Доктор Фаустов. Повесть [Александр Викторович Антипов] (fb2) читать онлайн

Александр Антипов Доктор Фаустов. Повесть

Пролог (почти на небесах)

На отметке 374 метра маршевая лестница заканчивалась тамбуром с металлической дверью и зелёной светящейся табличкой над ней. Дальше, почти до самого верха шли пожарные пролеты. Прямо над тамбуром находилась полукруглая каморка, конструктивно составляющая с ним одно целое. С площадки в каморку вела складывающаяся вбок раздвижная лестница, наподобие тех, что установлены в купе поездов дальнего следования. Причем, покрашена она была в тон бетонной стены башни и практически сливалась с нею. Не посвящённым в голову не могло прийти, что над тамбуром есть какое-то помещение. Изобилие металлоконструкций усиливало маскировочный эффект. Вроде бы планировалось разместить здесь спецаппаратуру. Какую? Спецаппаратуру. Этим незамысловатым термином всё сказано. В результате места оказалось маловато и от этой затеи отказались. Дверка в эту камеру была также металлическая, открывающиеся наружу и фиксируемая винтовым барашком. Полумрак, царивший в этой технической части башни не позволял внимательно разглядеть и сложенную лесенку, и дверцу-лаз в эту каморку. Внутри неё, вдоль наружной полукруглой стены башни стояли четыре винтовых табурета. Классические табуреты с круглым карболитовым сиденьем, меняющим высоту посредством вкручивания — выкручивания винтообразного, полнотелого металлического штыря, штанги. Три стальные ножки делали всю конструкцию массивной и надёжной. Это был классический стул пианиста. Как они сюда попали и зачем, история умалчивает, как говорят писатели. Вроде бы, при сдаче башни, Никитин и три члена высокой госкомиссии уединились в этой каморке и отметили это событие. Хотя, безусловно, это полная ерунда и ахинея. Но как бы там ни было, табуреты пианиста в количестве четырех штук так и остались в этой непонятной комнатушке.

И сейчас в ней находились четыре персоны. Благообразный старичок с зачесанными назад и собранными в аккуратный пучок волосами, с небольшой седой бородкой. Волосы фиксировал кожаный, с серебряными заклёпками ремешок. На голове была густо-пурпурная косынка. Одет он был в непонятный и бесформенный балахон фиолетово-изумрудного цвета. То ли он, то есть балахон, был когда-то фиолетовым и выцвел, то ли был тёмно-зелёным и от времени приобрёл непонятную расцветку, было не ясно. Три его спутника были одеты в рабочие, точнее, технические комбинезоны. Или похожие на рабочие. Фасон комбинезонов был одинаковым на всех трёх спутниках старичка. Однако, цвета у комбинезонов были разные. На Микаэле (так звали одного из спутников) комбез был чёрно-линялого цвета. Как его называли одно время, антрацитового. На втором, по имени Габриэль, тёмно-василькового цвета. И наконец, на третьем, по имени Рафаэль, комбинезон был тёмно-вишнёвым. Посмотрев на цвета этих комбинезонов, любой дизайнер одежды авторитетно заявил бы, что это не промышленные краски. А окрашены они, эти комбинезоны, в каком-то ателье по пошиву одежды по индивидуальным заказам. Более того, внимательный модельер сделал бы определенный вывод о ткани, из которой они были пошиты. Молескин. Это хлопчатобумажная ткань особого плетения. Плотная, но дышащая. Зимой в ней не холодно, а летом не жарко. Не случайно в СССР из этой ткани изготавливали лётные комбинезоны для лётчиков и прыжковые для десантников. Называлась эта ткань Чёртова Кожа. Почему? Да пёс его знает. Конечно же, никакая это не кожа, хотя прочность её поразительна. Но это и не брезент. Что-то похожее на парусину. В одном замечательном произведении, сбитый советский лётчик по фамилии Мересьев, в схватке с медведем, будучи травмирован, вышел из неё победителем. Пока медведь-шатун безуспешно рвал когтями комбинезон из Чёртовой Кожи, лётчик достал пистолет, переложенный из кобуры в набедренный карман перед вылетом. Порвать когтями комбинезон не удалось, и медведь вцепился в него зубами. Грянул выстрел.

Микаэль, Габриэль и Рафаэль на разные лады восхваляли деятельность своего старшего, если можно так сказать, товарища. Наставника и учителя. Властелина. Была ли это лесть, вопрос. Нет, конечно. Потому что создатель всего живого на земле в лести не нуждался. В какой-то момент к их тёплой компании присоединился один персонаж. В каморке стало совсем тесно. И в какой-то миг, в какое-то мгновение, пространство как бы раздвинулось. Нет-нет, всё осталось, как было до этого. И карболитовые круглые табуретки, и сидящие на них, и стоящий перед ними. Пространство как бы исказилось и расширилось в стороны и вверх. И каморка превратилась в залу. Как в каком-нибудь огромном концертном дворце, только без кресел и без зрителей. Очертания стен терялись в далёкой визуальные перспективе. Предзакатное небо цвета маренго являлось апофеозом этих трансформаций. Гость так и остался стоять.

— Я попал к вам на приём, чтобы в общих чертах обрисовать картину происходящего там, внизу. Всё, как всегда, без изменений. Плохо живётся простому человеку. Грязь и мрак.

— Не знаешь ли ты Фаустова?

— Геннадия? Это, который доктор? По паспорту Генрих? Да, чудят родители иной раз, выбирая имя для своих отпрысков.

— Он мой слуга.

— Его служба вам далека от совершенства. В храм не ходит, посты не соблюдает. Не причащается и не исповедуется. И это вы называете служением?

— Когда сажают цветы, заведомо известно, какими они вырастят. Так и с ним. Он вырвется из мрака и грязи бытия. — Готов поспорить и заключить пари. Я ввергну его в пучину алчности и соблазна. Если вы не будете мне мешать и ставить палки в колёса. Дайте мне ваше разрешение на эту мою забаву.

— Даю. Можешь соблазнять его любыми желаниями. Искушать любыми благами. Обуревать страстями или загонять в тупики, затмевая его разум. Пусть выбивается из тени в свет. Я не сколько не сомневаюсь, что так и будет. Пока он жив — он твой. Готов принять твоё пари и поспорить с тобою.

— Ему не выбраться из тьмы желаний и соблазнов. Окажется в дерьме по уши. И испоганит свою душу.

— Ты всегда меня забавлял. И из всех крайне отрицательных героев ты самый интересный. Я всегда рад тебя видеть. Как только будет результат, жду тебя с докладом…

Пространство опять трансформировалось, и вся честная компания оказалась в каморке на отметке 374 метра. В башне, которую некоторые злые языки именовали Вавилонской. Безусловно, новой Вавилонской башней. Гость приоткрыл дверцу и стал спускаться по раздвижной лестнице. Оказавшись на площадке, он сдвинул лестницу вбок, собрав её. И услышал, как за ним закрыли дверцу. Лязгнула задвижка-фиксатор.

Да, старик забавный. И явно продолжает хорошо к нему относиться. Хотя его гость не заслуживает этого. Но в мире должен быть баланс во всём. Особенно, между тёмными и светлыми силами. Гость на миг задумался. Куда теперь? Пари заключено. И для него теперь есть дело в этом огромном, огромном и прекрасном, разрастающимся ввысь и вширь, погрузившим свои корни в преисподнюю, простёршим свои длани к небу, в этом чудесном, бесконечно непознаном Городе. Столице Новой Византии.

Придётся подзадержаться. Наверное, ненадолго. А потом обратно, в полюбившийся ему всем сердцем древний Фатерланд.

Глава первая (она же единственная в этой повести)

Дмитрий, как и обещал, заехал на Пасху в Москву. Буквально на пару дней. И они вдвоём с Геннадием отправились на дачу в Переделкино. Посидели в беседке, выпили. Шашлык делать не стали, не хотели возиться возле мангала. Пошли гулять в лес, который тянулся практически до Внуково. Та, ухоженная часть леса, от Писательского посёлка до Минского шоссе была разделена продольно-поперечными тропинками. Попадались столбики, установленные лесничеством. На них были циферки, участки лесного массива. Погода была хорошая и народ массово выбрался за город, на дачи. Часто навстречу попадались люди, которые здоровались с ними. Молодёжь, студенты, школьники, пожилые. Все высыпали в лес. То здесь, то там попадались компании, сидевшие на брёвнышках. С маленькими декоративными костеркам. После обеда воскресная погода разгулялась на славу. Даром, что Пасха. Народ бегал по лесу, веселился от избыточного счастья. Дмитрий не был сторонником безудержного веселья и гулянок. Служба наложила отпечаток на всю его жизнь. А чего веселиться? Внезапно от одной компании, сидевший на двух параллельных брёвнах, с бренчавшей гитарой, отделился пожилой мужчина. Скорее, старик, но шустрый, явно не по годам. Он подошёл к нашим спутникам со стаканом в руке.

— Доктор! Народ поручил мне выразить вам свою признательность и благодарность. Вот сколько капель в этом стакане, столько же дней да пошлет вам Господь!

— И вам, Сергей Петрович, и вашим добрым друзьям. Здравствовать много лет!

Люди вставали с брёвен и обступали Геннадия с Дмитрием. Пока они стояли на тропинке, к ним присоединились ещё несколько человек, проходивших мимо или сидевших неподалеку и увидевших необычное явление. Многие, узнавшие Геннадия, выражали ему свою благодарность и признательность. Мужчины жали руку, женщины обнимали и целовали. Дело в том, что во время недавней эпидемии и последовавший в следствие этого изоляции, Геннадий и его отец, ныне покойный, помогали всем этим людям. Отец был врачом когда-то, да и у Геннадия было в том числе военно-медицинское образование. Проживая в изоляции в дачном посёлке, подвергшимся, как и весь мир нашествию чумы, они не могли оставаться в стороне. Отец, давший когда-то клятву Гиппократа. И его сын, бывший военный медик. Хотя, это была лишь одна из специализаций Геннадия. Врачей и медсестёр не хватало. Больницы были переполнены. Люди умирали. Ковид косил всех без разбору. Отец с сыном доставляли продукты всем нуждающимся, ставили капельницы, делали уколы. Без сна и отдыха мотались на своих авто по всей округе. Доставляли в поликлиники и больницы тех, кому это было необходимо. Существовала огромная вероятность подцепить эту заразу. Однако, Бог миловал. Но люди не забыли эту их человечность и самопожертвование.

— Да я-то что? Так, на подхвате был. Это всё отец. Скажу тебе честно, как на духу. Лучше бы мы этим не занимались. Может быть, многие были бы живы. Я никому этого не говорил, да и говорить то некому. В общем, отец экспериментировал. Никто не знал, что это за болезнь и как её лечить. Все экспериментировали. Итальянцы, американцы, немцы, французы. Все! Но смешивать разные лекарства в надежде на чудо, это уже слишком. Отец такое вытворял, что я только сейчас понимаю, насколько это было опасно для пациентов. Да, итальянские врачи стали использовать для лечения ковида Тоцилизумаб. Или, как его ещё называют Актемру. Точнее, не от самого ковида, а от его самого опасного проявления. Цитокиновый шторм. Слышал про такое? Это такая реакция организма на, допустим, инфекцию. Это ответ иммунной системы человека на, к примеру, коронавирусную пневмонию. Иммунитет начинает активную борьбу, превращая эту борьбу в хаос. И тогда защитные клетки нашего организма начинают уничтожать не только вражеские, инфицированные. Защита организма начинает долбать всё подряд. И своих, и чужих. И тогда происходит полиорганное поражение. Отказывают органы. Летальный исход от цитокинового шторма огромный. Порядка сорока процентов. Знающие медики говорят, что большинство смертей от ковидной пневмонии именно благодаря этому сумасшедшему ответу иммунной системы, спровоцировавшему цитокиновый шторм. Остановить его можно только применив Актемру. Это иммунодепрессор. То есть он бьёт по башке разбушевавшемуся иммунитету больного. Самое паскудное в этой ситуации то, что чем выше иммунитет больного, тем скорее наступит цитокиновый шторм. И спортсмен, военный, какой-нибудь экстремал погибнет быстрее тюленя, всё свободное время валяющегося на диване перед телевизором. А теперь самое интересное. Этот самый Тоцилизумаб, или Актемра, применяется обычно при лечении ревматоидного артрита! Артрита! Понимаешь? И стоит недешево. Я бы сказал, очень и очень недёшево. Итальянцы первыми применили его при лечении ковида, и зачастую успешно. Отец тоже экспериментировал с препаратами. Но когда я узнал, с какими, я отказался верить в его разумное состояние. Думаю, отец был болен. И это его психическое расстройство стимулировало его безумные исследования и поступки. Короче, я не уверен, что все, кто умер во время лечения, все, над кем экспериментировал отец, умерли от ковида. Он давал им, по факту, яд. И мне стыдно слышать эти дифирамбы от жителей посёлка. Ладно, пойдём куда-нибудь на поле. Там людей меньше, не хочу общаться. Перейдём железную дорогу. Там поля.

Они перешли железнодорожное полотно и спустились по насыпи. Большинство полей было уже застроено домами. Когда это произошло? Видимо, Геннадий давно здесь не был. Пошли вправо, в сторону платформы Мичуринец. Безрезультатно, везде строительство. Продрались сквозь поредевший лес и вышли на поляну. Как водится, на ней лежали внахлёст поваленные деревья, образуя некое подобие комфорта. Присели.

— Ты видел? Этот пёс давно бежит за нами. Когда мы перешли железку возле Лукино, он бегал кругами, далеко. То ближе, к Новопеределкино, то к железной дороге.

Я давно его заметил.

— Ну, бегает кругами собака. След ищет хозяйский. И что с того?

— Да, но он всё ближе и ближе, как по спирали. И вроде как всполохи огня за ним по земле. Вон, гляди! Опять круг заложил, ближе к бревнам. Вокруг нас круги нарезает. Что-то мистическое исполняет, какой-то обряд.

— Да перестань, командир. Виноват, учитель. Ну, бегает собака, потеряшка. Вон, смотри, нас увидел и хвост поджимает.

— Смотри же! Вокруг брёвен последний круг, и к нам!

— Всё нормально. Лёг, хвост ходуном. Признал за хозяев. Бедняга. Никакой мистики, обычный барбос, даже породистый.

Геннадий встал и начал отдавать собаке примитивные команды. Сидеть, лежать, апорт за палкой.

— Безусловно, собака умная, обученная. Ничего сверхъестественного и колдовского.

— Ладно. Пойдём домой, нагулялись.

Дмитрий уехал. Опять в Африку. Или, что более вероятно, в Новороссию. Куда, не сказал. А Гена не спрашивал. Так принято. Вернётся, расскажет. Чёрный пудель, увязавшийся за ними во время прогулки, теперь бегал по всей даче, обнюхивая двери, окна и не переставал резвиться. Геннадий пытался его угомонить, потом плюнул на это дело и стал готовиться ко сну. Длительная прогулка утомила его. Взял книгу с полки, какой-то английский любовный роман. Увлёкся и сон как рукой сняло. Собака не успокаивалась. Отложил книгу, взял другую. Это был Новый Завет на немецком. Открыл, и пытаясь вспомнить подзабытый язык, попытался перевести. В начале было Слово. Нет, не так. В начале была Мысль. Опять не так. В начале была Сила. А если ещё точнее, в начале было Дело. Пудель продолжал скакать как бешеный, прыгал, вставал на задние лапы, скулил и повизгивал. Гене всё это порядком надоело. И он предложил собаке убраться из его дома. Вместо этого собака начала видоизменяться. Она увеличивалась в размере, становилась шире. Глаза горели неземным огнём.

— Кого же я привёл к себе в дом? Значит, Огненный След на поляне, тянущийся за псом, это не плод моего воображения.

Так думал Геннадий, зажигая лампаду, висевшую в углу перед иконой Спасителя. Там-же лежала пачка восковых свечей. Он зажёг их все, не снимая обёртки. Вспомнил какие-то заклинания из каббалы, которые ему показывал отец. Собака, вернее какой-то просто монстр огромный, похожий на собаку, развалился возле входной двери. шерсть встала дыбом, морда оскалилась, из пасти появилась кровавая пена. Геннадий, с пачкой горящих свечей в левой руке и крестом в правой пошёл к собаке, читая одну молитву, которую он помнил наизусть с детства. Отче наш. Собака вся сжалась и распласталась по полу, как медвежья шкура. Дым от свечей становился всё гуще и гущею. Вскоре он заполнил всю прихожую. Она начала пятиться на кухню и спряталась за большим котлом отопления.

Старый советский котёл был почти с человеческий рост и стоял в углу у окна. За ним и исчезла собака. Дым постепенно рассеялся. Из-за котла вышел молодой человек. В какой-то корпоративной одежде, с вышитым гербом учебного заведения на джемпере, в традиционных бордовых цветах известного университета или академии. В руках двухцветный рюкзачок с таким же гербом на клапане. Типа, закончилась сессия и он едет домой.

— Вот, значит, в кого превратилась собака. Сдал экзамены и до дому? Кто ты?

— Дух отрицания. Зла, разрушения, вреда… а людям хоть бы хны. Терпят всё, плодятся и размножаются. И гонят меня отовсюду. Осталась одна стихия, где я спокоен. Огонь… Но, впрочем, мне пора. Запарили вы меня, дяденька. Спешу откланяться.

— Ну, что же, прощай. Надумаешь пообщаться, милости просим. Как будешь выходить? Через дверь, окно? Как обычные люди. Или через вытяжку на кухне?

— Через дверь. Но выйти мне не дает рисунок над дверной притолокой. Когда-то он назывался Липень. Вы зачем-то давным-давно, балуясь, нарисовали звезду над входом. Пентакль ваш тогда очень позабавил родителя вашего. И до кучи вы тогда впервые попробовали вина. Я понимаю, молодость. Батюшка ваш посмеялся, да и забыл стереть и сейчас этот знак мешает мне выйти. А вошёл я сюда, вернее вбежал, через вон тот недорисованный угол. Небрежность свойственно молодым людям. Угол не дорисован до конца. Вот я через этот маленький проход, эту щелку и вошёл. Сюда-то я проскочил, обратно не могу. Звезда, он же Пентакль. Это пять ран вашего Христа. И этот знак не даёт мне отсюда выбраться. Собака обозналась и проскочила в дом через недоделанный угол звезды. Я же вижу знак целиком. А выходить через другие пути, окна, трубы, чуланы мы не можем. Это закон на уровне Федерального. Через что вошёл, через это и выходишь обратно.

— Забавно. Бес у меня в плену. Вязать скотчем тебе руки не имеет смысла? То есть, пока я сам, собственноручно и громкогласно тебя не выпущу, ты мой пленник? Отлично. Тогда давай, рассказывай мне про жизнь, про моё будущее. Нарисуй картину мира, Открой тайны вселенной. Давай, весели меня, рогатый. Раз попался.

— Да пожалуйста. Сейчас вызову незримых духов и они тебя повеселят. И все твои шесть органов чувств воспримут это. Твои глаза, язык, уши, нос, кожа. И вестибулярный аппарат даст тебе знать, что ты плывёшь, паришь и летишь.

