Наталия Баженова
Кафе La Chance, или Рождественская сказка
Наконец-то Она в Париже. Она чувствовала себя легко и радостно, как всегда в этом удивительном городе. И, несмотря на ночной рейс, Она выспалась, так как обладала способностью еще до взлета засыпать в самолете. Ей повезло, когда подошла её очередь в ожидании такси в аэропорту Шарль-де-Голль, подъехал новенький мерседес черного цвета. Улыбчивый таксист взял её небольшой чемодан, положил в багажник и учтиво открыл заднюю дверь нового авто.
— Bonjour, Madame, — сказал он, сев за руль.
— Bonjour, — ответила Она, улыбаясь, 2, Rue Leonce Reynaut, s’ill vous plait.
— Oh, Un beau choix (прекрасный выбор), — отреагировал таксист.
И выбор действительно был прекрасным. Улица Леонса Рено находилась в районе проспекта Марсо, в пяти минутах ходьбы медленным шагом от авеню Георга V и моста Альма. Год назад Она уже останавливалась в этих чудесных апартаментах в 16 округе Парижа. Это была большая квартира с оборудованной бытовой техникой кухней, большой спальней и огромной ванной, с настоящим камином, над которым висело старинное, в резной раме зеркало. Высокие потолки украшала изысканная лепнина, а паркетный пол был выложен французской елочкой, панорамные окна с французскими чугунными балкончиками и из всех пяти окон, как на ладони, была видна самая красивая женщина в мире, Эйфелева башня, которую Она называла просто — Красавица. Когда Она впервые зашла в эту квартиру, то вслух сказала: «Это — квартира-мечта и я безумно хочу жить в такой же хотя бы в следующей жизни».
Месяц назад, в ноябре, Она, как обычно за последние семь лет, собиралась в Будапешт, чтобы впервые со дня похорон мужа прийти на его могилу, принести белые лилии, включить на своем айфоне Send Me an Angel группы Scorpions, а затем их же Wind of Chane, Sacrifice Элтона Джона и еще много любимых песен мужа. У неё была целая подборка для такого случая. Но и в этот раз, когда только и осталось, что нажать «оплатить билет» Она отменила заказ и набрала другой поиск на сайте Аэрофлота, и чтобы не передумать, быстро купила билет в Париж. Потом списалась с Никитой, хозяином квартиры в самом лучшем районе ею самого любимого города, его телефон Она сохранила с последней поездки, и забронировала апартаменты. «Париж — всегда хорошая идея», — подумала Она, вспомнив название недавно прочитанного романа Николя Барро.
Париж встретил её прекрасной погодой. В Москве было холодно и несколько дней шёл снег. Здесь же, несмотря на декабрь, и то, что Париж во всю готовился к Рождеству, ощущалась ранняя весна. Черный мерседес ехал мягко и быстро. Вдруг по радио зазвучала Send Me Angel и на словах Here I am на её глазах непроизвольно выступили слёзы. «Он опять подал знак», подумала Она. Последние семь лет Она чувствовала незримое присутствие и поддержку мужа постоянно. Именно поэтому Она боялась лететь в Будапешт на его могилу. Ей казалось, что тогда Она поверит, что его нет, и тогда Он оставит её навсегда.
Такси остановилось у классического парижского шестиэтажного дома, на углу которого горел зеленый крестик аптеки. Она рассчиталась с таксистом, дав ему сверху пять евро. Таксист помог ей донести чемодан, и вот Она уже стояла у высокой дубовой двери покрытой лаком, нажимая по памяти номер кода входа в подъезд так, как будто делала это каждый день, а не год назад. В тесном французском лифте Она поднялась на четвертый этаж. Никита, молодой элегантно одетый француз, прекрасно говоривший по-русски, ждал её. Как только Она зашла в квартиру-мечту, то ощутила, что находится дома. Хотя и виделись они с Никитой второй раз в жизни, за чашкой ароматного Kusmi tea они болтали, как старые знакомые. Через полчаса они вместе вышли из дома, и у аптеки Никиту окликнул немолодой француз в джинсах, теплой куртке и стильно завязанном дорогом шарфе. Никита заулыбался. Француз подошёл к ним и, на её удивление, поздоровался с ними по-русски и протянув руку Никите, сказал: «Никита, как ты? Рад видеть».
— Всё хорошо, Макс. Ты как?
— Стараюсь, — почему-то грустно, как ей показалось, ответил француз.
— Я записался на твою лекцию в Сорбонне, — сказал Никита и продолжил,
— А это — Наташа. Она остановилась в моей квартире на несколько дней, и Она из Москвы.
Русский француз протянул ей руку и представился: «Макс Марше».
— Наташа, — только и ответила Она, боясь рассмеяться, потому что именно так звали старого детского писателя из романа «Париж- всегда хорошая идея», только этот господин Марше был лет на двадцать моложе книжного.
— Наташа, какие у вас на сегодня планы? — продолжил Марше, обращаясь к ней. По-русски он говорил с приятным французским акцентом, ставя во многих словах ударение на последний слог.
— План один, — улыбаясь, ответила Она, — надышаться Парижем.
— Прекрасно, — удивленно произнес Марше.
— А не хотели бы сначала выпить чашечку кофе, составив мне компанию? Здесь недалеко есть маленькое кафе. О нём мало кто знает, но кофе там самый вкусный в Париже. И это я вам гарантирую.
— Bonne idée, Макс, avec plaisir (хорошая идея, с удовольствием).
Никита простился с ними, пожелав ей приятного отдыха. Максу сказал, что тот отлично выглядит и будет рад как-нибудь выпить с ним по бокальчику бургундского.
Она шла рядом с Максом и, как ни странно, совсем не смущалась.
«Хм, надышаться Парижем», — улыбаясь думал Марше.
