Я есть Жрец! [Денис Старый] (fb2) читать онлайн

Индоевропеец. Книга 1 Я есть Жрец!

Глава 1

Вторая половина августа выдалась дождливой. Неделю беспрестанно лил дождь. Когда не лил, то моросил. В крайне редкие не часы, а, скорее, минуты, когда не было дождя, все равно солнце не выглядывало из-за плотной завесы облаков.

Такая погода для немалого количества людей, особенно, работяг в отпуске, навевала настроение, которое можно охарактеризовать фразой: «погода шепчет: одолжи, но выпей». Пасмурное небо часто провоцирует грусть и вызывает попытки самокопания, анализа своей жизни.

Вот и мне удалось найти время для мыслей о своей судьбе многогрешной. Нет, не столько грехов я успел совершить, чтобы сильно каяться, это так, скорее, для красного словца. Но и назвать себя безгрешным не могу. Людей не убивал, а животных резал. Отрубленные головы кур и гусей, или прострелянная голова свиньи — это грех? Ведь чувствуют же животинки! А я их вот так, даже не из-за голода, а потому что бабушка увлеклась сельских хозяйством. Впрочем, я мясо люблю, а его не бывает без убийства.

Меня зовут Глеб Антонович Казакевич. Батя называет Га-ноль. Видимо такое прозвище ему созвучно с другими словами. И это обидно. Нет, не то, что отец, подаривший имя и фамилию, стебается, а то, что самый близкий человек считает меня именно тем самым «нулем». Юмор — не самая сильная сторона характера родителя. Хорошо, что не опускается до «гавноль».

Профессию выбрал я, видите ли, бесполезную. Вот доктор, или инженер, экономист или юрист — это дело. А вот пользы в том, чтобы копаться в книгах и земле, чтобы исследовать историю, отец не видит никакой. А когда я еще и не захотел продвигаться к подножью политического Олимпа, так вообще оказался отломанным ломтем, которому «только армия и вправит мозги». Вот, видимо, вправляет, уже как восемь месяцев.

А я не пожелал идти по протекции отца в молодежные общественные организации, чтобы, отталкиваясь от них, ползти вверх. Устроить на эту стартовую площадку для чиновничьей карьеры отец мог, но это не моя судьба. Уже потому, что противно лицемерие, не хочу. Нет, организации эти занимаются делом, завлекают молодежь, всякие там стройотряды, разные мероприятия устраивают. Но меня же пристроить хотели лишь для того, чтобы двигать дальше, приписывать себе успехи, незаслуженно возвеличивать несуществующие победы. Нет, не хочу.

Я был самим собой в другом, когда окунался в историю. Подался было в реконструкторы, даже начало что-то получаться, увлекся. И вновь товарищ Антон Михайлович Казакевич, заместитель главы облисполкома Гомельской области Республики Беларусь, лишь по совместительству, мой отец, оказался недовольным таким занятием. Так что становлюсь мужиком в армии, служа в Пинском пограничном отряде в Лоеве, на границе с Украиной. Кажется, что факт моей воинской службы — это лишь небольшое мероприятие для пиара отца, заявляющего где надо и не надо, что его сын, дескать, служит, да еще и на границе с государством, не выказывающем миролюбия Беларуси.

Он там пиарится, а мне лямку тянуть. Хотя… не особо сильно напрягает. Адекватные офицеры, нормальные отношения с сослуживцами. Тут не было дедовщины или уставщины. Может потому, что в Лоеве базировалась всего-то две роты пограничников? Или потому, что скучать особо не давали? То занятия в классе, то тренировки, наряды, ну и никто не отменял охрану государственной границы. Днепр, Сож, заводи, ну и обратно в таком же порядке. В связи со сложной ситуацией с соседом, плавали и ходили много.

— Казакевич! Чего разлёгся? Наглеешь? Встать! — я не заметил, как подошел лейтенант Коротков.

Обидно, он же мой одногодка, а я тут по стойке «смирно». А что чувствовали мужики под пятьдесят лет во время Великой Отечественной войны, когда ими командовали младшие лейтенанты двадцати годов отроду? Или тогда не заморачивались с этим? Мне служить только год, с высшим образованием, уже ушел на стодневку, через девяносто дней на дембель. Вот и просыпается вновь чувство собственного достоинства. Не перевоспитала меня армия, если хочется нахрен послать нормального офицера.

Я стоял и поедал глазами комзвода. Ему это нравится. А мне… неприятно, но еще более неприятнее будет получить наряд вне очереди за то, что уронил свою бренную тушку на кровать.

— Выход у нас с тобой будет! — проронил лейтенант и вышел, оставляя «собаку».

Сейчас сержант начнет гавкать. Во, так и есть!

— Ты оборзел, Казак? Какого… лежишь? Почему не с метлой у курилки? — Глеб Овчаров начал свой разнос такого нерадивого меня.

Ну ведь, собака и есть — овчарка. Все гавкает и гавкает. Выслужиться хочет? И что ему, такому образцовому бойцу, это даст? Скоро же и сам на дембель, а все воспитывает и воспитывает, уж лучше бы всякие там переводы в черпаки, да деды были.

На гражданке уже точно свалил бы этого отважного сержанта, но армия, тут, как бы нельзя. Так что терпим воспитательное мероприятие. Вот чему я научился в армии — сдерживаться! И в этом есть особый секрет. Вот он отчитывает меня, а я слушаю в пол уха, так как увлекся очень важным вопросом. Ежики! А как они сношаются? Колючие же. Сержант кричит, а я фантазирую, придумываю ежикам позы. Очень важное занятие у меня, ежики оценят.

— Ты меня слушаешь? — сержант заподозрил, что его слова не доходят до моего сознания.

— Так точно! — гаркнул я во весь голос так, что Овчаров содрогнулся.

— Чего орешь? — растерялся сержант.

— А ты чего? Лейтенант уже ушел, а ты все воздух сотрясаешь! — спросил я Овчарова.

— Сейчас построение объявят… — чуть успокоившись сказал сержант.

Не успел он договорить, как дневальный объявил то самое построение.

Через полчаса мы уже разгонялись на лодке в направлении Моховского озера. Почему лейтенант взял меня? Не знаю. Вперед я не лез, но никогда не отставал, делал, что приказывали. Ну да ладно, покататься на скоростной лодке, или почти катере, лучше, чем махать метлой по чистому, без пылинки, плацу. Хотя какая пыль? Дождь не перестает накрапывать.

Что именно случилось, до меня не довели. Рылом не вышел, или лычками, но одно точно — приказ был на боевой выход. Уже позже, перекрикивая шумы днепровской воды и мотора, лейтенант Коротков сообщил, что нужно проверить сигнал о том, что в деревне Мохов могут быть пособники террористов.

В который раз. В России происходят теракты, у нас то же ловят каких-то там пособников, вот и гоняют нас даже по деревням, чтобы не расслаблялись, а отрабатывали сигналы. Мы уже были в Крупеньках, Козерогах, Судкове, вот и в Мохове проверим хаты. Но нет худа без добра, порой такие проверки выгодны солдату. Есть вероятность, что нас покормят жирной деревенской едой, да с огорода помидора с огурцом дадут. Правда этот дождь… да и бронежилет тягать, автомат…

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! — Овчаров, которого так же взяли с нами, опять проявляет рвение в службе.

Я улыбнулся. В кино таких рвачей сержантов показывали, чаще в кинокомедиях, не думал, не гадал, что такие люди есть. Лейтенант нормальный мужик, пока катаемся на лодке он вполне воспримет и более простое общение.

— Что у тебя? — перекрикивая шум мотора сказал лейтенант.

Мне было мало что слышно из вопроса, да и не интересно. Понял я лишь то, что дотошный Овчаров пожелал получить дополнительные инструкции. Проверять ли сараи, кого оставлять на прикрытии у ворот или калиток, как распределены дома в деревне между нами, то есть, погранцами, и группами из внутренних войск, которые уже как два года назад приданы на усиление Лоевскому гарнизону. И все в том же духе. Лейтенант уже морщился, а Овчаров все сыпал вопросами. И все-таки вернемся, я ударю сержанта по пузу, чтобы без синяка, но так… душу отвести.

Ну ничего же не измениться. Как действовали в других деревнях, так и тут. В пару-тройку домов зайдем, наиболее подозрительные, да и домой. Почему только в этот раз рекой пошли? Даже я треть деревни уже знаю по именам. Чего ходить по хатам, где доживают свои дни, старики? Достаточно отработать дачников, что купили дома в деревни, да и делов. Только, чтобы кто покормил, вот это для меня важнее всего. Пусть в столовой и кормят не так уж и плохо, но хочется домашненького, жирного и вредного.

Деревня Мохов показалась, словно взятая с боями. Работали шесть групп, в центре деревни еще расположилась еще и группа реагирования. Наш катер не сразу прибился к берегу. Вначале мы сделали круг по озеру, присматриваясь к зарослям в поисках лодок. Они были, штук пятнадцать по всему озеру, длинной в километров пять. Были разные, но мы искали… Необычную. Как будто тут, если и есть браконьеры, или какие другие злодеи, так на яхте Абрамовича приплыли. В деревне были дачники, да и имелись несколько местных, которые в состоянии иметь добротные плавательные средства и моторы. Так что лодок хватало, как и обозначений, знаков, где выставлены рыбные сети, но ничего необычного не было. Пусть бы рыбнадзор проехался тут. Хотя, как по мне, так чего местных рыбки лишать, если у некоторых это реальный доход.

По рации передали, чтобы мы поднялись и осмотрели три дома, которые располагались ближе всего к озеру. Эти дома чуть выбивались из параллельной застройки остальной деревни, стояли кучно и чуть в стороне.

— Шишков, остаешься, остальные за мной! — скомандовал лейтенант.

— Козак, пожрать чего принеси! — попросил младший сержант Алексей Шишков, наш извозчик.

Сердце начало щемить. Интуиция? Говорят, что интуиция — это ответ мозга на то, что он получил информацию, но не смог ее до конца обработать, не находя ответов. Вот тут трава примята, тут, на вершине надпойменной террасы, где начинается деревня Мохов, свежий песок, сверху места, от куда его брали местные на строительные нужды. Песок почти сухой, значит недавно обрушился. Что это может значить? Не понятно, вот мозг и нагоняет панику. Ведь местные могли пройтись, да и все. И скорее всего, так и было.

Вдох! Выдох! Все! Нормально. К этому времени уже должны были большую часть деревни прошерстить и без нас. Если кто и был, а, судя по всему, мы, действительно, ищем каких-то бандосов, может и диверсантов, то должны сбежать. Не были подняты все силы гарнизона, чтобы оцепить деревню. Вообще, как-то нелепо все. Как будто командование приказало, а местные офицеры решили не особо напрягаться, а отработать сигнал для видимости. Настолько, чтобы рапорт выглядел героически и логично и без весомых результатов. Обследовано столько-то домов, столько-то квадратных километров, задействованы силы в составе… Отлично же, молодцы!

— Казакевич! Тут остаешься, смотри за выходом к озеру! Занять позицию! — скомандовал лейтенант.

— Есть, занять позицию! — сказал я и выбрал позицию возле большого и полного наливными яблоками дерева.

Если в какой хате и не покормят, так хоть яблок наемся. Сложно будет потом, с туалетом… все равно наемся, а после угля выпью и чего от поноса, на всякий случай.

Я огляделся. Неплохой такой сад, огород. Я находился рядом с картофельными сотками, но было видно, что дальше краснеют помидорки, тепличка стоит. Аккуратненько так, да по-хозяйски. Я в этом немного разбираюсь. Есть, так сказать, «домик в деревне». Оттуда и отрубание куриных голов, да и свиноубийство. Бабушка… и ведь все купить можно, свежее, хоть бы и фермерское, но нет, нужно самой работать, да и меня раньше чуть ли не каждые выходные жалобила, что помощь нужна. Ага! Помощь, чтобы замочить пять кролей, да двух индюков! Мясник-палачь в пути, милая, добрая, бабуля, точи топор!

— Тыщ! Ты-тыщ, — выстрелы прозвучали неожиданно, от чего я поперхнулся яблоком и не еще секунд двадцать не мог откашляться.

— Кхе, кхе! Стой, стрелять буду! — выкрикнул я, наблюдая, как из дома, тем же огородом, вдоль окученных рядков картошки, бежали два мужика.

Оба были в камуфляже и явно спортивного телосложения. Такие в деревне жить не могут. Подобная физическая форма нарабатывается либо в хорошем зале, а, скорее всего, в ходе военной подготовки. Блин, как-то ссыкотно.

Один из мужиков остановился и посмотрел в мою сторону. Быстро у него появился в руках автомат, который до этого был закинут на правое плечо. Со стороны дома все еще раздавались выстрелы и быстро пришло осознание, что меня сейчас могут убить. Странно, но именно с этим пониманием отступил страх.

Я упал в траву лицом в землю и сразу же, приподняв автомат над головой, сделал очередь примерно в ту сторону, где должны были быть мужики. АК-74 затрясся в моих руках и я чуть удержал оружие, понимая, что пули, наверняка, прошлись сильно выше мужиков. А что теперь? Лежать вот так вот, вгрызаясь в мокрую землю и приминая траву? Тогда что стоит бандитам подойти ближе и отправить меня на тот свет? Хотя они же спешили, вероятнее всего, не станут тратить время и побегут дальше… Шишков, твою мать! Они бегут к озеру, а там, наверняка, придремал Шишков. Он спит везде, хоть стоя, хоть сидя, не преминет и сейчас покемарить.

Я резко перекрутился чуть в сторону, к стволу яблони, от плодов которой чуть не подавился. Приподнял голову. Злые мужики уходили, в их руках, кроме автомата, было еще что-то. Это мотор к лодке. Видимо, тут, в саду, который располагался почти на гребне надпойменной террасы у них схрон. Сейчас быстро спустятся, там метров пятьдесят, после уже озеро, подцепят мотор на лодку и ищи сыщи. Выход из Моховского озера не перекрыт, спокойно уходят, оттуда и на территорию Украины могут прорваться, причем вполне себе, если возьмут ближе к впадению реки Сож в Днепр. Таким образом, эти… кто они там ни были, но точно преступники, почти гарантированно уходят. Наши, если и будет на выходе еще один катер, не станут стрелять, чтобы не получить крупнокалиберным пулеметом с той стороны. Не потому, что побоятся за себя, а потому, что как раз в этом месте, напротив сопредельного государства, раскинулся маленький город Лоев. Еще заденут гражданских, так это еще большая проблема, чем упустить бандитов.

Шишков! Там Шишков! Услышал ли он выстрелы? Должен, но… и чего я лезу? Но, ведь, лезу же, не могу иначе!

Я встал и, чуть пригибаясь, стараясь петлять и двигаться рваными движениями, направился в след за бандитами, которые уже начали спускаться с горы. Двадцать метров над уровнем озера, еще пятьдесят метров и там мой сослуживец.

— Ты-ты-тыщ! — раздалась продолжительная автоматная очередь, в ответ прозвучали четыре очереди по два-три патрона.

Тишина. Зловещая тишина, ни звука. Нет, звуки есть! С центра деревни пустили ракету и вот она зашипела. Запоздало группа реагирования среагировала, видимо, никто не ожидал, что уже приевшиеся рейды по деревням и весям, наконец, принесут результат.

Уже не петляя, я рванул к обрыву. Со стороны нашего катера не раздавалось больше выстрелов. Значит Шишков… а как там лейтенант и сержант Овчаров? Они вслед за мной, отчего-то не побежали. Я был уверен, что они спугнули бандитов, потому как те драпали. Внутри дома выстрелы звучали глухо, вряд ли какая иная группа услышала. Потому лейтенант должен жить. Наверное, он просто не увидел, что двое сбежали и сейчас вяжет тех, кого взяли в доме, скорее всего, хозяев, приютивших бандитов. Лейтенант, конечно, мой ровесник, но опытный, или, скорее, выученный, соображает быстро и подготовка у него неплохая.

У самого обрыва я упал на землю и подполз, чтобы высмотреть, что там, на крутом склоне. Один бандос лежал наглухо. Второй… ранен, сильно припадает на ногу, правая рука болтается, словно не родная. Но он упорно двигается к озеру. Шишков задел двоих своей отчаянной очередью.

— Стоять! Руки! — выкрикнул я и дал короткую очередь в воздух.

Такого нужно брать. За взятого живого и награду дадут серьезную. Вот батя порадуется! Сын, да с наградой, уже не дерьмовый ублюдок, позорящий отца! Вероятно, свои связи подключит, чтобы дали чего существеннее. Может и Героя!

— Тыщ! — я не успел среагировать на то, насколько быстро бандит достал пистолет и выстрел в меня.

Одновременно я нажал на спусковой крючок, накрывая бандита очередью. Удар в грудь вышибает из меня дух. Падаю.

*………….*……………*

— Кхе! — кашлянул я.

Резкая боль справа заставила поморщится. Ребро. Надеюсь, хотя бы не сломано. Но все равно хорошего мало. Это может быть надолго. Теперь, как говорила моя вторая бабушка, не та, что заставляла резать курицам головы, а по материнской линии: состояние «не бздонуть, ни перднуть», все болью отдаваться будет.

— Эй, где кто? — выкрикнул я в туман.

Серо-синий плотный туман был вокруг меня, и видеть я мог не дальше двух метров, после которых, не постепенно, а резко, словно стена, ничего не видно. Странно ли это было? Может быть, но волновало иное. У нас как бы бой и явные бандиты. Как в таком тумане может найти меня группа реагирования или лейтенант. Не пальнут ли на удачу?

Похожий по плотности туман в своей жизни я видел дважды, однажды, так и вовсе на Новый год. Хотя и тот не мог соперничать с такой плотностью, что я наблюдаю сейчас. Но туман — это лишь природное явление. А вот где военные? Лейтенант?

Что я помнил? Удар от пули, бронежилет держит, но от кинетического удара я заваливаюсь и скатываюсь с горы. Вот же черт! Голова тоже болит. Ударился, видимо. Но почему я один? Дело минуты, ну двух минут, чтобы кто-то прибежал сюда. Группу реагирования подняли же, ракетой даже, по старинке, дали всем знать. Продублировали информацию и по рации.

— Эй, люди! — выкрикнул я и услышал эхо.

— Юди, юди! Ди! — ответила мне пустота.

— Если долго смотреть в пустоту, скоро пустота посмотрит на тебя! — произнес я фразу из какого-то фильма.

Умею же сам себя подбодрить. Теперь боюсь тумана. А еще был фильм «Мгла» по Стивену Кингу. Там разные чудища терзали людей, а приходили они из похожего тумана. Да, этот туман очень похож на тот, из фильма. А еще там все умерли. Вот такой я оптимист по жизни.

— Спокойно! — скомандовал я сам себе, стараясь прогнать дурные мысли.

Я осмотрелся, на целых два метра вокруг. Зрительная память у меня была всегда на высоте, потому смог вспомнить некоторые незначительные элементы ландшафта. Вот этот камень был точно по направлению у озеру, где находится наш катер. Если повернусь и прямо пойду, то выйду к озеру. Но… сначала нужно увидеть труп бандоса, чтобы убедиться в отсутствии угрозы со спины.

Не слишком решительно, запоминая каждое движение, чтобы не потерять и вернуться к камню, как к своей реперной точке на пути к озеру, я направился в сторону, где должен лежать убитый мной человек. Метров семь и вот он.

Я положил два пальца на сонную артерию мужика, но сразу же их убрал. Ну не живут люди с дыркой в голове. Это я его так? А еще не хотел участвовать в отборе на соревнования по стрельбе.

— Шишков! — прокричал я. — Шишков, твою мать!

А в ответ тишина! Признаюсь, пугающая тишина, она стала напрягать больше даже тумана. Я, вдруг, осознал, что единственный, кто нарушает идеальную тишину — это я. Не слышен шелест деревьев, а тут, в метрах двадцати должны быть кусты и еще деревья серебристого тополя. Нет пенья птиц, ничего нет!

— Шишков! — уже более испуганно и громче, с истерикой, прокричал я.

И побежал. Там, в метрах пятидесяти озеро. Я бежал, а туман расступался передо мной. Краем сознания отметил, что туман остается плотным, но я вижу уже чуть более, чем два метра в разные стороны. Туман расступался и… не смыкался в тех местах, что я пробежал.

— Шишков! — выкрикнул я, подбежав к катеру.

— Хр, — тихо прохрипели в стороне.

Быстро найдя источник звука в этой тишине, я вновь растерялся. Шишков был ранен в живот и в грудь и, казалось, отходил в мир иной.

— Блин! Медицину нужно было лучше учить, — сетовал я, разрезая одежду на товарище.

Много крови не было, пули ушли глубоко, прожигая входной канал, но я полил перекисью водорода и все-таки приложил бинты и, как мог, быстро заклеил пластырем. После уколол парню промедол. Что дальше? Тащить его на себе? В гору? Наверное, это не лучшая идея. Чаще всего раненого нужно оставить в покое. Такие действия, если не в условиях боя и рядом есть профессиональные медики, больше будут иметь смысл, чем мне тянуть парня в гору, а потом и дальше. Найти помощь — наипервейшая задача!

Я бежал, как давно не бегал. Взобрался на гору быстро, потом сад, огород. Туман все более отступал, уже не менее трех метров видно впереди и это оказалось весьма существенным, чтобы все меньше опасаться бежать не в нужном направлении. Меня даже не смущало то, что туман, где я проходил-бегал больше не возвращался, хотя вокруг еще был.

И даже тишина не смущала. Все, что исходило от меня, звучало. До этого прозвучал хрип Шишкова. Когда я взбирался на гору и скатывающаяся от моих движений вниз земля издавала звуки, ударил по стволу дерева — звук есть. Но больше ничего, чтобы жило своей жизнью, без моего участия не издавало звуков.

— За Славгород! Солдат веди нас! — громом прогремело со стороны сельского моховского магазина [отсылка к роману «Экспедиция. Туда, но не обратно» автора Дениса Старого. Действия книги происходят в том же месте, где и в романе «Экспедиция»].

Я встал, как вкопанный, сердце выпрыгивало из груди. Отстегнул магазин от автомата и вставил другой рожок. Ждал. Звуки со стороны магазина все еще доносились, но с каждыми тремя-пятью секундами становились приглушенными, пока не исчезли, и вновь не наступила тишина.

— Лейтенант! — прокричал я, так как находился рядом с домом, входить в который было страшновато. — Лейтенант, сука, Овчарка, тварь! Не молчите!

Пустота. И я пошел ближе к дому, но со стороны хозяйственных построек. Вот сарай с инвентарем, еще один. Хорошее тут хозяйство, даже минитрактор имеется.

— Му-у-у! — разрубило тишину мычание коровы.

— Да чтоб ты сдохла! — в сердцах заорал я, силясь не словить истерику.

И началось: хрюканье свиней, фырканье коня, кудахтанье кур, как и курлыканье индюков с индоутками уже не так пугали. Теперь тишина заполнилась множественными звуками. Животные явно нервничали. Хотя туман этот… из-за него и нервничают. Создавалось впечатление, что я в игре и бегаю, открывая локации. Открыл одну на карте и появились звуки от того, что на этой локации находится.

— Гав! Р-р-р! Гав — обозначился огромный пес, или это не кабель, время всмотреться под хвост собаки не было, желания тоже.

— Ну тебя еще не хватает, — сказал я собаке, чуть успокоившись от того, что песик на массивной цепи.

Ну а потом я заглянул в дом…

В прихожей добротного деревянного дома, обложенного кирпичом снаружи, лежали двое: лейтенант и незнакомый мне человек. У лейтенанта было перерезано горло, а лежащий незнакомец, одетый в добротный охотничий шмот, имел три ранения. Думаю, что, когда офицер вошел в дом, его сразу же охватили со спины и перерезали горло, но он каким-то образом изловчился и пристрелил своего убийцу.

В доме было четыре комнаты и лестница на чердак, а главная картина трагедии развернулась в дальней. Может быть сюда снесли тела бывших хозяев, убитых выверенными ударами ножом в печень. Тут же лежал и сержант Овчаров. Именно он, видимо, пытался отстреливаться, когда я слышал одиночные выстрелы. Овчаров пытался забаррикадироваться, пробравшись в дальнюю комнату. Зря, все, что он сделал — все зазря. Те, кто застрелил сержанта, получается, и выбежали. А последние выстрелы прозвучали же после того, как два террориста выбежали из дома. Кто стрелял?

— Брось автомат, сучонок! — прохрипел голос из-за большого шкафа.

— Да, конечно, — сказал я и бросил автомат.

— Подойди! — натужно приказал голос.

— Так, может сами? — сказал я и даже на миг закрыл глаза, ожидая, что сейчас в меня будут стрелять.

Ну не верил я в то, что человек, совершивший такие преступления, станет миндальничать со мной. Уже давно стрелял бы. А, если не стреляет, то что? Да нет у него патронов, или вовсе нет оружия, от того хочет на хитрость взять. Я подойду, а он кинется с ножом и все, «пиши пропало», был Глеб, да весь вышел. Но почему тогда сам не кидается, я же без автомата? За поясом пистолет, что снял с убитого под горой террориста. Но этот не знает о том, что я вооружен и кроме автомата.

— Ты только отпусти меня, проведи до машины, или до лодки… а… эти, наверняка, забрали мотор, — говорил «голос» из-за шкафа и я понял, почему он хочет, чтобы я подошел.

Он ранен. Возможно, лежит там, за шкафом в позе эмбриона и ничего поделать не может. А я подойду, он направит пистолет, потом станет заставлять помогать ему.

Я резко сдвинулся на два метра в сторону, так, чтобы уйти с поля зрения террориста или кто он вообще. Но мне проще было думать, что я имею дело именно с террористом, их точно не жалко.

— Тыщ! — прозвучал все-таки выстрел, но меня не было видно, стреляли наугад и не угадали.

— Тыщ! Тыщ! — стрелял уже я из трофейного пистолета.

Выстрелы приходились на один угол шкафа, который разлетался на щепки, там и должен был находится террорист. Да! Именно террорист! Мне так легче. Убить террориста, конченого злодея много проще, чем человека, даже, если этот человек стрелял в тебя. Психологически проще, чтобы с ума не сойти от всей творящейся дичи.

— Эй! Ты жив там? — задал я, наверное, глупейший вопрос, но в таком стрессе мне простительно.

Тишина. И я осмелился посмотреть. Растёкшиеся мозги стали последней каплей терпения. Я выбежал во двор, скрутился, проблевался и побежал в сторону магазина, но скоро вернулся. Туман расступался вокруг меня уже на метров пять, да и не был столь плотным, как ранее. А потом туман развеялся….

Глава 2

Туман развеялся и у меня закружилась голова. С большим трудом я не упал. Мне раньше казалось, что лучше физическая смерть, чем сойти безвозвратно с ума. Самое главное, что есть у человека — это его сознание. И его терять никак нельзя, иначе все — ты мертв. Человек это не ноги, руки, или какие другие срамные части тела. Человек — это разум, сознание.

Так вот, мне казалось, что я схожу с ума. Вокруг был лес. Нет не так — ЛЕС. Огромные сосны, я таких и не припомню, где видел. Может похожие хвойные исполины и есть в Сибири, кедры те же, но не в Беларуси. Да и ляды с ним, с лесом. Где деревня? Вокруг был только один дом с хозяйственными постройками — тот, где только что люди убивали друг друга. Огород, сад, часть двора соседнего дома, но без самой хаты, там теперь лес. Немного забора от соседей и их доски, сложенные у калитки.

— Вдох! Выдох! Вдох! Выдох! — начал я упражнение, которое рекомендовал мне мамин личный психолог.

У мамы, должно быть, хороший психолог, раз она столько лет живет с моим отцом и еще не покончила с собой. Так что… вдох, выдох. Слушаем пение птичек, наслаждаемся чистейшим воздухом, от которого у меня и случилось головокружение. Все же хорошо! Нет, не все? Тогда… вдох, выдох.

Я шел той же дорогой, которой и бежал от дома. Спокойно шел. Наверняка, со стороны выглядел, как блаженный. Хотя кому на меня смотреть? Но я же не сошел с ума? Правда? Вдох! Выдох! Идти, впрочем, более, как к дому, было некуда, если только не в лес. Как будто, когда я бежал, разгоняя туман, то и получалось, что я перенес с собой частичку своего мира. Перенеслось все, рядом с чем я проходил, или пробежал. СТОП! Пока ни слова о переносе, попаданстве и прочем. Не выдержит мозг такого издевательства. Вдох! Выдох!

Для того, чтобы как-то отойти от шока, хотя бы частично, нужно увлечь себя делом. У меня, на минуточку, товарищ умирает. А я убедился, что помощи, скорее всего, ждать неоткуда. Получается, что не убедился, что помощи не будет, надеюсь, если употребляю «скорее всего». Но я человек, а нам хомикам сапиенсам свойственно надеяться даже когда надежда лежит в могиле рядом со своими сестрами Верой и Любовью. А вдруг разверзнется земля и появится надежда. Всплывет подводный атомный крейсер в водах Моховского озера и заберет меня.

Что я могу сделать для Шишкова? Провести операцию? Ни разу не хирург. Но не попытаюсь, так он точно умрет. Так что… Какая дичь! Я всерьез думаю над тем, чтобы своему сослуживцу вскрывать грудную клетку в поисках пули! Но и не оставлять же его умирать? Ладно, дойду, решу.

Проходя мимо собаки, а это, была сука, а не пес, теперь я это понял и без осмотра подхвостового места, еще раз удивился большим размерам псины, тем более женского рода. Какая-то смесь бульдога с носорогом, только еще в роду что-то с большой шерстью было. Я знаю породы собак. И понимал, что сука явно с кровями кавказской овчарки, но тут кто-то такой же существенный в родственниках побывал. И где в деревне, среди кабыздохов нашли такого монстра?

— Что? Не скули! — говорил я с собакой.

Сука скулила и махала хвостом. Только недавно гавкала на меня, а сейчас скулит… Мне стало жалко животное. Собаки — слабость моя, люблю их.

— Если отпущу, то веди себя хорошо! — сказал я, но пистолет достал и проверил магазин, было два патрона, плюс один в патроннике… надеюсь не придется убивать животное.

Кто-то боится собак, не любит. А вот у меня с этими животными всегда отличные отношения. Все соседские псины уважают меня, что отмечается взмахами хвоста, и даже почти любые встречные, если только у собак хозяева адекватные и не дрессируют животное на агрессию к чужим.

— Пошли со мной! — сказал я, после того, как стало ясно, что собака не бросится на меня.

Я уже не бежал, даже к Шишкову. Напротив, шел медленно. Просто я не знал, что делать с сослуживцем. Ну попробую я прооперировать, а скоро приедут какие службы… КГБ, или российское ФСБ, у которых будут артефакты переноса меня в нормальный мир, так и спросят за то, что добил товарища Шишкова. Ну а дойду до него, увижу умирающего и все равно что-нибудь, но сделаю.

Чем дальше отдалялся от дома и огорода, тем дорожка сужалась. Контраст налицо. Вот она примятая, пожухлая трава, выцветшая после летней жары, а по бокам, папоротники, орешник растет. Мало того, чем ближе к обрыву, тем выше подымается «дорога». На самом гребне надпойменной террасы дорога, которая… переместилась, выше на два метра.

Все чудесатее и чудесатее!

Шишков умер. Наверное, я скотина, но где-то глубоко даже обрадовался этому. Помочь ему не смог бы, а только беспомощно наблюдал за агонией сослуживца. В армии так ни к кому и не привязался по-настоящему, теперь это немного помогает не сойти с ума. Все же мы не столь чувствительны с смертям чужих людей.

— Гав! — Сука только что стояла возле меня, а теперь рванула в сторону, туда, где у берега озера начиналась дубрава, которой ранее не было.

Заяц. Собака погнала большого, хотя на вид и тощего зайца. Такой себе заяц — дрыщ-переросток. Пусть развлекается. А я пока пособираю оружие. Это точно не будет для меня обвинением, когда прибудут люди в погонах или в черных костюмах.

С Шишкова я снял АК-74, а так же два магазина к нему. Сразу перезарядил полный магазин. Еще у него был нож, ну и все. Пошел к убитым мной террористам. Там еще один автомат, один магазин, еще пистолет ПМ с одним дополнительным магазином в кармане убитого. Прямо сейчас хотелось их и раздеть. Впервые появилось желание раздеть мужика. Тьфу! А если я попал мир мужских стрингов и розовых пони? Три раза тьфу и еще раз проверить пистолет, чтобы сразу же застрелиться, если такой кошмар окажется явью.

Одежда на бандитах была качественная, с прорезиновыми вставками, а обувь, так вообще. Мои берцы уже выбрасывать нужно, а тут добротные чоботы, натовские. Не приедут за мной в течении двух часов, точно заберу обувь и скажу, что бандиты босиком бегали.

Захватив мотор, который ранее тащили террористы, я направился к дому. Может будет водка, я бы выпил. Вдохи не сильно то и помогают, все равно нервишки шалят.

— А-ну, нахер пошел! — закричал я, наблюдая, как еще один заяц обхватил на огороде кочан капусты и усердно грызет.

Если тут так много оголодавших зайцев, то хана огороду. Они же сожрут все, сколько бы ни было. А вступать с ними в схватку, так патронов не напосешься.

Мелькнула мысль закрепить сеткой-рябицей четыре секции в заборе, где она была снята и лежала на земле. Но… а оно мне надо? Зайцы? Так я же здесь гость, а в воинскую часть с мешком овощей не пустят. Хотя, какая воинская часть после такого? Уверен, что батя, как бы он не ершился, уже завтра сам приедет меня забирать домой. А сюда, это куда? И вообще, мне нужна психологическая реабилитация, наверное.

— Не ну что ты будешь делать? — закричал я, положил мотор и побежал прогонять зайца, который так обнаглел, что просто переместился в конец грядки и принялся грызть соцветия цветной капусты, моей любимой.

Уже думал и выстрелить в наглеца, как он сам засуетился и побежал…

— Дебил! — рассмеялся я, глядя, как заяц ломится в натянутую сетку-рябицу. — Выход там!

Я указал рукой на свободные секции в заборе и…

— Твою мать! — выкрикнул я и побежал, что есть сил.

Пробегая мимо скотника, я проверил, чтобы все было закрыто, а кур, которые прогуливались во дворе попытался загнать в загон для них.

Волки! Я увидел троих волков, которые медленно подбирались к забору. Это я зря не натянул рябицу, время хватило бы на загнутые гвозди в столбах накинуть сетку, наверное. Теперь что? Прятаться? Стрелять волков не так чтобы было желание. Во-первых, я далеко не мастер стрельбы. С Калашниковым познакомился только в армии, благо тут пришлось пострелять, но не так, чтобы метко. Во-вторых, мало ли что, патроны нужны, может я тут надолго.

Вот и прорвало у меня плотину и психологическую завесу. Я ПОПАЛ! Этот мир, или время, не то, где я находился еще час назад. Я переместился куда-то вместе с тем, что перешло со мной из тумана. Никого тут нет, а есть агрессивная среда. Зверье чует кровь, а эти звери, наверняка еще злейшие хищники, чем в моем времени. Почему все-таки перенос во времени? Так ландшафт иной, даже заяц иной, крупнее, природа явно измененная. Дубрава эта, о которой жители Мохова говорили, что она когда-то была. Там, по преданию, капище имелось, или не капище, но злое место.

А еще на истфакте страшилка ходит, что некогда целая археологическая экспедиция, что занималась исследованиями, как раз на надпойменной террасе Моховского озера бесследно пропала [отсылка к роману «Экспедиция. Туда, но не обратно» автора Дениса Старого]. Чушь, конечно, не могут даже власти скрыть пропажу чуть ли не двух сотен человек, но сказки именно об этом месте. Да я и сам общался с выпускником-историком Димой Шимковичем, который утверждал, что как-то в моховской экспедиции видел и даже общался к призраками пропавших студентов. Можно все списать на белую горячку от чрезмерного возлияния, но опять же теперь, когда я тут, все ранее услышанное звучит для меня совсем иначе и улыбку не вызывает. Кстати, Шимкович с тех пор не пьет вообще, даже слабоалкогольные напитки.

Я закрылся в доме, проверил, чтобы были закрыты окна, завесил их шторами, приготовил один автомат, поменял магазин в другом, добавил в разгрузку еще два магазина. Рембо, ити е мать! Вот только выходить сейчас на улицу желания никакого не было. Так что решил пока посидеть и все же подумать над своим положением.

Итак, дальше, но не о сказках, а по фактам. Воздух! Таким воздухом я не дышал нигде. А с отцом попутешествовал. Он пусть и стремился меня во всем через колено ломать, но с собой часто брал на всякие «выездные мероприятия». До санкций и противостояний в мире, еще пацаном, был на рыбалке в Норвегии. Места нетронутые, воздух морозный и чистый. Был я и на Камчатке, где воздух так же девственный, в Карелии. В горах разных походил и в Черногории и в Италии, но… нигде такого воздуха нет. У меня до сих пор чуть кружится и шумит голова. Подобного воздуха на привычной мне Земле нет!

Что еще? Озеро. Вернее, рядом со мной, как раз река, потом большой остров. Это я увидел с горы и сперва выкинул из головы, как раздражитель. У Днепра здесь два русла! Пусть то русло, которое рядом, и меньше, относительно дальнего, но это не озеро, течение присутствует явственное и неслабое. Это беда… Если попадос во времени, то явно не в ближайшие эпохи. С месье наполеоновскими французами, да с боярами русскими не встречусь. Там хоть шансы есть договориться. Да и я участвовал в разных фестах по средневековью, немало про время от девятого до девятнадцатого веков знаю.

А тут древность. Но явно не ледниковый период. Во время Днепровского оледенения в этих местах похолоднее должно быть, да и растительности подобной не предполагается. Исключаем и более раннее время, потому как живность, которая резвится сейчас во дворе, волки, явно позднее мамонтов, да сублезубых тигров. Не мезолит, так как эта территория была в то время вся в болотах от таявших льдов. Итого, имеем период от третьего тысячелетия, примерно, до… а тут сложнее, так как я мало знаю о природных явлениях и растениях. Может такой ладшафт был и в десятом веке? Как долго река изменяет свое русло и оставляет старик-озеро?

— Гадание на кофейной гуще, — сказал я вслух.

Еще пару минут я так и просидел, слушая рычание волков, как они бегают, возможно, бедного зайца загоняют, крутятся вокруг скотников и бесятся, что не могут туда проникнуть. Ну а после решил пробраться на второй этаж. Там была одна комната, с окна которой я могу не только посмотреть на происходящее во дворе, но и начать отстрел волков. Ну нельзя же тут отсиживаться вечно.

И все-таки это, скорее не второй этаж, а чердак, но ухоженный и обшитый вагонкой, с кроватью, но не особо обжитый.

— Чего? Хренасе! — это я так возмущался от увиденного.

На веревках висели не менее десяти шкур рысей, каких-то других животных, клыки кабанов, лосиные и оленьи рога. Да за одних только рысей можно присесть лет так на «надцать». Да и вовсе легально набить такое количество зверья в Беларуси просто не возможно. Дело не в том, что зверя нет, а в том, что лицензии на отстрел не дадут. Получается, что тут браконьеры. Чуточку легче стало, что террористы замочили хозяев, то же нехороших людей.

Тут должно быть ружье, и, вероятно, арбалет неплохой. Хотя, если работал с глушителем, чтобы выстрелов не было, то и без арбалета обойтись мог. Но вот арбалет хотелось бы очень. Не нашел. На чердаке оружия не было, а в доме я внимательно не обшаривал.

Идти искать? Или… Я выбрал «или».

Хищников я насчитал одиннадцать. И они уже жрали. Я лишился не менее десяти куриц, ну и заяц попался. Стало понятно, что они от сюда не уйдут. Чуют и коня и корову с телкой, свиней, козу, птиц. Да тут волчий рай. Они поселятся, а потом додумаются до того, чтобы делать подкоп. Волки умные, коллективные животные, они могут.

Методично, целенаправленно, стал отстреливать волков. На четвертом сородиче стая ушла. Все просто. Чего я волновался. А теперь поразмыслив? На то, чтобы убить четверых волков я потратил пятнадцать патронов. А сколько их может быть в этому лесу? А еще другого зверя, кроме волков? Да от этого «ранчо» уже, наверное, на десять километров кровью смердит.

— Гав! — как только я, наконец, решился выйти во двор, появилась и Сука.

Вот начал называть собаку так, как она и соответствует. Где была, когда во дворе хозяйничали волки? Хотя, ее бы, как раз, разорвали, используя преимущество в количестве особей.

— Ха! Зайца принесла? — я истерично засмеялся.

Ржал я не из-за смешного, это была реакция, чтобы не сойти с ума, откат от адреналина. Чем я так нагрешил в своей жизни, что вот так меня мордой катать по проблемам? Смерти людей, террористы, одиночество, не мой мир, волки. Что еще?

— Уходить от сюда нужно! — признался я сам себе.

Куда? Я подумал, что жить в этом доме нельзя. Тут, почитай, в лесу, я уязвим, хоть за стенами дома, хоть и на чердаке. Зверья будет много. А самый страшный зверь — человек. Белорусские земли, с таким климатом, обязательно заселены. Если это неолит, то меньше, а в бронзовом веке, с приходом индоевропейцев, уже немало.

Время уходило за полдень, если судить по теням от солнца, поэтому нужно подумать, как быть. Эту ночь придется проводить в доме, но проверю забор, а вот после. После, на крайний случай, если будут звери брать в осаду, так можно палатку поставить на острове, или переночевать в катере. Был бы кто еще, так дежурство организовали, а так, ожидая постоянно опасности, я просто свалюсь с ног в самый неподходящий момент.

Первым делом, я натянул рябицу в тех секциях забора, где она была снята. После проверил столбы на предмет расшатанности в других местах. С этим было все в порядке. Но насколько остановит зверя два метра сетки? Может волки и не перепрыгнут, но могут пробраться под сеткой, только лишь чуть откопав себе проход. Ну а медведь? Какой зубр? Проломят и пойдут меня грызть, да бодать.

В идеале было бы хорошо перебраться на остров, который образовался между двумя руслами Днепра. Там пока не менее половины суши залито водой, но есть одно место, под тенистыми дубами, которое немного возвышается над водой и не затопляется. Решение спорное, но, как из вариантов, нужно рассматривать и такое.

Да, тут, скорее всего, весна. Как определил? Логично же, если большие деревья подтоплены водой, как и кусты и ивы, то наблюдается разлив. Следовательно, весна. А это немалые возможности. Хуже было бы в каком декабре. Только странно, что река разлилась в сторону озера, чуть в стороне, но то место, что со мной перенеслось, оказалось выше всех иных мест рядом. Ну это, видимо, не самая большая странность.

Если разбить огород у дубов на острове, засадить там чего полезного и нужного, да собрать урожай тут с огорода, то с питанием проблему решу. С жильем сложнее. Вернее не так, обидно будет, если переместиться на остров, оставляя добротный дом, почти достроенную баню, хозяйственные постройки, теплицу. Там, на острове, можно умудриться построить землянку и с тоской рассматривать в бинокль уютное жилище. Можно было бы соорудить избу, разобрав, к примеру недостроенную баню. Но одному строить дом? Да какой бы я не был профессионал, а я им не являюсь, но построить дом только собственными силами? Хотя идея, как по мне, неплоха. На острове нужно было бы что-то соорудить.

Нужны были бы люди для строительства. Вместе с тем, с наличием людей можно замахиваться на то, чтобы вокруг дома вырыть ров, насыпать вал, да поставить частокол. И переселяться не нужно, а держать оборону тут, на клочке высокоразвитой цивилизации.

Вот я и начинаю планы какие-то строить. Потом вспоминать стану, как ерунду какую. Получу свою награду, пообщаюсь со спецслужбами и с учеными, женюсь, пойду в облисполком работать, жена, дети.

Нужно поесть. С едой и успокоение приходит и часто мысли правильные.

В катере остались ИРП. Там штук десять сухпаев. Нужно перенести. А тут, в холодильнике было более чем красиво. И вареная колбаса и копченая, вареная картошка в кастрюле стоит. С холодильника все скоропортящиеся продукты нужно быстро есть. А ИРП уже явно после. А еще этот заяц, что Грета принесла. Да! Собаку звали Грета, о чем красноречиво говорила записка на холодильнике: «Грету покормила, на цепь посадила. Береги себя!». Знали хозяева о террористах, самизамешаны, иначе чего себя беречь? Так в нормальных условиях семейной жизни не пишут.

А женщины, которая бы соответствовала по возрасту убитому мужчине, не было, старушка была. Мама? И явно у них были дети младшего и подросткового возраста. Хотя, чего мне в этом разбираться? Нужно придумать, как зайца разделать и приготовить.

Лучше бы и не начинал с зайцем. С птицами я знаю, как ощипывать, да головы рубить, с кабаном разберусь. А тут решил шкурку снять… Ладно, жизнь заставит, и не так зайца раскорячишь. Промаялся я с ним, но на вечер зайчатине быть. Сейчас уже варится в котле на улице. Подумал, что слишком жесткое мясо, если на костре пожарить.

Сходив еще раз к реке, где стоял катер, я притащил и тело Шишкова во двор дома. Вытащил и другие тела. Всех раздел наголо. Если тут какой неолит, то любая тряпка нужна. А потом… У меня стоял выбор: копать глубокую яму, чтобы сложить туда десять тел, или… Тяжко об этом, но нужно, ибо рациональность превыше всего. Я скинул тела в отхожую яму, а после, убрав хлипкое строение, прикопал яму. Если меня найдут, будут судить, а нет, так я один буду копать братскую могилу больше суток, это если с гарантией, чтобы звери не раскопали. Рациональнее будет подготовить несколько ловушек на подходе к дому. Выкопать ямы и вставить заостренные колья.

Почему я решил избавится от тел? Так еще одна странность — стали быстро портиться. И еще появились крысы, которые стали прямо в доме жрать тела. Плохо, конечно вот так… Но сколько еще всего нужно сделать для живых.

Прежде всего необходимо обиходить живность. Кобылу покормить, да воды дать. На выпас ее не решусь, зайдутся хищники. Тоже самое с коровой и теленком, свиньям сварить какой картошки, или еще чего. Благо нашел мелкую картошку и комбикорм. Так что только работа со зверьем убила часа четыре, особенно с непривычки и без понятия. Спасибо бабушке, что в деревне имела живность!

Потом у меня вышел конфликт с кошкой. Оказывается, в сарае есть кошка, которая только родила. Может даже сегодня, так как котята еще слепые. Она замяукала, я поднес колбасы, а эта бестия мне руку исцарапала. Ту руку, в которой я нес ей еды. Не была бы кормящей мамой, перестал бы кормить. Тут грызунов очень много, пусть ловит и ест. Жесть! Хочу жениться! Нет не для сексуальных утех, а чтобы в помощь по хозяйству. А лучше сразу четыре жены.

Уже думая о том, как ложиться спать, встрепенулся от новой мысли, завиральной. Пошел вешать бутылки на забор, благо в этом доме собрали три мешка стеклотары. Если кто будет ночью ломиться на мою территорию, то бутылки должны создать шум. Меня разбудит, да и Грету тоже.

«А, может, было бы лучше уснуть, да просто не проснуться?» — промелькнула мысль, но малодушие — не мое. Еще поборемся!

Ночью просыпался три раза. Поднялся ветер и бутылки начали шуметь и без всякого зверья, а по прихоти природы. В какой-то момент, я ушел в такой глубокий сон, что, наверное, прорвись медведь, не проснулся бы. Накаркал…

Пытаясь создавать себе хорошее настроение, я вышел во двор и стал делать зарядку. Мышцы болели, видимо вчерашнее напряжение сказалось, но эту кислоту в теле можно прогнать небольшой утренней тренировкой, которую, собственно я и проводил, завершая бегом с ускорением вокруг дома.

Не только двор, огород и дом, в котором я ночевал, переместились из моего мира. Часть соседских территорий так же. Малая часть, всего не более двух соток. Да я и не посмотрел, что там еще есть. А нужно было. Вчера не посмотрел, так сегодня пришлось услышать.

Рев раздался жуткий но жалостливый.

Глава 3

Так и было. Мишка пришел полакомится медом. Вчера я не увидел с десяток ульев с соседнего участка, потому, что и не смотрел, сегодня понял, что нужно быть внимательнее. Разломав один из ульев, немалого размера медведь, но потерявший жир после зимней спячки, получал отпор от пчел. Мохнатые насекомые были сильно огорчены такому Армагеддону в своем доме, что устраивает Мишка. Медведю это не понравилось, ну а мне не понравилось то, что тут вообще зашел в гости лютый зверь. Не менее пяти попаданий из АК-74 понадобилось, чтобы упокоить на веки медведя. Мед… он ведь и мне нужен.

Разделка туши заняла время более часа, и то, я большую часть зверя не разобрал, а шкуру напрочь покромсал. Хорошо, что в одном из сараев нашел отличные острейшие ножи, как и большой стол, иначе еще больше провозился бы. Вероятно, хозяин именно здесь и занимался потрошением своих браконьерско-охотничьих трофеев. Притащить шкуру огромного зверя сюда не представлялось возможным, если только запрячь лошадь и с ее помощью это сделать. Но… насмотревшись дешевых, во всех смыслах, американских кинолент, я взял бензопилу. Сохранить шкуру в полном ее виде даже не надеялся, так как понимал, что ничего не выйдет, а время потрачу сутки, не меньше. Так что гомон леса перекрыл рык девайса из мира, который в моем сознании все больше удалялся. Ну а меня после такой разделки, хоть в тех же фильмах снимай в роли кровавого злодея-маньяка.

Получил от пчел и я, когда стал переносить ульи на свою огороженную территорию. И оделся так, что не оставлял шансов пчелам, но они нашли лазейку и теперь у меня побаливает задница, а высунуть жало некому.

И вновь с утра заботы со зверьем. Вчера не подоил корову, так сегодня у нее что-то болело, или меня так воспринимала плохо и брыкалась, постоянно опрокидывая ведро. Чуть на чуть получилось треть ведра надоить. А после, пустил теленка к маме. Уж не знаю, почему теленок был отдельно от матери, и можно ли вообще доить корову. Кормит она или нет? Одни вопросы. Но стиснуть зубы и работать, иначе никак. Если меня не вытащили от сюда за сутки, то уже и не вытянут.

Быстро перекусив уже не первой свежести колбасой, продукты портились быстрее обычного, я начал осматривать дом. Словно в компьютерной игре, я искал бонусы. Искал и находил.

Первым делом я отправился на кухню. Меня интересовали ножи, наличие кастрюль, жаровен, сковород, различного рода тары. Всего хватало. Кастрюль было так и вовсе больше десятка, да старые чугунки для печи. Ножей столовых двенадцать, из которых четыре совсем экзотические, даже для меня не понятно, зачем.

Нашел я и сейф. Все-таки хозяин был лицензированным охотником, который промышлял браконьерством, так как рыси все равно в Красной книге. Двустволка и Сайга были в одном сейфе. Патронов к Сайге было шестьдесят шесть, я пересчитал. А вот с патронами к двустволке — сложнее. Тут у товарища был порох, какие-то приспособы, дроби и пули. Ну и пластиковые болванки. Этот подарок судьбы был оценен. Но более всего остального порадовал арбалет. Все-таки бил зверя бывший хозяин дома из этого оружия. Модель не самая дорогая, когда я выбирал себя арбалет, рассматривал и такой, но купил, следовательно, другой. Тут «Жнец 410». Громить из такого оружия супостата на расстоянии от ста метров не придется, это точно, но на метров пятьдесят, он должен бить нормально. Арбалетные болты из карбоната. Почти что и стрелы, так как тут шла длинная форма имевшихся шести болтов.

Арбалет, как и много чего интересного, нашелся в подполе — домашнем погребе. Я не сразу нашел заветное кольцо, потянув которое, оказываешься в королевстве закаток. Много. Очень много, как и у каждой деревенской хозяйки в конце августа. Именно такое время в моем мире сейчас, хотя тут весна. Порадовала домашняя тушенка и закатанное в трехлитровые банки соленое сало. Очень оно выглядело аппетитно, но есть это сейчас нельзя — стратегические продукты.

Ранее меня забавляла тяга пожилых людей, большей части и деревенских, накапливать запасы. Даже у бабушки, которая мама бати, всегда было не менее пяти литров подсолнечного масла, килограмм двадцать сахару, муки, да и многого остального. Ну зачем женщине, которой достаточно только набрать номер сына, чтобы привезли все и свежее, хранить у себя всякое такое? А эти закатки? Обе мои бабушки рыдали, причем не в фигуральном смысле, как ни на есть, плакали, когда у них отказывались брать консервированные овощи и всякие там компоты с вареньями. «Я же все это делаю для вас! В ресторанах ваших такого не попробуете» — самая частая фраза от матриархов рода по осени. Действительно, в ресторанах такое не подадут. Там даже соленые огурцы, безвкусные. Но нельзя же за одну зиму съесть не менее ста банок разносолья.

Подобное забавляло ранее, сейчас же я готов был сказать «спасибо» и простить семейству даже браконьерство. Огурцы, помидоры, перцы, солянки и заправки, сушеный укроп, большое количество закатанных грибов, как и сушеных, а, ведь сезон сбора только в разгаре… был. На площади подполья в метров пятнадцать квадратных, все было завалено яствами и овощами, при этом, были аккуратные стеллажи, ящики, контейнеры, все имело свое место.

В доме был и морозильник, который уже потек. Плохо, там все секции были заложены птицей, крольчатиной, ну и каким-то еще мясом, чуть меньше было замороженных ягод. Видимо, морозильник использовался исключительно мужчиной-браконьером.

Нужно задуматься, что делать с таким большим количеством мяса. На улице стоял большой коптильный аппарат, который я и задумал использовать для копчения припасов. Специалистом в деле копчения не был, но присутствовал при такого рода священнодействии. Так что, развел огонь под большим котлом, в котором варил вчера зайца, забросил туда еще вчера бывшие замороженными тушки кроликов, чтобы чуть отварить. Одновременно, начал готовить коптильню, благо стружки от какого-то лиственного дерева были.

И я вновь сильно-пресильно задумался, что такого сделать, чтобы не съезжать из дома. Полностью перебираться на остров не хочу, там бы только разработать землю. Вокруг лес, только на острове пространство для поля. Если бы, хотя бы знать, что по близости нет людей… Хотя все равно со зверьем постоянно воевать — не вариант. Так что придется копать свой схрон на острове и скрадывать все это добро. Так, чтобы иметь возможность сбежать, в случае чего и не остаться вообще ни с чем.

Поел, мясо вариться-коптиться, большая часть медвежатины замочена в воде с уксусом, так что можно и поработать, как будто до того нежился на шезлонге с коктейлем.

Было ощущение, что у хозяина этого чуть ли не поместья, по местным меркам, так и есть, дела пошли в гору сравнительно недавно. Видно, что дом обложен кирпичом, может и с месяц назад, обновлены сараи, где основу в конструкции занимают крепкие, свежие доски, еще не заржавелые металлические конструкции, замки и засовы. Имеется в доме туалет, где от недешевой плитки еще пахнет фугой и клеем. Не то, что внутренний туалет — это некий признак роскоши, но просто веет недавним ремонтом, направленным на отведение пространства для такого уютного места для философических исследований. И все, казалось, сделано чуть ли не вчера. Даже за браконьерские деньги, не думаю, что можно так много преобразить в доме и во дворе за короткий промежуток времени. Ну не тигров же он бил, или слонов.

Во дворе, аккуратно сложенным, лежал сруб под баню, коробка этого строения уже сложена, а бревна остались. При этом, баня была, вероятно, куплена, так как каждое обтесанное и залакированное бревнышко было пронумеровано, а пазы подогнаны. К бане, возможно, шла еще одна пристройка, сруб на которую и складировался, учитывая то, что сама баня построена. А так печь уже стоит, котлы я видел в сарае, там же и камни собраны. Денек работы остался. А вот дополнительное строение ставить не спешили, видимо, хотели по быстрее опробовать лучшее место для релакса. Свежие березовые и дубовые веники указывали и на это. Скорее всего, вся конструкция была сложена, после разобрана, привезена, ну а хозяину остается только положить одно бревно на другое, с минимум гвоздей. Спасибо за подгон незнакомый мне преступник!

Я понимал, с чем может быть связано улучшение материальной составляющей жизни у бывшего хозяина дома. Он начал работать на террористов, иди диверсантов, еще каких бандитов. Но в сложившейся обстановке, все равно спасибо! Тем более, что свое он получил — мертв.

Пообедав хлебом с, даже после долгой варки, жестковатой зайчатиной, загрузив новую порцию мяса в котел и коптильню, я принялся засыпать землей все следы крови на земле. Как там чуют звери кровь, на сколько метров-километров, не знал, но посчитал, что ароматы убийств, столь привлекающие зверье, нужно притушить. Накидывая сверху на лужицы крови землю, я присыпал ее горстями хлорки, которая нашлась в сарае. Это после пришла мысль, что хлорка пригодится в будущем, когда половина запасов этого вещества была разбросана.

Потом случилось несчастье… Нет, в контексте уже случившегося, творящееся со мной — комический казус, но для меня неприятный. Я попил козьего молока… Ранее, как мог, подоил козу и выпил тот литр жирнющего молока. Никогда не пробовал такой напиток, пригубил, понравилось, выпил все до капельки. Теперь… И уголь не особо помогает. Вот и приходилось работать лишь между очередными, частыми, позывами гадить.

Задачи же себе нарезал, как на десять человек. Я хотел смастерить плот, вернее паром. Бревен больших хватало, досок тоже. Два мотка бечевки, бельевая веревка, гвозди. По моему разумению, все было, не хватало рабочей силы. Первым делом я свалил несколько бревен со штабеля, при этом вся горка поехала, и я лягнулся многострадальной от козьего молока, задницей. После стал думать, как привязать веревку к бревну, чтобы его тащить к реке. Взял топор и вытесал выемки по окружности бревна, за что и завязал.

Тянуть самостоятельно бревна было возможно, но явно трудозатратно и долго. Поэтому обвязал два бревна и вывел коняку. Это было мощное животное, не похоже на деревенские клячи. Такая себе кобыла-культуристка с гипертрофированными мышцами. Еще одно доказательство, что хозяин дома имел много свободных средств. Такая лошадь должна стоить дорого.

Возникает вопрос, почему я выбрал лошадь, а не минитрактор? Отвечу, что корма для животного более чем хватает, даже запасы овса имеются в избытке. Хозяева готовились уже к зиме и запасались фуражом. А вот горючка для механизма — конечна. В сарае, где находился трактор, стояли две барреля-бочки, в обеих солярка, жаль, что они не полные обе. Очень надеюсь, что когда-нибудь смогу найти что-то, что заменит горючее… Вообще надеюсь, что когда-нибудь я буду пить мохито, запивать «пинаколадой», при этом лежать на палубе собственной яхте на Бали с двумя… да чего мелочиться — с пятью обнаженными красотками. Но… пока речь о поднятии целины, возможности бежать, выживании в условиях агрессивной среды.

Отчего-то именно сельское хозяйство заполнило все мои мысли. Явно же, что я перенесся в весну. Тут, если не засадить имеющиеся площади, не создав дополнительные распаханные сотки, а то и гектары, то и оголодать смогу. Мало того, потеряю семена, не выращу новые, то потеряю такой бонус, что все остальное меркнет. Так что нужно собирать урожай, оставляя изрядную долю на семена и засевать все пространства, которых не так и много, ибо лес тут господин и хозяин. Есть нетронутые места, как у обрыва, так и на острове, целинные, не тронутые. А тут, как я думаю, даже такая коняка-культурист может перенапрячься. Так что лошадка мне в помощь пока только с бревнами, а горючку оставим на катер и трактор.

Благо, что животные вообще перестали показывать норов, чем сильно помогали мне. Может они почувствовали, что теперь их жизни полностью и целиком зависят от меня, или опять какая-то мистика, но я умел откидывать ненужные размышления. Покладистые животные? Ну и ладно. Почему? А какая разница, может я такой вот симпатичный и харизматичный. Вот и сейчас работаю, занимаю себя делом, планирую уже свои действия на послезавтра. И в планах сильно мало времени на то, чтобы предаваться размышлениям о силах, что меня сюда послали, о том, есть ли причины, почему я тут, насколько вероятность выбраться из положения. Голоса с небес не последовало, значит, действуем так, чтобы выжить и не думаем о высшем предназначении.

Часа три мы, с Никой, таскали бревна к склону горы. Хорошо, что огород почти что примыкает к склону, метров сто двадцать протащить бревно, это не километры. Двенадцать бревен успели подвести к обрыву, и я подтолкнул их по очереди, чтобы скатить ближе к реке. За это время я загрузил еще одну порцию на копчение, а предыдущую отнес в холодный подвал-подполье. Соль была, специи так же. У рыбака и охотника этого добра всегда много, у браконьера, подавно. Поэтому я продолжал спасать замороженное мясо, удивительно быстро начинающее портиться, даже две тушки курицы с душком отварил и дал собаке, думаю, у нее желудок покрепче будет, а выбрасывать стратегический продукт нельзя.

Другое мясо, что я решил сохранить, не очень получалось. Скоро я понял, что перевариваю мясо перед копчением, что, наверное, уменьшит срок годности продукта. Но, блин, вполне вкусно… Вот только живот вновь забурчал эманациями козьего молочка.

На ночь выставил три найденных капкана, наверное, они на медведя, по крайней мере, мне показались большими. Чуть сам не угодил рукой в ловушку, реакция не подвела. Расставил такие ловушки возле, как мне показалось, самых вероятных мест проникновения, один у сараев. Положил во внутрь ловушки сырого мяса.

Устал? А есть слово, определяющее пограничное состояние между усталостью и смертью? Если есть — то это именно то, что я ощущал. И дело не столько в физическом утомлении, хотя и оно явственно присутствовало, более остального, я устал психологически. Ушатался окончательно и усталость сказывалась не только на внимании, но даже на походке. Меня шатало, как и в пьяном состоянии не часто бывает. Спать… Нет, рано еще ложиться, не все проверил.

Я посмотрел на скотники и посчитал, что коня, корову, козу, теленка, нужно все-таки укрыть. У свиней сарай был новым, крепким, птичник так же, так что крупные животные, как и Грета, стали хозяевами в доме, сам же я забрался на чердак, но до того еще перевернул и раздвинул мебель, чтобы живность меньше наломала предметов комфорта. Завтра натяну вокруг хлевов сетку-рябицу и тогда буду более спокойным за безопасность скотины. Ну а теперь… спать.

Ночью я просыпался два раза. Первый, когда мои животные что-то там не разделили на первом этаже дома. Развел, как мог, их по комнатам, а они все равно ругаются. Второй раз проснулся в предрассветных сумерках от визга, замешенного на хрюканье. Посмотрев в окно, я не увидел опасности, резонно предположил, что в капкан попалась свинья или кабан, перевернулся на другой бок и опять уснул.

Проснулся окончательно в восемь часом пятнадцать минут. Так показывали часы на руке, такое же время было и на электронном будильнике, который я перенес на чердак. Небезосновательно было предположение, что время соответствует действительности.

Спустившись на первый этаж дома понял — я дебил. Ладно мебель, она, на удивление, не так и пострадала. Но вот экскрементов было много.

— Вы что, скоты, неделю накапливали? — спросил я у животных, но не заметил в них никакого понимания и признаков чувства вины.

Так что утро началось с того, что убрал за живностью.

Зарядку не делал. Посчитал, что и сегодня мне понадобятся все силы и физуха будет такой, что не стоит пока растрачивать энергию. Или это лень? Плотно пообедав уже черствым хлебом и варено-копченой курицей из вчерашней партии, отправился с животными во двор. Вначале я даже забыл о том, что на рассвете был визг, предстоящие дела заполнили все сознание. Но Грета своим лаем напомнила. Кабан. Вепрь, я бы сказал. Он попал в капкан и за время, пока мне снились стриптизерши, крутящиеся у одного из здешних дубов, зверь истек кровью.

— Да вы там издеваетесь? — сказал я, воздымая руки к небу.

В мои планы сегодня не входила очередная расчлененка. Вновь часа два, а то и три потрачу на незапланированные дела. Вот и пиши себе планы, выстраивай график, а придет кабан и все, откладывай дела, доставай бензопилу.

Разделывать кабана стал на месте, где он и попался в капкан. Большой он был, чтобы тянуть, а привлекать Нику не посчитал необходимым. Вновь бензопила, острый нож и… чуть больше часа времени на грубую разделку. Уже лучше, быстрее, хотя отбить бы мне руки за такие варварские способы разделки туши и порчи шкуры. Нет, куски кожи я все-таки кое как нарезал и расчистил от мяса, посыпав солью. Все-таки кожа может пригодиться.

Растопив печь в доме, я поставил в трех чугунках мясо медведя, на тушенку, еще часть отправил вариться, ну и остальное прикопал. Да, не рационально, но всему же есть предел. Мне еды может и на год хватит, а тут еще и кабан. Это я рыбачить не стал, а звуки от того, как «гуляет» рыба, доходят и до дома. Большая там рыба резвиться. Так что… вырезка от медведя пошла в тушенку, обрезал другие явные куски мяса, отправил все это на коптильню, а остальное, в яму. Шкуру, то, что от нее осталось, обработал так же, как и кабанью. Еще бы жира натопить, но так себе был Мишка, жировой прослойки, почитай, и не было, хотя зверь и большой.

Сегодня покормить животных вышло уже сноровистее. Вчера я сразу наварил на два дня для свиней, подготовил пшено и смешал его с комбикормом для птиц. Ну и выпустил, наконец, кур, гусей, впрочем, всех птиц. Быстро пожалел от этом, когда меня за задницу начали щипать три обуревших гуся. Пришлось их палкой погонять, пока не получил уважение от борзой птицы. Буренка после того, как я ее пожамкал за вымя так же пошла гулять, в сад, где было единственное подходящее место: и за забором и с травой.

Ну а у меня плот. Снеся штук тридцать досок, бечевку, веревку, гвозди, даже скотч, приступил к вязке плота. Когда-то я такое делал. Мы с друзьями предпочитали активный отдых с алкоголем, более, чем алкоголь без активного отдыха. И пусть всегда присутствовал этот самый алкоголь, кое-какие навыки таких походов я перенял. Два раза мы вязали плоты и спускались по реке Ипуть, в Сож, а после и вот сюда… к Лоеву, где и оставляли «плот» своего труда.

Даже понимая исключительный дефицит гвоздей, тем более, «двухсоток», все равно использовал их по полной, не так, чтобы сильно надеясь на правильность и качество моих узлов и обмоток бревен. Работа спорилась. Да, все то, что я успевал сделать за один час, двое, или, уж тем более, трое человек, сделали бы быстрее и качественнее, но получалось, а это главное.

— Гав! — суетящаяся рядом со мной Грета, как бы нехотя привлекла к себе внимание.

Я посмотрел в сторону собаки и… Благородный олень. Красивый, большой, величественный. Белый! Это было завораживающе. Он стоял и смотрел в мою сторону. Моя сломанная психика позволила надумать себе, что олень смотрит осуждающе.

— Уходи, приятель, у меня много еды, незачем тебя убивать! — на полном серьезе я сказал оленю.

