечего бояться!..

— Каждому есть чего бояться! Особенно правды! Она ведь разная бывает… Одна такая, что лучше ее знать, чтобы избежать неприятностей. А другая — что лучше не знать, чтобы избежать катастрофы!

— Хватит! — поморщился Никита.

— И ты, красавчик возлюбленный, и ты получишь свою порцию!

— Пошли! — взял Валуева под локоть Никита.

Четверть часа спустя от тесного кружка отошла Светлана.

— Послушай, Жаклин, тут хотят с тобой встретиться… — начала она, рассеянно глядя по сторонам.

— Тебя уполномочили? — блеснула язвительной улыбкой Рахманина.

— Дача моя!.. Получается, ты меня втянула! Меня-то за что?

— А за компанию!

— Смотри, Жаклин! Я ведь не прощу!

— Ладно, пусть приезжают!.. В пятницу, вечерком!.. — расхохоталась она так, что все присутствующие оглянулись.

Но Жаклин, колыхая черной юбкой, уже направлялась к выходу.

* * *

Вечером того же дня в квартире частного детектива Кирилла Мелентьева раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте! — произнес приятный молодой женский голос. — Вы меня не знаете! — предупредила незнакомка. — Мне посоветовала обратиться к вам Мирра Драгулова…

— Мирра плохих советов не дает! — не без иронии заметил детектив.

— Мне нужно с вами встретиться!

— Пожалуйста!

— Когда?

— Хоть сейчас!

— Спасибо!

— Может, теперь вы представитесь?!

— Ах, простите, меня зовут Светлана Ферри.

— Мой адрес…

— Мирра мне его дала. Минут через тридцать я буду у вас.

«Мирра ничего не делает наполовину, — улыбнулся Мелентьев и задумался. — Светлана Ферри… Вдова швейцарского миллионера».

Вдова озарила своим появлением офис детектива, как и обещала, ровно через полчаса. Она вошла в сопровождении охранника, которого поспешила удалить.

— Светлана! — протянула она руку.

— Кирилл! — пожал узкую ладонь миллионерши Мелентьев. — Прошу, присаживайтесь!

— Благодарю! — элегантно опустилась она в кресло и, окинув детектива быстрым взглядом, сказала:

— Мне бы хотелось с вами посоветоваться…

— К вашим услугам!

Она улыбнулась чуть грустно, ресницы поднялись и опустились, как крохотные веера.

— Вы, конечно, слышали о трагической смерти Олега Ветрова!

— Да!

— Как вы думаете, это действительно несчастный случай?

— У вас есть сомнения?

— И да и нет!.. Все произошло у меня на глазах… Милиция считает, что это дети пустили в питона стрелу. Просто так, без всякого умысла…

— Они в этом сознались?

— Нет! Мальчики уверяют, что они ничего не делали. Трудно им не поверить, но и верить… ведь их могли наставить родители…

— Вам хотелось бы узнать, что же произошло на самом деле?

— Да!.. — задумчиво произнесла Светлана. — Это возможно?

— Почему бы нет?..

— Я не представляю, кто бы мог желать смерти Олегу. Никаким бизнесом он не занимался. Он был артист и только. Кроме театра и кино, его ничто особенно не интересовало.

— Насколько я помню, вы давно знаете Ветрова. Вы с ним снимались в одном фильме.

— Да!..

— У вас был отличный дебют. Почему вы не продолжили карьеру актрисы?

— Я покинула кино, потому что вышла замуж.

Мелентьев внимательно посмотрел на нее.

— Вы впервые обращаетесь ко мне, поэтому должен предупредить, если я возьмусь за расследование, вам придется рассказать всю правду о вашей прошлой и настоящей жизни.

— Мне? — удивилась Светлана. — Но я вам и не пыталась лгать.

— Совершенно верно, не пытались, вы просто солгали.

— В чем?!

— В том, почему вы оставили кино.

— Разве это так важно?

— Я задаю только важные для расследования вопросы. Поверьте, я не испытываю чистого любопытства.

— Значит, беретесь?

— Да!

— Я выпишу чек, — достала она книжку. — Сколько?

— Думаю, аванс составит пять тысяч долларов. А дальше, судя по обстоятельствам…

Мадам Ферри выписала чек и сказала:

— Что касается причины, по которой я покинула кино… В моем ответе нужно только переставить слова: кино покинуло меня!.. Я оказалась не у дел. Была любовь… с Олегом… через три года мы расстались… Простите, не привыкла к точным формулировкам, — усмехнулась она. — Олег меня оставил… По окончании училища мне предлагали только места статисток. И это, как вы правильно заметили, после громкого дебюта. Я ожесточилась… Любимый бросил. Театр не желал знать. Кино отвернулось. Мне хотелось доказать всем разом, что кое-что значу… Случай помог мне…

— Вы расстались с Олегом по какой-то причине или?..

— Не знаю, как это назвать… — провела она пальцем со сверкающим бриллиантом по своей бархатисто-розовой щеке. — Самым точным определением, пожалуй, будет — по причине исчезновения любви… Олег оставил меня отнюдь не ради какой-то женщины. Он просто окунулся в другую жизнь, где для меня не было места.

— Позвольте узнать причину вашего приезда в Москву.

— Я и раньше приезжала. Родители, друзья… да и вообще… Хотя, если честно, то я очень хорошо адаптировалась в Женеве.

— После вашего замужества вы встречались с Олегом?

— Да. Как-то, будучи проездом в Женеве, он позвонил мне. Номер телефона ему дала одна наша общая знакомая. Мы встретились.

— Как друзья? Или?..

— Полчаса мы были друзьями, потом наступило «или»… — мягко усмехнулась она. — Но это ничего не означало… Это было просто…

— Значит, конкретной цели в нынешний приезд у вас не было?

— На это раз была. Я овдовела…

— Печать поведала о вашей утрате.

— … Вошла в наследство и решила попробовать себя в качестве продюсера. Сначала я, конечно, посоветовалась с Олегом. Он поддержал мою идею. Ну вот, приехала, и Олег с Никитой пригласили меня на съемки. Уговорили режиссера снять меня в эпизоде. Я не смогла отказаться от подобного искуса — вновь услышать: «Внимание! Мотор!..» Ощутить на лице горячее дыхание софитов. Это бывалые актеры устают от всего этого, а для меня кино началось сказкой, правда, закончилось грустно… — по ее плечам пробежала крупная дрожь.

— Простите, я вам не предложил: выпьете чего-нибудь?

— Красного вина. Только если хорошее… — непроизвольно уточнила она и поморщилась. — Извините, я повела себя не очень тактично.

— «Эрмитаж» Поля Жабуле Энэ, подойдет?

— Великолепно!.. — легко откинувшись на спинку кресла, воскликнула мадам Ферри.

Мелентьев налил в два высоких бокала тонкого стекла вино цвета зрелой вишни.

— А вы знаток!.. — не без удивления отметила Светлана.

— Люблю хорошее вино! — не стал скромничать Кирилл.

Мадам Ферри с интересом взглянула на детектива.

«Если то, что о нем рассказывала Мирра — правда, то он действительно редкий тип мужчины: красив, отлично сложен, умен и с тонким вкусом…»

— Если не возражаете, продолжим нашу беседу, — прервал ее мысленный монолог Кирилл.

Светлана улыбнулась и взглядом мягко коснулась лица Мелентьева. Он почувствовал это. «Зовущая женщина!.. Причем затаенно! Первое впечатление — просто красивая, изысканная, не более. Но по мере общения, будто русалка, мягко завлекает в море, можно и утонуть…»

— Продолжим, — тепло ответила она и заложила ногу за ногу.

Детективу пришлось задержать свой взгляд на ее коленях. Возникла легкая пауза.

— Да!.. Так вот… — Кирилл отвел глаза. — Как бы вы могли охарактеризовать ваши отношения с Ветровым в последнее время. Вы стали вдовой. Он — неженат…

— Дружески-любовные… Ведь дважды в одну воду не войдешь!..

— То есть планы на будущее не строили?

— В личных отношениях — нет. Нам было хорошо вместе, — она немного замялась, стараясь найти более точное слово. — Интересно. А относительно моего участия в съемках фильма как продюсера… еще конкретно ничего решено не было. Собственно этим я и приехала заниматься в Москву.

— А что вы можете сказать об отношениях между Ветровым и Напольским? Ведь они были друзьями.

— Прекрасные, искренние отношения. Ни разу ни от Олега, ни от Никиты я не слышала негативных отзывов друг о друге. Знаете, как бывает, когда трое дружат…

Мелентьев подлил вино в бокалы. Мадам Ферри с удовольствием выпила. Разговор незаметно перешел на свободные темы. Они увлекались друг другом. Светлана «звала» — Кирилл не сопротивлялся. Причем «зов» Светланы был вызван именно Мелентьевым, так как она не принадлежала к числу женщин, которые зовут всех, лишь бы был мужчина. Их беседа лилась полноводной рекой, пока ее не прервал телефонный звонок.

Светлана взяла сотовый.

— Привет! Ну что ты!.. Все в порядке!.. Уже еду домой! Да, увидимся завтра. Никита беспокоится, — объяснила она Мелентьеву и поднялась. — Если у вас более нет вопросов…

— Я провожу вас.

— Не стоит, — улыбнулась Светлана и напомнила: — Я с охранником.

Кирилл спустился с мадам Ферри в лифте и подвел ее к машине.

— По ходу дела буду вам звонить.

— Можно и не только по ходу, — ответила, элегантно садясь в машину, Светлана.

«Заказчик, о котором можно только мечтать», — глядя вслед удалявшемуся «Мерседесу», подумал Кирилл.

Приехав домой, Светлана сбросила туфли и позвонила Напольскому.

— Привет еще раз! Я тут была у частного детектива…

— Зачем? — удивился Никита.

— Хочу прояснить все до конца. Был ли это несчастный случай…

— Ты все-таки сомневаешься?

— А ты?

— Если бы я не знал так близко Олега, то, наверное, меня тоже одолевали бы сомнения. Хотя… кажется, знаешь человека, как самого себя, а он такое выкинет… Может, у Олега были какие-то дела… — предположил Никита.

— А с кем Олег был в последнее время?

— С тобой, — не без улыбки напомнил он.

— Я имею в виду, здесь, в Москве.

— Разные были… то какая-нибудь из театра, то съемочная любовь…

— Ладно!.. Послушай, Никита, раз я уже наняла детектива, то, конечно, он захочет встретиться с тобой.

— Ну удружила!.. Зачем тебе все это? Милиция же разбирается.

— Милиция работает за положенную ей зарплату, а детектив — чтобы эту зарплату заработать.

— Это все твои западные замашки!.. Ну ладно, поговорю с твоим частником.

— Я к тому… — Светлана замялась, — ты ему, в общем, не говори, что мы с Олегом хотели пожениться… Скажи, мол, полудружба-полулюбовь… Ведь об этом никто кроме тебя не знал…

— Ладно, — немного удивленно протянул Напольский.

— Вот и отлично! Завтра, как договаривались, увидимся. Я просто не хочу, чтобы наши отношения с Олегом стали достоянием журналов, — решила объяснить свою просьбу Светлана.

Никита положил трубку и пожал плечами.

«Зачем, спрашивается, детектив, если не хочешь, чтобы ворошили твою частную жизнь?!.. Странно!.. Другого слова и не подберешь!..»

_____

ГЛАВА 7

Пурпурно-фиолетовое небо, казалось, подрагивало от раскатов грома. Деревья тревожно шелестели листвой, словно сообщая друг другу о надвигающейся буре. Крупные капли дождя упали на землю. Жаклин подошла к окну, выходящему на просторную веранду. Огромные тучи поглотили последние лучи солнца. Сгустившаяся мгла окутала дом. Он заскрипел своими старыми, но еще крепкими стенами, словно проснулся и стал вспоминать на разные лады всех, кто когда-то жил в нем.

Жаклин поежилась и плотнее завернулась в шаль. Из черноты камина раздавались напевные звуки, словно кто-то читал изящные декадентские стихи.

Жаклин вздрогнула, заметив на веранде неясную фигуру. Она приоткрыла окно и, злясь на неожиданно охвативший ее страх, крикнула:

— Кто здесь?!

— Я!.. — ответил раздраженный и очень знакомый голос. — Хотела успеть до дождя, так нет… Промокла!..

— Лерка?! — удивленно воскликнула Жаклин.

— Ну, я, я!.. — подходя к двери, отвечала женщина.

— Какого черта? Я занята! — приветствовала Рахманина бывшую подругу.

— Поговорить нужно!.. Может, откроешь?

— Проходи! — повернула ручку Жаклин.

Валерия вошла и поежилась.

— Холодно! Что камин не растопишь?..

Жаклин пожала плечами.

Лера включила торшер с круглым кремовым абажуром и подошла к камину.

— Дай спички, а то насквозь промокла, — стараясь унять дрожь, растирала она руки.

Жаклин молча протянула зажигалку и шаль из тонкой шерсти.

— Сними кофту и накинь, а то и в самом деле перемерзнешь, заболеешь и не доживешь до моей следующей главы.

Валерия долгим взглядом посмотрела на Жаклин. Развела огонь и, сняв кофту, завернулась в шаль.

— Однако какая забота, — пробормотала она.

— А как же! Писатель должен думать о каждом из своих читателей. Тебе виски или коньяку?

— Коньяку! — садясь в кресло у заискрившегося камина, проговорила Валерия.

Жаклин тоже придвинула кресло и села напротив. Несколько минут они пили коньяк в полной тишине.

— Послушай!.. — не зная, как лучше начать неприятный разговор, глухо произнесла Лера. — Я пришла… по дружбе, которая некогда очень крепко связывала нас, попросить тебя ничего больше не писать.

Жаклин задорно ухмыльнулась.

— Ты и так, можно сказать, доконала Петра Арсентьевича. Но за что?.. Человек был полон энергии, планов, а теперь лежит пластом… Тебе-то что от этого?..

— Вот для того, чтобы ты поняла, я и хочу написать главу о тебе. Когда почувствуешь боль, тогда, может, и поймешь… Поймешь, каково это, когда тебя предают, отталкивают, закрывают двери, воротят нос…

— Прости, Жаклин, но ты, по-моему, не совсем здорова!..

— Здоровее, чем всегда!.. Меня мучили воспоминания, обиды… теперь я их переношу на бумагу, и они исчезают из моей памяти… Буду писать до тех пор, пока не исчезнут последние!..

— Но что я-то тебе сделала?.. Ко мне какие претензии?

— Прочтешь — узнаешь!.. — она чуть отстранилась и, пристально посмотрев на Валерию, добавила: — Ты только вид делаешь, будто не понимаешь! На самом деле тебе все отлично известно!

Валерия допила коньяк и решительно сказала:

— Ладно!.. Об этом не будем!.. Сколько тебе надо, чтобы ты не касалась нас с Гарриком?

— У меня целостное произведение, я не могу нарушить его структуру изъятием одной главы. Ты же сама — маститый писатель, тебе ли не знать!.. — Жаклин сделала паузу и, подражая голосу Леры, повторила ее фразу из недавнего интервью: «Литература — самый терзаемый вид искусства! Каждый, кому не лень, подправляет, изменяет, улучшает!..» Неужели ты тоже хочешь меня принудить к этому? — ядовито-медовым голоском осведомилась она.

— Слушай, не валяй дурака! — потеряв терпение, крикнула Лера. — Лучше давай договоримся!.. Сколько?..

Жаклин медленно поднялась с кресла, как бы в раздумье сделала несколько шагов и вдруг, резко повернувшись, с искаженным злобой лицом выкрикнула:

— Ты что задумала?.. Превратить меня из писателя в шантажистку?!..

— Послушай!.. — тоже поднялась с кресла Валерия.

— Убирайся!.. Убирайся!.. — схватившись за голову руками, словно боясь, что та лопнет, вопила Жаклин.

— Да ты и в самом деле ненормальная!.. Тебя в психбольницу нужно!.. Ну ничего, мы с тобой разберемся!.. Зря ты так с нами!

— Убирайся и жди!.. Жди суда справедливости!.. — раскатывался в тишине дома голос Жаклин.

— Идиотка!.. — бормотала, одеваясь, Лера. — Просто идиотка!.. Ты ненормальная!.. Мы завтра к тебе все приедем!.. У тебя есть время подумать!..

— Зато у вас его нет!.. Каждому, каждому по справедливости!..

Валерия выскочила из дому и зашагала по мокрой аллее к машине.

«Только вымокла и унизилась перед этой психопаткой! А вообще, это идея — отправить ее в дурдом!»

Жаклин сверкающим бешеной злостью взглядом провожала бывшую подругу.

— Никакой жалости, никакого снисхождения!.. Ни к кому! — произнесла она вслух и осеклась, не найдя в своей душе даже жалких остатков милосердия. Была только злая боль и жажда мести. — За работу! За работу!.. — потирая руки, говорила она, направляясь к ноутбуку, но задержалась у буфета. Вынула бутылку «Мартини» и, чертыхаясь, налила полстакана. Доливая водкой, пролила драгоценную влагу и еще больше рассвирепела. — Все узнают, кто не знал, Жаклин Рахманину, все вспомнят, кто забыл!.. Я рождена не для того, чтобы сгинуть в безвестности!.. У каждого своя дорога к славе!.. Сам Бахарев сказал мне: «Ты Ева и гений!..» И в точку попал, я именно такая!

* * *

Никто не опоздал, не имело смысла. Первым въехали на узкую дачную дорогу Бахаревы на «Вольво», за ними следом — «Мерседес» Крыловых. Не успели они выйти из машин, как подкатили Валуевы на серо-стальном «БМВ». Все были чрезвычайно рады видеть друг друга. Все испытывали чувство необыкновенной сплоченности и взаимной симпатии, поскольку были объединены общим врагом. Никогда, за все время знакомства, Илона с Лерой так приветливо не улыбались Алле. И та, в свою очередь, нашла, что Илона не столь уж заносчива, а Лера не столь уж и полна. Ранее раздражавшая ее прическа писательницы — пышные, каштановые волосы, собранные в тяжелый узел, — показалась ей теперь почти элегантной, а полные бедра в сочетании с довольно тонкой талией — почти привлекательными.

Легкий шелест шин заставил всех оглянуться: ярко-красный «Феррари» въехал на дорогу.

— Миллионерша пожаловали! — с привычной иронией, но без обычной порции яда, прокомментировала Илона.

Из остановившегося «Феррари» первым вышел телохранитель, высокий, крепкий, как скала, парень. Он открыл дверцу, и элегантная ножка ступила на асфальт. Илона проследила за взглядом мужа, и глубокая морщина перерезала ее лоб.

С заднего сиденья вылез Никита.

— Привет! — оглядел он всех. — Ну что, идем к нашей бытописательнице?

— А Марианна? — всполошился Эдуард.

Никита развел руками.

— Марианна — как ветер, захочет — залетит, захочет — изменит направление.

— Скорее уж как ведьма на помеле, — почти не разжимая губ, успела шепнуть Лере Илона.

Та согласно кивнула.

У калитки произошло замешательство. Валуев и Напольский вошли, остальные немного отстали.

— Гостей принимаешь? — крикнул Алекс, завидев на веранде Жаклин.

— К тому же учти, мы — не непрошеные! — звонко заметил Никита. — Мы тебя предупреждали!

Она безразлично махнула рукой — мол, заходите!

— О!.. — игриво скользя глазами по Жаклин, издал возглас Напольский. — А мы сегодня свежи и чертовски соблазнительны!

Алекс опытным взглядом окинул бывшую любовницу и чуть поморщился.

Но Жаклин действительно постаралась, даже больше того, сделала невозможное: ее лицо приобрело живые краски. Волосы были слегка уложены, на первый взгляд ничего специального, но очень мило. Просторное темно-синее платье с длинным жакетом, призванное скрыть излишнюю полноту, не совсем успешно, но все же справлялось со своим назначением.

Жаклин посмотрела на Алекса. Словно искра между ними, мелькнуло воспоминание: они словно увидели друг друга теми, молодыми, влюбленными…

— Привет, чаровница! — нарочито слегка картавя, почти пропел Никита и поцеловал ее в щеку.

Жаклин отпрянула от неожиданной ласки и тяжелым взглядом оглядела бывшего любовника.

«Это была страсть!..» — пролетела мысль.

— Здравствуй, подруга! — выжидательно глядя на нее, сказала Илона.

— Здравствуй, проходи!

Гарри Бахарев тяжело поднимался по ступенькам. Он ничего не сказал Жаклин, а сразу прошел в гостиную.

— Привет! — сквозь зубы бросила Лера.

— Ну, здравствуй, сто лет не виделись!.. — начал было Эдик Крылов, но, вспомнив, по какому поводу они собрались, растерянно проговорил: — Вот уж не ожидал, что ты так с Петром Арсентьевичем…

— Тебя ждет еще много сюрпризов, — подмигнула ему Жаклин.

Последней поднялась Светлана.

— Как хорошо! — оглядываясь вокруг, говорила она. — Воздух чудесный, деревья еще помнят Серебряный век…

— И нас они запомнят! — усмехнулась Жаклин.

Светлана поморщилась.

— Я тебя уже предупредила: посмеешь — между нами все кончено!.. Никакой помощи! Не разжалобишь!

Жаклин с удовольствием хмыкнула:

— Мне теперь, дорогая моя миллионерша, помощь не нужна. Я такие гонорары отхвачу, что вам на лишнее колье кину тысчонку — другую.

Светлана расхохоталась, покачивая головой.

— Ну что я говорила! — мелкими шагами подошла к ней Лера. — Она же сумасшедшая!

Гостиная была единственной, не считая спальни, жилой комнатой в целом доме.

— Я распорядилась очистить дом от хлама. Сохранить лишь то, что подлежит реставрации, — объясняла мадам Ферри Алексу и Эдуарду. — Вот буфет уже отреставрирован, — указала она на большой буфет красного дерева. — А эти диваны и кресла поставлены временно, их надо будет обязательно поменять, чтобы выдержать стиль.

— Да, прекрасная гостиная! — оглядывая помещение, заметил Алекс. — Просторная… — он спустился на две, идущие через всю комнату, ступени и выглянул в сад. Затем вновь подошел к Светлане и Эдуарду. — Солидный камин, — с удовольствием провел рукой Валуев по серо-мраморной глади.

— И кстати, действующий. Можно затопить, — сказала Светлана. — После нескончаемых дождей такая сырость…

Эдуард занялся разведением огня. У него получилось быстро и красиво.

— Привык! — отвечая восхищенному взгляду Светланы, пояснил он. — Два года в Лондоне!

— Кто что будет пить? — как хозяйка, обратилась мадам Ферри к собравшимся. Она заранее побеспокоилась о напитках и легкой закуске. Никита внес две сумки и поставил рядом с небольшим столиком у стены.

— Виски! «Мартини»! Коньяк!.. — раздались нестройные голоса.

Эдуард с удовольствием помог Светлане разлить напитки по бокалам и разнести гостям.

Возникла пауза. Все взгляды устремились на Жаклин, сидевшую особняком в пышном кожаном кресле посредине гостиной. Она выпила свой обычный коктейль и сказала:

— Вот, почти все мои герои в сборе!

По губам «героев» пробежал недовольный полушепот. Каждый прокомментировал заявление Жаклин.

— Может, ты хоть о ком-нибудь напишешь хорошее? — обратилась к ней Илона.

— Это в некрологах хорошее пишут, а я пишу правду! — неприятно рассмеялась Жаклин. — Вы сами настояли на встрече. Вас всех волнует, зачем мне это нужно — писать о вас! Я подумала и решила немного объяснить. — Она встала, подошла к столику с напитками и подлила себе вермута. — Как вам известно, мне пятьдесят лет!.. Путь в основном пройден. Вспоминая прошлое, я все время натыкаюсь на вас. Ведь именно вы окружали меня в течение всей моей сознательной жизни. И мне захотелось оставить о вас, как оказалось, самых близких мне людях, воспоминания. Сколько они просуществуют, будет зависеть либо от автора, удачно или бездарно осветившего события и действовавших в них «героев», либо от самих «героев» так, а не иначе проживших свои жизни.

— Вообще-то принято писать об ушедших! — веско заметила Лера. — Это сейчас пошла совершенно глупая мода писать о здравствующих. Во всем нужно соблюдать политес! Об умерших плохо не говорят, но пишут… О живущих пишут хорошо… ну, а говорят, что придется…

Присутствующие единодушно выразили свое согласие со словами Валерии.

— Что толку писать об ушедших?! Они же не могут ответить! — резонно заметила Жаклин. — Хотя и у тех, кто жив, выбор невелик. Начнут отрицать, все будут думать, что задело за живое — значит, правда! Промолчат, сложится мнение, что боятся — значит, тоже правда!

— Выходит, ты пишешь только правду и ничего, кроме правды? — с явной издевкой произнес Валуев. — Но тогда объясни, зачем тебе понадобилось печатать твою, — сделал он ударение на последнем слове, — правду по главам. Выпустила бы уж книгу целиком.

— Э, нет!.. Книга вышла — и все. Сразу прочли — сразу забыли. А я потихонечку… — с нотками иезуитского наслаждения в голосе проговорила Жаклин.

— Чтобы изводить нас, чтобы на поклон к тебе ездили! — с неожиданной яростью бросила ей Алла Валуева.

— И поездите! — испытующе глядя на нее, ответила Жаклин. — Да только зря! Ни строчки не убавлю.

— То, что ты делаешь — непорядочно! — произнес своим густым голосом Гарри Бахарев. — Ведь существуют рамки приличий! Нам многое что известно друг о друге, но мы должны быть снисходительны — у каждого есть свои слабости, каждый имеет право на ошибку. И знаешь, Жаклин, — он поднялся с дивана и подошел к ней. — Много лет назад я тоже совершил ошибку, женившись на тебе… Отец меня предупреждал, он говорил, что ты — не нашего круга… Тогда я этого не понимал. Какой круг?! Когда все вокруг советские люди!.. А теперь ты доказала на практике его правоту — ты так и не вписалась в наш круг. И вот это непопадание и обозлило тебя.

Жаклин скривилась и покачала головой.

— Меня обозлило то, что твой отец толкнул меня ради своего театрального благополучия в объятия члена ЦК и то, что ты это знал, но с большим талантом исполнял удобную роль святой невинности!

— Я ничего не знал! — веско прозвучал ответ Гарри. — Потому что этого не было! — он отвернулся и направился в дальний угол к креслу.

Никита, посмеиваясь, подошел к столу с напитками и налил себе немного виски.

— Поведай нам, чаровница, как пришла тебе мысль вдруг заняться графоманством? — спросил он. — Что толкнуло тебя или кто?.. Может, у тебя заказчик есть?

— Есть! Свыше услышала: «Жги глаголом людские сердца, вернее то, что от них осталось!» — с вызовом произнесла Жаклин.

— Нет, ты объясни! — потребовала Илона. — Здесь все-таки не дураки собрались!

Жаклин расхохоталась с таким удовольствием, что все переглянулись в недоумении.

— Видишь, даже ты сомневаешься… все-таки!..

— Не придирайся к словам! Всем нам неприятен этот разговор, — резко вступил Эдуард. — Мы все возмущены, что ты так поступила с Петром Арсентьевичем и, судя по твоим же заявлениям, с нами поступишь не лучше!.. Скажу честно, не представляю, что такого тебе известно обо мне, но вполне допускаю, что с твоей способностью передергивать факты, ты из белого легко сделаешь черное, а публике только того и нужно!..

— Ну, уж с тобой в этом не поспорю!.. Как ты передергиваешь факты на телевидении… куда уж мне!.. Нет, мои дорогие, в круг которых я не вписалась, просто я задумала — и это одна из причин, побудивших меня сесть за ноутбук — рассказать о вас, интеллигентных людях конца второго и начала третьего тысячелетия, потомкам. Ведь что мы оставим им?!.. — со злорадно смеющимися глазами серьезным тоном вопрошала Жаклин. — Раньше подлости фиксировались на бумаге, а сейчас — только телефонные гнусности. И ты — чист перед историей! — оглядела она своих приумолкнувших друзей-врагов. — Раньше-то как было? Все вроде бы уничтожил, сжег, порвал… ан, нет! Документик какой-нибудь да и заваляется, а потом и сыщется! И ты при полном свете и в полной красе перед историей! — с противным повизгиванием хихикнула она. — Все вы сыграли роль в моей жизни!.. К каждому из вас я обращалась за помощью, и каждый отказал!.. Кто как сумел: кто красиво, кто небрежно, кто со злорадством. Думали, все пройдет безнаказанно?! — чуть наклонившись, обернулась к слушателям Жаклин. — Не тут-то было!

— Смотри, как бы ты опять не оказалась пострадавшей! — раздался со стороны веранды чей-то насмешливый голос.

Все обернулись. Высокая светловолосая женщина в темно-малиновом платье с рассыпанными по нему блестками возникла из сумрака сада. Она облокотилась о дверь, линия бедер слегка изогнулась, и асимметричный пояс из нанизанных на длинные нити розовых жемчужин вздрогнул на ее талии.

— Марианна! — поспешил к ней Никита.

— Марианна! — улыбнулся Алекс и подошел поцеловать руку.

Алла нервно повела плечами и проследила взглядом за мужем, сохранившим свое роковое обаяние, несмотря на пятьдесят восемь лет: черные, почти не тронутые сединой волнистые волосы, голубые глаза, утонченный изгиб губ любителя женщин и искусства.

— Добрый вечер! — обратилась ко всем Марианна, не спеша забрать ладонь из руки Алекса. — Сумерничаете?..

— Правда, совсем темно! — согласилась Светлана. — Эдуард, зажги, пожалуйста, торшер, — попросила она Крылова, а сама нажала на клавишу большой напольной лампы.

— Ну и зачем я вам понадобилась? — оглядела общество Марианна слегка удлиненными серыми глазами. — Никита звонил мне несколько раз, напоминая, что я должна приехать. Я прямо с концерта… не дождавшись окончания…

— Я звонил по просьбе Леры, — отозвался Никита.

— Да, я считаю, что все, кого коснется клевета Жаклин, должны совершенно серьезно предупредить ее о неприятных последствиях, — подхватила Лера, поправляя разошедшуюся на пышной груди блузку.

— Или дать ей денег! — выходя на авансцену, заявила Алла.

Воцарилась пауза. Как писали в старину — пролетел тихий ангел.

— В самом деле, если тебе нужны деньги… — попыталась смягчить заявление Аллы Илона.

Жаклин обвела всех пытливым взглядом.

— Ах, как же вам хочется сделать из меня обыкновенную шантажистку! Подобное предложение уже поступало, — вскользь заметила она. Все переглянулись с одним вопросом во взглядах: «Кто предлагал?! Кто задумал обойти всех?» — Деньги свои я получу, не волнуйтесь, заработаю честным писательским трудом!.. — голос Жаклин с каждым словом наполнялся яростью. — И вы все будете у меня плясать тарантеллу! — закатилась она истерическим смехом.

— Стерва! Издевается! — не выдержала Лера.

Марианна брезгливым взглядом окинула Жаклин.

— Насчет меня можешь не обольщаться! Мне плевать на все, что ты настрочишь!.. Ни денег, ни просьб ты… — она сделала презрительное ударение на слове «ты», — не получишь!..

— Зачем тогда приехала? — выжидательно глядя на нее, спросила Жаклин.

— Алекса давно не видела… — расхохоталась певица. — Все гастроли…

Алла едва сдержалась, чтобы не ответить Марианне.

Алекс, наоборот, светился тихой радостью воспоминаний.

— Это к делу не относится! — взяла на себя инициативу Лера. — Надо что-то решать!..

— А что тут решать? — удивился Эдуард. — Мы же не можем ей запретить!

— Мы ей можем предложить компромисс, — продолжала Лера.

— Интересно? Что же это такое вы мне предложите? — ерничая, отозвалась тонким голоском Жаклин.

— Послушай, у нас дети!..

— Спасибо, что напомнила! — ударила себя по бедру Жаклин. — Отправлю вашему скрипачу в Нью-Йорк экземплярчик-другой, пусть почитает о своих знаменитых предках.

— Да как ты смеешь! — сверкая нешуточным гневом в глазах, вскричала Лера.

— Она просто издевается над нами! — подхватила, глядя на жадно хватающую воздух Бахареву, Алла. — Ее убить мало!

— Нет, в самый раз будет! — с уничижительной насмешкой отозвалась Марианна. — Мне, повторяю, плевать, но другим неприятно, а они, пусть мне не друзья, но и не чужие люди. Люблю я их или нет — мое дело, но то, что делаешь ты — низость, — и, не меняя тона, она обратилась к Никите: — Принеси, пожалуйста, мои сигареты из машины.

— Да, и я скажу! Оставь ты эту затею, Жаклин, — вступила Светлана. — Оставь!

— Действительно, ты уже достаточно поиздевалась над нами, — пробурчал Гарри.

— И что же, ты и обо мне надумала написать? — поинтересовался вернувшийся с сигаретами Никита. — Это, по крайней мере, будет забавно. Представляете, если каждая покинутая любовница начнет предавать свои страдания печати.

— Ничего вы не понимаете, мне просто вас жаль! Вы даже не знаете, кого любите!.. Я хочу, чтобы вы прозрели!.. — не обращая внимания на его слова, с пафосом вещала Рахманина.

— Слушай, офтальмолог доморощенный, оставь лучше нас в покое! — воскликнула Илона. — Пока еще можно все — или почти все, — сочувственно взглянув на Гарри, продолжила она, — вернуть вспять. Наши отношения, я имею в виду!

— Нет, уже ничего нельзя вернуть! — взорвалась Жаклин. — Мои «Живые листья» выйдут по главам в журнале, а потом книгой! — она заводилась все больше и больше, словно скрученная внутри нее пружина потеряла последнюю сдерживающую ее скобу. — А напоследок я приберегла невиданный эффект, благодаря которому мои «Живые листья» станут супербестселлером десятилетия! — словно угрожая кому-то, взмахнула она руками, глядя в висевшее перед ней на стене зеркало. — За последнюю главу я получу столько, сколько ты, Лера, не получила за все свои книги! Потому что такого еще не было и вряд ли когда будет!

Жаклин своей злобной тирадой хотела вызвать у собравшихся ответный выброс злобы. Но ее вампирская сущность не получила удовлетворения. Все устали от собственного бессилия перед вышедшей за рамки приличий женщиной, ради собственной блажи нарушившей элементарные правила порядочности.

Алла, потеряв терпение, поднялась, подошла к сидевшей на диване Лере и что-то шепнула той. Лера встала и отошла с ней в сторону.

Никита невольно загляделся на стройный силуэт стоявшей к нему вполоборота Аллы. Каштановые волосы подобраны вверх, на шее две нитки жемчуга. Персикового цвета платье и жакет от Ива Сен-Лорана удивительно естественно смотрелись на ней, словно она всю жизнь носила только дорогие вещи. Высокие каблуки еще более удлиняли красивые ноги. Губы, слегка искривленные гневом, что-то взволнованно шептали Лере, прислонившейся к стене.

«Поразительно, как Алексу удается увидеть в женщине то, чем она станет! — задумчиво проводя рукой по подбородку, размышлял Напольский. — Кто бы мог предположить, что эта провинциалочка превратится в сексапильную красавицу!..»

Он подмигнул Эдуарду, который только что отвел взгляд от беседующих женщин.

— Да!.. Я хотела бы всех предупредить!.. — подняла руку Светлана, призывая к вниманию. — Дело в том, что я наняла частного детектива для расследования причин гибели Олега!..

Все переглянулись.

— Зачем? — удивилась Илона.

— Мне хочется быть уверенной, что действительно произошел несчастный случай. Поэтому прошу, если к вам вдруг обратится детектив Кирилл Мелентьев, оказывать ему всяческое содействие. Полагаю, что в данном случае мы все заинтересованы в истине.

— Даже если в другом случае вы не заинтересованы в ней, она все равно объявится! — расхохоталась Жаклин, но ее уже никто не слушал. Все с удовольствием покинули дом и вышли в сад.

— Какой воздух!.. Какой вечер!» — развела руками Светлана.

— Если бы его не испортила своими «Смрадными листьями» Жаклин, — отозвалась Алла, — он был бы поистине великолепен!

— Она об этом еще пожалеет, — проговорила сквозь почти сомкнутые губы Илона.

Жаклин осталась на веранде одна. Она смотрела вслед уходившим, освещенным мутноватым светом фонарей. Уходили не просто люди, уходили частицы ее жизни. Ведь она сложилась так, а не иначе, именно из-за них. Каждый по-своему перевернул камешек в мозаике жизни Жаклин, и получилась картина…

«Скверная, скверная…» — прошептала она, выпуская из розово-лиловых губ густой сигаретный дым.

Хлопнули дверцы машин, мягко заурчали моторы… все уехали… она осталась одна… опять одна…

Словно окаменев, глядя в темноту сада, произнесла с отстраненностью — будто и не она, а кто-то другой — из улетевшего в вечность Серебряного века:

«Плохо им, хорошо ли… но они вместе!.. Вместе!..» — закинув голову, беззвучно проговорила Жаклин, и луна осветила ее искаженное злобой и отчаянием лицо.

Ночная тишина вздрогнула шелестом листвы, словно робко посоветовала: «Не делай этого!»

Но Жаклин, цепкими пальцами обхватив бокал с коктейлем, не услышала легкого говора листьев.

_____

ГЛАВА 8

В полумраке машины тихо звучала музыка. Алла закрыла глаза.

— Ну что, все напрасно? — сидя за рулем, нарушил молчание Алекс. — Я хорошо знаю Жаклин…

— Слишком! — ядовито заметила Алла.

Алекс безразлично пожал плечами.

— Чего, собственно, ты так опасаешься? Ну, напишет она обо мне что-то фривольное, скандальное… Ну что еще может написать женщина, которую оставил любовник?..

— Надо быть более разборчивым и знать, с кем связываться! — продолжала отпускать меткие замечания Алла.

— О! Вот тут ты права!.. — вздохнул Алекс. — Но ведь ты сама женщина и понимаешь, что вас очень трудно предугадать. Я и так, по сравнению с другими, более преуспел в этом. Какую жену себе выбрал, — игриво взглянув на нее, заключил он.

Алла улыбнулась.

Когда они познакомились, Алекс был высокопоставленным чиновником в сфере искусства. В их встрече, несомненно, было нечто мистическое. Потому что все случившееся не должно было произойти. Что-то нарушилось в четком движении судьбоносных сил, и дороги Алекса и Аллы пересеклись, хотя должны были пройти параллельно.

Алла — высокая, красивая шатенка, бухгалтер одного драматического театра на юге России.

Провинциальный театр — сосредоточение соннодуховной жизни города: актеры — гении, гибнущие на «алтаре алкоголя», с лицами, изъеденными гримом, жалкая бутафория и стойкий запах пыли… И вдруг эту отупляющую тишину с какой-то великолепной грубостью нарушил прибывший из столицы молодой режиссер. Он сотворил чудо: разбудил сонное царство, заставил двигаться, а главное, думать. «Гении» забыли о бутылке, а кто не смог, закрыл за собой дверь.

Тогда двадцатичетырехлетняя Алла полными вселенского восторга глазами смотрела на молодого режиссера. Он не ставил «Короля Лира», а высекал огонь из актеров, заставляя их переживать страсти средневековой Англии как свои собственные. Результатом стало приглашение на театральный фестиваль в Москву. Весь театр, подобно чеховским сестрам, с надеждой смотрел вдаль и повторял: «В Москву! В Москву!..» Казалось, после фестиваля прежнее сонное существование уже будет невозможным. Московский ветер наполнит паруса, и театр помчится вперед…

Все это было прекрасно, но режиссер не обращал никакого внимания на Аллу, как она ни покачивала бедрами, как ни окутывала его тонкими духами, подавая на подпись бумаги. Он пленился какой-то худющей с ногами-спичками семнадцатилетней девицей, грезившей о театре и славе.

Но Алла решила не сдаваться. Она взяла отпуск и тоже отправилась на фестиваль. В день спектакля Алла сильно волновалась, словно ей самой предстояло выйти на сцену. Она находилась за кулисами до третьего звонка, затем спустилась в зал. Украдкой поглядывая на лица сидевших рядом, она тревожно пыталась уловить их настроение.

Первое действие прошло отлично: был взят нужный темп, и накал средневековых страстей предстал не покрытым бутафорской пылью, а заставил задуматься: что же изменилось за это время в людских сердцах? Неужели они точно так же бьются ради власти и золота, неужели доброта и порядочность такие же редкие явления, как и пятьсот лет назад? Первый акт закончился.

Алла впервые была в столице и, наслышанная о московских деликатесах, чинно направилась в буфет, уверенная, что здесь перед стойкой не будет столпотворения, как в ее провинциальном театре, где за стакан разбавленного сока и бутерброд с жиром, подернутым ниточками мяса, зрители бились все антракты. Но картина оказалась такой же.

Алла хотела было уйти, однако желание попробовать карбонат, осетрину, копченую колбасу и зефир, известные ей, провинциалке застойных времен, лишь понаслышке, поставило ее в хвост длинной очереди. Когда прозвенели три положенных звонка, она неожиданно подумала:

«Что, если я не пойду в зал, а останусь в буфете? Все разойдутся, и я спокойно куплю все, что захочу. Тем более что спектакль я знаю наизусть».

Она улыбнулась своей мысли и не пошла в зал.

За одним из столиков расположилась шумная компания, и, когда буфет почти опустел, Алла обратила внимание на этих хорошо одетых людей. Особенно ей понравился высокий темноволосый мужчина.

«Везет же, — подумала она, глядя на женщину с глубоким декольте, все время льнущую к нему, — иметь такого мужа!.. А может, он ей вовсе и не муж, слишком уж зазывно она на него смотрит…»

— Все! — вдруг зло рявкнула крашеная под яркую блондинку буфетчица. — Больше отпускать не буду! — и она бросила табличку «Закрыто» прямо перед носом ошеломленной Аллы.

— Тоже мне! — намеренно громко обращаясь к своей товарке, говорила она. — Пришли в театр — в буфете сидеть. Ох, что за люди!.. Актеры стараются, а они тут, у стойки…

Краска залила лицо Аллы, потупив и без того неловкий взгляд провинциалки. Она опустила голову и, пробормотав в попытке сохранить свое положение, что-то типа: «Вы правы…» — медленно повернулась и пошла прочь.

— Нет, не правы! — вдруг прервал унизительную для Аллы тишину чей-то голос. — Сейчас же извинитесь перед девушкой и обслужите как следует!

Буфетчица широко открыла обведенный яркой морковного цвета помадой рот и только собралась было рявкнуть на забывшегося смельчака, как, встретив его взгляд, поняла, что это один из сильных мира сего.

Ее противный рот в тот же миг расплылся и залепетал:

— Да… да… конечно.

— Нет, не надо! Я уже не хочу! — бросила Алла, порываясь уйти.

Но темноволосый мужчина встал и подошел к ней.

— Нельзя, девушка, разрешать хаму глумиться над собой!

— Извинитесь, я сказал! — не поворачивая головы, приказал он буфетчице.

— Простите… простите, — поспешно проговорила та. — Устала, знаете ли…

Алла под давлением неожиданной защиты была вынуждена купить себе бутерброд и стакан сока. Выбрав столик так, чтобы ее не видел неожиданный защитник, девушка хотела только одного: съесть поскорее вставший поперек горла бутерброд и уйти. Но незнакомец несколько раз обернулся, а потом встал и под неодобрительный шепот женщины с глубоким декольте подошел к Алле и сел напротив.

— А мы вот тоже решили провести время в буфете. Хотя, надо сказать, первый акт для провинциального театра сыгран очень неплохо…

— О, да! — подхватила Алла приятные для нее слова. — Спектакль потрясающий!

— Вы так говорите, будто его уже видели.

— И не раз! — улыбнулась она, постепенно отходя от смущения.

— Вот как?! — красиво поднял брови незнакомец. — И где же?

— Я работаю в этом театре…

— Боже! — вскричал он. — Это же ЧП! Спектакль в полном разгаре, а Корделия — в буфете!

Алла безудержно расхохоталась.

— Увы! Бухгалтерия — не место для Корделии, скорее уж для леди Макбет.

— Вот все и открылось: вы — очаровательная гостья столицы и зовут вас…

— Алла!

— А меня…

— Алекс! — раздался чей-то голос из веселой компании. — Мы уходим!

— Поехали с нами! — неожиданно предложил он Алле. — Нас сегодня охватила жажда веселья, и мы хотим утолить ее в театре оперетты. Как раз поспеем к «Карамболине». Вы любите оперетту?

— Очень!

Он протянул ей руку.

Алла, напряженно улыбаясь, лихорадочно думала, как же ей поступить. Согласиться?! Он сразу решит, что она такая… с ней все можно… Не согласиться?! Вряд ли когда на ее пути возникнет такой мужчина…

— Алекс! — компания была уже в дверях.

Щеки Аллы вспыхнули цветом пурпурной розы, на языке уже дрожало слово «да», как вдруг помутившийся в борьбе с чувством женского достоинства рассудок дал отбой и выпустил ужасную фразу:

— К сожалению, я не могу, — произнесла Алла, не веря в то, что это говорит она. — Я должна после спектакля зайти к ребятам за кулисы, иначе они обидятся. — «Да пусть обижается хоть целый свет!» — вскричал очнувшийся рассудок.

Но слова уже были произнесены. Она опустила голову, чтобы ее досада на саму себя не была замечена Алексом.

Но он поступил так, как Алла совсем не ожидала. Он подошел к своим друзьям и с ироничной улыбкой сказал:

— Что-то меня потянуло на Шекспира. Остаюсь! Говорят, третий акт — просто потрясающий.

Женщина с глубоким декольте метнула в сторону Аллы презрительно-насмешливый взгляд.

— Это сидя в буфете делают такие ценные заключения?

— Дорогая, тебе этого сделать не дано, даже сидя в зрительном зале!

Лицо женщины потемнело от слов Алекса, она посмотрела ему в глаза, но он совершенно спокойно перенес всю тяжкую многозначительность ее взгляда.

Компания шумно удалилась, и Алекс пригласил девушку в свою ложу.

Третий акт не подвел Аллу. Стены зала содрогнулись от аплодисментов.

Когда Алла с Алексом прошли за кулисы, то все находившиеся там почтительно здоровались с ним и так же почтительно внимали его словам. Алла не без интереса поглядывала на него: «Кто же он?» Судя по тому, с каким подобострастием беседовал с ним председатель жюри фестиваля, ей пришлось догадаться, что он один из тех.

Алексу представили взволнованного режиссера.

— Я так рад, что вы зашли к нам, — начал тот.

— Вашу Аллу благодарите, — ответил Алекс и движением руки отстранил затерших Аллу на задний план. — Это она мне сказала, что спектакль потрясающий.

Режиссер с интересом и благодарностью посмотрел на нее. Но Алле уже было безразлично его внимание. Он бесславно проигрывал на фоне Алекса.

Три дня спустя она уехала… и начались встречи-разлуки. Алла прилетала в Москву один-два раза в месяц на выходные дни, иногда на праздники. Потому что у Алекса, Александра Николаевича Валуева, было все: высокое служебное положение, жена, двое детей, квартира в районе для избранных, дачи — государственная, собственная и так далее. Ему не хватало только новизны чувств, а познакомившись с Аллой, он получил и их.

Сначала они встречались в гостиницах, потом он снял квартиру. Но такие праздники быстро кончались… Нет, Алла особенно не надеялась, что однажды Алекс разойдется с женой и сделает ей предложение. Она была открыта для новых знакомств, но встречалось все не то, не то…

Время мчалось сверкающей стрелой, и вот уже целых восемь лет, налетав сотни тысяч километров, Алла по-прежнему приезжала в Москву к Алексу. Ну что могло нарушить этот незыблемый порядок? Оказалось — всего один день…

Алекс спокойно перенес крушение советской империи и заранее подготовил себе руководящее кресло в крупном СП, но вот с дефолтом вышла неувязка… СП Алекса в считанные недели обанкротилось.

Алла приехала в Москву, не обратив особого внимания на оглушивший страну кризис. Кризис она увидела на лице Алекса.

— Я потерял все! — сухо бросил он.

Она принялась его утешать.

— Я — нищий! — отогнал он ее ласковые руки.

— Но я все равно люблю тебя, — возразила Алла.

— Ты воспринимаешь мои слова несерьезно! — злился он.

— Как бы я их не воспринимала, я все равно люблю тебя, — был ответ.

Она уехала, а два месяца спустя Алекс позвонил ей и сказал: «Я развожусь!»

Алла не поверила. Восемь лет на все ее тонкие намеки, как бы им было хорошо жить вместе, Алекс без устали и раздражения отвечал, что этого не может быть и не будет никогда.

Причину развода ей, конечно, он ни за что не скажет, но из обрывков фраз и полунамеков она сформулировала ее сама. Вероятно, Алексу понадобились деньги для предотвращения банкротства, и он попросил какую-то сумму у жены. На что та, боясь потерять собственный капитал, полученный по наследству от высокопоставленных родителей, наотрез отказала ему: «Выпутывайся, как знаешь!» Алекс не стерпел и сказал ей то, что уже много лет хранил в себе. Его искренность явно не понравилась супруге и… слово за слово… А, как известно, нашу жизнь сначала моделируют слова, а потом уже действия. Тут же всплыла информация об Алле. Жена бросила ему в лицо обвинения уже не в первой неверности, а он ей — причины, побуждавшие его к ним…

Несколько месяцев спустя Алла получила переполненное ненавистью письмо от госпожи Валуевой, в котором та обвинила ее в разводе с мужем. Разорение Алекса она также приписала мотовству Аллы. «И запомните, — подчеркивала она в конце, — я его оставлю совершенно нищим, при разводе он лишится даже той малости, которой еще владеет. Нужен он будет вам такой — берите!»

После письма Алла поверила в развод.

«Конечно, возьму, — решила она. — Восемь лет вместе. И потом, как не пыталась, никого лучше Алекса я не нашла и не найду. Тридцать два уже…»

Полгода были ужасны. Порой Алекс доходил до отчаяния, но… он был Валуевым и из того немногого, что ему удалось сохранить, пойдя на риск, снова принялся отстраивать свою империю. Удача, столько лет верой и правдой сопутствовавшая Алексу, вновь повернула к нему свое лукавое лицо. Фирма «Валуев» быстро заняла свое место в мире крупного бизнеса.

Заволновалась супруга, встревожились дети, отвернувшиеся от отца-банкрота, и началась осада. Жена объявила, что не даст развода, что тридцать лет прожитые вместе — это серьезно. Алекс холодно посмотрел на нее и сказал: «Неужели за тридцать лет ты не поняла, что я никогда и никому не прощаю предательства?!»

До Аллы доходили слухи, что жена даже попала в больницу.

— Спектакль! — презрительно бросил Алекс на ее вопрос.

И вот радостный день, как была уверена Алла, который никогда не должен был случиться в ее жизни.

— Я получил развод! — весело прокричал Алекс, салютуя выстрелом шампанского.

Пена лилась им на руки, они захлебывались от игристой влаги и счастья.

Огромная гостиная была совершенно пуста, они сели на пол и пытались остановить мгновение гармонии, когда все атомы мироздания пришли для них в идеальное равновесие.

Алекс купил трехкомнатную квартиру, оставалось только сделать ремонт и купить обстановку. Алле казалось, что это сон. Неужели она вырвется из своего провинциального города, где жила в двух комнатах трамвайчиком с матерью, младшей сестрой, ее мужем и их ребенком? Неужели она станет женой Валуева? Ее спина невольно выпрямлялась, а взгляд загорался торжеством. Она не могла ни о чем думать, только о звучащем музыкой в ее ушах словосочетании — Алла Валуева. Заявление уже лежало в ЗАГСе, но она волновалась до последнего дня.

Бракосочетание было торжественным, банкетный зал ресторана — полным улыбающихся лиц. Подруга, свидетельница Аллы, ошалело смотрела вокруг.

— Ну, ты и попала! — пересохшими губами шептала она. — Я тут узнала… такие люди… это вообще… Вон тот, смотри!.. Это же тележурналист Эдуард Крылов, а рядом с ним в платье синими разводами — писательница Валерия Бахарева, а тот темный, высоченный, ну… — толкала она подругу локтем, — это же Гарри Бахарев, а вон — сам Петр Бахарев… ничего себе… Ой!.. — завидев мужчину в темно-коричневом костюме, — тихим шепотом воскликнула свидетельница из провинции: — Это же министр… этого… забыла… к тебе идет… ой!..

Министр подошел к Алле с Алексом. Новобрачный представил ему свою супругу.

Все были любезные, доброжелательные… Алла даже растерялась от такого количества милых людей.

«Да, действительно, я попала в круг избранных!.. Я, конечно, предполагала, но не представляла, насколько это приятно!»

Но на следующем же банкете по случаю открытия художественной выставки Алла убедилась, что ошиблась в своих предположениях.

С ней здоровались как-то глядя мимо нее. Она стояла рядом с Алексом, но ее словно не замечали. Не понимая такого явного пренебрежения, Алла попыталась завязать разговор с Валерией Бахаревой, та улыбнулась, произнесла несколько слов и, торопливо бросив: «Простите!», поспешила к кому-то навстречу.

С бокалом шампанского в руке Алла ходила от картины к картине. Все вокруг смеялись, обменивались приветственными поцелуями, шумно обсуждали полотна. Она сделала шаг по направлению к Алексу, но, увидев, что тот тоже занят разговором, почла за лучшее продолжить осмотр картин. Ее заметил только Гарри Бахарев.

— Что же вы ушли ото всех? — беря ее под локоть, спросил он. — Пойдемте выпьем, — заметив пустой бокал в ее руке, предложил он.

Вокруг Гарри быстро образовался кружок. Кто-то обратился с вопросом к Алле. Она ответила. Завязался разговор. Но тут появилась Илона и буквально несколькими фразами переключила всеобщее внимание на себя. Алла отошла в сторону и прислонилась к колонне… неожиданно до нее долетел полный презрительной насмешки голос Илоны, цитировавшей «Бесов» Достоевского: «…провинциалы и, уж конечно, достойны тем сожаления…»

Алла повернулась и взглянула на согласно кивавших Крыловой.

— Хотя, знаете… — сказал какой-то мужчина, — в провинциалках есть особая прелесть…

— Нетронутая девственность ума! — сверкая зубами, расхохоталась Илона.

— Уверен, ты ошибаешься! — заметил Гарри Бахарев. — Она мила, даже красива, и достаточно умна. Иначе Алекс не женился бы на ней.

«Так вот в чем дело!.. — криво усмехнулась Алла. — Я — провинциалка!.. И, даже несмотря на мой брак с Валуевым, ею и останусь!.. Ну и пошли вы все к черту!.. — зло сверкнула она глазами, но, немного отойдя от гнева, задумалась. — Я должна стать равной этим людям, иначе Алекс, заметив их пренебрежение, охладеет ко мне!..»

У нее были все основания с первых же дней беспокоиться о своем браке. Словно в подтверждение ее отнюдь не надуманных опасений, в зале появилась Марианна. Длинный вырез открывал красивую с матовым загаром спину. Волосы натурального светлого оттенка были подхвачены лентой. Несколько локонов обрамляли ровный овал лица.

Тонкое стекло бокала хрустнуло в руке Аллы. Она испуганно оглянулась, но никто ничего не заметил. Все были заняты лицезрением картин, разговорами или выпивкой.

Алла поспешно стряхнула осколки с исцарапанной ладони, вынула носовой платок и крепко сжала его пальцами. Марианна, заметив Валуева, улыбнулась. Их взгляды больше не отпускали друг друга. Подобно каравелле, спешащей на сигнал маяка, приближалась она к нему.

Он поднес ее руку к губам. Они перебросились несколькими словами и пошли к заинтересовавшей его картине. Касание рук, легкое соприкосновение плеч — все выдавало в них еще не насытившихся друг другом любовников.

Алла знала, что Валуев еще продолжал встречаться с Марианной. В первые приезды Аллы в Москву он уделял ей не так уж много времени. У него была жена, множество друзей и заполнявшая пустоту между приездами Аллы и редкими встречами с Марианной, любовница. Кандидатура этой любовницы очень часто менялась. Больше всех от подобного распределения ролей страдала Алла. В отличие от супруги Алекса она была в курсе всех его увлечений. Она пыталась изменить сложившийся порядок вещей. Не резко, но вкрадчиво, не требованиями и угрозами, а лаской, любовью… Она несла Алексу только радость. Он стал ожидать встреч с ней с заметным нетерпением.

Алла предложила Валуеву помочь ей переехать в столицу, чтобы чаще бывать вместе. Сначала эта идея захватила его, но, поразмыслив день-другой, он пришел к выводу, что будет лучше, если Алла еще какое-то время поживет в своем южном городке. Он пообещал, что займется ее переездом, поговорит, организует…. И все спустил на тормозах. Алла попыталась потребовать, но наткнулась на «стену плача», бесстрастно взирающую на молящих и скорбящих. Она решила испугать его, не приезжая два месяца. Но Валуев оставался спокойным и с удовольствием поверил двусмысленным объяснениям, что она была слишком занята.

Постепенно Алекс и Марианна расстались окончательно. Что явилось тому причиной, так и осталось для Аллы загадкой. Но, даже став женой Валуева, она по-прежнему боялась Марианны, хотя та не подавала особенного повода. У нее был молодой, красивый друг — известный актер Никита Напольский. Журналы пестрели их фотографиями в обнимку и наперебой сплетничали о предстоящей помолвке.

Марианна, соблюдая правила хорошего тона, приветливо здоровалась с Аллой. Иногда они перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами.

Зато другая бывшая подруга Валуева не упускала случая, чтобы не бросить Алле какое-нибудь словечко. Она познакомилась с ней еще за несколько лет до свадьбы Аллы и Алекса. На одной театральной премьере во время банкета к Алле подошла черноволосая женщина с ярко блестевшими от изрядно выпитого спиртного глазами.

— Жаклин! — мелко посмеиваясь, представилась она.

Алла задумалась, где она могла ее видеть.

— Да-да, это я! — подтвердила женщина. — Жаклин Рахманина.

— Очень приятно! — ответила Алла.

Заметив их вместе, к ним торопливо подошел Алекс.

— Уже познакомились? — спросил он, сердито глянув на Жаклин.

— И познакомились и разговорились! — растягивая малиновые губы в неприятной улыбке, ответила та. — Двум любовницам, бывшей и настоящей, есть о чем поговорить. — Ну, мы еще поболтаем как-нибудь, дорогая!.. — подмигнула она Алле и, слегка пошатнувшись, отошла.

С тех пор началось: где бы они ни встречались, Жаклин не упускала возможности подойти к Алле, чтобы сказать колкость или же выразить сочувствие ее непрочному положению — сначала как одной из любовниц Валуева, а потом как супруги.

— Он и тебя бросит! Вот увидишь!.. У меня его выкрала Марианна! Ты привлекла его тем, что смазлива и по-провинциальному скромна. Нашему Алексу вдруг захотелось заиметь дом и молодую неиспорченную соблазнами столицы жену. Но эта блажь продлится недолго. Ты ведь не станешь терпеть его похождения. Я вижу, ты не такая!.. А на то, что он образумится с возрастом, не надейся… Флюгер вроде бы перестал вертеться, но налетит порыв ветра, и все пойдет по-старому…

Алла очень боялась этого порыва ветра, но он пока обходил стороной ее семейную заводь, чему немало способствовало рождение голубоглазого мальчугана, невероятно похожего на Алекса.

Алла посмотрела на сосредоточенный профиль мужа в отсвете уличных фонарей. Они уже въехали в город.

«Как ни странно, но для меня все замкнуто на нем!.. Он — мое благополучие, любовь, сын, работа, наконец!..»

Алла работала бухгалтером на фирме мужа. Фирма была крупная, процветающая, поэтому Алекс мог позволить себе удовольствие выступить в роли спонсора театральной постановки или продюсировать интересный кинематографический проект.

Алекс почувствовал горячий взгляд жены и спросил:

— Устала?

— Немного, — кивнула она и добавила: — От непонимания!.. Все оказалось напрасным — и наша совместная поездка, и уговоры этой ничтожной женщины.

— Оставь!.. Что бы она ни написала, я не стану рвать на себе волосы. Пусть это будет даже правда, извращенно отраженная в кривом зеркале ее злобы… Мы должны быть выше!..

Алла не ответила, лишь подумала:

«Все только начало складываться!.. Как они ни изощрялись в непринятии меня, я заставила их относиться ко мне с уважением. Илона шипит, но улыбается при моем появлении и усердно чмокает воздух, прикасаясь к моей щеке. Гарри Бахарев заходит ко мне в кабинет, чтобы обсудить финансовую сторону контракта… Они приняли меня или хотя бы сделали вид!.. И больше не бросают вслед сочувственно-уничижительное: «Провинциалка!» Потому что теперь я из их круга… — на этом ее мысль прервалась, словно достигнув своего апогея. Приятная истома покоя охватила молодую женщину. Она вновь взглянула на Алекса. — Я люблю его!.. Самое главное и необыкновенное, что я люблю его!.. — Но через мгновение ее лицо сморщилось от боли. — Жаклин!.. Проклятая, ненавистная… Она может все разрушить, не получив ничего, кроме удовлетворения своей тщеславной злобы. Она составляет буквы в грязные слова и называет их «Живыми листьями». И эти листья будут ядовито шелестеть, пока будет жива Жаклин!.. — вспыхнула яркая мысль. — Пока жива… — еле слышно произнесла Алла. — В следующем номере журнала, если верить этой ведьме, должны напечатать главу о Лере… Значит, ход Бахаревой!..»

— Ты все думаешь о Жаклин и ее «грязных листьях»? — остановив машину у въезда в подземный гараж, спросил Алекс.

— Нет! — посмотрев на мужа долгим ласковым взглядом, ответила Алла. — Я не думаю!.. Я наслаждаюсь тем, что мы вместе!..

Крепко обнявшись, они вошли в лифт.

«У меня с Алексом еще есть время, — продолжала она рассуждать. — Несомненно, ведьма решила все печатать в порядке хронологии. Значит, сейчас о Лере!.. Посмотрим, чем кончится!..»

_____

ГЛАВА 9

Майский день золотился в лучах солнца. Кирилл, закинув ногу за ногу, сидел на зеленой лавочке в сквере. Если бы кто из знакомых случайно увидел его здесь, то немало бы удивился. Весь вид детектива выражал спокойствие и расслабленность. Казалось, ничто его не интересовало. Но в действительности острый взгляд сыщика наблюдал за притаившимся у школьного забора фоторепортером.

Послышались отдаленные переливы звонка. И спустя мгновение двор заполнился школьниками. Фоторепортер напрягся, готовясь к прыжку.

Словно джинн из бутылки, возник он перед двумя мальчиками и остановил их вопросом. Мальчики растерялись. Яркая вспышка фотоаппарата заставила их сощуриться.

Мелентьев появился рядом с репортером, не хуже того же джинна. Тяжелая рука детектива легла на его плечо.

— Что вы себе позволяете?! — отстраняя репортера от детей, грозно спросил Мелентьев.

Репортер был не новичком в своем деле и поэтому посоветовал детективу:

— Иди ты!..

Но Кирилл ловко заломил ему руку и выхватил фотоаппарат.

— Сейчас же убирайся! — с нешуточной угрозой в голосе проговорил он.

Мальчишки спрятались за спину Кирилла.

— Ой!.. Ладно!.. — завопил репортер. — Я просто… сам же, понимаешь, работа такая…

Детектив отпустил его руку и сунул аппарат.

— Убирайся!..

Дети, воспользовавшись моментом, поспешили скрыться, но Кирилл нагнал их.

— Давайте я вас провожу! — приветливо улыбаясь, предложил Мелентьев. — А то вон, — указал детектив на остановившегося у театральной тумбы прохожего, — тоже репортер.

— А вы?! — подняв на него глаза, спросил один мальчик.

— Я случайно проходил мимо. Просто я друг Никиты Напольского.

— Мама! — крикнул мальчик, завидев спешившую им навстречу чрезвычайно взволнованную женщину.

Она враждебно взглянула на Мелентьева.

— Это друг Никиты Напольского, — объяснил ей сын. — Он прогнал фоторепортера, который подкараулил нас около школы!..

Лицо женщины просветлело.

— Спасибо! — поблагодарила она Мелентьева. — Понимаете, сегодня я должна была их встретить… Нам теперь приходится провожать и встречать ребят из школы. Но у меня прямо посреди дороги сломалась машина. Кое-как удалось ее отогнать к обочине, остановить попутку и мчаться сюда. А вы?

— Шел мимо и просто догадался, почему фоторепортер привязался к ребятам… Вот посмотрите!.. — указал он женщине на двух молодых людей, беседовавших около автомобиля. — Это тоже репортеры. Несомненно, поджидают вас!

— Мальчики! — громко окликнула шедших впереди них ребят женщина. — Не уходите далеко!..

— Давайте я вас отвезу домой! — предложил Мелентьев, ласковой синевой глаз отгоняя даже самую тень сомнения в его чистых помыслах.

— О!.. Это было бы отлично! Вас не затруднит?

— Ну что вы!.. — показывая в сторону джипа, ответил он.

— Ужасная история! — разоткровенничалась в машине женщина. — Мы с его матерью, — указала она на приятеля своего сына, — были заняты на съемках как раз того эпизода с питоном. Так получилось, что ребят было не с кем оставить. В принципе, они чуть ли ни с самого рождения привыкли обретаться на студии. А тут питон!.. — всплеснула она руками. — Но самое главное, что не метали они в него эту стрелу… иглу… даже не знаю, как назвать!.. Замучили их в милиции: скажите, признайтесь, ничего вам за это не будет, просто нам надо знать правду…

— Куда поворачивать? — прервал ее Кирилл, хотя отлично знал дорогу.

— Налево… Ну я, как мать, тоже начала его расспрашивать. Чуть ли не до истерики довела ребенка. Нет, говорит, не пускали мы в питона стрелу!.. Да я и сама знаю! Мне же следователь показывал. Это же сделать надо!.. Представьте, длинная такая игла или даже спица, заточенная. Ну как дети могли так ее заточить?!.. Следователь выдвигает версию: они ее нашли, прикрепили к готовой игрушечной стреле с перышками, то есть наконечник отломали, привязали эту спицу и запустили в питона… Она-то и вонзилась в эту рептилию неглубоко, только поранила да перепугала… Ох!.. — тяжело вздохнула женщина и сокрушенно покачала головой. — Кто бы мог подумать, что такое случится?.. — Немного помолчав, продолжила, словно ей было важно убедить Кирилла в непричастности мальчиков к происшествию. — Проводилиследственный эксперимент. Ни мой сынишка, ни его приятель не смогли метнуть эту стрелу на предполагаемое расстояние. Сила нужна недетская… Если бы кто-то из них это сделал, так ему следовало бы находиться чуть ли ни в пяти шагах от этого питона. Хотя сам же следователь предполагает, что стрелу пустили со стороны сцены, а это от места, где стоял Олег, примерно метров пять — шесть!.. Ох, совсем замучили и нас и детей!.. А тут еще репортеры!.. Уже ждем не дождемся, когда начнутся каникулы, чтобы отправить ребят куда-нибудь подальше из Москвы.

Мелентьев остановил машину.

— Большое вам спасибо! — улыбнулась женщина. — Я вас не заговорила?.. Ну, просто сил уже никаких нет. Мальчики, что приумолкли? Выходим!

Кирилл развернул джип и выехал со двора. Дело Ветрова сначала очень заинтересовало его. «Экзотическое убийство: знаменитый актер задушен питоном», — так и просится заголовком на первые полосы газет. Конечно, если бы такое случилось в Дели, то особого интереса не вызвало бы, но в Москве…

Детектив встретился с родителями Олега Ветрова и его сестрой. По их твердому убеждению, врагов у Олега не было. Ни в каких сомнительных финансовых предприятиях он не участвовал. Олег был только актером. Театр и съемочная площадка — вот сферы его обитания. Правда, зачастую именно самые близкие не замечают того, что отчетливо видно другим.

Кириллу было необходимо поговорить с предполагаемым виновниками трагедии — двумя школьниками. Но как это сделать?.. Он узнал их адреса, проследил нехитрый распорядок жизни и решил выступить в роли защитника от карауливших их то у школы, то у спортивного клуба репортеров. Если ребят сопровождал отец одного из них, репортеры не высовывались, но когда в качестве провожатой была мать, то ей зачастую приходилось торопливо запихивать ослепленных фотовспышками детей в машину. Вот тут-то и собирался появиться Кирилл.

Все, что он узнал, не внесло большей ясности в дело. Он поморщился. Конечно, хочется предстать перед Светланой во всем блеске славы сыщика, незнакомого с поражениями. «Но бывают же и несчастные случаи!.. — мысленно попытался объяснить свое неудачное расследование Мелентьев. — Только на этот раз несчастный случай, кажется, произошел с самим детективом, которому так и не удалось сдвинуться с мертвой точки!» — был вынужден рассудить Кирилл философски.

* * *

В серебристо-лунном свете прожектора на минуту появился виновник торжества, молодой известный актер Сергей Навруцкий. Он помахал рукой, приветствуя всех, кто пришел в ночной клуб «Карамболь» поздравить его с днем рождения. Но поток друзей не иссякал, и Сергей не мог надолго отойти от входа. Гости веселились, а он — встречал.

Кирилл подошел к нему.

— Что, детектив, — воспользовавшись краткой передышкой, спросил Сергей, — опять втянулся в дело?

Мелентьев не успел ответить, как Навруцкий приложил руку к сердцу и воскликнул:

— Неужели?! Ждал!.. Но почти потерял надежду!.. Несравненная, потому что единственная!..

Марианна Горсткова рассмеялась и вручила Сергею букет томно-красных роз и коробку с подарком.

— Ты же знаешь, что люблю тебя!.. И не могла не прийти! Желаю тебе всего самого и даже больше!..

— Спасибо! А Никита?

— Задерживается! Но будет!

— Теперь не сомневаюсь. Раз уж ты здесь, то он непременно будет!.. Познакомься. Кирилл Мелентьев, — представил Навруцкий своего приятеля. — Или вы уже знакомы?

— Не имел счастья, — ответил Мелентьев.

Марианна чуть сощурила глаза и, протянув руку, сказала:

— Простите, вы случайно не частный детектив?

— Совершенно верно!

— Значит, это вас Светлана Ферри попросила расследовать причину гибели Олега Ветрова?

— Да. А откуда вам это известно?

— Просто она обратилась к нам, кто был близко знаком с Олегом, с просьбой оказывать вам всяческое содействие, — Марианна едко усмехнулась: — Какой ход, а?

Тень удивления скользнула по лицу Кирилла, но Марианну уже окружили развеселившиеся гости и увлекли вглубь зала.

Наконец поток прибывающих иссяк, и Навруцкий смог оставить свой «пост» у входа. Начались здравницы, витиеватые словесные изыски и простые поздравления, всегда звучащие актуально: «С днем рождения! Счастья! Удачи!»

