Валерий Белов
Книга Есфирь. Поэтическое прочтение Ветхого Завета
Глава 1. О гендерном равноправии
То было во дни Артаксерксовы.
От Индии аж и до Африки
Плодил царь указы без ксероксов
И слал их едва ль не до Арктики…
С альянсом своим и не пыжился
Владеть царь страною Тартарией,
Где жили, из Индии вышедши,
Свободные древние арии.
Как знать могли люди античные
О чьём-то там существовании,
Когда и сейчас есть в наличии
Страны той одно лишь название.
В год третий на царстве венчания,
Желая явить блеск величия,
Царь пир закатил для начальников.
Гуляли аж до неприличия
Полгода. Без женщин, известно всем,
Дойти можно до непотребия.
На саммит царицу с подвесками
Явиться тогда царь востребовал.
Приказ он отдал через евнухов.
В согласье с поверьями древними
Кому бы ещё мог доверить царь
Войти в незакрытые двери к ней?
Царица в тот день станом стройная,
Прекрасная и не накрашенной,
Приём для всех женщин устроила,
Подобно девичнику нашему.
Была ли она не в кондиции,
А может характером вредная,
Чтоб к мужу, не медлив, явиться ей –
Нам Книга о том не поведала.
А ей, ради дела интимного,
Покинуть подруг? Ну, уж нетушки!
Царица при всех воспротивилась
Прийти к своему Артаксерушке.
Хвалиться женою красавицей,
Её выставляя на подиум
С нескромным желаньем прославиться –
Что вешать прилюдно исподнее.
Как в спальне с царём всё решат они,
То дело интимное, личное,
Публичное ж непослушание
Явление аполитичное.
Верховного можно ослушаться,
Когда он лежит в расслаблении,
А вне помещения душного
Перечить царю преступление.
Такое творить беззаконие
Супруга лишь может беспутная.
Сказал бы Астинье на зоне зэк:
Рамсы ты подруга попутала…
Разгневался царь и приближенных
К нему мудрецов дюже знающих,
Закон почитающих книжников
Спросил о жены наказании.
Ведь если все жёны столичные,
А что ещё хуже, в провинции
Начнут вдруг творить неприличия
В своих неразумных амбициях,
Перечить мужьям и не слушаться,
Своё выражать недоверие,
А те проявлять малодушие –
Во что превратится империя?
Уж если не в грош слово царское
Для той, кто с Верховным повенчана,
То как укротит своё бабское
Простая мидийская женщина?
И если княгини персидские
На мужнином обеспечении
Все станут как шмары бандитские -
Большое стране огорчение!
«Царица Астинь благородная –
Сказал мудрый жрец слово резкое -
Виновна пред всеми народами
По всем областям Артаксерксовым.
Её бы да в море Каспийское…
Как высшее благоволение
Царь впишет в законы мидийские
С персидскими постановление
На радость другим федерациям
Про эту строптивую женщину:
Пред лице царя не являться ей,
Уволенной быть и развенчанной.
Супруги достоинство царское
Другой передать, что блистательней.
С замашками женскими барскими
Бороться впредь законодательно.
Тем жёнам, мужьям что противятся,
Статьи шить гуртом поголовно всем
По праву административному,
А можно и по уголовному.
Так женщины слишком зубастые
Окажутся круглыми дурами,
Тогда вертикаль наша властная
Пойдёт от семейного уровня.
А правозащитников гендерных
Пошли, царь, к плешивому лешему» -
Сказал Мемухан слово верное,
От женщин и сам натерпевшийся.
Проект был представлен собранию,
И царь его встретил с почтением.
Закон депутатам понравился
И принят был в первом же чтении.
Их спикер тогда не был женщиной,
Поправки в закон не вносились им.
Попал феминизм под затрещину
И впредь подчинился насилию.
По всем областям, аж в сто двадцать семь,
Гонцы разнесли письма царские,
Для всех округов федерации
Подробнейшую информацию
На всех языках для народов их,
Любая чтоб знала окраина
Про власть мужика сумасбродного,
Законного в доме хозяина.
А женщины там, тем не менее,
Без гендерного равноправия
С от бога им данным умением
Мужьями как в древности правили,
На шее усевшись с удобствами.
Наличье в семье подкаблучника
В масштабах державы способствует
Имперскому благополучию.
Глава 2. Воистину прав Достоевский
Утих гнев царя Артаксеркса.
Он вспомнил тогда про Астинь -
То, как не пришла дама сердца…
У нас за подобное действо
Ссылали цариц в монастырь.
Вернуть бы её ближе к ночи,
Но что скажут люди вокруг -
Мол, царь похотливый как кочет?
В понятиях ближневосточных
Такое звучит как петух.
Какие взыграют гормоны,
На ком Артаксеркс сорвёт зло,
Насколько оно беспардонно,
Какие им ждать закидоны -
Ужасно всех слуг напрягло.
Какая тоска сердце гложет
Для тех, кто любил, не секрет.
Мужчины на службе вельможной
Из отроков, что помоложе,
Правителю дали совет.
Девиц молодых да красивых
По всем регионам сыскать,
Раздать наблюдателям ксивы,
Девиц как невест перспективных
В престольный град Сузы прислать,
Представить царю как наложниц,
Букет благовоний втереть,
И той, на Астинь что похожа,
Пройдя через царское ложе,
Царицею сделаться впредь.
Из самых далёких провинций,
От разных народов и рас
На конкурс царя «Мисс Царица»
Попасть могли только девицы
(Не так, как сегодня у нас)…
Достойнейший иудеянин
Еврей Мардохей день и ночь
Воспитывал дщерь его дяди
Есфирь, что росла при пригляде
Совсем как любимая дочь.
Отменнейшее воспитанье
Красавицы этой зело,
Питание по расписанью -
Всё то, чтоб пройти испытанье,
В копилку достоинств легло.
Настолько мила была дева,
Попавшая как в монастырь
В дом жён, общежитье царевен,
Что даже страж жён, хоть и евнух,
Свой глаз положил на Есфирь.
Что думал Гегай, неизвестно,
Но выделил именно ту,
С кем связана масса последствий.
Воистину прав Достоевский,
Поставивший на красоту.
Притирки ей выдали первой
Просторней других номера,
В обслугу семь дев… Даже Ева
Не знала такого, наверно,
Когда их прогнал со двора
Господь Иегова-ревнитель.
Её красоту, между тем,
По ряду картин оцените,
А что до других — извините,
Сравнить Есфирь не было с кем.
Ещё не распались народы
По признаку свой и чужой,
И не наплодились уроды,
Готовые ради породы
Пустить чужаков на убой.
Тогда ещё не было денег…
Войдя ж в царский дом налегке,
Смолчала Есфирь о рожденье,
Этническом происхожденье,
Как ей приказал Мардохей.
Какая была в этом тайна,
Не знаю, но ведал Гегай,
Попавший под нож не случайно,
Когда всех лишали повально
Того, где был срезан лишь край.
Еврей Мардохей ежедневно
Под дом, где Есфирь, приходил,
Узнать про здоровье, про нервы,
Чем их успокоить и, верно,
С Гегаем не раз чифирил.
Расстроишь тут нервы невольно:
Двенадцать аж месяцев срок
Отпущен был на благовонья,
На дни притираний до боли,
А ночью опять под замок.
С утра на притирку обратно
По древнему календарю.
И лишь через год автоматом
Насыщенная ароматом
Девица входила к царю.
Из женского дома для входа
В дом царский ей, что ни проси,
Давали… Бери, что угодно.
А что из коллекции модной
Могла она внутрь пронести?
Царя ей порадовать нечем,
Одним лишь — в чём мать родила,
В дом царский входила по вечер,
А утром опять, сгорбив плечи,
В дом женский… такие дела.
Годами средь прочих наложниц
Невольницей жить в западне,
И как бы ей ни было тошно,
В дом царский войти невозможно,
Пока царь не вспомнит о ней.
Тогда, как — с вещами на выход –
Вдруг имя её прозвучит
Фальцетом, поднимет шумиху.