Одиночество и общение только с животными уже второй день, проблемы с восприятием действительность из-за непонимания где я вообще оказался, все это сказывалось и на психике. Я говорил оленю и был уверен, что он меня понимает. И он понял. Развернулся и не побежал, а величественно, медленно, надменно, стал удаляться в глубь леса.

— Пойдем, Грета. Поедим, да пора посмотреть, что там с мясом, уже, наверное, переварил, — я потрепал собаку и с видом обреченного на казнь, поплелся к дому.

Жуя жесткое, даже со специями, специфически воняющее мясо медведя, я подумал, что за сегодня, как ни старайся, а плот не свяжу, завтра могу так же не справится, учитывая, что нужно собрать огурцы и помидоры на семена, да собрать яблоки, которые осыпаются и начинают гнить. А вот обследовать остров, нужно. Мало ли, там кубло змей, или какая живность притаилась. Я бегу отсюда, а там, на острове, опасности может быть и больше.

Я залез на высокую ель, которую выбрал для того, чтобы обследовать округу и периодически наблюдать за рекой. Начал осматривать остров.

Место было неплохим, даже сейчас, в условиях паводка, свободной земли на острове хватает. Часть пространства занимает дубрава, но есть луг, который большей частью не затоплен и там можно разбить поле. По периметру всего острова освоились разные кусты и деревья, в некоторых смог, при помощи бинокля, рассмотреть куропаток.

Особый интерес вызвал северо-восток острова, где в моем мире воды уже не было и именно это пространство отделяло озеро от русла Днепра. Там была заводь и… бобры. Много бобров, которые сточили большую часть деревьев и смастерили фундаментальную плотину. Бобра я ел неоднократно и это мясо мне нравится, жир его полезный, а бобриная струя… Это средство от головной боли, дезинфекции, успокоения. В ее составе есть даже салицилин и салициловая кислота, потому можно применять эту бурую массу и как жаропонижающее средство.

Я рассматривал просторы, вглядываясь в дальние уголки Днепра и Сожа, который впадал в более большую реку не так и далеко, в семи-восьми километрах, так, как и в моем мире. Я хотел, но и боялся своих желаний, увидеть людей. Мне нужны люди, один я тут обречен, чтобы не делал. Но я и опасался такой встречи. Кто они люди этого времени? Может я ошибся и тут вообще будут, не найденные археологами будущего, неандертальцы? Нет, это явно время после Днепровского оледенения. Но многим мне поможет то, что я попал в неолит, или Бронзовый век?

То, что не появляются в поле зрения люди, может означать многое: или это самое поле зрения у меня слишком мало, или людей по близости нет. В то, что их нет вовсе, я не верил. Уж больно места кажутся пригодными для жизни. Зверя не много, а очень много, есть и пушистики для меховой одежды, рыбы много, наверняка летом и по осени, грибов более чем достаточно. Почему не жить в таких условиях? Да, у меня приспособы для убийства лучше, как, уверен, и для ловли рыбы, есть в сарае и спиннинги и сети и удочки, мне добыть рыбу проще простого. Для местных такие орудия ловли рыбы не могут быть известны, или выполнены столь искусно, но все равно слишком подозрительно, что людей не видно. Ну и другой вывод можно сделать: если тут много зверя, то человека рядом нет, так как именно прямоходящий хищник и гонит от себя зверье.

Но стоит ли по этому поводу расслабляться? Нет, напротив, включаем вариативность и вероятность и получаем, что люди могут прийти в самый не подходящий для меня момент. Да и в минутку расслабления ощутил острое желание узнать, наконец, это попаданство в прошлое, или какой иной мир. Если в прошлое, то в какой период? Самолеты не летают, птеродактили тоже. А по человеку сразу можно сказать многое, в том числе и об эпохе.

— Ляпота-то какая! — сказал я, рассматривая окрестности.

Панорама захватывала. Величественная река, раздваивающая свое русло и образующее большой остров, невообразимое количество растительности. На острове, в месте, которое я уже присмотрел еще с горы, стояли вековые дубы. Они, казалось укроют меня своими кронами даже от дождя и урагана. Место какое-то… не знаю, вернее, не скажу, так как не хотелось бы плодить мистику или религиозность, не убедившись в том, что они имеют место.

— Хрясь! — хрустнула ветка подо мной, но я успел сместиться к стволу дерева.

Это я так дернулся. Было из-за чего.

— Люди! — радостно прокричал я.

Отметая от себя мысли об столетнем одиночестве, только сейчас понял, что именно это, оказаться одному, сильнее всего пугало. Быть одним… нет, тут лучше попытаться войти в коллектив, или создать свой, привлекая людей. Не получится, так умереть в бою. Но жить в одиночестве я не способен. Человек — он социальное существо. Робинзон и тот нашел себе Пятницу. Мне бы хоть какую симпатичную «субботницу», уже было бы по-проще. 0

Три дня быть одному уже становится мукой. А тут годы, десятилетия. Так что да, я радуюсь! ЛЮДИ!

По реке, дальнему от меня руслу, плыли лодки. Одна, большая, скорее походила на плот, но с бортами, а были еще пять других плавательных средств. Наверное, что-то похожее греки называли, или еще назовут, «моноксилами»- однодерёвками. Создавалось впечатление, что плывет кто-то важный с сопровождением.

Глава 4

Интерлюдия

Севия молчала. Она не проронила ни одного слова с того момента, как ее отец, вождь племени Рысей, чтимый людьми и признаваемый богами, славный лекс Хлудваг, не объявил свою волю. Севии предписывалось стать женой и родить сына Диноклу, лексу сильного племени Огня.

Отец, конечно, не должен был оправдываться или объяснять, он был своем праве. Патриарх самого сильного рода племени Рысей, он распоряжался своими детьми по собственному усмотрению, тем более дочерями. Севия была инструментом в политике лекса Хлудвага. Ему надо было создать основу для союза с племенем Огня, вот лекс и отдает свою старшую дочь, первую красавицу племени, за старого и изуродованного Динокла, о скверном характере которого ходят легенды.

Совия с самого рождения знала, что не принадлежит себе. Темные времена настали для племени Рысей, как и для всех остальных в этих краях. Род идет на род, племена устраивают свару, колесницы постоянно стоят запряженными и ждут боя. Не было так еще пять лет назад. Но идут сильные племена и сгоняют со своих мест слабых.

Несколько десятков извергов, спросившись разрешения у лекса племени Рысей, основали свое селение в землях Рысей. Эти люди бежали от нашествия людей с Северо-Востока.

Динокл имел в своем распоряжении почти три сотни воинов, а так же четыре колесницы, и был, наверное, сильнейшим лексом на десять дней пути по реке. Севия понимала, что союз с таким правителем для ее отца будет важным. У Хлудвага две сотни воинов и две колесницы. Молодых охотников в племени хватает, но охотник, без инициации — не воин. Межу тем потенциал Рысей был сильно больше. Молодое поколение подрастало и вступало с силу, только на это лето планировалось провести инициации для тридцати шести молодых охотников.

Рысей больше, чем людей в племени Огня, но Динокл вел жестокую политику в отношении своих людей. Вся экономика, быт, отношения внутри племени — все для того, чтобы быть сильнее. Рыси могли бы себе позволить и большее количество воинов, но даже у воинственного Хлудвага хватило мудрости понять, что не только войной и грабежами кормится племя, но и рыбаками, охотниками, животноводами и земледельцами. Не все занятия можно отдать на откуп женщинам.

Динокл считал, что только страх может побуждать людей работать. Севию пуще остального, даже внешнего уродства, пугало моральное уродство лекса племени Огня. Динокл узаконил людоедство, как казнь и не только. Но то, что провинившийся человек видит, как едят его конечности!.. Севия разное видела, но подобное считала неприемлемым.

И не только старость и уродство Динокла смущало девушку, а то, что четыре жены Динокла умерли, люди говорят, что не своей смертью. Он забил их за какие-то незначительные проступки.

— Сестра, не молчи! — сказал Норей, брат Севии и наследник лекса племени Рысей. — Ну я тут причем! Ты же знаешь, что идут восточные племена, они многочисленные и с многими колесницами. Говорят у них даже бронзовые топоры есть. Мы сами не выстоим. А на их пути остаются только племена на юге Ниреи [река Сож].

— Вздор! Откуда тут, у нас бронза, чтобы тратить ее на боевые топоры? Только у великих лексов, конугов или жрецов может быть бронзовый топор. И то им никто не воюет, а охраняет, как главную ценность. Наслушаешься старух-ткачих, так они и не такое расскажут. Бездельницы старые, — не удержалась Севия и механически вступила в спор со своим любимым братом.

— Ты женщина! Что тебе может быть понятным? — Норей ухмыльнулся.

— Все! Больше ничего не скажу! — обиженно ответила Севия.

В иной ситуации она могла бы и отвесить младшему братцу подзатыльник, но рядом воины и нельзя ронять авторитет наследника вождя племени. Норей такое точно не простит, а он, наверное, единственный, с кем Севия может свободно разговаривать. Был еще Корн… Но тому только одно и нужно было. А девушке нельзя пускать кровь, так как муж имеет полное право отказаться и она станет опозорена, могут и из племени выгнать. Хотя кое-что Корн получил, перед самым отъездом Севии. И это кое-что девушке не понравилось.

— Сестра, я твой брат и не дам тебя в обиду! — Норей попытался приобнять Севию.

— Ты уедешь, — девушка отстранилась от объятий. — После обряда перед богами, ты уедешь, а я останусь в чужом племени.

— После обряда, племя Огня станет твоим племенем. А наш славный воин Никей не даст тебя в обиду. Цени! Отец наш, чтимый людьми и признаваемый богами, славный Хлудваг, отдал тебе лучшего воина племени Рысей. Он любого победит в поединке и защитит твою честь, — младший брат пытался приободрить сестру.

На самом деле, Севия и Норей были сводными. У Хлудвага, как у уважаемого и властьимущего человека было четыре жены. Севия была от второй жены, Мерсии, ну а Норей был от главной супруги лекса Андары. Не так давно умер старший брат Норея и наследник лекса, теперь парень учился быть важным и править.

Несмотря на то, что жены лекса постоянно плели интриги, Севия и Норей сдружились и были достаточно близки, Севия была старше брата на четыре месяца и они оставались единственными выжившими детьми примерно одного возраста, вот и сдружились.

Именно Норею, как наследнику лекса в племени Рысей и предстояло передать в жены сестру. Севия была сговорена второй женой Диноклу. При этом лекс племени Огня имел четыре жены. Получалось, что девушка потеснит старших жен. Подобный статус, конечно, весьма почетный. Так складывалось, что вторые жены — это более любимые, а первые, либо необходимость союза между родами, или уже увядшая красотой, но не одряхлевшая умом, женщина, управляющая всей женской половиной и называющаяся «мудрой женщиной».

Между тем, быть второй женой уродца, явно не для старшей дочери лекса. Отца подобным обстоятельством унижали, а он стерпел. Но племя Рысей еще не так слабо, чтобы терпеть обиды. Хотя за последнее время пропало двадцать три сильных охотника. Странно пропали. Говорят, что они сгинули в Злом лесу. И Хлудваг был уверен, что брак между представителями двух сильнейших племен на этой части Большой Реки, вернет благоволение богов.

— Смотри, брат! Это же Злой лес? –спросила Севия, показывая в сторону больших деревьев, возвышающихся над дальним руслом Болошой Реки. — Странно… вокруг Злой лес, а вон там как будто поле, не видно деревьев, только крыша… Там дом? Почему он такой… серый, волнистый?

Девушка опешила, протерла глаза и вновь уставилась в даль. Мама часто говорила Севии, что ей нужно было родиться в племени Сокола, уж больно хорошим зрением обладала шестнадцатилетняя девушка. И не только зрением, но и достаточно гибким умом, чтобы распознать увиденное в дали.

— Все тебе привидится! — усмехнулся Норей. — Ой! Солнце в глаз блеснуло!

Парня чуть ослепил отблеск от бинокля, в который в это время взирал человек из другой эпохи.

— Все равно странное место. Говорят, там лесовик живет, лютый, людей живыми есть и отрезает по кусочку, смакуя с кровью… — Севия пересказывала приказки и страшилки, которые слышала от тех же старух-ткачих, общением с которыми только что попрекала брата.

— Старший, наследник, нам нужно пристать к берегу, — сообщил старший звезды воинов в делегации племени Рысей.

Такое обращение польстило молодому наследнику. Сильный опытный воин признает его старшинство! Поэтому, безусловно, нужно пристать к берегу. При этом не важно какие именно мотивы такого странного обстоятельства, чтобы приставать на острове, считающийся местом общения с богами.

— Норей, ты понимаешь, что нам не следует приставать? Придется здесь ночевать, или же организовывать ночёвку у брода. Без остановок, мы до ночи доберемся до ближайшего селения огневиков, там и кров и ночлег и еда будет. А что есть здесь, в дубраве богов на острове? Нельзя, Норей, измени свое решение! — тон воина Никея был отеческим, но нравоучительным, что сильно не понравилось молодому наследнику.

— Старший? Твое решение? — спрашивал старший воин по имени Саргон, звезда которого, в основном, и должна была обеспечивать безопасность невесты и ее брата.

Повторное обращение «старший» от командира звена воинов на контрасте с неуважительным, по мнению Норея, тоном Никея, сделали свое дело и наследник уперся.

— Я старший в делегации и решаю пристать к берегу, — жестко, решительно, говорил Норей.

После таких слов, чтобы не уронить авторитет будущего лекса, даже Никею пришлось подчиниться. А этот воин был наставником Норея по ремеслу воина и охотника.

Никей был главным наставников всех воинов. Его мастерство считалось непревзойденным. Каждый год, на инициации воинов-охотников, находились те, кто бросал вызов Никею, но никто еще не победил уже немолодого воина. Были два человека, которые оказывались близки к тому, чтобы биться на равных с наставником. Это двоюродный брат и вечный, но не злой, соперник, Рыкей. И еще был хорош Вар — сын последнего лекса, которого сместил Хлудваг. Вар сейчас был предводителем общины извергов-изгоев и скрывался в лесу от гнева лекса племени Рысей.

Плот с наследником и невестой стал править к острову. Никей напрягся. Чуйка воина вопила, что происходящее не правильно, но он не имел никаких серьезных доводов, аргументов, тем более, фактов, чтобы объяснить свои сомнения.

— Никей, мы быстро. Пополнимся водой и проверим плот. Там, в дубраве есть ключ, вода в котором, говорят, что целебная, благословлённая самими богами, — наблюдая за недоверчивым Никем, старший воин и командир одной из лучших звезд племени, поспешил оправдаться.

— Я сломаю тебе шею, если что-то будет не так, — прорычал Никей.

— Никей, что же случится? Ты же меня учил, знаешь уже больше десяти лет, — старший воин Саргон улыбнулся.

Выбившийся в элиту племени Рысей не столько своим воинским искусством, а потому, что при невыясненных обстоятельствах погибли другие старшие воины, один из четырех старших воинов племени излучал дружелюбие и показную наивность. Но Никей, как никто иной знал двуличность своего ученика Саргона. Тот и во время обучения воинскому искусству оказывался хитрым и применял много подлых приемов, да и после не изменился.

Ничего не отвечая, Никей одел свою кожаную защиту с деревянными вставками. Это был один из лучших доспехов в племени. Говорят, что у лекса огневиков, Динокла, есть кожаная защита с медными вставками, но в последнее время о лексе племени Огня на Большой Реке все больше сплетен и сказок рассказывают.

Плот пристал к берегу и два воина из звезды Саргона первыми выскочили. Река сильно разлилась и часть озера оказалась подтопленной. Такой разлив не припомнят и старожилы, обычно берег тут сильно обрывистый и пристать плотом или однодерёвками почти невозможно, при этом у берега сильное течение с небольшими водоворотами. Ну а при разливе получалось пристать комфортно, почти у самой дубравы. Да и вода больше уходила на через другой берег, который был ниже.

— Норей, Севия, держитесь меня! Никуда не отходить! Мне все это не нравится, — скомандовал Никей, под неодобрительные взгляды наследника.

Три мужчины, которые были взяты Никеем и не являлись бойцами звезды старшего воина Саргона, также подошли к Никею, становясь рядом с ним и придерживая одной рукой каменные топоры, чтобы быстро их вытянуть из-за пояса и использовать против обидчиков. Чувствовалось напряжение, не соответствие моделям поведения некоторых членов делегации Рысей. Все были настороже.

— Норей, Севия, идите лучше на плот! — отдал еще один приказ наставник воинов, который когда-то лишился всей своей звезды и больше не хотел воевать, но учил воинскому искусству молодежь племени.

— Не забывайся, Никей! — сказал наследник и нарочито, с вызовом сделал два решительных шага в глубь острова.

— Вжух, — первая стрела прочертила по деревянной вставке на защите Никея и ушла в сторону.

— Вжух! — вторая стрела впилась острым кремневым наконечником в плечо наставнику воинов.

— Ложись! — прокричал Никей, выхватывая из-за спины щит из доски и кожи.

Севия упала в траву сразу же, а вот Норей извлек из кожаного чехла нож и приготовился к сражению. Сейчас Никей мог бы и себя покорить и указать наследнику, что нельзя без копья или топора сходить с реки, даже в своем поселении. Но было явно не до этого.

Молодому воину, находящемуся рядом с наследником и невестой Динокла стрела прорезала горло и он пытался руками закрыть пульсирующую кровь, забыв обо всем остальном. Другой воин, из тех, что был рядом с Никеем, рванул в кусты, откуда и стреляли лучники. Опытный воин вычислил, что лучников было всего два, пусть они и споро отрабатывали. Был шанс предотвратить обстрел. И тогда могло показаться, что это единственная угроза.

Но еще одно важное увидел Ником — Саргон сместился чуть в сторону и не предпринимает никаких действий. Уже убит распорядитель лекса, который отвечал за сохранность и передачу даров от племени Рысей, а так же за переговоры.

— Копье! — скомандовал Саргон и его звезда из пяти воинов сделала слаженный шаг в направлении… Никея, наследника лекса и невесты.

Лучники уже не стреляли, так как можно было задеть и воинов звезды Саргона.

— Предатель! — прошипел Никей, пятясь к плоту.

— Вжух, вжух! — две стрелы пролетели и впились в воина, который один остался рядом с Никеем.

В кустах растекалась лужа крови. Не добежал воин до лучников, был сражен ими. Теперь Никей оставался один, а против него пять выученных воинов и еще и Саргон, который при всех прочих был неплохим воином, скользким и мерзким человеком, но сражаться умел.

— Положи свое копье, Никей! Господин приказал тебя взять живым. Ему нужно показать своим воинам, к чему стремиться. Будешь в участвовать в поединках. Да и мне не хочется тебя лишать жизни, — Саргон говорил, держась чуть за спиной своей звезды, чем сильно затруднял Никею возможность метнуть копье.

Но не только это останавливало воина от атаки, в которой, если бы не лучники, у Никея были минимальные шансы на победу. Воина останавливало то, что рядом с ним лежат в траве и трясутся от страха, уже оба, и наследник и невеста. Хотя какая там невеста. Нынче судьба девочки предрешена. Она станет личной рабыней лекса, не более. Иначе зачем нужно было все это? Нападение, раскрытие предательства Саргона. Возможно, Севию ждет очень незавидная судьба и весьма недолгая жизнь.

Многое сложилось в голове у опытного наставников воинов. Теперь стало понятным, как могли пропадать лучшие воины племени. Динокл уже начал войну против племени Рысей, и ни о каком союзе речи идти не может. Лекс племени Огня оказался хитрым и подлым. Племя Рысей теперь сильно ослабло, особенно после сегодняшнего предательства. В таких условиях может быть либо подчинение Рысей огневикам, но на этот шаг не пойдет Хлудваг, либо война, в которой соплеменники Никея вероятнее всего проиграют.

После Норея, наследником может стать только шестилетний мальчик, который к томуже растет слабым. Останется только убить лекса Хлудвага и все, племя Рысей больше не существует. Никто не пойдет за маленьким ребенком, а рядом с ним не окажется воина, который мог бы взять на себя управление племенем и объединить всех воинов и охотников. Таким воином мог быть Никей, но он здесь, его вывезли сюда специально, чтобы…

— Кто еще предал? — задал вопрос Никей, надеясь, хотя бы перед смертью узнать больше.

Наставник воинов не собирался сдаваться. Он хотел выждать момент и дать бой. Может быть, на реке, в плоту, или во время стоянки, которая необходима.

— Это знать тебе не надо, — отвечал Саргон.

— Я брошу свое копье и не стану вынимать топор, но ты мне скажешь, кто еще предал наше племя, — настаивал наставник воинов.

— Ты истекаешь кровью, нужно перевязать рану. А если ты не бросишь оружие и не станешь на колени с поднятыми руками, я прикажу лучникам и они убьют вас всех. Господин предполагал смерти наследника и девки, — Саргон поднял руку, чтобы совершить какой-нибудь жест, отдавая приказ лучникам, все еще не показывающимся из-за кустов.

Никей посмотрел на наследника Норея, приподнимающего голову так, что воин рассмотрел испуганное лицо еще, по сути, мальчишки, но могущего стать лексом. Перевел взгляд Никей и на Севию. Девушка все еще лежала лицом к земле и подрагивала, в своем страхе от приближающейся пытки быть рабыней или смерти. Так близко к смерти дети лекса не были никогда, вот и теряются, хотя характер есть у обоих.

— Я сдаюсь! — сказал Никей и бросил оружие.

У воина, как будто вынули стержень. Закружилась голова, зрение затуманилось, и он упал.

Саргон подбежал к упавшему воину и стал с ожесточением бить его ногами. Потом досталось и Норею. Лишь Севию испуганный Саргон не тронул. Такой товар портить нельзя. Девушка по праву считалась первой красавицей на Реке и господин разгневается, если у нее будут синяки.

Чернявая, стройная, но с чуть широковатыми бедрами, развитой грудью. Такую и Саргон взял бы себе женой, пусть третей, но женой.

— Связать их! — приказал бывший старший воин племени Рысей и нынешний прихлебатель племени Огня.

Хотя почему бывший? Саргон собирался вернуться в племя и рассказать ложь про то, как хорошо встретили невесту и наследника в племени Огня. А потом… он должен убить лекса Хлудвага и стать наместником господина на землях бывшего племени Рысей.

Так думал Саргон, польстившись на речи старейшины племени Рысей, Морвага. А вот сам старейшина был уверен, что получится использовать Саргона, но не допустить того к власти.

*……………*………………*

Как только я увидел людей, понял, что нужно, хотя бы подойти ближе. Уже через секунду стал сомневаться в своем решении. Нужна ли мне социализация? Да! У меня, по крайней мере, столько хозяйственных вопросов, что чуть справляюсь с их минимумом. Было бы человек двадцать в помощниках, так можно устроится местным королем, или какие там нынче титулы, да попивать коктейли.

Но как войти в контакт с местными? Прийти и сказать, что очень хочется сотрудничать? Ребята, а давайте дружить? Так это происходит? Очень сильно сомневаюсь. Уверен, что тут жестокое время, а попал я, судя по вооружению и украшениям на милой мордашке девушки, все-таки в Бронзовый век. Не дадут мне и «здрасте» сказать, как попробуют убить. Я стану защищаться, открою очередь из автомата по людям, убью многих. И все, больше ни о какой социализации речи быть не может.

Зачем, в принципе со мной дружить? У меня есть много чего вкусного и полезного? Смешно. Да прийти ко мне местный с такими словами о дружбе в обмен на еду, далеко не факт, что у меня не возникнет острого желания его убить. Убить, чтобы жить самому, ибо тут более, чем в будущем, начинаешь жить инстинктами и эмоциями. И чужое отобрать — это самый верный способ выживания.

А сколько барьеров? Языковой, культурный, цивилизационный, мировоззренческий. Тут минное поле для общения. Любой жест, движение, элементы одежды, все что угодно могут счесть за опасное. А вернее всего, меня просто попробуют убить, чтобы забрать имущество. И это самое напрашивающийся итог моего общения с хроноаборигенами.

Потому я не спешил слезать с дерева, а смотрел, как развиваются события. Если бы речная процессия проплыла мимо, дальше, то я остался спокойным. Ну не догнать их, если только не на катере, но в таком случае мне придется стрелять в ответ.

А луки у этих людей были, я видел двоих лучников, которые перебегали по острову по мере движения большого плота и однодеревок. После эти двое засели в кустах и изготовились к стрельбе. Я видел спины воинов.

Уже по тому, как были одеты воины-лучники и предметам их вооружения, я немного прояснил для себя время, в которое попал. По крайней мере, сильно сузил временные рамки.

Отчетливо в бинокль я увидел топор, каменный, шлифованный, со сверленным отверстием. Такие научились делать только в Бронзовом веке и связаны с приходом индоевропейцев в 1800 году до нашей эры. Так что это так называемая «культура боевых топоров». О том, что отметая неолит, следует утверждать о Бронзе, говорил и горшок, который был мной обнаружен в месте под дубами, где, видимо, лучники отдыхали и ели, пока не заприметили лодки и плот. Керамика была лепной, со шнурованным орнаментом. Оптика позволяла рассмотреть такие особенности.

Это Соснецкая археоло… получается, что сейчас не археологическая, а что ни на есть, культура. В университете археологию любил, на раскопках, в том числе и Бронзового века, был, так что знаю наверняка. В душных аудиториях не получишь столько сведений о чем-то конкретном, как за пару дней раскопок. Вот только у Соснецкой культуры так же разброс по времени немалый, до XI века до нашей эры.

Хотя какая в этом случае разница? Разве известно о серьезных и конкретных событиях в этом времени в Восточной Европе? Нет. Происходил процесс начала имущественного неравенства и перехода на соседские общины. Воевали все со всеми, индоевропейские группы двигались, ассимилируя местных финно-угров, а после уже и между индоевропейскими племенами свары были. А так… Троянская война, Урарту, Ассирия, Хетты и много чего еще, что будет происходить, но далеко от сюда. Может зарубиться на Троянскую войну? С автоматом на перевес? Проверить, насколько неуязвим Ахиллес и хитропопый Одиссей?

Пару сезонов я покопал Бронзу с выдающимся белорусским археологом Н. Н. К [когда спрошу у этого человека разрешение использовать его имя, напишу полностью]. Так что знал, где тут рядом располагались большие селища и даже что-то, что можно назвать «городищем». В километрах двадцати трех выше по течению Днепра, в Горошкове, очень большое поселение, ниже, на территории Черниговской области, другое большое поселение. Именно по этому археологическому памятнику в деревне Сосница и произошло название культуры.

Пока я пребывал в известном каждому маломальскому знающему историю человека состоянии, когда изыскиваешь аргументы и умничаешь, козыряя своими знаниями, пусть и перед самим собой, события на острове стали ускоряться.

Плот, а, вместе с ним и моноксилы, пристали к берегу. Лучники, что ранее бегали по острову в поисках места засады, изготовились и натянули тетивы на своих простых луках со стрелами с каменными наконечниками.

Было страшновато. Я не супермен, да и понимаю, что полон комплексов, за что, прежде всего, «спасибо» папе. Дрался часто, научился преодолевать свой страх. Но идти не просто морду бить, а убивать — это для меня нелегко.

Вопрос только в другом: а социализироваться я как буду? Как мне кажется, лучший способ, чтобы меня не захотели убить — это самому пристрелить одних, чтобы освободить других. И вот эти «другие» должны быть столь благодарны, что пойдут со мной на контакт. А еще… девочка уж больно симпатичная. А у меня уже сколько-то месяцев ни одной женской груди в руках не жамкалось.

— Или сейчас, или никогда! — произнес я девиз и стал резво спускаться с дерева.

Глава 5

Бронежилет висел возле входа в дом, один АК-74 со мной на постоянной основе. Взял еще два магазина в разгрузку, одел каску и устремился к катеру. Ключ зажигания всегда со мной, на случай, если, вдруг, придется бежать. Так же в катере припрятан еще один автомат, Сайга, еда, пару ножей.

Вначале думал объехать остров на катере, чтобы высадится прямо у плотов, встречать врага лицом к лицу, да попугать железной лодкой, сиреной или громкоговорителем. Это заняло бы не так, чтобы много времени, но все же решил только переправиться на остров и действовать более скрытно. И так звук от мотора был слышен в округе. Хотелось надеяться, что рык мотора не вызовет особого интереса у хроноабоаригенов. Если не знаешь, что это такое, то мозг найдет оправдание посторонним звукам.

Я не был самоуверенным и наивным, полагая, что те четыре полных магазина к автоматам, патроны к Сайге, да немного россыпью патронов, пистолет, арбалет — имба, что позволит мне стать во главе пищевой цепочки. Сколько я здесь? И недели не прошло, а какой расход боеприпасов? Да так хорошо, если пару патронов останется через месяц. Но именно в такой ситуации, где мне предстоит бой, безусловно экономить не буду.

В кого мне стрелять? Сложный вопрос, когда все чужие. Но проблема решается элементарной логикой. Я видел, как на землю ступает ножка девушки. Женщин обижать нельзя, они хорошие и с ними рядом хорошо. Конечно, подобный нарратив не мог бы сработать, попади я в какое племя амазонок-каннибалов, но в большинстве случаев, работает. Так что там, где девушка и ее обижают, тех людей, с кем девица, и стоит условно считать союзниками.

Когда я подобрался чуть ближе и из кустов мог рассмотреть происходящее, то желание вписаться за проигравшую сторону только усилилось. Мужик, который стоял с воткнутой в плечо стрелой, был со шрамом на плече и казался правильным, сильным мужчиной, прикрывал двоих подростков, что лежали на земле. Ну девушка явно постарше выглядела, а вот парень лет пятнадцати, не больше.

А вот второй мужик, что-то высказывающий тому «правильному», получалось, его оппонент и мне показался психом. Как только воин со стрелой бросил оружие и упал, придурок, который до того прятался за пятерку воинов, стал пинать уже, казалось, бездыханное тело.

На такое безобразие попытался ответить подросток, которого ранее прикрывал «правильный». Он накинулся с ножом на того, кто бил упавшего воина, но парень отхватил кулаком в челюсть и скрылся в траве.

Я наблюдал за разворачивающейся картиной, находясь метрах в ста, или чуть больше, от места событий. Видел, как подняли девчонку… как-то она сильно развита для девчонки. Но лицо девушки выдавало еще подростка, вот только этот подросток имел весьма выдающиеся формы. Милое личико было конопатым, а волосы необычайно густые и иссиня-чёрные. Засмотрелся, чуть не забыл о всей серьезности происходящего.

А как иначе? У меня не было с женщиной уже три месяца, после того, как вернулся из отпуска. Организм молодой, а до службы половая жизнь — регулярная. Вот и была тоска по женской ласке. Так что на хорошенькую девушку не мог не засмотреться. Что? Подросток? Так паспорт не спросишь, а, если есть мужскому взгляду на чем остановиться, то сложно отвести глаза. В будущем это сделать помогает уголовный кодекс, тут же… Да я людей собираюсь убивать! Какой кодекс! Да и никогда не стану насиловать, а в таких условиях трижды осмотрюсь, прежде чем подкатывать.

Впрочем мысли о женщинах прочь, нужно срочно действовать.

Подобравшись ближе и так, чтобы не задеть выстрелами условных союзников — воина, который вроде бы зашевелился, парня и девушку, открыл беспорядочный огонь длинной очередью. Да! Непрофессионально! Да! Расход необычайно дефицитных боеприпасов. Но… слегка было ссыкотно, с одной стороны, с другой же я хотел гарантированно свалить двух лучников. Первой атакой я убил или сильно ранил четверых. Еще четверо, включая психопата, были рядом с пленниками и достать их я мог только лишь приблизившись на метров тридцать.

Побежав к пленникам, я и не заметил, как «псих» метнул в меня каменный топор. Прилетело в бронежилет и я только лишь чуть сбился с шага.

— Бах! Бах! — стрелял я по кустам, куда успел спрятаться «псих».

Краем зрения заметил, что еще трое воинов, что только что были рядом с пленниками, рванули в мою сторону.

— Бах-бах! — разразился автомат короткой очередью и все… пустой.

Встал выбор между тем, чтобы перезарядиться или достать тесак и рубиться. Это после я подумал, что можно было просто отбежать в сторону и по ходу бега поменять магазин, но… хорошая мысля приходит опосля.

Великим фехтовальщиком я не был, да и не имел для этого оружия, чтобы финтить. Тесак не так, чтобы располагает к красивой драке, тем более с оставшимися двумя противниками. Но… воины видели, что я уже помножил на ноль их соучастников преступления, так что они не спешили, смотрели на меня с опаской.

— Ха! — я замахнулся и сделал вид, что собираюсь рубануть одного из медленно наседающих на меня воинов.

Мужчина отпрянул, выставив копье. Изловчившись, я рубанул по острию древкового оружия противника и, на удивление, попал. Каменный наконечник рассыпался, а воин удивленно смотрел на свое копье, от которого осталось только древко. Немедля, я подбил, ослабленное от отвлеченности владельца, копье второго и рубанул того по голове. Тесак застрял в голове мужчины, да так, что я не смог сразу вытащить свое оружие пришлось оставить тесак. Быстро подняв копье убитого мной противника, я направил свое новое оружие в сторону того, чье копье сломал.

— На колени, сука. Брось палку, не дергайся! — засыпал я приказами опешившего воина.

Понятно, что он ничего не поймет, но тут играли два фактора: во мне бурлил адреналин, знаете ли, раньше я не каждый день рубил человеку череп. Ну и то, что, пусть язык и не будет понятен, но интонацию противник понимал отчетливо, тут иных интерпретаций не могло быть: я злой и требую покорности. Воин встал на колени, поднял руки и развернул ладони в мою сторону. Быстро подняв брошенный автомат, я зарядил прикладом в затылок сдавшемуся. Помрет, или нет, для меня не было важно. Я переступил ту черту, что самая сложная, я убивал и уже не только издали, но и с помощью холодного оружия, что еще более психологически сложно.

Я бухнулся на колени. Меня трясло, ноги просто не держали. Отходняк от адреналинового взрыва был суровый. Тут бы стакан водки… но нет, здесь нет. А до дома еще добраться нужно.

— А-а-а-а! — заорал я, что есть мочи, выгоняя из себя часть напряжения.

— Кмо деш? [кто такой?] — услышал я хриплый голос взрослого мужчины.

Повернулся и увидел три пары удивленных глаз. Эти взгляды были полны… страхом, но и надеждой, удивлением, но и осознанием того, что случилось. А еще… Да, нет же, это показалось. Даже в такой момент своей жизни мне показалось, что на меня смотрели два зеленых глаза с какой-то игривостью. Нет, не о том думаю.

«Кмо деш…» похоже, что это вопрос по типу «кто ты есть». Значит «кмо» — кто. И вот что понятно, так то, что это индоевропейский язык, у тюрков иное звучание. Сложно придется, но я всегда был расположен к изучению языков, знаю английский, немного немецкий, итальянский, так как был в этих странах неоднократно. Так что выучу.

Насколько я знал, индоевропейский язык может содержать много слов, мне знакомых. Тем более со знанием белорусской мовы, в которую вошли старорусские слова, немного и балтских. Знать бы санскрит, который, как считают ученые, более остальных должен быть похож на язык первых индоевропейцев. Но мое знание санскрита мало, хоть и в Индии я пробыл два месяца. Благодаря папиным деньгам, получилось каждым летом, сразу после каких-нибудь раскопок в июле, в августе путешествовать.

Возьмем слово «война» так она на всех индоевропейских языках имеет похожее звучание, или дверь. На белорусском языке «свята» — праздник, на санскрите такое же слово имеет такое же значение. Будем надеется, что языковой барьер получится быстро преодолеть.

— Вште зе ни бшта [что с нами будет?]? — спросил связанный парень, выпячивая подбородок, видимо, чтобы казаться более значимым.

— А вот хрен знаю! — ответил я, начиная делать «контроль», уже более хладнокровно, чем ранее думал, что так умею.

*…………*…………*

Интерлюдия.

Севия смотрела на молодого воина, или кто он там еще, с большим интересом. Высокий, красивый, сильный, смелый. Даже великий воин Никей не стал сопротивляться и сдался, а этот… У него даже оружие, которое могло быть подаренное только богами. У девушки непроизвольно закрались мысли, что он и есть бог. Но… как же девушке не хотелось, чтобы этот спаситель оказался богом и исчез. Нет, он человек, так как девушка рассмотрела в глазах парня страх, а после у него тряслись ноги, как у молодых воинов после первой серьезной опасности.

Оружие… пусть об этом думают мужчины, она же, уже отринутая своим племенем, думала о другом.

С дочерью лекса складывалась сложная ситуация. Уже проведен обряд изгнания из племени, так как соглашение о браке от лекса племени Огня пришло. Не может Севия теперь вернуться в племя. Но она дочь лекса Хлудвага, поэтому тут все очень сложно и будет зависеть только от воли отца. Девушка сомневалась, что вождь племени Рысей, чтимый людьми и признаваемый богами, Хлудваг, захочет видеть дочь вновь в племени. Севия уже слишком стара, чтобы быть невестой и чтобы кто-нибудь достойный взял ее в жёны, тем более, когда она, получается, отказала Диноклу, которого на реке боятся многие. Но это вопросы будущего.

— Кто ты такой? — спросил Никей.

Парень в пятнистой одежде начал говорить сущую тарабарщину, ничего не понятно. Хотя язык интересный, такого Никей никогда не встречал. Он, в принципе, встречал только некоторые диалекты своего же языка. А парень, вроде бы использовал похожие слова, но говорит полую несвязную ерунду. Может это язык богов и он сам один из них? Нет, не может быть. Никей очень хорошо знал людей и, тем более, молодых воинов. Этот был человеком. Но человек может быть проводником для богов и этого парня по причинам, только известным богам, почему-то выбрали и наделили странной одеждой и оружием. Но он все равно человек. Их жрец постоянно общается с богами, так что ничего в этом сверхъестественного нет.

Тут поднялся осмелевший наследник лекса, Норей, который состроил вид важного человека и спросил у чужака:

— Что с нами будет?

— Хран знат! — отвечал красивый молодой мужчина.

— Хран знат! — тоненьким, звонким голоском, повторила Севия.

Незнакомец рассмеялся, причем так заразительно, что смеялась и девушка и ее брат. Вот Никею становилось все хуже, а пришедший в себя единственный выживший из предателей, со страхом, рассматривал своего пленителя и так же не понял юмора, ибо был серьезен.

— Развяжи меня! — потребовал Норей, протягивая руки, которые были связаны у кистей.

— Не спеш, успеш аще [не спеши, успеешь]! — задумчиво произнес посланник богов, но при этом и не подумал развязать руки Норею.

— Я — Севия! — девушка приложила правую руку себе на грудь, и ее щечки чуть заалели, так как она поняла, что незнакомец и явно посланник богов, смотрит мужским взглядом на ее груди.

— Я Глеб, — через паузу, парень представился.

— Ты Хлеб? — спросила Севия.

— Г-леб, — повторил чужак свое имя.

Севия, вдруг, не осознанно, стала заигрывать с молодым мужчиной, постоянно называя ее имя. При этом, девушка поняла, что он не «Хлеб», а «Глеб». Буква «г» у парня звучала непривычно четко. Севия и сама могла правильно выговорить имя чужака, но специально ошибалась.

Чуть позже представился и Норей и снова протянул руки. Незнакомец вновь не стал развязывать наследника.

— Посла гостя драги в дом, — повторила Севия слова парня, стараясь распознать в словах мысль.

И она поняла, что незнакомец приглашает их себе в дом.

— Нужно тела предать костру! Все тела и предателей и убитых верных воинов, но вторых с по частями, — болезненно прошептал Никей и потерял сознание.

Парень быстро подошел к наставнику воинов и стал щупать его жилу. После, чуть обрадованный, что Никей жив, стал пытаться объяснить Норею и пленному воину-предателю, что они должны нести раненного сами. Можно было посмеяться с потуг незнакомца показать жестами, что делать. Но чужак справился и они все пошли в сторону… Злого леса.

— Там же Злой лес? — спросила Севия, при этом от чего-то не опасаясь места.

Чужак что-то ответил, но было ясно, что они оба не поняли друг друга. А девушка поймала себя на мысли, что она просто хотела бы слушать его голос, который и без связных и понятных слов, звучал как-то… Севия не могла объяснить, как именно, но, в любом случае, приятно.

— Хлеб! — Севия нарочито обращалась к парню с ошибкой, чтобы вызвать у него эмоцию. Не специально, не задумываясь это делала. — А ты больше жрец или воин? Наверное воин? Но у тебя есть подарки богов, значит ты с ними знаком. А наш жрец говорит с богами, но подарков не получает.

— Ка та Кшатра? Брама? [главный герой имел в виду воин, мудрец-жрец] — переспросил чужак и было видно, что он обрадовался, как будто услышал знакомые слова.

Севия подумала, что чужак мог быть не из слишком далеких мест, так как некоторые слова, что говорил молодой воин, казались исподволь, чуточку, но знакомыми. В племени Рысей и жрец и даже главная мудрая женщина, жена лекса, отмечали, что Севия весьма способна к обучению. Девушка прекрасно знала богов, их жизнь, все, что нужно о разведении скота и выращивании зерна, она знала все, что нужно, чтобы быть достойной женой достойного человека и даже больше того.

Вот и сейчас Севия напрягалась, слушала, как говорит чужеземец, как повторяет слова, как реагирует на тот или иной предмет. Пусть у нее связаны руки и ее ведут, словно рабыню, но девушка не ощущала опасности, а вот любопытства в ней было с перебором.

— Ты воин? А где твоя… жена или наложница? — спросила покрасневшая Севия.

Она хотела использовать другое слово, спросить, где женщины, ведь такую плотную и красивую, пятнистую, одежду сшить даже двум женщинам сложно и крайне долго. И должны же быть женщины, иначе как? Жить только с природы? Без животных в загоне и полей?

— Мухар [женщина], — посмаковал слово молодой мужчина.

Потом Севия услышала что-то типа «по-ишпански это жаншина». И вот слово «жаншина» напоминало определение «замужняя». Странно все было, но необычайно интересно.

— Сестра, ты с ним играешь? Боги забрали твой разум? Мы пленники и с тобой он точно сделает то, что муж с женой. Подумай о чести! — Норей взывал к серьезности сестры, наблюдая, как Севия флиртует с чужаком.

— Лучше так, чем с лжецом и стариком Диноклом. Боги влекут меня к чужаку, — призналась девушка и опять зарделась. — И не твое это дело! Я отдана Диноклу, а он нарушил договор, значит я ему ничего не обязана. А отец… вот скажет он мне, поступлю по его воле. Но сейчас воли отца тут нет.

— Одумайся, сестра! Не натвори глупостей! — только и призвал Севию Норей, у которого сбивалось дыхание.

Наследник реука племени Рысей нес вместе с пленником-предателем, но так же связанным, как и все, обмякшего Нокея, а наставник воинов был одним из самых крупных мужчин племени. Так что тяжко приходилось Норею. Воин-предатель, который держал ноги Никея выглядел более выносливым и пока даже капли пота у предателя не выступило, вот Норей и напрягался, считая слабостью поспросить отдых. Ситуацию осложняло то, что руки наследнику никто не развязал, лишь только ослабили узел, вернее, чужак перевязал руки Норею для вообще возможности хоть как-то взять под мышки и нести наставника воинов.

Долго мучения Норея не продлились, остров был не столь большой, особенно в ширину. Разлив в этом году был немалый и треть суши, отделенной двумя руслами рек затопило. При этом, создались хорошие условия для того, чтобы пристать плотами и лодками, чего после схода воды не предвидится.

Какое же было удивление Севии, когда чужак привел их к месту, где стояла лодка… она была… в бронзе? Или что это такое? Девушка видела бронзу, у нее у самой были украшения из этого сплава металлов, но бронза — невероятно редкая и невообразимо дорогая. Говорят, что на юге бронзы много, там даже есть бронзовые топоры, которые используются не для ритуальных нужд, а в хозяйственных целях. Севия верила в это, так как откуда еще на реке могут появляться бронзовые изделия, если тут нет металлов? Но лодка? Да она сама по себе — это стоимость всех рабов, если их собрать со всех поселений по ближайшим рекам. А рабы — это рабочая сила, которая позволяет племени быть сильным.

— Он посланец богов! — сказала Севия, а ее брат не нашелся что и ответить, хватая ошарашено воздух, как рыба, выброшенная на землю из воды.

— Нашему племени это нужно! — собравшись, выкрикнул Норей.

— Не уверена, — тихо, чтобы не услышал брат, произнесла девушка. — За такое имущество Рысям объявят войну все племена на полную луну пути в разные стороны.

Севия представила, какой переполох возникнет в племени Рысей, если вот такая лодка приплывет к пристани главного поселения. Сразу найдутся те, кто захочет убить чужака, даже, если он является посланником бога. Люди становятся все более алчными, раньше жили общинами, помогали друг другу, теперь же каждый сам за себя и появляются более богатые люди. Те, у кого дом больше, чем у других и есть собственность в виде животных, или оружия, слишком беспокоятся о том, чтобы их положение в племени оставалось неизменно выше тех, кто не имеет собственности, а живет общиной. А такая лодка резко возвеличивает любого, даже до декса [индоевропейское слово, означающего «десница», правая рука лекса-вождя].

— Его нужно убить, забрать дары богов и стать самим сильнее, — прошипел Норей и получили уничижительный взгляд от сестры. — А что ты, сестра так смотришь? Ппредлагаешь быть у него рабами? А если он злой человек?

— А, если он посланник богов? — спросила Севия.

— И что? Не всех же богов. Если его послал Рабрах, то убьем чужака и принесем в жертву Веслевесу. Они враждуют и Веслевес примет нашу жертву, еще и наградит здоровьем и потомством. Ну или наоборот, — Норей говорил тоном знатока, который пытается прояснить самые основы системы мироздания неразумному ребенку.

— Норей, ты неразумен! Боги принимают жертву только на алтаре. Ты что потащишь его на капище, чтобы убить? — Севия засмеялась.

— А еще боги принимают жертвы у погребальных костров, — серьезно ответил Норей.

— Пока не очнется Никей, таких решений принимать нельзя! — строго, нравоучительным тоном, произнесла Севия.

Никто и не подумал о том, что этот парень, который был слишком странный, мог быть самим богом. Нет, боги не позволяют себе перед людьми эмоции, тем более страха. А Хлеб испытывал не только страх, но и удивление, смущение. Он не бог. Севия почему-то думала, что он и не посланник бога, хотя пока придерживалась такой версии. Девушка почти была убеждена, что он прибыл издалека и изверг более развитого племени. Ходили такие слухи на Большой Реке, что далеко на юге, люди используют много металла, изготовляя из них и орудия труда и оружие и много чего иного. Вот он, значит оттуда. Парня выгнали из племени, в котором он был или лексом, или наследником. Мог быть и конугом, но так называли себя правители с севера. Хлеб забрал с собой самое ценное, что было в его племени и прибыл сюда, спасаясь.

Река — это не только торговля и рыба, это информация, которая переходила в иносказательной форме от одних к другим. Кто-то говорил, что далеко на юге, где река втекает в большую воду и даже дальше, есть каменные дома, которые подпирают облака. Такие селения невозможно взять войной, потому там и придумывают разные способы, чтобы воевать друг с другом. Рассказывали, что там есть большие корабли, а воины поголовно с бронзовым оружием. И боги в тех местах сами участвуют в войнах и общаются не только со жрецами, но и с сильными воинами.

Эта гипотеза Севии, о которой она поспешила поведать брату Норею, а предатель молчал, но даже он кивнул в знак согласия, стала получать доказательства. Лодка поехала сама, без участия человека. На другом берегу лежал плот, который, скорее всего, отслужил свое и теперь Хлеб его развязывал. Такие красивые обтесанные бревна — уже ценность. Плот, на котором плыла Севия — гордость племени Рысей, этот, полуразобранный, был сильно хуже, но материала подобного не было в племени.

Ну а когда все взобрались на гору и открылся каменный дом…

— Я же говорила, что он с юга, где строят каменные дома! — с чувством превосходства сказала Севия.

— Дом? — удивленно спросил Хлеб.

— Дом, — растерянно произнесла девушка и указала на большое каменное строение, а потом перевела указательный палец на сараи и скотники. — Дома.

— Дом, домас, — сказал чужак и улыбнулся такой яркой, искренней улыбкой с идеально белыми зубами, что и Севия не сдержалась и так же расплылась в улыбке.

Однако, девушка быстро закрыла свой рот, боясь, что ее зубы покажутся чужаку грязными. На самом деле, все говорят, что у Севии хорошие зубы, но явно не могут быть такими белыми, как у Хлеба. А ведь невесту когда смотрят, измеряют бедра, чтобы могла рожать, грудь, чтобы выкормить ребенка, но и проверяют зубы, оценивая кости женщины.

Но мысли о зубах быстро ушли, когда парень, приказав положить на большую доску на ножках находящегося без сознания Никея, разрезал на раненом воине кожаную защиту. Ахнул и Норей и предатель. У Никома была отличная защита, дорогая, и такое отношение к облачению воина вызывало жалость к потери имущества и недоумение.

А потом Хлеб стал священнодействовать, что вновь поколебало гипотезы Севии. Он делал то, что далеко не каждый многомудрый, общающийся с богами, жрец станет сотворять.

Парень облил рану Никея на плече какой-то жидкостью и вокруг ранения все запузырилось и зашипело. Потом Хлеб достал прозрачный кувшин с другой жидкостью, странно пахнущей и стал мыть ею свои руки, после омывать великолепный, сверкающий на солнце нож, на который Норей чуть ли слюну не пускал. Вынув кремневый наконечник стрелы, парень стал ковыряться в ране, казалось, отрезая кусочки плоти. Никей пришел в себя и застонал, парень отпрянул.

— Никей, он тебя лечит! — Севия пришла на помощь Хлебу и сразу объяснила происходящее, чтобы опытный воин не стал драться.

Взглянув на свою рану, опытный воин, потерявший много крови, снова обмяк и Хлеб продолжил, уже зашивая ниткой рану. Такое делали и в племени Рысей, правда и нитки у них другие и игла в чужака какая-то тонкая и гнутая. Зашив рану, Хлеб наложил белые тряпки на рану и они сами приклеились к телу. Севия думала, что это все, но Хлеб взял в руки необычно странный сосуд с иголкой на конце и уколол Никея.

Глава 6

— Все, что мог, сделал! А дальше, как захочет Господь Бог, или кто тут рулит ситуацией, — сказал я и присел на бревно, которое только недавно хотел тащить к строящемуся плоту.

Теперь мне плот не нужен. У аборигенов намного лучше плавательное средство, чем мое кустарное изделие, которое еще предстояло довести до ума. Нужно только съездить на катере за тем добром. Да и моноксилы я бы не оставлял. Для рыбалки, такие могут пригодиться.

Но это потом, пока я гостеприимный хозяин. Нужно компенсировать неудобство быть связанными и прикованными к железной трубе наручниками. Это первые люди, с которыми мне, скорее всего, и придется налаживать отношения. Вот только отвязывать их я пока не хотел, но и понял, что некоторых их моих то ли пленников, то ли гостей, я не смогу убить.

Любознательная девушка подкупала своей естественной красотой, непосредственностью, энергией, чем-то еще. Она щебетала с другим парнем, жестикулировала, хмурила пухлые губки. А я только наслаждался картиной происходящего, выискивая знакомые слова.

Сегодня она мне присниться, это точно. И так, даже после попадания в этот мир, сниться сплошная порнушка, а тут такие эмоции. Или по праву сильного и победителя, отвести свой красивый черноволосый, конопатый трофей в дом, да…

И перечеркну даже возможность хоть как-то социализироваться. У девушки, которая представилась Севией, были медные украшения в виде браслета и двух колечек, а так же на красотке был головной убор из кожи, на которой нашиты… это в археологии называлось «очкоподобные бронзовые спирали». Если историки и археологии из будущего не врали, то наличие металлических украшений может служить доказательством знатного, насколько в этом времени знать выделилась, происхождения.

Я сейчас пересплю с дочкой какого вождя, а после и автомат не поможет отбиться от сотни воинов разгневанного отца. Я вышел со всесокрушительным оружием богов против семи воинов, использовал фактор неожиданности и то пришлось в рукопашной сражаться. А что, если бы заработали лучники? Да воинов было бы в десять раз больше? Если к тому же более-менее грамотный командир, который не повел бы воинов в лобовую атаку? Меня бы смели, при том очень быстро. Ну а не смели бы, так сколько атак я бы выдержал? С моим арсеналом, да плохеньким опытом стрелка, одну. Ну а в трусливости, или религиозном фанатизме местных не упрекнешь, не попрятались, на стали на колени перед громом выстрелов.

Так что с удовлетворением мужских потребностей обождем, как бы не чесалось. Хотя девчонка чудо, как хороша. Таких не встретишь в будущем, где косметика из ведьмы сделает Василису Прекрасную.

Но вот подавить в себе желание произвести впечатление на Севию не смог. Понимал, что начинаю чудить, но все равно поддавался влиянию спермотоксикоза. Во-первых, я разделся. Остался в штанах, но только в майке, чтобы были видны мои мышцы. Я занимался, спорт уважал всегда, в армии же зарастать жирком не позволяли, да и тренажерный зал был в части не самым худшим. Сыграло еще то, что отцы-командиры не выдумывали глупостей по мытью тряпкой плаца, если видели, что солдат тягает железо. Главное, чтобы боец был занят делом, а не праздно шатался. Вот многие и тягали, мечтая, что по приходу на гражданку девки будут пищать от восторга мужского прокаченного бицепса. Наивно. Но кто солдату запретит мечтать?

Удивительно, что язык мне показался не сложным, многие слова имели свой отклик в других языковых группах. К примеру, кшата, да в употреблении в одном предложении браха, дало наводку на индусские касты: кшатрии-воины и брахманы-мудрецы. Меня спрашивали кто я, видимо, основываясь на увиденных чудесах. А я и задумался. Воин? Вроде бы и да, но насколько это соответствует моей сущности или местным понятиям? Год срочной службы в армии, да тренировки не для войны или боев, а чтобы не зажиреть? Мудрец или жрец? Можно и так. Знаний у меня, наверное, хватает и что-то привнести в этот мир, при необходимости и желании, могу.

Но все же меня ассоциировали с богами, что естественно. Звучало имя, в котором я услышал созвучие с «Велес» при этом имя бога произнесли, когда садились в катер, и особо звучно поминали Велеса, когда аборигены увидели корову, после коня и другую живность.

Эх, чем бы накормить? Хотелось выпендриться, что-нибудь этакое дать гостям-пленникам. Готовить специально не то, чтобы не хотелось, а время жалко. Работы все равно и без строительства плота, остается много. Но я все равно, решил заморочиться с пловом. Не знаю, какой плов получится с дикой кабанятины, но не сделаешь, не поймешь.

Поставил большой казан, накормить с которого можно человек под сто, вылил в него две литровые бутылки растительного масла (какую дичь я вообще творю!), потом закинул в кипящее масло не менее четырех килограммов порезанного на небольшие куски лучшего мяса, что получилось извлечь из кабана, и стал готовить рис. Пять пачек риса (то, что я дебил, так расходовать невосполнимый продукт, подумал позже) стал промывать водой, продолжая работать рычагом колонки под восхищенные возгласы пленников. Но я старался для пленницы, раздувая свои мышцы, как павлин хвост (стыдно было перед собой, но инстинкты брали верх). Конопатая профурсетка так и стреляла зелеными глазками, подталкивая меня к очередной глупости.

Скоро в ход пошло огромное количество лука, чуть позже моркови, засыпал все это приправами. «Для плова» было два маленьких пакетика, но других приправ хватало. Так что мой «плов» увидит и орегано и прованские травы и еще какую-то пахучую хрень в баночке, но, главное, соль. Зервак был готов и я высыпал промытый рис, вставляя головки чеснока в сложенную горочкой крупу, хозяйка была гурманом, или еще кем, но в доме было больше риса Басмати и Бурого, чем простого. Вот первый я и использовал. Залил все это кипятком и сглотнул слюну.

Полтора часа в ж… в плов! А сколько еще глупостей я сделаю, ведясь на конопатую черноголовку? Может того… спустить напряжение самостоятельно? Но я не делал этого в армии, после полугодичного воздержания, потерплю и сейчас. Пока потерплю, если еще больше дичи не стану творить. И ведь понимаю, что глупости, но не борюсь с этим наваждением, потому что не хочу. Да и туман сексуального влечения застил все остальные переживания и эта смена эмоций мне понравилась, было психологически легче, вот я и окунулся в непривычное для меня безрассудство.

Плов оказался очень вкусным. Я даже забыл нерациональное использование растительного масла и риса. Масло? Его можно выжать. Я посмотрел на огромные подсолнухи, которые росли вдоль забора. Их пора бы уже и собирать. Вообще урожай пора собирать: свеклу, морковь, капусту, нет ее чуть позже, но кабачков много, помидоров.

— Межа, аданти [пища богов]? — спросила Севия, указывая пальцем на казан.

— Да! — ответил я и поправился. — Бха!

Бха — это согласие. А вот что такое межа? В белорусском языке есть слово «ежа», почему-то на ум пришло итальянское слово «манжа», «манжаре» и все это означает «еда». Логично что, указывая на казан, меня спрашивают о еде. Заметил я, как сглатывали слюну пленники. Но, пусть подождут, а плов чуть больше наполниться ароматами. Я нарезал еще сыровяленой колбасы, огурцов, помидоров, зелени, приготовил зеленый чай.

Мои гости-пленники были довольны, нет, не так — они восхищались. Да я и сам поражался, как вкусно получилось, в условиях будущего, на плите, так не вышло бы. А тут еще небольшой аромат дымка…

Пришел в себя даже Никей, Севия попросилась его покормить. На миг я позавидовал раненому воину, когда девушка согнулась к раненому и тому могли открыться прелестные виды.

Пленники были все еще с завязанными руками и для того, чтобы из связки вышла девушка, ее нужно было развязать. Я осмотрел двор, а мы ели не в доме, куда я пока никого вести не думал, не увидел колюще-режущих предметов, только лопата стояла воткнутая у края картофельного поля, но далеко. И решил отвязать руки девушки, посчитав, что от нее особых неприятностей ждать не приходится. А во на «приятности» я все еще рассчитывал.

Погорячился с пловом, может испортиться. Его получилось очень много. Так что сегодня есть будем, завтра тоже, должно остаться и на послезавтра, но употреблять такой продукт станет опасным.

В конце обеда я поставил банку варенья, как десерт. Не всем предложил, а известно кому. Севия и налегла на невиданное лакомство, не замечая ничего.

— Ну чего сидим? — спросил я, не ожидая ответа. — Встаем, перевязываемся и работать.

Я решил поступить, как мне показалось, хитро. В доме были две гири: на 16 и 32 килограммов. Вот к ним и будет прикреплена одна нога каждого из здоровых пленников. Переместиться можно, подняв гирю. Но далеко ли с таким грузом убежишь? Через реку, точно не получится, если только на дно, в лес если только бежать. Но, во-первых, как я понял — они боятся этого леса, во-вторых, с гирей не вариант вообще бегать. Могут попробовать разбить лопатой наручники, или разрезать веревки, но, я буду неподалеку и не перестану посматривать за своими пленниками, ну и автомат рядом, а пистолет в расстёгнутой кобуре.

Мне нужно было обиходить живность, а после решить, как скататься за плотом, который все еще стоит, привязанный к ближайшему дереву на окраине острова.

Парня, который так же был, вероятно, не из простых, так как на шее имел медную гривну, да и одет был, казалось, лучше остальных, «ржавую» рубаху, на которую нашит мех, я поставил копать землю. Показал, как это делать, пусть ковыряется. Второго так же поставил на лопату, но в другом месте, чтобы они не передрались.

Можно быстро вспахать землю. Есть и мотоблок и минитрактор, но рабская сила — это топливо из еды, которого много, а вот солярки, пусть и не мало в недельной, месячной перспективе, но это конечный ресурс, его беречь нужно. Я собирался на острове вспахать пару гектар земли, чтобы разбить большой огород, ну и засадить все картошкой, подсолнухом и кукурузой, насколько хватит семян. А для этого даже лошадь не подойдет, тут трактором нужно. Тем более, что есть плуг на жесткой сцепке, за которым не нужно ходить.

— Кше рабхайт ма? [где моя работа?] — спросила Севия, украдкой подойдя ко мне.

Я дернулся от неожиданности, уголки губ девушки разгладились, но она не позволила себе засмеяться в голос, хотя глаза «хохотали» во всю.

— Пошли! — сказал я, и поманил руками девушку.

Как ни странно, но я понял, что она сказала. Бх — эта связка букв, ну или корень, который часто употребляют аборигены, наравне с «бш» «рх». Убираем «бх» из слова «рабхайт» получаем «рабайт». Арбайтен, рабы, солнце еще высоко! Я думал, что с языковом вопросом будет куда как сложнее. Вообще складывается впечатление, что знай английский, латинский, славянские языки, чуточку санскрит — ты златоуст в этом времени и месте. «Нет» тут «нон», «да» — са. Все просто, если еще добавить язык жестов и интонацию. Но все равно нужно немного времени для изучения языка.

Севии я сказал выбирать сорняки. Ее, как я понял, брат, копает, переворачивает грунт, она стряхивает землю и откидывает траву. Другому пленнику придется самому и копать и вытряхивать.

*…………*…………*

Интерлюдия

— Это нормально, сестра, что я, наследник лекса, копаю землю? — спросил Норей, стуча ногой по лопате, которая не хотела входить в землю. — Больно так по металлической лопате ногой бить. Видела, какая у него обувь? Дал бы мне такую, так я все тут взрыхлю.

— Отвечу на первый вопрос. Наш отец, лекс, сам начитает посевную, поджигает ляд и после выкорчевывает с другими мужчинами пни. А про обувь! Тебя только это удивляет? А то, что лопата из металла?

— А я устал удивляться. Думаю, что вот это все, — Норей обвел рукой вокруг себя. — Перенеслось с места, где живут боги. Это боги так живут, а этого наказали и перенесли сюда, к нам, может еще для чего.

— А вот это разумно. Не ожидала от тебя. Дурень дурнем, а порой и умное скажешь, — говорила Севия, вытряхивая очередной нарезок дерна, обстукивая его о лопату.

— Сестра! Я ударю тебя! — обиженно сказалНорей.

— Думаю, меня есть кому защитить! — лукаво сказала девушка и стрельнула глазками в сторону Хлеба, который очень неумело доил корову.

— Не вздумай! Он не может пустить тебе кровь, тебя никто после не возьмет первой женой, — Норей проявил братскую заботу.

— Подумай, брат, кто я сейчас, если не поеду к Диноклу? А я не поеду! Отец не примет, а вот с ним, может, что-то и получилось бы. Но я не позволю ему мне кровь пустить. Это так, чтобы перестать быть пленницей, а стать гостьей, — зло сказала Севия, в момент растеряв свое игривое настроение.

— Но мы скажем отцу, что Динокл нарушил условия, — говорил Норей, но уже сам понял, что опять сказал не самое разумное.

Кто докажет, что Динокл замешан в подлости и собирался сделать из Севии не вторую жену, а наложницу, по сути, рабыню? Об этом говорил Саргон, но он мертв, остальные могут только пересказать слова главного воина. А Динокл скажет, что это ложь и все. Тут или ехать к старому и ненавистному Севии старикану, чтобы проверить на деле слова Саргона, ну или становится извергом.

— Не говори, что ты собралась стать извергом! Ты не вернешься домой? — с удивлением говорил Норей.

— Не знаю, — Севия опустила голову.

Она лукавила, знала! Но тут был очень важный момент. Да, Севия хотела бы пожить у странного чужака, который, в это девушка поверила только что, был послан богами из другого мира, полного металлами. Но, правила таковы, что только невинной можно стать старшей женой, ну или второй. Остальные жены, как и наложницы могут приходить в род и с детьми, не важно, но первые две жены лишаются девственности мужем.

Это повелось, видимо, от того, что раньше у мужчины была одна жена, редко две. Женщины чаще умирали от родов. Но времена изменились. Теперь мужчины умирают сильно раньше женщин, так как происходит много схваток между охотниками других племен и родов. Раньше, как говорили старухи-ткачихи, и воинов не было, только охотники, но людей становилось больше, а угодий для охоты, меньше. В этом случае и земледелие не всегда помогает, как и рыбное богатство рек.

Вот и получалось, что много вдов оставались без кормильца. Тогда вожди и жрецы постановили, что мужчине можно много брать жен, только он должен доказать общине, что можешь прокормить женщину. Ну а не хочешь лишние рты себе в дом, но вдов в роду много, так заставят жениться. Иначе как женщине питаться и одеваться?

Если Севия позволит пустить ей кровь этому чужаку, то не быть ей полноценной женой, не претендовать на имущество мужа, ее дети не могут наследовать. Но девушка чувствовала, как именно на нее смотрит чужак и ей становилось приятно, а тепло растекалась по всему телу, концентрируясь в некоторых местах. Были такие непривычные ощущения, пугающие, но и манящие.

Так что Севия боялась и того, что Хлеб накинется на ее. Но больше всего ее страшило, что она ответит взаимностью и забудется обо всем. И в последствиях будет то, что она не станет женой, более того, будет с ребенком одна. Но и идти домой пока нельзя. Пусть отец остынет, а Динокл проявит себя. Нужно, конечно какую-то весточку отправить, но нельзя именно сейчас давить на Хлеба. Завтра, когда он переночует и чуть потеряет бдительность. Если не уговорить не получится чужака, то нужно бежать. Без племени жить нельзя, это верная смерть.

— Ну кто же так делает? Корову же замучает! — Севия всплеснула руками и решительно направилась к Глебу.

— Пропала ты сестра! — проговорил Норей, переворачивая очередную глыбу дерна.

*……………*………….*

— То нето! — строго сказала Севия, подойдя ко мне.

Я успел достать пистолет, но было понятно, что она не убивать меня идет. Единственная, кто была не привязанная, Севия прибежала не ко мне, а спасать корову, которую я замучил. Я и сам это понимал, но вот чего не делал в своей жизни, так не доил коров. Раньше.

— Встай! — последовала команда от девушки.

Было приятно, что она использовала слово из русского языка. Видимо, не только я учу язык, но и моя речь может быть понята в будущем кем-то. А что, если свое племя как-то завести? На русском разговаривать будем, письменность «подарю». Было бы не плохо.

Улыбаясь, я встал с табуретки, а мое место заняла Севия. Плутовка то ли специально, то ли не подумав, задрала свою нижнюю рубаху из серого льна, оголяя ноги. Блин… и глаз не оторвать и смотреть нельзя. Белые ножки, ровненькие, в меру, в целом, спортивной фигуры, наливные.

— Блядь! — выругался я, отворачиваясь.

— Йо блят? — спросила Севия, разворачиваясь на табурете и тыча в себя пальцем.

Да она и без белья! Хоть чем-то бы прикрыла…

— Да! Ты сука и блядь, если такое со мной вытворяешь! Я трахну тебя, так проблем наживу и буду бегать по всему Днепру от папаши или еще кого. Может ты замужем и с детьми? — высказался я и пошел к поленнице дров, где валялись не расколотые чурки.