Когда Гена заснул, усыплённый хороводом духов, его гость вызвал крысу, и она выгрызла достаточно места в половице у входа. Гость предварительно налил туда в нужное место масло для крысы. Она быстро справилась со своей работой, и пленник покинул этот гостеприимный дом, пожелав Геннадию спокойного и глубокого сна.

Проспал он достаточно долго, как никогда. Пробуждение от сна было тяжёлым. Снилась разная чертовщина, бесы и другая нечисть. Он не помнил, как засыпал. И что было перед этим. Собака куда-то запропастилась. Сбежала, вероятно. Да, надо заниматься делами. Прошло какое-то время, в дверь постучали.

— Открыто, входите!

— Это я.

— Кто я? Входите, дверь не заперта.

— Три раза надо повторить приглашение.

— Да входите же, чёрт бы вас побрал. Открыто!

В дом вошёл, одетый, как говорят, с иголочки, нарядный господин. Описывать его прикид долго и неинтересно. Так ходит Богема. Художники, известные писатели, любимые артисты. Одежду и обувь которым шьют особые портные и обувщики. Далеко за пределами Родины. И всё их сверхкачественное и удивительно красивое одеяние бросается в глаза и говорит о роскоши и богатстве носителя этого прикида. Гость подошел к столу и положил визитку перед Геннадием. Типа, позвольте представиться. Надпись гласила: М. Ф. СТОФЕЛЕВ. РЕШЕНИЕ ВСЕХ ПРОБЛЕМ.

— Мэ Фэ… Михаил Фёдорович? Матвей Федотович? Максим Феликсович? И что значит- РЕШЕНИЕ ВСЕХ ПРОБЛЕМ? Всех? Странная визитка. И номера телефона нет. Никакого. Как же вас найти в случае необходимости?

— Пусть будет Михаил Фёдорович. Решение всех проблем этого земного мира. А связь? Я пользуюсь особенной связью. Ментальной. Как только вы обо мне подумали и мысленно трижды пригласили, и вот он я. Тут, как тут. А вам я предлагаю прогуляться со мной по различным интересным местам. Побывать там, где вы никогда не бывали. Увидеть то, что никогда не видели. Пробудить те чувства, что навеки уснули. Мой гардероб к вашим услугам. Ну, так как?

— Мне всё наскучило, тоска. И даже надев такие крутые шмотки, что на вас, я не стану радоваться жизни. Для забав я уже старый. Всё уже видел, везде побывал. Я всеми вашими радостями искушён. И мне моя жизнь не в радость. Тоскливо думаю о смерти. И я уже хотел было распрощаться с бытием.

— Но вина с ядом так и не выпили тогда, на Пасху.

— Да ты ещё и шпионишь?

— Как сказал один поэт: Я НЕ ВСЕВЕДУЩ, Я ЛИШЬ ИСКУШЁН. Как и вы.

— Колокольный звон меня с детства вдохновляет. И я в детстве часто бывал в той квартире, напротив храма. Опыта, знаний и разума во мне столько, что это отравляет моё существование. И все мирские блага я ненавижу. А все бытовые радости презираю. Как говорится, и здесь не жив и там не мёртв.

— Предлагаю остаток жизненного пути пройти рядом со мною. Мои возможности, поистине, безграничны. Скучать нам не придётся.

— И что я за это тебе буду должен? Чем отплатить мне за такую заманчивую жизнь? Давай сразу обговорим. Знаю вас, чертей. Даром для родного брата не пошевелите пальцем. Давай твои условия.

— О'кей. Пока мы вдвоём в этой земной жизни-любая твоя блажь будет исполнена. Ну, а в той, загробной жизни ты мне при нашей встрече всё вернёшь сполна.

— Нету никакой той жизни. Не верю я в эти сказки. И когда я умру, ничего ровным счётом не произойдёт. Мне этот момент перехода в небытие просто не интересен. И нет мне никакого дела до того, что будет потом.

— Тем более, раз такой подход к проблеме. Если мы заключим договор, я пообещаю дать тебе всё, что пожелаешь.

— Что тут ты мне можешь дать, несчастный? Золото, которое я буду пинать ногами? Еду и напитки, которые не смогут меня насытить? Любимую, которая под утро ускользнёт к другому? Славу и Почёт? Да на хрена они мне? Успешную жизнь, которая мне обрыдла? Комфорт, что мне опостылел? Я и без комфорта жил. И с комфортом. Мне всё опротивило!

— Я удивлю тебя своими предложениями.

— Короче, так. Как только я за что-то зацеплюсь, что-то станет мне дорого и мило, что-то остановит меня своей прелестью, и я возрадуюсь среди этой бытовухи, то пусть жизнь моя сразу и закончится. И как только я попытаюсь остановить это мгновение, хотя бы просто мгновение, которое пробудет во мне чувства, то всё. В ту же секунду я должен умереть, а ты берёшь меня в кабалу той жизни, которая, как ты сказал, будет после смерти.

— О'кей. Как только я услышу от тебя что-то типа, прекрасное мгновение, продлись постой! Или, помедли… Так прекрасно ты, мгновенье! Ну, или, мгновение повремени, как ты прекрасно! Короче. Остановись мгновение, ты прекрасно! Тогда ты мой, в загробной жизни, которая тебе по барабану. А для скрепления нашей сделки черкни мне долговую расписку, как принято среди уважаемых людей.

— Ты что же, мне не веришь? Клочок бумаги дороже данного мною слова? Удивляешь ты меня своей глупостью. Ты, верно, уже понял, что я отношусь к той породе людей, которые давши однажды обещание, сдержат его, даже ценою своей жизни. Видимо, ты плохо обо мне осведомлён. Ну и чем и на чём мне нацарапать это? Может, не на бумаге, на металле вырубить? На камне? Краской на фасаде?

— Не гомонись. Вот, на папирусе… кровью.

— Что за бред? Ну, как угодно. Готов кровью подписать. А от своих слов я не откажусь. Жизнь моя никчёмная, ничто меня не радует и вряд ли обрадует когда-нибудь. Давай, удивляй меня радостями жизни, посмеёмся вместе. Готов забросить книги, изучение природы и миропорядка. Философские диспуты, докторскую диссертацию. Всё бросаю! Всю премудрость, учёность, все познания. Удивляй меня!

— Суха теория мой друг, но древо жизни вечно зеленеет! Это не я придумал. Поэт один, жил в XVIII веке. Ну что, едем? Предлагаю для начала винца попить. В Лейпциг, там самые винные места. Есть там погребок забавный. Я там раньше бывал. Хозяин, коллега ваш, доктор медицины Генрих Штромер из Верхнего Пфальца. Точнее, из Ауэрбаха. Посидим, за жизнь нашу грешную покалякаем.

— На чём едем? У тебя, поди, вертолёт свой есть или Суперджет частный. На поезде не люблю.

— Какой поезд? Долетим со свистом! Сейчас мой плащ расстелим у тебя на полянке возле камина барбекю. И полетим. Поздравляю с новыми ощущениями! Это тебе не на Крокодиле из курсового душманов расстреливать на бреющем. Так, кажется, МИ-24 называется среди вашей братии?

В кабаке было шумно. Можно сказать, слишком шумно. Наши герои подсели к столу, где были два свободных места. Огромный дубовый или ореховый стол, стилизованный под старинный. Вся мебель и интерьер дышали готикой. За этим столом уже сидела компания из четырёх мужчин. Все были изрядно навеселе. Один пел забавную песню. Он начал её, когда наши герои вошли в кабак и спустились по лестнице в основной зал. Стофелев поинтересовался, нельзя ли к ним подсесть. Мотивируя это тем, что вновь прибывшим понравилось их весёлая компания. Он также выразил сомнения в качестве вина которая здесь подают. А вот в испанских Пиренеях, откуда они с другом прибыли, вино отменное. Пошла полупьяная беседа о том, о сём, и ни о чём. В результате весёлая компания уговорила спеть Стофелева. Почему не Геннадия? Тот в основном молчал, сносно говоря на немецком и понимая весь разговор. Песня была не просто забавной, но и поучительный. Про короля, у которого был любимый друг — блоха. Король приказал придворному портному сшить блохе нарядное платье, подобающее знатным вельможам. Блоха становится сенатором. И вся его родня занимает королевские опочивальне и покои. Все в укусах, но трогать блошиный род бояться. В результате кто-то придавил блоху ногтем, случайно. И на этом всё закончилось. Это была старинная шуточная немецкая песня, она всем присутствующим понравилась. За что и предложили выпить. За свободу! Стофелев повторно усомнился в качестве тамошнего вина, чем вызвал гул неодобрение со стороны компании. И предложил попробовать его вина. Из своего собственного подвала. Он поинтересовался, нет ли рядом где-нибудь бурава. Того самого которым проделывают отверстия в деревянной бочке. Ему указали на ящик, стоявший у окна, где лежал разный хлам. В том числе инструмент для открывания бутылок, бочонков, пробки, крышки и затычки. И так далее. Нашлись там бурава. Стофилев выбрал один и поинтересовался у заводилы компании, какого бы алкоголя тот захотел отведать. Возникла перепалка и наконец определившись, был выбран Курвуазье двадцатилетний. Фрош, так звали предводителя, сказал, что вкус этого коньяка он не спутает ни с каким другим. Этот мужчина был в серьезным подпитии, в той стадии, когда уже хочется дать кому-нибудь в рожу. И он уже обозначил для себя жертву. И только ждал повода. Он намеревался наказать Стофелева за глупый розыгрыш. И вышвырнуть его из кабака, показав, что таким гостям здесь не рады. И неважно, испанец он, француз или кто другой. Кабак немецкий и гуляю здесь немцы. И шутки шутить над хозяевами положения никто не позволит. Помимо бурава, Фаустов положил на стол, завёрнутый в вощённую бумагу воск для заделки отверстий. Поинтересовался, что будут пить остальные собутыльники. Итак, выбор был не богат. Фрош выбрал Курвуазье, двадцатилетний. Мотивируя это тем что этот коньяк, кстати любимый коньяк Наполеона, знаком ему ещё с детства. Второй член компании, Альтмайер, выбрал Мескаль. Это истинно мексиканский напиток, а не какая-то там Текила, идущая на экспорт. Мескаль Лакита, сделанный не только из голубой агавы, но из сорта Испадин, крепкостью 47°. Следующий, Брандер, выбрал ром. Обычный Сейшельский ром. Такамака Экстра Нуар, то есть самый тёмный. Объяснив свой выбор тем, что, когда он как-то отдыхал на Сейшельских островах, все две недели пил местный напиток. Который ему хорошо запомнился. И наконец, четвёртый собутыльник, Зибель. Он увидел, как Стофелев подошёл к нему с буравом в руке, намереваясь просверлить отверстие в столе напротив него. Гена при этом затыкал уже просверленные три отверстия восковыми пробками. Стофелев прислонил бурав к столу, и в ожидании выразительно посмотрел на Зибеля. Бурав представлял из себя кованый вороток типа сверла, с вставленной в торец деревянной рукояткой. Типа штопора. Ловкость, с которой Стофелев обходился с этим инструментом, говорила о многократном использовании бурава в его жизни. Зибель задумался. Это же игра. Но сейчас она закончится и люлей этот фокусник получит по полной. Но надо же подыграть ребятам. Ну, пускай это будет Аберлауэр. Это неплохой скотч. Даже очень неплохой. Да, обязательно Абунах. Этот молт, крепкостью 61° редко встретишь в продаже. На прошлой неделе младший брат, брокер, вернулся из поездки на Туманный Альбион. Весь вечер пили его с сигарами и кофе. Итак, отверстия проделаны, пробки вставлены. Стофелев делает пасы руками над столом, комментируя бормотанием, похожим на заговор, (ударение на последнем о). Отчётливо понятна было только последняя фраза. О том, что всё в природе связано. И виноград, что растёт рядом с дубравой, из которой сделаны бочки. И ячмень, что растёт на полях. И Агава Эспадин, богатая сахаром. Что растёт на высокогорных плато. И близка скорее к спаржевым, чем к кактусам. Всё это живая природа. И доски стола тоже были когда-то живой природой. Вытаскивают пробки и жидкость аккуратно льётся в стаканы, и воск затыкается обратно. Условие одно — не пролить ни капли на пол. Все настороженно пробуют жидкость в стаканах. Затем, распознав вкус, выпивают до дна. И ещё по стакану, разошлись не на шутку. Как добравшиеся до источника в безводной пустыне. Геннадий предлагает покинуть это место, ему всё это надоело. И тут Зибель неаккуратно налив в стакан виски, проливает алкоголь на пол. И он тут же загорается. Все вскакивают со своих мест. Стофелев бормочет что-то типа заклинания, огонь исчезает. Компания совсем не рада увиденному и пытается прогнать наших спутников. Звучат угрозы, обстановка накаляется и всё идёт к драке. Один Альтмайер не кричит и не лезет на рожон. Он выковыривает восковую пробку в надежде налить ещё стакан. Из отверстия в столе вырывается огонь. Фрош достаёт складной нож и раскрывает его. В руках у Зибеля появляется бёкеровский фикс. Это уже оружие посерьёзней складника. Брандер не отстаёт от товарищей. Его керамбит легко порежет любого. Все трое, разгорячённые выпивкой и озлобленные, как, впрочем, все алкаши, движутся на Стофелева. Зарежут. Как пить дать зарежут. Тот произносит какую-то белиберду на непонятном языке и на его врагов находит затмение. Им начинает казаться, что они в чудесном виноградном саду. Руки так и тянутся сорвать спелые очаровательные грозди. Стофелев опять что-то бормочет, и они вместе с Геннадием исчезают. Пелена вождения спадает и оказывается следующее. Они держат все друг друга за нос. Антракт…

— Надоело мне по немецким кабакам шляться. Может, домой?

— Хорошо. Но на посошок заглянем в одно уютное местечко. Перекинусь парой словечек с барменшей, тяпнем по бокалу Б-52, или шоту и обратно в Москву. Такой коктейль, как в этом кабаке, нигде в мире не делают.

— Да ладно… Что там? Калуа, Трипл Сек, Куантро. Или, что вкуснее, Гран Марнье. И Бэйлис. Всё?

— Вот в этом и весь фокус. Четвертый ингредиент является тайным рецептом заведения. Потому и говорю… Нигде в мире…

— Интересно, что они там кроме Бейлиса добавляют? Попробуем, раз советуешь. Ты у нас специалист по всяким разным извращениям. Веди, Сусанин.

— Да тут недалеко. Дрезден, Аланштрассе 39. Кухня Ведьмы. Мигом долетим…

Они сидели в известном ночном клубе. Известном в определённых кругах, как любят говорить хроникёры. В старой Москве, в переулках недалеко от Маросейки. За столиком в самом углу, откуда было плохо видно пышнотелых, вперемешку с худосочными, стриптизёрш, выделывающих всевозможные пируэты на шестах, стоявших на подиуме. Зато был виден весь зал и вход в него. В зале в основном была молодёжь. Пузатенькие лысые коммерсы сидели кучкой у самого подиума. На котором буквально в метре от них работала на шесте короткостриженная дама, уже полностью оголившаяся. Клуб ещё толком не начал свою деятельность. Для простых москвичей это было начало вечера и окончание работы. В клубе все только-только рассаживались, репетировали ночное веселье и разминались лёгким алкоголем и лёгкими же наркотиками. Впрочем, особо продвинутые закидывались, шырялись и вмазывались серьёзными вещами. Нарушая законы и отравляя себе жизнь. Хотя, жизнь наркозависимых уже и не жизнь. Предпоследняя станция. А для кого-то последняя. Как открылись двери, и кто включил верхний свет, было непонятно. Только основное помещение клуба моментально заполнили люди в чёрном, в бронежилетах и с автоматами в руках. Музыка смолкла и прозвучал громкий голос о том, что работает спецназ, и предложение лечь всем присутствующим на пол, руки на затылок. Молодёжь сходу распласталась, заполнив собою все проходы между столиками. Особенную прыткость проявили накачанные мальчики с бугристыми бицепсами и крашенными волосами. Лысые коммерсы нехотя опустились на одно колено или просто присели, сцепив руки на затылке. Один боец в чёрном в два прыжка оказался возле их столика и вмазав прикладом в край стола, зычно гаркнул. Коротко, вежливо и обходительно: на пол! Столик треснул. Видимо следующей должна была треснуть глупая черепная коробка старшего компании коммерсов, гостей с юга. Дядьки, толкая локтями друг друга и ворча, стремились занять более удобное положение на полу. Стофелев с Геннадием сидели в углу как ни в чём не бывало. Не сделав ни малейшей попытки выполнить безусловный приказ, определяющий, в каком состоянии посетитель покинет этот ночной клуб. С разбитой рожей и отбитой печенью или почками, как оказавший сопротивление сотруднику при исполнении, или на своих двоих. Обоссавшийся, но живой и целый. Публика в зале не роптала, зная, что последует за попыткой возмущения. Два бойца в чёрных балаклавах неторопливо подошли к их столику. Руки обоих посетителей лежали на столе и тот, который постарше оторвал правую кисть от стола и средним пальцем трижды постучал по столу, привлекая внимание бойцов к открытому удостоверению личности, лежавшему перед ним. Подошёл старший работающий команды. Он был в такой же чёрной форме, как все остальные бойцы, но без автомата и бронежилета, без знаков различия. То есть, полностью отсутствовали погоны, шевроны и всевозможные нашивки. Безликая надпись на спине СПЕЦНАЗ не говорила ни о чём. Спецназ чего? Кого? Откуда и зачем?

— Прокурорские? Первый раз за всю службу вижу такую наглость. Нет, те бы подняли лапки и держали раскрытые ксивы трясущимися пальчиками. Боясь лишним движением озлобить сотрудников, выполняющих свою рутинную работу. Гэбня? ФСО-ФСБ-СВР и тд и тп. Для меня разницы нету. Госбезопасность.

— Всё верно. Капитан Блинов? Если не ошибаюсь, Андрей Викторович, восемьдесятпервого года рождения. Засиделся ты в капитанах, Андрей Викторович. Всё потому, что пару раз не выполнил распоряжения руководства, идущие вразрез, так сказать, с твоими убеждениями и взглядами на жизнь. Верно? Ну-ну, не злись… Не скрепи зубами и не играй желваками. В данный момент мы делаем общее дело. Я являюсь инициатором этого, так сказать, спектакля. Режиссёром-постановщиком. И автором сценария, в одном лице.

— Теперь понятно почему мои бойцы не загнали вас прикладами под столик и не пробили берцами печёнку с селезёнкой. Почуяли такого же зверя, как и они сами. Только более опытного, старого и кровожадного. Что дальше?