Завистливый шёпот не стихнет,
А лишь растворится в ночи.
Ждала и подобная участь
С её красотою зело
Есфирь среди прочих до кучи.
Но прочим она не попутчик,
Её провиденье вело.
Есфирь, чтобы стать дамой сердца,
Взяла, что Гегай ей сказал,
Послушала, чем натереться…
Ущербный, а чем Артаксеркса
К жене привязать, евнух знал.
Двоюродная Мардохея
Сестра по потери отца
Есфирь проняла до трахеи
Царя Артаксеркса — сильнее,
Чем зелье сбивает юнца.
Вельможи ей расположенье
Выказывали почём зря -
Красою и телосложеньем
Статическое напряженье
Сняла эта дева с царя.
И царь на неё волей высшей
Свой царский венец возложил,
К народу с решением вышел,
Добавив зачем-то чуть слышно
Одесское — Шоб я так жил…
Когда выбираются жёны,
Народ упивается всласть.
Во славу царицы законной
Царь льготы раздал регионам,
Как делает умная власть.
Есфирь царь поставил царицей
На место строптивой Астинь.
Повторно собрались девицы
Родне разослать по гостинцу,
Друг дружку позвать погостить.
Хвалились, кто шёлком, кто салом,
Обычаями и жильём
От Африки и до Ямала,
И только одна промолчала
Есфирь о народе своём.
Всё делала как воспитатель
Её приказал Мардохей,
Заранее знавший, кем стать ей.
Как важно, замечу, читатель,
Кому доверяем детей.
Сидел у ворот палат царских
И всё Мардохей подмечал -
Как вышли два евнуха в штатском,
Совсем не таясь, по-дурацки
Ругали царя сгоряча
За выбор еврейки из прочих,
Что был Мардохей предпочтён.
Понятно мне, правда, не очень,
Чем евнух был ближневосточный
При выборе жён возмущён.
Царя не задушишь подушкой
(Как Павла из русской страны).
Хоть знать даже евнуху нужно,
Как может ночная кукушка
Перекуковать всех дневных.
Убить Артаксеркса хотели
(Словесное, суть, баловство)
Два евнуха, в чём душа в теле…
Секретом, знать, Полишинеля
Есфирино было родство.
И сам Мардохей был не промах,
Подслушал, что те говорят.
До виселицы путь недолог,
Не каждый то ведает олух,
Когда осуждает царя.
Воспитанница от Мардохея,
Слова те восприняв всерьёз,
Царю донесла про злодеев,
Какую несли ахинею,
И кто эту правду донёс.
Был скорым разбор — за злодейство
На дерево глупых людей
Повесили как полотенце,
И в книгу дневных благоденствий
Внесён был еврей Мардохей.
Глава 3. Преступный приказ
Амана царь вдруг возвеличил,
Седалищем выше князей
Поставил тиран невротичный
Зачем, за какие отличья?
Готовил к великой резне?
Все падали в ноги покорно
К Аману, как царь приказал.
И лишь Мардохей очень гордый,
Как сын трудового народа,
Перст средний ему показал.
Тут я размечтался, лишь фигу
В кармане держал Мардохей.
— Признать над собой чьё-то иго,
Предписанное прощелыгой,
Не может свободный еврей.
Так он отвечал на вопросы…
Придворные подняли вой -
Как можно расстраивать босса?
И если не сразу, то после
Заплатит еврей головой.
Не знали они — даже волос
Так просто ещё не упал
Ни с чьей головы… Что за подлость
Повесят Амана — то голос
В ночи Мардохею сказал!
Его призывали смириться,
Напрасно Амона не злить,
И сами же из любопытства
Узнать, как всё долго продлится,
Аману в ту ночь донесли
Что слышали от иудея,
Как фигу он прячет в карман.
Национализм Мардохея
Любого достал…. К прохиндею
Исполнился гневом Аман.
Ему показалось ничтожным
Свести с наглецом личный счёт.
Решил он тогда уничтожить,
Совсем как баранов, под ножик
Пустить весь еврейский народ.
Не мешкая, утречком ранним,
Созвал сучий потрох родню
В дом царский, устроил собранье,
Чтоб суки решили заранее,
Когда им назначить резню.
Нелёгкая это работа,
Всем разом устроить конец,
Продумать всё до подноготной,
Как резать потом гугенотов
Католикам дать образец.
Бросало собрание жребий,
Про месяц точнее узнать,
В который, как сор из передней,
Ни в чём неповинных евреев
С земли к Иегове прибрать.
Пур пал на двенадцатый месяц,
(Пур — жребий, красиво звучит).
Приходит Аман к Артаксерксу,
В доверие дабы втереться,
Карт-бланш на резню получить.
(Сегодня нам было бы странным
Про мерзости эти не знать -
Творят геноцид не Аманы,
А мразь, дабы с пеной майданной
Из грязи да в князи попасть).
На царских сыграл опасеньях
Аман за достаток людей
И путь указал к их спасенью,
Сказав, что один есть рассеян
Народ по империи всей
С отличным законом от прочих,
Что выдал им Синедрион
Без всяких на то полномочий.
А царь для них — деспот восточный,
Тиран, самодур, солдафон.
"Им, что ни скажи, всё похерят,
Моча им, что божья роса
В глаза, врут они не краснеют.
Жиреет народ Мардохея…
Пора, царь, отчизну спасать.
Пока ты в почёте и славе,
Господь да продлит твои дни,
Взашей по традиции давней
Евреев гони… а оставишь,
Сам станешь таким, как они.
Досель их громила бесплатно
Чернь, тешилась как детвора.
Пора вступать в дело солдатам…
На то десять тысяч талантов
Я дам своего серебра".
Без слухов про кризис упорных,
А в деле Аман не слабак,
Без санкций и прочих мажоров
Все слитки свои из офшоров
Свезёт на ослах в Центробанк.
Монарх веществом своим серым
Подвохи ловил на лету,
В тот день себя чувствовал скверно
По этой причине, наверно,
Повёлся на эту туфту.
Аману дал все полномочья,
С руки снял свой перстень-печать.
Пиши, говорит, что захочешь,
Евреев мочи ближе к ночи,
Тебе же за всё отвечать.
Писцы под диктовку Амана
Составили текст, нет гнусней.
Отправили с почтою ранней
Во все покорённые страны
И в сто двадцать семь областей.
А текст был простым, если вкратце:
Убить, погубить, истребить,
Ни с чем и ни с кем не считаться,
Загнать в лагеря всех мерзавцев,
Евреями печи топить.
Будь то хоть жена, хоть девица,
Давать послабленья не сметь!
Разграбить именье и смыться…
Попробуем остановиться
На иезуитском письме,
Что было разослано сразу
На сто двадцати языках.
Посмотрим, как эта зараза
Иных довела до маразма
И прочно засела в умах.
Апокриф, добавленный в письма,
Нам неканонический текст
Покажет, как разные мысли
От нужного слова зависят
И чей в этом есть интерес:
— От Индии до Ефиопии
Великий ваш царь Артаксеркс,
Друг друга чтоб вы не угробили,
Принёс в мир покой и прогресс.
Над всей Евроазией царствуя,
Но славой не превозносясь,
Борясь за свободу и нравственность
Над вами простёр свою власть
Царь тихо и кротко. (Есть мнение,
Что взято не из новостей -
Тогда началось разделение
Центральных и местных властей).
Для всех многочисленных подданных,
В шелках и в чём мать родила,
Для мира империю создал он,
Чтоб жизнь безмятежной была.
По жизни, как в поезде, следуя,
Каким бы ни будь драндулет,
Рублём иль полушкою медною
Всем нужно платить за билет.
Правитель созвал всех советников,
И задал один лишь вопрос -
Как можно ссадить безбилетников?
Ответ оказался не прост.
То, как привести в исполнение
Задуманное, по уму,
Исполненный благоволения
Аман объяснил, что к чему.
Мудрейший и с твёрдою верностью,
У власти второе лицо,
Аман доказал свою преданность,
С царём попивая винцо.
