Надпись в круге: /Молочная ферма/
Переводчик: А.
Редактор: Крольчонок
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ФЭЙТ
Говорят, что я выросла в секте, но я смотрю на это несколько иначе. По крайней мере, лично для меня это никогда не было похоже на секту. Конечно, мы жили в коммуне, представляющей собой закрытую территорию, и не могли покинуть ее, когда того хотели, но моя жизнь состояла из простых радостей. А наибольшую радость мне приносило ведение хозяйства.
Но в один прекрасный день к нам нагрянула полиция, и все изменилось. Меня внезапно отправили пожить в приемную семью к мужчине. Он живет далеко от того места, где я выросла, но мне сказали, что это где-то на ферме. К такого рода работе я привыкла, так что, надеюсь, мне будет несложно разобраться, что к чему.
Я подтягиваю переднюю часть платья, чтобы не вывалиться из него. Когда я покидала территорию коммуны, мне удалось взять с собой только один чемодан, и большинство моих платьев, которые мне немного тесноваты. Мужчина, за которого я должна была выйти замуж, любил, чтобы все его жены одевались именно так, поэтому я привыкла к этому. Теперь, когда я еду на новое место к дяде Эймосу, я надеюсь, что он не будет возражать против моего внешнего вида.
— Это твой новый дом, Фэйт, — говорит женщина из агентства, подъезжая к симпатичному загородному дому, паркуясь.
Когда мы выходим из машины, из дома появляется мужчина в комбинезоне и ковбойской шляпе. На нем грязная рабочая одежда и он больше всех мужчин, которых я когда-либо видела. Я тяжело сглатываю, когда он сходит с крыльца и пожимает руку женщине из агентства. Они перебрасываются парой слов, прежде чем женщина направляется к машине, на прощание мило мне улыбнувшись.
Я остаюсь один на один с этим гигантом и понятия не имею, что делать.
— Пойдем, ягненочек. Я провожу тебя в твою комнату, — говорит он, берет мою сумку и идет в дом. — И зови меня дядей Эймосом.
Ягненочек? Он что, не знает, как меня зовут? И почему я должна звать его дядей? Вместо того чтобы спросить, я послушно следую за ним, склонив голову, как меня учили.
Как только мы вошли в дом, я огляделась, оценивая его прекрасное убранство. Дом изнутри продуман до мелочей. Возможно, он строил его сам. Поэтому я сразу влюбилась в этот дом, только переступив порог. Некоторые из моих страхов развеялись без следа, когда он показал мне спальню, которая намного больше той, что была раньше.
— Сколько человек будет спать в этой комнате? — тихо спрашиваю я его.
Мужчина молчит так долго, что я поднимаю глаза и вижу, как он сдвигает шляпу с головы, чтобы я могла видеть его лицо. На подбородке темнеет щетина, а вдоль бровей пролег грязный след, как будто он вытирал пот. Темными глазами он оглядывает меня с ног до головы, прежде чем качает головой.
— Не знаю, что они делали с тобой раньше, маленький ягненок, но с этого момента будем только ты и я. Договорились?
— Договорились.
Я стараюсь, чтобы мой голос не выдал моего волнения. У меня никогда раньше не было своей комнаты. Моя собственная комната? Это похоже на волшебство.
— Хочешь, покажу тебе ферму?
Его глубокий голос заполняет пространство, и я быстро киваю.
— Да, пожалуйста, дядя Эймос, — говорю я и наблюдаю, он смотрит на изгибы моего тела сверху вниз. — Кстати, меня зовут Фэйт.
— Знаю, — отвечает он, а затем качает головой. — Но ты — сущий агнец, если мне когда-либо доводилось видеть такую, как ты. Пойдем, пока солнце еще не зашло, покажу тебе окрестности.
Когда мы выходим на улицу, я вижу вдалеке большой амбар и холмы вокруг него. В конюшне лошади, а на полях пасутся коровы. По дороге к амбару мы проходим мимо кур, и я не могу поверить, как здесь красиво. Может быть, все мои страхи были напрасны? Это место кажется воплощением мечты.
— Мне говорили, что ты жила на ферме, — говорит он.
Я же в этот момент думаю о том, привык ли он к тому, что здесь его окружают люди. Он, кажется, несловоохотлив, но, по крайней мере, дядя Эймос пытается говорить, пока показывает мой новый дом.
