Окаянь (СИ) [Александр Васильевич Коклюхин] (fb2) читать онлайн

Окаянь

Глава 1

Все описанные здесь события являются вымыслом. Автор не несёт ответственности за случайные совпадения имён и фамилий персонажей, названий населённых пунктов, а также любого иного сходства с реальностью.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.

Затяжной подъем кончился. «Петруха» рыкнув напоследок дизелем, стрельнул в предутреннее небо чёрным выхлопом «пароходных» труб за кабиной и вытащил из распадка, где остался посёлок со складами заготовительной базы, гружёную под завязку фуру. Зотагин переключился на повышенную передачу. Мотор запел ровно, без надрыва. Несмотря на ранний час машин на трассе уже было много. Рация в кабине с короткими интервалами делилась новостями, сплетничала, беззлобно и весело переругивалась разными голосами. Обычное дело. Трёп скрашивал дальнобойщикам монотонность дороги. Пора и ему включаться. Зотагин вынул из зажима на торпедо микрофон, вдавил тангенту.

— Доброго утра всем карданам! В эфире Лешак! Иду от Кедрача. Примерно через полчаса буду на бетонке. Кому составить компанию до Хордогоя?

Дальнобойщики при случае всегда старались сбиться в колонну. Хотя бы две-три машины. Мало ли. Дорога всё-таки. А так, случись что – помощь всегда рядом. Колесо там перекинуть или ещё какая надобность, с которой одному справиться трудно. Тайга, одним словом. С ней не шутят. Тайга ошибок не прощает. Зотагин убедился в этом на собственном опыте.

Лет семь назад случилась у него в дороге поломка. Мелочь. Справился своими силами. Но, пока возился, время потерял. А график поджимает. График для дальнобойщика – святое. Уложился – премиальные обеспечены. Плюс выгодный фрахт на будущее. Хозяин ведь тоже не дурак. Разгильдяю свой груз не доверит. Вот и приходится держать марку. В общем, чтобы соблюсти сроки, Зотагин решил срезать путь и покатил по старой заброшенной дороге. Молодой тогда был, самонадеянный. Сейчас-то в буераки ни за что бы не сунулся. Магистральный тягач – это вам не танк. Ему бездорожье противопоказано. Сперва всё шло нормально. «Питер» уверенно тащил фуру, причёсывая кенгурятником молодую поросль. Потом, когда стали попадаться заболоченные участки, Зотагин понял: влип. И ведь развернуться негде. Лес сплошняком по обе стороны. Хоть задним ходом возвращайся! Самое обидное, проехал-то уже прилично. Короче, положился на авось и вскоре увяз окончательно. Сел на мосты. Ни взад, ни вперед. Пришлось по рации вызывать помощь. Спасатели с тягачом прибыли только на четвертые сутки. И увидели грязного и злого Зотагина. С опухшей от гнуса мордой. Вылитый лешак, заметил кто-то. С тех пор он и стал Лешаком. А что, нормальный позывной.

Рация откликнулась почти сразу.

— Лешаку от Шального Гуся! — вместе со словами в кабину ворвалась громкая ритмичная музыка. — Хочешь совет? Разгрузишься в Хордогое, загляни в артель Надточева. Неподалеку от комбината. Будут рады. Им сейчас колёса позарез нужны. Точно не скажу, куда. Вроде до Томмота.

— Понял, спасибо! — ответил Зотагин. Совет был дельным. Простоя не будет.

— Потом сочтёмся. Пока! Лечу на Чёрную Речку.

— Эй, Лешак, — вновь ожила рация, —Если поторопишься, сможешь увидеть мои стопари. Нам по пути до Тигровой Балки.

— Фокс, ты что ли?

— Угадал! — тот, кого звали Фоксом, гонял на чёрном «Мормоне», с боковинами капота, украшенными стилизованным силуэтом огненно-красного лиса.

— Давно тебя не слышал! Где пропадал?

— Ремонтировался. Угораздило прилечь возле Владика. Тамошний сервис ободрал как липку. Пришлось кредитнуться. Теперь вот навёрстываю. Поэтому извини, ждать не буду. Догоняй. Узнаешь меня по сосиске с газолином. Все. Пока. Конец связи.

Светало. Колея грунтовки мокро блестела в свете фар, убегая под капот тягача. Звезды в небе быстро блекли, но в лесу по сторонам дороги ещё царила ночная мгла. В ней угадывались разлапистые ветви кедровника и редкие белые штрихи берёзок. По земле меж корней и широких листьев папоротника пластовался сизый туман. Вяло стекая по косогору, он заполнял обочины, переползал призрачными языками через дорогу. Иногда казалось, будто капот тягача нависает над серой бездной. В открытое окно тянуло прохладой. Остро пахло влажной хвоей.

День обещал быть по осеннему тёплым и погожим. Говорят, что раньше в эту пору уже было холодно. И зимы тогда тоже были холодными. Но знаменитые сибирские морозы теперь помнят только старожилы. Всё меняется. Говорят, это Большая Топь на климат так повлияла.

Зотагин бросил взгляд в зеркало заднего вида. По привычке. Заранее зная, что там всё в порядке. Так и было. Ещё километров пять, и он вырулит на бетонку Сибирского тракта. Когда-то его называли Транссибирским, и по нему можно было с ветерком прокатиться до самой столицы. Не до Владивостока, а до той, старой. Теперь уже не получится. Из-за Большой Топи.

Впереди, чуть в стороне от дороги отражённым светом блеснули катафоты. Зотагин сбросил скорость и остановился у обочины. Пару минут вглядывался в тающую темноту леса через пассажирское окно. Там, среди деревьев стоял кургузый грузовичок. Весь грузовик Зотагин не видел, но судя по кабине, угадал в нем «шишигу». Полноприводный бескапотник «ГАЗ-66». Древний механизм. Ровесник мамонтов, можно сказать. Но не это удивило Зотагина. В конце концов его «Петьке» тоже далеко за полтинник. Отцово наследство. И двигун не уже раз перебирали, и всё, что только можно заменить заменили. Новую машину он сейчас себе позволить не мог. Когда-нибудь в будущем придётся, конечно. А пока не до изысков. Но дело тут не в ржавом железе или «лысой» резине. Дело в том, что таких машин в Кедраче отродясь не было. Зотагин не первый год сюда ездил и родословную местных знал чуть ли не до седьмого колена. В общем, не должно быть здесь этого грузовика. Но он был.

Хотя, какое ему, собственно, до всего этого дело! Ему сейчас надо Фокса догнать и дойти до Хордогоя. Там разгрузиться и заглянуть в артель Надточева за новым грузом. Своих забот по горло. Но уезжать Зотагин не спешил. Любопытно было, что же здесь всё-таки происходит? Впрочем, глушить двигатель не стал. Ситуация больно уж неоднозначная. Что угодно случиться может. Тайга. А звук мотора даже на холостых оборотах придавал уверенности. Хотя стоять, ожидая, когда что-нибудь проясниться можно долго. И не факт, что дождёшься. Надо что-то делать. Либо ехать дальше, либо сходить и самому посмотреть, что там случилось. Вдруг людям помощь нужна. Тайга, опять-таки.

Зотагин вздохнул. Покидать кабину не хотелось. Малодушно подумал, что лучше бы он проехал мимо не останавливаясь. Будто не видел ничего… Ладно. Хватит рассуждать: если бы, да кабы… Зотагин собрался уже вылезать, как со стороны грузовика хлопнула дверца, из-за кабины кто-то вышел и остановился в тени деревьев, вглядываясь в машину Зотагина. Потом приветливо махнул рукой и уже не таясь направился к тягачу, закидывая за плечо карабин, который до того держал на сгибе локтя.

Теперь и Зотагин узнал Егорыча. Местного охотника-промысловика. Правда, в самом Кедраче Егорыч бывал редко. Почти безвылазно жил на заимке, а в поселок наведывался пушнину сдать да припасами разжиться. А ещё, говорят, речки знал, где золотишко можно намыть и считался хорошим травником. Корень жизни – женьшень, то бишь, – почитай сам ему в руки шёл. Лесной человек, одним словом. И вдруг этот тарантас, который, если рассуждать здраво, был для него только обузой.

— Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя, Егорыч! — Зотагин с чувством пожал сухую ладонь охотника. Он ему нравился. Родственная душа. Тоже перекати-поле. — Ты, я вижу, колёса приобрёл?

— Это ты про машину что ли? — кивнул себе за спину Егорыч. — Скажешь тоже, “приобрёл”! — передразнил он Зотагина. — Да и зачем она мне, когда я напрямки по тайге куда мне надо без неё быстрее дойду!

Егорыч не преувеличивал. Он хоть и разменял шестой десяток, стариком был крепким. Про таких в народе говорят: худой, но жилистый. Впалые щёки Егорыча покрывала редкая щетина. Её седина контрастировала с дублёной почти коричневой кожей лица. Из-под кустистых бровей всё подмечал по-молодому острый взгляд. Одет Егорыч был в мешковатый, когда-то защитного, а сейчас неопределенного цвета бушлат. Из расстёгнутого воротника выглядывал серый свитер грубой вязки. Штаны в цвет бушлата заправлены в шнурованные голенища разношенных берцев. Довершали образ вязаная шапочка и выглядывающий из-за плеча приклад карабина. Правой рукой охотник придерживал карабин за цевье. Настоящая таёжная душа. Казалось, сделай сейчас Егорыч только шаг в сторону и всё: станет невидимкой, сольется с лесом.

— Так что машина мне, Сашок, без надобности, — продолжил Егорыч. — А эта… Бросили её. А я вот нашёл. Шёл-шёл и нашёл. Хотя её особо-то и прятать не старались. Видно, некогда было. Торопились очень.

— Серьёзно? — не поверил Зотагин. — Прям вот так и бросили?

— Я же тебе русским языком сказал, торопились.

— А куда торопились? И кто?

— Не куда, а почему, — наставительно поднял деформированный артритом палец Егорыч. — Кто, знать не могу, но торопились. Это точно. Причина у них была торопиться. Пойдем, сам сейчас всё увидишь.

После тепла кабины утренний ветерок зябко ощущался сквозь тонкую курточку. Лезть в мокрую от росы траву обочины не хотелось. Кроссовки враз промокнут. Брюки, кстати, тоже. Но Егорыч уже шагал в сторону «шишиги». Зотагин внутренне поёжился и, стараясь выбирать места посуше, пошёл вслед за ним.

Идти пришлось недолго. Буквально через несколько шагов Егорыч оглянулся.

— Что теперь скажешь? — спросил он.

Теперь, когда машину не скрывали деревья, Зотагин увидел, что было в кузове «шишиги». И от увиденного в восторг не пришёл. Это свихнувшиеся старики-охотники млеют от всего стреляющего. А его оно нисколько не впечатляет. Тем более, если это спаренная зенитная установка. Нет, зря он все-таки здесь тормознул!

— Ты как хочешь, Егорыч, а я поехал! Мне проблемы не нужны! У меня груз. И график. Бывай!

— Погоди, Сашок — остановил собравшегося было уходить Зотагина Егорыч. — Неужели тебе не интересно?

— Егорыч, ты в своем уме? — разозлился Зотагин. — Сам же сказал, что эту хрень бросили! Как думаешь, почему? Сказать или сам догадаешься?

— А чего тут догадываться-то. Стреляли из нее, потому и бросили. Там стреляных гильз полный кузов, — буднично ответил Егорыч, поправив сползавший с плеча карабин. — Серьёзный калибр. Двадцать третий. Ещё порохом воняют. Узнать бы, по какой цели били…

Зотагин автоматически посмотрел на посветлевшее небо.

— Вроде не летал никто, — сказал он. — Я не слышал.

— И я не слышал, — согласился Егорыч. — Но запах свежий. Значит стреляли недавно. Думаю, вчера вечером. И не здесь. Сюда машину уже после пригнали. Спрятать. А сами тайгой ушли. В сторону тракта. Судя по следам, трое их было…

— Откуда знаешь?

— Сорока настрекотала, — хмыкнул Егорыч. — Я тут в лесу у себя дома, Сашок. Потому и вижу то, мимо чего другие пройдут и не заметят.

— Ну, а тебе самому-то, Егорыч, что до всего этого? — спросил охотника Зотагин.

— Убедиться хочу, что они действительно ушли, — ответил тот. — Не след, чтобы лихие люди возле посёлка кружили.

— Оттого и в засаде, значит, сидел! — с иронией заметил Зотагин. — А если бы вместо тех разбойников сюда полиция нагрянула? У неё ведь наверняка тоже много вопросов к твоим стрелкам сейчас имеется! А тут ты!

— А я от служивых скрываться не собираюсь. С меня взятки гладки. Что видел, то и расскажу, если спросят. Как на духу. Тебе, Сашок, тоже советую в случае чего. Сам понимаешь, не по воробьям из этих стволов палили.

— Ясно, что не по воробьям. — согласился Зотагин. — А по новостям ничего не слыхать?

— Откуда ж я знаю. Нет у меня приёмника. Да и проку от него никакого. Только тайгу слышать мешает. Мне, Сашок, эти ваши железки здесь ни к чему. Я ведь не по джи пи эсам в тайге ориентируюсь, а по компасу да по наитию. И новости у меня те, что своими глазами вижу. Тебя вот встретил – уже новость. Других на сегодня пока нет.

— Ладно, Егорыч. Ты со своими новостями как-нибудь сам разбирайся, а я поехал. Совсем заговорился с тобой. И так уже опаздываю.

Егорыч, не оборачиваясь, согласно махнул рукой. Езжай, мол.

Ветер утих. Восток зарозовел, подкрашивая разбросанные по ещё серому небу облака. Зотагин снова взглянул на брошенный грузовик. Вздёрнутые в небо тонкие стволы зенитки мокро блестели от росы. Станину и казённую часть скрывал борт кузова. Виднелись только часть щитка и металлические спинки кресел обслуги. Честно говоря, Зотагину было глубоко плевать, кто в них недавно сидел и по кому садил из этих стволов. Кроссовки у него всё-таки промокли. А ещё столько времени зря потерял. Давно бы уже к повороту на тракт подъехал.

— Бывай! — попрощался Зотагин и, злясь на себя, на Егорыча, на мокрые кроссовки и неудачно задавшийся день, направился к урчащему на обочине тягачу.

Глава 2

2.

На тракт Зотагин выехал, когда Фокс был уже далеко впереди. Можно, конечно, притопить и попытаться его догнать, но ссориться с дорожной полицией ради сомнительной возможности пристроиться в хвост «Мормону» особого желания у него не было. Разборки с копами из-за превышения скорости грозили потерей и времени, и денег. С этим согласился и Фокс, который, не увидев в зеркалах знакомый «Петербилт», связался с Зотагиным по рации.

Дорога привычно катилась под капот тягача. Справа за редколесьем тянулась серая пустошь с разбросанными в жухлой траве кочками. За пустошью вдалеке темнела полоска леса. Потом пустошь перекинулась на левую сторону дороги, а затем и вовсе сошла на нет. Теперь с двух сторон плотной стеной подступал густой пихтовник. Изредка возле обочин мелькали заросшие камышом и осокой мелкие болотца.

Настроенный на музыкальную волну приемник по чьей-то заявке выдавал очередной хит. “Я тебе не кукла!” — неслось из динамика. Визгливый голос певички раздражал, но сменить волну было лень. Да и зачем? Допоёт – сама исчезнет. Зотагин повозился на сиденье, устраиваясь удобнее. Дорога была чистой. За всё время навстречу попалась лишь пара гружёных кругляком китайцев. Сейчас им овладело особое состояние, когда ощущаешь себя не просто человеком за рулем, а частью своей машины. Ты и она – одно целое! Непередаваемое чувство! Поймет лишь тот, кто его испытал. Хотя бы раз.

— Всем на тракте! — сообщила чья-то рация. Владелец не назвался. — Торчу возле Карги. Здесь крутая веселуха! Куча битого железа! Кроме наших целое стадо зеброидов и два индейца над лесом. Тормозят всех. Кого-то ищут!

— Пасть закрыл! — немедленно рявкнули в ответ. Тоже по рации. И тоже не назвавшись. — Всех касается! Тишина в эфире! Чтоб даже не дышали! Кто хоть слово тявкнет – пешком ходить будет! Долго! Обещаю!

— А ты сам-то кто, такой грозный? — спросили из эфира. Опять без позывного. На всякий случай.

— Стесняюсь услышать, — с вкрадчивой язвительностью поинтересовался другой, — нам теперь молчать всю-таки нашу оставшуюся жизнь или это только временно?

Ответа не последовало. Ни тому, ни этому. Вопросов тоже больше не было. Все поняли, что злить обладателя властного голоса себе дороже. И, судя по уверенному тону, он не шутил. Значит, у Карги и впрямь случилось что-то из ряда вон. Зотагину стало любопытно. Он хотел было уйти на другую частоту: вдруг там промелькнет хоть какая-то информация, потом решил, что бесполезно. Наверняка весь диапазон под контролем. Если звездно-полосатые напряглись, да ещё с вертушками – действительно случилось нечто очень-очень серьёзное. Иначе они и пальцем бы не шевельнули. Ладно. Их проблемы. Хуже другое: где-то через полчаса ему самому придется проезжать это место. Тормознут, как пить дать. Значит, опять теряем время. Да что ж это за день такой!

Музыкальная отбивка возвестила о новостном блоке. “Может хоть здесь прояснят ситуацию,” — подумал Зотагин. — “Наверняка там сейчас куча репортеров.”

— Новости последнего часа! — привычно зачастил диктор. — Мэр Уссурийска Ричард Перехватов-младший отметил денежной премией коллектив народного хора городского Центра культурного наследия, занявший второе место на зональном смотре творческих коллективов «Кедровая ветвь». В Хабаровске состоялся парад, посвященный годовщине основания в городе ЛГБТ движения. По бульвару Муравьёва-Амурского под радужными флагами прошли тысячи празднично одетых, простите, празднично раздетых представителей различных гендерных сообществ. Горожане, собравшиеся по такому случаю на пути следования красочных колонн, приветствовали их бурными овациями. К сожалению, не обошлось без провокаций. Полиция задержала семнадцать нарушителей, пытавшихся помешать мероприятию. Учащийся пятого класса семилетней школы поселка Оконешниково Серёжа Быков стал миллионным посетителем Мемориального комплекса Колчака в Омске…

Новости следовали одна за другой, но о Карге в них не упоминалось.

— И последняя новость, полученная нами только что. Губернатор Сахалина господин Хисаси Араки сообщил, что в ближайшее время безвизовый режим для жителей Сибирской Республики, въезжающих в Страну Восходящего Солнца по приглашению бывших соотечественников, продлять не планируется. На этом всё. Следующий выпуск новостей как обычно через полчаса. Оставайтесь с нами!

Под лёгкую мелодию Зотагин вывел машину из правого поворота и увидел голосующую на обочине профессиональную попутчицу.

— Вот только тебя мне сейчас не хватало! — в сердцах бросил он.

Но проехать мимо не смог. Не оставлять же её одну посреди тайги! Тоже ведь не от хорошей жизни по чужим кабинам мотается.

— Я залезаю? — в открытой с пассажирской стороны двери на уровне сиденья появилась голова с растрёпанными розовыми волосами.

— Лезь, — разрешил Зотагин. — Только быстрее.

— Ага!

Сначала на сиденье брякнулась средних размеров сумка с вещами. Следом забралась в кабину ее владелица. На вид ей было двадцать с небольшим, хотя с уверенностью сколько лет скрыто под слоем боевой раскраски, Зотагин утверждать не решился. Ярко-красная синтетическая куртка казалась на два размера больше, ноги обтягивали черные кожаные лосины. Довершали наряд ботики на высоком каблуке в цвет куртки.

— Спасибо! А то я уже приготовилась долго тут загорать. Впереди какая-то заварушка, потому меня и попросили на выход. Из-за возможных нежелательных вопросов! Такая вот трусливая сволочь попалась! Нет, конечно, и его понять можно, но мне-то каково? Одной в лесу? Не знаешь, что там случилось?

— Скоро увидим, — Зотагин выехал с обочины и прибавил скорость. — Тебе куда?

— А ты куда едешь?

— В Хордогой.

— Вот! Мне именно туда и надо! Это далеко?

— Уверена, что именно туда? — усмехнулся Зотагин. — А если подумать?

— Если подумать, то без разницы, — легко согласилась попутчица. — Меня, между прочим, Инури зовут.

— А в миру? Мамка как назвала?

— Смотри, народ появился! — не ответила та, указав вперед. — Ой, а нас снимают!

Справа, в начале уходящей вглубь пихтовника широкой просеки стоял микроавтобус. Из люка на его крыше торчала камера. Объектив камеры был направлен на приближающуюся машину Зотагина. Несколько человек возле автобуса тоже смотрели в его сторону. Один что-то говорил в микрофон. Поодаль стоял канареечного цвета джип. На зеленой полосе вдоль кабины джипа и на его капоте чернела вызывающая справедливые опасения у шофёрского племени аббревиатура ДПС. Дорожный патруль Сибири. Сам патрульный был тут же. Он резко крутанул жезлом. Проезжаем, дескать, не останавливаемся. Зотагин послушно пропылил мимо. Камера на автобусе проводила его объективом.

— Это уже… как ее… то место? Ну, где авария? — повернулась к Зотагину пассажирка.

— Карга? — переспросил Зотагин. — Нет, до Карги километра три ещё. А ты откуда знаешь, что там авария?

— Совсем за дурочку меня держишь? Догадалась, конечно. Что может случиться на дороге кроме аварии?

— Много всего, но тут ты угадала.

— Тогда эти чего тут стоят, а не там?

— Где это там?

— Там, где авария. Чего непонятно-то?

— Откуда мне знать? Хочешь, вернись спроси.

К привычному звуку мотора добавился посторонний мягкий рокот. Он нарастал, становился гуще, приближаясь откуда-то сверху. Об источнике этого рокота Зотагин догадался раньше, чем над дорогой в просвете деревьев мелькнул силуэт ударного вертолета «Апач». Второй “индеец” тоже наверняка был где-то поблизости.

Розоволосая притихла. И Зотагину стало не по себе. Хотя, с чего бы? Документы в порядке, накладная соответствует грузу. И всё же… всё же…

Лес меж тем поредел. Тут и там виднелись заросшие кустарником проплешины. Справа от дороги деревья стали карабкаться по отлогому склону сопки, слева сбегали в низину, открывая поверх крон подёрнутую сероватой дымкой даль.

Возле Карги и впрямь скопилось много машин. Зотагин сбавил скорость. Впереди, перекрывая дорогу, стояла ещё одна патрульная “канарейка”. Люстра на крыше джипа предупреждающе полыхала красно-зелёным светом. Полицейский вылез из машины и жезлом приказал остановиться. Зотагин послушно принял вправо, притёрся к обочине за длинномером с биробиджанским номером на идиш и заглушил двигатель. Приемник тоже выключил. Очередная певичка со своим “а чё ты, чё ты?” так и не дождалась ответа.

Пока коп неторопливо, вразвалочку шел к тягачу, Зотагин оценил ситуацию. Похоже, завис он здесь надолго. Как и остальные. В основном на встречке. С той стороны скопилось не меньше десятка машин. Хвост колонны терялся за поворотом. Перед ней играл роль рождественской ёлки еще один патрульный джип. Теперь понятно, почему ему навстречу никто не попался. Китайцы не в счёт. Наверняка выехали с какой-нибудь ближней делянки.

Меж патрульных машин, занимая обе полосы, поперёк дороги стоял здоровенный четырехосный кран. На его кабине мигали оранжевые проблесковые маячки. Стрела крана была повернута и вытянута в сторону глубокого, уходящего вдаль, оврага. Этот овраг и называли Каргой. По дну Карги тёк ручей, который питали многочисленные родники. Русло ручья угадывалось по купам ивняка над обрывистыми склонами. Заросшие густым малинником края оврага сейчас выглядели будто по ним основательно прошлись бульдозером. Кто был этим бульдозером, сомнений не оставалась. Неподалеку от крана рядком стояли три эвакуатора. Два уже загрузили. Под брезентом на платформах угадывались силуэты легковых машин. Платформа третьего эвакуатора была пустой. Не трудно догадаться, что груз именно для него сейчас доставали из оврага.

Чёрного «Мормона» не было. “Успел проскочить,” — позавидовал Фоксу Зотагин. Патрульный напомнил о себе лёгким стуком жезла по дверце.