То уютное кафе La Chance, в котором, как сказал Марше, был самый вкусный кофе в Париже, находилось совсем рядом. Они увидели один свободный столик и быстро его заняли. Официанты улыбались Максу. Было видно, что он здесь частый гость и ему искренне рады. Здесь под хиты Zaz француженки и французы мило беседовали, ели пирожные и пили кофе из красивых фарфоровых чашек. Тут Макс заметил в её глазах слёзы и обеспокоенно спросил: «Что-то не так?» Улыбнувшись, Она ответила, что всё хорошо и здесь чудесно. Не могла же Она ему сказать, что примерно через год, после смерти мужа, Она написала очередной стих, и он так и назывался — «Кафе La Chance». То было странное время. Где-то за полгода до того, как не стало мужа и года полтора после Она писала стихи. И не то чтобы Она хотела их писать, строки и темы приходили как-то сами собой, в независимости от времени суток и места. Она просто брала карандаш, тетрадь и записывала. Потом, правда, долго редактировала написанное. И вдруг, в один день, это состояние, ставшее уже привычным, исчезло. Но за это время Она успела написать порядка тридцати стихов и даже издать малюсенький сборник.
Макс что-то жестами показал официанту и уже через две минуты им принесли две чашки ароматного кофе. Сделав глоток, Она зажмурилась от удовольствия, взяла маленькое печенье, принесенное вместе с кофе, обмакнула в напиток, поднесла ко рту и опять зажмурилось. Марше улыбнулся и сделал то же самое. Макс рассчитался с гарсоном, они в один голос сказали довольному чаевыми официанту «аu revoir!» и вышли из кафе.
— Макс, спасибо вам. Начать дышать Парижем с кофе в таком атмосферном месте — это прекрасно. И кофе здесь действительно выше всех похвал. А мадленки просто восхитительные. Именно о таких, наверное, и писал Марсель Пруст.
«Неужели Она читала Пруста?» — думал он. Именно по анализу его семитомника «В поисках утраченного времени» у него была лекция в ближайшие дни в Сорбонне. Будто прочитав его вопрос, Она сказала, что Пруста не читала — слишком большое произведение, но фразу и смысл фразы «это-моя мадлен» знают не только в Париже, и что Кафе де Флёр меркнет с этим милейшим местом. Марше был польщен.
— Если я еще немного подышу Парижем вместе с вами, вы не будете против? — смущенно спросил он.
— Отлично! — улыбнулась Она и взяла его под руку.
Они спустились к берегу Сены и пошли по набережной в сторону площади Согласия. Она ловила себя на мысли, что ей не просто хорошо сегодня в Париже, где Она всегда в сто раз счастливее, чем где-либо, а ей как-то по-особенному тепло на душе. Он думал о том, как давно он вот так просто не гулял по родному городу. Макс первым нарушил затянувшееся молчание.
— Наташа, расскажите о себе. Чем занимаетесь?
Он понимал банальность вопроса, но как будто у него, профессора литературы, куда-то исчезли нужные слова. Что Она могла рассказать? Что родилась в небольшом провинциальном городе в небогатой семье, что её родители очень много работали, чтобы растить трех дочерей. Она была младшей. Много читала и из книг поняла, чтобы выбраться из глуши и бедности, ей нужно хорошо учиться. Закончила школу с золотой медалью, поступила в столичный университет, на последнем курсе вышла замуж за москвича-однокурсника, родила дочь. Отношения в её семье были стабильные и дружные, муж открыл свою компанию, зарабатывал неплохие деньги, Она много путешествовала. В одной из поездок познакомилась с женатым мужчиной, тот стал настойчиво ухаживать за ней, приглашать в дорогие рестораны, дарить огромные букеты цветов, влюбил её в себя. Это была страсть, та которая разрушает всё. Она развелась, тщетно надеясь, что женатый мужчина уйдет из семьи, и они будут жить вместе долго и счастливо. Это потом Она прочтет у Коко Шанель: «Страсть уходит, остается тоска, и, если вы объект чьей-то страсти, смело прыгайте из окна». И тогда, в тот эмоционально сложный период в её жизни появился Он- умный, успешный, внимательный иностранец-европеец. Он окружил её и её дочку заботой и вниманием, покупал продукты и качественные вещи, оплачивал счета, ремонтировал её машину, дарил цветы, но не огромные безвкусные букеты, а её любимые. Познакомил её с мамой, друзьями, коллегами. У могилы её мамы Он встал на колени и сказал: «Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ваша дочка и внучка были счастливыми». По утрам, за несколько минут до того, когда Она проснется, варил ей кофе и приносил в постель в чашечке из тончайшего фарфора, которую Она бережно хранит, гладил её платья, мыл ей голову, готовил ужин. Она периодически плакала и звонила тому женатому мужчине, а иногда даже ездила к нему на свидания. В его стране состоялись выборы, и к власти пришел другой президент. Ему пришлось покинуть Россию вместе с другими работниками посольства. Он звал её с собой, но Она боялась оставить дочь-студентку, работу. Они стали жить на две страны. И вот, когда Она наконец-то задумалась о переезде к нему, у него случился второй инфаркт. И только потом, после его смерти, Она поняла, что эта и была Настоящая Большая Любовь. «Нужно ли это знать кому-то?», — думала Она. Поэтому на вопрос Макса рассказать о себе была немногословна и сказала: «Я живу и работаю в Москве, в большом холдинге, в отделе персонала».
— Какие у вас планы в Париже? Ну, кроме надышаться им.
— Планы в Париже? Планы — капризная вещь. Вот сегодня, например, я так хотела попасть на Травиату в Гранд Опера, но, увы.
— Вы любите оперу? — спросил он.
— Да, или это безнадежно старомодно?
Он ничего не ответил.
— Вы знаете, — улыбаясь, сказал он. Я так давно не дышал Парижем.
