Монгольское нашествие на Русь и Европу [Андрей Алексеевич Шестаков] (fb2) читать онлайн

Андрей Шестаков Монгольское нашествие на Русь и Европу

Нет такой старой темы, на которую нельзя бы было сказать что-нибудь новое.

Ф.М. Достоевский 

Предисловие

Татаро-монгольское нашествие и иго. Казалось бы, кому сейчас это интересно? Но вот что пишет современный историк по поводу того, как изменилась бы история нашей страны, если бы ига не было:

«1). Если бы не было монгольского ига, то столицей России стал бы Владимир, а не Москва.

2). Если бы не было монгольского ига, то не разделились бы наши предки на Русь, Украину и Беларусь.

3). Если бы не было монгольского ига, то объединение русских княжеств произошло бы на рубеже XIII и XIV веков.

4). Если бы не было монгольского ига, то Россия уже в XIV веке начала бы проявлять активность в западном направлении».^[1]

Вообще с некоторыми утверждениями автора можно и поспорить. Так, осмелюсь предположить, что с не меньшим успехом столицей мог стать и какой-либо другой крупный русский город. Например, Нижний Новгород, Рязань, Тверь, Смоленск, да и Киев вполне мог вернуть себе столичный статус. Однако есть и бесспорные утверждения, например о разделении наших предков на Русь, Украину и Беларусь. Только представьте себе, ведь если бы не было этого разделения, то история нашей страны сложилась бы совершенно по-другому!

Кроме того, возможно, что:

«…именно начиная с этого времени (середина XIII в.) наблюдается свертывание демократических институтов на “подконтрольных” монголам землях, а также формирование в народном сознании элементов мировосприятия, свойственных жителям восточных деспотий. […]

Северо-Восток и Новгород предпочли путь замирения и сотрудничества с Ордой – путь рабской социально-политической зависимости, социально-психологической мутации под восточным влиянием, приведшей к формированию наций с “рабской психологией” и “имперским мышлением”»^[2].

Эти идеи развивают и другие авторы:

«Последствия ига для Руси:

Задержало экономическое и культурное развитие.

Внесло восточные элементы в политическое устройство Московского государства.

Изолировало северо-восточные русские земли от исторически родственных территорий и традиционных международных связей.

Обусловило жесткое подчинение населения государству для решения общегосударственных, прежде всего внешнеполитических, задач.

Упрочило позиции и влияние Русской православной церкви, сыгравшей важную роль в сплочении и выживании народа.

Повлияло на процесс формирования великорусской нации»^[3].

Теперь, надеюсь, читателю стал более понятен мой интерес к событию, произошедшему почти 800 лет назад и при этом оказавшему столь значительное влияние на историю России.

Для того чтобы разобраться в том, что же произошло в XIII в. на Руси, попробую ответить на ряд вопросов:

Что представляли собой средневековые кочевники, в том числе и монголы?

Как Чингисхан создал свою непобедимую армию?

Что нам известно о монгольской армии XIII в.?

Каким в это время было военное дело на Руси?

Как проходило монгольское нашествие?

Почему русские потерпели поражение?

Почему иго продлилось так долго? И т.п.

Заранее приношу свои извинения за большое количество цитат. В цитатах сохраняется авторское написание имен, порой отличное от современного, но все равно вполне узнаваемое.

Глава 1 Кочевники

Степной пояс Евразии – огромное море трав. Оно раскинулось от Черного моря на западе до Желтого моря на востоке. На севере границей степи являются смешанные леса и тайга, а на юге – пустыни и горы. Протяженность Степного пояса с запада на восток составляет почти 8 тыс. км, а севера на юг – в среднем, около 1 тыс. км.

Степной пояс разделяется на две приблизительно равные по площади части – западную и восточную. Западная часть начинается на Венгерской равнине, в Трансильвании и Болгарии, проходит по югу России и достигает Кавказа и Урала, простираясь дальше на восток вплоть до Памира, Тянь-Шаня и Алтая. Восточная часть степи охватывает с севера и юга Тянь-Шань, переходит в Монголию и далее в Маньчжурию.

Основными признаками степи являются: отсутствие или незначительная доля лесного покрова при полном господстве травянистого покрова; континентальный или резко континентальный климат с жарким летом и морозною зимой.

Засушливая степь малопригодна для вызревания злаков и получения устойчивых урожаев. В Степном поясе можно было прокормиться только с помощью животноводства и охоты.

На рубеже II—I тысячелетий до н.э. в степях появились первые кочевники. Постепенно, к середине I тысячелетия до н.э., кочевое скотоводство полностью заменило распространенное до этого пастушество.

Народы Степного пояса обрели мобильность с того времени, когда им удалось не только одомашнить дикую степную лошадь, но и оседлать ее, приспособив для верховой езды. До появления всадников перекочевки пеших пастухов по открытым пространствам лимитировались не только невысокой скоростью передвижения стад крупного или мелкого рогатого скота, но также и возможностями самого пастуха.

«Образ жизни кочевников определялся не только ограниченностью ресурсов кочевого хозяйства, но и его неустойчивостью. Экологические условия степей были изменчивы, благоприятные годы сменялись засухами и джутами^[4]. В среднеазиатских степях джут случался раз в 7—11 лет, снежный буран или гололед приводили к массовому падежу скота, в иной год гибло больше половины поголовья. Гибель скота означала страшный голод, климатический стресс; кочевникам не оставалось ничего иного, как умирать или идти в набег. […]

Регулярные климатические стрессы порождали в степи обстановку вечной и всеобщей войны…»^[5]

У кочевников нет крепких заборов, подвалов, кладовых, да и вообще какого-либо недвижимого имущества. В степи, при малой плотности населения, было легко ограбить и/или убить человека без опасности быть пойманным. При этом удачное нападение могло мгновенно сделать бедняка богачом, и наоборот. Естественно, что в подавляющем большинстве случаев причиной боевых столкновений у кочевых скотоводов было их основное имущество – скот. Дело в том, что скот отчуждается очень легко, а причин поправить свои дела за счет чужих стад так много, что взаимный грабеж скота у кочевников считался самым обычным и естественным делом.

Понятно, что в бесконечных сражениях выживали лишь самые сильные и смелые: таким образом, кочевники подвергались естественному отбору, закреплявшему такие качества, как сила, выносливость, агрессивность. При этом даже паузы между боями всегда использовались для подготовки к новым военным столкновениям. Постоянная необходимость защиты собственных стад и частое участие в грабительских набегах на соседей или в вооруженных конфликтах из-за пастбищ и водоемов – все это заставляло кочевников чувствовать себя воинами и быть готовыми к сражению всегда и везде. Весь быт кочевников был военизирован, причем начиналось это в самом детстве и продолжалось до старости:

«…в их [кочевников] быту [были] следующие компоненты милитаризованности. Разведка – непрестанные поиски информации о возможной опасности или поживе путем личных наблюдений, опроса встречных и использования платных осведомителей. Мобилизованность – постоянно поддерживаемая готовность к бою лошади, сбруи и оружия, натренированность самого кочевника в применении сабли, пики […] разбивке и снятии лагеря, а при возникновении военного конфликта – мгновенное появление на месте сбора. Дозорная деятельность – окарауливание территории, каждодневное, но особенно тщательное при перекочевках на новые пастбища, когда оно ведется и на уровне племени, и на уровне лагеря, и на уровне каждой семьи. Другие приемы обеспечения безопасности – в частности, выбор наименее уязвимого места для стоянки, ночное окарауливание загнанного внутрь кругового лагеря скота, осторожность в разговорах с посторонними, которые могут оказаться осведомителями неприятеля и т.п. Мобильность – быстрота в сборах, передвижении, прогоне стад, выборе безопасного пути. Умеренность и неприхотливость в пище – привычка обходиться только самым необходимым, и даже в холодном виде. Корпоративный дух – развитое чувство солидарности и долга, предполагающее дисциплинированность, надлежащие волевые и нравственные качества и безукоризненное знание своих товарищей по лагерю, их способностей и навыков, их лошадей и оружия, что также является одним из важнейших компонентов подготовки к предстоящей войне»^[6].

Естественно, что «складывающаяся в степях обстановка постоянной опасности, подрывающая экономику, и в то же время выдвижение сильных экономически и политически аилов^[7] и орд^[8] приводили к необходимости создания какой-то более крупной, стоящей над ордами организации, которая объединила бы их и была бы способна хоть в малой степени регулировать внутреннюю и внешнюю политику степняков. Так в степях появлялись своеобразные “союзы орд” – зародыши будущих государств – “объединения государственного типа”. Во главе объединений вставали выбранные на съездах аристократии наиболее дееспособные и экономически сильные ханы…»^[9]

«Объединение кочевых племен в единое государство клало конец межплеменным войнам, но не снижало демографического давления в степи. Если раньше, в годы климатического стресса, кочевники шли в набег на соседнее племя и численность населения снижалась за счет военных потерь, то теперь единственным способом спасения от голода было объединение сил степи и нашествие на земледельческие страны»^[10].

Восточная часть Степного пояса лежит выше над уровнем моря, чем западная, содержит больше пустынных областей и отличается более континентальным и резким климатом. Восточная степь зимой надолго покрывается снегом. На западе зима мягче и короче, здесь степь не разрывают горные хребты и пустыни. Естественно, значительная часть кочевников, проживавших в восточной части Степного пояса, со временем начинала двигаться на запад с его более мягким климатом. Пройдя перевалы Памира, Тянь-Шаня и Алтая, кочевники попадали в степи, гораздо более удобные для проживания. Пройдя следующий перешеек между Кавказом и Уралом, они оказывались в непосредственной близости от плодородных земель России и Венгрии, открывавших дальнейший путь в Европу. Таким образом, сама природа степи способствовала движению кочевников все дальше на запад в направлении Средней Азии и Европы.

Однако истины ради следует отметить, что, возможно, все было не так. Дело в том, что историки до сих пор спорят о причинах, порождавших нашествия кочевников.

«Наверное, самый интригующий вопрос истории Великой степи: какова причина, толкавшая кочевников на массовые переселения и на разрушительные походы против земледельческих цивилизаций? По этому поводу было высказано множество самых разнообразных суждений. Их можно свести к следующим мнениям:

1) разнообразные глобальные климатические изменения (усыхание; увлажнение);

2) воинственная и жадная природа кочевников;

3) перенаселенность степи;

4) рост производительных сил и классовая борьба, ослабленность земледельческих обществ вследствие феодальной раздробленности;

5) необходимость дополнять экстенсивную^[11] скотоводческую экономику посредством набегов на более стабильные земледельческие общества;

6) нежелание со стороны оседлых соседей торговать с номадами (излишки скотоводства некуда было продавать);

7) личные качества предводителей степных обществ;

8) этноинтегрирующие импульсы («пассионарность»)^[12].

В большинстве из перечисленных факторов есть свои рациональные моменты. Однако значение некоторых из них оказалось преувеличенным.

Так, современные палеогеографические данные не подтверждают жесткой корреляции глобальных периодов пересыхания/увлажнения степи с временами упадка/расцвета кочевых империй.

Оказался ошибочным тезис о «классовой борьбе» у кочевников.

Не совсем ясна роль демографического фактора, поскольку поголовье скота росло быстрее, чем увеличивалось народонаселение, что приводило к стравливанию травостоя и к кризису экосистемы.

«Кочевой образ жизни, конечно, может способствовать развитию некоторых военных качеств. Но земледельцев было во много раз больше, они обладали экологически комплексным хозяйством, надежными крепостями, более мощной ремесленно-металлургической базой»^[13].

Также спорным является вопрос о том, были ли у кочевников полноценные государства.

«Одни ученые считают, что кочевники самостоятельно могли достигнуть только предгосударственного уровня развития, другие полагают, что наиболее крупные объединения степняков имели оформившийся раннегосударственный характер, по мнению третьих, развитие кочевников затормаживалось только после достижения ими феодальной стадии развития, а четвертые отстаивают тезис о самостоятельном пути эволюции номадов»^[14].

«…большинство писало о кочевом феодализме, другие – о “военной демократии” как эволюционных ступенях, соответствовавших кочевым обществам; третьи – изобрели особую “кочевническую формацию”. Были также ученые, конструировавшие более сложный эволюционный ряд: архаические империи – варварские государства – раннефеодальные государства, очевидно, пытаясь доказать, что историческое развитие в степях Евразии следовало западноевропейской модели»^[15].

Такой разнобой в мнениях связан, по-видимому, с тем, что термины «кочевая государственность» или «кочевое государство» являются весьма расплывчатыми и неопределенными:

«Кочевники занимают особое место в процессах политогенеза^[16], и это позволило даже поставить вопрос о том, можно ли кочевые образования считать государствами? Способны ли они были подняться до уровня такой сложной системы, как империя? […] Насколько имеет право на существование сам термин «кочевая империя» и как его трактовать? Может ли эта империя считаться государством?»^[17]

Теперь мнение тех, кто считает, что у кочевников были не просто государства, а империи. Империей принято называть «…сложное общество, организованное по военно-иерархическому признаку, занимающее относительно большое пространство и получающее необходимые нескотоводческие ресурсы, как правило, посредством внешней эксплуатации (грабежи, война и контрибуция, вымогание “подарков”, неэквивалентная торговля, данничество и т.д.). […]

Выделяют три модели кочевых империй:

1. Типичные империи – кочевники и земледельцы сосуществуют на расстоянии. Получение прибавочного продукта номадами осуществляется посредством дистанционной эксплуатации: набеги, вымогание “подарков” (в сущности, рэкет), неэквивалентная торговля и т.п. (хунну, сяньби, тюрки, уйгуры, первое Скифское царство и пр.).

2. Даннические империи – земледельцы подчинены кочевникам; форма эксплуатации – данничество (Хазарский каганат, империя Ляо, Золотая Орда, империя Юань и пр.).

3. Завоевательные империи – номады завоевывают земледельческое общество и переселяются на его территорию. На смену грабежам и данничеству приходит регулярное налогообложение земледельцев и горожан (Парфия, Кушанское царство, поздняя Скифия, Северная Вэй, государство ильханов и пр.)»^[18].

«В политическом развитии евразийских степей, похоже, действовала некая матрица, маятниковое движение от разрозненных кочевых общин к трансконтинентальным империям и обратно. Периодически возникала тенденция к объединению кочевого мира. Она парадоксально сочеталась с незыблемостью института атомизированных мелких кочевых коллективов, ведущих автономное скотоводческое хозяйство. Эта тенденция заметна и в периоды между существованием кочевых империй.

[…] Существует много однотипных примеров вырастания кочевых улусов в могущественные степные державы, которые впоследствии распадались и возвращались к исходной стадии кочевого улуса. […] можно предположить, что в организации улуса содержался потенциал для превращения его в кочевую империю. Такой потенциал пребывал в “летаргии”, в ожидании подходящих условий»^[19].

Наибольшую известность в Европе получили набеги следующих кочевников: киммерийцев, скифов, савроматов, хуннов, гуннов, тюрков, хазар, болгар и др.

Киммерийцы

Историки предполагают, что создателями первого крупного объединения кочевых племен на юге Восточной Европы были киммерийцы. Известно, что киммерийцы говорили на одном из индоевропейских языков и, вероятнее всего, были ираноязычными.

Прародиной киммерийцев считают Нижнее Поволжье, откуда они в первом тысячелетии до н.э. перебрались в Северное Причерноморье. В VIII в. до н.э. они занимали на побережье Черного моря территорию от Днестра до Дона.

Все исторические сведения о киммерийцах связаны с их вторжением в конце VIII – начале VII вв. до н.э. в Переднюю и Малую Азию. В этот период киммерийцы воевали с Ассирией, Лидией, Урарту, Фригией.

Последнее документальное о киммерийцах относится к 617 г. до н.э., когда они были разгромлены лидийским царем Алиаттом II (ок. 600—561 гг. до н.э.).

Историки предполагают, что вскоре после этого киммерийцы разделились на две части: одна осталась в Малой Азии и постепенно смешалась с местным населением, вторая вернулась в Северное Причерноморье, где и была в дальнейшем ассимилирована скифами.

Скифы

Скифы (предположительное самоназвание – сколоты) – собирательное название кочевых ираноязычных племен. Одни историки считают их потомками носителей срубной культуры эпохи бронзы, продвигавшихся начиная с XIV в. до н.э. с территории Поволжья на запад. Другие полагают, что скифы были вытеснены другими кочевниками – массагетами – с места своего первоначального обитания в Приаралье.

В 70-х годах VII в. до н.э. скифы предприняли крупномасштабное вторжение из Северного Причерноморья в Переднюю и Малую Азию. При этом они, неоднократно меняя союзников, сражались с Ассирией, Мидией, Палестиной, Сирией.

В 595 г. до н.э. мидийский царь Киаксар (625—585 гг. до н.э.) вероломно перебил скифских вождей. После этого одна часть скифов вернулась на Северный Кавказ и в причерноморские степи, вторая осталась в Передней Азии (войдя в состав наемных войск различных государств), третья осела в Закавказье.

С момента возвращения скифов из Передней Азии в истории южнорусских степей начался скифский период. В это время основная территория расселения скифов – степи между нижними течениями Дуная и Дона, включая Степной Крым и районы, прилегающие к Северному Причерноморью.

На рубеже V—IV вв. до н.э. царь Атей устранил других скифских царей и узурпировал власть. В 40-х годах IV в. до н.э. он погиб в борьбе с македонским царем Филиппом II (359—336 гг. до н.э.). После этого скифская держава распалась.

С середины IV в. до н.э. пришедшие из-за Дона сарматы начинают постепенно вытеснять скифов из Северного Причерноморья. К концу III в. до н.э. территория, подвластная скифам, значительно сократилась. Под их контролем остались только Крым и земли в низовьях Днепра и Южного Буга.

Во второй половине III в. скифское государство в Крыму было уничтожено готами. Окончательно скифы растворились среди других племен во время Великого переселения народов в IV – V вв.

Савроматы

Савроматы – собирательное название кочевых ираноязычных племен. В VII в. до н.э. савроматы проживали в степях Поволжья и Приуралья. С IV в. до н.э. отдельные племена савроматов начинают переходить Дон и теснить скифов.

В IV—III вв. до н.э. у савроматов сложились новые союзы племен, получившие в III в. до н.э. общее название «сарматы».

В конце III – начале II вв. до н.э. начинается вторая волна сарматской экспансии, в результате которой одна часть сарматов освоила предкавказские равнины, другая – установила свою власть в степях Северного Причерноморья.

В I в. до н.э. сарматы вытеснили остатки скифов с берегов Черного моря. С этого времени они стали совершать походы в Закавказье, а также появились на Дунае и осели около границ Римской империи, на которую также совершали набеги.

В III в. власть сарматов в Северном Причерноморье была подорвана готами. В IV в. сарматы, как и готы, были разбиты гуннами. После этого сарматы разделились на несколько частей. Одна часть присоединилась к гуннам. Вторая – двинулась на запад, через Галлию, в Испанию. Там сарматы потерпели поражение от вестготов и вновь разделились: одна часть осела в Лузитании, другая – отступила в Галисию, где соединилась с вандалами, вместе они перешли Гибралтарский пролив и осели в Северной Африке. Третья часть отступила на Кавказ, где, в свою очередь, разделилась на две части: одна осела в предгорьях, вторая – углубилась в высокогорные области Центрального Кавказа, после чего обе части постепенно растворились среди местных жителей.

Хунны

Хунны – объединение кочевых, вероятно тюркоязычных, племен Северного Китая и Монголии.

В V в. до н.э. в степях Внутренней Монголии, Южной Маньчжурии и Ордоса (плато в северной излучине Хуанхэ) проживали объединения кочевых племен, китайцы называли их сюнну (хунны).

В 209 г. до н.э. в результате переворота к власти у хуннов пришел Модэ (209—174 гг. до н.э.). После этого Модэ реорганизовал хуннское общество: создал регулярную армию, установил систему государственных наследственных чиновников, принял новые законы. В 209—201 гг. до н.э. хунны под командованием Модэ подчинили себе кочевые племена Восточного Тянь-Шаня, Алтая, Забайкалья и Манчжурии.

В 119 г. до н.э., совершая крупномасштабный поход против хуннов, китайская армия дошла до Байкала, захватив северную ставку шаньюя и убив около 90 тыс. хуннов, но и сама понесла большие потери.

В 71 г. до н.э., узнав о том, что в результате сильного бурана у хуннов погибло большое количество людей и скота, против них одновременно выступили: с востока – ухуани, с запада – усуни, с севера – динлины. В результате боевых действий хунны потеряли до трети населения. Но сумели отбиться.

В 60 г. до н.э. после смерти шаньюя в державе хуннов началась борьба за власть и вспыхнула междоусобная война, приведшая в 56 г. до н.э. к расколу. Одна часть – южные хунны – установили мирные отношения с Китаем (империей Хань), а другая – северные хунны – ушла в восточную часть Средней Азии, но здесь была настигнута китайским экспедиционным корпусом и почти полностью уничтожена.

В 53 г. до н.э. шаньюй Хуханье (58—31 гг. до н.э.) признал себя вассалом империи Хань, но в начале I в. хунны сумели восстановить свою независимость.

В 46 г. в империи хуннов вновь началась междоусобная война, приведшая в 48 г. к расколу, которому предшествовали засуха и голод, унесшие до половины населения. Империя раскололась на южное и северное хунну, каждое – во главе с собственным шаньюем. Южные хунны признали себя вассалами ханьского императора, северные под ударами ханьцев, сяньби и южных хуннов отступили на запад.

В 107 г. северные хунны разделились: одна часть подчинилась сяньби, вторая отступила дальше на запад.

В середине II в. хунны, продолжая отступать на запад под давлением сяньби, добрались до Восточного Казахстана, где опять разделились: одна часть создала в Семиречье (территория между озерами Балхаш и Иссык-Куль) государство Юебань, просуществовавшее до V в., вторая проследовала в прикаспийские и заволжские степи.

В 215 г. китайцы упразднили пост шаньюя южных хуннов, назначив вместо него своего наместника: это был конец державы хуннов.

Гунны

Северные хунны, двигаясь на запад, частично ассимилировались с встречавшимися на их пути народами Южной Сибири и Средней Азии, значительно увеличились в численности и стали гуннами.

В 371 г. гунны перешли Волгу и обрушились на Северное Причерноморье. Они разорили земли по Нижней Кубани, захватили Таманский полуостров и вторглись в Северный Крым, на территорию готского племенного союза. К 375 г. готы и их союзники были разгромлены.

Двигаясь дальше на запад, гунны в первой половине V в. заняли Паннонию (равнины на территории современных Венгрии, быв. Югославии и Австрии), сделав ее центром своего племенного союза: там находились их основные силы и ставка вождя. Отсюда гунны совершали широкомасштабные набеги на Балканы, Галлию и Италию.

Наибольшего могущества гунны достигли во времена правления Аттилы (445—453). После его смерти гуннское племенное объединение распалось. Войско гуннов разделилось на два враждующих лагеря: с одной стороны – гунны, с другой – их бывшие союзники готы и гепиды. Произошло крупное сражение, в результате которого гунны потерпели поражение. После этого часть гуннов вернулась в степи Северо-Западного Причерноморья, вторая – поступила на службу Восточной Римской империи.

Тюрки

Предками тюрков (тюркютов) была группа хуннских племен во главе с правящим родом Ашина. В конце III – начале IV вв. эти племена проживали в предгорьях Нань-Шаня (горная система на северо-западе Китая). В конце IV – начале V в. тюрки под давлением сяньби отступили на северо-запад, в район Турфана (провинция в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая).

В середине V в. род Ашина вместе с пятьюстами семьями стал вассалом Жужанского каганата. После этого жужани переселили тюрков на южные предгорья Алтая, рассчитывая, что те будут платить им дань железом из алтайских рудников.

Создав базу оружейного производства на богатом железной рудой Алтае, тюрки использовали свои изделия не только для выплаты дани жужаням, но и вооружались сами и обменивались с соседними племенами. При этом тюрки постепенно подчинили местные кочевые племена.

В 551 г. тюрки восстали против жужаней и быстро разгромили их, после чего тюркский правитель Бумын (534—552) был провозглашен каганом. (Жужани после разгрома разделились: одна часть бежала в Северный Китай и Корею, вторая – на запад, сначала – в степи Восточной, а потом – и Центральной Европы, где они стали известны под именем аваров.)

К 555 г. тюрки овладели всей степной зоной вплоть до Аральского моря.

В 571 г. тюрки завоевали Северный Кавказ, и в 576 г., взяв византийскую крепость Боспор, проникли в Крым.

В 581 г. после смерти кагана Тобо (572—581) в каганате началась борьба за власть. В это же время на кочевников Центральной Азии обрушились голод и эпидемии, и ослабленные тюрки признали себя вассалами Китая.

В 603 г. в результате очередной междоусобицы каганат распался на две части: Восточный каганат в Монголии и Западный – в Средней Азии и Джунгарии.

В 630 г. китайские войска разбили армию Восточного каганата и взяли кагана в плен. После этого все земли каганата отошли китайцам (империи Тан).

Межплеменная война и династийная борьба начались в Западном каганате в 640 г. Это привело к вторжению в 657 г. китайских войск в Семиречье. Тюрки были разбиты, каган был взят в плен. Западный каганат прекратил свое существование.

В 680 г. очередное восстание тюрок против китайцев было подавлено, при этом часть восставших бежали на запад и добрались до Хангая (горный массив в Западной и Центральной Монголии).

В 687 г. эти бежавшие тюрки разгромили выступившее против них ополчение телесских племен и провозгласили Второй тюркский каганат.

С 693 по 729 гг. тюрки воевали, большей частью успешно, с китайцами, киданями, татабами, байырку, кыргызами, тюргешами, карлуками, басмылами, арабами.

В 734 г. кагана отравил один из его приближенных, после этого в каганате началась борьба за власть. В 741 г. малолетний каган был убит своим дядей, который после этого захватил престол. В результате этой смуты в следующем году против тюрок восстали басмылы, карлуки, огузы, уйгуры. Началась война, продолжавшаяся три года, в результате которой погибли новый каган и его наследник, часть тюрок бежали в Китай, а в степи появился Басмыльский каганат.

В 744 г. басмылы разгромили тюрок, которые после этого разделились: одна часть подчинилась басмылам, другая – отступила в степь.

В следующем году уйгуры убили последнего тюркского кагана, после этого тюрки вновь разделились: одна часть вошла в состав Уйгурского каганата, вторая – в состав Кыргызского каганата.

Авары

Авары (жужани) – племенное объединение кочевых, вероятно тюркоязычных, племен. В середине VI в. авары, вытесненные тюрками из Юго-Восточного Заволжья, появились в степях Северного Причерноморья. Здесь авары, играя на противоречиях между местными племенами, быстро добились господствующего положения. Также успешному продвижению аваров на запад способствовала Византия, пытавшаяся использовать их в русле своей традиционной политики стравливания кочевников друг с другом.

В 567 г. авары появились в Паннонии. Закрепившись на новой территории, они создали Аварский каганат. Отсюда авары, беря в союзники то одни, то другие народы, стали совершать набеги в Центральную и Южную Европу: на Австрию, Баварию, Балканы, Византию, Италию, Грецию, славян.

В 791 г. против авар выступил Карл Великий (768—814), и в 796 г. франки захватили резиденцию аварских каганов, а к 803 г. последнее сопротивление со стороны авар было подавлено. В дальнейшем одна часть авар была поглощена славянскими и германскими племенами, а другая – венграми, пришедшими в 899 г. в Паннонию.

Хазары

Хазары – полукочевые, вероятно тюркоязычные, племена, изначально проживали в бассейне Сырдарьи. В VII в., находясь в зависимости от Тюркского каганата, хазары появились на Нижней Волге и части Крымского полуострова. В 657 г. – после распада Западного Тюркского каганата – образовали собственный Хазарский каганат.

Первоначально каганат занимал территорию Дагестана, бассейна Кубани, Приазовья и часть степей Северного Причерноморья. Продолжая расширяться в VIII в., каганат занял Северный Кавказ, Приазовье, большую часть Крыма, степную и лесостепную территории Восточной Европы до Днепра.

В конце IX в. в степях Северного Причерноморья появились печенеги. Они нанесли несколько поражений хазарам, разгромили ряд их поселений, ослабив тем самым военную и экономическую мощь каганата.

Окончательно Хазарский каганат был разгромлен в 964—965 гг. киевским князем Святославом Игоревичем (? – 972). После этого хазары разделились: одна часть присоединилась к печенегам, вторая бежала на Дунай, третья – на Среднюю Волгу; четвертая осталась в Крыму. Постепенно все эти части смешались с местным населением.

Болгары

Болгары – тюркоязычный племенной союз кочевников. В середине V в. кочевали между Азовским морем и Нижней Волгой. Во второй половине VI в. они попали под власть аваров, позднее входили в состав западного Тюркского каганата. После его распада болгары в 632 г. создали в Приазовье собственное государство – Великую Болгарию.

В 670 г. болгарское ханство было разгромлено хазарами. После этого болгары разделились: одна часть подчинилась хазарам; вторая ушла в горы; третья переселилась на Среднюю Волгу и Нижнюю Каму, создав там новое государство – Волжскую Булгарию; четвертая во главе с ханом Аспарухом (642—702) отступила на запад.

В 679 г. Аспарух вторгся во Фракию, населенную славянами, номинально принадлежавшую тогда Византийской империи, где основал на захваченных землях Болгарское ханство. Первые два века болгары на новом месте продолжали вести кочевой образ жизни, периодически воюя с Византией. Постепенно они смешались с местным населением, переняли славянский язык и осели.

Венгры

Венгры (самоназвание – мадьяры) – финно-угорские племена, изначально проживали в среднем течении Камы и вели полуоседлый образ жизни. В VII в. венгры, под давлением печенегов, покинули Прикамье и постепенно, переходя к кочевому образу жизни, двинулись на юго-запад и достигли земель в междуречье Донца и Средней Волги.

В конце VII в. венгры, продолжая отступать от печенегов на запад, попросили убежища у хазар, признав себя вассалами каганата. Хазары предоставили им степи по Нижнему Днепру.

В начале IX в. во время гражданской войны в Хазарии большинство венгерских родов встали на сторону противников иудаизма, и после их разгрома венгры отступили в междуречье Днестра и Днепра.

В 890 г. между Византией и Болгарией началась очередная война. Византийцы были разбиты и призвали на помощь венгров, предоставив им суда для переправы через Дунай, и в 894 г. венгры начали опустошать территорию Болгарии. Тогда болгары заключили союз с печенегами и в 897 г., пока армия венгров находилась в походе, вторглись в их страну. Печенеги совместно с болгарами уничтожили большое количество венгерских женщин, детей и стариков, оставшихся без защиты мужчин, ушедших в набег. После этого венгры двинулись дальше на запад и в 899 г. начали расселяться по равнинам Паннонии, продолжая вести кочевой образ жизни. Оттуда венгры начали совершать многочисленные набеги в соседние страны. Основными их целями были: Аквитания, Бавария, Бургундия, Галлия, Каринтия, Ломбардия, Лотарингия, Саксония, Тоскана, Тюрингия, Франкония, Швабия.

Потерпев в 955 г. сильное поражение от немцев в битве на р. Лех, венгры переориентировались и сосредоточились на набегах на Балканский полуостров против Болгарии и Византии. В 70-х годах Х в. натиск венгров на соседей стал ослабевать и венгры постепенно осели на землю.

Печенеги

Печенеги – тюркоязычные кочевые племена, в VIII в. проживали на северном побережье Аральского моря, а также в нижнем и среднем течении Сырдарьи.

В 889 г. печенеги под давлением торков, двигаясь на запад, перешли Волгу и к 894 г. заняли степную часть Северного Причерноморья, вытеснив оттуда, в свою очередь, венгров и нанеся несколько поражений хазарам. Оттуда печенеги начали совершать набеги на Болгарию, Византию, Русь.

В середине XII в. печенеги, теснимые с востока торками, разделились на три части: одна подчинилась торкам; вторая ушла в Венгрию и Болгарию, где растворилась среди местного населения; третья осела у южных границ Руси и постепенно обрусела.

Торки

Торки (гузы, огузы) – тюркоязычное племенное объединение. В VI в. торки кочевали в степи между Каспийским и Аральским морями.

В конце Х в. торки, потерпев поражение в войне с Хорезмом, под давлением половцев перешли Волгу и заняли придонские степи вплоть до Днепра, вытеснив оттуда печенегов. Отсюда торки начали совершать набеги на Русь.

В 1060 г. объединенное войско русских княжеств предприняло большой поход против торков. Узнав о наступающих на них русских полках, торки разделились. Одна часть торков откочевала на запад и осела на территории Македонии в качестве подданных Византии. Вторая – осталась в степи и впоследствии смешалась с половцами. Третья – перешла на службу к киевским и переяславским князьям и в дальнейшем вместе с другими кочевниками стала служить в гарнизонах пограничных крепостей в долине Роси и междуречье Сулы и Трубежа, прикрывая русские границы от последующего натиска из степей.

Половцы

Половцы (кипчаки, куманы) – тюркоязычное племенное объединение. В конце Х в. половцы под давлением кыргызов, двигаясь из Прииртышья и Прибалхашья, перешли вслед за торками Волгу и вторглись в степи Северного Причерноморья.

К середине XI в. половцы заняли всю степь от Днестра до Иртыша, получившую с этого времени на Востоке название Дешт-и-Кипчак (Кипчакская степь). Оттуда половцы стали совершать многочисленные набеги на Византию, Болгарию, Венгрию, Русь.

В зависимости от места кочевания половцы делились на западных и восточных. Западные занимали территорию от Днестра до Яика (Урала), восточные – от Яика до Иртыша.

Во время нашествия монголов восточные половцы влились в состав монгольского войска, западные половцы разделились: одна часть присоединилась к монголам, вторая откочевала – сначала в Венгрию, затем в Болгарию и растворилась среди местного населения, третья ушла на Кавказ и там осела.

Глава 2 Как их правильно называть?

Монголы, татары, монголо-татары, татаро-монголы – как только не называют степных захватчиков, обрушившихся на Русь в XIII в. Попробуем разобраться, какое из этих названий более правильно, и вначале посмотрим, что говорят историки о татарах:

«Первоначально в Центральной Азии в термин тат – тюрки, вероятно, вкладывали смысл – “бормочущий, говорящий на непонятном языке”, которое он и ныне сохраняет в Закавказье, где значит также “немой”, или в Турции, где значит “не знающий турецкого языка”, “немой”. Венгры этим термином (по-венгерски – тот) именуют словаков, то есть подобно тому, как славяне именуют германцев немцами.

Звукоподражательный характер этнонимов тат и татар можно подтвердить следующими типологическими параллелями, взятыми из разных языков: монгольское татари – “плохо говорящий”, “заика”, к которому, вероятно, и восходит этноним татар, эвенкийское татэ – “заика” и татэра – “заикаться”, корейское тодори – “заика” и тодол – “заикаться”, майя тот – “заикающийся”, “немой”, вьетнамское тит – “молчать”, крымскотатарское тутук – “заика”, киргизское дудук – “немой”, турецкое дыгдыгы – “картавый”, венгерское дадого – “заикающийся”, “лепечущий”, “заика”, башкирское тотлог – “заикаться”, афганское тут(а) рай – “шепелявящий”, “невнятно говорящий”, тарай – “заика”, арабское ратана – “говорить на чужом, непонятном языке” и тахтаха – “заикаться”, “бормотать”, суахили – татарика – “говорить быстро и невнятно”, “бормотать”.

Подобный звукоподражательный способ обозначения иноязычных соседей словами, имеющими значение “плохо говорящий, неправильно говорящий, заикающийся, заика, бормочущий, немой” был в древности обычным; сравните греческое барбарос (или варварос) – “изъясняющийся на неправильном греческом языке”, “не грек, чужеземец”, арабское барбар – “берберы, нубийцы”, санскритское барбара – “бормочущий”, “варвар”, “дикарь” и дарада – название народа, говорящего на “испорченном” языке.

[…] Таким образом, можно предположить, что первоначально слова тат и татар относились к племенам, говорящим на непонятном или плохо понятном для их соседей языке, а впоследствии экзоэтноним^[20] татар вполне мог превратиться в самоназвание, подобно тому, как термин тат стал эндоэтнонимом^[21] ираноязычных татов Ирана и населения горного Крыма»^[22].

В конце VII в. татары вместе с енисейскими кыргызами поддержали токуз-огузов, неудачно воевавших со Вторым Тюркским каганатом, и были вынуждены подчиниться тюркам.

В 723 г. татары вместе с токуз-огузами восстали против тюрок, но были разбиты.

После разгрома в 744 г. Второго Тюркского каганата татары вошли в качестве вассалов в состав Уйгурского каганата.

В конце 40-х годов VIII в. татары вместе с огузскими племенами восстали против уйгуров, но потерпели поражение.

В 842 г. татары поддержали уйгуров в их войне против енисейских кыргызов, однако это не спасло Уйгурский каганат от краха.

Вот и все, что мне удалось узнать о татарах. В связи с этим вызывают удивление следующие высказывания историков: «С древности, говорится в источниках, татары были покорителями и владыками большей части центральноазиатских племен и выделялись своим величием и могуществом»^[23]. Еще в XI в. обширные пространства между Северным Китаем и Восточным Туркестаном именовались по их имени «Татарской степью»^[24].

Создается впечатление, что было два татарских народа. Один – те татары, которые проживали на востоке Монголии в районе озер Буир-Нур и Хулун-Нур, большую часть их Чингисхан истребил в 1202 г. Второй – центральноазиатские татары, «выделявшиеся своим величием и могуществом» и при этом практически неизвестные современным историкам. Впрочем, может быть, это был один народ, который в VII—X вв. проживал где-то в Центральной Азии, а в XI—XIII вв. – на востоке Монголии?

О средневековых монголах историки знают намного больше. Вначале о происхождении слова «монгол». По этому поводу существуют две основные гипотезы.

«Согласно первой гипотезе, этноним “монгол” образовался в результате соединения бытующего в языках тунгусоязычных народов Приамурья пучка значений с происходящим от имени медведя-предка Манги корнем манг– (на его основе образованы и название Амура – Мангу, и производное от него определение “амурские” – мангуни) и окончания множественного числа аффикса —l/-ul. Согласно второй […] этноним происходит из сочетания двух слов Манг– и гол (река). При любом варианте значение заметно не различается: в первом случае этноним может переводиться как “[те, которых называют] медведи”, а во втором как – “[живущие на] реке медведей”, причем река эта – Амур»^[25].

Теперь о том, как этноним «монгол» получил широкое распространение:

«…первое точное упоминание слова “монгол” относится к 1206 году, когда на великом курултае сам Чингисхан, объединивший Восточную степь, провозгласил создание “Yeke Monghol Ulus” – Великой Державы Монголов. Отсюда некоторые монголоведы делают допущение, что само понятие “монгол”, до этого не существовавшее вообще, было введено Чингисханом как единое название для народов объединенной им степи.

Другие вполне резонно возражают, что и в куда более поздние времена часть этих объединенных племен в число монголов не входила, и считают, что к “монголам” Чингисхана относилась лишь та часть населения, которая была связана общим родословным древом и которую впервые объединил прадед Чингисхана Хабул-хан, а следовательно, формирование понятия “монгол” относится к сороковым годам XII века^[26].

Третьи отстаивают версию языкового единства: монголы – это те, кто говорит по-монгольски.

Четвертые отстаивают генеалогический принцип и предполагают, что монголами считались все потомки Алан-Гоа – праматери монгольских родов (вариант этой версии – потомки Бодончара, одного из сыновей Алан-Гоа).

Наконец, пятая версия опирается на упоминание в китайских летописях VI века (то есть задолго до Алан-Гоа,жившей в IX или Х веке) названия племени мэн-гу (мэн-ку), входившего в группу из тридцати племен народа шивэй. От них, дескать, потом и пошла та группа родов, которая называла себя единым именем – монголы.

Во всех этих основных версиях, безусловно, присутствует здравое зерно. В то же время, каждая из них в отдельности не лишена недостатков и может быть подвергнута серьезной критике. Выходом из этой ситуации является, по-видимому, синтез этих теорий и построение на их базе непротиворечивой версии. […]

Около VI века на территории, занимаемой племенами шивэй, появилась группа людей из неизвестного народа. Они называли себя монголами или близким по звучанию словом. Путем переговоров, а может быть, и силой они отвоевали себе место под солнцем на берегах Онона и вошли в союз шивэйских племен на правах рода с названием “монгол”. В дальнейшем при разрастании и дроблении рода самоназвание “монголы” как таковое исчезло (в более поздней истории примеров подобного развития событий немало), но в памяти последующих поколений сохранилось единство их происхождения. Таким образом, само слово “монгол” фактически не применялось в названии племен и родов, но имело некую историческую, генеалогическую ценность. […] Чингисхан, который объединил действительно всех потомков древнего рода “монгол”, извлек это почти забытое слово из глубин исторической памяти и назвал им объединенные под его началом народы. Только с этого времени громкое имя монголов и получает самое широкое распространение, так что даже и те племена и народы, которые не имели никакого отношения к изначальным монголам – татары, уйгуры, кыпчаки (половцы) и другие – стали называть себя монголами»^[27].

Впервые о монголах, называя их мэнъу или мэнва, сообщают китайские хронисты периода династии Тан (VIII—X вв.). Тогда монголы проживали в Маньчжурии по южному берегу нижнего течения Аргуни и верхнего течения Амура и вели оскдлый образ жизни.

Когда в середине IX в. енисейские кыргызы разгромили Уйгурский каганат, уйгуры покинули места своего проживания, и с конца IX в. монголы под давлением киданей начали постепенно переселяться на освободившуюся после ухода уйгуров территорию. Таким образом, во второй половине Х – начале XI вв. монголы заняли район Трехречья (долины рек Керулена, Онона и Толы).

Переселение монголов на запад сопровождалось важным событием – они перешли от оседлого образа жизни к кочевому скотоводческому хозяйству (некоторые монгольские племена и на новом месте продолжали вести образ жизни лесных охотников и рыбаков, благо местность позволяла).

В начале XII в. большая часть монгольских племен объединились в Хамаг монгол улус (Всемонгольский улус).

В середине 30-х годов XII в. монголы вступили в длительный период вражды с чжурчжэнями (империя Цзинь).

В 60-е годы XII в. к этому противостоянию присоединились подстрекаемые чжурчжэнями татары (кочевавшие в районе озер Буир-Нур, Хулун-Нур и реки Халхин-Гол).

В 60—80-е годы XII в. чжурчжэни проводили политику целенаправленного уничтожения монголов. Они каждые три года посылали войска в степь, убивая взрослых монголов и захватывая детей в рабство.

Около 1170 г. Всемонгольский улус в результате поражения от чжурчжэней и татар распался.

Всего в начале XIII в. насчитывают более 40 кочевых племен, которых большинство историков считают монголоязычными, а именно: аралат (арулат); баарин; барулас; баяуд (баяут); бесуд; будат; горлос (куралас, холусас, хорулас); джадаран (джаджират, джауриэт, джуръят, чжачжират, чжачжурдай); джалаир (чжала); джурки (чжурки, юркин); долобань (долоубань, долубань, дорбэн, дурбан, дурбэн, дэрбэн); дуклат; икирас (икирес, ицилас); илдуркин; йисут; катакин (конкотан, хадагин, хадачин, хатакин, хатачин); килингут; кингит; кингият; кияты: кият-бурджигин, кият-ясар; кунгират (унгират, хунгират); кунджин; кункулают; мангут (манхут); меркиты (мэркиты): меркит-увас, меркит-удуит; нуякин; ойрат; олкунут (олхонут, олхунут); ортаут; салджиут (сальджиут, сальчжут); сукан; сулдус; тайджиут (тайчиуд, тайчиут); тайджу-эгэчи; татар: айриуд-байрууд, алухай, алчи (аньчи), дорбен, дутаут, чаган (чигин), чжунин; тумат; урянхат; уряут; ушин; хадаркин; хорилар; чаншиут; чеутай; чинос (чонос); элджигин.