Мол, плохо живём не по лености,
Скорее, что наоборот.
Во все племена на вселенной всей
Один затесался народ
Враждебный, противный по сущности,
Другим навредивший сполна.
Таким, как сегодня и в будущем,
Он будет во все времена.
Не терпит он наше правление,
Вредит разделенью властей,
На царские все повеления
Плюёт лиходей-иудей.
Противна ему федерация…
Вам, региональная власть,
Давно уж пора разобраться с тем,
Кто власть вашу хочет украсть.
Тогда не упустит он случая
Устроить Гулаг, дайте срок.
В империи, где всё запущено,
Не хлеб на зубах, а песок.
Царь без промедления долгого
Устроит санацию рта,
И при такой стоматологии
Наступит в стране лепота,
Не будет кредитов заоблачных,
Ни яхт олигархов крутых…
Настигнет их меч ближе к полночи…
Короче — евреям кранты!
За мерзкие их злодеяния,
Стремленье народ наш лишить
Достатка с благосостоянием
Царь всех приказал порешить
Евреев в двенадцатом месяце
В тринадцатый день… и в мешок.
Ведь сами они не повесятся,
О том даже думать смешно.
Низвергните их в преисподнюю
Всех, с жёнами их и с детьми.
Когда же возмездье исполните,
Нам с песнями к миру идти…
Гонцы понесли по всем подданным
Приказ, чтоб исполнить везде,
Где жил не единожды согнанный
С насиженных мест иудей.
(Как гнали евреев, подробности
В письме Аман не написал,
Я думаю, что не из подлости,
Он сам того толком не знал.
Не знал про их лобби в Америке,
Про ротшильдов, грефов, обам,
Не знал про нацистов намеренья
Пойти по его же стопам
И чем это всё им аукнется,
Не знал про нюрнбергский процесс,
Имея, хитрющая устрица,
К еврейским деньгам интерес.
С еврейством не в меру воинственный,
Поручик задумавший путч,
Не знал, морда антисемитская,
Насколько народ тот живуч.)
Град Сузы был в полном смятении,
Что им пережить суждено.
А царь и Аман в расслаблении
Сидели и пили вино.
Глава 4. Решимость Есфирь и молитвы о спасении
Когда Мардахей всё узнал про указ тот
Еврейскую поросль под корень рубить,
Одежду от скорби сорвал с себя разом
И воплем великим он начал вопить.
Ведь хоть не впрямую, а только отчасти
К тому, что удумал Аман лиходей,
Как хлястик к пальто, Мардохей был причастен
Неповиновеньем — считал иудей.
(Но как бы ни клял себя голосом громким,
Не он был причиной гонений и бед
Евреев, а стал лишь последней соломкой,
Сломавшей верблюду гружёный хребет.
Похоже, не зря так евреи бесили
Царей и другую придворную знать,
Что те, от напрасной борьбы обессилив,
С насиженных мест их пытались прогнать….
Но чтобы убить — нет деяний похабней.
В кулак собери всех евреев земли,
Подобное зверство проделать с врагами
Они бы позволить себе не могли!
Чтоб сбросить правителя, хватит интриги,
На блюде его не нужна голова.
А то, что в великой написано Книге,
Так это, позвольте, всего лишь слова.
Возможно, что кто-то имеет другое
Сужденье о том, как народ-пилигрим
В своих интересах обходится с гоем.
Об этом чуть позже мы поговорим).
Еврей Мардохей с воплем вышел на площадь -
Когда истребляют народ без вины,
Должно возмущение сделаться общим,
А власти с народом считаться должны.
Содрав все одежды, он сжёг их публично,
Обсыпался пеплом, примером для всех
Во вретище драное он облачился
(Душевные муки видней из прорех).
Взывал к людям воплем великим и горьким:
За что убивают евреев, за что!?
Дошёл до ворот царских… Вопль одинокий
Тогда поддержать не решился никто.
Во вретище с пеплом во двор не пустили
(Да хоть и без пепла — царю ты на кой?)
Повсюду евреи от горя постились,
Слова вспоминали петь за упокой
И в голос рыдали, не пили, не ели,
Худели, чтоб к господу легче взлететь.
Им вретища с пеплом служили постелью,
Чтоб как-то себя полуголых согреть.
Про горе евреев царица узнала
От евнухов, стало и ей не до сна.
Одежды Есфирь Мардохею прислала,
Но он их не принял, назад отослал.
Есфирь к Мардохею, узнать, что такое
Случилось и чем не пришёлся наряд,
Прислала Гафаха из царских покоев,
Что ей угождал по приказу царя.
Ему Мардохей рассказал для царицы
Всю правду подробно, которую знал,
Какой геноцид должен вскоре случиться,
И сколько Аман серебра передал
В казну ради дела, мечты олигарха
Под корень еврейский народ извести,
На что никаких ему денег не жалко -
Убить всех евреев, отчизну спасти.
Вручил ему список с указа, что в Сузах
Уже разошёлся по сотням дворов,
Собрать воедино умишком кургузых
Врагов иудеев, всех их должников.
Раздать им винтовки, ножи, автоматы,
Вручить нашатырь, кто нервишками слаб.
И дать указания, чтоб адвокаты
Оформили в собственность отнятый скарб.
Есфирь Мардохей на вопросы ответил,
Такие подробности ей передал,
Что можно подумать, как будто сам третьим
С царём и Аманом тогда выпивал.
Дал знать обо всём и притом наказал ей,
К царю чтоб пошла за народ свой молить,
Просить о пощаде, отмене указа -
Как можно всех скопом на смерть осудить?
Напомнил он ей о смирении должном,
Что дал воспитатель, желая добра.
Пусть Господа просит насколько возможно
Карающий меч от евреев убрать.
Молитва её всех избавит от смерти
По слову царя. К Артаксерксу идти
Ей нужно немедля — одной на всём свете
Господь поручил ей евреев спасти.
Гафах к ней пришёл, Мардохеева речи
О том, как с царём себя нужно вести,
Он ей передал, но был послан далече,
И вынужден вновь к иудею идти.
— «Ты что, Мардохей, моей смерти желаешь,
К царю принуждая войти, аки тать
Без спроса? И разве как все ты не знаешь,
Что ждёт меня там? Ты не можешь не знать.
Во внутренний двор кто войдёт, но не позван,
Мужчина иль женщина, сразу умрёт.
Останется жив только тот, к кому грозный
Монарх наш навстречу свой скипетр прострёт.
К царю на приём олигархи за взятки
Заранее пишутся, чай не шпана.
С меня же, как с гуся вода, взятки гладки.
Уже тридцать дней я к нему не звана».
— Сказал Мардохей, за евреев радея:
«Не думай Есфирь, что под царским крылом
Спасёшься одна ты из всех иудеев
В том доме, где правит Аман управдом.
Когда перебьют всё еврейское лобби,
Какая ждёт участь царицу Есфирь?
По милости божьей когда не угробят,
То в случае лучшем сошлют в монастырь.
Судьба иудеев всех — дело Господне.
Народ свой не бросит, накажет, спасёт.
Когда же с царём промолчишь ты сегодня,
Из места другого спасенье придёт.
А ты, не борясь с наступающим игом,
Погубишь себя и отцовский твой дом.
Достоинства царского ты ведь достигла
Совсем не случайно, подумай о том».
С обратным ответом спешит к Мардохею
С ног сбившийся евнух, уставший сновать
Весь день между ними во имя евреев,
Неся в их спасенье Есфири слова:
«Пойди, собери, Мардохей, иудеев,
Заставь их поститься всех ради меня,
Три дня и три ночи». (Обычай тот древний
Не вредно бы было другим перенять.
Чей вес от обжорства под центнер и выше,
Диета с молитвой того не спасёт,
А если поститься, господь их услышит,
В приличные формы фигуру вернёт).
Постилась Есфирь со служанками вкупе,
К царю чтоб войти, даже если умрёт,
Видала не раз, как не званые трупы
Назад выносили ногами вперёд.