Макс ждал, что Она спросит, чем занимается он, но Она молчала. Они остановились около уличного артиста, который играл на аккордеоне и пел Sous le ceil de Paris, подражая великой Пиаф. Артист был профессионалом, и вокруг него столпилось много туристов, которые подпевали исполнителю, а некоторые даже пританцовывали.
— Мне нужно сделать короткий звонок — сказал Макс.
— Bien sur (конечно)! — ответила Она.
— Вы только не убегайте — добавил он.
— А надо? — улыбаясь, спросила Она.
Макс поймал себя на том, что ему нравится её улыбка. Он позвонил, а потом еще несколько минут смотрел на нее, изучая. «Сколько же ей лет?» — думал он. На вид больше сорока пяти. Изящная, не красавица, но милая, ухоженная, с голубыми улыбающимися, но грустными глазами. Грусть придает им неподражаемую глубину. Русые волосы до плеч. Одета стильно, но не броско. Идеальный маникюр, нежный запах духов с нотками османтуса. Он подошёл, аккуратно взял за руку, и они пошли дальше. Пройдя мимо Фонтанов Морей и Рек, мимо Луксорского обелиска, они остановились на площади Конкорд, где рядом с колесом обозрения возвышалась гигантская ель, украшенная яркими гирляндами, узорчатыми шарами и красивыми игрушками. Они вошли в Тюильри, присели на скамейку около пруда. У него зазвонил телефон. Он тут же ответил, как будто только и делал, что ждал этого звонка. «Да Рульф, — взволновано сказал он по-французски, — спасибо, ты прелесть». Жена, подумала Она, или любовница.
— Наташа, нам пора идти, — не скрывая восторга, сказал он.
— Вы можете идти, Макс, а я еще поброжу. Спасибо вам за время, уделенное мне.
— Нет, вы ничего не понимаете. Мы сегодня идем на Травиату. Звонила моя секретарша, ей удалось достать нам билеты. А до этого нам надо где-нибудь поесть, чтобы не умереть вместе с Виолеттой Валери, но только от голода.
Глаза её заискрились.
— Вас правда зовут Макс, не Маг?
И он заулыбался. Они быстрым шагом вернулись на Леонс Рено.
— Вам хватит тридцати минут, чтобы переодеться? Встречаемся у аптеки.
— Постараюсь, — послушно сказала Она.
Она поднялась к себе, быстро приняла душ, надела черное длинное платье, которое купила давно на оперу Верди Симон Бокканегра с Пласидо Доминго в Ла Скала и которое, не зная почему, положила в чемодан в самый последний момент, поправила макияж, уложила волосы в гладкий низкий пучок, освежила духи, надела любимый, когда-то подаренный мужем, легкий, но невероятно теплый и комфортный соболиный полушубок, ботильоны на небольшом каблуке, взяла сумочку и, не дожидаясь лифта, по лестнице выбежала на улицу. Макс уже ждал её. В дорогом синем костюме и такого же цвета кашемировым пальто он показался ей старше, чем в джинсах и куртке. Они подошли к стоянке такси. Макс открыл перед ней дверь и помог сесть на заднее сиденье черного мерседеса. Ей на минуту показалось, что за рулем был тот же водитель, что вез её из аэропорта. Макс сел рядом, совсем близко от нее. Они проехали по Елисейским полям. Главный рождественский проспект Парижа превратился в волшебную улицу с огнями, праздничными иллюминациями и многочисленными рождественскими инсталляциями. Вскоре такси остановилось у красивого старинного особняка. Они прошли через арку и оказались у дверей роскошного ресторана. Хостес, высокий стройный француз, провел их к столику у камина. Она была смущена и скована, так как после смерти мужа ни разу не была в ресторанах такого уровня. Осмотревшись по сторонам, Она убедилась, что дамы были одеты дорого, но не в брендовые вещи последних коллекций и не в бриллиантах в несколько карат, Она стала чувствовать себя увереннее. К ним подошёл вышколенный официант. Макс заказал бутылку Боланже. Она улыбнулась.
— Простите, — спохватился Марше. Вы любите Боланже?
Она, почти смеясь, ответила: «Можно я отвечу на этот вопрос позже, когда попробую». Она вспомнила, как прочитала у Барро: кто не пил Боланже, тот прожил жизнь зря.
— Я люблю это место, хотя здесь и не был уже лет сто.
— Сколько же Вам лет, Макс, сто сорок? Сто пятьдесят? Выглядите вы явно моложе.
— Я родился в Париже 31 мая 1957 года.
— Это что, шутка такая? — прошептала Она испуганно. Ведь эта была дата рождения её мужа, день в день. Макс не понял, почему дата его рождения должна быть шуткой, но ничего не сказал. А Она уже громче добавила: «Вы в прекрасной форме».
Официант принес шампанское, изящно откупорил бутылку и разлил дорогой напиток в высокие хрустальные фужеры.
— За Париж, — сказал Макс, поднимая бокал.
Она в который раз за день улыбнулась и подумала: если он попросил её сказать тост, Она бы сказала тоже самое: «За Париж!» Прежде чем сделать глоток, Она загадала желание, как делала всегда пред тем, если что-то пробовала впервые. Шампанское было на удивление мягким, но крепким и через некоторое время Она окончательно расслабилась. Принесли основное меню и теперь уже Макс, соблюдая все правила этикета, спросил ее, что Она предпочитает. Она ответила просто, что после выбора шампанского полностью доверяет его вкусу. Он заказал крабовый суп, утку в малиновом соусе, кофе и крем-брюле. Подача и вкус блюд были изумительными. Когда принесли счет, Она сказала: «Я хочу поучаствовать». Он нежно взял её руку и строго произнес: «Я прошу никогда не обижать меня подобными заявлениями. Я мужчина. И давайте не возвращаться больше к этой теме, когда вы со мной». Она обомлела и тихо прошептала: «Простите, Макс, я не хотела Вас обидеть. Спасибо за чудесный ужин».