— А дальше ответь ты мне, друг ситный, на один вопрос. Почему в нарушение приказа, за который ты, кстати, расписался, у вас всех отсутствуют нагрудные идентификационные знаки. Именуемые в простонародье бляхами. С информацией о ведомственной принадлежности, названии Управления, и главное, номере. Который крупно выбит на бляхе. И который легко запомнить пострадавшему от произвола властей, добропорядочному гражданину. Который захочет подать жалобу в надзорные органы на конкретного сотрудника, нарушившего его гражданские права. И ущемившего, так сказать, права личности. А есть же соответствующие положения на уровне закона. Об обязательном наличии идентификационных жетонов. При проведении оперативных мероприятий в защитных масках, шлемах, балаклавах и тп. Ты же расписался в приказе вашего министра. В чём дело? Привычка? Да ладно, расслабься… Это мой ответный пас на твою сентенцию о моём опыте, старости и кровожадности. Алаверды, так сказать. В ксиву то загляни! Будь добр.

Капитан скрутил чёрную балаклаву в малюсенькую шапочку, держащуюся на затылке. Какие носит Богоизбранный народ. Нагнулся, взял со стола удостоверение личности и прочитал вслух.

— Угу… Федеральная… Так… Служба по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом… Оперативно-поисковое управление…Замначальника управления. Я ваших лубянских за версту чую, и бойцы мои правильно отреагировали, что не стали вас сходу прессовать.

С этими словами капитан Блинов положил удостоверение обратно на стол, не отдав в руки, как следовало бы по всем понятиям.

— С Лубянки мы съехали ещё в 2002 на юго-запад, на Вернадского. Хотя в здании на Кузнецком я иногда бываю. Ты вот что, капитан. Прикажи, пока следаки не приехали, вскрыть крепление вон того шеста из нержавейки. Крайне правого. Там четыре болта впотай, шестигранных. Вот ключ. Шест этот сексуальный надо сначала на пять сантиметров приподнять вверх, и он из фиксатора выскочит. Потом выкрутить болты и поднять эту опору. Под ней тайник. Собаки его не обнаружат, там всё хитро устроено. В нём двести кэгэ колумбийского кокаина, очищенного. Пара пистолетов. Так… четыре гранаты РГО, полмиллиона евро. Понятые на входе ждут. Там же наш сотрудник с фото-видеоаппаратурой. Давай шустрее! Завтра прочитаешь приказ вашего министра о том, что это крупнейшая партия за год. Какой ты молодец и какие органы в целом замечательные.

Капитан взял шестигранный ключ и направился к подиуму, на ходу отдавая распоряжение в рацию на плече. Появились понятые, оператор и ведущий криминальной хроники на ТВ. Всё закрутилось, завертелось.

— Не понимаю, зачем? Этой отравой можно было бы лишить здоровья тысячи людей. Приобщить к этому злу десятки тысяч. Рано отнять жизнь. Почему? Хозяин этой дряни играет на вашей стороне. Так? Тогда в чём логика? Или дьявольский порошок перестал быть таковым?

— Всё просто. Хозяин этого схрона решил соскочить. Он больше не берёт товар у оптовиков, порвал все связи с дилерами. Остатки зелья хочет раздать местным барыгам и приказать охране больше не пускать их в клуб. Короче, завязал. Распродаёт выгодный бизнес. Два таких же клуба в Питере и Нижнем уже продал, вместе со зданиями, где они находились. Там таже песня, никакой наркоты. А причина в следующем. Пару недель назад здесь загнулась девчонка от передоза. Администратор её узнал, и пока она ещё была жива, перенёс в кабинет хозяина. Позвонил ему. Тот быстро примчался, был где-то рядом. Вызвали скорую. Но, увы и ах. Девчонка-племянница хозяина, дочь его брата. Как только врачи констатировали смерть от передозировки, он, хозяин, делает следующее. На этой же скорой, объявляя всем что она ещё жива, её отвозят в частную клинику за город. Там задним числом оформляют её на лечение. Вызывают другую скорую, которая отвозит её в морг. Патологоанатом пишет заключение о проблемах с почками, не связанных с лечением. Всё шито-крыто. Да, вся эта операция прикрытия встала ему в копеечку, вернее в центик. Но оно того стоило. Все теперь знают, что она лечится за границей. В том числе родители девчонки.

Отец её не поверил ни единому слову родственничка и обратился к бывшим сослуживцам, то есть ко мне. Я мог бы подтвердить, что так оно и есть и на какое-то время эта версия доминировала бы. Но этот поганец, хозяин клуба, решил, видите ли, встать на путь исправления. Так сказать, завязать с наркотой. Всё распродать и уехать на Кипр. Потом в Грецию, в один монастырь. Он уже договорился. Грехи замаливать. Ему, видите ли, смерть племянницы глаза открыла. Хрен там. Капитан!

Блинов подошёл к их столику, несколько ошалевшей от увиденного в тайнике. Да, за такую находку и премируют и в звании должны повысить. А там, глядишь, один шаг до перевода с этой опостылевшей работы. Действительно, засиделся в капитанах. А не идёт против совести и говорит, что думает. Бывший его начальник ходатайствовал о его учёбе в академии, пока был в силе. Потом руководство поухмылялось, а в кадрах ему всё объяснили.

— Там отпечатки хозяина заведения повсюду, на пакетах с дурью, на стволах, на денежных упаковках. Так что пакуйте и увозите в отдел. Закроют эту мразь лет на двадцать. Да, вот еще что. Пусть твой зам этим займётся. Который с понятыми общается. Как, бишь, его? Роганов? С ударением на первом О. Оформили всё замечательно. Пусть доделывает работу, а ты езжай к дочке на днюху. У входа стоит микроавтобус, сразу за вашим. Водителя зовут Миша. Он, кстати, в одном звании с тобой. Адрес кафе он знает. Там всё только начинается. В машине на крючке висит костюм твоего размера. Ну, там, брюки-пиджачок-рубашка с галстуком. Ботинки. Миша покажет. Пока будете ехать, переоденешься в цивильную одежду. По дороге заедете в Детский Мир, в секции 2-12 на втором этаже для тебя зарезервирована большая оранжевая собака. Такая, как хочет твоя дочь. И просит твою бывшую купить, но цена кусается. Заплатишь из своих, на твою гордость никто не покушается. Если не хватит, денег займёшь у Михаила. Сами договоритесь. После празднования он тебя отвезёт домой, переоденешься обратно, костюм оставишь там же в машине. Так. Миша даст тебе кобуру под твой ствол. Очень удачная разработка, из кайдекса. Оценишь. Для скрытого ношения лучше не придумать. Я ведь понимаю, что ты ствол свой табельный никому даже на минуту не доверишь. А кобуру такую тебе должны были год назад выдать, их заказывало ваше Управление. Да видно разошлись они, как ценные подарки нужным людям. Оставь её себе. Так справедливость хоть немного восторжествует. Ну, всё, езжай к дочке. Миша проезд с гайцами согласует, будет вам Зелёная улица. И дочка обрадуется…А шапочка у тебя прикольная. Когда балаклаву вот так скручивают, и она на макушке головы держится, мне это один древний головной убор напоминает. Кипа, она же Ермолка. На арамейском, впрочем, как и на идише это звучит, как ЙЕРЕ МАЛХА. Отсюда-Ермолка.

— Кто вы такой? Удостоверение я видел. Зачем вам это? Вы всё равно не заставите меня делать то, что я не приемлю.

— А и не надо! Ничего мне от тебя не нужно. Раз из-за меня ты здесь оказался, пытаюсь не изгадить твои отношения с дочерью. Вот и всё. А кто я такой? ЧАСТЬ СИЛЫ ТОЙ, ЧТО БЕЗ ЧИСЛАТВОРИТ ДОБРО, ВСЕМУ ЖЕЛАЯ ЗЛА. Поэт один немецкий так сказал когда-то.

Когда Блинов ушёл, Геннадий сделал большой глоток из бокала с безалкогольным фруктовым коктейлем. Клиентов заведения уже подняли и усадили за столики, шёл опрос и проверка документов. Обычная рутинная работа для органов. Зам Блинова, капитан Роганов (с ударением на первом О) отлично справлялся с задачей. Он то и дело переходил от одной точки процессуальных действий к другой, контролируя ситуацию.

— Чем всё закончится? Я имею в виду хозяина клуба.

— Чем? Захотел очиститься от скверны-стань мучеником. Хочешь сменить религию-претерпевай страдания. За новую веру в нового Бога повеси на кресте. Только так! Или откажись и вернись в лоно истинной веры. И тогда всё наладится и вернётся на круги своя. А чем всё закончится, зависит целиком и полностью от индивида. Есть три варианта развития событий. Упрямство и молчание-получает свою двадцатку и летит голубем в Потьму. Начинает много говорить, о делах соловьём петь-острая сердечная недостаточность в двадцать шестой камере Матросской тишины. Труп родственники не получат. И наконец третий вариант, мой любимый. Договаривается с наркополицейскими, получает условный срок, чтобы не соскочил и не свалил, и продолжает заниматься тем же. Выкупает обратно свои два клуба. Раскидывает изъятые двести кило по трём своим точкам. Пол-лимона евро делят между собой заинтересованные люди в погонах. И всё. Всё возвращается на круги своя. Как тебе такой вариант? Меня бы он идеально устроил.

Их диалог прервали. Вернулся Блинов. Он уже переоделся. Они его не сразу узнали, выразительно переглянулись. Вот что хорошая одежда с людьми делает. Блинов был в модном костюме, рубашке и галстуке в тон костюму. Он прямо-таки преобразился. И вместо задроченного жизнью вояки на них смотрел импозантный мужчина средних лет. Из тех, что нравятся всем женщинам. Надёжный, сильный и смелый, удачливый. Теперь его бывшая до крови губу прикусит от отчаяния. А мужики в кафе, если таковые найдутся, сдохнут от зависти.

— Я что хотел спросить? В туалет забежал и к вам на минутку. У кого из коллег не спрашивал, никто не знает. Чисто профессиональное любопытство. У вас на эмблеме Оперативно-Поискового Управления, в центре, в круге, изображено какое-то не то колесо, не то борона какая-то Круглая хрень, типа круглого ковша. Типа, крутится и чего-то роет. И может нарыть на каждого. Так ребята говорят. Что это за штука такая?

— Ха-ха-ха… Рассмешил ты старого дядьку. Это дань традициям. А изображён затвор фотоаппарата. И всё. Расстроил тебя? Вижу, что мой ответ тебя удивил. Однако это так. В центре, на Щите с Мечом, в круге, затвор фотоаппарата…

— А это действительно, остров?

— Да. Было когда-то два пруда. Прорыли перешейки и объединили их. И получился остров. Остров Измайловский. Тут много чего интересного. Собор. Крепость. Или что-то типа крепости. Берёзовая роща просто неземная, как в Переделкино. Полное ощущение, что ты за городом. Или в каком-то городишке старинном. В собор мы, конечно, не пойдем.

— От чего-же? Можем сходить. Мне импонируют старинные Богоугодные заведения. Давай еще по стаканчику. Риоха, из винограда Темпранильо. Я знаю, ты такое любишь. Купил в магазине КОЛЛЕКТИВНОЕ&БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ. Большая сеть, по всей вашей стране. Вино испанское, вроде. Эх, Испания, Испания…Ламанча…Знавал я того чудика, который с ветряными мельницами воевал.

— Это вымышленный персонаж. И об этом все знают.

— Далеко не вымышленный. Звали, правда, его по-другому. Вино понравилось?

— И чем же ты расплачивался? Золотыми дублонами? Гинеями? Может, Обанами времен сёгуната Токугавы? Дукатами?

— Отнюдь. Картой сбера, как все нормальные люди. Нравится мне этот банк. Хорошие там ребята работают. И многие-мои клиенты. А я-их. Всё просто. Да, у меня скидочная карта магазина есть. Десять процентов. Сэкономил на покупке трёх пузырей немножко. Пустячок, а приятно.

Геннадий потерял дар речи. И выразительно посмотрел на Стофелева. Не понимая, шутит тот, или говорит серьезно. Мимо прошла женщина с коляской. Бутылки и закуска были в пакете, не на виду. И не провоцировали граждан на конфликт.

— Ты это серьезно, на счет оплаты?

— Смешной ты, Гена. Ты думаешь, я зашел в магазин, взял бутылки и ушел, как вор? Не расплатившись? Я законопослушный гражданин. У меня и паспорт ваш есть. Я, когда из Душанбе приехал, стоял в длиннющей очереди на оформление. Вместе с потомками Рудаки и Навои. Знал, кстати, обоих. Подошел человек и предложил помощь. Отошли в сторону и поговорили. Обошлось мне это в смешную по вашим меркам цену. Этот чиновник и с регистрацией мне помог. Почти задарма. Хороший парень.

— Твой клиент?

— Пока нет, но скоро, видимо, станет. По моим наблюдениям у вас в госструктурах полно моих потенциальных клиентов. В разы больше, чем в других странах. Ну, кроме нэзалэжной. С той вы идете ноздря в ноздрю. А уж тех, которые на договоре у меня, и не сосчитать. Так что, пока я здесь у вас нахожусь, приличную жатву соберу. Нравится мне в вашей стране. Каждый пытается обмануть каждого. Даже в мелочах. Что-то втюхать и впарить. Как-то дёшево развести. Что-то украсть и поживится на халяву. А всякие структуры, так на каждом шагу.

Возле них остановился какой-то полубезумный дядька, весь дерганный и с постоянно меняющейся мимикой лица.

И начал рассказывать про бывшую работу. Изливать, так сказать, душу. Когда нашим героям это порядком надоело, Геннадий попросил того не мешать общению и идти своей дорогой. В достаточно вежливой форме. Дядька глупо заулыбался и сел на скамейку, напротив. Геннадия это стало раздражать, и он попросил Стофелева избавить их общество от надоедливого соседа. Стофелев закинул ногу за ногу, сложил руки на груди и пристально посмотрел на их визави. Тот встал, сделал глубокий поклон, и со словами: СЛУШАЮСЬ, ХОЗЯИН, изчез из их поля зрения. Налили ещё по стакану. Сидели под липами и созерцали Серебрянный пруд, окаймлявший остров. Стофелев достал не то блокнот, не то записную книжку, и принялся её листать. Геннадий закрыл глаза и максимально расслабился. Как когда-то учили на курсах в Балашихе-25. Алкоголь приятно разливался по телу, а голова становилась лёгкой-лёгкой. Он задремал. Стофелев, сидевший рядом, что-то тихо бубнил под нос, листая блокнот. Из этого бубнежа сложно было что-то понять. Единственное, что отчетливо уловил слух Геннадия, было название переулка. Подколокольный. Подколокольный переулок…Подколокольный…переулок…переулок…Подколокольный…Геннадий провалился в глубокий сон. Время было послеобеденное. Тихо. Спокойно. И умиротворенно. Снился ему Подколокольный переулок…

В маленькой комнате, в кабинете отца, Геннадий читал книгу. Старая бабушкина квартира в Подколокольном переулке, шестой дом. Напротив Никольского храма. Он не знал, чем занять себя. Изучал когда-то юриспруденцию, философию, медицину, даже немного богословия. Скучно. Всё познал и освоил. Вот так учись всю жизнь, а дураком останешься. Геннадий встал с кресла-качалки и пошёл на кухню заваривать чай. В дверь позвонили. Не поздновато? Уже за полночь. На пороге стоял его бывший сослуживец и подчинённый.

— Здравствуй, Дима. Какими судьбами? Проходи. Как ты меня нашёл? Я собрался чай заваривать. Тебе он тоже понравится, Асам.

— Здравствуй, командир. От чая не откажусь. Долго не засижусь, я проездом. Лечу в Краснодар, на нашу базу. Ты так и не решился к нам присоединиться?

— Хватит, навоевался. Старый уже. Ни семьи, ни детей. Да и забыл я уже, что это такое. Сейчас в медицине. Да ты знаешь. Хандра меня заела. Тебе это не знакомо? Хорошо, что заехал. Пообщаемся до отлёта. Изучаю эзотерику, перед твоим приходом с духами общался, на равных. Человек-венец природы.

— Не удивляюсь, командир. Ты всегда был философом. Когда мы Хаттаба в горах зажали, ты на дневке Кастанеду читал, как сейчас помню. Все спят, а ты из спальника с книжкой торчишь. Может это нас и спасло. Часовой тогда закемарил, ты меня растолкал, и мы дозор бандитский из Винторезов положили. А так, вырезали бы нас как свиней, всю группу.

— Нашёл что вспомнить. Ты мне скажи, твоим позывным сейчас всю вашу компанию называют. Как так?

— Давно это, ещё с Африки. Разведуправлению не с руки было, чтобы наши там работали, официально. Вот и слепили команду. Я за старшего. Ребята были из Псковской бригады, знали меня. Вот они и придумали. Ну и прижилось. И когда меня в Питере встречают, Полет Валькирий все насвистывают. Ну, как я тогда. Помнишь?

— Послушай, Дима. Не называй ты меня командиром. Я тебе уже давно не командир. Тобою, я слышал, сейчас другой командует. Как так получилось, что бывший ресторатор рулит вашей командой, а?

— Хорошо, командир, не буду. Учитель! Так пойдёт? Ты же мой учитель. Главный учитель, а я твой ученик, в главном деле всей моей жизни. И не только моей. А с ресторатором? Ты сам знаешь-жизнь штука сложная. Звёзды так расположились. Ты же изучал астрономию, я знаю. Марс в созвездии Девы и всё такое. А насчёт компании… У нас братство по факту. Спецназовское братство со своими незыблемыми законами, правилами и уставами. И живём мы по ним, как тогда жили с тобой в горах Чечни и Дагестана. И ничего не изменилось. И не важно, что я на дрова для обеда рублю, кавказский орех или африканский баобаб. Может всё-таки к нам? Хотя, скажу честно, гибнут ребята. Недавно зажали нас повстанцы на какой-то ферме. Мы заняли круговую и ждали помощи от местного царька, с которым у нас договор. В самом центре фермы разместили раненых, и не давали уродам подобраться на бросок гранаты. Раненые лежали на соломе и навозе, на скотном дворе, и умирали. Патроны заканчивались. Я видел, где находится командир этих обезьян. Послал двух бойцов, самых юрких и шустрых. С последними гранатами. Они подползли, как змеи и в три приема, с паузами, забрасали его эФками. И его помощников. Они ж, уроды, не знают такой схемы. Обезьяны, оставшись без старшего, свалили. Если б они понимали, что мы пустые, дожали бы. А раненые наши, тяжелые, все умерли. Лёжа в навозе.

Они проговорили до утра. Потом Дмитрий вызвал такси и уехал в аэропорт, чтобы вылететь на тренировочную базу своей команды в Краснодарском крае. Пообещав на Пасху заехать в гости и провести пару дней на даче у Геннадия. пожарить шашлык, выпить хорошего коньяка, погулять в лесу, в Переделкино. Лес там был просто замечательный. Пообщаться, поспорить. Когда они встречались, что бывало редко, обязательно один начинал философствовать, а другой с ним спорить. О жизни, о вопросах бытия, о религии, о вере, о людях и зверях. Но в их споре истина, к сожалению, не рождалась. Один был налитым до краёв кубком, переполненным знаниями, ставший меланхоликом. ИБО, ВО МНОГОЙ МУДРОСТИ МНОГО ПЕЧАЛИ. А КТО УМНОЖАЕТ ПОЗНАНИЯ-УМНОЖАЕТ СКОРБЬ. Так говорил Екклезиаст. А он знал, о чём речь. Другой же был прямой противоположностью своему учителю и бывшему командиру. Он не прочитал издесятой доли тех книг, что вдохновляли учителя.