Самые крупные из них проживали: борджигины, джалаиры, нируны – в междуречье Керулена и Онона; меркиты – в низовьях Селенги; ойраты и туматы – в верховьях Енисея и Селенги; тайджиуты – в слиянии Онона и Ингоды.

Кроме монголоязычных племен в это время в Центральной Азии проживали и другие кочевые, полукочевые и оседлые племена, в основном тюркоязычные. Наиболее крупными из них были: башкиры, бохайцы, канглы, карлуки, кереиты, кидани, кимаки, кипчаки, команы, кыргызы, найманы, онгуты, тангуты, теленгуты, тувинцы, туркмены, уйгуры, чжурчжэни.

В XI—XII вв. монгольское общество состояло из: нойонов – степных аристократов (родовой знати), пользовавшихся неотчуждаемыми привилегиями вне зависимости от своего материального положения: так, например, только из их среды могли выбираться военные вожди и ханы; нукеров – дружинников хана; карачу – простонародья, свободных общинников и вольнонаемных слуг, лично свободных, но неполноправных; рабов.

Низшим звеном монгольского общества был уруг (урук) – родня от одного предка по мужской линии. Члены уруга не могли вступать в брак между собой. Группа уругов составляла ясун.

Ясун состоял из уругов, то есть нескольких поколений кровных родственников по прямой мужской линии. Члены ясуна не могли вступать в брак между собой. Ясуны составляли обок.

Обок (обог) – союз ясунов. Члены обока также не могли вступать в брак между собой. Вначале обок объединял близкородственные ясуны, но со временем он стал формой организации и объединения для ясунов, уругов и отдельных людей, не находившихся в родстве. Дальнейшее развитие системы обоков привело к тому, что они все чаще стали складываться вокруг удачливых вождей, а не вокруг родственных ясунов. Различные обоки входили в состав иргена (племени), то есть союза обоков, как правило, близкородственных.

Дальнейшее усложнение социальной системы обоков и иргенов привело к появлению у монголов такой формы социальной организации, как улус.

В улус объединялись не племена, а представители племен, то есть нойоны из разных племен вместе со своими людьми. Такие объединения являлись не племенными союзами, а союзами, объединенными политическими целями. Таким образом, улус – люди, организованные по определенным правилам.

Улус, в силу условий кочевого быта, был подвижен, но всегда в каждый данный момент имел свою территорию.

Во главе улуса стоял предводитель из числа знати (хан), при котором была его дружина – нукеры, окружение – нойоны и простые люди. Основой улуса был уруг его правителя, кроме того в улус входили джад (чужаки – не связанные родством уруги и обоки). Также правящему уругу подчинялись покоренные им иргены и уруги.

Теперь вернемся к вопросу о том, как их следует называть.

В русских летописях фигурирует только одно название – татары. Это же название использовали: первый русский историк, он же «последний летописец» – В.Н. Татищев (1686—1750).

В 1817 г. Христофор Крузе издал «Атлас по Европейской истории», где впервые ввел в научный оборот термин «монголо-татарское иго».

На русском языке этот термин первым применил П. Наумов в вышедшей в 1823 г. книге «Об отношениях российских князей к монгольским и татарским ханам от 1224 по 1480 год».

Вот как это комментирует В. Егоров: «Под пером далекого от истории человека возник никогда не существовавший союз двух народов, объединившихся для завоевания мира – монголо-татары. Первая часть в нем – самоназвание населения государства Чингисхана, вторая – то же самое название в китайской исторической традиции. Это выглядит точно так же, как если бы мы называли сейчас население Германии немцы-дойч^[28]».

Потом, в 1936 г., И.В. Сталин, редактируя первый советский учебник истории, добавил к использованному авторами термину «татары» окончание «монголы».

А вот что пишут по поводу этих названий современные историки:

«…начиная с сунского времени (960—1269 гг.), в китайской историографии и официальных текстах установилась традиция последовательно именовать монголов (мэнъу) и все прочие монголо-язычные племена татарами (да-да) либо монголо-татарами (мэн-да)»^[29].

«…в данном конкретном случае историки сталкиваются с характерным для китайской историографией переносом традиционного термина “да-да” (“татар”) на монголов (“мэн-гу”), что преследовало цель унизить их, так как в китайской традиции он имел уничижительный оттенок, со скрытым смыслом “дикий”, “грубый”»^[30].

А вот каким образом сами монголы стали называть себя татарами.

«Монголы стали занимать земли, которые были заселены народами, носящими в китайской историографии общее имя дада, а в монгольской традиции […] известными как татар.

[…] Сначала группы, перекочевавшие из “Малой” в Великую Монголию, обозначались этнонимом^[31] лидеров – монголы. Затем с политическим усилением нового образования они стали пользоваться двойной идентичностью: обозначались и как монголы, сохраняя свою этническую идентификацию, и как татары, монголо-татары или татаро-монголы. […] Сначала монголы присваивают имя аборигенного населения, чтобы отделить себя от населения прародины, затем их имя переносится на все население и на территорию его проживания»^[32].

«…потом, когда созданное Чингисханом объединение монголо-татарских племен […] стало для них самих “монгольским”, то для соседей они все равно оставались “татарами” […] ставшие теперь монголами племена и сами помнили, что еще недавно им было выгодно называться татарами, и, видимо, иной раз так себя и называли, будучи “официально” монголами.

[…] С другой стороны, соседи не сразу привыкли называть их монголами, нет-нет да и продолжали именовать по-прежнему всех их скопом “татары”.

[…] Тем более эта консервативность проявлялась, когда недавние найманы, чжалаиры и прочие могли в разговорах с иностранцами использовать более привычное и понятное соседям “татары”»^[33].

От половцев или от хорезмских, арабских и европейских купцов это название стало известно на Руси, а потом и в Европе.

Осталось только узнать, как татарами стали жители Золотой Орды.

«В Золотой Орде сами завоеватели монголы составляли незначительную часть народонаселения, постепенно утратившего свои основные этнические, расовые, языковые, культурные и религиозные черты. Название монголы, применительно к основной части населения в Золотой Орде, не использовалось, а соседние народы именовали его татарами. В этническом плане Золотую Орду нельзя считать монгольским или татарским государством, поскольку эти этносы не могли быть в нем преобладающими»^[34].

«Формирующийся же золотоордынский тюркоязычный этнос, основу которого составили кипчаки и который включил в себя, кроме монгольских народов и племен, также буртасов, аланов, автохтонное оседлое население Волжской Булгарии и Крыма, нуждался в едином наименовании. Таким именем, нейтральным относительно монголов, кипчаков, булгар и прочих этносов, и стал этноним татар»^[35].

Что касается того, как следует называть кочевников, обрушившихся на Русь в XIII в., то вновь обратимся к В. Егорову: «…исторически обоснованно именно употребление выражений: монгольское нашествие, монгольское иго…»^[36]

Таким образом, в период нашествия (1237—1240 гг.) их, вероятно, следует называть монголами, а после – татарами или ордынцами, а термины «монголо-татары» и «татаро-монголы» применять не стоит.

Глава 3 Как Чингисхан создавал свою армию

О жизни и деятельности самого известного монгола – Чингисхана (? – 1227) написано много книг, из числа которых можно посоветовать, например: Груссе Р. «Чингисхан: Покоритель Вселенной»; Доманин А.А. «Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники»; Кычанов Е.И. «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир: Чингисхан. Личность и эпоха»; Мэн Д. «Чингисхан»; Уолкер С.С. «Чингиз-хан»; Уэзерфорд Дж. «Чингисхан и рождение современного мира»; Хартог Л. «Чингисхан. Завоеватель мира»; Хоанг М. «Чингисхан»; Храпачевский Р.П. «Военная держава Чингисхана», «Чингисиана: свод свидетельств современников».

Нас же в данном случае интересует только то, как Чингисхан создавал свою армию.

К 1205 г. Чингисхан подчинил себе большинство кочевых племен Цнтральной Азии. Все пытавшиеся этому сопротивляться племена, а именно: джадаран, джурки, долобань, икирас, катакин, кереиты, кунгират, меркиты, найманы, салджиут, тайджиут, татары (алухай, алчи, дутаут, чаган) – были разгромлены, а некоторые практически полностью истреблены. И вот в 1206 г. состоялся курултай, на котором Чингисхан приступил к строительству своего государства. Нововведения коснулись в первую очередь следующих сфер деятельности: устройство военно-полицейского аппарата, правосудие, внешняя политика, ведение улусного хозяйства.

Первой реформой были преобразования в армии, главным из которых стал отказ от родового принципа комплектования армии.

«Сохраняя внешне старую десятичную систему, присущую кочевникам Центральной Азии, подразделенную на крылья – “левое” (джунгар), “правое” (барунгар) и “центр” (кель), которые были подчинены ближайшим соратникам каана, Чингисхан наполнил ее новым содержанием – формирование десятков, сотен и тысяч проводилось не по старому принципу родовых ополчений, а по решениям высшей власти государства, то есть самого каана. Данные десятичные подразделения теперь формировались из разных, не обязательно родственных, “кибиток”, что давало возможность рационально распределять по унифицированным военным частям, так сказать, “призывной контингент” […] Для такой однородной военной системы Чингисхан теперь мог ставить на офицерские и полководческие должности людей своего ближнего круга, не оглядываясь на родовые традиции»^[37].

В 1206 г. монгольская армия насчитывала 95 тыс. человек и Чингисхан распределил ее между нойонами-тысячниками.

«Тысячники могут быть разделены на три категории. Первые являлись давнишними сподвижниками Чингиса (20 %), которые получали за свою службу высокие звания и специальные привилегии. Именно из этой группы вышли самые известные монгольские военачальники. Вторую группу составляли тысячники, связанные с Чингисханом посредством брачных союзов или усыновлений (10 %), которые играли заметную роль в государственном управлении и руководстве армии. Подавляющее большинство тысячников (70 %) ранее не имели с Чингисханом каких-либо связей […] и в дальнейшем на большие должности не выдвигались»^[38].

Самым крупным тактическим подразделением в монгольской армии был тумен, состоявший из 10 тыс. воинов. В тех туменах, которые были подчинены родственникам Чингисхана, большая часть тысячников в обязательном порядке набиралась из воинов, доказавших ему свою преданность.

Другим новшеством стало создание особого, подчиненного непосредственно хану гвардейского корпуса кешиктенов-телохранителей. Он был создан из личной стражи Чингисхана, первоначально насчитывающей 70 тургаудов (дневная стража) и 80 кебтеулов (ночная стража). В течение 1206 г. численность кешиктенов была доведена до тумена (тургауды – 8 тыс., кебтеулы – 2 тыс.). Набирались кешиктены из числа сыновей и младших братьев нойонов, тысячников и сотников. Набранные в кешиг становились гарантами лояльности своих семей хану и формировали первую значительную группу знати, которая была обязана своим положением Чингисхану.

Кешиктены отвечали в первую очередь за жизнь хана, кроме того, в их функцию входило поддержание порядка в новом государстве:

«Для собственно полицейских функций в 10-тысячной гвардии кешиге существовало подразделение кебтеулов численностью в 2000 человек. Они, как и остальные гвардейцы, несли сторожевую службу по охране каана и его ставки, но были у них и дополнительные обязанности […] их основное занятие – полицейская и, шире, правоохранительная деятельность»^[39].

Чтобы добиться от кешиктенов преданности и окончательно вывести их из-под влияния родовых вождей, им были даны значительные привилегии:

«Чингисхан издал указ, в котором приказал считать его служащих рангом выше, чем обычных солдат и военачальников, составлявших основу регулярной армии: “Мой кешиктен выше любого армейского нойона-тысячника, а стремянной моего кешиктена выше армейского нойона-сотника или десятника”»^[40].

Создание кешига дало Чингисхану, во-первых, орудие в борьбе с традиционным родовым укладом, во-вторых, руководителей в новые управленческие структуры, в-третьих, орган для выполнения разного рода охранных функций.

В области внутренней политики главным стало создание письменного закона, ставшего правовой основой нового государства. Это была «Великая Яса», введенная Чингисханом на курултае в 1206 г. Сфера применения нового закона относилась почти ко всем областям и отделам права – государственно-административному, уголовному, торговому и экономическому, военному и налоговому. Яса регламентировала практически все основы жизни Монгольской империи – от повседневного быта до принципов дипломатии и ведения войны.

Введение письменных законов потребовало создания должности человека, отвечающего за их исполнение, – верховного судьи.

«Причем в функции верховного судьи […] входил еще надзор над исполнением повинностей и сбором налогов. Это проистекало из того, что в начальном монгольском государстве повинности и налоги не были четко разграничены, поэтому контролировавший исполнение повинностей (логично, что для этого выбрана правоохранительная структура) автоматически принимал функции и налогового органа вообще»^[41].

Таким образом, главными новшествами, позволившими Чингисхану создать централизованное государство и сильную армию, были реформы в армии, создание кешига, введение Ясы.

Все эти нововведения Чингисхан позаимствовал у своих предшественников. Так, например, жесткую дисциплину первыми ввели кидани; гвардия как орган власти, отделенный от родовых традиций и подчиненный только хану, была у кереитов; письменные законы были у хуннов и тюрков. Заслуга Чингисхана состояла в том, что он сумел внедрить все эти новации в своем новом государстве.

Тем же, кто захочет более подробно узнать, что у кого и как позаимствовал Чингисхан при создании своей армии и государства, советую прочитать князя В. Трепалова «Степные империи Евразии: монголы и татары».

Глава 4 Монгольская армия в ХIII в.

Состав, организационная структура, стратегия, тактика, осадные технологии и т.п. и т.д. монгольской армии XIII в. были подробно рассмотрены Р.П. Храпачевским в его монографиях «Армия монголов периода завоевания Древней Руси» и «Военная держава Чингисхана».

СОСТАВ И ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА

«Основой организации монгольского войска была так называемая десятичная система. Она заключалась в следующем: единицей был десяток воинов, из состава которых выбирался десятник; десять десятков составляли сотню, командира которой назначал тысячник; десять сотен составляли тысячу, командир которой (тысячник) руководил сотниками. Первоначально тысяча была максимальной тактической единицей в монгольском войске и расчет военных сил монгольского государства шел по тысячам. После появления крупных контингентов воинов из консолидированных Чингисханом монгольских племен регулярной становится самая крупная армейская единица – тумен, насчитывавший, как правило, десять тысяч воинов. Командир туменов (темников), как и тысячников, назначал сам каан.

[…] Отдельная армия монголов, как видим, состояла из двух-трех, реже четырех, туменов. Это устанавливается из практики посылки в автономные походы войска именно такого состава…»^[42]

«…собственно монгольские войска в составе армии Монгольской империи подразделялись на две категории войск: так называемые “монгольские войска” и “войска таммачи”»^[43]. «…это были личные войска владельцев уделов и тарханств. Этнически они были – первоначально – из монголов, обычно или потерявших свой клан, или приписанных к новым хозяевам в виде пожалования Чингисханом.

[…] Разумеется по мере завоевания новых земель и племен этнический состав таммачи менялся – сначала за счет кочевых и полукочевых народов (тюрков, киданей, тунгусо-маньчжурских народов), а затем и оседлых»^[44].

«Сначала армия Чингисхана состояла целиком из конницы, куда мобилизовывались все монгольские мужчины от 15 до 70 лет. С появлением контингентов из немонгольских народов периодически в источниках возникают упоминания о пехоте. […] при Чингисхане и его первых преемниках отряды пехоты были относительно немногочисленными, выполняли эпизодические вспомогательные функции и не включались в регулярную монгольскую армию, поскольку имели статус ополчения.

[…] Промежуточное состояние – между союзными частями в составе армии монголов и разного рода феодальными ополчениями (вспомогательных частей) из войск покоренных (или сдавшихся) земель, с одной стороны, и хашаром^[45], с другой – было у воинских формирований, созданных на основе насильно рекрутированных людей на завоеванных территориях. Если они создавались еще во время завоевания данных территорий, то такие части использовались в виде первой линии, которую безжалостно тратили на самых опасных участках, сберегая тем самым живую силу собственно монголов. Они формировались на основе десятичной системы с командным составом из монголов […] Кроме насильно мобилизованных в такие подразделения попадали и преступники […] все эти подневольные и сосланные широко использовались как расходный материал при взятии городов, будучи под строгим надзором…»^[46]

«После завоевания монголами какой-либо страны […] отряды набирались из ее населения для несения гарнизонной службы под началом монгольских наместников. […]

Кроме частей регулярной монгольской конницы (не только из собственно монголов, но и из прочих народов), которые были организованы по монгольской десятичной системе, из ополчений местных феодалов, союзников монголов, частей гарнизонной службы и пехотных ополчений, в состав вооруженных сил монгольской империи входили также специальные военно-технические подразделения. […] артиллерийские, инженерные и военно-морские, со своей структурой управления»^[47].

БОЕВЫЕ КАЧЕСТВА МОНГОЛЬСКИХ ВОИНОВ

«Примечательными свойствами монголов в плане их индивидуальной подготовки являются их выдающиеся способности, единогласно отмечаемые всеми источниками, к ведению боя в качестве конных лучников. […]

Другими важнейшими составляющими боевых качеств монголов были их выносливость, неприхотливость в пище и воде. […] Данные природные свойства монголов, выраставших в трудных природных условиях, усиливались еще и сознательной политикой на поддержание спартанского духа […] сама жизнь рядового монгола, поколение за поколением выживавшего в условиях угрозы голодной смерти, вырабатывала у выживших исключительные способности к охоте – единственному постоянному средству добычи белковой пищи при крайне неустойчивом к природным условиям Монголии кочевом скотоводстве.

Очень примечательными свойствами монгольских воинов были настойчивость в достижении цели, внутренняя дисциплинированность и умение действовать в группе…»^[48]

«Нельзя не отметить и такой мотивации простых воинов в их воинских качествах, как заинтересованность в добыче. […] поколения монголов воспитывались в условиях крайней нужды, и поэтому любая добыча в их глазах была очень достойной целью. Ее раздел был даже институционализован как часть военного права монголов. Так, вся добыча, за вычетом ханской доли, были в полном распоряжении монгольского воина, причем в соответствии с его заслугами в бою. […]

Не последним из качеств монгольского воина была его храбрость в бою, иной раз доходившая до презрения к смерти […]

[…] можно резюмировать – природная меткость стрельбы с коня […] сплоченность и умение действовать в коллективе при облавных охотах, высокие моральные и физические качества (бесстрашие, ловкость и т.п.) – все это сформировало исключительно меткого и дисциплинированного конного лучника-воина»^[49].

ДИСЦИПЛИНА

До сих пор даже в солидных исторических трудах можно встретить абсурдное, с точки зрения здравого смысла, утверждение о том, что в монгольской армии применялась круговая порука и за дезертирство одного казнили весь десяток.

Например:

«…фраза о том, что если бежит один человек, то казнят весь десяток, а бежит десяток, то казнят сотню, стала чем-то вроде заклинания, и практически каждый, кто разбирает нашествие, считает своим долгом ее привести. Повторяться просто не хочется, а чего-либо нового по этой теме уже не скажешь»^[50]; «Круговая порука (если из боя бежал один, казнили десяток, не выполнил приказ десяток, казнили сотню) и жесточайшие наказания за малейшее неповиновение превратили племена в дисциплинированную армию»^[51]; «…был установлен весьма жестокий порядок: если во время военных действий из десяти человек бежали один или двое, то казнили весь десяток. Так же поступали и в том случае, если один или двое смело вступали в бой, а остальные не следовали за ними…»^[52].

Предположим, что подобная практика в монгольской армии действительно была. Тогда получается, что монгольские воины были единственными в истории, которым во время боя приходилось смотреть не только вперед – на врага, но и в стороны: вдруг кто-то из товарищей побежит. А если кто-либо действительно попытается дезертировать, то что делать его сослуживцам? Попробовать его догнать, то есть тоже покинуть поле боя, чтобы вернуть или, если не захочет возвращаться, чтобы убить? А вдруг погоня окажется неудачной и трусу удастся скрыться? Тогда остальным останется только один выход – бежать вслед за ним, ведь при возвращении в свою часть их ждет неминуемая смерть.

На чем же основывается этот миф? На неправильно понятом тексте Плано Карпини^[53]. Вот этот текст: «Если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются»^[54]. Как видим, у автора четко и однозначно сказано: «все бегущие умерщвляются», и только.

Итак, в монгольской армии казнили за бегство с поля боя, а также за неявку к месту сбора в случае мобилизации; за самовольный переход из одного подразделения в другое; за грабеж врага без приказа; за самовольное оставление поста.

При этом за преступления своих подчиненных командир подразделения наказывался наравне с ними. (Вот кто был вынужден постоянно контролировать рядовой состав монгольской армии!)

Что касается других преступлений, то «за повторный проступок – битье бамбуковыми палками; за третий проступок – наказание батогами; за четвертый проступок – приговаривают к смерти»^[55]. Это относилось к рядовым, десятникам и сотникам. Для тысячников и темников наиболее распространенным наказанием было изгнание из армии, то есть, говоря современным языком, отставка.

ОСНОВНЫЕ ТАКТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ

«…тактика монголов в полевом сражении сводилась к выявлению слабых мест позиции противника (визуальной разведкой и прощупывающими атаками), с последующим сосредоточением сил против выбранного для атаки места и одновременным маневром по заходу в тыл врага обхватывающим маршем конных масс по дальним дугам. После этого этапа подготовки монголы начинали стрелковый бой, обстреливая выбранный пункт в позиции противника попеременно меняющимися подразделениями своих конных лучников. Причем монголы предпочитали делать это путем обстрела издали, залпами своих конных лучников»^[56].

«Удары при этом наносились массированно и сменяющими друг друга волнами, что позволяло на расстоянии, безвредно для себя, осыпать стрелами и дротиками врага. Данный прием поражения и сковывания движения противника стрельбой издалека был в определенной мере предвосхищением огневого боя последующих эпох»^[57].

«Высокая эффективность стрельбы достигалась хорошей выучкой стрелков, большой скоростью полета стрел и частотой выстрелов. Надо полагать, что стрельба велась не хаотично, а залпами с очень небольшим интервалом между ними […]

В ходе этой первой фазы шеренги монгольских всадников находились в постоянном движении, накатываясь на противника, проскакивая вдоль строя и возвращаясь на исходную позицию. И так пока враг не дрогнул»^[58].

«Для достижения целей обходного маневра он подготавливался с помощью ряда дополнительных приемов. Например, через заманивание противника в заранее рассчитанное место – т.е. прием знаменитых ложных отходов монголов…»^[59]

«Другой способ подготовки обхода – выделение маневренных групп, заранее обходящих по широким дугам врага и выходящих в назначенные места и в указанные сроки. […]

Развитие идеи выделения обходных маневренных групп привело к появлению у монголов тактического резерва, который мог использоваться или как засадное подразделение (в этом он схож с маневренной группой, заранее выходящей в тыл противника), или как подкрепление для основных частей в нужный момент боя»^[60].

«После обнаружения слабости позиции противника или ее расстройства наступает последняя фаза – на ослабленного противника, который или уже бежит, или отступает без порядка, бросаются отряды конных воинов с достаточным количеством защитного доспеха и ударным оружием, чтобы окончательно превратить его в бегущую толпу, которую гонят в сторону вышедшей ранее в тыл коннице монголов. Разгром завершается их совместным избиением окруженного и потерявшего всякую организацию противника, ставшего просто сдавленной со всех сторон толпой»^[61].

«В тактике монголов уделялось значительное внимание боевому охранению. Оно состояло из арьергарда и боковых отрядов. Численность их бывала разной – от небольших дозоров до довольно значительной (в несколько тысяч человек). Для походного строя практиковались дозоры и патрули […] Дозоры были разделены на отряды численностью от сотни до тысячи человек. […]

Охрана тылов всегда организовывалась, и для нее всегда выделялись отдельные части»^[62].

ОРГАНИЗАЦИЯ РАЗВЕДКИ И ДИПЛОМАТИИ

«Военная составляющая политики монголов не может рассматриваться в отрыве от других ее составляющих. Если чисто военные операции можно назвать “прямыми”, в смысле их прямого действия, то дипломатия, разведка и пропаганда действия суть непрямые. Вместе с военными средствами они являлись мощнейшими орудиями достижения целей монгольской политики помимо собственно военных мероприятий.

[…] при существовавшем уровне развития государственного аппарата разведка монголов не имела в нем специализированной и самостоятельной структур. […]

Разведывательные функции поручались доверенным лицам главы государства, чаще всего они совмещались с дипломатическими обязанностями.

[…] разведчики были и послами, и гонцами, и торговцами. Действовали они чаще всего открыто, тайные лазутчики были скорее редкостью, по крайней мере упоминания в источниках о них редки, в то время как сообщения о разведывательных миссиях монгольских послов и торговцев достаточно распространены в записках современников. Еще одним важным каналом получения разведывательной информации были “доброжелатели”, то есть люди, которые по своим личным причинам желали помочь врагам своей страны или ее властей»^[63].

ТАКТИЧЕСКАЯ И СТРАТЕГИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКИ

«Функции конных отрядов разведки и авангарда были следующие: сторожевая служба – выделение, иной раз на сотни километров вперед, сторожевых конных отрядов небольшой численности; патрулирование отрядами численностью в несколько сотен – частое и постоянное, днем и ночью, всех окрестностей; взаимодействие с дальней (стратегической) разведкой для проверки их сведений на местности в ходе боевых действий»^[64].

«Чтобы стратегия монголов срабатывала, нужна была исключительно четкая координация сил отдельных их корпусов. Это могло быть достигнуто только при условии хорошего знания местности, по которой проходили их маршруты. Достичь этого можно было лишь тщательной, заранее спланированной и точно проведенной стратегической разведкой.

[…] кроме разведки – боевого охранения, у монголов существовала дальняя разведка, используемая при военном планировании кампаний. Ведь сбор такой информации о наличии дорог, городов, условий для питания и содержания коней в пути, дислокации войск противника – это все элементы стратегической разведки. […] значительную часть данных получали от пленников, которых монголы на своем пути захватывали. Добровольно или под пыткой они снабжали монголов информацией о собственных странах»^[65].

«Большую роль играли мусульманские купцы, с которыми Чингисхан очень рано наладил тесное и взаимовыгодное сотрудничество. Их знание политической обстановки было точным – от него зависели и состояния, и сама жизнь торговцев. Географические познания были особенно важны монголам, поскольку картография мусульман была на самом передовом уровне»^[66].

ВОЕННЫЕ СОВЕТЫ И ОСНОВНЫЕ СТРАТЕГИИ

«Общее руководство военным делом у монголов принадлежало исключительно каану, при этом он проводил военные советы с высшим руководством империи…»^[67]

«…важными вопросами, обсуждавшимися на военных советах, были состояние конского состава, его прокорм и ремонт в ходе войны, подразумевавшей длительные конные переходы. У монголов существовали стандартные сроки начала и окончания военных действий, обусловленные оптимальными сроками откормки конского поголовья, особенно после периодов долгих и тяжелых маршей.

[…] Другими обсуждаемыми вопросами были сроки проведения кампаний (обусловленные монгольской системой коневодства), выделение сил для выполнения задач, распределение этих сил по оперативным соединениями (корпусами), определение маршрутов (следования, фуражировки, точек встречи друг с другом), назначение командующих»^[68].

«Традиционным ходом было навязать полевое сражение главным силам противника в удобных для монголов обстоятельствах. Сражений могло быть и несколько, в таком случае монголы стремились разбить врага по отдельности. После разгрома противника армия распускалась облавными отрядами для грабежа и увода в плен населения. Кроме чисто военных преимуществ такой стратегии (основанной на уверенности монголов в силе своих войск) – уничтожения главных сил противника, пока он не сумел найти противодействие тактике монголов, она позволяла минимизировать время снабжения армии за счет собственных запасов, а после победы давала возможность постоянно получать с беззащитного населения все необходимое. Ее реализация была возможна после распределения войск в несколько оперативных групп. Их численность обуславливалась выбором маршрутов и возможностью снабжения фуражом конных масс монголов. Точно согласовывались место и время их встречи для удара по главным силам врага, четко координировались действия групп. […]

«Стратегия эта, конечно, имела и варианты – в первую очередь она была рассчитана на активное сопротивление противника, выходящего на полевое сражение с монголами. Но бывали случаи, когда противник предпочитал пассивное сопротивление, запирая свои силы в городах и крепостях. В таких случаях монголы или меняли стратегию (на последовательные осады всеми силами городов/крепостей, уничтожая силы противника в них по отдельности, имея при этом локально полное преимущество в силах), или принуждали противника выйти в поле или капитулировать.

[…] Подробные стратегические планы, четко определяющие порядок и этапы действий, неизбежно вели к назначению конкретных сил и средств: формировались и назначались командиры подразделений, осуществлялись меры стратегической разведки и материального обеспечения. Основным формированием была оперативная группа (для частной операции) или группировка (для крупной операции, военной кампании или автономного рейда) войск монгольской армии»^[69].

СТРАТЕГИИ ИЗМАТЫВАНИЯ И ТЕРРОРА

«Для достижения целей монголами не всегда надо было давать полевые сражения и брать города и крепости – они могли использовать стратегию изматывания. […] это могло делаться, – при отсутствии активного военного противодействия, например, когда войска противника закреплялись в городах, куда также уходила часть населения из сельской местности. Тогда монгольские войска разделялись на “облавные отряды” и занимались грабежом и разорением сельской округи городов. Итогом было уничтожение и увод в плен оставшегося крестьянского населения, угон и истребление скота, гибель урожая и посевов, разрушение ирригационных сооружений. Даже избежавшие уничтожения и плена крестьяне гибли от голода и болезней, а на следующий год сеять было уже некому. Достаточно было повторить подобные действия, чтобы в пустыню навсегда обращались целые регионы. […]

Обычно несколько лет ведения такой войны на истощение хватало, чтобы поставить государство с большим крестьянским населением на край гибели, даже не уничтожая города»^[70].

«Террор монголами часто использовался во вполне прагматических целях, как часть их “активных мероприятий” – устрашение и распространение слухов о террористических акциях давали результаты не меньшие, чем прямые военные действия. В источниках часто можно прочесть, что жители очередного города сдаются при первом требовании монголов, особенно если незадолго перед этим монголы вырубили город по соседству. […]

Террор был также и средством дипломатического давления – после “вырубания” одной области послам монголов было куда легче “договориться” с ее соседями, точнее, заставить выполнить свои требования. Правда, поголовные истребления взятых городов имели не только эти цели, были и другие – месть за потери, или просто невозможность оставить за спиной ненужное население, так как, например, при дальних рейдах монголам был не нужен полон…»^[71]

УПРАВЛЕНИЕ ВОЙСКАМИ В БОЮ И СВЯЗЬ

«Обычным способом передачи приказов были устные распоряжения. […] Однако это работало только в условиях более или менее спокойных, в случаях же нужды в оперативных решениях применялись и другие способы управления. В основном это было нужно в горячке боя, то есть для командиров низшего звена, непосредственно командующих на поле битвы. Они в ходе боя […] отдавали приказания подчиненным с помощью звуков барабанов и свистящих стрел или указывали направление движения своей плетью. Командующие же более высокого ранга давали команды, находясь на возвышенном месте и производя условные движения своим знаменем или бунчуком. […]

Для управления более отдаленными отрядами и доставки информации использовали вестников и дальние патрули, которые отряжали гонцов к основным силам. […] система обмена срочной информацией была настолько развита и имела такое большое количество обслуживающего персонала, что монголам необходимо было ввести систему опознавания, для чего они переняли у своих соседей их давние способы идентификации и подтверждения полномочий посланцев – верительные бирки и пайцзы^[72]. Система устных паролей и опознавательных кличей была, конечно, изначальной и оригинальной у всех центральноазиатских кочевников»^[73].

«Система ямов^[74] и эстафет […] обеспечивала поставку свое-временной информации с дальних расстояний и границ империи, что весьма помогало планированию операций армии»^[75].

КАРАУЛЬНО-СИГНАЛЬНАЯ СЛУЖБА И УСТРОЙСТВО ВОЕННЫХ ЛАГЕРЕЙ

«Монгольские […] войска размещались в поле, в специально устроенных для них лагерях и биваках.

[…] организация биваков и лагерей […] подчинялась продуманной системе, с четким размещением командного и рядового составов, устройством коней и их фуражировки, принятием мер к быстрому подъему лагеря в случае тревоги (даже ночной) с выделением дежурных, подготовленных к бою, коней и воинов»^[76].

СНАБЖЕНИЕ И МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ВОЙСК

«В непосредственной связи с определением стратегии и планирования у монголов находилась организация снабжения и обеспечения войск в походе – воинов и конского состава. Знание особенностей кормления конских масс диктовало маршруты и расчет времени их движения. Чем беднее был подножный корм, тем более широкое пространство надо было охватывать.[…]

Другим важным элементом обеспечения войск было назначение раздельных маршрутов корпусов армии. Так, помимо раздробления сил противника, который должен был сражаться одновременно везде, имея во всех пунктах меньшие, чем у монголов, силы, решалась задача прокорма армии. Хотя монголы исповедовали принцип, что “войска кормятся войной”, раздельные маршруты следования конных корпусов позволяли более полно осваивать местные ресурсы так, чтобы тумены не пересекались в одних местах. Маршруты корпусов планировались заранее с определением пунктов сбора»^{title="">[77]}.

«…ресурсы врагов наполовину уничтожались, а наполовину вливались в монгольскую армию, усиливая ее. Поэтому потери наступающих монголов были в среднем меньше, чем рост сил от вливаемых местных ресурсов – людей, коней, провианта, фуража. Отсутствие правильного подвоза (так необходимого для армий нового времени) решалось двояко: расчетом на захваченное (монголам не нужно было заботиться об участи населения, они забирали все необходимое) и подготовкой заранее продовольственной базы в будущем тылу (дальняя разведка следила за ростом трав в степи).

[…] картина снабжения продовольствием и фуражом монгольских войск в походе представляется следующей. Пока монголы не выходят за пределы своих территорий (что в степи, что в оседлых районах, находящихся под их контролем), они используют свои отары и стада скота и результаты облавных охот. Перед выходом за пределы своих территорий они берут с собой ограниченное количество провианта, достаточного для достижения земли противника (провиант состоял из личных запасов каждого воина и общеармейских запасов). После вторжения на территорию противника монголы получали снабжение за его счет. Фураж для конского состава получался как из предварительных запасов, так и по пути следования, что обеспечивалось предварительным выбором раздельных маршрутов корпусов со своей полосой движения для получения местных кормов»^[78].

ВООРУЖЕНИЕ

Первым делом рассмотрим лук – главное индивидуальное оружие монголов, без которого были бы невозможны все их военные победы.

«Судя по источникам, луки были двух типов, оба сложносоставные и рефлексивные^[79]. Первый тип – “китайско-центральноазиатский”: с прямой рукоятью, округлыми выступающими плечами, длинными прямыми или чуть изогнутыми рогами. Луки этого типа достигали в длину 120—150 см. Второй тип – “ближневосточный”: длина – 80—110 см, со слабо или совсем не выступающими, очень крутыми и округлыми плечами и довольно короткими рогами, слабо или сильно изогнутыми.

Луки обоих типов имели основу из пяти кусков, склеенных из двух-трех слоев дерева, слоя сухожилий, наклеенных в натянутом состоянии с наружной стороны плечей, двух тонких роговых полос, подклеенных к плечам с внутренней стороны, изогнутой костяной пластины с расширяющимися как лопата концами, которую приклеивали к внутренней стороне рукояти и примыкающим участкам плеч, иногда пары продолговатых костяных пластин, клеящихся к боковым сторонам рукояти. Рога луков первого типа обклеивались с боков двумя парами костяных пластин с вырезами для тетивы, у луков второго типа рога имели по одной костяной наклейке с углублением для тетивы; такая объемная деталь приклеивалась к деревянной основе рога сверху»^[80].

«Монгольское метательное оружие было почти идеальным. В это время появились луки с фронтальной роговой накладкой, по форме напоминающей широкое уплощенное весло байдарки. Подобные детали так и называют “весловидными”. Распространение этих луков в эпоху Средневековья многие археологи напрямую связывают с монголами, нередко даже именуя их “монгольскими”. У нового оружия по-иному работала кибить^[81]. Весловидная накладка, увеличивая сопротивление центральной части оружия на излом, в то же время не снижала ее относительной гибкости. Накладка часто врезалась в рукоять лука, что обеспечивало лучшее сцепление деталей и более высокую прочность самого оружия.

Кибить лука (ее длина у готового изделия достигала 150—160 см) собиралась из разных древесных пород. Изнутри она дополнительно усиливалась пластинами, вырезанными из отваренных до мягкого состояния полых рогов парнокопытных – козла, тура, быка. С внешней стороны лука, вдоль всей его длины, на деревянную основу приклеивались сухожилия, взятые со спины оленя, лося или быка, которые наподобие резины имели способность при приложении силы растягиваться, а потом вновь сокращаться. Процесс наклейки сухожилий имел особое значение, ибо от него в немалой степени зависели боевые возможности лука. […] Готовый лук после этого оклеивался берестой, стягивался в кольцо и сушился…»^[82]

О силе натяжения – главной характеристике любого, в том числе и монгольского, лука, сохранились свидетельства очевидца: «[Усилие, требующееся для натягивания тетивы] лука, непременно бывает свыше одной [единицы] ши»^[83].

Проблема в том, что чему была равна величина ши в XIII в., нам неизвестно. Так, например, Г.К. Панченко приводит три возможных варианта величины ши: 59,68 кг; 66,41 кг; 71,6 кг^[84]. А вот что думают по этому поводу другие авторы?

«По данным китайских источников, сила натяжения монгольского лука составляла не менее 10 доу (66 кг), что по крайней мере в полтора раза превышало мощность цзиньских луков (7 доу, или 46 кг)^[85]. Х. Мартин определяет силу монгольских луков в 166 фунтов (75 кг) и отмечает, что они не уступали знаменитым английским лукам, погубившим французское рыцарство в битвах при Креси и Пуатье»^[86],^[87]; «Монгольский лук был сложносоставной, усиленный роговыми накладками, и получал усиление в 40—70 кг»^[88].

Для натягивания тетивы монгольского лука применяли способ, так впоследствии и названный, – «монгольский». Захват и натягивание тетивы производили согнутой первой фалангой большого пальца. Указательный палец помогал большому, придерживая его сверху за ноготь первыми двумя фалангами. Стрела при этом находилась между большим и указательным пальцами. Подобный способ был сложным в исполнении, зато при его использовании натяжение тетивы требовало меньше усилий по сравнению с другими способами. Отпускаемая при выстреле тетива могла поранить внутреннюю часть сгиба большого пальца. Для того чтобы этого не произошло, на большой палец надевали специальное предохранительное кольцо, изготовляемое из твердых материалов – металла, кости, рога.

Вот как происходил сам процесс стрельбы:

«…сила боевого натяжения такова, что совершенно исключалось “спортивное” прицеливание – с долгим выбором цели, долгим же удерживанием лука на весу, тщательным оттягиванием тетивы с хвостовиком стрелы к углу глаза. Весь процесс осуществлялся в темпе удара в челюсть: вскинул лук, противоположно направленным рывком обеих рук (“на разрыв”) натянул, пустил стрелу»^[89].

«В отличие от современной спортивной стрельбы лучники в древности практически не производили оптического прицеливания, то есть не совмещали зрительно цель, острие стрелы и глаз […] лучник стрелял, исходя из долгого опыта, прикидывая расстояние, учитывая силу ветра, свойства лука и стрел, цели. Поэтому он мог (при нормально высокой “квалификации”) стрелять не целясь (в нашем понимании, прицеливание у него происходило в мозгу, а не посредством глаз), в темноте, в движении, вообще не глядя на цель. Эти фантастические сегодня способности достигались, повторяю, многолетней постоянной упорной тренировкой»^[90].

«Точный выстрел, сидя на лошади, можно сделать только в тот момент, когда мчащийся галопом конь отрывает все свои ноги от земли. Прицеливание производится инстинктивно. Тренированный человек бессознательно учитывает характеристики лука, определяет расстояние до цели, берет поправку на перемещение свое и мишени.

Каждый выстрел из лука – это сложный математический расчет, с привлечением сведений из физики и геометрии. Разумеется, простой кочевник проделывает все это эмпирически, основываясь на своем безграничном опыте. Каждый выстрел уникален. Кроме перечисленных факторов надо учесть, что в бою в кровь человека выбрасывается адреналин, всаднику также необходимо управлять лошадью, а также не отрываться от отряда. За время длительных тренировок у воина вырабатывается интуиция, которая позволяет ему стрелять из лука не напрягая разум, высвобождая внимание для решения других задач.

Конный лучник похож и не похож на пешего лучника. От конного лучника не требуется быть превосходным стрелком, но обязательно – быть превосходным наездником. Стреляя из лука, всаднику приходится управлять лошадью одними ногами. При этом надо учесть, что бросать поводья приходится на всем скаку в условиях реального боя. Поэтому лошадь должна быть надежной, а всадник – искусным. Для большинства наездников потерять поводья означает падение с лошади, но для степных лучников – это базовый навык»^[91].

Теперь несколько слов о таких необходимых компонентах лучной стрельбы, как тетива и стрелы.

Лучная тетива должна была отвечать определенным требованиям: прочности, достаточной эластичности, адаптированности к погодным условиям. Монголы для изготовления тетивы в большинстве случаев использовали скрученную и обработанную полосу сыромятной кожи и кроме этого применяли конский волос и сухожилия, шелковые нити.

Стрелы, применяемые монголами, были относительно короткие (0,7—0,9 м), тяжелые (150—200 г) и толстые (диам. ок. 1 см). (Чем короче стрела, тем больше скорость ее полета и тем дальше, но менее точно она летит. Тяжелые стрелы летят на меньшее расстояние, более медленные и менее точные, чем легкие, но зато дольше сохраняют убойную силу.) В чем тут дело?

«Чтобы сохранить энергию стрелы на расстояниях обычных для военных действий того времени, превосходящих по крайней мере 100 ярдов (91 м) в условиях боя, необходимо использовать тяжелые и медленно летящие стрелы. Тяжелая, медленно летящая стрела теряет меньше энергии на протяжении определенного расстояния, чем стрела с большей скоростью при одинаковых начальных кинетических энергиях. […]

Чтобы сделать выстрел из лука тяжелой стрелой на максимальное расстояние, нужно стрелять по баллистической траектории. Стрела будет лететь по параболе со значительным набором высоты. В начальный момент времени энергия стрелы, выпущенной под углом, может быть представлена как сумма двух составляющих: вертикальной и горизонтальной. По мере повышения траектории вертикальная составляющая скорости за счет противодействия силы притяжения земли и сопротивления воздуха падает и, в верхней точки полета, становится нулевой. Затем стрела “клюет” вниз и движется дальше со снижением, – набирая скорость! И чем больше вес стрелы, тем большую скорость она наберет за счет земного притяжения. […]

Стрела – не пуля, она существенно тяжелее. Это значит, что запасенная ей энергия выше. И если пуля (весом 9 граммов) на излете баллистической траектории иногда не может пробить ватник (падает вам на ботинки, пролетев два-три километра), то стрела, с ее более крутой траекторией, даже набирает на спуске скорость при сверхдальнем выстреле. Просто бросьте 9-граммовую пулю и 200-граммовую острую стрелу с балкона – пуля даже в землю не воткнется, а стрела пробьет кому-нибудь голову»^[92].