— Старший инспектор Гыля, — представился он. — Документы, пожалуйста… Зотагин Александр Сергеевич… — сверил он поданную пластиковую карточку со считывателем на запястье. — Владелец седельного тягача марки «Петербилт». Модель… год выпуска… номер двигателя, рамы… Категория… Лицензия не просрочена, проблем с дорожной инспекцией нет, претензий со стороны налоговиков тоже… О техническом осмотре не забывайте, Александр Сергеевич, время подходит…— взгляд чёрных с узким разрезом глаз инспектора сопровождал каждое его слово, цепко останавливаясь то на машине, то на самом Зотагине, одновременно контролируя окружающую обстановку. При этом его плоское лицо с приподнятыми скулами не выражало никаких эмоций, кроме вежливой доброжелательности.

— Не забуду, — пообещал Зотагин.

— Груз… маршрут… Из Кедровой пади в Хордогой, правильно? Пломбы не нарушены?

— Нет. Можно глянуть.

— Обязательно, — согласно кивнул инспектор, возвращая Зотагину его идентификационную карточку. — Обязательно посмотрим. Позже. А пока меня интересует ваша спутница. Экспедитор в документации не значится. Следовательно, постороннее лицо. Имя у вас есть? — вопросительно посмотрел он на пассажирку.

— Инури, — жеманно представилась та.

— А без вые…на? — спокойно, даже как-то по-отечески уточнил инспектор.

Девушка молча подала ему свою карточку.

— Вероника Ивановна Куропаткина, — прочёл полицейский. — Александр Сергеевич, и как вы это объясните? Присутствие гражданки Вероники Ивановны Куропаткиной у вас в кабине?

— Да, никак, — ответил Зотагин. — Голосовала на дороге. Не оставлять же девчонку одну в лесу. Вот и посадил. Да и кто запретит, если машина моя? — пожал плечами он. — Кого хочу, того и везу.

— В лесу, говорите, встретили? — внимательно сощурился инспектор.

— На дороге, — поправился Зотагин.

— Подробнее, пожалуйста.

— Высадили меня, — зло бросила Вероника-Инури. — Лишних вопросов испугался! На чёрной машине. С красной лисой. Нарисованной Бензовоз. Марку не знаю. Не разбираюсь я в них! Что не так?

— Впереди меня шёл чёрный «Мормон», — подтвердил Зотагин. — Общались с ним по эфиру.

— Хорошо, — согласился инспектор. — Проезжала здесь такая машина. А вы, значит, не испугались лишних вопросов, Александр Сергеевич, — с лёгкой иронией в голосе заметил он. — Скажите, а больше никого на дороге не повстречали? Или, может, увидели что-то необычное? Вас тоже касается, Вероника Ивановна.

— Только его! — показала она на Зотагина. — Ещё автобус, когда сюда подъезжали. Но там ваши стоят. Значит, про них вы знаете.

— Александр Сергеевич? Ничего не припоминаете?

— Нет. Всё как обычно.

О Егорыче с зениткой Зотагин решил не говорить. Мало ли чего по тайге раскидано! Прицепятся – всю душу вытрясут. Или, ещё хуже: машину загонят на стоянку, а самого повезут туда, как свидетеля. Где стоял, что делал… Ничего не делал! Уехал и забыл. Точка.

— Нет, — повторил он.

— Хорошо, — кивнул инспектор. — Теперь проверим пломбы.

Глава 3

3.

На торпедо пискнул бортовой компьютер.

— Письмо пришло, — сказала Вероника.

Зотагин скосил глаза на экран. В его нижнем углу, где GPS-трассер на фоне карты отмечал путь машины, желтело изображение конвертика. Он почему-то сразу догадался, что в этом письме и кто его прислал. Просто не ждал, что придёт так скоро. А чего он хотел? Надеялся, что не докопаются, что пронесет. Глупо. Эти если вцепятся… Наверняка уже нашли и «шишигу» с зениткой, и Егорыча. Егорыч конечно же всё рассказал. Как на духу. И о своих догадках по поводу находки, и о том, как делился этими догадками с ним, Зотагиным. Кстати, и его предупреждал о том же. Ничего от служивых не скрывать. Не послушал. Решил, что пронесёт. Ладно. Сделанного не вернешь.

— Открой, — сказал Зотагин. — И прочти.

У него ещё теплилась слабая надежда, что письмо не по поводу той находки. Может просто обычный спам. Или предложение фрахта от тех, с кем когда-то уже имел дело. Да мало ли кто рассылками занимается. Дорожная служба вон тоже всегда предупреждает о ремонтных работах. Признаться честно, Зотагин просто оттягивал неприятный момент. Вдруг чуйка на этот раз его подводит. Потому и попросил прочесть письмо Веронику, а сам сосредоточился на дороге.

Тягач, не снижая скорости, проскочил мост. Мост был старым. Бетон с отбойников местами осыпался, из сколов торчала ржавая арматура. Внизу бежала по камням безымянная речушка. Почти ручей. Воробью по щиколотку.

— Как скажешь, — Вероника прикоснулась пальцем к значку на экране. — Слушай, это из полиции! — предупредила она. — Читать?

Зотагин кивнул. Не подвела-таки чуйка.

Сразу за мостом дорога шла на подъем. До середины тягач прошёл с разгона. Когда ход замедлился, Зотагин топнул по педали сцепления и переключился на пониженную передачу. Двигатель забасил, «Петруха» дернулся, набирая силу.

— Господин Зотагин А.С., — перекрывая шум мотора, громко прочла Вероника, — по прибытии в Хордогой вам надлежит незамедлительно прибыть в полицейский околоток посёлка. Неисполнение данного предписания будет трактоваться как нарушение статьи 3.2 Административного кодекса Сибирской Республики, что в свою очередь повлечет в отношении вас предусмотренные законом санкции. Все… — она выжидающе посмотрела на Зотагина.

— Понятно, — процедил сквозь зубы Зотагин. — Егорыч всё-таки…

— А что случилось? — Вероника свернула письмо и смахнула его в архив.

— Тебе-то какая разница? — бросил Зотагин.

— Никакой. Просто спросила.

— Ну и не лезь не в своё дело!

— Чего злишься-то? Говорю, просто спросила. Вдруг чем помочь смогу.

— Обойдусь.

Не признаваться же ей, что злился он на самого себя.

Там, у Карги, когда кран поднял из оврага машину, Зотагин понял, что всё-таки совершил глупость, сразу не сказав копу о спрятанной в лесу зенитке. Одного взгляда на машину, вернее, на рваное железо, в которое она превратилась, было понятно: её просто смели с дороги. И смели чем-то крупнокалиберным. Такие же дыры наверняка и в двух других машинах, что стояли на эвакуаторах под брезентом. К гадалке не ходи, поработала та зенитка. Других вариантов Зотагин не видел. Ему бы сказать об этом инспектору, но тот был уже далеко. Осматривал другие машины колонны, что успела выстроиться за его «Петрухой». Общаться с копом по собственной инициативе на виду у других водил не хотелось. Могли не так понять. А потом и вовсе закрутилось. Сначала уехали эвакуаторы и кран, потом к месту аварии допустили репортеров. Тех, что стояли на просеке. Быстро отсняв общий план, репортеры полезли к оврагу. Колонны машин, тем временем, начали движение. Зотагин замешкался, соображая, как бы ему выцепить из этой суматохи инспектора, и тут же заработал в свой адрес раздражённый хор сигналов от стоящих сзади. Да и “канарейки” успели упорхнуть. Каждая в свою сторону.

— Ника, — сказала розоволосая, когда их машина тронулась. — Так короче.

— Инури мне больше нравится, — съязвил Зотагин. — Вот только на японку ты не очень-то похожа, как к ним не примазывайся. Физиономия больно славянская. Даже розовые волосы не спасают. С ними ты на анимэшку смахиваешь. Таёжную. Это ещё в лучшем случае, — хмыкнул он.

— Ой, как смешно! — обиделась Вероника. — Давай без хамства, ладно?

— Ладно. Извини, — пошёл на попятный Зотагин. — Меня можешь Александром звать.

Со славянской внешностью попутчицы Зотагин слегка преувеличил. У нее был чуть вздернутый нос, высокие скулы, узкий подбородок и широко расставленные “рысьи” глаза. Как у местных. Только не черные, а карие. Чувствовалось, что в формировании образа поучаствовали многие. Получилась не совсем красавица, но в привлекательности не откажешь. Впрочем, Зотагина занимали сейчас другие мысли. Его попутчица тоже молчала. Так и ехали молча, пока не подал голос бортовой компьютер. И пока Вероника не прочла письмо.

— Мне просто показалось…

— Крестись, когда кажется! — оборвал её Зотагин. Не хватало ещё поплакаться ей в жилетку! И так когтистые кошки с души не слезают! Размером с тигра.

— Т-и-и-хо в лесу… — вдруг пропела рация. — Где все? Отзовитесь!

— На дороге, где и были. А ты чего в лес забежал? Медвежью болезнь подхватил? — тут же ответили ему.

— Интересно, а тот злобный зверепуга ещё здесь? — со смешком донеслось из динамика. — Который пешедрал всем нам обещал?

— Пока не слышно. Видно, дали успокоительное.

— Такого успокоишь!

— Хватит засорять эфир, парни! Соблюдайте правила радиообмена!

— Ещё один командир выискался!

— Зачем ты так! Правильно говорит человек. У него, может, за всех нас голова болит.

— Пусть что-нибудь холодное на лоб приложит. От головной боли.

— Монтировку, например! — предложил кто-то. — Она холодная.

— Ага, — поддержали его. — И с размаху!

— Да пошёл ты… Умник!

— Я еду!

— Вот и езжай! По навигатору!

— Дорожная Ведьма – Лешаку! — послышался из рации женский голос. — Это твой рыдван я вижу на встречке?

— На месте Лешака я бы за рыдван обиделся!

— Ей можно. Это же Ведьма! — ответили неизвестному заступнику.

Дорожную Ведьму, а в миру Марию Власьевну, на трассе знали все. И водители, и инспекторы ДПС, и наниматели. Ещё бы: дама за рулем седла – явление редкое. Дальнобойщики сначала относились к ней снисходительно, но в конце концов признали ровней. Наниматели тоже грузом не притесняли. Что касается инспекторов, то те воспринимали женщину на дальняке по-разному. От восторженного “во даёт девка!” до полупрезрительного “баба за рулём, что обезьяна с гранатой”. Последнее, правда, за глаза. Острая на язык Власьевна могла так припечатать словом, что даже сослуживцы потом долго подтрунивали над получившим отповедь.

По покатому капоту и аэродинамическим крыльям идущей навстречу машины Зотагин опознал «Мак» Марии.

— Я тебя тоже вижу! — ответил он. — Как дела?

— Как обычно. Кручусь в меру сил. Поболтаем? Без лишних ушей?

— Ну вот! — вклинился кто-то в разговор. — Мало нам было того придурка, теперь и нечистая сила что-то замышляет!

— Зря ты так. Про нечистую силу. Эти свои, — добродушно возразили ему.

— Ты Каргу проезжал? Рассказывай, что там случилось, — потребовала Мария, когда их машины остановились кабина к кабине. — А то странно как-то. В эфире грозят карами небесными, а по новостям молчок, будто ничего и не произошло. Привет, подруга! — кивнула она Веронике.

Мария Власьевна была хрупкой остролицей женщиной с коротко остриженными волосами соломенного цвета. На вид, далеко за тридцать. Глядя на неё, не сразу верилось, что она легко справляется со своим железным монстром.

— Авария, — сказал Зотагин. — Три машины. Одну при мне из оврага вытаскивали. Краном.

— В командировку там кого-то отправили. За горизонт. Причем, из наших больших друзей. Не зря они забегали, — добавила Вероника.

— Серьезно? — удивилась Мария. — А подробнее можно?

— Можно, — пожала плечами Вероника.

Зотагин не ожидал, что там, возле Карги, его попутчица заметит столько мелочей. В том числе высокий класс разбитых машин и пробоины в кузове. Глазастая. И расписала так, будто сама при всём присутствовала.

— Ничего себе! — покачала головой Мария. — Теперь понятно, почему все молчат, словно в рот воды набрали…

— Кто-то в войнушку решил поиграть. А у меня из-за них весь график кувырком летит, — пожаловался Зотагин.

— Нагонишь… А вообще, завидую я вам, мужикам! — неожиданно рассмеялась Дорожная Ведьма. — Идёте вы по трассе, а по обочинам вон какие умницы-красавицы рядами стоят! И хоть бы один красавец для меня среди них попался! Того и гляди, придется старичка в радужные цвета перекрашивать, — похлопала она по рулю. — Ладно. Удачи!

Машины разъехались. Каждая в свою сторону.

Лес то прижимался к обочинам дороги, то отбегал ради кочковатого болотца или поляны с тронутой ночными морозами жухлой травой. Иногда машину ощутимо потряхивало на выбоинах, образованных временем и дождями.

— Что не так? —нарушила затянувшееся молчание Вероника.

— Умница-красавица, значит…— криво усмехнулся Зотагин.

— А что, дурой быть надо? Кривой и горбатой? Ну, извини, если не оправдала ожиданий. У меня, между прочим, высшее образование. Педагогическое.

— Чего тогда на дорогу вышла? Со своим высшим образованием?

— Тебя не спросила!

— Учительница, значит. Это хорошо. Общий язык с тётей Паной найдете.

— С кем? — насторожилась Вероника.

— С Прасковьей Яковлевной. Она тоже учительница. Была учительницей, — уточнил он, — В школе, в Заманихе. Заночуем у неё.

Уже смеркалось, когда они подъехали к Заманихе. Над дальними сопками бледными лучами таял закат. На фоне заката лениво вращали крыльями три ветряка. Местная электростанция. Казалось, их широкие лопасти с каждым взмахом стирают остатки дня. В небе все ярче проступали звезды.

На околице, сразу после деревянного моста через речонку с тем же названием, что и посёлок, памятником прошлому стоял вертолёт. Большой. Транспортный. Когда-то прилетел сюда, да так и остался. Зачем прилетел и почему остался, сейчас уже никто не помнил. На его сером боку ещё можно было рассмотреть трехцветный флаг и надпись «МЧС России». Стойка правого шасси подломилась, и вертолёт завалился на бок, приподняв чернеющий провалами блистер. Стекла из него давно вынули для хозяйственных нужд. Рядом валялась отломанная хвостовая балка. Винта на ней не было. Не было лопастей и на главном роторе. Возле вертолёта, несмотря на поздний час, играла детвора. Увидев, въезжающий в посёлок тягач, они замахали ему руками. Зотагин просигналил в ответ. Вероника с интересом смотрела по сторонам.

Заманиха была большим посёлком, привольно раскинувшимся среди широкого лога. Улицы терялись в зелени садов. На дальнем конце золотистой искоркой провожал день купол местного храма. На въезде с тракта было около двадцати крепких дворов, расположенных вдоль заросшей травой улицы с глубоко вбитыми колеями от колес. Избы были просторными, по четыре-пять окон на фасад. И сами избы, и надворные постройки были основательно срублены из толстого кедрового кругляка. Такая изба века простоит и ничего ей не сделается. Глухие дощатые заборы густо оплёл дикий виноград. В палисадниках под окнами росли мальвы. В большинстве домов окна уже светились.

Зотагин медленно ехал по улице. То с той, то с другой стороны на шум мотора лениво, для проформы, гавкали дворовые псы. Они здесь к машинам давно привыкли.

— Бизнес у местных такой, — пояснил Зотагин. — Гостиничный. Намотаешься в дороге, а тут тебе и стол, и дом. Хоть отдохнешь по-человечески. Многим нравится. Мне тоже, — он притормозил, объезжая «Дунфын». Водитель припарковал его задним бортом тентованного кузова к воротам, отчего капот грузовика высунулся на дорогу. — Вон и китаец тоже заночевать собрался… Хорошо бы ещё машину правильно ставить научился… Привет, Лукич! Как дела? — высунулся из окна машины Зотагин возле следующего двора.

— Идут помаленьку, — откликнулись с лавки под окнами. — Ты к Прасковье?

— Ага!

— А то у меня определяйся. Я нынче свободный. Груздочками солеными угощу. И тем, к чему их приложить следует. На кедровых орешках! Сам настаивал.

— В следующий раз, Лукич. Маринка-то как? Поправляется?

— Зажило, слава Богу! Бегает уже.

— Внучка его, Маринка, этим летом ногу сломала, — пояснил Зотагин, когда отъехали. — Играли на вертолёте, ну ты видела его возле околицы, она и прыгнула неудачно. Давно пора убрать этот хлам. Детей туда как на мёд тянет.

— Ты говорил, она учительница…

— Тётя Пана-то? Была учительницей, до того, как в Заманихе семилетку отменили и только начальную школу оставили. Теперь семилетка в соседнем поселке, а у них самих есть, кому историю преподавать. Вот тётя Пана и ушла, хотя работу предлагали. Не согласилась. Стара, говорит, я каждый день туда – обратно по тридцать верст ездить. Теперь живет одна. Лет десять уже как вдовствует. Муж в тайге пропал. Слухи ходили, будто он с контрабандистами связался. Камешки и все такое. На якутской стороне и пропал. С их погранцами лучше не шутить. Тайга им дом родной. С тех пор одна на хозяйстве. С котом и собакой. Ну и куриц ещё с десяток держит… Все, приехали!

Зотагин остановил машину возле пятистенка под шатровой крышей и выключил двигатель. С минуту вглядывался в длинный силуэт грузовика, смутно белевший через три двора. Может, знакомый кто?

Звякнула щеколда калитки, и со двора к ним вышла маленькая старушка в джинсах, кроссовках и накинутой на плечи куртке.

— Никак Саша приехал, — узнала она красно-белый тягач.

— Я, тётя Пана! — отозвался из кабины Зотагин. — Только я сегодня не один. Двоих на постой пустишь?

— Никак напарника себе подыскал?

— Не совсем, тётя Пана… Тут такое дело…

— Да вижу я, вижу уже! — Прасковья Яковлевна через открытую дверцу кабины разглядела, Веронику на пассажирском сиденье. — Вижу, что не напарник! Ладно, не гнать же вас теперь. Проходите, нечего на улице-то стоять, — посторонилась она.

Они вошли на крытый тёсом просторный двор. Прямо перед ними было крыльцо о трёх ступеньках перед дверью в холодные сени. Там горел свет. Справа тянулась бревенчатая стена амбара с прорубленными в ней маленькими окошками. Вход в амбар был утеплён брезентовой занавесью. От калитки к крыльцу шел деревянный настил, положенный еще хозяином. Тут же во дворе стоял большой японский джип-внедорожник.

— Ты же продать его хотела, тётя Пана, — сказал Зотагин.

— Передумала. Самой пригодится. В магазин съездить или ещё куда. Ноги-то уже не те. Прожорливый, правда, зараза! А бензин-то нынче дорог. Особо и не разъездишься.

Из конуры возле крыльца, громыхая цепью вылез здоровенный лохматый волкодав. Вопросительно взглянул на хозяйку.

— Свои, Ретиф, — успокоила его Прасковья Яковлевна. — Иди на место.

Волкодав для порядка обнажил клыки, глухо гавкнул и послушно скрылся в будке. Зотагина он знал, а в Веронике не узрел достойного противника. Поэтому гостей в дом пропустил.

— Хорошая собачка, — опасливо похвалила пса Вероника.

Глава 4

4.

Сибиряк Брыся спрыгнул на пол и, держа на отлёте пушистый хвост, направился к двери кухни, где Прасковья Яковлевна и Вероника после ужина мыли посуду. Зотагин с облегчением вытянул ноги – котяра, до того мурчавший у него на коленях все-таки весил прилично, – откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сейчас он наслаждался домашним уютом, которого так не хватало в бесконечных мотаниях по дорогам. Именно из-за таких минут, когда не надо никуда спешить, когда можно расслабиться и ни о чем не беспокоиться, Зотагин предпочитал ночевать в хозяйском доме, благо селений вдоль тракта было достаточно. Можно, конечно, сберечь копейку, ночуя в спальнике машины с брикетом сухой лапши на ужин. Если в колонне идёшь, то да, а так страшновато одному на пустой дороге. Разный люд по тайге шастает. Кто с ружьем, а кто вон даже с зениткой. Далась ему эта зенитка, будь она неладна! Не остановись он тогда, не встреть Егорыча, и в околоток бы не вызвали. А так… Ладно. В полиции главное покаяться. Торопился, дескать, груз доставить, потому и сглупил. Признаю: дурак, но больше такого не повторится. Теперь, как что, так сразу! Конечно, проведут профилактическую беседу. Там любят нервы потрепать. Неприятно, но перетерпеть придётся. Зато потом все пойдёт по-прежнему.

Мимо дома, мазнув по окнам светом фар,проехала машина. Из кухни доносились обрывки фраз. Зотагин оказался прав. Тётя Пана и Ника нашли общий язык. Он прислушался.

— … трудно воспринимают общую картину мира. А так, обычные дети.

— Мне с этими, как вы говорите, Прасковья Яковлевна, обычными детьми, хватило полгода работы. Сбежала, честно признаюсь! Ювеналка превратила их в настоящих монстриков. Слова поперек не скажи. Сразу жалоба в комитет по защите – и получай привет под роспись. А на уроках? Ответы – просто песня! Два притопа, три прихлопа! Знания на уровне детского сада. Невнятный лепет. Уши вянут! Эти тарелки куда?

— Вон туда, на полку… Двоечников, Вероника, всегда хватало. Лентяи такие попадались, что хоть кол на голове теши.

— Вы даже двойки ставили? И родители не возмущались? С ума сойти!

— Не возмущались. Ещё и подзатыльник могли недотёпе отвесить. Это у вас, в городе с ювенальными законами, как с писаной торбой носятся. А здесь не до них. Здесь работать надо… Как там Саша, не заснул?

— Сейчас посмотрю.

— Пойди, посмотри. И ещё. Спать будете в разных комнатах. У меня не публичный дом.

— Напрасно вы…

— Напрасно или нет, не скажу. Не знаю, да и знать не хочу. Дело в другом. Посёлок у нас маленький. На каждый роток не накинешь платок. Осуждать тебя не собираюсь, но предупредить должна. Чтобы без обиды.

Без обиды не обошлось. Обида красными пятнами читалась на лице Вероники, когда она, выйдя из кухни, так посмотрела на Зотагина, будто это он был виноват во всех её бедах. Причём, не только нынешних, но и прошлых и, возможно, будущих тоже. Розовый парик она сняла и сейчас, с короткой стрижкой, была похожа на пацана, готового броситься в драку. Следом, вытирая руки полотенцем, вышла Прасковья Яковлевна. Очки сползли на кончик носа, тонкие губы поджаты. Вот перед ней Зотагин действительно испытывал вину. За то, что приехал не один, а с профессиональной попутчицей, чем поставил хозяйку в двусмысленное положение. Правда, осознал он это только сейчас, после услышанного разговора на кухне. Прасковья Яковлевна права. Кто угодно мог пустить слух, будто бывшая учительница предоставляет заезжим определенные услуги. Это к постояльцам местные с добротой душевной, а какие у них между собой отношения – поди разбери.

Повисло неловкое молчание. Было слышно, как на дальнем конце курмыша методично, словно заведённая, лает собака. На кухне сорвалась с умывальника и гулко разбилась о раковину капля воды. Снаружи, за зашторенными окнами сухо тёрлись друг о друга высокие стебли мальв.

Последним из кухни вышел кот. Уселся посреди комнаты, оглядел всех собравшихся и стал умываться.

— Кис-кис-кис! — позвал кота Зотагин. Просто так, чтобы разрядить обстановку.

Брыся наградил его презрительно-желтоглазым взглядом, поднялся и, недовольно дернув хвостом, удалился на хозяйскую половину.

— Поздно уже, — сухо сказала Прасковья Яковлевна. — Спать пора ложиться, а то завтра вставать рано.

— Тётя Пана, а ты можешь узнать, что всё-таки там, у Карги случилось? По своим каналам? — неожиданно для себя спросил Зотагин.

— Каким-таким “своим каналам”? — недовольно посмотрела на него Прасковья Яковлевна. — У меня один канал: что сорока на хвосте принесёт. Да и зачем тебе это? Ну-ка признавайся!

Зотагин понял, что опять свалял дурака. Если ему известно, что хозяйка свободно ходит по Сети, то другим знать об этом совсем не обязательно.

— Просто так спросил. На всякий случай, — попытался исправить ошибку он.

— Не ври! Я тебя, Саша, сейчас насквозь вижу! У меня таких изворотливых за всю жизнь много было. Опыта хватает. Рассказывай.

И Зотагин рассказал. О том, что видел у Карги, про зенитку, наспех спрятанную возле Кедрача, про охотника-промысловика, который нашел эту зенитку, про Веронику, которую подхватил на трассе после того, как её выкинули из машины в тайгу, про извещение с вызовом в полицию… В общем, про день, который с самого начала пошёл у него наперекосяк.

