Глава 1
Теоретико-правовые проблемы правового регулирования в интернет-пространстве

1.1. Современное информационное общество как содержательный контекст интернет-пространства

На сегодняшний день понятие информации стало ключевым для определения принципов новой стремительно развивающейся области законодательства, связанной с регулированием правоотношений в сети Интернет. Глобальная информационно-телекоммуникационная сеть поставила человечество перед фактом, что объектом (или предметом – в зависимости от того, какая концепция структуры и отдельных элементов правоотношения признается) правовых отношений в первую очередь могут быть не только какие-либо материальные (вещные) формы или специально созданные юридические конструкции наподобие права собственности, воплощенного в классической триаде владения, пользования, распоряжения живым и неживым имуществом, но и информация как специфическая субстанция, существующая и распространяющаяся в независимости от установленных формальных рамок и ограничений.

На сегодняшний день представление об исключительном значении информации для человечества осознается на самом высоком международном уровне. Например, в принятой 22 июля 2000 г. руководителями ведущих стран мира Окинавской хартии глобального информационного общества, а также в документах ЮНЕСКО информация рассматривается как универсальная субстанция, пронизывающая все стороны человеческой деятельности,³ а информационно-телекоммуникационные технологии – как один из наиболее важных факторов, влияющих на формирование общества ХХI в. В отношении информационно-телекоммуникационных технологий в целом в указанном документе отмечается следующее: «Их революционное воздействие касается образа жизни людей, их образования и работы, а также взаимодействия правительства и гражданского общества».⁴

К определению понятия информации можно подходить с позиций различных областей научного знания и конкретных научных дисциплин. Известно много разных определений информации. Основатель кибернетики Норберт Винер отмечал, что информация представляет собой обозначение содержания, полученного из внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему.⁵ Г. В. Бромберг и Б. С. Розов указывали, что информацию следует рассматривать как форму передачи знания – «продукт умственной деятельности человека».⁶ В свою очередь В. А. Дозорцев отмечает, что «информация представляет собой сведения, сообщаемые одним лицом другому, о ней можно говорить и как о процессе сообщения этих сведений».⁷ В энциклопедическом словаре под редакцией А. М. Прохорова представлено еще одно определение информации: «Информация… общенаучное понятие, включающее обмен сведениями между людьми, человеком и автоматом, автоматом и автоматом, обмен сигналами в животном и растительном мире, передачу признаков от клетки к клетке, от организма к организму; одно из основных понятий кибернетики».⁸ Можно найти еще немало различных определений информации,⁹ сравнительный анализ которых позволяет сформулировать авторскую дефиницию: информация – это сведения, представляющие субъективную значимость, получаемые, сохраняемые, передаваемые в рамках межсубъектных коммуникаций, выражающие современный уровень представлений о мире как форме и состоянии бытия.

Ученые постоянно дискутируют о роли информации – функциональной или атрибутивной,¹⁰ но в целом склонны подчеркивать единство значения информации для человеческой жизни.¹¹ Рассматривались вопросы о том, может ли информация существовать сама по себе, без субъекта (в контексте дискуссий о разделении субъекта и объекта),¹² о статусе информации как объекта культуры в связи с рассуждениями о соотношении имени и относимости к культуре¹³ и т. д. Исследуется процесс создания информации – с учетом разделения информации на основной и побочный результат…¹⁴

Вместе с тем, отвлекаясь от этого многообразия мнений, следует отметить, что в современных правовых исследованиях, связанных с проблематикой, в центре которой находится одновременно право и информация, прослеживается тенденция к междисциплинарному синтезу в поисках ответа на вопрос об определении информации в контексте проблем правового регулирования.

Так, современный ученый Зохар Эфрони, автор книги «Право доступа: будущее цифрового авторского права»,¹⁵ начинает свою работу с обобщения теоретических подходов к концептуальному анализу информации. Еще не переходя к юридическим аспектам информации, он отмечает, что информация представляет собой сложный и многогранный концепт, который может интерпретироваться как минимум шестью различными способами:

• информация как сообщение;

• информация как смысл сообщения;

• информация как последствия, вызываемые сообщением;

• информация как процесс;

• информация как знание;

• информация как объект мира.¹⁶

В рамках последующего анализа Эфрони отмечает, что информация может подвергаться различным классификациям, первой из которых выступает различение статического и динамического аспекта информации. Кроме того, информация может подразделяться на содержание (контент) и состояние сознания. Информация также может рассматриваться как с качественной, так и с количественной точек зрения.

В связи с этим заслуживает внимания и подход Клода Шеннона, одного из основателей современной теории информации, который исследовал информацию в том числе с количественной точки зрения. Информация в этом смысле может быть интерпретирована как некий абстрактный количественный показатель какой-либо системы, определяющий уровень энтропии (т. е. неупорядоченности). Такой подход предполагает, что в количественном смысле информация обратно пропорциональна энтропии – чем больше имеется информации, тем меньше возможных исходов дальнейшего развития системы.¹⁷

При этом информацию нередко рассматривают в контексте смысловой дифференциации по отношению к другому релевантному понятию – понятию знания. В истории философии и науки прослеживается подход, согласно которому знание понимается как морально-позитивный феномен, как положительная ценность, к которой можно свободно стремиться. Есть различные способы приобретения знания – например, посредством опыта или посредством обучения. При этом существующее на данном историческом этапе в данном социуме знание для субъектов-носителей всегда представляется истинным, что не исключает признания его ложным со стороны других субъектов, придерживающихся в своих воззрениях иных позиций. Именно в этом направлении и проходит демаркационная линия между знанием и информацией. В отличие от знания, информация может быть ложной, в этом случае имеет место дезинформация, направленная на формирование у контрсубъекта точки зрения, не соответствующей действительности, однако воспринимаемой на субъективном уровне в качестве истинной.

С точки зрения современного позитивного права информация представляет собой объект правового регулирования. Формулировки законодательных норм, как правило, не отражают особенностей научного анализа информации, что является вполне оправданным шагом, поскольку главное в данном случае – определить понятие информации таким образом, чтобы оно соотносилось с неким объектом, который в принципе может быть подвергнут правовому регулированию. Так, например, в соответствии с п. 1 ст. 2 Федерального закона Российской Федерации от 27.07.2006 г. № 1-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» под информацией понимаются сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления. Следует отметить, что данное определение законодательного акта, необходимость которого была вызвана прежде всего развитием и усложнением современных информационно-телекоммуникационных технологий, фактически распространяется и на те формы информации, которые были известны ранее – информации в любых «неэлектронных» формах, включая устную информацию.

Примечательно также и то, что ранее в Федеральном законе Российской Федерации от 20.02.1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации»,¹⁸ который утратил силу в связи с принятием вышеуказанного акта, информация определялась иначе – как «сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и процессах независимо от формы их представления».¹⁹ Комментируя данное определение, О. А. Городов отмечал два признака – содержательность и независимость формы.²⁰

Однако в юридическом смысле информация все же – это некая общая категория, которая может рассматриваться с регулятивной точки зрения в нескольких аспектах. Одна и та же информация одновременно может представлять собой объект авторского права, средство индивидуализации, предмет охраняемой законом тайны, содержать элементы рекламы и, например, составлять содержание продукции средств массовой информации. В отношении каждого из этих аспектов действует свой комплекс исторически сложившихся правовых норм. Но при этом важно понимать, что речь идет именно об одном предмете – информации. Собственно, именно с этим и связана, например, серьезная теоретико-правовая проблема определения правовой природы информационных отношений.

С одной стороны, новейшей законодательной истории известны примеры признания информации объектом гражданских прав (речь идет, в частности, о ст. 128 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации²¹ до изменений, внесенных Федеральным законом от 18.12.2006 г. (№ 231-ФЗ²²). С другой стороны, очевидно, что информация может и вовсе не быть связана с гражданскими правоотношениями, основанными на признании равенства участников, автономии воли и других принципах, известных цивилистике. Регулирование информации может требоваться, например, и в контексте административных правоотношений, в основе которых лежит принцип власти и подчинения. Тем не менее налицо единство предмета. Можно ли отдельно выделять информационные правоотношения или нет – особый вопрос, выходящий далеко за пределы настоящей работы.

Важно отметить и то значение, которое информация как таковая имеет для всякой правовой деятельности, ведь информация может выступать не только объектом правового регулирования. В более общем смысле она пронизывает и все право как социально-культурное явление, неразрывно связанное с ней и на ней основанное. Так, например, Ю. И. Гревцов подчеркивает принципиальную значимость информации как феномена, определяющего возможность людей выбирать вариант своего поведения в различных условиях, а также делать осознанный выбор между социально-желательными и социально-вредными видами поведения в контексте возможного применения санкций.²³ Правовая информация представляет собой субстанцию права, обусловливающую сам факт правовой жизни (правовой коммуникации). Точно так же как жизнь биологического организма представляет собой сочетание информационных потоков, свидетельствующих о жизнетворных и болезненных состояниях, о существовании которых можно узнать только в том, случае если тот или иной поток воспринять и оценить на субъективном уровне, правовая жизнь представлена информацией о правомерном и противоправном поведении, знание которой в большей степени значимо не для самого права, представляющего собой всего лишь инструмент социального регулирования, а для тех, кто при помощи инструмента стремится установить и впоследствии сохранять определенный порядок общественной жизнедеятельности.

На сегодняшний день в Российской Федерации и Республике Азербайджан уже имеется значительная законодательная база, а равно и соответствующая ей практика правоприменения, связанная с ограничением той или иной информации – информации экстремистского характера, информации, причиняющей вред здоровью и развитию детей и т. п. Сама по себе такая информация, строго говоря, и не запрещена – запретить ее полностью невозможно, по крайней мере, без вмешательства в сознание человека, что переводит вопрос уже в плоскость научной фантастики (правда, здесь, вероятно, необходимо сделать оговорку «на данный момент»). Нельзя принудить человека думать или не думать определенным образом. Точно так же нельзя в современных условиях запретить человеку получение информации, доступ к которой в принципе возможен, поскольку невозможно контролировать само существование информации как объективного явления в жизни общества.

Вместе с тем оборот информации контролировать допустимо, и именно с этим и связаны современные законодательные тенденции. Другое дело, что каждый этап развития информационно-телекоммуникационных технологий обостряет вызовы, стоящие перед законодателем, преследующим цели, в конечном счете связанные с обеспечением безопасности в широком смысле слова. Однако при этом принципиальное содержание данных вызовов не меняется, что подтверждается в том числе и настоящим исследованием. Прежде чем перейти к рассмотрению данных вызовов, уделим внимание коммуникативному аспекту информации как таковой.

Информация и коммуникация – ключевые понятия современных междисциплинарных исследований. Можно сказать, что коммуникация представляет собой динамический аспект информации. Модели коммуникации позволяют определить информационные процессы в их «движении». Так, в рамках одной из наиболее простых, но при этом наиболее емких моделей выделяются четыре ключевых элемента: источник информации, сообщение, канал (средства) и получатель.²⁴

Собственно, по мнению З. Эфрони, право может регулировать три из четырех элементов: источник, канал (средства) и получатель. Само сообщение право регулировать не может. В свете того, что в действительности (и на первый взгляд) право предъявляет требования к содержанию информации, здесь стоит вспомнить, например, достаточно прямолинейный термин «информация, распространение которой… ограничивается или запрещается».²⁵ Уместно отметить, что на самом деле правовые требования все же предъявляются к тому, кто их может исполнить, т. е. субъектам – источнику и получателю информации, а также субъектам, обеспечивающим функционирование канала информации. Смысл в том, что законодательные требования не могут отождествляться с техническими нормами. При таком подходе информацию следует понимать как достаточно широкую категорию, полностью не отождествимую лишь с информационными сообщениями, которые, однако, играют ключевую роль в информационных процессах.

Рассмотрим подробнее составные элементы данных информационных процессов, следуя в контексте настоящей работы за логикой анализа, проведенного З. Эфрони.

Источник – «отправитель» или «создатель» несущего информационную нагрузку сигнала. Источником всегда является реальный субъект – человек,²⁶ который создает определенный «когнитивный импульс», представляющий собой любое осмысленное содержание – мысль, эмоцию и т. п. Данному содержанию соответствует «воля к экстернализации» субъективного состояния, в целях чего источник создает последовательность объективно воспринимаемых (иными словами – материальных) сигналов. Это означает, что между первоначальной субъективной волей к экстернализации и коммуникативным действием, а затем – между коммуникативным действием и объективно воспринимаемым(-и) сигналом(-ами) есть причинно-следственная связь. Волевой аспект одновременно является и основанием, и причиной коммуникативного действия. Мы считаем правильным согласиться с З. Эфрони в том, что информация не создается волевым действием, но со своей стороны предлагаем добавить еще одно измерение – хотя сообщение информации не может не быть волевым, оно может быть неосознаваемым или неосознанным. Впрочем, это не имеет решающего значения для проблем правового регулирования оборота информации в специальных условиях информационно-телекоммуникационных сетей. В то же время некий сигнал может быть сообщением в полном смысле слова только в том случае, если источник информации хотя бы примерно отдает себе отчет в том, что его действия могут быть истолкованы (интерпретированы).

Получатель – субъект, который находится на другом конце условного коммуникативного вектора и принимает сигнал (сообщение) посредством своих органов чувств, в том числе информацию, которая ранее была опосредована иными, внешними средствами. При этом фактическое существование получателя информации не является квалифицирующим для коммуникативного акта. В действительности, достаточно лишь представления о том, что есть некий потенциальный получатель. В этом смысле получатель (как и источник) являются не субстанциями, а функциями информационного процесса. Достаточно того, что источник информации исходил из возможности восприятия сообщения в неопределенный момент времени в будущем.²⁷ Эту мысль наглядно иллюстрирует известная «Золотая пластинка “Вояджера”» – краткое символическое и непосредственное описание основных культурных феноменов и достижений земной цивилизации, которой сопровождались аппараты «Вояджер», запущенные в космос в рамках американской космической программы.²⁸ Смысл этих пластинок заключается в том, чтобы донести информацию о планете Земля до потенциально существующих внеземных цивилизаций. Очевидно, что в данном случае реципиент информации заранее неизвестен, но есть представление о том, что он, возможно, все же есть. Получение информации, в свою очередь, сопровождается последовательным исполнением известной науке логики функций познания – от ощущения через восприятие к представлению.

Средства – информационные каналы, по которым сообщение «доходит» от источника к получателю. При этом под каналом информации следует понимать все, что занимает пространство между источником и получателем, и при этом служит проведению (трансляции) сообщения. Следуя за З. Эфрони, разделим средства коммуникации на логические, логистические и смешанные.

Термин «логические средства коммуникации» связывается со способами передачи информации, понимаемыми как способы «кодирования» информации. В определенном смысле синонимом логических средств коммуникации выступает термин «язык». Коммуникация имеет свою архитектуру («архитектурный подход» в целом является системообразующим для данной работы), и эта архитектура в своем неосязаемом, собственно «логическом» виде и отражается в языке. Выбор логического средства коммуникации чаще всего имеет наиболее принципиальный характер и часто обусловлен практическими и эстетическими соображениями, подразумевающими в том числе анализ содержания и цели сообщения, обстоятельств, связанных с получателем, требуемым результатом и т. п. Соответственно, выбор логических средств коммуникации, в свою очередь, сам по себе передает информацию о намерении источника (любопытно, что именно такие соображения лежат или должны лежать в основе той же судебной интерпретации).

Термин «логистический» в данном случае призван подчеркнуть то, что часть средств передачи информации связана с физическими условиями, определяющими возможность передачи сообщения и направления сигнала. Чаще всего в теории информации под средствами передачи информации (коммуникации) подразумеваются именно логистические средства, к числу которых могут быть отнесены материальные носители информации, устройства, их сети и прочие элементы физической инфраструктуры. Отсюда и разграничение между непосредственной и опосредованной коммуникацией. Это разграничение в основном измеримо лишь в терминах определенной степени, тем не менее оно имеет значение. Чем меньше логистических средств коммуникации используется при передаче информации, тем в большей степени коммуникация носит непосредственный характер, и наоборот.

Смешанные средства коммуникации объединяют функции логических и логистических средств коммуникации. Поскольку компьютерные технологии предполагают использование нескольких уровней кода (от ввода информации на языке, доступном для восприятия человеком, до «перевода» этой информации на язык машинного кода, и в конечном счете – на трансформацию этой информации в последовательность электрических сигналов и обратное ее «раскодирование»), постольку данные технологии относятся к числу смешанных средств коммуникации. Как отмечает З. Эфрони: «Ярким примером [смешанных средств коммуникации] являются цифровые технологии, а также [связанные с ними] устройства, которые выполняют функции перевода, интерпретации и передачи сигналов для многочисленных удаленных получателей».²⁹ В связи с этим закономерно следует вывод, релевантный для настоящей работы: информационно-телекоммуникационные сети, в первую очередь сеть Интернет, представляют собой смешанное (логическое и логистическое) средство информационной коммуникации.

Следуя за З. Эфрони, допустимо утверждать, что «цифровые технологии произвели революцию не только в том, как происходит человеческая коммуникация и социальные процессы, но и в том, каким образом право может вмешиваться в информационные процессы».³⁰ С этим сложно не согласиться, особенно если рассмотреть простейший пример новой меры пресечения, связанной с отстаиванием публичного интереса в виде блокировки интернет-сайта. По сути, это простейший способ вмешательства в информационные процессы, предполагающий блокирование логистического (главным образом) средства передачи информации. В некотором смысле этот способ аналогичен изъятию тиража книги – процедуре, известной правоохранительным органам как минимум со времен книгопечатания. С другой стороны, факторы, определяющие значение сети Интернет, определяют принципиальное значение данного способа, благодаря чему его сила становится несопоставимой с простым изъятием тиража книги или журнала. Блокируя сайт, правоприменительные органы, по сути, исключают из социальных (и, отметим, глобальных) коммуникационных процессов один из многочисленных каналов коммуникации, и эти изменения имеют непосредственный, моментальный эффект.

Социальной основой создания и функционирования информационных коммуникаций в целом и интернет-пространства в частности выступает информационное общество. Понятие информационного общества ассоциируется с состоянием развития социума, в котором ключевое экономическое, политическое и культурное значение имеет создание, распределение, использование и распространение информации. Таким образом представляется, что наименее противоречиво информационное общество можно определить как этап развития социума, на котором информация в явном (эксплицитном) виде играет ключевую роль для всех общественных отношений.

Данная эксплицитность может выражаться, в частности, в том, что информация становится самостоятельным и обособленным объектом научного исследования. При этом она начинает выступать в качестве предмета многих наук, которым раньше информационный и коммуникативный аспекты своих основных объектов в какой-либо форме интересны не были. Наиболее ярко это проявляется в развитии философии науки в первой половине и середине XX в., которое в целом может быть охарактеризовано с точки зрения «лингвистического поворота».³¹

История развития информационного общества – это прежде всего история развития отношения человечества к информации. Безусловно, информационные отношения присутствовали в обществе всегда. При этом не всегда им придавалось самостоятельное значение. История человечества может быть представлена как последовательное движение на пути осмысления информации как самостоятельного объекта. Несмотря на то что использование термина «информация» как самостоятельного термина в современном смысле начинается, по сути, только в XX в., история источников информации может быть представлена как история информации в целом.

В этом контексте весьма наглядной может быть условная схема исторических этапов развития информации, предложенная датским исследователем из инновационного университета Орхуса Нильсом Оле Финнеманном в работе «Интернет – новая коммуникационная инфраструктура»,³² предметом которой является рассмотрение интенсификации информационных отношений, достигающей апогея в современный век Интернета.

Н. Финнеманн, в частности, отмечает, что отношение к информации является, безусловно, критическим фактором для каждого общества. Общество не существовало бы, если бы вопросам производства и распространения информации уделялось бы незначительное внимание. При этом противопоставление индустриального общества и информационного общества логически не вполне корректно, поскольку индустриальное общество также с необходимостью является информационным, а информационное общество в то же самое время может быть и индустриальным.

Другое дело – отношение к информации в различных обществах. Иными словами, нет общества, вкотором информационный аспект отношения и вовсе бы игнорировался, однако то, каким образом он рассматривается и признается, определяет качественные характеристики общества как информационного. Основной критерий, который предлагает использовать Н. Финнеманн, – это виды средств передачи информации. Здесь нельзя не отметить, что критерий, выделенный датским исследователем, органично вписывается в схему, предлагаемую З. Эфрони для анализа проблем защиты авторского права в цифровую эпоху в информационном разрезе и рассмотренную ранее. По мнению Н. Финнеманна, всего можно выделить пять категорий информационного общества:

1) Устные культуры, построенные главным образом на речи. Основное средство передачи информации – устная речь;

2) Письменные культуры, основанные на сочетании устной и письменной (в первую очередь алфавит и числа) речи;

3) Печатные культуры, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов;

4) Культуры массовой информации, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов и аналоговых средств электросвязи;

5) Алфавитные культуры второго порядка, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов, аналоговых средств электросвязи и цифровых средств информации.

Как описывает указанные категории информационного общества («культуры») Н. Финнеманн?

Устные культуры основаны, соответственно, на устной речи. Ее происхождение до конца неизвестно. Считается, что устные культуры предшествуют письменным культурам. Устным культурам при этом может сопутствовать какой-либо комплекс средств визуальной коммуникации – дымовые сигналы, изображения, оставленные на стенах пещер, и т. п. Могут использоваться и дополнительные звуковые средства коммуникации: барабанный ритм, свист и т. п.

Письменные культуры предполагают по принципу «снежного кома» не только устную речь, но и письменность. Система письменности может различаться от общества к обществу по разным признакам, в том числе по цели использования и ограничениям (например, письменность может использоваться лишь для сакральных целей или монополией на использование письменных источников информации могут обладать только государственные органы). Письменные культуры зарождаются в промежутке от 5000 до 3000 г. до н. э. Развитию письменности как таковой сопутствует развитие счета и чисел. Причем, по данным некоторых исследований, устройства счета могли появиться много раньше – примерно в 8000-х гг. до н. э. в виде различных числовых отметок на поверхностях предметов в Месопотамии.

Печатные культуры – в их основе лежат не только устная речь и письменные тексты, но и печатные тексты. На сегодняшний день принято считать, что печатные культуры впервые появились в Азии. В частности, ксилография появилась в Китае в 600 г. н. э. Кроме того, ряд авторов ссылается и на то, что еще до 980 г. н. э. в том же Китае был распространен наборный шрифт. Вместе с тем именно изобретение Иоганном Гутенбергом печатного станка вывело печатную культуру на новый уровень – по наблюдениям исследователей, в течение 50 лет после данного изобретения было напечатано больше книг, чем за предшествующую тысячу лет.

Культуры массовой информации, основанные на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов и аналоговых средств электросвязи, предполагают «вторичную устность» в виде телефона и радио. Под аналоговыми средствами электросвязи первоначально может пониматься электрический телеграф, изобретенный в середине XIX в., который ознаменовал развитие новых средств передачи информации, основанных на использовании электричества для передачи сигналов, имеющих информационное значение. В части способов исчисления к этой культуре можно косвенно отнести и появление множества различных измерительных приборов, использующих электричество.

Алфавитные культуры второго порядка основаны на сочетании устной и письменной речи, печатных текстов, аналоговых средств электросвязи и цифровых средств информации. «Алфавит второго порядка» – это бинарный код, который используется для операций с первичным алфавитом, а равно и другими символическими системами. При этом цифровые средства передачи информации могут быть интерпретированы как «третичная устность», предполагающая оцифрованную речь, синтетическую речь, системы голосового ответа, системы распознавания речи и т. п. Цифровые средства передачи информации связываются с появлением в первую очередь универсальных компьютеров, а во вторую – сети Интернет.

Перечисленные категории по умолчанию могут рассматриваться как модель последовательности развития истории информационного общества в целом. Таким образом, применяя концепцию Н. Финнеманна к проблематике настоящего исследования, следует учитывать, что сеть Интернет относится к алфавитной культуре второго порядка и представляет собой подлинный апогей развития информационного общества.

Анализ особенностей понимания информационного общества в ходе исторической эволюции позволяет говорить о том, что трансформация научного знания является лишь предшественницей трансформации социальных отношений в общем. Так, большинство теоретиков соглашаются в том, что наиболее ярко признаки информационного общества в современном понимании начали проявляться в 1970-х гг., т. е. тогда, когда получили стремительное развитие современные информационно-телекоммуникационные технологии, ставшие залогом возможности оперирования значительными объемами информации, в том числе в автоматизированной форме.

Много позже, 18 ноября 2005 г., на Мировом саммите информационного общества правительства многих стран мира приняли так называемое Тунисское обязательство (Tunis Commitment),³³ в котором утвердили «желание и обязательство построить ориентированное на граждан, целостное и нацеленное на развитие информационное общество, покоящееся на целях и принципах Устава Организации Объединенных Наций, международном праве и многосторонности, в полной мере уважая и поддерживая Всеобщую декларацию прав человека, так, чтобы люди повсюду могли создавать, использовать и делиться информацией и знанием, иметь к ним доступ и полностью реализовывать свой потенциал, а также достичь международно-признанные цели и задачи, включая Цели развития тысячелетия».³⁴

Субстанцией, обеспечивающей «жизнь» информационного общества, является сама информация. Правовое регулирование в сфере информационных коммуникаций представляет специфический вид юридической деятельности, характеризующийся рядом отличительных признаков, ценностных установок и оценочных критериев. В определенном смысле правовое регулирование информационных отношений в интернет-пространстве рассматривается лишь в той части, в которой оно обусловлено с регулированием отношений в сфере технологий. Тем не менее нельзя не уделить должное внимание как общим проблемам правового регулирования как таковым, так и более конкретным проблемам правового регулирования информации (при этом последние более подробно и будут раскрыты в последующих частях настоящей работы). Данные проблемы весьма актуальны и продолжают находить свое отражение в значительном объеме научной литературы, в том числе в научно-квалификационных работах.³⁵

В общем и целом, как известно из теории права, правовое регулирование представляет собой процесс целенаправленного воздействия (в случае с государственно-организованным правом – соответственно, государства) на общественные отношения при помощи специальных правовых средств и методов, которые направлены на их упорядочивание. Задача правового регулирования – обеспечить соответствие поведения субъектов права установленным нормам. К числу способов правового регулирования относят дозволение, позитивное обязывание и негативное обязывание (запрет). К числу методов – императивный и диспозитивный, поощрительный и рекомендательный. По типам правовое регулирование делят на общедозволительное и разрешительное. Правовое регулирование далее классифицируют на нормативное и индивидуальное, а последнее – на координационное и субординационное (по критерию средств), а также на государственное и негосударственное (по критерию субъекта), на централизованное и децентрализованное (по критерию централизации), на общее, ведомственное, местное и локальное (в зависимости от сферы действия).³⁶ Здесь также следует отметить, что отдельные ученые подчеркивают информационный и коммуникативный аспекты правового регулирования. Согласно позиции А. В. Полякова и Е. В. Тимошиной, «под правовым регулированием в телеологическом (с точки зрения целей, преследуемых правовым регулированием) смысле можно понимать целенаправленное текстуальное (информационно-ценностное) правовое воздействие на субъектов правовой коммуникации, вызывающее их ответное поведение, адекватное воздействующему тексту».³⁷

Теория правового регулирования содержит множество проблем, которые активно обсуждались и продолжают обсуждаться в отечественной научной литературе.³⁸ Вместе с тем необходимо отметить, что в рамках представленной монографии автором конструируется комплексная система сравнительно-правового анализа и юридико-технической оценки механизма правового регулирования в интернет-пространстве. Данная система основана на учете как сквозных (системных) правовых проблем, связанных с информационными коммуникациями, так и на признании ее архитектурных особенностей, определяющих уникальные способы регулирования (на уровне кода). Исследование содержательного и инструментально-методологического аспекта правового регулирования в системе Интернет было проделано автором ранее и получило свое отражение как в успешно защищенных кандидатской и докторской диссертациях, так и в опубликованных научных работах, а также в многочисленных выступлениях на научных конференциях.³⁹ Там же были рассмотрены во многом послужившие общей методологической основой проблемы информации как объекта и предмета правового регулирования на основе целого ряда исследований.⁴⁰ Отдельное внимание было уделено вопросам социологии права в контексте проблем правового регулирования,⁴¹ а также проблемам юридической техники.⁴² Была проанализирована и учтена в работе специальная литература по информационному праву.⁴³

Предлагаемая в настоящей работе теоретическая концепция призвана не заменить устоявшийся подход, а качественно дополнить его, основываясь на принятии во внимание ключевых особенностей понимания сети Интернет как вида и формы информационного пространства. Предлагаемая понятийная модель имеет не только научно-теоретическую, но и практическую значимость, поскольку является основой для последующего эффективного разрешения проблем, возникающих в области различных информационных коммуникаций, в совокупности своей выступающих в качестве предмета регулятивно-охранительного воздействия информационного права.

1.2. Понятие интернет-пространства

Понятийный анализ сущности и содержания феномена интернет-пространства представляется целесообразным начать с толкования термина «интернет». Слово «интернет» чаще всего используется для обозначения международной системы объединенных компьютерных сетей (информационно-телекоммуникационных сетей), предназначенных для хранения, передачи и распространения информации.

Распространенное суждение о том, что термин «интернет» происходит от английского словосочетания «international network», т. е. «международная сеть», строго говоря, не является корректным, поскольку источником образования термина «интернет» служит другое словосочетание – «inter-network», т. е., по сути, «сеть сетей». Причина заключается в том, что сама по себе сеть Интернет с технической точки зрения состоит из многочисленных компьютерных сетей более низкого ранга. Зарубежные этимологические словари в связи с этим ссылаются на цитату из документов Министерства обороны США 1985 года, в соответствии с которой термин «интернет» первоначально использовался для обозначения «соединенных компьютерных систем Министерства обороны США».⁴⁴

С другой стороны, от себя можем отметить, что в современном контексте ассоциирование термина «интернет» со словосочетанием «международная [компьютерная] сеть» уже не будет принципиальной ошибкой с точки зрения актуального словоупотребления, поскольку одним из ключевых факторов данной сети является ее трансграничный характер (выражающийся в том числе в системной правовой проблеме определения юрисдикции).

С точки зрения русского языка слово «интернет» представляет собой неодушевленное существительное мужского рода и второго склонения с ударением на последнем слоге.⁴⁵ Соответственно, данный термин, например, в родительном падеже будет звучать как «интернета», а в творительном – «интернетом». Как правило, он используется в качестве имени собственного (видового понятия) и потому в написании начинается с прописной буквы. Соответствующее имя нарицательное в данном контексте, с учетом практики словоупотребления в русском языке, и, соответственно, родовое понятие – это «информационно-телекоммуникационная сеть».

Данное словоупотребление с некоторыми оговорками, которые будут приведены далее, находит свое отражение и в действующем законодательстве, а также правоприменительной практике.

С точки зрения технологии, Интернет представляет собой глобальную информационно-телекоммуникационную сеть, имеющую две основные технологические составляющие: единый протокол передачи данных TCP/IP (группа протоколов) и унифицированная система адресации по доменным именам DNS (Domain Name System).

Интернет представляет собой сетевое пространство с технологической точки зрения, состоящее из множества информационно-телекоммуникационных сегментов меньшего порядка. Между ними всеми возможен информационный обмен, поскольку система протоколов TCP/IP может использоваться вне зависимости от различий в физических каналах передачи данных, что обусловливает возможность подключения к одной и той же сети компьютерных устройств различной архитектуры, предполагающих использование, в частности, различных операционных систем. То есть протокол TCP/IP может быть уподоблен своеобразным унифицированным «правилам дорожного движения», но только применительно к информации.

Унифицированная система адресации по доменным именам DNS (Domain Name System) используется для того, чтобы обеспечить возможность использования сети Интернет пользователям. Соединение между компьютерами, с технической точки зрения происходит по IP-адресам, которые выражены в числах. Для удобства адресации при использовании человеком сети Интернет была разработана система установления соответствия между IP-адресами и доменными именами, выраженными в удобочитаемой форме. Таким образом, система DNS может быть уподоблена своеобразной унифицированной системе «дорожных знаков», которые дополняют протокол TCP/IP как «правила дорожного движения».

Другие отличия сети Интернет от иных информационно-телекоммуникационных сетей менее существенны, поэтому протокол TCP/IP и система DNS используются на практике и как юридически значимый критерий.

Данный подход находит свое отражение и в актах официального толкования законодательства. Так, Федеральная антимонопольная служба Российской Федерации в Письме от 13.09.2012 № АК/29977 «О последних изменениях в требованиях к рекламе алкоголя» указывает следующее: «…понятие Интернета в законодательстве Российской Федерации не содержится, однако в литературе под Интернетом понимается всемирная система объединенных компьютерных сетей, построенная на базе протокола IP (выделено полужирным мной. – Р. А.)». ⁴⁶

В контексте проблематики монографического исследования имеет смысл сосредоточиться на той системе определений, которая представлена в Федеральном законе Российской Федерации от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее – Закон об информации).⁴⁷

В ст. 2 Закона об информации не содержится прямого определения сети Интернет, однако есть общее определение информационно-телекоммуникационной сети, а также ряд определений инфраструктурных элементов сети Интернет, на основе системной интерпретации которых можно частично воссоздать легальное определение сети Интернет.

Так, информационно-телекоммуникационная сеть – технологическая система, предназначенная для передачи по линиям связи информации, доступ к которой осуществляется с использованием средств вычислительной техники (п. 5 ст. 2 Закона об информации). Но сам по себе термин, обратим внимание, обозначает любую информационно-телекоммуникационную сеть, а не только сеть Интернет.

В свою очередь, Закон об информации также содержит определения терминов «сайт в сети “Интернет”», «страница сайта в сети “Интернет”», «доменное имя», «владелец сайта в сети “Интернет”», «провайдер хостинга» и некоторых других. Данные определения содержат отсылку к сети Интернет как к одной из возможных информационно-телекоммуникационных сетей, но определение доменного имени связывается только с сетью Интернет, а не со всеми возможными сетями в целом.

Соответственно, из системной интерпретации приведенных нормативных определений следует, что сеть Интернет представляет собой разновидность информационно-телекоммуникационных сетей, которая характеризуется в том числе доменным именем (поскольку определение доменного имени включает в себя отсылку только к сети Интернет, но не к информационно-телекоммуникационным сетям в принципе).

Доменные имена являются неотъемлемой частью системы DNS с технической точки зрения. При этом данная система также технически обусловлена протоколом TCP/IP. Соответственно, допустимо утверждать, что легальное определение сети Интернет, с учетом данных технических особенностей и системной интерпретации, предполагает, что Интернет – это информационно-телекоммуникационная сеть (пространство), характеризующаяся унифицированным протоколом TCP/IP и единой системой определения соответствия между доменными именами и сетевыми адресами.

Что касается актуального законотворческого словоупотребления, то, как видно на основе приведенных примеров, наиболее распространенным в законодательстве способом словоупотребления является «сеть “Интернет”» (слово «Интернет» – с прописной буквы и в кавычках). В сложных словах возможно использование со строчной буквы и через дефис по общим правилам русского языка – например, «интернет-страница». В то же время представляется, что в науке можно допустить и употребление слова «Интернет» как имени собственного и без кавычек. Для целей настоящей работы особенности данного словоупотребления не имеют принципиального значения. В зависимости от контекста термин, таким образом, может использоваться по-разному, с предпочтением варианта «сеть Интернет» в целях единообразия.

Как уже отмечалось ранее, понятие «информационно-телекоммуникационная сеть (пространство)» представляет собой родовое понятие по отношению к видовому понятию «сеть (пространство) “Интернет”». Это значение важно для законодательной и правоприменительной практики, а также для определения перспективных направлений развития в данной области общественных отношений.

Вывод прост, но его всегда следует иметь в виду при разработке формулировок правовых текстов. В тех случаях, когда в официальных правовых текстах используется термин «сеть “Интернет”», речь идет только об одной из возможных информационно-телекоммуникационных сетей, которая основана на протоколе TCP/IP и DNS. В свою очередь, понятие «пространство Интернет» в силу своей комплексной природы объединяет в своем содержании все многообразие материальных и виртуальных объектов, характеризующих интернет не только и не столько в качестве сетевого ресурса, но и как социально-культурное явление, возникающее на определенном этапе исторической эволюции и характеризующее как собственно технический уровень общественного развития, так и состояние общественного сознания, в котором отражается конфигурация современного мироустройства с его открывающимися возможностями и вместе с тем вызовами и угрозами, которых не было в предшествующие периоды.

1.3. Факторы, определяющие значение интернет-пространства

В современной литературе социальная сеть Интернет определяется как особый социальный ресурс – сервис-система, позволяющая пользователю как минимум создавать в заданных пределах общедоступный профиль (учетную запись, персональную страницу) или профиль с ограниченной доступностью, определять список других пользователей, с которыми связан данный пользователь, просматривать списки «друзей» других пользователей, в том числе «по цепочке».⁴⁸ Однако социальным сетям присуще общее динамическое качество всех интернет-феноменов, а именно стремительный темп развития (в обратной перспективе – устаревания) технологической составляющей.

Согласно данным некоторых исследований, 82% пользователей сети Интернет (а это в целом 1,2 миллиарда человек) являются пользователями социальных сетей. Среднее количество часов на одного пользователя в месяц только на октябрь 2011 г. по первым десяти странам можно представить в виде таблицы.

Среднее количество часов на одного пользователя в месяц (по данным компании «comScore») ⁴⁹

При этом, по некоторым подсчетам, только на 2011 г. в среднем на каждого пользователя одной лишь социальной сети Facebook приходилось примерно 800 страниц личной информации. К текущему моменту объем такой информации лишь увеличился.

Данный фактор, определяющий значение сетевого ресурса Интернет, приводит к социально и экономически значимым последствиям, но в его свете нельзя оставить без внимания и юридическую сторону социальных отношений, опосредуемых через сеть Интернет: информация, которая является предметом оборота в социальных сетях, может, например, представлять собой персональные данные или относиться к иным видам охраняемой информации. Но самое главное, на фоне этих убедительных свидетельств социальной значимости отношений в сети Интернет появляются ценности, которые являются предметом коммуникации (в том числе правовой) в сети Интернет и при этом онтологически относятся к самой сети. Характерный пример – статус пользователя социальной сети, который формируется за счет действий, совершаемых в той же социальной сети.

В более общем и техническом контексте единство протокола и сочетание с другим фактором – трансграничностью доступа к информации – определяют то, что Интернет оказывается единым информационным пространством современного информационного общества.

Объективным и очевидным фактором, определяющим значимость сети Интернет, является беспрецедентная скорость и простота операций с информацией, осуществляемых в сети Интернет. Количество усилий, которые необходимы для массового распространения информации, и затраты, которые следует для этого произвести, ничтожно малы. Этот факт наиболее наглядно можно прояснить даже не на технических особенностях Интернета (они очевидны практически любому без исключения пользователю), а на примере недавних изменений в российском законодательстве в части возложения на популярных блогеров⁵⁰ целого ряда дополнительных обязанностей.

Речь идет о Федеральном законе от 16.05.2014 № 97-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей».⁵¹ Данный закон ввел в Закон об информации с 1 августа 2014 г. новую статью 10.2 «Особенности распространения блогером общедоступной информации». Требования, которые содержатся в данной статье, носят достаточно строгий характер. В частности, устанавливается следующее.

Владелец сайта и (или) страницы сайта в сети Интернет, на которых размещается общедоступная информация и доступ к которым в течение суток составляет более трех тысяч пользователей сети Интернет (далее, как определяет Закон об информации – «блогер»), при размещении и использовании указанной информации, в том числе при размещении указанной информации на данных сайте или странице сайта иными пользователями сети Интернет, обязан обеспечивать соблюдение законодательства Российской Федерации, в частности:

1) не допускать использование сайта или страницы сайта в сети Интернет в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов, а также материалов, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости, и материалов, содержащих нецензурную брань;

2) проверять достоверность размещаемой общедоступной информации до ее размещения и незамедлительно удалять размещенную недостоверную информацию;

3) не допускать распространение информации о частной жизни гражданина с нарушением гражданского законодательства;

4) соблюдать запреты и ограничения, предусмотренные законодательством Российской Федерации о референдуме и законодательством Российской Федерации о выборах;

5) соблюдать требования законодательства Российской Федерации, регулирующие порядок распространения массовой информации;

6) соблюдать права и законные интересы граждан и организаций, в том числе честь, достоинство и деловую репутацию граждан, деловую репутацию организаций.

Кроме того, Закон об информации в данной редакции определяет, что при размещении информации на сайте или странице сайта в сети Интернет не допускается:

1) использование сайта или страницы сайта в сети Интернет в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения заведомо недостоверной информации под видом достоверных сообщений;

2) распространение информации с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства и работы, а также в связи с их политическими убеждениями.

При этом блогер имеет право:

1) свободно искать, получать, передавать и распространять информацию любым способом в соответствии с законодательством Российской Федерации;

2) излагать на своем сайте или странице сайта в сети Интернет свои личные суждения и оценки с указанием своего имени или псевдонима;

3) размещать или допускать размещение на своем сайте или странице сайта в сети Интернет текстов и (или) иных материалов других пользователей сети Интернет, если размещение таких текстов и (или) иных материалов не противоречит законодательству Российской Федерации;

4) распространять на возмездной основе рекламу в соответствии с гражданским законодательством, Федеральным законом от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе»⁵² на своем сайте или странице сайта в сети Интернет.

Ч. 4 ст. 10.2 Закона об информации устанавливает, что злоупотребление правом на распространение общедоступной информации, выразившееся в нарушении требований частей 1, 2 и 3 данной статьи, влечет за собой уголовную, административную или иную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации.

Кроме того, блогер обязан разместить на своем сайте или странице сайта в сети Интернет свои фамилию и инициалы, электронный адрес для направления ему юридически значимых сообщений (ч. 5 ст. 10.2 Закона об информации), а также незамедлительно при получении решение суда, вступившее в законную силу и содержащее требование о его опубликовании на данном сайте или странице сайта (ч. 6 ст. 10.2 Закона об информации).

Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)⁵³ в пределах своих полномочий, установленных в том числе Законом об информации, осуществляет мониторинг и блокировку сайтов (блогов), которые не отвечают указанным требованиям.

Несложно определить, что столь строгие требования к обороту информации, применяемые в отношении пользователей на современном этапе развития Интернета («Web 2.0»), обусловлены именно стремлением снизить огромные правовые, социальные и политические риски, которые обусловлены такими факторами, определяющими значение сети Интернет, как скорость и простота распространения информации. В той же мере, к слову, был бы уместен любой произвольный пример, связанный с ограничениями информационного характера в отношении Интернета в контексте защиты интеллектуальных прав, особенно на аудиовизуальные и кинематографические произведения.

Наиболее интересным и по-своему беспрецедентным подходом, который наглядно демонстрирует тот факт, что сеть Интернет представляет собой трансграничное виртуальное пространство, т. е. то, что отношения в ней принципиально глобальны, является, пожалуй, подход, отраженный в позиции истцов в деле, рассматривавшемся в штате Калифорния, Соединенные Штаты Америки, а именно – DFSB Kollective Co. v. Bourne, 897 F. Supp. 2d 871 (13^th Sp. 2012).⁵⁴

Суть данного дела сводилась к решению вопроса о том, могут ли истцы из Южной Кореи требовать разрешения дела в США против ответчика из Австралии (!), который осуществлял незаконную загрузку корейских песен через Интернет. В число истцов входило несколько корейских компаний, основным местом деятельности которых был Сеул. Они же являлись правообладателями и дистрибьюторами копий корейской поп-музыки. Ответчиком был резидент Австралии, являвшийся оператором двух сайтов в доменной зоне “.com” (общий домен верхнего уровня) и пользователем целого ряда ресурсов Web 2.0, в которых он действовал под разными именами. По мнению истцов, ответчик являлся «одним из самых злостных нарушителей исключительных прав на корейскую музыку в мире». Один из основных сайтов, которые ответчик использовал для распространения данной музыки, активно обсуждался сторонними пользователями на интернет-форуме азиатского сообщества с основными посетителями из штата Калифорния.

Применив критерии, входящие в объем «теста (критерия) минимума контактов», суд пришел к выводу, что ответчик причинил вред в штате, являющемся местом подачи иска, и сделал это намеренно, однако критерий целенаправленного осуществления деятельности в отношении данного штата остался неудовлетворенным. По словам суда, признание данного критерия удовлетворенным «привело бы к беспрецедентному расширению персональной юрисдикции в Калифорнии; если это принять, то суды Калифорнии обладали бы персональной юрисдикцией в отношении практически каждого лица, незаконно распространяющего копии охраняемых авторским правом песен в Интернете ради коммерческой выгоды».⁵⁵

Несмотря на то что суд в целом не признал юрисдикции в рассматриваемом споре, заслуживает внимания тот факт, что «тест (критерий) минимума контактов» не дал положительного результата только по причине отсутствия целенаправленности в деятельности ответчика. Что же касается фактических обстоятельств дела и основания для подачи иска – в нем с исключительной репрезентативностью отражается рассматриваемый фактор, определяющий значение сети Интернет.

На сегодняшний день трансграничный характер сети Интернет стал источником многих актуальных проблем правового регулирования и правоприменения. В свете последующих материалов настоящего исследования можно отметить, что данный фактор предопределяет переоценку подходов, господствующих в юридической догматике, как минимум к действию нормативных правовых актов в пространстве и по кругу лиц.

1.4. Системные правовые проблемы интернет-пространства

Исторически первая проблема, проистекающая из архитектуры сети Интернет и ставшая очевидной еще во времена предшественника Интернета, сети ARPANET, – это проблема идентификации пользователей, т. е. установления того, какое именно физическое (или юридическое, что, однако, уже требует применения дополнительной юридической фикции) лицо выступает пользователем интернет-ресурсов в качестве субъекта правоотношения. Иными словами, данная проблема подчеркивает неопределенность субъекта как вопрос права, а не как вопрос факта.

Современная сетевая архитектура сети Интернет, рассмотренная как с технологической, так и с юридической точек зрения, не содержит прямых механизмов идентификации пользователей, которые бы обладали полной достоверностью. Учетная запись в любом сервисе Web 2.0, будь то электронная почта, социальная сеть или блог, даже если она содержит публично отображаемые имя и фотографию (многие современные сервисы электронной почты, такие как Google Mail, уже давно интегрируют данные своих социальных сетей, в том числе графические, в средства идентификации почтовых аккаунтов) определенного лица, вовсе не обязательно содержит информацию, произведенную данным лицом. Правовая коммуникация пользователей принципиально опосредована – двух пользователей всегда будет разделять компьютер.

Термин, обозначающий известное главным образом правовым системам общего права преступление под названием “identity theft” (букв. «кража личности»), более знакомое романо-германским правовым системам как особая разновидность мошенничества, заключающегося в том, что одно лицо выдает себя за другое, по мере развития интернет-технологий и особенно в условиях Web 2.0, получил практически буквальное и универсальное значение. За именем и изображением пользователя в социальной сети не всегда скрывается сам пользователь. Не исключено, что данный аккаунт управляется совершенно другим человеком (группой лиц), и цели, в которых он это осуществляет, нередко могут противоречить нормам морали, модифицированным цифровой эпохой, или даже нормам права. Проблемы прав на учетные записи находят свое отражение в современной литературе, равно как и иные проблемы, связанные с специальными юридическими особенностями уникальной архитектуры социальных сетей в Интернете.⁵⁶

Какой вывод можно сделать из данного обозначения проблемы идентификации пользователей, представленного в настоящей работе, как в настоящей главе, так и в последующих главах? Современное законодательство (как в России, так и за рубежом), как правило, не делает исключения в виде виртуального пространства в тех случаях, когда за определенные деяния установлена юридическая ответственность. Клевета, например, одинаково наказуема вне зависимости от способа совершения преступления, будь оно совершено в публичном выступлении или с использованием сети Интернет, если только способ прямо не рассматривается в качестве квалифицирующего признака уголовным законодательством. Вместе с тем как в случае с клеветой, так и в случае со всеми остальными правонарушениями, которые могут быть совершены с использованием сети Интернет (или даже в сети Интернет), порядок, допускающий привлечение к ответственности, логически возникает до и без учета такой архитектурной особенности, как невозможность идентификации пользователя.

На сегодняшний день законодательство в области ответственности за данную категорию деяний развивается так, как если бы законодатель стремился установить правовое регулирование, не оказывая воздействие на архитектуру сети Интернет. Есть серьезные сомнения в том, что такой подход целесообразен. Весьма вероятно, что именно воздействием на отношения в рамках сложившейся архитектуры, а не на базовые признаки данной архитектуры как таковой, и обусловлена неэффективность мер, направленных против недобросовестной составляющей «нелокализованных» конечных пользователей. В результате этого намечается тенденция, в рамках которой законодательные усилия направляются по пути наименьшего сопротивления и нацеливаются на информационных посредников, что будет рассмотрено далее, но после проблемы определения юрисдикции.

Проблема определения юрисдикции в Интернете обусловлена глобальностью данной информационно-телекоммуникационной сети и актуализируется уже на этапе Web 1.0. Дополнительную значимость проблеме определения юрисдикции в условиях глобальности цифровой информации придает скорость распространения информации и ее публичная доступность. Информация распространяется мгновенно, при этом, как правило, любой круг лиц, имеющий выход в сеть, тем или иным способом потенциально может получить к ней доступ. Ситуация усложняется за счет того, что инфраструктура сети Интернет допускает самые необычные сочетания юрисдикций, в каждой из которых может осуществляться деятельность, необходимая для реализации того или иного интернет-проекта. И особую сложность проблема определения юрисдикции с учетом всего, сказанного ранее, получает в условиях Web 2.0, когда на первый план выходит пользовательский контент, оборот которого происходит в рамках инфраструктуры, обеспечиваемой информационными посредниками.