После отъезда своего ученика, Геннадий больше ни с кем не виделся. Да и зачем? Родных ему заменили книги, друзей ему заменили книги, товарищей ему заменили книги. Он не знал, чем ещё занять себя. Пора бы уже было прервать это бесполезное существование. В Москву пришла весна, что только усугубило ситуацию. И вот он созрел. В одно прекрасное весеннее утро, не сомкнув ночью глаз, он решился. Достал из холодильника вино, налил высокий бокал. Поставил стремянку к антресоли. Залез туда, и покопавшись в старом барахле, достал свой армейский ранец, ЭрДэшник, РД-54. Вытащил из него аптечку и извлёк ампулу, которые выдавались офицерскому составу Разведуправления для избежания пленения.

Ампула эта вкладывалась в микроскопический кармашек, входящий в комплект. Кармашков было два, и они пришивались к воротнику или отвороту куртки. К Горке, Песочке, КэЗээСу или Мультикаму. То есть к той спецназовской робе, в которой предстояло работать в командировке. В то место, до которого можно было дотянуться зубами. И лишь тем офицерам или прапорщикам, пленение которых было категорически исключено. Приезжавший в ПВД, то есть в пункт временной дислокации, военврач из Управления, периодически проводил тренинги. В этих случаях в кармашки вкладывалась ампула с глюкозой, похожая по размеру. Он же привозил спецпаёк, который нужен, чтобы не готовить пищу и не пользоваться эталоном, то есть горным сухпайком, во время Боевого Выхода. Это были различные желатиновые капсулы и упаковки, типа маленьких шоколадок или батончиков. В них находилось специальное концентрированное питание. Энергоемкое и крайне необходимое организму. Что-то типа батончиков Нептун, которыми пользуются боевые пловцы, изготавливаемые ими же. Безусловно, в ситуации, когда попадание в плен неизбежно, можно воспользоваться гранатой с демонтированным замедлителем. Которая взорвется сразу после накола ударника УЗРГМ. А не через 3–4 секунды, как штатная. Или выстрел из пистолета. Категорически не последним патроном, как показывают в кино. На последнем патроне может произойти осечка. И что тогда, грызть вены на руках? Да и граната может не сработать. Только яд! А пленённого воина может ожидать для начала крупнозернистый напильник. Зажатый (у связанного по рукам и ногам) между верхней и нижней челюстью. И после двух-трех движений слева направо и обратно у жертвы на зубах обеих челюстей обнажаются нервы. И чудовищная боль разрывает (метафорически) мозг. И человек всё рассказывает. Или инъекция амитала натрия, что надежней. Хотя, безусловно, более эффективен Специальный Препарат СП-117. Считают каплями и разводят водой. Если первая доза оказалась малоэффективна, дают вторую. Третью…Пока человек не расскажет, всё, что от него хотят услышать. Дозу рассчитывает (и дает) опытный врач. Затем, если после допроса пациента необходимо экстренно вернуть в норму, ему скармливают антидот, разработанный под СП-117. Придя в себя, человек думает, что просто потерял сознание на время. При этом напрочь забыв, что предшествовало приступу. Есть и более современные препараты… И вспоминаются такие подробности из жизни, о которых стыдно рассказывать даже духовнику на исповеди. Как говорят, нет людей, которых невозможно расколоть на допросе. Есть плохие следователи, не умеющие этого делать. Но надеяться на это глупо.

Геннадий надломил ампулу и вылил содержимое в бокал. Подошёл к окну и раздёрнул тяжёлые старинные портьеры. Решил встретить восход и уйти в вечность. Поднёс к губам бокал и тут раздался колокольный звон из Никольского храма напротив окон. И услышал хоровое пение откуда-то из поднебесья. Где это? Как это? Хор ангелов пел о преодолении смерти и тления. Колокола храма возвещали всему миру о Христовой Пасхе. Хор ангелов где-то совсем рядом провозглашал: Христос Воскресе! Геннадий отнял бокал от губ, опустил руку и пролил содержимое бокала на пол.

Возвращались из области по Варшавскому шоссе.

— Сверни на Янгеля, а потом на Чертановскую, Генрих. Ты же по паспорту Генрих? Так ведь?

— Я уже и забыл, когда меня так называли. Меня со школы все зовут Гена. Думая, очевидно, что это сокращение имени Генрих. Мама работала в журнале Зарубежная Литература. Составляла антологии немецких поэтов и прозаиков 18–19 века, в основном. Вот, видимо и дали такое имя, которое я практически забыл.

— А что? Генрих Фаустов! Звучит. Тебе ничего это сочетание имени и фамилии не напоминает? Может что-то из прошлого? Родители, может, говорили? Нет? Может, читал в детстве?

— Да, нет. Не помню. А скорее- не хочу помнить. Всё моё детство прошло в районе Третьяковки, мы жили в Лаврушинском. Семья интеллигентная, как и многие семьи в той округе. А во дворе шпана разная-всякая. Приблатнённая гопота, форца. Всякие полубандиты. Вокруг Третьяковки вся эта шушера и вертелась, вокруг интуристов. И вот такой диссонанс. Дома родительское правильное воспитание. Выходишь за порог-дворовое. Тоже, как оказалось, правильное. Бандосы лаврушинские жили по справедливым законам, свято соблюдаемым. Потом мы получили новую квартиру, просторную, и съехали из центра, как и многие. А что это ты решил по Чертановской поехать? по Варшавке как раз до театра доехали бы, а так крюк давать. Ещё опоздаем.

— Не опоздаем. Это репетиция. Без нас не начнут. И потом, нравится мне Чертановская улица и всё тут. Да даже если опоздаем, или вовсе не приедем, посмотрим потом премьеру. Забавная вещь. ИСХОД называется. Я читал пьесу. Театр этот вообще интересный, Шалом. Даром, что еврейский. Так, всё нормально, у метро потом свернём направо и вернёмся на Варшавку. А Чертановскую проедем всю. Уважь старика.

— Да какой ты старик? Выглядишь на пятьдесят, обаяние так и прёт. Одеваешься стильно, денег не считаешь. Берёшь, что захочешь. Люди для тебя-марионетки. Хозяин жизни!

— Ты бы притормозил, Гена. Куда так разогнался? Пешеходный переход впереди, уже жёлтый загорелся.

Геннадий плавно затормозил, и они остановились на зебре. По пешеходному переходу шли люди. Разные люди, молодые, старые, мужчины, женщины. Одна девушка шла последней, отстав от толпы. Она кинула взгляд на их машину и встретилась глазами с Геннадием. Тут же отвернулась и заулыбалась. Даже в профиль это было заметно. Скромно одета, ничего вульгарного.

Сразу после перехода остановились

— Вылезай и давай за ней. А я цветы куплю. Вон, магазин впереди. Проследишь до квартиры или куда там она пошла. Давай, давай! МэФэ Стофелев. Решающий все проблемы.

Они стояли возле входа на территорию храма. Там, где Сумской проезд пересекает Чертановскую улицу. Прошло достаточно много времени, но Гена решил не отступать. Девушка вышла через открытую створку ворот и направилась к пешеходному переходу, проходя мимо наших спутников. Геннадий попытался с ней заговорить и предложил проводить до дома. Она улыбнулась и отрицательно покачала головой. Достаточно учтиво ответив на его домогательство. Учтиво, но непреклонно. От цветов отказалась. Не обернувшись, сделала левой кистью рубящее движение, как бы отсекая все его притязания. Гена стоял ошеломленный и что-то бормотал себе под нос. Какие-то хвалебные дифирамбы в адрес ушедшей девицы.

— Познакомь меня с ней, не знаю, как это ты сделаешь. Но ты говорил, что всё можешь. Так?

— Она была в Храме, на церковной службе. Потом исповедалась, и священник отпустил ей грехи. Которых, в общем-то нету. Она невинна и чиста, как ребёнок. Нет у меня над ней власти, увы.

— Да как ты узнал?

— Подслушал её Исповедь. Как ещё?

— Разве ты можешь входить в храм Божий? Однако, это нонсенс.

— Чудик! Я хоть и падший, но всё же Ангел. И для меня нет никаких препонов, даже для беседы с Богом. Но в данном случае я бессилен. Я тебе всё объяснил.

— Но ей же больше шестнадцати лет? Так?

— Ничего святого! Больно ты шустрый, парень. Увидел цветок прекрасный и готов его сейчас же сорвать. Остынь.

— Давай мне без этих нравоучений. Выискался тут, хранитель добродетели. Сегодня же она должна быть со мною. Иначе наш договор будет расторгнут. И катись к чёрту. Нет, в задницу.

— Ну, что я за день смогу сделать? Ну, дай хоть недели две. Надо же как-то всё продумать. подготовить. Не менее двух недель.

— Да я бы и без твоей помощи управился за неделю и добился бы своего. Зачем мне тогда твои дьявольские потуги? А?

— Ничего ты так не добьёшься, только всё испортишь. Поверь, тут необходима дьявольская изворотливость и чертовски хитрая схема. Готов заняться прямо сейчас.

— А в комнату её смогу попасть, когда её нет? Посмотреть вещи, которые она носит, кровать, где она спит. Интерьер, что её окружает.

— Это без проблем. Но в отсутствие девчонки. Сейчас ещё рано, мне надо подумать.

— Да, и какой-нибудь сувенирчик, чтобы впечатлилась.

— Найдём сувенирчик. Возле старых церквей мне надо походить. Там не все ещё старые клады найдены. Поискать надо.

Квартира, в которой они оказались, была двухкомнатной. В проходной жила мать девушки, в изолированной, совсем крошечной, сама Рита. Туда и направились. Повсюду порядок и аккуратность, не богато. Но при этом бедность не резала глаз. Возле постели хорошо сохранившееся старое кожаное кресло. Нарядное, но не броское покрывало на кровати. Геннадий слегка откинул его в сторону. Всё чистое и аккуратно уложенное. Ни пылинки. Стофелев в какой-то момент, оставивший Геннадий одного, возвратился со старой шкатулкой в руках. Такие можно увидеть только в фильмах про средневековых рыцарей, их замки и сокровища. Он поставил шкатулку в шкафчик и закрыл его. После этого они покинули квартиру буквально за несколько минут до возвращения хозяйки комнаты. Едва не разминувшись с ней возле подъезда. Рита зашла в квартиру, переобулась и направилась к себе в комнату в спальне. Было душно, воздух казался каким-то спёртым и тяжёлым. Она почувствовала дурноту и открыла настежь окно. Сняла платье и открыла шкафчик, собираясь повесить его на вешалку. Увидела шкатулку, стоявшую на дне шкафчика. Несказано удивлённая, достала шкатулку и поставил её на стол. В крышке этого забавного сундучка торчал ключ. Она открыла шкатулку и заглянула вовнутрь. Там находились различные женские украшения. Ожерелья, диадемы, кольца и серьги, браслеты и перстни. Рита примерила на себя одно из них, жемчужное. Присмотревшись повнимательней, нашла пару серёжек к этому комплекту. Посмотрела в зеркало и изумилась увиденным. Действительно, красота драгоценности, наложенная на её природную красоту, вызвала восхищение…

Геннадий сидел на скамейке в Милютинском саду, что на Покровском бульваре. Погода, по обыкновению, была замечательная и они решили встретиться здесь, чтобы погулять и обсудить дальнейшие действия. Стофелев, подойдя к скамейке, сходу начал материться и чертыхаться, как последний алкаш. Гена попросил его успокоиться и объяснить в чём дело.

— Да без мата невозможно обрисовать эту ситуацию. А для меня, так это вообще, как удар в спину. Мамаша нашей девчонки отнесла шкатулку в храм. Отдала, так сказать, на благотворительность. Она как увидела, что внутри, давай креститься и молитвы читать. Мамаша ходит в храм, по праздникам поёт в хоре церковном. И наказала дочке не брать себе эти украшения, а пожертвовать на благие дела. Вот так. И как тут не материться? Тем более, рядом никого нет. Дочка было воспротивилась и стала маменьку упрашивать не отдавать шкатулку в храм. Но та тётка ушлая, даром что всё свободное время поклоны бьёт своему Богу. У неё прямо-таки нюх на сатанинские штучки. Короче, поняла она, что не обошлось здесь без нечистой силы. Позвала, чтобы не ругаться с дочкой, местного настоятеля. Но тот, ясен перец, одобрил мамашино решение. Начал плести свои хороводы про жадность, про благочестие, добродетельность и святость. Тьфу! Терпеть не могу эту болтологию! Короче, пойдёт всё на строительство нового храма. Вот напасть какая! Для меня это удар ниже пояса. Я нашёл этот клад, а он раз, и уже за другую команду играет, за конкурентов. Обидно, слушай.

— Ну, а девчонка? Она-то как считает? Дарёному коню в зубы не смотрят. Осветили бы драгоценности и всего делов. Ну, отдали бы пару-тройку колец и перстней в приход. Так и все были бы довольны.

— Я же тебе сказал, мамаша на отрез отказалась взять для дочери.

— Ну, хотя бы серёжки.

— Чует она бесовщину и всё тут. Молитвы шепчет и крестится всю дорогу. А девчонка переживает, всё думает: кто бы мог подарить ей этот сундучок. Её даже не особо заботит вопрос, как этот подарок оказался в её шкафчике? При закрытой входной двери. В общем, расстроилась наша Рита.

— Так найди ещё клад, лучше этого, побогаче. А зайти теперь надо через её соседку, которая разведёнка или одинокая. Ну, ты рассказывал. Они общаются часто. Давай, давай, действуй, Михаил Фёдорович. Или Матвей Федотович. Мне без разницы…

Рита погоревала, погоревала, да и пошла к соседке. Всё ей рассказала. Про сундучок, про мамино упрямство, про благотворительность. Особенно подробно про украшения, какие были в шкатулке, и как она их примеряла. Поделилась, так сказать, наболевшим. Марта (так звали соседку), в свою очередь вспомнила о пропавшем муже. Тот заключил контракт и уплыл в Африку охранять нефтегазо-какие-то ещё проводы. Чёрт его знает. И пропал. Ни слуху, ни духу, ни весточки от него. Если бы погиб, была бы хоть какая-то определённость. Она пыталась выяснить, никто ничего не знает. Там сейчас бардак и война. Одни говорят, пропал без вести. Другие, вроде в плену. Третьи- погиб. Но мёртвого его никто не видел. Вот так. А я же его любила… А что это у тебя в сумке ашановской? Ящик какой-то. Показывай, что принесла?

— Вчерашнюю шкатулку отдали в храм, а сегодня смотрю, новый подарок. Ящичек поменьше того, вчерашнего. И опять в моём шкафчике. Только драгоценности другие. Там были из золота и серебра изделия разные. А в этом в основном камни драгоценные. Я не очень в этом разбираюсь, но чувствую, что это всё не подделка, не стразы какие-нибудь. Посмотри сама!

Рита достала из сумки небольшой жёлто-серый ящик, сделанный, видимо, из кости. Резьба поражала своей вычурностью и разнообразием. Начали примерять драгоценности перед зеркалом. В основном, конечно, принаряжали Риту.

— А ты приходи почаще. Будем с тобой красоваться перед зеркалом. Колечко какое-нибудь наденешь, да и оставишь на пальчике. А мамане твоей навру что-нибудь. Типа, дали поносить на время. Потом цепочку, потом серёжки. Придумаем для матери твоей правдивую историю. Я та ещё выдумщица. И мама твоя привыкнет к этим драгоценностям.

— Да, всё верно. Какая ты умная, Марта! Но откуда мог взяться этот ларец и вчерашняя шкатулка? Как ты думаешь?

Раздался звонок в дверь. Рита начала быстро всё прятать и убрала сумку, думая, что это мама. Марта посмотрела в глазок. Там стоял мужчина, держа перед собой раскрытое удостоверение. Хозяйка квартиры, по привитому всем советским людям необъяснимому доверию к власти (а в сущности, страху) безропотно открыла дверь.

— Я к Марте Швердиной. Простите за беспокойство, уважаемые дамы. Это ненадолго. Это касается вашего мужа. Понимаю, что не вовремя. Не хочу мешать вашей беседе с этой очаровательной девушкой. А у вас, милая, явно дворянское происхождение. Более того, я просто уверен, что вы, юная леди, княжеских кровей.

— Ну что вы, семья наша простая. А колье, что я забыла снять, не моё.

— Причём тут колье или наряд? Ваша манерность говорит о многом. Поворот головы, движение рук, постановка ноги. Поверьте, я в этом разбираюсь.

— Так что о муже? Что с ним, где он?

— Прошу меня простить за плохую весть. Он умер у меня на руках. И просил передать вам, что любит вас. Сейчас расскажу подробно.

Тут в разговор встряла Рита, удручённые таким известием. Она не смогла сдержать своих мыслей и чувств.

— Не дай Бог полюбить человека, который погибнет раньше времени. Я бы от такого известия сама бы умерла.

— Ну что вы. Как сказал один поэт: БОЯТЬСЯ ГОРЯ, СЧАСТИЯ НЕ ЗНАТЬ.

— Так что с мужем? Где он погиб? Он вроде бы воевал в Африке. В этом, как его… ещё есть композитор немецкий такой… Да как же его…

— Он похоронен по христианским традициям на кладбище возле часовни ордена францисканцев.

— А вещи какие-нибудь он не передавал? Сбережения?

— Нет, моя дорогая, только на словах. Пожелал вам счастья и долгих лет жизни. И попросил заказывать по нему панихиды, сорокоусты в храмах и монастырях. Там было жарко и на него свалились беды одна за другой. Война.

Рита опять вставила свои три копейки в разговор.

— Я буду поминать его в храме. Как жену любил… Какой молодец!

— Да, вижу вы заботливая девушка. Вам бы найти хорошего спутника жизни и познать с ним счастье.

— У нас так рано в брак не вступают. Я об этом даже не думала.

— Об этом думать никому не рано и никогда не поздно, маэтели. Это товарищ Саахов сказал когда-то. Советую вам найти друга, в смысле мужчину. Для начала.

— Нет у нас с этим строго. Воспитание, родственники и соседи, друзья и знакомые. Все осуждают такие вещи.

— Вы сказали, что он умер у вас на руках? Как это было? Муж долго мучился?

— На скотном дворе, в котором мы оборонялись от повстанцев. Нас окружили, и мы ждали подкрепление. Боеприпасы заканчивались. Он лежал на гнилой соломе, рядом с кучей навоза. Я был рядом, как и со всеми нашими умирающими. Контролировал переход в иную стихию. Как бы в роли отпускающего грехи. Он вспоминал отчий дом, жену и друзей. Раскаивался, что оставил вас одну. При этом говорил, что всё это из-за вас. Вы всегда его упрекали в лени. А он не был ленивым. Кляли на чём свет его родню. Изменяли ему, а он вам нет. Заставляли его искать дополнительную работу, сами при этом сидя дома.