— Да, мои родители оставили меня там, когда я была маленькой девочкой, — говорю я, и дядя Эймос останавливается.
— Это печально.
Он произносит это так мягко, и, несмотря на то, что мое пребывание на территории коммуны нельзя назвать ужасным, я ценю его заботу.
— Все в порядке. Я завела друзей, и мне нравилось там жить.
Я пожимаю плечами, пока мы идем по конюшням, и он показывает мне некоторых лошадей.
— Чем ты занималась, пока жила там?
— Я была молочницей. Обеспечивала детишек молоком, — с гордостью отвечаю я. — Также в нашем доме я отвечала за готовку и уборку. Все потому, что я была новой невестой.
— Новая невеста?
Дядя Эймос прислонился к перилам конюшни и наблюдает за мной.
— Да, новая жена отвечает за ведение домашнего хозяйства. Поскольку все остальные жены заботятся о детях, а та, которая еще не была официально замужем, делает все остальное.
— Значит, ты так и не вышла замуж.
Я качаю головой.
— Я не успела лечь с братом Саймоном перед отъездом, так что я все еще чиста.
Дядя Эймос удивленно смотрит на меня, но я улыбаюсь ему.
— Я не слишком расстроена, что он не успел возлежать со мной. Он был очень стар, и его жены не слишком хорошо отзывались о его физических способностях.
— Ягненочек, похоже, тебе повезло, пуля пролетела мимо.
— Хочешь, я приготовлю ужин? — спрашиваю я, и вижу, что дядя Эймос собирается запротестовать. — Пожалуйста, это то, чего мне очень не хватало с тех пор, как меня забрали из коммуны.
— Я бы с удовольствием поел домашней еды.
Он еще раз окидывает мое тело беглым взглядом, а затем так же быстро отводит взгляд.
Желая показать дяде Эймосу, как я ему благодарна, я беру его ладонь в свою и прижимаю ее к своей груди.
— Спасибо, что позволил мне жить с тобой. Я обещаю, что ты не пожалеешь об этом.
— Думаю, не пожалею, — говорит он, при этом его голос глубже, чем раньше.
Контраст его грязной, грубой ладони на моей гладкой чистой коже поражает, но я еще раз сжимаю его руку, прежде чем мы с ним направляемся обратно в дом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЭЙМОС
— Было очень вкусно, — говорю я, откинувшись на стуле и потирая руками живот. — Не припомню, когда я в последний раз ел так вкусно.
— Надеюсь, ты оставил место для десерта, — говорит Фэйт, входя в столовую и кладя передо мной большой кусок яблочного пирога.
— Первый день на ферме, а ты меня балуешь. Я мог бы привыкнуть к этому.
Я и так уже объелся, но от вида пирога у меня начинают течь слюнки.
— Хочешь молока? — предлагает она, а я киваю.
— Было бы здорово.
Я беру свою вилку, но, когда я собираюсь откусить кусочек пирога, я смущаюсь, так как она начинает расстегивать верхнюю часть своего платья.
— Ягненочек, что ты делаешь?
— У меня не было возможности разлить молоко по бутылкам, когда я приехала сюда, но ты же не против выпить его прямо из моих грудей.
Она так невинно улыбается, когда заканчивает развязывать завязки и опускает материал вниз. Ее полные, кремовые сиськи вырываются на свободу и падают вперед, как подношение Господу.
— Господи, — вздыхаю я, видя, что на ее красивых розовых сосках уже появились капли молока. Мой член молниеносно реагирует на вид ее сисек, и я чувствую, как начинает намокать передняя часть моего рабочего комбинезона.
— Я же говорила тебе, что я молочница, — говорит она с чувством гордости в голосе.
Не могу оторвать взгляд от ее выпирающих доек и думаю о мужчинах, которые выстраиваются в очередь, чтобы пососать ее соски, словно телята, бегущие за своими мамашами. Внезапно я злюсь, но понятия не имею почему.
— Ты просто ходила по округе, позволяя людям пробовать, когда они захотят?
Я вцепился в край стула, чтобы не потянуться к ее мягкой плоти.
— Нет, дядя Эймос. Я кормила детей, только когда другим мамочкам нужна была помощь.
Она подходит ближе и подставляет мне свои сиськи, которые, должно быть, очень тяжелые и болят.