Интернет-сайт сервиса Web 2.0 может быть зарегистрирован в доменной зоне, относящейся к одному государству, компания-провайдер данного ресурса может быть зарегистрирована в другой юрисдикции, фактически осуществляя деятельность в третьей. При этом данный интернет-ресурс может быть ориентирован на пользователей совершенно иного государства, а публиковать информацию там могут граждане всех известных политической географии государств и юрисдикций.⁵⁷ Более того, если рассматривать особенности интернет-инфраструктуры Web 2.0 не только с точки зрения пользователя, но и с точки зрения сервис-провайдера, нельзя обойти и все более распространенное использование так называемых Web API (application programming interface), в упрощенной интерпретации применительно к рассматриваемой проблеме представляющих собой встраиваемое в дизайн сайта стороннее приложение, связанное с информацией соответствующего стороннего сайта (например, блок новостной ленты Twitter, встраиваемый на страницу блога). Данные приложения могут дополнительно усложнять проблемы определения юрисдикции, а не только проблемы определения ответственности информационных посредников.

При этом, с учетом краткого исторического опыта, проанализированного в соответствующей части работы далее, допустимо предположить, что на данный момент в различных государствах прослеживается тенденция установить на национальном уровне нечто вроде «теста (критерия) доступности интернет-ресурса» для определения юрисдикции. Согласно такому тесту, суды данного государства могут разрешать споры, связанные с отношениями в сети Интернет, в том случае, если к соответствующему интернет-сайту есть доступ с территории данного государства. Данный тест может предполагать и наличие дополнительных условий, но существа проблемы это не меняет. «Тест доступности интернет-ресурса» также подразумевает, что к контенту интернет-сайта применяется и материальное право того государства, из которого возможен доступ к данному интернет-сайту. И вот на этом этапе становится очевидно, что данный тест является слишком простым решением проблемы определения юрисдикции применительно к интернет-отношениям и принципиально не учитывает возможность правового воздействия на архитектуру сети Интернет.

Если представить ситуацию, в которой каждая из стран мира окончательно примет «тест доступности интернет-ресурса» в качестве стандарта определения юрисдикции национальных судов и применимого права, то возникнет парадоксальная картина, в которой каждый отдельный интернет-ресурс должен будет учитывать требования законодательства не только того государства, к которому он технологически и организационно относится, но и правовые нормы всех остальных государств мира. Этот момент становится очевидным при анализе проблем соотношения интернет-архитектуры и правового регулирования и, очевидно, свидетельствует о необходимости разработки принципиально нового и универсального подхода к определению юрисдикции в отношении интернет-споров.

В условиях Web 2.0, где в интернет-отношениях активно участвуют информационные посредники и «рядовые» пользователи, рассредоточенные по всем странам мира (а нередко и публикующие заметки во время путешествий, т. е. за пределами государства своего гражданства и личного закона физического лица) и генерирующие огромный массив общедоступного контента, проблема определения юрисдикции и выбора правильного «теста (критерия)» становится особенно актуальной.

С одной стороны, проблема информационных посредников в некотором смысле проявилась уже на этапах ARPANET и Web 1.0, поскольку под информационным посредником прежде всего можно понимать интернет-провайдера – лицо, технологически обеспечивающее доступ к сети Интернет.

Одно из первых наиболее ярких дел, связанных с ответственностью информационных посредников, рассматривалось судами ФРГ в 1990-х гг. Американский интернет-провайдер CompuServe обеспечивал технический доступ к американским веб-ресурсам через свою дочернюю компанию в ФРГ. Власти ФРГ обратили внимание, что в число таких ресурсов входят порнографические новостные группы, а также сайты, обеспечивающие возможность загрузки трех популярных на тот момент компьютерных игр: Doom, Heretic и Wolfenstein 3D. Первые две игры, по мнению германских властей, способствовали социально-этической дезориентации, тогда как последняя содержала запрещенную к распространению в ФРГ нацистскую символику. Правовой конфликт завершился уголовным преследованием руководителя дочерней компании CompuServe в ФРГ и приговором лишения свободы на два года с выплатой штрафа в размере 18 000 марок⁵⁸.

В сети Интернет формата Web 2.0, когда к числу информационных посредников стали относиться уже не просто интернет-провайдеры, а сервис-провайдеры различных веб-ресурсов, обеспечивающие размещение и оборот пользовательского контента, проблема информационных посредников, которая может быть интерпретирована как проблема соотношения ответственности за размещаемую в сети информацию между такими посредниками и конечными пользователями, получила особую актуальность. Любопытна расстановка сил для разных сторон отношений, выступающих предметом правового регулирования: если конечныйпользователь является слабой стороной в отношениях с информационным посредником, то сам информационный посредник оказывается слабой стороной в отношениях с государством, что государство и использует на данный момент, регулируя правоотношения в сети Интернет в условиях сложившейся сетевой архитектуры.

В заключение раздела следует отметить, что одним из актуальных отражений проблемы определения ответственности информационных посредников является проблема гипертекста. До появления Интернета была технически невозможна ситуация, аналогичная той, при которой по «действующей ссылке» можно получить информацию, которая с данной ссылкой никак не связана, поскольку ресурс, на который ведет данная ссылка, изменил содержание. Интернет же в целом может быть представлен как гипертекст, и это лишь подчеркивает актуальность рассматриваемой проблемы, ведь каждое лицо, размещающее гиперссылку, может также рассматриваться как информационный посредник особого рода.

1.5. Модели правового регулирования интернет-пространства

В зависимости от рассматриваемого технологического уровня интернет-пространства термин «регулирование Интернета» может подразумевать не только нормативные акты и административные решения, но и другие способы регулирования, в том числе технические стандарты.

Обобщение проблем, касающихся правового регулирования данной области общественных отношений, было сделано Рабочей группой по регулированию сети Интернет Секретариата Организации Объединенных Наций в 2005 г. (далее в пределах настоящего раздела – Рабочая группа).⁵⁹

Представители Рабочей группы исходили в своих позициях из следующего понимания интернет-регулирования: «Интернет-регулирование (internet governance) – это развитие и применение правительствами, частным сектором и гражданским обществом действующих, в пределах своих функций, общих принципов, норм, правил, процедур и программ принятия решений, которые обусловливают развитие и использование Интернета».⁶⁰

Рабочая группа выявила по крайней мере тринадцать основных проблем регулирования в области интернет-пространства:

1) Единоличный контроль Соединенных Штатов Америки над корневыми серверами сети Интернет без согласования с какой-либо легитимной международной структурой.⁶¹

2) Несправедливое соотношение расходов интернет-провайдеров: те интернет-провайдеры, которые находятся в развивающихся странах, должны оплачивать международное подключение по полной стоимости.

3) Отсутствие многостороннего механизма внедрения средств защиты во все сервисы и приложения, связанные с сетью Интернет, что повышает риски киберпреступлений в области электронной коммерции.

4) Необходимость разработки универсального определения спама и установления законов и практик, нацеленных на сокращение количества спама в сети Интернет.

5) Отсутствие прозрачности, открытости и широкого участия в разработке многовекторного «электронного» гражданского общества, участвующего в разработке глобального регулирования сети Интернет.

6) Недостаток ресурсов для администрирования сети Интернет на национальном уровне, особенно в части развивающихся стран.

7) Необходимость разработки политик и процедур для общих доменных имен верхнего уровня – в частности, при развитии интернет-регулирования, необходимо разрешать вопросы пространства доменных имен, альтернативных языков и проблем доступа.

8) Несправедливость политики распределения IP-адресов протокола IPv4.

9) Проблема защиты интеллектуальной собственности в сети Интернет, что требует соблюдения баланса между интересами правообладателей и пользователей. Основная проблема регулирования в данной области связана с выработкой таких форм борьбы с интернет-пиратством, которые не создадут препятствий для развития информационного общества через свободный обмен информацией.

10) Меры, нацеленные на борьбу с киберпреступлениями, не должны ограничивать свободу выражения.

11) В сети Интернет необходимо обеспечить неприкосновенность частной жизни пользователей, например предоставляя им контроль за их персональными данными.

12) Регулирование сети Интернет требует глобальных стандартов для защиты прав потребителей в киберпространстве. Права потребителей в глобальной сети Интернет должны определяться таким образом, чтобы способствовать развитию трансграничной торговли.

13) Продолжающиеся проблемы наличия альтернативных естественных языков в функционировании сети Интернет, что приводит к неодинаковым стандартам в вопросах общих доменных имен верхнего уровня, адресов электронной почты и ключевых слов.⁶²

Модели правового регулирования сети Интернет сформировались в результате обобщения эмпирической практики рассмотрения и разрешения перечисленных проблем. В целом в основе дифференциации моделей правового регулирования лежит концептуальное оформление сети Интернет как таковой.

Собственно, сеть можно рассматривать с разных точек зрения и формировать различные модели, которым будет присущ различный уровень абстрагирования. В рамках подобного общего методологического подхода в целом можно выделить две основные модели: модель уровней интернет-архитектуры и модель инфраструктурных элементов, которые будут рассмотрены далее.

Следует обратить внимание на критерий выделения данных двух основных концептуальных подходов к определению того, что представляет собой предмет правового регулирования норм, нацеленных на регулирование сети Интернет. При этом данные модели именно правового регулирования отражают, скорее, способы такового – т. е. связаны исключительно с инструментальным, а не с институциональным аспектом. Институциональный же анализ перспективных моделей регулирования (не только правового) сети Интернет, который был ранее проведен Рабочей группой, предполагает несколько альтернативных институциональных концепций, которые также могут быть обозначены как модели регулирования сети Интернет, но в широком смысле слова. Так, можно выделить следующие институциональные модели, появление которых возможно в ближайшем будущем:

1. Создание Глобального совета по администрированию сети Интернет (“Global Internet Council”) непосредственно в рамках Организации Объединенных Наций. Он должен быть основан на справедливом представительстве со стороны государств-членов Организации Объединенных Наций и должен заменить Комитет государственного совета ICANN.

Глобальный совет по администрированию сети Интернет должен определять ключевые вопросы публичной политики, относящиеся к регулированию сети Интернет, и взаимодействовать с уже существующими организациями примерно в том же ключе, как это на данный момент делает сама Рабочая группа. Глобальный совет должен заниматься вопросами гармонизации политики регулирования сети Интернет и распределения ресурсов, выражающихся в результатах интеллектуальной деятельности, доменных именах, информационной безопасности и борьбы с киберпреступностью, наряду с общими вопросами дальнейшего развития сети Интернет.

Глобальный совет по администрированию сети Интернет, таким образом, мог бы осуществлять контроль за распределением IP-адресов, введением новых общих доменных имен верхнего уровня и делегирование национальных доменных имен (ccTLDs, country-code Top-Level Domains). Дополнительно Глобальный совет мог бы также устанавливать стандарты публичной политики в отношении спама, посягательств на неприкосновенность частной жизни в электронной форме, кибербезопасности в общем и борьбы с киберпреступностью в тех случаях, когда это не является предметом деятельности других международных организаций. Кроме того, к компетенции Глобального совета можно было бы отнести также все вопросы публичной политики в отношении сети Интернет, связанные с торговлей и защитой интеллектуальной собственности.⁶³

2. Установление модели без специального международного контролирующего органа. Данная институциональная модель регулирования сети Интернет, по сути, предполагает сохранение status quo и не предполагает создания единого наднационального органа и исходит из сохранения контрольных полномочий по администрированию сети Интернет за ICANN. Тем не менее в рамках данного подхода подчеркивается необходимость развития и усиления роли Комитета государственного совета ICANN в разрешении проблем регулирования сети Интернет в направлении полного и равного взаимодействия участников, обеспечивающих функционирование и развитие глобальной информационно-телекоммуникационной сети.⁶⁴

3. Создание Международного совета по администрированию сети Интернет вне рамок Организации Объединенных Наций.⁶⁵ Такой совет мог бы заменить Комитет государственного совета ICANN, в котором предсказуемо доминируют интересы Соединенных Штатов Америки. В предмет деятельности данного совета могут войти вопросы управления ресурсами сети Интернет, а также создание механизмов открытого, прозрачного и демократичного принятия решений в отношении регулирования сети Интернет.

4. Реализация смешанной модели.⁶⁶ Данная модель основана на концептуальном представлении о национальных государствах как об основных субъектах разработки и внедрения стандартов публичной политики. Вместе с тем предполагается, что действия национальных государств будет координировать Глобальный совет по политике регулирования сети Интернет, в руководство которого будут входить представители национальных государств, конкретно – национальных органов публичной власти. Участие представителей гражданского общества и частного сектора предполагается, но только в качестве наблюдателей. Планируется также, что вместо ICANN будет создана организация, которая станет называться WICANN, т. е. “World Internet Corporation for Assigned Names and Numbers”, и уже, очевидно, не будет находиться в известной зависимости от Правительства США.

Специалисты отмечают сложность прогнозирования того, какая именно из перечисленных моделей будет реализована на практике. Вместе с тем оценка перспектив реализации данных моделей может быть очевидной, исходя из юридического и общерегулятивного значения факторов, определяющих значение сети Интернет.

Анализ научной литературы, предметом которой является правовое регулирование отношений в интернет-пространстве, а также сравнительное изучение законодательства различных стран с данным предметом регулирования позволяет сделать вывод о том, что возможно в целом два основных содержательных вида инструментальных моделей регулирования в данной области, третий производный – смешанный. К двум основным содержательным видам относится, соответственно, модель уровней (слоев) регулирования и модель инфраструктурных элементов.

Модель уровней (слоев) является результатом более серьезных теоретических обобщений эмпирического материала, связанного с правовым регулированием отношений в интернет-пространстве, и его практического эффекта. В основе данной модели лежат два ключевых критерия: характер информации и дистанцированность от «физического» оборудования, гарантирующего работу сетевой архитектуры. Эта модель отражает скорее, взгляд специалиста в области информационных технологий. Данная модель впервые полноценно была обоснована зарубежными исследователями Л. Солумом и М. Чангом в работе «Принцип слоев: архитектура Интернета и право» в 2003 г.⁶⁷ По мнению авторов, всего существует шесть уровней (или слоев – “layers”) интернет-архитектуры:

• Контент (content) – символы и изображения, которые выступают в качестве предмета интернет-коммуникации;

• Приложения (application) – компьютерные программы, которые используются в сети Интернет (т. е. «код» в терминологии Л. Лессига);

• Передача данных (transport) – протокол TCP, разбивающий информацию на пакеты информации для передачи;

• Протокол (Internet protocol) – протокол IP, определяющий порядок передачи пакетов информации;

• Связь (link) – интерфейс, объединяющий компьютеры пользователей и физическую составляющую;

• Физическая составляющая (physical layer) – провода, в том числе оптоволоконные, точки беспроводной связи и т. п.

Правовое регулирование может быть обращено на каждый из уровней интернет-архитектуры, но есть одна важная закономерность: воздействие на уровень более низкого порядка автоматически затрагивает все уровни более высокого порядка.

Характерный пример в данном случае – это блокировка интернет-сайтов по IP-адресам за нарушение, связанное с одним из видов контента. В данном случае «вместе с водой выплескивается ребенок»: блокируя весь сайт (а не отдельную ссылку), правоприменитель в то же время нарушает права как пользователей, так и даже других владельцев сайтов с тем же IP-адресом. Даже владелец сайта – нарушитель также оказывается в несправедливом положении, ведь он должен отвечать не за весь сайт, а только за его часть (в рассматриваемой гипотетической ситуации).

Соответственно, ключевой принцип модели уровней (слоев) заключается в том, чтобы обращать регулирование только на тот уровень (слой) интернет-архитектуры, который непосредственно связан с соответствующими проблемными отношениями. Данная модель, очевидно, проще для правоприменителя, но сложнее для реализации законодателем.

Модель инфраструктурных элементов в этом смысле, наоборот, значительно проще для законодателя, но сложнее для правоприменителя. Так, эта модель предполагает, что отдельные инфраструктурные элементы интернет-пространства регулируются как бы ad hoc и к тому же фрагментарно – т. е. нет системного законодательства, которое регулировало бы именно отношения в сети Интернет в зависимости от системных проблем правового регулирования отношений в сети Интернет, но есть правовое регулирование на уровне отдельных элементов сетевой архитектуры.

Характерным примером реализации модели инфраструктурных элементов может послужить Закон об информации, положения которого содержат определения в том числе следующих инфраструктурных элементов:

«Сайт в сети “Интернет”» – совокупность программ для электронно-вычислительных машин и иной информации, содержащейся в информационной системе, доступ к которой обеспечивается посредством информационно-телекоммуникационной сети Интернет (как указано в Законе об информации: «…далее – сеть “Интернет”») по доменным именам и (или) по сетевым адресам, позволяющим идентифицировать сайты в сети Интернет (п. 13 ст. 2 Закона об информации).

«Страница сайта в сети “Интернет”» (как указано в Законе об информации: «…далее также – интернет-страница) – часть сайта в сети Интернет, доступ к которой осуществляется по указателю, состоящему из доменного имени и символов, определенных владельцем сайта в сети Интернет (п. 14 ст. 2 Закона об информации).

«Доменное имя» – обозначение символами, предназначенное для адресации сайтов в сети Интернет в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети Интернет (п. 15 ст. 2 Закона об информации).⁶⁸

«Владелец сайта в сети “Интернет”» – лицо, самостоятельно и по своему усмотрению определяющее порядок использования сайта в сети Интернет, в том числе порядок размещения информации на таком сайте (п. 17 ст. 2 Закона об информации).

«Провайдер хостинга» – лицо, оказывающее услуги по предоставлению вычислительной мощности для размещения информации в информационной системе, постоянно подключенной к сети Интернет (п. 18 ст. 2 Закона об информации).

По мере развития правового регулирования отношений в сети Интернет Закон об информации пополняется определениями новых инфраструктурных элементов. Эти инфраструктурные элементы и подлежат дальнейшему регулированию в Законе об информации и соответствующих подзаконных актах. Большая часть мировых правовых систем в части правового регулирования отношений в сети Интернет на сегодняшний день следует именно инфраструктурной модели.

В то же самое время, разумеется, модель уровней (слоев) интернет-архитектуры и модель инфраструктурных элементов органично дополняют друг друга и дают возможность классифицировать многие правовые системы с этой точки зрения как смешанные.

1.6. Интернет-пространство как сфера социального регулирования

Системная методология сравнительно-правового анализа моделей правового регулирования была бы неполной, если бы она не включала рассмотрение проблематики соотношения между различными способами регулирования отношений в обществе.

Очевидно, право не представляет собой единственный социальный регулятор, а дополняется в реальной практике целым рядом норм другой природы – технических, моральных, экономических и т. п.

То, какое место занимает именно правовое регулирование в контексте регулирования отношений в сети Интернет, может охарактеризовать правовую систему не в меньшей степени, чем другие критерии. Наиболее тесно связана с данной мыслью концепция «модальностей регулирования» гарвардского профессора Л. Лессига. Следует отметить, что здесь видна яркая преемственность в рамках одной правовой школы – по сути, принципиально модель Л. Лессига развивает и адаптирует к дискурсу интернет-права концепцию «принципов социального порядка» Л. Фуллера.

Рассмотрим последовательно две эти модели – исходной принципов социального порядка Л. Фуллера и последующей «модальностей регулирования» Л. Лессига.

Л. Фуллер (1902–1978), видный представитель Гарвардской школы права, вошел в историю правовой мысли главным образом как автор концепции «моральности права».⁶⁹ Однако к числу его работ, опубликованных уже после его смерти, относится работа другой направленности – «Принципы социального порядка», в которой Л. Фуллер прямо изложил свои мысли относительно того, что право является не единственным, а подчас и не самым главным социальным регулятором.

В таком подходе отражен социологический аспект взглядов Л. Фуллера. По мнению американского ученого, общество нуждается в определенной степени порядка, а право (в смысле позитивного законодательства) – лишь один из способов его обеспечения. Принципы социального порядка могут быть правовыми и неправовыми. Каждый из принципов социального порядка имеет свои ограничения.⁷⁰

Основы правовосприятия, заложенные Л. Фуллером, творчески развил Л. Лессиг. С одной стороны, он существенно сократил систематизацию «принципов социального порядка», а с другой – серьезно обогатил ее. По мнению Л. Лессига, один из выводов, который может следовать из изучения проблем регулирования киберпространства как отдельного направления исследований, заключается в том, что право не может являться единственным (а иногда даже – и самым главным) способом регулирования общественных отношений. Да, право (в рабочей формулировке американского юриста – в позитивистском понимании нормы, обеспеченной государственным принуждением) подчас является самым оптимальным способом организации общественных отношений, однако это утверждение безоговорочно применимо только в «реальном мире». Отношения в сети Интернет, в том числе, как мы можем предположить, изучая работы Л. Лессига, в силу системных правовых проблем сетевой архитектуры, очень часто являются предметом различных форм неправового регулирования. Как замечает ученый: «…поведение, как мы могли бы отметить, регулируется четырьмя видами ограничений. Право же представляет собой лишь одно из таких ограничений».⁷¹ В соответствии со взглядами Л. Лессига, право отличается от других видов регулирования отношений тем, что устанавливает прямые запреты и обещает строго определенные наказания в результате их нарушения.⁷²

Другие социальные нормы, как он указывает далее, не регулируют общественные отношения таким же способом. «Нормы сообщества», которые в нашем понимании примерно соответствуют понятию нравственных норм, предполагают угрозу наказания, как и правовые, однако данное наказание децентрализовано.

При этом Л. Лессиг учитывает, что и этим не исчерпываются способы регулирования общественных отношений. Так, он отмечает: «Рынки также регулируют. Они регулируют посредством цен».⁷³ Что Л. Лессиг имеет в виду? «Рыночные показатели», иными словами – экономика, определяют поведение людей, по сути делая одни ценности более доступными, а другие – менее.

Строго говоря, до текущего момента в подходе Л. Лессига нет ничего нового: и право (в позитивистском смысле), и нормы сообщества, и рынок – давно и разносторонне исследованные механизмы регулирования общественных отношений. Разумеется, для того, чтобы пояснить особенности их действия, не требовалось изобретать сеть Интернет. Вместе с тем есть еще одни способ регулирования, очевидность которого становится наиболее явной в условиях современного информационного общества – это так называемая «архитектура».

Как отмечает ученый, под термином «архитектура» следует понимать физический мир, «каким мы его находим, в том числе в том виде, в котором он уже был создан до нас».⁷⁴ Эта мысль перекликается с обоснованием «минимального содержания естественного права» Г. Харта,⁷⁵ согласно которому, например, относительная физическая уязвимость людей является фактором, определяющим отдельные правила поведения. Вместе с тем она может быть интерпретирована и проще: своего рода законом, нормой, в том числе регулирующей и поведение людей, являются… законы физики. Из числа примеров, которые кратко приводил сам Л. Лессиг, можно, однако, упомянуть следующие: размещение Конституционного суда Германии в Карлсруэ, тогда как столицей ФРГ является Берлин, ограничивает влияние одной ветви власти на другую. Мы можем привести и дополнительные аналогичные примеры – та же ЮАР. Этим он, вероятно, подчеркивал то, что в данных случаях используются естественные ограничения, которые на отдельные формы коммуникации налагает факт наличия «физического» расстояния между двумя предметами правового регулирования.

Попробуем развить мысль американского юриста. Например, то, что люди не могут летать, можно рассматривать как закон не только в естественно-научном, но и в (квази-)юридическом смысле слова – тот факт, что люди не могут летать, в действительности, во многом определяет отсутствие в законодательстве норм, связанных с полетами людей «своими силами». Данное рассуждение могло бы показаться абсурдным, если бы перед нами не было примера искусственно создаваемой виртуальной реальности – в этом, по сути, и заключается основной смысл аргументации Л. Лессига. Если люди не в силах изменить «законы физики» реального пространства, то они вполне в силах изменить аналогичные законы виртуального пространства, и с этим сложно поспорить. Соответственно, например, в самом общем теоретическом смысле возможно в принципе устранить все системные правовые проблемы сети Интернет, рассматриваемые в настоящей работе следующим образом:

Проблема идентификации пользователей. Обеспечить посредством государственного принуждения (т. е. в терминологии Л. Лессига посредством правовых норм) деанонимизацию Интернета – например, введя возможность выхода в Интернет лишь из определенных точек, санкционированных государством, и при предъявлении паспорта или ввести государственную регистрацию пользователей Интернета.

Проблема юрисдикции. Отключить «наземные» технологические каналы связи между различными странами (либо в каждой отдельной стране установить по одному контролируемому государством каналу связи с каждой соседней юрисдикцией), а также спутниковую связь и иные виды связи, если таковые активно используются, которые обеспечивают межгосударственную связь.

Проблема информационных посредников. Запретить использование технологий, которые позволяют обеспечивать возможность размещения пользовательского контента в сети Интернет или, например, сочетать «решение» данной проблемы с решением проблемы идентификации пользователей – при полной идентификации пользователей проблема информационных посредников решается сама собой.

Справедливости ради следует отметить, что представленные способы «устранения системных проблем сети Интернет» в действительности едва ли приемлемы в полной мере, поскольку несовместимы с идеалами развития информационного общества, а также с информационными правами граждан. И кроме того, следует отметить, что эти, доведенные до крайней степени гипотетические предложения в очередной раз демонстрируют необходимость «взвешивания» ценностей в конституционно-правовом смысле каждый раз, когда возникает обсуждение направлений развития правового регулирования сети Интернет. Указанные гипотетические примеры – это крайность, однако в реальности вопрос о регулировании отношений в сети Интернет всегда подразумевает «регулятивную дилемму», которая заключается в том, следует ли использовать нормы права (или иные относительно «прямолинейные» нормы) для регулирования данных отношений, или нужно оставить большую часть регулирования на уровне «кода».

Л. Лессиг называет рассмотренные им способы регулирования общественных отношений «модальностями ограничений» (modalities of constraint) и справедливо утверждает, что они применимы как к «реальному миру», так и к киберпространству. Соответственно, он заключает, что право регулирует отношения в интернет-пространстве, а правовые нормы об интеллектуальных правах, защите чести, достоинства и деловой репутации, а также иные подобные нормы продолжают свое применение и в нем. Вот только отдельный вопрос – насколько эффективно их применение. Однако, так или иначе, «законодатели [продолжают] – законодательствовать, прокуроры – обвинять, суды – выносить решения». ⁷⁶

Нормы сообщества не менее (а то и более) актуальны, если речь идет об отношениях в сети Интернет. Неосторожное высказывание на интернет-форуме может повлечь за собой массовое осуждение со стороны других участников форума. Несанкционированное раскрытие личной информации о пользователе социальной сети может повлечь утрату важной для такого пользователя информации и тем самым нарушить его информационные права. Кроме того, и это особенно актуально в отношении современных стандартов разработки социальных сервисов, пользователи могут использовать такие инструменты, как «игнорирование» пользователей, жалобы администраторам социального ресурса на поведение других участников той же социальной сети в случае их несоответствия добровольно принимаемым на себя обязательствам, вытекающим из правил того или иного сообщества и т. д.

Очевидно, что и рынок является не менее существенным фактором для киберпространства. Стоимость доступа к сети Интернет всегда определяла востребованность тех или иных сервисов, возможность их реализации. Развивая высказанную Л. Лессигом более десяти лет назад идею (а с тех пор значительно изменилась структура бизнес-моделей разнообразных интернет-сервисов), можно отметить, что самые разные модели платного использования данных сервисов во многом определяют особенности поведения их пользователей.⁷⁷ Сам Л. Лессиг в цитируемой работе приводит пример с изменением политики американского интернет-провайдера America Online (AOL), заметившего серьезный эффект от перехода с почасовой модели оплаты на модель с фиксированной абонентской платой. И безусловно, популярность Интернета в целом значительно повысилась с тех пор, когда платный доступ к интернет-сайтам как таковым стал уже, скорее, анахронизмом.

Наконец, архитектура интернет-пространства – это, собственно, код (почему одноименная книга Л. Лессига, в которой его модель изложена более подробно, и называется в буквальном переводе «Код»⁷⁸). Под «кодом» ученый условно, в широком смысле, понимает в целом и программное, и аппаратное обеспечение, которое делает Интернет таким, какой он есть. Сюда относятся самые разнообразные феномены, которые устанавливают разного рода ограничения для пользователей, – это и пароли, и требования использовать инструменты идентификации (например, электронную подпись), и наличие либо отсутствие механизмов отслеживания последовательности действий отдельных пользователей, и многое другое.

Если продолжать развивать метафору «пространства», практически все принципы, лежащие в основе архитектуры «реального» и «виртуального» пространства, одинаковы, за исключением одного – «код реального пространства» (если таковой можно метафорически представить) человек не в состоянии изменить, по крайней мере в той степени, в которой он может изменить код пространства виртуального.

В этом смысле особенно интересно данная метафора раскрывается для естественно-правового типа правопонимания, который увязывает определенные ценности фактически с архитектурными особенностями реального мира. Поскольку в виртуальном мире человек при прочих равных условиях может изменять архитектуру по своему усмотрению, постольку он может закладывать (или не закладывать) в архитектуру виртуального пространства те или иные ценности. В связи с этим, если представить, что юрист (например, по выражению того же Л. Фуллера) является «архитектором социальной реальности», то архитектором киберпространства как разновидности альтернативной социальной реальности он является вдвойне: он создает не только социальную реальность в рамках сетевой архитектуры, но и саму сетевую архитектуру как базовые принципы, в соответствии с которыми и функционирует данная альтернативная социальная реальность.

1.7. Обобщение элементов системной методологии анализа правового регулирования в интернет-пространстве

Системная методология анализа правового регулирования в сети Интернет предполагает наличие четырех основных составляющих: (1) факторы, определяющие значение сети Интернет; (2) системные правовые проблемы сети Интернет; (3) концепции интернет-архитектуры; (4) способы социального регулирования применительно к отношениям в сети Интернет. В этом смысле она представляет собой обобщение высокого уровня, отражающее вариативные принципы, которые, с одной стороны, могут лежать в основе правового регулирования сети Интернет, а с другой – определять на теоретическом уровне специфику отношений в ней как объекта правового регулирования. Одна из ключевых задач настоящего исследования заключается именно в разработке такой методологии, которая подразумевает интеграцию существующих подходов, в том числе уже нашедших свое отражение в научной литературе.⁷⁹

Соответственно, анализ и оценка реализованной в конкретной юрисдикции модели правового регулирования отношений в сети Интернет могут строиться по следующей схеме и отвечать на следующие ключевые вопросы:

1. Факторы, определяющие значение интернет-пространства. Какие принципиальные нововведения были включены в правовую систему для того, чтобы отвечать вызовам и угрозам, формируемым в интернет-пространстве? Например, таким фактором, как скорость обращения информации, может определяться принципиальная допустимость досудебных и внесудебных блокировок интернет-сайтов. Другой пример – развитие законодательства о защите персональных данных, в значительной степени определяемое скоростью и простотой распространения информации в сети Интернет.

2. Системные правовые проблемы сети Интернет. Каким образом конкретная совокупность норм права регулирует как проблемы идентификации пользователей, определения юрисдикции и степени ответственности информационных посредников как таковые, а равно следующие из них проблемы? Достаточно часто эти вопросы разрешаются фрагментарно и ситуативно: отдельные проблемы могут разрешаться исключительно в отношении конкретных правовых институтов.

3. Концепции интернет-архитектуры. Учитывается ли при правовом регулировании отношений в сети Интернет в данной юрисдикции наличие определенных «уровней» интернет-архитектуры или нет? Известны ли случаи неправильного отношения к интернет-архитектуре, предполагающего регулирование не на том уровне, на котором требуется? Наиболее наглядно этот аспект проявляется в тех ситуациях, когда фактически правовое регулирование приводит к излишним негативным последствиям.

4. Способы социального регулирования применительно к отношениям в сети Интернет. Если следовать классификации Л. Лессига, то в качестве способов социального регулирования следует отметить позитивное право, нормы сообщества, рынок и архитектуру. Ключевой для интернет-права вопрос в контексте настоящего исследования: учитывается ли архитектурный аспект социального регулирования отношений в сети Интернет? Соответственно, основная область применения данного критерия анализа связана с оценкой того, требуется ли именно правовое регулирование данных отношений в данном случае или допустимо применять неправовые способы воздействия.

При этом разделение моделей интернет-архитектуры на институциональные и инструментальные учитывается в данной комплексной методологии только с точки зрения инструментальных моделей, поскольку выбор институциональной модели имеет, скорее, не юридическое, а политическое значение, и не входит в предмет настоящей работы непосредственно.

Глава 2
Историко-правовой анализ правового регулирования в интернет-пространстве

2.1. Системная методология исследования проблем регулирования в интернет-пространстве и диахронный сравнительный метод

В рамках настоящей работы сравнительно-правовое исследование организовано сообразно двум основным применяемым методам – диахронному, предполагающему анализ исторического развития тех или иных проблем правового регулирования отношений в сети Интернет, и синхронному, предполагающему сравнение различных стран на основании комплексной методологии анализа проблем интернет-права.

Оба направления исследования основаны на принципе репрезентативности эмпирического материала.

При этом диахронное исследование было построено на основе последовательного выделения этапов периодизации развития Интернета, а также системных проблем правового регулирования отношений в сети Интернет. Соответственно, в основу диахронного исследования была положена периодизация Интернета на экспериментальный этап, а также на этапы “Web 1.0” и “Web 2.0”.

Применение сравнительно-правовых методов синхронного и диахронного анализа позволяет обосновать новую научную концепцию правового диасинхронизма Интернет-пространства. В рамках данной концепции Интернет одновременно выступает и как диахронное, «надгосударственное» общесоциальное явление и как фактор национально-культурной синхронизации. Отмечая интернациональность Интернета как информационно-технической системы, вместе с тем показывается зависимость средств и методов правового регулирования в данной области от особенностей формирования и функционирования основных правовых систем современного мира. По мнению автора, интернет-отношения представляют особый объект правового регулирования, обусловленный архитектурой сети Интернет и существенно отличающийся от информационных коммуникаций, регламентированных «государственным» публичным правом. Особо следует отметить, что в основе авторской позиции лежат обобщения высокого уровня, а не анализ отдельных, пусть и взаимообусловленных, партикулярных проблем, возникающих в контексте регулирования конкретных правовых институтов и отраслей права, связанных с пониманием и функционированием Интернета. Разработанная на основе исследования системная методология анализа проблем правового регулирования в интернет-пространстве обладает признаками универсальности и масштабируемости, обусловливающими возможность ее применения практически в любых областях юридической науки и практики при одновременном расширении и углублении предметной области общей теории права.

Результатом исследования является вывод о наличии системной проблемы правового регулирования в интернет-пространстве, актуализированной на данном этапе. При этом указанная проблема поясняется на релевантном репрезентативном примере. Таким образом, использовалась усеченная модель системной проблематики правового регулирования отношений в интернет-пространстве, что в данном случае является методически обоснованным.

2.2. История формирования и развития Интернета

История экспериментов по созданию компьютерных сетей начинается в 1950-х гг. Данное направление научного развития нашло отражение в трудах ученых и инженеров многих стран мира того времени, в первую очередь США, СССР, Великобритании и Франции. Вместе с тем на сегодняшний день в научной литературе чаще всего в качестве непосредственного предшественника сети Интернет рассматривается конкретно сеть под названием «ARPANET», представлявшая собой экспериментальную компьютерную сеть, созданную Управлением перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США (DARPA, Defense Advanced Research Project Agency).

Как уже отмечалось ранее, отличительным принципом сети Интернет, позволяющим отграничить данную информационно-телекоммуникационную сеть от остальных, является протокол TCP/IP (а в общем смысле – просто стандартизированный протокол). Англоязычная аббревиатура TCP/IP раскрывается как “Transmission Control Protocol / Internet Protocol”, т. е. «Протокол передачи данных / Интернет-протокол», при этом, как мы помним, этимология слова “Internet” восходит к сочетанию слов “inter” и “network”, что по смыслу подчеркивает не столько международный характер сети Интернет, сколько то, что это не просто объединение компьютеров, а объединение компьютерных сетей. Протокол TCP/IP был разработан американскими исследователями Вентом Серфом и Бобом Каном в 1974 г. и стал ключевым для инфраструктуры сети Интернет.⁸⁰

Не вдаваясь в сугубо технические подробности, следует отметить, что данный протокол позволил электронно-вычислительным машинам взаимодействовать друг с другом. Компьютерные сети, создававшиеся в исследовательских центрах указанных выше государств, были основаны на разных протоколах, а значит, не могли быть объединены в одну общую компьютерную сеть. В то же время ученые испытывали гигантский интерес к возможности объединения электронно-вычислительных машин в одну сеть не только в рамках одного государства, но и в рамках нескольких государств. Сложно сказать, усматривал ли кто-либо перспективы развития сети Интернет до того состояния, в котором эта сеть известна нам сейчас, на тот момент времени, определенные перспективы явно были заметны. В итоге к 1982 г. наконец был стандартизирован набор основных протоколов международной компьютерной сети TCP/ IP, что и обусловило появление базовой инфраструктуры сети Интернет в относительно современном виде.

Значительную роль в развитии сети Интернет играл на начальном этапе (и продолжает играть сейчас) Национальный научный фонд (NSF, National Science Foundation) – правительственное агентство США, поддерживающее фундаментальные научные исследования и образование во всех областях научного и научно-технического знания, кроме медицины. В 1981 г. Национальный научный фонд США расширил доступ к сети ARPANET, реорганизовав компьютерную сеть в единую Научную компьютерную сеть (CSNET, Computer Science Network), а в 1986 г. – в Сеть национального научного фонда (NSFNET, National Science Foundation Network), представляющую собой сеть между крупнейшими научно-образовательными центрами США. Данная сеть объединяла пять научно-исследовательских центров Северной Америки, в которых были размещены суперкомпьютеры, а также иерархически включала в себя более «низкие» звенья, такие, как одиннадцать крупных региональных сетей и через них определенное количество более мелких сетей.

Интересна статистика: с конца 1960-х гг. по 1981 г. количество компьютеров в США, подключенных к сети ARPANET, увеличилось с четырех до двухсот. При этом в 1984 г. была изобретена система доменных имен, и количество серверов, соответствующих доменным именам, увеличилось до одной тысячи.⁸¹

Первоначально Интернет развивался как научный проект или, точнее, даже как проект, относящийся к научным исследованиям военно-промышленного комплекса. Вместе с тем в начале 1990-х гг. происходит популяризация сети Интернет и, как следствие, начало коммерческого использования Интернета. Как известно, экономика нередко выступает в качестве своеобразного «двигателя» правовых изменений, а потому «коммерческий» этап развития сети Интернет в то же самое время становится периодом, когда начинается развитие прямого правового регулирования отношений в сети Интернет.

Коммерческое использование Интернета позволило компаниям осуществлять такие стратегии маркетинга, которые активны 24 часа 7 дней в неделю, – это было беспрецедентным, и появление таких возможностей было обусловлено не чем иным, как факторами, определяющими значение сети Интернет, рассматриваемыми в рамках настоящей работы. Рождение коммерческой Всемирной паутины стало возможно тогда, когда еще один талантливый изобретатель Тим Бернерс-Ли создал первый графический браузер (программа, необходимая для просмотра интернет-страниц), который он и назвал “Worldwide Web”, т. е. «Мировая паутина».⁸² Сложно переоценить значение данного изобретения (разработки), поскольку тысячи, а затем миллионы пользователей получили возможность доступа к ресурсам, которые теперь стали централизованными и обозримыми узловыми точками Всемирной паутины.

Собственно, и сам Интернет нередко отождествляют с системой, положенной в основу разработки Т. Бернерса-Ли. Обратим внимание, что сейчас мы говорим о появлении интернет-сайтов как таковых (их не было на экспериментальном этапе). Соответственно, появление интернет-сайтов стало поворотным моментом в развитии как самой интернет-индустрии, так и ее правового регулирования. Появился новый объект правового регулирования, который не исчерпывается отношениями интеллектуальной собственности и статусом в качестве программы для ЭВМ. С экономической же точки зрения значение интернет-сайта очевидно – каждый получил возможность получить свое «представительство» в Интернете и использовать его для целей маркетинга, взаимодействия, распространения информации со степенью удобства, которую было сложно представить ранее.

В то же самое время следует отметить, что этот этап не случайно получил название “Web 1.0”.Интернет данного этапа состоял из множества статичных прямолинейных сайтов (многие примеры доступны и сейчас, но ныне их в большей степени называют «сайтами-визитками»), которые еще не предполагали столь широкого использования пользовательского контента для формирования содержания, чтобы даже гипотетически формулировать проблему информационных посредников и их ответственности в современных условиях существования сети Интернет.

Современное состояние Интернета может быть охарактеризовано термином “Web 2.0”, введенным в широкий оборот американским предпринимателем Тимом О’Рили в 2005 г.⁸³ Данный термин соотносится с целой группой отличительных технологических особенностей, которые позволяют охарактеризовать глобальную паутину как платформу, в рамках которой основной объем информации не только потребляется, но уже и производится самими пользователями. Ключевой проблемой Интернета, которая обусловлена архитектурой сети и которую можно считать характерной для этапа “Web 2.0”, является проблема информационных посредников, или, точнее, проблема распределения ответственности между информационными посредниками и пользователями.

Главные информационные посредники этапа “Web 2.0” – это уже не интернет- и хостинг-провайдеры как таковые, а операторы различных ресурсов, основное содержание которых составляет динамично формирующийся пользовательский контент. В центре таких ресурсов находятся социальные сети. Исследователи определяют социальную сеть как интернет-сервис, позволяющий пользователю в первую очередь создавать в заданных пределах общедоступный профиль (учетную запись, персональную страницу) или профиль с ограниченной доступностью, определять список других пользователей, с которыми связан данный пользователь, просматривать списки «друзей» других пользователей, в том числе «по цепочке».⁸⁴ Наиболее яркие примеры социальных сетей на данный момент, конечно, Facebook (в мире)⁸⁵ и «Вконтакте» (в России).⁸⁶ Значительная часть других сервисов “Web 2.0” также использует принципы функционирования социальных сетей – от видеохостинга YouTube⁸⁷ до сервиса онлайн-дистрибуции компьютерных игр Steam.⁸⁸

Преимущества, которые дают социальные сети в личной и профессиональной коммуникации сегодня, позволяют считать их одними из самых популярных и востребованных интернет-ресурсов. В настоящее время социальные сети используются не только для обыденной коммуникации – они востребованы во всех сферах общественной жизни. Функциональные особенности социальных сетей выражаются в объеме, скорости распространения и публичности информации. Популярные публичные записи могу набирать сотни, если не тысячи, просмотров за считаные минуты. В данных записях могут содержаться, например, высказывания, составляющие часть объективной стороны правонарушения. В этом смысле социальные сети, очевидно, заставляют по-новому взглянуть в том числе на теории, позволяющие установить объем причиненного вреда. Собственно, одним из ключевых факторов в данном случае и выступает публичность – третья функциональная особенность социальных сетей, согласно предлагаемой модели.

Таким образом, функциональные особенности данного инструмента работы с информацией, которые делают его столь привлекательным для пользователей, в то же время представляют собой наиболее общие юридически значимые аспекты, эффект которых интенсифицируется за счет актуализации системных проблем правового регулирования сети Интернет – проблемы идентификации пользователей, определения юрисдикции и ответственности информационных посредников.

Кроме того, следует отметить, что на сегодняшний день перспективы развития сети Интернет рассматриваются исследователями, как правило, в связи с двумя ключевыми концепциями: «Большие данные» и «Интернет вещей».

Термин «Большие данные» (“Big Data”) в целом используется для обозначения совокупности интернет-технологий, нацеленных на качественную обработку огромных массивов информации, а также связанных с ними общественных отношений. Исследователи отмечают, что «Большие данные» определяются как минимум тремя ключевыми характеристиками: большим объемом, разнообразием и высокой скоростью изменения данных.⁸⁹ В контексте настоящей работы указанный термин, очевидно, соотносится с концепций факторов, определяющих значение сети Интернет. А. И. Савельев, в частности, предлагает следующее определение термина «Большие данные»: «Совокупность инструментов и методов обработки структурированных и неструктурированных данных огромных объемов из различных источников, подверженных постоянным обновлениям в целях повышения качества принятия управленческих решений, создания новых продуктов и повышения конкурентоспособности».⁹⁰ По мнению автора, технологии «Больших данных» особенно актуальны как минимум для банковского сектора, страховой деятельности, электронной коммерции, медицинской сферы и профилактики правонарушений. Особенно остро правовые проблемы, связанные с технологиями «Больших данных», при этом проявляются в области персональных данных.⁹¹ Во-первых, «Большие данные» могут рассматриваться как несовместимые с принципом ограничения обработки персональных данных заранее определенными целями. Во-вторых, есть сомнения в том, что в условиях «Больших данных» согласие субъекта на обработку своих данных может быть конкретным, информированным и сознательным. В-третьих, в эпоху «Больших данных» даже обезличенные персональные данные нередко могут быть восстановлены, например, посредством сопоставления из разных источников, что лишает их гарантии анонимности.⁹²

В свою очередь, термин «Интернет вещей» отражает еще одно современное направление развития информационно-телекоммуникационных технологий. В определении Международного союза электросвязи «Интернет вещей» – это «глобальная инфраструктура для информационного общества, которая обеспечивает возможность предоставления более сложных услуг путем соединения друг с другом (физических и виртуальных) вещей на основе существующих и развивающихся функционально совместимых информационно-коммуникационных технологий».⁹³ Иными словами, термин «Интернет вещей» обозначает этап информационного общества, на котором значение, не меньшее чем «живой» информационный обмен между пользователями как таковыми, имеет автоматизированный информационный обмен между самими устройствами, по заранее заданным или самостоятельно адаптирующимся алгоритмам. По мнению исследователей, в условиях «Интернета вещей» актуализируется ряд проблем информационного права и интернет-права. По сути, в данных условиях системные проблемы регулирования сети Интернет «наследуются» и по-новому раскрываются. Так, в работах по данной теме отмечаются проблемы определения правового режима информации как объекта правоотношений, нейтральности «Интернета вещей»,⁹⁴ информационной безопасности, совместимости устройств и протоколов, защиты конкуренции, автоматизированных действий и автоматизированных договоров, децентрализованных сетей.⁹⁵ Во многом этап «Интернета вещей» может быть охарактеризован как новый виток развития Интернета. В условиях «Интернета вещей» многие правовые конструкции будут проходить примерно то же испытание, что и в случае с классическим Интернетом, но в усложненных условиях, предполагающих дополнительный фактор опосредованности коммуникации, которая теперь, таким образом, будет опосредована не только компьютерными терминалами как таковыми, но и автоматизированными алгоритмами устройств, между которыми осуществляется техническое взаимодействие без непосредственного контроля со стороны человека в большинстве случаев.

В контексте настоящей работы данные наблюдения выступают еще одним свидетельством растущей актуализации системных проблем регулирования сети Интернет и необходимости принятия их во внимание в законодательной и правоприменительной практике.

2.3. Сравнительно-диахронный аспект: системные правовые проблемы в области интернет-пространства

Исследования в области интернет-права нуждаются в модели развития интернет-технологий, отражающей основные юридически значимые аспекты сетевой архитектуры. На наш взгляд, в качестве такой модели вполне уместно использовать уже известное интернет-культуре деление истории развития Сети на этапы (форматы) “Web 1.0” и “Web 2.0”, имеющие технологическое, культурологическое и, полагаем, юридическое значение. Считается, что эти термины были введены в широкий оборот американским предпринимателем Тимом О’Рили в 2005 г.⁹⁶ Однако нельзя обойти вниманием и самый ранний этап формирования интернет-технологий, на котором, строго говоря, была реализована технология информационно-телекоммуникационной сети в формате научного эксперимента, но Интернет еще не существовал в современном понимании Всемирной паутины.

Как уже указывалось ранее, прямым историческим предшественником Интернета считается сеть ARPANET, разработанная агентством Министерства обороны США ARPA (Advanced Research Project Agency, впоследствии – DARPA, Defense Advanced Research Project Agency) в конце 1960-х гг.⁹⁷ Именно в рамках ARPANET исследователи Вент Серф и Боб Кан разработали первый «протокол управления передачей» (TCP, Transmission Control Protocol), обеспечивший возможность обмена данными между компьютерами и впоследствии ставший основой для инфраструктуры сети Интернет в виде «протокола управления передачей / интернет-протокола» (TCP/IP, Transmission Control Protocol / Internet Protocol)⁹⁸. Очевидно, что на том этапе становления информационно-телекоммуникационных сетей еще не был актуализирован один из самых очевидных правовых вопросов, связанных с отношениями в сети Интернет, а именно проблема определения юрисдикции, обусловленная глобальностью коммуникации. В то же время уже в период становления сетевых технологий была намечена проблема идентификации пользователя – исторически первая юридически значимая проблема, связанная с сетевой архитектурой.

В целом, как показывает исторический анализ, проблема идентификации пользователей в интернет-сервисах может разрешаться как путем публичного регулирования, так и путем саморегулирования. Пожалуй, наиболее известный способ обеспечить идентификацию (или, скорее, презумпцию либо фикцию идентификации) пользователей отдельных сетевых ресурсов представлен инструментами электронной подписи (более привычный для российского читателя термин, однако потерявший актуальность в связи с утратой силы 1 июля 2013 г. Федеральным законом Российской Федерации от 10.01.2002 г. № 1-ФЗ,⁹⁹ – «электронная цифровая подпись»). Согласно п. 1 ст. 2 действующего Федерального закона Российской Федерации от 06.04.2011 г. № 63-ФЗ «Об электронной подписи»¹⁰⁰ электронная подпись определяется как информация в электронной форме, которая присоединена к другой информации в электронной форме (подписываемой информации) или иным образом связана с такой информацией и которая используется для определения лица, подписывающего информацию.

Данный закон, по сути, следуя нормативным ориентирам Директивы ЕС от 13.12.1999 № 1999/93/ЕС об электронных подписях,¹⁰¹ устанавливает несколько видов электронных подписей в зависимости от степени защищенности (простую электронную подпись, усиленную неквалифицированную и усиленную квалифицированную электронные подписи), условия признания электронных документов, подписанных электронной подписью, равнозначными документам на бумажном носителе, подписанным собственноручной подписью, обязанности участников электронного взаимодействия при использовании усиленных электронных подписей и т. п. Вместе с тем нельзя не заметить, что факт «подписания» документа электронной подписью, какой бы защищенной она ни была, подтверждает лишь… факт «подписания» документа электронной подписью.

