Ratter
I.
Ну, давай еще по одной. Капуста у тебя замечательно хрустит.
Удивительно – как будто не было этих двадцати лет, как будто
сейчас, скажем, восемьдесят восьмой. В квартире мало что
изменилось, «продукт» как раньше – слеза, капает себе и капает.
Простое, казалось бы, дело – уголек и марганцовка, а получается
лучше любого «Абсолюта». Вот скажи: почему, когда теплую водку
пьешь, какое-нибудь там сакэ – воротит, а когда твой «продукт»
прямо в рюмку горяченький капает – замечательно? Какая тут
реакция – химическая, в водке, или психологическая – в нас?
Я у тебя за месяц отмяк, кажется – ничего не было, ни в Америку не
уезжал, ни с тобой там не гулял. Просто собрались мы по случаю
готовности очередной порции и лето вспомнить Что ж, что не топят
и вода с электричеством через день, хорошо хоть газ есть, а все
равно кажется, что за окном – наша Москва: очереди за водкой и
никаких казино с новыми русскими. Как-то мы к советской власти
приспосабливались, говно была, но и новая жизнь не пришлась – ни
тебе здесь, ни мне там. Я из СССР в Америку эмигрировал, ты – в
Россию, оба не пропали, да и старого не вернешь, а все равно – с
той жизнью что-то хорошее навсегда кончилось. Обидно, а теперь
особенно: куда денешься?!
Так что, какой бы сейчас год ни был – две тысячи восьмой или две
тысячи четвертый, на самом деле он – восемьдесят четвертый.
Только у Оруэла он после большой крови наступил, а мы сами себе
хомут на шею надеваем. Если бы годы по порядку шли, то до
восемьдесят четвертого, конечно, не дожить, но время – не водка, у
него постоянной скорости протекания нет. Пока можно выбирать,
пока жизнь ветвится, варианты разные мелькают – оно течет, его
течение в постоянном разрешении неопределенностей, а вот когда
Стучалка
2 of 21
каждое следующее событие логически вытекает из предыдущих и
потому заранее известно – времени считай, что нет. При
нормальном течении времени логика не работает, она может только
post factum оправдывать события. А вот когда, как сейчас, оно с ума
сходит – можно считать, что оно остановилось или несется как
сумасшедшее, что одно и то же. Представь, ты играешь в карты или
шахматы: каждый новый ход – это новые возможности, какие-то
шансы реализуются, какие-то – нет. Пока ход не сделан, ты только
гадаешь, что будет. Время чувствуешь, когда за голову хватаешься:
«Как же я, дурак, раньше не допер?» А если я с небоскреба падаю,
то время уже остановилось: я ведь знаю что будет, тут допереть
нехитро, «блямц» там внизу, и можно считать, что он уже
произошел. Как сейчас: похоже, только «блямц» впереди.
Может, если бы это было в СССР, не было бы так обидно –
охотились бы за мной КГБ и милиция с управдомом, поймали бы –
наручники и в больницу, а там сразу – дрель в нос и готово. Но
Америка – страна свободная, там никто никого не заставляет. Все
просто: ни автомобильная, ни медицинская страховка не по
карману. На работе ты – ”security risk”, вот и соображай – без всякой
полиции сам в больницу побежишь, иначе даже пособие по
безработице не дадут.
Давай еще по одной? У одного моего знакомого был замечательный
тост – «За победу сил добра над силами разума!», вот за это и
выпьем, хотя шанс невелик. Я к Америке всерьез отношусь, к
конституции, к свободам. Особенно ко второй поправке. Отцыоснователи совсем не дураки были, вторая поправка – это не про
пулемет под кроватью или танк в гараже, а про то, чей верх:
человека или государства. Они правильно рассудили: если в
конституции государство правом свергать не придавить, то оно нам
на шею сядет. В ту эпоху достаточно было владеть оружием, чтобы
это право обеспечить. По их модели, государство – это табуретка на
трех ногах: законодательной, юридической и исполнительной.
Сидит на этой табуретке то, что в Америке называют «гражданским
обществом», сидит всей своей задницей. Потому что у табуретки
Стучалка
3 of 21
цель существования – быть для этой задницы удобной, а цель
существования задницы – не табуреткиного ума дело. Это тебе не
российская традиция – задницу к табуретке пристругивать и эту же
табуретку на горбу носить. Хотя и гражданское общество может
стать большой жопой без головы и с единственной прямой
извилиной, что сейчас, кажется, и происходит.
Больше всего я виню себя. Зря смеешься – если бы не мой длинный
язык, всего этого могло бы и не быть. Исторический детерминизм –
это идея не только марксистская, но и идиотская, не говоря уже о
том, что она из нас делает совков без ответственности и чести.
Неужели я тебе не рассказывал, как все начиналось? Может, если
бы мы с Биллом Джонсом однажды пивка не попили, стучалки
вообще бы не было. Нет, как раз «Не ты бы, так другой...» – это и
есть ерунда. Зря не веришь, хотя про начало всей истории никто не
писал и ни в каких TV шоу не показывал. Билла Джонса забыли, он
никогда популярен не стал – настоящий изобретатель. Там еще не
накапало?
