КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Путешествие Афанасия Никитина [Леонид Сергеевич Семенов] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
Я.С. СЕМЕНОВ

.

ПУТЕШЕСТВИЕ
АФАНАСИЯ
НИНИТИНА

4 s .

2 мШЯЫ
гшШШ
# БИДАР
*

Аланд

/

........................* х %

\



*

ч

Гулбарга*

N

\

I

\
ИЗДАТЕЛЬСТВО НАУКА-

/-

У

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Серия
«История науки и техники»

J1. С. СЕМЕНОВ

ПУТЕШЕСТВИЕ
АФАНАСИЯ
НИКИТИНА

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
Москва 1980
Scan: AAW;
DjvU: Dmitry7

G30

С е м е н о в Л С. Путешествие Афанасия Никити­
на.— М.: Наука, 1980.—144 с , ил — (Серия «История
науки и техники»).

Записки выдающегося русского путешественника
Афанасия Никитина, пять столетий назад посетившего
Индию, переведены на многие языки мира и издавна
привлекают внимание писателей и ученых Автору, ра­
ботавшему в Индии, удалось по-новому интерпретиро­
вать замечательный памятник древнерусской культу­
ры. Сопоставляя русские летописи и индийские хрони­
ки с записками Афанасия Никитина, автор устанавли­
вает новые хронологические рамки «Хожения за три
моря», уточняет маршрут путешествия.
5.1

Ответственный редактор
доктор исторических наук Р. Г. СКРЫННИКОВ

Леонид Сергеевич Семенов
ПУТЕШЕСТВИЕ АФАНАСИЯ НИКИТИНА
Утверждено к печати редколлегией серии
научно-популярных изданий Академии наук СССР
Редактор издательства Л. И. Приходько
Художественный редактор И. В. Разина
Технический редактор Л. Н. Золотухина
Корректоры О. В. Лаврова, В. А. Шварцер

ИБ № 15310
Сдано в набор 26 09 79 Подписано к печати 29 12 79 Т-16392 Формат 84X108*/at.
Бумага типографская № 2.
Гарнитура обыкновенная.
Печать высоная.
Уел. печ. л 8
У ч -И8Д л 8,5
Тираж 150 ООО (1-ый эавод 1—100 ООО экв.)
Тип» эак 2342
Цена 30 коп
Издательство «Наука» 117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная у л , 90
2-я типография издательства «Наука» 121099, Москва, Г-99, Шубинекий пер , 10

20301—001
С 054 (02)_80 47~ 79 НП Ф501000000
© Издательство «Наука», 1980 г,

ВВЕДЕНИЕ
В сереДйне XV в. Европа стояла на пороге великих геогра­
фических открытий в поисках прямого морского пути в
Индию. Корабли Васко да Гамы, проведенные через Ара­
вийское море Ибн Маджидом, «мавром из Гуджарата», от­
крыли в 90-е годы -эпоху завоевания Индостана. Современ­
ники, впрочем, полагали, что первыми достигли берегов
Индии каравеллы Колумба. И долго еще на картах мира
значились две Индии— Вест-Индия и Ост-Индия.
Не одна лишь жажда завоевания толкала в неведомые
земли. Росла потребность в достоверных сведениях об обы­
чаях, нравах, правлении, общественном устройстве, ресур­
сах и точном географическом положении стран, о самом
существовании которых знали лйшь понаслышке. Именно
об этом свидетельствуют рассказы о посещении Индии,
появившиеся еще до периода великих географических от­
крытий. Это—«Топография» византийского купца Козьмы
Индикоплова, «Книга» венецианского купца Марко Поло и
повесть русского купца Афанасия Никитина «Хожение за
три моря». Первое из названных сочинений относится к
VI в., раннему средневековью, второе — к XIII в., средне­
вековью эпохи расцвета, последнее — к XV в. Каждое опи­
сание по содержанию было богаче предыдущего, ибо отве­
чало более сложным потребностям последующей эпохи.
Для науки путешествие Афанасия Никитина открыл
Н. М. Карамзин. Разбирая архив Троице-Сергиева монасты­
ря, он нашел глубоко поразившие его записки русского пу­
тешественника: «Россия в XV веке имела своих Тавернье
и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и
предприимчивых; индейцы слышали об ней прежде, неже­
ли о Португалии, Голландии, Англии» *.
Карамзин был знаком не только с путешествиями
XVII в. по Индии и Персии. В его переводе русский чита­
тель впервые познакомился со сценами из драмы «Шакун3

тала» великого индийского писателя Калидасы. Примерно
в то же время на русском языке появилось еще одно про­
изведение древнеиндийской литературы — отрывок из «Махабхараты», изданный Н. И. Новиковым. Им были напеча­
таны также наиболее ранние известия о русско-индийских
связях, которые удалось разыскать тогда среди дел По­
сольского приказа 2.
Читая о каком-либо научном открытии, мы порой забы­
ваем, что оно имело свою предысторию. Нам кажется, что
до раскопок немецкого археолога Г. Шлимана на Гиссарлыкском холме никто не знал, где именно находилась древ­
няя Троя. Но откройте русские «Хожения» эпохи Афана­
сия Никитина. «Тут бяше устье вышло на море, еже зо­
вется Белое,— читаем в записках Зосимы, плывшего в
1420 г. из Черного в Средиземное море,— и тут стоит град
Троада» 3. А следовавший позднее этим же путем москов­
ский купец Трифон Корабейников уточняет: «Той град
разорен, и то место стоит пусто» \
Первым, кто обратился к выяснению обстоятельств жиз­
ни Афанасия Никитина, был его современник. Им, как
полагают, был дьяк митрополита Геронтия — Родион Ко­
жух. С его именем связывают целый ряд известий, вклю­
ченных в летописный свод, ставший основой для Львовской
и Софийской II летописей, списки которых содержат «Хожение» Никитина5. Летописец выступает здесь не толь­
ко как повествователь дел давно минувших, но и как исто­
рик своего времени.
«Того же году,— говорится в Львовской летописи под
6983 (1474/1475) г.,—обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает,
с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил
с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми, за год
до казанского похода пришел из Орды; коли княз Юрьи
под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се
же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето
пришел из Ындеи, умер, а сказывают, что деи Смоленьска
не дошед, умер. А писание то своею рукою написал, иже
его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василью,
к диаку великого князя на Москву» ®.
И в тех тетрадях —«Хожение за три моря», как назвал
описание своего путешествия Афанасий Никитин.
Откроем Львовскую (названную так по фамилии изда-*
теля) летопись, дошедшую до нас в списке XVI в. Черч
4

ные, будто тушью нанесенные буквы. «Се цаписах свое
грешное хожение за три моря,—начинаем различать почти
нерасчлененные в строке слова с отдельными, вынесенны­
ми над строкой буквами,—1-е море Дербеньское, дория
Хвалитьскаа; 2-е море Индейское, дория Гундустанскаа;
3-е море Черное, дория Стембольская» 7.
Имя автора в летописном тексте «Хожения» названо
только один раз, в самом конце, при описании отъезда из
Индии: «Ту же окаянный аз, рабище Афонасей бога вышняго, творца небу и земли ... устремихся умом поитти на
Русь и внидох [в таву] и сговорих о налоне корабленем,
а от своеа главы два златых до Гурмыза града дойти» (49).
Имени отца путешественника в летописи нет. Его со­
хранил Троицкий* список, обнаруженный Карамзиным.
Этот список вообще полнее, чем летописные, он сохранил не
только начальную фразу, раскрывающую имя отца Афа­
насия («сын Никитин»), но й целых две страницы руко­
писи, которые отсутствуют в летописи. В то же время в
Троицком списке текст Никитина по сравнению с летопис­
ным подвергнут настолько значительной неавторской об­
работке, что его выделяют как самостоятельную редакцию
«Хожения». Впрочем, отдельные слова и фразы, которые
пропущены или искажены в Троицкой редакции, донесла
до нас летопись и —наоборот. Так, в приведенном отрывке
по летописи вместо «о налоне» написано «от колена», «в
таву» пропущено, «доити» вместо «дати». Слова эти пра­
вильно читаются в Троицком списке, но там написано
«аканный», а вместо «умом» — «ум» (29). В XVII в. воз­
никла третья редакция —сокращенный вариант Троиц­
кого списка. Зато здесь яснее некоторые места, оказавшие­
ся более понятными составителю, чем людям следующих
поколений. И мы должны поэтому привлечь все варианты,
чтобы восстановить первоначальный текст тетрадей Афа­
насия Никитина, которые спутники путешественника пе­
редали после его смерти дьяку Ивана III.
История текста «Хожения за три моря» представлялась
исследователям по-разному. Высказывалась догадка, что
Никитин оставил несколько авторских вариантов записок.
Признаки этого один из ранних комментаторов «Хоже­
ния» И. И. Срезневский видел в разночтениях дошедших
до нас списков. По его мнению, Никитин, переписывая
свой дневник, вносил исправления8. Одна редакция доста­
лась Мамыреву и перешла в летопись, а другой восполь­
5

зовался составитель Троицкого списка. Советские исследо­
ватели пришли к выводу, что Никитин, придав литератур­
ную форму своим заметкам, начатым в Индии, оставил
один вариант своего произведения. Текстологическое ис­
следование показало, что «Хожение за три моря» нельзя
назвать дневником в полном смысле слова — изложение
здесь ведется не по дням, но основная часть, берспорно,
написана в Индии. Создателями же различных редакций
«Хожения» явились переписчики памятника.
Мы не знаем, кто был редактором списка, хранившего­
ся в Троице-Сергиевом монастыре. Был ли им Василий
Мамырев, располагавший оригиналом записок Никитина,
или Василий Ермолин, крупный подрядчик, известный
книголюб. Ему, Ермолину, принадлежала летопись, нахо­
дящаяся в составе Троицкого сборника вместе с «Хожением» Никитина. Одно можно сказать наверное: Мамырев
не мог завещать этот список Троице-Сергиеву монастырю,
так как умер в 1490 г., а бумага списка носит филиграни
1497 г.9 В XVII в. появилось новое название — «О индий­
ском хожении» 10. Из сохранившихся списков этой редан*
ции один принадлежал Арсению Суханову, который в
1650-х годах побывал на Балканах и оставил опиоание
поездки по Египту. Не ему ли обязаны мы новым назва­
нием и самой редакцией? Во всяком случае он настолько
заинтересовался «хожением» Никитина в Индию, что
включил его записки в составляемый для себя сборник.
Записки Афанасия Никитина, насколько можно судить
по дошедшим до нас спискам, не были датированы. В них
идет речь об исторических лицах, с которыми путешест­
венник встречался. Но время их жизни и деятельности вы­
ходит, как правило, за рамки тех лет, на протяжении ко­
торых протекало путешествие. Никитин называет целый
ряд событий второй половины XV в., происходивших в
разных странах: на Кавказе, в Персии, Индии, Турции.
Однако стоит только приступить к сопоставлению описа­
ния Никитина с тем, что нам известно об этих событиях по
другим историческим документам, как немедленно возни­
кает вопрос: явились ли записи путешественника резуль­
татом расспросов, или сделаны под непосредственным впе­
чатлением происходившего у него на глазах? Вот почему
важно не только получить общее представление об эпохе,
в условиях которой сформировалась личность путешест­
венника и совершено само путешествие. Нужно еще знать,
б