Они вышли из ресторана. Уже стемнело. Париж засверкал разноцветными огнями и новогодними гирляндами. Ресторан оказался всего в пяти минутах от Оперы Гарнье. На парадной лестнице, в фойе и в театральном зале Она ловила себя на мысли, что ни в Большом театре, ни в Ла Скала, ни в Венской опере не было настолько величественно. «Это ПАРИЖ», — подумала Она. Просто Она была влюблена в Париж много лет назад и навсегда. А в Гарнье всё произведение высшего искусства. Парадная лестница выложена мрамором разных цветов. Внизу лестницы стоят две бронзовые скульптуры из четырёх женских фигур, держащих светильники. Театральные фойе — место прогулок зрителей во время антракта, где игра зеркал и окон визуально придаёт галерее ещё больший простор. В центре фойе, возле одного из тех окон, откуда открывается вид на Оперный проспект до самого
Лувра, установлен бюст Шарля Гарнье. Красно-золотой зрительный зал, выполненный в форме подковы, освещён огромной хрустальной люстрой. Она, как завороженная, рассматривала плафон, расписанный
Марком Шагалом. Рульф не просто чудесным образом достала билеты на оперу, их места были в середине восьмого ряда партера. С первых арий опера захватили их.
— Это шедевр, — сказал он, выходя из театра.
— Спасибо, Маг.
— Вам спасибо. Без вас я вряд ли бы сюда попал еще лет сто. А ведь раньше я здесь был почти на всех премьерах.
— Так вы бессмертный Маг, если рассчитывали прожить еще сто лет и сходить на оперу.
Он рассказал ей, как впервые попал на оперу в девять лет с мамой, и что в конце последнего акта «Тоски» мама плакала, а он крепко спал. После этого «Тоску» он слушал много раз, и не только в Париже, но к сожалению, уже без мамы. И каждый раз опера Пуччини звучала для него по-новому. Она, в свою очередь, рассказала, как будучи ученицей старших классов, получив в подарок билет на «Аиду» сбежала в первый же антракт, сказав, что эта Монсеррат Кабалье слишком толстая для Аиды. И как потом ей так и больше не удалось попасть на оперу с участием великой оперной дивы, как бы Она не старалась, ни за какие деньги.
Они не заметили, как подошли к дому.
— Какие у вас планы на завтра?
— Завтра я уезжаю.
— Как? Уже? — растерянно спросил Макс.
— Я завтра еду в Довиль и вечером вернусь.
— Вы не будете и завтра против моей компании?
— У меня только один билет на поезд, я рано уезжаю с Сан-Лазара.
— Мы поедем на моей машине. И я вас буду ждать в восемь у аптеки.
Она засмеялась.
— Вы против? — растерянно промолвил Марше.
— Что Вы, Макс. я очень рада! Просто место наших с вами встреч звучит крайне «романтично». Кто-то встречается у фонтана, кто-то у часов, кто-то у моста. Мы же встречаемся уже не первый раз у аптеки. Это — наше с вами эксклюзивное место встречи. Они рассмеялись, обменялись телефонами, он поцеловал её в щеку и сказал на ухо: «Спокойной ночи». Она ответила ему: Boone nuit и пошла к себе. Через некоторое время Она получила от него сообщение: «Спасибо, что позволили мне сегодня дышать Парижем рядом с Вами». Она улыбнулась, подмигнула Красавице, послала ей воздушный поцелуй, приняла душ и мгновенно уснула. Макс же, напротив, долго не мог уснуть. Он вспоминал каждые эпизоды прошедшего дня. Ему давно не было так хорошо и легко за стенами своей квартиры. После смерти жены, а затем и матери, он сократил своё общение с внешним миром. За полгода он одолел все семь томов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» и стал одним из лучших экспертов в стране, да и за рубежом по самому грандиозному произведению французской литературы. Затем быстро и легко прочитал «Войну и мир» на французском и английском языках. По сравнению с Прустом, роман Толстого ему показался брошюрой. И теперь он читал лекции по великим французскому и русскому произведениям в Сорбонне. После лекций он спешил домой, слушал музыку и читал. Друзья пытались познакомить его с дамами его возраста и даже студентками. Он же прекрасно знал, что встретить родного человека крайне сложно, а ему другого было не нужно. Два года назад он начал бегать по утрам. Сначала через мост Альма он пересекал Сену, бежал по набережной Бранли, пробегал мимо Эйфелевой башни, дальше через мост Йена и по Нью-Йоркскому проспекту возвращался домой. И только сегодня он понял, что за эти два года, пробегая каждое утро не менее семи километров, он не замечал никого и ничего. И лишь сегодня он ощутил, как ему несказанно повезло, что он живет в Париже и как этот город по-прежнему красив. Он подошёл к окну, посмотрел на Эйфелеву башню, на которую уже давно не обращал внимание и улыбнулся. Когда утром прозвенел будильник, ему казалось, что он только уснул, но он быстро встал, принял душ, выпил две чашки кофе и уже без четверти восемь ждал её у аптеки. В восемь часов Она вышла из своего подъезда выспавшаяся и счастливая.
— Доброе утро! Как дела? Ты не голодна? У тебя есть еда? — без остановки выпалил Макс.
— Bonjour! Très bien! Я позавтракала и очень рада, что мы уже на ты, — улыбаясь, ответила Она.
Они подошли к припаркованному недалеко от аптеки джипу. Он открыл ей дверь, помог сесть и только когда удостоверился, что ей удобно, сел за руль и включил музыку. Зазвучала Send Me an Angel. От неожиданности Она вздрогнула, этого он не смог ни заметить и сказал: «Это моя любимая песня, и я не стесняюсь выглядеть старомодным».
Он спросил не будет ли Она против, если они по дороге заедут в милейший городок Онфлёр. Там можно немного погулять и вкусно перекусить.
— Я знаю об этом городе. Я всегда мечтала в нём побывать, — воскликнула Она, и это была чистейшая правда.