— Я не взяла с собой ничего, чтобы откачать молоко, поэтому прошло несколько дней, и они очень полные.
Мой член тверд, как сталь кувалды, и все, чего я хочу, это просунуть его между этих толстых сисек. Я хочу трахать ее дойки, пока не обкончаюсь, а потом я хочу, чтобы она отсосала мне. Одна мысль о том, как она будет пить мою сперму, пока течет для меня, заставляют меня теребить переднюю часть комбинезона.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал?
Мне приходится сглатывать слюну, скапливающуюся во рту от потребности отведать ее сладких сливок. Черт, она едва достигла совершеннолетия, а уже созрела, как телушка по весне.
— Подумала, что ты бы мог отпить немного молока вместе с кусочком яблочного пирога.
Тут же крошечная капелька молока стекает на ее пальцы, а я чуть не кончаю в штаны.
— Это неправильно?
Она собирается одернуть ткань своего платья, чтобы прикрыться, но я осторожно беру ее за запястье и качаю головой.
— Нет, ягненочек, это прекрасно. Иди сюда и дай мне отпить глоточек.
Я притягиваю Фэйт ближе, чтобы она оказалась стоящей у меня меж ног, а затем кладу руки ей на спину, чтобы она не могла вырваться. Ее сиськи оказываются прямо у моего лица, и я наклоняюсь вперед и проникаю в ложбинку между ними. От нее пахнет свежим молоком и чистым бельем, и я блаженно закрываю глаза. Мой рот приникает к ее влажному соску, словно я новорожденный, и инстинкт берет верх. Мои губы раскрываются над ее соском, я прижимаюсь к нему, а пальцами впиваюсь ей в спину.
Как только втягиваю сосок Фэйт, чувствую сладость, и повторяю это снова, во второй раз быстрее. Я набираю полный рот молока и тяжело сглатываю, прежде чем повторить. Оно стекает по моему подбородку, когда я делаю еще один полный глоток, но это не останавливает меня. Я не сбавляю темп.
— Это намного лучше, чем когда это делают младенцы, — говорит Фэйт и проводит пальцами по моим волосам, пока я продолжаю наслаждаться вкусом ее молока.
— Спасибо, дядя Эймос.
Я пью жадно, пока почти ничего не остается, а потом глажу ее соски, размазывая остатки молока по своему лицу. У нее тугие, словно маленькие камешки соски, и все же она ощущается такой мягкой против моей шершавой кожи.
— Спасибо тебе, ягненочек, — говорю я, вытирая подбородок тыльной стороной ладони и откидываясь на стуле. Ее сиськи выглядят такими же большими и кремовыми, как и раньше, но, возможно, не такими набухшими.
— Дядя Эймос, почему здесь покалывает? — Я смотрю вниз и вижу, что она сжимает свои бедра вместе, а ее руки запутались в передней части платья. — Раньше такого не было, когда молоко пили дети.
Господи, помоги мне, ей нужно, чтобы ее вылизали прямо сейчас, а я жажду сделать это для нее. Девственная киска, подслащенная молоком? Она как будто создана для меня.
— Это потому, что ты не давала им пить оттуда.
Я проникаю под ее платье и берусь за ее киску. Фэйт задыхается, а потом кивает.
— Да, ты должна позволить мне сделать это для тебя. Я сделаю тебе хорошо, — говорю я, покачиваясь на стуле и чувствуя, как твердеет мой член.
— А тебе можно это делать?
— О да, теперь, когда ты принадлежишь мне, я могу заботиться о тебе.
— Хорошо, пока все в порядке.
Она улыбается.
— Откинься назад, ягненочек.
Она кладет свою попку на стол, и я задираю ей платье.
— Придержи его для меня.
Я хватаю верхнюю часть ее трусиков и стягиваю их вниз по ее бедрам, прежде чем широко раздвинуть их. Затем я вдыхаю свежий аромат ее киски и зарываюсь в нее лицом.
— Дядя Эймос! — кричит она и пытается отстраниться от меня.
Но я объездил бесчисленное количество строптивых кобылок, и меня так просто не одолеть.
Я посасываю ее клитор, как и молочные сиськи, и в конце концов Фэйт успокаивается.