в какие именно годы это произошло. Ведь если «сдвинуть»
в известных пределах биографическую канву, общий социально-экономический и культурный фон сохранится, но
историческое лицо, нас йнтересующее, окажется среди
иных политических событий. А от этого зависит и понима­
ние мотивов его поведения, и определение характера сооб­
щаемых им сведений.
Когда Афанасий Никитин побыйая в Индии? Очевидно,
не позднее 1475 г., поскольку рукопись к этому времени
была уже у летописца. Все путеществие, как видно из
собственного рассказа путешественника, продолжалось
около семи лет. Но, какие это годы, в записках Никитина
не указано. Если путешествие закончилось в 1475 г., его
начало должно отнести к 1468 г. Однако оно могло на­
чаться и закончиться раньше, так как не известно, велик
ли разрыв во времени между смертью путешественника
и, тем моментом, когда записки получил летописец. Редак­
тор XVII в., не знакомый, по-видимому, с летописным
вариантом, поместил «Хожение», известное ему по Троиц­
кому списку, под 6969 (1461) г .11 Этому году соответствует
начало княжения Михаила Тверского, названного Ники­
тиным, но составитель не учел, что княжение Ивана III,
тут же упомянутого, началось лишь в следующем,
6970 (1462) г.
Родион КоЖух на основании «Хожения» счел, что пре­
бывание Афанасия Никитина в Индии длилось четыре
года. Фактически же путешественник жил в стране около
трех лет, хотя этот период и охватывает четыре календар­
ных года. Летописец выяснил, что посольство, к которому
присоединился путешественник, состоялось за год до по­
хода на Казань князя Юрия. Узнал о примерном месте
смерти Афанасия. Однако не смог установить ни возраст
путешественника, ни когда именно Никитин ходил в Ин­
дию. Не названы по имени и «гости», что привезли ру­
копись в Москву.
Попытаемся ответить если не на все, то хотя бы на не*
которые вопросы, оставленные нераскрытыми летописцем.

7

ЗА ГОД ДО КАЗАНСКОГО ПОХОДА
Во второй половине XV в. Русское государство выходило
на мировую арену. Наряду с развитием отношений с Запад­
ной Европой Русь налаживала дипломатические и торго­
вые контакты с государствами Востока. При Иване III
были направлены посольства в Герат в 1464—1465 гг., Ше­
маху в 1468 г., Тебриз в 1475 г. Накануне падения Золотой
орды завязываются также политические отношения с Кры­
мом. Отсюда становится понятным, что не одни лишь лич­
ные обстоятельства вызвали «индийское хожение» Афана­
сия Никитина.
Главная цель — воссоединение русских земель — опре­
делила основное направление борьбы против Орды и
ханств, закрывавших Волжско-Каспийский путь. Перед
русской дипломатией встала двуединая задача приобрести
союзника и не допустить образование враждебной коа­
лиции.
Золотая орда дробилась, и в лице Ахмед-хара (Ахмат
русских летописей) в последний раз появляется власть,
претендовавшая на все владения Джучиева улуса. Это ис­
пользует Казимир IV Ягеллончик, король польский и ли­
товский. Укрепившись после Торунского договора 1466 г.
с Тевтонским орденом, он не раз побуждает золотоордын­
ского хана выступить против Ивана III. В 1472 г. конница
Ахмед-хана совершает набег на Русь, дойдя до Алексина
на Оке. Нападение было отбито, однако союз хана с Кази­
миром продолжал представлять серьезную опасность. Тем
более что король привлек на свою сторону крымского хана
Хаджи Гирея. На Москве решают разбить эту дипломати­
ческую комбинацию. Союз с Менгли Гиреем, утвердившим­
ся в 1468 г. на «крымском юрте», позволил бы Ивану III
сдержать и Казимира и Ахмед-хана. Однако процесс со­
бирания сил против Золотой орды неожиданно осложнился
вмешательством венецианской дипломатии.
Сенат Венеции решил привлечь Ахмед-хана в качестве
союзника против Османской империи, война с которой,
начатая в 1463 г., затягивалась. С этой миссией в Москву
был направлен Джан Батиста Тривизан, которому надле­
жало тайно установить связь с ханом Золотой орды. Узнав
об этом, Иван III задерйсал посла и обратился к венециан­
ской синьории за разъяснениями 4.
8

Нападение Ахмед-хана, «подговоренного», по словам
летописи, королем Казимиром, и действия Венеции ускори­
ли начало переговоров с Менгли Гиреем. Однако, согла­
шаясь на союз против Золотой орды, он отказывался ра­
зорвать союзнические отношения с Казимиром, сложив­
шиеся еще при отце.
Потерпев неудачу, венецианские дипломаты нашли, ка­
залось, выход из положения, решив вовлечь в войну и ве­
ликого князя московского. Сенат оправдывал миссию Тривизана тем, что сближение с Золотой ордой отвлечет ее от
Руси и направит в сторону Черного моря. Последнее соз­
дало бы новую угрозу Руси, но, учитывая позицию Менг­
ли Гирея, Иван III идет на временное сближение с Золо­
той ордой. На Волгу был направлен Никифор Басенков,
и ответное посольство во главе с Кара Кючуком оказалось
едва ли не самым многочисленным за всю историю русскоордынских отношений. Великий князь пропускает Тривизана в Орду в сопровождении своего посла Дмитрия Лаза­
рева, после чего венецианский дипломат возвращается на
родину вместе с русским послом Семеном Толбузиным.
Одновременно в Крым вместе с послом Менгли Гирея
отправляется Никита Беклемишев. Он уже не раз выпол­
нял дипломатические поручения. В 1471 г. ему удалось
привлечь на службу Ивана III сына казанского хана Мур­
таза; позднее он был приставлен к Тривизану во время
пребывания последнего в Москве. Так что союз с Менгли
Гиреем заключить на этот раз не удалось не по вине посла.
Крымский хан пока что не менял своего отношения к Ка­
зимиру, хотя и не отказывался от продолжения перегово­
ров. Осенью 1474 г. в Москву с Беклемишевым выехал
крымский посол2.
Такова общая картина деятельности русской диплома­
тии на рубеже 60—70-х годов XV в., как она предстает
со страниц летописных сводов и архивных дел Посольского
приказа. Мемуары венецианских дипломатов позволяют
внести в нее ряд любопытных подробностей.
Амброджо Контарини, следовавший в Персию через
Крым, рассказывает о случайной встрече в Киеве весной'
1474 г. с послом Казимира, ехавшим в Кырк-иер — рези­
денцию крымского хана3. Так неожиданно записки вене­
цианского посла проливают свет на причины неудачного
исхода русского посольства — королю удалось нейтрали­
зовать действия Беклемишева. Новый посол Ивана III в
9

Крыму Алексей Старков уже не застал Менгли Гирея на
троне — его свергнул («сьгна») ставленник Ахмед-хана.
Контарини рассказывает также о встрече в следующем,
1475 г. в Тебризе с русским послом Марком; возвращаясь
в Венецию, он совершил с ним путь до Москвы4. Конта­
рини не говорит о целях посольства Ивана III. Однако,
зная, что Персию, как и Россию, Венеция стремилась прив­
лечь на свою сторону, мы можем заключить, что данное
посольство было вызвано сближением с Венецией. Здесь,
как и в Крыму, сошлись оба направления — восточное и
западное — внешней политики Русского государства.
Рассматривая волжские ханства как возможных союз­
ников Золотой орды, Иван III стремился не допускать их
объединения. С этой целью в 1467—1469 гг. были совер­
шены походы на Казань.
Борьба с Казанским ханством, первейшая задача в
цепи внешнеполитических событий 60-х годов XV в., нашла
подробное освещение в русских летописях. Несколько раз
предцринимал Иван III походы против этого, по выраже­
нию К. Маркса, опасного соседа Руси5.
Казанское ханство, одним из первых отделившееся от
Золотой орды, само раздиралось внутренними противо­
речиями. Одна из соперничавших феодальных группиро­
вок пригласила в 1467 г., после смерти хана, царевича
Касима как старшего в роде. Он еще ранее перешел на
службу великого князя, получив в управление Мещерский
городок. Касим обратился к Ивану III, и с ним был послан
отряд Ивана Васильевича Оболенского Стриги. Но в Казач­
ий к моменту их прибытия произошел дворцовый переворот.
К власти пришел ставленник другой феодальной группи­
ровки, Ибрагим, который взял в жены ханскую вдову,
предупрежденный о движении войска, Ибрагим со всемй
силами блокировал переправу через Волгу. Поход был
предпринят глубокой осенью, и рать возвращалась, терпя
холод, теряя от бескормицы лошадей и питаясь кониной.
Мясо ели в постные дни, с сокрушением отмечает лето­
писец. В ответ хан Ибрагим напал на Галич, но потерпел
неудачу. Горожане «сели в осаду», а из Москвы к Галичу
и другим городам были высланы сильные заставы.
В начале следующего года рать Ивана III, которого
сопровождал Юрий и другие братья, сосредоточилась во
Владимире. По ханству был нанесен обходный удар. По
зимнему пути в «черемисскую землю» был послан отряд
10

Семена Романовича Верейского, который дошел почти до
ханской столицы. «За один день не доходили до Каза­
ни»,—пишет летописец®. Одновременно по обе стороны
Волги действовали ополчения Мурома и Нижнего Новго­
рода. Высланный Ибрагимом отряд сжег Кичменгу. По­
слав заставу «перехватить» участников набега, Иван III
«с всеми людьми» вернулся в Москву. Второй обходный
удар по владениям казанского хана был нанесен весной.
Рать Ивана Дмитриевича. Руно разбила в Прикамье отряд,
вышедший из Казани. Тем временем московская застава
Федора Хрипуна из Нижнего Новгорода «идоша на Волгу
и побиша татар казанских двор царев много добрых»7.
Один из ханских военачальников был убит, другой взят в
плен. Однако после ухода Руно Вятка была окружена и
вынуждена заключить с Ибрагимом соглашение. «Изневолил нас царь,—писали вятчане Ивану III, —и право свое
дали есмя ему, что нам не помогать ни царю на великого
князя, ни янязю великому нз царя» 8.
Неудача первых двух походов побудила увеличить
военные силы, направленные под Казань. Весной 14о9 г.
к Нижнему Новгороду двинулась судовая рать. Дворян­
ским ополчением, посаженным на суда, начальствовал
Константин Александрович Беззубцев, городским — Петр
Васильевич Оболенский Нагой. К Вятке, также на судах,
был направлен Данила Васильевич Ярославский. Но те­
перь, когда цель была близка, феодальные неурядицы
грозили сорвать поход. Старший воевода, князь Беззубцев,
получив грамоту от Ивана III, разрешил тем, кто пожела­
ет, начать действия против Казанского ханства, но к самой
Казани отнюдь не ходить. Начались разногласия. В резуль­
тате войско покинуло Нижний Новгород, оставив старшего
воеводу в городе.
Для общего командования избрали Руно, уже извест­
ного своими военными успехами. Иван Руно решил вне­
запным ударом захватить столицу ханства. 21 мая, в не­
обычно короткие сроки преодолев путь по реке, войско
неожиданно, на заре, появилось под стенами Казани. Руно
«пожег» посад, но вынужден был отойти к Волге. Узнав о
приближении Ибрагима, Руно разделил свои силы. Боль­
шие суда с молодыми воинами были отосланы к о. Ирыхов,
остальные остались у о. Коровнича. Казанская судовая
рать была отбита, и отряды Руно соединились у о. Ирыхов,
Во время этих событий опять проявилась недисциплини­
1!