Но даже погибнуть, такой перспективы
Во имя людей не боялась Есфирь.
Царя умолить, нет здесь альтернативы,
Не то — поруганье, позор, монастырь.
Царицу склонил Мардохей к суициду -
К царю заявиться, то было сродни.
Так было ему за народ свой обидно,
Что Богу молился он все эти дни:
«О, Господи, Сущий, Ты наш Вседержитель,
Неисповедимы господни пути,
Незримо войдёшь Ты и в нашу обитель,
Когда пожелаешь Израиль спасти.
Ведь всё в твоей власти. И землю, и небо,
И дивное всё в поднебесной Твоей
Ты создал. Провидец наш — это не ребус,
Что думает верный Тебе иудей.
Ты, Господи, знаешь, что не для обиды
И не по тщеславью от гордости я
Не стал поклоняться Аману. Ехидной
Двуличной назвать невозможно меня.
Когда бы Аману то было угодно,
В какую бы грязь его ни занесло,
Следы его ног лобызал я охотно,
Когда бы Израилю то помогло.
Не стал поклоняться я этой шалаве,
И личную славу я видел в гробу,
Чтоб выше всего была Божия слава,
А не человека, каким он ни будь.
Тебе одному поклонюсь я прилюдно.
Тебя не гневить мне во все мои дни,
А богом считать Магомета иль Будду
Не буду с того лишь, что люди они.
(Менять текст нельзя по традиции давней
С четвёртого века, а Книгу писал
Когда бы чуть раньше апостол наш Павел,
Он про человека слова бы убрал).
Избавь меня Бог от подобного срама,
По гордости я пред Тобой лишь склонюсь,
Молю Тебя, Господи, Бог Авраама,
Не дай погубить как сорняк на корню
Народ свой, что Ты обещался размножить
Песком по земле, и всегда был Отцом,
Спаси, чтоб и дальше накормлен, ухожен
Твой сын для всех прочих служил образцом.
Ведь мы же Твоё достоянье, наследье.
Своё достояние Ты не презри,
И как из Египта нас вывел намедни,
Нас дальше веди для всех прочих незрим.
Услышь Ты молитву мою, наше горе
В веселье и в радость, Господь, обрати.
Ну что тебе стоит, как вычерпать море,
Народ твой любимый от смерти спасти?
Не жди, пока нам от души наваляют,
Кладбищенской глиной замажут наш рот.
Ты уст не сгуби, что Тебя прославляют
И будут звучать, пока жив твой народ.»
Все израильтяне, насколько есть мочи,
Взывали, до Бога достукаться тщась,
Днём ясным и даже кромешною ночью
Воочию видели смертный свой час.
Белее их головы сделались снега,
И Богу молился последний босяк.
Есфирь, как Израиль весь, к Богу прибегла,
Объятая смертною горестью вся.
Весьма изнурила она своё тело
И всякое место, что раньше на вид
Она выставляла из платья умело
(Мужчина оценит, когда башковит).
Оделась в наряд сетований и скорби,
Похожею стала Есфирь на вдову.
Старухой столетней от горести горбясь,
Посыпала пеплом и прахом главу.
Распущенными волосами укрывши
Прекрасную грудь, ожерелий взамен,
Все дни напролёт, чтоб услышал Всевышний,
Молилась она, не вставая с колен.
«Мой Господи, Царь наш один, одинокой
Ты мне помоги, нет других у меня
Помощников рядом, одна лишь под боком
Беда притаилась, несчастий родня.
Я слышала, Господи, с раннего детства,
В колене родном мой отец мне прочёл,
Когда Бог искал, на кого опереться,
Из прочих народов Он нас предпочёл
И самым достойным назначил Израиль.
Всё, что обещал, Бог с избытком нам дал.
Доверье Его мы же не оправдали,
Но с нашим народом Он не прогадал.
Ведь выбери Бог в свой народ кто попроще,
Того, кто далёк от досужих интриг,
Послушен как робот, на бога не ропщет -
То кто б вместо нас написал Книгу книг?
Да, мы согрешили, с другими богами
Якшались, нарушили Божий запрет,
Под ноги глядели, того ж, кто над нами
Не зрили, свой взгляд уперев в минарет.
За то, что нарушили мы слово Божье,
Ты предал нас в руки заклятых врагов.
Теперь же они нас хотят уничтожить
За то, что мы их почитали богов.
Но нашего рабства им мало сегодня,
Им идолов нужно своих вознести
На место Твоё, чтобы силой Господней
Чужие богатства лопатой грести.
Им нужно на весь мир накинуть уздечку,
Смирить тех, кто Божию славу куёт,
Из уст Твоих заповедь вырвать навечно,
И нас истребить как наследье Твоё.
Отверзть щелкопёров уста повсеместно
И тщетных богов прославленье начать
Им нужно затем, чтобы с Книги Завета
Стереть навсегда Моисея печать,
Царю поклоняться не духа, а плоти.
Лишь мы, иудеи, врагам в горле кость.
А нам говорят: слишком жирно живёте,
Устроим за это мы вам холокост.
Господь, не предай свой народ поруганью,
И сам не погибни от идолов рук.
Судьба иудеев в дни скорби на грани,
Воинственный дух укрепи Политрук.
Когда во всём мире один ты Владыка
Любого начальства и Царь всех богов,
Дай мужество мне, чтоб от львиного рыка
Царя мне не сбиться с прочувственных слов.
Их вложит в уста мои мира Правитель,
Как мне говорил Мардохей побратим.
Позору предай тех, кто правды гонитель,
На наших врагов царский гнев обрати.
Ты сердце царя на погибель исполни
Всех тех, кто сегодня преследует нас.
Назначь им возмездье по слову Господню,
И пусть Артаксеркс на то выдаст приказ.
Казнь наших гонителей — око за око -
Свершится задолго до судного дня.
Господь, помоги мне совсем одинокой,
Когда Ты всё ведаешь и про меня:
Пороков во мне отыскать невозможно.
А что до мужчин, раз на это пошло -
Гнушаюсь я всех необрезанных ложа,
И лишь Артаксеркс в их не входит число.
Известна тебе моя необходимость -
Чураюсь отличий моих и всегда
Снимаю с себя в час, когда нелюдима
Я спать ухожу без служанок одна.
Убор головной, как верховной царицы,
Меня раздражает, я вижу на нём
За блеском алмазов померкшие лица
Монахинь, что сосланы за окоём.
Я трапез Амана вовек не вкушала,
Вина не пила на царёвых пирах,
Не ела тайком не кошерное сало
И всё, что потом застревает в зубах.
О, Боже Всевышний, Господь Авраама,
На наших гонителей меч свой направь,
Спаси Твой народ от грядущего Хама,
От смерти спаси и от страха избавь!»
Глава 5. Есфирь вошла к царю
На третий день, молиться прекратив,
Одежды смертной горести и скорби
Сняла Есфирь и бросила в утиль,
К царю во двор готовилась войти
Во всей красе, старухою не горбясь.
Призвав на помощь Господа, она
Служанок двух тогда взяла с собою,
Чтоб платья шлейф за ней несла одна,
К другой, как в неге нежностью полна,
Она припасть могла бы головою.
Большую выгоду дают извлечь
Округлость плеч и прочая округлость,
Взгляд томный, чуть струящаяся речь…
Наживку ту проглотит рыба-меч,
Чем бы оно потом ни отрыгнулось.
Есфирь была прекрасна, как вино
Ей пост красы добавил, даже с гаком.
И лице было радостно, оно
Как бы любви исполненное, но
Сжималось сердце у неё от страха.
Вошла туда, где Артаксеркс сидел
Весь в золоте. От царских амуниций
Без кондиционера он вспотел,
От духоты совсем осатанел
И страшен был, с чего — не говорится.
От славы пламеневшее лицо
Следило за двором, что там творится -
Кто смел без разрешенья на крыльцо
Его ступить, какое дерьмецо…
И взгляд остановился на царице.