Примеров саморегулирования в сети Интернет для целей обеспечения идентификации пользователей может быть несколько. Главным образом речь идет о различных способах организации доступа к интернет-ресурсам. Самый простой способ заключается в использовании различных регистрационных форм, сам факт заполнения которых (либо дополнительный «крестик», проставляемый пользователем в соответствующем поле по щелчку мыши), согласно доводимым до сведения пользователя условиям использования интернет-ресурса, рассматривается как «гарантия» достоверности введенных данных. Эти действия могут иметь определенный психологический эффект, подобный подписанию договора в письменной форме, но вряд ли более того. Пользователь, в силу особенностей архитектуры сети Интернет, имеет все возможности для того, чтобы ввести вымышленные данные или данные другого лица, и нет никаких оснований с уверенностью полагать обратное, не говоря уже о том, что далеко не все правовые системы признают юридическую значимость подобных гарантий, тем более в электронной форме.

Куда эффективнее представляются попытки дополнить архитектуру интернет-отношений родственными инструментами, дающими более реальные гарантии возможности идентификации пользователя, а именно необходимостью подтверждения аккаунта кодом из СМС-сообщения на мобильный телефон (большая часть операторов сотовой связи на данный момент не позволяет получить номер телефона без указания паспортных данных), указанный при регистрации, либо, в случае с платными сервисами, указанием данных банковской карты, в отношении конфиденциальности которых применяется целый комплекс юридических и организационных мер, не замыкающихся на киберпространстве. Тем не менее справедливости ради следует обратить внимание и на возможность использования пользователем при регистрации мобильного телефона или банковской карты другого лица. Таким образом, в данном случае сложно уйти от объяснения юридических аспектов идентификации через презумпцию или фикцию, хотя они могут быть разного уровня.

Если обращаться к аутентичной терминологии идеологов интернет-культуры, этап развития Интернета, соответствующий времени высказывания Истербрука, характеризуется термином “Web 1.0” (т. е., по сути, «первый этап развития Интернета»). На этой стадии сомнения в том, что интернет-право ничем не отличается, в терминологии американского автора, от «лошадиного права», еще могли быть в той или иной мере обоснованы, а причины этого можно прояснить, обратившись к теории коммуникации в той части, в которой она имеет значение для юридической проблематики.

Так, уже упоминавшийся на страницах настоящей работы Зохар Эфрони, автор вышедшей в 2010 г. книги «Право доступа: будущее цифрового авторского права»,¹⁰² использует модель информации как процесса, включающего четыре основные составляющие: автора, произведение (в смысле авторского права), средства передачи (media) и пользователя. По мнению З. Эфрони, правовое регулирование в общем нацелено на автора, средства передачи и пользователя. Средства передачи при этом разделяются на логические (язык, код) и логистические (каналы связи). Сеть Интернет в терминологии данной модели представляет собой как раз средство передачи информации или, в контексте проблематики авторского права, произведения. Проблемы интернет-права сосредоточены в области правового регулирования такого средства передачи информации. Применение теории коммуникации, но уже в контексте вопросов, рассматриваемых в настоящей статье, показывает, что коммуникация в Интернете формата “Web 1.0” носит одномерный характер.

Интернет уже обладает качеством глобальности, актуализирует коллизионные нормы правовых систем, в которых действуют пользователи и операторы интернет-сайтов, однако стороны каждого конкретного акта интернет-коммуникации установлены. По крайней мере в том смысле, что цифровой контент интернет-сайта формируется одним или несколькими известными лицами, оперирующими конкретным сайтом, а не неограниченным числом пользователей того или иного интернет-сервиса. В широком смысле можно утверждать, что в условиях “Web 1.0”, как правило, обозначена ответственность производителя цифрового контента, хотя ответственность его потребителя не определена (по сравнению с иными средствами коммуникации и обмена информацией), что и отличает Интернет от иных средств коммуникации. Хотя потребление контента уже децентрализовано, производство – нет, как следствие, пространственная проблематика интернет-права на данном этапе еще не оформилась окончательно. Интернет в этот период – не столько платформа, сколько средство коммуникации между определенным и локализованным производителем контента и неопределенным и нелокализованным пользователем, а проблему идентификации последнего дополняет проблема определения юрисдикции. Следует отметить при этом, что термин «юрисдикция» в контексте анализа проблем интернет-права обычно используется в трех различных значениях: в смысле действия закона в пространстве и по кругу лиц; права, подлежащего применению к определенным отношениям (в первую очередь здесь речь должна идти о коллизионных нормах гражданского права); определения подсудности.

В таких условиях неудивительно, что классические коллизионные нормы, позволяющие определить применимое право, закрепленные, например, в разделе VI Гражданского кодекса Российской Федерации – «Международное частное право», – уже не могут полностью справляться с проблемой определения юрисдикции и начинают актуализироваться как проблемы применения национального законодательства к зарубежным субъектам права, действующим через Интернет, а также проблемы определения надлежащего места разрешения спора.

Собственно, каждая правовая система, основываясь на своем собственном опыте и особенностях правовой культуры, разрабатывает свои средства определения юрисдикции в интернет-спорах. Так, суды США используют общий «тест (критерий) минимума контактов», в современной форме выработанный ранее на уровне ряда прецедентов. Примером может послужить дело Schwarzenegger v. Fred Marin Motor Co., 374 F. 3d 797, 801 (9^th ir. 2004).¹⁰³ В рамках данного дела знаменитый киноактер, известный также своей последующей политической карьерой губернатора штата Калифорния, Арнольд Шварценеггер подал иск против автодилера из штата Огайо, распространявшего фотографии истца в популярном образе из кинофильма «Терминатор» без его разрешения в рекламных материалах, размещенных на страницах одной из местных газет штата Огайо. С точки зрения материального права дело было связано с правом на изображение, а с точки зрения права процессуального – с определением надлежащего места разрешения спора. Помимо определения «общей юрисдикции», суд исследовал вопрос о том, подпадает ли ответчик под «особую юрисдикцию» штата Калифорния.

Определение особой юрисдикции и заключается в применении «теста (критерия) минимума контактов», в ходе которого истец должен доказать наличие трех обстоятельств. Во-первых, ответчик, не являющийся резидентом, целенаправленно действует или реализует какую-либо сделку в отношении юрисдикции или ее резидента либо совершает какое-либо действие, в результате которого он целенаправленно получает право осуществлять деятельность в пределах данной юрисдикции, таким образом пользуясь правами и защитой законодательства данной юрисдикции. Во-вторых, требование истца возникает из деятельности ответчика, связанной с данной юрисдикцией, либо имеет какое-либо отношение к такой деятельности. В-третьих, установление юрисдикции должно соответствовать понятиям честной игры (fair play) и субстанциальной справедливости, т. е. быть разумным. Любопытно, что при этом в деле Mavrix Photo, Inc. V. Brand Techs., Inc., 647 F. 3d 1218, 1227-28 (9^th Cir. 2011)¹⁰⁴ было сформулировано дополнительное правило о том, что, если истцу удастся обосновать первые из двух обстоятельств, бремя доказывания перемещается на ответчика, который должен будет доказать, что установление юрисдикции не является в данном случае разумным.

Вспомним, что в деле DFSB Kollective Co. v. Bourne, 897 F. Supp. 2d 871 (13^th Sp. 2012), уже упоминавшемся ранее, суд фактически признал, что вред причинен в штате, являющемся местом подачи иска, а это подразумевает, что, по мнению суда, об осуществлении деятельности в конкретной юрисдикции может свидетельствовать возможность доступа к информации в сети Интернет из данной юрисдикции.

Похожий подход прослеживается и в других делах, известных международной практике. Так, в 2002 г. в деле Dow Jones & Co. v. Gutnick Верховный суд Австралии признал юрисдикцию австралийских судов в отношении спора, возникшего из распространения порочащих сведений в онлайн-версии одного журнала. При этом контент интернет-сайта формировался в штате США Нью-Джерси, там же обеспечивался и хостинг сайта. Тем не менее сама возможность доступа к интернет-сайту из Австралии послужила достаточным основанием для признания юрисдикции. Суд при этом обратил внимание на тот факт, что журнал распространялся по платной подписке, а поскольку часть подписчиков использовала австралийские кредитные карты, ответчик тем самым выразил согласие с австралийской юрисдикцией. Известно, что в том же 2002 г. в Зимбабве было возбуждено уголовное дело против американского журналиста, сотрудничавшего с лондонской газетой “Guardian”, на основании материала, опубликованного в интернет-версии данного издания, хотя контент и хостинг интернет-сайта, опять же, были в Великобритании. Власти Зимбабве заняли позицию, согласно которой юрисдикция судов данного государства распространяется на любое содержание интернет-сайта, если к такому сайту можно получить доступ из данной страны.¹⁰⁵

Весьма любопытно, что подобный подход нашел отражение и в официальных документах (но не нормативно-правовых актах) органов государственной власти Российской Федерации. В уже цитировавшемся Письме Федеральной антимонопольной службы Российской Федерации от 13.09.2012 № АК/29977 «О последних изменениях в требованиях к рекламе алкоголя» содержится несколько положений, которые имеют значение, выходящее далеко за пределы проблемы, обозначенной в названии данного письма. Интерпретируя п. 8 ч. 2 ст. 21 Федерального закона «О рекламе», согласно которому реклама алкогольной продукции не должна размещаться в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, ФАС России отмечает, что посредством Интернета распространяется информация различных форматов и на различных языках. В практике использования сети Интернет, по мнению ФАС России, выделяют Рунет как русскоязычную часть всемирной сети Интернет. Поскольку сеть Интернет не содержит ограничений в отношении территории, с которой возможно осуществить доступ к размещенной в данной сети информации, – отмечается в письме, – то с компьютера пользователя, расположенного на территории Российской Федерации, возможно получить доступ к информации, размещенной в различных странах мира.¹⁰⁶

Вместе с тем, учитывая особенности правового регулирования в сети Интернет, а также признание Рунета в качестве «виртуальной территории Российской Федерации», ФАС России полагает, что для целей применения статьи 21 Федерального закона «О рекламе» к сфере полномочий антимонопольного органа по надзору за соблюдением законодательства о рекламе в информационно-телекоммуникационной сети Интернет относится реклама, размещенная на Интернет-сайтах, зарегистрированных в доменных зонах “.SU”, “.RU” и “.РФ”, а также на русскоязычных страницах сайтов в иных зонах, поскольку информация на данных страницах предназначена для потребителей в России.¹⁰⁷

Приведенные примеры наглядным образом демонстрируют наличие проблемы определения юрисдикции как наиболее характерной для этапа «Web 1.0».

В условиях “Web 2.0” в основе интернет-отношений лежат иные принципы. Этот термин концептуально отражает состояние Интернета, в котором основной массив информации производится (а не только потребляется) самими пользователями. Интернет-сервисы представляют собой технологические площадки, дающие пользователям технические возможности для коммуникации и обмена информацией. В условиях “Web 1.0” основным способом самовыражения пользователей в Сети были персональные страницы, тогда как в условиях “Web 2.0” в качестве такого средства выступают уже отдельные учетные записи (аккаунты) в различных интернет-сервисах, операторы которых сами контент не производят. Обмен файлами осуществляется не только посредством их размещения на сайтах для последующей индивидуальной загрузки, но и с помощью пиринговых файлообменных сетей. Более того, нередко контент и не нуждается в локальном устройстве, через которое пользователь выходит в Сеть, как в месте хранения информации, а только использует его как средство воспроизведения. Причем это касается не только информации как таковой, но и программного обеспечения. «Программное обеспечение больше не требуется распространять, оно просто исполняется», – отмечает Т. О’Рили¹⁰⁸. Таким образом, делается акцент на «облачном» характере современных интернет-сервисов. Децентрализованным становится уже не только потребление контента, но и его производство. Интернет теперь представляет собой не просто средство коммуникации, а некую платформу для общения миллионов пользователей по всему миру. И потребители, и производители информации (т. е. пользователи) в данном формате одинаково децентрализованы и не локализованы. К вопросам об идентификации пользователей и определении юрисдикции прибавилась проблема правового режима пользовательского контента (user-generated content), которая также может быть интерпретирована как проблема информационных посредников.

Одним из первых значимых примеров системного урегулирования отношений с участием информационных посредников в сети Интернет формата “Web 2.0” стал американский Закон об авторском праве в цифровую эпоху (Digital Millenium Copyright Act, DMCA), вступивший в силу 28 октября 1998 г.¹⁰⁹ Глава II названного акта содержит ограничения, распространяющиеся на информационных посредников в случае нарушения авторских прав в сети Интернет. Раздел 202 «Ограничение ответственности за нарушение авторских прав» часто называют «безопасной гаванью» (safe harbor) информационных посредников, поскольку он прямо перечисляет условия, при которых в порядке исключения за пользовательский контент отвечает не сам пользователь, а информационный посредник.

Так, например, информационный посредник по общему правилу не может быть привлечен к ответственности в виде возмещения убытков за информацию, размещенную в его системе по усмотрению пользователя, при наличии следующих условий. Во-первых, информационный посредник не знает и не должен знать (основываясь на фактах и обстоятельствах, делающих это очевидным), что соответствующий материал или деятельность составляют нарушение авторских прав, а при осознании данного факта предпринимает действия для удаления или блокирования доступа к этому материалу. Во-вторых, он не получает финансовой выгоды от таких материалов или деятельности. В-третьих, при получении уведомления о нарушении авторских прав информационный посредник незамедлительно удаляет надлежащий материал или блокирует к нему доступ. Вместе с тем, ограничивая ответственность информационного посредника в виде возмещения убытков, DMCA допускает вынесение судом предписания (injunction), не связанного с возмещением убытков, а обязывающего ограничить доступ к материалу или приостановить оказание услуги конкретному пользователю-нарушителю.

По сути, модель DMCA стала основой для международной практики правового регулирования отношений с участием информационных посредников. Так, по мере развития сервисов “Web 2.0” в Российской Федерации и, как следствие, актуализации проблем ответственности за нарушение авторских прав «неуловимыми» пользователями первоначально на уровне практики арбитражных судов¹¹⁰, а затем на уровне федерального законодательства были заложены нормативные принципы регулирования таких отношений.

Вехой в российском законодательстве стал Федеральный закон от 02.07.2013 № 187-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационных сетях».¹¹¹ Пожалуй, наиболее ярким проявлением данного Закона стала введенная в часть четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации¹¹² новая ст. 1253.1 «Особенности ответственности информационного посредника».¹¹³

Нормы, регулирующие гражданско-правовые отношения, связанные с объектами интеллектуальных прав, отсутствовали как в прежней редакции части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации, так и в предшествующем кодификации законодательстве, включая утративший силу Закон Российской Федерации от 9 июля 1993 г. № 5351-1 «Об авторском праве и смежных правах».¹¹⁴

Сам термин «информационный посредник» обозначает лицо, передающее материал в информационно-телекоммуникационной сети, в том числе в сети Интернет; лицо, предоставляющее возможность размещения материала или информации, необходимой для его получения, с использованием информационно-телекоммуникационной сети; лицо, дающее доступ к материалу в этой сети. Информационные посредники несут ответственность за нарушение интеллектуальных прав на общих гражданско-правовых основаниях, при наличии вины и с учетом особенностей, установленных этой статьей.

Так, согласно п. 2 ст. 1253.1 информационный посредник, осуществляющий передачу данных (например, интернет-провайдер), не несет ответственности при условии, что он одновременно не является инициатором этой передачи и не определяет получателя материала, не изменяет указанный материал (за исключением технологически необходимых для передачи изменений) и не знал и не должен был знать о том, что лицо, инициировавшее передачу, посягает на чьи-либо интеллектуальные права.

В свою очередь, информационный посредник, предоставляющий возможность размещения материала в Сети (например, сервис-провайдер социальной сети или иного социального ресурса “Web 2.0”, основанного на пользовательском контенте), не несет ответственности при одновременном соблюдении следующих условий. Во-первых, он не знал и не должен был знать о том, что использование результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации, содержащихся в соответствующем материале, неправомерно. Во-вторых, в случае получения в письменной форме заявления от правообладателя он своевременно принял необходимые и достаточные меры для нарушения интеллектуальных прав.

По аналогии с DMCA, в силу п. 4 ст. 1253.1 к информационному посреднику, который, согласно данной статье, не несет ответственности за нарушение интеллектуальных прав, могут быть предъявлены требования о защите интеллектуальных прав (п. 1 ст. 1250, п. 1 ст. 1251, п. 1 ст. 1252 ГК РФ), не связанные с применением мер гражданско-правовой ответственности, в том числе об удалении информации, нарушающей исключительные права, или об ограничении доступа к ней.¹¹⁵

На первый взгляд проблема информационных посредников, которая также может быть обозначена как проблема пользовательского контента или проблема разграничения ответственности за информацию между сервис-провайдерами и пользователями, успешно решается в условиях сложившейся архитектуры сети Интернет. Однако при более детальном рассмотрении решение, первоначально отраженное в DMCA, не идеально. По крайней мере, оно не подходит для всех правовых систем без исключения. Так, например, оценочные понятия, необходимые в связи с динамичным развитием архитектуры сети Интернет, могут иметь разные последствия для англо-американской и романо-германской правовых систем: если в первом случае в рамках судебной практики постепенно оформятся нормативные стандарты интерпретации данных понятий, то в последнем использование таких оценочных понятий, как, например, «должен был знать» или «необходимые и достаточные меры», могут свидетельствовать об отсутствии формальной определенности правовой нормы, тем более что содержание этих понятий, как представляется, также будет изменяться в зависимости от развития технологических возможностей.

Проблемным выглядит и другое понятие, отраженное в рассматриваемом федеральном законе, а именно информация в сети Интернет, необходимая для получения посредством информационно-телекоммуникационных сетей фильмов, в том числе кинофильмов, телефильмов, распространяемых без согласия правообладателя или иного законного основания. Очевидно, что при такой формулировке к подобной информации могут относиться и гиперссылки поисковых интернет-ресурсов, с которыми сложно соотнести напрямую умысел на совершение соответствующего правонарушения.

Таким образом, современное состояние Интернета, характеризуемое популярным термином “Web 2.0” (при этом следует учитывать, что технологии продолжают развиваться и в ближайшей перспективе у сети Интернет могут возникнуть новые аспекты, связанные с развитием технологий «Больших данных» и «Интернета вещей»), предполагает три основные правовые проблемы, «накопленные» по мере развития информационно-телекоммуникационных технологий: проблему идентификации пользователей, проблему определения юрисдикции и проблему информационных посредников.

Актуальность и сложность данных проблем при правовом регулировании и правоприменении обусловлены ключевыми технологическими аспектами информационного обмена в сети Интернет: количественные изменения переходят в качественные, растет скорость все более упрощающегося обмена огромным объемом цифровой информации.

Пользователь, находящийся в России, в считаные секунды может разместить на американском сайте информацию, по объему равную собранию сочинений писателя-классика, и она будет доступна для любого другого пользователя данного ресурса вне зависимости от того, в какой юрисдикции он находится. Какое право будет применяться к этим действиям? Где должен будет разрешаться спор об авторских правах или иной конфликт, вытекающий из содержания указанной информации? Кто обязан нести ответственность за ее распространение, если оно ограничено законом (опять же – каким?): пользователь, владелец сайта или какое-либо иное лицо?

Глава 3
Сравнительно-правовой анализ правового регулирования в интернет-пространстве

3.1. Принципы применения системной методологии анализа сущности и содержания правового регулирования в интернет-пространстве в синхронном сравнительно-правовом исследовании

Синхронное исследование предполагает использование полной комплексной методологии анализа проблем правового регулирования отношений в интернет-пространстве в сравнительно-правовом аспекте. Ключевой предварительной задачей синхронного исследования было определение наиболее репрезентативных примеров – правовых систем соответствующих стран, принадлежащих к правовым семьям.

В ходе данного этапа исследования было принято методологическое решение исключить из объема исследования целый ряд стран, в которых примеры правового регулирования отношений в интернет-пространстве не имеют достаточного иллюстративного значения (преимущественная причина – заимствование правового регулирования у тех стран, которые по итогам были отобраны как репрезентативные). При этом следует учитывать, что объективной тенденцией развития законодательства и практики в исследуемой области является возрастающее вовлечение интернет-отношений в сферу правового регулирования во всех юрисдикциях. Это может привести к тому, что на момент ознакомления с предлагаемой монографией читателю будут известны другие, не менее актуальные примеры. Однако, на наш взгляд, это не снижает, а напротив – подчеркивает актуальность представленных в настоящей работе выводов, поскольку репрезентативность новых потенциальных примеров, как мы можем прогнозировать, будет основана на тех же методологических предпосылках и концепции системных проблем регулирования Интернета.

Таким образом, было решено, что сравнительно-правовой анализ правовых систем с точки зрения оценки правового регулирования отношений в сети Интернет следует выстраивать с учетом всех выявленных составляющих, к числу которых относятся: факторы, определяющие правовое значение сети Интернет и степень их отражения в законодательстве и правоприменительной практике; системные правовые проблемы сети Интернет; модели правового регулирования сети Интернет, а также место сети Интернет в общем контексте социальных регуляторов («модальности» регулирования).

Совокупность указанных факторов позволяет обобщить соответствующие эмпирические данные и сформировать целостную обобщенную картину регулирования сети Интернет в отдельно взятой правовой системе для того, чтобы «картографировать» мировую практику правового регулирования отношений в сети Интернет, в том числе с учетом перспективы развития международного сотрудничества в данной области. При этом данная совокупность принципов в синхронном аспекте позволяет сравнивать правовые системы между собой, а в результате – формулировать общетеоретические выводы.

Наиболее репрезентативные примеры правовых систем в контексте настоящего исследования, относящиеся к англосаксонской правовой семье, – это Соединенные Штаты Америки, Великобритания и Австралия. К текущему моменту, по крайней мере на уровне прецедентного права, в данных юрисдикциях уже успели получить свое проявление все ключевые факторы, определяющие значение сети Интернет и определенное разрешение – системные правовые проблемы.

Наиболее репрезентативные примеры правовых систем в контексте настоящего исследования, относящиеся к романо-германской правовой семье, – это Германия, Италия, Люксембург и Норвегия. Репрезентативность правовых систем каждой из стран обосновывается индивидуально. Правовая система Германии содержит наиболее детальные подходы к наименее заметным проявлениям особенностей правового регулирования отношений в сети Интернет. Правовая система Италии в наибольшей степени основана на рецепции римского права. Правовая система Люксембурга отражает особенности небольшого государства, экономика которого зависит от инновационных отраслей. Норвегия же не является членом Европейского союза и в меньшей степени зависит от наднационального регулирования.

Особое место занимает правовая система Китайской Народной Республики, в которой был реализован относительно «радикальный» сценарий архитектурного регулирования правовых отношений в сети Интернет. Наиболее яркий и известный результат «архитектурного» подхода к регулированию Интернета в Китае получил название «Великая китайская огненная стена» (“The Great Firewall of China”). В нем отражается принципиальный подход, предпринятый властями Китая для контроля за Интернетом.

Отдельно исследовалась актуальная в контексте проблем настоящей работы правовая система Российской Федерации с точки зрения разрешения в ней проблем правового регулирования отношений в сети Интернет. Интернет-регулирование в России развивается стремительно. Основные векторы развития связаны как с публично-правовым (в первую очередь защита безопасности государства, в том числе в контексте террористических угроз), так и с частноправовым (прежде всего защита интеллектуальных прав) аспектами. Нельзя не отметить интенсивное развитие регулирования отношений в сети Интернет, предметом которых выступают персональные данные. К текущему моменту российское законодательство содержит уже значительный объем правовых норм, нацеленных на регулирование различных отношений в сети Интернет. Развивается и судебная практика, равно как и административная.

В контексте данной проблематики имеет смысл обратить внимание на то, что многие аспекты предлагаемой здесь модели сравнительно-правового (синхронного) анализа проблем правового регулирования отношений в сети Интернет учитывают общие выводы, сделанные ранее на уровне кандидатской диссертации автора, как с точки зрения общей теории правоотношений, так и с точки зрения специальных аспектов информационного права.¹¹⁶

Отдельно следует подчеркнуть тот очевидный аспект, что законодательство и практика всех стран мира находятся в постоянном развитии, особенно в столь инновационных областях, как регулирование отношений в сети Интернет. В связи с этим есть риск, что какие-либо нормативные акты, упомянутые в настоящей части исследования, будут каким-либо образом измены или заменены другими на тот момент, когда читатель станет знакомиться с данной работой. На наш взгляд, это не исключает ценности представленных ниже наблюдений, поскольку даже в том случае, если сравнительный синхронный метод в силу стечения обстоятельств окажется фактически дополнен асимметричным диахронным исследованием, это не лишит научной ценности основные общетеоретические выводы, которые в контексте настоящей работы сформулированы как результат обобщений высокого уровня.

3.2. Правовое регулирование в интернет-пространстве стран англо-американской правовой семьи

В контексте настоящей работы будет уделено внимание анализу особенностей правового регулирования в интернет-пространстве США, Великобритании и Австралии. Повышенное внимание к юрисдикции Соединенных Штатов Америки определяется целым рядом факторов, начиная с того, что именно в США получил свое первоначальное развитие феномен Интернета (в свете периодизации, начиная с экспериментального этапа развития сети Интернет), и заканчивая тем, что в современной судебной практике США нашли свое прямое отражение наиболее существенные системные правовые проблемы сети Интернет. Один из ярких примеров – проблема определения юрисдикции, уже рассмотренная в настоящей работе на примере решения по делу DFSB Kollective Co. v. Bourne, 897 F. Supp. 2d 871 (13^th Sp. 2012) и других актов правоприменительной практики.

В целом с точки зрения системы источников права, действующей в Соединенных Штатах Америки как федеративном государстве англо-американской правовой семьи, регулирование информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, и электронной коммерции осуществляется комплексом федеральных законов, законов штатов, подзаконных актов и норм общего права.

Законодательное регулирование Интернета и развитиесоответствующей практики в США во многом было связано с «коммерческим» этапом развития глобальной сети. Раздел 8 статьи 1 Конституции Соединенных Штатов Америки наделяет Конгресс исключительным правом осуществлять законодательство по вопросам коммерции между пятьюдесятью штатами и по вопросам зарубежной коммерции. В той части, в которой Конгресс оставляет вопросы коммерции между штатами или международной коммерции неурегулированными, штаты могут восполнять пробелы своим законодательством за исключением норм, которые устанавливают дискриминационные условия или неоправданные барьеры на торговлю между штатами или международную торговлю. Данное положение нашло свою прецедентную формулировку в деле City of Philadelphia v. New Jersey, 437 617 (1978).¹¹⁷

Право Конгресса регулировать торговые отношения между штатами и международную торговлю включает деятельность, которая подразумевает пересечение границ между штатами и государственной границы, а равно и действия, которые осуществляются в одном штате, но от которых ожидается, что они могут иметь существенное значение для другого штата или государства. Соответственно, американские авторы делают вывод о том, что регулирование любых аспектов публичной информационно-телекоммуникационной сети по необходимости включается в предмет ведения Конгресса.¹¹⁸

Данное умозаключение можно считать демонстрацией действия такого фактора, определяющего значение сети Интернет, как глобальность. Сеть Интернет предполагает доступность ресурсов из любой точки этой сети, она не предполагает каких-либо «физических» ограничений, связанных с государственными границами, и именно это обусловливает конкретный логический вывод о разграничении предметов ведения в части регулирования публичных информационно-телекоммуникационных сетей в США.

Следствием данного общего наблюдения является то, что все отношения, связанные с передачей или получением информации в информационно-телекоммуникационной сети общего доступа, такой как сеть Интернет, а значит, и вся электронная коммерция, подпадают под перечень предметов ведения Конгресса.

Таким образом, штаты сами могут регулировать вопросы, связанные с информационно-телекоммуникационными сетями самостоятельно и по-разному, но только при соблюдении следующих условий: их законодательство не противоречит федеральному, их законодательная деятельность не посягает на предметы ведения Конгресса, не является дискриминационным и не вводит излишних барьеров. По всей видимости, следует заключить, что во всем, что касается сети Интернет, как глобальной и стандартизированной информационно-телекоммуникационной сети, вся полнота законодательных полномочий принадлежит федеральному законодателю.

Такие факторы, определяющие значение сети Интернет, как простота, доступность и скорость распространения информации, предопределили изменения в законодательстве и судебной практике США, осуществленные по мере развития интернет-технологий. Как отмечают зарубежные исследователи: «Простота, с которой материалы могут быть присвоены, украдены, распространены и опубликованы в Интернете, открывает широкие возможности для недобросовестного использования объектов интеллектуальной собственности в Интернете и представляет собой вызов для правообладателей».¹¹⁹

В приведенной цитате речь идет только об одной категории отношений, связанных с интеллектуальной собственностью. На этом аспекте и будет заострено наше внимание, поскольку особенности отношений в сети Интернет получили свое первое полноценное преломление в правовом регулировании и правоприменительной практике США именно в связи с защитой интеллектуальных прав.

В США, равно как и во многих других юрисдикциях, защита интеллектуальной собственности осуществляется по четырем основным видам: произведения (объекты авторского права), товарные знаки, патенты и секреты производства (ноу-хау). Произведения, товарные знаки и секреты производства по своей природе, в рамках первой из рассматриваемых в настоящей работе моделей интернет-архитектуры содержательно относятся к уровню контента, тогда как патенты во многих случаях могут быть отнесены, скорее, к уровню приложений и в некоторых случаях к другим, более «низким» уровням, поскольку отражают принципы работы программного обеспечения либо деловые практики (способы организации бизнес-процессов).

Авторское право и без экспликации в сеть Интернет является предметом ведения федерального законодателя и нацелено на «защиту… оригинальных авторских работ, зафиксированных на любом физическом средстве выражения, известном сейчас или разработанном в дальнейшем, из которого они могут быть восприняты, воспроизведены или иным образом сообщены или напрямую, или с помощью машины либо приспособления (компьютерные технологии следует рассматривать именно в контексте данного определения. – Р. А.)». При этом подчеркивается, что «авторские работы включают в себя следующие категории»: произведения литературы, музыки (включая сопровождающие слова), драматического искусства (включая сопровождающую музыку), пантомимы и хореографические произведения, изобразительные, графические и скульптурные работы, кинопроизведения и другие аудиовизуальные произведения, фонограммы и произведения архитектуры.¹²⁰ Как следует из последующей системной интерпретации, защите авторским правом подлежат компьютерные программы и графические интерфейсы. В последнем случае следует обратить внимание на то, что графические интерфейсы сами по себе могут включать определенные принципы действия, однако такие принципы чаще всего не будут защищаться авторским правом (рассматриваемая норма прямо устанавливает привычное правило, согласно которому ни в коем случае не подлежат защите авторским правом идеи, процедуры, процессы, системы, методы деятельности, концепции, принципы или открытия независимо от формы, в которой они были описаны, разъяснены, проиллюстрированы или иным образом включены в работу), однако могут стать предметом защиты со стороны патентного права. На сегодняшний день для США сейчас является актуальным вопрос о соответствии норм, прямо установленных и вытекающих из Бернской конвенции,¹²¹ современным реалиям информационного пространства.

Авторское право устанавливает средства защиты против неправомерного воспроизведения, распространения, демонстрации, исполнения и передачи защищенных произведений, а равно создания деривативных работ (производных произведений) на основе оригинальных без согласия правообладателя.¹²² По общем правилу правообладателем является автор, за исключением случаев служебного произведения, договора авторского заказа либо передачи авторства (невозможного, к слову, во многих других юрисдикциях). Срок защиты авторского права составляет жизнь автора, а затем – 70 лет после смерти автора.¹²³ Таковы общие положения, которые впоследствии получили свое развитие в практике, связанной с отношениями в сети Интернет.

Первые судебные дела в США, связанные с нарушением авторских прав в сети Интернет, рассматривались достаточно давно, и (вероятно, поскольку сеть Интернет в современном варианте в США и возникла) их появление примерно соответствовало уровню и темпу технологического развития информационно-телекоммуникационных сетей. Так, еще в 1993 г. в деле Playboy Enterprises v. Frena¹²⁴ окружной суд указал, что размещение изображения, охраняемого авторским правом, в общем доступе на электронной доске объявлений без разрешения правообладателя нарушает право правообладателя на распространение произведения. Всего предметом рассмотрения в данном деле было 170 изображений. Любопытно, что суд в данной ситуации активно использовал термин «пиратство», вскоре вошедший в обиход интернет-индустрии.

В деле Sega Enterprises Ltd. V. Maphia¹²⁵ другой федеральный окружной суд указал, что загрузка произведения, охраняемого авторским правом, на электронную доску объявлений представляет собой создание неправомерных копий произведения. Кроме того, данное дело интересно и тем, что уже в нем нашла свое отражение проблема ответственности информационных посредников – это подчеркивается тем вниманием, которое обратил суд на то, что пользователи также нарушали авторское право, при этом информационный посредник об этом знал и способствовал данной правонарушающей деятельности. Но, более того, и конкретно в следующем положении американского общего права прямо учитываются особенности интернет-архитектуры: тот, кто правомерно обладает лицензией в отношении интернет-сервиса по подписке, предоставляющей права только из расчета на одного пользователя, но передает свои учетные данные (логин и пароль) другому лицу для осуществления доступа к той же учетной записи, предоставляющей возможность воспроизводить материалы, охраняемые авторским правом, может рассматриваться как субъект гражданского правонарушения, а именно нарушения авторских прав.¹²⁶

Возвращаясь к первой из обозначенных выше системных проблем, особое внимание в законодательстве и судебной практике США, собственно, и получила такая системная проблема интернет-права как проблема ответственности информационных посредников. В определенном смысле, в контексте проблематики нарушения авторских прав, информационные посредники могут рассматриваться как лица, которые, хотя прямо и не нарушают авторские права, способствуют этому, поощряют это или извлекают из этого прибыль (например, доступность материала, защищенного авторским правом, пусть и не от самого информационного посредника, а от другого пользователя, способствует популярности ресурса, а значит, например, и повышению прибыли от других, в том числе правомерных, источников, ассоциируемых с данным сервисом) – такое понимание лежит в основе судебной практики США.

Одно из первых дел в этой области, в котором нашли свое отражение и факторы, определяющие значение сети Интернет, и проблема ответственности информационных посредников, является известное дело A & M Records, Inc. v. Napster,¹²⁷ в котором федеральный апелляционный суд установил вину компании Napster, оперировавшей пиринговой музыкальной файлообменной сетью, в участии в нарушении авторских прав, несмотря на то что оператор просто предоставлял программное обеспечение и поддерживал централизованное индексирование ресурсов, которые использовались не связанными с ним никак иначе третьими лицами, обменивавшимися пиратскими копиями музыкальных произведений. Сама по себе компания Napster не занималась копированием или передачей пиратских копий.

На сегодняшний день в США практикуется достаточно жесткий подход по отношению к информационным посредникам (что, как мы можем заметить, полностью соответствует их значению в интернет-инфраструктуре, описанному ранее). Так, в более позднем деле MGM Studios Inc. [известная студия Metro-Goldwyn-Mayer Studios Inc. – Р. А.] v. Grokster, Ltd.¹²⁸ Верховный суд США постановил, что компания Grokster, которая сама по себе даже не осуществляла поддержку единообразного индексирования в пиринговой файлообменной сети, а просто содействовала популяризации такой сети, которая действовала только непосредственно между участниками, была опосредованно виновна в совершении правонарушения. Однако, строго говоря, в данном деле была доказана коммерческая выгода, которую от такой рекламы опосредованно имела компания Grokster. Суд определил, что если распространитель программного обеспечения предпринимает положительные действия для того, чтобы способствовать правонарушению через использование своего продукта, то такой распространитель подлежит ответственности за нарушения, сделанные третьими лицами.

Однако в США есть не только «центростремительные», но и «центробежные» тенденции в области защиты авторских прав в условиях современного информационного общества. Так, считается, что не все виды копирования, демонстрации и распространения объектов авторского права составляют нарушение авторского права, даже при отсутствии согласия правообладателя. Безусловно, разрешенные варианты использования не должны предполагать никакой коммерческой выгоды и при этом быть в той или иной степени разумно ограниченными. Вместе с тем крайне интересна ключевая аргументация для такого использования. Речь идет о праве на свободу слова, закрепленном Первой поправкой к Конституции США. В отдельных случаях в качестве дополнительной или самостоятельной юридической концепции используется «добросовестное использование» (‘fair use’), установленное прямо в Акте о защите авторских прав.¹²⁹ Такой подход нашел свое отражение еще в 2002 г. в деле Kelly v. Arriba Soft Corp,¹³⁰ которое позже было процитировано в деле Perfect 10, Inc. v. Amazon. Com, Inc.¹³¹ Решения, отраженные в данных делах, напоминают недавно высказанные правовые позиции российских правоприменительных органов и органов исполнительной власти: индексация интернет-страниц, отраженная в результатах поиска на поисковых сайтах, сама по себе не рассматривается как нарушение авторского права и представляет собой пример «добросовестного использования», хотя при такой индексации определенно распространяется часть произведения.

Особое внимание органов власти США к факторам, определяющим значение сети Интернет, и к сквозным проблемам интернет-права подчеркивается принятием специального акта, связанного с защитой авторских прав в условиях глобальной информационно-телекоммуникационной сети. Этот акт уже был упомянут на страницах настоящего исследования – речь идет об «Акте о защите авторских прав в цифровую эпоху» (Digital Millenium Copyright Act, известная аббревиатура – DMCA). Он был принят в 1998 г. в том числе в целях имплементации Договора ВОИС (Всемирной организации интеллектуальной собственности) по авторскому праву,¹³² а также Договора ВОИС по исполнениям и фонограммам.¹³³

Акт о защите авторских прав в цифровую эпоху явно демонстрирует внимание американского законодателя, следующего в этом смысле за логикой международных актов, к архитектурным особенностям сети Интернет, а равно к факторам, определяющим значение сети Интернет. Одно из первых положений Акта устанавливает случаи ответственности за оборот технических средств, предназначенных для обхода защиты произведений, устанавливаемой авторами, либо для несанкционированного копирования таких произведений. Согласно разделу 1201 Акта (в инкорпорированном в Кодекс США виде), в качестве таких технологических средств понимаются средства, подпадающие в одну или нескольких следующих категорий: они предназначены или произведены в первую очередь для обхода защиты; коммерческая пригодность таких средств ограничена или отсутствует, если речь не идет об обходе защиты; они популяризируются на рынке (marketed) как средства обхода защиты.¹³⁴ Отметим важность такой оговорки, пусть и весьма общего характера: при ее отсутствии под такими средствами защиты могли бы пониматься практически все основные функциональные объекты программного и аппаратного обеспечения электронно-вычислительных машин.

Вторая часть Акта содержит так называемые «положения о безопасной гавани» (“safe harbor clauses”), которые ограничивают ответственность информационных посредников, включая (но не ограничиваясь этим) интернет-провайдеров. Если обобщать, то ответственность исключается в случаях выхода за пределы деятельности, обычно необходимые для предоставления услуг данных категорий субъектов, таких как технологическое воспроизводство и хранение контента, кэширование контента, хранение материала, охраняемого авторским правом, по указаниям пользователей.

Строго говоря, само содержание Акта в целом подчеркивает, что каждое графическое изображение, фотография, видеоклип, музыкальное произведение, текст и пр., которые размещены, загружены, выгружены или иным образом выступили (выступают) в качестве предмета информационного оборота в сети Интернет, подразумевает действие законодательства о защите авторских прав и может подразумевать нарушение исключительных прав авторов или иных правообладателей. В связи этим в США на сегодняшний день всем участникам интернет-инфраструктуры и пользователям необходимо тщательно взвешивать риски, связанные с возможным нарушением авторских прав при обороте информации в сети Интернет.

Как и во многих других юрисдикциях, охрана товарных знаков (trademarks) урегулирована отдельным образом. В целом правовые механизмы такой защиты совпадают и с правовыми механизмами, закрепленными законодательством иных стран, но за одним принципиальным исключением. Если в большинстве стран мира приоритет права на использование товарного знака имеет то лицо, которое первым его зарегистрировало, то в США в некоторых случаях приоритетом обладает товарный знак, который первым начал использоваться на определенной территории – он получает защиту в соответствии с общим правом. Тем не менее регистрация предусмотрена, и ее цель – обеспечить возможность реализации исключительного права. В то же время американские юристы отмечают, что использование аналогичного или схожего обозначения (по сравнению с тем, в отношении которого подана заявка о регистрации) в отношении коммерческого интернет-сайта, скорее всего, будет нарушать права правообладателя товарного знака.¹³⁵

В данном случае общую картину вновь изменяют особенности интернет-архитектуры: идентификация интернет-сайтов осуществляется посредством использования доменных имен. Лицам, использующим сеть Интернет в каждодневной деловой и личной практике, известно, насколько важно иметь уникальное и запоминающееся доменное имя. Более того, очевидна необходимость правовой защиты доменных имен. В то же время доменные имена чаще всего не могут защищаться средствами авторского права как произведения (в некоторых случаях могут, но тогда они должны содержать творческий элемент и, например, рассматриваться как произведения дизайна; большая же часть доменных имен содержит общеупотребительные слова, иные лингвистические элементы и даже числовые обозначения). В США в том случае, если доменное имя нарушает права правообладателя товарного знака и, что также возможно, акты о добросовестной конкуренции, у правообладателя возникает право на судебную защиту.

В несколько более широком контексте вопрос о соотношении права на товарные знаки и права на доменные имена в США связан с вопросом о так называемом «киберсквоттинге». Речь идет о деятельности, при которой недобросовестные пользователи, рассчитывая получить в будущем прибыль, регистрируют в определенных доменных зонах имена, соответствующие популярным товарным знакам, для того чтобы впоследствии «продать» эти доменные имена правообладателям товарных знаков. До того, как соотношение товарных знаков и доменных имен находилось вне правового поля, такой бизнес был особенно популярным и прибыльным для пользователей сети Интернет.

Вместе с тем следует отметить, что в США еще в 1999 г. был принят Акт о защите прав потребителей от киберсквоттинга (Anticybersquatting Consumer Protection Act),¹³⁶ для того чтобы предоставить добросовестным пользователям Интернета конкретные меры защиты (remedies) в данной области. Принятие данного акта примечательно и тем, что с точки зрения модели уровней интернет-архитектуры он устанавливает особые меры защиты и имеет специальный предмет, непосредственно связанный с соответствующим уровнем или «слоем» правового регулирования сети Интернет, таким образом учитывая данную особенность сетевой архитектуры и определяя предметную подсудность (in rem jurisdiction).

Кроме того, в США, равно как и в других странах, владелец товарного знака имеет возможность обратиться к арбитражу UDRP (Uniform Domain Name Dispute Resolution Policy, т. е. Единая политика рассмотрения споров о доменных именах), который администрируется ICANN. Вместе с тем следует отметить, что данный институт, также непосредственно отражающий архитектурные особенности сети Интернет, в качестве реальных средств защиты может предложить только отмену регистрации доменного имени или передачу регистрационных прав в отношении доменного имени. Возмещение ущерба и тем более принудительное исполнение относится уже не к инструментам саморегулирования, а к публично- и процессуально-правовым отношениям.

Следует иметь в виду, что товарные знаки в сети Интернет могут также использоваться и в иных технологиях, в том числе в скрытом тексте, так называемых «тэгах» (терминах, используемых для идентификации материала в сети Интернет, своего рода «метках», – они также относятся к числу изобретений этапа “Web 2.0”), ссылках и тому подобных архитектурных компонентах, которые могут иметь коммерческое, в частности маркетинговое, значение для участников соответствующих правоотношений. По мнению американских юристов, на данный момент однозначно разрешить вопросы о соотношении данных элементов с зарегистрированными товарными знаками нельзя, а окончательный момент зависит от конкретных обстоятельств. Кроме того, не следует забывать и о Первой поправке (свобода слова), которая может фактически допускать использование товарного знака третьим лицом без надлежащего разрешения в том случае, если такое использование можно считать добросовестным.¹³⁷

Отдельного внимания заслуживает и патентное право. Согласно Кодексу США, любой, кто изобретет или откроет новый и полезный процесс, машину, производство или соединение материи либо произведет новое и полезное улучшение таковых, имеет право на защиту в соответствии с законодательством США.¹³⁸ При этом для того, чтобы получить патентную защиту, объект должен быть новым и «неочевидным» для оценивающих его экспертов.¹³⁹ Правообладатель патента обладает исключительным правом. В случае с патентами на изобретение срок защиты составляет 20 лет с момента подачи заявления. Любопытным отличием американского права интеллектуальной собственности, например, от российского является то, что программное обеспечение подлежит защите не только главным образом авторским правом как произведение, а патентным правом как изобретение.¹⁴⁰ Из этого следует, что патентное право США может в значительной степени ограничивать (и регулировать, в том числе косвенно, в архитектурном смысле, вытекающем из подхода Л. Лессига) ведение электронной коммерции и, в принципе, любой деятельности в сети Интернет. Например, система «покупки в один щелчок» (“one-click payment”), используемая компанией Amazon.com, как таковая была рассмотрена в качестве патентоспособного объекта.¹⁴¹ А это означает, что правообладатель такого патента обладает исключительным правом и может запрещать или ограничивать возможность использования такого «изобретения» другими предпринимателями и иными лицами, действующими с использованием сети Интернет.

В связи с этим исследователи отмечают важный вопрос соотношения ценностей в данной области. Классическая американская модель патентного права (которая, отметим, сформировалась задолго до того, как сеть Интернет стала «предметом коммерческого обихода») может заходить слишком далеко в отстаивании интересов конкретных правообладателей, что, в свою очередь, может повредить развитию электронной коммерции и даже информационно-телекоммуникационных технологий как таковых. На момент написания настоящей работы в Конгрессе США рассматривалось несколько законодательных инициатив, которые предполагали возможное изменение американского патентного права в данной области.

Право на секрет производства (ноу-хау) как последнюю из рассматриваемых в рамках настоящей части составляющих интеллектуальной собственности защищается в США на основании Акта о промышленном шпионаже 1996 г.¹⁴² Данный акт изначально не был связан конкретно с электронной коммерцией или интернет-технологиями в целом.

Как и во многих других юрисдикциях, под секретом производства понимается любая информация, которая дает экономическое преимущество предпринимателю, пока она остается конфиденциальной, а если она будет раскрыта, то это повлечет убытки. Очевидно, что в связи с сетью Интернет основным является вопрос о новых способах раскрытия конфиденциальной информации, к которым относится размещение информации на общественно доступном интернет-сайте. Соответственно, взлом частной сети с получением конфиденциальной информации, помимо иных видов правонарушений, также будет составлять неправомерное получение доступа к секретам производства (при условии соблюдения законодательных и выработанных практикой критериев отнесения информации к такой категории). Каких-либо особых принципиальных связей между правовым регулированием секретов производства (ноу-хау) и отношений в сети Интернет в США в контексте задач настоящей работы выявлено не было. Отметим только, что и в отношении потенциальных секретов производства также в некоторых случаях действует Первая поправка, ограничивающая возможность установления мер защиты информации конституционно-правовыми гарантиями свободы слова.¹⁴³

Отвлекаясь от вопросов права интеллектуальной собственности как такового, имеет смысл обратить внимание еще на один пример того, как в праве США учитываются особенности сетевой архитектуры. В частности, американское право содержит ответ на один из возможных вопросов, связанных с импликацией системной проблемы сети Интернет, выраженной в правовом статусе и значении гиперссылок. Хотя по общему правилу создание ссылки на другой сайт без разрешения администратора последнего не будет являться основанием для подачи иска владельцем ресурса – объекта ссылки, в некоторых случаях ответственность возможна. Допустим, если без разрешения владелец одного сайта размещает ссылку на «глубоко спрятанную» внутреннюю страницу другого сайта для получения коммерческого преимущества, это может представлять собой при определенных условиях недобросовестную конкуренцию.¹⁴⁴ Несмотря на то что интернет-сайт, как потенциальный объект правоотношений, сам по себе еще не имеет однозначно определенной природы, в том числе в соответствии с правовой доктриной США, попытки выдать один сайт за другой (framing), пусть даже не полностью, могут рассматриваться также как действия, составляющие недобросовестную конкуренцию. В некоторых американских делах уже учитываются и иные отдельные особенности организации гиперссылок в широком смысле слова. Так, например, нарушением авторского права будет признаваться «стриминг» (живая трансляция), который в качестве изначального источника имеет один сайт, но транслируется на другом без разрешения первого.

Еще один способ потенциально недобросовестного использования результатов интеллектуальной деятельности в коммерческих отношениях в сети Интернет заключается в обороте слов, составляющих защищенные товарные знаки, поисковыми сайтами, которые могут «продавать» способы организации данных слов в механизмах поисковой индексации таким образом, чтобы повысить видимость сайтов и их посещаемость. Аналогично данными словами могут оперировать и обычные владельцы сайтов, размещая их в незаметных для человеческого глаза местах и формах выражения, доступных для «поисковых роботов». В том случае, если таким образом используется товарный знак, потенциально возможно признание наличия правонарушения, однако судебная практика в США по данному вопросу неоднородна. В штате Юта не так давно был принят закон, который запрещает использовать товарные знаки третьих лиц для размещения тематических онлайн-объявлений, а это действие аналогично по своему правовому значению использованию товарных знаков при индексации в поисковых механизмах. Правда, американские юристы полагают, что данный закон может быть признан неконституционным как раз в связи с фактором глобальности, определяющим значение сети Интернет: поскольку все, что связано с Интернетом, потенциально затрагивает как торговые отношения между различными штатами США, так и внешнеторговые отношения данного государства, получается, что штат Юта в данном случае вышел за пределы своего ведения по той причине, которая была описана в начале настоящего раздела.¹⁴⁵

К числу иных вопросов, которые прямо урегулированы законодательством США и теснейшим образом связаны с архитектурными особенностями сети Интернет, рассмотренными с точки зрения системной методологии, предлагаемой в настоящей работе, относятся вопросы, связанные со следующими предметными областями: право на неприкосновенность частной жизни в Интернете; компьютерные преступления; защита детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию; борьба со спамом; криптография; электронные подписи; защита чести, достоинства и деловой репутации в связи с информацией, распространяемой в сети Интернет, и др. Проблема определения юрисдикции, как она решается в США, уже была рассмотрена в соответствующем разделе настоящей работы.