рованность в войске. Посланные с большими судами нару­
шили зацрет выходить на «узкое место» и подверглись
нападению. Новый речной бой разыгрался у о. Звенич.
Войско Ибрагима действовало на судах и с берега: татар­
ская конница прикрывала свои корабли. Бой шел в тече­
ние целого дня и прекратился лишь с наступлением ночи.
«И разошлися кииждой на свои берег ночевати»9.
Несмотря на все усилия Беззубцева (его гонцы были
перехвачены), совместных действий с отрядом, отправлен­
ным к Вятке, достигнуть не удалось. Данила Ярославский,
получив ложные вести о том, что будто бы Беззубцев за­
ключил мир с Ибрагимом, отошел от Вятки. Спускаясь к
Волге по р. Каме, отряд попал в засаду у Казани и лишь с
большими потерями прорвался к Нижнему Новгороду.
Осенний поход 1469 г., завершивший «казанскую вой­
ну», непосредственно связан с предыдущим походом, хотя
в летописях они и оказались разобщенными. 1 сентября
под Казанью появилась конная рать под начальством
братьев Ивана III, Юрия и Андрея Большого, воевод
Василия Михайловича Верейского и Ивана Юрьевича
Патрикеева. Передовым полком командовал Данила Дми­
триевич Холмский. Быстрота, с которой было собрано
новое войско (если считать, что Беззубцев возвратился в
Москву и только после этого начались сборы), и то, что
изложение перебивается в одной из летописей повторени­
ем рассказа о действиях Руно, смущали многих историков.
Непонятно было, почему в одной из летописей сказано,
что Руно «поноровил» осажденным. Между тем именно
возвращение летописца к рассказу о результатах действий
Руно позволяет устранить возникшие недоумения. Дело в
том, что конная рать с братьями Ивана III вышла до того,
как закончились действия рати Беззубцева. «Судовая
рать,— читаем в летописи,— наперед пришла х Казани»
(21 мая), а братья великого князя «не успеша приити
вместе» 10. Теперь понятен смысл грамоты Ивана III, при­
сланной Беззубцеву: не начинать решительных действий
до прихода из Москвы главных сил. Составитель Воскре­
сенской летописи, как позднее и автор «Казанского лето­
писца», обвиняет Руно, но не в измене, а в том, что он
пошел на Казань «не заждався з береговыми людьми»,
т. е. с конной ратью, которая следовала по берегу. Только
к началу сентября обе рати, судовая и конная, действи­
тельно объединились, «Пришли обои рати вместе х Казани.
12

Братья... поидоша ко граду на конях, а судовая*- рать,
вышед из судов, поидоша пеши...» и. Вылазка из крепости
была отбита. Началась осада. Войско «сташа под градом
и отьяша у них воду». Видя себя «в велицей беде», осаж­
денный Ибрагим согласился на переговоры. Мир был за­
ключен князем Юрием «на всей воле великого князя».
По договору, как сообщает Устюжский летописный
свод, хан возвращал «полон» за 40 лет, т. е. за все время
существования Казанского ханства12. Записки Иосафата
Барбаро позволяют выяснить еще одно условие мирного
договора: была отменена дань, которую казанские ханы
взимали с русских судов, ходивших по Волге13.
Опыт казанских походов показал острую необходимость
реорганизации старой военной системы, при которой, по
выражению В. И. Ленина, «бояре ходили >на войну со сво­
ими полками» 14. В то же время победа под Казанью почти
на 20 лет устранила опасность набегов и лишила союзника
Золотую орду. Тем самым Казанский мир 1469 г. готовил
окончательную ликвидацию чужеземного ига.
По отношению к Астраханскому ханству Иван III при­
держивался иной тактики. Венецианский дипломат, нахо­
дившийся в Астрахани летом 1476 г., пишет, что здесь к
русскому посольству, возвращающемуся из Персии, присо­
единился астраханский посол. «Правитель Астрахани по
имени Касим-хан, —пишет Контарини, —посылает ежегод­
но своего посла в Россию к московскому великому князю,
скорее для получения какого-либо подарка, чем для чеголибо иного. Вместе с послом следуют многие татарские
купцы» 15.
Контарини рассказывает также о дербентских купцах,
которые ездят в Астрахань для торговли с русскими куп­
цами. То, что последние постоянно приезжают в Астра­
хань, подтверждает Иосафат Барбаро, в то время находив­
шийся в Персии. Свидетельства эти рисуют вполне
сложившуюся систему трехсторонних торговых связей.
Купцов Контарини видел собственными глазами, как и
астраханского посла, которого он называет Анхиоли. Но
у нас есть основания усомниться в том, что посольства из
Астрахани носили в эти годы регулярный характер. Рус­
ские летописи вообще не сообщают о послах астраханского
хана, да и сам Контарини указывает на особые обстоятель­
ства, которые, вероятно, объясняют и действительные цели
данного посольства. Он пишет, что Касим-султан находил­
13

ся в состоянии войны с ханом Золотой орды, своим дядей:
«Этот Касим считал, что он сам должен быть главным
ханом... и потому между ними гйла большая война»|В.
И именно в то время, когда Иван III прекратил отправку
«ордынского выхода», показав, что идет на полный разрыв
с Золотой ордой. Хотя впоследствии Касим-султан напал
на Русь вместе с Ахмед-ханом, эпизод с посольством сви­
детельствует о попытке сближения между Москвой й
Астраханью.
Вскоре в Крыму сложилась благоприятная обстановка.
Менгли Гирей, став вновь крымским ханом, заключил союз
с Иваном III как против Казимира, так и против Ахмедхана, буквально накануне открытия военных действий Зо­
лотой ордой.
1480 год был на исходе, когда конница Ахмед-хана
появилась на Оке и ее притоке р. Угре. Это последнее
выступление золотоордынского хана против Русского госу­
дарства было предпринято в тот момент, когда ливонские
рыцари ворвались во владения Пскова, шведские феодалы
напали на Новгород, а король Казимир выжидал выступ­
ления Ахмед-хана. Примирившись с братьями, которые
«отступили от великого князя», требуя расширения своих
уделов, Иван III противопоставил Золотой орде соединен­
ное войско русских земель, а союзу Казимира и Ахмеда —
союз с Менгли Гиреем. Золотоордынский хан, свергая
Менгли Гирея, рассчитывал на одобрение Мухаммеда II,
но султан после некоторого колебания поддержал преж­
него хана. Крымская конница вторглась во владения Кази­
мира, принудя его отказаться от похода на Русь. Совмест­
ное выступление с Ахмед-ханом не удалось, как и в 1472 г.,
когда король был занят войной в Венгрии.
Ахмед-хан так и не смог перейти Угру, за которой
стояли рати Ивана III. Совершив набег на земли своего
союзника, Ахмед-хан отступил к Сараю. Однако войско не
дошло до столицы когда-то могущественной Золотой орды,
а самого хана постигла судьба Мамая. Он был убит в
собственной ставке, окруженный ногаями Большой орды,
которые, соединившись с сибирскими татарами Шибанской
орды, переправились на правый берег Волги. Современни­
ки расходятся лишь в том, кто убил хана, войдя на рассве­
те в его шатер, мурза Ямгурчей или хан Айбек? Позднее,
в 1502 г., на Дону под Девичьими горами у устья Тихой
сосны соединенными силами Ивана III и Менгли Гирея был
14

разбит последний ордынский правитель, сын Ахмеда,
Ших Ахмед-хан. Так наступил конец Золотой орды.
Укрепление Русского государства и события на Угре
позволили перейти к борьбе за Балтику и возвращение
русских городов по западной границе: Иван III вступает в
сношения с германским императором, заключает соьЬз с
Данией, договоры о перемирии с Ливонским орденом, ко­
торому наносит ряд поражений, мирные договоры с Поль­
ско-Литовским государством, развивает связи с итальян­
скими государствами, устанавливает дипломатические
отношения с Турцией, поддерживает Молдавию и Венгрию.
«Изумленная Европа,—писал К. Маркс, характеризуя
международное положение Руси на рубеже XV—XVI вв.,—
была ошеломлена внезапным появлением огромной импе­
рии на ее восточных границах, и сам султан Баязет, перед
которым она трепетала, услышал впервые от московитов
надменные речи» 17.
В чем же заключались причины столь значительных
внешнеполитических: успехов?
Прежде всего —это общий экономический подъем в
результате изменений в системе земледелия, восстановле­
ния старых и раввития новых отраслей ремесленного про­
изводства. С ростом товарно-денежных отношений стали
складываться условия для более тесных экономических
связей отдельных «национальных областей» в границах
централизованного государства, необходимость которого
порождалась самими этими экономическими условиями18.
В XVI в. уже отчетливо выделяются районы хлебопроизво­
дящие (Рязанская земля, Ополыцина, Заволочь, а позднее
и Поволжье), производства и обработки льна (Новгород­
ско-Псковская земля, Ярославский край, а после воссоеди­
нения и Смоленщина), железоделательного производства
(Серпуховско-Тульский, Тихвинский, Устюжна Железно­
польский), солеварения (Солигалич, Старая Русса, Перм­
ская земля). Значительное развитие получает кожевенное
производство.
Для общественной жизни Руси XV—XVI вв. характе­
рен рост городов и дальнейшее развитие ремесла. Ширятся
слободы древних русских центров —в связи с общим
подъемом экономики сюда стекается торгово-ремесленное
население. Появляются новые села, торжки, слободы.
Москва, политический и культурный центр Русского госу­
дарства, становится средоточием ширящихся экономиче­
15

ских связей. Сюда везут хлеб, мясо, сало, кожи из Ярослав­
ля, Костромы, Нижегородского края; лен и коноплю —
из новгородских и псковских земель; пушнину, рыбу и
соль —из Двинской земли, Пермского края, Вятки. Насе­
ление северных районов покупало хлеб в Москве и везло
его по ярославской и угличской дорогам. Важное значение
получают водные пути, используемые не только в период
навигации, но и зимой для движения санных обозов.
Развитие производства и обмена в процессе создания
централизованного государства обусловило возобновление
в конце XIV —начале XV в. чеканки монеты в Москве,
Новгороде, Твери, Пскове и других городах.
Воссоединение древних русских ^земель в едином госу­
дарстве шло, по образному выражению Ф. Энгельса, рука
об руку с окончательной ликвидацией зависимости от
Золотой орды19. Оба эти взаимообусловленных процесса
определили характерные черты эпохи, в которую сложи­
лось мировоззрение Афанасия Никитина и с которой* не­
разрывными нитями связано его путешествие.
Именно в первые десятилетия княжения Ивана III
(1462—1505 гг.), когда было подготовлено окончательное
освобождение от влияния Золотой орды, происходит лик­
видация феодальной обособленности Твери и Новгорода,
которую использовали западные соседи и внутренние
противники централизации. В Новгороде шла ожесточен­
ная борьба между боярско-купеческой верхушкой и посад­
скими низами. «Молодшие» люди надеялись найти управу
на бояр у Ивана III, «старшие» исдали пути, как удержать
власть и обширные владения. При этом часть бояр ориен­
тировалась на московского великого князя, другая же,
более влиятельная, группировка устремляла взоры за «ли­
товский рубеж», надеясь на вмешательство короля Кази­
мира. Отмена вечевых порядков в Новгороде относится к
1478 г., но решающий к этому шаг был сделан еще в
1471 г., в результате битвы на р. Шелони, когда войско,
выставленное сепаратистски настроенными боярами, по­
терпело поражение, встретившись с ратью Ивана III.
Второе новгородское войско, действовавшее на Северной
Двине, также было разбито. Новгород не только подтвер­
дил условия мира 1456 г., но и потерял право внешних
сношений.
Феодальная обособленность Твери была ликвидирована
в 1485 г., однако поворот к усилению связей с Московским
16