— Что сказать… Таких новостей мне сорока на хвосте не приносила. Совсем, видно, отстала я от жизни… — Прасковья Яковлевна на секунду задумалась. — Надо было тебе, Саша, все полицейскому рассказать. Как тот охотник советовал. Что ж … Сделанного не воротишь. В полиции, конечно, нервы тебе потреплют, но скорее для острастки. Главное, им не перечить. Виноват, дескать, раскаиваюсь. Сразу не сообразил. Растерялся от увиденного. Что, как мне кажется, не далеко от истины, …

— Я и сам уже об этом думал, — согласился Зотагин.

— Там, Прасковья Яковлевна, и впрямь на кого-то важного покусились, — поддержала его Вероника.

— Ладно, — Прасковья Яковлевна взглянула на них поверх очков. — Попробую посмотреть, что там случилось у Карги этой. Но ничего не обещаю… А тебе, Саша, совет на будущее: следи за языком, — укорила она Зотагина.

Втроём они перешли в другую комнату. Прасковья Яковлевна включила торшер и задёрнула на окне занавески. В простенке у окна стоял письменный стол, где в бытность учительницей она проверяла тетрадки, и сама готовилась к урокам. Сейчас на столе было пусто, если не считать закрытого ноутбука. Одну стену полностью занимал стеллаж до потолка, плотно забитый книгами. На противоположной стене висело десятка полтора фотографий в рамках. Большинство снимков были групповыми.

— Мои выпускники, — заметила заинтересованный взгляд Вероники Прасковья Яковлевна. — Пристраивайтесь, где видите. Только за спиной не маячьте. Терпеть этого не могу, — она села за стол и раскрыла ноутбук.

Зотагин занял старый диван возле стены со снимками. Вероника подошла к стеллажу, провела пальцем по книжным корешкам.

— Первый раз вижу столько книг, — сказала она. — Зачем? Ведь все это можно уместить на одном носителе. Гораздо удобнее.

— Можно, — согласилась Прасковья Яковлевна. — Но мне больше так нравится. Люблю я книги. Жалко только никому они не нужны будут. Выкинут, наверное. Когда умру.

— Ладно тебе, тётя Пана, — сказал Зотагин. — Живи, пока живется.

— А я что, по-твоему, делаю… Всё, загрузился. Теперь не отвлекайте.

Сухие пальцы Прасковьи Яковлевны уверенно забегали по клавиатуре. В наступившей тишине слышался только легкий треск, прерываемый щелчками клавиши ввода.

— Хэлфорд Д. Маккиндер, — наконец сказала она. — Сопредседатель Департамента национальной безопасности Сибирской Республики. Охотились скорее всего на него. Остальные, как говорят в таких случаях, попали под раздачу. Охрана… В этой ситуации они смертники. Не выжил никто. Двенадцать трупов. Кроме американца погибли министр лесного хозяйства Шигульков Тимофей Карпович и его пресс-секретарь Ян-Сан-Тэ Фёдор Иванович. Но шум-гам подняли не из-за них. Хотя тоже не последние люди.

— Какой шум, когда в новостях об этом ни слова, — хмыкнул Зотагин.

Он и Вероника подошли к столу. Прасковья Яковлевна вывела фото на экран ноутбука. Там на фоне звёздно-полосатого флага стоял высокий худощавый мужчина с костистым лицом и ёжиком седых волос. Тот самый Хэлфорд Д. Маккиндер. Ещё живой.

— Наверху шум-гам, — уточнила Прасковья Яковлевна. — Интересно, кому ж он так не угодил, этот Маккиндер, что до убийства дошло? — вопросительно посмотрела она на Зотагина и Веронику, будто те знали ответ.

— Как вы смогли получить эту информацию, Прасковья Яковлевна? — удивилась Вероника. — Она ведь наверняка секретная.

— Тётя Пана, если хочешь знать, самый настоящий хакер! — гордо заметил Зотагин. — Это для неё семечки.

— Помолчал бы… Балабол… — пожурила его Прасковья Яковлевна, пробежав пальцами по клавиатуре. — Теперь посмотрим, что там случилось. Кортеж попал под обстрел в урочище Карга. Нападавшие скрылись. Ведется поиск. Так… Судя по времени, эта информация устарела. Ищем более позднюю, — снова быстрый треск клавиатуры. — Нет, это не то… опять, не то… Вот, нашла… Рапорт околоточного посёлка Кедрач статского капрала Калундзюги Юнгани Ивановича, составленный на основе показаний гражданина Радина Леонида Егоровича. — она пробежала взглядом текст на экране. — Редкостная безграмотность. Язык сломаешь. Читать я это не буду, проще пересказать. Суть такова… Некто Леонид Егорович…

— Егорыч что ли? — догадался Зотагин.

— Вы на удивление проницательны, молодой человек! — подтвердила Прасковья Яковлевна. — Кстати, Сашок, которого он упоминает, тебе случайно не знаком?

— Знаком. Это он про меня.

— В общем, гражданин Радин сигнализировал околоточному, что возле поселка обнаружена подозрительная находка, о которой тот сразу же доложил по команде. Находка оказалась тем самым орудием нападения на кортеж высокопоставленных лиц, среди которых, как мы знаем, был сопредседатель нашего Департамента национальной безопасности. Но и это ещё не всё. Сейчас-сейчас… На место срочно прибыла группа следователей из столицы. Подразделением следопытов-егерей соседней воинской части организован поиск лиц, причастных к преступлению. Пока всё. Ничему-то их жизнь не учит, — вздохнула Прасковья Яковлевна.

— Кого не учит? — не понял Зотагин.

— Тех, кто стрелял в этого американца, — сказала Прасковья Яковлевна. — кого ж ещё. Чего они показать хотели? И кому?

— А вдруг у них была на то причина, — неожиданно возразила Вероника.

— Уймись, девонька, — отмахнулась Прасковья Яковлевна. — Какая-такая нужна причина, чтобы отправить к праотцам столько людей!

— Зря иронизируете, Прасковья Яковлевна, — не унималась Вероника. — Вы же сами историю преподавали. Там ведь масса подобных примеров. И причины для выражения недовольства там тоже были. Ведь были?

— Ты это про террористов что ли? — обернулась к ней Прасковья Яковлевна. — Тоже мне, нашла примеры для подражания. Хотя бандитов всяких история и впрямь много знает, тут ты, девонька, права. И обязательно они все чем-то недовольны. И причину этого своего недовольства они привыкли устранять кардинально. Убивать, проще говоря. Только проку от этих их убийств всегда было, кот наплакал. На место убитых приходили другие, а самих убивцев показательно судили и наказывали. Этих тоже накажут. Когда поймают. А поймают обязательно. Вон уже егерей вызвали. И накажут строго. Чтобы другим пассионариям неповадно было по лесу с ружьями бегать, и остальных своим дурным примером заражать.

— Там зенитка была, — сказал Зотагин.

— В этот раз зенитка, — Прасковья Яковлевна закрыла ноутбук и развернулась к ним вместе с креслом. — В другой – что-нибудь ещё. Там, Саша, много чего было. Кроме зенитки этой. Пользовали без разбору всё, что под руку попадёт. Яд, кинжал, бомба… Хоть табакеркой в висок, как Российскому императору Павлу. И такое было. А потом шли на каторгу. Это в лучшем случае. Чаще их отправляли на виселицу.

— И откуда только, тётя Пана, ты всё это знаешь, — сказал Зотагин.

— Отсюда, Саша, — показала на книжные полки Прасковья Яковлевна. — Тут о многом сказано, лишь бы знать хотелось.

— Ну это давно было, — возразила Вероника. — Сейчас другое время.

— Время другое, а методы, как видно, совсем не изменились, — заметила Прасковья Яковлевна, кивнув на ноутбук, — Вот убили этого американца, а дальше что? — продолжила она. — А дальше на его место пришлют другого. И неизвестно, будет ли он лучше прежнего. Может, намного хуже будет. И что? Опять стрелять? Так ведь и другая сторона в долгу не останется. Тоже стрелять начнёт. А не стрелять, так сажать по малейшему подозрению. Надолго. Американцы, если дело касается их соотечественников, не церемонятся. А тут убили именно их подданого. Так что не завидую я этим стрелкам. Чем бы они не руководствовались, какими бы лозунгами не прикрывались.

— А им обязательно надо чем-то прикрываться? — усомнилась Вероника.

— В истории, Вероника, всегда прикрывались. Во все времена. — ответила Прасковья Яковлевна. — И всегда чем-нибудь высоким, зовущим к самопожертвованию. Либерте, эгалите, фратерните, к примеру. Это по-французки. Свобода, равенство и братство, если на наш перевести. Как сказала бы сейчас молодёжь, прикольная завлекалочка для крутой тусовки. С мордобитием и стрельбой. Исторически так всегда и было. Дрались не на жизнь, а на смерть. ради тех, кому эта драка выгодна. Да-да, девонька, и не спорь даже. После драки всегда появляются те, кто получит власть и деньги, и кто окажется на месте свергнутых недовольными. Власть и деньги, девонька. Вот что всегда движет провокаторами, что ведут дураков на убой, — повторила Прасковья Яковлевна. — А дураков этих, готовых плясать под чужую дудку, всегда в достатке было. И сейчас как видно не перевелись. Так что нечего их защищать.

— Почему сразу дураков? — продолжала стоять на своём Вероника.

— Почему дураков? — переспросила Прасковья Яковлевна. — Да потому что историю плохо учат. Каждый раз на те же грабли наступают. Хотя, какая сейчас история? — махнула рукой Прасковья Яковлевна. — Так всё перемешали, что сразу-то и разглядеть не получится, где правда, а где ложь. Ладно. — она посмотрела на Зотагина. — Заговорила я вас. Спать пора. Саша вон, уже носом клюёт.

— Пора, тётя Пана, — прикрыв рот ладонью, зевнул тот. — Завтра надо выехать пораньше. Чтобы в график попасть. И потом ещё околоток этот…

Глава 5

5.

Едва брезжило, когда они вышли из дома. Склоны дальних сопок были подёрнуты пеленой тумана. Пахло сыростью и грибами. Поселок медленно просыпался. В окнах зажигались огни, где-то хлопнула дверь. Неподалеку запоздало, кукарекнул петух. В ответ забрехал чей-то пёс. Всё было настолько обыденно, что вчерашнее сейчас казалось Зотагину далеким и надуманным. Осталось где-то там вдали. И произошло вовсе не с ним, а с кем-то другим, ему незнакомым. А он, настоящий, сейчас хлопнет дверцей, прогреет дизель и дунет по знакомому, езженому-переезженому тракту. Вот только Вероника никуда не делась. Стояла рядом. Живым напоминанием о том, что хотелось забыть. Девушка поёживалась от утренней прохлады, хотя переоделась в джинсы, свитерок под горло. Вчерашнюю одежду вместе с вызывающе-красной курткой она уложила в спортивную сумку на ремне. Сумка висела на плече Вероники и, судя по размерам, в ней было много чего ещё необходимого при кочевом образе жизни.

Тётя Пана вышла их проводить. Она зябко куталась в пуховую шаль.

Красно-белый капот и кабина тягача блестели от утренней росы и даже на вид казались стылыми. Тент фуры местами потемнел от влаги.

— Спасибо за всё, тётя Пана, — сказал Зотагин. — Извини, если что не так.

— Ладно, чего уж там! — отмахнулась та сухой ладошкой. — Ты заезжай, Саша. Не забывай старуху. Тебе я всегда рада.

Во дворе за её спиной громыхнул цепью Ретиф. Из приоткрытой калитки неторопливо вышел Брыся. С изящной лёгкостью запрыгнул на лавочку возле палисадника. Сел, обернувшись хвостом.

— И ты провожаешь! — подмигнул коту Зотагин.

Потом неторопливо обошёл машину, проверяя, всё ли в порядке. Пнул ногой по скатам. Осмотрел пломбы на фуре.

— Поехали мы, тётя Пана! — Зотагин открыл дверцу кабины.

Вероника уже забралась на пассажирское сиденье. Сумку она забросила в жилой отсек за кабиной.

— С Богом! — перекрестила их Прасковья Яковлевна.

Мотор завёлся с пол-оборота. Сашка с минуту погонял его на холостом ходу, махнул на прощание Прасковье Яковлевне и тронул машину. Доехал до конца улицы, развернулся на пустыре и повёл «Петруху» к выезду из Заманихи.

Прасковьи Яковлевны возле ворот уже не было. Зашла в дом. Кот по-прежнему сидел на лавочке.

— Хорошая старушка, — заметила Вероника, когда они проезжали мимо.

— Тётя Пана-то? Конечно, хорошая! — охотно согласился Зотагин. — Я её давно знаю. Мы с отцом, земля ему пухом, тоже часто у неё останавливались. Ещё когда вдвоём ездили.

Миновали ржавеющий вертолёт. За деревянным мостом мелькнул указатель с перечёркнутым названием посёлка. На русском и английском.

— И всё-таки она не права, — неожиданно заявила Вероника.

— Ты о чём? — не понял Зотагин, переключаясь на повышенную передачу.

— О Карге. О террористах тех. Прасковья Яковлевна судит о случившемся с точки зрения прошлого. Того, что прочла в книгах. Но сейчас другое время. Всё меняется. И меняется быстро. Ты согласен?

— Без разницы!

— То есть, тебя это нисколько не волнует?

— Что, по-твоему, меня должно волновать?

— То, что там случилось.

— Меня это не касается, — сказал Зотагин. — Хотя, нет! — зло сощурился он на дорогу. — Очень даже касается! Ещё как касается! Вот этими руками лично передушил бы гадов! — он на мгновение оторвал руки от руля. — И зенитка им не помогла бы!

— Жаль. Ты так ничего и не понял.

— В смысле? Чего я не понял?

— Долго объяснять.

— Ну и не надо! — усмехнулся Зотагин. — Мы ж люди необразованные! Куда нам до вас, образованных, с нашими немытыми рожами! Нам ваших умных разговоров не понять! Вот только ответь мне: ты во всех кабинах о высоком рассуждаешь или только у меня?

— Хам!

— Спасибо на добром слове! Пешком пройтись не желаешь? До Хордогоя или куда там тебе надо? Могу и притормозить. Только скажи.

— Ладно, извини, — пошла на попятный Вероника. — Я только…

— Вот и я о том же! Не отвлекай меня своими глупостями от трудового процесса. Я сегодня не с той ноги встал.

До поворота на тракт доехали молча. Вероника обиженно отвернулась к окну. Зотагин скосил на неё взгляд и пожал плечами. Пусть дуется. Сама виновата. Знает ведь, что у него куча проблем, но всё равно лезет со своими дурацкими разговорами.

Перед поворотом Зотагин притормозил. При выезде на тракт фуру чуть качнуло. Теперь можно притопить. Он опять переключился. Двигатель запел на высоких оборотах. «Петруха» послушно набрал скорость. Зотагин привычно потянулся за микрофоном.

— Лешак приветствует карданов и желает всем доброго дня! — сказал он, нажав тангенту. — Выехал из Заманихи. Ищу попутчиков до Хордогоя. Или просто поболтать.

— Как там Заманиха поживает? Седой интересуется, — отозвалась рация. — Давненько там не был.

— Живёт не тужит, — сказал Зотагин. — Сам-то куда сейчас идёшь?

— В сторону Бирки.

— Не по пути.

— Сегодня не по пути, а завтра, кто знает, — философски заметил Седой. — Жизнь, она ведь дама непредсказуемая. Захочет, так повернёт, захочет этак.

— Бомбила – Лешаку! — вклинился в разговор ещё кто-то. — Чек-пойнт Заманиху прошёл полчаса назад. Если б знал, что нарисуешься, обязательно притормозил бы. Ладно, время терпит, сбавлю скорость. Догоняй. Нам по пути. Тоже в Хордогой иду. Увидишь белый «Интер» – бибикни из вежливости и пристраивайся в хвост. Возражения есть?

— Не-е… Мы люди покладистые! Могём хоть в хвост, хоть в гриву! — шутливо успокоил его Зотагин.

— А вот это не есть хорошо… — вдруг озаботился Бомбила.

— Что там у тебя? — спросил Зотагин.

— Копы на обочине нарисовались. Сам скоро их увидишь. Так что не расслабляйся! — предупредил его тот. — Ничего себе! — секундой позже продолжил он. — Здесь не только копы, Лешак. С ними гвардейцы! Им-то чего здесь понадобилось?

— Может, из-за Карги? — предположил Зотагин. — Они теперь землю рыть будут, лишь бы зацепить хоть что-нибудь. На каждом километре встанут, если понадобится.

— Из-за Карги? Это где недавно какую-то шишку грохнули? — уточнил Бомбила. — Слышал краем уха. Очень даже может быть… Ладно, конец связи. Мне вон жезлом уже машут.

Предстоящая встреча с дорожной полицией окончательно испортила настроение. Для водителя она и так всегда проверка на стрессоустойчивость, а тут еще державники. И те, и другие могут к чему угодно прицепиться. Тем более у него повестка в околоток. Копам-то она по барабану, а вот гвардейцев наверняка заинтересует. Сейчас это их тема. Зря я тогда не послушался Егорыча, в который раз укорил себя Зотагин. В общем, славно день начинается! Хоть волком вой!

— Чего это они ни свет, ни заря решили объявиться? — спросила Вероника.

— Тебе-то о чём беспокоиться? — хмыкнул Зотагин, искоса глянув на попутчицу.

— Тоже без приключений доехать до места хочу, — ответила та.

— Типун тебе на язык!

Полицейский пост Зотагин увидел издалека. Бомбила не обманул. За обычным в таких случаях патрульным “кенаром”, сейчас на обочине стоял бронированный джип Державной Сибирской Гвардии. Наверху кто-то, видимо, получил хорошую накачку, раз ни свет, ни заря державников выгнали на дорогу. Теперь землю рыть будут. До тех пор, пока тех бандитов не поймают. Или отмашку сверху не дадут. Дескать, закругляйтесь, парни. Мы оценили ваше рвение.

Повинуясь взмаху жезла полицейского, Зотагин остановил машину в десятке метров от пикета. К урчащему на холостых оборотах «Петрухе» сразу направились двое державников. В бронежилетах и сферических шлемах. Помимо пистолетов в открытой кобуре спереди поверх броников, они были вооружены короткоствольными автоматами с длинными магазинами. У одного автомат висел на плече, другой просто нёс его в руке. Тот, что с автоматом на плече, что-то увлечённо рассказывал кивающему напарнику. На Зотагина они пока не обращали внимания. Махровый пофигизм, одним словом. Начальства рядом нет, вот они и расслабляются. Заодно показывают копам, кто здесь главный. Те, кстати, демонстративно не проявляют никакого интереса к остановленной машине. Видно, слухи о тихой вражде силовых структур не такие уж беспочвенные.

Гвардейцы с двух сторон обошли капот тягача. Один направился к дверце водителя, второй остановился возле пассажирской. Зотагин заранее опустил стекло.

— Открывай, — приказал гвардеец. — И глуши мотор. Руки кладём на руль, и не шевелимся. Усёк?

Представиться он не удосужился.

— Усёк, — кивнул Зотагин, делая, что приказано.

С минуту они изучали друг друга. Зотагин с беспокойством. Державник с усмешкой. Его лицо в тени кабины казалось серым.

— Документы! — протянул он руку в тактической перчатке.

— Руки с руля снять можно? — спросил Зотагин. — Чтобы документы достать?

— Поумничай у меня! — весело оскалился гвардеец. — Идиотом прикидываешься, да? А может ты по жизни идиот и есть? Сам как считаешь?

— Просто спросил, — примирительно сказал Зотагин, сделав вид, что не заметил провоцирующих на ответное оскорбление слов гвардейца. Себе дороже.

Он достал из-за козырька над ветровым стеклом права с путевым листом и протянул державнику. Тот, откинув автомат за спину, быстро просмотрел документы, приложил пластик водительского удостоверения к считывателю на левом запястье. Вгляделся в надпись на экране и радостно кивнул.

— Слышь, Вепрь! — крикнул он напарнику сквозь кабину. — Водила тот самый! Что в ориентировке. Ты проспорил! С тебя пиво!

— Ладно, — буркнул тот, изучая документы Вероники.

— Что ж ты, Александр Сергеевич, нам палки в колёса ставишь? — это уже Зотагину. — У тебя рация зачем? Языком трепать? А вот предупреди ты кого надо о той машине сразу, поймали бы тех сволочей быстрее. Не смогли бы они тогда далеко уйти. И не пришлось бы нам здесь стоять. У меня вот сегодня выходной, а я из-за таких, как ты кретинов тупоголовых, на дороге торчу! Вместо того, чтобы жизни радоваться! Да и ты, вместо нашей неприятной для обоих встречи, ехал бы сейчас со спокойной совестью и чувством выполненного долга. А может ты специально скрыл важную информацию? — подозрительно прищурился гвардеец. — Чтобы помочь им уйти? Сволочам тем. А?

— Да я… — запаниковал Зотагин. — Откуда ж мне тогда это знать! Растерялся я, командир! Дурак я! Признаю! Задерживать будете? — обречённо спросил он.

— На хрена ты нам сдался! — презрительно скривился гвардеец. — Противоправных действий официально за тобой не числится. Не за что задерживать, хотя лично я с удовольствием бы тебя за решётку в обезьянник определил. Денька на два. Мозги прочистить. Хотя тебе и так их прочистят. Даже не сомневайся. Что у тебя, Вепрь? — спросил он напарника. — Чего копаешься? Баба понравилась?

— Непонятки тут какие-то, — отозвался тот. — В общедоступной базе она есть, а вот наша говорит, что никакой Вероники Ивановны Куропаткиной в природе не существует. Как тебе такой расклад?

— Обычный расклад. Нелегалка она, чего тут не понятного. С купленной ксивой, — гвардеец бросил документы Зотагину на колени. — Выгружай её!

— Она просто попутчица, — стал оправдываться Зотагин. — Я её на дороге подобрал…

— Конечно, на дороге, — согласно хмыкнул гвардеец. — Где ж ещё их подбирают, как не на дороге. Попала, ты красавица! Сама-то откуда будешь? — спросил он Веронику. — Якутия? Приамурье? Или Святая Земля?

Та промолчала.

— Не хочешь отвечать, не надо, — усмехнулся гвардеец, что стоял у правой дверцы. — Всё равно потом узнаем. На заработки, значит, приехала? Лицензии нет, конечно. Вот сейчас и заработаешь. В лучшем случае административку с запретом на въезд. Лет на пять. А если еще и налоги не платила, а налоги ты точно не платила, тут к шаману не ходи, – то и на полновесный срок по уголовке потянет. Вылезай, давай! — приказал он.

— Вещи хоть можно взять? — спросила Вероника. — У меня в спальнике сумка с одеждой.

— Вещи взять можно, — разрешил гвардеец.

Вероника соскользнула с сиденья в проход и скрылась в жилом отсеке кабины.

Зотагин с облегчением выдохнул. Пронесло. Дальнейшая судьба Вероники его не интересовала. Сама виновата, пусть сама и выкручивается. Хотелось только одного: чтобы она поскорее убралась из кабины. Сейчас он всей душой был на стороне гвардейцев.

Послышался звук мотора. Со стороны Заманихи подъехала еще одна машина. Повинуясь копам, она остановилась позади «Питера».

— Пойду, досмотрю, — сказал державник, что проверял документы Зотагина. — Справишься без меня, Вепрь?

— Издеваешься? — обиделся тот. — Чтобы я, да с бабой не справился?

— Ладно, не кипишуй! Пошутил я!

Гвардеец направился к только что остановленной машине. Зотагин услышал, как за его спиной вжикнула молния сумки. Вероника не появлялась.

— Скоро ты там? — нетерпеливо поторопил её Вепрь.

— Иду! — отозвалась Вероника. — Уже иду!

Что произошло потом, Зотагин запомнил плохо. Единственное, что врезалось в память, – это круглые от удивления глаза Вепря, в которых читалась обреченность. Он даже не попытался поднять автомат. Понимал, что не успеет.

Пистолет в руке Вероники сухо треснул, и гвардеец исчез из проёма дверцы. В кабине резко запахло порохом.

— Заводи! — ствол с навёрнутым глушителем больно уперся под ребро Зотагина. — Или выметайся! Сама поведу! Ну! — деловито-спокойным голосом приказала Вероника. Словно всю жизнь вот так в упор стреляла в людей.

Зотагин послушно повернул ключ зажигания. И только потом, когда уже было поздно, сообразил, что выпрыгни он тогда из кабины, всё пошло бы по-другому, но в тот момент Зотагин вообще перестал что-либо соображать.