«Степные кочевники практиковали навесную стрельбу. При этом стрела выпускалась под углом 45 градусов к горизонту, а цель поражала практически вертикально. При подобной тактике не требовалась особая меткость от каждого лучника. Важным было то, чтобы все стрелы оказались у цели примерно в одно время. Выстрел проводился не по индивидуальной цели, а в сторону отряда противника. В регулярных сражениях пободная барражирующая стрельба наносила противнику тяжелые потери. […]

В боевой обстановке важна не только прицельная стрельба. У стрельбы из лука кроме прямого поражающего эффекта есть еще другая роль. Обстрел из луков, наносящий ощутимые потери, оказывает на противника и сильное психологическое воздействие. В письменных источниках есть множество упоминаний о том паническом страхе, какой возникал у солдат, ожидающих массированного обстрела со стороны противника. Этот страх вполне объясним. В рукопашном бою солдат испытывает страх, но это положительный страх, заставляющий солдата внимательнее следить за действиями противника, парировать его удары и искать возможность нанести ответный удар. Страх же перед обстрелом не находит разрешения, ничего нельзя сделать в ответ на угрозу. Когда с неба начинает сыпаться град стрел, солдат может только прикрыться щитом и молиться, чтобы стрелы прошли мимо. Но даже свистящие мимо стрелы или стрелы, глухо ударяющиеся в щит, вызывают нервную реакцию»^[93].

Для оперения своих стрел монголы использовали перья разных птиц, важно чтобы перо было достаточно прочное, длинное и широкое. (Большая площадь оперения позволяет стреле легче стабилизироваться в полете, но сильнее гасит скорость, уменьшая тем самым дальность стрельбы.) В большинстве случаев монголы применяли три пера, которые приклеивали или привязывали недалеко от тупого конца стрелы. (Чем ближе к тетиве расположено оперение, тем выше точность стрельбы, но ниже скорость полета стрелы.)

Все применяемые монголами наконечники стрел относились по способу крепления к черешковым. Их забивали в торец или вставляли в расщеп древка стрелы и закрепляли обмоткой и оклейкой.

Наконечники стрел были двух групп: плоские и граненые.

Плоских наконечников насчитывают 19 разных видов, различающихся по форме пера и получивших от археологов геометрические названия, такие как: асимметрично-ромбический, овально-крылатый, овально-ступенчатый, ромбический, секторный, удлиненно-ромбический, треугольный, эллипсовидный и т.п.

Граненые (бронебойные) наконечники по поперечному сечению пера делились на четыре вида: квадратный, прямоугольный, ромбический и треугольный.

Судя по археологическим данным, подавляющее большинство монгольских стрел (95,4 %) были снабжены плоскими наконечниками. (Это свидетельствует о том, что монголы основную стрельбу вели по не защищенному доспехами противнику и его коню.)

Теперь рассмотрим такие характеристики средневекового монгольского лука, как бронепробитие, дальнобойность и скорострельность.

Средневековых монгольских луков сейчас, естественно, не найти, однако реконструкторы сумели изготовить луки, сопоставимые по силе натяжения с монгольскими, и провести соответствующие испытания. Так, в Интернете выложена фотография 3-мм железной кирасы, по которой стрелял из лука с силой натяжения 150 фунтов (67,95 кг) с расстояния в 120 ярдов (109,68 м) Марк Стреттон^[94]. При этом на фото можно отчетливо разглядеть не менее десятка пробоин, судя по конфигурации которых, стрелы были с бронебойными наконечниками, квадратными или ромбическими в сечении. (Конечно, подобный результат был возможен только при условии попадания стрелы под углом, близким к прямому.)

О том, что стрелы, выпущенные из монгольских луков, пробивали доспехи, говорит и свидетельство очевидца монгольского нашествия в Европу: «…пущенные прямо в цель смертоносные татарские стрелы разили наверняка. И не было такого панциря, щита или шлема, который не был пробит…»^[95]

Практически все авторы при описании максимальной дальности полета стрелы, выпущенной из средневекового монгольского лука, ссылаются на текст «Чингисова камня»: «О предельной дальности боя монгольского лука дает понятие так называемый “Чингисов камень”, ныне хранящийся в Эрмитаже. Надпись на нем сообщает, что во время пира по поводу победы Чингисхана над сартаулами^[96] его племянник Есункэ отличился в стрельбе из лука, пустив стрелу на расстояние 335 алдов (“маховых саженей”, то есть свыше 600 метров)»^[97].

Сходной точки зрения придерживается Д. Мэн:

«Дальность и точность две разные вещи. Тем не менее монгольские лучники сочетали и то и другое, о чем свидетельствует один из первых монгольских письменных памятников. Надпись об этом вырезана на метровом камне, возможно, в середине 1220-х годов. Его нашли в 1818 году на нижнем Ононе вблизи нынешнего Нерчинска на Транссибирской магистрали, и сейчас он хранится в санкт-петербургском Эрмитаже. Тогда Чингис только что вернулся из похода в Туркестан и готовился к своему последнему походу в Китай. Вернувшись домой с победой, он устроил праздник с традиционными состязаниями: борьбой, конными скачками и стрельбой из лука. Племянник Чингиса, военачальник Есунге, решил продемонстрировать свою знаменитую силу и умение. Удивительный результат посчитали достойным записи в летописи, о чем мы и читаем: “Пока Чингисхан вел собрание знатных людей Монголии, Есунге попал в цель на расстоянии 335 альдов”. Один альд был расстоянием между расставленными в сторону руками человека, скажем так, 1,6 метра. Значит, был такой человек, который установил некую цель на расстоянии свыше 500 метров и затем на глазах у своего хана и собравшихся вокруг него больших людей поразил ее»^[98].

Что касается скорострельности, то современные авторы в этом вопросе практически единогласны:

«Какова максимальная скорострельность? В отдельных случаях и до 19 стрел в минуту, но это не для мощных луков; для них же – не свыше дюжины. Это, конечно, если стреляет мастер^[99]». «Хорошим лучником считался человек, способный выпустить 10—12 стрел за 1 мин. Одновременно в воздухе находилось до 3 стрел, выпущенных одним лучником, – это считалось нормой»^[100]. «Многие источники сообщают о скорострельности в 10—12 стрел в минуту»^[101]. «Степной кочевник мог сделать до 12 выстрелов в минуту»^[102]. «Лучник обычно мог выпустить в минуту от 8 до 12 стрел»^[103].

Однако у меня эти цифры вызывают некоторые сомнения, так как авторы никак их не обосновывают и остается непонятным, кто и как производил измерения.

Помимо лука монголы применяли копье с крюком для цепляния и стаскивания противника с коня или пальму – древковое оружие с однолезвийным прямым клинком длиной ок. 0,5 м.

В ближнем бою использовали меч, саблю, булаву – металлическое навершие в форме уплощенного шара, дополненного ребрами-лопастями, на рукояти длиной ок. 0,5 м, топор с узким трапециевидным лезвием.

Так же широко применяли дротики и арканы.

Средства защиты монгольского воина XIII в. представляли собой комбинацию щита, шлема и панциря.

Щит круглый (диам. 0,5—0,7 м) с металлическим умбоном, сплетенный из прутьев или деревянный, обтянутый кожей.

Шлем металлический сфероконической формы с кожаной бармицей, иногда закрывавшей все лицо, кроме глаз.

Монгольские панцири рассмотрим подробнее, так как «…большинство исследователей, резонно рассудив, что доспехи не такое уж простое изделие, обычно отвергали саму принципиальную возможность наличия защитного снаряжения у монголов только лишь на том основании, что кочевники вообще и монголы в частности якобы не обладали достаточной производственной базой для того, чтобы изготовлять столь трудоемкие образцы вооружения.

А зря отвергали. Ведь, как известно, скифы тоже были кочевниками, но, несмотря на это, в скифских погребениях были обнаружены сотни комплектов металлических панцирей»^[104].

«Кожаные панцири, надо полагать, получили у монголов весьма широкое распространение, поскольку были достаточно просты в изготовлении, относительно легкодоступны, кроме индивидуальных заказных экземпляров, благо в условиях кочевого скотоводческого хозяйства монголов раздобыть необходимое количество сырья не составляло особого труда»^[105].

«На первый взгляд может показаться, что кожаные доспехи не могли предоставить воину достойную защиту от оружия противника и что использование кожи в качестве бронирующего материала свидетельствует о низком уровне доспешного дела.

На самом же деле это далеко не так. Исторический и боевой опыт не только монголов, но и других народов свидетельствует, что кожа крупных животных, будучи соответствующим способом обработанной, мало уступала в твердости железу и представляла собой вполне подходящий материал для изготовления доспехов.

Для подтверждения вышесказанного можно привести в качестве примера сообщение известного немецкого этнографа Ф. Ратцеля, который, в частности, писал, что эфиопские щиты, сделанные из толстой и твердой кожи буйвола, невозможно было прострелить из гладкоствольного охотничьего ружья, заряженного обыкновенной свинцовой пулей, поэтому приходилось стрелять своеобразной картечью из рубленого железного прута.

Также, по сообщениям очевидцев, панцири аборигенов Северо-Запада Америки, которые изготовлялись из двух или более слоев спрессованной кожи оленя карибу, могли служить достаточно надежной защитой от свинцовых пуль гладкоствольных ружей»^[106].

Для защиты тела монголы применяли панцири двух типов: хатангу-дээл – из мягких материалов и худесуту-хуягу – из твердых.

Хатангу-дээл – панцирь из кожи или ткани, подбитый войлоком и простеганный конским волосом – был двух видов: халат и длиннополый жилет. Встречались и так называемые усиленные хатангу-дээл, у которых с внутренней стороны мягкой основы нашивались или наклепывались крупные железные пластины прямоугольной формы.

Конструкция худесуту-хуягу могла быть как ламеллярной^[107], так и ламинарной^[108]. Иногда встречались комбинированные панцири, в которых полосы ламеллярного набора чередовались со сплошными ламинарными.

Худесуту-хуягу был двух основных видов: кираса-корсет и халат.

Кираса-корсет состоял из нагрудника и наспинника, доходивших до верха таза, с плечевыми лямками из ремней или полос ламеллярного набора. Этот панцирь обычно дополнялся прямоугольными ламеллярными наплечниками и набедренниками. Наплечники доходили до локтя, набедренники – до середины бедра, или до колена, или до середины голени. Также применялись кираса-корсет без наплечников и набедренников или с набедренниками без наплечников.

Халат был разрезан спереди сверху донизу и застегивался на груди. Также он имел разрез от подола до крестца. Длина халата была до колен или до середины голени. Халаты снабжались прямоугольными наплечниками, доходившими до локтя. Применялись и короткие варианты халата – длиной до крестца. Эти куртки имели листовидные наплечники и округленные снизу набедренники.

Худесуту-хуягу часто усиливали защитными деталями: ожерельем из кожи с железными бляхами, железными зерцалами, наручами, поножами.

Тяжеловооруженные воины использовали шлем и усиленный хатангу-дээл или хуягу, состоятельные воины – шлем, щит, хуягу с защитными деталями; коней защищали бронёй, состоявшей из нескольких частей, соединявшихся ремешками и закрывавшей тело коня до колен ламеллярной или ламинарной конструкции. Голову коня защищали металлическим наголовником.

Легковооруженные монгольские воины из защитного вооружения применяли хатангу-дээл или обходились повседневной одеждой; из наступательного вооружения – лук со стрелами, дротики, арканы, мечи (сабли).

ОСАДНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ МОНГОЛОВ

«Причина успехов монголов во взятии укреплений была в системности их подхода и поэтапном усвоении практических знаний о приемах борьбы с крепостями оседлых народов, добытых по ходу их продвижения из монгольской степи вовне. Армия монголов к моменту своих походов на запад – в Среднюю Азию и, далее, в Европу – уже накопила большой опыт в осадных технологиях, который нарастал постепенно, от этапа к этапу. […] монголы овладевали искусством осады городов медленно, шаг за шагом, то есть от преодоления обороны слабого противника к осадам более сильных крепостей, от применения примитивных способов взятия городов-крепостей к методам, самым совершенным на то время. Если подробно рассмотреть в динамике весь процесс обучения войск Чингисхана этим приемам и взятия ими на вооружение всего арсенала современных им осадных технологий, то выясняется, что этот “мгновенный” переход к армии, оснащенной новейшей по тем временам осадной техникой, занял как минимум 10 лет.

Первоначально у монгольского войска осадные приемы были весьма примитивными – выманивание противника в поле, чтобы поразить его там, в привычных для себя условиях, и затем просто взять беззащитный город или укрепление; внезапный наезд, когда обороняющиеся просто не успевали подготовить отпор и оказывались атакованными в незащищенных местах; простая блокада на измор или общий штурм укрепления. Постепенно арсенал методов взятия укрепленных пунктов становился богаче – подкопы, использование местных рек для запруд или, наоборот, отвода воды от осажденного города, начало применения инженерных способов борьбы с укреплениями. Вариант прямого штурма города, в надежде использовать свое численное превосходство и усталость противника от непрерывно длящихся атак, со временем стал применяться относительно редко, как крайняя мера.

По мере накопления опыта действий против оседлых государств монголы принимали на вооружение все больше осадных приемов, получали дополнительные технические средства и начинали их творчески разрабатывать, учитывая как свои возможности, так и окружающую обстановку. Процесс становления осадных технологий у монголов можно, по-видимому, подразделить на несколько основных этапов…»^[109]

«1. Начальный этап освоения осадного искусства монголами.

Первыми крепостями, с которыми столкнулись монголы, были тангутские. В 1205 г. отряды Чингисхана впервые напали на оседлое государство тангутов Си Ся. Развитие инженерных технологий у них было достаточно высоким, они усовершенствовали китайские достижения применительно к гористой местности. Кроме того, тангуты имели более чем столетний опыт войн с китайцами, в которых они осаждали города неприятеля. По мнению исследователей, их система обороны и взятия крепостей была менее совершенной, чем у чжурчжэней и китайцев»^[110].

«Но, как ни странно, именно это обстоятельство оказалось выгодным монголам, причем выгодным вдвойне – им было и проще брать тангутские города, и легче по первому времени осваивать более простую осадную технику тангутов»^[111].

«…результаты тангутских походов для развития осадных технологий монголов можно охарактеризовать так: отработано взятие небольших городов-крепостей; арсенал осадных приемов состоит из внезапных захватов, штурмов, блокады на измор, затопления и первых опытов применения трофейных камнеметных и камнебитных машин. Технический же парк монголов пополнился вихревыми камнеметами^[112], различными типами блид^[113], стрелометами, осадными башнями, штурмовыми лестницами и индивидуальными крюками для карабканья на стены. Все это было сначала трофейным, а затем и произведенным пленными мастерами»^[114].

«2. Осадные технологии монголов первой трети XIII в.

2.1. Заимствования в ходе войны с Цзинь.

С фортификационными сооружениями чжурчжэней монголы были знакомы давно – с времен, когда они устраивали грабительские набеги на земли империи Цзинь. С их осадной техникой монголы смогли впервые познакомиться в Си Ся через посредством пленных – тангуты в ходе своих войн с Цзинь накопили достаточное количество тамошних пленников»^[115].

«Типы чжурчжэньских метательных орудий к началу XIII в. практически не отличались от китайских и состояли из различных моделей двух основных типов: одно– и многолучных стрелометов и натяжных камнеметов (блид).

[…] Данные орудия подразделялись на стационарные и подвижные (на колесах), и все они, в свою очередь, подразделялись по мощности (в зависимости от количества натяжных элементов – метательных шестов)»^[116].

«Особыми средствами дальнего боя, развитыми чжурчжэнями относительно китайских изобретений, были средства огненного боя – огненные стрелы и огневые снаряды. […] Эти стрелы выбрасывались из лука, а зажжённый порох придавал стреле дополнительное движение. Такие стрелы использовались для дальних ударов и зажигания строений в осажденном городе. Использовались чжурчжэнями и орудия для выбрасывания горючих смесей типа “греческого огня” и сходные с огнеметами на нефтяной и пороховой основе, которые были изобретены китайцами еще в VIII в.

Метательным машинам придавался огневой припас – “огневые кувшины” – шарообразные глиняные сосуды, заряженные порохом или горючей смесью»^[117].

«Столкнувшись со […] сложными и совершенными для того времени оборонительными системами цзиньцев, монголы тем не менее достаточно уверенно боролись с ними. В этом им помогли:

во-первых, накопленный опыт в войнах с тангутами;

во-вторых, созданные за это время инженерные и артиллерийские части, с большой материальной основой и хорошо обученным составом, как монгольского, так и тангутско-китайского и мусульманского происхождения»^[118].

2.2. Мусульманские заимствования.

«…основным заимствованием у мусульман были камнеметы противовесного типа и огнеметная техника.

[…] Поход против хорезмшаха показал значительно возросшее умение монголов брать города – тому способствовало уверенное освоение монголами китайской традиции (во всех вариантах – тангутской, чжурчжэньской и собственно китайской) и появление у них через каракиданей и уйгуров еще более мощной камнеметной техники. В походе на богатые городские оазисы Средней Азии монголы набирали трофеи, силой уводили мастеров и ремесленников. Разумеется, были и добровольцы: переходили на службу даже целые подразделения как катапультеров, так и огнеметчиков. Все это к середине 1220-х гг. значительно увеличивало возможности монголов по взятию укреплений и городов»^[119].

«Отдельным средством в осадном искусстве монголов была осадная толпа. Хашар, или буквально “толпа”, прием, давно известный на Востоке. Он заключается в том, что войско завоевателей использует согнанное население завоевываемой области на тяжелых вспомогательных работах, чаще всего осадных»^[120].

«Однако до совершенства этот прием довели монголы.

[…] Использование хашара было особенно важным для земляных работ – от подкопов до создания осадных валов. Такие валы часто сооружались монголами и требовали больших трудовых затрат в древесно-земляных работах.

[…] Тяжелая работа хашара по сути – это техническое средство, мускульная сила, направленная на выполнение элементарных действий, которые составляли части общего плана. В этом смысле хашар представляет собой технику, пусть и специфическую. Но хашар стал и тактическим приемом, который монголы стали очень широко использовать. Он заключается в применении хашара как живого щита для катапульт, для атакующих колонн монголов и для действия таранов. […]

«Другой особенностью применения хашара монголами было использование его как непосредственного орудия штурма, его первой волны. Этот бесчеловечный прием помимо основной цели – заставить обороняющихся израсходовать средства обороны по людям хашара, сохранив собственно монголов, – давал еще дополнительный психологический эффект воздействия на защитников. Сопротивляться людям, согнанным в хашар, было трудно, если не невозможно…»^[121]

«Последнее, что хотелось бы отметить касательно осадных машин, – это их высокая подвижность в армии монголов. Речь идет не о колесных камнеметах и осадных повозках, а о мобильности инженерных частей монголов. Монголы не возили с собой в дальних походах машин – этого им было не нужно, достаточно было взять с собой специалистов и некоторое количество редких материалов (кунжутных веревок, уникальных металлических узлов, редкие ингредиенты горючих смесей и т.п.). Все же остальное – дерево, камень, металл, сыромятная кожа и волосы, известь и даровая рабочая сила находились на месте, то есть у осажденного города. Там же отковывались кузнецами-монголами простые металлические части для орудий, хашар готовил площадки для катапульт и собирал древесину, делались снаряды для камнеметов»^[122].

«…добытые на местах и привезенные с собой компоненты собирались мастерами инженерных и артиллерийских подразделений воедино. Таким образом, хрестоматийные картинки длинных обозов, с медленно тянущимися рядами катапульт, таранов и прочих орудий – это не более чем фантазии писателей исторических романов»^[123].

Прав ли Р. Храпачевский, когда пишет, что монголы не перевозили камнеметы, а каждый раз изготавливали их на месте у осажденного города? Для проверки этого утверждения рассмотрим применявшиеся монголами камнеметы подробнее.

Итак, по его мнению, ко времени нашествия на Русь на вооружении монгольской армии состояли следующие метательные машины (стрелометы/аркбаллисты рассматривать не будем, так как разрушить с их помощью стену невозможно):

«вихревые катапульты» – камнеметы кругового действия на вертикальном опорном столбе;

блиды – камнеметы с метательным рычагом;

камнеметы «китайского типа» стационарные и подвижные (на колесах) разной мощности (в зависимости от количества натяжных элементов – метательных шестов);

мусульманские камнеметы противовесного типа.

Однако при внимательном рассмотрении выясняется, что все это разнообразие можно свести к двум основным видам. Это будут, по европейской классификации, перрье («вихревые катапульты», блиды, камнеметы «китайского типа») и требуше (мусульманские камнеметы).

Перрье состоял из двух основных частей: опорной и метательного рычага. Опорная часть могла быть одного из трех типов: один опорный столб; два опорных столба (треугольные стойки); две усеченные пирамиды.

Вверху опорной части на оси закрепляли гибкий метательный рычаг. К длинному тонкому концу рычага присоединяли пращу, к короткому толстому – поперечный брусок с закрепленными на нем натяжными веревками.

Выстрел производился следующим образом. Длинный конец рычага перевешивал короткий и поэтому постоянно находился в нижнем положении. Обслуга закрепляла его спусковым устройством и укладывала снаряд в пращу. После этого натяжные одновременно и резко тянули веревки вниз. В результате рычаг изгибался, накапливая энергию. Затем приводили в действие спусковое устройство, которое освобождало рычаг. Длинный конец рычага быстро выпрямлялся, одновременно поднимаясь вверх. При положении рычага, близком к вертикальному, праща разворачивалась, и освободившийся снаряд летел вперед.

Были и более мощные перрье (камнеметы «китайского типа»), метательный рычаг которых состоял из нескольких шестов, связанных (стянутых обручами) в пучок для увеличения мощности, а каждую из натяжных веревок тянули два человека.

Средний по мощности перрье метал камни весом ок. 8 кг на расстояние ок. 100 м. Мощный семишестовый перрье, команда которого состояла из 250 человек, был способен метнуть камень весом ок. 60 кг на расстояние ок. 80 м.

Требуше имел следующую конструкцию. Основание – опорная рама, на которой находились две вертикальные стойки (опорные столбы), соединявшиеся вверху осью, через которую продевался метательный рычаг. К короткому толстому концу рычага прикреплялся противовес, который мог быть жестко зафиксирован на конце рычага или подвижно соединен с помощью оси. (Требуше с фиксированным противовесом был проще, и его можно было быстрее изготовить. Требуше с подвижным – мощнее, так как траектория падения противовеса была более крутой, что обеспечивало большую передачу энергии через рычаг. Кроме того подвижный противовес резко тормозился в нижней точке, создавая дополнительный импульс для пращи – в верхней. В подвижном противовесе груз почти не перемещался во время падения, поэтому ящик для противовеса служил долго, и его можно было наполнять доступными сыпучими материалами – землей, песком, камнями.) К длинному тонкому концу метательного рычага кроме пращи прикрепляли канат для притягивания рычага к земле посредством ворота, установленного на опорной раме.

Для производства выстрела длинную часть рычага притягивали к земле воротом и закрепляли спусковым устройством. Толстый конец с противовесом, соответственно, поднимался вверх. Пращу укладывали в направляющий желоб, располагавшийся внизу между опорными столбами. После того как снаряд был уложен в пращу, приводили в действие спусковое устройство. Рычаг освобождался, противовес под действием силы тяжести резко шел вниз. Длинный конец рычага, слегка изгибаясь, быстро поднимался вверх и тянул за собой пращу. В верхнем положении рычага праща разворачивалась, выбрасывая снаряд вперед.

Оптимальный требуше имел рычаг длиной 10—12 м, противовес – ок. 10 т и мог метать камни весом 100—150 кг на расстояние 150—200 м.

Для разрушения бревенчатых укреплений русских городов были необходимы тяжелые снаряды (камни) весом не менее 100 кг. Перрье для этой цели явно не подходит. Следовательно, монголы при штурме русских городов применяли требуше.

Теперь узнаем, насколько сложно было изготовить требуше и сколько времени занимал этот процесс.

«Требуше делается из обычного деревянного бруса и веревок с минимумом металлических частей. В этом устройстве отсутствуют какие-либо сложные и трудные в обработке детали, что позволяет справиться с постройкой команде плотников средней квалификации. Поэтому стоит требуше недорого и для его изготовления не нужны какие-либо стационарные и специально оборудованные мастерские. […] По опыту современных реконструкций, изготовление большого требуше требует около 300 человеко-дней (при использовании только инструмента, доступного в Средние века). Со сборкой из готовых блоков справляется десяток плотников за 3—4 дня. Однако не исключено, что у средневековых плотников рабочий день был дольше и работали они более квалифицированно»^[124].

Таким образом получается, что монголы, скорее всего, перевозили требуше с собой в разобранном виде.

Все логично и понятно – за исключением одного обстоятельства. Для того чтобы разрушить участок стены (пробить в ней брешь), необходимо, чтобы снаряды (камни) несколько раз попали в одну точку. Этого можно добиться только в том случае, если все они будут приблизительно одного веса и формы. (Снаряд/камень с большим весом или аэродинамическим сопротивлением не долетит до цели, а с меньшими – перелетит.) То есть вопрос о точности – это в первую очередь необходимость унификации снаряда/камня, так как пристреляться можно, только имея одинаковые снаряды/камни. Следовательно, для того чтобы обеспечить прицельную стрельбу, необходимо заранее позаботиться о большом количестве одинаковых снарядов/камней. Как же монголы решали эту задачу?

Первое, что приходит в голову, это использование находящейся в окрестностях осаждаемого города каменоломни. Скорее всего, именно этот способ использовали монголы при взятии Киева: «Проблемой могла стать удаленность от города месторождений камня, необходимого для изготовления снарядов метательных машин: ближайшие пригодные для разработки выходы скальных пород находятся в 50 км от Киева по прямой (к счастью для монголов, камень можно было доставлять вниз по течению Ирпеня и Днепра)»^[125].

Таким образом, чтобы воспользоваться этим способом, монголы должны были найти в пределах досягаемости каменоломню и, используя хашар, обеспечить изготовление и доставку соответствующих снарядов. В принципе, при той дисциплине и организованности, которые сумел привить монголам, создавая свою армию, Чингисхан, это все было вполне достижимо. А что делать, если в окрестностях города нет каменоломни? Может быть, монголы возили камни с собой от одного города к другому так же, как разобранные требуше?

Попробуем подсчитать на примере Владимира, сколько могло понадобиться камней при штурме одного города. При этом будем исходить из следующих допущений:

– длительность обстрела – 4 суток (ночью подсветку целей осуществляли с помощью снарядов с горючей смесью);

– количество требуше – 32 (сколько монголы использовали камнеметов при осаде Владимира – не известно, поэтому возьмем по аналогии с Киевом);

– средняя скорострельность одного требуше – 2 выстрела в час.

Получилось около 6000 снарядов. Для перевозки такого количества камней, при весе одного – 100 кг, необходимо ок. 1500 саней. Для стотысячной монгольской армии цифра достаточно реальна.

Впрочем, очень может быть, что унифицированных камней монголам потребовалось значительно меньше. Дело в том, что «…опыт стрельб […] опроверг долго бытовавшее мнение о неточности стрельб больших требуше и невозможности их перенацеливания. Было подтверждено, что при стрельбе на максимальную дальность отклонение в сторону от идеальной линии не превышает 2—3 м. Причем чем снаряды тяжелее, тем отклонение меньше. Гарантируется попадание в участок 5 на 5 м с дистанции 160—180 м. Дальность стрельбы можно предсказуемо менять с точностью до 2—3 м, укорачивая или удлиняя пращу, меняя […] вес снаряда или вес противовеса. Перенацеливание в сторону можно производить, поворачивая опорную раму ломами. Поворот даже на небольшой градус дает ощутимое (и также предсказуемое при элементарном знании геометрии) смещение выстрела в сторону»^[126].

Следовательно, фактически было необходимо относительно небольшое количество унифицированных снарядов: несколько для пристрелки и несколько десятков – для разрушения стены.

Однако, возможно, монголы использовали и третий, менее распространенный способ. Вот что написал в 1241 г. Шихаб ад-Дин Мухаммад ибн Ахмад ибн Али ибн Мухаммад ал-мунши ан-Насави^[127]: «Когда они [монголы] увидели, что в Хорезме и в его области нет камней для катапульт, они нашли там в большом изобилии тутовые деревья с толстыми стволами и большими корнями. Они стали вырезать из них круглые куски, затем размачивали их в воде, и те становились тяжелыми и твердыми, как камни. [Монголы] заменили ими камни для катапульт»^[128].

Впрочем, есть автор, сомневающийся в возможности выполненияподобных действий монголами:

«Выход из положения, будто бы найденный монголами при осаде Хорезма, граничит с фантастикой и, скорее всего, является литературной натяжкой либо самого ан-Насави, либо его компиляторов. Ибо как иначе можно прокомментировать эпизод с изготовлением круглых ядер весом не менее 100 кг из толстых тутовых деревьев? Без пилы это сделать было невозможно, а пил в то время не существовало. А где взять столько воды, чтобы размачивать в ней куски деревьев? Еще и огромные емкости для размачивания предусмотреть надо»^[129].

Однако мне эти возражения кажутся беспочвенными. Во-первых, пилы в XIII в. существовали:

«…в Древней Греции в 50-х годах до н.э. появились пилы, сделанные кузнецами. Кованые зубья были значительно острее и правильнее заточены, что и сделало их неоспоримым лидером среди пил того времени.

Период от возникновения христианства до расцвета Киевской Руси ассоциируется с развитием основных ремесел, которые, в свою очередь, повлекли за собой и развитие пилы. Она распространилась почти по всему миру и уже тогда составляла конкуренцию топору. Наиболее широкое применение […] пила получила в районах Сибири, в Африке и Азии»^[130].

Во-вторых, «огромные емкости для размачивания» были не нужны, так как рядом протекала Амударья.

На Руси тутовых деревьев, конечно, не было. Самые распространенные деревья у нас в средней полосе – сосна и береза. Для того чтобы получить деревянный снаряд весом ок. 100 кг, достаточно было взять свежесрубленное сосновое бревно диаметром 0,5 м и длиной 0,65 м.

Конечно, против каменных стен такой снаряд был бесполезен, но ведь на Руси XIII в. подавляющее большинство городских стен были деревянными. Кроме того, «…основной задачей стенобитных камнеметов является не столько снесение стен как таковых (хотя пробитие солидной бреши, обеспечивающей свободный проход пехоты и конницы, очень желательно), сколько уничтожение укрытий для защитников – зубцов, парапетов, навесных галерей и щитов, навесных башенок-бретешей, казематов для баллист и т.д. Для успеха штурма с использованием обычных лестниц достаточно обнажить верхушку стены, чтобы вражеские солдаты не имели прикрытия от легкого метательного оружия»^[131]. «Воины располагались только на заборолах – площадках вверху стены, прикрытых частоколом или деревянным бруствером. Заборола были уязвимы для разрушения даже не самыми тяжелыми камнями, серьезную угрозу для них представляли и зажигательные снаряды. После этого оставшиеся без прикрытия защитники легко сметались со стены массированным обстрелом из луков и легких скорострельных требуше»^[132].

Таким образом, с большой долей уверенности можно утверждать, что для обстрела русских городов монголы применяли собираемые на месте из готовых блоков требуше. Снаряды для этих камнеметов они привозили с собой или изготавливали из деревьев.

ЧИСЛЕННОСТЬ

Вначале посмотрим, что известно историкам об общей численности армии Монгольской империи в начале 1230-х годов. Практически все авторы считают, что численность этнических монголов в этой армии составляла ок. 140 тыс. воинов. При этом историки расходятся в оценке численности монгольских союзников, и эти цифры колеблются в пределах от 60 до 140 тыс. человек. Таким образом, общая численность армии Монгольской империи, в начале 1230-х годов, по разным данным, составляла от 200 до 280 тыс.

В качестве примера посмотрим, как производит подобный подсчет Р. Храпачевский:

«По состоянию на 1206 г. “Сокровенным сказанием”^[133] зафиксированы в составе государства Чингисхана 95 “тысяч”. Из состава данных “тысяч” […] был составлен тумен личной гвардии Чингисхана. К указанным 95 “тысячам” 1206 г. надо прибавить “лесные народы”, не перечисленные на момент Великого курултая. В 1207 г. экспедиция старшего сына Чингисхана Джучи подчинила Монгольской державе племена ойратов, бурят, киргизов и некоторых других. Номинально они могли выставить до нескольких десятков тысяч воинов […] Таким образом, к 1210 г., непосредственно монголы, которые были консолидированы Чингисханом, могли выставить не менее 100 тыс. воинов (“монгольских войск” и войск таммачи), 10 тыс. человек в гвардии-кешиге и имели примерно столько же человек резерва в виде старших сыновей в каждой семье-кибитке.

[…] к 1210 г. карлуки^[134] стали вассалами монголов […]. Кроме того […] имелся особый тумен онгутов. Таким образом, к моменту войны с Цзинь в 1211 г. Чингисхан располагал собственной армией, численностью примерно 130 тыс. человек “монгольских войск”, войск таммачи, союзных карлуков и отдельного корпуса уйгуров.

В ходе завоевания империи Цзинь […] с самого начала на сторону монголов стали переходить пограничные войска цзиньцев, набранные из тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских народов и китайцев. Причем со временем в армию монголов вступали и крупные контингенты регулярных цзиньских войск. […] К 1213—1214 гг. в состав армий Чингисхана влились уже значительные контингенты собственно чжурчжэней и ханьцев. В целом не менее 50—60 тыс. человек вошли в армию Чингисхана в ходе войны с Цзинь в 1211—1217 гг.

Перед походом против хорезмшаха к Чингисхану присоединились ополчения уйгуров, карлуков и части туркестанцев. […]

Возможной общей оценкой прибавки восточнотуркестанских воинов будет величина в 30—40 тыс. человек, или 3—4 тумена. […]

Если же привести в систему ранее подсчитанные величины подразделений монгольской армии, то для 1235 г., перед Великим Западным походом, имеем следующую раскладку вооруженных сил мировой державы Чингисидов, из состава которых курултай мог распределить на все планируемые фронты солидные контингенты:

1. После смерти Чингисхана (1227) царевичам оставлены собственно монгольские “тысячи” в размере 129, обязанные по реестру выставить 129 тыс. воинов и имевшие примерно столько же человек в резерве. Они могли выставить только взрослых воинов около 130 тыс. человек “монгольских” войск и войск таммачи, а также тумен кешиктенов, всего – около 140 тыс. собственно монгольских воинов.

2. 46 отдельных отрядов в Китае из киданей, ханьцев (северокитайцев), разнообразных тунгусо-маньчжурских народов (си, бохайцы, чжурчжэни), тангутов и прочих. Их точная численность неизвестна, поскольку командование над ними часто менялось, а сами они в разное время включались в состав различных “ханьских туменов”. […] примерная оценка общей численности всех их в размере 70—80 тыс. человек не выглядит завышенной. […]

3. 3—4 тумена из уйгур, карлуков, канглов и прочих восточнотуркестанцев, как под началом своих феодалов, так и “сборные” части под началом назначенных центральной монгольской властью командиров – от тумена и ниже.

4. Кипчаки и представители прочих кочевых племен из бывших армий хорезмшаха, которые после разгрома государства Ануштегинидов остались бесхозными и переходили на службу к монголам. […]

Таким образом, перед Великим Западным походом общие военные силы Монгольской империи можно оценить в 250—260 тыс. человек»^[135].

Почти все авторы, писавшие о нашествии кочевников на Русь в XIII в., приводят цифры, характеризующие численность монгольской армии. Вот некоторые из них:

600 000 – Н.М. Иванин;

500 – 600 000 – Ю.К. Бегунов;

500 000 – Н.М. Карамзин;

300 – 500 000 – И.Н. Березин, Н. Голицын, Д.И. Иловайский, А.Н. Оленин, С.М. Соловьев, Д.И. Троицкий, Н.Г. Устрялов;

300 000 – К.В. Базилевич, А. Брюкнер, Е.А. Разин, А.А. Строков, В.Т. Пашуто, А.М. Анкудинова, В.А. Ляхов;

170 000 – Я. Халбай;

150 000 – Дж. Саундерс;

130 – 150 000 – В.Б. Кощеев;

140 000 – А.Н. Кирпичников;

139 000 – В.П. Костюков, Н.Ц. Мункуев;

130 000 – Р.П. Храпачевский, Ю.Н. Кошевенко;

120—140 000 – В.В. Каргалов, Х. Рюсс, А.Х. Халиков, И.Х. Халиуллин, А.В. Шишов;

120 000 – А. Антонов, Г.В. Вернадский, Л. Хартог;

60 – 100 000 – С.Б. Жарко, А.В. Мартынюк;

60 – 80 000 – Е.И. Сусенков;

55 – 65 000 – В.Л. Егоров, Э.С. Кульпин, Д.В. Чернышевский;

60 000 – Ж. Сабитов, Б.В. Соколов;

50 – 60 000 – Е.П. Мыськов;

30 – 40 000 – И.Б. Греков, Ф.Ф. Шахмагонов, Л.Н. Гумилев;

30 000 – А.В. Венков, С.В. Деркач, И.Я. Коростовец.

К сожалению, лишь немногие из историков пытаются обосновать свои цифры какими-либо расчетами. Тем не менее мне удалось найти несколько методов расчета численности воинов монгольской армии в 1237 г.

Начнем с самого простого метода, связанного с количеством участвовавших в походе Чингисидов.

«В походе Батыя на Русь, по свидетельствам Рашид ад-Дина^[136] и Джувейни^[137], участвовали следующие царевичи Чингисиды: Бату, Бури, Орда, Шибан, Тангут, Кадан, Кулькан, Монкэ, Бюджик, Байдар, Менгу, Бучек и Гуюк. […] Обычно ханы – Чингисиды командовали в походе “туменами”, то есть, отрядом из 10 тысяч всадников. Так было, например, во время похода монгольского хана Хулагу на Багдад: армянский источник перечисляет “7 ханских сыновей, каждый с туменом войска”. В походе Батыя на Восточную Европу участвовали 12—14 ханов – “Чингисидов”, которые могли вести за собой 12—14 туменов войска, то есть опять же 120—140 тысяч воинов»^[138].

Сразу же бросается в глаза ошибка, допущенная автором при перечислении Чингисидов. Дело в том, что Монкэ и Менгу – это один и тот же человек, так же, впрочем, как Бюджик и Бучек. Вероятно, эта ошибка связана с тем, что одни источники приводят имена этих чингизидов в тюркском произношении, а другие – в монгольском.

Кроме того, вызывает сомнение уверенность автора в том, что каждому Чингисиду придавался тумен.

Вот более развернутое мнение сторонника подобной точки зрения:

«Есть и прямое свидетельство армянского хроникера XIII в. Григора Акнерци (в историографии более известного как инок Магакия), в его “Истории о народе стрелков” сообщается о практике назначения царевича во главе тумена: “7 ханских сыновей, каждый с туменом войска”. Это свидетельство особенно важно, так как относится к 1257—1258 гг., когда произошел последний общемонгольский поход на Запад – завоевание Хулагу и его армией Багдада и остатков халифата. А эта армия собралась по специальному решению курултая со всей Монгольской империи, аналогично сбору армии для Великого Западного похода во главе с Бату»^[139].

А вот и противоположная точка зрения:

«Исходя из того, что “царевичам” часто приходилось самостоятельно проводить довольно крупные военные операции, можно не сомневаться в том, что некоторые из них являлись официальными командирами туменов. Однако распространять это предположение на всех участвовавших в походе ханов нет оснований. В соответствии с организацией монгольской армии командные посты в ней занимались не “по рождению”, а по способностям. Вероятно, туменами командовали некоторые наиболее авторитетные ханы (Гуюк, Менгу и др.), а остальные имели в своем распоряжении лишь свои личные “тысячи”, доставшиеся им по наследству…»^[140]

Представляется, что одного свидетельства, чтобы утверждать зависимость численности монгольского войска от количества чингизидов, явно недостаточно.

Второй вызывающий недоверие момент – это уверенность автора, что тумен состоял из 10 тысяч воинов. По этому поводу также существуют два противоположных мнения.

Вначале мнение «за»:

«…в начале походов и войн монголы проводили сбор и смотр своих войск и старались доводить численность войск во всех подразделениях до комплектной. Более того, такая норма была прямо прописана в “Великой Ясе”. […] В рассматриваемый период времени^[141] дисциплина в монгольской армии, в том числе дисциплина мобилизации, была еще крайне высокой. А значит, и указанная норма “Ясы” об обязательности укомплектования войск перед кампаний (в ходе сбора войск) выполнялась. Поэтому номинальную численность подразделений перед войнами можно считать весьма близкой к реальной»^[142].

Теперь – «против»:

«Тумен формально равнялся десяти тысячам воинов, но, даже несмотря на стремление самого Чингисхана максимально упорядочить структуру войска, тумены оставались самыми нечеткими в количественном исчислении армейскими единицами. Десять тысяч солдат – это тумен идеальный, но чаще тумены были меньше, особенно когда к реестровым монгольским тысячам механически присоединялись союзники из числа других кочевников»^[143].

Сложно сказать, кто прав. В любом случае понятно, что этот метод расчета прост, но не надежен.

Второй метод расчета также опирается на сведения, содержащиеся у Рашид ад-Дина:

«Великий хан Угедей издал указ о том, чтобы свои войска для похода предоставил каждый улус. Распространено мнение, что таких улусов в то время было четыре, по числу старших сыновей Чингисхана: Джучи, Чагатая, Угедея и Тулуя. Но кроме этих, великих, улусов существовали и четыре малых улуса, выделенных младшему сыну Чингиса, Кулкану, и Чингисовым братьям Джучи-Хасару, Хачиуну и Темугэ-Отчигину. Их улусы находились на востоке Монголии, то есть в наибольшем удалении от русских княжеств. Тем не менее участие их в Западном походе засвидетельствовано упоминанием среди военачальников внучатого племянника Чингиса – Аргасуна (Харкасуна).

Основная часть собственно монгольских войск принадлежала улусу Тулуя. Рашид ад-Дин определяет их число в 101 тысячу. В действительности их было 107 тысяч. Эти войска и составили ядро западной армии. Известно об участии в походе Бурундая (Бурулдая), возглавлявшего правое крыло монгольского войска, которое насчитывало 38 тысяч»^[144].

Посмотрим, что конкретно написал о Бурундае Рашид ад-Дин: «Когда в эпоху Угедей-каана он^[145] скончался, местом его ведал Буралдай. Во время Менгу-каана [этим местом ведал] Балчик…»^[146]

Эпоха (время правления) Угедея – 1229—1241 гг., время правления Менгу – 1251—1259 гг. Западный поход состоялся в 1236—1241 гг., и Бурундай (Бурулдай) в нем участвовал. Не уверен, что на этом основании можно утверждать, будто все правое крыло войск Тулуя также участвовало в Западном походе.

«Из этого числа необходимо вычесть 2 тыс. сулдусов, которых Угедей передал своему сыну Кутану, а также, возможно, тысячу телохранителей-кабтаулов. Вместе с Бурундаем в походе были сыновья Тулуя Менгу и Бучек. Но неизвестно, привели ли они с собой какие-либо другие отряды. Поэтому войско Тулуева улуса в Западном походе можно оценить в 35 тысяч.

На долю улусов Джучи, Чагатая и Кулкана приходится по 4 тыс. войска. Из сыновей Джучи в походе были Орда и Бату, возглавлявшие оба крыла войск своего улуса, а также Шейбан и Тангут. Поскольку война велась в интересах правителей этого улуса и в ней участвовали оба военных предводителя, то можно утверждать, что в бой были брошены все 4 тысячи. Из других улусов прибыло по 1—2 тысячи, так как в походе участвовали сын и внук Чагатая, Байдар и Бури, и сам Кулкан»^[147].