Отдельная особенность, связанная в том числе и с общими принципами функционирования правовой системы США, заключается в способе, который используется в большинстве случаев для реализации публично-правовых интересов (например, в ограничении распространения в сети Интернет определенной информации, которая противоречит базовым ценностям американского общества). В США в этом смысле особенно силен элемент саморегулирования и обычной практикой является самостоятельный контроль информационных посредников за информацией, размещаемой на их ресурсах. Отметим, что в рамках настоящей работы нами не рассматриваются неюридические способы организации контроля за оборотом информации в Интернете, в том числе ставшие известными по результатам заявлений Э. Сноудена, поскольку они могли бы составить предмет исследования, посвященного иным предметам научного анализа.

Переходя к анализу особенностей британской системы правового регулирования в области интернет-пространства, следует прежде всего отметить, что современные британские юристы опровергают миф (впрочем, на момент завершения работы над монографией уже и так достаточно устаревший) о том, что Интернет не подлежит никакому нормативному регулированию либо что его нормативное регулирование серьезно ограничено.¹⁴⁶ В Соединенном Королевстве на сегодняшний день существует целый комплекс правовых норм, выраженных как на уровне нормативных правовых актов, так и на уровне прецедентов, которые связаны с разрешением различных спорных ситуаций, в которых основным средством коммуникации или фактором определения правового пространства совершения юридически значимых действий была сеть Интернет.

К числу первых и основных вопросов, связанных с формированием и функционированием интернет-пространства и получивших к текущему моменту в Великобритании наиболее полное освещение в источниках права, разумеется, относятся вопросы интеллектуальной собственности. Как отмечает Дж. Корнуэйт, «право интеллектуальной собственности, по сути, предназначено для того, чтобы люди не копировали [результаты интеллектуальной деятельности]. Однако же Интернет – величайший копировальный аппарат человечества. Он позволяет воспроизводить материал мгновенно, автоматическим образом и повсеместно».¹⁴⁷ В этом смысле британские юристы солидарны со своими американскими коллегами, подчеркивая факторы, определяющие значение сети Интернет в том числе для правового регулирования и правоприменительной практики.

В британской правовой системе имеются акты, прямо направленные на регулирование отношений, связанных с использованием компьютерных технологий в целом, электронной коммерции и деятельности в сети Интернет. Примерами могут служить Акт о недобросовестном использовании компьютеров (Computer Misuse Act) 1990 года,¹⁴⁸ Правила электронной коммерции (Electronic Commerce Regulations)¹⁴⁹ и Акт об электронных коммуникациях 2000 года.¹⁵⁰ Многие британские законы были серьезно изменены для того, чтобы они по своему содержанию и направленности соответствовали современной тенденции «виртуализации» регулируемых общественных отношений. Таким изменениям, в частности, подвергся Акт об авторском праве, промышленных образцах и патентах (Copyright, Designs and Patents Act) 1998 года.¹⁵¹ Кроме того, отдельные отношения, которые могут иметь место как в сети Интернет, так и «офлайн», регулируются общими нормами отдельных актов, таких как Правила защиты прав потребителей при дистанционной продаже товаров (Consumer Protection (Distance Selling) Regulations) 2000 года¹⁵² или Акт о терроризме (Terrorism Act) 2006 года.¹⁵³ Возрастает объем судебной практики британских судов по вопросам, связанным с реализацией отношений в сети Интернет.

Что касается вопросов защиты интеллектуальных прав, то, несмотря на сложности, связанные с защитой интеллектуальных прав в Интернете на основе классических юридических конструкций, обусловленные факторами, определяющими значение сети Интернет, британской системе правосудия известно немало примеров успешной защиты прав и законных интересов правообладателей.

Из анализа Акта об авторском праве, промышленных образцах и патентах, который был первоначально принят в 1988 г., в контексте предмета настоящей работы следует, что правовой защите механизмами защиты авторских прав подлежат следующие элементы сетевой инфраструктуры (что, в свою очередь, отражает общие подходы к регулированию интернет-отношений):

• Текст документов. Текст по общему правилу охраняется как литературное произведение, причем не требуется, чтобы такое произведение было в какой-либо степени художественным, как и во многих других юрисдикциях, следующих формулировкам Бернской конвенции. Однако, в частности, в деле Nottinghamshire County Council v. Gwatkin, 1997,¹⁵⁴ было признано, что воспроизводство на интернет-сайте без получения соответствующего разрешения правообладателя официального текста (а официальные тексты по общему правилу не охраняются), но с авторской редактурой, является нарушением авторских прав редактора текста.

• Текст сообщений электронной почты и интернет-сайтов. Текст электронных сообщений и словесные формулировки интернет-сайтов могут получать защиту как произведения в том случае, если есть определенная «оригинальность» данных видов текста. Вместе с тем это зависит, если следовать практике британских судов, и от объема текста – несколько строк сообщения или информации на сайте, как правило, не квалифицируется как охраноспособный объект авторского права.

• Графические изображения. Графические изображения в целом и их отдельные разновидности, будучи размещенными на интернет-сайте в общем доступе или даже на интернет-странице, на которую нет прямой ссылки, открытой для пользователя, также могут получать защиту как произведения при условии, что они являются оригинальными. Художественная ценность, и это вполне соответствует законодательной практике большинства государств, не является юридически значимым качеством защищаемых произведений.

• Дизайн сайта. Дизайн сайта – интересный объект права интеллектуальной собственности. Потенциально он может быть интерпретирован как произведение дизайна (разновидность произведений, охраняемых авторским правом), но, возможно, и как промышленный образец – последняя позиция, однако, является спорной. В Великобритании дизайн сайта охраняется как литературное и (или) художественное произведение при условии оригинальности.

• Программное обеспечение. В Великобритании программное обеспечение защищается правом интеллектуальной собственности как литературное произведение. В Соединенном Королевстве известны случаи борьбы с компьютерным пиратством в виде требования раскрытия персональной информации пользователей, подозреваемых в такой деятельности. Так, например, 30 января 2006 г. четыре крупнейших британских интернет-провайдера получили судебный приказ о раскрытии информации о 150 случаях обмена подозрительными, с точки зрения защиты авторским правом, файлами.¹⁵⁵

• Музыкальные произведения и фонограммы. Британская кампания против распространения «пиратских» музыкальных произведений и фонограмм в пиринговых сетях была начата в 2005 г. В тот период «под прицел» профессиональной ассоциации Великобритании по звукозаписи попали «серийные загрузчики», т. е. пользователи, загрузившие более 8000 песен в Интернет и предоставившие возможность для загрузки другим пользователям. При этом, что любопытно, данная организация использовала не только правовой, но и другие «модальности» регулирования отношений в Интернете, распространив среди пользователей бесплатную программу под названием “Digital File Check” («Электронная проверка файлов»), которая давала пользователям возможность блокировать файлообменное программное обеспечение и проверять файлы на предмет «пиратского» статуса.¹⁵⁶

По общему правилу в Великобритании обеспечивается гражданско-правовая защита прав правообладателей. Так, например, в ноябре 2005 г. Высокий суд Великобритании вынес прецедентное решение по привлечению к гражданско-правовой ответственности оператора пиринговой сети.¹⁵⁷ Вместе с тем правообладатели имеют возможность обратиться и к уголовно-правовым механизмам в соответствии с тем же Актом об авторском праве, промышленных образцах и патентах.

• Интернет-сайты как мультимедийные произведения. При таком подходе интернет-сайт рассматривается как комплексное произведение, состоящее из отдельных индивидуальных произведений, соответствующих каким-либо вышеперечисленным категориям. Данные индивидуальные компоненты могут иметь своих правообладателей, что накладывает отпечаток на особенности правового регулирования. Развивается юридическая модель интернет-сайта как мультимедийного (комплексного) произведения.

Право Великобритании, осуществляя рецепцию отдельных положений права ЕС (риторика “Brexit” на тот момент была еще далеко не актуальной), содержит специальные нормы, посвященные информационным посредникам. Так, в качестве критически важного вопроса правового регулирования сети Интернет британское право рассматривает вопрос о пределах ответственности интернет-провайдеров за сообщения, переданные третьими лицами. В соответствии с Правилами об электронной коммерции 2002 года (The Electronic Commerce (EC Directive) Regulations 2002) устанавливается несколько оснований, при которых исключается ответственность информационных посредников. В частности, речь идет о случаях «простой передачи» (mere conduit), кэширования и хостинга при определенных условиях.

Что касается простой передачи, то Правила об электронной коммерции устанавливают, что в той ситуации, когда сервис информационного сообщества состоит в передаче информации в коммуникационной сети, которая предоставляется получателем услуги, либо речь идет о предоставлении доступа к коммуникационной сети, сервис-провайдер, если бы он при иных обстоятельствах нес ответственность за данные действия, не несет за них ответственности в виде возмещения ущерба, иной материальной компенсации либо уголовной санкции при условии, что в случае с данной передачей провайдер:

а) не инициировал передачу;

б) не избирал получателя информации;

в) не избирал или не изменял передаваемую информацию.¹⁵⁸

Данный подход, как мы можем отметить, с теми или иными вариациями становится уже практически универсальным.

Перечислять другие правовые нормы и примеры из судебной практики, в которых на данный момент в Великобритании уже была полноценно отражена специфика интернет-отношений, можно достаточно долго, и это уже будет выходить за пределы настоящей работы. Отметим лишь, что в Великобритании, как и во многих других странах, включая Российскую Федерацию, на данный момент также развивается и один из наиболее актуальных аспектов регулирования сети Интернет в форме регулирования отношений, связанных с персональными данными. Это пример, в котором принцип свободного информационного обмена нередко сталкивается с практическим противоречием приоритету защиты личной информации физических лиц.

Завершает обзор Австралия, относящаяся к числу тех стран, в которых уже прямо установлены (как на уровне статутного права, так и на уровне прецедентов) нормы, специально регулирующие правовые отношения в интернет-пространстве. Поскольку Австралия по форме территориального устройства государства представляет собой федерацию, система правового регулирования данных отношений усложняется за счет наличия отдельных актов в данной области, принимаемых на уровне субъектов федерации. Дополнительный уровень регулирования обеспечивается отраслевыми стандартами, что в целом присуще странам, в которых развито саморегулирование интернет-отношений.

Таким образом, правовые отношения в интернет-пространстве, как предмет правового регулирования, выделены в самостоятельную группу. В целом регулирование данных отношений входит в предмет ведения федеральных органов власти, главным из которых является Австралийское агентство массовой информации и коммуникаций (ACMA, Australian Media and Communications Authority), на которое данные полномочия возложены Актом об оказании услуг вещания (BSA, Broadcasting Services Act)¹⁵⁹ 1992 года.¹⁶⁰ С точки зрения административного права можно усмотреть прямую параллель с другими государствами в части организации распределения полномочий по регулированию Интернета, в том числе с Российской Федерацией, где таким органом фактически выступают Министерство связи и массовых коммуникаций, а также Роскомнадзор. В то же время особенностью ACMA является то, что на данную инстанцию также возложены полномочия по утверждению отраслевых стандартов, т. е. систематизированных норм профессиональной этики интернет-индустрии.

Основными направлениями регулирования интернет-отношений, главным образом в соответствии с BSA, являются: обеспечение механизмов по работе с частными обращениями относительно определенных категорий интернет-контента (в целом аналогичных по содержанию российской категории «информации, ограниченной к распространению в сети Интернет»), собственно ограничения доступа к интернет-контенту, который с наибольшей вероятностью будет нарушать права и законные интересы «разумного совершеннолетнего», а также защита детей от информации, способной причинить вред их здоровью и развитию.¹⁶¹ Любопытно, что основная направленность интернет-регулирования в Австралии действительно перекликается с подходом,развивающимся в Российской Федерации, и это подтверждается, в частности, и австралийской правоприменительной практикой. Разумеется, австралийские законодательство и практика также в полной мере охватывают и другие аспекты, включая охрану и защиту интеллектуальных прав, а также публично-правовых интересов, связанных с безопасностью общества и государства.

Такие факторы, как скорость и простота операций с информацией, находят свое первостепенное отражение в практике применения законодательства об интеллектуальной собственности. Как в случае с большинством других стран, именно эта отрасль становится наиболее уязвимой в условиях современного информационного пространства.

Зарубежные исследователи отмечают следующее: «В то время как законодательство об интеллектуальной собственности в Австралии в равной степени применяется и к онлайн-миру, и к реальному миру, онлайн-мир бросает серьезные вызовы правообладателям. Высокие скорости передачи информации, а равно другие технологические прорывы усложняют задачи, стоящие перед правообладателями прежде всего из игровой, кинематографической и музыкальной индустрии, обеспокоенными предотвращением распространяющихся с высокой скоростью нарушений их работ, охраняемых авторским правом».¹⁶²

Таким образом, скорость распространения информации – ключевой фактор, определяющий динамику законодательства и правоприменительной практики в области защиты интеллектуальной собственности в Австралии. По мнению ученых и практиков, на текущий момент данная проблема рассматривается в Австралии преимущественно с точки зрения проблемы распределения ответственности между информационными посредниками и пользователями,¹⁶³ что и будет рассмотрено далее.

При этом, по мнению автора, фактор простоты операций с информацией допустимо рассматривать как фактор, дополнительный по отношению к фактору скорости операций с информацией.

Кроме того, в контексте австралийской правовой системы фактор трансграничности интернет-отношений находит прямое выражение в способах разрешения проблемы определения юрисдикции в спорах и конфликтах, возникающих в интернет-пространстве и оказывающих как конструктивное, так и деструктивное воздействие на сознание и поведение субъектов информационных коммуникаций.

Проблема идентификации пользователей в интернет-пространстве в более или менее явной форме рассматривалась в Австралии через призму договорного права. Исследователи отмечают, что такой вопрос, как идентификация сторон договора, до сих пор является актуальным в связи с определением того, считается ли договор заключенным и является ли он исполнимым.¹⁶⁴ Следует, однако, помнить, что во многих, прежде всего принадлежащих к романо-германской правовой семье, правовых системах, данный вопрос чаще всего имеет более серьезное проблемное значение, чем в правовых системах, принадлежащих к англо-американской правовой семье, в которой вопрос заключения договора формализован, скорее, в меньшей степени.

Наиболее близким к данной проблеме на уровне австралийского прецедентного права считается решение по делу Smythe v. Thomas,¹⁶⁵ предметом которого является сделка, фактически заключенная через известный онлайн-аукцион eBay. В случае с данным аукционом предложение к покупке товара было сочтено, проводя сравнительно-правовую аналогию, офертой (предложением, т. е. “offer” в смысле общего права) в ситуации, когда покупатель сделал «ставку» на аукционе в надлежащий период, причем его ставка по истечении срока (требуется, таким образом, одновременное соблюдение двух условий) была рассмотрена как акцепт (принятие предложения, т. е. “acceptance” в смысле общего права). Поскольку в таком случае договор считался заключенным, у покупателя возникало право на взыскание убытков или требование об исполнении обязательства в натуре.

Учитывая контекст настоящей работы, в данном случае нельзя обойти вниманием возможность использовать сравнительно-правовой метод исследования на микроуровне и сравнить данный механизм, выработанный на уровне австралийского прецедентного права, с механизмом, предусмотренным российским гражданским законодательством и уже нашедшим свое применение в практике гражданско-правовых отношений в сети Интернет.

Так, п. 2 ст. 434 ГК РФ предусматривает, что договор в письменной форме может быть заключен в том числе путем обмена документами посредством электронной связи, позволяющей достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору. В свою очередь, п. 2 ст. 160 говорит о том, что использование электронной подписи (которая, как предполагается, и будет основанием для достоверного установления стороны по договору) допускается в случаях, установленных законом или соглашением сторон. В отсутствие соглашения сторон в «обычной» письменной форме в силу положений Федерального закона от 06.04.2011 № 63-ФЗ «Об электронной подписи» признаваться равной собственноручной будет только усиленная квалифицированная электронная подпись (т. е. электронная цифровая подпись – в соответствии с ранее принятой терминологий), а другие виды, в том числе простая электронная подпись,¹⁶⁶ с помощью которой реально заключается подавляющее большинство сделок в Интернете с участием частных лиц (речь идет о принятии пользовательских соглашений, бытовых сделках между обычными пользователями и т. п.), в данном случае как бы не считаются, не являются достоверным доказательством того, что документ исходит от стороны по договору. Более того, общие положения гражданского законодательства (конкретно – п. 1 ст. 15 ГК РФ) говорят о том, что физические лица, например, приобретают гражданские права и обязанности под своим именем, включающим собственно имя, отчество (если иное не следует из национального обычая) и фамилию,¹⁶⁷ а это – редкий и нетипичный случай для современного «анонимного» или, принимая во внимание современную культуру учетных записей, «псевдонимного» Интернета.

Но в то же самое время письменная форма договора считается соблюденной в том случае, если письменное предложение заключить договор принято в порядке, предусмотренном п. 3 ст. 438 ГК РФ (об этом говорит п. 3 ст. 434 ГК РФ). В свою очередь, п. 3 ст. 438 ГК РФ указывает, что совершение лицом, получившим оферту, в срок, установленный для ее акцепта, действий по выполнению указанных в ней условий договора (отгрузка товаров, предоставление услуг, выполнение работ, уплата соответствующей суммы и т. п.) считается акцептом, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не указано в оферте. То есть если пользователь, например, каким бы «анонимным» в Интернете он ни был, начнет использовать программный продукт или интернет-сервис, можно с уверенностью утверждать, что имел место факт акцепта оферты, изложенной, например, в пользовательском соглашении, сопровождающем данный продукт или сервис.

Исходя из всего вышеизложенного, можно предположить, что концепция конклюдентных действий позволяет обойти проблему идентификации участников «анонимного» взаимодействия в интернет-пространстве как в правовых системах, относящихся к романо-германской правовой семье, так и в правовых системах, относящихся к англо-американской правовой семье. С другой стороны, сложно утверждать, что этот механизм является решением проблемы по существу.

Любопытно, что в Австралии проблема определения юрисдикции нашла свое отражение в первую очередь не в спорах относительно авторских прав на произведения и тому подобных, а в спорах относительно товарных знаков, хотя следует отметить, что и данная область также, разумеется, относится к сфере интеллектуальных прав.

Австралийский Акт о товарных знаках 1995 года¹⁶⁸ не предусматривает эксплицитное раскрытие данной проблемы правового регулирования отношений в сети Интернет. По мнению практикующих юристов, наиболее правильным будет толковать его таким образом, что он распространяется только на нарушения, совершенные в Австралии. Но что считать нарушением, совершенным в Австралии? И как раз здесь вновь актуализируется проблема определения юрисдикции, раскрываемая через призму определения «места» совершения того или иного юридически значимого действия в том случае, если это действие совершается в сети Интернет. Отметим, что подходы к определению места совершения определенных юридически значимых действий (или осуществления деятельности) имеют первостепенное значение для разрешения проблем интернет-юрисдикции.

С одной стороны, охрана и защита товарных знаков в соответствии с общепринятой мировой практикой имеет исключительно территориальную природу – товарные знаки охраняются в какой-либо юрисдикции в том случае, если они именно там и зарегистрированы. Таким образом, для охраны и последующей защиты прав на товарные знаки в нескольких странах требуется зарегистрировать товарный знак в каждой из них. С другой стороны, очевидно, что для того, чтобы интернет-сайт, который содержит товарный знак, зарегистрированный в Австралии, подпадал под действие Акта о товарных знаках, вовсе не обязательно владелец этого сайта должен находиться в самой Австралии – необходимо, чтобы деятельность, осуществляемая посредством этого интернет-сайта, была достаточно определенно направлена на Австралию или австралийских потребителей. Таким образом, в данном случае нельзя не отметить общую тенденцию: здесь мы также наблюдем пример «теста (критерия) минимума контактов».

Ключевым судебным решением, в котором рассматривался данный вопрос, было решение по делу Ward Group Pty. Ltd. v. Brodie & Stone Plc.¹⁶⁹ В данном решении содержится суждение, согласно которому иностранный интернет-сайт, который использует товарный знак, зарегистрированный в Австралии на имя другого лица, чтобы подпадать под действие австралийского законодательства, должен быть нацелен на австралийских потребителей или продажи, осуществляемые посредством этого сайта, должны быть сделаны в адрес австралийцев. Соответственно, просто предложение, адресованное как бы всему миру, без конкретного указания на Австралию, не будет рассматриваться как достаточное основание для того, чтобы признавать распространение действия австралийского законодательства на данный акт.

С другой стороны, в рассматриваемом деле не было достигнуто определенности относительно того, когда с уверенностью можно считать, что зарубежный интернет-сайт прямо направлен на потребителей в Австралии. В то же время понятно, что австралийские суды, будучи судами общего права, скорее всего будут использовать ключевые решения США и Великобритании по данному вопросу для определения комплекса факторов, позволяющих установить необходимые обстоятельства дела (например, в формате «убедительных» прецедентов, относящихся к другим, но родственным юрисдикциям). К числу таких факторов может относиться активный маркетинг и реклама непосредственно в Австралии, доля австралийских покупателей в общем числе покупателей, пользующихся соответствующим сайтом, возможность совершать оплату в австралийских долларах и осуществлять доставку в Австралию, наличие бесплатного телефонного номера, предназначенного для резидентов Австралии и т. п. Подобный подход в полной мере укладывается в логику современных тенденций, относящихся к данной области.

Таким образом, можно заключить, что по вопросу юрисдикции в Австралии используется «тест (критерий) минимума контактов», и в очередной раз отметить, что данная модель разрешения системной проблемы определения юрисдикции в сети Интернет свойственна системам общего права, тогда как романо-германским правовым системам в большей степени присущ «тест (критерий) доступа», по крайней мере, на первых этапах развития подходов к разрешению системной проблемы определения юрисдикции. В то же время уместно отметить, что в целом рассматриваемые подходы в романо-германской правовой системе существенным образом пересекаются с проблемой юридической догматики, связанной с действием закона в пространстве и по кругу лиц.

Далее, несмотря на то что нормативных правовых актов или прецедентов, прямо и полноценно разрешающих проблему гиперссылок (как одну из импликаций проблемы ответственности информационных посредников), в австралийской правовой системе напрямую не выявлено, можно предположить, что эта проблема найдет конкретное отражение в последующих законодательных актах. На сегодняшний день данная проблема получила косвенное отражение при решении частного случая ответственности информационных посредников в деле, связанном с недобросовестной рекламой. Так, например, в деле ACCC v. Google¹⁷⁰ известная интернет-корпорация Google, являющаяся оператором поисковой системы и активно занимающаяся деятельностью в области интернет-рекламы, была признана ответственной за коммерческое размещение недостоверной рекламной ссылки своего партнера.

Для современной Австралии проблема информационных посредников представляет собой прежде всего следствие таких факторов, определяющих значение сети Интернет, как скорость и простота осуществления операций с информацией. Уже давно в Австралии, подобно другим странам мира, идет спор о том, в какой именно пропорции должна быть распределена ответственность между информационными посредниками и пользователями в спорах о нарушении интеллектуальных прав правообладателей. Сами правообладатели утверждают, что интернет-провайдеры должны принять обязательный отраслевой кодекс (здесь следует отметить важную роль отраслевых кодексов в системе источников интернет-права в Австралии), в котором будет предусмотрена обязанность выявлять систематических нарушителей авторского права. В свою очередь, интернет-провайдеры сопротивляются такой инициативе, указывая на то, что таким образом фактически расходы на защиту прав правообладателей возлагаются ими на третьих лиц (интернет-провайдеров), не имеющих никакого отношения к соответствующим объектам интеллектуальной собственности. Подобные аргументы в целом составляют неотъемлемую часть дискуссий о возможных обязанностях информационных посредников не только в Австралии, но и в других странах мира.

Ключевым делом (следует обратить внимание, что правовая система Австралии относится к числу систем общего права), в котором к текущему моменту был рассмотрен данный вопрос, является дело Roadshow v. iiNet.¹⁷¹ Обстоятельства данного дела таковы. Ряд австралийских и американских теле- и киностудий подали иск в отношении австралийского интернет-провайдера iiNet в связи с тем, что данный провайдер предоставлял пользователям доступ к пиринговой файлообменной сети, в которой распространялись нелицензионные копии соответствующих фильмов и телепрограмм. В соответствии с Актом об авторском праве 1968 года¹⁷² сообщение, за исключением вещания, считается совершенным тем лицом, которое ответственно за определение содержания сообщения (раздел 22 (6)).

В соответствии с интерпретацией данного положения, примененной в деле, iiNet не могло нести «первичной» (“primary”) ответственности за действие пользователей сети. В то же время в апелляции было отмечено, что информационный посредник должен нести «вторичную» (“secondary”) ответственность за нарушение. В определенной степени можно провести параллель с солидарной гражданско-правовой ответственностью. Высокий суд Австралии в итоге установил, что информационный посредник не может нести ответственность, а его поведение, соответственно, является разумным при одновременном соблюдении следующих условий:

• у информационного посредника отсутствует техническая возможность препятствовать использованию файлообменной сети своими пользователями, изменить функционал этой сети или исключить из нее обращение отдельных фильмов;

• возможности информационного посредника сводятся исключительно к предотвращению первоначальных нарушений посредством прекращения договорных отношений с пользователями;

• в случае получения уведомления о нарушении от правообладателя информационный посредник мог принять меры только посредством расторжения договора с пользователем, что, в свою очередь, повлекло бы ответственность информационного посредника перед пользователем за нарушение информационных обязательств.

Таким образом, рассмотренное дело содержит сформулированные на уровне австралийской судебной практики правила определения ответственности информационных посредников. Это аналог положений о «безопасной гавани» американского DMCA и в отношении Российской Федерации ст. 1253.1 Гражданского кодекса. При этом процедура предварительного уведомления информационного посредника о том, что посредством его услуг пользователи распространяют незаконный контент, вытекает непосредственно из Акта об авторских правах.

Исходя из общего контекста правового регулирования отношений в интернет-пространстве в Австралии, можно заключить, что принятая модель регулирования носит, скорее, смешанный характер с приоритетом модели уровней интернет-архитектуры. Это отражается, в частности, на уровне контента: контент регулируется отдельно, и случаи блокировки целых ресурсов и тем более целых IP-адресов по причине какого-либо одного элемента контента в Австралии практически неизвестны. С другой стороны, элемент инфраструктурной модели в смешанной модели правового регулирования отношений в интернет-пространстве в Австралии выражается в том, что отдельные инфраструктурные элементы, прежде всего доменные имена (а это системообразующий элемент сетевой инфраструктуры), подлежат регулированию как отдельные объекты.

Так, например, в Австралии регистрация доменного имени понимается как лицензия (право) на использование конкретного интернет-адреса. Таким образом, сама по себе регистрация доменного имени не предполагает правоустанавливающего значения для имени как такового, например, как товарного знака, – исключительных прав на доменное имя у зарегистрировавшего его лица не возникает. При этом, хотя и нельзя зарегистрировать несколько одинаковых доменных имен в одной зоне, их можно зарегистрировать в разных доменных зонах (например, в общем домене верхнего уровня и в национальном домене верхнего уровня).

В то же время устанавливаются ограничения на регистрацию отдельных коммерческих доменных имен конкретно в австралийской доменной зоне (“.com.au”). Так, доменное имя в данной зоне должно полностью соответствовать полному фирменному наименованию, коммерческому обозначению или товарному знаку либо его аббревиатуре или иным образом непосредственно быть с ним связанным.¹⁷³ Отметим, однако, что регистрация доменных имен относится, скорее, к области саморегулирования в силу природы отношений и текущей институциональной модели администрирования сети Интернет, не предполагающей в данном случае закрепления каких-либо регистрационных функций за государственными органами.

Также любопытно отметить, что австралийское законодательство содержит специальный Акт о спаме 2003 года,¹⁷⁴ хотя спам (устоявшийся термин, обозначающий нежелательные электронные сообщения) вряд ли можно считать именно элементом сетевой инфраструктуры, скорее – неизбежным негативным следствием всех факторов, определяющих значение сети Интернет. Примечательно, что данный акт также косвенно содержит правило определения юрисдикции в сети Интернет, но конкретно для целей этого закона данные правила преимущественно используют «тест (критерий) доступа» с некоторыми модификациями. Так, требования об ограничении спама применяются в одном из следующих случаев: сообщение проистекает из Австралии, отправитель находится в Австралии, сообщение принимается компьютером в Австралии, сообщение принимается получателем, физически находящимся в Австралии. По общему правилу рассылка сообщений запрещается в том случае, если отсутствует согласие конкретного получателя на получение данного электронного сообщения.

В остальном, несмотря на то что практически все инфраструктурные элементы сети Интернет, имеющие значение для юридической стороны отношений, имеют либо легальные определения, либо определения, содержащиеся в отраслевых стандартах, регулирование правовых отношений в сети Интернет в Австралии строится преимущественно на модели уровней интернет-архитектуры.

Кроме того, говоря об институциональных моделях интернет-регулирования, можно отметить, что Австралия выступает против сохранения “Status Quo” за ICANN. Как уже было отмечено ранее, Министерство торговли США, которое выступает в качестве стороны контракта с ICANN с 1998 г., объявило о готовности передать полномочия по администрированию корневой зоны Интернета непосредственно ICANN таким образом, чтобы данная организация осуществляла указанные полномочия самостоятельно, с опорой на многосторонний состав представителей различных государств и территорий.¹⁷⁵

В связи с этим в 2014 г. М. Тернбулл, министр телекоммуникаций Австралии, выразил поддержку позиции Министерства торговли США, отметив, что это «знаменательный день в истории Интернета», добавив, что роль США в данном вопросе «вызывала все больше и больше противоречий, а в некоторых случаях и неприязнь», поскольку заинтересованные лица задавались вопросом о том, «как Интернет может принадлежать всему миру, тогда как само его сердце администрируется в соответствии с контрактом, заключенным с Правительством США».¹⁷⁶

В то же самое время М. Тернбулл выразил сомнения в том, что «ICANN в настоящее время действительно репрезентативна и обладает достаточным кредитом доверия для администрирования корневой зоны DNS, распределения доменных имен верхнего уровня и национальных доменов верхнего уровня».¹⁷⁷ При этом он отметил, что Австралия готова выразить поддержку данной модели при условии, что данная модель будет действительно ориентирована на горизонтальное сотрудничество заинтересованных лиц в целях обеспечения свободы, стабильности и устойчивости Интернета как серьезной платформы для распространения свободы в мире.¹⁷⁸

Таким образом, можно заключить, что Австралия по вопросу институциональных моделей Интернета придерживается альтернативного подхода. Вместе с тем данное государство, как, по крайней мере, следует из официальных и общедоступных источников, на данный момент не выражает каких-либо намерений по «локализации» Интернета, известных иным государствам.

В рассмотренном ранее выступлении М. Тернбулл подчеркнул, что заменяющий режим администрирования Интернета будет легитимным в том случае, если он получит «широкую поддержку среди различных слоев интернет-сообщества и при этом будет поддерживать и улучшать модель, основанную на участии всех заинтересованных сторон, и, в частности, не будет заменять Правительство США каким-либо другим правительством или межправительственной организацией, такой как Международный союз по электросвязи или ООН».¹⁷⁹

Таким образом, вариант регулирования, предлагаемый австралийским правительством, представляет собой альтернативу как сохранению status quo, что предполагает сохранение роли Правительства США в определении стратегии администрирования Интернета через ICANN, так и передаче прав на наднациональный уровень. Можно предположить, что Австралия предлагает перевести администрирование сети Интернет на модель максимально возможного и допустимого саморегулирования.

Таким образом, роль позитивного права в регулировании отношений в интернет-пространстве в Австралии достаточно сильна, хотя они и органично дополняются нормами сообщества в виде отраслевых стандартов, а также различными судебными решениями. Как было отмечено, ключевым актом позитивного права, регулирующим общие вопросы оборота информации в сети Интернет, является Акт об оказании услуг вещания 1992 года, а центральным публично-правовым вопросом в данном случае является регулирование контента.

Приложения 5 и 7 Акта об оказании услуг вещания определяют нормативную основу для регулирования контента. Устанавливается заявительная система национального регулирования (в том смысле, что механизм контроля и ограничения контента «запускается» при получении индивидуального заявления – это тот юридический факт, который служит основанием для возникновения правоотношений в данном случае). Основными участниками данных правоотношений являются лица, имеющие ключевое значение для интернет-инфраструктуры – это интернет-провайдеры, хостинг-провайдеры и контент-провайдеры. Строго говоря, последние две категории на уровне законодательного текста объединены в одну и именуются «провайдеры услуг в области контента и хостинга» (“content and hosting service providers”).

Акт об оказании услуг вещания устанавливает, что интернет-контент должен быть классифицирован Австралийским советом по классификации по той же системе, которая используется в отношении фильмов и компьютерных игр в соответствии с Актом о классификации публикаций, фильмов и компьютерных игр 1995 года.¹⁸⁰ По содержанию речь идет о возрастных рейтингах, а по форме – о регулировании уровня контента.

Любопытно, что Акт об оказании услуг вещания проводит разграничение между случаями, когда контент размещается на сайте, хостинг которого обеспечивается в Австралии и за пределами Австралии (Приложения 5 и 7 Акта соответственно). При этом контент прямо подразделяется по форме подачи, которая может влиять на природу рисков, связанных с ним. Так, в отдельную категорию выделяются прямые интернет-трансляции (“livestream services”), функция которых аналогична телевизионному прямому эфиру и, как следствие, предполагает более высокий уровень рисков.

Как и в случае с Российской Федерацией, австралийское законодательство также предусматривает категорию, аналогичную «информации, распространение которой запрещено», а именно «запрещенный контент» (“prohibited content”). При этом, однако, есть и промежуточная (между запрещенным и разрешенным контентом) категория – это контент ограниченного доступа, подлежащий включению в «системы ограничения доступа» (RAS, restricted access systems). К таким категориям относится контент, маркированный “MA15+” и “R18+”.

Формулировки общих критериев отнесения информационных объектов к данным категориям носят открытый и оценочный характер, по крайней мере если рассматривать их через призму правосознания, присущего романо-германской правовой системе.

Так, например, категория “MA15+” (раскрывается как «в сопровождении взрослого», т. е. “mature accompanied”) предполагает контент, содержащий «сильные впечатления», связанные, как правило, со сценами секса или использования наркотиков. В свою очередь, категория “R18+” предполагает контент, который предназначен исключительно для взрослых. Он может подразумевать как более серьезные сцены из числа указанных выше, так и оскорбительное для определенных категорий населения содержание.¹⁸¹ К числу специальных категорий относятся “X18+” (законная порнографическая продукция, подлежащая распространению только в специальных местах и (или) сетях) и “RC” («отказ в классификации», “refused classification”, это контент, который в принципе нельзя распространять никаким образом – «запрещенная информация» в чистом виде, которая, например, может составлять часть объективной стороны уголовно наказуемых деяний).

Стоит обратить внимание на то, как именно «промежуточный» по степени чувствительности контент, т. е. маркированный “MA15+” и “R18+”, должен включаться в систему ограничения доступа (RAS).

Если речь идет о контенте категории “MA15+”, то требуется соблюдение как минимум следующих условий:

• обязательное требование, обращенное к пользователю, дать согласие на получение контента и декларировать, что пользователю больше 15 лет;

• допуск к контенту только тех пользователей, которые прошли процедуру доступа;

• размещение предупреждения о природе контента и информации для родителей и (или) законных представителей относительно того, как можно ограничить контент для детей до 15 лет;

• принятие качественных мер (технических. – Р. А.) для того, чтобы обеспечить удаление доступа к контенту тех лиц, которые получили его без оснований.

В отношении контента категории “R18+” в дополнение к указанным требованиям должны также соблюдаться следующие императивы:

• требование у пользователя предоставить подтверждение того, что пользователю исполнилось как минимум 18 лет;

• анализ рисков, связанных с достоверностью подтверждения указанного возраста;

• хранение в течение двух лет данных, связанных с верификацией возраста.

Следует отметить, что аспект контроля за контентом в действительности выходит за узкие рамки института локального ограничения оборота информации, и представляет собой своеобразную основу информационного права в современном обществе – прежде всего в приложении к отношениям в сети Интернет, поскольку на данном уровне приближения именно информация как таковая (а не ее отдельные аспекты в виде произведений, т. е. информации, рассмотренной через призму авторского права и т. п.) является предметом правового регулирования.

Австралийское законодательство о регулировании отношений в интернет-пространстве в явной форме поддерживает нормы сообщества и интегрирует их в общую регулятивную систему. Как уже было отмечено, Австралийское агентство массовой информации и коммуникаций, в частности, осуществляет ряд полномочий, связанных с координацией саморегулирования отношений в сети Интернет.¹⁸²

Так, на Агентство возложены обязанности по регистрации отраслевых стандартов (кодексов профессиональной этики). Данные стандарты (кодексы) могут быть зарегистрированы при соблюдении следующих условий:

• орган или организация, которые разрабатывают кодекс, представляют определенный сектор интернет-индустрии;

• кодекс приемлемым образом регулирует вопросы, имеющие отношение к интернет-сообществу;

• разработке кодекса предшествовало публичное обсуждение;

• кодекс соответствует основному законодательному акту в данной области – BSA.

С одной стороны, соблюдение требований таких профессиональных кодексов является добровольным. С другой стороны, Агентство может придать требованиям кодексов обязательную силу посредством вынесения предписания какому-либо участнику рынка действовать в соответствии с кодексом.

Нельзя не отметить, что в рассмотренных ранее отраслевых стандартах, требующих введения, в частности, механизмов идентификации пользователей в отношении ограниченного к распространению контента, ярко выражен архитектурный подход к регулированию отношений в сети Интернет. В том случае, если интернет-провайдер внедряет технологические средства и процессы, позволяющие ограничить доступ несовершеннолетних или малолетних пользователей к интернет-контенту, можно говорить о косвенном архитектурном воздействии на отношения, в отличие от прямого нормативного регулирования на уровне нормативных правовых актов или прецедентов.

3.3. Правовое регулирование в интернет-пространстве стран романо-германской правовой семьи

Исследование особенностей правового регулирования в интернет-пространстве стран, относящихся к романо-германской правовой семье, будет осуществляться на примерах Италии, Люксембурга, Германии и Норвегии.

В Италии на сегодняшний день существует развитая нормативно-правовая база в отношении правового регулирования информационно-телекоммуникационных сетей и электронной коммерции. Законодательные акты устанавливают отдельные правила, непосредственно относящиеся к вопросам, касающимся Интернета как такового, и впоследствии активно применяются судами. Вместе с тем данные правила представляют собой, скорее, специальные нормы, конкретизирующие нормы общие, относящиеся к регулированию отдельных известных правовых институтов.

Таким образом, итальянское законодательство, как и законодательство многих других стран, на данный момент не исходит из самостоятельности предмета правового регулирования, что, как мы можем еще раз отметить, неудивительно, поскольку Интернет – это прежде всего некое новое пространство, в которое «обычные» правоотношения как бы переносятся. С другой стороны, нельзя не отметить, что данное пространство обладает системными архитектурными особенностями, что обосновывается в настоящем исследовании, и прямо или косвенно, сознательно или нет, но отражается в нормативных правовых актах, нацеленных на решение соответствующих вопросов.

В Италии отношения в интернет-пространстве регулируются как общими нормами законодательства, так и специально принятыми актами, адаптирующими законодательство к изменениям, связанным с системными проблемами правового регулирования отношений в сети Интернет.

Так, Законодательным актом № 70/2003,¹⁸³ имплементирующим Директиву ЕС 2000/31/ЕС, были установлены общие правила об электронной коммерции, а также о гражданско- и уголовно-правовой ответственности интернет-провайдеров. При этом итальянский Кодекс о защите прав потребителей 2005 г. (Законодательный акт № 206/2005)¹⁸⁴ содержит отдельные нормы, связанные с защитой прав потребителей при заключении договора дистанционным способом, которые относятся и к отношениям в сети Интернет.

Отдельные специальные изменения были введены в связи с тем очевидным воздействием, которое оказывает развивающаяся инфраструктура Интернета на отношения в области охраны интеллектуальной собственности. Так, итальянский Акт об авторских правах был первоначально принят в 1941 г., но изменен Законодательными актами № 68 от 2003 г. и № 140 от 2006 г., которыми в итальянское законодательство были имплементированы нормы Директив 2001/29/ЕС и 2004/48/ЕС, в частности для того чтобы установить специальные правила разрешения спорных ситуаций, связанных с авторскими правами в сети Интернет.¹⁸⁵

Особого внимания в данном контексте заслуживает Кодекс промышленной собственности, принятый Законодательным актом № 30 от 2005 года, который объединил все остальные, кроме авторского права, нормы права интеллектуальной собственности, а с изменениями 2010 года – касающиеся в том числе защиты интеллектуальных прав в связи с Интернетом.¹⁸⁶

Отдельные нормы, касающиеся защиты персональных данных в сети Интернет, содержатся в Кодексе о защите персональных данных (Законодательный акт № 196/2003),¹⁸⁷ который содержит специальные правила относительно защиты персональных данных в Интернете и дополняется подзаконным законодательством по аналогии с деятельностью российского Роскомнадзора.

Законодательство Италии содержит и другие нормативные правовые акты, положения которых прямо или косвенно связаны с регулированием отношений в интернет-пространстве, в том числе в области уголовного и уголовно-процессуального права, ограничения распространения отдельного контента, посягающего в первую очередь на публично-правовые интересы.¹⁸⁸

Скорость и простота операций с информацией в Италии, как и в других странах, отражаются в первую очередь на содержании законодательства об интеллектуальной собственности. Как отмечают сами итальянские юристы, «авторские права – категория интеллектуальной собственности, на которую рост цифровой экономики воздействует в наибольшей степени. Причина заключается в том, что практически любой результат человеческого творчества может быть оцифрован, а значит – воспроизведен в Интернете и распространен в нем».¹⁸⁹ И это неудивительно.

Акт об авторских правах содержит специальную статью 16, которая устанавливает, что исключительное право публичного воспроизведения произведения распространяется на «доведение работ до представителей общественности в то время и место, которое они выбирают сами» (п. 1 ст. 16).¹⁹⁰ Данное положение может рассматриваться как прямая отсылка к воспроизведению и распространению произведений в сети. При этом мы не можем обойти вниманием и важную презумпцию, заложенную в итальянском законодательстве: в случае с Интернетом именно пользователь сам выбирает где, когда (и что – вот самое главное) «ему показывают». Впоследствии к этой презумпции имеет смысл обратиться и в другом, более общем контексте. Кроме того, Акт об авторских правах содержит статью 171, в соответствии с которой признается правонарушением воспроизведение произведений без разрешения правообладателя посредством общественных информационно-телекоммуникационных сетей, если оно было совершено с целью извлечения прибыли (наличие данной цели – еще один отличительный признак итальянского законодательства, который не всегда находит отражение в аналогичных нормативных правовых актах других правовых систем).

В соответствии с обобщениями, сделанными итальянскими юристами-практиками, в целом правоприменители в Италии согласны с тем, что загрузка охраняемых произведений на интернет-сайт, распространение их посредством пиринговой сети, а равно их живой показ («стриминг») или включение в состав сайта («веб-кастинг») является доведение произведения до общественности, опубликование, обнародование. В этом смысле итальянское законодательство и практика в значительной степени уже готовы к учету особенностей интернет-инфраструктуры. Можно сказать, что такой подход адаптирует их к сложившейся системе общественных отношений в области защиты интеллектуальной собственности.¹⁹¹

Как таковая трансграничность отношений в итальянском законодательстве на данный момент рассматривается, но не разрешается исходя из каких-либо иных, кроме необходимости адаптации новых отношений к старым нормам, приоритетов. Частично отражаясь в способах разрешения спорных вопросов определения юрисдикции, трансграничность отношений скорее наталкивается на барьеры консервативного законодательства. Например, в случае с теми же персональными данными, которые неизбежно обращаются в большом количестве в сети Интернет, итальянские авторы отмечают необходимость в любом случае получать разрешение со стороны соответствующих пользователей – субъектов персональных данных, причем, с учетом отношения к особенностям заключения договоров в электронной форме, такое согласие должно быть получено как минимум по факсу.¹⁹²

Так, в известном уголовном деле “ViviDown”, которое рассматривалось в Милане, суд назначил наказание четырем администраторам общественно доступного канала в сервисе видеохостинга YouTube в связи с тем, что на данном канале собрал достаточно много просмотров видеоролик, в котором группа итальянских студентов осуществляла хулиганские действия по отношению к своему сверстнику с ограниченными возможностями. Одним из оснований для приговора стало, как ни странно, то, что посредством ролика незаконно распространялись персональные данные, а именно данные о состоянии здоровья лица с ограниченными возможностями.¹⁹³

Каких-либо специальных правил, которые бы разрешали проблему идентификации пользователей в той мере, которая бы соответствовала темпу роста и реальной практике цифровых отношений, в ходе исследования применительно к Италии выявлено не было, в большей степени здесь следует учитывать правила, установленные на уровне наднационального законодательства ЕС.

Большая часть положений о письменной форме сделки позволяет сделать те же выводы, что и в случае с российским законодательством, а именно: письменная форма сделки считается соблюденной в случае со сделками, заключенными посредством электронных средств коммуникации, только при условии наличия предшествующего соглашения в «бумажной» форме либо при использовании электронной цифровой подписи. В случае споров может иметь серьезное значение и факт последующего «одобрения действием», что принципиально, правда, не разрешает проблему идентификации пользователей в сети Интернет.¹⁹⁴ Таким образом, и здесь итальянское законодательство показывает определенный консерватизм, свойственный правовым системам, относящимся к романо-германской правовой семье. В целом допустимо заключить, что в действующем итальянском законодательстве слабо учитываются особенности сетевой инфраструктуры. В большей степени оно нацелено на нивелирование «конфликта» между данными особенностями и классическими правовыми подходами за счет использования инструментов юридической техники, однако остается открытым вопрос, насколько такой подход будет оставаться адекватным в свете общего темпа прогресса цифровых технологий, при котором количественные изменения рано или поздно перейдут в изменения качественные.

Что же касается такой системной проблемы правового регулирования отношений в интернет-пространстве, как проблема определения юрисдикции, то, по крайней мере, в той части, в которой определение юрисдикции необходимо для разрешения вопроса об ответственности, вытекающей из нарушения интеллектуальных прав итальянского гражданина или компании, зарегистрированной в Италии, суды Италии при рассмотрении дел, связанных с интеллектуальными правами, разрешают вопросы – в частности, возможности применения обеспечительных мер в зависимости от того, как определяется место причинения ущерба.¹⁹⁵ Таким образом, здесь прослеживается адаптация «теста (критерия) минимума контактов». В исключительно важных случаях обеспечительные меры (например, в виде ограничения доступа к сайту в судебном порядке) могут применяться без учета того, в какой юрисдикции размещен сервер интернет-компании.¹⁹⁶

Относительно подходов к установлению юрисдикции итальянских судов, а равно определения применимого права, в качестве обобщения можно заключить, что в целом в Италии практикуется «тест (критерий) минимума контактов». В то время как итальянское законодательство и законодательство ЕС закрепляет особые правила определения юрисдикции внутри ЕС, которые действуют применительно к отношениям в сети Интернет, но на них при этом в малой степени сказываются особенности интернет-инфраструктуры, законодательство Италии в целом допускает лишь два основания для того, чтобы признать юрисдикцию итальянских судов и (или) итальянское право как применимое в данных случаях, а именно:

• в случае, если вред считается причиненным на территории Италии (как и в случае, с мерами обеспечения иска);

• в случае, если деятельность ответчика (стороны подоговору) нацелена на территорию Италии.

Отдельно рассматриваются споры с участием потребителей – в целом, где это считается возможным, действует юрисдикция итальянских судов, и применяются нормы итальянского права о защите прав потребителей и (или), соответственно, правила, установленные на уровне ЕС. Тем не менее остается открытым вопрос о том, как в таком случае конкретно рассматривать споры, обремененные всеми рассматриваемыми проблемами сетевой инфраструктуры, и применительно к потребителям итальянское законодательство в данной части дает не больше ответов, чем, например, законодательство российское.

Относительно проблемы ответственности информационных посредников действующее итальянское законодательство содержит определенные отличия по сравнению с большинством других юрисдикций. Так, по общему правилу ответственность, по крайней мере гражданско-правовая, информационных посредников за ущерб, связанный с контентом, размещаемым пользователями, исключена, и каждый из участников отношений в интернет-пространстве, таким образом, отвечает за свои собственные деяния.¹⁹⁷

С другой стороны, все же намечается подход, в соответствии с которым информационные посредники, если и не должны отвечать за пользователей, то, по крайней мере, должны активно содействовать пресечению правонарушений, выступая de facto на стороне правообладателей. Уже рассматривавшаяся общая причина такого подхода заключается в том, что именно информационные посредники в современной интернет-инфраструктуре локализованы и централизованы, в отличие от пользователей. Это усиливается также за счет следующих факторов, которые обсуждаются итальянскими авторами, специализирующимися в данной области:

• пользователи чаще всего анонимны, и сложно установить соответствие между конкретным пользователем и стороной абонентского договора с интернет-провайдером, если речь идет о данной категории информационных посредников;

• массовые нарушения, в том числе интеллектуальных прав, создают ситуацию, в которой «юридическое преследование» отдельных пользователей индивидуально будет экономически нецелесообразным;

• в случае с нарушениями, совершенными из других юрисдикций, единственным действенным способом будет только принятие мер против локальных интернет-провайдеров.¹⁹⁸

Развитие итальянского законодательства в данной области привело к появлению известного режима «безопасной гавани» в соответствии с Законодательным актом № 70/203, имплементирующим Директиву ЕС 2000/31/ЕС об электронной коммерции, в дополнение к Законодательному акту 128/2004. В соответствии с данными нормами интернет-провайдеры в Италии по общему правилу не должны осуществлять мониторинг информации в обязательном порядке, но, если им станет известна информация о правонарушении, они должны незамедлительно уведомлять об этом правоохранительные органы. Разумеется, при этом интернет-провайдеры должны информировать правоохранительные органы по их запросам, если таковые направлены интернет-провайдерам.