княжеством произошел более чем за 20 ле1 до того. Договор
между Тверью и Моемой, заключенный после смерти
князя Бориса в 1461 г., сохранял формально прежние
отношения20, но положение изменилось, так как новым
епископом, фактическим правителем при малолетнем кня­
зе, стал выходец из московской боярской среды. В отличив
от Новгорода значительная часть тверского боярства под­
держивала политику Ивана III, участвуя и в походах про­
тив новгородских бояр и в составе войск, выступивших
против Ахмед-хана.
Значительные изменения произошли в социальной
структуре государства.
Наряду с крупными вотчинами князей и бояр, обшир­
ными владениями монастырей появляется поместное землевладейие. Рост последнего идет за счет захвата феода­
лами крестьянских земель, а также перехода в руки дворян
части земель бояр и бывших удельных князей. При этом
если крупные землевладельцы были заинтересованы в
замене натуральных повинностей денежными, то владель­
цы поместий стремились к усилению барщины. И прежде
всего в их интересах Судебник 1497 г. ограничил право
перехода крестьян от одного владельца к другому (Юрьев
день).
Однако опасение крестьянских выступлений не по­
зволило полностью прикрепить крестьян к земле. Кро­
ме того, великокняжеская власть должна была считаться
и с заинтересованностью боярства в притоке крепостных.
К московским великим князьям в процессе централизации
переходят от удельных князей многие старые города.
Превращая их в свои посады и ограничивая феодальные
привилегий путем пересмотра жалованных грамот, велико­
княжеская власть выступает временным союзником чер­
ных посадских людей в борьбе против феодальных собст­
венников в городе. Оказывая поддержку горожанам, она
стремилась прежде всего ослабить земельную аристокра­
тию и увеличить круг плательщиков налогов. Горожане
добились введения при наместниках своего представитель­
ства из старост и «лучших людей», а также особого «уло­
жения о слободах». В дальнейшем благодаря классовой
борьбе посадских низов вопрос о городской земле также
был решен в пользу городской общины, но сопровождалось
это припиской горожан к посаду, без права выхода под
угрозой казни (Уложение 1649 г.).
17

На эти социальные силы —растущее дворянство и по­
сад — и опиралась великокняжеская власть, проводя централизаторскую политику. Часть крупных землевладельцев,
как мы видели, также поддерживала центральную власть.
В этом отношении характерен состав войска Ивана III в
походах 60—70-х годов. Так, в походе на Казань в 1469 г.
конную рать под начальством князя Юрия, брата Ива­
на III, составили бояре с выставленными ими отрядами.
Кроме того, была отправлена рать на судах под начальст­
вом двух воевод. С князем Беззубцевым Иван III отправил
«многие дети боярские, двор свой; так же и от своея земли
всея дети боярские изо всех градов своих и изо всех отчин
братьев своих» 21. А под начальством князя Оболенского
Нагого «послал сурожан и су конников и купеческих детей
и прочих всех москвич, коих пригоже по своей силе»22.
Здесь как дворянское войско, так и городское ополчение.
Мы видим также и отдельные рати, двигающиеся к Вятке,
в составе которых — «дети боярские» и ополчение из посад­
ских людей, пополнявшееся в Вологде, Великом Устюге и
других городах.
Складывается аппарат централизованного государства.
Боярская дума превращается в постоянный государствен­
ный орган, позже, отражая возросшее значение дворянства
и бюрократии, в ее составе появятся, хотя и в небольшом
числе, думные дворяне и думные дьяки. Зарождается си­
стема центральных административно-судебных учрежде­
ний — приказов, которые ведали по преимуществу отдель­
ными отраслями управления (финансы, военное дело,
внешние сношения). Власть на местах сосредоточивалась
в руках наместников великого князя и правителей
волостей.
Впрочем, центральные учреждения еще только форми­
ровались и дьяки великого князя, каковым был Василий
Мамырев, получивший рукопись Никитина, еще не входи­
ли в Думу. Да и термин «приказы» еще не закрепился,
хотя его происхождение мы видим в формулировке Судеб­
ника Ивана III: «А которого жалобника а непригоже
управити, и то сказати великому князю, или к тому его
послати, которому которые люди приказаны ведати»23.
Мы встречаем дьяков «с разрядом» (роспись ратных людей
по полкам), посольских^ ямских (ведавших конным транс­
портом для дипломатических и административных нужд),
участвовавших в разрешении спорных земельных дед
18

между помещиками и вотчинниками, дворцовых. Но рань­
ше даже, чем встречаются первые в сохранившихся доку­
ментах упоминания об этих дьяках, уже известны книги,
получившие позднее название приказных. Так, в 1470-х го­
дах соответственно четырем направлениям внешней поли­
тики были заведены четыре книги посольских дел. Старшая
из сохранившихся —книга «крымских дел», начатая в
1474 г. «Книги ветхи,—читаем мы в описи Посольского
приказа 1614 г. о записях сношений с Крымом,—иные
тетрати пороспались, с лета 6982-го по 7023-й, при великом
князе Иване всея Руси...» 24 Эта первая из известных по­
сольских книг открывает нам дипломатический и торговый
мир того времени, живые связи Руси с Востоком. Листая
эти документы, мы узнаем, как протекала деятельность
послов, знакомимся с купцами, наблюдаем отношения, ко­
торые складывались внутри каравана, условия торговли
со странами, куда ездили русские торговые люди, можем
даже перечислить товары, которые лежали свернутыми в
сумах и вьюках.
Несмотря на то что Русь XV в. была отрезана от морей,
ее внешняя торговля развивалась как с Западом, так и с
Востоком. При этом путь из Москвы через Смоленск и Ригу
приобретает первостепенное значение, прежний же —
через Тверь и Новгород —отходит на второй план; тем
более что закрытие ганзейского двора в Новгороде подры­
вает монопольное положение Ганзы — главного западного
торгового партнера Руси. Другим направлением торговли
был Волжско-Каспийский путь. Этот путь, на котором
лежали Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, проходил
далее через владения Казанского ханства, Золотой (Боль­
шой) орды и Астраханского ханства, что серьезно ослож­
няло условия торговли. Тем не менее хозяйственное разви­
тие русских земель обусловило оживление древнего тор­
гового пути. Он связывал Москву со Средней Азией,
Кавказом и Персией.
Важную роль играла торговля с Крымом — новая ветвь
еще одного древнего пути — «из варяг в греки». Мы распо­
лагаем прямыми свидетельствами о русских связях с
крымским портом Сурожем начиная с XIII в. По словам
Ибн ал-Биби, кроме византийцев, армян, аланов, хазар,
в Суроже жили и русские купцы. Разорение Тимуром Са­
рая нанесло страшный удар торговле Золотой орды, Сурож
перестал быть главным рынком Крыма, и торговая жизнь
19

Северного Причерноморья сосредоточивается в Кафе, ге­
нуэзской колонии, основанной на месте Феодосии. Южная
торговля русских купцов не ограничивается Крымом,
отсюда они отправляются в «Заморье» — Константинополь
и города Малой Азии, а русские паломники —в Аравию и
Египет.
Основными предметами вывоза на Запад служили меха,
кожи, сало, шерсть, воск, мед; привозили же различные
ремесленные изделия, сукна, орудие, предметы роскоши.
В страны Востока также вывозили русские меха, но в от­
личие от торговли с Западом сюда шли и произведения
русского ремесленного производства, моржовый клык, ис­
пользуемый для украшения в оружейном производстве.
Из стран Востока везли шелковые и шитые золотом ткани,
шелк-сырец, жемчуг, драгоценные камни, пряности.
Мы ничего не знаем о жизни Афанасия Никитина до
путеществия, которому посвящены его записки, а значит,
и о том, какие торговые пути могли быть ему известны*
Но в этом путешествии за три моря мы встречаем Никити­
на на путях, связывающих Русь с Востоком и через Кавказ
и через Крым. Простое перечисление им городов Персии и
Турции говорит о том, что они были известны на Руси.
Летописец называет не только Тебриз, Исфахан, Шираз,
но и Эрзерум, Сивас25 на пути в Константинополь. Поезд­
ки русских купцов в эти места зафиксированы не только
посольскими документами 70—90-х годов XV в. Русский
«гость» Василий оставил свои записи о городах Малой
Азии, которые посетил в 1465—1466 гг. за несколько лет до
путешествия Афанасия Никитина2в.
Во времена Афанасия Никитина Русь выходила из
удельной раздробленности, однако последняя еще живо
напоминала о себе таможенными барьерами, различием
меры и веса, отсутствием единой общегосударственной
денежной системы. Какие же монеты тогда были в ходу?
Это прежде всего серебряная денга, а также медные пулы.
До денежной реформы 1534 г.,создавшей единую
монетную систему, наиболее мощными были две системы:
московская и новгородская. «Московская монета не круг­
лая,—пишет современник-иностранец, побывавший на Ру­
си в начале XVI в.,—а продолговатая и почти овальной
формы, называется денгой» 27. Двести таких серебряных
монет составляли рубль, 100 — полтину, 20 —гривну, 6 —
алтын. Денга была монетой, рубль же —счетной единицей,
20