Утренний Париж был прекрасен и обещал хорошую погоду. Машин было немного, и они очень быстро добрались до скоростного шоссе.
— Я как-то долго не мог заснуть, — сказал Макс.
— Хочешь, я сяду за руль, а ты поспишь? Водительские права у меня с собой.
— Нет, я не хочу спать, просто вчера был очень хороший день.
— Макс, расскажи о своей маме. Какая она была? Вчера ты о ней вскользь упомянул, но даже несколько слов о ней ты произнес с такой любовью.
Он в очередной раз был поражен этой женщиной. Еще никогда и никто не просил его рассказать о матери. Его расспрашивали о жене, любовницах, сыне, внуках, друзьях, но вот о матери впервые.
«Мою мать звали Марией. Она русская балерина», — сухо начал он. Но потом с каждым новым предложением его голос звучал мягче и добрее. Он рассказал, как она читала ему сказки Пушкина на русском языке, что именно она привила ему любовь к литературе, как он гордился ей, когда она выступала на сцене, как он хранит её изящные, но протертые до дыр пуанты, какой красивой и доброй женщиной она была, как любил её отец и как она боготворила мужа. Как тихо она ушла всего через год после смерти жены Макса. Он рассказал, что редко бывает на её могиле, потому что до сих пор не верит, что её больше нет.
— Я не была на могиле мужа со дня похорон, потому что тоже не верю — тихо сказала Она.
Так незаметно они доехали до маленького рыбацкого городка. Онфлёр- маленький портовый город численностью всего семь тысяч человек. Находится он в месте впадения Сены в Ла-Манш. Они оставили машину у церкви Святой Екатерины, построенную в 15 веке кораблестроителями, поэтому деревянная постройка больше напоминает корабль, чем церковь. Спустились к живописной гавани. Деревянная архитектура, мощенные тротуары, дома причудливой формы. Создалось впечатление что время здесь остановилось, и они оказались в средневековье. Ей вспомнилось, что Клод Моне говорил, что красота Онфлёра сводит с ума. И еще кто-то сказал, что этот уютный городок-произведение искусства и самый яркий сон. И действительно, всё было похоже на сон. Они дошли до ботанического сада Naturospace и оказались в экваториальном лесу, где свободно летали редкие птицы с кружевными гребнями, разноцветные попугаи, бабочки небывалой красоты, пьющие апельсиновый сок прямо с пальца человека. Дальше они попали в парк знаменитостей, где среди обилия цветов и зелени, среди бюстов творческих людей расположилась скульптура тургеневской Муму. Собачка осталась жива, но приобрела хвост русалки. Онемевшая от увиденной красоты, Она долго не могла прийти в себя и молчала. И только когда они оказались в кафе на набережной, когда Она вдохнула запах ароматного кофе и свежеиспеченного хлеба, то пришла в себя и спросила: «Всё что я видела, было реальным?» Он обнял её, поцеловал в лоб и тихо сказал: «У меня было точно такое же состояние, когда меня сюда впервые привезла мама». Принесли горячий багет, рыбу, салат. Всё было так вкусно, и ей казалось, что здесь пахнет особенным счастьем.
Через час они уже подъезжали к Довилю-Трувилю. Они оставили джип на стоянке железнодорожного вокзала. И здесь уже как в сказке: кому что надо. Налево пойдешь — попадёшь в гламурный Довиль, направо — в демократичный Трувиль. Но оба городка одинаково милые и притягательные. Они дошли до известного отеля Normandy, где великий Клод Лелуш снимал «Мужчину и женщину» в далеком 1966 году. Но этот фильм до сих пор считается одним из лучших фильмов о любви. Она включила на своем айфоне сентиментальную Историю Любви Франсиса Лэя из этого фильма. Он взял её за руку, и они долго гуляли по набережной Довиля, вдоль пляжа с разноцветными зонтиками и кабинками для переодевания с именами голливудских звезд. Через пару часов они вернулись к вокзалу и направились в Трувиль. Погода в этот день стояла совсем не зимняя. Светило солнце, ветра почти не было. Трувиль менее аристократичен, чем Довиль, но более живой и от этого очень притягательный. У знаменитого рыбного рынка Le Marche Aux Poissons было шумно и многолюдно. Океанические великолепия художественно красовались на многочисленных прилавках рынка. За высокими деревянными столиками французы и туристы пили вино и наслаждались свежайшими морепродуктами. Здесь царило веселье. Они сели за свободный столик, заказали бутылку легкого белого вина, дюжину устриц, синего бретонского омара. От свежего воздуха и домашнего французского вина щеки её порозовели, голубые глаза сияли, и с лица не исчезала улыбка. Макс продолжал рассказывать о своем детстве, родителях. Она внимательно слушала его, понимая, что эти воспоминания сейчас ему очень нужны, больше чем ей. Солнце начало садиться, переливаясь в водах Ла-Манша золотыми красками. Огромные чайки важно разгуливали у кромки воды. Рынок почти опустел. Они, тоже не торопясь, побрели к машине. Трасса до Парижа была почти пустой. В машине играла классическая музыка. Она закрыла глаза и уснула. Макс накрыл её пушистым пледом, сделал радио тише, взял её руку в свою, а левой рукой умело вел автомобиль. Более гармоничного дня Макс уже не помнил несколько лет. Она открыла глаза и увидела зеленый крестик аптеки.
Он выключил мотор джипа, сказал, что ему надо поставить машину на стоянку, и что утром он
приглашает её к себе на завтрак. Адрес пришлёт ей чуть позже на вотцапп. Марше помог ей выйти из машины, обнял, поцеловал в щеку и пожелал спокойной ночи. Она поднялась к себе в квартиру, быстро разделась, налила горячую ванну и с бокалом розового шампанского долго лежала, возвращаясь к событиям прошедшего дня. Рядом телефон сообщил, что он ждет её завтра в девять и указал адрес. Она ответила: мерси. Теперь Она долго не могла уснуть. События двух последних дней были больше похоже на сон из Онфлёра, чем на реальность.
