Удержи меня (ЛП) [Мишель Херд] (fb2) читать онлайн

Посвящение

Шери,

Ты лучший пиарщик в мире и осталась со мной на всю жизнь.

Поздравляю тебя с 5-летним юбилеем в качестве пиарщика Candi Kane.

Плейлист

Heroes Never Die — UNSECRET, Krigarè, Skrybe

Monster — Hidden Citizens, Ryan Innes

Somebody Else- Ruelle

If Our Love Is Wrong — Calum Scott

Someone To You — Roses & Revolutions

Lights Go Out — River Atley

Flaws — Calum Scott

Примечание автора

Эта книга содержит темы, которые могут быть щекотливыми для некоторых читателей.

В книге есть триггерное содержание, связанное с:

Оскорблением и насилием.

Потерей семьи.

Упоминанием о депрессии.

Перестрелкой.

Макс не антигерой, и это не та история, где герой меняется ради своей женщины.

Только 18+

Пожалуйста, читайте с осторожностью.

"Высшее искусство войны состоит в том, чтобы покорить врага без боя."

— Сунь Цзы

Глава 1

Макс

Максим Левин — 38; Камилла Дюбуа — 27.

Я смотрю на файл, который мой лучший друг Николай прислал на прошлой неделе. Я был твердо намерен не соглашаться на работу телохранителя, пока не увижу, кто является целью.

Камилла Дюбуа.

Блять.

Я ассасин по профессии. Я забираю жизни, а не спасаю их.

Чувство вины поднимается в груди, когда я смотрю на красивое лицо этой женщины.

Наши пути однажды пересекались. Господи, прошло почти десять лет с тех пор, как я в последний раз видел ее лицо. Ей было семнадцать, и она только начинала свою жизнь.

А я чуть не отнял ее у нее.

Если раньше ее светлые волосы доходили до задницы, то теперь они подстрижены очень коротко. Такая прическа подходит ее лицу в форме сердца. Черты ее лица утратили остатки подросткового облика, оставив после себя женщину, от которой у любого мужчины перехватит дыхание и мгновенно случится стояк.

Я впервые вижу цвет ее глаз. Зеленые. Оттенок мха. Они такие чертовски яркие, что кажется, будто она может заглянуть в темные глубины души, где живут мои демоны.

А я всего лишь смотрю на фотографию.

Каково было бы встретиться с ней лицом к лицу?

Я отгоняю эти мысли и перечитываю подробности угроз расправой, которые получал ее отец. Если он не отойдет от политики, Камиллу убьют.

В девяти случаях из десяти это не что иное, как пустые угрозы.

Мои глаза снова натыкаются на фотографию Камиллы, чей путь никогда не должен был пересекаться с моим. И все же, она здесь во второй раз.

Ты у нее в долгу. Это будет шанс отплатить ей за то, что я чуть не убил ее.

Я тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла. Я смотрю в окно гостиничного номера, размышляя, не лучше ли держаться подальше от ее жизни.

Она никогда не видела моего лица и понятия не имеет, кто я такой. Как и ее отец.

Даже Николай не знает о единственном провале в моей карьере ассасина.

Никто не знает. Этот секрет я планирую унести с собой в могилу.

Репутация ассасина — это самое важное. Если ты облажаешься и люди узнают, это не сулит ничего хорошего твоей карьере.

Тебе следует держаться подальше от этой женщины. Не играй с огнем.

Но если я не соглашусь на эту работу и она погибнет, это только усилит чувство вины, которое я и так испытываю.

Я тяжело вздыхаю и потираю рукой лоб.

Ты уже искупил содеянное. Ты оказал женщине медицинскую помощь. Прошло десять лет. Забудь о ней и откажись от работы.

Я вздыхаю, кладу папку к себе на колени и снова перечитываю всю информацию. Есть копии писем с угрозами смерти и записей, отправленных Морису Дюбуа, который в настоящее время является министром сельского хозяйства. Если все пойдет по плану, в следующем месяце он станет премьер-министром Франции.

Николай Ветров, мой единственный друг, хочет прочно обосноваться во Франции для своего бизнеса по контрабанде алмазов. Морис может дать ему это в обмен на безопасность его дочери.

Морис, возможно, и находится на тонкой грани между подноготной моего мира и политикой, но он отнюдь не преступник. Человек хочет создать лучший и более экологичный мир, и это вынудило его вести переговоры с Братвой, чтобы это произошло. Братва владеет землей, на которой могут быть установлены ветряные турбины, и во время продажи между ними завязались отношения.

Но это не имеет никакого отношения к причине, по которой я рассматриваю эту работу.

Помимо чувства вины, которое я носил в себе десять лет, я в долгу перед своим лучшим другом. Пятнадцать лет назад у моей младшей сестры обнаружили лейкемию. Ее предсмертным желанием было выйти замуж за Николая. Когда я попросил его исполнить желание моей умирающей сестры, он не колебался. Она ни разу не усомнилась, действительно ли он любит ее.

В свои последние дни она была счастлива. Я в долгу перед Николаем, и это та услуга, которую он хочет получить.

Ты не можешь отказаться.

Смирившись с судьбой, я просматриваю письма с угрозами расправы. Все в стиле старой школы. Для слов использовались вырезки из журналов и газет. Честно говоря, я годами не видел этого дерьма.

Записи были скомпонованы с разными голосами, поэтому нет смысла пытаться отследить голос. С бесконечным количеством видео в социальных сетях так чертовски легко собрать воедино подобную угрозу.

Это первый раз, когда Морис получил угрозу в адрес Камиллы, и, очевидно, на этой планете нет ничего, что он любил бы больше, чем ее.

Он хочет, чтобы кто-то с именем в преступном мире защитил ее, полагая, что это отпугнет ублюдков, угрожающих его дочери.

Помимо предыдущего главы Братвы, я — лучший ассасин в мире. Если человек, угрожающий жизни Камиллы, из преступного мира, он определенно знает, кто я.

Увидев ее со мной, этот человек будет просто глуп, если нападет на нее.

Ты в долгу перед Николаем.

Ты в долгу перед Камиллой.

— Блять, — бормочу я, поднимаясь на ноги.

Схватив куртку, висящую на спинке стула, я натягиваю ее. Спрятав оружие в сейф, я выхожу из гостиничного номера.

Не то чтобы мне нужно оружие. Я обучен всем стилям боя и могу убить человека голыми руками. Я — хищник, которого нанимают худшие из худших, и которого избегают хорошие люди в мире. Я — кошмар, с которым не хочется сталкиваться лицом к лицу.

И на ближайшие пару месяцев мне придется стать опекуном Камиллы.

Направляясь в вестибюль, я достаю из кармана телефон и отправляю Николаю сообщение.

Максим: Ладно. Я буду нянчиться с девочкой.

Николай сразу же читает сообщение, и вскоре приходит его ответ.

Николай: Я твой должник. В ближайшие выходные я еду домой. Присоединяйся ко мне, чтобы мы могли наверстать упущенное и обсудить контракт.

Я давно не был на острове, расположенном недалеко от Финляндии, который Николай называет домом. Там также живут его родители, бабушка с дедушкой и сестра. Остров — не что иное, как крепость, где Ветровы управляют своей миллиардной империей по контрабанде алмазов.

Максим: Приеду в субботу утром.

Я убираю устройство обратно в карман и иду в конференц-зал, расположенный на первом этаже отеля, где я остановился. Проводится мероприятие по сбору средств на борьбу с глобальным потеплением, и все светские львицы Франции должны быть там.

Включая Камиллу.

Как и на любой другой работе, мне нужно познакомиться с распорядком дня Камиллы. Я хочу увидеть, как она ведет себя на публике.

У двери стоят два охранника, и, показав им купленный мною дорогой билет, я получаю разрешение войти в зал.

Большая часть средств, заработанных на этом мероприятии, будет растрачена, и глобальное потепление не получит ни цента. Это меня бесит. Несмотря на то, что я заработал миллионы, будучи ассасином, я ненавижу тратить деньги впустую.

Классическая музыка наполняет воздух, пока люди стоят небольшими группами, обсуждая дерьмо, которое меня совершенно не интересует.

Мой взгляд останавливается на чертовски сексуальной заднице, достаточно пухлой, чтобы выдержать хорошую порку. Черное шелковое платье облегает ее тело, как вторая кожа, ткань ниспадает до изгиба поясницы.

Господи Иисусе.

Я чувствую физический удар в живот от того, что вижу Камиллу Дюбуа во плоти. Мой взгляд останавливается на шраме посередине ее спины, куда попала пуля.

Пуля пробила ей легкое и прошла мимо сердца на ширину пряди волоса.

Я качаю головой, чтобы воспоминание о том дне не пустило корни и не утянуло меня в омут вины, который десять лет гноится в моей груди.

Я не против лишить человека жизни, если он — злобный ублюдок, заслуживающий пули в голову. Но убийство невиновного не дает мне покоя. Это единственное, чего я не сделаю.

Камилла поворачивается, и я замечаю вежливую улыбку, когда она кивает паре, с которой разговаривает.

Господи, она похожа на ангела.

Ее красота сияет от нее, как солнце, и я вижу, как люди тянутся к ней, когда она скользит по полу в направлении группы девушек. Ее улыбка немного проясняется, когда она присоединяется к ним.

На каблуках Камилла выглядит как влажная мечта.

Я подхожу к бару и заказываю:

— Водка. Чистая. Без льда.

Бармен кивает, и пока он наливает напиток, я оглядываю всех остальных людей, прежде чем внимательно изучаю "подруг" Камиллы.

Слева от Камиллы стоит Джульетта Фор, рыжеволосая девушка, которая собирается замуж за сына миллиардера. Три другие "подруги" — Брижит Бансель, Софи Ренуар и Лилиан Де Ротшильд — по статусу ниже Камиллы и Джульетты и, как правило, следуют за ними повсюду, как домашние собачки.

Я говорю "подруги", потому что ни одной из этих женщин нет дела друг до друга. Все дело в статусе. О том, с кем ты тусовался, на следующий день пишут в журналах и газетах, и это дерьмо важно для этих людей.

Думаю, в моем мире все точно так же. Редко кому везет иметь настоящего друга.

Мои глаза снова останавливаются на Камилле, и я замечаю каждую ее изысканную деталь. Как она ведет себя с другими людьми. Фальшивая улыбка. Напряженность в спине. Наполовину полный бокал шампанского, который больше похож на реквизит, чем на напиток, которым она наслаждается.

Ей это не нравится.

Я замечаю, как она смотрит на свой телефон, и облегчение мелькает на ее лице.

Когда Камилла прощается с другими женщинами и ставит фужер на стол, я забываю о своем напитке и выхожу вслед за ней из конференц-зала.

Как только она оказывается вдали от посторонних глаз, ее плечи немного опускаются, и она делает глубокий вдох.

Она выглядит измученной.

Я выхожу за ней из отеля и смотрю, как она направляется к Бугатти. Она, не глядя по сторонам, забирается в машину и уезжает.

Она — легкая мишень.

Я мог бы убить ее десятью разными способами за те пять минут, которые потребовались ей, чтобы добраться до машины. Не говоря уже о том, чтобы расправиться с ней по дороге к дому.

Господи, эта работа потребует терпения, которого у меня нет.

Глава 2

Ками

(Неделю спустя…)

Входя в дом моей семьи, где каждый уголок наполнен воспоминаниями из моего детства, мое тело расслабляется.

На этой планете есть только два места, где мне не нужно притворяться — мой пентхаус и дом моего отца.

Во всех остальных местах я должна быть идеальной светской львицей.

В воздухе витает аромат жареной курицы с чесноком. В животе урчит, и я направляюсь на кухню, где Филипп занят приготовлением моего любимого блюда. Он был шеф-поваром моего отца более двадцати лет и практически является членом семьи.

Зайдя на кухню, я улыбаюсь при виде золотистой жаренной курицы.

Филипп замечает меня и тут же качает головой.

— Нет, princesse¹. Ты можешь подождать десять минут и поесть с отцом.

Я целую его в щеку и хлопаю ресницами, что вызывает у него смешок.

Он поднимает указательный палец.

— Только одну картофелину.

Я не теряю времени и беру с подноса жареный картофель с хрустящей корочкой.

— Никто не готовит его так вкусно, как ты, — хвалю я его, прежде чем впиться зубами в хрустящее лакомство.

Я слишком люблю поесть, чтобы быть стройной как тростинка, как другие светские львицы. Я несколько раз пыталась сесть на диету, но всегда была недовольна, поэтому сдалась и примирилась со своим телом. К тому же, жизнь слишком коротка, чтобы морить себя голодом, когда в еде так много полезного.

Филипп вздыхает, но на его губах появляется улыбка.

Доев картофелину, я спрашиваю:

— Как дела?

— Все так же, что и в нашу последнюю встречу, — бормочет он, разрезая курицу на кусочки.

Филипп всегда был немногословен, поэтому меня не беспокоит его ответ.

Он использует разделочный нож, чтобы указать на дверь.

— Твой папа ждет.

Я улыбаюсь Филиппу, оставляя его в своем священном месте, и направляюсь в неформальную гостиную, где папа обычно сидит на раннем послеполуденном солнце, просматривая новости.

Когда я слышу рокочущий мужской голос, моя бровь приподнимается. Папа не упомянул, что у нас на обед будут гости. Обычно мы обедаем вдвоем.

Войдя в комнату, я вижу папу, сидящего в своем кресле, с серьезным выражением лица. Я слежу за его взглядом, и в тот момент, когда мой взгляд останавливается на незнакомце, замираю.

Матерь Божья.

Если бы мне пришлось рискнуть, я бы сказала, что мужчине чуть за тридцать, но до сорока. У него каштановые волосы, аккуратно подстриженные, с недельной щетиной на подбородке. Его нос, возможно, когда-то был сломан, но это только подчеркивает его привлекательные черты.

Что заставляет меня пялиться, как изумленную идиотку, — так это его глаза.

Боже, его глаза.

Я не уверена, серые они или самого светлого оттенка зеленого, который я когда-либо видела. Мне придется подойти поближе, чтобы убедиться.

Его темные брови подчеркивают цвет и придают им интенсивность, которая заставляет меня ерзать.

Пронзительный — единственное слово, которое я могу подобрать, чтобы описать его пронизывающий взгляд, устремленный на меня, как ракета, наведенная на цель.

Иисус.

Я с трудом сглатываю, и мне требуется больше силы воли, чем нужно, чтобы оторвать взгляд от привлекательного мужчины и посмотреть на отца.

Улыбка появляется на моих губах, когда я подхожу к отцу и, склонившись над ним, целую его в щеку.

— Привет, папа, — шепчу я, прежде чем прочистить горло. — Я не знала, что у нас сегодня будут гости.

Папа указывает на кресло рядом с собой.

— Садись, mon amour².

Я вопросительно смотрю на папу и, когда сажусь, бросаю взгляд на внушительную притягательную силу, которая все еще смотрит на меня так, словно хочет найти ответы на вселенские вопросы внутри меня.

Папа кладет свою руку на мою и сжимает ее, затем смотрит на меня с огромным беспокойством.

— Это Макс Левин. Он будет твоим телохранителем.

От неожиданной новости меня охватывает шок, и я чувствую, как он прокатывается по моему телу.

Что?

У меня отвисает челюсть, а брови хмурятся.

— Почему? — успеваю спросить я, пока мои глаза фиксируются на Максе Левине.

Макс Левин.

Имя ему не подходит. Я ожидала, что его имя будет Хантер или что-то более хищное.

Макс.

Такое обычное имя для такого сильного мужчины.

Папа прочищает горло, затем объясняет:

— Мне угрожали смертью. Если я не уйду из политики, тебя убьют.

Мои глаза расширяются, когда шок от слов отца ударяет, как товарный поезд. На этот раз мое сердцебиение ускоряется, а дыхание становится поверхностным, когда жуткое ощущение пробегает по моей коже.

Что за чертовщина?

Воздух вырывается из моих легких.

— Но… это безумие, — выдыхаю я, не в силах придумать, что еще сказать.

Не каждый день человек слышит, что его жизни угрожает опасность. Я не знаю, как реагировать на эту новость.

Папа снова похлопывает меня по руке и наклоняется в мою сторону, его брови сведены вместе.

— Прости, mon amour. Мистер Левин — лучший из всех. Он сможет защитить тебя от любого, кто захочет причинить тебе вред.

Пузырь безопасности, в котором я всегда находилась, дрогнул.

Страшно осознавать, что есть кто-то, кто убьет меня, если папа не сделает то, что они требуют. Это так тревожно, что я не знаю, как к этому относиться.

Впасть ли мне в истерику и спрятаться?

Продолжать жить дальше и молить Бога, что ничего не случится из-за этих угроз?

Господи, как я должна реагировать?

С другой стороны, я знала, что это лишь вопрос времени. Чем выше папа поднимается в политике, тем опаснее это становится, а он планирует в какой-то момент баллотироваться в президенты.

Кроме того, у папы миллиардная компания по производству солнечных батарей. Наши деньги — достаточная причина, чтобы кто-то попытался похитить меня с целью получения выкупа.

Дожить до двадцати семи лет без телохранителя — уже само по себе подвиг.

Все еще размышляя о бомбе, которую отец сбросил на меня, я качаю головой.

— Что это значит для меня? — Мой взгляд мечется между отцом и Максом. — Смогу ли я по-прежнему свободно передвигаться?

Папа кивает.

— Макс будет рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки. Ты по-прежнему будешь посещать все мероприятия и вести себя так, будто ничего не случилось. Я не хочу, чтобы СМИ узнали об угрозах.

Я машу рукой в сторону Макса.

— Но наличие телохранителя привлечет внимание и вызовет вопросы.

На лице папы появляется терпеливое выражение.

— Для моей дочери вполне приемлемо иметь телохранителя. Скоро я стану премьер-министром. Всякий раз, когда тебя будут просить прокомментировать причину такой внезапной перемены, отвечай, что это обычная мера предосторожности. — Папа качает головой. — Я должен был позаботиться о твоей защите раньше.

Если моя жизнь в опасности, я не стану спорить. Это было бы глупо с моей стороны.

— Как долго у меня будет телохранитель? — спрашиваю я.

Папа откидывается на спинку кресла и качает головой.

— Я не могу назвать тебе срок. Живи своей жизнью, пока я разбираюсь с угрозами.

Движение в дверях привлекает наше внимание к Филиппу.

— Обед готов.

Я делаю глубокий вдох и встаю. Я слишком остро ощущаю присутствие Макса и тот факт, что он не сказал ни единого слова.

Желая немного разрядить напряжение, повисшее в воздухе, я натягиваю на лицо вежливую улыбку и протягиваю мужчине руку.

На мгновение его взгляд опускается, прежде чем остановиться на мне с остротой, соперничающей с любимым ножом Филиппа для нарезки овощей.

Однажды я воспользовалась им и чуть не отрезала себе кончик пальца. После этого мне запретили прикасаться к ножам Филиппа.

Пальцы Макса обхватывают мои, его хватка крепкая и прохладная.

Нервное ощущение сжимает мой желудок, когда я говорю:

— Приятно с вами познакомиться. — Не зная, что еще сказать, я высвобождаю свою руку из его.

— Взаимно, — бормочет он низким, но властным тоном.

Глубокий тембр его голоса словно пульсирует на моей коже, отчего по телу бегут мурашки.

Я сглатываю и быстро выхожу из гостиной.

Он останется на обед?

Конечно. Он будет рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки.

Мои глаза расширяются от осознания этого, и, чувствуя себя неловко, я направляюсь в столовую, где вся вкусная еда, приготовленная Филиппом, ждет своего часа.

Когда я нервничаю, я ем. У меня нездоровые отношения со вкусной едой. Или здоровой. Вероятно, это зависит от того, как на это посмотреть.

Я люблю поесть, и, в отличие от мужчин, она никогда не оставляет меня неудовлетворенной.

Папа занимает свое обычное место во главе стола, а я сажусь слева от него.

Я замечаю место, приготовленное для Макса. Оно напротив меня, так что я буду видеть его каждый раз, когда буду смотреть перед собой.

Неловко.

Когда Макс выдвигает свой стул, я смотрю на его безупречный черный костюм. Он снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Я замечаю пистолет, спрятанный у него за спиной, и у меня мгновенно пересыхает во рту.

Потянувшись за стаканом воды, я делаю глоток и продолжаю осматривать человека, которого наняли защищать меня.

Ни один волос не выбился из прически, а его рубашка белая, без единого пятнышка. Мужчина собран настолько, насколько это вообще возможно.

По крайней мере, у него есть на что посмотреть. Мне не надоест смотреть на его лицо.

Мои друзья будут завидовать. Джульетта, вероятно, потребует от родителей также нанять ей телохранителя. Она воспримет это как еще один необходимый аксессуар, чтобы я не затмевала ее.

Я со вздохом качаю головой.

Я сделала это не вовремя, потому что Макс слегка наклоняет голову, а затем спрашивает:

— У тебя проблемы с договоренностью?

— А? — слово вылетает из меня, и на мгновение я сбита с толку, прежде чем осознаю, что сделала. Я покачала головой и вздохнула, глядя на Макса.

— О нет. Я просто подумала, что Джульетта, вероятно, потребует еще и телохранителя. — Я машу рукой. — Она… подруга, как бы сказать.

Папа издает смешок, глядя на Макса.

— Светские львицы всегда пытаются перещеголять друг друга.

Макс никак не реагирует на разговор и смотрит на меня своими светло… зелеными глазами. Теперь, когда я ближе к нему, я вижу, что они определенно светло-зеленые.

Вау. Я никогда раньше не видела таких глаз, как у него.

Заинтересовавшись этим человеком, я спрашиваю:

— Вы всю свою жизнь были телохранителем?

У него нет акцента. По крайней мере, я не могу его определить.

Макс качает головой.

— Я работаю в сфере безопасности. Слежка за людьми — моя специальность.

Интересно.

Взяв нож и вилку, я спрашиваю:

— Вас хотя бы учили защищать людей?

Макс просто бросает на меня нервирующий взгляд, в то время как папа начинает подробно объяснять, почему Макс — именно тот человек, который может меня защитить.

— Мистер Левин прекрасно обучен всем стилям борьбы. У него впечатляющий послужной список — он ни разу не промахнулся мимо цели. Я считаю, что в мире нет человека, с которым ты была бы в большей безопасности, чем с ним.

Мне кажется, что папа упускает важную информацию, но я не говорю об этом.

Желая удовлетворить свое любопытство, я спрашиваю:

— Откуда вы, мистер Левин?

Он легонько качает головой.

— Зови меня Макс.

Я отрезаю кусочек от грудки курицы и отправляю мясо в рот.

— Я родился в Москве, — отвечает он.

Русский?

Почему это производит на меня впечатление?

— У тебя нет русского акцента, — замечаю я.

— Я много путешествовал. Из-за этого.

Что-то подсказывает мне, что это не вся правда, но раз уж мы говорим об акценте, я не ставлю под сомнение его ответ.

Переключив свое внимание на папу, я спрашиваю:

— Как все будет работать? Я должна сообщать Максу, когда собираюсь куда-нибудь пойти?

Я откусываю кусочек хрустящей картофелины и чуть не стону от того, как она хороша на вкус.

Я должна украсть Филиппа у папы, чтобы он готовил для меня.

— Мистер Левин переедет к тебе, так что ты никогда не будешь одна, — объявляет папа.

Кусочек картофеля попадает не в то горло, и я начинаю кашлять, мои глаза мгновенно слезятся. Такое ощущение, что картофель навсегда поселился у меня в горле.

Как раз в тот момент, когда меня охватывает паника, Макс оказывается рядом с моим стулом и рывком ставит меня на ноги. Его грудь прижимается к моей спине, руки сжимаются вокруг меня. Его кулак врезается в пространство между моим животом и ребрами, и картофелина разлетается по комнате.

Меня одолевает приступ кашля, в результате чего Макс приказывает властным тоном:

— Дыши через нос.

Мое тело не колеблется и делает то, что ему сказано. Мне удается набрать в легкие немного воздуха и откашляться от першения в горле. Перед моим лицом появляется стакан воды, и я беру его у Макса. Жидкость прочищает мне горло, и я снова начинаю нормально дышать.

Господи.

— Лучше? — Спрашивает папа.

Я киваю и бросаю взгляд на Макса, когда он возвращается на свое место. Мои ноги дрожат от того, что я подавилась кусочком картошки, и я быстро опускаюсь на стул.

Я делаю пару глубоких вдохов, не сводя глаз с человека, который только что спас меня от позорной смерти.

Не прошло и часа с момента нашего знакомства, а он уже спасает мою задницу.

— Спасибо, — шепчу я хриплым голосом.

— Просто делаю свою работу, — бормочет он, а затем продолжает есть.

Только тогда я вспоминаю, что сказал папа, и мои глаза устремляются к лицу отца.

— Макс переезжает ко мне? Зачем? Не думаю, что это необходимо.

— Это не обсуждается, mon amour, — говорит папа. — Пока угроза не устранена, мистер Левин будет рядом с тобой днем и ночью. Это для твоей безопасности. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Закатывать истерику было бы по-детски глупо. Я не в восторге от всего этого, но моя жизнь в опасности, так что придется искать способ адаптироваться.

Мой отец — властный человек. В хорошем смысле, конечно. Он чрезмерно заботлив и настаивает на полном контроле над моей жизнью.

Иногда это становится слишком, и я чувствую, что задыхаюсь, но я знаю, что он делает это, потому что любит меня.

Кстати, о властности…

Мой взгляд возвращается к Максу, который наслаждается едой. Я наблюдаю, как он сжимает челюсти, пока жует, и немного удивляюсь, когда нахожу это привлекательным.

Никогда раньше я не находила привлекательным то, как человек ест.

Снова взяв в руки посуду, я съедаю несколько овощей, размышляя о том, какие большие перемены произошли в моей жизни.

Господи, это безумие и разочарование.

Находиться рядом с человеком двадцать четыре семь дней в неделю будет чертовски тяжело. Я понимаю, что это для моей безопасности, и никакие доводы не помешают отцу сделать все, что в его силах, чтобы защитить меня.

Кроме того, у многих людей есть телохранители. Как и они, я найду способ справиться с этим.

Глава 3

Ками

Не буду врать. Я чувствую себя обманутой, лишенной мирного обеда с папой. С его плотным графиком, обеды, которые мы устраиваем два раза в месяц, — это единственное время, когда мы можем наверстать упущенное.

Атмосфера была напряженной, и я видела, что папины мысли витают за много миль отсюда.

С сумкой, наполненной контейнерами со стряпней Филиппа, я иду к своему Бугатти. Я предпочитаю машину поменьше, но все, что у меня есть, — это соблюдение приличий. У дочери Мориса Дюбуа должно быть все самое лучшее.

Я знаю, что мне повезло, но иногда я жажду простой жизни.

Я забираюсь в машину и, положив сумку на пассажирское сиденье, смотрю в зеркало заднего вида и вижу, как Макс садится во внедорожник с тонированными стеклами.

Другие светские львицы на моем месте закатили бы истерику. С другой стороны, они, вероятно, были бы на седьмом небе от счастья, что их охраняет такой привлекательный мужчина. Они бы с ним пофлиртовали.

Я качаю головой, заводя двигатель.

Я не в восторге от того, что у меня есть телохранитель, но не буду устраивать сцен. Это было бы бессмысленно и пустой тратой времени.

Отъезжая на Бугатти от особняка, я направляюсь к своему пентхаусу возле Триумфальной арки в центре Парижа. Я редко приглашаю людей в свое убежище.

Это единственное место, где я могу разгуливать без лифчика и в спортивных штанах. Здесь я могу смотреть сериалы, поедая любые закуски, которые мне захочется.

Уф.

Теперь Макс останется со мной.

Я стону, потому что мне придется постоянно носить лифчик, и вот проходит мой тихий день. Я планировала проявить фотографии, которые сделала на прошлой неделе.

Все, кто думает, что знают меня, предполагают, что мои хобби состоят из шопинга, еды и сна. Не то чтобы я не любила эти вещи. Люблю. Очень даже люблю.

Но я также люблю фотографировать. В основном случайных людей, сооружения и в основном все, что привлекает мое внимание. Одно время я думала, что смогу стать профессиональным фотографом, но отказалась от этой идеи, когда поняла, что дальше папы дело не пойдет. Только через его труп он разрешит мне работать.

Теперь фотография — это просто то, чем я занимаюсь для собственного удовольствия.

Свернув на парковку у своего здания, я останавливаюсь у домика охраны и улыбаюсь дежурному охраннику.

— Внедорожник со мной. Впусти его.

Шлагбаум поднимается, и я направляю свой Бугатти к выделенному для меня парковочному месту, пока Макс сообщает охраннику свои данные. Я хватаю сумку с едой и, вылезая, смотрю, как Макс загоняет внедорожник на другое парковочное место, выделенное для моего пентхауса.

Папа разрешил мне съехать, когда мне исполнилось двадцать пять. Мне потребовалось четыре года, чтобы убедить его, что я смогу жить одна. День, когда он привез меня сюда и вручил ключи, был одним из самых счастливых в моей жизни.

Несмотря на то, что папа контролирует и чрезмерно опекает, на этой планете нет никого, кого я люблю больше. Мы всегда были вдвоем, потому что моя мама умерла, рожая меня.

Папа любил ее так сильно, что больше не пытался встречаться и отдавал все свое время и внимание своей компании и моему воспитанию.

Я знаю, что я одна из самых счастливых людей на свете, и хотя иногда я могу жаловаться, я бы ни за что не стала менять свою жизнь.

Когда Макс вылезает из внедорожника, я говорю:

— Я оформлю тебе парковочную карточку.

— Не нужно, — отвечает он, вытаскивая пистолет из-за спины. — С сегодняшнего дня мы будем путешествовать вместе.

Мои брови поднимаются.

— Оружие не нужно.

Он переводит взгляд на меня и кивает в сторону лифта.

Уф, немногословный человек.

Я склонна говорить, когда нервничаю, а замкнутые ответы Макса только усугубляют ситуацию.

Тяжело вздохнув, я достаю из сумочки ключ-карту и прижимаю ее к сканеру. Двери лифта открываются, и я нажимаю кнопку своего этажа.

Пространство кажется невероятно маленьким, пока мы стоим в неловком молчании. Приближаясь к моему этажу, Макс встает передо мной, и я хорошо вижу его спину и широкие плечи.

Неплохо.

Когда двери открываются, он выходит из лифта и входит в мой дом, приказывая:

— Жди здесь.

Я почти закатываю глаза, наблюдая, как он обыскивает все возможные укромные места в моей гостиной и кухне, прежде чем направиться вверх по лестнице в спальни.

В спальни.

Черт.

Срываюсь на бег, мои каблуки стучат по плитке. Я взлетаю по лестнице, крича.

— Не ходи в главную спальню!

Макс останавливается прямо перед дверью моей спальни, и я бросаюсь к нему, чтобы он не смог войти внутрь.

Его глаза встречаются с моими, и, стиснув зубы, он приказывает:

— Уйди.

Я качаю головой.

— Нет. В моей спальне никто не прячется.

Только тонна белья, пачка крендельков и коробка шоколадных конфет, с которыми я обнималась. О, и роман Кристин Фихан.

Черты его лица напрягаются с предупреждением, и это заставляет мои мышцы напрячься. Внезапное ощущение, что я нахожусь лицом к лицу с опасностью, заставляет меня тяжело сглотнуть.

— В моей комнате беспорядок, — признаю я.

— Мне все равно. — Макс кивает в сторону. — Отойди, чтобы я мог делать свою работу.

К черту мою жизнь.

Недовольная тем, что он решил вторгнуться в мою личную жизнь, я бросаю на него свирепый взгляд и отхожу в сторону. Макс открывает дверь, и первое, что я вижу, это кучу бюстгальтеров, висящих на спинке кресла.

Ага. К черту мою жизнь.

Затем я замечаю трусики, которые были на мне прошлой ночью, лежащие у изножья моей кровати. Я сняла их прямо перед тем, как приняться за свой клитор, представляя, как крутой парень-оборотень предъявляет права на меня.

Вибратор.

Господи.

Я врываюсь в свою комнату, как олимпийский атлет, и бросаюсь на кровать. Схватив свой вибратор, я засовываю его под подушку, а затем зарываюсь в нее лицом.

— Все чисто, — говорит Макс с ноткой веселья в голосе. — Можешь заниматься своими обычными делами.

Спасибо. Теперь я умру.

Я слышу, как закрывается дверь, и, подняв голову, издаю стон, оглядывая беспорядок, царящий в моей спальне.

Встав, я засовываю вибратор в ящик прикроватной тумбочки, а затем собираю все белье с пола и кресла. Я кладу их в корзину для белья, а затем снимаю туфли на высоком каблуке.

Что ж, ущерб нанесен.

Тебе не обязательно производить на него впечатление. Он наемный телохранитель.

Просто продолжай жить своей жизнью.

— Конечно. Легче сказать, чем сделать, — бормочу я, снимая розово-золотое мини-платье.

Расстроенная тем, что Макс увидел беспорядок в моей спальне, я стаскиваю лифчик и хватаю ближайшую футболку и шорты.

К черту это. Мне будет комфортно в моем собственном пространстве. Он сможет подстроиться под меня.

Присев на край кровати, я беру пачку с крендельками и засовываю один в рот, хмуро глядя на закрытую дверь своей спальни.

Что я должна делать, когда он находится в моем пространстве каждую секунду каждого дня?

Я вздыхаю, роясь в пачке в поисках еще одного кренделя.

Надо бы убрать еду, которую дал мне Филипп, в холодильник.

Я бросаю сумку на покрывало и, встав, подхожу к двери и открываю ее.

Я слышу скребущий звук и, направляясь по коридору, где с одной стороны стена заполнена фотографиями в рамках, которые я сделала, а с другой — стеклянные перила, откуда я вижу Макса, отодвигающего мой диван от окон.

— Что ты делаешь? — Ахаю я и, ускоряя шаг, сбегаю вниз по лестнице. — Ты не можешь просто передвинуть мою мебель.

Я изо всех сил старалась не вмешиваться в эту историю с телохранителями, но это уже перебор и чертова вишенка на торте.

Черт возьми, нет.

Гнев охватывает меня, когда я останавливаюсь перед Максом.

— Какого черта ты делаешь, передвигая мои вещи?

Теперь, когда я босиком, мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

Черт возьми, этот мужчина сложен как гора.

Макс указывает на окно.

— Любой может выстрелить в тебя с дивана перед окном.

Ох.

Его глаза встречаются с моими.

— Держись подальше от окон. Держись подальше от всех террас, кроме той, что у кухни. Можешь пользоваться ею.

Я смотрю на мужчину так, словно он сошел с ума.

— И все же. Ты не можешь просто так передвигать мои вещи. По крайней мере, ты мог бы спросить моего разрешения.

Макс, кажется, обдумывает свои слова, затем кивает. К моему удивлению, он спрашивает:

— Где ты хочешь поставить диван?

Я оглядываю открытое пространство, и, принимая во внимание окно, мои плечи опускаются, потому что есть только одно место, куда его можно поставить.

— Здесь нормально, — бормочу я.

Разворачиваюсь, беру сумку с контейнерами и иду на кухню. Я убираю продукты в холодильник, а когда закрываю дверцу, подпрыгиваю при виде Макса, стоящего прямо за ней.

— Ты можешь издавать звуки, когда передвигаешься? — Огрызаюсь я, мое хорошее настроение, которое было раньше, давно испарилось.

Вместо того, чтобы прокомментировать мои слова, он бормочет:

— Было бы проще, если бы мы держали шторы задернутыми, когда ты дома.

Никакого солнечного света.

— Я не вампир. — Я тут же сожалею о своем резком тоне и вздыхаю. — Прости, все это свалилось на меня. Я не привыкла, чтобы в моем месте были люди.

Черты лица Макса не смягчаются и остаются нечитаемыми.

Боже, неужели он сделан из камня?

— Задерни шторы, если тебе от этого станет лучше. — Я начинаю идти к лестнице, затем останавливаюсь, чтобы сказать: — Возьми что-нибудь на кухне и… — Я машу рукой в сторону квартиры, — чувствуй себя как дома.

Мне нужно побыть одной, я поднимаюсь по лестнице и захожу в комнату, которую превратила в фотолабораторию. Я закрываю за собой дверь и включаю свет. Мои только что проявленные фотографии висят там, где я оставила их сушиться.

Я глубоко вдыхаю металлический запах, вызванный всеми химическими веществами, которые использую при проявке фотографий. Многим это может показаться непривлекательным, но мне это нравится.

Мои нервы успокаиваются, когда я рассматриваю сделанную мной фотографию пожилого музыканта, играющего на гитаре. Морщины на его лице ярко выражены, в то время как черты лица погружены в состояние, похожее на сон. Как будто любовь к музыке перенесла его в другой мир.

Я перехожу к следующей фотографии, которую сделала возле Эйфелевой башни. Я запечатлела маленькую девочку, сидящую на плечах у своего отца. Это напомнило мне, как папа носил меня, когда у меня уставали ноги.

Когда я рассматриваю фотографию мужчины, стоящего на мосту и смотрящего на воду внизу, мои глаза расширяются. Я срываю фотографию и кладу ее на стойку. Схватив свою лупу, я присматриваюсь повнимательнее.

Это Макс стоит на заднем плане?

Он смотрит в мою сторону, а это значит, что он наблюдал за мной на прошлой неделе.

Стук в дверь заставляет меня вскинуть голову.

— Да?

Макс открывает дверь и говорит:

— Когда ты не проявляешь фотографии, оставляй дверь открытой.

Я указываю на его изображение, которое я запечатлела.

— Как долго ты наблюдаешь за мной?

Едва заметная морщинка появляется между его глазами, когда он подходит ближе. Он смотрит на фотографию, затем отвечает:

— Неделю. Мне нужно было увидеть, какой ты выглядишь на публике. — Его взгляд скользит по другим фотографиям, а затем останавливается на мне. — Я заберу свою одежду из внедорожника. Держись подальше от окон в передней части пентхауса.

Я провожаю его взглядом и, услышав, как он выходит из пентхауса, выхожу в коридор и оглядываю гостиную. Обычно я сворачиваюсь калачиком на диване под лучами послеполуденного солнца, льющегося в окно, и читаю книгу, пока не засыпаю.

Разочарование бурлит в моей груди, и мне вдруг хочется плакать. Все меняется слишком быстро, и это выбивает меня из колеи.

Я стараюсь быть любезной, и понимаю, зачем мне нужен телохранитель, но мне это ни капельки не нравится.

За считанные часы моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Я ничего не знаю о Максе Левине. Я знаю, что мой отец не стал бы нанимать кого-либо,предварительно не проверив его, но, когда незнакомец вторгается в мое личное пространство, я чувствую себя неуютно.

Вернувшись в свою темную комнату, я закрываю дверь и стараюсь не обращать внимания на то, что в моем доме поселился незнакомец.

Глава 4

Макс

Я привык месяцами быть один. Я не люблю людей, так что мне придется нелегко, если кто-то будет рядом со мной двадцать четыре часа в сутки.

Камилле тоже будет трудно.

Пока я несу сумки с костюмами в комнату для гостей, мои мысли возвращаются к урагану, которым является спальня Камиллы. Господи, я уверен, что на полу было больше одежды, чем в шкафу.

И розовый вибратор.

Я чуть не рассмеялся при воспоминании о том, как Камилла прятала устройство под подушкой. Ее смущение тяжелым грузом повисло в воздухе.

Нет ничего плохого в том, что женщина сама себя удовлетворяет.

Видеть эту сторону Камиллы, обычной женщины, которая не носит маску утонченности, чтобы произвести впечатление на всех окружающих, — впечатляет меня гораздо больше, чем поведение светской львицы.

Светская львица, которую я видел на мероприятии на прошлой неделе, вписывается в роскошный пентхаус с чрезмерно дорогим декором.

Девушка в шортах и футболке гораздо более приземленная и привлекательная.

Честно говоря, ее жизнь казалась такой поверхностной. Потом я узнал, что она любит фотографировать и сама проявляет их. Она обожает запоем смотреть Теорию большого взрыва и Как я встретил вашу маму. Она не считает калории, которые кладет в рот.

Она человек.

Это чертовски освежает.

Несмотря на то, что пентхаус обставлен дорогой мебелью и декорирован со вкусом, пакеты с недоеденными закусками, лежащие повсюду, создают ощущение домашнего уюта.

Я задернул шторы, но через световые люки в высоком потолке все еще проникает много естественного света.

Когда она спустилась вниз, одетая в футболку с пятном от шоколада и шорты, которые так плотно облегали ее пухлую попку, меня захлестнула волна влечения, которую я не испытывал уже давно.

Платье и туфли на каблуках, которые она надела на ланч, не произвели на меня никакого впечатления. Но, черт возьми, эти шорты…

Я достаю свои костюмы из чехлов для одежды и вешаю их в шкаф. Открыв спортивную сумку, я достаю оружие и, взяв два пистолета, прячу один под матрас, а другой на шкафчике в ванной комнате.

Я хватаю спортивную сумку и, выйдя из комнаты для гостей, спускаюсь вниз и стратегически прячу оружие в гостиной и кухне, одновременно запоминая планировку пентхауса.

Не желая наступать Камилле на пятки, я возвращаюсь на второй этаж и стучусь в дверь.

— Да?

Я открываю дверь настежь.

— Мне нужно спрятать оружие здесь, и в твоей спальне.

Она мгновение моргает, глядя на меня.

— Что? — На ее лбу появляется морщинка. — Неважно. — Она обводит рукой комнату, затем продолжает вставлять в рамку фотографию уличного музыканта, сделанную ею в четверг вечером.

Я кладу Mаgnum на шкафчик со всеми ее припасами.

— Если ты найдешь оружие где-нибудь в квартире, просто не обращай на него внимания.

Черты ее лица напрягаются, но вместо того, чтобы спорить, она кивает и продолжает свою работу.

В моей груди поселяется тревожное чувство, и я бросаю взгляд на ее лицо.

Она несчастна.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

— Я сделаю все возможное, чтобы не путаться у тебя под ногами.

Ее пальцы перестают возиться с рамкой, и на мгновение она просто смотрит на свой стол, затем говорит:

— Все это так неожиданно. — Оглядываясь через плечо, мы встречаемся взглядами. — Я понимаю, что мой отец нанял тебя, но мне будет легче, если узнаю тебя получше. Сейчас в моем личном пространстве чужой мужчина, и это действительно тревожит.

Я уважаю ее честность и жестом указываю на дверь.

— Было бы неплохо выпить кофе, пока я расскажу тебе о себе.

На ее лице мелькает удивление, и она быстро встает со своего рабочего стула. Когда я иду за ней по коридору, то бросаю взгляд на фотографии, занимающие всю стену коридора, с которой открывается вид на открытое пространство гостиной и кухни внизу.

— Ты все это сделала?

— Да. Это то, чем я люблю заниматься в свободное время.

Прежде чем она успевает спуститься по лестнице, я спрашиваю:

— Где в твоей спальне можно спрятать оружие?

— Только не в ящиках, — сразу же отвечает она.

Когда я захожу в ее спальню, то замечаю, что все нижнее белье пропало. Я останавливаюсь рядом с ее кроватью и спрашиваю:

— Ты не против, если у тебя под матрасом будет лежать пистолет?

— Уборщицы могут его обнаружить.

Господи, Морис ей ничего не сказал.

Я засовываю пистолет под матрас и говорю:

— Уборка отменяется до тех пор, пока у меня не будет времени провести проверку.

Разочарованное выражение застывает на ее лице, но, не сказав ни слова, она разворачивается и выходит из комнаты.

Как бы я ни хотел выполнять свою работу и не общаться с Камиллой на личном уровне, я знаю, что это невозможно.

Честно говоря, мне совершенно не по себе находиться рядом с этой женщиной, зная, что я стрелял в нее, а она понятия не имеет, кто я на самом деле.

Она, блять, с ума сойдет, если узнает, что я ассасин по профессии и человек, ответственный за пулю, которая чуть не оборвала ее жизнь.

Я иду за ней на кухню и говорю:

— Я приготовлю кофе. — Достав две чашки из буфета, я спрашиваю: — Что ты хочешь знать?

— У тебя есть семья? Они в России?

Я качаю головой.

— Я потерял свою сестру из-за рака пятнадцать лет назад, а моя мать умерла годом позже. Мой отец скончался, когда я был маленьким, и я мало что о нем помню.

В моем мире стареть — редкость. В конце концов, образ жизни настигает тебя, и охотник становится добычей.

За моими словами следует тишина, затем Камилла шепчет:

— Мне так жаль это слышать. Должно быть, это было тяжело.

Я пожимаю плечами, наблюдая, как чашка наполняется темной жидкостью.

— Такова жизнь. — Не желая показаться бессердечным ублюдком, которым я и являюсь, добавляю: — Конечно, я бы хотел, чтобы они по-прежнему были рядом, но что есть, то есть. Я двигаюсь дальше.

Наступает неловкое молчание, прежде чем она прочищает горло. Ее тон полон сострадания, когда она спрашивает:

— У тебя есть друзья?

Я ставлю кофе перед ней, мои глаза встречаются с ее.

— У меня есть один друг.

Она с облегчением поднимает чашку, чтобы сделать глоток.

— Значит, ты вырос в Москве? — спрашивает она.

Я киваю.

— Пока мне не исполнилось тринадцать. Я посещал частную школу в Финляндии, а после этого провел пару лет в Швейцарии.

Камилла, кажется, расслабляется, ее зеленые глаза с интересом прикованы к моему лицу.

— Тебе нравится путешествовать?

— Через некоторое время это теряет свою привлекательность, — признаю я.

Честно говоря, я планирую уйти на пенсию в сорок пять и найти остров или хижину в лесу, где мне не придется общаться с людьми, разве что во время поездок за припасами.

Она возвращает мое внимание к разговору своим следующим вопросом.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать восемь.

— Правда? — ахает она. — Ты выглядишь моложе. Я думала, тебе тридцать три.

Я допиваю свой кофе, затем начинаю загружать посудомоечную машину тарелками и чашками, разбросанными по столешнице.

— Ты не обязан этого делать.

Я чуть не издаю смешок, но быстро подавляю его.

— Судя по твоей спальне, ты не любительница работать по дому. Я люблю порядок, поэтому буду содержать квартиру в чистоте.