как гривна и алтын. Новгородский рубль содержал в себе
222 денги, а новгородская гривна — 14, при этом новгород­
ская денга была вдвое тяжелее московской. Кроме денги,
в Москве чеканили серебряную полуденгу (полушка),
3 Новгороде —четверть денги (четверица). По сведениям
Герберштейна, 60 медных пул составляли московскую
Денгу.
В присоединенных к Русскому централизованному го­
сударству городах чеканка прекращалась не сразу; на
местных монетах имена московских князей лишь сменяли
имена прежних владетелей. На монетах Ивана III, как и
Василия И, встречаем надпись «денга московская». К ве­
совой группе московских денег примыкают монеты твер­
ской чеканки, опознаваемые по монограмме из букв «Т»
и «Ф» («Тферь»).
Возобновление чеканки монеты в период образования
Русского централизованного государства непосредственно
затрагивает вопрос об активном балансе русской внешней
торговли.
Ва территории средневековой Руси не было разработок
серебра. Источником пополнения запасов металла для из­
готовления монеты и предметов роскоши служило привоз­
ное серебро. Существуют две гипотезы, объясняющие
возможность возобновления чеканки монеты, как и дли­
тельной уплаты «ордынского выхода» (до 10 тыс. рублей
в год). Согласно одной, серебро ввозилось из стран Евро­
пы, согласно другой, запасы серебра были уже накоплены
на Руси благодаря торговле с Востоком в течение несколь­
ких столетий и лишь пополнялись на западной границе.
Однако именно с конца XIV до конца XV в возникают
препятствия для широкого ввоза серебра с Запада. Пада­
ет его добыча, а Ганзейский союз начинает издавать зап­
реты на ввоз серебра в русские земли с 1373 г., т. е. имен­
но в то время, когда на Руси должен был повыситься
спрос на металл в связи карту нанесены одноименные или созвучные по
названию пункты, во втором —это сделано вообще по до­
гадке. В действительности Пали находится не к северовостоку, а на юго-восток от Чаула.
Переводчик «Хожения» на английский язык М. М. Виельгорский считал, что Умри — это Умрат, в 40 милях
к юго-востоку от Сурата3. Однако едва ли Никитину, сле­
довавшему в Джуннар, понадобилось забираться так да­
леко на север. Предполагали, что Умри —местечко Умра
несколько севернее Пали4. Но такое решение также вызва­
ло сомнение, ведь Никитину, чтобы достичь Умри, пона­
добилось целых десять дней. Город Умри, в котором побы­
вал Никитин, разыскал Н. И. Воробьев в атласе А. Ильи­
н а5. Город расположен на р. Сина, к северо-востоку от
Пали, по другую сторону Западных Гат, примерно на ши­
роте Чаула. Определение географического положения Пали
и Умри позволяет установить, какая из редакций «Хоже­
ния» верно излагает первый этап путешествия по Декану.
Пали расположено как раз у Западных Гат, и, следова­
тельно, верен текст Троицкого списка, сообщающий об ин­
дийских горах.
Чем объяснить разночтения в описании начала путе­
шествия по Индии? Летописец, не поняв данного места,
поправил автора. Путешественник поясняет относительно
Умри: «то есть город индейскый». Вероятно, это и навело
летописца на мысль о поправке. Никитину же пояснение
понадобилось, чтобы читатель не принял индийское назва­
ние за созвучное русское слово (умри —умереть). Разно­
чтение в списках «Хожения» числа дней, которые потре­
бовались путешественнику, чтобы добраться от Пали до
Умри, объясняется проще. Буква древнерусского алфави­
та S (зело), имевшая числовое значение 6, и буква 3 (зем­
ля), соответствовавшая цифре 7, очень похожи по на­
чертанию.
Почти месяц шел Никитин, ведя коня. Перевалил через
гребни Западных Гат. «Дошел есми до Чюнеря бог дал по
здорову все»,—пишет он и добавляет о коне: «...а стал ми
во сто рублев» (36). Теперь вся надежда была за хорошую
цену продать привезенного из-за моря княжеского по своим
статям коня.
79

В Джуннаре Никитин стал на подворье. «Во Индейской
земли гости ся,—пишет он о купцах,— ставят по подворь­
ем» (36). Дома для путников носили в Индии название
патха-сала, т. е. приют странника, или дхарма-сала, дом
благочестия. Строили их частные лица и власти. Мусуль­
мане и индуисты помещались отдельно. На каком же под­
ворье жил приезжий русский купец?
На индусском. Мусульманские странноприимные дворы
предоставляли кров и пищу бесплатно, по крайней мере на
три дня. Никитин пишет, что платил по шетелю, т. е. мед­
ную монету, в день. «А ести варят на гости господарыни,—
пишет он,—и постелю стелят господарыни, и спят с гостми» (36). При мусульманских страннопрцимных домах
прислуживали путникам и готовили для них пищу рабы
и рабыни. В таких подворьях (завийя) Никитин мог оста­
навливаться и раньше, живя в Персии. Комментаторов сму­
щали «господарыни». Может быть, путешественник возвел
в правило лично с ним случившееся происшествие? Срав­
нивали странноприимные дома Бахманидского султаната
с подобными заведениями Виджаянагара. Обслуживающий
персонал состоял там на службе у градоначальника, а до­
ходы шли на содержание полиции и армии. Однако это
отнюдь не проясняло термина «господарыни». Между тем
разгадка —в многозначности слова, услышанного Ники­
тиным: по-персидски «моулат» означает и «рабыня» и
«госпожа».
В Джуннаре Афанасия Никитина задержал сезон дож­
дей. «А зимовали есмя,—пишет он,—в Ченере, жили есмя
два месяца; ежедень и нощь 4 месяца всюда вода да грязь»
(36). Наверное, путешественник немало повидал майских
гроз да осенних ливней на Русп, запечатленных в народ­
ных песнях:
«Подымалась туча грозная
Со громами, с молоньями,
Со частыми со дождями,
Со крупными со градами.
С теремов верхи посрывало,
С молодцев шляпы посрывало...» в.

То, что довелось пережить Афанасию Никитину в Ин­
дии, разительно отличалось от всего виденного им ранее.
80

«В себя океаны устами дневного светила
Всосало брюхатое небо и ливни родило
И небо, исхлестано молний златыми бичами,
Раскатами грома на боль отвечает ночами .
Павлин кричит в лесу от страсти пьяный.
Окрашены рудой темно-багряной,
Уносят молодые воды рьяно
Цветы кадамбы желтой, сарджи пряной.
Воинственные тучи грозовые
Блистают, словно кручи снеговые,
Как стяги — их зарницы огневые,
Как рев слонов — раскаты громовые.
Не скачут по дорогам колесницы:
Того и жди —увязнешь по ступицы!»

Таким предстает время дождей в древнеиндийском ска­
зании о Раме \ Подчеркивая контраст, Афанасий Никитин
обозначает начало периода дождей весенне-летним празд­
ником на Руси, но сам сезон называет зимним: «зима же
у них стала с троицына дни» (36). Действительно, стихия
тропических ливней резко отлична как от других времен
года в тех же краях, так и от русского ненастья. Она пре­
вращает лето, на которое приходится, как бы в свою про­
тивоположность. Почему сами местные жители практиче­
ски делят год на два сезона: сухой период и пора дождей.
Русские путешественники апохи средневековья не раз
отмечали климатические особенности в иных землях.
«А зима в персидской земле невелика,—пишет Федот Ко­
тов.— И о великом заговеньи и после того великим постом
станут снеги перепадывать. Ночью падет, а днем cfaeT,
а на горах снег болши падет, а по полям нет, и того по
благовещеньев день. А земля не мержет...» 8. Более замет­
ное различие отметил Трифон Корабейников, побывавший
на Ближнем Востоке. «А дождь в Иерусалиме приходит
с семена дня,—пишет он,—с сентября месяца и до рож­
дества... а зимою и летом дождя нет» 9. Как видим, времена
года остаются тут на своих привычных местах. Однако
в книгах, переписывавшихся на Руси во времена Афанасия
Никитина, встречаем и сравнение сезона дождей с зимой.
Во всяком случае его приводит византийский купец Козь­
ма Индикоплов10. Возможно, это говорит о знакомстве Ни­
китина с «Топографией» Козьмы, совершившего в VI в.
плавание в Индию.
81

На рисовом поле. Рисунок эпохи Могольской имиерии

Рассказывает Афанасий Никитин и о необычных сро­
ках сельскохозяйственных работ в Южной Индии. «В те
же дни,—пишет он о сезоне дождей,—у них орют [пашут]
да сеют пшеницу, да тутурган [тюрк, «рис»], да ногут
[перс, «нухуд» —горох], да все съястное» (14). Как и
Козьма Индикоплов, русский путешественник говорит о
том значении, которое в индийском хозяйстве имели быки.
«В их земле родятся волы да буйволы,—записал Ники­
тин,— на тех же ездят и товар возят, все делают» (36).
Два месяца провел Никитин в Джуннаре, но его пре­
бывание было внезапно прервано. В Джуннар из дальних
походов вернулся губернатор Асад-хан, один из самых
близких лиц к фактическому правителю государства, ве82

виру Махмуду Гавану. Согласно индийской хронике Фериштэ, губернатор выступил во главе джуннарского опол­
чения осаждать крепости и приморские города по южной
границе с империей Виджаянагар.
«И тут есть Асат хан Чюнерьскыя индейскый, а холоп
меликътучяров, а держить, сказывають, седьм темь от меликтучара»,— пишет Никитин (14). Он подчеркивает, что
губернатор был подчинен Махмуду Гавану, носившему ти­
тул мелик-ат-туджжар (князь купцов). «Хан.же,—отмеча­
ет Никитин, видевший, как тот восседал на носилках,—
езди на людях, а слонов у него и коний много добрых»
(14). О том, что Асад-хану подчинено 70-тысячное войско
(«седьм темь»), путешественник говорит осторожно: «ска­
зывают».
Хан вернулся к управлению Джуннаром, и тут про­
изошла его встреча с Никитиным, едва не обернувшаяся
трагедией для русского путешественника. «А в том Чюнере
хан у меня взял жерепца,— рассказывает Афанасий Ники­
тин,—а уведал, что яз не бесерменин, русин, и он молвит:
„И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в веру
нашу, в Махмет дени; а не станешь в веру нашу, в Махмет
дени, и жерепца возму и тысячю золотых на главе твоей
возму“. И срок учинил 4 дни...» (15).
Значит, хан предложил Никитину на выбор —перейти
в ислам и получить награду, либо лишиться коня, который
для Никитина составлял целое состояние, и заплатить ог­
ромный штраф.
По датировке И. И. Срезневского встреча произошла
в августе 1469 г. Как свидетельствует местная хроника,
Асад-хан находился в это время за пределами Джуннара.
Он был под крепостью Келна, далеко на ю ге11. Исследо­
ватель этого не знал. И. П. Минаев, знакомый с хроникой
Фериштэ, которая сообщает об участии в походе Асад-хана
Джуннарского, настолько верил в датировку своего пред­
шественника, что не заметил противоречия. На одной стра­
нице он пишет об участии Асад-хана в походе на Келну
в 1469 г., а на другой —о встрече его в то же самое время
с Никитиным в Джуннаре 12. В действительности встреча
произошла двумя годами позднее, в августе 1471 г.
Исследователи по-разному понимали завязку конфлик­
та. Решил хан отнять коня и обратить Никитина в ислам,
узнав, что он купец-христианин, или Никитин привел
к хану коня на продажу, и тогда выяснилось, что купец
83

Полевые работы. Рисунок эпохи Могольской империи

не мусульманин? По Минаеву, хан отнимает коня, считая,
что Никитин мусульманин («отняв коня, узнал»). В таком
случае это факт произвола феодала по отношению к купцу.
Но мусульманское купечество в государстве Бахманидов
было силой, с которой считались власти. Текст «Хожения»
не позволяет однозначно ответить на поставленный вопрос:
трактовка —когда хан узаал, тогда и заговорил об обраще­
нии в ислам —основана на том, что слова «а уведал» явля­
ются началом следующей фразы.
84