Кирилл, заинтригованный последней фразой Марианны, выжидал удобного момента, чтобы заговорить с певицей.

Они оказались рядом перед большим блюдом с нанизанными на розовые шпажки ломтиками экзотических фруктов.

— Вы давно знаете Сергея? — обратилась к нему Марианна.

— Не очень. Мы познакомились, когда я вел расследование одного убийства.

— Ах, вот как! — слегка качнула головой певица.

— Я бы хотел спросить вас…

Но Марианна ответила, не дослушав вопроса:

— Я знаю Сергея…

— По поводу оброненной фразы! — уточнил детектив.

— А вы ее успели подхватить! — лукаво усмехнулась Марианна.

— Да! И признаюсь заинтригован! «Какой ход, а?..» Что вы имели в виду?

— Ничего! — жуя оранжево-желтый ломтик манго, ответила она.

— Такие фразы при разговоре с детективом не бывают незначащими.

— А вы наблюдательны!

Она отбросила шпажку и взяла бокал с шампанским.

— Я имела в виду, что это весьма ловкий ход со стороны Светланы — обратиться к детективу!..

— Исходя из ваших слов, я могу сделать только один вывод: вы подозреваете в причастности к гибели Олега Ветрова мадам Ферри?

— Вы очень точно формулируете, именно в причастности!

— Следовательно, вы полагаете, что мадам Ферри наняла киллера? — не удержавшись от усмешки, спросил Мелентьев.

Марианна ответила ему тем же: усмехнулась и, кивнув в сторону дивана, предложила отойти.

Кирилл взял еще по бокалу, и они «уединились» среди гомона и музыки.

— Простите, — возобновил прерванный разговор детектив, — но киллеры не пользуются самодельными стрелами. Если мадам Ферри, по непонятной пока причине, так уж захотела избавиться от Олега Ветрова, ей было бы проще нанять киллера с винтовкой, а не метателя стрел!.. — Кирилл даже пожал плечами. — Разве только она привезла его с какого-нибудь острова!.. Но тогда стрела была бы иной! Эта же сделана из нашего материала. Я уточнял. Взяли стрелу из детского игрового набора. Отломали наконечник и крепкими нитками привязали остро заточенную спицу. Длина самой стрелы пятнадцать сантиметров, игла выступает вперед на пять сантиметров. В питона вошло сантиметра три-четыре, — детектив задумался. — Впрочем…

— Марианна! — подлетел к певице вертлявый молодой человек в рубашке цвета пламенеющего шиповника. — Мы скучаем!.. И вообще, с кем это ты уединилась? — бросил он на Мелентьева горящий любопытством взгляд.

— Сейчас!.. — отмахнулась она. — Мне нужно поговорить! Так вот, вы сами и предложили оригинальную версию, — заметила Марианна. — Я-то о таком варианте и не подумала. Метатель стрел с какого-нибудь острова!.. — задумчиво повторила она. — Светка же невероятно богата! Что ей стоит?

— Но зачем? Когда, повторюсь, проще и надежнее, нанять обыкновенного киллера.

— Она же миллионерша, вылезшая из нищеты! — округлив глаза, воскликнула Марианна. — Стремление к оригинальности! Во всем! Понимаете меня? — чуть наклонилась она к детективу, и легкий аромат жасмина встревожил воздух. — Судите сами, человек, привыкший к богатству, бывает оригиналом по случаю, а здесь налицо самое примитивное стремление быть в поступках не такой, как другие… Даже если об этом никто не узнает! К тому же, если, как вы говорите, киллера нанять проще, то и милиции найти его проще. А тут — метнул стрелу какой-нибудь Нмумба и улетел в свою необъятную Океанию!..

— Вы весьма оригинально продолжили мою мысль, — заметил Кирилл.

Марианна рассмеялась.

— Послушайте, Мелентьев! — подошел к ним один изрядно веселый гость. — Что такое?! Вы попросту похитили нашу звезду!..

— Боря, — мягко ответила ему Горсткова, — здесь и без меня достаточно звезд. Пойди, займись пока ими!..

— Обидела! Ты — самая яркая!.. Единственная!.. Другие…

— Боря! — недовольно поморщилась певица.

— Понял! — вздохнул тот. — Но если через четверть часа не взойдешь на небосклоне, я вернусь, и не один!

— Давайте рассмотрим нашу совместную версию, — предложил детектив, как только Боря нехотя повернул обратно.

— Давайте! — согласилась Марианна.

— Как по-вашему, Светлана могла заранее знать о питоне, чтобы вызвать метателя стрел?

— О питоне она, конечно, не знала, но заранее придумала, каким образом убить Олега. Стрела первоначально предназначалась ему. Однако почти в последний момент мадам Ферри приходит мысль, что смерть в «объятиях» питона на виду у всех будет более экстравагантной, чем от стрелы, вонзенной в сонную артерию. А сделали ее из нашего материала специально, чтобы запутать следы.

— А как вы объясните причину, по которой мадам Ферри решила убить Ветрова?

— А причина та же, по которой и Никите следует остерегаться быть убитым.

— О!.. Наш разговор принимает серьезный оборот!.. Может быть, удалимся отсюда?.. — заметив направляющихся к ним поклонников певицы, предложил Мелентьев.

Марианна поднялась и, ловко отбросив небольшой шлейф длинного сине-черного атласного платья, пошла к выходу.

Они вышли на улицу. Оглянулись. Кирилл был в явном затруднении. Где бы он ни появился с Марианной Горстковой, везде к ним будет приковано внимание, и назойливые поклонники не дадут ни минуты покоя.

— Пойдемте, поговорим в машине, — предложила Марианна. — Стойте, — схватила она его за руку и потянула за собой в проход между зданиями. — Никита приехал! Пусть пройдет, а то не отпустит!

Кирилл открыл дверцу своего джипа.

— Все очень просто, — тут же сообщила ему Марианна, — это месть! Женская!

— И какова причина? — с сомнением пожал плечами детектив.

— Отвергнутая любовь!

— Звучит весьма мелодраматично.

— Зато последствия трагичны! Поверьте, я бы не стала высказывать вам свои предположения, если бы речь не шла о жизни близкого мне человека!..

— Вы уверены, что Никите грозит опасность?

— Почти на сто процентов. История эта весьма обыкновенна. Ну кого из нас в жизни не оставляли?.. Однако надо обратить внимание на то, что оставленная почти девять лет назад девочка вдруг стала вдовой миллионера! И то, что могла стерпеть девочка, вдова миллионера стерпеть не может!..

Кирилл задумался.

— И все-таки, что вас натолкнуло на эту мысль?

Марианна вздохнула.

— У вас есть сигареты?

— Да, пожалуйста, — Кирилл протянул пачку.

— Вообще-то курю только с мундштуком и очень редко, но сейчас захотелось.

Вспыхнул веселый огонек зажигалки. Белый ароматный дымок тонкой струйкой взвился вверх.

— Меня, признаюсь, сильно удивило редкое присутствие духа у Светланы. Столько лет любить Олега, можно сказать, безнадежно… Сначала он оставил ее, а потом уже она не могла оставить своего миллионера, даже если бы Ветров сделал ей предложение. И вот, когда все решилось само собой, Олег неожиданно погибает, а она только на день надела траурное платье — и все!.. Как ни в чем не бывало!.. Может, я пристрастна? — взглянула она на детектива. В насыщенно розовом свете фонаря ее лицо казалось фарфоровым, цвет глаз был неразличим, но маленькие искорки сверкали в них ярко и тревожно. — Единственно, что сделала Светлана, чтобы как-то оправдать свое явно индифферентное восприятие смерти жениха — так это обратилась к вам!..

— Жениха? — не скрыл удивления Кирилл.

— А вы разве не знали?.. Впрочем… Вот, пожалуйста, еще одна странность! О своем решении пожениться они сказали только Никите, причем Светлана попросила его хранить об этом молчание.

— Он же, по всему видно, не сдержал обещания.

— Я — не в счет! А больше, уверена, не сказал никому.

— Ну и в чем же, по вашему мнению, причина такой таинственности?

— В тонко продуманном желании отомстить!.. Вообразите себе юную студентку театрального училища, одну из многих… И вдруг — такой поворот судьбы: главная роль в фильме. Партнеры — известные артисты, кумиры девиц того времени. Между Никитой, Олегом и Светланой очень быстро установились дружеские отношения. Вероятно, случилось так, что юная актриса не смогла сразу определиться в своих чувствах и ответила тому, кто первый проявил к ней интерес. Но в любом случае она с Олегом была счастлива. Еще до выхода фильма на экраны ее заметили, о ней стали говорить, правда не столько, как о подающей большие надежды актрисе, сколько как о подруге Олега Ветрова. Она закружилась в водовороте популярности Олега. Я ни в коем случае ее не осуждаю! Но подчеркиваю, это была чужая слава. Потом вышел фильм. Дебют подававшей надежды актрисульки удался. Критика была благосклонна. Светлана настроилась на волну известности, да еще Олег предложил жить вместе. Несомненно, она, со своей стороны, расценила это как пробный шар перед браком. И вдруг Олег охладел!.. Театральное училище окончено, предложений сниматься нет, в театрах вакантны только места статисток. Она растерялась. Она привыкла быть в центре внимания, иметь широкий круг знакомых, и вдруг все сузилось. Приятели Олега не обращают на нее внимания, журналисты потеряли интерес к ее особе. Знаете, в чем трагедия женщин, которым повезло встретить в жизни настоящего мужчину? — сверкнули в полумраке автомобильного салона глаза Марианны. — Как ни парадоксально звучит — именно в том, что он был настоящим мужчиной. А если к этому еще прибавить и славу!.. Трудно найти замену, когда такой неординарный человек оставит тебя. Практически невозможно. Все, все кажутся по сравнению с ним пигмеями. А ведь Олег был именно таким, настоящим мужчиной. И не только в глазах Светланы. Мир, к которому она привыкла, рухнул. В душе ее одновременно смешались и обида, и страстное желание во что бы то ни стало найти равноценную замену Олегу. Для нее таким мужчиной был только Никита. Уверена, если бы Никита проявил к ней интерес раньше Олега, она бы влюбилась в него. Светлана пришла к Никите. Но все, чем он ответил — это предложил свою квартиру, чтобы она могла не возвращаться к родителям. У него в то время завязывался роман с Жаклин Рахманиной, и он практически жил у нее. Светлана сделала ставку на свою привлекательность и молодость. Она попыталась увлечь Никиту, но… увы! Юные прелести померкли в сравнении со зрелым темпераментом Жаклин. Итак, все нужно было начинать с начала. Забыть блестящий дебют, забыть веселый круговорот банкетов, вечеринок, забыть адресованные тебе улыбки знаменитостей. Вместо этого нужно было выходить на сцену в составе массовки и медленно пробивать путь наверх. Это значительнее труднее, чем воспользоваться успехом другого. Но зато, когда ты сам достигаешь определенного уровня, тебе не грозит опасность потерять его по прихоти того, от кого зависишь. Правда, ты его можешь потерять по другим причинам, — не удержалась от усмешки Марианна. — Ну, думаю, я достаточно понятно излагаю мою версию убийства Олега? — обратилась она к детективу. — С одной стороны, Светлане вроде бы повезло, она удивила всех! Не затерялась в массовке, а стала женой миллионера. Но, с другой, она, конечно же, никогда не простит ни Олега, ни Никиту, которые могли хотя бы попытаться помочь ей. Похлопотать в театре, предложить ее кандидатуру на пробы, ведь к их мнению прислушивались. Но они дружно отмахнулись от девушки. И вот теперь пробил час мести!.. Она вернулась во всем блеске! Естественно, былое чувство всколыхнулось в сердце Олега, и он с опозданием в десять лет сделал ей предложение. Она добилась своего. Сама же только сыграла страсть. Не забывайте, она была подающей надежды актрисой. И все роли, которые ей были предназначены, но не сыграны, она теперь воплощает в реальность. Она наслаждается своей игрой. Отныне ее театр — жизнь!..

Олег — убит!.. Следующей жертвой будет Никита!.. Она не простит своего унижения. Она предлагалась, он отверг! Я предупредила Никиту. Посоветовала на время даже уехать. Но он назвал мои опасения бреднями, — с обидой заметила Марианна.

Кирилл поцеловал руку певице.

— Поверьте, впервые в моей практике я встречаю женщину, которая сумела не только выдвинуть, но и обосновать свою версию!

— Нет, в самом деле, я сразу заподозрила ее! — словно пытаясь еще прочнее убедить детектива, с напором произнесла Марианна, но, почувствовав, что переусердствовала, мгновенно изменила интонацию: — Однако нам пора вернуться!..

Кирилл вышел из машины, открыл дверцу и подал ей руку. Несколько шагов они сделали молча.

— Как вы полагаете, мои опасения не лишены основания? — резко повернувшись, спросила она.

— Полагаю — не лишены, — вполне серьезно ответил детектив.

Перед дверью, ведущей в зал, яркая фотовспышка заставила их остановиться. К ним подлетел репортер.

— Два слова!..

Марианна решила быть благосклонной. Кончики губ дрогнули в профессиональной улыбке.

— Вы начали следствие по делу о гибели Олега Ветрова! Есть ли какие-нибудь предположения, что она была не случайной? — устремил на Мелентьева немигающий взгляд репортер.

Марианна от удивления по-детски захлопала ресницами. «О! Это значит, что не он со мной, а я — с ним! Забавный поворот!..»

— В нашем мире все случайно, — ответил Мелентьев и мягко отстранил репортера.

К ним навстречу устремился Сергей Навруцкий.

— Ну, куда вы пропали?!

— Мы гадали по звездам о твоем будущем, — рассмеялась Марианна.

— И что?

— Оно обещает быть прекрасным. Не хватило звезд, чтобы сосчитать все твои роли.

— Марианна! Я уже начал беспокоиться! — подошел к ней Никита Напольский.

— Познакомься, частный детектив Кирилл Мелентьев, — представила она.

— А!.. Как же!.. — вспомнив, кивнул Напольский. — Очень приятно. И что, вы полагаете?.. Впрочем, — спохватился он. — Не сейчас!.. Пойдемте, выпьем за Сергея!

_____

ГЛАВА 10

В отдельном кабинете фешенебельного ресторана официанты заканчивали сервировку. Бросив придирчивый взгляд на изысканно накрытый стол, метрдотель удалился.

С озабоченными лицами, тихо переговариваясь друг с другом, вошли Илона и Валерия. Илона обошла вокруг стола, а Лера тяжело упала на диванчик с красиво изогнутой спинкой.

— Ох! — с трудом перевела она дыхание и, щелкнув зажигалкой, закурила.

— Н-да! — протяжно вздохнула Илона. — Неплохо! Сколько ж это будет стоить? — оборотилась она к приятельнице.

Лера недовольно отмахнулась.

— Какое это имеет значение? Не тебе же платить! Главное, что мы соберемся вместе и, думаю, найдем способ заткнуть фонтан письменного красноречия нашей недооцененной Жаклин. Будь она трижды проклята, стерва!

— Здравствуйте! — высоко держа голову, вошла Алла в платье цвета бледной сирени.

— Здравствуй!

— Вижу, не опоздала, — оглянулась кругом Валуева.

— Садись! — предложила ей Лера. — Покурим!

Алла села на диван рядом с Бахаревой, одетой в шифоновый костюм неопределенно болотного оттенка, и вынула из пачки сигарету.

В дверях возник молодой, атлетического сложения официант.

— Не желаете аперитив? — слегка наклонившись вперед, спросил он.

— Да! Пожалуйста! — ответила Илона. — Мне шампанского «Луи Редерер».

Упругим, слегка подпрыгивающим шагом прохаживалась она вдоль стены. Бордовый костюм плотно облегал ее гибкую фигуру, на шее эффектно смотрелась цепочка с рубиновой каплей, оправленной в белое золото, безукоризненная стрижка с градуированными прядями обрамляла красивый овал лица. Но во всем ее облике, тем не менее, проскальзывал дешевый шик, какой она, помимо своей воли, почему-то придавала всем вещам. Она чувствовала это, страдала, но ничего не могла поделать, как и со своими чересчур короткими пальцами, сразу выдававшими ее породу — точнее, отсутствие оной. Она всегда с завистью смотрела на тонкие, изящные кисти Валерии.

— Мне тоже! — выпуская мощную струю дыма, отозвалась Бахарева.

— Бокал «Ля-Буржуаз»! — заказала Валуева.

«И как это она все успела? — украдкой взглянула Илона на Аллу. — Впрочем, она-то с Алексом уже давно… нахваталась… хотя Валуева только три года. Ловкая особа! Сколько вертелось, кружилось вокруг Алекса, не ей чета! Да взять хотя бы Марианну! Но его брак казался незыблемым. Да так, в принципе, и должно быть. Алекс отдавал себе отчет, что остановиться на одной женщине он не сможет, какими бы достоинствами та не обладала. А каждый раз разводиться — хлопотно и накладно. А эта провинциалочка… надо же… зацепила за живое… И сына сразу преподнесла. Будь Алекс помоложе, его бы ничто не удержало, а теперь, видно, задумался. Ни с кем, кроме собственной жены, его не видят… А ведь не так уж и молода — тридцать шесть! Валуев мог бы и посвежее себе супругу подыскать. Он из тех мужчин, которые до глубокой старости будут привлекать женщин. Не только видный собой, но главное, сильный, не ноющий, не прибегающий на кухню за жалостью», — вспомнила своего Эдика Илона.

— Простите! — появилась в дверях Светлана в шелковом костюме с большим отложным воротником, переходящим в глубокое декольте. — Ужасная пробка! Я и так уже наказала шофера. Простите! — приложив к груди руку со сверкающим на пальце овальным бриллиантом мило, но с чувством достоинства, приносила она свои извинения.

— Мы не скучали, — подходя с поцелуем, ответила Лера. — Расслабились шампанью!

— Отлично! Бокал «Болленже»! — ответила она на вопросительный взгляд официанта и села в кресло. — Ну вот, все в сборе! — мадам Ферри взяла с золоченого подноса бокал и сделала несколько маленьких глотков. Дождавшись, когда за официантом закрылась дверь, обвела взглядом дам и сказала: — Не сомневаюсь, что вы догадываетесь, по какой причине я пригласила вас сюда. Действительно, мне не совсем безразлично, напишет обо мне Жаклин или нет.

— Пригрела змею на груди! — выпалила Илона. — Не дай ты ей крышу над головой, возможно, она бы и не села за свои гнусные страницы.

— Да ее ничто бы не остановило, будто не знаешь! — в сердцах проворчала Валерия. — Не стоит обвинять друг друга. Факт свершился, к счастью, еще не до конца!

— Почти! — протягивая новый номер, сказала Светлана. — Завтра они поступят в продажу.

Валерия подрагивающими руками взяла журнал.

— А как же ты?

— Я удостоилась чести. Видите, экземпляр с автографом автора. Прямо перед моим выездом доставили.

— Читала? — устремив взгляд на нее, спросила Валуева.

— Читала! — кивнула Светлана. — Глава о Лере!

Бахарева на какое-то мгновение оцепенела, потом очнулась и вскричала:

— Что? Что написала эта идиотка?

— Успокойся! — властно приказала мадам Ферри. — Пока ничего страшного! Глава заканчивается предуведомлением, что взрыв заложен в следующей…

Лера торопливо просмотрела страницы.

— Сволочь! Тварь! Нет, Илона, ты послушай! Я втерлась в дом к Бахаревым, воспользовавшись своим знакомством с тобой! Я, оказывается, только и мечтала, как бы сменить свою среднестатистическую фамилию на знаменитую фамилию Бахаревых!

— Чем кончается глава? — подавшись вперед, взволнованно спросила Крылова.

— Моей командировкой в Прибалтику, — с трудом выговаривая слова, ответила Валерия.

— Нет! Нет! — энергично рубя воздух изящной ладонью, громко произнесла Алла. — Этому нужно положить конец! Неужели мы бессильны?

— Я предлагаю сесть за стол и спокойно обсудить эту проблему! — предложила Светлана. Она нажала кнопку вызова, и в кабинет вошел метрдотель с официантами. Подав заказанные блюда и вина, официанты остались обслуживать, но мадам Ферри отправила их. — Думаю, мы сумеем сами справиться, — обратилась она к своим гостьям.

— Выпьем за встречу! — когда они остались одни, предложила Светлана.

Бокалы вяло, почти беззвучно, коснулись друг друга.

— А ты Марианну приглашала? — спросила у нее Илона.

— Да, конечно. Она сказала, если сможет, то придет, но, я думаю, вряд ли. Она еще раз дала понять, что вся писанина Жаклин ее абсолютно не волнует.

— Вот уж не поверю! — элегантным жестом накалывая ломтик розовой семги, произнесла Алла.

— Почему? — пожала плечами Валерия. — Может, ей вправду нечего скрывать.

Алла нервно рассмеялась.

— Каждому есть, что скрывать. К тому же любой поступок человека можно очень щедро окрасить черной краской… А в палитре Жаклин для нас другого цвета нет.

— Совершенно с тобою согласна, — поддержала ее Илона. — Но что ты предлагаешь?

По лицу Валуевой было видно, что у нее есть, что предложить, но… Колебание длилось недолго. Она понизила голос и сказала:

— Убрать Жаклин с нашего пути!

Страшная фраза зависла над сверкающим хрусталем и позолотой столом.

Мадам Ферри с уважительным интересом посмотрела на Валуеву. «Однако!»

Раскрасневшаяся Алла пытливо вглядывалась в лица своих приятельниц, ожидая ответа.

Илона, опустив глаза, поправляла на руке кольца. Валерия задумчиво выпускала дым.

— Как ты себе это представляешь? — глухо кашлянув, спросила она.

— Точно так же, как и ты!

Илона, покусывая губы, хранила молчание.

— Ну, в конце концов, — не вытерпела Валуева, — зачем мы тогда собрались? Давно не виделись, что ли!

— Хорошо! А каким образом? — задала разумный вопрос Крылова.

— Все очень просто! — подлив себе еще вина, ответила Алла. — Светлана за границей находит киллера, который, сделав работу, тут же уедет обратно.

Взоры устремились на Светлану. Она молча ждала продолжения.

— Но это как-то… — начала Валерия, — получается, что мы вроде бы в стороне.

— Нет! Ни в коем случае! — по-деловому подхватила Алла. — Во-первых, я поеду со Светланой, и мы вместе сделаем заказ. К тому же, чего бояться, ведь это же делается по телефону. Главное — найти, кому позвонить. Во-вторых, оплатим все вчетвером… — она устремила горящий взгляд на мадам Ферри.

Светлана неуверенно улыбнулась.

— Вообще-то радикальное предложение… Однако с множеством подводных камней.

— Каких?! — нетерпеливо воскликнула Валуева.

— Мы все будем навек повязаны друг с другом.

— Мы все забудем об этом в тот же день! — отрезала Алла.

— Хорошо, допустим такой вариант. А если случится осечка? Ну… что-то не сладится, не удастся… всего не предусмотришь. Тогда нам будет грозить статья… которую мне не смягчит даже Швейцария.

Алла бросила нож на стол и откинулась на спинку стула.

— Тогда о чем же вы собирались говорить?

— Можно было бы еще раз попробовать каким-то образом убедить Жаклин, — неуверенно пробормотала Валерия.

— С меня хватит! — зло воскликнула Алла. — А вам, если не надоело унижаться перед этой чумной бабой, — пожалуйста, услаждайте ее! В конце концов, что такого ужасного, невероятного в убийстве! — неожиданно произнесла она слово, которое старательно все обходили, но не испугалась, а смело продолжила: — Сплошь и рядом, каждый день! Вчера вышла погулять с ребенком. Иду мимо подъезда соседнего дома, а перед ним — мелом очерченное пространство с бурыми пятнами от крови и букетом сирени. Вот, совсем недавно, совсем рядом — и ничего! Люди же продолжают жить! Ведь убийство бывает не только физическим, но и моральным. Разве то, что собирается с нами сделать Жаклин, это не убийство? Да она — самый настоящий потрошитель жизни! Выпотрошит и выбросит, насытившись чужим горем и унижением!

— С тобой трудно не согласиться! — произнесла Светлана. — Но… «Что это так Валуева всполошилась? Что может знать о ней Жаклин? Интересно! Я думала, что она меньше всех должна волноваться об этих публикациях!» — пронеслось у нее в мыслях.

Бахарева и Крылова невольно подумали то же самое, однако, вспомнив, чем им грозят публикации бывшей приятельницы, тяжело вздохнули.

— Но… — продолжила после краткой паузы Светлана, — может, нам удастся найти менее рискованный, но не менее действенный вариант?

— Ищите! — с надменным равнодушием отозвалась Алла.

— Думаю, нам необходимо выяснить, кто стоит за этим журналом, — медленно, взвешивая каждое слово, начала Илона.

— Ты полагаешь, что существует еще какой-то наш общий недоброжелатель? — удивленно спросила Валерия.

— Нужно предусмотреть и такую вероятность.

— Ну, тогда вы и за год не разберетесь: предусматривая, взвешивая, советуясь, оглядываясь, — не вытерпела Валуева. — Да какое это имеет значение? Движущая сила — Жаклин! Уверена, что нам всем просто невозможно было нажить себе еще одного общего врага!

— И все-таки я закончу свою мысль, — продолжила Илона. — Если бы нам удалось выяснить, кто владелец этого журнала или хотя бы найти, где он печатается, потому что адрес, указанный в нем, — фикция, я узнавала, тогда можно было бы попытаться договориться.

— Светлана, ну что ты молчишь? — еле сдерживая себя, обратилась к ней Валуева. — Это же абсурд: попытаться договориться! — невольно передразнивая осторожную интонацию Илоны, воскликнула она. — Ну договоришься с этим журналом, Жаклин найдет другой!

— Не сразу же! Значит, у нас будет какой-то запас времени на следующий шаг.

— Черт с вами! — нервно отставив бокал, проговорила сквозь зубы Алла. — Следующая глава будет о Валерии, вот пусть она больше других и волнуется!

— Да, нужно отдать должное и Жаклин, и владельцу журнала, — вступила в разговор мадам Ферри. — Рекламу они сделали профессионально. Кажется, что такого? Очередное «разоблачение» в печати с точки зрения очередного обиженного судьбой. Сколько помимо нас известных персон, чьи тайны должны быть даже более интересны толпе! Но рекламная кампания, повторю, была проведена на редкость удачно. Журналы идут нарасхват!

— Она же пообещала там черт знает что написать! — словно от холода дернулась всем корпусом Крылова.

— Есть все основания предполагать, что свои обещания Жаклин сдержит. По-видимому, каждый из нас в свое время предоставил ей богатый материал, — озвучила общую мысль Светлана.

— Господи! — уронив голову на руки, простонала Валерия. — Но что же делать? Если то, что я предполагаю, напечатают… — ее голос пресекся. Илона заботливо протянула подруге стакан воды. — Это может перевернуть мою жизнь, — с трудом взяв себя в руки, проговорила она. — А ведь мне сорок пять! У нас с Гарриком сын! У него большое будущее, и так несправедливо, если тень из моей прошлой жизни ляжет на него.

— Вот видишь! — словно торжествуя, подхватила Алла. — Арсентий стажируется в США, и каково ему будет читать подробности о твоем прошлом? Он талантлив, следовательно, врагов и недоброжелателей, несмотря на его двадцать лет, у него уже предостаточно. Выдержит ли он эти публикации? Подумай о сыне, он поистине талантливый скрипач.

— Но ведь это ужасно — то, что ты предлагаешь! — воскликнула Валерия. — Как мы будем после этого жить?

— А как ты будешь жить после публикации следующей главы? — ядовито поинтересовалась Алла. — Как? Хотя, конечно, тебе видней! Если ты можешь допустить, чтобы Жаклин вылила на вас с Гарриком ведро злословья, настоянного на девяносто девяти процентах вранья и бессильной ненависти, то я не позволю, чтобы на нас с Алексом упала даже тень от ее грязного листа!

Светлана обвела взглядом стол.

— Думаю, можно перейти к десерту! — сказала она и вызвала официантов.

— Хороший десерт, — вздохнула Илона, подсаживаясь к низкому столику перед диваном.

— Зато мы можем подвести итог нашей встречи! — обратилась мадам Ферри к своим гостьям. — Мы все хотели бы избавиться от Жаклин, потому что другие способы убеждения на нее не действуют, но мы, за исключением Аллы, боимся сделать единственно возможный в нашем положении шаг.

— Я торопиться не буду! — заметила Алла. — У меня-то как раз есть в запасе время. Сначала она закончит вторую главу о Валерии, затем перейдет к Илоне, Марианне, а уж потом займется мною и Алексом. Так что вы получите сполна за вашу трусость!

Тяжелый глухой стон огласил кабинет. Словно прыгая в бездну, страшно округляя глаза, Валерия быстро зашептала:

— А что, Илонка? Рискнем? Потом разберемся! А сейчас нужно спасать… — ее растерянный взгляд пробежал из стороны в сторону, словно ища выскочившее из памяти слово, — репутацию! — наконец произнесла она, имея в виду, конечно, нечто большее.

Светлана щелкнула золотой зажигалкой.

— Хорошо, что у нас начистоту: никто, за исключением Марианны, не делает вид, что ему безразличны публикации.

— А это очень странно, — сощурив глаза, заметила Илона. — Может, они сговорились?

— А может, Марианна сильнее нас? — задумчиво произнесла Светлана. — И она сама решила вопрос, над которым мы бьемся уже несколько дней.

— Было бы неплохо, — протянула Валерия.

— Вот-вот, чужими руками жар загребать — это мы завсегда готовы! — кивнула Валуева.

— Итак, о чем же мы договорились?.. — обвела Светлана пристальным взглядом маленькое общество.

— Неужели непонятно? — поднялась с кресла Алла. — Мы ни о чем никогда не договоримся. Мы — трусливы, мы не можем отвести занесенный врагом меч от самого святого для нас — семьи! Пусть Жаклин разрушит, раздавит наши жизни, но только пусть она живет! А зачем? Зачем? — с искаженным от ярости лицом обратилась она к Илоне. — Вот объясни! Ты у нас журналист! А ты, Лера, писатель! Объясните мне, бухгалтеру: зачем? Ради чего мы должны молча сносить подлость Жаклин? Ведь она воспользовалась нашим доверием, дружескими отношениями, чтобы проникнуть в нашу жизнь, нахватать каких-то фактов, перевернуть их с ног на голову и подать в качестве литературного десерта!

Лица всех дам потемнели, словно с потолка упал флер и покрыл их застывшие в тяжелом раздумье фигуры.

Расходились молча.

— Уверена, сейчас Лерка побежит валяться в ногах у Жаклин, — презрительно кривясь, шепнула Валуева Светлане.

Та неопределенно пожала плечами.

— Лерка умная, вряд ли она не понимает бесперспективность такого унижения. Жаклин — актриса, ей нужна публика!

Илона собиралась отвезти Валерию домой, так как они приехали на ее машине, но Лера сослалась на неотложное дело и, торопливо попрощавшись с подругой, остановила такси.

— Ну вот, я же говорила! — указала движением головы в сторону Бахаревой Алла. — С Илонкой не поехала, а помчалась к Жаклин.

— Я была о ней лучшего мнения, — разочарованно протянула мадам Ферри.

* * *

Валерия, словно в тумане, проехала несколько кварталов и попросила шофера остановиться. Расплатилась, вышла, оглянулась и направилась к телефону. Она уже несколько дней, сразу после отказа Жаклин прекратить печатать свои пасквили, обдумывала этот вариант.

Лет пять назад Валерия неожиданно увлеклась публицистикой и задумала написать серию очерков о заключенных. Правоохранительные органы оказали посильное содействие известной писательнице. Лера засела за кипы дел. Ей хотелось непредвзято, насколько удастся, заглянуть в души преступников. Она выбрала несколько дел и попросила о встрече с заключенными, и ей предоставили такую возможность.

— Через два месяца освобождаюсь, — сказал Валерии мужчина лет сорока пяти довольно приятной наружности, которому высшая мера после кассационной жалобы была заменена сроком на пятнадцать лет.

— Знаю. Но мне, как писателю, хочется понять, насколько возможно…

Он не дал ей договорить, рассмеялся искренне и весело.

— Этого головой не поймешь, это нужно кожей почувствовать! Сколько бы я вам не рассказывал, как страшно ожидать вынесения приговора, пока сами не ощутите мелкую, холодно-липкую дрожь и полное оцепенение от страха, ни черта не поймете! — устремил он на нее пронзительно-стальной взгляд. Увидев замешательство на ее лице, усмехнулся. — Вот вы вашего любимого Достоевского, несомненно, жалели, читая, как он шел на казнь. Вроде бы и мозгом что-то соображали, но понятия не было, как на картинку смотрели, а здесь сначала надо почувствовать, а потом, может, и удастся понять!

Лера смутилась.

— С чего вы решили, что я люблю Достоевского? — спросила она.

— А его все писатели любят или делают вид, чтобы многозначительнее казаться, — рассмеялся он. — А что, разве не угадал? Неужто не любите?

— Нет, почему же, угадали, — поправляя от смущения блузку, словно впервые вошедшая в класс молоденькая учительница, ответила она.

— Ладно, задавайте ваши вопросы! — пожалев ее, предложил заключенный. — Отвечу, как смогу!

Валерия откашлялась, открыла записную книжку. Разговор не удался. Но писательница заключенному понравилась.

— Знаете что, Валерия! — опять посмотрел он на нее гипнотизирующим взглядом. — Случается в жизни так, что… — он сделал паузу с намеком, — помощь нужна… не от друзей — какие они помощники — а от человека далекого, но умеющего понять. Так вот запишите номер телефона. Скажите, что надо поговорить с Виктором.

Валерия оглянулась. Вечер вступал в свои права: заполнял сиреневой дымкой улицы, зажигал звезды и фонари. Усталые лица прохожих светились умиротворением в ожидании ужина и отдыха.

Она выбрала самый дальний телефон. Открыла записную книжку и, мало надеясь, что этот номер еще не поменяли, липкими от волнения пальцами стала нажимать кнопки.

— Алло? — услышала голос явно немолодого мужчины.

— Мне бы… бы… — она потеряла способность говорить.

— Ну что вы там? — сердито пробурчали в трубку.

— Мне бы… с Виктором поговорить… Срочно!

— Быстрые какие! — проскрипел голос. — А кто говорить хочет?

Валерия испугалась. «Нет, надо остановиться!» — она уже подняла руку, чтобы нажать на отбой, но удержалась.

— Лера Бахарева… — словно сами по себе пробормотали ее помертвелые губы.

— Ладно! Перезвони через часок, Лера! — мелко рассмеялся невидимый собеседник.

«Господи! Господи! Что я делаю! Я Валерия Бахарева!» Она почти ничего не видела и не слышала вокруг себя. Лишь какие-то силуэты, далекий шум…

Час пролетел незаметно. Лера сидела в углу уличного кафе и пила коньяк. Второй раз она подошла к телефону с большей уверенностью.

— Виктор может сегодня! Ты сейчас где? — осведомился скрипучий голос.

— В кафе «У Лукоморья».

— Жди!

Минут через сорок к ней подошел высокий статный мужчина.

— Здравствуйте, Валерия!

От неожиданности она подскочила.

— Ой! Я вас не узнала!

— Зато я вас — с первого взгляда! Такая же красивая и наивная!

Он выдвинул стул и сел рядом.

— Что, беда приключилась, или я понадобился для дальнейших писательских опытов? — делая заказ официантке, поинтересовался Виктор.

Лере было страшно разговаривать с этим человеком, но другого выхода она не видела.

— Беда!

— И какая нужна помощь? — облокотился он на столик.

— Господи! Не знаю, как сказать!

— Понял! Летальная!

Лера вздохнула со странным чувством облегчения от настолько быстрого понимания.

— Сначала я думала, — дрожа всем телом, пыталась объясниться она, — что можно припугнуть… даже… избить… но это ее только разозлит. А вы, — замялась она, — сможете… — не договорила и с отчаянием посмотрела на него.

— Фотографию! Адресок! — сразу приступил он к деловой части разговора.

Валерия вынула из сумки перчатку, быстро надела ее и только после этого положила на стол конверт со снимком Жаклин.

Виктор рассмеялся.

— А вы чрезвычайно предусмотрительная особа, Валерия!

— Так лучше не только для меня…

— Несомненно! Итак?

— Сейчас ее можно найти на даче… — понизив голос, Лера назвала адрес.

— Отлично.

— Сколько?

— Аванс, — он шепотом назвал сумму. — Остальное — по выполнении.

Лера подивилась своей проницательности. Именно такую сумму вложила она в конверт, который для пущей конспирации засунула между страниц брошюры о правильном питании.

— В какой срок надо управиться? — откинувшись на спинку стула и вяло попивая пиво, спросил Виктор.

— Как можно скорее! В ближайшие три дня!

Он бросил острый взгляд на свою заказчицу: «Н-да! Прихватило писательницу!» — и спрятал в карман пиджака протянутую Лерой брошюрку.

Затем вынул блокнот, написал несколько цифр, вырвал листок и передал его Лере.

— Как только заказ будет выполнен, остальную сумму положите в дорожную сумку и оставите в сто двадцать шестой ячейке камеры хранения на Курском вокзале. Код я вам записал.

— Ну, всего хорошего! — подмигнул он.

Лере показалось, словно она почувствовала запах серы, оставшийся после ухода Виктора.

«А я ведь заключила сделку с дьяволом! — отрешенно смотря перед собой в пространство, подумала она. — Душу продала! Но зато спасла другие, которые для меня дороже собственной. Прости меня, Господи, если это возможно!»

_____

ГЛАВА 11

Поздним вечером того же дня в закрытом клубе «Пифагор» была назначена встреча между членами этого клуба Валуевым, Крыловым, Бахаревым и Напольским.

Первым приехал Крылов. Удобно расположился в широком кожаном кресле и заказал кальвадос. Настроение было приподнятым, эфир прошел удачно. Он потянулся и прикрыл глаза, стараясь ни о чем особенно не думать. Но мысли помимо воли закружились вокруг Жаклин, заставляя припомнить прошлое и прикинуть, что же такого она может написать про него.

Пришли на память некоторые моменты, когда волосы еще не серебрились, а были красивого золотисто-каштанового оттенка. Во всем остальном Эдуард находил себя ничуть не хуже, чем и двадцать лет назад. Впрочем, даже седину в сорок пять лет можно рассматривать двояко: с одной стороны, она, конечно, старит, но с другой — придает благородный нюанс все еще молодому лицу и свидетельствует о богато прожитых годах, что всегда привлекает женщин.

Хотя с женщинами ему не очень-то везло. А так — статный, высокий, на виду у всей страны. Ловкий, что чрезвычайно важно в профессии журналиста, освещающего политические события. И при старой коммунистической власти, и при новой, так называемой демократической, Крылов ухитрился сохранить облик почти бескомпромиссного журналиста. Пересмотрев свой архив в поворотный момент истории страны, он изловчился преподнести старые материалы в новом свете: указал на тонко скрытые метафоры и аллегории в репортажах из «загнивавших» в то время западных государств, сместил акценты, заново смонтировал пленку. И вот перед зрителями в короткометражном фильме «Не изменяя себе» предстал все тот же любимый миллионами Эдуард Крылов, оказавшийся настолько глубоким и тонким журналистом, что только спустя десятилетия публика смогла в полной мере оценить его великолепное владение эзоповым языком, а порой и отчаянную смелость.

Он не пытался припомнить всех женщин, да это было бы бесперспективным занятием… Лишь некоторые образы всплывали в памяти…

Эва, красавица венгерка, синеглазая, темноволосая… Это была настоящаястрасть. Эдуард забыл обо всем, даже об эскорте каждого советского журналиста, находящегося за рубежом. Но ему очень быстро напомнили. Он испугался.

В начале восьмидесятых годов лишиться статуса международника и навсегда осесть в Москве было равносильно добровольному заключению в концлагерь. Эдуард уже не мог жить без воздуха западных стран. Ему казалось, что он попросту задохнется в любимой столице. Он должен был видеть чистые улицы, нарядные витрины, жить в домах со сверкающими зеркалами подъездами, проводить вечера в ресторанах, заказывая дары моря или улиток с зеленью, пить насыщенно-рубиновые бордосские вина или золотистый сильванер.

Но оставить Эву он не смог. Сумбурно объяснив ей, что им нужно быть осторожнее, продолжал встречаться с девушкой. В тайных свиданиях было даже что-то очаровательное. Эдуард в душе презрительно насмехался над агентами всевидящего КГБ, которых он так ловко провел.

Когда подошло время ехать в очередную командировку в Москву, он нежно попрощался с Эвой, сказав, что разлука будет всего на две недели.

На следующий же день по приезду, вечером, когда он вернулся с телевидения, раздался приятный мелодичный звонок по сверхсовременному японскому аппарату.

— Алло! — с красивой усталостью в голосе произнес Крылов, ожидая услышать чей-нибудь пикантный голосок, уже прознавший о его возвращении.

Голосок оказался стального закала, без малейших нюансов. Было произнесено всего несколько слов, буквально молотом ударивших по Эдуарду.

— Эдуард Игоревич!

Крылов в одно мгновение похолодел и промычал:

— М-да… м-я…

— Завтра ровно в одиннадцать часов вас ждут в сорок третьем кабинете.

Эдик рухнул в кресло.

«Неужели прознали! Нет, они бы не стали ждать командировки, вызвали бы сразу… Значит, это какое-то задание, черт бы их всех побрал, либо внушения за старую провинность».

Разговор в сорок третьем кабинете был коротким и плодотворным.

— Эдуард Игоревич! — сказал небольшого роста, упитанный, с массивной оправой на крупном носу мужчина. — Вам было сделано предупреждение, чтобы вы немедленно прекратили свою связь с Эвой Хонти.

— Я и… — отводя глаза, начал было Крылов.

— Не надо лгать! — сурово произнес упитанный. — Не хочу, чтобы вы навлекли на себя еще большие проблемы, — более мягко пояснил он.

Голова Эдуарда свесилась ниже плеч.

— Но я полагал… братская страна… Это же не Франция, не США… — понуро, словно школьник, застигнутый на месте озорства, бормотал он.

— Куда хватили! Еще бы США! — подпрыгнул в кресле сотрудник. — Это уже шпионаж!

Вся кровь до единой капли отхлынула от головы Крылова. Взгляд затуманился.

Сотрудник с легким презрением поджал губы.

— Да вы садитесь! — указал он.

Эдуард выдвинул стул из-под длинного стола и тяжело сел.

— Вам следует подробно написать, о чем вы разговаривали на свиданиях с Эвой Хонти, — сурово продолжал сотрудник.

— Я напишу, — спохватился Крылов, преданно глядя на своего «учителя». — Все напишу, мне скрывать нечего! Только ни о чем таком, что могло бы нанести ущерб стране, мы с ней не говорили. Клянусь, это было увлечение женщиной!

— Хм! — с благодушной насмешкой отозвался сотрудник. — Вот вы так все! Никакого ущерба! Да откуда вы знаете! — возвысил он голос и устремил на Крылова немигающий взгляд. — Так затянет, запутает, что Родину предашь, не отдавая отчета! Вот почему мы не рекомендуем нашим людям вступать в сношения с иностранками. Понятно?

Крылов вышел из кабинета и тут же в приемной, где ему были предложены бумага и ручка, описал все встречи с Эвой буквально по минутам. Но чистосердечное раскаяние не помогло, он попал в список невыездных.

Крылову еще повезло — не уволили с телевидения. Ему по-прежнему доверяли, но в пределах СССР.

Командировки, репортажи, статьи и ночные мечты, когда до головокружения хотелось западного воздуха, хотелось их музыки, напитков, женщин… Крылову казалось, что он сойдет с ума. Первые серебристые нити появились в шевелюре. Эдуард понял, что готов на все, лишь бы его вновь выпустили. Он принялся обивать пороги. Ему повезло. Пробным шаром в оказании доверия стала Польша. Женщин он не видел, словно их не было вообще. Свободное время проводил исключительно с товарищами из советского посольства.

Когда вернул доверие полностью — послали на несколько месяцев во Францию. Теперь его не могла соблазнить даже Катрин Денев. Он был неприступен как скала. Дороже, слаще всех женщин мира была возможность выезжать на Запад. Зато какой успех он имел у советских гражданок! На него смотрели как на инопланетянина, особенно в провинции.

«Господи, неужели вы были во Франции!» — восклицала хорошенькая девица и была готова на все, лишь бы послушать его рассказы, а уж если в подарок помада или флакончик духов оттуда! Благодарность не имела границ.

Однажды, приехав в Москву из Рима, у Эдуарда совершенно случайно оказались свободными две недели. Он тут же воспользовался уникальным стечением обстоятельств и отправился в круиз по Черному морю. Там, на белом теплоходе, столь часто воспеваемом в песнях, он познакомился с Галиной. Было что-то странное в том, что он обратил на нее внимание. Обычно его взгляды притягивали женщины с формами, а тут… Да и красотой профиля она не блистала… Однако несколько слов, чуть смущенно отведенные глаза, неожиданный яркий блеск из-под ресниц, насмешливо-кокетливая улыбка и… волевой характер.

Она не впала в привычный для Эдуарда восторг, узнав, что перед ней действительно тот самый Крылов. С интересом, но без визга и вздохов слушала его рассказы о жизни там. Не прикрывала стыдливо свои тонковатые ноги, словно говоря: «Какие есть, лучше не будут».

Между тем, беседуя с Галиной, Эдуард придирчиво оглядывал других пассажирок и остановил свой выбор обольстителя на красивой, наделенной всеми телесными достоинствами блондинке. Заметив его за соседним столиком во время завтрака, она первой послала ему восторженно-отрешенную улыбку. Нарочито столкнулась с ним в проходе и познакомилась. И тут же — лавина восторгов, восклицаний, стоны от разъедающего желания хоть глазком увидеть вожделенный Запад.

«Да, — размышлял тогда Эдуард, — у нас, советских людей, есть рай на земле — это Запад. Если удалось побывать там, значит, ты уже не простой человек, значит, ты видел то, запретное, о чем все знают, но дозволено увидеть только избранным. Одна фраза: «Я был во Франции, Италии…» — и уже все внимание к тебе. Тебя слушают, затаив дыхание и умирая от зависти. Ты — выше других, ты достойнее, тебя выпустили, а их — никогда!»

Блондинка обольщала Эдуарда с маниакальной настойчивостью. Другого такого случая ведь могло не представиться за всю жизнь. Ее роскошное тело с горячей готовностью раскинулось под Эдуардом. И начались стенания, что вот, они расстанутся, а она уже не сможет жить без него. Намеки не были отдаленными, они говорили прямо: «Женись на мне!» Эдуард все это уже проходил — стало скучно. И вдруг вновь встретился с насмешливым серо-зеленым взглядом. Потянуло. Просто поболтали, глядя на опускающееся в морскую пучину солнце и чувствуя злобное дыхание курсировавшей по палубе с точностью курьерского поезда отставленной блондинки. Спустились в бар. Танцевали. Он ощутил под руками худенькое, почти девичье тело. И затянуло… Крылов так и смог сам себе до конца объяснить, что его привлекло в Галине настолько, что он решил на ней жениться.

Расставались безо всяких всхлипываний на плече и обещаний о встрече. Провели нежную ночь, поехали в аэропорт и разлетелись в разные стороны.

Эдуард вернулся в Рим. И снова — эфир, поездки, встречи, интервью. Прошел почти месяц, однажды вечером рука легла на трубку телефона, он собирался позвонить друзьям в Москву и совершенно неожиданно для самого себя вдруг захотел услышать голос Галины. Посмотрел на часы. У нее, в Тюмени, была уже полночь, тем не менее набрал номер.

Она удивилась.

— Ты? Откуда?

— Из Рима, — небрежно ответил Крылов.

— А! — протянула Галина.

— Прости, что разбудил, но захотелось услышать тебя. Что нового? Вспоминаешь наш круиз? — задал он дежурные вопросы.

— Да что нового! — усмехнулась она. — Работаю! Круиз вспоминаю! У нас уже почти осень, а у тебя там, наверное, вечное лето?

— Нет, осень тоже приходит, только очень поздно и ненадолго.

— Здорово! Хотя не представляю, как можно обходиться без зимы!

— Ты любишь зиму?

— Конечно! Она у нас знаешь какая! Морозная, снежная…

— А если я к тебе приеду?

Она немного растерялась.

— Приезжай.

— Обязательно! Через месяц я буду в Москве. Возьму командировку и прилечу к тебе, договорились?

— Договорились! — рассмеялась она, невольно выдавая, что не верит его обещанию.

Он приехал. Осень уже стучала частыми дождями, но временами солнце еще задорно выглядывало из хмурых туч.

Галина его встретила радостно, но немного напряженно. Он привез подарки: духи, итальянское вино, сладости. Неделя пролетела в одно мгновение. Репортаж был сделан, и пора было возвращаться.

— Знаешь, Эдик, — глядя чуть в сторону, сказала Галина в их прощальный вечер, — ты больше не приезжай.

Он ничего не смог ответить от удивления. Блестящий журналист лишился дара речи.

— Понимаешь, у меня есть парень, — продолжала Галина, — мы с ним давно встречаемся и хотим пожениться…

— А почему еще не поженились? — с холодной иронией произнес, наконец, Эдуард.

Галина пожала плечами.

— Да так… он, знаешь, нерусский, ингуш, и его родители не разрешают ему…

Эдуард выскочил из-за стола, задев стоявшую на краю тарелку, которая не замедлила со звоном упасть на пол.

— Что ты говоришь! — воскликнул он, зажимая ее лицо между ладоней. — Я же люблю тебя и сам хочу на тебе жениться!

И тут он принялся ее обольщать не хуже, чем ту блондинку на теплоходе.

— Будем жить за границей! Ты увидишь весь мир! Квартира в Москве! А здесь что? Работа и парень, которому не велят жениться родители! Ты даже не представляешь, как скудно, обделенно ты живешь. Пространство твоего существования, ибо это даже не жизнь, настолько ограничено, что я бы просто задохнулся!

Она вырвалась от него и сухо бросила:

— Ошибаешься, это моя жизнь, и меня она устраивает!

Эдуард уехал ни с чем. Отказался от командировки в Брюссель, вновь упросив начальство отправить его в Тюмень.

На этот раз Галина встретила его более благосклонно. Они весело провели время, и в ответ на его повторное предложение она ответила согласием.

Бракосочетание отпраздновали широко. У Эдуарда было много друзей и важных знакомых. Пришлось даже сделать две свадьбы. Одну, официальную, — для начальства и нужных высокопоставленных людей, вторую — для родственников и близких. Медовый месяц провели на Кипре, а оттуда — в Рим. Крылов заранее обратился с просьбой в соответствующие органы, чтобы проверку документов его супруги не затягивали, и ему пошли навстречу.

Потом на какое-то время они вернулись в Москву. Галина стала скучать, и Эдуард устроил ее в бухгалтерию редакции журнала «Огни Москвы». Так, в качестве подруги жены, в их доме оказалась Илона.

Она ему понравилась сразу, что называется, бросилась в глаза. Формы, интеллект, уверенность в суждениях, широкий кругозор, насмешливый ум. На какое-то неприятное мгновение Эдуарду показалось, что он поторопился с женитьбой, но потом решил, что жизнь с Илоной была бы чересчур беспокойной, в то время как с Галиной… она тоже была далеко не безмятежной. Характер у нее оказался закаленный сибирским морозом. Эдуарду приходилось лавировать в перепадах ее настроения, как кораблю средь ледяных глыб айсбергов. Но в принципе, он был доволен. Постепенно привык к Илоне, и она перестала приводить его в состояние повышенного возбуждения. Может, страсть была не так велика, а может, действительно, есть она — порядочность в душах.

Потом случилась эта ужасная катастрофа. Гибель Галины. Эдуарду грозило заключение. Но Илона как-то сумела все расставить по своим местам. Шофер грузовика, с которым столкнулся автомобиль Крылова, оказался подвыпившим, и суд опустил карающий меч на его голову.

В положении молодого интересного вдовца Эдуарду долго побыть не удалось. И в тот краткий промежуток возникла Жаклин. Они не виделись почти год, со дня похорон Галины — с нею Рахманину в свое время познакомила Илона.

Встретились случайно, у кого-то в гостях. Глаза сверкающие, огневые, волосы черные, пышными полукольцами. Он понимал, что Жаклин завлекает его, но не противился.

Рахманина тогда снималась на киностудии имени Довженко и была вынуждена часто летать в Киев, поэтому свидание, о котором оба непрестанно говорили, откладывалось то из-за нелетной погоды, то из-за пересъемок. Наконец, Жаклин позвонила и сказала, что через три дня точно возвращается в Москву. Он возликовал, но не успел положить трубку, как раздался другой звонок, и его срочно отправили в Италию.

А потом Крылов женился на Илоне. Причем это случилось несколько неожиданно для него самого. Почти как с Галиной. Разница заключалась только в восприятии этого брака окружающими. Все находили, что они с Илоной смотрятся идеально. В принципе и сам Крылов был согласен с этим определением. Только глубоко в душе что-то временами трепетало, как пойманная птица крыльями, и настойчиво, без тени сомнения шептало: «И все же она — не то…» — «Что — не то?» — набравшись храбрости, иногда пытался разобраться он, но ответа не находил.

— О! Привет! — раздался бодрый голос Алекса Валуева.

Крылов поднялся и пожал протянутую руку.

— Что-то остальные не торопятся, — оглядев пустую гостиную, заметил Валуев.

— Артисты! — улыбнулся Эдуард.

— Артисты! — согласно кивнул Алекс. — Вот и наша Жаклин устроила нам театр. Ведь если разобраться, то это черт знает что! — воскликнул он. — Алла просто изводит меня предостережениями. Забрала себе в голову, что писанина Жаклин может испортить нам жизнь. Я задаю себе вопрос, о чем она может написать? Ну, были мы в определенных отношениях, но от нее я ушел к Марианне. Алла вообще в стороне. У нее с Жаклин не было никаких столкновений, следовательно, не может быть и претензий!

— Думаю, Алле неприятно, что ваша фамилия будет фигурировать в пасквилях. К тому же Жаклин может выдать такое, чего вовсе и не было. Ведь то, что она написала о Петре Арсентьевиче — ложь!

Валуев не ответил. Его голубые глаза странно блеснули. Бросив взгляд на дверь и убедившись, что они по-прежнему одни, спросил:

— Ты в этом уверен?

Крылов вздрогнул и посмотрел на Валуева. Пауза затягивалась.

— Да-а-а… — протянул Эдуард и замолчал. Пожал плечами. — Ну, может, что-то и было… — в свою очередь глянув на дверь, тихо произнес он. — Но, тем не менее, даже если и было, то, вот в чем я абсолютно уверен, очень преувеличено Жаклин… — и вдруг взорвался: — Даже если было, какое она имеет право выносить это на всеобщее обозрение! Петр Арсентьевич — заслуженный человек, гениальный режиссер!

Рука Валуева легла на его плечо.

— Я с тобой согласен. Но как ее остановить?

— О, вы уже приступили к совещанию по выработке мер борьбы с Жаклин! — воскликнул Никита Напольский, входя в гостиную вместе с Бахаревым.

— Извините, задержала репетиция, — сказал Гарри и сел на диван.

Заказали по бокалу виски со льдом.

— Ну что? — весело обвел взглядом приятелей Никита. — Сбор одного мужа, двух любовников и одного чудом уцелевшего можно объявить открытым.

— Да уж, нечего сказать! — рассмеялся Валуев.

— Признайся нам, Эдик, — обратился он к Крылову, — как тебе удалось устоять перед нашей Шамаханской царицей?

— Был момент…

Бахарев удивленно взглянул на друга.

— Да, Гаррик, признаюсь, почти был момент, — уточнил Эдуард. — Но меня срочно отправили в Италию, а потом я женился на Илоне.

— Ну вот, раз ты все-таки устоял, то и будешь вести с ней переговоры, — предложил Никита.

— Да какие переговоры? — взорвался Гарри. — Неужели вы не поняли, что ее нельзя остановить никакими увещеваниями, просьбами, даже деньгами! Эту стерву можно только убить! — в сердцах он с такой силой поставил бокал на стол, что тот разбился.

Напольский заказал еще виски.

— Черт! — после паузы из-за появления официанта начал Никита. — Вот ведь задачка! Мужики не могут справиться с женщиной! Даже стыдно как-то.

— Н-да! — единодушно подтвердило собрание.

— Нашим дамам это как бы даже сподручнее, — высказался Бахарев.

— Да что они могут придумать! — махнул рукой Валуев. — Ну, еще одним посольством отправятся к Жаклин.

— Ладно! Что о них говорить! — вступил Эдуард. — Нам нужно самим решать, как угомонить эту психопатку.

— В принципе, я не понимаю, почему Илона, Валерия и Алла подняли такой шум? — Напольский встретился взглядом с Бахаревым и кашлянул. — То есть, конечно, да… Но полагаю, Жаклин уже сказала все, что могла, — неуверенно завершил он свою не очень удавшуюся речь.

— Я с тобой согласен, — подхватил Валуев. — Ну, опишет она наши с ней отношения…

Бахарев с явным удовольствием усмехнулся.

— Алекс, ты себе полностью представляешь, как она опишет ваши отношения?

Валуев не нашелся с ответом.

— Она всему даст свое освещение, — убежденно продолжал Бахарев. — Она может превратить тебя в импотента, может столкнуть с друзьями, изобразив тебя предателем, как она это сделала с отцом. И что самое поразительное, ведь Райков поверил ей, а не отцу!

Алекс призадумался.

— Хорошо, но что тогда ты предлагаешь?

— Будь моя воля, придушил бы ее! — признался Бахарев.

Заказали еще виски.

— Вот и получается, что мы, четверо здоровых мужчин, не можем справиться с одной женщиной! — констатировал Никита.

— Ну а что? Что с ней можно сделать? — воскликнул Алекс. — Руки-ноги переломать? Нанять киллера? Ну, можно… Да ведь мы этого не сделаем!

— На это она и рассчитывает, — подтвердил Гарри. — Она знает, что все ее мерзости пройдут безнаказанно.

— Тогда выход один — плюнуть! — предложил Крылов.

Никита задумчиво потер щеку и, вздохнув, сказал:

— Согласен с Эдиком!

— Нашли выход! — презрительно хмыкнул Бахарев. — Тогда на кой черт мы здесь собирались?

— Чтобы расписаться в полном бессилии! — подвел черту Валуев.

_____

ГЛАВА 12

Получив гонорар от вдовы одного генерала за разысканный архив ее мужа, Кирилл вернулся домой. Приятная прохлада кондиционера заполняла квартиру. Мелентьев скинул одежду и, закрывшись в прозрачной душевой кабине, открыл воду.

Освеженный вышел в комнату, налил чашку фруктового чая, прилег на диван и постарался припомнить свой разговор с Марианной, с чрезвычайной ловкостью построившей версию о причастности Светланы к гибели Олега Ветрова. При этом она очень тонко разобралась в психологических причинах, побудивших мадам Ферри к убийству бывшего возлюбленного.

«Но не было ли это скорее представлением того, как она сама бы поступила, оказавшись в подобной ситуации? Откуда столь явная неприязнь к Светлане? Зависть? А может, ревность? Что если она боится увлечения Никиты вдовой миллионера? Ведь они были дружны! Тогда дружба не переросла в любовь, а сейчас? Но если она действительно интуитивно угадала правду, то ее беспокойство о грозящей опасности Напольскому не лишено основания! Все усложняется тем, что трагедия произошла на глазах у всех, значит, много свидетелей и ни одного подозреваемого, так как все видели друг друга. Но кто-то ведь пустил стрелу! Официальная версия о баловстве мальчиков очень слаба… Черт! А ухватиться не за что! Разве только за версию Марианны! Как, однако, вовремя она мне ее преподнесла. Что-то здесь не так…»

Раздался звонок. Кирилл сразу не узнал голос.

— Это ты?

— Я! — вынужден был ответить он.

— Ты не представляешь, что случилось! — Кирилл догадался, что слышит голос мадам Ферри. — Я в растерянности и прошу тебя приехать!

— Объясни, в чем дело?

— У меня на даче убили Жаклин Рахманину!

— Жаклин Рахманину! — покусывая губы, медленно повторил он. — Актрису, что ли?

— Да! Да! — с досадой воскликнула Светлана.

— Хорошо, еду! Ты только пока в милицию не звони, подожди меня!

— Ой, а я уже позвонила, — виновато призналась она.

— Напрасно! Ну да ладно! Говори адрес!

«Странно, почему первым делом она позвонила не мне, своему частному детективу, а в милицию? Обычно в такой ситуации поступают наоборот!» — садясь в машину, размышлял Кирилл.

Мадам Ферри ожидала Мелентьева у ворот. Милиция только что приехала и уже никого не впускала и не выпускала.

— Это мой детектив! — не поворачивая головы, бросила Светлана стоявшему у входа сержанту.

— Не положено! — закрывая дорогу, лениво проворчал он.

Брови мадам Ферри взметнулись.

— Вам что, нужно повторить? Это мой детектив!

Ее голос прозвучал настолько уверенно, что сержант заколебался и Мелентьев прошел.

— Мой детектив! — представила она его капитану из уголовного розыска таким тоном, что тот, уже зная о статусе мадам Ферри, не стал ей противоречить.

Кирилл вошел в большую гостиную. С левой стороны возвышался старинный буфет с открытыми дверцами, выдвинутыми ящиками, справа стояли кресла. Он поднялся на две протянувшиеся вдоль всей комнаты ступени. Слева — камин, чуть подальше — письменный стол с открытым на нем ноутбуком, справа — длинный удобный диван. Небольшой стенной выступ разделял оставшуюся часть гостиной на две половины, около него стоял овальный столик с напитками. Рахманина как раз лежала перед этим столиком лицом вниз.

— Пуля попала в сердце, — сообщил капитану только что приступивший к осмотру трупа медэксперт. — Смерть наступила мгновенно, приблизительно около полуночи.

— Это какой-то ужас! — проводя тонкими нервными пальцами по лбу, пробормотала Светлана. — Просто какой-то ужас!

— Сядьте, пожалуйста, — предложил ей капитан. — Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

«Ну, Жаклин! Ну, удружила! Как говорят у нас на Руси: «Не мытьем так катаньем», но она мне все-таки напакостила!» — вела свой внутренний монолог мадам Ферри.

— Слушаю вас! — повелительно обратилась она к капитану.

— Когда вы обнаружили труп?

— О, господи! — вздохнула Светлана. — Примерно полчаса назад. Я вам сразу же позвонила.

— Каким образом Жаклин Рахманина оказалась на вашей даче?

— Напросилась! Захотелось ей, видите ли, пожить и поработать на воздухе, в тишине! — раздраженно ответила мадам Ферри.

— Она была вашей подругой?

— Нет! Просто мы очень давно знакомы. Наверное, больше десяти лет… Точно не припомню.

— Вы вошли в дом одна?

— Да! Мой охранник и водитель оставались у машины.

— Чем был вызван ваш приезд?

— Это моя дача! Когда хочу, тогда и приезжаю!

— Итак, вы вошли…

— Я вошла, — продолжила Светлана, — через вот эту дверь, — указала она рукой в сторону веранды. — Дверь была только прикрыта. Я громко позвала: «Жаклин!» и тут же увидела ее лежащей у столика с выпивкой. Подумала, что она перебрала, было у нее пристрастие, временами… Разозлилась. Быстро подошла к ней, наклонилась и тронула за плечо. Оно показалось мне каким-то неживым, и только тогда я почувствовала странный неприятный запах и увидела засохшую кровь. Я закричала, выбежала на веранду и позвала охранника. Он тоже посмотрел на Жаклин и сказал, что нужно сообщить в милицию, что я и сделала.

Подошел лейтенант и положил перед капитаном пистолет «ТТ» с глушителем.

— Предположительно можно сделать вывод, что из этого пистолета было произведено два выстрела: первая пуля застряла в стене, недалеко от трупа, вторая — попала в жертву. Пистолет был брошен убийцей в кусты с правой стороны от входа на веранду. Судя по всему, оружие совершенно новое и вряд ли удастся обнаружить на нем отпечатки, — сообщил он. — И вот еще, в верхнем ящике письменного стола были обнаружены ключи, вероятно, от квартиры пострадавшей.

«Странно! — подумал Мелентьев. — Логичнее ключи от квартиры держать в сумке. Соберешься домой — непременно забудешь!»

— Вы кого-нибудь подозреваете? — обратился капитан к Светлане.

— Боже, какой вздор! — щелкая зажигалкой, не удержалась она от восклицания. — Кого я могу подозревать! Я-то в России бываю всего месяц-два в году.

— Значит, вы не знакомы с друзьями и близкими пострадавшей?

— Нет!

— А при каких обстоятельствах и когда вы познакомились с Рахманиной?

— Я же уже сказала: лет десять тому назад. Она была актрисой, я тоже…

— Точнее, если можно!

— Не помню! В какой-то компании или на съемках… не помню! Я с ней не была в близких отношениях. Просто пожалела ее. Артистическая судьба у нее не сложилась, она нуждалась в деньгах… Обратилась за помощью, сказала, что хочет написать книгу. Я велела своей домработнице передать ей ключи, вот и все! — сама поставила точку в допросе мадам Ферри.

Но капитана не смутило желание вдовы миллионера закончить неприятный разговор. Сделав пометки в блокноте, он поднял голову и сказал:

— Посмотрите внимательно, ничего ценного не пропало?

— Нет! — тут же заявила Светлана.

Капитан несколько возмутился:

— Но вы ведь даже не заглянули в буфет, не осмотрели другие комнаты!

— А мне и нечего смотреть, потому что ничего ценного не было. Я купила эту дачу для родителей, но они не захотели продать свою и перебраться сюда. Вот она и пустовала. Со временем я, конечно, собиралась ее обустроить, но пока что, как видите, здесь только самое необходимое.

— Тем не менее, ваша дача весьма привлекательна. Ведь всем известно, кто вы! Преступник мог предположить, что здесь будет чем поживиться.

Светлана поправила жемчужное ожерелье и пожала плечами.

— Ноутбук чист! — вновь подошел к капитану лейтенант. — Вероятно, был материал, но его уничтожили. Письменный стол тщательно обыскан убийцей. Никаких дискет, записей пока не обнаружено.

Глаза Светланы случайно встретились со взглядом Мелентьева. Она поджала губы.

— Вы говорите, Рахманина собиралась писать книгу, но ноутбук чист, — вновь начал капитан. — Может, она вам просто солгала, чтобы получить возможность пожить на даче?

— Не думаю. Жаклин, действительно, что-то там писала. Но, вероятно, ей не понравилось, и она уничтожила текст.

— И в тот же вечер, седьмого июня, была убита! — вмешался лейтенант.

— Почему в тот же вечер? — удивилась Светлана.

— Но мы ведь можем так предположить? — вопросительно приподнял он брови.

— Можем, — несколько неуверенно согласилась она.

— Так что же такого писала Жаклин Рахманина? — пристально разглядывая вдову миллионера, не унимался капитан.

Светлана сыграла задумчивость.

— Точно сказать не могу, какие-то воспоминания, что ли…

— Значит, вы не видели того, что писала Рахманина? — расставляя ловушки, допрашивал капитан.

Но Светлана не поддалась.

— Нет, отчего же! Как и все попавшие под власть пера, она была не прочь прочесть несколько страниц, больше я ей не разрешила!

— И о чем же там шла речь?

— Ну… о театре, об извечных интригах… Я слушала невнимательно. Мне это было неинтересно!

— Еще один вопрос, — продолжал капитан. — Где вы были в ночь убийства, то есть седьмого июня?

Светлана вздрогнула, удивленно повела глазами.

— Дома!

— Кто это может подтвердить?

— Горничная и мой телохранитель.

— Что ж, спасибо, госпожа Ферри!

— Я могу вернуться в Женеву?

— Пока, к сожалению, нет!

— Так я и знала! — вскричала Светлана, обращаясь к Мелентьеву. — Без неприятностей не обойдется!

Капитан сочувственно развел руками.

— Ладно! — поднявшись с кресла, сказала она. — Тогда возвращаемся в Москву!

Кирилл предложил ей руку.

— Тебя здесь больше ничто не интересует? — вполголоса спросила она.

— В данный момент нет. А убийце повезло! — заметил сыщик.

— Почему?

— Под утро прошел сильный ливень, и если он где и наследил, все смыл дождь.

Они вышли в сад и по аллее подошли к «Феррари». Светлана приказала охраннику сесть за руль джипа Мелентьева, а его пригласила в свою машину.

* * *

— Ну, как тебе это нравится? Не успела я приехать в Москву, как одно убийство за другим! Честно говоря, я бы предпочла поскорее уехать в Женеву, там спокойнее.

— Ты и в самом деле не читала публикаций Рахманиной? — спросил детектив.

— Нет!

— Я тоже, но слышал. Судя по первым главам, роман обещал быть захватывающим. В каком журнале была публикация?

Мадам Ферри выразительно пожала плечами.

— Послушай! Мне необходимо позвонить! Странно, что я не сделала этого раньше, — неподдельно удивилась она. — Нет, я звонила, но все были в пределах недосягаемости… Что тоже странно… — мадам Ферри была явно растеряна. — А потом… мне нужно будет поговорить с тобой. Так что поехали ко мне!

Она вынула вишневую записную книжку с золотой застежкой, открыла на нужной букве и набрала номер.

— Алло, Лера! — Голос Светланы на минуту пресекся. — Послушай, — вновь начала она, — произошло черт знает что… у меня на даче вчера вечером убили Жаклин!

На том конце провода, как верно догадался Кирилл, вскрикнули.

— Ты не знаешь, есть ли у нее родственники или вообще кто-то близкий? Нужно же как-то будет похоронить! Я все оплачу, но пусть кто-то займется! Да, хорошо, как узнаешь, позвони! И еще! Сообщи Крыловым, а я — Валуевым… Нет, но как это все! Странно!

Светлана вновь открыла записную книжку.

— Алла, ты? Привет! Слушай, у меня вчера на даче убили Жаклин… Да, я вызвала милицию и своего детектива. Представляешь, меня уже допрашивали… Обязательно созвонимся… До скорого!

Мадам Ферри по памяти набирала еще чей-то номер, но телефон не отвечал.

— Ладно! — пробормотала она.

Кирилл хотел ее что-то спросить, но она отмахнулась, сказав:

— Все обсудим дома!

Мелентьев отвернулся к окну.

«Действительно, странный поворот! Все случается согласно версии Марианны. Убит Олег Ветров, следующей оказалась Рахманина, ведь именно к ней ушел Напольский, не ответивший на призыв Светланы. Значит, очередь за ним! — Кирилл украдкой взглянул на мадам Ферри. — Неужели эта молодая, красивая, богатая женщина приехала в Москву с целью свести счеты с давними обидчиками? Но пока выходит именно так!»

Въехав в огороженное пространство фешенебельного мини-городка, машина затормозила у мраморных ступеней подъезда. Телохранитель вышел из джипа Мелентьева, подошел к «Феррари» и открыл дверцу. Все втроем, миновав портье и охрану, вошли в лифт. У двери квартиры их уже ждала горничная.

Светлана на французском приказала ей подать виски и кофе, а затем отпустила охранника.

— Хоть он и не понимает по-русски, — обратилась она к Мелентьеву, — тем не менее, хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

Гостиная, обитая синим шелком и отделанная по краям позолотой, утопала в розах. Диваны, кресла, пуфы, шкафы, изящные тумбы, несомненно, были приобретены в антикварном магазине.

Горничная принесла виски и кофе.

— Прошу! — пригласила детектива к низкому столику между двух кресел мадам Ферри.

Она поднесла бокал к губам, но тут раздался звонок.

— А, это ты! Узнала? Хорошо, сейчас запишу! — она взяла лист и ручку. — Да, конечно, я пошлю шофера. Он и сообщит… Диктуй, записываю! Маргарита Метлякова… Ну, хорошо! Я перезвоню!

Светлана обернулась к Кириллу.

— Я вот о чем хотела с тобой поговорить! — начала она. — Несмотря на мое знакомство с Жаклин, меня не интересует ее убийца. Ты меня понимаешь? В первый момент я решила, что нужно расследовать это преступление, вот почему и вызвала тебя на дачу. Но потом передумала. Пусть милиция занимается поиском убийцы Жаклин. Ты же не отвлекайся и найди мне убийцу Олега, если таковой действительно существует. Господи, какой ужас! Одни убийцы! — невольно пробормотала она.

— А ты не прослеживаешь связь между этими преступлениями? — спросил детектив.

Светлана удивилась.

— Связь между убийствами Олега и Жаклин? Нет! Они, конечно, были знакомы друг с другом, но не настолько, чтобы их объединил один убийца.

— Тем не менее, я не могу пройти мимо убийства Жаклин.

— А я прошу не отвлекаться на него! — властно произнесла Светлана.

— Не волнуйся! Я просто должен удостовериться, что между этими преступлениями нет связи.

— Откуда она вообще может оказаться? — раздраженно поинтересовалась мадам Ферри.

— Ты сама являешься связующим звеном!

— Я? — Светлана едва не поперхнулась кофе. — Я?

— Ну да! Ты была непосредственным свидетелем гибели Олега, а Жаклин убита на твоей даче.

— В самом деле, — была вынуждена согласиться мадам Ферри.

— Так что я должен спросить: где ты была вчера вечером?

Взгляд Светланы блуждал по гостиной. То ли она не услышала вопрос сыщика, то ли искусно сделала вид, что не слышала.

— А ты уже уверен, что Олега убили? — ответила она вопросом на вопрос.

— Во всяком случае, не исключаю.

— Мне иногда кажется, что его действительно преднамеренно убили, а иногда — что кто-то выпустил эту стрелу совершенно случайно, а потом побоялся признаться, — задумчиво произнесла она.

— Я тебе обещаю все выяснить. А пока жду ответа!

Ее ресницы дрогнули.

— Какого?

Кирилл усмехнулся.

— Где и с кем ты была вчера вечером?

— А! Это! — в свою очередь усмехнулась она. — Но ведь я уже ответила капитану.

— Мне бы хотелось услышать исчерпывающий ответ.

— Пожалуйста! Только мне придется повторить то же самое: вчера вечером я была дома, одна! Надо же! — всплеснула она руками. — Каждый вечер я бываю куда-то приглашена, а именно вчера осталась дома. Чувствовала себя отвратительно…

— Кто может подтвердить?

— Никто!

— А горничная, телохранитель? — с тонкой усмешкой подсказал ей детектив.

Светлана игриво покачала головой и ответила:

— Нет! Как ты заметил, квартира большая. Комната горничной в противоположном конце от выхода. Комната охранника — рядом, но вполне можно выйти, чтобы он не заметил. Так что если я скажу, что они могли бы подтвердить мое алиби, ты все равно не поверишь.

— Значит, ты ввела капитана в заблуждение?

— Ах, оставь! — Светлана поднялась и взяла с тумбочки сигареты.

— Но неужели ты допускаешь мысль, — обернулась она к Мелентьеву, — что я могла убить Жаклин? Зачем бы тогда я пускала ее на свою дачу? Ведь я не смогу после этого жить на ней, и продать ее будет практически невозможно! Дом, где произошло убийство! — поежилась она.

«Что для тебя какая-та дача! — мысленно возразил ей сыщик. — Ты таких дач можешь штук сто купить и не заметить».

— Наоборот, это даже привлечет покупателей, которые предпочитают дома с хорошей родословной, — заметил он.

Светлана досадливо поморщилась.

— А предположений, кто бы мог убить Рахманину, у тебя, конечно, нет?

— Угадал! — сверкнули в улыбке ее безукоризненные зубы.

Она села на диван и жестом пригласила Мелентьева подсесть к ней. Диван был маленький, и их колени соприкоснулись.

— Вообще-то, я — невезучая женщина, — вздохнула Светлана.

— Действительно! — устремив на нее искрящийся насмешкой взгляд, охотно согласился Кирилл.

— Да-да! Не иронизируй! Я вышла замуж за человека на тридцать лет старше меня. И семь лет была вынуждена вести почти монашеский образ жизни. Нет, он не был импотентом, боже упаси, но мне было двадцать два, а ему пятьдесят два. Он имел отличную форму для своего возраста, но не для моего! Изредка приезжал Олег. Обычно мы встречались с ним в Париже. Но я всякий раз ужасно боялась. Ведь если бы муж узнал, что я ему изменяю, он бы тут же развелся. А мне, вкусившей жизнь с миллионером, другая была бы уже невыносимой. Так что получать удовольствие от близости с Олегом, какое я получала раньше, у меня не выходило. Я ни на минуту не могла забыть о грозящей мне опасности. Став вдовой, я была вынуждена еще целый год хранить верность своему супругу, чтобы не возникло недоразумений со вступлением в наследство. Мало ли что… И вот, когда я, наконец, получив свободу и деньги, приехала к своему возлюбленному, его буквально через несколько дней убивают… — ее зеленые глаза затуманились, она опустила голову, пытаясь отогнать подступившие слезы.

— Прости за любопытство, — мягко произнес Кирилл, — вы с Олегом не собирались пожениться?

— Нет! Потому что того уже не было… Причем ни разу…

— Чего не было?

— Того отрыва от действительности…

Она взяла с нижней полки столика бутылку виски и налила себе еще.

— Страшно! Нелепо до ужаса! — устремив неподвижный взгляд в угол комнаты, тихим голосом говорила она. — Олег — сильный, яркий, безжалостный, талантливый на грани гениальности… убит! Погиб! Я опять одна! — Она медленно перевела свой взгляд на Кирилла и тяжело усмехнулась: — Я с тобой откровенна, как с врачом или духовником…

— С детективом следует быть откровенной, — иронически и в то же время нравоучительно заметил Мелентьев. — Только никто не хочет!

Светлана повернулась к нему всем телом.

— Я! Я хочу быть откровенной: мне плохо… очень плохо… — прошептала она. Поднялась и движением руки подняла Кирилла.

— Что же делать? — глядя ему в глаза, спросила она. — Что же делать, если мы так зависимы друг от друга? Бежим от этой зависимости и не можем без нее!

Изящная рука скользнула по темным волосам Мелентьева.

— Мне нужно забыться… оторваться от действительности… Как раньше… с Олегом… Поможешь? — ласково и насмешливо сверкнули зеленые глаза, а губы осторожно, словно пробуя что-то неизведанное, коснулись губ Кирилла. Слегка отклонившись, полуприкрыв веки, она распознавала новый вкус… Улыбнулась. И продолжила поцелуй.

Кирилл понял, что просто обязан помочь бедной женщине. Вырвать ее из действительности. Хотя была опасность, что вырвать так просто, может, и не удастся… Слишком, по-видимому, тяжело отрывалась мадам от земли.

Кровать в спальне, как и вся обстановка, тоже оказалась антикварной.

— У меня такое ощущение, что мы занимаемся любовью в музее, — пробормотал он.

Светлана рассмеялась.

— Пусть экскурсанты нам позавидуют!

Экскурсантам действительно оказалось чему завидовать.

— Не провожай! — взглянув на нее, улыбнулся сыщик и вышел из спальни, а она все лежала на кровати, будучи не в состоянии двинуть даже рукой.

Мелентьев же, выехав за пределы мини-городка, притаился с другой стороны ограды. Как он и ожидал, минут через двадцать появился водитель мадам Ферри, сел в машину и направился к Маргарите Метляковой, то ли родственнице, то ли близкой подруге Жаклин Рахманиной.

* * *

Телефонная трубка выскользнула из руки Валерии. Несколько минут она находилась в состоянии шока, устремив глаза в одну точку. Потом шумно вздохнула и с трудом добралась до дивана. Сердце бешено колотилось. Она положила руку на грудь, тщетно пытаясь унять его.

— Как все быстро! Неожиданно! — еще не отдавая себе полностью отчета в произошедшем, прошептала Валерия.

И вдруг страх накинул на нее свою холодную, липкую сеть.

— Господи, господи… — быстро задвигались ее губы. — Я же соучастница убийства!

Она непроизвольно оглянулась по сторонам и зажала рот рукой.

«Что же теперь делать? Номер ячейки! — Валерия бросилась в прихожую и достала из сумки клочок бумаги с цифрами. — Срочно! Срочно нужно расплатиться с Виктором, чтобы он не звонил, не искал, не угрожал!»

Прошла в спальню, вынула из сейфа доллары, отсчитала нужную сумму, потянулась за конвертом и спохватилась.

«С ума сошла!»

С трудом натянула на дрожащие руки перчатки, взяла большой платок, тщательно вытерла все купюры и уложила их в конверт. Глянула на себя в зеркало и ужаснулась.

«С таким лицом на улицу выходить нельзя! Нужно взять себя в руки!»

Налила полную рюмку водки, резко выдохнула и, запрокинув голову, выпила залпом.

«Так, теперь — одеться и на метро доехать до Курского вокзала!»

Выбрав старое темное платье, с трудом застегнула молнию, перехватила пышные волосы заколкой, надела очки.

«Нет, не пойдет! Не дай Бог, меня узнают в метро! На такси тоже опасно. Но не пешком же! А придется!»

На цыпочках прокралась в прихожую, чтобы не заметила Валентина Сергеевна, домработница, и выскользнула за дверь.

Покрывшись потом от непривычно быстрой ходьбы — страх гнал ее похлеще кнута — дошла до Курского вокзала. Нырнула в толпу. Отыскала нужную ячейку, торопливо набрала код, поставила сумку, захлопнула дверцу, смешала цифровой набор, осторожно оглянулась и, стараясь идти спокойным шагом, ушла.

Очутившись в нескольких кварталах от вокзала, Валерия вздохнула полной грудью. В первое мгновение даже почувствовала необыкновенную легкость. Удивилась, чего это она так испугалась? «Кто найдет этого Виктора? Он уже, вне всякого сомнения, где-нибудь далеко от Москвы, а деньги возьмет его доверенный человек. Так что милиции придется спрятать дело об убийстве гражданки Рахманиной в долгий ящик».

Валерия расправила плечи, привычно вскинула голову, сделала несколько шагов и сникла.

«Господи, как я это все выдержу! Несомненно, подозрение первым делом падет на меня. Ведь вторая глава должна была выйти в следующем номере журнала. А вдруг Жаклин уже передала материал? Вряд ли! Она так торопилась сделать нам гадость, что, едва написав, тут же относила дискету. Скорей всего она лишь начала вторую главу обо мне. Но даже если предположить худший вариант, что ее все-таки напечатают, хорошо сыгранное недоумение по поводу явной лжи произведет должное впечатление, когда не будет в живых пасквилянта. Вот же дрянь! Дрянь! — не замечая, куда идет, погрузилась в мысли Валерия. — А все равно неприятно! Ужасно! — Она остановилась перед церковью, хотела войти и не посмела. Только устремила на сверкающий крест горячий взгляд. — Ну что? Что же мне нужно было сделать? Я искала выход: ездила унижаться к ней. Просила. Умоляла. Она же только насмехалась и грозила. Я была вынуждена пойти на это во имя сына, во имя сохранения чести фамилии Бахаревых. И так эта мразь опорочила знаменитый род своими грязными публикациями. Да только за то, чтобы… нет, не отомстить, а наказать, ее нужно было раз десять убить! Ну да! Да! — с ожесточением говорила она с невидимым собеседником — своей так поздно возроптавшей совестью. — Я писала в книгах, что нельзя преступать невидимой черты, которая с невероятной четкостью отделяет добро от зла. Но жизнь меня убедила в необходимости защищать своих близких, когда им грозит опасность. И лучшего средства, чем убийство, мне найти не удалось… Да что я, в самом деле? Свершилось! Что говорить, что думать? А вот думать-токак раз и надо! — со странной кривой усмешкой остановилась она у скамейки. — Алиби у меня стопроцентное. Отпечатки своих пальцев я нигде не оставила. А Жаклин могли убить и с целью грабежа, ведь всем известно, что это дача швейцарской миллионерши. Значит, нужно успокоиться, вычеркнуть из памяти «У Лукоморья» и все воспринимать с естественным удивлением. Я же писатель! Мне ничего не стоит от одного персонажа перейти к другому. Итак, — словно уговаривая саму себя, говорила Валерия, — из заказчицы я вновь превращаюсь в известную писательницу. Все! Ничего не было! Конечно, не было, ведь я просто не способна на такой шаг! — неожиданно искренне подумала она. — Дурной сон какой-то! — но тут же спина сгорбилась от невидимой, невыносимой тяжести. — Я! Я? Я это сделала!»

* * *

«Вчера вечером на моей даче убили Жаклин!» — казалось, слова Светланы все еще звучали из телефонной трубки в бессильно опущенной руке Аллы.

Она очнулась. Положила трубку. Подрагивающими пальцами вынула из пачки длинную сигарету.

«Неужели все кончилось?» — словно не веря в случившееся, подумала она. И тут же вновь подошла к телефону.

— Алло! Алекс! Сейчас только что звонила Светлана. Вчера вечером у нее на даче убили Жаклин!

— Что! — вскричал обычно чрезвычайно сдержанный Валуев, резко затормозив на желтый свет. — Ты, надеюсь, не шутишь?

— Алекс, ну что ты!

— Но как убили? Кто? Прости! Я задаю дурацкие вопросы.

— Ничего не знаю. Она только сказала: «Убили!» и все!

— Н-да! Ты еще будешь в офисе или поедешь домой?

— Поеду домой.

— Хорошо. Думаю, нам всем нужно встретиться.

— Ты прав! Сейчас же позвоню Крыловым и Бахаревым.

— Я буду к девяти. Значит, приглашай всех на десять часов.

* * *

Отправив горничную, Алла сама открывала дверь. Собирались тихо, словно виноватые.

— Да что мы такие? — не выдержала Илона. — Ну, случилось то, чего мы все втайне хотели, но ведь никто же… — обвела она собравшихся взглядом.

— В самом деле! — бодро подхватила Лера. — Жаклин убил какой-нибудь грабитель, позарившийся на сокровища швейцарской вдовы, а мы казним себя за преступные мысли. Ну, были мысли… проскользнули, и нет их.

Раздался звонок. Алла, позабыв, кто еще не пришел, растерянно оглядела гостей.

— Наверное, Никита или Светлана. Она предупредила, что задержится.

Из прихожей донесся великолепно поставленный голос Напольского.

— Это что, правда или розыгрыш?

Ответ Аллы не был слышен.

Никита ворвался в гостиную.

— Но как… — и замер посредине.

— Пока не знаем. Ждем Светлану, — протягивая ему бокал с коньяком, пояснил Валуев.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал Напольский и сел в кресло.

На середину вышла Алла.

— Нам всем необходимо иметь хорошее алиби на случай, если никто не сможет подтвердить, где мы находились в момент убийства. И мы должны в этом помочь друг другу.

— Ты полагаешь, это настолько серьезно? — удивился Крылов.

— Конечно! — вмешалась Илона. — Ведь для привлечения читателей было заранее разрекламировано, о ком пойдет речь в ее «грязных листьях». Естественно, милиция перво-наперво обратит внимание на нас.

— Но мы-то знаем, что Жаклин убил кто-то посторонний! — осушив стакан виски одним глотком, громко заявила Валерия. — Поводом могло быть и ограбление, и какие-то ее очередные неблаговидные дела…

— Ограбление? — удивился Никита. — Но вряд ли Светлана хранила на даче что-то ценное. Впрочем, мы у нее спросим. Кстати, где она?

— Предупредила, что будет позже, — объяснила Алла. — На нее такое свалилось! Приехала на дачу, а там — труп! Вызвала милицию, своего детектива… Ее уже допрашивали!

— А зачем она его вызвала? — удивился Гарри Бахарев. — Ей что, так уж необходимо выяснить личность преступника? По-моему, отбросив лицемерные вздохи, мы должны признать, что среди нас нет человека, который не был бы благодарен ему за… — он чуть запнулся, но быстро нашелся, — за совершенное им действо!

Неловкая тишина, всегда возникающая после прозвучавшей незавуалированной правды, воцарилась в гостиной.

Валуев кашлянул и спросил:

— Еще виски?

Все с готовностью кивнули.

— Итак, у кого из нас нет алиби? — продолжила Алла.

— У меня! — отозвалась Илона. — Только вряд ли алиби, подтвержденное друзьями, всерьез будет воспринято милицией. К тому же в том, что я была дома одна, нет ничего сверхъестественного. Думаю, нам не стоит слишком волноваться. Главное, нужно точно узнать, не успела ли Жаклин передать какой-либо материал в редакцию журнала!

Раздался звонок.

— Это Светлана! — подскочив, воскликнула Алла.

— Наконец-то! — облегченно вздохнула Илона. — Теперь узнаем все подробности.

Светлана была очаровательна в платье цвета электрик, с провоцирующим целомудрием обнажавшим спину и грудь.

— Прекрасно выглядишь! — не удержались и почти хором произнесли Валуев и Крылов.

Никита поцеловал ей руку и усадил в кресло. Все взоры устремились на мадам Ферри.

— Признаюсь, это было ужасно!

Присутствующие согласно кивнули, не проронив ни слова. Слов ждали от нее.

Мадам Ферри взяла поданный Аллой бокал и продолжила:

— В пять часов я приехала на дачу. Хотела посмотреть, прикинуть — ремонтировать дом или все-таки продать. Но еще, конечно, взглянуть, что там поделывает, как говорила Илона, пригретая на груди змея. Дверь на веранду была только прикрыта. Я толкнула ее, вошла и увидела Жаклин, лежавшую навзничь у стены, прямо перед столиком с выпивкой. Разозлилась, решив, что она напилась до бесчувствия. Окликнула ее. Подошла ближе, тронула за плечо… Знаете, — Светлана поежилась, — сразу такое чувство неприятное… Плечо как каменное… И только тогда я увидела кровь и заметила беспорядок в гостиной.

— Может, это было ограбление? — вступила Валерия. — Ты ничего ценного там не хранила?

Светлана с неприятной многозначительностью усмехнулась и обвела приятелей острым взглядом.

— Нет! Это не было ограблением! Жаклин убил кто-то из нас!

От непомерного удивления никто не нашел в себе сил возразить.

— Весь материал в ноутбуке оказался уничтоженным, ни одной дискеты не обнаружено. Цель убийства — налицо. Следствию не составит труда выявить круг лиц, заинтересованных в смерти Жаклин.

— Ну уж! — возразила Лера. — Будто кроме нас Жаклин не успела за свою плодотворную жизнь никому насолить…

— Так явно, как нам, вряд ли!

— Послушайте! — привлекая внимание, громко произнес Валуев. — Мне кажется, мы должны проявить максимальную осторожность, чтобы не дать милиции впутать нас в это дело.

— Как ты себе это представляешь? — поинтересовалась Илона.

— Не суетиться!

— Правильно! — подхватила Светлана. — У меня, к примеру, нет алиби. Как назло, я была одна дома, но совершенно спокойно заявила об этом следователю и своему детективу.

— Слушай, а на кой черт ты вмешала сюда сыщика? — спросил Бахарев.

— Подумала, что он может быть полезен.

— Это каким же образом?

— Пока не знаю!

— Короче, ты совершила глупость, а теперь пытаешься выпутаться, — заключил Гарри.

— Ну а ты, что бы сделал, обнаружив у себя на даче труп? Может, я и поторопилась вызвать Мелентьева, но тут же предупредила, что главным для него по-прежнему остается расследование гибели Олега, и что убийца Жаклин меня не интересует. К тому же он все равно узнал бы об этом убийстве. И если он захочет его расследовать из профессионального интереса, то ни я, ни кто другой помешать ему будет не в силах.

— Сомневаюсь, — улыбнулся Валуев. — Как раз ты и сможешь ему помешать больше, чем все остальные.

Светлана перехватила его искрящийся взгляд и ответила в тон.

— Чего не сделаешь ради друзей!

— Значит, сыщик нам не опасен! — констатировал Эдуард.

_____

ГЛАВА 13

Кирилл следовал на своем джипе за шофером мадам Ферри. После часа езды тот, наконец, повернул на второстепенную дорогу, замедлил ход и остановился у шестиэтажного дома.

Пока шофер выполнял поручение хозяйки, Кирилл без труда выяснил, в какой квартире живет Маргарита Метлякова.

— Артистка, что ли? — спросила пожилая женщина, набиравшая входной код.

— Да! — со светлой располагающей улыбкой подтвердил Мелентьев.

— В двадцать второй. А вы кто, журналист?

«Какая умная женщина, — не без иронии подумал детектив. — Сама спрашивает, и сама же отвечает».

— Да! — улыбнулся он и придержал дверь, пропуская ее.

Шофер вышел минут через десять.

Проводив его взглядом, Кирилл набрал код и поднялся на последний этаж. Звонить пришлось долго. Наконец дверь открыла заплаканная женщина лет пятидесяти пяти.

— Простите, я от Светланы Ферри, — печально произнес он.

Женщина махнула рукой, мол, заходите. Кирилл проследовал за ней по длинному коридору. Войдя в скромно обставленную комнату, она села в старенькое кресло.

— Маргарита, простите, не знаю вашего отчества, — начал Мелентьев.

— Не надо отчества. Просто Маргарита.

— Так вот, Маргарита, я — частный детектив. Зовут меня Кирилл Мелентьев. По просьбе мадам Ферри я веду расследование трагической гибели Жаклин Рахманиной.

Маргарита подняла на него глаза и четко произнесла:

— Сволочи!

Кирилл удивился столь нелицеприятному определению.

— Сволочи! — теперь уже со стоном проговорила она. — Сами убили Жаклин, сами хоронят, так еще, чтобы обелить себя, детектива прислали. Какой цинизм!

— Простите, но кто именно, по-вашему мнению, убил Жаклин Рахманину?

— Кто именно, не знаю, но что один из них — уверена!

— Вы могли бы назвать имена? — спросил Кирилл, садясь на диван.

— Да вот они! — взяла она со столика несколько журналов и бросила их Мелентьеву. — Один из тех, о ком Жаклин захотела написать правду.

— Значит, вы полагаете, что ее убили в связи с нашумевшими публикациями?

— Конечно! — громко всхлипнула Маргарита и положила под язык капсулу с валидолом. — Я же предупреждала ее, просила прекратить свою писанину. Так нет, обида в ней клокотала. Наказать захотела. Ведь каждый из них в свое время очень нехорошо поступил с ней. Каждый! — сделала она ударение на слове. — Могли помочь, но не пожелали. А некоторые — так даже зло причинили! Как она переживала сначала, а потом обозлилась и решила отомстить. Я-то понимала, что это наивное и невыполнимое желание: кто они и кто она! Но Жаклин разве остановишь!

Кирилл внимательно слушал Маргариту, а сам просматривал журналы с первыми главами «Живых листьев» и анонсом будущих публикаций.

«Какие знакомые фамилии, — отметил он. — Бахаревы, Крыловы, Валуевы, Напольский, Ферри, Горсткова. И все они, несомненно, были знакомы с Олегом Ветровым. Неужели действительно можно установить связь между двумя убийствами?»

— Скажите, пожалуйста, как давно Жаклин начала писать свои воспоминания?

— Не помню точно! Наверное, с год-полтора. Сначала делала какие-то заметки. У нее же не было ни компьютера, ни ноутбука. Писала от руки. Много писала…

— Записи сохранились? — встрепенулся Кирилл.

Глаза Маргариты подозрительно блеснули.

— Нет! Она все сожгла, когда купила ноутбук.

— А откуда она взяла деньги на него?

— Так ведь ваша же заказчица, Светка Ферри, черти бы ее побрали, и деньги дала ей и дачу предоставила: работай, дорогая! А чего это она к ней воспылала вдруг? — устремила на детектива вопросительный взгляд бывшая актриса. — С чего? Ведь Жаклин увела у нее Никиту, когда та бросала на него жадные взгляды… А тут — на тебе — все простила, все забыла!

«Интересно! — не удержался от мысли Кирилл. — Опять все идет по сценарию Марианны. — Вдова миллионера приехала отомстить всем врагам неудавшейся актрисы Светланы Судориной. А может, в список ее обидчиков входят также и Валуевы, и Крыловы, и Бахаревы? И она задумала руками Жаклин отомстить им, а когда месть свершится, уничтожить и само орудие? Следовательно, со смертью Рахманиной публикации ее воспоминаний не прекратятся. Вероятно, дискеты уже в редакции журнала. Или же мадам Ферри пока попридержит их. Значит, и эту неуловимую, в чем я не сомневаюсь, редакцию журнала организовала тоже Светлана. Ведь с ее финансовыми возможностями невозможного почти нет!»

— Ой, господи, да как же так, Жаклинушка? Как же так? — вдруг яростно запричитала Маргарита. — А я! Взяла эти проклятые деньги! Взяла! Ведь мне-то и похоронить ее не на что, — обратилась она к Мелентьеву. — Всю жизнь на сцене, — заработала только комнату в коммуналке. Раньше-то с соседкой жила. Спасибо, Жаклин, выхлопотала она, как соседка умерла, чтобы на меня всю квартиру оформили. Вот и вся моя собственность!

— А где жила сама Рахманина?

— У себя! У нее тоже двухкомнатная.

— Она завещала ее вам?

— Да она вообще никаких завещаний не писала. Во всяком случае, я не знаю. Да и с чего ей было думать об этом. Слава богу, здорова была! — снова всхлипнула Маргарита.

— У нее есть родственники?

— Нет, никого! Впрочем, Николай! — спохватилась она. — Как же я забыла?

— Кто такой Николай?

— Муж ее, Николай Лютаев. Может, помните, — с грустной усмешкой добавила она, — артист такой был знаменитый.

— Помню! — улыбнулся Кирилл. — Они вместе в «Укрощении строптивой» играли. Но он так неожиданно пропал с экранов.

Маргарита согласно кивнула.

— Пропал! И не только с экранов, а вообще. Ослепила его своими лучами слава. Ведь известно — нельзя на нее смотреть безнаказанно. А Николай как загляделся, так закружилась сначала у него голова, а потом и сам ослеп. Сам собою налюбоваться не мог.

— Но разве Рахманина не развелась с ним?

— Нет! Поначалу хотела. Но Николай то в запое, то в депрессии. Да и главное, нужды особой в этом у Жаклин не было.

— Понятно. А где же он сейчас живет?

— В Одинцово! Вам что, адрес нужен?

— Да, конечно.

Маргарита поднялась и вышла в соседнюю комнату. Кирилл, воспользовавшись моментом, подошел к высокому застекленному шкафу с книгами и папками. Открыл дверцу, взял одну папку, в которой оказались вырезки из газет и журналов. Заслышав шаги хозяйки, положил папку на место и вернулся к дивану.

— Вот, — протянула Маргарита ему листок с адресом.

— Вы случайно не знаете, как давно Рахманина виделась в последний раз со своим мужем?

— Ох! Точно не помню! Наверное, с месяц назад приезжал он к ней денег просить! Жаклин погубил, а теперь денег ему дай, пожалей несчастного, убогого! — с ненавистью в голосе воскликнула она.

— Почему вы считаете, что Лютаев погубил Жаклин?

— А то кто же! Ведь до встречи с ним все у нее было! И пройди она мимо него, все, что было, так при ней и осталось бы, разве только в приумноженном виде.

— Что-то слишком много получается у Рахманиной губителей. И Лютаев, и все, о ком она собиралась написать.

— Так она же неординарная личность была! Да у самого простого человека и то наберется с десяток недоброжелатей! — уверенно заявила Маргарита.

— Как вы полагаете, Жаклин, прежде чем обратиться в журнал, закончила свои мемуары или сделала только общие наброски?

— Конечно, не закончила! Зачем бы ей тогда было уединяться на этой проклятой даче?

— Вы, случайно, не знаете, каким образом Рахманина вышла на журнал «Знакомые лица»?

— Нет! Самой бы хотелось узнать!

— Зачем?

— Чтобы найти убийцу!

— Вы считаете, что именно убийца и натолкнул ее на мысль о журнале?

— Трудно сказать. Не знаю… — женщина отвела в сторону заблестевшие слезами глаза.

— Маргарита, — мягким, задушевным голосом после паузы начал Мелентьев. — Полагаю, что именно вы мне сможете помочь найти убийцу своей подруги. Ведь вы этого хотите?

— Хочу! Хочу, чтобы он был наказан. Но еще больше хочу узнать, кто он!

— Тогда расскажите, каким образом люди, о которых намеревалась писать Рахманина, обидели ее?

— Ой! Не до этого мне сейчас! Не до этого!

— Вы ведь все равно не уснете! — резонно заметил Кирилл. — Тем более, что чем быстрее я узнаю подробности, тем больше шансов будет найти преступника. Давайте заварим чай и поговорим!

— Давайте! — шумно вздохнула Маргарита, тяжело поднялась и прошла на кухню.

Кирилл вновь подошел к шкафу. Быстро просмотрел несколько папок: ничего интересного — рецензии о спектаклях, фотографии.

«Неужели Жаклин действительно сожгла все свои записи?» — в сильном сомнении покачал он головой.

— Ну вот! — поставила на старенький столик тарелку с сыром и колбасой Маргарита. Вынула из серванта две рюмочки и бутылку коньяку. — Выпьем сначала, — предложила она.

Кириллу пришлось проглотить то, что многие называют коньяком, не имея ни малейшего представления о его настоящем вкусе. Чай оказался намного лучше.

Маргарита выпила две рюмки кряду. Устремила туманящийся слезами взгляд в одну точку и замерла. Вдруг плечи ее вздрогнули, и она разрыдалась.

— Что же я теперь буду делать? Как жить? — жалобно приговаривала она.

— Вы были очень дружны, — понимающе произнес Кирилл.

— Очень! Хотя со стороны могло показаться, что временами терпеть друг друга не могли. Бывало, неделями не разговаривали. Жаклин придет, позвонит, я открою, она молча войдет вот в эту комнату, сядет за секретер и пишет. Потом домой уйдет и звонит мне. По телефону мы с ней всегда разговаривали, — пояснила Маргарита. — Ну, поговорим сначала нормально, потом заспорим, кто-то первым не выдержит, швырнет трубку, потом опять созваниваемся. Но на самом деле жить друг без друга мы не могли, — сомневаясь, что он в состоянии понять сложные отношения двух немолодых женщин, взглянула Маргарита на Мелентьева.

— Это бывает, — успокоил ее Кирилл.

— Ну и как же мне теперь без нее? — Маргарита снова всхлипнула.

— А вы считаете, можно найти убийцу? — неожиданно спросила она. — Ведь вот по телевизору показывают, кого ни убьют — преступника найти не могут. Годами все только версии отрабатывают.

— Поэтому Светлана Ферри и обратилась ко мне.

— Ой! Не доверяю я этой Ферри! Но уж я лучше по порядку. Первым, кого виню, так это Николая. Он вырвал Жаклин из семьи Бахаревых. Как я ее тогда уговаривала, — закрыв глаза, раскачиваясь из стороны в сторону, бормотала Маргарита. — Говорила: «Ну, люби, люби своего Коленьку, а Гаррика не бросай!» Так нет, пожениться они решили! А как поженились… — ее голос словно покатился в необозримую даль. Таким образом, она, видимо, пыталась показать глубину пропасти, куда скатилась ее подруга. — Опомнилась, правда, она быстро. Год прожили, и Жаклин все поняла о Николае. Тут-то она решила попробовать вернуться к Гаррику. Как я обрадовалась! Но сами понимаете — прийти и попросту поговорить с ним ей не позволила гордость. Тогда она обратилась к подружке своей, змее подколодной, Лерке. Мол, ты писательница, умная, тонкая, подготовь почву для нашего примирения. Она и подготовила, — сощурив от ненависти глаза, прошипела Маргарита. — Трах-бах, и вышла замуж за Гаррика! А ведь знала, что нужен он был Жаклин, ох, как нужен. Жаклин онемела от предательства так называемой подруги. Однако виду не подала. Но я-то понимала, что она страшно переживает, вероятно, уже осознав, что без Бахаревых не будет у нее удачи. — Маргарита замолчала, мысленно продолжая оставаться в прошлом. Очнулась, хлопнула ресницами и сказала: — Лерка, значит, вторая! Надо отдать должное, Жаклин быстро взяла себя в руки, а тут еще на роль утвердили. Роль была неплохая и фильм, в общем, тоже, но как-то не очень пошел. Короче, возлагаемых надежд не оправдал. Но тогда еще имя Рахманиной было значимо. Ее пригласили в театр, наобещав с три короба: тут тебе и леди Макбет, и Настасья Филипповна… Все драматические актеры просто помешаны на них! — не удержалась от замечания Маргарита. — И что им за охота рвать свои нервы? То ли дело благодатная оперетта, — протяжно ностальгически вздохнула она и добавила: — Благодатная, но неблагодарная… — налила рюмочку и залпом, точно гусар на сцене, опрокинула. Глаза засверкали, локоны у плеч вздрогнули.

«Видно, была женщина с огоньком!» — отметил Кирилл и представил, какой она была на сцене лет двадцать пять назад: волосы отливают золотом, стройная фигура затянута в шелк огненного цвета, веер, порхающий у груди и приятный голос…

— Да! — протянула Маргарита, словно отвечая своим воспоминаниям. — Так вот, пригласили ее в театр. А начальником над театрами в то время был Алекс Валуев. Познакомились они, и вспыхнула страсть! Это было умопомешательство! Многие им завидовали! Жаклин в то время только тридцать исполнилось. Красивой они были парой. Я тут же: «Послушай, подруга, это твой последний шанс. Разводи Валуева с женой и выходи за него замуж». В принципе, Жаклин и самого того желала. Да вот только развести Валуева с женой у нее, как и до нее, так и после, никому, кроме этой выскочки Алки, не удалось. Вот уж никто не думал не гадал, что Алекс Валуев, — голос Маргариты непроизвольно возвысился, — оставит семью и женится на провинциалке! Ну, о ней после! Таким образом, потеряла с ним Жаклин три года. Оставил Валуев ее, увлекшись Марианной Горстковой. Вот вам и следующие обидчики: Валуев и Горсткова. Накопила материал Жаклин и о них. К тому же, как оставил ее Валуев, так театр всякий интерес к ней вдруг потерял. И на роль Настасьи Филипповны рвать себе нервы пригласили другую артистку. А Валуев в одно мгновение позабыл о Жаклин. Так завлекла его Марианна, что он вплотную занялся эстрадой. В том, что теперь она так ярко светит, немало заслуги Валуева. Вот скажите, отчего так случилось? Для Марианны сделал многое, а для Жаклин — чуть-чуть и забыл тут же, будто ее на свете не стало. Тогда и начались для Жаклин трудные будни. Из театра вынуждена была уйти, в кино не приглашали. Пришлось ей в сборных концертах участвовать, разъезжать по городам и весям по линии Бюро пропаганды советского киноискусства. Потом вроде бы улыбнулась удача. Пригласили на пробы. Ой, как мы волновались! Утвердили! Казалось, радости конца не будет. Сыграла она потрясающе! Помните фильм «Новая пьеса»? — Мелентьев кивнул. — Ведь хороша она там была! Ох, и хороша! После этого были еще предложения, но все шло уже к сорока годам! Трудный возраст для актрисы. И тут как назло познакомилась она с молодым актером Никитой Напольским. Ему тогда двадцать шесть было, а ей уже тридцать девять. Влюбилась! Ради него даже к Гарри Бахареву пошла. Упросила, чтобы тот его посмотрел. Что говорить, Напольский — талантливый артист. Жаклин лишь чуть подтолкнула, и он стал одним из ведущих актеров в театре Петра Бахарева. Но самое главное, конечно, что Никиту Жаклин перехватила у Светки, тогда еще не Ферри, а Судориной. Она за ним, после того, как ее Ветров оставил, бегать стала. Не хочу и думать, что Никита ушел к Жаклин только ради выгоды. Ведь она его познакомила и с режиссером Береговским. Уговорила пригласить Никиту на пробы. И после съемок в двух фильмах Береговского Никита, как теперь говорят, в звезды вышел. Много сделала Жаклин для него, но тогда в тридцать девять, была она еще очень красива. — Маргарита прерывисто вздохнула и повторила: — Очень! Пять лет удобно прожил у нее Никита. И что вы думаете? На горизонте вдруг совершенно неожиданно всплывает Марианна, которая только что рассталась с Валуевым. Никита будто ошалел. И недели три спустя после знакомства с ней ушел от Жаклин. Вот вам новые герои романа о людской подлости! Сколько Жаклин сделала для Напольского! А он повернулся, бросил: «Пока!» — и был таков. А Марианна! Ну, разве это не намеренно? Второго мужчину увести у Жаклин! Жаклин тогда волчицей выла. Готова была с ножом броситься на Горсткову. Еще горше стало ей после всего этого. Но ничего, поднялась. С несколькими актерами затеяла антрепризу создать. Обратилась за помощью к старой приятельнице, Илоне Крыловой. Мол, помоги, организуй журналистскую поддержку. Та вроде пообещала. Поставили, значит, они спектакль. Нужна реклама, а денег нет! Жаклин опять к Крыловым: «Помогите по старой дружбе!» Они, Илона и Эдуард, опять пообещали, но ничего не сделали. Ну, сами не захотели написать, попросили бы кого. Ведь знакомых, приятелей у них в журналистских кругах — чуть не вся Москва! Короче, провалилась антреприза не без их равнодушия. А тут Валуев в меценаты вышел. Жаклин к нему: «Алекс, ты же знаешь, я хорошая актриса, а времена трудные. Давай вместе организуем антрепризу или в театре у Гаррика поставим коммерческий спектакль». Мечта у нее была сыграть миссис Сэвидж.

— Вроде бы возраст еще не подошел! — заметил Мелентьев.

— Повторяю вам, к Жаклин с общепринятыми мерками подходить нельзя. Кто знает, может, в шестьдесят она вздумала бы сыграть Офелию! И сыграла бы! — переходя на патетику, взволнованно произнесла Маргарита. — Отвлеклись. Идея Валуеву понравилась. Но, говорит, занят я очень. Ты пойди к моей жене, Алле. Она у меня на фирме главный бухгалтер. Она все подсчитает и, уже зная, во сколько обойдется спектакль, мы поговорим более предметно. Жаклин расцвела. Наивная! Она-то думала: молоденькая, миленькая Аллочка все сделает как надо. И на кого же она натолкнулась в кабинете? — спросила Маргарита и поспешила ответить: — На мегеру! Она даже слушать не захотела ни о каком спектакле, не говоря уже об антрепризе! Чуть ли не выгнала Жаклин вон. Ревнивая она до безумия! Даже к прошлому мужа ревнует. Жаклин — опять к Алексу. Тот поговорил со своей ревнивицей. Приняла она Жаклин более приветливо, но как положила дело в долгий ящик, так оно по сей день там и лежит. И что оставалось Жаклин? Жить не на что! Все, к кому она обратилась, отвернулись от нее. Тогда-то и возникла у нее идея наказать их. Что она собиралась писать о каждом — не знаю, Жаклин не делилась со мной, но, судя по тому, что она написала о Петре Арсентьевиче Бахареве, им бы не поздоровилось!

— Вы разрешите мне взять журналы?

— Берите! Ознакомьтесь!

— Я кое-что слышал по поводу публикаций о Бахареве… У вас есть основания полагать, что Рахманина написала правду?

— Очень сложный вопрос! Я долго думала об этом. Однако, зная Жаклин лучше других, допускаю на пятнадцать — двадцать процентов субъективное восприятие фактов, остальные же восемьдесят — правда, с какой бы точки зрения вы ее не рассматривали. Другое дело, что всего этого не следовало писать. Ну, что ей могло принести, если так можно выразиться, запоздалое торжество истины?

— Деньги и новый интерес к ее забытому имени!

— Вероятно, вы правы! Жаклин решила отомстить своим обидчикам и заработать на них! Не так уж плохо задумано! Но я чувствовала! — Маргарита в сильном волнении встала с кресла и прошлась по комнате. — Чувствовала, что добром это не кончится! Она всполошила осиное гнездо! Они настолько испугались, что всем скопом приезжали на дачу просить Жаклин оставить эту затею. Меня там не было, но я отлично представляю, какое удовлетворение получила она от их унижения.

— Вот как! — воскликнул детектив и про себя отметил: «Теперь понятно, почему ключи от квартиры Рахманиной оказались в ящике письменного стола. Скорей всего преступник во время того визита на дачу потихоньку вынул их из ее сумки. Обыскал квартиру, а потом, убив Жаклин, бросил ключи в ящик». — Значит, все, о ком вы мне рассказали, приезжали к Рахманиной на дачу с просьбой прекратить дальнейшие публикации? — обратился он к Метляковой.

— Да, верно.

— А когда это было?

Маргарита задумалась, глухо всхлипнула и ответила:

— За неделю до убийства.

Кирилл, словно охотник, завидевший из засады зверя, опасно улыбнулся.

— Я оставлю вам свою визитную карточку, — сказал он, поднимаясь с дивана. — Если что-нибудь захотите мне рассказать, позвоните!

— Да что мне вам еще рассказывать! — махнула она рукой.

— А вы уверены, что Жаклин уничтожила все свои черновики?

— Она их здесь, вот в этой комнате сожгла. Взяла у меня большой железный поднос и сожгла.

— А как ей пришла идея обратиться за помощью к Светлане Ферри? — задержался в коридоре Мелентьев.

— Так она ей сама позвонила, эта Ферри, черти бы ее унесли куда подальше! Не будь у Жаклин этого ноутбука, дачи, может, она еще бы сидела над своими записями, а со временем, может, и остыла бы к ним. Так нет! Около года назад, я как раз была у Жаклин, раздался звонок. Смотрю, подруга моя в сильном изумлении. Поговорила, записала номер, положила трубку и задумалась.

— Знаешь, кто сейчас звонил? — спросила она меня.

— Что вопрос дурацкий задавать? Хочешь — скажи, не хочешь — молчи!

— Светка Судорина, ну та, что в фильме снималась с Олегом Ветровым и Никитой Напольским. Что потом замуж за швейцарского миллионера вышла.

— И чего ей от тебя нужно?

— Странная она какая-то… — протянула Жаклин. — Говорит, слышала, что дела у тебя не очень… Зайди ко мне, поболтаем.

— А о чем тебе с ней болтать? — возмутилась я. — Что хорошего она тебе скажет? Ведь ты у нее из-под носа Никиту тогда увела!

— Может, поблагодарить хочет, — развеселилась Жаклин, — что я ей помешала замуж за него выйти. Что, может, через меня миллионершей стала.

— И что, пойдешь?

— Пойду! — решила она.

Дня два спустя открываю дверь, стоит Жаклин, глаза огромные, а сама смеется.

— Представляешь, прихожу к ней… Квартира! Наши с тобой сложи и еще столько же добавь… огромная, шикарно обставленная…

— Доставила ей удовольствие! — не вытерпела я. — Пошла восхищаться ее барахлом!

— Подожди, не психуй! Она ничего напоказ не выставляла.

— А чего выставлять, когда оно все само выставляется!

— Ну, ты права! Права! Но знаешь, что она мне сказала? Говорит, я всегда, Жаклин, восхищалась вами, как актрисой! Я вашу Катарину раз сто смотрела и считала, что артистка должна быть, как вы, яркой, страстной… В глазах должен затаенно сверкать огонек трагедийного начала, а с губ слетать ироничный, задевающий смех… Одним словом, я, как неудавшаяся, неважно по каким причинам, актриса, лучше других понимаю, как трудно жить, когда нереализованное так и осталось в тебе. Да и вообще, как трудно жить, оставив позади успех… Вот, — протянула она мне конверт. — Актеры никогда не считали зазорным брать деньги у меценатов. Хотите — берите, не хотите — воля ваша! Только желание мое помочь вам — искреннее.

— Жаклин взяла, — вздохнула Маргарита. — «Я, говорит, почувствовала, что она не лжет, не насмехается надо мной». Потом Светка в следующий свой приезд еще ей денег давала. А как Жаклин начала работать над своими «Живыми листьями», так подумала-подумала, да и позвонила Светке в Швейцарию. Сказала, что, мол, хочет написать книгу. «Не могу же я всю жизнь брать у тебя деньги. Я — не такая! От помощи не откажусь, но она мне необходима только для рывка вперед». Ну и сказала, что нужен ей ноутбук и уединение на даче. Светка распорядилась: горничная, что за квартирой следит в ее отсутствие, передала Жаклин деньги и ключи.

— И в ответ на щедрый жест Светланы Ферри, Рахманина собиралась написать и о ней, — указал Кирилл на журналы.

Маргарита растерялась.

— А может, Жаклин хотела провести параллель между ними. И в отместку представить Светлану с благородной стороны?

«Если принять во внимание, как мадам Ферри отнеслась к убийству Жаклин, можно сделать вывод, что она не сильно сокрушалась», — подумал детектив.

— К тому же Светка еще так молода… Если не ошибаюсь, лет в двадцать с небольшим вышла замуж и уехала в Швейцарию. Но что такого могла о ней знать Жаклин? Нет, уверена, она хотела именно поблагодарить Светлану за помощь в написании книги.

— Однако эта помощь нанесла вред ее же приятелям. Думаю, что мадам Ферри не была бы довольна.

— Откуда нам знать! — мудро заметила Маргарита. — Может, внешне она и сыграла бы рассерженную даму, а внутри ликовала бы от удовольствия, созерцая чужие неприятности.

— Действительно, откуда нам знать! — не смог не согласиться сыщик.

_____

ГЛАВА 14

Кирилл вышел от Маргариты в глубокой задумчивости. Но все многообразие его размышлений перебивала мысль, звучащая с упорной настойчивостью: «Необходимо убедиться в том, что все рукописи сожжены!! Ведь если хоть что-то уцелело, то тому, у кого они спрятаны, грозит опасность. А для следствия эти рукописи — нить Ариадны, которая в одно мгновение привела бы к выходу».

«А если все проще! — садясь в машину, подумал он и отбросил версию, по которой убийца — один из персонажей мемуаров Рахманиной. — Что, если Жаклин убил ее муж-неудачник? Он, несомненно, докучал ей просьбами о помощи, а тут, прознав, что у Жаклин появился спонсор, приехал и потребовал крупную сумму. Она отказала. Тогда Лютаев задумал убить ее, рассчитывая получить в наследство квартиру. Да, но Маргарита сказала, что он сильно пьет, откуда деньги на пистолет? Ну, если продолжать идти по пути наименьшего сопротивления — тогда ясно. Сама Жаклин и дала. Он не пропил, а сделал ценную покупку. Может, он даже первоначально не собирался ее убивать. Лишь пригрозил, потрясая пистолетом. Жаклин — не из пугливых, взорвалась, начали скандалить. Лютаев, конечно, был нетрезвым, рассвирепел и выстрелил. Отличная версия. Вполне имеет право на существование. Хотя первая версия, несомненно, интереснее, загадочнее, с многочисленными фигурантами: Алекс Валуев, бывший любовник; Эдуард Крылов, знакомый, насколько близко, предстоит выяснить; Никита Напольский, бывший любовник; Гарри Бахарев, бывший муж; Алла Валуева, Илона Крылова, Валерия Бахарева, Марианна Горсткова — обидчицы; Светлана Ферри — неясно: благодетельница либо тоже обидчица, либо и то и другое. Да, еще Петр Бахарев, бывший свекор, но у него алиби. На момент убийства Рахманиной сам был при смерти. Интересно! — пробормотал Кирилл, тормозя перед светофором. — Пока всего две версии: первая — бездонная… вторая — примитивная… — Светофор мигнул зеленым. — Сначала нужно проверить вторую, потому что, погрузившись в первую, неизвестно, когда вынырнешь, — решил детектив и поморщился. — Черт, но ведь с делом Олега Ветрова я не продвинулся ни на шаг. А мадам Ферри ждет результатов. Ладно, завтра попытаюсь разыскать Николая Лютаева, а потом вплотную займусь гибелью Ветрова».

* * *

Летний ветерок покачивал ветвями душистых каштанов. Квартал, где жил некогда знаменитый актер Николай Лютаев, находился вдалеке от шумной дороги. Во дворе стояла послеобеденная тишина. Кирилл поднялся на четвертый этаж, звонок не работал, пришлось стучать.

«Эх, нужно было пораньше приехать, — досадовал сыщик. — Лютаев скорее всего где-нибудь пьет с сотоварищами». Но дверь неожиданно открылась. Перед Мелентьевым предстал высокий, согбенный мужчина лет шестидесяти пяти. Седой, с помятым лицом, сохранившем, тем не менее, былое благородство очертаний.

— Вам чего? — спросил он сиплым голосом и закашлялся.

— Вас! — ответил Мелентьев и, не дожидаясь приглашения, вошел в коридор.

— Ну, проходите, раз зашли, — сделал Лютаев отрывистое движение рукой. — Только я получил вашу повестку. Сами же назначили на завтра.

— Я не из милиции.

— А откуда? — удивленно застыл он посреди относительно чистой комнаты с более чем убогой обстановкой.

Круглый стол, покрытый выгоревшей клеенкой. Четыре стула. Два продавленных до пола кресла. Диван с прожженным сиденьем. Большой буфет рыжего цвета.

— Я — частный детектив Кирилл Мелентьев.

— Да ну! — хлопнул себя руками по бедрам Лютаев и с загоревшимися, словно у мальчишки глазами, переспросил: — Не врешь?

Кирилл покачал головой.

— Дожили! — словно радуясь, продолжал тот. — Шерлоки Холмсы по домам ходят. Туманный Альбион, да и только. А я ведь тогда, — он махнул рукой назад, как бы показывая, насколько давно, — мечтал сыграть частного сыщика… — помолчал. — Много чего мечтал…

— Николай Степанович, — приступил Кирилл к делу, — вам известно об убийстве вашей супруги Жаклин Рахманиной?

— Известно! — понурив голову, проговорил он. — Садитесь, — Лютаев выдвинул стул.

— Благодарю.

— И что, думаете найти убийцу? — взглянул он исподлобья на Кирилла.

— Уверен, что найду!

— Ох, молодость! Самоуверенность! Ох, и хватите через нее! — он с любопытством оглядывал Мелентьева. — А вы, того, не разыгрываете меня? Может, вы артист? Уж больно на сыщика не похожи. Они же попроще должны быть, ну, я имею в виду, лица попроще, чтобы не запоминались. Да и ростом… уж больно вы высокий. Как следить-то за преступником будете? Вот для кино вы — идеальный детектив, чтобы все женщины влюблялись и раскрывали вам тайны! — он рассмеялся, сверкая остатками зубов. Потом лукаво подмигнул. — Меня не проведете, я артист! Я чувствую!

— Увы, Николай Степанович, должен вас огорчить: потеряли вы свое чутье…

Лютаев впился взглядом в Мелентьева.

— Черт! Теперь не разберешь! Кто сыщик, кто преступник, кто депутат! Все смешалось!

— Значит, завтра вас вызывают в милицию? — решил уточнить Мелентьев.

— Да вот она, повестка, — указал Лютаев на листок бумаги, лежавший на буфете. И вдруг подскочил на стуле. — А кто заказчик ваш будет? Кому это понадобилось убийцу Жаклин искать?

— Вам знакомо имя Светланы Ферри?

— Она? — несколько удивился Лютаев. — Ну тогда, что ж…

— Как и когда вы узнали об убийстве Жаклин Рахманиной? — внимательно глядя на бывшего сердцееда всей страны, спросил детектив.

Тот в одно мгновение собрался и сосредоточенно ответил:

— Сегодня утром в новостях объявили и повестку принесли. Правда, в повестке не указана причина вызова, но оно и понятно.

Кирилл оглядел комнату. «Странно, с чего бы это Лютаев до сих пор трезвый, ведь я пришел в начале третьего», — возник у него вопрос.

— Где вы были ночью седьмого июня?

Николай Степанович с широкой улыбкой добряка охотно ответил:

— Пил! В соседнем дворе. Свидетелей полно.

Кирилл с не меньшим добродушием улыбнулся ему в ответ:

— Ну, посудите сами, Николай Степанович, могу ли я поверить свидетельским показаниям не вполне трезвых людей?

Взгляд сыщика задержался на обложке «Советского экрана», приклеенной к стеклу буфета. На ней был запечатлен хитроумный Петруччо, которому удалось укротить строптивую.

— Сильный фильм! — кивнул в сторону фотографии Кирилл.

— Неужто видели? — с большим сомнением спросил Лютаев.

— Конечно! Ведь это классика!

— Во как! Классика! — с явным удовольствием повторил актер. — Что? Как Толстого перечитывают, так и нас смотреть будут?

— Почему будут? Уже смотрят! Золотой фонд киноискусства.

— Золотой фонд! — передразнивая с неожиданной неприязнью в голосе, прошамкал Лютаев. — А что ж так к своему фонду по-свински относитесь? Вон, смотрите, как живу! — обвел он свою убогую квартиру, а затем двумя пальцами оттянул от груди вылинявшую тельняшку. — Спасибо морякам, подарили, а то и ходить-то не в чем было!

— Николай Степанович! Вы же сами такую жизнь себе пожелали! К кому же претензии?

— Сам пожелал, много ты понимаешь, молодой еще! Интриги, сволочи приятели-предатели…

— И единственный друг — бутылка! — иронично закончил фразу Мелентьев.

Из глаз Лютаева искры посыпались. Он подскочил, с необыкновенной прытью выхватил из-под себя стул и, замахнувшись на Кирилла, прорычал:

— А ну, убирайся! Частный прихвостень! Чтоб духу твоего…

Кирилл приподнялся, легко вырвал стул из его скрюченных злобой пальцев и сказал:

— Давайте поговорим спокойно, если вы заинтересованы в том, чтобы убийца Рахманиной был найден.

Лютаев мешковато свалился на стул, едва устоявший под его тяжестью.

— А что же мне быть не заинтересованным? — произнес он и немигающим взглядом уставился на детектива. Было заметно, что он о чем-то размышляет.

Все еще не выходя из задумчивости, Николай Степанович поднялся, подошел к буфету и вынул новую бутылку водки. Поставил на стол и пододвинул два стакана. Спохватился, выбежал на кухню и вернулся с тарелкой, на которой лежали помидоры, огурцы и ветчина.

— Помянем Жаклинушку!

Кирилл с тоской посмотрел на бутылку сомнительного производства, но выпить пришлось.

Закусили.

— Ты, парень как, не из ментов будешь? — пронизывая Мелентьева взглядом Малюты Скуратова, спросил Лютаев.

— Я же вам говорил, что веду расследование по просьбе Светланы Ферри и не имею ни малейшего отношения к милиции.

— Да вижу, вижу, — добродушно посмеиваясь, откинулся на спинку стула Николай Степанович. — Меня не проведешь, — погрозил он пальцем Мелентьеву. — Давай-ка еще выпьем.

Даже ради следствия Кирилл не мог пойти на такую жертву, но и сердить Лютаева ему не хотелось. Он тоскливо оглянулся. В открытую на балкон дверь увидел приготовленные к сдаче бутылки и несколько литровых банок.

— Воды бы! Жарко! — обратился он к Лютаеву.

Тот вышел на кухню. Кирилл тем временем схватил пустую банку и поставил ее у ножки стола.

Лютаев принес графин теплой водопроводной воды. Мелентьев через силу сделал несколько глотков.

— Ну давай! — быстро наполнил опустевшие стаканы Николай Степанович и, запрокинув голову, медленно, с наслаждением выпил.

Кирилл громко закашлялся и вылил содержимое стакана в банку. Затем на манер Лютаева запрокинул голову и сделал вид, что пьет.

Лютаев громко хрустнул огурцом.

— Вот ты мне скажи, положим, я потерял из виду человека… ну, не знаю, куда он делся! — для наглядности Николай Степанович живо задвигался на стуле и завертел головой, изображая тщетные поиски. — Вот ты бы смог его найти? — глазки его сощурились, губы распылились в ехидной выжидательной улыбке.

— Если вы сообщите мне какие-нибудь сведения об этом человеке, например, когда и при каких обстоятельствах он исчез, в чем был одет…

— Что? Ни фамилию, ни имя? Только в чем одет… когда и при каких обстоятельствах? А если еще скажу, что машина у него была?

— Машина облегчит поиск.

Лютаев, словно бобер, принялся покусывать свой кулак. Кирилл чувствовал, что хочет он ему что-то сказать, да не решается.

Николай Степанович начал осторожно.

— Слушай, а много тебе Светка Ферри заплатить обещала?

Кирилл рассмеялся, придав голосу максимум добродушия.

— А лишние не помешают!

— Я это понял, как тебя увидел! Франт! На зарплату так не оденешься. Да и автомобильчик у тебя тот еще! Я в кухне в окно посмотрел. Вот и подумал, если я тебе помогу найти преступника, предположим, — все еще продолжал осторожничать Лютаев, — ты мне должен же чего-нибудь заплатить?

— Само собой разумеется! — воскликнул Мелентьев.

— А вот если бы еще можно было подзаработать, ты бы не отказался?

— Я бы? Конечно, не отказался!

Лютаев нервно потер ладони.

— Учти, разговор сугубо между нами! Ментам — ни слова! Я им завтра допрос коммуниста в гестапо сыграю. Была у меня такая роль, — развеселилсяон. — А с тобой мы по душам, так сказать, чистосердечно и доверительно. Короче, нужно разыскать одну бабу! — понизив голос, произнес он.

— Зачем?

— Молодой ты в детективах ходить, — вздохнул Николай Степанович. — Да другого нет! — посетовал он самому себе. — Баба эта Жаклин убила!

Глаза Мелентьева так сильно округлились, что Лютаеву пришлось поспешно пояснять, чтобы они совсем не выскочили из орбит.

— Я сам видел!

— Да ну! — недоверчиво выдохнул Кирилл. — Точно?

Лютаев залился переливчатым смехом.

— Не верит! Трезвый я уже был, понимаешь, трезвый! Короче, — он положил локти на стол и приблизил голову к сыщику, — если ты эту бабу разыщешь, мы ее как следует прижмем и получим кругленькую сумму. А потом можно будет ее Светке Ферри сдать. И у нас — двойной гонорар! Предлагаю пятьдесят на пятьдесят, я, конечно, больше вношу в дело как свидетель, но, признаю, что бабу разыскать будет нелегко. Ну как, идет?

— Что ж, мысль неплохая! Только как я ее найду? — замялся Кирилл. Губы Лютаева презрительно скривились. — Вы должны мне все очень подробно рассказать! — словно найдя выход, горячо воскликнул детектив.

— Само собой! Слушай! Значит, так, — он достал папиросу, закурил и откинулся на спинку стула. — Вышли у меня деньги. У кого просить? — картинно развел руками Николай Степанович. — Не у соседей же! Те сами ждут не дождутся пенсии. Ну и решил я поехать к Жаклин. Я уже был у нее месяца полтора назад. Она мне сама по телефону адрес этой дачи дала. Я тогда тоже за деньгами ездил. А что! — словно Кирилл выказал свое недовольство по этому поводу, громко воскликнул он. — Она моя жена и обязана ею оставаться и в горе и в радости! Радость-то проскочила, не заметили как… а теперь, значит, горе… Ей-то повезло: ни с того ни с сего Светка Ферри, миллионерша, почтительной любовью к Жаклин воспылала. Денег дала, эту, как ее… ну, вроде печатной машинки купила…

— Ноутбук! — подсказал Мелентьев.

— Точно! Мне и Жаклин так говорила. Ух, и стоит он… — протянул Николай Степанович. — Три тысячи долларов! Да, дела… Ну, думаю, пусть супруга со мной поделится. Она как бы и не против. Приезжай, говорит. Я приехал. Накормила она меня, выпили мы с Жаклинушкой, — голос Лютаева заслезился, — молодость, славу нашу былую вспомнили… Дала она мне денег, и я уехал. Скажу честно, на большую сумму рассчитывал. Но подумал, что до пенсии хватит. И точно, хватило… А потом опять… нужда! И тогда, недолго думая, решил я снова Жаклин навестить. Сел на электричку, приехал на станцию и пошел пешком к дачному поселку. Далеко идти-то, а я с собой взял чуть выпить и закусить. Сел на травку, уже вечереть начало… ну, а потом сморило. Думал, часок подремлю, а вышло — до ночи провалялся. Проснулся, аж замерз. Ну, ничего, дорогу-то я знаю, и пошел, но не к входу, где будка со сторожем, а наискось, чтобы быстрее. Эта будка стоит у них для приличия, а так территория не охраняется, — заметил Лютаев. — Дверь в воротах была незаперта. Жаклин ведь безалаберная! Иду по дорожке, руки потираю, рассчитывая на ужин. Да и заночевать решил, не прогонит же! Она, вообще-то, добрая. Вдруг вижу на веранде женский силуэт. Мелькнул и скрылся. «Наверное, вошла в комнату», — подумал я. — Не знаю почему, но шагать постарался потише и по ступенькам поднялся осторожно. Подошел к окнам, а на этой даче окна во всю стену, окна-двери раздвижные получаются, — пояснил Николай Степанович. — С другой стороны они шторами плотными закрыты. Заметался тут я, стал искать просвет. Нашел, приник глазом и увидел… — голос Лютаева стал затихать, как море перед штормом, — женщину эту. Вся в черном: то ли в платье, то ли в плаще легком, платок шифоновый, тоже черный, плотно вокруг головы повязан. Сначала я ее только со спины видел. Что-то она сказала Жаклин. Освещение в комнате было неяркое, торшер вроде горел и лампа настольная. А Жаклин недалеко от столика с выпивкой стояла. Вижу, испугалась Жаклин слов этой, в черном. Взгляд как будто остекленел. И вдруг эта руку поднимает, а в ней пистолет. Выстрелила! Жаклин покачнулась и упала навзничь. Я остолбенел. Ни рукой, ни ногой двинуть не могу.

— Николай Степанович, а сколько выстрелов было?

— Ну я же сказал — один! — недовольный тем, что его прервали, буркнул Лютаев и поспешил продолжить: — А убийца бросилась к этому, как его… ну типа машинки печатной…

— Ноутбук!

— Да! Подскочила к нему и давай пальцами стучать по клавиатуре. Стучала, стучала, потом все ящики в письменном столе перерыла, буфет обыскала, — ничего не нашла… и к выходу. Тут-то я и увидел ее лицо. Еле успел отскочить за угол. Выбежала она, значит, на веранду, пистолет в кусты бросила и пустилась наутек. А я, хоронясь, за кусточками, за деревьями, побежал следом за ней. Неслась она, что ведьма на помеле: мимо дач по переулочкам. Выскочила из поселка, а там у нее машина стояла. Какая — разглядеть не смог, фонари слишком далеко были. Ну, думаю, уйдет, стерва. И только она тронулась с места, как откуда ни возьмись выскочила легковушка, «Жигули», а дорога узкая. Этой бы чуть правее надо взять, а она — на середину, ну и прямиком левым боком по «Жигулям» и проехала. «Жигули» тут же остановились, мужик выскочил, кричит, его жена тоже выскочила, и давай ту вслед поливать. «Ты хоть заметил, что за машина была!» — напустилась она на мужика, а он плечами пожимает и говорит: «Вроде, «Фольксваген»! — Этого так оставлять нельзя, ясно, что это кто-то из нашего поселка. Завтра же пойдем к участковому!» — постановила жена. Ну, сели они и поехали. А я в полной растерянности посреди дороги остался. Что, думаю, делать? В милицию заявить? Так меня же первым подозреваемым и сделают, а затем, чтобы не слишком утруждаться, и посадят. Нет, решил, нужно домой ехать и алиби себе обеспечивать. Пошел на станцию и первой электричкой вернулся обратно. В девять часов в новостях сообщили об убийстве Жаклин, а чуть позже повестку принесли. Вот такие дела, детектив! — заключил Лютаев.

Кирилл не знал, радоваться ему или печалиться. Уж слишком все быстро и просто получалось.

«Кто же она, владелица «Фольксвагена» с поцарапанной дверцей? — подумал он. — У меня пять фигуранток: Крылова, Бахарева, Горсткова, Ферри, Валуева! Стоп! А как же с выстрелами? Ведь две пули были: одна — в стене, другая — в Жаклин. Скорей всего, Лютаев не обратил на это внимание…»

— Слышишь, детектив! — тормошил его за руку Николай Степанович. — Ну что, найдешь эту в черном или нет?

— Не волнуйтесь, найду!

— Вот и хорошо! Уговор не забудь!

Лютаев вновь наполнил стаканы.

— Нет! Я за рулем! — воспротивился Кирилл.

— Да ладно!

— Нет! Мне нужно по горячим следам!

— Ну, хорошо! — пристально глядя на него, проговорил Лютаев. — Ты мне, детектив, свою визиточку с телефончиком оставь. Чтобы, если забудешь об уговоре, я напомнить тебе мог.

— Да, конечно! — протянул ему Кирилл визитку и, пожав руку, поспешил к джипу.

«Кто же она?» — думал он всю дорогу, перебирая своих фигуранток. Больше всего ему не хотелось, чтобы дамой в черном оказалась Светлана Ферри.

* * *

Снедаемый любопытством Кирилл проснулся чуть свет и поспешил в дачный поселок. Рассчитав, что дача потерпевших должна находиться далеко от главного въезда, раз они воспользовались объездной дорогой, детектив без труда разыскал ее. «Жигули» стояли у ворот.

— Здравствуйте! — обратился Мелентьев к женщине в пестром сарафане. — Я врач-санэпидемиолог, — сдвинув брови для большей внушительности, начал он. — В этом году повышенную опасность представляют клещи, являющиеся разносчиками энцефалита.

— Неужели? — всплеснула руками женщина и визгливо крикнула: — Матвей! Иди сюда!

Из-за дома вышел Матвей в удлиненных шортах и с большим круглым животом.

— Представляешь, в этом году ужасно опасные клещи! — в ответ на его недоуменный взгляд нетерпеливо пояснила она.

— Ну и что теперь делать? — развел руками Матвей.

— Самое главное — не ходить босиком и работать в перчатках. Если же все-таки возникнет подозрение, что вас укусил клещ, немедленно обращайтесь к врачу! — охотно пояснял Мелентьев и как бы случайно перевел свой взгляд на стоявшую у ворот машину. — Вот и меня недавно точно так же царапнули…

— Да! — вспыхнула повышенным интересом женщина. — Ну и что?

— Как что? Я тут же вызвал милицию. Составили акт, и я получил компенсацию за ущерб.

— Вот и я ему говорю, — выразительно указала она на мужа, — пойди к участковому, сделай заявление. Ведь, несомненно, наехал кто-то из нашего поселка!

Матвей только закатывал глаза и тихо вздыхал.

— Нет, но неужели так трудно это сделать! — в сердцах воскликнула женщина и ушла.

— Не обращайте внимания. Она меня уже замучила. Третий день не дает машину отремонтировать. Сначала, говорит, поезжай к участковому, пусть он все зафиксирует и по отпечатавшейся на дверце краске найдет машину виновника. Ну кто будет проводить анализ из-за какой-то царапины! — не удержался от восклицания Матвей. — Но я бы уже поехал, в лесу отдохнул бы, потом вернулся, отчитался, что, мол, все сделал, как велела, да мотор барахлит.

— А что, тот водитель скрылся? — из чистой вежливости поинтересовался Кирилл.

— Скрылся. Темно было, около половины первого ночи. Ну, оно и понятно. Он же был виноват!

— Простите, могу я у вас попросить стакан воды? — обратился к хозяину Мелентьев.

— Сейчас принесу. А вы проходите, садитесь, — предложил Матвей и направился к дому.

Кирилл оглянулся, вынул из кармана складной ножик, подошел к «Жигулям» и соскоблил в полиэтиленовый пакетик с белой дверцы кусочек темно-синей краски.

Матвей принес стакан холодной минеральной воды. Детектив с удовольствием выпил, поблагодарил и поспешил уйти, заметив его жену, возвращавшуюся из огорода.

* * *

К концу дня Кирилл уже знал имя таинственной дамы, точнее, убийцы. Он полагал, что поиск затянется, так как машина будет одолжена какой-нибудь подругой либо взята на прокат. Но все оказалось проще. В принципе, убийца рассчитала не так уж плохо, но помешала эта вечная некстати бродящая неприкаянная случайность. Можно ли было предвидеть, что Лютаев вздумает прийти к Жаклин в полночь?

«И все же дело интересное! — размышлял Кирилл. — Я знаю, кто убийца, у меня есть свидетель и улика — царапина на машине, но… при хорошем адвокате она выпутается, так как строить обвинение только на показании Лютаева нельзя. Кто докажет, что он был трезвым? А то, что машина оказалась ночью, на дороге ведущей к дачному поселку, она объяснит очень просто: машину угнали, а затем поставили обратно в гараж. Почему именно у нее — да потому, что Жаклин намеревалась облить ее грязью, и убийца сделал на это ставку. Уф! — вздохнул сыщик. — Чего-то все-таки не хватает! Мотива! Из-за того, что кто-то собирается что-то написать о ком-то — не убивают. Следовательно, она достоверно знала, что именно могла поведать о ней Жаклин, и безумно этого боялась. И мне тоже нужно будет это узнать!»

Кирилл подъехал к будке с охранником и назвал свою фамилию, тот, удостоверившись, что господина Мелентьева ожидают, поднял шлагбаум.

«Вероятно, за день до убийства она поставила свою машину на какую-нибудь стоянку, чтобы иметь возможность незаметно выйти», — подумал детектив. Захлопнув дверцу джипа, он окинул взглядом просторный двор с клумбами и вошел в вестибюль. Вместо того чтобы подняться на двадцатый этаж, Кирилл нажал на кнопку «-1», и лифт почти мгновенно спустил его под землю. Мелентьев подошел к темно-синему, уже отремонтированному «Фольксвагену».

Отыскать его детективу не представило большого труда. Из всех фигуранток только у одной была машина такой марки. Кирилл узнал также адрес мастерской, в которой обычно владелица «Фольксвагена» проводила ремонт автомобиля. Заехал туда, и мастер подтвердил, что, действительно, два дня назад лично ремонтировал эту машину.

«Конечно, с ее стороны, было неумно обращаться в свою мастерскую, но она спешила избавиться от царапины, чтобы избежать расспросов. А сделать быстро такой качественный ремонт могут не в каждой мастерской», — размышлял детектив, поднимаясь на двадцатый этаж, где его уже ждали.

— Здравствуйте, проходите! — пригласила Алла Валуева. — Почему вы решили начать именно с нас?

— Вас разочарует мой ответ, — признался Мелентьев. — Вы ближе всех от меня живете.

— Понятно! Что-нибудь выпьете?

— Апельсиновый сок.

Валуева сделала знак появившейся в дверях горничной.

— Итак, чем могу быть вам полезной? — грациозно откинулась она на бежевые подушки дивана.

— Какие отношения у вас были с Олегом Ветровым?

Алла недоуменно посмотрела на Кирилла.

«Ты ожидала совсем другого вопроса! — мысленно усмехнулся он. — Подожди, будет!»

— Простите! — от напряжения Валуева сощурила глаза.

«Да, актриса из тебя не очень! Ну ладно, посмотрим дальше!» — предвкушая спектакль, думал Кирилл.

— Отношения были дружескими и деловыми. Наша фирма спонсировала фильм с участием Олега.

— Последний? На съемках которого он погиб?

— Нет, предыдущий! И мы еще собирались выделить средства для постановки спектакля, в котором Олег должен был сыграть главную роль.

— Ясно!

— Но почему вы предполагаете, что Олега могли убить? — очень осторожно задала вопрос Алла.

— Я вынужден предполагать, — пристально взглянув на нее, ответил Мелентьев.

Алла не сумела правильно истолковать его взгляд и подумала, что, вероятно, понравилась молодому детективу.

«Настоящий мужчина, кто бы он ни был по профессии, никогда не пропустит красивую женщину! — усмехнулась она. — Мне это как раз на руку».

Валуева глубоко вздохнула и поправила на груди цепочку с кулоном.

«А убийца хороша!» — отметил про себя Мелентьев.

— Нет, я просто отказываюсь понимать: кому мог мешать Ветров! Ведь он же не банкир, не адвокат, не бизнесмен… он — актер…

— А кому могла мешать Жаклин Рахманина, вы понять можете?

Глаза Аллы метнулись из стороны в сторону.

— Тоже очень странно… — протянула она.

— Я прочел первые главы ее мемуаров и из анонса узнал, что Рахманина собиралась посвятить главу и вам.

Валуева рассмеялась несколько громче, чем следовало.

— Да все это глупости! Жаклин просто нечего было делать! Вот и села сочинять небылицы!

— Согласен, может, и небылицы, но весьма неприятные, я бы даже сказал, опасные.

— Ну, это в зависимости от восприятия!

— Значит, вас не волновало, что напишет Жаклин?

— Абсолютно!

— А вашего мужа?

— Еще в меньшей степени!

— Тогда зачем за неделю до убийства вы приезжали к ней на дачу?

«Господи, вот болтуны! — мысленно возмутилась Алла. — Не могли промолчать! И кто же это? Наверняка Марианна!»

— Если вы в курсе этой поездки, то должны знать, что мы отправились на дачу к Светлане Ферри, — сделала она ударение на имени, — большой компанией. Погода была великолепная. Почему бы не выехать из города?

— Но зачем было просить Рахманину прекратить публикацию мемуаров, если вам это было все равно, а она этим зарабатывала деньги?

— Лично я не просила, а за других — не скажу. Может, кто потихоньку и обращался к ней, не знаю. И вообще, вы расследуете причину гибели Ветрова или убийство Жаклин?

— Главным образом, конечно, причину гибели Ветрова. Но я должен убедиться, что оба преступления не связаны между собой, поэтому и задаю, как вам кажется, лишние вопросы. Кстати, вы сказали, что собирались выделить деньги на спектакль с участием Ветрова, а почему вы отказали Рахманиной? Ведь она приходила к вам с просьбой оказать содействие в постановке пьесы «Странная миссис Сэвидж».

— Простите, но это чисто коммерческие вопросы. И я не могу и не желаю обсуждать их с вами, — не без доли высокомерия ответила Валуева.

— Понятно! — улыбнулся Мелентьев.

«А он не так уж и хорош собою, как показался сначала, — с досадой подумала Алла. — Да разве сыщик может быть хорош собою? Ищейка! Преподлая профессия! Рядом красивая женщина, а он про какую-то старую дуру Жаклин допытывается, тоже мне!»

Кирилл почти угадал ее мысли.

«Не спорю, красивая, да только мужа ты своего боишься больше, чем сама себе в том признаешься. Ну, заломишь руки, грудь для поцелуев подставишь, страстно губами вопьешься, а в последний момент так испугаешься, будто у стен глаза мужа. Раскраснеешься, оттолкнешь, сухо извинишься за потерю рассудка и всем своим видом будешь говорить: «Уходи!» А как уйду, начнешь себя последними словами ругать: «Ну, откуда бы муж узнал? Нет, он у меня самый лучший, да только молодость проходит… и хочется чего-то такого…» Уверен, не будь у тебя на душе Жаклин, думала бы ты сейчас именно так, — рассуждал детектив. — Но у тебя ко мне интерес особый. Ты бы хотела, чтобы потерял я голову от твоей ухоженной красоты. Первым сделал шаг, и ты бы меня не оттолкнула…»

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга.

— Скажите, пожалуйста, — вновь начал Мелентьев, — где вы были в ночь убийства Жаклин Рахманиной, то есть седьмого июня с одиннадцати до половины второго ночи?

— Дома! — с некоторым вызовом произнесла Алла.

— Одна?

— С ребенком! Предвидя ваш следующий вопрос, отвечаю: муж был в своем клубе. Вернулся, если не ошибаюсь, в начале третьего ночи.

— Не ошибаешься! — раздался из прихожей голос Валуева.

— Добрый вечер, — протянул он руку Кириллу. — Извините, немного задержался. Вы еще хотите побеседовать с Аллой? — спросил он, намереваясь выйти в соседнюю комнату.

— Нет, я уже задал все свои вопросы и получил на них ответы.

— Представляешь, Алекс, господина детектива больше интересует убийство Жаклин, чем гибель Олега! — с нескрываемым возмущением воскликнула Алла.

— Для сыщика все жертвы равны! Чего не скажешь о нас. Смерть Олега просто ошеломила! Талантливый, полный сил, планов… Слова банальные, — словно извиняясь, признался он, — но точные. Мы собирались вместе с Гарри Бахаревым и Олегом ставить спектакль. Я, естественно, в качестве спонсора. И какой бы это был спектакль! — устремив взгляд в уже несбыточное будущее, тихо проговорил он.

— Да, в самом деле, жаль! — согласился Мелентьев. — Но, надеюсь, что спектакль все же будет.

Валуев вопросительно посмотрел на него.

— Я имею в виду, что можно осуществить постановку с другим актером, хотя бы с Никитой Напольским.

— Ах, да! — подхватил Алекс, но тотчас покачал головой. — Нет! Понимаете, Никита — очень хороший актер, но вряд ли он сможет так психологически тонко сыграть эту роль. Разница, огромная разница, — увлеченно продолжал Валуев, — между просто хорошим, добротным актером и актером, осененным свыше…

— Согласен, но мне казалось, что Напольский ни в чем не уступает Ветрову.

— Может, вы и правы!

— Вот в этой связи я хотел бы вас спросить: почему вы отказали Рахманиной в финансировании спектакля? Ведь она в прошлом была интересной актрисой. Алла не ответила мне, сославшись на коммерческую тайну, — слегка улыбнулся детектив.

— А разве мы отказали? — повернулся Валуев к жене. — Я же просил сделать расчеты!

— Я не успела!

— Ну, вот видите, мы просто не успели… — с горечью констатировал Алекс. — Погиб Олег! Убита Жаклин! Вы знаете, необходимо разобраться, — с жаром начал он, но, поймав взгляд Аллы, завершил фразу чуть иначе, чем хотел вначале: — со странной гибелью Олега!

— Несомненно, — согласился сыщик и простился с Валуевыми.

«Итак, алиби у супругов Валуевых практически нет. Хотя Алексу Валуеву оно и не нужно. Картина абсолютно ясна: он уехал в клуб, а его милая супруга, оставив маленького ребенка одного, поспешила на дачу к Жаклин. И у нее все получилось бы, если б не Лютаев…»

Мелентьев посмотрел на часы и поспешил в ночной клуб на день рождения приятеля.

«К черту все эти убийства и утонченное лицемерие рафинированных фигурантов!» — вспомнив, что сейчас увидит Регину, мысленно воскликнул он.

_____

ГЛАВА 15

Маргарита вышла из метро. Не спеша миновала маленький скверик и подошла к подъезду. Походка легкая, со спины даже молодые заглядываются. Поднялась на этаж и остановилась. Слезы навернулись на глаза, представив, что сейчас бы открыла дверь и увидела сидящую за секретером Жаклин. Поставила бы чайник, накрыла на стол и позвала бы подругу… А так — одна… Вставила ключ, повернула не привычных три раза, а два. Какой-то неуловимо неприятный холодок прошелся по сердцу. «Наверное, ошиблась, закрыла не до конца», — рассеянно подумала она. Вошла. Слезы заструились еще сильнее, рука потянулась к выключателю и бессильно упала. Маргарита тихо всхлипнула, прислонившись к стене. И вдруг до странного ясно почувствовала, что она не одна. Кто-то еще был в квартире, почти рядом. От страха стукнуло в голову. «Убьют! Сейчас убьют! Как Жаклин!» И хоть жизнью не дорожила — для кого? — а инстинкт сработал точно. Не закричала, не сделала ни одного лишнего движения, всхлипнула еще раз, теперь уже на «зрителя», и, одним балетным «па» выпрыгнув на площадку, бросилась вниз по лестнице. Выскочила на улицу и прямиком к метро. Там, несмотря на поздний час, всегда многолюдно. Вошла и остановилась перед турникетом «Куда ехать?». К приятельнице, тоже из бывших опереточных — так у нее семья. Кто захочет понять страхи одинокой женщины? «Пригрезилось! Возвращайтесь-ка домой!»

«Домой! — Маргарита вздрогнула от ужаса. — Нет, не пойду! Лучше где-нибудь переночую… Но где? Не на вокзал же ехать?»

Она отошла за колонну и заплакала. Люди сновали, смеялись, хмурились, а она стояла одна. «Одна я! Куда же мне?» И тут спасительная мысль заставила ее торопливо открыть сумку и найти записную книжку, куда она положила визитную карточку Мелентьева.

«Позвоню! — не задаваясь вопросом, как отреагирует молодой детектив, взволновано зашептала, словно успокаивая себя, Маргарита. — Позвоню! Он сам сказал… если что…»

Она вставила карту и торопливо набрала номер. Вызов шел, но никто не отвечал. Вызов шел, Маргарита поникла. Может, убийца сейчас у входа в метро стоит и смотрит, как ей некуда поехать и некого попросить о помощи? «А что, если в милицию?» — неуверенно подумала она и вспыхнула, услышав веселое: «Алло!»

— Это… — растерялась. — Это Кирилл?

— Да, слушаю вас!

— А это Маргарита! «Господи, чушь какая-то получается…»

— Маргарита? — удивленно повторил Мелентьев и хотел было уточнить какая, но, вспомнив, спросил: — Что случилось?

— Да не знаю… — Маргарита оглянулась. — Страшно мне, вошла в квартиру, а там кто-то есть! Что теперь делать?

До нее доносились музыка, смех.

— Вы, наверное, заняты, извините… Может, я ошиблась… «Ну и к черту, пойду домой, пусть удавит, душегубец! А то куда мне?» — пролетела страшная отчаянная мысль.

— Нет! Нет! Вы где?

— На станции метро.

— Поезжайте до «Тверской» я вас там встречу. Понятно?

— Да! — Маргарита повесила трубку, бросила быстрый взгляд в сторону входа, мол, если смотришь, убийца, так есть у меня защитник.

Доехала, поднялась на эскалаторе, сердце колотилось сильнее, чем перед первым выходом на сцену. «Вдруг не придет? Молодой уж больно детектив, но, вроде, серьезный».

Увидела Кирилла и бросилась к нему, как к родному. Хотела все объяснить, а сама громко отчаянно заплакала. Сверкает огнями Тверская, идут веселые люди, а одинокая немолодая женщина, прижавшись к груди детектива, плачет и остановиться не может.

Мелентьев растерялся — Маргарита такая строгая, умеющая держать себя в руках — и вот…

— Успокойтесь! — слегка коснулся он ее вздрагивающей спины. — Успокойтесь! Пойдемте!

Она покорно пошла за ним. Кирилл открыл дверь и провел ее в вестибюль клуба. Услышав музыку, Маргарита очнулась.

— Ой, простите! Как стыдно! Вас отвлекла…

— Садитесь, — указал ей Мелентьев на кресло, — и расскажите, что случилось?

Маргарита быстрым движением отерла слезы.

— Вы, наверное, знаете, сегодня похоронили Жаклин, — вздохнула она. — Никого из тех не было! — сверкнула в глазах обида. — Впрочем, даже к лучшему. Зачем ломать комедию? Ну, потом поехала я к своей приятельнице, тоже бывшей артистке оперетты. Плакали. Поминали. Вспоминали. Она мне даже предложила остаться ночевать, и понимаете, я бы с удовольствием, да семья у нее. И к тому же рядом с метро живу. Что такого, бывало, и позже возвращалась, — махнула она рукой. — Вошла в квартиру, свет не включила, к стене прижалась… Жаклин так ясно вспомнила, всплакнула и вдруг почувствовала, что кто-то стоит недалеко от меня. Не видела, не слышала, а именно почувствовала, но так, что сомнений не было. Одним прыжком очутилась на площадке и бросилась вниз, — закончила она свой рассказ и, словно провинившаяся школьница, подняла глаза на сыщика.

Кирилл, задумавшись, покачивал головой. Маргарита глубоко вздохнула и уловила в воздухе тонкий аромат духов. За ее спиной послышался шелест шелка и раздался голос:

— Ну что такое, Кирилл?

Он улыбнулся.

«Какой славный мальчик! — подумала Маргарита и обернулась. — А девушка — красавица… Да я ее где-то видела! Регина Дымова… актриса!»

— Прости, Регинка, — Мелентьев поднялся с дивана и увлек девушку в сторону. — Мне придется тебя оставить. Ненадолго! — поспешно добавил он, заметив гримаску опасного недовольства на лице Регины. — Дела!

— Надоели мне твои дела! — в сердцах провела она пальчиками по груди, красоту которой оттеняло изысканное колье, подарок Мелентьева. — Ну, если ненадолго… — протянула она, подставляя губы для поцелуя.

— Пойдемте! — вернувшись к Маргарите, сказал Кирилл.

Они сели в машину.

— Знаете, — сосредоточенно сдвинув брови, несколько несмело начала она. — Я вот сейчас сопоставила… уже несколько дней мне все кажется, что мои вещи немного не на своих местах. Но я думала, просто мерещится! Может, и сейчас? Ой, мне так неловко, что я вас отвлекла!

Джип остановился недалеко от въезда во двор.

— Подождите меня в машине! — сказал Мелентьев и взял ключи от квартиры.

«Может, ей действительно только померещилось?»

Дверь оказалась закрытой на один поворот ключа. Детектив вошел в коридор и включил свет. «Если преступник проник в квартиру, то у него было предостаточно времени, чтобы найти черновые записи Рахманиной или же убедиться в их отсутствии».

Мелентьев заглянул в комнату и увидел вывернутое на пол содержимое шкафа, секретера и тумбы из-под телевизора. В спальне, кухне и даже в ванной картина была той же.

«Итак, кто же это был? Алла Валуева или некто неизвестный, допустивший мысль, что Рахманина вполне могла передать черновики на хранение своей самой близкой подруге?» — спускаясь за Маргаритой, размышлял Кирилл.

— К сожалению, вам не померещилось, в квартире действительно кто-то был.

— Воры? Но что у меня можно украсть? — искренне удивилась Маргарита.

— Есть все основания полагать, что это был не вор, а тот, кто убил вашу подругу, — намеренно сгустил черную краску страха Мелентьев.

— Но зачем ему убивать меня? — почти возмутилась женщина.

Сыщик с лукавой усмешкой скользнул взглядом по ее лицу.

— А вы не догадываетесь?

Маргарита смущенно отвела глаза.

— Наверное, он решил, что у меня хранятся какие-нибудь записи Жаклин?

— Видите, как все просто, — сказал Кирилл и, войдя в комнату, с размаху сел на диван.

— Господи! Да что же это такое? — обвела сокрушенным взглядом квартиру Маргарита. — И ведь ничего у меня нет! Ни единой странички!

— Вы уверены? — с явным сомнением спросил Мелентьев.

— Ну, конечно!

— Следовательно, обзаведясь ноутбуком, Рахманина сожгла все свои черновики?

Маргарита принялась разбирать и поднимать вещи. Вопрос так и остался без ответа.

— Может, кофе выпьем? — не глядя на Кирилла, спросила она.

— Выпьем!

Маргарита вышла на кухню.

«Ясно, что какие-то черновики остались! Но она не хочет их отдавать. Почему?»

Маргарита поставила на столик поднос с двумя фарфоровыми чашечками.

— Прошу! — сказала она и легко опустилась в кресло.

— Итак, — Кирилл посмотрел на часы, а Маргарита на него.

— Как вы думаете, он не вернется?

— Такой уверенности у меня нет! — безо всякого удовольствия сделал глоток дешевого кофе Мелентьев.

«Увы, вынужден констатировать, что расследование гораздо приятнее проводить среди богатых фигурантов, иначе я рискую испортить себе желудок водкой Лютаева и кофе мадам Метляковой».

— Но он же удостоверился, что у меня ничего нет!

— Но он не удостоверился, что черновиков нет в другом месте, о котором знаете только вы!

Маргарита выразительно передернула плечами.

— Однако, каким же образом он намеревается это узнать? Я ни с кем не буду говорить! К тому же все было сожжено Жаклин вот в этой комнате.

— Допустим! К примеру, я верю вам на слово, но, он, в отличие от меня, не поверит, пока не убедится!

— Вы на что намекаете?

— Да на то, что он придет и начнет допрашивать с пристрастием.

— Это что, утюг на живот?

— Вполне возможно.

— Вы не шутите?

— А разве обстановка располагает?

Маргарита сникла, как цветок под прямыми лучами солнца.

— Вы же актриса! — как бы в сторону бросил Кирилл. — Вы должны уметь принимать быстрые решения.

Она поднялась и вышла в коридор. Кирилл краем глаза увидел, как Маргарита остановилась перед зеркалом, пристально посмотрела на себя, поправила волосы, припудрилась. Вернулась и спросила:

— Еще кофе?

Кирилл живо отказался.

Она налила себе полную чашку.

— Я не хочу, понимаете, не хочу, — с болью в голосе начала Маргарита, — продолжения этой грязной истории — публикаций «Живых листьев».

— Вы считаете, что если отдадите мне черновики, то я обязательно предам их гласности?

— Может, и не предадите, но будете посвящены в тайные стороны жизни других людей. И кто знает, как вы распорядитесь этими сокровенными сведениями?

Кирилл громко расхохотался.

— Простите, но хуже, чем собиралась распорядиться ваша подруга, просто невозможно.

— Вот поэтому я и не хочу продолжения.

— Но каким образом Жаклин стали известны, скажем, очень интимные подробности жизни ее приятелей?

— Случайно! Ну, знаете, увидела, услышала… да надо бы и забыть, но Жаклин не поленилась: сопоставила, вспомнила, проверила, добавила от себя немного, и получились грязные мемуары.

— Значит, все-таки, какие-то черновики сохранились!

Маргарита долгим взглядом посмотрела на Кирилла. «Довериться? А какой еще у меня есть выход? Но как не хочется идти по пути Жаклин: передавать чужие тайны… Но ведь кто-то из тех, о ком она хотела написать, и убил ее!» — глаза Маргариты засверкали гневом, Мелентьев вовремя произнес нужные слова:

— Уверен, что вы хотите найти убийцу вашей подруги. А для этого мне необходимо получить ее черновики.

— А как же он? — понизив голос, прошептала Маргарита. — Ведь он… — в ее глазах отразилась тревога. — Он-то не будет знать, что я передала вам черновики, и будет по-прежнему преследовать меня.

— Об этом не беспокойтесь. Он вас не найдет.

— Отчего вы так уверены?

— Для этого ему придется покинуть Москву. Чего делать никак нельзя. Отъезд привлечет внимание. «Мне необходимо получить эти черновики, — тем временем напряженно думал Кирилл. — Прочитав их, я узнаю причину, по которой Валуева убила Жаклин и тогда смогу доказать ее виновность».

— Вы хотите, чтобы я уехала? — растерялась Маргарита. — Но мне некуда, и у меня совсем нет денег.

— Я все устрою.

— Значит, если я вам отдам черновики, вы спасете меня от этого монстра? А если не отдам?

— Все равно я вам помогу.

— Почему? — неожиданно принялась допытываться Метлякова.

— Странный вопрос вы задаете. Что ж, я брошу вас на произвол судьбы, когда вам грозит опасность?

— Ну, вам-то какое дело? Вы ведь частный детектив, а я вам заплатить за помощь не смогу!

— Должен с огорчением признать, что первое впечатление, какое вы произвели на меня, оказалось ошибочным. Я полагал, что вы спокойная, несклонная к истерии женщина.

— А я и не склонная, — поджала губы Маргарита.

— Но тогда как объяснить ваши глупые вопросы, которые вы задаете на грани нервного срыва. Вас удивляет, что я хочу оградить женщину от посягательств убийцы? Но ведь это же нормально!

— Нормально, — кивнула она и, задержав для решимости дыхание, наконец произнесла, с отрешенным, словно смотрящим в прошлое взглядом: — Жаклин комкала бумагу и жгла на подносе, потом неожиданно задумалась и сказала: «Знаешь, Марго, оставь-ка на всякий случай у себя вот эти черновики. Вдруг я не все внесла в ноутбук. Да и технике надо доверять с осторожностью. Ведь народные пословицы осечек не дают. Недаром говорят: «Что написано пером, не вырубишь топором», а эти компьютеры да ноутбуки… трудно с ними! Чуть не то нажал, все куда-то испарилось, и — ищи! На дискету запишешь для сохранности, а она потом не раскрывается… Так что пусть записи побудут у тебя!» Я, конечно, согласилась. Спрятала их в портфельчик и положила в шкаф. Тогда я еще не знала, о чем собиралась писать Жаклин. Думала — воспоминания, но приличные! — поспешно оговорилась Маргарита. — А когда узнала — рассердилась ужасно. Схватила этот портфельчик и поехала к Жаклин на дачу. «Вот, — говорю, — забирай свою грязную писанину, я не могу позволить, чтобы она хранилась в моем доме!» Жаклин расхохоталась и сказала: «Как хочешь! Брось куда-нибудь!» Я поднялась по лестнице на чердак. И как зашла, так и швырнула портфельчик к стене. Думаю, он там до сих пор валяется, если Жаклин куда не перепрятала, — она перевела дыхание и горячо воскликнула: — Только прошу вас, Кирилл, не воспользуйтесь черновиками во зло другим! Уж очень легко неосторожным словом разбить чужую жизнь. А мы так мало уделяем внимания словам. Бросаем их, как ветер листву. Ведь нас не столько пугает совершившийся факт, сколько его ожидание! Вот у кого-то из тех нервы не выдержали, он и убил Жаклин.

— Не волнуйтесь, я воспользуюсь черновиками только для разоблачения убийцы, — успокоил Маргариту сыщик. — А сейчас собирайтесь. Я вас отвезу в гостиницу, а завтра отправлю отдыхать.

Ресницы Маргариты затрепетали с нежным удивлением, словно у шестнадцатилетней девушки.

— Меня? Отдыхать? Но куда?

— В самом деле, куда? — посмотрел на нее Кирилл. — А куда вы хотите?

Она не нашлась с ответом.

— Ну, я имею в виду на море или, если вам вредно солнце, в Кисловодск.

— Кисловодск! — благоговейно повторила Маргарита. — Последний раз я была там на гастролях в восемьдесят третьем году!

— Значит, Кисловодск! — поднимаясь, произнес Мелентьев.

— Ой, нет! — вскричала Маргарита и, забыв обо всем, приложив руки к груди, восторженно запричитала: — Море! Море! — очнувшись, потупилась и пробормотала: — Извините!

— Да мне все равно. Пусть будет море.

— Но ведь это дорого!

— Собирайтесь! — с улыбкой сказал Кирилл.

Маргарита поспешно вышла в спальню.

«Кто бы подумал, что я встречу мужчину, о каком мечтала всю жизнь, когда мне будет пятьдесят три, но беда даже не в этом, — грустно покачала она головой, — а в том, что ему двадцать пять. Эх!»

Через полчаса они спустились к джипу. Кирилл поглядывал в зеркало, не следует ли за ними какая-нибудь машина. Чтобы убедиться, он немного пропетлял по дорогам. Затем устроил Маргариту в гостиницу и вернулся в клуб.

* * *

На следующий день, отправив Метлякову в Лазаревское, детектив позвонил Светлане Ферри.

— А, это ты? — раздался ее теплый сонный голос. — Что-нибудь случилось или просто захотел меня увидеть?

— И то и другое!

— Хорошо, приезжай часам к двум.

— Я не приеду, а заеду. Мне нужно осмотреть твою дачу.

— О! Вот еще! Что там делать? Ужасное место, брр!

— Это редкое место, — рассмеялся Кирилл. — Иные заплатили бы за возможность позаниматься любовью в доме, где произошло убийство. Говорят, невероятные впечатления!

— Глупости! — капризно рассердилась Светлана. — А что, ты уже пробовал?

— Нет, но хотел бы!

— Искуситель! Ладно, заезжай, — сказала она и положила трубку на широкое изголовье кровати. Потянулась. И легонько ударила по плечу лежавшего рядом мужчину.

— Вставай!

— Не хочу! — раздался недовольный голос.

— У меня деловое свидание.

— Сомневаюсь, что деловое.

— А вот это не твое дело! Ты мне не муж!

— Но могу им стать!

— Это что, предложение? — кокетливо повела глазами Светлана, закалывая волосы. — Подумаю! А теперь, иди!

Он поднялся. Обнаженный торс в золотистых полуденных лучах солнца притянул взгляд Светланы.

— Ласковый мой! — заворковала она. — Иди! Иди ко мне!

— А как же деловое свидание?

— К черту! Все к черту! — млея от его прикосновений, шептала она.

Мелентьева встретила горничная и проводила в гостиную.

— Мадам принимает ванну, подождите, пожалуйста, — по-французски сказала она ему.

«Ничего себе! Я два часа назад предупредил, что заеду, а она все ванну принимает!»

Он поднялся с небольшого диванчика, обитого синим в широкую белую полосу шелком, и двинулся по коридору. Услышал за одной из дверей воркование джакузи. Повернул ручку. Светлана, сверкая каплями, только что вышла из ванной.

— Ах! — вскрикнула она от неожиданности. — Я сейчас. Подожди в гостиной!

— Это свыше моих сил! — отрицательно качая головой, проговорил Мелентьев, снимая рубашку.

Светлана засмеялась.

— Прекрати! Я сейчас оденусь!

Но Кирилл уже прижал к себе ее влажное тело и принялся целовать пахнущую жасмином шею. Волосы рассыпались, Светлана пошатнулась, и они плавно, словно в замедленной съемке, опустились на розовый махровый ковер. По тому, как неистовствовала мадам Ферри, Мелентьеву показалось, что она не только не ужинала, но и не завтракала любовью.

«Бедная вдова!» — подумал Кирилл.

— Что? — прерывисто дыша, допытывалась тщетно стремившаяся удовлетворить свое неуемное желание. — Неужели так же будет хорошо на месте преступления?

— Лучше! — обещал Кирилл.

Приняв совместный душ, они пошли завтракать. День выдался приятно прохладным, и бледно-голубые занавеси слегка приподнимались в порывах ветра.

Мелентьев с мадам Ферри сели в джип. Охранник поехал следом на «Мерседесе».

— Ну как, похоронили Жаклин? — спросила Светлана.

— Да! Я заезжал на минуту.

— Нормально?

— Жаклин и предположить не могла, что ее похоронят по высшему разряду.

— Н-да… Все равно жаль!

— Почему, все равно?

— Да подлой она оказалась…

— Увы! За это и поплатилась.

— Кстати, зачем ты продолжаешь расследовать ее убийство? Я же тебе сказала, что меня интересует только выяснение причин гибели Олега.

— Пойми, мне необходимо исключить возможность пересечения этих двух случаев.

— Ладно, исключай, только поскорее. Мне звонила Алла Валуева. Она тоже возмущена, что тебя более волнует Жаклин, чем Олег.

— Ты случайно не знаешь, в каких отношениях она была с ним?

— Что ты имеешь в виду? — язвительно поинтересовалась мадам Ферри.

— То, о чем ты подумала, — любезно пояснил Мелентьев.

— Он мне об этом не рассказывал, она — тем более!

— А может, об этом хотела поведать Жаклин?

На лице Светланы выразилось живое недоумение.

— Откуда такие предположения?

— Мне показалось, что Алла очень дорожит своей семьей, потому что знает: Алекс Валуев никогда не простит ей измену.

— Господи, какие у тебя мысли! Выходит, что у Аллы была связь с Олегом. И он настолько полюбил ее, что стал требовать, чтобы она развелась. Однако Алла, которую вполне устраивал собственный брак, отказалась. Тогда он принялся угрожать и в ответ она его убила! А потом и Жаклин, как свидетельницу, или как сводницу.

— Великолепно! — восхитился Кирилл. — Внесу лишь маленькое предположение. Он не столько полюбил ее, сколько ему приглянулась возможность требовать деньги на финансирование фильмов и спектаклей с его участием.

Светлана замерла, осмысливая сказанное сыщиком. Занервничала. Вынула сигареты. Кирилл поднес зажигалку.

— Всего одной фразой можно доставить человеку жуткую неприятность! Ну, зачем ты так? Ведь я любила его!

— Это всего лишь предположение.

— Нет, Олег не смог бы так поступить. Валуев сам охотно спонсировал его проекты.

— Но, может быть, не без участия Аллы?

— О! — зимней вьюгой взвыла Светлана. — Зачем ты вносишь сомнения в мою память о нем? Неужели он любил Алку?

— Я же предположил, что, может быть, не любил, а только использовал, — уточнил Мелентьев.

— Все равно! Ведь сначала, несомненно, любил! О! — она закрыла лицо руками. — Глупо! Идиотка! — начала укорять себя. — Ревновать мертвого! Но ведь тогда он был жив! Клялся! Я верила!

— Светик, это всего лишь версия. Ее, если хорошенько все вспомнить, взвесить, можно легко разрушить.

Машины остановились у дачи. Охранник вышел из «Мерседеса», открыл ворота и пошел осматривать дом.

Кирилл подал руку Светлане. Из длинного разреза ярко-синего в крупных белых цветах платья мелькнула красивая с нежно-золотистым загаром ножка.

— Ну что, давай разрушим версию?

Она, сжав губы, сделала отрицательный жест.

— Не стоит! — и прошла вперед.

До Кирилла донеслась горькая фраза, в задумчивости оброненная ею:

— Теперь мне многое понятно.

«Отлично! — похвалил ее сыщик. — И ты мне расскажешь об этом!»

У Кирилла возникла не оригинальная, но вполне осуществимая и продуктивная идея. Марианна подозревает в убийстве Олега Светлану, и она охотно поделилась с детективом некоторыми подробностями. Теперь нужно уверить Светлану, что Олега убила Алла, и та, несомненно, тоже кое-что поведает своему детективу.

Они вошли в гостиную. На полу еще оставался контур тела Рахманиной. Светлана поежилась.

— Надо было послать домработницу убрать здесь все.

— Ну что ты! Разве можно убрать дух убийства? — с пугающей интонацией произнес Кирилл. — Эти стены слышали последний вскрик жертвы и видели искры дьявольской радости в глазах убийцы!

— Прекрати! — испуганно оглядываясь, потребовала Светлана.

— Давай-ка выпьем! — предложил Мелентьев.

Он наполнил два бокала красным вином, и они вышли на веранду.

— Побудь лучше здесь, — сказал сыщик. — Мне нужно осмотреть помещение.

Мадам Ферри взяла бокал.

— Только недолго. Я хочу поскорее уехать.

Кирилл усмехнулся и скрылся в доме. С бьющимся сердцем поднялся на чердак, открыл дверь, но портфельчика, как было обещано, у правой стены не обнаружил. Засучив рукава, принялся отодвигать покрытые пылью ящики, связки журналов, старых книг, оставшиеся еще от прежних владельцев, и между двух коробок нашел заброшенный Маргаритой портфель. Подошел к окнуи вынул из него небольшую пачку листов. Вне всяких сомнений это были черновики Рахманиной! Детектив спрятал их в прихваченную с собой спортивную сумку и спустился вниз.

— Мадам Ферри, — выглянул он из двери, выходящей на веранду, — можно вас попросить зайти в гостиную?

Светлана тяжело вздохнула, поставила на столик бокал и вошла.

— Ну, что еще? Лучше поехали отсюда!

— Ты хочешь, чтобы я нашел убийцу Олега? Тогда помоги мне! — сказал он в ответ на ее мелькнувшее в глазах: «Разве у тебя есть сомнения?»

— Давай сыграем сцену под названием «Воспоминание о недавнем прошлом»!

— Что? — заискрились изумлением зеленые глаза мадам Ферри.

— Ты же актриса! — не обращая внимания на ее удивление, напомнил Мелентьев.

— Нет, объясни! Какую еще сцену! И вообще, чего ты добиваешься?

— Правды! — синие глаза Кирилла словно озарились вспышкой фейерверка. Светлану заворожил этот неожиданный блеск. Она растерялась: кто перед ней — детектив или нежный любовник.

Мелентьев обнял ее, и Светлана забылась в поцелуе.

— Господи! — простонала она. — Что мы делаем? Это ужасно… здесь!

Кирилл подхватил ее на руки и отнес на второй этаж.

— Нет, все равно не хочу здесь! — с трудом лепетала она, стараясь подавить мощный импульс желания.

Длинный разрез платья облегчал задачу — успокоить неистовствующее одиночество вдовы. Ее губы приоткрылись, и дом вновь огласился стоном жертвы… только на этот раз любовного насилия.

Подобно Жаклин она лежала на животе почти без дыхания. Медленно повернулась, глаза были закрыты, но по губам скользила улыбка.

— Ты прав! Чувства обострились. Это неповторимо!

— Все в наших силах! — склонился над ней Кирилл и доказал невозможное: они дважды вошли в одно и то же наслаждение.

Когда они вновь спустились в гостиную, контур тела Жаклин уже не вызвал у Светланы содрогания.

— Мне хотелось бы все-таки проверить версию убийства Олега Аллой Валуевой, — сказал Кирилл, останавливаясь у письменного стола.

— Ты думаешь, что и Жаклин убила она? — подняла глаза Светлана. — Но зачем? Какая может быть связь между этими преступлениями?

— Вот я и предлагаю разобраться! Расскажи, о чем вы говорили с Рахманиной, когда всей компанией приезжали на дачу?

Мадам Ферри улыбнулась.

— Тебе и это уже известно! Хотя чему удивляться? Если даже один человек не всегда может сохранить свой секрет, что говорить о десяти!

Она села в кресло у выхода на веранду.

— А что тебе рассказать?

— Все! Вплоть до того, как вы вошли, кто где сидел, что говорил…

— Думаешь, я все так и запомнила! Не до того было. Во-первых, меня обвиняли, что я пригрела Жаклин, а во-вторых, мне совсем не хотелось, чтобы она написала обо мне какую-нибудь чушь. Правда, Жаклин намекала, что напишет лишь слова благодарности, но после того, как она отделала Петра Арсентьевича Бахарева, я глубоко усомнилась в ее способности испытывать чувство благодарности.

— Тем не менее попытайся!

Светлана задумалась.

— Что ж! Если память мне не изменяет, то Жаклин с явным вызовом уселась в кресло посреди комнаты. Валерия, Алла, Илона устроились на диване. Мужчины в креслах… но, ты же понимаешь, все постоянно передвигались. А разговор был об одном. Все, можно сказать, просили Жаклин прекратить публикацию, как кто-то выразился, «Смрадных листьев». Но она отказалась наотрез. Вошла в раж, стала угрожать и потешаться над нами. Помню, крикнула Лере, что за последнюю главу отхватит такой гонорар, какой та за все свои книги не получала. «Такого еще никогда не было!» — просто захлебывалась она в своей злобной радости. И, любуясь собою в зеркале, угрожала кому-то невидимому.

— В зеркале? А где же оно? — оглянулся Кирилл.

— Разбилось! Странно, правда? Жаклин мне позвонила на другой день и сказала, что зеркало ни с того ни с сего разбилось.

— А где оно висело?

— Вот здесь, — указала Светлана на крючок в простенке.

Кирилл подошел ближе. Гостиная была недавно оклеена обоями, и стены еще не успели выгореть.

— Значит, она стояла прямо перед зеркалом? — повернулся детектив к мадам Ферри.

— Нет! Она стояла вот здесь! — Светлана прошла почти на середину гостиной. — И вот так размахивала руками!

— А кто был сзади нее? Может, Валуева?

— Не помню! Все внимание было приковано к Жаклин. Но кто-то был! Эдик Крылов! Хотя не уверена… — она задумалась, а потом лукаво обратилась к сыщику: — Опять ты все перевел на Жаклин.

— Ну что ты! Просто я предположил, что Рахманина каким-то образом, это еще предстоит выяснить, могла быть замешана в отношениях Аллы и Олега. Когда же Валуева убила Олега, то ей пришлось убрать и Жаклин, как свидетеля, который мог ее шантажировать. Рахманина, вероятно, уведомила Валуеву, что в главе, посвященной ей, речь пойдет о ее связи с Ветровым. Алла же рассудила верно: лучший способ избавиться от шантажиста — заставить его навсегда замолчать.

Лицо Светланы заметно порозовело от волнения. В глазах, следящих за детективом, читался один вопрос: «Неужели то, что ты говоришь, правда?»

— А почему ты мне не сказала, что вы с Ветровым собирались пожениться? — спросил Мелентьев.

Мадам Ферри достала из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой и лишь потом ответила вопросом на вопрос:

— Зачем?

— Ну, хотя бы затем, чтобы я мог предположить, что ты убила Олега из ревности.

Светлана, еле сдерживая ярость, нарочито расхохоталась.

— А потом Жаклин! — подсказала она.

— А потом Жаклин! — согласился детектив.

— Не ожидала, что ты можешь дойти до такой глупости, — выпуская тонкую струйку дыма, пробормотала она.

— Ну а все-таки, раз вы собирались пожениться, значит, планировали будущее. Как вы хотели его обустроить?

— Садист! — бросила мадам Ферри и, поднявшись с кресла, решительно двинулась к выходу.

— Постой! — попросил ее Мелентьев. — И поверь, я спрашиваю не из любопытства.

Голос его звучал искренне, рука задержала ее за талию.

Светлана запрокинула голову, но слезы все равно потекли из глаз.

— Ты считаешь, если мы занимаемся с тобой сексом, то я и думать перестала об Олеге? Нет! Я думаю и люблю! Он был большим актером! Пожалуй, самым большим из нынешних. И я мечтала спонсировать фильмы с его участием. Да, у нас были огромные планы!

— Что ж, тогда можно предположить, что Валуева убила его из ревности.

— Вот и предположи! — резко выкрикнула Светлана. — Да, ты угадал, она агрессивнее всех была настроена против Жаклин. Когда мы собрались в ресторане…

«Они еще и в ресторане собирались», — отметил детектив.

— … она вообще предлагала нанять киллера, чтобы избавиться от Рахманиной.

— А кто еще был в ресторане? — тут же спросил Кирилл, пока Светлана не очнулась от собственной неожиданной откровенности.

— Илона и Лера!

— А Марианна?

— Ее не было. Она утверждает, что ей абсолютно все равно, напишет о ней Жаклин или нет. Врет! — сделала вывод мадам Ферри.

«Ясно одно, они все были чрезвычайно обеспокоены мемуарами Жаклин, но более всех Валуева. Ладно, — задумчиво оглянулся Кирилл, — обстановка во время знаменательной встречи на даче для меня прояснилась. Думаю, в ресторане она была немногим лучше. В воздухе, которым дышали мои фигуранты, витала мысль об убийстве Рахманиной, и выдохнула ее Валуева. Что ж, займусь черновиками Жаклин!»

Кирилл предложил руку Светлане, и они вернулась к машинам.

Ехали молча, размышляя каждый о своем. Звонок по сотовому отвлек Мелентьева от увлекательного занятия выдвижения версий.

— Алло! Кирилл? — раздался голос, который сыщик сразу узнал. — Это Николай Лютаев!

— Очень приятно!

— Ну, как дела? Нашел бабу?

— Сложно, но, кажется, зацепка есть.

— Слушай, детектив, ищи скорее! Деньги нужны до зарезу!

Мелентьев взглянул на отрешенную Светлану, но разговор решил отложить.

— Я перезвоню, — сказал он.

— Ладно! — неохотно согласился Николай Степанович.

При въезде в Москву мадам Ферри пересела в «Мерседес».

— Приезжай завтра вечером, — шепнула она Кириллу.

— С удовольствием и непременно, — коснулся он губами ее бархатистой ручки.

Оставшись один, Мелентьев набрал номер Лютаева.

— Николай Степанович, мои поиски могут затянуться, — не успел Кирилл начать фразу, как сразу получил ответ.

— Так я и знал! Сам надумал денежки потянуть!

— Ну о чем вы? — холодно отразил натиск детектив. — Ведь вы свидетель! Но я не об этом. В любом случае через полгода у вас будут деньги.

— Что? — захрипел от удивления Лютаев. — Это откуда же?

— Как супруг, вы являетесь единственным наследником Жаклин Рахманиной.

— Ой! А что у нее наследовать? Сама побиралась у миллионерши.

— А квартира!

В трубке раздалось нечленораздельное мычание.

— Ах, я старый тупица! Даже не подумал! Залил глаза с утра — и баста. Ну, ты, детектив… молодчина!

— Всего доброго! — бросил ему Кирилл и хотел закончить разговор.

— Постой, браток! А как я того… докажу, что муж? У меня ведь никаких документов…

— Наверняка свидетельство о браке изъяла при обыске милиция. А если оно утеряно, обратитесь в ЗАГС, вам выдадут дубликат.

— Ну, спасибо! — захлебывался в волнах радости Лютаев. — Ну, я в тебе не ошибся, детектив! Но бабу ищи все равно! И помни уговор!

— Все помню, ищу, желаю удачи!

«Вот так! — отбросил он на сиденье трубку. — Погибла некогда красивая женщина. И что? Горькая слеза затуманила взор ее бывшего мужа? Несказанная, не вмещающаяся в рамки бытия радость от получения наследства лишила его дара речи. Гадко! Но зато искренне! Впитывающий в неограниченном количестве истину вместе с вином Лютаев не скрывает притворными вздохами своих чувств, как другие. На это неприятно смотреть. Но, увы, только в этом и разница!»

_____

ГЛАВА 16

Вечером Кирилл удобно устроился на диване и принялся просматривать черновики Рахманиной. Скорей всего, это были первоначальные наброски. Жаклин записывала приходившие воспоминания, в целях конспирации не указывая имен.

Мелентьев не рассчитывал на многое, но все же… Листы были не пронумерованы и сложены как попало. Получались какие-то выхваченные сцены, причем написанные с претензией на художественность.

«… Я стояла перед ней в длинном вечернем платье цвета рубина и не узнавала ее. Она узнала меня, и испуг, отразившийся на ее лице, привлек мое внимание. Каким образом она оказалась здесь? Неужели? Впрочем, сомнения излишни! Я сделала движение к ней, она отпрянула, глаза молили: «Ты меня не знаешь!»

«Очень интересно, какого цвета у нее было платье!» — с раздражением отбросил листок Кирилл и взял другой… ничуть не лучше.

«Красив, утонченно воспитан и утонченно порочен. Беспринципен и ловок, как Талейран. Она онемела, увидев меня, признаюсь, я тоже. Она не стушевалась и кивнула мне… как будто все в порядке. Да где уж там! Такая потеха будет! Теперь понятно, кто его сын!»

«Зато мне вообще ничего не понятно! Может, это вовсе не те черновики? — засомневался сыщик. — Может, Рахманина думала написать роман? Тогда как понять, что все персонажи при виде ее немеют и шарахаются!» — детектив тяжело вздохнул и продолжил чтение.

«… Он бы простил ей кого угодно, но только не Г. Отца родного простил бы. А тут, зависть и страх оказаться хуже. Она это знает и боится меня!»

«Ну, теперь все понятно, — почти развеселился Мелентьев. — Ее уже боятся! Отлично! Прогресс налицо!»

«… Вообще, мужчины не любят лесбиянок, а тем более Он. Не сомневаюсь, она раскаивается. Потому что надеется, несмотря на все обстоятельства неблагоприятные на нынешний момент для нее, быть с ним. Она его любит… Его же ждут сюрпризы…»

«… Обаятельный, умный, а она его провела! Она убила! И с какой изобретательностью и хладнокровием, тот же Талейран позавидовал бы…»

«… В моей власти их казнить или помиловать… нужно подумать! Нет, помиловать не смогу! Уничтожу! Слово неверное! Всем воздам по заслугам, не более и не менее…»

«… Она знает, что такое тюрьма!»

«… Сколько лет прошло, а документы в сохранности! Слава бюрократии! Она не дает бесследно исчезнуть людской подлости. Мои руки дрожали, когда я взяла этот пожелтевший лист. Ее лицо встало передо мною… и ее лицо тоже…»

«… Любила больше всех только его. Мужественно красив… Но за обиду отомщу! У нас все могло быть! Случись так, я сейчас была бы самой счастливой женщиной!»

Кирилл недовольно поморщился. Кипа листов была внушительной, чтобы хоть как-то разобраться, придется потратить много времени. Сопоставлять, отбрасывать художественные изыски пера Жаклин, искать факты, размышлять над рисунками, восстанавливать вычеркнутое.

«Даже если здесь двадцать процентов правды, все равно стоит поработать!» — решил детектив и принялся раскладывать листы на прозрачной крышке журнального столика, пытаясь рассортировать их по определенным признакам.

Его кропотливая работа была прервана телефонным звонком.

— Добрый вечер! Я говорю с Кириллом Мелентьевым? — уточнил густой мужской голос.

— Да! Слушаю вас!

— Это Андрей Рокин. — Кирилл удивленно повел глазами и подумал: «Какая надобность во мне возникла у известного музыкального продюсера?» — Я хотел бы встретиться с вами по важному делу!

— Пожалуйста! Приезжайте! Если хотите, прямо сейчас! — Мелентьев назвал свой адрес.

Рокин наполнил воздух студии крепким ароматом туалетной воды от Шанель. На нем был бежевый костюм и легкие туфли тоном темнее.

— Здравствуйте! — протянул он ухоженную руку. — Простите за беспокойство, но у вас профессия такая, — пояснил он Кириллу. — Как вы понимаете, дело у меня весьма деликатного свойства. Но Мирра Драгулова поручилась за вашу порядочность! — сказал он и выдержал многозначительную паузу.

— Выпьете чего-нибудь? — заполнил ее детектив.

— С удовольствием! Минеральной воды.

«А клиент нервничает!» — отметил Кирилл и поставил перед ним на стол высокий стакан с ледяной водой.

— Значит, я полностью рассчитываю на вас, — подытожил Рокин и приступил к изложению своего дела. — Может, вам известно, что мы с Марианной Горстковой готовим новый, очень дорогостоящий музыкальный проект. Работа началась более полугода назад, и совершенно неожиданно наши деловые отношения с Марианной переросли в более тесные…

«О! А как же Никита Напольский? Неужели пребывает в полном неведении? Со стороны похоже на то!» — отметил детектив.

— … Но, как вам, несомненно, известно у Марианны были определенные отношения с Напольским, — он вопросительно взглянул на Мелентьева. Тому пришлось солидно кивнуть.

— … Так вот! — взгляд Рокина пробежал вокруг и вновь остановился на детективе. — Марианна мне обещала, что между нею и Напольским все будет кончено. Но не резко, не сразу! В чисто пиаровских целях мы решили, что внешне они еще какое-то время будут создавать иллюзию милой пары. Я ей доверился. И она, насколько я мог убедиться, меня не обманывала. Но совсем недавно у меня возникло неприятное сомнение. Вкралось в душу тихо так, почти незаметно, а покоя лишила начисто. Я, — возвысил он голос, — не из тех мужчин, которые могут закрывать глаза на некоторые шалости своих возлюбленных. У меня принцип: «Пока ты со мной, ты — только со мной!». Но не так давно, а именно седьмого июня в ночном клубе «Эва» собрался небольшой круг солидных людей. Артистов пригласили самых звездных. Марианна должна была выйти на сцену сразу после полуночи… но ее не оказалось в клубе. Самое странное, что она там была, а потом исчезла. Вы понимаете, я встревожился. Принялся ей звонить. Сотовый не отвечал. Естественно, я не подал виду, что не знаю, куда она запропастилась. Наоборот, сыграл удивление, что администратор не оказался в курсе моей просьбы сдвинуть ее выход. Короче, я сделал все, чтобы прикрыть ее некрасивый поступок. И вот в час тридцать, как ни в чем не бывало, появляется она. «Прости, что-то случилось с горлом. Пришлось поехать домой за спреем», — проговорила на одном дыхании и поспешила на сцену. Ну, сами понимаете, что это объяснение шито белыми нитками. Во-первых, за спреем можно было послать кого угодно, а во-вторых, почему не отвечал сотовый? Я попытался в очень деликатной форме добиться от нее более ясного ответа, но Марианна посчитала себя оскорбленной моими вопросами. Поэтому я решил обратиться к вам. Я хочу знать, встречалась ли Марианна седьмого июня с Напольским? Впервые она ускользнула из моего поля зрения и не пожелала дать вразумительный ответ. Она фактически пошла на нарушение нашего негласного договора. А я, признаюсь, подозреваю, что она все-таки встречалась с Напольским. Даже уверен! Наверное, у меня сильно развита интуиция? — вопросительно улыбнулся он.

— Не исключено! — в тон ему ответил детектив.

— Ну, так как? Беретесь?

— Вы столь подробно и четко изложили свое дело, что я не вправе отказать.

— Благодарю! — Рокин вынул из кармана пиджака конверт и положил на стол. — Аванс! — пояснил он.

Проводив гостя, Кирилл заглянул в конверт и остался доволен.

«Солидный человек. Ему даже не нужно называть цифр, все знает! — с легкой иронией улыбнулся детектив. — А такой простой вещи не понимает: разве можно удержать Марианну даже на один день каким-то там негласным договором? Она, конечно, что-то мурлыкнула в ответ на его глупое предложение. Он это принял за согласие, а она — за несколько пропетых нот из новой песенки. Однако как бы меня взволновал его рассказ, если бы я уже не знал, кто убийца Рахманиной. Еще бы! Марианна не вышла на сцену именно в час убийства Жаклин! — Кирилл задумался, но довольно быстро отогнал мысли, двигавшиеся в ненужном направлении. — Ладно, с Марианной, конечно, разберусь… Но сейчас главное — выяснить причину, по которой Валуева убила Жаклин!» — почти вслух произнес он и продолжил разбирать черновики.

* * *

Солнце уже залило обжигающим светом улицы и переулки, выпило бусинки росы с цветочных лепестков на клумбах и поднималось выше, чтобы полнее объять лучами весь город.

Кирилл еще спал в прохладном воздухе кондиционера. Стрелки часов приближались к полудню. Наконец он проснулся. Взглянул на будильник.

«Хорошо поспал! Вчера засиделся до четырех утра. Но зато многое узнал о Валуевой. Осталось еще кое-что уточнить, и картина станет совершенно ясной».

Раздался звонок, ему было приятно услышать голос Светланы.

— Почему вчера не приехал?

— Прости! Был очень занят! Надеюсь, у меня есть возможность реабилитироваться?

— Есть! — рассмеялась она. — Сегодня вечером я приглашена на раут в министерство иностранных дел.

— Не может быть!

— Да-да! И ты будешь меня сопровождать!

«Вот это удача! — мысленно возликовал детектив. — Просто невероятно благоприятное стечение обстоятельств!»

— За что такая честь?

— Мы очень эффектно смотримся вместе: очаровательная блондинка и высокий брюнет, — залилась смехом мадам Ферри. — В половине восьмого будь у меня.

Кирилл положил трубку и поспешил в ванную принять душ. Затем быстро позавтракал и спустился в гараж.

«Итак, к кому бы мне поехать? Кто лучше других знает правду? Конечно, несравненная Марианна! Ведь именно она была любовницей Валуева перед тем, как тот начал встречаться с Аллой!»

Он открыл записную книжку и набрал номер.

— Алло! — раздался недовольный голос Марианны, сразу дававший понять, какую фразу должен произнести звонивший: «Ой, простите, кажется, я не вовремя. Разрешите перезвонить попозже!» Но она ее не дождалась.

— Здравствуйте! Это Кирилл Мелентьев. Мне нужно с вами встретиться!

— И что, срочно? Или можно подождать?

— Полагаюсь на вашу женскую интуицию.

— Но я занята! У меня прогон! Ладно! Минут двадцать смогу вам уделить. Приезжайте в студию Рокина.

За стеклянными дверями студии Рокина дежурило несколько бойцов охраны. Кирилл протянул в окошко свой паспорт и вошел в прозрачную кабину, тут же автоматически захлопнувшуюся по принципу мышеловки. Через несколько секунд передняя стенка кабины сдвинулась в сторону.

— Вам на пятый этаж! — сказал высокий охранник с микрофоном, подвешенным за ухом.

Вестибюль сверкал малахитовыми стенами и зеркалами в венецианских рамах. На пятом этаже Мелентьева встретила серьезная девушка в очках.

— Здравствуйте! Репетиция продлится еще с четверть часа. Затем Марианна будет пить сок, и вы сможете с ней побеседовать. А сейчас, если хотите, пройдите в зал, — улыбаясь одними тонкими губами, произнесла она и указала рукой на массивные двери, откуда доносилась часто обрываемая музыка.

Мелентьев вошел в полукруглый зал, посредине которого находилась площадка, залитая пронзительно белым светом. Марианна в янтарного цвета платье с неровными краями держала в руках ноты и о чем-то говорила с небольшого роста молодым человеком. Он взмахнул рукой — пошло вступление. Марианна отложила ноты и сосредоточилась. Голос звучал чисто, сильно, с поразительной легкостью покоряя верха и опускаясь низкими бархатными переливами. Выпорхнул балет. Батманы, жете, вращения. Марианна вошла в середину линии и засверкала, словно янтарь в морских волнах.

— Восхитительно! — поспешил к покинувшей площадку певице Мелентьев.

— Добрый день! Все-таки пришли! — проговорила она с легким придыханием, прикладывая к лицу салфетку.

Она провела детектива в комнату отдыха со сплошным сиреневым диваном вдоль стены и высокими табуретами перед стойкой бара.

Серьезная девушка в очках поднесла ей стакан ананасового сока.

— Спасибо! Оставь нас! — без малейших различий в обеих фразах проговорила Марианна. Устало опустилась на диван и прикрыла глаза.

— Налейте себе чего-нибудь! — предложила она детективу.

Кирилл выбрал «Чинзано».

— Нашли убийцу? — не поворачивая головы, спросила Горсткова.

— Пока нет!

— Зачем вам понадобилось встречаться со мной?

— Вы даете великолепные по точности характеристики!

— Однако вам это не помогло!

— Пока!

— Чья же характеристика вам понадобилась на этот раз? — вяло спросила она.

— Аллы Валуевой!

Правый глаз Марианны чуть приоткрылся и искоса взглянул на детектива.

— Мне бы, конечно, хотелось узнать: почему именно ее, но вы правды не скажите… — она задумалась, вздохнула: — Ладно! Раз уж я взялась вам помочь… Что бы вы хотели узнать?

— Кто она? Откуда?

— Из Ростова-на-Дону. Приехала в Москву на театральный фестиваль, если не ошибаюсь, она работала в местном театре бухгалтером. Случайно в буфете познакомилась с Алексом. Мы с ним к тому времени, можно сказать, совсем расстались. Он увлекся наивной провинциальной свежестью. Большие глаза, приоткрытый рот, затаенное дыхание. Встречались они, если не ошибаюсь, около десяти лет. Алла приезжала, уезжала… Он был женат и развод с его стороны не предвиделся. Жена из потомственной московской семьи с большими связями, двое детей, дом — полная чаша. Но случилось невероятное. В результате известных событий фирма Алекса разорилась. Насколько мне известно, он попросил супругу помочь ему своим долларовым запасом. Она отказала, побоялась риска. Алекс принялся настаивать. Слово за слово, вспыхнула ссора, которую смог потушить только развод. Алексу, правда, удалось быстро восстановить потерянное. Тогда жена спохватилась, начала искать пути к примирению. Дети пытались уговорить Алекса вернуться, — Марианна усмехнулась тщетным попыткам бывшей семьи. — Валуев — прекрасный человек, но с одним серьезным недостатком — не умеет прощать! — произнесла она и замолчала, обдумывая какую-то мысль, покусывая ноготь и в горькой улыбке кривя губы.

Кирилл постарался ненавязчиво вывести певицу из задумчивости.

— Вам налить еще соку? — чуть наклонился он к ней.

Она встрепенулась, взмахнула ресницами.

— Да, пожалуйста! На чем я остановилась?

— На том, что Валуев не умеет прощать!

— Собственно, этим все сказано. Развелся и женился на Алле.

Мелентьев подал Марианне стакан.

— Благодарю! — слегка кивнула она. — Как бы мне кратко и емко охарактеризовать нашу цепкую провинциалочку? Сметливая, ловкая, хватающая на лету все, что следует делать и чего не следует, вписывающаяся в круг предлагаемых обстоятельств и людей. Вначале ей было нелегко с Крыловыми, Бахаревыми. Ее не замечали. Попросту не видели рядом с Алексом. А со мной ей и сейчас не легче, — с оттенком злорадства усмехнулась Марианна. — Но она сумела поставить себя и теперь со всеми на равных. Алекс ее любит… обожает сына, насколько он вообще это может.

— Вы считаете его бесчувственным?

— Я считаю его очень сдержанным в проявлении чувств.

— Как вы полагаете, чем могла Валуевой угрожать Рахманина?

Марианна очень выразительно пожала плечами.

— Думаю, менее всего она могла представлять угрозу именно для Аллы. Но, судя по ее очень нервному поведению, возьмусь предположить, что ей не хотелось читать о былых похождениях Алекса.

— У нее не было любовника?

Марианна, бессильно откинувшись на спинку дивана, залилась смехом.

— Нет! — уверенно ответила она, но, подумав несколько секунд, вдруг произнесла: — А впрочем? Она ведь ловкая! Хотя риск велик! Алекс не потерпит…

Видимо, вопрос взволновал Марианну, и она продолжила рассуждать вслух:

— Но кто знает? Уж больно сладки на вкус рискованные встречи с любовником! Однако в обществе мадам Валуева слывет образцовой супругой. Вот все, что я могу вам поведать о нашей провинциалочке, — заключила Марианна.

— Еще один вопрос! — задержал ее детектив. — Я обязан выяснить, кто где был в дни смерти Ветрова и Рахманиной.

— Пожалуйста! Двадцать четвертого мая, когда Олег… ужас! как вспомню, всю передергивает, был задушен этой мерзкой тварью, я весь день и даже ночь провела в студии звукозаписи. А… Забыла! Какого числа убили Жаклин?

— Седьмого июня, — подсказал Мелентьев. — Около или сразу после полуночи.

— Всю ночь была в клубе «Эва».

— Но ведь приблизительно после одиннадцати вечера вы его покинули.

— О! Осведомлены! Заболело горло. Ездила домой за спреем.

Их взгляды скрестились, но пауза не успела заполнить собой пространство.

— Благодарю! — без тени недоверия к словам Горстковой произнес Кирилл.

Марианна улыбнулась и протянула руку.

— Еще увидимся! — с кокетливой насмешливостью воскликнула она перед входом в зал.

Из-за двери появилась серьезная секретарша.

— Все готовы, Марианна!

— Ты же видишь, иду! — ответила она и бросила на Кирилла зажигательный взгляд.

«К чему бы это?» — подумал тот.

* * *

Взгляд вдовы был еще ярче. Он требовал немедленного ответа, грозя спалить все вокруг.

В вечернем платье цвета фуксии Светлана стояла посреди гостиной. Грудь, едва прикрытая тканью, волнительно вздымалась.

— Я должна быть неотразимой! — очень серьезно сказала она вошедшему Кириллу.

— Не получится! — наигранно сокрушился он и указал на стены. — Тебя уже отразили многочисленные зеркала.

Она покачала головой.

— Как ты не поймешь? Я же символ! Символ, скрепляющий дипломатические отношения между Швейцарией и Россией. Скажу честно, я не стремилась к этой роли, мне ее навязали. У миллионеров тоже есть обязанности, — притворно вздохнула она и, подойдя к Кириллу, положила руку с великолепным бриллиантом на безымянном пальце ему на грудь.

— Я должна излучать сексапильность! Но за годы замужества, не получая в нужной мере любви, я потеряла всякий шарм. Я стала оболочкой, под которой нет женщины…

— Трудно поверить!

— Ах! — она обхватила его голову руками и сильным движением притянула к себе.

Кирилл попытался приподнять платье, но оно оказалось слишком узким. Тогда он воспользовался не оказывающей сопротивления молнией. Они замерли друг перед другом: Кирилл в смокинге и Светлана в колье и диадеме из рубинов и бриллиантов.

«В каком-то фильме я видел подобный кадр, — постарался припомнить детектив. — Безусловно, она тоже. Что ж, смотримся эффектно».

Взгляд Мелентьева остановился на комоде с холодной мраморной крышкой. Он приподнял вдову и усадил на нее. Через минуту крышка стала горячей.

«Действительно, утешать даму — дело не из легких… Чем больше ее утешаешь, тем она более безутешна», — посмеивался Кирилл, глядя на закрывшую от удовольствия глаза Светлану.

Из высокой прически, украшенной диадемой, от любовных сотрясений выбились локоны, грудь с крупной рубиновой подвеской посреди колье забавно подпрыгивала, розовый язычок пробегал по пересохшим приоткрытым губам… наконец, ее тело приблизилось к насыщению, напряглось и медленно обмякло.

Она приоткрыла глаза и с трудом прошептала:

— Опаздывать нежелательно.

Соскочила с раскаленной крышки комода и забегала по залу.

— Где они?

Кирилл непонимающе посмотрел на Светлану.

— Ну, кружевная полосочка! — сделала она очаровательную гримаску.

— Если ты имеешь в виду трусики, то их на тебе не было!

— В самом деле? Ах, да! Верно!

Светлана скрылась в спальне и вернулась с кокетливой полосочкой цвета коралла, прикрыв на время ненасытную бездну своего бермудского треугольника. Она остановилась, глядя на детектива.

— Как я хочу, чтобы ты любил меня!

— А я люблю!

— Нет, не то… — с досадой поиграла она в воздухе пальчиками. — И вообще, как жаль, что ты не актер!

Светлана наклонилась и подняла платье.

— Зачем оно мне? Я вся в твоих поцелуях, как в нежнейшем покрывале… Но все мы, увы, зависим от глупого мнения. Всегда найдется дурак, который, по природной недалекости, прогорланит: «А король-то голый!»

Она вздохнула, впорхнула в шифон и повернулась спиной к Мелентьеву.

— Еще один поцелуй, — склонился он к ее плечу. — Я заметил, что в твоем покрывале образовалась прореха.

Здание российского МИДа с мрачной заносчивостью возвышалось над остальными постройками. Мадам Ферри в сопровождении Мелентьева и охранника вошла в просторный вестибюль с громоздкими хрустальными люстрами. К ней навстречу устремилась небольшая группа должностных чинов. «Прямо оперетта Легара «Веселая вдова», — не удержался от сравнения детектив.

Вдова была очаровательно-умиротворенной, но мужчины, тем не менее, чувствовали исходящие от нее тонкие импульсы вновь нарождающегося желания. И эти позывные зажигали их взгляды, которыми они ласкали ее.

Мелентьев поднялся на несколько ступеней по широкой мраморной лестнице и оглянулся вокруг. «Советский тоталитаризм, прикрытый евроремонтом, — определил он для себя. — Интересно, сколько продержится?»

В огромном зале собирался цвет российской и международной дипломатии. Кирилл с бокалом шампанского прохаживался между оживленно беседующих групп и выбирал, с кем можно перекинуться парой фраз. Он хотел узнать кое-что об одном человеке. «Но если не удастся приватно, придется полуофициально», — размышлял детектив и вдруг услышал, как кто-то обратился к кому-то по имени и отчеству. Мелентьев плавно повернулся и сразу догадался, что это он.

В черновиках Жаклин было написано: «… беспринципной ловкостью превзошел всех дипломатов… внешне очень похож на…» и обрыв фразы.

Мелентьев поздравил себя с тем, что ему удалось закончить недописанное Рахманиной предложение. Подошла Светлана, и в тот же миг вокруг нее с невероятной быстротой стали возникать важные чины в смокингах. «Беспринципный ловкач» тоже не упустил случая. Кирилл воспользовался моментом и познакомился с ним.

Он оказался страстным любителем Петербурга. Мелентьев подыграл.

— Одно время я часто ездил на выходные в Питер. Ну а если удавалось прихватить еще денек-другой… то обязательно останавливался на ночь в отеле «Фаворит».

— Никогда не слышал о таком! — воскликнул Кирилл.

— Прямо на полпути между Москвой и Питером. В небольшом заповедном леске. Впрочем, там есть указатель. Отель четырехзвездного уровня. Рекомендую! Последний раз был года три назад… Теперь практически безвыездно в Канаде.

— Сочувствую! — рассмеялся Кирилл.

…Далеко за полночь мадам Ферри и сопровождавшие ее лица вышли из здания МИДа.

Мелентьев проводил вдову до дверей дома, она намекнула, что можно и дальше. Он охотно повиновался.

Проснулся Кирилл в одиннадцать. Светлана сонно приоткрыла глаза, что-то прошептала и отвернулась.

Кирилл вышел в гостиную, где его уже ждал завтрак.

«На днях закончу расследование и поеду отдыхать, — решил он. — А сегодня буду ночевать в отеле «Фаворит».

По дороге Мелентьев заехал домой и переоделся.

«Пришлось бы повозиться с черновиками Жаклин, — рассуждал он, следуя в потоке машин в сторону Петербурга, — если бы не неожиданное признание Лютаева. Ведь у Рахманиной — сплошные недомолвки, понятные лишь ей и недоступные для несведущего. С кого начинать? С Эдуарда Крылова? С Валерии Бахаревой? А может, с Марианны? Да, что и говорить, помог простой случай в лице Лютаева. И все разъяснилось невероятно быстро».

Отель Мелентьеву понравился. Хозяйка тоже. Милая, безукоризненно вежливая с гостями. Кирилл поинтересовался о постояльцах, проживавших в отеле три года назад. Она села за компьютер и через полчаса пухленькими пальчиками, унизанными тоненькими колечками, передала детективу несколько списков. Он взглянул, и глаза его затуманились благодарностью. Люди, кого он ожидал найти, оказались в одном из них.

_____

ГЛАВА 17

Кирилл был доволен поездкой. Вернувшись в Москву, он сделал несколько звонков, уточнил кое-какие детали и, разложив на столе мелко исписанные листы черновиков, где речь шла о Валуевой, принялся заполнять пробелы.

«Отлично!» — расправил он уставшие плечи и встал, чтобы налить немного белого «Мартини».

Услышав звонок, поднял трубку. Голос Светланы был чрезвычайно взволнованным.

— Аллу Валуеву арестовали! — сообщила она и, тяжело переведя дыхание, пояснила: — По подозрению в убийстве Жаклин!

Кирилл едва не выронил трубку. Такого поворота событий он не ждал, впервые милиция опередила его.

— Что молчишь? — воскликнула Светлана. — Ты-то хоть предполагал, что Жаклин могла убить Алла?

— Предполагал, — не скрывая досады, признался Мелентьев, — но мне были нужны неопровержимые доказательства, чтобы обосновать версию.

— Что ж, бывает… — посочувствовала мадам Ферри и скороговоркой выпалила: — Ужас! Алла в тюрьме! Ее как-то нужно спасти! Мы не можем допустить, чтобы она была осуждена…

— Скажи в двух словах, на каком основании ее арестовали?

— На довольно смутном! В ночь убийства Жаклин какой-то «Фольксваген» поцарапал «Жигули» какого-то дачника. Тот обратился в милицию. По случайному стечению обстоятельств «Фольксваген» Аллы тоже оказался поцарапанным в том же месте. Экспертиза подтвердила, что с дачником столкнулась именно ее машина.

— Ну, это не очень сильный аргумент! Машину могли угнать, убить Рахманину, а затем поставить в гараж, — заметил детектив.

— Алекс придерживается того же мнения. Но тут еще одно очень подозрительное стечение обстоятельств. Муж Жаклин, бывший актер Николай Лютаев, неожиданно сделал признание. Оказывается, в ночь убийства он был на даче и видел, как женщина в черном плаще выстрелила в Жаклин, а затем помчалась к дороге. Села в автомобиль и левой стороной прошлась по вынырнувшим из темноты «Жигулям». Понятно, что обвинять в убийстве на основании этих показаний — нелепо, но… — Светлана сделала паузу и понизила голос, — у Алекса немало врагов. Они не преминули воспользоваться благоприятным моментом и напасть на него.

Мелентьев не сдержал усмешки.

— Все, о чем ты рассказала, мне уже было известно. Но я, в отличие от милиции, не стал строить обвинение, основываясь лишь на показаниях сильно пьющего человека!

Он хотел еще что-то спросить, но Светлана торопливо бросила:

— Некогда! Эдуард поехал договариваться с адвокатом Полевским. Нужно добиться, чтобы Аллу отпустили под залог!

Кирилл взъерошил волосы. Он был в отчаянии от такого провала.

«Конечно, следственным органам, в отличие от частного детектива, не требуются неопровержимые доказательства вины преступника. Государственная машина правосудия может обвинить человека, основываясь лишь на приблизительных фактах. Интересно, как уголовный розыск вышел на Валуеву? — Кирилл потер подбородок. — Наверное, сварливая жена дачника все-таки заставила того обратиться к участковому, который, узнав дату столкновения и марку автомобиля, поспешил доложить начальству. Круг подозреваемых в убийстве Рахманиной был очерчен ею самой. Найти владелицу темно-синего «Фольксвагена» не представило труда. Но как они все всполошились! Круг избранных желает быть неприкосновенным. Он сам вершит правосудие. Он не выдает своих на расправу государственной машине. Надо же — Светлана! Кто бы мог подумать? Забыла про саму себя в стремлении освободить Валуеву. Крылов побежал за адвокатом! Любопытно, что делают остальные? Хотя понять их можно: убрав Рахманину, Алла всем им оказала неоценимую услугу! Но они нашли эквивалент этой «неоценимости» — ее свободу!»

Кирилл набрал номер Лютаева. К телефону долго не подходили, затем взяли трубку и, по-видимому, едва не выронили. Послышались ругательства, и, наконец, сиплым от сна голосом Николай Степанович выдохнул:

— Алло!

— Это Мелентьев!

— А! Привет, детектив!

— Николай Степанович, почему вы решили рассказать следователю, что были на даче и видели убийцу?

— Хм! — не скрыл своего смущения Лютаев. — Уже знаешь! Выходит, дело наше, детектив, того — разрушилось, точно карточный домик. Утром — стук в дверь. Открываю — наш участковый. «Николай Степанович, тебя вызывают в МУР, а я должен сопровождать». — «Зачем, — спрашиваю, — сопровождать? Я и сам доеду». — «Нет, уж лучше я тебя доставлю». Ну, приехали мы на Петровку. Участковый меня сопроводил и передал с рук на руки капитану. За что, думаю, такая честь? Но все прояснилось. «Нашли мы убийцу вашей жены, Николай Степанович», — сказал мне капитан. «Нашли?» — удивился я и как-то расстроился, что, мол, не удался наш великолепный план чуточку разбогатеть. А он, капитан, чего-то пристал ко мне: «Вспомните-припомните, где вы были в ночь убийства?» И тут меня осенило, почему это он так ласково на меня нажимает… Короче, видно, спьяну, сболтнул я, детектив, лишнего дружкам… И разнесся слух по Одинцову, что видел я убийцу Жаклин. Ну, тогда и подумалось мне: раз уже все выяснилось, так что скрывать? Пусть убийца ответит по закону. Рассказал я капитану все, как было. Отпустили меня, а сегодня с утра опять машину к подъезду прислали и повезли куда-то. Оказалось, — осторожно хмыкнул Лютаев, — в Бутырку… Н-да, ничего себе поворот. Я, признаюсь, сплоховал — испугался… Подумал, что на меня решили менты повесить убийство супруги, но, нет, обошлось. Я теперь самый главный свидетель, — с гордостью посредственности, мечтающей хоть чем-нибудь выделиться из массы ей подобных, заявил Лютаев. — Короче, встретил меня там вчерашний капитан, провел в какую-то комнату и попросил посмотреть в окошко. Я гляжу — она, убийца! Во всяком случае, похожа! Видная такая, молодая, — замолчал и, не удержавшись, похвастал: — А через полгода я точно смогу вступить в наследство. Во как! В Москву перееду, жизнь новую начну!

— Желаю удачи, Николай Степанович, — с плохо скрываемой досадой, проговорил Мелентьев и положил трубку.

«Ничего не поделаешь! Дело об убийстве Жаклин Рахманиной раскрыто сотрудниками МУРа в рекордно короткие сроки. Мне остается продолжить расследование гибели Ветрова и выполнить заказ Рокина: выяснить, где седьмого июня, приблизительно с одиннадцати вечера до половины второго утра, находилась Марианна», — сформулировал задачу детектив и направился в гараж. Накануне ему удалось договориться о встрече с Никитой Напольским.

* * *

Гостиная мадам Ферри превратилась в штаб по спасению Аллы Валуевой. Светлана беспрерывно звонила по телефону. В углу, на диване, с ноутбуком на коленях сидела Илона и торопливо стучала пальцами по клавишам. Появилась странно бледная Валерия Бахарева. Тяжело дыша, она упала в кресло. Илона поспешила подать ей стакан воды.

— Алекс требует свидания с Аллой! — проговорила она в ответ на жадные взгляды обступивших ее. — Вряд ли добьется! Что Эдик? Договорился с Полевским?

— Пока не звонил! — ответила Илона.

— Мы должны! Должны помочь Алле. Она невиновна! — забывшись, размахивала руками Бахарева. — Нельзя невинного за решетку!

— Но даже, если она и не так уж невиновна, — подойдя близко к Лере, тихо произнесла Светлана, — все равно наш долг — помочь ей!

Илона энергично кивнула:

— И откуда взялся этот Лютаев? Произвол! Другого определения не подберешь! — отрывисто бросала она фразы. — Строить обвинение на показаниях хронического алкоголика!

— Вот именно! — раздался голос вошедшего в гостиную Валуева. — Все заявления Лютаева — сплошной бред. Белая горячка! Ему заплатили, и он понес околесицу! А с машиной я разберусь!

— Алекс! — всколыхнулась в кресле Бахарева. — Ты видел Аллу?

— Нет! Мне не разрешили поговорить с ней и пяти минут! — в полном отчаянии сообщил он. — Это полнейший произвол!

— Как случилось, — устремилась к нему Илона, — что Алла согласилась ехать в милицию, даже не предупредив тебя?

— А кто спрашивал ее согласия? — обвел Валуев лихорадочным взглядом обступивших его дам. — Как назло, сегодня я уехал в офис раньше Аллы. Около одиннадцати она вышла из дому, села в машину, и буквально за шлагбаумом ей преградили дорогу два автомобиля. К ней подошли и попросили выйти. Алла вышла, ее обступили с двух сторон и чуть ли не силой потянули в милицейский джип. Ей даже не дали возможности позвонить… Хорошо, наш охранник догадался сообщить мне о происшедшем. Признаюсь, я был потрясен такой неприкрытой наглостью, но, поразмыслив, понял, кто может стоять за этим, и сразу перестал удивляться.

— Но куда они увезли Аллу? — сморщившись, словно от боли, спросила Валерия.

— В Бутырский следственный изолятор. И там, как я узнал, ее могут удерживать до десяти суток, в течение которых либо предъявят обвинение, либо выпустят.

Воцарилось молчание. Каждый помимо воли до странного реально представил себя на месте Аллы. Илона поежилась, Светлана замерла, устремив немигающий взгляд в пространство.

— И после смерти Жаклин нет нам от нее покоя! — озвучила общую мысль Валерия.

— Наконец-то! — завидев появившегося в дверях Крылова, громко выдохнула Илона.

— Ну что? — бросился к нему Валуев.

— Скажу, как обычно говорят в пьесах: Полевский — гений!

— Слава богу! — истово перекрестилась Валерия. — Славабогу!

— Светлана! Можно вносить залог! — сообщил Крылов.

— Отлично! Я уже распорядилась, чтобы все было готово. На сколько договорились?

— Твою жену, Алекс, оценили очень высоко, — заметил Крылов. — Пятьсот тысяч долларов.

— Рассчитывали, что в один день такую сумму не соберем! — с невероятным трудом удерживая себя в границах разумного, воскликнул Валуев.

Мадам Ферри отдала распоряжения по телефону.

— Думаю, к вечеру Алла будет свободна, — положила она руку на плечо Алекса.

Он взял ее и поднес к губам.

— Спасибо! Спасибо, друзья! — обратился ко всем растроганный Валуев.

— Господи, бедная Алла, что ей пришлось вынести! — тихо причитала Бахарева. — И главное, невинна! Я в этом абсолютно уверена!

— Конечно! — подхватила Илона. — Жаклин убил ее пьяница муж, чтобы получить в наследство квартиру!

— В любом случае, нелепо строить обвинение, основываясь на показаниях Лютаева, — высказал свое мнение Эдуард. — Следователю, ведущему дело, это ясно еще лучше, чем нам. Думаю, Алекс, кто-то решил тебе здорово потрепать нервы. А заодно отвлечь от бизнеса и с толком воспользоваться твоим отсутствием на деловом рынке.

Раздался звонок по сотовому Крылова. Выслушав краткую информацию, он сообщил:

— Звонил Полевский. Подтверждено получение залога. Мы можем ехать за Аллой.

Тяжело опершись рукой о подлокотник кресла, поднялась Валерия.

— Я поеду! — сказала она каким-то странным голосом.

— Лера, по-моему, ты себя не очень хорошо чувствуешь, — осторожно прикоснулась к плечу подруги Илона. — Может, лучше домой? — заглянула она в широко открытые глаза Бахаревой.

— Нет, я должна поехать! — словно отвечая не Илоне, а кому-то свыше, сказала она.

— Хорошо! Пусть Лера едет со мной! — предложила Светлана. — Одну минуту! — подошла она к зазвонившему телефону и сообщила обступившим ее: — Это Никита!

Выслушав его, ответила:

— Пока все отлично! Ее отпускают под залог. А там пусть попробуют сунуться еще раз!

Не успел Алекс сесть в машину, как раздался звонок. Валуев побледнел: «Вдруг плохая новость?»

— Слушаю! — надтреснутым голосом произнес он и, услышав ответ, перевел дыхание.

— Алекс, это правда? — с недоверием к распространившемуся слуху спросила Марианна.

— Да!

— Ужас! Что же делать?

— Нам удалось договориться, чтобы Аллу отпустили под залог. Уже едем за ней!

— Слава богу! Я искренне рада! Держись!

— Спасибо! — вложив в одно слово всю гамму сложных чувств, произнес Валуев.

Алекс, Эдуард и Полевский остановились в ожидании Аллы у проходной следственного изолятора. Валерия и Светлана с охранником сидели в машине.

Ожидание затянулось… Алекс начал нервничать. Эдуард с Полевским старались занять его разговорами. Наконец открылась дверь, и Алла перешагнула барьер между «там» и «здесь».

Мужчины стояли вполоборота и не сразу заметили ее. Лера вскрикнула и схватила Светлану за руку.

Лицо Аллы было бледно-коричневым, вымученным, словно на старинной иконе, глаза огромные, со слегка приспущенными веками, губы высохшие. Лера не выдержала и закрыла глаза. Когда она вновь взглянула на Аллу, которую уже обнимал Алекс, то увидела просто усталую женщину.

Они со Светланой поспешили выйти из машины. Алла с нескрываемым волнением благодарила всех за помощь.

— А теперь поехали! Скорее, подальше от этого мрачного заведения! — предложила Светлана.

Дежурившие у стен изолятора репортеры торопливо снимали встречу выпущенной под залог Аллы Валуевой с мужем и друзьями. Тележурналистка ловко подскочила к Алле и скороговоркой спросила:

— Как вы можете прокомментировать ваш арест?

Алла не стала отворачиваться от камеры, закрывать лицо руками. Она, к удивлению репортеров, остановилась и спокойно произнесла:

— А что бы вы сказали, если б вас арестовали только за то, что вы имели удовольствие быть знакомой с Жаклин Рахманиной?

— Я бы сказала, что это чудовищный произвол! — выпалила девушка.

— Я с вами согласна!

— Но, тем не менее, вас арестовали по подозрению в убийстве?

— Как я понимаю, любого из знакомых Жаклин, теперь может ожидать подобная участь!

Журналистка открыла рот, собираясь выпалить следующий вопрос, но Валуева отрицательно покачала головой и сказала:

— Простите, я очень устала!

Телохранитель мадам Ферри проложил дорогу к машинам.

* * *

Мелентьев вошел в просторный вестибюль театра, в котором недавно начался ремонт. Оглянулся по сторонам. Завидевшая его дежурная поспешила было навстречу, но с лестницы раздался голос Напольского:

— Кирилл, поднимайтесь! Пойдемте, поговорим в буфете!

— Что вы думаете об аресте Аллы? — пропуская детектива вперед, не удержался он от вопроса.

— Думаю, трудно будет доказать ее причастность!

— А, по-моему, это вообще какой-то абсурд!

— Вы так уверены в невиновности Валуевой? — искоса взглянул на артиста Мелентьев.

— Я бы мог заподозрить и ее, и кого угодно, если бы Жаклин была убита киллером. А так… — он развел руками. — Я закажу кофе!

— Спасибо! — Кирилл сел на мягкий стул с высокой спинкой.

— Чем я могу быть вам полезен?

— Несмотря на то, что следствие по делу убийства Рахманиной с успехом ведется МУРом, я, как вам известно, выполняю частный заказ мадам Ферри. Поэтому должен поинтересоваться, где вы были седьмого июня после одиннадцати вечера?

Никита усмехнулся и задумался, но после минутного молчания весело воскликнул:

— Так у Владика! Маева! К нему приехали друзья из Штатов, и он по этому поводу устроил прием.

Кирилл понимающе кивнул. Он знал Владика Маева, популярного эстрадного певца, чья утонченная манера исполнения была окрашена в голубой цвет. Владик Маев держал, что называется, открытый дом. Когда он купил новую квартиру и занялся ее обстановкой, то дизайнеру пришлось учитывать пожелания певца, стремящегося создать уют не только для себя, но и для многочисленных друзей: «Вот здесь, думаю, будет хорошо поставить удобное кресло! — указывал он рукой, обвитой тонкими платиновыми браслетами. — Кто-нибудь придет после концерта усталый, сядет, расслабится. А кому-то захочется послушать новые записи, посмотреть телевизор… Значит, нужно сделать «музыкальный островок»… А вот здесь или здесь, — озабоченно оглядываясь, продолжал он, — можно установить стойку бара. А там, за аркой, большой обеденный стол…»

Кирилл как-то заходил к нему вместе с Региной. Дверь им открыл друг и секретарь Владика.

— Привет! — чмокнул он Регину. — Проходите!

У Кирилла возникло ощущение, что он попал в VIP-зал аэропорта. Кто сидел, кто лежал, кто ходил, кто ел, кто разговаривал… Владик, положив руку на плечи Марианне Горстковой, что-то напевал вместе с ней. Затем подскочил и, красиво интонируя, воскликнул:

— Послушайте! Это надо послушать! Марианночка, прошу!

Они вышли на середину зала и пропели какой-то французский шансон начала пятидесятых годов. Регина в полном восхищении от душки Владички захлопала в ладони и бросилась к нему запечатлеть на его душистой гладковыбритой щеке поцелуй.

— Регинка! — воскликнул он. — Как я рад!

— Познакомься! — указала она на Мелентьева. — Мой друг Кирилл!

— Будьте как дома! — пожал ему руку Маев.

«Получается, что у Напольского есть алиби, которого как бы и нет! — подумал детектив, вдыхая терпкий аромат кофе. — Никита мог спокойно выйти, встретиться с Марианной, а затем все также спокойно вернуться. Или даже сама Марианна могла из клуба отправиться прямо в гостеприимный дом Владика, чтобы укрыться в его спальне. «Спальня — место немноголюдное, — любит говаривать Маев. — Один, два, максимум — три человека должны найти там уединение». — Поэтому дверь спальни была снабжена замком. — Никогда бы не подумал, что Андрей Рокин настолько примитивен, — размышлял Кирилл, пока Никита говорил по телефону. — Ну разве можно воспрепятствовать Марианне встречаться, с кем она хочет? Разве можно доверять словам известной, красивой женщины? Ей было нужно осуществить свой грандиозный музыкальный проект, и она воспользовалась Рокиным. Она поклялась ему в верности, но не секунды не сомневалась, что не сдержит своей клятвы. И это, в первую очередь, на руку самому Рокину. Ведь Марианна, заключенная в клетку, не сможет петь, во всяком случае, так, как я это слышал! Н-да, что-то ничего у меня не получается! — подавил невольный вздох детектив. — Убийцу Рахманиной упустил. Расследование трагической гибели или преднамеренного убийства Ветрова не двигается. Теперь и заказ Рокина, кажется, повис в воздухе…»

Напольский отложил телефон, попросил еще кофе и, пристально взглянув на Мелентьева, хотел что-то сказать, но передумал. Сверкающая улыбкой буфетчица принесла им еще две чашечки ароматного напитка. Никита сделал несколько глотков и, слегка усмехнувшись, спросил:

— А почему и вы, и милиция решили искать убийцу именно среди тех, о ком собиралась написать Жаклин?

По лицу Кирилла пробежала тень уязвленного самолюбия. Он предпочел многозначительно промолчать.

— Судите сами, — продолжил после паузы Никита, — что могла такого страшного поведать Жаклин о Гарри, обо мне, об Алексе? Эдик и вообще не в счет. Вынести на всеобщее обсуждение наши мужские достоинства? — пожал он плечами. — По-моему, никого из нас это не должно волновать. А то, что Петр Арсентьевич столь трагически отреагировал на ее грязную писанину, говорит только о его порядочности, которая теряется перед хамством. И вообще, о других пишут гораздо худшие вещи и ничего… пасквилянты живы и здоровы… Никто из пострадавших от духовной неполноценности так называемых авторов не посягал на их жизни!

Кирилл неопределенно покачал головой.

— … Потом Марианна, Илона, Лера, Алла, Светлана… Ну, что о них? Ведь всем понятно, что рукой Жаклин водила душившая ее злобная зависть. Думаю, она сама была бы не прочь избавиться от нее, но, увы… ей не хватило мудрости!

«Я бы вполне мог согласиться с тобой, — думал Кирилл, — если бы мне не удалось заполнить пробелы в черновиках, где шла речь о Валуевой. Если бы ты только мог предположить, что намеривалась предать широкой огласке Жаклин… Но что об этом? Мне предстоит лишь со стороны наблюдать за ходом следствия по делу Валуевой…»

Вдруг Никита поднялся и протянул навстречу кому-то руку. Кирилл оглянулся и увидел Светлану.

— О, детектив! — улыбнулась она.

— Прости, что не встретил, но ты приехала раньше, — заметил Никита.

— Я только что оттуда! — поморщилась Светлана и шепотом пояснила: — Из Бутырского следственного изолятора. Аллу освободили под залог. Теперь дело за Полевским.

Никита принес кофе для Светланы.

— Я пойду узнаю, закончилась ли репетиция. Гарри сейчас занят со вторым составом, — сообщил он и легким, слегка пружинящим, шагом вышел из буфета.

— Что тебя привело в театр? — спросил Мелентьев.

Светлана загадочно повела глазами и таинственным полушепотом произнесла:

— Грандиозный проект!

— Интересно! И какой же? Или это секрет?

— Разве от детектива можно иметь секреты? — игриво усмехнулась она и оперлась на стол локтями, чтобы приблизиться к Мелентьеву. — У Гарри была идея поставить спектакль о Казанове. Никита написал отличную, остроумную пьесу, и Гарри предложил мне выступить в качестве спонсора. Меня увлекло это предложение. Театр! — закинув голову, вздохнула она. — О нем я грезила… — мечтательный вздох резко оборвался. — Но даже не прикоснулась к его таинству… И вот теперь, пусть не как актриса, я все-таки буду участвовать в постановке.

— Только отдаленно могу представить ее размах. Казановой, конечно же, будет Никита!

— У нас с Гарри не было по этому вопросу разногласий.

Она открыла сумочку, вынула пудреницу и, глядя в зеркальце, спросила:

— Как продвигается следствие?

— К сожалению, не с такой космической скоростью, с какой вам, — сделал Кирилл ударение, — удалось освободить Валуеву.

Светлана посмотрела на него недоумевающе.

— Странно! Складывается впечатление, что ты уверен в виновности Аллы.

— Очень может быть!

— Уклончивый ответ.

— Хорошо, скажу более определенно. Я уверен в том, что Рахманину убила Алла Валуева.

— Ах, вот как! — в голосе мадам Ферри зазвучали легкие нотки презрения. — А почему, собственно, тебя так волнует, кто убил Жаклин? Я же обратилась к тебе с просьбой расследовать причину гибели Олега!

— Меня волнует отношение к преступлению твое и твоих друзей: получается, убить Жаклин можно, а Олега — нельзя! Кривой какой-то взгляд на правосудие!

В глазах Светланы сверкнули искорки, губы надменно дрогнули:

— Так у Фемиды же в руках весы. Вот она и ждет: кто больше положит на одну из чаш — тот и прав! И не надо сравнивать несравнимое! — властно стукнула она рукой по столу. — Человек — понятие общее. Одним больше, одним меньше, а вот Рахманина и Ветров… это уже понятия разные.

— Значит, если бы я доказал, что Валуева убила Олега, ты ее не стала бы спасать?

— А ты докажи, тогда и узнаешь! — она с трудом сдерживала негодование. — И поторопитесь, господин детектив! Убийца Олега, если он действительно существует, должен быть наказан! Как вы правильно догадались, мне это не безразлично!

Заметив Напольского, Светлана поднялась.

— Желаю удачи! — бросил ей Мелентьев.

— Вам она тоже не помешает, — с язвительной любезностью ответила мадам Ферри и направилась к выходу.

Никита пожал руку Кириллу и поспешил за ней.

— А что, он и впрямь считается хорошим детективом? — донесся до Мелентьева вопрос, адресованный не только Напольскому.

_____

ГЛАВА 18

Увлекшийся расследованием убийства Рахманиной частный детектив, благодаря оперативным действиям МУРа, теперь мог вплотную заняться расследованием гибели Олега Ветрова, но ему не давала покоя тревожная мысль.

С одной стороны, в его руках были очень веские улики против Аллы Валуевой. Он вновь скрупулезно просмотрел черновики, чтобы исключить малейшую ошибку. Эти наброски, сделанные Рахманиной, дали бы МУРу ключ к убийству. Но, с другой стороны, Кирилл в некоторой степени разделял нежелание мадам Ферри и ее друзей выдавать Валуеву органам правосудия. Уж слишком гнусной оказалась затея Жаклин с мемуарами.

«Но ведь еще недавно я сам хотел предъявить обвинение Валуевой и отправить ее за решетку! Убийца должен быть наказан, — словно убеждал сам себя детектив. — Неужели я, имея неопровержимые доказательства вины Валуевой, выброшу их ради ее благоденствия? Что мешает мне передать имеющиеся факты в МУР? — Мелентьев оттолкнулся от компьютерного стола и кресло на колесиках плавно отъехало в сторону. — А мешает то, что я сам для себя еще не поставил точку в этом деле. Ну, помогу я посадить Валуеву. Правосудие, что называется, свершится. Это мощное, подобное каменной глыбе, понятие подразумевает под собой наказание одного за причиненный ущерб другому. Но это общее положение. А передо мной — частный случай. Наказание понесет молодая женщина, стремившаяся скрыть свой, несомненно, опрометчивый поступок, вследствие чего Рахманиной будет принесено посмертное удовлетворение. Но чей поступок заслуживает большего презрения: Валуевой, поднявшей руку, чтобы защитить себя, или Рахманиной, взявшейся за перо, чтобы причинить людям зло?» — трудный разговор детектива с самим собой был прерван телефонным звонком.

— Добрый день, я хотел бы поговорить с детективом Мелентьевым, — раздался приятный и, несомненно, знакомый Кириллу голос.

— Я вас слушаю.

— Это Алекс Валуев. Не могли вы бы приехать сегодня часам к восьми ко мне домой? Мне необходима ваша помощь!

— Хорошо, приеду! — охотно согласился Кирилл. Ему очень хотелось встретиться с Аллой.

Без десяти восемь Мелентьев вышел из лифта и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла няня.

— Здравствуйте, проходите, пожалуйста!

Кирилл вошел в гостиную и увидел Аллу, сидевшую с ребенком на диване. Она поднялась ему навстречу и протянула руку, изобразив на лице улыбку.

— Алекс просил его извинить, он задержится минут на двадцать. Садитесь, пожалуйста, — пригласила она детектива. — Выпьете чего-нибудь? «Мартини», виски, кальвадос? — пыталась показать себя приветливой хозяйкой Алла. Но ей явно было не по себе.

Ей хотелось уединения, однако как только она оставалась в одиночестве, ее охватывал страх. Она выглядела чрезвычайно усталой, опустошенной.

— «Мартини»! — сделал свой выбор Кирилл.

— Белый? Красный?

— Белый!

Она кивнула и налила красного «Мартини». Не заметив своей оплошности, поставила бокал на столик перед Мелентьевым.

В дверях появилась няня.

— Я могу идти? — обратилась она к Алле.

Вопрос ненадолго повис в воздухе.

Валуева сосредоточенно пила «Мартини», затем вздрогнула, расслышав вопрос, и торопливо проговорила:

— Да-да, конечно! Извините, — взглянула она на Кирилла и вышла из гостиной вместе с няней.

Малыш расплакался. Кириллу пришлось подойти к нему. Вернулась Алла. Подхватила сына, успокоила и усадила на ковер с разбросанными по нему игрушками.

— Как некстати задерживается Алекс… — пробормотала она. — Впрочем, я знаю, с какой целью он пригласил вас, — она сцепила пальцы и произнесла, глядя в сторону: — Алекс хочет просить вас, чтобы вы нашли настоящего убийцу Жаклин.

Кирилл долгим взглядом посмотрел на Валуеву, допил «Мартини» и сказал:

— Вы же знаете, что это невозможно!

— Почему? — слишком поспешно спросила она.

— Потому что убийца Рахманиной — вы!

— Я? — с ужасом воскликнула Валуева, но тут же натужно рассмеялась. — Неужели вы верите в этот фарс, разыгранный врагами Алекса?

— Враги только ловко ухватились за великолепный повод, который вы щедро предоставили им. Я раньше милиции узнал от Лютаева, о том, что он видел убийцу своей жены. Я встретился с дачниками, машину которых вы столь неосторожно задели, и взял на анализ кусочки краски от вашего «Фольксвагена», прилипшие к их «Жигулям». И самое главное, мне известна причина, по которой вы убили Рахманину!

— Какая причина? — упавшим голосом спросила смертельно побледневшая Валуева.

— Вам рассказать? — с сомнением спросил Мелентьев. — Думаю, вряд ли вам это доставит удовольствие.

Алла осторожно вздохнула, поправила на плечах темно-коричневое платье, села на диван и с хорошо сыгранной усмешкой произнесла:

— Отчего же? Мне будет интересно узнать, по какой такой причине я убила Жаклин. Скоротаем время до прихода мужа.

Кирилл понял: она хочет выяснить, что именно ему известно, но главное, что она хотела узнать, — откуда!

— С чего же начать? — задумался Мелентьев.

— Начинайте прямо: Валуева убила Рахманину потому, что… — насмешливо посоветовала она.

Кирилл поблагодарил улыбкой и продолжил:

— Потому, что хотела скрыть свою измену мужу… — Мелентьев осекся и сделал движение по направлению к Алле. — Вам плохо? — всполошился он.

— Да, мне плохо оттого, что который день я должна выслушивать гнусную клевету.

— В самом деле, не будем ломать комедию, — согласился детектив. — Ведь теперь вы уверились, что мне действительно известно все!

— Нет! — резко взмахнула она рукой. — Вы уж расскажите!

— Что ж, слушайте!

Детектив подлил себе в бокал «Мартини» и, мерно шагая по гостиной, начал свое повествование.

Алла слушала и, словно вернувшись в прошлое, вместо того, чтобы исправить ошибки, вновь совершала их.

* * *

«Я прошу тебя понять, взглянуть на мою измену не как на измену, а как на временное сумасшествие. Представь, что тайфун небывалой силы оторвал меня от земли, и я лечу в бездну и ничего не могу с этим поделать. Но это пройдет и очень скоро… думаю, через пять-шесть месяцев все будет кончено. Ты же знаешь, что я люблю тебя, очень люблю! А это что-то другое, не скрою, восхитительное… Но он мой ровесник, ему тридцать три, а выглядит не старше двадцати пяти. Прошу, дай мне эти полгода, уверена, их ему будет вполне достаточно, чтобы пресытиться мной!»

Мелодичные перекаты звонка прервали страстный монолог Аллы. Она вздрогнула, взглянула на себя в зеркало и пошла открывать дверь. В комнату вошел тот, к кому были обращены ее брошенные в пустоту слова. Она-то знала, что никогда не осмелится сказать ему это.

Алекс крепко обнял ее за талию и протянул букет роз.

— Ты, как всегда, очарователен, — произнесла она, неловко скользнув губами по его пахнущей свежестью щеке.

— Алла, дорогая, я на минутку. Сегодня, к сожалению, вернусь поздно. Будем обсуждать рискованный, но весьма привлекательный проект, — энергично направляясь в кухню, сказал Алекс.

— Ну, как у нас дела? — обвел он взглядом наполовину собранную кухонную стенку.

Алла суетливо налила воду в кофеварку и высоким от волнения голосом, которому старалась придать обыденные ноты, принялась объяснять, что к вечеру кухня будет полностью готова, через два дня закончат отделку спальни и сразу же привезут мебель.

— Ну вот, — улыбнулся Алекс, — то, о чем ты… мы, — поправился он, — мечтали столько лет, стало действительностью. Ты рада?

Он сладострастно прижал ее к себе, она по привычке обняла его за шею, но под предлогом, что кофе уже готов, выскользнула из ненужных объятий.

Алекс пил кофе, а она смотрела на него и не находила в себе той ясности чувств и радости, которую всегда испытывала при виде его.

У двери они обменялись привычными поцелуями, и он ушел.

Алла вернулась в только что отремонтированную гостиную и устало опустилась на диван.

«Да, он прав, то, о чем мы мечтали десять долгих лет, вдруг стало реальностью. Какая это была радость… всего несколько месяцев назад…»

Алла приехала на квартиру, которую они раньше снимали с Алексом, чтобы забрать оставшиеся мелочи и отдать ключи хозяйке. Мелочей набралось много — полная спортивная сумка. Алла вздохнула: «Делать нечего» и спустилась вниз. Едва она вышла из подъезда, как столкнулась с высоким молодым человеком.

— Девушка, — неожиданно обратился он к ней, — вы не подскажете, как отсюда выехать на Янтарную улицу?

Она с сожалением пожала плечами.

— Наказание какое-то, — невольно начал жаловаться он. — Я плутаю здесь уже, наверное, с полчаса, и никто не может вывести меня из этого лабиринта. Все, хватит!

Он резко повернулся и направился к машине, роскошному темно-синему джипу. Но вдруг обернулся и сказал:

— Вас подвезти до метро? А то сумка у вас тяжелая.

— Да… в принципе, не так далеко… Но если вы предлагаете, — и Алла, передав ему сумку, легко вскочила в джип.

Они разговорились так непринужденно, что не заметили станции метро и проехали мимо.

— Простите, это моя вина! — воскликнул он. — Называйте адрес, я вас довезу прямо до дома.

Алла с удовольствием назвала новый для нее адрес, и когда они подъехали к внушительной башне, ей впервые в жизни было не стыдно своего дома.

Денис, так звали ее неожиданного знакомого, слегка наклонился, чтобы из кабины взглянуть вверх.

— Вы, наверное, художница и живете на последнем этаже со стеклянной крышей?

— Нет, я — не художница и живу на двадцатом этаже.

Им явно не хотелось расставаться, поэтому они обменялись номерами сотовых телефонов… просто так…

Через два дня телефон зазвонил, и жизнь Аллы сошла с предначертанного ей пути. Первое, что она сделала, — это солгала Алексу, чтобы иметь возможность провести вечер вне дома. Но что это был за вечер!

Огни, заводные ритмы музыки и темные, загадочные глаза Дениса. Они поддались всеобщему веселому сумасшествию и танцевали, пока хватало дыхания, пили экзотические коктейли и опять танцевали. Это был не обычный, устоявшийся вечер с Алексом, это был вечер с ровесником… Двадцать два года разницы между Аллой и Алексом невольно давили ей на плечи. Она давно перестала ощущать себя в своем возрасте. Денис вернул ей то, что у нее было, но ушло куда-то за последние годы.

В разноцветном сумраке дискотеки они выглядели еще моложе.

— Я сначала решила, что тебе двадцать пять! — сказала Алла.

— Нет… увы! Тридцать три!

— Интересно, а как ты тогда выглядел?

— А мы сейчас посмотрим, — произнес Денис и вынул свой паспорт. — Вот, здесь мне как раз двадцать пять.

Алла с любопытством посмотрела на фото.

— Изменился, — кивнула она, — но в лучшую сторону. Тут ты какой-то маменькин сынок.

— Может быть, — усмехнулся он.

— Постой! — схватила паспорт Алла. — Я хочу посмотреть, когда у тебя день рождения… «28 апреля… Рокотов Денис Сергеевич», — прочитала она.

Возвращаться домой в таком состоянии было невозможно. Собрав остатки сил, она позвонила Валуеву и солгала, что останется ночевать у неожиданно прилетевшей из-за границы подруги.

Они поехали к Денису… Денис оказался потрясающим, восхитительным любовником. Его сильное, пахнущее свежестью тело опьянило Аллу.

Когда изнемогшая в нежности ночь сменилась утром, молодая женщина с интересом огляделась вокруг: розового дерева спальня, выдержанная в бежевых тонах гостиная и белоснежная кухня.

За завтраком, изысканно сервированным Денисом, она осмелилась поинтересоваться, где он работает.

— Система информатики, — улыбнувшись, ответил он.

Алла еще хотела побыть с ним, но, взглянув на часы, вскрикнула и, торопливо накинув плащ, поспешила домой. В два часа дня на обед может прийти Алекс. Она едва успела кое-что приготовить, как раздался его звонок.

Он вошел и прижал ее с недвусмысленным желанием к себе, она хотела сослаться на стоящий на плите обед, но Алекс был неумолим.

— Я провел без тебя отвратительную ночь!

Алла подчинилась и впервые за десять лет от столь желанной всегда близости с Алексом почувствовала отвращение и хотела только одного — чтобы все закончилось поскорее. Ей было неприятно прикосновение его тела, покрытого седеющими волосами, его подрагивающий мягкими волнами живот, его морщины, искаженные восторгом наслаждения. Перед ее глазами стояло лицо Дениса…

Алекс сел обедать, а она отошла к окну и дрожащими пальцами взяла сигарету.

«Что это? И за что? Неужели нельзя было чуть раньше встретиться с Денисом? И тогда бы мне не пришлось лгать и рисковать счастьем спокойных отношений ради минуты безумства».

Позвонил Денис, она бросила все и помчалась к нему. Он ждал ее на улице у входа в кафе. Она прижалась к нему, и чувство гармонии заполнило все ее существо.

Их отношения длились уже почти полтора месяца. Она лгала Алексу и, как оказалось, весьма умело, потому что Алекс был не из тех мужчин, кто, обнаружив измену, может отвести глаза в сторону и простить заблуждение своей женщине.

И тут, так кстати, от нервного перенапряжения у Валуева случился первый в жизни сердечный приступ. Врачи посоветовали поехать в Кисловодск. Алла почти стояла на коленях, умоляя его последовать мудрому совету. Алекс отказывался, ссылался на работу, но Алла настояла.

«Какое счастье! — думала она, возвращаясь из аэропорта. — Целых полтора месяца не придется лгать и изворачиваться! Целых полтора месяца я буду с Денисом… а потом…» Но даже это настораживающее, охлаждающее всякий резвый пыл «потом» не могло стереть с лица молодой женщины блуждающую улыбку счастья.

Денис предложил съездить в Петербург!

— Я хочу тебе показать этот великолепный, ни с каким другим несравнимый город! — подхватив Аллу на руки и, кружа ее по комнате, восклицал он.

Выехали засветло. По дороге останавливались в двух городках, чтобы осмотреть старинные монастыри. К вечеру свернули с главной трассы и через полчаса оказались перед отелем «Фаворит».

Приняв душ, спустились в ресторан, окутанный розовым полумраком. Постояльцев и просто заехавших провести приятный вечер оказалось немало. Метрдотель предложил Алле занять место на небольшом вишневом диванчике, а Дениса усадил напротив. Они ужинали, смеялись, касались друг друга руками. Заиграла музыка, на эстраде появился певец.

— Посмотри! — сказал Денис.

Алла повернулась и… столкнулась со сверкающим любопытством и злобной радостью взглядом Жаклин. Замешательство длилось мгновение. Алла немного пришла в себя и слегка кивнула Рахманиной. Та ответила слишком сахарной улыбкой.

Вечер был испорчен. Алла рассеянно покусывала губы и изо всех сил старалась внимательно слушать Дениса, в то время как в голове фонтанировала тревога: «Эта старая стерва обязательно донесет Алексу, что видела меня в загородном отеле с мужчиной! Скажу, что это был школьный друг… что он работает в Эрмитаже… и что он просто так пригласил меня на два дня в Петербург…. Нет! Скажу, что это был муж сестры. Сестра плохо себя чувствовала, и мы спустились поужинать вдвоем… Нет! Лучше скажу, что я была с мужем подруги… или моим двоюродным братом…»

— Алла! — дотронулся до ее руки Денис. — Ты о чем-то упорно думаешь!

— Совершенно некстати разболелась голова. Я поднимусь в номер и приму лекарство.

Не успела она выйти из ресторана, как к ней подлетела Жаклин. Дохнула в лицо виски и, хрипло рассмеявшись, сказала:

— Ты права, что первая оставила Алекса! Он бы тебя все равно бросил!

— Какое вам дело? — брезгливо отталкивая Рахманину со своего пути, проговорила Алла.

— О! Да тут, кажется, обманывают моего старинного и любимого друга Валуева, который словно Одиссей, доверившись Пенелопе, уехал подлечиться перед бракосочетанием. Мой долг — предупредить его!

Алла метнула на Рахманину презрительный взгляд и подошла к лифту, но последнее слово все же осталось за Жаклин:

— Теперь я понимаю, почему у Алекса заболело сердце — от предчувствия! — захлебываясь от переполнявшей ее радостной злобы, чуть не на весь холл прокричала она.

«Змея! Чистая змея! — в волнении шагая по номеру, думала Алла. — Все знает, и что Алекс уехал лечиться, и что скоро свадьба…»

Увы, день бракосочетания неумолимо приближался. Необходимость принять решение мучила Аллу днем и ночью. Она была вынуждена все рассказать Денису. Он выслушал, обнял ее, обвел рукой комнату и сказал:

— Видишь, здесь все есть, не хватает только…

Алла с досадой подумала: «Сейчас скажет — хозяйки».

— Центра этой вселенной — тебя!

— Это? — непослушным языком попыталась уточнить она.

— Это предложение руки, сердца и всего остального.

Гордиев узел был в одно мгновение разрублен. Но душу Аллы все же нестерпимо жгли осколки любви к Алексу.

«Как… как ему сказать об этом?»

Она посмотрела долгим взглядом на Дениса и поняла, что все скажет, и даже, может быть, очень просто.

Телефонный звонок отвлек Дениса.

Алла поднесла к губам бокал с бренди. Женская практичность, пробившись сквозь туман любви, принялась выдвигать свои аргументы: «Алекс — уже партнер проверенный, шикарная квартира, дача, машина, положение. Но зато Денис — любимый, и тоже с квартирой, дачей, машиной…»

Когда Денис положил трубку, она подошла к нему и, прижавшись, прошептала:

— Да…да…да…

— Ты завтра же должна сказать ему, что вы расстаетесь. — Денис пролистал ежедневник. — И на следующей неделе, в среду, мы с тобой пойдем в ЗАГС.

Он внимательно посмотрел на нее и спросил:

— Ты уверена, что сможешь сказать?

— Да! — твердо ответила Алла. — Я решила! Завтра я ему все скажу, и мне больше не придется врать.

Они обнялись.

Телефонный звонок опять нарушил их идиллию.

— Черт! — со злостью бросил Денис, услышав сообщение.

— Что-то случилось?

— Сосед говорит, что у моей машины сработала сигнализация… не дай Бог, угонят!

Он бросился к двери.

Алла, опомнившись, схватила его куртку и побежала следом.

— Денис! Холодно же!

Но дверцы лифта уже захлопнулись.

Она вернулась в комнату. С нежностью провела рукой по куртке, нащупала что-то плотное и, совершенно непроизвольно, думая о своем, вынула из кармана дипломатический паспорт. Денис говорил ей, что очень часто по делам ездит за границу.

«Интересно, какой он внутри, этот дипломатический паспорт?» — с любопытством подумала она.

Лицо Аллы исказилось, словно его пронзила молния. Она смотрела и не верила. Рядом с фотографией Дениса было четко напечатано: Валуев Илья… Дрожащими руками она вынула другой паспорт на имя Рокотова Дениса… И все поняла.

Она знала, что у Алекса есть сын и дочь. Дочь живет в Москве, а сын — сотрудник российского посольства, в Канаде. Алекс говорил, что дети, узнав о том, что он вновь на гребне успеха, стали категорически возражать против его развода.

«Значит, — с трудом пыталась размышлять Алла, — сын Алекса решил избавить свою семью от меня. Ему отлично известно, что если я скажу Алексу: «Нет!», то дороги назад у меня не будет. А потом они все втроем уломают его вернуться в лоно семьи… во всяком случае, попытаются. К тому же после разрыва со мной Алекс вряд ли так быстро найдет женщину, на которой захочет жениться…»

Алла, испуганно оглянувшись, положила паспорта в куртку и заперлась в ванной. Там она открыла воду и зарыдала. Чудовищный по своей безнравственности план почти удался… Изощренно-коварный противник уже праздновал победу.

«Что ж, — собрав всю свою силу воли, решила Алла, — в этой трагикомедии последнюю точку поставлю я!»

Она набрала полную грудь воздуха и, задержав дыхание, встала под колючие струи ледяной воды.

Выйдя из ванной, Алла с притворным сожалением намекнула Денису, что у нее начался трудный женский период. Он не сильно огорчился, и они легли спать. Она сдвинулась на самый край кровати, но уснуть не смогла.

«Вероятно, я и влюбилась в него, потому что увидела в нем молодого Алекса, — размышляла потрясенная Алла. — Странно, только узнав, что он — его сын, я заметила схожесть черт, жестов, привычек… Ах, как легко задумал он разбить мою жизнь, которую я складывала десять долгих, трудных лет. Если бы завтра утром я сказала Алексу, что между нами все кончено, то, придя сюда вечером, обнаружила бы запертую дверь. И чтобы мне оставалось делать? Только вернуться домой, в переполненную квартиру трамвайчиком, вновь сесть за свой стол в затхлой бухгалтерии, и это когда я уже почти была в другом мире…» — холодный пот покрыл все ее тело. Она до безумия четко не то, что представила, а ощутила будущее, в которое ее толкал молодой Валуев.

Картина сменяла картину: вот она возвращается в свой до ненависти родной город; вот сотрудницы бухгалтерии хихикают, пристают с расспросами, догадавшись, что у Аллы ничего не вышло с вожделенным замужеством; вот лицо Ильи Валуева… самодовольное, с презрительно сощуренными глазами, насмешкой на губах: «Как провел провинциалку! Указал ее место!»

Алла не выдержала, встала, прошла на кухню и курила до первых проблесков зари.

Проснувшись, молодой Валуев отправился в душ. Вернулся свежий, лопающийся от самодовольства. Алла едва сдерживалась, чтобы не выпалить ему в лицо, что она разгадала его хитроумный план. Но здравый смысл подсказывал не дразнить столь опасного и подлого человека. «Пусть себе уезжает в Канаду и там узнает, что я все-таки вышла замуж за его отца». А он, целуя торопившуюся уйти Аллу, взял с нее честное слово, что она сегодня же откажет Алексу.

— Вечером я жду тебя с вещами! — напомнил он ей перед уходом.

В час дня на обед пришел Алекс, и Алла, отвернувшись к плите, сказала, что ее подруга уехала за границу, теперь уже навсегда.

— Чему я очень рад, — ответил он. — А то боюсь, мы не успеем закончить ремонт до нашей свадьбы. Рабочие мне звонят, спрашивают, когда приходить, а ты все время занята…

— Не волнуйся, мы закончим в три дня.

Алекс ушел. Спустя полчаса замурлыкал сотовый.

— Алла, это Денис… Что-то плохо слышно… Алла, ты ему сказала… Да? — взволнованно спрашивал он.

Алла грустно усмехнулась и ответила:

— Я ему сказала: «Да!»

— Хорошо, значит, до вечера! — и он отключился.

Алла, закрыв глаза, продолжала стоять посреди комнаты. Потом с горькой усмешкой набрала ставший за три месяца столь знакомым номер телефона и услышала то, что должна была услышать: «К сожалению, мы не можем соединить вас с абонентом в связи с его отказом от номера…»

Алла опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Ей чудом удалось переиграть Илью Валуева, но вот Рахманина не давала ей покоя. Алла вздрагивала от каждого телефонного звонка, с тревогой вглядывалась в лицо Алекса, пытаясь понять, сообщила ему Жаклин о встрече в отеле или нет. Но что ее мучило еще больше, от чего бросало то в жар, то в холод, так это от страшного вопроса: знает ли Жаклин, что с ней был Илья Валуев?

Алла ждала Рахманину до последней минуты. Она была почти уверена, что встретит Жаклин у входа в ЗАГС. Но та не появилась.

Когда на безымянном пальце Аллы засверкало обручальное кольцо, она свободно вздохнула, разрешив для Себя страшный вопрос: «Рахманина не знает Илью в лицо!»

Неделю спустя после бракосочетания новоявленная госпожа Валуева почувствовала странные боли внизу живота. «Надо бы сходить к врачу! — думала она, выходя из квартиры. — Хорошо бы, конечно, по чьей-нибудь рекомендации…»

— Добрый день! — раздался за ее спиной приветливый голос. — Вас можно поздравить?

Алла повернулась и увидела свою соседку, с которой она немного подружились.

— Спасибо! — ответила Алла и пошатнулась.

— Вам плохо? — участливо спросила та.

— Голова что-то…

— Нужно сходить к врачу! — с любопытством оглядывая Аллу, посоветовала женщина.

— Да, конечно. Но к незнакомому не хочется, а сама я еще никого не знаю… — на всякий случай прислонившись к стене, побелевшими губами проговорила Алла.

— Ну, тогда поехали ко мне!

— Вы что — гинеколог?

Женщина утвердительно кивнула.

— Ах, да… вы же говорили что-то насчет поликлиники.

— Вас устроит моя рекомендация? — шутливо поинтересовалась она.

Но Алле было уже не до шуток: стены поплыли в разные стороны…

— Поздравляю! У вас будет ребенок! — окончив осмотр, радостно сообщила соседка-гинеколог и добавила: — Седьмая неделя беременности!

— Седьмая! — не скрывая ужаса, воскликнула Алла. — «О боже, Алекс вернулся всего две недели назад! Что же делать!»

От полученного известия Алла мгновенно пришла в себя и, изобразив на лице радость, поспешила попрощаться со встретившейся на ее несчастье соседкой.

«Идиотка! — выйдя на улицу, ругала себя Алла. — Разве можно по такому деликатному поводу обращаться к знакомым! Пойди я к чужому врачу, можно было бы тихо сделать аборт… А теперь! Она ведь непременно скажет Алексу. Даже если я попрошу ее держать язык за зубами, рано или поздно она проболтается. Алекс никогда не простит мне тайного аборта!»

На следующий же день Алла поехала в частную клинику и с помощью долларов нашла взаимопонимание с врачом. В ее карте был проставлен двухнедельный срок беременности. Преждевременные роды встревожили Алекса, но повода к сомнению не дали.

_____

ГЛАВА 19

День был тихим, залитым прощальными лучами осеннего солнца. Настроение было мечтательно-меланхоличным: хотелось любви, стихов, поклонения…

Алла прикрыла глаза и потянулась, заломив руки над головой.

— Алла Михайловна, к вам посетитель! — раздался по интерфону голос секретарши. — Жаклин Рахманина!

Руки Аллы так и застыли в воздухе.

Дверь открылась, и черным веретеном вкрутилась в пространство кабинета Жаклин, окутанная опадающим от ее резких движений шифоном.

— Здравствуй! — легко бросила она и уселась в кресло.

Алла, насколько смогла, приобрела невозмутимый вид, и спросила:

— Чему обязана?

Жаклин потерла мочку уха, вынула из сумки пачку сигарет, звонко щелкнув дорогой зажигалкой, закурила и только потом ответила:

— Я сейчас была у Алекса. Он согласился на мое предложение и попросил зайти к тебе — обговорить финансовую сторону, — ее немигающий взгляд остановился на Алле.

Алла сумела выдержать хорошую паузу, после которой коротко уточнила:

— Чего?

Жаклин хмыкнула и привалилась к краю стола грудью.

— Я предложила Алексу отличный проект: выступить в качестве спонсора постановки пьесы Джорджа Патрика «Странная миссис Сэвидж», в которой я буду исполнять главную роль.

Алла задумалась: «Что это? Прикрытая попытка шантажа или же просто очередная идея стареющей сумасбродки? Но в любом случае от Жаклин лучше держаться подальше!»

— К сожалению, в настоящий момент наша фирма не может заниматься финансированием спектакля, — бесстрастным голосом главного бухгалтера ответила она.

— Но Алекс дал свое согласие! — вытянулась в кресле Рахманина.

— И я с удовольствием дам свое, когда это будет возможно!

Жаклин рассмеялась неприятным сухим смехом.

— Послушайте, Аллочка, я уверена, что это уже возможно!

«Значит, шантаж! — стало ясно Валуевой. — А с шантажистом нельзя входить ни в какие, даже самые незначительные, соглашения. Ему нужно сразу дать понять, что его не боятся!»

Алла покачала головой и повторила:

— К сожалению, наша фирма не сможет оказать вам содействия!

Лицо Жаклин расплылось в наглой улыбке, умащенной елеем тихой подлости.

— Что ж, тогда, может быть, вы мне окажете содействие в другом моем начинании… литературном? Мемуары хочу написать… — небрежно взмахнула она кистью руки. — Оплатите издательские расходы?

— У нас не благотворительный фонд!

— Наметила я одну презабавную главку… — наливалось злобной ненавистью лицо Жаклин. — О добродетельной супруге, родившей ребенка от своего пасынка…

Алла словно окаменела. Пальцы, сжавшие край стола, побелели от напряжения. Страх изгнал все мысли.

Жаклин, наслаждаясь произведенным эффектом, встала, по-хозяйски открыла бар и налила два стакана джина с тоником.

— Ну что, теперь поговорим? — поставила она стакан перед Валуевой.

— Нам не о чем говорить! — ледяным тоном ответила Алла, будучи не в силах отвести от Жаклин остановившегося взгляд.

Рахманина не выдержала и визгливо вскрикнула:

— Как это не о чем! Ведь я не шучу! — погрозила она пальцем.

— Я тоже! — грозно поднялась из-за стола Алла. — Убирайся!

— Что? — Жаклин удивленно смотрела на Валуеву.

— Убирайся! — повторила Алла.

Рахманина схватила сумку и, трясясь мелкой дрожью, проверещала:

— Ну, ты у меня… — ярость пресекла ее голос. — Ну, я тебе устрою «Бал в Савойе»! — и черной тенью метнулась из кабинета.

Алла, закрыв глаза, уронила голову на руки. Из состояния прострации ее вывел звонок Алекса.

— Ну, что ты решила с Жаклин?

— Я решила не связываться с ней.

— И, знаешь, ты права! Я как-то слишком опрометчиво дал свое согласие. Пожалел ее, наверное…

Несколько дней Аллабыла в полном отчаянии. «Одно слово — и созданный мною мир рухнет… Все! Все погибнет! За что такое наказание! За что ополчились на меня Жаклин и Илья Валуев? За то, что я решила стать немного счастливой? Что знает о жизни Илья, видевший ее с детства из окна папиного автомобиля? Из которого он потом пересел в собственный… Жаклин, та, не спорю, познала беду, но лишь по собственной глупости. Теперь мстит всем за это познание… Что ж, я буду сражаться за свой мир до конца!» — определила для себя Алла.

Она ждала удара в виде анонимного письма мужу, каждый вечер внимательно вглядываясь в черты его лица. Но ни письма, ни звонков не было. Жаклин словно исчезла. Вначале это настораживало Аллу, но потом она успокоилась и даже мысленно похвалила себя за то, что не стушевалась перед шантажисткой, а смело указала ей на дверь.

Но Жаклин тем временем, словно кобра, скручивалась в мелкие кольца, чтобы наброситься на жертву с разящей наповал силой. Яд, вылитый ею в первую главу мемуаров, отравил существование всем персонажам, перечисленным в анонсе будущих номеров журнала. Сначала по одиночке, а затем все вместе они были вынуждены ездить к ней на поклон. Она не снизошла. Тогда Алла предложила более действенный способ заставить замолчать Рахманину. Способ понравился, но привести его в исполнение не решились. Что именно собиралась Жаклин предавать огласке насчет остальных, Аллу не волновало, ей нужно было защищать себя…

* * *

— … Вы вошли в гостиную через веранду. Рахманина повернулась к вам, ожидая очередных увещеваний, а может, и слез… Вы выхватили из кармана плаща пистолет и выстрелили в нее, но промахнулись, пуля застряла в стене. Жаклин даже не успела опомниться, как второй выстрел сразил ее насмерть. Вы удалили всю информацию из ноутбука, обыскали письменный стол, буфет, но ни одной дискеты не обнаружили. Вышли на веранду, забросили пистолет в кусты и скрылись в саду, — прервал свой монолог детектив, чтобы сделать глоток «Мартини».

Алла поднесла руку к виску, потом умоляюще взглянула на Кирилла.

— Что? — спросил он.

— Вот… это… — Валуева не могла сформулировать свою мысль. — Вы только что сказали… пуля… — облегченно вздохнула она, найдя потерявшееся слово, — в стене…

— Ну да! — не понимал Кирилл, к чему она клонит.

— Две пули от одного выстрела, разве так бывает? — словно погруженная в гипноз, произнесла Валуева.

Кирилл наклонился к ней.

— Но было два выстрела! — устремил он на Валуеву неожиданно потемневший взгляд.

— Да, да! Вот и следователь все твердил о двух выстрелах…

Глаза Мелентьева сузились. Он взял стул и сел напротив Аллы.

«Черт! А ведь и Лютаев говорил об одном выстреле!»

— А разве был один? — почти ласково спросил он.

— Один… — ответила Валуева и вдруг истерично расхохоталась. — Ну откуда мне знать? Зачем вы спрашиваете? И вообще, то, что вы мне рассказали, — сплошная ложь… Выдумки Жаклин! — и только тут до нее дошел страшный смысл. Кровь отлила от лица, губы задрожали. — Вы! — с усилием произнесла она. — Вы… как вы…

Детектив был вынужден прийти ей на помощь.

— Я нашел черновики Рахманиной. Не волнуйтесь, — успокоил он Валуеву в ответ на ее немой жест отчаяния. — Вы обыскали ее квартиру хорошо. Просто их там не было.

Алла, опустив голову, молчала.

— Значит, эта грязь все равно прольется! — саркастически усмехнулась она.

— Нет! — ответил Мелентьев. — Вы, вероятно, забыли: я — детектив, а не грязный мемуарист!

Он задумался, прошелся по комнате, осторожно обойдя заснувшего на ковре ребенка, и громко произнес:

— Алла! — чем вывел Валуеву из оцепенения. — Вы мне подали идею для оригинальной версии. А что, если, действительно, был один выстрел?

— Что вы хотите этим сказать? — настороженно спросила она.

— Ничего особенного! Просто я хочу более детально прояснить для себя картину убийства. Итак, скажем, некая Дама в черном поднимается на веранду, осторожно заглядывает в гостиную и видит Рахманину, погруженную в творческий процесс. Она расхаживает по комнате, время от времени останавливаясь перед столиком с напитками. Дама в черном возникает перед ней, подобно привидению. Жаклин не успевает даже ничего сказать, как раздается выстрел. Рахманина падает навзничь. Дама в черном боязливо обходит, как она полагает, труп, не удосужившись проверить, действительно ли скончалась жертва, и быстрым шагом направляется к раскрытому ноутбуку. Удаляет из него всю информацию, обшаривает буфет, стол. Да! — поднял указательный палец детектив. — Ключи от квартиры Жаклин, которые она потихоньку вытянула из ее сумки во время общего визита, Дама кладет в ящик стола. Затем выбегает на веранду, бросает пистолет в кусты и скрывается в саду. Вы со мной согласны, что картина убийства могла быть такой? — заглянул в лицо Аллы Мелентьев.

Валуева дрожала. Она пыталась догадаться, куда клонит детектив. Чего добивается? Правды! А может, он просто хочет поймать ее на неосторожно оброненном слове? Алла до крови кусала губы. Ведь ей одной ни за что не разобраться! Милиция уже подозревает ее в убийстве! Что, если Алексу не удастся ее защитить? Тогда — тюрьма? От этой мысли Алла тихо вскрикнула. А немигающий, бездонный взгляд детектива словно затягивал ее.

«Вдруг он поможет? — пыталась выбрать правильный вариант поведения Алла. — Он предлагает что-то вроде игры… Он не утверждает, что это была я… Он предполагает Даму в черном… Хорошо, попробую так же, в тон ему…»

Валуева провела кончиком языка по пересохшим губам и ответила:

— Ну, можно предположить и так… — она подняла глаза на Мелентьева, и тут же отвела их в сторону. — Хотя… думаю… она вряд ли брала ключи… Отчего вы так решили? — изобразила улыбку Валуева.

Кирилл ухмыльнулся.

«Какая выдержка! В ее положении — и улыбаться!»

— Может, и не брала, — охотно согласился он.

— Да! — словно вспомнила ускользнувшую деталь Алла. — А как же с выстрелами? Сколько же их было, два… один?

— Полагаю, один! Вначале один! — подчеркнул детектив.

Глаза Валуевой выразили согласие.

— Проиграем еще раз сцену убийства! Дама появляется, стреляет, Рахманина падает… Но Дама упустила из виду, что Жаклин хорошая актриса. И убедительно упасть навзничь для нее не составляет труда. Теперь взглянем на эту же сцену со стороны Жаклин. Она видит Даму, узнает ее. Видит наведенный на себя пистолет, слышит выстрел и, быстро оценив ситуацию, поняв, что пуля прошла мимо, полагает за лучшее прикинуться мертвой, правильно рассудив, что с Дамой ей не договориться. Пока Дама возится с ноутбуком, обыскивает стол, Жаклин, действительно умирала… от смеха, воображая себе лицо своей незадачливой убийцы, когда завтра утром она позвонит ей и поблагодарит за удовольствие, доставленное великолепно разыгранной сценой убийства. Не сомневаюсь, что Рахманина уже смаковала, как отделает Даму в своих мемуарах… Тем временем Дама скрылась в саду. За ней следом поспешил Николай Лютаев, ставший невольным свидетелем попытки убийства своей жены и который, как и Дама, был введен в заблуждение игрой Рахманиной.

Алла напряженно следила за расхаживающим по гостиной детективом, с тревогой и надеждой ловя каждое его слово.

— Как только они скрылись, Жаклин поднялась. Несомненно, она хохотала как сумасшедшая от пережитого страха и предвкушения своего словесного «выстрела». Хохоча, Жаклин не заметила, что в комнате она не одна. Вот теперь у нее было время испугаться по-настоящему. Бесспорно, она попыталась убедить непрошеного визитера в том, что Дама по наивности слишком серьезно восприняла ее угрозы предать гласности кое-какие факты. «Да что, в конце концов, я могу написать обо всех вас? — разыгрывала она искреннее удивление. — Я уже получила, что хотела. Вон как перепугались…» Но на визитера монолог Жаклин не произвел нужного впечатления. Вне всяких сомнений он появился на даче, чтобы убить Рахманину. Однако случай преподнес ему сюрприз: Дама в черном выстрелила и промахнулась, Жаклин прикинулась убитой, свидетель помчался вслед за Дамой, что ж еще? У визитера, несомненно, было свое оружие, но он верно рассудил, что ему лучше воспользоваться брошенным Дамой пистолетом. Итак, он отыскал в кустах пистолет и из него выстрелил в Жаклин. Пуля попала прямо в сердце. Визитеру оставалось лишь положить ключи от квартиры Рахманиной в ящик стола и подбросить пистолет на прежнее место. Вот таким образом я могу объяснить наличие пули в стене. Было, как справедливо утверждают сотрудники уголовного розыска, произведено два выстрела, только стрелял не один человек, а двое.

Алла уже была не в состоянии скрыть волнение. Ее руки безотчетно скользили по платью, глаза блестели, грудь высоко вздымалась, словно от нехватки воздуха.

— Вы… вы действительно так думаете? — подошла она к детективу. — А впрочем, — неестественно высоким голосом воскликнула она, — как же еще иначе это могло случиться?!

— Да, есть в этом тройном явлении на дачу к Рахманиной нечто мистическое. Но если попытаться разобраться, то все вполне объяснимо: Лютаеву были нужны деньги. Даме нужно было любой ценой избавиться от Жаклин. Тому, кто произвел второй выстрел, было нужно то же самое.

— Верно! Боже, как вы все верно расставили по местам! — всплеснула руками Алла. — Вы… — она не находила слов. — Вы… просто самый настоящий детектив! Вы… — она неожиданно замерла с приоткрытым ртом. — А что будет той Даме, которая пыталась убить Рахманину?

Кирилл долгим взглядом посмотрел на Валуеву и с легкой усмешкой ответил:

— Ничего!

Закрыв глаза, Алла стояла посреди гостиной.

— Простите! — нарушил умиротворение жены запыхавшийся Валуев. — Простите, Кирилл. Все как назло: и затянувшиеся переговоры, и неожиданно возникшая проблема, и пробки на дорогах.

— Ничего страшного! — улыбнулся ему Кирилл и пожал руку. Он был очень доволен разговором с Аллой.

— Как вы все это находите? — с раздражением в голосе спросил Алекс. — Я имею в виду арест Аллы по подозрению в убийстве Жаклин?

— Совершенно абсурдным! — уверенно ответил Мелентьев.

— Я очень рад, что наши точки зрения совпадают! — отметил Валуев. — Поэтому необходимо найти настоящего убийцу, чтобы и тень подозрения не могла коснуться моей жены!

— Я с удовольствием попытаюсь разобраться в этом деле, — ответил Мелентьев и, как бы, между прочим, произнес: — Если не ошибаюсь, при прошлой нашей встрече вы говорили, что на момент убийства Жаклин находились в клубе?

Лицо Алекса несколько вытянулось. Он полагал, что его персона будет вне подозрений, раз он сам обратился за помощью к детективу.

— Простите, это чистая формальность, но, к сожалению, необходимая.

— Да мне нечего скрывать! — слегка натянуто, как показалось Мелентьеву, рассмеялся Валуев. — Я действительно был в клубе и вернулся домой в начале третьего. Меня все там видели!

— У вас отличное алиби! — заметил детектив и стал прощаться.

— Очень прошу, — провожая Кирилла к выходу, настоятельно повторял Алекс, — поскорее разобраться с этим делом. Завтра же мой референт передаст вам аванс! — и Валуев стиснул руку Мелентьева.

— Звоните, если будет нужна какая-нибудь помощь!

— Обязательно! — как показалось Валуеву, весьма двусмысленно улыбнулся детектив.

* * *

«Итак! — взволнованно размышлял Мелентьев. — Все надо начинать с начала! Версия, по которой Алла Валуева убила Рахманину, рассыпалась от легкого прикосновения. Что ж… придется более детально выяснить алиби всей компании фигурантов, из которых, пожалуй, теперь я могу исключить только Валуеву. С ней все ясно. Повод для убийства Рахманиной у нее был, и она бы ее убила, если б умела хорошо стрелять. Кто-то ловкий и сообразительный не преминул воспользоваться исключительной ситуацией. Поднял брошенный пистолет и выстрелил. Значит, картина вырисовывается такая! — Мелентьев оставил джип на стоянке спортклуба, и, не отвлекаясь от размышлений, автоматически приветствуя знакомых, направился в раздевалку. — Значит, картина вырисовывается такая… — нырнул он в прохладную, отливающую синевой воду. — Первой появляется Дама в черном — Алла Валуева. Не дав Жаклин опомнится, она стреляет и попадает в стену. Перепуганная не на шутку Жаклин «играет смерть». В этот же момент с веранды заглядывает в комнату Лютаев. И в этот же момент Некто третий тоже становится свидетелем лжеубийства. Когда Валуева и последовавший за ней Лютаев скрылись, Некто, вероятно, решил зайти в дом, чтобы положить на место ключи от квартиры Рахманиной. А может, просто стоял, завороженный свершившемся убийством, и радовался, что все так удачно обошлось без его участия, как вдруг… «труп» зашевелился, поднялся и, несомненно, жутко ругаясь, потянулся к спиртному. Некто вздрогнул, мгновенно оценил ситуацию, отыскал, брошенный Валуевой пистолет и вошел в дом. Жаклин засуетилась, занервничала. Прозвучал выстрел, и суета прекратилась… — С силой преодолевая сопротивление воды, плыл Кирилл от одного борта бассейна к другому. — Задача простая: нужно вычислить этого Некто! Черт! — детектив замедлил движение. — Интересно, почему меня так привлекает убийство Жаклин? Кажется, надо бы наоборот! Убит Олег Ветров! А я, вместо того, чтобы искать его убийцу, плутаю в тумане, напущенном Некто! Это очень странно! — удивлялся сам себе детектив. Он вышел из бассейна и прилег на низкий диванчик под сенью пальмы.

Вокруг прохаживались девушки на любой вкус: и стройные, и пышные, и совсем молодые, и хорошо отреставрированные «за сорок»… Взгляд Мелентьева невольно следовал за ними, но мысль продолжала взбивать невероятный коктейль из одних и тех же фигурантов:

— Марианна, Светлана, Валерия, Илона, Валуев, Напольский, Бахарев, Крылов… Вот! Крылов! — чуть ли не вслух произнес Кирилл. — Что там Светлана говорила про зеркало? «Жаклин, глядя в зеркало, кому-то погрозила!» И ей показалось или запомнилось, что в нем отражался Эдуард Крылов. Так, а что из написанного «маститой мемуаристкой» могло бы подойти к известному тележурналисту?… — Мелентьев надолго задумался, но кроме «обаятельный и умный», — определений, которые могли бы подойти ко всем мужчинам, фигурирующим в деле, ничего подобрать не смог. Наметив на завтрашний день поближе познакомиться с четой Крыловых, Кирилл заказал стакан апельсинового сока и проследил взглядом за девушкой в леопардовом купальнике. Она почувствовала это и обернулась, крутая спираль волос вздрогнула у щеки. «Хороша! Но Светлана!»

Провожаемый недоуменным взглядом красавицы, детектив поспешил в раздевалку. Набрал номер Светланы и бросил: «Я еду!»

Ему показалось, что от нее кто-то ушел совсем недавно. Она встретила его в восточном наряде цвета сверкающего изумруда. Она была утомлена, источала негу и умиротворение… Но едва Кирилл коснулся ее запястья, как губы сладострастно шепнули:

— Как хорошо, что ты пришел!

Она влекла его со страшной, не оставляющей времени на раздумья силой. Наверное, так вздрагивает от толчков земля, наверное, так извергается лава, и начинается разгул стихии…

Очнулся Кирилл на ковре. Светлана, закрыв глаза, лежала рядом, истомленная, но готовая вспыхнуть от одного прикосновения. Кирилл поостерегся.

_____

ГЛАВА 20

Слегка хмурым ранним летним вечером Мелентьев сидел на полукруглом диванчике в небольшой, со вкусом обставленной комнате, и беседовал с Илоной Крыловой: каштановые волосы, подстриженные в градуированное каре, глаза с застывшим выражением тоски, короткие пальцы, унизанные кольцами.

— Ну, о чем вам рассказывать? — красиво приподняв брови, спросила она и, откинувшись на высокую спинку кресла, смяла легкую ткань красного костюма.

— Меня интересует все! — с ласковой многозначительной улыбкой произнес Кирилл.

— Все? — грациозно закинула она ногу за ногу.

— Абсолютно!

Илона игриво взглянула на Мелентьева.

— Но больше всего вас интересует, где я находилась в ночь убийства Жаклин, не так ли?

— Вы угадали!

Илона повела из стороны в сторону глазами и, изображая испуг, прошептала:

— У меня нет алиби! Я была дома совершенно одна!

— Как это печально… одна! — поддерживая ее игривый тон, заметил Мелентьев.

Илона неожиданно погрустнела и ответила, подавляя глубокий вздох:

— Да, вы правы, очень печально… — она слегка задумалась. Потом, передернув плечами, сбросила оцепенение. — Может, кофе?

— Не откажусь!

Илона поднялась и, грациозно покачивая в меру аппетитными бедрами, удалилась.

Первое впечатление Кирилла об Илоне было довольно понятным: «Искусственная! Она какая-то искусственная… неестественно натянутая… Вся словно держится на струне. Чуть отпустить — и обмякнет…»

Кирилл услышал шаги Илоны, но у двери она остановилась. Перед его мысленным взором возник балетный класс и грозный окрик преподавателя начинающим танцовщикам: «Выпрямили спины, втянули животы, подтянули ягодицы! И… раз… два… три…»

Вот так и Илона, задержавшись перед дверью, выпрямила спину, подтянула живот, ягодицы и, пробормотав: «Раз-два-три», изящной походкой вошла в комнату с подносом в руках.

Поставила его на столик, улыбнулась гостю, разлила кофе. Мелентьев наблюдал за ней со странным двойственным чувством: все ее движения были красивы, но настолько ненатуральны, что порой казались карикатурными…

Тонкие струйки пара проплывали перед Кириллом, словно упрашивая пригубить изысканный напиток. Он взял золотистую фарфоровую чашку и сделал глоток.

— Великолепно!

— Меня научили этому рецепту в Сирии.

— Никогда не бывал!

— А я там с мужем прожила почти год! — уточнила она. — Вообще, мы с ним много путешествовали… Почти всю Европу объездили. Жили в Риме, Париже, Лондоне… Сейчас опять собираемся на несколько лет в Женеву.

— Если не ошибаюсь, до замужества вы были заместителем главного редактора журнала «Огни Москвы»?

— Совершенно верно.

— Вы не жалеете, что, выйдя замуж, были вынуждены оставить редакцию?

— Никаких сожалений по этому поводу я не испытывала! Вообразите на минуту, если сможете, застойные времена…

— Возникает ассоциация со спертым воздухом!

— Точно! А Европа — это неограниченное воздушное пространство! Это была другая планета… Так что скучать по пыльному кабинету мне было недосуг. Потом, как говорится, времена круто изменились… Однако, к счастью, новое начальство по достоинству, что бывает очень редко, оценило бескомпромиссность Эдуарда. В то время, как большинство тележурналистов застойной эпохи были отправлены кто на пенсию, кто на другую работу, Эдика назначили руководителем отделения в Париже. — Заметив опустевшую чашку детектива, Илона, сверкнув массивным золотым браслетом, потянулась к кофейнику. — Еще? — метнула она из-под челки острый взгляд на Кирилла.

— С удовольствием!

— А насчет моей карьеры… — продолжила она, — что о ней жалеть? Уверена, после всех преобразований, может, меня и назначили бы главным редактором, да все равно через год-другой сняли бы! Вы же сами видите, какая идет чехарда во всех редакциях. И потом, — она вынула из пачки темно-коричневую сигарету. Кирилл поднес зажигалку. — И потом, — выдыхая струйку дыма, задумчиво проговорила она, — для женщины, как не крути, не убегай, не отвергай… главное в жизни — замужество. Ну, есть, конечно, исключения, — неопределенно взмахнула она кистью руки. — Однако, как оказалось, я к ним не принадлежу. Поэтому очень довольна, что в свое время вышла замуж. Ну, что такое женщина в сорок лет без мужа? — вопросительно пожала она плечами. — Бывшие любовники, поднакачав мышцы живота в спортклубах, бегают за молоденькими. Новые любовники — либо неудачники за пятьдесят, стремящиеся устроиться за спиной обеспеченной женщины, либо молодые, которым нужна финансовая поддержка. Есть, конечно, «антиквары», — рассмеялась она, явно поддразнивая Кирилла. — Их я сравниваю с любителями старинных, хорошо отреставрированных автомобилей. Они вступают в серьезные отношения с женщинами за сорок, но к ним я отношусь с долей непонимания и даже какой-то брезгливой недоверчивости.

Кирилл улыбался. Он не скрывал удовольствия от спектакля, разыгрываемого специально для него одной из заметных женщин столичного бомонда Илоной Крыловой.

«Очаровательно! С претензией на утонченную грусть и философское отношение к возрасту… Но только с претензией! Ей хочется моего возмущения, горячего прикосновения к руке в попытке убедить, что она-то молода и хороша собою… Дама явно скучает и дает это понять. — Кирилл оценивающе оглядел ее. — Если под костюмом окажется упругое, пахнущее свежестью от «LANCOME» тело, то… разве я против?»

Мелентьев встал, зашел за спинку кресла и сжал плечи Илоны. Она не ожидала такого броска, да и хотела, как ей казалось, другого. Комплиментов от синеглазого молодого человека, поцелуя в запястья рук, предложения встретиться… А потом… ну, может быть… А, может, и нет!

Но Кирилл уже вынул ее из кресла. Илона растерянно смотрела на него. Чувство достоинства замужней дамы совершенно невовремя, как она понимала, вдруг заговорило в ней. Она уже довольно резко дернула плечом, чтобы освободиться от захвата, как губы Кирилла коснулись ее шеи… Все поплыло перед глазами… Она пыталась что-то произнести, но с ее губ сорвался только тихий протяжный стон.

Мелентьев подхватил ее и, выйдя в коридор, безошибочно нашел дверь спальни. Его забавлял ее ужас и усилившееся постанывание: «На супружеской постели! На освященном верностью месте! Никогда!» Он положил ее и рассмеялся. «Судя по твоим голодным глазам, муж все время отговаривается работой. И уж, конечно, не раз в твое отсутствие заставлял вздрагивать застоявшуюся, заплесневевшую супружескую кровать от озорного адюльтера».

Илона думала, что просто возненавидит себя за минутную слабость, но, постепенно приходя в себя, она ощутила наслаждение и радость от того, что так легко поддалась безумию. Она прижалась к Кириллу и принялась осыпать его бесчисленными поцелуями…

Кирилл потянулся и, скользнув рукой по ее спине, сказал:

— Неплохо бы еще кофе!

Она подскочила, накинула пеньюар и помчалась исполнять его желание.

Когда Мелентьев вышел в гостиную, то нашел сверкающую улыбкой Илону и накрытый стол, на котором кофе отводилась лишь скромная роль десерта.

— И когда же в Женеву? — лакомясь канапе с паюсной икрой, уточнил детектив.

— Скоро! Через два месяца! — ответила Илона и озорно рассмеялась.

«Прямо на глазах похорошела! — не мог не отметить Кирилл. — Больше двадцати пяти и не дашь. Глянец светского приличия ей явно не к лицу. Она загнала свою живость и стала эффектно бесцветной. На таких смотрят, но не хотят!»

— И давно так разъезжаете с мужем?

— Лет десять.

— Да! — словно припомнил Мелентьев. — Эдуард ведь до тебя был женат?

— Осведомлен! — кокетливо изогнула губы Илона.

— Профессия!

— Я не в претензии!

— Мне говорили, его первая жена была твоей подругой?

— Мир не без добрых людей, — иронично усмехнулась Крылова. — Да, мы были дружны с Галиной.

— И в аварию попали вместе? — заметив ее недовольный взгляд, детектив как можно более беспечно добавил: — Говорят!

— Да, вместе! — сухо бросила она, поднялась с кресла и вышла.

Вернулась с бутылкой минеральной воды.

— Послушай, почему тебя это интересует? — строго посмотрела она на Мелентьева. — Разве это имеет отношение к убийству Жаклин? Или…

— Вот именно, или! — рассмеялся Кирилл и взял из ее рук бутылку. — Садись! Просто мне хотелось узнать немного о тебе.

Илона пожала плечами, но взгляд ее просветлел.

— Знаешь, как бывает, дружили вместе Галина, Эдик, я и мой тогдашний друг. Поехали на уик-энд за город… и тут случилась эта нелепейшая авария. Вину почему-то свалили на Эдика. Он был в трансе. Галина умерла в сельской больнице от потери крови… Я пыталась помочь… — Илона запнулась от тяжелого воспоминания. — Нашла хорошего адвоката, и все стало на свои места. Ведь если бы Эдик был виноват, погибли бы все, находившиеся в машине, а не одна Галя. Грузовик вильнул и врезался в кабину прямо с ее стороны… Эдик был ужасно подавлен смертью Галины. А тут следствие, угроза быть осужденным, конец карьере… Я должна была поддержать его, быть рядом. Так мы и остались вместе.

— Кстати, как я могу увидеть Эдуарда?

— Зачем? — удивилась Илона.

— Ты забыла, что я детектив, который ведет расследование, — поцеловал ее в запястье Кирилл.

— Действительно, забыла, чему обязана радости встречи с тобой. И это единственное, за что я могу быть благодарной Жаклин.

— Кстати, ты хоть отдаленно представляла, что собиралась написать о тебе и твоем муже Рахманина?

— Думаю, она написала бы что-то о бывших увлечениях Эдуарда и не преминула бы намекнуть, что он в свое время, был без ума от нее… А обо мне? — Илона постукивала красным ноготком по подлокотнику кресла. — Наверное, тоже о каких-нибудь давних романах…

— Но почему вас так это взволновало — какие-то домыслы, старые и уже никого не волнующие любовные связи? Почему вы с Эдуардом тоже приезжали, как выражалась сама Жаклин, к ней на поклон?

Илона раздраженно поставила чашку на блюдце, едва не разбив.

— На поклон! Чего захотела! Не сомневаюсь, она мечтала об этом! Но мы приехали, чтобы попытаться вразумить ее! Нас всех связывает давняя дружба и то, что она написала о Петре Арсентьевиче, нас возмутило!

— Значит, если я правильно понял, ни тебя, ни твоего мужа абсолютно не волновали мемуары Рахманиной?

— Скрывать не буду, мне это было неприятно, но не больше. А Эдика действительно ничего не волновало. Он поехал только из солидарности с Гарри.

— Понятно! Но все-таки я должен встретиться с Эдуардом. Это чистая формальность, но ее нужно выполнить.

— Пожалуйста, я не против! Он сегодня допоздна будет на телевидении. У него ночной эфир и еще, если не ошибаюсь, запись. Позвони ему, пусть закажет тебе пропуск.

— Еще один вопрос: ты кого-нибудь подозреваешь в убийстве Рахманиной и Ветрова?

— По-моему, ты заблуждаешься насчет смерти Олега. Все же видели, как его задушил питон. А Жаклин убил Лютаев. Уж это совершенно ясно!

— К сожалению, должен идти, — поднялся с дивана детектив.

Илона пошла его провожать, но у двери в спальню замедлила шаг. Кирилл сделал вид, что не заметил этого намека. Тогда она взяла его руку и притянула к себе. Мелентьев посмотрел на часы и лишь покачал головой, мол, понимай, как хочешь: то ли «Прощай, милая!», то ли «До встречи!»…

«Он со мной просто так? — задержалась у большого зеркала в прихожей Илона. — Или он мною заинтересовался? А! — махнула она рукой. — Нужно забыть! Но было хорошо! — губы расплылись в довольной улыбке: — Слишком хорошо, чтобы забыть! Чего скрывать, хочу, безумно хочу, чтобы он вернулся!»

* * *

Получив пропуск, Кирилл отправился искать Крылова. Одни говорили, что он у главного редактора, другие отсылали в монтажную, третьи — в буфет, и только одна девушка указала его местонахождение: «Он в бильярдной!»

Кирилл вторгся в теплую компанию популярной вечерне-ночной программы. Эдик Крылов с кием в правой руке хохотал, не забывая при этом левой рукой прижимать к себе хорошенькую ведущую.

— А! — воскликнул он, заметив Мелентьева. — Вы пришли! Рекомендую, — обратился он ко всем: — Частный детектив!

Раздались возгласы удивления.

— Пришел проверять мое алиби! — словно бахвалясь, объяснил Эдуард.

— Тебя в чем-то подозревают? — еще сильнее прижавшись к Крылову, прошептала хорошенькая ведущая.

— В чем-то! — наигранно обиженно отозвался он. — Не в чем-то, а в убийстве! Вы извините, — обратился он к детективу, — я немного расслабился после записи. Давайте, сядем вон там, — указал он в глубь помещения, — и поговорим!

Они сели на жесткий угловой диванчик, и Крылов вопросительно посмотрел на Мелентьева.

Тот усмехнулся.

— Вы совершенно верно угадали цель моего визита…

— Ах, да! Алиби! — подхватил веселый Крылов. — В тот день, а именно седьмого июня, я был в аэропорту Шереметьево-2, встречал коллег из Голландии, — кивнул он в сторону двоих мужчин, сидевших у стойки бара. — Рейс № 2344 Амстердам — Москва, время прибытия 00.25. Так что убить Жаклин я при всем желании не мог.

— А что, было такое желание? — подхватил Мелентьев неосторожно оброненную фразу.

Эдуард смутился.

— Нет, ничего такого я не имел в виду… Просто к слову пришлось…

— Понятно!

— Вы можете спросить их сами, — предложил Крылов. — Они немного говорят по-русски.

— Не стоит, я вполне доверяю вашим словам, — подчеркнуто любезно ответил Мелентьев и только собрался еще что-то спросить, как один из голландцев подошел к Крылову и заговорил с ним по-английски.

Кирилл принялся смотреть по сторонам, всем видом показывая, что он не понимает, о чем говорит голландец.

— Эди! Черт возьми, но наша машина еще не отремонтирована после того, как Марк позавчера въехал в непонятно откуда взявшуюся на дороге яму. А нам нужно ехать в аэропорт встречать Магдалену.

— Поезжайте на моей машине!

— О’кэй!

— Простите, — обратился Крылов к детективу, — мне нужно выйти с ними буквально на минуту.

— Не беспокойтесь! В принципе, у меня пока больше вопросов нет.

— Тогда до свидания! — протянул руку Эдуард и вышел с голландцами.

Кирилл посмотрел на хорошенькую ведущую, почти лежавшую на бильярдном столе и пытавшуюся загнать шар в лузу, и вышел.

Он думал, как бы ему проверить алиби Крылова. Ясно, что голландцы подтвердят его слова, если он действительно их встречал, даже если и не встречал. Разве они не окажут маленькую услугу русскому другу, который, несомненно, уже попросил их об этом?

Кирилл вышел на автостоянку телецентра, разглядел свой джип и неспешно направился к нему. До него донесся смех и громкий разговор. Детектив обернулся и увидел Крылова с голландцами, садящимися в машину.

— Надеюсь, Эди, она не сломается по дороге, как в день нашего приезда, когда ты не смог нас встретить, и Магдалене не придется добираться до Москвы на такси. У ваших таксистов фантастические расценки. За ту сумму, что мы заплатили, вполне можно было доехать из Амстердама в Антверпен…

Крылов сделал успокаивающий жест рукой.

— Не волнуйтесь! Все неполадки устранены!

— До скорого! — крикнул голландец, и машина выехала со стоянки.

Крылов круто повернулся и встретился взглядом с детективом. Он смутился, пытаясь распознать, понял ли Мелентьев, о чем он говорил с голландцами. Улыбка Мелентьева не оставляла сомнений.

Крылов натужно рассмеялся, пошарил руками в карманах брюк и подошел к детективу.

— Это не совсем так… — щурясь, словно от солнца, начал он. — Я просто пытался избежать лишних проблем. У меня контракт, я должен ехать в Женеву… и мне не хотелось бы фигурировать в деле об убийстве.

Кирилл с пониманием кивнул и, помолчав, заметил:

— Но не удалось! Случай!

— Да, черт возьми! Неприятно как-то! Но вот из-за этого случая мне и пришлось прибегнуть ко лжи. — Лицо Кирилла выражало внимание. Крылову ничего не оставалось, как рассказать детективу свою новую версию.

— Действительно, седьмого июня в 00.25 я должен был встречать голландцев. Я выехал за час до их прибытия, но по дороге мотор вдруг заглох. Я неплохо разбираюсь в машинах, поэтому открыл капот, взял фонарик и попытался выяснить, что же произошло, но… трудно объяснить, все на первый взгляд было в полном порядке. Я вновь сел за руль, но машина не заводилась… Что оставалось делать? Ловить встречную и ехать в аэропорт? Но как бросить прямо на дороге «БМВ-Л 7»? Я решил, пусть голландцы добираются сами, а я кого-нибудь остановлю и попрошу взять на буксир. Разозлился, конечно, ведь это все-таки автомобиль, который ни с того ни с сего не ломается. Попытался еще раз завести мотор и не заметил, как пролетело полчаса. Самолет уже приземлился. Тогда я позвонил на мобильный Фреда, объяснил ему ситуацию и предложил взять такси за мой счет. Они так и сделали, но отказались от моей оплаты. Тем временем я в последний раз попытался завести машину, и вдруг она поехала. Фантастика! Всю дорогу ожидал, что вновь заглохнет, но нет, доехал прямо до дому. На следующий же день отправился в автоцентр. Мастер тоже не нашел причины, по которой неожиданно заглох мотор. Вот и все! — развел он руками. — Пустячный, хотя и странный случай, и по стечению обстоятельств в эту же ночь убили Жаклин. Если бы не забарахлил мотор, и я встретил голландцев, у меня было бы стопроцентное алиби, а так… — опять развел он руками, — ну кто докажет, что я действительно стоял на дороге почти сорок минут? Капитана, ведущего следствие, вполне удовлетворило мое алиби, согласно которому я встречал голландцев. Так что в милицейских протоколах я не числюсь фигурантом по делу об убийстве. А тут вы! — не удержался Крылов от досадливого высказывания. — Я не спрашиваю, верите ли вы мне. Понятно, что нет! Хочу только заметить, что у меня не было никакой причины убивать Жаклин.

— Но ведь она собиралась предать гласности, насколько я могу предположить, весьма неприятные подробности из вашей жизни.

— Понятия не имею, что она там собиралась предавать! — резко бросил Эдуард. — Но то, что она даже своей смертью доставила всем нам немало хлопот — факт! — Он взглянул на часы. — Простите!

Мелентьев посмотрел вслед уходящему тележурналисту.

«И все-таки, что-то не то! Яркая супружеская пара Крыловых, по-голливудски улыбающаяся со снимков в светской хронике журналов, явно не так счастлива, как пытается делать вид!»

Кирилл отыскал свой джип и поехал в ночной клуб, где должна была выступать Марианна Горсткова.

_____

ГЛАВА 21

Охрана пропустила детектива только по личному звонку певицы. Он вошел в гримерную. Марианна, не оборачиваясь, кивнула ему, глядя в зеркало.

— Что случилось?

— Все то же!

— О, господи! Ну и не подходящее время ты выбрал! Сегодня обкатываю новую программу, не до тебя! — и неожиданно рассмеялась, забавно подрагивая верхней губой. Повернулась. — Ну вот, перешла с вами на «ты», ничего?

— Нет, мне даже приятно!

— Отлично, будем на «ты»! — вновь обернулась эстрадная дива к зеркалу и, взяв пушистую кисточку, принялась энергично водить ею по лицу. — Итак, чего же ты хочешь?

— Хочу узнать…

Но тут в гримерную влетел молодой человек в пиджаке из ярко-зеленой органзы.

— Марьянчик! Через пятнадцать минут! — скороговоркой произнес он и скрылся.

— Слышал! Некогда! Момент неподходящий! — бросила Марианна Мелентьеву.

«Вот и отлично! А зачем мне подходящий, когда ты будешь настороже? Когда от тебя ничего, кроме отшлифованной лжи, не услышишь!»

— Я подожду!

— Как хочешь!

Кирилл был сопровожден молодым человеком в ярко-зеленом пиджаке к столику, зарезервированному для гостей Горстковой.

По небольшой эстраде поплыли бело-синие волны света, появилась Марианна… Перламутровый блеск платья, завораживающий голос… словно Ундина, она подбиралась к публике, пытаясь околдовать ее и затянуть в омут музыки.

— Ну а теперь вообще некстати! — пробормотала лежащая на диване Марианна, вновь увидев в дверях гримерной детектива. — Видишь, устала!

— А я развлеку! — присел рядом Кирилл.

— Слушай, ты невыносим! Клянусь, другого послала бы, а у тебя чертовское обаяние! Ну, что ты хочешь еще узнать?

— Я хочу узнать то, чего ты мне никогда не скажешь, а именно, где ты была седьмого июня около ноля часов.

Глаза Марианны насмешливо скользили по лицу детектива.

— Только не говори, что ездила домой за спреем для горла. Я проверял, тебя дома не было!

— Тогда мне больше нечего сказать. Пусти! — слегка ударила она его по плечу. — Мне нужно переодеться.

Марианна скрылась за перегородкой, а Мелентьев, опустив голову, невесело подводил итог «содержательного» разговора.

Перечитывая краткие записи Рахманиной, он пытался какие-то фразы примерить к Марианне, но ничего особенно не подходило. Кирилл встречался с Маевым, у которого, как утверждал Напольский, он провел вечер и ночь седьмого июня. Тот подтвердил, что Никиту видел, а Марианну — нет! Значит, опасения Рокина напрасны. Если Марианна и была с кем-то, то не с Напольским. Но с кем? И где? Какие строки черновиков Рахманиной могут относиться к Горстковой? За что ее ненавидела Жаклин? За Алекса Валуева! Да ведь это же очевидно! — хлопнул себя по колену детектив так, что поморщился от боли. — Ну да! — Он в точности припомнил одну фразу: «…Вообще мужчины не любят лесбиянок, а тем более Он. Не сомневаюсь, она раскаивается. Потому что надеется, несмотря на все обстоятельства, неблагоприятные на нынешний момент для нее, быть с ним. Она его любит… Его же ждут сюрпризы…», — веселье детектива несколько уменьшилось. — Что значит — «его ждут сюрпризы»? Насколько я могу судить, всех их ждали бы сюрпризы, останься Рахманина жива. Хорошо, допустим, Он — это Алекс Валуев, тогда «сюрприз» — это его собственный внук, которого он считает своим сыном, а лесбиянка — Марианна? Н-да, — потер подбородок Кирилл, — это определение явно не подходит Горстковой… Тогда кто? Валерия? Илона? Светлана?… «она надеется быть с ним!» С кем? Валерия, Илона — замужем и разводиться, вроде бы не собираются, остаются Светлана и Марианна. Кто из них лесбиянка? И откуда это известно Рахманиной? Выходит, она занималась любовью с одной из них! Светлана? — задумался детектив. — Явно не удовлетворенная в период своего замужества. Предположим, приезжала в Москву, но из-за боязни слежки со стороны мужа опасалась встречаться с мужчинами и потому предавалась лесбийской любви с Жаклин…»

— Послушай! — появилась в новом платье Марианна. — Не мучайся! Я не убивала Жаклин! Мне это вовсе ни к чему!

Она взяла стакан сока и присела на диван.

— Я должна выйти к друзьям в зал.

— Неужели тебе ничего не хотелось бы скрыть из прошлого? — удивился детектив.

— Абсолютно! Ну что могла написать обо мне Жаклин? Перечислить все мои любовные похождения? Прочла бы с удовольствием, тем более что о многих я уже, несомненно, позабыла.

— Или хотела позабыть? — решил уточнить Мелентьев.

— То есть? — в голосе Марианны прозвучали бархатные нотки.

— Бывают такие любовные похождения, о которых неприятно вспоминать, — вкрадчиво пояснил детектив. — Скажем, лесбийские… по ошибке или любопытству, или… — Мелентьеву понравилась пришедшая мысль, — или вынужденные…

Горсткова замедленно отреагировала на его слова. Сначала вроде бы вдумалась, а затем небрежно рассмеялась.

— Пойдешь со мной в зал? — спросила она.

Кирилл смотрел на нее, ожидая ответа на свой вопрос.

Марианна провела рукой по его волосам.

— Какие шелковистые! Ну, хорошо, скажу, чтобы больше не надоедал мне вопросами. Да, седьмого июня около ноля часов меня не было дома. Я встречалась с мужчиной!

— Ты все еще любишь его и надеешься с ним быть? — воспроизвел Кирилл фразу из черновиков Рахманиной.

Марианна замерла перед дверью. Кирилл посмотрел на ее обнаженную глубоким вырезом спину и спросил полуутвердительно:

— Это Алекс Валуев?

Горсткова медленно повернулась.

— Да!

— Но он утверждает, что весь вечер был в своем клубе!

— А что еще может утверждать женатый мужчина?

Кирилл вздохнул и откинулся на спинку дивана:

— Тогда мне все ясно!

— Что тебе ясно? — с неприязнью спросила Марианна.

— Ясно, что ты убила Рахманину!

— Ничего себе заявление! С какой стати мне ее убивать? Я же тебе сказала, что встречалась с Алексом.

— Встречалась, не спорю, только на несколько минут, а затем помчалась на дачу к Рахманиной.

— Ты несешь какую-то чушь!

— Не хочешь — не буду!

— Нет уж, давай до конца!

Сотовый Марианны сотрясался от непрерывных звонков: друзья требовали ее в зал.

— Ты помчалась к Рахманиной, чтобы убить ее, так как знала, что Валуев никогда не простит тебе лесбийской связи…

Марианна от удивления приоткрыла рот.

— Замолчи! — потухшим сиплым голосом проговорила она.

— А у тебя, не знаю, по какой причине, появилась надежда вернуть Валуева…

— Замолчи! — уже просила она.

В дверь гримерной постучали и тут же открыли. Молодой человек теперь уже в рубашке цвета апельсина умоляюще вскричал:

— Марьяночка! Все изнывают от желания лицезреть тебя! Поторопись, дорогая!

— Еще десять минут! — пытаясь прийти в себя от услышанного, проговорила Горсткова.

Она подошла к столику, взяла кисточку, поднесла к лицу и резко отбросила.

— Да! Да! Представь, мне было наплевать на то, что напишет обо мне Жаклин! Я даже хотела этого… отчасти! Чтобы ему было больно! Но потом… О, я знала, что он выдает желаемое за действительное, я знала, что он ни за что не оставит Аллу, а главное, ребенка… Но он может быть таким убедительным… Совершенно неожиданно после стольких лет параллельного существования мы начали встречаться… как бы в шутку… Я изображала, что для меня встречи с ним только приятны, не более… и в любой момент я могу их прекратить. Он тоже изображал что-то подобное… Но они стали нас затягивать… Меня, во всяком случае. Мы сняли квартиру. Недавно он обронил несколько фраз насчет нашего совместного будущего… скорее всего для того, чтобы покрепче привязать меня, и я это подспудно понимала, но все равно поддалась… Короче, — резко оборвала сама себя Марианна, — седьмого я была с Алексом!

Взгляд детектива выражал неприкрытое сомнение.

— А откуда ты узнал?

— Остались черновики Рахманиной. Признаюсь, сумбурные… Но не настолько, чтобы не догадаться, о ком идет речь.

— Ты можешь говорить яснее?

— Пожалуйста! Из черновиков я понял, что у тебя были любовные связи с женщинами, не исключено, что и с Жаклин.

— И что ты хочешь сделать с этими черновиками?

— Разобраться!

— А потом?

— Сжечь!

— Благородно! — с усмешкой бросила Марианна и, заведя руки за голову, проговорила по слогам: — Чертова кукла Жаклин!

Опять влетел юноша в апельсиновой рубашке.

— Иду! — Горсткова сделала шаг и повернулась к Мелентьеву. — А ты?

— Если не возражаешь!

— Напротив! Я хочу узнать, что еще ты обнаружил в грязных черновиках этой невероятной стервы.

Принеся извинения друзьям за долгое отсутствие, приняв изъявления восторга и сотню поцелуев, Марианна подошла к Мелентьеву.

— Два коктейля, — обратилась она к официанту. — Ну и?.. — это уже относилось к Кириллу.

— Ты хочешь узнать, что поведала о тебе Жаклин?

— Естественно! Раз уж это не кануло в Лету.

— Она поведала достаточно, чтобы подозревать тебя в убийстве.

— Ты серьезно? — Марианна задумалась. — Нет, неужели ты полагаешь, что я бы стала пачкать руки об эту мразь? Если ты так считаешь, значит, она выдумала какую-то гнусность!

— Я бы так не сказал.

— Ну и все-таки, что же там эта ведьма насочиняла? — не отставала Горсткова от детектива.

Не мог же Кирилл ей ответить, что не располагает никакими конкретными данными, поэтому он с многозначительной неопределенностью покачал головой:

— Ну, скажем, она писала о вашей близости в духе Сафо…

— Так и знала, что соврет! — воскликнула Марианна. — Никогда не было у меня с этой стервой никаких, не то что любовных, отношений. Она просто ненавидела меня до умопомрачения. Однажды во время празднования Нового года на даче у крупного чиновника собралось пестрое общество из представителей богемы и партократии. Надумали устроить маскарад. Все веселились, бегали, прыгали, как заведенные, и вдруг чья-то рука плотно обхватила мою талию, и чьи-то губы буквально впились в мои. Я, естественно, решила, что это какой-то мужчина и слегка оттолкнула его. Он снял маску, и я узнала Симу, как ее все называли, ведавшую в то время эстрадой. Ходили слухи, что она балуется девочками, но никто всерьез им не доверял. И этот поцелуй увидела Жаклин. Хихикнула и растворилась в дожде конфетти.

Прошло, наверное, месяца три. Готовился большой концерт, один из тех, после которых можно стать почти знаменитым. Время было застойное. На телевидение не проберешься, в список участников престижных концертов не попадешь. Мне, как мог, помогал Алекс, но в его ведении были театры. Эстрада принадлежала другим, в том числе и Симе. И вот я получила приглашение поехать отдохнуть на неделю в один из партийных пансионатов под Москвой. Приехала и поняла, кто меня пригласил. Сима. Она недвусмысленно намекнула: хочешь участвовать в правительственных концертах, выступать на телевидении, в том числе на престижном «Голубом огоньке» — поиграй со мной! Я была молода, мне хотелось успеха, славы… — она задумалась.

— А теперь? — не удержался от каверзного вопроса Кирилл.

Марианна иронично посмотрела на него.

— И теперь! Я не скрываю, что мне нравится, когда Москва сверкает афишами с моей улыбкой. Мне нравится, когда Тверскую украшают растяжки, на которых огромными буквами написано: «Марианна Горсткова». Мне нравится моя слава! Так вот, — вздохнула она после паузы. — Тогда подумала: «А не все равно? Ну, со старым, толстым мужиком или с теткой? Закрыть глаза, вытерпеть, а иначе не дадут петь, загонят в клубную самодеятельность…» А Сима вроде и не уговаривала, просто рассуждала сама с собой о предстоящем концерте, о новых эстрадных программах на телевидении и давала понять, что раз уж я попалась в ее поле зрения, то выход у меня один. Заговорила, затянула в спальню, стянула с меня свитер… Удивительно, но даже противно не было, я была ошарашена… И тут — как эта стерва сумела войти в номер, до сих пор не пойму — в двери появляется Жаклин: «О! — и сладко так смутилась. — Симочка, я не знала, что ты не одна». Сима, красная от возбуждения, бросила: «Чего тебе?» А та верещит: «Ничего срочного, потом зайду!» и, послав мне улыбку, скрылась. Вот и все! А близости в духе Сафо не было! Не успела выйти Жаклин, как раздался густой бас: «Серафима! Ты здесь?» Сима выругалась: «Какого черта? Если дверь не на замке, то каждый может заходить!» Но, выглянув в гостиную, защебетала: «Иван Сергеевич! Проходите! Рада вас видеть!» «Зайди к… — он назвал фамилию какого-то важного чиновника, — он срочную телефонограмму получил. Чувствую, закончился наш отдых!» Сима вылетела из номера, а Иван Сергеевич задержался, налил стопку водки, и тут я, потянувшись за свитером, уронила стул. Со стопкой водки в руке он заглянул в спальню. Увидел меня. Оглядел. Вероятно, вспомнил. Протянул: «А!» Рассмеялся. «Ну, удружил я Серафиме! — и обратился ко мне: — Послушай, как тебя?» — Марианна! — подсказала я. — «Да, точно, вспомнил! А ты молодец! Так послушай, Мариночка, пошли-ка лучше со мной! Что тебе с Симкой! Ведь никакого удовольствия! Или ты?..» В мгновение ока я натянула свитер. «Ну и отлично! А Симку не бойся, со мной она тебя не достанет!» Мы ушли. И действительно, Сима меня не достала. Она, как мне говорили, вычеркивала мою фамилию из всех списков на концерты, а Иван Сергеевич вписывал. Я ему по сей день благодарна. Он мне очень помог. Знаешь, одного таланта недостаточно, чтобы стать популярным певцом, нужна удача! Моя удача многогранна: одна грань — Алекс, другая — Иван Сергеевич, третья… ну, это уже не важно! — улыбнулась она. — А того, о чем ты прочел в черновиках, не было, не случилось! Вот почему меня не особенно волновали публичные откровения Жаклин. Противно! Грязно! Но не убивать же за это! Не веришь? — поймала она взгляд детектива.

— Конечно, нет! Я не могу верить, я должен знать!

— Ну и как же ты узнаешь?

— Это уже ноу-хау моей профессии!

— Тогда желаю удачи, обаятельный сыщик!

* * *

«Не было… не случилось! — размышлял Кирилл, вернувшись домой. — Ясно, что у Жаклин было что рассказать о каждом своем персонаже. Вероятно, сложись ее жизнь иначе, она бы не взялась за перо. Накопилась обида на вся и всех. Она пыталась до последнего противостоять ей. Обращалась за помощью — отказали все, кроме Светланы. Интересно, есть ли в черновиках строки, относящиеся к благодетельнице? — Мелентьев в который раз принялся вчитываться в довольно общие для постороннего и очень личные для посвященного фразы. — «Отравленная кровь!» — Ну, это прямо на телесериал тянет — не удержался от восклицания Кирилл. — Что еще за отравленная кровь? А эта фразочка: «Обезьянка. Забавная и жалкая». Попробуй расшифруй! Но сделать это необходимо, нужно разобраться, что конкретно о каждом собиралась написать Жаклин. Нужно узнать причины, по которым персонажи неудачливой мемуаристки хотели убить ее. И один из них осуществил общее чаяние. Что ж, две причины я выяснил, осталось совсем немного… Самое лучшее алиби — у Валерии Бахаревой. Она была в узком кругу приглашенных на день рождения и не могла незаметно исчезнуть на несколько часов. Но, с другой стороны, мои фигуранты — люди обеспеченные, вполне могли нанять киллера. Только вряд ли бы киллер стал пользоваться пистолетом Валуевой… Да и вообще, в этом убийстве не чувствуется почерк профессионала… «Она знает, что такое тюрьма…» — перечитал фразу из черновика детектив. — А Валерия Бахарева одно время занималась тюремной тематикой. Даже написала книгу. Нужно ее найти и прочесть! Да-а-а… — протянул Кирилл. — Фигура Бахаревой привлекает. Ведь Жаклин была убита как раз накануне выхода второй главы, посвященной Валерии. Следовательно, Рахманина не успела еще отправить материал в редакцию. — Кирилл разыскал эту «подпольную» редакцию. Молодые ребята, не брезгающие ничем во имя цели. А цель у них — собрать достаточно денег, чтобы выпускать дорогой престижный журнал. Рахманина не давала им больше одной главы. Напишет, принесет в установленный срок — и скроется. Вот кто искренне скорбел о безвременной кончине мемуаристки! — Кирилл потянулся. Первые солнечные лучи осторожно заглядывали в окно. Мелентьев лег на диван. — Не забыть зайти на студию! Должна приехать Вера Коновалова. Хорошая фамилия для женщины… сильная…» — уже засыпая, усмехнулся он.

Проснувшись после полудня, Мелентьев позвонил Рокину и сказал:

— Ваши подозрения оказались безосновательными. Седьмого июня Марианна с Напольским не встречалась, — а про себя подумал: «Либо она была с Валуевым, либо стреляла в Жаклин. В любом случае Напольский отпадает».

— Приятно слышать! А с кем же она была?

— Простите, — вежливо заметил детектив, — вы просили проверить, не встречалась ли Марианна седьмого июня с Напольским, я проверил — нет. А с кем она встречалась — это уже не мое дело.

— Так пусть станет вашим! — потребовал Рокин.

— В настоящее время, к сожалению, это невозможно.

— Ладно! — пробурчал он. — И на том спасибо, что не с Напольским.

«Вот так, — одеваясь, думал детектив, — одного мужчину любимой женщине прощают, а другого — ни за что! Это уже ревность не к женщине, а зависть к мужчине… О! Интересное совпадение! У моей мемуаристки тоже кое-что записано по этому поводу: «Он бы простил ей, кого угодно, но только не Г. Отца родного простил бы. А тут, — зависть и страх оказаться хуже! Она это знает и боится меня!» Итак, кто же этот Он и кто Она? Надо отдать должное выдержке убийцы. Ведь уже всем известно о найденных мною черновиках Рахманиной, а убийца еще ничем себя не проявил. Спокоен! Вот что странно! Спокоен…»

С этой мыслью о спокойствии убийцы Кирилл приехал на студию и наконец-то встретился с Верой Коноваловой. Она оказалась именно такой, какой ее представлял себе Мелентьев. Она вполне могла подхватить его на руки несмотря на его сто восемьдесят семь сантиметров роста, и прижать к своей крепкой молодой груди.

Мелентьев изложил ей свое дело. Вера горячо откликнулась на призыв детектива помочь ему изобличить убийцу Олега Ветрова, если таковой вообще существует, в чем девушка сомневалась.

— Понимаете, Кирилл, все произошло на моих глазах. Олег положил на плечи питона, и тот задушил его совершенно непредсказуемо! Ведь к Олегу сразу кинулись на помощь, но было уже поздно… Ужас! — ее грудь вздымалась громадным валом под трикотажной кофточкой в сине-желтый горошек. — До сих пор, как вспомню — мурашки по телу! — и она тут же продемонстрировала Мелентьеву свою мощную руку, покрытую не менее мощными мурашками.

— Но все же нужно разобраться с непонятно кем выпущенной стрелой! — заметил детектив, после того как выразил Вере сочувствие.

— Надо! Только уверяю вас, это мальчишки выпустили, а родители их прикрывают! На площадке вечно крутится кто-то посторонний. Но ведь это дети, куда же их! — в отчаянии махнула она рукой.

— Прошу вас, Вера, составьте мне полный список всех, кто в тот день был в павильоне.

— Не волнуйтесь! У меня, как у ответственной по подбору актеров, есть полные списки и массовки, и артистов цирка… нужно только разыскать! После этой трагедии, — вздохнула она, — съемки остановили на неопределенное время. Все разъехались кто куда! И я тоже укатила в Европу, на совместный проект. А теперь вот съемки в Москве.

— Значит, Вера, как только подготовите списки, звоните. Я подъеду!

— На этой же неделе все сделаю! — энергично пожимая руку детективу, заверила его Вера Коновалова.

_____

ГЛАВА 22

Мелентьев сел в машину и позвонил Гарри Бахареву.

— Встретиться? — удивился тот. — Ах, расследование? Еще не закончилось? То есть… Простите, сегодня занят… Впрочем, и завтра, и послезавтра… А чем, собственно, я могу быть вам полезен? Ну да, конечно! — сам себе объяснил Бахарев. — Ладно, приезжайте…

— Когда?

— Да хоть через полчаса.

— Договорились!

В театре полным ходом шел ремонт.

— Игорь Петрович сейчас временно в кабинете Петра Арсентьевича, — пояснил охранник детективу. — Второй этаж, налево.

Кирилл не мог не отметить размах ремонта.

«Не иначе как на пожертвования швейцарской вдовы…»

— Разрешите, — заглянул Мелентьев в кабинет.

— Здравствуйте, проходите! — произнес Бахарев и указал Мелентьеву на кресло возле стола.

Но детектив не сразу воспользовался приглашением Игоря Петровича. Он с любопытством и благоговением оглядывал стены, увешанные портретами и фотографиями с автографами.

— Какие имена! Неужели все они были в этом кабинете?

— Были! — подтвердил Бахарев. — Это кабинет моего отца. Я здесь временно, из-за ремонта.

— Как здоровье Петра Арсентьевича? — поинтересовался Мелентьев.

— Спасибо! Теперь можно сказать, что хорошо. Признаюсь, мы с Лерой думали, что он не выберется.

— Да, Жаклин.„— но детектив не успел закончить начатую фразу, Гарри Бахарев резко перебил его.

— Думайте обо мне что хотите, хоть подозревайте в убийстве, но мне наплевать, кто ее пристрелил. Нет! Вру! Не наплевать, а руку пожать хочется!

— Вас это удивит, но я понимаю ваши чувства. Однако все равно необходимо установить истину.

— То есть изобличить убийцу, хотите сказать вы. Так вот, для меня — кто бы он ни был — благородный разбойник, а не убийца! — горячо говорил Бахарев.

Мелентьев не возражал.

— Ну, конечно… — голос режиссера сник, — нельзя безнаказанно убивать людей, кем бы они ни были. Простите, не сдержался. Эмоции! — он снял очки и спросил: — Чем же я могу вам помочь?

Кирилл понял, что нужно как-то разрядить обстановку и обратил внимание на фотографию на столе:

— Очень люблю слушать Моцарта в исполнении оркестра под управлением Гирта Пундуса, — указал он на снимок, на котором Петр Бахарев одной рукой обнимал Гарри, а другой — Гирта Пундуса. — Удивительный музыкант!

— Да! — отозвался Гарри. — Талант у него от отца. Отец ведь в молодости великолепно играл на скрипке, но предпочел театр. Мы с Гиртом как бы две грани его таланта…

Изумление отобразилось на лице детектива.

— Простите, Гирт Пундус — сын Петра Арсентьевича? Не знал!

— Это все женская ненависть. Мать Гирта была второй женой моего отца. Ну и когда Петр Арсентьевич с ней расстался, она так вознегодовала, что изменила фамилию Гирта — Бахарев на свою девичью, Пундус. Она — латышка. Но отец всегда относился к Гирту с вниманием. И он тоже очень любит отца. Когда Гирт получал паспорт то, чтобы примирить родителей, сделал себе двойную фамилию: Пундус-Бахарев. Но так называют его редко. Обычно пользуются только первой половиной, — улыбнулся Гарри.

— Да-а-а… — потянул паузу детектив, но вынужден был снова испортить настроение Бахареву. — Игорь Петрович, мне необходимо узнать, где вы были в ночь убийства Рахманиной.

— Понимаю! Когда я узнал, что Жаклин убили, то до мельчайших подробностей припомнил тот день. Знал, что милиция меня не обойдет. Но, к сожалению, как говорится, стопроцентного алиби у меня нет. Хотя я и был не один. В тот день я пробыл в театре приблизительно до десяти часов вечера. Вышел. Сел в машину. Приехал домой. Леры еще не было. Ужин мне подала Валентина Сергеевна, наша домработница. Проглядел кое-какие бумаги, посмотрел телевизор. Лег спать. Проснулся, когда вернулась Лера. Было около двух ночи.

— Понятно! — сделал пометки в блокноте детектив. — Может, у вас есть предположения, кто мог убить Рахманину?

— Не скрою, я думал об этом и могу сказать только, что убийца — явно не из нашего круга. Дело в том, что Жаклин вошла в нашу семью со стороны… Отец этого опасался и, как оказалось, не напрасно. Ну так вот, она вроде бы вписалась в наше общество, но после развода вновь стала чужой. Да, она вращалась в театрально-кинематографическом мире, но не в нашем кругу! Так что, думаю, вам стоит искать убийцу из второй половины жизни Жаклин. Кто там был, не представляю. Но самый яркий — Николай Лютаев. Другие наверняка ему подобны. Я даже могу предположить шантаж. Какой-нибудь любовник Жаклин напился, стал требовать денег, она отказала, он выстрелил.

— Пистолет дорогой!

— Сейчас по случаю не то что пистолет, пушку можно купить.

— А как складывались отношения между Рахманиной и вашей женой, ведь они были подругами?

— Лера всегда доброжелательно относилась к ней, а Жаклин просто исходила ненавистью. Можно подумать, будто Лера виновна в ее увлечении Лютаевым и безумном браке с ним! Жаклин была инициатором нашего развода. Жаклин кричала журналистам, что влюблена в Лютаева. Так что Валерия здесь абсолютно не причем. Потом, когда Жаклин опомнилась, она возненавидела нас за наше счастье. Долго думала, как отомстить, и, наконец, надумала! «Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!», — писал Достоевский. И ведь какая простая просьба! Но нет! Ничто так тяжело не дается, как спокойное осознание счастья других. Жаклин накопила яд, хотела выпрыснуть, да подавилась…

— А вас не смущает, что Рахманина была убита именно перед тем, как должна была передать в редакцию вторую главу о вашей жене?

— Нет, не смущает! Бывают стечения обстоятельств и похлеще.

— А что вы думаете по поводу смерти Олега Ветрова?

— Вот это настоящая и в ближайшее время невосполнимая потеря для нашего театра! Столько было планов! Но разве вы считаете, что Олега убили? — задал вопрос Бахарев и задумался. — Невозможно! Ведь это произошло на глазах у всех. Признаюсь, у меня даже тени сомнения не возникло, что это несчастный случай на съемках. К сожалению, они случаются, и довольно часто. Театр в этом отношении более безопасен.

В дверь заглянули. Бахарев кивнул:

— Иду! Простите, репетиция, — извинился он перед детективом.

* * *

«Так, — размышлял Кирилл после беседы с Гарри Бахаревым, — надо разобраться с черновиками Рахманиной до конца, выяснить, что у нее было на каждого. А пока основная версия такова: стреляла Валуева, но убил кто-то другой…»

В тот же день он встретился со своим школьным другом, майором МУРа Леонидом Петровым и попросил помочь. Было нужно просмотреть архивы одного отделения милиции, после чего Мелентьев расшифровал строки, относящиеся к еще одному фигуранту. Такие строки… за которые Жаклин не то что можно — нужно было убить! Однако Кирилл решил не останавливаться на достигнутом, а расшифровать все до последней буквы, поэтому поехал на Рижское взморье.

Хороший детектив — всегда хороший актер. Кирилл явно недооценивал свои актерские способности. Впрочем, когда человек долгое время испытывает ненависть, то всякий раз с жадностью хватается за возможность излить ее, вероятно, в надежде освободиться от накопленной на душе тяжести. Поэтому Мелентьеву надо было лишь навести разговор на нужную тему… и он услышал много интересного.

— Выскочка, ловкачка… Я каждый день благодарю бога, что он отвел ее от моей семьи. Она не любила Гирта, она любила его фамилию! Она все время звала его в Москву, чтобы сделать из него такого же ремесленника от искусства, каким является сама. Писательница! — Хильдегарда Пундус уничижительно рассмеялась. — Понимаете, если человек определяет себя в гении, то это вовсе не значит, что он действительно таков, — пояснила она, глядя на Кирилла прозрачно-голубыми злыми глазами. — Просто фантастическое стечение обстоятельств, что мы с вами вот так разговорились!

Мелентьев охотно кивнул. «Еще бы не фантастическое! Во-первых, мне нужно было разыскать вас в одном из отелей взморья, а во-вторых, втереться в доверие, представившись глуповатым критиком, собирающимся писать книгу о крупных писателях современности, в том числе и о Валерии Бахаревой. Ее имя подействовало на вас, как спирт на открытую рану… Я узнал все, что хотел, даже больше…»

После Рижского взморья, золотисто-серых дюн и смолистых сосен оказаться в душном, маленьком сельском районе, затерянном в необъятной России, было тяжело… морально, а особенно физически: съедали комары, совершенно не обращая внимания на предназначенные против них импортные средства, какими Кирилл тщательно обмазывался каждый вечер. Он опять погрузился в изучение архивов. Пожелтевшие листы мелькали перед его утомленными глазами. «Обидно будет, если не найду… обидно! Разгадка здесь! Неужели утеряны? Неужели? — глаза детектива сузились от напряжения, вчитался. — Нашел! Отлично! Но это только часть, чтобы расшифровать всего два слова из черновика Жаклин. Предположение есть, — нужны факты!»

И опять архив, теперь уже в Москве. Предположение подтвердилось, от чего стало скверно на душе. Скверно до омерзения, до ужаса, что такое возможно!

Кирилл вернулся домой. Разложил листы черновиков и, заглядывая в них, начал набирать текст. На экране компьютера стали появляться страницы «Живых листьев» Жаклин Рахманиной. «Хоть сейчас в печать! — с отвращением подумал он. — Да, все, о чем писала Рахманина, было! Но нужно ли оно теперь? Люди сами моделируют свое будущее. Зачастую грязными руками. Таким и будущее получается. Грязь постепенно стирается временем, затушевывается другими, вполне порядочными поступками, но вот, появляется человек, который хочет убрать ретушь… Порыв отчасти даже благородный, только вызван он в данном случае самым мерзким чувством — завистью… И тем не менее, я должен изобличить убийцу! Преступление — причина, наказание — следствие…»

* * *

Илона встретила Кирилла официально: появилась в дверях гостиной и сказала: «Проходите!» Но глаза смеялись, сверкали. Домработница попрощалась и ушла.

— Я рада! — шепнула Илона, прижимаясь к Мелентьеву. — Рада!

Он слегка отстранился и со странным интересом посмотрел на нее.

— Ты довольна своей жизнью? — неожиданно спросил он.

— Прости, что за глупый вопрос? Можно быть довольной или недовольной новым гарнитуром, а жизнь — это данность!

— Данность! — иронично подхватил Мелентьев. — Кем?

Илона ответила изумленным взглядом и кратко сказала, давая всем своим тоном понять, что больше на эту тему не будет ни слова:

— Богом!

— Бог дал, а один человек взял и отнял. Кто он тогда?

Илона молчала. Кирилл тоже.

— Вероятно, не очень счастливый человек, — отстраненно проговорила она.

— Признаться, думал, что у Жаклин действительно не было на тебя материала… — после паузы произнес Мелентьев.

— У нее ни на кого не было! — натянуто рассмеялась Илона. — Ей просто не давала спокойно жить писательская популярность Валерии.

— И это тоже… — согласился детектив. Помолчал, глядя на Илону. Усмехнулся. — Ты, наверное, уже слышала, что мне удалось разыскать некоторые черновики Рахманиной?

— Конечно, слышала!

— Ну так вот, на основании этих черновиков я подозреваю тебя в убийстве Жаклин.

Илона картинно приоткрыла рот, выражая свое удивление. Надменно взглянула на детектива и, едва шевеля губами, сказала, как сплюнула:

— Чушь!

— С неприятным чувством вынужден признать, что нет! Я проверил.

В наступившей тишине ее вопрос отозвался звоном монеты, упавшей на дно стакана:

— Что?!

— Что Галина Крылова погибла не без твоей деятельной помощи.

— Это все выдумки Жаклин! Она тоже думала испугать меня своими вымыслами.

— Ты плохо слушаешь, — заметил ей Мелентьев. — Я сказал, что проверил то, что написала в черновиках Рахманина, — и все сошлось!

— Ах, сошлось! — нервно воскликнула Илона, пружинящим шагом пройдясь по комнате. — Тогда в чем же дело? Почему меня не арестовывают? Почему ты так долго молчал, зная, что убийца Жаклин — я!

— Я же тебе объяснял: мне нужно было проверить.

— Отлично! А теперь зови оперов или кто там у тебя в помощниках!

Кирилл перевел взгляд с Илоны на окно, за которым колыхались ветви черемухи… такие же, как и перед сельской больницей, где стараниями подруги была убита Галина Крылова.

Илона почувствовала, что детектив не пугает ее, она поняла, что он все знает! Она перестала кривляться и настороженно посмотрела на него.

— Видимо, наш разговор ни к чему не приведет. Поэтому я передам черновики и документы на Петровку, — сказал Мелентьев и направился к двери. Илона бросилась ему наперерез.

— Нет, раз пришел, давай поговорим! Что ты там вычитал у этой сплетницы?

Кирилл вынул из папки файл с несколькими листами и протянул Илоне.

— Прочти сама, мне не хочется.

— Что это? — осторожно взяла она файл двумя пальцами.

— Это сокращенный вариант главы, посвященной тебе! — бросил детектив и отошел к окну.

Илона села на диван и стала читать:

«Они отправились вместе: Эдуард с Галиной и Илона со своим любовником, человеком ныне здравствующем, но ничем не примечательным, поэтому я назову его «X». Его роль была крохотной. В разыгравшейся трагедии он только испугался, что слух о его вояже дойдет до жены и, бросив всех, скрылся на попутке.

Он Илону абсолютно не интересовал, а был нужен только для отвода глаз. В последнее время Галина стала замечать, что взгляд Илоны слишком подолгу задерживается на Эдуарде.

— Кажется, Галка меня начинает ревновать! — сказала мне как-то она. — Представляешь, перестала оставлять нас двоих в комнате. И за что ей такое везение! Ведь меня с ней и сравнить нельзя! Ну что она! Одно слово — бухгалтерша, и по работе и по жизни.

— А что же раньше ты на Эдуарда не обращала внимания? — поинтересовалась я.

— Да как-то дороги шли параллельно, почти не приходилось встречаться. Ну, видела я его по телевизору, так мало ли кого видишь? Да и планы у меня другие были. А тут познакомилась через Галку, пригляделась! И она тоже — все напевает, как хорош Эдик в постели… — заложив руки за голову, с тоской проговорила Илона.

— А ты что ж, до сих пор не проверила?

— Что ты! Эдик порядочен до неприличия! Чувствую, что ему небезразлична, но… — печально всплеснула она руками.

После этого у нее появился «X», с которым она стала приходить к Крыловым. Галина, вероятно, успокоилась.

В первые по-настоящему теплые летние дни решили они выехать подальше от Москвы, отдохнуть. «X» отговорился от жены командировкой, и они отправились в сторону Орла, намереваясь заехать в Спасское-Лутовиново.

Дорога была узкой, водитель встречного грузовика не справился с управлением и врезался в кабину со стороны Гали. Странная авария — все живы, только поцарапаны, а та — только что не всмятку! Обезумевший от ужаса Эдик остановил какую-то машину и вместе с водителем перенес в нее бесчувственную, истекающую кровью Галину. Илона тоже поехала с ними. Разве могла она оставить лучшую подругу?

Приехали в маленькую сельскую больницу. Врач оказался молодым, больше похожим на студента. Осматривал и качал головой.

— Кровь! Кровь нужна! А у нас запасов — для реанимации комара!

В больницу примчалась милиция. Эдуард вышел в коридор. Отвечал на вопросы, плохо понимая, о чем говорит. Мысли были рядом с Галиной.

— Нужно немедленно у кого-то попросить кровь! — обратилась Илона к врачу. — Позвоните в город!

Врач посмотрел на нее и тихо присвистнул:

— Какой город! До ближайшего города, где можно достать кровь, почти двести километров!

— Так что? Она должна умереть из-за какой-то крови?!

— Я сделаю все, что могу! — резко проговорил врач. — Она молодая, у нее есть шанс — тридцать процентов против семидесяти. Срочно звоните в город и просите кровь, — приказал он медсестре. — Вас прошу выйти! — бросил Илоне.

Илона вышла. Все закружилось. Ей стало плохо. Она села на скамью в коридоре и низко опустила голову, чтобы не потерять сознания. Лучше бы она его потеряла… В затуманенном мозгу возникла странная, но притягательная мысль: «Эдуард Крылов — вдовец!» Губы Илоны шевельнулись, она потихоньку озвучила эту мысль, и ей она понравилась. Туман исчез.

«Мне уже тридцать два! Мужчины увиваются, предлагаются в любовники, но разводиться со своими грымзами не желают! Где я найду холостого?! Возраст уже такой! Всех мужчин мои сверстницы порасхватали. А я, умная да красивая, осталась одна! Все мечтала ухватить самого достойного. Достойного нашла, да не ухватила. Ну, что дальше? Беспросветное одиночество и зависть? Галка с Эдиком то в Италии, то во Франции, а я — в Сочи с каким-нибудь ублюдком. А мне ведь Эдик нравится… настолько, что я даже боюсь сама себе в этом признаться. И я ему нравлюсь! Вот мы бы с ним были парой! — ее лицо даже порозовело от воображаемого будущего. — А Галка выживет! Назло мне выживет! Кровь привезут, успеют! — она вздрогнула, будто от удара тока. Даже мысли ужаснулись — разбежались… Но потом одна маленькая, подлая выползла и тут же прикрылась ложью: — А вдруг не успеют! — в близком к безумию волнении подумала Илона. — Вдруг! Как же я, ее подруга, не помогу?…» — И может быть! Я говорю только «может быть», эта подлая мысль была бы после размышления с ужасом отброшена, если бы хватило на то времени… Но открылась дверь кабинета, и выглянула медсестра:

— Послушайте! У нас, как назло, ни у кого нет первой группы крови! Может, у вас или ее мужа?

Колебание длилось мгновение. Больше — нельзя, заподозрят неладное. Она вскочила со сверкающими глазами и произнесла роковые слова. Теперь, спустя двенадцать лет, она за них ответит.

— Господи! Конечно же! У нас с Галиной одна группа крови! Я совсем забыла!

— Сейчас сделаем анализ.

— Не нужно! Подождите! — и Илона бросилась к скамье, на которой сидел Эдик с милиционерами. Она схватила две сумки, свою и Галины, и поспешила к врачу.

— Вот, — протянула ему два паспорта: свой и подруги. — У нас здесь штампы. Все указано.

Врач обрадованно воскликнул:

— Своим вторым рождением она будет обязана вам. Превосходно! Резус-фактор, группа — все идентично… Скорее! Прямое переливание!

Илона суетилась, говорила без умолку. Ее уложили на кушетку. Врач спросил ее, она сделала вид, что не расслышала, но он повторил. И ей пришлось ответить: «Нет! Никогда!» Отравленная кровь заструилась по трубке… Отравленная кровь наполнила тело… Не приходя в сознание, Галина умерла спустя несколько часов.

Врач недоумевал. Илона с Эдиком, обнявшись, рыдали…

Я намекнула Илоне, что мне известна правда. Она не поверила. А я разыскала интересный… нет, не то слово, страшный по своему содержанию документ. Случайно вспомнила наш давний разговор. Сначала не придала значения. Но потом, осознав всю чудовищность содеянного, решила проверить. И точно! Сколько лет прошло, а документы в сохранности! Слава бюрократии! Она не дает бесследно исчезнуть людской подлости. Мои руки дрожали, когда я взяла эти пожелтевшие листы. Лицо Илоны встало передо мною… лицо Галины тоже… Теперь, когда я пишу эти строки, у меня перед глазами лицо Эдуарда, после того, как он их прочтет.

Что же было в тех пожелтевших листках из архива одной московской больницы? В них было записано, что Илона Стефанова в возрасте двадцати двух лет перенесла болезнь Боткина, попросту желтуху. Всем известно, что кровь переболевших этой болезнью непригодна для переливания. Илона не могла этого не знать, а тем более забыть…»

Листы задрожали в руках Илоны, и она взглянула на Кирилла. Он понял, на каком месте она прервала чтение, и сказал:

— Там дальше ксерокопия из твоей истории болезни и заключение о причинах смерти Галины Крыловой. Когда они лежат рядом, сразу становится ясным, что ты убила свою подругу!

— Нет! — вскочив с дивана, не крикнула, а прорычала Илона. — Нет! Тогда… тогда я на самом деле забыла! Я видела ее, умирающую… от потери крови… Только ее видела! И забыла!.. — сложившись чуть не пополам, орала она.

Спокойный ответ детектива прозвучал диссонансом, прервавшим истошный вопль:

— Захотела забыть!

— Нет! Нет! — била она кулаком по дивану. — Нет! Я забыла! А потом! Потом! Да ты знаешь, — подскочила она к Мелентьеву, с лицом, забрызганным черными от туши слезами, — что она только года два как перестала мне сниться! Ты знаешь, что такое каждую ночь видеть умершую! — потрясала она кулачками в воздухе.

— Прости, твои проблемы! — отшатнулся от нее Мелентьев. — Однако вынужден внести поправку: не умершую, а умерщвленную!

— Неправда! Она все равно бы умерла! У нее не было шанса!

— Был! Шанс остается до последней доли секунды, но ты лишила свою подругу его, — жестко заметил Мелентьев и, помолчав, добавил: — От вражеского удара в грудь всегда есть шанс увернуться, от «дружеского» удара в спину — не спастись никому!

— Нет! Тысячу раз нет!

— Ну хватит! — брезгливо поморщился детектив. — Я не присяжный заседатель. Не стоит труда ломать комедию. Побереги силы!

Илону словно окатили ледяной водой. Она ссутулилась, обхватив себя руками.

— Что ты этим хочешь сказать! Что ты передашь эти… — она потеряла слово и не могла его найти. Тогда схватила листы и, потрясая ими перед Кириллом, выдавила из себя: — Передашь в милицию! Но я буду стоять на своем: я ничего не помнила… была в шоке!

Кирилл пожал плечами.

— Постой, — решив, что он уходит, бросилась она к нему. — Постой! Зачем тебе это! Ты ведь ищешь убийцу Жаклин! Зачем же заодно рушить мою жизнь! — ее глаза стали по-настоящему безумными. Руки тряслись и безостановочно двигались, словно хотели что-то выхватить из воздуха. Потом она как будто успокоилась. Села на диван. Съежилась. — Наказание! — хрипло произнесла она. — Тебе нужно, чтобы я понесла наказание? Если дело только в этом, то, послушай, сыщик, — вновь срываясь на крик, бурно заговорила она. — Наказана! Наказана! Моя жизнь с Эдиком не удалась! У меня нет детей! Сколько я не обращалась к врачам за границей, сколько не лечилась — все впустую! Ну, куда еще больше наказывать? — упала она ничком на диван и зарыдала.

Мелентьев подошел к бару, налил в стакан виски и, протянув его рыдающей Илоне, сказав:

— Выпей!

Она подняла голову, послушно взяла стакан.

— Ну, зачем тебе это? Зачем? — ласково запричитала она. — Если начнется дело, суд все равно не признает меня виновной, а Эдик оставит. Куда я без него? Что я без него? Он — смысл моего существования. Тебе этого не понять, — она умоляюще протянула руку к Мелентьеву. — Прошу, не нужно!

— Жаклин тоже просила тебя о помощи, когда затеяла антрепризу, — напомнил детектив.

Илона опустила глаза в пол.

— Ты же отмахнулась от нее. А когда она стала печатать свои мемуары, ты ее убила! — заключил Мелентьев.

Голосом, лишенным малейших оттенков, Илона проговорила:

— Я не убивала Жаклин, но очень хотела… Ты на ложном пути, сыщик! — нашла она в себе силы усмехнуться. — Не теряй времени на меня. Ищи! Я не знаю, кто убил эту мерзавку, но он поступил благородно! Строить свое благополучие на несчастье других…

— Твой пример оказался слишком заразителен для нее…

Илона совершенно искренне возмутилась.

— Причем здесь я! Был шок, потеря памяти и безумное желание спасти! — горячо выкрикнула она. — А тут, — ее губы брезгливо изогнулись, — спокойная, планомерная травля!

«Да, угрызения совести ее не потревожат. Она почитает себя несчастной не оттого, что «по забывчивости» отправила свою подругу на тот свет, а оттого, что с Эдиком не сложилось, да нет детей. Впрочем, что тут удивительного? Если она способна совершить столь чудовищное преступление, то, естественно, неспособна осознать всю подлость своего существования…»

Кирилл бросил на нее брезгливый взгляд и направился в коридор. Она кинулась за ним.

— Ну почему ты не веришь, что я забыла?! Почему? А Жаклин — не убивала! Нет! — она пыталась схватить его за руку, задержать, уговорить, умолить…

Он вырвал руку и открыл дверь. Илона тут же затихла. Соседи все-таки кругом!

Кирилл, злясь на себя, вышел на улицу и сел в машину.

«Ничего конкретного! Впрочем, — пожал он плечами, — а чего я хотел? Я проверил, что написанное о Крыловой соответствует истине и убедился в том, что у нее была причина желать смерти Рахманиной!»

* * *

Илона замерла в двери. Услышав шум поднимающегося лифта, вздрогнула и торопливо захлопнула дверь.

— Подонок, — вылетело из ее обкусанных губ в адрес Мелентьева. — За что?

«За что я должна была терпеть это унижение?» — она проворно направилась в ванную. Расстегнула молнию и перешагнула через упавшее платье. Открыла воду, бросила шипучую ароматическую пластинку. Взяла с полки очищающее молочко и тщательно смыла расплывшийся от слез макияж, затем нанесла на лицо успокаивающую маску, и вдруг волна животного страха перехватила дыхание. Она широко открыла рот, жадно глотая воздух. — Он расскажет все Эдику! — она боялась даже представить себе реакцию мужа. Впрочем, зная его, могла быть уверенной: он ее бросит. И бросит так, как будто ее никогда и не было. Она содрогнулась, словно уже увидела его пустой взгляд сквозь нее при случайной встречи. — Я должна что-то сделать! — думала Илона, растерянно обводя глазами белую в лилово-розовых прожилках ванную комнату с зеркалами и легким плетеным диванчиком, с пушистыми итальянскими полотенцами, с полками, красиво заставленными косметикой от «LANCOME». — Квартиру я потеряю… это точно! Ой, ненормальная! — резко вскочила она с края ванны. — Причем тут квартира! Эдик! Я должна сделать все, чтобы Эдик был на моей стороне, чтобы он защищал меня, как Алекс Валуев свою Аллу. Ах, молодой да прыткий! — погрозила он кулаком в пространство. — Я тебе еще покажу! Сыщик! Копается в пожелтелых листах, а убийцу Жаклин найти не может! Вот и пристал ко мне! — Илона опустилась в ароматную воду. — Обвиняет! А я на самом деле тогда просто потеряла голову. И моя ли вина в том, что я полюбила Эдика? Галка сама с утра до вечера все восхищалась его мужскими достоинствами. Я пыталась заинтересоваться кем-то другим, но никого не могла даже сравнить с ним. Его голос, манера держаться перед камерой, европейский облик… Он был не таким, как все… и я мечтала стать его женой! К тому же приближался критический возраст. Еще три-четыре года — и никому не нужна. А я не представляла себе жизни вне того, что сейчас называют бомондом. Без Эдика у меня не было никаких шансов продолжать вращаться в нем. С поста зам. редактора меня бы уволили. Перебивалась бы статейками да интервью с наглыми VIP-персонами. Работала бы с утра до вечера, а получала — копейки. Какие Канарские острова? Какая Мартиника? А Галка все равно бы умерла от травм, несовместимых с жизнью! И, собственно, в чем моя вина? Я болела этой желтухой больше двадцати лет назад. Могла же я забыть! Ох! — Илона выскочила из ванны, словно в ней вскипела вода, и бросилась в гостиную. Схватила бумаги, оставленные детективом, и сожгла на кухне. — Все, хватит! Буду начинать новую жизнь! Что-то я раскисла! Эдик совсем перестал обращать на меня внимание как на женщину. Ничего! Все в моих руках!

Илона тщательно занялась макияжем, потом долго выбирала из новых нарядов самый соблазнительный, способный разбудить заснувшую фантазию. Оделась. Повертелась перед зеркалом и очень себе понравилась. Взглянула на часы, придала лицу выражение легкой загадочности и села в кресло с бокалом бренди в руке. Прошел час, второй… несколько раз подливала бренди, устала сидеть с выражением легкой загадочности, уже сменившимся глубоким негодованием. «Черт! Где же его носит?» Раздался телефонный звонок.

— Я задержусь, — уныло говорил Эдик, обнимая хорошенькую ведущую. — Материал не пошел. Все плохо!

Илона сдержалась. Ответила погасшим голосом:

— Хорошо!

Он пришел только в начале первого. Тихо прошел в спальню. Лег. Она прижалась к нему в страстном порыве. Он похлопал ее по бедру и пробормотал, зевая:

— Давай утром, а?

Илона отвернулась на самый край постели и бесшумно заплакала. Вот уже больше года он говорит так всякий раз, когда она пытается предложить ему себя.

_____

ГЛАВА 23

Спокойствие убийцы, которому наверняка было уже известно о найденных детективом черновиках Рахманиной, раздражало Мелентьева. Почему он был уверен, что в них не написано то, что могло бы его разоблачить?

«Убийца видел, как Алла Валуева, не вникая в смысл написанного, удалила всю информацию из ноутбука. Затем обыскала стол, буфет и не нашла ни одной дискеты с записью! Иначе он бы ее в живых не оставил. Слух о черновиках не испугал его. Он уверен, что в них нет никакой информации о нем. Значит, он опасался только того, что произошло после приобретения Рахманиной ноутбука, то есть совсем недавно. Хотя, с другой стороны, убийца может отличаться выдержкой и хладнокровием. Он выждал и убедился, что, несмотря на появившиеся черновики, я все еще блуждаю в тумане. К тому же, как я и предполагал, он, может, вовсе и не убийца, а только заказчик… — детектив злился, нервничал. Он абсолютно не чувствовал преступника. Абсолютно. Словно непроницаемая стена стояла между ними. Такого раньше не было. Невольно складывалось впечатление, что убийца — не из числа бывших знакомых Рахманиной. — Неужели, Жаклин шлепнул какой-нибудь бродяга, воспользовавшись брошенным пистолетом? Тогда вырисовывается совсем иная картина. Некоторое время после ухода Валуевой и поспешившего следом за ней Лютаева, Жаклин еще оставалась лежать на полу. Бродяга, случайно заглянувший в окно и ставший свидетелем убийства, схватив пистолет, осторожно вошел в дом, чтобы чем-нибудь поживиться. Жаклин шевельнулась, поднялась… он с испуга выстрелил… Затем вытер пистолет и бросил на то же место… Что говорить? — грустно констатировал Кирилл. — И эта версия имеет право на существование. Н-да! Туман сплошной, и ни одной светлой идеи, чтобы пробиться сквозь него. — В памяти возникли глаза Лютаева с хитроватым прищуром. — А что, если это он убил Жаклин? Цель известна — получение наследства. Что, если все произошло гораздо быстрее? Нужно только немного сдвинуть временные рамки. Валуева занята ноутбуком, поиском дискет, а острый взгляд Лютаева замечает, что супруга-то жива! Валуева выбегает в сад, Лютаев хватает пистолет и, не дав Жаклин опомниться, стреляет в нее. Затем бежит следом за Валуевой и становится свидетелем столкновения с дачниками… В свое время Лютаев был большим актером! Неужели верно, что мастерство не пропьешь? — Кирилл в отчаянии замотал головой. — Если сейчас не выпью, сам сойду с ума!» — пробормотал он и, налив рюмку водки, опрокинул не хуже Лютаева.

* * *

В конференц-зале издательства «Полюс» собирались журналисты. В фойе перед столами со стопками книг стояли с обязательными улыбками девушки и выдавали каждому по экземпляру новой книги Валерии Бахаревой. В «Нитях», как назвала писательница книгу, она рассуждала о времени, о себе в этом времени, вспоминала очаровательные эпизоды, интересных и значительных людей, с которыми ей доводилось встречаться, заглядывала в будущее и щедро сыпала ненавязчивыми советами.

Задержав начало пресс-конференции всего на десять минут, в коричневом с зелеными разводами крепдешиновом костюме появилась Валерия. Она была величественна, но доступна. Умно, снисходительно шутила, зачастую отвечала резко. Она могла себе это позволить. Она — Валерия Бахарева.

Несмотря на предстоящий фуршет, поток вопросов у журналистов не иссякал, и, конечно же, они не обошли стороной Жаклин Рахманину.

— Что вы думаете об убийстве Рахманиной? — деловито поинтересовалась полнотелая журналистка.

— А кто это? — удивленно спросила Валерия.

Журналистка растерялась. Остальные затаили дыхание.

Кирилл подошел к открытым двустворчатым дверям и устремил взгляд на Бахареву.

— Разве вы уже забыли? — ехидно-медовым голосом вопросом на вопрос ответила журналистка.

— Я помню только о тех и о том, что достойно памяти. А человеческий и событийный мусор — выметаю. Простите, чистоплотна!

Въедливая журналистка не хотела отступать. Но в зале всегда есть свой человек, вовремя уводящий в сторону от щекотливой темы. Он опередил журналистку и задал вопрос поповоду выхода новой книги, из-за чего они, собственно, и собрались. Его праведный голос прозвучал укором тем, кто пришел сюда копаться в личной жизни писательницы. Конференция была завершена на ноте, стремящейся ввысь — к новым книгам, новым свершениям.

Хорошее шампанское, ледяная финская водка, канапе с семгой и красной икрой всех объединили и примирили. К Валерии подходили за автографами, с просьбами об интервью, но всех оттеснило телевидение.

Затушив тонкую сигарету, Бахарева подставила лицо гримеру, который провел кисточкой по щекам, лбу и подбородку. Установили свет, и бойкий ведущий задал несколько вопросов известной писательнице, на которые та ответила со свойственной ей непринужденностью.

Заметив Мелентьева среди журналистов и приглашенных, Валерия не смогла скрыть удивления.

«Что он здесь делает?» — едва успела подумать она, как ее тут же отвлекли. Она смеялась, шутила, принимала поздравления, но неприятный осадок испортил настроение.

«Отчего мне не по себе? — стараясь избавиться от странного беспокойства, задалась она вопросом и вспомнила: — Сыщик! Какой черт его принес сюда? — она отвернулась, раскрыв объятия знакомому литератору. Громко заговорила, рассмеялась его плоской шутке, а сама решала, как лучше поступить. — Не буду его замечать! Пусть сам подойдет, если ему так нужно. Мне волноваться не о чем. У меня стопроцентное алиби».

Кирилл с фужером шампанского, выждав момент, когда Бахарева осталась одна, подошел к ней.

— Здравствуйте! — улыбнулся он.

Валерия изобразила изумление, но тоже улыбнулась в ответ.

— Разве вы читаете мои книги? — поддела она его.

— Читаю! — ответил вполне серьезно Мелентьев. — Пока, признаюсь, только одну.

— Какую же? — не убирая светской улыбки, спросила Лера.

— «В другом измерении», — ответил детектив.

Улыбка замерла на губах Бахаревой, но она довольно быстро оправилась от уколовшего прямо в сердце испуга.

— Почему именно эту? Вероятно, случайно попалась?

— Потому что у вас стопроцентное алиби.

От этих слов по пышному телу Валерии пробежала крупная дрожь. Завидев старого сквалыжного поэта, который отирался на всех фуршетах и занимался тем, что лил в глаза виновнику торжества бальзам душистый, а за спиной поливал словесными помоями, Бахарева устремилась к нему. Расцеловалась, благодарила до слезинок на глазах за то, что пришел. Поэт, признаться, даже опешил. Стоявшие рядом — тоже. Но он быстренько приосанился: «Мол, вот как! Писательница-то, если использовать современный бытовой язык, — крутая, а как ко мне бросилась! Потому что уважает и ценит мнение истинного знатока литературы!»

Однако отделаться от сыщика Бахаревой все равно не удалось. Он спокойно переждал эту несколько затянувшуюся сцену.

— Простите, что появился не совсем кстати, — начал он, когда поэт, выслушав благодарственную тираду писательницы, принялся с утроенной энергией поглощать канапе.

— Вы не склонны к истинной самооценке своих действий! — резко бросила Бахарева. — Вы появились не «не совсем кстати», а совсем некстати! Простите! Я более не могу вам уделить ни минуты, — колыхнулась она своим пышным телом.

— Я звонил вам, предлагал встретиться в удобное время, но вам все некогда было… — мягко напомнил Кирилл и добавил жестко: — А теперь некогда мне!

Бахарева приподняла левую бровь и с презрительным недоумением взглянула на детектива: «Что вы себе позволяете!» Синие глаза Мелентьева светились иронией. Бахарева изящно фыркнула, отвернулась и успела сделать только шаг, как услышала: «Хильдегарда…». Она замерла, затем развернулась, точно танк на марше, свернув на пол большое блюдо с нанизанными на шпажки кусочками фруктов.

— Что вам от меня нужно?! — сузив глаза до появления глубоких морщин, спросила она.

— Поговорить!

— Прямо сейчас?! — махнула она с негодованием руками и случайно стукнула по голове официанта, наклонившегося за рассыпавшимся по полу десертом.

— Простите!

— Успокойтесь! — тихо обронил Мелентьев. — Я подожду окончания фуршета.

— Спасибо за одолжение! — прошипела Бахарева и тяжелыми шагами направилась к гостям.

Валерия выпила водки — не взяла. Противная дрожь в руках не унималась.

«А что такого случилось? Ну, читал он «В другом измерении» и что? Ну, встретился со старой грымзой Хильдегардой! Ну, она ему наплела! У меня — алиби!» — повторяла спасительное слово Валерия, но дрожь в руках не унималась. А тут еще бурное писательское воображение быстро соорудило зал суда и усадило за решетку Виктора и ее! А потом, будто наяву, возникли глаза Гаррика… большие, печальные, укоряющие, страшные… и удивленные, полные мольбы и непонимания глаза сына…

Валерия пошатнулась, удержалась, схватившись за край стола.

— Лера, что с тобой? — обратилась к ней приятельница.

— Ничего страшного! Сегодня магнитные бури… давление, наверное, немного поднялось… пустяки!

Фуршет окончился. Валерия пожала руку последнему гостю и оглядела зал в поисках детектива. Тот поднялся с узкого диванчика.

— Пойдемте! — по-деловому сухо бросила она. — Спустимся в бар. Там сейчас немноголюдно.

Кирилл, словно послушный сынок, последовал за очередной потенциальной убийцей Рахманиной. У детектива не было доказательств — только предположения — правда, в избытке. Следовательно, ему требовалось каким-то образом вывести убийцу из самодовольного состояния покоя и любования своей ловкостью: убил и растаял как дым — ни следа, ни отпечатка… Все продумал, все предусмотрел…

— Ну и? — бросая на низкий стол пачку сигарет, обратилась к детективу Валерия. — Стакан минеральной! — ответила она на немой вопрос подошедшего официанта.

Кирилл заказал кофе.

— О чем будем говорить? — продолжила Бахарева.

— Я прочел в черновиках Рахманиной кое-что о вас…

— Поверили! — с насмешкой прервала его Валерия.

— Встретился с Хильдегардой Пундус.

— Она меня ненавидит! Что же она может сказать обо мне?

— То, что вы хотели любой ценой стать Бахаревой!

— Начинается! — нервно покрутила сигарету Валерия. — Жаклин не может мне простить, что я вышла за муж за Гаррика, забывая при этом, что причиной ее развода с ним была не я, а Николай Лютаев. Сами посудите! Гаррик должен был ждать, уживется ли Жаклин с новым мужем или опять вернется к нему?

— Жаклин, как я понял, прочитав черновики, совсем по-другому рассматривала эту ситуацию… Вспомните сами! — предложил Лере детектив. — Впервые вас привела в дом Бахаревых Илона. Вы были потрясены великолепием квартиры, портретами предков и тем, что какая-то опереточная девчонка, даже не умеющая оценить всей прелести называться Бахаревой, попала в эту семью. Она была настолько глупа, по вашему мнению, что после брака оставила свою ничего не значащую в этом мире фамилию. И с того дня вы захотели стать Бахаревой. Только Бахаревой! Вы бросили взгляд на Петра Арсентьевича, Жаклин подробно описывает ваши лунные беседы в его кабинете, — подчеркнул детектив, заметив протестующе-возмущенное выражение лица Валерии. — Может быть, вы бы и вышли за Петра Арсентьевича, дождавшись его очередного развода. Но тут на гастроли в Москву приехал молодой красавец Гирт Пундус. Как не закружиться голове! В те застойные времена прибалты в глазах русских женщин были наделены особым шармом. Каковы же были ваши изумление и радость, когда однажды вечером, придя в дом Бахаревых, вы застали у них Гирта и узнали, что он сын Петра Арсентьевича, что он Пундус-Бахарев…

— Отчего же вы замолчали? — удивилась Валерия. — Или у Жаклин на этом месте пауза?

— Нет, я думаю, стоит ли продолжать. Ведь и так все ясно!

— Продолжайте! — с презрительной усмешкой приободрила детектива Валерия. — Хотелось бы услышать в устном варианте мемуары Жаклин. Как, кстати, она их называла?

— «Живые листья».

— Вот-вот! И сама сгинула, и листья из живых в черновые превратились. А вы не собираетесь опубликовать посмертное наследие несостоявшейся мемуаристки?

— У меня другая задача: опубликовать имя ее убийцы.

— Ну-ну! — кивнула Валерия и, помолчав, повторила: — Что же вы, продолжайте!

— Вам удалось привлечь внимание молодого, избалованного успехом скрипача. Тогда еще только скрипача! — подчеркнул Мелентьев.

У Валерии снова задрожали руки. Поспешно затушив сигарету, она спрятала их под стол.

— И вы уже считали себя почти Бахаревой, как неожиданно встретили яростное сопротивление со стороны его матери Хильдегарды.

Валерия горько усмехнулась…

Как сейчас помнит она их первую встречу в Риге. Она прилетела из Москвы, уже преисполненная любви к Хильдегарде, и чуть ли не бросилась той на шею, как ее остановил острый, холодный, злой взгляд.

Хильдегарда говорила с мягким латышским акцентом. Говорила медленно, словно неспешно наливала яд в склянку.

— Вы не подходите Гирту! Неужели вы этого не видите? Ну, ну, посмотрите на себя в зеркало! — Она взяла опешившую Леру за руку и подвела к большому настенному зеркалу. — Вам всего двадцать один год, а вы уже склонны к полноте. Что же будет через пять лет? — почти с ужасом воскликнула она. — У Гирта выступления по всему миру. Он вращается в кругах международной элиты искусства, и там таких, простите за правду, толстых женщин нет! Вы станете посмешищем!

Лера нашла в себе силы улыбнуться и постараться, насколько возможно, перевести все в шутку.

— Я буду сидеть на диете!

— Нет, уж лучше оставайтесь сидеть в Москве! — Хильдегарда зашагала по гостиной. — Как вы не понимаете! В вас нет никакого изящества, никакого шарма! Вы просто комсомолка двадцатых годов. Только красной косынки не хватает.

— Я учусь в Литературном институте! — попыталась гордо приподнять голову Лера. — Я начала печататься с шестнадцати лет!

— Что вы хотите этим сказать? — устремила ледяной взгляд на Леру Хильдегарда. — Что вы талантливы? Если вы начали печататься в шестнадцать лет, это говорит вовсе не о ваших способностях, а о том, что кто-то из ваших близких родственников имеет отношение к журналистским или издательским кругам. В этой стране, — она уже тогда говорила «этой», — невозможно что-либо напечатать не только в шестнадцать, но и в сорок лет, если вы просто талантливы.

Валерия, кусая губы от несправедливой обиды, прибегнула к последнему, самому вескому аргументу:

— Гирт меня любит!

Вся чопорная ненависть Хильдегарды испарилась вмиг. Она звонко, от души, расхохоталась.

Лера, соображая, как бы попасть в тон Хильде, осторожно пискнула, стараясь изобразить смех.

— Гирт, — отсмеявшись и вновь став чопорной, пояснила Хильда, — любит не вас, а вашу, простите за правду, жирную плоть. Ведь он, к сожалению, наполовину русский.

Лера окончательно растерялась. «Какая же наглая, беспардонная тетка, — подумала она. — А я-то к ней со всей душой! Почти полюбила ее! Ну ладно, придет Гирт, я тебе покажу!»

Приехал с репетиции Гирт. Оценил обстановку с одного взгляда. Поцеловал мать в щеку и, взяв Леру за руку, потянул в коридор.

— Поехали, поужинаем в ресторане, — сказал он.

Они сели в машину. Лера заплакала.

— Мне кажется, что твоя мать ненавидит меня.

— Вполне возможно. Но это не имеет пока значения.

— Почему пока? — удивилась Лера.

Гирт рассмеялся, обнял ее и поцеловал в губы.

Как же Лере понравился ресторан-варьете! Как ей понравилось внимание, каким было встречено появление Гирта, а, значит — и ее самой.

«Мне казалось, что лучше ресторана гостиницы «Украина» быть ничего не может… — с восторгом оглядывалась она вокруг. — Как все красиво, изысканно… Хочется вам того или нет, Хильда, а я стану вашей невесткой!» — твердо решила Лера.

Ночевали они в квартире приятеля Гирта. Валерия старалась изо всех сил. «Такое он не сможет забыть. Снова и снова ему будет хотеться моего тела и моих ласк!»

Неделя в Риге пролетела незаметно, но, уезжая, глядя в окно вагона на посылавшего ей воздушные поцелуи Гирта, Лера была уверена: «Не забудет! Примчится в Москву при первой возможности».

Так они встречались года два. Говорили о свадьбе, даже фату и платье выбирали, да только Хильда все портила. Гирт разрывался между матерью и Валерией. Побудет с невестой, и все для него ясно — хочет жениться. С матерью поговорит — и тоже вроде бы все ясно: не пара Валерия ему.

«Что, по стопам брата Игоря хочешь пойти, взять неровню? Посмешище! Вы вот в театре были, знакомые на вас смотрели и удивлялись: «Гирт и девушка с веслом!» Абсурд! Это сейчас тебе ее жировые складки сладкими кажутся, а потом противно будет и стыдно с этой коровой по миру путешествовать! Не забывай! Ты — русский наполовину, а по духу, образованию, восприятию этого мира — латыш!»

Время бежало… И тут — гром среди ясного неба, — Жаклин разводится с Гарриком. Валерия как-то сразу не осознала открывшейся перед ней перспективы, все мысли были заняты Гиртом. Столько сил на него потрачено! Казалось, что долгожданная мечта о замужестве вот-вот станет реальностью. Как уж она старалась! Уговаривала, убеждала, не хуже Хильды, переехать в Москву и выступать под фамилией Бахарев.

«Ведь что такое Латвия? Ну, красивая маленькая республика. Ну, изысканная публика в небольших залах, а Россия — простор! Это же миллионы зрителей! И что такое фамилия Пундус? Ну, кто он был твой дед-латыш? В оркестре третьей скрипкой? А прадед? Рабочий. Бахаревы же — гордость всей страны. Это переплетение аристократических и артистических корней!»

Все! Казалось бы, убедила! Уехал в Ригу. Вернулся всего через месяц и опять — только поцелуи, жаркие объятия и ни слова о браке. Лера похудела, осунулась.

Жаклин после развода с Гарриком вышла замуж за Лютаева и моталась по съемкам. Лера виделась с ней редко и то — мимолетом, на каких-то престижных просмотрах. Жаклин — в центре внимания, сверкающая, говорливая, позирующая рядом с красавцем мужем. Пролетел год, и вдруг приходит к Лере Жаклин. Без глянца, усталая, тихая. Села и говорит:

— Кажется, я, Лера, глупость несусветную сделала. Опереточный блеск глаза застил. Ну что такое Лютаев? Пустота в красивом теле. Только и знает, что любуется собой. Встанет перед зеркалом, то мышцы напряжет, то отпустит, то в фас, то в профиль, потом повернется, глянет на меня: «Ну что, красивый я?» И попробуй усомнись в его красоте и таланте. А как выпьет, так бешеным становится. Ночью вскочит и давай руками размахивать, словно что-то от себя отгоняет, потом уляжется и начнет зубами скрипеть. Корни у него… — вздохнула она, — корни-то деревенские. Внешность красивая, даже утонченная, а внутри — тыква пустая. Тяжело мне с ним. Ох, и тяжело! Я ведь уже привыкла к хорошим манерам Гаррика и Петра Арсентьевича, жила в обстановке уважения друг к другу и понимания прекрасного, а тут… — с брезгливой тоской поморщилась она.

— Ну, так попробуй помирись с Гарриком. Он, может, еще тебя любит!

Жаклин как-то неопределенно передернула плечами. Вынула сигарету.

— А у тебя с Гиртом что? Никак?

— Никак! — вздохнула Лера. — Эта стерва Хильда поперек дороги стала, не свернешь!

— Да, тяжело! — Жаклин щелкнула зажигалкой. — И по театру я соскучилась. Так соскучилась, что сил нет. Петр Арсентьевич теперь, слышала, «Кукольный дом» ставит… Я бы Нору играла…

— Но ведь у тебя сейчас много ролей в кино, — попыталась было утешить подругу Лера.

— Да что! — махнула та рукой. — То Лена, то Галя, то Вера… Современницы безликие. А Нора — она одна такая!

Замолчали, думая каждая о своем. Потом Жаклин осторожно коснулась кончиками пальцев руки Валерии.

— Лера, послушай, помоги! Ты ведь с Петром Арсентьевичем в хороших отношениях. Он тебя уважает. И с Гарриком…

— Да я у них целую вечность не была!

— Приятней будет увидеться! — с загоревшимися глазами подхватила Жаклин. — Поговори с Гарриком, узнай, как он ко мне относится… что думает… устрой мне встречу с ним! Мне как-то неловко его подкарауливать у театра и самой начинать разговор. А ты умная, ты все сможешь устроить!

Лера подумала с минуту и согласилась от чистого сердца помочь подруге.

— Не волнуйся! Сделаю, как надо! Он даже не догадается, что встреча подстроена. Только бы у него никого не было! — озабоченно покачала она головой.

— Нет! Узнавала. Один. Говорят, грустит…

— Тогда завтра же напрошусь к ним в гости! — обняла за плечи подругу Лера. — Не унывай! Готовь документы на развод с Николаем.

Петр Арсентьевич обрадовался появлению Валерии. Нравились ему ее тихая задумчивость, пышные, зачесанные назад волосы, рассудительность и непритворное восхищение всем бахаревским. «Понимающая натура. Вот такую бы жену Гаррику! А то и мне!» — полушутя рассуждал он.

Гаррик тоже обрадовался. Долго пили чай в гостиной с портретами предков, с фарфором времен матушки Екатерины. Хлопотала новая жена Петра Арсентьевича, Алина Леопольдовна. Красивая, из породы тех, кто в Париж после семнадцатого уезжал да не добрался. Ее предки в Львове осели.

Петр Арсентьевич был в отличном настроении: шутил, играл на гитаре, пел. Гаррик тоже развеселился. Стал рассказывать смешные истории. Алина Леопольдовна исполнила несколько вальсов Шопена… И так Лере хорошо стало, так славно, покойно… заполнилась ее душа любовью к этим людям, пониманием их… Не надо было притворяться, что нравятся ей вальсы Шопена. Только молила мысленно: «Алиночка, ну еще! Еще один!» Не нужно было притворяться, что волнуют ее стихи Георгия Иванова, прочитанные Петром Арсентьевичем:

Это был ее мир, она ценила его и восхищалась им, к нему отчаянно стремилась…

Вышли с Гарриком на большой балкон, увитый диким виноградом. Разговорились. Вспомнив о своей миссии, Лера осторожно спросила о Жаклин. Знает ли он, где она, что делает?

Гаррик отвел взгляд в сторону, вздохнул и сказал:

— Снимается! Чуть ли ни в трех фильмах одновременно. Один мой друг, помощник режиссера, как раз с ней на одной картине работает, говорит: «Пошла Жаклин в тираж. Только для глянцевых фотографий на обложку журналов и годится. Потеряла себя…»

— Тебе жаль ее? — спросила Лера, и сердце ее сжалось в ожидании ответа.

Когда шла сюда, то, конечно же, хотела бы услышать: «Да!» А вот теперь, даже губы ее в сумраке ночи зашевелились, выпуская, как бы подсказывая Гаррику: «Нет!»

Гаррик ответил неопределенно:

— Не знаю!

Вернулись в гостиную. Лера попрощалась со всеми, и Гаррик проводил ее до такси. Она помахала рукой, мысленно обдумывая его «Не знаю!»

«Значит, можно повернуть в какую хочешь сторону! — покусывая губы, всю ночь думала Лера. — То ли к Жаклин, то ли к себе! И как я раньше не подумала о Гаррике? Ситуация слишком опасная, — вспомнила она. — Ей еще Жаклин говорила, как только она с Гиртом познакомилась: «Гаррик ревнует к Гирту ужасно! Завидует ему во всем! Вроде бы и хорошо к нему относится, но завидует страх как! Я то улыбнусь Гирту, то рассмеюсь, сидя с ним на диване, так Гаррик в лице менялся, а потом не выдержал и сказал: «Я тебе, если что, кого угодно прощу, отца родного, но только не Гирта!» И тогда я поняла причину его зависти. Гирт на несколько лет моложе, а уже известен во всем мире. Красив невероятно, в мать пошел. Утонченные черты лица, статная фигура, только цветом волос в Петра Арсентьевича. А Гаррик-то весь в отца: и носом крупным, и очками, и фигурой добротно-мощной. И без отца он пока еще ничего особенно ценного собой не представляет, вот и злится, завидует. Ты, если будешь с Гиртом встречаться, так потихоньку от Гаррика, а то он будет против, чтобы ты к нам в дом ходила. Он все, связанное с ним, еле терпит!»

Думала Лера до самого утра, а потом заснула так сладко, словно уже все решила. Проснулась, солнце яркое, смеющееся, и стало как-то все равно — позвонит Гирт, приедет или нет! Гаррик! Вот смысл! Вот цель! И как только Лера, сонно улыбаясь, подумала о нем, раздался звонок.

— Давай сегодня увидимся! — просто сказал он.

Валерия с радостью согласилась. Чуть позже позвонила Жаклин. Голос напряжен, металлом отдает, кажется, вот-вот треснет.

— Ну что? — спросила, замерев.

— Пока трудно сказать! — Лера тянула время, чтобы выкрутиться и главное, чтобы подруга ничего не заподозрила. — Вчера, как и обещала, была у них. Встретили хорошо, да вот с Гарриком поговорить как следует не успела. Спросила только: «Жалеешь, что с Жаклин расстался?» Ответил неопределенно: «Не знаю!» Но ты не волнуйся, — засуетилась Валерия, — мы с ним сегодня вдвоем встречаемся, и я уж точно все выясню.

— Хорошо! — согласилась Жаклин. — Тогда я тебе завтра позвоню, — и повесила трубку.

А Валерия целый день промучалась, дожидаясь вечера. «Это шанс! Мой последний шанс войти в эту семью, — твердила она себе. — Хильду мне не побороть. Гирт то в Риге, то в Париже, то в Вене и изредка в Москве. Два года на него потратила. Если упущу Гаррика — тогда все!»

Пришла на свидание с горящими глазами и желанием завоевать Гаррика так стремительно, чтобы тот не успел опомниться.

Он пригласил ее в кафе, облюбованное артистической богемой. На входе, конечно, висела табличка «Мест нет», а около нее крутились те, кто хотел любой ценой попасть в кафе, чтобы посмотреть на актеров в непринужденной обстановке, у одной стойки бара с ними коктейль выпить. Гаррик постучал в дверь из толстого стекла. Возникла физиономия, — для одних презрительно-важная, для других — заискивающе-радостная. Дверь открылась. Сели они за столик в самом углу. Заказали кофе и коньяк.

— Я, Лера, хотел поговорить с тобой о Жаклин, — неожиданно начал Гаррик. — Она тебе что — не звонит больше, не приходит?

Лера поперхнулась.

— Иногда! — ответила неопределенно и насторожилась.

— Понимаешь, слышал я, что плохо она живет с Лютаевым…

Лере пришлось согласиться.

— А она тебе ничего не говорила? — устремил на нее Гаррик взгляд своих больших маслянисто-темных глаз.

Лера выпила кофе и ответила:

— Да так…

Но Гаррик не унимался.

— Что — так?!

Тут Валерия разозлилась. «Да, что же это такое! Выходит, Жаклин погуляла, побесилась всласть, а теперь вновь в уютный дом, под крылышко всепрощающего мужа и мудрого свекра! И по вечерам ей, а не мне Алина Леопольдовна будет Шопена играть! Ну уж нет! Мне нужен Бахарев, Гирт или Гаррик — неважно! Кто скорее сдастся, тот и мой!»

— Прости, не пойму тебя, Гаррик, — вкрадчивым голосом, осторожно подбирая слова, начала наступление Лера. — Жаклин оставила тебя. Вышла замуж. А ты собираешь о ней слухи? Ну, предположим, что ей не очень хорошо с Лютаевым, предположим, — подчеркнула она. — Но ведь это был ее выбор! Она начала с того, что изменила тебе, тогда еще законному мужу! Потом поднялся весь этот шум с разводом. Вспомни счастливые физиономии Лютаева и Жаклин на обложках журналов! Получилось, что ты брошен ради глупого фанфарона с красивым лицом. И теперь ты переживаешь о ней! — Лера сделала паузу, ожидая услышать ответ, но Гаррик молчал.

— А что, если, предположим, она развелась бы с Лютаевым? Ты что, вновь бы сошелся с ней? Ты, Гарри Бахарев, простил бы ей измену?! — Лера от возмущения едва воздухом не подавилась, с трудом дыхание перевела. — Петр Арсентьевич тебя бы не одобрил. И вообще, представь, Жаклин опять возвращается в ваш дом…

Гаррик нехотя почти согласился с Валерией.

— Отец вряд ли позволит, чтобы она вернулась к нам. Но мы могли бы жить в ее квартире, а потом…

— Что потом? Потом Петр Арсентьевич просто был бы вынужден принимать у себя опорочившую его фамилию невестку. Пойми меня правильно, — приложила руки к пышной груди Валерия. — Я — подруга Жаклин и ею останусь, несмотря ни на что, но я уважаю, скажу больше, преклоняюсь перед фамилией Бахаревых.

Она замолчала, словно давая понять: все сказано! Гаррик тоже молчал, забыв о ее присутствии. Она кашлянула и продолжила:

— Неужели ты действительно можешь ее простить? Тебе нужна склеенная тарелка? Уродливо и жалко!

Гаррик долго размешивал остывший кофе.

— Да я так… — произнес он, глядя в чашку, — услышал, что она вроде не ужилась с Лютаевым, подумал…

— А ты о себе подумай, об отце!

Потом она, как смогла, растормошила Гаррика, и вечер прошел сносно.

На другой день «от чистого сердца» посоветовала зашедшей к ней Жаклин:

— Забудь! Только заикнулась о тебе… вообще… как бы к слову… Он руками замахал! И слушать не хочет! Сказал, что ни Петр Арсентьевич, ни Алина Леопольдовна тебя на порог не пустят. Забыли они о тебе, будто и не было! Так что не трать, милая подруженька, времени даром. Ты — звезда киноэкрана. У всех на виду. Ты себе еще такого отхватишь!

Жаклин как-то сгорбилась, поджала губы, усмехнулась невесело и пошла.

— Не стоит он твоего унижения! — крикнула ей вслед с «состраданием» Лера и… принялась танцевать под игривую французскую мелодию, едва подруга вышла на улицу.

Шел дождь. А Жаклин стояла посреди двора, словно забыв, куда ей нужно идти. Лера глянула в окно и хмыкнула. Прошлась по комнате, подражая модной певице, опять выглянула в окно. Тоненький силуэт Жаклин словно туманом покрылся… потом ее грустная фигурка растаяла… Ушла!

Валерия была совершенно довольна собой: «И ведь ничего не сделала, мизинчиком даже не пошевелила, — улыбалась она. — Так, сказала кое-что! А что такое слово? Звук! И потом всегда есть спасительная фраза, которой все что угодно можно прикрыть: «Вы меня не так поняли!» Главное — ручки к груди приложить, в глаза отчаяния подпустить и вот тебе картина: «Не так поняли!» — хохотала Лера. — А я ловкая! Сама от себя не ожидала! — и вдруг руки под подбородком сцепила и, упав на колени, запричитала: «Господи! Ну уж теперь Бахарев мой! Так ведь!» Вся в слух превратилась, ожидая знамения. Бог не услышал, а дьявол, как всегда, не спал…

Вечером у выхода из театра с Гарриком столкнулась, вроде бы случайно. Он удивился, рассмеялся, обрадовался. Она, потирая застывшие от долгого стояния за углом икры, тоже изобразила радостное недоумение. Ну, как теперь расстаться? Пошли к ее подруге на день рождения. Музыка, смех, свет приглушенный. Гаррик и не заметил, как очутился с Лерой наедине.

Пышная грудь, пахнущая пролитым на нее шампанским, губы с привкусом апельсина… и плоть, словно поросеночек на блюде, — прошу откушать. Откушал, — понравилось. Стали встречаться. Но Валерия решила не делать ставку только на Гаррика. Мало ли что? Продолжала ездить в Ригу. Гирт не менялся: радовался встречам, но о свадьбе не заговаривал. Лера злилась, временами просто ненавидела его. Вернувшись в Москву, набрасывалась на Гаррика. И вдруг — она даже не поверила в свою удачу — забеременела от него. «Ну, теперь он точно мой!»

Но все вышло гораздо пристойнее. В тот вечер, когда Лера собралась обрушить на Гаррика новость и недвусмысленно намекнуть на необходимость брака, он опередил ее на несколько минут и сделал предложение.

Когда родился сын, названный в честь прадеда Арсентием, позвонила Жаклин и ласково поинтересовалась у подружки, кто же отец ребенка: Гирт или Гаррик?

От испуга лицо Леры вытянулось, и она уронила на пол бутылочку с водой. Попыталась сообразить, каким образом ответить Жаклин, чтобы та навсегда зареклась от подобных провокационных вопросов, но не нашлась: открыла несколько раз рот и ни звука не издала. Жаклин звонко расхохоталась в трубку и ядовито-ласково произнесла: «Понятно!»

У Леры от страха даже молоко пропало. Она-то точно знала, что отец Арсентия — Гаррик, но одно неосторожное слово Жаклин могло разрушить их семейную жизнь. Ведь можно было по-разному интерпретировать ее отношения с братьями. С одной стороны, как бы Гаррик увел Валерию от Гирта, но с другой — Гирт наигрался и бросил, а старший брат — подобрал.

Когда Лера сообщила Гирту, что выходит замуж за Гаррика, тот расхохотался:

— А мама оказалась права, тебе не нужен ни я, ни Гаррик, тебе нужна фамилия Бахаревых.

Лера хотела было сказать: «Да пошел ты со своей мамой-стервой!» Однако сдержалась и попросила Гирта никогда не говорить брату о том, что было между ними.

— Ты же знаешь, я не сплетник! — бросил он.

Но вот Жаклин! А тут еще на беду у Арсентия оказались неординарные способности скрипача. Лера понимала, что и у Гирта талант передался по бахаревской линии, но для Жаклин это был еще один повод мучить ее. Словно оса, кружила она вокруг Леры, где бы им ни случалось встретиться — будь то премьера в театре, презентация нового журнала… Кружила и кусала: «Видела твоего Арсентия — вылитый Гирт, даже скрипочку держит, как он, чуть на отлете!» Лера только бледнела и шипела: «Как тебе не стыдно! Ты же прекрасно знаешь, кто отец Арсентия!» «Знаю!» — заливалась сатанинским хохотом в ответ Рахманина.

Когда Жаклин сообщила о намерении посвятить две главы своей книги Бахаревой, было понятно, что напишет о ней бывшая подруга, да та и не скрывала.

«Конечно, сейчас можно сделать анализ и установить, кто отец ребенка! — пыталась найти выход Лера. — Но ведь это же конец семье! Гаррик не пойдет ни на какие анализы, будет делать вид, что уверен в своем отцовстве, но сомнение-то заронено! И он никогда не простит мне Гирта. Никогда! А каково будет сыну! У него начало карьеры! Стажировка в Нью-Йорке… и такой скандал! Единственное, что я могу сделать, — это постараться убедить других, что мемуары Жаклин — всего лишь жалкая месть мне, как занявшей ее место! Нет! — в ужасе сжимала виски Валерия. — Журналисты устремятся к Гирту, и если он промолчит, то скажет Хильда! О, она охотно поделится подробностями! Это конец! Моя семья погибла!» — причитала Валерия, запершись в кабинете якобы для работы над новым романом.

Тогда она и подумала о Викторе…

— Думаю, — прекратил ее блуждание в лабиринтах прошлого, так нуждавшегося в ретуши, перестановке акцентов, а то и в полном изменении, голос детектива, — тогда вы вспомнили о Викторе Лукьянове. Вы о нем писали в своей книге «В другом измерении».

Валерия поднесла к губам пустой стакан, сделала глоток и смутилась.

Мелентьев заказал еще минеральной.

— Из всех, о ком вы писали в этой книге, я остановился на Викторе Лукьянове только потому, что он единственный, уже вышедший на свободу, — спокойно продолжал Кирилл. — Да к тому же в посвященных ему строках чувствуется ваше неравнодушие и даже сочувствие…

— Я сочувствовала всем, попавшим в другое измерение! — отрывисто проговорила Валерия. — Иначе я бы не писала эту книгу!

— Согласен! Но ваше отношение к Лукьянову все же отличается от отношения к другим. Поверьте мне, как психологу.

— Послушайте, психолог, детектив… как вас еще! Я устала! Чего вы от меня хотите?

Кирилл рассмеялся:

— Уж, конечно, не признания, что вы обратились к Лукьянову с просьбой убить Рахманину.

Увы! Валерия была лишь женой режиссера и не владела тайнами актерского мастерства. Давление поднялось, лицо покраснело, как налившийся соком помидор, дыхание участилось.

— Ладно, — смилостивился детектив, — успокойтесь. Я узнал все, что мне нужно. Остальное расскажет сам Лукьянов. Ему-то ни к чему брать на себя одного убийство Рахманиной!

Мелентьев расплатился и легкой походкой вышел из бара.

Лера, опершись руками на широко расставленные колени, прерывисто дышала. К ней поспешил официант.

— Вам плохо?

Лера кивнула.

— Может, «скорую»?

— Нет! Там в сумке, лекарство! Найдите, пожалуйста!

Официант нашел таблетки и протянул их со стаканом воды. Лера выпила и поблагодарила взглядом.

— Все в порядке. Посижу минут пять…

Официант отошел.

Валерия схватилась за сотовый, но, поразмыслив, положила его обратно.

«Надо попытаться предупредить Виктора, — волновалась она. — Пусть скроется куда-нибудь! Но сотовый мой наверняка уже прослушивается! Значит, нужно с улицы!»

Лера вышла из здания издательства, оглянулась, словно ненароком. Никого. Прошла сквер, ускоряя шаг. Завидев несколько телефонов, торопливо вынула карту и записную книжку. Опять оглянулась. Довольно пустынная улица, лишь шум от проезжающих машин. Набрала номер, затаив дыхание, ждала ответа.

— Алло! — послышался тот же немолодой голос.

— Мне… мне бы Виктора…

— Какого Виктора? — отлично сыграл старичок.

— Мне бы его предупредить… Пусть будет осторожен… — она хотела выразиться яснее, но побоялась. — Так вы ему передайте!

— Не знаю никакого Виктора! — со злостью пробурчал старичок, но трубку не вешал.

Лера повесила ее сама. С трудом отдышалась, опершись рукой о полочку, повернулась и вскрикнула, натолкнувшись на кого-то, подняла глаза… и встретилась с ироничным взглядом детектива.

Валерия настолько побледнела, что Мелентьев был вынужден подхватить ее за талию и проводить до скамьи. Лера хотела с гневом высказать этому наглецу все… все… все… Она открыла рот… Кирилл вызвал по сотовому «скорую помощь».

«Убивать — это вам не книги писать! Уметь надо!» — подумал он, глядя, как два санитара укладывают полнотелую Леру на носилки.

_____

ГЛАВА 24

Мощную, но ладную фигуру Веры Коноваловой Кирилл увидел издали.

— Здравствуйте! — крепко сжала она руку Мелентьева. — Вот! — протянула файл со списками. — Перечислила всех задействованных в тот день на съемках. Почти уверена, что никого не упустила.

— Спасибо, Вера! — поблагодарил ее детектив крепким ответным рукопожатием.

Кириллу не терпелось взглянуть на списки. Он сел на лавочку, бегло просмотрел фамилии и пробормотал: «Теперь ясно!». Затем он решительно поднялся и направился к выходу с киностудии.

Полдня Мелентьев провел в своем спортклубе — тренажеры, бассейн, разговоры с приятелями за стаканом сока в баре. Потом детектив поехал домой.

Перед шлагбаумом он притормозил и, вдруг услышав стук в боковое стекло, увидел Илону.

— Да открой же! Я тебя два часа дожидаюсь! — элегантно села она рядом с Мелентьевым.

— Чему обязан? — сухо поинтересовался он.

— А то ты не знаешь!

Подъехали к дому, и Кирилл был вынужден пригласить Илону в кафе.

— Не хочешь, чтобы я поднялась к тебе? — насмешливо спросила она. — Ну-ну…

Мелентьев заказал кофе.

— Вообще-то я спешу, так что давай к сути вопроса.

— А суть вопроса, — сверкнула пурпурной улыбкой Илона, — в том, чтобы ты забыл навсегда о своих изысканиях. Послушай, не ломай мне жизнь! — отведя взгляд в сторону, словно боясь увидеть немедленный отказ в глазах детектива, искренне попросила она. — Ну что тебе с того, что давно прошедшая история получит огласку? Меня все равно не признают виновной! Какая тебе радость, что меня оставит Эдик, что недруги будут шипеть вслед, что я буду страдать! Ведь этим могла насладиться только Жаклин, а тебе это ни к чему! Ну правда, послушай, у меня есть сбережения. Я тебе могу дать хорошую сумму. Только забудь! — ее коротенькие пальчики ласково пробежались по руке Кирилла. — Все, что хочешь, — выдохнула она, наклонившись к нему почти вплотную.

— Илона, ты выбрала неподходящий момент. Я сейчас занят.

— Только скажи, что забыл, умоляю! — просила она, гладя его руку. — Только скажи!

— Вынужден тебя разочаровать, — усмехнулся детектив. — У меня хорошая память. К тому же, как известно, «Pereat mundus, fiat justitia» — «Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир», — привел он цитату, глядя на перекошенное от бессильной злобы лицо Крыловой.

* * *

Детектив подъехал к дому мадам Ферри. Охранник внимательно просмотрел его документы и только после этого поднял шлагбаум. Горничная открыла дверь и пригласила следовать за ней, после того, как личный телохранитель миллионерши убедился, что Мелентьев без оружия.

Светлана расхаживала по гостиной с телефоном в руке. Она говорила по-французски, время от времени задорно посмеиваясь.

— Садись! — бросила она Кириллу. — Рада видеть, только очень спешу.

«Ничего, — подумал детектив, — мне это не помешает».

— Привет! — отключила она телефон и прикоснулась губами к его щеке. — У меня всего полчаса. Обещала Гаррику и Никите быть на репетиции.

— Бахареву, видно, понадобились дополнительные субсидии, — заметил Кирилл. — Наверное, будет тебе показывать эскизы декораций и многозначительно вздыхать, а потом достанет дивные эскизы костюмов, которые можно сделать дешевле, если использовать не золотые кружева, как того требует атмосфера спектакля, а крашеные под золото, как того требуют уже почти израсходованные средства.

Светлана залилась смехом.

— А ты прекрасно осведомлен о проблемах театрального бизнеса.

— Я вообще во многом осведомлен… Иногда даже жалею об этом.

Взгляд Светланы словно лезвием полоснул по его лицу. Она не стала затягивать паузы.

— Ты имеешь в виду черновики Жаклин?

— Совершенно верно!

— И что ж ты там вычитал обо мне?

— К сожалению, совсем не то, что ты могла бы ожидать. Никакой благодарности за оказанную тобой помощь! Даже твой благородный жест Рахманина умудрилась подать как плату за ее молчание. Но она, по ее выражению, не продалась, а только взяла деньги на время, чтобы, получив гонорар, при людях, цитирую: «Бросить миллионерше в лицо ее путанские доллары!»

Гостиная была окутана легким полумраком. Но Кирилл заметил, как мадам Ферри побледнела.

— Однако, — закурила она длинную светло-коричневую сигарету, — выражение какое-то неудачное «путанские доллары». Фу! Не умеешь писать — не берись. И это все? — изящно повернулась она к детективу.

— Нет! Рахманина посвятила тебе несколько страниц. Если их прочесть, сразу становится ясно, что ее убила ты!

Светлана выпустила длинную струйку дыма из губ кораллового цвета и пристально посмотрела на детектива, ожидая, что же он скажет дальше.

— Иначе разразился бы грандиозный международный скандал! — пояснил он.

— Почему ты так решил? — деловито осведомилась мадам Ферри.

— Потому, что там так написано.

— То есть? — пыталась она выяснить, что известно детективу.

— Тебе зачитать? — удобно устраиваясь на диване, поинтересовался он.

— Желательно!

— А театр?

— Подождет!

— Надо признать, — открывая папку, говорил Мелентьев, — что тебе она посвятила весьма вдохновенные строки. — Детектив откашлялся и начал:

«… Я стояла перед ней в длинном вечернем платье цвета рубина и не узнавала ее. Она узнала меня, и испуг, отразившийся на ее лице, привлек мое внимание. Каким образом она оказалась здесь? Неужели? Впрочем, сомнения излишни! Я сделала движение к ней, она отпрянула, глаза молили: «Ты меня не знаешь!» — Вспомнила? — поинтересовался Кирилл.

Светлана даже не попыталась скрыть охвативших ее чувств: опустила потухшие глаза в пол, подрагивающим пальцем провела по губам…

— Такое не забудешь! — надтреснутым голосом произнесла она. Подошла к двери и плотно прикрыла ее створки. Села напротив детектива. — Читай все!

Кирилл набрал побольше воздуха — в этом странном деле ему приходится чаще выступать в качестве чтеца, чем детектива.

«Но я должна сделать отступление, — начал он. Светлана инстинктивно оглянулась, словно ища взглядом возникшую из небытия Жаклин. — Эта курьезная встреча произошла только потому, что мне был предложен сценарий на модную в те годы тему валютной проституции. Один мой поклонник, генерал МВД, в шутку предложил мне показать во всей первозданности московских путан, когда я пожаловалась ему, что для меня это новый типаж, и я не знаю, за что зацепиться. Мы провели прекрасный вечер в ресторане, я уже забыла о его шуточном предложении, как, обратившись ко мне и бывшим с нами друзьям, он сказал: «А что, хотите развлечься? Почище зоопарка будет! Поехали смотреть обезьянники!» Все захохотали и согласились. Мы ездили из одного отделения в другое. Начальники вскакивали и замирали по стойке «смирно». Генерал небрежно пояснял, если хотел: «Вот актриса должна роль путанки исполнять, приехала взглянуть на материал, так сказать!» Улыбка капитана или майора разъезжалась по всему лицу: «Если за этим, — громко чеканили они, мысленно, несомненно, восклицая: «Слава богу, что ни за чем другим!» — так этого материала у нас сколько хотите!» По моей просьбе даже вывели несколько девушек, чтобы я могла получше их рассмотреть и даже порасспрашивать. Некоторые злились, другие, наоборот, охотно рассказывали о своем ремесле. А в одном отделении, специально назову его N-м, капитан, лопаясь от довольства, показал нам достопримечательность своего обезьянника.

— Вот! Сидит уже вторые сутки! Не хочет, сучка, пардон, — осекся он, взглянув на меня, — назвать ни имя, ни фамилию. Документов при ней обнаружено не было, а мне нужно составить протокол о задержании. Я ей втолковываю — как тебя зовут, где живешь, скажи, я запишу и отпущу тебя, дура ты этакая! А она молчит. Забилась в угол, точно обезьяна!

Я подошла ближе к клетке и смогла лишь рассмотреть, что кто-то действительно съежился в углу.

— Хотите разглядеть? — бросился услужливый капитан.

В один миг была принесена яркая лампа на шнуре и направлена прямо в угол.

— А ну, сюда смотреть! — рявкнул капитан.

Она повиновалась, и мы встретились с нею взглядами. Я едва удержалась от вскрика. Ужас исказил ее лицо, а глаза молили: «Вы меня не знаете!»

Признаться, я была в шоке. Ведь я узнала ее с первого взгляда. Это была Светлана Судорина, молодая актриса, с успехом снявшаяся в нашумевшем фильме. Вероятно, капитан просто не допускал мысли, что его «обезьянка» — актриса, чьими фотографиями одно время пестрели журналы. Конечно, грим… Но меня-то не проведешь! Я задумалась. Сказала генералу, что хочу выйти покурить. Мы вышли в скверик.

— Послушай, — обратилась я к нему, — прикажи капитану отпустить эту девушку.

Он довольно крякнул.

— Ты ее знаешь?

— Скажем, да!

— Тогда составим протокол с твоих слов.

— Нет! Мне бы не хотелось портить ей будущее. У меня есть все основания считать, что бедняжка оступилась, но больше этого не повторится.

Генерал подумал и покачал головой.

— Без протокола нельзя!

— Хорошо! Будет протокол! — воскликнула я и бодро направилась в отделение.

Потом ее лицо долго еще стояло пред моими глазами. Измученное, униженное, молящее…

Я подошла к клетке и тихо позвала:

— Милая, подойди!

Светлана приблизилась.

— Послушай, — сказала я, делая глазами знаки, чтобы она ничего не боялась и выполняла то, что я скажу. — Я тебя узнала! — Она вздрогнула так, что решетка зазвенела. — Напиши, Леночка, — с ударением произнесла я ложное имя, — свою фамилию, где живешь, я подпишу, что это правда, и тебя отпустят! Ведь так,товарищ генерал? — игриво обратилась я к своему другу.

— Если Жаклин так хочет! — красноречиво развел он руками.

А капитан был рад избавиться от молчуньи.

Ее вывели, усадили за стол, дали бумагу, и она написала:

«Елена Петровна Поливанова, проживаю по адресу: ул. Изумрудная, 12, кв. 6».

Я быстренько взяла ручку и подписала.

— Под твою ответственность, — рассмеялся генерал.

Светлана круглыми глазами смотрела на меня, не в силах пошевелиться.

— Ну, иди же! — подбодрила я ее.

— Спасибо! — шепнула она и выбежала на улицу.

Я поспешила за ней.

— Вот, — протянула я ей деньги. — У тебя же ничего нет. Возьми такси и больше…

— Клянусь, никогда!

Это «никогда» я вспомнила, когда узнала, что Светлана Судорина вышла замуж за швейцарского миллионера Ферри. «Однако!» — подумала я.

Прошли годы… Ни ту роль путаны и ни какую другую мне сыграть не удалось. Обстоятельства не сложились… но главное, никто не захотел помочь. Друзей не осталось! Теперь спрашиваю себя, да были ли они? Когда считалась знаменитостью — несомненно, были. Кружили вокруг меня золотистым роем «пчелки медоносные с жалом наготове». А оступилась — и осталась одна… Извечная история, но очень больно, когда она случается именно с тобой. Кто страшнее: враги или равнодушные? Говорят, что последние. Я нажила себе и тех и других. Позволила такую роскошь. И вот, когда мне пришла идея отплатить моим друзьям за их «благодеяния», — посвятить им книгу воспоминаний, я обратилась к некогда спасенной мною путане, ныне вдове миллионера мадам Ферри. Она проявила щедрость, — удовлетворила все мои весьма скромные просьбы, точнее купила мне ноутбук и позволила работать на своей даче. Но ту просьбу, благодаря которой я ее освободила из обезьянника, она не выполнила… не сдержала клятвы. Чуть-чуть опомнилась и вновь — на панель, за иностранцами… Интересно, с какой такой московской панели отскреб ее швейцарец?» — Кирилл перевел дыхание.

— Это все? — спросила Светлана.

— Дальше — до противного точные подробности… Если хочешь, я оставлю… — положил он листы на диван.

— Мразь! — презрительно бросила Светлана и скривилась. — Если бы я была уверена, что она это напишет, пусть даже не опубликует, а только напишет, я пристрелила бы ее лично и с наслаждением! И ведь как все преподнесено! С какой потрясающей самоуверенностью в непогрешимости содеянного! Мол, я зарабатываю честные деньги! А что ты выставила на торг, чтобы заработать их? Чужие жизни! Проститутка хоть своим телом торгует, а эта гадюка — где втерлась в доверие, где что услышала-увидела и даже единственный свой благородный поступок и тот продала, предав меня.

Светлана в сильнейшем волнении металась из угла в угол гостиной. Сотовый требовал ее, но она, казалось, даже не слышала звонков.

— Ну а ты? Что ты хочешь от меня услышать? — резко села она напротив Кирилла. — Что это правда? Да, это правда! Да, после головокружения от успеха, если хочешь, даже славы, мне было невыносимо очутиться в полном забвении. Олег оставил меня. Никита не протянул руки. Все мои, вернее, Олега друзья-приятели забыли меня в одночасье. Я ткнулась в один театр, в другой — массовка. А у меня после того фильма уже завышенные требования. Обозлилась. Испугалась. Деньги были нужны для поддержания имиджа. — Светлана не могла усидеть на месте, подскочила. Сотовый зазвонил вновь. Она схватила его.

— Нет, Никита! Занята! — и отшвырнула. Стянула в кулак распущенные по плечам волосы и, словно в бреду, продолжила начатую мысль: — Конечно, можно было все забыть. Пойти в массовку. Одеться в потертые не фантазией кутюрье, а бедностью, джинсы и стремиться подняться вновь. Кто-то бы смог, а я нет! Я не хотела жалостливого презрения со стороны вчерашних обожателей и поклонников: «Вы видели, что стало с Судориной! Ужас! В массовке! Так и загнется!» Да, могла и загнуться! И я вышла на панель! На красивую, валютную панель! Подруга вывела. Все было благопристойно. Через нее делались заказы. Я ужинала с богатым иностранцем, а потом мы ехали к нему домой. Учти, я встречалась только с теми иностранцами, которые снимали квартиры. Отели я не посещала. И вид у меня был очень достойный, не придерешься. Но однажды вышло так, что мы успели только поужинать, как ему срочно потребовалось вернуться в офис. Он заплатил мне за беспокойство. Вероятно, это увидел кто-то из обслуги ресторана и сообщил дежурившим у выхода ментам. Едва мой иностранец скрылся на своем «Мерседесе» за поворотом, а я подняла руку, чтобы остановить такси, как меня схватили. Дальше сам знаешь, Жаклин не поскупилась на краски. Только Ферри меня ни от какой панели не отскребал! — распалялась Светлана. — Моей приятельнице удалось выйти замуж за итальянца. Я сидела на мели после того случая. Она передала мне через знакомых приглашение и деньги. Я выехала к ней. Столь щедрый порыв с ее стороны был продиктован желанием похвастаться передо мной своим домом, одеждой и очень симпатичным мужем. Мы весело проводили время, и как-то ее муж предложил съездить в Швейцарию. Для поездки туда была нужна специальная виза, но они уложили меня на заднее сиденье машины, и мы запросто миновали границу. Поселились в небольшом, дорогом отеле. Вот там, гуляя между площадками для гольфа, я и познакомилась со своим будущим мужем. Моя подруга при всем желании не могла помешать мне выйти за него замуж, а желание такое было, поверь мне, до сих пор локти кусает, что благодаря ее вызову я познакомилась с Ферри. Она не могла ему даже намекнуть на мое прошлое занятие, не подставив тем самым себя. Я же предстала перед Ферри юной, еще неиспорченной ни славой, ни мужчинами актрисой. Почему он, богатейший человек, решил жениться на мне, нищей русской? Можно только догадываться. Был ли это каприз, который он принял за любовь, или это была любовь, которую он удовлетворил как свой каприз? Но я стала его женой. Можешь себе представить, какой разразился бы скандал, если бы эти грязные страницы были опубликованы? Я, член нескольких благотворительных обществ, дипломатический символ, и вдруг — бывшая путана! Как преподнесла меня эта мразь Жаклин!

— Вполне представляю! — вставил фразу Мелентьев.

Светлана остановилась перед ним с высоко вздымающейся от негодования грудью, с горящими от несправедливой обиды глазами, хотела еще что-то сказать и вдруг осеклась, сразу словно погаснув.

— Ты полагаешь, что я убила Жаклин?

— Хорошо, не ты, тогда кто?

— Вот и найди! Ты же детектив! Кстати, а как насчет убийства Олега? Ты о нем, мне кажется, совсем забыл.

Кирилл плеснул на дно широкого бокала коньяку и протянул Светлане. Она поморщилась и налила полстакана виски.

— Нет, я не забыл об убийстве Ветрова, — медленно произнес он.

Но Светлана его уже не слушала.

— Так, эти листы я забираю! Привези мне подлинники! — резко обратилась она к Мелентьеву.

— Они нужны для следствия.

— Слушай, меня не волнует, нужны или нет! Я ведь была почти уверена, что эта проклятая ведьма из простой благодарности ничего обо мне не напишет. Ну уж если написала, подлинники должны быть у меня. Немедленно. Мой охранник поедет с тобой, и ты передашь ему листы!

— А ты не боишься, что он… — Кирилл не успел договорить.

— Не боюсь, я буду рядом!

— Такого поворота событий, я, признаюсь, не ожидал, но… — Кирилл сделал паузу, — предвидел. — Все черновики на Петровке. В сейфе моего друга майора Петрова. — Светлана захлебнулась от негодования. — Небезопасно детективу без охраны держать столь взрывоопасные документы у себя дома.

— Но ведь он может их прочесть! — в ужасе закричала Светлана.

Кирилл расхохотался до слез.

— У него на свои бы дела время хватило!

— Но тогда как же мы решим? Когда ты передашь мне или уничтожишь эти черновики?

— Я передам их прокурору в качестве письменного доказательства тягчайшего преступления — убийства!

Светлана схватилась за сердце. Мелентьев снисходительно уточнил:

— Только страницы, где говорится об убийце.

— А те, которые касаются меня, когда ты их отдашь?! — теряя последнее терпение, почти прокричала она.

— Только когда поставлю точку в расследовании.

Светлана была на пределе, никак не могла успокоиться. Она то садилась, то вставала, подбегала к Кириллу, махала рукой, щелкала зажигалкой, подходила к окну.

— Но ты хоть можешь мне объяснить, — наконец вырвалось у нее, — за что Жаклин так обозлилась на меня? Я у нее любовника не отбивала, скорее наоборот. Да, она помогла мне! Но и я помогла ей! Так за что?

— За то, что ты стала богатой!

— Смешно! Будто я одна такая!

— Но Жаклин не могла себе простить, что тогда взялась помочь тебе.

— Не понимаю!

— В ее голове постоянно вертелся злобный мотивчик: «Не помоги я ей, не стала бы она миллионершей! Не сложилась бы так удачно ее жизнь! Тогда смотрела на меня жалобными глазами из-за решетки обезьянника — а теперь в бриллиантах и соболях под ручку с дипломатами и министрами, а я!»

— Но ведь это глупо!

— Совершенно справедливо! Эта глупость и погубила Рахманину. Будь она чуточку поумней, стала бы мучиться от того, что какая-то знакомая девчонка выскочила замуж за миллионера! — ответил Светлане детектив и, попрощавшись, ушел.

* * *

Мадам Ферри долго смотрела на дверь, за которой скрылся Мелентьев, потом оглянулась и обхватила себя руками, будто ее еще кололи оставшиеся в комнате слова.

«Лжет или говорит правду, что хранит черновики на Петровке?» — пыталась разобраться Светлана.

— Мадам, к вам мсье Напольский! — доложила горничная.

— Зови! — досадливо поморщилась Светлана и постаралась придать лицу приветливое выражение.

— Светик, дорогая! — влетел встревоженный Никита. — Что случилось? У тебя был такой голос!

Светлане с трудом удалось подавить подступившие к глазам слезы.

— Так! — небрежно пошевелила она рукой. — Неприятности!

— Я могу помочь? — участливо спросил Никита.

— С предательством приходится бороться в одиночку! — думая о своем, тихо произнесла Светлана.

Никита опустил голову. Долго молчали. Мадам Ферри, погруженная в свои мысли, не заметила повисшей тяжелым облаком тишины.

— Я понимаю, — вздохнув, наконец, произнес Напольский, — я виноват перед тобой…

Удивленные глаза Светланы остановились на нем.

— Да, чего скрывать? Ты тогда нуждалась в поддержке… любви! Я видел твою растерянность, отчаяние и не помог… Увлекся Жаклин! Потом я себя часто спрашивал: «Ну что ты нашел в этой женщине?» И кроме, прости, пышных форм, ничего не приходило на ум… Я… — он сжал руки, — чертовски трудно и неприятно говорить… ведь я тогда мог сделать для тебя пусть немногое — хотя бы попросить знакомого режиссера пригласить тебя на пробы… похлопотать, чтобы тебя взяли в театр на хорошую роль… Ведь ты была неординарной актрисой! Мы с Олегом это сразу почувствовали. Тебе бы только чуть помочь… Да! — махнул он рукой. — Что теперь? — Он подошел к ней и встал за ее спиной. — Я только могу догадываться, как тебе было тяжело… Неизрасходованный потенциал сжигает изнутри… Тебе нужно было играть на сцене, а ты сидела на вилле и смотрела на озеро…

Светлана закрыла глаза, и бессильные слезы потекли по ее щекам неровными дорожками.

— Мне казалось, что я лопну… — проговорила она и громко всхлипнула. — Лопну от неизраходованности… Я смотрела на озеро и видела театр, съемочную площадку, тебя с Олегом… А как больно мне было встречаться с ним! Он приезжал, пахнущий кино, пахнущий театральным гримом, живой, увлеченный новыми ролями… а я? Что я могла? Сказать правду? Что мне тошно, что я задыхаюсь? Я выставляла напоказ неумеренную роскошь. Олег восхищался и тотчас забывал о моих бриллиантах, машинах, он говорил о театре, о постановке «Мольера» Булгакова… Он говорил о съемках… Потом уезжал…

Светлана закрыла лицо руками.

— Если б ты знал, как это тяжело…

— Успокойся! — Никита обнял ее за плечи и усадил на диван.

— Легко сказать! Потом, когда умер муж, я целый год носила глубокий траур, а сердце рвалось к вам, в Москву! Олег сделал мне предложение! — слабо улыбнулась она. — Я простила… нет, вернее, постаралась забыть все, и дала согласие. Какие у нас были планы!

Никита печально кивнул.

— И вот теперь… — Светлана резко оборвала себя.

— У тебя какие-то неприятности, и ты не хочешь о них говорить. Ладно! Но как-то я могу тебе помочь? Ведь я люблю тебя, Светка!

Она подняла на него заплаканные глаза.

— Одно время мне тоже так казалось… И тогда… — она зарделась, — тогда… ты мне нравился больше Олега… И я мечтала, чтобы на его месте был ты! Но потом как-то прошло… Олег увлек меня!

Никита хотел что-то сказать, но лишь беспомощно развел руками.

— И когда… — Светлана, отвела взгляд в сторону, — когда мы с Олегом приехали к тебе… я ведь не хотела говорить, что мы собираемся пожениться. Безумная надежда была у меня… Ждала, вдруг ты… А ты… как всегда — порадовался за нас!

— Господи, Света! Да разве я мог! — Никита от волнения потерял дар речи. — Мог посметь… предположить… Да я для тебя все!

Светлана горько усмехнулась и подумала: «А предложения-то все равно не сделаешь! Тебе свободное вращение дороже всего!»

— Светка! Светка! Что-то не то мы делаем! Не то! — он бегал по гостиной и громко бормотал. Потом вдруг резко остановился и, устремив на нее отчаянный взгляд, выпалил: — Выходи за меня замуж!

Светлана даже охнула.

— Только учти! — поспешно добавил Никита. — Я прошу стать моей женой Свету Судорину, а не мадам Ферри. Ни один доллар из наследства твоего супруга мне не нужен. Мы специальный документ подпишем, что твое имущество останется только твоим. Оно для меня не будет существовать!

Светлана слушала его невнимательно.

«Неужели! — стучало в ее голове. — Неужели сам Никита Напольский сделал мне предложение? Как я мечтала об этих словах десять лет назад! И вот… — вдруг неприятно сжалось сердце. — Олег сделал предложение, теперь Никита, неужели только потому, что я богата?»

— Света, — целовал ее руки Никита, — ответь! Отчего молчишь?

— А ты уверен, что любишь меня?

— Я в этом уверился давно, когда узнал о твоем замужестве, когда понял, что, может быть, никогда больше не увижу тебя.

— Но почему же ты все время молчал?

— А что я мог предложить тебе?

— Что ж изменилось сейчас?

— Ты! Я понял, что для тебя главное — искусство, а не деньги! Знаешь, — загорелся Никита, — мы с тобой попробуем подготовить роль в новом спектакле. Уверен, ты справишься!

Глаза Светлана тоже загорелись, но она с сомнением прикусила губу и спросила:

— А как же Марианна?

Никита со смехом повалился на диван.

— Мы с ней уже давно расстались. В целях рекламы играем на публике мило ссорящуюся пару. А на самом деле Марианна — с Андреем Рокиным.

Светлана провела рукой по его русым волосам и прошептала:

— Я согласна стать твоей женой!

* * *

Без особого энтузиазма Кирилл занялся подведением промежуточных итогов. Материала для размышлений — много, версий — более чем достаточно, но ни одну детектив не считал абсолютно верной. Каждая манила, увлекала, предоставляла факты… но, даже опираясь на них, некому было предъявлять обвинения в убийстве.

«Итак, не состоявшаяся до конца актриса, неудавшаяся жена, любовница, Жаклин Рахманина решила наказать всех, кого считала виновными в своих неудачах, — воссоздавал картину недавних событий Мелентьев. — Вне всякого сомнения, она с огромным удовольствием убила бы своих обидчиков. Но их оказалось слишком много и потом, смерть — миг, ей же было нужно наказание, достойное самой изощренной инквизиторской пытки, и она нашла способ. «Насилье истиной — гнуснее всех убийств!», как точно определил поэт. Рахманина же в угоду себе изменила фразу, лишив ее оттенка презрения. «Насилье истиной — страшнее всех убийств!» — так записала она на полях черновика и приступила к свершению мести низкой, подлой, из-за угла… оправдывая себя тем, что в мемуарах нет ни слова лжи — все правда! Схема мести для всех одинакова: разоблачая женщину, наносить удар по мужчине. Мол, смотрите, на кого вы меня променяли! Они же вас вокруг пальца обвели. Смеются над вами, как над убогими. Один внука как сына собственного воспитывает. Другой вообще неизвестно какого сына вырастил, то ли своего, то ли от своего брата, своей же женой и прижитого. Третий с убийцей жены ложе делит. Четвертый с лесбиянкой любовью занимается… Кстати, с Горстковой у нее вышла неувязка. До конца не увидела, — домыслила, как ей думалось, верно, а оказалось — ошибочно! Наказывая Марианну, Рахманина наносила двойной удар и по Валуеву, и по Напольскому. Им вовсе не к лицу связывать себя близкими отношениями с бывшей лесбиянкой. Таким образом, Жаклин не оставляла Марианне никакой надежды ни на брак с Валуевым в случае его развода с Аллой, ни на брак с Напольским. А ведь ей уже тридцать восемь. Пора задуматься.

Светлане Ферри Рахманина не могла простить мужа-миллионера, а позже — блестящего вдовства. И она постаралась опозорить Светлану так, чтобы та была вышвырнута из высшего общества.

Прямого посягательства на Никиту Напольского не было, из чего можно сделать вывод, что Жаклин все еще любила его и хотела вернуть. Или, по крайней мере, не отдать Светлане, — возникла неожиданная мысль. — Да-да! Именно так! Ведь Светлана до последнего была уверена, что Жаклин не тронет ее. Следовательно, как-то косвенно та давала ей это понять. Но тут убивают Ветрова. Рахманина, предвидя возможность соблазна красивой вдовой ее бывшего любовника, к которому та всегда была неравнодушна, стремится оградить его от посягательств бывшей путаны и готовит к печати материал о ней. Напольский очень ревниво следит за своим имиджем, подобный брак для него невозможен! Теперь все ясно!» — обрадовался Кирилл, но, вздохнув, добавил: — Кроме одного: так кто же убийца?

И в который раз детектив принялся рассматривать предоставленные ему фигурантами алиби: «Марианна утверждает, что встречалась с Валуевым, а тот говорит, что был в клубе. Что ж, можно допустить, что они встретились, но всего на несколько минут и почти тотчас разъехались. И путь одного из них был на дачу к Рахманиной.

Никита Напольский был в гостях у Маева. Он беспрепятственно мог исчезнуть, а потом вернуться. В этом богемном доме невозможно уследить, кто уходит, а кто возвращается.

У Эдуарда Крылова неожиданно отказал мотор машины, когда он ехал в Шереметьево встречать голландцев, а потом, так же неожиданно, заработал.

Бахарев был в театре приблизительно до десяти часов вечера, потом поехал домой, где его встретила домработница, которая подтвердит, что угодно, в том числе и нужное хозяину время возвращения.

Илона Крылова была одна. Светлана Ферри — тоже коротала вечер и ночь в одиночестве. Кто меня радует, так это Алла Валуева. Где она была в ночь убийства — установлено точно. Следовательно, каждый из фигурантов мог убить Жаклин Рахманину. И опять все тот же вопрос — кто?»

_____

ГЛАВА 25

Лето! Расслабляющее, влекущее к морским волнам, шезлонгам, пальмам, мимолетным увлечениям… покрывающее золотистым загаром, преподносящее неизведанные — неужели такое еще возможно? — ощущения радости. Летом время не спешит, как в течение целого года, а благотворно замирает, греясь на солнышке… Никаких претензий к жизни, все просто и ясно: прозрачный воздух, шум набегающих волн, синее небо с едва заметной вуалью облаков… ни одной мысли — одни желания, которые так легко удовлетворить на пятизвездочном курорте…

Но не для всех лето — отдых. В театре под руководством Петра Бахарева вообще забыли, какое время года на дворе. Репетиции! Взлеты и падения. Осенение и полное отупение. Прорыв, и вдруг — стена… и так день за днем, шаг за шагом и, наконец… простор, равный Вселенной и — полет…

Похудевший Гарри Бахарев, пристально смотрящий на сцену через массивные очки; теряющий и вновь обретающий себя Никита Напольский; страдающая Светлана Ферри… Несколько раз под сводами зрительного зала раздавались точные реплики выздоравливающего Петра Арсентьевича: «Чуть прибавьте темп! А здесь ирония — только ирония! А вот теперь ему не до шуток, он плачет… ему больно и не до публики… Финал! Финал радостен до приторности! Казанова вечен, как вечна плотская любовь!»

По Москве ходят слухи: в театре Бахарева ставят спектакль, равного которому еще не было! Слухи растут! Билеты расхватывают.

Мелентьев вернулся из Испании. Отдохнул, но как-то нерадостно. Мысли, правда, интересные появились, но, увы, только мысли… Приехал, услышал о премьере. Полагал, что Светлана или Никита пригласят, но не дождался. Узнал, что они собираются пожениться, усмехнулся: «А я оказался прав, Жаклин нацелилась на Светлану именно из-за Никиты. Она ожидала такого поворота событий…»

Сначала хотел проигнорировать заранее сведший с ума всю столицу спектакль, но не выдержал, хотя и знал, что все фигуранты будут на премьере.

Фойе, только что открывшегося после капитального ремонта театра, без стеснения слепило позолотой и роскошно отполированной бронзой в виде массивных светильников.

Первая, с кем столкнулся Кирилл, была похудевшая и оттого подурневшая Валерия. Она, нарочито подчеркнуто не узнавая детектива, прошла мимо него. Илона Крылова под руку с Эдуардом поздоровались с Мелентьевым через силу. Лишь Марианна в платье с развивающимся шлейфом из темно-бежевой органзы, пронизанной тонкими золотыми искрами, радостно протянула ему руку.

— Ну что? Поставил крест на расследовании?

Кирилл отрицательно покачал головой.

— Поздравляю! — заметив Светлану, обратилась к ней Горсткова. — Волнуешься?

— Волнуюсь! — призналась мадам Ферри и, чуть повернув голову в сторону детектива, бросила: — Здравствуй, Кирилл!

— Я тоже поздравляю! — присоединился он к словам Марианны.

— Спасибо!

— Только хлопотное это дело, когда муж — Казанова! — не удержался Мелентьев.

— Не думала, что ты так же, как все недалекие зрители, имеешь склонность отождествлять актера с его ролью.

— Дай бог, чтобы я оказался, как ты сказала, тем недалеким зрителем.

Марианна не стала ради приличия сдерживать улыбку. Светлана слегка изогнула губы в легкой усмешке презрения и, шурша шелками, поспешила навстречу Петру Арсентьевичу Бахареву.

Первое действие захватило Мелентьева несмотря на его скептическое настроение.

В антракте в фойе второго этажа было торжественное открытие мемориальной доски одной великой актрисы. На стенах были развешаны ее фотопортреты из спектаклей, в высоких витринах выставлены костюмы. Под восторженные аплодисменты и восхищенные приветствия собравшихся Петр Арсентьевич Бахарев, которому довелось видеть эту актрису на сцене, торжественно снял завесу с бронзовой памятной доски с изображенным на ней профилем актрисы.

На балконе, опоясывающем фойе, появились актеры, занятые в спектакле, и присоединили свои аплодисменты к аплодисментам зрителей. Редкое единение! Обычно зрители аплодируют, а коллеги-актеры заняты только тем, чтобы поскорее извести любимцев публики.

Мелентьев, задумавшись, смотрел на фотографию из спектакля «Странная миссис Сэвидж», роль которой так хотела сыграть Жаклин Рахманина.

— Помнишь! — подобно легкому вздоху весеннего ветерка, раздалось сзади него. — Я тебе говорила, что мадам Ферри приехала сюда, чтобы отомстить обидчикам Светки Судориной?

Кирилл, не оборачиваясь, ответил:

— Помню.

— Ну, так вот! — продолжила Марианна. — Олегу она уже отомстила. Он утолил ее самолюбие, — сделал предложение и погиб. Теперь очередь за Никитой. Не забывай, он тоже сделал ей предложение!

Кирилл перевел взгляд на Светлану. Отливающие платиной локоны перевиты золотой паутинкой, крупные бриллианты отягощают изящные мочки ушей, на губах цвета каирской розы блуждает пьянящая счастливая улыбка…

Он почувствовал, что Марианна тоже не сводит с нее глаз.

Раздался звонок. Кирилл проводил Горсткову к ее креслу. Она сжала ему руку: «Не забудь!» Он кивнул и направился к своему месту, но что-то уже было не так… что-то уже произошло… какое-то возрастающее беспокойство мучило детектива. Зрители шли в зал, а Кирилл торопился выйти в фойе. Столкнулся со Светланой у служебного входа. Отчетливо запомнил ее удивленно-настороженный взгляд.

Потом все будто бы прошло, только терзала, издевалась одна мысль. Невероятно простая… и потому так долго непостигаемая.

Мелентьев, перепрыгивая через ступеньки, выбежал из театра. Ему не терпелось удостовериться в своей победе или полном провале. Джип взревел, как голодный лев, и помчался к выезду из столицы.

Замелькали деревья. Вот и дачный поселок. Светлые сумерки плавно переходили в ночную синеву. Кое-где зажигались фонари. Мелентьев остановил машину перед дачей мадам Ферри. Перепрыгнул через ограду и по дорожке направился к дому. С похвальной для детектива ловкостью взломал замок двери, выходящей на веранду, и очутился в гостиной, где было совершено убийство. Включил фонарик, захваченный из машины, и стал подниматься по лестнице, ведущей на чердак, где в свое время он нашел портфельчик с черновиками. Повернул выключатель, лампа на длинном шнуре вспыхнула и перегорела. Пришлось освещать фонариком загроможденный не одним поколением дачников чердак. Полоска света была достаточно яркой, но узкой. Обследовал один угол, другой… «Неужели ошибка? Неужели просто оригинальная мысль?!»

Куклы без рук и ног, дырявые мячики, разрозненные колоды карт, какие-то карусели, паяцы с обглоданными носами, отбрасываемые Кириллом, летели в разные стороны, Папки, сумки, чемоданчики, связки газет, журналы, коробки, подсвечники… и вдруг рука ухватилась за потертый плюш, плотно обтягивающий опилки… потянул и вытащил средних размеров плюшевого медведя. Детектив не сдержал нервной улыбки, схватив игрушку за голову, и едва не упал от удара, пришедшегося по его собственной голове. Фонарик выпал из рук. Чердак померк в полной темноте. Мелентьев отскочил в сторону и замер, прислонившись к стене. Через маленькое окошко пробивался лунный свет. Кирилл увидел платиновые волосы рванувшегося в темный угол силуэта.

«Ого! У мадам миллионерши неплохой бросок! — потер он затылок. — А у Марианны потрясающая интуиция и…» — но додумать не удалось. Отпрянувший в темноту силуэт снова бросился на Мелентьева. Детектив то ли увидел, то ли почувствовал, что в руках у нападавшего был нож. Он вывернулся и схватил противника за платиновые волосы, которые мистическим образом остались в его руке… Детектив опешил. Противник воспользовался длившимся долю секунды замешательством детектива и вновь напал на него. Кирилл едва увернулся, как нож вошел в деревянную стену. Молниеносным натренированным движением детективу удалось завести руку нападавшего за спину, тот протяжно вскрикнул. Мелентьев завел еще сильнее и вывернул сустав. От резкой боли нападавший потерял сознание. Детектив вынул из кармана чудом уцелевший сотовый и позвонил своему другу майору Петрову.

Тот, услышав тяжело переводящего дыхание Мелентьева, кратко бросил: «Еду!»

В голове стучало. Кирилл дотронулся до места, где яростно билась жилка. Рука почувствовала кровь. Валявшийся на полу преступник застонал…

Двор дачи мадам Ферри был освещен фонарями в стиле серебряного века и фарами милицейской машины. Кирилл в разорванном пиджаке и с неумело перевязанной сержантом головой стоял, опираясь на джип. У ворот затормозил «Мерседес» владелицы дачи.

— Что случилось? — пыталась разобраться Светлана. — Боже! Кирилл! — вскрикнула она, увидев окровавленное лицо Мелентьева. И тотчас закричала еще громче и порывисто опустилась на колени перед лежавшим на земле стонущим Никитой Напольским.

— Никита! — дотронулась она до его плеча, вызвав еще больший стон. — Господи! Да что случилось?!

— Я вывернул ему сустав, наверное… — отозвался Мелентьев.

— Ты! Вы с ума сошли! Сорвали спектакль! Кирилл! — подскочила к нему Светлана. — Что все это означает? Что ты делаешь на моей даче?

— Передаю преступника органам правопорядка! — криво улыбнулся он. — Выполнил, кстати, и твой заказ. Ты хотела выявить убийцу Олега — получай, — указал он рукой на скорчившегося от боли Напольского.

Светлана сделала шаг назад и отрывисто засмеялась… Замерла со смехом на перекошенных губах, пытаясь постигнуть суть услышанного. Хотела, видимо, обвинить Мелентьева в неуместной шутке, но, осознав, что вокруг милиция, с ужасом поняла, что детектив не шутит. Но тем не менее, она осторожно спросила:

— Но доказательства! Почему ты решил, что это Никита?!

— А вот они, доказательства! — указал Мелентьев на плюшевого медведя, лежавшего на капоте джипа. — Во всяком случае, очень надеюсь, что они там!

— Господин майор, — упавшим голосом обратилась мадам Ферри к Петрову. — Вы можете мне хоть что-то объяснить? По-моему, детектив не в себе… Причем здесь старый ободранный медведь!

Кирилл с шутливым презрением взглянул на Светлану.

— Вспомни странную миссис Сэвидж!

Светлана продолжала вопросительно смотреть на майора. Тот, добродушно посмеиваясь, посоветовал ей выполнить просьбу детектива, честно признавшись, что он сам понятия не имеет, кто такая миссис Сэвидж.

Ободренная присутствием майора Светлана стала припоминать:

— Миссис Сэвидж никогда не расставалась со своим плюшевым медведем, потому что зашила в его туловище то ли завещание, то ли ценные бумаги, которые у нее хотели отобрать дети ее покойного мужа!

— Ну вот! Значит, нам тоже нужно заглянуть в нашего медведя! — подхватил Мелентьев.

Он взял протянутый сержантом ножик и распорол плюш.

— Вот она! — крикнул он. — Дискета!

Напольский заворочался на земле, яростно скрежеща зубами.

— И что? — не понимала Светлана.

— Как что? Черновики Жаклин начала писать давно, — пытался объяснить ошеломленной Светлане Кирилл. — А убили ее, как все полагали, вовсе не потому, что она собиралась опубликовать свои мемуары, а потому, что она оказалась случайным свидетелем убийства Олега Ветрова.

Огромные глаза мадам Ферри, светясь непониманием, смотрели на Кирилла.

— Она увидела убийцу Олега! — теряя терпение, воскликнул он и, поморщившись, схватился за голову. — Теперь поняла?

Она кивнула. Она поняла, что Жаклин видела убийцу Олега, но что этот убийца — Напольский, она никак не могла взять в толк.

Майор Петров взял ноутбук и предложил пройти в дом взглянуть на дискету.

— Даже если она окажется пустой, — все еще держась за голову, говорил Леониду Петрову Мелентьев. — Напольский все равно засветил себя, бросившись на ее поиски.

— А почему такая спешка? — удивился Леонид. — Ты что, только сегодня догадался, что Рахманина спрятала дискету в медведя? — он замедлил шаг. — И вообще, как тебе в голову пришла такая мысль?

— В том-то и дело! — зажигая свет в гостиной, объяснял Кирилл. — В том-то и дело, что только сегодня, буквально несколько часов назад я догадался об этом.

— Почему? — ставя на стол ноутбук, поинтересовался Петров.

Светлана, призраком следовавшая за ними, опустилась, вздохнув шелками, в кресло, сложив руки на коленях.

— После первого акта в фойе было открытие мемориальной доски, посвященной памяти одной великой актрисы. По стенам были развешаны огромные фотографии из спектаклей с ее участием, в том числе и из спектакля «Странная миссис Сэвидж», где она прижимает к груди плюшевого медведя. Я невольно вспомнил Рахманину, мечтавшую сыграть эту роль. Готовилась к ней. Репетировала! Вживалась в образ, как говорят актеры. И меня осенило! Вот в этой гостиной, как рассказывала мне Светлана, глядя в зеркало, которое раньше висело здесь, — взмахом руки детектив указал на стену, — находясь под влиянием эмоций, Рахманина сболтнула, что напоследок она приберегла невиданный эффект, благодаря которому «Живые листья» станут бестселлером десятилетия! Потому что такого еще не было! И вряд ли когда будет! Вот он — ключ, — взволнованно объяснял Кирилл. — «Напоследок!» То есть в последней главе она намеревалась написать о чем-то, что произошло совсем недавно! А недавно произошло убийство Олега Ветрова. Напольский почувствовал скрытый намек, потому что угрожающий жест Жаклин через зеркало был адресован ему. Встревожившись, он навел справки и узнал то, о чем я узнал, к сожалению, только несколько дней назад. Какое-то чувство мне подсказывало, что убийство Рахманиной связано с убийством Ветрова. Мысль, в принципе, абсурдная, но интересная. Видимо, поэтому я вплотную занялся расследованием убийства Жаклин. Но не упускал из виду и дело Олега Ветрова. После трагического случая съемки были приостановлены на неопределенное время. Все разъехались. Я обратился к ответственной по подбору актеров, Вере Коноваловой, с просьбой составить список всех, кто был задействован в тот день на съемке. И как подтверждение моей версии о связи убийств Рахманиной и Ветрова, в списке я обнаружил ее фамилию. Оказалось, что Жаклин утвердили на небольшую, но эффектную роль ресторанной певицы. Эпизод с ее участием должны были снимать сразу после выступления фокусника. В павильоне были поставлены декорации, имитирующие парижский ресторан начала века, — коротко объяснял Мелентьев Леониду. — На сцене для выступления фокусника была раздвинута ширма. Представьте! — Кирилл вышел на середину гостиной и, словно гипнотизер, повторил: — Представьте! Ветров по просьбе журналистки кладет себе на плечи питона. Все внимание сконцентрировано на нем. Из гримерной выходит Жаклин и неторопливо направляется к сцене. Заходит за… ну не знаю, бутафорскую колонну или стену, разрисованную цветами, и видит Напольского с каким-то небольшим предметом в руке. Он на миг замирает за ширмой и сильным движением посылает что-то легкое и пестрое в сторону Ветрова, шею которого обвил питон… Вдруг павильон оглашается криками, слышится шум падающих стульев… Жаклин только на секунду отвела взор по направлению к площадке, а когда вновь взглянула за ширму… Напольского уже не было. Она поспешила на шум и увидела Олега, чью шею плотно обхватил судорожно корчившийся питон… а рядом Напольского, дрессировщика и еще кого-то… И тут раздался возглас: «Стрела! Кто-то пустил в питона стрелу!»

Кирилл в изнеможении опустился на стул. Светлана, словно фарфоровая кукла, размеренно покачивала головой…

— Такое ощущение, что ты был там! — наконец произнесла она. — Все точно!

— А теперь давайте-ка раскроем дискету! — предложил майор Петров.

Кирилл со Светланой подошли к ноутбуку.

«Вот и последняя глава! Глава-бомба, как я и обещала. Такого еще не было и вряд ли будет… — светились на экране слова, набранные Рахманиной. — Всех нас поразило несчастье, случившееся с замечательным, необыкновенным актером Олегом Ветровым на съемках его последнего фильма. Напомню: Олег по просьбе журналистки положил себе на плечи питона… и вдруг тот сжал свои скользкие холодные кольца и в единый миг задушил его. Что случилось? Оказалось, что кто-то бросил в питона стрелу с иглообразным наконечником. Решили, что это сделали два мальчика, дети актеров, находившиеся на площадке. И только я знала, что стрелу пустил Никита Напольский! Ну, каково? Улики? Вы требуете улик? Готовы забросать меня каменьями, как лжесвидетельницу, обвиняющую в убийстве популярного актера? А улика… все еще там! Во всяком случае, должна быть там. Это легко проверить!

Когда произошел весь этот ужас, я вернулась в костюмерную, чтобы с сожалением сдать костюм, так и не сыграв долгожданную роль. Бедная, растрепанная костюмерша подсчитывала убытки: «Пуговицы оторваны, кружева испорчены, запонка потеряна!» Какая запонка? — поинтересовалась я. — «Да от рубашки Напольского. Наверное, выскочила из манжеты, когда он пытался освободить от мерзкой гадины Олега», — глотая слезы, проговорила она. — А вы искали? — спросила я. «Все облазили! А запонки, как назло, ему дорогие сделали, чтобы на крупном плане смотрелись…» Я вспомнила траекторию движения руки Напольского, когда он бросал стрелу… Размах, бросок и после броска рука, как раз манжетой, коснулась ширмы фокусника… А я… я узнала эту ширму сразу, столько лет прошло, а она почти не изменилась, помолодела разве: павлиньи хвосты еще шикарнее стали, и цветы еще наглее расцвели. Ткань поменяли, но конструкция та же. Как увидела ширмочку эту, сразу вспомнила милое лицо Марика Вересковского, когда наш мюзик-холл гастролировал в Париже.

Был у меня феерический номер. Появляюсь в костюме феи из средневековой сказки: на голове геннин (высокий конусообразный дамский головной убор), обвитый вуалью, юбка пышная, палочка волшебная в руке. Пою о том, что все в жизни меняется, даже феи. И одной рукой геннин отбрасываю, другой — юбку отстегиваю и предстаю перед публикой в чулочках в сеточку и мини-платье из полупрозрачной ткани. Вынимаю из вазы разноцветные шарики и начинаю жонглировать. Правой рукой жонглирую, а левой держу один шарик. Делаю рукой полукруг на зрителя, мол, смотрите внимательно. Затем зажимаю шарик в кулаке и усиленно тру, «в порошок стираю», а сама, движением, равным доли секунды, провожу рукой с шариком над боковым столбиком ширмы и чуть касаюсь его, круглая крышечка — в сторону, шарик — туда, протягиваю опять к зрителям руку, сжатую в кулак, тру пальцами, раскрываю ладонь — и нет ничего… А на первый взгляд ширма как ширма, плотный шелк и металлические столбики окружностью в пятнадцать сантиметров. Марик ее специально для того номера придумал. Номер пустяшный, но смотрелся эффектно.

Хотела я тут же удостовериться, попалась ли запонка в ту ловушку, но когда вернулась, сотрудники МУРа в павильон уже никого не пускали. Признаюсь, был порыв все тут же им рассказать… Но передумала, решила Никите сюрприз устроить… да и публике нервы пощекотать ужасной историей. Как не крути, я прежде всего — актриса… нереализованная… жуткое это слово… жуткое чувство… Вот и взбрело мне в голову хотя бы таким образом сыграть роль детектива. Удалась роль? Удалась!

Однако хотелось все же удостовериться, там ли запонка? Пошла к Марику. А он уехал на гастроли в США. Забрал ширмочку с собой или оставил, вот приедет — и узнаем!

А почему это вдруг Напольский решил убить своего лучшего друга, может спросить меня читатель. Ответ, — в самом вопросе: потому что лучший… лучше его…

Я их обоих знаю давно… (а уж Напольского-то! Пять лет вместе прожили). Два молодых актера вместе делали первые шаги. Дружили и, нужно заметить, шагали дружно, на равных. Популярность, поклонницы, журналы, пестрящие снимками… и вдруг, вначале почти незаметно, Олег стал выбиваться из молодых, подающих надежды, в большие актеры. Они все еще «подавали», а Олег уже стал! Никита ворчал, списывая талант друга на удачу: «Олегу просто везет, а мне — нет!» Потом заговорил о происках завистников, которых, по его мнению, у него было значительно больше, чем у Олега… А в печати тем временем стали появляться статьи о необыкновенно талантливом актере Ветрове. Спектакли с его участием были заранее обречены на успех. Исходило от Олега что-то светлое…

Напольский же крутился-вертелся то тут, то там, а больше — на страницах светской хроники. В интервью подчеркивал, что устал… хочет сам написать сценарий, пьесу, а потому отказывается от всех предложений. Потом вдруг мелькнет на экране в небольшой роли и тут же оправдывается: мол, на большую времени нет, а это так, пустячок, знакомый режиссер уговорил.

Таким образом, спустя несколько лет после старта Ветров оказался намного впереди Напольского, и тот понял: не догнать! А типаж у них один. Если Олега утверждают, то как бы косвенно лишают Никиту роли. Вот и в этом, ставшем роковым, фильме сначала хотел режиссер на главную роль пригласить Напольского. Пробы прошли удачно. Никита ликовал. Но съемки все откладывались да откладывались, а потом режиссер сказал: «Понимаешь, Никита, мы тут посоветовались, еще раз пробы посмотрели и решили, что тебе больше подойдет роль друга главного героя!» Режиссер еще не закончил, а Никита все понял: «А герой, конечно же, Ветров!» «Ну и отлично! — хлопнул его по плечу режиссер. — Ты и сам понимаешь, что герой — не твоя роль!»

Ошибся известный режиссер, ох, как ошибся. Герой — это как раз роль Напольского в жизни и на экране. Навалилась на Никиту зависть — не вздохнуть. Видеть Олега — пытка, а тут еще перед всеми друга разыгрывай! Легче бы стать открытым врагом, да сложно, — противопоставить нечего. Ведь враг — это когда чувствуешь силу, когда вызов бросаешь, уверенный в своем превосходстве. Потемнел в лице Никита. Задумался. Что надумал — неизвестно… если бы не наша веселая вдовушка из Швейцарии.

Кинематограф использовал ее одноразово, в театре с «Кушать подано!» начинать не захотела, — за миллионера замуж вышла. Казалось бы, чего еще! Да только кинематограф душу не отпускал. Не успела вдовью вуаль снять, как в Москву поспешила. Пусть в качестве продюсера, лишь бы опять очутиться на съемочной площадке. А тут даже роль предложили: очаровательное молчание на крупном плане. Никита еще больше задумался: «Что ж получается! Светка будет продюсером всех фильмов с участием Олега! Так ведь это же мечта, плавно переходящая в реальность! И опять Олег, почему? Ведь я точно знаю, что нравился Светке больше него!»

Нравился, да только искал всегда Никита не любви, а выгоды. Вот и теперь решил ее не упустить. Расчет был несложен: если предположить, что Олег вдруг исчез, ну, ветром унесло, на кого обратит свой взор Светлана? Для нее, покинувшей Москву десять лет назад, все так и осталось: два героя, два мужчины. Вступать с Олегом в любовно-творческий поединок — глупо. Светлана быстро вникнет в суть вещей. Ветров — талантливый артист. Никита — просто хороший. И, естественно, выберет лучшего! А вот если лишить ее выбора? Всех лишить выбора! Никита дышал в спину Олега. Знал: не будет Ветрова — пока режиссеры и зрители опомнятся, он при мощной поддержке мадам Ферри быстро займет его место. Да и кто сможет в театре взять на себя репертуар Ветрова — только Напольский!

Для себя, полагаю, для отвода своих же глаз, он решил не убивать Олега, а как бы пошутить… на случай поставить…

Заточил небольшую стрелу, пустил в питона… черт его знает, как тот отреагирует, может, и не почувствует ничего, а может…

Друга бросился спасать первым…

Сейчас, когда пишу эту главу, миллионерша все еще в трауре по Олегу… но когда полностью окончу, подготовлю к публикации, почти уверена — Напольский уже сделает предложение мадам Ферри… Недолго осталось…»

— Н-да! — покачал головой майорПетров. — Прелюбопытный случай!

Светлана, сдвинув брови, все смотрела на экран компьютера.

— А как же получилось, что тебе и этому… Напольскому одновременно пришла мысль о дискете, зашитой в плюшевом медведе? — обратился Леонид Петров к Кириллу.

— Я же говорил, как увидел фотографию актрисы в роли миссис Сэвидж, тотчас осенило, и, как оказалось, не только меня, но и Напольского. Он с балкона смотрел на церемонию открытия. Понятное дело, Жаклин боялась открыто хранить дискету, после своего слишком прозрачного намека, брошенного в пылу «выступления» перед публикой. Боялась, что Никита может попытаться обыскать дачу, поэтому, находясь под влиянием роли миссис Сэвидж, зашила дискету в медведя. Но все же до конца не была уверена, что Никита понял тот намек, иначе подстраховалась бы по-другому.

Светлана опустошенным взглядом обвела гостиную. Подошла к буфету, достала бутылку джина.

— Помнишь, — глухо произнесла она, — мы с тобой столкнулись, когда ты выходил из зрительного зала, а я шла в гримерную к Никите? Меня удивила твоя поспешность…

— Да, а что в театре? — воскликнул Кирилл. — Казанова бежал прямо со сцены! — расхохотался он.

— Катастрофа! — разливая джин в стаканы, печально отозвалась мадам Ферри. — В театре — катастрофа!

* * *

Светлана вошла в гримерную. Никита сидел перед зеркалом и водил пуховкой по лицу. Придирчиво посмотрел на себя, переклеил мушку, подрумянил щеки.

— Если Казанова был похож на тебя, то я понимаю женщин! — шутливо вздохнула мадам Ферри, стряхивая с его камзола пудру.

Он улыбнулся вежливо. Светлана поняла, что Никите нужно побыть одному, но, уходя, не удержалась и сказала:

— Детектив Мелентьев после неудачи с поимкой убийц Олега и Жаклин, наверное, в пожарники подался. Чуть с ног меня не сбил, вылетел из театра как на пожар… — и, довольная своим остроумием, ушла.

Никита замер подобно восковой кукле — нарумяненной, обсыпанной пудрой, с губами цвета кармина. Раздался звонок, и помощник режиссера по внутреннему радио предупредил: «Твой выход, Никита!»

В первом явлении второго акта Напольский-Казанова пробыл на сцене всего минуты три. Отрешенно глядя в сторону, произнес несколько реплик и, завернувшись в шелковый плащ, скрылся за кулисы. И вдруг пошатнулся… попытался ухватиться за стул, но рука соскользнула… Что началось! Прибежали встревоженные Гарри Бахарев и Светлана. С трудом протиснулись сквозь толчею к уложенному на кушетку Напольскому. «Скорая!» примчалась мгновенно, словно дежурила у театра. Никиту с закатившимися глазами бережно положили на носилки. Врач, пощупав пульс, на вопрос Светланы: «Что с ним?» только пожал плечами. А на сцене продолжался не остановленный Бахаревым спектакль… Вот уже маркизы в сопровождении кавалеров заполняют пышную бальную залу, раздаются звуки гайдновской симфонии с символическим в данном случае названием «Сюрприз». Все ждут появления блистательного Казановы… Но на сцену падает занавес, и появляется Гарри Бахарев. С минуту он молча смотрел на публику, а она на него…

— Дамы и господа! — наконец произнес он. — В связи с внезапным недомоганием актера Никиты Напольского мы вынуждены прервать спектакль.

Зал ответил громовым «Ах!» Послышались вопросы. Бахарев развел руками и продолжил:

— Приносим свои глубочайшие извинения. Деньги можете получить в билетных кассах! — хотел еще что-то сказать, но не нашелся. Да и что скажешь, когда исполнителя главной роли увезли в больницу?

«Скорая» летела, сверкая фарами и воя сиреной. Никита открыл глаза. Рядом с ним сидел молоденький врач. Другой, больше похожий на борца, чем на спасителя в белом халате, находился в кабине водителя.

Напольский резко сел на носилках. Врач удивленно посмотрел на него и хотел было уложить опять, как Никита воскликнул:

— Что случилось? Почему я в «скорой помощи»? — провел рукой по лбу. — Ах да… припоминаю! Но это пустяки! Спектакль! Время! Сколько времени прошло, как вы меня увезли?

— Минут семь!

— Еще успею! — продолжал Напольский, когда машина замедлила движение из-за пробки на дороге.

Врач обхватил его за плечи, принуждая лечь, но Никита ловко отбросил его и, открыв дверь, выпрыгнул на проезжую часть. Увидевшие его водители автомобилей, следовавших за «скорой», решили, что выскочил сумасшедший, но, узнав в психе артиста, пришли к выводу, что снимают кино.

В одно мгновение Напольский скрылся в мрачном переулке. Ему повезло, удалось бежать как раз недалеко от своего дома. Влетел в подъезд и, одной рукой нажимая на звонок, а другой колотя в дверь, звал:

— Ольга Николаевна! Откройте скорее!

— Никитушка! Что… что случилось! Неужели провал? — вскричала, по случаю высокого давления оставшаяся дома, Ольга Николаевна, его соседка и доверенное лицо, на хранение у которой он оставлял дубликаты ключей, не надеясь на свою актерскую память.

— Все прекрасно! Ключи, скорее! — с горящими безумием глазами восклицал Никита и, схватив связку, перепрыгивая через три ступеньки, помчался вниз.

Открыл гараж, надел шлем, вывел мотоцикл и помчался за город по направлению к дачному поселку.

Увидев джип детектива, выругался и понял, что не ошибся в своем предположении. Скинул шлем, прихватил из багажника нож и мрачным призраком скользнул по саду. Вошел в дом, прислушался: шум доносился с чердака. Поднялся по ступенькам так тихо, что ни одна половица не скрипнула, заглянул в дверь и увидел детектива, только что вытащившего из кучи хлама плюшевого медведя. Схватил валявшийся у входа старый канделябр и запустил Мелентьеву прямо в голову. От удара, пришедшегося по касательной, Кирилл пошатнулся, выронил фонарик, но не упал, успел опереться о стену. Никита бросился на детектива. Завязалась борьба. Мелентьев ухватил его за волосы, оказавшиеся пудреным париком Казановы. Опешил. Напольский бросился на него с ножом, и тут страшная боль пронзила его тело и мозг. Он взвыл. Боль стала еще сильнее, и Никита потерял сознание. Полностью очнулся все от той же нескончаемой боли уже в саду, лежа у милицейской машины.

* * *

Майор Петров, Мелентьев и Светлана вышли из дома.

— Ну как он? — поинтересовался майор у сержанта, видя, что Никита опять в глубоком обмороке.

— Сейчас придет в себя! — бойко доложил тот. — Я вправил ему сустав на место!

Светлана склонилась над искаженным болью кукольным лицом любовника восемнадцатого века. Он открыл глаза. Вздохнул. Позвал:

— Света!

— Не волнуйся! Сейчас тебя отвезут в больницу!

— Света! — с трудом ворочал языком Напольский. — Все неправда!

— Что неправда? — вздрогнула она, вспомнив, кто перед ней.

— Все!

— Емкий и очень осторожный ответ! — насмешливо бросил Мелентьев.

— Да! Как насчет фокусника-циркача? — задержал Кирилла, уже садившегося в машину к мадам Ферри, майор.

— Он только послезавтра прилетает из Штатов! Я позвоню, и мы съездим! Болит! — поморщился Кирилл, приложив руку к голове.

Светлана выглянула из машины и сказала Петрову:

— Я его все-таки завезу в клинику. Пусть повязку поменяют!

Мелентьев запротестовал, но мадам Ферри властно махнула рукой: «Молчи!»

_____

ГЛАВА 26

Иллюзионист Марк Вересковский встретил Мелентьева и майора Петрова в своей небольшой студии.

— Только что приехали с гастролей! — объяснял он, указывая гостям путь между коробок, ящиков и чемоданов.

— Успешно? — вежливо поинтересовался Леонид Петров.

Вересковский усмехнулся:

— В принципе неплохо, но все по варьете, по небольшим зальчикам… а так соскучился по огромному пространству цирка! По представлению-торжеству! Что говорить, красиво было! — протянул он. — А сейчас вот мотаюсь с небольшой труппой по заграницам, деньги зарабатываю.

— И в фильмах снимаетесь! — подхватил детектив.

— Да, вы, когда мне позвонили, что-то о фильме спрашивали! — воскликнул иллюзионист. — Только чем я-то могу быть полезен? Вот сюда, в эту дверь. Осторожно! Низкий проем! — предупредил он своих визитеров.

Они вошли в маленькую, пыльную комнатку, в которой девушка проворно наводила порядок.

— Моя жена, Лидия, ассистентка, администратор и по совместительству уборщица, — представил он не без гордости длинноногую, длинногривую, ужасно бледную без привычного грима примерно тридцатилетнюю женщину.

— Садитесь! — указала она на стулья. — Чисто!

— Простите, а вы тоже снимались в том фильме? — обратился Мелентьев к Лидии.

Она сразу догадалась, о каком фильме идет речь. Кивнула желтовато-оранжевой гривой.

— Мы с Мариком шагах в десяти стояли от фотографа. Ужас! До сих пор мороз по коже, как вспомню!

— Если не ошибаюсь, — обратился к Вересковскому майор, — вы должны были показывать фокусы на сцене перед ширмой?

— Верно!

— Где теперь эта ширма?

Иллюзионист удивился повышенному интересу к какой-то ширме…

— Так сразу, как произошел несчастный случай, милиция опечатала павильон. Мы не смогли даже взять свой реквизит, в том числе и ширму. Потом, несколько недель спустя, нам позвонили и сказали, что можно все забрать. Мы с помощником поехали, забрали и привезли сюда, в студию. Но ширма нам не понадобилась для гастрольной поездки. Она так и оставалась здесь.

— Можно на нее взглянуть? — спросил майор.

— Пожалуйста! — не скрывая удивления, ответил фокусник. — Только зачем, если не секрет?

— Секрет не у нас, а у вас! — пошутил Петров. — Ведь ширма, говорят, с ловушкой?

— Ах, вот оно что! — протяжно воскликнул Вересковский, но все равно ничего не понял. — Лидочка, — обратился он к жене, — попроси Лешу принести ширму.

— Понимаете, у нас есть основания предполагать, что ваша ширма-ловушка поймала одну важную улику.

В глазах Вересковского отразилась тоска.

— Боюсь показаться вам совершенно глупым, но я ничего не понимаю. Какую улику?

— А вот сейчас мы взглянем! — оживился Мелентьев при виде синей, расписанной павлинами и диковинными цветами ширмы, которую внес Леша.

— Раздвиньте ее, пожалуйста! — попросил Петров.

Леша выполнил просьбу.

— Именно так она стояла на сцене? — спросил майор.

— Да!

— Давайте посмотрим, нет ли там чего? — предложил Мелентьев.

— Давайте!

Вересковский подошел, наклонился и открыл снизу задвижку на столбике. Из полой трубы выпала красивая крупная запонка.

— Не трогайте! — подлетел к фокуснику Мелентьев.

Он вынул из кармана пинцет, подхватил им запонку и положил в прозрачный пакетик.

— Откуда она здесь? — удивился тот.

— А вот откуда!

Кирилл зашел за ширму, размахнулся и словно бросил что-то. Опускаясь, рука коснулась столбика ширмы: круглая крышечка сдвинулась и тут же закрылась.

— Вот так запонка выскочила из манжеты убийцы, когда он запустил стрелу в Олега Ветрова.

— Ветрова убили! — обхватив бледное лицо, воскликнула Лидия. — Разве это был не несчастный случай?!

Наконец Вересковский все понял. Он задумчиво покачал головой.

— И кто же это сделал?

Мелентьев и Петров красноречиво промолчали.

— Ясно! Узнаем из печати!

— Ужас! Какой ужас! — причитала Лидия, провожая вместе с мужем необычных гостей.

* * *

Кирилл вернулся домой поздно, но ужин устроил себе роскошный. Отпраздновал завершение дела. Потом перешел с бокалом бордо на диван, но мысли все вертелись вокруг убийств. Вместо того, чтобы постараться поскорее избавиться от них, Кирилл отдался им во власть. Пусть натешатся, пусть все «переживут» до последнего самого жуткого ощущения, тогда и оставят его в покое. И началось… сначала дикий разгул: то одна мысль блеснет, а другая ее перекроет, то несколько одновременно хоровод заведут, но вскоре все улеглось и выплыла самая сильная: «Напольский безупречно убил Ветрова, даже не приблизившись к нему».

Перед мысленным взором Кирилла отчетливо предстала съемочная площадка: все внимание приковано к Олегу с питоном. Напольский неслышно отступает назад, и вот он уже за бутафорскими стенами парижского ресторана. Оглянулся — никого. Все, словно завороженные кролики, смотрят на удава. Надел перчатки, вынул из бокового кармана пиджака чехол со стрелой. Прокрался за ширму. Место съемок было ярко высвечено, остальная часть павильона тонула в легком полумраке. Выпрямился, прицелился в секунду, бросил, не особенно веря в успех… и тут же назад… Все ошалели, замерли, он первым поспешил на помощь… А потом, так кстати, списали ЧП на актерских детей. Никита ликовал. Нет! Сначала испугался. Страшно, до тошноты. Он — убийца! Все что угодно мог бы совершить он в жизни, но не убить! Верил в это, знал! И вдруг! Как же это произошло? «Случайно! — ответил он сам себе. — Пошутил, поставил на случай…» И принялся выискивать причину «шутки». Истинную причину вычеркнул, словно не было. И так поначалу хорошо получилось, что даже обрадовался. Но истина стала приходить. Страшная, как вопрос в саване. Встанет, посмотрит и скроется. А он ей в пику — «Хотел перед Светкой героем предстать — друга на глазах спасти! Да каждый мечтает кого-нибудь спасти, только случая не представляется…» Вот он сам и подстроил случай… Кто ж знал, что так обернется!

А потом все помчалось, завертелось, как он того желал. Нарасхват! Гарри Бахарев убедительно попросил взять репертуар Ветрова. Два режиссера утвердили его на роли, в которых, без сомнения, мечтали видеть Олега. «Ничего, привыкнете ко мне!» — мысленно посмеивался Напольский.

Светка на плечо голову опускала, печалью снедаемая… Однажды так опустила, что проснулись на шелковых подушках… И вдруг, словно смерч — Жаклин! Тогда на даче, как увидел в зеркале ее искаженное торжествующей злобой лицо, руки, сотрясающие воздух, направленный на него немигающе-черный взгляд, — понял: эта стерва что-то знает! Проверил — точно! Каким-то образом старая кикимора добилась утверждения на крохотную роль ресторанной певички и случайно увидела его шутку со стрелой.

Действовать решил немедленно. Во время всеобщего визита на дачу потихоньку вытащил ключи от ее квартиры. Все обыскал: ни листка, ни дискеты. «Тем лучше, — подумал, — убью гадину — и делу конец!»

Ночь седьмого июня выдалась странная… всех всколыхнула… словно шептала ласково-коварными синими губами: «Сегодня! Сегодня!»

…Марианна с концерта бежала, чтобы с Валуевым встретиться. Тот, позабыв приличия, покинул важный банкет в клубе…

Светлана в постели ворочалась, злилась, заливала слезами одиночество, от которого никакими деньгами не откупишься…

Роскошный автомобиль Эдуарда Крылова, словно конь, почуявший неладное, остановился, как вкопанный, посреди дороги. Фантастика! А ночь седьмого июня все не унималась. Продержала Крылова, потом отпустила…

Гарри Бахарева задержала в театре. Ни с кем не дала встретиться по пути домой. Никто даже не позвонил, в то время как обычно он едва поспевал от сотового к обычному переходить…

Илону Крылову ночь дома оставила. Хотела она пойти в гости к знакомой, та звала очень, да что-то затосковала. Все одно и то же: и лицо знакомой, хищно-ласковое, и муж ее, неудачник журналист, надоедающий просьбами о помощи, и девочка их, мечтающая о загранице и льнущая к Илоне в надежде получить очередной подарок…

А вот Валерия Бахарева веселилась! Пила и не хмелела. Мысли там были, на даче. Все мерещилось, как Виктор будет убивать Жаклин. «Хоть бы не душил, лучше уж из пистолета…» Искажается испугом лицо Леры, сердце бешено бьется, хватает скорей рюмку — опрокидывает, — легче…

Виктор! Все подготовил заранее. Еще днем, когда милиция почти не останавливает машины, отвез пистолет с глушителем в надежное место. В леске небольшом дерево с секретом у него было. А лесок, — как раз по дороге к дачному поселку… Поэтому и выехал спокойно, ровно в одиннадцать вечера. Настроение — рабочее. «Получу деньги и махну в Дагомыс! Отдохну, отдышусь…» и на такой вот блаженной ноте едва руль удержал. Ни с того ни с сего повернуло его «Хонду» и выбросило на обочину. Оказалось, «Газель» на него налетела. Несколько минут двинуться даже не мог. Грудь болела, и голова кружилась. Милиционеры помогли. Дверь заклинившую открыли, вывели. Врач «скорой помощи» глянул и велел уложить его на носилки: «Сотрясение мозга!»…

Мучимый жаждой проснулся в солнечный день после очередного запоя Николай Лютаев. Встал. Почесался основательно. Прошел к холодильнику, открыл — пусто. Вытащил из-под стола бутылки — ни в одной даже капельки на донышке не осталось. Перетрусил все карманы — одна мелочь. Оглядел мрачным взглядом свою квартиру: «Артисту выпить не на что! — подумал, и подкатила злоба прямо к мучимому жаждой спиртного горлу. — А Жаклинка шикует! Тянет с этой миллионерши деньги! Живет на ее набитой до отказа всяким барахлом даче. Книги пишет! Курица драная!»

Схватил свой пиджачок и поспешил на электричку. Но по дороге выпросил бутылочку. Продавщица — поклонница давняя, пожалела, дала в долг. А он, надо отметить, всегда свои долги отдавал.

Приехал на станцию, от которой до дачного поселка еще около двух километров. Зашел в лесок — разморило. Выпил, закусил кислым листиком. Лег, да и заснул. Проснулся — ночь. Пошел быстро… вот и фонарики засветились, значит, поселок. Подкрался к даче, как знаменитый разведчик, которого играл в свое время, заглянул в окно, в просвет между плотными шторами: увидел женщину в черном и Жаклин. Ничего понять не успел, как Жаклин повалилась на пол…

Истерзанную ожиданием неминуемой катастрофы Аллу Валуеву эта ночь убедила, что она и есть тот самый подходящий момент, чтобы одним выстрелом избавиться от краха. Пистолет был приобретен заранее. Машина поджидала на платной стоянке. Только бы доехать до поселка, выстрелить и стереть все написанное из ноутбука!

Накинула легкий черный плащ, шифоновый шарф на голову повязала. Подкралась тенью к стеклянной двери, выходящей на веранду, зашла и выстрелила в открывшую от изумления рот Жаклин. Та повалилась. Бросилась к ноутбуку, все файлы удалила. Буфет, стол обыскала — дискет не нашла. Огляделась. Жаклин недвижима… Выскочила на веранду, пистолет в кусты забросила и — в сад…

Никита Напольский начал ночь седьмого июня в гостеприимном доме Маева. Веселились, шумели, одни приходили, другие уходили… Ушел и Никита, никто не заметил. Через сорок минут он уже был у дачного поселка. Вышел из машины и, держась в тени от редких фонарей, подошел к даче мадам Ферри. Перелез через забор, глубоко вдохнул свежего предгрозового воздуха и осторожно приблизился к дому почти одновременно с Лютаевым. Тот с левой стороны, Никита — с правой. Заглянул в просвет между шторами — и замер. Глазам не поверил. Алла Валуева! «Да она, голубушка, все за меня сделала! — едва от смеха удержался. — И файлы удалила, и обыскала все. Значит, Жаклин дискетам не доверяла. Маленькие, тоненькие — потерять можно». Спрятался за куст, как увидел, что Валуева выходит. Вздрогнул от изумления, заметив, как за ней какой-то мужчина помчался. «Может, еще один из нас, — подумал. — Да хоть Гарри, хоть Эдуард… Ночь-то какая, на кровь тянет…» — тихо рассмеялся. И только шаг сделал, как остановился, словно вкопанный. Показалось — Жаклин шевельнулась. Потряс головой. А она уже с пола поднялась и виски в стакан наливает. Истерично хохочет и проклятьями сыплет. «А, стерва! Прикинулась!» — чуть не вырвалось у Напольского. Размышлял он всего мгновение. Свое оружие доставать не стал. Отыскал пистолет Валуевой. Подкрался к двери. Выпрямился. Жаклин повернулась и чуть стакан с виски из цепких рук не выронила. Не сумела испуг скрыть. Улыбнулась потерянно, быстро заговорила, глотая слова. К стенке хотела прижаться. Тут Никита и выстрелил…

Вернулся к Маеву, а там народу еще больше стало. Засветился, чтобы все видели. Шутил, пел, и вдруг кольнуло: «Как же это я про Марго, подружку, забыл? Вполне возможно, что старая кикимора Жаклин какие-нибудь записи у нее хранила. Но в тех записях ничего не может быть обо мне, — успокоил себя. — Писать она начала давно, а все случилось, когда у нее уже ноутбук был. Значит, только в нем и могла храниться информация, уничтоженная заботливой рукой Аллочки. — Посмеялся: — Вот не знал, какие страсти кипят в душе почтенной жены и матери!» Но проверить квартиру Маргариты все-таки решил. Первый раз зашел — замки детскими оказались — оглядел, вроде бы ничего… Ушел, торопился. Второй раз, удостоверившись, что Марго поехала к подруге, приступил к основательному обыску. Взглянул на часы. Не успевал. «Если не останется ночевать, — вернется… то скоро встретится с ненаглядной Жаклин, о которой море слез пролила!» — решил для себя Напольский. Однако, услышав скрежет ключа в замке, вздрогнул, замер, чувствуя, как холод сковывает тело. Потом нахлынула огненная волна, стало жарко, как, наверное, в адовом пекле. На цыпочках проскочил в коридор, вжался в стену, держа в руках тонкий шелковый шнур. Но Маргарита, старая бестия, будто почувствовала неладное — убежала. Напольский перевел дыхание и спокойно закончил обыск. Как и ожидал — ничего!..

Первое время жутковато было. Особенно, когда Мелентьев взялся за расследование. Волновался и, как оказалось, не без основания. Черновики отыскались. Что делать? Убить сыщика и уничтожить записи? А может, этот слух о черновиках — ловушка, наживка для убийцы? Страшно было, ночей не спал, вздрагивал от звонков. Но решил не действовать, а выждать! И поступил правильно. Время шло, никто — ничего. «Значит, и нет ничего! — успокаивал себя Никита. — Ведь если бы старая кикимора Жаклин где-нибудь нацарапала о том, что видела, так это уже всплыло бы. Алка Валуева удаляла файлы, не читая. Просто уничтожила все!» Предусмотрительный Никита тогда проверил, не забыла ли Алла что впопыхах. Просмотрел. Чист оказался ноутбук, как лист бумаги на столе перед задумавшимся писателем.

Тем временем приступили к репетициям. Все мелкие мысли и чувства Никита отбросил. Жил, дышал, ходил как Казанова. Работать было тяжело вдвойне: и пьеса его, и главная роль его. Но, как ни странно, претензий к Бахареву, даже внутренних, как к режиссеру, не было.

И вот премьера! Самая трудная в его жизни. Нужно было так сыграть, чтобы никто даже не вспомнил в тот вечер о Ветрове. Даже сравнивать не стал бы. Первый акт провел на одном дыхании. Временами погружаясь в какое-то сумрачно-светлое пространство, где кроме него никого не было. Жутко и хорошо!

В антракте вышел на минуту вместе со всеми артистами на балкон, чтобы почтить память великой актрисы. Внизу публика воодушевленная, переговаривающаяся, ни одного скучающего лица. Напольского это порадовало. Хотел уже уйти, да скользнул взглядом по фотографиям великой актрисы и замер с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами. Плюшевый медведь, прижатый к груди странной миссис Сэвидж! «Жаклин бредила этой ролью! Говорила, что репетирует ее сама! Значит, и медведя подыскала! — сдавленно прошептал ему внутренний голос. Но он с какой-то отчаянной веселостью отбросил неожиданный страх. — Глупости! Мнительность! — уверил себя. — Она всю информацию в ноутбуке держала. Зачем ей дискеты? С ними одни хлопоты. Куда-то прятать нужно. Да и вообще, когда она в зеркало грозила, думала, может, совсем о другом! А я просто оказался излишне предусмотрителен!»

Никита заставил себя уйти с балкона и позабыть о медведе миссис Сэвидж, но тем не менее решил, что завтра же поедет на дачу и попытается отыскать игрушку из плюша.

«Жаклин была невероятной сумасбродкой, ей в голову какая угодно причуда могла прийти! Обязательно поеду!» — поставил он точку и сел пред зеркалом. Захватил на пуховку немного пудры и провел по лицу. Дверь открылась, вошла Светлана. Сказала несколько слов, собралась уходить, но, вспомнив что-то смешное, поделилась: «Детектив Мелентьев выскочил из театра, словно на пожар!»

Сомнения не было. «Он тоже догадался! — Но потом все-таки вкралось: — А если мы оба ошиблись? А если нет?! — волосы под напудренным париком зашевелились от страха. — Тогда — конец всему! Вернее, все останется, а меня не будет. Нет, еще хуже, еще безысходнее, я буду, но в тюрьме!» Не удержался и прыснул от смеха. Настолько абсурдной показалась ему эта мысль. Он, Никита Напольский — в тюрьме! Мысль еще искрилась, а он, вернувшись со сцены, упал за кулисами, словно раздвоился: мысль смеялась, не верила, а тело спасалось…

Увидел машину у ворот дачи, усмехнулся зло. Вошел в дом. Шум доносился с чердака. Поднялся, заглянул осторожно и увидел детектива, пытавшегося свернуть шею плюшевому медведю. Схватил лежавший в углу подсвечник и запустил в Мелентьева. Замысел был хорош. Убит ударом подсвечника, следовательно, не исключено, что убийцей могла быть женщина. А кто она? Кто же, как не Алла Валуева! Да проклятый случай все испортил. Мелентьев чуть вперед наклонился, и подсвечник, скользнув по его, как оказалось, крепкой голове, лишь заставил детектива пошатнуться. Тут уж Никита набросился на него. Злость, ярость такими были, что ни секунды не сомневался, что одолеет сыщика. Но дикая боль пронзила все его существо… Сознание помутилось. Очнулся на земле у милицейской машины. Зажмурился, казалось, что все сон. Но, снова ощутив боль, понял, что проиграл. Хотелось выть от отчаяния глубиною в бездну…

Кирилл поднес к губам бокал, но тот оказался пустым. Включил неяркий светильник, наполнил бокал. Выпил. Помотал головой, чтобы окончательно освободиться от чувств и мыслей своих фигурантов.

_____

ГЛАВА 27

— Приезжай, а? — попросила тихим голосом Светлана. — Плохо мне!

Кирилла встретила горничная с профессиональным непроницаемо-вежливым выражением лица и провела в небольшой кабинет. В углу на диване, завернувшись в оранжево-желтый шифоновый шарф, сидела Светлана. Рядом лежало несколько книг и журналов.

Она протянула ему навстречу руку. Нежно звякнули тонкие браслеты.

— Не могу прийти в себя, — монотонно начала мадам Ферри скорбным голосом. — Как выйти из этого мрака?

— Попытайся разобраться! — посоветовал ей Мелентьев, садясь в кресло напротив.

— С чего начать? — вздохнула она. — С того, что из-за меня, точнее из-за моих денег, Никита убил Олега?

— А почему ты решила винить себя? Ты — ни при чем! — уверенно произнес Мелентьев.

— Но ведь… — растерянно посмотрела она ему в глаза. — Не будь меня…

— Не будь тебя, нашлось бы другое. Одним словом, забудь! Вот, — протянул он листы, — как обещал!

— Что это?

— Черновики Жаклин, где шла речь о тебе.

Светлана поморщилась и брезгливо взяла листы.

— Так мало! — удивилась она. Когда же прочла, удивилась еще больше. — Но ведь тут непонятно, что написано. Какие-то обрывки фраз. А если фраза целиком, то непонятно, к кому относится. Как же ты разобрался? — покачала она головой. — Я их сожгу!

— Делай, что хочешь!

Она задумалась, устремив взгляд больших зеленых глаз в одну точку.

— Ой, как тяжело! Как стыдно! Жених оказался убийцей! Кровавая оперетта какая-то: жених жениха убил!

— Главное, — определил Мелентьев, — невеста цела осталась!

Светлана прижалась к нему.

— Ну, помоги мне, а то я больше не могу грустить! — приказным тоном попросила она.

Мелентьеву пришлось потратить немало времени, чтобы привести мадам Ферри в чувство. Когда на вторые сутки он имел неосторожность заявить, что должен съездить по делам…

— Какие дела? — вскочила с необъятного ложа Светлана. — Я наложу на себя руки, если уйдешь! И вообще, мы уезжаем! Иначе ты все равно сбежишь!

Накинула пеньюар, выскочила из спальни, — вернулась.

— Одевайся! Вылет через час!

— Куда? — натягивая брюки, поинтересовался детектив.

— На остров!

— Какой?

— Черт его знает! Потом разберемся!

Через полчаса они уже сидели в машине.

— Мы не успеем! — спокойно заметил Кирилл. — До аэропорта минимум час езды.

Светлана, закинув голову, звонко расхохоталась.

— Ничего, подождут! «Рейс задерживается по техническим причинам!» — подражая голосу диктора, произнесла она. — А техническая причина — это я! Мой каприз!

— Я тоже часть твоего каприза? — иронично улыбнувшись, спросил Мелентьев.

Ее взгляд неожиданно затуманился нежностью.

— Ты — причина моего каприза, — ласково прошептала она.

* * *

Месяц на острове, название которого так и осталось для них загадкой, пролетел как один час. Вернулись в Москву. На письменном столе Светланы лежали аккуратные стопки приглашений.

— Ну что, пойдем куда-нибудь? — спросила она.

— Как хочешь!

Она вытянула наугад.

— Банкет, посвященный открытию автосалона, как?

— Нормально!

На банкете загоревший, отдохнувший детектив Мелентьев встретил всех своих бывших фигурантов. Марианна приветливо улыбнулась. Валерия Бахарева, кивнула и поспешно отвела глаза. Илона, наоборот, резала взглядом, точно алмаз стекло. Алла выглядела потрясающе. Ничем не напомнила Кириллу об их разговоре, словно ничего и не было. Никакой затаенной отчаянной мольбы в глазах. Любезна и приветлива. Мужчины, те, казалось, вообще обо всем позабыли. Лишь Валуев сжал руку детектива и еще раз поблагодарил.

Лица, разговоры, улыбки, радостные восклицания, словно ничего и не случалось с ними. Словно и не было Никиты Напольского. Все чинно.

На ночь Светлане опять удалось заманить Кирилла к себе.

— Ну, побудь еще! — надувая губы, очаровательно ныла она.

Как устоять?

На следующий день Кирилл наконец-то добрался до своей квартиры. Включил автоответчик, просмотрел почту и поехал по первым неотложным делам.

Вечером, как обещал, приехал ужинать к мадам Ферри. Горничная показалась ему испуганной. Вошел в гостиную и увидел лежавшую на диване Светлану. Она медленно повернула к нему бледное, заплаканное лицо, с трудом повела рукой, словно подзывая его, и вдруг подскочила и истерично взвизгнула:

— Ну я! Ладно, не сообразила! А ты! — в этом «А ты!» был такой упрек, что, казалось, и века не хватит, чтобы его высказать.

— Что случилось? — видя не на шутку расстроенную Светлану, спросил Мелентьев.

— Вот! — она бросила ему под ноги толстый журнал.

Он поднял его, раскрыл… и все понял. На первой странице злорадно крупным шрифтом было набрано:

«Литературное завещание Жаклин Рахманиной»

«Приступая к изданию глав из своего романа «Живые листья», я намеренно объявила, что он еще полностью не написан, чтобы посмотреть на реакцию моих любимых персонажей. Поверьте, реакция превзошла мои самые смелые ожидания. Ко мне ездили на поклон, как к королеве английской, передо мной заискивали, меня умоляли… Я же осталась непреклонной, сказав, что буду продолжать писать свои правдивые страницы. На самом же деле роман был полностью закончен. Признаюсь, не уверена, что это мое завещание будет напечатано. Я склонна думать, что никто из моих персонажей не посмеет покуситься на мою жизнь. Однако, поразмыслив, все же решила обезопасить свой труд, чтобы не пропал он, если пропаду я по чьей-либо злой воле.

Душа моя хотела бы иметь своим приказчиком милую моему сердцу подругу, Маргариту Метлякову, но, она, к сожалению, не разделяла мои взгляды на этот роман и была категорически против его публикации. Поэтому я была вынуждена отправиться в Орел к своей дальней родственнице, Надежде Петровне Сухаревой. Именно ей я нотариально завещала все гонорары от издания «Живых листьев», и передала дискету с романом, обязав в случае моей смерти, спустя пять месяцев после похорон приехать в Москву и передать ее в редакцию. Если вы сейчас читаете эти строки, значит, меня убил один из моих персонажей, думаю, догадаетесь, кто! Всегда ваша, здесь и даже там, Жаклин Рахманина! Ну что, друзья и подруги, не ожидали, что придется платить по счетам?»

Мелентьев пролистал журнал. Первая глава была посвящена Бахаревой; вторая — Крыловой; третья — Валуевой; четвертая — Марианне; пятая — Светлане.

«Казалось, все предусмотрели, — подумал он. — Даже источник зла, Жаклин, уничтожили, что называется, успели перекреститься, а гром все равно грянул!»

— Да! — протянул Кирилл. — Неприятно! Но какие претензии ко мне? У меня в этом деле была совершенно иная цель — найти преступника, а не заниматься сокрытием чужих тайн.

— Но ты бы мог подсказать, что нужно любой ценой изъять ту проклятую бумагу, написанную моею рукой! Ты понимаешь, что желтые репортеры уже наверняка разыскали то отделение милиции, сунули взятку и откопали мою писанину. А экспертиза подтвердит идентичность почерка проститутки Поливановой и мадам Ферри! — Светлана в изнеможении опустилась на диван и закрыла лицо руками.

От раздавшегося звонка она вздрогнула всем телом и отшатнулась от аппарата.

— Не подтвердит! — сказал Кирилл и обнял вздрагивающие плечи Светланы.

Но она не слышала его слов и не чувствовала прикосновения. Ему пришлось встряхнуть ее и произнести прямо в заплаканное лицо:

— Экспертиза ничего не подтвердит! Поняла?

Она отрицательно покачала головой и всхлипнула:

— Почему?

— Потому что той бумаги уже нет!

— Как нет?

— Ну ты же сама удивлялась, каким образом мне удалось расшифровать черновики Рахманиной, помнишь?

— Помню! — с какой-то сумасшедшей надеждой смотрела на него Светлана.

— Так вот, чтобы проверить, правду ли писала «великая» мемуаристка, я отправился в то отделение милиции и потихоньку изъял бумагу, написанную рукой проститутки Поливановой, потому что таковой никогда не было.

— Кирилл! — сдавленный крик вырвался из груди Светланы. — Это правда?

— По-моему, сейчас не до шуток!

Она вскочила и обвила руками его шею.

— Ты спас меня, — прошептала и вдруг отшатнулась и, недоверчиво сощурив зеленые глаза, спросила: — Тогда почему ты мне ее не отдал вместе с черновиками?

— Да я о ней забыл. Лежит у меня в сейфе, в банке. Завтра поедем и заберем!

Светлана вздохнула и опустилась на диван. Лицо сине-белого оттенка, впору арию Утопленницы исполнять.

Кирилл принес ей стакан виски.

— Нет, это правда? — пристально посмотрела она ему в глаза.

— Света, — развел руками Мелентьев. — Ну не луной же мне клясться!

— Так! — вскочила она. — Не время предаваться унынию! Надо действовать! Если это полнейшая ложь, то, — покусывая ноготь, она почти бегала из угла в угол гостиной. — То, — обернулась к Кириллу, — как я должна отреагировать?

— Лениво! Нехотя! Между прочим! Пасквилянтка — мертва! А о мертвых, как известно, либо хорошо, либо ничего! Первое отпадает, остается второе. Никаких опровержений. Журналисты все сделают сами. На первом же мероприятии, где ты появишься, обступят и забросают вопросами. Ответишь, посетовав, что неудачи довели в прошлом хорошую актрису до сумасшествия.

Светлана в одно мгновение преобразилась. Великолепная осанка, взгляд, полный достоинства, и насмешливая всепрощающая улыбка:

— Ну, если бы она, пусть даже сильно, преувеличила имевший место факт, это одно, но сочинить душещипательную историю о какой-то заблудшей девице и приписать ее мне? — мадам Ферри изумленно пожала плечами и отвернулась от воображаемых журналистов, давая понять «И говорить не о чем!»

Кирилл с восхищением смотрел на нее.

Раздался звонок по сотовому.

— Привет! — произнесла она таким тоном, словно не стояла только что на краю жизненной пропасти. Рассмеялась. — Да чушь! Читала! Раз обо мне написана неправда, значит, и о других! — повернула она ход событий. — Конечно, приезжайте все!

— Забеспокоились! — подмигнула она Мелентьеву и застыла с приоткрытым ртом от только что пришедшей мысли: «Ведь если обо мне — правда, значит, и о других тоже!» Ничего себе, — пробормотала она и взяла журнал. Полистала, подняла глаза на Кирилла: — Так это ж…

— Так это ж… — усмехнулся он.

— Выходит, Алекс воспитывает собственного внука! Вот это да! А Илонка, неужели? — Она со страхом взглянула на Мелентьева. — Ясно! — выдохнула осторожно и больше не задавала вопросов.

Минут сорок спустя фигуранты заполнили гостиную мадам Ферри. Кирилл сидел в углу со стаканом виски и ждал, когда же они все уберутся, чтобы спокойно поужинать со Светланой.

Дамы не стеснялись его осведомленности. Они шумно обсуждали последнюю подлость, как выразилась Илона, «сдохнувшей твари Жаклин». Только Валерия Бахарева ловила каждый взгляд Гарри. «Не верь, любимый, не верь! Твой сын! Клянусь жизнью! Твой!»

Мужчины, в отличие от дам, выглядели бледно. Они всеми силами хотели поверить, что «сдохнувшая тварь Жаклин» написала грязную ложь, но проклятое сомнение не давало покоя. Случайно встретившись взглядами со своими супругами, они с леденящим душу ужасом думали: «Неужели правда?!»

— Первый раз в жизни жалею о несделанном! — раздался голос Марианны, — нужно было переспать с Серафимой, — рассмеялась она. — А то сейчас оказалась в совершенно дурацкой роли: начну отнекиваться, — не поверят, согласиться с написанным — зачем лгать? — она прошла на середину гостиной. — Никиты нет, никто не предупредил о собрании, сама догадалась!

— Прости, дорогая, но все так возмущены! — красиво дымя сигаретой в мундштуке, принесла извинения мадам Ферри.

— Никиты нет! — эхом отозвался Гарри Бахарев.

Валерия испуганно посмотрела на него.

— Да вы понимаете, что произошло? Что происходит? — взорвался он.

— Олег убит! Никита — убийца! Жаклин…

— Туда ей и дорога! — со стальными нотами в голосе заметила Валуева.

Бахарев счел замечание верным и уже тише добавил:

— Мы оклеветаны!

— А вот с этим что-то надо делать! — подхватила Алла.

Валуев и Крылов с надеждой посмотрели на Гарри, пытаясь прочесть по его скрытым за затемненными стеклами очков глазам, действительно ли он верит, что все оклеветаны.

— Тактика может быть одна! — привлекая внимание к себе, повысила голос мадам Ферри. — Дать опровержение в печати на писанину Жаклин — значит, вступить в дискуссию с мертвой. Мы должны попросту игнорировать эту публикацию. Я, например, не буду отрицать, что прочитала написанное Жаклин, и выражу сожаление по поводу трагической судьбы этой, в принципе, неплохой актрисы, у которой началось помутнение разума от снедавшей ее зависти к успехам других!

— И я буду придерживаться такой же тактики! — подхватила Илона.

— Я тоже! — вступила Валерия. — Но нам могут заметить в противовес, что о Никите Жаклин написала правду! — проговорила она и испугалась своих же слов.

Растерянность царила недолго.

— Вот он ее и убил! — раздался стальной голос Аллы Валуевой. — Подчеркиваю, не кто-то из нас, а он. Значит, только о нем она и написала правду!

— Умница! — не удержалась Илона. — Какая умница! Светлая голова!

Все облегченно вздохнули. Мадам Ферри распорядилась подать шампанского и закусок. Марианна включила музыку. К Алле подошли Илона и Валерия. Гарри Бахарев что-то начал говорить Светлане.

Точно шампанское на свету, искрилась Марианна под взглядами Валуева и Крылова. Острый, стальной взгляд Аллы, казалось, вонзался в грудь певицы, но был не в состоянии оставить на ней даже крошечной царапины. Если бы люди могли убивать взглядами! Жизнь на земле давно бы прекратилась. А так… звучала музыка, «лукавили» глаза, хрупко звенел хрусталь… С наслаждением, до самозабвения все играли свои роли, и только детектив видел, что «король голый»… И было от этого ужасно тоскливо.

И только спасительная ирония помогла ему вновь войти в круг играющих. «Выход детектива», — шепнул он сам себе. И легкой походкой направился к Светлане.

_____

ЭПИЛОГ

Кирилл вернулся из Женевы с глазами, светящимися синевой швейцарских озер. Время на его руке отсчитывали часы фирмы «Бове». И даже было не жаль, что оно уходило, так красиво и галантно прощались с ним стрелки… Думалось, что с его стороны будет просто невежливо не вернуться вновь в чудесную страну к чудесной даме…

Ноябрьский день выдался на редкость солнечным, ярким, редкие листья вяло кружились на легком ветру над прудом. Мелентьев остановил джип и вышел, чтобы немного пройтись пешком. Женская фигура у пруда показалась ему знакомой, он присмотрелся и, перепрыгнув через ограду, подошел к ней.

— Здравствуйте!

Она вздрогнула, услышав рядом с собой бодрый, молодой голос.

— Ах! Это вы! — зарумянилась от удовольствия Марго Метлякова. — Как я рада вас видеть! — с улыбкой произнесла она и, чуть отвернувшись, добавила: — Спасибо вам!

— Да… — протянул Мелентьев, — пустяки…

— Нет-нет! — торопливо проговорила Марго. — Но кто бы мог подумать, что Никита убьет Жаклин! Ведь они любили друг друга! — подняла она на детектива серьезные бледно-голубые глаза. — Жаклин все называла его мальчиком ласковым… Вот и приласкал…

Они подошли к скамейке и сели.

— Вот, грущу о Жаклин и думаю, что все-таки не права она! — с сердцем произнесла Марго. — Зачем она все это написала?

Кирилл легкомысленно приподнял брови.

— Ну, написала. Прочитали — и забыли!

Марго, повернувшись всем телом, удивленно взглянула на него.

— Вы, наверное, давно в Москве не были!

— Признаюсь, да!

— Ну так Жаклин добилась своего: заставила платить по счетам!

— Но ведь все упомянутые ею вроде бы пришли к негласному соглашению, что все написанное — вымысел, злая ложь?

— Пришли! — согласилась Марго. — Делают вид, что ложь, но знают, что правда! Эдик Крылов уехал в командировку за границу, предварительно подав документы на развод. Валуев ушел от Аллы. Ребенок остался без отца.

— Без деда! — поправил Кирилл.

— Какое это имеет значение? Ребенок-то не виноват! Бахаревы в Штаты уехали! Поговаривают, что Гарри хочет пройти тест на отцовство. Ну, кому это было нужно?

— В принципе, я с вами согласен. Но вот относительно Илоны!

— А кто и с какой стати будет ее обвинять в убийстве подруги со слов Жаклин? Может, только родственники этой Галины, если они живы… Зачем, зачем она написала эти проклятые «Листья»? — Маргарита продолжала горячо говорить, тщетно пытаясь найти все-таки оправдание действиям подруги, а Кирилл невольно представил, что произошло с его фигурантами, пока он пребывал в объятьях швейцарской вдовушки.

* * *

Эдуард был белее мела, лицо непроизвольно подрагивало. Илона придерживалась тактики оскорбленной невинности, говорила о пустяках.

Эдуард схватил ее за руку и силой усадил в кресло.

— Скажи мне правду! — потребовал он.

— Я никогда не болела желтухой! — отчеканила она. — Это грязные выдумки Жаклин!

Эдуард, обхватив голову руками, долго молчал.

Илона решила держать паузу, но она слишком затянулась. Опустилась перед ним на колени, отвела руки от лица.

— Эдик, дорогой, неужели мы позволим грязной сплетнице развестинас? Мы ведь любим друг друга!

— Нет, Илона, мы уже давно забыли, что такое любовь! И я чувствую, знаю, верю, что Жаклин написала правду. Ты дала на переливание свою кровь, заранее обрекая Галину на смерть! Ты убила ее!

Илона вскочила с колен. Зло закричала, размахнулась и ударила Эдуарда по щеке.

— Как ты смеешь так думать! Тряпка! Одна грязная тварь опорочила твою жену, а ты вместо того, чтобы защитить ее, — поверил в ложь и раскис!

Эдуард ничего не ответил, побросал вещи в сумку и ушел к одной телеведущей.

Вернулся месяц спустя. Посмотрел долгим взглядом на Илону и сказал:

— Я уезжаю в Италию… — помолчал. — Я подал документы на развод.

Илона вскрикнула:

— Как ты посмел, Эдик! Как же я! Почему ты поверил мертвой твари, а не мне?

— Не надо… — вяло отмахнулся он. — Ничего не надо! Я узнал — ты действительно болела гепатитом.

Илона кричала, доказывала, молила, раскаивалась, падала в обморок… Эдик посмотрел, посмотрел и ушел.

Тихие слезы отчаяния лились по лицу Илоны несколько месяцев. Она похудела до неузнаваемости. Нигде не работает, живет тем, что продает вещи, оставшиеся, как она говорит, от небывало счастливой жизни… По вечерам и ночами сидит одна в пустой квартире и разговаривает то с Галиной, то с Жаклин…

* * *

Алекс Валуев не поддался ни на какие объяснения. Он потребовал краткого ответа:

— Мне нужно услышать, — безжалостно глядя на Аллу, требовал он, — «да» или «нет»!

Алла, загипнотизированная ужасом, не могла произнести ни звука.

— Славик — мой сын или внук? — гремел Валуев. — Обманывать бесполезно, я сделаю тест на подтверждение отцовства!

— Но ведь я не знала! — разрыдалась Алла. — Я не знала, что Денис, то есть Илья — твой сын! Он виноват! Он!

— С ним я разберусь, не волнуйся!

Алла дрожащими руками пыталась поднести стакан с водой ко рту.

— Неужели ты полагаешь, что если бы Славик был не от Ильи, это что-то бы поменяло? Ты начала обманывать меня за несколько месяцев до свадьбы!

— А ты? Ты тянул десять лет со свадьбой! Ты мучил меня десять лет!

— Не передергивай! Я был женат!

— Ты изменял своей жене! Десять лет изменял! И когда это случилось со мной… неожиданно, будто наваждение, ведь он так похож на тебя… Ты меня возненавидел! Господи, за что! За что! — возопила Алла, бессильно упав на колени. — Я и так столько страдала! Ну, прости, Алекс, прости! Я люблю тебя! Люблю! Клянусь! Ради Славика, прости! Он ведь не виноват и не чужой тебе!

Валуев взглянул на сына, оказавшегося внуком, собрал вещи и уехал на квартиру, которую снимал для встреч с Марианной.

Минуло полгода. Как-то Алекс подошел к дому, где жил раньше с Аллой. Машину оставил за два квартала. Шел снег, мягкий, пушистый. Увидев Аллу, гуляющую с сыном, спрятался за дерево. Долго смотрел на Славика… Все ушло, осталась только огромная нежность к ребенку… Сделал шаг и… резко развернувшись, скривившись, как от сильной боли, бросился бежать.

Вечером, встретившись с Марианной, сказал:

— Не смог! Может… даже, наверное, не прав, а вот не смог!

Она прижалась к его плечу.

— Скажи, столько лет прошло… скажи, почему мы тогда расстались? Вернее, ты оставил меня?

Алекс задумался.

— Черт его знает! — сказал честно. — Как-то все не так получалось… Жена ныла, прознав о нашей связи, и, как бы желая добра, стала предупреждать: «Молодая, знаменитая бросит тебя!» Ну и на самом деле, все тогда просто бредили Марианной. Потом закрутился в своей работе, ты — в своей, потом все эти политические, социальные пертурбации… А когда развелся, то решил жениться на скромной, обычной, не звездной женщине. Вот и женился! — невесело усмехнулся он. — Верил ей, десять лет встречались…

— А меня, значит, испугался? — посмотрела на него Марианна.

— Отчасти!

— Ну а теперь как же?

Алекс криво улыбнулся.

— А теперь мне уже ничего не страшно!

— Неужели решил?

— Решил! Пусть сын Илюша платит алименты. Нет, я ни за что не откажусь от своего внука! Но, зная, скаредность Ильи, которую он называет экономией, для него это будет большим финансовым ударом. Двадцать лет оплачивать свою подлость!

— Ты уверен, что он не откажется?

Валуев расхохотался до слез.

— Больше всего на свете он дорожит своим дипломатическим статусом и счетом в банке, это у него от матери. Ну а в данной щекотливой ситуации он будет вынужден пожертвовать счетом. Я же буду строго следить, чтобы внук получил самое престижное образование. Пусть папа платит!

Марианна тоже расхохоталась. Вечер перешел в ночь, а они все сидели, тесно прижавшись друг к другу, забыв о времени и совершенных ошибках, не думая о коварстве будущего… они наслаждались настоящим… такое удается редко…

* * *

Гарри и Валерия Бахаревы уехали к сыну в Штаты. Отголоски скандала пересекли океан на скоростных лайнерах. Молодому Арсентию Бахареву, витавшему в моцартовском пространстве, было как-то недосуг вникнуть в суть скандала, о котором ему без устали твердили окружавшие его посредственные музыканты. Он отмахивался от них, устремляя свой просветленный взгляд на нотные знаки и исторгая из скрипки божественные звуки. Все могут снести сплетники и завистники — только не безразличие.

Приехавшие родители должны были заставить Арсентия вникнуть в суть вопроса. Правда, когда Лера увидела светлые глаза и радость сына, встречавшего их в аэропорту, у нее отлегло от сердца. «Гения грязь не может коснуться».

— Но зачем делать этот глупый анализ? — удивлялся он. — Если и папа, и ты, мама, и я, знаем, что все написанное первой женой отца — ложь!

Гаррик был растерян и подавлен. Он уже хотел было отказаться от крайней меры установления отцовства, но Лера потребовала довести дело до конца.

— Понимаешь, сынок, мы живем в обществе, хорошем ли, плохом ли — таком, какое есть. Если мы хотим продолжать жить в нем, то вынуждены придерживаться определенных норм. На нашу фамилию брошена тень, раньше ее было бы невозможно отвести, но сейчас мы без труда докажем злопыхателям, что в навете не было ни капли истины.

Гарри кашлянул. Лера правильно поняла мужа: «Ну, уж с Гиртом вы точно были любовниками!» Она взглянула на него: «Не буду и пытаться отрицать! Но Арсентий — твой сын!»

— Ладно, давайте сделаем этот анализ! — согласился Арсентий. — А вообще, я так рад, что вы приехали! Я вам столько хочу показать! Жаль только, что дедушка не смог!

В день получения результатов теста Гарри волновался до дрожи в руках и нервного тика. Ему казалось, что мир рухнет, если Арсентий окажется не его сыном. Но… мир не рухнул! Тест подтвердил, что Гарри — отец своего сына. Даже в день, когда Арсентий появился на свет, Гаррик не радовался так сильно…

Он положил руку на плечо Валерии:

— Отец мне перед отъездом сказал: «Лера может сделать все что угодно, но только не опорочить фамилию Бахаревых!» Он, как всегда, оказался прав!

* * *

Листья вяло кружили над прудом, медленно опускаясь на его сине-черную гладь. Маргарита все говорила, перемежая монотонное повествование страстными восклицаниями.

— Зачем? Сама погибла и людей погубила! Все зависть, все ненависть… А за что? — с детской непосредственностью вдруг заглянула она в глаза Кирилла.

— Трудно сказать… Судьба вначале была к Жаклин благосклонна: устроила яркий дебют в оперетте, затем надежно укрыла в семье Бахаревых и дала возможность стать настоящей актрисой. Вот она и возомнила себя абсолютно самостоятельной и успешной. Хотела и того и этого… Бахаревы предостерегали, советовали, а ей казалось — ограничивали, не давали развернуться во всю ширь таланта. Порвала с Гарри, вышла замуж за Лютаева и… пошли неудачи. Опомнилась, спохватилась, заметалась… но благодатный миг был упущен. Обозлилась, скатываясь вниз. Они, приятели и подруги, шли к успеху, а она, вкусившая его раньше них, уходила в забвение, полная неизрасходованного актерского потенциала. Захотела все изменить, вернуть упущенное — да не сумела. Злоба, зависть, обида застили глаза. Писала «Живые листья», а вышли — «Сухие…». Прямо по Гегелю: «… Надо хотеть; но надо и уметь совершать… Лавры одного лишь воления — сухие листья, которые никогда не зеленели».

Ветер бросил несколько сухих листьев, они слабо хрустнули и рассыпались под ногами Кирилла…

_____

Обвинить себя в собственных неудачах — да никогда!

Лучше обвинить других и отыграться по полной программе!

А уж если есть во что поиграть, да если припасено немного компромата на бывших мужей, бывших любовников, бывших подруг… то и карты в руки.

Отомстить ВСЕМ и СРАЗУ!

Но как?

А написать мемуары — это так модно!

Что они посмеют?!

НО ОНИ ПОСМЕЛИ!..

Два загадочных убийства, множество подозреваемых и ни одной неопровержимой улики… а детективу Мелентьеву предстоит найти убийцу!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Д. Мережковский

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***