— Вот так. Полегче, девочка, — говорю я ей, проталкивая палец внутрь и чувствуя, какая она чертовски тугая.
Старый брат Саймон, может, и не получил ее вишенку, но я попробую ее на вкус в первый же день. Теперь, когда она моя, я заставлю ее поднапрячься ради меня, объезжу, как призового бычка, еще до конца недели.
Когда мне позвонили из агентства и сказали, что у меня появилась подопечная, я и подумать не мог, насколько мне повезло. Потом я снова взглянул на мою маленькую овечку и понял, что дни, когда я кончал в карманную киску, закончились. Она станет моей новой игрушкой. А мой дружок не будет больше болеть по несколько дней кряду. Я буду погружаться в ее «золотое дно» при каждом удобном случае, а поскольку она уже созрела для дойки, буду жиреть от ее сливок.
— Блядь, ты просто находка, ягненочек. Моя награда.
— Дядя Эймос, там покалывает, — скулит Фэйт, пока я лижу клитор снова и снова.
— Давай, отдай мне то, что принадлежит мне.
Я лижу его снова, и она вскрикивает.
— Вот так, давай, девочка. Отдавайся мне, вот так.
Когда ее глаза инстинктивно закрываются, я понимаю, что Фэйт близка к краю.
— Полегче. Успокойся, девочка, еще немного.
В этот момент ее спина отрывается от стола, и она вскрикивает, кончая на мой палец. Я нахожусь рядом с Фэйт и смазываю ее соками свое лицо. У меня никогда не было такой хорошей и молодой киски, и это заставляет меня напрягаться, думая обо всем, чему я собираюсь ее научить.
Это будет похоже на то, как постепенно объезжать лошадь. Я буду жестко скакать на ней и показывать, кто здесь главный, но она будет рада этому, когда все закончится.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ФЭЙТ
После ужина вчера вечером дядя Эймос уложил меня спать, потому что я едва могла держать глаза открытыми. Возможно, причиной тому стал стресс, нахлынувший из-за незнания того, что произойдет дальше. Но, скорее всего, все из-за того, что его губы оказались у меня между ног.
Жены, с которыми я жила, рассказывали мне о своем муже и о том, что он с ними делал. Не припомню, чтобы они говорили, что это было так приятно, иначе я бы с большим желанием вышла замуж раньше. На самом деле, никогда не было разговоров о том, что женщин целуют там внизу, только жены делали это, когда им велел их муж.
Дядя Эймос также сказал мне после того, как уложил меня, что нам не обязательно быть женатыми, чтобы он мог выполнять свои обязанности мужа по отношению ко мне. Это заставило меня почувствовать себя намного лучше от того, что я наслаждалась тем, как мне было хорошо с ним. Теперь он может продолжать это делать, и нам не стоит беспокоиться о греховности того, что мы с ним делаем.
Сегодня утром я проснулась раньше солнца и начала убираться в доме. Он не особо грязный, но я могу сказать, что моему новому дому не помешает женское внимание. После уборки я приготовила дяде Эймосу плотный завтрак, так как он уже встал раньше меня и пошел в сарай кормить животных.
Как только все было готово, я вышла на улицу и позвонила в треугольник, чтобы он знал, что пора идти есть. Я как раз заканчиваю ставить ему тарелку с едой, когда он заходит в дом в своем комбинезоне и неизменной ковбойской шляпе. На нем следы. От него пахнет свежим сеном, свежим воздухом и чем-то землистым, как грязь и пот. Это напоминает мне, что он много работает, чтобы сохранить крышу над нашими головами, и я так благодарна ему за это.
Я бросаюсь к нему и поднимаюсь на носочки, чтобы поцеловать его в щеку.
— Доброе утро, ягненочек. — Его хрипловатый голос у моего уха вызывает дрожь по позвоночнику, и я наклоняюсь к его окладистой бороде.
— У тебя найдется для меня немного свежего молока?
— Да, сэр, — говорю я, и моя грудь при этом тяжелеет.
Он кивает, подтаскивая меня к стулу, садится и усаживает меня к себе на колени. Дядя Эймос кивает на переднюю часть моего платья, и я расшнуровываю для него шнуровку, уже зная, что делать.
Прошлой ночью, когда он пил мое молоко, у меня запульсировало между ног. Мне не терпится, чтобы он повторил это снова, потому что я хочу доставить ему удовольствие. Кроме того, мне от этого хорошо.