Челентано в фильме «Укротить строптивого» помогла рубка дров, мне не очень. Пошел и махом закинул стакан водки, благо запасы в доме имелись. Кстати дрова на местном… внимание! Так и будет — «дрова»! Дерево — древо. Вот такой он, язык древний.

Когда вышел обратно во двор, там было оживление. Двое пленников кричали и тыркали рукой в сторону за сараями. Обойдя строения и я замер, несмотря на то, алкоголь прибавил мне резвости. У забора стоял белый олень. Большой, я бы сказал, гигантский. Тот, который приходил вчера, так, подросток, перед взрослым мужчиной.

— Мана арана [дух леса]! — кричали все мои пленники, только не слышно было раненого воина, который только чуть приподнял голову с кровати, которую я вынес во двор и туда уложил больного.

Эту фразу я не понял, но в голове крутилось «дух леса».

Олень посмотрел на всех нас, как рассматривает любопытный ребенок найденного майского жука, топнул копытом и скрылся в лесу. Увидел бы такого в голодные годы, не сразу решился убивать подобную красоту.

Не особо любил в детстве зоопарки, но вот здесь, за забором из сетки, у меня складывалось впечатление, что звери приходят посмотреть на меня. Правда, большая часть этих «туристов» здесь и закончили свой жизненный путь. Но это природа. Привет из далекого прошлого будущему Дарвину, который Чарльз!

Мои рабы не очень-то и качественно работали. Все-таки рабство — не продуктивный способ производства, или нужно было палкой по горбу пару раз садануть. Между тем, оставалась задача, которую необходимо решить. Плот. Нужно сходить за ним.

Приковав к батареи раненного Никея, который пришел в себя, но пока не проявлял агрессии, я забрал остальных на катер и отправился за барахлом, среди которого добротный, насколько рассмотрел в бинокль, плот. Севия сдерживалась, но я то видел, что она готова пищать от восторга, что металлическая лодка сама ездит, да еще и так быстро и против течения. Что там им в голову пришло насчет меня, не знаю. Важно другое, что я не смогу убить девушку. Братца ее да, он за полтора часа и трети сотки не вскопал, лентяй. Раненого воина, если будет вопрос моего выживания, убью, еще одного воина, который так и ищет возможности сбежать, нужно убивать уже сейчас, это самый сколький тип. Но Севию… Придется мне бежать от сюда, если из-за нее начнутся проблемы. Все беды от женщины, ибо из-за них, мы мужчины становимся идиотами и слабыми, даже, когда это понимаем.

Я рулил и, наверняка, выглядел глупо, ибо непроизвольно, когда управлял катером, красовался перед аборигенами, строя из себя прожженного морского, ну или речного, волка. При этом, управлял лодкой в третий раз и полноценно сам, впервые. Но облажаться не мог, ибо на меня смотрят.

Все, что было утром, тут же и осталось. Плот был добротным, качественным сооружением. Размеры где-то метров двенадцать на десять. Тут был навес от дождя, что-то вроде платки, в виде натянутого полотна, парус, отдельно весла. С таким агрегатом я смогу чуть ли не постоянную паромную переправу наладить. Моноксилы меня мало интересовали, но две из них, наиболее вместительные и на вид добротные, я все же прикрепил веревкой.

На плоту было немало полезного: шкурки какого-то пушистого животного, еда, опять же в виде грубого помола лепешек, соленого мяса. Соль… значит они ее тут где-то берут. Важная информация. Хотя как же вообще выжить без соли? Но ее же в этих краях нет! Почти нет. Для промышленного производства точно.

За время поездки брат с сестрой о чем-то разговаривали, а вот мужик молчал. Он проявил эмоцию лишь тогда, как я стал раздевать всех погибших на берегу. Хотел тела сбросить в воду, но вспомнил, что трупы могут и всплыть. Да и все мои пленники начали что-то вопить и жестикулировать. Кажется, мне говорили, что тела нужно спалить. Значит, спалим, чтобы не плодить сущности. А воина нужно кончать, его глаза кричали, что он хочет сбежать, но при этом проявляет слишком оценивающий интерес. Другие удивляются, восхищаются, а этот как будто оценщик, смотрит стоимость всего вокруг, приноравливается.

— Сах Ханта, — шепнула мне Севия, указывая на мужика. — Сах дурт дра! [с основой санскрита «Его нужно убить, он врет и хочет убежать»]

— Ага и я тебя! — ответил я, ничегошеньки не поняв.

Вот только хвалил себя за быстрое узнавание смысла сказанного, а тут. Хотя, выражение лица девушки говорило за то, что она негативно относится к мужику. Еще бы! Он был среди тех, кто убил других и, скорее всего, собирался убить и ее. Но по приезду, я, на всякий случай, приковал мужика наручниками к большой, в восемь секций, батареи, которую нашел в сарае. И посадил того извлекать из стручков фасоль, собранную еще предыдущими хозяевами.

В принципе, жить можно. Норея отправил дальше копать, удивительно, но Севия взяла на себя функции по уходу за животными, я только подсыпал комбикорма и сварил варево из свеклы и картошки для свиней. Так что? Вот и наступило оно — время шизлонга и мохито? Еще с десяток рабов и все, можно жить. Только я не собирался делать из этих людей рабов, мне бы как-то сдружиться, да заручиться поддержкой властей. Готов делиться, щедро.

— Сах дурт дра [он собирается бежать]! — проходя мимо меня, одно и тоже, уже в «энный» раз сказала Севия, показывая на прикованного к батареи.

И? Мне вот так, подойти и перерезать горло человеку? Я уже убивал, а сейчас понимаю, что убить, как курицу, человека не готов. Нужно, это ясно, не такой и дурак, чтобы понять, что этот собирается бежать и кому-то на меня стучать.

— Попробуй сделать что-нибудь! — попросил я мужика, чтобы он дал повод, спровоцировал меня на убийство.

— Драва? — спросила Севия.

— Это на трупы? Не-е, леса много, а мне поколотые дрова самому нужны, — забывшись о ситуации «моя твоя не понимай», отвечал я девушке. — И вообще, что-то ты раскомандовалась! Иди корову за вымя дергай!

— Ка вяко [что говоришь?]?

— Сама ты вякаешь, а я говорю, — сказал я и пошел в дом.

А «вяко» — это и правду «говоришь», ну или какой синоним типа «трендишь». Понял это я после. Но сам факт, что слово «вякаешь» из жаргона моего времени, может быть древним, позабавил.

Какое-то безразличие накатило, стало все равно, что будет дальше. Решил попробовать перестать боятся всех и каждого. Девку уже отпустил, только на ночь ее привяжу. Хотелось бы к своей кровати, но… я же выше инстинктов. А остальных завтра отвяжу. Мужика этого, что глазами сверкает, убью, а остальным дам вольную.

Не был я рабовладельцем в прошлой жизни, нечего и начинать. А там будь, что будет. Только вечером в катер снесу собранный мной «тревожный чемоданчик», в виде двух мешков всякого и, собственно, два чемодана на колесиках. Пущу всех в дом, там же животных опять оставлю, сам на чердак, но подставлю лестницу со двора к окну. Начнут ломиться, чтобы убить, я в окно и ходу, дальше искать себе место. В Крым отправлюсь, или… к грекам. В Египет не хочу, еще в прошлой жизни не взлюбил. Но так же нельзя шарахаться каждого шага!

— Сах дра! Сах дра! — в дом ворвалась Севия, показывая рукой куда-то в сторону. — Сах дра [он сбежал]!

Я не понял слов, но выбежал из дома и первым делом посмотрел на место, где я оставил сидеть мужика. Его не было. Наручники были, а его, нет.

— Там! — сказала Севия и указала в сторону реки.

Я даже не осознал, что девушка сказала по-русски, а побежал к катеру. Там столько собрано всего-всякого, что никак нельзя отдавать. А еще, я уверен, что от мужика будут проблемы. Он же бежит к кому-то, чтобы рассказать обо мне. Тот факт, что я здесь, по-любому станет известен и я к этому готов, чтобы в бега. Но все равно надеюсь, то получится выжить и в этих местах. Я все еще жду туман, чтобы уйти в него, домой.

— Дебил! — сказал я, вглядываясь в то, как беглец сует какую-то проволоку во все дырки у руля катера.

Нашел же где-то проволоку. Но это мой косяк. Нужно пройтись по всем местам из будущего и найти все металлическое, да собрать в кучу.

— Тыщ! — я выстрелил из пистолета, подойдя ближе.

— А дебилы жить не должны, а то так в каменном веке и останетесь! — я говорил, хорохорился, на само же деле, психика уже не выдерживает такого мяса.

Сколько я убил человек за несколько дней? Много.

Все спать! День сегодня физически был сильно легче предыдущих, но во психологически… Разложив всех на кровати, я решил все-таки животных оставить в сарае. Может он и хлипкий, но стоящие рядом три капкана с кусками мяса — отличная сигнализация. А сетка-рябица, какая-никакая, но дополнительная защита.

— Ти зая? [ты спать?] — спросила Севия, когда я, ничего не говоря, и не пристегивая девушку, уколов антибиотик раненному воину, пошел спать.

— Я зая? Еще какая! — сказал я и пошел на чердак.

Поставив малый капкан у двери, закрыв ее на ключ и даже заложив всяким хламом, проверив лестницу, которую затащил через окно, я улегся на кровать и был уверен, что сразу же усну. Но, нет. Сон не шел. А вот мысли бежали. Мне уже не казалась идея переселения на остров умной. Огороды там — да, умно. Склад там? То же отлично, но после того, как уйдет вода и будет уверенность в сложности причаливания к острову, дабы каждый мимо проплывающий не захотел высадится и собрать мой урожай.

Думал и о том, что пора начать посевную. С одной стороны, собирать урожай, с другой, высаживать. Сюрреализм! Но тут все просто невозможное. Потом долго размышлял, как избавиться от колорадского жука так, чтобы эта тварь не появился более никогда. Это же я, получается, принес реального вредителя. Нужно озаботиться и этим. Ну а на мыслях о том, как Севия эротично может собирать колорада, уснул. И снилась мне Севия в костюме колорадского жука.

Глава 7

Интерлюдия

— Никей, Никей! Ты же не спишь? — вопрошал Норей.

— Хочешь, наследник, поговорить о том, что делать дальше? — спросил воин.

— Никей, нам же нужно возвращаться домой! Рассказать все отцу! — Норей сел на свою кровать. — Это же все… Я никогда не слышал о том, что боги могут такое… А металлическая лодка, которая сама плывет, а… лопата и та из металла. Наше племя станет самым сильным на всей реке.

— Нашего племени уже не существует! — устало произнес наставник воинов.

— Не говори так! — встряла в разговор Севия. — Рыси все равно сильны. У нас хорошо учили охотников и воинов, ты, Никей и учил. Наши воины лучше, чем у огневиков. Ты же говоришь, что этот ненавистный червь Динокл уже покорил наше племя, так не бывать этому!

— Девочка, не все так просто. Я уже видел, что в племени Рысей непорядок. Сильно много воли лекс дал старшим воинам, особенно из своего рода. Звезды воинов подчиняются скорее своему командиру, чем кому бы то ни было. У нас только хорошая молодежь, может потому, что я воспитывал. Но вот, меня и выслали из племени. Я знаю, что по возвращению, буду убит, иначе могу встать за спиной Норея и прижать их всех именем наследника, — сокрушался старый, если тридцать шесть лет — это старость, воин.

— Но отец! Он жив! — возразил Норей.

— Мальчик мой, ты не горячись, а подумай! Если в племени все так плохо, а я уверен, что еще хуже, то лучше тебе чуть пожить в другом месте, не рядом с отцом. Если Хлудвага убьют, ты — надежда на возрождение племени Рысей, — Никей попытался повернуться и чуть простонал от боли в плече.

— А Вар? Изверг? Говорят он выжил, как и те люди, что ушли за ним. Он, получается, может вернуться и потребовать провести обряд, чтобы стать лексом, — уточнял Норей.

— Вару это не нужно. И я буду с тобой. А Вар… — Никей задумался. — Было бы хорошо, чтобы он тут поселился и не стал вмешиваться в дела племени. Думаю, что можно будет использовать чужака, чтобы приютить извергов. После всех потрясений, рысям полезна любая помощь.

Парню понравилась идея стать лексом племени Рысей, при этом, он не желал смерти своему отцу. Но, если уже сложится, так почему бы и нет.

— Никей? Ты что общаешься с Варом? Не боишься гнева отца? — это уже удивилась Севия.

— Нет, не общаюсь, — соврал наставник воинов.

Наступила пауза. Каждый размышлял о своем. Если Севия понимала собственное положение, и оно было незавидное, то Норей впервые задумался, что он так же объект для интриг и от него избавились.

— Но я сам хотел ехать с Севией в племя Огня и провести обряд за отца, — Норей не хотел верить в то, что и его подставили. — Меня не упрашивали, я вызвался.

— Шарир в сговоре с Диноклом, возможно декс Морваг. Это же Говорящий с богами и старейшина надоумили тебя ехать? Это Шарир, или Морваг? — имя жреца Никей произносил с особой злостью.

— Да, они говорили, — Норей растерялся. — Так и меня хотели убить?

— Скорее всего, тебя хотели оставить у огневиков, в качестве раба, как и Севию, — наставник воинов объяснял суть интриги наследнику.

— Что посоветуешь, мудрый воин? — спросила официальным тоном Севия.

— Если бы был мужчина, с которым ты уже пустила кровь, то посоветовал тебе лечь с этим чужаком, — во мраке темной комнаты Никей не увидел, а, скорее, почувствовал, что девушка хочет возмутиться. — Ты женщина! Он мужчина, который может прокормить твоих детей и дать им металлический топор. Чужак может дать не только топор, но много чего еще.

— Да, сестра, даже я вижу, как он на тебя смотрит! И чего только сдерживается? Уже давно бы пустил тебе кровь! — Норей улыбнулся, но только его выражение лица не было видно.

— Закрой свой рот, Норей, а то я съем твое сердце! — прошипела Севия. — Я ценна, пока кровь не пущена! Все я понимаю, но, если я с ним лягу, то стану извергом. Не помогут подарки богов, чтобы выжить двоим в целом мире.

— Тебе бы, девочка племенем править, но ты женщина, твой удел рожать охотников и воинов, — с сожалением говорил Никей. — Вижу, что боги влекут тебя к чужаку, но нельзя. Он слишком странный. Вот и сейчас, когда я уже прихожу в себя, могу его убить. Он силен, высок и крепок, но эта сила и крепость… на виду, но не… является таковой.

— Никей, к чему говорить долго? Мы убежим сегодня? — спросил Норей.

— Убежим? Такой еды я никогда не ел, тут можно жить большому поселению без голода. А еще мы не знаем, что нас ждет в племени Рысей. Новая жена лекса скоро потеснит Андару и Мерсию, тогда ваши жизни еще больше обесценятся, — размышлял воин, потом повысил голос. — И чем ты меня слушал? Нельзя тебе сейчас уходить. Нужно сперва разобраться, что происходит. Тут ты пока в большей безопасности, чем в родном селении.

— Так что делать? — спросила Севия.

— А ты ублажи его, как мужчину, но, чтобы он кровь не пустил. Он тогда станет тебя во всем слушать. Мы сможем пожить здесь, а я обращусь к Вару, — спокойно отвечал Никей.

— Извергу? Ты все-таки обратишься к Вару? — выкрикнул Норей.

— Я не буду этого делать! — одновременно с братом, возмутилась Севия.

— Дети! Чтобы выжить, нужно использовать все возможности. Ты, — Никей показал в сторону, где, на к большой кровати, лежала Севия. — Сделаешь это. Если чужак не получит от тебя удовлетворения, он или возьмет тебя силой, или начнет злиться и прогонит, может убьет, чтобы о нем не быстро узнали. Да и нравится он тебе, не спорь с этим. Что же касается Вара, то его выгнали из племени за то, что он возлег с четвертой женой реукса, а не за предательство. Женщину ту убили, а Вар, со своим родом ушел. Вот и не дает лекс извергам спокойно жить своей общиной. А Вар ушел глубоко в лес. Он был верен лексу, на самом деле, и это несмотря на то, что Хлудваг убил отца Вара и сам стал лексом.

— И ты все время знал о том, где находится Вар, и не сообщил отцу? Никей, ты предатель? Он увел с собой четыре звезды воинов и забрал двух коней. После этого случая, наш род стал слабеть, а колесниц стало меньше, — Норей попытался встать, в порыве возмущения, но цепь, с которой он был скован наручниками, не дала парню и шага сделать.

— Я не предавал лекса и догадываюсь о месте, где может быть Вара, хотел сообщить об этом Хлудвагу, но… сестра моя младшая, которую считали утонувшей, сейчас жена Вара. Теперь вы знаете многое и пора понять, что никто больше не будет вас оберегать от взрослых игр. Нужно, значит, Севия, ублажишь Глеба. Карна перед тем, как стать невестой, ублажала, и здесь справишься, — тот старого воина становился все более повелительным.

— Я? От куда ты знаешь? Мне… я… было интересно, но не больше того… — Севия зарделась, потом скривилась и заплакала, уткнувшись в подушку.

Ей было очень стыдно, так как она творила с Карном, молодым воином, который только прошел обряд посвящения в охотники, всякие непотребства, но сохраняя себя для мужа. Тогда Севия впервые попробовала перебродившие ягоды и не рассчитала. На утро девушка решила, что Карн настолько ее любит, что сделает все, она же сделала ему почти все, при том, что было противно. Девушка была уверена, что молодой воин, наследник одного из сильнейших родов племени, придет просить лекса, чтобы тот отдал Севию ему в жены. Конечно, Хлудваг не сделал бы этого никогда, но и отдавать замуж невесту, которую уже просил воин? Можно, но Динокл сочтет это унижением. Тогда, в ходе этой интриги, Севия оставалась бы в племени Рысей и пусть и с Карном, но в привычной обстановке и не со страшным стариканом.

Карн не пришел. Мало того, на следующий день, Севия стала ловить на себе смешливо-издевательские взгляды молодежи, а от одной девицы, так и ненавидящие. Может дочь лекса еще придумала бы какую интригу, но жить в окружении смешков и перешептываний, ей так же не хотелось, потому поехала к огневикам. А вот, если бы знала, что где-то живет изверг Вар с другими людьми, наверное, отправилась к ним.

— Нельзя нам пока в племя, нужно узнать, как обстоят дела. А для этого, чужак нужен. Вот и все. И не рыдай, Севия, сама должна была знать, что Карн червь, все разболтал, но никто в племени не решался сказать вслух, что знает, так как боятся огневиков и хотели с ними мира, продав тебя хоть в рабство, хоть в жены, — Ником подобрал одеяло, провел по нему рукой и зевнул. — Всем спать, дети! А завтра делайте, что нужно и не гневите чужака.

*…………*………….*

Ночью просыпался раз пять, прислушивался, снова засыпал. Если прошлой ночью, главной заботой было то, чтобы никто не подошел к дому снаружи, то этой, чтобы не было сюрпризов изнутри. Наверное, люди устают бояться, если это чувство перманентно и ситуация мало меняется, чтобы страхи ушли. Тогда наступают перемены в отношении человека к ситуации, и она уже не кажется такой беспокоящей, а все пускается на самотек. Как у других, не берусь судить, у меня именно так и произошло — я решил снять оковы с пленников и довериться им, держа в уме возможность побега.

Эти мысли ко мне приходили, когда я просыпался и прислушивался к тишине. А под самое утро…

— Туман! — прокричал я, а после уже тихо, чтобы не спугнуть удачу, не ошибиться, повторил. — Туман…

Быстро спустив лестницу с окна, я спустился по ней, наверное, выполняя норматив, принятый в специальных службах. Туман был. Не такой густой, но он был. Сразу пришла мысль бежать к озеру… тьфу, реке, чтобы там…

Я бежал, взяв полено. Идиотская идея, но я собирался ударить себя по голове, чтобы отключиться и уже пробудиться в своем времени. В том месте, где в ином мире в меня попала пуля. Я остановился и посмотрел вокруг. Дом заволокла туманная дымка, лес смутно, но своими очертаниями, показывал, что он никуда не делся. Может это всего-навсего туман? Простой такой туман и более ничего?

— Бум, — глухой звук удара дерева о дурную голову не нарушил тишину, так как ее и не было.

Вокруг щебетали птицы, плескалась рыба, на кого-то стала лаять Грета. А я стою и чещу лоб, прямо ощущая, как растет «шишка».

— Идиотизм не лечится! — сказал я сам себе и подошел к реке.

Вода стала заметно уходить. И, если с этого места мало было заметно, то остров становился все большим клочком суши, а бескрайние водные просторы, которые были на противоположном берегу основного русла реки чуточку стали менее бескрайними.

Ополоснувшись чистейшей водой, которую, можно было бы и пить, но все же кипячёную, пришел в себя. И все же я не задумываясь побежал в свой мир. Не оставил пока никаких якорей это время, чтобы появилось хотя бы чуть-чуть сомнение. Отключился мозг и включился идиотизм.

Я брел домой. Даже этот всплеск эмоций сильно опустошил меня. Надежда, зародившаяся, погасла и пришло, как говорила моя бабушка, чуть коверкая белорусский язык «агульная млявасть и абыякавасть да жыття».

Что за люди? Ему бы отлеживаться, крови много потерял, а он тут и почти не хромает. Может у людей прошлого была лучше регенерация. Но так или иначе, но, как только я отцепил Никея, тот сразу потянул меня на разговор.

Как разговор? Махание руками и поиском знакомых слов. Я уже говорил, что таких слов много, порой доходит до комичного: убийство — это «хана» [санскрит]. С детства употреблял это слово, крича первоклашкам из окна группы в детском саду: «Ну все, вам всем хана, старшаки!» А ведь, с учетом изучения индоевропейского языка, я угрожал убить несовершеннолетних.

Из разговора с воином я понял, что он хочет остаться. Зачем? Не понятно, но я был в целом и не против. Что-то оставаться одному более ссыкотно, чем даже ждать подвоха от бывших пленников. Хотя часть продуктов, как и инструментов, перевез еще вчера на остров, как и перетащил на него все плавательные средства. Катер завести мои гости не смогут, а без него, или плота, добраться до острова — невозможно.

Но понял, что и спрятаться не очень-то получится. Оказывается, Днепр в этом времени вполне себе оживленная река. К примеру, я увидел, как из устья Сожа выходит не менее четырех плотов, каждый еще больше, чем мой трофейный, а так же однодеревки, при этом в некоторых по четыре-пять человек. Армия, никак не меньше! А после этого, на берегу Днепра, там же, в месте впадения Сожа в Днепр, появились рыбаки.

Вот тут я еще больше заинтересовался тем, как люди ловят рыбу. Боги с той армией, она ушла вниз по течению, и хрен с ними, абы не ко мне. А рыбы захотелось неимоверно, вот и появилось желание сравнить технологии лова. Уже для того, чтобы оценить свои приспособления.

Часть мужчин, трое, встали в какой-то протоке и подняли вверх то, что можно было назвать гарпунами. Еще двое мужиков бросали веревки с привязанными камнями и, видимо с крючками. Но крючка не было видно, а кусок мяса — да.

Попробуй такие виды рыбалки в будущем, так после часов потуг, пришлось бы ехать в ближайший магазин, да брать мясо на шашлык, ибо на уху рыбы не наловить. Но здесь… Рыбаки быстро вытягивали большие рыбины и практически каждый заброс веревки с мясом, приносил трофей, вроде бы чаще это были щуки. А гарпунщики втыкали свои оружия в протоке и подымали, как мне показалось, форель.

Вот за что бы руки пообломал, так за то, что рыбу нерест ловят. Но, наверное ее так много, что никто такими вещами не заморачиваются.

М-да, сюда бы организовать туристический поток, я бы обогатился за год. Не знаю мест в будущем, чтобы вот так легко ловили рыбу. А, нет, не легко. Вот уже потерян крючок с одной донки-удочки, через два заброса, другой. Один гарпун так же поломался. Узнать бы, сколько трудов стоит смастерить крючок, скорее всего из кости, или гарпун. Может быть так, что для часа такой работы, род трудится над снастями для рыбалки пару недель.

Но, у меня есть отличные наборы для рыбалки, с блеснами, два фидера, четыре удочки, из которых, правда две старенькие, леска, донки, паук, сеть, невод и телевизоры. А как иначе у браконьера? Не удивился бы и электроудочке с динамитом, но этого не нашел. Но и с таким набором можно прокормить целый род, если не племя.

— Ид са [рус. иди сюда]! — услышал я выкрик снизу, под елью, которую я облюбовал для осмотра окрестностей.

«Ид са» — это Никей уже удостоил меня русской речью. Взаимно учимся общаться. Думаю, через месяц уже свободно будем понимать друг друга, тем более, что словарный запас в этом времени не должен быть сильно большим.

Я слез и… захотел залезть обратно. Наставник воинов держал две палки, вернее, нашел черенки для сельскохозяйственного инвентаря в сарае и, что было понятно и без слов, предлагал подраться. Теперь я сожалел о том, что отпустил все, освободил пленников и не стал им запрещать лазить по сараям и двору, только дом закрыл на замок. Все равно бы не уследил за своими, надеюсь в будущем, друзьями. Но, как только хоть кто пропадет, убежит, и без предупреждений, подполю дом и отправлюсь гулять по реке в поисках пристанища.

— Ид са, млечхи [млечхи — чужак]! — настоятельно повторил воин.

Из сарая со свиньями вышла Севия, поставила пустое ведро и уставилась на меня с Никеем. Хочет стать свидетелем моего позора? Блин, попал, так попал. Нужно было заниматься историческим фехтованием. А то, помахал чуть мечом на фестах, да и дальше языком чесать, поближе к исторически наряженным дамам.

— Аруп кара [учебный бой]! — требовал воин, указывая на черенок.

— Вот же гад! Хочешь при девчонке меня унизить? — разозлился я, высказывая свое негодование вслух.

Можно было отказаться, не вестить на провокацию. Но даже в моем времени, когда быть слабым уже не являлось исключением, и обществом, в целом, не порицалось, мало кто будет с тобой считаться, если откажешься от драки. Тут же, в этом времени, когда только идет становление элит и лишь начало имущественного расслоения, это если меня правильному учили на историческом факультете, отказаться подраться, должно быть воспринято, как поражение и сразу запись в реестр рабов, ну или права не имеющих. Вот только что я рабовладелец, весь такой строгий, а теперь помахать палками не хочу. И мало было Никею, что я перебил его противников на острове? И лечился бы воин дальше, так нет.

Встали друг на против друга. Я собрался и смотрю без толики страха. Нужно все отпустить и постараться не только махать в сторону опытного воина, но и думать. Человек выделился из животного мира уж явно не благодаря своим физическим данным, но умом.

Замах! И я чуть одергиваюсь, выставляя палку в направлении предполагаемого удара. Но это Никей так раздергивает меня, только имитируя удары. В эту игру можно играть вдвоем. Я так же показываю удар по ногам, но сам, вторым концом черенка пытаюсь задеть раненное плечо воина. И плевать, что он раненый, сам захотел. Но Ником успевает сделать шаг в сторону, при этом ударяя меня в живот.

Неприятно отхватывать, но били меня не сильно, скорее обидно. Может, и не унизить желают, а чему-то научить? Хотя, скорее всего, проверяют мою подготовку.

Тренировка по принуждению продолжалась еще с минут двадцать, в ходе которых я получил по ногам, раз так десять, по спине разок, не остались без внимания и другие части моего тела. Я так же достал Никея, целых три раза. И что интересно — мне понравилось! Не удары получать, а учиться удары отвешивать. И, уверен, из меня мог бы получиться неплохой боец на палках через годик-другой.

Севия в это время смотрела с большим интересом, так и не приступив к другой работе, пока моя тренировка не закончилась.

— Шва [второй]! — сказал Ником, развернулся и отправился к Норею, который так же перестал копать землю под грядку и наблюдал за моими боями.

— После потренируетесь! — прокричал я, жестами подзывая Никея и Норея.

По моим планам, на сегодня было два занятия. Еще вчера сбор урожая с огорода, прежде всего картофеля, помидоров, капусты и моркови, рассматривался в среднесрочной перспективе. Но теперь, когда есть несколько пар свободных рук, решил, что можно и это начать делать. Дело в том, что, собрав капусту, которая, впрочем, могла еще расти, но зайцы ночью потрепали, несмотря на забор, необходимо начать и ее обработку. Думал квасить. Подобные занятия могли занять два-три дня, чего я не мог ранее себе позволить.

Теперь же, когда подготовлено две больших грядки, куда я посажу зелень, редиску и, опять же, морковь, нужно задумываться и о большем. У каждой хозяйки, если есть дача, тем более в деревне, семян разных всегда не менее, чем в небольшом магазине. Так что с этим проблем не было. А вот то, что нынче весна, и нужно, несмотря на изобилие, озаботиться продовольственной безопасностью — факт.

Показав, что именно я предлагаю делать, пошел в сарай, к трактору.

Что творилось в голове аборигенов, когда я выехал на тракторе, не знаю, но Севия спряталась за спину воина. Минитрактор чихал и пыхтел, трижды заглох, но пер к реке. Ни разу я не тракторист, но с этой техникой постепенно разбирался, благо пару рычагов, да руль. Методом пробного тыка я худо-бедно разобрался и, с помощью Норея, прикрепив плуг, стал распахивать незанятые под огород земли, полностью осваивая пространство до обрыва к реке. Получалось так себе, кривовато, ходя плуг отлично подымал пласты, насколько я могу в этом разбираться.

До обеда так и пахал. После сменил плуг на диски и поехал, подпрыгивая и матерясь, по своей вспашке. Как бы то ни было, но получалось. До вечера уже почти все намеченные площади были спаханы, а это может только чуть меньше, чем полтора гектара. Уверенный пользователь трактора, наверное, смог бы сделать больше, но я гордился собой.

С обедом не пришлось заморачиваться, плова было еще достаточно. А вот на немые вопросы о десерте, которым вчера было варенье, я покачал головой. Не стоит тратить стратегический продукт. Варенье — это что? Правильно! Самогон. И змеевик я видел. Бывшие хозяева, видимо, давно не гнали своего продукта, но части от кустарного аппарата имели, как и в каждом уважаемом деревенском хозяйстве. Соберу агрегат, приспособлю кастрюли. Как гнать, знаю. Бабушка, спасибо тебе еще одно! Бабулю бы сюда, вот она за неделю и самогона нагнала и поля засеяла, да зайцев с волками в одной вахте заставила охранять добро.

— М-да! — произнес я, почуяв необычайно специфический аромат от своего тела.

Погода стояла теплая, как для весны, а я все бегаю, на месте не стою, да тренировка, а бак в летнем душе почти полный. Ранее даже не задумывался, что помыться бы не мешало. А сейчас нужно ведерко воды накипятить, да добавить в бак с водой. И нормально будет, тепленько.

— Хлеб! — Севия появилась неожиданно, что я даже схватился за кобуру.

— Глеб! Г-г леб, — попытался я поставить правильное произношение имя.

— Глеб, да! — сказала девушка и… схватила меня за…

Наверняка, мои глаза были выпучены, вид растерянный и вороватый. Голова бегала в поисках подглядывальщиков. Не ожидал такого и что делать, не понимаю. Хочется развернуть ее, да…

Девушка была ни живой ни мертвой, что еще больше придавало несуразности положения. Она начала спускаться на колени, когда я поднял черновласку.

— Не так, пока не так, — сказал я и поцеловал Севию.

Начиная медленно, но уверенно исследовать ее тело, поглаживать грудь и спускаться все ниже, я слышал, как тяжело дышала девушка, как вздымалась ее грудь, еще больше прижимаясь ко мне. Разум затуманивался и я уже не думал о том, что секс с аборигенкой может негативно сказаться на моей судьбе, по крайне мере, пока не разберусь с морально-этическими нормами поведения. Но она же первая начала.

Я повернул ее и нагнул, Севия уперлась руками в угол дома, где она и подкараулила меня. Когда я стал поглаживать ягодицы, девушка стала постанывать, чем сметала мне крышу, словно ураганом.

— Нон! Нон! Руда, нон, [нет, нет, кровь, нет] — закричала Севия, ее глаза моментально налились влагой.

Я отпрянул.

— Хлясь! — звонкая пощечина обожгла мою левую щеку.

А потом она убежала, даже не одернув задранную рубашку.

— Охренеть! Сама же начала! — сказал я и достал пистолет, загоняя патрон в патронник.

Если сейчас воин или брат подумают, что я пытался изнасиловать, то придется стрелять. И вот же! Большинство проблем мужчины получают из-за того, что думают не всегда правильной головой. И понимаю это, но все равно все те же ноги на тех же граблях.

Глава 8

Интерлюдия

Этот мужчина все еще выглядел грозно. Истинный лекс, признаваемый богами. Самый большой воин из племени Рысей был вождем по праву сильного. Когда-то Хлудваг был беспощадным, но справедливым, часто решал вопросы поединками, в которых не было ему равных на долгие дни путешествия по реке. Пожилой вождь, не оставил сильных сыновей. По крайней мере, столь сильных, чтобы они могли сравниться в силе с Хлудвагом. И это сильно печалило сильного мужчину. Норей, нынешний наследник, явно не дотягивал до мощи отца даже в перспективе, а характером, и подавно.

И вот этого, слабохарактерного лекса, которым станет после смерти Хлудвага его сын, Норей могут потеснить конкуренты. Был еще сын, оставшийся в живых из всех наследников бывшего реукса. Да, Вара выгнали из племени, Хлудваг понял, что не может просто предать смерти сына предшественника, уже потому, что тот оказывался через жену родственником. Но лекс жаждал смерти Вара, чтобы тот не появился через некоторое время, после смерти Хлудвага и не вызвал на поединок нового лекса.

Хлудваг принял участие в смертях конкурентов на пути становления его лексом. Когда же сильнейший воин племени Рысей взял в жены дочь последнего лекса, старшие люди племени провозгласили Хлудвага вождем. Совет воинов так же принял над собой власть сильнейшего из воинов.

И все шло хорошо, земля давала урожай, рыба не переводилась. Животные только ушли подальше из-за того, что новый лекс сам охотился и гнал всех воинов в лес за добычей. Но в загонах были свиньи и даже коровы. Хлудваг хотел накормить свой народ, чтобы никто не голодал и не было сомнений, что именно он истинный лекс, кого признали боги. Скоро дочь последнего вождя, Андара, мать Норея, получившая от мужа немало власти, так как Хлудваг часто воевал, или уходил на охоту, стала на сторону своего мужчины, против брата Вара.

Все было хорошо и понятно, больше двадцати лет процветания племени. У рысей даже было пятьдесят три раба, что очень много, далеко не каждое племя сможет прокормить столько чужаков, даже, если они и рабы и не требуют хорошей еды. Хлудваг же стал много есть, не ощущая конкуренции, утвердившись у власти, он все реже ходил на охоту, или даже рыбачить. Зачем? Если есть многие другие?

Богатые годы рождают слабых людей, часто и сильные теряют свою силу. Так и произошло, точнее, происходит в племени Рысей.

Первым потрясением для племени был, как раз-таки, конфликт с Варом. Вар — это тот самый малолетний сын последнего лекса, который вырос и стал сильным охотником и воином. Просто убить его было сложно, но можно же было подстроить несчастный случай в лесу. Вот только Вар долго жил в одном дальнем поселении и имел в нем поддержку. Кроме того, Вар принес Хлудвагу клятву верности перед богами и всеми старшими родов племени. Новый лекс поверил, впрочем, не зря. Вар верой и правдой служил племени и лично вождю. Охотничьи звезды под командованием Вара всегда имели добрую добычу и именно он повел воинов в набег против одного ослабевшего рода вверх по реке, взяв большую добычу и красивых женщин.

Женщины — коварство ваше имя. К моменту возвращения с похода Вара, у лекса было уже четыре жены. Положение главной жены, Андары, сводной сестры Вара, все еще оставалось высоким. Первую жену стали называть «главной» и она получила еще одно имя «мудрая женщина» — это максимум, что позволяли традиции жесткого патриархата, бытующие в племенах Большой Реки.

И тут Вар приводит молодую и красивую полонянку-рабыню Насту и Хлудваг забывается с этой женщиной, сразу сделав ее третьей женой. Андара поняла, что в ближайшее время она потеряет свою власть и может даже быть опущена до третьей-четвертой жены, так как была еще Мерсия, очень красивая женщина с необычайно черными волосами и ее лекс так же любил.

Андара внушила Хлудвагу, что Вар обманывает и он, если лекс уходит из поселения, спит с Настой. Главная жена не просто так об этом говорила, между воином и женой вождя была не только симпатия, а нечто большее. Насте приходилось жить с лексом, и она не позволяла себе быть с другим, кроме мужа, при этом смотрела на Вара влюбленными глазами.

Вара прогнали из племени, взяв клятву, что он не будет вредить рысям. Андара добилась своего, так как Наста извергли из племени, при этом женщину выгнали раньше на два дня, чем извергли и Вара. Чтобы Наста гарантированно умерла. Андара подослала убийцу к сопернице, мстя за то, что Хлудваг был уже готов повышать статус новой жены и понижать Андару.

С Варом ушла часть воинов и их жены. Это было не много людей, тогда племя казалось большим и непобедимым и покидать его не многие желали. Могло было быть и хуже, Вара любили, а Хлудваг все больше терял доверие в племени. Если бы сын последнего вождя заявил о своих претензиях стать лексом, то нашлось бы немало людей, поддержавших Вара. Понимал это и вождь. Но вот Вар остался верен слову, даже после того, как узнал, что Наста мертва.

Коварная Андара смогла договориться с братом, пусть он и не собирался заявлять о своих правах. Вару отдали одну колесницу и коней к ней. Так же поделились едой и шкурами. Вар ушел и уже как четыре года не показывался. А Хлудваг объявил именно Вара причиной наступающих бед. Были люди, которые уходили в поисках Вара, чтобы к нему присоединиться. Так, ушла и сестра наставника воинов, Гавела. Никей тогда попал под подозрение.

Еще осенью стали пропадать в лесу целые звезды охотников-воинов. Мужчины уходили в лес и не возвращались. При этом, следопыты обнаруживали следы крови, но не могли определить, чья она. Версия, что всех охотников побили звери, не выдерживала критики. Поэтому, опять обвинили Вара во всех бедах. Это объяснение для людей племени, а вот сам Хлудваг, как и его главная жена, понимали, что Вар так поступать, хладнокровно убивать воинов, не будет. В то, что целые звезды уходят к извергам, или в другое племя, так же не верили. В поселениях рысей оставались жены и дети исчезнувших воинов. Тем более, что изредка, но находили следы противостояния.

И сегодня вновь пропали три охотника, потому Хлудваг не мог оставаться безучастным и предаваться чревоугодию в своей большой хижине.

— Нужно усилить дозоры и запретить уходить в лес меньше, чем в две звезды охотников! — прорычал уже изрядно обрюзгший, новсе еще большой, вождь.

— Да, лекс, я исполню твою волю, — подобострастно говорил старейшина, являвшийся дексом, Морваг [декс — «десница», правая рука вождя-лекса].

— Что говорят в племени? Паники нет? — спросил вождь.

— Нет, мой лекс. Злой лес, все потери списываются на его. Люди теперь называют леса злыми и жрец убедил их, что это гневаются духи леса, забирая наших воинов, — склонив голову, говорил Морваг.

Хлодвагу нравилась манера старейшины говорить. С годами, ранее сильный и удачливый воин, стал падок до лести, ум его притупился, от того все больше появляется людей, которые пробиваются к власти в племени не своими заслугами, добычей на охоте, или доброй работе на полях, а именно лестью и интригами. Сильный человек, который ставил на вершину власти свою физическую мощь сам взрастил вокруг хитрых, слабых духом и телом, прихлебателей.

Но войны не ропщут, не выговаривают своему лексу о забвении традиций и о необходимости уважения, прежде всего, за добычу и воинскую удачу. Нет, их такое положение дел, в основном, устраивает. Воинские звезды получили полную свободу действий и при Хлудваге они стали господами, так как по закону вождя, только воины могут иметь рабов. И все рабы у старших воинов и у тех, кому решат дать раба командиры. Раньше решения по рабам принимались в угоду общине и хозяйству, сейчас же воины получило исключительное право. Еще два года назад Хлудвагу было интересно и важно накормить племя, сейчас, когда рыси почти не голодают, он посчитал свою миссию выполненной и запустил руководство племенем.

— Это точно не Вар? — спросил лекс.

— Я уверен, что нет. Он не должен был выжить в Злом лесу. А на реке Вар не показывался уже давно, — отвечал главный старейшина Морваг.

Вождь посмотрел на пожилого мужчину.

— Ты меня убедил, чтобы с Севией ехал мой наследник Норей? Ты был заодно со жрецом Шариром. Я думаю уже больше одного дня, что зря это сделал, — Хлодваг пристально посмотрел на лукавого старейшину, ожидая того, чтобы тот еще раз убедил лекса в правильности решения.

Вождю было более нужным, чтобы его убедили и он не волновался за наследника, да и за дочь Севию, любимую из детей. Первоначально Хлудвагу не нравилась идея замужества дочери с Диноклом. Много ходило слухов о престарелом вожде, прожившем еще больше лет, чем сам лекс племени Рысей. Но так же были слухи, что с мест выше по реке идет сила, большая, в тысячу воинов. Может не в этом году, но в следующем, они могут добраться и до этих мест, тогда придется покоряться или воевать. А воинов становится все меньше. Ну а союз с Диноклом позволит иметь силы, чтобы отбиться.

Все это еще раз вождю пересказал Морваг и вновь в сердце лекса поселилось спокойствие и уверенность в правильности своих решений. Ну а дочь… Жалко ее, однако, быть второй женой лекса в сильном племени — это почетно и сытно. А что касается того, что старик будет покрывать Севию, то это неприятно, но не может быть частым явлением. Во-первых, Динокл стар, уже не столь резвый, во-вторых, у него четыре жены, а еще и с десяток наложниц-рабынь. Так что не часто он будет уделять внимание Севии, потерпит неудобство.

— Я доволен твоими ответами, ты успокоил меня. Иди и успокой народ мой! — повелел Хлудваг и решил поесть.

Сегодня для лекса забили подсвинка, так как охотники вновь ничего не принесли из Злого леса, а рыба вождю надоела. Еще полгода подобной жизни и в племени может начаться голод, но его не будет никогда в хижине лекса.

Старейшина недавно выиграл свой главный бой, с первой женой и признанной мудрой женщиной Андарой. Она сильно влияла на решения лекса и не хотела отправлять своего сына и наследника Норея сопровождать Севию в племя Огня. Морваг надавил на нужные болевые точки лекса и все, вождь принял навязанное решение.

Старейшина говорил Хлудвагу, что Норей не сможет править, если не будет получать опыт, что наследнику нужно самому посмотреть на племя Огня и завязать там отношения с наследником огневиков. Кроме того, парень может присмотреть себе невесту, так как у Динокла много детей. А наследник у огневиков только на три года старше Норея. Ну а когда начала протестовать Андара, старейшина тихо, чтобы не слышала женщина, указал лексу, в хитрой форме, чтобы на себя не навести гнев, что муж должен усмирять свою жену, иначе, как он может править племенем.

Выйдя из большой хижины вождя, не забыв при этом осмотреть хижину и другие постройки лекса хозяйским взглядом, Морваг отправился к селению своего рода. Это было недалеко, да чего там, очень близко, от селения вождя.

— Иди в лес и предупреди людей нашего господина, что с завтрашнего дня воины будут уходить на промысел не меньше, чем двумя звездами и со всем оружием и кожей, — повелел Морваг главному воину своего рода, который был в курсе хитросплетений интриг и готов поменять вождя.

Старейшина посмотрел в след своему воину, уходящему в лес, а после на реку, с которой должны были уже прийти новости о Севии и Норее, но их не было. Поселение рода Морвага располагалось в часе пешей ходьбы вниз по реке от главного селения племени, поэтому Саргон может послать своих воинов с известиями, не боясь, что лодки обнаружат верные Хлодвагу люди. Пора было начинать, все готово, чтобы убить потерявшего хватку лекса и взять власть себе, чтобы покориться господину Диноклу.

*………….*…………*

Я ждал реакции на произошедший инцидент, но ничего не происходило. Норей вытягивал из погреба прошлогоднюю картошку, чтобы перебрать и разрезать на части, приготовить к посадке. Никей приноровился лопатой в одной руке подрубать кочаны с капустой и складывать их у веранды дома. Все при деле, только я в напряжении.

А, нет, не только я. Из сарая, куда недавно Севия загнала Нику, в вперемежку с фырканьем кобылы раздавались всхлипы другой кобылки, конопатой такой, чернявой, красивенькой и с непонятным поведением. Знал бы язык, пошел и выяснил все, а так… Ну не я же начал, да и насилия не было вовсе, сама хотела. Испугалась? Наверное… И женщин-современниц не мог понять в будущем, куда тут гадать чего хочет женщина в дремучем прошлом.

А что, если подарить ей что-то блестящее? Можно и золотое, можно и бижутерию, которая в этом времени, вряд ли будет стоить меньше золота или другого металла. Потом, перед сном, это сделаю.

— Эй, чертяки нерусские! Я на рыбалку! Грета за мной! — скомандовал я и изменил свои планы по помывке, рыбы захотелось.

Да… с такой рыбалкой и мяса не нужно. Я взял три донки, фидер побоялся даже закидывать — слишком редкая это штука в Бронзовом веке. Вначале нужно понять, с какой рыбкой имеем дело. Так же и с сетями. Может же такой монстр попасться, то и сети в клочья. Не успел закинуть на червя, как через пару минут вытянул леща, килограмма на полтора, если не больше. Расстроился, не особо я люблю лещей, ленивый я, чтобы кости выбирать. Потом… осетр. Вот его хотел, так и получил. Маленький пришел, килограмм на пять. Уверен тут «усатики» бывают и значительно больше. Вытянул еще немаленького окуня, я пошел домой. Тридцать минут времени с учетом размотки и складывания снасти. При этом ухе быть!

Или не быть? Пусть бы приготовила что-нибудь эта… дразнилка. А то раздразнила и все, плакать отправилась. А работы, как будто и нет никакой. Правда что ли в армии что-то подмешивают, чтобы женщин не хотелось? А теперь без дозы у меня ломка?

— Севия! — позвал я девушку. — Севия! Иди сюда.

Из сарая показалась заплаканная мордашка.

— Рыба! Чистить! — я достал нож и жестами показал, что хочу, чтобы сделала девушка.

Я бы и другие жесты показал бы, чтобы она доделала то, чем подразнила. Но заплаканное лицо девушки, или моя совесть, не позволили.

— Мино? Рухат? [рыбу? Чистить?] — спросила по-своему Севия, вытирая рукавом рубахи слезы вместе с соплями.

— Да! Вот эту большую мину, — я указал на осетра. — Нужно рухат. Если я правильно тебя понял. А потом всем помыться не мешало бы. Норей! Иди сюда!

Было бы приятнее показать, как пользоваться мылом и душем, Севии, но, боюсь, что новая истерика тогда надолго ее накроет. Но помыться нужно всем. Днем я подобрал разные «деревенские треники», какую-то обувь, чтобы переодеть своих гостей, или уже не гостей, а друзей, время покажет.

С мылом нужно будет что-то решать. В доме я нашел гель для душа, четыре бруска мыла туалетного, два литра жидкого и два бруска хозяйственного, шампунь. Такого запаса хватит, может только на месяца три, если мыться четверым. Так что скоро нужно подумать и об этом, так как ходить грязным не хочется. И не хочется, как в старину мыться сажей из печи.

*…………*…………*

Интерлюдия

Севия испугалась. Таких эмоций она не испытывала никогда. С Корном она и толики того влечения не испытала, как с Глебом. Если бы чужак не стал прикасаться к ней, то, скорее всего, она завершила начатое. Теперь понимает, что последствия такого поступка могли быть катастрофические, прежде всего, для нее. Не простила бы Севия себе, так как хитрить она не хотела, используя желания Глеба, она хочет быть с Глебом, стать его женой. И почему он не пошел за ней? Не успокоил?

— Девочка, расстроилась? — Никей подошел неслышно, и Севия вздрогнула от неожиданности.

Только что она покормила свиней, подоила корову и козу, засыпала кормушки птице, даже большую собаку покормила, кошке принесла еды. Севия боялась собаки, но знала, что тот, кто покормит ее, уже не должен быть чужим. Хотя Грета и так бегала вокруг людей и только иногда гоняла зайцев, которые даже при свете дня пытались пробраться к огороду. А еще… невиданное животное с очень милыми, слепыми детенышами. Когда Севия чистила рыбу, то это животное, Глеб называл ее кошкой, пришло и издавало милые звуки, попрошайничая. Конечно, девушка дала сырой рыбы кошке, а та потерлась о ноги Севии. И теперь, когда, возложенные на девушку обязанности, выполнены, она нашла время и погрустить.

— Зачем ты, Никей, посоветовал мне позор? — спрашивала Севия. — Я вела себя, как личная рабыня. Теперь он будет думать, что я…

— Теперь он еще больше на тебя станет смотреть. Тут главное, чтобы не попробовал взять силой, — Никей задумался. — А, знаешь?.. У чужака нет выбора. Его нужно будет либо убить, либо сильно привязать к племени.

— Почему убить? — испуганно спросила Севия.

— Слишком у него много того, что возвысит любое племя. Создай он род числом в три раза пальцев рук, то силой этот род будет, как немалое племя. Так что все это либо достанется такому, как Динокл, или другому, но тот тоже тогда пожелает большей власти над людьми. Вот эти металлические ножи, трубки, которые стреляют металлом, его большой нож, много металла — все это не может быть только Хлеба, — разъяснял Никей.

— Не Хлеба, Глеба. Г-г-леб. Так его зовут, — Севия поправила воина.

— Пусть так! — согласился Никей. — Важно другое. Я хотел бы привести сюда извергов Вара.

— Что? Этого убийцу? — встрепенулась Севия.

— Я уже говорил, что он не убийца. Все же понятно, — Никей встал с бревна, что было напротив сараев и удобное для сидения. — Воинов Рысей убивают огневики. И все это происходит рядом, в меньше, чем дне пути. Что, если сюда придут воины Динокла? За всем этим богатством он пришлет своих воинов, убьет меня, сделает тебя и Норея рабами и тебе придется каждый день ублажать старого урода.

От мысли, что ее будет касаться страшный старик, которого, впрочем, она даже не знала лично, но все равно ненавидела, Севии стало страшно. Она поняла, что в таком случае предпочтет смерть.

— Что ты предлагаешь? Что я могу? Опять вести себя, как рабыня для утех? — Севия повысила голос и, работающий в стороне Норей, обернулся.

— Уговори! Как, не знаю, но у тебя больше остальных получалось найти общий язык с чужаком. Ты и сама учишь его слова, а он наши. Скажи, что мне нужно уйти, но ты и Норей останетесь. Я обернусь за два дня. Уговорю людей прийти сюда. Мы поставим хижины на острове, или в стороне на соседнем холме. Скоро спадет вода и туда уже будет невозможно причалить. Рядом, у реки Ниреи [Сож] есть мирное племя рыболовов. Оно малочисленное, скитается по реке без пристанища, но воины у них есть, — Никей явно увлекался планированием. — Они платят большую дань огневикам рыбой, но с Диноклом все равно придется воевать. Так что можно и их со временем взять под свою руку.

— Ты собрался стать лексом? — с удивлением спросила Севия.

— Не я, а Норей, или Вар, или кто иной. Все можно решить миром, а мне достаточно быть главным воином среди старших, — говорил Никей.

— Это все сложно, — ответила Севия и хотела еще что-то сказать, но увидела, как распахивает занавеску, ранее непонятно для чего построенной кабинки, Глеб.

Он был в одной тряпке на бедре, но и через тряпку… А еще его тело было красивым, выглядело мужественным. В низу живота девушки начало растекаться тепло, а дыхание участилось.

— Норей! Никей! — позвал Глеб мужчин.

Севии стало обидно, что он не позвал ее, но она силой воли отвернулась и сделала вид, что и вовсе не интересно, что там происходит. При этом, с нетерпением, ждала Никея, или Норея, чтобы они рассказали, что такого им показывал в кабинке Глеб.

Прошло еще сколько-то времени, Севия уже распалила костер под казаном, когда вернулся улыбающийся Никей.

— Мыться предложил. Представляешь? Там, с верху вода течет маленькими струйками. И это не колдовство, такое и я могу смастерить, ели нужда станет, — отвечал на невысказанный вопрос девушки Никей.

Непроизвольно Севия принюхалась к себе, отчего снова зарделась. Она любила мыться. В больших горшках для нее нагревали воду и приносили в специальную хижину, где горел очаг и были раскаленные камни. И тогда она могла натираться корой размельченного дуба, размешанного с глиной и после смывать с себя все это горячей водой. Не все в племени разделяли желание мыться подобным образом. Севии же нравился аромат дуба, как и чувствовать себя чистой.

— Пошли, я покажу тебе, как можно мыться в доме за тканью, — сказал Никей.

Севия хотела сказать, что научить ее мыться мог бы и Глеб, но сдержалась. С высоко поднятым подбородком, демонстрируя собственное достоинство, она пошла в сторону летнего душа, готовясь к тому, что придется пройти мимо Глеба, но парня во дворе уже не было.

*…………*…………*

На удивление, аборигены вполне нормально восприняли и сам факт необходимости мыться и то, что нужно намыливать свое тело. Они были более, чем сообразительными и уже перестали пучить глаза и открывать рот в безмолвии, взирая на все то, что вокруг. Насколько я понял из объяснений, жестов и поведения, они не посчитали меня богом или еще каким-либо проявлением их религиозности. Чаще всего я слышал слово «млечхи» [чужак]. Что это за слово, непонятно, оно противопоставляет меня аборигенам, и, вероятнее всего, имеет коннотацию, схожую с тем, как я их называю аборигенами. Надеюсь, что это не ругательство, а что-то вроде «чужак».

Смыв грязь двадцать первого века, почувствовал себя лучше и в физическом и эмоциональном плане. А после, когда оделся в чистое, замочив снятую одежду в тазике со стиральным порошком, вообще, словно преобразился и скинул большой груз.

Для себя я подготовил фланелевую рубашку и утепленные спортивные штаны с кроссовками. Сверху, с закатом и похолоданием, накину теплую куртку с «самой уместной» надписью в этом времени — «Гомельпромстрой». Очевидно, что погода меняется, и уже к вечеру ощущается, что ночью будет явно прохладно. Хана помидорам. Ну, и Боги с ними. Так как я и особого понятия не имею, что мне делать с этими плодами. Есть мысли сварить что-то вроде соуса, но бывшая хозяйка этого дома была фанаткой томатов ибо, как объяснить то, что только за сегодня я снял пять ведер, а на кустах висят еще ведер тридцать красных, желтых, розовых, черных плодов, при этом в подполе под сорок закатанных банок.

Главная заморочка с одеждой случилась, конечно, при выборе наряда для Севии. Мало того, что я и раньше не то, чтобы разбирался в женской моде, так и сейчас испытывал затруднения в выборе одежды даже без всяких намеков на моду. Нашел бюстгальтеры, трусы, причем, и явно по размеру Севии. Я уже выяснил, что у бывших хозяев была старшая дочь. В итоге выбрал теплый спортивный костюм с толстовкой для нее сегодня. А вообще, я соберу всю женскую одежду, более-менее ей подходящую, и просто отдам девушке. Сам носить платья я не помышляю, так что не жалко.

Но, прежде всего, я захотел подарить девушке украшения. Выбрал самое яркое и безвкусное, что было — яркие красные бусы и серебряный перстенек с александритом, наверное, доставшийся хозяйке дома еще от прабабушки. И мне уже безразлично, что будут значить эти подарки. Козлом в отношении женского пола я никогда не был, и всегда в отношениях поступал красиво, в том числе и расставался. Севию я уже полапал, так что откуплюсь от неловкости ярким подарками.

Не закончив подготовку к дарению одежды, выбежал во двор. Абсолютно забыл, что решил сегодня побаловать себя ушицей. Благо, овощи подготовлены, очищены. Водочка стынет, а я собрался делать уху, а не рыбный суп, поэтому без нее никак. Какое-то домашнее вино в наличии имеется, гитара настроена. Буду шокировать дальше.

Помылись все. Особенно порадовало, что это сделала и Севия. Вот, вроде бы и не рассчитываю на интим, а радуюсь, что девушка помылась.

Вечер вышел душевненький. Наверное, больше душевный для меня, ибо получилось в какой-то момент забыться обо всем и представить себе, будто я на раскопках или на фесте реконструкторов, и все хорошо, ничего неординарного не происходит.

Гости мои тоже улыбались, Никей схватился за нож, который, оказывается, спер у меня. Это так он отреагировал на стопку водки, что я предложил дябнуть под ушицу. Воин подумал, что я его решил отравить. И это интересный факт, значит, в этом времени какие-то яды были. Винцо зашло вообще шикарно. И с каждым глотком алкоголя мне становилось все более начхать на то, что ночь может быть сложной, что днем рядом с моим «поместьем» что-то хрюкало, а, скорее, перехрюкивалось, со свиньями в загоне. Все равно!

Спать пошли за полночь.

Глава 9

Проснулся с больной головой, но, припомнив, как перед сном на своем облюбованном чердаке «махнул» стакан водки будучи уже изрядно во хмели, осознал, что последствия не такие уж и катастрофичные. Навеянное вчерашним вечером воспоминание о времяпрепровождении на археологических раскопках и сегодня о себе напомнило. Там также проживая на свежем воздухе, вечером студенты опустошают стеклянные и не только тары, а утром, после нескольких шуточек-прибауточек, о китайских пчеловодах, так как выбираются из палатки опухшие и с узкими глазами, все идут работать на раскоп. И ведь делают все, что необходимо. А выпить столько же в душной квартире или в шумном ресторане, так наутро и не подняться.

На улице что-то происходило. Каких-то криков я не слышал, но суета была прямо под окном чердака. Спустившись и выйдя из дома, огорченно посмотрел на небо. Солнца не было, а вот холодный, противный, не прекращающийся дождь присутствовал. Огорчиться резким изменением погоды я не успел. На картофельном поле лежала дикая свинья. Рядом не меньше десяти калев корнеплода были разрыты.

— Ко [кто]? — спросил я на «аборигенском».

— Никей ханта[Никей убил], — ответила Севия.

Я подзавис. И даже уже не столь интересны подробности, как воин добыл свинью, где ее сопровождение, вроде они с выводком ходят, или это по осень, а больше заинтересовал внешний вид девушки. Первое — она была причесана, и волосы сплетены какими-то веревочками. Признаться выглядело все очень красиво, ей шло. Украшения, что я вчера подарил, также были на моднице Бронзового века. А вот выбор одежды чуть не вызвал хохот. На ней был бесформенный домашний халат в ярких, аж глаза резало, красных розах. Наверное, очень старые бабушки, да простят они меня, такие халаты готовят себе в похоронный «тревожный» чемоданчик. Умом я понимал, что в этом времени, наверное, в наших широтах, кроме того, как измазать одежду в уголь, мел или болотную охру, и нет других цветов, а здесь одежда из всех цветов радуги. Но хотелось бы видеть Севию в других нарядах.

Впрочем, сейчас из меня все хотелки выбивать будут. С двумя черенками от лопаты приближался Никей. Случилось острое желание куда-нибудь сбежать. Отхватывать и зарабатывать новые синяки не хотелось, тем более, что координация «с бодуна» шансов мне не прибавляла.

Так и произошло. Я видел, что можно сделать, как защититься, или укрыться, отступить — все видел, ничего не успевал сделать, при том, что Никей, явно, меня жалеет. Ему что-то нужно?

Несмотря на то, что шел дождь, я не захотел отсиживаться дома. По плану было обследование острова. Я хотел обойти его вдоль-поперек, приметить вероятные опасности. Может там кругом змеи? Хотя, вряд ли, так как им нужна пищевая база, а я не думаю, что на острове будет много мышей. Но приметить, разметить, прикинуть — все эти глаголы звучат в нужной тональности только на месте. Так что, позавтракав яичницей, я дал соли и оставил гостей одних. После вчерашних посиделок и дарений «по пьяни» железных кухонных ножей, не думаю, что меня сильно обнесут. Самого дорого в доме нет, лучшие ножи, к примеру, тут, на катере.

Самое главное — это бобры в одной заводи у дальнего русла Днепра. С ними нам надо будет повоевать. Как еще дубы целые? Хотя бобры в километрах двух от дубравы. Кроме того, мышей не нашел, куропаток не много, а очень много, ну и… ондатра. Ондатра! То есть, живность, которой тут не должно быть, но она есть. Ондатра водилась до Колумба только в Америке, это доказано. И такая родная стала эта водяная крыса! Это же она вместе со мной, получается, попала сюда. Хотелось взять, расцеловать и… скрутить голову, чтобы мою рыбу тут не гоняла.

Я приехал на остров не просто так, тут будет один из моих схронов. Канистра в десять литров с соляркой, один полный магазин к АК-74, пара берцев, комплект одежды от погибшего Шишкова, немного семян, включая пакет с картошкой, ну и еда — соленое сало, да трехлитровая банка тушенки. Еще в ящике тут будет лежать мотор на лодку, который я отжал у бандитов. Саму лодку чуть позже спрячу.

Похожий схорон я планировал соорудить и в лесу, без мотора, конечно. Паранойя? Без нее никуда. Могут же у меня просто отжать все, а получится, что не все, далеко не все.

Осмотр острова и подготовка ямы под схрон, заняли первую половину дня. Далее планировал сажать картошку, но по такой погоде не захотелось выводить Нику. Именно лошадь должны была принять эстафету у трактора, но делать борозду для посадки картошки, это не то, чтобы подымать целину. Но пожалел животину, ну или пожадничал, что могу потерять ценный ресурс. Лошади тоже болеют. Наверняка, такая погода и Нике не в радость, а лечить ее не знаю как. Собирать морковь посчитал возможным, но частично. В доме можно озадачить гостей закваской капусты.

— Глеб! — ко мне подошел Никей. — Я…

И начался язык жестов. Воин показывал двумя пальцами, словно ходит человечек, махал рукой в сторону леса. Демонстрировал ладони, что означало «без оружия» и мне ничего не угрожает. Думаю, что люди научились врать сразу же, как познали речь, или даже раньше. Так что говорить можно много, а в вот что будет, это время покажет. Из выражения лица, интонаций, взглядов, казалось, что мне говорят правду. Но наставник воинов не прост, весьма не прост. И я догадываюсь, что должен сыграть в его планах особую роль. Впрочем, я не так, чтобы и против, главное играть в мелодраме, или в комедии, но без всяких там драм и трагедий, и мистики поменьше, ее и так за глаза хватает. Если он хочет тут основать поселение, то это мне и нужно. Воинов приведет? Так без них, никуда. Что я? Устал боятся, да и к побегу готов.

Никей, а после и все три аборигена, включая симпатичную аборигенку, объясняли мне, что ему нужно уйти на два дня. Дальше не все понятно: то ли Никей говорил, что идет к людям, то ли, что приведет людей. Но… разве стоило рассчитывать, что мои гости со мной жить останутся? Да и что особо поменялось с того, что у меня живут три человека? Если только в работе чуть разгрузился, а так… социализация не случилась, а она нужна. И сейчас, благодаря гостям, может получиться войти в общество.

Так что… пусть валит, но возвращается один, а те, кого приведет, пусть ждут, пока я приглашу. Отход готов, сюрпризы, если меня захотят убить, будут теперь со мной всегда.

Через час, в лес уходил мужчина, не боявшийся дождя, или хищников. Может он был извращенным суицидником? Или же ощущал себя частью природы и слышал лес и животных? Не знаю, по мне поступок Никея глупый. Или тот, к кому он идет расположен настолько близко, что хватит и нескольких часов, чтобы добраться? Тогда почему меня не обнаружили еще раньше? Охотники же должны уходить на промысел, тут зверя много, но людей нет.

Странно, но я переживал за воина. Его присутствие в моем доме вселяло уверенность. А что мне делать с двумя подростками, если я и сам сильно теряюсь в этом мире? Да и не сказать, что сильно возрастной. В двадцать три только чувствуешь себя взрослым, а поступки способен совершать в том числе детские. После, с каждым годом мудрость берет свое и перерастает в критическую массу, когда сам начинаешь учить жизни других. А бывает и так, что и годы дурь не вышибают. И я тому показатель, так как глупостей в принятии решений и поступках хватает.

Вечер прошел спокойно. Уже никаких праздников не было, мне удалось объяснить про дежурства. Ночью могут прийти только звери, уже потому, что человек ночью в лес не пойдет. Нормальный человек. Или пойдет? Никей же поперся. А он нормальный? Все к черту! Я спать!

*…………*………….*

Интерлюдия

Никей степенно вошел в лес, обернулся и посмотрел на каменный дом и постройки. Воин ощутил странное, для него не понятное, ощущение, когда щемит сердце и накатывают переживания за других. Чужак мало волновал Никея, хотя и тут были нюансы, но от чего-то опытный воин и мудрый человек переживал за Севию и Норея.

У Никея не было своих детей. Он дважды женился, но боги забирали детей и убивали жен. От того, в третий раз воин не стал брать себе жену. Была тайная любовь, бремя которой Никей несет внутри себя. Из-за этой страсти, он ощущал особую привязанность к Севии, так как любил ее мать. Угораздило же влюбиться во вторую и любимую жену лекса Мерсию.

Нет, затворником Никей тоже не был, у него имелась, во всех смыслах этого слова, рабыня, личная, вот эта женщина и заменяла семью. Если бы она забеременела и родила здорового ребенка, то он признал бы женщину своей женой. Но детей не было. Так что свою неразделенную энергию, как отца, Никей тратил на обучение молодежи в племени.

И сейчас он ощутил ответственность, как отец за своих детей. Приходится оставлять Севию и Норея.

На реке что-то назревает. По крайней мере, племя Рысей в опасности. Не понятно, кто за лекса, кто против. Но Никей знал точно, что Вар честный и достойный воин, который всегда был привязан к Рысям, ну и к младшей сестре Никея, Гавеле, которая, презрев все и даже слово брата, отправилась за Варом. Это после, через три года, как Говела сбежала, Никей все-таки наладил контакт с сестрой и периодически, конечно тайно, помогал семье Вара. Тот, несмотря на то, что был признанным лидером общины извергов, нередко голодал сам, как и его семья.

То, что в племени говорили о Варе, как о разбойнике, что убивает охотников — не правда. И теперь Никей был уверен в этом. Вариант с животными отринули все и сразу. Звери оставляют много следов, если нападают на человека.

Наставник молодых воинов решил, что единственная возможность Вара вернуться в племя — это найти тех, кто убивает охотников Рысей. И тут помощником станет чужак. После уже Никей подумал, что Вару нельзя, в любом случае, возвращаться именно на поселение. А вот создать свое селение, признанное Рысями и войти в племя своим родом из извергов… Это сложно, противоречит многим традициям, но возможно и Никей знает как именно поступить.