Был в гневе царь. Царица чуть жива,
Упала бы, да не было лежанки,
И с царской диадемой голова,
Забывшая все нужные слова,
Без чувств легла на голову служанки.
(Подумалось, а если приговор
Карать гостей незваных был бы в силе,
Служанки, что вошли на царский двор,
С царицей разделили бы позор,
Их вместе с нею жизни бы лишили?)
Царица, взяв с собой служанок двух,
Таким вопросом вряд ли задавалась,
Лицом поблекла, взгляд её потух.
Но тут за дело взялся Божий дух
И все у них с царём образовалось.
Да кто их знает этих царских жён,
К каким уловкам прибегут скорее.
Был организм царицы истощён.
Царь обмороком женским был смущён,
А от смущения цари добреют.
Кто знает, что здесь действует сильней,
Дух или плоть? Не мучаясь в догадках,
Что там в душе творится у царей,
Нам суждено узнать не от людей,
А по деяньям благостным иль гадким.
На кротость изменён был дух царя.
С престола встал, пошёл к царице спешно,
В объятья взял, дал ей нашатыря
И в подтвержденье, что пришла не зря,
Пришедшую в себя Есфирь утешил:
«Я брат твой, ободрись, везде и сплошь
Владычество у нас с тобой едино.
Ко мне ты вхожа, как к тебе я вхож,
Не для тебя костёр, топор и нож
И не тебе идти на гильотину».
Свой скипетр золотой царь к ней простёр.
Есфирь его коснулась, стало легче -
Не ей теперь, покинув царский двор,
На плаху лечь, не для неё костёр,
Освенцима и Бухенвальда печи.
Царь ей на шею скипетр положил
(А вот зачем — о том не говорится),
Спросил Есфирь: «Ты с чем пришла, скажи.
Полцарства, что своим трудом нажил,
Готов тебе отдать, моя царица».
(У них, царей — Полцарства за коня -
Слетает с языка, как с горки мячик.
А слово чтоб сдержать — скорей казнят…
Им на словах, понятно для меня,
Отдать полцарства ничего не значит).
— «Пришла к тебе дать верности обет,
Позвать на пир, намеренье имея.
Увидев как бы Ангела в тебе,
Смутилась я и сделалась слабей
От страха перед славою твоею».
Дух Божий Артаксеркса посетил,
На кротость гнев сменив, я помню точно.
Возможно, оттого лишившись сил,
Есфирь чуть не упала на настил,
Спасителя увидевши воочию.
Когда царицу повело винтом
И в обморок она упасть хотела,
Смутился царь, не ведая о том,
Какая сила посетила дом
И что за Дух вошёл в него по делу.
Когда подобное произойдёт,
То с Духом невозможно не считаться.
Царь Артаксеркс совсем не идиот
С ним портить отношенья наперёд -
За просьбы он отдаст до полуцарства.
А у Есфирь — и просьбой не назвать…
В день праздничный ей, женщине приличной,
От дерзости своей живой едва,
Хотелось бы на пир мужчин позвать,
А не простой устраивать девичник.
(По ходу шпильку вставила Астинь,
Хотя на это не было причины).
— Царя желает видеть, вмести с ним
Амана (мы лукавство ей простим),
А прочие, по ней, и не мужчины.
Все яства приготовила сама,
Ведь к сердцу путь лежит через желудок…
О приглашении узнал Аман,
Как сибарит и редкостный гурман
Был рад опробовать любые блюда.
В веселии домой спешил скорей
И предвкушал как славно завтра вмажет…
Лишь вышел из ворот, а там еврей,
Оскомину набивший Мардохей,
Не встал подлец, не поклонился даже.
Аману это — что удар под дых.
Такая наглость доведёт до тика.
Сдержал себя Аман, собрал родных,
Друзей, жену, чтоб вынесли вердикт.
Им рассказал, какой он есть великий,
Как много у него в Москве квартир,
Он у царя на гособеспеченье,
Каменьями расшит его мундир,
Царица лишь его зовёт на пир,
Для них с царём готовит угощенье.
— «Нас ждёт к себе одних к закату дня.
Я государю главная опора.
Но нет в душе покоя для меня,
Покуда Мардохея вижу я
Сидящим у ворот с нахальной мордой».
Чтоб мужу жизнь не портил иудей,
Совет дала жена с друзьями вместе:
Найти берёзу в пятьдесят локтей,
С царём чтоб выпивалось веселей,
Еврея приказать на ней повесить.
Бальзамом на душу легли слова.
Нет человека — нет проблем. Что проще?
Решил Аман, что женщина права,
И ранним утром, но не по дрова,
Послал людей в берёзовую рощу.
Глава 6. Не рой другому яму
В ту ночь не случайно царю не спалось.
Господь его вверг на бессонницы муку.
Слуга царю записей книгу принёс,
Средь прочих там был Мардохея донос
На тех, кто на жизнь царя подняли руку.
Два евнуха царских задумали жесть,
Раз их оскопили ножом перочинным -
Не дом охранять, а в покои залезть,
Тесак прихватить и свершить свою месть,
В несчастье любом оставаясь мужчиной.
Подслушал их трёп Мардохей деловой,
На что посягают два эти уродца -
Есфирь вознамерились сделать вдовой…
Когда не еврей, то совсем не любой
Сдал не состоявшихся народовольцев.
Решил царь отметить поступок такой
Отличием, что не отнимешь обратно.
А тут даже почести нет никакой.
Да это в работе охранки прокол -
Кто ж в будущем станет стучать за бесплатно?
Аман тут по делу пришёл в царский дом
(В недобрую, как оказалось, минуту)
С царём обсудить, что им делать потом,
Как вздёрнут еврея на дереве том,
Что он приготовил ему рано утром.
Царь задал Аману вопрос: "Ты речист,
Ответь — человека в какое убранство
Могу облачить и отличьем почтить,
Чтоб почестью царской его отличить
За то, что им сделано для государства?"
Аман в небесах самомненья витал
И сам на свои же уловки попался.
Он записей книгу дневных не читал,
И то, что другие ему не чета,
Уверен он был — как увидим, напрасно.
Подумал Аман, а кого же ещё
По всем номинациям выделить кроме
Его самого? Кто особый почёт
Царя приобрёл, на успех обречён?
Лишь он, самый лучший во всём царском доме.
— «Так пусть подадут одеянье царя,
И князь, кто из царских всех будет главнее,
Оденет героя в тот царский наряд
И царскую лошадь с ним, как на парад,
На площадь введёт под толпы одобренье».
Сказал царь Аману на это: «Добро,
Тотчас же возьми одеяние, лошадь,
Найди Мардохея у царских ворот,
Всё сделай по слову, не наоборот,
Коня с Мардохеем введи ты на площадь».
В одежду Аман Мардохея облек,
Верхом посадил, лошадь вывел на площадь.
Процессии этой он шёл во главе
И громко кричал: "Вот он тот человек,
Кому Артаксеркс свою выявил почесть".
К воротам царя вновь пошёл Мардохей,
Аман же домой возвратился печальный,
Жене и друзьям о печали своей
Аман рассказал — то, какой для людей
Теперь он властитель и, к чёрту, начальник?
Сказали ему мудрецы: «Господин,
Что из-за еврея упал ты, не странно.
Они кому хочешь добавят седин,
Лишь у иудеев Бог живый один,
А прочие все перед ним истуканы.
Их племя потопит любого, как пить…
Они вездесущи, врагов не прощают…»
И так говорили часов до пяти,
А в дверь уж стучатся на пир торопить
К Есфири… совсем как — На выход с вещами!
Не зря говорят — Не уйдёшь от судьбы!..
И знать бы Аману, что после случится,
Как будет висеть он под крик голытьбы -
Ему бы тогда не повешенным быть,
А впору пойти самому утопиться.
Глава 7. Изнасиловать царицу хотел
Царь, с Аманом явившись на пир у Есфири царицы,
На второй объедения день у царицы спросил:
В чём желанье твоё? Для тебя я поймаю жар-птицу,
До полцарства отдам я за просьбу, что ни попроси.