— Только посмотри, — говорит дядя Эймос, отодвигая материал и проводя большим пальцем по моему молочному соску. — Уже капает для меня.
Он смакует его, прежде чем раздвинуть губы и нежно прильнуть к нему. Мои бедра автоматически подаются вперед, потому что боль внезапно вернулась. Как будто его рот — прямой путь к моим интимным местам, и чем больше он пьет, тем сильнее я хочу, чтобы эта боль утихла.
— Давай, подними платье, — ворчит он, переходя к другой моей груди. — Я поиграю с твоей киской, пока буду сосать твою сиську.
— Спасибо, дядя Эймос, — говорю я, дотягиваясь до низа платья и высоко задирая его. Сегодня я не стала надевать нижнее белье, потому что он сказал мне прошлой ночью, что оно мне больше не понадобится.
— Эти свежие сливки — твой подарок мне, ягненочек.
Его пальцы находят мой центр, и я чувствую, как он медленно поглаживает меня вверх и вниз. Давление — именно такое, как мне нужно, и я подаюсь бедрами навстречу ему. Когда я чувствую, как дядя Эймос входит в меня, мои глаза расширяются. Прошлой ночью он ввел только один палец, но когда я смотрю вниз, то вижу, что он вводит и выводит два. Он быстро наращивает темп, и мое тело сжимается вокруг него, словно точно знает, что делать.
— Это ведь нормально, дядя Эймос? У меня не будет неприятностей?
Мне так хорошо, что я удивляюсь, как это не может быть грехом.
— Нет, девочка, у тебя не будет неприятностей. Просто никому не говори.
Он лижет мою шею, и я киваю, прежде чем его рот возвращается к моему соску.
— Да, сэр, — говорю я и закрываю глаза.
Его пальцы скользят внутрь и наружу так легко, что, должно быть, поэтому он делает это сильнее. Мне нравится, как быстро дядя Эймос двигается, а когда он одновременно ласкает меня, у меня перехватывает дыхание.
То же удовольствие, что и прошлой ночью, прошивает мое тело и взрывается на каждом сантиметре моей кожи. Мои груди становятся менее полными, а мои интимные места покалывает, когда он вынимает свои пальцы из меня.
Я смотрю, как дядя Эймос вылизывает их, а затем прижимается своими губами к моим губам. Это удивляет меня, потому что я никогда не видела, чтобы мужья целовали своих жен, но, возможно, у нас все по-другому. Я закрываю глаза и слегка приоткрываю губы, когда его язык проникает мне в рот. Я чувствую вкус чего-то терпкого и сладкого, и мне это не кажется таким противным.
Дядя Эймос издает гортанный стон, а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
— Дай мне съесть завтрак, который ты приготовила, пока он не остыл, а потом я отведу тебя в сарай.
— Могу я сегодня помочь с делами на ферме? — спрашиваю я, завязывая шнуровку на платье и идя за кофе.
— Да, я собираюсь заставить тебя хорошо поработать.
Его глаза медленно блуждают по моему телу, пока я наполняю его чашку, и он тянет меня к себе на колени.
— Ты чувствуешь это?
Он кладет мою руку на свою промежность, и в передней части его комбинезона появляется огромная выпуклость.
— Твоя обязанность — заботиться об этом, ягненочек. Следить, чтобы мне не было больно.
— Да, дядя Эймос, — говорю я и киваю, как послушная девочка.
— А сейчас открывай ротик. Я сделаю все возможное, чтобы занять тебя по полной.
Он протягивает вилку, на которой лежит лепешка и сосиска с подливкой. Я делаю, как он говорит, и он кормит меня со своей тарелки, забирая немного себе. Затем я подаю ему еще, потому что не хочу, чтобы он не наелся.
Дядя Эймос держит одну руку на моем бедре, пока кормит меня, и я не могу вспомнить ни одного утра, когда бы я чувствовала такую заботу. Может быть, даже настолько любимой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЭЙМОС
Я держу Фэйт за руку, когда мы выходим из дома и направляемся в сарай, и она улыбается, прижимаясь ко мне.