Никей не собирался использовать Глеба, чтобы потом убить. Воин не видел выгоды в смерти чужака, а, напротив, считал, что он усилит племя. Уже те овощи, которые умеет выращивать чужак — большое подспорье, чтобы зимой меньше людей умирало с голоду. А то, что самоходные лодки не ездят без колдовства Глеба, Никей понял. Там многое без колдовства не работает.

У воина даже созрел план, по которому Глеба, если, конечно, дать ему набраться мудрости и рассказать про богов, сделать жрецом. Боги явно любят этого человека. Нельзя отрицать окончательно, что он и есть посланник бога. Но точно не бог. Как выглядят боги, Никей знал, это знали все. И вот община Вара могла бы стать помощницей для Глеба и объединительной идеи вокруг посланника богов. Могут подтянуться и иные племена.

Никей небыстро бежал, чтобы суметь продержаться в быстром темпе как можно дольше, при этом не устать. Дождь перестал идти, и воин периодически останавливался, замирал, чтобы послушать лес. Никей мог определить, если зверь рядом. Животное всегда издает звуки, или пугает других обитателей леса. Не будут петь птицы рядом, если есть рысь, или волк. Будут погрызены листья, или примята трава, если рядом лось или олень. Кабан и вовсе шумит громче всех. Нет, опасность была и все знать и видеть не мог и Никей, но он пошел на этот риск осознанно, а металлический нож придавал уверенности в своих силах. А еще Никей забрал один из луков и большую часть стрел к нему. Так что охотник был готов и к схватке.

С сумерками Никей стал искать подходящее дерево, чтобы там, выбрав большую ветку, поспать. Такое дерево было найдено быстро, но обнаружилась и проблема — стая волков взяла след бегущего человека. Воин-охотник уже определил, что стая не сильно большая, в семь особей. И Никей был уверен, что утром он решит эту проблему, так что залез на дерево.

Никей был опытным не только воином, но и охотником, в племени эти понятия мало различимы, так как человек может охотится на человека и сильный мужчина должен уметь убить всех и зверя и другого зверя, но прямоходящего. И он никогда бы не свалился с дерева во сне, но сегодня решил привязать себя веревкой. Благо тонкая, легкая, но прочная веревка у чужака была. Никей не спрашивал разрешения, чтобы взять, так как эта вещь не была личной Глеба. А что не личное, то брать, если только тебе нужнее, можно. Иных правил чужак не озвучил, а в любом роду именно так и поступают.

Ночью Никей спал нормально, не нервничая, что волки устроили дежурство под деревом. Он умел не волноваться там, где это не нужно. А на утро устроил геноцид шести волкам. Два камня, которые сумел подобрать по дороге были положены на ветке дерева и они первыми полетели в головы оголодалых хищников. После понадобилось еще две стрелы, чтобы резко поредевшая стая пустилась прочь от того, кто в этот момент был выше в пищевой цепочке.

Вообще этой стае волков не повезло. Она была сильной и держала территорию, не пуская других собратьев, которые так и рвались сюда. Теперь останется выжившим только присоединиться к другой стае. Ранее ее потрепал Глеб.

Никей спрыгнул с дерева, попросил прощения у раненных волков и добил их своим металлическим ножом. После попросил прощения и у других хищников. Дело в том, что охотник не будет брать трофей, а, значит убийство зверя было ненужным. Даже оправдание в том, что охотник защищался духам леса будет безразлично, но нужные слова нивелируют последствия.

Оставалось не более трех часов медленного бега, чтобы выйти к лесному озеру, где и нашли себе убежище изверги из племя Рысей, и не только. Тут были и некоторые представители других родов и племен. По разным причинам люди уходили, или их извергали, из родов. Часто и за преступления, или бежали из захваченного поселения, чтобы не идти в рабство. Для большинства таких людей выдворение из племени — это смерть. В другие роды редко брали чужаков, если только на бесправное положение. Не обязательно в рабы, но без права своего жилища и женщины.

У Вара получилось создать не род, но сообщество, где людям получается выживать. Вот только надолго ли? Рыбы в озере стало очень мало, зверье сместилось дальше от охотников, птиц переловили. Коней есть не будут даже будучи при смерти. Даже камень для орудий труда и охоты приходится чуть ли не воровать, организовывая экспедиции к реке. Там, чтобы не нарваться на других людей быстро набирали кремень и уходили в лес.

Так что выживали люди Вара, но жили более скромно, чем многие другие, на грани. Приходилось скрываться, потому как изверга должен убить любой, если встретит. Нельзя возвращаться после изгнания.

Подбежав к стоянке изгоев-извергов, Никей остановился, чтобы осмотреться. Он выговорит Вару за то, что плохо организована служба дозора. Любой может подкрасться к селению и всех вырезать так быстро, что воины не успеют схватиться за оружие.

Причина того, почему все воины, и не только, столпились у главной хижины, скоро стала понятна для наставника. Люди Вара поймали шестерых чужаков. Никей выкрикнул звуки, о которых он когда-то договорился с Варом. Уже скоро воин был в селении и разговаривал с лидером и мужем сестры.

— Никей, я рад тебя видеть в эти сложные времена, — сообщил Вар, как только они с наставником молодых воинов племени Рысей отошли в сторону.

— Тяжелые времена требуют забывать ссоры с друзьями и объединяться против врагов, — обозначил свою позицию Никей.

— Ты знаешь, друг, что я не делал того, в чем меня обвинили. Но со мной обошлись бесчестно, не оценили то, что я делал для племя, — говорил Вар.

В это время к мужчинам подошла необычайной красоты женщина с уже чуть выпирающим животиком. Беременность Гавеле шла только в плюс. Ранее девчонка, после рождения первенца полтора года назад она все равно выглядела, словно девочка, но нынче, наконец, стала красивой женщиной. Столь красивой, что и Никей немного терялся в ее присутствии, не веря, что это его сестра превратилась в такую женщину. Он то помнил ее соплячкой, дразнил, издевался, как это часто делают братья.

— Гавела, рад, что боги даруют вам возможность зародить новую жизнь, — сказал Никей, погладив живот женщины.

— Говорите дальше! — сказала Гавела и отошла, чтобы не мешать мужчинам решать вопросы.

Наступила небольшая пауза. Вар провожал свою женщину, с которой, конечно же, сошелся сразу, как только вышел из племени, и с которой живет не по завету, так как у извергов не было своего жреца, чтобы совершить обряд. Вару было все равно, но Гавела сильно переживала по этому поводу, но не соглашаясь на то, чтобы обряд провел кто-нибудь, кто не жрец.

— Кто эти люди, которых ты поймал? — спросил Никей, посматривая в сторону сидящих на земле, спиной к воину, людей.

— Рыси вместе с огневиками. Звезда рода Морвага, а еще одна звезда племени Огня. Это они охотились на воинов Рысей. Воины Морвага пользовались тем, что их все знали и подходили к соплеменникам быстро, а после убивали воинов вместе с огневиками, — рассказывал Вар.

— Что? Еще и Морваг предатель? Я догадывался, но не хотел в это верить, — сокрушался Никей. — Племя обречено.

— Тем, что я убил и пленил охотников на людей племени Рысей, я подарил своему бывшему племени немного время. Решай, Никей, что сделаешь! — сказал Вар, жестом показывая гостю идти к главной хижине. — Мое предложение, чтобы ты был с нами все еще в силе.

— Ты умный человек и должен понимать, что твои люди скоро начнут умирать с голода. Орудий труда нет, зверя мало… — Никей замолчал, так как он знал, что Вар все понимает, но пока не выработал решения.

Потому Никей и здесь, что он нашел решение всех, или почти всех проблем. Можно создать свое племя, ну или возродить племя Рысей, когда его уничтожит Динокл. Воин был уверен, что Глеб не станет противится. Чужаку нравится Севия и можно привязать его через девчонку. Он должен понимать, что без людей ничего не получится и его просто сделают рабом. Глеб с характером, может стать неплохим воином и без своих божественных вещей, которые скоро будут бесполезны. Никею хватило ума понять это.

Остро станет вопрос о том, кому быть лексом. На эту роль Норей пока не подходит. Сам Никей не хочет быть вождем, он привык к своей роли, ну а стать главным воином — это потолок желаний мужчины. Вар — вот вождь. Но можно договариваться и решать. Никей не даст в обиду Глеба, без него придется сложно, но он и не может вести за собой людей. Жрец — хорошее решение для чужака, тем более, что можно представить Глеба, как посланника богов.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой завтра? — с сомнением спрашивал Вар, когда Никей сказал о необходимости отправится к реке.

— Да, ты должен увидеть и понять, что выход из сложной ситуации есть, — настаивал Никей.

— Нет решений. Динокл силен, но не только он. У меня есть люди, которые бежали издалека. Сверху Реки идут воины, много, — сокрушенно говорил Вар.

Никей подумал, что появление чужака может быть связано с тем, людям на Реке угрожает большая опасность и Глеб сможет повлиять на это. Хотя… он не достаточно умелый воин, пусть и с потенциалом и большой силой.

— Ты мне не доверяешь? — догадался Никей главную причину нежелания Вара идти с наставником воинов.

Установилась пауза. В хижину вошла Гавела и стала ставить на землю еду. Это были с десяток яиц какой-то птицы и похлебка из рыбы с разваренными зернами ячменя.

«А ведь это лучшая еда, которую подают главному человеку в селении» — подумал Никей, сравнивая яства с вкуснейшим пловом, который приготовил Глеб.

— Вот! — сказал Никей и достал из своей кожаной сумки кусок соленого сала.

Гавела сглотнула слюну, а Вар уставился на гостя, ожидая объяснений.

Такое сало, с палец толщиной и аппетитной мясной прослойкой никто и никогда не видел, даже когда в племени Рысей были в загоне свиньи и их резали. Чтобы выкормить такую свинью, нужно много еды. Ну а дикие свиньи, которых тут было много, почти и не имеют сальной прослойки, а их мясо жесткое и требует долгой варки.

— Ты меня зовешь сходить туда, где есть такая еда? — спросил Вар.

— Что либо я могу рассказать только тогда, как ты согласишься и пойдешь со мной. Доверься Вар, твоя женщина должна есть сытно, чтобы родить здорового ребенка. И твой сын должен хорошо питаться, чтобы стать воином и меньше болеть, — давил на больной мозоль Никей.

Вар не ответил, но взял свой кремневый нож и отрезал кусочек от сала, презентуя его жене. После в хижину пришел маленький человечек меньше трех лет отроду — сын Вара. И ему досталось сало. От остального куска Вар отрезал половину и отдал Гавеле.

— Детям! — сказал мужчина своей женщине.

Никей сожалел, что взял так мало еды. У Глеба очень много еды, он прокормит этих людей, а люди отработают для общего блага. У Вара не осталось бездельников, они были лентяи и скверные люди принесены в жертву богам, а потом… да, съедены. Вера в богов это позволяла: если боги не берут жертву, на второй день можно ее есть. Вар прекрасно знал, что это зло, но зима унесла жизни шести детям и трем взрослым людям — это только те, кто умер от голода. Но мясо людей никому не нравилось. А кто и призывал резать слабых и умирающих, чтобы съесть, того самого убивали.

Вторую половину дня Никей пытался охотиться, но вокруг селения не было ни зверя, ни птицы, всех съели за почти четыре года жизни в этих местах, а кто и ушел. Все же река давала людям сильно многое и те, кто жил на берегу не так часто голодали. Если уже голод подступал, то не брезговали и раками с речными мидиями. А у озера Вара ни одной лягушки не осталось.

Ночью Никей не выспался. К нему пришла безмужняя женщина, которая пожелала иметь потомство от сильного воина. Этот воин не был против. Плечо уже почти не тревожило и Никей заставил женщину кричать от удовольствия.

— Просыпайся! До вечера мы должны дойти. В лесу ночевать нельзя. Там зверь появляется, но мало охотников возвращались с тех мест. Волков много, лютые медведи, кабаны. С нашим оружием, только с двумя луками, сложно охотится в тех местах. Как тебе вообще удалось пройти? — сегодня утром Вар был более разговорчив.

Он принял решение. И не потому, что сало было очень вкусным и сытным, даже соленым — лакомство, да и только. Но не поэтому. Община была на грани выживания, а Вар уже и так решил, что нужно идти в сторону, где река создала остров, чтобы охотится и устроить рыбалку. Ранее в племени было только три звезды охотников и это очень мало. А недавно прибыла полностью одна звезда, еще и три воина и пять женщин с детьми, они были из рода, который разгромил Динокл. Эти люди шли к Рысям, но Хлудваг не принял их, так как как они пришли сразу после зимы, когда мало припасов и для самих. Нашлись добрые люди, подсказали поискать в лесу извергов.

Так что Вар собирался рисковать и отправлять охотников на промысел. Вот заодно и посмотрит, куда это его ведет Никей.

Глава 10

Вершины елей оживились, как от сильного ветра. Макушки деревьев, казалось, вот-вот оторвутся. Еще секунду назад все спали, как и лес, сейчас же шум резал уши. В неба спустились какие-то летательные аппараты, именно от работы их двигателей и появился ветер.

Я вышел во двор, разбуженный заливистым лаем Греты. Волновались и другие животные. Посмотрев в сторону огорода, где оставалась неубранная морковь, я заприметил зайца, который замер и с большим любопытством взирал на то, как медленно, подымая столбы пыли, летательные аппараты, похожие на блюдца, идут на посадку.

Даже здесь, на горе, я слышал, как плескается рыба, наверняка так же волнующаяся из-за появления инопланетных гостей.

Одетая лишь в ночную рубашку, зевая и потягиваясь руками на носочках, вышла Севия. Она смотрела на уже приземленные три летательных аппарата без особого интереса. Ну, конечно, устала удивляться. Я уже и на катере ездил и на тракторе.

«Что? Еще что-то и летает? Ну и ладно» — наверное об этом думала девушка, когда смотрела, как в сумраке только начинающегося рассвета, скидывается трап с «блюдец».

Вдруг наступила тишина. Я с ужасом смотрел на то, что Грета продолжает открывать пасть, понимал, что должны быть звуки, но я слышал только тишину. Заяц все так же стоял, словно его вырезали из дерева, Севия безучастно взирала на происходящее, а я начинал паниковать.

По трапу спускались серые гуманоиды с огромными глазами. У них был рот и он открывался, но звуков я все равно не слышал. Пришельцы направлялось ко мне. Я хотел рвануть в дом, чтобы взять автомат, который по глупости оставил у своей кровати. Но двинуться не мог. А серый человек подошел ко мне, положил руку на плечо…

— Кукареку! — сказал пришелец.

— Что? — спросил я.

— Кукареку! — пропел петух и я проснулся.

Вот же сон… На улице холод, в доме не топлено, а я весь в поту проснулся. Что твориться в моем мозгу, что мне такие сны снятся? Прошлый сон был о том, как я занимался безудержным сексом с Севией,почему-то в присутствии капитана Кутейникова — нашего замполита в погранотряде. Пусть тот сон так же был не без извращений, но хоть приятный. А тут… жесть.

Или мне так напоминают о чем-то? Чушь. Даже после переноса я не стал суеверным. Вернее, не думаю, что меня какие-то силы забросили, чтобы я… Чтобы я что? Изменил историю? Тут, в этом неизвестном на события времени, какая история? Насколько я знал, одна волна переселения, меняла другую, индоевропейцы делились на балтов и славян, одни других завоевали, но это произойдет через лет так тысячу. А пока ни балтов, ни германцев нет, есть только племя Рысей, Огня и еще какая-то родовая херня.

Это не история Египта, или Вавилона, по которой есть источники. Тут люди любили, ненавидели, заключали союзы и воевали друг с другом. С лица Земли стирались целые племена, иные героически отстаивали свое право на существование, но мы, люди будущего, ничегошеньки не знаем про этих героев и предателей. Так кого спасать, если не знать ничего?

Одно дело попасть во времена Смутного время, там ясно, что нужно спасать. Или очнуться перед монгольским завоеванием Руси. Тут, в Бронзовом веке, блин блинский, что спасать? Себя? Девчонку? Минутку поругался в пустоту, пора и за работу.

Выходил во двор величаво, вдохнул полной грудью влажного воздуха, порадовался проблесками солнца и тому, что погода наладилась. Я, скорее всего, выглядел помещиком, который выспался и решил посмотреть, как его холопы создают условия для комфортной жизни землевладельца.

— А хорошо-то как! Какие виды! Ртухи! [хорошо]– сказал я, наблюдая за тем, как Севия, согнувшись в очень интригующую позу, смывает последствия похода к скотине.

Норей же выгребал навоз у коровы. Наверное, именно девушка и припрягла своего братца убрать в скотнике. Пусть убирает. Нет, ну я все-таки отключу мозги и накинусь на эту нимфу. В моей голове то и дело звучало тяжелое страстное дыхание Севии, когда я ее «обследовал». И это становилось все более навязчивым.

— Ну что, холопы, бульбу сажать будем? — выкрикнул я, испугав согнувшуюся Севию, которая дернулась и, чтобы не упасть, уперлась правой рукой в… калшуш [экскрименты].

Вот так и живем, уже часть слов употребляем местного наречия.

— Блят! Дабил! — выругалась Севия на меня.

— Чего? — рассмеялся я.

Вот почему так получается, что вне академических аудиторий, в общении с носителями другого языка, первым делом изучаешь ругательства? Можно не запомнить важное слово, но очень быстро научишься посылать на хрен, ну и в другие ответвления от этой магистрали русского матерного.

Теперь нужно осторожнее в своих высказываниях, а то раньше самыми распространенными выражениями у меня были «нах… бл…». Нет, я не матерщинник, даже не любитель, хотя знал профессионалов, златоустов, которые составляли такие красивые конструкции, что и не ругательства это вовсе, а целое искусство. Моя бабушка по маминой линии такая. И я матерился, наверное, от нервов, это своеобразный психологический тренинг. Теперь подобная разгрузка закончилась.

— Ти ход рабан [ты идешь работать]? — спросила Севия с укором.

При этом «рабан» — это не коверкание «работать», на местном это и есть работа. Очень созвучно с арбайтен, работать. Есть еще одно слово — «ход» — не что иное, как идти.

— Ход со мной! — сказал я и отправился к сараю, где была приготовлена к посеву картошка.

В дождь сильно не поработаешь, но под крышей — очень даже. Вот мы и подготовили бульбачку. Большие, да и средние картофелины разрезали на части, мелкие так и оставляли. Из более двух мешков у нас вышло… да столько же и вышло, если в мешках мерять. А вот, если в семенах, то почти вдвое больше.

Предстояло священнодействие, которое у многих работников Республики Беларусь могло быть даже уважительной причиной для внеочередного отпуска. «Картошку высаживать» — аргумент, после которого работодатель может подписать не то, что заявление «за свой счет», но и отгул. Я профилонил «картошку» у бабушки только по одной причине — служба в армии. Для бабули, наверное, мой долг родине, был не настолько важной причиной, чтобы внук пропустил посадку, а потом и сбор картофеля.

Так что, бабуля, возрадуйся! Эх, если бы бабушка переселилась, то была бы матриархом, сломала бы все патриархальные традиции. И все бы работало, а картошки вырастили бы на десять племен. А вот мама, попади она сюда, сразу же утопилась, ибо она не имела возможности прибегнуть к услугам своего маникюриста… мастера маникюра. Как, впрочем, и иных специалистов-волшебников для того, чтобы женщина оставалась долго красивой. Интересно, а какая с годами будет Севия? Без косметологии быстро красота завянет?

— Рабан [работать]? — вырвала меня из мыслей Севия.

— Иду! — сказал я. — Сварливая какая! А еще не жена!

— Жена? — переспросила Севия и зарделась.

Нет, нужно фильтровать свои слова и выражения, что-то слишком быстро стирается языковой барьер. Или на местном слово созвучно, как и многие другие?

Высаживать картошку я собирался с помощью Ники. Не использовать же для этого технику, которая еще пригодится для целины. Да и обидно будет, если при посадке картофеля что-то поломается в тракторе. Я только чуть на чуть разобрался с тем, как на нем ездить, но вот чинить — в это даже лезть не буду, ибо не смогу.

Ника — лошадка-умница. Выученная настолько, что мне только и оставалось, что успевать за плугом и не всегда контролировать глубину борозды. Ну а Норей с сестрой, так и вовсе не успевали, даже не втыкать, а закидывать картофелины в образованные колеи. Но работа спорилась, а площадей на картошку было не так, чтобы и много, так как я оставлял севок для посадки на острове.

Часть распаханной земли я решил засадить кукурузой, семян которой было с две горсти, фасолью, ну и тыквой. Что касается кукурузы, то ее урожай уже можно было и собирать. Бывшие хозяева, явно снимали пробу и часть початков была оборвана. Но никогда в жизни я не видел семян кукурузы мягкими, так что самые спелые початки были сорваны и отправились на подоконник. Так было у бабушки, наверное, это правильно.

А фасоли было много, четыре трехлитровые банки, из которой одна красная. Можно, конечно, ее схомячить, я люблю фасоль, но это же просто великолепный овощ. Овощ? Вроде бы, да. У него достаточно неприхотливое хранение, да и растет, словно сорняк. А зимой будет спасать жизни. Зерна я, к примеру не нашел, только овес, который предназначался для лошади, так что о хлебушке предстоит забыть. А овес нужно осмотреть и выбрать зерна для посева. Только где поле под это отрядить? Нужно лес выжигать.

Работа спорилась и уже через два часа, мы, перекусив огурцами с варено-копченой курицей, к слову, стремящейся испортиться, приступили к сбору урожая картофеля. Тут технология похожая, где я хожу с плугом, «подымаю» картошку, а Севия с Нореем собирают ее в мешки. Прежние хозяева отрядили на картофель примерно соток шесть-семь. Жлобы! Можно было и больше потрудиться. Но вот урожайность была хорошей. Еще не знаю, сколько будет мешков, но мы успели собрать едва ли треть, при этом упаковать восемь мешков по 48–50 кг. И крупных корнеплодов было больше, чем мелкой. Чем свиней кормить? Хорошей картошкой — жалко!

Закончили мы свои работы по той причине, что Севия упала в обморок.

Права была красотка, что утром обозвала меня «Блят, дабил». Я не учел очень важный аспект — обмен вирусами. Я прибыл, к примеру, из ковидных лет, вероятно, привез с собой бактерии, или таковые были в доме, а насколько организм местных людей обладает иммунитетом к всяким гриппам?

Севия температурила, и ей плохеть стало явно не час назад. И я ее погнал работать, сгибаться, тягать ведра. Помрет, Не прощу себе.

— Пей! — кричал я раздраженно на Норея, который так же показался бледным и тяжело дышал.

Парень не понимал, как нужно глотать таблетку. А давал я ему пока антивирусное и витамины. А вот Севия сразу получила антибиотики, да в свою удивительную попу. Спасибо, бывшие, что аптечку нормальную имели, хотя в деревне, где аптеки нет, а дети в наличии, это более чем обосновано. Или это для того, чтобы бандитов лечить? Уже не важно, но систематизировать и записать все лекарства, да изучить их бумажки, нужно. Армейские препараты я знаю, а вот в остальном мои знания заканчиваются на аспирине, да аскорбинке. Утрирую, конечно, но точно ни разу не формацевт. Даже на укол антибиотика Севии решился, так как сильно испугался за нее. Девушка была без сознания.

К вечеру слег и Норей. У него была температура под 39 градусов, но в целом он выглядел сносно, не вызывал опасений. А вот Севии было плохо.

Только зарождающие надежды, что все может быть хорошо, начали рушиться. Если вернется Никей и увидит умершими парня и девушку, ладно, достаточно и одной Севии, то войне быть. Кого приведет этот воин? Вот с ними и воевать, так как Никея буду укладывать наглухо. Выиграю войну? Вряд ли. Один не вытяну. Будут дергать днем и ночью, не давать спать, на третий день просто придут и перережут горло, так как без сна и постоянно на нервах, мой организм рано или поздно, но отключится. Так что придется опять же, бежать.

— Девочка, ты выживи, а? — говорил я, вновь заголяя попу для укола.

Теперь колол и антибиотик общего действия и жаропонижающее. Даже на попу не засмотрелся… Это получается, инстинкт выживания сильнее размножения?

А за час до заката, Грета, залилась лаем и побежала к калитке в воротах у дома.

*……….*……….*

Интерлюдия

Мрачные мужчины шли в неизвестность. Вар взял с собой только одну звезду охотников, но, видимо, самую боеспособную. Никей наверняка знал, что эти воины сумеют среагировать на любую опасность, ведь он их некогда сам проверял, а двоих парней и вовсе инициировал в воины-охотники, принимая экзамен.

Мрачность мужчин была обусловлена тем, что они уже разуверились, что все может быть хорошо. Изгои, так и не ставшие единым родом, выживали. Когда этих людей извергли, они были преисполнены надеждами. Вар привел мужчин и, пошедших за ними, женщин, в место, где было много еды. Лес кишел зверями, было много птицы, в озере жила большая семья бобров. Были тут и малинники, земляники с черникой так же хватало. Единственная напасть — гнус. Комаров и мошкары было не много, а очень много.

Первый год изгои жили и почти что не тужили. А вот после… Ножи ломались, как и копья, запасы стрел быстро истощались. Нет, дерева для стрел было предостаточно, перья так же в наличии, а вот кремня… Нельзя было изгоям появляться на реке, по крайней мере, на том участке, что контролировался племенем Рысей. Ночные вылазки за кремнем совершались, но это было более чем опасно. Ночной лес никого не щадит, ну а на реке часто плыли лодки Рысей, или кого иного, кто уже на своем участке реки не потерпит чужаков.

Но они выживали, рожали детей, часто больных, часто уже мертвых, но даже так, количество изгоев увеличилось. Если из племени Рысей вышло семнадцать человек, это без учета совсем малых детей, то теперь в общине извергов обитало уже сорок семь мужчин и женщин, подростков, ну и еще четырнадцать детей малого возраста, которые пока не помощники в работе.

Вар и его охотники старались, шли на риски, но приносили добычу. Весьма вероятно, что и сейчас большая часть общины смогла бы дожить до новой зимы. Но потом? Нет будущего, и это сильно омрачало людей. Начинались свары, даже драки за еду и шкуры. Вару получалось примерять людей, особо буйных убивать, но чем хуже перспективы на будущее, тем больше недоверия и злобы поселялось в сердцах людей.

Бывший наследник племени Рысей не поверил и половине того, что ему рассказал Никей. Вар уже скорее по привычке и, как должное, приносил жертвы богам, но какие могут быть жертвы, если дети пухнут с голода. Так что он был уверен, что боги отвернулись от изгоев. Жрецы во всех племенах утверждали, что извергов боги не слышат, тем самым пугая людей и призывая их к порядку под страхом голодной смерти.

Но Вар шел. Он почти доверял Никею, который помогал изгоям и еще никому не рассказал, где именно обитает община. Впрочем, это был секрет только для тех, кто мало ходит в лес за добычей. Многие охотники рысей примерно рассчитали место, где могут находиться изверги. Вот только, считалось, что они умерли. Сами же люди Вара сторонились других людей и быстро уходили, если вдруг где-то появлялись охотники из Рысей, или других племен. Селение извергов располагалось в полутора днях пути от ближайшего поселения Рысей, а охотники редко уходят так, чтобы проводить в лесу больше дня. Да и в этих местах стало мало добычи, что так же не привлекало особого внимания со стороны охотников из других племен.

Туда же, куда вел их Никей, Вар уже ходил, и не раз. Но вот тут была ситуации с точностью наоборот. Зверя было очень много. При этом были волки, медведи, рыси, кабаны и много иного зверя, даже не так далеко целое стадо оленей и дальше туров. Охота, конечно могла выйти знатной. Но для хорошей загонной охоты нужны были люди. Пусть они и были, но места те посчитали злыми, ибо шесть охотников сгинуло.

— Мы уже рядом, — сообщил Никей, когда до заката оставалось не более двух часов.

Воины выдохнули. Все опасались, что придется ночевать в лесу. Именно тут лес был более всего злым. Группа слышала уже и вой волков, распознала похрюкивание кабана, видела подранные от коры деревья, что сделал, скорее всего, медведь. Но даже страх не лишал охотников острого желания добыть трофей. Вот только Никей просил никого не убивать из-за того, что нет времени, ну и потому, что их покормят.

Когда группа охотников-воинов вышла на опушку леса, никто не поверил тому, что открылось перед их взорами, и началось массовое протирание глаз. Эту процедуру после первого раза половина охотников повторила, ну а два воина пошли и на третий подход, от чего кожа у глаз мужчин стало красной.

— Дом богов! Белый камень. Это точно боги. Кто из богов тут живет Рабрах? — испуганно спросил Вар, а его воины встали на колени и склонили головы.

— Чем ты слушал, Вар? Тут живет молодой жрец, который слышит духов. Он молод, но боги даровали ему чудесные вещи. Многие скоро исчезнут, но что-то и останется, — повторял ранее сказанное Никей.

— Он уязвим? Его можно убить? А сколько у него животных, а коней? — засыпал Вар вопросами Никея.

— Если ты разумен, то не станешь пытаться убивать этого жреца, который и воином может стать хорошим. Он убил всю звезду Саргона. Так что или принимаешь все правила, которые ранее обсудили, или уходи обратно к лесному озеру и умирай. Сюда я тебя больше не пущу, — жестко и решительно говорил наставник воинов.

Прошло еще полчаса, когда сошел первый шок от увиденного дома, металлических, но даже не бронзовых, столбов, на которых была прикреплена опять же металлическая сетка. Воины поверили, что опасности в доме не будет и боги не превратят их в пыль, они уже хотели идти к дому, но Никей настоял, что пойдут только он и Вар.

Воин-изгой подумал, что Никей не взял остальных воинов лишь потому, чтобы те не лишились рассудка от увиденного. Через металлическую сетку, подойдя поближе, можно было многое рассмотреть. Вар мог понять, почему лопата металлическая, и то с трудом, но какой смысл тратить металл на ведра? Разве не проще выдолбить емкость из куска дерева? Или слепить из глины? Но Вар настроился, смог отринуть все лишние эмоции и сомнения и стал ждать.

Первым пошел Никей. Наставник воинов двинулся к металлическим воротам, открыл лишь часть массивной конструкции, вошел во внутрь.

— Гав! Р-р-р, гав! — раздалось за воротами и Вар уже изготовился к бою.

Так рычать и гавкать могла только очень большая собака. У общины извергов было три собаки, больше не могли прокормить, но они лаяли куда как менее зычно и убедительно. Вот только ни звуков борьбы, ни лая, больше не было.

— Вар покажи мирные помыслы и иди сюда! — прокричал Никей.

Предводитель общины чуть вытянул руки и развернул их ладонями к заходящему солнцу. При этом, мужчина даже чуть растопырил пальцы, чтобы показать отсутствие острого отщепа, или маленького ножика, который можно зажать между пальцами. Шел Вар медленно, чуть опустив глаза. Он все равно боялся увидеть божественное сияние и ослепнуть.

Металл, вокруг металл, его столько, что у Вара кружилась голова. Он знал, что бронзовый топор — это символ власти и редко, очень редко, у кого есть подобное. У женщин, порой мужчин, бывают медные и даже бронзовые украшения, но лишь потому, что на эти изделия требуется немного металла. Между тем, это так же статус и немалый. А тут…

Вновь возникли мысли об убийстве хозяина всего этого богатства, ведь еще в доме что-то есть, животные, птица, вон курица выбежала. Однако, его общине не отстоять все это, сомнут быстро. Так что металл — это смерть для многих. Люди гибнут за металлы.

Вар решил, что убить всегда успеет, посмотрит, что будет дальше.

*……….*……….*

— Рай дам! [богатство дому] — сказал мужчина, которого позвал Никей.

— Ага! Вечер в хату! — сказал я отзеркалив поклон, но сделал это чуть мене глубоко, чем представший воин.

В руках я держал пистолет и был готов в любой момент стрелять. Моя решительность чуть поколебалась, когда я увидел, как именно подходил мужчина. Он держал свои руки вытянутыми вперед, а ладони сложенные лодочкой, словно просил милостыню.

— По субботам не подаю! — сказал я и попытался вспомнить, какой должен быть день недели, если отсчитывать от того, как я попал.

— Блят, нахер, Вар! — к нам вышел, покачиваясь, Норей.

— В дом, придурок, заразишь тут всех! — наорал я на любопытного больного.

Видимо, начало действовать жаропонижающее и этот идиот вышел. Норей понял меня, правда сделал только шаг назад. Технически он был в доме, но двери открытые и парень всех видел.

А я прогрессор! Привнес в этот мир культуру… матов и иного сквернословия. Уже и Норей произносит мои волшебные заклинания. И как объяснить, что это те слова, которые не стоит применять повсеместно, уж точно ими не стоит приветствовать людей.

— Межа, маса! [еда, мясо] — сказал Никей.

— Он один? — спросил я, дублируя слова жестами, когда указал пальцем на пришедшего мужика и демонстрируя указательный палец, хотя на волю дернулся средний.

Интересно такой жест с вытаращенным средним пальцем поймут?

Никей замялся и после показал на руках шесть пальцев. Подумал и прибавил еще один, указывая на себя. Семь рыл накормить? Я говорил, что у меня много еды? На год хватит?

— Севия, а, балга! [Севия и я болеем/боль] — заявил Норей.

Никей насупился, грозно посмотрел на меня. Кулак непроизвольно сжал пистолет. Вот пусть только дернется! Грозный какой! Привел мужика, с ним еще пять ртов и мне кормить их, а тут… Хотя да, выглядит ситуация не очень. Воин может подумать, что я только и ждал момента, чтобы он ушел, дабы после убить тех молодых людей, кого Никей опекает.

— Дождь, — показал я на небо, а потом началась пантомима, перемежающаяся имитацией кашля.

Так я рассказывал, чем именно заболела Севия, ну и Норей. Спасибо братцу девчонки, он, как я понял, рассказал, при каких обстоятельствах их с сестрой свалила болезнь. А потом начались споры и попытка от Никея выгнать Норея из дома, причем, если я правильно понял, он потребовал от парня забрать и сестру.

Я знал, что у древних Русов, если верить описанию араба ибн Фадлана, был обычай. Скорее не обычай, а правило, по которому человек, заболевающий чем-то серьезным обязан был уйти подальше от поселения, изолироваться от общества. Вернется сам, на своих ногах, значит все в порядке, выжил, не вернется, так за ним после придут и похоронят. Жестоко, конечно, но такие правила должны были быть навеяны реальным положением дел и желанием избегать эпидемий. Частью правильно, сомневаюсь только, что тот человек, которого прогоняют в хижину вдали от поселения, со мной согласится.

Не в этом случае. Тут будет наоборот. Это пришлым нельзя в дом, где, наверняка вирусы гуляют по всему дому. Так что переночуют в сарае. Только в каком? С трактором? Не очень то хорошее решение, с инвентарем, еще хуже. Пусть спят с трактором.

Через час мы сидели за столом на улице и ели. По еде я погорячился, что не хотел кормить. У меня скопилось много мяса, как крольчатины, так и птицы, которое даже в погребе вот-вот начнет портиться. Что я не так сделал, когда чуть отваривал и после коптил, не понятно, но то мясо, что было не в прохладном погребе, уже было чуть липким и мой чуткий нос слышал нотки не предвещающие стандартные походы в туалет.

Кстати, ошибка еще одна — туалет. Я там захоронил «наследство» из будущего в виде человеческих тел. Посчитал тогда, что рационально. Нет, нисколько. Во-первых удобрения пропали, во-вторых это был, пусть и старый, но туалет. Есть еще один уличный сортир, добротный с седушкой, но… нас уже десять человек, если я не разучился считать. А, если будет больше? Есть туалет и в доме, вот только беда — канализации нет. Там, где был канализационный колодец растет большая сосна. Можно сходить и в доме, но сколь много раз, пока все наружу не попрет? Все равно смывать же нужно. Так что проблема.

Ели мясо мужики, соком запивали, о чем я им говорил, они не понимали! Вот и краткое описание происходящего. А сок… так березовый во всю идет. Березки, в небольшом количестве попадаются у дома, так что набрал чуть, успел, потому как вот-вот и березовые сережки начнут расти и спадать.

Все шесть мужиков были худющими. Было видно, что тела у них тренированы, вопреки недостатку пищи. Жилистые все, напоминали спортсменов-профессионалов легкоатлетов. Не тех мускулистых негров, которые бегают стометровки, впрочем не дотягивали мои гости и до сухих кенийских марафонцев, но ближе ко вторым. Думаю, что откормить их, так серьезные бойцы будут, если только не станут жрать, да спать.

— Как Севия? — спросил меня Никей.

Слова прозвучали, как будто передо мной носитель русского языка. Удивился. Но и я, наверное, мог уже некоторые фразы говорить на местном наречии. А слово «как» на местом «ка», так что не сильно то и нужно было удивляться.

Я проверил девушку, тем более, что на ночь я хотел сбить ей температуру. Она была в сознании и смотрела на меня такими молящими глазами. Думает девочка, что все, умрет.

— Нет, я не дам тебе умереть! — сказал я и погладил черные волосы Севии.

Мне не ответили. А что говорить? Тем более, что хрен поймем друг друга.

Глава 11

Интерлюдия

— Я ничего не понимаю, Никей, так кто он? — спросил Вар, когда Глеб ушел к Севии.

Наставник воинов специально напомнил парню, чтобы тот проведал девушку, чтобы иметь возможность переговорить с воинами, которых сам и привел.

— Он тот, кто поделился с нами едой. Просто, не требуя ничего, — отвечал Никей.

— Но ты говорил, что работал здесь, что и твои воспитанники тут работали. Значит он отплачивает едой за работу, — проявлял скепсис Вар.

Вар, как изверг, сильно разуверился в том, что есть кому-то до тебя дело. Воин был уверен, что просто так никто не станет делиться едой. При этом Вар противоречил своим же убеждениям, так как неоднократно делился пищей с членами его общины. Но такое поведение воин объяснял тем, что он почти лекс, что ответственный за людей.

Тут же кормят его, всех воинов, что пришли. Да еще и таким вкусным мясом, дают пить чуть забродивший сок. Да сам Вар теперь хочет отработать за такую еду, ну и чтобы с собой дали, для любимых жены и детей. Но на то он и предводитель, чтобы сомневаться и принимать взвешенные решения.

Перейти сюда — это сложный процесс. Нужно строиться, быть готовыми к большой охоте, чтобы выбить зверя рядом с домами. А это все ресурсы: стрелы, копья, топоры. Всего этого мало, очень мало. Одну хижину всеми мужчинами и за день не поставить, а сколько их нужно? Много. Если только с валкой деревьев поможет этот посланник богов.

— У меня и тех людей, которые мне доверились, есть два пути: первый, это когда мы остаемся у озера и ждем. Ну а то, что мы захватили охотников из рода старейшины Рысей Морвага вместе с людьми Динокла, не даст нам спокойной жизни. За нами придут. Нужно срываться и бежать, но мы и так живем равноудаленно от рек, поэтому не много направлений для бегства. Да и голод… Второй путь, это прибыть сюда. Но тут нас так же найдут и что тогда? У нас мало воинов, — Вар уставился на Никея, всем сердцем желая, чтобы тот помог найти самое рациональное решение.

За себя Вар не волновался, да и воины, что ушли с ним и те, кто присоединился позже, все были смелые, опытные. Но что смогут сделать двадцать шесть воинов? Если против тринадцати, то все сделают, ну а против ста, ничего.

— Нет безопасного места на реке. Много людей стало вокруг. Река дает всем прокорм, но все равно голод случается. Белый дом не виден с реки, а остров все считают местом обитания богов. Вода сойдет и пробраться на остров будет сложно. Там оборону держать не трудно, если иметь лодки. Но об этом рано говорить. Диноклу нужно разобраться с Рысями и скоро будет развязка. У меня есть соратники среди охотников-воинов Рысей. Они присоединятся к нам, если у нас будет получатся. А ты можешь уйти в любой момент. Но… и думать забудь, чтобы убить Глеба. Посмотри, — Никей указал на поле, которое сегодня было засеяно картофелем. — Два дня, даже меньше, а поле засеяно. Так что нельзя его убивать, пусть научит так же делать, а потом… если нужда выйдет, я сам его убью.

— Ты долго говорил и все правильно, — Вар даже привстал в знак важности его слов. — Я приведу людей и ни я, ни те, кто мне верен, не тронут посланника богов, как и детей врага моего Хлудвага. Я буду верен своим словам до сбора урожая. Если после будет достаток, чтобы пережить зиму, то я останусь верен своим словам и далее. На том, в священном месте, что даровали миру боги, я клянусь.

Вар разрезал себе ладонь на левой руке и кровь мужчины тяжелыми каплями ударялась о землю. Все воины встали. В такой торжественный момент нельзя было сидеть.

*……………*………….*

Окно было приоткрыто и я, проводя лечебные манипуляции с девушкой, слышал каждое слово. Мало чего было понятно, но нечто из множества фраз, я вычленил. «Но хана» — эта фраза прозвучала дважды в разговоре, и она радовала. «Не убивать» — провозгласил вначале Никей, а после тоже самое сказал и Вар, который произвел ритуал, когда порезал себя. Не оставалось сомнений, что воин из леса давал клятву перед богами, что не станет меня убивать. Нужно Никею дать банку варенья за то, что подписался за меня. Или меда, который нужно было бы посмотреть, чтобы собрать, но подходить к пчелам, после того, как они покусали мою задницу, опасаюсь.

Напрягало другое — воины чего-то или кого-то боятся. Этот Динокл, которого уже и я, не видя ни разу, ненавижу, наверное и был главным раздражителем для местных. Ничего! Живы будем, не помрем! Отобьемся от злодея с греческим именем. Греки же так же были индоевропейцами, в это время они так же отхватывали.

Спать я лег рядом с больными. Особенно меня волновала Севия. В данном случае волнение не было связано с влечением к девушке, если только опосредованно. Я не хотел, чтобы она умерла. Раз пять я просыпался и целовал в лоб Севию, чтобы проверить температуру. И всегда боялся, чтобы лоб не оказался холодным. Если есть повышенная температура, значит она борется с напастями из двадцать первого века, хуже был бы холод.

Поэтому с рассветом я чувствовал себя крайне не выспавшимся, но при этом довольным. Дыхание Севии, как и похрапывание Норея были вполне ровными. Будут жить. Сегодня еще малиной их поить буду, да медами откармливать, если решусь проверить улья. Нет у меня костюма пчеловода, как и устройства для дыма, но мед нужен, как и воск.

В доме были свечи, пять штук нормальных, ну и сем бесполезных маленьких, ароматических. Палить лучины для света можно, но слишком пожароопасно, особенно с моим навыком в этом деле, вернее, его отсутствием.

Воины уже копошились во дворе, и мне пришлось вновь включить режим хозяюшки и приготовить завтрак. Яичница с остатками вчерашнего мяса — самое то, чем можно было накормить гостей. Быстрее бы выздоравливали Норей с Севией, чтобы помогали в делах.

Заметив, как воины сами не едят, а пихают мясо в свои кожаные сумочки, я вынес еще мяса, которое положил в три полиэтиленовых пакета с надписью «Евроопт» — единственного крупного магазина в городе Лоев. В том городе, который, возможно, возникнет через три тысячи лет.

Я не собирался давать еду еще и с собой, но понял, что они запасаются так для своих детей или жен. Мужчины и сами должны находить себе пропитание, а вот детей мне жалко. Если у них такие худые отцы, то что из себя будут представлять дети?

— Бульба? — спросил Никей, когда мы остались с ним наедине.

— Она самая, за сегодня собрать бы всю, да просушить, пока новые дожди не начались, но пока скотину нужно досмотреть, — обреченно отвечал я, направляясь к сараям.

И кому я это говорю? Наверное, скорее для себя.

Никея, впрочем, без работы не оставил, отправил его собирать яблоки, сливы, груши. Странное с деревьями произошло. Плоды почти все осыпались, а теперь рядом со старыми листьями набухают почки, а яблони скоро и цвести станут. Цветочки на вишне уже завтра-послезавтра раскроются. Так что нужно собрать урожай из будущего и не допустить гниения фруктов. Если придут дети, то первое дело им есть фрукты. Кстати похожая ситуация происходила и с крыжовником, смородиной, поречкой.

Два часа мне понадобилось, чтобы обиходить животных. У Севии получалось это быстрее. И вот что удивляло: почему девушка с вершины социального неравенства, дочь лекса, то есть лекса, так лихо управляется со скотиной. Или пока еще элиты не зажравшиеся и умеют работать и ручками, а не только ртом? В отношении Севии эта фраза звучит слегка двусмысленно.

К обеду девушка попросила поесть. Я, конечно, и раньше пытался ее накормить, забил даже курицу и сделал бульон, но Севия противилась и пару раз, когда я был особо настойчивым, запихивая в нее еду, заблевала мне отличные спортивные штаны. А сейчас сама просит. Значит речь уже не о том, выживет ли, а о том, когда именно выздоровеет.

Норей же уже вскочил и пытался показать, что он здоров и готов трудиться. Но все равно был бледен и болезненный. Так что у него больничный лист на сегодня и разглядывание красочных картинок из детской библии. Может монотеистическую религию тут ввести? А что, могу! Правда, вначале, выжить бы.

Остаток времени до обеда убирали картошку, после обеда собирали лук, свеклу. Хорошо, что в хозяйстве было много пластиковых ящиков для овощей, так овощи имели больше шансов продлить свою сохранность.

Рассматривая уже свободные грядки, я очень захотел, чтобы вот прямо сейчас сюда пришли люди из леса. Как же я не любил прополку! А тут, чтобы посадить что-то новое, нужно вначале избавиться от сорняков. И все же я дал слабину и решил пока не пропалывать, настолько коробило меня это занятие А тут и лось показался у ограды.

Так что я взял арбалет, который всегда держал недалеко, как раз на подобный случай, тихо подобрался на метров сорок к лосю, благо меня закрывали хозяйственные постройки и… выстрел. Арбалетный болт впивается в бок огромному животному и лось, в два прыжка уходит в лес. Вижу Никея, а его неодобрительный взгляд даже чувствую. Воин с луком наперевес устремляется за раненным зверем.

А что Никей ожидал, что я из малознакомого оружия буду в глаз бить? И так вполне удачно, пусть по первым прыжкам лося и не скажешь. А мясо нынче будет нужно, сильно нужно. Открывать тушенку я не собираюсь, напротив, еще банок десять трехлитровых желательно закатать, а потом и керамику заполнить. Есть у нас и такое уже, причем автохтонное. Забрали с плота. А новые люди, если они вообще придут, захотят есть. И я готов им, за реальную работу, эту еду дать.

Вот, к примеру, я наметил участок леса, который можно было бы разработать под поле. Да, там большие деревья, но они более-менее редко стоят. А строится все равно нужно. И, кстати, что такое сруб, местные знают. Поэтому… я решил достроить баню. Она нам сейчас нужна очень. Ну а жилища на острове, как и загоны для скота, пусть построят местные, а я, может быть, чуть скорректирую гвоздем, или досками. В хозяйстве куба четыре доски имеется.

Собранную до вечера картошку просушить и отсортировать не получилось — все-таки зарядил дождь. Я пошел в дом, но Никея туда не пустил. Да он и сам не сильно рвался, опасаясь заразиться. Странно, что он до сих пор не заболел, но вирусы же не всех скопом скашивают?

Дождь лил до позднего вечера, так что я все время пробыл с Севией, ну и Нореем. Я поил их молоком с медом, давал малиновое варенье, потом фрукты, водил девушку в туалет в доме, заполнял бочонок водой. Никогда я еще такой заботливой мамкой не был. Ну а когда уже засобирался идти спать, поцеловал Севию. Она сперва испугалась, ну а после… чуть отлепился от ее мягких и нежных, неумелых, губ.

*……………*……………*

Интерлюдия

Динокл встречал важных гостей, вернее, одного гостя. Это был Харит. Мужчина полностью соответствовал своему имени, так как Харит — это рыжий. Но никто не скажет повелителю «рыжий», но всячески будут подчеркивать и иное значение имя — солнечный.

Харит прибыл с севера, с большим, даже огромным, войском. И не только войско шло за своим предводителем, которого титуловали конуг-рекс, но и женщины и дети. Целый народ двигался в низ по реке. И было тех людей с детьми более двенадцати тысяч, а воинов тысяча.

Но Харит не был сторонником прямой войны за лучшие места, которые могут быть только на обжитых землях, он старался брать свое путем подчинения одного лекса, чтобы тот платил дань и признавал верховенство Харита. Вождь племени Ворона не знал такого выражения, как «разделяй и властвуй», но действовал именно по такому принципу.

Охотники-разведчики племени узнавали, что только могли о разных племенах и родах, сообщали своему конугу-рексу, а тот принимал решение, как именно покорять людей. Особенно легко было узнавать о положении дел на реках, когда все речное пространство поделено между племенами, но при этом то одни, то другие, заплывали далеко от своих мест. Вот эти путешественники и были главным источником информации.

Еще два года назад Харит знал, что тут, на протяжении двух дней перехода по воде Большой Реки, есть два главных племени: Рысей и Огня. Есть еще четыре разных рода, которые выплачивают рыбу либо одному племени, либо другому, при этом, якобы, самостоятельны. Были и другие, но они разорены, покорены. Харит так же знал, что при объединении сил всех воинов-охотников со всех родов и племен которые сосуществуют рядом, получится такое воинство, которое станет способно противостоять армии Харита.

Поэтому он начал действовать иначе. Харит определил, что с престарелым Диноклом легче получится договориться, чем с воинственными Рысями. Вот Харит и сделал предложение, от которого у Динокла не было шанса отказаться. Да и зачем отказываться, если Харит не собирался сильно обирать покоренные племена. Все должны кушать, тогда все будет оставаться на своих местах: Харит станет получать дань от многих племен, ну а те лексы, которые покорятся племени Ворона, смогут править от имени Харита и покорять других.

— Мой друг Динокл, ты обещал мне дивной красоты наложницу. Так где она? — спросил Харит у своего… ну уж точно не друга, а, скорее, раба, пусть Динокл и думает иначе.

— Прости, мой старший друг, но она, как будто сгинула. На Реке бывает всякое, — отвечал Динокл, подливая Хариту напиток из забродивших ягод.

— Это вызывает сомнение, — Харит задумался. — Но я разгневаюсь, если узнаю, что ты ее скрываешь от меня. Я хотел иметь в наложницах старшую дочь Хлудвага.

— Я не обманываю тебя, старший друг, а с Хлудвагом пора уже разделаться, — сказал Динокл, напрягшись.

Относительно молодой Харит не любил, чтобы ему указывали, что нужно делать. Правитель большого племени Ворона считал себя умнейшим человеком, который изобрел уникальный способ возвеличиваться за счет других.

— До второго месяца лета Рысей не должно остаться, а их люди — те, которые на захотят принять новую власть, станут рабами. Но не раньше начала лета. Они должны засеять свои поля и немного откормить животных, — спокойно, но с разгорающимся огнем в глазах, говорил Харит.

Вопросы продовольствия для племени Ворона стояли остро. Харит многих мужчин определил в воины и, в меньшей степени, в охотники. С другой стороны, у племени много детей, пока не могущих работать. Поэтому само племя не способно себя прокормить, но расчет конуга-рекса был на то, что подвластные племена и рода будут обеспечивать его соплеменников в должной мере.

— С Рысями нужно решать быстрее. И в лесах уже мои люди, которые убивают охотников Хлудвага, — настаивал Динокл.

Лицо Харита побагровело. Мощный, тренированный мужчина стал прожигать своим взглядом Динокла. И плевать ему было на то, что сейчас предводитель Воронов не у себя в селении и что тут у Динокла воинов больше.

— Не перечь мне! — рычал Харит. — Иначе найду более сговорчивого. У тебя воинов и колесниц меньше.

К горлу Динокла подступил ком, он покраснел. Эмоции бушевали внутри старого лекса. В былые времена он не стерпел бы подобного обращения. Но вот сейчас… Динокл цеплялся за свою жизнь больше, чем ранее, он хотел жить. Не так, чтобы и давно, у него, наконец, появились сыновья и, что более важнее, так как мальчики рождались и раньше, три сына выжили и были крепкие. Динокл был зациклен на том, чтобы иметь много сыновей, но рождались чаще девочки. Лекс был уверен, что многие его сыновья падут в будущих битвах, но наследник Огня должен быть.

Старшему сыну было двадцать лет и он уже имел двух жен и детей. Это был смышленый парень, показывающий большие результаты в военном ремесле и охоте. Статный, красивый, смелый и умный… Эти качества, по мнению Динокла, присутствовали в полной мере в сыне Андроке. Но он еще даже главный воин, хотя поэтому со смертью Динокла в племени начнется усобица. Нужно еще время, прежде чем уходить из жизни. Андрок должен стать главным воином среди старших и заслужено, чтобы ни у кого не возникло вопросов.

Поэтому Динокл не жалеет жертв богам, а Рабраху в каждую полную луну приносят человеческую жертву. Лекс племени Огня готов на многое, только чтобы продлить свои дни и дать время сыновьям войти в силу. В племени есть большая поросль молодежи, которые уже через лет пять станет многочисленным воинством, не менее чем в две сотни сильных мужчин. Тогда огневики смогут выставлять до четырех сотен воинов и станут способны сбросить ярмо подчинения племени Воронов.

— Я понял тебя, старший брат, не стану перечить. Никто не будет больше тревожить людей Реки, пока они не засеют свои поля и не станут набивать ямы едой, а на деревьях не начнут сушить шкуры убитых животных, — сквозь зубы, ненавидя себя, говорил Динокл.

— Ты правильно все понял, мой младший брат. Но сам рассуди: если поля не будут обработаны и там не окажется всходов, то чем ты расплатишься со мной. А то, что придется кормить мужчин и женщин рысей? Чем кормить будешь? Детей убьешь, конечно, но рабы нужны и тебе. А так, сможешь поставить своих людей в том же селении Рысей и управлять рабами, — объяснял Харит то, что Динокл знал уж точно не хуже.

Лекс племени Огня не стал уточнять, что и рабы и могут возделать поля, а уже сейчас дети племени Рысей съедают много того, чем Динокл мог расплатиться с Харитом. Ну и не говорил старик своему «старшему брату». Он не расскажет, что один род из племени Рысей и вовсе будет сохранен вместе с детьми, так как старший рода Морваг уже дал клятву перед богами, что будет служить Диноклу.

Лекс огневиков рассчитывал на то, что Харит и его люди будут далеко, не станут влезать в местные дела, получая только дань. Река дает много еды, всего хватает, если только успевать мастерить рыболовные снасти. Динокл знал, что у Рысей есть три хороших мастера, которые делают рыболовные крючки и даже… сети. Не очень прочные и долговечные, но сети являлись большим подспорьем для выживаемости рода и целого племени. Лишиться таких людей лекс не мог — это одно из условий борьбы с голодом.

О том, что именно умеют делать в племени Рысей, которое могло бы стать сильнейшим на большом участке Реки, Динокл смолчал. Он небезосновательно опасался, что Харит стал бы увеличивать количество дани, а так, выплаты Черному Ворону не должны были стать сильным ударом по продуктовой безопасности племя Огня.

— Я отправляюсь по Нирее [река Сож] за данью, но вернусь через одну полную луну. Подготовь мне к тому времени трех юных рабынь, десять рук стрел и еды на пятьдесят человек, — сказал Харит и улыбнулся, обнажая ржаво-черные зубы. — И на сегодняшнюю ночь я желаю одну из твоих рабынь. Я сам выберу. Это плата за то, что ты упустил ту деву из Рысей. В следующий раз я потребую твоих жен.

В это же самое время, ближайший советник и главный воин племени Ворона, разговаривал с одним из командиров племени Огня.

— Ты готов сослужить правителю конугу-рексу службу? — спрашивал «ворон».

— Я уже говорил об этом при свидетельстве бога Веслевеса, — чуть обиженно отвечал воин.

— Тогда жди знака! — обронил советник Харита, который являлся братом матери конуга-рекса.

Харит не собирался, на самом деле, оставлять Динокла в покое. «ворон» рассчитывал через год просто прийти сюда, в эти места и стать на место и Динокла и Хлудвага, как и других вождей племен и старейшин родов. Но не хотел Харит растрачивать силы своих воинов на то, чтобы силой захватывать поселения. Тем более, что большой войны, Харит не желал. Ему нужны были рабы, которые стали бы обеспечивать формирующуюся элиту племени Ворона. Да и останавливаться на этих местах Харит так же не хотел. Его манил Юг, где зимы мягкие и, по слухам, растекающимся по рекам, редко бывает снег.

Так что Динокл все сделает, подготовит место для прихода народа Харита, ну и сам после сгинет, так как есть только один правитель и это Харит, остальных людей, которые и управляют селениями, он назначает только из своего рода. Вот только делает это сильно позже, после того, как все перессорятся друг с другом.

Глава 12

Я искал лишний повод, чтобы оказать какую-нибудь услугу Севии. Каждый мой подход к девушке теперь заканчивался коротким, но поцелуем. Моя пациентка, видимо, восприняла поцелуй, как некий ритуал, или обязанность, а, может, обряд, необходимый, для выздоровления. Ну а я не стал ее переубеждать, и дело тут было не в том, что это хлопотно, объяснять сложные материи при языковых барьерах. К слову, никогда и не думал, что жестами, отдельными словами, интонацией, взглядом, можно почти полноценно общаться, но явно не односложные темы и простыми фразами.

Наши беседы уже не были разговорами глухого с немым. Мы понимали большинство из того, что хотели донести другдо друга. Севия учила русский, я учил местный, в итоге, через синергию наречий, рождался новый язык. Может быть… нет, скорее всего, я привнесу в этот мир немало слов.

— Блят нахер! — нежно, чуть ли не с любовью в голосе, сказала Севия.

И в этот раз я не стал ее одергивать, рассказывая, что такие слова плохие. Настолько мило и смешно она произносила ругательства, что я не мог не улыбаться и даже умиляться этому. Ну а, наблюдая реакцию, девушка стремилась меня повеселить.

— Писецз жопе! — выдавила из себя Севия.

— Ну хватит меня баловать, дорогая, а то от твоих матов скоро утону в радости и веселье, — сказал я, поцеловал девушку в лоб, и вышел из дома, даже не оглядываясь на сидящего Норея.

Братцу стало значительно лучше, хотя и первоначально его болезнь протекала в достаточно легкой форме. Он прохаживался по комнате, сидел за столом, листал картинки в книжках, но больше маялся бездельем. Ничего, лучше пока изолированно посидит, чем, не долечившись, свалится вновь. Но и затягивать с его «больничным листом» не стану. Социальный пакет я никому не обещал, так что нечего болеть и проедать дорогие продукты.

— Хлеб, Хлеб! — услышал я крик.

— Что? Автолавка приехала с хлебом? — бурчал я, устремляясь в сторону, от куда доносился крик Никея.

Воин махал мне руками, зазывая к себе. Можно было предположить о некой засаде, или еще о чем-то, что мог мой параноидальный мозг придумать, но все очевидно — Никей замочил того лося и просит моей помощи.

Так оно и было. Через минут двадцать мы этого «лосину» нашли. Кроме моего арбалетного болта, торчащего из бока, рядом, в районе задней ляжки, наличествовала стрела.

— Да что ты? Вильгельм Телль Робингудович! Так это я промахнулся? — я указывал на стрелу, которая тоже не могла убить животное сразу. — А так скривился, когда я не попал в шею, а сам…

Мне что-то выговорили на «варварском», но я и не вникал, смотрел на тушу, которую предстояло тащить. И не легкая это работа тащить лося из болота. Как такового болота не было, но лось издох в низине, где, после недавних дождей, земля и мох сильно напитались влагой. Настолько, что ноги утопали по щиколотку и выше. Хана кроссовкам.

Через час я наблюдал, как Никей профессионально разделывает лосиную тушу. Да! Учиться мне еще и учится. И как такую работу он проделывал раньше без нормального ножа? Шкура отдельно, внутренности, отдельно. Скоро я уносил к дому один таз за другим, все доверху заполненные мясом и костями. Килограмм двести еды получалось, как навскидку. В доме был безмен, для интереса можно взвесить мясо, но не так это было и важно, главное — много.

Благо, нет в деревнях хозяек, да и в городах таких мало, у которых не было бы большого количества тары, в виде банок, даже в конце лета, поры года, из которой я попал в весну, но… на лет так три с половиной тысячи раньше. Поэтому вариант один — тушенка. Не все мясо на это дело пойдет, но половина, точно. И буду тушить мясо столь много, насколько хватит запасов соли. Ее, конечно не мало, опять же огурцы с помидорами и иная консервация, как и браконьерская деятельность хозяев, предполагали в доме не менее десяти килограммов важнейшего продукта, на деле было чуть больше, но соль конечна.

Никей, да и Севия с Нореем знали соль, говорили, что у их племени даже таковая имеется, но в меньшем количестве, чем у меня. А я успел продемонстрировать только три пачки соли. Получалось, что на все племя не больше трех кг соли? А как запасаться продуктами на зиму? Или это пора выживания и голодных смертей? Но был тут и позитив. Если соль все же есть, пусть и мало, значит где-то, но ее добывают!

И я знал, где можно соль добыть!!!

В Лоеве, где я проходил, или все еще прохожу, службу, — это надежда, если, вдруг, я, условно завтра, проснусь в своем времени, есть геологический разлом. Кстати, один из двух подобных. Второй в Аргентине, да еще в труднодоступном районе латиноамериканской страны. Этот разлом — обнажение горно-песчаных пород, высотой в метров… не знаю, может пятьдесят. В будущем считался охраняемым местом, но я, в редкие увольнительные, ни разу не видел рядом ни единого наряда милиции. Да, в Беларуси, еще милиция!

С одной стороны, если я пущу свои ручонки в этот уникальный разлом, то стану причиной уничтожения очень важной информации для будущих ученых. Дело в том, что там, помимо пластов извести, мела, имеется пласт соленой земли. Мне рассказывали про этот уникальный объект, и было даже интересно, за отсутствием других развлечений во время увольнительных в маленьком городке Лоев. И получалось, что глины там, как в разрезе, так и в иных местах, очень хорошие, недаром тут гончарное производство было сильно развито и до Древней Руси. Но кроме глин, соль в земле есть. Но, ее концентрация мала, чтобы добывать промышленным способом. Да и не промышленным так же, не очень рентабельна. Но это же при сравнении с другими местами добычи. А тут мне с чем сравнивать? С Баскунчаком под Астраханью? Или Ля-Рошелем на севере Франции? То-то! Так что любая соль, пока не найдена другая, рентабельна.

Но что я думаю? Если килограмм соли стоит 60 копеек (17–18 российских рублей), то добывать ее стоит в тех местах, где это дешевле. Но а нам, когда стоимость главного консерванта всех времен и народов вообще неизвестна, ибо в продаже не бывает, а магазин закрыт на длительный, в три с половиной тысячи лет, обеденный перерыв, то любой килограмм важен. Ну а вытянуть соль из земли, уверен, получится, хоть и теплой водой. Так что, придется разрушить целостность разлома, который хранит вымершие растения, насекомые, плоды, существовавшие 150 тысяч лет назад. Вандализм? Может быть! Но сами вандалы еще не определились, что они-таки существуют, а нам жить нужно.

*…………*…………*

Интерлюдия

— Чего плачешь? — спросил Норей у своей сестры. — Боишься умереть от болезни?

— Уже нет. Боюсь, что придется вернуться к отцу, что, если он узнает, что мы с тобой здесь, то пришлет воинов, и нас заставят уйти, а отец все разрушит, — всхлипывая, говорила Севия.

— С чего ему разрушать? — удивился Норей, не поняв, что именно, в понятии сестры, разрушит лекс Хлудваг.

Он разрушит тот мирок, который образовался вокруг Севии, в котором ей хорошо и комфортно. Несмотря на болезнь, то, что девушка не выходит за пределы прозрачного забора, что приходится работать, она никогда еще не чувствовала себя столь свободной. А еще за ней так никогда не ухаживали. Столько вкусностей, заботы, ласки, нежности она получила, что, собрав все эпизоды жизни, не набралось бы и половины. А поцелуи… Севия прекрасно поняла, что это не часть лечения. Но, наверное, именно они и стали основным лекарством для девушки. Не было принято в племени так обмениваться слюной, прикасаться языком…

Чем занималась дочь лекса в поселении? Училась ремеслам и всему тому, что обязана уметь женщина: ухаживать за скотиной, подготавливать шкуры, готовить еду, смотреть за детьми и многое иное. Севия была всегда под присмотром и при ней постоянно находились люди, который считали за правило указывать девушки модели поведения. И ни грамма любви, ограниченное общения с мамой.

Мама… Севия любила мать, но мать, скорее всего, считала дочку ресурсом, которым следовало бы более грамотно распорядиться. Мерсия не хотела отдавать дочку в другое племя, мать, за счет признанной красавицы-дочери, желала усилиться внутри племени и скинуть первую жену, заняв ее место. Корн — вот кто более остальных подходит Севии. Он наследник сильного рода, к мнению которого прислушивается и лекс. Но Мерсия проиграла интригу и Севия отправилась к огневикам.

Любила ли Мерсия свою дочь? Да, по своему, но мир жесток, а в хижине всегда должны стоять горшки с едой. Хрупкой женщине, чтобы выживать, приходится использовать доступное оружие — красоту и хитрость, замешанную на подлости. Но мать, была уверена, что с сильным, статусным, молодым мужчиной Севия будет счастлива.

А что думала сама девушка? «Ты должна!» — вот главная фраза, которую слышала Севия, обладающая, на самом деле пытливым умом и жаждой деятельности. Все время ее одергивали, указывали неуместность поступков. Ну что здесь такого, если Севия научится стрелять с лука? Нет, это мужское занятие. А она знала, прядильщицы и ткачихи говорили, что от кого-то слышали, а те знали других, кто видел… что есть на юге племена, где женщины, наравне с мужчинами, обучаются воевать. Севия считала, что это правильно, так как такой подход сразу увеличивает количество воинов племени вдвое.

И тот мир, где ее не дергают и почти не указывают, если не считать нравоучений Никея — этот мир Севия разрушать не хочет. Против отца она не пойдет, да и бессмысленно ею противится. Но постараться, чтобы Хлудваг не узнал, где они, она постарается.

— Отец еще не меньше трех недель не будет волноваться. Он уверен, что мы в племени Огня и скоро, на растущей луне, состоится обряд. Так что время у нас есть. А после может подумать, что мы утонули, — сказала Севия, вытирая свои слезы.

— Но… Но… — возмущался Норей. — Я наследник и не могу…

— Ты же слышал, что происходит! Дай времени Никею разобраться. Если есть заговор в племени Рысей, то нам туда нельзя. Тут ты, как наследник, в большей безопасности, пока о тебе не знают, — убеждала своего брата Севия.

На самом же деле девушка плакала из-за другого, уж явно не потому, что беспокоилась об отце. Ей нравился, нет, даже не так, — ее тянуло к Глебу. Парню уже не нужно было прикасаться к Севии, чтобы у нее начинало сильнее биться сердце, а дышать становилось тяжелее. Что это такое она не понимала, хотя и знала раньше, что женщина может испытывать чувства к мужчине, вот только никогда и никого не волновало, что именно чувствует женщина. Отец найдет ей мужа, выгодного роду. Не разрешат ей быть с Глебом, извергнут из племени, если она потеряет первую кровь, ту, которая после соития с мужчиной. А изгнания все и всегда боялись пуще смерти, ибо это и есть смерть, только чаще всего болезненнее иных.