Я чувствую, как глаза Камиллы прикованы ко мне, и когда смотрю на нее, то вижу, как гнев искажает ее черты.

Она на мгновение закипает, прежде чем рявкнуть:

— Я ни о чем таком не просила. Я довольна своей жизнью и не нуждаюсь в твоей критике. Если я хочу мыть посуду через вечер и оставлять свою одежду разбросанной повсюду, значит, так тому и быть. — Встав, она уходит, прежде чем останавливается и набрасывается на меня. — Я была счастлива. Я могла делать все, что хотела, в своем собственном пространстве, а теперь мне приходится делить его с горой, которая холоднее Северного полюса.

Когда она делает паузу, чтобы перевести дух, уголок моего рта приподнимается, и я бормочу:

— Я уже начал беспокоиться, что у тебя нет твердости духа.

На ее лице отражается шок, и она смотрит на меня так, будто я сошел с ума.

— Серьезно? — Она делает шаг ближе ко мне. — Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, а ты беспокоишься, что у меня нет твердости духа? — На ее лице появляется отвращение. — Можешь идти к черту.

Камилла разворачивается и выбегает из кухни, затем я слышу, как она бормочет:

— Какого хрена? Не могу в это поверить.

Я продолжаю загружать посудомоечную машину и вытирать столешницы. Как только я заканчиваю работу по дому, Камилла возвращается на кухню.

Ее щеки раскраснелись, а глаза блестят, отчего у меня создается впечатление, что она изо всех сил старается не заплакать.

— Я ни о чем таком не просила. Я люблю уединение. Это то, что мне нужно, чтобы справляться со всем фальшивым дерьмом в моей жизни. Мой дом — это единственное место, где мне не нужно притворяться той, кем я не являюсь. Я старалась быть приветливой и даже милой по отношению к тебе, но если ты собираешься судить о том, как я я живу, то можешь уйти.

Когда она заканчивает свою тираду, я говорю:

— Я тебя не осуждаю. Я сказал, что позабочусь об уборке.

— Ты сказал, что по состоянию моей спальни ясно, что я не люблю работать по дому, — наносит она ответный удар.

— Это было мое замечание.

Она скрещивает руки на груди и начинает разглядывать меня.

Ее глаза становятся темно-зелеными, когда она расстроена. Это красиво.

После неловкой минуты она раздраженно выдыхает.

— У меня есть характер. Я просто предпочитаю не закатывать истерику из-за каждой мелочи, которая идет не так.

— Принято к сведению.

Это то, что мне в ней нравится. Она не полна дерьма, как большинство светских львиц.

На ее лице снова проступает разочарование, затем кажется, что желание бороться покидает ее.

— Я пытаюсь извлечь максимум пользы из плохой ситуации. Сегодняшний день очень напряженный. Не очень весело узнать, что кто-то хочет меня убить, а теперь еще и ты постоянно находишься в моем пространстве. Это так сложно переварить, и теперь мне приходится беспокоиться, комфортно ли тебе. Все, чего я хочу, — это перекусить во время просмотра телевизора.

Господи. Общение с людьми — не тот навык, которым я обладаю. Если только я не пытаю какого-нибудь ублюдка, чтобы вытянуть из него информацию.

Прислонившись спиной к стойке, я встречаюсь взглядом с Камиллой.

— Это работа, Камилла. Я не жду, что ты будешь меня развлекать. Бери все, что захочешь, и иди смотреть телевизор.

Ее брови снова хмурятся от разочарования, но вместо того, чтобы сказать что-нибудь еще, она берет пачку чипсов с ветчиной и сыром, пачку Lays с солью и уксусом и плитку шоколада, затем подходит к холодильнику, чтобы взять содовую, прежде чем покинуть кухню.

Почему у меня такое чувство, что я облажался?

Глава 5

Ками

Боже, такое чувство, что я пытаюсь общаться с кирпичной стеной.

Я включаю телевизор и продолжаю смотреть Теорию большого взрыва. Я люблю комедии и ситкомы, и, наверное, это четвертый раз, когда я смотрю это шоу.

Открыв упаковку чипсов Lays, я начинаю есть, изо всех сил стараясь сосредоточиться на телевизоре. Как только Макс выходит из кухни, мой взгляд притягивается к нему.

Этот человек приводит в бешенство. Его замкнутость и откровенно холодное поведение совершенно не помогают. Такое чувство, что я пытаюсь взаимодействовать с роботом.

Я подавляю вздох и отправляю в рот еще один чипс, наблюдая, как он поднимается по лестнице.

Я на самом деле обнадежилась, когда он позволил мне задавать вопросы. Но потом этому человеку пришлось оскорбить меня, и теперь я расстроена и зла.

Ну и что, что я не любительница опрятности? Я ненавижу, когда меня осуждают, и, будучи светской львицей, мне часто приходится с этим сталкиваться.

Вот почему я не приглашаю людей к себе домой. Это должна быть зона, где нет осуждения.

Я бросаю взгляд на задернутые шторы, которые закрывают вид на мои растения в горшках на террасе.

Положив пачку чипсов на кофейный столик, я нажимаю на паузу и встаю с дивана.

Я никогда не чувствовала клаустрофобии в своем пентхаусе. До сегодняшнего дня — никогда. И это только первый день.

Это для твоей безопасности.

В меня уже стреляли один раз, и это было достаточно травмирующе, чтобы хватило на две жизни.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я качаю головой и запихиваю ее подальше.

Мне нужно выйти.

— Макс? — зову я, спеша к лестнице.

Он выходит из своей комнаты.

— Да?

— Мне нужно выйти. Просто прогуляться. — Я бросаюсь в свою спальню и захлопываю за собой дверь. Моя грудь наполняется эмоциями, которых я никогда раньше не испытывала. Кажется, что сердцу не хватает места, чтобы биться.

Я быстро переодеваюсь в кремовые брюки и свитер в тон. Хватаю свои черные ботинки, натягиваю их, затем проверяю свой макияж в зеркале и выбегаю из комнаты.

Макс ждет у лифта, и когда я подхожу к нему, он хмурится.

— Я думал, ты собираешься прогуляться.

— Именно.

Он сканирует карточку-ключ, чтобы двери лифта открылись.

— В этом?

Я фыркаю, когда захожу внутрь и скрещиваю руки на груди.

— Спортивные штаны не будут хорошо смотреться на первой странице журнала People.

— Хорошо, — бормочет он, нажимая кнопку вестибюля.

Пока лифт спускается, меня осеняет мысль, что меня защищает только один мужчина. Прежде чем я успеваю остановить слова, я спрашиваю:

— Ты всего лишь один мужчина. Как ты остановишь группу людей?

Не колеблясь, Макс отвечает скучающим тоном:

— Я могу уничтожить группу из пяти человек, не вспотев. Со мной ты будешь в безопасности.

Ого. Это говорит об уверенности в себе.

— Как скажешь, — бормочу я, когда двери открываются. Я вхожу в вестибюль и улыбаюсь Пьеру, швейцару здания.

— Вы выглядите прелестно, как всегда, — делает мне комплимент пожилой мужчина.

— И вы выглядите прекрасно, как всегда, — говорю я с ослепительной улыбкой. — Как Женевьева?

— Все еще работает над моими последними нервами, — бормочет он.

Я указываю на швейцара и моего телохранителя.

— Это Макс Левин. Он мой телохранитель, так что вы будете часто с ним встречаться.

Они пожимают друг другу руки, после чего я говорю:

— Мы собираемся прогуляться.

Пьер улыбается нам.

— На улице прекрасный день. Наслаждайтесь свежим воздухом.

Когда мы выходим из здания, я оглядываю улицу вдоль и поперек, не зная, в какую сторону направиться. Мне кажется, что в паре кварталов отсюда есть парк, поэтому я поворачиваю налево и иду в том направлении.

— Иди ближе к зданию, — приказывает Макс, становясь между мной и дорогой.

Мы идем молча, и свежий воздух не помогает прогнать ощущение сдавленности из моей груди.

А все потому, что причина клаустрофобии находится совсем рядом со мной.

Это отстой.

Отказываясь от прогулки, я разворачиваюсь.

— Давай вернемся домой.

Глаза Макса останавливаются на моем лице.

— Почему? Если ты беспокоишься о своей безопасности, не надо. Ничего не случится, пока я тебя охраняю.

— Я не волнуюсь, — возражаю я, возвращаясь в направлении своего здания. — Я чувствую себя переполненной, и никакие прогулки с тобой рядом не избавят меня от этого.

Когда он не комментирует то, что я сказала, я спрашиваю:

— Ты не из тех, кто любит людей, не так ли?

Он качает головой.

— Вовсе нет.

— Тогда зачем быть телохранителем? Ты наверняка должен уметь ладить с человеком, которого охраняешь?

Он снова качает головой.

— Нет, мне просто нужно сохранить тебе жизнь.

Долбаная кирпичная стена.

— Забудь об этом, — бормочу я, чувствуя себя более разочарованной, чем раньше.

У этого человека нулевые навыки общения. Придется сделать все возможное, чтобы притвориться, что его здесь нет.

Надеюсь, папа выяснит, кто стоит за угрозами, и посадит этого человека за решетку, тогда моя жизнь сможет вернуться в нормальное русло.

Да, этого не случится. Даже если человек будет разоблачен, папа не уберет телохранителя.

Возвращаясь в мой дом, мы поднимаемся на лифте наверх.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Макс бесстрастно смотрит на закрытые двери.

— Как долго ты охранял кого-то?

Его взгляд скользит вниз, чтобы встретиться с моим.

— Не волнуйся, Камилла. Я не задержусь здесь надолго. Как только твой отец избавится от того, кто тебе угрожает, он наймет кого-нибудь другого для твоей охраны. Я просто нахожусь здесь, пока высок риск нападения.

Двери лифта открываются, и он приказывает:

— Подожди здесь.

— Ты собираешься обыскивать весь пентхаус каждый раз, когда мы возвращаемся домой?

— Ага. — В этом единственном слове чувствуется раздражение.

Возможно, я расстраиваю его так же сильно, как он расстраивает меня. Наши характеры не совпадают.

Я жду, пока он обыщет квартиру, и когда он снова присоединяется ко мне внизу, то говорит:

— Давай ознакомимся с правилами.

— Правилами?

— Ты никогда никуда не ходишь без меня, — констатирует он очевидное. — Ты не запираешь двери, и если не пользуешься ванной или проявляешь фотографии, я ожидаю, что двери останутся открытыми.

Другими словами, моя личная жизнь закончилась.

Мое разочарование перерастает в гнев, и я скрещиваю руки на груди, просто глядя на него.

— Всякий раз, когда мы выходим из квартиры, ты без колебаний выполняешь каждую мою команду. Если я скажу "ложись", ты становишься единым целым с полом и не поднимаешь головы, пока я не разрешу.

Мои глаза прищуриваются, когда я смотрю на него.

— Я обыщу общественные туалеты, прежде чем разрешу ими воспользоваться.

Господи, у него вообще есть эмоции? Я никогда раньше не встречала такого жесткого человека.

— Что, если у меня свидание? — спрашиваю я.

Я не была на свиданиях несколько месяцев, но хочу услышать, каких правил он от меня ждет.

— Ты ни с кем сейчас не встречаешься.

— Меня могут пригласить на свидание в любой момент, — возражаю я.

— Если это произойдет, мужчина будет тщательно проверен. Как только я удостоверюсь, что он не представляет угрозы, тебе будет разрешено встречаться с ним.

Моя бровь приподнимается.

— И ты присоединишься к нам?

— Да.

Мои глаза снова сужаются.

— Я не занимаюсь сексом втроем.

В напряженном взгляде Макса мелькает раздражение, но он никак не комментирует то, что я только что сказала.

Атмосфера напряженная, и, зная, что ничего из сказанного не вызовет у него реакции, я ухожу и направляюсь в свою спальню, чтобы переодеться в удобную одежду.

Я знаю, что должна рассчитывать на свои блага, но моя контролируемая жизнь становится невыносимой. Она монотонна и утомительна.

Самое поганое, что я понимаю, почему каждую деталь моей жизни контролирует мой отец, а теперь еще и Макс.

Но все же мне хочется, чтобы в жизни было нечто большее, чем правила и бесконечный список мероприятий, которые я должна посетить.

Хотелось бы спонтанности и волнения.

Хотелось бы… большего.

Глава 6

Макс

Прошла чертова неделя с тех пор, как я начал охранять Камиллу.

Очевидно, она очень обиделась на мое замечание о том, что не любит заниматься домашними делами, потому что с тех пор она держит пентхаус в чертовой безупречной чистоте.

Она ни разу не выходила фотографировать, а вместо этого проводит все свое время между своей спальней и фотолабораторией.

Кроме того, что мы здороваемся по утрам и она следит за тем, чтобы я поел, мы почти не общаемся.

Она несчастна, и причина — я.

Спросите меня, как пытать и убивать, и я смогу вести беседу часами. Но общаться с нормальными людьми чертовски сложно.

Я привык к насилию, а не к тому, чтобы нянчиться с женщиной.

Зарабатывание на жизнь убийством притупило мои эмоции и сделало меня чертовски асоциальным. Камилла из другого мира, где ей приходится часто общаться. Я знаю, что моя жесткая внешность — причина раскола между нами, но не знаю, как это исправить.

Тем не менее, могут пройти недели, а то и месяцы, прежде чем угроза будет устранена. Камилла не может так жить. В какой-то момент она выйдет из себя.

Если напряженная атмосфера беспокоит меня, то, должно быть, это сводит ее с ума.

Ты обязался охранять эту женщину, когда встретился с Николаем на его острове. Отступать нельзя, пока она не будет в безопасности.

Сегодня вечером она должна быть на вечеринке по случаю дня рождения Софи Ренуар, так что она, по крайней мере, выберется из пентхауса.

Когда мы вернемся домой, я должен буду усадить ее и прояснить ситуацию между нами. Если это вообще возможно.

Я жду в гостиной, когда слышу, как открывается дверь спальни Камиллы. Я перевожу взгляд на прихожую, и когда она появляется, каждый мускул в моем теле напрягается.

На ней черное платье, которое едва прикрывает ее задницу. Черные туфли на высоком каблуке делают ее ноги чертовски длинными и стройными.

Когда она спускается по лестнице, я вижу, как низко расположен ее вырез, обнажая слишком щедрое декольте.

Камилла подходит ко мне и поднимает голову. От вида дымчатых теней для век, подчеркивающих зелень ее глаз, и красной помады на полных губах мой член твердеет.

На каблуках она выглядит как порнозвезда.

Господи, мужчины будут стекаться к ней толпами.

Ее волнистые волосы оставляют открытой стройную шею, и у меня в голове мелькает мысль о том, чтобы пометить ее кожу своими зубами.

Нет.

Черт возьми, нет.

Ты не станешь разгуливать со стояком из-за этой женщины.

Это просто работа.

— Готова? — Спрашиваю я, мой тон более резкий, чем обычно.

На ее лице мелькает разочарование, прежде чем она кивает.

Когда открывается лифт, я жду, пока она войдет, и только потом присоединяюсь к ней. Двери захлопываются, и тонкий аромат ее духов наполняет воздух вокруг меня.

Она пахнет свежестью, как хрустящее зеленое яблоко.

Блять, я больше никогда не смогу смотреть на зеленое яблоко так же, как раньше.

— Подожди, пока я не скажу тебе, что выходить из лифта безопасно, — приказываю я.

От Камиллы нет ответа, что, должен признать, начинает меня чертовски раздражать.

Когда открывается дверь на парковке, я выхожу первым и убеждаюсь, что все чисто, прежде чем пробормотать:

— Выходи.

— Я не собака, — бормочет она себе под нос.

Идя к машине, я говорю:

— Дай мне ключи. Ты не поведешь.

Камилла достает ключи от машины из сумочки, и на мгновение кажется, что она собирается швырнуть их в меня, но потом она передумывает и поднимает их в воздух, брелок для ключей свисает с ее указательного пальца.

Мои глаза встречаются с ее, когда я беру ключи.

— Я была бы признательна, если бы ты был менее роботизированным и более человечным с моими друзьями. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты оскорбил одного из них.

Я качаю головой.

— Это настолько человечно, насколько я могу.

Она качает головой и вздыхает, после чего забирается в Бугатти с пассажирской стороны.

Когда я сажусь за руль, она бормочет:

— Может, тебе стоит хоть иногда улыбаться?

Прежде чем я успеваю остановить эти слова, я отвечаю:

— Улыбаться — не моя работа.

— Точно, — вздыхает она.

Честно, я не могу вспомнить, когда в последний раз улыбался. Может быть, когда я разговаривал с Николаем?

Я завожу машину и проверяю, пристегнута ли Камилла ремнем безопасности, прежде чем кладу руку на ее подголовник и выезжаю с парковки задним ходом.

Как только я собираюсь включить передачу, мои глаза встречаются с глазами Камиллы. В тусклом свете парковки она выглядит чертовски сексуально.

Я делаю глубокий вдох и вдыхаю аромат ее духов.

Этот момент кажется интимным, и меня это не устраивает.

Я быстро перевожу взгляд на дорогу и вывожу нас с парковки. Я кладу руку на подлокотник и случайно задеваю Камиллу. Она быстро отстраняется и выглядывает в окно.

Поездка до ночного клуба, где будет проходить вечеринка, наполнена неловким молчанием, но у меня нет ни малейшего желания заводить разговор.

Я правда не думаю, что у нас с Камиллой есть что-то общее.

Когда мы подходим к ночному клубу, я говорю:

— Не исчезай от меня, как только мы окажемся внутри. Там будет много людей, и любой из них может представлять угрозу.

— Поняла, — шепчет она.

Когда я устраивался на работу, я ожидал, что Камилла закатит адскую истерику из-за того, что с ней двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю будет находиться телохранитель. Но она отнеслась к этому с пониманием.

Я нахожу место для парковки недалеко от клуба.

— Подожди, пока я открою тебе дверь, — приказываю я, прежде чем вылезти из Бугатти.

К счастью, Морис раздобыл для меня специальную лицензию, так что я могу носить скрытое оружие в общественном месте.

Прежде чем открыть пассажирскую дверь, я убеждаюсь, что пиджак прикрывает мой Heckler & Koch, и оглядываю окрестности на предмет угрозы. Когда Камилла вылезает, я обнимаю ее за поясницу и притягиваю ближе к своему телу, чтобы иметь возможность переместить ее в любой момент.

— Вау, — выдыхает она, упираясь рукой мне в грудь.

Только тогда я понимаю, насколько интимно это может выглядеть.

— Мне просто нужно, чтобы ты была рядом со мной, пока мы не окажемся внутри.

— Зачем спрашивать.

Я ослабляю хватку, но продолжаю держать руку на пояснице.

— Иди.

— Господи, — шепчет она.

Когда мы подходим к вышибале, проверяющему длинную очередь людей, пытающихся попасть в клуб, губы Камиллы растягиваются в вежливой улыбке.

— Привет, Луи, — приветствует она его. — Это мой телохранитель.

Вышибала бросает на меня взгляд, после чего отцепляет красную веревку, чтобы мы могли пройти. Внутри клуба нас останавливает еще один охранник, и на этот раз меня обыскивают. Кажется, мужчине немного не по себе рядом со мной.

После предъявления моей лицензии на оружие, которое я ношу с собой, нам разрешается отправиться на танцполы.

Клуб уже полон, и на этот раз, когда я притягиваю Камиллу к себе, на меня не огрызаются. Я веду ее в VIP-секцию, где тише, и когда замечаю ее группу друзей, отпускаю и отступаю.

Серьезно, эти светские львицы выглядят как точные копии друг друга. Но ни одна из них не носит мини-платье так, как Камилла.

Мой взгляд задерживается на ее соблазнительной заднице на секунду дольше, чем нужно, а затем сканирует каждого человека, находящегося поблизости.

Ты должен перестать пялиться на ее задницу.

Когда я снова смотрю на Камиллу, я вижу, как она поздравляет Софи с днем рождения. Она приветствует других своих друзей и садится.

Джульетта Фор замечает меня и о чем-то спрашивает Камиллу. Вероятно, о том, кто я такой.

Подойдя к бару, я прошу бутылку воды. Я как раз собираюсь открутить крышку, когда Камилла жестом приглашает меня подойти ближе.

— Господи, — вздыхаю я. — Это выше моих сил.

Я подхожу ближе к группе женщин и приподнимаю бровь, глядя на Камиллу.

— Джульетта хочет знать, в какой компании ты работаешь, — сообщает она мне.

— Я независимый подрядчик, — говорю я, впервые не солгав о своей настоящей работе.

Я сильно сомневаюсь, что кто-либо из этих женщин знает, что это значит. Они, вероятно, даже не знают о Братве, мафии, ассасинах, контрабандистах или секс-торговцах. Вот почему они становятся такими легкими мишенями.

Мысль проносится в памяти, и тут же появляется вспышка пули, попадающей в спину Камиллы.

Я быстро загоняю это обратно в выгребную яму вины и обращаю внимание на свое окружение.

Глаза Джульетты смотрят на меня со слишком большим интересом. Это придает ей легкость и отчаяние, в которых нет ничего особенного.

— Какая жалость, — мурлычет она и указывает на свободный стул. — Присоединяйтесь к нам. Вам не обязательно стоять у бара.

Игнорируя женщину, я встречаюсь взглядом с Камиллой.

— Это все?

В глазах моей подопечной мелькает удовлетворение, когда она кивает.

— Спасибо, Макс.

Интересно. Ей нравится, что я не уделил Джульетте внимания.

По крайней мере, для разнообразия я сделал что-то правильно.

Уходя, я слышу, как Джульетта бормочет:

— Он грубиян. Тебе следует поставить своего телохранителя на место.

— Его работа — защищать меня, а не развлекать тебя, — защищает меня Камилла, и впервые за долгое время мне хочется улыбнуться.

Глава 7

Ками

Не буду врать, когда Макс полностью игнорировал Джульетту, это привело меня в восторг.

Ни один мужчина никогда не оказывал ей холодного приема, и уж точно не на публике.

Но я была права. Как только она узнала, что Макс — мой телохранитель, она тут же захотела себе такого же, как будто он какой-то аксессуар, который я ношу с собой.

Если бы только она знала, каким неприятным может быть этот мужчина.

— У меня есть теннисный браслет, который стоит двадцать семь тысяч, — говорит Софи, чтобы произвести на нас впечатление. — Смотрите.

Боже, я чувствую, как съеживается моя душа.

Я застряла в своем пентхаусе на целую неделю, а теперь мне приходится слушать, как эти женщины пытаются превзойти друг друга.

Мы все восхищаемся ее браслетом, но тут Джульетта снова переводит разговор на Макса.

— Зачем тебе телохранитель?

Не желая, чтобы все знали об угрозах, я говорю:

— Мой отец считает, что мне пора его завести.

Три женщины смотрят на Макса, который сидит у бара и практически свирепо смотрит на всех в VIP-секции.

У этого человека просто нет навыков общения с людьми и слишком много агрессии.

— Он такой горячий, — мечтательно вздыхает Лилиан.

— Вы все видели его глаза? — Спрашивает Софи. — У меня мурашки побежали по коже, когда он посмотрел на меня.

— Он не смотрел на тебя, — отчитывает ее Джульетта. — Его глаза были прикованы ко мне.

Боже правый.

В этот момент к нам подходят Генри Дюран и его друзья, и я вздыхаю с облегчением.

Отец Генри играет в гольф с моим, и я знаю его пару лет. Мы иногда встречались, но между нами никогда не будет ничего серьезного.

— Дамы. — Он улыбается своей обычной игривой улыбкой. — Что мы празднуем?

— Мой день рождения, — сообщает ему Софи. — Почему бы вам не присоединиться к нам?

Генри, Андре и Лоран садятся, и мужчины заказывают бутылку дорогого шампанского.

Андре сразу же привязывается к нашей имениннице. Лоран уделяет внимание Лилиан, поскольку Джульетта неоднократно давала понять, что ни один из них недостаточно хорош для нее.

Она настаивает на браке с Ранье Оливье, сыном известного бизнесмена.

Генри кладет руку на спинку нашего дивана, и его пальцы касаются моего бицепса.

— Как у тебя дела, ma chérie³?

Мой взгляд возвращается к Максу, который наблюдает за Генри, как ястреб, который вот-вот набросится и проглотит свою добычу.

Я действительно чувствую опасность, и в тот момент, когда встречаюсь взглядом с Максом, ободряюще улыбаюсь ему, чтобы он не разрушил мои шансы на секс сегодня вечером.

Единственное удовлетворение, которое женщина может получить от своего друга на батарейках. Иногда мне нужно что-то настоящее, и сейчас Генри как нельзя более реален.

Переключив свое внимание на Генри, я отвечаю на его вопрос:

— Как всегда. Я давно тебя не видела.

— Я был занят на работе. Мой отец планирует уйти на пенсию.

Я поднимаю бровь.

— Он не такой старый. Правда?

— В этом году ему исполняется пятьдесят пять.

Я киваю.

— Эй, это хорошая новость для тебя. Поздравляю.

Официант приносит бутылку шампанского, и вскоре шипучая жидкость переливается из бокала в бокал.

Мы все берем фужеры, затем Андре произносит тост:

— За самую красивую именинницу в клубе. Пусть у нее их будет еще много.

После того, как я делаю глоток, Генри наклоняется ближе и шепчет:

— Ты согласна сегодня провести ночь, или мне следует найти кого-нибудь другого?

— Такой романтик, — поддразниваю я его.

Его прямота никогда не беспокоила меня. Я вообще ценю то, что он не играет в игры разума.

Мой взгляд снова устремляется к Максу, который осматривает комнату в поисках каких-либо угроз.

Как бы сильно я ни нуждалась в хорошем обслуживании, с Максом на расстоянии слышимости это будет неловко.

Образ того, как я кричу во время оргазма, а затем Макс врывается в комнату с пистолетом в руке и случайно стреляет в бедного Генри, заставляет меня покачать головой.

С сожалением я отказываюсь:

— Сегодня я пас.

Вот и кончается моя сексуальная жизнь.

Прежде чем Генри успевает уйти, я добавляю:

— Выпей с нами пару стаканчиков, прежде чем отправишься на поиски.

— Конечно.

Андре восхищается теннисным браслетом Софи, а Лоран уже целует Лилиан. Джульетта бросает на меня скучающий взгляд.

Уф, я не в настроении развлекать ее.

Нуждаясь в том, чтобы сжечь немного энергии, я предлагаю:

— Давай потанцуем.

— Я не хочу потеть, — протестует Джульетта, но когда мы с Генри начинаем выходить из-за стола, она быстро присоединяется к нам. — Только одна песня.

— Ты не обязана присоединяться к нам, — напоминаю я ей.

— Я не стану смотреть на публичное проявление любви за столом.

Я усмехаюсь, потому что она собирается наблюдать за этим на танцполе.

Когда Генри встает передо мной, я поднимаю руки вверх и начинаю двигаться в такт музыке.

Я чувствую руки Генри на своих бедрах и растворяюсь в ритме. Время отпускает меня, и одна песня сливается с другой, пока я не чувствую, как на коже выступает пот.

Генри придвигается ко мне сзади и прижимается своим телом к моему, затем я слышу его шепот себе на ухо.

— Не заставляй меня искать кого-то другого. Я хочу тебя сегодня вечером.

Не стану лгать, мне приятно слышать его слова.

Я ни в коем случае не рискую навлечь беду, забирая Генри с собой домой, но в этом ночном клубе есть много темных уголков, где мы можем оторваться по полной.

Взяв его за руку, я утаскиваю его подальше от толпы и направляюсь в коридор, где находятся туалеты. Это не кабинки, как на нижних уровнях, а роскошные комнаты с дверьми, которые можно запереть.

Мы уже занимались сексом раньше, и это было захватывающе. Никто не слышит стонов и криков из-за громкой музыки.

Мы доходим до туалета, и, затаскивая Генри внутрь, я поворачиваюсь и кладу другую руку ему на шею, одновременно приподнимаясь на цыпочки.

Генри захлопывает дверь, но прежде чем его рот успевает завладеть моим, дверь распахивается. Она бьет Генри по спине, и он, шатается вперед, его тело врезается в мое. Мы теряем равновесие, и секундой позже Генри оказывается распростертым на мне.

Моя задница и бедра содрогаются от боли при падении, и ошеломленная, я изо всех сил пытаюсь осмыслить то, что только что произошло.

— Какого хрена? — Рявкает Генри, но прежде чем он успевает оглянуться через плечо, Макс отрывает его от меня и отталкивает в сторону.

Меня хватают за руку и поднимают на ноги. Его рука сжимает мои волосы в кулак, и когда я оказываюсь лицом к лицу с Максом, я вижу мир опасностей, с которыми никогда раньше не сталкивалась.

Его пальцы сжимают мои волосы так чертовски сильно, что вырывается пара прядей. Его пристальный взгляд горит яростью, когда он рычит:

— Комната не была обыскана.

Из-за неловкой ситуации мой гнев извергается в груди, как вулкан. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он только усиливает ее.

— Какого черта, чувак? — Говорит Генри, его голос дрожит от негодования. — Отпусти ее.

Прежде чем я успеваю выразить, что я чувствую по поводу этой безумной ситуации, Генри подходит ближе к Максу.

Выражение, которого я никогда не видела, появляется на лице Макса. Оно смертельно опасное и прямо-таки пугающе, и Генри тут же неуверенно делает пару шагов назад.

Крошечные волоски на моем теле встают дыбом от опасной вибрации, исходящей от моего телохранителя.

Святые угодники.

Смертоносный взгляд Макса возвращается ко мне, и я инстинктивно пытаюсь отодвинуться от него. Он замечает мою реакцию, и ужасающее выражение исчезает с его лица, когда он обуздывает свой гнев.

Что, черт возьми, это было? На мгновение мне показалось, что меня нужно защитить от Макса.

— Что происходит? — Спрашивает Генри.

Надо отдать ему должное за то, что он не оставил меня, потому что он понятия не имеет, кто такой Макс.

— Все в порядке. Он мой телохранитель, — объясняю я.

Все далеко не в порядке. Как только мы окажемся дома, я позвоню папе.

— О. — Генри одаривает меня застенчивой улыбкой, затем направляется к двери. — Для меня это слишком сложно. Увидимся.

Я разочарованно вздыхаю, когда он торопливо выходит из туалета, и тут мои глаза встречаются с глазами Макса. Мой голос низкий от гнева, когда я требую:

— Отпусти меня.

Он подчиняется команде, и когда делает шаг вглубь туалета, чтобы осмотреть территорию, я рявкаю:

— Не беспокойся. Мы уходим.

Я выхожу в коридор и, направляясь к столу, беру свою сумочку. Я не утруждаю себя притворством счастливой светской львицы. Ни с кем не прощаясь, я бросаюсь к лестнице и спускаюсь на нижний уровень.

Я чувствую Макса прямо за спиной, и когда группа пьяных людей почти врезается в меня, когда они, пошатываясь, идут к бару, рука Макса обвивается вокруг меня и дергает назад, пока я не оказываюсь на одном уровне с его грудью.

Которая очень твердая, как скала.

На секунду я действительно впечатлена стеной мышц позади меня, но потом гнев снова берет верх.

Макс все еще прижимается к моей спине, дышит мне в затылок, как злобный питбуль, и мне указывают, куда идти, словно я какая-то марионетка.

Как только мы выходим из оживленного ночного клуба, яотстраняюсь от Макса и направляюсь к своему Бугатти, мое тело дрожит от того, насколько я расстроена.

Он снова хватает меня за руку, и я останавливаюсь, пытаясь забраться в свою машину. Прежде чем я успеваю прийти в себя от всего этого рукоприкладства, Макс рычит:

— Мне нужно проверить машину.

— На что, блять? — возмущаюсь я. — Она была заперта. Сомневаюсь, что бугимен проник внутрь, пока ты портил мне отношения с Генри.

Его взгляд останавливается на мне, и кажется, что он в шаге от того, чтобы убить меня собственноручно.

— Там может быть бомба.

Я сильно сомневаюсь в этом, но стою рядом с Бугатти, пока Макс проверяет машину с помощью какого-то зеркала на палочке.

Убедившись, что угрозы нет, он подходит и открывает пассажирскую дверь. Свирепо глядя на него, я забираюсь в машину и пристегиваюсь ремнем безопасности.

В тот момент, когда Макс садится за руль, я рявкаю:

— Езжай в дом моего отца.

Как всегда, Макс не отвечает. Он заводит двигатель и, не отрывая глаз от дороги, едет к папиному дому.

Что за черт? Я даже не могу побыть с мужчиной наедине. Я видела других людей с телохранителями, и их защитники никогда так не смущали их.

Серьезно, Макс очень далек от телохранителя. Где, черт возьми, папа откопал этого человека?

Глава 8

Ками

Как только Макс останавливает Бугатти перед особняком, я открываю дверь и выхожу. Я слишком расстроена, чтобы поприветствовать охрану моего отца, когда захожу в дом.

Зная, что папа в это время ночи будет в своем кабинете, я направляюсь туда. Когда я захожу в комнату, голова папы отрывается от чтения документа.

— Камилла? Что случилось? — спрашивает он с беспокойством в голосе.

Я указываю на Макса, который останавливается рядом со мной.

— Он опозорил меня сегодня вечером и совершенно невозможен. Я понимаю, это для моей безопасности, но должны же быть границы. Всю прошлую неделю я ходила по тонкому льду.

Папа терпеливо смотрит на меня.

— Что случилось сегодня вечером?

— Я пошла в туалет, и он ворвался внутрь, как долбаный Терминатор.

Взгляд моего отца метнулся к Максу.

— Не потрудишься объяснить?

— Камилла зашла в туалет с Генри Дюраном. Я сказал ей, что должен обыскать комнату, прежде чем она войдет.

Я разочарованно вздыхаю.

— Папа, он дергает меня, как какую-то марионетку. Он никогда не спрашивает разрешения и просто делает, что ему заблагорассудится. Это бесит.

Вместо того, чтобы встать на мою сторону, папа говорит:

— Это для твоей безопасности, mon amour.

Моя грудь вздымается от раздражения.

— У него вообще есть опыт работы телохранителем?

Папа вздыхает.

— Нет, но он — лучшая защита для тебя.

Меня охватывает шок.

— Он никогда не был телохранителем?

Мой отец качает головой.

— Нет, он делает мне одолжение, защищая тебя, так что постарайся дать ему поблажку.

Господи.

— Мне нужно, чтобы он немного сбавил обороты, — возражаю я. — Я не могу так жить. Я понимаю, что мне нужна защита, но мне также нужно иметь возможность продолжать жить своей жизнью, пока ты разбираешься с угрозой.

— Это дело потребует от всех терпения, — говорит папа так, словно произносит одну из своих политических речей.

— Я пыталась, — почти плачу я, потому что не похоже, что вопрос будет решен.

Мой отец встречается взглядом с Максом.

— Вы можете что-нибудь сделать, чтобы облегчить это Камилле?

Макс скрещивает руки на груди и качает головой.

— Это единственный способ, которым я могу гарантировать сохранение ее жизни. Я должен полностью контролировать каждую ситуацию.

Да поможет мне Бог.

Я перевожу на него разочарованный взгляд.

— Тем, что ты долбаный робот? Тем, что не позволяешь мне уединяться?

Напряженный взгляд Макса встречается с моим, и я снова замечаю опасность, скрывающуюся в тени.

— Что ты делал до того, как согласился защищать меня?

Папа поднимается с кресла и, не давая Максу возможности ответить, говорит:

— Я уверен, что мы сможем найти способ наладить отношения между вами двумя. — Отец смотрит на меня, затем спрашивает: — Что могло бы облегчить тебе задачу?

Я снова указываю на Макса.

— Немного эмоций от него было бы здорово. Я даже не уверена, что он умеет улыбаться.

Макс издает скучающий вздох, когда папа бросает на него умоляющий взгляд.

— Я постараюсь, — бормочет Макс. — Ничего не могу обещать.

— Я знаю, это, должно быть, необычный случай для вас, мистер Левин, но я ценю любые усилия, которые вы можете предпринять, чтобы успокоить мою дочь.

— Господи, я просто прошу о каком-то человеческом взаимодействии, а не о том, чтобы он выполнял все мои потребности, — бормочу я, не понимая, почему мой отец относится к Максу иначе, чем к другим своим сотрудникам.

Папа окидывает меня серьезным взглядом.

— Мистер Левин оказывает мне услугу, Камилла. Он может уйти в любой момент, и тогда у нас будут серьезные неприятности. Ты должна понять, что он — это все, что стоит между тобой и человеком, который хочет тебя убить.

Отец хватает фотографии со своего стола и протягивает их Максу.

— Я только что получил это.

Я подхожу ближе к Максу и вижу, что на всех снимках я. Когда я выходила фотографировать. Когда я присутствовала на благотворительном мероприятии на прошлой неделе. Есть даже один, когда я совершала короткую прогулку с Максом несколько дней назад.

На каждой фотографии жирными красными буквами напечатано одно и то же предложение.

Я мог бы убить ее.

Уйди из политики.

Макс внимательнее рассматривает одну из фотографий, затем протягивает ее моему отцу.

— В Рено частично отражен тот, кто преследовал ее. Отправьте это в Академию Святого Монарха, чтобы они могли отследить этого человека.

Глаза папы расширяются, и он быстро забирает фотографию у Макса, также рассматривая ее.

— Я даже не заметил отражения. Я немедленно отправлю ее в Академию.

Позабыв о своем гневе и осознав, что угроза становится все более реальной, я спрашиваю:

— Академия Святого Монарха?

Папа качает головой и вместо того, чтобы ответить мне, говорит:

— Ты будешь делать так, как говорит Макс. Мне жаль, что качество твоей жизни страдает из-за этого опасного дела, но я не могу рисковать, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — Он подходит, чтобы обнять меня, и его тон смягчается. — Я люблю тебя, Камилла. И не могу потерять тебя.

И уж точно я не хочу умирать.

Обнимая папу, я нахожу утешение в его объятиях, и только тогда на меня в полной мере обрушиваются последствия ночного происшествия — неловкая ситуация в туалете и фотографии. Это означает, что человек, который хочет меня убить, действительно мог бы это сделать, если бы захотел.

Мое тело содрогается, и слезы застилают глаза. Я крепче прижимаю папу к себе, нуждаясь в большем утешении.

Инстинктивно отец чувствует мое отчаяние и начинает поглаживать рукой мою спину.

— Прости, mon amour. Хотелось бы мне, чтобы все было не так. Ты можешь быть сильной ради меня, правда?

Я киваю и, отстранившись, изо всех сил стараюсь улыбнуться, чтобы не усугубить папин стресс.

Слишком поздно, ты уже закатила истерику, потому что не смогла поцеловать глупого парня, к которому не испытываешь никаких чувств.

Чувствуя себя побежденной, я вздыхаю.

— Я буду стараться быть любезной с Максом.

— Спасибо. — Папа одаривает меня любящей улыбкой и проводит рукой по моим волосам, как он делал, когда я была маленькой девочкой. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.

— Прости, что я вышла из себя.

Мой отец качает головой.

— Я понимаю, что все это неожиданно и тебе тяжело с этим справиться. Мы справимся с этим, как справлялись со всем остальным.

Моя улыбка становится шире.

— Я позволю тебе продолжить твою работу.

Папа переводит взгляд на Макса.

— Пожалуйста, позаботьтесь о ней.

— Обязательно.

Данное слово таит в себе опасность, и это заставляет меня задуматься, кто такой Макс на самом деле.

Я снова обнимаю папу, прежде чем покинуть особняк вместе с Максом.

Из-за нависшей над головой угрозы мне хочется запереться в своем пентхаусе и не выходить на улицу, пока с этим безумием не будет покончено.

Поездка к дому наполнена тяжелой тишиной. Когда Макс паркует Бугатти, а я вылезаю из машины, мне хочется извиниться за то, что произошло сегодня вечером.

Слова вертятся у меня на кончике языка, когда мы заходим в лифт, и от этого замкнутое пространство кажется еще меньше.

А может, оно кажется меньше, потому что Макс кажется намного больше после всего, что сказал мой отец.

Кто этот мужчина? Что делает его лучшим человеком, способным защитить меня?

Тревожное чувство сжимает мой желудок, и я смотрю на него.

Он похож на русского Бога с проницательными глазами и лицом, высеченным из камня. Кажется, он никогда не улыбался. Он властный, задумчивый и, честно говоря, чертовски пугающий.

Но он здесь, чтобы защитить меня, и, в конце концов, это все, что имеет значение.

Двери лифта открываются, и Макс бормочет:

— Подожди здесь.

Я смотрю, как он обыскивает квартиру, и только когда он дает мне разрешение, прохожу в гостиную.

— Мы можем поговорить?

Он кивает, спускаясь по лестнице.

Я провожаю его взглядом, пока снимаю туфли на высоких каблуках и сажусь на диван, подгибая ноги под себя и опираясь на подлокотник.

Я устала, но не думаю, что смогу уснуть, пока мы не проясним ситуацию.

Макс садится в кресло, наклоняется вперед и опирается предплечьями на бедра. Он поднимает на меня свои светло-зеленые глаза, и на мгновение я оказываюсь застигнутой врасплох тем, насколько привлекательно он выглядит.

Нет. Выбрось мысли из головы. Вам нужно серьезно поговорить.

— Мы можем как-то прийти к взаимопониманию? — Спрашиваю я. — Просто чтобы нам обоим было проще.

Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает, прежде чем ответить:

— Мне нужно постоянно видеть тебя, когда мы на людях. То, что произошло сегодня вечером, не должно повториться.

Я сжимаю челюсти и усиливаю контроль над своим самообладанием. Злость не поможет.

— Ты мог бы постучать или, по крайней мере, открыть дверь, как нормальный человек.

— Секундная задержка может означать разницу между жизнью и смертью, — бормочет он.

Я на мгновение пристально смотрю на него, прежде чем признать:

— С тобой я должна чувствовать себя в безопасности, но сегодня ты меня напугал. После того как ты ворвался в уборную, я пару минут думала, что ты можешь выйти из себя и причинить мне боль. Этого не должно повториться.

Я удивляюсь, когда вижу на его лице проблеск вины, и по какой-то непонятной причине мне становится легче.

— Я не хотел тебя напугать, — говорит он. Черты его лица смягчаются настолько, что исчезает серьезное выражение, которое всегда было на его лице. — Я здесь, чтобы обеспечить твою безопасность. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы причинить тебе боль.

Бросив на него умоляющий взгляд, я спрашиваю:

— Ты можешь попытаться быть менее роботизированным? Пожалуйста?

Я вижу, что он с трудом подбирает слова, затем объясняет:

— Я привык работать один и редко провожу время с людьми. Просто продолжай жить своей жизнью и притворись, что меня здесь нет.

Разочарование наполняет мою грудь, но я не готова сдаваться.

— Было бы проще, если бы мы оба приложили усилия, чтобы поладить. Ты в моей жизни на неопределенное будущее. С таким же успехом мы могли бы попытаться стать друзьями.

Лицо Макса снова становится каменным.

— Я здесь не для того, чтобы быть твоим другом.

— Господи, — бормочу я. — Это убьет тебя, если ты попытаешься?

Он смотрит на меня с таким выражением, что у меня создается впечатление, что дружба со мной действительно убьет его.

Эта мысль бьет, как товарный поезд.

Я ему не нравлюсь.

Почему это меня расстраивает?

Медленно я начинаю кивать головой и, поднявшись на ноги, говорю:

— Хорошо. Я не буду поднимать эту тему. — Я беру свои туфли на высоких каблуках и, направляясь к лестнице, профессиональным тоном добавляю: — Кстати, если ты еще раз схватишь меня за волосы, клянусь всем святым, я придушу тебя во сне.

Моя угроза никак не действует на Макса, и он просто смотрит, как я поднимаюсь по лестнице.

Глава 9

Макс

Что за гребаное дерьмовое шоу.

Еще долго после того, как Камилла удалилась в свою спальню, я сижу в гостиной и думаю о том, какой катастрофой обернулась эта ночь.

Нужно ли было мне врываться в туалет?

Нет.

Мог ли я справиться с ситуацией лучше?

Да.

Поступил бы я по-другому, если бы у меня был шанс?

Нет.

Нет, я бы не стал. Наблюдение за тем, как Камилла соблазнительно танцует перед тем, как пойти в туалет с другим мужчиной, необоснованно разозлило меня. Это не имело никакого отношения к ее безопасности, а было связано с тем, что другой мужчина прикасался к ней.

И мне это ни капельки не понравилось.

Я не могу испытывать чувства к этой женщине. Я — ассасин, а она — светская львица. Мы из разных миров и полные противоположности.

А я никогда не смешиваю бизнес с удовольствиями.

Кроме того, есть еще проблема, что я в нее стрелял. Если я сближусь с Камиллой и она узнает правду, это будет катастрофа.

Легче ненавидеть врага, чем друга.

Блять.

Трудно выполнять работу, противоположную той, что я обычно делаю.

Я не могу ожидать, что она перестанет жить, но и не могу допустить ни малейшего риска. Одна ошибка, и она мертва.

Через мой гниющий труп она умрет на моих глазах.

Ничего страшного, если она меня ненавидит, лишь бы я сохранил ей жизнь.

Я вздыхаю и поднимаюсь на ноги. Дверь спальни Камиллы открывается, и она выходит в своей обычной футболке и обтягивающих шортах. Босиком она спускается по лестнице и, не взглянув в мою сторону, направляется на кухню.

Улыбка время от времени тебя не убьет. Ей станет легче.

Я иду за ней на кухню и смотрю, как она достает ингредиенты из холодильника.

— Ты голоден? — спрашивает она тихим тоном, лишенным боевого духа, который она демонстрировала ранее.

— Можно перекусить, — отвечаю я.

Несмотря на то, что ее гнев был направлен на меня, я нашел это привлекательным. В ее глазах загорелись маленькие искорки, а щеки порозовели.

Камилла сексуальна, красива и добра. Господи, она идеальная женщина. Если бы все было по-другому, я бы выбрал именно ее.

Я так чертовски рад, что не убил ее.

Я смотрю, как она готовит сэндвичи с курицей и майонезом.

Дай женщине передохнуть, Максим. Она не из твоего мира, и угроза ее жизни, должно быть, очень огорчает.

Тем не менее я не могу рисковать дружбой с ней. Как, блять, я могу предотвратить это?