Кроме того, в Италии, в рамках установленных процедур саморегулирования бизнеса, действует Кодекс саморегулирования отношений в сети Интернет от 2003 года. Данный кодекс принят наиболее крупными итальянскими интернет-провайдерами. Присоединение к данному кодексу происходит на добровольной основе, но с этого момента он становится обязательным для вновь вступившего в саморегулируемое сообщество члена, а основные положения Кодекса связаны с определением сбалансированного подхода к распределению ответственности между различными участниками интернет-отношений, а также к соотношению публичности и анонимности в сети в той части, в которой провайдеры могут влиять на данный аспект.¹⁹⁹

Достаточно сложно выделить специальные элементы архитектурно-ориентированного регулирования отношений в сети Интернет в Италии, вместе с тем нельзя не отметить, что архитектурный подход ярко выражен в рассмотренных ранее отраслевых стандартах, требующих введения, в частности, механизмов идентификации пользователей в отношении ограниченного к распространению контента. В том случае, если интернет-провайдер внедряет технологические средства и процессы, позволяющие ограничить доступ несовершеннолетних или малолетних пользователей к интернет-контенту, можно говорить о косвенном архитектурном воздействии на отношения, в отличие от прямого нормативного регулирования на уровне нормативных правовых актов или прецедентов.

В отличие от достаточно крупной (по европейским масштабам) Италии, Люксембург относится к разряду европейских «мини-государств», в котором тем не менее, внимательно относятся к инновационным способам укрепления своих позиций в мировой экономике. Построение законодательства, которое бы отвечало требованиям современных реалий информационных отношений, таким образом, оказывается в приоритете, и можно сказать, что Люксембург представляет собой первую страну ЕС, в которой был принят закон об электронной коммерции, имплементирующий положения Директивы ЕС 1999/93 от 13.12.1999 об электронных подписях,²⁰⁰ Директивы ЕС 2000/31 от 08.06.2000 об электронной коммерции²⁰¹ и отдельные положения Директивы ЕС от 97/7 20.05.1997²⁰² о дистанционной продаже товаров и услуг.²⁰³

Собственное законодательство Люксембурга является достаточно развитым, при этом, как и в случае с другими странами, оно развивается преимущественно в рамках модели инфраструктурных элементов, а не архитектурной модели, поскольку сосредоточено вокруг ключевых институтов, актуализирующихся в рамках правовых отношений в сети Интернет. Так, законодательство Люксембурга охватывает вопросы электронных подписей, удостоверяющих центров, договоров, заключенных в электронной форме, защиты прав потребителей и ответственности информационных посредников.²⁰⁴

Внимание страны с экономикой, в центре которой находятся финансовые услуги, к вопросам коммерческого аспекта отношений в сети Интернет неудивительно.

При этом, как отмечают сами юристы Люксембурга, Великое герцогство нацелено на активное участие в общеевропейских приоритетах, к числу которых относится:²⁰⁵

• развитие единого электронного рынка, развитие и поддержка использования потребителями трансграничной торговли;²⁰⁶

• установление эффективной юридической базы для оцифровывания печатных книг;

• создание мультитерриториального лицензирования защищаемого авторским правом цифрового контента;²⁰⁷

• исследование возможностей усилить доверие к платежам, совершаемым посредством сети Интернет;

• установление европейской системы товарных знаков для «розничных» интернет-сайтов.

Примечательно, что скорость и простота операций с информацией, хотя, очевидно, и послужили факторами развития законодательства и практики Люксембурга по многим репрезентативным аспектам, отраженным в настоящем разделе, но не привели к серьезным изменениям в области права интеллектуальной собственности как такового. В этом смысле данные факторы скорее интенсифицируют судебную практику, чем служат поводом для развития законодательства.

Но в то же время проблема трансграничности отношений, как фактор правового регулирования отношений в сети Интернет, получила специальную разработку на уровне законодательства Люксембурга – в основном в контексте проблемы определения юрисдикции. В целом Люксембургу также свойственна интерпретация «теста (критерия) минимума контактов», в рамках которой определяющим моментом является место совершения юридически значимых действий. Суды при этом относительно свободны в определении такого места.

Как известно, в рамках судопроизводства в Люксембурге допускается аргументировать позицию ссылками на судебные решения по аналогичным делам, принятые в родственной правовой системе Франции. А аналогичная практика во Франции допускает признание юрисдикции французских судов в том случае, если один из элементов фактического состава имел место на территории Франции. Именно этими соображениями, применяемыми по аналогии, и руководствуются судьи в Люксембурге.²⁰⁸

Проблема идентификации пользователей в том ключе, в котором она рассматривается в странах ЕС, рассматривается и в законодательстве Люксембурга. Во-первых, речь идет об имплементации в национальное законодательство тех Директив ЕС, которые, по сути, уже рассматривались применительно к Италии. Во-вторых, как и в случае с большинством других европейских стран, соответствующие положения, введенные Законом № 96 от 14.08.2000 (с изменениями от 05.07.2004),²⁰⁹ не создают новой независимой системы правовых норм, специальных по отношению к электронной коммерции. В то же время общие нормы, которые применяются к отношениям с использованием сети Интернет, дополняются отдельными специальными нормами, обусловленными системными правовыми проблемами данной области.

Следуя ранее определенному европейскому подходу, проблема идентификации пользователей, соответственно, рассматривается через проблему использования электронных подписей. В соответствии с приведенным Законом об электронной коммерции от 14.08.2000, электронная подпись приравнивается к собственноручной подписи. Вместе с тем фактически речь идет только об электронной цифровой подписи (усиленной квалифицированной цифровой подписи), если проводить параллели с российским законодательством. Электронная подпись определяется как средство, с помощью которого идентифицируется лицо, его использующее, и которое подтверждает согласие такого лица с тем или иным действием. При этом электронная подпись, согласно законодательному определению, представляет собой совокупность данных, которые связаны с документом и не могут быть отчуждены от документа. Электронная подпись должна иметь свойства, позволяющие идентифицировать то лицо, которое подписывается, а также обеспечить аутентификацию и свидетельствовать о целостности подписываемого документа.

Статья 18 Закона об электронной коммерции от 14.08.2000 отдельно указывает, что электронная подпись, которая создана посредством защищенных средств, находящихся в полном распоряжении подписывающегося лица, и которая основана на квалифицированном сертификате, рассматривается как подпись, равнозначная собственноручной, о которой говорится в ст. 1322-1 Гражданского кодекса Люксембурга.²¹⁰ Для того чтобы сертификат электронной подписи рассматривался как «квалифицированный», он должен включать в себя определенные элементы информации и быть выдан сертификационным органом с соблюдением определенных условий.

Таким образом, мы видим один из классических способов разрешения проблемы идентификации пользователей Интернета, свойственных для регулятивных правоотношений в том же ключе, в котором он реализован и во многих других странах. Вместе с тем очевидно, что это только частичное решение проблемы и оно, опять же, построено по принципу адаптации новых отношений к старым правилам, а не наоборот. Кроме того, Люксембург относится к числу немногих, даже среди европейских, стран, в которых предусмотрены прямые правила определения юрисдикции в случае со спорами, вытекающими из отношений в интернет-пространстве. Уже упоминавшийся Закон от 14.08.2000 устанавливает, что по общему правилу к отношениям сторон, связанным с оказанием интернет-услуг, применяется право той юрисдикции, в которой находится место ведения деятельности исполнителя, если иное не предусмотрено договором. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что это не проясняет спорные случаи принципиально – например, когда компания исполнителя зарегистрирована в одной юрисдикции, сервер находится в другой, а заказчик услуг, получающий результаты в цифровой форме или посредством электронных коммуникаций, – в третьей (классический пример, обусловленный цифровой инфраструктурой). Какая юрисдикция, таким образом, будет составлять место ведения деятельности исполнителя? Вопрос остается открытым для судебного усмотрения.

Право Люксембурга настроено на защиту локальных сервис-провайдеров, к которым, за исключением случаев оказания услуг потребителям (в смысле законодательства о защите прав потребителей) в других странах, всегда применяется право Люксембурга, даже если услуги фактически оказываются по всему миру. Однако в остальном к определению юрисдикции, в том числе применимого права, применяются общие положения, в частности Конвенция ЕС 1980 г. «О праве, применимом к договорным обязательствам» (так называемая Римская конвенция)²¹¹ и Брюссельская конвенция 1968 г. о юрисдикции и приведении в силу решений по гражданским и коммерческим делам (так называемая Брюссельская конвенция).²¹²

Правила, касающиеся ответственности информационных посредников, в Люксембурге приняты на достаточно детальном уровне и при этом они соответствуют общим стандартам разрешения данной проблемы. Закон от 14.08.2000 включает положения относительно ответственности информационных посредников.

По общему правилу информационные посредники не несут ответственности за передачу информации по сети или предоставление к ней доступа, за исключением тех случаев, когда они принимали активную роль в этом посредством избрания или изменения информации, которая подлежит передаче. При этом статья 60 Закона от 14.08.2000 прямо предусматривает, что информационный посредник, который передает информацию, предоставленную пользователем сервиса или который предоставляет доступ к информационно-телекоммуникационной сети, не может нести ответственность, за исключением следующих случаев:

• он является инициатором передачи информации;

• он определяет адресат информации;

• он определяет и изменяет содержание передаваемой информации.

В законодательстве и практике Люксембурга более детально рассматривается вопрос о том, что входит в понятия передачи и предоставления доступа к информации, и эти понятия также охватывают автоматическое хранение информации, которое может быть временным и необходимым для совершения основных действий. Данный факт не подпадает под ограничения в том случае, если, как бы мы сказали, используя терминологию российского законодательства, данные действия необходимы для технического обеспечения передачи информации.²¹³

Любопытно, что технология «кэширования», составляющая на сегодняшний день неотъемлемую часть сетевой инфраструктуры, также уже стала предметом правового регулирования в Люксембурге. Кэширование как таковое в полной мере уже не может охватываться оговоркой о «необходимости для технического обеспечения передачи информации», поскольку данная необходимость подразумевает еще и разумное время хранения, а этот показатель не вполне применим к кэшированию. Вместе с тем допускается без возложения какой-либо особой ответственности за оборот информации осуществление хранения информации «в целях обеспечения повышения качества услуг» (а в объем этой формулировки как раз и подпадает кэширование), за исключением случаев, когда информационный посредник осуществляет одно или несколько из числа следующих действий:

• изменяет информацию;

• нарушает условия доступа к информации;

• нарушает правила, касающиеся обновления информации;

• препятствует получению информации о технологических особенностях своего сервиса;

• не предпринимает незамедлительных действий для того, чтобы воспрепятствовать доступу к информации в том случае, если ему стало известно о том, что такая информация нарушает чьи-либо права или что доступ к такой информации был ограничен судебной или исполнительной властью.

И наконец, третья категория действий, которые может осуществлять информационный посредник, это предоставление услуг хостинга – важный элемент сетевой инфраструктуры. Соответственно, информационный посредник в данном случае несет ответственность только в следующих случаях:

• если он знал или должен был знать (обратим внимание на эту формулировку, не совсем типичную для континентальной европейской модели правового регулирования сети Интернет) о неправомерности хранения соответствующей информации;

• если он не принял незамедлительных действий по блокировке доступа к неправомерной информации после того, как узнал о ее неправомерном характере.

Фактически в Люксембурге на хостинг-провайдеров при этом возложена обязанность по проведению мониторинга правомерности контента. Это следует из статьи 63 (2) Закона от 14.08.2000, и данная обязанность распространяется на нарушения, предусмотренные ч. 2 ст. 383 и ст. 457-1 Уголовного кодекса Люксембурга,²¹⁴ устанавливающими наказания за контент оскорбительного характера или контент, нарушающий общественную нравственность (в том числе порнографическую продукцию). В остальном таких обязанностей у информационных посредников (в том числе у информационных посредников других категорий) нет, за исключением случаев, когда ими прямо будет получено требование, исходящее от правоохранительных органов, о проверке информации, которую они передают или хранят.

Одним из свидетельств отношения правовой системы к инфраструктурной модели может служить то, как разрешен вопрос о доменных именах – признается ли их относительная самостоятельность как объекта правового регулирования или нет. Напомним, если с точки зрения прежде всего коммерческих отношений доменные имена – это средство индивидуализации, то с точки зрения сетевой инфраструктуры доменные имена – это средство поиска необходимого интернет-ресурса.

В Люксембурге отсутствует признание доменных имен как самостоятельного объекта правового регулирования и, соответственно, отсутствуют специальные нормы. Примечательно, однако, что специалисты в области правового регулирования отношений в сети Интернет в Люксембурге тем не менее считают важным освещать вопросы о доменных именах в своих публикациях.²¹⁵ Как следует из судебной практики, регистрация доменного имени не дает никакого права, аналогичного праву собственности или исключительному праву. Отметим, что поскольку доменное имя, понятое как сочетание всех доменов, включенных в него, технически исключает возможность регистрации такого же доменного имени, значит исключительное право на данное доменное имя среди других доменных имен (правда, не товарных знаков в целом) как бы заключено на уровне кода. Как указал суд, в рамках классических правовых институтов, право на доменное имя может быть защищено только через законодательство о защите конкуренции.²¹⁶

Любопытно, что при этом правила законодательства о защите конкуренции применительно к доменным именам позволяют противодействовать тому, что в Люксембурге называется «паразитированием», в том числе «паразитированием на опечатках» – когда недобросовестные конкуренты регистрируют доменные имена, похожие до степени смешения на доменное имя добросовестного участника делового оборота, но содержащие определенные ошибки. Для защиты прав на доменные имена и для рассмотрения соответствующих споров, вытекающих из их использования, в том числе в контексте споров относительно товарных знаков, используется классическая процедура UDRP.

Другим свидетельством отражения инфраструктурной модели в законодательстве Люксембурга служит эксплицитное правовое регулирование электронной рекламы и спама, которое также раскрывается на уровне Закона от 14.08.2000 и, как ни странно, допускает распространение электронных сообщений, на которые ранее не было дано согласие получателя. Общая Директива ЕС 2000/31 об отдельных правовых аспектах услуг в условиях информационного общества позволяет государствам-членам самостоятельно определять отношение к спаму. Вместе с тем, для того чтобы быть легальными, электронные сообщения, получаемые без согласия пользователя, должны отвечать ряду условий:

• данные сообщения должны ясно и недвусмысленно идентифицироваться получателем;

• в случае отправления электронных сообщений от лица, оказывающего услуги, физическому лицу посредством электронной почты, требуется согласие данного физического лица;

• хотя предоставленные электронные контакты для определенного вида услуг можно использовать для рекламы других, родственных услуг, у получателя должен быть способ быстро, бесплатно и просто отказаться от получения таких услуг.

Отдельно в данном контексте можно отметить, что ограничения, налагаемые на средства массовой информации, по крайней мере в части ограничения возможных видов контента (например, оскорбительной информации), суды Люксембурга могут применять и в отношении сети Интернет. В определенном смысле можно утверждать, что сообщения, сделанные публично в сети Интернет, рассматриваются в Люксембурге как СМИ, и в этом отношении прослеживаются отличия от судебной практики родственных Люксембургу в рамках романо-германской правовой системы подходов, например отраженных во французской судебной практике.

Говоря о роли позитивного права, следует отметить наличие специального регулирования на уровне Закона от 14.08.2000. Вместе с тем по результатам общего анализа видно, что и в данном случае мы имеем дело, опять же, с адаптацией новых феноменов к классическим правовым институтам, а не с обратным этому явлением. Нельзя сказать, что на сегодняшний день нормы сообщества как способ регулирования правовых отношений в сети Интернет развиты в Люксембурге.

Вместе с тем развитие норм сообщества в целом усматривается из государственной стратегии развития интернет-отношений в Люксембурге, а именно из принятой в Люксембурге, как и в других европейских странах, за приоритет статьи 2 Решения Европейского парламента и Совета № 276/1999/ЕС, определяющей следующие направления, преимущественно сводимые к идеалам саморегулирования нормами сообщества:

• создание более безопасной интернет-среды посредством стимулирования основных действующих лиц к участию в системе саморегулирования;

• развитие системы фильтрации контента и простановки возрастных рейтингов, согласованных на международном уровне;

• стимулирование внимания к рискам интернет-индустрии среди пользователей, а особенно – родителей, учителей и детей;

• развитие сотрудничества и координации как в рамках Европы, так и за ее пределами.

Достаточно сложно выделить специальные элементы архитектурно-ориентированного регулирования отношений в сети Интернет в Люксембурге, вместе с тем нельзя не отметить, что архитектурный подход в определенной степени выражен в рассмотренных ранее нормах, относящихся к соответствующим системным правовым проблемам регулирования отношений в сети Интернет.

Анализ немецкого законодательства и судебной практики по вопросам правового регулирования отношений в интернет-пространстве показывает, что Интернет, хотя в целом и рассматривается как особое информационное пространство, не подвергается правовому регулированию так, как если бы в нем существовала отдельная и обладающая существенными особенностями система общественных отношений. Безусловно, многие системные проблемы правового регулирования отношений в сети Интернет уже получили детальное раскрытие как в законодательстве, так и в судебной практике ФРГ, однако какого-либо единого акта, который рассматривал бы проблемы правового регулирования сети Интернет системно, нет. Это, в частности, приводит к судебной практике, которая может содержать несколько различных, подчас противоречащих друг другу решений.

Скорость и простота операций с информацией, как уже не раз отмечалось, находят свое принципиальное отражение в законодательстве и практике о защите интеллектуальной собственности. В этом смысле особый интерес представляют случаи, когда данные факторы развития правового регулирования отношений в интернет-пространстве напрямую обусловлены особенностями интернет-архитектуры.

На сегодняшний день значительная часть нормативных правовых актов Германии общего характера уже нашла свои практические интерпретации в связи с данными вопросами, которые в целом соответствуют общеевропейскому духу. Известно немало судебных решений, которые разрешают спорные вопросы, обусловленные особенностями конкретных видов технологических решений, интенсифицирующих данные факторы, и сопутствующие им системные правовые проблемы Интернета.

Долгое время особый общественный интерес и озабоченность правообладателей вызывали так называемые пиринговые файлообменные сети – т. е. технологические средства обмена информацией (конкретно – файлами, которые могут содержать, например, кинофильмы, в том числе их нелицензионные копии), которые основаны на протоколе, позволяющем каждому из пользователей не только пассивно загружать информацию в память локального компьютера, но и активно «раздавать» части информации для загрузки в условиях децентрализованной архитектуры. В такой ситуации каждый пользователь как бы выступает в качестве сервера, и с юридической точки зрения получается, что «виновным» в распространении нелицензионного контента оказывается каждый из участников данной сети, «раздававший» контент.

Поскольку объем настоящей книги не позволяет изучить немецкую практику в данном случае детально, за пределами одного репрезентативного примера, остановимся на одном из самых нетривиальных. В немецкой практике уже был дан ответ на наиболее интересный случай ответственности пользователей пиринговой сети, а именно ответственности родителей за действия, совершенные в данной сети их детьми.

Так, 15.11.2012 Федеральный суд Германии принял решение, в котором нашел свое отражение подход, определяющий условия ответственности родителей за действия детей, совершенные в отношении охраняемых объектов авторского права в интернет-пространстве с использованием пиринговых файлообменных сетей.

Обстоятельства данного дела (I ZR 74/12 – Morpheus)²¹⁷ заключались в том, что 13-летний сын ответчика использовал домашнее соединение для того, чтобы «бесплатно» загрузить около 1200 нелицензионных копий посредством пиринговых приложений Morpheus и Bearshare. Родители получили уведомление, предписывающее подписать декларацию о прекращении совершения нарушений и выплатить расходы на юристов, а также компенсацию. В данных обстоятельствах родители подписали декларацию, но отказались выплатить компенсацию, в связи с чем региональный суд обязал их выплатить около 5000 евро в качестве такой компенсации. Апелляционную жалобу вышестоящая инстанция не удовлетворила.

Следует отметить, что примечательность данного дела в контексте системных проблем правового регулирования сети Интернет выходит за рамки отраслевой специфики, поскольку данное дело, помимо проблемы ответственности информационных посредников, отражает еще одну системную проблему правового регулирования в интернет-пространстве, а именно проблему идентификации пользователей.

Особое внимание вызывает то, что итоговое решение судебных инстанций в данном деле было довольно интересным. С одной стороны, родители несут ответственность за нарушение интеллектуальных прав в Интернете, совершенное их детьми; с другой стороны, оценка данной обязанности соотнесена с осуществлением родителями своих обязанностей по воспитанию детей. В данном случае, согласно обстоятельствам дела, родители предприняли все возможные меры для того, чтобы объяснить ребенку риски и опасности, в том числе юридические, связанные с использованием Интернета. Как дополнительно отметил Федеральный суд, какой-либо обязанности осуществлять мониторинг деятельности своего ребенка в Интернете у него отсутствует. Исходя из обстоятельств дела, в конечном счете Федеральный суд установил, что в данном случае родители выполнили все свои обязанности, и отклонил предъявленные к ним требования.

Рассмотренное дело позволяет проследить связь как минимум между двумя системными проблемами правового регулирования сети Интернет – информационных посредников (в роли которых, собственно, выступают в данном случае… родители) и идентификации пользователей. Каждая из этих проблем, будучи связана между собой, вытекает из совокупности факторов, определяющих развитие Интернета.

Фактор трансграничности отношений по результатам анализа немецкого законодательства и практики раскрывается в двух традиционных аспектах.

Во-первых, это проблемы определения юрисдикции, которые рассматриваются далее в соответствующей части настоящей работы и в целом вписываются в общую направленность подходов к разрешению юридических конфликтов, относящихся к данной проблемной области.

Во-вторых – обработка персональных данных. Первая из проблем обладает национальной спецификой, вторая укладывается в общую канву правового регулирования трансграничной передачи персональных данных, которая в целом соответствует и принятому в Российской Федерации подходу.

Собственно, интересный ответ на вытекающий из фактора трансграничности отношений вопрос о критериях определения юрисдикции в части персональных данных был дан в относительно недавних однотипных делах, рассмотренных окончательно 14.02.2013 в Административном суде Шлезвига (дело 8 B 60/12)²¹⁸. Поводом к судебному разбирательству послужили требования, которые получили компании Facebook, зарегистрированные в США и Ирландии, от Независимого государственного центра защиты данных в Шлезвиг-Гольдштейне. Суть требований заключалась в том, чтобы немецким пользователям социальной сети Facebook была предоставлена возможность регистрировать анонимные учетные записи и чтобы были разблокированы ранее заблокированные учетные записи тех немецких пользователей, которые ввели «ненастоящие» имя и фамилию (что предусматривается правилами Facebook).

В рамках указанных решений Административный суд Шлезвига постановил, что американская и ирландская компании Facebook не должны следовать предписаниям Независимого государственного центра защиты данных в Шлезвиг-Гольдштейне, поскольку данные предписания основаны на немецком законодательстве о защите персональных данных. Соответственно, ирландская и американская компании Facebook должны следовать своему законодательству о персональных данных, которые и подлежат применению в этом случае, поскольку обработка персональных данных (и это важный момент для определения юрисдикции!) технически осуществляется соответствующими зарубежными компаниями, а не немецкой дочерней компанией Facebook. При этом суд сослался на Директиву ЕС 95/46/ЕС Европейского парламента и Совета от 24.10.1995 о защите персональных данных.²¹⁹

Более того, интересный вывод был сделан судом в данном деле и по вопросу, находящемуся на пересечении проблем правового регулирования отношений в сети Интернет и корпоративного права: немецкая компания Facebook (Facebook GmbH), зарегистрированная в Гамбурге, не может рассматриваться как дочернее предприятие Facebook для целей обработки персональных данных, поскольку оно нацелено в соответствии с доказательствами, представленными суду, исключительно на маркетинг и корпоративные действия.

Как и в других случаях, относящихся к исследованию законодательства и практики других европейских стран, проблема идентификации пользователей также раскрывается на общеевропейском и национальном уровне. При этом одним из ключевых институтов, который затрагивается данной системной проблемой правового регулирования отношений в сети Интернет, является институт электронной подписи, получающий особую актуальность для коммерческих отношений и впервые разработанный применительно именно к этой области человеческой деятельности.

Особым примером здесь, однако, могут служить судебные решения, которые касаются спама. Общие нормы Закона Германии против недобросовестной конкуренции определяют, что отправка объявления по электронной почте без предварительного получения прямого согласия пользователя запрещается. Вопрос только в том, что считать таким прямым согласием пользователя. Эта норма, к слову, для немецкого права представляет собой имплементацию на уровне национального законодательства соответствующих директив Европейского союза. Вопрос о том, как получить согласие пользователя, по сути, и есть вопрос о том, как пользователя идентифицировать.

В частности, известно Решение Федерального Верховного суда Германии от 10.02.2011 I ZR 164/09,²²⁰ согласно которому рекламораспространитель может опираться на процедуру «двойного формального согласия» (double opt-in), предполагающую в контексте Интернета следующее: получатель рекламы проставляет «галочку» (или, например, «крестик» либо иную отметку) в соответствующей онлайн-форме или заполняет иную процедуру для регистрации на получение рекламы. После этого он получает сообщение электронной почты, в котором должен пройти по направленной ему ссылке для завершения процедуры дачи согласия на получение рекламы.

Считается, что такая процедура снижает риск того, что согласие на получение рекламы дало третье лицо, поскольку требуется доступ к указанному при начале регистрации адресу электронной почты. Соответственно, получение сообщения с адреса электронной почты, которое свидетельствует о подтверждении услуги, является тем самым доказательством факта получения согласия, бремя доказывания которого возлагается на рекламораспространителя (а данное правило о требовании согласия и бремени доказывания закреплено, например, и в России – на уровне Федерального закона Российской Федерации от 13.03.2006 № 38-ФЗ «О рекламе»).

Разумеется, данный подход сам по себе будет легальным, если подтверждение согласия на получение рекламы, которое впоследствии направляется пользователю, само по себе уже не будет рассматриваться как несанкционированное сообщение, направленное по сетям электросвязи, даже если исходить из того, что фактическим инициатором данного сообщения был пользователь, который поставил «галочку» или иную подобную отметку в соответствующей онлайн-форме рекламораспространителя.

В то же самое время Высший Региональный суд Мюнхена в Решении от 27.10.2012 по делу № 29 U 1682/12 постановил, что такое подтверждение согласия на получение рекламы, которое приходит к пользователю на втором этапе аутентификации, само по себе является несанкционированным сообщением, направляемым по сетям электросвязи, т. е., попросту говоря, спамом.²²¹

В целом на данный момент немецкие юристы озадачены тем, что считать надлежащей идентификацией пользователя (а ведь именно такие ситуации в большей степени и характеризуют современный «массовый» трансграничный Интернет, в отличие от тех ситуаций, на урегулирование которых направлены нормы об электронной подписи), и предложенные к рассмотрению в рамках настоящего раздела дела как раз демонстрируют принципиальную незавершенность в проработке данного вопроса.

Проблема определения юрисдикции в правовой системе ФРГ наиболее ярко также проявляется на примерах из судебной практики. На сегодняшний день немецкие суды столкнулись уже с несколькими случаями, в которых было непросто установить их юрисдикцию, что обусловливалось инфраструктурными и архитектурными особенностями сети Интернет формата “Web 2.0”.

Так, характерным примером является решение по делу, получившему название “Seven Days in Moscow” («Семь дней в Москве»), которое рассматривалось Федеральным Верховным судом в марте 2011 г. Аргументация, использованная в данном судебном решении, развивает аргументацию, которая применялась по аналогичным делам ранее.

Фабула дела была такова. Истец, постоянно проживающий в Германии, подал иск против ответчика, постоянно проживающего в США, в один из немецких судов с требованием о наложении судебного запрета в отношении одной из публикаций ответчика, сделанной им в сети Интернет. Ответчик в своей публикации описывал внешность и образ жизни истца в онлайн-журнале. И истец, и ответчик родились в России, затем случилось так, что они встретились на одном из мероприятий в Москве, после чего ответчик вернулся домой в США и написал в сети Интернет заметку об истце. Важным фактом (подчеркивающим, заметим, особенности интернет-архитектуры и ее возможностей) является то, что статья была написана на русском языке с использованием кириллицы. В то же самое время владельцем интернет-сайта, на котором был размещен спорный контент, была компания, зарегистрированная в ФРГ.

В итоге Федеральный Верховный суд отказал в признании «международной юрисдикции». Как было отмечено в аргументации, дело носило «международный», но при этом «неевропейский» характер. Суд установил, что один лишь факт того, что истец имел доступ к интернет-сайту из Германии, а равно и то, что некоторые коллеги истца также могли из Германии ознакомиться с доступом к этому сайту, не является основанием для возникновения международной юрисдикции.

Более того, суд отметил, что, если статья написана с использованием иностранного языка и шрифта, причем о событиях, случившихся за рубежом, и нацелена в большей степени на зарубежную аудиторию, то отсутствует необходимая связь с национальной юрисдикцией, и немецкие суды не могут принять такой спор к рассмотрению. Суд при этом подверг критике взгляд, согласно которому местом причинения вреда следует считать в таком случае место жительства истца, поскольку это открыло бы возможность для признания юрисдикции немецких судов в отношении любых заявлений, сделанных через Интернет по всему миру.²²²

Однако с учетом последней практики в отношении требований о соблюдении персональных данных, обращенных к компании Facebook и рассмотренных выше в подразделе о трансграничности отношений, нельзя констатировать полное сохранение данного подхода, а равно единство практики и критериев по вопросу об определении юрисдикции.

Отдельно следует отметить, что Германия относится к числу тех стран, в которых рассматривались исторически первые судебные дела относительно ответственности информационных посредников. Самым громким из этих дел является уже упоминавшееся в настоящем исследовании дело против директора немецкого филиала американского интернет-провайдера “CompuServe” Феликса Цомма (Решение Мюнхенского суда от 17.11.1999). Рассмотрим его еще раз, более детально и в контексте данного раздела исследования.

Феликс Цомм на момент возникновения спорных правоотношений был управляющим директором немецкой компании “CompuServe”, которая представляла собой 100% дочернюю компанию одноименной американской компании – интернет-провайдера. Основная деятельность немецкой “CompuServe” заключалась в предоставлении локального соединения по модему пользователям из Германии к ресурсам компании, размещенным в США (как собственному контенту компании, так и выходу посредством ее сети в сеть Интернет).

В конце 1995 г. немецкая полиция выявила 282 новостные группы сети Usenet, которые были связаны с данной компанией и предположительно содержали изображения насилия, детской порнографии и зоофилии. Спорный контент был размещен на серверах “CompuServe” в США. Данная компания заблокировала доступ к большинству из данных новостных групп для своих подписчиков по всему миру, а затем предложила к загрузке программное обеспечение, содержащее средства «родительского контроля», которым могли пользоваться подписчики услуги в отношении незаблокированных новостных групп. Вместе с тем даже в таких условиях 12 новостных групп из числа незаблокированных стали основанием для возбуждения уголовного дела.

По результатам расследования и судебных слушаний судья пришел к следующим выводам:

• обвиняемый вместе с “CompuServe” (США) обеспечил общественный доступ к материалам, содержащим насилие, детскую порнографию и зоофилию, что противоречит абз. 3 ст. 184 Уголовного кодекса ФРГ;²²³

• при этом “CompuServe” (США) имела возможность технически заблокировать соответствующие новостные группы;

• “CompuServe” (США), не заблокировав или восстановив доступ к спорным группам, действовала по своей воле, полностью осознавая содержание новостных групп, руководствуясь мотивом получения коммерческой выгоды. Это же касается и директора компании;

• наличие инструментов «родительского контроля» не имеет никакого значения для рассмотрения дела, поскольку распространение данного контента среди взрослых также преследуется;²²⁴

• обвиняемый является соучастником, поскольку немецкий филиал американской компании обеспечивал доступ немецких подписчиков к сети США и участвовал в распределении прибыли американской компании;

• обвиняемый при этом не мог опираться на положения «безопасной гавани» (по сути, именно так их по аналогии и можно охарактеризовать), установленные немецким законодательством, которые ограничивают ответственность интернет-провайдеров, поскольку: а) с технической точки зрения немецкая компания сама по себе не является информационным посредником – интернет-провайдером, который может использовать такую защиту, а собственно интернет-провайдером является американская компания; б) американская компания при этом имела возможность блокировки контента, а значит, не могла пользоваться возможным исключением. Указанные правила предусматривают соответствующее разделение ответственности информационных посредников разного уровня по аналогии с уже известными современными правилами, рассмотренными ранее применительно к другим юрисдикциям.

Любопытно, что в дополнение к этому особыми основаниями для вынесения приговора послужил факт распространения игр “Doom”, “Heretic” и “Wolfenstein 3D”, которые были доступны в сети «CompuServe», поскольку на тот момент они были включены в список материалов, причиняющих вред детям, согласно соответствующему законодательству.²²⁵

Таким образом, современные правила об ответственности информационных посредников в Германии в целом соответствуют общемировой практике, отраженной и в последних изменениях законодательства Российской Федерации и других стран.

Пожалуй, в свойственном романо-германским правовым системам направлении правового регулирования отношений в сети Интернет Германии в большей степени близка инфраструктурная модель правовогорегулирования. Это подтверждается тем, что отдельные инфраструктурные элементы в их статике и динамике получают прямое закрепление в законодательстве и разработку на уровне практики. Сюда относится, например, спам, но еще одним любопытным репрезентативным примером будет отношение к доменным именам.

Так, недавно в Германии актуальным был вопрос о том, может ли иностранное лицо использовать доменное имя, расположенное в национальной доменной зоне “.de”, т. е. Deutschland. Любопытно, что в Германии регулирование доменных имен в большей степени возводится к гражданским правам, в данном случае – к праву на имя, нежели чем к международному регулированию на уровне сообщества, а именно ICANN.

В соответствии с немецким правом носитель определенного имени (компания или физическое лицо) имеет преимущественное право использовать данное имя в качестве доменного, за исключением тех случаев, когда одинаковое имя принадлежит нескольким лицам – в таких случаях, условно говоря, «прав тот, кто зарегистрировался первым». Относительно недавнее решение Федерального Верховного суда (от 13.12.2012 – I ZR 150/11),²²⁶ которое в целом касалось ответственности администратора доменного имени, относящегося к национальной доменной зоне “.de”, содержало интересные аргументы и по рассматриваемому в настоящем подразделе вопросу относительно возможности зарубежного лица (компании) использовать национальный домен, например, в случае, если оно первым (по отношению к национальному лицу) его зарегистрировало.

Суд постановил, что данные принципы применяются не только к национальным (т. е., зарегистрированным в Германии), но и к зарубежным компаниям, однако при соблюдении того условия, что у компании есть какой-либо законный интерес в использовании данного доменного имени (для международной практики примечательно, что данное решение отмечает возможность наличия законного интереса, связанного с доменным именем как элементом сетевой инфраструктуры). Примером демонстрации такого интереса может быть наличие контента на немецком языке.

Таким образом, отличительной чертой позитивного права в Германии, нацеленного на правовое регулирование отношений в сети Интернет, является имплементация модели инфраструктурных элементов, что выражается в наличии различных разрозненных специальных норм. Однако какой-либо системный акт, рассматривающий проблемы правового регулирования отношений в сети Интернет в целом, на данный момент отсутствует.

Остальные «модальности правового регулирования» отношений в сети Интернет развиты в Германии в меньшей степени, чем позитивное право и судебная практика (в той степени, в которой таковая может рассматриваться как источник права или как существенный фактор, определяющий ключевые аспекты правовой системы).

В контексте содержания монографического исследования выбор Норвегии, как репрезентативного примера для освещения современного состояния правового регулирования в интернет-пространстве стран романо-германской правовой семьи, обусловлен главным образом тем, что, будучи в целом европейской страной, с точки зрения истории и правовой культуры Норвегия тем не менее не является членом непосредственно ЕС, а значит, ключевым предположением применительно к Норвегии в данном контексте будет предположение о том, что отдельные нормы норвежского законодательства содержат, вероятно, большие особенности по сравнению с другими странами-членами ЕС.

Тем не менее ближайшее релевантное законодательство в ЕС касается электронной коммерции, и оно начало развиваться в данной стране с 1999 г., после соответствующих инициатив Комиссии ЕС. Однако при этом действующее норвежское законодательство содержит различные акты, которые, имплементируя положения соответствующих директив ЕС, вносят и различные дополнения. К их числу относятся в первую очередь: Акт об электронной коммерции № 35 от 23.05.2003,²²⁷ Акт об электронных коммуникациях № 83 от 04.07.2003,²²⁸ Акт об электронных подписях № 81 от 15.06.2001, а также Акт об эмиссиях электронных денежных средств № 74 от 13.12.2002.²²⁹

Особое значение имеет Акт об электронной коммерции, который регулирует порядок оказания услуг через сеть Интернет и, собственно, вопросы интернет-контента, а также Акт об электронных коммуникациях, который прямо регулирует сети и системы передачи информации, посредством которых оказываются услуги через Интернет и (или) передается контент. При этом, однако, те виды услуг, оказываемых через Интернет, которые могут быть рассмотрены как вещание, не охватываются перечисленными актами, а подпадают под отдельное регулирование.

Ответственность информационных посредников в Норвегии в целом определяется общими правилами, относящимися как к уголовному праву, так и к гражданскому праву (в части ответственности, проистекающей из деликтов и из договоров). В то же время есть отдельные специальные правила, которые распространяются конкретно на информационных посредников, к числу которых относятся хостинг-провайдеры, лица, оказывающие услуги по передаче данных по сетям электросвязи и т. п. Эти положения содержатся в статьях 15–19 Акта об электронной коммерции, вступивших в силу с 01.03.2004.

По сути, правила аналогичны многим из числа рассмотренных в рамках настоящего исследования ранее. Хостинг-провайдер не несет ответственность за информацию, которую он хранит и передает, при условии, что он не располагал реальным знанием о незаконности хранения такой информации и (или) ее передачи. Также он не несет ответственность и в том случае, если при получении такой информации он удалит данную информацию или исключит к ней доступ третьих лиц. Обязанности осуществлять мониторинг информации, размещаемой на его серверах, хостинг-провайдер не имеет.

Особенность норвежского законодательства в области правового регулирования отношений в сети Интернет заключается в том, что за некоторые уголовные правонарушения ответственность может наступать не только в случае умысла, но и в случае неосторожности,²³⁰ а к числу таких преступлений относится, в частности, распространение порнографии (статья 204 Уголовного кодекса Норвегии).²³¹ Соответственно, косвенно все же можно говорить об обязанности информационных посредников обеспечивать мониторинг и (или) предварительную модерацию контента в целях снижения собственных рисков привлечения к ответственности за деяния, совершенные по неосторожности.

Говоря о реализации инфраструктурной модели регулирования отношений в сети Интернет и обращаясь к традиционному в рамках настоящей работы примеру со спамом, следует отметить, что норвежские авторы эту проблему прямо затрагивают, говоря об общих проблемах правового регулирования отношений в сети Интернет, однако с сожалением отмечают, что какого-либо специального определения спама в норвежском законодательстве нет. Соответственно, полагают они, к спаму в Норвегии могут применяться общие правила и запреты.²³²

Так, в частности, ст. 390а Уголовного кодекса Норвегии устанавливает, что деятельность лица, которое нарушает право на неприкосновенность частной жизни другого лица посредством пугающего или раздражающего поведения, подлежит уголовному наказанию. Считается, что эта статья первоначально была введена для того, чтобы противодействовать злоупотреблениям, связанным с телефонными звонками, однако допускается и потенциальное применение данной статьи в случаях со спамом.²³³ В дополнение к этому отдельные положения, применимые к распространению спама, могут быть усмотрены в ранее действовавшем Акте о контроле за маркетингом № 47 от 16.06.1997²³⁴ и впоследствии принятом Акте о контроле за маркетингом № 2 от 09.01.2009.²³⁵

В целом, несмотря на наличие в Норвегии также и определенной судебной практики по вопросам регулирования правоотношений в сети Интернет, следует заключить, что национальное законодательство Норвегии не устанавливает правил, принципиально отличающихся от подходов, принятых на уровне ЕС в целом. В то же время такое заключение и само по себе может быть вполне иллюстративным в контексте настоящего исследования.

3.4. Правовое регулирование в интернет-пространстве Китая

Как правило, Китайская Народная Республика рассматривается как вторая по значимости экономическая система мира, которая характеризуется бурным экономическим ростом и серьезными целенаправленными усилиями правительства по результативному увеличению ВВП, демонстрировавшими внушительные успехи на протяжении последних лет.²³⁶ Поскольку современная деловая активность невозможна без использования информационно-телекоммуникационных технологий, направление нормотворческой и правоприменительной активности в данном случае актуализируется в КНР в полной мере. При этом нельзя забывать и о том, что Китай представляет собой значительную фигуру на геополитической арене, в связи с чем особую остроту в данном контексте получают и вопросы регулирования информационной безопасности в КНР.

По сравнению с другими юрисдикциями в Китае был принят беспрецедентный подход к организации информационной безопасности на высоком государственном уровне и, таким образом, был значительно усилен контроль за реализацией отношений, опосредующих коммуникативный аспект информации. Нормы, регулирующие отношения в сети Интернет в КНР, как правило, не рассматриваются в свете возможного экстерриториального применения. В то же время весь интернет-трафик в Китае подлежит обязательному мониторингу китайскими властями, обладающими полномочиями по осуществлению технического контроля над данным трафиком. В связи с этим обстоятельством в любых отношениях, связанных с КНР, возникает достаточно необычная ситуация, обусловленная особенностями интернет-архитектуры: даже при условии, что фактические отношения напрямую с КНР могут быть и не связаны, устройство DNS-системы позволяет предполагать, что часть интернет-трафика проходит через китайские каналы, а значит, также доступна для мониторинга властей КНР.

В том числе и по этой причине китайский опыт правового регулирования отношений в сети Интернет заслуживает отдельного самостоятельного раздела для изучения в сравнительном синхронном аспекте.

Несмотря на общую направленность правового регулирования в области интернет-отношений, можно с уверенностью утверждать, что именно в Китае в полной мере органы публичной власти осознают Интернет как особое информационное пространство, что выражается в пристальном внимании как к регулированию контента, так и к регулированию особенностей сетевой архитектуры.

Обобщая проведенные ранее исследования относительно динамики регулирования сети Интернет в Китае, допустимо процитировать авторов одной из работ по этой теме: «Развитие данной структуры (регулирования отношений в сети Интернет. – Р. А.) можно в целом разделить на два этапа. В течение первого этапа (выделено полужирным мной. – Р. А.) Интернет в основном рассматривался как альтернативная, но традиционная издательская платформа. Соответственно, существующая регуляторная модель для письменных и аудиовизуальных средств коммуникации была расширена и для того, чтобы включить Интернет. Модификаций было лишь несколько. С институциональной точки зрения это означало, что регуляторы традиционных средств коммуникации включили в объем своих полномочий и онлайн-средства. Поскольку большая часть интернет-бизнеса была частной, нежели государственной, возникли дополнительные формы контроля – например, саморегулирование через секторальные организации. В течение этой фазы регулирование преимущественно сосредотачивалось на роли и обязанностях интернет-провайдеров и провайдеров контента в сети Интернет, точно так же, как и коммерческих точек доступа, таких, как интернет-кафе».²³⁷ Рассмотрим подробнее первый этап, уделив особое внимание аспектам уровня (слоя) контента.

Другие исследователи отдельно подчеркивают, что регулирование контента в Китае всегда было предметом особого внимания со стороны властей. В целом интернет-контент подразделяется как минимум на двенадцать общих категорий по степени и характеру нежелательности. В результате в Китае существует постоянная конфронтация на цифровом поле между официальными властями и представителями «либертарианцев высоких технологий».²³⁸

Значительная часть позитивного права, непосредственно касающаяся правовых отношений в сети Интернет, затрагивает вопросы регулирования контента. Например, Правила оказания информационных услуг в Интернете от 2000 года прямо запрещали производство, копирование, выпуск и распространение девяти категорий информации. В отношении следующих категорий информации был установлен абсолютный запрет в отношении распространения в сети Интернет:

1) информация, противоречащая базовым конституционным принципам;

2) информация, которая подрывает национальную безопасность, раскрывает государственную тайну, нацелена на дискредитацию действующей власти, подрывает национальное единство;

3) оскорбляет честь и интересы государства;

4) провоцирует этническую ненависть или дискриминацию, подрывающую этническое единство;

5) подрывает государственную политику в отношении религий, либо пропагандирует «злые» культы, либо культы, поощряющие феодализм или суеверия;

6) распространяет слухи, нарушающие социальный порядок или подрывающие социальную стабильность;

7) распространяет порнографию или иные непристойные материалы, поощряет азартные игры, насилие, убийства, терроризм или иные преступления;

8) оскорбляет или дискредитирует других людей либо посягает на права и законные интересы других людей;

9) содержит иные сведения, запрещенные законами или подзаконными актами.²³⁹

Впоследствии подзаконными актами была добавлена еще одна запрещенная категория – информация, которая противна общественной морали или благопристойной культуре и традициям, и затем – еще две. К числу таковых относится информация, содержащая призывы к незаконным собраниям, объединениям, демонстрациям, акциям протеста и сборам, которые нарушают общественный порядок, а также информация, которая касается незаконных объединений граждан.²⁴⁰

Кроме того, фактически объем запрещенной информации в Китае может расширяться за счет судебной практики. Так, в 2013 г. Верховный суд и Верховная прокуратура КНР в совместном акте, обобщающем судебную практику («О рассмотрении уголовных дел в связи с использованием информационных сетей для уголовно наказуемой диффамации и совершения иных преступлений»), определили, что информационные сети включают в себя Интернет, а также телевизионное вещание, телефонную связь и мобильные информационные системы. При этом уголовно наказуемая диффамация предполагает в том числе «сознательную фабрикацию» и распространение недостоверной информации в информационных сетях, которая «серьезно подрывает социальный порядок и национальные интересы». Далее, именно в этом акте толкования содержится критерий в 5000 посещений (количественный критерий, отраженный теперь в несколько ином виде в «Законе о блогерах» в Российской Федерации, впервые появился именно здесь). «Серьезные обстоятельства», собственно, и означают посещение заметки в блоге или где-либо еще 5000 или более раз, либо распространение ее другими пользователями («репост») более чем 500 раз. Другие установленные критерии «серьезности» («существенности») связаны с более традиционными уголовно-правовыми основаниями – например, самоубийством. Дело может быть возбуждено как в порядке частного, так и в порядке публичного обвинения.²⁴¹

Более того, данный акт судебной интерпретации, дополнительно конкретизируя случаи такой диффамации, фактически добавляет еще целый ряд оценочных терминов для определения факта нарушения. Так, диффамация в информационных сетях происходит тогда, когда соответствующая информация провоцирует:

1) массовый инцидент;

2) общественные беспорядки;

3) этнические или религиозные конфликты;

4) негативный социальный эффект в случае диффамации группы лиц;

5) нарушение национальной безопасности или интересов;

6) негативный международный эффект;

7) иные ситуации, которые могут поставить под серьезную угрозу социальный порядок и национальные интересы.

Очевидно, что, поскольку «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» (Ф. И. Тютчев), правовое регулирование в КНР не может сравниться по своей жесткости ни с одной другой правовой системой, а сами китайские граждане, пользующиеся Интернетом, особенно доступными социальными сервисами, как отмечают исследователи, «осторожно прокладывают путь через юридическое минное поле».²⁴²

Более того, не только государственные органы осуществляют прямой контроль за распространением информации в Интернете, такие обязанности возложены и на представителей интернет-индустрии в рамках систем направляемого государством саморегулирования.

Развитие норм сообщества в КНР активно направляется государством, и саморегулирование во многом представляет собой, скорее, «со-регулирование», поскольку сводится к тому, что интернет-провайдеры создают «архитектурные» инструменты для обеспечения возложенных на них общих обязанностей по фильтрации, мониторингу и предоставлению отчетов государственным органам об активности пользователей Интернета.

В этом смысле общая обязанность «обеспечивать легальность информации» возложена на информационных посредников в соответствии с Правилами оказания информационных услуг в Интернете 2000 г. Интернет-провайдеры должны хранить в течение 60 дней информацию, которую они распространяют, с указанием времени распространения и интернет-адреса, по которому можно получить данную информацию. Аналогичным образом интернет-провайдеры в течение 60 дней должны хранить информацию о действиях пользователей Интернета (их обращениях на определенные сайты и т. п.). Дополнительные обязанности по мониторингу и отчетности возложены на государственные органы в соответствии с Законом об охране государственной тайны 2010 г. На сервис-провайдеров, обеспечивающих пользователям возможность взаимодействовать в рамках различных ресурсов (первоначально закон был обращен на форумы, электронные доски объявлений, чаты и др.) в соответствии с Положениями об оказании услуг в области электронных бюллетеней 2000 г., также возложена обязанность осуществлять активный мониторинг и уведомлять уполномоченные органы о незаконных действиях пользователей. Компании, оказывающие услуги электронной почты, также должны хранить информацию и уведомлять государственные органы о незаконных действиях в соответствии с Мерами по администрированию услуг электронной почты 2006 г. Наконец, на все указанные компании возложена обязанность по воспроизводству официального новостного контента, формируемого правительственными медиаорганизациями КНР.²⁴³

Более того (и это в большей степени относится к архитектурному подходу), владельцы «физических» площадок для выхода в Интернет – интернет-кафе и других подобных мест – обязаны устанавливать программное обеспечение для отслеживания поведения пользователей, ведения мониторинга. Они обязаны также уведомлять государственные органы о незаконной деятельности пользователей.²⁴⁴

Таким образом, нормы, которые создают информационные посредники такого рода между собой (т. е. нормы саморегулирования), развиваются прежде всего как особая разновидность нормативных правовых актов, принятых во исполнение норм государственно-организованного права.

