Русская сага. Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие.
Глава 1.
«…Пойдем, обсудим сообща утраты
И обвиним, иль оправдаем вас».
«Ромео и Джульетта» В. Шекспир
З А Ч И Н.
Весна 2020 года.
Король подошел к окну и, приподняв тонкую занавеску, взглянул во двор. Прямо перед ним на широкой асфальтированной площади стояла открытая коляска, запряженная двумя белыми лошадьми. На козлах восседали два телохранителя, одетые кучерами с древними цилиндрами на голове. Рядом расположились бронированные машины представительского класса и белый свадебный лимузин. Джипы с охраной выстроились вдоль и по кругу подъездной площади. За высокой кованой оградой, окружающей королевский дворец, собралось много народу, что приготовились наблюдать свадебный выход наследника короны и его невесты, а с ними и всей королевской фамилии. Скоро по белой мраморной лестнице спустится молодая чета, чтобы обвенчаться в старинном фамильном костеле законным браком. Наследник датской короны и его славянская невеста.
- Как же это произошло, и что меня так зацепило, что я, не глядя, дал согласие на женитьбу с простолюдинкой? – вспоминал король.
- Ах! Да-да! Ее имя! Ее имя, - хмыкнул он и прихлебнул глоток бренди.
- Всеславка! – мотнул он головой.
Так сын представил ему ее при знакомстве. Он передернул плечами и прихлебнул еще раз. Ее большие зеленые глаза, каре из густых русых волос, полные губы и мягкий овал лица, слегка смутили его. Он мог понять своего наследника, который дожив до тридцати пяти лет, только сейчас представил официально свою невесту. Король знал об этой его связи, но не придавал значения, так как считал очередной сыновьей пассией. Но чтобы вот так, сделать ей предложение, он не ожидал. Тем более с таким именем. А ведь по паспорту она Вячеслава. Еще тогда он насторожился, услышав это имя из уст принца.
- Это ее правильное имя, отец, - засмеялся тот. - Просто при регистрации что-то напутали и вписали это имя. Так иногда случается. Но зовут именно Всеславка.
- Неужели закончится Проклятие! – вспыхнуло в голове у короля. - Семьсот лет!... Имя!… Коронация!…
Опустив тонкую занавеску, король поставил на стол стакан с недопитым бренди и посмотрел на золотые часы. Щелкнув крышкой, он удовлетворенно кивнул и, вложив их обратно в кармашек жилета, прошел к стене. Там помещался сейф, в котором находился свадебный венец. Им короновали испокон веков головки всех царских невест.
Длинные пальцы нажимали цифры кода.
1. 3. 2. 0.
Зажужжало, потом щелкнуло, и дверца открылась. Холеная мужская рука протянулась в недра ящика и вынула бархатную коробку. Сняв с шеи медальон, король отщелкнул крышку и на ладонь упал небольшой ключ темного металла. Вставив в замочную скважину футляра, он повернул головку и тот открылся. На белом бархате лежала диадема из червоного золота, усыпанная чуть потускневшими алмазами. В центре, на приподнятой вверх мысиком обода, в лапках желтого металла находился крупный огненно-красный рубин. Такими же рубинами, только меньшего размера, усыпан весь венец. Король повернул его, и камни заиграли в лучах дневного света.
- Как капли крови, - сморщился король, закрыл крышку и хлопнул дверцей сейфа.
Он нажал на кнопку звонка.
- Вы звали, Ваше Величество? – приоткрыл двери адъютант.
- Возьмите, - протянул ему футляр. - Вы знаете что это и что с ним делать.
Тот кивнул и принял в руки, затянутые в белые лайковые перчатки.
Король подошел к старинному зеркалу в полный рост и, окинув себя взглядом, остался доволен своим внешним видом. Поправил голубую муаровую ленту и одернул черный мундир с золотыми королевскими эполетами.
- Я готов! - кивнул он, и адъютант толкнул входную дверь.
Глава 2
ВНИМАНИЕ!
Все события, прописанные в этих книгах, есть ИЗМЫШЛЕНИЯ автора, приближенные к некоторым действующим историческим личностям и времени повествования, НЕ претендующие на достоверность или научному труду.
**************************************
Весна 1310 года от Рождества Христова.
Княжество СТАРОДУБСКОЕ князя Всеволода Большое Гнездо.
* * *
- Славка!
Тишина. Нет ответа.
- Славка!
Густой мужской голос звучал уже грозно.
- Славка! Где ты! Ужо, я тебя!
Из кустов, осторожно выглядывая, выбрался подросток. Рубашка и порты заправленные в лапти, измазаны глиной, шапчонка надвинута на глаза, а в руках арбалет и два болта на веревочном поясе. Заглядывая в щели деревянного забора, он крался на полусогнутых ногах, пока не наткнулся на живот, стоящего перед ним мужика. Подняв голову, охнул и выпрямился.
- Батюшка, како вы меня напужали! – Вскрикнул он, глядя в бородатое лицо.
Сильная рука, сдернула с головы мальца шапчонку, и длинная русая коса упала на спину.
- Славка! – Сердито выдохнул мужчина, глядя в большие зеленые глаза. - Где этоть видано, штоб девка, в парня рядилась, да еще и оружием баловалась? Ты хочешь, штобы вся округа потешалась над дочкой воеводы?
- Ах, батюшка! - Хмыкнула она, и дернулась из его рук своим крепким телом. - Все-то вы меня стыдите. Ужо я привыкла к такому, но сами жа меня учили всем премудростям боя с супостатом.
- Это когда он рядом, - прихватил воевода ее за шиворот кафтана и прижал к себе, - и не бою, а всего-то защите. Понимать надоть.
- А я тако понимаю, - вновь вывернулась она и отскочила на шаг, смеясь, - што надоть и бою.. Вон и княжонок тако себе метит. А я што? Я его понимаю и с ним согласная. Я ли не дочь воеводы.
- Ах ты, мелкая зараза! - Ухмыльнулся тот, утирая ладонью усы и бороду. - Нашла чем польстить. Ладно, согласен, но все же будь осторожна там, за стеной крепости, и смотри за князем, мало ли што.
- А я и смотрю, - заулыбалась Славка, уже спокойно шагая рядом с отцом, - а еще даже с ним тренируюсь. И еще с твоим помощником, Митрием. Он славный воин и хороший дядька. Нас не забижает, но и спуску ни мне ни княжонку не дает, всех гоняет одинако. А штоб было сподручнее, я в штанах и рубахе. Сам же велел.
- Лады. - Хмыкнул мужчина. - И все же поменьше мелькай в таком виде в крепости. Не хватало ужо схлопотать от твоей матушки и тобе и мне. Пойдем, коли так, вдвоем к ней, повинимся. Она тобя заискалась.
- Пойдем, - вздохнула Славка и вприпрыжку побежала за широким шагом высокого воеводы.
Их дом стоял рядом с теремом князя Всеволода, и поэтому девке было сподручно встречаться с младшим сыном князя Владимиром через внутренние врата их оград. Они дружили уже три года, как познакомились и уже совсем не расставались.
А случилось это впервые, когда новый воевода Опраксин принял место рядом с князем после их долгого и трудного похода на половцев. Там, в одном из столкновений с их ордами он и выручил князя, став за его спиной, отражая удары. С тех пор прошло уже три года, как стал он верным другом семьи и первым воеводой.
Тогда-то и столкнулся Владимир с его дочкой, когда та перелезла через забор в сад князя за грушами. Он сидел в засаде в кустах и внимательно глядел, как осторожно она кралась вдоль забора к самой раскидистой и старой груше, что так славилась своими плодами на всю крепость. Когда она, набив полные пазухи, уже спустилась и стояла возле корней дерева, он выскочил и, направив на нее свой арбалет, выкрикнул:
- Кидай на пол, все што скрала!
Славка от испуга аж, присела и зажмурилась. Сердечко забилось, и она захныкала.
- Ой, не губи девку несмышленую, барин, ой, не стреляй! Вот возьми усе, мне ужо расхотелось!
Мальчик опустил оружие и присел на корточки перед ней:
- Ладно ужо, чего ж спужалась так. Я не жадный. Бери, коли хочешь.
Она приоткрыла глаза, и хитро улыбнувшись, вдруг подскочила, толкнув его в грудь, выхватила из рук арбалет и уже она направила его на подростка.
- А ну, ставай на колени! – Крикнула она и задорно засмеялась. - Теперь ты мой пленник! Боязно? – повела она оружием ему в лицо.
Тот встал на ноги и насупился.
- Негоже князю на колени становиться. Заруби на носу.
- А я тобя подманула, - опять засмеялась она весело, - а ты и повелся. Ладно. Бери. Это я так, шуткую.
Она протянула руку.
- Славкой кличут, а тобя знаю, ты сынок нашего князя. Владимир, кажется?
Тот кивнул и вырвал из ее рук арбалет.
- В следующий раз мой верх будет, - скривился он, - не проведешь.
- А следующего раза могет и не быть, княжонок, раз ты такой мямля.
- А ты, стало быть, прыткая! - Вскинулся Владимир. - Ужо вот скажу твоему отцу и он тебя выпорет за кражу.
- Фьююють! – Присвистнула она, и подтянула портки. - Да ты еще и доносчик! А знаешь же, што доносчику первый кнут! Вот и посмотрим, кому попадет, а кто и не при чем будет.
- А груши? – Указал он на плоды, лежащие на земле.
- Так нападали сами, - усмехнулась она. - Ты трясонул, вот воны и попадали. Не докажешь. Понял.
Она состроила хитрую гримаску, упираясь руками в бока. Мальчик посмотрел на ее довольное лицо, как-то хмыкнул и протянул руку.
- Давай дружить?
Славка оторопела. Она думала, что парень потащит ее к охране, а он вон что.
- Давай! - Сказала она и медленно протянула тому руку, боясь каверзы.
Но Владимир пожал ее.
- На усю жизню?
Она посмотрела в его серые с голубизной глаза и кивнула:
- На усю!
Глава 3
Прошло десять лет.
Высокая русоголовая девушка, одетая в мужское платье, с кольчугой на плечах, опоясанная легкой саблей и со шлемом на голове, лицевая стрела которого закрывала переносицу, приставив к глазам ладонь, пристально всматривалась вдаль. Ее зеленые глаза были сощурены и внимательны. Там, у самого горизонта собирались черные тучи. Это были враги. И их было много.
Только что сам князь Всеволод вместе со старшим сыном Дмитрием две недели назад выехали в Золотую Орду по приглашению хана Узбека. Тот был лютым правителем, не терпящим никакой непокорности.
Государство Золотой Орды было самым примитивным и его единство держалось на жестком терроре правителя. Таким и был Узбек. Прослышав, что Всеволод хочет объединиться с Тверским князем против половцев, он пригласил его, чтобы выпытать, что еще готовит он и как бы не организовал походы и против него самого. Шпионы ордынцев, баскаки, собирающие ясак хану, сообщали, что много появилось свободомыслия в княжествах, много волнений против власти Золотой Орды. Поэтому Узбек и решился потаскать за чуб вольнодумцев и показать остальным князьям, «кто в доме хозяин».
Население Орды представляло самые различные народности и верования. Завоеватели – монголы не составляли большинства и, со временем, они растворились в массе покроенных народов, главным образом в тюркских и, в основном, с кыпчаками. На нижней Волге в степи легко сочеталось осёдлое и кочевое хозяйства. И это были половцы. Вот именно они с позволения и поручительством своих удельных ханов часто нападали и грабили мелкие русские княжества. Обычно по весне, собрав большое войско, они шли волной на южные окраинные земли Руси.
Лазутчики князя Всеволода сообщали ему о готовящемся нашествии, и тут пришло известие о непременном прибытии в ставку Орды самого князя и его старшего сына, наследника, дабы получить соответствующую тому пайцзу на княжение и назначить новые сроки и количество оброка. Обговорив с воеводой Опраксиным дела по обороне крепости и земель княжества, князь отбыл в Орду. А через две недели отряд под командованием Всеславки дочки воеводы и невесты второго сына князя - Владимира, остановился на окраине княжества, и все увидели, как приближается лавина половцев.
Нашествие началось. Разведчики еще ранее сообщили о приближении войска и небольшой отряд князя, скорее, его арьергард, ждал появления врага и уже выслал предупреждение первой крепостице на границе княжества, где стояло основное войско уже под командованием самого воеводы. Всеславка знала, по доносу своих разведчиков о том, что творилось за спиной половцев: сожженные села и деревни, разграбленные крепости и монастыри, угнанные в рабство жители. Кровь, кругом была кровь и смерть.
Дождавшись первых разъездов половецких конников, Славка тайно проследила за их действиями и также вскочила на коня.
- Уходим, - тихо скомандовала она своим воинам.
Они покинули наблюдательный пост и скрылись, поспешая к своим с донесением о скорой встрече с неприятелем. Их летучий отряд удалился на довольно протяженное расстояние, как сбоку, по балке, по которой они двигались, их догнал такой же отряд половецких разведчиков. Им ничего не оставалось делать, как вступить в бой сразу же, с ходу.
Легкая кавалерия врага всегда славилась своими лучниками и здесь они, как и всегда, начали свой обстрел с коней и положили четверть отряда Славки. Но, приблизившись, были встречены уже опомнившимися конниками русских и вступили в драку. Силы были почти равными и бились оба отряда отчаянно, понимая, что никому не уйти живыми.
Славке достался толстый мужчина, в стеганном жилете, какие, обычно, носили все половецкие конники, вместо тяжелых лат и кольчуг. Ловко орудуя саблей, он теснил Славку, не понимая, что перед ним девушка, и, когда, после очередного касания саблей шлема, тот упал с ее головы, половец увидел косу, что метнулась вокруг шеи, и приостановился от удивления, и этот момент был для него последним: девушка снесла ему голову одним взмахом руки. Врезаясь в кучу сражающихся воинов, она увидела, как прижимается к коню ее младший брат и тут же кинулась ему на помощь. Ловко уходя от ударов, она теснила конем уже сражающихся на земле и добравшись до половца, ударила того со спины. Брат кивнул ей в благодарность и выпрямил своего коня, нацелившись на следующего вражеского конника. Сорвав того с седла стрелой из лука, он сразился с еще одним и тут же упал под его ударом. Увидев его падение, с криком туда бросилась Славка. Соскочив с лошади, кинулась к парню и подняла его за плечи:
- Живой?
- Да, - кивнул он и закричал. - Сзади!
Славка обернулась и вскочила. Подставив саблю, отвела удар и по касательной нанесла свой. Половец качнулся и осел, зажимая рукой рану. Вторым ударом она ударила тому в грудь, и он завалился навзничь, прощаясь с этим светом. Брат уже подскочил и отбивался от следующего нападавшего, а Славка попыталась вскочить на своего коня, которого схватила за удила. Окинув взглядом поле сражения, поняла, что все закончилось. Правда, осталось мало воинов с ее стороны, но и половцы потеряли всех.
Это была ее первая победа, и Славка прошла к оставшимся своим. Они осматривали своих раненых и добивали врагов. Оставлять не решились, так как те могли рассказать об увиденном, тем более что пришлось укладывать своих на коней и везти короткой дорогой. Вскоре показались первые домишки деревни, прилежащей к крепости и Славка поспешила вперед, оставив своих уже пешими следовать за конниками. Ворота были открыты и они поскакали к главному терему, где заседал военный совет.
Воевода встретил дочь и сына на крыльце. Приняв лошадь из рук соскочивших с коня Славки и парня, воин увел еле дышавшее животное в конюшню, чтобы привести его в порядок, так как нести на себе двоих и после сражения, даже животному было тяжело. Спустившись вниз, воевода вгляделся в окровавленную одежду детей и покачал головой.
- Што, не смогли уйти незаметно?
- Таки получилось, отец. - Кивнула Славка. - Нас догнал отряд разведчиков. Пришлось вступить в бой.
- Наших много полегло?
- Там осталось треть, - развела она руками, - но и вражины остались там усе.
Воевода помолчал, потом, окинув их хмурым взглядом, вздохнул:
- Идите и отдыхайте. Потом призову к совету.
- Надо бы всех созвать из деревни под стены, - сказала Славка. - Скоро ужо увидим их-то.
- Это как положено, - сказал воевода и махнул кому-то рукой поверх их голов. - Давай набат!
С колокольни, что стояла в центре, грянул звук колокола. Он раздавался по всей округе и его слышали даже в других селах, что были за сотню километров. Жители, услышав его тревожный голос, кидались в дома и торопились за стены крепости со скарбом, детьми, животными. Все задвигалось, закричало, замычало. Пройдя воротами, жители определялись по небольшой площади и устраивались, освобождая места для движения воинов. Им помогали старшие отрядов, показывая места, где можно расположиться и не мешать обороняющим в их перемещениях в бою. Жители растягивали пологи от жары и дождя, стреноживали и привязывали животных, помогали готовиться к обороне, подтягивая к стенам котлы с кипящей смолой, носили камни для пращей, варили пищу. Все были заняты подготовительной работой. Они понимали, что могут рассчитывать только на толщину стен и на мужество воинов.
Воевода собрал совет старшин, и они решали первостепенные задачи по обороне и вылазкам на ближние бои. Определили два отряда, готовых к таким выходам и тактику их поведения. Кроме того, отправили ко всем близлежащим крепостям донесения о вступлении половцев на землю и возможном их движении без взятия их крепости, оставляя ту в тылу, в осаде. Кроме этого, выслали послания и в другие княжества, дабы оповестить тех о нашествии и испросить их помощи.
Так уж повелось, что помогая друг другу, они могли остановить врага и откинуть тех прочь с их земель. Подписав соответствующую памятку, они готовы были к таким выступлениям, отправляя к ним небольшие, но маневренные отряды конников и те, обходя с тыла, наносили ощутимый вред врагу и иногда заставляли отказаться от дальнейших походов вглубь территорий. Набрав достаточно добычи и встретив сопротивление, половцы чаще уходили, прихватив скот, рабов, ценности. На это рассчитывал и воевода Опраксин, отправляя воинов с донесениями к ближним князьям. А пока он со своими старшинами рассматривал со стены подход врага.
Вечерело. Уже зашло солнце, но еще стояла духота и пыль, поднятая лавиной половецкой конницы, стоявшая над их головами. Уже были слышны ржание коней и крики врагов. Через несколько часов, небольшое пространство перед крепостью было заполнено полчищем, и уже горели вдалеке избы и слышались крики оставленных животных. Ставились шатры, разводились костры. Половцы готовились к продолжительной осаде. Отряд их конников обскакал крепость по окружности, уклоняясь от стрел лучников со стен. Пробовали сами обстрелять и, обменявшись выстрелами, растворились в лагере.
Они готовились к штурму.
Воевода через узкую бойницу, рассматривал раскинувшееся под стенами войско и качал головой.
- Ты што так, отец? Али мы не отобьемся? Гляди, их не очень-то и много. Свысока видать лучше. Там, в степи, было страшнее. Пыль до небес.
- Да нет. - Морщился воевода. - Они здесь не все и нет еще таранов и камнеметов. Не подтащыли. Видать постОем тут будуть надолго. Надоть их как-то расшевелить и заставить уйтить.
- Ты ето о чем счас? – Спросила Славка, глядя в лицо отца.
- Дак, видать, разделилися. Здеся лишь половина, али треть. Так завсегда бывает, ежели осаду надумали. Остальные сильные конники обошли и двинулись далее. Зачем им становиться скопом и ждать неизвестно чего. У них мало времени, а надоть и пограбить и вернуться до морозов. Вот они и деляться на рукава и дают движения в обход, - учил воевода своих молодых соратников, а старые вторили ему, кивая головами.
Славка вглядывалась в лагерь под стенами и прикидывала, как можно потрепать вылазкой ее отряда и куда потом отойти. Представив отцу свой план, она получила полный отказ и обиделась.
- Ты мне не доверяешь? – Насупилась она, присаживаясь к столу, где сидел усталый воевода, положа руки на стол.
- Ты не лезь, куда не звали, - покачал он головой, - была ужо впереди и што? Потеряла пол отряда. Мало в тобе пока знаний. Постой на стене, понаблюдай, делай выводы.
Славка вздохнула и пошла на стены. Там, укрывшись за бойницами, рассматривала появлявшихся конных лучников, которые время от времени подскакивали к стенам и стреляли по оборонявшимся, те отвечали им тем же. Так, лениво постреливавши, они обменивались воинскими приветствиями и, выкрикивая по своему, показывали на пальцах скабрезное отношение к стоявшим на стенах. Те отвечали на русском, крыли матом и стреляли в наиболее шустро приблизившихся.
Ночь упала на оба лагеря. Затихли крики, загорелись костры, запахло пищей. Вскоре и это пропало в ночных сумерках, только слышались ржанье лошадей, да выкрики сторожей с обеих сторон.
***********************************************
Разговорный язык героев лишь слегка приближен с старославянскому, только для создания флера того времени. Он не соответствует настоящему старо-русскому, разговорному.
Автор.
Глава 4
Штурм начался с утра, как только встало солнце. Зашумели, зашевелились половцы, подтянули к стенам прибывшие ночью тараны и камнеметы.
Обороняющиеся приготовили палки сталкивать с лестницы особо ретивых, поднимали на стены котлы со смолой и горячей водой, готовили паклю, сбрасываемую горящей на головы штурмующих. Укрепляли ворота и сгоняли жителей в центральную башню, где можно было уцелеть от стрел и осколков камней противника. Все воины встали на стены и приготовились к штурму. И он начался.
Подтянутые к стене катапульты, начали забрасывать в крепость камни. Лучники на стенах обстреливали обслуживающих тараны и те падали, сраженные стрелами. Их заменяли новые и бросание камней продолжалось. Подтаскивался таран для ворот - сооружение из толстого бревна, качающееся на ременных петлях. Стрелки сверху поливали их кипящим маслом и смолой, а потом пускали зажженные стрелы. Одежда на половцах горела, слышались визги, крики, стоны. Защитники сами падали от туч стрел, бесконечно летевших из стана врага. Осколки камней стен попадали в воинов, и они падали либо раненные, либо мертвые. Женщины и подростки оттаскивали их в сторону, перевязывали, поили водой. Мужики тушили горящие постройки и возы со скарбом, стоящие под стенами, а также подавали котлы и заменяли упавших воинов на стенах. Вооружившись палками, они сталкивали ползущих по лестницам половцев, и стреляли пращами и луками.
Все присутствующие в крепости принимали участие в ее обороне, ибо понимали, что ворвавшийся враг не пощадит никого: ни женщин, ни детей, ни стариков. Башня с колоколом, возвышающаяся в центре была обстреляна, и колокол постоянно гудел от каждого попадания. Навесы над переходами горели и обрушались не только на головы осажденных, но и на забравшихся к ним врагов. Шло сражение уже на стенах. Но упорство русских и их активное противоборство имело успех. Так ничего и, не добившись, половцы отползали и убегали от стен, попадая под расстрел лучников и своих и чужих.
Это был первый штурм, и он окончился победой. Осажденные ликовали. Потом они подсчитывали свои убытки и потери, осматривали крепость и ремонтировали стены. Половцы также притихли и редко, кто вновь скакал к крепости и стрелял по сторожам.
Славка предлагала свой план вылазки и кроме всего, расставила по всем стенам миски с водой.
- Смотрите поверх, - учила она стоящих там воинов, - ежели пойдет кругами или рябью, скажите сразу. Это значит, что половцы подкоп будут сооружать. ДолжОн кажный быть настороже. Понятно?
Воины согласно кивали, так как уважали за удаль, смелость и находчивость. Все знали не только, что она дочка воеводы и еще невеста княжича, но и то, что умелый и храбрый в бою воин. Вот и сейчас она собирала свой небольшой отряд для ночной вылазки, для взятия языка и осмотра крепости снаружи.
Ворота тихо приоткрылись, и прохода не получилось сразу, так как было завалено трупами. Под шумок и дым от догорающего тарана, она пробиралась между останками половцев, и с ней еще трое ее разведчиков.
Сумерки закрывали их от глаз сторожей и своих и чужих. Пользуясь этим обстоятельством, они прошли вдоль стен и по пути прихватили зазевавшегося половецкого вора, что обшаривал, втихоря, трупы своих же земляков. Заткнув рот кляпом и связав, один из разведчиков вскинул его на плечо, и они вернулись к воротам, но там уже суетились половцы, разбирая завалы и трупы.
- Што будем делать? – Тихо спросил один из разведчиков.
- Будем отходить назад, - ответила Славка, и они медленно поползли обратно.
Через метров пятьдесят, она привстала и еле слышно свистнула. Сверху ей ответили также свистом, потом спустилась веревочная петля с концом. Привязав к концу языка она вновь свистнула и того подняли вверх, а потом и всех остальных. Это был ее еще один вариант плана, о котором она и рассказывала воеводе. Тот одобрил и только после этого отпустил в разведку. Данные от допроса и их рассказа не радовали – половцы готовили новое наступление.
- А от своих нет пока никаких донесений? – Спрашивали старшины на очередном собрании поздним часом в горнице воеводы.
Тот покачал головой.
- Нет, но надежа, што будет. Еще мало времени прошло. Надо продержаться еще хотя бы пару дней. А там посмотрим.
Славка, присутствовавшая тут же, посоветовала уже утром, вывести отряд для сражения с половцами, пока те будут молиться и завтракать. Ее рассуждения одобрили и решили, таким образом, навести панику и расстроить планы половцев на утренний штурм.