Я вроде тебе говорил – Джонс у нас в отделе работал. Да, биолог – у
нас и отдел почти биологический, я его много лет в коридорах
встречал, такой шлимазл, глаза в разные стороны смотрят. Все
вокруг заняты молекулярной биологией или хотя бы просто
генетикой – выводят чистые линии у мышек, трахают дедушек с
внучками или правнуков с прабабками, а он смотрит на эти тысячи
мышек и думает: «Как же они мир воспринимают?» С
финансированием у него было туго – денег на это дело не было, тут
ни гены, ни болезни рядом не лежали – фармацевтические
компании на мышиное восприятие мира денег не дадут, наше
министерство тоже. Он случайными грантами перебивался, так и
дожил бы до пенсии, если бы меня не встретил.
Как-то мне шеф говорит: «Давай, сходим на семинар. Сегодня
Джонс рассказывает про своих мышек, отчитывается, что-то он там
накопал. Парень он славный (”nice” по-английски), в пятницу после
ланча уже ничего толкового не сделаешь, пойдем, а то совсем никто
не придет». Пришли: стоит у экрана мужик за сорок с виноватыми
Стучалка
4 of 21
глазами, в аудитории – три с половиной человека. Начинает
рассказывать: слух у животных, зрение у животных, какие они там
цвета видят, какие – нет, различают ли формы, и все такое – прямо
по книжке Реми Шовена «От пчелы до гориллы». Потом – про свою
новую методику начал, как он научился у мышек сигнал со
зрительных нервов перехватывать, расшифровывать и записывать.
Билл, оказывается, еще и в электронике разбирался, была у него про
это степень – то ли из Брауна, то ли из Йеля. Есть способ с
помощью слабого магнитного поля определять распределение
электрического заряда в пространстве, причем с высокой точностью
и высоким разрешением. Вот до него и дошло: сигналы от глаза
идут по нервным волокнам и создают переменное распределение
электрического заряда в куске пространства за мышиным глазом.
Если это распределение умудриться записать да расшифровать, то
можно выяснить, какой сигнал по какому волоконцу идет, на какую
колбочку какой лучик падает и собрать из этого то самое
изображение, которое глаз в эту секунду видит. Вот он этим и
занялся: запихивал мышек в индукционную катушку, закреплял их
там эпоксидкой – ему же надо было, чтобы они не шевелились – и
записывал какие электрические сигналы по их нервишкам шастают.
Свинство, конечно – мало того, что жертва инцеста, еще и голову в
эпоксидку. Даст он ей наркоз, приклеит – она проснется, а головой
уже не пошевелить и челюсти не раскрыть. А ей – кусочек сыра под
нос: «Смотри, как вкусно!» Только я думаю, мышке в это время не
до сыра было: ей и жить-то оставалось часа полтора, до конца
эксперимента.
Рассказал он про все свои зверства и показал кино секунд на
тридцать. Серые пятна мелькают, он его раз двадцать прокручивал,
чтобы объяснить, что там видно должно быть: «Смотрите, вот это –
она сыр видит, а это – моя рука на заднем плане, хотя и трудно
догадаться, видите, я сыр убираю, и она глазами за ним следит». Ей
бы не за сыром следить, а за шприцем: он же ей сейчас укол в
задницу – и прощай, Вася! Народ сидит, недоумевает: на кой хрен
Стучалка
5 of 21
все эти эксперименты нужны, когда видеокамеры давно уже меньше
мышиных глаз делают?
Ну, похлопали ему вежливо после доклада, а вопросов не задают.
Все встали и пошли к выходу. Хуже всего, что его босс, который
семинар вел, тоже ни одного вопроса не задал, это уже за пределами
вежливости, это на американском научном языке значит – на выход
с вещами: зарплата кончилась, а свет и воду вырубили еще вчера.
Мы подошли, мой шеф о чем-то там его спросил, потом я что-то
такое вякнул – «Где, мол, граница между глазом и мозгом, между
физиологией и психологией?», а он стоит – смотреть больно: на эту
мышиную возню лет десять убил, а никому не интересно. Мне его
жалко стало, я и говорю: «Пойдем, Билл, пива попьем – что это мы
всухомятку твои идеи обсуждаем».
С американцами пиво пить – занятие невеселое, а с таким занудой и
подавно. Не без моего понукания он за первую кружку перевалил
(до третьей ему, конечно, никогда не добраться) и сразу – про свои
планы. Как качество изображения улучшить, как сделать его
стереоскопическим – поскольку у всех по паре глаз, как от мышей к
собакам перейти – у них зрение поцветнее, да не получится: у него
такой индукционной катушки нет, чтобы в нее собачью голову
вклеить, а стоить будет – миллиона полтора. Это ведь только так
говориться – индукционная катушка, а там какой-то сложный
прибор, все проволочки платиновые. Я сижу и думаю: «Вот
сволочь, он еще и собак будет эпоксидкой поливать. Вот они –
«тихие американцы» – ни стыда, ни совести». Потом ему и говорю:
«Билл, а ты не пробовал со своего глаза сигнал записать?» Дескать,
ты, сука, прежде чем собак мучить лучше свою голову эпоксидкой
залей.
Он взглянул на меня рассеяно и говорит «А зачем? Я же знаю, что я
вижу». А я ему говорю: «Нет, это ты знаешь, что ты думаешь, что
ты видишь, а что ты видишь, ты не знаешь. И вообще – говорю – ты
электронщик века микроминиатюризации, тебе надо не голову в
катушку засовывать, а катушку – в голову». Надоел он мне за два
часа до смерти, расстались мы (каждый за свое пиво отдельно
Стучалка
6 of 21
заплатил, как у них положено) и я поехал домой коньяк пить – а то у
меня от Джонса давление подскочило.