Кулкану было выделено 4 тыс. Почему же автор считает, что он взял с собой в поход только 1—2 тыс.?

«Доля Угедея равнялась доле его братьев. Но, став великим ханом, он подчинил себе 3 тыс., оставшиеся после матери Чингисхана, и забрал 3 тыс. из войск Тулуя. В поход он отправил сыновей Гуюка и Кадана (не Кутана), которые могли взять с собой 1—3 тыс. из 10 тыс. войск улуса. Восточномонгольские ханы имели вместе 9 тыс. воинов. Ввиду отдаленности их улусов и отсутствия у них немонгольских войск можно считать, что они выставили не более трех тысяч»^[148].

А почему автор считает, что из 9 тыс. выделили только 3 тыс.?

«Таким образом, собственно монгольских войск насчитывалось в походе 45—52 тысячи. Эти “тысячи” имели условный характер. Известно, что в четырех Джучиевых тысячах состояло 10 тыс. воинов»^[149]. На самом деле у Джучи в 4 “тысячах” было не 10, а 13 тыс. воинов^[150].

«Но надо считаться с необходимостью оставить часть людей для охраны кочевий. Поэтому действительную численность монгольского войска можно определить в 50—60 тысяч. Это составляло примерно треть собственно монгольского войска. Подобное соотношение возможно применить и для немонгольских войск, что даст еще 80—90 тысяч. В целом численность армии Западного похода определяется в 130—150 тысяч»^[151].

Вопрос о соотношении монголов и их союзников в армии Бату остается спорным. Вот одно из мнений по этому поводу:

«Во время походов монголы постоянно включали в свое войско отряды покоренных народов, пополняя ими монгольские “сотни” и даже создавая из них особые корпуса. Удельный вес собственно монгольских отрядов в этой разноплеменной орде определить трудно. Плано Карпини^[152] писал, что в 40-х гг. XIII в. в армии Батыя монголов насчитывалось примерно ¼ (160 тысяч монголов и до 450 тысяч воинов из покоренных народов). Можно предположить, что накануне нашествия на Восточную Европу монголов было несколько больше, до 1/3, так как впоследствии в состав полчищ Батыя влилось большое количество аланов, кыпчаков и булгар»^[153]. «…аналогичное соотношение в 1/3 есть и у монаха Юлиана^[154], который был в Поволжье во время погрома Булгара и накануне похода на Русь»^[155].

С такой точкой зрения согласны не все:

«Сведения Плано Карпини и Юлиана о том, что в монгольской армии 2/3 – 3/4 войска составляли покоренные народы, не принимаются здесь во внимание, так как источниками их были слухи и сообщения беженцев и дезертиров из штурмовой толпы, которые из всего татарского войска видели только эту толпу и охранявшие ее отряды и не могли верно судить о соотношении разных частей орды Батыя»^[156].

Есть и другая точка зрения по этому вопросу: «…примерное соотношение между монгольскими и немонгольскими контингентами в ее [армии Монгольской империи 1230-х гг. – А.Ш.] составе можно грубо принять как 2:1»^[157].

Третий метод расчета, тоже основан на сведениях Рашид ад-Дина:

«…30-тысячный корпус Субэдэя-Кукдая (уже оперировавший на западных границах империи) и военные силы удела Джучи становились костяком Великого Западного похода. Джучиды могли выставить более 30 тыс. воинов – это следует из данных “Памятки об эмирах туманов и тысяч и о войсках Чингис-хана” Рашид ад-Дина, дающие цифру 13 тыс. воинов, закрепленных Чингисханом за Джучи, и из расчета мобилизационного потенциала удела. Последний составлял 9 тыс. монгольских кибиток, которые Чингисхан дал в удел Джучи около 1218 г., а также тех кочевников, которые жили на западных землях империи, представлявших собой восточную часть Дешт-и-Кипчак. Из расчета по 2 воина на кибитку этот потенциал представлял собой более 18 тыс. человек монгольского войск. Удел Джучи в 1235 г. мог выставить в Великий Западный поход как минимум 3 тумена только монгольских войск, что с корпусом Субэдэя составляло 6 туменов. […]

Каждый из трех основных домов Чингисидов (кроме Джучидов, которые участвовали в походе целиком) получал под командование корпус во главе с одним из старших сыновей рода; в пару к нему ставили младшего представителя рода. Всего получилось три пары: Мэнгу и Бучек (Толуиды), Гуюк и Кадан (Угэтэиды), Буря и Байдар (Чагатаиды). Был назначен в поход еще отряд Кулькана…

[…] корпус Гуюка (или Бури) не мог сильно отличаться по численности от аналогичного корпуса Мэнгу. Последний включал два тумена, поэтому корпус Гуюка и Бури должны быть оценены (в сумме) в 4 тумена. Итого, общеимперские силы насчитывали около 7 туменов – 6 туменов под командованием Мэнгу, Гуюка и Бури и, вероятно, 1 тумен Кулькана. Таким образом получаем, с учетом известной ранее численности корпусов Субэдэя и Бату, что весь наряд сил на Великий Западный поход по состоянию на 1235 г. составлял 13 туменов, или 130 тыс. человек»^[158].

Автор никак не обосновывает норму мобилизации – по 2 воина от кибитки. Также непонятно, откуда взялся тумен у Кулькана, ведь ему были выделены всего 4 тыс. воинов.

Четвертый метод основан на сведениях из «Сокровенного сказания» и все того же Рашид ад-Дина:

«Монгольская же армия состояла из: 89 тысяч, розданных в уделы родственникам Чингисхана + возможные 5000 юрт (тумен войска) для Кулкана, которому Чингисхан… скорее всего, выдал… улус такой же по численности, как Толую и Угедею, реально приравняв его к четырем первым сыновьям, + тумен онгутов. […] + тумен ойратов + тумен кешиктинов. В итоге получилось 129 тысяч человек, а если прибавить к этому демографический рост, то, возможно, их стало 135 тысяч к 1230-м годам. Надо учесть, что потери монголов в войнах с чжурчжэнями, тангутами и Хорезмшахом, а также потери корпуса Джэбэ и Субедея […] компенсировались высоким приростом населения.

[…] 1229 год. […] Отправка 30 тысяч во главе с Чурмагуном в Иран и 30 тысяч во главе с Субедеем и Кокошаем в Дешт-и-Кипчак.[…] Субедей и Кокошай […] скорее всего, имели два тумена монгольского войска и один сборный тумен: “тысячи из обоков, меркит, найман, кирей, канглы, кипчак” […]

В 1235 году была предпринята попытка нового похода “старших сыновей” на Запад. […] В то же время Угедей смог все-таки отослать в помощь Чормагуну отряд старших сыновей под руководством Оготура и Мункету. Предположительно это был тумен…»^[159]

Далее автор приводит численность воинов, выделенных из каждого улуса родственников Чингисхана, для участия в Западном походе:

Джучи (сын) – 9000;

Чагатая (сын) – 4000;

Толуя (сын) – 1750;

Кулкана (сын) – 2500;

Угедея (сын) – 3250;

Отчигина и Оэлун (брат и мать) – 5000;

Джочи-Хасара (брат) – 2000;

Элджидай (племянник) – 1000;

Бельгутей (сводный брат) – 750;

корпус Субедея – 30 000;

онгуты – 2500;

ойраты – 2500.

И в заключении:

«Формула, по которой рассчитывается общее количество монгольской армии в Западном походе:

N = n + q x (X) + s,

N – это общее количество войска, которое участвует в походе;

n – это количество войск, присутствующее до похода в этом улусе;

q – это коэффициент изъятия войск из других улусов, в данном случае он равен 0,5;

Х – это количество войск в оставшихся улусах на период призыва их в поход;

s – это количество союзных войск…

N = n (30) + q x (X) (34,25—10) + s (5) = 59,25

Таким образом, численность армии, посланной в Западный поход, равнялось: 30 тысячам людей, оставшимся еще с 1229 года (из которых 20 тысяч были монголами, а 10 тысяч были из киреев, найманов, меркитов, кипчаков и канглы), а также набранных старших сыновей минус 10 тысяч, высланных в помощь Чурмагуну + силы союзников (2 тысячи уйгуров, 2 тысячи карлуков + 1 тысяча инженерных войск (тангуты, китаи, чжурчжэни, ханьцы). Итого вышло 59 250 человек. Цифра эта условна и опирается на условие того, что потери монголов в войнах покрывались демографическим ростом»^[160].

Сплошные допущения:

– возможно, Чингисхан выделил Кулкану 5000 юрт;

– возможно, вследствие демографического роста, численность монгольской армии увеличилась до 135 тысяч;

– возможно, потери монголов в войнах компенсировались приростом населения.

Также вызывает удивление малая численность монгольских союзников, которую автор обосновывает так: «…если бы в монгольской армии немонголов было бы две трети, то монголам не удалось бы избежать восстаний в армии. […] Если бы в монгольской армии был хотя бы один тумен, преимущественно состоящий из немонголов (например, кипчаков или канглы), то должны были возникнуть восстания, так как кипчаки не были покорены до конца и имели еще надежду отстоять независимость…»^[161]

Думаю, что в этом вопросе он ошибается, поскольку «…национальное самосознание у кочевников Азии, как правило, было на очень низком уровне. Человек, как правило, прежде всего был подданным кого-то, а уж потом представителем какого-то народа. Была некая средняя масса кочевников, которым не была интересна своя национальная принадлежность, зато важно было быть в подчинении у сильного и удачного сюзерена. В таких условиях думается, что среднестатистическому кочевнику-союзнику в монгольской армии не было никакого мотива поднять восстание против монголов: с одной стороны, под сильным крылом монголов они удачно воюют, грабят и утоляют свои потребности, а с другой – восстание имело мало шансов на успех, учитывая неоднородность и интриги среди кочевников и их малочисленность. В таких условиях – зачем восставать?»^[162]

Пятый метод. Вначале авторы, основываясь на сведениях из «Сокровенного сказания» и данных Рашид ад-Дина, приходят к выводу: «…монгольская армия к 1235 г. насчитывала 135 тысяч воинов»^[163].

Далее:

«Исходя из […] приоритетов завоевательной политики монголов в 1230-х гг., можно попытаться определить тот количественный диапазон, в котором находилась численность войска хана Батыя. Если на главном, дальневосточном, театре военных действий (Китай, Корея, Тибет и резервы в Центральной Монголии) находилось 50—60 тысяч монгольских воинов, а на среднеазиатском – 20—30 тысяч, то армия Батыя могла насчитывать порядка 35—45 тысяч собственно монгольских воинов. Вероятно, следует ориентироваться на нижний предел этой цифры, так как у нас нет оснований для предположения о полной мобилизации всех мужских ресурсов Монголии»^[164].

После этого авторы пытаются определить численность монгольских союзников:

«Численность армии завоевателей не ограничивалась, конечно, названными цифрами. Во время походов монголы постоянно включали в свое войско отряды из покоренных ими ранее народов, создавая из них целые корпуса под началом монгольских командиров. Удельный вес собственно монгольских отрядов в этой разноплеменной орде определить довольно трудно, так как источники дают различные, отличающиеся друг от друга указания на этот счет.

[…] к вопросу о пополнении войска хана Батыя за счет покоренных народов следует подходить с большой осторожностью. В источниках нет упоминаний о том, что в походах 1236—1242 гг. принимали участие вспомогательные контингенты из Северного Китая или Средней Азии. К тому же их, в отличие от самих монголов-кочевников, в тогдашних условиях было практически невозможно перебросить за тысячи километров в Восточную Европу. Представляется, что армия Батыя могла пополняться в основном за счет местного населения в Восточной Европе и в улусе Джучи – наследственном владении хана Батыя. При этом следует учитывать то обстоятельство, что к началу похода в 1236 г. народы Восточной Европы, населявшие пространство от реки Яик (Урал) до границ русских земель, – половцы, аланы, булгары, мордва и другие – еще не были покорены монголами. […] В этих условиях представляется маловероятным, чтобы монголам удалось мобилизовать в свою армию значительное число представителей только что покоренных народов Восточной Европы. Что же касается Южной Сибири и территории современного Казахстана, входивших в состав улуса хана Батыя к началу похода, то сведения об этом регионе и населявших его народах чрезвычайно скудны. […] население этого региона не было многочисленным, к тому же перечисленные племена в недавнем прошлом подверглись жестокому разгрому со стороны монголов и вряд ли могли выставить значительное количество воинов. […]

Общая численность армии завоевателей. Таким образом, можно предположить, что в монгольском походе на Русь принимали участие воины из многих покоренных монголами народов Центральной Азии, Сибири и Восточной Европы. В то же время вопрос о численности этих вспомогательных контингентов и их удельном весе в монгольской армии остается открытым. Следует, вероятно остановиться на осторожной оценке численности войска хана Батыя: 30—35 тысяч монгольских воинов и не поддающихся точному определению количества воинов из покоренных народов – от 30—35 тысяч (вряд ли их было меньше числа собственно монгольских всадников) до 60—70 тысяч. Таким образом, суммарную численность монгольского войска можно оценить в диапозоне от 60 до 100 тысяч воинов»^[165].

С моей точки зрения, разброс цифр слишком велик.

Автор шестого метода подсчитывает, сколько коней и воинов могло быть в монгольской армии, исходя из скорости ее передвижения по территории Руси:

«Каждый монгольский воин имел не менее 2 коней; источники говорят о 3—4 конях на каждого воина. В государстве Цзинь, многие черты которого были скопированы Чингисханом, воину полагалось 2 коня, сотнику – 5, тысячнику – 6. 140-тысячная орда имела бы не менее 300 тыс. коней.

В русской армии в начале ХХ в. суточная дача лошади состояла из 4 кг овса, 4 кг сена и 1,6 кг соломы. Поскольку монгольские кони не ели овса (у кочевников его просто не было), следует считать по так называемому травяному довольствию – 15 фунтов (6 кг) сена в день на лошадь, или 1800 т сена для всей монгольской армии. Если принять по 2 головы скота на крестьянский двор, то это годовой запас 611 дворов, или почти 200 деревень! А если учесть, что в январе, когда монголы двигались по Владимирской Руси, половина фуражного запаса уже была съедена собственным скотом, принять во внимание партизанскую войну (отражением ее являются легенды о Евпатии Коловрате и Меркурии Смоленском) и монгольские грабежи, портившие большую часть фуража, то не будет преувеличением считать однодневный фуражный район орды в 1500 дворов.

По данным археологов, в XIII в. 1 двор обрабатывал 8 га земли в год, то есть 1500 дворов – 120 кв. км пашни; обрабатываемая земля не могла составлять более 10 % всей поверхности, следовательно, монгольская орда должна была каждый день продвигаться на 40 км, высылая на 15 км в обе стороны от маршрута отряды фуражиров. Но скорость движения орды по русским землям известна – еще М.И. Иванин исчислил ее в 15 км в сутки. Таким образом, цифра Каргалова – 140-тысячная орда с 300 тыс. лошадей – нереальна. Нетрудно подсчитать, что со скоростью 15 км в сутки по Руси могло двигаться войско, имевшее около 110 тысяч коней.

Войско Батыя (по нашим подсчетам, 55—65 тыс. человек) имело по меньшей мере 110 тыс. коней»^[166].

Определенная логика в рассуждениях автора присутствует, однако смущает то, что скорость движения орды взята из книги М.И. Иванина, изданной более 130 лет назад. Вот, например, более свежая информация по этому поводу: «… в ходе китайской кампании 1216—17 гг. среднесуточный переход монгольской армии составлял всего 20 км»^[167]. Теперь, заменив в вычислениях автора 15 км на 20 км, получим более 140 тыс. лошадей и, соответственно, более 70 тыс. всадников.

Что касается партизанской войны, то «…смерд, крестьянин или землепашец, даже перед угрозой набега не торопится все уничтожить: все, что может, он возьмет с собой, а что не может портиться, то зачем, может, кочевники возьмут, да не все? Может, разграбят, а не пожгут? А то, может, и совсем мимо пройдут, а ты сам взял да все уже и спалил, особенно зимой, вот и живи себе теперь в чистом поле. А ведь все нажито непосильным трудом, собрано, выращено»^[168].

Кроме того, при дисциплине, царившей в армии Бату, и речи не могло идти о «грабежах, портивших большую часть фуража», и, следовательно, однодневный фуражный район орды составлял не 1500 дворов, а значительно меньше.

Седьмой метод.

«Русь времен Батыева нашествия – страна аграрная. И не просто аграрная, а кормящаяся за счет трехпольного земледелия с обработкой земли сохой и навозным удобрением.

Это значит, что на каждый крестьянский двор, чтоб семья с голоду не умерла, приходилась минимум одна лошадь и две головы крупного рогатого скота. Минимум! По-хорошему – больше. В какой-то мере для молока и мяса, но в первую очередь – для пахоты и навоза.

И это значит, что на каждую голову скота на зиму заготавливались корма – в течение всего лета и большей частью на заливных лугах, урожайность которых на порядки выше, чем урожайность лесной зоны.

Это значит, что к октябрю в деревеньке на тридцать дворов сена, соломы, овса и прочего корма, заготовленного на зиму для коров, лошадей, свиней и прочей твари по мелочи, было столько, что хватило бы на суточный прокорм 20 тысяч монгольских лошадей (запас на более чем 100 голов скота в расчете на более 200 дней стойлового периода).

Это – ровно один тумен (с учетом заводных и обозных лошадей).

[…] Иными словами – на прокорм одного тумена нужна была одна русская деревня из тридцати дворов в день.

Судя по археологическим раскопкам – это как раз самый типичный русский населенный пункт того периода. Хотя немало было и сел побольше.

Поход длился порядка 150 дней. Чтобы прокормиться в этом походе, 12 туменам требовалось разорить не более 2 тысяч деревень с населением 100—150 человек в каждой. Иначе говоря – оставить 200—300 тысяч человек без сена, без зерна и без мяса.

Были такие ресурсы на Руси XIII века?

А как же! По минимальной оценке численность населения Руси в то время – около 5 миллионов человек. По максимальной – более 10. Абсолютное большинство – крестьяне»^[169].

Два замечания:

– во-первых, вызывает сомнение утверждение о том, что «деревня из тридцати дворов» – «самый типичный русский населенный пункт того времени»;

– во-вторых, говоря о численности населения, автор имеет в виду население всей Руси, забывая о том, что монголы в 1237—1238 гг. осуществили нашествие только на Северо-Восточную Русь.

Восьмой метод.

«Численность населения тогдашней Руси предполагается 10—12 млн – в основном сельского. Численность единичного сельского двора – 3—6 чел. Допустим, что существовали деревни (а они в среднем 1—3 двора) с единственной на всех лошадью. Итого – не менее 500 тыс. только сельских коней. А табуны княжеские, боярские, купеческие, дружинные и проч., которые и были символом благосостояния? Тогда количество лошадей на Руси – не менее 1 млн голов. Соответственно количество располагаемого “лошадиного” фуража. А еще можно изымать на фураж и зерно, запасенное для питания людей. Приравняем 10 людей к одной лошади – по количеству съедаемого за зиму зерна. Еще 1 млн “человеко-лошадей” можно прокормить за зиму. Итого – 2 млн условных лошадок. А ведь была и другая живность. А ведь кое-что монголы запасли и сами (не зря ведь они простояли лето на уже подчиненной Волге).

Отбиралось же все – подчистую. Именно поэтому последствия нашествия были столь гибельными. Полностью вычищенные запасы привели к гладомору. И разделение на отряды (3 или 4 в начале и т.н. “облава” в конце) – тоже от необходимости вычищать эти запасы. Естественно: по одной дороге гуськом, как Наполеон – такую орду не прокормишь.

Длительность нашествия – как раз и есть зимние месяцы. То есть вся Русь могла прокормить не менее 2,5 млн коней, тогда численность войска (3 лошади на человека) может быть и 800 тыс. Но не вся Русь была вычищена за ту зиму, а только треть – вот они и получаются 280 тыс. человек»^[170].

Автор пишет о том, что численность населения Руси составляла 10—12 млн чел., однако это всего лишь одно из предположений, есть историки, которые считают, что эта цифра не превышала 6 млн чел. (см. Приложение № 1).

Итак, получается, что общая численность монгольской армии составляла, по разным методам подсчета, от 55 до 280 тыс. человек. Предлагаю читателю самому выбрать из этих цифр ту, которая ему понравится. Я же решил пойти самым простым путем и, отбросив самую большую и самую маленькую, вычислил среднюю, и у меня получилось ок. 110 тыс. человек.

Однако, часть монгольской армии, не менее двух туменов, составляла южный корпус прикрытия и в нашествии на Северо-Восточную Русь участия не принимала. Таким образом, общая численность армии вторжения составляла ок. 90 тыс. человек.

Глава 5 Военное дело на Руси в XIII в.

Процесс политического, экономического и военного дробления европейских стран в раннем Средневековье на Руси был усилен существовавшем порядком наследования. По нему власть передавалась не сыну, а младшему брату, после смерти которого – старшему племяннику, то есть сыну старшего из братьев в предыдущем поколении. В результате к 1230-м годам территория Руси разделилась на 13 земель-княжеств. В большинстве из них правили представители четырех великих домов, выделившихся из рода Рюриковичей:

– в Чернигове правили Ольговичи, потомки Олега Святославича (1055—1115);

– в Смоленске, Полоцке и Пскове – Ростиславичи, потомки Ростислава Мстиславича (1110—1167);

– во Владимире Волынском и Турово-Пинской земле – Изяславичи, потомки Изяслава Мстиславича (1091—1154);

– в Суздале – Юрьевичи, потомки Юрия Владимировича (1091—1157);

– в Рязани и Муроме правили князья – вассалы Юрьевичей.

Борьба шла за вакантные столы в Галиче, Киеве, Новгороде и Переяславле-Южном.

Процесс дробления Руси сопровождался децентрализацией вооруженных сил и уменьшением их численности. При этом на смену единой обороне страны пришла оборона каждого княжества в отдельности, причем задача отпора внешнему врагу не была главной – важнее стала защита от соседних княжеств.

ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ

До конца Х в. основной ударной силой русского войска была пехота, малочисленная кавалерия состояла из союзников-кочевников.

Со второй половины Х в. давление соседей-кочевников и оформление феодальной организации общества приводят к постепенному выдвижению кавалерии на первый план, и теперь уже пехота начинает играть вспомогательную роль.

В конце XI – начале XII в. кавалерия стала основной и главной ударной силой княжеских дружин. Даже городские ополчения стали конными, они набирались из профессиональных воинов и находились на содержании города.

К концу XII в. практически исчезло народное ополчение, а кавалерия стала делиться на два вида: тяжеловооруженная (копейщики) и легковооруженная (лучники).

Вооруженные силы земель-княжеств слагались из нескольких составляющих.

Первая и основная – княжеская дружина, то есть профессиональные воины, состоящие на службе у князя. Дружина состояла из двух частей – «боевой» и «кошевой».

Боевая часть дружины делилась в свою очередь на две части – «старейшую» или «лучшую», состоявшую из тяжеловооруженных всадников – опытных воинов-ветеранов, и «молодшую» – легковооруженных всадников, набранных из только что обученной молодежи, часто сыновей старших дружинников.

«Кошевая» часть – обозная, обеспечивала провиантом, фуражом и снаряжением боевую часть. Она состояла в основном из бывших дружинников, в силу возраста или по ранению не участвовавших в боях.

Дружина была организована по десятичной системе, то есть воины объединялись в десятки, десятки – в сотни, сотни – в тысячи. Соответственно, их возглавляли десятские, сотские и тысяцкие.

Количество воинов в княжеской дружине зависело в основном от места расположения и экономической мощи княжества. Южные княжества, находившиеся на границе со степью, имели наиболее сильные дружины. На севере Руси кавалерии уделяли меньше внимания. Природные условия заставляли развивать здесь пехоту и флот.

Вторая составляющая – дружины бояр-вотчинников (аналог европейских вассалов). Этих дружинников вооружали и снабжали сами бояре.

Третья составляющая – городские полки, собиравшиеся по решению городского собрания (веча) на определенный срок и составлявшие пешую часть войска. Оружие они получали из городских арсеналов. Крупные города в случае необходимости могли вооружить несколько тысяч горожан.

Четвертая составляющая – наемники, в основном из числа союзных кочевников (печенегов, половцев, торков и др.) – были конными лучниками. Число их обычно не превышало нескольких сотен.

Самым мелким подразделением было «копье», состоящее из командира и нескольких бойцов (средняя численность «копья» составляла 15—20 воинов). Несколько «копий» объединялись в «стяг», находившийся под командованием кого-либо из военачальников, который имел собственное знамя. «Стяг» мог выполнять самостоятельные задачи или входить в состав более крупного подразделения – полка. Число «стягов» в полку и «копий» в «стяге» было непостоянным.

В дальних походах князья не использовали городское ополчение, а обходились личными дружинами и наемниками.

Для ведения крупномасштабных боевых действий объединялись вооруженные силы нескольких княжеств. Во время таких совместных походов отсутствовало единство организации и вооружения, не было единого командования. Все вопросы стратегии и тактики решались на совете князей. Принятые решения не были обязательными для всех, часто князья действовали по своему усмотрению. Такое положение подрывало дисциплину и пагубно влияло на боеспособность.

ЧИСЛЕННОСТЬ РУССКИХ ДРУЖИННИКОВ

«Южные княжества имели большой состав конных дружинников, но, вероятно, только самые богатые из них – Киевское и Галицко-Волынское – могли позволить себе содержать до 1000 воинов каждое. Численность дружин остальных князей вряд ли превышала 6—7 сотен. В прочих княжествах количество профессиональных всадников было и того меньше – от 4 до 5 сотен. Разумеется, это лишь предположительные исчисления, основанные на косвенных данных из русских летописей и западноевропейских хроник, в это число не входят наемники, “вольные люди”, а только дружинники, находившиеся на постоянной службе у князей и бояр»^[171].

СТРАТЕГИЯ

«Поставленные цели стремились достичь главным образом разгромом противника в полевом сражении. При этом […] широко использовали внезапность нападений за счет совершения форсированных передвижений, в том числе и ночью»^[172].

«Нередко передвижение войск осуществлялось по рекам в судах-насадах или комбинированным способом, когда конница шла берегом.

[…] Зимой боевые действия не только не прекращались, а, скорее, активизировались. В этот период была возможность привлекать к ним большие людские ресурсы.

[…] Оборонительная стратегия осуществлялась с опорой на крепости.[…]

В междоусобных войнах противник “затворялся” в городе лишь по причине своей слабости. Укрывшись за стенами укрепления, князья выторговывалипочетный мир, выжидали время, надеясь на перемену обстоятельств. При равных возможностях маневрирование вне стен всегда было предпочтительнее, чем сидение в осаде, поскольку создавало большую угрозу противнику и уменьшало вероятность собственного поражения.

В полевой войне, в зависимости от ее целей или соотношения сил, характера местности и иных обстоятельств, один из противников нередко предпочитал уклониться от решительного столкновения, “стать за твердь”, “засечься”, то есть занять недоступную или укрепленную позицию, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, выждать более благоприятный момент для нападения или начать переговоры.

[…] В целом для русской стратегии данного периода характерна оборонительная направленность, стремление защитить свои рубежи, но оборона эта носила активный характер. Бить врага предпочитали на его территории»^[173].

ТАКТИКА

Традиционное построение полков на Руси в этот период было трехчастным: большой полк в центре первой линии и полки правой и левой руки – во второй. Каждый из этих элементов боевого порядка обычно состоял из однородной боевой единицы – полка какого-либо князя или ополчения города.

Самым распространенным боевым построением тяжеловооруженных конных дружинников являлся сомкнутый строй глубиной в несколько шеренг. Легковооруженные дружинники и наемная конница для охвата противника с флангов применяли атакующие построения, т.н. «лаву» или «полумесяц».

Сражение начиналось сближением сторон и перестрелкой конных лучников, затем следовал фронтальный таранный удар конных копейщиков.

Задача дружинников – прорвать построение противника и рассеять его. Обычно исход рукопашной схватки решал первый натиск, в результате одна из противоборствующих сторон отступала. В случае неудачи дружинники отходили и должны были, собравшись под знаменами, восстановить строй и возобновить бой. Сражение представляло собой просто множество схваток между отдельными бойцами и небольшими отрядами.

Маневр на поле боя был не правилом, а исключением – импровизацией, в том случае, если часть боевого порядка противника отступала, открывая соседа для удара во фланг.

Военачальники, сражавшиеся в первых рядах, почти сразу утрачивали возможность влиять на ход боя.

«Большие трудности вызывала организация эффективного управления войсками в бою. Планируемый тактический рисунок битвы заранее доводился князьям, боярам и их воеводам. В целом о нем знала и “старшая” дружина. Сигнал о том, что основная армия вступила в бой, передавался трубами и барабанами. Возможно, что с помощью этих инструментов передавались и другие сигналы, но вряд ли такими простыми средствами можно было передать достаточно сложный приказ.

[…] важную роль играли боевые знамена – стяги. Значение стяга в древнерусских ратях было огромно. Перед началом сражения вокруг стяга в боевом порядке строилось войско. Когда битва распадалась на ряд отдельных рукопашных схваток, стяг служил для воинов ориентиром, местом сбора. Если враг “досекошася до стяга и стяг подсекоша”, это означало поражение, и за этим почти неизбежно следовало бегство войска»^[174].

В ситуации, когда только виднеющееся в гуще боя знамя показывало бойцам, что их командир продолжает сражаться, оно становилось главным элементом управления и ориентирования. (Бой создавал трудности для звукового оповещения, так как уши большинства дружинников были закрыты бармицей и отдельные звуки – топот копыт, лязг железа, треск сталкивающихся щитов и ломающихся копий, крики людей и ржание лошадей – сливались в общий гул.) Именно за знаменем шли вперед или отступали конные полки.

Тяжелая кавалерия начинала движение в сторону противника шагом, подняв копья. Перед непосредственным контактом (с расстояния ок. 50 м) дружинники опускали копья, пришпоривали коней, и те переходили в галоп. В бою дружинник старался копьем, зажатым под мышкой, с разгона поразить голову или верхнюю часть корпуса противника, быстро извлечь копье из тела поверженного врага и продолжить бой. Удар копьем получил повсеместное распространение, так как по сравнению с клинковым оружием копье существенно (в 1,5—2 раза) расширяло радиус поражения противника. Это было важно для всадника, который был ограничен в маневре пространством седла. Оружие ближнего боя использовали тогда, когда копье было сломано или потеряно.

ВООРУЖЕНИЕ

Наступательное вооружение русских тяжеловооруженных дружинников состояло из кавалерийской пики с узким граненым наконечником и меча т.н. романского типа или сабли. Кроме меча/сабли применяли боевой топор/секиру, или клевец – тяжелый молоток с узким клювообразным клинком на обухе, или чекан – топор (молоток) с длинным граненым острым выступом на обухе, и/или булаву – металлическое шипастое многогранное навершие на рукояти.

Легковооруженные дружинники были вооружены луком со стрелами, дротиками, саблями и/или боевыми топорами. Наемники кроме этого применяли копье и аркан.

Средства защиты тяжеловооруженных дружинников представляли собой комбинацию щита, шлема и кольчуги.

Щит деревянный: треугольный или каплевидный, с обеих сторон обтянутый кожей или тканью.

Шлем сфероконической или куполообразной формы увенчивался шариком или стержнем. Для прикрытия лица шлем снабжали или наносником, или полумаской, закрывавшей верхнюю половину лица и нос, или личиной, повторяющей черты человеческого лица и фиксировавшейся посредством петли или крепившейся к шлему неподвижно. Шею защищали прикрепленной к шлему кольчужной бармицей.

Для защиты тела дружинники использовали кольчугу, имевшую вид рубахи с длинным подолом до колен и рукавами до локтя, ворот с разрезом, подол с продольными разрезами спереди и сзади. Ноги защищали кольчужными чулками. Кольчуга надевалась поверх стеганой куртки, которая служила в качестве прокладки между кольчугой и одеждой и смягчала удары. Поверх кольчуги надевали матерчатую безрукавную накидку, аналогичную европейской котте. Кольчугу укрепляли дополнительными элементами защиты – железными наручами и наколенниками.

Кроме кольчуги, дружинники иногда использовали пластинчатые доспехи ламеллярного типа или чешуйчатые (пластинчато-нашивные), имевшие вид кирасы, состоявшей из нагрудника и наспинника, соединявшихся с боков пряжками или завязками и снабженных плечевыми лямками. Также к кирасе часто добавляли наплечники двух видов: прямоугольные плоские в виде лопастей с горизонтальным расположением рядов пластин или прямоугольные изогнутые с вертикальным расположением рядов пластин.

Отборные тяжеловооруженные дружинники часто надевали доспехи поверх кольчуг, а для защиты коней использовали матерчатые стеганые попоны.

Легковооруженные дружинники и наемники из защитного вооружения применяли щит, шлем открытого типа, тело защищали кольчугой или мягким доспехом из простеганной ткани.

РУССКИЕ КРЕПОСТИ

В XIII в. на Руси укрепления имели города и пограничные крепости. Практически все они были деревянно-земляного типа (каменные стены были только в Изборске, Ладоге, Пскове и Владимире).

Стены всех укреплений возводились на валах. В крупных городах валы имели основу – деревянные срубы, забитые землей. Высота валов в небольших городах не превышала 4, а в крупных достигала 10 м.

Вершина вала имела характер узкой горизонтальной площадки, на которой ставили бревенчатые стены, состоящие из отдельных плотно приставленных друг к другу срубов (высотой 3—5 м) с короткими поперечными перерубками.

Крупные города иногда защищали с помощью «тарасов» – стен из бревенчатых срубов, забутованных землей и битым камнем.

Поверх стены сооружали галерею, проходящую с внутренней стороны стены и прикрытую снаружи бревенчатым бруствером («заборолами») с бойницами. Сверху стены покрывали двускатной крышей, опиравшейся на заборолы с внешней стороны и на столбы – с внутренней. Заборолы делали с нависающим за внешнюю плоскость стены выступом (обломом) с бойницами для поражения противника, подошедшего вплотную к стене и попавшего в «мертвую зону».

Кроме обязательной надвратной башни, с напольной стороны в крупных городах изредка сооружали еще одну или две. Башни (высотой 10—15 м) строили прямоугольной или многоугольной формы и имели от 2 до 6 этажей-ярусов. Сверху башни снабжали обломом и покрывали кровлей.

Город окружали рвом глубиной 2,5—4 м, шириной до 15 м. Если позволяли условия, то ров заполняли водой. Перед воротами через ров перекидывали узкий опирающийся на столбы деревянный мост.

В центре города возводили цитадель (детинец, или кремль).

Сторожевые пограничные крепости имели небольшие размеры и гарнизоны (численностью около сотни воинов). Валы этих укреплений были чисто земляные, стены – простой столбовой конструкции, основу их составляли врытые столбы, в пазах которых укреплялись горизонтальные бревна, башен не было.

Укрепления русских городов того времени были в основном предназначены для противодействия соседям во время феодальных войн, которые обычно велись небольшими княжескими дружинами. Главной задачей всех укреплений была необходимость выдержать первый натиск врага.

Столетиями (с Х по XIII в.) основным способом взятия русских городов было внезапное нападение, причем главным в нем было захватить ворота. В княжеских дружинах обычно не было осадных орудий, поэтому если внезапное нападение не удавалось и в городе имелись достаточные запасы воды и продовольствия, то длительная осада оказывалась безрезультатной. В связи с этим длительные осады были сравнительно редки, а случаи штурмов – единичны.

Таким образом, к монгольскому нашествию русские не обладали систематическими навыками по применению элементов инженерного осадного искусства и техникой защиты от них, а городские укрепления были приспособлены к осаде, носившей пассивный характер.

Глава 6 Сравнение

Думаю, человеку, прочитавшему все вышеизложенное, понятно, что у монголов, по сравнению с русскими, были намного лучше развиты стратегия, тактика, разведка, управление войсками, дисциплина.

«…он [Чингисхан] не просто вел войны, имея хорошую армию, но обладал системой, которой была обеспечена слаженная работа и действенность всех частей его военного государства.

Системность эта проявлялась в следующем: у Чингисхана имелась сбалансированная армия, с ее обученными и дисциплинированными воинами, талантливыми полководцами, совершенными по тому времени структурой организации, тактикой, вооружением, осадными технологиями, военным планированием (стратегией); действия армии не были самостоятельными, они подкреплялись: разведкой – армейской (ближней/тактической), дальней (стратегической), ее активными мероприятиями (подрывная деятельность, пропаганда и т.п.) и дипломатией – внесением раздоров между государствами, гибким выбором временных союзников и т.д.; тыл был подкреплен – внутренним аппаратом, т.е. удачно составленным законодательством и охранными органами, налогообложением, почтой, системой ротации административного аппарата, системой управления захваченными территориями.

Таким образом, в державе Чингисхана были впервые заложены системные принципы государственного строительства, что по тем временам, на фоне рыхлых и несвязанных гособразований соседей монголов, и давало им большое преимущество в экспансионистской политике. Так что если посмотреть на историю создания их империи, мы видим знакомые нам сейчас реалии: массовые армии; действия отдельных корпусов в рейдах на больших пространствах в глубине территорий противника, координированные общей стратегией; качественная разведка всех видов; использование элементов психологической войны и пропаганды; тесная увязка военных и дипломатических мероприятий; большое внимание к проблемам связи и их решение на тогдашней технологической базе и т.д. При этом надо заметить, что противникам монголов было очень далеко до многих конкретных их достижений (хотя по частям они многое из них знали), но самое главное – они так и не поднялись, в отличие от монголов, до понимания увязки всего этого в единое целое, чем зачастую подписывали приговор своим государствам»^[175].

Теперь о взятии монголами русских городов.

Вначале делалась попытка выманить гарнизон в поле для его разгрома и последующего легкого взятия беззащитного города: именно так были взяты Рязань и Коломна. Если выманить не получалось, то приступали к правильной осаде. Первым делом проводили подготовку окрестностей путем набора хашара и подручных материалов. Затем хашар производил необходимые работы: возведение частокола вокруг города, сооружение камнеметов, засыпание рва.

После этого монголы систематической стрельбой из камнеметов старались разрушить участок стены, сбить или поджечь заборолы. Кроме того, с помощью камнеметов они разбивали лед на валу, который защитники часто делали на направлении возможного штурма, а также разрушали и поджигали городские кварталы с целью деморализации осажденных.

К разрушенному участку стены под прикрытием щитов на расстояние прямого выстрела из лука (ок. 50 м) выдвигались лучники и лёгкие камнеметы, устраивавшие «железный поток», сгоняя защитников со стены, не давая им производить ремонтные работы. Когда стены оказывались частично разрушены, начинался всеобщий штурм с использованием лестниц. При этом штурмовали город с разных сторон, чтобы заставить защитников распылить силы.

Защитные действия гарнизонов русских городов оказывались неэффективными. Частокол, возведенный монголами вокруг города, делал невозможными вылазки. Стрельба с заборол легко подавлялась монгольскими камнеметами. Отсутствие башен делало невозможным проведение фланкирующего (продольного) огня против монгольских войск, подошедших вплотную к стене, и сосредоточение огня с нескольких сторон против монгольских камнеметов.

Остается только сравнить вооружение противоборствующих сторон. Мне представляется, что защитное вооружение русских дружинников и тяжеловооруженных монголов было примерно равноценным. Разница заключалась только в способах изготовления и соотношении отдельных элементов.

Что касается наступательного вооружения, то монголы, безусловно, значительно превосходили русских по степени насыщенности войска оружием дистанционного боя, т.е. луком со стрелами.

Обращаясь к другим видам наступательного вооружения монголов, следует отметить: сравнение затрудняет тот факт, что тактика, применявшаяся тяжеловооруженными монгольскими всадниками, отличалась от тактики русских дружинников и европейцев:

«Доминирующим сейчас является мнение, что эта тактика была диаметрально противоположной той, которую применяло европейское рыцарство: тяжелая конница наносила удар не в начале сражения, а, наоборот, в финале, завершая битву. Противник на тот момент уже долго “обрабатывается” силами всего остального войска, в основном за счет лучной стрельбы (осуществляемой прежде всего легко– и средневооруженными всадниками), понес большие потери в людях и особенно конях, в значительной мере дезорганизован, но продолжает держаться. Тут у большинства кочевых армий и наступала “патовая ситуация”, которая вполне могла стать переломным этапом: они, даже понеся минимальные потери, тоже дезорганизованы долгим боем, растратили силы коней и запас стрел (пускай хотя бы только тех, что с собой прямо сейчас: даже если при седле запасного коня, которого помощник держит где-то в тылу, и есть еще пара колчанов – поди доберись до них, не разваливая структуру боя). И если враг, даже почти проигрывающий, все-таки устоит, а то и перейдет в контрнаступление…^[176]

В армии Чингисхана с вопросами сохранения организованности обстояло лучше, чем где бы то ни было, что допускало и возможность «поэскадронного» отхода в ближний тыл (максимум – считаные километры: за соседним холмом), с тем чтобы пересесть на свежих коней, довооружиться и вернуться на поле боя. Однако даже для такой армии этот момент достаточно неприятен. Вот тут и пригодится тяжелая кавалерия, немногочисленная, но составляющая ударный кулак всей армии.

Практически все реконструкторы склонны считать, что ее атака была решающей и могла коренным образом изменить ход сражения, причем панцирная кавалерия буквально врезалась в ослабленные вражеские ряды, нанося копейный удар (пускай он и не сродни встречному соударению взаимно атакующих всадников, как то практиковалось у рыцарства), а потом довершая дело клинками и булавами. После чего, когда противник, наконец, не выдерживал и обращался в бегство, начинался финальный этап: монголы активно преследовали отступавших, нанося им огромные потери, иногда даже большие, чем во время самой битвы. Это в основном осуществлялось уже силами легкой конницы, во время предшествующего боя выполнявшей в основном вспомогательные задачи, а потому сохранившей свежих коней.

Вполне логично. Этому не противоречит и тот факт, что монгольское наступательное вооружение по самому своему характеру предназначено для поражения слабозащищенного противника в бою на дальних дистанциях. Ведь количественно все равно преобладает средневооруженная конница (у всех врагов – тоже!), которой очень “по руке” стрелы с плоскими и широкими, до 4—5 см, наконечниками, предназначавшиеся для стрельбы по не защищенной доспехами цели, двуногой и особенно четвероногой. […]

Но если сама монгольская тяжелая конница, у которой защищены и кони, и люди, действительно должна была врезаться во вражеские ряды с копьями наперевес, то отчего тогда у всех конников, даже тяжеловооруженных, седла с низкими луками, не приспособленные для конной сшибки? И манера езды – тоже: на коротких стременах, с высоко поднятыми коленями, “лучная”, а не “копейная”. Положим, фронтальное столкновение на рыцарский манер и не предусматривалось; но все равно при таких обстоятельствах тяжеловооруженный батыр слишком легко может быть сброшен с лошади. Тогда имеет ли смысл вообще врезаться во вражеские ряды? И вообще: ставилась ли перед панцирными батырами такая цель?

Может быть, их высокая защищенность – “девайс” для лучной стрельбы? Будучи трудноуязвимыми, они подъезжают на сравнительно близкое расстояние и расстреливают врага прицельно, на выбор: им ведь, помимо прочего, не надо сложно маневрировать, носиться перед вражеским войском галопом, “сбивая прицел” неприятельским лучникам…^[177]

Ничего невероятного в этом нет: такая тактика была характерна для тяжеловооруженных разновидностей степной конницы на всех этапах ее существования, начиная со скифского включительно. Правда, даже тяжеловооруженные скифы еще не имели стремян, так что для них в принципе было почти невозможно “врезаться” во врага. Для монголов такая возможность закрыта не была. Но очень возможно, что даже тяжеловооруженные монгольские всадники и даже во время ближнего боя главным образом стреляли, “бросая” большие стрелы с широким наконечником вблизи в лицо, в руки и пр. А колоть и рубиться начинали лишь после того, как все возможности вести стрельбу оказывались исчерпаны.