- Пока они опомнятся, пока соберутся, мы сможем их немного пощипать, - улыбалась восторженно девушка.
Щеки раскраснелись, глаза горят зеленым огнем. И так она была в тот момент хороша, что даже отец залюбовался ею и крякнул, огладив бороду.
- Хороша жена будет у Владимира, - подумал он, - жаль, что уедет с ним в отруб, что даст тому старый князь во владение после свадьбы.
Но они еще не знали, что свадьба не состоится и что старый князь со своим старшим сыном, был предательски убит в стане хана Узбека. Так тот ответил на старания Всеволода объединиться и указать Золотой Орде, что русские земли не подвластны пришлым монголам и тем более после столетия их захватнических войн.
Владимир еще оплакивал своих родных, как пришла весть о нападении на юг уже теперь его княжества.
- А там моя Славка! - Мучился он думами и собирал войско для подмоги.
Через три дня он выступил и уже к концу недели вышел в тыл врага, совершив обходной маневр. Стоящие лагерем под стенами половцы не ждали так быстро подкрепления и тут же вступили в навязанный князем бой. Их поражение было продолжением отчаянного отражения атак на крепость, мужества воинов и жителей, длившимся уже более десяти дней. Подошедшие войска удельного князя Ивана Московского помогли в полном разгроме коша половцев, оставленного для взятия малой крепости Стародубского княжества. Памятка о взаимоподдержке и помощи была выполнена, и осталось только проследить, чтобы весть дошла до основного тумена половцев. Что и произошло. Кроме того, хан Узбек испугался объединения князей при этом половецком нашествии и отозвал своих от продвижения вглубь русских земель, тем более, что и другие княжества оказали сопротивление и не пустили врага дальше южных рубежей.
Атака половцев захлебнулась, и орда откатилась к своим землям, прихватив с собой обозы со скарбом, животными и рабами. Среди них была и раненная Славка.
А получилось совершенно случайно. Когда она стояла на стене, расправляясь с очередными ползущим по лестнице половце, то получила стрелу в руку в которой и держала палку. Получивший толчок ею, воин ухватился за неё обеими руками, боясь высоты и, падая, утянул ту за собой. Все случилось быстро и незаметно. Только к вечеру, когда воевода не увидел дочь в горнице, приказал искать ее по всей крепости, но той нигде не было. Отчаянию отца не было предела. Разведчики ее отряда просились наружу, предлагая отыскать ту среди убитых.
- Можа она и не убита, - рассуждал один из них, - тогда и найдем хушь каку.
Но их намерения и действия были напрасны – сколько те не искали, не смогли найти ее в таком скопеще трупов и решили отложить поиски, размыслив, что она уже мертва.
Когда увидели, как сжигают свои трупы половцы и вовсе отчаялись найти ее, так как те жгли и своих и чужих, чтобы не распространять заразные болезни, что в таких летних походах косили воинов почище стрел. И когда были отбиты атаки и половцы откатились с остатками войска в тылы, еще долго искали хотя бы останки девушки. Но все было тщетно – никаких следов. Владимир был в отчаянии, он не мог себе представить Славку мертвой, он просто не хотел ее таковой представлять. Но поиски были прекращены, как только нашли ее одежду и кольчугу в одном из брошенных при отступлении, обозов половцев. Она была запачкана в крови, и отец понял, что дочки нет на свете, так как одежду снимали уже с трупов.
Организовав похороны всех защитников крепости, Владимир поднял чашу и за свою невесту.
- Прости меня, любимая! - Шептал он, и слезы ползли по его заросшим бородой щекам. - Я помню тобя, и ты останешься в моем сердце!
Глава 5
А в это время, в покачивающейся арбе с матерчатым верхом, лежала раненная Славка и тихо стонала от боли. Очнувшись, открыла глаза и вновь посмотрела на верх кибитки, что подпрыгивала на ухабах и колеях. Плечо болело сильно, тряпица, которой повязали сверху, заскорузла от крови и слегка пахло гноем.
- Что же мне делать? – Сверлила мысль в ее голове и ответа она не видела.
Застонав, привстала, придерживая левую руку, и присела, оглядывая в который раз арбу с одним возчиком, половцем, среднего возраста. Он сидел к ней спиной и обслуживал как мог: перевязывал, поил и кормил, водил опрастаться, но и следил за ней постоянно. Говорить с ним она не могла, так как языка не знала, так только отдельные фразы, которые помогали ей в пути. Сначала она была без сознания, потом пыталась узнать, где она и сколько уже прошло дней. Половец отвечал отрывисто, был немногословен, и ей удалось сопоставить и его фразы и ее наблюдательность. То, что она переодета и едет в повозке, а не плетется пешком, к тому же ее еще и лечат, говорило о том, что у нее какая-то привилегия. Только за что и почему, она не понимала пока и к тому же ее держали вдали от основной толпы рабов, где она могла бы получить информацию и новости. Приходилось всего добиваться самой, прислушиваясь и приглядываясь. Так она поняла, что захвачена в плен и принадлежит сейчас одному из главных старшин в войске орды, или как они тут говорили – кошевому.
- Почему? – Думала она. - Что-то известно обо мне? Видимо, для получения мзды от отца или от Владимира.
Это ее не успокаивало, хотелось бы узнать побольше, но пока имела то, что имела на данный момент. Поняла, из отдельных фраз сидевших у костров половцев, что их нашествие захлебнулось, что атака отбита, благодаря мужеству русских воинов и поддержки удельных князей. Орда откатывалась назад отдельными рукавами во главе со старшинами (кошевыми) и тянула за собой награбленное. Двигались медленно, так как обозы оттягивали и к тому же мешали делать короткие набеги по пути следования. Большие селения и крепости обходили стороной, не втягивались в бои с местным воинством, а на малые деревни нападали, грабили, захватывали в плен.
Уже более двух недель Славка ехала с одним из таких обозов, и не могла даже слезть самостоятельно, так как ноги и руки ее уже были связаны, после того, как она попыталась однажды сбежать ночью из лагеря, прихватив лошадь. Но была схвачена, еще когда садилась на нее. Конь, которого она облюбовала, принадлежал помощнику кошевого и был тому предан. Учуяв, что на него садится не хозяин, взбрыкнул и скинул девушку, как только та вскочила на него. Седла не было, одни удила и к тому же такая преданность - все вместе не дала возможности убежать. Сторожа, находившиеся недалеко, услышав ржание, кинулись и подняли Славку с земли.
- Не на того коня поставила. - Сожалела она, скрючившись от ударов сапог в бока, и закрывая руками лицо.
С тех самых пор ее связывали и при нужде, развязывали, чтобы та смогла поесть или сходить по надобности. Уже не доверяли и приставили еще одного воина, следить за кибиткой. Он ехал рядом и иногда лениво переговаривался с возчиком. Так Славка узнала, что ее везут в подарок старому хану Золотой Орды Узбеку, если тот заплатит за нее либо золотом, либо повышением в иерархии кошевому.
- А если нет? – Спрашивал у молодого словоохотливого воина старый половец.
- Тогда отойдет к старшему или отдаст кому еще. Она молодая и красивая. Может и работать и детей рожать. Сколько захочет хозяин. За такую дадут много.
Славка качала головой и горько вздыхала вспоминая отца, своих родных и Владимира, его сильные руки и горячие губы. Как пред глазами возникало его лицо, когда они виделись в последний раз.
- Ты выйдешь за меня? – Шептал он, склоняясь к ней, когда они, отдышавшись от любовных игр, лежали на сеновале отцовской конюшни.
- Выйду! - Улыбалась она и притягивала за шею своего избранника. - Скажи, што любишь?
- Люблю и очень! - Целовал ее Владимир, и его короткая мягкая бородка щекотала ей шею и грудь. - Ты одна для меня на свете, любимая и желанная.
- А ежели меня убьют или што еще хуже пленят, што будешь делать? – Выпытывала она, вглядываясь в затуманенные глаза парня.
- Сам умру без тобя! - Он целовал ее, и они смеялись вместе, обнимая друг друга.
Всё это припомнилось сейчас, когда она ехала на арбе связанная и обессиленная.
- Будет ли ждать? Или поверит, что умерла и тогда женится и будут у него детки. А я останусь только в памяти, да потом и она сотрется, если не смогу вновь сбежать. А отец? То-то ему будет печаль. Жалко.
Закончились лесные массивы русской земли и начались степи половцев. Было жарко, кругом, куда ни кинь взгляд, ровная ковыльная степь иногда с пустыми проплешинами голой потрескавшейся земли. Войско, что прошло здесь недавно, подняло такое количество пыли, что она ощущалась всеми, кто вел обозы и шел следом. Она чувствовалась на лице, попадала в рот, и першило горло. Духота не отступала даже ночью и многие пленные падали замертво или же умирали к утру. Половцы не убирали трупы, только сталкивали тех с дорог и шли дальше. Колодцы, что попадались по пути, были уже наполовину исчерпаны, но обозники поили коней в первую очередь и только потом пили сами и давали пленникам. Кормили скудно, совсем не ухаживали за раненными, даже своими: оставляли умирать или же добивали, если те просили их об этом. За ордой половцев оставались не только сожженные города и села, по дороге их отката назад, они оставляли мертвыми животных, не упокоенных рабов и собственных воинов. Тянущаяся за ними смерть оставляла свои метки.
Прошло еще две недели, и Славка была доставлена в главную ставку ордынцев. Их сгрузили на окраине поселения в глинобитном сарае. Там, она просидела вместе со всеми пленными еще три дня. Духота, стоны и матерщина сопровождали ее все эти дни. Ругались мужики, плакали дети и женщины, стонали больные. Кормежка раз в день, поили два раза и никакого лекаря, добавляли половцам еще и работы по упокоению умерших. Вскоре началась разборка всех рабов на отдельные группы для продажи на рынке: отдельно мужчин, молодых девушек и детей. Остальные были также пересортированы и дожидались своей участи в разных сараях. Тут еще более усилился плач разлученных детей с матерями, мужчин с семьями, девушек с любимыми.
Славку же определили в отдельную половину сакли вместе с молоденькими девушками не старше пятнадцати лет.
- Для гаремов, - сказала старшая половецкая женщина, ухаживающая за ними.
Она и еще двое с ней молчаливых девушек, помогли тем вымыться и переодеться в чистые обноски, кормили и давали много воды для пития и омовений тела.
- Вы должны понравиться хозяевам, - говорила женщина, сурово сдвинув брови.
Уже за время пути Славка начала немного понимать речь половцев и даже задавать вопросы. Так она узнала, что ее не будут выставлять на торги, как других девушек и что на нее есть другие замыслы. Как рассказала смотрящая, на нее есть заказ для самого хана Узбека, но пока еще не поступало распоряжений везти ее в Золотую Орду.
- Жди, и молись, чтобы туда попасть, - советовала ей суровая женщина. - Там тебя ждет сладкая жизнь полная красивых платьев, вкусной еды и ласки главного хана.
Славка сплевывала и отворачивалась, а женщина, глядя на ее хмурое лицо, качала головой и бормотала, что им молодым непонятна жизнь, но скоро все станет на свои места.
- И чего ты плюешься? – Увещевала она Славку. - Там рай для таких, как ты. Не хочешь, так тебя отдадут последнему ордынцу, а те не церемонятся, враз на рабский рынок выкинут или отдадут на потеху своим родственникам или друзьям. И такое бывает. И тогда твоя жизнь будет адом. Спаси Аллах! – она вскидывала голову и закрывала ладонями лицо.
Славка уходила и садилась под стену дома на корточки и затравленно осматривала весело гомонящих девушек. Она не понимала, чем они так радостны, ведь им грозит кабала, притом постельная. Но из разговорив некоторых из них, начала понимать, что после нищенской жизни в своей деревне, где им предстояло такое же существование, здесь они получали все, кроме свободы: пищу, кров, много красивых вещей и драгоценностей. А Главное, что не надо работать! Но что до постели с нелюбимым, то и там, в своих селениях, они также будут принуждены делить ее с тем, на кого укажут родные. Так в чем им разница? Зато здесь, в гаремах богатых ордынцев, они будут сыты и одеты не хуже княжон.
Славка понимала их и не понимала.
- Как можно, отдаваться нелюбимому, да еще и по принуждению? И мне такое придется? – Думала она и вздыхала, вспоминая руки и губы своего Владимира. - Какое счастье, что он был у нее и что ей не придется терпеть и плакать от первого соития. А может быть, не будет и вовсе? Все же отдаваться врагу, такого ни кому не пожелаешь. Как Бог даст. Он не оставит в беде. Знаю. - Сокрушалась девушка, вздыхала и замыкалась в себе.
Глава 6
Князь московский Василий Ярославович собрал удельных князей на сход по обороне земель и возобновлению Памятки на обоюдное отражение врага. Кроме всего прочего, здесь заключались договоры на торговлю, подписывались мировые и улаживались ссоры по землям и налогам. А также совершались обоюдовыгодные союзы женитьбой между семьями.
Так князь Стародубский был сговорен с дочерью Владимирского князя еще с измальства при отце, но в связи со смертью оного Владимир воспротивился этому браку, объявив его несостоятельным, так как решил брать в жены дочку своего первого воеводы. Сейчас же, по известию о ее смерти, Владимир возобновил разговоры по прежним договоренностям. Ему был необходим и сам князь с его близкими угодьями, да и наследник.
- Свою юношескую любовь я буду хранить в сердце усю жизню! - Говорил он Опраксину и тот, согласно кивая головой, все же горестно вздыхал, вспоминая Славку.
- А ежели, она все же живая? – Спрашивал у него отец. - Што будешь делать-то?
- Подожду еще месяц и потом усё! - Сжимал твердо губы и сводил брови князь. - Сам должОн понимать, што женитьба дело нужное, государственное. Не мне тебя учить, воевода.
- Да-да, - соглашался тот и покачивал головой.
После долгих разговоров и подписаний деловых бумаг, Владимир направился на смотрины будущей княгини. Большой поезд из двух обозов въехал на территорию соседнего княжества. Заранее, князь Василий направил людей урпедить о своем прибытии с гостями. Уже на границе их встречали хлебом-солью, и таким же веселым и радостным был путь до самой столицы.
Город встретил князей колокольным звоном и толпами любопытствующих. Разнеслась весть о смотринах младшей дочери князя за молодого Владимира. Такое разве повторится! Всем был интересен пригожий князь, к тому же после удачного похода и отражения орды половцев. Здесь уже знали, что воссел тот на престол после смерти в Золотой Орде отца и старшего брат и жалели его.
Сердечными были русичи и понимали сиротство, так как каждый мог им стать в любое время и от набегов и от тяжелой жизни. Но душевность и сопереживание всегда были в душе каждого и готовность помочь, подсобить и защитить.
Золотились маковки церквей, освещались солнцем белые крепкие стены крепости столицы. Лето в самом разгаре. Кругом тишь да благодать. Орды половцев в этот раз не дошли в суздальские земли, и пошли со стороны Владимира и там, на стыке с Муромским княжеством были остановлены и разбиты объединенными силами. Откатываясь назад, они прошли землями Городецкого князя и там также были потрепаны уже упрежденным войском.
Орды катились через марийцев, вызывая в них отторжение и злость, так как те не гнушались попутно разорять и своих союзников. Были отдельные небольшие стычки с местными, но это не сказывалось на общем состоянии похода. Он был неудачным и провальным, так как плохо подготовлен и готовился в спешке. Хан Узбек велел срочно собирать орду в поход, как только узнал о готовящемся большом сходе по заказу Московских князей братьев Ярославовичей. Вступать с ними в спор он не хотел, так как понимал, что добраться будет сложно, и за ними стоят многие удельные князья, которым нож в горле платить ясак хану, и решился на показ силы, отрубив головы верхушке князей Стародубских и походом на их территории, понадеясь на узкий проход между княжествами в период активных земледельческих работ, когда жители поголовно заняты, и собрать рать и дать отпор будет сложно. Но он просчитался и теперь думал, что можно сделать в таком положении, ведь за ним поражение и смерть верховных удельных князей. Он понял, что это может обернуться ему плохими ответом. И так уже слабо собирался оброк, а на дальних рубежах Орды ворчали союзники: местные марийцы, мордва, башкирцы.
Баскаки уже мало собирали дани, а некоторые не собирали вовсе, и даже были и такие, которые и не возвращались. Князья ссылались на отряды разбойников по лесам или отмалчивались на запросы ордынских помощников хана. Назревало недовольство властью Орды и зависимостью от желаний жестокого хана. Он психовал и нервничал, понимая, что-то готовилось темное, страшное и сильное по отношению к его владычеству. Это все до дрожи ощущал хитрый и властный Узбек, но иногда и «на старуху бывает проруха». Так, своими сегодняшними действиями он перестарался, и все получилось наоборот: не устрашение, а злость и напряжение со стороны русских князей. Хан мучительно искал выход из создавшегося положения, и, кажется, нашел – послал делегацию из десятерых своих самых опытных помощников к молодому князю Владимиру, дабы тот принял на княжение его благословление и пайцзу, а для этого должен прибыть в ставку.
Отряд ханских конников стремительно приближался к русским рубежам.
А в это
время во Владимире шли смотрины младшей дочери Василия. Отец был благостен, сыновья радостны, женки услужливы. Пиры шли один за другим. Столы ломились от яств, пива, кваса и медовухи. Уже неделю чествовали нареченных жениха и невесту, которые сидели во главе стола и кивали поздравляющим и гостям. По праву руку восседали князь с княгиней, по леву воевода Опраксин с главными послами и дружинниками. Чашами с вином их не обносили и те пили и восхваляли молодых и их родичей.
Заключив пока предварительный договор на свадьбу, Владимир собрался после недельных пиров в свой удел и взял с собой будущую женку с обозом, так как свадьбу играют в своем княжестве. Веселье продолжалось на всем пути следования. Деревни и селения обоих земель были предупреждены и везде тех встречали и примечали. И дорога в неделю превратилась в две, так как каждому хотелось повеселиться и полюбопытствовать на молодых.
Вскоре показалась главная крепость столицы Стародубска, и княжеский поезд въехал в центральные ворота. Было уже к вечеру, садилось солнце, набежали тучки. Парило. Все живое ждало грозы, грозы конца лета. И она грянула. Молнии сверкали и били в землю, громы трясли небо и, казалось, что природа недовольна таким положением дела и бушует, требуя справедливости. Дождь лил, как из ведра, топив улицы города и крепости города. Все попрятались и даже животных уводили из-под ливня, так как вода, стремительно катившаяся по улицам, сбивала с ног, закручиваясь в водовороты. Но вскоре буйство прекратилось и затихло.
Разобравшись с делами, воевода Опраксин был отпущен князем к себе домой. Терем его был погружен в тишину, хотя из-за тына все еще слышались крики служивых, холопов и стражей со стороны княжеских хоромов – там еще разбирались обозы, сносились в клети покупки и подарки, убирались в комнаты привезенные сундуки княжны Гориславы, будущей супруги Владимира.
- Тоже Славка! - С горечью вздыхал князь, но она просила называть ее Гориславою, так как имя Славка резало той слух, и она презрительно фыркала на его слова.
- И што не так? – Хмурился Владимир. - Чем тобе не нравится-то имя?
- И не имя ето, а прозвище! - Кривилась молодая девка, перекидывая тощую косу за спину. - Не смей меня таким называть, я тобе не холопка какая-то, а княжная дочь!
- А чем же смерды тобе не угодили? Али не христиане они такоже? – Усмехался он грустно.
- При чем тута смерды? – Всплескивала та в ладоши. - Меня именем нарекли красивым, а ты кличешь окороченным. Да к тому жа и мне не нравившимся. То ли дело Горислава! Ето значить «гореть славой во веки веков!»
Она поднималась во весь свой рост и гордо задирала нос. Владимир смотрел на нее и вспоминал свою Славку, ее зеленые озорные глаза, тонкую талию и мягкие губы. И, конечно, сравнение было не в пользу черноглазой, черноволосой худой и плоской девушки, что так гордо стояла перед ним. Ее мелкие черты лица, бледная кожа и тонкая кость говорили о постоянном сидении в горнице, за женскими делами: шитьем, вязанием, вышивкой. Это тебе не лихая девчонка, что лазила по деревьям, дралась на кулаках, скакала на коне, размахивая саблей или стреляя из лука.
- Стерпится – слюбится! - Шептала ему мамка будущей супруги, когда замечала скорбные и смущенные взгляды молодого князя на ее подопечную.
Она знала, что князь потерял любимую девушку и теперь в большом горе по ней. Мамка не одобряла действий князей, так как понимала, что и не стерпится и не слюбится.
- Так-то теперя говорят, ан усе получается не так, - кивала она горестно. - Ужо будет либо плохо, либо и вовсе очень плохо. Не сладится у них, сердцем чую.
Так тому и случись. По истечении десяти дней к Владимиру пожаловали гости – посланцы самого хана Узбека с приказом явиться и по возможности скоро, пред очи хана.
Владимир был озадачен и взбешен.
- Што еще надобно хану? – Спрашивал он у своих советчиков, после такой вести. - Кто мне скажет? Можа хочет вовсе обезглавить княжество и извести мой род? Што делать?
Советчики качали головами и переглядывались. Они сами не понимали действий хана и боялись. Но в то же время уже думали о том, кто будет следующим после Владимира.
- У старшего уже была жена и дочь, у самого князя, кроме Дмитрия и Владимира никого из мУжеского пола, так кто же сядет на престол? – Ломали они головы.
Старая княгиня, которая после смерти мужа и сына была полусумасшедшей и жила в монастыре под присмотром тамошней игуменьи, не могла принять власть, а молодая супруга убитого брата не способна управлять, так как не приучена к таким делам.
- Если тока совет из сподвижников. - Шептался ближний круг князя, но как, они еще не знали, хотя могли войти всем уделом к двоюродному брату старого князя в земли Владимирского княжества и под его руку.
- Ето, конечно, не Бог весть што, но всеж лучше, чем безвластие. Всежа свой и рядом. Не пропадем! - Успокаивались они, прислушиваясь и присматривались к действиям Владимира.
Тот, приняв самостоятельное решение отправляться к хану, собирался в путь. С ним готовился идти и воевода Опраксин.
- Ты-то зачем? – Удивлялся Владимир. - Ты должОн здеся остаться, приглядеть ежели што. Кому я еще могу доверять, как не тебе, - увещевал он хмурого воеводу.
Тот качал головой.
- Нет, еду. Можа што и узнаю про дочку. А вдруг…
Владимир смотрел на него и вздыхал. Он сам хотел разузнать о ней и это, пожалуй, был еще один момент его желания ехать в Орду. Хотя понимал, что надежда и его и отца минимальна, но все же тренькала какая-то струнка в груди, верилось, что не могла Славка так просто умереть, могла же оставить хоть что-то и это давало и силы и упование на удачу.
Простившись с удивленной невестой и отписав ее отцу на положение дел, Владимир с воеводой и посольством ордынцев направил свой обоз к хану в Золотую Орду.
Что-то его ждало там, не знал ни он, ни сами посольские.
Глава 7
- Славка, Славка, - толкала девушку в плечо девичья рука, - вставай! Ужо за нами приехали! Смотри жа!
Славка открыла глаза и уставилась на молоденькую смешливую Юрасю, так откликалась она на это прозвище.
Еще когда все были еле знакомы здесь в этой мазанке, эта девчушка много плакала и, забившись в уголок, смотрела испуганными глазами и молчала. Славка заметила ее и предложила кусок хлеба и кружку молока. Та помотала головой в отказе и лишь вытирала ладонью слезы. Пожав плечами, Славка отошла от нее, но присматривать не перестала. Вскоре девчушка успокоилась, поняв, что пока все относительно спокойно и уже на следующий день вылезла из своего насиженного места и присоединилась к жующим девушкам, которые уже не дичились и даже начали смеяться. А уж когда им принесли воды для помывки и чистую одежду, и вовсе повеселели и помогали друг дружке принарядиться и даже поменяться отдельными одежками и платками. Юраська, как представилась ей девчушка, была с отцом взята в плен и здесь их разделили. Ей было всего тринадцать, и она была самой младшей в этой группе славянских пленниц. Славка помогла ей одеться и даже заплела косы, вычесав основательно волосы, сбившиеся за время похода в колтуны. Здесь каждая помогали друг другу, как могли: при мытье поливали черпаком, расчесывали мокрые пряди, ушивали одежду, успокаивали, если кто начинал плакать. Хоть им и было уже в пору замужества, но все равно это были маленькие девчушки, едва достигшие детородного возраста и оторванные от семей в чужой стране и у чужих людей. Но молодость берет свое и вот они уже освоились, поняли свое положение, усекли возможности и привилегии и даже стали гордиться своим положением будущих гаремных любовниц, даже не подозревая, чем это может для них обернуться. Ведь не все попадут к богатым шахам или беям, наконец, к кошевым, их могут и продать и купить и подарить, как ненужную вещь, передавая из рук в руки. Все это и пыталась объяснить глупышке Славка, но та только смеялась, а потом и вовсе начала сердиться, прислушиваясь больше к разговорам своих молоденьких товарок. Они клянчили у старшей надзирательницы новую одежду или украшения, а также сладости и фрукты. Та только ворчала на них и шипела под нос о несносных девчонках и своей несчастной доле возиться с ними.