Вот и рассуждай о роли личности в истории, о случайности и
необходимости. Не было бы пары таких случайностей – жила бы
себе сейчас Америка без глобального мониторинга, и я бы в ней
жил – не тужил. Конечно, «Кто же мог знать?» Смотри: накапало
еще по одной! Давай, мы и эту – под капусту? ... Слеза, а не
«продукт». Я тебя еще не уморил? Тогда слушай, тем более, что
моего личного участия дальше не было – я свое черное дело сделал
– и в кусты.
Примерно так через полгода – звонок: «Сёрджи, это Билл». Какой
Билл? Я и помнить забыл всю эту историю с мышиной географией.
Оказывается – Билл Джонс, просит меня приехать, что-то он мне
должен показать. Я его спрашиваю: «Что, собачьи головы
приклеивать научился?», а он говорит: «Нет, мне теперь клеить ни к
чему, приезжай, сам все увидишь». У Билла была пара комнатушек
в самом старом здании, еще военных времен – там уже стены
потрескались, потолки просели, вонища от тысяч мышей над ним,
от нашей знаменитой мышиной коллекции (это здание так и
называется – «Мышиная башня», там десятки тысяч мышей живут,
самая большая в мире коллекция мышиных генетических линий, на
весь мир вонь). Удовольствие у него сидеть – маленькое, я сам в
этом здании когда- то месяца три провел – лепил мышиную
информационную систему. Может, мышам она и нравилась, но
толку большого из этого не вышло. Отдел у нас по трем
территориям разбросан, без машины не доберешься. Еду,
приезжаю. Билл сидит в темной комнате у «Силикон Графикс». Это
рабочая станция для обработки
картинок, к ней есть софтвер и специальные очки, чтобы стерео
картинки смотреть. Надеваешь очки, а там левое и правое стекла
отличаются поляризацией. Очки инфракрасным лучом связаны с
монитором, когда он левую картинку показывает, она через левое
Стучалка
7 of 21
стекло идет и наоборот, у тебя левый глаз видит одну картинку, а
правый – другую. Надел он на меня очки, начал крутить кино, вижу
– прогресс: цвет есть, стерео есть, все заметно четче стало. Потом
смотрю – руки мелькают, и направлены как-то странно: не к мышке,
а от нее. Я Билла спросил, а он мне и говорит: «Так это же мои руки
как я их своими глазами вижу». Я офонарел.
Зажег он свет, повернулся ко мне – а у него из обеих ноздрей по
проводу торчит, и идут эти провода в карман пиджака. Вот это и
была первая стучалка – еще без передачи на спутник, без звука, без
GPS подсистемы. Если самого Билла не считать, я первый ее
увидел. На самом деле, я ее не видел – она у него в носу была, но
ты не придирайся, суть дела не в этом.
Стал он рассказывать, а сам при этом сопли с проводов стирает – у
него от стучалки насморк был, как высморкается – сопли по
проводам в карман, да и сморкаться неудобно. Короче – уже не
вивисектор, а настоящий мученик науки. Самое главное – говорит –
это идея запихнуть катушку в голову, а не наоборот. Где-то какие-то
знаки надо было поменять, что-то по-другому вычислять – и можно
мерить распределение не внутри катушки, а снаружи. Оказалось,
так давно в разных шпионских приборах и делают. От одного из
них Билл достал пару катушечек размером с горошину. В мышиную
голову такая не полезет – это все равно, что тебе в голову
теннисный мячик запихивать, собак у него, к счастью, не было,
оставалось – засунуть все в собственную голову. А там, у нас в
черепе, есть гайморовы пазухи, от них и хронический насморк
называется «гайморитом». Вроде бы эти полости ни для чего не
используются, стенки у них костяные, доступ – прямо из носа, надо
только одну тонкую стенку продолбить, что и делают, когда
гайморит лечат. Билл сказал, что какой-то приятель-врач ему
помогал, но соврал: эксперимент на человеке, хоть и на самом
экспериментаторе – дело незаконное. Думаю, этот врач был не
просто приятель, а или близкий друг, или Биллова баба – приятель
на такое дело не пойдет, риск велик. Все это ерунда, главное –
влили Биллу в гайморовы полости эпоксидку, приклеили к черепу
Стучалка
8 of 21
изнутри держалки, а потом в каждую вставили по этой самой
горошине. Провода – из ноздрей в карман, а там карманный
рекордер, пишет все на цифровой диск через процессор, который
сигнал преобразует и помехи убирает.
Он мне часа три рассказывал про свою технологию – как он
определяет, какие сигналы с одного нервного волокна поступают, а
какие – с разных. Как он их рассортировывал, чтобы картинку
правильно собрать – рисовал кресты на бумаге, смотрел на них и
подбирал такое соответствие сигналов пикселам, чтобы на экране
такой же крест получался, еще что-то такое. Я это тебе лучше
расскажу завтра, не за бутылкой. Важно что: Билл теперь ходит по
улице и все, что его глаза видят – у него в кармане.
Вторую случайность Биллу не я организовал, а Нью-йоркская
полиция. У него была страсть – голландцы, Ван Дейки, Рубенсы и
Рембрандты, где розовое мясо – это баба, а остальное – дичь. В
Нью-Йорке, в «Метрополитене», была выставка, и он, конечно, туда
поехал. Видимо, ему хотелось сравнить, что он видел с тем, что он
думал, что видел, потому что горошины и провода он из носа не
вынул, а так во всей красе помчался в столицу и побежал в музей.