Полицейские бросились наперерез тронувшемуся тягачу, но Вероника несколькими выстрелами заставила их скатиться за обочину. Живыми или нет, Зотагин не знал. Просто увидел, что полицейских не стало, а ствол пистолета сразу вернулся ему под ребро.

Едва тягач набрал скорость, Вероника резко крутанула руль вправо. Зотагин не был готов к этому и не успел среагировать. Удар получился сильным. Кенгурятник «Питера» бросил полицейскую машину на броневик державников, отчего тот нехотя сполз в кювет.

— Совсем сбесилась! — крикнул Зотагин, выруливая, чтобы не улететь с обочины вслед за ними.

В зеркале заднего вида он успел заметить, как оставшийся гвардеец срывает с плеча автомат. Выстрелов он не расслышал. Только увидел, как с пассажирской стороны разлетелось зеркало. Зотагин со страха вдавил педаль газа до пола. Двигатель протестующе взвыл, но скорость заметно увеличилась.

— Так и продолжай, — кивнула Вероника. — Иначе вылетишь из кабины. На полном ходу. Дважды повторять не буду. GPS-трекер выключи.

— С какой стати? — возразил Зотагин. — Пистолет-то убери! Пальнешь ещё сдуру!

— Выключи трекер , я сказала!

— И не подумаю! — огрызнулся Зотагин. — Лицензии лишат!

Он уже начал приходить в себя. Требование Вероники отключить GPS-трекер испугало его даже больше упёртого в бок пистолета. Отключение трекера считалось тяжким правонарушением. Благодаря его сигналу отслеживалось передвижение всех машин различными дорожными службами, полицией и, что немаловажно для Зотагина, владельцами перевозимого груза. Отключи он сейчас этот прибор – тут же заработает огромный штраф или вообще станет безработным.

— Обязательно лишат, — подтвердила Вероника, сама вырвала из держателя перед лобовым стеклом пластиковую коробочку GPS-трекера с видеорегистратором и вышвырнула её в открытое окно.

— Ты что творишь? — протестующе заорал Зотагин.

— Телефон! — потребовала у него Вероника, угрожающе шевельнув стволом.

— Совсем с катушек слетела! — Зотагин достал из кармана телефон и отдал Веронике.

Телефон тоже вылетел за окно.

Возмущаться было бесполезно. Зотагин замолчал, сцепив зубы. Чтобы хоть немного успокоиться, сосредоточился на дороге. Раньше это всегда помогало.

Бомбилу они нагнали за поворотом. Его белый «Интернешнл» тянул фуру с надписью «Транссибирские перевозки». Зотагин коротко просигналил, сбавил скорость и пристроился ему в хвост.

— Это Бомбила, — ответил Зотагин на вопросительный взгляд Вероники. — Тоже в Хордогой идёт.

— Забудь про Хордогой. Через полтора километра развилка. Уйдёшь вправо. — приказала та. — Чёрт, зеркало высадили! — она высунула голову в окно и посмотрела назад. — С твоей стороны ничего не видно?

— Пусто, — Зотагин бросил взгляд на зеркало заднего вида.

— Это хорошо, — кивнула Вероника. — Если сразу не погнались, то пока ещё соберутся… Успеем, — решила она.

Зотагин хотел спросить, что они должны успеть, но тут ожила рация.

— Вижу тебя, Лешак! — радостно сообщил Бомбила. — Как смотришь, чтобы перекусить через пару часиков в «Рыбке Джо» у братьев Зайцманов? Я просто подсел на их суши! Никогда мимо не проеду! Быстро расплевался с копами? Сильно придирались?

— Нет, — не вдаваясь в подробности, покосился на свою спутницу Зотагин. — Не очень.

Вероника одобрительно кивнула.

Он и не заметил, как быстро пробежало время. Вроде бы недавно выехали из Заманихи, а уже почти полдень. Ветер разогнал громоздившиеся утром облака. Небо сияло чистой синевой. Солнце бликами играло на хромированных деталях тягача. Слева на горизонте четко обозначились поросшие лесом сопки. Справа тянулось вдаль очередное кочкастое болото. Но это, как внезапно с болью понял Зотагин, был уже чужой мир. Чужие сопки, чужой лес, чужое болото. Ему теперь здесь нет места. Из-за сидящей рядом дуры с пистолетом он стал изгоем, на которого уже наверняка объявлена охота. О том, что будет, когда его поймают, Зотагину думать не хотелось.

Глава 6

6.

— Наконец-то! Мы тут тебя совсем заждались! — сказал широкоплечий, похожий на гнома-переростка мужичок.

— С прошлой ночи сидим, ёжики колючие! —подтвердил его спутник. Этот был худым и длинным.

Оба неожиданно появились из густой травы и направились к тягачу, едва Зотагин заглушил мотор, и Вероника спрыгнула из кабины на землю. Одеты в цифровой камуфляж. В руках короткоствольные автоматы с изогнутыми магазинами и складными прикладами.

— Неразлучники? — увидев их, опешила Вероника. — Вы откуда взялись? И как узнали…

— Что тебя здесь встречать должны? Так ты сама сказала. Буетуру, — ответил длинный.

— Ничего я Буетуру не говорила! — возразила Вероника.

— Как же не говорила, ёжики колючие? А кто у него спрашивал, далеко ли от Староверова до базы? — напомнил длинный — Ведь спрашивала?

— Спрашивала. И что?

— Если бы не Буетур, хлопнули бы тебя здесь. И всё, — бросил гном-переросток. — Хорошо он об этом вспомнил, когда Глеб приказал тебя срочно разыскать. И вертушку за тобой прислал. Львович всех в ружьё поднял. С позавчерашнего дня тебя ищем. Везде, где ты бывать любишь.

— Неправда! — Вероника оглянулась на Зотагина, словно ища у него поддержки. — С какой стати им меня это… — она запнулась, стараясь подобрать подходящее слово.

— Правда. Они сами нам признались, — ответил длинный. — Оба-двое. У них даже твоя фотка была. Чтобы без ошибки, значит, ёжики колючие. После всего, что натворили, вы живые им только в тягость. Так и сказали.

— Врёте! — опять не поверила Вероника.

— Какая нам корысть тебе врать? — сплюнул в траву широкоплечий — Мы с Буетуром тебе жизнь спасли. Цени!

— Эт¢ точно, ёжики колючие! — длинный закинул автомат за спину.

— Всё равно не верю! Пусть лично мне скажут! Сами! — потребовала Вероника у гнома-переростка. — Где они?

— Тебе лучше не знать, — ушёл тот от ответа.

— А это кто с тобой? — спросил длинный, кивнув в сторону Зотагина.

Зотагин тем временем вылез из кабины и, прислушиваясь к их разговору, осматривал правую сторону «Питера», куда пришёлся удар. Если бы не кенгурятник, вряд ли после такого удара они вообще куда уехали. Стальные трубы кенгурятника просто уложило на крыло. Пластик треснул до самой боковины капота. Фара не просто разбилась, а вылетела из гнезда вместе с отражателем. Можно, конечно, крыло на стяжки посадить, а если трещина дальше пойдёт? Нет, по-хорошему капот целиком менять придётся. С кенгурятником всё понятно: заново варить и хромировать. Заодно на его крепёж к раме надо взглянуть. Плохо, если и там непорядок. Ещё и разбитое зеркало вдобавок… Короче, сплошные расходы.

— Он… — Вероника понизила голос.

Зотагин насторожился. Опёрся спиной на перекошенный кенгурятник и прислушался, глядя на совещавшуюся троицу. Очень уж хотелось узнать, что она рассказывает про него длинному и похожему на гнома. Но ничего не слышал, как ни напрягал слух. Вероника что-то рассказывала, иногда взмахивая руками. Длинный кивал, поглаживая небритый подбородок Широкоплечий слушал молча, расслабленно положив руки на висевший спереди автомат.

— Да-а-а… Проблема, — наконец громко произнёс длинный, глядя на Зотагина. — И что нам теперь с ним делать, ёжики колючие?

Вероника пожала плечами. Вам, дескать, решать. Как решите, так и будет. Лично ей всё равно.

Зато Зотагину было не всё равно! Колючие там у длинного ёжики или без колючек, но его такой поворот не устраивал. Он – проблема? С какой-такой стати? Это надо ещё посмотреть, кто кому стал проблемой! На его взгляд самой большой проблемой была сама Вероника. И для него и, как Зотагин понял из предыдущего разговора, для них тоже. Как они решают свои проблемы он тоже понял. Ясно ведь как день, что настоящие её встречающие сейчас отдыхают где-то поблизости. Есть основания предполагать, что и он к ним вскоре присоединится. Странно, но страха Зотагин сейчас не чувствовал. Не то чтобы совсем не боялся – боялся, конечно. Просто накатившая злость задавила страх. Злость прежде всего на себя. Знать бы наперёд, проехал бы тогда мимо! Несчастненькой она прикинулась! Артистка, мать её! А он, дурак-дураком, повёлся! Пожалел! Идиот!

Теперь-то Зотагин знал, кто Вероника на самом деле. Ещё там, на дороге, догадался. Не сразу, конечно. Но пазл сложился быстро. Да и сама Вероника не скрывала. После того, как убила державника. Вначале Зотагин подумал, что она стреляла в него по дурости из-за страха перед тюрьмой. Ведь тот обещал посадить её надолго. За неуплату налогов.

— Шутишь? — удивилась Вероника. — Проблема с налогами решается быстро. Деньгами. А он чересчур дотошным оказался. На свою голову… — попеняла она убитому.

— Дотошным? — переспросил Зотагин.

— Дотошным, — подтвердила Вероника. — Копни они глубже…

— А там есть что-то глубже?

— Есть. Карга.

— Карга, значит… — почему-то не удивился её признанию Зотагин. —Так ты из тех троих, что с зениткой по тайге носились?

— Откуда знаешь, что нас трое было? — насторожилась Вероника.

— Егорыч сказал, — ответил Зотагин. — Наследили вы там. Носились как угорелые. Стадо кабанов позавидует.

— И ничего мы не носились, —обиженно возразила она. — Отработали по целям и спокойно уехали.

Зотагин покосился на Веронику. На её лице и впрямь читалась обида. У той, что тогда и только что хладнокровно стреляла в людей! Отработала, как она сказала, по целям. Что надо иметь в мозгах, чтобы вот так спокойно заявлять об этом? Тем более ей, почти девчонке? Но имеет ведь что-то! Теперь-то он не сомневался: она и его могла пристрелить, как обещала. Походя. Как застрелила того гвардейца. Но удивительнее другое. То, что он сейчас спокойно обсуждает с ней это. Ну, почти спокойно. Будто так и надо. Зотагин тряхнул головой.

— Развилка, — сказала Вероника.

— Что?

— Поворот, говорю, не пропусти. Видишь? — кивнула она вперёд.

Пистолет Вероника убрала от рёбер Зотагина. Сейчас оружие лежало у неё на коленях, но ствол по-прежнему был направлен в его сторону. Хорошо хоть, палец с курка сняла. Даже расслабилась, откинувшись на спинку сиденья.

Если бы Вероника его не предупредила, Зотагин наверняка пропустил бы этот поворот. Собственно, никакой развилки тут и в помине не было. Была заросшая кустарником и подлеском старая просека с пологим размытым дождями и временем съездом с тракта. Просека с поворотом уходила в глубь леса и сразу терялась среди деревьев. Зотагин, притормозив, свернул с трассы. Тягач вломился в кусты лапчатки, брызнул из-под колёс грязью, скрытой разлапистыми листьями папоротника бочажины и, переваливаясь на неровностях, углубился в лес. Внутри фуры что-то погромыхивало, да и сама она неприятно скрежетала креплением в металлическом захвате седла. Зотагину вспомнилась та давняя просека, где он куковал несколько дней ожидая помощи.

— Можем сесть, — честно предупредил он. — «Петруха» таких дорог не любит.

— Всего-то семь километров осталось, — успокоила его Вероника.

— Может пешком дотопаешь? — предложил Зотагин. — А я на трассу вернусь.

— Ты куда делся, Лешак? Я тебя не вижу! — внезапно ожила радиостанция голосом Бомбилы. — Радио слушаешь? Там по новостям передают, будто державника убили и копов ранили. Возле Заманихи, где мы недавно были! Представляешь? … Ну ни хрена себе… — через секунду изумился он. — Тут о твоей машине говорят! Перехват на тебя объявили, Лешак! Так это ты их там, возле Заманихи что ли?.. Охренеть! Ты куда делся-то?

— Хочешь вернуться на трассу? — съязвила Вероника.

— Да пошла ты! — огрызнулся Зотагин, выключая рацию.

— Верное решение. — одобрила та. — Как думаешь, не сдаст он нас полиции?

— Бомбила? Вряд ли, — мотнул головой Зотагин. — Иначе свои заклюют. Шоферня. Не любим мы этого. Скажи лучше, зачем вам надо было того американца убивать?

— Я уже пыталась объяснить. Прасковье Яковлевне, — усмехнулась Вероника. — Только она и слушать меня не стала. Вместо этого лекцию прочла. Об исторических корнях терроризма. Про корни абсолютно с ней согласна, только время сейчас другое. Корни хоть и прежние, да ростки от них идут новые.

— Ты мне лекцию здесь не устраивай. Лучше скажи, зеброид тут причём?

Тягач тряхнуло и повело вправо на упавшей лесине. Зотагин крутанул руль влево. «Петруха» тяжело перевалил через ствол упавшего дерева передними колёсами и, буксанув задними, перетащил через него фуру. Седло при этом опять подозрительно заскрипело. Зотагин высунулся из окна кабины, посмотреть, всё ли там в порядке и потому не расслышал, что в это время говорила Вероника.

— …был куратором! Опыты над детьми, представляешь?! — возмущённо закончила она.

— Какие опыты?

— Ты вообще-то меня слышишь? Я ведь только что сказала! Чипирование, позволяющее детям напрямую, без всяких гаджетов, быть подключенными к Сети! А Маккиндер это курировал.

— И что? Они и так в Сети постоянно сидят. По себе знаю. Тоже из неё по молодости не вылезал.

Зотагин притормозил, прикидывая, пройдёт тягач через заросли кустарника впереди или нет. Решил, что пройдёт и переключился на пониженную передачу.

— Опять не понял, — вздохнула Вероника.

— Ты говори, говори. Я слушаю.

«Петруха» с треском продрался сквозь кусты.

— Этот чип нельзя отключить, — сказала Вероника. — От него вообще нельзя избавиться. Зато с его помощью можно управлять человеком. Промыть мозги настолько, что он станет послушным рабом, считая себя при этом абсолютно свободным. Идеальное рабство. Ведь хороший раб – это тот, кто себя рабом не считает. И эти дети – только начало. Предтечи нового рабовладельческого строя. Но самое страшное даже не это, — продолжила она. — Страшно, что родители этих детей не возмутились! А некоторые даже устроили скандал из-за того, что их чад забраковали. Ведь за участие в опыте предлагалась кругленькая сумма.

— Ой, как страшно! — скрипнул зубами Зотагин. — И вы, значит, сообразили на троих, что его надо убить. Американца этого. Теперь, значит, порядок! Теперь эти опыты конечно же сразу прекратят. Испугаются после Карги. До усрачки. И никаких рабовладельцев не будет! — со злой иронией высказал он.

— Совсем идиот, да? — тоже разозлилась Вероника. — И нас за таких же идиотов считаешь? Конечно, не прекратят! Мы на это и не рассчитывали. Знали, что кого-то другого куратором назначат. Уже назначили, наверное. Но мы им дали понять, что от своего не отступимся, будем бороться! И зря ты иронизируешь. Не мы это решили! Мы всего лишь исполнители. А ты дурак, если не понимаешь, как это серьёзно и не видишь последствий!

— Исполнители, значит, — хмыкнул Зотагин. — Ну- ну… На деле же козлы отпущения. И я дураком вместе с вами. Права тётя Пана, как ни крути.

До заброшенного Староверова они добрались после полудня. Дворы по обыкновению располагались здесь вольготно, чтобы места на хозяйство каждому с лихвой хватало. Сейчас, конечно, ни о каком хозяйстве речи не шло. Тут и там из разросшихся кустов бузины и сирени выглядывали покосившиеся избы, провожая тягач пустотой выбитых окон. Сени изб давно рассыпались и лежали рядом либо грудой прогнивших досок, либо в беспорядке наваливались на сруб. Перекошенные стропила не держали проваленных крыш. Лишь печные трубы стойко сопротивлялись разрухе. И одичавшие яблони. На их ветвях ещё висели тронутые гнилью яблоки.

Улица, как и всё здесь заросла травой. «Питер», раздвигая кенгурятником высокие стебли, словно плыл по жёлто-зеленому морю. Подрулил к густому вишеннику. Под колёсами хрустнули доски завалившегося забора. Зотагин остановился и заглушил мотор.

Они вылезли изкабины. Воздух был по-осеннему прохладным. Пахло грибами и прелой листвой. В кустах громко гомонили воробьи. И здесь их ждали. Вернее, ждали Веронику. Он оказался проблемой. А как решает его попутчица проблемы, Зотагин на себе испытал. Эти, судя по виду, тоже особо церемониться ни с кем не привыкли. Поэтому смотрел на мужчин насторожённо.

— Зовут-то тебя как, проблема? — участливо спросил крепыш.

— Александром его зовут, — ответила Вероника. — Зотагиным.

— Павел, — протянул руку крепыш. — Дзьонь.

Черты круглого загорелого лица и узкий разрез чёрных внимательных глаз выдавали в нём коренного жителя этих мест. На вид ему было далеко за сорок.

— А меня Жиртуевым кличут. Тихоном, — сказал длинный, тоже протягивая ладонь.

Судя по виду, они с крепышом были одного возраста. Или почти одного. Разница в глаза не бросалась.

Зотагин пожал и его руку. Ладонь была сухой, рукопожатие крепким. Тихон улыбался, но взгляд его бледно-голубых глаз оставался холодным, изучающим.

— Что теперь делать собираешься? — спросил он. —Попал ведь как кур в ощип, ёжики колючие.

— Попробую как-нибудь выкрутиться, — ответил Зотагин.

— Как-нибудь, это как? — поинтересовался Тихон.

— Скажу, что она меня заставила. Убить грозилась. Разве не так? — спросил Зотагин у Вероники.

— Так, — подтвердила та.

— Даже если и так, вряд ли тебе поверят, — рассудительно сказал Дзьонь. — Никаких доказательств, что заставили силой, у тебя нет. Тебя легче считать сообщником, чем потерпевшим. Хотя им выгоден любой вариант. Сам ты террорист или жертва террористов, тут уж как они решат, так и будет. И от адвоката многое зависит. Деньги-то на него есть?

— Наскребу, — буркнул Зотагин. — Попытаюсь наскрести.

— Наскребёт он! — передразнил Зотагина Тихон. — Ты хоть представляешь, сколько на нормального адвоката денег наскрести надо, ёжики колючие? Хотя, кто знает, может ты и впрямь миллиардами ворочаешь. Вроде её мужа, — кивнул он в сторону Вероники.

— Глеб помогать не станет, — быстро сказала Вероника.

От такой новости Зотагин опешил. Его попутчица оказывается замужем! И не просто замужем, а жена миллиардера! И притом террористка. Видно, и впрямь от больших денег у людей мозги выкручивает!

— Ничего у тебя нет, и никто тебе не поможет, — констатировал Дзьонь, глядя на Зотагина. — И что теперь прикажешь с тобой делать? — он помолчал. — Ладно. Могу предложить два варианта. Сдаться властям после чего надолго сесть в тюрьму – это первый. При втором поможем тебе начать новую жизнь. Тогда придётся пойти с нами. Выбирай. Но поторопись, а то время поджимает.

— Есть ещё третий, — добавил Жиртуев.

— Какой? — спросил Зотагин.

— Но он нам вряд ли подойдёт, — не обратив внимания его на вопрос, сам себе ответил Тихон.

— Конечно, не подойдёт, — согласился с товарищем крепыш. — Мы ж не бандиты какие, чтобы вот так, запросто, убивать безоружных людей в ближних развалинах.

— Кто бы говорил, — вырвалось у Зотагина.

— Поспорь тут ещё, ёжики колючие! — хмыкнул длинный. — Короче. Мы своё дело сделали. Настёну встретили. Пора убираться отсюда, ёжики колючие. Пока жареным не запахло.

— Какую Настёну? — удивился Зотагин.

— Меня, — ответила Вероника.

— Но ведь…

— Не бери в голову, — посоветовал Зотагину Дзьонь. — Заболит. Что решил-то?

— Допустим, поеду я с вами, — сказал Зотагин. —Деваться мне сейчас всё равно некуда. А дальше что? Стрелять по машинам научите?

— Тоже мне, стрелок нашёлся, — усмехнулась Вероника-Настёна.

— Ещё и торгуется, ёжики колючие! — подхватил Жиртуев. — Совсем оборзел! Везёшь-то что? — кивнул он на фуру.

— Так… — пожал плечами Зотагин. — Соленья-варенья, мёду немного. Что загрузили, то и везу.

— Хоть какая-то от тебя польза, ёжики колючие! — обрадовался Жиртуев.

— Жаль всё сразу перегрузить не получится, — посетовал Дзьонь. — Часть придётся оставить.

— Можно ещё пару ходок сделать, — предложил Жиртуев.

— Опасно. Накрыть могут.

— И что? Скажем, наткнулись на бесхозную фуру и дербаним. Обычное дело, ёжики колючие. Все тут знают, что мы по тайге рыщем.

— Я бы всё равно не рисковал, — возразил Дзьонь.

— Эй! — возмутился Зотагин. — А меня спросили? Отвечать-то кому потом за всё придётся? И с чего это вы вдруг решили, что фура бесхозная?

Дзьонь с Жиртуевым прервали спор и удивлённо посмотрели на него. Бывшая Вероника покрутила пальцем у виска.

— Бесхозная, потому что ничья, — объяснил Дзьонь. — И фура бесхозная, и машина твоя бесхозная, и сам ты теперь бесхозный. Ничей. Ну тебя-то мы как-нибудь ещё пристроим, а остальное-то ведь бросить придётся. Жалко.

— Ладно, — согласился Зотагин. — Хрен с ней, с фурой. Но тягач я здесь не оставлю.

— Придётся оставить ёжики колючие, — сочувственно вздохнул Жиртуев. — По-человечески я тебя понимаю, но придётся оставить. Слишком уж он заметный. А нам в этом деле светится нельзя. Других вариантов нет.

Они уже всё для себя решили. Мнение Зотагина похоже никого сейчас не интересовало. Он взглянул на тягач. Единственное, что у него было и единственное, что осталось от отца. По сути, вся жизнь в кабине. По-дурацки перечёркнутая взбалмошной бабёнкой, меняющий имена как платья. С другой стороны, «Питер» ведь всё равно отберут. А его посадят, как соучастника. Надолго. Могут и лоб зелёнкой намазать. За гвардейца. Чего Зотагину естественно не хотелось. Поэтому, седло придётся оставить. Длинный прав: слишком заметная машина. И в розыске числится.

Звук мотора вернул его к действительности. Со стороны леса подъезжал мелкий кореец с фермерской кабиной и тентованым кузовом. За рулём грузовичка сидел Дзьонь. Вероника, как привык её называть Зотагин, неподалёку что-то вполголоса обсуждала с Тихоном.

Скрипнув тормозами, грузовичок остановился возле тягача.

— Давай, показывай, что там у тебя в закромах! — хлопнул дверцей кабины Дзьонь.

Зотагин достал из-под сиденья «Питера» короткий ломик и, путаясь ногами в траве, пошёл вдоль полуприцепа срывать пломбы.

Глава 7

7.

Лесная дорога была накатанной. Похоже пользовались ей часто. Свет фар выхватывал из темноты бегущие навстречу стволы деревьев. Иногда их ветви хлестали по крыше кабины, а то и по ветровому стеклу с трещинами со стороны водителя от когда-то словленного камня из-под колёс впереди идущей машины. Дзьонь вёл машину уверенно, на приличной скорости. Словно ездил здесь часто и знал все повороты. А может так оно и было. Зотагин не вникал, хотя подсознательно фиксировал все действия водителя как свои. Он сидел за спиной Павла и в качестве пассажира чувствовал себя непривычно. Всегда сам был за рулём. В том-то и дело, что был. Теперь это в прошлом. Что ждёт его в будущем, Зотагин сейчас даже думать не пытался. В душе царила опустошенность. Серый туман, из которого появлялись то, осенявшая их крестом тётя Пана, то сидящий на лавочке перед воротами Брыся, то удивлённо-обреченный взгляд и враз побелевшее лицо того гвардейца. И, конечно же, оставленный в заброшенной деревне тягач. Отцово наследство. В общем, был Лешак и нет Лешака. От прошлой жизни осталась только спортивная сумка, куда он сунул перед уходом документы, потрёпанный ноутбук с семейным архивом и пару белья.