— Какой поклёп! В бреду он мог такое сказать! Вы сказали, он был ранен и умирал от этих ран. Тогда всё понятно. А про мою любовь к нему он не вспоминал?

— Нет, но он всё время думал о семье… Когда в порт, который мы контролировали, зашло неопознаное судно, мы все проголосовали за абордаж. В капитанской каюте был сейф. В общем, поделили мы деньги.

— А что же стало с его долей?

— Там же в порту было много борделей, и у нас была неделя отпуска. Все отдыхали как умели и могли. И он в том числе. Девица одна, полукровка, очаровала и охмурила его. А он, когда умирал, просил отдать ей оставшиеся сбережения. Вот как-то так. Я бы вам советовал с годик погоревать. Да и найти нового мужа. Уже сейчас можно начинать думать об этом.

— А документы о его кончине? Место погребения? Надо бы справку оформить.

— Нужны два свидетеля. Я приглашу моего друга. Он всё подтвердит. Потом прокатимся в Питер и в офисе компании оформим все документы. Товарищ мой ответственный и серьёзный человек. Много, где побывал. Так мы к вам зайдём? А подруга ваша, юная красавица, придёт?

— Конечно. Сегодня вечером прогуляемся в Битцевский парк, тут недалеко. Мы с Ритой ждём вас…

Машину оставили на парковке Конноспортивного комплекса. Стофелев показал охраннику своё удостоверение, тот кивнул ему, как бы соглашаясь с неоспоримыми доводами. Обогнули КСК и вошли в Битцевский лес, называемый некоторыми парком. Пошли налево по тропинке, вдоль забора комплекса. Марта уверенно вела всю компанию. Видимо, бывала здесь раньше. И не раз. Рита с Геной несколько подотстали, ведя задушевные разговоры. Углубились в заросли, совершенно дикие и неухоженные. Шли вдоль крутого склона небольшой речушки, скорее ручейка. Берега речушки были обрывистыми. И крутыми. В половодье, по весне, уровень воды явно поднимался. Это было видно по песчаным отмелям, то и дело попадающимся на их пути. Вышли на небольшую поляну с берёзами и различными лиственными деревьями. По краю от поляны круто вниз вела тропинка через овраг. Вообще, вся местность была покрыта оврагами, выходящими в русло почти пересохшие речки. Это была Чертановка, свободно протекающая через весь Битцевский лес, и берущая своё начало где-то в глубине лесной чащобы. Обустроились на полянке, на аккуратно сложенных брёвнышках. На одном Марта и Стофелев, напротив Рита с Геннадием. Вели непринуждённую беседу. Всех веселил и забавлял организатор этой прогулки. Он же вынул из пакета пару бутылок вина и незамысловатую закуску. Сыр, хлеб, бекон. Мужчины прикатили откуда-то пенёк, накрыли его пакетами и разложили свои нехитрые пожитки. Выпили и закусили. Стофелев, как бы невзначай, достал плотный почтовый конверт. И протянул его своей соседке. Перед этим он объяснил Гене, что тому придется немножко полжесвидетельствовать. Подтвердив письменно его присутствие на месте гибели мужа Марты. Но это же для пользы дела!

— В этом конверте все документы по вашему мужу. Наше с Геннадием заявление, как свидетелей гибели вашего мужа, заверенное нотариусом. Реестр воинского подразделения, в котором наши фамилии и фамилия вашего мужа. Рапорт на имя командира части от меня и от Геннадия. Другие различные бумаги, в том числе адрес учреждения на улице Мясницкой, куда вам надобно отвезти этот пакет лично. Образец вашего заявления там же. Вот. А теперь, Марта, давайте сходим за хворостом. То бишь, за разными ветками-сучками для небольшого костерка. Дым будет стелиться по низу, вдоль речушки и никто не обратит внимание на наш костерок. Я знаю, здесь Конная полиция катается. Мы её не будем напрягать. Идём, Марта!

Гена с Ритой остались одни. Он стал расспрашивать её о житие-бытие. О заботах-хлопотах, о родных-близких. Она поведала ему, что отец умер, давно уже. Оставил им дом, дачу в Переделкино, большую. И большой участок. Занимался бизнесом, в одночасье заболел и умер. У Риты была сестра младшая, прелесть, а не ребёнок. Мама работала, и Рита кормила её, играла с ней. Как могла, занималась воспитанием. Потом девочка заболела и умерла. Сейчас живут вдвоём с мамой на квартире. На дачу ездят редко. Вот и всё.

Геннадий проникся этими откровениями девушки. Она ему не просто нравилась, как нравятся молодые и симпатичные, пышущие здоровьем создания. Он поймал себя на мысли, что испытывает прямо-таки плотское влечение, какого не испытывал давно. Как говорил Гоша в фильме про Москву, которая не верит слезам: меня к тебе тянет. Он произнёс эту фразу, не задумываясь. Поправив после, что это реплика из замечательного фильма. Стофелев с Мартой насобирали сухих веток и развели костерок. Безусловно, не греться или жарить мясо, нет. Для создания особой атмосферы уюта. Каждый при этом вспоминал свою юность или детство, своё пионерское прошлое. Даже Стофелев проникся этим состоянием всеобщей ностальгии, и стал напевать что-то типа, взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих… И всё в таком духе. Уже стемнело. Стали потихоньку собираться. Марта уверенно повела всех на выход из леса. Переходя с тропинки на тропинку, не ошиблась ни разу. Вышли на Балаклавский проспект, под фонари. Потом Стофелев отвёз девушек домой. Марта попросила не подъезжать к подъезду, а высадить их на въезде во двор. Лишние сплетни никому не нужны. Так она прокомментировала своё пожелание…

— Надо достать снотворное. Хорошее, чтобы гарантированно проспала до обеда. И не дай Бог ей проснуться раньше времени! Понял? Спит мамаша в проходной комнате. А Рита соответственно в изолированной. Девчонку я уговорил, она даст матери снотворное вместе с таблетками вечером. Я к этому времени должен быть уже у подъезда. Как мать заснёт, она три раза включит и выключит свет. Я увижу и поднимусь в квартиру. Всё как в кино про бриллиантовую руку. Отель Атлантик, Анна Сергеевна. Нахватался от тебя этой театральщины и позёрства. Ну, ты понял про снотворное? Самое лучшее. С гарантией. Завтра до обеда оно должно быть у меня. Не найдёшь в аптеках, тряси свою ведьму из кабака. В общем, в лепёшку разбейся, а мамаша должна завтра крепко-крепко заснуть. И не мешать нам с Ритой. Понял? А то, смотри у меня! Расторгну договор в одностороннем порядке…

— Бывал здесь раньше?

— Да, и не один раз. Только фонтаны работали и розы были в самом цвету.

— Ну а что же ты хотел? Сентябрь давеча. Уже хорошо, что столы и кресла не все убрали.

Они сидели на веранде с навесом, на самой верхней точке Розария в Ботаническом саду. Вход закрыли, касса закрылась и все потихоньку покинули розарий. Они остались вдвоём. И устроились на пластиковых стульях, за пластиковым же столом на веранде. На столе стояла бутылка португальского розового сухого. Третья за сегодняшний вечер. С этой веранды открывалась замечательная перспектива на весь сад и окружающие его деревья. Впереди сразу за входом вырастала Шереметьевская Дубрава, за которой, как что-то несуразное и потустороннее, возвышалась Останкинская башня с триколором примерно посередине. Нарисован он был или это была подсветка, непонятно. Тихий тёплый вечер. Бабье Лето в разгаре. Разговор о жизни и её хитросплетениях.

— Зачем тебе понадобился этот капитан? Ну, тот, который маски-шоу устраивал по твоей наводке. Потом ещё поехал на день рождения дочери, переодевшись в микроавтобусе. Я же понимаю, что ты так просто ничего хорошего никому не делаешь за красивые глаза. Он же нормальный парень, тебе такой не нужен. Он не из той породы.

— Ну откуда тебе, простому смертному, знать, кто из какой породы? И кто кому нужен? Хорошо. У меня нет секретов от тебя. Мы с тобой заключили договор, и я обязан тебя забавлять. А этот капитан? Это, скажем так, побочный продукт нашей жизнедеятельности. Всё очень просто. Мне нужен второй водитель. В некоторых случаях при поездках в определённые места по статусу положены две машины. Первая, где еду я. И вторая, машина сопровождения. Понятно? Вообще, мне в генеральской форме эмвэдэшной приятнее, чем в эфэсбэшной полковничей. Прям, как для меня её придумали. Как говорится, форма совпадает с содержанием. Ха-ха-ха.

— Вот уж не думал, что сатана так тщеславен. Или ничто человеческое нам не чуждо?

— Перестань… Вот поедем на торжественное мероприятие на Житную, к Большим Замам. У меня дела с ними. Или к их соседям, в минюст. Или в ГосПромДуму, пообщаться. Вот уж где моих клиентов хоть отбавляй! И какие все ребята хорошие! И ни одного взяточника, извращенца и казнокрада! Официально. А может, в Администрацию. Правда, мне там неуютно. Защита сильная. Не в смысле обычной охраны. При генерале Рогозине, в девяностые, понабрали разных экстрасенсов и ясновидящих. Ещё было нормально. А потом их разогнали, и пришли попы. Жизнь мне отравляют. И не дают до вашего Первого Сёгуна добраться.

— До кого?

А…Не бери в голову. Короче, на одной машине не кошерно. Этот капитан и будет рулить машиной сопровождения. Заодно, решать вопросы безопасности.

— Он не согласится, ни при каких обстоятельствах. Не того человека ты себе выбрал в водители. Может передумаешь?

— Смешно… Через полгода его отправят в командировку в зону СВО. Прикрывать тылы и обеспечивать пропускной режим на одном из блокпостов. Обычная командировка. Ты помнишь, почему Чернобыль бабахнул? В следствии ряда обстоятельств, каждое из которых само по себе не особо критично. А вкупе, вызвавших Трагедию. Так и с ним. Через его блок пойдёт колонна с беженцами и ранеными бойцами. Ваши оппоненты сольют дезу, что это попытка прорыва, очередной контрнаступ. Через один из блокпостов. Сольют грамотно. Начальство ваше сообщит об этом подчиненным и прикажет усилить бдительность на всех КПП. Потом на радиостанции, обеспечивающей связь с начальством, сядут батареи питания. Резервные будут безнадёжно разряжены. В другую попадет осколок за день до этого. Оператора БПЛА, бывшего студента, заместитель Блинова отправит в госпиталь, за день до этого. Так что, останутся они без радиосвязи, без авиаразведки, без техники. Броня, которая им придана, будет в рембазе на замене агрегатов. Я ведь ничего нового не придумал. Это обычное ваше состояние, исконное российское раздолбайство. Помноженное на упрямство, отчаянность и бесшабашность. Вы так всегда жили и сейчас живете. И воюете так же…Головным в колонне будет БТР, пришедший недавно с завода. Как назло, закончится белая краска и на заводе не успеют нанести опознавательные знаки. В части, куда он прибудет, краски тоже не окажется. Закрепят Триколор на четырёхметровой антенне этого головного бронетранспортёра. Да вот беда… Когда будут сворачивать с просёлка на трассу, его сорвёт ветвями. Второй машиной в колонне пойдёт грязный тентованный УРАЛ с ранеными бойцами. Дальше, такие же два КУНГа и автобус с детьми. После автобуса УАЗик с сотрудниками контрразведки. И так далее. Замыкает колонну такой же БТР как и головной. Закопченый от прилетов, грязный, непонятно чей. И вот капитан Блинов в бинокль не увидит ничего российского. Более того, из остановившейся на блокпосту легковушки вывалятся две тётки, все в крови. И расскажут капитану, как ели-ели оторвались от хохлов, которые их обстреляли. Из готовой появится вот-вот на шоссе колонны. На заднем сидении будет лежать женщина, убитая СБУшниками. Это произведёт впечатление на всех бойцов блокпоста. И капитан возьмёт РПГ и сожжёт головную машину. А из УАЗика выскочат сотрудники контрразведки. И откроют ответный огонь по блокпосту, думая, что его захватили националисты. А форма и у ваших и не ваших одинаковая. Бойцы у Блинова шустрые, глазастые и не ссыкливые. И в считанные минуты раздолбают колонну. В пух и прах. БТР, который в арьергарде, попытается было выйти из зоны поражения, начав стрелять по КПП. Но на блокпосту, на куче земли позади него будет стоять старенький, советский ещё, ФАГОТ. И этот ПТРК уничтожит ответной ракетой второй БТР. И вся колонна в одночасье превратится в сплошной огневой мешок. Вот и всё. Потом я приеду к нему в Лефортовский изолятор и сделаю предложение. Почему в Лефортово? Среди погибших будут сотрудники контрразведки госбезопасности. И у меня с собой будет договор, а одноразовую иголку достану из вот этого чехольчика. Это глюкометр. Надо за сахаром следить, понимаешь. Там и иглы одноразовые есть. А договор у меня всегда с собой, в папочке, на всякий случай. Люди брезгливые, как правило. Им одноразовые иголки подавай, чтобы кровь из пальца пустить. Вот у меня всегда глюкометр с собою. Убивая сразу двух зайцев. И уровень глюкозы в крови контролирую, и обеспечиваю оперативное заключение договора купли-продажи. Понятно? Кровь, как ты знаешь, это особый сок. Никакие чернила её не заменят. Да и потом, традиция, понимаешь. Никуда без них, без традиций. Договор с дьяволом всегда, испокон веков подписывался кровью. Ладно, давай, допиваем и на выход. А то придётся через забор лезть. А у меня нога болит, как ты знаешь. С того ещё падения с небес…

…Стофелев перебирал струны на гитаре. Геннадий молчал, погрузившись в раздумья. Было уже темно и малолюдно. Уличное освещение желтовато высвечивало припаркованные вдоль подъездов автомобили. Над подъездными входами горели лампочки, освещая опустевшие лавочки. Обе лампы над детской площадкой были разбиты и это вселяло надежду на дальнейшее укромное времяпрепровождение наших героев. Вряд ли кто-то увидит из окон двух мужичков, уютно расположившихся на скамейке детской площадки. Которая находилась аккурат напротив подъезда Маргариты. Стофелев негромко бренчал на гитаре и напевал. Не сначала и не до конца, различные куплеты, пытаясь развеять угрюмость Гены.

— Зачем гитару взял? Не хватало ещё, чтобы бдительные родители, недавно гулявшие на этой площадке, вызвали ментов. Оно нам надо?

— Отвечаю по порядку. Гитара-мой извечный спутник. Раньше часто брал её с собой на прогулку. Лампы вчера хулиганы разбили. И из окон нас вряд ли видно. Хотя мы во внутреннем дворике, шум с Чертановской, я бы сказал шумовой фон, заглушает мои серенады. Если мусора подвалят, ткну им в нос свою ксиву фээсбэшную. Зассут нас в отдел тащить. И потом, в удостоверении есть отметка о ношении оружия. Вдруг я не пустой. И они понимают, что мой ствол сам вылетит из кобуры. Они извинятся, пожелают приятногоотдыха и отвалят. А вот ты мне ответь на один вопрос. Ты же когда-то проходил водолазную подготовку.

— Лёгководолазную. Давно это было. Хотя в памяти многие вещи держатся крепко. Удивляюсь даже, насколько. Наравне со всякими шутками-прибаутками, напрямую связанными с различными подготовками и обучением. И забавные перлы. Типа, водолаз рождается из-за дырки в резине и умирает из-за неё же.

— Прикольно. Я к чему спросил? Песня одна есть. Недавно клип видел. Там про лёгководолазов, как ты их называешь. Повторяется часто в припеве… Dum spiro spero, пока дышу, надеюсь… Этот девиз мне знаком ещё с момента его создания. Я эту фразу от Цицерона как-то слышал. Да и потом встречал. А вот что значат слова из песни… поднимите бокал за нули…Полностью фраза звучит так… когда сердце живёт глубиною, поднимите бокал за нули… что это за нули такие, знаешь?

— Знаю. Когда проводятся учебно-тренировочные спуски, то есть погружения, поднимаются два флажка на мачте. То есть на том судне, баркасе, боте, катере, которое осуществляет эти самые водолазные спуски. Причём, как тяжёлых водолазов трёхболтовых, так и лёгких с аквалангами или индивидуальными дыхательными аппаратами замкнутого цикла. Или в шланговом исполнении, когда воздух подается с судна, обеспечивающего спуски. Это если в наших водах и работа не боевая. Разноцветные флажки на мачтах кораблей это буквы и цифры. Короче, сигнальная азбука для общения морских судов. И вот если работает водолаз, или несколько, поднимаются два нуля. Это флажок с косым крестом и красно-жёлто-чёрно-синего цвета, если не изменяет память. И другие суда, увидев этот сигнал, делают соответствующие выводы. Понятное дело, во время учебно-боевой задачи, боевой работы, ни о каких флажках речи не идёт. А почему нули? Не знаю.

— Должно быть какое-то объяснение, логика, наконец.

— Есть у меня одно соображение, догадка. В наших служебных документах раньше, а может и сейчас, ноль стоял в начале номера. Обозначая гриф секретности. А два нуля, это Совершенно Секретно. Работа БОПЛов, то есть боевых пловцов, подчас связана с секретными заданиями, окутана ореолом тайны. А самим водолазам-разведчикам оформлен допуск к работе с соответствующими документами. Не только снаряжение и оружие могут быть технически секретными. Карты фарватеров, береговой линии, места установки гидроакустических станций, наставления, инструкции. Может быть поэтому два нуля, а не допустим единицы, поднимает судно на мачте. А в тёмное время, это зелёные и красные огни. Какие и сколько, сейчас уже и не упомнить. Да, кстати. Если разведгруппа десантников из 45-го полка, сейчас вроде бригады, шестнадцать человек, спецназа ГРУ двенадцать, по штату, то у БОПЛов их пять. Чувствуешь разницу?

Их беседу прервал мужчина в полевой военной форме, нетвёрдой походкой направляющейся к подъезду Маргариты. Он ударил кулаком по проехавшей впритирку машине, и громко выругался. Водитель притормозил, было, но потом передумал и ускорился. Мужчина направился к подъезду. Вдруг внезапно остановился и обернулся в сторону детской площадки, всматриваясь в темноту. Услышал что-то? Стофелев перебирал струны на гитаре и напевал что-то из Баядерки Имре Кальмана. Мужчина, шатающейся походкой двинулся к нашим друзьям. Обошёл детскую горку и остановился напротив скамейки, где сидели Стофелев и Геннадий. Это был Валентин, брат Маргариты. Буквально на днях приехавший в отпуск с ЛБС, то есть линии боевого соприкосновения.

— Ну что, твари, весело вам? К сеструхе моей в очередь выстроились? Испортили девку, осрамили… Уроды!