[…] А что тяжеловооруженные всадники делают в самом конце боя, когда сопротивление врага уже сломлено? Похоже, пересаживаются на запасных лошадей и принимают участие в преследовании, помогая легковооруженным и тем из средневооруженных, кто пока еще сохранил силы (ведь именно эта категория воинов принимает на себя основную тяжесть боя), при этом опять-таки работая как лучники!»^[178]

Вероятно, можно констатировать тот факт, что наступательное вооружение дружинников было в большей мере, чем у монголов, приспособлено для поражения защищенного доспехами противника (узкий граненый наконечник копья, клевец, чекан). В принципе, при прочих равных условиях, это давало дружинникам некоторое преимущество в рукопашном бою с тяжеловооруженными монголами. Но в том-то и дело, что Чингисхан внедрил в свою армию столь развитое военное искусство в первую очередь для того, чтобы лишить противника возможности сражаться на равных.

Монгольский тяжеловооруженный всадник при лобовом столкновении с дружинником был бы выбит из седла, так как монгольские седла были приспособлены не для конной сшибки, а для стрельбы из лука. Дело в том, что монголы использовали короткие стремена и высокие седла. Это давало им возможность, приподнявшись на стременах и удерживаясь шенкелями^[179], балансировать корпусом и амортизировать ногами, ведя при этом стрельбу из лука. Стоя на стременах, они избавлялись от тряски во время скачки, сохраняя корпус в относительном покое. Дружинники для обеспечения устойчивости в момент копейного удара использовали длинные стремена и седла с высокой и широкой задней лукой. Всадник упирался в стремена вытянутыми вниз и слегка вперед прямыми ногами, корпус откидывал назад и опирался на заднюю луку седла. В этом случае сила удара копья складывалась из скорости и массы коня и массы тела всадника.

Монголы легко выходили из этого положения, так как монгольская кавалерия была слишком маневренной для проведения против нее копейной атаки плотным строем, монголы легко уклонялись от нее, засыпая строй дружинников стрелами. Защитное вооружение дружинников не обеспечивало надежной защиты, так как стрела, выпущенная из монгольского лука, при наличии бронебойного наконечника и попадании в цель под углом, близким к прямому, на расстоянии до 100 м пробивала кольчугу, а на дистанции до 50 м – ламеллярный или ламинарный доспех. Положение усугублялось отсутствием у русских дружинников средств защиты для коней, а организация войска не позволяла обеспечить его прикрытием от метательного оружия до момента атаки. Таким образом, «стрелы […] заставляли лошадей неистово метаться, вставать на дыбы или скакать бешеным галопом в разные стороны, внося страшное замешательство в любое кавалерийское формирование. […] стрела, вонзившаяся в тело коня, причиняет ему ужасные мучения каждую секунду. Конь перестает слушаться всадника и скоро сбрасывает его»^[180].

В результате поражения монгольскими стрелами лошадей первой шеренги практически одновременное падение передовых коней и всадников превращало строй атакующих в беспорядочную свалку, в мешанину из тел людей и животных. Это не позволяло дружинникам довести атаку до конца и вступить в прямой боевой контакт с монголами.

В тех случаях, когда монголы из-за природных условий были ограничены в маневре, они помещали в передние линии центра своего построения вспомогательные части, набранные из кочевых и полукочевых народов. Подставив союзников под главный удар русских войск, монгольская армия в это время играла роль заградительного отряда. В результате основные потери при завоевании Руси понесли монгольские союзники.

Теперь на конкретных примерах посмотрим, какие тактические приемы использовали монголы в боях с европейскими рыцарями.

Битва при Лигнице (9 апреля 1241 г.)

Численность сторон: монголы – 2 тумена (20 тыс. воинов); поляки с союзниками под командованием князя Генриха II Благочестивого (1192—1241) – ок. 25 тыс. воинов.

Перед началом сражения монголы на поле выставили только легковооруженных всадников, а тяжеловооруженных оставили в тылу, вне видимости поляков.

Битва началась с того, что польская легкая кавалерия атаковала монголов, но была отбита. После этого пошли в атаку рыцари. Вскоре монголы начали ложное отступление – польские рыцари, естественно, стали их преследовать. В результате образовался разрыв между польской кавалерией и пехотой. Чтобы окончательно отрезать их друг от друга, монголы создали дымовую завесу с помощью горящего камыша.

В ходе преследования монголов строй польских рыцарей нарушился, и в этот момент тяжеловооруженная монгольская конница внезапно атаковала их. Одновременно легковооруженные монгольские всадники, сосредоточившись на флангах, стали обстреливать рыцарей из луков. Вскоре поляки, неся большие потери, не выдержали и начали отступление.

Все это время польская пехота, отрезанная дымовой завесой, ничего не знала о судьбе своей кавалерии, и, когда из дыма показались бегущие рыцари, пехотинцы также обратились в паническое бегство. Монголы преследовали и убивали бегущих, Генрих погиб.

Битва на р. Шайо (11 апреля 1241 г.)

Численность сторон: монголы – 5—6 туменов (50—60 тыс. воинов); венгры с союзниками под командованием короля Белы IV (1235—1270) – от 30 до 60 тыс. воинов (по разным источникам).

10 апреля венгры остановились на ночь у р. Шайо (приток Тисы) на западном берегу в укрепленном лагере, в нескольких километрах от каменного моста. Монголы находились на противоположном берегу.

Когда стемнело, в венгерском лагере появился перебежчик из числа русских, находившихся в монгольской армии, который сообщил о том, что монголы собираются ночью перейти реку по мосту. Венгерский отряд выдвинулся к мосту и, атаковав монгольский авангард, вынудил его отступить. После этого венгры, оставив на мосту охрану, вернулись в лагерь.

В это время часть монгольской армии под командованием Субэдэя двинулась на юг с целью форсировать реку и зайти венграм в тыл. Одновременно монголы провели вторую атаку на мост, которую венгры также смогли отразить. Тогда монголы подтащили к мосту 7 метательных машин и начали забрасывать охрану моста камнями.

На рассвете венгры, охранявшие мост, не выдержав обстрела, отступили в лагерь и монголы перешли реку. После этого на равнине перед венгерским лагерем развернулось сражение.

Около семи часов утра на поле боя появился корпус Субэдэя, увидев который, венгры отступили в лагерь. Монголы не стали атаковать укрепленный венгерский лагерь, а, сосредоточившись на холмах, окружавших равнину с расположенным на ней лагерем и подтянув камнеметы, начали обстрел венгров.

Венгры устроили две вылазки: первая была отбита монгольскими лучниками, во время второй монголы с помощью ложного отступления заманили отряд венгерских рыцарей на изобилующую оврагами местность и полностью уничтожили.

Около трех часов дня деморализованные обстрелом венгры, бросая оружие, устремились в специально оставленный монголами в кольце окружения проход. Монголы вели параллельное преследование правее и левее колонны отступавших венгров, постепенно отсекая хвостовую часть, рубя и загоняя бегущих в болото. В результате венгерская армия была почти полностью уничтожена, Бела сумел убежать.

Итак, что же мы видим? В битве при Лигнице монголы использовали классический тактический прием кочевников – ложное отступление, а после того как поляки нарушили свой строй – контратаку с одновременным фланговым охватом. (Сходную тактику монголы применили в 1223 г. в бою с русскими на р. Калке.) Результат – полный разгром противника, потери монголов минимальны.

Несколько по-другому обстояло дело во время битвы на р. Шайо. Здесь налицо некоторая несогласованность в действиях монголов, вследствие которой они вступили в лобовое столкновение с венгерскими рыцарями и понесли чувствительные потери. Вот как это описывается в «Юань-ши»^[181]:

«Субэдэй выдвинул отличный план – заманить его [короля] войско к реке Хонин^[182]. Войска чжувана [Бату] находились в верхнем течении, [где] мелководье и лошади могут перейти вброд, кроме того, посередине имелся мост. В нижнем течении, [где] вода глубокая, Субэдэй хотел связать плоты для скрытной, подводной, переправы, выводящей в обхват врага сзади. Не [дождавшись] переправы, чжуван первым перешел вброд реку для сражения. Войско Бату стало бороться за мост, но вместо того чтобы воспользоваться [им], из [числа] латников, вместе с его [Бату] подчиненным военачальником Бахату^[183], утонул каждый тридцатый. Сразу после переправы чжуван, ввиду множества приближающихся врагов, захотел потребовать возвращения Субэдэя, с запозданием рассчитывая на него. Субэдэй сказал так: “Ван желает вернуться – [пусть] сам возвращается”. […] Все ваны пришли на сбор и Бату сказал так: “Во время сражения у реки Хонин Субэдэй опоздал помочь, был убит мой Бахату”. Субэдэй ответил так: “Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, все равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении [еще] не завершил связывание плотов. А сегодня знай себе говорит – я опоздал, и думает, что именно в этом причина”. Тогда Бату тоже уяснил [как было дело]. Позже, на большом сборе, пили кобылье молоко и виноградное вино. Говоря про события во время похода на короля, [Бату] сказал так: “Все, что захватили в то время, – это заслуга Субэдэя!”»^[184]

Это сообщение интересно еще и тем, что показывает отношения среди монгольского руководства. Дело в том, что авторы современных художественных произведений (книг, кинофильмов), посвященных монгольскому нашествию, зачастую описывают Бату как своего рода фараона, перед которым все падают ниц. Оказывается, все было не совсем так – Субэдэй не только спорил с Бату, но и поступал по-своему. Бату, в свою очередь, показал себя неважным тактиком, но хорошим руководителем, способным осознать свои ошибки.

Мне кажется, закончить эту главу можно известным высказыванием Наполеона, заменив в нем мамелюков на русских дружинников (европейских рыцарей), а французов – на монгольских тяжеловооруженных всадников:

«Два дружинника (рыцаря) могли отлично держаться против трех монголов, потому что были лучше вооружены и обучены, сидели на лучших лошадях и имели слуг для поддержки; но, с другой стороны, 100 монголов не должны были опасаться 100 дружинников (рыцарей), а 300 монголов превосходили такое же число дружинников (рыцарей), а 1000 монголов должны, несомненно, победить 1500 дружинников (рыцарей)»^[185].

Глава 7 Первый бой (битва при Калке)

Весной 1222 г. двадцатитысячная монгольская армия под командованием темников Джэбе (ок. 1165—1231) и Субэдэя (1176—1248) осуществляла глубокий рейд по Закавказью с целью проведения разведки для будущих больших походов. Совершая переход через Кавказский хребет в северокавказские степи, монголы обнаружили, что выходы из горных проходов на равнину перекрыты объединенными войсками половцев и аланов.

Первые столкновения показали, что у монголов недостаточно войск, чтобы проложить дорогу силой. Положение было угрожающим, так как в узких горных проходах в незнакомой местности они не имели возможности развернуться для боя или совершить обход.

Тогда Субэдэй пошел на хитрость: отправил послов к половецким ханам с щедрыми дарами, обещанием не воевать с ними и призывом отказаться от союза с аланами. Половецкие вожди польстились на богатые подарки и увели свои войска в степь, где разошлись по кочевьям. Монголы разгромили аланов, после чего вторглись в половецкие земли. Половцы были разбиты в ряде сражений и бежали на запад, за Днепр. Монголы, проведя ряд грабительских набегов по Северному Причерноморью, перезимовали в степи между Волгой и Доном.

Весной следующего 1223 г. монгольская армия форсировала Дон и двинулась на северо-запад с целью покорения оставшихся независимыми половецких племен.

Узнав о новом наступлении монголов, половцы обратились с просьбой о военной помощи к русским. Те откликнулись на эту просьбу, и в результате произошла битва при Калке.

Кроме русских летописей, сведения об этой битве содержатся в иностранных источниках, как в европейских, так и в восточных.

Рассмотрим вначале европейские источники. К сожалению, они содержат мало информации, да и та, что есть, не производит впечатления достоверной. Вот что, например, написал о битве при Калке Генрих Латвийский^[186]:

«И бились с ними [половцами] татары, и победили их, и истребляли всех мечом, а иные бежали к русским, прося помощи. И прошел по всей Руссии призыв биться с татарами, и выступили короли со всей Руссии против татар, но не хватило у них сил для битвы, и бежали они пред врагами. И пал великий король Мстислав из Киева с сорока тысячами воинов, что были при нем. Другой же король, Мстислав Галицкий, спасся бегством. Из остальных королей пало в этой битве около пятидесяти. И гнались за ними татары шесть дней, и перебили у них более ста тысяч человек, а точное число их знает только Бог, прочие же бежали»^[187].

Так же немного информации содержится в восточных источниках. Вот что написал об этом ал-Асир^[188]:

«Когда татары овладели землей кипчаков [половцев] и кипчаки разбрелись […] то большая толпа из них ушла в землю русских; это страна обширная, длинная и широкая, соседняя с ними, и жители ее исповедуют веру христианскую. По прибытии их к ним все собрались и единогласно решили биться с татарами, если они пойдут на них. Татары пробыли некоторое время в земле Кипчакской, но потом в 620 году^[189] двинулись в страну русских. Услышав весть о них, русские и кипчаки, успевшие приготовиться к бою с ними, вышли на путь татар, чтобы встретить их прежде, чем они придут в землю их, и отразить их от нее. Известие о движении их дошло до татар, и они обратились вспять. Тогда у русских и кипчаков явилось желание [напасть] на них; полагая, что они вернулись со страху перед ними и по бессилию сразиться с ними, они усердно стали преследовать их. Татары не переставали отступать, а те гнались по следам их 12 дней, потом татары обратились на русских и кипчаков, которые заметили их только тогда, когда они уже наткнулись на них: совершенно неожиданно, потому что они считали себя безопасными от татар, будучи уверены в своем превосходстве над ними. Не успели они собраться к бою, как на них напали татары со значительно превосходящими силами. Обе стороны бились с неслыханным упорством, и бой между ними длился несколько дней. Наконец татары одолели и одержали победу. Кипчаки и русские обратились в сильнейшее бегство, после того как татары жестоко поразили их. Из бегущих убито было множество: спастись удалось лишь немногим из них; все, что находилось при них, было разграблено. Кто спасся, тот прибыл в [свою] землю в самом жалком виде, вследствие дальности пути и поражения. Их преследовало множество [татар], убивая, грабя и опустошая страну, так что большая часть ее опустела»^[190].

Теперь посмотрим, что пишут о битве на Калке русские источники, то есть летописи. Но вначале – несколько слов о самих летописях.

Дошедшие до нас летописи представляют собой своды, соединения предшествующих летописей с текстами, которые писали сами летописцы. Предыдущие тексты они при этом обычно редактировали. В подавляющем большинстве случаев летописцы писали не о тех событиях, свидетелями которых они были, а о событиях более раннего времени, зачастую происходивших к тому же в других местах.

Первоначальные записи делались монахами, которые вели затворническую жизнь, мало общаясь с миром. Новости попадали к ним, в основном, от странников – естественно, что они оказывались устаревшими и испорченными многократными пересказами.

Переписчики вставляли в ранние сюжеты анахронизмы, подвергали текст смысловой, стилистической, лексической и фразеологической обработкам. Каждый из переписчиков допускал ошибки, многие старались улучшить текст, сделать его более понятным своим современникам. Так в тексте появлялись вставки и комментарии, которые не выделялись и не помечались. Летописец был лицом заинтересованным и не просто фиксировал исторические события, а вольно или невольно их интерпретировал. Объективное воспроизведение событий его не волновало, главными были политические пристрастия и социальный заказ, когда летопись подвергалась переработке по команде сверху, от князей и церковных иерархов. Неудобные факты вымарывались, пробелы заполнялись авторскими домыслами, слухами, историко-легендарными сказаниями, пересказами житий русских святых. В летопись включали отрывки из других летописей, их комбинировали между собой. Кроме того, из-за дороговизны пергамента и трудоемкости работы тексты при переписке постоянно сокращали. Именно экономией места объясняется большая часть сокращений: чтобы поместить новое и более важное, опускалось старое, потерявшее актуальность или просто непонятное.

В результате всего этого летописи, потеряв значение достоверного источника, превратились в сложные многослойные тексты, выделить из которых истину порой бывает просто невозможно.

В летописях о битве на Калке рассказывает «Повесть о Калкской битве», написанная в первой трети XIII в. Три первоначальные версии «Повести» содержатся в старейших летописях: Новгородской I^[191], Лаврентьевской^[192] и Ипатьевской^[193]. «Повесть о Калкской битве» в позднейших летописных сводах представляет собой различные комбинации из этих трех первоначальных версий.

Новгородская I летопись:

«В год 6732 [1224] […] В тот же год, по грехам нашим, пришли народы неизвестные, их же никто не знает, кто и откуда пришли, и какой язык их, и которого племени, и какая вера их; а зовут их татары, а иные говорят таурмены, а другие печенеги, другие же говорят, что это те, о них же Мефодий, Патарский епископ, свидетельствует, что они вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером. Так Мефодий говорил, к скончанию времен явятся те, которых загнал Гедеон, и пленят всю землю от востока до Евфрата и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии^[194]. Бог один знает, кто они и откуда пришли, премудрые мужи знают это хорошо. Которые книги разумеют, мы же их не знаем, кто они, но здесь написали о них памяти ради русских князей и бедах, которые были от них им. Слышали, что многие страны попленили, ясов, обезов, касогов и половцев безбожно множество убили, а иных прогнали, и так умерли убиваемые гневом Божьим и пречистой его матери; того ради всемилостивый Бог, желая погубить безбожных сынов измаиловых куманов, чтобы отомстить кровь христианскую, что и было над ними беззаконными. Прошли те таурмены всю страну Куманскую и пришли близ Руси, что зовется вал Половецкий. И прибежали окаянные половцы, остаток их, Котян с иными князьями, а Даниил Кобякович и Юрий убиты были, с ними множество половцев; Котян был тесть Мстиславу Галицкому. И пришел с поклоном с князьями половецкими к зятю, в Галич, к Мстиславу и ко всем князьям русским, и дары принесли многие: коней и верблюдов и буйволов и девок, и одарили князей русских, а говорили так: “Нашу землю сегодня отняли, а ваша завтра взята будет”, и взмолился Котян зятю своему. Мстислав же начал молить князей русских братьев своих, говоря так: “Если мы, братья, этим не поможем, то эти могут присоединиться к ним, то у них больше будет сила”. И так долго советовались, решили в путь, по просьбам и мольбам князей половецких. И начали воинов собирать, каждый в своей области; и пошли, соединивши землю всю Русскую против татар, и были на Днепре, на Зарубе. Тогда же увидели татары, что идут русские князья против них, и прислали послов к русским князьям: “Слышали, что идете против нас, послушавшись половцев, а мы вашей земли не трогали, ни городов ваших, ни сел ваших, не на вас пришли, но пришли божьим попущением на холопов и на конюхов своих на поганых половцев; а вы возьмите с нами мир; а если побегут к вам, бейте их оттуда, а товары заберите себе; поскольку слышали, что и вам много зла сделали; из-за этого же и мы бьем”. Того же русские князья не послушали, послов убили, а сами пошли против них; и не дошли Олешья, и стали на Днепре. И прислали к ним вторично послов татары, говорили так: “Послушали половцев, а послов наших убили, а идете против нас, вы идите; а мы вас не трогали, да всем Бог”. И отпустили прочь послов их. Тогда же Мстислав, перейдя Днепр, пришел с 1000 воинов на охранение татарское, и победил их, а остаток их убежали с воеводою своим Гемябеком на курган половецкий, и тут им не было помощи, и погребли воеводу своего Гемябека живым в землю, хотели жизнь его спасти; и тут нашли, выпросили половцы у Мстислава, и убили его. Слышавшие это князья русские, пошли все вместе, на них же шли 9 дней, и зашли за Калку реку, и послали в охранение Яруна с половцами, а сами станом стали тут. Тогда же Ярун сошелся с ними, хотел биться, и побежали, не успев ничего, половцы назад, и потоптали, убегая, станы русских князей, не успели ибо ополчиться против них; и смешались все, и была сеча зла и люта. Мстислав же, киевский князь, видя это зло, не двинулся с места; стал ибо на горе над рекою над Калкой, ибо место то каменисто, и тут сотворил город около себя в кольях, и бился с ними из города того три дня. Иные же татары наступали на русских князей, убивая до Днепра: а у города того оставили двух воевод Чегыркана и Тешюкана на Мстислава и на зятя его на Андрея и на Александра Дубровского; ибо были два князя с Мстиславом. Тут же и бродники^[195] с татарами были, и воевода Плоскиня, и тот окаянный воевода целовал крест честный к Мстиславу и к обоим князьям, что их не убьют, но отпустят их за выкуп, и солгал окаянный; предал их, связав, татарам, а город взяли, а людей убили, а двоих князей взяли, и задавили их, подложив под доски, а сами сверху сели обедать, и так жизнь их закончилась. А иных князей до Днепра гнали, убив шестерых: Святослава Каневского, Изяслава Ингваревича, Святослава Шумского, Мстислава Черниговского с сыном, Юрия Несвижского. Тогда же Мстислав Мстиславич прежде прибежал к Днепру, оттолкнул от берега ладьи, да не идут татары по ним, а сам едва убежал; а прочие воины каждый десятый пришел восвояси; а иных половцы побили из-за коня, а иного из-за одежды. И так за грехи наши Бог вложил недоумение в нас, и погибло много без числа людей; и были вопль, и плач, и печаль по городам и по селам. Эта злоба сотворилась 31 мая, на святого Еремея. Татары же возвратились от реки Днепра; и не ведаем, откуда они пришли и куда делись опять…»^[196]

Лаврентьевская летопись:

«В год 6731 [1223] […] В тот же год, явились народы, их же никто не знает, кто и откуда пришли, и какой язык их, и которого племени, и какая вера их. И зовут их татары, а иные говорят таумены, а другие печенеги.Некоторые говорят, что это те, о них же Мефодий, Патарский епископ, свидетельствует, что они вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером. Ибо Мефодий говорил: “К скончанию времен явятся те, которых загнал Гедеон, и пленят всю землю от востока до Евфрата, и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии”. Бог же один знает, кто они и откуда пришли, премудрые мужи знают это хорошо, которые книги разумеют. Мы же их не знаем, кто они, но здесь написали о них памяти ради русских князей, бедах, которые были от них. И мы слышали, что многие страны попленили: ясов, обезов, касогов и половцев безбожных множество убили, а иных прогнали. И так умерли, убиваемые гневом Божьим и пречистой его матери. Много ибо зла сотворили те окаянные половцы Русской земле, того ради всемилостивый Бог, желая погубить и наказать безбожных сыновей измаиловых куманов, чтобы отомстить кровь христианскую, что и было с ними, беззаконными. Прошли те таурмены всю страну Куманскую и пришли близ Руси, что зовется вал Половецкий, и слышавшие это русские князья Мстислав Киевский и Мстислав Торопецкий и Черниговский, и прочие князья задумали идти на них, полагая что те пойдут на них. И послали во Владимир к великому князю Юрию сыну Всеволода, прося помощи у него. Он же послал к ним благочестивого князя Василька, племянника своего Константиновича с ростовцами, и не успел Василько придти к ним на Русь^[197]. А князья русские пошли и бились с ними, и побеждены были от них, и мало их спаслось от смерти, кому выпал жребий жить, то те убежали, а прочие убиты были. Мстислав старый добрый князь тут убит был, и другой Мстислав, и иных князей семь убито было, а бояр и прочих воинов многое множество. Говорят что киевлян одних погибло в битве той 10 тысяч. И был плачь и печаль в Руси, и по всей земле, слышавшей эту беду. Это зло приключилось 30 мая, на память святого мученика Еремея»^[198].

Ипатьевская летопись:

«В год 6732 [1224]. Пришла неслыханная рать, безбожные моавитяне, называемые татарами; пришли на землю Половецкую. Половцы, Юрий Кончакович больший из всех половцев, не могли противостоять им, бежали и многие убиты были до реки Днепра. Татары же возвратились в вежи свои. Прибежали же половцы в Русскую землю, сказали русским князьям: “Если не поможем нам, мы ныне иссечены будем, а вы завтра иссечены будете”. Был же совет всех князей в городе Киеве, решили на совете так: “Лучше встретить их на чужой земле, нежели на своей”. Тогда были Мстислав Романович в Киеве, а Мстислав в Козельске и в Чернигове, а Мстислав Мстиславич в Галиче, то были старейшие в Русской земле. Юрия же князя великого суздальского не было на том совете. Притом же были младшие князья Даниил Романович, Михаил Всеволодович, Всеволод Мстиславич Киевский, иные многие князья. Тогда же великий князь половецкий Басты крестился. Василька же не было, так как был во Владимире, молод. Оттуда же пришли в месяце апреле, и пришли к реке Днепру, к острову Варяжскому. И приехали тут к ним вся земля Половецкая и черниговцы приехали, и киевляне, и смоляне и с иных сторон. Вброд же Днепр переходили покрыта вода была от множества людей. А галичане и волынцы каждый со своими князьями. А куряне, и трубчане, и путивльцы и каждый со своим князем пришли конные. А изгнанники галичские пришли по Днестру, и вышли в море, ибо была ладей тысяча и вошла в Днепр, и поднялись к порогам и стали у реки Хортицы, на броде у Протолчи. Были с ними Юрий Домамирич и Держикрай Владиславич. Пришли же вести во станы, что пришли эти смотреть ладьи русские. Слышав же Даниил Романович и сел на коня, смотреть невиданную рать, и бывшие с ними конные, и иные многие князья с ним гнались видеть невиданную рать. Они же отошли, Юрий же им говорил, что: “Стрелки это”, иные же говорили, что: “Простые люди это, хуже половцев”. Юрий же Домамирич говорил: “Ратники это и добрые воины”. Приехав же, сказал Юрий Мстиславу все. И говорил молодым князьям: “Мстислав и другой Мстислав не стойте, пойдем против них”. Перешли же все князья, Мстислав и другой Мстислав Черниговский реку Днепр. Иные князья перешли и пошли в поле Половецкое. Перешли же Днепр во вторник и встретили татары полки русские. Стрелки же русские победили их и гнали в поле далеко, сеча, и взяли скот их, а со стадами ушли, все воины пополнились скотом. Оттуда же шли восемь дней до реки Калки. Встретило их охранение татарское, охранение же билось с ними и убит был Иван Дмитриевич, иных двое с ним. Татары же отъехали до реки Калки, встретились татары и половецкие полки русских. Мстислав Мстиславич повелел перейти реку Калку Даниилу с полком, иным полкам с ним. А сам после него перешел, ехал же сам в охранении. Увидев же полки татарские, приехав, сказал: “Вооружайтесь”. Мстиславу же и другому Мстиславу, сидевшем во стане, не знавшим, Мстислав же не поведал им из-за зависти, ибо была распря великая между ними. И встретились полки, Даниил же выехал вперед и Семен Ольгоевич, и Василек Гаврилович в полки татарские. Василько же ранен был, а сам Даниил ранен был в грудь, из-за молодости и горячности не чувствовал ран бывших на теле его, ибо был возрастом 18 лет, ибо был силен. Даниил же крепко боролся, избивая татар. Видя это, Мстислав Немой, думая, что Даниил заколот был, пошел и сам на них, ибо был мужественен и крепок. Потому что сын Роману от племени Владимира, по прозвищу Мономах. Ибо великую любовь имел к отцу его. Ему же поручил по смерти свою волость, отдавая князю Даниилу. Татары же побежали, Даниил же избивал их своим полком, и Олег Курский крепко бился другим полком, сразившимся с ними. Из-за грехов наших русские полки побеждены были. Даниил, видя какое крепкое войско наступает на ратных, стрелки их стреляют крепко, обратил коня своего на бег. И захотел воды, пив, почувствовал рану на теле своем, во брани не зная ее, крепости ради, мужества возраста своего. Ибо был дерзок и храбр, от головы до ног его, не было на нем изъяна. Была победа над всеми князьями русскими, какой не бывало никогда. Татары же, победившие русских князей, за прегрешения христианские пришедшие, и дошедшие до Новгорода Святополчского^[199]. Не ведающие же русские обмана их, вышли к ним с крестами, они же избили их всех»^[200].

Теперь обратимся к В. Татищеву^[201]:

«В том же году пришли народ незнаемый, безбожные агаряне, о которых подлинно никто не знает, какого они происхождения, откуда начало их и какой они веры. Они называются татары, кланяются солнцу, луне и огню. Некоторые между ними зовутся таурмены, иные зовутся команы, иные монги. Некоторые же сказывают, что в них много народов, от скифов восточных совокупленные, и, других покорив, все вместе так называются. Мефодий, патарский епископ, свидетельствует о них, что они вышли из пустыни Етриской, лежащей в восточно-северной Азии, которых изгнал Гедеон, и надлежит им явиться в кончине лет и времен, и что они попленят всю землю от востока до Евфрата и от Тигра реки до Понтийского моря, кроме Эфиопии. Слышали же мы много лет ранее, что они на востоке многие пределы и государства попленили, ясов, обезов и косогов покорив, пришли к Дону на половцев. Половцы, что были за Доном, как уведали, что татары Волгу перешли и все там повоевали, идут к Дону, бывшие там князи Даниил Кобякович, Юрий Кончакович послали всем князям до Днепра и за Днепр обвестить, чтоб все, совокупившись, пришли к Дону и могулов не пустили. Но князи принизили силу их, приказали, чтоб они отступили за Дон и могулов, пропустив, в степи увели. Но татары, захватив оных и догоняя чрез Дон, всех порубили или пленили, а многие возле моря от голода померли. Тогда Котяк, князь половецкий, с другими князями пришли в Русскую землю к валу половецкому близ Триполя, а Данил Кобякович и Юрий Кончакович были от татар за Доном побиты. Котяк же, оставив тут людей своих, поехал к зятю своему Мстиславу Мстиславичу Галицкому и принес ему дары многие: кони, верблюды и прочее. И одарил его и всех князей русских, прося у всех помощи против татар, представляя, что «ныне сей народ, неведомый нам и никогда не слыханный, пришел на нас и нашу землю попленили. И если их великое множество все совокупно не удержим и вы нам не поможете, то потом, придя на вас, то же учинят. Того ради мы вам представляем, чтобы о том внятно рассудили, и как нас, так скорее себя от конечной погибели спасли». Потом прислали к великому князю в Киев о том просить.

Князь великий Мстислав Романович, слыша то, послал ко всем князям русским, червенским и северским, а также и к Юрию Всеволодичу, созывая всех на съезд со всеми их войсками, объявляя им про столь великого и свирепого народа нашествие к странам русским, представляя: “Если ныне совокупною силою их не удержим и половцев не обороним, а половцы им поддадутся, тогда нам всем тяжелее будет”. На оное все согласились и обещали по крайней возможности больше войск собрать и немедля прийти, но многие, не желая пашен оставить, с малыми войсками шли. Юрий Всеволодич, собрав малое войско, послал племянника своего Василька Константиновича Ростовского только с 800, и то по настойчивой просьбе Васильковой, который просился, чтоб ему в воинстве со старшими обучиться. Брата же и сына ни одного не послал, поскольку оных татар презирал.

Мстислав Романович крайне прилежал, чтоб войско как можно более и скорее собрать, чтобы оных татар, не допуская до границ русских, в земле половецкой встретить. И с оным пошел сам, с ним смоленский князь Владимир Рюрикович, черниговский князь Мстислав Всеволодич, из Галича Мстислав Мстиславич. И сии старейшие были. С ними ж Даниил Романович Владимирский и брат его Всеволод, Михаил Всеволодич с новгородцами и других князей много. И отпустили пехоту смоленскую, черниговскую и киевскую по Днепру вниз до порогов. Галицкая же и волынская пехота плыли водою по Днестру, оттуда вверх Днепром до порогов, которых было с 2000 ладей. Князь же половецкий Котяк, желая у русских князей большую любовь и доверенность приобрести и их своею верностию еще более обнадежить, принял веру христианскую и крестился. Князи собирались с конными войсками у Заруба и, собравшись, пошли вниз возле Днепра. И как, придя, остановились против острова Варяжского, тогда приехали к великому князю послы татарские и говорили, что “хан их с русскими никакой вражды не имеет и, слыша, что вы хотите за половцев конюхов вступаться, сожалеет, что вы хотите напрасно кровь проливать. Поскольку мы не пришли на земли ваши и никакой обиды вам не сделали, а имеем войну с половцами, конюхами нашими, и если хотите быть в покое, то учиним мир, а половцев к себе не принимайте”. Князи русские, много о том рассуждая, приняли оное татар представление за противное пользе своей, что татары хотят только их на малое время миром обольстить, а покорив себе половцев, более тяжелыми неприятелями будут, не только оного не приняли, но весьма неправо послов тех побили, рассуждая, если оных отпустить, то они хану своему о множестве войск русских скажут и оные, убоявшись, уйдут. Ибо не верили князи о множестве войск татарских, что им сказывали, что их более 200 000, а по правде сами усмотрели после, что их было гораздо более.

После сего пошли далее и, придя к Олешу, стали у Днепра. Тут пришли к ним боуты, гангалы, выгольцы и галичане.

Татары, ожидая от русских отповеди, стояли около Дона. И уведав через половцев, что послы их побиты, прислали других послов с выговором, из-за чего такую им обиду учинили, что, послушав половцев, послов их побили; и если не хотят мира, то б шли к ним, а они встретить их готовы. И хотя половецкие князи и Мстислав Мстиславич советовали и тех побить, но князь великий их отпустил, приказав, что он сам, их увидев, о мире говорить будет. Тогда пришел Владимир Рюрикович со смоленскими и туровскими полками.

Князь великий исчислил все войска, которые с ним были: киевских, переяславских, городенских, черных клобуков и поросян 42 500, со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800, с князем Мстиславом черниговских и северских 21 300, да вятичей 2000, с князем Мстиславом галичан, владимирцев, лучан и подунайцев 23 400, и прочие младшие князи с ними, всего сто три тысячи (по-моему, 89 950), какого русского войска давно вместе не бывало. К тому ожидали новгородских, Василька с ростовцами, от Юрия из Белой Руси и рязанских войск; а также половцы обещали до 50 000, собрав, присовокупить. Тогда князь Мстислав Мстиславич Галицкий, переправясь чрез Днепр, в 10 000 конных пошел вперед в поле, и нашел стражу татарскую, и оных многих побил, а воевода их Гамябек с остальными ушел в курганы половецкие, надеясь от половцев себе помощи. Но половцы пришли в помощь Мстиславу и, обступив оных, всех побили. Гамябека же татары хотели сохранить, закопали живого в землю, но половцы, найдя его, убили. И Мстислав возвратился ближе к полкам.

Князь великий после отпуска Мстислава перешел за Днепр со всеми князями и, пойдя на низ, стали у реки Хортицы на берегу Днепра, где стояли воеводы с пехотою Юрий Доможирович и Держикрай Владиславич. Тогда, придя, стражи объявили, что татары подъехали смотреть войска русских. Даниил же Романович и другие молодые князи, сев на коней, побежали видеть войско татарское. И увидев, оные послали сказать великому князю, чтоб, не мешкая, шел со всем войском против татар, думая, что оные все близко. И князь великий со всеми князями и войсками русскими, оставив у ладей 1000 человек, пошли каждый князь со своим полком. И тогда еще пришли гангалы, выгольцы, сковы и боуты галицкие в ладьях. Князи, идучи полями, вскоре нашли татар, которые, учинив малый бой, побежали. За которыми русские гнавшись, отбили стада многие, а другие татары со скотом, взятым от половцев, ушли. Потом шли князи за ними чрез степи и на восьмой день пришли к реке Калке. Тут нашли великую стражу татарскую, с которыми передовые русские учинили бой, где убили воеводу Ивана Дмитриевича и других двух. Но татары, не долго бившись, пошли прочь, а князь великий, перейдя реку оную, стал. Мстислав же Мстиславич со своим передовым полком пошел за татарами и, послав разъезд Яруна с половцами, сам шел помалу. Оные вскоре, увидев великое множество татар, возвратясь, сказали, что татары идут за ними недалеко. Мстислав, хотя ему советовали отступить к полкам великого князя, но он, надеясь на свою храбрость, а кроме того из-за несогласия с великим князем, не дав ему знать о приближении татар, устроил полки свои, а татары шли за передовыми русскими к полкам прямо. Мстислав, видя такое великое множество покрывших все поля татар, которых око не могло обозреть, понял свою ошибку, но отступить уже было невозможно, послал к великому князю с известием, чтоб шел со всем войском. Великий князь весьма тем оскорбился, что Мстислав без воли его и согласия так далеко ушел, и прислал сказать, как уже видел, что ему отступить, ни помощи подать не успеть, однако ж, как мог быстрее, полки выстроил. Но молодые князи, не спросясь старших, с малым числом их людей туда побежали. Мстислав Мстиславич, увидев татар уже вблизи заходящих, устроился как мог. И начали татары сильно наступать. Тогда Данил Романович Владимирский, князь Семен Олегович и князь Василий Гаврилович крепко бились. Сперва смяли татар и погнали, ибо князи половецкие со всем их войском подоспели и многих татар, побивая, гнали. Тут князя Василька Гавриловича прокололи копьем, Данила Романовича в грудь копьем прокололи. Он же хотя и млад был, 18-ти лет, но мужествен весьма, презрев свою рану, бился еще крепко. И так побили татар множество. Мстислав Ярославич Луцкий, Немой называемый, видя Данила окровавленным, которого он крепко любил и ему после себя наследие дать хотел, возопил своим, чтоб отмстили кровь юноши сего и, жестоко на татар наступив, бился. Также Олег, князь курский, князь половецкий Ярун и другие половцы так жестоко на татар наступали, что уже ожидали вскоре всех татар победить. Сие довольно долго было, так как татары ни с коего боку русских заехать не могли. Но как только половцы миновали болота, не осмотрясь в запальчивости, идучи за татарами, тогда тотчас татары великим множеством половцев объехав, сбили. И половцы пришли на полки великого князя, оные так смяли, что князь великий не успел в порядок привести, а татары сильно на него и прочих князей наступили. И был бой прежестокий, с обе стороны храбро долгое время бились. Князь Мстислав Мстиславич, поворотясь, отступал, сражаясь с татарами. И видя полки великого князя, не мог к оным присовокупиться и сожалел о своем упрямстве, да поздно. Князь великий, видя татар великое множество и своих изнеможение, стал отступать к реке Калке, только татары весьма препятствовали и многих уже побили. Тогда князь великий, с ним князь Андрей, зять его, князь Александр Дубровицкий, видя зло то, стали на реке Калке. И так как место оное было каменисто, тотчас за ночь тут сделали городок из камней и леса, в которых бегущих людей собрали несколько тысяч, а прочие побежали. Татары поставили около оного двух воевод, Черкана и Тешкана, которые, обступив городок, в осаде содержали, а прочие до трех дней гнались за русскими князями к Днепру. Князь великий бился из городка три дня и, видя свое изнеможение, послал к татарским князям для договора и особенно бывшим с татарами бродницам, у которых был воевода Плоскиня. Оный окаянный дал великому князю клятву с крепким обнадеживанием, что никого не убьют, но всех за откуп отпустят. Оному поверив, князь великий отдался. Он же, окаянный, приведя их к князем татарским, советовал им всех побить и никого живым не отпустить. Татары, взяв крепость ту, людей русских всех побили, а князей положили на землю и, покрыв их досками, сами сели на них обедать. И так их всех подавили и ни одного из взятых тут не оставили. Гнавшиеся же за русскими до Днепра многих побили, но много и своих потеряли, ибо бегущие русские где могли, в лесах и тростниках залегая, многих татар, малыми отрядами гнавшихся, нападая, побивали и сами спаслись, особенно где князи или воеводы храбрые были.

На сем бою побито князей русских: Святослав Каневский, Изяслав Ингоревич Северский, Юрий Несвижский, Святослав Шумский, Мстислав Всеволодич Черниговский и сын его Василько, Ярослав Неговорский. Прежде же со Мстиславом убито в бою три князя, да с великим князем 2 князя. Тысяцких же и воевод множество и прочих войск до 70 000. А князь Мстислав Мстиславич и с ним Данил Романович, прибежав к Днепру, где ладьи стояли, переправился и в беспамятстве велел все ладьи порубить и сам, не ожидая многих за ним бегущих, ушел, боясь за ним погони. Прибежавших после некоторых половцы из-за их платья и оружия побили, а другие, идучи вверх, возле Днепра померли. И так от всего того великого войска едва десятая часть в Киев возвратилась. Сия столь тяжкая и неслыханная над Русской землею победа случилась июня 16 дня в день пятничный.

Другие татары гнались по предводительству половцев к Чернигову и Новгородку Северскому. Новгородцы же, не зная коварства татарского, встретили воевод их с крестами. Но они, войдя во град, попленили и сожгли. То же и с другими учинили, не боясь никого. […]

Татары хотя столь великое войско русское победили, но своих весьма много потеряли. И сами сказывают, что их на оном бою более 100 000 побито и хана их старший сын Тосхус убит, и если бы русские князи в согласии были и совокупно бились, то б татары и половцев при них разбить не могли. И видя такой в них великий упадок, татары не смели более на русских наступить и на области русские идти, хотя оные безлюдны остались и оборонять было некому, а пошли возле моря и, попленив половцев, возвратились за Дон к Волге и за горы»^[202].

При сравнении текстов летописей историки делают следующие выводы:

Сходство начальных частей Новгородской и Лаврентьевской летописей подразумевает наличие общего источника.

Новгородская и Лаврентьевская летописи, в отличие от Ипатьевской, написаны до монгольского нашествия 1237—1240 гг. Об этом свидетельствует то, что их авторы не знают, с кем сражались половцы и русские на Калке, с татарами, таурменами или печенегами.

В Новгородской летописи автор изобразил татар как народ, выполняющий волю Бога и пришедший покарать «окаянных» половцев. Таким образом, по мнению летописца, русские князья не должны были мешать выполнению воли Бога, но они избрали союз с половцами, за что и поплатились.

Лаврентьевская летопись повторяет идею об ошибочности поведения князей, при этом автор считает поражение на Калке трагедией не всех князей, а только южнорусских, и не затрагивает темы наказания за грехи.

Ипатьевская летопись не содержит такого негативного отношения к половцам, как две другие летописи. Кроме того, в Ипатьевской летописи есть вставка, более позднего происхождения, о героическом поведении князя Даниила.

Татищев приводит совершенно неправдоподобные цифры численности противоборствующих сторон: татары – более 200 000 (погибли в бою – 100 000); союзники – от 89 до 103 тыс. (погибли – 70 000).

Современные авторы приводят другие цифры:

«Летописи не дают численности русских сил. Оценка может быть только приблизительной. Известно примерное число погибших русичей – вернулся каждый десятый, то есть потери составили 90 %. Если учесть, что из летописей известно о гибели 10 тыс.киевлян, то примерно таковы или чуть меньше потери полков других земель (конечно, это очень приблизительный расчет). Получаем оценку русских сил в 22 тыс. человек. Сколько было союзных половцев – неясно. Их возглавлял известный хан Котян, приход которого с ордой в Венгрию был позже зафиксирован источниками. По расчетам С.А. Плетневой^[203], в средней орде половцев было 35—40 тыс. человек, из них воинов – 20 %, около 10 тыс. Кроме того, у Котяна была как минимум еще одна орда половцев^[204]. Таким образом, численность союзников была 40—45 тыс. человек»^[205].

Д. Хрусталев не согласен с подсчетами Р. Храпачевского:

«Исследователи обычно с доверием относятся к показаниям “ростовской” Повести о гибели 10 тысяч киевлян, хотя это вызывало сомнение даже у самого летописца. Р.П. Храпачевский основывает на этом свой расчет численности русских войск. Исследователь совмещает эти показания с данными “киевской” Повести о том, что из похода вернулся каждый десятый, то есть потери – 90 %. Потери других земель Храпачевский приравнял к киевским и обратным подсчетом получил, что русских было 22 тысячи. Плюс половцы – 20 тысяч, так как их было, по мнению исследователя, “две орды” (Котяна и Басты), а в каждой половецкой орде, судя по данным С.А. Плетневой, насчитывалось около 35—40 тысяч человек, из которых 20 % – 10 тысяч – воины. Таким образом, по мнению Храпачевского, монголам на Калке противостояла армия в 40—45 тыс. человек^[206].

Такие подсчеты выглядят не вполне корректными. Непонятно, например, почему галицкий и черниговский полки вместе равнялись одному киевскому? И можно ли уверенно основываться на численности погибших киевлян в 10 тысяч? Попробуем произвести иной подсчет. Так, нам известно, что для блокады киевского лагеря было оставлено два монгольских военачальника. В “киевской” Повести они названы по именам – Чегыркан и Тешукан. Имена напоминают монгольские. Такое свидетельство очень похоже на достоверное. Монгольская армия, отправленная в погоню за хорезмшахом […] составляла до 30 тысяч всадников. Многие ли из них пересекли Кавказ, сказать затруднительно. Скорее всего, битвы в Иране, Ираке, Азербайджане и Грузии унесли тысячи монгольских воинов. С другой стороны, части Субэдея и Джэбэ могли пополняться из покоренных племен. Ибн ал-Асир писал, что после разгрома русских монголы отправились в Волжскую Булгарию, где потерпели сокрушительное поражение, многие погибли (“уцелели из них только немногие”), и вернулось их менее 4 тысяч (“Говорят, что их было до 4000 человек”). Потери более половины армии в Средние века встречаются крайне редко. 30 % – это уже разгром. Скорее всего, на Волгу прибыло не более 8—10 тыс. монгольского войска, то есть на Калке их было от 10 до 30 тысяч. Храпачевский считает, что от 20 до 30 тысяч, по его мнению, в два раза меньше, чем русских.

За неимением других данных следует принять за ориентир средний показатель – 20 тысяч, то есть два тумена под руководством Джэбэ и Субэдея^[207]. И это с учетом союзников и покоренных народов, как то половцев и бродников.

Войска у монголов делились на тумены, тысячи, сотни и десятки. Если известно, что киевлян осаждали два полководца, то, скорее всего, это тысячники. То есть для блокады сильнейшего русского полка было оставлено 2000 воинов. Плюс бродники, которых было явно меньше, – полагаем, до 500 человек. Итак, 2500 человек. Им противостоял Мстислав Романович со значительно меньшим количеством воинов – вероятно, до 1000. […] Перед нами вполне боеспособный отряд, который держит оборону три дня. И монголы взяли его только хитростью.

Такие рассуждения не дают однозначных выводов, но позволяют представить масштаб событий. Отряд в 1000 воинов […] Мстислав Удалой взял для авангардного боя с монгольским разъездом на Днепре. Полагаю, что вся численность одного полка не превышала 3 тысяч воинов, то есть вся русская армия – около 10 тысяч.

Плюс половцы – вероятно, около 5—8 тысяч. Известно, что в 1239 г. Котян увел свою орду в Венгрию, куда прибыли с ним 40 тысяч человек. Если 20 % воинов, то это 8 тысяч»^[208].

Также вызывает вопросы эпизод, связанный с татарскими послами:

«Суть речи монгольских послов та же, что и при переговорах с половцами против аланов, – очевидная военная хитрость. Однако исследователи нередко высказывают предположения об искренности таких предложений. Основной аргумент: монголы не были заинтересованы в войне с русскими. И сил не было, и лесные княжества были вне зоны их интересов. Гадать тут сложно. Но важно отметить, что в традиции у монголов была практика направления посольств накануне войны. С одной стороны, это позволяло произвести разведку. С другой стороны, это легитимировало саму войну, в которой они превращались из инициаторов в жертв, пытавшихся всеми силами предотвратить кровопролитие.

Кроме того, зададимся вопросом: а из кого могло состоять такое посольство? Кто из монголов говорил по-русски? Или русские князья понимали монгольский? Вариант – половцы. Но это выглядит дико, когда половцы сами себя называют монгольскими конюхами и подговаривают напасть на своих собратьев. Аланы? Венецианцы из Крыма? Думаю, что самый простой вариант: бродники. Они и русский знали, и половцев могли назвать “погаными” (язычниками, каковыми многие половцы давно не являлись), а монголов – “богом пущенными” (если только это не риторическая фигура летописца). Но главное, мы получаем объяснение их убийства. Не было такой русской традиции убивать послов. Часто пишут, что для монголов это было тягчайшим преступлением и поводом для мести. Но и на Руси к послам относились с неизменным почтением. Вероятно, в данном случае их всерьез-то не восприняли, если перед князьями предстали бродники, то есть преступники, грабители с большой дороги, которые еще и назвались послами неведомых бусурман»^[209].

Впрочем, все, что связано с монгольскими послами, будет рассмотрено более подробно в 8-й главе.

На основе этих источников современные авторы и реконструируют события, связанные с битвой на Калке. Вот, например, как это делает Д.Г. Хрусталев: «…русские долго идут по степи – 8 дней. Они ищут противника, который оказывается хитрее: он умудряется навязать им время и место сражения. […] Авангард встречает “сторожьеве татарьскыи”, бьется с ними, теряет трех воинов и заставляет отступить за Калку. За Калку же бросается Мстислав Мстиславич с галицко-волынскими полками и половцами. Вероятно, проходит какое-то время, так как князья успевают разбить лагерь. Мстислав отправляется вперед вместе с дозором и обнаруживает готовое к бою монгольское войско. Вернувшись, он успевает дать приказ к построению, и только. […] он не шлет гонцов к киевлянам и черниговцам. Причина – некая ссора. Действия Мстислава объяснены “завистью”, жаждой принять лавры победителя одному. Чем можно объяснить такую странную выходку опытного воина? Пожалуй, одних эмоций здесь недостаточно. Мстислав выдержал в своей жизни немало битв и на очевидную халатность, скорее всего, не пошел бы. […] Первое, что должно было броситься Мстиславу в глаза, – это превосходство монголов по позиции: русские прижаты к реке и к бою едва готовы. Численный паритет компенсируют только половцы, но они-то и не выдержали первые. Может быть, монголы не предъявили русским сразу свою численность, и Мстислав действительно рассчитывал их разбить. Либо он сознательно сохранил за собой позицию передового полка, дабы другие русские князья имели свежие силы для второго этапа сражения.

[…] Мстислав Романович занял “на горе надъ рекою надъ Калкомь, бе бо место то камянисто, и ту угоши городъ около себе въ колехъ”. Но строительство города из кольев на каменистом холме требует некоторого времени, особенно в безлесной степи, с учетом того, что он позволил русским три дня обороняться, то есть действительно затруднял монгольские атаки и не позволял лучникам приближаться. Киевляне не знали о дозоре Мстислава и не знали о сокрытии им информации. […] “в сторожах” отправились дружинники воеводы Яруна и половцы, которых монголы смяли решительной атакой. Половцев обратили в бегство и “потопташа” войсковые станы. Русские даже “не успеша бо исполчитися противу имъ”. Войска были сметены бегущими половцами. Мстислав Романович […] видя разгром остальных, сохраняет трезвость ума и занимает предельно выгодную позицию, позволившую ему держаться много дольше остальных»^[210].

«Монголы бросились в погоню за отступавшими в беспорядке русскими. И гнали их […] до Днепра. Вместе с Мстиславом Киевским было еще два князя: его зять Андрей и Александр Дубровецкий. Для блокады их лагеря монголы оставили осадный корпус во главе с Чегырканом и Тешуканом, а также бродников с воеводой Плоскиней. […]

После трехдневного обложения сидельцев уговорили сдаться ради выкупа. Гарантом их безопасности выступил Плоскиня, который целовал крест, что никто не пострадает, но обманул княжичей. Как только они сдались, их связали и передали монголам. Киевлян, что остались в лагере, вырезали. Спаслись единицы. Плененных князей […] предали страшной смерти: монголы положили на них доски, а сами сверху сели обедать.

Мстислав Мстиславич, прибежав к Днепру, угнал на другой берег лодьи, оставленные там воинами, чем предостерег переправу монголов на западный берег. […] В ходе погони степняки перебили 6 князей. […] О простых воинах сказано, что лишь каждый десятый вернулся домой. Причем в ограблении беглецов активное участие приняли половцы. […] Это, вероятно, те, что перешли на сторону монголов…»^[211]

К сожалению, на некоторые вопросы, возникающие при изучении этих источников, рассказывающих о битве на Калке, ни у кого, из доступных мне историков, я ответов не нашел. Имеются в виду такие, например, вопросы:

– Откуда монголы узнали о том, что русские собираются воевать против них вместе с половцами?

– Откуда монголы узнали о том зле, которое половцы ранее причинили русским?

– Откуда летописец узнал имена монгольских «воевод»?

– Откуда летописец узнал о том, что монголы задавили пленных русских князей, подложив их под доски? И т.п.

Что касается причин поражения русских, то это, вероятнее всего, они были связаны с недооценкой сил противника; плохой организацией разведки; внезапностью монгольской атаки; несогласованностью действий отдельных отрядов из-за отсутствия единого командования.

Глава 8 Нашествие

Летом 1227 г. умер Чингисхан. В соответствии с его волей следующим Великим ханом был избран один из его сыновей – Угедэй (1186—1241). В 1235 г. он созвал очередной курултай, на котором была принята большая программа завоеваний и карательных экспедиций: подавление антимонгольского восстания в Корее, покорение империи Сун в Южном Китае, продолжение завоеваний на Кавказе, Ближнем Востоке, в Малой Азии, а также увеличение территории улуса Джучи на запад.

Перед Бату была поставлена задача покорения башкир, волжских булгар, мордвы, печенегов, половцев, русских, саксинов, черкесов, ясов и других народов Поволжья и Северного Причерноморья.

Первой жертвой монгольской агрессии стала Волжская Булгария – государство, располагавшееся в бассейне Камы, по левому берегу Волги, от устья Ветлуги до устья Самары.

Первое столкновение монголов с булгарами произошло в 1223 г. Тогда, по сообщению ал-Асира, монгольское войско под командованием Субедэя и Джебе, возвращавшееся в Центральную Азию после битвы на Калке, несколько раз попало в засаду на территории Волжской Булгарии и, понеся большие потери, было вынуждено отступить.

В 1229 г. монгольский корпус под командованием Субедэя провел крупный рейд против булгар. Он прошел вдоль границы Булгарии, разгромив буртасов, саксинов и половецкие племена, укрывавшихся на территории Булгарии. Тогда же были уничтожены булгарские сторожевые заставы на Яике (Урале).

В следующем году монголы уже контролировали междуречье Волги и Урала.

В период с 1232 по 1236 г. небольшие монгольские отряды совершили ряд набегов на булгар.

Осенью 1236 г. большая часть новой монгольской армии под командованием Бату вторглась на территорию Волжской Булгарии. Одновременно другая, меньшая, часть – под командованием Гуюка (1205—1248) и Монке (1208—1259) начала боевые действия против буртасов, марийцев и мордвы в Поволжье, а также против народов Северного Кавказа и половцев в направлении от Нижней Волги к степям Северного Кавказа и устью Дона.

На границе Булгарии войско Бату столкнулось с главными силами булгар, собранными для отражения вторжения. В результате генерального сражения булгары были разбиты. После разгрома основных булгарских сил монголы серьезного сопротивления уже не встретили. Им оставалось только захватить все еще пытавшиеся сопротивляться булгарские города Биляр, Булгар, Жукотин, Кернек, Сувар и другие.

Весной 1237 г. Бату, закончив войну в Волжской Булгарии, двинулся в прикаспийские степи, где монголы продолжали вести боевые действия против половцев и аланов.

Проведя большую часть осени 1237 г. в лесостепи в районе среднего течения Дона и пополнив свои войска за счет покоренных приволжско-уральских народов: башкир, буртасов, вотяков (удмуртов), марийцев, мордвы, суваров (чувашей) и других, монголы сосредоточили свои силы на южных границах Рязанского княжества, ожидая прихода зимы.

Нападение зимой позволяло не считаться с такими естественными препятствиями, как болота и озера. Зимой замерзшие реки становились прекрасными путями сообщения. Дело в том, что реки на Руси являлись главными путями, по которым происходило расселение. Густая, переплетающаяся сеть рек, сближенность верховьев облегчали переход через «волоки» из одной речной системы в другую, поэтому русская колонизация распространялась по рекам. Являсь важнейшими путями для расселения и торговли, реки естественным образом притягивали к себе население и на их берегах возникали деревни и города.

Зимой в населенных пунктах происходила естественная концентрация населения, продовольствия и фуража. Кроме того, зимой по следам на снегу легко преследовать и находить скрывающихся в лесах местных жителей.

«Лед представлял практически идеально ровную поверхность: на нем ни тебе подъемов, ни спусков, которые так выматывают лошадей при дальних переходах. Не случайно в народе путь по замёрзшей реке называется легкой дорогой. А реки имели большую водность и глубину, чем теперь. […]

Монголы выбрали для своего набега на Русь именно зиму, чтобы большие и малые реки, крупные и мелкие озера, обширные болота были скованы надежным крепким льдом; они не боялись холода. […] А зимой даже вода, заполняющая городские рвы, не была значительным препятствием. Если бы они надумали пойти на Русь войной летом или тем более весной, то тогда водные пространства, рассекавшие территорию русских княжеств, стали бы для них непреодолимым препятствием. Теперь это обстоятельство должно было обеспечить только большую маневренность их действий, а кроме того, лишить русских тех естественных водных оборонительных рубежей, которые любому врагу трудно было бы преодолеть и на которых его легче удержать»^[212].

Ничего удивительного в этом выборе времени нападения не было, ведь и «…русские князья неоднократно предпринимали походы, в том числе и в степь, и степняки приходили на Русь зимой. Так было, к примеру, в 1066 г., когда Ярославичи ходили походом на Всеслава Полоцкого и разбили его 10 марта на реке Немиге в “великий снег”, и 1 ноября 1067 г., когда Святослав Ярославич разгромил половцев на р. Сновь, и в 1054 г., когда Всеволод Ярославич ходил на торков походом зимой и разгромил их, и, наконец, в 1071 г., когда “…приидоша половцы первое на Рускую землю воевати. Всеволод же изыде противу им месяца февраля в 2 день. И бившимся им, и победившим Всеволода, и воевавша отъидоша…^[213].” Итларь и Китан с “чадью” и с “дружиною” также пришли в Переславль в феврале 1095 г. Боняк ходил на торков и берендеев зимой 1105 г. и “много зла почини”. Мономах в своем поучении неоднократно упоминал свои зимние походы, которые он предпринимал вместе с другими князьями и с половцами. Сам Ярослав ходил с новгородскими и псковскими полками в Ливонию зимой 1233/1234 гг.^[214]».

Недостаток подножного корма монголы компенсировали отобранными у местного населения запасами фуража, а также выносливостью и неприхотливостью своих лошадей^[215].

Монголы начали вторжение в декабре. Это начало зимы, лошади только нагуляли подкожный жир, а на Руси недавно собрали урожай. Кроме зерновых – запасы сена и соломы. (Солому крестьяне для корма скота не использовали, ее применяли для подстилки, покрывали крыши.) Перевозить с собой большое количество фуража монголам было не нужно, только на 2—3 перехода, это среднее расстояние между русскими городами по рекам.

Теперь кратко рассмотрим, что написано в иностранных источниках о нашествии монголов на Русь. Сведения о нем содержатся в нескольких иностранных источниках: «История архиепископов Солоны и Сплита» написанная в 1267 г. Фомой, архидьяконом г. Сплита (1200—1268); «Сборник летописей» – свод всемирной истории, составленный под руководством Рашид ад-Дина; «Юань-ши».

К сожалению, информация о монгольском нашествии на Русь, содержащаяся в этих источниках, отрывочна и неточна. Вот, например, что написано о нашествии у Рашид ад-Дина:

«Осенью упомянутого года^[216] все находившиеся там царевичи сообща устроили курултай и, по общему соглашению, пошли войною на русских. Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан (Ариан, Риан) и в три дня взяли [его]. После того они овладели также городом Ике. Кулкану была нанесена там рана, и он умер. Один из русских эмиров, по имени Урман, выступил с ратью [против монголов], но его разбили и умертвили, [потом] сообща в пять дней взяли также город Макар и убили князя [этого] города, по имени Улайтимур. Осадив город Юрки-бузург (Бурки-бузург), взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их [русских]. Город Кыркла (Каринкла), коренную область Везислава (Везирлава), они взяли сообща в пять дней. Эмир этой области Ванке-Юрку (Йике-Юрку, Рике-Юрку) бежал и ушел в лес; его также поймали и убили. После того они [монголы] ушли оттуда, порешив на совете идти туменами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся, брать и разрушать. На этом переходе Бату подошел к городу Киф Матишка (Кисель Иске) и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня. Тогда они расположились в домах и отдохнули»^[217].

Пытаясь максимально приблизить данный текст к реалиям Руси XIII века, историки предполагают, что:

Арпан (Ариан, Риан) – это Рязань или Пронск;

Ике – город на Оке, то есть Коломна;

Урман – князь Роман Ингваревич;

Макар – Москва;

Улайтимур – князь Владимир Юрьевич;

Юрки-бузург (Бурки-бузург) – Торжок;

Кыркла (Каринкла) – Переяславль;

Везислав (Везирлав) – князь Всеволод Юрьевич;

Ванке-Юрку (Йике-Юрку, Рике-Юрку) – князь Георгий (Юрий Всеволодович);

Киф Матишка (Кисель Иске) – Козельск.

Конечно, Урман и Роман очень похожи по звучанию, но каким образом из Торжка получился Юрки-бузург, а из Переяславля – Кыркла, понять сложно.

Думаю, понятно, что ждать каких-либо подробностей от текста, написанного за тысячи километров от Руси и через 70 лет после нашествия, не приходится.

В других иностранных источниках информации еще меньше.

Таким образом, историкам для реконструкции монгольского нашествия на Русь остаются практически только русские летописи. В основном это все те же Лаврентьевская, Ипатьевская, Новгородская и «История Российская» В. Татищева.

Кроме этих источников многие авторы привлекают и такое известное литературное произведение, как «Повесть о разорении Рязани Батыем». Впрочем, есть и историки, которые считают подобные действия неверными. «…Авторы, исследующие монгольское нашествие на Русь, нередко считают достоверными источниками литературные памятники, которые не только были созданы в XV—XVI вв., но и носят ярко выраженный фольклорный или эпический характер. Наиболее характерный пример тому – попытка историков восстановить события войны Бату с Рязанским княжеством на основании “Повести о разорении Рязани Батыем”, которую следует рассматривать как литературный памятник. Но ни в коем случае не как исторический источник»^[218].

Какие же конкретно претензии предъявляют к «Повести»?

«…в “Повести о разорении Рязани Батыем” бросается в глаза ряд странностей, которые настораживают. Прекрасно описывая павших воинов, чьи тела запорошены снегом на поле брани, почерневшие изнутри стены городского собора, автор забывает имена рязанских князей, их родственные связи. Так, названные в числе павших в битве с татарами Давид Муромский и Всеволод Пронский скончались до татарского нашествия. Не дожил до разорении Рязани и Михаил Всеволодович, которому, согласно “Повести”, пришлосьвосстанавливать Пронск после Батыя. Олег Ингоревич Красный, который, кстати, был не братом, а племянником рязанского князя Юрия, не пал от татарских ножей. Страшная гибель, приписанная ему автором “Повести”, ждала спустя 33 года его сына Романа. Епископ Рязанский также не погиб в осажденном городе, а успел выехать из него незадолго до прихода татар. В качестве предков рязанских князей названы Святослав Ольгович и Игорь Святославич, в действительности не являвшиеся родоначальниками рязанского княжеского дома. Сам титул Юрия Ингоревича “великий князь рязанский” появился лишь в последней четверти XIV века. Наконец, определение дружины Евпатия Коловрата, которая насчитывала 1700 человек, как небольшой не соответствует реалиям домонгольской и удельной Руси. […]

Особый интерес представляет красочное описание подвига Евпатия Коловрата. Безусловно, перед нами запись эпического сказания о богатыре. Даже смерть его необычна. Евпатия поражают из осадных машин, что невозможно в реальном полевом сражении^[219]. Этот образ близок целой плеяде подобных образов, отразившихся в русской литературе XV – XVII веков. Меркурий Смоленский, Демьян Куденьевич, Сухман – все они внезапно сталкиваются с противником, самостоятельно принимают решение об отпоре врагу, ведут бой с превосходящими силами противника, одерживают победу и погибают, но не в поединке, а в результате какой-то вражеской хитрости; подвиг их первоначально не имеет свидетелей. Рассказ о Евпатии Коловрате, так же как житие Меркурия Смоленского и Никоновская летопись, фиксирует процесс формирования этого сказания. Еще не устоялось ни имя героя, ни место действия (Рязань, Смоленск, Переяславль Русский). Все это приобретет окончательный вид только в XVII веке в “Повести о Сухмане”. Следовательно, читая страницы “Повести о разорении Рязани Батыем”, мы присутствуем при рождении былин XVI – XVII веков»^[220].

В заключение вполне закономерный вывод:

«Возможно, в “Повести” имелись изначально какие-то сведения, основанные на свидетельствах очевидцев или летописных источниках, близких по времени написания к эпохе Бату. Но впоследствии они подверглись такой серьезной переработке, что вряд ли можно опираться на “Повесть” как источник по истории того периода…»^[221]

Я согласен с Р. Почекаевым, тем не менее, чтобы быть максимально объективным, приведу доводы тех, кто считает, что «Повесть» можно использовать как исторический источник:

«…сам сюжет произведения не является заимствованным. Он оригинален и не встречается более нигде, что позволяет сделать предположение о его достоверности.

Может возникнуть вопрос: а не являются ли персонажи “Повести”, не упоминаемые в других источниках, литературными героями, то есть плодом вымысла автора?

[…] глубокий религиозный настрой автора и не позволял ему прибегать к фантазии. Безусловно, он мог домысливать отдельные сюжетные линии или приукрашивать (и с событийной, и с литературной точек зрения) отдельные эпизоды, однако вводить в сюжет персонажей вымышленных, но схожих с реальными не имел ни желания, ни потребности. […]

Еще в XIX веке Д.И. Иловайский высказывал предположение, что источником сюжета о Евпатии Коловрате послужило некое народное предание, а самого Евпатия считал былинным богатырем вместе с Добрыней и Алешей Поповичем. Эта точка зрения прижилась в отечественной историографии надолго.

[…] не похож сюжет о Евпатии на сюжет народной песни. Во-первых, в нем ничего не говорится о самом герое. Нет не только каких-либо биографических сведений, но и даже личных характеристик. Высокий или низкий, светловолосый или кудрявый, молодой или старый – ничего из обычных эпитетов, которыми описываются в былинах богатыри. Во-вторых, детали сюжета достаточно реалистичны, в них нет ничего такого, что противоречит информации, известной из летописей и других источников. В-третьих, само имя героя – Евпатий – является уникальным и более нигде не встречается. Так же как и прозвище Коловрат»^[222].

«Историки давно отметили, что в качестве живых фигурируют князья, которые, по летописным сведениям, либо умерли до 1237 года, либо погибли в 1217 году в Исадах от руки братоубийц. […] Ученые предполагают, что в распоряжении автора “Повести” находился перечень имен рязанских князей, возможно, поминальный синодик Никольского собора, без точного указания даты кончины. Автор, прибегнув к простому хронологическому анализу, выписал имена князей, которые могли бы жить в описываемое им время. Однако, не имея точных хронологических данных, допустил обидные ошибки, которые потом попали и в историческую литературу»^[223].

ИСХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ МОНГОЛЬСКОЙ АРМИИ

При описании первоначального расположения монгольского войска перед началом вторжения на Русь большинство авторов, кроме русских летописей, обращаются к свидетельству венгерского монаха Юлиана, проезжавшего по Северо-Восточной Руси осенью 1237 г.:

«Все [татарское] войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль^[224] на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дон, близ замка Ovcheruch (Orgenhusin)^[225], также княжества русских»^[226].

(К сожалению, Юлиан, говоря о четырех частях монгольского войска, описывает расположение только трех.)

Теперь обратимся к летописям. В Лаврентьевской и Ипатьевской рассказ о нашествии монголов начинается сразу со взятия Рязани. Следовательно, нам остаются только Новгородская летопись и «История» Татищева.

Новгородская летопись: «В год 6746 [1238]. […] В тот год пришли иноплеменники, называемые татарами, на землю Рязанскую, множество без числа, как саранча. И сначала пришли и остановились у Нузы^[227], и взяли ее, и стали станом там»^[228].

Похожий текст содержится и у Татищева: «Татары […] победив и покорив себе столь многие на востоке земли и государства, по Волге же болгар, пришли с восточной стороны чрез леса на область Рязанскую с ханом их Батыем. И придя, стали сначала на реке Узле…»^[229]

Основываясь на этих трех источниках, историки предполагают, что в конце ноября 1237 г. монгольская армия, разделившись на четыре части, располагалась на границе Руси следующим образом:

– северо-восточный корпус (2 тумена) под командованием Берке (ок. 1210—1266) – у восточной границы Владимирского княжества, предположительно в междуречье Волги и Ветлуги;

– восточный корпус (3 тумена) под командованием Бату – у восточной границы Рязанского княжества, вероятно, в бассейне Мокши;

– юго-восточный корпус (3 тумена) под командованием Гуюка и Мэнке – у южной границы Рязанского княжества, в междуречье Воронежа и Дона или в устье Лесного и Польного Воронежа;

– южный корпус (2 тумена) под командованием Бучека (ок. 1220 —?) – предположительно, в устье Воронежа – составлял стратегический резерв, а также служил гарантом против возможных враждебных действий со стороны половцев и контролировал коммуникации между Южной и Северо-Восточной Русью, кроме того, там находились захваченная ранее добыча и запасные табуны.

ВЗЯТИЕ РЯЗАНИ

О дальнейших событиях наиболее подробно рассказывает Татищев:

«…и послали к князю Юрию Ингоревичу рязанскому и брату его Олегу и прочим князьям рязанским, пронским и муромским послов, которые, придя, говорили: “Прислал нас Батый, великий князь (князем именует, поскольку он тогда еще не был ханом), сын и внук ханский, обвестить вам, всем князьям русским, что бог богов поручил ему всей вселенной обладать, всеми царями и князьями, и никто не может противиться и дани давать отказываться. И так как он ныне по повелению ханскому приблизился землям вашим, того ради повелевает вам к нему явиться и дань принести. И ежели оное исполните, то явит вам милость, если же воспротивитесь, то разорит и погубит мечем и огнем все пределы ваши, как то со многими учинил”. Юрий спросил их, какую дань от них хан требует. Послы отвечали: “По уставу должны дать от всего, что имеете в земле вашей, от людей, скота и всего имения десятую часть. А ежели будете просить, то может вам, взирая на вашу к нему покорность, убавить и возьмет по вашей возможности”.

[…] Юрий князь отвечал им: “Я один собою не могу ничего ответствовать, но вскоре созову братию прочих князей и по совету их ответ дам”. После чего немедленно послал к великому князю Юрию и прочим князьям, Юрию муромскому и пронским, обвестить и требовать их согласия. Потому Юрий муромский и пронский тотчас велели войска собирать от мала и до старого, а сами поехали к Рязани на совет. И съехавшись, много рассуждая, положили, что лучше с честию умереть, нежели бесчестие вечное на себя нанести, поставляя себе в грех тяжкий, чтоб христиан предать в руки беззаконных и поругать веру христианскую, хотя послы твердо обнадеживали, что они не имеют обычая к вере своей принуждать, но кто как знает, тот так верит. И так согласясь, князи ответствовали послам: “Отцы и деды наши издревле дани никому не давали и в рабах ни у кого не бывали, а за свою честь и отечество умирали. Так и мы хотим честь свою оружием или смертию сохранить. А поскольку мы хану вашему и князям никоей обиды не учинили, то по чести его разумеем, что он напрасно на нас не пойдет. А мы также, не имея причины, против него воевать намерения не имеем, но для изъявления дружбы пошлем к нему послов с дарами по обычаю и воле вашей. Если ли захочет князь ваш воевать, мы готовы, и лучше головы сложим, нежели срам земле нашей нанесем. И когда нас не будет, тогда все ваше и делайте, сколько вам Бог попустит”. Послов же, держав до ответа, чествовали довольно и, одарив довольно, отпустили, а своих послов не послали.

[…] Через несколько дней получили рязанские князи известие, что татары к их области приближаются, стали войска совокуплять и, собравшись, пошли к Воронежу, хотели там, укрепясь, обороняться или, усмотрев удобность, бой учинить, а к великому князю Юрию Всеволодичу и князьям северским послали еще просить помощи. Но князь великий ни сам не пошел, ни войск не послал, не приняв прошения их, надеялся сам собою татар победить. Также северские и черниговские не пошли, извинился, что как рязанские с ними на Калку не пошли, когда их просили, то и они помогать им и снова в страх вдаваться не хотят. И так ни один князь другому помогать не хотел.

[…] Князи, будучи у Воронежа, увидели войско татарское, против них идущее. И видя оных великое и невероятное множество, в сомнение пришли. Тогда Олег муромский стал говорить: “Братия, хотя довольно знаем, что Бог малым войскам помогает и над великими победы дает, да не всегда такое чудо являет. Здесь же видим, что неприятелей наших многократно более нас, потому не знаю, для чего мы хотим себя в страх крайней погибели приводить. Я ведаю, что поддаться и рабами себя учинить есть поносно и горестно, но противно тому самим погибнуть, жен, детей и всю землю в погибель и крайнее разорение привести есть несравненно тяжелее того. Вы вспомните, как прадед ваш Глеб и дед Ярослав, не желая покориться чести ради Всеволоду, сами тяжко претерпели и, землю вконец разорив, принуждены были тому, кто сильнее их, покориться, а того, что погубили, никогда возвратить не могли. О сих же слышим и сами видим, сколько они сильных царств и многолюдных народов, противящихся им, победили, разорили и обладали, а покоряющихся им и дающих дани не разоряют и не губят. Кому ведомо, для чего им всевышний Бог таковую силу дал? Ибо ведаем, что Бог разными способами людей за грехи наказывает. Вот же мы благо учинили, что против них с войсками вышли и не дали на себя порока, что мы, не видев силы их, им покорились. И ныне не стыдно нам помириться и дань, сколько упросит, может им дать, не отречемся, а потом, как они куда отойдут, узрим, что нам далее делать. И так разоримся вконец, как болгары, обезы, хвалисы, половцы и прочие, не рассудив о силе, воспротивились и погибли”.

[…] Игорь Ингоревич рязанский, посмеявшись ему, сказал: “Брат, если ты боишься за отечество потрудиться, лучше было тебе в дому сидеть и людей в страх и робость множество неверных не приводить, а я и мои воины смело на них пойдем”. Он же сказал ему: “Ныне, брат, узрим каждого храбрость и боязнь”. И поехал к полкам своим. И стали полки устраивать, но едва смогли устроиться, татары всею силою наступили и стали биться. Юрий муромский два раза весьма храбро со своими в полки татарские въезжал и разбивал, но из-за множество их принужден был отступать, и тут был тяжко от стрел и копий изранен. И после долгого, жестокого сражения татары одолели русских, и князи рязанские и пронские ушли в свои грады, а Олег так изнемог, что уже и говорить не мог. Татары, видя своих весьма много побитых, так рассвирепели, что начали людей всюду побивать и пленить с великою яростию»^[230].

При прочтении текста Татищева в глаза бросается ряд нестыковок. Так, например, рязанские князья пообещали послать «послов с дарами», но почему-то не послали.

Почему они обратились с просьбой о помощи не сразу же после того, как отказали татарским послам, то есть объявили войну Бату, а «через несколько дней»?

Также представляется крайне маловероятным объяснение того, почему рязанцы не получили помощи. Скорее всего, Юрий Всеволодович (1188—1238) просто не успел послать войска в Рязань.

Впрочем, еще Н.М. Карамзин писал в свое время: «Татищев вымыслил речь послов татарских, князей Олега, Игоря и проч.»^[231].

Теперь обратимся к русским летописям. В Новгородской содержится та же информация, что и у Татищева, только в более сокращенном виде:

«И оттуда послали послов своих, женщину чародейку и двух мужчин с нею, к князьям рязанским, прося у них десятины во всем: и в людях, и в князьях, и в конях, во всем десятое^[232]. Князья же рязанские Юрий, Ингворов брат, Олег, Роман Ингворович, и муромские и пронские, не пустили к городу, выехали против них на Воронеж. И сказали им князья: “Когда нас всех не будет, тогда все ваше будет”. И пустили их к Юрию во Владимир, и оттуда пустили в Нузу к татарам в Воронеж. Послали же рязанские князья к Юрию Владимирскому, прося помочь или самому пойти. Юрий же сам не пошел, не послушал князь рязанских просьб, но сам по себе хотел брань сотворить»^[233].

Естественно, я не первый, кто обратил внимание на необычность монгольского посольства:

«…с монгольскими послами вообще происходит нечто странное: их убивают по всей Евразии. По неполным данным, их убили в Киеве в 1223 г.^[234], в Рязани в 1237 г.^[235], в Венгрии и еще какой-то христианской стране в 1241 г., в государстве Дали^[236] в 1253 г., в империи хорезмшахов в 1218 г. Их бросали в темницу во Вьетнаме, в Камбуджадеше^[237], в мамлюкском Египте. Их искалечил Кертанагара^[238] на Яве. А ведь по всей Евразии прекрасно знали: казнить посла есть тягчайшее преступление и оскорбление, законный повод для жестокой, если не тотальной войны. Что же, в таком случае, говорили эти послы? Во-первых, практически во всех случаях они предъявляли совершенно недопустимое по меркам того времени для послов требование того, что мы сейчас назвали бы отказом не только от внешнего, но и от внутреннего суверенитета. А если это требование удовлетворялось, то вдобавок к нему предъявлялись новые, совсем уж неприемлемо оскорбительные. […] Остается заключить, что монгольские послы совершенно сознательно провоцировали чужеземных правителей на то, чтобы последние их убили, и тем самым дали Империи законный повод с чистой совестью вести против них тотальную войну и вырезать их подданных всех даже после принятия их капитуляции. (Сами послы едва ли особенно переживали по этому поводу, так как подобной смертью за Империю обеспечивали себе наилучшее положение на загробной государственной службе, где, надо полагать, их с ходу должен был обласкать бессмертный соправитель правящего хагана – Чингис, а немного погодя – и сам хаган, после собственной смерти.) Разумеется, если послов не убивали, а признавали полное, даже демонстративное порабощение перед лицом Империи, это тоже считалось превосходным результатом – но похоже, что гибель послов и открывающиеся вследствие этого возможности хаганы считали результатом еще более замечательным»^[239].

Интересную точку зрения по этому поводу высказал Ю. Кривошеев, который полагает, что монгольские послы были жрецами-прорицателями:

«Татары, вступая в неизвестные, чужие, таящие множество опасностей, земли, безусловно, попытались уберечься от возможных несчастий. […] “Жена чародеица и два мужа с нею” вовсе не были “послами безделными”, а скорее наоборот. Прежде, чем предстать перед Батыем и предсказать приемлемый ход событий, они должны были расколдовать эту чужую неведомую для них и их сородичей страну»^[240].

В Лаврентьевской летописи, как это доказал Г.М. Прохоров^[241], ту часть текста, в которой описывается взятие монголами Рязани, летописец позаимствовал из летописи, рассказывающей о разорении византийского побережья князем Игорем в 941 г.

Должны ли мы в связи с этим не доверять информации, содержащейся в Лаврентьевской летописи? Вот как писал по этому поводу В.В. Филиппов:

«То, что описания некоторых сражений, а также осад и разорений в летописях частенько между собой перекликаются, абсолютно не удивляет. К этому надо просто привыкнуть. Не все летописцы были настолько талантливы, чтобы придумать и изложить в летописи, над которой работают в данный момент, все по-своему, да еще с литературными изысками. Не забывайте, это был официальный документ, изложенный по своим правилам и канонам. Менять его сообразно своему вкусу и видению вряд ли было позволено. Оригинальность и импровизация тогда и не сильно приветствовались. Поэтому, как вообще-то и сейчас бывает частенько, просто брали наиболее понравившиеся им выражения и фразы из других попавшихся на глаза или просто канонических текстов и вставляли в свой труд.

Да и голову в этом случае меньше надо ломать над подбором слов и построением фраз. Поэтому практически все летописи написаны в одном ключе, редко когда выделяясь своей оригинальностью. Все традиционно и единообразно. Так что повторение даже целых фраз говорит не об отсутствии происходившего события, а только о возможном отсутствии у автора данного трактата фантазии или об уже сложившемся у него наборе определенных штампов»^[242].

Впрочем, информации в Лаврентьевской летописи очень мало: «…и начали воевать Рязанскую землю, и попленили ее до Пронска, попленили Рязань и пожгли, и князя их убили; их же схватив иных распинали, других же стрелами расстреливали, а иным сзади руки связывали. Много же святых церквей огню предали, и монастыри и села пожгли, имущества немало отовсюду взяли…»^[243]

Ипатьевская летопись: «И взяли город Рязань копьем, обманом выманив князя Юрия, и привели к Пронску, потому что в это время была княгиня его в Пронске. Обманом выманив княгиню его, убили Юрия князя и княгиню его, и всю землю разорили, и не пощадили детей и до сосущих молоко»^[244].

Откуда монголы выманили князя Юрия, если Рязань уже была взята? Зачем Юрий отправил жену в Пронск?

Если верить Ипатьевской летописи, получается, что Бату повел войско на Рязань, оставив Пронск в тылу, а уже после взятия Рязани монголы вернулись к Пронску. Таким образом, Бату совершил совершенно необъяснимый зигзаг: вначале на север – к Рязани, потом на юг – к Пронску и вновь на север – к Коломне. Вот как это пытается объяснить Ю. Кошевенко:

«Возникает вопрос: “Это каким же обманом выманили из города сначала князя за женой в Пронск?” […]

Семью свою (а не одну жену) Юрий Рязанский еще до начала осады, а сразу по прибытии в Рязань с Лесного Воронежа, отправил в свой бывший удел – град Пронск, коей был далеко в стороне, или даже по имениям.

А когда в ходе штурма Рязани ему стало ясно, что горящий город больше не удержать, то, пока монголы добивали в нем земское ополчение, князь вышел в темноте с остатками пронской дружины на конях через правые ворота в овраг (хотя там был наверняка и подземный ход) и поскакал в Пронск.

Никто его, понятно, не выманивал, но и не задерживал. Чай, монголы всегда оставляли осажденным пути для отхода. […]

А в Пронске, уже готовом к осаде, Юрий дал монголам свой последний бой! Естественно, они вскоре пришли туда по его следам. Так что не на Рязань они шли с юга через Пронск, а в Пронск – с севера по реке Проне из Рязани»^[245].

Скорее всего, события развивались следующим образом.

Находясь на исходных позициях, монголы направили в Рязань послов с требованиями покорности и дани. Состоялся совет рязанских, муромских и пронских князей: Всеволода Михайловича Пронского (? – 1237), Олега Ингваревича Пронского (? – 1258), Романа Ингваревича Коломенского (? – 1237), Юрия Давыдовича Муромского (? – 1237), Юрия Игоревича Рязанского (? – 1237) и др. На нем было решено отправить монгольских послов во Владимир к великому князю Юрию Всеволодовичу, одновременно обратившись к нему с просьбой о помощи.

После этого большая часть рязанского войска под командованием Романа Ингваревича выступила в направлении юго-восточного монгольского корпуса, который грабил приграничные области и уничтожал рязанские пограничные крепости на берегах Воронежа.

Приблизительно в то же время восточный и юго-восточный монгольские корпуса начали совершать маневр по широкому охвату Рязани с юго-запада и северо-востока. В его ходе были разорены многие села и небольшие города, такие как Пронск, Белгород Рязанский, Бель, Дедославль, Долгов, Ижеславец и другие.

Рязанские дружинники узнали о вторжении монголов с востока, однако вернуться в город они уже не успевали и были вынуждены принять бой в поле. В результате этого сражения большая часть объединенного войска рязанских, муромских и пронских дружинников была уничтожена монголами, Олег Ингваревич попал в плен. Остатки рязанского войска, не имея возможности вернуться в осажденную монголами Рязань, отступили в Коломну.

Об осаде и взятии монголами Рязани рассказывают Новгородская летопись и В. Татищев.

Новгородская летопись: «Тогда же иноплеменники поганые осадили Рязань и острогом оградили ее; князь же рязанский Юрий заперся в городе с людьми; князь же Роман Ингворович стал биться против них со своими людьми. […] Татары же взяли город 21 декабря, а начали 16-го того же месяца. Так же убили князя и княгиню, и мужчин, и женщин, и детей, чернецов и черноризцев, одних огнем, а иных мечом. Поругание черницам и попадьям и добрым женам и девицам пред матерьми и сестрами; а епископа спас Бог; отъехал прочь в то время, когда рать окружила город»^[246].

В. Татищев: «Придя декабря 6-го, град Рязань обступили и острогом его огородили, чтоб из града никому уйти было невозможно, и стали жестоко приступать. Князи же, крепко бившись, вскоре из-за малости людей изнемогли, а татары, взяв Рязань декабря 21-го, князя Юрия и других со множеством людей побили, несколько младых в плен взяли и город, сжегши, оставили пустым»^[247].

16 декабря 1237 г. монгольские «клещи» сомкнулись вокруг Рязани^[248]. Монголы, используя согнанное местное население, возвели вокруг города частокол для прерывания сообщений осажденных с внешним миром, и в течение четырех дней обстреливали его камнями и снарядами с горючей смесью. 21 декабря последовал общий штурм и Рязань пала. Князь Юрий Ингваревич, немногочисленный гарнизон и почти все население были убиты, а город сожжен.

ВЗЯТИЕ КОЛОМНЫ

Уничтожив Рязань, монголы, захватывая приокские города, двинулись вверх по Оке к Коломне. Были взяты: Борисов-Глебов, Ожск, Ольгов, Переяславль Рязанский, Ростиславль и другие города.

Вот что рассказывают о дальнейших событиях русские летописи.

Новгородская: «Князь же Юрий Владимирский тогда послал передовое войско с воеводою Еремеем, и соединились с Романом; и окружили их татары у Коломны, и бились крепко, и прогнали их к надолбам, и тут убили князя Романа и Еремея, и много пало тут с князем и с Еремеем. Москвичи же побежали, ничего не видели»^[249].

Лаврентьевская: «Той же зимой пошел Всеволод сын Юрьев, внук Всеволода, против татар. И встретились у Коломны, и была сеча великая. И убили у Всеволода воеводу Еремея Глебовича и иных мужей много убили у Всеволода, и прибежал Всеволод во Владимир с малой дружиной»^[250].

Ипатьевская: «Кир Михайлович^[251] же убежал со своими людьми к Суздалю и поведал великому князю Юрию о безбожных агарян приходе и нашествии. То услышав, великий князь Юрий послал сына своего Всеволода со всеми людьми и с ними Кира Михайловича. Батый же устремился на землю Суздальскую и встретил его Всеволод на Коломне и бились они и пали многие с обоих сторон. Побежден был Всеволод…»^[252]

В. Татищев:

«После взятия Рязани пошли татары к Коломне января 1-го дня. Тогда Юрий, князь великий, послал в Новгород к брату Ярославу, прося его, чтоб со всеми войсками новгородскими как мог к нему поспешил и все свои войска, а также братьев своих и племянников Константиновичей велел собирать. А против татар послал к Коломне сына своего Всеволода, и с ним рязанский князь Роман Ингоревич со всеми оставшимися войсками рязанскими. Воеводу же Еремея Глебовича послали в передовой страже. И оные сошлись все у Коломны. Татары, вскоре придя, учинили с оными князьями жестокий бой. И хотя князи весьма храбро бились и многих татар побили, но от великого и несравненного множества сбиты к надолбам градским. Тут убили князя Романа Ингоревича и Всеволодова воеводу Еремея Глебовича. Всеволод же, видя крайнее своих изнеможение, едва мог спастись сам и отошел с остальными ко Владимиру. А татары, взяв, Коломну сожгли, людей же, бывших тут, частию побили, других в плен побрали»^[253].

В начале января 1238 г. монголы подошли к Коломне, под стенами которой состоялась битва. Против монголов сражались присланные Юрием Всеволодовичем отряд под командованием его старшего сына Всеволода (1213—1238), ополчения и дружины из Коломны и Москвы, а так же остатки рязанских полков.

В начале боя монголы, вероятно, с помощью ложного отступления сумели оттянуть русское войско от городских стен. После этого они окружили русских, прижав их к надолбам (бревнам, врытым недалеко от города с целью ограничения маневра конницы противника) и разделив на несколько частей, разгромили.

О том, что монголы сумели оттянуть русских от Коломны в нужном для себя направлении, подальше от городских ворот, свидетельствует то, что остатки русского войска не сумели вернуться в город. А о том, что русское войско оказалось рассеченным, по крайней мере, на две части свидетельствует то, что Всеволод Юрьевич бежал после боя во Владимир, а московская дружина – в Москву.

Князь Роман Ингваревич и большая часть русского войска погибли в бою.

Для обоснования утверждения о том, что это сражение было крупным, многие авторы используют следующую цитату из Рашид ад-Дина: «После того они [монголы. – А.Ш.] овладели также городом Ике. Кулкану была нанесена там рана, и он умер»^[254]. Если верно предположение о том, что Ике – это город на Оке, то есть Коломна, то получается, что именно в этом бою погиб Кулкан – младший сын Чингисхана, принимавший участие в походе Бату. Считается, что монгольские военачальники не участвовали в сражении лично и поэтому смерть Кулкана дает основание предположить, что его тумен был полностью разгромлен.

Однако буквально через одно предложение после этого Рашид ад-Дин пишет: «Осадив город Юрки-бузург (Бурки-бузург), взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их [русских]»^[255]. Если верно предположение о том, что Юрки-бузург – это Торжок, то получается, что при осаде этого города тумен Менгу был разбит и поэтому сам Менгу был вынужден вступить в бой.

Мне кажется, что два монгольских тумена, разбитых до такой степени, что командовавшие ими Чингисиды были вынуждены вступить в рукопашный бой, – это событие крайне маловероятное. Тем не менее тот факт, что оба Чингисида лично участвовали в бою, требует объяснения. По этому поводу Р. Почекаев пишет:

«Личное участие одного из самых влиятельных Чингисидов (предводителя войск и будущего великого хана!) в сражении, где его легко могли убить, – событие достаточно редкое. Не означает ли это, что за какой-то серьезный проступок Мунке был отправлен сражаться в первых рядах войска? Подобная практика применялась к членам ханского рода, хотя и довольно редко, еще Чингисханом: так, его зять Тогачар-нойон был отправлен в передовой отряд за то, что позволил своим войскам приступить к грабежу до завершения кампании, и погиб при осаде Нишапура в 1221 г. Тот же Мунке в молодости воевал вместе со своим отцом в Китае, но сведений о его личном героическом участии в сражениях с китайцами нет – следовательно, подобные проявления отваги отнюдь не были типичны для него…»^[256]

Однако в данном случае подобное объяснение не подходит, так как все Чингисиды, участвовавшие в походе, были практически в равном положении. Бату был номинальным руководителем, и у него не было таких полномочий, чтобы разжаловать Чингисида в рядовые.

Второе объяснение (с моей точки зрения, наиболее вероятное) – личное желание обоих Чингисидов.

Сразу после окончания битвы монголы легко взяли оставшуюся практически беззащитной Коломну.

ВЗЯТИЕ МОСКВЫ

Разграбив Коломну, монгольская армия по льду Москвы-реки направилась к Москве. После взятия Коломны перед Бату стояла задача как можно быстрее достичь Владимира, с тем чтобы уничтожить потенциально главного организатора обороны русских – Юрия Всеволодовича. Монголы выбрали для этого путь через Москву. Обычно это объясняют географическим положением Москвы, соединенной с Владимиром удобной дорогой по Клязьме. Однако дорога через Москву была не единственной и не самой короткой. Так, Всеволод Юрьевич с остатками своего войска бежал из-под Коломны во Владимир по прямой, не заходя в Москву.

Вот что пишет В. Филиппов:

«Зачем татары пошли к Москве?

Расстояние от Коломны до Москвы 100 км, крюк совсем не маленький, особенно по тем временам, особенно зимой. Значит, шли не ради удовольствия. Значит, поход имел смысл. […]

Из-под Коломны во Владимир вело в ту пору всего две дороги. Одна шла лесами через Мещеру к бассейну р. Поля (вдоль нее) и далее по р. Клязьме. Зимой это дорога вряд ли проходима, особенно для большого войска, которому нужно не только продвигаться стремительно вперед, но к тому же еще и кормиться. Мало того, войска, идущего не налегке, а ведущего за собой еще и немалый людской полон, согнанный на разграбленных территориях.

Другая дорога, использованная также в то время, шла по р. Москве до устья р. Нерской и вверх до последней. Преодолевая небольшой волок у истоков Нерской, попадали в небольшой, но полноводный приток Клязьмы – реку Ушну и далее – во Владимир.

[…] Только и эта дорога для такого большого степного войска не сильно удобна, даже если разделить его на несколько колонн. […]

Но, казалось бы, в угоду времени и тактической выгоде могли бы и потерпеть. Либо могли, разбившись на колонны, пусть даже и неравные, двинуться к столице обеими тернистыми дорогами, кто быстрее, чтобы уж наверняка. И неудобств у каждого, возможно, было бы меньше, и все пути перекрыты. […] Так ведь нет.

А значит, к эти неудобствам добавились и другие соображения, из-за которых прямой путь был отвергнут. […]

От Москвы можно было с одинаковым успехом пойти как к Владимиру, так и к Смоленску. Может быть, на ту пору у Батыя или Субедея были еще сомнения, куда направить свои ударные силы?

[…] Еще одним серьезным побудительным мотивом похода монголов на Москву была месть. Именно к Москве ушло сражавшееся в бою под Коломной московское ополчение с дружиной, а ведь именно под Коломной погиб единственный за всю историю походов монгольский царевич.

[…] Если Батый со своим войском идет прямиком на Владимир, то у него оголяется фланг. И появляется угроза того, что опытный воевода воспользуется этим моментом и в этот самый фланг и ударит. […]

Где гарантия, что воевода Филипп будет в этой ситуации отсиживаться, тупо цепляясь за приграничную крепость? Полагаться на авось в такой ситуации нельзя. Слишком уж много “но”. А в такой ситуации необходима полная уверенность.

И Батый, и Субедей это прекрасно осознавали и оценивали. Поэтому и были одними из ведущих полководцев того времени.

В такой обстановке, как все “за” и “против” ни взвешивай, выход один – идти на Москву»^[257].

Впрочем, не исключено, что на Москву был отправлен отдельный монгольский отряд, а основное войско в это время двигалось к Владимиру по прямой.

О взятии Москвы рассказывают Лаврентьевская летопись и В. Татищев. Новгородская и Ипатьевская летописи ничего об этом событии не сообщают.

Лаврентьевская летопись: «Той же зимой взяли Москву татары, и воеводу убили Филиппа Няньку за правоверную христианскую веру^[258], а князя Владимира, сына Юрия, взяли в плен. А людей избили от старца и до младенца…»^[259]

В. Татищев: «После взятия Коломны пришли татары к Москве, где был князь Владимир Юрьевич с малым войском. И хотя он, как мог скоро, укрепился, но татары приступом оный взяли января 20-го дня, князя Владимира со многими людьми пленили, а прочих побили и град Москву сожгли»^[260].

Некоторые дополнительные подробности о взятии монголами Москвы содержатся в выписках из не дошедшей до нас летописи, сделанных в первой трети XVIII в. немецким историком Иоганном-Вернером Паузе (1670—1735):

«Татарове приидоша оттуды под град Москву и нача в него бити непрестанно. Воевода же Филипъ Нянскинъ всяде на конь свои и все воинство его с нимъ, и тако прекрепи лице свое знаменьем крестным, оттвориша у града Москвы врата и воскрича вси^[261] единогласно на татаръ. Татарове же, мнящее великую силу, убояшася, нача бежати и много у них побито. Царь же Батый паче того с великою силой наступи на воеводу и жива его взяша, разсече его по частемъ и расбросаша по полю, град же Москву созже и весь до конца разорил, людей же всехъ и до младенецъ посекоша»^[262].

Вот как А.А. Горский обосновывает летописное происхождение этого текста:

«Переходя непосредственно к анализу этого рассказа Пауса, должно отметить два обстоятельства. Во-первых, он, очевидно, не является переложением какого-то сказания или повести. Текст слишком краток, и поэтому он ближе по характеру к тексту о коломенском бое (по-летописному краткому), чем к рассказу о разорении Рязанской земли (варианту “Повести о разорении Рязани Батыем”). Во-вторых, в нем имеются существенные фактические совпадения с летописной статьей о взятии Москвы. Это – указание на “воеводу” Филиппа Нянка (прозвище его “Нянскинъ” в выписке Пауса не меняет дела, так как и в известных нам летописях оно встречается в разных вариантах: Нянко, Нанко, Няньско и т.д.) и концовка рассказа – о сожжении и разорении «града» и уничтожении Батыем всего населения Москвы “до младенецъ”. В пользу летописного (а не легендарно-фольклорного) происхождения текста Пауса свидетельствует также отсутствие в нем каких-либо фантастических подробностей, подобных имеющимся, например, в “Повести о разорении Рязани Батыем”»^[263].

Судя по этому тексту, московские дружинники под командованием воеводы Филиппа, сделав вылазку, атаковали монгольское войско, осаждавшее Москву. Монголы, как обычно, с помощью ложного отступления завели москвичей в засаду, после чего окружили и перебили. Взятого в плен воеводу казнили, разрубив на части, а город, уничтожив население, сожгли.

Во второй половине января монгольская армия, разорив Москву и ее окрестности, выступила к Клязьме, по льду которой направилась на восток к Владимиру.

ВЗЯТИЕ ВЛАДИМИРА

О взятии монголами Владимира рассказывают все четыре источника.

Новгородская летопись:

«Тогда же Рязань безбожные и поганые татары взяли, пошли к Владимиру множество кровопролитцев христианской крови. Князь же Юрий выступил из Владимира и бежал на Ярославль, а во Владимире затворился сын его Всеволод с матерью и с владыкою и со всеми жителями. Беззаконные же измаильтяне приблизились к городу, и осадили город силою, и огородили тыном весь. И утром увидели это князь Всеволод и владыка Митрофан, что город будет взят, вошли в церковь святой Богородицы, и постриг всех владыка Митрофан: князя и княгиню, дочь и сноху, и добрых мужчин и женщин. И как уже беззаконные приблизились, поставили пороки, взяли город и зажгли, в пятницу перед мясопустом. И увидели князь и владыка и княгиня, что зажжен город, а люди умирают от огня, а иные от меча, бежали в церковь святой Богородицы и заперлись на хорах. Поганые же, выбив дверь, зажгли церковь, принесли лес, и умерли все; тут скончались, предали души свои господу»^[264].

Лаврентьевская летопись:

«В ту же зиму выехал Юрий из Владимира с малой дружиной, оставив сыновей своих вместо себя, Всеволода и Мстислава. И поехал на Волгу с племянниками своими, с Васильком и со Всеволодом, и с Владимиром, и стал на Сити станом, а ждал к себе брата своего Ярослава с полками и Святослава с дружиной. И начал Юрий князь великий собирать воинов против татар, а Жирослава Михайловича назначил воеводой в своей дружине. В ту же зиму пришли татары к Владимиру, 3 февраля, на память святого Симеона, во вторник^[265], за неделю до мясопуста. Владимирцы затворились в городе, Всеволод же и Мстислав, а воевода Петр Ослядюкович. Владимирцы не открывали ворот, приехали татары к Золотым воротам, ведя с собой Владимира Юрьевича, брата Всеволода и Мстислава. И начали спрашивать татары, есть ли в городе князь великий Юрий. Владимирцы пустили по стреле в татар, и татары также пустили по стреле на Золотые ворота, и потом сказали татары владимирцам: “Не стреляйте”. Они же замолчали^[266]. И приехали ближе к воротам, и начали татары говорить: “Знаете ли княжича вашего Владимира?”^[267] И был печален лицом. Всеволод же и Мстислав стояли на Золотых Воротах и узнали брата своего Владимира. […] А татары отошли от Золотых Ворот, и объехали весь город, и стали станом перед Золотыми Воротами, множество воинов без числа вокруг всего города. Всеволод же и Мстислав пожалели брата своего Владимира и сказали дружине своей и Петру воеводе: “Братья, лучше нам умереть перед Золотыми воротами за святую Богородицу и за правоверную веру христианскую”. И не разрешил им этого Петр Ослядюкович. […] Татары станы свои разбили у города Владимира, а сами пошли и [взяли Суздаль, и разграбили церковь святой Богородицы, и двор княжеский огнем пожгли, и монастырь святого Дмитрия пожгли, а прочие разграбили. А чернецов юных, и черниц, и попов, и попадей, и дьяконов, и жен их, и дочерей, и сыновей их всех увели в станы свои]^[268], а сами пошли к Владимиру. В субботу мясопустную начали готовить леса и пороки ставили до вечера, а на ночь огородили тыном вокруг всего города Владимира. В воскресенье мясопустное после заутрени приступили к городу, месяца февраля седьмого^[269], на память святого мученика Федора Стратилата. […] И взяли город до обеда от Золотых ворот, у церкви святого Спаса вошли по примету в город, а с северной стороны от Лыбеди к Ирининым воротам и к Медным, а от Клязьмы к Волжским воротам, и так вскоре взяли Новый город. И бежали Всеволод и Мстислав, и все люди бежали в Печерний город. А епископ Митрофан и княгиня Юрия с дочерью, и со снохами, и с внучатами, и прочие, княгиня Владимира с детьми, и множество многое бояр, и всего народа заперлись в церкви Святой Богородицы. И там огнем без милости сожжены были. […] Татары же силой выбили двери церковные и увидели некоторые в огне скончались, других же оружием добили. [Церковь Святой Богородицы разграбили, чудотворную икону ободрали, украшенную золотом и серебром, и камнями драгоценными, и монастыри все и иконы ободрали, а иные разрубили, а иные взяли, и кресты честные, и сосуды священные, и книги ободрали, и одежды блаженных первых князей, которые те повесили в церквях святых на память о себе.] […] И убит был Пахом, архимандрит монастыря Рождества Святой Богородицы, да игумен Успенский, Феодосий Спасский, и прочие игумены, и чернецы, и черницы, и попы, дьяконы от юного и до старца и младенца. И так всех извели, одних убили, других же увели босых и раздетых в станы свои, умирающих от холода»^[270].

Ипатьевская летопись:

«Батый же стоял вокруг города, боролись крепко из города. Сказали обманом горожанам: “Где князья рязанские, ваш город и князь ваш великий Юрий? Не рука ли наша схватила их и смерти предала”. И услышав об этом, преподобный Митрофан епископ начал говорить со слезами всем: “Дети, не убоимся соблазна от нечестивых и не будем думать о тленной этой и скоро проходящей жизни, попечемся об ангельском житье, если и город наш возьмут и смерти нас предадут. Я в том дети поручитель, венца нетленного с Богом примете”. Эти слова услышав, все начали крепко бороться. Татары же пороками город били, стрелами без числа стреляли. Это увидев, князь Всеволод, что сильнее брань надвигается, испугался, потому что был молод. Сам из города вышел с малой дружиной и, неся с собой дары многие, надеясь жизнь спасти^[271]. Он же как свирепый зверь не пощадил юности его, велел передсобой зарезать и город весь разорил. Епископ же преподобный в церковь убежал с княгинею и с детьми и повелел, нечестивый, огнем зажечь, те так души свои предали в руки божьи»^[272].

В. Татищев:

«Князь великий […] созвал всех на совет, и рассуждали, что делать. Тогда многие разумные советовали княгинь, и все имение, и утвари церковные вывезти в лесные места, а в городе оставить только одних военных для обороны, что татары уведав, не так ко взятию оного без имения прилежать будут, а хотя и возьмут, нужнейшее сохранено будет. Но другие говорили, что все вывести вскоре невозможно, только тем людей более в робость приведут и оборонять град прилежно не будут; для того в городе оставить с княгинею и молодыми князьями войска довольно, а князю со всеми полками, собравшись, стать недалеко от града в крепком месте, чтобы татары, ведая войско вблизи, не смели город добывать. На это согласясь, князь великий […] выехал из града февраля 2-го дня, оставив во Владимире сынов своих Всеволода и Мстислава, воеводу Петра Оследюковича. А сам с племянниками Васильком и Владимиром Константиновичами отступили за Волгу и стали на реке Сите.

[…] Февраля 3-го дня во вторник Сыропустной седмицы пришли татары ко Владимиру и стали у Златых врат, приведши с собой из Москвы князя Владимира Юрьевича. И прислав ко граду, призвав на вал, немногих спрашивали, есть ли во граде князь великий. Но владимирцы, думая, что оные пришли крепость осматривать, стали по ним стрелять. Татары же сказали им, чтоб не стреляли, и, подойдя ближе к вратам, показали им князя Владимира, спрашивая, знают ли они сего князя. Братья его Всеволод и Мстислав, опознав брата своего, и все люди, смотря на него, плакали горько. Потом татары говорили, чтоб град отдали без бою, обещая им всем дать жизнь. Некоторые, видя татар великую силу, советовали тогда просить у татар мира на время, пока о том пошлют к великому князю просить его, не похочет ли их примирить. Но большая часть советовали, чтоб из-за одного всем не быть пленниками, надеясь на крепость града и свою храбрость, не хотели мира учинить. Татары, видя, что русские о мире не хотят говорить, убили пред очами их князя Владимира и потом обступили великим их множеством весь град, а обоз их стал пред Златыми вратами на рамени (на краю поля). Князи, поскольку были люди молодые, хотели, выехав за город, с татарами биться, но воевода Петр рассудил им, что “видя татар великое множество, невозможно нам малым числом их конечно победить. И хотя бы весьма посчастливилось их несколько тысяч побить, но, своих сто потеряв, более сожалеть, нежели радоваться, будем, ибо в таком многочисленном их войске тысяча побитых не видна будет. Если же из-за их силы и хитрости нам не удастся, то мы всем нанесем великую печаль и страх. Но довольно нам, когда можем из-за стен обороняться и град от нападения сохранять”.

[…] Татары часть их войска послали к Суздалю, который, взяв, Суздаль, сожгли, а людей всюду побивали и пленили. И та часть обратно со множеством плена возвратилась в субботу мясопустную февраля 7-го дня, другие же, пойдя, Юриев, Стародуб и другие грады взяв, разорили. Между тем у Владимира туры ставили и пороки готовили в пятницу февраля 6-го от утра и до вечера. Ночью же весь град огородили тыном, поутру в субботу стали пороками бить и выбили стены немалую часть, где люди, бившись в течение долгого времени, стали изнемогать, однако ж бились до ночи и во град их не пустили. Князи и воеводы, видя, что большего города удержать невозможно и оный может вскоре взят быть, а выйти из града было уже невозможно, поскольку всюду татары крепко стерегли, и собрались все к церкви в замок. […] Тогда княгиня великая с детьми, снохами и многие люди постриглись в монашеский чин и все причастились святых таинств. В неделю мясопустную февраля 8-го дня на первом часу дня приступили татары ко граду со всех сторон и начали бить пороками, мечущими во град великие каменья, которыми множество людей побили. И пробив стену у Златых, Ирининых и Медных врат и во многих местах учинив переметы чрез ров, вошли во град со всех строн и взяли новый град до обеда. Тут убили князей Всеволода и Мстислава Юрьевичей, а другие князи и войско ушли в средний град. Княгиня же великая со снохами и детьми, а также епископ и прочие, войдя в церковь святой Богородицы, заперлись. Но татары, вскоре взяв Средний град, поскольку не был укреплен и оборонять было уже некому, многих тут побили и пленили, спрашивая о великой княгине и ее детях. И уведав, что они в церкви заперлись, придя, немедленно двери выломили и, которые противились, тех побили. И войдя в оную, видя княгинь на полатях церковных, говорили им, чтоб сошли все, но они не послушались и стали камни бросать. Тогда татары, озлобясь, нанесли дров множество и зажгли в церкви. И тут погорели все бывшие с княгинями, а также вся утварь, и святые иконы, и все имение великого князя; чего татары пограбить и вынести не могли, все в церкви погорело»^[273].

3 февраля монголы подошли к Владимиру. Великого князя в городе не было. (Незадолго перед этим Юрий, узнав от Всеволода о плачевных результатах сражения под Коломной, созвал военный совет, на котором принял решение отправиться к новому месту сбора войск.) Обороной города остались руководить князья Всеволод и Мстислав (1218—1238) Юрьевичи.

Вначале монголы подвели к Золотым воротам захваченного в плен в Москве Владимира Юрьевича, обещая освободить его и пощадить горожан, если те сдадут город без боя. После того как владимирцы отказались сдаваться, монголы, убив Владимира, разорили окрестности и, возведя вокруг города частокол, начали обстреливать его из камнеметов.

Приблизительно в это же время монгольский отряд захватил и сжег Суздаль.

8 февраля монголы, разрушив с помощью камнеметов в трех местах стены Владимира и завалив ров, предприняли общий штурм. Через проломы в стенах и по штурмовым лестницам они ворвались в город – Владимир пал. Жену Юрия – Агафью Всеволодовну (? – 1238) и епископа Митрофана вместе с их окружением монголы сожгли в церкви. Обстоятельства гибели Всеволода и Мстислава остаются неясными.

ДЕЙСТВИЯ МОНГОЛЬСКОЙ АРМИИ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ ВЛАДИМИРА

О действиях монголов после взятия Владимира источники повествуют, к сожалению, очень кратко. Так, например, в Ипатьевской летописи сразу же после рассказа о взятии Владимира идет описание осады Козельска.

Вот что написано в Новгородской летописи: «Окаянные же они оттуда пришли, взяли Москву, Переяславль, Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь; тут же и сына Ярослава убили»^[274],^[275].

В связи с этим сообщением некоторые авторы обращают внимание на факт убийства монголами сына Ярослава:

«…рассмотрим только один эпизод – гибель в Твери безымянного сына Ярослава. Ярослав родился в 1191 г. А старший из известных нам его сыновей – Федор – в 1219 г. То есть Ярославу было 28 лет. Многовато для рождения первенца. Известно, что Ярослав был женат как минимум дважды. Первая жена – дочь половецкого хана Юрия Кончаковича. Детей от этого брака не было, что и послужило причиной развода. Вторая жена – дочь торопецкого князя Мстислава Удалого. А вот дальше начинаются версии. После битвы на Липице в 1216 г., где Мстислав и Константин – старший брат Ярослава – разбили Ярослава и Юрия, Мстислав отобрал у Ярослава дочь. По одной из версий Ярослав женился в третий раз, и именно эта третья жена и была той самой Федосьей, матерью Александра Невского. Сторонники того, что Феодосья была все-таки дочерью Мстислава, приводят следующие аргументы. Ярослав, а впоследствии и сам Александр, принимали активное участие в обороне Торопецкого удела от литовцев. В 1239 г. Александр избрал Торопец местом венчания с дочерью полоцкого князя. Такое внимание к этому городу со стороны Александра дает основание считать, что его мать была из Торопца, то есть дочь Мстислава. Отсюда делается вывод, что Мстислав отобрал у Ярослава дочь уже после рождения Александра. Однако сопоставим факты. Александр родился в 1220 г. В это время Мстислав уже в Галиче. Его союзник Константин уже два года как скончался, и на владимирском столе сидит Юрий – союзник Ярослава. У Мстислава просто нет возможности подтвердить свои требования реальной силой. То, что можно было сделать в 1216 г., совершенно невероятно в 1220 г. Логичнее другое предположение. А именно что Мстислав, отобрав дочь в 1216 г., впоследствии ее вернул. В 1217 г. Мстислав уходит на юг и начинает борьбу за Галич, которым и овладевает в 1219 г. В Торопце он оставляет своего сына Давыда. Однако в 1218 г. скончался Константин и на владимирский престол садится Юрий. Возникает реальная угроза того, что Юрий и Ярослав, мстя за поражение двухлетней давности, ударят по Торопцу. Наилучший выход для Мстислава – помириться с Ярославом, вернув тому жену. Что, по-видимому, Мстислав и сделал. И уже в 1219 г. родился Федор, в 1220 г. – Александр, в 1221 г. – Андрей. И вот такая плодовитость Федосьи и вызывает вопрос: а почему детей не было раньше? Ведь брак состоялся до 1216 г. Где же первенец? А вот как раз не исключено, что именно он и погиб в Твери зимой 1237 г.^[276]».

Впрочем, есть авторы, сомневающиеся в существовании этого загадочного сына Ярослава:

«В отношении старших, великих князей нет ни одного случая, чтобы было неизвестно имя сына. С именами дочерей такие случаи изредка были (например, одна из четырех дочерей Всеволода I Ярославича, одна из трех дочерей Юрия Долгорукого), но в отношении сыновей – вещь недопустимая. Из всего “племени” от Всеволода I и до его потомка Ярослава Всеволодовича до нас не дошли лишь имена двух дочерей и…^[277] сына Ярослава. У князя было восемь сыновей. Старший Федор умер трагично, прямо перед свадьбой, что подробно изложено в той же Новгородской 1-й летописи. Остальные семеро спокойно пережили нашествие. Возникает вопрос: а был ли сын?»^[278]

Думаю, что, скорее всего, прав Д. Моисеев. Ведь если согласиться с мнением С. Пивоварова, то придется признать, что этот гипотетический сын Ярослава, прожив как минимум 22 года, был настолько незаметной личностью, что летописец не знал даже его имя.

Лаврентьевская летопись:

«И одни пошли к Ростову, а иные к Ярославлю, а иные на Волгу на Городец, и пленили все по Волге даже и до Галича Мерьского; а иные пошли на Переяславль, и его взяли, и оттуда всю ту сторону и города многие попленили даже и до Торжка. И нет места, ни сел таких редко, где бы не воевали на Суздальской земле. И взяли городов 14 кроме слобод и погостов в один месяц февраль»^[279].

В. Татищев:

«После взятия Владимира татары, сжегши весь град и оставив пустым, разошлись по разным местам и, взяв, грады русские разоряли. Ибо в один февраль месяц взяли 14 градов^[280] и опустошили все земли до Галича Меряжского и до Торжка»^[281].

Перечислим с опорой на три этих источника, захваченные монголами в феврале 1238 г., согласно этим трем источникам.

Новгородская 1 летопись: Волок Ламский, Дмитров, Переславль, Ростов, Суздаль, Тверь, Юрьев.

Лаврентьевская летопись: Галич Мерский, Городец, Переславль, Ростов, Ярославль.

В. Татищев: Волок Ламский, Городец, Константинов (Кснятин), Кострома, Переславль, Ростов, Стародуб, Суздаль, Тверь, Юрьев, Ярославль.

Таким образом, получается, что за февраль 1238 г. монголы взяли следующие русские города: Волок Ламский, Галич Мерский, Городец, Дмитров, Кснятин, Кострому, Переяславль, Ростов, Стародуб, Суздаль, Тверь, Юрьев, Ярославль.

На основе этих кратких сведений современные авторы реконструируют возможные маршруты монгольских корпусов в феврале 1238 г.

После взятия Владимира монгольская армия разделилась, большая часть – под командованием Бату – пошла на северо-запад к Твери и Торжку, на север к Ростову и Ярославлю, для преследования великого князя, был отправлен корпус под командованием темника Бурундая.

Соединение под командованием Бату пошло по льду Нерли к Переяславлю. В процессе этого движения небольшой отряд был послан для блокирования Юрьева. Взяв Переяславль, Бату вновь разделил свое войско на две части. Большая часть пошла на юго-восток к Юрьеву и, захватив его, двинулась на запад к Дмитрову. Разрушив Дмитров, она продолжила путь дальше на запад к Волоку Ламскому. Взяв Волок, монголы двинулись на север к Твери, после захвата которой направились на северо-запад и осадили Торжок.

Меньшая часть – пошла от Переяславля по льду Плещеева озера и далее по Волжской Нерли к Волге, захватила Кснятин и направилась вверх по Волге к Твери на соединение с большей частью.

По другой версии Бату от Владимира пошел не к Переславлю, а к Юрьеву, после взятия которого он разделил свое войско на две части. Первая часть пошла по маршруту Дмитров – Волок Ламский – Тверь – Торжок, вторая часть – на Переславль – Кснятин – Тверь.

По третьей версии, после взятия Владимира монгольская армия в полном составе двинулась к Переславлю, взяв который, Бату разделил свое войско на две части. Первая часть пошла по маршруту Дмитров – Волок Ламский – Тверь – Торжок, вторая часть – на Кснятин – Тверь.

Приблизительно в это же время пришел в движение северо-восточный монгольский корпус, который, двигаясь по льду Волги, захватил Городец, Юрьевец, Кострому и дошел до Галича Мерского.

Впрочем, часть историков предполагают, что северо-восточного монгольского корпуса вообще не было. По их мнению, Бату после взятия Владимира разделил свое войско не на две, а на три части. Первая часть пошла к Переславлю, Твери и Торжку, вторая – к Ростову и Ярославлю, третья – к Костроме и Галичу Мерскому.

Теперь обратимся к судьбе великого князя Юрия Всеволодовича, который покинул Владимир незадолго до подхода монголов.

Новгородская летопись:

«…иные же погнались за Юрием князем на Ярославль. Князь же Юрий послал Дорожа на разведку с 3000 воинов; и прибежал Дорож, и сказал: “А уже, князь, обошли нас”. И начал князь полк ставить; и внезапно татары пришли, князь же не успел ничего, побежал, и был на реке на Сити, и догнали его, и живот свой скончал тут. Бог же весть, как скончался; много говорят о нем иные. Ростов же и Суздаль разошлись порознь^[282]»^[283].

Лаврентьевская летопись:

«И пришли безбожные татары на Сить против великого князя Юрия. Услышав об этом, князь Юрий с братом своим Святославом, и с племянниками своими Васильком, и Всеволодом, и Владимиром, и с мужами своими, пошли против поганых. И встретились оба, и была сеча зла, и побежали наши пред иноплеменниками. И тут убит был князь Юрий, а Василька взяли в плен безбожные и повели в станы свои. Это зло случилось 4 марта…»^[284]

В. Татищев:

«Князь великий Юрий с племянниками, уведав, что Владимир и другие грады взяты, великая княгиня и князи все побиты и пожжены и татары на него идут. […] Он же, ожидая брата Ярослава или помощи от него, но видя, что ни известия нет. […] И тотчас велел воеводе своему Жирославу Михайловичу выстроить войско и увещевать, укрепляя их на брань. Вперед же от войска послал в разъезд мужа храброго Дорофея Семеновича с 3000, проведать о татарах. Который, недалеко отойдя, увидел множество их идущих, снова возвратился и сказал, что татары обходят полки его. Князь великий, выстроив войско свое, немедленно против них выступил со всем войском. И учинили бой на реке Сите; продолжая, русские весьма храбро бились, лилась кровь, как вода, и долгое время никто не хотел уступить. Но к вечеру стали безбожные одолевать и, смяв полки русские, убили князя великого и племянника его Всеволода, многих воевод и бояр со множеством войска русского на месте том. А Василька Константиновича ростовского взяли живого и вели его до Шеринского леса, принуждая его к принятию веры их. Но он не послушался их, и татары, муча его, смерти предали. Сие зло учинилось марта 4-го дня»^[285].

Все это время Юрий Всеволодович в своем лагере на берегу Сити, притока Мологи, ждал подхода сохранившихся сил Владимирского княжества. (Больших сил собрать не удалось. Этому препятствовало двойственное положение Юрия. С одной стороны, ему было необходимо держать место расположения своего лагеря в тайне, с другой – нужно было собирать туда воинов, что предполагало широкое оповещение.) Подойти успели из Юрьева – Святослав Всеволодович (1196—1252) со своей дружиной, из Ростова и Костромы привел войска Василько Константинович (1209—1238), из Ярославля и Углеча Поля – Всеволод Константинович (1210—1238), из Белоозера – Владимир Константинович (1214—1249). Ярослав Всеволодович не пришел.

ПОЧЕМУ ЯРОСЛАВ НЕ ПРИШЕЛ НА СИТЬ?

Причина, по которой Ярослав Всеволодович не пришел на Сить, уже давно вызывает споры среди историков. Существуют две основные точки зрения по этому вопросу:

первая – Ярослав не пришел по каким-либо объективным причинам (например, опоздал);

вторая – Ярослав не пришел сознательно, так как вступил в сговор с монголами и таким образом предал брата.

Первая точка зрения подразделяется, в свою очередь, на два варианта:

1) Ярослав к началу вторжения монголов находился в Киеве;

2) Ярослав был в Новгороде.

Р.П. Храпачевский придерживается первого варианта:

«…основные силы, на которые надеялся великий князь, – то есть полки Ярослава Всеволодовича, не успели подойти до нападения монголов на стан войск великого князя и его вассалов. Этот факт часто интерпретируется как намеренное нежелание Ярослава Всеволодовича помочь брату, а то и вовсе как сговор его с монголами. (Намеренный сговор предполагает переговоры. А они могли идти только в том формате, который признавали сами монголы, а намерения других владетелей и их культурные традиции монгольских ханов совершенно не интересовали. Такие монгольские, совершенно чуждые ментальности русского христианского князя, ритуалы подчинения и изначального признания своей покорности “поганым” были абсолютно немыслимы для русского социума XIII в.) Но из скудных сведений летописей известно, что в 1236 г. Ярослав Всеволодович захватил Киев…»^[286] «Судя по новгородскому летописанию, Ярослав Всеволодович спокойно “седее в Кыеве на столе” вплоть до гибели своего брата великого князя, то есть до 1238 г.

[…] Иное известие о киевских делах 1236—1238 гг. дает Ипатьевская летопись. В ней приводится противоположная информация – Ярослав сел на Киевский стол, но “не мога его держати, идее пакы Суждалю”, уступив Киевский стол черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу.

[…] Исследователи феодальной войны первой трети XIII в. между Черниговым и Галичем (и их союзниками) за Киев давно сомневаются в достоверности данного фрагмента Ипатьевской летописи из-за тенденциозности ее галицкого автора в описании событий этой войны и искусственности вставки рассказа о взятии Ярославом Киева…»^[287]

«…Ярослав Всеволодович вполне мог быть в 1236—1238 гг. или в Киеве (точнее, в какой-либо из великокняжеских резиденций – в Вышгороде или Белгороде, где в подобных случаях отсиживались князья-соправители Киева), или в соседнем Переяславле-Русском, пока в течение года-полутора шла торговля за эти столы.

Сложная ситуация в Киевской земле держала там Ярослава Всеволодовича вместе с дружиной. Он мог помочь брату, только приказав своему сыну Александру собрать новгородские полки. […] В этой ситуации юный новгородский князь ничем не мог помочь – его положение в Новгороде Великом как приглашенного князя, которое он не мог подкрепить силой или авторитетом, было в 1238 г. весьма шатким. Собственная дружина Александра была мала, а Новгород, отказавшийся помогать даже своему пригороду Торжку, явно не горел желанием отдавать воинов суздальскому князю»^[288].

Д.Г. Хрусталев считает, что Ярослав был в Новгороде:

«Осенью 1237 г. Ярослав, судя по всему, находился еще в Киеве. Здесь он прокняжил немногим более полугода. Сложно сказать, насколько киевляне были готовы отправиться на далекий северо-восток поддерживать брата своего новоиспеченного сюзерена. Да и особенных сил у них уже не было – слишком беспокойным было предыдущее десятилетие. Полагаться на новгородцев также было затруднительно. Для созыва ополчения требовалось решение веча, скептически смотревшего на дальние походы, прямая выгода от которых была неочевидна. Фактически Ярослав мог располагать только собственными дружинниками и верными переяславцами, полк которых, возможно, и был направлен на Волгу. Сам же князь лично прибыть на помощь уже не успевал. Даже если он получил тревожные известия в ноябре, то сначала (такое предположение напрашивается само собой) он должен был направиться в Новгород, в надежде собрать ополчение, а уж потом повернуть к Владимиру. Зимний путь от Киева до Новгорода мог длиться до трех месяцев, то есть в лучшем случае к концу февраля 1238 г. Ярослав прибыл на север. Здесь его должны были застать известия о падении Владимира, а также о подходе монголов к Торжку. Смог ли князь убедить новгородцев в необходимости активных наступательных действий, или впечатление от поражений под Рязанью и Коломной не позволило ему этого сделать, – источники умалчивают. Известно только, что с этой стороны помощи суздальскому князю не последовало»^[289].

«В источниках сохранилось разночтение по поводу места, из которого Ярослав прибыл во Владимир на княжение. В одних говорится, что он приехал из Киева, а в других – из Новгорода. […] Факт “заезда” в Новгород перед “возвращением” во Владимир мы считаем не только вероятным, но и необходимым. Именно из Новгорода Юрий ждал помощи, обозначая ее как «ожидание брата Ярослава». Именно с этой целью великий князь избрал в качестве своего базового лагеря реку Сить, расположенную на северной границе Владимирской земли и на южной границе Новгородской. Неужели кто-то думает, что безумный князь ожидал на Сити полков из Киева? Вся логика событий говорит о том, что Ярослав, спешно покинув Южную Русь, помчался к Новгороду, откуда вполне можно было быстро подвести войска»^[290].

Теперь рассмотрим точку зрения тех, кто считает, что Ярослав сумел договориться с монголами.

«…монголы вообще никогда не начинали вторжения, не подготовив его разложением противника изнутри, нашествия Чингисхана и его полководцев всегда опирались на внутренний кризис в стане врага, на измену и предательство, на переманивание на свою сторону соперничающих групп внутри вражеской страны. При вторжении в империю Цзинь (Северный Китай) на сторону Чингисхана перешли жившие у Великой Китайской стены “белые татары” (онгуты), восставшие против чжурчженей племенами киданей (1212 г.) и нерасчетливо заключившие союз с захватчиками китайцы Южной Сун. При вторжении Джэбе в государство Кара-Китаев (1218 г.) на сторону монголов стали уйгуры Восточного Туркестана и жители мусульманских городов Кашгарии. Завоевание Южного Китая сопровождалось переходом на сторону монголов горных племен Юннани и Сычуани (1254—1255 гг.) и массовыми изменами китайских генералов. Так, неприступная китайская крепость Санъян, которую армии Хубилая не могли взять в течение пяти лет, была сдана ее командиром. Нашествие монголов на Вьетнам происходили при поддержке южновьетнамского государства Чампа. В Средней Азии и на Ближнем Востоке монголы искусно использовали противоречия между кыпчакскими и туркменскими ханами в государстве хорезмшахов, а затем между афганцами и тюрками, иранцами и хорезмийскими воинами Джелаль-эд-Дина, мусульманскими и христианскими княжествами Грузии и Киликийской Армении, багдадским халифом и несторианами Месопотамии, пытались привлечь на свою сторону крестоносцев. В Венгрии монголы умело разожгли вражду между католиками-мадьярами и отступившими в Пушту половцами, часть которых перешла на сторону Бату. И т.д. и т.п.

[…] Была ли Русь исключением из общего правила, принадлежавшего к основным в монгольской стратегии? Нет, не была. Ипатьевская летопись сообщает о переходе на сторону татар болховских княжат, поставивших завоевателям продовольствие, фураж, и – очевидно – проводников. То, что было возможным в Южной Руси, несомненно допустимо и для Северо-Восточной.

[…] Ярослав Всеволодович по складу характера был способен на заговор против брата, привлечение для этого кочевников было обычной практикой на Руси, он находился в эпицентре событий и ухитрился выйти из войны невредимым, сохранив дружину и почти всю семью. Монголы, всегда стремившиеся уничтожить живую силу противника, ухитрившиеся поразительно быстро и легко найти в заволжских лесах на р. Сить лагерь Юрия II, на дружину Ярослава, вступившую во Владимир, не обратили никакого внимания. Впоследствии Ярослав первым из русских князей поехал в Орду к Бату-хану и получил из его рук ярлык на великое княжение […] над всей Русью (в том числе Киевом). Если учесть, что Бату раздавал русским князьям ярлыки только на их собственные княжества, то естественно возникает вопрос: за что Ярославу такая честь?

[…] Союз с Ярославом Всеволодовичем позволял монголам не только решить проблему развала изнутри русского сопротивления, проводников в незнакомой стране и обеспечения продовольствием и фуражом, он также объясняет загадку отступления татар от Новгорода, уже 250 лет занимающую умы русских историков. Незачем было идти на Новгород, управлявшийся дружественным монголам князем»^[291].

Определенная логика в этих рассуждениях присутствует. Однако есть авторы, например, Р.П. Храпачевский, которые считают, что одних только логических рассуждений, чтобы считать Ярослава предателем, явно не достаточно:

«…данное построение автором нерелевантно, так как посылки его силлогизмов необоснованны. Что я имею в виду – для того, чтобы его посылки были релевантны и корректны, он должен был сначала доказать (или хотя бы показать/проанализировать) следующее:

1. Как монголы проводили политику привлечения изменников или союзников в странах – объектах нападения, причем дифференцированно по отношению к:

а) правителям и членам правящих родов явных противников (например, проанализировать сношения с хорезмшахом и Теркен-хатунью, с императорами Цзинь и его родственниками, корейским ванном и т.д.);

б) соперничающим правителям вассальных или «обиженных» стран (пример – индикут уйгуров, халиф – враг Мухаммед б. Текеша, Арслан-хан карлуков, вассалы хорезмшаха и т.д.);

в) сепаратистам, формально не бывшим автономными правителями (всякие киданьские военачальники, объявлявшие свои “империи” на обломках Цзинь, китайские военачальники в Цзинь и Сун и т.п.).

Сделав это, надо систематизировать условия – как те, на которые монголы были согласны принять этих “предателей” (автономный правитель, вассал, просто военачальник/аристократ, стал подручным без всякого влияния, вообще наказан-унижен-казнен и т.д.), так и те условия, которых хотел добиться “воспитуемый”, сиречь потенциальный предатель.