А сейчас Славка, разбуженная Юраськой, приникла к щели двери, за которой слышались разговоры, приказы, ржание коней и топот ног. Приехали купцы и перекупщики более дорогого товары – молоденьких чистых рабынь. Смотрительница была уже во дворе и говорила с каким-то высоким и худым мужиком, который внимательно слушал ее, похлопывая по сапогу сложенной плеткой. Вскоре махом руки он остановил ее и что-то приказал, она кивнула и пошла к сакле, где сидели любопытные девушки. Зайдя, еще от двери выкрикнула Славку и велела срочно собираться.
- За тобой пришли, - нахмурилась она, глядя на суровое лицо девушки, - и не тяни время. Тебя не будут долго ждать, враз скрутят и бросят в телегу. Лучше иди сама и уж прими свою судьбу.
- А куда повезут, знаешь? – спросила она у женщины.
- Как куда, - удивленно вскинула та брови, - говорила же, к хану Узбеку. Самому главному. Тебе повезло. Будь смиренна и все будет хорошо. Все будут завидовать. К самому главному поедешь. А там столица, красивые дома и мечети, богатые базары и много народа. Не будешь скучать. У хана большой дворец и много богатства. Будешь, как сыр в масле кататься.
Она вздохнула и повернулась к остальным.
- А вы тоже приготовьтесь. Скоро придут и за вами. Выберут, и поедите к своим хозяевам.
Славка ушла в свой угол и собрала нехитрый свой скарб: два платка, длинную юбку и кофту с рукавами. Повязав голову, обняла плачущую Юраську.
- Ну и пошто слезы? – утирала она ее глаза, - Знала же, што расстанемся, так и што мокрота?
- А как жа я без тобя? – всхлипывала она, прижимаясь к ее плечу, - Мне страшно.
- Не боись, усе будет хорошо. Я буду молиться за тобя. Дай Бог еще сустренимся.
Легонько оттолкнув от себя приникшую девчушку, Славка поцеловала ее в щеку, перекрестила и вышла из дома. Юраська бросилась за ней, но была перехвачена смотрящей и отругана ею, да еще и получила шлепок по щеке. Обидевшись, та схватилась за лицо и бросилась к окну. Там садилась в кибитку ее первая и последняя в жизни подруга. Скоро арба тронулась и скрылась в толпе таких же повозок.
- Сохрани тебя Господь, - прошептала малышка и перекрестила.
Поезд из трех обозов двигался по утоптанному шляху, поднимая тучи пыли. Было жарко днем и холодно ночью. Уже приближалась осень с ее затяжными холодными дождями и северным ветром. Кибитка, в которой ехала Славка, укрывала ту от непогоды, да она и сама уже начала привыкать к покачиванию арбы и постоянной езде с одного места на другое. Перемещение было хорошим только в одном – она многое повидала и уже начала боле менее понимать тюркские языки. А их было много, смотря какие земли проезжали. Скорее даже не языки, а местные наречия. Из разговоров конников, охраны и смотрящих, она уже знала, что поезд везет оброки с половецких наездов, то есть бОльшую часть награбленного за летнюю компанию. И среди этого были и рабы. Они также ехали на повозках, и было все это сделано для быстроты передвижений, пешими Славка видела их только на стоянках и ночевках. Тогда ставили шатры и готовили еду на кострах. В основном здесь были мужчины разных национальностей, но кое-где виделись и женские одежды, но скорее всего рабыни.
Славка сидела у костра и наблюдала за окружением. Мысли о побеге никогда не оставляли ее и она, помня свой печальный прежний опыт, примерялась и готовилась основательно. А пока делала все, что приказывали: готовила, скорее помогала готовить и была на подхвате, собирала под приглядом хворост в балках при остановках, стирала белье стражников, когда те совали ей и показывали, где стирать, при этом зорко следили за ее действиями, пресекая любую попытку уединиться, даже при опростании. Она сначала противилась, пытаясь пояснить, что ей неудобно, но потом так привыкла, что даже не обращала внимание. Те же, усмехались, когда она показывала им кулак, когда они пытались приблизиться. Но дальше смеха над ней, дела не двигались, так как знали, что эта пленница предназначена для главного и боялись и за нее и за себя, поэтому стерегли основательно и строго.
Вскоре они прибыли в столицу Золотой Орды.
Славка смотрела по сторонам с удивлением и даже с восхищением. Все здесь было для нее интересно: дома, улицы, дворцы, люди. На окраине те же нищенские сакли, что и везде, а уже ближе к центру добротные каменные и улицы мощенные булыжником. А уж, каким был дворец хана, то и не передать!
За высоким забором и мощными воротами с многочисленной стражей, куда только падал взгляд, высились постройки чуднЫе, неизвестные. Из белого камня, но не как у русских, с узкими высокими окнами и цветными стеклами, узоры больше голубые и зеленые. Крыши изогнутые и крашенные красным и золотом. Посреди большая площадка и на ней пруд, заключенный в камень. Солнце отражалось в голубой воде его и играло бликами на поверхности. Чистота идеальная и мало народу двигалось по ней. Лишь изредка проскакивали богато одетые мужчины или стражи в дорогих одеждах, видимо, начальники.
Славку повели в один из домов, через двойные ворота, усиленные охраной.
- Отсюда не сбежишь, - с грустью констатировала она, проходя мимо стоящих навытяжку парней, - Если не смогла в пути, то здесь и того невозможно.
Она хоть и грустила, но и тут отслеживала и прикидывала пути бегства, хотя высокие заборы, крепостные стены, многочисленная стража, показывали, что это почти невозможно.
Ее привели в одноэтажный дом, позади высоких хоромов, как она поняла самого хана Узбека, и передали в руки полного монгола высокомерного, с презрительной улыбкой, и пожилой женщиной, худой, но со строгим и равнодушным лицом. Это были гаремный старшина и главная смотрительница. Оглядев Славку, женщина поманила ту за собой и повела вглубь помещения. Они прошли коридорами, и вышли в большую комнату, где на ковре, на подушках сидели девушки в странных одеждах, едва прикрывавших их тела. Лет им было от десяти до пятнадцати. И это была одна из групп. Другая, куда и повели Славку, была старше и малочисленна. Ее поместили в дальнюю комнату и приказали ждать служку, мол та покажет, что надо и поведает как здесь жить. Славка поняла, что и тут она по-прежнему больше пленница, чем гаремная девушка, так как опять увидела стоящего у внешних дверей стражника. Ее вновь охраняли, теперь уже внутри помещения.
Она присела на низкую тахту и огляделась. Комната была небольшой и мало освещенной. Небольшое оконце высоко под потолком, пропускало тусклый свет. Его загораживала стена. В комнате еще был под ногами на глиняном полу полуистертый коврик, на котором стоял невысокий столик, в углу небольшой сундук и на нем матрас с подушками. Славка захватила его и постелила на твердый топчан, примостила подушки и легла, вытянув ноги. Ей, наконец, можно было спокойно все обдумать, без назойливых глаз стражи и качки арбы.
Все было загадочно и как-то не по себе. Она не могла понять замысла ее доставки в ханский гарем. Тут же были в основном молоденькие девчушки, что так ценились местными, а не такие, как Славка, девушки почти старые, тем более воины. А то, что она таковой и являлась, знали все, кто был с ней рядом. И теперь она не знала как себя вести.
- Все узнаю у того, кого приставят, и это та служка, которую обещались, - думала она и прислушивалась к шуму за стеной.
Голоса были еле слышны, но она уже различала и смех и вскрики то ликования, то слезы. И усмехалась – все, как и положено в девичьем коллективе.
Тут послышалось шуршание, и открылись двери. Вошла женщина со следами былой красоты на лице, но фигура расплылась от полноты. Закутанная в местные одежды, она остановилась, с любопытством оглядывая девушку, а потом улыбнулась и присела на пол. Славка свесила ноги и тоже села на край ложа. Молча разглядывали друг друга: только одна улыбалась, а другая хмурилась. Наконец местная сказала по-русски:
- Здрава будешь, полонянка. Я Марушка из Белогорья. А ты?
- Меня кличут Всеславка, но можно и Славкой. Ты моя прислужница?
- Тако и есть, - кивнула она, - Все, што надо тебе скажу и покажу.
- А меня, што, готовят к хану в любовницы? – спросила она, и сердце сжалось, предполагая худший ответ.
- Нет, пока не поступало такого известия, - пожала та плечами, - сказали служить и развлекать.
- Это как? – подняла Славка брови.
- А показать все и быть рядом. Даже спать будем вместе. Я здеся, - она показала на сундук.
Славка поняла, что это уже внутренние глаза за ней и вздохнула:
- Вот тебе и тишина. Без оглядки никак. Положение пленницы обязывает, да еще и хана.
- Ну, тогда давай, сказывай и показывай, - хмыкнула она и приготовилась слушать.
Так узнала, что здесь только часть гарема, самые молоденькие, которых готовят к представлению гостям хана, и самые старшие, которые тех обслуживают. Они уже отслужили свое и теперь работали здесь, прислуживая, как и она. Славка задавала ей вопросы и стремилась выведать о страже, о порядках, о начальстве. Ей все было необходимо знать, чтобы понять, как можно сбежать и можно ли это сделать. Так она поняла, что кроме хорошей кормежки и приличных платьев, ей позволительно еще и прогулки по внутреннему садику, но одной, только под присмотром ее прислужницы и стражника.
Славка вздыхала и горевала под похрапывание женщины, лежа ночью после всех новостей. Она поняла, что уж тут было почти невозможно сбежать, а зачем она хану, так и не поняла. Решив и дальше больше приглядываться и прислушиваться, она закрыла глаза и уснула.
Глава 8
Обозы растянулись и двигались медленно, поднимая пыль, скрывающую телеги и верховых. Жарило нещадно. Колодцы были полупусты и из-за пекла и из-за отката половецких отрядов. Но к вечеру, когда солнце заходило за горизонт, и опускались сумерки, начинало холодать, как и всегда к началу осени. Иногда они попадали под дождь, что лил и лил, был затяжным и довольно прохладным. Вся одежда пропитывалась влагой и под утро, даже при просушке у костров, приходилось терпеть мокрую ткань, но уже к обеду высыхало и вновь становилось жарко.
Обозы двигались уже по-осеннему пустынным полям. Травы было мало и приходилось подкармливать лошадей, подсыпая тем овса, что набрали с собой. Прошло уже более недели пути, и Владимир все это время разглядывал разоренные земли южных угодий соседних княжеств и качал головой.
- Как же непросто тут живется, - думал он, - постоянный страх и напряжение.
Он понимал, что жители все же селились тут, те, которые либо бежали от жестоких хозяев или же польстились на без оброковую возможность арендовать землю и работать только для своей семьи. Князья согласны были на это лишь потому, чтобы околицы были заселены и земли принадлежали уделу, а не считались свободными. Иные отбирались в пользу других, рядом живущих князей, или попросту захватывались без всякого предупреждения, как ничейные. Поэтому и были тут такие привилегии, как бы определяющие границы уделов. Но они-то и первыми подвергались набегам, хотя и не ежегодным. Половцы тоже понимали, что разоряя, они ничего не приобретают, лишь оставляют после себя пустыню. А это было невыгодно. Поэтому и отслеживали все это поставленные во главе коша старшины, то есть кошевые. С них-то и был спрос за все: за поселки своих и чужих, за работу на земле, за урожай и оброк, за подготовку войска в нужное время и ведения набегов по разработанному плану и маршруту. Иными словами глаза и руки главного хана Узбека. Так что и в его государстве не все было спокойно, то тут, то там вспыхивали и недовольство и междоусобица: за власть, за первенство, за привилегии от хана. Вот и старались по своему: наговором, подарками, лестью. Часто посыльных хана видели в кошах и как соглядатаями, и как палачами. Их боялись и ненавидели. Частенько просто тайно убивали. Но если хан узнавал об этом, то все взрослое мужское поселение готовилось к порке, пока не выдаст зачинщиков и исполнителей. Кошевые старались упредить и сами казнили разбойников. Иногда те сбегали и сбивались в небольшие отряды, превращаясь в разбойников. Они были смелы, бесбашены и жестоки. С таким отрядом и повстречался поезд Владимира.
Они встретились средь бела дня, выскочив прямо перед ними из небольшой балки, что часто встречались по пути их следования. Тракт, известный, как путь караванов, был пустынен, и все обозы просматривались издалека. Видимо те и определили их, как небольшой купеческий караван из русских земель. Ехавшие в нем монголы были не замечены, пока не вскинули ханские знамена, жесткие кожаные треугольники с лисьими хвостами – знаки баскаков. Это еще больше подстегнуло нападавших, и завязалась настоящая драка. Разбойников и охраны было одинаково, так что здесь были показаны упорство и сноровка больше, нежели мастерство, хотя оно же и победило. Куда тягаться отборным стражам князя и хана против кучки босоногих и полуголодных половцев! Бой закончился так же быстро, как и нападение. Оставшихся раненых порешили на месте и сбросили в ту же балку, откуда те и вынырнули. Эта неожиданная заминка была весьма кстати, в их вынужденном тягостном пути.
- Размялись? – усмехнулся Владимир, глядя на старшего посла.
Тот ухмыльнулся.
- Силен будешь, якши, - и поднял большой палец.
Владимир улыбнулся и также поднял свой.
- И ты тож.
За все время их поездки это было первое, пожалуй, совместное деяние, где они сражались против одного врага, и они оценили это положительно.
- Нам бы не воевать друг против друга, а жить мирно бок о бок и если надо вместе защищать свои земли, - думал, сидя у костра, князь, поглядывая в сторону шатра монгола, который тоже молчал у своего.
Старый Щаур был многолетне предан Узбеку и выполнял самые его тайные планы. Они часто вдвоем обсуждали их и хан, на основе совместных выводов, решался к действиям. Сейчас же он не понимал хана, зачем тому понадобился молодой князь и зачем он послал именно его. Затем, чтобы показать Владимиру свое к нему важное отношение? Но какое? Этим тот не поделился и Щаур был в недоумении: только что убил князевых родичей и тут же зовет последнего. Обезглавить род – такого еще не делал ни один из прежних правителей, дабы не навлечь ропот других. А это было как подписание себе смертельного приговора. Уже не было той слитности с местными племенами, которые вошли в Орду еще столетие назад, монголы ассимилировались в них, растворились за несколько поколений, да и собирание ясака было трудным. А уж их вылазки и вовсе отражались сообща объединенными силами русских князей. Все они понимали, что поодиночке им уже не выстоять против опустошительных набегов. Своими действиями хан ослаблял свою собственную власть, так как уже роптали и в Орде. И жестокость, с которой тот подавлял неугомонных, перехлестывала даже легенды о первом нашествии хана Батыя сто лет назад. Удерживать вожжи стало трудно и приходилось менять существующие законы и порядки. А это давало не всегда верные пути. Помощники нужны были преданные и дальновидные, чего и требовал хан. Они-то стали чаще опасаться его, чем предостерегать от ошибок, особенно по отношениям к русским князьям.
- Не буди зверя, - частенько слышал хан от своих советников и злился.
Вот и сейчас Щаур сидел напротив Владимира не понимал, зачем тот хану понадобился.
- Конечно, он молод, - рассуждал старый монгол, - но рубить под корень род и еще после поражения собственного набега, это было неразумно и даже больше, совсем уж смертельно, так как уже не тайно, как ранее, а открыто возмущались русские князья и отказывались от власти Золотой Орды. А это не только развал государства, потеря силы и страха, но и голод и возмущения в самой орде. И так приходится изворачиваться в последнее время, удерживая в руках разрозненные племена и расширявшееся во все стороны подвластные территории, что также не нравится союзникам, их притеснявших. Власть местных беев заменялась на верховную власть хана, и они ворчали и таили злобу, отказывались платить дань и выставлять своих воинов для набегов.
Мысли старого советника были досадными и печальными. Не нравились ему последние деяния Узбека: убийство князей, скороспелый поход. Все говорило о том, что хан чего-то боится и очень встревожен. А чего боится, то Щаур мог предполагать – боится объединения русских, вот и делает ошибку за ошибкой. И даже не советовался с ним в последнее время, а когда он указал на них, то был изгнан и перестал общаться даже по-родственному. Сестра его, старшая жена хана, стала жаловаться на частые взрывы злости мужа и его необъяснимые поступки по отношению к семье: крики на детей, битье гаремных девушек и прислуги.
Щаур пытался поговорить с ханом, понять его поступки, но тот гнал его прочь и замыкался у себя, напиваясь закисшим кумысом. Такое он позволял себе лишь после неудачных походов либо в компании с ним. Теперь же Щаур был отодвинут и лишен последних привилегий, кроме, родственных. Даже сейчас, когда был послан к Владимиру, он не владел и трети доли того, что придумал хан, и тем самым показывал и ему и всем, что советник в опале, но еще в кругу властителя.
И что мог сказать он сидящему напротив князю, особенно сегодня, после их объединенных усилий в отражении атаки разбойников? Только то, что бились они лихо и победили быстро, благодаря профессионализму русского и ордынского отрядов. Старый советник вздохнул и, махнув рукой Владимиру на прощанье, ушел в свой шатер.
- Как говорят наши русские соседи, - усмехался он, укладываясь на мягкий матрас и вспоминая кивок князя, - утро вечера мудренее.
Утром караван вновь двинулся в путь и уже к концу недели был на территории Золотой Орды.
Дороги из пыльных сменились на булыжные, показались обозы местных, едущие в столицу на базары и по делам. Вскоре уже их встречали посыльные хана и показывали дорогу к временному жилищу, но скорее к площади, где те могли установить свои шатры. Окруженные местной стражей, русские воины огородились сами, расположив повозки кругом по становищу. Кроме княжеского шатра, установили свои, и обустроились по всем правилам похода: место кошеваров, отхожее место, место помывки и содержание лошадок. Выставлены были свои сторожа по всему периметру стоянки. Князеву палатку венчал его персональный стяг и все вокруг понимали, что перейти границу нельзя, будут повержены и смертельно, так как круг уже считался территорией русских.
Любопытных было много, но всех гнали прочь, дабы не вызывать у местных недовольства и возмущения посольством русских на их земле. Ведь до сих пор они были врагами, и их надо было уничтожать, а не привечать. Хотя таких, было меньшество. Чаще смотрели с удивлением и озадаченно, что понадобилось русским в их столице, тем более становиться лагерем?
- Уж, с не мирными переговорами те пришли, - толковали сплетники по базарам, - скорее объявлять войну.
А это уж совсем худо. К холоду все шло, а запасы только до весны. Да и последний поход показал несостоятельность военных планов хана: много потерь в живой силе, а дохода малость. Местные качали головами и терялись в догадках. А во дворце Узбека готовились к принятию Владимира и его свиты. И когда ему доносили, что готовится что-то грандиозное для его встречи, Владимир тревожился и нервничал.
- Что-то здесь не так, - ходил он мрачный по шатру и высказывал Опраксину, - как ты думаешь?
Тот пожимал плечами.
- Орда – это тебе не Русь. Хитрые и жестокие. Жди беды со всех сторон, да оглядывайся.
Они сломали головы, прикидывая, зачем зовет хан и что так оказывает почести. Своих толмачей посылали поразведать по базарам, но те приносили им сплетни о якобы войне «с урусами» и ничего, кроме страха и непонимания. Еще они пытались найти хоть какие-либо вести о Славке, но тоже бесполезно – никто не мог толком рассказать ничего конкретного о девушке, так как всех пленников не было возможности отследить. Их продавали как в кошах, так и при границе. Куда могла отдельная женская особь попасть, это, как искать иголку в стоге сена, а говорить о том, что она дочка воеводы, тем более невеста приезжего князя, они боялись. Узнав, могли их шантажировать или что хуже, просто ее прятать. Решили искать наобум, авось, что и сыщется. Но нужных вестей не было. А тут еще и приготовление к торжеству.
Владимир не спал уже вторую ночь.
Глава 9
Славку уведомила Марушка, что надо готовиться к большому пиру в честь высоких гостей из русских земель. Когда она это услышала, то сердце ее сжалось от волнения.
- А вдруг за ней? Вдруг узнали, что она здесь и приехали выкупить из плена?
Все трое суток, что готовились к торжеству, Славка не сидела на месте. Она тормошила женщину и требовала, чтобы та как можно больше узнавала о прибывших. Ей необходимо было знать, кто это и зачем хан устраивал такую большую пирушку. Но известия мало доходили до гаремов, тем более до нее, как будто наложен был запрет на любые, даже мелкие новости. Славка психовала, глядя, как обижается Марушка на ее гневные окрики после виноватых извинений.
- Мне не говорят, - оправдывалась она перед рассерженной девушкой, - да еще и отругали, что, мол, сую нос куда не надо и обещались плетей. Ты этого для меня хочешь?
Славка просила прощения и в то же время нервно сжимала себя за плечи. Неизвестность томила душу, и она изматывала сама себя. Как говорила Марушка, все в гаремах готовились к празднику. Их нечасто могли видеть невольницы, и тем волнительнее была подготовка. Говорили, что не всех пригласят, а только по выбору, но готовиться необходимо каждой. А для этого им предоставили самые красивые наряды и даже некоторые драгоценности, которые, по правилам, всегда оставались у тех, кому были преподнесены. Шум стоял постоянный и Славка слышала его и еще более нервничала – хотелось узнать и побыстрее. Ведь она было уже отчаялась в плену и хотела бежать, даже через охрану и стены ханской резиденции. А здесь такое! Даже ежели и не от Владимира, она могла бы передать весточку любому из русских посланцев отцу, который вряд ли поверил в ее смерть и скорее всего, ждет и надеется. Она даже придумывала, как ей это сделать, но пока планы были грубыми и невозможными. Марушка не выходила из женской половины, а ей тем более нельзя было куда-то выйти и даже с кем-то говорить, кроме прислужницы. Но она придумала, что будет просить ее подобраться тайно к той, которая пойдет на пир и она смогла бы сказать любому русскому только три слова «Славка, князь Владимир» и показать на окружение.
- Надеюсь, что поймут и передадут, - вздыхала она, хотя понимала, что это лишь смелая, но очень ненадежная подсказка.
И все-таки! Она хваталась за любые соломинки, лишь бы передали князю или же воеводе, что она жива и ждет освобождения. Ей часто снилось, что она скачет рядом с любимым и ветер бьет ей в лицо. Она счастлива и улыбается. Так с улыбкой и просыпалась, но понимала, что это сон и тут же огорчалась и даже плакала, чего не позволяла себе уже с детских времен.
- Как выбраться, как убежать? – эти мысли не покидали ее, и она каждый день обдумывала все новые и новые планы побега.
А сейчас прибавились еще новости о возможной передаче непосредственно в руки весточки родным. Это ее и воодушевило и подавило: как все осуществить? Перебирала тысячи вариантов, пока не пришла восторженная Марушка и сообщила, чтобы и она также готовилась к тому пиру. Славка растерялась, а потом запрыгала от радости – она сама, сама попробует передать весть о себе! Но ее радость притушила прислужница, сказав, что это еще пока только возможность, не приказ, но готовиться обязали, мало ли что. Есть в гареме молоденькие славянские девушки, но кто может знать, что пожелают русские гости? Поэтому готовили ВСЕХ и ее в том числе.
Хоть эта весть и смутила восторженность Славки, она все же была счастливо настроена и трепетала от восторга.
И вот день настал. С самого утра ее мыли, натирали маслами, одевали и украшали. Славка почти не могла есть, лишь слегка клевала принесенную пищу и только пила воду. Марушка сетовала, что так себя изводить нельзя, но девушка почти ее и не слышала, она ждала приглашения и ходила по комнате, нервно сжав кулаки. Но время шло, а ее не звали. Она прислушивалась к ходьбе и крикам за стеной, отправляла Марушку узнать новости в гареме, но та приходила и докладывала, что всех пока держат в помещении и никого не зовут.
- Ждать и догонять – самое трудное в жизни.
Так думала Славка и рухнула, как подкошенная, когда Марушка принесла ей весть, что на сегодня их выход отменяется и надо ждать завтра. Возможно, что их и пригласят, а возможно и нет. Слез не было, была страшная тоска и опустошенность, будто разом вынули душу. Она свернулась на своем ложе и застыла, без мысли, без движений. Так и пролежала, не засыпая до самого утра. И только, когда женщина тронула ее за плечо, она очнулась и села на край тахты.
- Рази таки можна, - пеняла ей Марушка, помогая переодеться и подавая все для умывания и завтрака. - Аще ж впереди ни един день, все исчо можа быти. Соберись. Ты жа сильная. Верю, шо усе получитца, и ты скора увидишь и свою родИну и своих рОдных.
Славка слабо улыбнулась на слова женщины и кивнула.
- Я буду старатца.
И потом еще два вечера она ждала приглашения, но так и не дождалась, хотя девушек из гарема водили на пир, где они только сидели стайкой в углу и никому не предлагались. Как говорили в гареме, русские отказались от их услуг. Но в то же время, пытались договориться с ханом об их выкупе. Тот соглашался и весело смеялся, когда толмачи передали ему, что почти все девушки отказывались от выкупа и хотели остаться в гареме.