Вчера вечером я не хотел выпускать ее из виду, но я знал, что ей нужен отдых, и у меня был план. Она так устала, и после того, как я добавил немного мелатонина в ее чай, я знал, что она проснется не сразу. Я прокрался в ее комнату около полуночи, когда она крепко спала, и откинул одеяло. Я сказал ей, чтобы она больше не надевала трусики, и она послушалась, как милый ангел.
Я расстегнул комбинезон и сдвинул его вниз настолько, чтобы можно было достать член, а затем забрался на нее сверху. Ноги Фэйт раздвинулись, словно она ждала меня, и я слегка надавил на ее отверстие. Этого было достаточно, чтобы я почувствовал ее влажное тепло на своем члене, пока я задирал ее ночную рубашку до конца.
Мой рот оказался прямо на ее молочных сиськах, и я выпил все, что мог, пока набрасывался на Фэйт. Она крепко спала все это время, и я хрюкнул, когда кончил. Моя сперма попала на ее киску и меж ее бедер. Я устроил беспорядок, но, видя ее всю покрытую моим семенем, мне захотелось проделывать с ней это снова и снова.
Когда я закончил, я застегнул комбинезон и вытер ее своей рубашкой. Затем я надел на нее ночную рубашку и снова уложил ее. Она так и не проснулась, я же получил то, что хотел. Утром я пошел и проверил ее, прежде чем отправиться в сарай. Я поцеловал ее в лоб, а затем потянулся к ее ногам, чтобы проверить, не мокрая ли она еще. Так и было, и я все утро ждал возможности кончить снова.
— Ты объяснишь мне, как это делается, дядя Эймос? — спросила она, когда мы вошли в сарай.
— Да, я покажу тебе, ягненочек. Иди вон туда, вглубь сарая, и встань на колени.
Она практически подскакивает, когда заходит в сарай и идет туда, где навален стог сена. Она оглядывается вокруг, и когда я вхожу вслед за ней, Фэйт встает на колени и выжидательно улыбается мне.
— Ты выглядишь очень красивой в таком виде.
Я подхожу и беру ее за подбородок, а затем провожу большим пальцем по ее нижней губе.
— Я собираюсь вставить свой член тебе в рот и хочу, чтобы ты пососала его. Слышишь?
— Да, сэр, — говорит она и кивает.
Я расстегиваю свой комбинезон и спускаю его до верха бедер. Мой член вырывается вперед между нами, и ее глаза расширяются от удивления и, возможно, даже от страха.
— Все в порядке; ты возьмешь столько, сколько сможешь, — говорю я, и она кивает, прежде чем сглотнуть. — Открой.
Я берусь за основание и сжимаю, потому что не хочу кончать слишком быстро. Затем я подвожу его к ее лицу, и Фэйт берет его обеими руками. Мой член длинный и толстый, и ее руки с трудом обхватывают его, когда она подносит его к своим губам.
— Вот так, оближи головку.
Мои бедра напрягаются, когда она высовывает язык, и я чувствую, как она лижет меня, словно мороженое.
— Дыши через нос, — говорю я, кладя руку на ее затылок и погружаясь в отверстие меж ее полных губ.
Фэйт берет все, что может, пока я хватаю ее за косу и удерживаю ровно. Я не хочу, чтобы она задохнулась, поэтому не позволяю ей брать слишком много и делать это слишком быстро.
— Посмотри, какая ты красивая, когда мой член наполняет твой рот. — Я провожу пальцем по ее щеке, и она поднимает на меня глаза.
— И правда, хорошенькая.
Ее рот открывается шире, и она берет больше, когда я проникаю глубже. Фэйт пытается облизать меня, но я слишком большой, поэтому она просто глотает, пока я медленно вхожу и выхожу.
— Чертова маленькая овечка, ты уже пытаешься высосать меня досуха, да? Этот рот слишком хорош.
Я хватаю ее голову обеими руками, пока мои бедра качаются вперед. Она кладет ладони на мои бедра, пока я неуклонно трахаю ее рот, и она глотает, как я ей сказал.
— Твой рот словно гребаный вакуум, — ворчу я, чувствуя, как напрягаются мои яйца. — Черт, ты и понятия не имеешь, насколько ты хороша. Ты высасываешь мою сперму.
Когда я слышу ее стон, моя спина напрягается, и я становлюсь совершенно твердым.
— Черт, я знал, что тебе это понравится.