Составитель новой редакция «Хожения за три моря»
в XVII в. не только удалил упоминание чуждого термина
(арабско-тюркское Мухаммед-дини —вера Мухаммедова,
ислам), но и дал свою трактовку: взял, так как узнал. Лето­
писец не испытывал сомнений относительно побуждений
хана-нехристя. «...Хан взял у меня жеребца,—передает
список У идольского,—понеже бо сведал, что яз русин, и он
мне говорил...» (56). В любом случае в основе лежит имен­
но решение обратить приезжего в ислам. С этой целью
конь взят и оставлен в залог.
Мрачные мысли обуревали Никитина. Даже когда угро­
за была уже устранена, он написал: «Ино, братие русстии
християня, кто хощет поити в Ындейскую землю, и ты
остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да поити
в Гундустанскую землю» (37). Судя по поведению и дру­
гим высказываниям, сам Никитин веры изменять не на­
меревался. Он искал выход.
Иногда пишут, что предшественник Никитина —вене­
цианец Николо Конти — вынужден был в Индии перей­
ти в ислам. Следует уточнить — Конти принял ислам на
обратном пути из Индии, в Аравии, пытаясь пройти через
запретную для немусульман Мекку. И Никитин пишет:
«А на Мякъку поити, ино стати в веру бесерменьскую,
зань же христиане не ходят на Мякъку веры деля, что ставять в веру» (25). Морской путь из Индии в Мекку и Ме­
дину лежал через порт Аден. Еще Марко Поло рассказы­
вал:
«Везут из этой пристани в Индию много красивых да
дорогих арабских скакунов, и большая купцам прибыль от
этого товара» 13. Вот эту-то торговлю и не хотело выпускать
из своих рук местное купечество, тесно связанное с мусуль­
манскими властями.
Купцы-христиане селились на побережье Индии еще
в раннем средневековье. О них писал Козьма Индикоплов.
Конти упоминает об общинах армян-несториан. Но Ники­
тин, по всей вероятности, был одним из первых, кто проник
во внутренние области Декана, чем и обратил на себя вни­
мание бахманидских властей. Джуннарский хан исполь­
зовал и угрозу, и притягательность награды. Переход в
ислам и золото хана сразу ставили Никитина в привилеги­
рованное положение. Но в его глазах предложение Асадхана означало потерю веры или долговое рабство. В обоих
случаях —невозможность вернуться на Родину.
85

Спас случай и настойчивость путешественника. В Джуннар приехал, как пишет Никитин, «хозяйочи Махмет хоросанець» (15). Никитин обратился к нему, «чтобы ся
о мне печаловал». В начале пути, в Дербенте, Никитин
прибегнул к помощи властей, чтобы спасти своих спутни­
ков. Он обратился к ширванскому послу, с которым они
следовали от Нижнего Новгорода, «чтобы ся печаловал
о людях, что их поимали под Тархы кайтаки». Посол обра­
тился к правителю области, а правитель — к ширваншаху.
Так Никитин добился вмешательства Фаррух Ясара и
в результате —освобождение товарищей, взятых после ко­
раблекрушения в плен. Но тогда, в Дербенте, рядом был
посол Ивана III. А здесь Никитин один. Захочет ли пра­
витель области менять объявленное им решение? «И он,—
пишет Никитин о «хоросанце» в Джуннаре,—ездил к хану
в город да мене отпросил, чтобы мя в веру не поставила,
да и жерепца моего у него взял» (15).
Исход дела говорит, что не конь был объектом инте­
реса губернатора. В противном случае он не выпустил бы
его из рук —конфисковал или купил бы после решения от­
пустить купца-русина с миром. Приезжий христианин имел
право торговать, не будучи подданным государства, в тече­
ние года и только тогда должен был покинуть страну ллв
принять ислам. Никитин же находился на территории го*
сударства Бахманидов не более трех месяцев. Полагают,
что путешественник мог быть привлечен к суду за то, что
ездил верхом на коне, что было запрещено немусульманам.
Судя по расстоянию и времени в пути, Никитин до Джун­
нара передвигался пешком, и сомнительно, чтобы он не
знал о запрете, живя среди мусульман. Причины конфлик­
та остаются пока загадкой, как и личность спасителя Афа­
насия Никитина.
Кем мог быть ходжа Махмет, человек, чье заступничест­
во повлияло на приговор губернатора? Полагают, что купец,
возможно, знакомый Никитина по Персии (это мотивируем
его заступничество). Хорасанцами в Индии называли му­
сульман, выходцев из Персии и других стран. Хорасанцем
ходжей Юсуфом называет себя в Индии и Никитин. Но,
может быть, речь идет о другом «хоросанце» — крупней­
шем сановнике бахманидского султана Махмуде Гаване?
Это хорошо мотивирует исход суда. «По просьбе Афана­
сия, — писал К. И. Куний о Махмуде, — он съездил к свое­
му подчиненному Асад-хану в крепость (Никитин назы­

вает Асад-хана «холопом» Махмуд Гавана), и наместник
Джунейра оставил Афанасия Никитина в покое» 14. В та­
ком случае здесь, в Джуннаре, состоялось знакомство Ни­
китина с везиром Махмудом Гаваном.
Городская крепость Джуннара находилась на высокой
скале. «Чюнер же град, — пишет Никитин, — есть на ос­
трову на каменном... а ходят на гору день, по единому че­
ловеку, дорога тесна» (14). Надо полагать, если первый
министр султана приехал к губернатору, то он и остано­
вился в его резиденции. Никитин же говорит о заступив­
шемся за него хорасанце, что тот ездил «к хану в город».
Если Никитин обратился к Махмуду Гавану на обратном
пути, то опять-таки незачем было ездить в город: губерна­
тор был бы рядом с министром, сопровождая его при отъ­
езде. Помимо странности ситуации, есть еще одно препят­
ствие для такого отождествления личности хорасанца. Ни­
китин называет его, как и пророка Мухаммеда, Махметом,
что означает любимый богом, тогда как имя министра —
Махмуд, что значит любящий бога. Никитин называет
Махмуда Гавана и ходжей, и хорасанцем, но в сочетании
с титулом мелик-ат-туджжар.
В записках Никитина есть еще одно место, где сообща­
ется о намерении обратить его в мусульманство. «Бесерменин же мелик, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати», — пишет путешественник и так передает эту
беседу: «Аз же ему рекох: „Господине! Ты намаз кыларсен менда намаз киларьмен, ты бешь намаз киларьсизъменда 3 каларемень мень гарип асень иньчай“; он же ми
рече: „Истину ты не бесерменин кажешися, а хрестьанъства не знаешь44» (23). Как видим, свою речь Никитин
передает по-тюркски: «Ты совершаешь молитву, и я также
совершаю; ты пять молитв читаешь, я три молитвы чи­
таю; я чужеземец, а ты здешний». Речь мелика передана
по-русски. Когда же и с кем состоялась эта беседа о вере,
в которой христианин взывал к веротерпимости, а мусуль­
манин упрекал собеседника в несоблюдении обрядоЬ хри­
стианства?
Одни комментаторы полагают, что это новая попытка
обратить в ислам, другие — что этот спор затеял еще раз
Асад-хан. Конечно, то, что запись включена в рассказ о
пребывании в Бидаре, еще не означает, что беседа там и
состоялась. Это мог быть все тот же случай в Джуннаре,
который Никитин вспоминает, когда вновь сетует на труд­
87

ность сохранить свою веру в чужой стране, если бы не ряд
противоречий. Во-первых, беседа могла быть только до
крутого решения, а не после: ходжа Мехмет ездил к хану
один; Никитин его не сопровождал и вышел из Джуннара
в Бидар, по собственному свидетельству, на следующий
день. Во-вторых, Асад-хан Джуннарский нигде не назван
меликом. Различен и характер двух переданных в записках
разговоров. В первом случае — приказ, во втором — спор
о вере.
И. П. Минаев заметил по поводу исхода суда, что, де­
скать, легко отделался путешественник: видно, хан не был
таким уж непримиримым мусульманином. Разговор, при­
веденный в записи о Бидаре, как бы подтверждает такое
мнение. Однако сам исследователь, исходя из контекста,
считал, что речь идет о другой попытке заставить Никити­
на принять ислам. В один мз титулов Махмуда Гавана
входит «мелик», и это как бы свидетельствует, что второй
разговор, хотя и с другим лицом, мог иметь место в Джун­
наре: везир, в прошлом сам бывший купцом, вместо угро­
зы пытался убедить иноземца... Но присутствие Махмуда
Гавана в Джуннаре в августе 1471 г. (как и в августе
1469 г.) придется исключить: согласно хронике Фериштэ,
везир принимал участие в военных действиях на южной
границе.
Возможно, речь идет о Малике Хасане Бахри, носив­
шем титул низам-уль-мульк, сопернике Махмуда Гавана.
Никитин упоминает его в рассказе о Бидаре в связи с
возвращением войск из Ориссы, которыми он командовал.
При таком толковании слова «ты — здешний» означают,
что мелик — деканец и, следовательно, принадлежит к той
группе правящей верхушки, которую составляли индий­
цы, принявшие ислам. Брахман по происхождению, Малик
Хасан в отличие от Махмуда Гавана, перса, выросшего в
Гиляне, был сам из обращенных мусульман.
Ходжа Мехмет, как и Асад-хан, принадлежит к другой
группе, в то время наиболее влиятельной, которую состав­
ляли мусульмане-чужеземцы. Среди них были и сановни­
ки, и купцы. Но если ходжа Мехмет был купцом, что,
кроме недоказанного знакомства, могло побудить засту­
питься за потенциального конкурента? Возможно, ответ
лежит не в ДжуннареJa на берегах Каспийского моря, от­
куда родом был Асад-хан. Хорасанец ходжа Мехмет мог
представить хану, что такое обращение повредило бы пер­
88

сидским купцам, имевшим дело с русскими купцами на
Волжском пути.
Как бы то ни было, Никитин с успехом использовал
неожиданно сложившуюся ситуацию. И если ходжа Мехмет был купцом, то сила, которая изменила решение гу­
бернатора, была силой местного купеческого капитала.
Путешественник немедленно покинул Джуннар, хотя
период дождей еще не кончился. Те, кто полагал, что оп
вышел, когда просохли дороги, не обратили внимания на
продолжительность периода дождей и на то, что путешест­
венник вышел сразу же, как только было объявлено окон­
чательное решение хана. «Весну держать 3 месяца, —
пишет Никитин, обобщая свои впечатления о климате Ин­
дии, — а лето 3 месяца, а зиму 3 месяца, а осень 3 месяца»
(17). Но в первый год пребывания путешественника в
стране сезон дождей затянулся: «Ежедень и нощь 4 меся­
ца»,— замечал Никитин. Что он имел в виду именно дан­
ный год, а не передавал услышанные им по приезде рас­
сказы, говорят слова: «Весна же у них стала с Покрова...».
Следовательно, смена времени года произошла в октябре,
как обычно, а не в сентябре.
Следующий этап путешествия — посещение столицы и
близлежащих городов. По описанию Никитина, он побывал
за это время в четырех городах. На картах путешествия
находим только три: Бидар, Аланд и бывшую столицу
Гулбаргу; определение же местоположения Кулонгира вы­
зывает споры. Расходятся комментаторы и относительно
порядка пройденных городов. По одним авторам, маршрут
Никитина после выхода из Джуннара: Бидар — Кулонгир — Гулбарга — Бидар; по другим: Кулонгир — Гулбарга — Бидар. В первом случае получается, что он сразу
пришел в столицу, во втором — попал в нее после посеще­
ния близлежащих городов. Для решения вопроса сопоста­
вим данные обеих редакций «Хожения».
«А ис Чюнера есмя вышли,— говорится в Троицком
списке, — к Бедерю, к большему их граду. А шли есмя
месяц» (15). Уточним: говоря «к большему их граду», Ни­
китин имеет в виду столицу султана, главный, а не просто
большой город, как в переводе Н. С. Чаева. ТакЬй эпитет
употреблен еще только раз по отношению к столице со­
седнего государства Виджаянагар. Крупные города везде
названы «великими». «А от Бедеря до Кулонкеря 5 дней,—
продолжает Никитин,— а от Кулонгеря до Кельбергу
89