Военный вырвал гитару из рук Стофелева и разбил её об детские качели. Затем достал из набедренного кармана нож. Тускло блеснул вороненый клинок. Это был Герлах, обоюдоострый кинжал. Трофей, привезённый из зоны СВО. Геннадий встал, и боец сделал подшаг в его сторону. Выпад оказался безрезультатным и укол не достиг цели. Навыки, привитые когда-то на тренировках и в засадах, спасли Геннадию жизнь. Ещё укол. Теперь вместо Тэнкан Геннадий выполнел Иримэ. Но без доработки. Гена уклонялся от уколов ножом, делая уходы, как когда-то учили. Военный вполне сносно обучен линейному ножевому бою и успевает вернуть клинок после неудачной атаки. Вооружённая рука движется назад, обратно к груди не менее быстро, чем при выпаде. Боец от прилива адреналина явно протрезвел и делает раскачку корпусом осмысленно, выцеливая зону поражения. Он уже не ругается. Челюсть плотно сжата, подбородок опущен на грудь. Этот пойдёт до конца, не ограничиваясь несмертельной раной. Геннадий своими умелыми техническими действиями разозлил бойца и пробудил в нем звериные инстинкты, отягощённые алкоголем и поставленной работой с ножом. И если первый выпад был с некоторой ленцой, то последующий молниеносный удар ножом проведен неплохо. Если бы на месте Гены был обычный человек, не знакомый с айкидо и джиу-джитсу, то после первого же выпада лежал бы возле скамейки, истекая кровью и тихо умирая. Скамейка оказалась вплотную и икроножные мышцы правой ноги Геннадия упёрлись в неё. Слева детская избушка, справа Стофелев и качели. Отступать некуда. Боец как-то криво ухмыльнулся, почти как в кино. Но тут же его лицо приобрело злобное и решительное выражение. Он был готов к третьему, последнему и завершающему уколу. По защитным действиям оппонента он понял принцип техники. Да, и скорее всего, он был с нею знаком. Просто инструктор, который обучал бойца ножевому бою, исповедовал линейную его версию… Заколет как свинью… Так глупо… И в этот момент в правой руке Геннадия оказался нож, который ему каким-то невообразимым движением передал Стофелев. Как? Этого Гена не видел и не мог осмыслить. На ощупь понял и почувствовал, что это Катран, когда-то разработанный Игорем Скрылевым. Боец сделал обманное движение, ложный выпад, сместившись чуть в сторону к незащищённой левой руке и левому боку своего врага. Сейчас последуют два укола в подставленное левое предплечье и левую сторону груди, или в левый бок. Всё зависит от того, куда переместиться левая, повреждённая после первого накола, рука Геннадия. Вверх или вниз. Гена оказался проворнее. А может просто был лучше обучен, или алкоголь в крови военного тормозил его рефлексы. Или круговой ножевой бой на ближней дистанции оказался более эффективным. А может, отсутствие злобы в действиях Геннадия сыграли свою роль. Ведь как известно, злость в поединке закрепощает мышцы. И делает технические действия менее осмысленными и точными.

Как бы там ни было он на доли секунды опередил бойца и ушёл не в сторону, как тот рассчитывал, а вовнутрь проекция оппонента. Левое предплечье парировал атаку и повернувшись вокруг своей оси изнутри наружу, как бы сбило нож наружу. Геннадий оказался вплотную к своему визави, своим правым боком к его корпусу. Он подсел, уходя на нижний уровень. Это произошло практически одновременно с его защитными действиями левым предплечьем. Из широкой базовой стойки он обратным хватом ножа слегка подрезал паховую вену. Нож не остановил своего движения, и по круговой траектории, теперь уже слева направо разрезал брюшину. Не рука управляла ножом, а нож вёл руку, а за нею всё остальное тело. Нож из нижнего положения Гедан, разрезав вену, перешел в среднее Чудан. Порезал живот, и частично рассек солнечное сплетение. Этого было достаточно. Даже более чем. Если наложить жгут из оторванного рукава на ногу и перетянуть живот курткой или рубахой-свитером, и быстро вызвать скорую, и встретить её, остановив кровотечение, то шанс выжить увеличивается в разы. Однако нож, а не Геннадий решил вопрос жизни и смерти. И, перейдя из уровня Чудан в Дзёдан, он не остановился. И потянув за собой руку, выпрямляя корпус, пошёл к голове. А дальше эта волна, убивающая живой организм, по дуге ушла сначала влево к правому плечу военного, затем резко вправо наружу и вверх. Мизинец, безымянный и средний пальцы надежно лежали в подпальцевых выемка рукояти. Большой и указательный слегка придерживали рукоять ножа, прихватывали тыльник. Казалось бы, почему не захватить нож всей рукой? Полным хватом? Ведь так крепче и надежней! Ан нет. Нож в руке Геннадия был зажат обратным хватом, лезвием наружу, и именно мизинцем и безымянным. Расслабленный средний во время жесткого прореза усиливал хват. А большой и указательный давали гибкость кисти, фиксируя при необходимости навершие рукояти, тыльника. Именно поэтому бойцы, занимающиеся ножевым боем, жмут кистевой эспандер пальцами. Особое внимание уделяется сжимание резинового бублика мизинцем и безымянным. При таком хвате можно было, прижав лезвие к предплечью, защищаться им, как маленьким щитком. Безбоязнено принимая на предплечье рубящие удары. Вообще, любые удары предметами. Нож играл в руке Гены, как часть конечности, и оказавшись сбоку от шеи, клинок нанёс порез справа налево снаружи вовнутрь круговым движением. Геннадий не собирался убивать своего оппонента. Просто технические действия и движения, привитые когда-то во время обучения, выполнялись на уровне рефлексов. И оказавшись в критической ситуации, его мозг не размышлял, а тупо включил запомненные рефлекторные движения, выполняемые когда-то сотнями и тысячами повторений. Тем самым защитив тело и себя от гибели.

Однако последнее финальное действие Геннадий осмыслил и изменив траекторию, решил нанести так называемый Гражданский порез. Когда нож круговым движением рассекает висок и кожу на лбу. Кровь обильно заливает глаз или глаза и ввергает в шок, но это не смертельно. Отсюда название. Однако по какой-то необъяснимой сверхъестественной причине клинок сам мгновенно вернулся к заданной изначально фатальный траектории, и рассек шею от позвоночного столба до кадыка. Нанеся Боевой порез, а не Гражданский. Но клинок, видимо, решил, что этого мало. И на обратном движении воткнулся в лопаточно-ключечный треугольник, вскользь зацепив клавикулу. Причём, не замедлившись, преодолевая сопротивление тела, а ускорившись, что просто-таки шокировала Гену. Кисть во время этого движения самопроизвольно разжалась, отказываясь от происходящего. Однако клинок продолжил движение и вошёл в тело полностью по самую гарду, наколов перикард. Этим движением, сверху вниз, скользнув ножом по клавикуле, как бы по опоре, убивали своих врагов бойцы военной разведки. Когда-то это был их фирменный почерк.

— А не надо было гитару ломать.

Прокомментировал последнюю фазу движения Стофелев. Он подхватил Геннадия, готового упасть в обморок от увиденного. От сделанного им, от совершенного им убийства обычного человека. Не на войне, и не по приказу. Подхватил и потащил прочь от детской площадки.

Свернули за угол дома и вышли к трамвайным путям.

Геннадий сидел на остановке, тупо уставившись в трамвайной рельс. Он пребывал в какой-то прострации. В руке была бутылка с минеральной водой.

— Блевать не будешь? Не в первый же раз. Сейчас посидим, подышим воздухом и поедем потихоньку. Мне надо одного человечка проведать. Он в больничке, в психиатрической. Как раз напротив конечный остановки трамвая, на Болотниковской. Может знаешь? Нет? А и ладно.

Ты же, вроде, должен был привыкнуть к виду крови?

— К виду-да. К запаху-нет. Кислятиной воняет неприятно. Когда её много. На армейских складах, где бочки с капустой и вечнозелеными помидорами стояли, та же вонь.

— Говорят, вроде, шахидам, которых поймали, уши отрезают. Зачем?

— Чтобы Всевышний не смог в райские кущи вытащить за уши. А отрезав одно ухо, дают понять правоверному, что дорога в рай под большим вопросом. Но это не на всех действует. Есть более радикальные варианты. Помню, одного джигита, главаря банды, не могли допросить. Боль терпит. Любую. А спецпрепарата с собой не было. И зубы ему выбили, ключицу прикладом сломали, яйца всмятку. И ухо одно отрезали. Ни хрена! Молчит, урод. И смеётся нам в лицо. Банда где-то рядом зашкерилась, нельзя было её на равнину выпускать. Отправил я срочно ребят во главе с парнишкой одним, контрактником. Он старшим головняка у меня ходил. Слышал, он здесь, в Москве сейчас, в учебном заведении трудится. Так и не виделись по сей день…Давно это было, ещё во Вторую Чеченскую…Я со своими не вижусь совсем, не люблю я этих воспоминаний. Вот он притащил шкуру свиную. Где уж он её раздобыл, не знаю, не спрашивал. И лопату. Снайпером был у меня в группе. Всё рассказы смешные сочинял, веселил бойцов…Так вот… Завернули мы этого джигита, борца с гяурами, в шкуру, связали и закапывать стали. Живьём. Он зарыдал и сказал, всё, что нам нужно, расскажет. Попросил, чтоб из шкуры вытащили, и после допроса сразу убили. Шкуру засыпали, допросили. Он сам лёг на землю, лицом вниз, в сторону Мекки головой. И парнишка этот, снайпер, ему эНэР лезвием к шее приставил. Опёрся коленкой ему в спину. И придерживая нож левой рукой за гарду, правой ладошкой хлопнул по тыльнику. Смерть мгновенная, без мучений и без свиной шкуры. Как и обещали… Открыли ему дорогу в их райские кущи.

— Прикольно. А потом?

— Что потом? Всё, как обычно. Кровь спустили, чтоб не пачкаться. Голову этот снайпер ему отрезал. Лопату в спину вогнал. И башку на черенок насадил.

— В назидание другим?

— Чтоб издалека местные мирняки увидели и до заката похоронили. Мы слово держим…

— Пришёл в себя?

Гена кивнул. Чувствовал он себя отвратительно, понимая, что влип по самые уши. Не боясь судебного преследования, нет. Он оборонялся. В его душе шла борьба добра со злом. белого и чёрного. Светлых божественных сил с тёмными дьявольскими. И занять какое-то промежуточное положение, как раньше, он уже не мог. Когда-то кто-то, он не помнил, сказал ему одну простую вещь. Невозможно усидеть голой задницей на заборе из заточенных прутьев. С одной стороны, которого всё светлое и чистое, а с другой тёмное и потустороннее. И надо либо спрыгнуть быстро, либо ты сам свалишься. Вопрос. Куда? Стофелев попытался отвлечь его от тяжких раздумий своими отвлеченными вопросами.

— Скажи мне, Гена. Ты должен знать. Я слышал, вроде всё снаряжение и акваланги бывают из немагнитных материалов? Зачем или для чего?

Геннадий поднял голову. Стофелев стоял напротив него чуть боком и крутил в пальцах какую-то безделушку, как гипнотезер. Это был Дрейдл, волчок. Которым иудейские дети играют на Хануку. Он хочет оторвать его от тяжелых мыслей, от реальности. Хочет, чтобы мозг переключился, проанализировал вопрос. И включилась память, её ПЗУ ячейки. Гена посмотрел, как завороженный на эту безделушку, и начал отвечать, переключившись с травмирующих психику размышлений на вытащенную из памяти информацию. Он объяснял обстоятельно, как бы читая лекцию студентам. Самое основное и необходимое, без лишней шелухи.

— На первом занятии во время вводного урока по технике безопасности, старший лейтенант Красильников сказал одну замечательную фразу. И ушёл пить кофе, оставив на столе документацию с тактико-техническими характеристиками на различное подводное снаряжение. Декомпрессионные таблицы, наставления и инструкции. На подавляющем большинстве папок стоял гриф ДСП. Для служебного пользования. А на некоторых и более серьёзный. А фраза звучала примерно так… Бывают пожилые водолазы, бывают водолазы самонадеянные. Но пожилых самонадеянных водолазов в природе не существует…

Геннадий сделал паузу и отвинтив крышку, глотнул воды из бутылки.

— С этой сакральной фразы началось моё обучение по ЛВП, по лёгководолазной подготовке. Хотя до этого я в общих чертах был знаком с этой темой, но всерьёз водолазным делом заниматься не довелось. Так, погружался в бассейне, в мелких речушках и озере. На море для забавы. А что касается немагнитного снаряжения… был такой акваланг замечательный АВМ-5. Расшифровывался, типа аппарат воздушный морской. Как-то так. Потом появилась шестая модель, седьмая, восьмая вплоть до двенадцатой. Что сейчас, я не знаю. И вот, на базе АВМ-пятого был создан АВМ 5 АМ. То есть антимагнитный. Эта спарка из нержи. И всё остальное, грузы, фонарь, снаряга разная, вплоть до ножа НВУ АМ, было из различных антимагнитных сплавов и материалов. Объяснение простое. Две причины. Расскажу про первую. Неконтактные взрыватели. Бывают акустические, электрические, гидродинамические магнитные и тп. Не буду вдаваться в детали. В двух словах происходит следующее. При приближении к мине чего-то железного, как бы намагниченного, во взрывателе происходит изменение напряжённости магнитного поля. Если совсем примитивно…Стрелка отклоняется и замыкает контакты. Чувствительные взрыватели реагируют в том числе на водолазов, обвешанных металлом. Ну, и конечно мины, устанавливаемые самими пловцами. Так называемые Прилипалки. Это вторая причина. Если во время транспортировки или установки она примагнитится к снаряге, оторвать её проблематично. Это как штангу лёжа выжать под водой. И если первая озвученная причина в основном касается сотрудников ПДСС ВМБ, то есть Противодиверсионных сил и средств военно-морских баз, то вторая диверсов. То есть бойцов морских разведпунктов флотов и флотилий. Хотя, всё взаимозаменяемо.

Геннадий вдруг замолчал и встал, тревожно оглянувшись в сторону дома, где жила Маргарита. Подошёл трамвай, конечной остановкой которого значился Москворецкий рынок. Напротив которого, в свою очередь, располагалась наркологическая больница. Которую Стофелев назвал психушкой. Что в общем-то одно и то же. Ехали молча. Только в какой-то момент Стофелев вынул из-за пазухи пакет красно-белый, одного сетевого магазина. Показал Генннадию и убрал обратно. По характерному свёртку было понятно, что в пакете нож. Тот самый, что убил Валентина, брата Маргариты…

…Такое иногда случается. Выпил человек снотворное. Не подействовало. Или времени прошло мало, эффекта нет. И он ещё дозу. А может быть потом ещё. И больное сердце не выдержало. Давайте я вам укольчик сделаю. Успокоительное. Лица на вас нет. У вас-то с сердцем как? Давайте, давайте! Я аккуратно уколю. Вам ещё с полицией общаться. Вот… Ложитесь на диванчик… полежите немного. Я вам сейчас давление померяю. ЭКГ сделаем. Вы вдвоём с мамой живёте? Жили… У вас впереди столько забот и хлопот… держитесь, милая. Вас как зовут? Рита? Полежите, полежите немножко. Не надо вставать… Полиция приехала. Я им всё объясню. Уколы подействует, я их позову. Лежите Маргарита, не вставайте…

…Она села в подъехавший автобус. Куда ехать и зачем? Что ей делать? Смотрела в окно на проплывавшие мимо дома. На ребёнка смотреть не могла. Он молчал, закутанный в одеяльце. Что ей теперь делать? С ней творилось что-то ужасное. Мысли метались в голове. Растерянность, безысходность и безнадёжность. Где же ты, милый мой, любимый? Почему тебя сейчас нету рядом со мной? Что же мне делать? Что делать? Мамы нет. А может это и к лучшему, как бы она жила с этим позором. Соседи шептались и криво ухмылялись. Мамочки на детской площадке замолкали, когда она проходила мимо, срезая путь к подъезду. Это, когда она была с животом. А сейчас ребёнок. Чей? От кого нагуляла без мужа? И как им всем объяснить, что он есть, её мужчина, её любимый. Просто он уехал, но скоро вернётся. Когда скоро? Она не может больше ждать. Она не вынесет этой разлуки. Большинство пассажиров стали выходить из автобуса, и она тоже. Следуя какому-то стадному чувству, сошла на остановке. Зачем поправила одеяльца ребёнку, перешла на загоревшийся зелёный на другую сторону дороги и пошла прямо, находясь в полной прострации. В последнее время она часто вспоминала тот вечер, точнее ночь, когда он был с нею. Когда она дала маме снотворное, чтобы не мешала. Чтобы не видела, чтобы им было хорошо вдвоём. Мама уснула. И они занимались любовью, в её такой уютной, такой маленькой и аккуратной спаленке. Потом он ушёл. Её любимый. А мама не проснулась…

Рита вышла к пруду. Большой Чертановский пруд. Раньше здесь катались на лодках и катамаранах. И она каталась вместе с ним, её возлюбленным. Это было счастье, которое наполняло всю её жизнь. Она жила для него. Она дышала для него. Всё для него! И где он сейчас? Почему не с нею? Почему не рядом? Пруд был огромным, или ей это только показалось? Она всё шла и шла. А набережная всё не кончалась и не кончалась. И людей становилось всё меньше и меньше. Иногда её обгоняли велосипедисты, бегуны и самокатчики. Она брела неторопливо, не зная, куда. Куда? А, никуда! В никуда! Она засмеялась. От этих мыслей. В никуда! Никуда! Развязала одеяльце, развернула его. В никуда! И швырнула ребёнка в воду…

…Ехали по Лесной на трамвае. То и дело попадались трёхэтажные старые домишки. Старая Москва. Сошли на остановке и направились в ресторанчик с индийской кухней, перекусить. Вел двух закадычных друзей Стофелев. Свернули на НовоЛесную.

— Себе возьму Мург Харияле. Это маринованный цыплёнок. Как у вас говорят, пальчики оближешь! Тебе салат с креветкамим. Так, алкоголя здесь, понятно, нету. Возьмём Манго Ласси тебе. Мне Солёной Ласси. Вот, пожалуй, и всё.

Не торопясь, поели, вышли на свежий воздух. И направились дворами, то и дело обходя шлагбаумы, установленные жильцами. Подошли к подъезду. Стофелев приложил большой палец к тому месту, куда обычные люди прикладывают таблетку, электронный ключ для входа в подъезд. Домофон открыл дверь, и они зашли в подъезд. Поднялись на лифте. Перед массивной стальной дверью остановились. Стофелев извлёк из кармана связку ключей.

— Это того чудика, что сидел за соседним столиком. Сейчас он заправился вегетарианской кухней и поехал к проститутке на Долгоруковскую. На обратном пути в ресторан зайдем. Подкинем под стол. Заодно съедим по порции мороженого.

Вышли на балкон.

Стофелев достал маленький, не больше 10 см в длину монокуляр.

— Знакомо?

— Конечно. УМ8-2, Новосибирского, кажется, завода. Восьмикратный. У меня такой раньше всегда в кармане валялся. Предлагаешь посмотреть? На что? Что это за чудо-юдо такое?