Она принимает меня до самого горла, а затем ее глаза встречаются с моими, когда я начинаю кончать. Мой ствол пульсирует, и я чувствую, как ее язык скользит по венам на моем члене, пока Фэйт высасывает меня досуха.
— Спокойно, сделай вдох.
Я удерживаю основание своего члена и ее затылок, пока волна за волной кончаю в ее рот.
— Вот так, еще разок.
Когда она глотает в последний раз, я отстраняюсь, и мой член выскальзывает из ее рта. Я хватаю его и вытираю последнюю каплю по ее лицу, а затем наклоняюсь, чтобы быстро поцеловать.
— Ты хорошо справилась, ягненочек. Очень хорошо.
— Спасибо, дядя Эймос.
Она так широко улыбается своими мягкими, припухшими губами, и я не могу удержаться, чтобы не поцеловать ее еще раз.
— Тебе понравилось, не так ли? — спрашиваю я, и она кивает. — Я позволю тебе проделать это еще раз позже, но сначала я хочу войти в тебя.
— Войти в меня?
— Если я хочу, чтобы ты правильно выполняла свои обязанности по дому, ты должна уметь заботиться обо мне, когда мне больно. Ты не сможешь отсасывать мне каждый раз. Кроме того, я могу захотеть оплодотворить тебя однажды.
— У меня будет ребенок?
В ее взгляде мелькает хмельной восторг.
— Да, думаю, это не составит труда. Я подарю тебе дитя, когда придет время, но прямо сейчас я хочу кончить в тебя.
— Да, сэр, — быстро соглашается она, и я киваю в сторону стога сена.
— Перекатись и встань на колени. В первый раз я войду в тебя сзади, чтобы не было больно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ФЭЙТ
Мысль о том, что у меня будут собственные дети, так возбуждает меня, что я делаю то, что говорит дядя Эймос, и встаю на руки и колени. Без его просьбы я задираю платье сзади, чтобы он мог оказаться у меня между ног.
Помню, как жены говорили мне, что это хороший способ забеременеть, поэтому я широко раздвигаю ноги и поднимаю попу вверх.
— Черт, девочка, ты чертовски хочешь, да?
Я чувствую, как его руки гладят мои бедра, прежде чем его мужское достоинство прижимается ко мне.
— Не волнуйся. Я собираюсь хорошенько приласкать эту киску.
Дядя давит на мое отверстие, а затем я чувствую, как он едва-едва проникает внутрь. Я напрягаюсь, и тут большое тело дяди Эймоса опускается на меня сверху. Его вес удерживает меня неподвижно, а его живот прижимает меня к земле. Я не могу пошевелиться, и чем сильнее он толкается внутрь, тем больнее.
— Дядя Эймос, — хнычу я и начинаю извиваться.
— Ш-ш-ш, скоро все закончится. Просто молчи. — Я чувствую его тяжелое дыхание на своей щеке, когда он толкается в меня. — Господи, как тесно.
Дядя Эймос потеет на моей спине, и я зажмуриваю глаза.
— О боже, ягненочек. Вот как ты зарабатываешь себе на жизнь.
Одним сильным толчком он полностью входит в меня, и мой рот открывается в беззвучном вздохе. Но дядя Эймос не останавливается, он набрасывается на меня, словно какой-то кобель, и частит мне в ухо.
— Ну вот и все, теперь ты готова.
Он продолжает входить глубже и сильнее.
— После этого я могу трахать тебя, когда захочу.
Он такой тяжелый и твердый, что у меня кружится голова, но я напоминаю себе, что так я смогу забеременеть.
— Ты собираешься сделать меня папой, не так ли? — говорит он, словно читая мои мысли. — Я сказал тебе, что хочу подождать, но ты мне этого не позволишь. Ты уже пытаешься украсть это у меня, ягненочек. Я чувствую это.
Я сжимаюсь вокруг него, и он стонет от удовольствия. Самое забавное, что мне тоже приятно, когда я это делаю. Я делаю это еще раз, и снова возникает ощущение удовольствия. Я наклоняюсь на сено так, что моя попа оказывается в воздухе, и оглядываюсь на дядю Эймоса.