Ну, совсем как у нас — половину во время развода…
А они и пожили, считай, что совсем ничего.
Но царица во имя спасенья родного народа
Жизнь готова отдать, а не то что подать на развод.
Отвечала Есфирь: «Если выполнить благоугодно
Царю просьбу мою, за ценою мы не постоим,
Да дарована будет нам жизнь, мне самой и народу,
Ибо продана я на погибель с народом своим.
Истребление ждёт наше племя путём убиенья.
Будь мы проданы в рабство навеки, смолчала бы я,
Хотя нет во всем мире столь должного вознагражденья,
Что покрыло бы с нашим уходом ущерб для царя».
Отвечал Артаксеркс и сказал он царице Есфири:
«Да кто это такой и какой он, по сути, баран!»
И сказала Есфирь, чьи слова как пудовые гири
На Амана упали: «Наш враг — это злобный Аман».
Царь, конечно, не вспомнил, как пил он с Аманом намедни,
И как перстень свой дал, что скрепляет печатью указ,
Как сказал он ему — ты теперь за евреев в ответе…
Да чего с пьяных глаз ни наделает высшая власть.
Будь то Сузы иль Рим, или дом для гостей в Беловежье,
Будь то мира столица в сиянье дворцовых огней
Или богом забытый охотничий угол медвежий -
Там, где глупость и лесть, там всегда алкоголь на коне!
Кто из нас, из царей, головною не мучился болью,
Вспоминая с трудом по обрывкам, что было вчера?
Но признаться себе, что ты действовал как алкоголик,
И ошибку признать — это может не каждый сатрап.
Как бы ни было то, но подставил конкретно монарха
Перед дамою сердца тщеславный Аман дуралей.
Ведь у тех, кто любого свободно отправит на плаху,
Кроме милых утех ничего не бывает главней.
Рухнул в страхе Аман пред царицей не в силах подняться,
Понимая — во имя любви его могут убить.
Встал царь в гневе своём, вышел в сад при дворце прогуляться
И подумать, как можно себя пред женой обелить.
— Нужно срочно кого-то назначить козлом отпущенья,
Самого чтоб потом не назвали безвольным козлом,
Раз закон подписал, не подумав и по наущенью.
Что за чёрт меня дёрнул связаться с Аманом скотом…
А Есфирь возлежала на ложе и в царственной позе
Наблюдала, как тот, про кого царь сказал, что баран,
На полу умолял о пощаде, в соплях как гриппозный,
Унижался пред ней иудеев враг смертный Аман…
Когда царь возвратился, итог про козла подытожить
И найти подходящие для обвиненья слова,
Он увидел Амана скотину, припавшего к ложу,
Где Есфирины ноги подлец весь в слезах целовал.
И воскликнул царь громко, чтоб слуги его услыхали:
«Он насиловать хочет царицу прям в доме царя».
Слово вышло из уст и мгновенно Амана связали,
Как для жертвы баранов вязать полагает обряд.
«Вот и дерево для Мардохея — сказал царю евнух -
Чтоб повесить того, кто убийство царя отвратил.
Мы из рощи то древо тащили аж целой деревней,
Подрядил нас Аман, ни рубля даже не заплатил».
— «Так повесьте его самого на том дереве, чтобы
Любоваться самим и порадовать этим другим…»
Был повешен Аман тотчас без сожалений особых,
Чтобы царь Артаксеркс был царицей Есфирью любим.
Глава 8. Для чего нужен образ врага
Повешенного дом Есфири
Царём был отдан в тот же день,
Чтоб показать всем — в этом мире,
Будь ты в обносках иль в мундире,
Евреев бить кому не лень
Недозволительно и даже
Сам попадёшь потом под шмон.
Аман, антисемит со стажем
(Ещё висел, чтоб видел каждый)
Недвижимости был лишён.
В тот дом смотрителем назначен
Был Мардохей. Царю о нём
Есфирь сказала, чуть не плача,
Как
много для неё он значит
И не отягощён жильём.
Отдал царь Мардохею перстень,
Что у Амана отобрал,
Решив негодника повесить…
Стал иудей, царя наместник,
Как самый главный генерал.
К ногам царя Есфирь упала
И умоляла возвратить
Все письма, власть где приказала
Совсем не много и не мало -
Всех иудеев перебить.
«Когда нашла благоволенье
И нравлюсь я твоим очам,
Пусть, как по щучьему веленью,
Вернётся по царя хотенью
Весть, посланная сгоряча
Об истребленье иудеев
Во всех краях и областях.
Верни письмо, не дай злодеям
Убить всех женщин и детей их
И даже тех, кто на сносях.
Представить даже невозможно -
Когда убьют моих родных,
Знакомых и простых прохожих,
Как я смогу на царском ложе
Дни проводить без выходных?»
На что монарх так отвечал ей:
«Не может отменить никто
Скреплённое моей печатью,
Ведь я над всей землёй начальник,
А не какой-то конь в пальто.
Амана вздёрнул я на древо
За то, что был убить не прочь
Всех иудеев. Род их древний
Воистину венец творенья,
Раз ты его родная дочь.
Тебе отдал я дом Амана,
А Мардохею дал печать.
Что вам мешает без обмана
Составить текст и утром рано
С курьерской почтой разослать?»
За соблюдением законов
Царь несомненно наблюдал
Из дома сквозь проём оконный,
Отставив в сторону корону,
Но кто законы те писал?
То фаворит или наместник
Толмач учёный, пономарь,
Кого легко потом повесить.
А про последствия их действий
Задумывался вряд ли царь.
На патологию Амана
Смотрел монарх как на пустяк,
Как в корпорации поганой,
Где собственник вполне нормальный,
А главный менеджер маньяк.
Сегодня перебить евреев
Аман всем разослал указ,
А завтра список Мардохея
Обрушит кару на злодеев,
Кто для евреев как балласт,
Который скинуть — был бы случай,
А уж они не преминут,
О чём Есфирь изложит лучше,
Как Мардохей, её попутчик,
Врагам устроит самосуд.
Под Мардохееву диктовку
Придворные за гонорар
Писцы составили листовку
О том, как грамотно и ловко
Резню устроить в месяц март
И упредить указ тот мерзкий,
Что выпустил Аман-злодей,
И защитить себя всем вместе -
По списку недругов еврейских
Всех уничтожить главарей.
— Царь позволяет иудеям
Всех сильных вражескую рать
Убить, как в ночь Варфоломея,
Со всем семейством, их именья
Разграбить или отобрать!
Печатью, перстнем Артаксеркса
Посланье было скреплено,
Разосланное повсеместно
С благою для евреев вестью
О том, что властью им дано
На самооборону право,
Чтоб воплотить свою мечту -
Квартиру грабить всей оравой,
Убив хозяина в парадном,
Когда врагом его сочтут.
На царских мулах, дромадерах,
Конях и даже на ослах
Во все доступные пределы
Везли посланья гренадеры
На самых разных языках.
Указа строчки допустили
Убить тринадцатым числом
Врагов еврейских самых сильных,
А в дни другие — Нет насилью!
Добром искоренится зло!
Но в день назначенный к возмездью
Любой еврей обязан быть
Готовым и поставить крестик
На дом врага в его поместье,
Чтоб не ушёл тот от судьбы
Со всей семьёй лежать убитым -
С детьми, с женою на сносях.
Иначе каждый недобиток
Законченным антисемитом
Себя найдёт уже в яслях.
Разослан был ценнейшим грузом
Указ по разным областям,
Озвучен был в престольном Сузах.
Весь град, как будто снял подгузник,
Возрадовался как дитя,
Возвеселился… Мардохея
В пурпурной мантии царя
Когда увидели евреи,
Псалмы от эйфории пели.
Как сверхвоинственный обряд
Полгода продолжался праздник,
Веселье, радость, торжество.
На видном месте вместо вазы
В еврейских семьях самых разных
Утянутый с военной базы
Стоял готовый к бою ствол.