«Если бы отец умер…» — промелькнуло в голове Севии и она вновь начала плакать, в этот раз из-за того, что позволила себе даже думать о смерти родного отца в угоду ее, неблагодарному, низменному, желанию.

— Ты тоскуешь, что не можешь стать женой Хлеба? — спросил Норей.

— Г-глеба! И не твое это дело, — озлобилась Севия, при чем, скорее на себя, что позволила столько эмоций и проявить такую слабость, словно она маленькая девочка, а не старшая дочь лекса.

— Смотри! Какого огромного лося Никей с Глебом притащили! — воскликнул Норей. — Если мы продолжим так есть, то скоро станем больше и мягче, как старейшина Травор.

— Нет, такими не будем! — улыбнулась Севия, припоминая Травора — низенького толстячка, который, впрочем, гордился своим отвисающим животом.

— Будем! Вот посмотришь! Через два месяца, ты в это дверь не войдешь, — Норей показал на дверь в доме, разделяющую веранду и гостиную.

— Я не хочу! С таким телом сложно будет работать, — чуть испуганно сказала Севия, для себя успев подумать, а не будет ли она тогда более интересной для Глеба.

— А я хочу видеть тебя смеющейся. И почему грустить? Мы живы, еды вдоволь, не холодно, не жарко, зверь не нападет. Разве этого не достаточно, чтобы быть радостными? — спросил Норей, улыбаясь во всю ширь своего рта.

*………….*…………*

Поздно вечером пришли люди…

Не могу представить, что чувствовали красноармейцы, когда входили в освобожденные концлагеря, наверное, положительные эмоции по поводу освобождения перебивались злостью и ненавистью. Когда я увидел этих людей, прежде всего детей, то я тоже преисполнился злостью, ненавистью. Эти эмоции блуждали в моем сознании, но не находили виновных, кого и следовало бы возненавидеть. Там красноармейцы ненавидели нацизм и его проявления. А мне что? Природу обвинять, или нерадивых родителей? Так и женщины были скелетами, обтянутыми кожей. Про мужчин говорил еще раньше, но они все же выглядели чуть лучше.

Никогда мне не было стыдно за то, что я сыт, одет, в тепле. В моей стране не так и много людей, которые за чертой. И то, скорее всего, это люди, больные алкоголизмом. Теперь же я стыдился. Я тут нос ворочу от лосятины, собрался по утру сходить на рыбалку за рыбкой свежей, а люди, неверное, и не помнят, когда досыта если.

Но даже так, я не спешил и был готов к развитию событий по любому сценарию. Две секции в заборе вновь опрокинуты, продукты и всяко-разное загружено на катер, как и канистра с топливом, ключ с собой, автомат на плече, тесак на поясе. Видимо потому, что я был слишком перевозбужден от всего увиденного, как и от того, как могут развиваться события, когда люди, в едином порыве, словно не один час тренировались, поклонились, я чуть не упал. Пошатнувшись на шаге спиной, я спотыкнулся, нелепо помахав руками, чуть-на-чуть вернул себе равновесие.

Ничто так не веселит, как чужие неловкости. Оказывается, это правило действует и в Бронзовом веке.

Улыбки, которые чуть сдвинули уголки губ многих пришедших мужчин и женщин, разгладили суровые и напряженные выражения лиц. А потом кто-то из детей начал смеяться, и этот порыв наивной детской простоты подхватили и все остальные, заражаясь смехом, и закидывая в Злой лес частичку своей доброты и радости, делая его уже не таким и злым.

Уж не знаю, кто я для них, что для людей может значить эта местность, но там, где есть место искреннему, здоровому, смеху, там не ощущаешь угроз и непроизвольно, но расслабляешься.

— Дети, межа! — сказал я Никею, а, скорее, предупредил его, что я зайду в дом за едой.

Когда-то в этом доме жили дети. Такой вывод можно было сделать уже потому, что была и мальчишечья одежда и девичья. Девчонка была явно по-старше. Но это про одежду, а я сейчас про сладости. И не конфетами я хотел снабдить детишек, а печеньем и пряниками с сухарями. После будем есть. Вареное мясо со специями и с картошкой в наличии, помногу не получится, но по чуть поесть выйдет, а там яблоками сытость нагнать. Да им и нельзя много есть, если до того голодали.

Но, как оказалось, не в еде проблема, как раз продукты сейчас есть. Проблема в том, куда деть все и всех, кого привели с собой эти люди. Два коня, один из которых явно молодой, может двухлетка, одна лошадь, худющие, маленькие, две коровы, две козы, аж три «кабыздоха» — собак, из которых одна сука и два кабеля. Грете они не должны понравиться. Маленькие какие-то, да и тощие. Но как там на безбаье? Без кобелье? Выбор не велик.

Пожалуй, из живности и все. И это на более чем сорок человек? Или сколько их тут? Не густо. Кони тоже маленькие какие-то. Больше похожие на виденных мной монгольских коней. Животы большие, ножки короткие и они тянули не телегу, что было бы логичнее, а конструкцию… Колесница что ли? Думал они солиднее должны выглядеть, грозные боевые индоевропейские колесницы. В кино разукрашенные, ровные, с обводами, а не этот… колодец на колесах. Действительно, конструкция более всего походила на колодец, в котором может стоять два-три человека. Но, для этого времени подобное, наверное, оружие стратегического сдерживания, как в будущем баллистические ракеты с ядерными боеголовками.

Были у людей и свои поклажи. Не густо у них с бытовой частью. Горшков насчитал только шестнадцать. Большие, правда, на литров… семь-восемь даже. В горшках что-то было. Шкур несли не много, каждая женщина несла сшитые шкуры животных, от которых воняло невообразимо, но и этого было не много. Как спасть, укладываясь на такие вонючие шкуры, или укрываться ими? Дело в привычке и безысходности. Орудий труда я так и не заметил, может быть, те топоры, что висели не у каждого мужчины на поясе, и есть верный товарищ в войне и в мире? Скудно, все очень скудно. Я тут с добром, что в доме и сараях, да в лодке и катере — не князь, а император.

Но, видимо, моя роль будет другая, связанная с религией. Все проходящие мимо кланялись, прикладывались пальцем к моему телу, кто к плечу, кто к руке. Думают, что я не телесный дух?

— Спать где? Зая [спать]?– спросил я Никея, все так же находившегося рядом со мной, как будто охранял, а, может, так и есть.

Мы еще раньше говорили о том, что обеспечить спальными местами всех и каждого я не могу, да и элементарно, нет места. В дом не пущу. И дело тут не только в жлобстве, хотя немного и такого низменного чувства присутствовало. А в том, что нужно сохранить многое из того, что есть в доме. Посуда, ковры, мебель, многое, на самом деле, чего в будущем не замечаешь, а в этом мире начинаешь чуть ли не боготворить. Вот взять термос! Это же имба! Или железную кружку, терку. Или мультиварку! Да, я видел в дубах розетку… Шутка, при том нервозная.

А вопросы расположения людей еще более сложные, чем только создать им места для ночлега. Они же потопчет мне огород! Так в голове и всплывает крик бабули: «по дорожкам хоти, убью, если огурцы потопчешь!» Добрая у меня бабуля. Здоровья и жизни желает внуку, если только не топтать огурцы.

Уже почти все пространство от дома до обрыва вспахано, частью засеяно. А спать на том же картофельном поле не позволю. И так чуть позже бегал, как в задницу ужаленный и прогонял и детей и взрослых, которые шастали по огороду. Пришлось обратиться к Никею, ну а тот провел беседу с Варом. Но все равно я подписался на авантюру, так что терпеть и участвовать в этом… по своей суете и творящемуся галдежу и хаосу, мероприятии хуже любого цыганского табора. Хотя мне так и не довелось быть в этом самом таборе, но стереотип такой.

Пришлось большую часть людей выгнать за пределы. Нет, лишь временно и на большой плот, на котором плыли Никей с Нореем и Севией. Часть будут спать там, частью, прямо на траве, детей и многих женщин определяли, с небольшим сопровождением, в сараи, в поставленные две палатки, баню, кого на чердак сараев, где было сено, частью с козой в обнимку. И то я не следил дальше, как развиваются события и где находят себе пристанище люди, лишь настрого запретил входить в дом.

Я не пожалел хлорки и помыл в доме полы и частью стены, постирал со стиральным порошком и с хлоркой, одежду. Все для того, чтобы не началась повальная эпидемия и мор. Но в дом все равно нельзя заходить. Не уверен я в качестве своих клининговых навыков, ну и в купе с этим соображение, описанные выше.

Африка! Точно! Именно это мне все напоминало. Беспризорные, чумазые дети, с опухшими животами, протягивали свои ручонки в надежде заполучить еще что-нибудь съестное. Уверен, что ими сейчас двигал не голод, но страх. Страх остаться завтра без еды, поэтому нужно брать от момента все. А еще дети были все либо голые, либо одеты ну в такие потрепанные шкуры, или разорванные, бесформенные куски материи, что не то что могли согреться, а, порой, прикрыть срамные места. Впрочем, срамными те места у детей никто не считал, даже у находящихся в периоде полового созревания мальчиков и девочек.

Я стал раздавать ранее перебранную одежду. Без особого разбора, все детское уходило матерям, которые быстро поняли, в чем дело и устроили толчею. Некоторые мамаши пытались напяливать сразу же на себя то, что я раздавал и тогда я останавливался и тыкал пальцем вначале на ту женщину, ну а после на толпу детей, которых оттерли от меня родительницы.

Меня сковывало неприятное чувство колонизатора. Я был сам себе противен, что эти люди вот так, унижая собственное достоинство, готовы драться или молиться, целовать ноги, или исполнить любое извращенное желание благодетеля. Этим можно было бы упиваться, наслаждаться, как, наверняка, многие люди из будущего и делали, но я себя ненавидел, даже без скидок на исторический период.

Вспомнилась одна история, которая вызвала резонанс общественности в начале 1990-х годов или чуть раньше. Фотограф, будучи в Африке, вроде как в Кении, фотографировал, как обессиленная девочка уже не шла, а ползла к пункту раздачи гуманитарной помощи. Он, эта сука, фотографировал! А фотография после была напечатана во многих изданиях, и фотограф срубил бабла! А девочка не дошла по пункта раздачи еды и одежды, умерла, обессиленная. Вернее, она умирала, когда один недочеловек ее фотографировал.

Я не хотел быть таким недочеловеком. Но и до святоши мне далеко. И хорошо, когда хорошие, истинно добрые дела входят в синергию с рационализмом и даже эгоизмом. Редко, но и такое возможно.

Я давал еду, я раздавал одежду. А уже завтра буду требовать с этих людей работы. Да, работы для всех, как и для себя, так как не смогу жрать от пуза и смотреть, как от голода умирают дети, но без этих людей и мне не выжить.

А еще, я надеюсь, что подобная раздача не станет причиной для того, чтобы меня просто захотели убить. Думаю, теперь, точно уверен, что люди Бронзового века не многим отличаются от себе подобных людей постиндустриального общества будущего. Чужое богатство всегда манит и подвигает на преступление.

Спать я пошел глубоко за полночь, когда уже более-менее устаканилась та суета, которую наводила прибывшая неугомонная орда. Чувство удовлетворения собой, что я уже помог, уже дал шанс людям выжить, предвещало спокойный сон.

Не смотря на то, что я был почти уверен в своей безопасности, так как сколько не всматривался в лица людей, не увидел по отношению к себе агрессии, перестраховывался. Окно было плотно закрыто, а возле входной двери стоял стул, на котором лежал жестяной поднос. Если кто и захочет прийти ко мне, то, при открытии двери он или она обязательно натолкнется на стул, дальше упадет звонкий поднос, но и это не все. Я чуточку покуражился и приладил на веревке камень, который упадет на того, кто дверь откроет. А рядом с собой у меня стрелковое оружие, ну и тесак.

И я даже, почему-то не предположил, что ночью ко мне может додуматься прийти Севия. Будет неловко.

— Хр, — хрустнула половица, а потом упал жестяной поднос.

— А-а, — вскрикнул скорее мужской голос.

Я отрыл глаза и в предрассветных сумерках увидел, как один из прибывших мужчин, сверкая злыми и решительными глазами, направляется в мою сторону, а в его правой руке грозный каменный топор. Меня пришли убивать.

Глава 13

— Стоять! — прокричал я, забывшись, что меня явно не понимают.

Однако, на пару секунд, но мужик застыл.

У меня в руках был пистолет и в тот момент я и не подумал, что отважившийся на убийство абориген понятия не имеет, что именно за предмет я на него направляю. Нужно было достать тесак, вот такой аргумент должен был испугать идиота.

Я мог прямо сейчас его застрелить. Мог и рука бы не дрогнула. Вопрос у меня был иного характера: он сам такой придурок, или тут таких много и он только лишь на острие копья? Если второй вариант, то нужно убивать исполнителя холодным оружием, быстро открывать окно, выставлять лестницу, которую я вновь притащил к себе на чердак, ну и очередь из автомата, потом деру к реке.

Но, если он действует по своей воле и без сообщников, то судьбу этого дебила должна решать община. Я тогда в более выигрышной ситуации и смогу прояснить для себя обстановку и намерения людей.

— Тыщ! — предрассветную тишину нарушает выстрел из пистолета.

В криках и с ужасом в глазах, горе-убийца заваливается на пол и начинает корчиться. Кажется, я прострелил ему коленную чашечку, а такое тут вряд ли лечится, нет бронзы, а не то, что титана для протеза. Но жалости никакой. Злость и обида царили в моей голове. Я им дал надежду, накормил, а в этом мире, как я понял, еда — главный ресурс. А что в ответ? Меня хотят убить?

Дверь вновь резко открылась, я направил пистолет в сторону входа, лишь чудом не выжал спусковой крючок.

— Севия, е…ть тебя в ж…! Какого х…? — прочитал я колдовское заклинание.

— Помочь, блят, нахрен! — удивленно отвечала девушка.

Нужно сдерживаться и самому и объяснить о пагубности сквернословия. Я раньше почти никогда не матерился, а тут… И даже с уст, стоящей передо мной в ночной рубашке, девушки, маты начинают не так и весело звучать. А завтра, если конечно инцидент будет решен в удобоваримую для меня сторону, материться начнут дети. Вот и получится, что главное прогрессорство — маты.

— Спасибо, — сказал я на русском языке и сразу же поспешил продублировать слово и на местном наречии. — Дякша.

А, чтобы придурок с прострелянным коленом не мешал мне общаться с интересующей меня девушкой, я попросил его замолчать. Пыром, с ноги по дурной и алчной голове. Он оказался воспитанным и любезным и сразу же замолчал.

На первом этаже дома послышалась суета. Сюда бежали, двое человек точно, может больше. Я посмотрел на Севию и мог бы любоваться на ее еще долго, но… все-таки инстинкт самосохранения сильнее размножения, и все мои мысли вновь направились на то, что делать.

Когда дверь вновь распахивалась, я был готов дать очередь из автомата. Но, Никей, знающий об опасности божественного оружия в моих руках, встал, как вкопанный, раздвинул руки и остановил Вара и еще одного мужика.

— Нет бит, Глеб, нет бит [по сути, не стреляй]! — говорил Никей, размахивая руками в отрицании.

— А это? — сказал я, указывая на лежащего без сознания убийцу.

— Ида [это] дибила, блят нахрен! — Никей указал на мужика и пнул его. — Бит таса [убей его].

Убить его? Смертная казнь? Да! Я за нее! Чтобы спать чуточку спокойнее. Чтобы знали люди, что за провинность следует отвечать, что безнаказанности не может быть.

— Хорошь [в смысле, договорились]? — спросил Никий, косясь на автомат.

— Хорош! — ответил я наставнику воинов в его же манере.

Воин, на удивление, преуспевает в изучении моего языка. Нужно и мне активизироваться, чтобы понимать, что происходит вокруг. Хотя в этом направлении не так и плохо, если не считать момент, как ругательства употребляются чаще, чем какие иные слова.

Зашевелился раненый мужик, но его подхватили Никей с Варом и выволокли из дома.

*…………*…………*

Интерлюдия

Люди пробуждались и смотрели в недоумении на небо. А откуда может еще будет раздаваться гром? Но странный он был, гром, короткий и всего один раз, это если еще большей странностью не считать абсолютно безоблачное небо. Хотя этот казус быстро забывался. На повестку утра, дня, как и последующих дней, выдвигался самый важный вопрос: а кормить когда будут? И людей пугала мысль, что больше кормить никто никого не станет. При этом люди думали, чем им заниматься, какой фронт работы и кто вообще лидер.

Но были во дворе и те люди, которых интересовал другой вопрос. Если перевести на примитивный, но понятный для всех: какого хрена вообще произошло. Двое мужчин спорили и взывали к богам. Спор был ожесточенным, но при этом парадоксально тихим. Ни Вар, ни, тем более, Никей, не были заинтересованы, чтобы Глеб узнал о предмете спора. Ранее они договорились, что сделают все, чтобы чужак не почувствовал опасности, ни в коем случае не попытался сбежать, или еще что учудил. Может, он все-таки любимчик богов и при обиде, боги сами заберут парня, как и все, что у него есть.

— Он из второй звезды, почему Калин пошел убивать Глеба? Ты дал клятву перед богами! — шипел Никей.

— Я не лекс, а только предводитель. Он со своим братом условился забрать металлические ножи и сбежать, посчитали, что их примет любое племя с такими ножами, — отвечал Вар.

— Где этот брат? Если он сбежал…- Никей многозначительно прорычал, показывая, как плохо будет и не только сбежавшему.

— Нет, моя первая звезда уже его схватила в лесу, — сказал Вар.

— Ты понимаешь, что Калина с его братом нужно лишить жизни? При всех людях? — напирал Никей.

— А ты подумал, что я буду против? — спросил Вар.

Через полчаса все изверги были собраны для разговора.

— На рассвете Калин с братом попытались убить посланника богов и того, кто накормил всех людей, а многим дал одежду, — обращался Вар к извергам. — Калин проник в дом посланника с ножом, но Глеб-жрец из божественного оружия ранил его, но не убил. Есть ли кто еще, кто подумал, что можно убить посланника и забрать его металлические вещи?

Люди молчали, а дети, те, что младше, но при этом сообразительные, начали всхлипывать. Все рассчитывали, что их покормят, ну а они отработают еду. Иные смотрели дальше и ждали не суда над неудавшимися убийцами посланника богов, а объявления о рождении нового племени. Маленького, но столь разнородного, что быть единым родом нет возможности, но племенем, можно.

Многие люди уже вычеркнули у себя из головы селение у озера, которое в последнее время ассоциировалось с бедами и голодом. И теперь никто не хотел возвращения, но если посланник богов, обладающий каким-то колдовским оружием их прогонит?.. А они, получается, не благодарны. Нужно было еще вчера принести жертву богам, или отдельному богу, который послал спасителя для людей. А тут, не жертвы, а есть попытка убийства.

— Есть среди вас тот или та, кто скажет в защиту этих людей? — спросил Вар, обводя взглядом всех людей.

Никто не пожелал высказываться и защищать ни Калина, ни его брата. При этом, у Калина была семья: одна жена и дочь, которая уже готова рожать и даже была сговорена с одним парнем. Хотел ли Калин оставить свою семью, или он еще более глуп, рассчитывая уйти вместе с женой и дочерью, у не сложившегося убийцы не спросили. А жена молчала и ее колени потрясывались. Если сейчас ее выгонят, то это точно смерть, а она беременна и дочь нужно отправить на обряд, для чего нужно ей дать имущество в чужой род.

— Смерть! — сказал Вар.

Словно эхо слово «смерть» разлетелось в толпе людей.

— Сердце Глебу не давай. Он не знает наших обычаев, — прошептал Никей Вару.

Вар и не думал так делать. Он сам откусит кусок от сердца Калина и проведет обряд.

*…………*…………*

Скрывая свои эмоции, я вышел во двор. По моему виду, вряд ли, можно было сказать, что внутри не унимаются эмоции. Покушение для меня было что-то вроде игрой, осознание которой приходит сейчас. Нет, мне не было жалко убийцы, как и его сообщника, который, оказывается, ждал под окном, что брат начнет сбрасывать богатства из дома. Но я не хотел такой для них смерти.

Вначале преступников избили и каждый член общины бросил в них камень. Если бы камешки не были мелкими, то казнь бы уже состоялась, но два мужчины стояли лишь в крови, но на своих ногах. А потом началось самое кровожадное, когда, у привязанных к столбу, роль которого сыграло одно из бревен, что на баню, Вар разрезал грудную клетку, пошарил там рукой и вынул еще сокращающееся сердце.

Я уже убивал, видел смерть, но такое… Сколько же стоило усилий не излить желчь на землю! Комок подступал раз десять, но я не сделал то, что можно было бы счесть слабостью. Стойко смотрел, как убивают людей, видел ужас в глазах казненных, которые осознавали, что их сердце в руках Вара, а уже после умирали. Ужасом ситуации было и то, что на все это смотрели дети, не отворачиваясь, молча. Даже бывшие пять младенцев не заплакали, что создавало вокруг казни ауру мистицизма и ужаса.

А потом? Вот должно же было быть это «потом»! Но его не было. Началось будничное, обыденное, как будто эти люди живут тут уже не одну неделю, шевеление. Кто-то пошел к реке, чтобы вымыть лицо или еще что-то, при этом не особо стесняясь. Иные отправились «удобрять» ближайшие кусты. Но не меньше половины людей далеко от меня не уходили, в их глазах читалось: а нас вообще собирается кто-то кормить.

Собирался. И в этом уже будет помогать Севия. Она не станет выходить из дома, но можно же придумать блюдо, которое приготовляется и на дому. К примеру, творог с медом. Моя Ленка, так я переименовал корову, которая была уж очень похожа на лучшую мамину подругу тетю Лену, давала в день не менее тридцати литров молока. Корова хоть внешне и была похожа на тетю Лену, но по своим свойствам противоположностью. Тетя Лена доила всех, как и маму, правда на деньги, ну а Ленку-корову дою я и Севия. И молока зверюга дает много.

Знатоком коров я не был, но знал, что есть породы, которые и сорок литров в день дадут, была ли Ленка из таких, не знаю, но и тридцати было за глаза. Было. Теперь, чтобы всех напоить парным молоком… да, нет, все равно хватит. А тут еще и козы. А вот местных худющих и низких коровок я в расчет не беру. Тут бы литров семь-восемь в день поиметь.

Так что вопрос стоял больше не в молоке, а в том, чтобы хватило марли для выжимки творога.

Знаю, что диетологи не советуют начинать день с молочных продуктов, по крайней мере, есть творог или йогурты натощак. Но вот что я сказал бы диетологам: идите в… отвыкаем от ругательств… так вот — что есть, то и едим!

Деревянные и глиняные тарелки быстро наполнялись творогом, а те, кто имел кувшинчик или иную посудину, удостаивались чести снять пробу с парного молочка.

Ну а после началось распределение на работы. Одна звезда охотников отправилась на охоту, тем более, что аборигены заприметили кабанью тропу и, как я понял, воодушевились этому факту. Подросткам дали задачу на отстрел или отлов зайцев. Эти и вправду, задолбали. Ну а остальные мужчины пойдут со мной валить деревья. Решить за один день вопрос с жильем не получится, придется померзнуть еще, но строиться нужно. Местные знали, что такое сруб, но тот, который сооружается над ямой, потому взяли почти все лопаты. Видимо, собрались строить полуземлянки. Подростки и женщины искали камни, наверное, для очагов. Себе же я взял работу по валке деревьев. И делал это споро, не взирая на то, что некоторые, при виде работы бензопилы вставали на колени и восхваляли каких-то богов.

Севию то же не пожалел. На ней осталось приготовление обеда и присмотр за зоопарком. Кормить людей будем щами. Капусты еще много, картошка есть, так что пусть приобщаются, а туда добавить свекольной ботвы, молодой крапивы… Так и не щи получаются, а, вовсе, борщ. Принцип я объяснил, благо молодую картошку чистить не нужно, только промыть.

К обеду охотники притащили кабана, что порадовало, так как теперь готовка на ужин перестала быть моей головной болью. И вообще, я смог вечером расслабиться и спокойно порыбачить. Работа кипела, люди, почти что, знали, что им делать, остатки сбора картошки оставил назавтра.

Рыбалка для меня, как и тихая охота, то есть сбор грибов — это время тяжких дум и самокопаний. Но не в этот раз. Меня соблазняли. Да так, что даже я, переживающий взрыв гормонов, и думать не хотел об интиме. То одна девочка согнется и смотрит на реакцию, то уже взрослая женщина пойдет подмываться к реке рядом с тем местом, где я закинул удочку. И в этом спектакле я не хотел быть зрителем. А, если представление не интересное, то что? Правильно, — буфет! В моем случае, это еще оставшиеся шесть бутылок водки.

Так что, поймав штук шесть окуней, плотвы, и на донку стерлядь в почти метр длинной, пошел в дом.

«Кем они меня считают?» — думал я, когда шел от реки к дому.

Все, кого встречал, отбивали поклоны, смотрели горящими глазами. Наверное, именно так смотрят на всяких «миссий» и «пророков», которые дурят головы людям в сектах. Да, именно что секта, а я тот самый «пророк». И проводить разъяснительную работу, я не буду. Пусть таким и считают. Мне в скором времени будет, что предъявить обществу, чтобы упрочить этот статус. Обустроимся, и обязательно подумаю о прогрессорстве. Вам нужны металлы? Так их я вам дам. Плохенькое, но железо будет.

— Блят, нахер! — сказала Севия, как только я зашел в дом.

Я не засмеялся, напротив, показал своим видом, что такие слова не приятны. Девушка была в недоумении.

— Нельзя, плохо! Пута [плохо], — сказал я и погладил волосы Севии.

Что же мешает нам быть вместе? Я уже согласен и на какие-нибудь обряды с толстой женщиной в вонючих шкурах, кричащей «именем бога Рабраха объявляю вас…». Только где взять толстую женщину и пьяных гостей свадьбы? Ну а серьезно, я почти готов сорваться. Нет, не насиловать. Да и какое насилие, если и я и она желаем одного и того же?

— Романтач [блаженство, удовольствие], — сказала Севия, закатывая глаза от того, что я просто глажу ей волосы.

Хотя и меня это заводит. Вот уже позволяю себе расстегнуть ее халат, обнажая упругие груди, Севия начинает тяжело дышать, потом исследую другие части ее тела, заостряя внимание на некоторых из них. Ощущаю ее руки, сам стягиваю спортивные штаны… получаю «романтач».

Мы вновь не переспали, но уже то, что произошло, подарило некоторое расслабление. Я опустошился и при этом уверился, что и в Бронзовом веке женщины знали, как доставить мужчине удовольствие, при этом еще умудриться сохранить себя.

Но что есть физиология? Для меня — условность. Был у нее кто, или не был, не так и важно. Если я сделаю так, что женщина не будет видеть никаких мужчин, кроме меня, то есть ли разница, что было в прошлом? Может и есть, но при настоящих чувствах и эмоциях, этого не замечаешь, но начинаешь придираться к былому тогда, как проступают трещины в отношениях. Бывает и такое, что мужчина полон комплексов или зависит от общественного мнения, но тут явно не мой случай.

— Спас-бо! — шепнула мне Севия на ухо.

— Тебе спасибо! Я, как бы не проявил себя, — забывшись, я говорил на русском языке.

Я почти не курю. Вернее не так, раньше, до армии, не курил. Во время службы получалось так, что некурящий вообще не социализируется в армейском обществе. На курилках озвучивается главная информация, проводится анализ ситуации, просто общение. Порой, там кому-то «перемывают кости». Если не хочешь, чтобы о тебе всякую ерунду говорили, то ходи в курилку со всеми, чтобы не пропустить разговоры. Вот и яподвязался ходить и дымить, будучи уверенным, что по возвращению на гражданку, сразу брошу. Попав сюда еще не курил, хотя в доме нашел аж два блока сигарет. После такого взрыва эмоций, потянуло курнуть, как и выпить.

По выпивке, вернее распитию, решил, что нужно, опять же создавать круг элит и застолье — лучший способ это сделать. Если я не приму участие в создании элит, то элиты создадутся без моего участия. Поэтому помыл картошку, нарезал, приготовил лук, достал самые удачные копченые тушки кролей и птицы, стал ждать окончания рабочего дня.

*…………*……………*

Интерлюдия

Норей не находил себе места. Глеб разрешил ему выходить во двор. Нет, не так все было. Норей сам вышел, а Глеб махнул рукой, мол «делай, что хочешь», вот наследник и делал. Проблема была в том, что он не знал, что именно ему делать.

Бесцельное шатание по рабочим участкам ничего существенного не дало, если только проклятия. Много тут людей, которые были извергнуты из племени Рысей. Они видели Норея и узнавали его. Молодому мужчине было неприятно слушать все те гадости, что сыпались ему в след, как сыну и наследнику того, кто стал причиной людских бед. В конце концов, он вновь вошел в дом и лег на диван.

Норей не рыдал в голос, но слезы предательски текли по его щекам. Импульсивный характер молодого человека требовал решительных действий в ответ на неприятие общества. Мысли роились в голове. То Норей собирался бежать к отцу и рассказать обо всем, что тут происходит, чтобы пришли воины рысей и покарали всех. Потом парень вспоминал о любимой сестре, о уважаемом им Никее. Да и Глеб. Пусть этот чужак был в высшей степени странный, но оказался душевным и добрым человеком, каких сложно найти в жестоких условиях выживания.

Что он тут делает? Кто он тут? Положение Норея было больше похоже на пленение. И как все было хорошо до прихода людей! Он работал, не перетруждался, но ел сытно и вкусно так, как никогда ранее, а парень питался с одного горшка с лексом. Бежать… все-таки нужно бежать к отцу. Рассказать ему все.

Племя Рысей, если получит все то, что есть в этом доме и пристройках к нему, станет самым сильным на Реке и сможет победить всех, установив собственные правила. И тогда он, Норей, унаследует мощное племя и обязательно преумножит богатство, власть и влияние Рысей.

— А, ах, а! — услышал Норей звуки, которые доносились из соседней комнаты.

Грусть резко сменилась интересом, и парень встал с дивана, на цыпочках, бесшумно, направился к двери. Приоткрыв дверь, Норей уже хотел ворваться вовнутрь, остановить свою сестру, спасти ее от бесчестия. Но не стал этого делать. Может, остановил страх получить травму от божественного оружия, с которым не расставался Глеб, но, скорее всего, иное.

То, что наблюдал Норей сильно взбудоражило его естество. Он и раньше видел, как мужчина берет женщину. Да чего там, он сам, как велели наставники, несколько раз брал разных рабынь. Но вот так, чтобы не брать женщину, но получать удовольствие?

Норей не вышел, а выбежал во двор. Желание переполняло его. Рядом с сараем он увидел девушку, которая собирала конский навоз. Разъяренным зверем он накинулся на женщину, не разбираясь была ли она чьей-то женой. Женщина не кричала, когда Норей, сильно суетясь, приспускал свои неудобные штаны, но когда он стал задирать шкуры женщины, она размазала по лицу парня навоз, оттолкнула Норея и убежала.

— Ты что с ней сделал? — спросил Никей, идущий в дом, чтобы поговорить с Глебом.

— Я… — парень растерялся, так как начало приходить понимание случившегося.

— Ты взял ее силой? — испуганно спросил воин.

Никей пытался сегодня следить за Нореем, видел и слышал, с каким унижением встретился парень. Но в этом случае наставник воинов ничего не мог сделать. Он знал, что людям нужно дать возможность спустить пар, выговориться. Они нашли виновного в своих бедах. Но это должно было пройти, люди отходчивы, тем более, если они стали получать пищу и их дети перестают голодать.

Но и другой посыл был. Наследник, а для Никея парень все еще был наследником лекса, не может быть слабым. Норей должен был научиться держать удар и находить с людьми общий язык.

Никей, между тем, был в растерянности, он не мог допустить самого напрашивающегося поступка, когда наследник решит бежать к отцу. И, если воину быть честным перед самим собой, Норею лучше было бы уйти. Вот только, пока о новой общине никто не знает, нельзя этого делать. Ну а потом, а о посланнике богов рано или поздно, но люди на Реке узнают, Норея можно и отпускать, если будет куда. Все же большая вероятность того, что у Рысей скоро будут серьезные проблемы.

— Тебе так сильно нужна женщина? — спросил Никей.

— Мне сильно нужно понять, что я тут делаю, и почему все это не принадлежит Рысям, не мое⁉ — вызверился Норей, поддавшись на эмоции и поник, понимая, что сейчас сказал что-то лишнее.

— Поверь, я хочу сделать так, чтобы племя Рысей не стало забытым и не погибло, — Никей приобнял парня.

Наставник воинов выстраивал свои планы, в которых Норей был бы ключевой фигурой. Никей прекрасно понимал, многим больше, чем Глеб, что образовавшаяся община, даже с использованием божественных орудий труда, находится под ударом и пока не жизнеспособная. И Рыси и огневики, даже, казалось, миролюбивые роды рыбаков, что живут по Нирее [река Сож], все представляют опасность для общины.

Спасает пока только одно — это то, что место, которое вынуждено облюбовала община, пользуется дурной славой. Лес, который окружает небольшое поле — Злой. Тут проживает огромноеколичество зверя, при этом разнообразного. Казалось — вот он, рай для охотников. Однако, охотились здесь исключительно большими силами. Тут даже олени могут быть смертоносными, чего говорить о волках. Была стая умных хищников, предводителем которых являлась огромная волчица. Вот они и кошмарили людей, уничтожая двуногих существ порой и десятками. Волки нападали хитро, выжидали и, прежде всего, лишали жизни беспечных.

Когда же Никей увидел убитой ту самую волчицу, сразу понял, что лес перестанет пугать людей ровно тогда, как они вновь решаться идти за добычей в эту сторону. Убит был и большой медведь, который так же считался духом Злого леса.

Так что дело времени, чтобы лес в этой стороне стал одним из самых привлекательных мест для охотников. И тут появляется одно из направлений, откуда придет, обязательно придет, опасность для общины.

Другое направление — это река. С Большой Реки дом и его постройки не видны, но внимательный взгляд позволит заприметить видимые изменения, что произошли у дальнего русла реки, по которому уже никто не передвигался из-за увеличении пути. Порой, речные путешественники, передвигаясь по реке, пристают к острову, на котором располагается дубрава, считающаяся священной. Это происходит лишь в период разлива, так как в другое время, когда вода уходит, берег становится сложным для высадки, образуется обрыв в метра три. Сложным, но не так, чтобы невозможным. Если задаться целью, то можно и в условиях бурного течения и обрыва, высадить десант.

Проблему решает дежурство на реке, тогда, если вовремя сориентироваться, желающих высадиться можно хоть камнями с обрыва закидывать. Да и возвышенность в центре острова — это потенциальное городище, даже ров не обязательно копать глубокий. Так что оборона на острове — хороший вариант, позволяющий защититься от сильно превосходящего врага. Но… Это оборона. И сколько можно просидеть в осаде, если противник пожелает во что бы то ни стало покорить общинников? А противник пожелает, еще как! Тут стоит сверкнуть металлическим ножом и все… Не остановится недоброжелатель, возжелавший заполучить себе небывалое в этом мире оружие.

Так что вариант один…

— Тебе нужно стать лексом Рысей и объявить Глеба верховным жрецом, а тех, кто будет с ним жить — служителями богов, — сказал Никей, внимательно наблюдая за реакцией парня.

Норей был молод, но не глуп. Наивен, в некоторой степени, в силу возраста, но разум парня оказался явно не отцовским, а матери. Хлудваг был воином, а вот его жена, мать Норея, мудрая женщина Андара, была хитра и изворотлива. Парень мог бы стать таким же, если создать ему условия.

— Это убийство отца, — не разочаровал Норей, додумавшись о невысказанном условии становления его главой Рысей.

— Отца твоего либо уже убили, либо сделают это скоро. О том говорил убитый Глебом Саргон, о этом же рассказали лазутчики, пойманные и убитые людьми Вара, — Никей нашел своими глазами глаза парня и, внимательно, не моргая, всматриваясь в Норея, продолжил. — Истинный лекс принимает решения, выгодные роду, сохраняя свой род. Что будет, когда твоего отца убьют?

— Убьют мать, остальных жен отца, всех детей, — задумчиво отвечал на вопрос Норей.

— Это может сделать Морваг, или другой предатель, это сделает и Динокл. Тогда как сохранить Рысей? И как тебе остаться в живых, если после смерти Хлудвага, Вар, как сын последнего лекса, убитого твоим отцом, больше имеет прав назваться вождем племени? — Нокей пытался использовать страхи парня, чтобы побудить его действовать.

— Я не стану убивать своего отца. Я хочу отправиться в главное селение Рысей и помочь отцу навести порядок, — голос Норея был повелительным, осознано решительным.

Нокей даже подумал, что просчитался в своей оценке личности парня, или, скорее, все же молодого мужчины и реального наследника. До того, как одно из условий, что людей Вара покормят и дадут шанс на лучшую жизнь, Нокей взял слово от предводителя общины. Вар поклялся не претендовать на главенство в племени Рысей, если жив Норей, при этом следом была озвучена и еще одна клятва, так же на крови, что Вар не то, что не убьет Норея, но и обязывался его охранять.

Наставник воинов был мудрым и решительным. Но отнюдь не всегда, если даже не использовать слово «никогда» не вмешивался в дела племени. Вот только ранее все было более-менее ясно и племя не только выживало, но и худо-бедно развивалось. Рыси смогли поставить под свой контроль немалую территорию по обоим берегам Большой Реки. Однако, началась череда неудач, как теперь стало понятным, что это дело рук подлостей и хитростей лекса племени Огня.

— Ты не станешь убивать. В противном случае, твои права, как наследника могут быть оспорены, а ты не настолько готов, чтобы выдержать поединки тех, кто хотел бы занять место Хлудвага, — Никей усмехнулся, и чуть отвернул голову, стараясь, чтобы Норей не счет ухмылку оскорблением.

— Ты что-то придумал? — догадался наследник лекса племени Рысей.

— Нужно посмотреть, что будет в ближайшее время, — уклончиво ответил Никей.

Глава 14

Я метался с места на место, стараясь успеть везде. Мои потуги были спровоцированы не столько желанием казаться полезным и «торговать лицом», сколько интересом. Было любопытно, как будут обживаться люди, которые не имели ни нормальных орудий труда, не знали геометрии. Однако, очень скоро строились загоны для животных, выставлялся частокол, выкапывались ямы под полуземлянки.

Деревьев я повалил много, как по приблизительным моим расчетам, на четыре-пять срубов, если только не полноценных домов, а полуземлянок. Бензопила работала исправно, кушала бензина немерено, как и масла, но небольшие деревца одно за одним падали. Большие деревья не трогали.

Селение выстраивали на соседнем взгорке. Там некогда был, скорее, будет, сельский магазин и школа. С трех сторон заросший лесом холм имел, созданные природой рвы, но большое пространство, что уходило вглубь леса делало будущее селение отрытым от зверя, как и от людей. Выкопать там ров — это большая работа. Таким количеством людей, что были в наличие и даже при помощи металлических лопат, количество которых было ограничено шестью, копать ров придется месяца два, не меньше.

Тут я задумывался о том, чтобы часть забора перенести туда, но решил, что свой забор не стану трогать. Потому секционно разбирался забор, который был перенесен из будущего, от соседей. Но такое решение — временное. Простой дощатый забор не держит медведя, даже были сомнения, что и кабан не прорвется. С иной стороны, моя сетка-рябица — так себе защита. Но тут был расчет, что она запутает зверя.

Уже скоро, когда я расщедрился и дал два имеющихся хозяйственных топора, оставив в неприкосновенности, для собственного пользования, только отличный мультитул с ножом топором и пилой, пришлось переквалифицироваться в доктора. Производственные травмы случались столь часто, что в какой-то момент я увидел очередь у дома. Все пришли к «жрецу» за лечением. Наверное, молодой воин-охотник даже надеялся, что я приращу ему отрубленный палец на ноге. Хирург это мог бы, но я даже не пробовал. Зеленка, йод, ветошь, вместо бинтов, реже перекись водорода.

К вечеру закашляли многие дети, и я опасался, что это тот вирус, что свалил ранее Севию и Норея. Но, вроде как не вирус. Оголодавшие люди спали без очага прошлую ночь, а погодка была пока не летней, особенно ночью. И тут появились две женщины, которые стали помогать мне. Они стали кормить детей какими-то кашицами, варили взвары. Ну а я в большой кастрюле, на костре, вскипятил молоко, залив тот самый огонь, а после дети пили лакомство — молоко с медом и с натертым на терку чесноком с имбирем. Был тут имбирь, который, видимо, купили и забыли, а он уже начинал портиться.

На ночь больных детей определил на веранде, выдав им нормальные одеяла и протопив печь. Ужинали четырьмя зайцами, которым подростки устроили сущий геноцид. Всего шесть ушастых сегодня стали трофеями юных охотников. Так же в рационе людей оказались помидоры и тушенные овощи: кабачки с капустой.

Еще на «вечернем построении», такие ассоциации у меня возникли от собрания общины у сараев, всем присутствующим представили Севию. Девушка еще была болезненной, бледной, хотя выздоровление шло необычайно быстрыми темпами. Это Никей настоял на подобном.

Дело в том, что и к Норею и к Севии, о существовании которой все знали, но она пока сильно не светилась перед народом, отношение было негативное. Это же они были детьми человека, с которым все связывали свои беды. Но тут, хитропопый Никей, поступил неожиданно. Он назвал Севию моей невестой. Я сразу и не понял, что она мне «свапи джана» [дремлющая жена], что означало «невеста».

Севия попыталась возмущаться, но Никей что-то ей шепнул, девушка зарделась и перестала противиться. А я стоял, не понимая происходящего, но с важным видом. После понял, зачем это было сделано. Севия тем самым сразу получила определенный статус, ей начали кланяться. Не так уважительно, как ко мне, «жрецу», но и злобного бурчания в след не было.

— Я свазая с ты! [я сплю с тобой] — заявила Севия, заходя в мои «жреческие» покои на чердаке.

Сглотнув комок, подступивший к горлу, я только кивнул. Девушка стояла, склонив голову, я застыл вкопанным столбом. Только через минут пять, я взял ее за руку и подвел к кровати. Она шла, как идут люди на казнь. Я такого не видел, пока, но думаю, что смертники могли выглядеть и более оптимистично.

— Что? — спросил я.

— Руда нельзя джана нет [кровь нельзя, не жена], — обреченно сказала девушка, но при этом она не противилась, когда я ее раздевал.

Тут можно было действовать по принципу: «если женщина говорит „нет“, тот это, порой, неуверенное „да“, требующее решительности от мужчины». Однако, в данном случае, могло быть огромное число условностей, связанное с обычаями и статусами.

Но сколь манило ее молодое, но полное женственности и сексуальности тело, насколько будоражило осознание, что вот этим совершенным творением природы можно овладеть… Не овладел. Но повторили то, что уже успели попрактиковать. При этом были моменты, когда эмоции так затуманивали сознание, что я уже приноравливался… Сдержался.

Уснуть долго не могли, пытались после всего прочего, говорить. Севия боялась того, что без решения отца, никакой женой она стать не может, как, к слову, и невестой. Она просила меня идти к ее родителю и требовать ее. После просила не делать этого, чтобы не подвергать себя опасности.

А я думал о том, что слишком многое замыкается на этом лексе. Что уже за то, что не без Хлудвага создалась опасность для Севии, можно пренебречь разрешениями от отца. Но грело душу, что самая красивая девушка, из тех, что я встретил после своего перемещения в прошлое, моя. Такая нежность, страсть, желание… Недосказанность физиологической близости еще больше влекла.

Ночь оказалась беспокойной. В одно мгновение мирная тишина разразилась ржанием коней, мычанием коров, лаем Гретты. Подхватившись с кровати, кинув взгляд на мирно спящую Севию. Изобразив идиотскую улыбку самодовольного похотливого самца, я поспешил на выход. На веранде дома я встретил Никея, переступающего через просыпавшихся от шума детей. Воин, вчера презрев опасность заболеть, вернулся жить в дом. Впрочем, опасность вируса сохранялась для всех. И даже то, что я выдраил с хлоркой веранду, не обязательно спасет молодую поросль общины от заразы, привнесенной в этот мир из будущего. Вот только оставлять детей спать в сырости, также было неправильным.

Выйдя на улицу, возле сараев столкнулись с пятью воинами, которых возглавлял заспанный и помятый Вар. Предводителя общинников с его женой и детьми определили пока в выставленную у огородов палатку и даже надули им большой матрас. Внутри одного из сараев, там, где был птичник, происходила какая-то возня. Я, было дело, снял с предохранителя автомат и уже сделал шаг в направлении, откуда раздавался шум.

— Не нать, крито вое [не надо, это дело воинов], — сказал Никей, останавливая меня и пять охотников с опаской вошли в сарай.

Я нисколько не оскорбился и не обиделся. В конце концов, здесь есть люди, которые могут и должны решать все задачи. Я им не нянька. Да и на эту роль явно не гожусь. Забери у меня автомат, так и вовсе становлюсь почти беззащитным.

Лиса. Это была оранжевая бестия, лишившая нас трех куриц. Точнее, лишившая яиц от этих несушек. Самих потрёпанных птичек мы употребим. Гретта вступила в схватку с диким животным, которое, казалось, рас пять меньше в габаритах. Однако, тяжело пришлось собаке справиться с лисой, о чем свидетельствовали раны на правой передней лапе и морде большой собаки.

Из последующих разговоров, до конца не понимая слов, я уловил смысл тех словесных издевательств, которым подверглась собака из будущего. Аборигены были убеждены, что с таким противником, как лиса, их кабысдохи смогли бы разобраться. Мне даже стало обидно за Гретту. Но вот, возникал вопрос, почему эти самые кабысдохи не предотвратили атаку на имущество, а Гретта почти добилась нейтрализации лисы? Охотники, прибывшие под окончание схватки, дикое животное только добили.

Уже заалело за рекой, и идти досыпать, смысла не было. Потому я решил умыться и посидеть за столом во дворе, чтобы накидать какой-никакой, но план прогрессорства, по крайней мере, направления.

До сегодняшнего дня события неслись галопом. И пусть в голове то и дело возникали мысли о необходимости стать условным «Прометеем», который принесет в этот мир огонь ремесла, так и не приступил к проблеме.

Все личные переживания, да постельные интрижки. А, ведь, в этом времени можно сильно развернуться. Железо — это уже много, гончарный круг, очень хорошо, водяные мельницы… Хотя с последним пока следует погодить.

Какие главные направления прогрессорства? Первым делом на ум приходят металлы. Железо позволит сильно улучшить жизнь людей. Это и пашенное земледелие, более качественное строительство, охота. Конечно же, это и война. Даже в будущем при всем просвещении и образовании, люди прибегают к войне, как к инструменту решения многих задач развития или сохранения своего государства. Что же говорить о Бронзовом веке, если здесь мышление еще более прямое и рациональное, без отсылок к гуманизму и всяким там конвенциям? У соседнего племени есть ресурсы, а у нас больше воинов, значит, эти ресурсы мы отберем.

Так что на вопрос вооружения общины стоит обратить предельное внимание и, наверное, поставить это в приоритете. Нас мало, а жить хочется. Из того, что сразу же приходит на ум, так это дистанционное оружие. Нужно было бы начать с арбалетов, сделать которые, в принципе, возможно, с луков, если не сложносоставные, то их сделать еще проще, благо капроновой нити есть целый моток. Но я бы начал не с этого.

Удивительно, но здесь я не увидел пращи. Может, потому, что в Поднепровье мало камней, но кремния же хватает, или по другой причине, но такого простого в изготовлении, да и в использовании оружия, как праща, здесь нет. Учить стрелять из лука — это долгий процесс, да и дорогостоящий, так как сломается не одна стрела, переломится не один лук, разорвется не одна тетива прежде, чем лучник сможет более или менее пользоваться своим оружием. Да и то, для этого нужна сила. Ну, а с пращей смогут работать даже подростки, может, и женщины. В Римской республике были пращники, в армии Александра Македонского их численно было больше, чем лучников. Это от того, что у них были сильно ограничены ресурсы? Не думаю, скорее, праща — вполне себе эффективное оружие.

Железо. Весьма вероятно, что где-то там, где в будущем будет Турция, загадочный народ хетты уже проводит свои эксперименты с железом. Они были первыми. Впрочем, далеко не факт, что первые доменные печи уже появились. С другой стороны, не являясь металлургом, я видел, как энтузиасты-реконструкторы тратят кучу своего времени и сил на то, чтобы воссоздать технологии средневековья и выковать плохенькое, но все-таки железо. Может быть, у меня получилось бы создать температуру в печи больше восьмиста градусов и все-таки расплавить металл, а не сделать его лишь мягким.

Еще одно направление, которое прямо кричит — это гончарное ремесло. Вчера я видел, как две женщины крутят «колбаски» и налепляют их одна на одну, выстраивая глиняный горшок. Они занимались этим целый день, но я так и не заметил, что бы кто-то начал обжигать горшки. Не увидел я и самих горшков. С другой стороны гончарный круг — гениальное, но не слишком технологичное и сложное изобретение. Здесь главное было додуматься до самой системы, когда при вращении можно изготовить качественное керамическое изделие.

Пока проблем с тарой не наблюдается. Люди принесли с собой имеющиеся у них горшки, ну, а у меня много всякого из будущего. Большой казан, походный казан, кастрюли, эмалированные тазы, чугунные сковороды и всякие новомодные с покрытиями, жаровни, миски, чашки, тарелки, наконец, банки — всего этого в хозяйстве немало. Если по запросам нынешнего времени, то хватит и на десять, и на тридцать человек. Не знаю, для чего, но хозяева собирали пластиковые бутылки, которые я думал раздать людям. Вероятно, уже сегодня мне предстоит сюрреалистичная картина, когда абориген будет пить воду из бутылки «Кока кола». То же решение проблемы, так как кожаные бурдюки — сложное изделие, но у людей наблюдается нехватка обуви и тратить кожу на бурдюки, мне представляется не рациональным, если есть пластиковые бутылки. Пусть это будет всего небрежно сшитый чехол для ступни, но обувью обеспечить нужно каждого.

Серьезное прогрессорство — это среднесрочная перспектива. А вот что я хочу побыстрее сделать, так это баню. Вчера трижды пришлось отгонять мужчин, которые посчитали, что красивые лакированные бревна с нарисованными цифрами лучше подойдут для обустройства их жилищ, чем те, что я им напилил. Так что актуальнее распашка поля и посев на нем оставшейся картошки, кукурузы и овса, зерна которого я украл у Ники, посчитав, что лошадке хватит и сена.

Кроме того, я приготовил деревянные ящики, которые собрался использовать, скорее всего, в том качестве, что и прежние владельцы дома. Нужно высадить семена капусты, перцев, баклажан и помидоров. Они прорастут в домашних условиях, а после высажу.

А вечером Никей поставил меня в известность, что ему нужно будет уйти через пару дней, чем озадачил меня, но не отпустить его я не мог. Между тем вновь стал думать о побеге. И если на горизонте покажутся чужие люди, направляющиеся в сторону моего дома… Я беру в охапку Севию, захочет она этого или нет, сажусь в катер и убегаю. Может, и получится найти более подходящее место для жизни. Хотя, мне все меньше нравится подобная идея.

*…………*…………*

Интерлюдия

Хлудваг был в ярости. Он словно зверь чуял, что вокруг что-то происходит и тучи сгущаются. Хотя, почему только чуял? Может быть потому, что аналитические способности лекса были менее выдающимися, чем его физические данные? Или потому, что Хлудваг, доверяясь убаюкивающим речам старейшины Морвага, не хотел замечать нарастающую глыбу проблем?

Однако, пропажа очередной звезды охотников стала каплей из дождя событий, которая пробилась через твердолобость вождя ему в голову.

— Морваг, скажи мне, почему из всех звезд воинов только твой род всегда возвращается из леса с добычей и без потерь? Или твои жертвоприношения боги любят больше, чем мои? Может здесь что-то другое? — в селении племя Рысей раздавался гневный голос лекса. — Я просил тебя узнать, почему звезда Саргона, должная уже вернуться, не прибыла? Ты отправлял воинов на их поиск по Реке? Там был наследник! С ним все в порядке?

— Да, лекс, отправлял людей, но я предполагаю, что Саргон задержался у Динокла. Лекс племени Огня мог оказать столь радушное гостеприимство, что они задержались. Но, лекс, Саргон твой человек, из твоего рода, — отвечал старейшина Морваг.

— Но ты, мой старший советник, должен держать все под контролем, — рычал Хлудваг.

— Да, лекс, я отправлял людей, и вот, что они мне сказали… Возле острова Священной дубравы, в Злом лесу, видели людей. Там были женщины и мужчины, они рубили и собирали деревья¸ — сказал Морваг.

На самом деле старейшина не хотел выдавать эту информацию лексу, посчитав, что она ни к чему человеку, жить которому осталось не долго. Но старейшина, будучи умным и изворотливым главой рода и деском — правой рукой вождя, посчитал нужным лишиться некоторых возможностей, а перенаправить интересы Хлудвага в сторону непонятного рода или племени, решившегося обосноваться в одном дне пути от главного селения Рыси.

Морваг рассчитывал на то, что некие люди, поселившиеся у Злого леса, будут покорены уже именно им, когда не станет Хлудвага. У старейшины был расчет на то, что следующему лексу Рысей необходимо себя проявить и не дать воинам сомневаться в удачливости нового вождя. В этом отношении быстрое покорение неокрепшего рода, а какой род будет окрепшим, если только начинает строить жилище, придаст веса Морвагу в лице оставшихся Рысей.

Быстрый ум старейшины начал разработку нового плана, по которому стоило отправить лояльных Хлудвагу воинов покорять новое поселение, а в это время совершить переворот в племени. Хлудваг уже как три года не ходит в походы, доверяя это важное дело главным воинам. Потому и в этот раз он останется в селении. При отсутствии воинов лекса, Морвагу не составит труда убить разленившегося Хлудвага и занять его место.

— Кто это может быть? Мы не видели чужих людей на реке, — озадаченно сбавив тон, спросил Хлудваг.

Морваг Замялся. У него были догадки насчет того, кто может вдруг, из ниоткуда, появиться на реке.

— Я предполагаю, что это изверги, — нерешительно сказал старейшина.

— Кто? Вар? Ты же мне докладывал, что он ушел в лес и сгинул, — лекс стал кричать еще громче прежнего.

— Да, лекс, и у него четыре пар рук воинов, — стал подливать масло в разгоряченный характер вождя старейшины. — Они вооружены и столь осмелели, что уже не боятся выходить к реке за камнем и рыбой. Может быть, он решил бросить вызов?

— С четырьмя парами рук? У меня воинов в разы больше, — лекс задумался. — Собирай своих воинов и возглавь поход.

— Лекс, твое племя уже потеряло много охотников, за зиму от голода и холода умерло больше, чем обычно, людей, а ты предлагаешь, чтобы воины моего рода сокрушили дерзких извергов? — делано возмущался Морваг.

— А почему нет? — удивился Хлудваг, который не смог проанализировать уже приведенные доводы.

— Потому, лекс, что скажут: род лекса слабый и не может покорить каких-то извергов. Пусть слава победителей достанется твоим воинам! Они теряют охотников в лесу, пусть покажут, что также сильны и несокрушимы и вернут славу, — сказал старейшина и выдохнул, чуть улыбнувшись.

Старейшина был удовлетворен, что ему, как, впрочем, и всегда до этого, удается убедить лекса. Будь Хлудваг чуть умнее, или деятельнее, как это было в начале его правления, то Морвагу не удалось бы ничего. Тот, молодой, Хлудваг, организовал бы охоту и сам повел людей в лес, чтобы выяснить, почему пропадают воины. Этот же, уже пожилой, пусть все еще мощный, лекс больше предпочитает тепло своих женщин, чем холод леса или жар схватки.

— Ты прав, призови мне старших воинов, я назначу того, кто убьет извергов. Однажды я счел нужным их только выгнать. Меня уверили, что Вар и его род, как и те, кто за ними последует, сгинут в лесу. Более подобной глупости я не совершу, — решительно сказал Лекс, уже раздумывая над тем, кого именно назначить главным воином в походе.

Морваг сознательно соврал в оценке боеспособности извергов. Впрочем, он даже и не знал, кто именно были те люди у реки. Однако, чтобы гарантированно справиться с такой силой, как сорок воинов-охотников, Хлудваг отправит не менее шести десятков воинов, а скорее всего и восемь десятков. А это настолько ослабит позиции лекса в главном селении, что взять под контроль управление племенем Морвагу не составит особого труда, как в последствии привести к покорности тех воинов, которые живут в иных селениях. А потрепанный отряд, отправленный на уничтожение извергов, встретят воины рода старейшины. Так что настроение Морвага поползло вверх.

*…………*…………*

Баню поставили за два дня. Еще предстояло накрыть крышу рубероидом и шифером и выложить камни. В целом же дни становились похожи один на один. Признаться, несмотря на схожесть дней, жизнь бурлила. Не обошлось без эксцессов, когда одна девочка лет восьми-девяти чуть не утонула. Технически она утонула, но мне удалось вытянуть из реки и откачать девчонку.

Сейчас, проходя мимо людей, я чувствую себя крайне неловко. Несмотря на то, что в прошлом мой статус, точнее положение моего отца, был высоким, такого подобострастного отношения к своей персоне не встречал. Но и одергивать людей, которые считают, что я упросил богов оживить девочку не собирался. Дело не в самолюбовании, а в том, что я посчитал вполне уместным такое отношение. Теперь я жрец без каких-либо кавычек. Даже устраивал моления. Конечно, это было богохульством по отношению к христианству, так как в своей профессиональной деятельности я использовал иконы, бывшие в доме. Читал «Отче наш» и «Символ веры». Молитвы меня когда-то заставила выучить бабушка. Вот бы кто был истинной жрицей!

Вчера, наконец-то, была оборудована смотровая площадка на одном из высоких деревьев. Теперь на ней постоянно дежурит один из воинов или подросток более старшего возраста. Естественно, дозорному на время даруется божественный предмет, улучшающий зрение. Через бинокль просматривается большой участок реки, причем, и Днепра, и Сожа, как и часть леса.

Подобная мера обнаружила и другое направление — охота. Опытные охотники умудрялись высмотреть не только людей, но и животных. Так, в паре километров гуляли не пуганные туры. Не будь у нас в достатке мяса и рыбы, устроили бы охоту. Впрочем, группа охотников отправилась в том направлении, чтобы выкопать и замаскировать яму.

С Севией у нас крайне странные отношения. Впрочем, не столь они странные, но вот наши любовные игры застряли на определенном этапе, и все никак не переходит черту, чтобы я мог считать девушку своей женой, отчего-то мне это было важно. И хоть отказаться от ее ласк было решительно невозможно, порой я нервничал. Плевать уже на мнение отца или еще кого-то, для мня, как человека из будущего, то, что мы вытворяли уже более, чем достаточно, чтобы считаться сложившейся парой. При этом я видел, слышал, чувствовал, что и Севия не меньше моего ощущает зов человеческой природы и готова поддаться инстинкту размножения.

Жилища для половины общины были построены. Дети уже, как должное, приходят спать на веранду. Выгнать их у меня не поднимается рука. Но Вар предупрежден, что дом мой и только.

— Ты куда? — спросила меня Севия, когда я взял удочку и решил утром, если уже не спится, так немного порыбачить.

— Я с ты. Ты ма маритас [я с тобой, ты мой муж], — сказала Севия и обняла меня, как будто не хочет меня отпускать.

— Хода зая [иди спать], — сказал я.

Может показаться, что я назвал Севию «зайкой», но нет, это на местном «спать». Удивительно, но «ход», «ходить» почти так и будет, как и на русском языке. Так что скоро, надеюсь, не пройдет и пары недель, как я смогу разговаривать, пусть и односложными фразами, но на местном наречии.

Моя «невеста» насупилась, скривила в обиде симпатичное личико, и решительно вернулась в дом. Нужно отыгрывать патриарха, а то женщина будет тут мной руководить. Засмеют, потеряю авторитет.

Наверное, первая наша маленькая ссора. И все из-за моих гормонов и глупой обиды за то, что в один момент она меня одернула и скинула со своего столь манящего тела. Детские игры какие-то, и я веду себя как… Не знаю, как, но не совсем адекватно.

— Угра, угра! — закричал дозорный на смотровой площадке. — Омана, омана! [угроза, угроза, люди, люди].

— Вот тебе и блят нахер. Пожили спокойно, — сказал я и пошел в дом вооружаться.

Глава 15

Мы шли вдоль берега. Катер, на котором подплыли ближе к месту высадки странных людей, направляющихся в нашу сторону, оставили где-то в километре, чтобы не распугать ревом мотора. Группа воинов, что высадилась и направлялась в сторону нашего поселения, скорее всего, могла слышать звуки мотора. Но я предположил, что они не смогут идентифицировать, что это такое и не испугаются. То, что прибыли по нашу душу, стало понятно из того, как резво, бегом группа воинов, вооруженная луками и топорами, направилась в сторону поселения. Никей, Вар и первая звезда воинов смогли идентифицировать, по каким-то им известным приметам, что прибывшие — это люди племени Огня. Двадцать четыре воинов для нашей общины — это серьезная угроза, не имея «божественного» оружия. Также важную роль в обнаружении, слежки и решении об засаде сыграл бинокль, из которого вполне отчетливо можно было определить направление, скорость, количество и приблизительное качество противника.

А кто еще, если не противник, если двадцать четыре мужика, вооруженных по местным меркам до зубов, бегут в сторону женщин и детей, и что там, в поселении осталась твоя женщина, за которую ты несешь ответственность, да чего там, любишь. И нет за тобой государства, которое должно обеспечить безопасность, ответить ударом на удар. Ты — сам государство. Мир, в котором сильному достается все.

В будущем не так? Очень похоже, но, все-таки, есть немало ограничений. Не станут твою женщину превращать в сексуальную рабыню, потому что ты погиб, так и не сумев ее защитить. В Африке будущего, подобное, возможно, и имеет место, но лишь, как исключение. Тут же жестокий рационализм. Если мы проиграем, то дети общины будут убиты просто потому, чтобы их не кормить. А женщину заколют из-за того, что она некрасива.

Мы шли не сильно быстро, наперерез группе, и я ощущал себя балластом. Ходить в лесу нужно уметь. Воины ступали почти бесшумно, в отличие от меня. Казалось, если по дороге есть сухая веточка, то она обязательно попадет мне под ноги и с хрустом сломается. Никей больше остальных оборачивался в мою сторону, и его взгляд был столь укоризненным, что мне становилось неловко. Но наставник воинов знал или в большей степени догадывался, чего стоит мое оружие. Сам же он взял арбалет, успев оценить его мощь и эффективность относительно имевшихся луков. Иные воины были вооружены луками и копьями, лишь у Вара и Никея были большие столовые ножи из стали.

Скоро мы вышли на поляну, столь редкую в достаточно густом лесу. Мои союзники расценили, что мимо этой открытой площадки наши противники пройти не должны.

— Ты, — обратился ко мне Никей и показал указательный палец.

Я кивнул, поняв, что должен начать бой. Восемь человек против двадцати четырех — это как бы пугало. А вдруг автомат заклинит, а потом заклинит и пистолет. И вообще три с половиной рожка к автомату — это все мое богатство, что я привнес из будущего. Есть патроны к Сайге, но они 7,62 на 39 мм, не подходят к моим Калашниковым. Да, были еще два магазина к пистолету и охотничье ружье с патронами, россыпью порох, дробь и двенадцать пуль. Если все это расходовать, то хватит на один-два боя. Но мужчины решили, что оставить остальных воинов необходимо в поселении. Здесь сыграло роль еще то, что местными воинами мало учитывался фактор наличия оптического прибора и возможности слежки за противником.

Я слышал от участников боевых действий будущего, что сложнее всего — ждать, когда последует приказ идти в атаку. Сейчас я это осознал сполна. Сколько мыслей в голове пролетает, сколько сомнений, душевных терзаний. Ведь я ни разу не опытный боец, мой единственный бой случился неделю назад. Вру, оказывается, уже два боя. Но стал ли я опытным бойцом? Нет, конечно, прежде всего в психологическом плане. Нужно над собой работать, в этом мире за отца не спрячусь.

Послышался шелест молодой листвы и из-за кустов вылез вначале один воин, следом вся остальная группа врага.

«Это враг, он пришел убивать. Севию, меня, детей», — накачивал я себя.

Я не видел остальных бойцов нашей группы, но прямо физически ощущал, что в мою сторону устремились семь пар глаз. Я медлил. Медлил и противник, вероятно, решивший чуть отдохнуть. Тихо щелкнул предохранитель, автомат был переведен на режим стрельбы очередями. Я решительно встал в полный рост и тем самым обнаружил себя.

— Тыщ, тыщ, тыдытыдыщ, — почти первозданный лес услышал отголоски будущего технологического прогресса.

Я стрелял, разряжая автомат, дуло задиралось вверх и последние выстрелы из очереди прошлись поверх голов людей с оружием, в естественный отбор которых вмешался один бесчеловечный убийца-попаданец. Но я не ощущал сострадания, сомнения. Сейчас или я, или меня, а потом и остальных.

Автомат щелкнул вхолостую, а я все стоял. Потряхивало руки, то ли от переизбытка адреналина, то ли от того, что я расстрелял весь рожок. Тема временем мои союзники начали закидывать стрелами не свалившихся врагов. Краем глаза я заметил, как арбалетный болт впивается в живот одного из противников, а стрела с кремниевым наконечником цепляет щеку вражеского воина, рассекая ее до кости и уходя в сторону.

Лишь через несколько секунд включился мой мозг, и я оценил результаты сотворенного мной массового убийства. Больше половины противников были либо убиты наповал, либо получили ранения. Оставалось десять дезориентированных воинов, которые только начали приходить в себя и скинули луки, переполняясь желанием убить нас.

— А-а-а-а-а! — закричали из кустов рядом со мной, и звезда Вара, вместе с Никеем, устремилась в рукопашный бой.

Я извлек из-за пояса свой тесак, подумал, переложил его в левую руку, в правую взял пистолет.

— Твою же мать. И оно мне все надо? — спросил сам себя я, и не дожидаясь ответа своего внутреннего голоса, чтобы не передумать и не смалодушничать, решительно направился к месту жестокой и беспощадной схватки.

Выстрел! И воин, с которым схватился Вар заваливается на бок. Выстрел! И лучник, выцеливавший одного из наших воинов, роняет лук и хватается за живот. Ко мне устремляется один из противников, и я выпускаю в него три пули. И здесь бой закончился. В этот раз мне не пришлось использовать тесак, чему я, безусловно, рад. Это после я оценил свою результативность и понял, что пора браться за ум и начинать осваивать доступное оружие в полной мере, а также работать над собой, чтобы быть в бою с холодным разумом и без лишней суеты. Ни одного отжимания, ни пробежки, перекладину и ту не поставил. А в доме есть гири и гантели.