Что там произошло – я точно не знаю. Слышал только, что вечером
на Манхеттене он с полицией сцепился – то ли они вломили комуто, кому не следовало, то ли кому следовало не вломили. Что и как
там было – не важно, важно только, что копы нарушили закон, и
Билл это углядел. Он завелся, хоть и не ему морду били, в
каталажку не его сажали, наручники не надевали, хотя наверняка
обматерили. Пошел жаловаться, вызвали этих копов, а они,
естественно, в несознанку. Вот тут-то он свой рекордер вытащил и
говорит: «Поехали в Коламбию – у моего приятеля там «Силикон
Графикс» есть, сейчас я вам покажу – что было и чего не было»
Поехали, он показал. Прокурор в тоске: еще одно кляузное дела
против полиции. Полицейские затабанили по- американски:
«Ничего не знаю, ничего не скажу, разговаривайте с моим
адвокатом». Завертелась американская сутяжническая машина, а
Билл укатил домой.
Стучалка
9 of 21
II.
Ничего хорошего там он не ждал: давно уже был на грани
увольнения за отсутствие грантов, фондов и публикаций. Держался
на честном слове. В Америке так не часто, но в национальных
лабораториях, вроде нашей, бывает – там на честном слове можно
до пенсии просидеть, если не выступать. Через несколько месяцев
прибегает к Биллу его босс, глаза на лбу: «Нас с тобой к директору
лаборатории, срочно!» Видишь ли, это только так называется –
«лаборатория», на самом деле – огромный институт, вроде
Курчатника, несколько тысяч человек. Так что директор – большой
человек, и то, что все его Аликом зовут, и он всех – тоже по имени,
ничего не меняет. Помчались эти два гаврика из вонючей мышиной
башни прямо в центральный корпус, на ковер к начальству, чего
ждали – не знаю: уволили бы их без разговора с директором. Входят
– все улыбаются, все смолтокают: «Вам кофе с сахаром?» – «Нет,
спасибо, я без молока», а в кабинете, кроме директора и обычного
народа, сидит еще такой прозрачно-ясный джентльмен в темном
костюме и галстуке с темно-красной искрой, все на виду, никакого
двойного дна и быть не может, глаза ясные, честные и
неподвижные, международная порода – КГБ или ФБР.
Разговор дружелюбный, Алик все расспрашивает: «Какие у вас,
Билл успехи? Да что же это мы ничего про такую важную область
не знаем?! Может вам, Билл, какая помощь нужна?» Какая там
помощь, к едрене матери, когда у него в кабинете потолок
протекает, того и гляди провалится, а писишка стоит – 1978 года
выпуска?! Он там что-то про потолок и компьютер залепетал, а
Алик ему и говорит: «Нет, это все несерьезно. Давайте – говорит –
сделаем так: вы подготовьте сначала доклад о проделанной работе,
мы вас в большой аудитории выслушаем, а одновременно –
подготовьте ваши предложения о том, как нам эту работу в
лаборатории продолжить и расширить. Сами знаете – с деньгами
сейчас туго, но на один-два миллиона в год вы твердо можете
Стучалка
10 of 21
рассчитывать. Кстати, вот доктор Смит из Государственного
Департамента очень вашими разработками интересуется,
побеседуйте с ним, пожалуйста, а на обратном пути загляните, если
не трудно, в отдел кадров – там должен быть готов ваш новый
контракт, а то я посмотрел – мы вас 12 лет в должности не
повышали». В серьезных делах американцы сарказм не
употребляют, так что Билл со своим боссом сразу поняли: ветер в
паруса задул попутный, но штормовой. Теперь главное – не
опрокинуться, а для этого надо сообразить – откуда такой ветер
взялся и кто им там ворожит.
Понятно, что ключ ко всем этим делам в прозрачном докторе
Смите. Чего он там доктор – несущественно, а вот молчит он очень
ясно и выразительно. Показал ему Билл свое мышиное кино, он
покивал, технические вопросы позадавал, но видно – все это ему по
касательной. Билл же, сам понимаешь, про стучалку у себя в носу
говорить не хочет – она сделана и вставлена в нарушение всех
правил, за такие нарушения в три шеи гонят, как за порнуху на
рабочем месте. Но Смиты у нас время даром не теряют, сразу –
быка за рога, спрашивает с улыбочкой: «А вот скажите мне,
пожалуйста, доктор Джонс, как вам удалось Министерство
Юстиции на уши поставить?» У Билла глазки забегали: «Вы это о
чем?» – «Как о чем? О вашем деле против Нью-йоркской полиции.
Там из-за вашего диска такие сражения разыгрались, что и до нас
доехало».
Оказывается, Биллов диск дошел до Министерства Юстиции,
Госдепа, и, главное, до NSA1 . Главный вопрос был – чем его
считать: свидетельским показанием или уликой? Началось с того,
что адвокаты тех самых полицейских посмотрели запись и
спросили, откуда она взялась. Им рассказали, а они: «А, так это он
всего лишь своими глазами видел? Ну, это не улика, а всего лишь
свидетельское показание. Нам плевать, что там на пленке
зафиксировано – видеокамеры не было? – Не было. Значит, и улик
1
National Security Agency
Стучалка
11 of 21
нет». Начались споры на эту тему, принципиально новая ситуация
возникла: вроде как личные впечатления пострадавшего к делу не
пришьешь, а с другой стороны – запись всех событий, при которых
он присутствовал, точная и очень хорошего качества. Дилемма,
новая юридическая закорючка. Адвокаты на это падки, в верховном
суде их хлебом не корми, дай только законы интерпретировать. До
NSA слухи дошли, а там не все дураки, сообразили, что
возможности у этой штуки неизведанные и надо бы ее к рукам
прибрать сразу.