Пред иудеями от страха
Дрожал тогда любой народ,
Когда по милости монарха
Твою семью единым махом
Любой мог вырезать урод.
И многие тогда миряне
У синагоги собрались,
Чем вырезанными быть им, сами
Обряд свершили обрезанья
И в иудеи подались…
Текст канонический указа
Про месть и геноцид подчас
Без сокращений здесь рассказан.
Но есть в Писанье как отмазка
Неканоническая часть.
Изложено великолепно
Для сомневающихся тех,
Кто временами чешет репу
Про умозрительные скрепы,
Что иудеи лучше всех.
Высокие Синедриона
Чины (им возражать не сметь!)
Верстали Книгу всех народов.
Их дополнение подробно
Нам интересно рассмотреть.
— Царь Артаксеркс великий очень
(С Аманом лишь промашку дал -
Евреев бить уполномочил)
Начальствующим дни и ночи
Всем радоваться приказал.
Доброжелательны вы к власти.
Но многие от доброты
И царской милости, им к счастью
Путь указавшей в день ненастный,
Неблагодарные скоты,
От почестей, что им вручили,
Чрезмерно возгордились так,
Что причиняют беспричинно
Зло нашим людям благочинным.
В них совести ни на пятак.
Не могши спесь насытить козью,
Для благодетелей своих
Им удаётся строить козни,
Пока всех злодеяний после
Их гнев Господень не настиг.
Глупцы в надменности убогой,
Безумцы в помыслах слепых -
Суда всевидящего Бога
Не избежать и в рай дорога
Не для повозок золотых!
Когда же царь, чтоб жить спокойно,
Им власть доверит, то потом
В пролитии невинной крови
Он сам становится виновен,
Совсем не ведая о том,
Каких неисправимых бедствий
Империи не миновать,
Когда злокозненный наместник,
С кем прежде расслаблялись вместе,
Начнёт к царице приставать.
Так благомыслие державных
Из непорочности своей
Хитросплетеньем лжи коварной
Становится полушкой ржавой
В руках доверенных людей.
Не только из историй древних
Мы можем видеть и судить,
Что уготовлено евреям
Аманом, царским лиходеем,
И как беду предотвратить,
Устроить царство безмятежным
Для пролетариев всех стран
Во всех пределах незалежной.
Но нужно разобраться прежде -
А кто предавший нас Аман?
Македонянин идиотский…
Персидской крови ни на грош.
Как Александр Македонский
В своих намерениях скотских
Решил нас свергнуть…. Ну, хорош!
В доверье втёрся, все народы
Как флаги в гости будут к нам,
Но не моральные уроды
Из той зачуханной породы,
Как враг империи Аман.
Вынашивая план свой давний,
Евреев всех хотел убрать,
Врагам открыть все двери, ставни
И всю персидскую державу
Македонянам передать,
Очистить все просторы наши
От неугодных им людей.
И выполнил бы план свой страшный,
Когда б не наш герой всегдашний,
Страны спаситель Мардохей,
Прошедший через все мытарства…
Чтоб злодеянья завершить,
Аман, лицо второе царства
Над первой леди государства
Хотел насилие свершить,
За что повешен со всем домом
Он в Сузах как большой злодей.
Хозяин стал в его хоромах
Исправивший с указом промах
Наш благодетель Мардохей.
Ведь мы находим иудеев
Полезнейшими из людей
Для государства. Бог евреев
Всех прочих выше и главнее,
Страну он сделает сильней.
По справедливейшим законам
Живут евреи во главе
С правителем не при погонах -
Служителем Синедриона.
Царь у евреев в голове.
Не мы повесили Амана,
Десятерых его сынов,
А Бог, не терпящий обмана,
Свершил свой суд над интриганом,
Прибрав семейство заодно.
Когда Господь над всем Владыка,
Гневить Его — себе во вред,
По всем пределам горе мыкать.
Тем даже, кто не вяжет лыка,
Шлём высочайший наш совет:
По грамотам ни вам, ни близким
Не выполнять Амана бред,
Евреев уничтожить списки,
А деньги по статье «Зачистка»
Сдать в государственный бюджет.
С указа этот список наш вам
Повсюду надо разместить,
Чтоб на евреев всем восставшим
За униженья дней вчерашних
Могли евреи отомстить.
И в день тринадцатый Адара,
Не разбирая, всех подряд
Смогли б они одним ударом
Снести врагов своих. Пожаром
Взойдёт еврейская заря.
День этот как великий праздник
Всем проводить из года в год,
Когда совсем не с безобразий,
А символически проказник
Антисемита изобьёт.
Сей знаменитый день с весельем
Отметит, сбив кого-то с ног
В отместку и без опасений,
Что от других врагов спасенье
Не даст их всемогущий Бог.
Всем в память врежется чудесно,
Как нам спасенье Бог послал -
Для иудеев повсеместно
И расположенных к нам персов…
(Кто текст писал, тут маху дал -
У Персии царя, известно,
Еврейской не было крови.
Про расположенных к нам персов
Мы узнаём не из контекста,
И Артаксеркс — не царь Давид.
Кто текст указа вставил в Книгу,
Писал от имени царя,
Держа для всех в кармане фигу,
Указ расширил до интриги,
Добавив смысл от фонаря,
Чтоб обелить всех иудеев.
Навесил на уши фигню -
Убийц борцами за идею
Представил, а не как злодеев,
Карт-бланш им выдал на резню).
— Тех, кто несёт евреям горе,
Всех нужно вырезать как класс.
Любой муниципальный город
Сам будет вырезан под корень,
Не выполнивший наш указ.
Всем, кто евреям не послушны,
Для обитания среду
Испепелим, огнём иссушим,
Богатых и малоимущих
Отправим в ад не по суду.
Всем будет не до экологий,
Зверьё исчезнет, сдохнет рак,
Достанут всех зубцы треноги…
Не нужно даже аналогий
Про Ливию, Вьетнам, Ирак.
Неканоническая вставка
Понять мне лично помогла,
Как важно, чтоб повысить ставку
И на врага надеть удавку,
Работать с образом врага.
Аман, хоть был поганец редкий,
С царём судьбы не искушал,
Убить не думал табуреткой
И с македонскою разведкой
Империю не разрушал.
Монарху козни он не строил,
А что евреев невзлюбил
И геноцид хотел устроить -
Возможно, приступ геморроя
Тому причиной послужил.
Аман зарвавшийся и вовсе
Себя всех круче возомнил,
Хотел, чтоб звали его Грозный.
Ему ж, как власти, вызов бросил
Какой-то Мардохей дебил,
Кичившийся своим еврейством
На видном месте у ворот.
За внешний вид его и пейсы
Аман решился на злодейство -
Гнев перенёс на весь народ.
Но даже был бы он лазутчик,
Маньяк, творивший беспредел,
Зачем сынов его до кучи
Монарх повесил подкаблучник,
Раз подлеца не разглядел?
С царём в беседах про евреев
Под хвост попавшая вожжа
Несла Амана. Ахинею
Ту слушал Артаксеркс, пьянея,
И ничего не возражал.
Запавший на Есфирь нехило,
В любовной страсти царь балдел,
Обзор туманила текила,
Пока царица не открыла
Ему глаза на беспредел.
То, как отжившие элиты
Сдувает ветер-суховей,
Как истребить антисемитов
И праздновать резню открыто,
В девятой речь пойдёт главе.
Глава 9. Чем заканчивается борьба элит
В империи персидской были
Сто двадцать с лишним областей.
Десятки в них народов жили,
Трудились, надрывали жилы
На благо родины своей.
Мир социальный крайне ломкий.
В империи жить каково,
Где нравы дики и жестоки
И межэтнические тёрки
Не редки… Как же без того?
Взялись неведомо откуда,
Чужие, что тут говорить,
На ипотеках и на ссудах
Жиреют… Взгляд трезвеет мутный -
Что делать? — Взять и поделить!
Так грабь награбленное. Силой
Оно сподручней чем украсть,
(И как неоднократно было)
Чем долг вернуть — поднять на вилы,
Когда поддерживает власть.