Бой закончился не без потерь с нашей стороны. Один воин из звезды Вара лежал с поломанным черепом. Лоб мужчины был вмят мощным ударом каменного топора. Еще один воин был с поломанной рукой. Открытый перелом со смещением. И чтобы понять это, не нужно быть врачом, а лишь обладать достаточным зрением.

Я оценил работу Никея и Вара. Оба они упокоили по два своих противников, при этом, казалось, что они сцепились с самыми сильными воинами. Визуально это было так. Вообще эти воины были на вид мощнее, мускулистее, выше.

А еще я ужасался от того, как безэмоционально добивали всех раненых, им просто перерезали всем горло, а, если раненный был в состоянии замахнуться и ударить, пусть и лежа, то кололи копьями. Оставили троих менее поврежденных и с ними началась беседа, или ничто иное, как экспресс-допрос.

Не было оставлено даже клочка материи, вражеские воины были раздеты, и все их имущество теперь отягощало наши руки, учитывая то, что пришлось нести убитого союзного воина.

Наверное, стоит уходить на войну, чтобы после возвращаться, и тебя вот так встречали. Севия бежала к реке, чуть не упала, спускаясь с горы, а потом кинулась мне на шею, и я подвергся множеству поцелуев. Другие смотрели на нашу бурную встречу с неподдельным интересом. Обнимать здесь было принято, а вот поцелуев я ни у кого не видел, причем, муж и жена занимались сексом чуть ли ни на глазах у детей, по крайней мере, не сильно утруждали себя уходами вглубь леса. Скорее, здесь прижимались щекой к щеке. Так что, может быть, да нет же, уверен в этом, уже сегодня начнется массовый обмен слюнями межу общинниками разного пола. Как бы эпидемию не словить.

Меня поразило отношение к гибели человека. Стенаний и плача я не услышал даже от жены воина. Когда принесли тело и положили его на быстро, как будто ниоткуда, появившиеся бревна, женщина опустилась на колени, со спокойным лицом, без единой слезинки на глазах, прикоснулась к щеке мужчины, поднялась и пошла прочь. Единственный ребенок воина, восьмилетний парень, постоял у изголовья погибшего отца чуть дольше матери, но также скоро пошел прочь.

А вечером, рядом с нашим зарождающимся поселением, было образовано кладбище. Это тех, людей Саргона, спалили в простом костре, без каких-либо церемоний. Я и думал, что это так и надо и даже проснулся историк, который возмутился отсутствием экзотического погребального обряда.

При скоплении всей общины, в том числе меня, Севии, Норея на выложенных поленьях лежал воин. В руках он держал копье, а на поясе висел каменный топор. Не знаю, каким образом были составлены бревна. Казалось, они могут загореться только, если плеснуть бензина. Однако, когда я поднес факел, костер моментально вспыхнул. Да, именно я и был удостоен чести как жрец поднести факел, а до того я прочитал молитву, перекрестился на икону, а Никей в это время перечислял богов, имена которых мне еще следовало запомнить.

Все стояли и смотрели на то, как быстро человек сгорает, а после я взял глиняный горшок, совок, железный, которым вычищали золу и пепел из печи и стал собирать кальцинированные кости ранее убитого воина. Горшок был перенесен метров за пятьдесят от кострища и мужчины общины, похватав лопаты, и цельнометаллические, и свои деревянные, споро накидывали землю поверх горшка, создавая курган. На этом церемония не закончилась. Женщины принесли хворост, разложили его в образовавшихся у кургана ровиках и подожгли.

Ужин был без каких-либо поминальных слов. Лишь некоторые говорили, что теперь воин будет принят богами, так как погребальный костер поджигал никто иной, как посланник богов.

Между тем погребение было вечером, а днем не прекращалась работа. Уже весь урожай собран. Четыре женщины занимались тем, что обрезали усы у клубники и высаживали ее на новых грядках. Другие секатором обрезали сухие побеги малины и взрыхляли землю вокруг рядов полезной и нужной ягоды. Малины было много. Она росла вдоль забора, причем, и этого участка, и соседнего, часть которого с забором также перенеслась. А я посчитал, что конкретно малину не сильно и важно культивировать, лишь сохранить сорт для потомков, если таковые будут. В лесу огромное количество малины, земляники, черники. Она созреет, и хватило бы возможностей хоть в каком виде ягоду сохранить до зимы. Сахара-то не будет. Или все-таки будет… Или пробовать варить варенье на меду?

В обед я долго смотрел на два орудия труда: косу и триммер, решая, при помощи чего выкосить необычайно быстро растущую траву. Причем, получалось так, что трава из двадцать первого века получала «вторую» жизнь и устремлялась к солнцу. Хотелось косить триммером, — привычно, безопасно, эффективно. Однако, взял косу. Точильный брусок нашелся рядом, и я принялся точить орудие труда, которым пользовались предки, но точно не в этом времени. Здесь были кремниевые серпы. Чуть не лишившись пальца, я все-таки смог наточить давно затупленную косу и с гордым видом умельца принялся косить. Коса побывала в земле раз десять, пару раз ударилась в камень, потревожила какую-то деревяшку. Местный мир познал еще не мало новых и витиеватых фраз и выражений. И за два часа такой работы я выкосил лишь участок, который при помощи триммера лишился бы травы минут за тридцать-сорок. А после с видом знатока я потребовал от Вара, щеголявшего в новой трофейной экипировке из кожаного доспеха, предоставить будущего «косаря», или как можно назвать человека с косой, может, «косинера».

Ужинали вареными куропатками, которых молодежь набила больше двух десятков. Детям, ну и любимой женщине, досталось немного меда. А Севия даже испробовала более, чем эксклюзивный напиток под названием «чай». Пришлось угостить и Норея, который возбужденный и говорливый пришел в дом часа через два после заката.

Мне стоит реально опасаться Никея. Этот хитрец подсунул смазливую девчонку Норею и, как мне думается, у той девочки не так уж и много запретов на то, чтобы их вероятное отношение с наследником лекса племени Рысей переросли в горизонтальную плоскость. Думаю, скоро в доме появится еще один жилец, а диван, на котором спит Норей ждет испытание на прочность.

Я видел, как Никей разговаривает с той девчонкой, с которой уже вечером уединялся Норей. Наставник воинов, вероятно, посчитал нужным уменьшить уровень тревожности парня, увлекая его теми занятиями, где мозг не особо нужен. Грамотно, даже весьма, тем более, зная, что со мной и Севией он поступал подобным образом. И я не в обиде. Может, потому остатки психики и сохранил, что думал порой не теми местами организма, которые предназначены для мыслительного процесса.

— Пошли зая! — сказала Севия, беря меня за руку.

Я усмехнулся. Зая — это спать, но как же мило звучит.

— Я траса за ты [я испугалась за тебя], — Севия прижалась ко мне, когда мы были уже на чердаке. — Я хатат ты ваена [я хочу с тобой соития].

Севия быстро скинула с себя так полюбившийся ей бесформенный цветастый халат, но а меня уговаривать не надо. И все-таки заложенное природой никогда не заменит никакие извращения, выдуманные людьми. А занятие любовью с по-настоящему желанной женщиной не сравниться со случайным «перепихоном» на стороне.

И плевать на всех этих лексов, лексусов и мерседесов, пап и мам, благословение которого так хотела Севия. Жизнь слишком скоротечна, и сегодня, узрев смерти людей, я в этом еще больше убедился.

*…………*…………*

Интерлюдия.

Лекс, признанный людьми и богами, предводитель племени Огня пятидесятидвухлетний старик не находил себе место. Три дня тому назад он отправил на разведку и, возможно, разгром непонятного поселения, что образовалось между землями Динокла и Рысей, один из лучших отрядов воинов-охотников племени Огня.

Священную дубраву, как и часть Злого леса Динокл предполагал использовать, как место базирования его войск при атаке на Рысей. По мнению Лекса спрятаться в месте, где река раздваивается и образует остров, было бы более, чем удачно и разумно. Это всего день-полтора пути к главному поселению Рысей и всего полдня к ближайшему поселению этого племени. Воины не должны успеть сильно измотаться при переходе, борясь с течением. Именно в этом месте должен был состояться захватнаследника Рысей, как и старшей дочери лекса Хлудвага, которую он обещал отправить своему «старшему брату» Хариту, а, по сути, человеку в подчинение которого Динокл добровольно перешел.

Время шло, результата не было, как не было и хоть какой информации о том, что произошло, и произошло ли вообще что-то. Кроме того, люди, посланные Диноклом для уничтожения отдельных групп охотников Рысей, не вышли в условленное время на связь, что говорит лишь об одном, что их нет в живых. Значит, нужно предположить, что Рысям может быть известно о планах огневиков.

Отправляя своего старшего сына на разведку непонятного поселения, образовавшегося на том месте, которое предполагал использовать Динокл, Андроке, наследнику, предстояло неожиданным ударом обрушиться на лагерь Рысей. Лекс племени Огня был почти уверен, что недавно образовавшееся поселение — это проделки Хлудвага, который готовит ответ на действия Динокла.

Вождь огневиков предположил, что тупица Хлудваг мог подумать также, как и он. Отправить часть воинов для обустройства временного поселения, чтобы именно там сконцентрировать все силы и после обрушиться уже на селения огневиков. Совсем близко в четверти дня пути по реке Нирея проживал род рыбаков, полностью подчиненный Диноклу. Лекс племени Огня не мог допустить разгрома даже этого рода, который был столь умел в рыбалке и изготовлении снастей, что обеспечивал до четверти потребности в рыбе всего главного поселения племени Огня.

— Лекс, прибыл один воин из отряда Андроки, — сообщил ближайший помощник Динокла.

— Не молчи, раб, что с моим сыном, почему вернулся один воин? — воскликнул Динокл и голос его дал «петуха».

Сердце кольнуло у старика, он понял, что случилось непоправимое. Андрока, его гордость, лучший воин племени, достойный наследник, убит. Динокл достал бронзовый нож — символ своей власти и приставил короткое лезвие к горлу помощника, который закрыл глаза, ожидая неминуемого.

— Говори! — прошипел Динокл, чуть сильнее нажимая ножом, и струйка крови с шеи помощника потекла, устремляясь к груди верного и исполнительного человека.

— Лекс, спроси этого человека, что бежал с поля боя, и покарай его за трусость, — помощник нашел в себе силы и смелость ответить грозному лексу.

Динокл убрал нож и пренебрежительным жестом указал помощнику на выход из своей хижины, больше походившей на добротный срубной дом. Таким строением лекс гордился, не было ни у кого на Реке такого дома, а у него был. Но в чем заслуга лекса? В том, что смог заставить одного умельца, который может такое строить, сработать, как надо. И всего-то пришлось зарезать младшую дочь мастера, чтобы тот начал думать и делать невероятное.

Через десять минут из дома лекса убирали тело бывшего воина с исполосованным лицом и вскрытой шеей. И без того пожилой человек, вмиг постарел лет на десять, несмотря на то, что в этом времени до столь преклонного возраста крайне редко кто-либо доживает.

Свидетель смерти лучшего отряда воинов племени Огня струсил. Он шел позади, сильно позади, возможно, потому, что этого воина нагрузили водой и едой и он не выдерживал темпа передвижения. Когда началась стрельба, «вьючный воин» только подходил к поляне, на которой отряд нарвался на засаду. Он видел из кустов, как неведомое оружие выкашивает воинов. Андрока погиб сразу же, и отряд несколько растерялся без безусловного лидера. Ну а после полетели стрелы и выбежали воины. Тут, конечно, трусливый приврал, называя число воинов противника заведомо больше.

Трус сбежал и уже недалеко от реки, где стояли лодки и два человека охраны, сделал себе два пореза: один на руке, а второй на ноге. Слабохарактерный человек, лишь по недоразумению, ставший воином, представил все так, что он сражался, до последнего бежал и лишь приказ старшего воина, который послал его, несомненно «смелого и верного воина», чтобы предупредить лекса племени, не позволил умереть за честь племени. Весь отряд был сплошь лучшие воины, но Андрока держал троих человек только для бытовых дел: приготовить еду, отнести добычу, сбегать за охотничьим трофеем и свежевать его. Так что Динокл зря обвинил воина, который, на самом деле, и воином-то не являлся.

— Харит… — прошипел Динокл.

«Старший брат» приказал не начинать активные действия до момента, когда все земли будут засеяны, а животные после зимы немного откормятся и зачнут потомство. Но… обстоятельства. Нужно срочно связаться с Морвагом и прояснить, когда уже у племени Рысей начнутся серьезные проблемы.

*………….*………….*

И все-таки жизнь хороша, если рядом с тобой любимая женщина. Я напрочь не знаю, что есть любовь, может, всего лишь это химический процесс, с выделением каких-то там гармонов. Но хорошо же, так чего заморачиваться с поиском сути?

Прошло уже четыре дня после того, как… А тут подумать, что для меня важнее: бой, или то, что мы стали окончательно близки с Севией. Все же второе. И вот после нашей первой внебрачной, но от того, не менее темпераментной ночи, прошло три дня.

За это время удалось окончательно застроиться. Конечно, жилища так себе. Это были полуземлянки в четыре на пять метров, я даже рулеткой измерял. Хижины уходили в землю до метра, а сверху сруб. Грубый, со щелями, но все же. А щели мхом законопатить и всего делов. Крыша из нетолстых бревен, на которые накидали сено, прижатое другими бревнами. Я долго решался на то, чтобы дать полиэтиленовую пленку, которой немного, но было. Решался и не решился. Не жили местные хорошо, гарантировано прикрывавшись от дождя, так чего начинать. И вновь я употреблю слово «пока».

Я альтруист, это есть такое, но в меру. Есть инструмент, можно придумать и доски, которыми выкладывать крыши внахлест. Пусть работают и делают свои жилища лучше, но только не за счет тех материалов, что прибыли из будущего. Я уже надумал строить хороший, насколько смогу, используя местную рабочую силу, дом из сруба. Зачем? Да чтобы было! Домик для гостей. Или… Молельный дом.

Что касается моей работы, то я не сидел без дела. В промежутках между общением с Севией, я успел вспахать и дисковать три гектара земли. Что именно там сажать станем, так и не понял, так как все имеющиеся семена овощей были использованы. У местных были какие-то зернышки, пусть их высаживают.

Оставались большие огурцы, в которых и находятся семена, но как скоро можно их оттуда изъять, я не знал. Кукурузой засадить, если только. Зерна, которые я наковырял из пятнадцати больших початков, подсушились. Наверное их и высажу. Хотелось больше картошки засадить, но я боялся, что молодая, только что собранная, не даст урожай.

Так что на острове будет подсолнух, кукуруза, тыква, кабачки. Остатки картошки высадил у дома на освобожденной, после сбора урожая, земле. Подожду еще, пока созреют оставшиеся на семена моркови, свеклы. Особенно много я оставил на семена белую свеклу, которую определил, как «сахарную». Собираюсь ли делать сахар? Попробую, не без этого. Сахар — это варенье, компоты, алкоголь, в конце концов. Да и пить цикорий и травяные составы — единственные доступные напитки, так себе, не вкусно и горько. Но сахарная свекла — это еще пища для свиней, да и людей тоже.

Но сегодня я решил заняться другим: чертежом арбалета и гончарного круга. После размышлений, достал ножовку, с грустью посмотрел на электролобзик и стал выпиливать круги.

Решил начать прогресс с гончарного круга, посчитав, что это более легкое изделие. По сути, мне нужен один большой круг-саховик для ног, чтобы ими приводить в движение станок, металлическая труба, можно пристроить вертикальную ось и из дерева. Эта ось, через станину для крепления гончарного круга, соединяется с меньшим кругом, на который можно поставить тазик, кабы глина не разлеталась. Все. Остальное для комфорта. Можно использовать табурет, скамью, да хоть кресло, чтобы заднице было приятно. Захочу, а я захочу, так рядом небольшой столик для инструментов и для емкости с водой, чтобы смачивать руки.

Я не из тех людей, которые тащатся от процесса «сделай сам». Но и руки не из задницы. Уж выпилить и шлифануть круги, как и подобрать вертикальную ось, вполне под силу. Тем более, что можно дать задание выпиливать другим людям, а самому только смотреть за тем, как некто осваивает такую науку. Норей — хороший абориген, которому я, «Прометей, несущий знания», могу передавать свою, или не свою, науку.

Гончарный круг — это имба, которая могла бы позволить любому племени выделиться из общей массы неумех. Скорость, качество гончарных изделий — вот, что дает людям их «жрец». Может мне, солнцеликому, создать культ себя? А что? Александр Македонский сам верил в свое божественное происхождение, заставлял это делать и других. Клит, близкий друг Сашка Македонского, не даст соврать, за что именно получил копье в пузо. Ибо неча сомневаться в божественности царя.

Это шутка, скорее всего, но я понимал, что могу убедить окружающих меня людей в том, что я и есть бог. Такой, слабенький, еще не могущий метать молнии, или оборачиваться в животных. Но я учусь, мало ли…

— Что за уйня? — спросила Севия, когда вошла в сарай, ставший моей столярной мастерской.

— Не уйня, моя вайна [моя любовь], а гончарный круг. Дето гилла [принеси глину], — сказал я, прижимая девушку к себе и целуя ее.

— Адья [сейчас], — улыбнулась конопатая черноволоска, мелькнула своим халатом в розочках, и убежала в селение общинников.

Люди Вара поселились в метрах ста от забора, огораживающего мои «владения». Каждое утро часть людей приходит, чтобы работать на огородах, большая часть мужчин уходит на охоту, очищая окрестности от лютого зверя. Одна женщина и один подросток были загрызены волками. Вновь появились эти хищники. И это было, как мне объяснили, более чем неправильно. Весной волки не должны ходить стаями, но эти ходят, чем еще больше плодят суеверия и предрассудки.

Все-таки не даром это место называли «Злой лес». Чтобы выбить у людей всякие верования в злых зверей и лесных духах, я предложил новые суеверия, на основе мистификации и религии. Провел обряд, покричал кричалки и призвал сразу двух мощных духов: Спартака и ЦСКА. Дух «Динамо» обиделся, что оказался невостребованным, но я еще приберегу его для других дел.

Людям нужно верить в то, что им помогают и что, кажущаяся безысходность, всего иллюзия, ибо боги шалят. А теперь те боги помогут. И что интересно — помогли. Волчья стая была упокоена вся, в полном составе. На выходе, когда охотники были накачаны мной «божественной энергией», трофеи были просто отличные. Кабан, лось, те самые волки, три глухаря и две лесные лошадки, ростом чуть больше пони.

Теперь, перед началом работы, ужасно коверкая русский язык, то и дело слышу «Хоть ты лопни, хоть ты тресни, а Спартак на первом месте!», или чуть по проще «Красно-синий самый сильный!». И рыба лучше ловится и птица в силки ломится, а настроение всегда жизнерадостное. Ведь, жить при помощи добрых духов Спартака и ЦСКА намного легче.

Глава 16

И все равно я мыслю через нарративы человека будущего. Странно, необычно? Так я и есть человек из далекого грядущего! Нужно использовать голову, а так же свою «прививку» от суеверий. Есть у меня «божественные предметы»? Пойдут люди против богов? А если это будет громко и со «светомузыкой»?

Я и Никей сели в катер пограничников, нынче ставший речным монстром. И тут, еще до того, как запустить мотор, я понял, что любое, или почти любое воинство, если на реке, то нам по зубам. Я же могу просто таранить однодеревки, ну а два плота, на которых так же плыли воины, и расстрелять с автомата можно. Ну а громкоговоритель с катера — имба, совершенное психологическое оружие попаданца из будущего.

— Дэви шарма! Перкус шарма [боги спасите! Перкус спаси!]! — приговаривал Никей, когда мы мчались к большой процессии из лодок и плотов.

— Я посланник богов! Я повелитель лодок, покоритель реки! — входил я в кураж, понимая, что нахожусь в катере в почти безопасности.

— Блят, дэбил! — Никей заменил свои кричалки на ругательства.

— Согласен! — выкрикнул я, все более смиряясь с тем, что бороться с мной привнесенными скверными словами бесполезно.

Перед тем, как подплыть к речному десанту Рысей, я сбавил ход. И три стрелы почти одномоментно прилетели в стекло катера.

*………….*……………*

Интерлюдия

Никей не раз плавал по реке. Делал это сам, на лодке, на плотах. И он, небезосновательно, считал себя отличным пловцом и гребцом. Никогда, ни при каких обстоятельствах, Никея не укачивало. Но тут… Сколько же усилий приложил наставник воинов, чтобы не извергнуть содержимое желудка прямо в большой лодке. Не мог этого себе позволить опытный воин, который дорожит своим статусом и авторитетом.

Потому, когда катер подплыл к плоту, который был впереди всей процессии, Никей не смог говорить еще минуты две, пережидая рвотные позывы. А с плота уже реагировали на приближающегося монстра. Даже стрела, летящая в Никея не заставила его сделать резкие движения. А когда пущенное в воина орудие убийства, ударилось о стекло катера и оставило после себя почти незаметную царапину, Никей стал приходить в себя.

— Где твой гром? — спросил наставник воинов у Глеба.

— У-у-у! — загремело в округе.

Это было громко, очень. А еще страшно. Так не кричит зверь, так никто не кричит! Это Глеб заклинанием, или еще каким способом, заставил кричать железную лодку.

— Боги спасите! — непроизвольно стал взывать к богам Никей.

— Говора! — сказал Глеб и протянул маленькую коробочку, от которой в катер уходила гибкая веревка.

На плоту люди не встали на колени, но стрелы уже не пускали, были лодки, которые спешно стали разворачиваться к берегу, чтобы бежать от чудовища.

— Я Никей, наставник воинов и главный воин племени Рыси! — начал вещать в громкоговоритель Никей.

И без того громоподобный с небольшой хрипотцой голос, тяжелым прессом ложился на речную гладь, попутно порождая страх и недоумение у воинов, что получили приказ на покорение странного поселения в месте, где раздваивается река.

— С какими намерениями вы идете к нам? — спрашивал Никей.

На самом деле, если сейчас командир отряда Рысей скажет, что они и вовсе не сюда идут, то доказать обратное Никею будет сложно. Еще не достиг десант Рысей места, где Днепр раздваивался на два неполноценных русла. Проплыли бы дальше, да и все. Потом вернулись. Но приказ лекса Хлудвага был однозначный — захватить и разграбить, но на этом месте поселений быть не может. Опасался «одоманшненный» вождь, что Динокл, лекс племени Огня, сочтет Хлудвага лжецом, который не чтит договоренности о разделе земель вдоль реки.

Но были иные причины, почему воины тут. Вот только подобное не стоило знать даже главному среди старших воинов, который командовал походом. Таким воином был двоюродный брат Никея, Рыкей. Не сказать, что кузены были сильно дружны, но родственные чувства в них присутствовали, точно. Всю сознательную жизнь мужчин они соперничали друг с другом. Если в боевой подготовке чаще всего Никей опережал брата, то Рыкей был лучшим командиром, всегда самоорганизованным, требовательным и умеющим быстро принимать решения.

— Никей, это ты? — прокричал Рыкей с ближайшего плота. — Почему здесь, а не в племени Огня? Или тут огневики? Они нарушили уговор?

— Рыкей, слишком много вопросов. Ты всегда был слабее меня, но не глупее! — усмехнулся Никей, окунаясь в такое уютное противостояние братьев, как в юности.

— Ты никогда не был сильнее! — вскричал мужчина с плота, забывая о всех своих страхах, вызванных появлением речного монстра. — Это я назначен лексом главным среди старших воинов.

— Только потому, что я не хотел им стать! — отвечал Никей.

— Приходи ко мне, и поговорим! Расскажешь, почему ты тут оказался! — прокричал мужчина и Никей задумался.

— Правь к берегу и оставь своих воинов на воде, потом и поговорим! — после непродолжительной паузы сказал Никей.

— Ты боишься? Воинов своего племени? — с превосходством и бахвальством в голосе спросил Рыкей.

— Саргон со своей звездой пытался убить меня, наследника и Севию! Так что я не знаю, кому верить, — сказал Никей, немного подумал и добавил. — Прости, брат, но так оно и есть. Предательство в племени Рысей.

— Что с Севией? Она жива? — в разговор старших влез молодой мужчина, выделяющийся статями даже на фоне мощных Никея и Рыкея.

— Корн, заткнись! Не смей лезть в разговоры старших воинов! — закричал Рыкей и ударил самого молодого воина своего звена в живот.

Корн попался под резкое ухудшение настроения командира. Рыкей уже чувствовал, начинал понимать, что имеется много нелогичного и странного в том, что он здесь, а с лексом осталось не более пятидесяти хороших воинов. При этом был род, который не дал в поход ни одной своей звезды. Да и Рыкей знал своего двоюродного брата, который ранее никогда не врал и лишь за то, что критиковал лекса, так и не двигался вверх в иерархии племени. Иначе, не видать было бы Рыкею должности главного среди старших воинов.

Через полчаса, когда речной, прирученный Никеем и странным парнем, зверь, отплывал от берега, два брата обнялись. Они соперники, да, но никогда зла друг другу не желали, может только в детстве, где подросток живет лишь эмоциями, но в последнее время, братья могли «воевать» только словами.

— Прими дар! — сказал Никей и протянул брату нож.

Это был столовый нож с закруглением, но наставник воинов смог хорошо заточить лезвие и теперь столовый предмет стал не самым эффективным, но оружием.

— Металл? Откуда? — Рыкей был ошарашен и даже опасался брать нож в руки. — И этот монстр тоже металлический. Тебя похитили злые боги и теперь ты их раб?

— Брат, — Никей чуть замялся. — Ты последний мой родственник. Нашего рода нет, но ты его, твои дети, его возродите. Поэтому, ты последний человек, которому я стану вредить. И не раб я богов, хотя мы все подчинены их воле. Я расскажу тебе все, или многое, как своему близкому.

Наставник воинов лукавил, сильно лукавил. Был человек, который для Никея оставался самым близким, несмотря на то, что он не был близок с… ней, с Мерсией. Поэтому он не стал во главе всех воинов Рысей, поэтому он отправился с Севией в племя Огня. Не мог видеть Никей женщину, которая шуткой богой, являлась женой лекса. Он становился слабым при виде Мерсии. И… она просила защитить ее дочь Севию, он и защищал.

На последних мыслях Никея передернуло. Все в общине знали, что отношения Глеба-жреца и Севии перешли все грани, при этом не было обряда, как и разрешения от отца-Хлудвага. Мерсия будет недовольна. Она никогда не любила жрецов и все, что с ними связано, предпочитая доверяться силе воинов. Хлудваг был мощным воином, но Никей свято верил, что Мерсия с лексом по принуждению и нужде сытно есть и тепло одеваться.

— Как… Мерсия? — Никей не хотел задавать этот вопрос, но слова прозвучали непроизвольно.

— Не ту женщину ты выбрал, Никей, — с сожалением сказал Рыкей.

Род Никея и Рыкея постепенно, но умирал. Не было какого-то судьбоносного события, после которого в живых остались бы только два двоюродных брата. То болезни унесли часть рода, то волки напали на селение рода, когда большинство мужчин участвовали в походе лекса. Ну а более всего, род терял в битвах. Мужчины рода были хорошими воинами, именно ими затыкали самые сложные направления экспансии Рысей. Мужчины умирали, их жены уходили в другие рода. И вот остались Рыкей и Никей. Первый брат имел двух жен, именно на него и возлагалась надежда на возрождение рода. А Никей… не везло мужчине с женщинами, особенно после того, как он полюбил жену лекса Хлудвага.

— У меня есть решение лекса… Я должен, — с сожалением сказал Рыкей.

— Будет много крови, брат. Мне придется с тобой драться, — с не меньшей грустью отвечал Никей. — Так и наш род прервется и люди умрут.

— Уйди от извергов! Будь рядом со мной! — с надеждой в голосе предложил Рыкей.

Никей смотрел на своего брата и искал слова, которые могли бы убедить родственника. Что такое долг, Рыкей знал, он всегда следовал своим клятвам. Ну а подарок? Только из-за сомнений и, вероятно, подарка главному среди старших воинов, и состоялся этот разговор, ну и немного потому, что Рыкей испугался гнева богов, которые вмешались в дела людей и дали Никею и его сопровождающему страшного зверя, что мог существовать только в божественном бестиарии.

— Я прямо сейчас потоплю твоих воинов! — пригрозил Никей, на самом деле не желавший этого.

— Такова судьба воина — погибнуть. И ты это знаешь не хуже меня, — отвечал Рыкей, судорожно размышлявший, как выпутаться из сложившихся обстоятельств.

Братья замолчали. Они смотрели друг на друга и думали, что делать. Рыкей мог довериться брату, он даже хотел это сделать, но семья главного воина осталась в селении Рысей, рядом с лексом. Их убьют, если случится предательство. А то, что неисполненное повеление лекса и есть предательство, сомнений не вызывало. У многих воинов, что пришли с Рыкеем так же были семьи, имущество, проверенные ветрами и дождями жилища, запасы еды. Лишаться всего они не захотят, тем более не имея таких мотивов, какие есть у главного среди старших воинов.

— В племени предательство? — спросил Рыкей, цепляясь за повод, чтобы отложить сражение.

— Да! И я думаю на жреца и на род Морвага, — настроение Никея немного поползло вверх, он осознал, что брата мучают сомнения и поэтому он готов к разговору.

Оба брата переглянулись и на некоем метафизическом уровне поняли друг друга.

Прежде чем воевать, нужно проверить подозрение на измену. Можно формально продолжать поход, высадиться недалеко, поохотится. В это же время проверить информацию о предательстве.

— Там твоя семья. Ты и многие из воинов тут… — Никей замолчал, встречая злой и решительный взгляд брата.

— Если ты меня обманываешь и никакого предательства нет, а ты и есть предатель. Клянусь… Я съем твое сердце, — жестко припечатал Рыкей.

— Ты мог бы поговорить с Нореем, или с Севией, — привел еще один аргумент Никей.

— Мне нужно три дня… — задумчиво сказал Рыкей.

А задумался главный воин из-за того, что уже размышлял, кого именно взять с собой и кто сможет, в отсутствие Рыкея удержать в повиновении воинов. Сейчас мужчина в очередной раз вспомнил и мимолетно взгрустнул, что потерял сына. Семнадцатилетний Макей две полных луны назад ушел со своей звездой в лес и не вернулся. Вот кому Рыкей доверил бы управление воинами, так только своему сыну. Тем более, что тот считался лучшим лучником среди всех воинов и командовал звездой отличных воинов из молодежи.

— Не нужно столько времени, брат! Можно все сделать быстрее, иначе твои воины столкнуться с теми, кого я взял под защиту и будет кровь… Рысей, на радость врагам, — говорил Никей, всматриваясь на то, что вытворял Глеб на реке, лицо наставника воинов разгладилось и он усмехнулся.

Катер божественного посланника на скорости рассекал водную гладь, чуть поодаль от лодок-однодеревок, создавая волну и нервируя воинов. В катер уже то и дело летели стрелы, некоторые из которых попадали в божественное плавательное средство, но лишь чуть царапали краску.

*………….*………….*

Я куражился. Это когда боец понимает, что у противника не осталось патронов, будет издеваться над врагом, компенсируя все те страхи, что только что пережил. Я направлял катер между лодок, которые то и дело чуть ли не переворачивались, а две, так и перевернулись. В свою сторону я слышал проклятия, но вот ругательств, в привычном мне понимании, не было. Пусть уроки брани возьмут в нашей общине! Севия уже почти мастер матерщинного языка.

Но скоро на берегу, где проходили переговоры, замахал руками Никей, призывая меня.

Два парламентера решили плыть в селение Рысей. Ну а я, стало быть, должен стать извозчиком. Впрочем, и не против. Проблема только в том, что горючка конечна. Даже дай мне нефть, я не придумаю, как из нее изготовить нужное мне топливо. Но что лучше: сохранность литров двадцати, если не тридцати, топлива, или жизни людей, среди которых есть весьма близкая для меня красотка с веснушками на лице. Конечно, второе… Но тридцать литров! Это, наверное, почти все, что осталось в самом катере, а после только из бочек брать. Месяц-два редких поездок, и все, нет катера, а лишь ненужная груда металла и стекла.

— Плу са е [плывешь со мной], — сказал мне Никей, как только я подплыл к берегу.

— Хрена се. Катер мой, горючка моя, а плывешь не ты со мной, а я с тобой, — возмущался я, но при этом принимая на борт двух мужчин.

Я примерно понимал, что происходит. Никей пытался договориться, и от этих переговоров зависит если не все, то многое. Я насчитал больше восьмидесяти воинов, часть которых до сих пор находились на воде в своих массивных лодках-долбленках.

В какой-то момент в меня начал вселяться хулиган. Это был своего рода откат от волнения. Я жаждал отомстить за то, что был рядом с трусостью. Да, я давил в себе страхи, но они были. И почему? Достать меня воинам-аборигенам невозможно, я же могу беспрепятственно кататься на катере и таранить лодки, причем, они могли переворачиваться даже от волны, которую можно создать, приближаясь на скорости. Умеют ли эти люди плавать? Наверняка. По крайней мере, те, кто перевернулся, на дно не ушли, и уже вновь сидят в лодках, зло поглядывая в мою сторону. Случись же агрессия, то лодки на середине широкой реки, я могу просто подплывать и убивать всех.

Что-то от маньяка рвалось наружу и имело шансы преодолеть все психологические барьеры, если только замаячит силовой вариант решения проблемы. Но вот он, Никей, зовет меня и говорит, что нужно куда-то прокатиться. И маньяк во мне засыпает, оставляя легкую недосказанность и некоторое сожаление. Я настолько пожелал защитить то, что только недавно приобрел, что был готов убивать десятки людей? Мне стыдно… но не так, чтобы сильно.

Через полчаса речная вода рассекалась плавательным средством из будущего, преодолевая силу течения и создавая волну, которую не сотворит никакой ветер. Украдкой я посматривал на лица двух, немного похожих друг на друга, мужчин. Никей держался вызывающе, так, словно наличие катера, как и его скорость — это его заслуга. Еще недавно тот, у кого коленки дрожали от вида металлического монстра, сейчас ухмыляется, наблюдая, как вцепился в поручни его оппонент на переговорном процессе. Да, второй воин был не в себе. Он что-то бурчал про богов, не громко, и шум мотора не давал расслышать что именно говорил воин. Но и так понятно, что он молился.

Если не считать не прекращаемую буркотню мужчины, остальные, я и Никей, молчали на протяжении более часа пути.

— Омо! Омо! Линта! [Человек! Человек! Лодка!] — вскричал Никей в несвойственной ему эмоциональной манере.

*…………….*……………*

Интерлюдия

Мерсия плохо себя чувствовала. Она не взяла с собой еды и это сильно сказывалось на том, что женщина быстро теряла силы. Сбежавшая жена убитого лекса не ела второй день, при том, что много трудилась, стараясь оказаться, как можно дальше от селения, захваченного Морвагом. Были идеи выбраться на берег, добыть куропатку, или зайца. Но это было опасным. Вокруг лес, на удобных для подходов к воде участках реки были следы пребывания зверей. Ловить рыбу? Можно было, тем более, что она захватила рыболовную сеть — величайшее богатство. Но женщина понимала, что одной ей будет не просто, может и невозможно, ловить рыбу сетью. Тем более, что вероятна погоня и поэтому нельзя медлить и останавливаться.

Куда она бежала? К дочери. Вторая жена — это статус, который предполагает то, что лекс племени выслушает свою супругу и может дать разрешение на то, что мать жены останется в племени. Мерсия не любила огневиков, а Динокл, которого она видела всего единожды, вызывал отвращение. Она не хотела подобной участи любимой дочери, быть женой урода. Но не посмела противиться воле мужа, Хлудвага. Расчетливость и разум говорил, что Мерсия не добьется ничего в своем желании не отправлять Севию в племя Огня. Точнее, он а добьётся… гнева от мужа и потери всего.

А тут еще, сразу после того, как Севия отправилась к Диноклу, Мерсия была приближена к лексу и она расстаралась, не упустила момент, продемонстрировала, что ее красота не увяла, что она знает, как ублажить мужчину, чтобы он захотел ее и завтра и потом. И Хлудваг звал ее, Мерсию, чтобы женщина раскрасила тусклые темные тона ночи в яркие краски.

Любила ли она Хлудвага? А, разве, женщина может говорить о любви? Она накормлена, ее хижина достаточно уютна, шкур много, рубахи есть, да все есть и в достатке. Так что положение женщины, как она сама считала, более чем удачное, потому нужно его не ухудшить. А любовь? Она не позволяла себе думать о чувствах, только лишь играть в них со своим мужем.

Уже более пяти часов Мерсия не гребла, лишь изредка поправляя лодку, которая двигалась не быстрее скорости течения. Сил не оставалось, а погони, судя по всему, не было. Может удалось выиграть время, или предатели так сильно заняты грабежами и насильем, что им нету дела до одной из жен Хлудвага. Убитого Хлудвага! И от осознания этого факта, и того, что ее… пользовали, насиловали, становилось горько, но Мерсия не плакала, она была сильной.

Теперь женщина, будь она даже интересна новому лексу, этому уродцу Морвагу, не могла стать женой уважаемого воина или вождя. Одно дело брать жену самого лекса, другое брать в жены ту, которая была с простым воином вне обряда. И вопросы насилия и принуждения тут вторичны, а роль играет сам факт, что ее, жену лекса, покрыл простой воин.

Так что теперь лишь быть наложницей — вот судьба Мерсии.

— Был бы рядом Никей… он не допустил бы такого, — неожиданно даже для себя, Мерсия вспомнила о лучшем воином племени.

Резко нарастающий шум, заставил женщину встрепенуться и взять лук. Неизвестность и выбивающийся из системы мировоззрения грохот, а потом и рассмотренный речной монстр, заставил изыскать внутренние резервы и максимально сконцентрироваться. Она была готова убивать монстра и смирилась с тем, что монстр убьет ее.

Страшный зверь рычал и быстро приближался. Болотно-зеленый цвет обводов, которые можно было бы принять за лодку, говорил, что это не может быть нечто, созданное человеком. А потом Мерсия осознала… это не дерево, скорее всего, даже не кость, хотя последнее все же хоть как-то, но вписывалось в ее понимание мира. Металл? Нет, не возможно.

Женщина натянула тетиву лука, пустила стрелу в сторону монстра, когда он, сильно снизив скорость приближения, начал чуть разворачиваться боком.

— Мерсия? Это ты? — услышала женщина такой знакомый голос.

И как же она, оказывается, хотела услышать именно его.

— Это морок? Шутки богов? — сказала Мерсия, но не столь громко, чтобы быть услышанной людьми на спине… в брюхе… монстра.

— Мерсия! — сказал Никей и столько было нежности и радости в одном только слове.

— Никей, ты покорил чудовище, или боги дали тебе водную колесницу? — спросила Мерсия, когда катер подошел уже вплотную к лодке с женщиной внутри.

— Не бойся! Я все объясню! — говорил Никей, а самого дрожь пробрала.

Рыкей так же был растерян, но его растерянность имела другую причину. Тут вторая жена лекса? Она явно от чего-то бежит. Подумать о том, что жена Хлудвага будет убегать от своего мужа, Рыкей не мог. Это не укладывалось в его миропонимание. От хорошей жизни не бегают, а жена лекса живет сытно и в почете. Потому он задал самый главный для него вопрос:

— Лекс Жив?

— Нет, его убили люди рода Морвага. Он захватил селение рода Хлудвага и убил его родственников. Все жены мертвы, их дети так же, — выдала главную информацию Мерсия, и лицо Рыкея побагровело.

В отличие от эмоций своего брата, Никей не проявлял большой тревоги от того, что Хлудваг мертв. Напротив, наставник воинов насилу справился с тем, чтобы не проявить всю ту радость, что поселилась у него внутри. Мерсия свободна? Хлудваг не пришлет больше воинов, чтобы убить всех общинников и посланника богов? Так это лучший подарок и понять бы только, какому богу принести жертву. Или сказать спасибо духам Спартаку и ЦСКА, о которых поведал Глеб?

Мерсия была полуголой. Оголенная правая грудь, которой позавидовать могла даже молодая, не рожавшая женщина, не позволяла Никею оторвать взгляд. А ноги, чуть скрытые частью разорванной рубахи, оставались все такими же наливными и магически притягательными. По крайней мере, в этом мире был мужчина, который оказался покоренным этой магией.

Раньше Никей боролся с теми эмоциями, что испытывал при виде Мерсии. Теперь же…

Мысли Никея были прерваны криками брата.

— Я вспорю ему брюхо и задушу его же кишками, — сокрушался Рыкей, до синевы сжимая кулаки. — Нет. Я буду медленно его убивать.

Главный старший воин резко замолчал. Его лицо, бывшее только секунду назад багровым, побледнело. Рыкей медленно, боясь услышать ответ, прикрыв глаза и чуть сморщившись от ожидания самых страшных известий, Рыкей спросил:

— Моя семья?

— Я не знаю. Видела жену твою… — Мерсия замялась.

— Что с детьми, с женами? — проявил нетерпение Рыкей.

— О твоей семье много не знаю, — соврала Мерсия. — Но семьи всех воинов, что ушли в поход живы. Так Морваг хочет договориться с вами о принятии его лексом и о клятве верности на крови перед богами.

Мерсия не рассказала, что обе жены Рыкея, которые были красивыми женщинами, были неоднократно изнасилованы. Испытав унижение, женщина не хотела рассказывать о позоре других жен. Может, как надеялась Мерсия, Рыкей и не узнает.

Она не хотела говорить о том, что красавица Карика, жена Рыкея, оказалась одной из наложниц Морвага. Бывший старейшина, ныне считавший себя лексом, собрал восемь женщин из племени, считавшихся лучшими красавицами после жен лекса. Но жены Хлудвага, как и его дети, были убиты, потому брались женщины-жены тех воинов, которые отправились в поход, или те, мужья которых были убиты.

И при этом при всем, Морваг хотел договариваться.

— Она жива? Ее очернили? Кто? Морваг? — засыпал вопросами Рыкей.

Мерсия все же рассказала. А потом река познала, как может кричать разъяренный воин. Рыкей уже сейчас рвался в бой, уничтожить всех, отомстить за честь жены, за убийство лекса, за то, что кто-то решил изменить его сытную и уважаемую жизнь. Никто не одергивал Рыкея, но он, через некоторое время, как будто обмяк.

— Прости, брат! Я должен был тебе сразу поверить. Ты мой родич, я не могу сомневаться в том, что ты честный человек, — сказал Рыкей и замолчал.

Глава 17

И снова траты, опять меня объедают. Начинаю уже считать себя чуть ли не терпилой. Пришли восемьдесят два мужика и жрать просят, а община сама себя прокормить может без подгонов с моей стороны. Уже нет такой ситуации, чтобы прямо к забору подходили кабаны, или иные звери, наверное, испугались и решили за лучшее уйти.

Нет, безусловно, накормить с того, что дает природа, можно и с тысячу человек — рыбой. Но кто ее ловил? Это завтра утром начнется бездумная рыбалка. Почему бездумная? Так зачем же сетями тут ловить? Можно, но так, разочек, чтобы было воспроизводство рыбы. А тут привезли тещу, а она сперла сеть, Никей, вдруг, превратился в безвольного угодника и потребовал и мои сети. Так перегородить все русло реки можно и резко уменьшить количество рыбы в период нереста.

Так что я встал на дыбы и сказал свое жесткое «нет», чем вызвал растерянность у Вара и Никея и задумчивые взгляды от всех остальных. Я же жрец, посланный богами, а тут, видишь ли, не способствую чревоугодию. Но я нашел слова, пусть и сложно было, чтобы спросить за охоту. Ни одна группа охотников не пошла охотиться, подростки, так и те пропустили двух зайцев на огород.

Сложные времена порождают сильных людей, а сытость и достаток — слабых. Это в моем времени сказал какой-то из арабских шейхов, видимо, чему-то его научили в европейских университетах, так как мудрые слова изрек. Вот и у нас похожая история. Люди увидели достаток и пожелали расслабиться, не бороться за свою жизнь, а ждать, что дадут. Но это так, брюзжание, вызванное нервозностью.

На самом же деле меня волновало иное — Севия. С появлением Мерсии, она будто бы забыла обо мне. Обнять? «Нельзя, не сейчас, не хочу, и вообще, блят нахар» — вот те слова и действия, которые были направлены на меня со стороны той, которую я уже считал своей женщиной. Понятно, что приехала мама, принимаю, что она чувствует неловкости, но все можно же обсудить, чтобы не отталкивать меня.

— Вот и иди на нахар! — сказал я в сердцах, когда меня вновь отбрили.

Встречи с Мерсией, мамой Севии, я избегал. Она так же не спешила радовать меня своей компанией. Вообще, складывалась ситуация, при которой меня немного оттирали от, так сказать, властных структур. Не то, чтобы я стремился быть у руля управления общиной, но и понимал, что только высокий статус позволит оставаться в относительной безопасности и социализироваться.

Все удивления на разного рода «божественные предметы» постепенно, но неуклонно, улетучивались. Люди уже многое считали обычным. Если сначала на меня смотрели, как на небожителя, то теперь, как мне кажется, мой образ превращается в некоего «курьера от богов». Доставка ништяков произведена, я молодец, мне спасибо. Зачем лебезить и дальше? Тем более, что фонарик умеют включать и сами, даже бензопилой уже пользуются. Катер? Вот тут да, это только мое. Но тот же Никей обращал внимание на ключ. Того и гляди…

Одно хорошо, я вполне уже понимаю, что мне говорят, да и сам сносно изъясняюсь. У меня так было когда-то с английским. Учил, учил, а потом что-то щелкнуло в голове и я стал вполне сносно общаться. Местное наречие очень похоже словами на славянские, германские языки, да и романской группы. Латынь, которая еще больше имеет сходства с местным наречием, я учил в универе. Ну да в этом я повторяюсь. Просто интересный факт. Изучение языков мне давалось легко. Я был в Европе, где за пару недель уже начинал понимать любой язык, зная английский, итальянский и немецкий. Потому, примечая, подмечая, слушая, я не чувствовал сильного дискомфорта.

— Никей, больше я не дам припасов! Но рыбу ловить нельзя! — сказал я наставнику воинов, который, видимо, примеряет на себе роль вождя.

Говорил я на местном наречии, выбирая знакомые слова. Наверняка, я еще не могу говорить правильно, к примеру, в местном языке есть звательный падеж, отложительный и это не привычно и не совсем удобно. Но понимают же? Значит все нормально.

— Глеб, так нельзя. Это «нахер», люди голодать станут, — возмутился Никей.

— Без меня никто на полях не работает. Дома для пчел не готовы. А я просил их сделать числом в две руки, — возмущался я, даже выказывая агрессию.

Наступила пауза. Никей знал, что я всегда ношу пистолет и примерно понимал, чего следует ждать от этого «божественного оружия». Потому я не стал дергаться и расстегивать кобуру. Но держал дистанцию в метра два, чтобы успеть быстро отступить, выиграть время для подготовки оружия к бою.

Злость накатывала. Я! Это я подарил этим людям шанс на выживание! Уже сейчас абсолютной дистрофии почти что ни у кого нет. Хватило недели, чтобы чуточку порозовели щечки у детей. Картошки уходит просто очень много, яиц не хватает и для меня. И это при том, что почти сто кур в день приносят два десятка яиц. Творога уже нет, просто потому, что молоко не успевает киснуть, овощи, о сохранности которых я сокрушался, уходят в момент. Даже кабачков осталось шесть штук, все остальное съели.

Это из-за меня община так быстро отстроилась, без железных топоров, пил, бензопилы, наконец, было бы невозможным быстро соорудить даже такие примитивные жилища. А посевная? Они еще не понимают, какой бонус заимели в виде семян из будущего.

Так что «нахер» — это, как раз-таки, мой посыл.

— Почему люди не работали на острове? Почему не готовы дома для животных? — высказывал я претензии.

— Ты тот, кто хотел обесчестить дочь лекса? — спросил кто-то за моей спиной.

А тут, видимо, о манерах и не догадываются. Общаются два уважаемых человека: один — наставник воинов и исполняющий обязанности хрен знает кого, но точно важного. Второй — вообще на короткой ноге с богами. Где уважение?

— Корн, ты тут не уместен! — строго сказал Никей.

Я обернулся. За спиной стоял парень. Среди местных, не сильно высоких людей, он выделялся статями. Ростом с меня будет, в плечах и по шире, несмотря на то, что свои плечи я подкачивал железом. И он меня поедал взглядом, как будто я у него увел жену. Стоп!

— А ты кто? Что хочешь от меня и от Севии? — спросил я, готовый и морду дать, так, для психологической разрядки.

— Я тот, с кем она могла совершить обряд и кто достоин ее больше, чем ты, — заявил парень.

— С хера ли? — спросил я на народном русском.

Корн посмотрел на Никея, а тот отвернулся, показывая своим видом, что происходящее его не касается.

— Не ходи с ней! У меня есть дом, я построю второй дом здесь. Она будет там жить! — продолжил озвучивать свои «хотелки» некий Корн.

— Никей, ты расстроишься, если я его убью? — спросил я наставника воинов, демонстративно доставая пистолет и загоняя патрон в патронник.

Парень не понял ничего, а вот невозмутимость Никея быстро сменилась озабоченностью. Он встал между мной и Корном. Считает, что я так дорожу его жизнью, что не пристрелю обоих?

— Пошел нахер! — сказал я, поднял руку с пистолетом вверх.

— Тыщ! — прогремел выстрел, а драгоценная пуля полетела к облакам.

Корн упал, Никей согнулся, прикрывая уши. Я же пошел в дом.

Через пятнадцать минут я тянул две сумки со всяким разным. Импульсивный поступок? Да. И я это понимал. Но сколько же эмоций было пережито за последние дни? Сколько всего навалилось? И какой же я все-таки еще ребенок? Армия выветрит из тебя дурь — говорили одни. Отслужишь и все капризы пройдут — утверждали другие. А нет, не вышли детские капризы. Или два с половиной месяца, что я не дослужил, должны быть насыщены чем-то, что круто изменяет жизнь?

У катера стоял Никей и ухмылялся. Я понимал, как выгляжу нелепо, но это я — человек из будущего. А тут что? Древний «Макаренко» нашелся? Педагог от языческих идолов? Просчитал он меня!

— Не уходи! Почему бежишь от сложностей? — спросил Никей.

Я молчал. Оправдываться никак не хотелось.

— Завтра пришли ко мне работать четыре рук мужчин и две руки женщин. Не будет людей, больше ничего от меня не жди! — сказал я и потащился обратно в дом.

Я закрылся на все замки и не хотел ни видеть, ни слышать, никого. Достал две банки сгущенки, пачку сухарей и стал все это жрать, всем назло. После я впустил счастливого Норея, которого, вроде как признали исполняющим обязанности лекса — это что-то вроде вождя. Нужен опять же обряд, чтобы он стал лексом. Я — объявленный жрецом, но и близко не догадываюсь, о каком именно обряде идет речь.Впустил я и Никея. А вот теща, которую так же был готов принять, не пришла. Ну и хрен с ней. Севия… и она не пришла.

*……………*……………*

Интерлюдия

— Я не пущу тебя! — кричала Мерсия.

— Ты не отец и не имеешь на то право! — отвечала Севия.

— Пойми! Он чужак, с ним быть опасно. Нашему племени нужна его кровь, но не ты будешь рожать ему детей. Племени нужен покой. Как только воины покарают предателей и убьют их, ты совершишь обряд с Корном! — потребовала бывшая вторая жена лекса.

— Корн? Почему он? И Глеб избавил меня от крови! — заявила Севия.

Хлесткий удар обжег левую щеку девушки. Лицо Мерсии покраснело. Она хотела еще раз ударить свою глупую дочь. Какой мужчина пожелает провести обряд с первой женой, которая уже была с другим мужчиной? Это после можно всякое, но первая жена должна быть невинной.

— Это мало меняет дело, — после некоторой паузы сказала Мерсия. — А Корн — наследник рода, второго по численности воинов и рыбаков. Его отец остался в захваченном селении, так что мог быть убит. Он хочет тебя женой, а ты будешь первой женой главы самого сильного рода. Норея пожалей! Брата просто убьют, так как за ним нет силы. Род Хлудвага сильно ослаб. Остались только две руки воинов, которые находятся селении на границах земель рода.

— Мама, Глеб, он сильный, у него есть божественные дары, — Севия привела, казалось, самый весомый аргумент.

— Он раздает эти дары, а потому они не его, а людей. Может его и любят боги, мы это проверим, когда от него начнут рождаться здоровые дети. А насчет силы? За ним стоит род? Я говорила с Никеем, посланник богов неплохой воин, но не больше того, — Мерсия зло, вместе с тем, недоуменно, смотрела на дочь.

Раньше такого не было, что бы Севия так перечила отцу. Да, Мерсия мало говорила с дочерью, но должна же Севия понять, что сейчас от нее зависит очень многое. Нужно склеить племя, чтобы не стать настолько слабыми, что огневики легко поглотят Рысей. А с Диноклом, как считала Мерсия, дружить нужно вопреки всему.

Разговор шел в срубном доме, который отчего-то называли «баней». Теплое помещение, с лавками, столом, сразу же помывочной. Очень удобно, Мерсии понравилось.

— Как ты допустил это? — Мерсия накинулась на Никея, который стоял у двери в баню.

— Почему ты противишься тому, что Севия будет с Глебом? Он посланник богов и пусть не лучший воин, он парень был в бою и не сбежал, — сказал Никей, но как-то не уверенно, его глаза непроизвольно разглядывали женщину, мало уделяя внимание каким бы то ни было проблемам.

— Я хочу заручиться поддержкой сильного рода, а не одного воина, пусть он и может десяток убить. Он сильный воин, Никей? — спросила Мерсия.

— Он не слабый воин, но может стать сильнее, — наставник не стал воинов рассказывать про «божественное оружие», которое сражает любого, даже самого сильного воина.

Мерсия изогнулась, как сказали бы в будущем, по-кошачьи, подошла к мужчине, как будто невзначай погладила его по щеке, прильнула к телу Никея.

— Стань рядом со мной, Никей! Я теперь свободная женщина. Ты же этого хотел? — проворковала Мерсия и потерлась щекой о мужественную ладонь Никея.

У воина сперло дыхание, он хотел ее здесь и сейчас. Вот только, Никей не позволял собой манипулировать никому, пусть это была бы и любимая женщина.

— Не разрушай, Мерсия, то, что уже складывается! Глеб нам нужен. Посмотри на поля, которые засеваются с его помощью! А еще уже собран богатый урожай такой еды, что я никогда не пробовал. С ним можно будет не голодать и спокойно воспитывать воинов, а женщинам рожать здоровых детей, которые не станут умирать во младенчестве, — отринув морок, который насылала желанная Мерсия, говорил Никей.

— Да, мама, Глеб нужен всем, а его кровь даст хорошее потомство, — Севия решила поддержать аргументы Никея.

— Я говорила с Нореем, он не против того, чтобы Севия стала женой Корна, который так же согласен взять ее, хоть и порченной. После обряда перевоспитает, покажет, как нужно вести себя жене, — строго говорила Мерсия, отбрасывая любые доводы Никея и Севии.

Во дворе раздался пронзительный, оглушающий, звон.

— Что это? — напряженно спросила Мерсия.

— Не знаю, но догадываюсь, кто это, — отвечал Никей. — Глеб что-то выдумал.

*………….*…………*

[прошу прощения у всех верующих людей. У меня нет и не было цели осквернить ваши чувства, тем более сам прихожанин. Я отношусь к описанному здесь, с точки зрения приучения людей к монотеизму, но через постепенное принижение «силы богов»].

Я подпил. Чуть более половины бутылки водки влил в себя и решил, что нечего раскисать, а нужно показать этим аборигенам, что такое настоящий «белый человек». Никогда не был расистом и начинать не собираюсь, но тут ситуация иная. Меня уже начинают оттирать. А хрен вам!

Это я почти лишен предрассудков, я могу создать новую религию, я привнесу в этот мир технологии… Я! Я! Я! И не собираюсь себя одергивать. Да — Я!

Гончарный круг уже осваивают. Пока не так, чтобы хорошо получается, но одна женщина и один парень, почти без перерыва пробуют и снова пробуют, приобретают навыки. Они уже многим лучше меня понимают сущность гончарного ремесла. А впереди сооружение домны. Пусть слово «сооружение» и звучит величественно, а сама конструкция будет непрезентабельной. Но это огромный шаг на пути к айфону и орбитальной космической станции.

Осознав свою чуть ли не божественность, я занялся сочинительством. Нет, не рассказик, или стишок я собирался предоставить этому миру, такое, может быть, сильно позже. Я СОЗДАЮ РЕЛИГИЮ. Именно так, заглавными буквами. Но и ломать в корне мировоззрение местных людей не собирался, будучи уверенным, что «через колено» мне будет сложно нести «слово».

Чудо! Мне нужно чудо! Иисус Христос оживлял людей… Кстати, я спас тонувшую девочку, в понимании людей общины, оживил. Накормить двумя хлебами и тремя рыбами большое количество людей? Так кормлю и вся еда, которую с таким удовольствием употребляют аборигены не из их времени. Так что главное, не давать забывать о своих деяниях. Жрец я или как⁉

Чудо я придумал еще раньше, когда обследовал дом. Не знаю, к какому празднику готовились бывшие хозяева уже моего дома, но у них были салюты: две коробки недорогих фейерверков, одна большая на девяносто два выстрела и еще какие-то ракеты, петарды. Может они еще и подобным бизнесом промышляли? Хотя, вряд ли, не товарные это объемы.

Фейерверки я припасал для особого случая и сразу и не думал использовать практично. А тут вспомнил и задумался. Это же «Катюша», система «Град», а то и «Солнцепек». И жертв много не должно быть, если только случайно, или же целенаправленно бить по скоплениям людей, тогда могут быть и травмированные. Но какой же психологический эффект! Но это для военных нужд, а для моих, жреческих? И тут можно все красиво обыграть.

Приняв решение, я стал готовиться к вечернему представлению. Моего словарного запаса не хватало для «проповеди», но я старался и подбирал близкие по значению фразы, получалось. Через час у меня были исписаны две страницы в тетрадке. Вначале шел план священнодействия, после уже первая проповедь и «дар от Бога» в виде «заповедей». Такого слова не было, или я не знал, так что пришлось ограничиться «правилами».

Через два часа, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, я направился к висящему металлическому предмету, смутно напоминавшего рельсу, но таковым не являющимся. Эта железяка была очень громкой, проверяли, и находилась она в подвешенном состоянии у наблюдательного пункта.

— Дзын! Дзын! — я бил трубой по железяке и морщился от громкого, звонкого, закладывающего уши, звука.

— Пф! — взлетела над верхушками деревьев ракета и разорвалась множеством огоньков.

— Что? Бежать? Угроза? — испуганно прокричал дежурный на наблюдательной площадке.

— Темно уже, ты не нужен! Беги и скажи людям, что я говорить буду от имени Бога нашего единого! — выдал я заготовку.

И завертелось. Люди бегали, суетились, быстро собираясь у дома. Я ждал, стоял, держа в одной руке магнитофон, в другой икону.

— Что происходит? — спросил Никей, выбежавший из бани.

Следом показалась моя теща и Севия. Девушка была заплакана. Я подмигнул той, которую считал своей, но она не отреагировала, не поняла знака поддержки.

— Я тот, кого позвал Бог сила [всемогущий], кто есть говорить слово! — громко, на надрыве связок выкрикивал я.

— Бога? Одного? — озадаченно спросила мать Севии.

— Он глава над всеми богами, он есть жизнь, любовь и соитие, — говорил я, используя знакомые мне слова.

Про секс я, наверное, чуть загнул, но это для слуха человека из будущего. Эти же люди в понятие «соитие» вносят чуть больше сакрального, или даже мистического, основанного на магии зарождения новой жизни.

— Я не понимаю! — Никей покрутил головой в недоумении.

«Сейчас поймешь, интриган хренов», — подумал я, включая магнитофон.

— Тополиный пух, жара июль… — полилась музыка из бумбокса.

«Чтобы батареек только хватило», — про себя сказал я и решительно двинулся вперед, к реке.

Достаточно, что со мной пошли чуть более двадцати человек, чтобы остальные общинники и любопытные пришлые воины, поспешили присоединиться к процессии.

— Есть Бог над всеми и людьми и богами. Он без имени, он может все. Он сказал мне дать людям работу и еду, если люди будут работать, а не отдыхать, то Бог будет с ними! — кричал я, перекрикивая хит «Иванушек Интернешинал».

Какой диск нашел, такой и вставил в магнитофон, которому уже лет так двадцать.

— Стойте! — прокричал я, выключая бумбокс, ставя его на песок у реки и вскидывая икону.

Я привел людей к реке, уже много людей, с ужасом, растерянностью, интересом, смотрящих на меня. У каждого были свои эмоции, но не было ни одного, кто бы махнул рукой и пошел назад в свою хижину.

— Говорить буду! — вновь прокричал я.

Молчание и пристальные взгляды были мне ответом.

— Бог сказал, — я возвел руки к небу. — Правила жить будут. Нельзя убить человека своего рода и племени, нужно всем и всегда работать, чтить отца и мать, смотреть за детьми, не красть, не хотеть жены иного…

Я все говорил и говорил, входя в какой-то экстаз, начиная верить в то, что говорю. Хотя в чем я не прав? Разве не правильно уважать родителей? Но тут я говорю не только об отце, но и о матери. Может тем я и себе сделал пакость. Послушает Севия маму, а та против меня настроена, так и больше не любоваться мне самой красивой девушкой этого мира.

Говорил я и о том, что нужно работать, что только так Бог даст урожай. И в этих словах было много умысла. Дело в том, что люди расслабились. Охотники особо не утруждают себя промыслом, строительство, которого требуется еще очень много, застопорилось. Даже на полях не трудятся, а, чаще, находятся, отбывая время. Не думал я, что так скоро люди, которые только вчера сражались с природой за свое существование, настолько расслабятся.

— Вы услышали меня? Люди? Или мне уйти от вас, а Бог заберет все то, что даровал вам? — спросил я.

Слова, последующие мне в ответ, слились в один неразборчивый гул.

— Не я ли накормил вас и лечил ваших детей? Не я ли помог победить воинов, которые шли убить вас? Не я ли учу вас делать много горшков? Не я ли спас девочку, которая умереть в воде? — накачивал я народ, чувствуя свою целевую аудиторию.

Не все, но многие входили в какой-то религиозный экстаз.

— Слушайте слово мое и рассказывайте его всем! — кричал я. — И пусть вода омоет все плохие помыслы!

Я скинул с себя одежду, оставаясь полностью голым. Мне нечего стесняться и где надо, там все имеется. А еще мое тело было слеплено в лучших тренажерных залах Гомеля, с лучшим спортивным питанием, в армии удавалось не сильно «сдуться». Пусть эти мышцы были не столь рабочими, чтобы являться отличным воином, в местном понимании, но, уверен, выглядел я более эстетично, чем все вокруг.

Подойдя к реке, я зашел в холоднющую воду чуть выше колен, зачерпнул ладонями чистейшую, прозрачную жидкость и стал омываться. По разные стороны от меня в реку заходили люди и повторяли за мной все действия. Я еще и еще зачерпывал воду и окатывал ею себя, каждый раз крестясь и произнося «во имя отца, сына, святого духа». Обнаженные люди коверкали мои слова, но упорно их повторяли.

Недалеко, в нескольких метрах, краем взгляда, я увидел Севию. Она стояла голая и смотрела в мою сторону. Жуткое желание начало овладевать моим организмом и сознанием, и было все равно, что мое тело, в определенных местах стало увеличиваться в размерах. Пусть видят, что у жреца есть чем рыбу глушить, если снасти все сломаются!

И, кстати, теща так же омывалась. Она не находилась в религиозном экстазе, я это отчетливо видел, но все-таки решила провести обряд. Тут не только она принимала все происходящее, как «сделаю-ка я все, что и остальные, может в это и не верю, но так… на всякий случай, чтобы не вызвать гнев Бога». И женщина она была красивой, не отнять.

Через некоторое время я развернулся, являя людям себя, такого возбужденного. После отошел, проводимый многочисленными взглядами, в сторону. Там уже стояла коробка с фейерверками и лежала зажигалка. Я принес это «чудо» заранее.

— Господь! — прокричал я на русском языке и продолжил на местном наречии. — Часть твоих слов услышали.

Я весь продрог. Было реально холодно. Пусть погода стояла и достаточно теплая, но вот вода ледяная. Руки подрагивали, потому я не сразу поджог фитиль, но все таки справился.

— Пф… Бух! — первый разрыв раскрасил хмурое небо красочными огнями.

— Ух! — услышал я проявление коллективного разума, или не разума вовсе.

Выстрел шел один за одним и люди выражали свои эмоции уже криками, перемежавшиеся стонами. Толпа голых, но взбудораженных людей смотрела не на прелести соседов и соседок, а в небо. Я же посматривал на людей, выискивая Севию и наши взгляды встретились. Я хотел ее здесь и сейчас, а она, я это чувствовал, была готова к этому. Сделав шаг в сторону женщины, которую я считаю своей, отпрянул. Если все это действо еще закончится всеобщей оргией, будет уже слишком.

А потом я побагровел, все мое нутро захватила злость и жажда крови. Неимоверными усилиями я не бросился с кулаками на Корна, который, так же голый и торчащим возбуждением, стал рядом с Севией. Вдох! Выдох! Вдох! Выдох!

— Оденьтесь люди и впредь оголяйтесь только перед своими мужьями и женами! — выкрикнул я сразу же, как только выстрелы салюта закончились.

Выждав еще немного времени, когда все адепты рождающейся религии оденутся, особенно я наблюдал, чтобы это сделала Севия, я завершал свой ритуал.

— Сегодня я все сказал, будут другие слова. Если мужчина и женщина решит сойтись, только я теперь могу проводить обряд, или те, кого Я назначу! — сказал я и удалился.

И все-таки у Корна маленький…

Глава 18

Холодное одиночество. Стакан. Бутылка. Маринованный огурец. Небольшой пластиковый подоконник и взгляд во двор, где живет своей жизнью мир, иной мир. Принял ли он меня?

Плевать, кто-кого принял! Это человек решает, он строитель своей судьбы, даже в моем случае, когда кто-то или что-то, за каким-то хреном, определил меня сюда. А стакан с бутылкой? Так пятница же! А она, как известно, — развратница. Подоконник и взгляд во двор? А, вдруг, мимо пройдет какая девица, а я ее… Цап и к себе, в «жреческую».

Севия… За нее поборемся. Нет тут равных этой красотке. Она, словно из будущего, не такая, как другие. Но физиология, она такая — хотеть можно одну, но спускать пар с другой.

— Нужно потребовать, чтобы за скотиной ухаживали только молоденькие женщины. А еще лучше, чтобы они прошли отбор, через жреческую постель, — сказал я, наблюдая, как ну уж вовсе некрасивая женщина прошла мимо сарая. — Хотя в темноте и не видно… Может?..