Американское бюрократическое чудо устроено и развивается ровно
по тем же законам, что и советское – дело тут не в идеологии, а в
системе. Дали Биллу должность через одну, годовая зарплата стала
на единичку длиннее – в шесть цифр, он и не заметил, как стал
заведовать секцией. Понапихали ему кучу народа – электронщики,
физиологи, даже два хирурга, а он все больше сидит в своем новом
виварии и сравнивает – как волки и кролики одну и ту же ситуацию
воспринимают? По-разному, надо полагать – первые вторыми
закусывают. Там где-то мимо него шла разработка первых версий
стучалки – с передатчиком, как у сотового телефона, а потом и
сразу на спутник, версия с навигационной системой, всякие другие
прибабахи. В чем, говорят, Билл поучаствовал так это в
расшифровке сигналов ушных нервов, так что у стереокино
появился стереозвук. Уже и название у стучалки появилось
официальное – SPT, Synchronous Perception Transmitter, уже
окрестили ее “ratter”, от глагола ”to rat” – стучать, доносить. Потом
серийная стучалка появилась – вставят в нос и никаких проводов
наружу. Только все тихо шло. Не то, чтобы эта работа была
засекречена, просто занимались они вроде мировосприятием
животных, про людей и социальные проблемы никто вслух не
говорил. Так и шло – года полтора, наверное.
Все, на этом, считай, преамбула заканчивается, одна амбула
остается, амбула и амба. Доигрались с техническим прогрессом,
сукины дети. Налей мне, пожалуйста, а то я совсем затосковал.
Стучалка
12 of 21
Вот мы с тобой сидим – а ты мне до конца не веришь. А почему?
Потому, что я пересказываю, а не показываю. Был бы диск, увидел
бы ты, как мы с Биллом пиво пьем, посмотрел бы своими глазами,
что мои видели – и все в порядке. Ты сам сколько раз в жизни хотел
объяснить, как все было, а тебе не верили или слов не хватало?!
Например, с начальством – он орет: «Я еще две недели тому назад
распорядился!», а ты знаешь, что врет, но возразить не можешь.
Другой случай возьмем: сколько раз ты пытался вспомнить – что,
где и как произошло, а не получалось? Адрес забыл или дорогу –
самое время прокрутить пленочку про то, как в первый раз
добирался, Я уж не говорю про такую очевидную вещь, что удобно
было бы лекции слушать и не отвлекаться на записывание или то же
– на важном совещании. Очень это заманчивая перспектива, думаю,
каждый из нас хотя бы раз мечтал о том, чтобы свои впечатления
зафиксировать.
Никогда не хотелось какие-то моменты заново прокрутить?! В
нашем возрасте прошлое чаще будущего снится, да и память хуже.
Такая штука очень бы помогла. Само собой – искусство тут и рядом
не лежало, хотя возможность посмотреть из какого такого сора они,
не ведая стыда, растут, тоже ведь заманчива? Биографы этим все
жизнь занимаются, а тут все прямо на экране.
Я уж не говорю о тех, кого избили-ограбили, а свидетелей не
оказалось. Ты – в суд, поймали этих козлов, а они, естественно:
«Ничего не знаем, ничего не было». И выходишь ты из суда не
солоно хлебавши, все тебе сочувствуют, даже адвокаты
подсудимых, а сделать ничего нельзя. А вот если у тебя стучалка в
носу, то они и рыпаться не будут. Или наоборот – повязали тебя и
дело шьют, а у тебя – алиби на пленочке. Переворот в правосудии:
засунь себе стучалку в нос и ходи где хочешь, что бы с тобой ни
случилось – доказательство в кармане. Так можно домечтаться до
полной ликвидации всякой преступности.
Разница между реальностью действительной и реальностью
доказуемой всегда была проблемой для государственного аппарата,
Стучалка
13 of 21
который старается ее ликвидировать или хотя бы уменьшить.
Другое дело – как: забыть, что не доказуемо или доказать, что было.
Сам посуди, в суде то и дело судья говорит присяжным: «Это во
внимание не принимайте, а того вы и вовсе не видели и не
слышали». Что это такое? Это попытка объявить действительное
несуществующим в пользу корректно доказуемого. А тут – одним
махом эта разница, если не стирается, то делается ничтожно малой.
Вынул диск из коробочки, прокрутил – вот где я окурок мимо урны
бросил, а вот где на длинные ножки загляделся – аж свистнул, всевсе, что я видел и слышал, можно проверить и употребить – а для
чего, это уж они как- нибудь без меня сообразят.
Давай еще по рюмочке – за то, чтобы не всякая человеческая мечта
сбывалась. Я думаю, нам так хорошо пьется еще и потому, что нет
«тоски окончания бутылки». Обычно ведь как – пьешь следующую,
а сам думаешь: на сколько еще рюмок хватит? А у нас с тобой
каждая рюмка – первая! Вот мы ее, эту самую первую – двадцать
первую и примем. Нет, это правильно, что я пропускал пока
рассказывал – у меня лигрыл2 с твоим не сравним, я бы иначе давно
был под столом. Ну, давай еще по одной – вечная память
гражданским свободам! Обидно, понимаешь, до слез. Билл, кстати,
неглупый мужик был – он все понял примерно через два года после
начала шума вокруг его стучалки, а еще через год – напился
снотворного с виски и не проснулся.