5 дни». Путешественник и здесь указывает на пройденное
расстояние. Сопоставление расстояния с временем пути
дает представление о скорости передвижения путешест­
венника на отдельных участках его маршрута. Так, от Чау­
ла до Джуннара в горной местности расстояние в 20 ковов
Никитин преодолевает за 24 дня. От Джуннара же до
Бидара он за месяц проходит вдвое большее расстояние
Сообщая порядок посещения после Джуннара городов
и время в пути, Никитин называет сперва Бидар, а затем
другие пункты. К тому же в летописи сказано прямо:
«Шли ебмя месяц до Бедеря» (37). Слова Никитина, со­
хранившиеся в Троицком списке: «придох же в Бедерь о
заговейне о филипове ис Кулонигеря» — относятся к его
возвращению в столицу. Они следуют за упоминанием
близлежащих городов и описанием ярмарки в Аланде, от
Бидара 12 ковов. До столицы Никитин добрался из Джун­
нара к октябрю, побывал на ярмарке в Аланде в середине
того же месяца и вернулся в Бидар в ноябре (Филиппов
пост начинался 15 ноября). Указание на время исключает
различные толкования, поэтому мнение, что Никитин дви­
гался из Джуннара через Кулонгир и Гулбаргу в обход
Бидара, принять нельзя. Итак, второй этап путешествия
по Декану: Бидар — Кулонгир — Гулбарга — Аланд — Ку­
лонгир — Бидар.
Столичный город Бидар — «Великая Бедерь», как пе­
редает Никитин индийское название города Маха Бидар, —
поразил путешественника многолюдием населения и рос­
кошью двора Мухаммеда III (1463—1482 гг.). «А град есть
велик, — пишет Никитин,— а людей много вельми» (17).
Путешественник увидел выезды султана, возвращение
войск и выступление их в новый поход. Долгое время живя
здесь, он близко познакомился с жизнью города и различ­
ных слоев населения. Это дало ему возможность описать
особенности быта и обычаев индийцев.
Основную массу городского населения составляли мел­
кие торговцы, ремесленники и другой трудовой люд. В го­
родах были расквартированы военные гарнизоны. В городе
была сосредоточена и почти вся феодальная знать, чинов­
ники, мусульманское и индуистское духовенство, купцы,
ростовщики —словом, вся социальная верхушка феодально­
го общества. Потребности феодального города не могли быть
удовлетворены за счет сельской округи и местного ремес­
ленного производства, что служило стимулом для развития
90

торговли — внутренней и внешней. Характерно, что среди
прочих титулов первый министр получал титул мелик-аттуджжар, т. е. «князь (или старшина) купцов».
В административно-налоговых и военных целях госу­
дарство было разделено на области — тарафы. Территория
государства во время пребывания там Никитина делилась
ца четыре области: Бидар, Даулатабад, Гулбарга и Берар.
Во главе каждой области стоял назначаемый султаном на­
местник — тарафдар, совмещающий военную и граждан­
скую власть.
Бахманидский султанат охватывал самый центр Декан­
ского полуострова. При Мухаммеде III султанат граничил
на севере с Гуджаратом и Мальвой, с Ориссой на востоке,
государством Виджаянагар на юге. На рубеже 60—70-х
годов XV в. государство Бахманидов расширило свою тер­
риторию, включив княжества Малабарского берега до пор­
та Гоа, и территорию Телинганы, с устьями рек Кистны и
Годавери, достигнув таким образом берегов Бенгальского
залива. Свидетелем этих событий был Афанасий Никитин.
Бидар стал столицей в 1429 г. До этого главным городом
султаната была Гулбарга. Город и крепость были обнесе­
ны мощными стенами. На протяжении 4 км крепостных
стен, окружавших цитадель, были размещены 37 массив­
ных бастионов, многие из которых как раз перед приездом
Никитина были приспособлены для использования пушек.
Семь ворот вели в цитадель. Между цитаделью и городом
были расположены друг за другом еще трое ворот. Первые
служили прикрытием для вторых. Вторые ворота носили
название Шарза Дарваза, третьи ворота — Гумбад Дарваза. Последние, наиболее мощные, с куполом напоминали
архитектуру Дели.
«В султанов же двор 7-ры ворота, — говорит Ники­
тин, — а в воротах сидят по 100 сторожев да по 100 писцев
кофаров; кто поидеть, ини записывают, а кто выйдет, ипи
записывают; а гарипов не пускают в град» (17). Дворцовая
стража состояла из мусульман, должности же писцов за­
нимали индусы из высшей касты брахманов. Никитин,
отмечая это, употребляет здесь термин «кофар» (от арабск.
«кафир») — неверный. Позднее, после сближения с мест­
ным населением, Никитин называет индусов индеяны. Чу­
жеземцы (гарипы) во внутреннюю крепость свободного
доступа не имели. По ночам с факелами город объезжала
стража, подчинявшаяся начальнику гарнизона (перс, «ку91

тувал»), «Город же Бедерь, — пишет Никитин, — стерегут
в нощи тысяча человек кутоваловых, а ездять на конех да
в доспесех, да у всех по светычю» (17).
Большое впечатление произвел на Никитина дворец
султана. «А двор же его чуден велми, все на вырезе да на
золоте, и последний камень вырезан да золотом описан
велми чюдно; да во дворе у него суды разныя» (17). Бога­
то орнаментированная резьба по камню, покрывавшая всю
стену, как ковром, была характерна для индийской архи­
тектуры того времени. Сосуды, которые видел Никитин в
султанском дворце, — это черненые медные изделия с ин­
крустацией. По месту производства они стали известны на
всем Востоке под названием «бидри».
В черте городских стен находилась высокая стороже­
вая башня. Другая достопримечательность города — знаме­
нитая медресе Махмуда Гавана—при Никитине только
начала строиться. Окончена мечеть, согласно надписи,
в 877 г. хиджры, т. е. не позднее мая 1473 г. Дату же за­
кладки здания мы узнаем из хронограммы, сохраненной
местной хроникой15. 876 год, указанный ею, закончился
в июне 1472 г. Следовательно, произошло это во время
празднеств по возвращении Махмуда Гавана из похода на
Гоа, свидетелем которых был Никитин.
Многодневные празднества по случаю успешного окон­
чания этой войны подробно описаны в придворных хрони­
ках. Никитин дополняет их интересными деталями. Мы
узнаем об особо торжественной встрече, устроенной Мах­
муду Гавану. «И султан послал 10 възырев стретити его
за десять ковов, а в кове по 10 верст, а со всякым возырем
по 10 тысяч рати своей да по 10 слонов в доспесех» (25).
Как известно, чем знатнее были встречающие, чем мно­
гочисленнее сопровождавшие их войска и чем дальше от
города происходила встреча, тем почетнее она считалась.
Кроме триумфальной встречи, Никитин описывает и тор­
жественное шествие по городу. Путешественник не раз
видел пышные выезды султана и его двора, к их описанию
он возвращается в нескольких местах своих записок, но
этот выезд особо привлек его внимание. Сжато, несколь­
кими штрихами очертил Никитин картину богатого и пест­
рого шествия по улицам Бидара. «На баграм на бесерменьской выехал султан на теферичь, ино с ним 20 възырев
великых, да триста сл0нов наряженых в булатных в доспе­
сех, да с горотки, да и городкы окованы, да в гороткех по
92

6 человек в доспесех, да с пушками, да с пищалми; а на
великом слоне 12 человек» (24).
Перед султаном шел слуга с зонтом чхатра — символом
царской власти, за ним — отряд воинов и огромный слон,
никого не подпускавший к султану. «Да перед ним, — пи­
шет Афанасий Никитин о Мухаммеде III,— скачет кофар
пешь да играеть теремьцем, да за ним пеших много, да за
ним благой [злой] слон идеть, а весь в камке наряжен, да
обиваеть люди, да чепь у него велика железна во рте, да
обиваеть кони и люди, чтобы кто на султана не наступил
блиско» (24). Одежда Мухаммеда III усыпана рубинами,
на головном уборе — огромный алмаз, сам султан в бога*
том вооружении. «Да на султане, — рассказывает Ники­
тин, — ковтан весь сажен яхонты, да на шапке чичак олмаз великы, да сагадак золот со яхонты, да 3 сабли на
нем золотом окованы, да седло золото» (24). В процессии
вели верховых коней в богатом убранстве, музыканты еха­
ли на верблюдах и шли пешими, султана окружала свита,
жены, танцовщики. «Да коней простых (т. е. без всадни­
ков.— Л. С.) тысяча в снастех золотых, да верблюдов сто
с нагарами, да трубников 300, да плясцев 300, да ковре
300» (24).
За султаном следовал его брат, на золоченых носилках,
под бархатным балдахином с золотым навершием, укра­
шенным драгоценными камнями. Носилки несли пешие
слуги. «А брат султанов, — говорит Никитин, — тот сидит
на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да
маковица золота со яхонты, да несут его 20 человек» (24).
Наконец, следовал первый министр, завоеватель кня­
жеств Конкана и Гоа. Как и брат султана, Махмуд Гаван
восседал на золоченых носилках, только балдахин над ним
был шелковый. Везли его четыре коня. «А махтум, — пи­
шет Никитин, — сидит на кровати на золотой, да над ним
терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех, в снастех золотых..» И снова вели боевых коней, всю­
ду были певцы и плясуны, а вокруг шла стража. «Да около
людей его много множество, — продолжает Никитин, — да
пред ним певцы, да плясцев много, да все с голыми мечи,
да с саблями, да с щиты, да сулицами, да с копия, да с
лукы с прямыми с великими, да кони все в доспесех, да
сагадакы на них» (24).
Вправе ли мы утверждать, что в этой праздничной про­
цессии участвовал Махмуд Гаван и перед нами описание
93

©го триумфа после взятия Гоа? Комментаторы во мнениях
расходятся.
Дело в том, что в летописном тексте читается имя
«Махмут», а в Троицкой редакции «Хожения за три моря»
написано «махтум», что означает «господин», «государь»
В таком случае, не идет ли речь о бахманидском султане
Мухаммеде III? Подобную трактовку перевода (84) отра­
жает и одна из иллюстраций к изданию «Хожения» 1в. Во
главе процессии мы видим молодого султана со скрещен­
ными ногами, в парадных носилках, в которых по четырем
углам впряжены четыре коня, за ним теснятся слоны и
кони, на которых восседают везиры ... Однако сопоставле­
ние с текстом показывает, что Мухаммед III должен был
бы одновременно находиться и во главе и в конце про­
цессии: в одном обличии он расположился на носилках,
в другом —под ним «седло золото».
В легендах о Кришне этот пастуший бог обладает вол­
шебным даром — силой иллюзии создавать «дубли». Со­
зданные Кришной двойники его друзей-пастухов, которые
оказались замурованными в пещере, спокойно возвраща­
ются вместе со стадом в деревню, и никто не замечает
подмены. В другом сказании он множит свое собственное
воплощение, так что каждая из его подружек-пастушек,
ведя хоровод в ночь полнолуния, танцует с самим Криш­
ной. Однако Никитин рассказывает не легенды о Кришне,
а то, что видел собственными глазами. Так что в данном
случае невозможно отождествление «махтума» с султаном
Мухаммедом III.
Откуда же в таком случае появление в Троицком спи­
ске «Хожения» титула махдум? Случайная перестановка
букв переписчиком? Нет, оказывается, текст искажен в
летописной, а не Троицкой редакции. Хроника Али Таба
Табаи, не привлекавшаяся комментаторами «Хожения»,
сообщает, что среди прочих наград в связи со взятием Гоа
Махмуд Гаван получил еще один почетный титул, а имен­
но титул махдум17. Значит, это переписчик летописи пе­
реставил буквы, чтобы получить имя, ему знакомое.
Установив личность махдума, попробуем определить
время события, пользуясь календарными данными Никити­
на. Важность результата нетрудно оценить. Если это
удастся, мы получим уникальную возможность узнать —и
при том независимо от других источников — по крайней
мере одну абсолютную дату, содержащуюся в записках
94