Камилла поднимает глаза и замечает, что я смотрю на нее. Ее брови сходятся, и она колеблется, прежде чем сказать:

— Я сожалею о сегодняшнем вечере.

Проходит несколько секунд, прежде чем я теряю бдительность настолько, что уголки моего рта подрагивают от улыбки.

Удивление мелькает на ее лице, и за ним быстро следует ее собственная улыбка. Разочарование, поселившееся на ее лице, исчезает, как туман перед солнцем.

Господи, неужели улыбка так много значит для нее?

— Я действительно не думала, что у тебя хватит духу улыбаться, — дразнит она меня.

Я замечаю, как расслабляется ее тело, и чувствую себя придурком из-за того, что не улыбнулся раньше.

Мое жестокое прошлое приучило меня не проявлять эмоций, но теперь, когда мне приходится охранять эту прекрасную женщину, я начинаю понимать, насколько безжизненной стала моя жизнь.

И все же ты не можешь впустить ее.

Камилла раскладывает сэндвичи по тарелкам, прежде чем сесть за столик, вместо того чтобы вернуться в свою спальню. Когда она с надеждой смотрит на меня, я подхожу ближе и сажусь напротив нее.

Она ждет, пока я откушу, а потом забирает половину своего сэндвича. Прожевав и проглотив, она спрашивает:

— Тебе не одиноко держать людей на расстоянии?

Не колеблясь, я отвечаю:

— Нет.

Наличие людей, о которых ты заботишься, дает твоим врагам повод для нападения.

— Я всегда считала себя интровертом, пока не встретила тебя, — упоминает она.

Наши взгляды встречаются, и проходит почти минута, прежде чем она опускает взгляд в свою тарелку.

— Итак, если ты будешь находиться в моем пространстве днем и ночью, как мы поступим, если я пойду на свидание или решу привести мужчину к себе домой?

Христос.

Она неловко хихикает:

— Я сойду с ума, если ты ворвешься в мою спальню, пока я… занята.

В моей груди возникает странное ощущение, и это выводит меня из себя.

Я знаю, что прошу неразумно, но я не могу остановить просьбу.

— Может быть, ты могла бы сделать перерыв в свиданиях, пока я рядом?

Чтобы я не убил невинного ублюдка, потому что мне не понравилось, как ты выкрикивала его имя.

— Что, если пройдут месяцы или год, прежде чем угроза будет устранена?

Тогда я в полной жопе.

Одно дело держаться подальше от Камиллы пару недель, но совсем другое — находиться рядом с ней месяцами.

Я привыкну к тому, что она рядом.

Начну заботиться о ней.

И, в конце концов, я сдамся и ослаблю бдительность.

Избегая проблемы, я говорю:

— Давай разберемся со всем по порядку.

Она кивает и откусывает последний кусочек от своего сэндвича. Вместо того, чтобы оставить тарелку на столе, она ставит ее в посудомоечную машину.

— Ты не обязана содержать квартиру в безупречной чистоте, — замечаю я. Когда она бросает на меня скептический взгляд, я добавляю: — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома в своей квартире.

Черты ее лица смягчаются, когда она смотрит на меня.

— Спасибо за попытку, Макс. Я ценю это.

Я киваю, прежде чем загрузить тарелку в посудомоечную машину.

— Не хочешь посмотреть со мной телевизор? — внезапно спрашивает она. — У меня есть закуски, если тебе нужен стимул.

Автоматически уголок моего рта приподнимается.

— Я бы согласился, если бы у тебя было пиво. Я не очень люблю закуски.

Поднимая руку к подбородку, она постукивает указательным пальцем по нижней губе.

— Хммм… У меня нет пива, но есть виски.

— Договорились, — усмехаюсь я.

Эмоции отражаются на лице Камиллы, и кажется, что она вот-вот расплачется. Она быстро разворачивается и бросается к бару со спиртным в гостиной.

Господи, это все, чего она хотела.

Ты мудак, Максим.

Я подхожу к ее буфету и беру пакет чипсов и плитку шоколада, а затем беру содовую из холодильника. С закусками Камиллы в руках я встречаю ее в гостиной.

Я ставлю закуски на диван, где она будет сидеть, и беру у нее стакан виски.

— Спасибо.

— Не за что, — шепчет она, устраиваясь поудобнее на диване.

Как только я сажусь в кресло, она спрашивает:

— Разве ты не хочешь переодеться во что-нибудь более удобное, чем костюм?

Я качаю головой, и когда она поджимает под себя ноги, я быстро смотрю в телевизор, чтобы не пялиться на ее голые ноги.

— Ты не против комедии? — спрашивает она.

Я киваю и делаю глоток виски. Жидкость обжигает горло, и мне кажется, что сидеть перед телевизором совершенно не в моем характере.

Я не могу вспомнить последний фильм, который смотрел.

Думаю, это было, когда я ходил в школу.

Камилла выбирает что-то под названием Телохранитель киллера, и я чуть не хихикаю.

Если бы только она знала иронию этого названия.

Через четыре минуты фильма я начинаю смеяться, когда подопечный телохранителя убит. Не из-за убийства, а из-за выражения лица Райана Рейнольдса.

Может, я и не смотрю часто телевизор, но я знаю, кто есть кто в мире развлечений. Я же не живу в танке.

Я чувствую на себе взгляд Камиллы, но сосредотачиваю свое внимание на фильме.

Я расслабляюсь и каждые пару минут хихикаю.

— Видишь, могло быть и хуже, — говорит Камилла легким и игривым тоном.

Недолго думая, я поддразниваю:

— Если ты устроишь мне хоть половину того дерьма, которое пришлось пережить этому бедняге, я, пожалуй, убью тебя сам.

Она смеется, как будто я только что рассказал ей самую лучшую шутку, и я перевожу взгляд на нее. При виде того, как она удобно устроилась на диване со своими закусками, в моей груди разливается тепло.

Этой женщине так легко угодить.

Мы смотрим фильм, и я должен признать, что мне нравится саркастический юмор больше, чем я думал. Но, возможно, мне смешнее из-за моей работы.

Когда начинаются титры, я действительно разочарован.

Как будто Камилла может прочитать мои мысли, она говорит:

— Есть продолжение. — Когда мой взгляд задерживается на ней слишком долго, она добавляет: — Если только ты не хочешь пойти спать.

Я качаю головой.

— Я посмотрю продолжение при одном условии.

В ее глазах появляется любопытство.

— Каком?

— Завтра ты найдешь немного времени, чтобы выйти и пофотографировать.

На ее лице мелькает удивление, затем она кивает.

— Окееееей? Это не то, что я ожидала услышать.

— А чего ты ожидала?

Она хихикает.

— Того, что ты скажешь мне, чтобы я никогда не нарушала ни одно из твоих правил.

— Это само собой разумеющееся.

Камилла поднимается с дивана и берет пустой стакан.

— Хочешь еще?

Когда я киваю, и она идет к бару с напитками, мой взгляд останавливается на ее заднице.

Мой контроль ускользает от этого сексуального зрелища, и я задаюсь вопросом, каково было бы отшлепать ее, чтобы она подчинилась.

Она несет стакан с виски в гостиную и, передав напиток мне, признается:

— Мне это нравится. Спасибо, что приложил усилия.

Она уже второй раз благодарит меня только за то, что я с ней общаюсь. Должно быть, для нее важен контакт с людьми.

Я ставлю стакан на приставной столик и спрашиваю:

— Если тебе так нравятся люди, почему ты ненавидишь быть светской львицей?

Камилла ищет продолжение и прикусывает нижнюю губу, обдумывая свой ответ.

— Я ненавижу фальшь, окружающую светских львиц. Все всегда пытаются превзойти друг друга. Все дело в статусе и деньгах.

Понимая, я киваю.

— Зачем ты это делаешь?

— Это то, чего ожидает от меня мой отец.

Наклонив голову, я спрашиваю:

— Но он любит тебя.

Камилла вздыхает и отправляет в рот чипсы.

— Мой отец — властный человек. Он не хочет, чтобы я работала, и настаивает, чтобы я вела жизнь светской львицы. — Ее глаза встречаются с моими. — Он подарил мне удивительную жизнь, меньшее, что я могу сделать, это следовать паре правил.

— Если бы у тебя был выбор, какую работу ты бы предпочла?

Ей не нужно думать над своим ответом.

— Я бы стала профессиональным фотографом. — Она морщит нос, из нее вырывается смешок. — Сомневаюсь, что заработаю хоть какие-то деньги, но мне бы это очень понравилось.

Мой взгляд устремляется в коридор, и я просматриваю ее коллекцию фотографий.

— У тебя талант, Камилла. Уверен, ты бы заработала на продаже своих работ.

Когда она ничего не говорит, я снова смотрю на нее. Ее губы приоткрыты, брови сведены, в глазах дрожат эмоции.

— Это самая приятная вещь, которую кто-либо когда-либо говорил мне.

Еще больше тепла проникает в ледяные покои моего сердца, и я начинаю беспокоиться, что, если дам этой женщине хоть полшанса, она почувствует себя как дома в моей груди.

Этого не должно случиться.

— Пора спать, — говорю я, поднимаясь на ноги.

— А как же фильм?

Я качаю головой и начинаю проверять каждое окно.

— Уже поздно. Мы можем посмотреть его в другой раз. — Когда я заканчиваю со своими проверками, направляюсь к лестнице и бормочу: — Спокойной ночи, Камилла.

— Спокойной ночи, — шепчет она, и я чувствую, как ее глаза провожают меня всю дорогу до самой спальни.

Господи, мне придется ходить по натянутой проволоке, стараясь быть помягче с Камиллой и не уделять ей слишком много внимания.

Просто убедись, что эта гребаная проволока не станет петлей у тебя на шее.

_______________________________

Пока Камилла дремлет, я достаю телефон и пролистываю список контактов, пока не нахожу номер Николая. Нажав на кнопку набора, я подношу аппарат к уху.

Я давно с ним не разговаривал и просто хочу связаться с ним.

Звонок проходит, затем мой друг рычит:

— Да?

На моем лбу появляется морщинка, когда я спрашиваю:

— Все в порядке?

— Нет, — бормочет он, явно чем-то расстроенный.

Когда у Николая плохое настроение, нужно просто слушать. В большинстве случаев мне удается его успокоить.

— Хочешь поговорить об этом?

— Я трахнул одну из посетительниц.

Я качаю головой, не понимая, почему это могло его расстроить.

— И?

— Она гребаная заноза в моем боку.

Я хихикаю.

— И ты решил, что трахнуть ее будет лучшим вариантом действий? Почему?

— Господи, это трудно объяснить, — ворчит он. — Она полна дерзости и пытается свести меня с ума.

Даже вполовину не так сильно, как Камилла сводит меня с ума.

Я ничего не говорю, потому что этот разговор не обо мне. Вместо этого я говорю:

— Да, я все еще не понимаю, почему ты решил трахнуть ее и почему это проблема.

Наступает минутное молчание, прежде чем он признается:

— Она мне небезразлична.

Мои брови взлетают вверх, потому что это впервые. Николай — холостяк по собственному выбору, и самые длительные отношения у него были, когда он женился на моей сестре, потому что я попросил его об этом.

— О, — бормочу я. — Насколько она тебе небезразлична?

— Слишком сильно. Я, блять, попросил Виктора отменить контракт на нее.

— Подожди. — Я чуть не давлюсь слюной и прочищаю горло. — Насколько я помню, было два активных заказа. О каком из них мы говорим?

— Эбигейл Сартори.

Чертовски удивленный, я почти кричу:

— Ты трахал дочь Сартори? — У меня вырывается приступ смеха. — Господи, теперь эта история становится все интереснее.

Сартори — враги Братвы и мафии. Чтобы Николай трахнул Эбигейл, женщина должна что-то значить для него.

— Отъебись, — бормочет Николай.

Я сдерживаю свой смех, затем спрашиваю:

— Еще раз, почему это проблема?

Николай вздыхает.

— Потому что я люблю свою жизнь такой, какая она есть, и мне не нужна женщина, разрушающая мой распорядок.

— А ты не задумывался, что, возможно, женщина улучшит качество твоей жизни?

— Да, так скажи мне, почему ты до сих пор не женат? — спрашивает он.

— Потому что я еще не встретил ту единственную.

В голове всплывает лицо Камиллы, но я быстро трясу головой, чтобы прогнать ее из своих мыслей.

— Точно. — Николай снова вздыхает, затем говорит: — Эбигейл — гребаное наказание. В конце концов, мы поубиваем друг друга.

Пытаясь быть голосом разума, я говорю:

— Ты этого не знаешь.

— Знаю. Никто никогда не выводил меня из себя так сильно, как она.

Встав с дивана, я иду на кухню и беру бутылку воды из холодильника.

— Почему она тебя бесит?

— Она, блять, флиртует так, будто это какая-то гребаная работа, и ничего не воспринимает всерьез.

У меня вырывается еще один смешок, потому что это звучит так, как будто она подходящая женщина для него.

— Эй, противоположности притягиваются. Учитывая, что ты дотошно относишься к своему распорядку дня и к тому, где все должно быть, ее взбалмошность может стать хорошей переменой.

Николай издает разочарованный стон.

— Между нами восемнадцать лет разницы в возрасте. Я достаточно взрослый, чтобы быть ее отцом.

— Но ты ей не отец, — констатирую я очевидное. — Возраст, блять, не имеет значения, пока обе стороны согласны на отношения.

— Ты, блять, не помогаешь, — ворчит он.

Сделав глоток воды, я говорю:

— Я не скажу тебе то, что ты хочешь услышать, Николай. Думаю, что если тебе небезразлична эта женщина, то стоит попробовать наладить отношения. Худшее, что может случиться, — это то, что ты потрахаешься с ней какое-то время и поймешь, что она не та, кто тебе нужен.

Трахнуть ее пару раз будет недостаточно.

— Она уже проникла мне под кожу. Если я впущу ее, то уже не смогу вытащить.

Я ставлю бутылку с водой на стойку и оглядываю гостиную.

— Я не понимаю, почему это является для тебя проблемой.

— Конечно, не понимаешь, ведь не твоя идеально выстроенная жизнь разлетится на куски.

Я вздыхаю, затем говорю:

— Послушай меня, Николай. Ты же не хочешь однажды проснуться и понять, что позволил единственной женщине, которую смог полюбить, уйти. — Я делаю паузу. — Не торопись и хорошенько все обдумай. Если твои чувства к женщине продолжат расти, тогда дерзай. По крайней мере, шансы будут в твою пользу.

— С чего ты это взял?

— Она позволила тебе трахнуть ее. Для женщин это эмоциональный акт. — Вот почему я должен держать Камиллу на расстоянии и не переходить с ней никаких границ. — Перестань волноваться и позволь всему течь своим чередом. Ты не можешь контролировать все, блять, в этом мире.

— А я, блять, буду пытаться, — бормочет он.

— Мне жаль женщину, которой приходится иметь дело с твоим ОКР и проблемами контроля, — поддразниваю я своего друга.

— Да, как ты это делаешь уже более тридцати лет.

Я прижимаю руку к груди, на моем лице улыбка.

— Черт возьми, ты прав. Мне жаль себя.

— Отвали, — хихикает он.

— Чувствуешь себя лучше? — Спрашиваю я.

— Да.

Зная, что это отвлечет его от проблемы, я решаю немного преувеличить ситуацию со своей стороны, говоря:

— Хорошо, теперь о Камилле Дюбуа. Эта женщина чертовски бесит.

Как я и надеялся, Николай начинает смеяться. Проходит некоторое время, прежде чем он переводит дыхание.

— Ты только что прочитал мне лекцию о любви и отношениях. Ты что, пропустил весь разговор?

Нахмурившись, я бормочу:

— Мне плевать на эту женщину.

— Пока, — усмехается он. — Дай ей время. Скоро она проникнет тебе под кожу, и ты не успеешь опомниться, как уже трахаешь ее до потери сознания, а твой лучший друг скажет тебе просто позволить всему течь своим чередом.

Качая головой, я рычу:

— Сегодня с тобой невозможно разговаривать. Я позвоню завтра, когда ты будешь в лучшем настроении.

В трубке раздается смех Николая, когда я завершаю разговор.

Черт, мне нужно быть осторожным с Камиллой, иначе я окажусь в том же положении, что и Николай.

Глава 10

Ками

Прошлая ночь была как глоток свежего воздуха.

Не из-за инцидента в ночном клубе, а после, когда Макс смотрел со мной фильм.

Он улыбнулся и даже несколько раз рассмеялся.

Его улыбка. Святая сексуальность.

Это сделало его взгляд в миллион раз более напряженным. В нем была искра, словно он пытался разжечь огонь, и у меня возникло ощущение, что если бы это произошло, он был бы неотразим.

Его улыбка превращает его из серийного убийцы в потрясающего красавца.

Интересно, знает ли он вообще, насколько это меняет его черты.

Одетая в джинсы, толстовку с капюшоном и кроссовки, по просьбе Макса, я проверяю свою сумку с фотоаппаратом, когда он спускается по лестнице.

Я поднимаю голову, и воздух со свистом вырывается из легких.

— Господи, — шепчу я, когда вижу серые спортивные штаны, которые на нем надеты. Мои глаза останавливаются на очертаниях его мужского достоинства под тканью.

Святое. Дерьмо.

— Из-за тебя у каждой женщины будет сердечный приступ.

Или взрыв яичников.

Он останавливается у подножия лестницы.

— Почему?

— Ты не можешь носить серые спортивные штаны на публике.

На лбу Макса появляется морщинка.

— А что не так со спортивными штанами?

У меня даже не хватает умственных способностей обдумывать свои слова, прежде чем они слетают с моих губ.

— Они выглядят слишком сексуально, Макс. Это как если бы я ходила по улицам в нижнем белье.

Его бровь приподнимается.

— Я в этом очень сомневаюсь.

— Для женщин серые спортивные штаны на мужчине — эквивалент нижнего белья. Как ты можешь этого не знать?

Не в силах остановиться, мой взгляд скользит по упомянутым спортивным штанам. Покалывание распространяется по моему животу, и я начинаю возиться со своей сумкой для фотоаппарата.

— Я вернусь через секунду, — ворчит Макс.

Я поднимаю глаза и откровенно любуюсь его задницей, пока он возвращается в спальню.

Вздыхая, я прикусываю нижнюю губу.

Черт, надо было сфотографировать его в спортивных штанах. Это разошлось бы за миллионы.

Когда он снова выходит из своей комнаты, я издаю стон, потому что черные брюки-карго не намного лучше.

Он все еще выглядит сексуально.

Он подходит ко мне и спрашивает:

— Лучше?

Я качаю головой и признаю:

— Честно говоря, ты мог бы надеть стариковскую пижаму и, вероятно, все равно выглядел бы сексуально. По крайней мере, все будут слишком заняты разглядыванием тебя, чтобы заметить меня.

Уголок его рта слегка приподнимается.

— Сексуально?

Я закатываю глаза и иду к лифту.

— Не напрашивайся на комплименты.

Макс щелкает ключ-картой, и когда двери открываются, говорит:

— Прикрой волосы капюшоном.

Я вздыхаю и хмуро смотрю на него, когда он подходит и встает рядом со мной.

— Это не сработает. Папарацци заметят меня за милю, и они, вероятно, уже знают, что ты мой телохранитель, так что ты легко меня выдашь.

— Попробовать стоит, — бормочет он.

Макс сказал, что мне следует одеться удобно, так я не буду привлекать внимания. Не думаю, что это сработает, но я готова попробовать, чтобы сохранить мир между нами. Я просто надеюсь, что то, что я в джинсах, не появится завтра на первой полосе.

Натянув капюшон на голову, я улыбаюсь Максу.

Я все еще в шоке от того, что он пытается быть более человечным, и я не лгала, когда говорила, что ценю это. Я чувствую себя менее напряженной рядом с ним.

Лифт на парковке открывается, так что мы можем выскользнуть через черный ход, и я позволяю Максу осмотреть окрестности, прежде чем присоединиться к нему.

— Куда ты хочешь пойти? — спрашивает он, пока мы идем к выходу.

— Куда угодно. Обычно я езжу по городу, пока не увижу что-нибудь, что привлечет мое внимание.

Он останавливается и спрашивает:

— Хочешь взять машину?

Я качаю головой.

— Было бы здорово просто прогуляться. У меня никогда не получается этого сделать.

Кивнув, он кладет руку мне на поясницу. Если в первый раз, когда он сделал это без моего разрешения, меня это раздражало, то теперь его прикосновения заставляют меня чувствовать себя защищенной, и мне приходится подавлять желание придвинуться к нему поближе.

Когда мы выходим на тротуар, Макс не убирает руку и подходит ко мне ближе. Наши бока соприкасаются, и от каждого прикосновения одежды по мне пробегают мурашки осознания.

Хотя я и считаю Макса очень привлекательным, мне никогда не придет в голову начать что-то с ним. Не потому, что он мой телохранитель, а потому, что такие мужчины, как он, не смотрят дважды на таких женщин, как я.

Может, он и посмотрел бы, если бы я сбросила двадцать-тридцать фунтов, чего никогда не случится. Я слишком люблю поесть и отказываюсь морить себя голодом из-за мужчины.

Макс прижимается ко мне боком, когда говорит:

— Поверни налево.

Я следую его примеру и начинаю оглядываться в поисках чего-нибудь, что можно было бы сфотографировать.

Ничто не привлекает моего внимания, пока мы не доходим до Триумфальной арки. Голубь ищет на земле еду, и, взяв фотоаппарат, я выбираю черно-белую съемку и делаю пару снимков.

Внезапно птица взлетает, и я щелкаю как сумасшедшая, чтобы сделать как можно больше снимков. Как только голубь скрывается из виду, я оглядываюсь в поисках чего-нибудь еще. Я вижу пожилую женщину, которая хочет перейти дорогу, в то время как поток машин проносится мимо нее, и делаю снимок сзади, чтобы не было видно ее лица.

Когда я снова начинаю идти, Макс идет рядом со мной. Наслаждаясь свежим воздухом на закате, я улыбаюсь ему.

— Спасибо, что делаешь это.

На его лице появляется сверхбыстрая вспышка эмоций, прежде чем он кивает.

Мы полчаса гуляем в направлении Эйфелевой башни, и я делаю пару хороших снимков, когда на Париж опускается ночь.

Честно говоря, мне кажется, я никогда не гуляла по городу так долго. Никогда не думала, что это может быть весело.

Мы заходим в кафе и заказываем два кофе на вынос. Потягивая напиток, я смотрю на Макса, затем спрашиваю:

— Ты хотя бы получаешь удовольствие?

Он кивает.

— Я люблю бывать на улице. У меня начинается лихорадка, когда я застреваю в помещении.

Я удивлена этой информацией.

— Тогда, должно быть, меня охраняет адский пес.

Он качает головой.

— Это проще, чем я ожидал.

— А чего ты ожидал?

Мы переходим улицу, прежде чем он отвечает:

— Избалованную светскую львицу, которая каждое утро просыпается, выбирая истерику и насилие.

У меня вырывается взрыв смеха.

— Нет, это была бы Джульетта.

Мое внимание привлекает камера, и, узнав парня, я бросаюсь за спину Макса и почти приклеиваюсь к его спине.

— Папарацци! Он стоит у входа в отель Four Seasons.

— Наверное, ждет, когда кто-нибудь выйдет, — говорит Макс. — Он тебя еще не заметил.

Макс останавливается и, обернувшись, заправляет мои светлые пряди под капюшон.

— Просто не поднимай голову. Ты похожа на случайную туристку.

Мое сердце начинает биться быстрее.

— Хорошо.

— Мы пройдем прямо мимо него. Он не ожидает, что светская львица наденет джинсы и будет ходить по улицам.

— Хорошо.

Макс обнимает меня за плечи, и якрепко прижимаюсь к нему. Должно быть, мы выглядим как близкая пара, когда идем навстречу стервятнику, который продаст мое фото в любой журнал Франции.

Я низко наклоняю голову, и когда мы приближаемся к папарацци, Макс интимно шепчет:

— Что бы ты хотела съесть на ужин, ma chérie?

Я почти спотыкаюсь, услышав, как он называет меня своей дорогой, но, зная, что это притворство, отвечаю:

— Все, что угодно. Я не привередлива.

Мы проходим мимо мужчины, и Макс продолжает обнимать меня, пока мы не сворачиваем налево по улице и не исчезаем из поля зрения папарацци.

Я оглядываюсь через плечо и заливаюсь смехом.

— Мы действительно справились с этим.

— Охотник никогда не ожидает, что его добыча окажется прямо перед ним, — говорит Макс, опуская руку и снова кладя ее мне на поясницу.

Я должна быть обеспокоена тем, как сильно мне начинают нравиться прикосновения этого мужчины.

Я делаю несколько случайных фотографий: машин, стоящих вдоль улиц; огней, сияющих из зданий; и даже мусорной корзины с выброшенным пакетом рядом с ней.

Когда мы возвращаемся в мой пентхаус, я жду, пока Макс проведет свой обычный обыск, прежде чем сказать:

— Спасибо за сегодняшний вечер.

— Не за что.

На его лице нет никакого выражения, и это заставляет меня попросить:

— Улыбнись мне хоть раз, и я оставлю тебя в покое до конца ночи.

Он качает головой, и это наполняет меня разочарованием.

— Ты можешь оставить меня в покое, только если мы посмотрим фильм.

Мое лицо озаряется ослепительной улыбкой.

— Хорошо, я не буду просить тебя улыбаться, если ты хотя бы съешь немного попкорна сегодня вечером.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Не испытывай судьбу.

Направляясь к лестнице, я хихикаю:

— Однажды я заставлю тебя съесть закуски. — Я поднимаюсь на второй этаж, затем кричу: — Я только приму душ. Встретимся в гостиной через полчаса.

Я бросаюсь в фотолабораторию и кладу сумку с фотоаппаратом на стол, после чего отправляюсь в спальню. Чувствуя себя расслабленной и счастливой, я улыбаюсь от уха до уха, хватая пару шорт, футболку и чистое нижнее белье.

Если все так и останется, я не буду возражать против того, чтобы Макс был рядом. Когда он немного ослабляет бдительность, он на самом деле милый человек.

Просто не влюбляйся в этого мужчину. Тебе не нужно такое разбитое сердце в твоей жизни.

Глава 11

Макс

Я вхожу в опасные воды.

Наблюдение за тем, как Камилла фотографирует сколько душе угодно, и прижимать ее к себе, когда мы проходили мимо папарацци, сделали что-то с моим сердцем.

Странное дерьмо.

Я не привык что-либо чувствовать, особенно когда дело касается женщин.

И то, что Камилла улыбается каждой мелочи и благодарит меня за повседневное дерьмо, не помогает.

Я не могу испытывать чувства к этой женщине. Это недопустимо ни при каких обстоятельствах.

Я просто оказываю Николаю услугу и отплачиваю ей за то, что чуть не убил ее. И даже если бы это было не так, она не смогла бы смириться с тем, что я зарабатываю на жизнь убийством людей.

Она фотографирует птиц и стариков, а я охочусь за мишенями и убиваю. Она наслаждается закусками и комедиями, в то время как я придерживаюсь здорового питания и почти не смотрю телевизор. Ее любимая вещь — фотоаппарат, а моя — оружие.

И она стоит большего, чем просто секс на одну ночь.

Неважно, насколько сексуальна ее гребаная задница, насколько красива ее улыбка и насколько удивителен ее характер, я не могу позволить себе испытывать к ней какие-либо чувства.

Чувство вины, с которым мне пришлось жить последние десять лет, — единственная эмоция, которую она получит от меня.

Господи, я не ожидал, что Камилла Дюбуа окажется такой чертовски совершенной.

Почему, черт возьми, у ее входной двери не стоит очередь из мужчин?

Я так глубоко задумался, что не заметил, как переоделся в серые спортивные штаны вместо того, чтобы просто остаться в своих брюках-карго.

Она думает, что я выгляжу сексуально в спортивных штанах.

Уголок моего рта приподнимается, и я качаю головой.

Ты просто посмотришь фильм с ней, потому что первый был хорош. Не будет никакого сближения и прочего дерьма.

Я оставляю пистолет на кровати и выхожу из спальни. Услышав, что Камилла на кухне, я спускаюсь по лестнице и обнаруживаю, что она собирает достаточно закусок, чтобы накормить небольшую армию.

Она бросает взгляд в мою сторону, затем прекращает свои действия и пристально смотрит на меня.

— Ты должен позволить мне сфотографировать тебя в этих штанах. Я заработаю миллионы.

Я хихикаю и качаю головой.

— Этого не будет.

Она морщит нос.

— Я попыталась. — Указывая на закуски, она спрашивает: — Не отнесешь ли ты их в гостиную? Я собираюсь приготовить рамен на ужин.

Я собираю все чипсы, крендельки и пакеты с конфетами и несу все это к журнальному столику, где укладываю их.

Я возвращаюсь на кухню и сажусь за стол. Камилла помешивает лапшу в кастрюле, на ее губах играет мягкая улыбка.

Господи, пожалуйста, перестань выглядеть такой чертовски красивой.

Она смотрит на меня, затем ее глаза расширяются.

— Почему у тебя такой вид, будто ты хочешь кого-то убить?

Не убить. Трахнуть. Я хочу трахнуть кое-кого. Тебя в частности.

Я стираю эмоции со своего лица.

— Давай поедим, чтобы посмотреть фильм.

Она бросает на меня осторожный взгляд, прежде чем разложить рамен по тарелкам.

— Палочки или вилки?

— Палочки.

Камилла садится напротив меня и выбирает вилку для еды.

Ее глаза прикованы к моей руке, когда я откусываю первый кусочек, затем она бормочет:

— Я завидую. Я не умею пользоваться палочками.

Я указываю на ящик.

— Достань, и я покажу тебе, как.

Она быстро достает пару и с волнением садится на свое место.

— Зажми нижнюю палочку между большим и указательным пальцами, чтобы ты могла двигать ею вверх и вниз.

Она делает так, как я говорю, и улыбается, когда у нее все получается.

— Потребуется некоторое время, пока ты освоишься с этим. Не расстраивайся, — предупреждаю я ее.

Камилла пытается взять одну лапшу, но она ускользает.

— Труднее сосредоточиться на одной лапше, чем на целой куче.

Она идет на убой и умудряется зажать пару кусочков между палочками. Когда она наклоняется, чтобы переложить еду в рот, все это выскальзывает, в результате чего бульон брызгает ей в лицо.

Вместо того, чтобы разозлиться и сдаться, она смеется, вытирает лицо и пытается снова.

Наблюдая, как она учится чему-то новому, я понимаю, что чем больше времени я провожу с ней, тем сложнее будет от нее уйти.

Невозможно удержать эту женщину, если каждая мелочь, которую она делает, так чертовски совершенна.

Покончив с ужином, мы переходим в гостиную. Камилла наливает мне виски, а затем садится в кресло и берет пакет с крендельками.

Пока мы смотрим фильм, приходит сообщение от Мориса, и я быстро проверяю его.

Морис: в Святом Монархе не смогли отследить частичное изображение. Это тупик.

Блять.

_______________________________

Последние три недели прошли без особых происшествий, а поскольку Камилла большую часть времени проводила дома, вынужденная близость сделала почти невозможным держать под контролем мое растущее влечение к ней.

Под контролем, ага. Это, блять, превращается в хаос.

Самое дерьмовое, что я начинаю привыкать к ее присутствию. Я ловлю себя на том, что прислушиваюсь к ее шагам; жду, когда она проснется или выйдет из душа. Любое взаимодействие с ней приводит меня в восторг.

Камилла должна посетить модное мероприятие, и, признаться, я скучаю по тому, чтобы быть с ней дома, а не среди всех этих людей, готовых тратить деньги на так называемую одежду, в которой никто не будет застигнут врасплох.

На ней потрясающее платье, демонстрирующее каждый сексуальный изгиб ее тела, но каждый раз, когда мимо нас проходит модель, Камилла теребит свой наряд.

У меня начинает складываться ощущение, что она стесняется, и мне это ни капельки не нравится.

Она издает стон, а затем шепчет:

— Ну как же мне повезло.

— Что?

Она мне не отвечает, и я слежу за ее взглядом.

Господи.

На Джульетте то же платье, что и на Камилле. Предположу, что для светской львицы это не очень хорошо.

Когда Джульетта добирается до нас, камеры начинают мигать как сумасшедшие, а это значит, что завтра эти две женщины будут на первых полосах газет.

Не в силах остановиться, я кладу руку на поясницу Камиллы, чтобы хоть как-то поддержать ее.

— Дорогая, какая катастрофа, — говорит Джульетта, ее губы опущены. Она окидывает взглядом тело Камиллы, затем спрашивает: — Зачем ты надела это платье? Оно не подходит твоим изгибам тела.

Моя бровь приподнимается, и гнев переполняет мою грудь.

Камилла поднимает подбородок и, улыбаясь Джульетте, отвечает:

— Ты выглядишь прекрасно, как всегда. Мне нужно сделать обход, так что прошу меня извинить.

Когда мы уходим, Камилла бормочет себе под нос:

— По крайней мере, у меня есть задница, и я не похожа на насекомое-палочника.

— Тебе следовало сказать это ей в лицо, — замечаю я, оглядывая окрестности.

Показ мод проходит на открытом воздухе, что усложняет мою работу больше, чем обычно.

— Я не опущусь до ее уровня, — ворчит она, затем проверяет время на своем телефоне. — Пятнадцать минут, и мы уйдем отсюда.

— Понял.

Мой взгляд натыкается на знакомое лицо, и каждый мускул в моем теле напрягается. Джедрик Руснак. Наемный убийца и второй лучший ассасин.

Мы годами играли в кошки-мышки, и единственная причина, по которой я его не убил, — это то, что я не хотел тратить пули впустую.

До сегодняшнего дня меня это не беспокоило, но теперь, когда рядом со мной Камилла, это меняет всю игру.

Господи, мать твою.

Инстинктивно я беру Камиллу за руку, одновременно завожу свободную руку за спину и сжимаю рукоятку пистолета.

— Мы должны уйти прямо сейчас, — рычу я.

Камилла оглядывается вокруг, пока я тащу ее к выходу.

— Что случилось?

— Просто иди, — приказываю я, не сводя глаз с Руснака. — Быстрее.

— Макс, — хнычет она, страх сковывает ее голос. Этот звук проникает мне в сердце.

Руснак начинает идти, держась за нами, что означает, что мы встретимся у выхода.

Блять. Добром это не кончится.

Я бросаю на него предупреждающий взгляд, медленно качая головой.

Единственное, что останавливает меня от выстрела, — это Камилла, но я, блять, убью его, если он попытается что-то сделать.

Ухмылка растягивает его губы, его глаза прикованы к моим.

Я замедляю шаг и частично тяну Камиллу за собой.

— Не паникуй и не устраивай сцен.

— Что? — В этом слове сквозит замешательство, и я чувствую, как она дрожит.

— Сохраняй спокойствие, — приказываю я прямо перед тем, как мы сталкиваемся лицом к лицу с Руснаком.

— Максим Левин, — усмехается он с самоуверенным видом. — Какой сюрприз.

— Сейчас не время и не место, Руснак. Уходи, пока можешь.

Ухмылка на его лице становится шире, и на долю секунды он переводит взгляд на Камиллу.

— Работаешь?

Каждый мускул в моем теле напряжен и готов к действию.

— Всегда.

Мы одновременно осматриваем окружающую обстановку, затем он бормочет:

— Я тоже.

Руснак предпочитает убивать свои цели вблизи, в то время как я предпочитаю, чтобы они этого не видели. Так меньше риска.

Моя челюсть сжимается, когда я рычу:

— Кто?

Он смотрит в сторону толпы.

— Бизнесмен.

Камилла хватает меня за руку, и я чувствую, как она прижимается к моей спине. Она дрожит, как гребаный лист.

Я кивком головы показываю Руснаку, чтобы он уходил.

Его взгляд снова переключается на Камиллу, и я качаю головой.

— Даже не думай об этом.

Он мрачно усмехается.

— Последние несколько недель я был занят больше обычного и задавался вопросом, где же ты. Я почти перестал надеяться и подумал, что тебя убили. Но вот ты здесь. И с женщиной. Интересно.

Я делаю глубокий вдох, мои пальцы сжимаются на рукоятке пистолета.

— Уходи, пока я не засунул тебя в мешок для трупов.

Руснак снова усмехается.

— Было приятно снова увидеть тебя, Максим.

Просто отъебись уже.

Он начинает идти к толпе, затем останавливается и смотрит прямо на Камиллу.

— Небольшой совет, красавица. Связь с ассасином не пойдет на пользу твоему общественному имиджу.

Господи Иисусе.

Он ходячий мертвец.

Я смотрю в глаза Руснаку и обещаю:

— Скоро увидимся. — Я подталкиваю Камиллу к выходу и, чертовски злясь, рявкаю: — Иди.

Камилла вздрагивает и, выглядя чертовски напуганной, со страхом, сковавшим ее черты, спешит к Бугатти.

Гребаный мудак. Как только я закончу защищать Камиллу, я убью его.

Глава 12

Ками

Что, черт возьми, все это значит?

Макс тащит меня к Бугатти, и меня практически запихивают внутрь.

Когда он напрягся и начал выкрикивать приказы, я подумала, что нахожусь в опасности. Мое чертово сердце чуть не выскочило из груди.

Потом к нам подошел тот мужчина, и Макс превратился в… Господи, я даже не могу описать это. Он был спокоен, но смертельно опасен? Исходящая от него опасность заставляла меня дрожать, как лист во время бури.

Макс садится в машину и заводит двигатель, его лицо словно высечено из камня. Но его глаза… Господи, его глаза наполнены такой жестокостью, что у меня волосы на теле встают дыбом.

— Макс? — шепчу я, слишком напуганная, чтобы говорить громче.

Его пристальный взгляд продолжает проверять все зеркала, как будто он ожидает нападения в любой момент, и его тон такой низкий, что дрожь пробегает у меня по спине, когда он рычит:

— Поговорим, когда будем дома.

Что там произошло? Весь разговор был… не таким. Это самая странная и пугающая вещь, свидетелем которой я когда-либо была.

Нахмурившись, я прокручиваю в памяти разговор двух мужчин.

Убит. Мешок для трупов. Ассасин.

Сильный шок ударяет меня прямо в живот, и я обхватываю себя руками.

— О, Боже.

— Сохраняй спокойствие, — приказывает Макс.

Ассасин.

— Господи. — Мое сердце колотится в сумасшедшем ритме, и я чувствую, как кровь отливает от моего лица, когда смотрю на мужчину рядом со мной. — Ты ассасин? — У меня пересыхает во рту. — О. Боже. Мой.

Неужели люди до сих пор занимаются этим?

Конечно, же да.

Какого черта?

Выглядя чертовски устрашающе, Макс приказывает:

— Поговорим, когда вернемся домой.

Я застываю на своем сиденье, внезапно слишком напуганная, чтобы пошевелить мускулом. Поездка кажется бесконечно долгой, и к тому времени, как Макс паркует машину, мое тело становится ледяным и дрожащим.

Когда я не двигаюсь, он бормочет:

— Давай поднимемся наверх, Камилла.

Я открываю дверь и стараюсь не смотреть на него, пока мы идем к лифту. Когда двери закрывают нас в тесном пространстве, я обхватываю себя руками и смотрю на цифры, поднимающиеся на мой этаж.

Господи. Ассасин. Человек, который лишает жизни людей ради заработка. Иисус. О Боже мой. Ассасин. Это безумие.

Двери открываются, и он приказывает:

— Жди здесь.

Как всегда, Макс прогуливается по пентхаусу. Мои глаза задерживаются на нем, и теперь я вижу, как хищно он двигается.

Теперь я понимаю холодное выражение его лица. Это безжалостность.

Он возвращается ко мне.

— Все чисто.

Медленно я перевожу взгляд на его лицо.

— Кто был этот человек?

Черты лица Макса напряжены, в его глазах все еще читается опасность.

— Тебе не обязательно знать, кто он.

Все еще приходя в себя от шока, я снова качаю головой.

— Ты… — Я с трудом сглатываю, — ассасин?

Я жду, что он будет отрицать это.

Жду, что он успокоит меня.

Но чего я не жду, так это того, что он кивнет.

По моей коже пробегают мурашки, и она становится липкой. Мое сердце колотится в груди, когда я смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— Господи, ты зарабатываешь на жизнь, убивая людей.

Он наклоняет голову, его светло-зеленые глаза прикованы ко мне, как будто он ждет, что я сделаю шаг.

Мои руки сжимаются вокруг живота.

— Мой отец знает?

Он снова кивает.

— Вот почему меня попросили защитить тебя.

Вот дерьмо.

— Но ты не защищаешь людей, — констатирую я очевидное со страхом, дрожащим в моем голосе.

Черты его лица немного смягчаются, но от этого он не становится менее опасным.

— Нет, не защищаю. Ты — исключение.

— Я? — На моем лбу появляется морщинка. — Почему?

— Что "почему"?

Я с трудом сглатываю.

— Почему я исключение?

— Я был кое-кому обязан и должен вернуть долг.

Я провела три недели с ассасином и не имела ни малейшего понятия.

Поднеся руку ко рту, я недоверчиво смеюсь.

— Не могу поверить, что веду этот разговор. — От беспокойства у меня в животе образуется яма. — Как ты можешь защитить меня, если ты ассасин?

— Я лучший из всех, Камилла. Если человек, угрожающий тебе, из моего мира, он отступит только потому, что тебя увидят со мной.

Черт.

Я стою в нескольких дюймах от лучшего ассасина на свете.

Черт.

Я отступаю назад и натыкаюсь на двери лифта.

Макс качает головой, и я наблюдаю, как опасное выражение исчезает из его глаз. Его тон такой мягкий, какого я еще не слышала.

— Я не причиню тебе вреда.

Мой язык высовывается, чтобы облизать пересохшие губы.

— Но… Я не понимаю, зачем моему отцу нанимать кого-то вроде тебя.

Он достает из кармана телефон и набирает номер. Мгновение спустя он говорит:

— Камилла узнала, что я ассасин. Ей нужно заверение, что со мной она в безопасности.

Он протягивает мне устройство, и я прижимаю его к уху.

— Папа?

Мой отец вздыхает.

— Я надеялся, что ты не узнаешь. Ты в безопасности с мистером Левином, mon amour.

Я говорю, не веря своим ушам:

— Но он же… ассасин.

— Вот почему он охраняет тебя, mon amour.

Мои брови хмурятся.

— Но если эта информация выйдет наружу, это погубит тебя.

— Оставь эти заботы мне, — отвечает папа. — Просто знай, что с мистером Левином ты в безопасности.

Мы разговариваем еще минуту, прежде чем закончить разговор. Я возвращаю телефон Максу и качаю головой, кажется, в сотый раз.

Такое чувство, что меня бросили в сумеречную зону.

— Лучше? — Спрашивает Макс.

— Не намного, но теперь все имеет смысл. — Мои глаза осматривают каждый дюйм его красивого лица. — Ты такой холодный и отстраненный. Не проявляешь никаких эмоций. — Мой взгляд останавливается на нем. — Вот почему тебе было трудно общаться со мной.

Макс кивает, затем наклоняет голову.

— Со мной ты в безопасности, и как только угроза будет устранена, я исчезну, и ты больше никогда меня не увидишь.

В груди защемило.

— Теперь ты понимаешь, почему мы не можем быть друзьями.

Я киваю, а в сердце образуется дыра от колющих ощущений.

Я поднимаю глаза и смотрю на ассасина, стоящего передо мной.

— Мне понадобится некоторое время, чтобы переварить это.

— Это понятно.

Я медленно обхожу его, затем говорю:

— Я иду спать.

Не думаю, что сегодня ночью сомкну глаза. Не потому, что я чувствую себя небезопасно с Максом, а потому, что я должна осознать тот факт, что он стал мне небезразличен.

Однако он опытный ассасин, а я всего лишь обычная женщина, поэтому мы даже не можем быть друзьями. Мы полные противоположности.

Тем не менее, за все то время, что мы провели вместе, я уже считаю его другом.

Мне уже не все равно.

Как я буду продолжать жить с ним в одном пространстве, ничего не чувствуя?

Он убийца.

Он убивал раньше, и он убьет снова.

Господи, мой телохранитель — ассасин.

Я снова качаю головой, захожу в свою спальню и закрываю за собой дверь.

Такое чувство, что мое тело работает на автопилоте, когда я снимаю платье. Я надеваю удобные шорты и футболку, а затем приступаю к процедуре ухода за кожей.

Когда я готова лечь спать, я стою посреди своей комнаты и смотрю на закрытую дверь.

Если бы я знала, что он ассасин, когда встретила его, я бы взбесилась, но, узнав его немного получше, я верю, что он не причинит мне вреда.

Я верю, что он сделает все возможное, чтобы сохранить мне жизнь.

Я доверяю ассасину.

Медленно я подхожу к двери и, не издав ни звука, открываю ее. Мои босые ноги бесшумно ступают по полу, пока я крадусь по коридору. Добравшись до комнаты Макса, я останавливаюсь, когда вижу, что дверь слегка приоткрыта.

Мое дыхание замедляется, когда я заглядываю в спальню, и при виде того, как он проверяет свое оружие, прежде чем положить его на кровать, мое сердце замирает.

Внезапно он бормочет:

— Ты можешь войти.

Господи.

Я опираюсь рукой о дверной косяк, делая шаг в комнату.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я почувствовал тебя. — Его взгляд останавливается на мне, когда он стягивает галстук со своей шеи.

В животе у меня вспыхивает жар, и я начинаю думать, не случилось ли со мной чего. Конечно, этот мужчина был сексуальным до того, как я узнала о нем правду, но теперь, когда я знаю, насколько он опасен на самом деле, мое влечение к нему словно умножилось в тысячу раз.

Мне правда нравятся плохие парни так же сильно, как и любой другой женщине.

Но он не плохой парень, Камилла. Он жестокий мужчина. Это огромная разница.

Его замкнутость вызывала у меня любопытство, а теперь я просто жажду получить о нем больше информации.

Но при этом я осторожничаю, потому что меньше всего хочу его разозлить.

Мои брови сводятся вместе, когда я спрашиваю:

— Могу я задавать вопросы?

Он сбрасывает пиджак, и когда начинает закатывать рукава своей рубашки, мои глаза упиваются видом вен, извивающихся под его кожей.