Марушка пыталась уговорить некоторых передать слова Славки любому из русских, но была наказана ударами плетью, когда одна из них передала эти слова главному евнуху. Славка долго утешала битую женщину и просила прощения, но та только плакала.
- Я привязалась к тобе, дочка, - всхлипывала она, - и мне не больна. Больна смотреть, аки ты мечешься и изводишься. А вот помочь я тобе ужо не смогу – получила запрет на общение с гаремными. Хорошо, што ще от тебя не убрали. Тут и тебе и мне было бы уж совсем худо.
Славка сжимала зубы и хмурилась. Ее планы о возможности передачи вести родным проваливались, она была отрезана от посольства, и это было последней каплей ее надежды. Сил не было, руки опускались, и она замирала от горечи. Безнадежность и грусть заполняли ее сердце. Она слушала радостные вскрики за стеной, быстрые шаги и представляла себе ханский пир, где ей не суждено его увидеть. Марушка как могла, успокаивала ее и даже пыталась смешить, рассказывая местные побасенки.
- Слушай. Как-то хан позвал на свой пир верблюда, - рассказывала она, улыбаясь. - Верблюд обрадовался, а потом подумал: петь и плясать я не умею, значитца заставят дрова возить. И не пошел. Вот и ты думай, зачем тобе туда-то? Будь умной, как тот верблюд. Хто знает, зачем бы тобя позвали и што заставили делати.
- Я бы нашлась чего, - уже скупо улыбалась Славка и поцеловала смущающуюся женщину в щеку. - А тобе Спаси бог. Если мне суждено убечь, то я тобя обязательно выкуплю. И возьму к себе.
Марушка гладила ее руку и кивала, соглашаясь. Она знала, что девушка обязательно бы выполнила свои слова, так как за все это время она уже успела и узнать ее и полюбить.
Сидя рядом, она вздыхала, вспоминая свою прежнюю жизнь.
Еще в тринадцать ее захватили в плен, когда она вместе с семьей переезжала в пограничные владимирские угодья, где князь обещал свободу и землю. На них напали свои же, разбойники. Не погнушались бедным барахлом, и убили всех: отца, мать и двоих старших братьев. Ее полонили и продали половцам. Те продали хану в гарем, как того требовали правила: если молода, хороша собой и девственна, то давали много золота, так как покупали главному хану или своему кошевому. Так она оказалась здесь и все двадцать пять лет прожила тут, вначале наложницей самому хану, тот любил девственниц, а потом он приказывал отдавать ее гостям. Прошло время, и она забеременела, но от кого, не знала. Такого тут не терпели и сделали выкидыш. Потом уж беременности не наступало, и ее оставили в прислугах.
Так прошло десять лет. Теперь она уже состарилась, а куда было идти, она не знала, да и не хотела. И только почему-то привязалась к этой девушке, рассмотрев в той удивительную силу духа и гордость, чего уж давно не наблюдала за теми, кто попадал сюда. Обычно радовались и готовились нырять в постель к хану. Но Марушка знала, чем это оборачивалось, и рассказывала вновь прибывшим. Но те либо отмалчивались, либо сердились на нее и даже доносили старшей надсмотрщице. Та нещадно била женщину плетью, но оставляла при гареме, считая ее удобной и, все же, чувствуя за собой грех в ее бесплодности.
- Кому ты нужна в свои годы, - ворчала она, когда та плакала и жаловалась на свою жизнь. - Живи здесь и не гневи Аллаха! Все при тебе: и еда и платье, да еще не запрещают молиться своему Богу. А куда ты пойдешь? Тебя даже паршивый половец не захочет. Стара стала да и пуста.
Марушка кивала и уходила в свой угол. Там ложилась на свой матрас и вспоминала свою погибшую семью. Она сожалела, что никогда не могла ответить, молча переносила все издевательства и поэтому, видя смелую и гордую Славку, она почти завидовала ей и полюбила, как своего, не родившегося ребенка. Она желал ей лучшей доли, нежели своя и пыталась облегчить ей жизнь здесь всеми ей доступными средствами: вкусностями, разговорами, редкими новостями и, конечно, сплетнями. Всем тем арсеналом, которым жили женщины в гаремах. Славка уже знала ее историю и жалела, как могла. Да к тому же кроме нее у нее здесь никого не было, и жалась она к ней всем сердцем.
По истечении трех суматошных и тяжелых дней, как-то раздался требовательный стук, и резкий мужской голос за дверью выкрикнул:
- Хан зовет девку Славку!
Девушка встрепенулась и, замерла от неожиданности, присев на тахту. Растерянно посмотрела на Марушку.
- Ну, што ты? – подскочила она к девушке и схватила ту за руку. - Тобя же кличут!
Славка подняла на женщину испуганные непонимающие и неверящие глаза.
- Меня?
Марушка быстро закивала.
- Тобя-тобя! Давай, бежи!
Славка резво подскочила и опрометью бросилась к дверям. Потом приостановилась и перекрестилась.
- Господи, поможи!
И открыла дверь. Там стояли два стражника с недовольными лицами. Увидев девушку, один из них показал рукой идти за ним. Так они и шли друг за другом. Славку била дрожь, она никак не могла взять себя в руки.
- Счас…счас…счас…- повторяла она вполголоса.
Перед высокой арочной дверью они остановились, и она незаметно вновь перекрестилась. Стражник толкнул двери и она вошла.
Это был огромный зал с убранством в восточном стиле. Узкие окна с цветными витражами, колонны, поддерживающие арочный потолок, ковры и много людей, сидящих на подушках. Перед ними низкие столики с подносами пиршества и кувшинами, гул голосов и тихая музыка сазы. В темном углу стайка полуобнаженных девушек, скрывающих лица в прозрачные платки. Прямо перед ней в глубине помост и на нем старый человек в богатом расшитом золотом халате, сидел на вычурном диване, раскинув ноги. Руки уперлись в колени, и голова чуть вытянулась вперед. На Славку глядел сам хан Узбек. Хитрая ухмылка скрывалась в усах и редкой бороде клинышком, а узкие монгольские глаза совсем скрылись за припухшими веками.
- А вот и она! - хохотнул он, протягивая руку по направлению девушки.
Затихли голоса, даже прекратил играть саз. Все приподнялись и вытянули шеи в ее сторону. Славка замерла, потом поклонилась в пояс.
- Будь здрав хан, - выпрямилась она.
И тут ее глаза встретились с восторженно радостными глазами Владимира.
Глава 10
И тут ее глаза встретились с восторженно радостными глазами Владимира. Она вначале и не поняла, что это именно он и даже зажмурилась от неожиданности.
- Не может быть? – Лишь вскрикнула она и тут же была захвачена в плен родными руками и теплые губы прижались к виску.
- Славка! - Услышала она жаркий шепот, охнула и, с отчаянием прижавшись, охватила его руками.
Они также были тут же обняты еще одной парой рук, отцовских и только потом услышали гул голосов. Владимир развернулся к хану, потеснив воеводу, который уже крепко держал в объятиях дочку. Она припала к его груди и обняла за пояс, будто боялась, что сейчас ее оторвут от этих двух людей. Владимир, держа девушку за руку, обернулся к хану.
- Ну, что, князь, смог я тебя удивить? – Усмехнулся тот, откинувшись на спинку дивана.
- Да уж, Великий хан, это просто диво какое-то! - Все еще не успокоившись, проговорил Владимир, уставившись в хитрое лицо Узбека.
- Дарю! - Захихикал хан. - Эту девушку искали здесь твои люди?
- Да, - ответил князь и еще сильнее сжал ладонь Славки, - она моя невеста.
- Вот как? – Удивленно хмыкнул Узбек и внимательно посмотрел на Владимира.
- Да, я ее люблю.
- Тогда женись, - сказал тот, улыбаясь. - Как там у урусов это все проходит?
Владимир растерялся.
- Ты хочешь знать наш свадебный обряд, хан?
- Я хочу, чтобы ты женился здесь, у меня, и тогда отпущу ее, как твою княгиню. А если не сделаешь это, то она будет жить здесь, в моем гареме и исполнять уже мои приказы.
Воевода было толкнулся вперед, но его удержала рука Владимира.
- Я согласен. Только нужно время для подготовки и к тому же наш священник для этого ритуала.
- Время сколько угодно, а священника ищи сам. Тут полно всяких пленников, может и найдется какой. А мои люди тебе помогут. Меня пригласишь на свадьбу? – Засмеялся хан.
- Обязательно, Великий хан, - сдержанно сказал Владимир. - Ты сделал мне такой подарок, век тебя не забуду.
- Ну-ну! - Хмыкнул тот. - Я запомнил твои обещания. Забирай ее к себе и готовься к пиру.
Владимир поклонился и, не отпуская руки Славки, спиной к выходу они попятились и вышли за открывшиеся двойные двери зала приема. И как только закрылись за ними створки ворот, Славка припала к груди отца и дала волю слезам. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Воевода подхватил дочь на руки и понес вслед за князем к выходу, где их ждал возок и русская стража. Приняв плачущую девушку на руки, Владимир махнул рукой, и кавалькада русского князя быстро двинулась к своей территории.
Уже переодетая и успокоенная Славка рассказывала отцу и Владимиру о своих мытарствах в плену. Мужчины молча слушали ее, не перебивая, лишь иногда отец качал головой, а Владимир сжимал ей ладонь и вздыхал. Он не мог оторвать от
девушки взгляда и улыбался, радуясь ее присутствию, и все никак не мог поверить, что она сидит перед ним. Ведь он ее тогда похоронил и даже уже решил жениться. И вдруг она оказалась жива, да еще и от него стребовал шах, чтобы тот устроил свадьбу и взял ее в жены. Да он об этом уже и не мечтал, даже во сне не видел. За свою любовь готов жизнь отдать, не то, что справить обряд в ханской ставке.
- Все сделаю, лишь бы вернуть домой.
Так думал и воевода и не мог на дочку наглядеться. Он крякал, когда она описывала свои переживания, и иногда отворачивался от молодых, утирая слезу, что катилась по заросшей щеке. Радости отца не было предела, и он все еще не мог понять, что Славка жива.
Потом он смотрел на счастливого Владимира и уже ужас проникал в его сердце.
- А как же владимирская невеста, что ждет князя в Стародубском? Она же уже сосватана и должна состояться свадьба? Тогда что это здесь будет? Нешто Владимир совсем ошалел от счастья и забыл о той, что ждет его дома?
Он слегка отстранился от молодых и вышел из шатра, махнув князю рукой на выход. Тот понял и кивнул. Славка улыбнулась им обоим и ушла на свою половину, где ее ждала постель и она рухнула в нее, не раздеваясь. Уж больно тяжело дались ей последние часы: ожидание, встреча, рассказ - унес много сил и голова, едва коснувшись, отключилась и она мгновенно уснула.
А за стенками шатра шел странный и сумбурный разговор двух мужчин: князя и воеводы. Тот напомнил молодому человеку о том, что уже не выходило из его головы, об оставленной невесте в княжестве и пытал его, как тот будет поступать уже с его дочкой.
- Если все пройдет, как и положено, - шептал ему воевода, - то перед Богом ты будешь женат. Што будешь говорить той?
Владимир только улыбался и качал головой.
- Будет так, как будет, а я свово не упушшу. Славка моя ужо давно и пред Богом и людьми. Мы были близки, отец.
Воевода сначала не понял, а потом задохнулся от негодования и схватил того за грудки.
- Ах ты, молокосос! – Вскричал он, тряхнув его неслабо. - Так ты мне што, девку спортил?
- Так мы по согласию, отец! - Вскрикнул тот и оборвал захват. - И усе была бы взаправду, коли не ее плен. И мы бы поженились. А так сам понимаешь, как усе случилось. Но Бог есть, и он нас свел. Усе пройдет, как и положено, и вона поедет домой моей княгиней. А той откажу и пошлю домой со многими подарками.
- Но это жа война, князь, - проговорил удивленный воевода и покрутил головой, - такого не прощають. Тем боле владимирцы.
- А куда им деваться? – Усмехнулся Владимир. - Меня сам хан Узбек женил. Али мне надо принять от него смерть за отказ? Вот так и поведаю князю. Думаю, что должОн понять. А там, как Бог весть. Но Славку не дам в обиду. Она моя и моей будет навсегда, - припечатал он и стукнул по плечу воеводу. - Не печалься, отец, все будет хорошо.
Старый воин смотрел в улыбающееся, счастливое лицо молодого князя и вздыхал.
- Да, этот не отступит. Упрямый. Но можа так и надоть князю быти, - вздыхал он, уже лежа в постели.
Рядом за тряпичной стеной спала его любимая дочка, тут же была постель парня, который стал для него сыном. Хотя он им и был всегда, так как старый князь редко обращал внимание на своего младшенького, уделяя время старшему, его наследнику, вот и давал свободу Владимиру во всем, а тот притулился к Славке и соответственно к воеводе. Славка была единственной дочкой у него, кроме младшего сынка, и воевода принял Владимира за сына и также воспитывал. Он знал про нарождавшуюся любовь детей, и при этом не одобрял, но и не препятствовал, думая, что со временем пройдет, а оно вон, как вышло. И он бы дал согласие на их брак, если бы не смерть верхушки княжества и княжение теперь Владимира. Славка уже была ему неровней. Надо было утверждать себя и брать в жены дочерей других княжеств, что он так и сделал, а теперь у него было очень много неприятного и даже страшного, так как отказывать присватанной невесте - это война. Никогда не простит старый князь позора дочери.
Воевода вздыхал и ворочался с боку на бок. Сон совсем оставил его, и голова уже пухла от мыслей о надвигающейся беде.
- Ежели только убедить дочку и Владимира, что это только понарошку, и все для ейной свободы, - думал воевода, но тут же вспоминал о хане и вновь вздыхал.
- Нет, тот проверит да ешшо и поведает усем пра таку свадьбу, - шептал он сам себе, прикрывая глаза локтем. - Молва летит быстро, и мы аще не доедим, а пра то будут усе знать. Лады, буду думать апосля.
Он вновь повернулся на бок и уснул только перед самым рассветом. Проснулся от громкого шепота молодых. Он слышал приглушенный смех Славки и голос Владимира. Они о чем-то разговаривали, и, судя по их веселому голосу, были счастливы.
- Ох-хо-хо! - Вздыхал воевода. - Молодость! Што-то будет? Но я не оставлю дочку и молодого князя, ежели тот и сделает, как молвит. На том и порешаю.
Через два дня состоялось венчание князя и Славки в шатре в присутствии всего русского посольства и ханских свидетелях, толмачах, знающих язык и обычаи русских. А потом, все направились в ханский дворец на пир, устроенный в честь свадьбы Стародубского князя.
Уже даже Владимир начал понимать, что эта свадьба не просто так сделана, что хан знал о невесте сильного князя Владимирского и что тот не простит ему насмешку над дочкой и объявит тому войну. А за них вступятся, и каждый за своего, и будет кровавая междоусобица, как когда-то ранее. И это только на руку хитрому хану.
- Разделяй и властвуй, - хихикал Узбек, глядя на счастливую пару, что встала перед ним на колени. - Теперь мы посмотрим, что получится из ваших объединений. Скоро вы забудете про это, нужно будет оборонятся, и вновь моя власть к примирению будет необходима.
Хан щелкнул пальцами и перед ним возник служка с подносом, на котором лежал женский венец, усыпанный рубинами и алмазами. Хан встал и водрузил его на голову девушки.
- Этим убором я утверждаю тебя, Славка, женой и княгиней Стародубской. Его же передавай всем своим поколениям, как венец на княжение во веки веков.
- Аминь, - тихо сказал Владимир.
Хан поднял Славку на ноги.
- Смотри мне, княгинюшка, помни, мое к тебе расположение и придерживай своего мужа от опрометчивых поступков. А ваше княжество беру под защиту, - обратил свой взор на побледневшего Владимира. - Нога половца не ступит на твою землю. Плодитесь и размножайтесь.
Он хохотнул и все присутствующие разом засуетились и заговорили. Шум прокатился по многочисленным гостям, в числе которых были соглядатаи и посольские других русских княжеств. Они-то уже направили своих вестников с удивительными новостями своим владыкам и те были в пути, когда состоялось это действо. Скоро все узнают «милость» хана и будут думать о новом положении маленького княжества в центре русских территорий.
Особенно был удивлен и расстроен Московский князь, когда услышал такую весть. Весь его план по объединению рухнул в одночасье.
- Переиграл меня хан, - качал он головой. - Но не сдамся. Все ешшо впереди.
Он не мог и подумать, что еще долго будет властвовать Золотая Орда, и будут платить дань русские княжества, пока в один прекрасный день на реке Угре не произойдет тяжелая и такая вселенская битва за свободу русского народа.
А пока в ханском дворце пировали на свадьбе князя и княгини Стародубских.
Глава 11
На территории русской ставки тоже пировали. Столы ломились от яств и кувшинов с хмельными медами. Работники посольств русских князей присутствовали здесь, прислушиваясь и приглядываясь к разговорам и поведению Стародубцев. Им вменили в обязанность узнать помыслы князя Владимира через его окружение. Но челядь и воины были сдержаны, как и положено преданным людям. Даже в сильном подпитии, те не велись на подначки к доносительству, и только смеялись и восхваляли достоинства Славки, как воина, и любовь князя к этой девушке. Они одобряли их свадьбу, несмотря на странное стечение обстоятельства, ведь такое было впервые даже в истории Золотой Орды. Были приказы на женитьбу в отдельных случаях, но чтобы устраивать ее здесь, да еще по представлению самого хана, такого еще не видывала действительность. Вот поэтому все были насторожены и ждали развязки. Все ждали подвоха ордынцев и были наготове.
Венец на княжение на голове девушки и заверения самого хана на якобы мирную жизнь князя, еще больше удивляло и создавало ореол таинственности и загадочность, которую надо было разгадать и дать ответ своим властителям. Вот поэтому они и находились здесь и пытали своих же земляков, как будто те знали что-то, что им было неизвестно. Но их старания были напрасны. Представители посольства князя само было в неведении и только радовались, что им оставлена свобода, и угроза смерти не грозит. Такое не раз случалось с посольствами удельных князей, да и с самими князьями, как это случилось и со стариком Стародубским и его старшим сыном совсем недавно, еще и полгода не прошло.
К играм властителей они не имели никакого отношения, но собирали информацию усердно и методично как с той, так и с другой стороны. Стародубцы тоже пытались узнать, что тем поручили и как восприняли удельные князья весть о женитьбе Владимира. Такое поручение они приняли от строгого воеводы и следовали этому неукоснительно. Так, подпаивая друг друга и незаметно пытая, они делились новостями и в то же время праздновали по-русски с размахом с песнями и драками.
А вокруг стана толпились любопытные жители столицы. Они смотрели на веселье русских и удивлялись их поведению.
- Зачем биться за столом? – Качал головой старый татарин, и фыркал молодой рядом с ним:
- А затем, что у них такой обычай, апа, биться даже на веселье.
- То-то мы не можем справиться с ними, раз они даже за столами упражняются в силе, - сплевывал старый и, ворча, уходил в темноту.
Молодой же весело глядел на сцепившихся русских, которые мутузили друг друга, а окружающие только смеялись и подначивали. Вокруг стана уже раздавались сочувствующие крики жителей и их хлопки. Было на что посмотреть всем кто заглядывал за изгородь из телег вокруг русских шатров. Костры, крики, смех, ржание лошадей – все смешалось и создавалось впечатление тревожного действа в самом сердце столицы. Прохожие, простой народ, останавливались и прислушивались к русской речи и думали, что они вошли в столицу и будут грабить и убивать. Уже раздавались возгласы ужаса и страха.
- Урусы, урусы здесь! - Разбегались ничего не понявшие жители, и даже местная стража не могла их успокоить.
Вскоре немногие остались у становища русских, остальные в страхе спрятались, пронося по всей столице весть о приходе русских. Люди начали убегать, хватаясь за детей и запрягая возки. Пришлось еще долго успокаивать народ и объяснять, что это все неправда, что просто Великий хан женил русского князя и закатил пир в его честь. Жители успокаивались, но удивлялись, и весть о милости его к врагам передавалась из уст в уста. Так и довелось услышать ее и всем удельным князьям.
И Владимирскому тоже. Тот был в бешенстве.
- Как это женился? – Гремел его голос по всему терему и слуги, зная бешеный нрав хозяина, разбегались по углам, пережидая буйный характер князя.
- Он, што, не понимает, што творит? – Бил он кулаком по столу. - Да я его за позор растерзаю!
И пока он метался, в зале хана продолжался пир.
Молодые сидели на почетных местах, рядом с Узбеком и им подносили богатые дары. Тут были ткани и меха, благовонные масла и пряности, драгоценные камни и оружие. Все это в большие сундуки складывали слуги.
Славка держала Владимира за руку и вся была как натянутая струна. Владимир поглаживал ее ладонь большим пальцем и иногда наклонял к ней голову и шептал теплые слова утешения. Но девушка все же боялась, боялась, что вот сейчас хан кивнет головой и, палач, что всегда присутствовал за его спиной, взмахнет саблей и полетят их головы. Она не надеялась на спокойное решение проблемы, она знала коварный характер властителя Золотой Орды и не верила в его милость. Владимир тоже не верил, но надеялся на Бога и счастливую звезду. Славка рядом и он держит ее за руку. Это ли не чудо!
Потом были здравицы, и полным ходом пошел большой пир. Несли подносы с яствами, необычными фруктами и кувшинами с винами, медом и перебродившим кобыльим молоком, целыми баранами и пахучим пловом, птицей и зажаренными павлинами. Все было ярко, сочно и ароматно. Слюни сами текли и гости, усевшись у дастархана, не стеснялись, хватали и ели руками, утирая лоснившиеся от жира пальцы о кафтаны и замшевые сапоги. Шум стоял нешуточный. Потом убрали скатерти, и гости переползли на подушки, освобождая центр, на котором начали свое действо полуобнаженные девушки. Они извивались в танцах под звуки саза и колокольчиков. По хлопку главного евнуха, некоторые прилегли к желающим ласки гостям. Тут уже хан разрешил молодым покинуть пир и отправляться в уединение, дабы жених сделал свое дело и невеста стала женой. Их провели в отдельно стоящий во дворе шатер и оставили вдвоем, но окружили тайной стражей, чтобы никто не помешал супружеским ласкам.
- Ты очень умный и хитрый, - сказал друг и советчик Щаур, когда тот поманил его к себе.
Присев на ступеньку у ног хана, он смотрел в злое лицо Узбека.
- А ты думаешь, что я просто от глупости тут устроил пир?
- Я не считаю тебя глупцом, но уже понял твою игру. Ты умно придумал со свадьбой Владимира: и князю с воеводой угодил и Московского с Владимирским не порадовал. Считай, убил сразу двух зайцев. - Хмыкнул Щаур, поглядывая на искаженное лицо владыки.
- Мне не нужны твои зайцы, мне нужны мои зубры, и их тайный сговор против меня, - процедил тот сквозь зубы. - Сейчас я подсунул им кизяк от которого они долго будут воротить носы – мое расположение к молодому Владимиру, чем и расстроил его союз с Владимирским княжеством. Теперь старый князь будет рвать и метать, и тем самым подрывать устои их объединения. Не будет теперь у них согласия. А вот Владимира взял под ноздри. Теперь он мне обязан своим счастьем и будет лезть из кожи, чтобы мне угодить. И этим я и воспользуюсь.
- И как ты все это провернул! - Ощерился в улыбке старик. - Хитрован!
- Когда сообщил мне кошевой, что, мол, у него в обозе дочка воеводы и любовница князя, тут я все и смекнул, как мне поступить. Молодой еще мало соображает в политических играх и пошел на поводу. Ему главное свою девку в постель, а уж потом будет думать о других. И я ему ее дал. Теперь буду получать самые свежие новости, и делать выводы.
- А не будет ли войны меж уделами? Это подорвет твою казну, - хмыкнул старик.
- Когда снесена голова, то по волосам не плачут, - оскалился хан. - Зачем мне золото, если власти лишусь?
- Но они могут все равно примириться. Московский князь умный и дальновидный и пользуется авторитетом. Что скажет так и поступят. Могут Владимирского и приструнить, чтобы не лез и замолчал.
- Все может быть. Но такое старый князь Владимирский ему все равно не простит. Ему негоже утереться после плевка Владимира. У него есть еще и сыновья, а старший женат на московской княжне. Это тоже возьми на заметку. Род – это тебе не уши ишака. За все отвечает и все примечает. Еще не так аукнется эта свадьба всем. Заварил кашу я, а расхлебывать будет Владимир.
И он захохотал, откидываясь на спинку дивана.
- Но я ему помогу, - вдруг прервал он свой хохот и схватился за бока дивана побелевшими от силы захвата пальцами. - Мои половцы будут готовы вступить на землю молодого уруса, пособить тому в борьбе с князем Владимирским. А это дорога на Москву.
Старый Щур смотрел на Узбека и понимал, что у того грандиозные планы и свою мечту разорить Московию и подчинить себе зарвавшегося князя, он не оставил.
- Будет его голова торчать перед моим шатром! - Вскочил он на ноги и принялся бегать по широкому подиуму, застеленного дорогими бухарскими коврами. - Ишь, что удумал – союз урусов. Я те покажу союз! Кровью все умоются, а поможет в этом молодой Владимир.