Настасья сидела рядом. Она что-то обсуждала с Жиртуевым. Тот развернулся к ней вполоборота, облокотившись на спинку пассажирского сиденья. Зотагин невольно прислушался.

— …вряд ли это его заинтересует. Одна морока и никакой отдачи, ёжики колючие, — говорил Жиртуев.

— Почему?

— Потому что кроме полста пятых там ничего другого нет, — хмыкнул из-за руля Дзьонь.

— Много?

— До трёх десятков будет. Но в землю вросли по самую ванну, да и ржа поела основательно, — добавил Жиртуев. — Мертвяки, короче. И от дорог далеко. В глуши самой. На доставке разоришься, ёжики колючие.

— Совсем плохо, то есть, — уточнила Настасья.

— Совсем никуда, — обернулся к ней Дзьонь. — У тех танков в движках уже деревья укоренились.

Машину ощутимо тряхнуло на ухабе.

— На дорогу смотри, ёжики колючие! — недовольно предупредил Жиртуев. — А то мы все здесь из-за тебя укоренимся… Глеб в курсе, — это уже Настасье. — Короче, забываем про это стойбище. Пусть конкуренты голову ломают.

— И ноги! — хохотнул Дзьонь. — Пока инженерка им дорогу не пробьёт. Если раньше сама в болоте не утонет.

— Ну это уже не нашего ума дело. А ты как? С железом дружишь? — Жиртуев повернулся к Зотагину.

— В смысле? — не сразу понял тот.

— Картер от карбюратора отличить сможешь?

— Шутишь?

— На полном серьёзе интересуюсь.

— Зачем?

— Затем, что мы с железками дело имеем, — объяснил Жиртуев. — Вот и хочу заранее знать, к чему тебя приспособить, ёжики колючие. А то ведь как бывает: на дороге ас, а коснись чего посерьёзней, даже окурки из пепельницы без механика вытрясти не может.

— Не курю, — усмехнулся Зотагин. — А мотор и в одиночку смогу перебрать. Были бы условия.

— Наш человек! — громко одобрил Дзьонь.

— Поживём – увидим… — Жиртуев отвернулся, повозился удобнее устраиваясь на сиденье и громко, со вкусом зевнул. — Тебя сменить? Или неофита припашем? — кивнул он в сторону Зотагина. — Пускай порулит, ёжики колючие.

— Нет, — мотнул головой Дзьонь. — Пусть неофит в себя придёт. От новых впечатлений.

Зотагин обиделся. И на неофита, и на новые впечатления. Он, считай, всего лишился, а эти ещё и подтрунивают! Как там назвала их Вероника… тьфу Настасья? Неразлучники? Почему неразлучники, кстати? Они что, из этих? Радужных братьев? Зотагин в отместку за неофита и поинтересовался. Без церемоний. Настасья хихикнула.

— Скажи спасибо, руки заняты, — в ответ процедил сквозь зубы Дзьонь, — а то получил бы ты сейчас по морде. От души.

— Ладно тебе, Паш, — вступился за Зотагина Жиртуев. — Человек просто спросил. А ты сразу с репрессиями. Без всяких скидок. Это для нас, таёжных людей, радуга в небе после дождя. А он в городах разных бывал. Там радуга совсем другая. На тряпочках нарисована. Признак нового прогресса, ёжики колючие.

— Они из-за противотанкового ружья неразлучники. Одному с ним не справиться. Только вдвоём, — пояснила Настасья Зотагину.

— Странные вы люди, — заметил тот. — То с зенитками по лесу бегаете, то с ружьями противотанковыми.

— Пашка из него белку в глаз бьёт, — похвалился Жиртуев.

— Недоказуемо, — возразила Настасья. — Потому что после выстрела никто эту белку больше не видел.

— Паш, покажи ещё раз. Специально для неё. Когда приедем, — попросил друга Жиртуев. — Для полного убеждения, ёжики колючие.

— Не хочу, — буркнул тот. — Белок на вас не напасёшься.

— Может, всё-таки объясните, чем вы вообще занимаетесь? — попросил Зотагин. — Не считая стрельбы по живым мишеням? Хочу понять, куда и зачем с вами еду.

— Чем занимаемся? — переспросил Жиртуев. — На её мужа пашем ёжики колючие, — повернулся к Анастасии Жиртуев. — Да, Настёна?

— Так уж и пашете! — возразила та.

— Пашем-пашем, даже не спорь, — отмахнулся Тихон. — Тут по тайге, Саш, всякой техники немеряно брошено. Военка старая. Танки там, БТРы и всё такое прочее. Что можно, ремонтируем и своим ходом гоним к железке. К ближней станции. А оттуда в Китай на переплавку. Что отремонтировать не получается режем на куски и тоже отправляем чайникам. Они платят юанями Глебу, а тот отстёгивает малую их толику нам. Тем и живём. Не мы одни, кстати. По тайге много конкурентов бродит. Тоже юаней хотят, ёжики колючие. Бывает и на броне приезжают. Приходится окорот давать. Из противотанкового ружья. Чтобы на чужой каравай рот не разевали.

— А из зенитки не пробовали? — съязвил Зотагин. — Из зенитки кое-кому среди нас сподручней будет.

— Не зарывайся, — предупредил Дзьонь. — Её муж теперь твой работодатель. Возможно, — на всякий случай добавил он.

— В ножки, значит, теперь ей кланяться? — нашло на Зотагина. — Ой, спасибо тебе, красна девица! — он ёрнически попытался отвесить ей глубокий поклон, но из-за тесноты не вышло. — Спасибо, что лишила меня всего, что имел! Спасибо…

— Может хватит уже? — недовольно перебила его Настёна.

— А он прав, между прочим, — вступился за Зотагина Дзьонь. — Ты ему жизнь сломала.

— Ну извини! Тысячу раз извини! — психанула та. —Я же не нарочно! Вышло так!

— Хреново вышло, ёжики колючие, — сказал Жиртуев. — Зенитка-то наша. Из прошлой партии. Вы ведь из накопителя её угнали?

— Из накопителя, — подтвердила Настёна. — И что? Она же всё равно нигде не числится.

— Ты это Львовичу объяснять будешь! И Глебу своему! — не оборачиваясь сказал Дзьонь. — Не числится она нигде, как же! Любой механизм имеет номер и историю. Особенно военный.

— Есть надежда, что пронесёт, ёжики колючие, — сказал Тихон. — Не додумаются матрасники ради этого в архивы лезть. Да и где они сейчас, эти архивы. Поди-найди!

— Матрасники-то может и не додумаются, — возразил Дзьонь, притормаживая перед очередным поворотом. — Доброхоты наши подсказать могут. И архивы отыщут. Если копнут глубже, то все стрелки на нас лягут. В общем, подставила ты всех, Настёна. И ради чего, спрашивается? Чем тебе пиндос тот не угодил?

— Он не только мне не угодил, — отвернулась к окну Настасья. — За ним много чего числится. Долго рассказывать.

— А теперь, значит, угодливого на его место поставят, ёжики колючие! Так понимать прикажешь?

— Она теперь всех зебр отстреливать собирается, — вместо Настёны ответил Тихону Зотагин.

— Её саму отстрелить собирались. Хорошо мы вовремя подоспели., — сказал Павел — Нас Глеб предупредил, чтобы один волос с её головы не упал? Предупредил! Причёску сохранили? Сохранили! А за тараканов, что под ней прячутся мы не отвечаем. Так что свою задачу мы выполнили. С тараканами пусть другие разбираются. Да, Настёна?

— Идите вы все…

Зотагин зло покосился на Настёну. Недовольна она, видите ли. Натворила дел, а другие расхлёбывай! Она сейчас свалит в Китай к своему муженьку, а ему что делать? Снимать штаны и петь разлуку? Или тоже горбатиться на её Глеба. Как эти.

— Ты лицо-то попроще сделай, ёжики колючие, — услышал он в свой адрес. — Желваками играешь, будто всех здесь перекусать собрался.

— Тебя бы в мою шкуру…

— Своей обойдусь, — отвернулся Жиртуев.

Лес поредел. В свете фар всё чаще серели поросшие папоротником залысины. Грузовичок бойко переваливался на неровностях дороги. В кузове погромыхивали друг о друга бочки. Через какое-то время Дзьонь сбавил ход и остановил машину. Зотагин увидел, что в темноте от деревьев отделилась фигура и направилась к грузовику. Дзьонь включил в кабине свет и опустил стекло со своей стороны.

— Привет, служивые! —в окно просунулась круглая физиономия с рыжеватыми, тронутыми сединой пышными усами. — Нашлась красавица? — взгляд из-под мохнатых бровей обежал кабину. — Вижу, что нашлась. Нормально всё значит. А это кто такой? Почему не знаю? — физиономия упёрлась взглядом в Зотагина.

Жиртуев в двух словах, не считая упоминаний о колючих ёжиках, обрисовал ситуацию.

— Наслышаны, — кивнул в ответ обладатель пышных усов. — В новостях только об этом и говорят. Фото показывают. Какой-то Куропаткиной. На тебя, Настасья, похожа. М-да…

— На базе как? Спокойно? — спросил Дзьонь.

— Спокойно, ага! Львович рвёт и мечет!

— Плохо.

— Куда уж хуже. Совсем озверел. Грозится всех поувольнять и сам следом уволиться. На всех взъелся! И полицая, вон, ухлопали…

— Гвардейца, — автоматически поправила Настасья.

— Ещё хуже!

— Она теперь всех подряд валить будет, — усмехнулся Зотагин. — В раж вошла.

— А тебе, парень, слова не давали, — сказал усатый. — Ты сейчас вообще никто. Поэтому молчи в тряпочку и дыши через раз. А то высажу. Подозрительный ты больно.

— Правда, Саша, закрой рот. Не лезь не в своё дело. И не зли Потапыча, — сказал Жиртуев.

— Слышал? Он дело говорит. Не зли меня! Ладно, проезжайте, — кивнул Потапыч, отошёл к деревьям и растворился в темноте.

Дзьонь тронул машину.

— Через пару кэмэ будем на месте, — сказал он.

Глава 8

8.

— Кажись, всё! — Серёга с забавной фамилией Голубчик сунул за поясной ремень брезентовые рукавицы и достал из кармана замызганного мазутом бушлата пачку сигарет. — Главное теперь его на платформу затащить. — Он прикурил, прикрыв огонёк зажигалки ладонями. — Глубоко сидит, зараза! Как бы тросы не порвал.

— Не каркай! — оборвал его Жагрин – кряжистый мужик лет под пятьдесят с рублеными чертами обветренного лица.

— Ладно тебе, бригадир, — миролюбиво проворчал худой как жердь Леонид Осокин. — Просто мандражит мужика. Кому охота сызнова всё начинать? Считай с утра провозились с этим призраком оборонки, — он зябко поёжился. — Холодно, блин! Может костерок разведём?

— Отставить костерки! — приказал Жагрин. — Сейчас костерок, а потом всё заново! Нечего судьбу искушать! Да и тучи, вон, набегают. Того и гляди то ли дождь пойдёт, то ли снег посыплет. Так что будем закругляться независимо от результата. Хватит на сегодня. Сань, сходи к чайникам, скажи, пусть начинают.

Зотагин кивнул и, зачем-то пнув сапогом заросшую жухлой травой кочку, направился к кабине танковоза. Тот стоял неподалёку, расположив платформу с опущенными трапами напротив шестьдесят второго. Тросы от барабанов лебёдки уже были зацеплены за буксировочные крюки на лобовой броне танка. С танком, правда, пришлось основательно повозиться. Он был из той категории, что можно бы и бросить, но у мужа Анастасии был принцип: если уж начал, то грести всё до последней гайки. Вот они эти последние гайки сейчас и догребали. Вначале тут было около сотни единиц боевой техники открытого хранения, считая колёса. Часть добралась до железки своим ходом, часть – на буксире или, как этот сейчас, на танковозах. Осталось полдюжины совсем уже бросовых машин, которыми и занималась бригада Жагрина. Подбирала хвосты, короче.

Нет, не так представлял себе своё будущее Зотагин. Хотя, если говорить честно, на что он мог рассчитывать? На какое-то особое отношение из-за спасения девчонки? Ага, держи карман шире! Будут они валандаться с человеком, что в здесь в розыске числится. Не в Китай же отправлять. Коммунисты, конечно, могут спрятать. Если захотят. Хотя, с какой стати им о нём беспокоиться. Он и здесь-то, по большому счёту, никому не нужен, а на той стороне и подавно. Опасный тип, как ни крути. Слишком много узнал на свою голову. Поэтому встретили Зотагина на базе холодно, чуть ли не в штыки.

— И что мне теперь с ним делать прикажете? — прооравшись, устало спросил у прибывших лысый человек с худым костистым лицом. — Ему лоб зелёнкой намажут, а я, случись что, за укрывательство пойду? Нафиг-нафиг! Мне забот и так по самое не горюй хватает! — полоснул он себя по горлу ребром ладони. Блик от лампы смешно метнулся по гладкой, как бильярдный шар, лысине.

— Но ведь, ёжики колючие… — начал было Жиртуев.

— Я тебя сейчас вот этими руками ёжиков твоих жрать заставлю! — снова заорал Львович. — Вместе с колючками!

— Он, между прочим, меня вытащил! Хоть и сопротивлялся! — перебила его Анастасия. — Глеб…

— Что Глеб? Вот скажи мне, что сделает твой Глеб, когда нас всех тут за жопу возьмут? Не знаешь? — лысый навис над столешницей в сторону Анастасии. — А я знаю! Отвернётся! Дескать, сами разбирайтесь, я не при делах! За тобой, вон, вертолёт с той стороны прислали, а мы-то все здесь остаёмся! Хорошо ещё, если полицаи сразу не нагрянут! А то, что проверят нас тут после всего, что ты натворила – это к гадалке не ходи! Вот скажи, чего тебя туда понесло, в Каргу эту? Чем тебе этот, прости меня, Господи, американец не угодил? Молчишь? Тебе-то что: свалила к себе в Киатй, а мне с моими мужиками что делать прикажешь? А если ещё дознаются, что машина та из мест хранения, которые мы чистили? Представляешь, что начнётся? А тут с нами ещё и этот! — кивнул он в сторону Зотагина.

— Корней Львович… — опять встрял Жиртуев, обращаясь к лысому.

— Погоди, Тихон, — жестом остановил его Зотагин. — Я ведь не сам сюда прибежал, правда, Паш? — повернулся он к Дзьоню. — Мне здесь вроде помочь обещали. Дескать, нам люди нужны. Особенно, если у них руки из правильного места растут. Или я это сам себе придумал? — Дзьонь хотел что-то сказать, но Зотагин остановил его. — Подожди, я не закончил. Хотя… о чём тут ещё говорить? — спросил он сам себя и сам же ответил: — Правильно, не о чем. В общем, зря я с вами сюда приехал. Надо было остаться в этом… как его… Староверове. А здесь, судя по тому, что сейчас слышу, я не ко двору пришёлся. Обидно, не скрою, но переживу. Как-нибудь переживу. Просьба только одна будет. Отвезите обратно, а то топать далековато. Да и одет не по погоде. Климат-контроль в кабине тягача остался.

— А паренёк-то с гонором, — усмехнулся Корней Львович. — Ладно, — он побарабанил пальцами по столешнице. — Допустим, отвезли мы тебя в это… как его… Староверово. И что ты там делать собираешься?

— Там и посмотрю, что делать. На худой конец сдамся властям, — пожал плечами Зотагин.

После этих слов Корней Львович многозначительно переглянулся с Жиртуевым, Дзьонь осуждающе качнул головой, Анастасия показательно закатила глаза. Повисло молчание. В наступившей тишине было слышно, как где-то на территории базы работает генератор и глухо стучат по крыше вагончика ветки дерева. В мутное от дождя окно заглядывала ночная темень, кое-где разбавленная дрожаще-зыбким светом из окошек других строений.

— Не можем мы тебя вот так вот взять и отпустить, — с сочувствием в голосе сказал Зотагину Корней Львович. — Сам понимаешь почему. А нет, так объясню. Ты видел, куда тебя привезли. Дальше продолжать?

— Не буду я про вас ничего рассказывать, — буркнул Зотагин.

— Ещё как будешь! — усмехнулся лысый. — Когда химией напичкают – всё как на духу выдашь. Даже чего и знать не знаешь, — Корней Львович в раздумье опять забарабанил пальцами по столу. — Что же нам с тобой делать? Тихон, где сейчас у нас бригада Жагрина?

— На десятом участке хвосты подбирает, — ответил Жиртуев.

— Вот и отвезите его к ним, — кивнул на Зотагина лысый. — Пусть потихоньку обживается. Там заодно ему и объяснят, что к чему.

Так Зотагин оказался в бригаде Жагрина. Хотя, бригада – это громко сказано. Три усталых человека. С ним их стало четверо. Из приданной техники только трактор с ножом и экскаватором. И то ладно. Всё не лопатами землю ковырять. Хотя частенько приходилось браться и за шанцевый инструмент. Это, как шутил Осокин, если требовалась ювелирная работа. С применением кирки и кувалды.

Сейчас кроме них да двух китайцев на танковозе здесь никого не было. На днях должен был прийти ещё один танковоз за следующим ржавым инвалидом, потому и торопились с погрузкой этого. Чтобы не было простоя дорогущей техники. Чего ни китайцы, ни Глеб не любили. И без того с этим танком слишком долго возились. Он капитально врос в грунт, поэтому пришлось под днищем рыть траншею. Длиной почти десять метров. Начали экскаватором, потом лопатой и киркой глинозём ковырять пришлось. После такой “ювелирной работы” все полдня не могли не то, что разогнуться, просто двинуть рукой удавалось с трудом. О запуске двигателя вообще речи не шло. За десятилетия бесхоза он заржавел напрочь. Там всё заржавело. Развернуть башню стволом назад, как положено при транспортировке, и то удалось только с помощью трактора, зацепив тросом за ствол. Электрика, само собой, давно не работала, а провернуть башню вручную силёнок не хватило. Ведущие колёса тоже давно заклинило. А это значит, что гусеницы двинуться не смогут, и танк придётся затаскивать на танковоз волоком. Хотя и тут никто ничего не гарантирует. Либо тросы порвутся, либо звёздочки вообще сорвёт при загрузке, если заклинит гусеницы в катках. Выдирать их потом оттуда замудохаешься. И не факт, что танк при этом не завалится в ими же вырытую траншею.

— А если их снять? Гусеницы, — предложил Голубчик.

— И затащить на катках! — подхватил мысль Жагрин. — Думаешь, получится? В принципе попробовать можно. Лишь бы эту дуру в сторону не повело… Хотя… Если гусеницы распустить до трапа, они катки удержат. Должно получиться.

— Только разбивать траки надо у кормы, возле ведущей звёздочки, — Голубчик затоптал в землю окурок сигареты. — Чтобы выстлать гусли до трапов с запасом.

— Само собой, — согласно кивнул Жагрин. — Ну? Добровольцы в молотобойцы есть? — он поочередно посмотрел на каждого.

— Хоть согреюсь! — вызвался Осокин и пошёл к трактору за кувалдой.

Остальные направились к корме танка. Сгнившие от старости пылезащитные экраны с его бортов они сорвали ещё когда вырубали заросли кустарника в опорных катках. Резина на катках давно потрескалась, стала хрупкой, а местами вовсе осыпалась, обнажив ржавый металл. Гусеницы были грязно-рыжими от ржавчины. Основательно проржавели и болты на скобах по краям траков. Пытаться их отвинтить – только зря время тратить.

— Здесь зубилом надо срывать, — сказал Зотагин.

— Вот и дуй за ним! — Жагрин посмотрел на небо, где из-за ближней сопки ветер нагонял беременные непогодой тучи. — Одна нога здесь, другая там!

— Чего ещё забыли? — спросил у Зотагина Осокин. Он возвращался с кувалдой от трактора.

— Зубило, — ответил Зотагин.

— А что, крикнуть не могли? Я бы заодно и зубило взял.

Зотагин махнул рукой. Ладно, мол, дело сделано. Отыскав в инструментальном ящике трактора зубило, он прихватил заодно и разводной гаечный ключ с длинными рукоятками.

— А ключ-то тебе зачем? — спросил Осокин.

— За надом! — ответил Зотагин. — Зубило им держать буду! Чтобы ты, когда со всей дури промажешь, без рук меня не оставил!

Вопреки ожиданиям, с гусеницами они справились быстро. Примерно за час.

Китайцы неохотно оторвались от игры в свои шашки, вылезли из тёплой кабины танковоза на пронизывающий ветер, посмотрели на хмурое небо и что-то быстро пролопотали друг другу. Что, Зотагин не понял, хотя, как и все здесь, знал на китайском несколько распространённых в быту фраз.

Проверив, крепление проушин тросов к буксировочным клыкам танка, китайцы с помощью выносного пульта выбрали слабину и стали медленно затягивать танк на платформу. Тросы натянулись, как показалось Зотагину, до звона. А может и впрямь зазвенели на ветру. Танк железисто покряхтел, нехотя сдвинулся с места и, громко визжа ржавыми ступицами, теряя с опорных катков ошмётки резины, припадая на торсионах, двинулся к трапу. Вздыбившись, зашел на него и с грохотом рухнул на просевший от тяжести полуприцеп танковоза.

— Слава Богу! — широко перекрестился Жагрин. — Спасибо, ребятки!

— Нашёл ребяток! — фыркнул Голубчик.

— Да ладно, Серёга! Не придирайся! — рассмеялся Зотагин. — Главное, ведь получилось же!

— Это тебе не банки шейхов грабить! — весело поддел Сергея Осокин. — Здесь голова нужна!

— Там тоже, Лёня, голова нужна! — не остался в долгу Голубчик.

Глава 9

9.

— А-а, ерунда всё это! — услышал Зотагин, едва открыв дверь. Вместе с ним в заимку ворвались клубы морозного воздуха. — Сказки! Не было такого!

— Не было, говоришь? — запальчиво возразил Голубчику Осокин. — Ладно! Тогда скажи, что было!

— Известно, что, — презрительно хмыкнул Голубчик. — Будто сам не знаешь! Голод, холод и разруха! Хлеб по карточкам. И того не всем хватало! За каждую буханку в очередях дрались! Открой комп и убедись! Да если бы не святые девяностые…

— С чего ты взял, что они были святыми?

— В Сети об этом говорят! Почитай на досуге! Или ты, Лёнь, блогеров в упор не видишь? — язвительно заметил Сергей.

— Много они знают о том времени, твои блогеры!Они тогда ещё под стол пешком ходили! А большинства даже в проекте не было!

— А ты, значит, всю ту радость лично лицезрел и большой ложкой в себя запихивал, да? Сколько же тебе лет тогда, долгожитель ты наш? Ну, хорошо! Допустим, ты прав! И всё в том эсесесере так замечательно было, что просто плюнуть некуда! Чего ж не жилось в нём? Чего ж его развалили?

— Вот те и развалили, кому в нём не жилось!

— Слишком общо! Ты мне конкретику давай!

“Опять Серёга с Лёнькой на политике срезались,”— подумал Зотагин. — “И чего спорят? Спорь-не спорь, – всё равно ничего не изменится. Лучше б генератор, вон, дозаправили. Или дров принесли.”

Зотагин со стуком свалил охапку поленьев перед печкой. Скрытая среди тайги заимка, где они сейчас жили, только называлась заимкой. На самом деле это было просторное шале, когда-то построенное в таёжной глухомани мужем Анастасии для своих охотничьих забав. Вначале Глеб часто бывал здесь в компании таких же как он успешных предпринимателей, но со временем наезды выпить-пострелять становились всё реже и реже. А потом и вовсе прекратились. То ли охота ему приелась, то ли друзья из закадычных превратились в заклятых. Но шале осталось и требовало ухода. Это ведь не срубленная на скорую руку охотничья избушка, что годы может простоять в тайге и ничего ей не сделается. Тут одна обстановка, почти на миллион в американцах потянет. Вот Львович и определил сюда для присмотра бригаду Жагрина. Сбагрил с глаз долой, как он выражался, висельников уголовных. И самому спокойнее, и от них хоть какая-то польза. Висельники не возражали. Места тут красивые. Жильё по комфорту на уровне пятизвёздочного отеля. Хотя минусы тоже имелись. Шале отапливалось двумя печами и камином. Чтобы поддерживать тепло, печи приходилось топить по два, а то и по три раза в сутки.

Зотагин разделся, повесив бушлат на вешалку возле входной двери. Туда же пристроил и малахай. Присел перед печью. Открыл дверцу, пошевырял кочергой угли, закинул на них пару поленьев. Подождал, пока они займутся и прикрыл дверцу.