— Что ты хочешь знать?

Мой взгляд возвращается к его лицу, и когда он подходит ко мне, я отступаю, пока не прижимаюсь к стеклянным перилам. Я указываю на гостиную.

— Мы можем поговорить там, внизу?

Он кивает и ждет, пока я выйду, прежде чем последовать за мной. Каждый нерв в моей спине покалывает, и я не могу удержаться от желания оглядываться через плечо каждые несколько секунд.

Макс ждет, пока я сяду на диван, а затем садится в кресло. Наклонившись вперед, он опирается предплечьями на бедра и переплетает пальцы.

Я нервно заправляю прядь волос за ухо. Мой взгляд обегает открытое жилое пространство и останавливается на нем, после чего я нервно хихикаю.

— На самом деле я не знаю, о чем хочу спросить.

Уголок его рта чуть приподнимается.

— Есть обычные вопросы. Почему я ассасин? Как я дошел до этого? Скольких людей я убил?

У меня вырывается еще один нервный смешок, и я быстро качаю головой.

— Кто был тот мужчина?

— Руснак. Он тоже ассасин, но тебе не о чем беспокоиться.

— Если ты так говоришь, — шепчу я. Делая глубокий вдох, я подтягиваю ноги и обхватываю руками голени. Одарив его застенчивой улыбкой, я спрашиваю: — Как ты стал им?

Макс опускает взгляд на свои сцепленные руки и отвечает:

— Когда я встретил своего лучшего друга, он познакомил меня с другой стороной мира. — Качая головой, он снова поднимает на меня глаза. — Это то, в чем я действительно хорош, и это казалось естественным.

Мои глаза расширяются.

— Убивать людей кажется тебе естественным?

Макс глубоко вздыхает.

— Я не считаю свои цели людьми.

— Но это так, — возражаю я.

Он на мгновение задумывается, прежде чем ответить:

— Позволь мне перефразировать это. Они не невиновны. — Указывая на меня, он продолжает: — Я не убиваю таких людей, как ты. Мои цели в основном преступники.

Моя бровь взлетает вверх.

— В основном?

— Бывают редкие случаи, когда я убиваю бизнесменов.

От его слов дрожь пробегает по моему телу.

— Как мой отец?

Макс некоторое время молчит, прежде чем ответить:

— Я не убиваю политиков. Это слишком грязно. — Он, кажется, о чем-то думает, затем признается: — Только однажды я подстрелил невинного человека, но это был несчастный случай, и я глубоко сожалею об этом. К счастью, человек выжил.

Мне приятно слышать, что он раскаивается в совершенной им ошибке. Я прикусываю нижнюю губу, мои глаза бегают по Максу.

— Мы продолжаем жить как обычно?

— Если это то, чего ты хочешь.

— А ты? — Спрашиваю я, освобождая ноги. — Чего ты хочешь?

Макс долго смотрит на меня, пока я не начинаю чувствовать себя птицей в клетке.

— То, чего я хочу, не имеет значения. Пока ты веришь, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить твою безопасность, у нас все хорошо.

От него словно исходит магнетическая сила, и это заставляет меня наклониться вперед.

Я хочу подойти ближе.

— Это странно, что я тебе доверяю?

Уголок его рта приподнимается, и в глазах мелькает облегчение.

— Нет. В этом нет ничего странного.

Я спрашиваю мягким, почти интимным тоном:

— Ты мне доверяешь?

Макс снова смотрит на меня, пока все нервные окончания в моем теле не начинают покалывать.

— Да. — Как только я чувствую облегчение, которое приносит это слово, он добавляет: — Ты умная женщина. Ты не сделаешь ничего глупого, чтобы подвергнуть свою жизнь опасности.

— Это угроза?

Макс качает головой.

— Это здравый смысл.

Глава 13

Макс

Разговор прошел гораздо спокойнее, чем я ожидал.

Камилла не взбесилась и сохранила хладнокровие, что заставило меня уважать ее еще больше. В очередной раз я чертовски благодарен, что не убил ее случайно много лет назад.

Когда она спросила, чего я хочу, эмоции, которых я никогда раньше не испытывал, разразились войной в моей груди.

Я хочу ее. Даже если это всего лишь на одну ночь.

Мне нужен шанс почувствовать, каково это — быть с такой невероятной женщиной.

Но я не могу заполучить ее, и я уверен, что теперь, когда она знает, что я ассасин, ни о каких романтических отношениях между нами не может быть и речи.

Вопреки распространенному мнению, быть ассасином — не значит получить секс. Большинство женщин дистанцируются от опасности и не ложатся с ней в постель.

Мой взгляд скользит по ее лицу, все еще выискивая любой признак того, что она собирается взбеситься.

Она ерзает и, не в силах усидеть на месте, встает и идет на кухню.

— Ты голоден? Что бы ты хотел съесть?

Я поднимаюсь на ноги и следую за ней. Она явно нервничает, и я ненавижу это. Я хочу, чтобы ей было комфортно рядом со мной.

— Я могу приготовить что-нибудь полезное. Ты ешь рыбу? — продолжает она бессвязно.

Я подхожу к ней сзади, и когда она оборачивается и видит, как близко я нахожусь, то отскакивает назад.

— Господи. — Ее рука взлетает к груди, прикрывая сердце.

Желание прикоснуться к ней и утешить почти переполняет меня, но я сжимаю руки в кулаки.

Мои челюсти сжимаются, и слова звучат резче, чем я хотел.

— Не нервничай рядом со мной.

Камилла кивает, делая шаг назад. Она оглядывает кухню, затем бросается к холодильнику.

— Итак, что бы ты хотел съесть?

Ты не можешь прикоснуться к ней.

— Все, что угодно, — отвечаю я, мое тело горит от желания придвинуться к ней поближе.

— Салат с тунцом? — Ее голова заглядывает в холодильник. — У меня есть лосось. — Она достает его и проверяет упаковку. — Нет, срок годности истек.

— Камилла, — говорю я, чтобы привлечь ее внимание, потому что она явно паникует и что-то бормочет о еде.

— Черт возьми, я не знаю, что приготовить. Может, закажем еду?

— Камилла, — пытаюсь я снова, чтобы она посмотрела на меня.

Закрыв дверцу холодильника, она направляется к кладовой и исчезает внутри.

Христос.

Я следую за ней, и когда заполняю пространство между дверными косяками, фактически загоняя ее в угол, ее зубы начинают покусывать нижнюю губу. Ее глаза устремляются на мое лицо, бросая на меня умоляющий взгляд.

Наконец, она признается:

— Я пытаюсь не нервничать. Просто… — она машет на меня рукой, — ты пугаешь. Одно дело думать, что ты просто задумчивый человек, но совсем другое — знать, что ты на самом деле машина для убийства.

Снова желание утешить ее пронзает мое тело, и я делаю шаг вперед.

— Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше?

Она качает головой и быстро заправляет прядь волос за ухо.

— Я действительно верю, что ты будешь защищать меня. Думаю, мне просто нужно привыкнуть к мысли, что ты не… обычный мужчина.

Я делаю еще один шаг ближе, оказываясь в нескольких дюймах от нее, затем повторяю свой вопрос:

— Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше?

Ей приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Между нами возникает электрический ток, силы которого достаточно, чтобы привести в действие ядерное оружие.

Ее губы приоткрываются, и она шепчет:

— Я не знаю.

Воздух вокруг нас напрягается, и, не в силах бороться с желанием утешить ее, я медленно поднимаю руку к ее шее. Когда она не вздрагивает и не отстраняется, я делаю еще один шаг, сокращая последнее расстояние между нами.

Это чертовски не в моем характере, и от этого мое сердцебиение учащается, когда я осторожно двигаюсь, чтобы обнять ее.

Мои пальцы скользят в ее шелковистые волосы, когда я обхватываю ее затылок, в то время как другой рукой прижимаю ее к себе.

На мгновение мы оба застываем на месте, затем Камилла придвигается ближе ко мне и прижимается щекой к моей груди. Я чувствую ее руки по бокам, прежде чем она обхватывает мою поясницу.

Я наклоняю голову, пока ее волосы не щекочут мне подбородок.

— Со мной ты в безопасности, Ками. Я никогда не сделаю ничего, что может причинить тебе боль или подвергнуть опасности. Понимаешь?

Она кивает, затем я чувствую, как ее тело расслабляется. Она обнимает меня крепче.

— Спасибо, что взял перерыв в убийстве людей, чтобы обеспечить мою безопасность.

Из меня вырывается смех, и, отстранившись, я отпускаю ее.

— Не за что.

Ее глаза встречаются с моими, и она выглядит почти застенчивой, когда признается:

— Мне нравится Ками. Никто меня так не называет.

— Тогда с этого момента я буду называть тебя так.

Ее губы изгибаются, и меня одаривают великолепной улыбкой.

Мы выходим из кладовки, и когда она закрывает дверь, я говорю:

— Давай закажем еду и посмотрим фильм. Думаю, после сегодняшнего дня тебе не помешает немного расслабиться.

— Звучит заманчиво.

Камилла направляется в гостиную, где оставила свою сумочку, и достает телефон.

Я отстаю от нее на пару шагов, когда разбиваются стекла. Не колеблясь, я бросаюсь вперед и сбиваю Камиллу с ног. Она с криком падает на плитку, и мое тело сильно ударяется о ее.

— Не высовывайся, — приказываю я с рычанием.

Еще больше окон разлетается вдребезги, когда кто-то вслепую стреляет в пентхаус.

Слава богу, что я держал шторы закрытыми.

Стрелок, вероятно, увидел ее силуэт и выстрелил.

— Макс, — хнычет она, ее тело дергается при каждом выстреле в квартиру.

— Я держу тебя. — Перемещаясь рядом с ней, я ловлю ее испуганный взгляд. — Лежи. Я вернусь через минуту.

— Нет! — Ее глаза расширяются, когда страх темнеет в радужках. — Не оставляй меня.

Не раздумывая, я хватаю ее за затылок и целую в лоб.

— С тобой все будет в порядке. Просто оставайся здесь. Не двигайся ни на дюйм.

Ее подбородок дрожит, и впервые с тех пор, как я охраняю ее, слезы текут из ее глаз. Она неуверенно кивает, показывая, что слышит меня.

Ее взгляд остается прикованным ко мне, когда я приседаю. Еще один залп пуль, затем я вскакиваю и бегу на кухню.

Три.

Два.

Один.

Падая, я проскальзываю последние пару футов за кухонный столик и, открыв ящик, достаю Magnum, который положил туда. Средняя дальность стрельбы составляет сто ярдов, а с моим опытом ассасина выстрел будет детской забавой.

Пули попадают в столешницу, холодильник и всю стену, ведущую в гостиную.

— Макс! — кричит Камилла.

— Не высовывайся, Ками! — кричу я.

Как только стрельба прекращается, я вскакиваю и бегу к выключателям света. Я щелкаю одним за другим, погружая пентхаус в темноту.

Подойдя к задернутым занавескам, я осторожно выглядываю наружу. Я замечаю стрелка на крыше здания через дорогу и быстро осматриваю местность.

— Макс? — шепчет Ками. — Где ты?

— Я здесь. Просто не двигайся, пока я разберусь с проблемой. — Я иду на кухню и открываю дверь. Через секунду в мою сторону раздается выстрел, но я, не высовываясь, крадусь на террасу. У Ками здесь есть небольшие джунгли, которые я использую как укрытие.

Присев на корточки, я держу оружие наготове. Я закрываю глаза и мысленно сосредотачиваюсь на том месте, где видел стрелка на крыше.

Я выдыхаю и, вскочив на ноги, прицеливаюсь и делаю три выстрела.

Мои глаза останавливаются на стрелке, оседающем на крышу. Я бросаюсь обратно в пентхаус, и когда добегаю до Ками, хватаю ее за плечи и поднимаю на ноги.

— Ч-что случилось? — заикается она, пока я хватаю ее сумочку и сотовый телефон, сую все это ей в руки. Я тащу ее к лифту и прижимаю спиной к дверям. — Оставайся здесь и выключи свой мобильный телефон.

Она кивает, ее щеки мокры от слез, а глаза широко раскрыты от шока, пока она выполняет мой приказ.

Я прижимаю руку к ее щеке и большим пальцем вытираю слезу.

— С тобой все будет в порядке. Я устранил угрозу, но он может быть не один. Оставайся здесь.

Она снова кивает.

— Я не сдвинусь с места.

— Хорошая девочка, — хвалю я ее, прежде чем успеваю сдержаться.

Я бросаюсь к лестнице и взбегаю по ней. Бросаясь в спальню для гостей, я вытаскиваю свою спортивную сумку, которая была спрятана под кроватью, и снова выбегаю из комнаты.

Добравшись до Ками за пару секунд, я хватаю ключ-карту с подставки и быстро провожу ею, чтобы открыть двери лифта.

Я заталкиваю ее внутрь, и когда мы спускаемся, ставлю на пол сумку и достаю пистолет-пулемет Heckler & Koch.

— Господи, — шепчет Ками, глядя на оружие круглыми, как блюдца, глазами.

Я натягиваю ремень через голову, затем достаю нож KA-BAR, который засовываю между поясом брюк и ремнем, чтобы держать его на боку и быстро выхватить в случае необходимости.

Застегивая сумку, я смотрю на нее.

— Тебе придется понести сумку, чтобы мои руки были свободны.

Она яростно кивает.

— Хорошо.

Я встречаюсь с ней взглядом и улучаю секунду, чтобы похвалить ее.

— У тебя хорошо получается.

Ее язычок высовывается, чтобы облизать губы.

— Угу.

Я киваю головой, затем приказываю:

— Встань в углу у панели и жди, пока я не дам сигнал.

— Хорошо. — Ее пристальный взгляд устремлен на меня, когда она прижимается всем телом к углу лифта. Она держит перед собой мою спортивную сумку, как щит.

Мои глаза прикованы к цифрам, пока они тикают.

Три.

Два.

Один.

Глава 14

Ками

Святооооооое дерьмо.

Одетая в шорты и футболку, я босиком и с грохотом проваливаюсь в ад и обратно.

Это безумие.

Мои глаза прикованы к Максу, который выглядит спокойным и смертоносным по сравнению со мной, которая вот-вот впадет в истерику.

Он крутой.

Пистолет чертовски массивный.

Боже правый.

Глаза Макса встречаются с моими, и когда мы спускаемся с последнего этажа на парковку, я наблюдаю, как все эмоции исчезают с его лица, и от него волнами исходит лишь мощная безжалостность.

Если в первый раз, когда он так посмотрел на меня, он напугал меня до чертиков, то теперь это дает мне чувство безопасности.

Он поворачивается лицом к двери, поднимая пистолет на уровень глаз. Вены, извивающиеся под кожей его предплечья, становятся более заметными. Я вижу, как напрягаются его бицепсы под тканью рубашки.

Господи. Никогда еще он не выглядел так сексуально.

Мое сердце колотится в груди, и я крепче прижимаю спортивную сумку к телу.

Время замедляется, и у меня пересыхает во рту прямо перед тем, как открываются двери.

Макс делает шаг вперед и исчезает из поля моего зрения. Внезапно раздается громкий хлопок выстрела. Я вскрикиваю и, испугавшись, что с Максом что-то случилось, осторожно наклоняюсь вперед и выглядываю из лифта.

Возле Мерседеса лежит тело, и Макс обыскивает другие припаркованные машины. Когда он добирается до домика охраны, я замечаю, что обычного охранника внутри нет.

Боже, надеюсь, с ним не случилось ничего плохого.

Внезапно из-за угла выхода выглядывает мужчина, но Макс мгновенно реагирует, делая выстрел, который обрывает жизнь мужчины.

Макс разворачивается и бежит обратно ко мне, крича:

— Идем.

Я бросаюсь вперед и бегу к Бугатти, но он снова кричит:

— Нет, мы возьмем мой внедорожник.

Я возвращаюсь к внедорожнику, и когда двери разблокируются, открываю пассажирскую сторону и быстро забираюсь внутрь.

Макс садится за руль и кладет массивный пистолет мне на колени. Он достает из-за спины свое оружие поменьше и кладет его между бедер.

Макс заводит двигатель, и шины визжат, когда он сдает назад. Мое тело дергается, когда он переключается на руль, и секунду спустя мы мчимся к заграждению безопасности.

Красный столб разламывается пополам носом внедорожника, шины снова визжат, затем мы с огромной скоростью несемся по дороге.

Я сижу, застыв, вцепившись в массивный пистолет и спортивную сумку.

— Ты в порядке? — Спрашивает Макс холодным и спокойным тоном,как будто он только что не убивал людей.

По правде говоря, они собирались убить меня.

Я пару раз моргаю.

— Угу.

Макс резко поворачивает направо, затем спрашивает:

— У тебя что-нибудь болит?

Наконец, жизнь начинает возвращаться в мое тело, и я запихиваю сумку и оружие в пространство у своих ног. Я оглядываю свое тело, затем качаю головой.

— Нет. Я в норме. — Я бросаю взгляд на Макса. — Ты в порядке?

— Да. — Его челюсти сжаты, а выражение лица по-прежнему безжалостное.

Я откидываюсь на спинку сиденья и сосредотачиваюсь на своем дыхании и учащенном сердцебиении, одновременно обдумывая тот факт, что я могла умереть сегодня вечером.

Угроза реальна. Очень реальна.

Мои сухие губы приоткрываются, и я шепчу:

— Господи, кто-то только что пытался меня убить.

— Никто не убьет тебя, пока ты под моим присмотром, — бормочет он низким и смертельным тоном.

Я киваю, мой взгляд прикован к дороге впереди.

— В таком случае, могу я оставить тебя навсегда?

Он усмехается и продолжает вести машину, пока мы не покидаем Париж.

Макс продолжает поглядывать в зеркало заднего вида, и это заставляет меня выглянуть в заднее окно, спрашивая:

— За нами следят?

— Нет.

Через несколько минут он притормаживает у заправки. Мы оба несколько секунд смотрим в лобовое стекло, прежде чем посмотреть друг на друга. Его глаза обшаривают мое тело, затем он поднимает руку и, обхватив мою шею сзади, притягивает меня ближе к себе.

Когда мое лицо оказывается всего в паре дюймов от его лица, сердцебиение снова учащается.

Не сводя с меня глаз, Макс говорит:

— Пока я жив, я буду оберегать тебя.

Сумасшедшие эмоции от кошмара в моем пентхаусе переполняют меня, и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Я поднимаю руку и хватаю его за предплечье.

— Не то чтобы это имело значение, что я думаю, но я благодарна, что ты крутой ассасин.

Уголок его рта приподнимается в горячей ухмылке.

— В этом есть свои преимущества.

Мой подбородок начинает дрожать, и я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы. Когда я успокаиваюсь, то снова смотрю на него.

Этот человек спас мне жизнь.

Сократив расстояние между нами, я целую его в щеку, затем шепчу:

— Спасибо тебе, Макс.

Во второй раз за сегодняшний вечер он заключает меня в объятия, и я наслаждаюсь комфортом, который дарит мне его сильное тело.

Когда мы отстраняемся, он говорит:

— Мы заправимся, а затем отправимся в Труа⁴.

— Что в Труа?

Макс открывает дверцу внедорожника и, выходя, отвечает:

— Одно из моих убежищ.

Заправляя бак бензином, он достает свой мобильный телефон и делает звонок.

— На пентхаус был совершен налет. Камилла в безопасности, и я с ней в дороге. Я убил четырех человек, — слышу я его слова. — Она просто напугана, но хорошо справляется со всем… Да, держи.

Он наклоняется к внедорожнику и протягивает мне устройство.

— Твой отец.

Я беру сотовый телефон и прижимаю его к уху.

— Папа?

— Ты в порядке, mon amour? Ты не пострадала?

— Я в порядке. — Мой голос хриплый, и слезы грозят пролиться. — Это было ужасно, и я напугана.

— Макс позаботится о твоей безопасности, пока я не разберусь с этим. — От беспокойства в голосе отца по моей щеке скатывается слеза.

— Я не понимаю, почему это происходит. Почему ты должен оставить политику?

Папа прочищает горло.

— Это потому, что я призываю страну перейти на экологичный режим. Многие энергетические компании понесут убытки, если это произойдет.

— Серьезно? — Нахмурившись, я качаю головой. — Это не стоит того, чтобы убивать людей.

— Когда речь идет о деньгах, многие люди готовы пойти на худшее.

Вздохнув, я спрашиваю:

— Что мне теперь делать?

— Просто оставайся с Максом и делай, как он говорит. Я разберусь с беспорядком и прессой на этой стороне. Считай это отпуском.

— Хорошо, — шепчу я. — Пожалуйста, будь осторожен.

— Не беспокойся обо мне. Меня охраняет целая команда.

Да, но ни один из них не Макс.

— Je t’aime, Papa⁵.

— Je t’aime aussi⁶. — Мой отец устало вздыхает. — Дай мне поговорить с Максом.

Перегнувшись через водительское сиденье, я протягиваю устройство.

— Макс.

Он берет сотовый телефон, и я беззастенчиво слушаю его часть разговора.

— Я позабочусь о ее безопасности… Звоните только по зашифрованному телефону, чтобы его нельзя было отследить… мы будем часто переезжать… да, я буду хорошо заботиться о ней.

От его ободряющих слов у меня в груди разливается тепло, прогоняя мурашки, оставшиеся после нападения.

Я смотрю, как Макс засовывает мобильник в карман, затем наклоняется.

— Я только забегу в магазин. Не выходи из внедорожника.

Я киваю и провожаю его взглядом до небольшого круглосуточного магазина. Не прошло и минуты, как он выходит и, направляясь к машине, оглядывается по сторонам.

Этот мужчина привлекателен, но после того, как я увидела, как он обращается с оружием и убивает, чтобы обеспечить мою безопасность, я поняла, что не влюбиться в него будет невозможно.

Нет ничего сексуальнее, чем мужчина, готовый убить, чтобы защитить меня, и ничто не остановит мое сердце от любви к нему.

Он забирается во внедорожник и кладет мне на колени пакет со снеками и газировкой.

Улыбка дрожит на моих губах, когда я смотрю на него. Он заводит двигатель, а затем кладет руку мне на шею.

На мгновение он пристально смотрит мне в глаза.

— Ты в порядке?

Я киваю, моя улыбка становится шире.

— Спасибо за вкусную еду.

— Не за что, Ками.

Мне нравится, когда он называет меня Ками.

Он отпускает меня и заводит машину.

Во время двухчасовой поездки я съедаю одну упаковку чипсов за другой, и к тому времени, как мы въезжаем в маленький городок, мне становится трудно держать глаза открытыми и я засыпаю.

Я просыпаюсь, когда Макс выключает двигатель, и, приоткрыв глаза, вижу вокруг только темноту.

— Где мы находимся? — Спрашиваю я хриплым ото сна голосом.

— В хижине в природном заповеднике Форт д'Ориент.

Он выходит из внедорожника и обходит машину спереди, чтобы открыть мою дверь. Я поднимаю с пола спортивную сумку и протягиваю ее ему, а затем осторожно беру в руки автомат. Я передаю ему оружие, затем быстро собираю все пустые пакеты из-под чипсов и обертки.

Я переставляю ноги, чтобы выбраться, но Макс говорит:

— Подожди, ты босиком. Дай мне секунду.

Я смотрю, как он уходит в темноту, и минуту спустя в хижине зажигается свет, разгоняя темноту вокруг нас. Строение небольшое, сзади него растут большие деревья. Я больше ничего не могу разглядеть из того, что нас окружает.

Макс возвращается к внедорожнику, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, он заводит одну руку мне за спину, а другую — под колени. Меня вытаскивают из машины, как невесту, и я быстро обвиваю руками его шею.

Он захлопывает дверь машины пинком, и каждый его мощный шаг отдается вибрацией в моем теле.

Никогда еще мужчина не носил меня так.

Да, не буду врать. Мне это даже слишком нравится.

Как только мы заходим в хижину, он осторожно ставит меня на ноги, и я оглядываюсь. Помещение небольшое, но уютное. У стены стоит односпальный диван. Телевизора нет.

— Ничего особенного, но сойдет, — бормочет он, наблюдая за моей реакцией на его убежище.

Здесь есть крошечная кухня, а с того места, где я стою, видны спальня и ванная.

— Пока здесь есть проточная вода, все в порядке. — Я улыбаюсь Максу. — Спасибо, что привел меня сюда.

Его глаза ненадолго задерживаются на мне, затем он спрашивает:

— Как ты держишься?

Я пожимаю плечами и иду в спальню, где большую часть пространства занимают двуспальная кровать и потертый письменный стол.

— Я просто устала. — Я снова бросаю взгляд на диван. — У тебя есть лишнее одеяло?

Он качает головой.

— Здесь есть только самое необходимое. Завтра я поеду в город за припасами. — Он подходит ближе ко мне. — Ты займешь спальню. Я буду спать на диване.

Его тело ни за что не поместится на диване.

Чувствуя себя чертовски неловко, я говорю:

— Или мы оба можем хорошенько выспаться на кровати. Она достаточно большая.

Макс несколько секунд ничего не говорит, и я переминаюсь с ноги на ногу.

— Ты не будешь возражать против этого? — спрашивает он.

Я киваю, затем заставляю себя улыбнуться.

— Мы просто собираемся поспать.

Его взгляд скользит по мне.

— Верно.

Он поворачивается и закрывает входную дверь на замок. Я захожу в маленькую спальню и откидываю одеяло.

— Спи у стены, — приказывает он.

Я переползаю по матрасу и ложусь. Затем мой взгляд падает на Макса, который расстегивает рубашку.

Срань господня.

Я заставляю себя смотреть в потолок, но через секунду переворачиваюсь на бок, и мой взгляд упивается его видом, когда он стягивает с себя ткань.

Мышцы его груди очерчены, и у мужчины потрясающий пресс.

Господи. Конечно, у него было бы тело, соответствующее его проницательным глазам и идеальному лицу.

У него на боку вытатуировано имя. Аня.

Когда он поворачивается, чтобы положить сложенную рубашку на потертый стол, я вижу его мускулистую спину и широкие плечи.

— Сильный побеждает. Слабый умирает, — читаю я слова, написанные чернилами над татуировкой дерева с листьями, поднимающимися к плечу, и корнями, ползущими по пояснице к бедрам. — Что символизирует дерево?

Макс начинает расстегивать ремень, и моя бровь взлетает вверх. Уголок его рта приподнимается, затем он говорит:

— Я не буду спать в брюках.

Неохотно я поворачиваюсь на другой бок лицом к стене, чтобы у него было немного уединения. Мне требуются все силы, чтобы не подглядывать.

Глава 15

Макс

Это не очень хорошая идея.

Эта дерьмовая мысль приходит мне в голову, когда я выключаю свет и ложусь рядом с Ками.

Сегодня ночью дерьмо стало настоящим. Ярость кипит у меня в груди, потому что эти ублюдки действительно пытались ее убить.

Только через мой труп я позволю кому-либо прикоснуться к ней.

Видя ужас Ками и то, что она оказалась в такой опасной ситуации, моя ярость растет.

Я вздыхаю, затем отвечаю на вопрос о татуировке.

— Дерево символизирует силу, а корни напоминают мне о том, откуда я родом. Листья, уносящиеся в небо, показывают, что нет пределов тому, чего можно достичь. — Я молчу несколько секунд, затем добавляю: — Аня — имя моей сестры.

— Татуировка тебе идет.

Между нами снова воцаряется тишина, и проходят минуты, прежде чем она спрашивает:

— Помнишь, когда ты сказал моему отцу отправить фотографию в Академию Святого Монарха?

— Да?

— Что такое Академия Святого Монарха?

Я думаю, как описать это место.

— Это старый замок, который принадлежит отставному главе Братвы. — Я прерываю свое объяснение, чтобы спросить: — Ты знаешь, что такое Братва?

Ками поворачивается лицом ко мне.

— Нет. Но я предполагаю, что это какая-то организация.

— Это русская разновидность мафии, — объясняю я. Затем продолжаю: — Святой Монарх — нейтральная территория для любого представителя преступного мира. Это единственное место, где запрещено убивать. Ты можешь пройти обучение, чтобы специализироваться в выбранной тобой области. В замке также есть курорт, и там иногда проводятся свадьбы между враждующими семьями, чтобы никто не погиб.

Мягким тоном она спрашивает:

— Это там ты научился быть ассасином?

— Да. Они учат всему, от владения оружием и ведения боевых действий до охоты и уничтожения цели.

Я удивлен, когда она хихикает.

— Похоже на Хогвартс для преступников.

Уголок моего рта приподнимается.

— Отнюдь. Они также занимаются всеми незаконными контрактами и оснащены лучше, чем ФБР. Академия Святого Монарха — сердце преступного мира.

— Есть совершенно другая сторона мира, о существовании которой я никогда не подозревала. Это безумие, — бормочет она.

Я поворачиваю голову, и мы встречаемся взглядами.

— Почему все это тебя не пугает?

Ее губы растягиваются в улыбке.

— Поможет ли это, если я испугаюсь? — Прежде чем я успеваю ответить, она добавляет: — Думаю, это потому, что я немного узнала тебя до того, как была сброшена бомба. Я знаю, что могу доверять тебе, и это делает ситуацию немного менее пугающей.

Я поднимаю взгляд к потолку, когда ее слова наполняют мою грудь еще большим теплом.

— Спокойной ночи, Макс, — шепчет она.

— Спокойной ночи.

Некоторое время мы лежим в тишине, но она не засыпает. Может, она и не волновалась, но события ночи, должно быть, выбили ее из колеи.

— Иди сюда, — приказываю я, мой тон мягче, чем обычно.

Ками садится и делает паузу, прежде чем нерешительно придвинуться ближе ко мне. Я раскрываю для нее руку, и когда ее голова ложится мне на плечо, притягиваю ее ближе.

Я прислушиваюсь к ее дыханию, пока ее тело расслабляется, прижимаясь к моему боку, а затем ее замерзшая нога касается моей лодыжки.

— Господи, ты замерзла.

— Холодные ноги, теплое сердце, — бормочет она. — Ты теплый, что объясняет твое холодное сердце.

Я усмехаюсь.

— Это самая большая чушь, которую я когда-либо слышал.

Ками расслабляется еще больше и кладет руку на мой пресс. Мои мышцы напрягаются от невинного прикосновения.

— Это нормально? — спрашивает она.

Нет. Ни в коем случае.

— Да, — отвечаю я. — Спи, Ками.

Она удовлетворенно вздыхает и, блять, прижимается ко мне.

Ты просто предлагаешь ей немного утешения.

Спи.

Я слушаю, как выравнивается ее дыхание, и, поняв, что она наконец-то уснула, опускаю голову и прижимаюсь губами к ее волосам.

Проходит некоторое время, прежде чем я погружаюсь в сон без сновидений, а когда я просыпаюсь, солнце только появляется из-за горизонта.

Я смотрю в потолок, моя левая рука онемела от лежащей на ней Ками, но я не смею пошевелить ни единым мускулом, потому что не хочу ее разбудить.

Господи, я готов пожертвовать притоком крови к моей руке, только чтобы почувствовать, как ее тело прижимается к моему.

С течением времени в комнате становится светлее, и когда Ками со стоном просыпается, прижимаясь всем телом ко мне, ее рука крепче обнимает меня за талию, словно я ее личный плюшевый мишка.

Чувство собственничества захлестывает мою грудь, и она откалывает еще один кусочек льда вокруг моего сердца.

Она — просто работа.

Я качаю головой при этой мысли.

Она перестала быть работой, когда я обнял ее в кладовке.

— О Боже, — стонет она, поднимая голову. — Я полностью лежу на тебе. — Она перекатывается на спину и снова потягивается. — Прости.

Мои глаза останавливаются на ее твердых сосках, упирающихся в ткань футболки, и я вскакиваю с кровати одним движением.

Выйдя из комнаты, я направляюсь прямо в ванную и закрываю за собой дверь, а затем смотрю вниз на свой член, торчащий из боксеров.

Господи, Морису лучше выяснить, кто ему угрожает, прежде чем я трахну его дочь.

Ты не можешь трахнуть ее.

Я открываю краны в душе и, снимая боксеры, становлюсь под холодные струи. Я позволяю воде остудить меня, прежде чем выхожу и вытираюсь дерьмовым полотенцем.

Мне нужно раздобыть припасы. Некоторое время вдали от Ками пойдет мне на пользу.

Натягивая боксеры, я выхожу из ванной, и, вернувшись в спальню, устремляю взгляд на стол, где оставил свою одежду.

Натягивая штаны, я говорю:

— Я собираюсь отправиться в город. Думаю, будет безопаснее, если ты останешься здесь. Мы не можем рисковать, что кто-нибудь тебя узнает.

Я застегиваю ремень и тянусь за рубашкой.

— Хорошо. — Я слышу, как Ками шевелится, затем она спрашивает: — Как тебе спалось?

С твердым, блять, членом, и все благодаря твоему соблазнительному телу, прижатому к моему.

— Хорошо, — бормочу я. — А тебе?

— Спала как убитая.

Я застегиваю рубашку и поправляю закатанные рукава, прежде чем повернуться лицом к женщине, которая пробирается сквозь мою защиту и прокладывает себе путь в мое сердце.

Она сидит на краю кровати, ее глаза смотрят на меня с любопытством.

Я мгновение смотрю на нее, затем надеваю туфли и выхожу из комнаты.

— Я вернусь через час, — кричу я, выходя из домика и направляясь к внедорожнику.

Я сажусь в машину и, заведя двигатель, осматриваю хижину. Ками стоит в дверях и машет мне рукой.

Я приподнимаю подбородок, а затем задним ходом объезжаю переднюю часть хижины, чтобы выехать к грунтовой дороге.

Мои пальцы крепче сжимают руль, когда я увеличиваю расстояние между хижиной и собой.

Я пытаюсь очистить свой разум, но терплю неудачу, так как мысли о Ками захлестывают меня.

То, как она держала себя в руках прошлой ночью, не может не впечатлять. Конечно, я знаю женщин, которые так же опасны, как и я, но Ками не из моего мира.

Готов поспорить, что все ее подруги-светские львицы обделались бы, окажись они в том же положении, что и она.

И каким-то образом, пока вокруг нее творится все это дерьмо, она продолжает улыбаться.

Она одна из самых разумных людей, которых я когда-либо встречал. Вместо того чтобы делать поспешные выводы или слишком остро реагировать, она рациональна.

И, клянусь Богом, она чертовски сексуальна и красива.

Как, блять, мне удержаться от того, чтобы не влюбиться в эту женщину?

Слишком поздно, ублюдок. На случай, если ты не заметил, ты уже по уши влюблен в нее.

— Господи, — бормочу я, хлопая ладонью по рулю.

Между нами ничего не может произойти, независимо от того, какие чувства она заставляет меня испытывать или как сильно я хочу ее.

Как только с угрозой будет покончено, Ками вернется к своей светской жизни, а я вернусь в свой мир.

Но ее жизнь не делает ее счастливой. Она ненавидит быть светской львицей.

Она не впишется в твой мир. Даже не думай об этом.

К тому же, Морис выйдет из себя.

Ты не можешь заполучить Камиллу Дюбуа. Держи себя в руках, защищай ее, пока все не закончится, и уходи от нее.

Глава 16

Ками

Пока Макс ходит за припасами, я исследую каждый дюйм хижины. Я нахожу старую тряпку и бутылку универсального чистящего средства.

— Этого должно хватить, — шепчу я, наполняя таз водой и смачивая тряпку.

Я протираю все поверхности в хижине и открываю окна, чтобы проветрить помещение. К сожалению, это не отвлекает меня надолго.

Я не хочу рисковать, исследуя территорию вокруг коттеджа, когда Макса здесь нет. Кроме того, у меня нет обуви.

Стоя на кухне, я прикусываю нижнюю губу. Мой взгляд падает на сумочку, и, подойдя ближе, я поднимаю ее и заглядываю внутрь.

Там блеск для губ, крошечное зеркальце, мобильный телефон, пара салфеток и кусочек шоколадки.

— Эй, по крайней мере, у меня есть завтрак, — смеюсь я, доставая шоколадку и разворачивая ее.

Запихивая ее в рот, я достаю свой мобильный телефон и смотрю на темный экран. Я не включала его с тех пор, как Макс сказал мне выключить.

Не желая рисковать, что меня отследят по моему телефону, я оставляю его выключенным и кладу устройство на стойку.

Я снова оглядываю небольшое пространство и, увидев спортивную сумку Макса, приподнимаю бровь. Я подхожу ближе и, присев, расстегиваю ее. Мои глаза расширяются при виде оружия — от ножей всех размеров до пистолетов.

— Господи, — шепчу я. — У этого человека достаточно оружия, чтобы вести небольшую войну.

Я слышу снаружи рев двигателя машины и быстро застегиваю сумку. Подбегая к окну, я вижу, как Макс подъезжает на внедорожнике, и вздыхаю с облегчением.

Направляясь к входной двери, я выхожу на улицу и подхожу ближе, чтобы помочь донести сумки.

Макс вылезает из машины и хмуро смотрит на мои босые ноги.

— Ты поранишься. Возвращайся в дом.

Я смотрю вниз на участки травы и земли.

— Я в порядке. Передай мне сумку.

Он бросает на меня еще один свирепый взгляд, протягивая мне самую легкую сумку, в то время как сам несет шесть тяжелых.

— Мой ассасин — джентльмен, — поддразниваю я его, прежде чем успеваю остановить себя.

Макс останавливается на полушаге и смотрит на меня, эмоции, которые я не могу определить, напрягают черты его лица.

Думая, что переступила границы между нами, я одариваю его печальной улыбкой.

— Извини. — Я разворачиваюсь и направляюсь обратно в дом, а потом принимаюсь распаковывать вещи.

Здесь есть холодильник, видавший лучшие времена, куда я кладу скоропортящиеся продукты.

Вспомнив о своем мобильном телефоне, я спрашиваю:

— Как думаешь, они могут отследить меня с помощью моего телефона?

Макс замирает на секунду, затем бормочет:

— Где он?

Я указываю на стойку, и когда он видит, что он все еще выключен, его взгляд с облегчением останавливается на мне.

— Ты не включала его?

Я качаю головой.

— Я не хотела рисковать.

Он усмехается, качая головой, и продолжает распаковывать вещи.

— Что? Почему ты усмехаешься?

Его взгляд встречается с моим.

— Ты облегчаешь мне работу.

На моем лице расплывается улыбка.

— Не за что.

Он снова выходит на улицу и возвращается с новыми пакетами. Заметив, что в них одежда, я подхожу ближе. Он достает кроссовки моего размера, пару джинсов, две футболки и две пары шорт.

— Этого хватит до тех пор, пока я не отправлюсь в следующий раз за припасами, — бормочет он.

Ни трусиков, ни лифчика.

Я пожимаю плечами и забираю одежду и кроссовки.

— Спасибо.

Идя в спальню, я аккуратно складываю все и кладу стопкой на край стола. Взяв чистую одежду на день, я возвращаюсь на кухню, чтобы взять средство для умывания и совершенно новое полотенце.

— Ничего, если я приму душ?

Макс кивает, снимая ценники с одежды, которую он купил для себя.

— Конечно.

Зайдя в ванную, я закрываю дверь и открываю краны, чтобы вода стала теплой.

— Черт, — бормочу я, когда не вижу зубной пасты. Я снова открываю дверь и спрашиваю: — Ты купил зубную щетку и пасту?

Он подходит к стойке на кухне и приносит мне пакет со всеми туалетными принадлежностями.

— Спасибо, — улыбаюсь я, забирая у него сумку.

Я снова закрываю дверь и быстро чищу зубы, после чего снимаю грязную одежду и залезаю в душ.

Меня не волнует, что средство для мытья тела — одно из дешевых, я просто благодарна, что могу помыться.

Пока я смываю пену, что-то на стене привлекает мое внимание. Это большое, коричневое, и у него слишком много ног.

Я моргаю, глядя на паука, который смотрит на меня так, словно я его очередная еда, затем издаю крик, который, наверное, можно услышать в Париже.

Я выбегаю из душа и хватаю расческу, чтобы прихлопнуть это чудовище.

Дверь с грохотом распахивается, и Макс врывается в крошечную ванную, держа пистолет наготове на уровне глаз.

Я указываю на стену и кричу:

— Убей его.

Его взгляд мечется между огромным пауком и мной, затем он опускает пистолет и заявляет очевидное:

— Ты голая.

У меня мурашки по коже, я танцую, продолжая указывать на паука.

— Убей его. Убей его. Убей его.

Макс закрывает краны, хватает паука голой долбаной рукой и подходит к окну, где выбрасывает его на улицу.

Когда угроза моей жизни устранена, дрожь пробегает по моей спине, и сильный страх исчезает.

Макс оборачивается, и когда его взгляд скользит по моему телу, я понимаю, что я чертовски голая.

Непреодолимое чувство неловкости наполняет меня смущением, и я хочу, чтобы пол разверзся и поглотил меня целиком.

Он смотрит на меня с самым мрачным выражением лица, которое я когда-либо видела, заставляя меня чувствовать себя еще более неловко из-за своего тела. Честно говоря, я немного боюсь его прямо сейчас.

Внезапно он делает шаг вперед, и когда я отшатываюсь назад, его рука хватает меня за бедро, и меня сильно прижимают к стене между раковиной и унитазом.

У меня вырывается испуганный вздох, затем Макс наклоняется, пока наше дыхание не согревает небольшое пространство между нашими лицами.

Боже милостивый и все святое. Это желание в его глазах?

Его челюсть сжата, взгляд прожигает мой, и момент настолько чертовски напряженный, что я чувствую, как он пробегает рябью по моей коже.

Мое сердце колотится о ребра, и я начинаю дрожать, не в силах оторвать от него глаз, когда мое желание к этому мужчине превращается в ад в моем животе.

Предвкушение переходит на следующий уровень, и я уже готова умолять его трахнуть меня.

Его пальцы впиваются в мое бедро, и в тот момент, когда я думаю, что он собирается поцеловать меня, он отстраняется и выходит из ванной, с грохотом захлопывая за собой дверь.

Господи.

Я прислоняюсь к стене, хватая ртом воздух, в то время как разочарование наполняет мою грудь.

Мне требуется целая минута, чтобы сориентироваться, затем я спешу переодеться в чистую футболку и шорты. Дрожь пробегает по моему телу, и я обхватываю себя руками, не зная, что теперь делать.

Выйти ли мне и притвориться, что ничего не произошло?

Должна ли я противостоять ему?

Или же поспорить с ним?

Неужели в его глазах было желание?

Господи, Камилла. Этот мужчина прижал тебя к стене. Он бы не сделал этого, если бы не чувствовал к тебе влечения.

Ладно. Я буду вести себя спокойно. Мы оба взрослые люди.

Он видел меня обнаженной. Всю меня. Обнаженной!

Успокойся.

Я делаю глубокий вдох, затем распаковываю все туалетные принадлежности, чтобы выиграть немного времени.

Ты пережила людей, пытавшихся убить тебя, ты можешь пережить и то, что Макс увидел тебя голой.

Я безнадежно вздыхаю, затем открываю дверь, готовясь к самому неловкому моменту в своей жизни.

Глава 17

Макс

Господи, мать твою.

Все мое тело дрожит от сдерживаемого желания не вернуться в ванную и не трахнуть Ками грубо.

Когда я услышал ее крик, то просто среагировал. Я ожидал увидеть убийцу с топором, а не паука.

Гребаный крошечный паук будет ответственен за то, что я потеряю контроль.

Ничто на этой планете не могло подготовить меня к обнаженному телу Ками.

Черт возьми, я в заднице.

Стоя за хижиной, я глубоко вдыхаю воздух, изо всех сил стараясь не обращать внимания на свой твердый, блять, член.

Ее грудь идеального размера, а тело способно выдержать жесткий трах. Все в ней мягкое и такое чертовски сексуальное, что устоять перед ней невозможно.

Нуждаясь в чем-нибудь, что поможет снять напряжение, я иду к месту, где припаркован внедорожник, и, открыв пассажирскую дверь, беру из салона пачку сигарет и зажигалку.

Я не помню, когда в последний раз курил, поскольку делаю это нечасто. Но после того, как увидел Ками обнаженной, мне захотелось закурить.

Прикуривая, я бросаю пачку и зажигалку на сиденье и делаю глубокую затяжку. Выпуская дым, я бросаю взгляд на хижину.

Увидев Ками в дверях, выглядящую чертовски неловко, я тихо выругался:

— Черт.

Я закрываю пассажирскую дверь и делаю еще одну затяжку, прежде чем выбросить сигарету и затушить ее.

Мои глаза снова останавливаются на ней, и при виде застенчивого выражения ее лица у меня сжимается сердце.

Она — гребаная богиня, и ей нечего стесняться.

Мои руки сжимаются в кулаки, а тело напрягается от усилий, которые требуются, чтобы не сдаться и не взять то, что я хочу.

Она заправляет пару влажных прядей за ухо и неловко хихикает.

— Так это только что произошло. — Она оглядывает двор. — Пойду приготовлю что-нибудь поесть.

Я смотрю, как она исчезает внутри.

Мое тело все еще дрожит от желания. Если я войду туда, то не смогу себя контролировать.

Это поставит тебя в неловкое положение.

— Все и так чертовски неловко, — рычу я. — К черту это. — Обойдя внедорожник, я направляюсь к входной двери.

Когда я вхожу в хижину, Ками смотрит на меня, наливая воду в кастрюлю. Как человек на задании, я подкрадываюсь к ней, и она быстро опускает кастрюлю в таз и поворачивается ко мне лицом.

Ее дыхание учащается, и когда мое тело врезается в ее, ее руки взлетают по бокам от моей шеи, и она приподнимается на цыпочки.

Наши рты сливаются воедино, и мои руки сжимаются вокруг нее, как стальная клетка.

Отчаянный звук вырывается у Ками, когда она приоткрывает для меня губы, и когда мой язык проникает в ее рот, из меня вырывается удовлетворенный стон.

Христос Всемогущий.

Я прижимаю ее тело к своему, наклоняю голову и провожу языком по ее рту.

На вкус она как зависимость, просящаяся наружу.

Я наклоняю голову и пожираю каждый дюйм ее рта, а затем прикусываю ее нижнюю губу.

Когда я поднимаю голову, Ками угрожает:

— Клянусь, если ты сейчас остановишься, я пристрелю тебя при помощи одного из твоих пистолетов.