Он схватился за золотой шелковый пояс большими пальцами и захохотал, подняв вверх лицо. Гости затихли и уставились на хана. Они боялись его и дрожали от страха. Они понимали, что этот старый мужчина хитер и опасен, как может быть опасен тарантул в период брачного гона. Один бросок и ты мертв. И никто не будет сочувствовать или защищать тебя. Здесь существовал только один закон, и он звался хан Узбек.
А в шатре у молодых был полумрак, мягкие подушки и матрасы. Владимир оставил только одну плошку с фитильком и помог разоблачиться своей Славке от невестиного убора. По русскому обычаю это было красное платье с такой же душегрейкой, расшитое каменьями и жемчугом. В волосах атласная лента и жемчужные серьги в ушах. Налобную повязку невесты она сняла вместе с ханским венцом и уложила в сундук рядом, чтобы не потерять. Оставшись в одной длинной сорочке, помогла разоблачиться Владимиру, и он тут же повалил ее на подушки.
- Моя, - шептал он, целуя ее розовые губы и соски оголенной груди, - навсегда только моя. Ладушка, цветок мой лазоревый, как же я тосковал по тобе, как желал.
Славка отдавалась ему со стоном. Обнимая и целуя, она будто плыла в жаркой реке удовольствия и желания. Никогда прежде, она не испытывала такой страсти, как сейчас, после плена. Она чувствовала, как напряглось тело Владимира, и тот усилил свои качания. Сладость охватила ее и голова пошла кругом, она будто теряла сознание, будто Боги напоили ее сладким вином, по телу прошли судороги и они застонали оба. Потом успокоились и затихли.
- Я очень люблю тобя, - шептал Владимир.
- И я тобя очень, - прошептала Славка.
Их любовь закончилась только к утру, и когда за ними пришел воевода, они спали утомленные любовными играми.
Крякнув от досады, он потоптался у входа и, пожав плечами, удалился в комнаты, где сейчас спали его соратники, прилично выпившие за счастье молодых. Опраксин желал побыстрее покинуть не только дворец, но и столицу, и уже начинал терять терпение.
Тут его пригласили к пиршеству самого хана, где тот увидел и старого Щаура и еще нескольких его советников. Махнув рукой на место за большим круглым столом, хан обратился к воеводе.
- Надеюсь, что ты доволен, старый воин? И дочка жива и свадьба справлена, как ты и хотел, - прищурился Узбек.
- А как ты вызнал, што я хотел, Великий хан? - Ответил ему воевода, присев у низкого стола, подогнув под себя ноги на татарский манер.
- Я все знаю и все вижу. Ну, если ты хочешь, то могу объяснить.- Он прихлебнул из золотого кубка.
- Ты же отец, значит, любишь свою дочь, тем более, что она у тебя одна, и желал ей счастья. А оно только с княжичем. И пусть со вторым, но все же у власти. А ты воевода. Значит породниться с князем весьма неплохо. Так?
Опраксин кивнул.
- Вот, - продолжил хан. - Да и Владимир был тебе как сын и когда тот стал во главе, то ты был расстроен, так как дочке уже невозможно было выйти за княжича. А тут такой случай! – Он поставил кубок и хохотнул. - Запомни, воевода, - ощерился вдруг хан, зло взглянув на Опраксина, - если узнаю, что ты советуешь князю меня ослушаться, то не бывать тебе ни тестем князя, ни дедом его сыну. Понял меня, старый отец?
Опраксин тяжело вздохнул и кивнул. Он должен сейчас соглашаться со всем, что тот говорит, ибо знал характер жестокого и хитрого Узбека.
- Только бы вырваться отсюда да доехать к себе в вотчину и прости-прощай монгольский ублюдок, - думал воевода, опуская глаза в свое блюдо, полное плова и больших кусков мяса.
- Кушай-кушай! - раздался ласковый голос хана. - Где еще покушаешь такой вкусный плов.
Воевода сглотнул и принялся есть руками, хотя куски застревали в горле. Хорошо, что толмач, что переводил все слова хана и сейчас сидел рядом и также ел из его прибора. Он был спокоен и молчалив.
- Хороший парень, - думала воевода, отвлекаясь на умного молодого парня. Тот понимал монгольскую речь, на которой говорил Узбек и некоторые его советники.
Все их переговоры они вели через своих толмачей, как с одной, так и с другой стороны. Никто в посольстве не понимал речь ордынцев. К тому смешение языков сказывалось на некоторых оборотах и иногда даже обученные языкам послы попадали впросак, не понимая вопросов и ответов. Но этот княжеский толмач, серьезный парень со шрамом на лице, был когда-то пленником орды вместе с отцом. Семья же его вся погибла от нашествия половцев, и малыш вырос у кошевого одного из племен, где отец был рабом. Способность к языкам проявилась у него в пятнадцать лет, и кошевой выделил его, определив в свою свиту. Он попал в плен к воеводе в одном из сражений. Тот приметил его и пристроил к Владимиру помощником. Вот уже два года тот являлся самым искусным толмачем и помощником князя.
Сейчас он слушал речи соратников и гостей хана и наматывал на ус. Потом, когда они уже будут в шатре князя на своем стойбище, он расскажет, о чем там говорилось.
Владимир и Славка сладко спали в свадебном ханском шатре.
Глава 12
Ночь прошла и молодые, успев пообедать здесь же в шатре, отправились по приглашению хана к нему на частный прием.
Узбек принял их с распростертыми объятиями, чем смутил окончательно. Тот понял их и тут же свернул свои улыбки и кивнул.
- Как прошла ночь? – и ханский толмач тут же перевел, что, мол, хан спрашивает, все ли вам понравилось в шатре.
- Спаси бог, усе было хорошо, - поклонился Владимир, и за ним сделала поклон и Славка.
- Я рад, что вы теперь муж и жена и желаю, чтобы с этого дня у вас зародился сын. Он станет наследником, и вы расскажите ему о том, где тот был зачат. Думаю, что он не будет считать меня и мой народ своим врагом, - усмехнулся хан, но глаза его были холодными.
Далее пригласил на легкий перекус и задавал простые вопросы о месте отдыха, о доме, о любимых занятиях, сколько хотим детей, как будем жить и так далее. Вопросы и ответы ни к чему не обязывающие. Продержав еще полчаса, он встал, и молодые также поднялись.
- А теперь о главном, - впился он взглядом в их лица, - Запомните, что я стал вашим главным защитником и вы теперь мои дети. Никто не смеет вас обидеть или принудить к тому, что вам противно. Если что, сообщайте и вы тут же получите мою помощь. С этого дня, ты, Владимир, получаешь мою личную Золотую пайцзу, которая дает тебе право беспрепятственного въезда на любую из территорий Золотой Орды, и прохождения ко мне без сопровождений и охраны. С тобой едет мой баскак, который будет следить за всеми твоими делами, и ты отправишь его ко мне в случае нужды. Все. Уходите.
Хан махнул рукой в сторону дверей и молодые, поклонившись еще раз, покинули дворец. А через три дня и саму столицу. Их путь лежал домой.
Караван из шести возков двигался по мокрому тракту, при уже по осеннему холодной погоде. Дул ветер, поливали дожди, но Славке все было нипочем. Она была рядом с веселым Владимиром, и они часто смеялись, обгоняя друг друга в скачках на лошадях. Славка так часто видела это во сне, когда была в плену, что сейчас ей также казалось, что это все сон и она проснется, а все исчезнет. Потом, понимая, что все позади, она радовалась и даже, иногда, плакала. И когда Владимир вытирал ей слезы, уверяла его, что плачет от радости.
С ней ехала и ее Марушка, которую Славка выпросила у хана, когда тот задал ей вопрос о подарке лично ей. Он был удивлен, но спокойно отдал, тем более что таких прислужниц было множество в его гареме. Маруша не знала, куда Славку посадить, когда та явилась в гарем в сопровождении главной смотрящей. Она радовалась ее рассказу и чуть не лишилась чувств, когда узнала, что та не забыла обещание и выкупила ее из плена. Скорее это был ханский подарок, о чем она и поведала женщине.
- Ты можешь ехать к собе в Беломорье или жа со мной в княжество и стать моею близкой подругой и наперсницей, - отвечала ей, обнимая плачущую Марушу.
Она выбрала Славку, так как та уже стала ей очень близка и считала ее своей дочерью. Теперь спокойно ехала в обозе и следила на остановках за юной княгиней, все также обслуживая ее и помогая. Владимир узнал историю этой пленницы и был растроган таким отношением к своей жене, и она тут же была принята в свиту князя и представлена всему русскому посольству, как близкий княгине человек. Все приняли ее и особенно Опраксин, которой благодарил ту за внимание и ласку к дочери, когда она была в плену и сейчас, когда отказалась от родных мест и осталась рядом со Славкой.
- Я знала, што усе таки будет, - шептала она девушке, помогая ей приготовиться ко сну.
- Откуда ты могла знать, - посмеивалась Славка, глядя на таинственное лицо женщины.
- Я хочу казать тобе, - зашептала, оглядываясь, Маруша, - што я…колдунья.
- Да ну? – ахнула Славка.
- Да-да, только тихо, - она вновь оглянулась и приложила палец ко рту. - Правда не усе могу, как настоящща, но у нас у всех, хто родился в Беломорье есть дар. И я так кое-што могу: видеть будущщэ, только самых близких мне людей, даже колдовать… на приворот.
- Дак ето жа запретно! - вновь ахала девушка, прикрывая ладонью рот. - Бог наказыват за таки дела.
- Дак я не всегда и могу, - зашептала смущенная женщина. - Иногда во сне приходит. А пока молчит. Значицца усе будет хорошо у тебя и у князя твово. Ежели што, то кажу. Не сумлевайси.
Славка еще долго ахала, но не стала рассказывать Владимиру про их разговор, сохранив все в тайне. Она не знала, как тот отреагирует на это и стеснялась своей нерешительности. Просто она верила этой женщине, верила в ее привязанность и чистые помыслы. Скажем, доверяла от всего сердца, и не хотела той неприятностей.
- Мало ли што, - рассуждала она. - Хто прознает, то будет худо для всех.
И молчала. А когда та уже к концу пути сказала, чтобы Славка готовилась к неприятностям, то вдруг почувствовала тягу, поделиться своими мыслями об оставшейся в княжестве обрученной невесте Гориславе. Они начали шептаться каждый вечер перед сном, обговаривая всякие возможные случаи. А уж их было много в жизни Марушки, особенно связанные с коварствами женщин. Так что Славка слушала ее, затаив дыхание, и мотала на ус.
- Ты главное не тушуйся, - учила ее наперсница. - Ты жонка и княгиня. И неважно, где была венчана. Бог, он усе видит.
Так они узнали весть из княжества, что Горислава и не думала уезжать к отцу, и что та велела передать Владимиру, что и она и ее семья не признают их венчание и считают его лишь необходимостью вернуть дочку воеводы. А также ждут его объяснений. Вот тогда и начала Славка беспокоиться. Она, конечно, понимала, что это все так и выглядит, тем более по указке хана, но все же Владимир признал ее своей законной женой, и они были венчаны на территории русского посольства и в их присутствии, по обряду, положенному при этом, и православным священником, которого также выкупили из плена. Сейчас он ехал в их обозе на свою родину в Московию.
Маруша готовила ее к возможным неприятностям и обязала быть сдержанной и внимательной.
- Ты законна жонка, - повторяла она, когда причесывала либо одевала Славку, - и с тобой правда.
Девушка крепилась, опираясь на слова и объятия мужа, и в то же время не знала, чего ожидать и нервничала. Рассчитывая на защиту Владимира и отца, а также слова священника, она готовилась к отпору и сложной встрече с «мнимыми родственниками».
Вскоре они прибыли в Стародубск. Весть об их караване летела впереди, и их встречали уже по всей территории княжества. Выходили к дороге кланялись и осеняли крестом, радуясь живому князю и его молодой жене. Все знали и Славку и ее отца воеводу, ведь благодаря им их земля была очищена от врагов, и теперь и князь вернулся к ним, свой и невредимый.
Ворота крепости были открыты, и слышался колокольный звон церкви, приветствовавший своего удельного господина. Вся площадь была запружена любопытным народом, ведь вернулся князь и теперь они вновь были под его рукой, а не под чужой, всем неизвестной. Переговаривались и кричали здравицы, увидев его сидящего на коне и рядом Славку, воительницу и жену.
А на высоком крыльце их встречала толпа бояр и впереди Горислава со своим братом Федором, что приехал в подмогу к сестре.
Разговор был строгим и бесполезным для Владимирских князей. Владимир не отказался от своей жены и просил его извинить и принять любые отступные в пределах разумного. Федор злился, сжимая кулаки, и обещал все кары и Небесные также, но князь был невозмутим и спокоен. Он всегда следовал своим решениям, так и сказал Федору. Тот напомнил, что женитьба на сестре тоже была принята его решением, и он клялся им в этом, но Владимир стоял на своем, что такое обещание он еще раньше дал Славке, к тому же у них любовь и ничто теперь не поколеблет его вердикт.
– Эта девушка теперь моя жена и княгиня Стародубская.
Федор, так ничего не добившись, отступил.
А в это время состоялась интересная встреча двух девушек - бывшей невесты и теперешней жены молодого князя.
Горислава ворвалась в комнату к Славке без приглашения, пытаясь застать ту врасплох, но ошиблась, и та была готова к такому свиданию. Встретила ее стоя и глядя прямо в глаза.
- Чем заслужила таку явку? – спросила она, и присела в кресло, застеленное ковром.
Не предложив той сесть, показала свое недовольство ее визитом. Та вдруг с места бросилась к ней, пытаясь вцепиться в волосы. Оскаленное в злобе лицо и скрюченные в судороге пальцы, говорили о том, что ее ярость была отчаянной. Но Славка не была бы отличным воином, если бы не могла отразить такую атаку девушки. Ей приходилось биться с мужчинами, а уж бледной тонкой княжне она даже не хотела отвечать, лишь подскочила и уклонилась от нападения. Та рухнула лицом в кресло и запуталась в своих одеждах. Еле поднялась и присела в это же кресло, тяжело дыша.
- Всё, али ишчо? – спросила, усмехаясь, Славка.
- Ты, дрянь, - закричала Горислава с пеной у рта, - забрала мово жениха! Не тебе он пара. Он князь, а ты – грязь. Выметайся из терема. Здеся тебе не вместно.
- Ага, как жа! - уперлась руками в бока Славка. - Таки будет, аки решил сам князь. Я евойна жонка и мы венчаны. Ты ужо свободна и ишшы себе другова князя. Теперя ступай вон. Кому сказано? – закричала она и, схватив за шкирку, вытолкала за дверь.
Та еще долго кричала угрозы, смеющейся противнице, а потом Славка в изнеможении упала в кресло. Она была недовольна такой встречей и такому разговору, даже скорее драке.
- Фу! - смеялся Владимир, когда она рассказывала ему про их потасовку. - Право, не ждал от ней такой прыти. Всё казалась покладистой, тихой. А вона оно што – ведьма. Забоишься?
Славка стукнула того в грудь и тут же оказалась в крепких объятиях. Губы их встретились и они замерли в поцелуе.
- Тольки ты одна и на усею жизню! - шептал ей Владимир в их теперь общей, супружеской спаленке.
Она радовалась и обнимала счастливая.
Глава 13
Прошло четыре месяца. Наступил Великий Пасхальный пост. И уже утром Славка узнала, что понесла.
- Чижолая я, - сказала она вечером радостному Владимиру. - Чего жа замолк? Али не рад?
- Ешшо как рад! - целовал ее муж и валил на постель. - Наконец-то! Моя кров теперя будет тута бегать. Наследник.
Он зацеловал жену, и они заснули в объятиях.
А утром их разбудил служка. Из опочивальни Владимир вышел заспанный и не довольный.
- Што такого случилось, што ты меня будишь в таку рань?
- Прости князь, - поклонился низко постельничий. - Беда. Прискакали с границы и говорят, што полки князя Владимирского идуть в наши земли. Сотворяют на них недоброе: горять дома, грабят, убивают твоих людей.
- Кликни воеводу и собери старшин, - махнул он рукой и вернулся в спаленку.
Там, на краю кровати сидела встревоженная Славка.
- Слыхала? – Присел рядом князь и принялся одеваться. - Што думаешь?
- Што думаю? - Ответила хмурая девушка. - Думаю, што будет битва. Только зачем? Мало ли когда можно порешать мирно? Зачем кров и слезы? Што-то тут не так.
- Што значит не так? – Удивился князь.
- А то и значит, што не сам владетель решил пойтить войной, подтолкнул хто. А хто, то и понятно – Узбек ето. Как пить дать, евойные проделки.
- Да при чем тута хан! - махнул тот рукой с досадой. - Где он и где владимирцы. Ты забыла, што обещались сыны его, когда сестру уводили? Кровью умоетесь, кричали. Вот и пошли.
- И все жа есть тута рука хана, - не сдавалась Славка. - Послухай меня. Вот тогда, как мы женились, он сказал, што помогнет, если што? Помнишь?
- Ну? – Уставился Владимир в взволнованное лицо жены.
- А теперя представь, как?
- И как? – Спросил князь.
- Да просто пройдет в наше княжество войском, вот как! – Уже вскричала она.
- Дак и я таковое знаю, - ответил он, хватая ее за руки. - И это даже хорошо. Один раз дадим отпор, боле не полезут.
- Да ето и означит, что половцы будут итить по землям владимирцев и не просто, будуть грабить и убивать, ежели встретят сопротивление, а они его встретять. И тогда ужо мы должны итить к ним. А ето получается, што мы за половцев будем биться? А как жа согласие и памятка против них? Што скажуть другие князья? Непонятки.
- А што будем делать счас? Давать владимирцам дорогу к нам?
- А счас надоть итить и добиваться мирных путей. Ужо время ушло и пора принять нас такими. А ежели ишшо надоть им подарков и откупа, то пусть скажут, мы добавим. За што людей убивать. Свои жа, русские души. Бог не простит.
Владимир помолчал, потом притянул к себе жену и поцеловал.
- Ты моя миротворица! Сбирайся. Пойдем вместе на совет.
Вскоре в большой горнице князя, где собрались старшины, и бояре было гулко от взволнованных голосов. То тут, то там слышны были вскрики и разговоры на повышенных тонах. Спорили, доказывали друг другу, высказывая свои мысли.
- Опасаюсь я! - громко кричал один из старших бояр. - Как бы князь Московский не собрал своих и не пошел на нас ратью, если половцев позовем.
- А мы так и так будем меж двух огней, - говорил ему воевода Опраксин, оглаживая бороду и поглядывая на дочку, которая внимательно слушала и молчала.
Она не хотела вмешиваться в мужской спор, пока не начался разговор о военных действиях. В политике она мало разбиралась, а вот в военном деле у нее был и опыт, и свои мысли.
- Не надоть звать орду, - вступила она, когда образовался карман тишины между спорящими, - сами одолеем. Ежели они тока вступили, то мы их встретим и сразимся. Лучше бы мирно договориться. Но ежели што, то и мы не лыком шиты, есть опыт. Дадим бой. Там и порешаем кто кого. Авось, Бог не выдаст, свинья не съест.
Присутствовавшие замолчали и уставились на Славку, переваривая ее речь.
- Что ж, - разорвал тишину голос Владимира, - она сказала то, што и я хотел сказать. Будем делать своими силами. Но сначала мирно говорить. Для этого пошлю-ка я свово переговорщика. А там поглядим. Но, - он посмотрел на воеводу, - сбирай полки. Будем двигаться к ним навстречу.
- А как жа половцы? – Услышал он возглас одного из советчиков. - Они жа будуть знать, што отказались от их помочи. Выходит сами?
-И што? – Усмехнулся князь. - Сами не могём што ли?
- Дак ён будет недоволен, - говорил все тот же голос.
- Да и путь, - нахмурился Владимир. - Мое княжество - што хочу, то и делаю. Когда будет нужна евойная помочь, то обращуся.
На том и порешили.
Воевода начал собирать рать. Улицы и площади столицы заполнились народом. Здесь были молодые и старые воины, суетился вновь прибывший молодняк, еще не знавший боя, телеги и возки с воинскими атрибутами: одеждой, кольчугами, оружием. Ор и крики не прекращались, слышались свист и гиканье, визг и рев животных. Все смешивалось в один вой, который всегда сопровождался при сборе рати. То тут, то там слышались и голоса старшин и воеводы Опраксина. Вскоре через ворота начали выходить отряды, которые наружу уже строились в полки. Подводы и кибитки двигались следом за войском по слякотной дороге. Ноги утопали в весенней ранней оттепели, и уже вскоре серый водяной снег превратился в темную жижу под ногами тысячной рати. Слышимые вначале гомон голосов и даже смех, уступил молчаливому топоту тяжело шагающих полков. Уже полдня они шли по вязкой мокрой дороге и ожидали с нетерпением команды стоять и передохнуть. Вскоре таковая прозвучала, и воины принялись обустраиваться на вершине сопки, которая уже подсохла под прямыми лучами мартовского солнца. Разжигались костры, ели, чистили лошадей, задавая им корм и воду, справляли нужду и сушили одежду и обувь. Старые воины учили молодняк, давая советы по походной жизни, старшины осматривали отряды и отдавали приказы бригадирам, те в свою очередь проверяли и оценивали состояния своих бойцов. Все шло по заведенному порядку и пока не вызывало каких либо нареканий ни со стороны воинства, ни со стороны командования.
А впереди были километры тяжелой весенней распутицы.
* * *
В ставке хана Узбека было шумно. В совещательной комнате собрался военный совет и представитель Владимира. Обсуждался набег сопредельного князя. После доклада своего баскака, хан сидел молча и глядел на стародубского посла. Тот переминался с ноги на ногу и уже трясся от страха. Все боялись такого молчания хана, оно могло быть как обдумыванием причин вторжения, так и приговором к смерти любого присутствовавшего здесь. Оно давило и пригибало к земле. Палач за спиной владыки уже несколько раз перекладывал из руки в руку топор с удлиненной ручкой. Склонив головы, стояли военные советники и ждали вердикт хана. И они его услышали. Это был тихий смех. Хан смеялся! Его лицо исказила злая усмешка, и узкие глаза владыки Орды смотрели остро и пристально. Взгляд скользил по испуганным лицам, и остановился на спокойном старого Щаура.
- А ты, что скажешь, мой друг? Идти мне к Владимиру на подмогу сейчас или погодить, посмотреть на его деяния?
- Как ты желаешь, так и будет, великий хан, - склонил голову старый воин. - Думаю, что надо посмотреть. Молодой Владимир будет искать мирные пути. Ему в помощь придет и посольство Московского князя. Ежели владимирцы и далее будут сопротивляться, то тут уже мы сможем вступить на решение проблемы. К тому же подсохнет, появится первая трава, кони смогут питаться подножным кормом. И надо подготовить легкий отряд самых лучших воинов, который сможет пройти по землям угорского князя. Владимиру нужен с ним договор для прохода войска. Для всего нужно время. Дадим его князю. А там поглядим, - хитро прищурился старый пройдоха.
Хан хмыкнул и причмокнул.
- Здраво мыслишь, друг. Так и сделаем.
Он подозвал толмача, который переводил на ухо встревоженному русскому послу слова свояка хана, и приказал перевести тому его приказ передать Владимиру, что хан Орды помнит свои слова и не оставит перед надвигающейся угрозой.
- Так будет лучше, - смеялся Узбек уже после того, как распустил совет и отправил своих посланцев к Владимиру. - Уверен, что Московский князь не сможет унять порывы владимирцев, так как хотел бы он, несмотря на родственные связи, и те не оставят своих попыток мести. Считай, им плюнули в лицо, отправив сосватанную невесту домой. Теперь той только два пути: либо монастырь, либо петля. А дочка одна и старый князь вместе с сыновьями будет лелеять мысли кровью смыть позор. Нам же надо подтолкнуть Владимира к столкновению сейчас, дабы показать тому, что без нас ему не обойтись. Все идет, как я и хотел.
Хан потирал руки, вышагивая между подушками и широким диваном, на подиуме, где теперь сидел, согнувшись, старый Щаур. Он понимал задумку хитрого и умного владетеля, помня великую пословицу восточных мудрецов «разделяй и властвуй», что сейчас и видел в действиях изворотливого политика.
Золотая Орда уже была не та воинственная организация, которой боялись все племена, по землям которых проходила, но и русские княжества и даже крымские татары, половцы, мадьяры и ромы, разгромленные и разграбленные еще Батыем, его прадедом, помнили и боялись набегов. Теперь же монгольские войска рассыпались в мелкие отряды и растворились в родах местных племен живших рядом. Теперь это не те воины и не те военачальники. Ушла сильная когорта монгольского воинства, утратились навыки ведения боев и удержания завоеванных земель. Расползлись по своим наймёнам, по родам, обросли жиром не только в теле, но и в голове.
Узбек приказал принести кумысу и присел рядом со своим старым другом. Щаур принял пиалу из рук хана и припал пересохшими губами. Сделав пару глотков, поставил чашку на стол.
- Думаешь, Владимир сможет откинуть полки старого князя? – Спросил он.
- Обязательно это сделает, - ухмыльнулся хан, причмокивая после каждого слова. - Ему сейчас надо доказать всем, что он все может решить сам. Молодой, честолюбивый. И к тому же отличный полководец. А жена ему в этом поможет.