Путешественника. Кроме того, мы сможем проверить даты
индийских хроник, которые расходятся между собой при
описании событий, свидетелем которых стал А фанасий
Никитин.
При описании пребывания в Индии Никитин не раз
упоминает один из главных праздников ислама — курбан
байрам, точное число дней до или после этого праздника.
П утеш ественник называет его такж е по-тюркски «улуг
байрам», т е большой праздник, в отличие от малого байрама, следующего за постом, приходящ имся на девятый
месяц лунной хиджры. Ж ивя среди мусульман, Никитин
не имел затруднений в определении срока праздника Од­
нако указан ия путеш ественника противоречивы К урбап
0айрам, свидетелем которого он стал в столице Бидар, на­
чался «в среду месяца маа» (22—23). Войска же Махмуда
Гавана, согласно Никитину, приш ли в Бидар на курбан
(байрам, «а по-русскому на петров день» (25) Петров
Д ен ь — праздник непереходящ ий — отмечался 29 июня
Д авая при издании в 1853 г Троицкого списка «Хоже­
ния» перевод текста на восточных язы ках, А. К. К азембек
заметил, что байрам приходится на последний день по­
следнего месяца мусульманского календаря «По словам
Нашего путеш ественника, — писал исследователь, — этот
праздник состоялся 29 июня» 18 Но ни профессор Казембек,
ни другой востоковед академик X. Д. Френ, комменти­
ровавший текст записок Никитина, содерж ащ ийся в Со­
фийской II летописи, не связы вали с датой этого перехо­
дящего мусульманского праздника определение года путе­
шествия По датировке И И Срезневского, шел 1470 год
Повторив справку К азембека о сроке курбан байрама,
И. П Минаев отнес свидетельство Никитина к следующе­
му году. Войска М ахмуда Гавана, по М инаеву, вернулись
из Гоа в июне 1471 г.
Позвольте, скаж ет читатель, это невозможно! Л ю бая
дата, отмечаемая по лунному календарю арабской хидж ­
ры, не может два раза подряд приходиться на один и тот
же день Л унны й год короче солнечного, и даты лунной
хиджры из года в год попадают на другие числа и месяцы
европейского календаря Если курбан байрам состоялся
29 июня, то это могло быть только в определенном году.
В пределах 1470 г последний месяц мусульманского
года, месяц зу-ль-хидж ж а, приходится на 874 г х и д ж р ы 19.
Данный год лунной хиджры не високосный, следовательно,
95

в последнем месяце 29, как обычно, а не 30 дней. Последни*й день этого года приходится на 29 июня. Значит, всетаки июнь, а не май? Между тем Никитин явно придавал
особое значение этой дате, написал, что был май, описал
положение трех созвездий, которые он наблюдал в это
время, отметил, что луна стояла полная три дня. Это един­
ственный случай в записках Никитина. Кто же прав?
А. К. Казембек ошибся. Курбан байрам празднуется
четыре дня, начиная с десятого числа месяца зу-ль-хиджжа. Кроме того, исследователь не вычислял срок праздни­
ка, а просто ссылку Никитина («петров день») перевел на
дату по юлианскому календарю. Поэтому и написал, что,
«по словам нашего путешественника», было 29 июня, а то,
что Никитин указывает, что встретил курбан байрам в мае,
вообще не привлекло внимания.
Выше говорилось об условности у Никитина сопостав­
ления мусульманских праздников с церковными праздни­
ками Руси. Это относится и к переходящим датам, связан­
ным с пасхой, и к непереходящим, таким, как покров или
петров день. «По приметам гадаю», говорит путешествен­
ник о сроке пасхи, рассчитывая, что он бывает ранее «бесерьменьскаго багрима за 9-ть день ли за 10 дни. А со
мною нет ничево, никакоя книгы, а книгы есмя взяли с
собою с Руси; ино коли мя пограбили, ини их взяли, и яз
позабыл веры хрестьяньскыя всея и праздников хрестианьских ... не ведаю» (20). А ведь праздники ислама, от­
мечаемые в странах, где путешественник провел столько
лет, подвижны в большей степени, чем пасха: они «обхо­
дят» весь год.
Указать правильное соотношение переходящих празд­
ников мусульманского и православного календарей путе­
шественник мог, только зная действительные сроки на­
ступления их в данном году
В 1470 г., когда Никитин, по Срезневскому, должен
был быть в Бидаре, курбан байрам приходился на 10—
13 июня, а в следующем, когда путешественнику надлежа­
ло находиться в Гулбарге, на 30 мая — 2 июня. Указание
на петров день как будто подходит к 1470 г., но противо­
речит указанию на «среду месяца мая», а также данным
индийских хроник о походе на Келну и Гоа: война еще
только началась.
Если Никитин отметил месяц и день недели первого
дня курбан байрама, то можно определить год, поскольку
96

праздник отмечают по лунной хиджре. Но такая интер­
претация свидетельства путешественника противоречит
как календарным данным, так и точному смыслу текста.
10 июня 1470 г. было воскресенье, 30 мая 1471 г. — четверг.
В 1469 г. курбан байрам начался в среду, но тогда был
июнь, и в этом году Никитин еще не мог быть в Бидаре.
При датировке И. И. Срезневского он должен быть там в
1470 г., но и тогда праздник приходился на июнь. А если
Никитин прибыл в Индию не в тот год, который считали,
и разница больше, чем один год? Вычислим, когда будет
следующий курбан байрам. 19 мая, во вторник, а в
1473 г. — 8 мая, в субботу. Повторение такого сочетания,
чтобы начало данного праздника приходилось на среду в
мае, возможно лишь на большом временном отрезке. Пред­
шествующая дата — 18 мая 1407 г.; на протяжении сле­
дующих 100 лет праздник несколько раз приходится на
май, но ни разу на среду в мае.
Путешественник употребляет названия различных дней
недели, а также слово «среда» как день поста. Но в дан­
ном случае он имел в виду не середину недели, считая с
воскресенья, а середину месяца. Перевод Н. С. Чаева го­
ворит о среде как дне недели (82). Перевод сделан с Тро­
ицкого списка «Хожения», и связанная с ним редакция
XVII "в. как бы подтверждает правильность перевода, по­
скольку там не только опущено признание о том, что путе­
шественник встретил пасху не в положенный срок, но и в
разбираемой фразе месяц опущен, и просто сказано «в среДУ» (62).
Между тем летописный текст «Хожения за три моря»
более полно и точно передает это место: «Месяца маиа
1 день велик день взял есми в Бедере в бесерменском в
Гундустане; а бесермена баграм взяли в середу месяца;
а заговел есми месяца априля 1 день» (43). Приведенные
выше расчеты показывают, что истолкование выражения
«в среду месяца маа» как в среду в мае не может быть
принято.
В таком случае отмеченный Никитиным день байрама
приходится на 1ft мая 1472 г. Несмотря на отсутствие чис­
ла и дня недели, дата отвечает признакам, зафиксирован­
ным путешественником. Следовательно, Никитин выехал
из Твери в 1468 г. и в Индии находился в 1471—1474 гг.
Согласуется ли это с летописной статьей и событиями,
отразившимися в описании путешествия?
4

Л, С, Семенов

97

Летописная статья, как оказалось, допускает различ­
ные толкования относительно того, когда посольство Ива­
на III выехало из Москвы в Шемаху. Датировка «за год»,
конечно, приблизительная, но в любом случае не противо­
речит тому, что Василий Папин отправился в Закавказье
не в 1466 г., а в 1468 г., однако не позднее, так как в
походе, состоявшемся через год после возвращения, был
убит.
Высказывалась догадка, что рукопигь Никитина спер­
ва была привезена вТверь, а затем сторонники Ивана III
переслали ее с оказией в Москву20. Это могло бы объяс­
нить двухлетний перерыв между обнаружением рукописи
летописцем в Москве и предполагаемой датой смерти пу­
тешественника. Можно было бы предположить также, что
по прибытии в Кафу Никитин был задержан, поскольку
генуэзские власти в связи с ложным обвинением конфиско­
вали товары русских купцов. Необходимость в догадках
отпадает, если Никитин приехал в Кафу осенью 1474 г.,
а в 1475 г. рукопись илвг ее копия была уже в руках мос­
ковского летописца.
Записки Афанасия1Никитина уже Карамзиным были
признаны как редкий и ценный источник по истории Ин­
дии, и интерес к ним растет. Они прочно вошли в совет­
скую и индийскую историографию. Свидетельства русского
путешественника использованы как в истории государ­
ства Бахманидов, так и в истории Гоа и государства Виджаянагар.
Однако точно установить время пребывания Никити­
на в Индии не удалось, и в зарубежной историографии су­
ществуют различные на этот счет датировки.
В хронологии по истории Индии Д. С. Триведа годом
приезда Никитина в Бидар считал 1392-й по индийскому
календарю Шака, т. е. 1470 г. П. М. Кемп указывает 1469 г.,
т. е. датировку И. И. Срезневского. К. А. Нилаканта Шастри пребывание Никитина в Индии относит к 1470—
1474 гг.21 Между тем русский путешественник провел в
стране лишь около трех лет. Английский исследователь
средневековой истории Декана, знакомый с хроникой Фериштэ и записками Афанасия Никитина, признал задачу
установить время приезда последнего в Индию крайне
трудной и едва ли разрешимой. Русский путешественник,
писал он, побывал в стране где-то в период между 1468 и
1474 гг.22
08

В Индии Никитин стал очевидцем столкновения двух
крупнейших в то время держав субконтинента. Находясь
на территории одного из них —государства Бахманидов,—
путешественник описывает несколько войн, которые вели
войска Мухаммеда III, одного из последних представите­
лей династии. Эти события описал Мухаммед Касим Фериштэ, индо-мусульманский историк, живший на рубеже
XVI—XVII вв. в Биджапуре и писавший на персидском
языке. История Фериштэ основана на придворных хрони­
ках, составленных его предшественниками — современни­
ками описываемых событий. Один из них — мулла Абдул
Керпм Сцндхи, состоявший на службе Махмуда Гавана,
фактического правителя государства в конце 50-х — нача­
ле 80-х годов XV в. Фериштэ датирует события по годам
хиджры, а также приводит традиционную местную дати­
ровку относительно сезона дождей. Никитин называет му­
сульманские праздники. Так что при всем разнообразии
приводимые в обоих источниках указания позволяют да­
тировать исторические события на уровне лет и времени
года, а иногда — месяцев и дней
По рассказу Фериштэ, в конце 1460-х — начале 1470-х
годов две войны были направлены против державы Виджаянагар и две — против другого индусского государст­
ва — Ориссы. Первая война была завершена в 1469—
1472 гг. завоеванием приморской области Келны и Гоа,
находившейся в зависимости от махараджи Виджаянагара. Никитин пишет, что осада одной крепости (речь идет
о Келне) продолжалась два года и войска торжественно
вернулись в столицу на курбан байрам. Войсками коман­
довал везир ходжа Махмуд Гаван. Называя его боярином,
путешественник пишет, что ведет он войны с индусами