Но власть не может без обманов,
Меняет мнение вконец -
Вчера пришёл указ Амана,
А нынче, что совсем не странно,
Евреи снова на коне.
И в день тринадцатый Адара
Всяк задолжавший нищеброд
Готов был со своею шмарой
Снять все долги одним ударом…
А вышло всё наоборот.
Сменилась власть под Артаксерксом.
Аман повешен, Мардохей
Его сменил, хоть не был персом.
Теперь, чем драть кому-то пейсы,
Спасайся сам, раз не еврей.
Евреи и без власти высшей
Имели тайные ходы,
Теперь, когда указы вышли,
Пока в них не вогнали дышло,
Сомкнули стройные ряды
И в целях самообороны
В любых общественных местах
Всех обзывали непристойно,
Ножи готовили, патроны…
Напал на все народы страх.
От той безрадостной картины
Начальники всех областей,
Краёв и кланов властелины
Дрожали как листок осины,
Ибо велик был Мардохей
И мог с поста сместить любого,
Пока царь бабник и алкаш…
Душила на евреев злоба,
Но лучше было полюбовно
Их поддержать и дать карт-бланш
На сборы, факельные марши,
Свободу слова, то да сё.
Когда же чёрный весь от сажи
Еврей обидчиков накажет,
Оно, глядишь, и пронесёт.
И наступил тот день возмездья,
Когда евреи поднялись.
По спискам, где поставлен крестик,
В квартиры, комнаты, поместья
Как по команде ворвались
Врагам отпор дать в коем разе.
Весь день (а в Сузах аж два дня)
Согласно высшего указа,
Воспетая потом как праздник,
Шла беспримерная резня!
По воле собственной нацистов,
Как им удобней убивать,
В ход шли мечи, серпы, канистры -
Ведь что касается убийства,
Фантазий им не занимать.
Да и врагов было довольно
В тот малонаселённый век -
Лишь в Сузах, городе престольном,
Еврейская свобода воли
Пятьсот убила человек
И десять отпрысков Амана.
Рук не простёрли на грабёж
Сподвижников отца-тирана,
А резали всех как баранов.
Какой в столице был падёж,
Есфирь порадовать, царице
Царь об убитых сообщил
И, взгляд потупив, извинился -
Из областей, где что творится,
Он сведений не получил.
— Статистика у нас хромает,
Когда три пишет, два в уме.
Про всех убитых царь не знает,
Но что царица пожелает,
Он выполнит в один момент.
Когда мужчина благородный
От возбуждения дрожит
И обещает что угодно,
Его царице бесподобной
Мгновеньем нужно дорожить!
— Когда царю угодно будет
Порадовать свою Есфирь,
То пусть назавтра наши люди
К числу убитых по полудню
Добавят новую цифирь.
Десятерых сынов Амана
На древо вздёрни как отца,
А вкруг него под звук тимпана
Пусть люди пляшут непрестанно
Под ламца-дрица гоп ца-ца.
(Сыны Амана много раньше
Повешены в главе восьмой.
Писец, указ в неё вписавший,
Всю Книгу толком не читавший,
Халтуру взял на выходной).
Царь, подкаблучник в брачных узах,
Очередной указ изрек.
Царице не был он обузой
И к списку всех убитых в Сузах
Добавил триста человек.
Кто нищебродов убивали
Рук не простёрли на грабёж.
И что своё вернут едва ли,
Они про то прекрасно знали -
Ведь с неимущих что возьмёшь?
С указом, отданным царицей
Десятерых повесить чтоб,
Пришлось изрядно потрудиться –
Ведь жмурика вогнать в петлицу,
Что затолкать живого в гроб.
По всей империи евреи,
Чтобы потом спокойно жить,
В чужие вламывались двери
И всех мочили без истерик,
Едва услышав слово жид.
А как иначе можно было
Убитых столько им набрать,
Чтоб завалить все морги? Мыла
Во всей стране им не хватило,
В тот день все трупы обмывать,
Как требует того обычай,
Но для людей, а не врагов,
Которых семьдесят пять тысяч
Там набралось. До неприличья
Закон отмщения суров!
Весь день трудились за спасенье.
А на четырнадцатый день
Амара, под разлив весенний
Пошло повальное веселье,
Гуляли все, кому не лень.
Но то в провинции, в столице
Ещё на следующий день
По указанию царицы
По детским изумлённым лицам
Бить продолжал лихой кистень.
Оно понятно — самый крупный
Из всех персидских городов.
И думать было б просто глупо,
Что можно за один день в трупы
Всех превратить своих врагов.
Но в день пятнадцатый Амара
Уже гуляли до утра,
Влюблённые кружились пары,
Снимали стресс от всех кошмаров,
Ещё все трупы не убрав
Больших и маленьких злодеев.
Что делать, если наших бьют -
Про день спасенья иудеев
Есфирь царица с Мардохеем
О том указ свой издают.
— Отмщенье увековечить
Обязан избранный народ.
Итог еврейских дел заплечных
Как праздник должен быть отмечен
И отмечаться каждый год.
Пурим — два дня, от слова жребий,
Когда Господь не знал, как быть -
Жестоковыйных как отребья
Убрать иль дать самим евреям
Врагов их злейших погубить.
Метал Бог жребий — может статься
Такое в чьей-то голове,
Не будем в этом разбираться
И к сути дела возвращаться,
Изложенной в другой главе.
По всей стране число убитых
Даёт читавшим право знать -
Когда борьбу ведут элиты
И побеждают в ней семиты,
Какой итог всем нужно ждать.
Не надо людям опасаться
Простых евреев в западне
Догматов веры… Может статься
Кому-то лечь под англосаксов,
То их судьба куда страшней,
Чем всех загубленных в Есфире,
Великой Книге на века.
Без телевизора в квартире
Всё, что творится в нашем мире,
Мы в ней найдём наверняка.
Книга Есфирь. Эпилог
На ум приходит Окуджавы
Стихов божественная вязь:
«Не раздобыть надёжной славы,
Покуда кровь не пролилась».
И чем значительней событье,
Тем больше крови вместе с ним.
Не суждено о том забыть тем,
Кто праздник празднует Пурим,
Где, как по щучьему веленью,
Все недруги отомщены,
И в их повальном истребленье
Никто не чувствует вины.
Всё легитимно, по указу,
Команду дали на верхах,
И замечательный тот праздник
Не со слезами на глазах.
Гуляют, радуются, пляшут…
Представил, как сыны висят
Амана в день возмездья страшный –
Так почему не поплясать?
Смех вызывает до икоты
Врагов поверженных цифирь.
Когда ж запамятовал кто-то,
Пусть Книгу перечтёт Есфирь.
Убитых семьдесят пять тысяч
Еврейских подлинных врагов.
Детей и женщин надо вычесть,
А вместе с ними стариков,
Всех малахольных, инвалидов,
Героев, может быть, труда
Таких, кто мухи не обидит –
Так что останется тогда?
То ж слёзы… ну, так нужно ль было
Врагов без следствия казнить,
Когда с царицей подфартило?…
Ну, да не мне о том судить.
Все люди съёжились как мыши
Под зорким кошкиным глазком.
Казнить врагов указы вышли -
То колокол звонил по ком?
Кто у правителя в фаворе
Лишь сменится и что затем?
Элиты вырывает с корнем
Шквал накопившихся проблем.
Сегодня — прочь ушли угрозы,
А завтра — всё коту под хвост,
И отольются мышек слёзы
Простым евреям в холокост.
Оглавление
Глава 1. О гендерном равноправии
Глава 2. Воистину прав Достоевский
Глава 3. Преступный приказ
Глава 4. Решимость Есфирь и молитвы о спасении
Глава 5. Есфирь вошла к царю
Глава 6. Не рой другому яму
Глава 7. Изнасиловать царицу хотел
Глава 8. Для чего нужен образ врага
Глава 9. Чем заканчивается борьба элит
Книга Есфирь. Эпилог