Задрав кверху бороду, он хрипло засмеялся. Щаур смотрел в лицо хана и удивлялся этому коварному человеку, скрытному и расчетливому.
- Именно таким и должен быть Великий хан Золотой Орды, - усмехался Щаур и прихлебывал пьянящий напиток.
Глава 14
В полатях молодой княгини сидела, сгорбившись, Марушка и что-то бормотала над чашкой с тлеющим в ней снадобьем. Она пыталась понять, что случится с ее молодой хозяйкой, которая, несмотря на возражения отца и мужа, все же ушла вместе с ними в поход.
- Тебе не след ити, - уговаривала она Славку, которая примеряла на себя новую короткую кольчугу, что принесли ей из княжеской кузницы, - чижолая ты, а понесешь на себе железы. Каково будет дитяти ето чувствовать? А ишшо и вЕрхом. Поджалела бы наследника, чай долгожданов. И што кажуть князь и отче?
Славка обняла ту за плечи и прижала к себе.
- Все будет добром, не волнуйси, - улыбалась она. - Я же воин и не то бывало. Привыкшая. Да и парню надоть сызмальства быть в седле. Усе буде хорошо. Верь мне.
Марушка утирала слезы и бормотала, что-то о непоседливой девушке, которая не понимает своего положения.
- А скинешь ежели? – Пыталась увещевать ее подруга. - Што князь скажет? А отче? Ведь уже за половину зашло и малец толкается.
Славка отмахивалась от слов Марушки и смеялась. Она уже знала, что будет мальчик, так как верила колдовству женщины и ее уверениям, что родится наследник. Владимир был счастлив. Он одарил Марушу за такие слова лисьим салопом и красными сафьяновыми сапогами, о которых та мечтала.
Все были довольны.
Особенно воевода. Он давно обратил внимание на красивую и ласковую женщину, что была близкой подругой его дочери. Еще когда забирали из ханского гарема, он приглядел ее и его взгляд неоднократно останавливался на ней. Та тоже уже обратила внимание на мощного воеводу с курчавой бородой и серыми глазами. Она уже знала, что мать Славки
покинула этот мир еще когда той было двенадцать лет, сразу после оспы, что принесли с собой купцы. Тогда выкосила та зараза полкняжества. Долго еще восстанавливался жизненный пояс всех, кто был затронут. Целых три года затягивались раны, и затухала болезнь. Тогда княжеский терем был в осаде, охраняем и закрыт для всех, кроме Владимира. Он все-таки встречался со Славкой и был рядом, когда умерла ее мать. Он всегда был рядом, везде - и в жизни и в бою. И только когда убили его родичей, остался главным в стольном граде и воевода сам принял набег половцев. Владимир корил себя за то, что не был со Славкой в то время, когда осаждали ту крепостицу. Именно там, он потерял ее и думал, что навсегда. Но судьба улыбнулась. И вот она уже рядом – жена и воин, которому всегда доверит свою спину.
Когда узнал, что она собирается вместе с ним идти в поход, то не очень сопротивлялся, и даже уговорил не ворчать воеводу.
- Как мы порознь, отче? – Улыбался он взволнованному отцу. - Мы теперича тольки у двох. Ужо попривыкни. Я не дам ея в обиду, ты меня знашь.
Теперь, когда Славка ехала рядом, он уже не боялся за дочь, видя, как та лихо скачет на коне, опережая, вместе с Владимиром, передовые отряды. А вот в разведку идти ей запретил. Тут уж был с ним согласен и муж.
- Неча тобе там делать! - Ворчал воевода. - Али без тебя робяты не смогнут? Рази воны не научены тобой? Вот и доверяй.
Славке нечего было возразить, и она сокрушалась, что ее разведчики ходили без нее. Но потом оживленно обсуждала вместе с ними все, что те видели и находили. И все-таки завидовала.
- Там тока уся жизня, - вздыхала она, глядя на взволнованные лица молодых воинов, ее разведчиков, с которыми она не один поход ходила вместе и которые были друг за друга стеной.
- Скока ушли, стока и пришли, - учила она своих ребят, таких же как она сама, - даже еже и смертные или же ранетые. Усех с собой вертать.
Они знали об этом, и делили с ней все ее планы, были смелы и удачливы. И особенно, когда поняли, что никого не бросят в беде, всегда выручат, даже если будет плен. И особенно плен, так как таких разведчиков старались заполучить враги. Но Славка учила своих, не попадать в руки неприятеля, так как пытки и даже смерть им обеспечена.
- На выкуп не надейси, - говорила она не раз. - Воны знають, что можна у тоби спознать. Пытки не сдюжить никому. Лучша, всеж, смерть.
Сейчас она как могла, поддерживала дух своих воинов, а те отвечали преданностью и умением, сообщали обо всех передвижениях владимирцев, их количестве и оснащению. Судя по всему, те также засылали своих, но воевода зорко следил за движением полков и требовал от своих помощников четких исполнений его указов. Время текло неумолимо и вскоре мог наступить день встречи двух соседей в схватке не на жизнь, а на смерть.
А пока воздух у стана стародубцев дрожал от голосов людей и животных. Воины отдыхали перед новым переходом.
Распогодилось. Солнце грело во всю, даже стаяли снега по оврагам и буеракам. Хотя реки еще не вскрылись, но ходить по ним было, всяко, невозможно. У берегов, где лед был тонок, уже виднелись полоски темной воды. Зато можно было набрать талой и давать ее усталым лошадям. Вскоре прозвучал приказ двигаться, и вновь строились и шли по уже растаявшим от весеннего пригрева дорогам. К концу пути, усталые и промокшие, добрались до небольшой деревушки и расположились в центре ее, поставив шатры. Деревенские жители были рады своим, так как вЕсти с границы приходили к ним жуткие - о разбое владимирцев и их жестокости.
- Даже хужей половца! - жаловался местный староста князю, когда тот с воеводой остановился у него в избе. - Жжет, сволота, своих же русских и жжет. Не жалеет!
Владимир слушал мужика и щурил от негодования глаза, сжимал кулаки.
- И усе яму нейметца, - говорил он воеводе. - Усе жа переговорена, усе заплачена. Дак жаба давит. Али ешшо чего.
- Не жаба, князь, а злобА на твой отказ, вот чаво, - хмурился Опраксин, глядя на зятя. - И ета хужей жабы. Точит изнутри. Толкает на поступок. Дак усе поперек тебя. Не отстанет.
- Думаш, лишняк мирным путем усе порешать? – Спросил Владимир.
- Точна, - кивнул воевода. - Быть рати!
Владимир тяжело вздохнул и отвернулся. Он не хотел крови, тем более своих же соседей, русичей.
- Кака воны будуть рубить друг друга? – Рассуждал он и покачал головой. - Ведь свои жа. Можа все жа замирятся?
Но разведчики предоставляли ему информацию, что те готовились к сражению. И к тому же, были уверены в своей победе.
- Слух идеть по полкам, што будто мы слабже их и победа дастца лЁгко. Воины радостны и настроены на богату добычу.
- Воны забыли, што мы лучше подготовлены и имеем опыт войны. Только што отбили половца. Дак на што рассчитывать хотют? На авось? – Ухмылялся Опраксин, когда обсуждались доклады разведчиков.
- Видать тако и есть, - медленно говорил, задумавшись, Владимир.
Мира им не иметь, решили они на последнем военном совете и послов не посылать, так как их дела сами говорили об их намерениях.
Ночью, лежа на широкой лавке в горнице, Опраксин вспоминал свое прощание с Марушей. Они уже объяснились, но пока всем не показывали. Знали об их сговоре только Владимир и Славка. Оба были только рады, что так все сложилось. Особенно Славка и за подругу и за отца.
Мягкая, добрая и в то же время строгая, Маруша долго не позволяла себе никаких проявлений симпатии к могучему воеводе. Она не могла и подумать, что сильный жесткий мужик, может обратить на нее свое внимание. А когда тот как-то прихватив ее в коридоре перед дверьми в комнату и прижав к стенке, впился губами в ее губы, она не оттолкнула, только после сказала огорченно, что не так хотелось бы знакомиться, и что видать ее прошлое затмило глаза воеводы.
- Гаремная я, - опустила она глаза и заледенела вся, ожидая слова ответа. - Не противно ли, тебе, со мной?
- Не противно, а дажа приятно, - шептал ей в шею возбужденный мужчина. - Хочу тебе и не можно мне ужо.
- Тогда жди, - тихо проговорила она. - Приду.
Воевода еще раз припал к ее губам и, оттолкнувшись, ушел. А Марушка еще стояла, оглушенная всем, что произошло. Сердце прыгало от радости, душа пела.
- Она может еще любить, еще не остыло сердце, не зачерствела душа. Да и лет же ей мало, глядишь, и дитя народится, - мечтательно шептала она себе.
А уж что было потом, в темной спальне воеводы, она до сих пор вспоминает в смущении. Опыт гаремной рабыни пригодился, и мужчина был ошарашен искусству любви. И на последующие ночи он жаждал ее, и не отпускал до рассвета. Так и сладилось у них. Опраксин объявил князю о своем желании жениться на Маруше. Тот сначала был крайне удивлен, но Славка уболтала его, доказывая, что и в эти годы можно быть молодоженами. Владимир смеялся, но принял их решение: после похода справить свадьбу и жить вместе. Братец Славки, тоже был согласен и даже успел привязаться к ней, так как и сестра. Он увидел в этой женщине ту, без которой рос вот уже десять лет. Очень хотел матушку, и был вознагражден, когда понял, что ею может стать Маруша. Та всегда привечала его: кормила, стирала рубахи, лечила, когда тот захворал после очередной зимней охоты с князем.
Морозило знатно. Но охота пуще неволи, и там-то он и простыл. Лихорадка мучила его две недели. Маруша не отходила от постели парня: варила ему зелье, шептала над спящим, окуривала горницу травами. И встал он. Отец был просто счастлив и за него и за свою женщину. Так еще раз она подтвердила свое отношение к их семье. Теперь он не сомневался.
- Тебе нам Бог послал, - шептал он румяной от близости женщине. - Я полюбил тебя и хочу, што бы ты была моей жонкой.
Марушка дала согласие, так как уже не представляла себя без Славки, без мальчика, без воеводы.
Опраксин еще спал, когда к нему ворвался Владимир.
- Што? – Подскочил воевода.
- Разведка донесла, што воны рядом! - Крикнул князь и бросился вон.
Воевода выбежал снаряженный во двор, где уже строились отряды. Коротко переговорив с разведкой, поняли, что то были только заводные отряды, как говорится, те, кто прощупывал противника на готовность и наносил ему мелкие одиночные удары. Чаще по спящим и ночами или под утро.
Рассудив, что могут с ними справиться и свои охранники, они собрались в горнице князя.
- Значицца воны уже здеся, рядом, - рассуждал Владимир, оглядывая своих советчиков. - Видно биться будем рано. Готовитца всем, - приказал князь.
Ранним утром полки были построены и выдвинулись на рубежи, которые еще ранее разведка показала на карте. Это была широкая поляна, утоптанная и устланная разметанными стогами сена. И все же весенняя распутица мешала воинам: было холодно, зябко ежились воины, хлЯбали ноги в едва растаявшей после ночных заморозков, жиже.
- Кака битва! - Вздыхал князь, глядя на мокрых и замерзших мужиков, переминавшихся и уплотнявших ногами жидкую землю. - Дажа птица еще не прилетела. Весны тока первые деньки.
Он тяжело вздохнул и вгляделся в даль, приняв ладонь под козырек. Там уже подходило войско владимирцев.
Глава 15
Битва состоялась. Тысяча с одной стороны и такая же с другой сошлась в полдень. Это была странная схватка, скорее драка, как в игрищах: стенка на стенку, кто кого отлупит. Оружие почти не применялось, кулаки и щиты шли в ход. И с той и с другой стороны не хотели смерти, но пока в бой не вмешалась конница владимирцев, которую возглавлял молодой княжич Федор, старший брат Гориславы. Он врезался в борющейся строй и рубил мечом направо и налево. Сначала все оторопели, а потом взялись уже основательно, применяя топоры и мечи. Владимир тоже пришел на подмогу своим пехотинцам, и их отряды столкнулись в страшной сече.
Не дай Бог попасть под руку разбушевавшегося русича! Они не знали пощады, рубились до конца. А здесь были такие с обеих сторон. Кровь хлестала во все стороны, слышался мат и крики. Уже трудно было отличить, где свои, а где чужие: одни слова, одни лица.
Междоусобица возобновлялась на радость врагу, а тем врагом была и есть только Золотая Орда!
Это понимал Московский князь и был страшно зол, когда ему донесли о готовящейся драке между удельными князьями.
- Из-за чего? – Бушевал он. - Из-за бабы? Да где эта видано!
Но ничего не мог поделать, хотя и слал депеши Владимирскому старшему князю, чтобы тот придержал своего сынка и скорее бы выдавал свою дочь за любого из вторых и третьих сынов соседей. Они готовы были породнится с богатым уделом. Но тот был упрям и взбалмошен. Месть заливала ему глаза и не терпелось пролить кровушку.
- Но это же конец всем нашим договоренностям, - думал Московский князь. - И так все висело на волоске, вся моя работа по сплочению, а теперь и совсем все прахом пошло. - И вздыхал.
- Ну, ништо, - шептал он вслух. - Ишшо поглядим хто кого. Надоть будеть вновь буду сбирать всех и склонять к правИлу. Подписали? Будте добры сполнять!
Он направил во все уделы всем князьям депеши о новом сборе и разговоре. Объяснял, что драка меж собой не даст никому ничего хорошего, кроме убытка, как в живой силе, так и в неживой, что все надо решать полюбовно, а не смертным боем.
- К тому жа эт кака радость хану! – Писал он в посланиях, которые вручали его посланцы лично в руки каждому князю.
Многие, получив письмо, задумывались над ситуацией и были согласны, другие фыркали, мол князь Московский взял моду созывать всех на сход и главенствовать над ними. К тому же у каждого из князей сидели посланцы хана и зорко отслеживали положение дел в княжествах и тут же докладывали в ставку Золотой Орды.
Глядя на раздор и сомнения, Узбек потирал руки и смеялся:
- Вам меня не переиграть. Я умнее всех и хитрее. А тебе, князюшка, еще придется познать пожарища Москвы и умыться кровушкой. И в этом мне поможет Владимир. А сейчас пора прекращать их сечу. Мне еще понадобятся его войска. А вот Владимирцев надо так припугнуть, чтобы забыли, где земли молодого соседа.
Хан призвал Щаура и приказал тому готовить отряды быстрого реагирования, собственные монгольские отряды, которые еще помнили выучку Великого Могола Чингиза.
- Отправляйся с ними, мой друг, - похлопал он старика по спине. - Только тебе доверяю своих воинов. Сделай так, чтобы они все вернулись. Мне они дороги.
- Не волнуйся, Величайший! - Поклонился старый полководец. - Я не позволю и волоса упасть с твоих воинов.
- Верю, - щерился зло хан.
Через неделю как раз в день сечи, Владимирцы услышали страшный клич ордынцев «Ухххххр!» и мороз по коже бежал даже и у стародубцев, хотя Владимир понял, что эти монгольские отряды пришли ему на выручку. Тот час перевес был на их стороне. Это поняли и противники. Строй смешался, послышались крики отступления, и началась кошмарная карусель. Конница монголов была легка, стремительна и смертельна. Владимир оттянул своих как мог в сторону от мясорубки, но некоторые все же попали под мельницу монгольских рубак. Только и слышались крики упавших, которые умирали не только под лихими саблями, но и под копытами мохнатых низкорослых, но злых лошадок, вывезенных еще Батыем из монгольских степей. Узбек холил и лелеял их стада в заволжской земле и пригляд был строгим и рачительным. Вся его личная гвардия и спецотряды были снабжены такими лошадями. В этом он был последователен и тверд.
Теперь же копыта этих тренированных животных давили упавших, нанося им смертельные раны. К тому же они еще кусались и толкали противника мощными головами. Часто даже вражеские кони не могли устоять против таких помощников в битве. Они падали, взбрыкивали, сбрасывая седоков, и топтали своих же. Вот и сейчас Владимир воочию убедился, что рассказы их дедов о страшных животных и неизведанной силе летучих монгольских отрядов, были верными. А уж в их способностях к битве им не занимать. Иначе как те смогли покорить полмира!
Вскоре все было закончено и монгольские отряды вышли из боя и построились в стороне на краю поля, недалеко от полков Владимира. Из строя выбралась лошадь с седаком и князь узнал в нем старого знакомца Щаура. Тот приблизившись к князю, поклонился.
- Рад видеть тебя целым и невредимым, князь. Надеюсь, мы прибыли вовремя?
Владимир был настолько ошарашен присутствием монгольских отрядов, что еле пришел в себя. И если бы не рука Славки, которая была рядом и легла на локоть князя, он не смог бы и слова сказать. Все произошло так быстро и так неожиданно, что он потерял дар речи и вначале не понял. Лишь потом, когда увидел монгольские знаки на пиках, срочно увел своих от кровавой резни. И теперь он лишь и смог только поклониться старому Щауру и приветствовать того. Слова благодарности как-то застряли у него в зубах. Да и какая благодарность за смерть своих же земляков! Но, пересилив себя, все же нашел слова и пригласил в шатер на переговоры. Палатку срочно развернули недалеко тыловые работники и к тому же разводили костры и собирали раненых и убитых, всех, кто пал на месте сражения. Головной полк с главенством Федора, ускакали еще ранее, поняв, что против монголов у них нет ни сил, ни сноровки. Оставив своих на смерть, владимирская верхушка показала этим свое отношение к случившемуся и тем самым нанесла урон своим же. Иначе - победа была за стародубцами. Не солно хлебавши, князь Федор вернулся домой с позором.
Об этом и сообщили Московскому князю. Тот долго сидел молча, и теперь вся его игра сводилась к тому, чтобы затихнуть на время и начинать вновь.
Так глупость одних и горячность других, отодвинула на многие годы и объединение Руси и монгольское иго.
А в шатре Владимира шел разговор нелицеприятный ни для князя, ни для Щаура. Один укорял, что нельзя было тянуть с известием о подмоге, другой уверял, что мог сделать своими силами.
- Ты, молод, князь, и твой воинский опыт еще мал, а в такой сечи твоих воинов убитыми было бы много. Зачем подвергать их гибели? Ведь у каждого есть и семья и забота.
Владимир краснел на слова старика, понимая их правильность, но упрямство мешало ему быть справедливым.
- Мне вможно быти в стороне, коли мои жа земли топчут кони супротивника, и моих жа людей предають смерти? Князь я али не князь, защитник али тряпка? Вот и пришлось идить на сечь, коли те не имуть слова мира. И не тебе, старый, меня упрекнуть. Я делаю так, как и мои предки поступали – защищать своих всегда и везде. А хана не хотел беспокоить. Зачем? Сами справимси.
- Конечно сами, - ворчал старик, - только уж крови бы пролилось еще больше.
- На то вона и сеча, - усмехался Владимир уже расслабляясь. - А мои робяты хороши. Воины!
- Да уж видел, - хмыкал, улыбаясь Щаур, - и твоих и тебя в бою. Силен, но безрассуден. Мало опыта, надо больше учить у других полководцев. И хотя бы у наших Великих ханов.
Владимир машинально поморщился, но попытался скрыть это. Старый хитрован увидел лицо молодого князя и усмехнулся его неопытности.
- Не смог скрыть, - смутился Владимир. - И тот заметил? Заметил, - крякнул он про себя.
Щаур не стал далее смущать молодого человека, понимая его положение, что ненароком тыкнули в нос. Но, вспоминая политику хана, постарался сгладить княжеское расстройство и предложил отметить завершение битвы. Владимир отказался от общего праздника.
- Не та сеча, котору можно отмечать усеми, - хмурился он на слова Щаура, - но благодарности вы получите. Што нужна твоим воинам? Каку таку награду стребуешь?
- Ничего не надо, - усмехнулся старик, прищурившись на встревоженного князя. - Это подарок от хана. И еще напоминание, что он зорко следит за тобой и желает тебе добра. Не поддавайся ни на какие провокации со стороны других князей, не иди с ними ни на какие уступки и объединения. Себе дороже. Они будут биться друг с другом, а ты не вмешивайся. Пусть рвут чубы, твое дело молодое. Вон, скоро уж наследник должен быть. Верно?
Владимир настороженно кивнул.
- Ну, вот и живи мирно, тихо. А если что, знай, что хан не оставит вас без защиты. Награды моим воинам не надо. Завтра с утра мы уходим.
Услышав такое, Владимир шумно выдохнул. Он уже испугался, что отряды останутся в его княжестве, а это только будет возбуждающим для остальных князей. Они могут подумать, что он готовится с ханской помощью к захватам других уделов. Теперь же совсем расслабился и даже заулыбался. Щаур видел его насквозь и усмехался.
- Прав хан, - соглашался с правителем старик. - Из князя можно лепить хорошего помощника. Если только еще склонить и его жену. Та вызывает сомнение и настороженность. Умна, не по годам и не по-женски сметлива. Надо и ее прощупать.
Щаур давно присматривался к хмурому лицу русской княгини. Она стояла за правым плечом мужа в полном вооружении, в кольчуге, с пристегнутым к поясу мечом. И видно было по всему, что рука ее привычно лежала на рукоятке, да и по некоторой взволнованности, что была в бою, не стояла на месте, рубила мастерски, раз даже не запачкалась ни в грязи, ни в крови.
- Хорошая жена у тебя, князь, - улыбался Щаур, хитро поглядывая на зарумянившееся лицо девушки. - Воин.
Владимир был рад услышать слова такой оценки старого вояки. Тому не надо было говорить о достоинствах воина, тот видел все сам. А Славка не уступала ни одному из его соратников, даже была выше многих во всех позициях. Достоинства своей подруги он знал еще с детства и ценил это всегда. Особенно это сказывалось, когда они обнажали учебные мечи. И хотя Владимир был физически сильнее Славки, она же брала изворотливостью и хитростью. Их поединки часто были переменчивы: то он, то она побеждали и всегда смеялись, довольные друг другом. А потом и любили. Сегодня же Владимир в бою оберегал ее больше, нежели ранее. Он защищал не только жену, но и сына. Она также понимала его действия и помогала ему, как могла. И еще она поняла, что напрасно поехала, этим только связывала ему руки. Но все приходит с примером. Теперь-то она точно знала, что уж более никогда не будет в походах тяжестью висеть на шее мужа, будет только женой и матерью.
- Хотя время покажет, - думала она, оставшись в княжеском шатре.
Утром, когда встало солнце и уже успел подрастаять ледок на лужах, отрядов монголов не увидели в стане князя. Они ушли также внезапно, как и появились.
- Тьфу, нечисть! - Сплюнул воевода, когда ему доложили об их уходе. - Слава Богу, што ушли. Воздух стал чище.
Пройдя станом, он остановился у княжеской палатки. Стражи сказали, что князь еще не выходил и там тихо.
- Путь поспят, - усмехнулся Опраксин. - Молодые ешшо.
А сам прошел по рядам, где сидели у костров воины, готовя пищу, очищая одежду и задавая корм лошадям. Все готовились к обратному походу.
- Сегодня уже домой, - думал он, и тяжко вздыхал, оглядывая поредевшие воинские полки. - Тольки не усех дождутся матери и жонки. Беда...
Глава 16
Через три дня княжеская рать вернулась домой. Многих не досчитались после той бессмысленной и жестокой сечи. Встречали своих родных кто с радостью, а кто и с печалью. Горе от таких походов оставляло в сердцах людей страдание и горький привкус боли. Но все же было еще и чувство удовлетворения и даже гордости, что смогли победить и отбросить супротивника на его земли. Своих же людишек, князь пообещал поддержать, прислать им разрешения на строительство новых изб. С врагов он не стал требовать уплату за потраву земель и гибели жителей, но взял со старого князя слово, что тот более не станет посягать на его удел и признает его женитьбу действительной. Тот, скрипя зубами, согласился, хотя и высказал, что не сам, мол, князь добился победы, помогли ему, а то бы…Но Владимир и не слышал его, он занимался мирными делами своего удела и ждал появления на свет наследника.
К середине лета родился крепенький мальчик и назвали того Иваном.
- Вот и будет стародубцам новый князь, - говорили люди, счастливые, что не прерывается род, что будет продолжение, а им свой собственный правитель, знающий чаяния своих людишек, и защищающих от ворога.
Празднования длились долго и князь с княгиней устали принимать поздравления и подарки. Но все кончается и вновь пошли будни в хлопотах по оброкам. Надо было распределить прибыли таким образом, чтобы хватило и на Орду и на помощь бедным жителям. Кроме всего, Владимир задумал укрепить границы строительством монастырей и крепостиц по периметру своего удела. Требовались не только руки, но и много золота. Для этого он продавал урожай ржи, что хорошо уродилось в этом году. Купцы разъехались по Руси в поисках рынка, и дошли аж до Новгорода и Архангельска. Там предложили его свейским купцам и заключили хорошие договоры на дальнейшие обороты.
Узбек слушал от своих баскаков рассказы о деятельности Владимира и усмехался в усы.
- Молодец, урус, все правильно делаешь. Еще годок и можно привлекать тебя к своим планам.