Следует заключить, что из числа рассмотренных в рамках синхронного сравнительно-правового исследования правовых систем именно китайская правовая система реализует в полной мере принцип архитектурного регулирования сети Интернет. Однако возникает и другой вопрос – о том, к каким результатам в области защиты прав человека и построения свободного информационного общества (если принимать эти идеалы в качестве приоритета) это приводит.

Как видно из представленных фактов, ключевая предпосылка архитектурного регулирования Интернета в Китае – необходимость контроля за контентом. Китайская конституция гарантирует свободу выражения, но на практике любая политически чувствительная информация всегда находится в поле зрения властей, а определение критериев такой информации затруднительно. Существует разветвленная система законодательства и подзаконных актов. Она дополняется рассмотренной ранее системой саморегулирования интернет-индустрии, нормы которой распространяются на интернет-провайдеров, основной задачей которых является фильтрация незаконной или нежелательной информации, мониторинг действий, совершаемых онлайн, хранение данных и предоставление информации государственным органам.

Наиболее яркий и известный результат «архитектурного» подхода к регулированию Интернета в Китае получил неофициальное название «Великая китайская огненная стена» (The Great Firewall of China).²⁴⁵ В нем отражается принципиальный подход, предпринятый властями Китая для контроля за Интернетом. Устанавливается техническое разграничение между «глобальным киберпространством» и «внутренним киберпространством», для чего используется массивная виртуальная система контроля трафика, фильтрации и блокирования информации. На национальном уровне информационно-телекоммуникационные сети, образующие часть Интернета, может создавать только ограниченное число назначаемых государством агентств, которые обладают и правом выдачи лицензий интернет-провайдерам. Физическим и юридическим лицам запрещается устанавливать прямое международное соединение, а точки входа в глобальную сеть находятся под строгим государственным контролем. Потенциально китайская система может существовать независимо от внешней (международной) сети, даже в случае полного отключения от нее. Соответственно, в рамках домашней сети исключительно просто, по сравнению с обычными международными условиями, организовывать контроль за контентом. Большая часть населения в Китае живет именно за этой «Великой китайской огненной стеной», и в некоторых регионах (хотя технически эти запреты все же можно было обойти) в разное время запрещались (а в некоторых до сих пор остаются запрещены) отдельные сервисы “Web 2.0” – YouTube, Twitter и Facebook.

Другим примером «архитектурного» подхода является обязательная для интернет-провайдеров установка программного обеспечения. Так, в 2009 г. (пусть в итоге от этого проекта и отказались, пример остается наглядным) правительство потребовало обязательной установки программного обеспечения для обеспечения контроля информации в целях защиты детей. Отказ от проекта, однако, был обусловлен, по мнению исследователей, все же массовым недовольством как рядовых пользователей, так и международного делового сообщества.²⁴⁶

3.5. Правовое регулирование в интернет-пространстве России

Долгое время в Российской Федерации отсутствовали правовые нормы, непосредственно направленные на регулирование отношений в интернет-пространстве. По сути, правовое регулирование в данной области начинается в России только в середине 2000-х гг. – т. е. несколько позже, чем в США и в некоторых странах Европы (при этом нельзя отрицать, что до этого периода существовавшие правовые нормы не исключали своего применения в контексте отношений в сети Интернет). Однако данный факт может быть объяснен тем, что с экономической точки зрения до начала 2000-х гг. Интернет не играл серьезной роли в российской экономике, система интернет-коммуникаций была менее развита и значительно менее доступна для широкого круга предпринимателей и частных лиц, а значит, и отсутствовала необходимость в целенаправленном правовом регулировании соответствующих правовых отношений.

В то же время следует отметить, что в России при этом уже достаточно давно существовала определенная субкультура пользователей Интернета, а также сетевые технологии использовались в определенных отраслях экономики (например, в банковской сфере), хотя такое использование нельзя было назвать повсеместным. Кроме того, нельзя не упомянуть и отдельные нормы Конституции Российской Федерации, принятой всенародным голосованием 12 декабря 1993 г,²⁴⁷ устанавливающие права и свободы человека и гражданина, в частности статью 23 (неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, защита чести и доброго имени,²⁴⁸ тайна переписки и иных сообщений), статью 24 (запрет на сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия), статью 29 (свобода мысли и слова, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом²⁴⁹). Актуализируется и проблема интерпретации отдельных конституционно-правовых норм, определяющих основы конституционного строя, например части 1 статьи 15 (о прямом действии и применении Конституции Российской Федерации на всей территории Российской Федерации) в контексте проблемы действия закона в пространстве и по кругу лиц.

Также Указ Президента Российской Федерации от 20 января 1994 г. № 170²⁵⁰ уже закладывал общие направления развития государственной политики в сфере информатизации. В данном указе информационно-телекоммуникационные сети (в том числе сеть Интернет) не упоминались, однако отмечалась важность «информатизации для формирования и развития качественно новых социально-экономических отношений в России».²⁵¹

Утвержденная уже много позже Указом Президента Российской Федерации от 9 сентября 2000 г. № Пр-1895 Доктрина информационной безопасности Российской Федерации²⁵² во многом предопределила вектор развития регулирования информационно-телекоммуникационных технологий в России. О содержании данного вектора развития говорит уже само определение информационной безопасности Российской Федерации как состояния защищенности ее [России] национальных интересов в информационной сфере, определяющихся совокупностью сбалансированных интересов личности, общества и государства.²⁵³ Впоследствии, уже в 2016 г., была разработана новая Доктрина информационной безопасности, а ранее существовавшая утратила силу.²⁵⁴ Доктрина информационной безопасности 2016 года уже в наиболее полной мере учитывает современные тенденции развития сети Интернет. В этом контексте можно отметить и проект Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 гг. (проект), разработанный Советом Безопасности Российской Федерации.²⁵⁵

Если вернуться к новейшей истории законодательного регулирования отношений в интернет-пространстве в Российской Федерации, то «официальной датой» начала прямого регулирования в данной области можно считать 27 июля 2006 г. – день подписания Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» (далее – Закон об информации).²⁵⁶ В целом следует отметить, что положения данного закона могут применяться и толковаться как в контексте частного права, так и в контексте публичного права, в зависимости от конкретной правоприменительной ситуации. Это еще раз подтверждает тезис о том, что в условиях современного информационного общества в основе отношений лежит именно информация, и данные отношения могут быть квалифицированы прежде всего как информационные отношения sui generis. Только на следующем условном этапе они дифференцируются по категориям частного и публичного права с учетом конкретного предмета и метода правового регулирования в данном случае. Со дня вступления в силу Закона об информации, согласно содержащейся в нем прямой оперативной норме, были признаны утратившими силу Федеральный закон от 20 февраля 1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации», а также Федеральный закон от 4 июля 1996 г. № 85-ФЗ «Об участии в международном информационном обмене».²⁵⁷

Соответственно, отдельные положения данного закона явно выступают в качестве норм lex specialis по отношению к Гражданскому кодексу Российской Федерации (например, п. 3 ч. 1 ст. 10.2 «Особенности распространения блогером общедоступной информации», которая определяет, что блогер обязан не допускать распространения информации о частной жизни гражданина с нарушением гражданского законодательства), вместе с тем многие нормы Закона об информации имеют ярко выраженную административно-правовую природу (например, положения ст. 15.1 «Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в сети “Интернет” и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено»). По общему правилу, в соответствии с ч. 2 ст. 1 Закона об информации, положения данного закона не распространяются на отношения, возникающие при правовой охране результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации. В то же время это не исключает применения положений данного закона к информации, в которой выражены результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации. Кроме того, в этом контексте нельзя обойти вниманием и отдельные прямо относящиеся к данной области правового регулирования нормы. Например, ст. 15.2 «Порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением авторских и (или) смежных прав» о досудебной блокировке сайтов, на которых размещены объекты авторских и (или) смежных прав (кроме фотографических произведений и произведений, полученных способами, аналогичным фотографии) с нарушением закона.

Закон об информации содержит ряд ключевых определений, применение которых по общему правилу представляется оправданным при правовой квалификации отношений в сети Интернет любой отраслевой принадлежности. Частично они уже были рассмотрены в настоящей работе. Так, под информацией как таковой понимаются сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления (п. 1 ст. 2). Информационные технологии – процессы, методы поиска, сбора, хранения, обработки, предоставления, распространения информации и способы осуществления таких процессов и методов (п. 2 ст. 2). Информационная система – совокупность содержащейся в базах данных информации и обеспечивающих ее обработку информационных технологий и технических средств (п. 3 ст. 2). Информационно-телекоммуникационная сеть – технологическая система, предназначенная для передачи по линиям связи информации, доступ к которой осуществляется с использованием средств вычислительной техники (п. 4 ст. 2). Здесь следует отметить, что Закон об информации не предусматривает отдельного определения понятия сети Интернет. Данная сеть подпадает под общее определение информационно-телекоммуникационной сети и отличается от других, таким образом, с учетом вывода, сделанного в настоящей работе ранее, только стандартизированным протоколом. В то же время Закон об информации регулирует отношения в любых информационно-телекоммуникационных сетях.

Отдельное значение имеют определения ключевых инфраструктурных элементов информационных процессов. Так, отдельно закреплено определение обладателя информации – лица, самостоятельно создавшего информацию либо получавшего на основании закона или договора право разрешать или ограничивать доступ к информации, определяемой по каким-либо признакам. Российской судебной практике известны случаи применения данного термина для правовой квалификации конкретных правоотношений с использованием сети Интернет. Так, в одном из дел, связанном с применением Федерального закона Российской Федерации от 27.07.2006 (принят в один день с Законом об информации) «О персональных данных» № 152-ФЗ²⁵⁸ (далее – Закон о персональных данных),²⁵⁹ истец – физическое лицо, которое работало начальником отдела по работе с персоналом коммерческой компании, обратилось в суд с иском о восстановлении на работе.²⁶⁰ Причиной увольнения было то, что данный работник периодически рассылал письма, содержащие персональные данные работников компании, на почтовый ящик, зарегистрированный на почтовом сервере Общества с ограниченной ответственностью «Мэйл.Ру». При этом данный работник был включен в список лиц, допущенных в компании к работе с персональными данными работников. Обратим внимание, что, согласно ст. 87 Трудового кодекса Российской Федерации (далее – ТК РФ),²⁶¹ порядок хранения и использования персональных данных работников устанавливается работодателем с учетом требований законодательства. При этом разглашение охраняемой законом тайны, в том числе разглашение персональных данных другого работника, является основанием для расторжения трудового договора по инициативе работодателя (п. «в» ч. 6 ст. 81 ТК РФ). Именно на основании данной нормы и был уволен истец. Суд, однако, отказал в удовлетворении иска. Причиной выступило то, что, согласно пользовательскому соглашению ООО «Мэйл.Ру», данная компания может, по сути, как ограничивать, так и разрешать доступ к информации, содержащейся в электронных почтовых ящиках (в том числе, если продолжить мысль суда, даже без фактического ознакомления с информацией допуская или не допуская пользователей до предоставляемого сервиса), а значит, она является обладателем информации в смысле Закона об информации. Данная проблема серьезнее, чем кажется на первый взгляд, и она в полной мере относится к проблеме ответственности информационных посредников, если понимать таковую в широком смысле. Ведь информационный посредник чаще всего может определять возможность доступа пользователей к информации, из чего следует, что он будет обладателем информации для целей Закона об информации.

В ходе последующего развития законодательных инициатив в области правового регулирования в интернет-пространстве и электронных коммуникаций в Закон об информации были включены и другие определения ключевых элементов сетевой инфраструктуры и информационных процессов. В частности, определение электронного документа. Так, согласно п. 11.1 ст. 2, электронный документ представляет собой документированную информацию, представленную в электронной форме, т. е. в виде, пригодном для восприятия человеком с использованием электронных вычислительных машин, а также для передачи по информационно-телекоммуникационным сетям или обработки в информационных системах (введен Федеральным законом от 27.07.2010 № 227-ФЗ²⁶²). При этом под документированной информацией, согласно п. 11 Закона об информации, следует понимать зафиксированную на материальном носителе путем документирования информацию с реквизитами, позволяющими определить такую информацию или в установленных законодательством Российской Федерации случаях ее материальный носитель.

Летом 2012 г. в Закон об информации были внесены ключевые изменения – в частности, были добавлены прямые определения, связанные с сетью Интернет как таковой, а также введена процедура до- (и вне-) судебной блокировки сайтов, на которых размещается так называемая «информация, распространение которой в Российской Федерации запрещено».²⁶³

Так, в части определений в настоящее время под сайтом в сети Интернет понимается совокупность программ для электронных вычислительных машин и иной информации, содержащейся в информационной системе, доступ к которой обеспечивается посредством информационно-телекоммуникационной сети Интернет по доменным именам и (или) по сетевым адресам, позволяющим идентифицировать сайты в сети Интернет (п. 13 ст. 2 Закона об информации).²⁶⁴ Под страницей сайта в сети Интернет (также «интернет-страницей») понимается часть сайта в сети Интернет, доступ к которой осуществляется по указателю, состоящему из доменного имени и символов, определенных владельцем сайта в сети Интернет (п. 14 ст. 2 Закона об информации).

Закон об информации определяет далее юридически значимое понятие доменного имени – обозначения символами, предназначенного для адресации сайтов в сети Интернет в целях обеспечения доступа к информации, размещенной в сети Интернет (п. 15 ст. 2 Закона об информации). Затем идет определение сетевого адреса – идентификатора в сети передачи данных, определяющего при оказании телематических услуг связи абонентский терминал или иные средства связи, входящие в информационную систему (п. 16 ст. 2 Закона об информации). Более подробно терминология в области связи определяется в соответствующем федеральном законодательстве.

Кроме того, Закон об информации также прямо дает законодательное определение нескольких ключевых субъектов сетевой инфраструктуры. Так, под владельцем сайта в сети Интернет следует понимать лицо, самостоятельно и по своему усмотрению определяющее порядок использования сайта в сети Интернет, в том числе порядок размещения информации на таком сайте (п. 17 ст. 2 Закона об информации). Под провайдером хостинга понимается лицо, оказывающее услуги по предоставлению вычислительной мощности для размещения информации в информационной системе, постоянно подключенной к сети Интернет (п. 18 ст. 2 Закона об информации). Впоследствии, по мере актуализации различных отношений, связанных с иными субъектами, определяющими значение сетевой инфраструктуры, появились и определения таких субъектов (а равно и соответствующие нормы, нацеленные на регулирование отношений с их участием). К числу последних относятся, в частности, операторы поисковых систем (ст. 10.3 Закона об информации²⁶⁵) и владельцы новостных агрегаторов (ст. 10.4 Закона об информации²⁶⁶).

Рассмотрим подробнее одну из первых принципиальных норм, относящихся к регулированию отношений в интернет-пространстве Российской Федерации на современном этапе, о внесудебной блокировке интернет-сайтов, на которых размещается информация, противоречащая российскому законодательству (и публично-правовым интересам). При этом следует отметить, что ст. 15.1 Закона об информации, помимо указанной процедуры как таковой, предусматривает создание Единого реестра доменных имен, указателей страниц сайтов в сети Интернет и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в сети Интернет, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено. По смыслу данные нормы были введены для того, чтобы обеспечить реализацию положений Федерального закона от 29.12.2010 № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию»²⁶⁷ в глобальной информационно-телекоммуникационной сети, однако в Законе об информации акцент, собственно, на защите детей был утрачен, и понятие «запрещенной информации» стало универсальным понятием для российского законодательства.

Итак, в целях ограничения доступа к сайтам, содержащим информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, создается единая автоматизированная информационная система «Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в сети Интернет и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено» (далее – Реестр).

Согласно ч. 2 ст. 15.1 Закона об информации в Реестр включается информация о следующих объектах:

1) доменных именах и (или) указателях страниц сайтов, содержащих информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено;

2) сетевых адресах, позволяющих идентифицировать сайты, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено.

Закон определяет, что создание, формирование и ведение Реестра осуществляется федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, в порядке, установленном Правительством Российской Федерации. По сути, речь идет о том, что такие полномочия осуществляются Роскмонадзором – Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.²⁶⁸ Потенциально, однако, нельзя исключать возможность перераспределения государственных полномочий, а значит, и наименование органа может измениться, в связи с чем целесообразно и далее использовать описательную формулировку. На данный момент в соответствии с Законом об информации указанный аспект публично-правовых отношений регулируется подзаконными актами.²⁶⁹

При этом федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, в порядке и в соответствии с критериями, которые определяются Правительством Российской Федерации, может привлечь к формированию и ведению Реестра иного оператора Реестра – организацию, зарегистрированную на территории России.

В соответствии с ч. 5 ст. 15.1 Закона об информации, основаниями для включения в Реестр сведений, указанных в ч. 2 данной статьи (доменные имена и сетевые адреса), являются:

1) решения уполномоченных Правительством Российской Федерации федеральных органов исполнительной власти, принятые в соответствии с их компетенцией в порядке, установленном Правительством Российской Федерации, в отношении распространяемых посредством сети Интернет:

а) материалов с порнографическими изображениями несовершеннолетних и (или) объявлений о привлечении несовершеннолетних в качестве исполнителей для участия в зрелищных мероприятиях порнографического характера;

б) информации о способах, методах разработки, изготовления и использования наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, местах приобретения таких средств, веществ и их прекурсоров, о способах и местах культивирования наркосодержащих растений;

в) информации о способах совершения самоубийства, а также призывов к совершению самоубийства;

г) информации о несовершеннолетнем, пострадавшем в результате противоправных действий (бездействия), распространение которой запрещено федеральными законами;

д) информации, нарушающей требования Федерального закона от 29 декабря 2006 г. № 244-ФЗ «О государственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации»²⁷⁰ и Федерального закона от 11 ноября 2003г. № 138-ФЗ «О лотереях»²⁷¹ о запрете деятельности по организации и проведению азартных игр и лотерей с использованием сети Интернет и иных средств связи;

2) вступившее в законную силу решение суда о признании информации, распространяемой посредством сети Интернет, информацией, распространение которой в Российской Федерации запрещено.

Более подробно большая часть данных критериев раскрывается в совместном Приказе Роскомнадзора № 1022, ФСКН России № 368 и Роспотребнадзора № 666 от 11.09.2013.²⁷² Например, в п. 1.4 критериев оценки, утвержденных данным Приказом, определяется, что к материалам с порнографическими изображениями несовершеннолетних относятся, в частности, фото-, видео-, аудио- и (или) текстовая информация, направленная на возбуждение сексуальных чувств по отношению к несовершеннолетним либо оправдывающая сексуальное поведение в отношении несовершеннолетних. Однако есть и исключение – художественные произведения, в которых описываются оправданные их жанром и (или) сюжетом отношения между несовершеннолетними, а также несовершеннолетними и взрослыми, не подпадающие под иные критерии, установленные Приказом в отношении детской порнографии.

Отдельно следует отметить, что в современной российской судебной практике п. 2 ч. 5 ст. 15.1 Закона об информации, определяющий судебное решение о признании информации запрещенной к распространению в сети Интернет, в качестве самостоятельного основания для блокировки сайта интерпретируется как допускающее признание в качестве таковой практически любой информации, противоречащей публичному интересу.²⁷³ В то же время суды подчеркивают, что информация, которая используется для нарушения частного интереса, пусть и охраняемого законом, не может быть признана запрещенной к распространению по данному основанию. Так, в одном из недавних судебных актов была приведена следующая позиция: «Судами правильно указано, что информация, признаваемая запрещенной к распространению на территории Российской Федерации, должна носить ярко выраженный противоправный характер, наносящий вред определенному кругу лиц, и, следовательно, положения Федерального закона от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и [Постановления] Правительства Российской Федерации от 26.10.2012 № 1101 на отношения, связанные с защитой чести, достоинства и деловой репутации, не распространяются».²⁷⁴

Решение о включении в Реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в сети Интернет и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в сети Интернет, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, может быть обжаловано владельцем сайта в сети Интернет, провайдером хостинга, оператором связи, оказывающим услуги по предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет, в суде в течение трех месяцев со дня принятия такого решения.

Ст. 15.1 Закона об информации устанавливает определенную процедуру блокировки сайтов (она же конкретизирована в Постановлении Правительства Российской Федерации от 26 октября 2012 г. № 1101). Поскольку в данной процедуре прямо отражен ряд архитектурных особенностей сети Интернет, имеет смысл рассмотреть ее подробнее.

Итак, после поступления в Федеральную службу по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператору Реестра обращений, в течение суток запрос с указанием страницы сайта в сети Интернет о возможном наличии на этой странице запрещенной информации направляется в электронном виде (в рамках системы взаимодействия) уполномоченным органам в соответствии с их компетенцией, определенной ст. 15.1 Закона об информации и соответствующими подзаконными актами.

Информация о решении, принятом по запросу, должна быть предоставлена уполномоченным органом в Федеральную службу по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператору реестра в электронном виде (в рамках системы взаимодействия) в течение суток после получения такого запроса.

Аналогично на следующем этапе информация о решениях, принятых по обращениям, поступившим непосредственно в уполномоченные органы, должна направляться уполномоченными органами в течение суток в Федеральную службу по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператору реестра в электронном виде (в рамках системы взаимодействия).

Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператор Реестра в течение суток со дня получения вступившего в законную силу решения суда о признании информации, распространяемой посредством сети Интернет, запрещенной информацией, либо в течение суток с момента поступления в электронном виде (в рамках системы взаимодействия) решения уполномоченного органа о признании информации запрещенной информацией, вносят в единый Реестр реестровую запись, содержащую:

а) доменное имя и (или) указатель страницы сайта в сети Интернет, содержащие запрещенную информацию;

б) описание выявленной запрещенной информации, позволяющее ее идентифицировать, включая (если имеется) ее название, с приложением заверенной должностным лицом уполномоченного органа (в том числе квалифицированной электронной подписью) копии страницы (страниц) сайта в сети Интернет;

в) решение уполномоченного органа о включении доменного имени и (или) указателя страницы сайта в сети Интернет в единый Реестр или вступившее в законную силу решение суда о признании информации, размещенной на сайте в сети Интернет, запрещенной информацией, представленное в форме электронного документа, заверенного квалифицированной электронной подписью;

г) дата и время получения решения уполномоченного органа или решения суда о признании информации, размещенной на сайте в сети Интернет, запрещенной информацией.

В случае если в решении уполномоченного органа содержится не вся информация, необходимая для внесения в Реестр реестровой записи, Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператор Реестра в течение суток направляют в уполномоченный орган запрос о предоставлении недостающей информации. Информация по такому запросу должна быть предоставлена уполномоченным органом в течение суток. До получения указанной информации доменное имя и (или) указатель страницы сайта в сети Интернет в Реестр не включаются.

Одновременно с включением в Реестр информации о доменном имени и (или) указателе страницы сайта в сети Интернет уполномоченный сотрудник Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператора Реестра:

а) определяет провайдера хостинга, обеспечивающего размещение в сети Интернет указанного сайта;

б) направляет провайдеру хостинга в электронном виде уведомление на русском и английском языках о включении в Реестр доменного имени и(или) указателя страницы сайта в сети Интернет;

в) вносит в реестровую запись сведения о провайдере хостинга в соответствии с требованиями законодательства Российской Федерации в области персональных данных с указанием даты и времени направления уведомления провайдеру хостинга.

По истечении трех суток с момента направления уведомления провайдеру хостинга, в течение которых владелец сайта в сети Интернет и (или) провайдер хостинга должны принять меры по удалению запрещенной информации и (или) ограничению доступа к сайту в сети Интернет, содержащему запрещенную информацию, уполномоченный сотрудник Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператора Реестра проверяет соответствующее доменное имя и (или) указатель страницы сайта в сети Интернет.

В случае невозможности доступа по указанному доменному имени и (или) указателю страницы сайта в сети Интернет к запрещенной информации или отсутствия выявленной запрещенной информации на странице сайта в сети Интернет уполномоченный сотрудник Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций и (или) оператор Реестра исключают доменное имя и (или) указатель страницы сайта в сети Интернет из Реестра и вносят в соответствующую реестровую запись сведения об этом с указанием даты и времени исключения доменного имени и (или) указателя страницы сайта в сети Интернет из единого Реестра.

В случае наличия доступа к запрещенной информации по указанному доменному имени и (или) указателю страницы сайта в сети Интернет в Реестр включается сетевой адрес (сетевые адреса), позволяющий идентифицировать сайт (сайты) в сети Интернет, содержащий запрещенную информацию, с указанием даты и времени включения сетевого адреса (сетевых адресов), позволяющего идентифицировать указанный сайт в сети Интернет, в Реестр.

Процедура взаимодействия между оператором Реестра, провайдером хостинга и владельцем сайта в сети Интернет в Законе об информации определена следующим образом.

В течение суток с момента получения от оператора Реестра уведомления о включении доменного имени и (или) указателя страницы сайта в сети Интернет в реестр провайдер хостинга обязан проинформировать об этом обслуживаемого им владельца сайта в сети Интернет и уведомить его о необходимости незамедлительного удаления интернет-страницы, содержащей информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено.

Далее, в течение суток с момента получения от провайдера хостинга уведомления о включении доменного имени и (или) указателя страницы сайта в сети Интернет в Реестр владелец сайта в сети Интернет обязан удалить интернет-страницу, содержащую информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено. В случае отказа или бездействия владельца сайта в сети Интернет провайдер хостинга обязан ограничить доступ к такому сайту в сети Интернет в течение суток.

В случае непринятия провайдером хостинга и (или) владельцем сайта в сети Интернет мер, указанных выше, сетевой адрес, позволяющий идентифицировать сайт в сети Интернет, содержащий информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, включается в Реестр.

В течение суток с момента включения в Реестр сетевого адреса, позволяющего идентифицировать сайт в сети Интернет, содержащий информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, оператор связи, оказывающий услуги по предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет, обязан ограничить доступ к такому сайту в сети Интернет.

При этом, однако, федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, или привлеченный им оператор Реестра исключает из реестра доменное имя, указатель страницы сайта в сети Интернет или сетевой адрес, позволяющий идентифицировать сайт в сети Интернет, на основании обращения владельца сайта в сети Интернет, провайдера хостинга или оператора связи, оказывающего услуги по предоставлению доступа к информационно-телекоммуникационной сети Интернет, не позднее чем в течение трех дней со дня такого обращения после принятия мер по удалению информации, распространение которой в Российской Федерации запрещено, либо на основании вступившего в законную силу решения суда об отмене решения федерального органа исполнительной власти, осуществляющего функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, о включении в Реестр доменного имени, указателя страницы сайта в сети Интернет или сетевого адреса, позволяющего идентифицировать сайт в сети Интернет.

Серьезные изменения были внесены в Закон об информации (а также в ГК РФ была введена статья 1253.1 «Особенности ответственности информационного посредника») летом 2013 г. Так, Федеральным законом от 2 июля 2013 г. № 187-ФЗ,²⁷⁵ который получил в профессиональной и общей среде название «антипиратский закон»,²⁷⁶ был установлен порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением исключительных прав на фильмы, в том числе кинофильмы, телефильмы. Впоследствии объем был расширен в части числа защищаемых объектов авторских прав. На сегодняшний день ст. 15.2 Закона об информации определяет порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением авторских и (или) смежных прав, за исключением случаев, когда в качестве объектов авторских и (или) смежных прав выступают фотографические произведения и произведения, полученные способами, аналогичными фотографии.²⁷⁷

По сути, данный порядок в своей административно-правовой составляющей во многом аналогичен порядку ограничения доступа к ресурсам, на которых размещена информация, распространение которой запрещено к обороту на территории Российской Федерации, за исключением основания. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 15.2 Закона об информации правообладатель в случае обнаружения в информационно-телекоммуникационных сетях соответствующей информации вправе обратиться в федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, с заявлением о принятии мер по ограничению доступа к информационным ресурсам, распространяющим такие фильмы или информацию, на основании вступившего в силу судебного акта.

Гражданско-процессуальный аспект блокировки сайтов, содержащих «пиратский» контент, регулируется еще одной статьей, введенной тем же законом и измененной последующим, – ст. 144.1 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации,²⁷⁸ согласно которой в целом суд по письменному заявлению организации или гражданина вправе принять предварительные обеспечительные меры, направленные на обеспечение защиты исключительных прав на объекты авторских и (или) смежных прав (с учетом указанного выше исключения) заявителя в информационно-телекоммуникационных сетях, в том числе в сети Интернет, до предъявления иска.

Примечательно, что указанным «антипиратским» законом были внесены изменения и непосредственно в Гражданский кодекс Российской Федерации в части прямого определения понятия информационного посредника и пределов его ответственности в духе уже упоминавшегося на страницах данной работы американского DMCA. Так, согласно п. 1 новой ст. 1253.1 ГК РФ «Особенности ответственности информационного посредника», лицо, осуществляющее передачу материала в информационно-телекоммуникационной сети, в том числе в сети Интернет, лицо, предоставляющее возможность размещения материала или информации, необходимой для его получения с использованием информационно-телекоммуникационной сети, лицо, предоставляющее возможность доступа к материалу в этой сети, – информационный посредник – несет ответственность за нарушение интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационной сети на общих основаниях, предусмотренных ГК РФ, при наличии вины с учетом особенностей, установленных пунктами 2 и 3 данной статьи.

В соответствии с п. 2 ст. 1253.1 ГК РФ информационный посредник, осуществляющий передачу материала в информационно-телекоммуникационной сети, не несет ответственность за нарушение интеллектуальных прав, произошедшее в результате этой передачи, при одновременном соблюдении следующих условий:

1) он не является инициатором этой передачи и не определяет получателя указанного материала;

2) он не изменяет указанный материал при оказании услуг связи, за исключением изменений, осуществляемых для обеспечения технологического процесса передачи материала;

3) он не знал и не должен был знать о том, что использование соответствующего результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации лицом, инициировавшим передачу материала, содержащего соответствующий результат интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации, является неправомерным.

Согласно п. 3 ст. 1253.1 ГК РФ, информационный посредник, предоставляющий возможность размещения материала в информационно-телекоммуникационной сети, не несет ответственности за нарушение интеллектуальных прав, произошедшее в результате размещения в информационно-телекоммуникационной сети материала третьим лицом или по его указанию, при одновременном соблюдении информационным посредником следующих условий:

1) он не знал и не должен был знать о том, что использование соответствующего результата интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации, содержащегося в таком материале, является неправомерным;

2) в случае получения в письменной форме заявления правообладателя о нарушении интеллектуальных прав с указанием страницы сайта и (или) сетевого адреса в сети Интернет, на которых размещен такой материал, он своевременно принял необходимые и достаточные меры для прекращения нарушения интеллектуальных прав. Перечень необходимых и достаточных мер и порядок их осуществления могут быть установлены законом.

При этом п. 4 ст. 1253.1 ГК РФ определяет, что к информационному посреднику, который в соответствии с настоящей статьей не несет ответственности за нарушение интеллектуальных прав, могут быть предъявлены требования о защите интеллектуальных прав (п. 1 ст. 1250, п. 1 ст. 1251, п. 1 ст. 1252 ГК РФ), не связанные с применением мер гражданско-правовой ответственности. В том числе речь может идти об удалении информации, нарушающей исключительные права, или об ограничении доступа к ней. Кроме того, согласно п. 5 указанной статьи, ее правила применяются в отношении лиц, предоставляющих возможность доступа к материалу или информации, необходимой для его получения с использованием информационно-телекоммуникационной сети.

Следует обратить внимание на два ключевых аспекта. Во-первых, понятие информационного посредника – общее и его значение выходит за пределы процедуры блокировки сайтов в целях обеспечения исков. А во-вторых, в ст. 1253.1 решается часть системной проблемы гиперссылок, поскольку «информация, необходимая для получения материала в сети Интернет» – это в первую очередь, – гиперссылка.

Рассматривая развитие Закона об информации в диахронном аспекте, нельзя обойти вниманием и изменения, последовавшие в 2014 г. в части определения новых субъектов, связанных с инфраструктурой сети Интернет. Так, Федеральным законом от 05.05.2014 № 97-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей» были введены две новые категории участников отношений, связанных с сетью Интернет и определяемых по соответствующему положению в сетевой инфраструктуре.

Введенная указанным законом ст. 10.1 Закона об информации устанавливает обязанности организатора распространения информации в интернет-пространстве. Согласно ч. 1 ст. 10.1 Закона об информации, организатором распространения информации в Интернете является лицо, осуществляющее деятельность по обеспечению функционирования информационных систем и (или) программ для электронных вычислительных машин, которые предназначены и (или) используются для приема, передачи, доставки и (или) обработки электронных сообщений пользователей Интернета. Строго говоря, с точки зрения законодательной техники и принципа формальной определенности данное определение сложно назвать удачным – при буквальном толковании под него может подпадать любое лицо, участвующее в поддержке (в том числе косвенной) функционирования любого программного обеспечения, предусматривающего возможность взаимодействия пользователей сети Интернет. Тем не менее в целом логика законодателя понятна, и она заключается в выделении фактически особой категории информационных посредников (но в контексте публично-правовых отношений).

При этом на организаторов распространения информации в Интернете возлагается обязанность в установленном Правительством Российской Федерации порядке уведомить федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи, о начале осуществления своей деятельности (ч. 2 ст. 10.1 Закона об информации). Кроме того, еще согласно первоначальной редакции ст. 10.1 Закона об информации, рассматриваемой сейчас, организатор распространения информации в сети Интернет обязан хранить на территории Российской Федерации информацию о фактах приема, передачи, доставки и (или) обработки голосовой информации, письменного текста, изображений, звуков или иных электронных сообщений пользователей Интернета и информацию об этих пользователях в течение шести месяцев с момента окончания осуществления таких действий, а также предоставлять указанную информацию уполномоченным государственным органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации, в случаях, установленных федеральными законами (ч. 3 ст. 10.1 Закона об информации).²⁷⁹ Также организаторы распространения информации в интернет-пространстве обязаны соблюдать соответствующие требования органов власти, в том числе технические, связанные с проведением оперативно-разыскных мероприятий и обеспечением безопасности Российской Федерации. Указанные обязанности, однако, не распространяются на операторов государственных информационных систем, операторов муниципальных информационных систем, операторов связи, оказывающих услуги связи на основании соответствующей лицензии, в части лицензируемой деятельности, а также не распространяются на граждан (физических лиц), осуществляющих деятельность для личных, семейных и домашних нужд, перечень которых определяется Правительством Российской Федерации.

Неисполнение обязанностей организатором распространения информации в интернет-пространстве влечет административную ответственность в соответствии со ст. 13.31 КоАП РФ. Кроме того, в Закон об информации была введена специальная ст. 15.4, определяющая порядок ограничения доступа к информационному ресурсу организатора распространения информации в Интернете.

В 2016 г. в целях противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности в ст. 10.1 Закона об информации (а также в Федеральный закон «О связи» и ряд других нормативных правовых актов) были внесены изменения.²⁸⁰ Организаторы распространения информации с 1 июля 2018 г. обязаны хранить на территории Российской Федерации сами текстовые сообщения пользователей Интернета, голосовую информацию, изображения, звуки, видео, иные электронные сообщения пользователей Интернета до шести месяцев с момента окончания их приема, передачи, доставки и (или) обработки. При этом порядок, сроки и объем хранения указанной информации подлежит установлению Правительством Российской Федерации.

Кроме того, согласно новой ч. 3.1 ст. 10.1 Закона об информации, организаторы распространения информации в интернет-пространстве обязаны предоставлять всю информацию, указанную в ч. 3 (т. е. информацию о фактах пользовательской коммуникации и само содержание пользовательской коммуникации) уполномоченным государственным органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации в случаях, установленных федеральными законами. Наконец, согласно новой ч. 4.1 ст. 10.1 Закона об информации, те организаторы, которые предоставляют пользователям возможность дополнительного кодирования электронных сообщений, обязаны предоставлять в федеральный орган исполнительной власти в области обеспечения безопасности информацию, необходимую для декодирования таких сообщений. Также были внесены соответствующие изменения в КоАП РФ. Рассматриваемые поправки содержат и иные изменения, которые в целом не нацелены непосредственно на регулирование отношений в интернет-пространстве, однако отражают общую направленность изменений.

Приведенные выше поправки вызвали бурную общественную дискуссию, но в контексте настоящей работы они прежде всего иллюстрируют внимание государства к правовому регулированию в интернет-пространстве на уровне архитектурного подхода. Устанавливаются обязанности для тех субъектов, деятельность которых связана с системообразующими функциями в условиях современного информационного общества.

В свою очередь, ст. 10.2 Закона об информации вводит понятие «блогер» и определяет особенности распространения блогером общедоступной информации. Под термином «блогер» при этом следует понимать владельца сайта и (или) страницы в сети Интернет, на которых размещается общедоступная информация, и доступ к которым в течение суток составляет более трех тысяч пользователей Интернета.

На блогеров возлагается обязанность обеспечивать соблюдение законодательства Российской Федерации – в частности, не допускать использование сайта или страницы сайта в сети Интернет в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов, а также материалов, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости, и материалов, содержащих нецензурную брань. Блогеры должны проверять достоверность размещаемой общедоступной информации до ее размещения и незамедлительно удалять размещенную недостоверную информацию. При этом блогеры обязаны соблюдать и обеспечивать соблюдение иных требований законодательства Российской Федерации, в том числе о референдуме и выборах, а также о распространении массовой информации. Не допускается использование сайта или страницы сайта в целях сокрытия или фальсификации общественно значимых сведений, распространения заведомо недостоверной информации под видом достоверных сообщений.

Отдельно ст. 10.2 Закона об информации определяет, что блогер имеет право излагать на своем сайте или странице сайта собственные суждения и оценки с указанием своего имени или псевдонима. Рекламу блогеры могут распространять при условии соблюдения законодательства о рекламе. При этом блогер обязан разместить на своем сайте или странице сайта свою фамилию и инициалы, электронный адрес для направления ему юридически значимых сообщений.

Федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по контролю и надзору в сфере средств массовой информации, массовых коммуникаций, информационных технологий и связи (Роскомнадзор), ведет реестр сайтов и (или) страниц сайтов блогеров. Для этих целей он организует мониторинг сайтов и страниц, утверждает методику определения количества пользователей в сутки и вправе запрашивать как у организаторов распространения информации в интернет-пространстве, так и у любых других лиц информацию, необходимую для ведения такого реестра.

За непредставление или несвоевременное представление сведений, а также за представление заведомо недостоверных сведений провайдером хостинга или иным лицом, обеспечивающим размещение сайта или страницы сайта данных, позволяющих идентифицировать блогера, в Роскомнадзор предусматривается административная ответственность в соответствии со ст. 19.7.10 КоАП РФ.

Каждое из рассмотренных ранее нововведений Закона об информации (правила, установленные для организаторов распространения информации в сети Интернет и для блогеров), очевидно, отражает в первую очередь реализацию модели инфраструктурных элементов в контексте системной проблемы ответственности информационных посредников в сети Интернет. В то же время в свете недавних изменений, прослеживается и внимание к аспектам реализации модели (слоев) уровней интернет-регулирования, а также намечается тенденция к изменению вектора регулятивного воздействия – от уровня контента до уровней как минимум протокола и передачи данных.

Между тем в русле реализации модели инфраструктурных элементов законодателем был разработан и принят Федеральный закон от 13.07.2015 № 264-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” и статьи 29 и 402 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации». Данным законодательным актом были внесены следующие дополнения.

Во-первых, в Законе об информации появилось новое понятие – «оператор поисковой системы». Согласно п. 20 ст. 2 Закона об информации, поисковая система – информационная система, осуществляющая по запросу пользователя поиск в Интернете информации определенного содержания и предоставляющая пользователю сведения об указателе страницы сайта для доступа к запрашиваемой информации, расположенной на сайтах, принадлежащих иным лицам, за исключением информационных систем, используемых для осуществления государственных и муниципальных функций, оказания государственных и муниципальных услуг, а также для осуществления иных публичных полномочий, установленных федеральными законами.

Кроме того, согласно нововведенной ст. 10.3 Закона об информации, оператор поисковой системы, распространяющий в Интернете рекламу, которая направлена на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории Российской Федерации, по требованию гражданина (физического лица) обязан прекратить выдачу сведений об указателе страницы сайта, позволяющих получить доступ к информации о заявителе, распространяемой с нарушением законодательства Российской Федерации, являющейся недостоверной, а также неактуальной, утратившей значение для заявителя в силу последующих событий или действий заявителя, за исключением информации о событиях, содержащих признаки уголовно наказуемых деяний, сроки привлечения к уголовной ответственности по которым не истекли, и информации о совершении гражданином преступления, по которому не снята или не погашена судимость. Ст. 10.3 также регламентирует порядок взаимодействия заявителей и операторов поисковых систем.

Во-вторых, в Гражданско-процессуальный кодекс Российской Федерации были внесены изменения, связанные с определением юрисдикции (в данном случае – подсудности) в спорах, вытекающих из интернет-отношений. Напомним, что ранее Федеральным законом от 07.05.2013 № 99-ФЗ²⁸¹ был введен п. 10 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, в соответствии с которым суды в Российской Федерации вправе также рассматривать дела с участием иностранных лиц, если по делу о защите прав субъекта персональных данных, в том числе о возмещении убытков и (или) компенсации морального вреда, истец имеет место жительства в Российской Федерации. Затем к этому правилу было добавлено более общее. П. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, таким образом, в новой редакции предусматривает, что «суды в Российской Федерации вправе также рассматривать дела с участием иностранных лиц в случае, если ответчик [не только] имеет имущество, находящееся на территории Российской Федерации, [но] и (или) распространяет рекламу в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленную на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории Российской Федерации».

Примечательно, что впоследствии развитие Закона об информации и соответствующих положений иных нормативных правовых актов Российской Федерации начало постепенно смещаться в сторону архитектурного подхода, а разрешение проблемы юрисдикции дифференцироваться (в части подсудности – «тест доступа», но в части действия закона в пространстве – «тест минимума контактов»). В этом смысле следует обратить внимание как минимум на следующее нововведение, прежде чем перейти к другому, не менее важному аспекту – новому требованию о локализации персональных данных.

Речь идет об уже упоминавшихся антитеррористических поправках, которые изменили ст. 10.1 Закона об информации (Федеральный закон от 06.07.2016 № 374-ФЗ), дополнив обязательства организаторов распространения информации. Заострим внимание на изменениях еще раз:

• срок хранения информации о фактах коммуникации между пользователями увеличился до одного года;

• помимо хранения информации о фактах коммуникации между пользователями, на организаторов распространения информации была возложена обязанность хранить сами сообщения пользователей в течение шести месяцев;

• организатор распространения информации обязан предоставлять указанную информацию уполномоченным государственным органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации, в случаях, установленных федеральными законами;

• при использовании функции шифрования сообщений, организатор распространения информации обязан предоставить в федеральный орган исполнительной власти в области обеспечения безопасности информацию, необходимую для декодирования сообщений.

Отдельно следует отметить, что указанный федеральный закон, которым вводятся приведенные антитеррористические поправки, вводит также аналогичные требования для операторов связи и содержит ряд сопутствующих изменений (поправки также вносятся в Федеральный закон от 07.07.2003 № 126-ФЗ «О связи»,²⁸² а также в ряд других нормативных правовых актов). Сложно еще раз не подчеркнуть намечающийся архитектурный подход к регулированию отношений в сети Интернет, предполагающий создание определенной интернет-среды, которая будет нацелена в том числе на снижение эффекта системной проблемы идентификации пользователей – при обязательном хранении сообщений наряду с обязательством о предоставлении информации в правоохранительные органы изменится состав юридических фактов, лежащих в основе соответствующих правоотношений.

Некоторые из отдельных новых норм Закона об информации прямо в настоящем исследовании не отражены, но они органично дополняют общую картину формирующегося регулирования Интернета в Российской Федерации. Как, в частности, например, ст. 15.7 Закона об информации, которая предусматривает внесудебные меры по прекращению нарушения авторских и (или) смежных прав в информационно-телекоммуникационных сетях, в том числе в сети Интернет, принимаемые по заявлению правообладателя, сближая регулирование этого вопроса в Российской Федерации с подходом, принятым на уровне DMCA.

Также в этом контексте следует отметить новое понятие «новостного агрегатора» и соответствующих норм, которое вводится Федеральным законом от 23.06.2016 № 208-ФЗ. В ч. 1 ст. 10.4 Закона об информации под «новостным агрегатором» понимается программа для ЭВМ, сайт и (или) страница сайта в сети Интернет, которые используются для обработки и распространения новостной информации в сети Интернет на государственном языке Российской Федерации, государственных языках республик в составе Российской Федерации или иных языках народов Российской Федерации, на которых может распространяться реклама, направленная на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории Российской Федерации, и доступ к которым в течение суток составляет более одного миллиона пользователей сети Интернет. Владельцы новостного агрегатора наделяются обязанностями, которые аналогичны обязанностям издательств средств массовой информации, но при этом отражают особенности интернет-коммуникации. Владельцы новостных агрегаторов должны избегать использования своих ресурсов в целях нарушения законодательства, проверять достоверность распространяемых общественно значимых сведений и т. д. Важно отметить, что само определение содержит как минимум два критерия юрисдикции – язык и направленность рекламы. Дата вступления в силу положений о новостных агрегаторах – 1 января 2017 г.

Отвлекаясь от последних нововведений, любопытно отметить и то, как Закон об информации отвечает, по сути, на вопрос о том, как следует относиться к деятельности ICANN. Это отражено в ч. 2 ст. 15 Закона об информации, согласно которой регулирование использования информационно-телекоммуникационных сетей, доступ к которым не ограничен определенным кругом лиц, осуществляется в Российской Федерации с учетом общепринятой международной практики деятельности саморегулируемых организаций в этой области. Порядок использования иных информационно-телекоммуникационных сетей определяется владельцами таких сетей с учетом требований, установленных данным законом.

За пределами рассмотренных нормативных актов и ситуаций в Российской Федерации прямо отношения в сети Интернет достаточно мало регулируются какими-либо иными нормами, которые в основном были бы нацелены на такое регулирование. Вместе с тем ряд законодательных актов и актов толкования устанавливают либо, соответственно, проясняют правила, которые в отдельных случаях касаются информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, и связаны с оборотом информации в электронной форме. В частности, что касается актов толкования, то здесь уместно вспомнить уже упоминавшееся разъяснение Федеральной антимонопольной службы, касающееся вопросов определения юрисдикции и «виртуальной юрисдикции Российской Федерации».

Среди прочего, в части законодательных актов можно упомянуть Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных», уделяющий особое внимание проблеме трансграничной передачи персональных данных и тем самым учитывающий фактор транс-граничности интернет-пространства, а также Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ «Об электронной подписи», который тесно связан с системной проблемой идентификации пользователей Интернета.

Очень важно при этом отметить, что 1 сентября 2015 г. вступило в силу требование об обработке персональных данных российских граждан с использованием баз данных, находящихся на территории Российской Федерации. Собственно, Федеральный закон от 21.07.2014 № 242-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях» (далее – «Закон о локализации персональных данных») ввел новую ч. 5 ст. 18 в Федеральный закон от 27.07.2006 № 152-ФЗ «О персональных данных» (далее – «Закон о персональных данных»), согласно которой «при сборе персональных данных, в том числе посредством информационно-телекоммуникационной сети “Интернет”, оператор обязан обеспечить запись, систематизацию, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение персональных данных граждан Российской Федерации с использованием баз данных, находящихся на территории Российской Федерации, за исключением случаев, указанных в пунктах 2, 3, 4, 8 части 1 статьи 6 Закона о персональных данных».

Исключения касаются случаев обработки персональных данных в соответствии с международным договором или законом, осуществления правосудия, исполнительного производства, государственных и муниципальных услуг, а также при условии, что при этом не нарушаются права и законные интересы субъекта персональных данных – осуществления профессиональной деятельности журналиста, СМИ либо научной, литературной или иной творческой деятельности.

Первоначально Закон о локализации персональных данных должен был вступать в силу 1 сентября 2016 г. Однако 17 декабря 2014 г. Государственная Дума Российской Федерации приняла в третьем чтении законопроект № 596277-6 «О внесении изменения в статью 4 Федерального закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях», согласно которому дата вступления в силу Закона о локализации персональных данных устанавливается 1 сентября 2015 г. (Федеральный закон от 31.12.2014 № 526-ФЗ²⁸³).

На сегодняшний день в профессиональном юридическом сообществе и в различных индустриях, прямо или косвенно связанных с обработкой персональных данных, остается открытым вопрос о том, насколько широко следует толковать требования Закона о локализации персональных данных. При этом, однако, нужно отметить, что в Законе о персональных данных сохраняются прежние положения о возможности и порядке трансграничной передачи персональных данных.²⁸⁴

Также надо учитывать, что Закон о локализации персональных данных вводит в Закон об информации и специальную ст. 15.5 – «Порядок ограничения доступа к информации, обрабатываемой с нарушением законодательства Российской Федерации в области персональных данных». Ограничение доступа возможно на основании судебного решения, а процедура блокировки соответствующего интернет-сайта аналогична процедуре, установленной ст. 15.1 Закона об информации.

Ключевая системная проблема, затронутая в Законе о локализации персональных данных, но, к сожалению, принципиально так и не разрешенная, – это проблема юрисдикции. При этом принятие данного закона в явной форме обусловлено факторами, определяющими значение интернет-пространства.

На текущий момент Министерство связи и массовых коммуникаций Российской Федерации предприняло существенные усилия для системного толкования данного положения в части определения его действия в пространстве и по кругу лиц. Выводы, сделанные Министерством и размещенные на его официальном сайте, заслуживают пристального внимания в контексте настоящей работы.

Министерство отмечает, что «в связи с трансграничным характером сети Интернет, обеспечивающей возможность приобретения товаров и услуг у иностранных лиц, возникает вопрос, при каких условиях требования ч. 5 ст. 18 ФЗ «О персональных данных» распространяются на иностранные организации, не имеющие физического присутствия на территории Российской Федерации»²⁸⁵. Очевидно, речь идет об организациях, взаимодействующих с пользователями посредством сети Интернет.

Далее приводится принципиальный вывод относительно юрисдикции в условиях, когда Закон о персональных данных сам таких правил не содержит. Министерство делает ссылку на ч. 1 ст. 15 Закона об информации, согласно которой использованиеинформационно-телекоммуникационных сетей на территории Российской Федерации допускается с соблюдением требований российского законодательства. По общему правилу, отмечает Министерство, действие российских законов ограничено территорией российского государства. Но далее указывается следующее: «Однако при осуществлении деятельности в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, которая в силу своего трансграничного, децентрализованного и виртуального характера не позволяет четко обозначить географические границы осуществления такой деятельности, необходимо установление специальных критериев, при которых она может быть отнесена к осуществляемой на территории Российской Федерации. Одной лишь доступности интернет-сайта на территории Российской Федерации недостаточно для вывода о том, что на него распространяется законодательство Российской Федерации, в том числе о персональных данных, поскольку в таком случае сфера его применения носила бы по существу всемирный характер и делала бы практически невозможным контроль за его исполнением (выделено полужирным мной. – Р. А.)».²⁸⁶ Обратим внимание на то, что Министерство фактически тем самым отвергает одностороннее применение «теста (критерия) доступа».

Далее Министерство делает ссылку на ст. 1212 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации²⁸⁷ и подчеркивает актуальность критерия направленности деятельности лица на территорию Российской Федерации как условие применения законодательства Российской Федерации к отношениям с иностранным субъектом. Более того, Министерство основывает свои рассуждения также на европейской практике, делая ссылку на ст. 15(1) (с) Регламента ЕС № 44/2001 от 22 декабря 2000 г. «О юрисдикции, признании и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам»,²⁸⁸ ст. 6 Регламента ЕС № 593/2008 от 17 июня 2008 г. «О праве, применимом к договорным отношениям»²⁸⁹ и ст. 3 (2) Проекта Общего положения о защите персональных данных в ЕС (“Draft EU General Data Protection Regulation”).²⁹⁰

По мнению Министерства, свидетельством направленности интернет-сайта на территорию Российской Федерации является, во-первых, как минимум один из основных критериев: это может быть использование доменного имени, связанного с Россией или субъектом Российской Федерации (например, “.ru” или “.москва”) и (или) наличие русскоязычной версии интернет-сайта, созданной владельцем такого сайта или иным лицом (автоматизированные переводы при этом в расчет приниматься не должны). Однако Министерство отмечает, что русский язык широко используется в других странах и потому только один факт наличия одного из первоначальных критериев должен для положительного вывода также дополняться как минимум одним дополнительным критериям, в число которых, среди прочего, входят: расчеты в рублях, исполнение договора в России (включая доставку товара на территорию страны или возможность использования контента), реклама на русском языке или иные обстоятельства, «явно свидетельствующие о намерении владельца интернет-сайта включить российский рынок в свою бизнес-стратегию». В контексте данной работы мы склонны рассматривать такой подход как прямое отражение «теста (критерия) минимума контактов».²⁹¹

Говоря о других нововведениях в законодательстве Российской Федерации, принятых в последние годы, можно заострить внимание на увеличении числа специальных статей, посвященных блокировкам сайтов по различным основаниям. О некоторых из них мы уже говорили в связи с другими аспектами. Так, помимо уже упоминавшихся ст. 15.1 («Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в сети “Интернет” и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в сети “Интернет”, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено») и 15.2 («Порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением исключительных прав на фильмы, в том числе кинофильмы, телефильмы»), Закон об информации содержит ст. 15.3 – «Порядок ограничения доступа к информации, распространяемой с нарушением закона» (введена Федеральным законом от 28.12.2013 № 398-ФЗ), предметом которой является информация, содержащая призывы к массовым беспорядкам, осуществлению экстремистской деятельности, участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка, а также ст. 15.4 – «Порядок ограничения доступа к информационному ресурсу организатора распространения информации в сети “Интернет”», применяемой в тех случаях, когда организатор распространения информации в сети Интернет не исполняет возложенные на него обязанности и это установлено вступившим в законную силу постановлением по делу об административном нарушении.

Кроме того, в 2015 г. ст. 15.2 была изменена таким образом, что она распространяется не только на фильмы, но на все объекты авторских и смежных прав (кроме фотографических произведений и произведений, полученных способами, аналогичными фотографии), а также были введены еще две примечательные статьи. Во-первых, это ст. 15.6, устанавливающая порядок ограничения доступа к сайтам Интернета, на которых неоднократно и неправомерно размещалась информация, содержащая объекты авторских и (или) смежных прав, или информация, необходимая для их получения с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет (так называемая «пожизненная блокировка»). Во-вторых, это ст. 15.7, которая устанавливает порядок внесудебных мер по прекращению нарушения авторских и (или) смежных прав в информационно-телекоммуникационных сетях, в том числе в интернет-пространстве, принимаемых по заявлению правообладателя. Сложно не отметить сходство норм, устанавливаемых ст. 15.7 с положениями уже рассматривавшегося в рамках настоящей работы DMCA за одним существенным исключением: порядок, предусмотренный ст. 15.7 Закона об информации, не предусматривает обязательных внесудебных мер разрешения правового конфликта.

Наконец, еще раз подчеркнем, что Закон о локализации персональных данных установил и ст. 15.5, устанавливающую порядок ограничения доступа к информации, обрабатываемой с нарушением законодательства Российской Федерации в области персональных данных.

Разумеется, в Российской Федерации имеется обширное законодательство и судебная практика по общим вопросам охраны прав на результаты интеллектуальной деятельности в интернет-пространстве. Имеется законодательство об услугах связи, в том числе об их лицензировании, которое содержательно соответствует технологическому уровню («слою») интернет-архитектуры. Уголовный кодекс Российской Федерации²⁹² содержит главу 28 «Преступления в сфере компьютерной информации», которая включает ст. 272 «Неправомерный доступ к компьютерной информации», ст. 272 «Создание, использование и распространение вредоносных компьютерных программ» и ст. 274 «Нарушение правил эксплуатации средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации и информационно-телекоммуникационных сетей».

Прямые упоминания сети Интернет появляются в диспозиции уголовно-процессуальных норм. Так, например, согласно п. 4 ч. 7 ст. 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации,²⁹³ суд с учетом данных о личности подозреваемого или обвиняемого и фактических обстоятельств при избрании домашнего ареста в качестве меры пресечения может ему запретить и (или) ограничить в том числе использование средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет. Указание на Интернет в тексте данной статьи появилось в редакции, введенной Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ.²⁹⁴

В Законе Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации»²⁹⁵ на данный момент содержатся нормы, определяющие понятие «сетевого издания» как сайта в сети Интернет, зарегистрированного в качестве средства массовой информации в соответствии с данным законом (ст. 2). При этом сайты, не зарегистрированные как средства массовой информации, таковыми не считаются, и у владельцев сайтов, таким образом, есть свобода усмотрения по данному вопросу. Рассматриваемые изменения были внесены Федеральным законом от 14 июня 2011 г. № 142-ФЗ.²⁹⁶ Немногим ранее они нашли свое отражение в Постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерации от 15 июня 2010 г. № 16.²⁹⁷ Устанавливаются отдельные правила о сетевых изданиях. Также сеть Интернет упоминается в контексте ряда обязанностей участников отношений, связанных с массовой информацией, например, в случаях, когда соответствующая информация может направляться в государственные органы посредством сети Интернет.

В контексте развития отношений в сети Интернет переосмысливаются и отдельные нормы части второй Гражданского кодекса Российской Федерации,²⁹⁸ в том числе регулирующие отдельные виды договоров, а также иные гражданско-правовые аспекты, включая проведение игр и пари, обязательства вследствие причинения вреда и др.

Учитывая темпы развития законодательства Российской Федерации, нацеленного на регулирование отношений в сети Интернет, можно разумно предположить, что на момент публикации настоящей работы количество соответствующих норм может значительно увеличиться, однако общие тенденции, как мы предполагаем, останутся прежними. В то же время нельзя исключить возможность перехода количественных изменений в качественные: значительное число специальных норм, посвященных блокировке интернет-ресурсов по критерию отдельных видов информации рано или поздно может быть систематизировано и унифицировано (или даже кодифицировано), что сблизит реализуемую смешанную инструментальную модель с моделью уровней («слоев») интернет-архитектуры.

Кроме того, следует сказать, что развитие законодательства Российской Федерации в области регулирования отношений в сети Интернет оказывает воздействие и на развитие правового регулирования в данной области на постсоветском пространстве в целом. Примером здесь может послужить, в частности, законодательство Азербайджанской Республики. За последние годы в Азербайджане были приняты, в частности, Закон «Об информации, информатизации и защите информации»,²⁹⁹ Закон «О персональных данных»,³⁰⁰ Закон «О телекоммуникациях»³⁰¹ и Закон «Об электронной торговле».³⁰² Аналогичные направления законодательного регулирования реализуются и в других странах, которые de facto учитывают опыт Российской Федерации в регулировании отношений в сети Интернет.

3.6. Особенности правового регулирования в интернет-пространстве стран, входящих в семьи религиозного и традиционного права

Наиболее репрезентативным примером отношения к правовому регулированию в интернет-пространстве стран, входящих в семьи религиозного и традиционного права, может стать пример мусульманского (исламского) права.

Вопрос об отношении исламского права к проблемам правового регулирования отношений в интернет-пространстве следует рассматривать с двух точек зрения. Во-первых, это отношение исламского права к светским правовым системам. Во многих случаях действие исламского права имеет место в условиях правового плюрализма – оно выступает в качестве правовой системы, параллельной светскому праву. Данные правовые системы в некоторых случаях признают, а в некоторых – взаимно исключают друг друга. Во-вторых, это отношение к сети Интернет и связанным с ней проблемам со стороны исламского права.

Первый вопрос в доктрине сравнительного правоведения чаще всего интерпретируется как вопрос о том, являются ли законы в светском понимании этого слова источником мусульманского права. Науке известно несколько источников мусульманского права, и к числу главных из них относятся, собственно, священные тексты – Коран и Сунна. Кроме того, нередко в качестве источников исламского права рассматривается доктрина в виде иджмы – согласия мусульманских правоведов по спорным вопросам, и фетв – индивидуальных правовых заключений авторитетных исламских юристов, основанных на суждении по аналогии (если таковое допускает ветвь ислама и правовая школа, мазхаб) – киясе. Исламское право также признает в качестве источников права правовой обычай в двух своих разновидностях – урф (правовой обычай Хиджаза) и адат (правовой обычай иных территорий). В такой системе светское законодательство будет соответствовать категории адата – или, условно говоря, местного правового обычая, если рассматривать эту проблему с универсальной точки зрения исламского права.

Аллах признается единственным законодателем в исламском праве, но вместе с тем светский законодатель сохраняет полномочия по установлению норм в определенных границах. Если попытаться применить конструкции романо-германской правовой системы в исламском праве по аналогии, то можно представить божественные установления как аналог законов, а светские – как аналог подзаконных актов. По существу, то, что не может быть прямо урегулировано нормами фикха, по остаточному принципу регулируется низамами (актами светского законодательства). Некоторые исламские правоведы полагают, что законы современных исламских государств можно считать даже источниками исламского права, но при соблюдении следующих условий:

• они не должны объявлять разрешенным то, что запрещено, и наоборот;

• они должны быть разработаны самими исламскими юристами или при их прямом участии;

• они должны учитывать общие принципы исламского права, в первую очередь отраженные в Коране и Сунне;

• они должны быть направлены на поддержку пяти столпов ислама и интересов мусульман;

• они должны обладать механизмами действенной реализации на практике.³⁰³

Отдельный и сложный вопрос заключается в том, как следует людям, исповедующим ислам, относиться к светскому законодательству немусульманских стран. Мнения разнятся, но безусловным является то, что приоритетом для мусульман должны быть нормы шариата. С другой стороны, известно мнение, что при отсутствии противоречий шариату считается правильным соблюдать светское законодательство соответствующей страны. В частности, такая позиция может быть обоснована тем соображением, что основные священные тексты ислама не запрещают соблюдать местные обычаи, если они не вступают в противоречие с основными источниками исламского права. Таким образом, требования светского законодательства, в число которых могут входить в том числе требования светского законодательства о порядке реализации отношений в интернет-пространстве, согласно распространенным в исламской юриспруденции подходам, реализовывать необходимо при том условии, что они не противоречат требованиям шариата.

Ответ на второй вопрос – относительно взглядов в отношении использования Интернета как такового с точки зрения ислама per se – может быть проиллюстрирован следующей наглядной фетвой муфтията Египта, которая, разумеется, не может демонстрировать позицию всех мусульман по данному вопросу, но тем не менее вполне достаточно демонстрирует суть одного из возможных подходов с точки зрения исламского права:

«Обращение, зарегистрированное под номером 2785 от 2005 года, содержит следующий вопрос: “Какова правовая норма относительно совершения покупки и продажи посредством Интернета”.

Ответ: Отдел фетв.

Интернет – это одно из международных средств связи, и с этой точки зрения он ничем не отличается от других средств связи, таких как телефон, факс и т. д.

Если при выполнении торговых операций через Интернет не происходит обмана, сокрытия, недостатка товара и т. д., то это дозволено. То есть покупка и продажа должны производиться разрешенными методами, когда товар демонстрируется, а затем устанавливается связь с покупателем для совершения сделки. Также дозволено пользоваться Интернетом как посредником, выполняющим роль указателя на товар и рассказывающего о нем. При этом необходимо соблюдать те же вышеупомянутые условия. То же самое относится к сфере услуг, оказываемых через Интернет, если предлагаемые услуги соответствуют реальности.

Таким образом, вывод: дозволяется использовать Интернет – международную информационную сеть – для указания на товар и для облегчения заключения торговых сделок при условии отсутствия обмана, введения в заблуждение или неполного предоставления информации покупателю. То же касается и оказания через Интернет услуг, если они соответствуют реальности.

А Аллаху – Свят Он и Велик – известно об этом лучше!»³⁰⁴

Соответственно, один из наиболее обоснованных выводов в данной ситуации прост: Интернет (как, впрочем, практически и все остальные результаты научно-технического прогресса) с точки зрения исламского права использовать допустимо, однако область информационной коммуникации, разумеется, рассматривается как средство связи, на которое распространяются общие требования шариата и фикха. Иными словами, сам по себе Интернет может быть использован и во вред, и во благо, а значит, в отношении него распространяются общие требования. Совмещая этот вывод с наблюдением относительно соотношения исламской и светской правовых систем, можно дополнить вывод следующим наблюдением. В отношении регулирования отношений в интернет-пространстве, как и в отношении многих других нейтральных инструментов, исламское право содержит комплементарный по отношению к светскому законодательству подход, и более полное заключение здесь будет таким: допускается использовать Интернет, в том числе соблюдать светские нормы относительно правового регулирования в интернет-пространстве, но только при условии, что они не противоречат шариату.

В связи с этим нет необходимости дополнительно проводить оценку проблем правового регулирования в интернет-пространстве с точки зрения исламского права, поскольку такие проблемы по существу присутствуют лишь на уровне светского права, дополнительного по отношению к праву исламскому. В то же время следует отметить, что подобный подход применим к интернет-пространству, представляющему собой (при такой оценке) одну из сфер информационной коммуникации в целом. Соответственно, ислам не исключает, что отдельные практики и институты, складывающиеся в рамках сети Интернет, могут получить совершенно иную оценку. Очевидно, что особые проблемы в толковании складывавшихся веками положений правовой системы в такой ситуации могут вызвать принципиально новые феномены, свойственные исключительно современному этапу развития информационного общества (в том числе, например, искусственный интеллект). Полагаем, что такое наблюдение будет верным не только в отношении подходов, которые могут быть приняты в исламском праве, но и в отношении подходов, разрабатываемых в других религиозных и традиционных правовых семьях.

Глава 4
Результаты использования системной методологии анализа правового регулирования в интернет-пространстве

4.1. Теоретические выводы, основывающиеся на системной методологии анализа правового регулирования в интернет-пространстве

В рамках проведенного исследования нами была основана на обобщениях высокого уровня модель, в центре которой находятся системные правовые проблемы (идентификация пользователей, определение юрисдикции и ответственность информационных посредников), существование которых обусловлено архитектурой интернет-пространства. Системные проблемы задаются факторами, определяющими значение Интернета (в данный момент такие факторы модифицируются в условиях «Больших данных» и «Интернета вещей»), а их разрешение может быть структурировано в ходе рассмотрения концепций интернет-архитектуры и способов или «модальностей» социального регулирования.

Данный общий взгляд на проблематику правового регулирования и правоприменения в контексте правоотношений, опосредованных интернет-пространством, несомненно, имеет практическое значение, которое будет продемонстрировано в последующих разделах настоящей главы. Вместе с тем при всей их пользе задачи настоящей работы не могут быть ограничены отдельными практическими обобщениями. Основная цель настоящей работы заключается в обосновании тезиса о том, что изучение правового регулирования в интернет-пространстве заставляет пересмотреть многие представления, сложившиеся в рамках теоретико-правовой науки. В некотором смысле настоящая работа может рассматриваться как качественное продолжение диспута Л. Лессига и Ф. Истербрука о том, является ли «киберправо» аналогом вымышленной отрасли «лошадиного права» и, как следствие, юридической химерой.³⁰⁵ Однако следует отметить, что участники того диспута спорили главным образом не относительно выводов, к которым изучение правового регулирования в сети Интернет может привести для общей теории права, а относительно предметной самостоятельности самого «киберправа». К тому же на тот момент ни Л. Лессиг, ни Ф. Истербрук не могли знать о многих новых феноменах, связанных с Интернетом, которым только суждено было появиться, а также о том, какую практическую актуализацию такие феномены получат в контексте правотворчества и правоприменения спустя более чем двадцать лет.

Разумеется, отдельно следует отметить, что выводы, представленные в настоящей работе, вряд ли могут каким-либо образом существенно изменить представления, формирующиеся в рамках философии права. В некоторых случаях, правда, данные выводы могут принципиально дополнить философско-правовые представления хотя бы потому, что информационно-телекоммуникационные технологии дополняют коммуникативное измерение человеческой жизни. Однако в той части, в которой предметом рассмотрения является догма права, анализ репрезентативных примеров правового регулирования в интернет-пространстве определенно может послужить источником нового теоретико-правового знания. Отраженный в настоящей работе синхронный и диахронный сравнительный материал, по нашему мнению, – в некоторых случаях прямо, а в некоторых – косвенно – позволяет прийти к ряду выводов, обладающих научной новизной в данной области, наряду с теоретической и практической актуальностью общей модели.

Во-первых, исторически первая проблема, включенная в рассматриваемую модель, – идентификации пользователей, – дополняет общетеоретические представления о субъекте права. Интернет делает возможным принципиально новый для теоретического осмысления формат правовых отношений, предполагающий, что «полный жизненный цикл» правоотношения может проходить без юридически значимой идентификации его субъектов, которая подчас может быть даже принципиально невозможной на практике. Более того, в перспективе возможно развитие представлений о субъектах права в условиях развития технологий, относящихся к «Интернету вещей», в которых опосредованность правовой коммуникации выходит на новый качественный уровень и все в меньшей степени требует непосредственного участия.

Во-вторых, исторически вторая рассматриваемая системная правовая проблема интернет-пространства – определение юрисдикции – наиболее очевидным образом постулирует новые подходы как минимум к действию закона в пространстве и по кругу лиц. В современной литературе по общей теории права данный аспект юридической догматики, как правило, излагается достаточно традиционно, с учетом классических представлений о суверенитете и подходов, принятых в международном публичном праве, игнорируя проблемы интернет-юрисдикции. В то же время рассмотренные в настоящей работе примеры позволяют существенно расширить понимание о действии закона в пространстве и по кругу лиц. В условиях современного информационного общества следует учитывать и трансграничный характер интернет-пространства при возрастающей значимости отношений, возникающих, изменяющихся и прекращающихся в трансграничном виртуальном пространстве.

В-третьих, исторически третья проблема, относящаяся к рассматриваемой области – ответственность информационных посредников, – на наш взгляд, существенно дополняет дискурс теоретической проблематики, относящейся, с одной стороны, к общим аспектам правового регулирования как такового, а с другой – к проблеме юридической ответственности. В области юридической практики существует немало примеров, связанных с каждым из указанных аспектов. Так, например, архитектурные особенности Интернета нередко обусловливают делегирование государственных правоприменительных функций к информационным посредникам. При этом, что касается аспектов юридической ответственности, влияние на информационных посредников, вызванное стремлением оказать влияние на отдельных пользователей, обладая общими признаками юридической ответственности, редко имеет полный набор таких признаков, включая государственно-принудительный характер, осуществление в полноценной процессуальной форме и совершение правонарушения как основание для обязанности претерпеть негативные последствия.

Приведенные выше заключения можно отнести к числу отражающих «качественные» выводы, в существенной степени расширяющие и углубляющие дискурс теоретико-правового знания. В то же время рассмотренные в работе случаи из законодательной и правоприменительной практики регулирования сети Интернет могут стать источником примеров «количественного» характера, которые могли бы дополнить практически каждый из разделов современного теоретико-правового знания.

4.2. Практическое значение системной методологии анализа правового регулирования в интернет-пространстве

В представленной монографии предлагается к обоснованию и еще один тезис. Предлагаемая системная методология анализа проблем правового регулирования сети Интернет должна рассматриваться в качестве самостоятельного инструментального основания исследования правового регулирования. Она применима не только в связи со сравнительным синхронным и диахронным исследованием развития правового регулирования в интернет-пространстве в целом, но может быть масштабирована до любого уровня правового регулирования, рассмотренного в широком смысле слова. Более того, представленные в настоящей работе обобщения высокого уровня, на наш взгляд, допустимо рассматривать как универсальную теоретическую модель, выражающую принципы правового регулирования в интернет-пространстве.

Собственно, особенностью данной системной методологии и является оперирование обобщениями высокого уровня. Исходя из «принципа бритвы Оккама», данная методология основана исключительно на необходимых и достаточных элементах. При этом она может быть применима как в отношении публичного регулирования отношений (примером, очевидно, может послужить нормативный правовой акт), так и на уровне частноправового регулирования (например, в случаях, когда участники отношений в интернет-пространстве намерены урегулировать свое взаимодействие посредством договора). Универсальность методологии обусловлена тем, что при любых отношениях, связанных с Интернетом, с необходимостью возникают вопросы, систематизированные в рамках разработанной методологии.

Например, любой нормативный акт в данной области должен так или иначе разрешать прямо или учитывать посредством отсылочных или бланкетных норм способы разрешения, ранее принятые на уровне иных нормативных правовых актов, системные проблемы идентификации пользователей, определения юрисдикции и ответственности информационных посредников. Данный тезис подтверждается, например, правотворческой и правоприменительной практикой, связанной с Законом об информации. Как показывает динамика законодательных изменений, даже выделение того или иного нового субъекта (в формально-юридическом смысле) правовых отношений в сети Интернет требует разрешения указанных задач, что подтверждается примерами, приведенными в настоящей работе.

Соответственно, практическое значение системной методологии правового регулирования в интернет-пространстве заключается в том, что она может выступать в качестве возможного, а подчас – целесообразного и необходимого инструмента юридического мышления и аргументации для определения способа разрешения задач, возникающих на самых разных уровнях юридической деятельности.

4.3. Проблемы правового регулирования в интернет-пространстве и перспективные направления их оптимизации

В свете проведенного в главе 3 настоящей работы сравнительного исследования допустимо рассмотреть достаточно много различных актуальных проблемам правового регулирования отношений в сети Интернет. Рассмотрим некоторые из них:

Проблема регулирования поисковых механизмов в интернет-пространстве. Поисковые механизмы формируют существенную часть сетевой инфраструктуры, как бы связывая сеть Интернет воедино, придавая ей семантическую взаимосвязанность. В то же время различные аспекты деятельности поисковых механизмов часто становятся предметом судебных разбирательств, и это определяется особенностями действия факторов, определяющих значение сети Интернет в данной области.

Проблема защиты персональных данных в интернет-пространстве. Хотя проблемы правового регулирования отношений в данной области могут стать предметом отдельного исследования, они имеют высокую степень актуальности в контексте интернет-пространства. Собственно, круг правовых проблем, связанных с регулированием защиты персональных данных, актуализировался именно в связи со стремительным развитием информационно-телекоммуникационных технологий.

Проблема защиты интеллектуальных прав в интернет-пространстве. Было бы методологически некорректно обойти стороной эту проблемную область в контексте представленного анализа, поскольку данная проблемная область является, пожалуй, старейшей и наиболее очевидной в контексте проблем правового регулирования в интернет-пространстве. Кроме того, большинство современных законодательных инициатив в мире, связанных с Интернетом, затрагивают данную проблему прямо или косвенно.

Безусловно, этими проблемами не исчерпывается круг возможных ситуаций, в которых можно применить системную методологию анализа проблем правового регулирования в интернет-пространстве. Объем рассматриваемых проблем ограничен исключительно объемом представленной монографии. Отметим при этом, что рассматриваемые примеры будут кратко проанализированы на нескольких уровнях правового регулирования (от публичного права к частному) для демонстрации масштабируемости предлагаемой методологии.

Заключение

Представленная читателям монография отражает результаты исследования, которые позволяют систематизировать основные представления о правовом регулировании сети Интернет с опорой на применение к правовой материи общетеоретических концепций и использование сравнительных диахронного и синхронного методов. Подобная систематизация позволяет сделать ряд ключевых выводов, содержание которых определено комплексной методологией анализа проблем правового регулирования в интернет-пространстве. В заключение имеет смысл обобщить выводы, сделанные в настоящей работе, определяющие научную новизну, а также теоретическую и практическую значимость исследования.

Интернет на сегодняшний день является наиболее актуальным и востребованным средством производства, передачи и распространения информации. Интернет-пространство распространяет свое влияние на все области человеческой деятельности. При этом проблемы правового регулирования в интернет-пространстве имеют системный характер и не могут разрешаться на уровне какой-либо одной отрасли права или законодательства, а требуют системного правового регулирования, но прежде всего – теоретического осмысления. Как следствие, анализ проблем правового регулирования в интернет-пространстве позволяет не только создать условия для развития конкретных решений в области правотворчества и правоприменения, но и обогатить теоретико-правовое знание как таковое.

Интернет-пространство, несомненно, является одним из факторов глобализации. Формирование интернационального киберпространства представляет собой важнейший фактор правового регулирования в области информационного взаимодействия. Данный тезис подтверждается целой совокупностью аргументов, основанных на трудах отечественных и зарубежных ученых, отраженных в публикациях, актуальность которых лишь увеличивается.³⁰⁶ Более того, Интернет к текущему моменту представляет собой апогей развития информационного общества. В значительной степени это подтверждается на практике действующим законодательством об информации. Отношения в интернет-пространстве все больше рассматриваются как самостоятельный объект правового регулирования. Во многом это обусловлено технологической природой Интернета, иными словами – архитектурой, которая допускает объединение практически неограниченного количества пользователей в едином пространстве коммуникации.

С точки зрения последовательности развития технологии, история развития Интернета может быть подвергнута периодизации к данному моменту на три этапа. Первый этап может быть охарактеризован как «некоммерческий» и «экспериментальный», он связан с первыми научными экспериментами по созданию информационно-телекоммуникационных сетей. Второй этап связан с началом коммерческого использования Интернета, что стало стимулом к росту социальной и экономической значимости данной сети. Современное состояние Интернета, т. е. третий этап, который может быть обозначен термином “Web 2.0”, характеризуется несколькими ключевыми признаками – от распространения облачных технологий и концепции «программного обеспечения как услуги» (“software as a service”) на уровне приложений до вовлечения интернет-пользователей в создание и распространение информации на уровне контента. Перспективы развития Интернета на данный момент соотносятся с технологиями «Больших данных» и «Интернета вещей».

По мере истории развития Интернета актуализируются различные факторы, определяющие его значение. Современный Интернет представляет собой особое информационное пространство, в котором возможны такие социальные отношения, объектом которых выступает информация. Многие из таких отношений вряд ли были бы возможны раньше, без использования Интернета. Но, помимо этого, интернет-пространство также обеспечивает возможность высокоскоростных операций с информацией, которая может распространяться с беспрецедентной скоростью и простотой в огромных масштабах, отражением чего может рассматриваться, например, законодательство Российской Федерации о блогерах. Все эти факторы предопределяют системные проблемы правового регулирования в интернет-пространстве.

В наиболее лаконичной форме системные проблемы правового регулирования в интернет-пространстве сводятся к трем основным группам: проблемам идентификации пользователей; проблемам ответственности информационных посредников (включающую проблему гипертекста) и проблемам определения юрисдикции.

Разрешение каждой из поставленных проблем возможно на уровне как минимум трех общих моделей правового регулирования в интернет-пространстве. Первая из таких моделей обозначается в литературе как модель уровней (слоев) регулирования Интернета и предполагает логическое деление архитектуры Интернета на несколько уровней (например, контента, протокола, физической составляющей и др.), исходя из нескольких принципов правового регулирования, в частности учета того фактора, что изменение подхода на нижестоящем уровне оказывает воздействие на все вышестоящие уровни. Вторая модель может быть условно обозначена как «модель инфраструктурных элементов». Она предполагает альтернативный взгляд на сетевую архитектуру не как на совокупность уровней, а как на совокупность отдельных объектов и субъектов, относящихся к рассматриваемой предметной области (например, интернет-сайтов и доменных имен), которые регулируются последовательно, и не обязательно системно. Этот подход в настоящее время является наиболее распространенным. Третий возможный подход – смешанный, предполагающий параллельное разрешение правовых проблем как на уровне системного подхода к отношениям в сети Интернет, так и на уровне отдельных частных отношений.

Не менее важным представляется и измерение состояния правового регулирования в интернет-пространстве – своего рода «удельный вес» именно правовых средств и технологий регулятивно-охранительного воздействия на интернет-отношения. Информационно-телекоммуникационные сети в целом и сеть Интернет в частности представляют собой уникальный феномен в том смысле, что только в них часть регулирования может быть вынесена на уровень кода (по выражению основоположника современного дискурса интернет-права – или, в оригинальной терминологии, «киберправа» – Л. Лессига).

Сравнительно-правовой анализ правовых систем с точки зрения оценки правового регулирования в интернет-пространстве следует строить с учетом всех составляющих, к числу которых, таким образом, относятся факторы, определяющие правовое значение структурно-функциональных элементов Интернета и степень их отражения в законодательстве и правоприменительной практике; системные правовые проблемы интернет-пространства; модели правового регулирования в интернет-пространстве, а также место Интернета в общем контексте социальных регуляторов («модальности» регулирования). Совокупность указанных факторов позволяет обобщить соответствующие эмпирические данные, а затем перейти к разработке основных теоретических выводов.

Англо-американская правовая семья исследована в работе на репрезентативных примерах правовых систем Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Австралии. На сегодняшний день по крайней мере на уровне прецедентного права в данных юрисдикциях уже успели получить свое проявление все ключевые факторы, определяющие значение сети Интернет, а системные правовые проблемы – получить определенное разрешение. В частности, для данных правовых систем в целом характерно использование «теста (критерия) минимума контактов» для разрешения проблемы юрисдикции, применение положений «безопасной гавани» по вопросам ответственности информационных посредников в контексте придания меньшей значимости формальному определению субъектов правовых отношений. Данные правовые системы тяготеют к модели уровней интернет-архитектуры, развиваемой преимущественно в прецедентах и в отдельных случаях на уровне законодательных актов и кодексов саморегулирования интернет-индустрии. Любопытно, что в данных правовых системах саморегулирование также имеет сравнительно больший удельный вес.

Репрезентативные примеры правовых систем в контексте настоящего исследования, относящиеся к романо-германской правовой семье, – это Италия, Люксембург, Германия и Норвегия. Репрезентативность правовых систем каждой из стран обосновывается индивидуально и по разным причинам, но в целом следует заключить, что данные системы, скорее, тяготеют к смешанной модели за сохраняющимся приоритетом модели инфраструктурных элементов, что подтверждается, в частности, большим вниманием к отдельным составляющим архитектуры сетевых отношений – например, электронным подписям или доменным именам. В то же время нельзя сказать, что все проблемы правового регулирования в интернет-пространстве получили полноценное разрешение на уровне тех или иных социальных регуляторов в Европе. Значительный удельный вес в «модальности» регулирования отношений в Интернете придается позитивному праву. Общей же отличительной чертой рассмотренных правовых систем является то, что в них прослеживается сравнительно консервативное стремление посредством прямого нормативного или косвенного архитектурного воздействия адаптировать новые отношения к классическим правовым институтам.

Отдельно следует рассматривать правовую систему Китайской Народной Республики, в которой был реализован относительно «радикальный» сценарий архитектурного регулирования правовых отношений в сети Интернет. Наиболее яркий и известный результат архитектурного подхода к регулированию Интернета в Китае получил неофициальное название «Великая китайская огненная стена» (“The Great Firewall of China”). В нем отражается принципиальный подход, предпринятый властями Китая для контроля за отношениями в интернет-пространстве. Техническими блокировками и фильтрацией внешняя сеть отделяется от внутренней сети, используется персональная привязка пользователей к учетным записям. Нормы сообщества присутствуют, но в большей степени предопределяют направления взаимодействия интернет-индустрии с государством. Все это во многом обусловлено правовой культурой и особенностями правосознания в Китае. Так или иначе, китайский опыт правового регулирования в интернет-пространстве заслуживает пристального внимания как альтернативная и весьма жесткая модель разрешения системных правовых проблем в данной области.

Российская Федерация, правовая система которой, в общем, относится к романо-германской правовой семье, находится в уникальном положении. Достаточно позднее отражение проблем правового регулирования отношений в сети Интернет дает возможность России использовать уже накопленный зарубежный опыт. Увеличивается количество правовых норм, прямо регулирующих данные отношения, поэтому можно заключить, что приоритет в векторе «модальности» принадлежит позитивному праву. Системная правовая проблема идентификации пользователей в настоящее время разрешается в совокупности с проблемой информационных посредников путем усиления ответственности и обязанностей последних. Проблема определения юрисдикции в данный момент окончательно не решена, однако есть основания усматривать элементы «теста (критерия) минимума контактов». В целом значение правовой системы Российской Федерации в данном контексте определяется еще и той главенствующей ролью, которую она играет в связи с унификационными тенденциями правовой политики на постсоветском пространстве, а проблемы развития законодательства об информационно-телекоммуникационных сетях ставились уже достаточно давно,³⁰⁷ что лишний раз подчеркивает ихзначимость и актуальность.

Однако основная цель данного исследования, определяющая его новизну, теоретическую и практическую значимость, выражается в ином. Проведенное исследование – не просто обобщение отдельных подходов и фактов законотворческий и правоприменительной практики, поскольку на его основе допустимо сделать вывод и о том, что анализ проблем правового регулирования и правоприменительной практики, связанных с отношениями в сети Интернет, не только способен структурировать представления, которые, скорее, относятся к практике, но и (прежде всего) обогатить теоретико-правовой дискурс. Отношения в интернет-пространстве представляют собой качественно новый объект правового регулирования, особенности которого детерминированы сетевой архитектурой, и который изменяет ряд устоявшихся теоретико-правовых положений и принципов. К числу таких положений, в частности, относятся представления о субъекте права, действии закона в пространстве и по кругу лиц, юридической ответственности.

Завершить настоящее теоретическое, а также историко- и сравнительно-правовое исследование правового регулирования в интернет-пространстве, вероятно, следует суждением о том, что Интернет – это действительно не просто очередной технический способ коммуникации, а целая веха в развитии отношения человека к информации, отражающаяся в разных дисциплинах – как технических, так и гуманитарных. С точки зрения права Интернет представляет собой феномен, который, с одной стороны, содержит уникальное количество (и качество!) правовых рисков и угроз,³⁰⁸ но с другой – представляет собой уникальный инструмент развития для всего человечества.

Таким образом, к факторам, определяющим значение Интернета, применима метафора обоюдоострого меча: представляя собой угрозу, они в то же время дают небывалый по интенсивности импульс развитию человеческого общества.

Поиск баланса между возможностями и угрозами, с которыми в одинаковой степени связаны сеть Интернет и формируемое на ее основе интернет-пространство, – непростой и длящийся процесс, который должен покоиться на системном понимании проблем, факторов и моделей технологического и социально-правового развития человечества. И хотя реализация указанной задачи еще далека от завершения, в свете формирования адекватной научной картины мира в рамках теоретико-правового знания следует заключить, что динамика правовых отношений в интернет-пространстве defacto уже изменила и дополнила ряд принципиальных общетеоретических представлений, обоснованию чего в первую очередь и посвящена данная работа.

Источники

1. Бернская конвенция по охране литературных и художественных произведений от 9 сентября 1886 г. [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

2. Договор ВОИС по авторскому праву, Женева, 20 декабря 1996 г. [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 19.12.2016).

3. Договор ВОИС по исполнениям и фонограммам, Женева, 20 декабря 1996 г. [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

4. Окинавская Хартия глобального информационного общества [Электронный ресурс]: принята 22 июля 2000 г. лидерами стран «Большой восьмерки» // Интернет-сайт ЮНЕСКО [Сайт]. – URL: http://www.unesco.org/new/fileadmin/MULTIMEDIA/FIELD/Tashkent/pdf/okinawa_charter_ru.doc (дата обращения: 19.12.2016).

5. 1968 Brussels Convention on jurisdiction and the enforcement of judgments in civil and commercial matters [Electronic resource] // Internet-site EUR-Lex [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri= CELEX%3A41968A0927(01) (accessed: 19.12.2016).

6. Convention on the law applicable to contractual obligations (Rome Convention) of 19 June 1980 [Electronic resource] // Internet-site EUR-Lex [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=URISERV%3Al33109 (accessed: 19.12.2016).

7. Tunis Commitment [Electronic resource]: document WSIS-05/TUNIS/ DOC/7-E, Nov. 18, 2005 // Internet-site of the International Telegraph Union of the United Nations [Site]. – URL: http://www.itu.int/wsis/docs2/tunis/off/7.pdf (accessed: 19.12.2016).

8. Recommendation ITU-T Y.2060 (06/2012). SERIES Y: GLOBAL INFORMATION INFRASTRUCTURE, INTERNET PROTOCOL ASPECTS AND NEXT-GENERATION NETWORKS Next Generation Networks – Frameworks and functional architecture models. Overview of the Internet of Things [Electronic resource] // Internet-site of the International Telecommunication Union [Site]. – URL: https://www.itu.int/rec/T-REC-Y.2060-201206-I (accessed: 19.12.2016).

9. О средствах массовой информации [Электронный ресурс]: Закон Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

10. Об авторском праве и смежных правах [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 9 июля 1993 г. № 5351-I. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

11. Конституция Российской Федерации [Электронный ресурс]: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

12. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) [Электронный ресурс]: от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

13. Об основах государственной политики в сфере информатизации [Электронный ресурс]: Указ Президента Российской Федерации от 20 января 1994 г. № 170. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

14. Об информации, информатизации и защите информации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 20 февраля 1995 г. № 24-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

15. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) [Электронный ресурс]: от 26 января 1996 г. № 14-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

16. Уголовный кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 19.12.2016).

17. Об участии в международном информационном обмене [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 4 июля 1996 г. № 85-ФЗ – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

18. Об утверждении Перечня сведений конфиденциального характера [Электронный ресурс]: Указ Президента Российской Федерации от 6 марта 1997 г. № 188. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

19. О государственной тайне [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 21 июля 1997 г. № 5485-1 – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

20. Доктрина информационной безопасности Российской Федерации [Электронный ресурс]: утв. Указом Президента Российской Федерации от 9 сентября 2000 г. № Пр-1895. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

21. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья) [Электронный ресурс]: от 26 ноября 2001 г. № 146-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

22. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

23. Трудовой кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 17.12.2016).

24. Об электронной цифровой подписи [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 10 января 2002 г. № 1-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

25. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: от 14 ноября 2002 г. № 138-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

26. О связи [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

27. О лотереях [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 11 ноября 2003 г. № 138-ФЗ – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

28. О рекламе [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 13 марта 2006 г. № 38-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

29. Об информации, информационных технологиях и о защите информации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 19.12.2016).

30. О персональных данных [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

31. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая) [Электронный ресурс]: от 18 декабря 2006 г. № 230-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

32. О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон от 18 декабря 2006 г. № 231-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

33. О государственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2006 г. № 244-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

34. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг» [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 27 июля 2010 г. № 227-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

35. О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

36. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового регулирования в сфере средств массовой информации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 14 июня 2011 г. № 142-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

37. О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

38. Об электронной подписи [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

39. О внесении изменений в Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и отдельные законодательные акты Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 28 июля 2012 г. № 139-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

40. О последних изменениях в требованиях к рекламе алкоголя [Электронный ресурс]: Письмо Федеральной антимонопольной службы Российской Федерации от 13 сентября 2012 г. № АК/29977. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

41. Правила создания, формирования и ведения единой автоматизированной информационной системы «Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет” и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет”, содержащие информацию, распространение которой запрещено» [Электронный ресурс]: утв. Постановлением Правительства Российской Федерации от 26 октября 2012 г. № 1101. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

42. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О ратификации Конвенции Совета Европы о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных» и Федерального закона «О персональных данных» [Электронный ресурс]: Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 99-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

43. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационных сетях [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 2 июля 2013 г. № 187-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

44. Об утверждении критериев оценки материалов и (или) информации, необходимых для принятия решений Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций, Федеральной службой Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков, Федеральной службой по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека о включении доменных имен и (или) указателей страниц сайтов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», а также сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в сети «Интернет», содержащие запрещенную информацию, в единую автоматизированную информационную систему «Единый реестр доменных имен, указателей страниц сайтов в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет” и сетевых адресов, позволяющих идентифицировать сайты в информационно-телекоммуникационной сети “Интернет”, содержащие информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено» [Электронный ресурс]: Приказ Роскомнадзора № 1022, ФСКН России № 368, Роспотребнадзора № 666 от 11 сентября 2013 г. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

45. О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам упорядочения обмена информацией с использованием информационно-телекоммуникационных сетей» [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 16 мая 2014 г. № 97-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

46. Правила хранения организаторами распространения информации в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» информации о фактах приема, передачи, доставки и (или) обработки голосовой информации, письменного текста, изображений, звуков или иных электронных сообщений пользователей информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» и информации об этих пользователях, предоставления ее уполномоченным государственным органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность или обеспечение безопасности Российской Федерации [Электронный ресурс]: утв. Постановлением Правительства Российской Федерации от 31 июля 2014 г. № 759. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

47. О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон от 24 ноября 2014 г. № 364-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

48. О внесении изменения в статью 4 Федерального закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части уточнения порядка обработки персональных данных в информационно-телекоммуникационных сетях» [Электронный ресурс]: Федеральный закон от 31 декабря 2014 г. № 526-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 19.12.2016).

49. О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и статьи 29 и 402 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 13 июля 2015 г. № 264-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

50. Обработка и хранение персональных данных в РФ. Изменения с 1 сентября 2015 г. Сфера действия ФЗ-242 по территории и кругу лиц // Интернет-сайт Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации [Сайт]. – URL: http://minsvyaz.ru/ru/personaldata/#1438546529980 (дата обращения: 19.12.2016).

51. О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 23 июня 2016 г. № 208-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

52. О внесении изменений в Федеральный закон «О противодействии терроризму» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности [Электронный ресурс]: Федеральный закон Российской Федерации от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

53. Доктрина информационной безопасности Российской Федерации [Электронный ресурс]: утв. Указом Президента Российской Федерации от 5 декабря 2016 г. № 646. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 17.12.2016).

54. Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 гг. (проект) [Электронный ресурс] // Интернет-сайт Совета Безопасности Российской Федерации [Сайт]. – URL: http://www.scrf.gov.ru/ documents/6/136.html (дата обращения: 17.12.2016).

55. Об электронной торговле [Электронный ресурс]: Закон Азербайджанской Республики от 10 мая 2005 г. № 908-IIQ // Интернет-сайт Министерства связи и высоких технологий Азербайджанской Республики [Сайт]. – URL: http://www.mincom.gov.az/assets/Uploads/elektronticaretqanunrus2.doc (дата обращения: 19.12.2016).

56. О телекоммуникациях [Электронный ресурс]: Закон Азербайджанской Республики от 14 июня 2005 г. № 927-IIQ // Интернет-сайт Министерства связи и высоких технологий Азербайджанской Республики [Сайт]. – URL: http://www.mincom.gov.az/assets/Uploads/telekommunikasiyaqanunrus3.doc (дата обращения: 19.12.2016).

57. Об информации, информатизации и защите информации [Электронный ресурс]: Закон Азербайджанской Республики от 3 апреля 1998 г. № 460-IQ // Интернет-сайт Министерства связи и высоких технологий Азербайджанской Республики [Сайт]. – URL: http://www.mincom.gov.az/assets/Uploads/-9.docx (дата обращения: 19.12.2016).

58. О персональных данных [Электронный ресурс]: Закон Азербайджанской Республики от 11 мая 2010 г. № 998-IIIQ // Интернет-сайт Министерства связи и высоких технологий Азербайджанской Республики [Сайт]. – URL: http://www.mincom.gov.az/assets/Uploads/ferdimelumatlarqanunrus2.doc (дата обращения: 19.12.2016).

59. Copyright Act 1968 [Electronic resource] // Internet-site of the Commonwealth Consolidated Acts [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/ca1968133/ (accessed: 19.12.2016).

60. Broadcasting Services Act 1992 [Electronic resource] // Internet-site of the Commonwealth Consolidated Acts [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/bsa1992214/ (accessed: 19.12.2016).

61. Classification (Publications, Films and Computer Games) Act 1995 [Electronic resource] // Internet-site of the Commonwealth Consolidated Acts [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/cfacga1995489/ (accessed: 19.12.2016).

62. Trade Marks Act 1995 [Electronic resource] // Internet-site of the Commonwealth Consolidated Acts [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/tma1995121/ (accessed: 19.12.2016).

63. The Anticybersquatting Consumer Protection Act, August 5, 1999 [Electronic resource] // Internet-site “Digital Media Law Project” [Site]. – URL: http ://www.dmlp.org/sites/citmedialaw.org/files/ACPA%20leg%20history.pdf (accessed: 19.12.2016).

64. Spam Act 2003 [Electronic resource] // Internet-site of the Commonwealth Consolidated Acts [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/sa200366/ (accessed: 19.12.2016).

65. Guidelines. Classification Categories [Electronic resource] // Internet-site of the Australian Government, Department of Communications and the Arts [Site]. – URL: http://www.classification.gov.au/Guidelines/Pages/Guidelines.aspx (accessed: 19.12.2016).

66. Code of Communications Alliance Ltd. (Australia): C650:2014 ICode // Internet-site of Communications Alliance Ltd. [Site]. – URL: http://www.commsalliance.com.au/__data/assets/pdf_file/0019/44632/C650_2014.pdf (accessed: 19.12.2016).

67. Code of Communications Alliance Ltd. (Australia): Content Services Code // Internet-site of Communications Alliance Ltd. [Site]. – URL: http://www.commsalliance.com.au/__data/assets/pdf_file/0020/44606/content_services_code_registration_version_1_0.pdf (accessed: 19.12.2016).

68. Code of Communications Alliance Ltd. (Australia): Interactive Gambling Code 2001 // Internet-site of Communications Alliance Ltd. [Site]. – URL: http:// www.commsalliance.com.au/__data/assets/pdf_file/0019/44605/gambling_code_nov2010.pdf (accessed: 19.12.2016).

69. Code of Communications Alliance Ltd. (Australia): The Internet Industry Codes of Practice – Internet and Mobile Content // Internet-site of Communications Alliance Ltd. [Site]. – URL: http://www.commsalliance.com.au/__data/assets/pdf_file/0003/44607/Internet-Industrys-Code-of-Practice-Internet-and-mobile-content-ContentCodes10_4.pdf (accessed: 19.12.2016).

70. Computer Misuse Act 1990 [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/ ukpga/1990/18/contents (accessed: 19.12.2016).

71. Copyright, Designs and Patents Act 1988 [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/1988/48/contents (accessed: 19.12.2016).

72. Electronic Communications Act 2000 [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2000/7/contents (accessed: 19.12.2016).

73. The Consumer Protection (Distance Selling) Regulations 2000 [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/uksi/2000/2334/contents/made (accessed: 19.12.2016).

74. The Electronic Commerce (EC Directive) Regulations 2002, Statutory Instruments, 2002 No. 2013. Electronic Communications [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/uksi/2002/2013/introduction/made (accessed: 19.12.2016).

75. Terrorism Act 2006 [Electronic resource] // Internet-site of the National Archives (United Kingdom) [Site]. – URL: http://www.legislation.gov.uk/ukpga/2006/11/contents (accessed: 19.12.2016).

76. German Criminal Code [Electronic resource] // Internet-site “Gezetze im Internet” [Site]. – URL: https://www.gesetze-im-internet.de/englisch_stgb/ (accessed: 19.12.2016).

77. Law (Italy) No. 633 of April 22, 1941, for the Protection of Copyright and Neighboring Rights (as amended up to Decree-law No. 64 of April 30, 2010) [Electronic resource] // Internet-site of World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/wipolex/en/details.jsp?id=13291 (accessed: 19.12.2016).

78. Italian Copyright Statute. Law for the Protection of Copyright and Neighbouring Rights [Electronic resource] // Internet-site of UNESCO [Site]. – URL: http://portal.unesco.org/culture/en/files/30289/11419173013it_copyright_2003_en.pdf/it_copyright_2003_en.pdf (accessed: 19.12.2016).

79. Legislative Decree (Italy) No. 70 of April 9, 2003, implementing Directive 2000/31/EC on Certain Legal Aspects of Information Society Services in the Internal Market, with particular reference to E-Commerce (E-Commerce Act) [Electronic resource] // Internet-site of World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/wipolex/en/details.jsp?id=13291 (accessed: 19.12.2016).

80. Legislative Decree (Italy) No. 196 of June 30, 2003. Italian Personal Data Protection Code [Electronic resource] // Internet-site “Privacy.it” [Site]. – URL: http://www.privacy.it/privacycode-en.html (accessed: 19.12.2016).

81. Legislative Decree (Italy) No. 30 of February 10, 2005. Text effective as from September 2, 2010 as amended by the Legislative Decree No. 131 August 2010. Italian Code of Industrial Property [Electronic resource] // Internet-site of World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/edocs/ lexdocs/laws/en/it/it204en.pdf (accessed: 19.12.2016).

82. Legislative Decree (Italy) No. 206 of September 6. 2005. Consumer Code [Electronic resource] // Internet-site of Autorita Garante della Concorrenza e del Mercato [Site]. – URL : http://www.agcm.it/en/list-consumer-protection/1725-legislative-decree-no-206-of-6-september-2005-consumer-code.html (accessed: 19.12.2016).

83. Code Civil en Vigueur dans le Grand-Duche de Luxembourg, legislation jusqu’au 1er septembre 2016 [Electronic resource] // Internet-site of the Journal Officiel du Grand-Duche de Luxembourg [Site]. – URL: http://www.legilux.public.lu/leg/textescoordonnes/codes/code_civil/CodeCivil_PageAccueil.pdf (accessed: 19.12.2016).

84. Luxembourg Criminal Code [Electronic resource] // Internet-site of the United Nations Office on Drugs and Crime [Site]. – URL: https://www.unodc.org/cld/document/lux/1879/criminal_code_of_luxembourg.html? (accessed: 19.12.2016).

85. Law (Luxembourg) of August 14, 2000 relating to electronic commerce [Electronic resource] // Internet-site of Studio Notarile Genghini & Associati [Site]. – URL: http://www.genghinieassociati.it/wp-content/uploads/2007/05/Law%20of%2014%20August%202000%20relating%20to%20electronic%20commerce%20Lux-embourg.pdf (accessed: 19.12.2016).

86. United States Code [Electronic resource] // Internet-site of the U.S. House of the Representatives, Office of the Law Revision Counsel [Site]. – URL: http://uscode.house.gov/ (accessed: 19.12.2016).

87. The Industrial Espionage Act, August 27, 1996 [Electronic resource] // Internet-site of the Federation of American Scientists [Site]. – URL: https://fas.org/irp/congress/1996_rpt/s104359.htm (accessed: 19.12.2016).

88. Digital Millennium Copyright Act [Electronic resource]: public law 105-304, Oct. 28, 1998 // Internet-site of the U.S. Government Printing Office [Site]. – URL: www.gpo.gov/fdsys/pkg/PLAW-105publ304/pdf/PLAW-105publ304.pdf (accessed: 19.12.2016).

89. The General Civil Penal Code (Norway) [Electronic resource] // Internet-site of the Oslo University [Site]. – URL: http://app.uio.no/ub/ujur/oversatte-lover/data/lov-19020522-010-eng.pdf (accessed: 19.12.2016).

90. The Marketing Control Act (Norway) (Act No. 47 of June 16, 1972, relating to Control of Marketing and Contract Terms and Conditions, as amended by Act No. 90 of December 18, 1981) [Electronic resource] // Internet-site of the World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/wipolex/en/text.jsp?file_id=129018 (accessed: 19.12.2016).

91. Norway Electronic Commerce Act (Act No. 35 of May 23, 2003 on Certain Aspects of Electronic Commerce and other Information Services) [Electronic resource] // Internet-site of World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/wipolex/en/details.jsp?id=10860 (accessed: 19.12.2016).

92. Norway Electronic Communications Act (Act No. 83 of 4 July 2003) [Electronic resource] // Internet-site of the Norwegian Communications Authority [Site]. – URL: http://eng.nkom.no/technical/frequency-management/frequency-licenses/spectrum-license-offshore/_attachment/8978?_ts=1400a32ce79 (accessed: 19.12.2016).

93. The Marketing Control Act (Norway) (Act No. 2 of January 9, 2009, relating to Control of Marketing and Contract Terms and Conditions etc.) [Electronic resource] // Internet-site of the World Intellectual Property Organization [Site]. – URL: http://www.wipo.int/wipolex/en/details.jsp?id=15945 (accessed: 19.12.2016).

94. Directive 97/7/EC of the European Parliament and of the Council of 20 May 1997 on the protection of consumers in respect of distance contracts [Electronic resource] // Internet-site EUR-Lex [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/HTML/?uri=CELEX:31997L0007&from=en (accessed: 19.12.2016).

95. Directive 1999/93/EC of the European Parliament and of the Council of 13 December 1999 on a Community framework for electronic signatures [Electronic resource] // Internet-site EUR-Lex [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=CELEX:31999L0093:en:HTML (accessed: 19.12.2016).

96. Directive 2000/31/EC of the European Parliament and of the Council of 8 June 2000 on certain legal aspects of information society services, in particular electronic commerce, in the Internal Market (‘Directive on electronic commerce’) [Electronic resource] // Internet-site EUR-Lex [Site]. – URL: http://eur-lex.euro-pa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=CELEX:32000L0031:en:HTML (accessed: 19.12.2016).

97. Council Regulation (EC) No. 44/2001 of 22 December 2000 on jurisdiction and the recognition and enforcement of judgments in civil and commercial matters [Electronic resource] // Internet-site “EUR-Lex.europa.eu” [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=OJ:L:2001:012:0001:0023:en:PDF (accessed: 19.12.2016).

98. Regulation (EC) No. 593/2008 of the European Parliament and of the Council of 17 June 2008 on the law applicable to contractual obligations (Rome I) [Electronic resource] // Internet-site “EUR-Lex.europa.eu” [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/HTML/?uri=CELEX:32008R0593&from=EN (accessed: 19.12.2016).

Regulation (EU) 2016/679 of the European Parliament and of the Council of 27 April 2016 on the protection of natural persons with regard to the processing of personal data and on the free movement of such data, and repealing Directive 95/46/ EC (General Data Protection Regulation) [Electronic resource] // Internet-site “EUR-Lex.europa.eu” [Site]. – URL: http://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/HTM L/?uri=CELEX:32016R0679&from=en (accessed: 19.12.2016).

99. Постановление Президиума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 23 декабря 2008 г. № 10962/08 по делу № А40-6440/07-5-68 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс» (дата обращения: 19.12.2016).

100. О практике применения судами Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» [Электронный ресурс]: Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 15 июня 2010 г. № 16. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

101. Определение Московского областного суда от 16 сентября 2010 г. по делу № 33-18051 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

102. Постановление Президиума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 1 ноября 2011 г. № 6672/11 по делу № А40-75669/08-110-609 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

103. Определение Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 7 ноября 2012 г. № ВАС-13900/12 по делу № А56-57884/2010 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

104. Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда Российской Федерации от 27 декабря 2012 г. № 09АП-34167/2012-ГК по делу № А40-75669/08-110-609 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

105. Апелляционное определение Новосибирского областного суда от 20 августа 2015 г. по делу № 22-6805/2015 [Электронный ресурс]. – Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс» (дата обращения: 19.12.2016).

106. Апелляционное определение Московского городского суда от 10 ноября 2016 г. по делу № 33-38783/16 [Электронный ресурс] // Интернет-сайт Московского городского суда [Сайт]. – URL: http://www.mos-gorsud.ru/inf/infa/ga/?id=19d661b0-6b14-48eb-b753-9adbf19fe32a (дата обращения: 17.12.2016).

107. Federal Court of Australia, Case: Ward Group Pty. Ltd. v. Brodie & Stone Plc (2005) 143 FCR 479 [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

108. Supreme Court of New South Wales, Australia, Case: Smythe v. Thomas (2007) 71 NSWLR 537 [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

109. Federal Court of Australia, Case: Australian Competition and Consumer Commission v. Google Inc. (2012) FCAFC 49 [Electronic resource] // Internet-site of the Australian Legal Information Institute [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/cases/cth/FCAFC/2012/49.html (accessed: 19.12.2016).

110. High Court of Australia, Case: Roadshow Films Pty. Ltd. v. iiNet Ltd. (2012) HCA 16 [Electronic resource] // Internet-site of the Australian Legal Information Institute [Site]. – URL: http://www.austlii.edu.au/au/cases/cth/FCA/2010/24.html (accessed: 19.12.2016).

111. Judgment of the Federal Court of Justice of the Federal Republic of Germany of Feb. 10, 2011 No. I ZR 164/09 [Electronic resource] // Internet-site “Telemedicus. Recht der Informationsgesellschaft” [Site]. – URL: http://www.telemedicus.info/urteile/Wettbewerbsrecht/Werbung/1298-BGH-Az-I-ZR-16409-Double-opt-in-Verfahren.html (accessed: 19.12.2016).

112. Judgment of the Federal Court of Justice of the Federal Republic of Germany of Nov. 15, 2012 No. I ZR 74/12 – Morpheus [Electronic resource] // Internet-site of the Federal Court of Justice of the Federal Republic of Germany (Bundesgerichtshof) [Site]. – URL: http://juris.bundesgerichtshof.de/cgi-bin/rechtsprechung/document.py?Gericht=bgh&Art=en&Datum=Aktuell&nr=62207&linked=pm (accessed: 19.12.2016).

113. Oberlandesgericht Munchen, Az. 29 U 1682/12, 27. September 2012 [Electronic resource] // Internet-site Der Online – Kommentar zum UWG [Site]. – URL: http://www.omsels.info/wp-content/uploads/OLG-M%C3%BCnchen-Urt.-v.-27.9.12-29-U-1682-12-Best%C3%A4tigungsaufforderung.pdf (accessed: 19.12.2016).

114. Schleswig-Holsteinisches Verwaltungsgeright, Az.: 8 B 60/12, 14. Februar 2013 [Electronic resource] // Internet-site of Unabhangiges Landeszentrum fur Datenschutz [Site]. – URL: https://www.datenschutzzentrum.de/facebook/FacebookIreland-vs-ULD-Beschluss.pdf (accessed: 19.12.2016).

115. High Court of Justice, Chancery Division, June 3, 1997 Decision, Nottinghamshire County Council v. Gwatkin [Electronic resource] // Internet-site “Netlitigation” [Site]. – URL: http://www.netlitigation.com/netlitigation/cases/gwatkin.htm (accessed: 19.12.2016).

116. United Kingdom High Court of Justice of England and Wales, Case: Polydor Limited at al v. Brown et al (2005) EWHC 3191 [Electronic resource]. – Access from legal reference system Westlaw UK (accessed: 19.12.2016).

117. Supreme Court of the United States, Case: City of Philadelphia v. New Jersey, 437 617 (1978) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

118. Supreme Court of the United Sates, Case: Diamond v. Diehr, 450 US 175 (1981) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

119. United States District Court for the Middle District of Florida, Case: Playboy Enterprises v. Frena, 839 F Supp 1552 (MD F1a, 1993) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

120. United States District Court Northern District of California, Case: Sega Enterprises Ltd v. Maphia, 857 F Supp 679 (ND Cal, 1994) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

121. United States District Court for the Central District of California Ticketmaster Corp v. Microsoft Corp, Number 97-3055 DDP (C.D. Cal. Filed April 28, 1997) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

122. United States Court of Appeals for the Federal Circuit, Case: State Street Bank & Trust Co. V. Signature Financial Group, Inc., 149 F.3d 1368 (Fed Cir, 1998), cert. denied, 525 US 1093 (1999) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

123. United States District Court for the Eastern District of Michigan, Case: Ford Motor Co v. Lane, 67 F Supp 2d 745 (ED Mich, 1999) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

124. United States Court of Appeals for the Ninth Circuit, Case: A & M Records, Inc. v. Napster, 239 F3d 1004 (9^th Cir, 2001) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

125. United States Court of Appeals for the Federal Circuit, Case: Amazon. com, Inc. v. Barnesandnoble.com, Inc., 239 F.3d 1343 (Fed Cir, 2001) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

126. United States Court of Appeals for the Ninth Circuit, Case: Kelly v. Arriba Soft Corp, 280 F. 3d 934 (9^th Cir. 2002) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

127. United States Court of Appeals for the Ninth Circuit, Case: Schwazenegger v. Fred Marin Motor Co., 374 F.3d 797, 801 (9th ir. 2004) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

128. Supreme Court of the United States, Case: MGM Studios Inc. v. Grokster, Ltd., 125 S Ct 2764, 162 L Ed 2d 781 (2005) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

129. United States District Court for the Eastern District of California, Case: Theraupeutic Research Faculty v. NBTY, Inc., 488 F Supp 2d 991 (ED Cal, 2007) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

130. United States Court of Appeals for the Ninth Circuit, Case: Perfect 10, Inc. v. Amazon. Com, Inc. 508 F.3d 1146 (9^th Cir. 2007) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

131. United States Court of Appeals for the Ninth Circuit, Case: Mavrix Photo, Inc. V. Brand Techs., Inc., 647 F. 3d 1218, 1227-28 (9th Cir. 2011) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

132. California Northern District Court, Case: DFSB Kollective Co. v. Bourne, 897 F. Supp. 2d 871 (13^th Sp. 2012) [Electronic resource]. – Access from legal reference system LexisNexis (accessed: 19.12.2016).

133. Азизов Р.Ф. Сравнительно-правовой анализ правового регулирования в сети «Интернет»: монография. Самара: ООО «Издательство АС ГАРД», 2015.

134. Актуальные проблемы обеспечения доступа к информации. – М., 2004. – 456 с.

135. Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. – М., 1966. – 187 с.

136. Алексеев С. С. Общая теория права. – М., 1981. – Т. 1. – 361 с.

137. Алексеев С. С. Право: азбука – теория – философия: Опыт комплексного исследования. – М., 1999. – 711 с.

138. Антонова Л. И. Локальное правовое регулирование (теоретическое исследование). – Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1985. – 150 с.

139. Аристотель. Политика (I.1) [Электронный ресурс] // Интернет-сайт Библиотеки ПСТГУ [Сайт]. – URL: http://pstgu.ru/download/1180512155.aristotel.pdf (дата обращения: 19.12.2016).

140. Арский Ю. М. и др. Информационный рынок в России. – М., 1996. – 122 с.

141. Право и информатизация общества: Сб. научных трудов / Отв. ред. И. Л. Бачило. – М., 2002. – 340 с.

142. Архипов В. В. Интернет-право: учебник и практикум для бакалавриата и магистратуры. – М.: Юрайт, 2016. – 249 с.

143. Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). – Изд. 2-е, доп. – М.: ООО ИД «Право и государство», 2005. – 544 с.

144. Батурин Ю. М. Проблемы компьютерного права. – М., 1991. – 272 с.

145. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. – М.: Academia-Центр; Медиум, 1995. – 323 с.

146. Большой энциклопедический словарь / Под общ. ред. А. М. Прохорова. – СПб., 1997. – 1456 с.

147. Бромберг Г. В., Розов Б. С. Интеллектуальная собственность: действительность переходного периода и рыночные перспективы. – М.: ИНИЦ, 1998. – 208 с.

148. Брюллиэн Л. Научная определенность и информация. – М., 1966. – 272 с.

149. Богуславский М. М. Международное частное право. – М.: Международные отношения, 1997. – 416 с.

150. Вебер М. Избранные произведения. – М., 1990. – 808 с.

151. Веселовский В. Н. О сущности живой материи. – М., 1971. – 295 с.

152. Винер Н. Кибернетика и общество. – М., 1958. – 200 с.

153. Войниканис Е. А., Якушев М. В. Информация. Собственность. Интернет: традиция и новеллы в современном праве. – М., 2004. – 176 с.

154. Войниканис Е. А. Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху: парадигма баланса и гибкости. – М.: Юриспруденция, 2013. – 552 с.

155. Гаврилов О. А. Курс правовой информатики. – М.: Норма, 2000. – 432 с.

156. Гойман В. И. Действие права (методологический анализ). – М., 1991. – 182 с.

157. Городов О. А. Комментарий к Федеральному закону «Об информации, информатизации и защите информации». – СПб.: Питер, 2003. – 272 с.

158. Городов О. А. Информационное право. Учебник. – М.: Велби, Проспект, 2007. – 248 с.

159. Гревцов Ю. И. Очерки теории и социологии права. – СПб., 1996. – 264 с.

160. Гревцов Ю. И. Социология: Курс лекций. – СПб., 2003. – 467 с.

161. Делягин М. Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации. – М., 2003. – 766 с.

162. Демьянец М. В., Елин В. М., Жарова А. К. Предпринимательская деятельности в сети Интернет: монография. – М.: ЮРКОМПАНИ, 2014. – 440 с.

163. Заика Н. К. Правовые основы средств массовой информации. – СПб., 2005. – 72 с.

164. Земан И. Познание и информация. – М., 1966. – 254 с.

165. Ильин В. В. Теория познания. Введение. Общие проблемы. – М., 1993. – 168 с.

166. Информационное общество. Информационные войны. Информационное управление. Информационная безопасность / Под ред. М. А. Вуса. – СПб., 1999. – 212 с.

167. Информационные ресурсы развития Российской Федерации. Правовые проблемы. – М., 2003. – 402 с.

168. Казьмин И. Ф. Общие проблемы права в условиях научно-технического прогресса. – М., 1986. – 192 с.

169. Калятин В. О. Право в сфере Интернета. – М., 2004. – 479 с.

170. Керимов Д. А. Культура и техника законотворчества. – М., 1991. – 158 с.

171. Коммуникативная концепция права: вопросы теории. – СПб.: Питер, юридический факультет СПбГУ, 2003. – 160 с.

172. Конявский В. А., Гадасин В. А. Основы понимания феномена электронного обмена информацией. – М., 2004. – 327 с.

173. Копылов В. А. Информационное право: Учебник. – М., 2003. – 623 с.

174. Корельский В. М., Перевалов В. Д. Теория государства и права. – М.: ИНФРА М-Норма, 1997. – 570 с.

175. Кудрявцев В. Н., Казимирчук В. П. Современная социология права. – М., 1995. – 303 с.

176. Курицкий А. Б. Интернет-экономика: закономерности формирования и функционирования. – СПб.: Изд-во СПб ун-та, 2002. – 229 с.

177. Лопатин В. Н. Информационная безопасность России: Человек, общество. Государство. – М., 2000. – 422 с.

178. Малько А. В. Политическая и правовая жизнь России. – М., 2000. – 255 с.

179. Мальцев Г. В. Социальная справедливость и право. – М., 1977. – 255 с.

180. Манойло А. В. Государственная информационная политика в особых условиях: Монография. – М., 2003. – 388 с.

181. Манойло А. В., Петренко А. И., Фролов Д. Б. Государственная информационная политика в условиях информационно-психологической войны: Монография. – М., 2003. – 541 с.

182. Матузов Н. И. Правовые отношения // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. – М., 1999. – 672 с.

183. Мехтиев Р. Э. Азербайджан: Вызовы глобализации. – Баку, 2004. – 584 с.

184. Монахов В. Н. Свобода массовой информации в Интернете. Правовые условия реализации. – М., 2005. – 416 с.

185. Наумов В. Б. Право и Интернет: Очерки теории и практики. – М.: Книжный дом «Университет», 2002. – 432 с.

186. Новейший философский словарь. – Минск, 1998. – 896 с.

187. Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 90-х годов: в 3 т. / Под ред. Т. Н. Буцевой, Е. А. Левашова; Институт лингвистических исследований РАН. – СПб., 2014.

188. Общая теория права и государства / Под ред. В. В. Лазарева. – М., 2001. – 520 с.

189. Общественные отношения. Вопросы общей теории. – М., 1981. – 200 с.

190. Овчинский С. С. Оперативно-розыскная информация / Под ред. А. С. Овчинского, В. С. Овчинского. – М., 2000. – 365 с.

191. Орзих М. Ф. Личность и право. – М., 1975. – 111 с.

192. Орзих М. Ф. Право и личность: вопросы теории правового воздействия на личность социалистического общества. – Киев; Одесса, 1978. – 143 с.

193. Павельева О. Г. Теоретические основы регулирования информационных правоотношений: Монография. – СПб.: СПбГУАП, 2004. – 172 с.

194. Петровский С. В. Интернет-услуги в правовом поле России. – М., 2003. – 272 с.

195. Поляков А. В. Общая теория права: Курс лекций. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. – 642 с.

196. Поляков А. В. Общая теория права: проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. – СПб., 2004. – 863 с.

197. Поляков А. В., Тимошина Е. В. Общая теория права: учебник. – СПб., 2005. – 472 с.

198. Право и информатика / Под ред. Е. А. Суханова. – М.: Изд-во МГУ, 1990. – 144 с.

199. Право на информацию: российское законотворчество о СМИ в 1999–2000 гг. в контексте западноевропейских стандартов свободы слова / Под ред. Г. В. Винокурова, А. Г. Рихтера. – М., 2001. – 528 с.

200. Правовое обеспечение информационной безопасности / Под ред. С. Я. Казанцева. – М., 2005. – 240 с.

201. Протасов В. Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. – М., 2001. – 346 с.

202. Протасов В. Н. Что и как регулирует право: Учебное пособие. – М., 1995. – 95 с.

203. Рассолов И. М. Интернет-право. – М., 2004. – 143 с.

204. Рассолов И. М. Право и Интернет. Теоретические проблемы. – М., 2003. – 336 с.

205. Рассолов И. М. Право и Интернет. Теоретические проблемы. 2-е изд., доп. – М.: Норма, 2009. – 383 с.

206. Ромашов Р. А. Политогенез: Храм – Πόλις – ГосударЬство – State: Монография / Вступ. сл. В. П. Сальникова. – СПб.: Алетейя, 2020. – 300 с.

207. Ромашов Р. А. Теория государства и права. Учебник и практикум. – М.: Юрайт, 2018. Серия 68. Профессиональное образование (1-е изд.). – 443 с.

208. Савельев А. И. Электронная коммерция в России и за рубежом: правовое регулирование. – М.: Статут, 2014. – 638 с.

209. Сапун В. А. Теория правовых средств и механизм реализации права. – СПб., 2002. – 321 с.

210. Серго А. Г. Интернет и право. – М., 2003. – 272 с.

211. Снытников А. А., Туманова Л. В. Обеспечение и защита права на информацию. – М., 2001. – 338 с.

212. Сорокин В. Д. Метод правового регулирования. Теоретические проблемы. – М., 1976. – 142 с.

213. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – 542 с.

214. Спиридонов Л. И. Избранные произведения: Философия и теория права. Социология уголовного права. Криминология. – СПб.: Изд-во СПб ин-та права им. Принца П. Г. Ольденбургского, 2002. – 392 с.

215. Спиридонов Л. И. Социальное развитие и право. – Л., 1973. – 205 с.

216. Стрельцов А. А. Обеспечение информационной безопасности России. Теоретические и методологические основы. – М., 2002. – 289 с.

217. Теория государства и права: Учебник / Под ред. Р. А. Ромашова. – СПб., 2005. – 630 с.

218. Тодд Д. Цифровое пиратство. Как пиратство меняет бизнес, общество и культуру / Пер. с англ. Л. Плостак, У. Сапциной. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2013. – 319 с.

219. Уфимцев Ю. С., Ерофеев Е. А. и др. Информационная безопасность России. – М., 2003. – 560 с.

220. Уэбстер Ф. Теории информационного общества / Пер. с англ. – М., 2004. – 398 с.

221. Фаткуллин Ф. Н., Фаткуллин Ф. Ф. Проблемы теории государства и права: Учебное пособие. – Казань, 2003. – 351 с.

222. Фатьянов А. А. Правовое обеспечение безопасности информации в Российской Федерации: Учебное пособие. – М.: Издательская группа «Юрист», 2001. – 412 с.

223. Научные основы советского правотворчества / Отв. ред. Р. О. Халфина. – М., 1981. – 317 с.

224. Черри К. Человек и информация. – М., 1972. – 368 с.

225. Чиркин В. Е. Государственное управление: Элементарный курс. – М.: Юристъ, 2002. – 318 с.

226. Шамраев А. В. Правовое регулирование информационных технологий (анализ проблем и основные документы). – М., 2003. – 1011 с.

227. Шнайер Б. Секреты и ложь. Безопасность данных в цифровом мире. – СПб., 2003. – 367 с.

228. Юсупов Р. М., Заболотский В. П. Научно-методологические основы информатизации. – СПб.: Наука, 2000. – 455 с.

229. Ярочкин В. И. Информационная безопасность. – М., 2005. – 542 с.

230. Efroni Z. Access-Right: The Future of Digital Copyright Law [Электронный ресурс]. – Oxford University Press, 2013. – 632 p. – Access from online repository “Oxford Scholarship Online” (accessed: 19.12.2016).

231. Goldstein A., DeLisle J., Guobin Y. The Internet, Social Media, and a Changing China. – Philadelphia, Pennsylvania: University of Pennsylvania Press, 2016. – 285 p. [Electronic Resource] // Internet-site of Google Books [Site]. – URL: http://bit.ly/2gVdugb (accessed: 17.12.2016).

232. Hart H. L. A. The Concept of Law. – Oxford. 1963. – 263 p.

233. Азизов Р. Ф., Архипов В. В. Отношения в сети Интернет формата Web 2.0: проблема соответствия между сетевой архитектурой и правовым регулированием // Закон. – 2014. – № 1. – С. 90–104.

234. Акимов И. Правовая защита права использования аккаунтов в социальных сетях в сети Интернет и права на их использование // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2015. – № 4. – С. 20–26.

235. Архипов В. В., Наумов В. Б. Понятие персональных данных: интерпретация в условиях развития информационно-телекоммуникационных технологий // Российский юридический журнал. – 2016. – № 2. – С. 186–196.

236. Архипов В. В., Наумов В. Б., Пчелинцев Г. А., Чирко Я. А. Открытая концепция регулирования Интернета вещей // Информационное право. – 2016. – № 2. – С. 18–25.

237. Архипов В. В. «Антипиратский закон» как иллюстрациясистемной проблемы правового регулирования сети Интернет [Электронный ресурс] // Интернет-сайт «Закон.Ру», публикация от 08.08.2013 [Сайт]. – URL: http://zakon.ru/Blogs/One/7767?entryName=antipiratskij_zakon_kak_illyustraciya_sistemnoj_problemy_pravovogo_regulirovaniya_seti_internet (дата обращения: 19.12.2016).

238. Бачило И. Л. Информационное право. Роль и место в системе права // Государство и право. – 2001. – № 2. – С. 5–14.

239. Бачило И. Л. Информация и информационные отношения в праве // НТИ. – Серия 1. – 1999. – № 8. – С. 6–13.

240. Бачило И. Л. Информация как предмет правоотношений // НТИ. – Серия 1. – 1997. – № 9. – С. 17–25.

241. Бачинин В. А. Природа правовой реальности // Право и политика. 2004. – № 2. – С. 4–8.

242. Бегичев А. В. Вопросы защиты чести, достоинства и деловой репутации, а также авторских и иных прав в сети Интернет // Нотариальный вестник. – 2013. – № 6. – С. 25–30.

243. Беккин Р. И. Мусульманское право как отражение специфики политико-правовой культуры мусульманского мира // Политические системы и политические культуры Востока. – М., 2006. – С. 191–234.

244. Близнякова Н. В. Правовая защита инновационных интернет-сервисов как объектов интеллектуальной собственности // Право и экономика. Документы. Комментарии. Практика. – 2013. – № 8. – С. 61–65.

245. Брагинский М. И. Правовое регулирование информационных отношений в условиях АСУ // Советское государство и право. – 1976. – № 5. – С. 38–46.

246. Брумштейн Ю. Геоинформационные системы: анализ объектов и технологий // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2013. – № 10. – С. 12–23.

247. Быстров А. К. Тенденции в области правового регулирования интернет-сайта // Современное право. – 2014. – № 4. – С. 74–78.

248. Васичкин К. А. Регулирование деятельности информационных посредников в целях охраны интеллектуальных прав в сети Интернет по законодательству России, США и ЕС // Актуальные проблемы российского права. 2014. – № 6. – С. 1180–1184.

249. Векслер В. А. Информация и право / В. А. Векслер, Л. Б. Рейдель // Правовая политика и правовая жизнь. – 2011. – № 3. – С. 38–42.

250. Вильховченко В. Способы борьбы с нарушениями авторских прав в сети Интернет в России и за рубежом // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 6. – С. 45–50.

251. Волчинская Е. К. Интернет и право: состояние и перспективы правового регулирования // Информационное право. – 2005. – № 1. – С. 13–16.

252. Галушкин А. А. К вопросу о перспективах правового регулирования деятельности в информационно-телекоммуникационной сети Интернет // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. – 2014. – № 4. – С. 372–378.

253. Грибанов Д. В. Информация как объект правового регулирования. Теоретический аспект // Юрист. – 2003. – № 3. – С. 9–10.

254. Гусейнов А. А. О философии и профессорах философии // Вопросы философии. – 1998. – № 3. – С. 138–140.

255. Денисенко В. В., Капустина М. А. Правовое регулирование: системный подход // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Право. 2014. – № 1. – С. 15–24.

256. Дозорцев В. А. Информация как объект исключительного права // Дело и право. – 1996. – № 4. – С. 27–38.

257. Дозволенность продажи и покупки через Интернет [Электронный ресурс] // Интернет-сайт «Дом фетвы Египта» [Сайт]. – URL: http://daralifta.org/ViewFatwa.aspx?ID=2635&LangID=6&MuftiType=(дата обращения: 19.12.2016).

258. Еременко В. И. Совершенствование законодательства в сфере защиты интеллектуальных прав в информационно-телекоммуникационных сетях // Законодательство и экономика. – 2015. – № 8. – С. 19–28.

259. Ерофеева Е. М. Авторское право в системе римского частного права // Образование и право. – 2012. – № 7. – С. 41–45.

260. Идрисов Р. К вопросу о режиме национальной безопасности: Постановка проблемы // Право и жизнь. – 2001. – № 42. – С. 251–257.

261. Испаева Г. Предмет договора международной купли-продажи товаров // Объекты гражданских прав. – 2004. – C. 327–330.

262. Калятин В. О. Подводные камни нового антипиратского закона // Патенты и лицензии. – 2013. – № 10. – С. 2–7.

263. Карась З. И. Юридические факты в информационных правоотношениях // Советское государство и право. – 1988. – № 11. – С. 90–92.

264. Катков П. «Второй антипиратский пакет» и его влияние на интернет-бизнес // Корпоративный юрист. – 2015. – № 10. – С. 38–41.

265. Катков П. Кто такой информационный посредник? // Корпоративный юрист. – 2014. – № 8. – С. 8–14.

266. Керевер А. Интеллектуальная собственность: анализ закона, применимого к цифровой передаче данных // Бюллетень по авторскому праву. – 1997. – № 2. – С. 11–27.

267. Климова Ю. Как пресечь распространение компромата в виртуальном мире // Российская юстиция. – 2001. – № 12. – С. 61–63.

268. Кондратьева Е. Интеллектуальные права в Интернете: соотношение интересов правообладателей и общества // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 2. – С. 42–49.

269. Концепция развития информационного законодательства // Государство и право. – 2005. – № 7. – С. 47–61.

270. Лапина М. А., Николаенко Б. С. Информационная функция государства в сети Интернет // Информационное право. – 2013. – № 4. – С. 11–15.

271. Леанович Е. Проблемы правового регулирования интернет-отношений с иностранным элементом // Международное право. – 2001. – № 2. – С. 112–141.

272. Леонов Д., Наумов В. Б. Домены Интернета: правовые аспекты, проблемы и пути их решения // HackZone – Территория взлома. – 1998. – № 1–2. – С. 37–40.

273. Манойло А. В., Фролов Д. Б., Вепринцев В. Б. Особенности информационной политики эпохи информационного общества // Проблемы информационной безопасности. Компьютерные системы. – 2002. – № 4. – С. 18–22.

274. Мелюхин И. О зарубежном опыте регулирования Интернета // ВИНИТИ. – 1998. – № 3. – Серия 1. – С. 8–9.

275. Мозолина О. В. Вопросы международно-правового регулирования Интернета // Московский журнал международного права. – 2004. – № 4. – С. 152–164.

276. Наумов В. Б. Российский Интернет: первые судебные прецеденты // Арбитражные споры. – 2000. – № 1 (9). – С. 130–133.

277. Наумов В. Б. К вопросу о гармонизации законодательства в сфере использования ИКТ // Проблемы законодательства в сфере информатизации: Материалы десятой всероссийской конференции. Москва, 31 октября 2002 г. – М., 2002. – С. 25–28.

278. Нуруллаев Р. Т. Ограничение доступа к интернет-ресурсам как новый способ противодействия нарушениям авторских прав // Труды Института государства и права Российской академии наук. – 2015. – № 2. – С. 171–181.

279. Павлова Е. А. Новая статья 1253.1 ГК РФ // Патенты и лицензии. – 2013. – № 9. – С. 2–13.

280. Панченко В. Ю., Ромашов Р. А. Цифровое государство (digital state) – концептуальное основание глобального мирового порядка // Государство и право. – 2018. – № 7. – С. 99–109.

281. Панченко В. Ю., Ромашов Р. А. О соотношении материального и виртуального в современной правовой реальности // Юридическая наука. – 2017. – № 1. – С. 26–32.

282. ПД-ИНФО.РФ. Интернет-ресурс, посвященный реализации Федерального закона № 242-ФЗ [Электронный ресурс]. – URL: http://pd-info.ru/ (дата обращения: 19.12.2016).

283. Пичугина А. Социальные сети и публичные люди // Корпоративный юрист. – 2014. – № 8. – С. 38–40.

284. Протасов В. Н. Категория «объект правоотношения»: системный и деятельностный подходы // Советское государство и право. – 1988. – № 2. – С. 128–130.

285. Ромашов Р. А. Цифровое государство (didgital state) – новый тип государства или форма глобального мирового порядка // История государства и права. – 2017. – № 4. – С. 3–11.

286. Ромашов Р. А. Интернет – правовая среда герменевтики // Ленинградский юридический журнал. – 2016. – № 4 (46). – С. 84–96.

287. Ромашов Р. А. Интернет как базисное основание цифрового государства (digital state) // Евразийский юридический журнал. – 2016. – № 12 (103). – С. 174–178.

288. Ромашов Р. А., Владимирова О. А. Правовое регулирование общественных отношений в сфере социального партнерства // Ленинградский юридический журнал. – 2017. – № 4 (50). – С. 71–79.

289. Рустамбеков И. Р. Об определении правового понятия сети Интернет // Информационное право. – 2015. – № 3. – С. 22–26.

290. Савельев А. И. Проблемы применения законодательства о персональных данных в эпоху «Больших данных» (Big Data) // Право. Журнал Высшей школы экономики. – 2015. – № 1. – С. 43–66.

291. Савина В. С. Авторское право в информационном обществе // Ленинградский юридический журнал. – 2013. – № 2. – С. 138–142.

292. Семилетов С. И. Информация как особый нематериальный объект права // Государство и право. – 2000. – № 5. – С. 67–74.

293. Серго А. Г. «Информационный посредник» в действующем законодательстве и судебной практике // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2015. – № 5. – С. 48–56.

294. Серго А. Г. Подходы к некоторым аспектам правового регулирования доменных имен в теории и судебной практике // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 4. – С. 29–33.

295. Сильченко Н. В. Проблемы предмета правового регулирования // Государство и право. – 2004. – № 12. – С. 61–64.

296. Скворцов А. Кнопка Like в сети Интернет // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 8. – С. 46–52.

297. Скворцов А. Поддельные аккаунты: erat, est, fuit? // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2015. – № 2. – С. 25–34.

298. Соколов И. А. Роль стандартов в обеспечении информационной безопасности // Проблемы информатизации. – 2001. – № 2. – С. 22–26.

299. Сорокин В. Д. Правовое регулирование: предмет, метод, процесс // Правоведение. – 2000. – № 4. – С. 34–45.

300. Стрельников В. В. «Антипиратский закон» против свободы Интернета: кто победит? // Гражданин и право. – 2014. – № 10. – С. 3–15.

301. Тарасов М. Некоторые особенности способа заключения договора оказания услуг по использованию сайта и его сервисов в сети Интернет на примере социальных сетей // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 2. – С. 29–33.

302. Трофименко А. Какими нормативными актами регулировать «сетевые» отношения // Российская юстиция. – 2001. – № 9. – С. 55–57.

303. Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) [Электронный ресурс] // Интернет-сайт Роскомнадзора [Сайт]. – URL: https://rkn.gov.ru/ (дата обращения: 19.12.2016).

304. Цапенко А. М. Электронные ресурсы и свободный доступ к информации // Патенты и лицензии. – 2013. – № 8. – С. 42–47.

305. Шугуров М. В. Право на информацию и право на интеллектуальную собственность в цифровую эпоху // Право интеллектуальной собственности. – 2013. – № 5. – С. 19–23.

306. Энциклопедический социологический словарь / Под общ. ред. Г. В. Осипова. – М., 1995. – 939 с.

307. Якушев М. В. Информационное общество и правовое регулирование: новые проблемы теории и практики // Информационное общество. – М., 1999. – Вып. 1. – С. 40–43.

308. Administrative Court Schleswig (preliminary) overturns injunction of State Data Protection Office against Facebook’s real name policy [Electronic resource] // Internet-site of Wilde Beuger Solmecke Rechtsanwalte [Site]. – URL: https://www.wbs-law.de/eng/social-media-law/administrative-court-schleswig-preliminarilyoverturns-injunction-of-state-data-protection-office-against-facebooks-real-namepolicy-36137/ (accessed: 19.12.2016).

309. Agne Lindenberg. Jurisdiction and Commercial Matters in Cyberspace [Electronic resource] // Internet-site of the American Bar Association [Site]. – URL: http://www.abanet.org/buslaw/cyber/SECTION.ASP–Section.htm (accessed: 19.12.2016).

310. Berneiers-Lee, T. Frequently Asked Questions [Electronic resource] // Internet-site “World Wide Web Consortium” [Site]. – URL: http://www.w3.org/ People/Berners-Lee/FAQ.html#browser (accessed: 19.12.2016).

311. Boyd D. M., Ellison N. B. Social network sites: Definition, history and scholarship [Electronic resource] // Journal of Computer-Mediated Communication. 2007. Vol. 13 (1). – URL: http://jcmc.indiana.edu/vol13/issue1/boyd.ellison.html (accessed: 19.12.2016).

312. Cade A., Dang K. Australia [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 69–106. – Digital copy, individual license.

313. Cheung A. S. Y., Zhao Y. An Overview of Internet Regulation in China [Electronic resource] // Internet-site of the Social Science Research Network [Site]. – URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2358247 (accessed: 19.12.2016).

314. China. Overview [Electronic resource] // Internet-site of the World Bank [Site]. – URL: http://www.worldbank.org/en/country/china/overview (accessed: 19.12.2016).

315. Cornthwaite J. United Kingdom [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 838–865. – Digital copy, individual license.

316. Facebook stores up to 800 pages of personal data per user account [Electronic resource] // Internet-site “Geek.com” [Site]. – URL: http://www.geek.com/ news/facebook-stores-up-to-800-pages-of-personal-data-per-user-account-1424807/ (accessed: 19.12.2016).

317. Finnemann N. O. The Internet – A New Communicational Infrastructure [Electronic resource] // Internet-site of Aarhus University [Site]. – URL: http://web.archive.org/web/20040328165322/http://cfi.imv.au.dk/pub/skriftserie/002%5Ffinnemann.pdf (accessed: 19.12.2016).

318. Fuller L. L. Mediation: Its Forms and Functions // Southern California Law Review. – 1971. – Vol. 44. – P. 305–339.

319. German CompuServe Case [Electronic resource] // Internet-site “QuickLinks” [Site]. – URL: http://www.qlinks.net/comdocs/somm.html (accessed: 19.12.2016).

320. Hoffeld V. Luxembourg [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 548–585. – Digital copy, individual license.

321. Internet [Electronic resource] // Internet-site of the Online Etymology Dictionary [Site]. – URL: http://www.etymonline.com/index.php?term=Internet (accessed: 19.12.2016).

322. ISP liability for user-uploaded content – an Italian perspective [Electronic resource] // Internet-site of the International Bar Association [Site]. – URL: http:// www.ibanet.org/Article/Detail. aspx?ArticleUid=daa37c2d-68fc-4b7f-911f-ffa202c223d0 (accessed: 19.12.2016).

323. It’s a Social World: Top 10 Need-to-Knows About Social Networking and Where It’s Headed [Electronic resource] // Internet-site “comScore”. – URL: http://www.comscore.com/Insights/Presentations_and_Whitepapers/2011/it_is_a_social_world_top_10_need-to-knows_about_social_networking (accessed: 19.12.2016).

324. Jaeger-Fine D. Internet Jurisdiction: A Survey of German Scholarship and Cases [Electronic resource] // Internet-site of the Social Science Research Network [Site]. – URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2309575 (accessed: 19.12.2016).

325. Kleinrock L. Perosnal History / Biography: the Birth of the Internet [Electronic resource] // Internet-site of the University of California [Site]. – URL: www.lk.cs.ucla.edu/personal_history.html (accessed: 19.12.2016).

326. Lamborghini S. Code of Conduct for Internet Service Providers in Italy [Electronic resource] // Internet-site of the Organisation for Economic Co-operation and Development [Site]. – URL: http://www.oecd.org/internet/ieconomy/1893214. pdf (accessed: 19.12.2016).

327. Legitimate Registration of .de-Domain Name Based on Foreign Trademark or Name Rights / Hogan Lovells. Intellectual Property. Quarterly Newsletter. April 2013 [Electronic resource] // Internet-site of Hogan Lovells Law Firm [Site]. – URL: http://limegreenip.hoganlovells.com/_uploads/resourcesPDF/IPMT_Newsletter_ April_2013.pdf (accessed: 19.12.2016).

328. Lenda P. Norway [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 662–702. – Digital copy, individual license.

329. Lessig L. Code. Version 2.0 [Electronic resource] // Internet-site “Codev2 by Lawrence Lessig” [Site]. – URL: http://codev2.cc/download+remix/Lessig-Codev2.pdf (accessed: 19.12.2016).

330. Lessig L. The Law of the Horse: What Cyberlaw Might Teach [Electronic resource] // Internet-site of the Berkman Center for Internet & Society at Harvard University [Site]. – URL: http://cyber.law.harvard.edu/works/lessig/finalhls.pdf (accessed: 19.12.2016).

331. Manna L. Italy [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 472–510. – Digital copy, individual license.

332. O’Reilly. What Is WEB 2.0. Design Patterns and Business Models for the Next Generation of Software [Electronic resource] // Internet-site of the O’Reilly Media [Site]. – URL: http://oreilly.com/web2/archive/what-is-web-20.html (accessed: 19.12.2016).

333. O’Reilly T., Battelle J. Web Squared: Web 2.0 Five Years On [Electronic resource] // Internet-site of the Web 2.0 Summit. Oct. 20–22 2009 [Site]. – URL: www.web2summit.com/web2009/public/schedule/detail/10194 (accessed: 19.12.2016).

334. Reiss S. M. United States of America [Electronic resource] // The Internet: Laws and Regulatory Regimes. – Release 2. – Juris Publishing, Inc. New York, 2013. – P. 866–899. – Digital copy, individual license.

335. Report of the Working Group on Internet Governance, June 2005 [Electronic resource] // Internet-site of the Working Group on Internet Governance [Site]. – URL: http://www.wgig.org/docs/WGIGREPORT.pdf (accessed: 19.12.2016).

336. Rosenblatt B. Principles of Jurisdiction [Electronic resource] // Internet-site of the Berkman Center for Internet & Society at Harvard University [Site]. – URL: http://cyber.law.harvard.edu/property99/domain/Betsy.html (accessed: 19.12.2016).

337. Rustad M. L., D’Angelo D. The Path of Internet Law: An Annotated Guide to Legal Landmarks [Electronic resource] // Internet-site of the Social Science Research Network Website [Site]. – URL: http://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id=1799578 (accessed: 19.12.2016).

338. Sieber U. Commentary on the Conclusion of Proceedings in the “CompuServe Case” [Electronic resource] // Internet-site “TKRnewsletter” [Site]. – URL: http://www.digital-law.net/somm/commentary.html (accessed: 19.12.2016).

339. Sharwood S. Australia doubts ICANN is ready to run the internet [Electronic resource] // Internet-site “The Register” [Site]. – URL: http://www.theregister.co.uk/2014/03/16/australia_doubts_icann_is_ready_to_run_the_internet/ (accessed: 19.12.2016).

340. Shaun N. US govt: You, ICANN. YOU can run the internet. We quit [Electronic resource] // Internet-site “The Register” [Site]. – URL: http://m.theregister.co.uk/2014/03/15/us_to_hand_dns_stewardship_over_to_icann/ (accessed: 19.12.2016).

341. Solum L. Chung M. The Layers Principle: Internet Architecture and the Law, 2003 [Electronic resource] // Internet-site of the Social Science Research Network [Site]. – URL: http://ssrn.com/abstract=416263 (accessed: 19.12.2016).

342. What is the Golden Record? [Electronic resource] // Internet-site of NASA [Site]. – URL: http://voyager.jpl.nasa.gov/spacecraft/goldenrec.html (accessed: 19.12.2016).

343. Wimmer K. Pogoriler E. International Jurisdiction and the Internet [Electronic resource] // Internet-site of the Carnegie Mellon Institute for eCommerce [Site]. – URL: http://euro.ecom.cmu.edu/program/law/08-732/Jurisdiction/InternationalJurisdiction. pdf (accessed: 19.12.2016).

344. Азизов Р. Ф. Правовое регулирование: информационный аспект. Дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2007. – 197 с.

345. Андрющенко Е. С. Интернет-отношения: государственное регулирование и самоуправление: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Саратов, 2010. – 26 с.

346. Архипов В. В. Концепция права Лона Л. Фуллера: Дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2009. – 153 с.

347. Бабарыкин П. В. Гражданско-правовое регулирование создания и использования сайтов сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2005. – 23 с.

348. Басманова Е. С. Интернет-сайт как объект имущественных прав: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2010. – 30 с.

349. Венгеров А. Б. Право и информация в условиях автоматизации управления. Теоретические проблемы: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – М., 1975. – 26 с.

350. Волков Ю. В. Субъекты телекоммуникационного права: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2007. – 24 с.

351. Горшкова Л. В. Правовые проблемы регулирования частноправовых отношений международного характера в сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2005. – 30 с.

352. Грибанов Д. В. Правовое регулирование кибернетического пространства как совокупности информационных отношений: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2003. – 23 с.

353. Гулемин А. Н. Интеграция информационного законодательства в условиях глобализации: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2008. – 26 с.

354. Дмитрик Н. А. Способы осуществления субъективных гражданских прав и исполнения обязанностей с использованием сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2007. – 30 с.

355. Зажигалкин А. В. Международно-правовое регулирование электронной коммерции: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2005. – 29 с.

356. Лопатин В. Н. Информационная безопасность России: Дис. … докт. юрид. наук. – СПб., 2000. – 433 с.

357. Макарова Е. М. Проблемы правового регулирования использования Интернета в предпринимательской деятельности: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2007. – 22 с.

358. Малахов С. В. Гражданско-правовое регулирование отношений в глобальной компьютерной сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2001. – 21 с.

359. Малахов С. В. Гражданско-правовое регулирование отношений в глобальной компьютерной сети Интернет: Дис. … канд. юрид. наук. – М., 2001. – 173 с.

360. Михайленко Е. В. Проблемы информационно-правового регулирования отношений в глобальной компьютерной сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2004. – 25 с.

361. Минбалеев А. В. Теоретические основания правового регулирования массовых коммуникаций в условиях развития информационного общества: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – Челябинск, 2012. – 46 с.

362. Мозолина О. В. Публично-правовые аспекты международного регулирования отношений в Интернете: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2008. – 26 с.

363. Наумов В. Б. Правовое регулирование распространения информации в сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2003. – 23 с.

364. Незнамов А. В. Особенности компетенции по рассмотрению интернет-споров: национальный и международный аспекты: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2010. – 26 с.

365. Невзоров И. В. Проблемы регулирования предпринимательской деятельности, осуществляемой с использованием сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2010. – 26 с.

366. Петровский С. В. Правовое регулирование оказания интернет-услуг: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2002. – 27 с.

367. Полякова Т. А. Правовое обеспечение информационной безопасности при построении информационного общества в России: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – М., 2008. – 38 с.

368. Просвирник Ю. Г. Теоретико-правовые аспекты информатизации в современном российском государстве: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – М., 2008. – 46 с.

369. Пушкин Д. С. Интернет и противоправные деяния (Теоретический аспект): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2003. – 18 с.

370. Радайкин М. Ф. Правовые механизмы обеспечения баланса интересов субъектов авторского права в интернет-среде: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2013. – 26 с.

371. Рассолов И. М. Право и Интернет. Теоретические проблемы: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – М., 2008. – 35 с.

372. Рожкова А. И. Теоретические аспекты правового регулирования информационной сферы: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Тамбов, 2005. – 30 с.

373. Савельев А. И. Гражданско-правовое регулирование договоров между клиентом и интернет-провайдером в сети Интернет: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2008. – 25 с.

374. Талимончик В. П. Международно-правовое регулирование Интернета: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 1999. – 18 с.

375. Талимончик В. П. Международно-правовое регулирование отношений в сфере информации: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – СПб., 2013. – 52 с.

376. Трофименко А. В. Проблемы теории нематериальных объектов (гражданско-правовой аспект): Автореф. дис. … докт. юрид. наук. – Саратов, 2004. – 51 с.

377. Халиков Р. О. Правовой режим электронного документа: вопросы использования электронной цифровой подписи: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Казань, 2006. – 28 с.

Одним из актуальных примеров может послужить популярный и давно существующий русскоязычный развлекательный интернет-сайт, основанный на пользовательском контенте, bash.im, где “.im” – это доменное имя, относящееся к Острову Мэн.

Вернуться