Смешок вырывается из моей груди, когда я хватаю ее за соблазнительную попку и прижимаю к своему телу, а затем опускаю на стойку.

Я так чертовски рад, что купил для нее больше, чем один наряд, когда хватаюсь за вырез ее рубашки и разрываю ее посередине.

— О Боже, — восклицает она, а затем стонет, когда я наклоняюсь и сильно втягиваю ее сосок в рот.

Я, блять, наслаждаюсь ею, как изголодавшийся мужчина, пока ее пальцы вплетаются в мои волосы, а спина выгибается дугой.

Отпуская ее сосок с влажным хлопком, я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Ками.

— Я собираюсь трахнуть тебя.

Я уже не спрашиваю разрешения. К черту последствия, я беру то, что хочу.

Она быстро кивает, ее дыхание учащается. Она наклоняется ближе, и ее губы касаются моей челюсти, затем она шепчет:

— Пожалуйста.

Мои руки путешествуют вверх-вниз по ее бокам, прежде чем мои ладони накрывают ее груди.

— В самый раз, блять, — ворчу я, затем прикусываю зубами ее нижнюю губу. — Ты такая чертовски сексуальная, это сводит меня с ума.

Ее глаза расширяются от удивления, и я отстраняюсь. Нахмурившись, я качаю головой.

— Ты понятия не имеешь, насколько красива, не так ли?

Чистый благоговейный трепет омывает ее черты.

Я обхватываю ее лицо руками и смотрю ей в глаза.

— Ни одна женщина никогда не сводила меня с ума так, как ты, Ками. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не поймешь, насколько ты чертовски сексуальна и какой властью обладаешь.

Она бросается ко мне и целует с такой страстью, что у меня перехватывает дыхание.

Опустив руки на ее великолепное тело, я массирую и сжимаю каждый дюйм кожи в попытке запечатлеть ее ощущения в своем сознании.

Предвкушение между нами становится невыносимым, и, приподнимая ее, я приказываю:

— Обхвати ногами мою талию.

Она подчиняется моей команде, и пока я веду нас в спальню, она лижет и сосет мою шею.

— Господи, женщина, — рычу я и, опуская ее на кровать, качаю головой, стягивая шорты с ее ног. — Я и раньше попадал в опасные ситуации, но с тобой все по-другому. — Моя рука скользит вверх по внутренней стороне ее ноги, пока я не достигаю ее киски. — Если я не войду в тебя в ближайшее время, есть вероятность, что я умру.

С великолепной улыбкой на лице она хихикает:

— Мы не можем позволить этому случиться. Я просто должна спасти тебя.

Моя женщина раздвигает ноги, и, теряя последний контроль, я начинаю опускаться на нее, как одержимый.

— Господи, — выдыхает она, ее задница отрывается от кровати.

Я хватаю ее за бедра, чтобы удержать на месте, мои губы и зубы воздействуют на чувствительный пучок нервов между ее ног.

На вкус она как эротические ночи.

Господи, как же я жил так долго, пока не попробовал нечто столь изысканное?

— Макс, — выдыхает Ками, ее бедра начинают вращаться.

Я сжимаю ее сильнее и вдавливаю в матрас, чтобы полностью контролировать момент ее оргазма. Поднимая голову, я обдуваю воздухом ее горячую киску.

— Не кончай без моего разрешения.

— Какой смысл спасать мою жизнь, если ты планируешь убить меня вот так? — жалуется она.

Мрачно усмехнувшись, я пожираю киску своей женщины, пока она не начинает хныкать и умолять:

— Макс, пожалуйста. Я не могу сдерживаться.

Ползком поднимаясь по ее телу, чтобы я мог видеть ее лицо, я ввожу палец в ее влажное тепло и приказываю:

— Кончи для меня, детка.

Она хватает меня за бицепс, и когда ее внутренние мышцы сжимаются вокруг моего пальца, черты ее лица напрягаются, и она издает крик.

Ее спина приподнимается над кроватью, губы приоткрываются, и я с абсолютным благоговением наблюдаю, как она разрывается от удовольствия.

Я прижимаю ладонь к ее клитору, чтобы продлить ее экстаз, и, опустив голову, прикусываю ее нижнюю губу, а затем посасываю ее. Мой язык проникает в ее рот, чтобы она могла почувствовать вкус своего возбуждения.

Когда она спускается со своего кайфа, я убираю руку у нее между ног и прерываю поцелуй.

Глядя сверху вниз на женщину, из-за которой последние несколько недель я ходил со стояком, говорю:

— Мне нравится, как ты кончаешь.

Она кладет руки мне на грудь и начинает расстегивать рубашку, но у меня не хватает терпения ждать. Пуговицы щелкают, когда я срываю ее, и, подойдя к краю кровати, я быстро расстегиваю ремень и избавляюсь от брюк и боксеров.

Мне нужно быть внутри нее сейчас, и я планирую трахать ее до тех пор, пока у меня не останется сил.

Глава 18

Ками

Это действительно происходит.

Мои глаза скользят по телу Макса, и, увидев его твердый как камень член, мой живот сжимается от желания. Мужчина настолько хорошо сложен, что я готовлюсь к некоторому дискомфорту.

Когда его тело накрывает мое, и он смотрит мне в глаза, меня захлестывает волна эмоций.

Макс может заполучить любую женщину, но он хочет меня.

То, что такой сильный и привлекательный мужчина проявляет ко мне хоть малейший интерес, чертовски повышает мою уверенность в себе.

Он считает меня красивой.

Макс просовывает руку под мою задницу, и его пальцы впиваются в мою кожу. Издав удовлетворенный стон, он признается:

— Ты даже не представляешь, как я люблю твою попку.

Сильное удовлетворение наполняет мою грудь от его комплимента. Я поднимаю руки к его шее и прижимаюсь губами к его рту. Целовать его — это нечто потустороннее, а его обнаженное тело поверх моего делает это в миллион раз горячее.

Я наслаждаюсь каждой секундой, когда мой язык касается его языка, а наши губы массируют и покусывают друг друга, пока мои не начинают покалывать от трения.

Его свободная рука двигается вверх-вниз по моему боку, прежде чем он направляет свой член к моему входу.

Предвкушение взрывается в моей груди, и я перестаю дышать, ожидая, когда он наполнит меня.

Глаза Макса встречаются с моими, и когда он толкается в меня на дюйм, чистый экстаз напрягает его черты. Я никогда не видела, чтобы он проявлял столько эмоций, и это делает этот момент между нами невероятно напряженным.

— Господи, Ками, — стонет он. Я чувствую, как дрожь пробегает по его телу. — Прости.

Он врезается в меня так сильно, что я приподнимаюсь на пару дюймов на кровати. Воздух со свистом вырывается из моих легких, а мышцы напрягаются от острой боли.

Я не новичок в сексе, но все мужчины, с которыми я была, были среднего размера.

— Боже, ты слишком большой, — выдыхаю я, и пока я пытаюсь принять его всего, он вырывается и снова врезается в меня.

— Ты возьмешь каждый дюйм меня, — ворчит он, глубокий тембр его голоса заводит.

Я ожидаю, что он возьмет меня быстро, но вместо этого он сохраняет медленный темп сильных толчков. С каждым из них мое тело дергается.

Я кладу руки ему на плечи и держусь изо всех сил.

Его глаза удерживают мои в плену, пока он трахает меня медленно и жестко. Кажется, что он наслаждается тем, что находится внутри меня, и в то же время борется с потребностью найти свое освобождение.

— Господи, — стону я. Мои руки перемещаются по бокам от его шеи, и, когда наши губы находятся в нескольких дюймах друг от друга, я признаю: — Ты такой страстный, что это сводит меня с ума.

Уголок его рта приподнимается в довольной ухмылке, и он входит в меня до упора, а звук шлепков нашей кожи разносится эхом вокруг нас.

— Хорошая девочка, — хвалит он меня за то, что я принимаю каждый дюйм его члена.

Мой живот сжимается, и я обхватываю ногами его задницу, предоставляя ему полный доступ ко мне.

Макс прижимается своей головой к моей, и я чувствую, как он вздрагивает прямо перед тем, как его пальцы впиваются в мою кожу, и он начинает трахать меня так, будто от этого зависит его жизнь.

Стоны и хныканье вырываются из меня, а мое тело дико сотрясается от каждого толчка, пока я практически не подпрыгиваю под ним.

Я провожу руками вниз по его спине, мои ногти впиваются в него, когда в моем животе нарастает вулкан напряжения.

— Макс, — кричу я, трение становится слишком сильным.

Он двигается еще быстрее, и я не узнаю звуки, вырывающиеся из меня.

— Кончай, — требует он, его тон такой чертовски мрачный и смертоносный, что мое тело практически самопроизвольно воспламеняется.

В глазах у меня темнеет, и крик, вырывающийся из моей груди, звучит как долбаный боевой клич, когда оргазм пронзает меня.

Я никогда не испытывала ничего столь интенсивного.

Я слышу стон Макса, как будто ему больно, а затем его член набухает внутри меня. Его тело прижимается к моему, и когда ко мне возвращается зрение, я успеваю увидеть экстаз на его лице.

В момент наслаждения я вижу Макса с такой стороны, что у меня перехватывает дыхание. Это не крутой ассасин. Не телохранитель.

Просто он наиболее уязвим.

Здесь только мы.

То, как мы связаны в этот момент, должно пугать меня, но что-то подсказывает мне, что я никогда не буду в большей безопасности, чем сейчас.

Его рот захватывает мой в глубоком и страстном поцелуе, который заставляет меня быстро и сильно влюбиться в него.

К тому времени, когда его тело замирает рядом с моим и он поднимает голову, я знаю, что никогда не смогу забыть этотмомент.

Я не знаю, что буду делать, когда угроза будет устранена, и ему придется уйти.

Макс подносит руку к моим щекам и убирает прядь волос с моего лица. Его глаза мягкие и нежные, когда он смотрит на меня.

— Ты в беде, — шепчет он.

Мои глаза расширяются.

— Почему?

— Одного раза мне недостаточно, — признается он.

Мой рот растягивается в улыбке.

— Это не обязательно должно быть на один раз.

— Хорошо. — Он опускает взгляд, выходя из меня. — Ты принимаешь противозачаточные?

— Тебе не кажется, что уже поздновато спрашивать меня об этом? — поддразниваю я его.

Его взгляд встречается с моим, нежность, которая была мгновение назад, исчезла.

— Трудно было думать в такой момент.

Усмехнувшись, я киваю.

— У меня есть имплантат. Мы в порядке.

Макс двигается быстро, и я переворачиваюсь на живот. Мой смешок переходит в визг, когда его рука касается моей задницы.

— Это за то, что дразнишь меня, — бормочет он почти игривым тоном.

В следующий момент он кусает меня за левую ягодицу.

— Это за то, что ты такая чертовски сексуальная.

Еще раз шлепнув меня по заднице, он говорит:

— Давай поедим, чтобы ты могла восстановить силы. Они тебе понадобятся.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю, как он натягивает боксеры и брюки. Он решает отказаться от рубашки, так как половина пуговиц разбросана по комнате.

Внезапно это обрушивается на меня, как товарный поезд — у меня только что был потрясающий, горячий секс с Максом.

Я не могу сдержать широкой улыбки на своем лице, когда подскакиваю к краю кровати. Я встаю и иду в ванную, и как только закрываю за собой дверь, исполняю маленький счастливый танец.

Господи, это было потрясающе. Я очень надеюсь, что мне понадобятся силы, потому что он планирует трахнуть меня снова.

Прятаться от людей, которые пытаются меня убить, не так уж и плохо, если мы собираемся провести время, занимаясь горячим сексом.

Иисус, его тело мускулистое и совершенное во всех отношениях.

Я быстро моюсь, и мысль о том, что Макс кончил в меня, заставляет желание снова вспыхнуть во мне.

Боже, этот мужчина заставляет меня думать и чувствовать то, о чем я никогда не думала.

Неужели со мной что-то не так? Вместо того чтобы пугаться того, что он ассасин, я считаю это крутым.

Нахмурившись, я заглядываю вглубь себя. Поднимаю руку к груди и прижимаю пальцы к сердцу.

Я серьезно покопалась в себе, и единственный ответ, который могу найти, — это то, что Макс не представляет для меня угрозы. Я знаю, что с ним я в безопасности.

Среди всего этого хаоса и опасностей я счастлива, и это потому, что он здесь.

Впервые я чувствую себя живой. Больше, чем когда-либо.

Глава 19

Макс

Пока Ками в ванной, я выхожу к внедорожнику и беру еще одну сигарету. Прикурив, я делаю глубокую затяжку и медленно выдыхаю дым.

Я возвращаюсь в домик и сажусь на ступеньки у входной двери, мне нужно время, чтобы осознать то, что только что произошло.

Трахаться с Ками оказалось гораздо эмоциональнее, чем я ожидал.

Господи, находясь внутри нее, я чувствовал себя так, словно покинул свое тело.

Ее стоны, хныканье и крики — самые сладкие звуки, которые я когда-либо слышал. У нее роскошная грудь, а ее задница… Господи, ее задница.

Я глубоко затягиваюсь сигаретой и наблюдаю, как дым образует облачко, когда я выдыхаю.

Я не жалею, что трахнул ее, и планирую снова оказаться внутри нее, как только она что-нибудь съест.

Но.

Я видел момент, когда она соединилась со мной. Эмоции были на ее лице. Как только работа телохранителя закончится и я уйду, это причинит ей боль.

Мое сердце сжимается при этой мысли.

Мне тоже будет больно.

Невозможно трахнуть такую женщину, как Ками, и просто уйти от нее. В отличие от других женщин, которых я трахал, ее имени я никогда не забуду.

Господи.

Делая очередную затяжку, я слышу ее шаги позади себя. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что на ней шорты и моя рубашка. Она завязала ткань на животе и оставила ее расстегнутой.

Блять, я никогда не видел ничего более сексуального, чем она.

Ками садится рядом со мной и смотрит на деревья вокруг домика.

— Здесь так тихо.

Я делаю последнюю затяжку и тушу сигарету.

— Я люблю тишину.

— Она тебе подходит.

Между нами воцаряется тишина. Я беру ее руку и подношу ко рту, прижимая ее пальцы к своим губам. Закрывая глаза, я делаю глубокий вдох.

— Ты в порядке? — шепчет она, прислоняясь к моему плечу.

Открыв глаза, я поворачиваю голову и смотрю на нее.

— Я должен задать тебе этот вопрос.

— Я в порядке. — Она переплетает свои пальцы с моими. — Я просто беспокоюсь, что ты пожалеешь об этом.

Я качаю головой.

— Я ни о чем не жалею.

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Ничего, если у нас на обед будут сэндвичи?

Я киваю и, встав на ноги, поднимаю ее и следую за ней в хижину.

Я прислоняюсь к стойке и смотрю, как она готовит сэндвичи с сыром в духовке, думая, что начинаю привыкать к этому — к тому, что мы живем вместе.

Последний раз, когда я жил с кем-то, — было с моей матерью четырнадцать лет назад.

Пока сэндвичи готовятся, Ками приподнимается и садится на стойку напротив меня. Ее взгляд скользит по моему лицу, а затем опускается на мою обнаженную грудь. Между ее глазами появляется морщинка, когда она замечает шрам над моим левым бедром.

— В тебя стреляли?

Мое сердце колотится в груди, и я молюсь всему святому, чтобы этот разговор не привел к тому моменту, что в нее стреляли. Вряд ли я смогу ей солгать.

Я молча отвечаю ей кивком.

Уголок ее рта приподнимается.

— Я рада, что ты выжил.

Я тоже рад, что ты выжила.

Она спрыгивает со стойки и проверяет сэндвичи. Довольная ими, она выключает духовку и достает их.

— Обед готов.

Не утруждая себя тарелками, мы стоим на кухне и едим.

Между укусами Ками спрашивает:

— Ты всегда такой тихий после секса?

Я беру бутылку воды и делаю глоток, прежде чем ответить:

— Я вообще тихий.

Она кивает.

— Точно. — Она откусывает последний кусочек и признается: — Я не очень разбираюсь в том, что происходит после секса. Обычно парень сразу после этого уходит.

Моя бровь приподнимается.

— Со сколькими ты переспала?

Я знаю, что у каждого есть прошлое, но представление Ками с другим мужчиной заставляет меня чувствовать себя кровожадным убийцей.

Ее глаза расширяются.

— Черт, это прозвучало плохо. Их было немного. — Она показывает четыре пальца.

Четыре.

— Включает ли это число меня?

Она кивает, на ее щеках появляется румянец.

— А ты? Какая я у тебя по счету?

Мне нужно хорошенько подумать. Честно говоря, как только я заканчиваю с женщиной, я ухожу и никогда больше о ней не думаю.

— Господи, так много? — Ками ахает, затем ее рука взлетает вверх, и она касается моей руки. — Не то чтобы я осуждаю.

— Кажется, у меня было тринадцать, — отвечаю я. — Я не уверен.

На ее лбу появляется морщинка.

— Ты не можешь вспомнить, со сколькими женщинами ты спал?

Я пожимаю плечами и делаю еще глоток воды.

— Они не были настолько запоминающимися. Спроси меня о количестве убийств, и я смогу назвать тебе точную цифру.

В тот момент, когда я произношу эти слова, я жалею о них, но уже слишком поздно, потому что Ками спрашивает:

— Сколько убийств?

Я качаю головой.

— Тебе лучше не знать.

Она подходит ближе и, запрокинув голову, встречается со мной взглядом.

— Я хочу знать.

Я снова качаю головой, не уверенный, как она отнесется к этому.

Ее ладонь скользит вверх-вниз по моей руке, как будто она пытается подбодрить меня.

Мой тон бесстрастен, когда я признаю:

— Сто шестнадцать.

Ее губы приоткрываются, но она не прерывает зрительный контакт. Я наблюдаю, как она переваривает большое число.

— Они все были преступниками? — спрашивает она.

Я киваю.

К счастью, та невинная, в которую я стрелял, выжила и стала удивительной женщиной.

На ее лице появляется растерянное выражение.

— Значит ли это, что я плохой человек, раз мне наплевать на это?

— Нет. — Я поднимаю руку, чтобы обхватить ее щеку. — Тебе очень далеко до того, чтобы быть плохим человеком. — Я кладу руку ей на затылок и делаю шаг ближе к ней. — Я преступник, Ками.

Она морщит нос, и кажется, что она изо всех сил пытается связать это слово со мной.

— Злодей тебе больше подходит.

Качая головой, я говорю:

— Не приукрашивай это.

— А я и не приукрашиваю. — Ками отстраняется от меня. — Если бы ты сказал мне, что зарабатываешь на жизнь убийством невинных людей, этого разговора бы не было.

Наклонив голову, я смотрю на нее, понимая, что она серьезно не против того, что я ассасин, пока я продолжаю убивать отбросы этого мира.

Господи, неужели эта женщина создана для меня?

— Осторожнее, — предупреждаю я ее мрачным тоном.

Глаза Ками устремляются на мое лицо, и замешательство искажает ее черты.

— Осторожнее с чем?

— Если ты и дальше будешь такой идеальной, я, возможно, никогда тебя не отпущу.

Замешательство исчезает с ее лица и быстро сменяется надеждой.

Блять.

Она придвигается ближе ко мне и проводит кончиком пальца вниз по моей груди.

— Это заводит, когда ты весь такой угрожающий и пугающий.

Моя бровь приподнимается, когда я смотрю на нее сверху вниз.

— Да?

Она кивает, прикусывая нижнюю губу.

— Увидев тебя в действии прошлой ночью, мои яичники чуть не взорвались. Было горячо, и мне захотелось сорвать с тебя одежду. — Ее пальцы проникают под пояс моих брюк, и она соблазнительно ласкает чувствительную кожу, прежде чем расстегнуть молнию. — Знание того, что ты опасен, но не причинишь мне вреда, опьяняет.

Пальцы Ками обхватывают мой член, и она медленно начинает поглаживать его.

Я поднимаю руку к ее лицу и, сжимая ее челюсть, позволяю маске, которую мне приходится носить, когда я нахожусь на людях, упасть.

Я показываю ей всю жестокость, которая живет внутри меня.

Я позволяю ей увидеть, кем являюсь на самом деле.

Глава 20

Ками

Пресвятая Богородица.

Выражение лица Макса становится холодным и безжалостным. На мгновение страх пронизывает мое тело, но от осознания того, что он что-то чувствует ко мне, тревожные эмоции исчезают.

Его смертоносный взгляд сфокусирован на мне с лазерной точностью, пока я глажу его твердый как камень член.

Я хочу, чтобы этот плохой человек делал со мной плохие вещи. Господи. Мне это нравится.

Его глаза прищуриваются, и его движения становятся совершенно хищными, когда он подходит ближе. Его хватка на моей челюсти усиливается.

Я его добыча.

От волнующего ощущения мое сердцебиение ускоряется. Дыхание учащается, а по коже бегут мурашки.

Опустив голову, он останавливается в дюйме от моего лица и просто смотрит на меня. Наши дыхания смешиваются, и воздух наполняется сильным электрическим током.

Его тон убийственный, когда он приказывает:

— На. Колени. Живо.

Другой рукой он хватает меня за волосы.

Я не свожу с него глаз, опускаясь на колени.

Его рука все еще сжимает мою челюсть, большим пальцем он оттягивает мою нижнюю губу.

— Открой.

Мои губы приоткрываются по его команде.

Я сжимаю кулак вокруг основания его члена, и когда его бедра подаются вперед, беру его в рот.

Я сильно сосу, а затем провожу языком вверх и вниз по венам. Я дразню набухшую головку, затем всасываю член до самого горла и повторяю процесс.

Макс делает глубокий вдох и медленно выдыхает, его глаза прикованы ко мне. Его большой палец касается моих губ, пока он наслаждается ощущением своего члена у меня во рту.

— Сделай глубокий вдох.

Я вдыхаю через нос и расслабляю челюсть. Его хватка на моих волосах усиливается прямо перед тем, как он начинает трахать мой рот.

Мои глаза слезятся, но я не свожу их с его глаз. Когда он касается задней части моего горла, и я стону, ему приходится ухватиться за стойку позади меня, чтобы удержаться на ногах.

Я втягиваю щеки и протяжно стону, и он вгоняет свой член мне в горло. У меня срабатывает рвотный рефлекс, и от этого звука Макс полностью погружается в мой рот.

Его тело содрогается, когда он кончает, его зубы оскалены, а глаза такие светлые, какими я их никогда не видела.

Я проглатываю все до последней капли, и когда он выходит, то хватает меня за руки и рывком ставит на ноги. Его рот с силой захватывает мой, когда я прижимаюсь спиной к стойке.

Поцелуй дикий, и такое чувство, что он клеймит меня как свою.

Как будто он влюбляется в меня.

Как будто он собирается выполнить свою угрозу и никогда не отпустит меня.

Он заставляет меня чувствовать себя единственной в своем роде и единственной женщиной, которая может заставить его потерять контроль.

Он прерывает поцелуй и, обхватив мое лицо руками, пристально смотрит мне в глаза.

— Я не могу изменить себя ради тебя.

Я поднимаю руку к его груди.

— Я и не жду от тебя этого.

На его лице появляется разочарование.

— Но я хочу, чтобы ты знала, если бы был кто-то, ради кого я бы попытался покинуть свой мир, это была бы ты. — Его взгляд скользит по моему лицу. — Ты не просто интрижка, чье имя я забуду, как только мы расстанемся.

Я приподнимаюсь на носочки и целую его в губы, затем поддразниваю:

— Я рада, что ты запомнишь мое имя. — Выражение моего лица становится серьезным, прежде чем я признаюсь: — Я не хочу, чтобы ты менялся ради меня. Меня привлекает такая версия тебя, Макс.

Ты уже не будешь тем мужчиной, в которого я влюбляюсь, и это все изменит. Я не хочу приручать тебя.

Жестокость исчезает из его глаз, пока не остается только благоговейный трепет. Он недоверчиво качает головой.

— Господи, Ками. — Его руки запускаются в мои волосы, и он прижимается ко мне всем телом.

Каждое невысказанное слово наполняет воздух, и между нами зарождается мощная эмоция.

Я нежно целую его в губы, а затем обнимаю и прижимаюсь щекой к его груди.

Макс позволяет мне обнимать его около минуты, прежде чем говорит:

— Как бы сильно я ни хотел трахать тебя весь день напролет, мне нужно закончить кое-какую работу и посмотреть, смогу ли я найти какую-нибудь информацию о нападении на пентхаус.

Я отстраняюсь.

— Хорошо.

Начав убирать на кухне, я смотрю, как он выходит из домика. Несколько секунд спустя я вижу его через маленькое кухонное окошко. Я слышу скрежет металла и, забыв о домашних делах, выхожу из домика и обхожу его сзади.

Мои брови приподнимаются, когда я вижу люк, и, подходя ближе, кажется, что он ведет в какое-то убежище.

Я осторожно спускаюсь по ступенькам и зову:

— Макс?

— Да?

— Ничего, если я спущусь?

— Конечно.

Я иду по короткому, тускло освещенному коридору, прежде чем попадаю в комнату. На одной стене выставлены всевозможные виды оружия, а напротив — большой стол, заставленный мониторами.

Такое ощущение, будто я нахожусь в пещере летучих мышей.

С широко раскрытыми глазами я подхожу ближе к столу, за которым сидит Макс. Пока он печатает на клавиатуре, буквы и цифры вспыхивают на главном мониторе.

Оживает другой экран с несколькими видами камер, каждая из которых показывает разные стороны хижины и окружающий лес.

На третьем мониторе отображаются слова "Добро пожаловать в Святой Монарх". Слова исчезают, и появляется меню.

Контракты. Отслеживание. Доступно для найма. Обучение. Заказы. Аукцион.

— Иди сюда, — бормочет Макс. Я подхожу ближе, и он сажает меня к себе на колени. — Добро пожаловать в мой мир.

Я обнимаю его за шею и прислоняюсь к его груди.

— Это впечатляет.

Он вводит в меню опцию отслеживания и набирает пару слов, затем мои глаза расширяются, и я отстраняюсь от него, чтобы наклониться ближе к монитору.

Там есть его фотография, на которой он выглядит смертельно опасным.

Максим Никита Левин

Возраст: 38

Национальность: русский

Семья: Умершие

Принадлежность: Братва

Годы активной деятельности: 14

Убийства: 116

Обучение: Все виды физического боя. Взрывчатка. Отслеживание. Поймать и освободить. Взлом.

Уровень: А

Цена: От 500 000-00 €

Доступность: Недоступно до дальнейшего уведомления

— Вот дерьмо, — шепчу я, прежде чем снова прочитать информацию. — Уровень А означает, что ты хорош?

— Только один ассасин имеет уровень А, — бормочет он. — Остальные — B и ниже.

Повернув голову, я смотрю на Макса.

— Так ты лучший?

Он кивает, но не выглядит самодовольным.

— В мире?

Он снова кивает.

Я обвиваю руками его шею, и уголок моего рта приподнимается.

— Как быстро ты сможешь убить меня?

Он подносит руку к моему горлу и слегка сжимает пальцами.

— Меньше десяти секунд. — Он наклоняет голову ближе, и его дыхание обдает мою челюсть, прежде чем он шепчет: — Но я редко убиваю вблизи. Это слишком личное. — Его губы касаются чувствительной кожи под моим ухом. — Обычно моя цель даже не видит приближающуюся пулю. Это быстро. А еще я не беру на прицел женщин.

Я поворачиваю голову, пока наши губы не соприкасаются.

— А для меня ты сделаешь исключение?

— Если бы ты предала меня, — его глаза встречаются с моими, — я бы так и сделал.

Воздух вокруг нас напрягается. Макс поднимает меня со своих колен и ставит на ноги.

— Как бы ты это сделал? — Бормочу я интимным и нуждающимся тоном, пока он стягивает шорты с моих ног.

Я сажусь на стол и широко раздвигаю ноги.

Макс встает между моих бедер, и когда его пальцы касаются моего клитора, он говорит:

— Я бы задушил тебя голыми руками.

Он вводит в меня палец, вызывая у меня стон. Моя голова откидывается назад, открывая ему горло.

Возвращая другую руку к моей шее, он ласкает мою кожу. Я чувствую его член у своего входа, и когда он входит в меня, его пальцы обхватывают мое горло, и он перекрывает мне доступ воздуха.

Я задыхаюсь, и не могу сделать вдох. Мои глаза остаются прикованными к его глазам, когда он безжалостно входит в меня, и не проходит и тридцати секунд, как мой оргазм грозит захлестнуть меня.

Сдавленный всхлип вырывается у меня, и только тогда Макс ослабляет хватку и позволяет мне дышать.

Черты его лица мрачны и смертоносны, когда он приказывает:

— Кончи для меня, детка.

Я хватаю ртом воздух, когда удовольствие накатывает электризующими волнами.

Руки Макса обвиваются вокруг меня, и я прижимаюсь вплотную к его телу, пока он продолжает трахать меня жестко и быстро. Его светло-зеленые глаза держат меня в плену, наше дыхание учащается.

Когда мое удовольствие начинает угасать, я чувствую, как его пальцы касаются шрама на моей спине. На его лице появляется вспышка боли, прямо перед тем, как он опустошает себя внутри меня.

Должно быть, он видел шрам раньше, и я надеюсь, что он не спросит, откуда он у меня. Я не уверена, что готова кому-либо рассказать о самом мрачном времени в моей жизни.

Кроме моего отца, никто не знает, что в меня стреляли, когда мне было семнадцать.

Но, может быть, однажды я буду готова поделиться этим с кем-то, и, возможно, этим кем-то будет Макс.

Глава 21

Макс

Прошла неделя с тех пор, как мы сбежали в хижину. Ками спит у меня на коленях, а я сижу за столом в подземной комнате, и для работы у меня свободна только одна рука.

Я отправил запрос в Академию Святого Монарха о любой информации о нападении на пентхаус, но пока ничего не получил в ответ.

В данный момент я просматриваю подпольные сообщения в поисках собственных подсказок. Там продается информация обо всем — от сексуального рабства до контрабанды наркотиков и оружия, но ничего о нападении на Ками или о том, кто за этим стоит.

А это значит, что это кто-то не из моего мира. Вот почему я не трогаю политиков. Все скрыто за сотнями брандмауэров.

Я открываю программу, разработанную Братвой для взлома, и, преодолев первую стену, проникаю через черный ход в DSGE, французскую версию ЦРУ. Все мое внимание сосредоточено на мониторе, пока я набираю код за кодом, пока не взламываю секретный файл Мориса Дюбуа.

Информация выплескивается на экран, и я ищу хоть что-нибудь, что даст мне зацепку.

Требуется более высокая степень очистки, чтобы получить доступ к засекреченной информации, пока мой взгляд не останавливается на одном предложении.

Имеет знакомых в Братве.

Морис имел дело с Братвой только для того, чтобы продвигать свою экологичную политику во Франции. Человек, угрожающий ему, должен быть высокопоставленным в правительстве, чтобы знать эту информацию.

Я проверяю финансовые показатели Мориса и все, что касается его бизнеса по производству солнечных батарей. В настоящее время он расширяется и занимается ветряными турбинами.

Но это не то, ради чего стоит убивать.

Разочарованный, я выхожу из всех секретных файлов. После того, как я выключаю систему, я беру Ками на руки и поднимаюсь на ноги. Вынося ее из подземной комнаты, я возвращаюсь в хижину и направляюсь в спальню, чтобы уложить, ее и она могла бы продолжать спокойно спать.

Я снимаю штаны и боксеры, затем иду в ванную, чтобы быстро принять душ. Пока я смываю пену, входит Ками, и я смотрю, как она раздевается.

Когда она заходит в душ, я беру средство для тела и брызгаю немного на ладонь. Придвигаясь к ней ближе, я не торопясь намыливаю каждый дюйм ее кожи.

Я знал, что это произойдет в тот момент, когда трахнул ее — она прорвалась через большую часть моей защиты и вошла прямо в мое сердце, где стала чувствовать себя как дома.

Мои взгляд останавливается на ней, и я вижу свои эмоции, отражающиеся в ее радужках, словно смотрюсь в зеркало.

Она чувствует то же самое.

Я поднимаю руки к ее влажным волосам и, сжимая их в кулаки, прижимаюсь своим лбом к ее лбу. Под льющейся на нас водой я смотрю на первую женщину, которая мне небезразлична с тех пор, как я потерял сестру и мать.

Единственная женщина на свете, которой удалось пробудить во мне эмоции. Она растопила лед вокруг моего сердца, и теперь этот гребаный орган бьется для нее.

— Что мне с тобой делать? — Спрашиваю я мягким тоном, настолько близким к нежности, насколько это вообще возможно.

Улыбка изгибает ее губы, и она дразнит меня:

— Я могу придумать пару вещей. — Она бросает на меня соблазнительный взгляд. — Ты мог бы научить меня стрелять из пистолета?

Услышав ее просьбу, я приподнимаю бровь.

— Это хорошая идея.

Я закрываю краны и, схватив полотенца, протягиваю одно Ками. Мы быстро вытираемся, а затем идем в спальню одеваться.

Когда я натягиваю серые спортивные штаны, ее глаза загораются желанием, пока она надевает шорты, футболку и кроссовки.

Я хватаю два пистолета и коробку с патронами, а затем мы направляемся в помещение за хижиной.

— Тебе следует надеть обувь, — говорит она, когда мы останавливаемся в паре ярдов от линии деревьев.

— Я в порядке, — отвечаю я, проверяя Glock, прежде чем передать его ей.

Ками сжимает пальцами рукоятку.

— Он выглядит тяжелее, чем кажется.

Подойдя ближе, я показываю на части оружия.

— Это предохранитель. Чтобы выстрелить, нужно перевернуть его в эту сторону. Всегда держи пистолет на предохранителе, если не собираешься в кого-то стрелять. — Ками кивает, жадно впитывая информацию. — Нажми на это, чтобы освободить обойму.

Я демонстрирую, как освободить и зарядить обойму, затем говорю:

— Теперь ты.

Она выполняет приказ и проверяет у меня, правильно ли она все сделала. Я киваю ей, что вызывает у нее улыбку.

Я принимаю боевую стойку и поднимаю свой Heckler & Koch на уровень глаз.

— С левой ветки свисает мертвый лист. — Делаю выстрел, и лист исчезает вместе с пулей.

— Мне нужна мишень побольше, — бормочет она, оглядываясь по сторонам.

Я почти смеюсь, указывая на ветку.

— Целься и стреляй.

Ками наводит прицел на ствол, и когда она нажимает на курок, оружие щелкает.

— Предохранитель, — напоминаю я ей. — Никогда не забывай о предохранителе.

— Прости. — Она переворачивает рычаг и снова прицеливается.

На этот раз выстрел эхом разносится в воздухе, и Ками отшатывается назад.

Я подхожу к ней сзади и кладу руку ей на бедро.

— Это называется отдачей. При следующем выстреле не двигайся.

— Куда попала пуля? — спрашивает она.

— Да хрен его знает.

Она усмехается, но делает следующий выстрел. Я чувствую, как напрягается ее тело, и когда она стреляет, дергаются только ее руки.

— Хорошо, теперь держи руки неподвижно, — приказываю я.

— Да, сэр, — соблазнительно шепчет она.

После третьего выстрела Ками удается оставаться неподвижной, только ее руки совершают малейшее движение.

— Очень хорошо, — хвалю я ее. — Теперь попробуй на самом деле попасть по ветке.

Не в силах сопротивляться желанию отвлечь ее, я провожу стволом своего Heckler & Koch по ее животу.

Она делает еще один выстрел, который исчезает бог знает где.

— Еще раз, — приказываю я, просовывая ствол пистолета между ее ног и медленно потирая клитор.

— Ты не облегчаешь мне задачу, — жалуется она.

— К тому времени, как я закончу с тобой, обещаю, ты попадешь в цель, — говорю я, продолжая потирать ее клитор. — Нажми на курок.

Смотреть, как Ками обращается с пистолетом, чертовски сексуально. Я прижимаю свой член к ее заднице, продолжая тереть ствол Heckler & Koch между ее ног.

— Макс, — стонет она.

— Продолжай стрелять, — приказываю я. — Если хочешь кончить, тебе лучше попасть вон в ту ветку.

— Ты убиваешь меня, — хнычет она, но продолжает стрелять.

Ее тело дрожит, и я наблюдаю, как приоткрываются ее губы. Она втягивает воздух, затем, наконец, попадает в гребаную цель. Я опускаю пистолет и засовываю руку ей под шорты. Массируя ее клитор, я говорю:

— Ты можешь кончить, детка.

Она хватает меня за предплечье свободной рукой и прижимается затылком к моей груди, когда находит разрядку.

Ее крики следуют за пулями, которые она выпустила ранее в деревья, и я прижимаюсь ртом к ее трепещущему пульсу, сильно посасывая, чтобы оставить свой след на ее коже.

Господи, всего одна неделя, когда Ками была полностью в моем распоряжении, и я знаю с абсолютной уверенностью, что никогда не смогу ее отпустить.

Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого никогда не случилось, потому что она становится причиной моего дыхания.

Ее дыхание замедляется, когда она отходит от кайфа, и поворачивается ко мне лицом.

Как только наши глаза встречаются, я говорю:

— Я не оставлю тебя.

— Неужели тебя так возбуждало смотреть, как я стреляю из пистолета? — хихикает она, прежде чем поцеловать меня в губы.

Я отстраняюсь и, глядя на нее с клятвой, написанной на моем лице, говорю:

— Ты моя, Ками. Я на многое способен, но отпустить тебя — не одно из них.

Улыбка исчезает с ее лица, но вместо страха в ее глазах сияет счастье.

— Ты просишь меня стать твоей девушкой?

Я опускаю голову и позволяю своим губам коснуться ее губ.

— Мне все равно, как ты это называешь, лишь бы ты знала, что ты моя.

Захватывая ее в поцелуе, наполненном мрачными обещаниями и одержимостью, я игнорирую предупреждения о том, что это может плохо закончиться.

Пока она не узнает о моем секрете, я смогу справляться со всеми препятствиями, с которыми нам придется столкнуться как паре.

Пара.

Господи Иисусе.

Впервые в жизни у меня завязались отношения с женщиной, и я заманиваю ее на темную сторону жизни.

Глава 22

Ками

После двух недель, проведенных в хижине, мы собрали свои вещи, которых было немного, и заперли дом.

Сидя на пассажирском сиденье внедорожника, я смотрю на меняющийся пейзаж, пока Макс везет нас в отель, где мы заберем мой паспорт.

Папа отправил документ туда по просьбе Макса, так как он хочет забрать меня в Швейцарию до окончания выборов.

Похоже, мистер Де Ротшильд станет нашим следующим президентом, а это значит, что папа точно будет его премьер-министром.

Не знаю, как это решит все проблемы.

Переводя взгляд на Макса, я спрашиваю:

— Как думаешь, прекратятся ли угрозы после того, как мой отец станет премьер-министром?

Не отрывая глаз от дороги, он качает головой.

— Он все равно будет заниматься политикой.

Я вздыхаю.

— По сути, если мой отец не уйдет из политики, я никогда не буду в безопасности.

— Ты со мной, Ками, — бормочет он. — А значит, ты в безопасности.

— Ты не можешь вечно быть моим телохранителем, — констатирую очевидное.

Его взгляд метнулся ко мне.

— Нет, но ты моя девушка… — Он делает паузу и хмурится. — Ненавижу это слово. — Его челюсти сжимаются, когда он снова сосредотачивается на дороге, а затем ворчит: — Ты моя. И точка.

Прошла всего неделя с тех пор, как мы сделали все "официально", но мы так ничего и не обсудили. Макс просто сказал, что оставляет меня и ничего больше.

Мы просто встречаемся?

Закончатся ли наши отношения, когда угроза будет устранена?

Он вернется к своей работе ассасина. Я вернусь к своим обязанностям светской львицы.

Как будут развиваться наши отношения?

Вопросов бесконечное множество, но я не задаю их вслух. Между нами все хорошо, и я не хочу создавать лишние проблемы.

Просто наслаждайся временем, проведенным с Максом, а когда через месяц выборы закончатся, можно будет заняться реальностью.

Последние две недели заполняют мои мысли, и на губах появляется улыбка. Макс научил меня стрелять из пистолета и обращаться с ножом. Занятия были жаркими и всегда заканчивались оргазмом.

Никогда в жизни у меня не было столько секса, и я поняла, что Макс контролирует каждый аспект своей жизни. Не то чтобы я возражала. То, как он выкрикивает приказы, меня возбуждает.

Господи, все, что он делает, заводит.

Также можно с уверенностью сказать, что мое влечение к нему стало гораздо сильнее. Я не готова признаться себе, насколько сильнее, поэтому стараюсь не думать об этом.

— Ты что-то притихла, — бормочет Макс, сворачивая на Мюлуз, который находится прямо на границе Франции и Швейцарии.

— Просто задумалась, — бормочу я.

Его взгляд скользит по мне, а затем возвращаются к дороге.

— О чем?

Я качаю головой и улыбаюсь ему.

— О том, как мы провели время в хижине и как сильно все изменилось.

— Хм. — Звук вырывается из его груди. — Тебе понравилось наше пребывание там?

Я протягиваю руку через консоль и кладу ее ему на бедро. Макс тут же кладет свою поверх моей.

— Это было потрясающе.

Уголок его рта приподнимается в горячей ухмылке, которую мне не часто удается увидеть.

— Что тебе понравилось больше всего?

Я двигаю рукой вверх по его бедру, пока не касаюсь внушительной выпуклости за тканью его брюк-карго.

— Больше всего мне понравилось, когда ты сдался и впервые поцеловал меня до чертиков.

— И?

— Когда я, наконец, почувствовала тебя внутри себя.

Его ухмылка превращается в улыбку.

— Это и мой любимый момент.

Макс загоняет внедорожник на стоянку, затем говорит:

— Будь всегда рядом со мной.

— Хорошо.

Он вытаскивает свой пистолет из отсека между сиденьем и дверью, и засовывает его за пояс брюк.

Выбравшись из машины, он натягивает рубашку поверх пистолета, чтобы скрыть его, оглядываясь по сторонам, прежде чем подойти к моей стороне внедорожника, чтобы открыть дверь.

— Пойдем, детка.

— Мне нравится слышать эти слова, — поддразниваю я его, но он слишком сосредоточен на нашем окружении, чтобы улыбнуться.

Он берет меня за правую руку и притягивает ближе к себе, прежде чем мы направляемся ко входу в отель. Это трехзвездочное заведение, и это еще мягко сказано.

К счастью, мы здесь не останемся.

Подойдя к стойке регистрации, Макс едва бросает взгляд на мужчину за стойкой.

— Добрый день, чем я могу вам помочь? — спрашивает мужчина с вежливой улыбкой.

— Три, семь, шесть, девять, один, — вот и все, что говорит Макс.

Улыбка сползает с лица мужчины, и он кивает. Потянувшись под прилавок, он достает конверт и протягивает его.

Макс берет конверт, и, не говоря больше ни слова, мы разворачиваемся и покидаем отель.

Улыбка расплывается на моем лице, когда мы идем к внедорожнику.

— Это было так круто. Я чувствую себя шпионкой.

Макс качает головой, но я замечаю, как подергивается уголок его рта.

Как только мы благополучно оказываемся в нашей машине и выезжаем на дорогу, он говорит:

— Проверь, что внутри конверта.

Я разворачиваю конверт и достаю паспорт и конверт поменьше. На нем папиным почерком написано мое имя.

— Здесь паспорт, — говорю я, открывая второй конверт. Я вытаскиваю единственный листок бумаги.

Камилла,

Мне так жаль, что это происходит. Я скучаю по тебе, mon amour. Пожалуйста, знай, я сделаю все, что в моих силах, чтобы Франция снова стала безопасной для тебя.

Я открыл счет на твое имя в Святом Монархе. Если со мной что-нибудь случится, Макс поможет тебе получить доступ к деньгам, которые я положил туда на хранение.

Пожалуйста, mon amour, постарайся не волноваться.

Сохрани в тайне следующие номера: 58962

Нет ничего, что я люблю больше, чем тебя.

Папа.

Я не понимаю, что плачу, пока слеза не падает на письмо. Я быстро вытираю щеки и перечитываю слова еще раз.

Внезапно Макс останавливает внедорожник на обочине дороги, и обнимает меня за плечи.

— Что случилось?

Улыбка дрожит на моих губах.

— Это письмо от моего отца. Я просто скучаю по нему.

Он целует меня в лоб, затем говорит:

— Ты скоро его увидишь.

Боже, я надеюсь на это. Как бы мне ни нравились эти импровизированные каникулы с Максом, я ужасно скучаю по отцу.

Мне нужно запомнить номер, прежде чем сжечь письмо.

Я снова складываю письмо и засовываю его обратно в конверт.

— Папа сказал, что открыл для меня счет в Святом Монархе.

Макс отстраняется от меня и, направляя внедорожник обратно на дорогу, бормочет:

— Хорошая мера предосторожности.

Предосторожность или нет, но меня это беспокоит.

Наклонившись вперед, я беру свою сумочку, и засовываю в нее паспорт и письмо. Мой взгляд падает на мобильный телефон, который я не включала с тех пор, как мы покинули мой пентхаус.

Господи, я даже не вспоминала о своем пентхаусе.

Интересно, все ли повреждения были устранены папой? Как он объяснил нападение СМИ?

Боже, я была закрыта от всего мира.

— Как скоро мы доберемся до границы? — Спрашиваю я, оглядываясь вокруг.

— Тридцать минут. Ты была в Швейцарии?

Кивая, я отвечаю:

— Да. Мы с папой проводили зимние каникулы, катаясь на лыжах в Альпах. — Прочищая горло, я спрашиваю: — Ты знаешь, что произошло после нападения? Был ли пресс-релиз?

Макс кивает.

— Да, все думают, что это неудачная кража со взломом. Им сказали, что отреагировала полиция, и завязалась перестрелка. Ты сейчас в столь необходимом отпуске на Бали, чтобы оправиться от травмы.

Мои губы приоткрываются от потрясения.

— И они в это поверили?

— Деньги могут скрыть что угодно и купить чье угодно молчание, Ками.

— Верно, — я откидываюсь на спинку стула и снова кладу руку ему на бедро. — Тем не менее, это хорошие новости, и у меня есть история, когда я вернусь из этого отпуска.

На мгновение воцаряется тишина, затем Макс спрашивает:

— Ты хочешь вернуться?

Мои брови приподнимаются.

— Во Францию? Конечно.

— Нет, я имею в виду твою жизнь, — объясняет он. — Быть светской львицей.

— Честно? — Я на мгновение задумываюсь. — Нет. — Мой язык высовывается, чтобы облизать губы. — Я подумываю о том, чтобы поговорить с отцом, чтобы я могла отойти от всеобщего внимания.

— И что ты тогда будешь делать? — спрашивает он: — Продавать свои фотографии?

— Да. — Я вздыхаю. — Помимо всего прочего. — Я поворачиваю голову и смотрю на Макса. — Я просто хочу заниматься чем-то более приятным.

— Ты всегда можешь стать моим наблюдателем, пока я на работе, — шутит он.

Я усмехаюсь.

— Не думала, что у тебя хватит духу пошутить.

Глаза Макса на секунду встречаются с моими, и улыбка сползает с моего лица.

— Ты серьезно?

Он пожимает плечами и кладет свою руку поверх моей.

— Могу пообещать, что это будет гораздо интереснее, чем быть светской львицей.

Я с сомнением усмехаюсь.

— У моего отца будет сердечный приступ.

— Тебе двадцать семь, Ками. Принимай свои собственные решения в жизни.

Я качаю головой.

— Ты сумасшедший.

Между нами снова воцаряется тишина, и остаток пути до границы мои мысли наполнены дикими фантазиями о том, как мы с Максом становимся парой, как Бонни и Клайд.

Но это так и останется лишь дикой фантазией.

Глава 23

Макс

Когда я, наконец, останавливаю внедорожник у своего убежища в Берне, мое тело чертовски устало от вождения. Ками предложила поменяться местами, но я знаю, что у нее нет навыков защитного вождения, поэтому отказался. Кроме того, я помешан на контроле.

Я вылезаю и разминаю мышцы, окидывая взглядом окрестности.

— Здесь красиво, — комментирует Ками, обходя машину спереди. — Все твои убежища — это домики?

— Большинство из них, — отвечаю я, направляясь к входной двери. — Я всегда стараюсь держаться как можно дальше от других людей.

Домик стоит на озере и довольно уединенный, поэтому он мне и нравится. У меня есть пара квартир в городах по всему миру, но я использую их в основном, когда занят работой.

Я отпираю дверь и, толкнув ее, распахиваю, в воздухе танцуют пылинки.

— Я давно здесь не был, — говорю я, открывая окна,чтобы впустить свежий воздух.

— Он больше, чем тот, другой, — замечает Ками, оглядываясь по сторонам.

Я направляюсь в спальню и ставлю спортивную сумку у кровати. Когда я слышу Ками позади себя, говорю:

— Сделаю еще один заход за припасами, пока не стемнело.

— Не мог бы ты, пожалуйста, принести мне нижнее белье и лифчик?

Уголок моего рта приподнимается, когда я качаю головой. Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Мне нравится знать, что под твоей одеждой ничего нет. — Я подхожу ближе к ней и просовываю руку под ее футболку. Обхватив ее грудь, моя улыбка становится шире. — Легкий доступ.

Ками наклоняет голову набок и, прищурившись, смотрит на меня.

— Моя вагина закрыта, пока ты не принесешь мне нижнее белье и лифчики.

Как только она игриво отстраняется от меня, начинает звонить мой телефон. Вытаскивая устройство, я вижу, как на экране высвечивается имя Николая.

— Ничто из того, что я собираюсь сказать, не является правдой, — говорю я Ками, прежде чем ответить: — Привет, мне начинает казаться, что ты меня ненавидишь.

Николай усмехается:

— Почему?

Я подмигиваю своей женщине, затем отвечаю:

— Ками — гребаная головная боль.

Она кладет руку на бедро и приподнимает бровь. Я подхожу ближе и целую ее в лоб.

— Ками? — Спрашивает он. — У тебя уже есть прозвище для Камиллы?

Я уверен, что мы уже говорили об этом. Это лишний раз доказывает, насколько чертовски нервным он был во время нашего последнего разговора.

— Заткнись, — ворчу я, затем мой тон смягчается, потому что я беспокоюсь о своем друге. — Как ты?

Я отстраняюсь от Ками и выглядываю в окно спальни.

— Я женюсь, — Николай сбрасывает на меня бомбу.

— Что? — Рявкаю я, ошеломленный до глубины души. Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что он сказал, затем я спрашиваю: — На Эбигейл?

— Да. Она та самая.

Наконец-то Николай нашел кого-то, кто делает его счастливым. Мой взгляд скользит к Ками, когда я усмехаюсь.

— Черт возьми, брат. Это здорово. Когда свадьба?

— В это воскресенье. Пожалуйста, скажи мне, что сможешь взять выходной. Я пришлю за тобой частный самолет.

Блять. Я ни за что не оставлю Ками одну. Мой разум лихорадочно соображает, но, не желая разговаривать по телефону с Николаем, я лгу:

— Позволь мне поговорить с мистером Дюбуа. Уверен, что кто-нибудь из других охранников сможет присмотреть за Ками в течение дня.

Мой друг прочищает горло:

— Я прошу своего отца быть моим шафером. Ты ведь понимаешь, да?

— Конечно, — отвечаю я. Само собой разумеется, что мистер Ветров будет шафером своего сына. — Я просто чертовски счастлив, что ты встретил любовь всей своей жизни. Ты заслуживаешь этого, Николай.

Его слова звучат эмоционально:

— Это очень много значит, услышать такое от тебя.

Мое сердце сжимается, когда в голове проносится моя сестра Аня. Накатывает волна эмоций.

— Слушай, мне нужно идти, но я свяжусь с тобой по поводу воскресенья. Во сколько свадьба?

— В десять утра, — отвечает он.

— Хорошо. Скоро свяжемся.

Я завершаю разговор и бросаю телефон на кровать.

— Ты в порядке? — Спрашивает Ками, ее пристальный взгляд изучает мое лицо.

Я закрываю глаза и киваю, позволяя волне грусти пройти через меня.

— Мой лучший друг женится в эту субботу.

— Ты расстроен из-за этого?

Я качаю головой.

— Нет, просто такое чувство, что он позвонил, чтобы спросить моего разрешения, потому что был женат на Ане.

— Ох. — Она подходит ближе и обнимает меня за талию.

Я притягиваю ее к своей груди и прижимаюсь лицом к ее волосам. Переводя дыхание, я признаю:

— Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Аня умерла, но иногда мне кажется, что это случилось совсем недавно. Мы были очень близки.

Ками целует меня в грудь, но не предлагает пустых слов утешения.

— Тем не менее, я рад за Николая. Он заслуживает этого больше, чем кто-либо из моих знакомых.

Она отстраняется и бросает на меня строгий взгляд.

— Я — головная боль? — В ее тоне нет язвительности, поэтому я знаю, что она шутит. — И ты наймешь мне няню?

— Я не хотел вдаваться в подробности по телефону. Я хочу рассказать Николаю лично, поэтому солгал.

— Почему лично? Он только что сказал тебе, что женится по телефону.

Я снова прижимаю ее к своей груди, прежде чем ответить:

— Он беспокоился обо мне, потому что я веду затворнический образ жизни, и я хочу увидеть выражение его лица, когда расскажу ему о тебе.

Она одаривает меня прекрасной улыбкой.

— Так ты идешь на свадьбу в это воскресенье?

— Мы идем на свадьбу, — поправляю я ее. — Ты нужна мне там как живое доказательство того, что я не вешаю ему лапшу на уши.

— Тогда я поеду с тобой. Я ни за что не позволю тебе купить мне платье, которое не одобрю.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Но ты будешь выполнять мои приказы безоговорочно.

Она кивает и приподнимается на цыпочки, чтобы быстро поцеловать меня.

— И прежде чем мы отправимся за платьем, мне нужно купить нормальный наряд, потому что я устала носить шорты каждый день.

Я опускаю руки к ее заднице и крепко сжимаю ее.

— Мне нравится твоя задница в шортах.

Я наклоняюсь, пока наши лица не оказываются в дюйме друг от друга, но прежде чем я успеваю завладеть ее ртом, она говорит:

— Ты позволишь мне контролировать ситуацию хотя бы на этот раз?

— О чем ты?

— О сексе.

Моя бровь приподнимается, но потом я киваю.

Она вырывается из моих рук и выбегает из спальни, но через несколько секунд возвращается, неся стул из кухни.

Она ставит стул у изножья кровати, затем приказывает:

— Сядь.

Я никогда никому не давал контроля над тем, что касается меня, но для Ками сделаю исключение.

Я сажусь на стул, затем поднимаю бровь.

— Что теперь?

— У тебя где-нибудь завалялась веревка?

— Веревка? — Я качаю головой. — А что?

Она бросает на меня соблазнительный взгляд.

— Я хочу связать тебя.

Я не знаю, как отнесусь к тому, что меня свяжут.

Я долго смотрю на нее, прежде чем сказать:

— В спортивной сумке есть кабельные стяжки.

— Отлично!

Ками выглядит чертовски счастливой от идеи связать меня. Мои глаза сужаются, когда она хватает стяжки и подходит ближе.

— Руки за спинку стула, пожалуйста, — ласково просит она.

Неохотно я выполняю ее приказ.

Она застегивает стяжки на моих запястьях, а затем соединяет их еще одной.

Когда она опускается передо мной на колени и тянется к моей лодыжке, я качаю головой.

— Нет.

Она смотрит на меня несколько секунд, затем кивает.

— Хорошо, не ноги, но тебе не разрешается двигаться, пока я не разрешу.

— Хорошо, — соглашаюсь я, все еще бросая на нее скептический взгляд.

— Перестань выглядеть так, будто ты боишься, что я тебя убью.

— О, поверь мне, я не беспокоюсь об этом.

— Я планирую помучить тебя.

Мои глаза прищуриваются, глядя на нее.

— Лучше бы это было то, о чем я думаю.

На ее лице появляется нервное выражение.

— Может, это и глупо, но я всегда хотела попробовать. Если я буду выглядеть глупо, просто представь, что я самая сексуальная из всех, кого ты когда-либо видел.

— Ками, — шепчу я, — ты самое сексуальное создание, которое я когда-либо видел. Мне не нужно притворяться.

— Хорошо. — Она подскакивает ближе, целует меня в губы, затем снова отстраняется.

Я смотрю, как она медленно снимает футболку и шорты. Несмотря на то, что я видел ее обнаженной каждый день в течение последних двух недель, это зрелище не надоедает.

Мой член твердеет, когда она заползает на кровать. Она взбивает подушки и укладывает их друг на друга, прежде чем лечь на спину, широко раздвигая ноги и открывая мне полный вид на ее киску и грудь.

— Я определенно одобряю это, — говорю я, чтобы подбодрить ее.

Не сводя с меня глаз, Ками проводит пальцами по своей правой груди, а затем пощипывает сосок.

Господи, это чертовски горячо.

Другая ее рука скользит вниз по животу и между ног, и я наблюдаю, как моя женщина начинает играть сама с собой.

Не в силах спокойно смотреть, я приказываю:

— Ущипни себя за сосок.

Она подчиняется без возражений и дает мне то, что я хочу. Она уже собирается ввести в себя палец, но я говорю:

— Прекрати. Только мой член может быть внутри тебя. Поласкай свой клитор.

Видеть ее руки на своем теле — уже эротично, и я начинаю натягивать кабельные стяжки.

А потом она, блять, стонет.

Ее движения становятся торопливыми, когда она продолжает массировать свою грудь и ласкать клитор. Ее губы приоткрываются, а ресницы опускаются.

Блять.

Глава 24

Ками

Видя, что Макс возбуждается, я стону сильнее и массирую клитор, пока не наступает оргазм.

— Я сейчас кончу, — говорю я, задыхаясь от нарастающего напряжения в комнате.

В следующую секунду я слышу, как щелкают кабельные стяжки, и Макс, чертыхаясь, бросается на меня. Он расстегивает молнию на штанах, вытаскивает свой член и врезается в меня с такой силой, что, клянусь, я чувствую его у себя в животе.

Так. Чертовски. Горячо.

— Господи, — выдыхаю я, а затем мне приходится схватиться за одеяло.

— Не смей кончать, — рычит он между безжалостными толчками.

Звук шлепков нашей кожи эхом разносится вокруг нас, и все, что я могу сделать, — это смотреть ему в глаза. Рука Макса сжимает мое бедро, и он трахает меня сильнее.

Из меня вырываются хныкающие звуки, и я умоляю:

— Пожалуйста.

Он качает головой.

— Не смей, блять.

Мое тело начинает неконтролируемо дрожать, и из меня вырываются рыдания.

Это самый интенсивный секс, который у меня когда-либо был. Святое дерьмо.

— Кончай, — рычит Макс, наполняя меня снова и снова. Его тело напрягается, и когда мой оргазм проносится сквозь меня, он кончает так же сильно.

Наши глаза остаются прикованными друг к другу, поскольку мы получаем удовольствие одновременно, и это делает момент жарче, чем поверхность солнца.

Макс издает грубое рычание, когда вгоняет свой член глубоко в меня, затем опускается на меня сверху, вдавив меня в матрас своим весом.

— Господи, мать твою, женщина, — бормочет он между вдохами. — Это было чертовски эротично.

Его похвала наполняет меня уверенностью и заставляет почувствовать себя красивой.

— Да?

Подняв голову, он кивает. Наши взгляды встречаются, и я вижу, что он говорит серьезно:

— Ты должна перестать думать, что с твоим телом что-то не так или что я не нахожу тебя привлекательной. Я чертовски одержим тобой, Ками.

Его слова проникают глубоко в мое сердце, а эмоции переполняют мою грудь. На глаза наворачиваются слезы, и я пытаюсь смахнуть их.

— Спасибо.

— Не благодари меня, детка. — Он быстро целует меня в губы. — Я просто говорю тебе правду.

Он просовывает свои руки под меня, крепко обнимая, и никогда еще я не была так счастлива.

Боже, он делает меня такой счастливой. Я хочу, чтобы наше время вместе никогда не заканчивалось.

Через некоторое время эмоциональный момент проходит, и я говорю:

— Ты должен показать мне, как ты освободился от стяжек.

— Завтра, — бормочет он мне в волосы, а потом со вздохом отстраняется. — А сейчас тебе нужно одеться, чтобы мы могли отправиться за покупками.

Я вскакиваю с кровати, и Макс хихикает. Бросаясь в ванную, я быстро умываюсь и мою руки. Проверяю прическу в зеркале, а затем спешу обратно в спальню.

Надев джинсы и футболку, я смотрю на свои соски, проступающие сквозь ткань.

— Это не сработает, и теперь я понимаю, почему я тебе нравлюсь в этой одежде.

Макс достает из сумки свою рубашку и протягивает ее мне.

— Надень это поверх футболки. Никто не увидит то, что принадлежит мне.

— Такой собственник, — бормочу я, натягивая ткань и завязывая ее на поясе.

— Да, и тебе лучше помнить об этом. Если только ты не хочешь, чтобы я убил случайного мужчину за то, что он пялился на твою грудь, ты будешь держать свое тело прикрытым.

Я качаю головой, глядя на своего сумасшедшего мужчину, и выхожу за ним из спальни.

— Мне также нужно больше туалетных принадлежностей. И немного косметики. И фен был бы великолепен.

— Все, что захочешь, детка, — бормочет он, не особо слушая меня, когда запирает за нами дверь.

— В таком случае, я также хочу, чтобы в хижине был телевизор.

— Хорошо.

Я делаю паузу, чтобы спросить:

— Ты меня слушаешь?

Его глаза перебегают на меня, когда он открывает дверь внедорожника.

— Да. Тебе нужны туалетные принадлежности, косметика, фен и телевизор.

— О. Хорошо. — Я посылаю ему воздушный поцелуй, прежде чем забраться в машину.

К счастью, поездка до ближайшего города не долгая, потому что я устала от внедорожника после всей той езды, которую мы проделали ранее.

— Когда тебе понадобится перерыв в вождении, я могу подменить тебя, — снова предлагаю я

Макс только качает головой.

— Есть ли причина для твоих проблем с контролем?

Его глаза устремляются на меня, а затем сосредотачиваются на дороге.

— Нет, просто я такой, какой есть.

Я киваю и бросаю взгляд на прекрасную природу на обочине дороги.

— Кстати, ты не дождался моего разрешения, прежде чем освободиться от стяжек.

Он усмехается.

— Я и не ждал твоего разрешения.

Всего две недели отношений с ним, и он настолько поднял мою самооценку, что я удивляюсь, почему вообще думала, что недостаточно хороша для него.

Въезжая в город, Макс находит место для парковки, затем приказывает:

— Все время оставайся рядом со мной.

— Можешь не повторять. Я знаю, как это делается.

Мы выбираемся из внедорожника, и я протягиваю ему руку. Мы соединяем наши пальцы и, как нормальная пара, направляемся по тротуару в поисках магазина, где я смогу купить что-нибудь приличное из одежды.

В первом попавшемся магазине продается в основном повседневная одежда, и мне удается найти две пары джинсов и четыре блузки.

Я также беру пару туфель на высоких каблуках, но когда хочу расплатиться, Макс говорит:

— Убери свою кредитку.

Не желая обсуждать это в присутствии продавца, я позволяю ему оплатить счет, но как только мы выходим из магазина, спрашиваю:

— Почему ты заплатил?

Его тон серьезен, когда он объясняет:

— Потому что они могут отследить тебя через твои банковские счета. — Черты его лица немного смягчаются, и он обнимает меня за плечи. — И потому что я этого хочу.

Со счастливой улыбкой на лице я теснее прижимаюсь к нему.

— Ты слишком идеальный. Это даже немного пугает.

— Почему это пугает?

Я смотрю на его лицо.

— Потому что никто не идеален. Я жду, когда случится что-то неожиданное.

— То, что я ассасин, было недостаточной неожиданностью?

— Черт, я и забыла об этом, — хихикаю я. — Теперь мне стало легче.

Он качает головой, как будто не может поверить и в половину того дерьма, которое вылетает из моего рта.

Мы заезжаем в мужской магазин, чтобы Макс купил костюм для свадьбы, и я заставляю его примерить парочку, просто чтобы увидеть его в разных образах. Этот мужчина вполне мог бы быть моделью.

Как только Макс выбирает костюм угольного цвета, подчеркивающий светло-зеленые глаза, мы возвращаемся к внедорожнику, чтобы положить сумки в багажник и продолжить поход по магазинам.

— Я не вижу ни одного магазина с вечерними платьями, — говорю я с беспокойством.

Макс затаскивает меня в круглосуточный магазин, целуя в висок.

— Позволь мне позаботиться о платье.

Я закатываю глаза.

— Мне нужно произвести хорошее впечатление на Николая, учитывая, что он твой единственный друг.

— Просто доверься мне. Я куплю тебе самое красивое платье, какое только есть. — Он указывает на прилавок с туалетными принадлежностями. — Возьми все, что тебе нужно.

Я хватаю бутылочки с шампунем и кондиционером и говорю:

— У меня даже духов нет. Может, мне стоит остаться в домике? Никто не знает, что я там. Я справлюсь одна.

Макс качает головой и бросает на меня предостерегающий взгляд.

— Ты идешь со мной. Я не выпущу тебя из поля зрения.

Я беру все, что мне нужно, и, когда мы идем к отделу с закусками, спрашиваю:

— Чем Николай зарабатывает на жизнь?

— Это история для менее людного места.

Моя бровь приподнимается, когда я беру себе свои любимые крендельки и чипсы.

— Это то же самое, что и у тебя?

Макс просто качает головой, а когда мужчина идет по проходу, он двигается передо мной, словно пытаясь спрятать меня от его взгляда.

Боже, мне нравится эта его собственническая сторона.

Я вздыхаю, потому что мне крышка, если у нас с Максом ничего не получится. Ни один мужчина никогда не сравнится с ним.

Глава 25

Макс

— Ты уверен, что платье будет там? — спрашивает Ками уже в десятый раз.

— Расслабься, детка, — шепчу я, проверяя, нет ли сообщений на моем телефоне. — Твое платье уже там.

Внезапно ее глаза расширяются.

— Я совсем забыла об этом. Ты не сказал мне, чем Николай зарабатывает на жизнь.

Я не забыл. Лишь пытался отложить этот разговор.

Пока что Ками ни о чем не волновалась. Будем надеяться, что моя полоса везения продолжится.

— Фамилия Николая — Ветров, — говорю я, беря ее за руку. — Его семья — контрабандисты кровавых алмазов.

— Алмазов?

Поверьте, моя женщина слышит только это слово.

Я усмехаюсь.

— Они продают бриллианты на черном рынке.

— Ладно. Это не так плохо, как я думала.

— Это еще не все.

Ее глаза расширяются от любопытства.

— Кузен Николая — глава Братвы, Виктор Ветров. Его крестный отец — директор Академии Святого Монарха, а его дядя — лучший ассасин, который когда-либо был, хотя он уже в отставке. Я так и не смог побить его рекорд.

— Господи. Внезапно я обрадовалась, что у тебя нет огромной семьи преступников.

— Они — моя семья. Я тоже работаю на Братву, Ками.

— Ты ведешь меня в логово гадюк, — вздыхает она. — Будем надеяться, что я произведу хорошее первое впечатление.

— Они не причинят тебе вреда. Ветровы не одобряют причинение вреда женщинам. Это единственное, чего они не допускают.

Облегчение омывает ее прекрасное лицо.

— Слава Богу. И все же, я буду единственным человеком, который не совершил преступления?

Совершила. Ты украла мое сердце.

Я медленно киваю.

— Но там ты будешь в безопасности. Кроме Академии Святого Монарха, остров семьи Ветров — самое безопасное место для тебя.

Пилот объявляет, что мы начинаем снижение, и Ками смотрит в иллюминатор. Ее рука сжимает мою, и она крепко держится.

Ранее я узнал, что она не любит летать.

Я переворачиваю руку и переплетаю наши пальцы.

— Кстати, я купил тебе фиолетовое платье.

— Что? — выдыхает она. — Ты шутишь, да?

— Думаю, ткань шифоновая, — добавляю я.

— Боже мой, Макс. Никто, разбирающийся в моде, не носит шифон.

Частный самолет, который я нанял в Святом Монархе, приземляется на острове.

— Просто шучу. Я хотел отвлечь тебя, пока мы приземляемся.

Облегчение появляется на ее лице, и она шлепает меня по груди.

— Уф, никогда не шути об одежде, особенно о платьях.

Когда самолет останавливается, мы отстегиваем ремни безопасности и встаем. Ками потягивается, прежде чем подойти к двери. Взяв ее за руку, мы выходим из самолета.

Николай ждет с широкой улыбкой на лице, и мне приходится отпустить руку Ками, чтобы по-братски обнять его.

— Блять, рад тебя видеть, — посмеивается он. — Прошло слишком много времени.

Я отстраняюсь и обнимаю Ками за поясницу, прежде чем сказать:

— Ками, познакомься с Николаем. Он — одна из причин, по которой я тебя охраняю.

Ее глаза расширяются, когда она протягивает ему руку. Пока они обмениваются рукопожатием, она говорит:

— Приятно познакомиться с вами. Макс много рассказывал мне о вас.

— Рассказывал? — Острый взгляд Николая мечется между Ками и мной. — Ты не упоминал, что мисс Дюбуа присоединится к нам.

— Да, об этом. Нам нужно поговорить.

Николай жестом показывает в сторону деревьев.

— Как прошел полет? — Спрашивает Николай.

— Хорошо. Как твои нервы?

Он усмехается.

— Тебе лучше спросить, как у меня с терпением. Я просто хочу надеть свое кольцо на палец Эбигейл и покончить с празднованием.

Я внимательно смотрю на своего друга и, видя, как он счастлив, похлопываю его по спине.

— Я рад, что ты нашел кого-то, с кем можешь разделить свою жизнь.

По тропинке мы доходим до его дома. Двухэтажный бревенчатый домик приютился в лесу, занимающем половину острова.

Моя мечта уединиться на собственном острове навеяна островом семьи Ветров. Я влюбился в это место с первого посещения.

— Входите, — приглашает Николай. — Эбигейл в главном доме с моей матерью. Вы познакомитесь с ней после церемонии.

Мы садимся в гостиной, и пока Ками разглядывает современный декор, Николай, прищурившись, смотрит на нас.

На его лице отражается шок, затем он говорит:

— Господи, неужели это то, о чем я думаю?

Я выдыхаю и, взяв руку Ками в свою, киваю другу.

— Да.

Его захлестывает еще одна волна шока.

— Твою мать, Максим. Ты серьезно?

Видя беспокойство, появившееся в его глазах, я успокаиваю его:

— Она знает, что я ассасин. Она все знает.

Взгляд Николая переключается на Ками.

— И ты не против?

Она прочищает горло.

— Не похоже, что это что-то изменит, если я не соглашусь с этим. Верно?

На лбу моего друга появляется хмурая складка, и я быстро объясняю:

— Она не психовала и не собирается. — На самом деле Николаю трудно объяснить характер Ками. — А также не устраивает драм.

Это тоже звучит неправильно.

— Макс пытается сказать, что меня все устраивает, пока вы все не начнете убивать невинных людей. Я не говорю, что то, что вы делаете, приемлемо, но я и не собираюсь судить. Считайте меня зоной, свободной от суждений. Я — Швейцария.

Николай наклоняет голову и смотрит на Ками так, словно она сошла с ума.

— К ней нужно немного привыкнуть. Можешь расслабиться. С Ками, что видишь, то и получаешь.

— Морис знает? — спрашивает он.

— Пока нет, — отвечает Ками. — У моего отца сейчас много дел, и у меня не было возможности поговорить с ним.

Николай смотрит на меня хмурым взглядом.

— Значит, когда ты сказал, что она — головная боль, это была чушь собачья?

Кивнув, я усмехаюсь.

— Я не хотел говорить тебе об этом по телефону.

— И вы оба серьезно относитесь к этим отношениям?

Господи, такое чувство, что меня допрашивает родитель.

— Все серьезно. — Я расскажу подробнее, когда останусь с Николаем наедине.

— Где туалет? — Спрашивает Ками.

— Дальше по коридору, первая дверь налево, — говорю я. Я смотрю, как она уходит, и когда слышу, как закрывается дверь, встречаюсь взглядом с Николаем. — Она — единственная для меня. Я просто жду подходящего момента, прежде чем обсудить это с ней.

— Ты любишь ее? — Взгляд Николая сужается, когда он ищет ответ на моем лице.

Мне требуется несколько секунд, прежде чем я киваю, не совсем готовый произнести эти слова вслух.

Лицо моего друга расплывается в улыбке, и он встает. Меня заключают в объятия.

— Ты не представляешь, как я рад это слышать.

Мы отстраняемся друг от друга, и я ободряюще смотрю на него.

— Она понимает меня, Николай. Мы полные противоположности, но каким-то образом идеально подходим друг другу.

— Я понимаю. У нас с Эбигейл то же самое. — Он похлопывает меня по плечу.

Пока у меня есть этот момент, я говорю:

— Если ты ищешь моего благословения, то оно у тебя есть. Надеюсь, твое будущее с Эбигейл будет благословенным.

Эмоции на мгновение искажают его черты.

— Спасибо, брат.

Мы слышим, как открывается дверь туалета, и через несколько секунд Ками возвращается в гостиную. Она садится рядом со мной, нервно улыбаясь.

— Можешь расслабиться, — смеюсь я. — Николай закончил с допросом.

— Допрос, блин, — ворчит он.

Глава 26

Ками

С тех пор, как мы приехали на остров, Макс уже не так насторожен, каким я привыкла его видеть. Кажется, он расслабляется рядом с Николаем, что говорит мне о том, насколько они доверяют друг другу.

После знакомства с семьей Николая и его будущей невестой Макс отводит меня в комнату для гостей, которую мы будем использовать в течение дня, чтобы я могла переодеться в свое платье.

Честно говоря, я не очень доверяю Максу в вопросах моды, поэтому мне немного не терпится увидеть платье, которое он для меня купил.

Как только мы входим в спальню, мой взгляд останавливается на чехле с одеждой, и я направляюсь прямиком к нему. Я расстегиваю молнию, затем мои брови взлетают вверх, и я ахаю.

Снимая светло-зеленое шелковое платье, я теряю дар речи.

Я чувствую, как взгляд Макса обжигает меня, когда он спрашивает:

— Я думал, оно подойдет к твоим глазам. Ты одобряешь?

Я киваю головой и, улыбаясь мужчине, который продолжает меня удивлять, говорю:

— Оно великолепно.

Не желая терять времени, я быстро снимаю с себя одежду и позволяю шелковой ткани платья струиться по телу. Макс подходит ближе и застегивает молнию на моем боку, а затем целует мое обнаженное плечо.

Ткань волнами ниспадает под моим декольте. Ложбинки нет, и мои твердые соски не видны.

Макс, должно быть, прочитал мои мысли, потому что он поднимает руку и проводит пальцами по моей левой груди.

— Я убедился, чтобы не было никаких казусов.

Я хихикаю.

— Я не удивлена.

Мой собственнический ассасин.

Я провожу ладонями по шелку, чтобы расправить некоторые складки, а затем беру косметичку из нашей сумки.

Пока я подправляю макияж, Макс переодевается в свой костюм. Я продолжаю украдкой поглядывать в зеркало, когда осознание того, что мы пара, снова настигает меня.

Иногда мне кажется, что все происходит слишком быстро и я ничего не могу контролировать. А бывает и так, что кажется, будто я знаю Макса всю свою жизнь.

Мне становится все труднее удерживать себя от того, чтобы полностью не влюбиться в него. Единственное, что мешает мне отдать ему все свое сердце, — это то, что, как только угроза будет устранена, Макс уйдет.

Я снова стану светской львицей, но, надеюсь, папа согласится, чтобы я ушла от публичности и занялась своим хобби — фотографией.

А Макс продолжит убивать людей.

Но есть и другая проблема. У папы случится сердечный приступ, когда он узнает, что у меня с Максом романтические отношения.

Уф, даже если он примет наши отношения, Макс все равно вернется в свой мир.

Конечно, пару раз он говорил что-то, подразумевающее, что мы в этих отношениях надолго, и я знаю, что он никогда не говорит того, чего не имеет в виду. Но я также знаю, что он не заводит отношений.

Он продолжает говорить, что я принадлежу ему, но это не значит, что навсегда.

Господи, он даже не может вспомнить, с кем он был и как их звали. Он — волк-одиночка по натуре.

Выборы через неделю. После этого папа хочет, чтобы я вернулась домой. Макс больше не понадобится, потому что мы получим защиту от SGPM — Группы безопасности премьер-министра.

При мысли о том, что Макс покинет меня, в груди вспыхивает паника.

— Все в порядке? — внезапно спрашивает он, вырывая меня из размышлений.

Я улыбаюсь, чтобы успокоить его, и киваю.

— На свадьбах я обычно становлюсь эмоциональной.

Я подавляю свои переживания, чтобы насладиться этим днем вместе с Максом.

Когда я встаю с табурета у туалетного столика, он подходит и встает позади меня.

Он начинает поднимать ткань на моих ногах, и, нахмурившись, я говорю:

— Не думаю, что на это есть время.

Взявшись за мои трусики, он стаскивает их, а затем засовывает в карман.

— Мне не нравится, что на тебе что-то надето под платьем.

Ох.

Жар разливается по моему животу и скапливается между бедер, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

Он поднимает руку к моему подбородку и оставляет поцелуй на моих губах.

— И это обеспечит мне легкий доступ.

Мне нравится, как это звучит.

Он целует меня еще раз, а затем берет мою руку и переплетает наши пальцы. Выходя с Максом из комнаты для гостей, я смотрю на него, любуясь красивыми чертами.

Я хочу вечно быть с этим мужчиной.

Мы спускаемся по лестнице и выходим из главного особняка. К счастью, здесь есть мощеная дорожка, по которой мы можем идти, потому что я надела туфли на высоком каблуке и, наверное, приземлилась бы на задницу, если бы мне пришлось идти по песку и траве.

Церемония проводится на поляне, окруженной деревьями. Белые стулья от Тиффани стоят по обе стороны от прохода, усыпанного лепестками белых роз.

— Здесь так красиво, — шепчу я, пока Макс ведет меня ко второму ряду. Я смотрю на других гостей и задаюсь вопросом, все ли они связаны с криминальным миром.

Наверное.

Макс держит мою руку и кладет ее себе на бедро. Он улыбается Николаю, который совсем не выглядит взволнованным.

Дед и отец Николая стоят впереди вместе с ним, и когда звуки фортепиано наполняют воздух, мы все поворачиваемся на своих местах, чтобы посмотреть, как Эбигейл идет по проходу.

— Она восхитительна, — шепчу я Максу.

Киллиан, дедушка Николая, совершает церемонию бракосочетания, и как только жених и невеста оказываются перед ним, он говорит:

— Мне сказали, чтобы это было коротко и мило.

Мои губы изгибаются, в то время как другие гости хихикают.

Киллиан делает паузу и указывает на Эбигейл.

— Вау, можем ли мы все просто воспользоваться моментом, чтобы взглянуть на эту прекрасную невесту, которую удалось заполучить моему внуку?

Эбигейл заливается смехом и кружится, чтобы мы все могли полюбоваться ее свадебным платьем.

Внезапно Макс кричит:

— Она слишком великолепна для тебя, Николай.

Мои глаза прикованы к мужчине рядом со мной, и я упиваюсь видом того, что он расслаблен и чувствует себя комфортно, потому что находится среди себе подобных.

Он замечает, что я смотрю на него, и обнимает меня за плечи. Притягивая меня ближе, чтобы я прислонилась к его боку, он шепчет:

— Спасибо, что пошла со мной сегодня.

Церемония продолжается, и когда Николая и Эбигейл объявляют мужем и женой, я посылаю во Вселенную желание, чтобы, у нас с Максом все сложилось.

Как и большинство женщин, я мечтала выйти замуж, но никогда не встречала мужчину, которого считала своим единственным — до Макса.

Когда все встают, он поднимает меня на ноги и обхватывает рукой за поясницу. Наклоняясь ближе, он спрашивает:

— Ты в порядке?

Я быстро киваю и, улыбаясь ему, говорю:

— Это была прекрасная церемония.

Он наклоняет голову и смотрит на меня несколько секунд, его глаза изучают мои.

— Такое чувство, что ты что-то скрываешь от меня.

Похлопывая рукой по его груди, я улыбаюсь шире.

— Я в порядке, Макс. Все в порядке. Давай пойдем со всеми на прием.

Я снова подавляю свои переживания в глубине души и сосредотачиваюсь на празднике.

Как только мы покинем остров, мне потребуется некоторое время, чтобы разобраться в своих эмоциях и решить, как действовать дальше.

Глава 27

Макс

Посещение свадьбы Николая было глотком свежего воздуха. Было приятно снова встретиться с моим другом.

Но это также разрушило пузырь, в котором мы с Ками жили.

До свадьбы мы закрылись от реальности и потерялись друг в друге. Но теперь реальность стучится в дверь, и скоро все изменится.

На следующей неделе Морис станет премьер-министром Франции, и мне придется либо увезти Ками обратно во Францию, либо похитить ее.

Я склоняюсь к тому, чтобы похитить ее, но если я оторву ее от отца, это не принесет мне никакой пользы.

Господи, Морис никогда не даст своего благословения. Ни один здравомыслящий отец, любящий свою дочь, не согласился бы, чтобы она встречалась с ассасином.

— Макс, начинается, — кричит Ками из хижины.

Внедорожнику требовалась замена масла, что на некоторое время отвлекло меня.

Направляясь в дом, я говорю:

— Дай-ка я вымою руки.

Пока я счищаю грязь с пальцев, я слышу, как увеличивается громкость телевизора.

Оливье Де Ротшильд проводит президентские дебаты против оппозиционной партии, и Морис пришел поддержать его.

Я вытираю руки и, вернувшись в гостиную, сажусь рядом с Ками.

Я совершенно не интересуюсь политикой, но Ками хочет посмотреть дебаты в надежде хоть мельком увидеть своего отца.

Она прижимается ко мне и, придвинув поближе пакет с крендельками, кусает один.

Ведущий рассказывает об истории кандидатов и о том, что, по его мнению, будет обсуждаться сегодня. Он упоминает, что Де Ротшильд, вероятно, воспользуется тем, что Морис выступает за экологизацию страны, чтобы получить больше голосов.

Не прошло и десяти минут, а мне уже скучно.

Достав телефон из кармана, я проверяю свою электронную почту и банковские счета, прежде чем войти в базу данных Святого Монарха.

Внезапно Ками хватает меня за бедро и взволнованно говорит:

— Вот и он. — Она хмурится, уставившись в телевизор. — Я говорила ему не надевать этот костюм. Светло-серый цвет старит его.

Я даже не пытаюсь посмотреть, поскольку проверяю, не появилась ли какая-нибудь информация об угрозе Ками.

Запрос показывает, что ничего нового нет, но перед тем, как я выхожу из своей панели мониторинга, загружается сообщение.

Запрашиваемая информация найдена.

Мой телефон начинает звонить, и, увидев номер Академии Святого Монарха, я встаю с дивана и отвечаю:

— Левин слушает.

— Мистер Левин, — говорит директор Козлов. — Я сообщаю вам эту информацию по личному телефону, потому что это срочно, а вы лучший друг моего крестника.

— Что вы выяснили?

— Цель больше не Камилла Дюбуа, а Морис Дюбуа. Сегодня же.

Господи Иисусе.

— Кому поручено убийство? — Спрашиваю я. Зная, кто ассасин, я узнаю, когда и как это произойдет. У каждого из нас есть свой личный стиль.

— Я не могу сообщить вам эту информацию. Советую поторопиться.

— Спасибо.

Я заканчиваю разговор и возвращаюсь в гостиную, смотрю на телевизор, набирая номер Мориса. Звонок соединяется, но он продолжает звонить, пока не переходит на голосовую почту.

— Это Макс. Убирайтесь оттуда.

Я больше ничего не говорю и вместо этого снова набираю номер.

На экране телевизора я вижу, как Морис и Де Ротшильд поднимаются по ступенькам к сцене, помахав всем своим сторонникам. Я смотрю, как Морис останавливается сбоку, в то время как Ротшильд занимает свою позицию за трибуной.

Блять.

— Возьми трубку, — рычу я, слушая непрекращающуюся мелодию звонка.

Морис лезет в карман, и линия обрывается. Когда я пытаюсь снова, звонок сразу попадает на голосовую почту.

— Кому ты пытаешься позвонить? — Спрашивает Ками, переводя взгляд с телевизора на меня. — Что случилось?

Господи. Времени нет.

Мое сердцебиение учащается, и, пытаясь оттащить Ками от телевизора на случай, если это гребаное убийство произойдет, пока камеры нацелены на Мориса, я говорю:

— Принеси мне стакан воды, пожалуйста.

Она хмуро смотрит на меня и, когда встает, переводит взгляд на экран телевизора.

Я слышу отчетливый звук выстрела и бросаюсь вперед. Камеры поворачиваются в сторону сцены, когда я хватаю Ками.

В толпе возникает суматоха, и диктор кричит:

— Прозвучал выстрел!

Я прижимаю лицо Ками к своей груди и чувствую, как по ее телу пробегает дрожь.

— Застрелен сенатор Морис Дюбуа, — кричит диктор. — О Боже мой! Кто-то только что выстрелил из толпы. Это настоящее столпотворение.

Морис, ты тупой ублюдок. Ты должен был ответить на звонок!

Держа Ками, которая застыла у меня на груди, я тянусь за пультом и выключаю телевизор.

— Нет, — шепчет она.

Я заставляю ее сесть и приседаю перед ней. Обхватывая ее лицо руками, я вижу, как ужас борется с неверием. Она отстраняется от меня и начинает качать головой.

— Что случилось? — задыхается она. Ее глаза встречаются с моими, и черты ее лица искажаются страданием, когда ужас затемняет радужку. — Нет. Не смотри на меня так. — Она начинает качать головой. — Нет, этого не может быть. Это ошибка.

Я сажусь рядом с ней и, обняв ее за плечи, притягиваю к своей груди.

Ее тело содрогается, затем она спрашивает:

— Что только что произошло?

— В твоего отца стреляли, — говорю я Ками, не приукрашивая это.

— Нет, — снова выдыхает она, и похоже, что она все еще пытается смириться с этим фактом.

— Мне чертовски жаль. — Я целую ее в волосы. — Давай я позвоню и посмотрю, что можно выяснить.

Может быть, ему повезло, и выстрел не убил его.

У нее вырывается вздох, затем она всхлипывает:

— Пожалуйста. Может быть, с ним все в порядке.

Я быстро набираю номер Святого Монарха, и когда отвечает директор Козлов, я спрашиваю:

— Убийство подтверждено?

— Да.

— Господи, — бормочу я, когда в моем ухе раздается еще один сигнал вызова. — Спасибо.

Я заканчиваю разговор с директором Козловым и отвечаю на звонок от Николая:

— Да?

— Я только что получил известие, что Морис Дюбуа был убит.

— Я позвоню тебе позже. Я нужен Ками.

— Хорошо.

Я заканчиваю разговор и бросаю телефон на кофейный столик. Глаза Ками застыли в ужасе и прикованы ко мне, как будто у меня есть сила исправить эту ситуацию.

Я качаю головой.

— Прости, детка. Убийство подтверждено.

Черты ее лица искажаются от боли, когда она пытается отдышаться после удара.

Я заключаю ее в объятия и покрываю поцелуями ее волосы и висок.

— Мне так чертовски жаль. Я пытался позвонить ему, но он выключил свой телефон.

— Нет, — всхлипывает она, прикрывая рот руками. Онапродолжает трясти головой, шок явно слишком силен для нее.

Внезапно у нее вырывается душераздирающий звук, и она приваливается ко мне. Мое гребаное сердце разрывается из-за нее, когда она безудержно плачет.

— Я держу тебя, детка. Хотелось бы мне забрать у тебя эту боль, — говорю я, пытаясь утешить ее единственным известным мне способом.

Проходит около тридцати минут, прежде чем ей удается успокоиться и справиться с первоначальным шоком.

Когда она отрывает лицо от моей груди, на ее лице появляется странное спокойствие.

— Я не знаю, что делать, — бормочет она бесстрастным тоном. — Думаю, мне следует кому-нибудь позвонить… кому?

— Нет. — Я обхватываю ее лицо и большими пальцами пытаюсь вытереть немного ее слез. — Я со всем разберусь.

Она снова медленно качает головой, выглядя потерянной и ошеломленной.

— Но что мне делать?

— Ничего, детка. Предоставь все мне и просто… разберись с тем, что произошло.

— Как? — Слово с трудом вырывается из ее горла, прежде чем новая волна слез захлестывает ее.

Я снова обнимаю ее и, проводя рукой вверх-вниз по ее спине, говорю:

— Просто поплачь, детка. Выпусти все это.

— Макс, — стонет она, от невыносимого горя ее голос становится хриплым. — Я не могу потерять своего отца. Он — все, что у меня есть.

Нет. У тебя есть и я.

— Я здесь, — говорю я с обещанием, что никогда не уйду, омрачая свой тон. — Ты не одна. У тебя есть я. Я помогу тебе пройти через это.

Мои слова, кажется, не доходят до нее, когда она истерически рыдает:

— Он не может умереть. Почему? Почему они убили его? Нет, он не ушел.

Все, что я могу сделать прямо сейчас, это обнять ее, когда она срывается.

— Я держу тебя, Ками, — продолжаю повторять я.

И я никогда тебя не отпущу.

Глава 28

Ками

Не могу поверить, что папа мертв.

Мои глаза опухли, а губы пересохли от всех этих слез.

Макс звонит, чтобы узнать, что происходит. Кладя телефон на кофейный столик, он кладет руку мне на спину и наклоняется вперед, чтобы видеть мое лицо.

— Я снова разговаривал с директором Козловым, и он заверил меня, что твоей жизни больше ничего не угрожает.

— Это не имеет значения, — огрызаюсь я, внезапно охваченная волной гнева. — Что ты узнал о моем отце?

Он придвигается ближе ко мне, притягивая меня обратно к своей груди.

— Он был объявлен мертвым на месте преступления. Он был убит выстрелом в голову. Он не страдал.

Мое лицо искажается.

— Он не страдал, — повторяю я слова, хотя они не приносят никакого утешения. — Папа, — выдыхаю я, чувствуя, как опустошающая душевная боль пронзает меня.

Воспоминания о папе всплывают в моем сознании, и каждое из них сжимает мое сердце до тех пор, пока не остается ничего, кроме невыносимой боли.

Его улыбка.

Его смех.

То, как он смотрел на меня со всей любовью в мире.

Горе захлестывает меня, и каждый мускул в моем теле напрягается. Неконтролируемые рыдания вырываются из меня, и я пропитываю рубашку Макса своими слезами.

Как мне жить дальше без тебя, папа?

— Детка, — стонет Макс, моя боль эхом отдается в его голосе. — Мне так чертовски жаль. Скажи мне, что делать. Как я могу облегчить это для тебя?

Впервые я слышу панику в его голосе.

— Это так больно, — всхлипываю я. — Мое сердце. Такое чувство, что кто-то пытается вырвать его из моей груди.

Макс крепко сжимает меня в объятиях до боли. Он непрерывно осыпает поцелуями мое лицо и волосы.

Кажется, проходит вечность, прежде чем боль снова превращается в тупую пульсацию. В остальном я чувствую оцепенение. Как будто вся моя воля к жизни покинула это царство вместе с моим отцом.

Когда я отстраняюсь, Макс смотрит на меня с беспокойством, глубоко запечатленным на его лице.

— Я знаю, что сейчас это кажется адом, но просто держись, детка. Эта неделя будет самой трудной, но я буду с тобой на каждом шагу. Ты не одна.

Я вижу, что он говорит так из-за своего опыта, и понимаю, что он имеет в виду свою собственную семью, которую потерял.

— Не могу поверить, что его больше нет, — признаюсь я. — Что изменилось? Почему они выбрали его, а не меня?

— Потому что я с тобой, Ками. Они знали, что не смогут добраться до тебя. У них оставался только один вариант.

Осознание этого опускается в мой желудок, как раскаленные угли. Поскольку у меня был Макс, папа стал мишенью.

— Твой отец любил тебя больше всего на свете, детка, — бормочет Макс.

— Я знаю, — хнычу я, душераздирающие слезы снова захлестывают меня.

Пока один ассасин защищал меня, другой отнял жизнь у моего отца.

_______________________________

Макс позаботился о нашем возвращении во Францию, потому что я не могла думать ни о чем, кроме папы.

Возвращаясь домой на частном самолете, я чувствую, что застряла в вечной душевной боли. Никакие слезы не могут облегчить мою боль.

Как мне пережить смерть моего отца?

Как мне жить дальше без него?

Как мне попрощаться?

Я не могу вспомнить наш последний разговор. О чем мы говорили? Говорила ли я ему, что люблю его?

— Ками, — говорит Макс, беря меня за руку.

Я поднимаю глаза к его лицу, и мне кажется, что я нахожусь в трансе, когда бормочу:

— Да.

— Мы приземлились. — Он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к себе. — Думаю, нам следует заехать в больницу, чтобы тебе дали что-нибудь от шока.

Я ненавижу больницы, но, зная, что не смогу справиться с этим самостоятельно, киваю.

— Пойдем, детка.

С тех пор как на папу сегодня было совершено покушение, тон Макса стал мягким, и это заставляет меня плакать.

— Не говори со мной таким тоном, — говорю я. — Твой тон всегда властный. От мягкости мне становится только хуже. — Я поднимаю на него глаза. — У меня нет сил, Макс. Ты нужен мне.

На его лице появляется властное выражение, затем он говорит:

— Возьми у меня все силы, которые тебе нужны.

Его рука сжимает мою, как тиски, когда мы выходим из самолета. Затемненный внедорожник ждет нас, а за ним кортеж с группой охраны.

— Они из Академии Святого Монарха, — сообщает мне Макс.

Мы подходим к мужчине, который, похоже, возглавляет кортеж. Он кивает мне, затем говорит:

— Сожалею о вашей потере, мисс Дюбуа. — Его взгляд перемещается к Максу. — Меня зовут Данил. Какие будут приказания, мистер Левин?

Он русский.

— Мы направляемся в больницу, прежде чем отправимся в дом мистера Дюбуа.

Мне столько всего нужно сделать. Организация похорон. Последняя воля моего отца.

Филипп! Наш шеф-повар вообще знает, что моего отца убили?

Уверена, что знает.

Макс открывает заднюю дверь и подталкивает меня вперед. Когда я забираюсь внутрь, он садится рядом со мной, а Данил садится за руль.

Пока нас везут в больницу, я прислоняюсь к Максу. Я стараюсь сосредоточиться на том, что он рядом, а не на том, что сегодня я понесла тяжелую утрату.

Боже, я не знаю, что бы делала, если бы его здесь не было.

Случайная мысль выбивает воздух из моих легких — если угроза моей жизни исчезла, Макс может оставить меня в любой момент.

Нет-нет-нет-нет.

Макс, должно быть, чувствует мою панику, потому что берет меня за подбородок и поднимает мое лицо к своему.

Поскольку я разбита и слаба, я умоляю:

— Не оставляй меня.

На его лбу появляется морщинка, но он говорит то, что мне нужно услышать:

— Я никуда не уйду, детка.

Останься со мной навсегда.

На этот раз я не могу произнести ни слова, и вместо этого зарываюсь лицом ему в грудь. Я вдыхаю его мужской аромат и сосредотачиваюсь на ощущении его рук, обнимающих меня.

Я не уверена, что смогу оправиться от потери отца. Я не могу потерять еще и Макса.

Он — все, что у меня сейчас есть.

Самая уязвимая эмоция, которую я когда-либо испытывала, сжимает мою грудь удушающим захватом.

Внедорожник останавливается, и Макс помогает мне выбраться с заднего сиденья. Обняв меня одной рукой, он ведет меня в больницу, и я не обращаю никакого внимания на то, что там говорят.

Измученная и убитая горем, я позволяю Максу вести меня повсюду. Он говорит от моего имени и заполняет формы.

В какой-то момент мне делают укол, и вскоре после этого меня охватывает сон без сновидений.

Глава 29

Макс

Господи. Блять. Боже.

Ками плохо переносит потерю отца, чего и следовало ожидать. Она была сильной во всем, что происходило, пока не потеряла Мориса. Это, блять, ломает ее прямо у меня на глазах, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.

К счастью, в больнице ей сделали укол, чтобы успокоить ее. Еще у нас есть таблетки, которые она может положить под язык для рассасывания, чтобы снять напряжение.

Я укладываю ее в спальне, которую указал мне Филипп, шеф-повар, и снимаю с нее обувь. Накрыв ее одеялом, я целую ее в лоб, а затем смотрю на нее сверху вниз.

Господи, детка. Как бы мне хотелось сделать что-то еще.

Я сажусь на край кровати и провожу пальцами по ее щеке и подбородку.

Я как-нибудь помогу тебе пройти через это.

Ранее она просила меня не оставлять ее. Я не хотел вести с ней напряженный разговор, пока она в таком состоянии, но меня беспокоит, что она вообще задала этот вопрос.

Очевидно, я недостаточно ясно выразился о своих чувствах к ней. Впрочем, с этим придется подождать.

Я определенно не стану признаваться ей в любви, пока она проходит через ад.

И все же, глядя на свою женщину, я шепчу:

— Я люблю тебя, детка. Ты останешься со мной на всю жизнь. — Я наклоняюсь и снова целую ее в лоб. — С этого момента только ты и я.

Я сижу с ней еще некоторое время, а затем встаю и выхожу из комнаты. Филиппа я нахожу на кухне, сидящим за столом.

Его глаза смотрят на меня, и он встает.

— Могу ли я чем-нибудь помочь, сэр?

— Я был бы признателен, если бы вы приготовили что-нибудь поесть для охранников. — Я оглядываю комнату, затем спрашиваю: — Можно мне бутылку воды?

Я нанял дополнительных охранников из Академии Святого Монарха, чтобы они помогли мне защищать Ками до окончания похорон.

Филипп протягивает мне воду, затем спрашивает:

— Как дела у Ками?

— Она отдыхает. — Я выхожу из кухни и направляюсь в офис Мориса, чтобы сделать пару звонков.

Садясь за дубовый стол, я достаю телефон и делаю первый звонок.

— Как там дела? — Спрашивает Николай.

— Дерьмово, — выплевываю я. — Чертовски дерьмово.

— А Ками? Как она держится?

— Никак. — Я откидываюсь на спинку кресла и потираю пальцами лоб. — У нее разбито сердце. Морис и Ками были близки.

— Я узнал имя ассасина от своего дяди, — сообщает он мне.

Это одно из преимуществ иметь в друзьях Ветрова. У них есть доступ к информации, в которую остальные из нас не посвящены.

— Кто это был?

— Джедрик Руснак.

Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

— Я видел его прямо перед нападением в пентхаусе Ками, — признаю я. — Он сказал, что приехал в город по делам, чтобы убрать бизнесмена. — Я качаю головой, ведь это было месяц назад. — Ему не нужно столько времени, чтобы совершить убийство. Ты уверен, что назвал правильное имя?

— Контракт был заключен сегодня. Все произошло в течение часа. Руснак принял заказ, как только он появился.

У меня по спине пробегает ледяной холодок.

— Это значит, что тот, кто стоит за этим, знает о нас. Они должны были знать, что у них будет лишь небольшой промежуток времени с момента заказа убийства, потому что твой дядя — директор Академии Святого Монарха. Они знали, что я узнаю. — Я качаю головой, затем спрашиваю: — Может ли директор Козлов сказать нам, кто заказал убийство?

— Я могу попытаться выяснить.

Я вздыхаю, затем бормочу:

— Блять, мне жаль, что это произошло, пока у тебя медовый месяц.

— Время неподходящее, но что есть, то есть. Мне нужно идти. Эбигейл передает свои соболезнования.

— Спасибо. — Уголок моего рта на секунду приподнимается. — Поговорим позже.

Мы заканчиваем разговор, и у меня появляется минутка, чтобы все обдумать.

Срочный заказ появляется редко. Обычно нам дается от двух недель до месяца, чтобы уничтожить цель.

Это говорит мне, что тот, кто напал на Мориса, является частью моего мира. Они знают, кто я. Это также объясняет, почему был убит Морис, а не Ками.

Но это не объясняет, почему на пентхаус было совершено нападение.

Господи, я упускаю важную информацию.

Надеюсь, Николай выяснит, кто заказал контракт на Мориса.

Я вздыхаю, затем набираю номер на своем телефоне.

— Де Ротшильд.

— Меня зовут Максим Левин. Я жених Камиллы Дюбуа.

Ни за что на свете я не назову себя ее парнем. Уверен, она простит меня за ложь, но это единственный способ, чтобы люди вокруг нее выполняли мои приказы.

— Будут ли организованы государственные похороны ее отца? — спрашиваю я.

— Конечно. Я пытался дозвониться до нее, но все время попадает на голосовую почту. Она там? Могу я с ней поговорить?

Я качаю головой.

— В настоящее время она отдыхает. Я контролирую все, что касается Камиллы. Я был бы признателен, если бы вы сообщили прессе, что она недоступна для интервью. Она будет присутствовать только на похоронах и ни на чем другом.

— Последнее, что я слышал, вы были ее телохранителем, — упоминает он.

— А теперь я ее жених, — бормочу я. — Камилла оставит свои обязанности светской львицы, и как только все будет улажено, она поедет со мной.

— Все это немного неожиданно, — говорит он, и в его словах слышится сомнение.

Я не могу винить этого человека за то, что он с подозрением относится ко мне.

— Просто сделайте то, что я сказал. Как только Камилла почувствует себя немного лучше, я попрошу ее позвонить вам.

— Я был бы признателен. Я сделаю объявление, что она не будет общаться с прессой. Как у нее дела?

— Не очень хорошо, — честно отвечаю я. — Она очень любила своего отца.

— Я знаю их с тех пор, как она была ребенком. Они всегда были очень близки. Пожалуйста, передайте ей мои соболезнования и попросите ее позвонить мне как можно скорее.

— Обязательно.

Я заканчиваю разговор и раздраженно фыркаю. Вот почему я люблю свой мир. Если ты отдаешь гребаный приказ, люди воспринимают его всерьез, потому что знают, что умрут, если не выполнят его.

Чертова бюрократия выводит меня из себя.

Встав, я выхожу из кабинета и чуть не сталкиваюсь с Филиппом. Он отскакивает назад, бросает один взгляд на мое лицо, затем шепчет:

— Mon Dieu⁷.

В его глазах страх, когда он говорит:

— Камилла проснулась… сэр… Я подумал, что должен сообщить вам.

Кивнув мужчине, я обхожу его и направляюсь в ее спальню. Когда я вхожу в комнату, она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью и обхватив руками голени. Она смотрит в пространство, пока я не сажусь. Ее взгляд перемещается на меня, затем ее подбородок начинает дрожать.

Я широко раскрываю объятия.

— Иди сюда, детка.

Ками вяло двигается, забираясь ко мне на колени, и я прижимаю ее к себе.

— Мне приснился кошмар, потом я проснулась и поняла, что это было наяву, — шепчет она.

Мои руки сжимаются вокруг нее.

— Прости, любовь моя. — Я впервые говорю с ней по-русски. Не думаю, что она готова услышать, что я люблю ее, и не хочу давить на нее, пока она в таком состоянии.

Но после того, как у нее будет время оплакать своего отца, мы поговорим о нас. Я скажу ей, как сильно люблю ее, и мы построим совместную жизнь.

Глава 30

Ками

Боже, мое сердце больше не выдержит.

Стоя перед входом в церковь Сен-Сюльпис, полную людей, я с трудом сглатываю свое горе, разворачивая надгробную речь, которую написала для папы.

На мгновение мой взгляд останавливается на Максе, и я черпаю в нем силу.

Не обращайся ко всем. Сосредоточься только на Максе.

— Мой отец был добрым и щедрым человеком. Он хотел лучшего будущего для Франции. — Накатывает волна сердечной боли, и я пытаюсь отдышаться, но она так сильно сжимает мою грудь, что кажется, я вот-вот потеряю сознание. — Я скучаю по нему. — Мой подбородок начинает дрожать, и мне приходится выдавливать из себя слова: — Так сильно.

Тишина в церкви становится громкой, пока кто-то не кашляет.

Тишина стала громкой с тех пор, как умер мой отец.

Не в силах вымолвить больше ни слова, я бросаю на Макса умоляющий взгляд. Он встает и, подойдя ко мне, обнимает меня. Он берет бумагу, на которой написана моя речь, и продолжает читать от моего имени.

Закончив, он ведет меня в заднюю часть церкви. Как только мы выходим на улицу, нас окружают охранники из Академии Святого Монарха.

Я слышу вопросы, которые выкрикивают представители прессы, но игнорирую их. Макс снимает пиджак и накрывает им мою голову, чтобы защитить меня от камер.

Я больше не могу плакать и мне удается лишь сухо всхлипнуть.

Когда мы добираемся до безопасного внедорожника, меня усаживают на заднее сиденье.

— Кладбище Монпарнас, — отдает Макс приказ Данилу.

Он ни разу не отпустил меня. Я знаю, что слишком сильно завишу от него, но у меня просто нет воли принимать решения самостоятельно.

Данил паркуется довольно далеко от того места, где будет похоронен мой отец.

— Мы всю дорогу будем идти пешком? — спрашиваю я Макса.

— Нет. Мы просто ждем, пока другие охранники снова проверят территорию. Мне нужно убедиться, что это безопасно для тебя.

— Мы можем подождать, пока не закончится церемония и все люди не разойдутся? Не думаю, что смогу встретиться с кем-либо прямо сейчас.

Я хочу быть одна, когда буду прощаться с папой.

— Мы сделаем все, что ты захочешь, детка.

До прибытия катафалка остается тридцать минут. Пятнадцать до начала церемонии и еще тридцать до того, как люди разойдутся.

Он мой отец, но страна похоронила его. Хотя я понимаю, что его любили многие, мне бы хотелось сделать это в одиночку.

— Готова? — Спрашивает Макс. Я киваю, и он отдает приказ: — Подъезжай ближе, Данил.

Когда мы останавливаемся возле могилы, нам приходится ждать, пока все охранники подойдут к нашему внедорожнику. Только после этого мне разрешают вылезти из машины.

Я понимаю, это для моей безопасности, но это значит, что я не останусь с папой наедине.

Тело Макса напряжено, когда мы подходим к свежей могиле, и он продолжает осматривать местность в поисках любых возможных угроз.

Мы останавливаемся, и я едва могу смотреть на гроб.

Папа.

Мое горло сжимается, а глаза горят, но по щеке скатывается лишь одна слеза.

Боже, я буду так сильно скучать по тебе.

Я прикрываю рот рукой, и когда Макс притягивает меня к своей груди, из меня вырывается рыдание.

Спасибо тебе за удивительную жизнь, которую ты подарил мне. Я была так счастлива, что ты был моим отцом. Дыра, которую ты оставил в моем сердце, никогда не затянется.

Я хватаюсь за бок Макса, чтобы удержаться на ногах, поскольку мое тело неудержимо дрожит. Моя печаль становится невыносимой, и я закрываю глаза.

Прощай, папа.

_______________________________

Три дня после похорон были самыми тяжелыми.

Именно тогда мистер Лафайет пришел зачитать папино завещание. Нужно было подписать столько бумаг, что я думала, сойду с ума. Однако Макс прочитал все до единой страницы. Он не позволил бы мне подписать документ, который не проверил.

Он был моей опорой на протяжении всего испытания.

Я сижу в папином кресле в неформальной гостиной и смотрю на книгу, которую он читал. Он всегда любил читать.

Печаль начинает превращаться во что-то более темное. Я бы описала это как гнев. Это более сильная эмоция, чем любая другая, которую я когда-либо испытывала.

Я встаю и выхожу из комнаты, чувствуя себя вялой.

Я иду на кухню, где Филипп занят приготовлением ужина. Несмотря на то что еда пахнет очень вкусно, у меня нет особого аппетита.

Я сажусь за столик и смотрю, как Филипп замешивает тесто.

Некоторое время мы молчим, затем он спрашивает:

— Что ты собираешься делать?

Я вздыхаю.

— Не знаю. — Я оглядываю кухню, затем думаю сказать: — Я не буду продавать дом. Это твой дом, и ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

— Он слишком большой для меня, — бормочет он. Мой подбородок начинает дрожать, и он быстро добавляет: — Но я останусь здесь и присмотрю за домом для тебя.

— Спасибо, — выдавливаю я слова, опуская голову.

Филипп подходит ко мне и по-отечески обнимает. Это все, что мне нужно, чтобы сломаться.

Я так устала плакать.

— У тебя все еще есть я, — ворчит он хриплым от собственного горя голосом.

Я киваю.

— Спасибо, Филипп.

Он отстраняется и продолжает месить тесто.

— Ками, — слышу я, как Макс зовет меня.

— Иду, — отвечаю я, соскальзывая с табурета. Я одариваю Филиппа улыбкой, прежде чем покинуть кухню.

Войдя в фойе, я вижу Макса, спускающегося по лестнице. Он принимал душ, когда я проснулась.

— Вот ты где, — вздыхает он, создавая у меня впечатление, что он был обеспокоен.

У этого человека чертовски навязчивая идея следить за мной. Он должен знать, где я нахожусь каждую секунду дня.

Для других женщин это может быть тревожным сигналом, а меня это заставляет чувствовать себя любимой. Он не говорил мне таких слов, но за последние полторы недели разными способами показал, что я ему небезразлична.

Макс одержим, опасен и, вероятно, один из самых страшных людей на планете, но для меня он — все. Он — мое здравомыслие, мой защитник… и любовь всей моей жизни.

Когда он подходит ко мне, между его глаз появляется морщинка.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как? — спрашиваю я.

— Я не уверен. Никогда раньше не видел такого выражения.

Неужели никто никогда не смотрел на него с абсолютной любовью?

Не готовая сказать ему эти слова, я отвечаю:

— Я просто подумала, как мне повезло, что ты здесь. — Я беру его за руку и подхожу ближе к нему. — Спасибо тебе за все, Макс. Без тебя я бы не пережила последние полторы недели.

Уголок его рта приподнимается.

— Ты бы выжила, детка. Ты сильнее, чем думаешь.

Я качаю головой.

— Ты тот, кто дал мне силу.

Он притягивает меня ближе и наклоняется, запечатлевая нежный поцелуй на моих губах, затем спрашивает:

— Ты уверена, что не хочешь отправиться в пентхаус до того, как компания по переезду все упакует?

Я быстро киваю.

— Мне было достаточно одного нападения.

— У нас есть охрана, и я буду там. Там будет безопасно, — уверяет он меня.

Я пожимаю плечами, прижимаясь к его груди.

— Я бы предпочла не ехать. Пока компания по переезду доставляет все сюда, я в порядке.

Он отстраняется, чтобы видеть мое лицо.

— Ты не хочешь попрощаться со своим домом?

Я снова качаю головой.

— У меня нет сил прощаться с тем, что я люблю.

Черты его лица смягчаются, и он заключает меня в крепкие объятия.

— Я просто не хочу, чтобы ты пожалела об этом.

Я глубоко вдыхаю его запах, который ассоциируется у меня с безопасностью и комфортом.

— Не пожалею.

Я постепенно начинаю отпускать свою прежнюю жизнь и понятия не имею, что ждет меня в будущем.

Я лишь надеюсь, что что бы ни случилось дальше, Макс останется рядом со мной. Время поджимает. Скоро нам придется кое о чем поговорить, и я не горю желанием начинать этот разговор.

Что, если он уйдет?

Глава 31

Макс

Я наблюдаю за Ками, как гребаный ястреб, когда она съедает свою первую полную тарелку еды с тех пор, как скончался ее отец.

Не буду врать, я беспокоился, что она потеряет свои изгибы. Здоровье Ками — одна из моих самых больших забот на данный момент.

— Почему ты продолжаешь пялиться на меня? — спрашивает она.

— Просто наслаждаюсь видом того, как ты ешь. Ты заставила меня поволноваться некоторое время.

Она делает паузу, чтобы сказать:

— Я рада, что ко мне вернулся аппетит. Я соскучилась по еде.

Я указываю на ее тарелку.

— Доедай все, или десерта не будет.

Ее бровь приподнимается, и, словно чертово солнце решает наконец-то засиять после двадцати дней темноты, она улыбается.

Моя женщина улыбается.

Господи, я скучал по этому.

— Что у нас на десерт?

— Доешь свою еду, и узнаешь.

Я продолжаю наблюдать за ней, пока она не съедает последний кусочек, затем одобрительно улыбаюсь ей.

— Хорошая девочка.

Мы сидим на кухне, где уютнее, чем в столовой. Филипп уже удалился в свою комнату спать, и половина охранников отдыхает, пока другая половина патрулирует территорию снаружи.

— Я собираюсь отпустить охранников, чтобы они могли вернуться в Академию Святого Монарха, — сообщаю я ей.

— Честно говоря, я не знаю, почему они пробыли здесь три недели.

— У нас было много дел. Теперь, когда большая часть имущества переоформлена и документы подписаны, я могу сосредоточить все свое внимание на твоей безопасности. — Я поднимаю стакан с виски и делаю глоток. — Кстати, я ненавижу бумажную волокиту.

Она одаривает меня еще одной улыбкой, и я упиваюсь этим зрелищем, как человек, умирающий от жажды.

— Спасибо, что помогаешь мне позаботиться обо всем. Я очень ценю это.

— Не за что.

Ками встает и относит пустую тарелку в раковину. Поставив ее на место, она говорит:

— Мне нужно позаботиться еще об одной вещи.

— О какой?

Я подношу стакан ко рту, но замираю, когда она отвечает:

— Я должна тебе заплатить, но не знаю, сколько. О какой сумме вы договорились с моим отцом?

Я ставлю свой бокал на мраморную столешницу и качаю головой.

— Все изменилось, Ками. Я не жду, что мне заплатят.

Она издает смешок, но он звучит грустно, а не радостно.

— Неужели я была так хороша в постели?

На моем лбу появляется морщинка, и я указываю на табурет, с которого она только что встала.

— Сядь. — Я жду, пока она подчинится, затем говорю: — Я хотел отложить этот разговор до тех пор, пока тебе не станет лучше, но сейчас самое подходящее время.

Она тяжело сглатывает, и в ее глазах появляется нервное выражение.

— Просто скажи уже это дерьмо.

Мои глаза прищуриваются, глядя на нее.

— Какое, блять, дерьмо? Что происходит? Мы никогда не говорили об оплате моих услуг. Я же сказал тебе, что никуда не уйду.

Она наклоняет голову и встречается со мной взглядом.

— Да, но в какой-то момент тебе придется вернуться к работе. Я не жду, что ты будешь охранять меня вечно, Макс. Эти засранцы получили то, что хотели. Мой отец мертв, так что угрозы больше нет.

В ее голосе звучит такая боль, что мне становится дурно.

Я встаю и иду к ней. Взяв ее за бедра, я поворачиваю ее лицом к себе и наклоняюсь, пока мы не оказываются лицом к лицу.

— Я никуда не уйду.

— Но…

— Ками, послушай меня, — рявкаю я.

Ее глаза расширяются, и я наконец полностью завладеваю ее вниманием.

Я поднимаю руки и обхватываю ее лицо.

— Да, я вернусь к работе. Нет, я не собираюсь меняться. Я — ассасин. И всегда им останусь.

Сердечная боль омрачает ее глаза.

— Но я не отпущу тебя. Я говорил серьезно, когда сказал, что ты моя. Мы найдем способ сделать так, чтобы между нами все было хорошо.

На ее лице отражается замешательство.

— Как? Ты собираешься оставлять меня на недели или месяцы, и я буду видеться с тобой в перерывах между заказами?

Господи, да я ни за что не смогу этого сделать.

Я отстраняюсь и вздыхаю.

— Честно?

Она кивает.

— Я всерьез подумывал о том, чтобы похитить тебя, чтобы ты всегда была рядом со мной.

Она заливается смехом, и уголок моего рта приподнимается.

— Это не похищение, если я пойду добровольно.

Я мгновение смотрю на нее, затем спрашиваю:

— Ты сможешь это сделать? — Я указываю рукой на пространство. — Ты оставишь все это ради меня?

Ее взгляд встречается с моим, и когда она колеблется, я произношу эти слова впервые за четырнадцать лет:

— Я люблю тебя.

Моя мама была последним человеком, который слышал от меня эти слова.

Губы Ками приоткрываются от шока, и она моргает, глядя на меня так, будто я говорю на иностранном языке.

Взяв ее за руку, я стаскиваю ее с табурета, чтобы она встала передо мной. Я поднимаю другую руку к ее шее и смотрю глубоко в ее глаза.

— Я люблю тебя, Ками. Я не говорил этих слов никому, кроме своей сестры и матери. — Я наклоняюсь и прижимаюсь своим лбом к ее. — Я, блять, так сильно люблю тебя. И ни за что тебя не отпущу. Меня не волнует, если мне придется терпеть, как ты брыкаешься и кричишь, когда я тебя заберу, но я сделаю это, если это единственный способ заполучить тебя.

— Это довольно романтично, — дразнит она, но затем черты ее лица напрягаются от эмоций, и она прижимается к моей груди. — Мне так нужно было это услышать.

Моя женщина цепляется за меня, признаваясь:

— Я не была уверена в твоих чувствах ко мне. Я умирала медленной смертью, думая, что ты уйдешь. Знаю, ты сказал, что не уйдешь, но ты никогда не говорил мне о своих чувствах, поэтому я не была до конца уверена, что то, что у нас было, было достаточно особенным, чтобы заставить тебя остаться со мной.

Я заключаю ее в объятия и опускаю голову, пока мои губы не касаются ее уха, затем шепчу:

— Я люблю тебя, детка.

Она всхлипывает, а потом наконец говорит:

— Я тоже тебя люблю. Очень сильно.

Ее слова обрушиваются на меня, как дождь в летний день. Клянусь, он очищает часть моей души от всей крови, накопившейся за эти годы.

— Достаточно, чтобы перейти на темную сторону? — Спрашиваю я игриво, чтобы она засмеялась, а не заплакала.

Благодаря Ками я, кажется, начинаю обретать чувство юмора.

— Я пойду с тобой куда угодно.

Я немного отстраняюсь, чтобы видеть ее лицо.

— Да?

Она морщит нос.

— Только не в хижину в ближайшее время.

Мои глаза встречаются с ее.

— Мне нужно услышать это снова.

— Я люблю тебя, Макс.

Я делаю глубокий вдох, вдыхая эти слова, и, закрыв глаза, смакую их.

Ками прижимается своими губами к моим, и я тут же беру контроль над поцелуем. Мое тело прижимается к ее телу, и когда она врезается в остров, я заявляю на нее права единственным известным мне способом — с яростной одержимостью, которая никогда не умрет.

Когда я, наконец, поднимаю голову, у нас обоих перехватывает дыхание. Ее губы распухли от моего натиска.

Чтобы развеять последнее из моих беспокойств, я спрашиваю:

— Ты действительно не против пойти со мной?

Она бросает на меня озорной взгляд.

— Не знаю. Все зависит от того, где находится твой дом.

— Я часто переезжаю. Самое большее, я провожу месяц на одном месте. Ты сможешь с этим справиться?

— Значит, мы будем путешествовать по миру? Постоянно?

Когда я киваю, на ее лице появляется красивая улыбка.

— Я всегда хотела иметь возможность путешествовать по миру и фотографировать.

— Это означает "да"?

Она кивает, счастье наполняет ее глаза впервые с тех пор, как умер ее отец.

— Когда я выйду на пенсию, мы сможем найти себе остров и построить дом по твоему выбору.

Ее брови взлетают вверх.

— Ты собираешься на пенсию?

— Со временем.

— Сколько у меня времени до того, как ты захочешь покинуть Францию? — спрашивает она, обнимая меня за поясницу.

— Неделя или две.

— Хорошо.

Я целую ее еще раз, затем говорю:

— Мы будем время от времени возвращаться во Францию, чтобы ты могла проверять, как идут дела.

— С удовольствием.

Наклоняя голову, я обхватываю ее подбородок.

— Я не могу обещать тебе солнечный свет и розы, Ками. Но я буду защищать тебя ценой своей жизни и любить всем своим сердцем. Я обеспечу тебя всем, что тебе нужно, и хорошо позабочусь о тебе.

Ее глаза расширяются.

— Это предложение?

Я качаю головой.

— Нет.

Нам нужно обсудить еще кое-что, прежде чем я попрошу ее выйти за меня замуж, но я ни за что не сделаю этого сейчас.

Господи, да я, наверное, никогда не сделаю ей предложение, потому что как, черт возьми, сказать любимой женщине, что я стрелял в нее, когда ей было семнадцать?

Понимая, что мой ответ был резким, я говорю:

— Я хочу насладиться этим этапом наших отношений. У нас впереди все будущее. Спешить некуда.

Ее игривость возвращается, когда она дразнит:

— Ты хочешь встречаться со мной?

Я притягиваю ее для очередного поцелуя, затем ворчу:

— Я хочу сделать больше, чем просто встречаться с тобой.

Схватив ее леггинсы, я стягиваю их с ее ног. Я чертовски скучаю по шортам, которые она обычно носит, но, учитывая, что вокруг столько мужчин, я рад, что она их не надевает.

Счастливый от того, что на ней нет нижнего белья, я рычу:

— Я хочу трахнуть тебя.

Я прокладываю поцелуями дорожку вверх по ее бедру и снимаю с нее футболку.

— Хочу заставить тебя кончить.

Я сажаю ее на стол и широко раздвигаю ее ноги, чтобы я мог встать между ними. Уже поздно, и я знаю, что никто не войдет на кухню.

Ками откидывается назад и кладет руки на мраморную столешницу.

— Покажи мне, как сильно ты меня хочешь.

— Тебе лучше за что-нибудь ухватиться, — предупреждаю я ее, прежде чем наклониться, чтобы поласкать ее киску.

Глава 32

Ками

После того, как компания по переездам освободила мой пентхаус, я выставила его на продажу. Я разбросала свои вещи по всему особняку, которые намерена сохранить.

Не думаю, что когда-нибудь смогу расстаться с домом, который делила с папой. Филипп останется здесь, чтобы присматривать за домом для меня.

Я рада, что он решил не уходить. Будет приятно видеть знакомое лицо всякий раз, когда я буду приездать, чтобы проверить, как там дела.

Я решила быть негласным партнером в компании папы. Большинство деловых решений будет принимать правление, потому что у меня нет опыта работы с солнечными батареями или управления крупной компанией.

Я сижу в любимом папином кресле, вспоминая прекрасные воспоминания, которые мы оставили в этом доме, но через некоторое время меня охватывает злость.

Полиция не выяснила ничего нового относительно убийства папы.

Им не сойдет с рук убийство моего отца.

Макс заходит в комнату и садится в то же кресло, в котором сидел, когда мы с ним познакомились.

— Я заказал для нас частный самолет. Мы вылетаем завтра.

Я киваю.

Его пристальный взгляд изучает мое лицо, затем он спрашивает:

— Ты в порядке?

Я делаю глубокий вдох.

— Ты хорош в поиске людей, верно?

— Да.

— Я хочу нанять тебя.

Думаю, только так я смогу хоть немного избавиться от своей печали. Я должна знать, кто стоит за тем адом, через который мне пришлось пройти.

Он хмурится.

— Для чего?

— Я хочу знать, кто стоит за всем этим. Я хочу, чтобы они предстали перед правосудием.

Он долго и пристально смотрит на меня, прежде чем сказать:

— Если тебе нужна справедливость, то ты должна позволить полиции делать свою работу. Если ты жаждешь мести, тогда я могу помочь.

Правосудие или месть?

Эти люди разорвали мою жизнь на части.

Я не свожу глаз с Макса, обдумывая возможные варианты.

Есть шанс, что полиция не раскроет это дело, и я не могу этого допустить.

Готова ли я переступить черту? Пути назад не будет.

Макс встает с кресла и подходит, чтобы присесть передо мной. Взяв меня за руку, он говорит:

— Ты не обязана принимать решение. Я сделаю это за тебя.

Я соскальзываю со стула и обвиваю руками его шею. Прижавшись губами к его уху, я шепчу:

— Я хочу отомстить. Я хочу, чтобы они страдали так же, как страдала я. Хочу, чтобы они истекали кровью, как истекал кровью мой отец. Хочу, чтобы они все заплатили за то, что сделали с нами.

Макс отстраняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Его глаза наполняются жестокостью и яростью.

— Все, что захочешь, детка. Я выслежу и убью всех до единого, кто ответственен за смерть твоего отца.

Подняв руку, я прижимаю ладонь к его подбородку, его щетина недельной давности грубо касается моей кожи.

— Я хочу быть рядом каждую секунду боли, которую ты заставишь их испытать.

Макс делает глубокий вдох и медленно выдыхает, обдумывая мою просьбу, затем качает головой.

— Оставь убийства мне, детка. — Его глаза с нежностью осматривают мое лицо. — Наблюдение за тем, как из кого-то утекает жизнь, изменит тебя. Это не то, чем я готов рисковать.

Вздохнув, я киваю.

— Хорошо, но мне нужны доказательства смерти.

В его глазах появляется жестокий блеск, когда он говорит:

— Это я могу сделать, но я не хочу, чтобы мне платили. Для меня будет удовольствием отомстить за тебя.

Поднявшись на ноги, он прижимает меня к себе. Я быстро обхватываю его ногами, и пока он несет меня из гостиной в нашу спальню, я целую и посасываю его шею.

Я падаю на кровать, затем Макс начинает целовать меня так, словно пытается поглотить саму мою душу. Его движения торопливы, когда он срывает с меня одежду, затем приказывает:

— На четвереньки.

Пока я переворачиваюсь и принимаю позу, Макс снимает рубашку и брюки-карго. Я чувствую, как кровать двигается, когда он забирается на нее, затем его ладонь касается моей правой ягодицы.

Откинув голову назад, я выпячиваю свою задницу, чтобы она была полностью открыта для него.

— Сильнее.

Мои пальцы впиваются в одеяло прямо перед тем, как его ладонь обжигает мою кожу. Я издаю хриплый стон, прикусывая нижнюю губу от боли.

Руки Макса грубо гладят мои бедра, затем он рычит:

— Я никогда не смогу насытиться этим видом. Господи, твоя задница возбуждает меня двадцать четыре часа в сутки.

Я чувствую, как он раздвигает мои ягодицы, и когда его палец скользит вниз по середине, мои брови взлетают вверх. Мое сердцебиение ускоряется до дикого стука, и неожиданный жар наполняет мое нутро.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он продолжает двигаться, пока не обводит мой клитор.

— Не волнуйся, детка. Сегодня я не возьму тебя взадницу.

Мое тело расслабляется, и я хихикаю:

— Мне нужно некоторое время, чтобы подготовиться к этому, если ты этого хочешь.

— Я знаю. — Его палец дразнит сжавшуюся плоть моей попки, а затем возвращается к клитору.

Почему я нахожу это таким чертовски возбуждающим?

Еще один сильный шлепок раздается по моей заднице, и мои мышцы снова напрягаются. Макс ставит меня на колени, так что моя спина прижимается к его груди.

— Раздвинь ноги шире, — приказывает он.

Я раздвигаю колени еще шире, и без особого предупреждения его член врезается в мою киску сильным толчком. Его ладони нащупывают мою грудь, и из меня вырывается стон.

Эта поза позволяет мне почувствовать силу его тела, когда он начинает жестко трахать меня. Его руки сжимают мою грудь, и он начинает целовать и посасывать чувствительную плоть под моим ухом.

С каждым сильным толчком мое тело дергается в его мощном захвате.

Я поднимаю руки над головой и умудряюсь ухватиться за него.

Максу, кажется, нравится эта поза, потому что его прикосновения наполнены отчаянием и потребностью, когда его руки поглаживают вверх-вниз мою грудь и живот. Он продолжает наполнять меня грубыми толчками.

— Так хорошо, — стону я, наслаждаясь тем, с какой силой он входит в меня. Захваченная моментом, я признаюсь: — Я хочу, чтобы ты сдерживал меня и делал со мной плохие вещи.

Внезапно Макс выходит из меня, я оказываюсь на спине, а мои руки прижимаются к кровати. Ему достаточно одной руки, чтобы удержать мои запястья над головой.

Коленом он раздвигает мои ноги, а затем так сильно шлепает меня по клитору, что я вскрикиваю.

Господи.

— Да, — выдыхаю я от сильной волны удовольствия, сжимающей мой живот. — Снова.

— Ты здесь не отдаешь приказы, — рычит он, его глаза наполнены тьмой и жестокостью.

Святое дерьмо. Да, да, да.

Вместо очередного шлепка Макс обводит пальцем мой клитор, не давая мне ни капли нужного трения.

Я издаю разочарованный стон и пытаюсь повернуть бедра, но он угрожает:

— Если ты пошевелишься, я остановлюсь.

Боже, мне это слишком нравится. Мой живот трепещет от предвкушения. Я чувствую, как возбуждение струйкой стекает по моей заднице.

— Такая чертовски мокрая, — ворчит Макс. — Тебе нравится грубость, детка?

Мне требуется определенная смелость, чтобы признаться:

— Да.

— Мне тоже. — Его ладонь касается чувствительной плоти между моими бедрами, и я раздвигаю ноги как можно шире. — Вот так, детка. Позволь мне увидеть каждый дюйм твоей прекрасной киски.

От его похвалы возбуждение еще больше проникает в мою душу.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Возьми меня грубее.

Я получаю еще один шлепок, и от острой боли почти кончаю. Его пальцы сжимаются вокруг моих запястий, перекрывая приток крови к рукам. Он склоняется надо мной и властно смотрит в глаза.

Все во мне напрягается, и вдруг он начинает многократно шлепать ладонью по моему клитору.

По моему телу пробегает сильная дрожь, и моя спина выгибается над кроватью. Я напрягаюсь, освобождаясь от его хватки на моих запястьях. Отчаянно хватаю ртом воздух и могу выдавить только стон.

— Кончай, детка, — приказывает он.

Из меня вырывается крик, и мое тело начинает биться в конвульсиях, когда самый мощный оргазм, который я когда-либо испытывала, выбивает воздух из моего тела.

В глазах у меня темнеет, и все, что я могу чувствовать, — это Макса и то сильное удовольствие, которое он мне доставляет.

Клянусь, я на мгновение теряю сознание, а когда прихожу в себя, тело Макса накрывает мое. Его мускулистая грудь и пресс вдавливают меня в матрас, когда его член наполняет меня жестоким толчком.

Мне удается глотнуть воздуха, и мое зрение возвращается.

Его рука все еще сжимает мои запястья, в то время как другая сжимает мою левую грудь.

— Ты потеряла сознание? — спрашивает он, его дыхание прерывистое, а черты лица напряжены от желания.

— Думаю, да.

Это чертовски заводит Макса, потому что он начинает трахать меня как сумасшедший. Или одержимый.

Стоны и крики вырываются из меня, когда он овладевает моим телом с безжалостностью, которой я никогда не испытывала.

Я теряю связь со всеми своими чувствами, кроме удовольствия, которое он мне доставляет.

— Пожалуйста, — еле слышно произношу я. — Пожалуйста.

— Кончай, Камилла, — приказывает он хриплым голосом.

Когда очередной оргазм пронзает меня с силой стихийного бедствия, Макс кончает так сильно, что у него вырывается дикое рычание.

Этот звук продлевает мое удовольствие, и я изо всех сил пытаюсь отдышаться.

Макс отпускает мои запястья, и кровь приливает к рукам. Я чувствую себя полностью удовлетворенной и лишенной всех сил, лежа под Максом.

Господи, это было не от мира сего. Не думаю, что какое-то время я смогу ходить прямо.

Глава 33

Макс

Мы полетели на частном самолете в Женеву, где у меня дом недалеко от Академии Святого Монарха.

Пока я везу нас к месту, которое считаю своей операционной базой, Ками смотрит в окно. По ее печальному выражению лица я вижу, что она думает о своем отце.

Временами ее горе все еще ощутимо, и я знаю, что пройдут месяцы, если не годы, прежде чем она сможет оправиться от постигшей ее утраты.

Когда мы подъезжаем к моей собственности, окруженной высокими стенами и защищенной самой современной системой безопасности, печаль исчезает с ее лица, а глаза наполняются любопытством.

— Я не ожидала увидеть особняк, — признается она.

— У меня есть не только хижины, — говорю я, останавливая бронированный внедорожник у крыльца. — Это будет нашим домом, когда мы не будем ездить на работу.

— Как часто мы будем здесь бывать? — спрашивает она.

— Обычно по праздникам. Я не очень люблю убивать людей во время праздников, — признаюсь я, вылезая из машины.

Когда я отпираю входную дверь, Ками спрашивает:

— Тебе нравится Рождество?

Я киваю.

— Так же, как и любому другому человеку.

Мой ответ вызывает у нее улыбку, после чего она окидывает взглядом фойе.

— Я минималист, — объясняю я отсутствие декора.

— Поскольку это будет и мой дом тоже, — она поворачивается ко мне с надеждой во взгляде, — могу я кое-что добавить?

Ее пентхаус был обставлен со вкусом, так что я не возражаю.

— Конечно.

Положив руку ей на поясницу, я показываю ей остальную часть дома, а затем веду в свой ‘офис’. Эта комната больше похожа на оружейную, где я храню все свое оружие, и на мою главную компьютерную систему, где я выполняю большую часть отслеживания.

— Господи, — шепчет Ками, окидывая взглядом все пистолеты, винтовки, ножи и гранаты. — У тебя их достаточно для целой армии.

— Я люблю быть подготовленным, — констатирую очевидное.

— К чему? — выдыхает она, ее глаза останавливаются на мне. — К войне?

— Помимо всего прочего, — усмехаюсь я, находя ее реакцию забавной.

Она поворачивается лицом ко всем мониторам.

— Черт возьми, Макс. Почему у тебя их так много?

Я подхожу к столу, занимающему всю стену, и включаю свой мейнфрейм. Мониторы оживают, показывая разнообразную информацию.

На некоторых из них прямые трансляции локаций со всего мира, на других — автоматическое распознавание лиц других ассасинов. Мне нравится следить за конкурентами.

— Боже мой, — шепчет Ками. — Должна признать, что все это немного пугает. Я едва могу заставить свой ноутбук работать.

Я беру ее за руку и вывожу из комнаты, чтобы мы могли занести наш багаж.

Ками оставила часть своей одежды во Франции, но большую часть привезла с собой, поэтому мне приходится делать несколько заходов, чтобы отнести все сумки в главную спальню.

Она смотрит на двуспальную кровать и черное постельное белье, затем говорит:

— Мне придется добавить немного цвета в комнату.

— Ничего слишком яркого, пожалуйста.

— Я думала о розовом и фиолетовом, — дразнит она меня, открывая одну из своих сумок.

— Тогда твоя задница будет красного цвета, — угрожаю я, направляясь к шкафу в ванной. Я перекладываю свою одежду на правую сторону, чтобы освободить место для нее.

— Мне нужно поработать, — говорю я, наблюдая, как она раскладывает свою одежду по кучкам на кровати.

— Хорошо. — Когда я подхожу к двери, она спрашивает: — На кухне есть еда?

Я качаю головой.

— Завтра пройдемся по магазинам. Если хочешь, можем сходить куда-нибудь поужинать.

Ее бровь приподнимается.

— Для нас это будет впервые.

— Подумай, что хочешь съесть, и дай мне знать.

Я выхожу из спальни и направляюсь в свой офис. Садясь перед мониторами, я запускаю программу распознавания лиц, чтобы сосредоточиться на поиске Джедрика Руснака.

Кроме Святого Монарха, он единственный человек, обладающий нужной мне информацией. Пока я жду, когда программа выполнит свою работу, проверяю наличие новых контрактов в базе данных Святого Монарха.

Видя, что было заказано два контракта, я проверяю цели, но не узнаю имен, так что это для меня не важно.

Я смотрю на монитор, на котором мелькают изображения лиц, и, теряя терпение, начинаю самостоятельно искать недвижимость, которой может владеть Руснак.

Время ускользает, и я не замечаю, насколько уже поздно, пока Ками не заглядывает в офис.

— Уже восемь часов. Мы все еще собираемся пойти куда-нибудь поужинать?

— Блять, — бормочу я, вздыхая. — Прости, детка. Я потерял счет времени.

— Все в порядке.

Я оставляю мейнфрейм включенным, чтобы он мог продолжить поиски Руснака, и иду к двери. Я целую Ками в лоб, затем говорю:

— Дай мне пару минут, чтобы принять душ.

— Не торопись.

Вспомнив кое-что, я быстро возвращаюсь к столу и выдвигаю ящик. Взяв устройство слежения, я возвращаюсь к Ками и помещаю маленькую черную точку ей за ухо.

— Это устройство слежения, — объясняю я. — Скоро я куплю тебе что-нибудь более постоянное.

Она бросает на меня скептический взгляд.

— Постоянное?

— Имплантат, — уточняю я. — Если тебя когда-нибудь похитят, это поможет мне быстрее тебя найти.

— При одном условии, — говорит она. — Ты тоже должен получить такой же. — Затем она указывает на компьютерную систему позади меня. — И ты должен показать мне, как найти тебя с помощью всего этого.

Уголок моего рта приподнимается, и, подняв руку, я обхватываю ее сзади за шею.

— Я установлю себе такой же, но если я когда-нибудь исчезну, ты должна позвать Николая на помощь. Ни при каких обстоятельствах не подвергай себя опасности из-за меня. Николай знает, как меня найти, и у него есть ресурсы.

Ками морщит нос, но не спорит.

— Мне нужен номер телефона Николая. — Внезапно ее глаза расширяются. — Господи, я не могу вспомнить, где мой мобильный.

Нахмурившись, я спрашиваю:

— Когда ты в последний раз им пользовалась?

Она качает головой.

— Я оставила его и, честно говоря, забыла о нем. Я не хотела видеть все сообщения с соболезнованиями.

— Мы проверим твои вещи завтра. Если ты его потеряла, купим тебе новый.

Мы идем в главную спальню, и пока я раздеваюсь, то оглядываю все признаки того, что Ками переехала сюда. Ее лосьон для рук и коробка салфеток на левой прикроватной тумбочке. На туалетном столике — ее косметика и средства по уходу за кожей.

Удовлетворение наполняет мою грудь, и когда я захожу в ванную и вижу ее зубную щетку рядом с моей, улыбка растягивает мои губы.

Приходит осознание того, что Ками здесь, и она вся моя. Каждый ее сексуальный дюйм.

Навсегда.

Глава 34

Ками

Когда мы проезжаем через внушительные ворота Святого Монарха, мой взгляд мечется повсюду, чтобы полюбоваться прекрасным ландшафтным садом и замком.

— Боже, Макс, — выдыхаю я. — Такое чувство, что мы перенеслись в другой мир.

— Просто оставайся рядом со мной. Несмотря на то, что существует политика запрета убийств, некоторые из присутствующих здесь — наши враги. — Говорит он, паркуя внедорожник.

Я жду, пока он откроет мою дверь, затем выхожу и держусь рядом с ним, пока мы идем к парадным дверям. Нас обыскивают охранники, и Макс отдает два пистолета, которые всегда носит при себе.

Мы здесь из-за имплантатов устройства слежения. Предполагаю, это будет похоже на мои противозачаточные средства, которые мне вводили в руку.

Внутри замка потолок расписан старинными битвами, а полы выложены мрамором. Повсюду расставлены охранники, и когда Макс обнимает меня, я теснее прижимаюсь к нему, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

Когда мы сворачиваем в коридор, нам навстречу идет мужчина лет пятидесяти с небольшим. Он одет в безупречный костюм, от него волнами исходит властность.

— Директор Козлов, — говорит Макс, протягивая руку, чтобы поприветствовать человека, ответственного за Академию Святого Монарха.

Директор Козлов улыбается Максу.

— Мистер Левин, мы всегда рады видеть вас у нас в гостях. — Его темно-карие глаза устремлены на меня. — Мисс Дюбуа, примите мои соболезнования в связи с вашей утратой. Ваш отец был хорошим человеком.

— Спасибо, — бормочу я, и на моем лице появляется улыбка, которую я оттачивала годами.

Директор Козлов указывает на дверь.

— Сюда, пожалуйста.

Когда мы заходим в комнату, она похожа на лазарет. Мужчина, похоже, врач, приветствует нас кивком.

— Имплантаты слежения? — он уточняет у Макса, и когда тот кивает, доктор спрашивает: — Где бы вы хотели разместить устройства?

Макс на мгновение задумывается, затем берет меня за руку.

— У нее за левым ухом.

Доктор указывает на ближайшую кровать.

— Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Дюбуа.

Я бросаю на Макса нервный взгляд, забираясь на кровать. Врач берет меня за руку и протирает кожу антисептической салфеткой, а затем делает укол.

Он резко вводит иглу под кожу, и через пару секунд все готово.

Директор Козлов подходит и встает рядом с Максом.

— Вы должны иметь доступ к местоположению чипа. Давайте протестируем его.

Макс достает свой мобильный телефон и через минуту говорит:

— Засек ее.

Да, это точно.

Когда наступает очередь Макса, я спрашиваю:

— Смогу ли я увидеть местоположение устройства слежения на своем телефоне?

— Да, — отвечает директор Козлов. — Мы загрузим программу Святого Монарха на ваше устройство и дадим вам пароль. Макс покажет вам, как пользоваться приложением.

Я смотрю, как микрочип вживляют в то же место, что и мне, и улыбаюсь.

— У нас одинаковые устройства слежения.

Директор Козлов хихикает, а Макс только качает головой и бормочет:

— Только ты можешь найти это романтичным.

— Давайте пройдем в мой кабинет, — директор Козлов указывает на дверь, затем спрашивает: — У вас есть с собой мобильный телефон, мисс Дюбуа?

— Ааа… Я вроде как его потеряла.

Макс берет меня за руку и проводит большим пальцем по коже.

— Помимо устройств слежения, мы здесь за зашифрованным мобильным телефоном.

О, мне нравится, как это звучит.

Мы следуем за директором Козловым в роскошный кабинет, затем я вижу шкафы, заполненные оружием, выстроившиеся вдоль стены за огромным дубовым письменным столом. Он указывает на зону отдыха, и когда мы садимся, он подходит к сейфу и открывает его.

Я не могу заглянуть внутрь, но он выходит с подносом, полным мобильных телефонов.

— Какой из них вы предпочитаете, мисс Дюбуа?

Я просматриваю устройства и выбираю Samsung, который раскладывается. Я смогу читать на нем книги.

— Этот, пожалуйста.

Он кивает и вставляет в него SIM-карту, после чего включает телефон. Я смотрю, как он программирует устройство, затем садится рядом со мной и держит экран перед моим лицом.

— Не улыбайтесь.

Закончив с биометрической аутентификацией, он передает телефон мне.

— Я покажу тебе приложение Святого Монарха, когда будем дома, — говорит Макс, затем поднимается на ноги и пожимает руку директору Козлову. — Спасибо.

Я встаю и с улыбкой говорю:

— Было приятно познакомиться с вами. Хорошего дня.

Директор Козлов улыбается мне в ответ.

— Рад познакомиться, мисс Дюбуа.

Когда мы выходим из офиса, я засовываю свой новый сотовый телефон в сумочку. Затем чувствую запах еды.

— Здесь есть ресторан?

— Да. — Макс бросает на меня взгляд. — Ты голодна?

Я недоверчиво смотрю на него.

— Что за глупый вопрос?

Уголок его рта на мгновение слегка приподнимается.

— Моя ошибка.

Он ведет меня в обеденный зал и выдвигает для меня стул. Когда я сажусь, то бросаю взгляд на других гостей, которые наслаждаются ужином.

Среди них есть несколько пугающе выглядящих людей, и я быстро переключаю внимание на своего мужчину, которого считаю самым крутым.

Я беру меню и внимательно изучаю выбор блюд.

— Я буду сэндвич с говядиной и горчицей и кока-колу.

Когда к нашему столику подходит официант, Макс делает мой заказ и просит только стакан воды для себя.

— Не голоден? — Спрашиваю я.

Он качает головой.

— Дай мне свой телефон, чтобы я мог все настроить для тебя.

Я быстро достаю устройство из сумочки и протягиваю ему.

Макс придвигает свой стул ближе к моему, чтобы я могла видеть, что он делает. Он заходит в приложение Святого Монарха, и после того, как я набираю цифры, которые папа сообщил мне в письме, он показывает мне, как работает панель управления.

К счастью, я запомнила цифры. Я думала, что это номер банковского счета, а не пароль.

Макс возвращает мне телефон и говорит:

— В разделе финансов ты увидишь счет, который открыл для тебя твой отец.

Я захожу в раздел, и на меня накатывает волна грусти, когда я вижу, что папа перевел на счет крупную сумму. Он хотел быть уверен, что я никогда ни в чем не буду нуждаться.

О, папа. Я бы предпочла, чтобы ты был со мной, но спасибо тебе за заботу обо мне.

Я выхожу из финансового раздела и нажимаю ‘Отследить и проследить’.

Мои губы растягиваются в улыбке, когда я вижу карту, на которой красной точкой отмечено наше местоположение.

— Мне нравится, что я могу за тобой следить, — поддразниваю я Макса.

Он кладет руку на стул позади меня и наклоняется ко мне.

— Теперь тебе от меня никуда не деться.

Глава 35

Макс

Пока Ками наслаждается своим сэндвичем, мой взгляд останавливается на Руснаке, который входит в обеденный зал.

Неудивительно, что я не смог его найти. Он прятался в Академии.

— Оставайся здесь, — приказываю я Ками. — Я вернусь через пару минут.

— Куда ты идешь? — спрашивает она.

— Поговорить кое с кем, — отвечаю я, встав.

Когда я подхожу к Руснаку, он смотрит в мою сторону, затем на его лице расплывается широкая гребаная улыбка.

— Максим, какой сюрприз.

Он садится за стол и указывает на один из свободных стульев.

— Не хочешь присоединиться ко мне? Подозреваю, нам есть о чем поговорить.

Когда его взгляд мечется в сторону Ками, я рычу:

— Не смотри, блять, на мою женщину.

Его бровь приподнимается, когда он переключает свое внимание на меня.

— Твою женщину? Я не знал.

— Теперь знаешь, — бормочу я. Переходя к делу, я говорю: — Скажи мне, кто тебя нанял.

Он усмехается и качает головой.

— Ты же знаешь, что это так не работает. Конфиденциальность и все такое.

Я наклоняюсь вперед и, опираясь предплечьями на стол, встречаюсь взглядом с этим ублюдком.

— Я буду охотиться за тобой до самого края света. Если тебе когда-нибудь снова захочется минутки покоя, ты назовешь мне это имя.

Он снова качает головой.

— Я могу остаться здесь до конца своей жизни. Угрозы не помогут.

Господи Иисусе.

Я откидываюсь на спинку стула и спрашиваю:

— Какова твоя цена?

Его улыбка становится шире.

— Информация стоит дорого, Максим.

Клянусь Богом, этот человек испытывает то немногое терпение, которое у меня есть.

— Какова. Твоя. Цена. Блять?

— Я сегодня щедрый. — Он пожимает плечами. — Десять миллионов. Прямо сейчас.

Мой взгляд устремляется к Ками, и я вижу, что она наблюдает за нами.

Достав мобильный телефон, я захожу в свой аккаунт и разрешаю перевод десяти миллионов Руснаку. Генерируется код, который я должен передать ему, чтобы он получил доступ к средствам.

— Мне нужно имя, прежде чем я дам тебе код, — говорю я. — Это не обсуждается.

Он подтягивает салфетку поближе и, достав из кармана ручку, что-то пишет на ней. Не отрывая руки от салфетки, он поднимает бровь, глядя на меня.

— На счет три. Ты хочешь считать, или это должен сделать я?

— Три, — бормочу я. — Два… Один. — Я поворачиваю экран своего телефона, чтобы он мог видеть цифры, пока я читаю имя.

Фабиан Ру.

Поднявшись со стула, я выхватываю ручку у Руснака и вонзаю ее ему в руку, после чего бью его с такой силой, что он падает со стула.

— Это за убийство отца моей женщины, — рычу я, обходя стол, и прежде чем он успевает встать, я бью его ногой в подбородок, лишая сознания. — Гребаный кусок дерьма.

— Макс, — шипит Ками, ее глаза полны паники.

Она оглядывается по сторонам, словно ожидая нападения.

Охранники входят в обеденный зал, и я поднимаю руки вверх, говоря:

— Я ухожу.

Я подхожу ближе к Ками и, схватив ее за руку, вывожу из зала.

— Вам лучше, мистер Левин? — окликает нас директор Козлов из коридора, мимо которого мы проходим.

— Не намного, но пока что придется потерпеть, — отвечаю я, продолжая идти к парадным дверям.

Как бы сильно этот ублюдок меня ни раздражал, он не стоит тех усилий, которые потребовались бы, чтобы выследить и убить его, и есть неписаное правило, что мы не преследуем других ассасинов из профессиональной вежливости.

Я останавливаюсь возле охранника, чтобы забрать свое оружие, и когда мы направляемся к внедорожнику, Ками шепчет:

— Господи, Макс. Не знаю, почему ты его избил, но это было чертовски жарко.

Я сажаю ее на пассажирское сиденье и пристегиваю ремнем безопасности. Захлопывая дверь, я обхожу машину, делая глубокий вдох, чтобы унять свой пыл.

Когда я сажусь за руль, то чувствую на себе ее взгляд. Я завожу двигатель и, направляясь к выходу, говорю:

— Руснак убил твоего отца, и у меня есть имя человека, который заказал убийство.

Мой взгляд перемещается на Ками, и я вижу, как ее губы приоткрываются от шока.

— Человек, которого ты только что избил, убил папу? — Черты ее лица напрягаются, когда ее переполняет гнев. — Кто заказал убийство?

Только когда мы покидаем территорию Академии Святого Монарха, я отвечаю:

— Фабиан Ру. Это имя тебе что-нибудь говорит?

— Нет. — Она достает телефон из сумки и вбивает имя в Google. — Он генеральный директор Comprehensive Energies. Это крупнейшая энергетическая компания во Франции.

— Наконец-то, блять, — бормочу я. — Вот почему он напал на твоего отца. Экологическая политика, которую твой отец хотел внедрить, принесла бы компании убытки.

Ками качает головой, затем находит фотографию Фабиана Ру, и отвращение искажает ее черты.

— Я хочу, чтобы он умер, Макс.

— Я позабочусь об этом ублюдке, — обещаю я.

— Когда? — спрашивает она, все еще просматривая информацию об этом мужчине.

— Как только я договорюсь с Николаем, что ты останешься с ними на острове.

Ее взгляд устремляется на меня, и когда я подъезжаю к нашему дому, она говорит:

— Нет, я еду с тобой.

Когда я качаю головой, она напоминает мне:

— Ты сказал, что мы всегда будем держаться вместе. Куда ты, туда и я. С тобой мне будет безопаснее, и я не так хорошо знаю семью Ветров.

Господи.

Я паркую машину, затем поворачиваюсь к ней лицом.

— Вся Франция знает, кто ты, и это будет опасно. Ты поладила с Эбигейл на свадьбе. Самое большее, меня не будет двадцать четыре часа.

Ками успокаивающий вздыхает, затем кивает.

— Прости, мои эмоции взяли надо мной верх.

Я наклоняюсь над консолью и кладу руку ей на шею. Встречаясь с ней взглядом, я говорю:

— Я делаю то, что лучше для тебя, детка.

Она снова кивает, прежде чем обвить руками мою шею. Она шепчет мне на ухо:

— Я хочу, чтобы он знал, что умрет. Я хочу, чтобы он почувствовал то, что чувствовал папа.

Я целую ее в макушку и обещаю:

— Он узнает. Обещаю.

Мы отстраняемся друг от друга и выбираемся из внедорожника. Пока мы идем к входной двери, Ками спрашивает:

— Когда это произойдет?

— Мне нужно пару дней, чтобы выяснить, каков его распорядок дня, — отвечаю я. Зайдя в дом, добавляю: — И чтобы определиться с методом, который я буду использовать для его устранения.

Ками кладет руку обратно на стол в фойе, затем вздыхает.

— Я устала.

Подойдя ближе к ней, я беру ее за руку и тащу в гостиную. Я усаживаю ее на диван и вручаю пульт от телевизора.

— Закуски?

Она благодарно улыбается мне.

— Пожалуйста.

К счастью, мы сделали кое-какие покупки перед тем, как отправиться в Академию, так что мы запаслись вкусной едой для моей женщины.

Я беру коробку кренделей в шоколаде и содовую, затем возвращаюсь в гостиную. Я вручаю их ей и целую в губы.

— Я буду в своем кабинете.

— Хорошо. — Как только я отстраняюсь, она говорит: — Ты невероятный мужчина, Макс. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, детка.

Глава 36

Ками

Последние три дня Макс работал без остановки. Сначала я оставила его в покое, чтобы не путаться под ногами, но это продолжалось недолго.

Я сижу рядом с ним в офисе и смотрю запись с камеры видеонаблюдения, на которой Фабиан Ру занимается своими повседневными делами, как будто он не был виноват в убийстве моего отца.

Ублюдок.

Никогда не думала, что смогу ненавидеть другого человека с такой яростью.

Фабиан большую часть времени проводит в офисе. Макс каким-то образом взломал систему безопасности компании, и теперь я с упоением наблюдаю за работой этого придурка.

На другом мониторе Макс запоминает планировку дома Фабиана. Одному Богу известно, где он раздобыл планы собственности.

Измученный, он испускает вздох, затем на другом мониторе начинает мигать слово ‘Подтверждено’.

Он тут же выпрямляется и нажимает клавишу.

Джедрик Руснак. Швейцария, Женева.

46.2044° северной широты, 6.1432° восточной долготы

ЦЕЛЬ НАЙДЕНА

Камера показывает Руснака, сидящего во внедорожнике на светофоре.

— Ты выслеживаешь его? — спрашиваю я.

— Да. Мне нравится следить за конкурентами.

Мои глаза мечутся между монитором и лицом Макса.

— Он ведь опытный ассасин, верно? Как и ты?

Он качает головой.

— Он совсем не похож на меня. Он дерзкий и любит рисковать. Вот почему он ассасин уровня B. Он думает, что он хорош, но это не так.

— Почему ты до сих пор не убил его? — спрашиваю я из чистого любопытства.

— Между ассасинами существует негласное перемирие, пока на одного из них не будет заключен контракт. Тогда все ставки отменяются.

— Интересно, — бормочу я, прежде чем ухмыльнуться. — Мне нравится знать, что лучший ассасин принадлежит мне.

— Я весь твой, детка. — Макс откидывается в кресле и переводит взгляд на меня. — Я уезжаю завтра рано утром.

Удивленная, я таращусь на него.

— Так скоро?

Он кивает и, поднеся руку к моему лицу, гладит меня по щеке.

— Тебе нужно собрать вещи, чтобы я мог отвезти тебя на остров Николая.

Я не рада, что буду разлучена с Максом, но понимаю, что он хочет обеспечить мне безопасность.

— Хорошо, — отвечаю я и, встав, иду к двери.

Не успеваю я дойти до нее, как Макс говорит:

— Я поднимусь через минуту. Раздевайся и жди меня на кровати.

Улыбка расплывается на моем лице, и, взглянув на него через плечо, я шлепаю себя по заднице.

— Не заставляй меня долго ждать, или я начну без тебя.

Уголок его рта приподнимается, прежде чем он снова сосредотачивается на мониторах.

Я поднимаюсь в нашу спальню и, войдя внутрь, быстро собираю свой багаж для поездки. Убедившись, что у меня есть все необходимое, я снимаю одежду и бросаю ее в корзину для белья, а затем заползаю на кровать и ложусь на живот.

Услышав шаги Макса по коридору, я притворяюсь спящей, желая посмотреть, что он будет делать.

Я прислушиваюсь к шороху его одежды, когда он, вероятно, снимает ее, затем кровать прогибается, когда он забирается на нее.

Когда его рука касается моей задницы, я издаю игривый вскрик. Его палец дразнит мой клитор, и, зная, что это возбудит его, я стону:

— Ты нужен мне внутри меня.

Макс переворачивает меня на бок, а затем ложится позади меня. Я чувствую, как его твердость прижимается к моей попке, когда он прижимает мою спину к своей груди.

Как всегда, я не получаю особого предупреждения, прежде чем он входит в меня безжалостным толчком. Его рука сжимает мое бедро, а другую руку он просовывает мне под голову, удерживая меня прикованной к нему удушающим захватом.

— Да, — подбадриваю я его. — Возьми меня грубо, любовь моя.

Он выходит из меня, а затем снова с силой вонзается и начинает трахать как дикарь.

Его твердый, как камень, живот шлепает меня по заднице, и мне это нравится.

Когда его толчки становятся сильнее и быстрее, я оказываюсь на животе, и он всем весом вдавливает меня в матрас.

Я раздвигаю ноги так широко, как только могу, в то время как хныканье срывается с моих губ.

— Да. Да. Да, — повторяю я эти слова снова и снова.

Его дыхание прерывистое, а его тело движется, как неистовый шторм, прижимаясь к моему.

— Господи, — стонет он. — Мне чертовски нравится, как хорошо ты принимаешь мой член.

— Макс, — выдыхаю я, неподдельное желание и потребность напрягают мои мышцы. — Сильнее. Я хочу чувствовать тебя внутри себя, пока тебя нет.

Его рука обхватывает меня за шею, и я еще глубже вжимаюсь в матрас. Своей жестокой хваткой он грубо трахает меня, пока я не начинаю безумно умолять:

— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

— Кончай, — рычит он приказ, который мне отчаянно нужно услышать.

Другая его рука касается моей задницы, и меня охватывает наслаждение. Оно настолько сильное, что я не могу дышать и только стону.

Боже, то, как этот мужчина трахает меня, просто умопомрачительно.

Макс с резким стоном погружается глубоко в меня, затем его тело наваливается на меня сверху, когда он кончает, его член дергается внутри меня.

— Господи, — выдыхаю я, пытаясь отдышаться.

Он вырывается и скатывается с меня, его дыхание срывается из приоткрытых губ.

Я придвигаюсь ближе к нему и прижимаюсь к его боку, пока мой взгляд скользит по его обнаженному телу, которое не что иное, как шедевр.

Я кладу руку ему на грудь и говорю:

— Я буду скучать по тебе.

Он обнимает меня за плечи и целует в макушку:

— Ты и заметить не успеешь, как я вернусь.

Боже, я надеюсь на это.

Как только мы восстановили дыхание, Макс встает с кровати и идет в ванную. Я слышу, как включается душ, затем он говорит:

— Присоединяйся ко мне.

С улыбкой я соскальзываю с кровати и, направляясь в ванную, встаю вместе с ним под душ. Взяв средство для мытья тела, я брызгаю немного себе в руку, затем говорю:

— Стой спокойно, пока я буду мыть тебя.

Его губы растягиваются в редкой горячей ухмылке, когда мои ладони скользят по его коже. Я стараюсь запомнить каждый дюйм его тела, прежде чем закончу.

Макс не торопится мыть меня, а когда заканчивает, нежно целует. Это наполнено обещанием, что он вернется ко мне.

Его руки прижимают меня к его груди, и он долго держит меня в объятиях.

— Не волнуйся, детка. Это то, чем я занимаюсь. Я вернусь к тебе. Обещаю.

— Тебе лучше вернуться, — шепчу я. — Я не могу потерять и тебя тоже.

Он отталкивает меня и встречается со мной взглядом.

— Я лучший в своем деле. Ты не можешь волноваться каждый раз, когда я ухожу.

Подняв руку, я кладу ладонь ему на подбородок.

— Я всегда буду волноваться, Макс. — Мои губы растягиваются в нежной улыбке. — Когда ты сказал, что любишь меня, ты подписался на то, что я всю жизнь буду беспокоиться о каждой мелочи, касаемо тебя. Я знаю, ты привык быть волком-одиночкой, но ты больше не одинок. Теперь я здесь.

Эмоции наполняют его глаза, и он смотрит на меня так, словно я — его начало и конец.

— Спасибо, Камилла. — Он наклоняет голову, его любовь ко мне отражается на его лице. — Спасибо тебе за то, что влюбилась в меня, за то, что заботишься о том, что со мной происходит, за то, что приносишь счастье в мою жизнь.

Я приподнимаюсь на носочки и запечатлеваю нежный поцелуй на его губах.

— Я люблю тебя, Макс. Всем сердцем.

Глава 37

Макс

Когда мы приземляемся на острове незадолго до полуночи, я крепко держу Ками за руку, желая насладиться каждым моментом, когда я смогу прикоснуться к ней, прежде чем мне придется оставить ее.

До того эмоционального момента, который мы разделили в душе, я в последнее время не задумывался о секрете, который скрываю от нее.

Не то чтобы я забыл, но мы были заняты обустройством нашей совместной жизни и выяснением, кто стоит за смертью Мориса.

Я думал, что смогу хранить секрет вечно и унести его с собой в могилу. Думал, что мне не обязательно жениться на Ками, что мы можем просто наслаждаться нашей совместной жизнью как пара.

Я ошибался.

После эмоционального момента в душе, когда она дала мне понять, что теперь у меня есть кто-то, кто беспокоится о моей безопасности, я понял, что хочу, чтобы между нами были самые серьезные обязательства. Я хочу, чтобы она взяла мою фамилию. Хочу иметь от нее детей.

Я хочу жениться на Ками.

И чтобы это произошло, я должен признаться и молиться всем святым, что она простит меня. Либо это, либо я, блять, буду держать ее в плену, пока она снова не научится любить меня.

Мы выходим из самолета, и я не могу заставить себя улыбнуться Николаю и Эбигейл, которые ждут нас.

— Спасибо, что позволили Ками побыть с вами, пока я разберусь с делами.

Мой друг улыбается мне.

— Мы рады видеть ее у себя.

— У меня нет времени, чтобы остаться подольше, — сообщаю я ему. — Чем быстрее я уйду, тем быстрее вернусь.

Он кивает.

— Иди, брат. Я прослежу, чтобы с Ками ничего не случилось.

Я поворачиваюсь к ней лицом и ненавижу беспокойство в ее глазах. Она натягивает на лицо храбрую улыбку.

— Не заставляй меня ждать слишком долго.

Я прижимаюсь поцелуем к ее губам, затем отвечаю:

— Не заставлю.

Отвернувшись от нее, я иду обратно к самолету и поднимаюсь по трапу. У двери я оглядываюсь на любимую женщину, прежде чем исчезнуть в салоне.

Я приказываю пилоту взлетать и, найдя свое место, пристегиваюсь ремнем безопасности. Я достаю телефон из кармана и быстро набираю сообщение для Ками, а затем выключаю устройство.

Когда я вернусь, мне нужно будет задать тебе вопрос.

_______________________________

Приехав во Францию, я сразу же отправился в дом семьи Ками.

Филипп недоволен тем, что я один. Мужчина ворчит себе под нос, убирая кухню.

— Как она устроилась? Ей лучше? — спрашивает он, даже не глядя в мою сторону.

— Она счастлива, Филипп, — уверяю я его.

— Хорошо, — бормочет он, вытирая руки полотенцем. — Спасибо, что заботишься о ней. Кажется, она действительно любит тебя.

— И я люблю ее. — Я беру стакан с водой и делаю глоток, после чего говорю. — Я ухожу. Вернусь позже.

Он просто кивает, когда я выхожу из кухни. Я одет в свой обычный черный костюм и, выходя из дома, беру свою сумку, которую оставил в фойе.

Поместье Ру находится недалеко от дома семьи Ками.

После проверки системы безопасности компании стало ясно, что я не смогу попасть в здание его компании. Охрана чертовски жесткая. Так что у меня осталось только два варианта. Либо я убираю его во время поездки, что не сделает это личным делом, как просила Ками, либо убиваю его у него дома.

Я выбираю вариант с домом, чтобы не торопиться. К счастью, Ру живет один. Похоже, он усвоил урок после своего четвертого развода.

Я паркую внедорожник в паре миль от особняка Ру и, подхватив спортивную сумку, вылезаю из машины.

Уже больше одиннадцати, и улица пуста, когда я прохожу небольшое расстояние до углового дома. Под покровом темноты я перебрасываю сумку через стену и, подтянувшись, быстро перепрыгиваю через нее, приземляясь на корточки.

Я расстегиваю молнию на сумке, достаю Heckler & Koch и прикрепляю глушитель. Достав KA-BAR и кобуру, я прикрепляю их к поясу, а затем застегиваю молнию на сумке.

Поднимаясь на ноги, я оставляю спортивную сумку у стены и крадусь к задней части дома.

Раздвижные двери широко открыты, и в доме горит свет. Жизнь в закрытом поселке заставляет людей терять бдительность. Поскольку он живет в том же районе, что и Ками, я смог узнать расписание охранников и знаю, что они не будут патрулировать территорию еще минут тридцать.

Я не уверена, в какой комнате будет Ру, и, проскальзывая в двери, быстро подхожу к стене и прижимаюсь к ней всем телом. На мгновение замираю и прислушиваюсь, нет ли какого-нибудь движения.

Ничего не слыша, я прохожу через гостиную и поднимаюсь по лестнице.

Внезапно Ру кашляет, давая мне понять, где он находится. Держа пистолет наготове, я подхожу ближе к комнате, в которой он находится, и когда появляюсь в дверях, он даже не поднимает головы.

Тупой ублюдок.

Я вхожу внутрь, и он поднимает голову, смотрит на бумаги, которыми занят, затем снова поднимает взгляд. Его глаза становятся круглыми, как блюдца, и он пытается вскочить со стула, но ему удается только упасть на задницу.

— Мистер Левин, подождите. Подождите!

Я опускаю пистолет и качаю головой в сторону мужчины.

— Хорошо, я подожду.

Он, наконец, поднимается на ноги и, дрожа как осиновый лист, дико оглядывает комнату.

— Я могу вам заплатить.

Я качаю головой.

— Это был бизнес.

Я вздыхаю и делаю шаг вглубь комнаты.

— Я рад, что ты знаешь, почему я здесь. Это сэкономит мне время на объяснения.

Я внимательно смотрю на человека, убившего Мориса, затем говорю:

— Я здесь от имени Камиллы Дюбуа.

Его лицо бледно, вся кровь отхлынула от него.

— Я могу заплатить вдвое больше, чем она платит вам, — пытается он выторговать себе жизнь.

— К сожалению, не можешь. Я оказываю услугу своей невесте.

— О Боже, — всхлипываетон.

Вот почему я не люблю убийства с близкого расстояния и личные убийства. Они всегда мочатся и пытаются заключить сделку. Это не мой стиль. Точный выстрел с дальнего расстояния намного лучше.

Я планировал немного помучить его, но теперь, когда я лицом к лицу с этим ублюдком, я просто хочу покончить с работой, чтобы вернуться к Ками.

Нуждаясь в ответе на один вопрос, я спрашиваю:

— Ты был ответствен за нападение на пентхаус Камиллы?

Он неуверенно кивает.

— Я могу объяснить. Давайте поговорим как разумные люди. Я уверен, мы сможем заключить сделку, которая будет выгодна нам обоим.

Подняв руку, я направляю глушитель на Ру.

— Морис был хорошим человеком, и тебе следовало хорошенько подготовиться, прежде чем убивать его. Ты бы знал, что нельзя совершать такую глупую ошибку.

— Он собирался…

Я нажимаю на спусковой крючок, всаживая пулю ему в горло. Мгновение я наблюдаю, как он хватается за шею, пока из отверстия хлещет кровь, затем я делаю еще один выстрел прямо ему между глаз.

Я снова вздыхаю.

— Всего этого можно было избежать, но тогда у меня не было бы Ками. — Я подхожу ближе к телу и делаю еще один выстрел ему в висок, дабы убедиться, что этот ублюдок чудом не выживет.

Закончив работу, я выхожу из дома тем же путем, каким вошел, и кладу оружие обратно в спортивную сумку. Я перебрасываю сумку через стену, а затем перелезаю через нее сам.

Вернувшись к внедорожнику, я завожу двигатель и еду обратно к дому Ками.

Теперь, когда эта глава закрыта, мне осталось сделать всего одну вещь, и тогда я смогу спокойно жить с Ками.

Ну, настолько спокойно, насколько это возможно для ассасина.

Глава 38

Ками

Я практически подпрыгиваю от волнения, наблюдая за приземлением самолета, и в тот момент, когда он останавливается, я подхожу ближе.

Двери открываются слишком долго, и когда Макс наконец появляется, я бросаюсь вперед.

У подножия лестницы я утыкаюсь ему в грудь и обнимаю до боли в сердце.

— Боже, я так по тебе скучала.

Он хихикает, когда прижимает меня к своему телу.

— Прошла всего пара дней, детка. Но мне нравится теплый прием.

— Все прошло хорошо? — Спрашивает Николай позади меня.

Ветровы были идеальными хозяевами, и я узнала Эбигейл немного лучше. Она ненамного моложе меня, и я надеюсь, что в будущем мы сможем подружиться.

Макс отстраняется от меня, чтобы пожать руку своему другу, отвечая:

— Да, это было легко. — Он переводит взгляд на меня. — Цель уничтожена.

Накатывает волна эмоций, и осознание того, что Фабиан Ру заплатил за то, что он сделал с нами — за убийство моего отца, — дает мне еще и чувство справедливости, в котором я отчаянно нуждалась.

Это завершение.

Макс быстро притягивает меня обратно в свои объятия, и через секунду из меня вырывается всхлип. Впервые с тех пор, как не стало моего отца, я плачу не от горя, а от сильного облегчения.

— Спасибо, — шепчу я, пытаясь восстановить контроль над своими эмоциями.

Макс осыпает поцелуями мои волосы и крепко прижимает меня к себе.

— Не за что, детка.

Когда я успокаиваюсь, Николай спрашивает:

— Ты остаешься?

Макс качает головой.

— К сожалению, нет. Мне нужно позаботиться кое о чем важном.

Пока мужчины пожимают друг другу руки, я спешу в комнату, где оставила свою сумку. Когда я возвращаюсь к Максу, он забирает у меня багаж.

— Еще раз спасибо, что присмотрел за Ками, — говорит он Николаю.

— В любое время, брат.

— Спасибо, что пригласили, — говорю я с улыбкой. — Передай Эбигейл, что я скоро напишу ей.

— Обязательно, — отвечает Николай. — Жаль, что у нее назначена встреча с дантистом и она не смогла тебя проводить.

Макс берет меня за руку и ведет вверх по ступенькам. В салоне я занимаю свое место, пока он укладывает мой багаж в отсек, прежде чем уведомить пилота о взлете.

Когда Макс садится рядом со мной, я хватаю его за подбородок и крепко целую. Мой мужчина отвечает на поцелуй со страстью, которую я привыкла от него ожидать.

Отстраняясь, я спрашиваю:

— О чем ты хотел меня спросить?

Я умираю от любопытства. У меня есть идея, в чем может заключаться вопрос, но я не хочу обнадеживать себя. Возможно, он просто хочет взять меня с собой в отпуск.

— Подожди, пока мы не окажемся в воздухе, тогда ты не сможешь выйти из самолета, — говорит он.

Я хмурю брови.

— Теперь ты заставляешь меня волноваться.

Вот и все мои догадки.

Макс переплетает свои пальцы с моими и просто смотрит на меня, пока самолет взлетает.

Я жду.

И жду еще.

Когда я больше не могу терпеть, говорю:

— Задавай уже вопрос.

Серьезное выражение застывает на его лице, и мое сердце начинает биться в сумасшедшем ритме.

Макс делает глубокий вдох, и когда в его глазах появляется беспокойство, в моем сердце зарождается тревога.

— Огнестрельная рана у тебя на спине…

— О, Боже милостивый, — облегченно усмехаюсь я. — Я думала, это будет что-то плохое.

Огнестрельное ранение.

Я никогда не рассказывала Максу о том, что произошло.

Мое сердцебиение замедляется, когда я думаю об одном из самых мрачных периодов в моей жизни.

Я ерзаю в кресле.

— Это случилось, когда мне было семнадцать.

Похоже, Макс хочет что-то сказать, но я качаю головой.

— Я вроде как должна выложить все это на одном дыхании. Мне трудно говорить об этом, поэтому было бы здорово, если бы ты просто выслушал, пока я не закончу.

Он кивает и крепче сжимает мою руку.

— Итак… — Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь придумать, как это сформулировать. — У меня была депрессия, и, честно говоря, я даже не могу вспомнить почему. Она постепенно подкрадывалась ко мне и затягивала в темную дыру.

Не в силах продолжать смотреть на Макса, я опускаю взгляд на наши соединенные руки.

— В общем, я связалась с одним парнем, Аленом Барнардом. Папа не одобрял его, но я не слушала. — Я горько усмехаюсь. — Я думала, что влюбилась.

Я делаю глубокий вдох, но это не помогает. Сожаление о самом глупом поступке, который я когда-либо совершала, тяжелым грузом лежит на моем сердце.

— Он отвез меня к себе домой, и как только мы оказались там, его поведение изменилось. Оказывается, я позволила похитить себя ради выкупа. — Господи, как же я была доверчива тогда. — Ален и его отец хотели записать меня на видео, где я должна была сказать своему отцу, чтобы он заплатил двадцать миллионов евро. Я подслушала, как они говорили, что им придется убить меня после того, как они получат деньги от моего отца. Я запаниковала и начала драться. Я просто продолжала думать, что должна выбраться оттуда.

Я набираюсь храбрости и поднимаю глаза на Макса. На его лице написано сострадание, и это придает мне сил закончить свой рассказ.

— Когда я набросилась на Алена, думая, что действительно могу с ним справиться, полетели пули. Одна попала в меня, и когда я очнулась, то оказалась в больнице. — Я пожимаю плечами и неловко усмехаюсь. — И это история о самом глупом дерьме, которое я когда-либо совершала.

Макс качает головой. Раскаяние искажает его черты, затем он говорит:

— Я стрелял в тебя, Ками.

Его слова не совсем доходят до меня.

— Что?

— В твоей истории есть еще кое-что. Барнарды задолжали Братве денег, и меня наняли для их убийства. Когда я стрелял, ты появилась из ниоткуда и получила пулю, предназначавшуюся их сыну. Это была единственная ошибка, которую я допустил за всю свою карьеру.

У меня отвисает челюсть, и, уставившись на Макса, я пытаюсь осмыслить то, что он мне говорит.

— Я никогда так быстро не бегал за всю свою гребаную жизнь. Ты была без сознания, когда я добрался до тебя, и я сделал единственное, что пришло мне в голову. Я отвез тебя в ближайшую больницу и оставил там.

Святое. Блин. Дерьмо.

Не находя слов, я могу только смотреть на Макса.

— Прости, Ками. Я жил с сожалением последние десять лет, и когда появилась возможность отплатить тебе за то, что я с тобой сделал, я ею воспользовался. Вот почему я согласился защищать тебя.

Снова. Святое чертово дерьмо.

Когда я продолжаю моргать, глядя на него, он умоляет:

— Скажи что-нибудь.

Макс никогда не умоляет.

Я качаю головой и пытаюсь подобрать слово.

— Ааа…

— Детка? — Он поднимает руку к моей щеке. — Поговори со мной.

— Ты стрелял в меня?

— Да.

— О. — Проходит еще минута, прежде чем я действительно могу сказать: — Значит, то, что ты совершил ошибку, на самом деле спасло мне жизнь?

Он хмуро смотрит на меня.

— Что?

— Они собирались убить меня после того, как получат деньги. Конечно, был шанс, что полиция найдет меня, но шансы были не в мою пользу. Ты случайно выстрелил в меня и отвез в больницу.

— Господи, женщина, — бормочет он. — Почему ты так спокойно это воспринимаешь?

— Может быть, мне лучше выйти из себя? Это поможет?

— Нет.

Я смотрю на мужчину, которого люблю, и не могу найти в себе сил разозлиться.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? Я знаю, ты не хотел стрелять в меня, Макс. Ты взялся за работу, чтобы защитить меня, чтобы загладить свою вину. Ты дал мне гораздо больше, чем то, что, как ты думаешь, отнял у меня в тот день.

Макс смотрит мне в глаза.

— Я никогда не думал, что мне выпадет шанс попросить у тебя прощения, но простишь ли ты меня?

— Боже, ты хотел задать мне именно этот вопрос? Черт, я все неправильно поняла, — бормочу я. — Конечно, я прощаю тебя, Макс.

— Технически, это был не тот вопрос, который я хотел задать, — говорит он. — Мне нужно было раскрыть этот секрет, чтобы я мог задать тебе другой вопрос.

— Господи, это прозвучало запутанно. — Улыбка кривит мои губы. — Что ты хотел спросить?

Он подносит мою руку к своему рту и целует мои пальцы.

— Выходи за меня замуж.

Я моргаю, глядя на мужчину, словно он сошел с ума.

— Серьезно? Это приказ. — Я выдергиваю свою руку из его. — Попробуй еще раз.

Уголок его рта приподнимается, и, отстегнув ремень безопасности, он опускается передо мной на колени.

— Ками, ты выйдешь за меня замуж?

Раньше я думала, что мне нужно замысловатое предложение, но, глядя на Макса, стоящего передо мной на коленях, я бы не хотела, чтобы это было по-другому.

Я хихикаю.

— Хорошо.

Сильное облегчение омывает его черты, и, вскочив, он обхватывает мое лицо руками и целует со жгучей страстью.

Эпилог

Макс

(Шесть месяцев спустя…)

Я самый счастливый ублюдок на свете.

Я смотрю, как Ками фотографирует доски для серфинга, воткнутые в песок на пляже в Рио-де-Жанейро.

Мы здесь, потому что у меня контракт на устранение торговца оружием, и пока я осматриваю местность и цель, Ками исследует эту прекрасную страну.

На ее лице счастливая улыбка, и, опустив камеру, она смотрит на меня. За последнюю неделю в ней что-то изменилось, но я не могу понять, что именно.

Я ослабляю галстук на шее и, присев на песок, осматриваю пляж, наблюдая за тем, как моя невеста занимается тем, что любит больше всего.

Внезапно она оборачивается, и я успеваю поднять руку, чтобы прикрыть лицо, пока она фотографирует меня.

— О, перестань, — жалуется она. — Мне нужна только одну фотографию.

— Нет. — Я качаю головой и указываю на окружающую нас природу. — Тебе есть что фотографировать.

— Мне нужен ты, а не какая-то скала, торчащая из океана.

Она подходит ближе и садится рядом со мной.

— Давай договоримся.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Что ты предлагаешь?

— Минет.

Я хихикаю.

— Нет. Я хочу кое-что получше.

Она на мгновение задумывается, затем говорит:

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Я, не колеблясь, отвечаю:

— Свадьбу и ребенка. Не в определенном порядке.

— Ого. — Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Это будет стоить тебе дюжины фотографий, на которых ты будешь позировать именно так, как я хочу.

— Двенадцать фотографий за свадьбу и ребенка, — соглашаюсь я. — Договорились.

Она заливается смехом, откидываясь на песок.

— Звучит как неубедительное название для романтического фильма.

Я наклоняюсь к ней и прижимаюсь поцелуем к ее губам.

— Сделка есть сделка. Отказаться нельзя.

Она ставит камеру между нами и направляет ее на меня.

— Улыбнись, Макс.

Я вздыхаю и даю ей то, что она хочет. Закончив фотографировать, она говорит:

— Ты сказал, что не в определенном порядке, верно?

— Да.

Она садится и снова направляет на меня чертову камеру, затем делает снимок и говорит:

— Я беременна.

Требуется мгновение, чтобы до меня дошли ее слова.

— Ты беременна?

— Да. — Отложив камеру, она забирается ко мне на колени и обнимает меня за шею. — Примерно через шесть месяцев мы станем родителями. На прошлой неделе я сделала тест на беременность, и он оказался положительным.

Я смотрю на Ками, и мощная волна счастья бьет меня прямо в грудь.

Ее взгляд скользит по моему лицу.

— Скажи что-нибудь.

Медленно улыбка растягивает мои губы.

— Ты серьезно?

Она быстро кивает.

— Да.

— Ками… — Мой голос пропадает.

Я плакал всего один раз, и то, когда мне пришлось смотреть, как умирает моя сестра. Но, блять, мои глаза действительно начинают гореть от слез.

— О, Макс, — воркует Ками. Она заключает меня в крепкие объятия, покрывая поцелуями мою шею.

— Блять, детка, — говорю я, мой голос хрипит от сильного счастья. — Спасибо тебе за это… за все. Спасибо, что ты есть в моей жизни, и что решила полюбить меня.

Ками отстраняется и проводит пальцами по моей челюсти.

— Я всегда буду выбирать тебя.

Господи, она действительно делает все возможное, чтобы выбить из меня слезу.

— И я тоже всегда буду выбирать тебя.

Подняв руку к ее затылку, я притягиваю ее ближе, и когда мой рот накрывает ее, я рад, что она сфотографировала меня. Это всегда будет напоминанием об одном из самых счастливых дней в моей жизни.

_______________________________

Ками

(1 год спустя…)

Вытаскивая Никиту из автокресла, я беру на руки своего шестимесячного сына и пинком захлопываю дверцу машины.

Он издает суетливые звуки и начинает сосать свой кулачок, пока я иду по тропинке.

Улыбаясь Никите, я воркую:

— Мамочке нужно всего десять минут, а потом мы пойдем домой, и ты сможешь вздремнуть.

Я пересекаю идеально подстриженный газон и, добравшись до папиной могилы, осторожно сажусь. Мой взгляд останавливается на папином надгробии, затем я говорю:

— Прости, что давно не навещала тебя. Моя жизнь была немного сумасшедшей. Я хочу познакомить тебя с Никитой. Он твой внук, папа. — Улыбка кривит мои губы. — Макс выбрал имя. Он говорит, что оно означает "непокоренный". Это также второе имя Макса.

Никита перестает суетиться и широко раскрытыми глазами смотрит в небо.

— Прошедший год пролетел так быстро, папа. Беременность протекала на самом деле легко, и я рожала всего три часа. Никита появился на свет с пышной шевелюрой.

Меня захлестывает волна эмоций, когда я шепчу:

— Как бы я хотела, чтобы ты мог увидеть его, папа. Он прекрасен.

Я делаю паузу, чтобы справиться с эмоциями, затем говорю:

— Мы с Максом поженились. Я знаю, ты бы не одобрил этого, если бы все еще был здесь, но он действительно делает меня счастливой. Он невероятный муж и отец.

Я окидываю взглядом другие могилы, прежде чем мой взгляд снова останавливается на папином надгробии.

— Большое спасибо за ту удивительную жизнь, которую ты мне подарил. Я планирую пойти по твоим стопам и стать лучшим родителем для твоего внука. Я всегда найду время выслушать его так же, как ты находил время для меня. — Мой голос затихает, и я делаю глубокий вдох. — Я расскажу ему все о тебе и о том, каким замечательным отцом ты был для меня.

Опустив голову, я целую Никиту в лоб и закрываю глаза.

Я слышу движение позади себя и, оглянувшись через плечо, вижу идущего к нам Макса. Я хихикаю и качаю головой.

Мой чрезмерно заботливый муж никогда не изменит своих привычек.

Он, вероятно, последовал за сигналом моего устройства слежения, как делал это уже бесчисленное количество раз.

— Это называется преследованием, — говорю я, когда он присаживается на корточки рядом с нами.

— Нет, это называется "Убедиться, что мои жена и сын в безопасности". — Он наклоняется вперед и целует меня в висок. — Давай я заберу Никиту, чтобы ты могла побыть наедине с отцом.

Я передаю нашего сына Максу и смотрю, как он идет к припаркованному автомобилю.

— Как видишь, мы с Никитой в хороших руках, папа. Ты был бы рад узнать, что Макс лучше контролирует и защищает нас, чем ты.

Поднимается игривый ветерок, и несколько листьев падают на место папиного упокоения. Я беру один и кручу его между пальцами.

— Я счастлива, папа, — шепчу я. — Клянусь Богом, безумно счастлива.

Встав, я целую кончики пальцев и глажу имя моего отца, выгравированное на граните.

— Люблю тебя, папа. Сладких снов.

Конец

¹Принцесса (фр.)

²Любовь моя (фр.)

³Моя дорогая (фр.)

⁴ Коммуна на севере Франции на реке Сене

⁵Люблю тебя, папа (фр.)

⁶Я тоже тебя люблю (фр.)

⁷Боже мой (фр.)