Владимиру было невдомек, что придумал хитрый и жестокий хан, и все свои силы направлял в мирное русло. Соседи также были заняты своими удельными делами, и даже Московский князь оставил пока свои намерения. Он решил, что начнет вновь подготовку к объединению уже к Рождеству.
Так и случилось.
Разослав заранее приглашения к встрече «в верхах», он ожидал в своей столице приезд многих князей, но ошибся – приехали меньше половины приглашенных. Такие как Городецкое, Суздальское, Юрьевское, что были в окружении Владимира, и помня его сечу с владимирцами, не желали идти с теми в связке.
- Ему быти с московитами, таки ен есть родич ихий, - басил Городецкий князь Иван, на встрече с Владимиром, когда те подписывали Слово под мирными договорами. - Зачем мне ихий спор и дела? Мне бы урожай продать и хану подать заплатить.
Владимир понимал, что некоторые соседи теперь к нему относились настороженно, после той сечи с помощью Узбека, и искали у него дружбы. Хан знал об этом и всячески потворствовал таким князьям: на их территориях не свирепствовали баскаки, не нападали половецкие отряды. Даже соседняя мордва присмирела и не захватывала, как раньше, готовые урожаи селян, а покупала, то есть вела торговые дела. Поэтому уже кроме городецких, подписали соглашение и юрьевцы и даже суздальцы.
Владимир видел в этом свою заслугу, а хан только похахатывал, и не опровергал.
- Давай-давай, князек, ты мне нужен весь и полностью. Теперь у меня есть открытая дорога на Москву. Еще годок и моя орда двинется в земли урусов. Тогда и поговорим, московский князь, - потирал он сухие жесткие ладони. - Ишь, чего удумал - мне перечить! Еще недавно и не было тебя, да Алексашка Новогодский надоумил владимирцев поделиться землей для нового удела. А раз так, тогда и у них буду брать мзду по полной. Но сопротивлений не потерплю. Нечего вольнодумство новгородцев распространять. Мои - уруские княжества, и мои подданные, еще со времен Большого хана Батыя. Так и будет всегда.
Встреча князей потерпела неудачу: то ли боялись нашествия половцев, то ли гнева хана. К тому же видели действия от распрей между князьями соседями.
- Лучше переждать, - советовал Московскому родичу старый Владимирский князь, - подготовиться к отпору. А он намечается, к тому жа в нашем центре эти стародубцы и воно, как больное место на теле. Всяко может случиться. А как - ужо спытал на себе. Вишь, монгол тута был сразу жа, - продолжал свои мысли князь. - Зачем нам снова нашествие? Тока смерть да выжжана земля. Погодим, посмотрим.
Московский князь понимал, что замахнулся на многое и решился жениться на Гориславе, по наущению и своих советников и старого владимирского князя. А тот обещался отдать ему южные земли, что между ним и смоленскими, ближе к черниговскому. Так и поступили. Горислава получила мужа, а Московское княжество разрасталось новыми землями, укрупнялось, обзаводилось связями уже с западными князьями Смоленским, Черниговским. Подписывались Положения и договоры на торговлю, на помощь, в случае набегов.
Все это отслеживал и хан и хмурился. Он не желал усиления нового молодого княжества и в то же время понимал, что сделать пока ничего не может. Он ждал и готовился.
А в Старобудском княжестве праздновали свадьбу воеводы Опраксина с Марушей. Все были пьяны, веселы и радостны. Особенно семья князя. Теперь можно было не скрывать от советников связь безродной прислуги с древними корнями воеводы. Итак на них смотрели искоса и шептались по углам, мол она тому не ровня, да еще и «ханская подстилка». Славка как могла, утешала подругу и уверяла ее, что все это злые языки, которые не стоят внимания.
- Ты и вовсе не старая и ты лучче усех вместе взятых, - гладила она Марушку по голове, когда та уткнувшись ей в колени, плакала и жаловалась на сплетни дворовых и даже княжьих советников, бояр и старшин. Одни не одобряли их связь, другие смотрели равнодушно. Но по столице гулял шумок про дворовую бабу и главного воеводу княжества.
- Надоть етому конец наладить, - говорил Владимир своему тестю. - Нехорошо жить невенчаными.
И вот, наконец, свершилось. Марушка получила звание и стала вровень с другими женами бояр. И хотя те и поджимали губы при встрече и кривились на ее поклоны, Маруша не жаловалась, она была счастлива. У нее теперь была семья: муж, дочь и сынок. Что еще надо женщине с ее страшным и горьким прошлым. Но она не стала сидеть дома, а все еще прислуживала Славке, помогала растить Ванюшу и души в нем не чаяла. Иногда, глядя на веселого карапуза, она утирала вдруг набежавшую слезу. И тогда Славка удивлялась этому, тормошила ее и приказывала говорить, но та отмалчивалась или ссылалась на себя, мол, не придет в толк еще от своего счастья.
- Разев могла я подумать дажа, что тако буду иметь! – Хлопала она в ладоши и улыбалась сквозь слезы.
Потом они вместе садились на сундук и плакали от счастья. Славка понимала ее, как никто другой. Ей также не верилось до сих пор, что ее муж Владимир рядом, и что уже есть сынок, и что они вместе.
- Иногда мне все не верится в ето и, кажется, усе кончится разом, - жаловалась она Маруше, - уж больно усе хорошо. Как бы што не вышло…
Марушка успокаивала ее, но в то же время легкая тень набегала на ее лицо, когда она искоса наблюдала за юной матерью и веселым младенцем. Она что-то знала или догадывалась, но все же не могла рассказать никому.
Владимир, несмотря на большую занятость, уделял время и своим родным: тестю, жене, сынку, шурину, а теперь и Маруше, приняв ее в свою семью. Об этом он и поведал на одном из собраний всем своим боярам и старшинам. Эту весть передали по всему уделу и многие прикусили языки, боясь княжеского гнева. А он, в последнее время, что-то скор стал на расправу: многие уже узнали характер молодого владыки.
- Дааа, - тянули, сердясь, бояре. - Не мед, как ожидалось. Крут.
Но дома он был мягок и весел. Славку обожал, сынишку не спускал с рук, с тестем часто вечерами спорил и обсуждал свои государственные дела, прислушивался к его голосу и доверял.
Это была его семья, и он не даст ее в обиду никому - ни хану, ни князьям.
Шли годы один за другим.
Уже утвердился Владимир в отцовской вотчине, уже закрепились связи со свеями и новгородцами, уже подрос его сынок Ванюша.
- Сення ему сполнилось три годка, - улыбалась Славка, видя, как смеется малыш, когда его подбрасывают крепкие руки мужа.
- Вырос сын, - в очередной раз ловил его Владимир и прижимал к себе, целуя в щечку. - Пора и на коника, и меч в руку.
- Што ты удумал! - Всплескивала ладонями Славка. - Мал еще. Пусть подрастет.
- Я ему ужо и дядьку подыскал, штобы учил помаленьку. Не боись, он ученый и смирный. Хорошим будет учителем.
Славка, слегка располневшая после родов, раскраснелась, и Владимир вдруг подумал, что как он любит свою жену, как красива она и как умна.
- Никогда не смогу ее разлюбить и никакая, даже самая наикрасивейшая не сможет мне ее заменить. Мое сердце и душа принимает только ее, - думал он, любуясь молодой женщиной.
Прижав к себе, впился со страстью в ее губы. Они так и стояли, целуясь, пока не поняли, что Ванюша уже долго тянет их за платье. Подхватив сына на руки, они со смехом повалились на широкую супружескую кровать. Ванюша визжал от восторга, Славка смеялась, а Владимир целовал их обоих.
Они еще не знали, что вскоре их семейная лодка будет подвержена испытаниям. Серьезным и страшным.
* * *
И время пришло. Многотысячная орда из половцев, мордвы, башкирцев и татар подступила к границам русских княжеств. Началось обещанное нашествие, такое, какое еще не случалось со времен Батыя. Об этом ползли слухи по всем княжествам, так как Узбек не скрывал своих действий по сбору войска и своих намерений. Доносчики докладывали своим князьям о готовящемся вторжении многотысячной армии монголов и их союзников.
Владимир также был предупрежден и с ужасом ждал посланников хана. Он понимал, что сейчас ему придется либо поставить своих воинов в его орду, либо самим попасть под волну, которая сметет его маленькое княжество одним махом. Он советовался и с воеводой и со своими боярами и старшинами и все советовали погодить, посмотреть, что будет.
- Хан жа не требават ужо счас воинав, - успокаивал его тесть, - и мы затаимся, будта и не знам што к чему. А там Бог не выдаст, свинья не съест.
Владимир нервничал и хмурился с таких слов, но делать было нечего, «давши слово – держись», вспоминал он пословицу, прикусывая в досаде губу. Славка, зная такое, жалела мужа и всячески его утешала, говорила, что может быть все и обойдется, что не будет хан требовать русских воинов.
- Зачем ему наши робяты? – говорила она ему после тяжелого разговора с советом. - У него и так полно своих. Думаю, што будет требовати пустить орду по нашим землям и усЁ. Евойная цель – Москва и Владимир, а мы можа и в стороне будем.
Князь видел в ее словах рациональное зерно, но все же, как подумает, что эти супостаты пройдут по его землям и, наверняка, будут грабить жителей, в поисках еды для себя и лошадей.
- Тольки б не жгли и не угоняли в плен и то хорошо, - успокаивал он себя и рассылал свои указания, чтобы не оказывали сопротивления ордынцам, давали все, что стребуют, а он потом все восполнит по полной.
- Главное, штобы не убивали людей, не сильничали жен и девок, не брали в полон. А всЁ остатнее поправимо, - говорил он своим соглядатаям, отправляя тех по селам и деревням со своим указом.
И народ готовился: прятались мешки с зерном, угонялись в лесные балки животные, укреплялись двери и окна, ворота и ограда. Жители понимали, что это мало поможет, но все же оставалась надежда на то, что эта «горькая чаша их минЁт».
Тишина упала на княжество - затаились жители, даже петухи кричали через раз. Ожидалась страшная волна нашествия.
Владимир обговорил с посланцами хана пути прохода через княжество и заручился уверениями, что жители останутся живыми и невредимыми, на что те ему клялись именем владыки. Князь, конечно, мало верил таким заверениям, и был настороже. Он приказал всем воинам и ополченцам быть готовыми по первому требованию выступить против ордынцев. Воевода и старшины четко выполняли указ: укреплялись стены монастырей и церквей, а также крепостиц и столицы. Готовились принимать беженцев и к самой осаде.
Русские княжества ждали нашествия широким фронтом, как и всегда делали предшественники монгола, но они ошиблись – хан шел узко направлено, по дорогам, открывшим ему свои границы Городецкий, Стародубский, Суздалький князья. Он решительно шел прямо к вратам столицы ненавистного ханом Московского князя.
Глава 17
Как и думал Владимир, ордынцы не выполняли своих обязательств по отношению к жителям, по землям которых шли. Грабили все, что попадало под руку, сильничали и даже убивали, если им оказывали сопротивление. Правда это были отдельные случаи, но они были и князь посылал к кошевым свои претензии, ссылаясь на поддержку Узбека. Те относили его жалобы к другим отрядам, якобы не подчинявшимся им напрямую, на мордву и татар, но все же наказывали особо зарвавшихся, хотя это были капли в море от того отчаянного положения, в котором оказались сочувствовавшие Владимиру князья. Теперь они ворчали и даже грозились ему расправой, если тот не утихомирит «своих друзей», как выплевывали они сквозь зубы такое прозвище. Владимир был в отчаянии, он просто не знал, что ему делать, он был между молотом и наковальней: с одной стороны хан, с другой соседи князья. Его часто видели входящим в ханский шатер. Золотая пайзца давала тому беспрепятственный проход, и его хан слушал, заверяя, что все будет хорошо и его кошевые зорко следят за своими воинами, а отдельные случаи тут же наказываются и сурово, вплоть до отсечения головы. Так и было, но это мало кого останавливало, ведь воины орды не получали жалование, как обычные солдаты, они жили только грабежом от набегов и не хотели идти пустыми обратно. Хан обещал им отдать московскую столицу на три дня, но и сейчас они не могли пройти мимо и брали все, что попадало под руку.
За большим полчищем ордынцев тянулась выжженная земля, хотя и не в таком количестве, как могла бы быть. Только этим и сдерживали свой гнев к Владимиру соседи князья. Он и сам страдал, зная и видя это, и ничего не мог поделать.
Славка плакала, сжимая Ванюшку в объятиях. Она страшно боялась за мужа. Она понимала, что теперь он один рассчитывается за их счастье, за рожденного сына. И чем это все закончится, могла себе представить, будучи самой воином. Она ждала развязки и трепетала от мысли потерять свое счастье. Маруша успокаивала ее, гадая на чаше с пахучими травами, говорила, что не видит их мужей убитыми, и что горе обойдет их семьи стороной. Славка верила ее словам, так как та никогда не ошиблась, верила в ее дар колдуньи и ведуньи.
А Маришка сама плакала, отчаянно зарывшись в спальные подушки. Ее сердце разрывалось от горя, которое вскоре накроет всю их счастливую семью. Предсказания, от которых сжималось сердце, уже были постоянными. Они давили, тревожили, заставляли трепетать душу и слезы текли рекой. Утром же, она долго умывалась холодной водой, но красные воспаленные глаза выдавали ее ночные страхи. Славка уже даже перестала обращать внимание на лицо своей подруги, она занимала себя делами по хозяйству и начала вновь свои упражнения с мечом. Старый учитель, видя это, качал головой, но ставил вновь ей руку.
- Много времени ты, княгиня, не брала оружие, а ето худо. Пропадает сноровка, но можна наверстать. Супостату отсечем голову? Так?
Княгиня улыбалась ему, и продолжала упорно тренироваться. Ванюшка всегда наблюдал за матерью и вскрикивал, когда учитель выбивал меч из ее рук. Он так эмоционально реагировал на их бой, что Славка просили Марушу забирать его, чтобы тот не видел их уроков, так как тот считал, что его мать пытаются убить. После таких истерик сына, Владимир начал тренировки с ним, вручив тому деревянный меч и показывая, как надо сражаться. Но Ванюшка бросал его и ревел от страха. Он не хотел принимать уроки боя, и все отстали от упрямого ребенка. Владимир удивлялся такому и советовался с воеводой, что с ним может быть, почему тот не хочет и даже страшится меча, на что дед просил не тревожить внука.
- Мал, исчо! - Смеялся тот, подхватывая Ванюшку на руки и подбрасывая его вверх.
Мальчишка громко смеялся и визжал от удовольствия. Крепкие руки деда были всегда для него самой лучшей защитой, и удовольствие от их игр доставляло тому истинную радость, правда, после отца. А уж Владимира тот обожал. Сейчас, когда пошло формирование мальчишеского характера, он все более тесно соприкасался с мужским началом князя. Оно тянуло его и показывало настоящую княжескую харизму: упорство в достижении цели, умение подмечать детали, сдержанность и добродушие. Славка была огорчена постепенным отходом от ее юбки малыша, но понимала, что растет будущий владыка и не мешала его тесному общению и мужа и отца. Только сокрушалась, что никак тот не хотел брать в руки оружие, как многие мальчики его возраста. Да и сам Владимир этому был удивлен.
- Дак ни к чему ему мечом махать, - успокаивала ее Маруша. - Может ён будет миром всегда править. А на ето у его будет воевода. Да хоть бы и твой брат. Ишь, каким воином стал. Весь в отца.
И действительно. За это время брат возмужал, раздался в плечах и успокоился. Уже не было ни в словах ни в действиях того мальчишеского озорства, какое было вначале, когда он только влился в ее отряд разведки, движения стали плавными и строгими. И этим он, действительно, походил на воеводу Опраксина.
Славка любила его и во всем потакала, особенно сейчас, когда сама стала матерью. Понимала, как себя ощущал мальчишка, когда остался без материнской ласки. А ему было только пять лет, когда умерла их мать. Сейчас двадцатилетний парень уже засматривался на девиц, а они просто висели на нем: сильном, красивом, веселом. Да и как не любить такого богатыря, да еще и родича князя! Старший Опраксин уже подыскал ему и невесту, одну из дочерей купца Калашникова, самого богатого и известного в их среде. Он первым входил в княжескую свиту советников от купеческой гильдии и всегда Владимир прислушивался к его словам. Советы его были дельными и выгодными. И уже сыграли бы свадьбу, да нашествие хана помешала веселью. Теперь же все ждали окончания и готовились к худшему. Брат был назначен князем ответственным за оснащение крепости и подготовки той к возможной длительной осаде. Теперь он, поглощенный делами, редко бывал в покоях сестры и не общался с племяшкой, которого любил и тот платил ему тем же.
В таком окружением рос маленький князь стародубский, полным любви и радости. Теперь же он понимал, что старшие родные озабочены, и отец больше хмурится, чем улыбается. Маленькое сердечко билось отчаянно, и иногда он даже плакал, правда, молча, утираясь кулачками. А потом прятался в углу, чтобы никто не видел его заплаканных глаз. Он не хотел, чтобы его спрашивали и пытали, чем тот так расстроен. Что он мог ответить? Что давно не взлетал вверх в мужских руках своих родных, или часто видит слезы Маруши, или еще хуже – остановившийся взгляд матери? В эти тревожные дни он как-то враз повзрослел и уже стал теребить своего дядьку, чтобы тот показывал ему стрельбу из лука, к которому имел больше способности и внимания, и у него ловко получалось пускать стрелы. Цепкие пальцы схватывали тонкую стрелку и оттягивали струну, а потом он резко спускал ее и метко попадал в цель. Радости обоих не было придела, и он с восхищением рассказывал отцу и деду о своих удачах. Те хвалили его и гладили по голове, и только мать, тихонько вздыхала:
- Нету его привязки к мечу, и жалко. Владимир знатный мечник, да и я тако же. А вот луком мало имела дела. Ну, што жа, видать тому есть желание. Путь. Можа искусным буде стрелком.
* * *
Шли недели нашествия. Близилось лето. Трудно приходилось крестьянам в полях. Надо бы сеять, да боялись потравы конницей орды. К тому же случалось и отъем посевного зерна ордынцами. Владимир снова отправлялся к хану. Там он просил охрану для своих людей, объясняя тем, что своим не мог приказать отгонять ордынцев. Боялся кровавых стычек.
- Не сдюжим в посевах – не будет хлеба, - говорил хану Владимир. - Не сможем дань сотворить. Тебе жа потребует баскак, да и нам надоть што-то и продать и кушать.
Хан хмурился и кивал. Он понимал, что его воинство как жуткая волна смывала все на своем пути, оставляя голым землю, которая кормила и давала прибыль. Но не мог остановить уже и сам. К тому же, подойдя к землям владимирцев, встретил стойкое сопротивление, подкрепленное помощью и других князей, сопричастных земель: черниговского, смоленского и самого московского. К тому же из Новгорода по реке плыли ладьи с рекрутами свеев, которые были сильны в боях и известны своими завоеваниями в дальних землях. Узбек уже отмахивался от мелких, как он считал, нужд Владимира и был устремлен только на сражение, которое должно вскоре состояться. Эта встреча решит судьбу не только нашествия, но его правления. Он вспоминал злые и хмурые лица некоторых своих советников, когда те молчали на его радостные суждения о победе над урусами.
- Тебе нужно только удовлетворить свое самолюбие, - сказал ему как-то в споре старый Щаур, - и ты не принимаешь даже мысль о возможном поражении. Теперь урусы не те, какими были ранее при Батые и даже его сынах, теперь они сильны и опытны в сражениях с нами. Их крепости почти неприступны, готовы к осаде, их воины умелы и осторожны. Так что готовься и к проигрышу.
Хан ругался на друга, и даже кидался на того с кулаками, но все же задумывался и таился. Не мог принять слова родственника, но кривился на правду старого полководца. Он знал, что его затея покарать московского князя была вторична, так как первична мысль была в показе силы Золотой Орды и его власти над ними. Очень уж ему не нравилось независимое молодое
поколение, народившееся после монгольских набегов дедов на Русь. Тогда при слове монгол тряслись все разом и подчинялись безоговорочно. Теперь же молодые уже не так относились к правлению ханов, и к тому же вели бесконечные разговоры о независимости. Не мог же Узбек терпеть такое за спиной! Вот и хотел приструнить зарвавшихся князей, показать, кто в доме хозяин! Но его затея оказалась провальной. Разношерстная толпа ордынцев не хотела подчиняться единоначалию, расходилась волнами по всей территории следования и делала на своем пути что хотела, вызывая этим недовольство сочувствующих князей. Начальники отрядов и полков сами были не прочь поживиться, поэтому смотрели на деяния своих сквозь пальцы, изредка наказывая особо ретивых.
И все-таки орда и есть орда, нашествие и есть нашествие, что сметало все на своем пути, как природные катаклизмы. Ее либо приходилось терпеть и принимать, либо бороться, что и делали русские на пути ордынцев: одни давали все, что те требовали, другие сражались.
Владимир сжимал в ярости кулаки, а душа была разорвана в клочья: его землю топтали с его же попустительства враги, его соседей так же, а он потворствовал тому. Мысли эти не давали ни спать, ни есть. Он похудел, озлобился, стал угрюмым и раздражительным. Славка жалела его, но ничего не могла поделать, так как понимала, что это расплата за их счастье. И только после взаимных объятий и поцелуев, она прижимала его голову к груди и тихо шептала слова утешения. Владимир вжимался в нее, и чуть ли не плакал: тяжело вздыхал и стонал. Так и засыпали они, обняв друг друга, сливаясь не только телами, но и душой. А утром все начиналось сначала: тяжелые будни и нерадостные вести.
Но как бы веревочке не виться, а конец найдется, говорится в пословице. Так и с нашествием. Оно просто захлебнулось, потерпев поражение в главном сражении с московским князем, даже скорее со всеми его сторонниками. Уже не в первый раз русские показали им свое отношение к монгольскому игу. Но все же это не сильно отразилось на мировосприятии некоторых удельных князей, не все были готовы к единению и не хотели усиления отдельных князей, а тем более идти у них на поводу. Этим и объясняется сильная власть ордынского хана. Так и здесь. И хоть случился промах в битве, но это не поражение в войне. Войска хана все еще стояли у границ Москвы, но уже постепенно отходили по землям владимирцев, разоряя их, захватывая дань и рабов. За ними вплотную шли объединенные отряды русских. Сам же хан, ушел к Владимиру, по его землям шли его отборные личные отряды. Тут уже было не до дружбы. Они также зверствовали на протяжении всего пути назад. Суздальцы встречали их вооружено, давали бои повсеместно и гнали потрепанных, озлобленных ордынцев дальше, к уделу Владимира. Войдя на его земли, они не останавливались, вступали в сражения. И тут уже к ним присоединился и сам Владимир. Видно уж невмоготу стал для него сам хан с его планами. Решил освободиться совсем от своих обязательств.
- Не вможна мне видеть, как гибнут мои люди, горят мои земли, - говорил он Славке, собираясь на бой. - Или я не князь? Или не отец своим землякам? Пусть все будет, пусть потом смертно умру, но не позволю честью уронить, не дам ворогу свою совесть топтать. Лучше смерть.
Славка плакала, но понимала. Она бы и сама решилась с ним идти, да по совету Марушки и отца осталась рядом с братом в крепости.
- Ты нужна здеся, - уговаривал ее Владимир. - Ему будет трудно, а ты како и есть подмога во всем.
Они долго прощались и почти не спали в ту ночь. Утром же, Славка обняла его в последний раз, и жгучие слезы оставляли на щеках мокрые дорожки. Ванюшка, которого она держала на руках, стирал их ладошками, обнимая мать за шею. Он только что в последний раз, перед тем, как отец вскочил на коня, прижался к колючей щеке отца и увидел строгие его глаза.
- Чти и жалкуй мать, - шептал он ему в ушко. - Помни и не суди меня строго. Я очень люблю вас!
Глава 18
ПолкИ Владимира скрылись в дорожной пыли. Они направлялись на бои с ханом, с тем, кто принудил открыть дорогу в русские земли. Этого не мог простить себе князь. Он понимал, что шел на последнюю смертельную схватку и был к этому готов. Своей смертью должен был смыть позор с имени стародубского рода, честь которого он предал, дав слово монгольскому хану, правда в невообразимо сложных обстоятельствах, но это не могло полностью простить его страшный поступок: разорение и смерть на русской земле. Теперь только кровь могла смыть бесчестие и постыдность его. Но если бы вновь ему суждено было выбирать между смертью и любовью, он снова бы выбрал Славку. А уж своею жизнью готов заплатить всегда.
- Дело не ымет срама, - говорил ему тесть, видя смурное лицо зятя. - Стыд не дым, глаза не выест. А ты поступил по велению сердца и тому есть причина.
Но Владимир понимал, что нет оправдания его раскаянию и нет ему сочувствия и жалости, есть только признание виновности и наказание смертью.
Опраксин тяжело вздыхал, едучи рядом с молчаливым князем. Он сам отчасти был виновен в этом деле и свою вину не отвергал: все же там, в ставке хана, он подталкивал того к принятию такого решения, и этим спасал свою дочь. Её жизнь была в приоритете, а не её замужество и тем более под патронажем хана. Теперь и ему надо восстанавливать честь свою и своей семьи рядом с молодым князем. Эту ношу они поделят пополам.