III.
Мы-то, если и мечтали о стучалке, то так, умеренно: для
самозащиты, для исследования, в мирных целях. Только у политики
свои правила игры, а у психологии – свои свойства. Смесь хамства
с демократией – опасный коктейль, поскольку хамство, по
Мережковскому, непобедимо. Нам ли этого не знать – семьдесят с
2
Лигрыл – литр/грамм на рыло, мера выносливости при питье
Стучалка
14 of 21
лишним лет хамло правило без всякой демократии. Может, не было
бы переворота в семнадцатом – сидели бы мы с тобой в Москве,
почти как сейчас, и обсуждали бы несчастную судьбу американских
иммигрантов в России.
Все началось в Техасе. Техас штат размашистый. Они там
самостоятельно свободу от Мексики завоевали, а потом уже к
Штатам присоединились – на особых правах. У них есть
официальное право отделиться от США в любой момент. И
федеральный налог они не платят, то есть, конечно, платят, но
называется это как-то по другому – чтобы чувства не задевать. В
Лондоне я сам видел вывеску: «Посольство Техаса» , у какогонибудь задрипанного Теннеси такого и быть не может.3 Во всем
размах – в тюрьмы сажают десятками тысяч, казнят десятками,
только дорого это все обходится казне. В американской политике
идея сэкономить деньги налогоплательщиков – все равно, что
четыре туза в покере. Вот Техасский сенатор-республиканец и
выступил, как только про стучалку разнюхал: «Федеральное
правительство народные деньги тратит на всякую научную ерунду,
а если что-нибудь толковое получается, то все равно пропадает и не
используется для облегчения налогового бремени. Вот, изобрели
американские ученые замечательный прибор, который может
налогоплательщикам одного Техаса сэкономить несколько
миллиардов долларов в год, а правительство его скрывает». Ему: «О
чем это ты?» А он: «Как это о чем, о стучалке, конечно. Ведь если
заключенному реттер в нос засунуть, то его и сторожить не надо –
пускай идет себе на все четыре стороны и на жизнь зарабатывает,
чем народный хлеб в тюрьме жрать. Так 90% заключенных можно
повыпускать, тюрьмы позакрывать, куда они от нас денутся – в
любую минуту каждого полиция по GPS-сигналу отыщет, да и
записано – что он там видел, слышал и делал. Остальным –
«вышку», и проблема решена».
3
“Texas Embassy” – ресторан в центре Лондона
Стучалка
15 of 21
Шум поднялся. ACLU4 протестует, но уж больно вкусно это
выглядит – вместо того, чтобы их сторожить, выпустить всех на
волю, пускай сами кормятся и знают – всякий их шаг наблюдаем и
доказуем. Когда он с любимой девушкой в постель прыгает, то
соображает, что может быть все то, что он сейчас своими глазами
видит, еще пара-тройка полицейских где-нибудь в наблюдательном
центре смакует. Сначала выпускали добровольцев, а потом все
добровольцами стали: в тюрьмах очень жесткий режим сделали, а
на жалобы отвечали: «Нечего жаловаться, это раньше у вас право на
комфорт вплоть до лечения зубов было, поскольку вас свободы
лишили, а теперь – ты по собственному выбору сидишь, не хочешь
– нос подставил и пошел на волю». Всем очень нравилось –
экономия огромная, злодеи ходят по ниточке, у налогоплательщика
пропало ощущение, что он на свои деньги мерзавцев содержит.
Потом появились фирмы по установке реттеров, сначала одна, а
вскоре – больше дюжины, и во всех – очередь на полгода. Главным
образом, конечно, в больших городах – Лос Анжелесе, Нью-Йорке,
Майями. Ставишь ты себе в нос стучалку, и фирма выдает тебе
специальную карточку, там – твоя фотография и текст: «Фирма
«Зоркий глаз» осуществляет непрерывный мониторинг зрительного
и слухового восприятия мистера/миссис Браун». Идешь себе по
городу, к тебе грабитель – а ты ему эту карточку: «Извините
подвиньтесь, но ваша физиономия уже зафиксирована, полиция
выезжает». Он, конечно, может и сзади напасть, но ему проще
найти другого – без стучалки. Конечно, у этих было не как у
преступников: им было достаточно сказать вслух: «Прекратите,
пожалуйста, мониторинг до шести ноль- ноль утра» – и все, фирма
обеспечивала им privacy.
Пошла мода на стучалки. Все не стесняясь всё записывали и потом
друг другу показывали. Скажем, после отпуска на Багамах, вместо
видео. Скучно – хуже любительского кино: «Смотрите, смотрите,
вот это мне замороженную «Маргариту» в баре подают, а сейчас
4
ACLU – American Civil Liberties Union
Стучалка
16 of 21
парень слева будет рассказывать анекдот, я там чуть со смеху не
умер». Иногда не очень-то и добровольно показывали: приезжает
муж из командировки, а жена ему и говорит: «Дорогой, ты, я
надеюсь, стучалочку там не выключал? А что там видел, кого
встретил? Не возражаешь, если я пленочку завтра посмотрю? Нет,
конечно, я тебе доверяю, просто мне хочется, чтобы как будто мы с
тобой везде – вместе».