Нет, до такого я скатываться не могу. И еще… «Не возжелай жену ближнего своего», — говорил я им. Или на посланника бога это не распространяется?

От моей эффектной проповеди был большой резонанс. Не нужно было вникать в разговоры, чтобы знать главную тему обсуждений. Даже скорая военная операция в главном селении Рысей отходила на второй план. Ну и пусть, ведь именно этого я и добивался.

Я понял, какое именно место могу занять в этом обществе — верховного жреца. При этом мне не нужно встревать в разные расклады со всеми этими лексами, как и с их наследством. Можно возвыситься над светской властью, сыграть на религиозных чувствах, дать ростки новой, монотеистической религии. Почему именно монотеизм? Так это объединительный момент.

Богов много, очень много. Это я уже успел узнать. Тут, в этой местности, более почитаемые Веслевевс, покровитель родов, ну и всякого рода занятий, как то: животноводство и земледелие. Есть Рабрах — бог Солнца, который так же радеет за земледелие и за все хорошее, против плохого. Еще упоминался Перун… Перкус — это бог молнии, как не сложно догадаться, он же и гром. И все, остальные боги вроде бы наличествуют, но они так… где-то. И тут будет единый Бог, без имени, хотя, скорее всего, его назовут «Господь». И все, кто станет в это верить, они превозносят одного Бога, который возвышается над божками. Следовательно, восхваляй любого божка, но над всеми единый Бог. Никакого противоречия, потому — присоединяйтесь!

Мои размышления в тишине прервал звук открывающейся двери в дом. Нужно повесить шпингалет, а то ходят тут всякие! Но интересно, кто это «всякий» идет по мою душу. Кто бы ни был, проверить пистолет стоит. Что и было сделано с мыслями о том, что нужно бы почистить оружие.

— Глеб, люди много спрашивают, — с такими словами ко мне, в жреческий чердак, зашел Никей.

— У людей должны быть вопросы, это правильно. Пусть ищут ответы, а я направлю, — многозначительно отвечал я.

Никей уставился на меня, как будто увидел в первый раз. А что? Это вам не то, это вам это! И таким могу быть и тебя, предатель хитропопый, если надо, то уделаю. Никей сам мне подсовывал Севию, «доподсовывался», что я готов теперь завоевывать этот мир, чтобы никому ее не отдать. А теперь? Что он теперь делает? Будь он за меня, так, уверен, Севия грела бы уже мою постель. На секундочку, — с простыней, пододеяльником и всем нужным для сна и не только.

— Я не против, пусть люди думают и спрашивают, — после некоторой паузы, сказал Никей.

— Я против, — жестко отвечал я. — Готов пойти и забрать Севию. Где она? Если с Корном, то сейчас и иду.

— Нет, она с… Мерсией, — имя моей тещи Никей произнес неоднозначно, раньше я слышал от воина больше нежности при упоминании этого имени.

«Зря спасали эту курву», — подумал я, но не стал озвучивать свое отношение к Мерсии.

— Мне нужна Севия! — припечатал я и ударил ладонью по подоконнику.

Никей задумался и стал объяснять мне расклады. Корн… этот поц, оказывается очень важный. После разгрома рода Хлудвага, именно род, в котором Корн наследник, является самым сильным, если не считать род предателей. Если этот… взбрыкнет и станет против меня или общины, то ничего с ним поделать будет нельзя, так, по крайней мере выглядят обстоятельства по мнению Никея. Стоит надеяться на то, что жив глава рода, отец Корна, но шансов на это не так, чтобы много.

Так что Мерсия стремится обеспечить себе тепленькое место благодаря дочери, которая может получить немалый статус с Корном. Ну а сама мамаша окучивает Никея, который все понимает, но все равно ведется на дамочку, ибо даже сильный мужчина становится слабым в любви. Против природы никакой стальной характер не пляшет.

Вот почему только во мне не видят перспективного жениха? Тем более, что я уже пустил кровь Севии? Нет пока за мной силы, один я, пусть и весь такой «божественный».

— Мне убить Корна? — спросил я и не нашел внутри себя конфликта.

Убить соперника? Я сделаю это! Наверное… нет, точно, человек может привыкнуть к смертям и убийству себе подобных. Я преступил некую линию, после которой жизнь другого человека не то, чтобы обесценивается, но перестает являться незыблемой.

— Ты можешь победить его в поединке, — предложил вариант Никей, пристально посмотрел на меня и продолжил. — Вот только ты не победишь. Корн сильный и умелый воин. Из лука стреляет много лучше, чем ты из своего божественного оружия, на копьях тоже сильнее. Топором ты вообще не владеешь…

— А без оружия? — спросил я с надеждой.

Я плохо стреляю, уж тем более из лука. С копьем познакомился и вовсе только после переноса, топор никогда не воспринимал, как оружие. Однако, надеюсь с некоторым соображением я махаю своим тесаком, но оружие поединщиков должно быть одинаковым. Есть и у меня преимущество — я занимался единоборствами. В крайнем случае, бой на ножах, хотя такой вариант не особо приветствую. Уверен, что какое бы я оружие не выбрал, если им пользуются в этом времени, то мои шансы резко уменьшаются. А ножи тут есть, пусть и каменные, но кремень, сука, острый.

— Поединок должен быть с оружием, хоть с палками, — отвечал Никей.

— И убить верховного жреца и посланника бога? Чтобы Господь забрал у людей все то, что уже дал? Или убить наследника большого рода? — привел я свои аргументы.

Никей завис.

— Нам воевать идти. Завтра? Сегодня? Так что нельзя с оружием, чтобы двух воинов не потерять перед битвой, — гнул я свою линию.

Снова перезагрузка системы. Какой-то Никей сегодня… глюченый. Это курва та виновата. Женщины делают нас слабее и тупее.

— Я поговорю с Рыкеем. Это может быть так, как ты говоришь. И… — воин снова чуть не завис, но справился и продолжил. — Корн тоже хочет биться с тобой.

— Будь моим «секундантом», — сказал я, произнеся слово «секундант» на русском языке.

— Сескатом? — переспросил Никей.

— Не, я не по этим делам, — мои руки энергично запорхали во всевозможных знаках отрицания.

Меня, конечно, не поняли, но этого и не особо требовалось. Просто сложно перестроить свой юмор, часть мировоззрения на новый лад, вот и пробиваются замашки и заготовки из будущего.

Никей ушел, в дом вошел Норей, как будто ждал где-то рядом, чтобы вышел воин. Внизу началось шевеление, определить причины которого было не сложно — наследник Рысей развлекался с дамой. Дорвался парнишка на дармовщинку. Завидно, блин…

Но сильно долго из-за звуков снизу я не сокрушался. И дело не в том, что Норей был скор в общении со своей пассией, а потому, что меня захватили мысли о предстоящем поединке.

Это же может быть концом всему. Если завтра я отхвачу от Корна, то потеряю не только самоуважение, но и может рухнуть еще только формирующийся авторитет среди людей. Тут культ силы сильнее даже религиозности. Сильный может захватить власть потому, что он сильный. По этому же показателю он может отжать более жирный кусок еды. Все просто — если ты это можешь сделать, значит, боги на то дали дозволение и тут уж против не попрешь. Провиденциализм, ити е мать [провиденциализм — осуществление заранее предусмотренного божественного замысла]!

Так что проиграть бой нельзя, ибо тогда то, что я жрец, как и мои слова, сильно обесценятся. От слабого не хотят детей, с ним нет смысла заводить дружбу, им можно пренебречь.

С этими мыслями я и улегся спать.

*…………*…………*

Интерлюдия

— Хлясь! — хлесткий удар Морвага повалил женщину с ног.

— Карика, ты будешь моей! — прошипел самопровозглашенный лекс.

Женщина молчала. Она вообще предпочла не говорить, тем самым выказывая неуважение, или даже, презрение, к никчемному карлику, возомнившего себя лексом. И дело даже не в росте, а в том, насколько мелочным, слабым, никчемным, по сравнению с мужем Рыкеем, женщине казался Морваг.

— Думаешь, что Рыкей, твой бывший муж, тебя спасет? — ухмылялся Морваг. — Он сейчас должен сражаться и не факт, что выйдет победителем.

На самом деле, бывший старейшина, а ныне узурпатор власти в племени Рысей, был уверен, что Рыкей выживет, так как сильный и удачливый воин. Главному, среди старших воинов, удавалось неоднократно уходить от засады, которую пытались ему подготовить люди Морвага. Рыкей, как будто чуял опасность, и сразу же разворачивался, или менял направление, обходя место, где в лесу его уже поджидали лучники рода старейшины. Это позволяло Рыкею сохранять свой статус и авторитет, так как его ближняя звезда охотников-воинов была одной из немногих, кто приносил добычу из леса.

Но Морваг долго ждал, он измаялся желать двух женщин: Мерсию и Карику. Они обе блистали красотой, при этом проявляли чуть ли не брезгливость по отношению к старейшине, что еще больше разжигало желание овладеть ими и унизить.

Морваг понимал, что совершает не самый дальновидный поступок, когда стал принуждать Карику с ним лечь, но в этом маленьком мужчине сильно долго копилось желание покарать. Карой для двух женщин должен был стать обряд, он собирался взять этих женщин в жены, при этом был готов прогнать двух своих женщин. А жена не может перечить мужу, в то же время у Морвага в воспаленном воображении уже было немало извращенных заготовок, как именно брать этих женщин.

Мерсия сбежала. Морваг не стал отправлять за ней погоню, так как любой воин нужен был тут, в главном селении. Часть воинов, верных убитому лексу, до пятнадцати человек, избежали смерти и скрылись в лесу. Наверняка, они готовят пакости. Кроме того, Морваг формировал отряды для отправки в другие селения, и нельзя было распылять силы.

Да, узурпатор прекрасно понимал, что воины, отправленные на захват непонятно откуда взявшегося селения в месте, где река раздваивается, быстрее нужного узнают, что произошло. Беглянка Мерсия им расскажет. Но это должно было случиться уже после сражения с тем родом, что осмелился поселиться у Злого леса. Потому не столь и важна была бывшая жена Хлудвага. Он рассчитывал взять ее после.

И в том, что Мерсия будет с ним, при этом добровольно, Морваг не сомневался. Она любит сытую жизнь, кроме того, как был уверен бывший старейшина, не любит больше никого. И стать первой женой нового лекса точно захочет, если исчерпает все другие возможности сохранить свой статус.

— Я все равно тебя возьму! — прокричал Морваг и вызвал двух, из шести воинов, которые всегда находились на входе в уже его большой хижине.

Воины держали, пытающуюся извиваться Карику, пока маленький человек с большими амбициями, брал ее силой. Как всегда, сила была не его, а подвластных людей, но он все равно брал то, что хотел.

— Приведите ко мне Борна! Нет… попросите его прийти! — потребовал Морваг, как только закончил свои дела и воины отпустили Карику, скрутившуюся калачиком и поджавшую ноги.

Борн был главой большого рода, который на данный момент мог соперничать с Морвагом по численности воинов. Многие из этого рода проживали в другом селении, но тут, на главном селище, жил сам глава. Мужчины именно этого рода составили чуть ли не половину от всех воинов, что отправились захватывать селение у Злого леса, где раздваивается река. Там был наследник Борна — Корн.

Морваг уже провел переговоры с Борном и тот колеблется, но это лишь означает, что достаточно предложить чуть больше от прежнего, и узурпатор заручится поддержкой сильного рода. Вот тогда уже не будет действенной силы, которая могла бы противостоять Морвагу. Мелкие рода не станут проявлять свободолюбие уже потому, что они разобщены и объедены лишь только общим племенем, единым лексом.

Лишь только Рыкей и его брат Никей, если тот все-таки жив, могут доставить неприятности. Но справиться с двумя воинами, пусть и лучшими, Морваг сможет. Чужими руками, но в понимании бывшего старейшины, это не позорно, а, напротив, почетно, так как умнейший должен побеждать глупца с оттопыренными мускулами.

— Борн! Я рад, что ты пришел! — рот Морвага чуть не разорвала широкая улыбка.

Пожилой человек, хромавший на правую ногу, которую повредил на охоте еще шесть лет назад, сразу обратил внимание на тихо постанывавшую Карику. Молодая, красивая, женщина почти беззвучно плакала. Борн не был сердобольным, и сочувствия в нем было крайне мало, да и то, только к своим родичам. Потому он остался безразличным к горю женщины. Но важна была та информация, которую давала открывшаяся картина.

Получалось, что Морваг преступил ту черту, после которой покладистость и принятие произошедшего со стороны главного среди старших воинов, Рыкея, было невозможно. И такое стечение обстоятельств, немного, но меняло положение Морвага. Следовательно, можно требовать чуть больше.

— Я понимаю, чего ты от меня хочешь, — Борн все же сдерживался от проявления недовольства, как и презрения, по отношению к Морвагу. — Потому говорить буду прямо: мне нужно, чтобы ты отдал моему роду с правом сбора дани дальнее селение выше движения реки.

У Морвага заходили желваки. Это было чрезмерное требование. Дальнее селение отличалось хорошими полями, на которых рос ячмень. Именно оттуда этим злаком и снабжалось главное селище. Если отдать дальнее селение, то, соответственно, Морваг останется без ячменя, почти что, просто там его всегда высаживали в приоритете.

— Хорошо, — сквозь зубы процедил узурпатор.

Оказаться сейчас без поддержки Борна, означало, поставить по сомнение многое, если не все. Это понимали оба мужчины, следовательно, как посчитал Морваг, Борн готов к активным действиям.

— Но ни один из твоих воинов не должен быть против меня. Ты пошлешь людей, которые будут ждать на реке и все твои воины выйдут из главенства Рыкея, — Морваг со злостью в глазах посмотрел на Борна. — На том клятву дашь… на крови перед богами.

*…………*………….*

Безумству храбрых поем мы песню!

А какая песня могла бы ассоциироваться с моим утренним настроем? Что-то на ум приходит только похоронный марш… играющий для Корна!

Нет, уже не боялся, был настроен биться за свое. Без оружия я должен, я обязан уделать конкурента.

Было бы хорошо, чтобы увидеть Корна в деле, если не в единоборстве, то хотя бы в бою. Какой у него стиль? Пока что я видел примеры рукопашного боя по принципу: «эх, размахнись рука». Даже Никей не имел понятия, как использовать в бою ноги. Оттолкнуть ногой — это пожалуйста, а вот что-то вроде лоуткика, уже нет. Никакой тактики рукопашного боя, не говоря уже о стратегии. Вот в борьбе местные что-то понимали, не так, чтобы отчетливо, но представление имели, что можно обхватить противника и уронить его, или в свалке боя, если потеряно оружие, совершить проход в ноги.

Так что строил я свою тактику на этапах боя. Первый — это я держу дистанцию и пытаюсь отсушить ноги Корна лоуткиками. Второй, если увижу его действенность, — резкий переход в ближнюю дистанцию, когда размашистые удары мало эффективны, ну а удары «по-тайски» локтями и коленями, вполне. Если понадобится, тогда пойду в борьбу. Перехвачу руку и на болевой.

Во дворе уже было оживление. Собралось множество воинов, впереди которых стояли Рыкей с Никеем и Вар. Они о чем-то договаривались.

— Когда бой? — спросил я, подходя к воинам.

— Когда ты перед сильными воинами сделаешь вызов, — с недоумением говорил Рыкей, как будто я должен знать все правила.

— Вызываю! — спокойно сказал я.

Решительно, с грозным видом, вперед вышел Корн.

— Я принимаю твой вызов. Ты будешь побежден и не посмеешь больше смотреть на мою будущую жену. А еще, как побежденный, ты отдашь мне металлический нож и божественное оружие, — провозгласил Корн.

— Хренасе, ты конченый! — возмутился я, непроизвольно переходя на русский язык. — А ты мне что?

— Слово свое! — ответил мне Корн, когда я продублировал вопрос на местном наречии, правда, не используя эпитет «конченый».

Наверное, я выглядел комично. Стоял и хлопал от недоумения глазами, периодически открывая рот, чтобы ответить на несуразность ставки на бой, но кроме матов, ничего не приходило на ум.

— Когда ты будешь повержен, ты поклянешься стать моим другом и что не станешь брать Севию в жены, — после продолжительной паузы, я все-таки взял себя в руки и предъявил собственные требования.

Это я вначале хотел послать, по известному, даже местным, маршруту «нахрен». Отдавать автомат, или пистолет? Хрена лысого! Но после смекнул, что можно и тут схитрить. Заряжу лежащий без дела второй «ПМ» двумя патронами, выстрелю их в дерево, чтобы показать, как работает божественное оружие. Ну а после, пусть долбится и думает, какое заклинание нужно произнести, чтобы он и дальше стрелял. Думаю, такое прокатит. Но я не собирался сдаваться, напротив, настроил себя так, что я шел умирать, но, скорее, побеждать.

— Зачем тебе моя дружба? — Корн так же испытывал недоумение.

— С сильными нужно дружить! — отвесил я комплимент, от которого мой противник расплылся в улыбке.

Все-таки они падки на лесть и многие во-многом наивные. Я не имею ввиду таких, как Никей, это хитрецы и весьма мудрые люди, но подобное исключение.

— Я не стану тебя убивать, — бахвалясь, заявил Корн.

Наш диалог прервал Рыкей. Почему именно он, я не знал. Может потому, что был командиром? Или вся эта воинственная братия, что сейчас тут была, выбрала его «распорядителем турнира», но это не столь важно.

Все мы, большой компанией в человек так сто, где все, кроме нас с Корном, были вооружены, пошли за калитку, в лес. Не биться же на грядках? В кустах, что были неподалеку, как и за деревьями, сновали любопытствующие обыватели. Даже померещилось, что они начинают снимать на телефон разворачивающееся действо уж больно это напоминало реакцию людей из будущего. За три с половиной тысячи лет мало чего изменилось в человеке, становится лишь техничнее и красочнее внешняя среда.

По пути, меня отчего-то увлекло разглядывание оружия воинов. Если раньше я видел копья, топоры, маленькие ножи, то теперь заметил и натуральные бейсбольные биты. Конечно, это не было битами, но дубины воинов уж больно похожи на столь любимый в России спортивный инвентарь, при том, что правила бейсбола по всей стране знают, может с пару тысяч человек. Лишь присутствовала небольшая разница — на этих орудиях убийства были воткнуты острые кремниевые шипы. Думаю, что такое оружие весьма эффективно в нынешних условиях. Еще у нескольких воинов были молоты с длинной рукоятью. Нет, не металлические, даже не каменные, а деревянные, полностью.

Придя на небольшую поляну, все, вдруг, одновременно, не сговариваясь, посмотрели на меня.

— Что? — спросил я, обращаясь ко всем сразу.

— Ты жрец, тебе взывать к богам… — Никей замялся, аж покраснел, что-то внутри себя пересиливая. — Богу единому.

— Но я сражаться! — отвечал я.

Никей развел руками, мол «я не знаю, ты биться пришел, но ты же и жрец».

Я воздел руки к небу, прочитал «Отче наш», после продекламировал кричалки Спартака и ЦСКА, и обратился к Корну:

— Господь подтверждает наш уговор, Корн. Если ты победишь я отдам тебе божественное оружие, нет, и я одолею, тогда ты станешь мне другом, забудешь все обиды и не станешь требовать Севию.

Воины «заулюликали», обступили нас, создавая круг. Никей дал отмашку, прокричав «сарда йода» [сражение сильных]. Это из местного наречия Джордж Лукас выдумал имя для магистра Йоды?

Дурацкая мысль чуть не стоила мне пропущенного удара. Корн попер буром, раздвинув руки, словно хотел обнять, но в метре от меня размахнулся правой рукой, и мне пришлось на пределе возможностей тела, запрокидывать голову назад, пропуская удар кулак противника. Дальше оставалось только разрывать дистанцию, чтобы уйти от нового удара, левая рука Корна уже прочерчивала круг в направлении к моему лицу.

Я начал бегать, периодически нанося удары, в основном ногами. Я бил только в одну точку — по правой ляжке, стараясь затруднить перемещение оппонента и лишить его четкой опоры. Воины были явно недовольны, начинали подвывать, наверное, эти звуки у них выражали досаду, что бой идет менее контактный.

Мне же было не так, чтобы дело до хотелок воинов. Я наблюдал за действиями Корна, искал момент, чтобы резко, ошеломляюще противника, перейти в наступление. Было бы у меня лучше с физухой, попробовал бы измотать парня, но очевидно, что Корн физически развит и ни через пять, ни пятнадцать минут, он не выдохнется настолько, что можно будет только пнуть ногой и он падет.

Увернувшись от очередного удара, я резко рванул вперед, моментально сокращая дистанцию. Не входя в клинч, я успел нанести три удара локтем, пока сильные руки не прижали меня к себе в далеко не дружеских объятьях. Он был силен, очень силен. Вся та видимая мощь была рабочей, не обманывала.

— Джбум! — прозвучал глухой звук.

Меня подняли над землей и, наверняка, хотели «воткнуть» в землю, но я нанес двумя ладонями с двух сторон удары по ушам, и цепкие руки Корна отпустили меня. Дальше посыпались удары. Я бил по лицу, в корпус, Корн чуть согнулся, и у меня прошла эффектная подсечка. Потом я оседлал противника и нанес еще два удара, пока не послышался крик.

— Все! — это Рыкей решил прервать бой.

Нужно идти и приволочь в «жреческую» Севию, пока не нарисовался очередной претендент на нее. Плевать на мнение Мерсии. После поединка, даже влюбленный Никей не посмеет допустить того, чтобы теща не отдала свою дочь.

Ну и у меня появился друг!

Глава 19

Сразу после поединка, я не стал принимать клятву о дружбе с Корном, договорившись о том, что это не будет прилюдно и через пару часов. Парень сильно переживал из-за своего проигрыша и сразу же стал просить о реванше. Я же не горел желанием еще раз всерьез драться, а вот позаниматься в паре, очень даже.

Уже набросал на бумаге, что хочу видеть на спортивной площадке, как это сделать, где выбрать место. Нужно заниматься. В покинутом мной мире еще позволят быть слабым, в этом, нет. И все предпосылки к тому, чтобы я стал сильнее, есть.

Что касается дружбы с Корном, то сейчас, когда он повержен и остался верным обещанию, парень показался не таким и уродом. Вот еще вчера был урод, а сейчас, нормальный, с характером. Может и получится с ним задружиться.

Я прекрасно понимаю, что только на поражении и вынужденной клятве, дружбу не построишь. Потому я отправился в жреческую за дарами. Именно сюда, на чердак, я перенес все самое ценное. Нет, не так, — все то, что может быть ценным для местных. Множество разукрашенных тарелок, блюдец, салатниц, стеклянные вазы, столовые ножи с вилками и ложками, картинки и старые открытки, много чего. Чтобы не слишком захламлять свое жилище, часть добра свалил в погреб, на котором сейчас чуть ли не пудовый замок.

Подарком для Корна стали две стеклянные тарелки с розочками, бывшие в моем времени показателем плохого вкуса, или недостатка средств на нормальную посуду, столовый нож, заточенный по примеру того, что был у Никея и пластиковую кружку «Водолей» с рисунком.

Не то, чтобы мне нужна была дружба Корна, нет, сама по себе она нахрен не сдалась, если только в том отношении, что он станет партнером по тренировкам. Вот только приходится приноравливаться думать более-менее стратегически. Потому, да, — постараюсь влезть в доверие к этом родовому принцу, мало ли.

Одновременно с подарочным набором для Корна, выбрал нечто похожее и для гадюки-тещи. Не нужно плодить сущности и на ровном месте накапливать врагов, лучше отдариться и тем самым чуточку, но наладить отношения. Хотя для «любимой тещи», от сложенной за спиной композиции из пальцев, под непатриотическим названием «фак», отказаться не смогу.

— Ты мудр, Глеб, не думал, — сказал Никей, который вошел в дом и дожидался меня на низу, не мешая проводить манипуляции с подарками.

— А то! — отвечал я, не находя у Никея понимания своего ответа.

Думал сдерживаться, не говорить в манере, присущей мне в будущем, а подстраиваться под местные реалии. Да, это было бы правильным, вот только при резкой смене манеры общения, этого самого общения и не получается. Сложно заменять устойчивые выражения и реакции на слова. Так что буду работать над собой постепенно. Да и ничего особо страшного не будет, если верховный жрец окажется с легкой придурью. Пусть считают чуточку блаженным, непонятным. Ибо неисповедимые пути Его и непостижимы помыслы!

— Я хотел с тобой позже поговорить, но скажу сейчас, — сказал я, присел у стола и пригласил сделать то же самое Никея.

Наставник воинов уже немного освоился с мебелью и понимал предназначение стульев, но все равно присаживался с какой-то опаской.

— Расскажи, кто Вар, кто Норей, кто я! Скажи свои мысли! — потребовал я.

Никей может сколь угодно определять статусы и место в еще непонятном обществе для других людей. Важно, что я определился кем стану и уже становлюсь. Я — верховный жрец, стою над всеми, но собираюсь заиметь свою общину. Не нужно мне быть в этой общине главой, как и еще где, пусть тот же Вар рулит ситуацией. Важно иное, чтобы тут, рядом со мной, были люди, способные и рукастые. А бабы сисястые и попастые… Последнее не обязательно, но только при наличии рядом Севии.

Модель системы, которую я бы хотел создать, имеет аналоги в истории, той, как бы парадоксально не звучало, что еще не случилась.

Папская область. Папа, Римский Епископ, религиозный лидер, но имеет небольшое свое государство, Папскую область, которое может развивать. При этом, папа вмешивается в дела сопредельных, и не только, государств. Так и я хочу.

Можно привести и другой пример. Монастырь, как он выглядел до всех секуляризаций [отъем церковных земель]. Вполне себе создать место поклонения Господу. Построим нормальную часовню из дерева, сделаем свечки, благо воск уже начали собирать… придумаю, как все красиво показать и обставить ритуалами. И будут сюда стекаться представители от всех племен, расселившихся по Реке.

Таким образом, могут создаться условия для торговли. Если тут будут производится хорошие гончарные изделия, а это более чем реальность, или создастся центр по производству металлических предметов, то люди общины будут необычайно богаты, главное, забудут о голоде, чтобы только не растолстели поголовно.

— Как оно будет, только Богу известно, — отвечал я, после того, как выслушал Никея. — Но не только общину Вара я хочу здесь видеть. Мало будет людей только из извергов, чтобы сделать все, что нужно. Понадобятся еще и мужчины и женщины, не менее трех десятков.

Удивительным образом, Никей на все соглашался. Может думал, что «обещать, не значит жениться»? Вот только на каждый болт есть своя гайка. И на такого хитреца найдусь я. Понятно же, что сейчас, кроме как, подтвердить мои перспективы, он не станет предпринимать жестких мер. И я так же осознаю, что не разговорами едиными с Никеем я буду востребован. Но важно иное: я озвучил свою позицию и подтвердил, что не собираюсь лезть в племенные дела, становиться лексом или еще каким императором. Получится, так я и в статусе жреца заполучу власть, что и выше всех будет.

— Ты поможешь победить Морвага? — решил сменить тему разговора Никей.

— Куда я денусь с подводной лодки! — сказаля на русском языке, а на местном ответил. — Да. Поговорим после, имею мысли.

Выйдя во двор, чуть не столкнулся с Мерсией.

— Где Севия? — спросил я, не проявляя никакого уважения перед женщиной.

И хотел же повести себя иначе, сыграть роль чуть ли не любящего зятя, но эмоции все равно возобладали.

— Никей, объясни мне!.. — начала требовать Мерсия от вышедшего следом воина, но тот просто пошел мимо.

Вот же кремень-мужик! Ведь видно, что готов накинуться на мою тещу, прямо тут, на вытоптанной траве разложить, но проявляет норов и характер.

— Я, верховный жрец единого Бога, говорю тебе, женщина: отпусти Севию и… — я замялся.

Так хорошо начал, грозно, решительно, но вот найти синоним слову «смирись», чтобы донести свои мысли до Мерсии, не получилось. Еще учить и учить язык.

— Короче, дамочка, пошла ты нахер! — сказал я на русском-могучем, направляясь к бане.

— Блят, нахар, дебил! — кинули мне в спину.

— Я дебил? — взъярился я, даже позабыв, что по причине языкового барьера, Мерсия могла и не знать, что сейчас произнесла.

Вот только интонация, звучание, все было так в тему, так привычно из прошлого мира. В ответ я, с превеликим удовольствием, выложил несколько конструктов в три-четыре этажа, обкладывая тещу матом, как мой деревянный дом обложен кирпичом — со всех сторон и без щелей. Услышав такое обращения с мамой жены, некоторые зятья могли бы мне и позавидовать. Они на такие слова не решаться, а мне можно.

— Я торговать Севия! — в конце своего матерного спича, сказал я, выкладывая «дары для тещи».

Мерсия, не чинясь и не стесняясь проявлять алчность, стала с большим интересом рассматривать то, что, чем, по сути, я расплачиваюсь за ее дочь. И пусть еще радуется, что хоть что-то перепадает. На самом деле, она не властна над Севией. В сложившейся ситуации, когда отец моей женщины погиб, только Норей, как старший в роду, может влиять на Севию. Ну а этому парнишке я уши оторву, если что поперек скажет.

Чашку для тещи я выбирал долго. В доме было больше десяти чашек, которые использовались для повседневного чае и иного пития. Не так это и много на семью в четыре человека. Были и сервизы, металлические кружки, стаканы. И я искал что-то, что соответствовало моему отношению к теще. Чашек с рисунком гадюк не было, так что решил подарить с человеком-пауком. Хоть какие-то ассоциации с гадкими насекомыми, правда, вроде бы они к другому классу относятся.

— Мало! — рассмотрев подарки в виде двух металлических ложек, вилки, трех тарелок и кружки, отвечала женщина. — Еда и одежда!

Хотелось мне много чего ответить, но не стал, выдохся на предыдущих словестных композициях, потому, согласился. Есть мужские рубашки и банный халат, что мне не особо нужно, а для Севии вещей еще много. Отдам. Что касается еды, то тут и без того, готов был при достаточном ее количестве, подкармливать тещу. Родственница, как-никак. Но только, чтобы теща работала, а не высиживала яйца Никею.

Севия нашлась в бане. Она сидела в предбаннике в своем цветастом халате и рассматривала картинки в детской книжке про какого-то Бибигона и его удивительные приключения. Нужно еще жестче вести ревизию, чтобы и такие, пока бесполезные книги, не выходили за пределы дома.

— Ты победил Корна? — спросила Севия, не поднимая на меня глаз.

— Ты моя по праву! — сказал я, поднял девушку и стал расстегивать пуговицы на халате.

Как же я ее хотел! Перед глазами стоял тот образ обнаженной, идеально сложенной девушки, что вчера омывалась в реке. Как же мне хотелось убить всех, кто видел ее наготу!

Стоявшая безвольной куклой Севия стала томно дышать, чем еще больше воспалила мои желания. Хотя, казалось, куда больше! Уже руки девушки охватили меня, ее грудь прижалась к моему разгоряченному телу… Дубовый, массивный, стол, стоящий в предбаннике, оказался устойчивым. А после, меня помыли в остывающей бане.

— Я жена или я «керза» [рабыня для сексуальных утех], — спросила Севия.

Слова «керза» я не знал, но понял, что это что-то уничижительное, может и хуже, чем рабыня. Потому поспешил заверить, что жена. И, черт побери, я не испытывал никакого дискомфорта от осознания, что я муж.

— Пошли домой! Твоя мать может жить в доме, на веранде, — сказал я, одеваясь и любуясь, как прелести Севии прячутся за материей халата. — И одень…

Хотел сказать «спортивный костюм», но не нашел слов в местном наречии, вероятно, что таковых и нет.

Самый большой камень, что давил на меня, был скинут. Еще один камешек, в виде принятия клятвы от Корна, сбросил через полчаса. И тут «проснулся» трудоголик. Я стал метаться по огороду, раздавать указания и требовать, именно, требовать, работы и самоотдачи. В своем общении с людьми, я вставлял слова про Бога, крестился, ожидал, пока и люди повторят это действие.

И все закрутилось, заработало. Уже была готова делянка леса, которую, после решения вопроса с нормализацией ситуации в племени Рысей, будем жечь. Вокруг делянки, само собой, вырубили деревья. Еще не хватало, чтобы огонь распространился на весь лес. Но ясно было, что земли не хватало и нужно ее отвоевывать у природы. Очень надеюсь, что еще не будет поздно высаживать дозревающие семена.

Планировалась так же большая охота на туров. Она должна была состоятся еще раньше, но я настаивал, чтобы не сейчас. Вначале, нужно посмотреть, получится ли добыть соль, для чего необходимо сходить к геологическому разлому. Это не так, чтобы и далеко, семь-восемь километров по прямой. Соль нужна для того, чтобы иметь возможность засолить, пусть и мясо тура. Если получится завалить трех-четырех особей, можно нажираться мясом до пуза дня три, а после все, стухнет и схватим отравления.

А вечером состоялся «совет в Филях».

— Почему я только сейчас узнаю? — взбеленился я, когда услышал, что в ночь мы уже отправляемся на войну.

Нет, я предполагал, что это будет скоро, что воины «копытом бьют», желая решить свои вопросы в селениях Рысей, увидеть родных, или отомстить за их смерти. Но был уверен, что подобные операции должны обсуждаться, разрабатываться, нарезаться задачи.

В конце концов Никей с Рыкеем, основываясь лишь на моем «может получиться, но я не уверен», планировали использовать катер для доставки воинов к главному поселению Рысей. А я не знаю, потянет ли катер, тем более против течения, три плота на гибкой сцепке веревками. А еще я лишь предложил, по типу «можно было бы», использовать салют при атаке на селение. Оказывается, все приняли, что это уже решенный вопрос.

Не знаю, в штабах не сиживал, но уровень планирования, даже как для аборигенов, со всеми допущениями, очень слабый, никакой. Больше понятия и организованности было, когда мы устроили засаду на отряд огневиков.

Впрочем, мне не стоит сокрушаться. Вечером отправляемся? Хорошо. Прожектор и фары на катере в рабочем состоянии. Моя роль запустить салют? Так же без возражений. Запустим прямо в противника. А еще я возьму одну «римскую свечу», это трубка со снопами искр, выпускаемая на небольшие расстояния. Я буду колдуном, магистром магии! Если при этом еще и покричу чего страшного, с проклятиями…

Вечером вся община вышла нас провожать. Если до того, я относился к походу, как к приключениям, то, вглядываясь в лица людей, наблюдая в них серьезность, обеспокоенность, и сам стал переживать. Нас провожали и сразу же, так, на всякий случай, оплакивали. Слез не было, но угрюмая остановка не оставляла вариантов для интерпретации настроений.

Пришла и Севия. Она последовала моей просьбе, которую могла счесть и за приказ, и одела-таки теплый спортивный костюм, натянув даже на свои чернявые волосы капюшон худи, а на ноги носки и крассовки. Девушка оказалась неотличима от тех девчонок, что были оставлены мной в будущем, лишь за тем исключением, что она была красивее многих из тех, что я встречал.

— Вернись! Убей врагов нахар! — сказала она, обнимая меня и прикасаюсь щекой к щеке.

Мы миловались «по-местному» а вот другие целовались. Это было еще одним элементом прогрессорства. Теперь, благодаря мне, у людей появилась возможность еще более ярко проявлять свои эмоции через поцелуи. Чтобы только это не принесло эпидемии от обмена слюной.

Рассматривая людей, я заметил яркую эмоцию на лице одного воина, резко контрастирующую и отличимую от остальных. Он завидовал. Это был мужчина, который в последнем бою, случившимся с огневиками, сломал руку. Тогда я вправил, насколько понимал и мог, перелом, наложил шину и туго обвязал две доски бечёвкой. Он баюкал свою руку и было видно, что сокрушался от невозможности отправится в селение, откуда был когда-то изгнал. Рвался в бой.

— Все! Ехать! — выкрикнул я, и Никей с Рыкеем встрепенулись, приказывая воинам занимать места на плотах.

Мы смогли поместить всего шестьдесят три воина. Больше было сложно тем, что просто не хватало места. Тянуть следом еще и долбленки сочли на ненужное. И так, расход топлива существенно увеличился, а катер тянул плоты на пределе своих возможностей, но тянул. Нормальную технику имел пограничный отряд.

Не сразу, но удалось установить более-менее приемлемую скорость и уверенно, но не быстро, двигаться в сторону главного селения племени Рысей. Мне говорили, что по течению, если не грести дополнительно, от нашей общины до столицы Рысей день пути и немного ночи. Путем нехитрых вычислений в уме, а, если быть с собой честным, то на калькуляторе, я выяснил, что главное селение находится где-то в шестидесяти-семидесяти километров от нас, там, где в будущем будет Речица или чуть в стороне. Это в том случае, если брать в расчет скорость течения Днепра в 1 м/с. В будущем было примерно так, может чуть меньше.

И тут меня осенило! Копань! Деревня Копань! Там я был на раскопках с одним из виднейших белорусских археологов [действительно, был, с Николаем Николаевичем Кривольцевичем. Имя ученого использую потому, что нашел в интернете упоминания о нем в общем доступе, как и о раскопках в Копани].

В памяти всплыл кремневый наконечник стрелы, который я чуть не выкинул с землей в отвал из-за того, что был не в лучшей форме и дезориентирован после вчерашних посиделок. Тут же были кости животных керамика, серп. Вот только те стоянки были мало похожи на большое селение. Но мало ли, может уже в следующем году, от того года, с какого я попал в прошлое, Николай Николаевич обнаружит еще одно селение рядом. Ведь такое предположение, о вероятности большого селища где-то рядом, озвучивалось у костра. Селище найти не так легко. Городище со своими укреплениями себя покажет, а селище, нет.

Насколько племя Рысей было самоуверенным, если посчитали за ненужное создавать оборонительные укрепления? Надеюсь, что мне удастся вразумить людей, что одного частокола для обороны явно недостаточно.

Но все разговоры после. Сейчас же, когда спал интерес от того, что я плыву к месту, где был на раскопках, настроение покатилось в пропасть. Как же я рискую! Нет, не потому, что еду сражаться, а из-за того, что уехал из дома. В мое отсутствие может же найтись тот, что захочет пограбить. Пусть я закрыл дом на все замки, повесил еще дополнительный, навесной, амбарный, замок, закрыл ставни, дверь на чердак отдельно запер, выставил охотничьи капканы. Севию вынуждено переселил обратно в баню, с мамой, но все равно беспокоился.

Это я так в дракона превращаюсь? Чахну над своим златом? Да! Так и есть — чахну! Если люди разграбят все, что имеется, то это «все» обесценится. И дело даже не в том, что я жадничаю, хочу иметь рычаги воздействия на аборигенов, хотя и не без этого. Дело в том, что тот, кто многое имеет, стремится к малому. Зачем осваивать гончарный круг, если чуть ли не в каждой семье будет кастрюля, металлический таз, чугунный котелок, или ведро? Ведь это сильно лучше, чем даже те керамические изделия, что можно сознать на круге. И так во всем. Мне нужны люди сытые, но боящиеся остаться голодными. Тогда сможем прогрессировать.

— Гони страх! Он враг воина! — сказал мне Никей, который счел, что моя озабоченность связана с трусостью.

Хотелось ответить, что рулить в потемках катером не так уж и легко. Требуется концентрация, а уже пошел третий час ночи. Кофе, может и помогло бы, но что-то сломалась кофе-машина производства «Бронзовый век электрик». Надо было взять все-таки зерен и пожевать.

Между тем, мы приближались. По всем показателям, через часа два можем быть на месте. Но так рано нам не нужно. Брать селение необходимо на рассвете, иначе в темноте и своих постреляем и, условно, гражданских.

— Я не боюсь. Со мной Бог и он поможет. А вы, бойтесь, если еще не приняли Господа! — отвечал я, все больше погружаясь в роль жреца.

— Огни! Огни! — закричали и у меня под ухом и с ближайшего плота.

*…………*…………*

Интерлюдия

Звезда воинов со своим старшим воином и еще одним мужчиной сидели за костром и грелись. Днем была теплая, уютная, погода, а ночью продрогнули все. Мужчины сейчас с превеликим удовольствиям оказались бы рядом со своими женами, у горячего очага и, непременно, спящими.

Почему они не спят? Так, спали, но проснулись, причем все почти в один момент. Резко похолодало, а костры затухли. Старший звезды, воин Тарк, уже влепил кулаком в глаз дежурному, в обязанности которого входило поддерживать костры ночью, но он заснул. Ну а теперь уже и не спиться. Уже утро, но все еще темно. День пока не прибавил настолько, чтобы утром светило солнце.

— Не нравится мне Снор все это, очень не нравится! — высказывался Тарк, самый опытный в звезде воин.

Это чаще всего Тарк и командует воинами, а Снор, племянник Борна, главы рода, в данном случае присутствовал для представительства, чтобы воля патриарха была услышана воинами рода, что отправились в поход, и правдивость слов поверили.

— Тарк, может у тебя плохая хижина? Или твоя жена голодная? — спрашивал Снор.

После упоминания жены, опытный воин тяжело вздохнул. Не так давно, зимой, он потерял свою первую жену, которую всегда любил больше второй и которая была хозяйкой и хижины, и сердца мужчины. Она умерла, как чаще всего с женщинами и бывает, при родах. При этом умер и ребенок, так и не родившийся. И Тарк тосковал, но изливать душу Снору, племяннику главы рода, он точно не собирался.

— Все у меня есть, из трех выживших детей, никто не голодает, я даже своего раба могу прокормить и собаку, — отвечал Тарк, а остальные воины смотрели на него завистливо.

Иметь собственного раба могли многие. Тут же дело не в том, что найти человека и заставить его работать или выполнять другие функции. Важнее иное — прокормить взрослого человека. Вот это позволить себе не каждый может. Тарк был удачливым охотником, но жил даже не с леса. Он умел делать сети. Долгое это производство, но настолько прибыльное, что с одной сети, при обмене на продукты, можно кормить семью целых две луны.

— Так будь благодарным, Тарк! И богам и тем, кто у тебя добро не отнимает, — Снор улыбнулся, проявляя чувство превосходства, что смог облагодетельствовать неразумных своей мудростью.

— Все так, но я воин и ценю воинское мастерство. Если бы Морваг вызвал лекса Хлудвага на поединок и победил его, то я первым бы преклонил колено перед новым лексом. Но обманом и подлым убийством?.. — говорил Тарк, но последние его слова уже не были слышны.

Все воины засмеялись, представляя, как щуплый и неказистый Морваг сражается с мощным и высоким Хлудвагом. Смех мужчин, с которыми Тарк уже более десяти лет ходит и в лес и в походы, заразил веселостью и его.

Не смеялся только Снор. Может его иногда и заносило, когда молодой мужчина демонстрировал, что умнее остальных, но разум у Снора присутствовал. Он, смотря на воинов, понимал, что с переворотом Морвага, Рыси сильно ослабели. Если даже в такой дисциплинированной звезде воинов, как у Тарка, позволяют себе высмеивать лекса Морвага, то дело дрянь.

— Что это? — спросил Снор, но не был услышан другими.

Племянник главы рода встал и всмотрелся в даль. Из-за излучины реки виднелся столп света, который точно был не отблеском луны.

— Смотрите! — уже закричал Снор и только тогда веселящиеся воины обратили внимание не несоответствие, что они видят, тому, что должны увидеть.

— Слушайте! — это уже Тарк обратил внимание на звуки.

Никто и никогда не слышал такого рычания. Все мужчины были опытными охотниками и могли различить по звукам не только зверя, но и пол и возраст животного. А тут…

Вдруг всех воинов ослепил луч… Солнца?

— Боги, что это? — спросил Снор, протирая глаза.

Никто не отвечал, все занимались тем же, чем и племянник главы рода, приводили глаза в порядок, чтобы рассмотреть происходящее на реке.

— Монстр! — с ужасом сказал самый молодой воин из звезды Тарка, бывший двоюродным братом старшего воина.

— Что? Это же плоты воинов, которые отправились в поход! А где лодки? И что за чудище тянет все эти плоты с воинами? — Снор был растерян.

Еще можно было попробовать быстро сесть в лодки и обнаружить себя. Но то, что Снор был шокирован увиденным, не позволяло это сделать. Другим же было все равно на задание Снора, они только его сопровождение и охрана. Но приказу подчинились бы, как представителю главы рода. Скажет, так и поплывут, даже в пасть к чудищу. И как же хорошо, что он не говорит!

— В-з-з-у-у! — в почти что идеальной ранее тишине, что была до появления всех странностей, раздался ужасный, громкий звук.

Снор, да и все остальные, несмотря на то, что только что были готовы исполнить любой приказ, сели на корточки и зажали ладонями уши. Теперь время, на то, чтобы стащить лодки в реку не было. Ну а те, кто плыл при помощи рычащего чудища, не посчитали нужным приставать к берегу, или они это не могли сделать вовсе. Да двигалась процессия слишком быстро.

— Мы пропустили! Я не выполнил задание! Почему молчите? — распылялся Снор, вымещая свой промах на воинах.

— Мы тебя проводили, охраняли, были готовы плыть, хоть в пасть к чудищу. Приказа не было! — отметал все обвинения Тарк.

— А кто мог подумать, что Рыкей поведет воинов ночью? Редко кто плавает в ночи! — искал оправдания Снор. — И это чудище!.. Я никак не мог выполнить поручение.

Снор сокрушался, но проявлял нервозность лишь он один.

«Вот и хорошо, что проплыли! Парни разберутся, когда прибудут в селение, может и труса изворотливого, Морвага, на копье насадят», — думал Тарк, при этом поддакивая Снору.

Глава 20

Что можно было сделать? Высадиться за километр до главного селения, одновременно зайти с двух сторон, полностью окружить поселение и все. Можно спокойно заходить и всех, кто с оружием, убивать. Громкоговоритель на катере озвучит такое требование. Ну а, чтобы ошеломить, пустить салют. По мне, так отличный был бы план.

Нет. Мы идем на пролом. Во-первых, высаживаемся у обрыва. Тратим время на то, чтобы подогнать плоты чуть поближе. Воины спрыгивают в воду и тем самым пребывают не только в холоде, но и мочат свои шкуры, от чего те становятся тяжелыми, и это затрудняет манёвренность в бою.

Во-вторых, происходит построение у обрыва. Может строем и нужно атаковать, но тут, на чаше весов неожиданность и правильность атаки. Как мне кажется, неожиданность перевешивает.

Никогда не любил людей, которые в своем бездействии осуждают поступки других. Критикуешь? Сделай лучше! Пусть в данном случае не такая ситуация, мне не предоставляется возможность управлять боем, но… Я и есть бой! Я могу! Я не трус! Пусть видят мое безрассудство! Я уже мертв, а что мертво, умереть не может!

Накачка не так, чтобы помогла, но чуть поубавила страхи.

— Посланник! — кричал Рыкей и я не сразу понял, что это зовут меня. — Жрец!

— Что? — отозвался я.

Я все еще находился на катере, как, впрочем, и Никей со звездой Вара.

— Мы выступаем! Тебя ждут! — с недоумением в голосе сказал Никей и я, нехотя, спрыгнул в воду.

Следом спрыгнул воин со звезды Вара, отряженный в мои «салютоносцы». Как же все нелепо, не организованно!

— Почему мы не бьем врага? — спросил я у Никея.

— Даем время, чтобы воины-предатели изготовились! — спокойно отвечал наставник воинов.

Стою на асфальте я в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я долбанутый. Зачем давать противнику изготовиться? Этот вопрос я и задал Никею, когда уже удалялся от катера. Полностью ответ не услышал, так как Никей пока оставался на катере, чтобы довести до противника, через громкоговоритель, наши требования. Но и те слова, что донеслись до моих ушей, заставили менее скептически относиться к решению о даровании времени противнику.

Морвага и его воинов вынуждали принять бой, а не прятаться в своих хижинах. Теперь он вынужден биться. И почему вынужден? Я не особо понял. Во всякого рода кодексы чести верится с трудом. Да, буси-до, или рыцарские правила, все это в той или иной степени было и, вероятно, даже в покинутом мной будущем имело место. Но чаще всего побеждает суровый рационализм. Если спрятаться за спины женщин, рационально, то многие так и поступят, к сожалению. Хотелось бы жить в мире, где правила войны соблюдаются неукоснительно.

Что? Я в таком мире? Нет, так как я уже готов направлять фейерверк. А это хитрость. И меня не останавливают, напротив, именно мне выпала весьма спорная честь начинать этот кровавый спектакль.

Как только я стал за стеной воинов и взял в руки коробку с пиротехникой из будущего, Рыкей махнул рукой, а его брат, Никей, стал вещать:

— Рыси! Это я говорю, Никей! Со мной мой брат Рыкей и многие воины. Отдайте головы предателей и не прольется кровь! Если вы не сделаете этого, то цветной огонь богов обрушится на вас и тогда станете на колени, — по театральному, эмоционально, говорил Никей.

Может организовать первый в мире театр? Греки, наверное, еще до того не додумались. А что? Никей в роли Отелло вполне сойдет. Молилась ли ты на ночь, гадюка-Мерсия?

Глупые мысли позволяли не думать о том, что меня сейчас могут убивать.

— Жрец идет первым направляет огонь богов, потом мы вступаем! — сказал Рыкей и великодушно уступил мне право первым сделать шаг в сторону возвышенности.

Мой «солютоносец» превратился в щитоносца и прикрыл нас обоих большим щитом из дерева, почти в человеческий рост. Я с удивлением посмотрел на парня. Маленький, но мощный! Такую тяжесть собрался нести, да еще в гору.

— Стойте! — голос с возвышенности остановил мое выдвижение.

Вдруг на лицах воинов промелькнула надежда, что требование выполнено и сейчас им сбросят головы предателей, тогда все и закончится, не начавшись, а воины окажутся в объятьях своих жен.

— Я Борн, глава рода! Призываю своих родичей прийти ко мне и стать со мной рядом! — тон отца Корна был надменным и даже издевательским.

Внутри построения началось шевеление. Воины смотрели друг на друга с недоверием. Двадцать восемь воинов, чуть ли не половина от всех бойцов, были из рода Борна. Еще восемнадцать остались в общине. И я даже не представлял, что может происходить в головах воинов. Сомнения и моральные терзания читались на лицах у всех, а не только родичей моего друга Корна.

— Вы же не нарушите клятву, данную мне перед богами? — усмехался Борн, который смело подошел с самому обрыву.

Одна стрела, или всего один выстрел из пистолета, или автомата и не будет говоруна. Но как тогда среагируют родичи Борна и Корна?

— Что есть клятва, данная тому, кто клятву преступил? — ни с того, ни сего, встрял я, даже не особо осознавая, что именно делаю, но уверенный в том, что поступаю правильно.

— Все клялись лексу Хлудвагу. Пришли те, кто клятву не нарушил к тем, кто предал лекса. И я, верховный жрец, говорю, что клятвоотступник, презревший слова, данные Богу единому, или богам ему подчиненным, враг для всех. Он род обесчестил! — вещал я и не останавливался.

Меня слушали. Удивительно, но никто не воспротивился, не возражал, даже когда я начал оскорблять главу рода, который все так же стоял. Он уже не был самоуверенны, а, ошеломленный, смотрел на меня.

— Уйди с дороги! Уведи своих воинов! И тогда будем решать, что с тобой делать. Я пошлю в тебя огонь, он не убьет тебя, но, если не отойдешь, то я пошлю другой, который сожжет тебя! — кричал я, а потом спокойно, как будто и нет никаких эмоций, тихо обратился к своему «солютоносцу». — На-ка подержи!

Последняя фраза была сказана на русском языке, после чего я сунул коробку с фейерверками в руки воину. Меня не поняли, но ношу приняли. Я быстро подошел к Корну, который стоял, словно изваяние.

— Я не стану убивать твоего отца, но напугаю его. Не предай сам, будь достойным. На тебя взирает Господь! — сказал я, перекрестился и пошел наверх.

Было ли страшно? Да! И очень. Я шел, а ноги подкашивались, в голове роились множество мыслей, но я не давал им освоиться в мозгу, так как предполагал, что сейчас любая здравая мысль станет вопить, чтобы я ушел нахрен отсюда, не вмешивался, не подставлялся. Нет, я уже вмешался.

Перехватив «римскую свечу», уже взбираясь на склон, поджег «божественные стрелы».

— Во имя Господа нашего! — кричал я. — Яви огонь свой!

— Пф, — в Борна отправился первый выстрел, следом второй.

С третьего выстрела я попал в мужика у склона возвышенности. Борн упал. Я даже подумал, что он умер и уже прикидывал, чего это будет мне стоить. Не станет ли Корн сейчас рубиться с остальными воинами? Но, нет — крикун встал на карачки и смешливо стал перебирать в партере прочь, подальше от меня. Внизу засмеялись союзные воины.

— Раск! Твою душу мать! Неси коробку! — прокричал я своему «салютоносцу», где среди слов на местном было только «неси».

Но, главное, что меня поняли и услышали.

Наверху я увидел человек сто, выстроившихся для атаки. У страха глаза велики, а у меня, сейчас, наверное, глаза не меньше, чем рисуют в аниме, потому что воинов было сильно меньше моей первоначальной оценки.

— Я посланник Бога единого. Преклоните колени! — выкрикнул я, направляя автомат на строй воинов.

Что удивительно, примерно четверть от всех хмурых мужиков упали на колени, их сразу же стали подымать. Но вот чего я не особо учел, так лучники. Не все уже были изготовлены к выстрелу, но трое шустряков оказались готовы пустить свои стрелы. Я был без каски, о чем пожалел, но в бронежилете. Еще были наколенники и налокотники. Вот и вся защита. Очень не мало, но отнюдь я не чувствовал себя в безопасности.

— Пошли! — прокричали снизу и послышался топот ног.

Воины взбегали на холм. Не знаю, все ли, может родичи Корна и не участвуют в битве, но то, что они не мешают — это меньшее из хорошего, чего удалось добиться. Если бы часть воинов последовала призыву Борна, то сейчас, наверняка, была бы лютая сеча внизу холма.

— Дз, — стрела ударилась о бронежилет и наконечник сломался.

Я резко вскинул автомат и двумя короткими очередями, наглухо, срезал двух из трех лучников, которые были изготовлены к стрельбе первыми, откуда и прилетела стрела.

— На колени перед посланником Бога! — прокричал я, стараясь продолжать ошеломлять, пока, млять, взбирается этот «солютоносец».

— Вжух, жух! — Две стрелы пролетели мимо, три ударили в бронежилет, одна попала в ногу и срезала кусок плоти.

— Тыщ-ты-ты-тыщь! — выпустил я длинную очередь по лучникам, которые выдвинулись вперед из-за спин других воинов и это они меня сейчас подранили.

Мысль! А сколько осталось стрептоцида и шелковой нити, чтобы зашиться? Нога, между тем, не болела, но я ощущал, как вниз, к колену на правой ноге, начало растекаться тепло.

— Дебил медлительный! — прокричал я, выхватывая коробку с салютами у Раска.

Но это не он был дебилом… Не хочется того осознавать, но тут я не так чтобы умно поступил.

Секунда, две, три. Еще стрела, пролетает рядом, а вот «салютоносцу» не везет, он отхватывает то ли в плечо, то ли даже в край груди.

— Пф… Тдж! — наконец-то полетели, родимые.

— Встречайте, суки, папу! — орал я, направляя выстрелы салюта в воинов противника.

В рядах доблестных, или не очень, воинов, началась паника. В это время на холм уже забрались и Рыкей с Никеем и много других воинов.

— Кидайте оружие и ложитесь! И боги пощадят вас! Лечь! — орал я.

И, да, некоторая часть, действительно, легла навзничь, отбрасывая в сторону оружие. Я же чувствовал себя богом. Ужасное наркотическое чувство, о котором забыть будет крайне сложно. Я уже сейчас не смог прогнать прочь мысль, что захочу подобное ощутить еще не раз.

— Пф… Тж, — разорвался последний выстрел салюта.

Но кто же знает, что это последний подарок, кроме меня. Я не отсчитывал все шестнадцать выстрелов, но опыт использования подсказал, что все, кого могли, дезориентировало и ошеломили. Теперь остается только драться.

В левой руке пистолет, в правой тесак. Не все противники разбежались, немало тех, кто сейчас встает и оглядывается, приходя в себя после увиденного. Кричат одни воины, взывая к порядку в рядах противника, отзываются другие, не стесняясь признаваться в трусости. Закрыться завесой таинственности и религиозных суеверий для человека, который только и ищет оправдания своим слабостям — обычное дело.

И я пошел… Взмах тесака и я… тьфу… отрубаю руку одному из противников. Желчь чуть не выворачивается наружу, комок подкатывает, но инстинкт самосохранения правит бал в моем сознании, не дает случится оплошности. Именно он, этот главный инстинкт, имея единственную цель — не дать умереть придурку-носителю, заставляет заметить, что ко мне уже приблизились аж три человека, один из которых с копьем, двое с топорами.

Делаю шаг назад, но разорвать дистанцию не получается. Тройка действует слажено и, я бы сказал, профессионально. Тот, что с копьем выпадом сокращает расстояние и начинает сдерживать меня своим древковым оружием, тогда как двое «топорщиков» обходят по сторонам. Живьем брать демона решили, суки? Господи, прости, душу заблудшую! Демонов тут вспоминаю, создатель религии чертов. Ну вот опять еще и черта приплел.

— Тбах! — прогремел выстрел из пистолета в сторону одного из воинов с топором, что приблизился более остальных и приноравливался нанести удар.

Долго изготавливался вражина, это показывало, что он собирался найти место для удара по моей жреческой тушке, чтобы только не убить.

Стреляя, я попал лишь в ногу, в икроножную мышцу! Расстояние в два метра… А еще хотел стрелять на меткость, для экономии патронов. Нужно со своими навыками что-то делать! Но что? С теми боеприпасами, что имею, не разгуляться. И еще — я пожалел, что не взял ружье. Тут бы крупной дробью, да по площадям лупануть, чтобы не убить, но наверняка обезвредить. Хотя смотря куда эти дробины прилетят и с какого расстояния, можно и убить.

Рой мыслей успели пронестись в голове, но поток тяжких дум, прервал укол копья. Копейщик ударил своим оружием в бронежилет, сломал наконечник, но и я почувствовал «отрезвляющий» толчек. Замахиваюсь тесаком.

— Хрясь! — слышу крайне неприятный звук и рука копейщика падает на песок.

— Да что ты будешь делать-то? Опять рука! — кричал я, изворачиваясь, чтобы уйти от еще одного противника.

— Хрст, — раздается глухой, ужасающий звук, исходящий от сломанного черепа где-то за спиной, время обернуться не было.

Сегодня я слышал все! Так тогда казалось, но я ошибался.

Мое оружие! Я выронил тесак и он теперь оказался в метрах трех, а меня своим потоком увлекали вперед союзные воины. Оружие? Слово мое оружие. Я есть Жрец!

— Бросайте оружие! Я есть карающая длань! Я посланник Бога и убью каждого! Спасите себя и детей своих, и я буду добр! — орал я на разрыв голосовых связок.

Я шел и передо мной начали расступаться люди. Да это были союзные воины, но и от того разум затуманивала эйфория. Попадались и враги. Некоторые из них становились на колени и разворачивали пустые ладони в мою сторону, слышались и звуки боя, но критическая отметка преодолена, стало понятно, что победа наша. Впадая в некий экстаз, вновь ощущая себя вершителем судеб, я превращаюсь в наркомана.

— Тбах! — очередной выстрел картинно останавливает нового смельчака, который, в отличие от многих, никак не решает угомониться.

Все закончилось. Я почти не замечал, как дрались остальные воины, наверное опыта не хватало, чтобы видеть все поле боя и реагировать на изменение обстановки, все больше стремился не допустить собственной смерти. А после, так и отыгрывался на суевериях и врагов и союзников. Резко защипала правая нога, выше колена. Боль была терпимой, но обработать рану нужно быстро.

— Раск! Раск! — стал я звать своего оруженосца, перекрикивая множественные звуки, наполненные злобой и болью, которые окутали все пространство места сражения.

Уже день почти победил темноту и было достаточно светло, чтобы видеть все и всех вокруг. Если бы стояла глубокая ночь, то все равно было бы видно, что твориться. Горели три хижины — последствия «праздничных» салютов и они давали не только свет, но и жар. Обожженные люди кричали более других, но я обратил внимание не на тех, кто был громче в своей боли, а на безмолвную женщину, лет тридцати. Ее лицо покрылось волдырями от ожога, часть из которых лопнули, являя белое, сварившееся мясо. Она не могла кричать, лишь открывала рот, от чего ее изуродованное лицо еще больше являла гримасу ужаса и трагедии.

Это не игра, не приключения, это жизнь, в которую я, бездушный человек из будущего, принес боль и страдания. Рядом с женщиной стояла девочка-подросток и еще маленький, лет четырех, или чуть больше, мальчик. Они молча плакали. Каждая слезинка, что сказывалась по их, чумазым от копоти, щекам, это был мой грех, мой камень, скинуть который будет непросто.

— Раск, мать твою за ногу! — кричал я, не обращая внимание на то, что и у меня накатывали слезы.

Раск лежал с проломленным черепом в метрах пяти от меня. Он стоял в бою за моей спиной и, наверняка, прикрыв собственным телом, спас. Это звук его ломающегося черепа я слышал. Рядом с молодым воином, ставшим на время моим оруженосцем, с кремневым ножом в груди, лежал грозного вида мужик, продолжавший сжимать каменный топор в руках. Воображение составило картину произошедшего, когда со спины, во время боя, ко мне прокрался воин и вознамеривался ударить топором, но Раск принял удар на себя.

Сердце щемило, но я не стоял вкопанным изваянием, а направился к обожженной женщине. Не отводя от нее взгляд, взял стоящую неподалеку кадку с водой и стал вначале омывать лицо пострадавшей, а после и окунул ее голову в воду. Ее дети, я в этом был уверен, что они родственники, с испугом отпрянули, но мальчик, сделав два шага назад, резко побежал ко мне и стал царапаться.

Я не отпросил, не ударил, сына, который вступается за мать. Я стойко терпел, как нестриженые ногти маленького воина, оставляли кровяные подтеки на моих щеках. Это была боль, которую я воспринимал, как некое оправдание тому, что из-за моих действий женщина изуродована, а ее дети могут оказаться обреченными, если только погиб и отец.

Я омывал лицо женщины и окунал ее в холодную воду, чтобы сбить эффект распространения ожога. Звал Раска, для того, чтобы тот сбегал в катер и принес аптечку. Там есть пантенол и он, вероятно, чем-то мог помочь.

— Ты тут? Нужно бежать в лес! — подошел Никей, бесцеремонно отбросил мальчика, оттирая его руки от моего лица.

— Зачем? — сухо спросил я.

— Морваг сбежал, — пояснил Никей. — У твоего оружия стрелы еще есть?

А вот тут я оживился. Ой, не глуп, сучий отрок Никей, приметил за патроны! Теперь я уверен, что он может и разобраться, как пользоваться автоматическим оружием.

— А сами? Я могу помочь людям. Я есть жрец! — сказал я, а про себя добавил, «хоть и боевой».

— Ты хочешь больше смертей наших людей? Мы потеряли больше двух рук воинов, убили шесть рук врагов. Племя Рысей сегодня потеряло много силы, нельзя больше! — проявлял эмоциональность Никей.

Наставника воинов, от слова «совсем», не задевало горе простых людей, он, наверняка, не понимал, что я тут вожусь, с какой-то женщиной, при том, что должен был прекрасно знать, кто она такая. Его беспокоила сила Рысей.

Это вот такими категориями должен думать правитель? Именно! И нечто подобное я видел ранее и в своем отце, который был отнюдь не плохим управленцем. Но дело — оно выше всего! Если для исполнения поручения сверху нужно отработать больше, то он так и делал, может только, отрабатывали другие, но должность позволяла делегировать поручения. И плевать на семьи исполнителей, обстоятельства. Если ты не тянешь, уходи!

И тут, не важно ничего, главное, чтобы племя имело силу. Сложно жить с таким подходом, когда не учитываются людские судьбы. Но приходится мириться с тем, что мир суров, хоть в Бронзовом веке, хоть и в постиндустриальном.

— Отправь людей в лодку за сумкой с крестом! — потребовал я, ловя на себе недовольство Никея. — Никуда не денется Морваг. Отправь воинов на плоту смотреть за рекой, а в лесу их найдут.

Я уже знал, что среди охотников много тех, кто может читать следы. Да и сам Никей в этом более, чем спец. Большая группа людей, спешащих укрыться, не могла уйти бесследно. Да, был риск того, что им удастся пройти те километров пятьдесят, что были от этого русла Днепра, до той его части, что, изгибаясь, течет уже по украинской стороне. Но, через Злой лес? Заболоченную местность? Сколько дней на это понадобится? Так что время, чтобы оказать людям, хоть какую-то медицинскую помощь, есть, чем я скоро и занялся.

Однако, прежде нужно было осмотреть и себя. И я боялся увидеть свою рану. Нет, крови не боюсь, но и не хотелось бы серьезной травмы. Хотя ходил я сносно. Повезло, наверное. Не так, чтобы там и было сильно плохо. Порез в миллиметров семь, да и только. Крови, как с кабана налилось. Так что обработал, пластырь налепил. Тут бы никакого движения, но рядом стоял Никей и ронял фразы, что такое и само заживет. Пристыжал меня, стало быть, интриган.

Бинтов на всех не хватило, две простыни, что я взял с бой, были нещадно нарезаны на лоскуты, жгуты, их было три, использованы. Что делать дальше, я не знал. Проводить операции нужно, прежде всего, по чистке входных каналов. Но меня ждали и лимит терпения Никея я исчерпал полностью. Потому отправились в погоню, несмотря на то, что теплая жидкость, пусть и не бурным потоком, но начала сочится из-под пластыря.

*…………*…………*

Интерлюдия.

Еще ночью Амрит решал, что делать дальше. Его семья располагалась в дальнем поселении племени Рыси. И он всерьез раздумывал отложиться от племени и провозгласить свой род независимым. Решение было столь сложным и рискованным, что даже мужественный воин не спешил его принимать.

Амрит давал клятву Хлудвагу и исполнял все обещания и обязательства с прилежанием. Он уважал убитого лекса за силу и то, что дальнее поселение всегда жило собственным умом, лишь вовремя поставляя ячмень, рожь и мясо на главное селище Рысей. При этом, Амрит никогда не стремился к увеличению численности воинов, и в его роду было почетным быть земледелом. Хотя каждый мужчина проходил инициацию воина.

Амрит прибыл в главное селение накануне убийства Хлодвига и связанных с этим событий. Он, в сопровождении трех звезд воинов своего рода, составлявших ровно половину от всех бойцов, привез мясо. После зимы в дальнем поселении всегда резали свиней, чтобы не голодать до того момента, когда можно будет что-то собрать в лесу, а лесные животные успеют зачать будущее потомство.

Амрит был единственным из всех глав родов, который всерьез задумывался над сохранением экосистемы и численности зверя в лесу, как и рыбы в реке. Рядом с другими селениями не осталось ни одной бобровой плотины, так как были поголовно вырезаны все бобры. А вот рядом с землями рода Армита во всех заводях жили бобровые семьи. Жители дальнего селения следили за тем, чтобы полностью не уничтожить такой ресурс, как бобры, убивая только лишь их часть.