Через три дня, при очередном столкновении с половецкими отрядами, он погибнет в бою, защищая спину Владимира. Умирая у него на руках попросит простить его и не оставлять его дорогих родных. Плача, Владимир обещал и закрыл навсегда дрожащей рукой глаза второго своего отца и преданного соратника. Похоронив его вместе с другими павшими воинами в общей могиле, обещал насыпать курган, если останется жив, и справить тризну, как делали его предки. А пока он двигался за отступающей ордой.
Славка с братом оставалась в крепости и ждала скорого наступления ордынцев. И дождалась. Не прошло и дня после отхода Владимира, как проснулись они ночью от громкого звука набатного колокола, что на высокой башне местной церкви. Взбежав на стену, она увидела полным полно огней на площади перед воротами. Это были отступающие части половцев. Они шли за ханом: злые, недовольные и жестокие. Довольствуясь жалкими остатками от проходивших ранее монгольских отрядов, они брали последнее у растерзанных жителей и сковывали в рабскую цепь всех подряд: стариков, женщин, детей. Горели дома, горели набравшие золото посевы, топтались огороды, резали животных. Кругом был дым пожарищ, стоны и кровь. Много жителей живших рядом, так и не успели спрятаться от ордынцев, и были теми убиты или пленены.
Славка сжала губы и кулаки. Она была, как натянутая струна и не хотела, чтобы защитники видели ее растерянной и жалкой. Вместе с братом организовала защиту крепости и набрала на отражение молодых ребят из оставшихся здесь в подкрепление. Глядя, на неловкое обращение с оружием, она вздыхала и жаловалась брату, на необученность молодняка и их несобранность.
- Не воевать итить, а на игрыща сбираются, - сетовала она. - И што делать, ума не приложу.
Парень советовал ей нарядить тех на стены, так как вскоре обещалось взятие: подтянулись катапульты, лестницы, готовились камни и жглись большие костры. Уже следующим утром начался штурм. Катапульты, неиспользуемые для взятия Москвы, были наизготовку и швыряли огромные камни, которые разбивали толстые стены крепости в крошево. Некоторые залетали в саму крепость, разрушая строения, пробивая крыши, убивая и калеча людей и животных. Стрелы летели тучами, поражая воинов и всех вокруг. Половцы подкатили колотушку к центральным воротам и начали пробивать их, укрываясь под плотным навесов из шкур, натянутых на колья. Защитники лили на них смолу и масло, сбрасывали лезущих по лестницам врагов, то те не прекращали атаку, а только наращивали темп. Они хотели скоро завершить штурм и успеть до темна пограбить богатый город, в отместку за невозможность сделать этого с обещанной Москвой. Но отчаянное сопротивление жителей было вознаграждено – они отбили первую атаку. Уже в темноте, ордынцы прекратили свой штурм, но судя по кострам, не оставили надежду.
- Завтра уновь буде приступ, - еле говорил Славке брат, когда она меняла ему повязку на груди.
Он был ранен стрелой в плечо и потерял много крови, но не ушел со стены, остался руководить обороной центральных ворот. Славка тоже была поцарапана осколками камней и замазана сажей жженых бревен, которые она вместе с женщинами и подростками стаскивала баграми с горящих строений. Руки до сих пор дрожали от усталости, силы были истощены. Она автоматически кутала парня в чистые тряпицы и слушала его планы на завтра, кивала и что-то советовала, а сама почти падала от усталости. Заметив это, брат отвел ее руки и приказал идти спать.
- Завтра ты нужна мне сильной, сестра, - сказал он, и она ушла в княжеские покои, еле передвигая ноги.
Там ее ждала Марушка и сонный Ванюша. Женщина помогала умыться и поесть, а сын смотрел на мать с любопытством и жаждой новостей. Он оставался с няней и слугами, и очень хотел сражаться, как все мужчины его рода. Ему шел четвертый год, и он был сметлив не по летам. Но усталая мать еле могла жевать, и потом свалилась без сил на постель и заснула. Ванюша толкал ее и возмущался такому отношению, но Маруша, взяв его на руки, уговаривала не будить мать, позволить поспать.
- Устала вона, милай, - шептала она укачивая того на руках, - и тоби надо б уснуть. Утро вечера мудрее.
Ванюша, слыша спокойный и мягкий голос Маруши, засыпал и снился ему бой и он сам полководцем и воином вместе с отцом и дедом впереди большой рати с луком в руках.
Славку разбудил вестовой и сообщил, что скоро будет штурм, завозились ордынцы. Спустившись вниз, она столкнулась с братом на высоком крыльце. Тот стоял в задумчивости, опираясь на деревянные перила.
- Пошто звал? – Спросила, подходя Славка. - Што еще случилося?
- Усе то жа – новый штурм. Боюся не сдюжим. Думаю, что надоть тебе укрыться за стенами храма, да и собери усех женщин. Я послал весть Владимиру. Можа поспеет к нам и поможа.
Славка вздохнула и притулилась к сильному плечу брата.
- Не буде тако, - тихо проговорила она. - Далеко вон, не можно быстро притить.
- А я верю, что получицца и вон прибуде вовремя. Иначе усем будет плохо. ВоротА не держацца вовсе, еще один нажим и мы не сможем сдюжить.
- Што жа, будем биться до смерти! - Эхом откликнулась Славка на слова брата.
Они посмотрели в глаза друг друга и обнялись. Потом пошли рука об руку к своим местам. Взобравшись по лестнице вверх, долго наблюдали суетню под стенами и поняли, что этот штурм может быть и последним. Хлопнув брата по плечу, она сказала с улыбкой:
- Бог не выдаст – свинья не съест, братец.
И пошла вниз, намериваясь уговорить своих, спрятаться в церкви, как в самом мощном и надежном из городских зданий. Но она не успела даже дойти, как в центр их усадьбы упал большой камень и разнес в щепЫ конюшню и сараи. Выскочили напуганные животные и служивый люд, стали кричать и ловить лошадей. Славка рванула в терем, и тут же вновь следующий взрыв настиг ее на пороге дома, сметая высокое крыльцо. Она успела скользнуть в двери и быстро поднялась по узким ступеням в опочивальню, где уже сидела испуганная Маруша с Ванюшкой на руках.
- Быстро уходим! - Выкрикнула Славка и выхватила сына из ее рук.
Спустившись по другой лесенке в задний двор, она метнулась за ограду, открыв потайную калитку и Маруша за ней следом. Пригибаясь от осколков и стрел, они пробирались узкими переулками к церкви, что стояла на взгорке в самом центре и до нее не долетали ядра катапульт. Около уже скопилось много народу: женщины вопили от страха, плакали напуганные дети. Увидев княгиню, бросились к ней.
- Што делать, княгинюшка? Спаси нас! – Кричали они, протягивая к ней руки и детей.
- Усе будет хорошо! - Кричала толпе Славка. - Усе идуть во внютрю и сидять тихо.
Она взлетела на крыльцо и толкнула высокие тяжелые двери. Они были отворены монахами, и взволнованное скопище людей ринулась внутрь, толкаясь и сбивая с ног. Славка пробежала к аналою и, встретившись глазами со священником, кивнула тому и попросила помочь остановить испуганную толпу. Густой бас батюшки перекрыл крики взвизгивающей оравы и призвал их к уважению церковных ликов, что смотрели на них с осуждением и неодобрением. Толпа смокла, смущенно оглядываясь на соседей и пряча глаза от стыда.
- Вы в храме господнем, не на базаре! - Слышался сильный голос священника. - Бог видит усе и защитит. Верить надобно.
Славка нашла глазами Марушу и подозвала к себе.
- Надоть мене итить к брату, а ты ужо будь тута, да не спускай глаз с Ванюшки.
Марушка заплакала и перекрестила ее. Забрав мальчика, она прошептала на ухо, что уже давно знала, что все так и случится, только не рассказывала, не хотела беспокоить своими видениями. Славка хмыкнула и поцеловала ее в щеку.
- Ежели не суть вернуцца, то сохрани мальца. Вот тебе мой наказ. А што не сказала, то видно и не надоть было. Судьба и Бог знают усе. Тако и быти.
Она еще раз поцеловала женщину и сына и еле отодрала его ручонки от своего платья. Он хныкал, цепляясь за кафтан, в который та успела обрядиться перед тем, как надеть кольчугу и опоясаться мечом.
- Я погибну? – Спросила ее на ухо.
И та медленно кивнула, пряча глаза. Славка вздохнула:
- Скажи мужу, што я завсегда любила его, и буду любить вечно.
- Мы усе скоро сутренимси, - вновь проговорила та и внимательно посмотрела ей в лицо.
Славка сначала не поняла, удивленно уставившись, а потом вдруг схватилась за сердце и чуть качнулась, прикрыв глаза.
- А Ванюшка? – Еле выговорила она деревянными губами.
- Он буде жити. - Твердо произнесла она и еще крепче прижала ребенка к себе.
- Ох! Спаси боже и сохрани мое дитя! – Перекрестилась она, повернувшись к темному лику Христа.
Еще раз они низко поклонились друг другу. Славка быстро пробралась к выходу и исчезла за закрывающимися церковными воротами. Их разговор не слышал никто, все были заняты своим горем, своими проблемами - они устраивались вдоль стен храма, усаживаясь на пол, и успокаивая плачущих детей. Славка еще долго слышала гул голосов за спиной и прибавляла шаг, решительно направляясь к защитникам крепости. Там воевали ее земляки, ее брат, там решалась судьба столицы.
Они отстояли наготове уже несколько часов, когда прорвали ворота и орда хлынула в город, сметая всех на своем пути. В передовых отрядах по сдерживанию стояла и Славка. Она метко отбивала удары половецкого мечника и наконец, достала его, чиркнув по горлу концом меча. Тот, захрипев упал, а она, оглянувшись, приняла вызов другого. Их схватка была быстрой и тут тоже победила Славка.
Потом была не одна встреча с врагом и уже устала ее рука, уже тяжело было отбиваться от наседавшего со всех сторон врага. И тут она почувствовала, как в бок вошла пика. Она попыталась схватить ее руками и смогла даже выдернуть, но тут же получила удар топором в грудь и со стоном осела на ноги. В глазах потемнело, и она откинулась на спину. Перед глазами вспыхнул яркий свет и она, вздохнув в последний раз, еле вымолвила:
- Владимир…!.
И душа ее резко ушла вверх.
Там, на широкой и светлой дороге стоял ее муж с раскрытыми объятиями и радостно улыбался. А за его плечом она разглядела лица отца, матери, брата, и некоторых старшин, которые ушли вместе с Владимиром. Она, бросившись к нему, почувствовала себя так хорошо и была так счастлива, как никогда ранее.
- А как Ванюшка? – Спросила она у улыбающегося мужа, который смотрел на нее с любовью и нежностью.
- С ним все будет хорошо, - ответил чуть нахмурившись Владимир. - Он сильный!
Они повернулись, и Славка очутилась в ласковых руках матери и отца, а потом и брата. Оглянувшись, она увидела, как где-то далеко горела русская земля. Вздохнув, поняла, что это забудется и скоро все встанет на свои места.
А под ними горел Стародубск - крепость и столица княжества.
Темень пала сразу: то ли дым пожарищ был таким сильным, то ли сама природа хмурилась на деяния людей. Небо было затянуто тучами, и сквозил холодный ветер. Он еще больше раздувал огонь, пожирающий городские строения и княжий терем. По темным улицам с факелами в руках бегали обозленные ордынцы. Они грабили, убивали и насиловали, забирали в полон жителей, оставшихся в живых, резали тут же животных и разжигали костры. Смрад и копоть летели вслед за их деяниями, кровью были омыты их руки. Со всех сторон слышались крики о помощи и дикий гогот мужских глоток. Там вершился суд над пораженным городом. Никто не пришел им на помощь, некому было их защитить. И только в белой каменной церкви слышался нестройный гул женских и детских голосов – то пели псалмы спрятавшиеся там люди. Они внимали к Богу и просили у него прощения и милости.
Не смогли ордынцы открыть ворота храма, как ни старались, а подкатить бронебойную машину не могли, так как улицы больно узкие. Тогда решили по-другому.
- Сжечь проклятых урусов! - Приказал старший половецкий кошевой.
И вот уже таскают к белым стенам вязанки хвороста и оставшиеся поблизости дрова из дворов. Вскоре запылал вокруг огонь, затрещали поленья, политые для большего жара маслом, повалил черный дым. А вокруг бегали с зажженными факелами ордынцы и радостно кричали:
- У-рус! У-рус! У-рус!
Голоса в храме послышались сильнее, перерастая в крики, но потом и они замолкли. И тут с большой колокольни послышался звук колокола. Он гремел на всю округу, возвещая великую гибель православного люда.
Внезапно распахнулись двери и сквозь огонь начали выбегать женщины, закутав в одежды детей, и падали тут же сгорая факелами, прямо под ногами ордынцев. Те отпрыгивали в сторону и смеялись, глядя на мучительную гибель людей.
Лишь несколько женщин смогли вырваться из пламени, почти целыми и среди них была и Маруша с Ванюшей. Она облила себя и его водой и поэтому мало пострадала: сгорели часть волос на голове, лицо, да руки, что держали мокрое одеяло с закутанным мальцом. Ее подхватили половцы и выдернули ребенка. Схватив поперек тела слегка задохнувшегося малыша, потащили в повозку. Ее же осмотрели и тоже повели туда же. Там она, быстро схватила Ванюшку на руки и прижала к себе.
Вскоре возок был наполнен вещами, снятыми с мертвых, что лежали на полу храма, и золотыми церковными изделиями. Маруша прислонилась к борту и, покачивая завозившегося мальчугана, прикрыла глаза. Она тоскливо вздыхала, понимая, что вновь в плену, что опять в руках тех, кто когда-то испоганил ее жизнь. Маруша тяжело вздохнула и тихо запела, укачивая малыша.
Глава 19
Повозка с пленными и добром остановилась возле большого шатра с ханским стягом на макушке – тремя лисьими хвостами. Это был знак одного из первых приближенных Узбека – старого Щаура. Слуга выскочил из шатра и замахал руками, ругаясь и показывая, что некогда господину лично принимать подарки. Но он сам готов принять и показать их, когда тот будет свободен. Ордынцы поклонились и убежали, а старый слуга придвинулся к дарам. Строгим взглядом окинул возок, присмотрев при этом испуганную Марушу с Ванюшкой. Поманив их к себе, велел подойти. Она осторожно прошла к половцу и сказала на его языке, что этот малыш ее, и она просит их не разлучать. Половец, услышав родную речь, заинтересовался, откуда та его знает, и Маруша сказала, что выросла среди них, но потом была выкуплена и теперь жила здесь.
- Вот и сыночка прижила, - сказала она и тут же была обнята ручками заспанного малыша.
Слуга кивнул и приказал ей идти в другую палатку, к слугам, а с ней он разберется завтра. Ему понравилось, что попалась женщина, знающая их язык, и теперь она могла помочь ему с пленными, переводя его команды. А что с ней ребенок, так даже лучше, скорее будет исполнять его приказы. Старик развернулся и вошел в хозяйский шатер, прислушался к вздохам хозяина за ковровой стеной.
Старый Щаур не спал. Он сидел перед картой, расстеленной на низком столике, и внимательно всматривался в очертания княжеских земель: бубнил, водил по коже согнутом пальцем, хмыкал и кашлял. Он понимал, что нашествие захлебнулось, так ничего и не получив по ханскому плану: до Москвы не дошли, показали себя уже не тем монгольским войском, потерпели поражение и потеряли много людей. К тому же обозлили даже тех, кто был рядом – союзников и соратников и прошлись по землям Владимира. Но даже он оказал сопротивление, хотя и был убит в бою. Старик вздохнул, сворачивая кожаную карту, и бросил ее в мешок. Завтра он снимается и движется назад. Узбек сообщил ему, чтобы тот не останавливался подолгу и шел за ним след в след. Только перед столицей Стародубского князя тот остановился и взял его, по приказу хана, хотя и не хотел этого делать.
- Зря ты собираешься разорять твоих же сторонников, - ворчал он на слова Узбека еще при его отходе. - Так ты потеряешь вовсе свое слово. Кто еще будет тебе верить?
Но хан был зол на свое поражение и готов, как тигр в западне, который откусывает себе лапу, разорить и уничтожить даже стародубское княжество.
- Путь видят, что нет у меня любимчиков, все равны и все должны бояться.
Щаур не одобрял Узбека, но ничего не мог возразить. Своим опытом и превосходством в численности, он зачищал и прикрывал отход хана и за три дня взял Стародубск, одну из самых укрепленных крепостей. Сейчас он выполнил и ту, самую гадкую его задачу: наколол головы жены Владимира и ее брата на копья и поставил недалеко от своего шатра. Зачем это надо было хану, он не понимал, но выполнил. К тому же возложил на голову женщины еще и тот самый венец, которым хан их и венчал. Даже ему, старому вояке, закаленному в походах было жутко глядеть на такую картину, а многие ордынцы, так и вовсе чурались даже проходить мимо, отплевывались и бежали прочь. Что уж говорить про пленных русских: мужики крестились, женщины падали в обмороки.
Щаур приказал своим слугам отыскать сынка Владимира, как и приказывал ему хан, но ему доложили, что он, скорее всего, погиб вместе с другими в церкви, куда пряталось много женщин с детьми. Зачем хану нужен был княжеский наследник, он мог только догадываться, но планы хитрого Узбека были ему неведомы. И когда утром он услышал слова старого слуги, что доставлена женщина с мальчишкой, избежавшие смерти в церкви, он приказал тому привести их. Слуга бросился исполнять и нашел тех уже сидевших на худой кошме в обнимку. Поманив за собой, он вывел их из шатра и повел к хозяину. Маруша крепко держала Ванюшку и почти не смотрела по сторонам и очнулась лишь тогда, когда вдруг услышала истошный крик мальчика и его рванувшееся из рук тельце. Она обернулась и тут же ее ноги подогнулись от ужаса: перед ней на двух копьях были надеты головы Славки и приемного сына. Она рухнула на колени, а Ванюшка, вырвавшись из рук, бросился к копьям с криком:
- М-а-а-ма!
Услышал этот отчаянный крик и старый Щаур. Вышел из шатра и увидел растерявшегося слугу, коленопреклоненную женщину и мальчугана, схватившегося за копье, с головой матери. Резко крикнул охране, чтобы те схватили малыша и подняли женщину.
- Ко мне, быстро!
Он не хотел, чтобы видели эту жуткую картину все остальные, но все же кое-кто уже обратил внимание и запомнил. И вскоре пошел по рядам ордынцев слух о том, как встретились мать и дитя. Сердца половцев были закалены в походах, они видели и смерть и кровь, но такую картину не могли забыть и понять действий уважаемого ими военачальника. Не сказать, что осуждали, но были недовольны и качали головами, не понимая такой показной жестокости.
Марушку втащили в шатер почти без чувств и передали в руки суетившихся женщин. Отчаянно рыдающего мальчугана не могли успокоить. Он рвался из рук и кричал, размазывая слезы по грязным щекам. От его криков очнулась Марушка и притянула его к себе. Уткнувшись в ей в живот, он обхватил женщину ручонками и кричал не переставая:
- Мама…мама…мама…
Марушка сама плакала навзрыд и в то же время понимала, что малыша надо успокоить, и потихоньку качала его на коленях и баюкала. Вскоре оба забылись тяжелым сном. Их никто не тревожил по приказу самого Щаура. А тот еще приказал снять с головы Славки венец и спрятать его в сундук с награбленным. Этим он должен был подтвердить хану о выполненной задаче, кроме рассказов его же соратников.
Через день, дождавшись подтянувшихся отрядов, ордынцы двинулись восвояси.
Осень уже дышала им в затылок. Ночи становились холоднее, пошли первые дожди. Дороги размякли, но к полудню подсыхали, и вновь поднималась пыль от тысячных ног. Колодцы не успевали напитаться водой, да и предыдущие отряды забирали много для своих нужд. По обеим сторонам дорог встречались трупы людей и животных, которые уже разлагались и, несмотря на ветерок, смрад тянулся следом за отступавшим войском.
Щаур, понурившись, сидел на своем монгольском конике, таком же старом, как и он сам, и думал под спокойный его шаг, о хане, о сестре, что связала свою жизнь с ним, о своих племянниках, которые уже сейчас грызлись меж собой за право наследования. Он, не имел семьи в прямом его значении, у него были только наложницы и прижитые с ним дети. Их он не признавал, да и сердце не лежало к ним, а вот белокурый зеленоглазый пацаненок Владимира, как-то царапнул его сердце: то ли от вины за убитую мать, то ли за неоправданную жуткую картинку, что тому пришлось увидеть. Но именно сейчас он понял, что его силы на исходе и он остается один на всем белом свете. Старик вздыхал и прикрывал глаза в тихой дреме, качаясь в седле. В его обозе ехала повозка с женщиной и ребенком, который может стать игрушкой в руках хана. Он понимал все коварство Узбека и не хотел отдавать тому ребенка. Он думал и решал, что сделать, как сказать? Что не смог сохранить мальчика и тот по дороге умер, а самому спрятать его или передать в руки городецкому князю, по землям которого они сейчас шли? Так и решил. Направил посыльного к тому, чтобы он скоро явился в его ставку. А если не придет, то он не будет сдерживать свои отряды и тогда те пройдутся по его землям огнем и мечом. Тот быстро откликнулся, и скоро прибыл
Щаур принял его в своем шатре, сидя на помосте, как хан. Кивнув князю, заискивающе глядевшему в глаза монгольского полководца, приказал привести женщину и малыша. Те вскоре предстали перед ними.
- Я велю тебе принять их к себе, - начал медленно свою речь старый Щаур. - Это сын известного тебе князя Владимира и его нянька.
Повел рукой и приказал Маруше переводить. Она удивилась, но перевела.
- Будешь следить за ними хорошо, воспитывать, давать правильные уроки правления и жизни. Или же узнаю, что не так, голова полетит с плеч. Понятно?
Испуганный князь кивал, слушая Марушин перевод.
- А сейчас забирай их и уходи. Вскоре получишь в ведение княжество этого мальца, но потом передашь ему в целости и сохранности. И смотри, чтобы все было, как я сказал. Приставлю своего человека на пригляд, и тот будет хану и мне докладывать о твоих делах.
Князь дрожал от страха, но пытался виду не показывать, хотя и так старый Щаур видел бегающие глаза и дергающиеся от страха щеки старого князя. Махнув рукой, он выпроводил всех из шатра и прикрыл глаза.
- Что он скажет хану за свое самоуправство? Что этим самым пытался загладить свою вину перед русским княжичем? Или сердце старого человека дрогнуло перед слезами малыша?
Но он еще подумает над своим оправданием, а сейчас был доволен тем, что оставил мальчишку на родной земле.
А городецкий князь в то же время радовался от не гадано свалившейся удачи: стародубское княжество славилось своими урожаями ржи и торговыми купцами с их связями и делами. Он уже подсчитывал прибыли и потирал руки. Из всех, кто участвовал в нашествии ему одному удался этот поход: земли были мало истоптаны, людишки остались целы, да еще и стародубское княжество отдано ему под руку.
- А што пожгли да пограбили, дак не вбили жа! - Хмыкал он. - А до княжения сынка Владимира, ох как далЁко, можна и поживицца. Потома посмотрим.
Уже дома, он осмотрел ханский сундук с подарками для княжонка, которые передали ему на хранение. Щаур, приказал строго настрого передать его тому во владение, как только мальчишка вырастет и примет свое княжество.
Открыв в нетерпении сундук, рассмотрел женский венец, которым была венчана стародубская княгиня, мать наследника. Взяв в руки алмазную диадему, он повернул ее на свет. Лучи солнца блеснули на рубинах.
- Как кровь! – Дернулся от ужаса князь, и корона выпала из его рук и покатилась по полу.
Ее подхватила, входившая, по его зову, Маруша.
- Запри ее и больше не бери даже у руки, - сказала она, хмуро поглядев князю в глаза. - Она проклята. Смертушка стоить за нею усем, хто наденеть тую на голову. Жизня князя и княгини тому пример. Вот и весь мой сказ.
Поклонившись, она положила венец сверху на золотые церковные сосуды и парчу, что похитили из храмов стародубского княжества, и захлопнула крышку.
Князь послушался совета мудрой женщины. Он уже знал, что та была колдуньей. Он бы хотел за это ее сжечь, как поступали везде с такими же, но боялся расправы хана, получив от того Золотую пайзцу Владимира, для передачи ее наследнику и жесткое послание о строжайшем пригляде за мальцом.
- Ведьма! – Крикнул он в спину, уходящей женщины.
Марушка даже не вздрогнула, лишь криво усмехнулась и закрыла за собой двери княжей горницы.
Она шла с высоко поднятой головой и стража сторонилась ее и крестилась, сплевывая через плечо.
- Ведьма! – Шептали они.
А Маруша улыбалась.
Она шла к своему воспитаннику, малышу с серьезными, строгими не по возрасту глазами, будущему князю, родоначальнику Русских императоров.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.
*************************************
На этом заканчивается Первая история о "Кровавом венце".
Следующая будет уже про других действующих лиц и в другом времени. Только сам венец остается главным героем.
Очень хотелось бы услышать Ваш отзыв на это произведение.
Всегда с Вами. Автор.
Оглавление
Глава 1.
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