— Как там погода за бортом, Сань? — крикнул из соседней комнаты Осокин. — Свиреполит, вихри снежные крутя?

— Это вы тут от безделья свиреполите, — ответил Зотагин. — А там тишина и звёзды с кулак! Морозец, да, крепко прихватывает, — зябко потирая ладони, он зашёл к ним за перегородку.

Здесь, на широком диване из натуральной, когда-то чёрной, но уже изрядно потёртой кожи, перед плазмой во всю стену и расположились спорщики. Сбоку от дивана на низком столике стояли две фарфоровые кружки, почерневшие изнутри от крепкой заварки, тарелка с бутербродами, почти пустая сахарница и два чайника. Терракотовый заварочный и обычный эмалированный со свистком. Зотагин дотронулся до него. Ну конечно, чуть тёплый.

— Даже чай не догадались закипятить.

— Кипятят воду, — обернулся к Зотагину Голубчик. — Чай заваривают! — с шутливой нравоучительностью поправил он его. — Учитесь говорить правильно, сударь! А то облажаетесь в высшем обществе, а мне потом красней за вас!

— Слушай сюда, высшее общество, — в тон ему ответил Зотагин. — Я дров принёс и соляру в генератор залил. Пока вы тут глотки по пустякам драли. Никто к роднику с ведром пройтись не желает?

Родник был примерно в километре от заимки. Пешком с ведром к нему, конечно, не ходили. Ездили с канистрой на снегоходе.

— Утром съезжу, — пообещал Осокин. — Что-то бригадир задерживается. А ведь обещал сегодня быть.

— Наверняка ценные указания от начальства получает, — пожал плечами Голубчик. — Да и вряд ли он сегодня уже приедет. Ночь на дворе. Чего ему ночью по тайге мотаться. Итак, сударь, к барьеру! На чём мы остановились?

Они вновь переключили внимание на плазму. Там сейчас шло очередное ток-шоу. О чём, Зотагин понял не сразу. Вроде как спорили, чьё кураторство над Сибирской Республикой предпочтительнее. Соединённых Штатов Америки с её неоспоримой демократией или Китая с его тягой к коммунистической диктатуре. Все кричали, перебивая друг друга. Ведущий, ухоженный до неприличия молодой человек с тягучими интонациями в голосе, даже не пытался успокоить разбушевавшихся в студии визави. Странно, что Осокин с Голубчиком ещё что-то могли разобрать в этом гвалте.

Зотагин взял чайник и вышел из комнаты. Ковшиком добавил в него воды из ведра на лавке возле печи и поставил греться на конфорку плиты. После чего подкинул дров в печь для большего жара. Дождался, когда вода в чайнике закипит, наполнил кипятком большую эмалированную кружку, бросив в неё сразу два пакетика чая. Присел на табурет возле окошка и обхватил горячую кружку ладонями.

За окном тенями на снегу синела ночь. Почти месяц прошёл с тех пор, как они, по выражению Жагрина, подобрали хвосты на стоянке боевой техники и поселились здесь. И теперь маялись от безделья в таёжной глуши, в душе завидуя тем, кто разъехался с базы до весны. Зотагину, как и Осокину с Голубчиком куда-либо уезжать было противопоказано. Нет, прямо не запрещали. Хочешь – катись на все четыре стороны, никто против слова не скажет. Хотя его это не касается. Он на особом счету. Но и у остальных причина сидеть здесь и носа не высовывать была серьёзной. Все они числились в розыске. Кроме бригадира. А Сергей, так вовсе в международном. За то, что изрядно пощипал банковские счета ближневосточных правителей. С помощью компьютерных технологий. Причём увлёкся настолько, что уже и сам не знал сколько миллиардов рассовал по миру на чёрный день. Развлекался, пока на него не вышла служба безопасности какого-то мелкого банка, который он и в расчёт-то не принимал. А когда по наводке задействовали уже серьёзных компьютерных гениев, Голубчик вынужденно провалился в подполье. Ходили слухи, будто он открыл Глебу один из своих тайных счетов, за что и был спрятан на базе.

— Да не переживай ты, Серёга! — как-то пошутил по этому поводу Осокин. — Главное на всю оставшуюся жизнь себя обеспечил! Ну поймают, ну присудят лет триста. От силы триста пятьдесят. Половину отсидишь, а там и условно-досрочное подоспеет. Живи потом и в ус не дуй!

— Никто меня ловить не собирается, —усмехнулся в ответ Голубчик. — Я у правильных людей ничего не брал. Только у арабов. Те нашим друзьям не интересны. А в розыск объявили формально. Чтобы, как говорят японцы, лицо сохранить. Если бы захотели – давно бы уже взяли. В Интерполе не дураки работают. Только мы им на фиг не нужны. Ни я, ни ты, ни спаситель жены нашего босса, — кивнул Сергей на Зотагина. — Мы для них мелочь, недостойная траты сил.

— Серьёзно? — не поверил Осокин. — Чего тогда ты здесь делаешь?

— Жду, когда мир забудет о моих финансовых эскападах. Или найдёт себе другое развлечение.

— Ну-ну. И долго ждать собираешься?

— Как получится.

В отличие от Голубчика, Осокин был политическим и даже успел отсидеть три года в трудовом концлагере. За то, что когда-то подписал что-то не то, как понял Зотагин. В результате остался без всего. И без семьи, в том числе. Жена развелась с ним сразу, после ареста, а дети через прессу публично отказались от отца. Но жизнь, видимо, ничему Леонида не научила. После освобождения он не угомонился и вновь попал под подозрение спецслужб. Теперь ему, как рецидивисту, светило пожизненное. Пришлось скрыться. Но даже здесь, в тайге, он не чувствовал себя спокойно. Поэтому слова Голубчика о том, что их никто не ищет и искать не собирается, задели Осокина за живое.

— Неужели ты и впрямь считаешь, что никто не знает, где мы отсиживаемся? Давно знают. Все, кому надо, — снисходительно заметил Голубчик.

— Тогда почему не приходят? Хотя бы за мной?

— Кому ты нужен, Лёня! — рассмеялся Сергей. — Здесь ты и так в политической ссылке. Которую сам себе и устроил. А Сашка для пиндосов вообще никто. Случайно рядом оказался, когда Настя державника положила, вот и всё! Подумаешь, державник! Станут они на какого-то аборигена своё время тратить!

— Она не только державника положила, — вставил Зотагин.

— Ты про американца того? Так это ещё доказать надо! И вообще, не о ней сейчас речь. Мы о себе говорим. А здесь я кругом прав! Или опять спорить будем?

— Прав… — помолчав, нехотя сказал Осокин.

— Хоть в чём-то согласился! — удовлетворённо кивнул Голубчик. — А тебе, Саня, сейчас не американцев бояться надо, — обернулся он к Зотагину. — Ты для них личность безразличная. В отличие от гвардейцев. Эти тебя обязательно разыщут, поверь моему слову! Разыщут и грохнут! Жутко мстительные ребята.

— Не я же его убил! — возразил Зотагин.

— Это ты им потом объяснять будешь. Постфактум, — хищно улыбнулся Голубчик.

— Спасибо, успокоил.

На взгляд Зотагина они оба были со странностями. И Голубчик, и Осокин. Во время работы на погрузке это не так было заметно – там приходилось вкалывать, – но сейчас, во время вынужденного безделья на заимке, сильно бросалось в глаза. Голубчик вдруг приобрёл барские замашки, которые нет-нет, да и проскальзывали в общении. Осокин же оказался яростным спорщиком. Зажигался от любого пустяка, кажущегося на его взгляд неправедным. Голубчик пользовался этим и часто специально провоцировал Леонида на спор. Просто так, от скуки. Ещё больше распаляя его своими лениво-высокомерными суждениями. Зотагину их споры казались непонятными и пустопорожними. Тем более, что к единому мнению спорщики никогда не приходили, оставаясь каждый при своём. Часто их споры и вовсе превращались в настоящую ругань, но до рукоприкладства пока не доходило. Просто в какой-то момент они прекращали друг с другом разговаривать. Ненадолго. До следующего спора.

Они и внешне были разными. Склонному к полноте Голубчику ещё не было и тридцати. На заимке он начал отпускать бородку, которую гордо называл эспаньолкой. Клок редких рыжеватых волос на подбородке вкупе с пухлыми щеками смотрелся забавно. Зотагин ждал, когда же Осокин в пылу спора не удержится, сгребёт его в ладонь и оттаскает Сергея доказывая свою правоту. Сам Леонид при своём росте под метр восемьдесят из-за худобы казался юношески нескладным, хотя ему уже было под сорок. Всегда горбился, словно старался быть незаметнее. Стригся коротко. Почти под ноль. И терпеть не мог макароны. Говорил, что за те три года наелся их на всю оставшуюся жизнь.

Зотагину в их спорах более понятен был Голубчик. Сергей говорил то, что он и сам постоянно слышал в новостях или видел собственными глазами. То, что обсуждали его знакомые. Привычные вещи. Без зауми. Осокин же принимался пространно рассуждать о каких-то странных на взгляд Зотагина вещах. К примеру, о профсоюзах. Они, эти профсоюзы, якобы должны регулировать его, Зотагина, взаимоотношения с работодателем. С хозяином груза, который ему, Зотагину, нужно перевезти. Зачем, спрашивается? Будто он сам не справится! Справлялся ведь до этого. В цене сошлись, ударили по рукам, договор подписали – чего ещё надо-то? Все довольны. Без профсоюзов всяких!

— Какой же ты наивный, Сань! — усмехнулся Леонид, когда Зотагин выложил ему это. — Не обижайся, но дальше своего носа ты ничего не видишь. Знаешь, почему? — спросил он и тут же сам ответил: — Мелкий частник, потому что. У тебя, Саня, есть… извини, была своя машина. Благодаря которой ты худо-бедно держался на плаву.

— Почему худо-бедно? — обиделся Зотагин. — Нормально было! Не бедствовал. На всё хватало. И машину обслужить, и себя прокормить. Ещё и оставалось.

— Не спорю. Тебе хватало. Но речь не о тебе конкретно и не о таких, как ты. Речь о тех, у кого нет ничего, кроме своих рук. А таких большинство, Сань. Просто из своей машины ты их не замечал. Мимо проносился. Мимо тех, кто за копейки вынужден продавать свой труд всяким мироедам. Им как жить?

— Не знаю, — пожал плечами Зотагин. — Я только за себя отвечаю. У каждого есть шанс. Кто-то его использует, а кто-то нет. Причём здесь я?

— Шанс есть у каждого, говоришь. Ну-ну… — усмехнулся Леонид. — Это ты о той расхожей удочке для всех, что ли? Получил её от дяденьки, сел на бережок, лови рыбку и горя не знай. Только вот в чём загвоздка, Саша. И удочка у тебя есть, и рыбак ты хороший, да все рыбные места давно заняты. И там не удочками, там динамитом рыбу глушат. А для тебя с твоей удочкой остались лишь те места, где и лягушку не поймать.

— Это он к тому, Саня, что ты должен отдать этому неудачнику часть своего улова, — встрял в разговор Голубчик. — Как тебе такой расклад? Согласен?

— Он его и так отдаёт, — ответил за Зотагина Леонид. — Только не тому, кому нужно.

— Никому я ничего не отдаю и отдавать не собираюсь, — сказал Зотагин.

— Отдаёшь, — возразил Осокин — Просто не замечаешь этого. Как бы тебе объяснить… Чтобы сразу понял, — он на мгновение задумался. — Возьмём, к примеру, нас. Нашу бригаду. Семь потов сойдёт, пока этот танк на платформу затащишь. Вроде бы и получить за свой труд ты должен соответственно. Но, нет! Львиная доля уходит в карман… сам знаешь кого, а ты получаешь жалкие крохи. Хотя горбатишься здесь именно ты. Вернее, все мы. Не только наша бригада, а вообще все, кто с нами работает. Если же говорить в целом, то такая проблема у всех. Кто трудится. Не важно, где и кем. А профсоюзы помогут объединиться и выступить против такого положения дел ради социальной справедливости. Чтобы каждому воздавалось по труду его. Вот это и есть наша политика. За которую нас преследуют. Понятно?

— Всего-то? — не поверил Зотагин. — За бла-бла-бла?

— Вот именно! — воскликнул Голубчик. — Бла-бла-бла! Точное определение, Саня! А если смотать с ушей китайскую лапшу, что тебе сейчас Леонид пытается навешать, то всё окажется куда банальней. Отобрать деньги у богатых и поделить между нищими. Богатых же, кто с этим не согласен, прикопать где-нибудь в овражке… Знаем. Проходили. Лёнь, а ты Глебу не пытался эту свою мысль озвучить? Сомневаюсь, что он сразу проникнется твоим призывом, откроет свои закрома, а сам, рыдая, уйдёт в монастырь простым схимником. Сдаётся мне, это ты пойдёшь по этапу.

— Не спорю, — согласился Осокин. — Может и так случиться. Но повторить рано или поздно всё равно придётся. Благо, опыт имеется.

— Кто его помнит, этот твой опыт? — рассмеялся Голубчик. — Да и был ли он вообще? А если был, то почему развеялся как дым, оставив после себя лишь ржавое железо? То самое, что мы сейчас разгребаем.

— Помнят, — уверил его Осокин. — И не просто помнят, а внимательно изучают. И с другими этой памятью делятся. Несмотря на концлагеря. Конечно, в целом повторить опыт СССР не получится, да и не надо, если учесть сделанные тогда ошибки. Учесть и постараться их в этот раз избежать.

— Какой СССР? — искренне удивился Голубчик. — Союз Свободных Сибирских Республик? От Владика до Топей? Вернись в реальность, Лёня! Мы в нём живём!

— Я не проэтот новодел, — грустно усмехнулся тот. — Я про ту Великую Державу.

Осокин в разговорах с Зотагиным и после ещё не раз возвращался к своей любимой теме, попутно объясняя непонятные термины вроде добавочной стоимости или разницу между частной и государственной собственностью на средства производства. Зотагин слушал его вполуха, а Голубчик по своему обыкновению вставлял в лекции Осокина ироничные комментарии. Бригадир и вовсе относился к рассуждениям Осокина крайне неодобрительно.

— Нечего мужику мозги пудрить. Не надо ему это. Прекращай, Леонид. Прекращай.

Арсений Иванович Жагрин был единственным из них, кто не скрывался от полиции. Бывший офицер временно сформированных на период Долгосрочной Аренды Сибири Сил Самообороны, он уволился в запас по выслуге лет и теперь, работая на Глеба, получал ощутимую добавку к мизерной военной пенсии. Жагрину было далеко за пятьдесят, но на свои годы он не выглядел, поддерживал себя в хорошей физической форме. От предложенной сразу должности начальника охраны Жагрин наотрез отказался. Не захотел участвовать в разборках при дележе найденных мест хранения техники. А там дело иногда доходило до серьёзных перестрелок.

— Не хочу стрелять в своих. Пусть даже конкурентов. Я всю жизнь защищал сибиряков не для того, чтобы сейчас их убивать. Не буду брать грех на душу, — заявил он руководству.

Даже на большие деньги не позарился, хотя Глеб ему их предлагал. И не раз. Отказался. Пошёл в бригадиры.

Зотагину Жагрин нравился. Хотя и Осокин с Голубчиком тоже были нормальными мужиками. Со своими заскоками, понятно. Но кто вообще без заскоков? Нет таких. Зотагин с удовольствием сделал большой глоток горячего крепкого чая. Ещё немного посидел в одиночестве, бездумно глядя в окно. Потом стало скучно, и он направился к остальным, прихватив с собой чайник.

Меж тем в телевизоре продолжалась словесная перепалка. Молодой человек в дорогом костюме и стильных очках крикливо вещал, что только благодаря американцам мы наконец-то вышли в космос, а китайцы не только не помогли нам в этом, но ещё и нагло воровали наши передовые технологии, опять-таки полученные в США. Здесь Осокин не выдержал.

— Что он городит?! Нет, что он городит? Какой космодром Восточный? При чём здесь NASA? И Гагарина не Алексеем звали, а Юрием!

— Я бы на твоём месте не был столь уверен, — с явной иронией возразил Голубчик. — На экран взгляни.

На большой экран в студии, откуда сейчас велась передача, была выведена фотография улыбающегося человека в белом шлеме космического скафандра. Рядом с фотографией было написано: “Алексей Гагарин. Первый российский космонавт”.

— Убедился? — с той же иронией продолжил Сергей. — Или там тоже врут?

— С ума сойти! — опешил Осокин.

— И сойдёшь! — согласился Голубчик — Обязательно сойдёшь! А если совсем оторвёшься от реальности, то так и останешься в своём прошлом. Навсегда. Вернись, Леонид! Вернись! — пощёлкал он пальцами перед лицом Осокина.

— Не готовили его американцы! И взлетал он с Байконура. Космодрома «Восточный» тогда ещё не было! Его позже построили! — отведя руку Голубчика, сказал тот.

— Да? Ни про какой Байконур я ни разу не слышал. И где же он, этот твой Байконур находился? — не сдавался Голубчик.

— Тогда был в Союзе. Сейчас у османов. А перед тем, как турки его присвоили, у казахов, кажется… Да, в Казахстане.

— В Казахстане, говоришь? Голову включи, Лёнь! Тогда Гагарин был бы не российским, а казахстанским космонавтом! Или казахским… Не знаю, как правильно.

— Советским он был! Советским! И вообще первым! Первым космонавтом в мире!

— Опять ерунду говоришь! — рассмеялся Голубчик. — Там, в этом твоём Союзе ничего делать не умели. Кроме галош. Всем известный факт! Сравни: галоши и космический корабль! Кстати, Лёнь, напомни, когда Гагарин в космос полетел?

— В начале шестидесятых… Прошлого века.

— Вот видишь! Американцы к тому времени уже сто раз на Луне побывали! Как к себе домой туда летали! То, что Гагарин первый, никто и не спорит! Первый космонавт России! Я прав, как считаешь, Сань? — Сергей повернулся к Зотагину.

— Не знаю, — ответил тот. — Вот скажите мне, ради чего они там горло дерут? — кивнул он на экран. — Какая нам разница, американцы или китайцы? Спать надо! Вы вот опять проспорите всю ночь, а завтра вас с утра не добудишься. И придётся нам вдвоём с Иванычем припасы разгружать. Он наверняка целые сани добра приволочёт.

— Сашка прав, — нехотя согласился Сергей. — Выключай шарманку, Лёнь!

Глава 10

10.

Жагрин, как и предполагал Голубчик, приехал на следующий день ближе к обеду. Обе печки к тому времени были хорошо протоплены. Чайник на раскалённой плите призывно дребезжал крышкой, пуская из носика струи пара.

— Здорово, лишенцы! Чем гостя кормить собираетесь? — спросил Жагрин с порога.

Он аккуратно пристроил в угол автомат и стащил с себя овчинный полушубок. Повесил на вешалку. От полушубка тянуло холодом и бензиновым выхлопом.

— Мороз сегодня так себе, но на скорости пробирает, — Жагрин сунул мотоциклетные очки в карман полушубка, а шерстяную балаклаву, закрывавшую от холода лицо, в его рукав. Растёр ладонями щёки, — Ну, чем начальство кормить собираетесь? Не слышу!

— Лапшу можно запарить. С тушёнкой, — предложил Осокин.

— И всё? Чем же вы тут без меня занимались, если кроме китайской сухомятки ничего своему командиру предложить не можете? Лодыря гоняли да разговоры разговаривали? А с ружьишком по округе лень было прогуляться?

— Ладно, тебе, Иваныч, не заводись, — заступился за них Зотагин. — Сейчас сани разгрузим и что-нибудь из новых припасов придумаем.

— А нет саней, Саша. И припасов тоже нет. Пустой я сегодня, — Жагрин достал из настенной сушилки кружку, заглянул в неё, проверяя чистоту. — Ничего не привёз.

— Случилось что, Иваныч? — спросил Голубчик. — Какой-то ты не такой сегодня приехал. Взъерошенный и злой.

— Случилось, — подтвердил Жагрин. — Много чего случилось и всё разом. Плохие у меня для вас новости… И первая тебя касается! — ткнул он кружкой в направлении Зотагина. — Вот скажи мне, Саша, как на духу скажи: на хрена ты в того гвардейца стрелял?

— Ты о чём, Арсений Иванович? — опешил тот. — Ни в кого я не стрелял! Это Настасья стреляла. У неё пистолет был. Будто сам не знаешь!

Голубчик с Осокиным удивлённо переглянулись.

— Иваныч, это шутка, да? — спросил Сергей.

— Шутка юмора, ага, — Жагрин достал из коробки несколько пакетиков чая. Бросил в кружку. Зло глянул исподлобья. — Шутки шучу. Сам развлекаюсь и вас развлекаю… Я похож на клоуна? — неожиданно рявкнул он.

— В чём проблема-то, бригадир? — тоже разозлился Осокин. — Давай без загадок!

— Без загадок, так без загадок, — сбавил тон Жагрин. — Если совсем коротко, то ему, — он снова кивнул на Зотагина, — предъявлено обвинение в убийстве офицера Гвардии Сибирской Республики. Суд уже состоялся. Приговор вынесен заочно. Озвучить?

— Ерунда какая-то! — пожал плечами Голубчик. — Ладно бы монтировкой по башке приложил. Гвардейцу этому… А застрелить… Нет, не верю.

— И я не верю, — сказал Леонид. — Не мог Сашка этого сделать. Даже монтировкой. Прости, Сань, но для таких дел у тебя кишка тонка. И мотива не было.

— Какой суд? — происходящее всё ещё казалось Зотагину глупой шуткой. Жестоким армейским юмором, понятным только Жагрину.

— Полностью согласен, — бригадир налил в кружку кипяток из чайника. — Насчёт кишки. А насчёт мотива… У полиции другое мнение. Там считают, что всё дело в контрабанде. Согласно их версии, ты, Саша, вместе с легальным товаром перевозил золотишко, выделанные шкурки соболей. Или краснокнижного тигра, добытого браконьерами, к примеру. Для китайцев. У них к хозяину тайги особое пристрастие. От шкуры до костей. А может и камешками баловался. Якутскими алмазами. Тоже прибыльно. В общем грозил тебе за всё про всё приличный срок. Если бы это всплыло. Потому и стал стрелять, когда тебя накрыли. А потом удрал. Оставил вдовой жену убитого тобой гвардейца, а двух его деток сиротами, — Жагрин внимательно смотрел на Зотагина. — И это ещё не всё. Когда нашли твою машину, Саша, части груза там не хватало. Зато под сиденьем водителя – под твоим сиденьем, если ты чего не понял, – обнаружили пистолет. Тот самый, из которого был застрелен гвардеец. Баллистическая экспертиза данный факт подтвердила.

— Какая контрабанда, Иваныч! — возмутился Зотагин. — То, что пломбы были сорваны и груза не хватало, так это Дзьонь с Жиртуевым постарались! А пистолет… Эта стерва мне его и подбросила! Пока мы товар перегружали. Неужели не ясно?

— Пусть так, — согласился Жагрин. Глотнул из кружки. Поморщился. — Горячо… Пусть так, — повторил он. — Не стрелял ты в гвардейца. Допускаю. Отметь: я допускаю, а не полиция. В полиции не сомневаются, что стрелял именно ты. Им ведь что надо? Им надо виновного найти. Вот тебя и нашли. Отчитались в плюсе. А насчёт пистолета, как ты утверждаешь, якобы специально тебе подброшенного… В полиции допускают, что у дорожной проститутки Куропаткиной могла быть какая-нибудь дамская хлопалка. Для самозащиты. В дороге разное случается. Но не армейский пистолет с глушителем. Да и зачем ей стрелять в гвардейца? Самое большее, что ей грозило, это депортация или штраф. Даже если всё вместе. Из-за этого пальбу не открывают и людей не убивают. Тем более офицеров Державной Гвардии.

— Не из-за этого она стрелять стала, — попытался объяснить Зотагин.

— Недоказуемо, — хмуро отрубил Жагрин. — Кто из вас стрелял в гвардейца знаете только вы двое.

— А пальчики на пистолете чьи? — спросил Леонид.

— Нет там пальчиков, — ответил Жагрин. — Подтёрли.

— Попал ты, Саня, — в голосе Голубчика сквозило неподдельное сочувствие. — Такого гвардейцы не простят. Как я и говорил, они теперь тебя из-под земли достанут, а после обратно в неё и утрамбуют.

— Говорю же, не стрелял я!