— Бутырский замок. Тюрьма Бутырка. Второй этаж, восьмая камера. Она там. Где когда-то Мимино сидел. Кино помнишь? Он после драки туда попал и опоздал на переподготовку. Ну, помнишь?

— Не можешь ты без этой пафосной театральщины. Всё забавляешься, всё тебе веселухи не хватает. И что дальше?

— Видишь часового на крыше? Там видеонаблюдение повсюду. Но всё равно двойной контроль. Уважь дедка. Сделай мне расчёт корректировки. Заодно проверим твою память. Ты на срочной снайпером был? И потом, я знаю, этим ремеслом занимался. Так? А снайперы бывшими не бывают. Исходные данные такие. У тебя Весло, как у вас говорят. То есть, обычная ЭсВэДуха. То есть, винтовка Драгунова. Прицел ПСО, как ты любишь. Расстояние 600. Ветер 6 м/с с девяти часов. То есть боковой слева под углом 90 градусов. Но тебе-то объяснять этого не надо. Ветер я прочитал, как у вас говорят. Облегчил тебе задачу. Давай.

— Да, ВУС 107 868. Разведчик-снайпер подразделений специальной разведки. Два года. Это на срочной службе. Ты хоть в курсе, что из всех огневых точек, снайпер-самая опасная. Снайперская пара, как боевой расчет, опаснее артеллерийского расчета, пулеметного и минометного. Не случайно, во время начала СВО, потери именно среди снайперов были колоссальными. Их мочили, долбили и глушили с особым остервенением. И с обеих сторон. Ладно, отвлекся…так 6 м/с боковой под 90° на 600 м. По таблице поправок это отклонение… сейчас, сейчас… на 1 м 10 см. Деривация вправо, так как нарезы канала ствола слева направо, даст ещё 10 см. Итого 1 м 20 см… это будет… так… два деления шкалы, то есть две тысячные. Это четыре щелчка на маховичке боковых поправок. Если прицел ПСО. Или четыре клика, как сейчас модно называть щелчки на барабане боковых поправок. По вертикали ничего не меняем… под пенёк… всё верно?

— Молодец! Ладно, пойдём отсюда. Как раз к назначенному времени будем там. Надо успеть получить пропуск и с человечком одним потолковать, уже темнеет.

— Так убивать никого не надо?

— Ну что ты? Это я проверял твое желание вызволить Маргариту любыми способами. Но мы всё решим мирным путём. Сам заберёшь её. Я в камеру не пойду, постою в коридоре. Не люблю я все эти ужасы царизма. Смотрел кино ДВА БИЛЕТА НА ДНЕВНОЙ СЕАНС? Там Станислав Чекан эту фразу произносит. Актёр великолепный был. Короче, забираешь её, и мы уходим. Долго не рассусоливай, сам понимаешь…

Пропуск получили достаточно быстро. Их ждали. Маленький худощавый майор взял их удостоверения (которые заранее подготовил Стофелев) и куда-то исчез. Принёс пропуска и вернул документы. Подобострасно улыбаясь хитрыми глазками, чуть не кланяясь в ножки, он повёл обоих спутников какими-то переходами, лестницами и закоулками. Миновали несколько постов охраны. Наконец, зашли в комнату, обустроенную под современный кабинет. Из-за стола у окна им навстречу поднялся крупный грузный дядька в гражданском костюме, без пиджака. Пиджак висел на специальной подставке. Он быстро накинул его, не застегнув, и сказав что-то негромко сопровождающему майору, повёл Геннадия и Стофелева по коридору. Опять переходы, лестницы и посты…Зашли в какую-то конуру. За столом сидели двое в форме, пятнистой серо-голубой-какой-то. Всю ФСИН одевали в этот камуфляж. В глазах рябило от этой расцветки. Один встал из-за стола, и сняв с пояса связку ключей протянул их пиджачно-костюмному дядьке. Тот жестом пригласил гостей за собой. Остановились возле камеры. Дядька снял со связки ключ, отдал Гене. Взял под руку Стофелева, и они пошли прочь по коридору. Геннадий стоял возле железной двери с железными заклепками и древним окошком, именуемым кормушкой. Потухшая мрачная цифра восемь на двери камеры. Мрачное освещение, мрачные стены и мрачная атмосфера. Всё это вызывало лютую тоску в душе. Геннадий открыл дверь. И шагнул внутрь…

— Я здесь как-то купался в одно лето. И ни раз. Лето было жаркое, пруды по весне почистили, песочек на пляж подвезли. Мы с одним товарищем заехали сюда. Это пруд вроде бы Большой Олений. Тогда дамочки какие-то, похожие на учителей или преподавателей, тоже припёрлись. Заранее купальники надели. Одна с разгона в пруд плюхнулась. Другие боязливо так ножками воду попробовали, и за ней полезли. Здесь где-то школа или лицей рядом. По их разговорам было понятно. Они нам всё глазки строили, а та заводная предлагала наперегонки поплавать. Да…А заехали мы на пруды по дороге с товарищем, которого я подвозил до дома. Он здесь неподалёку жил. А мне надо было в Кадетский корпус заехать, который в Лосином острове. Проконсультировать по организации горной подготовки в стенах корпуса. Верёвки там разные, узлы, приспособы для спуска-подъёма. В общем, снаряга всякая, альпинистская. Заехали на пруды после соревнований по снайпингу. Я там судьёй был. Вот я этого парня домой и подвозил. Он предложил искупаться. Мол, пруд чистый на удивление. Поплескались, повалялись на песочке, с училками пофлиртовали. А с парнишкой этим я познакомился на таких же соревнованиях в Краснодарском крае, недалеко от Абинска, в Лесном Озере. Соревнования эти раз в два года проходили, и носили уже имя Виктора Лисовского. Вот был энтузиаст редкий. И мастер отменный. Глупо погиб, в автокатастрофе. Из горящих точек живым всегда возвращался, ни царапины. Резина была нешипованная, не успел переобуться. На льду занесло. И погиб Витя так нелепо.

— Из горячих. Из горячих точек, так вроде правильно?

— Я по привычке. Раньше на картах в то место, где заваруха была, булавка втыкалась. С красным как бы факелом маленьким. Или с красным кругляшом. Вот и называлась-горящая точка. Потом журналюги переиначили. И прижилось.

— А…

— Перебил ты меня. На соревнованиях я парнишку приметил. Потом здесь пересекались, в Москве. Задумчивый был парень, странный. Но снайпер, как говорится, от Бога. Удивил меня тогда сильно своими данными. И своим подходом к решению проблем. Причем, мне довелось видеть это не только на полигоне, а и во время выполнения боевой задачи. Есть такое понятие-вторичные осколки. Ты знаешь, что это такое? Нет? Это когда осколки костей, раздробленные от попадания пули, сами по себе являются поражающими элементами. И могут ранить заложника, который стоит вплотную к террористу. Попав тому, допустим, в глаз. Осколком кости. Вообще, это не военная тайна, как говорится. И тогда снайперы, находящиеся на разных позициях с разными углами обстрела, решают, кто сделает первый выстрел. Не факт, что в голову. И вовсе не обязательно в своем секторе стрельбы. Понимаешь? Вот он меня тогда сильно удивил. Причем, у него не было баллистического калькулятора. Не знаю, почему. Был старенький пафиндер. Это такая штука, которой еще я пользовался. Баллистические таблицы, скрученные в рулончик. Закрепляется он возле прицела, для быстрой доступности. Вот…С ним потом беда приключилась. Пытался своего напарника застрелить, в командировке. Рядовая командировка, в Иркутскую область. Что там случилось, непонятно. Люди разные говорят. Типа, крыша поехала. Не верю я в это. Потом вроде бы, в психушку его отправили, вместо зоны. Думаю, какая-то здесь загадка. Хотя… То один сотрудник застрелился, потом другой. И оба из Управления Личной Охраны. От переутомления, говорят. Надлом психики из-за чрезмерных психофизических нагрузок. Мутная тема. Я всё думаю, а что с парнем этим стало? Володей его звали.

— Да всё нормально с ним. Это клиент мой бывший. Ему поп один книжку в камере оставил, чтоб читал на досуге. Вот он её в дурке начал читать, изучать молитвы разные. И бабка за него впряглась. Вот уж вредная была старушенция! Все планы мне сбила. Сейчас сидит, как говорится, одесную Своего Отца и Спасителя. То есть, по правую руку. Видел её намедни. Продолжает мне пакостить. Отмолила внука, уже находясь на том свете. И он хорош. Договор наш нарушил, стал опять Богу своему молиться. Соскочил, короче. Ну ничего… Я терпеливый. У меня впереди-вечность. Подожду. А занимается он же, чем и раньше. Ликвидирует врагов государства. На службу вернулся. Никак не могу его зацепить, он всё по приказу делает, будучи сотрудником спецслужбы. А не для души и наслаждения, как другие мои клиенты. В Бога опять уверовал. С попами общается. И всякий раз исповедуется и причащается. И ему грехи все прощаются. Он же землю от нечисти разной избавляет.

Последнюю фразу Стофелев произнес с ухмылкой на лице и издёвкой в голосе.

— Потом, опять же, присяга. А это Клятва. Выходит, не для удовольствия. А служит в Заслоне. Это, отчасти, правоприемник Вымпела. Который был в Первом Главке. Сейчас это СВР. Да ты знаешь, наверное.

— Знаю. Меня как-то туда сватали.

— Он у нас, как оказалось, благородный и великодушный, Володя Жаров. Задвухсотил английских снайперов, пару, а третьего не стал. Проникся, так сказать его отвагой и чувством долга. И вместо того, чтобы в голову ему пулю положить, всего лишь ранил в плечо. Причём, в мягкие ткани. Не сделав того инвалидом. Снайпер этот британский, сейчас дома в Шеффилде с женой и двумя дочками, полуденный традиционный чай пьёт. Предлагают ему инструктором остаться в Двадцать Втором полку. Только он не хочет. Собирается оружейный магазин открыть для гражданских лиц, а с войной завязал. Он до сих пор не верит, что русский промахнулся. Догадывается, что тот ему жизнь подарил. Только понять не может, почему? А разведка английская тогда вашу слегка переиграла. Испокон веку Британский Лев вокруг пальца обводит вашего Орла. Ещё со времён императора Павла. А может, и раньше. И если бы не Жаров, быть новому президенту в нэзалэжной. Возможно, с катастрофическими последствиями для всей Европы, включая Россию. И весь Мир увидел бы, как вы президентов убиваете. А так, пудрит носик регулярно глава жёвто-блакитных, Вова Земленский. И другими хорошими вещами не брезгует. Вот, говорят-злой клоун. А он не злой, он грусный. Жалко мне его, один из лучших моих клиетов. Но пока он об этом не знает. Но договор у меня всегда при себе. Подожду. Как уже говорил не раз, я-само терпение. А новый президент был бы, серьезный человек. Может тот, которого я знаю. Все бы по-взрослому организовал. Всякие там грязные бомбы и диверсии по всей России-матушке. Залили бы кровушкой глубинку то вашу. А не эти мясные штурмы…до последнего украинца. Да…А товарищ твой… Опять мне все планы поломал, засранец. Эх, Володя Жаров… Какие надежды я на него питал когда-то… Ладно, времени вагон. Подождём.

Они встали со скамейки, что напротив Большого Оленьего пруда и пошли в сторону машины, которую оставили на микроскопической парковке среди деревьев.

— А как у него с личной жизнью? Не женился? Я краем уха слышал, что у него была девушка. Её машина сбила насмерть. У него на глазах, вроде бы. Вот ведь как бывает. Нелепая штука-жизнь. Несправедливая и злая. Вот и с тобой я связался от пресыщенности этой самой жизнью, никчёмной и несуразной. Так что там с Володей этим? Всё один?

— Замаячила на горизонте подруга забавная, ему под стать. Они в паре в командировке тусовались, и её там подстрелили. Врачи местные над ней поколдовали, спасли. Потом здесь, в Москве доктора её на ноги поставили. Но здоровье до конца так и не восстановилось. Сейчас она далеко. Бананы трескает с ананасами и на саванну пялится. Восстанавливает силы, одним словом. Душевные и телесные. Так ничего у них и не вышло. А могло быть. Тоскует она сильно. Ну ничего, скоро там заваруха начнётся. Всю её тоску мигом снимет.

— Может они ещё встретятся? Ты же всё знаешь, друг ты мой нечестивый.

— Может и встретятся. Не в моей это воле. Не властен я над ним. И над нею. Она тоже всё по приказу делала, присягу давала. До кучи, не соблазнилась мужскими чарами до сих пор. Честная девушка, одним словом. Не мой клиент.

Генрих Фаустов и МэФэ Стофелев сели в машину и продолжили своё праздное времяпрепровождение…

…Маргарита сидела в углу у окна на полу. Кроме неё в камере никого не было. Пиджачно-костюмный дядька свои обещания выполнил. Теперь оставалось только выбраться отсюда. На что Стофелев заверил, что всё будет нормально. Дежурный этого сектора и контролёры, завершив обход, уже вскрыли дорогой французский коньяк и распаковали изысканные закуски. Бутылки с коньяком все разные, как и закусь. Будут пробовать до утра. Остаётся дело за малым-забрать Маргариту. Но совершить побег она должна добровольно. Это одно из обязательных условий. Гена не сомневался, что без труда уговорит свою возлюбленную. Открыв ключом замок, он аккуратно, чтобы не испугать Риту, стал медленно приоткрывать дверь камеры. Из угла доносились тихие, не то мурлыканья, не то песнопения. Угадывались фразы и отдельные бессвязные слова. Геннадий оцепенел, не в силе сделать и шагу. Ноги словно одеревенели и сердце сжали невидимые душевные тиски. Он медлил. Сейчас он боялся этой встречи. Увидев вошедшего, Маргарита поползла к нему на коленях, бормоча что-то. О приговоре, о казни. Её просьбы о смягчении наказания перемешались плачем, переходящим в рыдания. Гена попытался её поднять. Но она вдруг обмякла, напоследок попросив своего мучителя подождать до рассвета. Она не узнавала своего возлюбленного и вяло сопротивлялась его попыткам поднять её с пола. Сердце Геннадия казалось, не выдержит этих мук. Она просила принести ей дочь, чтобы можно было покормить её грудью. И оставить их вдвоём до утра. А утром бы забрали, как обычно.

— Злодеи тюремщики говорят, что в прошлый раз я отнесла её в лес. Но это неправда! Я люблю свою малютку и никогда не смогла бы сделать ей что-нибудь плохого! Зачем вы обманываете меня?

Гена опустился на колени, и они оказались лицом к лицу. Сбивчево и как-то бессвязно он попытался объяснить Рите кто он и зачем сюда пришёл. Она, взяв его крепко за руку потащила в угол, предлагая вместе помолиться. Геннадий почти закричал, громко произнося её имя. Она остановилась и вглядевшись в ночного гостя, перестала бормотать свои просьбы о совместной молитве. Маргарита узнала своего любимого и бросилась ему на грудь. Она гладила его по волосам, целовала. Шептала его имя. Слёзы горя перебивались слезами бесконечной радости и счастья. Она отказывалась верить в это чудо, периодически отстраняясь от него и рассматривая лицо своего возлюбленного. Просила повторять и повторять её имя. Но голос, как и лицо были голосом и лицом Геннадия, её любимого. Её Спасителя. Она вдруг начала вспоминать их первое свидание. Описывала его в подробностях. Геннадий понимал, что время уходит и надо спешить. Он выпустил её руку из своей и, повернувшись к двери, жестом и голосом позвал её за собой. Маргарита подошла и прижалась к нему, всё ещё отказываясь верить в это чудо. Она опять стала обнимать его и целовать в ответ. Время шло. Время бежало. Время улетало. В какой-то момент она перестала рыдать от отчаяния, и на разные лады произносила его имя. Рита уже поверила-таки, что перед нею её Гена.

— Дай мне свою руку! А почему она в крови? А что это за нож у тебя в руке? Убери его немедленно! Пока никто не увидел. Никто не должен знать, что ты сделал. Я дала матери твоё снотворное, и она не проснулась. Я купала дочку, и она утонула. Выкопай сегодня три могилы. Для матери, брата и меня с дочкой. Живи и приноси цветы. Живи!

Перепалка затянулась. Геннадий взывал к её благоразумию. Рита опять начала что-то бессвязно лепетать. Спасти их ребёнка… вытащив его из воды… подойти к матери… которая сидит на пригорке… сонная от снотворного, которое они ей дали ради любовных утех. Геннадий умолял её уйти вместе с ним сейчас же, пока не поздно. Пытался силой вытащить её из темницы. Она упиралась и силы её только множились. Он же слабел с каждой минутой. В дверном проёме показался Стофелев.

— Надо уходить! Скоро восход и будет поздно всё изменить. Быстрее!

Маргарита вскочила и отпрянула от Геннадия. Откуда только силы взялись?

— Кто это на входе? Из-под земли пришёл за моей душой? Я не уйду! Земной суд мне не страшен, Божий суд ждёт меня, и я к нему готова.

— Идём, Генрих! Без меня ты пропадёшь. А я ухожу. Время вышло! Ну, решайся быстрее!

Маргарита отступила к окошку под потолком и начала молиться. Громко. Отчётливо. Осознанно. Призывая Господа и его Ангелов встать на её защиту. Стофелев схватил Геннадия за руку и потащил прочь из темницы.

— Уж не впервой мне говорить это, мой несчастный друг. Она осуждена на муки!

И тут воздух как бы сгустился, стал вязким. Два наших героя с большим трудом пробирались по коридору к лестнице, идущий вниз. Замки щёлкали и двери открывались сами собой. У последней двери Гена остановился и обернулся. Услышав чей-то голос, звучащий не то в конце коридора, не то на верхнем этаже. А может, на крыше или где-то ещё выше. Странное эхо, отражаясь от стен и причудливым образом резонируя, донесло до его слуха эту фразу: ОНА СПАСЕНА!

Эпилог

Геннадий стоял на балконе гостиницы. Была ясная безоблачная ночь. Звёзды усеяли всё небо и перемигивались между собой. Невдалеке горели огни прожекторов, шло масштабное строительство, не прекращающееся ни днём ни ночью. Где-то на горизонте было зарево от обилия мощных осветительных приборов. И там строительство. И это всё его идея. Геннадий выпросил у Стофелева средства на покупку старинного замка во Франции с прилегающей землёй, лесами и полями, ручейками и речушками. Огромная территория. Самая дорогая сделка за последние сто лет. Однако, обманув своего благодетеля, решил потратить эти деньги на людей. На простых людей, населяющих этот российский регион. Край с долгими засухами летом, с нечаянными морозами зимой. Волнами, разрушающими побережье. Возводились различные гидротехнические сооружения, оросительные системы. Новые дамбы, защищавшие побережье от приливной волны. Животноводческие производства, огромные теплицы, видимые из космоса. Из пролетавших над этим местом космических аппаратов. Стофелев согласился и взялся помочь. Условие, которое выставил Гена было таким: никаких местных чиновников, банков, инвестиционных фондов и прочего ворья. Стофелев ответил, что сделать это, при таком условии будет крайне трудно. Да практически невозможно. Но он постарается. Надо съездить в Администрацию на Старую Площадь и поговорить с одним человеком, старым знакомым. Человек этот, выслушав предложение Стофелева, сделал удивлённое лицо и в недоумении откинулся в кожаном кресле с высоким удобным подголовником. Достал айкос, вставил стик. Бросаю курить таким способом. Таков был комментарий. Стофелев озвучил сумму комиссионных (а, по факту-отката), которые получит этот человек. Он тут-же успокоился, задумался и потёр мягкие ладошки друг об друга. Сейчас порешаем вопрос! Он снял трубку, нажал клавишу на селекторе и весь как-то подобрался, сел ровно, как первоклассник и поправил галстук. Минут через десять ему ответили. Он кратко изложил суть вопроса, объяснив, что это очень нужное, архиважное и крайне полезное для людей дело. Что он лично будет курировать процесс. И подключит к этому все административные ресурсы. И надавит на необходимые административные рычаги.