Он уже сидит полностью голый. На нем нет ничего, кроме комбинезона на бедрах и ковбойской шляпы. Я вижу, как его мужское достоинство входит в меня, и когда я сжимаю его, глаза дяди Эймоса закатываются. Я продолжаю делать это, потому что ему это так нравится, и он скачет на мне, словно я лошадь на родео. Его живот упирается мне в попу, когда он входит глубоко, и мне нравится ощущать его тяжесть.
— Это наш секрет, верно? — говорит он мне, и я киваю. — Вот моя хорошая маленькая овечка. Ты забеременеешь после этого, но я позабочусь о тебе.
Мое тело так возбуждено тем, что дядя Эймос делает со мной, и мыслью о ребенке, что это уже чересчур. Наслаждение нарастает, а затем взрывается, когда разрядка распространяется по всем конечностям.
— Если ты будешь продолжать так кончать, я заделаю тебе ребенка с первого раза, — ворчит он, глубоко вдавливаясь в меня. — Это полностью раскроет тебя.
Это ощущается глубже, чем раньше, когда к этому были причастны его рот и пальцы, и волны удовольствия охватывают меня. Это то, к чему я могу легко привыкнуть, так как я уже думаю о следующем разе.
— Черт, ты продолжаешь красть его у меня. — Он вырывается, а потом, словно не в силах удержаться, снова торопливо входит в меня. — Эта киска высасывает меня досуха.
В этот момент я чувствую жар внутри, когда его мужское достоинство пульсирует. Это что-то первобытное, и мой инстинкт заставляет меня сжаться вокруг него и принять его глубоко. Его семя распространилось, и я удерживаю каждую каплю, чтобы оно могло пустить корни.
— Перевернись, у меня для тебя еще один заход, — ворчит он, отталкиваясь от моей спины и толкая меня бедром.
Я делаю, как хочет дядя Эймос, и переворачиваюсь на спину. Между ног немного болит, но я знаю, что должна хорошо выполнить свои обязанности. Он дергает за переднюю часть моего платья, и я развязываю его, пока он входит в меня.
На этот раз дядя не медлит, а входит жестко и быстро. Как только я развязываю переднюю часть платья, и мои груди вырываются на свободу, я вижу, что они налились и наполнились.
— Ты делаешь больше, чтобы не отставать от меня, — говорит он, наклоняя голову и приникая к моей груди. Как только он отпивает немного молока из одной, он переходит к следующей.
— Да, это для меня. Этим молоком я буду сыт.
Я провожу пальцами по его волосам, пока он пьет и погружается в меня. Ощущения потрясающие, и я не борюсь со своим телом, когда наступает кульминация. Я приподнимаю бедра и сильно сжимаю их, когда удовольствие накатывает, а затем омывает меня.
Дядя Эймос снова пьет, и я вижу, как молоко стекает по его подбородку. Он не вытирает струйку, а в последний раз сильно вонзается в меня, и я чувствую его теплую разрядку именно там, где мне больше всего этого хочется. На этот раз я обхватываю его ногами, чтобы он не смог вырваться слишком быстро. Одна из жен сказала мне, что это поможет семени укорениться.
— Жадина, — дразнит дядя Эймос, улыбаясь мне. Затем он наклоняется, чтобы еще раз облизать мои соски. — Наверное, я тоже.
— Я так благодарна, что ты позволил мне жить с тобой, — говорю я и целую его в губы.
— Я тоже, ягненочек. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда? — говорит он, и я киваю.
— Я тоже тебя люблю, — говорю я ему в ответ, а затем сжимаю его в своих объятиях. На этот раз он одаривает меня чертовски медленным поцелуем, и я чувствую, как он все еще тверд.
— Может, мне еще раз пойти и сделать работу по дому?
— Почему бы тебе не пойти в дом и не приготовить мне что-нибудь поесть? Я дам тебе время снова наполнить свои сиськи, прежде чем снова насажу тебя на свой член.
Дядя Эймос проводит большим пальцем по моему соску, и мои груди становятся тяжелыми от нахлынувшей потребности.
— Теперь я хочу пить молоко со всеми моими блюдами.
— Да, дядя Эймос, — говорю я и хихикаю, когда он вытаскивает меня, а затем помогает мне встать на сено.
— Хорошая девочка, маленькая овечка, — говорит он, застегивая свой комбинезон. — Я скоро приду за молочком.
КОНЕЦ
Надпись розовым /ДЯДЮШКИНА МОЛОЧНАЯ ФЕРМА/