— Это теперь, Саша, уже всё равно. — Осокин тоже взял со стола кружку. — Стрелял ты или не стрелял. Нет, мы тебе, Саш, конечно, верим. Но Голубчик прав. И отмазать тебя уже никому не получится. Даже Глебу. Да и не станет он с полицаями ссориться. Себе дороже.

— Глебу не до него, — Жагрин шумно отхлебнул из кружки. — У него сейчас своих забот по горло. Сейчас расскажу. А пока ознакомься, Александр. Специально распечатал, чтобы вопросов не возникало, — бригадир достал из кармана телогрейки сложенный лист бумаги. Протянул Зотагину.

Осокин с Голубчиком с интересом наблюдали, как тот разворачивает листок.

Первое, что увидел Зотагин была его фотография. Размером на половину листа. Над ней было написано: “РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК!”. Большими красными буквами. Ниже помельче, на английском “Wanted!”. Под снимком говорилось, что Зотагин Александр Сергеевич, такого-то года рождения, постоянного места жительства не имеет, водитель частного извоза, разыскивается за преднамеренное убийство офицера Гвардии Сибирской Республики.

— Дай-ка посмотреть! — протянул руку Голубчик.

Зотагин протянул ему листок. Сергей сравнил фотографию на распечатке с оригиналом.

— Похож! — заключил он. — Только… Ты, Саня, здесь какой-то слишком серьёзный. Куража не наблюдаю. На такие дела без куража не ходят. Но похож. Как две капли воды. Вылитый убивец! Пробу ставить негде!

— Хорош издеваться! — Зотагин попытался выхватить ориентировку из рук Голубчика.

— Да подожди ты! — отстранился тот. — Я не издеваюсь. Я, наоборот, помочь тебе, дураку, хочу.

— И как же ты ему помогать собрался? — вступился за Зотагина Осокин.

— В любой ориентировке есть подсказка. Кого в околоток тащить надо. Приметы подозреваемого, называется. Или объявленного в розыск, как в нашем случае. Удивительно, что я это тебе, уголовнику со стажем, сейчас объясняю! — вскользь попенял он Леониду. — А по приметам у нас вот что… Рост средний, телосложение нормальное, без особенностей. Не калека, в общем. На вид тридцать – тридцать пять лет. Жалко парнишку. Молоденький ведь совсем, — притворно вздохнул Голубчик, окинув Зотагина оценивающим взглядом. — Ладно, так и оставим. Хотя рюкзак отрастить тебе тоже не мешало бы, — похлопал он по своему животу. — Сразу другой вид будет. Это на будущее. А пока имеем, что имеем. Дальше… Дальше у нас морда лица…

— Эй, поосторожней на поворотах! — предупредил Зотагин. — А то я тебе тоже лицо в морду могу переделать!

Осокин фыркнул. Жагрин, прихлёбывая из кружки чай, молча наблюдал за происходящим.

— Тут пишут, что лицо у тебя, Саня, овальное, — не обратив внимания на угрозу, продолжил Голубчик. — Волосы тёмно-русые средней длины. Будто их покрасить нельзя, — хмыкнул он. — Или вообще, сбрить. Лоб высокий. Тогда лучше сбрить. Чтобы скрыть твою высоколобость. Мыслитель хренов. С пистолетом… Глаза серые, нос прямой, губы тонкие… В общем есть над чем поработать! —заключил Голубчик. — При желании можешь стать другим человеком. И даже документы новые себе выправить. Были бы деньги. Ого!

— Что там ещё? — насторожился Зотагин.

— Деньги! — ответил Голубчик. — Которые за твою поимку предлагают. От нулей в глазах рябит! Советую не появляться на людях, драгоценный ты наш. Наперегонки сдадут! — вернул он распечатку Зотагину.

— Водилы не сдадут. — возразил тот — Даже за большие деньги! Мы своих не выдаём. Хотя… какой я теперь водила! Без «Петрухи»! Помер Лешак! Сдох! — Зотагин в сердцах скомкал бумагу и швырнул к печке.

— Эта инфа наверняка сейчас на всех государевых сайтах висит. — предположил Осокин. — Не водители, так другие охотники до денег найдутся. Хотя, лично я и шоферов со счетов бы не сбрасывал. Уверен, что за всех говорить можешь?

Зотагин в ответ неопределённо пожал плечами.

— Правильно. Не можешь, — заметил Осокин. — Все люди разные. И водилы твои в том числе. А у Глеба что за проблемы, Иваныч? — напомнил он.

— У него жену готовят к экстрадиции. В Штаты, — сказал Жагрин.

— Анастасию? — удивился Осокин.

— Другой, насколько я знаю, у него нет!

— Китайцы? — не поверил Голубчик. — Они же своих граждан принципиально никому не выдают! Тем более Штатам! А Глеб с Настасьей давно уже китайское гражданство получили. Настоящие китайцы, хоть и сибиряки. Неужели я что-то пропустил, и чайники с матрасниками перестали друг друга по тихушному шпынять и настолько задружились, что забыли о принципах?

— Китайцы тут ни при чём. Настя сама виновата. В Австралии её Интерпол взял.

— А чего она там забыла? В Австралии этой? — опять удивился Осокин.

— И там кого-то грохнула, неужто не ясно! — бросил Зотагин.

— На Большой барьерный риф она туда полетела, — не обратив внимания на злую реплику Зотагина, пояснил Жагрин. — Дайвингом она увлекается. Давно. Жить без него не может. Там её и взяли. Обвиняют в терроризме. В убийстве американского подданого.

Голубчик присвистнул.

— Доигралась! Карга? — уточнил Зотагин.

— Откуда я знаю, Карга или ещё что, — пожал плечами Жагрин. — Мне не доложили. — Но похоже, что она. Карга.

— Удивляет, что американцы об этом не кричали, — задумчиво сказал Леонид. — Обычно они из каждого пука шоу делают, а тут словно воды в рот набрали. И откуда узнали, что Настасья среди исполнителей была?

— Выпотрошили кого-то, — ответил Голубчик. — Она ведь не одна там была. Вот кого-то поймали и выпотрошили.

Он, как и все здесь, подробности о случившемся в Карге знал от Зотагина.

— Следствие велось в закрытом режиме по договорённости сторон, — сказал Жагрин. — В Америке считали, что этот террористический акт был подготовлен не без участия Китая. Китайцы, понятно, всё отрицали и пошли на соглашение, чтобы не обострять и без того напряжённые отношения со Штатами, — Жагрин поставил на стол пустую кружку. — Это уже потом Глеб Львовичу поплакался. От него, от Львовича, и я эти тонкости узнал

— Не удивительно, — сказал Леонид. — Они давно из-за нас по-тихому дерутся. И тем, и другим Дальний Восток с Сибирью нужны.

— Вот-вот, — подтвердил Арсений Иванович. — Потому шум и не поднимали. До поры до времени.

— Зато теперь по полной отыграются, — заметил Осокин. — На весь мир чайников ославят!

— Китайцы тут ни при чём, — возразил Жагрин.

— Очень даже причём, — в свою очередь возразил Леонид. — У Анастасии, если вы не забыли, китайское гражданство.

— Я о другом. Тут вроде из Восточного Израиля уши растут. Под Биробиджаном какой-то террористический центр накрыли. Вместе с их главарём Бронштейном. Те тоже собирались американцев отстреливать.

— Не Львом Давидовичем случайно? — осторожно поинтересовался Леонид.

— Нет. По-другому его зовут Яиром вроде. Отчества не запомнил. А тебе зачем? По прошлым делам с ним знаком?

— Нет, не довелось. Просто один Троцкий в нашей истории уже отметился.

— У нас сегодня обед-то будет? — вспомнил Жагрин. — Или только водой меня поить собрались? Раз больше нет ничего, давайте хоть свою лапшу с тушёнкой. А то совсем командира голодом заморили!

Пока запаривалась лапша и разогревалась на большой почерневшей сковороде вываленная из нескольких консервных банок тушёнка, бригадир вышел укрыть брезентом мотонарты. Когда вернулся, всё уже было готово и стояло на столе. С едой расправились быстро. После обеда Голубчик присел возле приоткрытой печной дверцы и вынул из пачки сигарету. Зотагин достал с полки терракотовый заварочный чайник и ополоснул его кипятком.

— Не вздумай лимонник в чай добавить, — предупредил его Жагрин глядя как тот насыпает в чайник заварку и заливает кипятком. — Я и так последние дни на нервах. Хочется хоть сегодня нормально выспаться.

— А как всё это отразится на нас? — Голубчик выдохнул сигаретный дым в печку.

— Уже отразилось, — ответил Арсений Иванович. — В скором времени намечается серьёзная проверка фирмы Глеба. Если к его жене-террористке добавятся ещё и уголовники с политическими, ему совсем худо придётся. Поэтому от нас решили избавиться, а саму фирму продать от греха подальше.

— В каком смысле избавиться? — с подозрением вскинулся Голубчик. — Выражайся яснее, Иваныч. У нас ведь тоже нервы не железные.

— В экспедицию нас отправляют, — ответил Жагрин. — Я тоже с вами еду. Продолжу вам нервы портить. В общем, готовьтесь. Транспорт придёт со дня на день.

— Куда, если не секрет?

— Сюда и придёт.

— Я не об этом. Куда экспедиция, Иваныч? — уточнил вопрос Осокин.

— На Урал, Леня. За Топь, — ответил Жагрин

Голубчик у печки поперхнулся дымом и закашлялся.

— Лучше… в бега… — с трудом выговорил.

Глава 11

11.

— А тебя, Сергей, силком держать никто не собирается! — посмотрел на Голубчика Жагрин. — Можешь гулять на все четыре стороны. Вольному воля. Даже мотонарты свои отдам, если захочешь. Всё равно тут их бросить придётся.

Голубчик промолчал, вытирая тыльной стороной ладони заслезившиеся от кашля глаза. Остальные тоже молчали, каждый по-своему переваривая принесённую бригадиром новость.

— Иваныч, а что мы там забыли, на Урале? —прервал молчание Осокин. — И когда вернёмся?

— Если вернёмся, — мрачно уточнил Голубчик.

— Так ведь ты с нами не едешь, — усмехнулся Жагрин.

— Еду. Я передумал.

— Прямо детский сад какой-то! — проворчал бригадир. — То он едет, то не едет! Ты, Сергей, определись чего тебе надо. Будешь так в пути кочевряжится, высажу посреди тайги к такой-то матери! Я вам в няньки не нанимался! — всерьёз разозлился он. — Всех касается! Понятно? Не слышу ответа!

— Да поняли мы, Иваныч, поняли, — примирительно сказал Леонид. — Не психуй. Скажи лучше, на кой нам в такую даль переться?

— Не скажу, — Жагрин пригладил ладонью короткий ёжик седеющих волос. — Не знаю. Пока не доложили. А ты, Саша, готовься. Будешь у нас сменным водителем. Раз шоферил, то и с транспортёром справишься.

Зотагину после этих слов сразу представилась тесная, провонявшая дизельным выхлопом кабина гусеничного транспортёра. По бездорожью машину швыряет из стороны в сторону, а он с трудом удерживает рвущиеся из рук рычаги. Рядом напарник что-то кричит ему на ухо, но слов не разобрать из-за утробного рыка дизеля и стального лязга гусениц… Это тебе не «Петруха» с плавным ходом, анатомическим сиденьем и климат-контролем в кабине. С другой стороны, а что он теряет? Ничего. Признаться честно, Зотагин был даже рад такому повороту. Надоела ему эта заимка, где единственным развлечением был телеящик и пустопорожние споры Осокина с Голубчиком. До чёртиков надоела. Работа тоже не легла на душу. Что за радость, выковыривать из грязи ржавый металл. Да и не привык Зотагин сидеть на одном месте. Вся его жизнь – это звук мотора и убегающая под капот дорога. Очень он скучал по той, прошлой жизни. Снилась она ему. Так что, может оно к лучшему, это предложение бригадира. Хотя…

— Могу не потянуть, Иваныч, — признался он.

— Что так?

— Никогда не сидел за рычагами.

— Вот и освоишь. В процессе.

— Тут, Саня, как в армии, — хохотнул Голубчик. — Не можешь – научим, не хочешь – заставим! Иваныч у нас старый вояка…

— Офицер запаса, — с нехорошим спокойствием поправил его Жагрин. — В звании капитана Сил Самообороны. С правом ношения формы. Следи за словами, Серёжа.

— Так и я о том же, Иваныч! — Голубчик щелчком забросил в печку окурок и подсел к столу. — Извини, если обидел! А правда, что в нашей армии штатовский сержант главнее любого офицера? — спросил он.

— Во-первых, не любого, а только тех, чьё звание ниже полковника, — ответил Жагрин. — Во-вторых, Сережа, у нас нет армии. У нас есть только Силы Самообороны. В-третьих, это сделано ради сохранения единоначалия. И лишь на период Аренды.

— То есть навсегда, — буркнул себе под нос Осокин.

— На наш век хватит, — согласился Жагрин.

— Она, Аренда эта, никогда не закончится, — ядовито уточнил Леонид. — Наши внуки будут на амеров спину гнуть.

— Лёня, прекращай агитацию, — сказал Жагрин. — Ты себе и так уже срок заработал. Бессрочный. И мне это слышать неприятно. Я присягал ведь не только народу Сибири. Департаменту Арендаторов тоже.

— Это было в твоей прошлой жизни, Иваныч! — напомнил Голубчик. — А сейчас ты на пенсии!

— Пенсия от Присяги не освобождает, — сурово посмотрел на него Жагрин. — Присяга – она на всю жизнь. Тебе, Серёжа, как человеку сугубо штатскому, этого не понять. Всё! Закрыли тему!

— Иваныч, а зачем нам через тайгу ломиться? — вернулся к привычной ему теме Зотагин. — По тракту намного быстрее будет. Поставим транспортёр на телегу и вмиг до Топи домчим! А там уж…

— Нельзя! — перебил его Жагрин. — По двум причинам. Первую я тебе сегодня озвучил. Или уже забыл? Вон та бумажка валяется, — показал он на скомканный листок возле печки. — Прочти ещё раз, освежи память. И представь, если нас полиция остановит? А вы все трое в розыске.

— Конечно, — хмыкнул Голубчик. — Чего нас жалеть. Расходный материал.

— Хватит ныть! Русским языком сказал, никого насильно держать не собираюсь!

— А какая вторая причина, Иваныч? — примиряюще спросил Осокин.

— Китайцы хотят сохранить всё в тайне, — ответил тот. — Насколько это возможно.

— Китайцы? — удивился Леонид. — А что надо китайцам на Урале?

— Урал им надо, — ответил за бригадира Голубчик. — Хотят матрасникам рога наставить. Потому и пойдём по лесам и болотам. Скрытно. Чтобы амеры про нас раньше времени не прознали. Я прав, Иваныч?

— Повторяю для особо одарённых: информацией не владею. Узнаем всё, когда время придёт. А пока нечего выдумывать, как да зачем.

— Тут и выдумывать ничего не надо, — проворчал себе под нос Сергей.

Зотагина, в отличие от Сергея, Урал не интересовал. Знал, конечно, что за Большой Топью есть горы с таким названием. И там тоже есть республика. Уральская. По названию тех гор. В новостях о ней почти никогда не упоминалось. Как и об остальных, что на Западе. Считалось, будто население это не интересует. Какая разница, чем они там, за границей, дышат! Главное, чтобы другим жить не мешали. Они и не мешали. С тех пор, как молодые государства, что возникли на территории бывшей России, были взяты в Долгосрочную Аренду развитыми странами, никто никому вообще не мешал. Всех такое положение дел устраивало. Зотагина тоже. Ему и у себя, в Сибири, работы хватало. У него даже до болот тех, что Большой Топью называли, рейсов ни разу за всю жизнь не случилось. И Зотагин не понимал, отчего так разнервничался Голубчик. Решил потом у него спросить. Самого Зотагина больше беспокоили болота. Не понимал, как транспортёр, сможет их преодолеть.

За окном смеркалось. Короткий зимний день плавно переходил в ночь. В трубе прогоревшей печи нудно завывал ветер. Зотагин открыл дверцу, пошерудил среди золы кочергой. Убедился, что дрова полностью прогорели. Потянулся к дымоходу и, чтобы не выходило тепло, прикрыл заслонку. В пристройке за стеной однотонно стучал генератор. Голубчик по привычке включил телевизор. На экране возникла дебелая азиатка. Она что-то быстро-быстро говорила по-японски. Камера крупным планом показала её маслянистое лицо с обвисшими брылями, потом коротко мазнула по массовке шоу в студии и подольше задержалась на каждом из четырёх отдельно сидящих мужчин. Из крикливо-захлёбывающейся скороговорки ведущего стало понятно, что японская бизнесвумен с Сахалина выбирает себе партнёра из сибиряков. Очень ей сибиряки нравятся. Они в сексе выносливые. “Вааау!!!” — вдруг заорала с экрана счастливая блондинка, чей унитаз моментально очистился от жёлтых потёков, после налитого в него средства, убивающего всё, что в этом унитазе живёт. На целых девяносто девять процентов! Шоу, как обычно, без перехода переключилось на рекламу.

— Выключи эту гадость! — скривился Жагрин.

— А народу нравится, — ухмыльнулся Голубчик. — Если судить по рейтингам. Лёнь, ты с этим народом решил свой эсесесер возрождать? — обернулся он к Осокину. — Который вот это смотрит? Гадость по определению нашего бригадира? Может спросить его сперва, народ твой, а желает ли он этого? Может лучше цену на вазелин снизить?

Осокин промолчал. Сделал вид будто не слышал вопроса.

Голубчик, не дождавшись от него привычной реакции, пожал плечами, пощёлкал пультом, и на экране всплыла заставка канала для геймеров. Монструозных размеров танк с двухорудийной башней среди розоватых песков Сахары и падающий в горизонт самолёт, перечеркнувший яркую синеву неба чёрной полосой дыма. Сбоку экрана теснился список доступных игр. Сергей пробежался по нему поисковиком.

— Из чего бы мне сегодня пострелять перед сном? — спросил он сам себя.

— Завтра настреляешься, — пообещал Жагрин. — До звона в ушах. Из автомата. И пистолета тоже. Обещаю.

— Шутить изволите, господин бывший капитан Сил Самообороны? — просматривая список, ёрнически поинтересовался Голубчик. — Нам такие страсти не нужны. Мы люди мирные…

— Есть веское предположение, что там, куда мы едем, мирные люди долго не живут, — с той же интонацией сказал Жагрин. — С оружием у тебя будет шанс пожить немного дольше. Только знать его надо как “Отче наш”! Последнее всех касается. Вопросы?

— Скорей бы машину времени изобрели! — вдруг сказал Осокин.

— Ничего себе заявочка! — удивился Голубчик. — Зачем, Лёнь, тебе машина времени?

— Так… Иногда просто сил нет, как хочется вернуться в прошлое и кое-кого на задний двор Кремля вывести.

— Иваныч! Ты кого учить стрелять собрался? — фыркнул Сергей. — Это же готовый террорист! А если ещё и на машине времени, то самая опасная его разновидность! Нет, не зря, Лёня, тебе пожизненное светит! Вот теперь, наконец, я понял твою злобную натуру и разгадал тайные помыслы! Сань, а ты чего вдруг скуксился? Чем недоволен?

— Как же надоела эта ваша стрельба! — в сердцах ответил Зотагин. — Одни неприятности от неё! Права была тётя Пана! Только хуже всем делается!

— Какая тётя Пана? — заинтересовался Жагрин.

— Ночевали мы у неё. В Заманихе, — сказал Зотагин. — Посёлок так называется. Там водилы часто на ночь останавливаются. Местные живут этим. Ну и мы остановились. А после ужина они о политике заговорили. Вот Настасья, тогда она ещё Вероникой была, по поводу Карги и сказала, что правильно там тех зеброидов завалили. А тётя Пана объяснила ей, что ничего правильного тут нет. Только хуже будет. Потому что на место убитого американца другого поставят. И неизвестно ещё, который из них будет лучше.

— Ночевали? — оживился Голубчик. — А спали как? Вместе?

— Иди ты! — отмахнулся от него Зотагин.

— Уж и спросить нельзя! — шутливо обиделся Голубчик. — Я ж не просто так, я ж из зависти!

— Это Настёна рассказала ей про американца? — Жагрин не обратил внимания на Сергея.

— Нет, — мотнул головой Зотагин. — Ничего Настёна ей не рассказывала. Они об истории говорили. Что там тоже кого-то убивали и ничего хорошего из этого никогда не получалось. Тётя Пана историю вела в местной школе. В Заманихе. Пока школу не закрыли. Или только младшие классы оставили. Я точно не помню.

— Но откуда всё-таки она узнала? Об американце том? — продолжал допытываться Жагрин.

Зотагин чуть не сказал откуда, но вспомнив, как была недовольна тётя Пана, когда он похвастался перед Настёной её владением компьютера, прикусил язык. Нет, в этот раз балаболом он не будет.

— Так мы же Каргу проезжали, как раз когда там из оврага лимузины доставали. На которых американец ехал. Что я в машинах не разбираюсь? Лимузин от простой легковушки уж как-нибудь смогу отличить. Те машины просто в решето были. И зебры уж слишком беспокоились. Даже два индейца над Каргой кружили. «Апачи». Это вертолёты их так называются.

— Я в курсе, — кивнул Жагрин.

— В общем, трудно было не догадаться, — закончил Зотагин.

— Трудно, — согласился Жагрин, внимательно глядя на него.

Зотагин от этого взгляда невольно поёжился и сделал вид, что хочет долить в кружку чая.

— Стрелки хреновы! Ладно бы она только себе жизнь испортила, а мне-то за что? За то, что пожалел, подобрал на дороге? Лучше бы мимо тогда проехал!

— Не договариваешь ты чего-то, Саша! — прищурился Жагрин. — Засуетился вдруг ни с того, ни с сего.

— Нечего мне скрывать, Арсений Иванович! Не стрелял я в гвардейца! Не стрелял!

— Я не про гвардейца. Я про контрабанду. Было?

— Не было, Иваныч! Вот те крест, не было! — перекрестился Зотагин.

— Ну и дурак! — усмехнулся Жагрин, вставая из-за стола. — Всё на сегодня! Отбой! Завтра я из вас все соки выжму, — пообещал он.

Глава 12

12.

Обещанный транспорт появился рано утром через два дня. Зотагин растапливал плиту, когда снаружи послышалось визгливое завывание мощного двигателя. Он подошёл к окну и увидел, как из леса выползло что-то огромное, слепящее прожекторами и остановилось напротив шале. Поработав ещё чуть-чуть вхолостую, двигатель механического монстра взвизгнул напоследок и смолк. Прожектора погасли. В утреннем сумраке смутно угадывались коробчатые очертания вездехода.

— Отмучились, — сказал Голубчик, тоже глядя в окно из-за плеча Зотагина.

— Отчего это ты отмучился? — спросил Сергея Жагрин. Бригадир шнуровал берцы, сидя на табурете возле двери.

— От стрельб твоих, — Голубчик осторожно потёр правое плечо. —Рукой двинуть не могу. Синяк там огромный.

— Синяк у него огромный! — хмыкнул Жагрин. —А кто виноват? Я ведь всех предупреждал, что приклад надо плотнее прижимать… Ладно, пойду запущу генератор. Не в темноте же гостей принимать.

Бригадир вышел. Зотагин вернулся к плите. Подложил под поленья заранее приготовленную лучину и кусок бересты. Чиркнул спичкой, подождал пока займётся огонь и прикрыл дверцу. В пристройке, чихнув пару раз, затарахтел генератор.

— Принесло же их в такую рань! — Сергей сладко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Кто у нас сегодня дежурный по кухне?

— Вроде Голубчик какой-то! — из-за перегородки в трусах и майке вышел Осокин. Поёживаясь от холода, тоже выглянул в окно. — Ничего себе трактор! — прокомментировал он и прошлёпал босыми ногами к рукомойнику. Открыл крышку, заглянул внутрь: хватит ли воды.

— Чайник уже на плите, — сказал Зотагин. — Скоро закипит.

— Чай – это наше всё! — согласился Леонид. — Сегодня и варенье из лимонника не помешает.

— Сегодня не только лимонник не помешает, — сказал Голубчик, — Сегодня ещё кое-что не помешало бы. Более серьёзное. Чтобы не нарушать традиций. Могу озвучить предложение перед народом. Надеюсь на вашу поддержку. Подвинься, Сань! — он достал сигарету присел возле печки и чиркнул зажигалкой.

— Озвучь! — засмеялся Скалкин, фыркая под холодной водой. — Обязательно поддержим! Где там наш командующий?

— Генератор запускал, — ответил Зотагин, глядя в окно. — А теперь к машине идёт. Ага, там его уже встречают.

Вытираясь полотенцем, Леонид тоже подошёл к окну.

Жагрин в накинутом на плечи полушубке стоял у транспортёра и разговаривал с вновь прибывшими. Их было шестеро. Один телосложением походил на подростка, а двое других… Зотагин вгляделся. Первый невысокий и коренастый, второй – худой и длинный. Этих ни с кем не спутаешь. Дзьонь и Жиртуев. Неразлучники.

— Пойду оденусь, — сказал Осокин. — Негоже гостей в таком виде встречать. Тем более вон тот, мелкий, вроде на бабу похож.

Он скрылся за перегородкой.

— А чего ты так боишься на Урале, Сергей? — обернулся Зотагин к Голубчику.

— Не понял! — удивился тот. — С чего ты взял, что я чего-то там на Урале боюсь?

— Сам говорил. Бригадиру. Дескать, лучше опять в бега, чем туда. Вспомни.

— А, ты об этом…— Голубчик выпустил струйку дыма в приоткрытую дверцу печки. — Тогда твой вопрос не совсем верный. Я не боюсь. Я опасаюсь. И причины для моих опасений имеются веские. Очень веские, — разгладил он пальцами жидкую бородку. — Катастрофически веские, можно сказать.

— Ты сам там был? На Урале?

— Нет, конечно. С чего ты взял?

— Тогда откуда знаешь?

— Из Сети, конечно. Откуда ещё, — ответил Голубчик. — Были у меня знакомые блогеры с Урала. То, что они рассказывали, иначе, как страхом и ужасом не назовёшь.

— И что же они рассказывали такого страшного?

— С чего бы ты сегодня вдруг такой любопытный? — с подозрением поинтересовался Голубчик. — Прямо прокурор какой-то!

— Потому что сам туда с вами еду. На Урал. Или забыл?

— Вот сам там всё и узнаешь. Если доберёмся. До гор ещё через Топь переправиться надо, — Голубчик выбросил в печь окурок, поднялся и снова подошёл к окну. — Здоровенный аппарат! — всмотревшись, оценил он.

Очертания трактора, как назвал транспортёр Леонид, всё больше проявлялись в свете наступающего утра. Даже сейчас, наполовину скрытый деревьями, он смотрелся внушительно. Этакий здоровенный сарай на гусеницах. Зотагин прикинул высоту машины в сравнении со стоящими рядом людьми. Выходило около трёх метров. И, судя по четырём секциям лобового стекла, раза в два шире его «Петрухи». А то и больше. Капота нет. Значит двигатель либо в кабине, либо позади неё. Или вообще под полом. При таких габаритах всё возможно. На фасаде тусклыми бликами отражали утренний свет шесть фар. По три с каждой стороны. Фары защищали дуги с частой металлической сеткой. На крыше видны ещё два мощных прожектора. Окрашен транспортёр был в светло-серый цвет, с хаотично нарисованными ломаными вертикальными полосами. Из-за них его корпус терялся среди деревьев.

Бригадир с прибывшими направились к избе. Было слышно, как они затопали ногами в сенях, сбивая снег с обуви. Потом, напустив холода, зашли внутрь. Пока гости раздевались, теснясь возле двери, из-за перегородки появился Осокин. В джинсах и шерстяном свитере под горло.

— Чего в темноте сидим? — послышался от двери голос бригадира. — Я кому генератор запустил?

Осокин щёлкнул выключателем на перегородке. Под потолком тепло засветился матовый шар, сгустив за окном предрассветную мглу. Леонид не ошибся. Среди прибывших действительно оказалась женщина. На вид ей было лет тридцать. Или около того, хотя Зотагин мог и ошибаться. Стянув с головы вязаную шапочку, она взбила рукой короткие медно-рыжие волосы и с любопытством огляделась, понимая одновременно, что сама тоже стала центром внимания.

— Вас случайно не Снегурочкой зовут? — расплылся в улыбке Голубчик.

— Еленой её зовут, — вместо девушки ответил Жагрин. — Еленой Карповной Лу. И нечего тут хвосты павлиньи распускать! Баб не видели? Предупреждаю: замечу в пути неладное – перья повыдираю! Без всякой жалости! Всех касается! И новичков тоже! А тебя особенно, раз оказалась в мужском коллективе! — повернулся он к Елене. — Чтобы никаких у меня лямуров с твоей стороны! Поняла?

— Сама как-нибудь разберусь! — неожиданно показала зубы та. — Тоже мне, папочка выискался!

Бригадир, привыкший к беспрекословному подчинению, на мгновение даже потерял дар речи.

— Да я… — начал было он.

— Повторяю, я сама решу, что мне делать! — перебила бригадира Елена. — Кто из вас моим сменщиком будет?

Лицо бригадира пошло пятнами.

— Бунт на корабле, — пробормотал себе под нос Осокин. — Сейчас начнутся санкции, — и ошибся.

— Смотри-ка, Паш, и крестник наш тут! — прервал перепалку Жиртуев. — Прижился, значит, ёжики колючие!

— Ты чего вдруг взъелся на всех, Арсений? — рассудительно спросил Дзьонь. — Потом нас строить начнёшь. Давай хоть познакомимся сначала.

— Со сменщика и начнём, — взял себя в руки бригадир. — Вот он, Елена Карповна, твой сменщик, — показал он на Зотагина. — Александром звать. Сергеевичем.

— Ты, Саня, челюсть-то с пола подбери! — глядя на него, завистливо хохотнул Голубчик. — Наступят ведь ненароком!

Зотагин и впрямь был ошарашен. Не верилось ему, чтобы эта пигалица могла управлять чудовищем, стоящим возле заимки. Совсем не верилось. Ну вот никак!

— Чего уставился? — вывел его из ступора голос Елены. — Женщин никогда не видел?

— Не пойму, как это ты… —Зотагин показал руками, будто двигает рычаги.

— Совсем, да? — крутанула она у виска пальцем. — Ты хоть раз в кабине «Витязя» был?

— Тихона с Павлом вы все знаете. Кто до этого не знал, познакомились пока сюда добирались, — снова взял инициативу в свои руки бригадир. — Водителя нашего, — кивнул он на Елену, — тоже узнать успели. А это наши геологи.

— Линху. Илья, — представился первый из троицы, пожимая руку стоящему ближе всех Леониду, а потом, шагнув вперёд, и остальным.

Ладонь Ильи была мягкой, но хватка коротких пальцев крепкая. Как и Голубчик, он был склонен к полноте, из-за чего выглядел этаким увальнем. На круглом лице выделялся мясистый нос, чуть нависавший над полными губами, скрытыми усами и бородой. Настоящей, чёрной и вьющейся – не три волосины на подбородке, как у Сергея. Борода и усы Ильи были ухоженными, зато волосы на голове лохмами торчали в разные стороны. Зотагину Илья понравился. Открытым весёлым взглядом.

— Первый раз в жизни вижу таких бородатых китайцев! — засмеялся Голубчик.

— А мы не коренные китайцы. Мы из русских переселенцев, — объяснил второй. — Денис. Шимаев, — представился он, в свою очередь пожимая руки.

Денис тоже носил бороду, и усы. Высокий, худощавый и широкоплечий. Рукава серого свитера туго обтягивали мощные бицепсы Дениса. На его узком лице заметной горбинкой выделялся нос.

— Фан-Цзынь. Дмитрий Олегович, — Дмитрий Олегович, несмотря на ранний час, был тщательно выбрит. Тёмные, с намечающейся сединой, волосы аккуратно подстрижены. Он оценивающе, с лёгким прищуром чёрных глаз окинул взглядом собравшихся и только потом протянул руку. Сначала Жагрину, потом остальным. Давая тем самым понять, что и он, Дмитрий Олегович, тоже является начальником. Среди геологов. Зотагин заметил мелькнувшее при этом недовольство на лице бригадира, увидевшего в этом жесте явный посыл к разделению власти. Но тут Жагрин ничего поделать не мог.

— Вот и познакомились, — сказал он.

— Формально, Иваныч, формально. Не по-человечески. Дорога-то дальняя предстоит, поэтому… — Голубчик выразительно ткнул себя куда-то в горло. — Сам-то как считаешь, бригадир?

— С чего это вдруг? — удивился Жагрин.

Он привык, что в его бригаде царит почти сухой закон. Нет, Жагрин ничего не запрещал. И сам, как бывший вояка, стакана не чурался. Не злоупотреблял, знал меру. Того же и от других требовал. Своих заранее предупредил, чтобы от безделья и по пьяни друг друга не покалечили и шале хозяйский не сожгли. Если что, спросит по полной. Мало не покажется. Потому как на нём ответственность лежит. Но предупреждение оказалось лишним. Не то чтобы все трое оказались трезвенниками. Просто у каждого была своя причина спокойно относиться к спиртному. Голубчик в своё время привык к изысканным дорогим напиткам и, как говорил, не хочет опускаться до сомнительного пойла. Осокин не употреблял спиртного по идейным соображениям, хотя иногда позволял себе расслабиться. А Зотагин по оставшейся привычке, когда большую часть времени проводил за рулём. Поэтому Жагрин и удивился.

— Ну-у-у… — Голубчик изобразил рукой что-то неопределённое.

Бригадира такое объяснение не удовлетворило.

— Отставить! — отмахнулся он. — Быстро завтракаем и сразу выдвигаемся. Не до застолий. Тем более с выпивкой!

— Ладно тебе, Арсений Иванович! — поддержал Сергея Жиртуев. — Ну, примем на грудь по чуть-чуть, кому от этого хуже будет? Никому ведь, согласись, ёжики колючие! Только сдружимся крепче! Да и поедем-то мы по таким буеракам, где не то, что дэ-пэ-эсника живьём не встретишь, – волки срать боятся!

— А есть хоть что на стол поставить? — сдался бригадир.

— Есть! — хитро прищурился Дмитрий Олегович. — Специально для этого случая везли! Доставай, Илья!

Глава 13

13.

— Ну? И как тебе здесь? — спросила Елена.

— Нет слов! — Зотагин положил руки на баранку. Она была даже меньше, чем у его седельного тягача и своим видом подходила скорее спорткару. Серый пластик приятно холодил ладони.

— То-то! Это тебе не что-нибудь, это «Витязь», Шура! — гордо заявила Елена.

Она по-хозяйски, вполоборота к Зотагину, расположилась на сиденье у противоположной дверцы кабины транспортёра. Сама кабина была непривычно просторной. Здесь в ряд свободно размещались четыре кресла. Могло бы поместится и пятое, но вместо него оставили проход в спальныйотсек. Как у «Петрухи», но тоже значительно больше. Зотагин заметил там холодильник, микроволновку, шкаф, столик и широкую двухъярусную лежанку. Все, что требуется в дальней дороге. Порадовали Зотагина и кресла. Анатомические, подрессоренные с возможностью регулировки. “Подумаешь, пустяки какие!” — подумает кто-то и будет не прав. Ему просто не приходилось проводить за рулём долгие часы. Зотагину приходилось, поэтому он и оценил удобство водительского кресла. Панель приборов, конечно, отличалась от панели «Петрухи», но была читаемой.

— А как тут скорости переключать? — Зотагин взглядом поискал на ровном металлическом полу рычаг переключения передач.

— Не там ищешь, Шура! — засмеялась Елена. — Справа от приборной панели.

— Несерьёзно как-то, — дотянулся он до короткого рычажка на торпедо. Осторожно, опасаясь сломать, двинул его по направляющей первой передачи. Рычажок легко подался и зафиксировался с тихим щелчком. Зотагин так же осторожно вернул его на нейтралку.

— Привыкнешь, — пообещала Елена.

Конечно привыкнет. Зотагин в этом даже не сомневался. Теперь он понимал, почему Голубчику, спросившему, как же она управляется с этим чудовищем, она ответила: “Легко!” Теперь Зотагин и сам видел, что легко. Поразила его и чистота в кабине. Здесь только французским парфюмом не пахло. А могло бы, если учесть, кто водитель этого монстра. Плавающего двухзвенного транспортёра «Витязь». Тридцати тонн весом. Это если без груза.

Настоящие размеры транспортёра Зотагин смог оценить лишь когда оказался рядом. Огромина. Других слов просто не нашлось. Утром из окна он видел только первое звено транспортёра. Теперь увидел оба. На четырёх широких гусеницах из композитного материала со стальными грунтозацепами. Каждая натянута на шесть колёс. Второе звено по размеру не меньше, а даже чуть больше первого. Там, по словам Лу, был оборудован жилой КУНГ.

— Можешь заглянуть, — предложила она.

— Ещё успею, — Зотагину не терпелось попасть в кабину вездехода. — Прожорливый наверное? — спросил он.

— Есть такое. — Елена скорее по привычке, чем по необходимости пнула одно из колёс передней гусеницы. — Сто на сто. Масло тоже любит.

— И на сколько же одной заправки хватает?

— Баки у нас на тысячу кэмэ рассчитаны, — ответила Елена. — По пути намечены три чек-пойнта. Где можно будет дозаправиться. Ладно, лезь в кабину, а то я замёрзла уже совсем. — и, обойдя транспортёр спереди, направилась к дверце с противоположной от водителя стороны.

Зотагин поднял голову. Низ дверцы водителя был где-то на уровне его плеча. Непривычно. Зотагин ухватился за поручень, встал ногой на пружинящую ленту гусеницы, с непривычки кое-как забрался в кабину и уселся на место водителя. Елена уже сидела тут, с интересом наблюдая за его телодвижениями.

— Ничего, со временем наловчишься, — сказала она.

В общем транспортёр Зотагину понравился.

— Где вы только его откопали? — Зотагин оглядел панораму, открывающуюся сквозь четыре секции лобового стекла. Вид из кабины непривычный. Словно на вышке сидишь.

— Места надо знать, Шура! И тропки к ним! — засмеялась Елена.

— А если серьёзно?

— Если серьёзно, то и сама не знаю, — призналась она. — Он уже готовый был, когда меня на него посадили.

— А почему именно тебя? Что, мужика не нашлось?

— А вот хамить, Шура, не надо! — холодно заметила Елена. — Я девушка спокойная, но только до поры до времени. Пока из себя не выйду. Учёл? Тоже мне, сексист нашёлся! Мужика ему подавай! — фыркнула она. — Да я любую неполадку не хуже вас, мужиков в движке на слух определю! Инженерный в Хэфэе закончила!

— Где-где?

— В Хэфэе. Город есть такой. В Китае, — уточнила она.

— Ну на китайку ты совсем не похожа, — сказал Зотагин. — Чуть-чуть разве.

— На китаянку, — поправила его Лу. — Да, не похожа. Хоть из смешанной семьи, но русские гены пересилили. У нас в Харбине вообще много русских. Гражданка Китая я только по паспорту. Хотя… всё так перемешалось…Неоднозначно всё, — подумав, добавила она.

— Геологи тоже из Харбина??

— Наверное, — пожала плечами Елена. — Я не интересовалась. Мы по разным ведомствам проходим. А по поводу моих способностей, Шура, чтобы я больше от тебя этого не слышала. Ещё не известно, кто кому из нас тут фору даст. Мы с Витей уже крепко сдружились.

— С каким Витей?

— С этим, — похлопала Елена по сиденью. — С «Витязем».

— А я своего Петрухой звал, — признался он. —Магистральник у меня был. Седельный тягач. «Петербилт». Ещё от отца достался.

— И? Разбил?

— Если бы… — вздохнул Зотагин. — Там другое. Расскажу при случае.

— Ладно. Чувствую, сработаемся. Пойдём узнаем, что там наши надумали. Собрались уже ехать или нет, — она отключила в кабине климат-контроль и открыла со своей стороны дверцу.

Зотагин тоже открыл дверцу и спрыгнул на снег.

Отъезд, похоже, откладывался. Они поняли это, едва переступив порог. Знакомство вступило в новую фазу. Более тесную. Стол от окна передвинули к дивану. Туда же перекочевали и табуретки из кухни. На столе в художественном беспорядке теснились открытые банки консервов, тарелки, бутылки спиртного. Их почему-то оказалось подозрительно много.

— Гусары, молчать! — увидев вошедших, громко приказал Голубчик. — Среди нас дама!

Встав из-за стола, он картинно выбросил руку в сторону двери. Все обернулись. Осокин, откинувшись на спинку дивана, приветственно помахал им рукой. Перед ним стоял наполовину заполненный чем-то стакан. Денис отложил на тарелку бутерброд и зачем-то захлопал в ладоши. Илья раскуривал трубку. Табак у него был хорошим. С ванильной отдушкой. Не то что у сигарет Голубчика. Зотагин почувствовал это даже от двери. Впрочем, сигаретами тоже пахло. Дым в комнате висел коромыслом. Бригадира с охранниками и начальника геологов здесь не было. Они что-то обсуждали отдельно, за перегородкой. Голоса доносились оттуда.

— Присоединяйтесь, товарищи, присоединяйтесь! — широким жестом пригласил их к столу Осокин.

— Не агитируй, Лёня! — погрозил пальцем Голубчик. — Господа! Только господа! Никаких товарищей!

— Серёжа, ты не прав. В Китае господ нет. Там товарищи, — возразил Осокин. — Только товарищи! Верно, товарищи? — обернулся он к геологам. Те закивали.

— Лёня, это ты не прав! Сашка не китаец! А дамы… Лена, если не ошибаюсь, да? — Лу кивнула. — Дамы… — Голубчик изобразил рукой нечто витиеватое. — Они – наше всё! Их национальность… — ещё один витиеватый жест, — без разницы! Прости, Леночка, если что не так сказал! Водка с колой такая гадость… такая гадость, эта водка с колой… — поморщился он.

— Вискарь закончился, — сообщил Илья, пыхнув трубкой, — «Белую лошадь» мы уже выпили.

Он подвинулся, освобождая Зотагину место.

— Хорзы тоже дерьмо. Все эти лошади… натуральное дерьмо, — презрительно бросил Сергей. — И голубая и эта… как её… — щёлкнул он пальцами. — Pink… да, розовая! Вы присаживайтесь, Леночка, присаживайтесь! Вот сюда! Жаль, не могу сейчас угостить вас бокалом «Кричащего орла».

— Сам закричишь, когда бригадир тебе перья выдирать начнёт, — пообещал Осокин. — Орёл нашёлся!

— Молчи, политический! — обернулся к нему Сергей. — Ты даже не знаешь, о чём я!

— Объясни.

— Так и быть! Объясняю! Я хотел бы предложить Леночке не эту гадость, что мы сейчас пьём, а бокал калифорнийского каберне урожая 1992 года. Это вино так и называется «Кричащий орёл». Полмиллиона за бутылку. Полмиллиона, повторяю! Баксов! Но не могу. Пока не могу.

— А ты сам-то его пробовал? Орла этого? — поинтересовался Денис.

— Пробовал. И не раз, — Голубчик опустился на табуретку и задумчиво уставился на стол.

— Он у нас миллиардер, — сказал Леонид.

— Серьёзно? — не поверил Илья. — Настоящий?

— И чего он тут тогда делает? — удивился Денис. — Со своими миллионами?

— Миллиардами, — поправил Осокин.

— Тем более!

Елена тоже с интересом смотрела на Голубчика.

— От Интерпола он скрывается.

— Здесь? — скептически заметил Денис. — И до сих пор на свободе? Не верю, что у сыщиков из Интерпола мозги совсем жиром заплыли.

— Просто надо знать, чьи банки можно хакнуть, а к каким подходить нельзя даже на расстояние протянутой руки! — поднял голову Голубчик. — Скажи лучше, за каким хреном вам тот Урал сдался? — упёрся он в Илью мрачным взглядом.

— А чем тебе Урал не нравится? — ушёл тот от ответа.

— Понятно. Шифруетесь. А я догадался, что вы не просто так… что вы на Косьвинский Камень лыжи навострили. Мёртвая рука вам покоя не даёт, — кивнул себе Голубчик.

— А тебе самому что о Периметре известно? — Илья, пристально глядя на Голубчика, выстучал содержимое трубки в тарелку.

— Тоже мне, тайна! — фыркнул Сергей. — Да о нём все всё давным-давно знают!

— Прямо-таки всё? — Илья достал кисет с табаком и стал снова набивать трубку.

— Может хватит дымить! — остановила его Елена. — И так уже дышать нечем!

— Не всё, конечно, но сам факт известен! — сказал Голубчик. — Факт его существования! Периметра этого. О нём любой блогер знает! Кто-то из них, не помню кто, точно заметил, что с тех пор, как у нас все ракеты с ядерной начинкой убрали, – мёртвая рука превратилась в дохлую! — рассмеялся он. — На эту гору давно бы экскурсии водили… Если бы уральцы заварушку ту не устроили!

— Не они её начали! — вступился за уральцев Осокин. — Там из-за океана уши растут. Звёздно-полосатые.

— Кому ты здесь сказки рассказываешь, Лёня! — с насмешливой укоризной взглянул на него Сергей. — Прибереги свои пропагандистские замашки для других, а здесь все прекрасно помнят, что случилось с британцами после взрыва той штуки! Волна тогда до Лондона докатилась! Даже их авианосец на берег зашвырнула!

— Это уже после того, как Запад по нам тактическим ядром ударил. Это они ответку получили, — заметил Осокин. — Не передёргивай.

— Даже спорить с тобой не хочу, — отмахнулся Голубчик. — Бесполезно! Ты, Лёня, какой-то свой мир сам себе придумал и в нём живёшь! Скажи ещё, что Урале не жестокая диктатура и что они не собираются на нас напасть!

— Чушь! — с жаром возразил Осокин. — Всё – чушь!

— И паром тоже чушь, да?

— Паром? — переглянулись Денис с Ильёй.

— Паром! — кивнул Голубчик. — Через Топь!

— По болоту на пароме? Ерунду городишь! — опять возразил Осокин.

— Ерунду? — взвился Голубчик. — Да об этом пароме у каждого уральского блогера было! Пока их всех от Сети не отрубили! Как думаешь, почему?

— Чтобы ерундой не занимались! — тоже стал заводиться Осокин.

— Отставить заниматься ерундой! — вышел из-за перегородки Жагрин. Следом появились Фан-Цзынь и Жиртуев с Дзьонем. — Разорались как бабы на базаре! Извините, Елена Карповна, к вам это отношения не имеет! Свинарник мне тут устроили! — Жагрин неодобрительно оглядел беспорядок на столе. — Прибраться и собраться! Час на всё. Через час выдвигаемся. Маршрут до первой дозаправки мы вчерне разработали. Ознакомьтесь, Елена Карповна, — подал он ей сложенную карту. — Распорядок такой. Движемся без остановок весь световой день. Далее – по возможности. Ремонт и профилактика – по необходимости и графику. Ответственный Зотагин. На время отдыха ночью выставляем караул. Отвечает за охрану Павел Семёнович, — Дзьонь кивнул. — Далее. Диспозиция на время движения. В кабине транспортёра постоянно Лу и Зотагин. Охранник меняется согласно установленному графику. Первым заступает Жиртуев. Остальные располагаются в жилой секции. И ещё. Цивильные замашки оставляем здесь. Начинаем любить дисциплину. Что можно, а что нельзя с этой минуты решаем только я и Дмитрий Олегович. Вопросы? Вопросов нет! Чего тогда стоим, спрашивается? — прищурился бригадир. — Елена Карповна и Александр Сергеевич, идите готовить технику. Тут бездельников хватает, без вас справятся.

— Ваш начальник из армейцев? В каком звании? — спросила Елена, когда они вышли из заимки.

— Пенсионер, — ответил Зотагин. — Служил когда-то в Силах Самообороны. Вроде бы даже до капитана дослужился.

— Чувствуется по разговору.

— А почему мы по карте пойдём? По навигатору ведь проще.

— Проще, — согласилась Лу. — Если ретрансляторы есть. А если нет? Кто их в глухой тайге поставит? Можно, конечно, по спутнику. Но не надо.

— Понятно. Зеброиды о нас не знают. И знать не должны. Я прав?

— Вопрос не по адресу. Я лишь водитель. И мой тебе, Шура, совет на будущее: лучше не надо.

— Что не надо на этот раз?

— Не надо задавать вопросы, на которые тебе не ответят.

— Или не захотят ответить.

— Или не захотят, — согласилась Елена.

Они подошли к транспортёру. От заиндевелого металла ощутимо тянуло холодом. Лу направилась к водительской дверце.

— Сегодня ты будешь пассажиром, — сказала она. — Присматривайся, спрашивай, что не понятно. Завтра поведёшь уже сам. Готовься. А пока они там собираются прогреем секции.

Елена захлопнула дверцу, повозилась, удобнее устраиваясь на сиденье, и включила зажигание. Двигатель транспортёра сипло взвизгнул и, выбросив густой выхлоп из патрубков за кабиной, ровно заработал всем своим табуном из восьми сотен лошадей.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13