В приемной губернатора края раздался звонок. Секретарша взяла трубку, потом вскочила, как ужаленная, и бросилась к дверям кабинета шефа, на ходу оттолкнул стоявшего у двери референта. Распахнув обе двери, она практически влетела в кабинет шефа. Тот вёл беседу с представителем одной кавказской диаспоры. Секретарша принесла одно лишь слово. После которого губернатор, побледнев, торопливо поднялся и встав чуть ли не по стойке смирно, взял трубку телефона. Секретарша бесцеремонно потянула посетителя за рукав пиджака и выпихнула его из кабинета, закрыв за собой обе двери. Губернатор выслушал немногословный монолог и застыл с трубкой в руке. Потом медленно опустился кресло и переведя дух, нашарил в кармане малюсенькую баночку с таблетками.

Поездка в Москву принесла свои результаты и всё закрутилось, завертелось с поражающей воображение скоростью. Была закуплена строительная техника в братской Белоруссии и других соседних государствах, бывших союзных республиках. А чего не нашлось там, предоставили турки. Всё это делалось, минуя всякие таможенные препоны и различные другие чиновничьи проволочки. Для полудохлых российских предприятий были срочно закуплены станки и различное импортное оборудование, через те же бывшие братские республики. А чего не нашлось там, предоставили турки. По всей стране были размещены заказы, созданы новые рабочие места. Жизнь в регионах преобразилась и закипела. Для контроля безусловного выполнения Госспецзаказа (как это было официально объявлено), в регионы нашей необъятной были направлены сводные бригады следователей из трех силовых ведомств. Физическую защиту и техническую поддержку обеспечивали на местах ОСОМы. То есть Отделы Сопровождения Оперативных Мероприятий одного самого-пресамого силового ведомства. Находящиеся во всех краях и областях бескрайней России. Показав таким образом местным царькам и князькам, что церемонится с ними никто не будет, и оперативно-следственныемероприятия моментально дойдут до суда. Очевидно, Басманного. А всех фигурантов (если таковые найдутся) спецрейсом отправят в Лефортово. Ворье моментально поприжало хвосты и стало всеми силами помогать общему делу. А не как раньше, за откаты, и вводя своих родственников и протеже в состав учредителей. Потому что всё это моментально пресекалось летучими бригадам под охраной суровых и молчаливых бойцов. Напрямую подчинявшихся главе самого-пресамого силового ведомства. И этим бойцам глубоко плевать, генерал ты или местный мэр, или какой-нибудь губернатор. И любая охрана будет моментально разоружена и нейтрализована. А их подопечный по дороге в аэропорт будет лежать на полу микроавтобуса, придавленный берцем.

Кавалькада из дорогих иномарок подъехала к гостинице, где расположились Фаустов со Стофелевым. Из машины выбралась свита во главе со своим патроном. Губернатор засеменил к крыльцу. Навстречу ему по ступенькам спустился Стофелев. В дорогом костюме и с несуразной тростью в руке. Он остановился напротив краевого губернатора и зажав подмышкой трость, принялся отряхивать полы пиджака от строительной пыли, обильно покрывавший его дорогое убранство. Губернатор имел возможность оценить костюм своего визави. Точно такой же (от известного и крайне дорогого лондонского портного) висел в губернаторском гардеробе, и он брал его с собой для поездок в Москву на различные ответственные мероприятия. То, что человек, стоявший напротив, явно мотается по стройкам в этом неземном одеянии, как в какой-то спецодежде, строительный робе, несказанно удивило его. А также понимание того, что этот костюм не будут отдавать в химчистку, а просто выбросят. Набалдашник трости, зажатый у Стофелева подмышкой, оказался на уровне лица губернатора. Этот набалдашник в виде головы пуделя был массивным и металлическим. Губернатор безошибочно определил материал, из которого изготовлен этот предмет. Платина. Губернатор когда-то имел дело с этим металлом, и не смог бы спутать его ни с каким другим. Платиновый пудель вдруг ощерился, оскалился и приподнял злобно верхнюю губу, показав клыки. Затем добродушно улыбнулся и подмигнул губернатору. Тот крепко зажмурился и сдавил глаза пальцами. Это все Аберлауэр! Надо завязывать с бухлом! Открыв их снова, он увидел все тот же металлический набалдашник в виде головы пуделя.

— Я начальник строительства. Главный сейчас занят и не может принять вас для беседы. Вам должны были позвонить. Оттуда!

Он поднял указательный палец и направил его куда-то вверх. Потом протянул руку и сказал. — Дайте вашу визитку. Если возникнет необходимость, вам позвонят.

Губернатор трясущимися руками достал визитницу, вынул визитку и протянул её Стофелеву.

— В любое время дня и ночи… Там мои личные телефоны.

Стофелев молча взял визитку, небрежно сунул её в карман, развернулся, не попрощавшись, и пошёл в гостиницу.

Фаустов сидел за столом, подперев голову рукой, задумчиво рассматривая многочисленные чертежи и бумаги. Корпел, так сказать над глобальными задачами. Стофелев подсел к столу, сцепив обе кисти на набалдашнике трости.

— Суть вашего общества-максимально запутать и цинично обмануть человека. Показав ему при этом, что всё делается правильно и для его же блага. Даже я так не делаю. И вас от полного развала и катастрофы спасает духовная наследственность древней Византии и неуклонная и парадоксальная вера в ближневосточного Бога. Вот Он вас и держит на краю бездны. И не даёт туда свалится…

Геннадий стоял на балконе гостиницы. Ночь. Звёзды. Где-то вдалеке работает техника. Везде что-то строится. И параллельно создаются парки с фонтанами, засаживаются сады, засеваются нивы. Помимо промышленного ведётся ещё и жилое строительство. Как же хорошо! Где-то совсем рядом послышались звуки лопат и кирок, копающих землю. И даже здесь! Гена закрыл глаза от блаженства. Всё для простых людей! Всё во имя ЧЕЛОВЕКА!

За углом гостиницы Лемуры, вызванные Стофелевым копали канаву. Он стоял рядом и смотрел на их работу. На пустыре, среди бурьяна Лемуры рыли могилу. Для Геннадия. Который на самом деле Генрих. Генрих Фаустов. Его смертный час приближался.

На балконе Гена предавался мечтам. Он ощущал необычный прилив сил, душевных и телесных. И вместе с тем, душевного покоя и умиротворённости. Когда такое было с ним в последний раз? И было ли вообще когда-нибудь? Он испытывал неземное блаженство. Душа его пела! Хотелось взлететь над этой бескрайней землёй, над этим бесконечными просторами… Вспомнил детство, школу. Как читал вслух строки Аркадия Гайдара на торжественном мероприятии, посвящённом Дню Победы.

… и в страхе бежал разбитый Главный Буржуин, громко проклиная эту страну, с её удивительным народом, с её непобедимой армией, и с её неразгаданной военной тайной…

Как же хорошо, Господи! Вот так бы остановить время… Остановить мгновение… Как же ты прекрасно, это мгновение! Не исчезай, постой!

…Стофелев приказал Лемурам закончить работу. Для телесной оболочки этого достаточно. Сейчас Гену опустят в эту яму и Стофелев заберёт его душу. Надо успеть сцапать, пока не улизнула! Как кот ловит мышей, так и Стофелев приготовился поймать отделяющуюся от тела душу. Но тут в тишине, в небесах, возникли три сущности. Они плавно опустились почти до земли. Это были Микаэль, Рафаэль и Габриэль. Они сменили свои комбинезоны из молескина на полупрозрачные туники, подобающие такому событию. Стофелев стоял, разинув рот. Опять обманули! Сколько сил потрачено, времени и нервов. Но, видимо, так ДЕД решил. Без его согласия они бы не осмелились. В сельской церкви неподалеку раздался колокольный звон, возвещающий о Святой Пасхе.

Капитан Блинов вернулся из командировки без единой царапины. Арта обстреливала их позиции, но Бог миловал. Пару раз отразили прорыв через КПП, где он был старшим. А также выдвигались на перехват разведдиверсионных групп, пытающихся по-тихому зайти вглубь нашей территории. Тогда же с ним произошёл один курьезный случай. Хотя, если прикинуть последствия по самому нехорошему сценарию…Теперь по порядку. На блокпосту, которым он командовал, остановилась старенькая легковушка. Из неё вывалились две голосистые тётки, все в крови. Из их везгливых и сумбурных причитаний стало понятно, что их обстреляли из колонны, которая движется в сторону КПП с линии боевого соприкосновения. Действительно, капот был как дуршлаг. А на заднем сидении лежала третья тётка, вся в кровищи, которая обильно натекла на резиновый коврик. Уже мертвая. Радиосвязи на блокпосту не было. На одной радиостанции сели батареи питания. А оба резервных комплекта залило водой во время обстрела. Во вторую радиостанцию попал осколок. И сегодня должны были подвести новую и запасные аккумуляторы к обоим. Те же рации, что на бойцах, были настроены на одну частоту. Не совпадающую с частотами вышедших из строя, и предназначенными для радиообмена охраны и обороны их КПП. А буквально на днях начальство предупредило их о возможном прорыве и усилении бдительности. В бинокль была видна колонна, выползающая на дорогу и двигавшаяся в их сторону, километрах в двух от КПП. Опознавательных знаков, крупно нанесённых на лобовую броню головного и замыкающего БТРа, как и на другой технике, капитан не увидел. Как и российского триколора. Он подозвал своего заместителя, Сергея Умена.

— Где этот студент долбанный? Со своими ЭфПиВи игрушками. Пусть поднимает свою птичку! Или опять в село за сигаретами полетела, в магазин?

— Да я его вчера вечером в госпиталь отправил. С нарывом. Забыл, наверное, тебе сказать. Вот-вот должен вернуться. С радиостанцией новой, и с батареями питания. А других нету, кто может так на джойстиках лабать. А птички-то вон они, под навесом стоят. Да толку?

— Сергей Григорьевич, садись тогда за ФАГОТ. Я из РПГ жахну по головному. А ты ПТУРом накроешь тот, что в арьергарде, чтоб не свалили. А потом методично колонну обработаем. Понял? Дистанция для ПТРК позволяет, не промахнись. Сразу после моего выстрела, не раньше. После того, как обнулю головняк. Понял, Григорич?

— Не парься, Андрей Викторович, всё будет тип-топ.

Блинов ушел в блиндаж, где хранились боеприпасы и ВэВэ. Там взял гранатомет и поднялся на бруствер, занимая удобную позицию для стрельбы.

— Дяденька! Не стреляйте! Там наши, русские солдаты. Раненые! И тётеньки с детишками. Не стреляйте, дяденька! Капитан снял с плеча РПГ и повернул голову направо. Мальчишка лет семи, ободранный и чумазый. Весь в перьях и пуху. В курятнике ночевал, что-ли? Босой, и пахнет не то корицей, не то сандаловым деревом.

— Ты откуда здесь взялся, пацан? Наши, говоришь… Зовут-то тебя как?

— Генкой кличут. Генка Фаустов. Не стреляйте, дяденька! Блинов пристально посмотрел на ребёнка. Где-то уже видел его. Эти черты лица, глаза. У капитана была фотографическая память, привитая на службе. Он с минуту подумал, потом аккуратно положил РПГ на бруствер, и мухой метнулся в жилой блиндаж. Там на стене висел небольшой триколор. Затем вышел на дорогу и громко крикнул своим бойцам чтобы не открывали огонь. Потом поднял флажок над головой, и трусцой побежал навстречу колонне. Триколор развивался на ветру и было в действиях капитана что-то фатальное, почти безумное. Бойцы, изготовившиеся к стрельбе, стояли в полном молчании. И ждали. Когда раздастся очередь из КПВТ головного Бэтэра. Которая порвёт их командира в клочья. Многие знали, а некоторые видели, как пуля калибра 14,5 мм попав в руку или ногу, напрочь отрывает конечность.

Шансов выжить у Блинова-ноль. Не добегая метров пятидесяти, капитан перешёл на шаг. Потом остановился, не опуская флажка. Головной БТР без опознавательных знаков сбросил скорость, и встал как вкопанный, в метре от капитана. Высунулся вихрястый чернявый парнишка.

— Вызываем, вызываем, всё бестолку! Мы думали, РЭБом связь подавили. Спите что ли? Ты же Дозор 15? Так? Вон с того блока? Твой позывной Дозор 15? Вы что там, перепились все?

— Давай старшего колонны сюда, с удостоверением личности. Живо!

В подтверждение своих слов Блинов достал из кобуры ПЯ, Пистолет Ярыгина. Дослал патрон в патронник и направил в голову чернявому.

— Ольха, Ольха, я Ромашка! Ольха!

— Чё встал, Бикбулатов? Проблемы?

— Ольха, тут какой-то чудило с блока, что перед нами, требует старшего в голову колонны. С удостоверением личности обязательно. Пушку на меня наставил. Как поняли?

— Сейчас буду. Скажи, чтобы не дергался.

Через несколько минут появился офицер в щёгольском импортном Мультикаме. Постиранном и выглаженным.

— Майор Горячев, контрразведка. Старший колонны. В чём дело? Ствол-то опусти, чудило. Заряжен, поди.

— Капитан Блинов, начальник КПП 15. Предъявите ваши документы!

Он повернул пистолет с чернявого на щёголя. Всем троим стало понятно, что это уже не шутки. И все трое в шаге от трагедии. Майор медленно полез в нагрудный карман. Достал удостоверение, развернул его и поднёс к глазам капитана. Тот внимательно изучил документ. Затем убрал пистолет в кобуру, и молча полез на броню. На деревянных ногах, которые его не слушались. И пару раз проскользнул при этом, чудом не упав на землю. Бикбулатов, глядя на контрразведчика, прокомментировал эти пируэты.

— Нажрутся и чудят! Эх, Россия, Россия…

Блинов привязал свой флажок к стволу пулемёта КПВТ.

— Чего у вас борта все такие? Грязные, замызганные. Без опознавательных знаков. Флажок хотя бы на антенне закрепили. И вся колонна, как на подбор, зачуханная.

— А он такой с завода пришёл, с ремонта. А у нас краска закончилась, всякая разная. А флажок, видно, кустами сорвало. А потом, чего её мыть то, технику? Мы же уже почти дома.

— Давай, Ромашка, поехали. Метров за сто до блокпоста сбросишь скорость, чтобы не провоцировать моих бойцов. Радиостанции у нас неисправны. Обе. А минут десять назад к блоку подъехала тачка с бабами. Они все в крови, машина дырявая. И на заднем сидении женщина мертвая. Говорят, вы их обстреляли, националисты проклятые.

— Во подстава! А? Вот ведь, твари! Ладно, трогаем, капитан. Держись крепче. Меня Ренатом зовут. Я из-под Казани родом…

Когда колонна ушла, Блинов подошёл к своему заму, Сергею Умену.

— Сергей Григорьевич, парнишку накормили? Который со мной разговаривал, когда я к выстрелу готовился. Я ему сказал, чтобы пошёл к ребятам. Накормят и оденут во что-то сносное. Он весь ободранный, в обносках с чужого плеча. И как будто горб у него на спине, под пиджаком не понятно. И перо из него лезет, как из старого пуховика. Пахнет какими-то благовониями, чем-то приторно-сладким. Где он? С колонной уехал? Ты же его должен был видеть.

— Да не было никакого пацана! Ты стоял на бруствере, готовился к выстрелу. Потом РПГ снял с плеча и повернулся направо. Чего-то пробубнил и задумался. Я решил, ты поправочные таблицы вспоминаешь. А потом положил трубу, и в блиндаж метнулся. Выскочил на дорогу, крикнул, чтобы не стреляли. И побежал с флажком в сторону колонны. Померещилось тебе! Оно и понятно, такой стресс! Уж на что я, воробей стреляный. А когда тебя с триколором увидел, затрясло меня всего, заколдобило. Пару раз порывался головной из ФАГОТа накрыть. Ну ты же сказал: не стрелять! А приказ командира-закон для подчиненных, как говорится. Я чуть не заплакал от обиды и бессилия. Я ведь знаю, что пулемёт Владимирова, который на Бэтэре, с человеком делает. Фарш с костями! Хохлушек подставных контрразведчик забрал, который с колонны. А пацана никакого не было. Да и как бы он сюда, к нам на блок пробрался? Через минные поля, Егозу и сигнализацию? А ты мужик, командир! От большой беды нас всех уберёг. Настоящий русский мужик. И я горжусь, что служу под твоим началом. Давай разговляться. Бабы из автобуса куличи и яйца крашеные оставили. Сегодня же праздник! А ты, вроде, крещёный. С праздником тебя, командир! Со светлой Христовой Пасхой!

Послесловие

Эта повесть всего лишь вольный пересказ Первой главы и Эпилога средневекового шедевра, на который я сдуру покусился. Безусловно, адаптированный для современного читателя, и в прозе. Всего лишь Первой главы и Эпилога из бессмертного творения Гёте. На мой неискушенный взгляд, самой интересной и поучительной. Чтобы не утомлять тебя, мой дорогой читатель, заканчиваю эту повесть. Я начал писать её в августе 23-го года. В силу различных проблем со здоровьем закончил в марте 24-го. Не знаю, что будет дальше… Однако, как говорят самураи: СИКАТАГАНАЙ. И добавляют: КАРМА, НЭ? А правоверные говорят: ИНШАЛЛА! А православные: НА ВСЁ ВОЛЯ ГОСПОДА! Итак, последний абзац этого произведения.

ОТЧЕ НАШ!

ИЖЕ ЕСИ НА НЕБЕСИ! ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ! ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ! ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ! ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ ДАШЬ НАМ ДНЕСЬ! И ОСТАВИ НАМ ДОЛГИ НАШИ, ЯКО ЖЕ МЫ ОСТАВЛЯЕМ ДОЛЖНИКОМ НАШИМ! НЕ ВВЕДИ НАС ВО ИСКУШЕНИЕ, НО ИЗБАВИ НАС ОТ ЛУКАВОГО!

АМИНЬ

Оглавление

Пролог (почти на небесах)

Глава первая (она же единственная в этой повести)

Эпилог

Послесловие