Баптисты южные, все крутые религиозники, обрадовались:
«Стучалку Бог не зря именно американцам послал, потому что
только в Америке с помощью Бога и прогресса можно покончить с
грехом окончательно». У нас на Юге, в некоторых баптистских
общинах, стучалка для верующих стала обязательной. Они там друг
друга контролировали, но демократично: в сомнительных случаях,
вся община в воскресенье после службы оставалась спорную
пленку смотреть, а потом решала – был грех или нет.
Католики стали обсуждать вопрос: не обязать ли исповедующихся
показывать запись всех событий со дня предыдущей исповеди и до
сегодняшней священнику? Ну, этот номер не прошел по
практическим соображениям: священников не напасешься все
пленки прихожан смотреть. Кстати, католические организации до
сих пор финансируют разработку поддержки запросов к
видеозаписям. Это чтобы не смотреть самому пленку, а запустить
программу с запросом: «найти кусок, где на экране едят», а
программа этот кусок распознает и вытащит, еще может и меню
обеда распечатать – если хорошо видно.
Ты, наверное, думаешь, что американская богема, художники,
Голливуд всякий на дыбы встали? Ошибаешься: они главными
добровольцам и были, у них стучалка сразу в моду вошла. Кто-то из
больших звезд вложил сто миллионов в стучалку, передающую
запахи, хотя из этого ничего не вышло. Одно дело – зеркало на
потолок и видеокамера в углу, это, сам понимаешь, тривиально. А
вот когда после славного траха садятся в обнимочку к двум
телевизорам и каждый наблюдает, что его партнер во время
траханья видел и слышал, как бы в его шкуру влезает – это
Стучалка
17 of 21
настоящий кайф. Да еще, конечно, куча психологов верещит: «Ах,
это так замечательно, так помогает взаимопроникновению и
взаимопониманию, придает новую глубину семейной близости,
небывалый прогресс в сексуальный жизни». Что слева, что справа –
для всех у стучалки крючок нашелся. Пожалуй, только наш брат –
средний класс, болото – остался в стороне: нам телевизора хватало.
Кстати, о телевизоре: вместо мыльной оперы пошла непрерывная
передача «Дни и ночи Лизы Браун». Лиза – захудалая старлетка –
продала телевизионной компании записи своей стучалки на пять
лет вперед. Компания купила право посылать ее туда-сюда и
устраивать ей всякие приключения. И все это – со спутника в
студию. Канал открыли специальный, 24 часа в сутки идут те же
самые сутки у Лизы, со всеми подробностями. Это только первая
ласточка была, потом почти все американские celebrities своими
пленками торговать стали, цены оказались невысокие. Одна
голливудская парочка перед свадьбой заключила контракт – продала
записи за медовый месяц. Что-то там у них не сложилось,
разбежались они через три дня – так телекомпания потом с ними
три года судилась: деньги они вперед получили, запись
предоставили, а уж что там они в течение этого месяца должны
были делать – этого в контракте не было.
Я думаю, американское общество было к стучалке морально
подготовлено. Понимаешь, чувство приличия у нас хорошо развито,
а вот со стыдом дело туго. Растлитель детей вполне может
выступить по телевизору и заявить: «Я 20 лет отсидел, долг
обществу заплатил, теперь пишу книжку о своей нелегкой жизни в
тюрьме и до, а права мои и свободы ущемлять нельзя. И вообще,
это безобразие и дискриминация, что меня в детский сад
воспитателем не берут – я других не хуже, да и контакт с детьми
теснее». И никто ему в рожу не плюнет, хотя в детский сад работать
все-таки не возьмут. Так что очень немногих смущал факт, что то,
что они в уборной наблюдают, может стать достоянием публики.
Чего стесняться?! Все там бываем. Помнишь, когда этого
президента, фамилию забыл, пытались на вранье поймать, все
Стучалка
18 of 21
подробности его интрижки в конгрессе разбирались – и ничего,
девочка та сразу книжку написала.
Либералов стучалка на другой крючок поймала. Американским
либералам равенство и порядок дороже всяких свобод. Поэтому они
сразу стали за стучалку – всем, для всех и бесплатно, как всеобщее
медицинское обслуживание, а мониторинг у частных компаний
отобрать и передать в чистые и образованные руки специальной
организации. Главное – все централизовать, всем стучалку в нос, а
автомобили запретить, поскольку они воздух портят.
Сначала была пара громких дел: полицейских наблюдателей
поймали на том, что они пленки подделывали, переписывали с
одной на другую – получалось, что кто им заплатил – тот дома
сидел, а кто дома сидел – насиловал. Поймали их за руку, и решили:
всем им – стучалку в нос, в рабочее время чтоб не выключали.
Потом всему полицейскому начальству. Потом всем налоговым
инспекторам. Потом всем врачам и медсестрам. Добровольно,
конечно: хочешь – ставь, не хочешь – увольняйся. Потом страховые
компании стали давать скидку тем, кто со стучалкой, а остальным,
естественно, цены подняли. И пошло, и пошло: школьные учителя,
университетские профессора, наконец, автослесари – как иначе
проверишь, что он и правда масло в картере сменил?!
Если тебе сторож нужен, ты кого наймешь? Того, кто никогда не
крал, или того, кого всегда проверить можно? То-то и оно – второй
надежнее. Первый, может, и крал, да не попадался, а второй на
контроле. Так что бандиты свои охранные фирмы пооткрывали – со
100% гарантией. То, что кандидат в президенты обещает стучалку
ни на минуту не выключать во время всего своего президентского
срока еще не так страшно, страшнее, когда кандидата обвиняют в
том, что он без стучалки в носу живет. Да теперь уже в кандидаты
без нее не пролезешь.