Воины рода Армита поставили шалаши в стороне от главного селения, как это делали постоянно. Они уже собирались возвращаться домой, с честью выполнив все обязательства перед лексом, но задержались, так как стал вопрос о женитьбе сына. Тут и начались трагические события.

Армит не понимал, что происходит, где чья сторона, кто принялся резать родственников лекса, и глава дора счел правильным не влезать в конфликт. Он рассудил, что дальнее поселение выполнит свои обязательства перед любым лексом. Никто не станет трогать тот род, который поставляет немалое количество зерна.

Возможно, Армиту и получилось остаться в стороне от борьбы за власть в племени, если бы в неразберихе творящегося в поселении не были убиты три воина из его рода. Может быть он лишь потребовал выплатить за смерть родичей, если бы среди убитых не было сына. Единственного сына. Так случилось, что все сыновья Армита погибли и у него чаще рождались девочки. Терит, сын Армита, хотел взять в жены младшую дочь Хлудвага, которая только прошлым летом вошла в детородный возраст. По осени можно было совершить обряд. И с лексом уже была договоренность об этом.

Той роковой ночью Армит остался в хижине с Лавиной, дочерью Хлудвага. Это была часть ритуала, своего рода помолвка, когда будущие молодожены спали в одной хижине, но только в присутствии представителей от родов. Вместе с Теритом был родной брат и дядя главы рода — старшие в роду, после Армита, чье главенство было признанно на Родовом Совете.

Когда пришли убивать Лавину, как и других родичей Хлудвага, Терит сражался, защищая свою будущую женщину, и был убит.

Так что Армит, даже будучи мудрым и дальновидным главой рода, всерьез рассматривал ситуацию, при которой он начнет войну с предателем Морвагом. При этом понимая, что шансов победить нет почти никаких.

Выше по реке от дальнего селения, в одном дне пути, было племя Медведей. Если бы это племя хоть когда-нибудь шло на контакт, то в данных обстоятельствах Армит и не задумывался над тем, чтобы перейти под руку лекса Медведей. Но они были замкнутым племенем. Не принимали к себе никого.

Отец Армита, когда еще был жив, рассказывал, что Рыси хотели себе подчинить племя Медведей и пошли на тех войной. Было кровопролитное сражение и обе стороны даже применяли боевые колесницы, где только нашли поле, чтобы использовать такое оружие. Не добившись успеха, как, к слову, и не потерпев сокрушительного поражения, Рыси отступили. При том, обе стороны, если верить рассказам, потеряли не менее десяти десятков воинов. И эта война, как считали все мудрые люди, сильно ослабила Рысей, настолько, что даже, до того слабое, племя Огня стало вровень с Рысями.

Треск горящего дерева и тишина леса убаюкивали. Костер поддерживали в течение всего дня, не давая ему затухать, но и следили, чтобы сильно не разгорался. Низина, окруженная густым лесом и кустарником, даже не смотря на только начинающие проступать листочки, скрывала местонахождение Армита и его людей. Но эта же низина приносила еще больше холода и сырости.

Время на принятие решений иссякало. Если еще один день ничего неделать, а лишь отсиживаться, даже сильные воины Армита заболеют и могут умереть не в бою, а в неуютном сыром лесу.

— Глава, ты не спишь? — спросил старший воин звезды, которая этой ночью должна была наблюдать с опушки леса за происходящим в селении.

Армит все еще надеялся на то, что случится нечто, что именно он не знал, и это даст намек на принятие правильного решения. А еще лучше подкараулить и убить Морвага, хотя подобное далеко не обязательно исключит дальнейшие проблемы для рода.

— Говори же! — потребовал Армит.

— Глава, я… Трудно понять, что происходит. Много цветных звезд или маленьких солнц появились и быстро исчезают в селении. Горит одна хижина. Там паника, и воины собираются у обрыва у реки, — растерянно докладывал старший воин.

— Буди всех! Будьте готовы к бою! — почти не размышляя, Армит быстро принял решение.

Глава рода посчитал, что, кто бы ни был тем, кто напал на селение, Армит поддержит и ударит со спины по воинам Морвага. Так он не только отомстит ненавистному предателю и убийце, но и ослабит правящие роды Рысей настолько, что дальнее селение станет вполне способным жить самостоятельно и не платить больше никому.

Уже через двадцать минут быстрого бега лучший охотник рода, шедший впереди, поднял руку и резко остановился. Жест означал, что он увидел, или услышал опасность. Армит быстро распределил воинов, следуя знакам впереди идущего. Пять лучников залезли на деревья, занимая позиции для стрельбы. Все это происходило почти безмолвно.

А еще через пять минут, не спеша, с опаской, рядом с воинами Армита появились люди, в середине построения которых был человек. Его Армит жаждал увидеть более всего. Глава рода не мог приказать своим воинам не стрелять в Морвага, но надеялся на то, что опытные родичи оставят в живых этого убийцу и лжеца. В живых лишь для того, чтобы тот умер в муках и его сердце будет сожжено отдельно. И тогда он больше никогда не возродиться.

Глава 21

Погоня за Морвагом, хвала богам… единому Богу, не оказалась долгой и обременительной. Мы только пробежали, а я прохромал, метров пятьсот по лесу в направлении, где скрылся предатель Морваг, как наш авангард, состоящий из звезды Вара, не натолкнулся на группу воинов, идущих нам навстречу. Если бы среди этих мужчин, которые направлялись к главному поселению Рысей, не оказалось Морвага, то не миновать боя. Как бы ни противоречиво и нелогично это звучало, но узурпатор своим присутствием спас жизни многих воинов. Встреченные мужчины были быстро записаны в союзников.

— Армит, я рад тебя видеть. Пусть боги… — Никей замялся, посмотрел через плечо на меня, нахмурился, и, приняв решение, продолжил приветствие. — Пусть единый Господь Бог дарует твоему роду еду и здоровье, реки полные рыбы, леса добрым зверем, а поля с богатой землей.

«Какое долгое приветствие», — подумал я.

— Какого бога ты упомянул, Никей, — спросил воин, названный Армитом.

— После, глава рода. Расскажи свою историю и как ты замешан в предательстве Морвага или, почему ты не в своем поселении, а в лесу? — строго, даже требовательно, спрашивал Никей.

Воины потянулись за оружие, причем и союзные нам и те, что были с Армитом. Моя рука непроизвольно проверила наличие пистолета. Армит поднял правую руку, и напряжение с лиц его воинов не полностью, но сбавилось. А потом глава рода кратко, но удивительно информативно поведал свою историю.

Пусть мои познания в местном наречии пока не основательны, но даже я смог оценить то, как грамотно и содержательно умеет строить слова и предложения Армит. Исходя из этого, я сделал вывод, что передо мной мудрый человек с очень гибким умом. Нужно будет побольше узнать о его роде, думаю, что в этих сведениях что-то полезное для себя приобрету.

Уже скоро мы возвращались в главное селение племени Рысей.

Я говорил уже о том, что эти люди странные? Что они не так глубоко, как это могут делать люди из будущего, переживают и сокрушаются из-за потерь? Наверняка, говорил. Но не устану это повторять, так как подобное шокирует.

Еще полчаса тому назад здесь был бой, лилась кровь, и все происходящее казалось филиалом ада. Теперь же я вижу, что некоторые мужчины отправились к реке. На рыбалку с небольшой сетью!!! Час назад их убивали, а они на рыбалку!

Я бы еще понял, если бы это занятие имело цель снять стресс. Уйти от проблем, сесть на бережочек с удочкой, бахнуть стакан водки, закусить огурцом, да хоть бы и перловкой, которая приготовлена для подкормки рыбы. А после сидеть и бездумно пялиться на поплавок. И пусть леска уже запуталась в кувшинках, да и рыбы здесь считай, что и нет, но все равно же –хорошо, спокойно, душевно.

Но вот так, на сухую, после сражения, отправиться рыбачить?.. Нет, не понимаю.

Здесь существует культ еды. Именно она — это все. Даже приветствие начинается с того, что тебе желают не остаться голодным. Может быть именно этим и объясняется тот факт, что селение начинает самоорганизовывается, уносит тела погибших, разгребает завалы сожженных хижин, чинит разрушенные конструкции. Быстрее будут убраны следы сражения, быстрее начнется работа по добычи еды.

Я всегда думал, что поведение человека определяет его окружение, его среда. Люди привыкают, причем, очень быстро, как к плохому, так и хорошему. Первый разорвавшийся снаряд в городе повергает в шок и сеет панику среди горожан, даже, если это произошло в десяти километрах от твоего жилища. Город замирает, но жизнь диктует иное отношение. Разрываются снаряды, а люди идут на работу, переговариваются и делятся новостями, в какой район еще прилетел снаряд, и пусть страх остается, но он все меньше определяет сознание человека.

Не могу утверждать, что мои умозаключения верны. Это лишь мнение. Хвала Господу Богу, что подобное не пришлось пережить. Но, наблюдая за местными людьми, я все больше уверяюсь в том, что они привыкли к смерти, и она для них вполне привычное явление.

По возвращению в селение у меня возникли дурацкие мысли о начале проповеди, чтобы заявить о себе, как о жреце.

Однако, несмотря на фатализм людей и в целом принятие смертей, я не был уверен, что сейчас время и место для объяснения сути нового религиозного подхода.

Так что я отправился еще раз посмотреть и поискать свои гильзы. Не знаю, можно ли, получится ли, когда-нибудь задуматься о их перезарядки. Но вот то, что стреляные гильзы могли бы стать отличительным «оберегом» для лучших воинов — факт. Повесить на веревочку металлический предмет. И пусть он не столь эстетичный, плевать.

— Когда мы домой? — спросил я у Никея, когда, наконец, нашел его у самой большой хижины поселения.

— Домой? — удивленно спросил Никей.

— Тут твой дом? — проявил я догадливость.

— Я не о том. Ты назвал своим домом место, где река раздваивается. Разве не рядом с богами твой дом? — прищуриваясь, словно подтрунивая меня, отвечал Никей.

— Никей, иди на хер! — отбрыкнулся я, ну никак не хотелось вступать в словестные баталии.

— Опять «нахар»? — обидчиво спросил Никей, видимо, поняв всю семантику моего посыла.

Я не стал отвечать. Настроение никакое, радости от победы нет, так что решил заполнить пустоту внутри себя воспоминаниями и пошел осматривать окрестности. В главной хижине селения шел допрос Морвага. Стать главным дознавателем вызвался Рыкей. Но не жалко мне проигравшего узурпатора власти, хотя даже не предполагал, насколько может быть злой и жестокий брат главный среди старших воинов. Наверняка, и я бы наслаждался болью и позором того, кто изнасиловал мою жену. Нет, лучше бы такого не было вовсе.

Так что пошел погулять, вспомнить свое прошлое из будущего.

Да, это те места, где я принимал участие в раскопках. Очень смутно, но я узнал и мелкую речушку, которой уже нет в будущем, но ее русло вполне просматривалось. Вот и небольшая возвышенность в треугольнике между маленькой речкой и Днепром. Сразу пришло в голову, что тут можно было бы поставить водяное колесо, идеальное для этого места. И что сказать? Мы тут, рядышком копали. Почему не обнаружили больше артефактов? Вот вопрос.

А где-то там, в метрах ста от нынешней речушки, а тогда высохшего русла, я с Веркой… Может поэтому меня сюда забросило, что окропил своим семенем исторические места? Какая чушь все-таки в голову лезет! Вот, а там, в лесу, в будущем раскинулось кукурузное поле. Два года в подряд ездил сюда, только кукурузу и высаживали.

Думал, защемит сердце, захочу домой. Не так, чтобы и болезненно все воспринимаю. Домой хочу, но не критично, интернета очень хочу, но не для социальных сетей, а, чтобы залезть туда, да чертежи всяко-разного накачать. Вот! Понял, чего мне тут не хватает! Биде! Удобная приспособа, крайне нужная в Бронзовом веке. И вновь шучу. Даже тупенькая хохма, чуточку, но повышает настроение.

— Жрец, там тебя зовут! — мои размышления прервал незнакомый мне парень.

Нашли-таки, не дали посидеть в спокойствии. Но идти надо. Наверняка, сейчас должен решаться вопрос о будущем племени Рысей. Если я окажусь одним из «решал», то это несколько повысит мой авторитет.

— Мой род сильнейший! Мне быть лексом! — кричал Борн на тинге-вече, но больше всего это мне напоминало собрание дачников-садоводов для выбора председателя товарищества.

Такой же напор страстей, предбоевая обстановка. Только было отличие — там, на собрании товарищества, мужики больше молчат, а главными крикунами и спорщиками являются женщины. Они только, когда заканчиваются проклятия и аргументы, толкают своих мужей со словами: «Толик, скажи этой стерве!» А Толик смотрит на уставшего мужа «стервы» и молчит. Он уже накатил с Володькой и повторит это действие. Чего им из-за баб ссориться.

— Ты предал! — отвечали Борну. — И прощение может быть только из-за того, что ты примешь общее решение.

А тут нешуточные такие баталии разгораются. Того и гляди, поединки начнутся, или вовсе сражение 2.0. И сразу же видно, что образовались две партии: Борна, в составе его рода, как и части рода Морвага, боящаяся расправы над всеми родичами. Вторая партия — это за моего кореша Норея. Тут такие тяжеловесы, как Никей, Рыкей. Странно, но рядом с ними стоит и Вар, видимо не рассчитывающий уже стать лексом Рысей. Впрочем, Вар мне нужен самому, в общине. И там ему будет лучше всего, если я не стану сильно давить, а я не стану, много иных дел задумал.

Если подсчитывать количество воинов, то суммарно, со всеми отрядами Вара, две политических группировки имеют примерно одинаковое количество. Тут мне стал понятен замысел Никея и Рыкея, которые оставили часть воинов рода Борна в общине, а взяли в поход три звезды Вара. Неужели плут Никей настолько дальновидный? Были бы тут оставшиеся воины Борна, так этот ползучий гад не только не избежал бы наказания за свое предательство, но и стал лексом.

Особняком стоит Армит и его четырнадцать воинов. Вот тут он, получается, — сила, которая и может перевесить чащу весов. Если Армит выскажется за Борна, то чтобы не делал Никей, Норея поставить лексом не получится, даже не смотря на то, что он наследник и сын последнего, так сказать, легитимного вождя. Хотя и Хлудваг власть отжал.

Придется тогда бросать вызов Борну. А этот ухарь, пусть и ползал, спасаясь от салюта, но выглядит куда как сильным воинов, нежели юнец Норей.

Сложно все, но и легко в своем исполнении. У кого больше силы, тот и главный. Ну а что касается Армита, то, уверен, что он займет сторону Норея. Во-первых, Армит, как я понял, был дружен с убитым вождем, у них были четкие договоренности, которые поспешит принять и Норей. Во-вторых, уже состоялся первый допрос Морвага, который заливается соловьем и очень много чего рассказал. Упомянул этот, на деле, трусливый и гадкий поц, и о договоренности с Борном, за лояльность которого «заплатил» дальним селением. На минуточку, именно там большинство людей — это родичи Армита. И такие расклады не могли понравится главе этого рода. Так что на чьей он будет стороне, понятно. Ясно и почему Армит выжидает, так он свою значимость увеличивает.

— А что Совета родов нет? — спросил я, заполнив небольшую паузу, образовавшуюся для передышки спорящих сторон. — Борн — глава рода, Армит глава рода, есть другие рода, будет и община при… капище.

Аналогов словам «церковь», «храм», на нашел, так что «капище».

Все это интересно, но мне кажется, что можно выстроить систему, при которых будут учтены максимальное количество мнений. Совет Родов — отличное же решение!

А так, я, успев насладиться антуражем, уже хотел домой, но никак не быть пугалом для других. Понятно же, что меня используют для давления на Борна. Что от меня еще ожидать? Пусть боятся!

— От Совета Родов может кто-то один говорить лексу и он должен услышать. И я предлагаю, что бы дексом [десницей] был Корн, он и станет говорить от Совета Родов, — сказал я, посматривая, как округляются глаза у того самого Корна.

— Не бывать такому, что сын вперед главы рода станет, — взъярился Борн.

— Мне говорят боги, мой Бог, что лучше для всех будет, что бы Борн передал главенство в роду Корну, — припечатал я и словил большое количество взглядов.

— Мне следовало вызвать тебя на поединок! — выкрикнул Борн.

— Я бы не хотел идти против отца, — одновременно с высказыванием Борна, выразил свою позицию и Корн.

— Тогда, пусть Корн будет голосом рода Борна на Совете родов, но волю Бога я сказал. И ты Борн, — я показал пальцем на главу рода. — Бойся, ибо кара Божия, если не будет выполнена воля Его, коснется и тебя и может сказаться на роду.

Кажется, я нажил себе врага. Поспешил с тем, чтобы начать ретранслировать свое мнение через «волю божию». А так хотелось! А еще, надеюсь, что никто не заметил, что я проигнорировал почти что вызов на поединок. Не то, чтобы струсил, но прекрасно понимаю — пока я боец так себе. Нужно приобрести больше навыков и только тогда выходить на поединки.

Моя короткая перепалка стала некоторым толчком для того, чтобы собрание начало думать уже конструктивно. Создавался Совет Родов, где каждый род имел право сказать свое мнение, но вот доносить это мнение предстояло представителю рода Борна, которым стал-таки Корн. Борн оставлял за собой право быть главой рода. Тут сыграло то, что у лекса-вождя не было серьезных рычагов воздействия на внутренние дела родов, потому Совет Родов вполне вписывался в сложившуюся обстановку. А дальше пусть Норей, как вождь, проявляет себя.

— Пусть жрец скажет! Договор нужно закрепить клятвами! — раздались возгласы.

Вперед, на поляну, где происходило собрание дольщиков ОАО «племя Рысей», вышел плюгавенький мужичок, обвешанный всевозможными побрякушками и в рысьях шкурах.

— Шарир, ты ли станешь скреплять перед богами наш уговор? — спросил Борн, с чувством превосходства смотря на меня.

Как же, вышел жрец, которого принимают в племени, а я тут, вроде и никто! Да то, что я попросил за жреца, даже не будучи с ним знакомым, только и спасло Шарира. Не нужны опытные последователи новой веры.

— Я клятву приму! — поспешил я обозначить себя. — Шариру придется еще постигнуть истину. А еще он поддержал Морвага и достоин смерти, если не раскается.

— Смерть Шариру! — вскричал кто-то за кругом «решал».

Ситация накалилась до предела. Воины стали выстраиваться друг напротив друга и вот-вот могла начаться свалка, которая стала бы захлопнувшейся крышкой гроба, в котором будущее племени Рысей. Я был готов сам пристрелить жреца, судьба которого так обеспокоила людей.

— Ты-дыщ! — прогремел выстрел в воздух.

— Я подтверждаю договор, а Шариру стоит прибыть через три дня ко мне на капище и там получить знания! — зло, цедя через зубы слова, говорил я.

— Так тому и быть! — выкрикнул лекс Норей, дав «петуха» в голосе.

И что теперь могут собравшиеся? Перечить только что выбранному, лексу? Идти против законов и обычаев? Это нарушение было бы существеннее, чем позволение мне произнести слова.

И я осветил договор. Прокричал кричалки, перекрестился.

Отплытие домой планировалось на утро следующего дня, а потому нужно было придумать, чем именно заняться, до вечера. И такие занятия напрашивались сами собой. Я хотел заполучить еще семена, хоть каких культур.

То, как здесь занимаются земледелием — это вообще никуда не годится. Сорняками не занимаются, землю не пашут, а лишь взрыхляют, об удобрениях не догадываются. При этом, в условиях подсечно-огневого хозяйства, происходит удобрение золой, но уже через два года земля почти не родит.

Немного, но овса с ячменем я нашел, хватит, чтобы засадить половину той делянки, что собирались палить под поле. Надеюсь, без меня не станут жечь лес. Присутствует во мне некоторая ответственность за то, чтобы не загорелся весь лес.

А еще я посмотрел на два ткацких станка. Очень простенькие, сразу же нашел, что усовершенствовать… Нет это были не станки, а опять же — ни-че-го! Нужно сделать новый именно станок.

В племени Рысей стояли две больших, каждая почти с половину футбольных ворот, конструкции. По сути, это две вкопанные жердины, поверх которых положена еще одна. Получается перекладина, с которой свисают нити с грузилами на конце. Ну а женщины прямо сейчас, несмотря на утренний бой, веретеном, лихо проводят горизонтальную нитку. Все. Вот такой, по сути, никакой, способ производства.

А я то думал, почему местные все еще в шкурах бегают и, если и имеют ткань, то чаще потрепанную, призванную быть, скорее не элементом одежды, а подкладкой, чтобы шкуры меньше натирали, так как обработка их тоже желает лучшего. Кстати, нужно подсчитать сколько всякой химии и приспособлений для обработки шкур мне досталось из будущего.

Получается, что вокруг такая благодать: крапива, есть и лен, даже лопухи — делай себе одежду от кутюр племени Рысей, но не получается. Если на таком примитивном станке долбаться, то на одну рубаху женщина произведет грубейшей ткани за недели три. Примитивнейший способ, крайне не продуктивный.

Я видел станки, которыми пользовались мои прапрабабушки. Тогда я считал, что это крайне не практично, но вот здесь, подобное будет куда как новаторством. Уверен, что со временем, удастся одеть всех людей, если соорудить два-три агрегата.

Нужно смастерить пять валиков, два из которых будут побольше. На тех, что нужно выставить впереди, должна располагаться ткань, дальше челнок с нитями, если не ошибаюсь, он зовется «утка». После идет бедро, оно сдерживает и натягивает нить, чтобы та шла ровно, глазки, да приладить навой — тоже валик, на котором накручена нить. При этом нити идут в два наката: сверху и низу, уплотняя ткань.

Вроде так. Вот озвучил вслух, мне понятно, но для других такой набор слов покажется очередным магическим заклинанием. Будем делать по частям и смотреть, что выйдет. Визуально я помню, как может выглядеть такой станок. И это наипростейшее, с чего я решил начать.

Возникает вопрос: а на кой ляд все это нужно, если торговли нету никакой? Понятно же, что, к примеру, даже в эпоху Древней Руси можно было найти партнеров для торговых отношений. А тут? А вот я уверен, что было бы чем торговать, так и покупателя найдем. Обменяем на соль, спички… тьфу ты, заговариваюсь. Можно провести обмен на еду, или, если смотреть стратегически, так и воинов из другого племени купить для какой-либо операции.

Весьма дельная идея. Мы им, кому это «им», пока не понятно, высокотехнологические товары, а они нам жизни воинов. Тут приходит на ум государство чуть более позднего периода, куда я попал — Лидийское царство. Эти торгаши, начавшие триумфальное хождение по миру монетной системы, имели мало собственных воинов, а вот еды и разного рода богатств, накопили. Потому, в период расцвета Лидийского царства при царе Крейзи, то есть Крезе, и его сыне, лидийцы нанимали большое количество иностранных воинов, в том числе и греческих гоплитов-наемников.

Так что экономика всегда бьет милитаризм! Или не всегда? Сын Креза, вроде как сдал свое государство голодным и воинственным соседями, но пожили же лет шестьдесят красиво! Баланс все же нужен.

И чем земли будущего белорусско-русско-украинского Поднепровья хуже, чем Египет? Я не считаю, что чем-то основательным, потому можно и тут создавать сильную цивилизацию. И пусть после предки спорят, кто это понастроил всего-разного. А по некоторым телеканалам, специализирующихся на мистике и альтернативных взглядах, у ведущих будут темы для новых передач.

Так и слышу:

— Сенсационное открытие сделали археологи у деревни Какашкино. Они нашли в культурном слое Бронзового века железный меч с надписью «Блят нахар». Что это за слова? Вероятно магическое заклинание. Меч зачарован?.. С вами я, ведущий программы профессор Залупупкин. И сегодня мы во всем разберемся.

Представив себе этого «ведущего», улыбнулся.

— Пусть дадут боги тебе еду и здоровое потомство! — прервали мою улыбку словами приветствия.

В метрах семи от меня стоял Шарир. Тот самый верховный жрец племени Рысей. Мои охранники не дали ему подойти близко. Да! И такие появились после моего выступления на собрании. И я не был против, чтобы возле меня всегда была одна из звезд воинов-охотников общины Вара. Они и воды принесут и что надо мне, вполне сделают. Хотя, я, скорее всего, стану рабовладельцем, но это решится под вечер, может, завтра. Пока не упокоены погибшие люди, их рабы не могут достаться другим.

— С чем пришел, Шарир? — строго спросил я, предполагая, что сейчас может начаться борьба за «пальму жречества».

— Никей сказал с тобой поговорить, — сказал Шарир, насупился, скорчил мину так, как будто пытается поднять невозможно большой груз и тихо произнес. — Верховный жрец.

Я не смог сдержать улыбки, глядя, как от сказанного Шарир морщится. Добавляло настроения еще и то, что некоторые мои же проблемы решаются чужими руками, того же Никея. Становилось понятным, почему всерьез не всплыла проблема предательства со стороны жреца. Шарира сломали и решили использовать. Нужно держать ухо остро с такими продуманными аборигенами, которые могут ради дела на многое закрывать глаза.

Я уже понимал, что статус жреца — это почти депутатская неприкосновенность в моем мире. Сколько бы депутат ни нагадил стране, он неподсудный. Не думал, что подобные правила в этом времени вообще возможны. Однако, если рассудить по чести и разумению, то на деле выходит, что без жреца племени нельзя оставаться.

В общине Вара абсолютное большинство сожительств мужчин и женщин считается незаконным, так как не было проведено обряда специальным на то человеком. Убери сейчас Шарира, и получится так, что в племени Рысей начнется повальное грехопадение, люди будут боятся гнева богов и принимать даже небольшие неудачи, как кара от богов.

Но синяк под глазом у моего коллеги явно свидетельствовал о том, что его беседа с Никеем прошла в «дружеской» атмосфере. Это воин так по дружбе чуть не выбил глаз жрецу.

— Ты признаешь мое верховенство? — спросил я у Шарира, смотря прямо в его глаза.

Я сидел на небольшом холме, на котором уже начала пробиваться трава. А вокруг расположились молодые березки. И вот такую идиллию нарушает этот молчащий конкурент. Шарир, действительно, долго молчал, оттого неожиданным был его четкий и уверенный ответ.

— Да, верховный жрец, я готов слушать тебя и выполнить волю твою. Я жрец Рабраха, и знаю, что у тебя есть другой бог. Расскажи мне о нем! — сказал Шарир, и в его глазах даже промелькнул интерес.

Я кратко поведал некоторые из постулатов, догм, которые собрался культивировать. У меня у самого еще окончательно не выстроилась система религиозных убеждений, последовательность обрядов, праздников и многое другое, что является скрепами для любой религии. Но ясно одно, что существует единый Бог, он всемогущий, стоит над всеми иными божками, впрочем, не отменяет их наличие.

Уверен, что нельзя начинать борьбу с разного рода идолопоклонничеством. Даже при явлении народу многих чудес и божественных даров поменять сиюминутно мировоззрение народа будет невозможно. Такую ношу я не потяну. Поэтому придется мириться хоть с богом Рабрахом, хоть бы и с Перкусом.

— Будь моим епископом, Шарир! Это тот, кто в разных селениях будет жрецом, — я протянул руку бывшему верховному жрецу Рысей.

Отнюдь не желал я рукопожатия. Я подавал руку для того, чтобы он ее поцеловал, а я, благословив, перекрестил бы своего подчиненного. Так и произошло после недолгой заминки и того, что я резко подсунул руку к губам Шарира. До моего попадания у местных было как-то туго с поцелуями, хоть руки, хоть губ, хоть жо… Впрочем, в такие места целовать меня не стоит.

— Оставайся здесь и сверши все обряды, а после, когда луна станет убывать, ты прибудешь ко мне и там я расскажу тебе все, что нужно знать! — сказал я, встал, и не обращая больше внимания на жреца, пошел к реке. Моя охрана последовала за мной.

Не знаю, где здесь кормят и чем, но есть хотелось уже изрядно, так что распечатаю-ка я два солдатских ИРП. Одному есть не получится, угощу и охранников. Пусть проникнутся моей добротой, может случится, что такие вложения принесут дивиденды.

— Сучара, сходи и узнай, где я буду спать! — сказал я, указывая на одного из охранников.

— Меня зовут Сычака, — поправил меня воин.

— А меня Глеб, а не Хлеб! Так что Сучара, иди и узнай! — сказал я, разрывая упаковку с галетами.

С ИРП не повезло. Там находился «музыкальный» гороховый суп. Впрочем, не повезло тем, кто будет со мной рядом спать, если таковые будут. Я мог бы переночевать и на катере, благо теплый спальный мешок имелся, но хочется прочувствовать местный колорит, пожить хоть одну ночь в тех условиях, в которых здесь обитают люди. Может, стану лучше их понимать, сучар этих.

А вечером, когда солнце уже зашло за горизонт, я с Шариром поджигал погребальные костры. Все люди селения, как воины, так и обыватели, стояли с разными орудиями труда. Души умерших воинов уносились вместе с искорками огня в полном безмолвии. Никто не плакал, не радовался, не произносил ни звука. Когда костры догорали, люди стали собирать кальцинированные кости в кучки и относить их в сторону. Далеко не всегда рядом с пеплом погибших укладывались разные предметы, ранее принадлежавшие умершим. Боевые топоры положили лишь двум воинам, нескольким сожженным оставили их медные колечки. А также ставили небольшие глиняные горшки, лишь чуть наполненные приготовленной едой.

Когда все кучки костей были разложены неподалеку друг от друга, люди принялись за работу. При помощи деревянных лопат, каменных мотыг или даже ножей и палок, над человеческим пеплом сооружали небольшие курганы. Это после, пока будут живы те, кто знал погибших, каждый год курганы будут увеличиваться в размерах. Придут люди и подсыплют сверху, поминая погибших.

А ближе к полуночи состоялась казнь Морвага и некоторых его уцелевших сообщников. Когда вырезанное сердце главного предателя было выброшено Рыкеем в горящий неподалеку костер, толпа ахнула. Людей не испугала сама ужасная казнь, а то, что по поверьям аборигенов, душа Морвага сожжена и уже никогда не возродится. Эти люди боялись смерти, но верили, что она не окончательная. Потому и была столь бурная реакция на сожжение сердца и лишение преступника права когда-нибудь появиться вновь.

Лишь попробовав сок забродивших ягод, ужасный на вкус, я отправился спать. Сидеть посиделки не хотелось.

— Великий, возьми меня своей женщиной! — в полный голос сказала женщина, в хижине которой мне выделили место для сна.

Я еще не успел и приготовится ко сну, как меня озадачили.

Срубная полуземлянка была пропитана копотью, а воздух внутри ее был спертым и с большим количеством углекислого газа. В жилище, примерно четыре на пять метров, в углу спала еще одна женщина, чуть постарше той, которая решила лишить меня сна. Там же были трое разновозрастных детей. Они располагались вдали от очага, возле которого было мое место. Спать здесь — это признание за гостем высокого статуса.

— У меня есть женщина, — отвечал я при тусклом свете чуть горящего очага.

Получилось рассмотреть женщину Она была грязной, неприятной. Судить о красоте не стал бы, руководствуясь лишь тем принципом, что некрасивых женщин не бывает. Но выпить пришлось бы немало. Словил себя на мысли, что при встрече с Севией она также была грязной, но мне казалась милым «чумазиком». Так что не степень чистоты женщины отвращала, а сама дамочка.

— Нашего мужа, — женщина посмотрела на спящую в углу свою коллегу по семейным делам, — убили. Теперь мы обречены на голодную смерть.

— Перебирайтесь ко мне в общину, работа найдется! С голоду умереть не дам, — сказал я.

В тот момент я не подумал, сколько таких безмужних может оказаться в племени и что мне с ними делать, если толпа вдов, да с детьми, припрется в общину. На прополку всех выставлять? А мне, как бы это ни звучало двусмысленно, нужны мужики.

Глава 22

Возвращение домой было будничным и крайне быстрым. Мы плыли, почти что налегке. Два плота оставались в селении Рысей, как и многие из тех воинов, что прибыли покарать Морвага. Да не возродится его душа никогда более!

Кроме воинов Вара, как и его самого, были взяты так же четыре раба. У меня теперь есть персональный раб! Я чертов рабовладелец. У меня с ориентацией все нормально, но на роль своего раба я выбрал именно мужчину. Именно мне был предоставлен выбор из двух женщин и двух мужчин. Женщины были не чтобы и некрасивы, может, если помыть, да приодеть, так и симпатичные, но мне нужен раб-мужчина. При этом он был более остальных жилист и выглядел трудоспособным.

Были ли терзания по поводу того, что стал рабовладельцем? Рабство — это же плохо? Никаких сомнений, что поступил правильно. Да и мой раб был рад подобному стечению обстоятельств. Как я уже говорил, в этом мире, даже больше религиозного, правит балом культ еды. Стоило поклясться, что буду своего невольника кормить, с некоторыми оговорками, как раб поклялся слушать меня всегда и во всем.

Отдельно стоит сказать про рабство. В университете меня учили, что есть патриархальное и классическое рабовладение. Классическое — это то, что было в Греции, Риме, где раб был даже менее ценным, чем лошадь или мул. Причем ценность эта была только в области материального. В трактатах римских философов Катона и Варрона рабы указываются как бездушное безвольное имущество и там же даются инструкции по их беспощадному использованию. Это классическое рабство.

На Востоке раб может сесть за один стол со своим хозяином, жениться, даже возражать. Он не то, чтобы равный, но человек. Работает, за что ждет хорошего к себе отношения.

Вот и здесь было то самое патриархальное рабство. Я, даже как верховный жрец, был обязан дать клятву, что буду заботиться о своем рабе, кормить его, предоставлю место для ночлега и прочее, и прочее. Быть рабом для некоторых людей — вполне неплохой вариант существования. Что делать мужчине без поддержки рода, при отсутствии бойцовых качеств, прежде всего, характера? Идти в рабы и закрыться от всех внешних раздражителей статусом хозяина. Случись что, то я должен защитить своего раба. Между тем, я имею право наказать, а вот убийство будет порицаться обществом, хотя не так чтобы и слишком.

И все равно рабов убивают. Как бы для меня, человека из будущего, ни казалось кощунственным, их еще и едят. Многие правила меняются или на них закрываются глаза, когда приходит он, тот, которого боятся более всего — ГОЛОД.

Сложности вызвало то, что у моего раба нет имени. Предыдущий хозяин, а это был старший воин одной из звезд Морвага, звал моего раба «Расх», по сути это слово и означает «раб». Я же решил подарить своему рабу имя «Стасик».

Был у меня в школе один поц, имя которому Стасик, мразота редкостная. Сын главного прокурора области, да еще весь такой положительный, аж тошнило. Стасик — чемпион города по кикбоксингу, Стасику роль Ромео в школьном спектакле давали, Стасику разрешили целовать в этой постановке красотку Вику, которая играла Джульетту. А мне досталась роль Меркуцио, которому, чуть ли ни в начале пьесы, быть заколотым Мишкой Тимоховцевым, который играл Тибальта. При всей своей положительности, Стасик был, что ни на есть, вонючим говном. Это сполна ощутила и Вика, близостью с которой Стасик не преминул похвастаться перед всей нашей жлобско-мажорской школой.

В десятом классе Вика была близка со Стасиком, когда тот пригласил ее домой, папиным коньяком подпоил и воспользовался. Фотографиями своей подлости после хвастался всей школе. Вика перевелась в другую школу, даже не сообщая причину руководству школы, чтобы не подымать скандал с, казалось, всесильным Стасиком.

Первоначально идея назвать раба Стасиком показалась вершиной остроумности. Однако, мой Стасик… как же это пошло звучит «мой»… был исполнительным и участливым. С таким Стасиком можно не на шутку облениться. Все, что я должен был сделать для себя, теперь прилежно исполнялось Стасик. Он нес мою поклажу, он нашел часть стреляных гильз, которые не смог найти я, он чистил рыбу, когда я решил остановиться на реке в полпути до общины и словить увесистого судака с полуторакилограммовым окунем. Между тем, понемногу, но я проникался даже уважением к этому человеку. В какой-то момент я назвал его «Станиславом». Вот только в этом времени не было полных и сокращенных имен. И, если ты Стасик, то не быть тебе никогда Станиславом. Поэтому он и не отозвался на это имя. Ну а я не стал переименовывать.

Нас встречали! Блин, это же круто! Мужик пришел с войны, а его здесь встречают чуть ли ни с оркестром. Да, был бы оркестр, то играл бы обязательно. Не успел я пристать к берегу, как в воду рванула Севия. Катер, еще по инерции двигающийся, толкнул мою женщину, и она, упав, окунулась в воду. Я резко спрыгнул и ощутил, что водичка никак не может быть пригодной для заплывов. Холодно, ити е мать!

— Ну, что ты, дурочка, делаешь! — сказал я на русском языке, обнимая продрогшую девушку уже на берегу нашей реки.

— Я не понимать, — дрожащими губами отвечала Севия.

Мы стояли обнявшись, согревая друг друга не только теплом своих тел, облаченных в одежды, как из будущего, так и шкур, но и обжигались жаром своих чувств. Мне хотелось защитить это создание, появилось чувство ответственности, как у великого писателя Сент-Экзюпери. Я в ответе за то, что приручил лучшую красотку Бронзового века.

— Ну, все, все, — приговаривал я, не размыкая объятий.

Между тем, воины НАШЕЙ общины уже встречали близких и родных на берегу. Это место еще не стало моим домом, но подобный процесс явно начался.

— Вар, узнай, что случилось за наше отсутствие! — сказал я, все еще согревая Севию.

Не то, чтобы я так сильно волновался. Если бы случилась катастрофа, то не видать бы мне здесь Севии, да и людей, бегущих со всех сторон к берегу. Люди стекались с улыбками, с явными проявлениями радости, бросая свои рабочие места. Нужно будет узнать у Вара чуть побольше о том воине, который остался «на хозяйстве». Люди работали, а, значит, был порядок.

Через полтора часа актив общины сидел за столом на веранде. Случился необычайно сильный ливень, на смену которого пришел гадкий моросящий дождик. Весна выдалась, по ощущениям, более дождливой, между тем, теплой, чем в будущем. Но все говорили, что завтра будет сухо и солнечно. Надеюсь, что так и случится, иначе мы никогда не спалим ляд леса под поле.

— Пропал сын Никары, — говорил Вар. — Вышел в лес за грибами и пропал.

Я не сразу уловил трагизм ситуации, больше меня задели слова про грибы, которые могут быть весной. На ум сразу же пришли сморчки, которые появились в лесу, хотя они и считались лишь условно съедобными. Но грибное наваждение быстро уступило место другому: пропал парень, которого на лето планировали инициировать в воины. Очень перспективный парнишка. Просто так сгинуть в лесу, даже в злом… не верю. Да и лес наш уже не такой и злой. Зверь ушел, точнее, отдал километра два жизненного пространства для безопасного собственного существования. И сейчас случаются случаи, когда звери подходят очень близко к забору селения, но не часто. Парень… из моей общины… при этом лес и река просматриваются и я даже оставил свой бинокль.

— Кто? — спросил я, вставая со стула и опрокидывая табуретку, на которой до того сидел.

Не знаю, откуда и что берется, но вот за этих людей, за мою общину я хочу рвать на куски, уничтожать. Даже, если причиной исчезновения перспективного молодого воина был бы тот самый белый олень с умными глазами… плевать на мистицизм, чхать на экосистему, я лично задушу рогатого.

Эмоции переполняют. И ведь ни грамма спиртного, а так и прут обнаженные, искренние эмоции.

— Кто был «в гнезде»? — слово «гнездо» я произнес на русском, оттого пришлось потратить еще пару минут, чтобы пояснить, что я имел в виду.

А никого не было! Работа кипела, клубнику высадили, прополкой занимались, зайцев и куропаток отловили. Все хорошо, но за окрестностями не следили. Был назначен дежурный, он видел, как пропавший парень уходит в лес, а после «смотрящий» только периодически взбирался на смотровую площадку.

Только на утро следующего дня были отправлены охотники из рода Борна, что оставались в общине и портили тут вдовушек. Никаких следов, что парня задрал зверь, не было. А вот следы, что его тянули, а так же капли крови, нашли.

— Мы должны ударить, — мой рот произносил эти слова в отрыве от работы мозга.

На меня уставились три пары мужских глаз. Был бы здесь Никей, то, наверное, он меня одернул. Это мог бы сделать и Вар. Но, как он станет перечить тому, что человек, перспективный воин, работящий и умный парень попал в сложное положение, а он, Вар, не способствует выяснению причин, почему это вообще произошло.

— Нужно узнать, кто должен был следить за округой! Наказать виновных. Не убивать, но высечь! — продолжал я говорить.

Кто мог украсть одного человека из нашей общины, можно догадаться. Динокл, более всего именно он подходил на роль неугомонного агрессора.

Вчера, на Родовом Совете, решался вопрос о взаимодействии с соседними племенами. Речь зашла именно о племени Огня. Они уже переступили все черты, которые можно было списать по статье «недоразумения». Теперь только война, причем она должна стать экзистенциальной, после которой останется только одно племя. Не отвечать подобным вызовам нельзя.

Проблема была в том, что и отвечать крайне сложно. Племя Рысей перестало быть той силой, с которой можно всех слать нахрен. Суммарно, если судить по численности воинов, превосходство огневиков чуть меньше, чем вдвое.

— Рыбаки. Я хотел бы поговорить об этот роде, что живет рядом с нами на реке Нирее. Они же были не так давно покорены Диноклом? Какие настроения там? Может быть стоит им предложить что-то, из-за чего они будут готовы воевать рядом с нами? Сколько у них может быть воинов? — сыпал я вопросами.

Я уже неоднократно слышал про род, представителей которого и сам видел через бинокль. Ранее с ними у Рысей была почти дружба. Их не покоряли, прежде всего, чтобы напрямую не воевать с огневиками, они же помогали рыбой. Воинов у рода рыбаков было не много, но это не менее четырех десятков! Не много? По мне, очень немало. Род, который мог бы усилить нас и нивелировать пропасть между количеством воинов у противника.

— Подумайте на этим! — сказал я, полностью перехватив права модератора нашего Совета общины. — Вар, найди людей для переговоров с рыбаками! Я дам тебе дары для них, чтобы они увидели металл и разговор вообще состоялся.

Такими методами я разбазарю свое преимущество. Казалось, что предметов из будущего очень много, но на проверку, дать тому, подарить этому, подкупить иного — и ничего уже не осталось. Но я все больше убеждаюсь в том, что нельзя копить старое, нужно создавать новое.

Ну а рыбакам я передам пару ложек, один небольшой металлический половник, несколько блюдец из чайного сервиза под Гжель.

— Я завтра отправляю две звезды на охоту, — после того, как обсудили тему безопасности и я чуть остыл, говорить начал Вар. — Хлеб, тебе нужны мужчины для работы?

Я не стал поправлять на «Глеб», поднадоело уже. В местном наречии четкого «г» почти не бывает и им сложно правильно выговаривать мое имя. Ну да ладно, я периодически отплачиваю «любезностью» и называю людей то «ванючками», то «уродами». И эти слова самые милые из тех, что я себе позволяю. Нашел в таком нелепом действии прием психологической разгрузки.

Вот только становится все более сложным оскорблять людей. Местные аборигены, как губка, впитывают новые слова, особенно маты и иного рода оскорбления.

Ответив лишь то, что мне нужно немало мужчин, что завтра, если все-таки погода соблаговолит подсушить лес, а это вероятно, так как тучки уходили, а дождь прекратился, нужно палить ляд и заниматься вспашкой земли.

На том Совет и закончили. И я и Вар не видели толком еще свои семьи, с дороги сразу же стали заниматься делами, да строить планы. Потому решили об остальном говорить завтра.

А когда только я вышел из дома, то встретил ту, кого хотел бы видеть… на памятной фотографии с двумя датами внизу.

— А вот и гадюка нарисовалась! — воскликнул я на русском языке и сразу же перешел на местное наречие. — Здравствуй, Мерсия, пусть тебя никогда не коснется голод.

— А что такое «гадука»? — спросила женщина, не озаботившись поздороваться.

А какие последствие может вызвать убийство одной наглой суки, по недоразумению оказавшейся моей тещей? Расстройством отношений с Никеем, не до конца выясненной реакцией на случившееся со стороны Севии, недоумение и вероятное осуждение людей? Итак: на одной чаше все озвученное, на другой — иррациональное желание избавиться от тещи, которая, чую своим седалищем, попьет еще кровушки моей молодецкой.

— Мерсия, иди в дом! — сказал я, показывая рукой в направлении выхода.

Но нет, она пошла к бане и встала в проходе. Что? Там Севия, а эта курва не хочет меня пускать?

— Где Никей? Почему он не прибыл? Он останется в главном селении Рысей? — проигнорировав мое, даже не просьбу, а требование, Мерсия решила выяснить свой шкурный вопрос, при этом входя в баню.

— Он придет еще до того, как луна станет уменьшаться. И я проведу обряд и ты станешь его женой, — отвечал я, наслаждаясь сменой эмоций Мерсии, которые были яркими в своих проявлениях и читались на красивом женском лице.

Это же замечательно! Так можно избавиться от тещи. Я не стану ждать, пока взрослые люди, Никей и Мерсия, наконец, сойдутся. Грозный воин, интриган и просто очень решительный и умный человек, Никей, топчется вокруг да около Мерсии. В условиях жесткого патриархата, он уже давно мог мять ей бока. Так что я ускорю события.

— А я не желаю! — тихо, даже несколько боязливо, сказала Мерсия.

— В седалище твои желания! — воскликнул я и силой вытолкал тещу из бани.

Я хотел остаться с Севией наедине,а Мерсия, видимо, посчитала, что может продать отсутствие своей компании. Впрочем, я мог заняться сексом со своей женой и в присутствии тещи.

— Она и Норей — это все мои родичи, что остались в живых. Прошу тебя не обижай маму! — сказала Севия, но я не ответил.

Я не хотел разговоров, я хотел свою женщину. Баня была натоплена, сюда я пришел уже с мылом, но мыться у меня на втором или третьем плане.

— Ты очень красивая! — сказал я, раздевая Севию.

— Ты муж мой! — отвечала женщина и было чуточку обидно, что среди всех моих качеств, которые она могла бы обозначить, я всего лишь муж, как будто по принуждению со мной.

Впрочем, по принуждению так томно не дышат, и глаза от удовольствия не закатывают, по крайней мере не в этом времени. Такие эмоции могут сыграть женщины будущего, местным такое не нужно. Хотя что я знаю о местных женщинах, если у меня одна жена и больше близости ни с кем не было?

Вечер и ночь были очень приятны. Мне кажется, что моя жена становится богиней любви, приобретая опыт. Это инстинкты? Как получается даже стоять сексуально, говорить, и одними словами возбуждать меня? Химия?..

— Пошли я познакомлю тебя со Стасиком! — сказал я утром, когда, как истинный рабовладелец, выпил замечательный кофе с молоком и сахаром, ну и позавтракал.

— Это твой раб? — спросила Севия, одевая на голое тело спортивный костюм.

— Трусы одень и это, — я подсунул жене комплект белья.

— Зачем?

— Я так хочу, одень! — отвечал я.

Стасик провел ночь с козой в обнимку в одном из сараев. Не то, чтобы я побоялся впускать в дом нового человека. Тут, скорее можно Мерсию выгнать, но элементарно, в объятьях Севии, забыл о своем рабе. Ну ничего, в сарае не должно было быть сильно холодно. А сытным завтраком, яичницей в четыре яйца и творогом, я и вовсе снискал к себе раболепное, как бы это не звучало, отношение. Вот такой я рабовладелец, не стандартной комплектации. У других — чем больше рабов, тем больше производство. А меня несколько десятков невольников могут и разорить. Время покажет, сегодня посмотрю, насколько работящий раб мне попался.

С самого утра решили выжигать ляд, делянку в лесу, чтобы уже завтра вспахать там землю и высадить все, что только можно. С этими войнами, не используем на все сто процентов то, что досталось бонусом при переходе. Время уходит и я уже даже сейчас не совсем уверен, что можно сажать культуры и они успеют до холодов дать урожай.

Было еще что высаживать и кроме того зерна, что я привез из главного селения Рысей. Я съел только два початка кукурузы, угостил ею Севию, да Вара, чтобы тот знал, что именно растет на полях. Все остальное пошло на семена. Думаю, что теперь они готовы. Еще две тыквы были распотрошены на семена.

Долго думал об арбузах… Да! Не те широты, но белорусские садоводы-любители во всяких социальных сетях постят арбузы, утверждая, что они очень даже растут. У бывших хозяев дома не было заморочек по арбузам, они их, покупали и ели. А в мусорном ведре были косточки. Было бы вдоволь посевных площадей, так и не задумывался, а тут… но полсотки землицы все же засадил и арбузами, и еще немного, буквально десять семечек, воткнул в теплице.

— Вы от Вара пришли? — спросил я у семи мужчин и аж пятнадцати женщин.

Вот все люди, кого мне прислал по разнарядке старейшина Вар. Да, наверное, это обозначение его статуса, как «старейшина», подойдет. Мало. Нужны мужчины, чтобы заняться выкорчёвыванием пней.

На самом деле то, что мы собирались сделать можно с большой условностью назвать «подсечно-огневым земледелием», если только «приложным». И дело не в том, что после того, как трава и деревья будут сожжены, земля будет подвержена вспашке, от чего уже следует говорить о пашенном земледелии. Мы вообще действуем не по технологии, которая предполагается при подсечно-огневом хозяйстве.

Нужно было подрубить деревья, снять с них часть коры, выждать год, чтобы деревья засохли и только тогда их поджигать. И такие две делянки-ляда мы подготовим на следующий год, чтобы только это время у нас было, судя по слишком частым столкновениям. Кроме того, большая часть деревьев, которые располагались на том гектаре леса, что будем жечь, подверглась вырубке. Оставалась лишь часть «живых» деревьев, кусты, ну и засохшие. Последних было немало, от чего и выбрали именно этот участок леса, который находился от моего дома достаточно далеко, у окраины селения общинников.

И тут, в этом времени, есть какие-то жучки-червячки, которые точат деревья. Так что, скорее, не мы выбирали место для будущего поля, а место провоцировало выбор. Или жучки.

Поджигали с большим трудом. Не так, чтобы и хотел лес превращаться в поле. Обкладывали соломой, подливали смолу. Трижды я порывался сходить в сарай и принести канистру с горючкой, но одергивал себя.

А после все отпустило. Я понял, что без меня с такой проблемой, как сжечь часть леса, справятся, да и пни повыкорчевывают. Люди даже собирались использовать двух своих лошадок, чтобы дергать подрубленные пеньки.

Так что, «ничтоже сумняшеся», я пошел в «дом горшков». Так это называли, если дословно с местного наречия. И не в туалет я собрался, а в гончарную мастерскую. Строение появилось именно тогда, как я и другие воевали, потому было интересно посмотреть, что там и как.

Встречали Дима и Рима… Димаг и Римада. Молодой парень и уже в годах бездетная вдова, были словно мать с сыном. Их объединяла и схожесть внешности и желание работать, ну и то, что они сейчас в Восточной Европе и не только — первые гончары, кто освоил гончарный круг. Из университетских курсов я знал, что в Мессопотамии гончарный круг был еще в 4 тысячелетии до нашей эры… Стоп! Какой эры? Нужно подумать, как вести летоисчисление, мне кажется это тоже важным.

Так вот, гончарные круги были в развитых древних государствах. И тут подкрался вопрос: а не потому ли, в том числе, появились древние цивилизации, что владели технологией гончарного круга? Нам, людям будущего, уже не заметна роль всякой утвари. Чашки, миски и тарелки, кастрюли, места хранения продуктов питания, жаровни и многое другое. Убери это все и постиндустриальном мире может начаться хаос, может и больший, чем от конфликтов. Продукты пожрут мыши и крысы, другие грызуны, мясо станут есть сырым со всеми глистами и сальмонеллами. Так что гончарное дело — это величайший прогресс человечества.

В мастерской стояли как готовые, уже обожжённые горшки, так и те, которым еще предстояло часов пять а то и больше постоять в печи-каменке.

— А почему не смените рисунок? — спросил я, имея ввиду, скорее орнамент.

Все горшки были «украшены» штришками по стенкам сосудов. И это, как мне казалось, сделать было сложнее, чем провести волнистые линии.

— Так принято! — словно дурочку, объяснили мне.

Сомнительная эстетика, лучше уже без штрихов. Но… это получится, что здесь и сейчас я могу создать новую археологическую культуру? Отойти от культуры штрихованной керамики и боевых топоров? Прямо-таки не завидую археологам будущего, которым придется сломать тысячи копий в научных баталиях, выясняя что это за народ, который ни с того, ни с сего, вдруг, появляется, да еще со сплошь уникальными технологиями.

— Начертите людей и зверей, красивее будет, — посоветовал я, не особо желая настаивать.

Я опасался спугнуть удачу. Первый эпизод моего прогрессорства и удачный. Теперь это видно отчетливо. Количество готовой продукции выросло… По крайней мере, настолько, что можно это все называть «продукция», так как изделий много и скоро нужно будет подумать, куда это девать.

Все-таки вопросы о торговле стоят остро. Уверен, что и выше по Сожу и ниже по Днепру, по Десне, Припяти — везде живут люди. Можно менять горшки на зерно и соль — вот отличный проект. Если торговых отношений почти нет, их нужно создать.

Торговля — огромный плюс и в другом направлении. Я на пути создания новой системы верований на основе христианства и местного язычества, чуть сдобренного анимизмом и тотемизмом. То есть — верой в духов и в тотемные животные. Именно благодаря торговым связям и можно распространять веру, покинутая мной история такие примеры знает.

Если будет так, что мы, адепты новой религии, станем жить сильно лучше остальных, то к нам придут и спросят о Боге. А это подчинение и сфера влияния, основа для вероятного государства. Разве сильно меньше сейчас живет людей, чем в эпоху создания Древней Руси? Если и меньше, то не критически. А с хорошим питанием, уже через лет пятьдесят тут будет не протолкнуться и потребуются более сложные системы управления людьми, чем племенные.

Было бы неплохо подумать над общим эквивалентом всем товарам. Бумажные деньги, конечно же, как идею, отправляем в топку, не в этом периоде с ними «играться». Можно задуматься о монетах. Вот только мысли о них должны поступать в кору головного мозга исключительно сидя на горе серебра или хоть каких-то других металлов. Временно можно было бы использовать железо, но и эта идея кажется не состоятельной. Ржавые монеты — не вариант.

Но у меня возникли другие мысли. Идея появилась тогда, когда я рассматривал песок, страдая временным бездельем в главном селении Рысей. Стекло, точнее, стеклянные бусы. Их можно было бы попробовать производить и менять на все прочее.

Когда. в иной истории, звали Рюрика на княжение, в Новгороде и других городах и селениях Северной Руси больше, чем арабские серебряные дирхемы, платежным средством являлись стеклянные бусы. Именно за стекляшки продавались в Новгороде меха.

Финикийцы, или кто-то еще, уже могли изобрести стекло, но что-то я не помню из археологии древних цивилизаций, что стеклянные предметы были массовыми. В любом случае нужно попробовать. Песок найдем. Его здесь много. Сода? Пищевой два пакета есть. Подойдет ли она, и как варить стекло я лишь смутно, но догадываюсь. Будет время, сподоблюсь на эксперимент. Содой так же нужно озаботится. Пепел не выбрасываем.

— Какие у вас проблемы? — спросил я, заканчивая осмотр готовых чашек.

— Глины больше нет. На три замеса осталось, — отвечал Димаг.

Проблемка, однако. Глина есть не так далеко, и я туда уже давно думал наведаться. Там же и собирался провести эксперимент по добыче соли. Сложность в том, что именно с той стороны приходили огневики. Одно дело прийти и накопать быстренько глину, да уйти, потратив пару часов времени. Иное, когда нужно поработать на месте несколько дней, палить костры, греть воду для того, чтобы растворять в ней соль.

Мы отслеживаем постоянные передвижения лодок в том месте, где в далеком будущем будет стоять город Лоев. По-хорошему, в там нужны селения, форт-пост с уклоном на добычу глины, возможно, соли. Были бы сильнее, то могли бы контролировать выход из Сожа, устанавливая что-то вроде таможенного сбора.

— Жрец, тебя Вар зовет, — сказал мне молодой воин, когда я вышел из гончарной мастерской.

На улице стоял смог от угарного дыма, который ветер нес со стороны горящей делянки леса. Все-таки лес не сильно подсох и теперь очень много дыма. Так можно и надышаться до рвоты. Но просить богов об изменении направления ветра — идея так себе.

Зря я грешил на Вара, и мне нужно быть более собранным и видеть все стороны жизни общины. Никей остался в селении Рысей, а до этого именно он проводил тренировки воинов. И, как дальше работать в этом направлении, я не знал, точнее, выпустил проблему из головы, думая лишь о том, как построить собственные тренировки. Но, а Вар оказался молодцом. Пусть он мне и выделил для работ немного мужчин, остальные, оказывается, тренировались.

Две линии воинов стояли друг напротив друга, и Вар ходил вдоль рядов, поправляя построение, делая его больше похожим на стену без щелей и гнилых досок, только человеческую. Методы у нового наставника воинов были суровыми. Кто, при шагах стены воинов, запаздывал, либо спешил, разрывая построение, получал черенком, причем, места для ударов не были избирательным и можно отхватить и по голове и в живот. Чуть в стороне тренировались девять подростков и даже четыре молодые женщины, которые из своих недавно изготовленных пращей метали камни. Еще чуть в стороне тренировались лучники.

Праща оказывалась очень эффективным оружием или орудием охоты на птицу, зайца, даже меховых животных, типа соболей и куниц, водились тут такие в достаточном количестве.

— Что ты хотел? — спросил я.

Старейшина посмотрел на меня, поразмыслил и ответил:

— У тебя есть металл и есть пила, которая режет его. В доме два металлических прута, которые можно заточить. Скажи мне, Х… Глеб, почему ты не хочешь, чтобы воины усилились металлическим оружием?

Я стоял и недоумевал. Во-первых, кто, обо всем имуществе, что я считаю своим, рассказывает? То, что железные пруты в доме — это кочерги, я догадался. Там еще три ухвата имеются, тоже, как оружие пойдет. А вот, откуда узнали про два листа железа? Это большой вопрос. Я припрятал эти листы под сеном.

Во-вторых, это я должен был догадаться до того, что есть ресурсы, которые уже сейчас можно направить в сферу безопасности. Почему бы не нарезать из листового железа наконечников стрел? Может, еще и наконечники для метательных копий подойдут. Вырезать пилой по металлу, заточить, для чего есть рашпиль и пару напильников, точильные бруски — вот и готово замечательное, по крайней мере, лучше, чем кремниевое, оружие. Можно было бы надеяться, что такие наконечники могут быть не одноразовыми в использовании, что даст возможности улучшить подготовку лучников. Хотя нужно вплотную заняться арбалетом, а то пока мои изыскания закончились тем, что я подготовил три ложе для такого оружия.

А вот кочергу я вообще не воспринимал как оружие. А сейчас думаю, а почему бы и нет? Заточить с двух сторон, вырезать из дуба рукоять. Да, баланса не будет, но это в существующей реальности — очень отличное.

Сам же я о себе подумал, что не тренируюсь совсем со своим топором-мультитулом. Это оружие многим лучше может быть, чем тесак, если только потренироваться. Тем более, что тут мастера именно боя на топорах, но никак не на мечах, можно рассчитывать, что дадут ценные уроки.

— Тревога! Тревога! — закричали на смотровой вышке.

— Вот так, только подумаешь о том, чтобы созидать, нести в этот мир доброе и светлое, технологии, которые улучшат жизнь, а здесь тревога и опять некогда думать о лучшей жизни, а приходится решать, как уберечь свою задницу и, как минимум, еще одну очень симпатичную попку жены, — бурчал я, трусцой подбегая к смотровой башне.

Эпилог

Ракат, главный среди старших воинов племени Огня, стоял и с вызовом смотрел на своего лекса. Динокл был стар, и по мнению немалого числа воинов племени Огня пришла пора сменить его. Старший сын Динокла погиб, и вождь даже не предполагал, насколько его власть держалась на популярности в воинской среде именно наследника. Теперь же, когда рассыпались надежды быстро и безболезненно поглотить племя Рысей, что было обещано Диноклом, старшие воины готовы пойти даже против своих клятв.

Готовы, но частью. Другие же были только за Динокла. Род лекса был самым сильным в племени Огня и его воины составляли треть от всего числа бойцов… После смерти наследника и его воинов, количество бойцов рода лекса уменьшилось, но не критично.

— Ты, неблагодарный волчонок, который думает, что волк. Как ты смеешь перечить моему приказу? — разъяренным зверем кричал Динокл. — Это я оставался верен своей клятве твоему отцу, поделился едой, воспитал тебя, возвысил тебя, отдал замуж свою дочь. А ты предаешь?

Суровое лицо воина, казалось безэмоциональным. Но это было не так. Ракат был человеком, который никогда ни перед кем не покажет эмоции и чувства. При этом внутри него могут бушевать пожары, ураганы, смерчи. Бывало так, что из-за невозможности выплеснуть накопившиеся эмоции, Раката начинало трясти, вплоть до судорог.

Он был благодарен Диноклу, но и понимал, уже понимал, какую сам играет роль. Когда отец Раката погиб в битве с неизвестными людьми, пришедшими с юга, Динокл взял мальчика на воспитание. Уже позже Ракат понял, что не благие помыслы побуждали Динокла, а дальновидность и расчет. Род Раката был одним из сильнейших племени Огня, и Динокл сделал все, чтобы его воспитанник возглавил большой род. А также Ракат, будучи верным своим клятвам, сделал очень многое, чтобы долгое время лояльность воинов лексу Диноклу не вызывала никаких сомнений.

— Лекс, — сурово, чуть охрипшим голосом, обратился Ракат. — Ты сегодня приказал убить одного старшего воина и еще трех воинов его звезды. Два дня тому назад ты убил посланника рода рыбаков и еще двух воинов, сейчас ты мне приказываешь лишить жизни трех старших воинов. Одумайся, Лекс, так нельзя. Война скоро.

— Ты! Боги покарают тебя, — лекс подошел к двери своей хижины, открыл ее и чуть ли ни визжащим голосом прокричал. — Воинов ко мне! Убить Раката, нарушившего клятву.

Прямо за дверьми стояло две звезды воинов, одна из которых была Раката, а другая — личных охранников лекса. Воины изготовили свое оружие, стали в стойку, чуть сгибая ноги, словно готовились к прыжку, но никто не сделал первого шага, и патовая ситуация затягивалась.

— Сложите оружие, сегодня кровь воинов племени Огня не должна больше пролиться. Нам скоро идти в бой, и каждый топор, каждое копье найдет свое применение в деле покорения племени Рысей, — говорил Ракат, выйдя из хижины.

Динокл был стар. Возможно, именно этот фактор сыграл решающую роль в его судьбе. Лекс достал свой сакральный бронзовый нож и двинулся к выходу из хижины. Был бы он более молод, то, вероятно, смог бы ударить ножом в спину Раката, пройдя бесшумно расстояние до главного воина. Но Динокл давно не передвигался без тяжелого дыхания или кряхтения, потому был услышан Ракатом и главный воин успел перехватить руку лекса, вывернуть ее и заставить выронить нож.

— Я не стану тебя убивать, Динокл, я верен клятвам, но прошу тебя о двух вещах: назначь меня наследником до того возраста, пока твои младшие сыновья не станут мужчинами, и я продолжу подчиняться тебе, но, когда ты захочешь убить воина, ты посоветуешься со мной. Только в этом, лекс. Прошу, не губи племя Огня, — сказал Ракат, и все мужчины, стаявшие у входа в хижину лекса, с надеждой посмотрели на Динокла.

Никто не хотел лить кровь. А также все понимали, что сейчас может случиться ситуация, при которой необходимо будет делать выбор. Очень сложный выбор. И начнется распря внутри племени.

Пауза продолжалась, губы Динокла дрожали, отказывая хозяину тела произносить слова поражения.

— Я согласен, — выдавил из себя Динокл. — Зайди в хижину, разговор не окончен.

Ракат последовал за своим лексом, выкидывая прочь из головы мысли, что он только что подписал себе смертный приговор. Все знали, что Динокл хитрый и скор на расправу, что он не прощает даже десятой части того, что позволил себе Ракат. Но главный воин был почти уверен, что в преддверии большой войны с Рысями, лекс Динокл не станет предпринимать решение об убийстве своего главного среди старших воинов. Ракат надеялся, что война многое спишет и, когда он принесет победу людям племени Огня, ни у кого не возникнет сомнения, что Ракат по праву получил статус наследника.

Динокл взял себя в руки и, будто ничего не произошло, завел разговор об общине извергов, которая пришла по зову посланника богов, и сейчас активно обживается рядом со Злым лесом в месте, где река раздваивается. Это потому и разъярился Динокл, что хотел лично вырезать сердце у того подростка из общины, которого удалось захватить двумя днями ранее.

Разведка общины уже велась лучшими охотниками племени Огня, но это были даже не звезды, а всего один-два человека, которые заходили не со стороны реки, а проделывали немалый путь по лесу под кронами деревьев. Три охотника сгинули в Злом лесу, их задрал медведь. Но даже потери не поколебали желание Динокла понять, что это за люди поселились не так далеко от его владений, которые смогли убить отличных воинов, что вел старший сын лекса.

Скоро удалось захватить того самого парня, бегство которого так разъярило лекса, что он сразу же казнил воинов, что охраняли подростка, еще не прошедшего обряда инициации воинов-охотников. Дело не только в том, что Динокл хотел самолично вырезать сердце у парня, но и в том, что тот мог услышать и понять немало чего важного. Сам лекс, когда присутствовал во время допроса с пытками, немало лишнего наговорил про будущую войну и целях огневиков. Но кто мог предполагать, что парень с поломанной рукой, избитый, с отекшим глазом и, наверное, переломанными ребрами, не будучи даже воином, умудриться выбраться из ямы, бесшумно раздвинуть бревна, что перекрывали яму, и убежать. В таком состоянии он переплыл реку, что так же невообразимо.

— Война. Нужно бить сразу и по Рысям и этим извергам. А тот, кого называют посланником богов, нужен живым. Если у меня в племени люди наслушаются рассказов про чудеса, можно потерять нити управления. Потому он должен быть позорно казнен и прилюдно унижен, — подводил итог разговора Динокл.

«А после ты умрешь…» — думал лекс, при этом улыбаясь Ракату.

Взрыв неконтролируемой ярости отпустил Динокла, теперь он вновь хитрый и расчетливый и умеющий ждать смерти своих соперников, а Ракат таковым сегодня стал. Об одном лишь сокрушался лекс, что он уже стар.

Главный среди старших воинов думал только о войне, он не считал Рысей простым врагом, понимал, что будет много крови и от того решал, как этого избежать.

Конец 1-й книги. Второй быть!

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/343657

Спасибо, что прочитали книгу!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог