Ключ от октября [Алиса Чернышова] (fb2) читать онлайн

Ключ от октября

1

Du liebes Kind, komm, geh mit mir!

Gar schöne Spiele spiel' ich mit dir

-

"Erlkönig" Wolfgang von Goethe

🍁

— Эти леса стары, мальчик, — сказала старуха, перекатывая в узловатых пальцах тонкую пряжу, — стары настолько, что их ещё не коснулась воля железа. Они рассказывают свои сказки, шепчут свои секреты достойным, чтобы можно было расслышать… Но горе тому, кто откликнется на их голос. Потому будь осторожен; на этих тропинках, уж поверь, можно встретить всякое. Если зовут из чащи — не оборачивайся и не отвечай. Не гляди в отражения, не оглядывайся через плечо, не касайся старых камней, покрытых мхом, не входи в ведьмины круги… И носи на шее железо, которое я подарила тебе. Не снимая!

Ох, как же это сложно. Неужели она всерьёз верит, что я буду таскать на шее ключ от старого комода!? Ну мне же не пять лет!

— Зачем?!

— Он защитит тебя от Того Самого Народца.

Опять?!

Я только вздохнул.

Я любил бабушку, вот правда.

Она была замечательной, очень много повидавшей женщиной. Она умела рассказывать истории, причём не только о разных монстрах, но и о крутых замесах. Бабуля видела две войны! И пережила кучу разных интересных штук. Даже жаль, что она рассказывала об этом так редко! Заявляла: “Не люблю говорить об этом. Надеюсь, однажды ты поймёшь, почему.”

Странное дело. Вечно взрослые с их “ты поймёшь однажды” модусом. Делают вид, что знают секреты, чтобы морочить детям головы! Но почему — потом? Я хочу понимать сейчас! Это же всё так интересно!

А “потом” — это так взрослые называют “никогда”. Разве нет?..

Хотя, интересным было всё, что Беата рассказывала. Или почти всё. В общем, я любил её слушать, даже если речь шла о рогатом хозяине леса и прочих сказочных героях.

Но иногда её старческие причуды выходили за рамки.

Ну какие ведьмины круги, если это просто обычные грибы? Что плохого в покрытых мхом камнях? Кто может позвать из чащи, кроме местного смотрителя?! Серьёзно, мне уже почти одиннадцать, а не два с половиной!

И это не говоря уж о вот этом, бабушкином любимом.

— Ты снова говоришь о феях, бабушка?

— Тихо! — она сжала мою ладонь так, что заныли кости. — Не смей поминать их всуе!

Ну вот, пожалуйста.

Что и требовалось доказать.

— Бабуль, ну правда! Я тебе гарантирую, фей поминают всуе все, кому не лень. Никого пока ещё не украли!

— Не путай тёплое с мягким! Откуда тебе знать, украли али нет? Те, кого и правда украли, или ничего не вспомнят, или не расскажут, потому что некому будет рассказывать. Неужто сам не понимаешь? А про поминать всуе… Для Того Самого Народа слова — это просто что-то там. Слова для них — сила, и вес, и власть… В словах, истекающих чернильной кровью, кроется их настоящее могущество. Они слышат, когда их зовут люди… И особенно это касается некоторых людей. Уж поверь, нашу семью они услышат точно. Так что думай, что говоришь!

Я послушно кивнул.

Я уже понял, что спорить с бабушкой по поводу фей в теории можно, но на практике — совершенно бесполезно. Такая уж у неё навязчивая идея!

Но это ничего. Уже ясно, что старших надо слушаться только иногда, когда они объяснили, почему нельзя, или когда опасаешься, что поймают. В остальных случаях надо просто делать вид, что соглашаешься, а потом поступать по-своему. Это все знают!

Просто вслух не говорят.

Эта фигня из взрослой жизни: куча всем понятных вещей, которые не должны быть сказаны вслух. Как игра, знаете? Только вот взрослые никогда не меняют игры, хотя, казалось бы, этот так скучно…

И вот, слушаться надо только иногда. Они сами это говорят.

Потому что правда, где были бы все эти сказочные герои, если бы всегда слушались своих родителей?! Про послушных детей не рассказывают сказок, вот что!

А уж в случаях, когда тебя пугают феями или прочей ерундой…

— Я буду послушным, бабушка, — конечно, нет.

И конечно, я оставил стальной кулон на столе.

В конечном итоге, все хорошие истории начинаются с того, что герой нарушает правила. И идёт в лес.

В том или ином порядке.

И я хотел показать, что ничего не случится… а ещё, возможно (конечно), я *хотел*, чтобы что-нибудь случилось.

Я всегда любил хорошие истории — рассказывать или слушать… Но однажды мне очень хотелось одну такую *прожить*.

…

Байернвальд начинался сразу за границей нашего участка. Такова она, эта земля: ты перепрыгиваешь ручей — и вот ты уже в лесу, который кажется совсем другим миром. Прямо как Алиса в Зазеркалье, мир которой был шахматной доской!

Бавария — край сказок. Она очень похожа на Алисино Зазеркалье, если приглядеться… Для меня она и была Алисиным Зазеркальем.

…

Я гулял в лесу до вечера.

Нашёл несколько ведьминых кругов, присел на камень, покрытый мхом, погладил ствол любимой ели…

Я говорил себе, что ничего не жду — но, конечно же, ждал. Такова была сила бабушкиных историй…

Только вот ничего не происходило.

Я пробовал всё, чтобы разозлить фей, но ничего не работало.

Я хмуро понаблюдал, как отсвечивает закат в листве дубов, и решил проверить всё до конца.

— Эй, — крикнул я во всю глотку, — феи! Фейри, ши, фаэ, сидхе! Как мне кричать, чтобы вы услышали, что я поминаю вас всуе! Я не боюсь! Зачаруйте меня, заберите меня! Только чтобы я знал…

… что вы есть.

— Эй, — звонкий голос за моей спиной заставил вздрогнуть.

Я медленно повернулся, чувствуя, как судорожно стучит в груди окрылённое надеждой сердце… и тут же разочарованно нахмурился, когда увидел, кто меня окликнул.

Просто мальчишка. Мой ровесник.

Как и следовало ожидать. Конечно же, никаких фей не бывает.

— Никаких фей не бывает! — сообщил я ему, потому что прямо сейчас мне надо было этим с кем-то поделиться.

Он широко мне улыбнулся.

— И именно потому ты с ними разговариваешь? Потому что их не бывает?

— Да, — вздёрнул нос я, — именно поэтому!

Он склонил голову набок, заинтересованно рассматривая меня.

— Тебе, наверное, совсем не с кем играть, да?

— Нет! — я кинул в него шишкой. — Со мной многие хотят играть!..

..И если я подрался с соседними мальчишками, которые сказали, что мои истории отстой, и теперь со мной *временно* никто не хочет играть — ему не надо этого знать, правда?

— Ну ясно, — сказал он, — тогда ладно. А то я думал, может, ты поиграешь со мной?..

Я опустил вторую шишку.

— А ты…

Он широко улыбнулся.

— Меня зовут Иво. Давай дружить?

— ..Эй, просыпайся давай! Мы уже почти на месте!

☘☘☘

Я страдальчески зевнул и скептически осмотрел стену леса, окружающую трассу.

— Вот когда будем на месте, тогда и разбудишь, — буркнул я.

Но Иво, конечно, просто так не отстал бы.

— Ну нет, — сказал он, — мы уже почти на месте, и мне скучно! Развлеки меня, о великий бард! Для того ты и живёшь.

— Эй!

— Ну развлеки! А то я усну. А вдруг на дороге олень? Ты же любишь оленей! Не позволь их поголовью так трагично сократиться!

Я вздохнул и смирился с неизбежным: если уж он начал канючить, то теперь не замолкнет.

— А ты мне снился, между прочим, — брякнул я, не подумав, как это прозвучало. — В смысле, день, когда мы встретились.

Вот уж исправил так исправил, да.

Но Иво это Иво. Мы не продружили бы столько лет, не будь он лёгким в общении (и утойчивым к моему идиотизму) человеком.

— Забавно было, — сказал он. — Я никогда не спрашивал: ты тогда сильно расстроился, что феи не пришли?

— Не волнуйся, я не псих и на тот момент уже прекрасно знал, что фей не бывает. Не было никакого разочарования, — ну, разве что немного. — Но, в любом случае, именно этот случай научил меня писать правильные сказки.

— О как, — хмыкнул мой друг, — вот видишь, уже интересно. И в чём же секрет? В том, что фей нет? Забавно, учитывая, что все твои книги — про фей. Это такой намёк на то, что детские ожидания должны разбиваться о непоколебимую скалу реальности?

Я снисходительно ему улыбнулся.

— И это тоже. Но не это главное. Понимаешь, я пошёл в лес за феями — и нашёл лучшего друга.

— О! Так значит, я лучше фей?

Вот же чудовище.

— Учитывая магию, которую ты способен творить с пиаром? Несомненно да! Я до сих пор понятия не имею, как именно ты заставляешь людей покупать мои книги.

— О, я просто слегка приколдовываю, — подмигнул Иво. — Но тот факт, что ты гений, немного помогает…

— К сожалению, в это веришь только ты.

— Не думаю. Но даже если и да, моей веры достаточно, чтобы это стало правдой. Уж в чём в чём, а в таких вопросах я не ошибаюсь.

— Ну-ну. А ещё ты скромный.

Иво фыркнул.

— А то!

Тишина в машине стала уютной. Я повернул голову, наблюдая за проносящимся мимо осенним многоцветьем листьев.

— Но вообще я говорю немного о другом… — продолжил я. — Хороший сказочник должен точно знать, кому он рассказывает свои сказки. Я пишу для людей того возраста, в котором уже не положено верить, будто в лесу живут феи или святой Николаус шестого декабря положит сладостей под подушку; я пишу для усталых детей, притворяющихся серьёзными взрослыми. И моя задача — показать, что не так важны чудеса, как их поиск.

— Звучит грустно, нет?

— Нет, если подумать об этом… Мы перестаём быть детьми, когда больше не можем верить в сказки, правда? Нет, не так, перестаём - это тут неверное слово… Когда нам больше не положено верить. То, что в детских устах назовут милой шуткой, во взрослых прозвучит как безумие. Но не теряем ли мы что-то важное, когда больше не ищем чудеса? Это вопрос, на который я стараюсь отвечать.

— А при чём тут я?

— А с тебя всё началось, как я уже сказал. Я пошёл в лес искать несуществующих фей, но встретил вполне реального друга. И где бы я был, если бы не ты? Точно не там, где хотел бы оказаться… В этом ответ: есть феи или нет, но это не значит, что стоит переставать их искать.

— Многие с тобой не согласились бы.

— А я и не требую, заметь, чтобы со мной соглашались! Если я и гений, то вот прям очень непонятый; сам себя порой не понимаю. Куда мне ещё чего-то вокруг понимать-то?

— С этой точки зрения все мы — непонятые гении… Но кстати, о гениальности. Что такого секретного насчёт этой твоей новой книги, что ты не показываешь мне наработки?

Я вздохнул.

— Не то чтобы секретного. Просто после той истории с мистером Джеколсоном…

— Эй, я извинился!

— А ты-то тут при чём? Это не ты пытался использовать контракт, чтобы превратить мой цикл в “франшизу фэнтези, основанную на реальных событиях”. Он предлагал связать несколько реальных детских исчезновений, которые имели место в этих краях, когда мы были детьми, с делами фей. А когда я спросил, как я буду смотреть в глаза их семьям, он ответил, что перепроверил и никого не осталось… А те, кто всё же есть, не против получить чек за отказ от претензий. Ты представляешь? Как будто смотреть в глаза себе мне после этого стало бы проще! А потом он ещё и мою бабушку сюда приплёл, как будто использовать заблуждения пожилого, страдающего от деменции человека, да ещё и учитывая все обстоятельства — это адекватная вещь…

Иво поморщился.

— Чувак, ну прости, пожалуйста. Это мой прокол.

— Да за что прости-то? Это не ты ввёл дурацкую моду на “основанный на реальных событиях” стафф. И у меня нет вопросов к жанру биографии. Но! Грёбаный мистический триллер, основанный на реальных событиях?! С приплетением реальных имён и трагедий! Мне одному это дерьмо кажется как минимум неэтичным?

— Да нет, мы в одной лодке. Зря я тебя с Джеколсоном познакомил.

— Ты хотел, как лучше… И вообще, надо отдать этому слизняку должное: он отличный бизнесмен. Гениальный даже, не побоюсь этого слова. Он чует прибыль, как гончая кровь. И в целом это отличное свойство, просто иногда — чересчур. Вечный вопрос бытия творцов современности: что важнее, прибыль или контент? И насколько качество одного может (и должно) страдать в ущерб другому? Как добиться равновесия в этом вопросе? И где проходит граница между этичной и неэтичной рекламой?.. У нас с мистером Джеколсоном просто не совпали ответы на эти вопросы, и ни один при этом не был готов прогнуться под другого. Джеколсон обещал, что превратит меня в хит; я не хотел превращаться в то, что он считает хитом. Что в нашей сфере, как ни крути, приговор для плодотворного сотрудничества.

Иво понимающе кивнул.

— Не то чтобы этот вопрос касался только современности, на самом деле. Раньше он, возможно, был иным по форме, но по сути звучал точно так же.

— Например?

— Например, писать для государства или не писать… Или писать, рискуя всем, включая свою голову?.. Ну, или там — писать про лордов или про бедняков, а если про лордов, то про каких именно? И стоит ли брать заказы, если знаешь, что заказчик извратит твою идею до неузнаваемости? И насколько прислушиваться к моде — ты ведь не думаешь, правда, что модные веянья в литературе изобрели только в двадцать первом веке?

— Бр-р. Ладно, тут ты прав. И лично я, рассуждая вот тут о прекрасном, совсем не уверен, что в аналогичных обстоятельствах даже на смертном одре у меня хватило бы смелости написать своё “Каждый умирает в одиночку”.

— Понятное дело, я прав! Искусство на то и искусство, чтобы танцевать на булавочной головке между ожиданиями толпы, жаждой признания, творчеством ради творчества, запретами, границами сознаний и попыткой изменить мир к лучшему… А смелости у тебя хватило бы.

— Ты всегда слишком меня переоценивал. Но ладно, продолжай, иногда необоснованные похвалы слушать всё равно приятно, а правильный ответ всегда звучит как “Не попробуешь, не узнаешь”. И я просто надеюсь, что на моём веку пробовать не придётся; или скорее — эгоистично надеюсь, что придётся не мне. А по поводу булавочной головки… Тут в точку. И самое плохое, что, в какую бы сторону ты ни упал, всё не дело.

Я открыл окно, впуская пряный запах пожелтевшей листвы.

— Художник должен быть голодным, — сказал я с лёгкой иронией, — но откуда взяться у слишком голодного художника времени на работу и возможности полноценно собирать материал? И нет, понятно, что если вдохновение вцепилось тебе в глотку, оно не отпустит…

— Как гончие Дикой Охоты, — промурлыкал Иво.

— … как гончие Дикой Охоты, — ухмыльнулся я. — Но человеку надо что-то жрать. Тут биология неумолима, никакая возвышенность не поможет.

— Ну, я слыхал, некоторые восточные просветлённые…

— Ты опять читал всякие эзотерические бредни?

Иво широко ухмыльнулся.

— Я, может, тоже хочу верить.

Как будто я не знаю, что это чудовище верит только в себя!

— Только не практикуй инедию, пожалуйста, — попросил я. — Остальное я могу пережить, пожалуй, но не это… Так вот, художник должен быть голодным — но он должен что-то есть, должен быть самобытным — но при этом должен уметь донести своё творчество до тех, для кого он творит, должен быть оторван от реальности — и должен быть зеркалом этой реальности, неся разумное, доброе и вечное. Что бы каждый конкретный человек этим самым добрым и вечным ни считал…

— Как-то многовато долгов на одного бедного художника.

— Вот и я о том же. Причём всех кредиторов удовлетворить нереально, кого-нибудь всё равно выбесишь… Слушай, ты там не заблудился? Как-то мы долго едем.

— Ты просто всё никак не запомнишь дорогу.

— Это потому что кое-кого угораздило поселиться в такой глуши, куда даже грибники не забредают!

— Никакая это не глушь, там просто хитрая раазвилка.

И это правда, кстати.

Когда мы едем на наш ежегодный хэллоуинский уикенд, пиво закупаю обычно я, а вот машину ведёт Иво — просто потому что за кучу лет я так и не сумел запомнить все повороты этой дурацкой дороги. Мистика, не иначе!

— Ты мне голову не морочь, — сказал Иво, — если ты на меня за Джеколсона не злишься, то почему наработки по новой книге не показываешь?

— Секрет, — протянул я.

— Эй! Я — твой агент!

— Самоназначенный, смею заметить.

Иво демонстративно надулся.

— А ещё я твой друг!

Я вздохнул.

— Вообще, технически ты тоже — самоназначенный. Но я не против, хорошо получилось. А насчёт книги… Книга просто вроде как подарок.

— Оу. Могу я спросить, кому?

— Тебе, естественно.

— Теперь мне вдвойне интересно! Анонсы? Подсказки?

— Ну, разве что немного. Во-первых, эта книга будет называться “Ключ от октября”. Она откроет большую арку с фэнтези, мистикой, хоррором и даже элементами романтики. А ещё — тебе понравится! — введёт в игру нового Лорда Фей.

— О! — Иво прищурился. — Да, ты прав, я всегда в восторге от того, как ты описываешь лордов Туатта Де Даннан. Любопытно… Это будет Король Ольхи?

— Нет, не сам Король. Прозвучит тупо, но ты знаешь, как у меня работает этот процесс — и нет, Ольховый Король не хочет, чтобы я про него писал… Но книга будет про одного из его сыновей.

— Хм. И как же его будут звать?

— А нет, конец спойлерам! Прочтёшь и узнаешь.

— Ты суров.

Я только отмахнулся.

— Слушай, мы точно-точно не заблудились?

— Нет. Смотри! Уже на месте!

Я вздохнул.

И правда, очередной ничем не примечательный поворот всё же вывел нас на подъездную дорожку.

— Как почтальоны вообще находят твой дом?

— Наша почта вездесуща, — заявил мой друг, — для неё нет преград, она достанет тебя везде. И вообще, кончай жаловаться! Ты любишь мой лесной дом, признай!

Я на это только плечами пожал, потому что какой смысл озвучивать что-то настолько очевидное?

Да, лесной дом — моё любимое местечко, было и будет.

Он стоит как будто неподалёку от городка — но так, что не слышно вездесущих колоколов, и от соседних домов он отделён ручьём, неглубоким оврагом и лесом… У входа в дом растёт большое дерево, старое, покрытое пушистым мхом, с огромной ветвистой кроной и толстенным стволом. Я всегда с ним здороваюсь, потому что — привет, старый друг?

Обрамлённый ветвями этого дерева, вид на горы, лес и город, который открывается с моего балкона, приобретает всегда какой-то… совершенно мистический оттенок.

Мне нигде не пишется так же легко, как здесь.

Творить здесь — как будто дышать, естественно и легко.

И, наверное, немного больно, как любое возвращение в край твоего детства...

И да, это идеальное место для того, чтобы работать над “Ключом октября”.

2.1

✒

Я таращился в монитор, ожидая погружения.

Оное упорно не происходило.

…

И нет, дело было не в отсутствии идей. Я уже точно знал, о чём будет моя история, благо она полностью сложилась у меня в голове.

Маленькая человеческий ребёнок, встретивший в лесу сына Ольхового Короля — и их взаимоотношения, прошедшие сквозь года. Конечно же, не слишком счастливые и безоблачные, потому что фейри и людям не стоит привязываться друг к другу. Слишком разные культуры, слишком острые грани, слишком много ограничений и интриг…

Банальный сюжет — но все сюжеты банальны по определению. Весь трюк в том, как именно ты его расскажешь.

В случае с “Ключом октября” важнее всего финал. Он где-то между открытым и несчастливым, тут на чей вкус. Не потому что я такой уж жестокий творец, а потому что с этими персонажами просто не может быть иначе…

Иногда почти жалею, что написал своих фей именно такими. Но другими они не получались. И дело даже не в мифологической достоверности или чём-то подобном — сколько их, тех мифов, выбирай основу на любой вкус! И даже не в бабушкиных рассказах, хотя они-то, безусловно, внесли свою лепту. Те истории, которые рассказывают нам-детям, создают нас-взрослых, нравится нам это потом признавать или нет.

Тут проблема в другом: когда я начинаю писать, я себе больше не хозяин. Не в каком-то странном смысле, но всё же…

Называть это трансом, погружённостью или потоком, как нынче модно, но суть от этого не изменится: в какой-то момент неизбежно возникает ощущение, что ты сам по себе и твоё творение само по себе. И вот уже не ты осознанно решаешь, что писать — но оно (тут подставьте ангела, демона, музу, подсознание, зелёных человечков, самосознание творения — кому что, от перестановки слагаемых ничего не изменится) решает за тебя, каким ему быть и как развиваться.

Где-то я встречал мысль, что сюжет, который лёг в основу большинства, если не всех прочих сюжетов — это, в той или иной форме, конфликт творца и творения (туда же отнесите вопрос на века “Кто из нас создал кого?”, который в полной мере, пусть и слегка завуалированно, сформулировала для нас Книга Книг, тем самым навек определив свою ценность для культурного наследия человечества).

У меня отношение к этому тезису… спорное, мягко сказать. Но согласен с ним я в одном: по моему мнению, в какой-то момент стоящая книга начинает писать себя сама. И моих фей это, конечно, тоже касается.

В какой-то момент я просто понял, что они могут быть только такими, и никакими другими.

Говоря о “Ключе от октября”...

Я задумал её давно, как раз после того, как пропала бабушка.

Собственно, это была первая история из этого мультиверса, с которой началось… всё. Я начал придумывать её так давно, что страшно вспомнить, но при этом так ни разу не записал — понимал, что не готов.

Не потяну.

Но вот теперь, кажется, час настал.

Я собирался посвятить эту книгу двум людям, с которых всё началось — бабушке Беате и Иво. Это было одно и то же лето, когда я потерял первую и встретил второго…

Если подумать, без них двоих меня, как творца, просто не было бы.

И вот, час настал. Всё было уже готово, кроме одного: нырнуть в произведение не получалось.

Я никак не мог придумать, с каких слов начать.

Обычно у меня с этим проблем нет. Это моё золотое правило творца: ты должен сразу придумать первые слова и последние слова. Остальное приложится… Иногда мне кажется, что тот, кто в мультиверсе отвечает за судьбу как неизбежность — сущность, полностью разделяющая мои взгляды на принцип творения.

В большинстве случаев, когда сюжет уже в достаточной степени созрел в моей голове, слова просто… даже не подберу правильное слово. Это не то чтобы я их — придумывал. Это скорее как будто они приходят.

Но вот в этот раз заклинило намертво — слова не складывались. Они звенели где-то там, за границей сознания, но не хотели выстраиваться правильно, хоть ты тресни.

Трескаться я, конечно, не стал.

Но призадумался.

Вообще как-то так вышло, что Самайн у нас с Иво — совершенно особенный праздник. Во-первых, мы всегда отмечаем его здесь, в домике-в-лесу. Во-вторых, это время только для нас двоих.

Понятно, что есть другие праздники, и приятели, и подружки, и вечеринки, и много чего ещё — но не в данном случае.

Изначально бабушка пропала на Самайн, и в этот день я просто… не мог. Вообще ничего. Слишком много там было и растерянности, и вины, и горечи, и старого доброго “А вот если бы”... Так что я забивался подальше, прятался от всего мира, просто чтобы молчать.

А потом меня в одной из таких вот нор нашёл Иво.

Снова, потому что это его любимая игра — находить меня, когда я прячусь.

В этот раз он тоже нашёл. И остался рядом. И выслушал. И показал, что можно говорить, и кричать, и плакать, и обнажать душу — не проронив ни слова.

Сила книг и сила слов.

Увлечение переросло в работу, спасибо всё тому же Иво, который внезапно взял на себя обязанность нести моё (сомнительное) творчество в массы.

А потом появился и дом-в-лесу. А совместное празднование Хэллоуина обросло множеством традиций.

Например, день перед праздником я полностью посвящаю творчеству, а Иво покупает тыквы и шляется по лесу. Потом, ближе к ночи мы со всей ответственностью напиваемся у костра с тыквами в обнимку, отмечая одновременно Хэллоуин и октоберфест — до того, что моя голова наутро тяжёлая и гуди-и-ит… Честно говоря, я добрую половину наших совместных посиделок помню очень смутно. Но оно того стоит.

Потом всегда так отлично пишется!

В общем, у нас есть рутина, и обычно я на Хэллоуин никуда не выхожу из дома-в-лесу. Но сегодня…

Мне нужно пройтись по городку моего детства.

Нужно найти те самые, правильные слова для того, чтобы начать эту историю. Но, как это обычно бывает, никакая история не приходит просто так; нет, так бывает, быть может, с кем-то. Но не со мной.

Каждая история — это путь, что ни для кого не ново.

Предполагается, что по этому пути должен пройти читатель, но в этом мой личный секрет — как ты можешь показать дорогу, если сам по ней не прошёл?

Это не значит, конечно, что авторы историй про маньяков должны срочно идти убивать, а автор романтических новелл прямо сейчас обязан полюбить. Всё не настолько… буквально. Однако, чтобы эмоции ощущались достоверными, чтобы они достигали сердец читателей, ты сам должен их испытать. Секрет прост, он касается не только писательства, но и жизни в целом: ты не сможешь объяснить то, чего не понял сам, не сможешь подарить то, чего у тебя самого нет.

Если хочешь, чтобы персонаж получился живым, натяни на себя его шкуру, почувствуй, как в тебе течёт его кровь, примерь его сапоги… Эдакое контролируемое раздвоение личности, маленькое почти-безумие (очень надеюсь, что всё же “почти”).

А ещё, чтобы разбудить нечто в читателе, автор для начала должен что-то преодолеть, сломать, разрушить и заново построить в себе самом. Иногда это мелочь, иногда… вот совсем не мелочь. Но принцип сохраняется.

И я знаю, что Иво всегда был против того, чтобы я наведывался в пустующий и медленно ветшающий бабушкин дом. Я и сам бы, может, предпочёл без этого обойтись! Но мой психоаналитик прав, и все известные мне книги по психологии ему в этом подпевают: чтобы поставить точку в травмирующих событиях нашего детства, зачастую нам надо вернуться к началу и посмотреть на место, где всё произошло, новыми глазами.

Возможно, чтобы суметь наконец-то написать о ключе октября, мне нужно наконец-то снова его увидеть…

Нет, я не спятил. Пока ещё.

Надеюсь.

Но всё же! Речь идёт, конечно, не о мистическом ключе, способном исцелить от морока и один день в году открывающем дверь в пространство фей, ключе, который хотел заполучить Тисовый Принц. Всё более тривиально — это всего лишь железный ключ от старого комода, из тех, которые делались с петелькой на навершии, чтобы можно было носить на шее. Ключом-от-октября его сделало бабушкино неуёмное воображение, помноженное на моё такое же.

Потому что это, очевидно, наследственная штука… Мама получилась нормальная, а мне вот тоже передалось.

Так уж повезло.

Или нет.

Тут вопрос вкуса и взгляда на вещи.

Но, оглядываясь назад, это должно быть всего лишь разумно: я всегда пишу первые и финальные слова книги, потому что любая хорошая книга, как и типичная человеческая жизнь — это замкнувшийся круг.

Чтобы дойти до конца, мне, как и герою, нужно вернуться к началу; чтобы ко мне пришли верные слова, круг надо замкнуть.

Я должен сам убедиться, что этот ключ — всего лишь ржавый кусок железа… Ну и заодно посмотреть в глаза своему прошлому. Такая вот мелочь!

Вздохнув, я решительно поднялся из-за стола и кивнул своему приятелю-дереву.

Ради такого, думаю, наш распорядок можно и нарушить… Да и я, в любом случае, вернусь к ужину. Я что, дурак — от тыквенного пирога отказываться? У Иво он получается просто дивно!

🍂

2.2

🍂

И естественно, какое-то время я блуждал, как дурак.

Просто потому что таково мистическое свойство этого места: ты перепутаешь поворот, даже если смотришь прямо на него. Серьёзно, это какой-то феномен!..

...То есть, для ясности: я прекрасно отдаю себе отчёт, что имя этому феномену — рассеянность вперемешку с топографическим кретинизмом. Мою поразительную способность заблудиться где угодно воспевают в легендах все близкие и не очень друзья, а Иво вообще считает тот факт, что я в детстве не сгинул в лесу, загадкой природы (и, как по мне, во многом эта загадка является именно заслугой)...

…Но это всё же поразительно. Я плутаю тут каждый раз! Я даже, поржав с самого себя, трижды прокрутился через правое плечо, пробормотав “Отпусти, Лесной Царь, дай пройти”.

Помогло.

Вот что детские установки с подсознанием делают! Именно в этом — то бишь, в активации необходимых резервов сознания и концентрации — заключается настоящая сила заговоров. Проверено!

В любом случае, с третьей попытки я всё же преодолел те жалкие полкилометра, что отделяли меня от относительно цивилизованного мира — то бишь, от городка, где прошло моё детство.

Стоило мне миновать часовенку на границе, как мобильный отчаянно завибрировал. И кому там неймётся?

Хотя, мне следовало догадаться.

На этом свете есть не так уж и много людей, которые могут возжелать прямого общения со мной, пока я в отпуске. И первый из них сейчас выбирает для нас лучшие тыквы, а вторая…

— Эй! — крикнула в трубку Бри, — Где тебя носит, Подменыш? До тебя не дозвониться!

Я только вздохнул.

Бри такая Бри.

— Во-первых, не называй меня так, будь добра. Сколько раз повторять? Это самое дурацкое, что могли придумать мои особо креативные фанаты! Во-вторых, я точно там же, где был год назад. И два года. Удивительно, правда? И да, там всё так же паршиво ловит связь. Стабильность — наше всё!

— Во-первых, прозвище и близко не самое дурацкое. Поверь человеку, который разбирается в том, на что способны “особо креативные фанаты”. И, если что, Подменыш — отличный никнейм для тебя, тебе идёт по всем статьям, верь мамочке!

— …Ты младше меня на три года.

— Всё равно — верь мамочке! Потому что психологически я старше тебя, и намного.

— С чего ты взяла?

— Пф! Элементарно, салага. Ты гений, не вопрос! Но очень узконаправленный. И, уж прости, понятия не имеешь, как работает реальный мир. Твой мир фей — это что-то, не вопрос! Детализация, глубина, психология и мифология… Мамочка облизывается. Но, парень, давай честно: ты и сам в этом мире фей буквально живёшь…

...Возможно…

— …И это стрёмно, как на мой вкус! Серьёзно, я бы так не хотела. Книги должны оставаться просто книгами. Это работа, и ничего больше! И должно быть что-то, кроме. Вот правда. Поверь дипломированному психологу. Это опасно — настолько погружаться в искусство. Никакая психика не выдержит.

— …Очень смешно, Бри! Вокруг меня всё ещё не бегают толпами феи. Фей всё ещё не существует! И я помню об этом, представь. Но книги — это никогда не “просто”. Это не может быть — “просто”. Книги — это…

Я забуксовал, не в силах подобрать сравнение. Что может быть важнее — книг?

Бри хохотнула, уловив посыл.

— И он ещё обижается, когда его называют подменышем… Всего лишь констатация факта! По обоим пунктам. Если бы не твой “Тёмный Менеджер”, или как ты изволишь называть свою худшую половину… Интересно, что он обычно говорит тебе в приватной обстановке этим своим мурлыкающим голосом? “Я и демон, и литературный агент?..”

— Это была неуместная отсылка.

— Меня радует и умиляет уже то, что ты её узнал!

Ладно, кажется, где-то тут я должен смутиться. Но мне лень.

— ..А по поводу неуместности — ты просто вас двоих со стороны не видел… Впрочем, не важно. К теме. Ты, наверное, не слышал, как меня иногда называют мои фанаты. И по ту, и по другую сторону гендерных стереотипов. Если в этом не присутствует мат, то это уже считается вежливым!

Я вздохнул.

Бри такая Бри, но тут с ней не поспорить: её фанаты действительно порой бывают не вполне… корректны. А иногда и близко не адекватны.

Нет, в целом иметь дело со странностями поклонников — удел любого, кто хоть минимально что-то делает в сторону искусства. И да, поскольку творчество в первую очередь стоит на эмоциях и самовыражении, всего лишь закономерно, что творец сталкивается с разными реакциями.

Тут просто нужно соблюдать баланс (снова та самая булавочная головка!) между вежливостью и неустанной поддержкой дистанции. И да, преданный читатель может однажды стать другом, но в эту игру всегда надо играть очень осторожно. Ведь, читая неплохую книгу, читатель зачастую думает, что понимает автора, но это не так. Если книга хоть минимально хороша, то устроена она так, что понимает он в этот момент только немного больше про себя самого. И это не только для литературы справедливо, но и для всего искусства в целом.

Именно потому слишком личное общение творца и почитателя его таланта в девяноста процентах случаев заканчивается не слишком хорошо.

Хотя тут, как и во всём, возможны исключения.

Мои читатели тоже порой бывают несколько эксцентричны, в нашей работе без этого никак, но всё же не настолько часто. А вот читатели Бри… Честно говоря, это одна из основных причин, по которым я носа не кажу на её форумы — мне не нравится смотреть, как с моим хорошим другом так обращаются.

С другой стороны…

— Я всегда говорил, что тебе пора сменить аудиторию.

— Снова это? Я обдумала эту концепцию — и решила сменить машину. На последнюю модель. Помнишь, я тебе показывала ту, красненькую?.. И без обид, но аудитория вроде твоей мне это не оплатит: они вежливее, но их меньше. Что всего лишь закономерно.

Что же, справедливо.

— И вообще, не начинай снова, ладно? Честно, каждому своё! Никогда не пойму, в чём твоя проблема? Скажешь, красивая девушка вроде меня не достойна той шикарной красной машинки?

И тут она права, конечно.

Но в этом мы, наверное, никогда не перестанем расходиться.

Моя проблема в том, что Бри — гений.

Ну или, чтобы не бросаться слишком громкими словами, очень талантливый и умный человек. Со звериным чутьём на читательские болевые точки.

Я думаю, в некоторых аспектах она талантливей меня… если подобные сравнения вообще в данном случае уместны, учитывая категорически разные направления, в которых мы работаем.

Но моя проблема…

У Бри есть два творческих псевдонима, мужской и женский.

С женского она публикует любовные романы с элементами эротики (в данном случае под “элементами” следует понимать пятьдесят плюс процентов всего текстового пространства; свадьба после порнофильма — это, поистине, любимый троп её женскогго псевдонима); главный герой, порождённый её мужским псевдонимом — воинственный мачо, нагибающий всё и всех. Когда я проверял в последний раз, парень покорил очередной мир, или что-то в этом роде.

Самое интересное во всём этом то, что официально мужской и женский псевдонимы Бри находятся в состоянии смертельной вражды. Доходит до смешного — войны фанатов, обмен оскорблениями на форумах, тонны взаимной ненависти… Я бы уже сошёл с ума, но Бри от этого в восторге. “Скандал — лучшая реклама, — сказала она мне как-то, — не говоря уж о том, что это всё банально весело”.

У нас, надо признать, разные представления о веселье; но, по мнению Бри, я — занудный гриб, способный понимать исключительно чёрный юмор, и то не весь. Так что, наверное, мне просто не всегда понятно, что в её понимании значит “веселиться”.

В этом мы тоже не совпадаем.

Её произведения — это литература для отдыха, набитая самыми типичными и модными сюжетными ходами под завязку. Бри, собственно, проводит львиную долю своего времени, отслеживая модные тенденции и применяя их на практике; она отличный психолог — и пользуется своими навыками, чтобы выбрать самые цепляющие, самые эгопоглаживающие, самые обобщённые сюжеты, которые понравятся всем и каждому в самой широкой выборке, которые мало у кого вызовут отторжение. Бри никогда не усложняет, не отступает от годных, наработанных паттернов, не задаёт слишком сложных вопросов; она никогда не введёт в сюжет то, что может пошатнуть фанатскую базу.

Бри в этом хороша.

Нет, она — непревзойдённа.

Ярый знаток и последователь поздней фрейдистской школы (куда иду я со своим юнгианством), разносторонне образованный человек, заочно закончивший курсы пиара и журналистского мастерства… То, что она творит со своей карьерой — это игра, и мистификация, и восторг.

Но ещё важнее то, как она пишет.

Я впервые наткнулся на творчество её “мужской” половины, когда просматривал “топовые” новинки. И тут надо отметить: я не верю, что бывают плохие книги или плохие жанры. Бывают только либо неправильно позиционированные, либо неправильно употреблённые. А вот если знать, что, кому, в какой дозировке принимать и при каких болячках — да, плохих книг, равно как и плохих жанров, не бывает.

Потому в своих читательских запоях я перелопачиваю с одинаковым интересом всё, что хоть сколько-нибудь достойно внимания, начиная от фанфикшна и заканчивая лауреатами всяких всем известных премий (бывает забавно находить и у первых, и у вторых очень схожие мысли и приёмы, кстати).

Но, когда я открыл книгу Бри, я был поражён несоответствием глубины и объёма текста его содержанию. И да, книги для развлечения тоже должен кто-то писать, но там было очевидно, что автор может… Вот даже не знаю, как объяснить. Творить настоящие миры? Или — как там выразилась сама Бри — попробовать сказать что-то, кроме?

И да, не нам решать, какими талантами обладать, но нам выбирать, как ими распоряжаться. Никто не имеет права оспаривать такой вот выбор, умом я это понимаю… В теории. Но блин, я хотел бы послушать, что этот автор может сказать; не в угоду пиару, но — в угоду самому себе! Потому что иногда, когда автор всё же немного позволял себе говорить, это было — настоящее.

А потом я нашёл её женский псевдоним. И — да ладно! Как никто сразу не понял?!

В общем, я написал: “Я тебя раскусил.”

И, спустя несколько страниц выяснений и взаимных поддразниваний, это стало началом большой дружбы.

Но не то чтобы мы эпизодически не пытались друг другу читать лекции: она мне — о социализации, психическом здоровье, веселье и правильном пиаре, я ей — о смысле и целях литературы.

Никто не убедит никого, потому что, ясное дело, каждый из нас по-своему ошибается.

Но это не мешает нам получать удовольствие от процесса.

— И вообще, я почему звоню! — о, кажется, грядёт лекция о социализации? — Я всё же хочу попытаться хоть раз выдернуть тебя на хэллоуинскую вечеринку!

Ну вот, я же говорил.

— Извини, не в этот раз.

— Ну почему-у-у? Хэллоуин — это же твой, можно сказать, профессиональный праздник! И, прежде чем ты начнёшь говорить о несовпадении парадигм, я нашла небольшую, но очень сплочённую тусовку. Германо-скандинавская и кельтская мифология, литература, психология — тебе точно будет, о чём с ними поболтать!

— …У меня есть планы. Ты знаешь.

Она тут же слегка сбавила обороты.

— ..Знаю. Но ты не обязан им следовать каждый год, ведь так? Ты не должен каждый год туда возвращаться. Да что там, меня в мой родной город и обещанием тройного гонорара не заманить! Ну нафиг, пусть таким развлекаются те неведомые мне уникалы, у которых детство было счастливой порой. Где таких только делают?

— Они бывают, просто мы их не видим. Тут принцип притяжении подобного в действии, знаешь?

Бри заржала.

— Я не должен, — добавил я уже более серьёзно. — Но хочу.

— И это меня, наверное, немного настораживает.

Я хохотнул.

Одно из свойств Бри, как автора и как человека (которому мрачный хмырь в моём лице не-вполне-тайно завидует) — время с ней проходит очень легко, ненапряжно и незаметно. Я отвлёкся на разговор с ней — и сам не заметил, как ноги принесли меня по давно забытой (незабываемой) дороге к крыльцу, которое со времён моего детства совершенно не изменилось.

Я застыл, чувствуя, как громада дома нависает надо мной, метафорически и не очень.

Ладно. Кто сказал, что это будет легко?

— Эй! Ты чем там занимаешься? Всё хорошо? — а вот и второе свойство Бри, добро пожаловать: она чует атмосферу, как (ха-ха, спасибо, за сравнение, Иво) гончая из Дикой Охоты — кровь.

— Нормально. Я просто… В общем, решил навестить дом своего детства.

Бри замолчала на пару мгновений, но тишина получилась очень красноречивой.

— Ты там один? — спросила она в итоге. — Или с Иво?

— Один. Иво не одобряет, да и мы выросли вместе… В общем, я хочу сделать это один.

— Ага, — протянула она. — Может, мне приехать?

— У тебя вечеринка.

— Я тебя прошу. Во-первых, у меня по жизни вечеринка. Во-вторых, что там интересного? Это не так круто, как наконец-то увидеть этот ваш таинственный домик-в-лесу, после которого ты каждый раз возвращаешься и фонтанируешь идеями. Там должна быть действительно потрясающая атмосфера…

— Спасибо, Бри, — и я действительно был ей благодарен, как никогда, — но я разберусь с этим сам. Я должен побыть тут один. Мне это нужно… для новой книги.

— Для новой книги, — медленно повторила Бри. — Ты ведь в курсе, что книги можно писать, не выворачивая себя наизнанку и не доходя до почти полного психологического истощения? И уж тем более никакая книга не стоит…

— Правда? — фыркнул я. — Быть может. В любом случае, мне нужно кое-что забрать из бабушкиного дома. Так что, без вариантов.

— Хм, — Бри помолчала пару мгновений, — позвони мне потом, ладно? И в целом позвони, если надо будет поговорить с кем-то.

— Договорились. Счастливого Хэллоуина! — и я отключился, оставаясь наедине с домом.

И, неизбежно, с прошлым.

3.1

☽

Код безопасности сработал с первого раза, и дверь отошла в сторону, дохнув на меня запахом запустения и покинутости.

Конечно, мы наняли людей, которые время от времени ухаживают за домом. Но опустевшие дома пахнут совсем не так, как жилые, и никакой уход этого факта не изменит.

Медленно шагая вверх по ступенькам, слушая мерный гул впервые за долгое время включённого генератора, я думал о чём угодно, чтобы не вспоминать. Но долго от самого себя бегать не получалось: я поднялся на веранду, откуда открывается вид на лес, и детство нахлынуло на меня, как приливная волна.

Истории услышанные и рассказанные, воспоминания счастливые и несчастливые…

День, когда бабушка ушла.

…

Правду сказать, я очень плохо помню подробности.

Точнее, помню, но урывками: сильный ветер, стекающая с гор дождевая вода, превращающие мелкие обычно речушки и ручейки в опасные потоки, вышедший из берегов Реген, бабушка, кричащая что-то про фейри, всё же пришедших за нами и желающих забрать обещанный им Ключ…

А потом она закрыла меня в подвале и выбежала прямо под ливень, в сторону леса и вышедшей из берегов реки.

И не вернулась.

Я остался.

Мама с отчимом в то время как раз были в очередной командировке на другом краю света. На тот момент уже почти год как.

И мы, конечно, созванивались, но не настолько часто, чтобы проблему реально было заметить быстро…

Я не помню, сколько я пробыл там, в одиночестве.

В полиции потом пришли к выводу, что я провёл там около четырёх дней. Я…

Мои воспоминания очень спутаны.

Очевидно, в какой-то момент у меня начались галлюцинации, потому что… Короче, именно там, именно тогда я придумал своих фей.

Точнее, они пришли ко мне — по крайней мере, если верить воспоминаниям ребёнка, теряющего рассудок от холода, голода и страха.

— Впусти меня, — шептал Тисовый Принц, и рогатая тень его скользила постене, — глупая карга понаставила обереов, и я не могу к тебе подобраться. Впусти меня, ну же. Позволь мне войти…

Я моргнул.

Это отлично будет смотреться в книге, но на реальность похоже чуть менее чем никак. Тем не менее, вот как выглядят мои детские воспоминания — смесь выдуманной истории о жутких феях и реальных фактов.

Разумеется, не было никакого Тисового Принца — был только Иво, который несколько дней пытался меня дозваться, а кода не смог, привёл людей на подмогу.

— Почему вы, люди, такие хрупкие? — спросил Тисовый Принц. — Я не хочу, чтобы ты вот так сразу умирал. С тобой так весело играть…

Да уж.

В такие моменты думаешь, что развитое воображение — не всегда благо.

Пора, на самом деле, написать эту книгу — хотя бы для того, чтобы выпустить эти образы на волю. Тисовый Принц и так, если подумать, долго ждал своей очереди.

— Эй, выходи играть со мной!

Ну, это, видимо, был всё же Иво. Просто его голос у меня слился в голове с голосом Тисового Принца… Нда.

Я смахнул со столика на веранде листья и присел на плетёный стул, вдыхая запах ветра, дождя и прелых листьев. Туман клубился над горой Кайтерсберг, и одинокий олень с ветвистыми, роскошными рогами застыл на самой границе леса, глядя как будто на меня.

Или не как будто.

Я выдохнул из лёгких сигаретный дым, как признание в собственном бессилии, вернулся к столу и открыл ноут.

Создать новый документ — два клика мышкой, которые ощущаются, как шаг в пропасть.

Какие первые слова должны быть у этой истории?

Прикрыв глаза, я вдохнул запах опустевшего дома, и леса, и осени, и сигаретного дыма.

Возможно…

Самые лучшие истории обычно начинаются с того, что кто-то идёт в лес. И нарушает правила.

В любом порядке.

Так, вот это уже ближе к истине, но — не то. Я чувствую связь, но это не так, как должно быть…

Не так.

Всё было не так.

Голова заболела.

День был солнечный, но он больше не был.

Олень больше не был оленем.

Это был Иво.

Он стоял на самой границе нашего участка, за ручьём, возле леса, и с улыбкой смотрел на меня.

Я помахал ему рукой, а потом услышал тихий вскрик за спиной. И обернулся.

Бабушка стояла, глядя на Иво неотрывно, и лицо её было белым, как бумага.

— Выходи играть со мной, — сказал мне Иво ласково.

И я рванул к нему, но бабушка вцепилась в мою руку. Ее глаза расширились, и она смотрела на Иво, тяжело дыша, как будто долго бежала.

— Уходи прочь, — выдохнула она, — пошёл прочь!

Иво медленно наклонил голову набок, и это движение почему-то показалось странным, как будто он был куклой… Или как будто ему вдруг стало неуютно в его собственном теле.

— Как же я пойду прочь, если мы друзья? — спросил он весело. — Разве не закономерно, что я хочу поиграть?

— Он тебе не друг! — выдохнула бабушка. Её губы дрожали, глаза были расширены, и она казалась совершенно безумной.

— А вот и друг! — крикнул я, потому что — как же так! Не хватало ещё из-за бабушкиных странностей потерять такого отличного друга!

Бабушка отвесила мне затрещину.

— Замолчи! Он — не человек! Он монстр! Он зачаровал тебя!

— Ну что за ерунда? Не слушай эту сумасшедшую старуху. Вот именно, мы друзья! Иди играть со мной…

И что-то было в голосе Иво такое, что я сразу понял — надо идти и играть. Будет весело, очень-очень весело! И я рванулся вперёд, но бабушка перехватила меня, потащила за собой, хотя я брыкался, и рвался, потому что я хотел к Иво, и бабушкины глупости не имели смысла, потому что она говорила…

Я выдохнул, когда воспоминание разлетелось на осколки перед глазами.

Не понимаю.

То есть в день, когда бабушка ушла, Иво был там? Или всё же нет? Странно это всё.

Я отдаю себе отчёт в том, что моё сознание, очевидно травмированное всем произошедшим, шутит со мной шутки. Вполне реальные события смешиваются с образами-замещениями, сотворёнными моим не в меру деятельным мозгом. И всё же…

Раньше я не помнил, с чего начался бабушкин психотический эпизод. Всё, что я знал — она затолкала меня в подвал, крича что-то про фей, и казалась совершенно безумной. Мне было неведомо, что послужило триггером. Но это недовоспоминание… Могло ли всё быть действительно так? Может ли быть, что именно поэтому образ Иво иногда смешивается в моих воспоминаниях с образом Тисового Принца?

Я побарабанил пальцами по столу, прокручивая заметки к книге.

Ага, вот оно.

..Тисовый Принц высок, бледен, как снег, и в глазах его клубится туман. Плащ из туманных нитей лежит на его плечах, его одежды легки и прозрачны на концах, и с их помощью он может сделаться невидимым в любой момент.

Тисовый принц увит плющом, и этот плющ — его верный слуга, он подчиняется ему, как пёс.

Голову Принца венчает Тисовая Корона. Она вплетена между его рогов золотом осенней листвы, и тисовыми ягодами, и пихтовыми ветвями, и паутиной, и дрожью росы…

Н-да.

Вполне соответствует тому, что выдало моё детское воображение, но не имеет вообще ничего общего с Иво. Даже в плане масти, поскольку Иво черноволос и кареглаз…

Ладно, наверное, в этом нет смысла искать логику. Детский ассоциативный ряд едва ли является чем-то, что можно взять и объяснить. И всё же… Не было ли там кого-то третьего?..

Я сдавленно простонал и потёр лицо.

Нет, это не дело, вот правда! Так я могу невесть до чего додуматься, а это лишнее.

Умная наука психология говорит, что людям, пережившим травму, нравится искать причины для рандомных событий, находить виноватых, или тайную подоплёку, или знамения…

Но сомневаюсь, что мне в данном случае следует их искать. Бессмысленное и нездоровое развлечение, притом по всем статьям.

Возможно, тут был Иво, и он действительно позвал меня гулять в тот день. Сомнительно, конечно, потому что все лесные дороги размыло, и ручьи превратились в самые настоящие стремительные потоки, и не думаю, что он действительно мог объявиться там… Но предположим.

Был там Иво или нет, дальнейшее всё же просто стало результатом бабушкиной болезни, триггером для которой могло послужить что угодно. Вот правда, что угодно.

И всё же, мне теперь правда интересно. Если Иво приходил, значит, наверняка помнит; он, правда, терпеть не может говорить об этом времени, потому что считает, что подобные разговоры не пойдут мне на пользу. Но один раз спросить…

Я потянулся к телефону, но внезапно мелодичный, мурчащий, совсем-не-детский голос прозвучал как будто у меня над ухом.

— Ты мой друг… Выходи играть со мной!

Я подскочил, обернулся, но там, разумеется, никого не было.

Тьфу.

Какой же бред.

И пора с этим бредом, очевидно, завязывать.

Я пришёл сюда и благополучно закрыл гештальт. Попытки что-либо вспомнить по факту обернутся только новой порцией крышесносящих откровений и детских сублимаций.

Я просто должен зайти в подвал.

И забрать ключ.

3.2

Это совсем не сложный план…

Дерьмо.

Это сложный план.

Я не спускался туда с тех пор, как… С тех пор.

Возможно, мне всё же следовало позвать с собой Иво; только вот его позиция на этот счёт мне прекрасно известна

Вот та самая ступенька…

…ступенька, через которую я перецепился.

— Бабушка, мне больно!

— Прекрати сейчас же! Тебе нужно спрятаться. Там, в подвале, много амулетов и настоящего железа. Он не достанет тебя там!

— Кто?

— Лорд Тисов!

Я едва не рассмеялся. Всё же не зря я сюда пришёл!

Так вот откуда взялся этот образ! Вот почему!

Усмехнувшись, я включил свет, дополнительно прихватив фонарь (потому что я смотрю достаточно хоррор-фильмов, знаю, как это там постоянно бывает с проводкой, и не хочу снова оказаться в этом подвале в темноте; спасибо, я не настолько верю в гештальты, чтобы повторить этот конкретный опыт из детства).

Я даже покачал головой, поражаясь тому, как именно детское воображение в итоге формирует наши, якобы достоверные, взрослые воспоминания — и наше, якобы самобытное, творчество. Нам кажется, что мы воображаем вещи… Но на самом деле мы просто достаём их из своей памяти, из образов, созданных, сплетённых и переработанных в детстве...

Как из старого комода.

Уместное сравнение.

Но как же болит голова…

Слёзы, текли по моим щекам.

— Бабушка, ты просто приболела. Фейри не бывает! Их нет, понимаешь?!

— Ты только что говорил с одним из них.

— Это просто Иво!

— Иво?! Глупый ребёнок! Вот, смотри…

Ключ в дверце старого комода медленно повернулся, обнажая содержимое…

Я обнаружил себя стоящим у старого, облезлого комода с массивным зеркалом. Не помню, как подошёл к нему, и это честно не выглядит хорошим знаком.

Я помню это зеркало…

Я смотрюсь в него, и там, за моей спиной, на меня смотрят другие глаза, полные тумана…

Тьху!

Нет, это для книги!

Возможно, Бри права: я слишком погружаюсь. И это может быть моей сильной стороной, и одновременно остаётся самой большой слабостью.

“Как оно обычно и бывает с людьми,” — добавил бы Иво.

Ну, он-то всё знает, конечно.

Быть может, мне надо хоть одну книгу написать, не выворачивая себя морально наизнанку, не выжимая, как половую тряпку. Получается же так у остальных? Почему я не могу? Я ведь пробовал, правда! Но в какой-то момент это всё равно выходит из-под контроля.

Иногда я так завидую той лёгкости, с которой та же Бри…

— Знаешь, — сказал мне Принц Тисов, — однажды некоторым людям, простым и смертным, был дарован Лесным Царём великий дар. Дар слагать истории, способные зачаровать нас; дар песен и дорог; дар создания тех ключей, что открывают для нас дверь. Ты носитель этого дара, знаешь? И я ничего не сделаю с тобой. Обещаю. Мы ли не друзья? Просто… дай мне старухин Ключ, мальчик. Он нужен мне! Он мне так нужен…

Я прикрыл глаза и надавил на веки, унимая мигрень.

Ну вот, мы снова здесь.

И ключ там, где ему положено быть — то бишь, в замке.

…

Думаю, с тех пор тут мало что изменилось.

Уж сколько моя мама практичный человек, но её отношение ко всему случившемуся, приправленное виной, осуждением соседей и моими просьбами, было закономерно… сложным.

У неё не поднималась рука продать дом нашего с ней детства; ей была неприятна мысль о том, чтобы сдавать его посторонним; она знала, что я боюсь туда возвращаться, и сама не чувствовала себя там комфортно.

В итоге она, очевидно, пришла к закономерному в таких обстоятельствах выводу о том, что порой игнорирование проблемы действительно может быть её решением. Потому дом просто… остался, став по сути своей чем-то средним между музеем и гробницей.

После моего совершеннолетия я упросил маму переписать его на меня. Просто чтобы он мне принадлежал; чтобы никто тут ничего не трогал; чтобы…

Ладно, признаю, я пока что сам не готов освещать все мотивы, которыми я руководствовался в тот момент. Зачем мне дом, в который я даже не хочу (не могу) войти? Зачем сохранить его неизменным, как будто бы застывшим в янтаре?..

..Наверное, чтобы в какой-то момент наконец узнать (вспомнить), что за дверью.

Звук ключа, поворачивающегося в замке, показался мне бесконечно-угрожающим.

Разумеется, полиция была здесь после инцидента. Разумеется, они всё просмотрели.

Однако, если честно, ситуация была более-менее понятной; бабушкино… своеобразное мировосприятие не было ни для кого секретом, были свидетели, которые видели её в тот день бегущей к лесу, и в целом всем понятно, что это место скорее трагедии, чем преступления.

Это, как ни крути, меняет подход к вопросу, и многие вещи остались такими же, как они и были.

В том числе содержимое комода.

Наконец-то я вспомню…

Учитывая бабушкины заблуждения, я в целом ожидал увидеть всё, что угодно, включая самые странные из возможных эзотерических или религиозных символов…

Но там были только записи и газетные вырезки.

— Поиграй со мной!!

Этот вопль, состоящий из множества голосов, детских и взрослых, визжащих и шепчущих, оглушил. Я зажал уши, рухнул на колени, и пожелтевшие листы разлетелись в разные стороны.

Ну это уже вообще не смешно. Я понимаю, что ПТСР предполагает флешбеки, но это…

Я отнял руки от ушей и изумлённо уставился на кровь.

Это… Разве это не слишком круто — для галлюцинаций?..

Впрочем, этот вопрос занимал меня недолго. Строго говоря, ровно до того момента, как я перевёл взгляд на ближайшую газетную вырезку.

Где-то на этом моменте моё сознание погрузилось в амок.

🕸

Одно хорошо: слом не был громким.

То есть, обошлось без безумных криков, вырывания волос на голове, селфхарма и прочего, столь же неуместного.

На самом деле, я не двигался даже, просто просматривал статью снова и снова, подспудно надеясь, что содержание изменится.

Я зажмурился.

Открыл глаза.

Бинго. Содержание всё ещё не изменилось.

Более того, воспоминания, будто кусочки мозаики, начали накладываться друг на друга, выстраиваясь в совершенно другой узор.

Невозможный.

Потому что этого, конечно же, не может быть.

Но.

Я снова закрыл глаза, выравнивая дыхание, и, не отрывая взгляда от статьи, набрал номер два в списке самых часто набираемых номеров (старательно стараясь при этом не смотреть на номер один).

Бри ответила после первого же гудка.

Просто потому что это Бри.

— Что бы ты ответила, если бы я спросил тебя, какова вероятность того, что Иво — просто моя галлюцинация? Эдакий воображаемый друг? — спросил я, решив начать с самого разумного объяснения.

В трубке прозвучала крайне выразительная тишина.

— Я скажу, — судя по всему, слова Бри выбирала крайне осторожно, — что, что бы ты ни принял, это была плохая идея. Ты знаешь, увлекаться такой дрянью не стоит никому, но восприимчивым людям вроде тебя…

Так, резонно.

И это напряжение в её голосе стоит убрать. Я мысленно отвесил себе подзатыльник: не хватало ещё, чтобы Бри сюда приехала.

Я пока не понимаю, что происходит, но ей в любом случае нельзя сюда приезжать.

Я рассмеялся, вложив в этот смех весь доступный мне актёрский талант.

— Успокойся, — попросил я, — ты знаешь прекрасно, что у меня в голове и без посторонних стимуляторов всё настолько весело-задорно, что хоть убегай оттуда иногда, чтобы отдышаться. Ничего такого я не принимал, верь мне! Просто работаю над книгой.

— Не морочь мне голову! Это кому-то вне нашей авторской тусовки будешь рассказывать про вдохновение и объяснять любую ерунду фразой “я работаю над книгой”, сказанной с таинственным видом. Мне не затирай, хорошо?

Ладно, тут я и правда сглупил.

— Ты знаешь, — начал я осторожно, — я сейчас в подвале. Ну, в том самом, где родились мои феи. И у меня нервный брейкдаун.

Она выругалась.

— Что?! Какого хрена? “В подвале, где родились твои феи”, моя задница! В подвале, где маленький ты… Убирайся оттуда, немедленно!

— Во-первых, не нервничай так, я в порядке. Просто… На меня накатывают воспоминания, и я никак не могу разобраться, что из них правда. И я собирался написать эту книгу Иво в подарок, но теперь вспомнил кое-что, и я не понимаю, как на это реагировать… И не является ли всё, что я о нём знаю, просто ложью. Понимаю, звучит сложно…

Бри громко вздохнула.

— Да ну тебя! Не поминай слово “галлюцинации” всуе!..

…Никогда не поминай фей всуе…

— ..Ну тебя, напугал!

— Прости. И всё же, возвращаясь к Иво… Вы с ним не раз виделись. Что ты о нём думаешь?

— Хм. Помимо очевидного, вроде “Ух ты, какое красивое?”

Я медленно вдохнул.

Значит, не галлюцинация — если, конечно, этот разговор реален. Но так вообще можно до полной дереализации додуматься; и, если бы моё состояние было настолько плохим, кто-то уже заметил бы. Я нелюдим, конечно, но не до такой степени.

То же самое, кстати, касается Иво.

Если бы я всё это время разговаривал с пустотой, кто-то неизбежно бы забил тревогу.

И вот тут я не знаю, считать ли это хорошей или плохой новостью.

— Да, помимо очевидного, — ответил я. — Что ты думаешь об Иво? И о нашей динамике в общении? Ты знаешь, что мой эмоциональный интеллект стремится к нулю, если не к отрицательной отметке. Сжалься над бедным шизоидом!

Она хмыкнула.

— Что ж. Первое, что мне приходит в голову, когда я думаю об Иво — что он совершенство. Только вот это не комплимент.

Да.

Не комплимент.

— Как-то на лекциях, посвящённой тёмной триаде, нам говорили, что самый первый звоночек, который настораживает в общении с классическим высокоинтеллектуальным манипулятивным психопатом — его образ слишком хорош, чтобы быть правдой… Помнишь, как ты описывал Леди Ежевичных Ягод, натянувшую на себя человеческое тело, чтобы найти сбежавшие от неё души ведьм?..

— Лицо слишком совершенное, чтобы не быть маской. Главный изъян маски — в её совершенстве.

— Именно! Мне ещё тогда понравилась эта метафора. Моя любимая арка, кстати; история одной из героинь так похожа на мою, что иногда мне даже казалось…

— Которой из них? — спросил я быстро.

— Ну Берта же, которая заключила сделку с феями, чтобы спасти свою дочь, и взамен согласилась создать для них Ключ-От-Октября, который будет способен привести фей в реальный мир. Но потом, когда ключ был готов, она пожертвовала жизнью, чтобы он всё же не достался — а потом, став порабощённой душой на побегушках у одного из Лордов, сумела всё же воспользоваться ключом и сбежать… Она потом оставила Гончих ни с чем: заняла тело погибшей в воде девочки, расплатившись за это большей частью сил и памятью. Я тоже когда-то в детстве чуть не утонула, почти семь минут откачивали! Думали, уже всё. Но после того мне чуть ли не ходить заново учиться пришлось, и этот опыт… Эй, что ты молчишь? Я прямо слышу, насколько многозначительно!

...

Да, я помнил Берту, разумеется.

Её побег из страны фей — одна из моих самых любимых арок, равно как и её противостояние с Фейри Ежевики, ещё одной дочерью Лесного Царя, сочетавшей в себе “сладость ягод и безжалостность шипов”...

Я люблю арку Берты, а Принцесса Ежевики, пытающаяся адаптироваться в человеческой шкуре — любимый персонаж Иво… Именно потому (как мне казалось) я решил сделать Принцессу Ежевики любимой младшей сестрёнкой Принца Тисов...

Одна проблема: я фоново задумал Берте предысторию, связанную с ключом, да. И собирался развить её позже. Но это были просто фоновые задумки, клубящиеся в голове.

Я никогда эту историю не записывал.

И никому не рассказывал.

3.3

— Пытаюсь осмыслить… Ты никогда раньше не говорила об этом.

— Да? Я уверена, мы обсуждали, что Берта — мой самый любимый персонаж… Ладно, не важно. Я сама пишу книги и знаю об эффекте дежавю примерно всё. Приятно находить совпадения в текстах, но это не более чем совпадения, мы оба знаем. Сам факт! Эта твоя цитата — это первое, что приходит мне в голову, когда я смотрю на Иво. Я серьёзно не знаю, что за хардкор был у него в детстве и как он выглядит, когда эту маску совершенного менеджера стягивает. Тут тебе виднее, скорее всего, мне он никогда не показывался без своего парадного лица. А с маской… Знаешь, мне и хотелось бы с ним пофлиртовать, но при взгляде на него лично у меня возникает чувство сродни эффекту мёртвой долины. Не могу объяснить словами…

— Я понимаю, — о да, понимаю.

Даже если очень, очень не хочу понимать.

— Ну да, у тебя больше шанса интерпретировать правильно: ты, думаю, единственный, кто действительно его знает… И возвращаясь к вашей динамике. Тут я, честно говоря, умываю ноги, потому что понятия не имею, что между вами происходит. Сначала предполагала, будто поняла, потом думала, что окончательно поняла, а потом понаблюдала ещё немного — и со смирением признала, что нихрена не понимаю про вас двоих. Все очевидные ответы, которые могут прийти в голову, глядя на вас, в итоге оказываются не туда. Совсем. Тут несколько уровней, обманка за обманкой, и я… Слушай, есть несколько вещей, которые я могу сказать с уверенностью. Во-первых, с точки зрения классической психологии ваши отношения едва ли можно назвать здоровыми. Слишком много обсессии и взаимозависимости… С другой стороны, в существовании отношений, которые современная психология назвала бы полностью здоровыми, я так же здорово сомневаюсь.

Я слегка усмехнулся, показывая, что оценил шутку.

— …Но, кстати, в одном я не сомневаюсь: вы друг для друга — главные существа во Вселенной. Буквально. Ваша связь выглядит, как глубокий симбиоз. Эдакая классическая парочка из детектива, хоррора или триллера…

— Как Джекил и Хайд?

— Да ну, нет! Этот чисто викторианский вайб “моё приличное лицо и мои подавленные желания” на мой вкус банален, и он совсем не про вас. Если уж старушка Англия, то, может, стоит вспомнить Шерлока…

— Холмс и Ватсон?

Она фыркнула.

— В какой-то степени — если мы будем говорить о симбиозе писателя и его музы.

Вот даже как.

— …Писателя и музы.

— Ну да, это очевидно. Есть ли среди твоих сюжетов хоть один, который ты не обсуждал с Иво? Не ты ли сам говорил, что именно Иво создал тебя, как автора?

Я сглотнул.

Туше.

— Во-от. Писатель и муза, демон и заклинатель… Ну, или заклинатель и заклинатель, но в стиле доктора Виллета и Джозефа Карвена…

— Почему ты об этом вспомнила вдруг? Почему эти двое?

Бри хмыкнула:

— Не знаю. Отстань! Мне казалось, ты очень любишь играть в литературные ассоциации!

Не прямо сейчас, Бри.

Просто так, я думаю, ты подскажешь мне правильный ответ, сама того не зная.

Ты, в принципе, уже это сделала.

И на этом, пожалуй, можно заканчивать.

— Ба… Бри, ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

— Эм… И как я это должна понимать?

— Как нежность и благодарность. Спасибо за этот разговор… и вообще за всё-всё…

Я хохотнул.

Что тут сказать? И как это сказать?..

В конечном итоге, это просто совпадения и безумие. Ничего больше. Но…

— Знаешь что, Бри? Купи ту красную машину, пожалуйста. И никогда не сомневайся в своём выборе. Правда была твоя: за то, чтобы создать что-то вроде моих фей, таким как мы с тобой приходится иногда платить слишком дорого. И это выбор каждого, хочет он связываться с этим или нет…

…Если он есть, этот выбор.

Можем ли мы не быть собой, или наше предназначение нас так или иначе догонит — в тех самых последних строках, которые были написаны одновременно с первыми?..

Впрочем, возможно, для нас с Бри ответ на этот вопрос тоже будет разным.

Это несправедливо, но ответ на вопрос слишком часто зависит от того, кто именно этот вопрос задаёт.

— Ты, наверное, правильно сделала, что в этот раз не стала. Так что, пожалуйста… Не ходи в лес. Не ступай в ведьмины круги. Не зови фей. Не касайся ежевичных кустов. Пообещай.

— …Я ничего не понимаю, кроме того, что ты не в себе. Ты что, в такой манере прощаешься со мной?! Так, я еду к тебе…

— …Я не прощаюсь, — сказал я успокаивающе, хотя не был уверен, вру или нет. С другой стороны, если он не убил меня до сих пор… — И не собираюсь делать ничего глупого.

Она помолчала, раздумывая.

— Ты звучишь так, как будто ты не в порядке.

— Бывало и лучше, — признал я. — Слишком много воспоминаний, разоблачений и сомнений. Встреча с прошлым редко бывает таким уж приятным опытом, а если в фестивале поучаствовали подавленные воспоминания… Сама понимаешь.

— О да, — ответила она хмуро, — но этот твой монолог про фей…

— Это слова, которые моя бабушка сказала мне. Я не послушался — и потерял её…

— Это не была твоя вина, — её голос прозвучал жёстко и почти зло, — не смей думать, что хоть что-то из случившегося было твоей виной!

— Я знаю. Но всё же, верить или нет в то, о чём я думаю, ты в любом случае — один из двух… То есть… Не важно. Просто пообещай, пожалуйста, что выполнишь мою просьбу.

— Это…

— Понимаю, звучит дико. Но считай это моим личным способом замкнуть круг. Я должен был сказать это кому-то, понимаешь? Но сомневаюсь, что Иво поймёт такой порыв правильно, — хотя мне бы хотелось посмотреть на его лицо в момент, когда я попрошу его не ходить в лес и не поминать фей всуе… Это должно быть по-настоящему интересное зрелище.

Она фыркнула.

— Ладно! Обещаю не ходить в лес, не касаться ежевичных кустов и вот это вот всё… Я городская девочка, так что с чем с чем, а с этим у меня проблем не будет. Мне главное знать, что ты в порядке…

— Спасибо, — сказал я, — теперь я в порядке. Возвращайся на вечеринку, Бри. А я… тоже пойду домой.

…

— …Теперь я пойду к Королю Леса, — сказала бабушка, — я поклонюсь ему в ноги и покорюсь ему, как давно стоило. Может, он согласится забрать меня вместо тебя. Может быть…

— Бабушка, нет! Это неправильно! Я не понимаю!

— Ш-ш-ш… Ты оставайся здесь. Будь здесь, и не открывай, пока в эту дверь не постучится живой человек, понял? Та тварь, укравшая человеческое лицо.. Не позволяй ему войти.

…

Я отложил телефон в сторону и снова уставился на статью.

Она была датирована маем того года, когда бабушка… пропала.

Когда я встретил Иво.

Если выразиться так было бы корректно, конечно.

Собственно, со старой газетной распечатки на меня смотрел Иво… В смысле, нет, не так.

С картинки на меня смотрел Иво Беккер, мальчик, пропавший в начале мая того года на другом конце Баернвальда, на самой чешской границе.

С его знакомого лица мне улыбались незнакомой улыбкой, щурились чужим прищуром, не склонив голову набок, как это обычно делает он, когда улыбается…

Телефон зазвонил.

Я задался вопросом, почему поставить Шубертовского “Лесного Царя” на звонки Иво показалось мне в тот момент весёлой шуткой.

Ба… Бри права, у меня проблемы с чувством юмора.

Большие.

О том, что на Бри я поставил “Лореляй” Скорпионс, я вообще заикаться не буду.

В любом случае, теперь я сидел среди разлетевшихся по полу снимков пропавших людей и бабушкиных записей о создании ключа. И имел сомнительное удовольствие слушать, как под пробирающие до костей шубертовские ноты Король Ольхи зовёт мальчика в свою игру.

Я хмыкнул.

От судьбы не уйдёшь, не так ли?

На словах “Gar schöne Spiele spiel' ich mit dir” я рассмеялся — ну правда, чего тут тянуть? — и ответил на звонок.

♠

— Ты сбежал от меня, — сказал Иво, — и теперь не получишь горячую тыквенную кашу.

— Всего лишь хотел проветриться, — ответил я, — и собрать некоторую инфу для новой книги.

— И как оно?

— Успешно.

— М-м… И где ты?

— Ещё в городе. Хочу заскочить в старый книжный и ещё в пару мест…

— Конечно, куда ты ещё пойдёшь, если не в книжный?

— Мог бы ещё в бакарею.

— Ну да, точно, вероятностей больше, чем одна!.. Я заеду за тобой.

— О, не нужно. Я вернусь сам.

Иво тяжело вздохнул.

— Опять же заблудишься…

Я прокрутил в руке старый ключ от комода.

— Не заблужусь, — ответил я. — А если и заблужусь, ты меня найдёшь, так ведь?

Он низко рассмеялся.

— Найду, конечно, — ответил он. — Ты сам знаешь, это моя любимая игра: находить тебя, где бы ты ни спрятался.

4

🎃

Я бродил по городу несколько часов, находясь где-то между сном и явью.

В голове смешивались в дикий коктейль планы, порывы, идеи, осколки реальности и сюжетов (и хотел бы я в полной мере понимать, где кончалось первое и начиналось второе). Я и в лучшие свои дни был склонен “проваливаться”, не замечая времени и места, а уж после таких открытий…

Смутно помню, что, кажется, кормил рыб, стоя на Хёльцен Брюк, и смотрел на статую Барда, увитую плющом, и гулял вверх по Маркетштрассе, любуясь старой брусчаткой и наблюдая, как в городе медленно загораются фонари, и сидел под другим мостом, ниже по течению, размышляя о том, почему я всегда так любил мосты, потому что каждый мост — это немного дверь, и все двери открыты, если ты…

В общем, да.

Мысли путались.

Возможно, стоило бы впасть в истерику.

Быть может, стоило бы бежать, сломя голову.

Или обратиться к врачу.

Я обдумал каждую из идей и пришёл к выводу, что в данный момент не могу склониться ни к одному варианту.

…Потому что всегда, с самого начала, выбирая между страхом и желанием войти в лес, между запретом и желанием войти в лес, между здравым смыслом и желанием зайти в лес, я выбирал…

Я купил глинтвейн, с удовольствием выпил его на границе между городком и лесом, рассматривая темнеющую громаду крон, и гору, и дерево на городском гербе, и мерцание огней в окне часовни…

…я выбирал Лес…

— Я люблю тебя, — сказал я городу, и лесу, и этому краю, который стал моим Зазеркальем для Алисы, который сломал меня — и создал.

Ветер, что подул мне в лицо, пах сожжёнными листьями, и хвоей, и рекой, и осенью, и…

Домом.

Я улыбнулся.

И посмотрел на лес.

В сумасшедшие времена можно вести себя, как сумасшедший, правда? Хотя бы для собственного психологического комфорта.

Взрослым не следует верить во множество вещей; научно доказано, рассказано и обосновано, мелом по доске расписано, положено и переложено… Правила игры?

Извините, господа.

Я не хочу играть в эту игру.

Это скучно — никогда не менять правила. Вы ведь и сами это знаете, правда?

Я не хочу играть с вами.

Я хочу играть с...

И сверчок рассмеялся где-то совсем рядом, когда луна, огромная и жёлтая, как тыква, начала подниматься над лесом.

Я выбросил стаканчик в мусорку, улыбнулся сползающему с гор туману, (как) старому другу, и пошёл вверх, к лесу.

— Я здесь дома, — сказал я, прикоснувшись к первой из множества старых сосен. — Мне нечего здесь бояться. Пожалуйста, не заставляй меня блудить в этот раз. Пора этому кругу замкнуться.

Я дома.

Пожалуйста, впусти меня.

Мне никто не ответил.

Как минимум, словами.

Но есть вопросы, которые не требуют вслух озвученных ответов, и бывает тишина, которая сама по себе ответ… И я услышал её.

Благодарно улыбнувшись, я вошёл в лес, мимоходом погладив то самое дерево, у которого я впервые встретился с Иво.

И, не глядя по сторонам, пошёл вперёд.

🎃🎃

Есть два способа колдовать не пропустить правильный поворот.

Можно, тренируя в себе хватку и концентрацию годами, руководствоваться железной волей и логикой, не позволяя себя заморочить.

Можно добровольно позволить себя заморочить, и, оказавшись внутри морока, переделать его правила на свой вкус; вступить в игру, чтобы поменять правила в свою пользу.

Первый способ рациональней и надёжней; второй во сто крат опасней, но и могущественней — как минимум, в верных руках.

Оба способа не то чтобы малоизвестны.

Их описывали в книгах, их рисовали на карточных колодах (все знают Шута с Магом, не так ли?), их делали подосновой для множества ритуалов…

А ещё эти два выбора — очень разные, равноценные способы творить, и добиваться желаемого, и… жить.

Я всегда, осознанно и не очень, выбирал второй.

И вот сейчас в ласкающе-холодном лунном свете я шёл вперёд, не ища дороги — потому что знал, что я дома, что здесь дорога либо сама ляжет под ноги, либо, если я поддамся страху, сомнениям или так называемым доводам разума…

Ну, у этой игры своя цена, не так ли? Но она того стоит.

Она всегда будет того стоить.

Я хочу знать, что вы есть.

Я буду верить этому лесу.

Я хочу знать, что я…

…Разумеется, я нашёл дом-в-лесу.

Кажется, иначе вообще не могло быть!

Я мог бы сомневаться, учитывая обстоятельства. Но дерево, мой старый друг и творческий вдохновитель, было тут как тут, очень чётко видимое в свете уже венчающей осеннее небо во всей своей красе луны…

Я знал это дерево.

Каждый изгиб ветвей, каждое пятно мягкого мха; я прослеживал глазами все детали, когда сидел в той комнате, которую бездумно привык называть своей, и придумывал лучшие из своих историй-о-феях.

Придумывать… До чего же я, право, смешон.

Я улыбнулся тыквам, которые скалились и бродили по двору, мимолётом погладил их заплетающие всё пространство вокруг усы, мысленно передав привет Фейри Осенних Плодов, и подошёл к покосившемуся, наполовину провалившемуся крыльцу.

Ах да, это.

Разумеется, я узнал дерево. Но дом…

Его узнать было, мягко говоря, сложно.

Думаю, если бы кто-то случайно набрёл на эти продуваемые всеми ветрами, скалящиеся навстречу миру выбитыми окнами, увитые плющом развалины, он бы не рискнул войти внутрь. Мало ли, пол провалится, потолок рухнет на голову…

Я только фыркнул.

И шагнул внутрь, слыша, как шелестит плющ, ползая по стенам, будто змея.

Я следовал за плющом, уже зная, куда он меня ведёт — в гостиную, где мы с Иво привыкли проводить время вместе. Болтать, обсуждать книги, сплетничать, смеяться.

Возможно, мне раньше следовало удивиться, что в доме-в-лесу нет никаких приборов, что я не помню, откуда берётся еда и чай, что тут не ловит никакая связь, что тут никогда нет ничего металлического, что…

Мне стоило бы. Но в этом и прелесть чар, не так ли? Отвод глаз работает, потому что каждый может увидеть то, что хочет готов увидеть.

Мозг дополнит недостающее, достроит картинку, чтобы сохранить сознание в целости. Человеческий мозг мир железа в этом был и будет хорош.

…

Тисовый Принц стоял у полуразрушенной стены. В его роскошных ветвистых рогах запуталась луна, а в глазах клубился туман.

— Ты пришёл, — отметил он, и голос его был совершенно нечеловеческим, но интонации я узнал бы и с закрытыми глазами. — Приятно, что сегодня, в порядке разнообразия, мне не нужно тебя ловить. Не то чтобы я не любил играть в догонялки… или охотника и добычу… но мне импонирует разнообразие. Я так понимаю, ты принёс зачарованное железо, чтобы поохотиться на меня? Что же, это будет, вне всяких сомнений, интересно.

Вот как…

— Я так понимаю, я каждый раз очень смутно помню Хэллоуинскую ночь, потому что она проходит совсем не за посиделками у окна.

Иво улыбнулся, обнажая три ряда острых тонких клыков.

— Правильно понимаешь, — сказал он, наклонив голову набок очень знакомым жестом, — хотя я не могу не отдать тебе должное: ты всегда принимаешь это в разы спокойнее и достойнее, чем среднестатистический человек.

С моих губ сорвался тихий смешок.

— Спасибо за комплимент. Кстати, у тебя крутые рога.

Его брови слегка приподнялись.

— Спасибо?.. Должен признать, сегодня ты смелее, чем обычно.

— Побывал в бабушкином доме, — ответил я. — Терапевтический опыт.

Иво пренебрежительно скривился.

— Эта трусливая лживая карга, — пробормотал он. — Вечно из-за неё одни проблемы.

— Интересная концепция, — ответил я, — но она всего лишь хотела спасти…

— …тех, кого сама же поставила под угрозу. Да, это очень похоже на неё.

Что же.

Да, я просмотрел бабушкины записи, и да, кое-что я уже понимал… Ну, насколько в этом безумии вообще можно что-то понимать.

Но у меня не было полной картины.

Пока ещё нет.

— Слушай, — сказал я, — там где-то должно быть пиво. Если ты не против, быть может, выпьем и поболтаем? У меня есть пара вопросов. И я действительно надеюсь, что ты ответишь.

Тисовый Принц шагнул ближе, и туман заклубился по углам развалин, которые были нашим домом-в-лесу.

— Всё же, ты на удивление смел сегодня, — отметил он, — я даже не знаю, радоваться или огорчаться. Предвкушаешь, как уничтожишь чудовище? Считаешь, эта железка у тебя на шее даёт тебе в руки все карты?

Я на это только улыбнулся.

Ну при чём тут эта железка…

Мой старый друг-враг, не упрощай.

— Нет, не думаю, — ответил я, — просто здраво оцениваю ситуацию. Я — смертный, слабый человек, как минимум, физически точно. Ты… это ты, я предполагаю. Кстати, вон те красноглазые милашки, что стоят на границе леса…

— Мои гончие.

— Ну да. Тут есть твои милые гончие, и твой плющ, который уже оплёл мои ноги, и весь этот дом, и… Это ведь твой лес, я правильно понимаю? Ты — дух этой части леса?

— Сегодня ты всё понимаешь на удивление правильно, — подтвердил Иво.

— Ну вот, — кивнул я. — И, учитывая всё вышеперечисленное, ты всё ещё не убил меня. Значит, я тебе нужен. Более того… Скажем так, зачем бы я тебе ни понадобился, я не думаю, что ты был обязан так заботиться обо мне все эти годы. У тебя же не раздвоение личности, правильно? Тем, кто всё это время защищал меня, поддерживал, дружил со мной, был ты?

— Ты каждый раз спрашиваешь, — усмехнулся он. — И да, ответ не меняется; тот дух, что занимал это тело, давным-давно пляшет в своё удовольствие вместе с остальными фейри орешника. Ты всегда знал только меня.

— ..И это то, что у меня не укладывается в голове, — признал я. — Всё это время ты не обязан был быть добр ко мне, но всё же был. Я не понимаю, как это может сочетаться… ну знаешь, со всем остальным. Включая тот факт, что ты занимаешь краденое тело. И живёшь краденую жизнь.

Он усмехнулся и небрежно кивнул в сторону столика и стульев, свитых из плюща и кореньев. На столе стоял кувшин с чем-то пенистым.

— Ваше человеческое питьё ужасно, — сказал он, — предлагаю не травиться хотя бы сегодня. Тебе в любом случае пора хлебнуть нашего Мёда. А по поводу твоего вопроса… Я живу на этом свете долго.

— Это сколько?

— Ну, дай подумать… Я уже был тут, когда этот город построили.

Ох.

Да, это долго.

Особенно для непрерывной памяти, которой одарены-прокляты феи.

— …Так вот, я живу на этом свете долго. И за всё это время мне ни разу не встречалось явления, у которого была бы только одна сторона.

Резонно.

— Почему именно этот мальчик?

— Он соответствовал критериям.

— Критериям?

— Он был достаточно одарён, чтобы сослужить мне службу. И достаточно близок к смерти, чтобы я мог до него дотянуться. Мы заключили соглашение; он стал одним из нас, сбежав от уготованной ему боли; а я — одним из вас, приблизившись к тому, что было нам обещано.

Это то, что я подозревал; так же это было в книгах, и в неопубликованных задумках. И всё же…

— Тот наш разговор на тему того, почему дети в волшебной стране никогда не взрослеют…

— Да, именно. Никогда не повзрослеет тот, кто больше не живёт; это то, что объединяет все сказочные страны из ваших книг, полные фей и невзрослеющих детей.

Я кивнул.

Это имело смысл.

— Но неужели они будут обречены навеки оставаться неизменными? Это… жутко, — помню, эта перспектива ужасала меня во многих волшебных книгах.

Хотя, права Бри: возможно, понять желание “вечно быть ребёнком” может тот, для кого детство было счастливой порой…

И всё же, меня в целом пугает слово “вечно”.

— Никто не остаётся неизменным, — ответил Иво, — ты сам написал несколько книг о детишках, сбегающих из волшебной страны… И не только о детишках. Ещё — о ведьмах, которые по-хорошему новой жизни не заслуживают.

Я на это только фыркнул.

— Приятно знать, что я не ошибаюсь.

Иво скептически фыркнул и небрежно потрепал холку одной из своих чёрных, как ночь, гончих.

— Ты знаешь, наш Отец — тот, кто открывает двери между жизнью и смертью. Нам, как Его детям, это тоже частично даровано — и как привилегия, и как обязанность. Соответственно, люди на пороге смерти могут нас видеть. И мы можем до них дотянуться, если они нам позволят.

— Настоящий Иво был близок к смерти?

— Тяжело болен. Его родители этого не знали, но довольно скоро это должно было стать известно.

— То есть, ты спас его…

— Или убил. Всё зависит от того, как смотреть на вещи. Как я уже сказал, на этом свете нет ничего, у чего была бы только одна сторона.

Я кивнул, принимая ответ.

— Ты сказал, что ты пришёл за тем, что было обещано. Я правильно понимаю, что эта история началась с моей бабушки?

— Если ты изволишь так выражаться. Да, эта история началась с ведьмы. И сделки, которую она с нами заключила, когда мы пришли за её умирающим от пневмонии дитям.

— Она пообещала вам Ключ…

— Она пообещала нам Ключ. Иначе мы бы не согласились на это безумие.

— Безумие? — уточнил я.

— Мы не спасаем жизни, — ответил Иво. — И не только потому, что так уж жестокосердны. Некоторые другие Творцы разделяют твой взгляд на творчество, знаешь ли; первые слова и последние слова романа длиной в жизнь записаны и неизменны. Ты, будучи фейри, можешь поменяться с кем-то местами, создав совершенно новую историю для вас обоих... Но не можешь просто так оставить ходить по свету того, кто уже не должен по ней ходить. Я заплатил за это немалую цену. И всё, что требовалось от ведьмы — выполнить её сторону сделки… И до какого-то предела это работало, но потом она взбунтовалась.

Я отхлебнул пива, разглядывая тисовую корону, венчающую голову Иво.

Из бабушкиных записей я знал, что нужно, чтобы сделать Ключ.

Ключ не выбирает, какие двери открывать. Он, если присмотреться, просто орудие в руках…

И мне было очень, почти до слёз жаль её.

Я знаю, она до последнего искала выход из того угла, в который себя загнала.

Я рад, что она больше этого не помнит.

— Что же, в целом, тут мне всё понятно, — вздохнул я. — Ещё вопрос: почему?

— Звучит очень обобщённо.

— Ну сам понимаешь, у меня на самом деле много вопросов.

— Как и всегда… давай тогда три, что ли. Извини, но я не готов отвечать на бессмысленные вопросы, учитывая, что ты всё забудешь к утру.

Разная бывает память.

— Разная бывает память. Ну хорошо, три вопроса. Почему всё это время ты был так добр ко мне? Почему я забываю обо всём каждый раз? Почему ты хочешь быть человеком?

Иво улыбнулся и одним глотком допил содержимое своего бокала.

Я к своему, во избежание, не притрагивался.

— Почему был так добр? Изначально это была игра, потом… Знаешь, я наблюдал за тобой в том подвале.

— О да. Я знаю.

— Но не мог спасти тебя. Ты не пускал меня. Я смотрел, и для меня стало шоком, как легко люди ломаются.

— О. Это расстроило тебя?

— Конечно! В тебя столько всего было вложено, и тут такое… После того, как тебя получилось вытащить, я начал к тебе испытывать… Ну вот что люди чувствуют по отношению к тупым, но хрупким питомцам, которые к тому же мелодично мурчат?

— Очень мило.

— Ты спросил. Так оно и было… А потом ты начал создавать свой мир фей. И всё стало в разы сложнее.

Ещё бы оно не стало.

Для меня тоже всё усложнилось, если хочешь знать. Ты даже не представляешь сам, наверное, насколько.

— И последний вопрос. Нет, я не хочу быть человеком! Гадость какая… Но я хочу иметь возможность пожить среди людей, разбить запреты, которыми мы, фейри, окружены. Хочу увидеть мир железа, который построили люди. Знаешь, когда я впервые приехал с тобой в большой город, вся моя сущность горела и корчилась, но всё, что я мог — стоять и смотреть на это сияние… Оно прекрасно. Вам, людям, доступно железо и искусство, потому что вы живы… Ваш мир постоянно меняется, когда наш практически неизменен. И это ужасно, но и прекрасно тоже. Мне любопытно увидеть всё, что вы создали. Это страшно и уродливо, но… потрясающе любопытно.

Я понимающе улыбнулся.

Значит,мы в конечном итоге очень похожи. Хотя кто бы сомневался. Значит, ты тоже не хотел играть по правилам…

— Мы есть, но нас нет, — продолжил Иво. — Мы можем измениться, обрести форму, лицо, но это всё не до конца, не вполне, на очень короткий срок, между жизнью и смертью… Для остального же нужен ключ. Правильный ключ. И такой очень сложно заполучить себе в личное пользование.

— И это, я так понимаю, ответ на вопрос “Почему я забываю?”

— Именно, — развёл руками Иво. — Прости, но ты не должен считать нас реальными.

…если разобраться, только орудие…

— Я не хочу забывать, — я всю жизнь искал чудо, которое всегда было в шаге от меня.

Я всю жизнь искал подтверждение того, что есть что-то, кроме.

Я не отпущу его так легко.

В эти игры могут играть и двое, врагмойдругмой.

— Я не собираюсь спрашивать, — сказал Иво. — Ты выпьешь мёд и уснёшь. А когда проснёшься, всё это станет просто одним из смутных, забытых снов.

— Я не стану пить.

— Ты выпьешь.

— Ну так заставь меня! — я вскочил на ноги.

— Ну, если ты настаиваешь…

Иво скользнул вперёд, грациозный и стремительный, как положено созданию, сотканному из тумана и магии. Заворчали гончие, скаля клыки, и хватка плюща усилилась…

Я вытащил руку из кармана, держа старый ключ прямо перед собой.

Они шарахнулись в стороны: бабуля, надо отдать ей должное, знала своё дело…

Иво, впрочем, не отошёл далеко.

— Хорошее железо, — сказал он, — по всем правилам зачарованное. Прямое прикосновение к такому может меня уничтожить.

И шагнул вперёд.

Твою мать, Иво! Мы что, правда будем тут играть в падение-на-доверие?!

— Я не хочу тебя уничтожать.

О его улыбку можно было порезаться.

— А сможешь?

Ключ — это, если разобраться, просто орудие.

Он ничто, если открывать нечего.

Он ничто — без того, кто его держит.

Я пятился, пока не врезался спиной в стену.

Иво приближался, пока ключ не нагрелся в моих руках, пока из его глаз не потекла кровь.

Синяя, как чернила…

Я отшвырнул ключ в сторону.

— Так я и думал, — сказал Иво. — А теперь — пей.

И я, покорный, как кукла, шагнул к столу.

🍀

Я проснулся с очень тяжёлой головой.

Моё типичное утро после Хэллоуина, привет! Я простонал, с усилием растёр лицо и некоторое время просто полежал в кровати, пытаясь уложить разбегающиеся мысли.

Ладно.

Ладно.

Отклеившись от кровати с третьей попытки, я сполз на первый этаж, где в уютной гостинной у уже разведённого камина сидел Иво с двумя огромными кофейными кружками.

— И как оно? — спросил он.

— Как всегда, после Хэллоуина, — вздохнул я. — Одна радость: удалось утрясти в голове сюжет. Вчера никак не мог начать — не знал, какие слова должны быть первыми.

— Теперь знаешь?

В эту игру могут играть двое.

— Теперь — знаю.

— Расскажешь?

— Секрет.

— Ну расскажи-и! — заканючил Иво. — Тогда и я с тобой, так и быть, новостями поделюсь.

— И что за новости?

— Ты помнишь, мы вчера говорили о Джеколсоне?

— Такое забудешь. И?

— Говоря о карме: этот скользкий хмырь вчера попал в аварию. Олень под колеса выскочил или что-то в этом роде, я не вникал.

— Неожиданно…

Ожидаемо. И слишком прямолинейно. Как тебе не стыдно? Всё настолько в лоб… Не разочаровывай меня, будь добр.

— И как он?

— В больнице. Врачи вроде дают нормальный прогноз, но мы его ещё долго не увидим.

— А кого увидим?

— Эллори Эдвардс.

Сладка, как ежевика, колюча…

— И, если спросишь меня, это хорошая новость… — продолжил Иво. — Кстати, они с этой твоей Бри вроде собираются заключить контракт. Думаю, это будет очень плодотворное сотрудничество.

Я поморщился и потёр лоб.

— Что, голова болит? — уточнил Иво сочувствующе.

— Ага, — вздохнул я. — Но это ничего, это — моё типичное для Хэллоуина состояние. Пойду что ли писать…

— А ты сможешь? — нахмурился Иво. — Тебе бы, может, таблеточку?

Я только отмахнулся.

— Поболит и пройдёт, от похмелья ещё никто не умирал. Пойду поработаю; ты знаешь, нигде мне не работается так хорошо и легко, как в доме-в-лесу.

Иво понимающе улыбнулся.

🗝

Мы возвращались обратно.

Я привычно наблюдал, как проносятся за окном развилки, уже не удивляясь тому, какими одинаковыми они кажутся — просто вдыхал запах осенней листвы, нагретой последними солнечными днями.

Двое могут играть в эту игру.

— Никаких фей не бывает, — сказал я, разрушая уютную тишину.

Иво улыбнулся,

…обнажив три ряда тонких и острых клыков. Его плющ, извиваясь, оплёл мне запястья. Плющ окутывал всю машину, чтобы уменьшить влияние железа.

Я знаю, как оно жжёт.

Прости, но ты сам выбрал…

Я тепло улыбнулся, глядя в глаза своего лучшего друга...

…личного муза? Худшего кошмара? Спасителя? Благодетеля? Чудовища и палача? Ответ не прост; он никогда не будет простым, ни для кого из… ну, нас. Ты правду сказал: нет в этом мире вещи, у которой есть только одна сторона.

— Ты говорил, — промурлыкал Иво, — и всё же…

— Ты не понял. “Никаких фей не бывает” — с этой фразы будет начинаться книга.

Пару мгновений мы смотрели друг на друга, не отрываясь.

— А о чём будет книга? — спросил Иво медленно, возвращаясь к вождению.

— О, это сложно вот так сразу описать, особенно с учётом того, что я не хочу спойлерить, — сказал я. — Но там всё будет весело, с подвывертом.

Поиграй со мной…

— Там будет похищенный ребёнок, но на этот раз похищенный не феями… Точнее, феями тоже, но это потом. А сначала он похищен ведьмой. И сам он, ко всему прочему, понятия не имеет, что был похищен — он был слишком мал, чтобы помнить… Неплохой зачин, а?

Иво молчал.

— Ну, и там ещё всякого, — продолжил я, — по-мелочи: принц фей, желающий взглянуть на мир железа, человеческий ребёнок, желающий взглянуть на мир фей, много загадок… А ещё финал — открытый, но всё же ближе к счастливому. Нереалистично, учитывая то, насколько феи и люди разные, какова игра и что за ставки в ней… Но, наверное, шутка вот в чём: они не настолько разные, как им иногда кажется.

На какое-то время в салоне воцарилась тишина.

— Вот как… — голос Иво шелестел палой листвой. — Тогда я хочу спросить ещё кое-что. Я знаю, как ты пишешь книги. Задумав первые слова, ты всегда задумываешь и последние тоже. Не скажешь мне, какими они будут?

Я отвернулся к окну, глядя на проносящиеся мимо машины.

— Последние слова?

Давай поиграем, Иво.

— Я всё помню, — сказал я. — Я знаю, что я — и есть Ключ.

Оглавление

1

2.1

2.2

3.1

3.2

3.3

4