Утром Она вышла на улицу. Часто приезжая в Париж, Она просыпалась до рассвета, брала бумажный стаканчик с кофе и шла в парк Тюильри. Садилась на стульчик у пруда и встречая рассвет, завороженно смотрела, как солнце медленно поднимается над Лувром, освещая парк, Орсе и Красавицу. Но сегодня небо затянули облака, предвещая пасмурную погоду. На улице, несмотря на ранний час, было многолюдно. Была суббота и неподалеку уже вовсю работал фермерский рынок Marche Du Pont De L'ALMA. Он считается одним из лучших фермерских рынков Парижа. Производители из всей Франции приезжают сюда, чтобы продать свои домашние паштеты, колбасу, сыры, хлеб, вино, фрукты. Рыботорговцы здесь тоже особенные, их прилавки украшают устрицы, омары, крабы, привезенные прямо с побережья Бретани. А овощной киоск Джоэля Тибо снабжает лучшие рестораны города. Рынок поражал разнообразием, чистотой и качественной продукцией. Не зря говорят, что французские фермеры, повара, кондитеры, модельеры прежде всего ориентированы не на прибыль, а на качество. Всё, что они ни делают, они стараются довести до совершенства, чтобы по праву гордиться делом своей жизни. Она купила два вида изумительного сыра, немного паштета, колбасы с трюфелем, горячий багет и ароматную вкуснейшую клубнику. В девять часов она уже стояла у подъезда Макса. Квартира Макса располагалась в том же доме, где остановилась Она, но в другом крыле. Набрав код входа в подъезд, указанный Максом в сообщении, Она оказалась в огромной холе. За мраморной стойкой высокий чернокожий с белоснежной улыбкой консьерж разговаривал по телефону. Ей показалось, что он звонит Марше, докладывая о её приходе. Через минуту Она уже поднималась в лифте с улыбающимся консьержем на последний этаж. Дубовая высокая дверь с табличкой Monsieur Marchais была открыта, и на пороге стоял улыбающийся Макс в белой футболке и спортивных брюках. Она вошла в квартиру с высокими потолками, панорамными окнами. Квартира поражала своей белизной и светом, обилием книг, картин и фотографий. В гостиной у камина был накрыт стол. В кресле у окна с видом на Красавицу рядом с шотландским пледом лежал маленький томик Бродского на русском языке. Она подошла к камину и стала рассматривать фотографии. Макс пригласил её к столу, принес из кухни кофейник со свежесваренным кофе, горячие креп-сюзетты, которые сам приготовил, свежий хлеб, паштет, сыр и фрукты. Она немного рассказала ему о себе, о муже, как Он умер абсолютно внезапно во сне от инфаркта, о дочке и её семье, о том, что живет одна в небольшой квартире, о своей работе. Он рассказал о жене, которая уходила долго и тяжело болея раком, что мама, видя переживания и боль близких за Ванессу, жену Макса, скрывала, что тоже больна неизлечимой болезнью почти до последних дней. И к её уходу они были совсем не готовы, особенно отец. Рассказал о сыне и внуках-близнецах. Она внимательно слушала, поражаясь его богатой русской лексикой.
— У меня в двенадцать тридцать лекция в Сорбонне. Обычно по субботам у меня выходной, но эта лекция для преподавателей европейских университетов была запланирована полгода назад. Я освобожусь до трёх и приглашаю тебя на обед, — посмотрев на часы, сказал Макс.
— А мне нужно сделать небольшой шоппинг. Ночью в 00.30 у меня самолёт в Москву.
Он замер от неожиданности.
— Как уже?
— Да, в понедельник мне на работу.
Марше переоделся. В сером деловом костюме и очках без оправы он был похож на типичного профессора или ученого.
Макс довез её до Галереи Лафайет, а сам поехал в латинский квартал в Сорбонну, где уже почти тридцать лет преподавал французскую и зарубежную литературу, где много лет преподавал математику его отец, где Макс познакомился со своей женой, где преподает его сын, который пошёл по стопам деда.
Галерея Лафайет перед Рождеством особенная, магическая. Её называют местом, где в Париже начинается Рождество. Изумительные, завораживающие инсталляции в витринах известнейшего в Париже, да и во всем мире универмага можно рассматривать часами. И это отдельная сказка. В центре универмага ёлка, которая неизменно удивляет своим роскошным декором и гигантскими размерами. Зарядившись предновогодним настроением от сказочных витрин и поражающей воображение елки, Она стала бродить по бутикам галереи, выбирая подарки для близких. Когда подарки родным и друзьям были куплены, завернуты в красивую рождественскую бумагу, её внимание привлекла витрина Лора Пиано. Много лет Она предпочитала одежду черного цвета. В ней Она чувствовала себя уверенной и защищенной. Но когда она увидела белый премиального качества кашемировый свитер на манекене бутика, ей в первые за последние годы захотелось почувствовать себя слабой женщиной в чем-то белом и уютном. Она посмотрела на ценник свитера и ахнула. Но через пять минут Она уже стояла у кассы Лора Пиано, чтобы купить и себе новогодний подарок. Девушка на кассе сообщила, что точно такой же свитер есть и в мужской коллекции, и только сегодня при покупке двух вещей скидка сорок процентов на всю покупку. Она попросила завернуть и мужской свитер в подарочную бумагу.