Как обвал – не успели оглянуться – три четверти населения гордо
ходит со стучалкой в носу. Раньше дошлые корреспонденты ловили
официантов в «Макдональдсе», когда те гамбургеры с пола на
Стучалка
19 of 21
тарелку клали или просто в нее плевали, а теперь – идешь в
«Макдональдс», а там объявление: «100% гарантия чистоты и
качества – весь наш персонал остучален». Английский – гибкий
язык, сначала из “to rat” сделали “ratter”, а потом из реттера – “to be
rattered”, что значит получить стучалку в нос, «остучалиться». Ну, и
цены конечно – в остучаленных «Макдональдсах», больницах,
гаражах, сам понимаешь, раза в полтора выше.
Тут без рюмки не обойтись, необходима. Под капусту. Под
селедочку. И сразу – еще по одной, потому что японский мне уже не
выучить. Начальное состояние оказалось в Америке подходящим,
из него как обвал, падение с небоскреба – блямц и амба. Почитаешь
Оруэла и кажется, что ввести телескрины со старшими братьями
без большой крови или хоть маленькой революции нельзя. Ан нет!
Ничего этого не нужно, достаточно подойти к этому правильно, и
мы сами за телескринами в очередь встанем, еще драться будем –
кто скорее купит и повесит.
Все, финита. Остались технические подробности: появились
шлемы-маски: лицо закрывают, и передачу блокируют – чтобы не
записалось, что ты в дырки видишь. Уже в тринадцати штатах
ввели законы – незаконное владение шлемом приравнивается к
незаконному владению оружием. Что? Конечно, есть и законные
владельцы, а ты как думал?! Например, если надо обеспечить
анонимность присяжных в суде – как ты это без шлемов сделаешь?
Или скрыть личность свидетеля. Иногда на несовершеннолетних
подсудимых надевают – по той же причине.
Как и следовало ожидать, мониторинговые компании стали
попадаться на жульничестве. Выяснилось, что можно три часа
орать «Помогите!» и никакая полиция не приезжает. Потому что
компания стучалки сама ставит, а мониторинг другой продает. А
там сажают за сто телевизоров одного мексиканского нелегала – за
5 долларов в час – и говорят: «Смотри, если что случится – зови
старшего», а тот или курит в сортире или кофе пьет. Мексиканец к
концу 10 часовой смены засыпает. Все как с HMO, с управляемой
медициной – или дешево, или хорошо, а вместе не бывает. Еще
Стучалка
20 of 21
хуже: поймали компанию, которая пленки на черном рынке
продавала – пикантные эпизоды на порнуху. Ну, понятно, реклама
стала такой «В нашей мониторинговой компании нет ни одного
сотрудника без стучалки!» Потом закон ввели – компания не может
мониторить своих служащих сама. Стали компании пополам
делиться – одна половина служащих другой половины мониторит, и
наоборот. Рука руку моет.
Все, пойдем спать. Тебе уже скучно слушать про все эти
подробности, а мне – рассказывать, да и в газетах все это есть.
Когда про катастрофу – ужасов ждешь, Чечни или Афганистана, а
здесь – одна скучная рутина, экономика и социальная психология.
Так и сдохнем – с зевком во рту и стучалкой в носу.
M20
******
Два соображения оправдывают стиль: рассказ, треп –
единственный стиль, которым я сколько-нибудь владею – хотя бы
устно. А где треп – там и бутылка, а уж бутылку надо пить в
Москве, как в старое время – следовательно, со старым другом,
откуда и детали, например, самогон. Кроме того, описать, как я
рассказываю о событиях гораздо легче, чем описать сами
события – меньше подробностей и требований к логике в их
развитии.
Эдакая социальная фантастика получилась нечаянно. На самом
деле хотелось про любимую тему – соотношение
действительности и ее представлений. «Стучалка» - автомат,
производящий синхронное описание происходящих со мной
событий. Каждый, кто видит себя на кино- или видеопленке или
хотя бы слышит запись своего голоса, испытывает шок
непохожести. Скорее всего, просматривая стучалкину пленку, мы
испытаем такой же шок – реальность станет непохожа на свою
запись.
Стучалка
21 of 21
С идеей «стучалки» в абстрактном виде (без глазных нервов,
гайморовых пазух и т.д.) я играл несколько лет. Все выглядело
иначе – никакой гибели Америки, куча психологических
соображений, единственное, что сохранилось – юридические
проблемы. Недавно в Оксфорде на все это стало вдруг
«нарастать мясо» - появился Билл Джонс, снятие зарядов с
нервных волокон, а потом уже и всякие следствия – от
социальных до сексуальных. Жаль, конечно, что все это написано в
таком гаерском тоне – дело-то вполне серьезное, но через себя не
перепрыгнешь.
Реально существует лаборатория, где якобы работал Билл
Джонс, «Мышиная башня» в ней, ее директор Алик, который,
кстати, прилично говорит по-русски, домашний арест с
радиобраслетом на ноге – применяется к условно-досрочно
освобожденным довольно широко, папарацци, мыльные оперы,
гангстерские охранные фирмы. Обсуждается зависимость
медицинской страховки от генетической предрасположенности к
раку, и т.д., и т.д.