В четыре часа Макс ждал её у аптеки. Они спустились к набережной. В ресторане Chez francis Paris, как обычно, все столики были заняты, но Макс заранее забронировал столик с видом на Красавицу. Они заказали Ruinart Rose, устрицы, тартар из сибаса, ризотто с морепродуктами. Она произнесла тост «За Париж!» Он сказал с грустью, что последние три дня он наконец-то Жил. Они вышли на набережную. Макс взял её за руку. Они дошли до Красавицы. Бесконечная толпа туристов стояла у кассы. Но у Макса оказался волшебный пропуск профессора Сорбонны, который позволил им уже через десять минут любоваться любимым городом с третьего этажа Эйфелевой башни. С высоты почти триста метров открывался потрясающий вид на вечерний, бесконечно красивый и элегантный Париж. Все улицы и переулки были наполнены ярким светом. Но ветер здесь был такой силы, что Она еле держалась на ногах. Он обнял её сзади за плечи, прижал к себе. Она чувствовала его ровное дыхание и запах знакомых до боли Creed Aventus. Они молча стояли, глядя на любимый город. Макс, нарушив молчание, протянул руку, сказал: «А там наш дом». Она хотела сказать, что её дом за две с половиной тысячи километров отсюда, но промолчала. На такси они вернулись к эксклюзивному месту их встреч и договорились встретиться здесь же через час, чтобы поехать в аэропорт на джипе Макса. Когда Она вышла из подъезда с чемоданом и подарочным пакетом, Макс ждал её с большой, тщательно упакованной коробкой в руках.
— Это тебе подарок! Но у меня к тебе огромная просьба: открой его, пожалуйста, только когда приедешь домой, не раньше.
— Обещаю, — улыбаясь, ответила Она, протянула ему пакет и добавила, — А это тебе мой подарок. И спасибо за Париж, за Оперу, Онфлёр, Довиль, Трувиль, ужины и завтрак в твоей прекрасной квартире, за Красавицу и отдельное за кофе в La Chance.
Голос её дрожал, слезы подступили к горлу. «Это — конец» — думала она. До аэропорта они ехали молча. Он одной рукой вел джип, а второй крепко сжимал её руку в своей. В машине тихо звучал второй концерт Рахманинова. Марше казался грустным и растерянным, перепутал терминалы, поэтому Она чуть не опоздала на самолет. Расставание было коротким, скомканным, суетливым. В самолет Она вошла последней, заняла свое место, пристегнулась и через пять минут уже спала.
Дома Она открыла подаренную им большую коробку. В ней были французские продукты: сыры, паштеты, колбасы, фуагра, сладости и ручной работы французский Дед Мороз Пер Ноэль. А сверху лежал конверт, а конверте билет бизнес-класса в Париж на Рождество, (данные её паспорта ему любезно дал Никита) и записка: «Уже скучаю. И буду ждать тебя в аэропорту». Она еще раз прочла записку Макса и заплакала. От избытка эмоций Она не находила нужных слов и отправила ему короткое сообщение: «Макс, спасибо! Я дома». Он несколько раз перечитал её сообщение. В нем не было ни скучаю, ни я, обязательно, приеду. «И что значит «Я дома?» гадал он. Ведь и так понятно, если Она открыла коробку или «Я дома» — это значит, что новогодние праздники Она будет дома со своими близкими, — обеспокоенно думал Марше.
В Париже лил дождь, а Москву занесло снегом.
Макс съездил на кладбище, положил на могилы жене и маме их любимые цветы: желтые розы Ванессе и разноцветные ранункулюсы маме. Прочитал несколько лекций в Сорбонне. После лекций он бродил по магазинам и рождественским ярмаркам в поисках подарков сыну, жене сына, внукам, отцу, друзьям. Для неё в бутике Шанель он купил легендарную сумочку 2.55, точно такую же его отец подарил маме в день их свадьбы. Только теперь Макс осознал, что последние шесть лет не только не праздновал Рождество, но и никого не поздравлял с когда-то самым любимым праздником. В предпраздничной суете он потерял ключи от квартиры и попросил консьержа поставить ему новый замок. За неделю до Рождества Макс долго выбирал елку на елочном базаре, принес из кладовки огромную коробку с новогодними игрушками и под «Рождественскую сказку» с Катрин Денев украсил елку.
Её тоже захватила предновогодняя суета. Годовой отчет, бюджет на следующий год, корпоратив. В Москве почти каждый день шел снег, от чего бесконечные пробки на дорогах стали еще длиннее. Она тоже нарядила елку, украсила квартиру. В книжном магазине почему-то купила двухтомник Бродского, вспомнив маленький сборничек в кресле Макса.
Они переписывались и созванивались почти ежедневно, но ни разу в разговорах и сообщениях не поднимали тему предстоящей поездки.
«Не приедет, — думал он. — У неё в Москве другая личная жизнь».
«Передумал, — думала она. — Испугался, поторопился и теперь жалеет».
За два дня до Рождества Макс и вовсе исчез. Не звонил, не писал, не отвечал на её сообщения. Она набрала его номер, но Макс не ответил и не перезвонил.
За два дня до Рождества в час ночи Макса разбудил телефонный звонок. Звонила Марта, домработница отца. Она плакала и просила, чтобы Макс скорее приезжал, что месье Марше стало плохо, врач едет, но она боится, что отец не доживет до утра. Макс быстро оделся. И в самый последний момент положил в дорожную сумку белый свитер, её подарок, приготовленный им на Рождество. Было темно, но дорога до Биарриц была сухой и свободной. До Биарриц он доехал за пять часов. И только подъезжая к дому отца, где Марше-отец уединился после смерти мамы, Макс обнаружил, что забыл дома мобильный телефон. В их летнем домике на проспекте Шато ничего не менялось уже несколько лет. Время здесь как — будто остановилось. Идеальная чистота, везде фото мамы, в вазах свежие ранункулюсы. И ничто не говорило, что скоро главный праздник года. Отец так и не смог оправиться после смерти жены. Он уединился здесь, где Макс с родителями отдыхал каждое лето в детстве, а потом уже с женой, сыном и семьей сына. Марше старший часами гулял по набережной, ужинал в ресторане Palais Biarritz, где за пять дней до смерти Марии они ужинали вместе, где она впервые ему рассказала о своей смертельной болезни и, несмотря на уже постоянные нестерпимые боли, улыбалась и шутила. Возвращаясь домой после ужина, Марше-старший бесконечно смотрел записи выступлений жены и засыпал прямо в гостиной на диване перед телевизором. Он мало общался с сыном, внуком и правнуками, да и вообще с людьми. Максу только год назад удалось уговорить отца, чтобы в доме жила Марта. Марта убирала, готовила еду, следила, чтобы отец вовремя принимал лекарства и посещал врача. Марта встретила Макса у крыльца и сообщила, что у отца сейчас доктор. Через полчаса доктор Преваль вышел из спальни отца, поздоровался с Максом, поблагодарил Марту за своевременно оказанную первую помочь отцу и сообщил, что Марше-старшему лучше — кризис миновал, что сейчас его желательно не беспокоить, — он спит.
Макс очень переживал, что не может связаться с ней. Наизусть номер её телефона он не помнил. Он хотел попросить сына заехать в его квартиру, чтобы тот продиктовал её номер из телефона Макса, но вспомнил, что так и не передал сыну ключи от нового замка.
Отец проснулся ближе к вечеру, ему было намного лучше, позвал Макса. Старший Марше очень сдал за последний год. Морщины у глаз стали глубже, длинные, когда-то подчеркивающие его аристократичность пальцы рук дрожали, еще густые волосы стали совсем седыми. Он взглянул на сына и сказал: «Сын, выглядишь усталым, похудел, но что-то в тебе изменилось. Ты случайно не влюбился?» Макс рассказал ему о трех днях с Наташей. Рассказал о своем подарке ей, что так надеялся, что Она приедет. А Она ответила: «Спасибо. Я дома». Что Она так и не сказала ему, что приедет на Рождество к нему в Париж. И вероятнее всего, её «Я дома» означают, что Она не приедет, а будет дома на Рождество и Новый год со своими близкими, может быть даже с другим мужчиной. Он ведь совсем мало знал о ней. Отец внимательно слушал его.
— Сын, езжай в аэропорт. Её «спасибо, и я дома» только и значат, что она доехала, открыла твой подарок и благодарит тебя за него. А ты за это время говорил, что ждёшь её?
— Нет.
— Возможно, Она решила, что ты передумал, испугался. Я тоже не сразу правильно понимал Марию. Французы и русские немного разные, да и русский язык сложный и многослойный.
Макс посмотрел на часы. До прилета самолета оставалось десять часов, и он обязательно успеет. Отец встал с кровати, медленно подошел к столу, вынул из вазы свежий букет ранункулюсов и протянул Максу.
— Это Наташе. И я жду вас на Новый год здесь. Было бы здорово если, и внук приехал со своей семьей. За меня не беспокойся, я даже сегодня же куплю елку и украшу дом по такому случаю. Марта мне поможет и приготовит праздничный ужин.
Макс ехал быстро, иногда превышая скорость. За несколько километров до Бордо начался дождь, а ближе к Парижу пошел мокрый снег. Дорога обледенела. Пришлось резко снизить скорость. На дороге начали образоваться пробки.
До вылета самолета в Париж оставалось четыре часа. Она приняла душ и собралась ложиться спать. Но в последний момент достала свой небольшой чемодан, положила в него платье с новогоднего корпоратива, туфли, спортивный и брючный костюмы, белье, косметику, два томика Бродского, надела свитер Лора Пиано, кожаные брюки, полушубок и вызвала такси до Шереметьево.
Она проснулась, когда командир самолёта сообщил, что самолет совершил посадку в аэропорту Шарль Де Голль, что температура воздуха за бортом минус два градуса и поздравил всех с Рождеством и наступающим Новым годом.
Макс понимал, что серьезно опоздает в аэропорт, если заедет домой за телефоном, и поехал сразу в Шарль Де Голль. Он приехал вовремя, оставил джип на парковке, надел белый свитер, захватив букетик ранункулисов, направился в зону прилета пассажиров.
Она включила мобильный. От него по-прежнему не было ни звонков, ни сообщений. «Вот дура, — думала она, у меня нет обратного билета. Забронировать номер в любом отеле сейчас невозможно, свободных номеров нет до 10 января. Девушка на
паспортном контроле с недоумением посмотрела на неё, но без дополнительных вопросов поставила в паспорт штамп о прибытии на территорию Франции, когда на вопрос: цель поездки, Она ответила: Je sais pas (я не знаю). Она медленно шла по длинному коридору к выходу из аэропорта. В голове зазвучал её же стих Кафе La Chance, написанный ею несколько лет назад. Она шла и нашёптывала его как мантру:
Я снова лечу в Париж.
Печали всё ж улеглись.
За столиком La Chance
Ты только меня дождись.
Налито в прозрачный бокал
Французское вино,
Мы видим друг друга впервые,
Но, кажется, знаем давно.
А может быть, той весной,
Я мимо тебя прошла,
Не потому что не мой,
А очень болела душа.
И может, узнали б глаза
На повороте крутом,
Если б я только шла
Вперед не затылком, а лбом.
Снежинки летят за окном,
На завтра объявлен мороз,
Но держишь ты руку мою
И задаешь вопрос.
И знаешь ты мой ответ:
Не страшен нам снегопад,
Не встретили мы наш рассвет,
Так встретим хотя бы закат.
И тут Она увидела Макса в белом свитере, с букетиком её любимых ранункулюсов. Как он узнал? — мелькнуло в голове. Макс выглядел уставшим и обеспокоенным. Она остановилась, еле сдерживая слезы, смотрела, с каким неподдельным волнением он всматривается в толпу выходивших в город пассажиров. И тут он увидел её, заулыбался и уже через минуту крепко прижимая её к себе, впервые целовал в губы.
Потом прошептал на ей ухо: «Счастливого Рождества».
— Joyeux Noёl, — прошептала Она.
Декабрь 2023
NB