2. Кто были предатели в известных и точно доказанных случаях коллаборациониста – их статус, их побуждения и на что они претендовали. Кроме того, здесь надо показать, как они входили в контакт, что они сообщали и как их принимали монголы – церемониал подчинения, жалованный им статус и т.д. Например – индикут уйгуров прибыл сам в ставку Чингисхана, сразу и прямо признал власть его над собой, вступил своими войсками в состав армии Чингисхана еще до войны с Цзинь, за что был признан автономным правителем и получил в жены дочь Чингисхана. То есть аналогичным образом посмотреть по остальным фактам по указанной схеме.

3. Показать, с какими из проанализированных в пп. 1—2 моделями (как монгольского подхода к коллаборационизму, так и подхода “предателей”) совпадает поведение Ярослава Всеволодовича.

И только на основе данного сопоставления по п. 3 можно будет утверждать что-либо. Если же такая работа не была проделана, то утверждения вышепроцитированной статьи не более чем публицистика»^[292].

Автор, конечно, прав, однако он не может не понимать, что подобный анализ невозможен в принципе. Дело в том, что ни в одном из источников, рассказывающих о нашествии монголов, какой-либо информации о взаимоотношениях монголов и Ярослава в этот период нет.

Таким образом, точка зрения тех, кто считает, что Ярослав предал брата, вступив в сговор с монголами, скорее всего, неверна. Вопрос о том, где он был во время вторжения монголов, в Киеве или в Новгороде, остается открытым. (Лично мне точка зрения Хрусталева кажется более убедительной.)

БИТВА НА СИТИ

К сожалению, каких-либо подробностей о битве на Сити источники не сообщают. Вот что пишет по этому поводу В.В. Каргалов:

«Несистематический характер раскопок, отсутствие полного описания археологических работ на реке Сити, противоречивые мнения историков, степень правильности аргументации которых почти невозможно проверить, выдвижение “памяти народной” в качестве основного источника исследования – все это вызывает большие трудности при подведении итогов»^[293].

Тем не менее ряд авторов сумели создать весьма подробные реконструкции событий, связанных с битвой на Сити. С. Ершов писал:

«Для штурма и взятия Ростова Великого, Ярославля, Вологды, Галича и разгрома войск князя Юрия Бату-хан должен был послать сильные отряды, не менее пяти туменов (тумен равен тьме), то есть 50 000 всадников, под общим командованием Бурундая. Ростов был взят 20 февраля 1238 года, затем отряд под общим командованием Бурундая разделился: часть его ушла на Ярославль; во главе основных сил Бурундай пошел на Углич, где еще разделил силы, образовав два (первый и второй) оперативных отряда для нападения на Сить. Третьим оперативным отрядом для нападения на войска князя Юрия с севера и северо-востока был ярославский отряд (около одной тьмы). Первым оперативным отрядом (две тьмы) командовал сам Бурундай, идя от Углича вверх по реке Верексе до Коя, затем на с. Воскресенское на Сити, Второй пошел от Углича на Мышкин – Некоуз – Лацкое – Семёновское, с отделением в Некоузе меньшей части отряда на Станилово. Ярославский (третий) оперативный отряд пошел по Волге, реке Мологе в устья рек Сити и Удрусы.

[…] первый оперативный отряд Бурундая скрытно сосредоточился вблизи села Воскресенское, а ярославский отряд в лесу на левом берегу Мологи выше села Ветрина, в районе потом построенной деревни Пенье (теперь в зоне затопления). Второй оперативный отряд, отделившийся от отряда Бурундая в Угличе и направляющийся через Мышкин – Некоуз – частью к Станилову, а в основном к семёновским обозам, также подошел скрытно. Этому отряду путь был ближе: до Станилова – 71 километр, а через Лацкое до Семеновского – 113 километров.

[…] К началу битвы русские полки были расположены в следующем порядке. Первый – трехтысячный конный полк во главе с воеводой Дорожем – находился в верховье Сити, в районе селений Могилицы и Божонки, с целью своевременного обнаружения (разведки) противника и встречного боя с его передовым отрядом.

Второй – центральный отряд – в районе селений Игнатово – Станилово – Юрьевское – Красное. Там был стан командующего, князя Юрия Всеволодовича, с оборудованными для боя позициями, с обозами в районе третьего полка.

Третий отряд (полк правой руки) – в районе Семеновского, Игнатова (рядом с Семеновским), Петровского, Ст. Мерзлеева и Великого Села, которого сейчас нет. Задачи отряда – обеспечение северного фланга русских войск и участие в главном сражении. В соответствии с тактикой русских войск того времени должен быть и запасный (засадный) полк. Запасный полк князя Юрия, скорее всего, и был поставлен на восточном берегу Сити, так как Юрий считал его безопасным (даже не вел разведку в сторону востока), а точнее между Семеновским и Красным, чтобы во время битвы полк мог идти на помощь как в стан Юрия, так и к северному полку.

Все три отряда к моменту битвы были растянуты на расстояние более 100 километров. Бурундай, выйдя к Сити, точно знал расположение этих отрядов. Как от своей разведки, так и от пленных он узнал и о проходе полка Дорожа в верховье Сити мимо села Воскресенское, куда он пошел, ожидая встречи передового отряда Батыя от Бежецка, ибо он, как и Юрий, считал, что все силы врага находятся в Твери и Торжке.

Итак, выйдя к Сити у села Воскресенское, Бурундай вдогонку Дорожу направил сильный отряд (около одной тьмы) для его уничтожения у селений Могилицы, Божонки и других.

[…] Второй отряд окружения, надо полагать, Бурундай направил в устье реки Верексы, в 5—8 километрах от Воскресенского, затем вверх по ней, до Ковалевского ручья и далее на север, до соединения с северным третьим отрядом окружения с целью замыкания кольца окружения.

Третий, северный отряд окружения […] отделился, как надо полагать, от ярославского оперативного отряда при подходе к устью реки Сити и устремился дальше вверх по Мологе (на 13 километров выше) до укрепленного городища Старое Холопье. […] Отряд взял Старое Холопье, пошел вверх по реке Удрусе, рассыпавшись по деревням вплоть до Суминского, а через Новинку, Крутец, Ветрянку, замкнув кольцо окружения, вместе со вторым отрядом устремился через Федорково на Великое Село, Турбаново, Старое Мерзлеево, а с Халева на Покровское.

[…] Теперь можно представить весь ход Ситской битвы. Поскольку все отряды Бурундая подошли без спешки, скрытно и действия их были заранее согласованы, то больших временных интервалов между сражениями в разных местах не было. Однако первым сражением надо считать разгром трехтысячного полка Дорожа ночью, под утро, второго марта 1238 года. Надо полагать, нападение на него было сделано тогда, когда основной его состав находился в крестьянских избах селений Могилицы, Божонки и других. […]

Пройдя безлюдную низменную местность устья Сити, ярославский отряд напал на район селений Черкасово, Иван-Святой, Брейтово, Остряковка и другие.

Одновременно с наступлением из устья Сити второй оперативный (некоузский) отряд Бурундая напал на обозы в Княгинина и Семёновском и начал громить их укрепления. Этот некоузский отряд еще раньше обнаружил засадный полк и напал на него основными силами.

[…] В это время третий (северный) отряд окружения напал на Великое Село, окружил его и уничтожил вместе с людьми, а затем ударил по полку правой руки в с. Покровском и начал теснить воинов с берега на лед Сити. С другого берега, от Княгинино, Семеновского и рядом стоящей деревни Игнатово, тоже стали теснить русских воинов на лед Сити.

[…] Превосходящие силы Бурундая окружили русские войска по частям, сжимая кольцо окружения, и к вечеру того же дня полностью уничтожили оба полка: центральный, во главе с князем Юрием, в районе Станилово – Юрьевская – Красное, и северный полк правой руки, в районе Семеновское – Игнатово – Покровское. Князь Юрий погиб в деревне Юрьевская.

В районе Семеновское – Игнатово – Покровское битва разгорелась раньше, чем в самом стане Юрия в Станилове, поэтому летописцы, возможно, верно утверждают, что Юрий разделил свои войска, послав часть на помощь северному полку, и тем ускорил свою гибель. Поэтому именно здесь могла быть самая ожесточенная битва, ибо в ней участвовали весь полк правой руки, запасный полк и часть войск центрального полка.

[…] В заключение можно сказать: князь Юрий имел к началу битвы три боевых линейных полка на значительном удалении друг от друга и запасный (засадный) полк; для проведения Ситской операции и полного окружения русских войск Бурундай разделил войско на три оперативных отряда и три отряда окружения. […]

Ситская битва произошла в трех местах: в районе селений Могилицы и Божонки (битва полка Дорожа); в районе Станилово – Юрьевская – Игнатово – Красное (битва центрального полка под командованием князя Юрия); в районе Семеновское – Игнатово – Покровское (тут, по предположению, была самая ожесточенная битва с участием в ней кроме полка правой руки запасного полка и части центрального полка, посланного Юрием на помощь)»^[294].

Естественно, что столь подробная реконструкция, основанная на весьма скудном исходном материале, вызвала критические замечания:

«…С. Ершов отмечает, что “все отряды Бурундая подошли без спешки, скрытно и действия их были заранее согласованы” – и вот здесь и возникают вопросы. Во-первых, действия войск, раскиданных на расстоянии в 100 км, необходимо как-то координировать, а без современных средств связи такое невозможно, тем более если учесть регион, где военные операции происходят. Дремучие леса и болота не позволят даже гонцам сноситься, а потому монгольскому полководцу пришлось бы действовать вслепую, полагаясь на авось, – а вдруг все получится и пойдет, как задумано! Можно сколько угодно согласовывать заранее действия отрядов, но нельзя быть твердо уверенным, что они окажутся в нужное время и в нужном месте при разбросе в сотню километров. На войне может произойти всякое – вовремя не подошли, сбились с пути, наконец, были обнаружены и атакованы врагом! Это сотни мелочей, и все не предусмотришь, а в итоге если один из монгольских отрядов не выйдет на рубеж атаки, то это будет грозить разгромом остальному войску, поскольку оно пойдет в бой ослабленным, не зная о том, что их чудесный план дал сбой. Все это Бурундай должен был знать, и, судя по всему, он это прекрасно знал, а потому можно признать, что атака со стороны Мологи – не более чем красивая фантазия, не имеющая никакого отношения к реальности. Смотрим дальше. Абсолютно непонятно, на основании чего автор утверждает, что один из отрядов Бурундай “отправил в устье реки Верексы, в 5—8 километрах от Воскресенского, затем вверх по ней до Ковалевского ручья и далее на север до соединения с северным третьим отрядом окружения с целью замыкания кольца окружения”. Достаточно просто посмотреть на карту, как сразу станет видно, что эта маленькая речушка петляет среди болот и чащоб и передвижение по ней больших кавалерийских масс практически невозможно. Так это сейчас, а что там было в XIII веке! Истоки Верексы расположены в сильно заболоченной местности, и куда бы по ней пришли монгольские тысячи, сказать трудно. Поэтому вряд ли Бурундай стал бы распылять все свои силы на столь огромном пространстве и наносить удар по растянутым вдоль реки русским полкам растопыренными пальцами, вместо того чтобы ударить кулаком, – это можно было сделать гораздо проще, эффективнее и не столь мудрено»^[295].

Теперь обратимся к словам В. Филиппова.

«…к началу Ситской битвы русские полки были расположены в следующем порядке. Первый – трехтысячный полк во главе с Василько Ростовским и его братом Всеволодом – находился прямо в верховье Сити, на той же реке, где и остальное войско, только в районе селений Могилицы и Божонки, с целью своевременного обнаружения противника и встречного боя с его передовым отрядом, если это потребуется.

[…] Второй – центральный отряд – в районе селений Игнатово – Станилово – Юрьевское – Красное. Там был стан командующего, князя Юрия Всеволодовича, с оборудованными для боя позициями»^[296].

«Выйдя под покровом ночной темноты незамеченным у Воскресенского к реке Сити, Бурундай разделил свои силы на две части, одна из них отправилась по реке в сторону Бежецка ударить с тыла по не прикрытому на этом направлении отряду Василько. Этот сильный отряд Бурундая (около одной тьмы) должен был внезапным ударом атаковать и уничтожить противника в районе селений Могилицы и Божонки. Второй отряд, по своей численности даже больший, чем первый, двинулся в противоположную сторону, к селам Станилову и Юрьевскому…»^[297]

«Пока первый тумен атаковал русских в лоб, второй предпринял обходной маневр, чтобы выйти в районе деревень Назарово – Красное и ударить владимирским полкам в незащищенный тыл.

[…] Разделились они ориентировочно в районе деревень Раково – Бабья Гора. […]

Войска столкнулись в ожесточенной схватке у деревни Игнатово»^[298].

«Русские встретились со вторым отрядом татар в районе села Юрьевского»^[299].

«К вечеру того же дня все было закончено, весь центральный полк во главе с князем Юрием в районе Станилово – Юрьевская – Красное был полностью уничтожен»^[300].

Реконструкция В. Филиппова также подверглась критике со стороны М. Елисеева:

«В. Филиппов […] пришел к выводу, что действия монголов как со стороны Волги, так и со стороны Некоуза быть на могло. Направление атаки он […] определяет со стороны Коя, хотя в дальнейшем […] не удержался от соблазна приписать темнику хитроумный маневр среди дремучих лесов и болотных трясин. По его версии, разделив войска у деревень Роково и Бабья Гора, Бурундай часть своих сил отправил в обход по лесам, чтобы они вышли в тыл русских войск в районе Назарово – Красное. На мой взгляд, этого не могло быть, и вот почему: во-первых, от Бабьей Горы до Игнатова меньше двух километров, и у Бурундая не было никаких гарантий, что противник это разделение не заметит и не примет соответствующие меры. Во-вторых, если посмотреть на карту, то мы увидим, что на пути войск, которые пошли бы в обход, сплошные преграды: сразу за Назарьево, которое лежало на пути этого отряда, раскинулся заболоченный лесной массив, совершенно непроходимый для конницы»^[301].

А теперь реконструкция самого М. Елисеева:

«В районе сел Сить-Покровское и Семеновское расположился ростовский полк князя Василька. […]

[…] Георгий Всеволодович с пешими полками остановился в районе Станилово – Рубцово – Игнатово, а ярославский полк князя Всеволода прошел еще пару километров вверх по реке и встал в районе деревни Роково (Раково). Позднее, когда на Сить приведет свою дружину из Юрьева-Польского князь Святослав, она расположится в районе Лопатино – Красное, в 4 километрах к северу от Станилово. Таким образом, мы видим, что протяженность расположения русских полков в среднем течении Сити была примерно 15—16 км…»^[302]

«Опасаясь появления орды именно со стороны Твери и Торжка, в деревне Шелдомеж была выставлена застава, откуда велось наблюдение за всей прилегающей местностью […] расположение русских войск на реке Сить прослеживаетсядовольно четко – в деревне Божонка, в верхнем течении, стоял полк Владимира Угличского. […] В среднем течении реки, у деревни Роково (Раково), стоял ярославский полк Всеволода Константиновича, а за ним в районе Станилово – Игнатово – Рубцово пешая рать Георгия Всеволодовича […] Дальше вниз по течению у Лопатино – Красное расположился князь Святослав с дружиной, и севернее всех, в районе Сить – Покровского и Семеновского, стоял ростовский полк князя Василька»^[303].

«…Бурундай […] мог действовать примерно так – понимая, что и со стороны Бежецка, и со стороны Волги русские могут ждать атаки, он решает нанести удар с юга – от Углича на Кой, а затем выйти в район Воскресенского. Таким образом, он […] этим сразу убивал двух зайцев – отрезал угличский полк от главных сил, а к этим самым главным силам подходил с той стороны, откуда его не ждали. Отряда из 3000 нукеров было вполне достаточно для удара по Божонке, благо силы русских там были не велики, а вот основные войска должны были выдвинуться в район Станилово – Игнатово и атаковать русские полки, растянувшиеся вдоль реки, по отдельности. Собрав все тумены в один кулак, Бурундай намеревался внезапной атакой внести панику и сумятицу в ряды русского воинства, а затем нанести ему поражение до того, как князья и воеводы сумеют свести полки вместе и организовать отпор. […] Для достижения успеха ему были необходимы два условия – внезапность и концентрация всех сил на направлении главного удара, причем оба эти условия Бурундаю удалось выполнить»^[304].

Вероятнее всего, монголы подошли к лагерю русских войск с востока, а не с запада, откуда их ждали. Приближение корпуса Бурундая было скрытным и быстрым. Разведка русских просмотрела подход монгольской армии и сама была почти полностью уничтожена. Уцелевшие разведчики сообщили о приближении монголов. Князь начал поднимать полки по тревоге, но было поздно. Значительная часть русского войска была сразу же окружена и уничтожена. Одновременно с этим монголы двинулись вдоль Сити и, создавая численное превосходство на каждом участке наступления, обратили русских в бегство и изрубили бегущих. Погибли великий князь Юрий, Всеволод Константинович и большая часть русского войска. Князь Василько Константинович был взят в плен и впоследствии убит.

По-другому описываются обстоятельства смерти Юрия Всеволодовича в Ипатьевской летописи: «Юрий же князь оставил сына своего во Владимире и княгиню, вышел из города. И собирал он около себя воинов и не имел сторожевых отрядов, захвачен был беззаконным Бурундаем, весь город захватили и самого князя Юрия убили»^[305].

Получается, что Юрий был убит монголами, практически сразу же после того, как он покинул Владимир. Эта информация противоречит той, которая содержится в трех других источниках. Однако если предположить, что это сообщение соответствует действительности, то снимаются, по крайней мере, два неясных момента:

– во-первых, для Юрия отпадает необходимость морозить в течение месяца свое войско в лесу, в то время как монголы разоряют его княжество;

– во-вторых, снимаются все вопросы, связанные с отсутствием Ярослава на Сити.

Д. Моисеев по этому поводу пишет:

«…версия Ипатьевской летописи выглядит точной и логичной, как это ни странно. А вот поздняя северо-восточная версия предстает следующим образом. Юрий стоит почти месяц на реке Сить, у него есть сторожа, он наблюдает гибель русских городов, поголовное уничтожение своей семьи и при этом ждет братьев. Месяц ничего не происходит. Чтобы 4 марта Юрий послал Дорожа, узнать – они окружены татарами. […] Возникает вопрос, что же это за “сторожа”, которые на своей земле не могут обнаружить противника, который уже второй месяц разорял города, впервые был на этой земле, никогда не видел таких лесов и такого числа рек? Ответ только один – предательство, которое было распространено в княжеской среде. Если следовать изложению событий согласно списку Лаврентия и Новгородской I летописи, другого ответа найти нельзя. […]

А как же татары могли узнать о реке Сить? Ответ – только от “своих”. Но вот доказательств “перевета” и “лести” “своих” ни в одном источнике не то что нет, а даже подобных следов не прослеживается.

Они долны были бы быть, так как такой поступок, в этих условиях, не мог не остаться незамеченным. Через поколения людей, рано или поздно, но этот человек понес бы свое заслуженное наказание – оглашение его имени. На сегодняшний день доказательств “перевета” нет. А вместе с этим отпадает версия гибели Юрия на Сити после падения Владимира. Можно уверенно говорить, что великий князь Юрий Всеволодович погиб до падения Владимира^[306]».

Сходной точки зрения придерживается и К. Комаров:

«По общепринятому мнению, Юрий на Сити деятельно готовился к обороне: строил укрепления, собирал (“совокуплял”) войска и т.п. Но было ли у него время для всего этого? Он покинул Владимир 2 февраля, а уже 5 февраля город был взят монголами. По смыслу записи в Новгородской летописи, Бурундай был направлен в погоню в тот же день, когда основное войско штурмовало город: “Погании же, отбившее двери, зажгоша церковь, наволочившее леса и их двошивши вся… инии же погнашася по Юрьи князи на Ярославль”. Бурундай шел по его следу налегке, Юрий же был к тому же отягощен обозом, пусть и небольшим. В лучшем случае князь успел только расположить дружины подручных князей станом. Но тут сразу разведка и обнаружила, что монголы обошли его с фланга. Даже наиболее лояльная Юрию Лаврентьевская летопись утверждает, что монголы подошли внезапно. Изготовить свое войско к бою он не успел, и битва обернулась бегством русских дружин: “Побегоша наши пред иноплеменникы”. […]

Лаврентьевская летопись говорит о стойком сопротивлении русских и жестокой битве, в которой они потерпели поражение, – дань придворного летописца своему князю. […] Ипатьевская же заключает описание с протокольной четкостью: Юрий “изехан бысть безаконным Боурундаема”, то есть настигнут погоней. Новгородская: “И нача князь полк ставити около себе, и се внезапу татарове приспеша; князь же не успев ничтоже, побеже. Бог же весть, како скончася: много бо глаголют о нем инии”. […]

Таким образом, в описанных обстоятельствах у Юрия не было времени для постройки каких-либо укреплений»^[307].

ВЗЯТИЕ ТОРЖКА

Обстоятельства осады и взятия монголами Торжка описаны в Новгородской летописи и у В. Татищева.

Новгородская летопись:

«Оттуда же пришли беззаконные, и осадили Торжок, и окружили тыном весь, как иные города брали, и били те окаянные пороки две недели, и изнемогли люди в городе. А из Новгорода им не было помощи, все были в недоумении и страхе. И так поганые взяли город и убили всех и мужчин и женщин, священников всех и монахов, а все разграблено и поругано, горькою и несчастною смертью предали свои души Господу, 5 марта, на память святого мученика Никона, в среду^[308]. Тут убиты были Иванко, посадник новоторжский, Аким Влункович, Глеб Борисович, Михаил Моисеевич. Тогда же^[309] гнались окаянные безбожники от Торжка Селигерским путем даже и до Игнатьева креста, а всех людей секли как траву, за 100 верст до Новгорода не дошли»^[310].

В. Татищев:

«…пошли к Торжку и, придя, град оный обступили в неделю 1-ю поста (сие прежде боя с князями), били пороками две седмицы. Новоторжцы, видя свое изнеможение, а помощи ниоткуда не надеясь получить, ослабели, и татары, взяв Торжок марта 15, весь сожгли, людей иных побили, иных в плен взяли, а за ушедшими гнались Селигерскою дорогою даже до Игнача креста, посекая людей, как траву. И только за 100 верст не дойдя Новгорода, возвратились, поскольку стало тепло, боялись между столь многих рек, озер и болот далее идти»^[311].

Вероятно, воспользовавшись возникшей во время штурма неразберихой, часть горожан или пленных (из числа ранее захваченных) бежали на северо-запад в сторону Новгорода. Позднее за ними был отправлен в погоню монгольский отряд, который преследовал беглецов до Игнач-креста (в окрестностях озера Селигер). Изрубив всех, монголы вернулись в Торжок.

Появление этого отряда было воспринято новгородцами как попытка монгольского наступления на город. На самом деле перед этим небольшим отрядом задача осады такого крупного города как Новгород не стояла.

Причина, по которой монголы не стали развивать успех и вслед за взятием Торжка не пошли на Новгород, не ясна до сих пор. Самая распространенная точка зрения – они испугались приближения весны с ее распутицей и таянием льда на реках.

После взятия 5 марта Торжка у монголов оставался определенный резерв времени (ок. 6 недель до вскрытия рек) для осуществления похода на Новгород. Возможно, что после взятия Торжка монгольский корпус под командованием Бату начал движение в сторону Новгорода, а его авангард дошел до Игнач-креста. Однако, вероятно, в процессе этого движения Бату, получив известие о том, что подкрепление опаздывает, и понимая, что с наличными силами захватить многолюдный Новгород до наступления распутицы нельзя, повернул назад. Дело в том, что в случае длительной осады Новгорода распутица и разлив рек могли привести к тому, что монголы потеряли бы лошадей, а это практически гарантированно привело бы монгольскую армию к гибели. Впрочем, падеж монгольских лошадей мог произойти уже и после взятия, в результате длительной осады Новгорода, в процессе возвращения монголов в степь.

Естественно, существуют и другие точки зрения на то, почему монголы не пошли на Новгород:

«… по мнению современников, произошло чудо – монголы повернули назад! Каких только мнений не высказывалось по этому поводу, начиная от пресловутой распутицы и вплоть до того, что в Новгороде сидел союзник Батыя Ярослав, и потому грозный хан не стал громить его земли. В. Филиппов^[312] высказал точку зрения, что в это время в город прибыл из Киева Ярослав Всеволодович с дружиной, и новгородцы в едином порыве выступили навстречу захватчикам. На мой взгляд, все было гораздо банальнее – Батый наконец получил достоверную информацию о том, во что обошлась Бурундаю победа на Сити, и понял, что шансов на победу над Новгородом – ноль»^[313].

Оригинальную точку зрения высказал А. Карпов: «…могло быть и так, что двигавшиеся к Новгороду отряды затребовал к себе Батый, как раз в это время безуспешно осаждавший Козельск…»^[314]

К началу марта основные силы монголов были рассредоточены на пространстве от Средней Волги до Торжка.

Вскоре после убийства великого князя монгольская армия широким фронтом стратегической «облавы» двинулась на юг. Фронт этой «облавы» раскинулся от восточных районов Смоленского и Черниговского княжеств на левом фланге до Рязанской земли на правом.

Восточную границу «облавы» историки определяют только приблизительно, от Средней Волги западнее Гороховца, севернее Рязани и к Козельску. (Если историки правы, то получается, что монгольские войска, двигавшиеся к Козельску от Углеча Поля и Костромы, шли по только что разоренной ими же территории. Возникает вопрос: где же они в это время брали фураж и продовольствие?) Западная граница совпадала с маршрутом движения отряда под командованием Бату.

Большинство историков предполагают, что Бату от Твери пошел вверх по Волге до устья Вазузы. Далее монголы, взяв Зубцов, прошли по Вазузе до ее истока, после чего захватили Вязьму и перебрались к истоку Днепра. Спустившись вниз по Днепру, Бату взял Дорогобуж, потом он, скорее всего, по Уже добрался до устья Болвы. Далее, вероятно, поднявшись по Болве, Бату перебрался в верховья Жиздры, по которой дошел до Козельска.

ВЗЯТИЕ КОЗЕЛЬСКА

Обстоятельства осады и взятия монголами Козельска описаны в Ипатьевской летописи и у В. Татищева.

Ипатьевская летопись:

«Так город разорил Владимир, попленил города Суздальские и пришел к городу Козельску, был в нем князь молодой именем Василий. Увидали же нечестивые, какой ум крепкодушный имеют люди в городе, словами обманными невозможно город взять. Козляне же совет сотворили, не сдаваться, Батыю сказав: “Хотя князь наш молод, но положим животы свои за него и здесь славу сего света примем и там небесные венцы от Бога примем”. Татары же бились, захватить хотели город, разбили городскую стену и взошли на вал татары. Козляне же ножами резались с ними, совет же сотворили выйти на полки татарские. И вышли из города, порубили камнеметы их, напали на полки их и убили татар 4000 и сами убиты были. Батый же взял город, убил всех и не пощадил детей и до сосущих молоко, а о князе Василии неизвестно и иные говорят, что в крови утонул, потому что очень молод был. С тех пор татары не смеют его называть городом Козельском, но город злой, потому что бились 7 недель, убили в нем у татар трех сыновей темников. Татары же искали и не могли их найти во множестве трупов»^[315].

Летописец явно завысил количество убитых монголов. Вот что писал по этому поводу В. Чивилихин:

«Четыре тысячи убитых степняков – слишком много, потому что в таком случае и противников должно бы быть примерно столько же, а это маловероятно: в средневековом русском городе такого значения и площади все население едва достигало этой численности. Скорее всего, летописец допустил традиционное преувеличение ровно в десять раз, как это делал он и его коллеги во многих случаях.

[…] Когда в конце XIX века тянули через Козельск железную дорогу на Тулу, то при земляных работах посреди Батыева поля тронули груду человеческих черепов. […] Это были, несомненно, останки героической козельской дружины, потому что орда сжигала тела своих павших воинов в больших кострах. Так вот, черепов было по тщательному счету двести шестьдесят семь. Выходит, в последнем своем бою защитники Козельска, вышедшие из города на вылазку, могли убить около четырехсот врагов, но и сами сложили головы»^[316].

В. Татищев:

«После разбития великого князя сам Батый возвратился в область Рязанскую и, недолго медля, дождавшись войск, посланных для разорения градов около Владимира, пошел в Вятичи ко граду Козельску, в котором был князь Василий, прозванием Козля. Сей хотя млад, но весьма храбр был и, слыша о нашествии иноплеменников, град весьма укрепил. И когда Батый приблизился, послал по всем градам области Черниговской и в Козельск, чтоб не противясь отдались, что некоторые учинили и получили от него мир. А Василий, учинив совет, положил обороняться за веру и отечество до последнего излияния крови. Люди же сами, бывшие во граде, согласились, хотя князь их млад, но им всем вместе жизни своей не жалеть, и лучше себе поставляли помереть, нежели веру поругать. И с тем присланного отпустили. Батый, услышав сего малого града столь жестокий ответ, рассвирепев, немедленно град обступил и стали бить пороками. Выбили стены немало и хотели идти во град, но здесь козельцы учинили прежестокий бой и, долго бившись, принудили татар оставить оное. И видя татар многих побитых, ободрились и той ночью, выйдя из града, так храбро на татар напали, что все оные великие войска в смятении бежать принудили, где их более 4000 побили, а в плен никого не брали. Но татары, осмотревшись и увидев, что оных мало, обступив их, отошедших от града, всех порубили и в тот же день город, уже без обороны бывший, взяли. Батый, въехав во град, так рассвирепел, что велел во оном всех, не щадя жен и детей, порубить и повелел его не Козельском, но Злым градом называть (калмыцкое Мау Балгасун), поскольку в течение семи седмиц доставая оный, потеряли трех знатных начальников от детей княжеских, и много войска их было побито»^[317].

Столь длительная по времени осада Козельска, особенно в сравнении с продолжительностью осад других русских городов, заставляет искать объяснений. Р.Ю. Почекаев предлагает такой вариант:

«…осада Козельска представляется историкам очередной загадочной страницей кампании 1237—1238 гг., и они готовы предлагать самые фантастические объяснения того упорства, с котором Бату его осаждал. В самом деле: почему монголам было столь важно захватить этот маленький и стратегически вроде бы совсем не важный городок? Л.Н. Гумилев полагал, что, осаждая Козельск, Бату мстил черниговскому князю за участие его предшественника в убийстве монгольских послов перед битвой на реке Калке. В.А. Чивилихин, ссылаясь на результаты археологических раскопок, утверждал, что монголов привлекли хранившиеся в городе крупные запасы зерна: якобы козельцы, убедившись в неминуемости гибели, сожгли зерно, и именно это побудило монголов назвать Козельск “злым городом” и стереть его с лица земли. Полагаю, все можно объяснить гораздо проще, причем это объяснение вполне вписывается в алгоритм действий Бату на Руси. Он просто должен был захватить пограничный город очередного княжества и дождаться реакции со стороны местного князя – собирается ли тот предпринять ответные действия или нет. Именно поэтому Бату в течение семи недель сам осаждал Козельск, выматывая и своих воинов, и осажденных, и лишь убедившись в нехватке своих сил, был вынужден направить приказ отрядам Кадана и Бури присоединиться к нему и совместными усилиями взять город, на что все равно понадобилось три дня»^[318].

С моей точки зрения, подобное объяснение вызывает только еще больше вопросов. Какие вообще действия мог предпринять местный князь? Мне представляется, было всего два варианта: ничего не делать или попытаться деблокировать Козельск. Черниговский князь ничего не предпринял, вероятнее всего, из-за распутицы. Теперь предположим, что он все-таки каким-то чудом сумел бы привести свое войско к Козельску. Далее монголы в полевом сражении, вероятно, разгромили бы в очередной раз русских. Что после этого, по мнению автора, должен был сделать Бату? Немедленно начать наступление на Черниговское княжество? (Кстати, дальнейшие события показали, что монголы все равно разгромили Чернигов, хотя местный князь и не «предпринял ответных действий».)

Д. Хрусталев полагает, что «прежде всего следует выделить общую усталость войск, их неспособность к решительному наступлению. У выносливости кочевников также есть предел, который и наступил после затяжной зимней кампании. Судя по тому, что на пути от Суздаля к Владимиру пленные, “издыхающе от мраза”, зима в 1237/38 г. была холодной. Возможно, сказывались и проблемы с продовольствием, которое необходимо было буквально отвоевывать.

И в этих условиях многотысячная армия за 4 месяца преодолела около 2000 км по пересеченной местности, лесистой и заваленной снегом. Нельзя также забывать, что армия Батыя не была однородной в национальном плане. Самые подготовленные части, конечно, происходили из Монголии, но с ними рядом шли многочисленные обитатели евразийских степей от кипчаков до саксин, а также представители других покоренных народов от Китая до Кавказа. Одной из причин задержки у Козельска могло служить то, что в распоряжении хана остались либо части, которые жалко было бросать на штурм малозначимого городка (например, собственно монгольские), либо его основной контингент, наоборот, состоял из многонациональной толпы побежденных народов, которыми сложно было управлять»^[319].

А вот мнение С. Александрова:

«Козельская крепость находилась на правом берегу Жиздры, на высоком речном мысе. В Жиздру в районе Козельска впадают три реки: Драгусна, Клютома, Орденка, причем через 2—3 километра. Сами реки текут в широких низменных поймах, над которыми возвышается высокая Козельская гора с крутыми склонами. […] Козельск имел еще одну особенность. Драгусна здесь была соединена с Жиздрой боковым рукавом. […] Фактически это была островная крепость, так как в условиях половодья Козельск оказывался настоящим островом, отрезанным от внешнего мира.

Жиздра, Драгусна, Клютома, Орденка, сливаясь в одно целое, при низменности их пойм, в условиях таяния снега и половодья разливались на огромное расстояние в несколько верст. В таких условиях подойти к Козельску было просто невозможно, нельзя было и перебраться на левый берег Жиздры, который такой же низменный, как и правый. Монголы подошли к Козельску примерно 4—8 апреля. Ока у Калуги вскрывается 6 апреля (по старому стилю), но, как известно, притоки больших рек вскрываются на несколько дней раньше. Год на год не приходится, поэтому можно сказать, что Жиздра могла вскрыться в первой декаде апреля. Значит, монголы подходили к Козельску в период начала половодья на близтекущих реках. Они поэтому не смогли сразу начать штурм города. Начавшийся разлив Жиздры заставил их ждать схода воды. Тем самым, монголы в районе Козельска оказались в ловушке. На многие версты вокруг Козельска была вода. Штурмовать крепость было просто невозможно. Уйти в степь было тоже нельзя. Именно это во многом объясняет семинедельную осаду города. […]

У нас нет данных о продолжительности половодья на Жиздре. Но известно, что на Днепре под Смоленском, где он по ширине сравним с Жиздрой, продолжительность подъема воды составляет 13—17 дней, и столько же времени уходит на спад. В то же время в некоторые годы половодье на Днепре продолжается до 50 дней. Кроме того, Жиздра, как и Днепр, имеет довольно широкую пойму. Значит, половодье на Жиздре продолжается примерно около месяца. Именно столько монголы должны были дожидаться схода воды под Козельском. Но и после конца половодья Сабудай и Батый вряд ли могли начать штурм. После половодья пойма Жиздры превращается в болото, по которому подойти к крепости довольно трудно, тем более идти на штурм. Это еще затягивало осаду примерно на неделю, а то и больше.

Чтобы взять Козельск, который возвышался над всей округой на тридцать метров, были необходимы камнеметательные орудия, которые монголы вряд ли тащили по водоразделам от Селигера. Они должны были строить их на месте, да еще подвести к ним запасы камней, которые не так уж легко найти в лесу. Таким образом монголы могли бездействовать под Козельском больше месяца. Если осада города началась где-то 4—6 апреля, то первый штурм должен был состояться лишь после 10 мая.

Никаких конкретных данных о штурме Козельска не сохранилось, неизвестна и дата взятия города. […]

Татары уничтожили всех жителей Козельска, свидетелей штурма города не осталось. Летописец, скорее всего, описал взятие Козельска на основе известий о взятии татарами городов Северо-Восточной Руси. Но, даже если эти данные и верны, то не известно, сколько дней Батый штурмовал Козельск»^[320].

Скорее всего, события развивались следующим образом:

В конце марта – начале апреля Бату появился под стенами Козельска и предложил жителям сдаться. На городском совете было принято решение: обороняться.

Получив отказ, Бату, у которого, вероятно, не хватало воинов для решительного штурма, блокировал Козельск, приступил к осаде «на измор», ожидая подхода дополнительных сил.

Время шло, начался разлив Жиздры, ручьи и болота наполнялись талой водой. Половодье на Жиздре обычно продолжается около месяца, и после конца половодья пойма Жиздры превращается в болото. Это затянуло осаду еще как минимум на неделю. (Остается только гадать, чем все это время питались как сами монголы, так и их лошади.)

В первой половине мая, когда земля подсохла и подошли дополнительные силы, монголы, проломив с помощью камнеметов городскую стену, попытались захватить город, но были отбиты. После этого на очередном городском совете было принято решение атаковать врага.

Ночью гарнизон совершил вылазку, уничтожив монгольские камнеметы, но сам был окружен и перебит. После этого монголы легко взяли город, который было уже некому защищать. Жители были вырезаны поголовно.

ДЕЙСТВИЯ МОНГОЛЬСКОЙ АРМИИ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ КОЗЕЛЬСКА

После взятия Козельска монголы двинулись в степь, практически по прямой. Последним русским городом, павшим под натиском монгольской армии весной 1238 г., вероятно, стал Елец.

Вернувшись летом 1238 г. в причерноморские степи, монголы продолжали вести боевые действия против еще не покоренных половцев, а так же подавляли восстания в ранее завоеванных землях аланов, мордвы, черкесов и других народов.

К сожалению, о дальнейших событиях, связанных с нашествием монголов на Русь, источники рассказывают чрезвычайно скупо. Так, в Новгородской летописи описание заканчивается взятием Торжка.

В Лаврентьевской летописи рассказ о событиях 1239 и 1240 гг. позаимствован из летописи, рассказывающей о разорении византийского побережья князем Игорем в 941 г., и о взятии Киева половцами в 1203 г.: «В том же году взяли татары Чернигов, князья их выехали в Венгрию, а город пожгли и людей избили, и монастырь пограбили, а епископа Порфирия отпустили в Глухове, а сами пошли в станы свои. […] В том же году, зимой, взяли татары Мордовскую землю, и Муром пожгли, и по Клязьме воевали, и город святой Богородицы Гороховец пожгли, а сами пошли в станы свои».^[321]

Ипатьевская летопись:

«Батый же, взяв Козельск, и пошел в землю Половецкую. Оттуда же начал посылать на города русские, и взял город Переяславль копьем; избил всех и церковь архангела Михаила сокрушил и сосуды церковные и бесчисленные, золотые и драгоценные камни взял и епископа преподобного Симеона убил. В то же время послал на Чернигов, обступили город в силе тяжкой, слышал же Мстислав Глебович о нападении на город иноплеменников, пришел на них со всеми воинами, бились с ними, побежден был Мстислав, и множество воинов его убиты были и город взяли и запалили огнем, епископа оставили живого и вели в Глухов».^[322]

В. Татищев:

«В тот же год Батый начал посылать рать на грады русские и взяли град Переславль Русский, который близ Днепра, и церковь архангела Михаила сокрушили, и епископа Симеона убили, и сосуды церковные золотые и серебрянные и драгоценных камней забрали, людей иссекли, а иных в плен повели, и град сожгли. В тот же год Батый послал иную рать на Чернигов в силе великой. Слышав же то, князь Мстислав Глебович, внук Святослава Олеговича^[323], ушел на них со многими воинствами своими, и была брань великая и сеча злая; а от града метали на татар камни со стены за полтора перестрела, а камни такие, что могли четыре человека сильные поднять. Но и так победили татары христиан, и едва убежал князь Мстислав Глебович, внук Святослава Олеговича, а множество воинства его убито было, и град взяли и запалили огнем, а епископа Порфирия живого повели с собою в Глухов и оттуда отпустили его. […] В тот же год Батыевы татары взяли Мордовскую землю и Муром, и по Клязьме все повоевали и попленили, и град пречистой Богородицы Владимир и Гороховец повоевали и попленили, и со многим полоном возвратились восвояси. […] В тот же год приходили Батыевы татары в Рязань и попленили всю»^[324].

Весной 1239 г. монгольский отряд из состава корпуса, воевавшего с половцами в степях между Северским Донцом и Днепром, опустошил земли Переяславского княжества, взял столицу и разорил более десятка других городов.

Осенью 1239 г. монгольский корпус под командованием Бату осадил Чернигов. Мстислав Глебович^[325] попытался деблокировать город, но был разбит и отступил. Разграбив и спалив Чернигов, монголы двинулись на восток вдоль Десны и далее по Сейму. Разорив Вырь, Глухов, Путивль, Рыльск и другие города, они вернулись в степь.

Зимой 1239—1240 гг. монгольские тумены под командованием Субедэя в ходе подавления восстания мордвы взяли Муром и опустошили русские земли по Нижней Клязьме вплоть до Нижнего Новгорода. Одновременно другой монгольский отряд разорил не затронутые предыдущим вторжением северо-восточные земли Рязанского княжества.

Весной 1240 г. монголы продолжили завоевание Северного Кавказа.

Осенью этого же года, пополнив свою армию за счет народов Поволжья, Прикамья и Половецкой степи (башкир, буртасов, марийцев, мордвы, чувашей и др.), Бату двинулся на Юго-Западную Русь.

Первыми подверглись нападению пограничные города-крепости, располагавшиеся на берегах р. Рось и ее притока Росавы: Торческ, Юрьев (Белая Церковь) и др., всего более двух десятков городов. Так же, как ранее подобные крепости на границах Переяславского и Черниговского княжеств, киевские пограничные городки были уничтожены. Защитники этих крепостей оказали сопротивление и почти все погибли.

После этого пришла очередь городов, прикрывавших подступы к Киеву: были уничтожены Белгород Киевский, Васильев, Витичев, Вышгород и др.

ВЗЯТИЕ КИЕВА

Ипатьевская летопись:

«Менгукаан же пришел осмотреть город Киев, стал же он на иной стороне Днестра^[326] в городке Песочном, видел город, удивился красоте его, и величию его, прислал послов своих к Михаилу и к горожанам, хотел их прельстить и не послушали его. В год 6746 [1238]. Михаил бежал за сыном своим перед татарами к венграм, а Ростислав Мстиславич Смоленский сел в Киеве. Даниил же поехал на него и взял его, и оставил Дмитра и дал Киев в руки Дмитра держать против иноплеменного народа, безбожных татар. […]

В год 6748 [1240]. Пришел Батый в силе тяжкой, многое множество силы своей и окружили город и обступила сила татарская и был город в стеснении великом, и был Батый у города, и слуги его окружили город и не было слышно голоса от скрипа телег его, множества рева верблюдов его и ржания коней его и была наполнена земля Русская ратными. Тогда же взяли у них татарина именем Товроул, и тот рассказал им всю силу их. Это были братья его сильные воеводы Оурдю^[327] и Байдар^[328], Бирюй^[329], Кадан^[330], Бечак^[331] и Меньгоу^[332] и Куюк^[333], который воротился, узнав о смерти каановой и был кааном, не из роду же его, но был воевода Себедай богатырь и Боуроундай богатырь, который взял Болгарскую землю и Суздальскую, иных без числа воевод, их же не записали здесь. Поставил же Батый пороки к городу подле ворот Лядских, потому что там подошли дебри^[334]. Пороком же беспрестанно били день и ночь, выбили стены и взошли на избитые стены, и тут было видно, как ломались копья и щиты расщеплялись, стрелы помрачили свет побежденным и Дмитр ранен был, взошли татары на стены и сидели тот день и ночь, горожане же создали другой город около святой Богородицы. Наутро же пришли на них и была брань между ними великая, люди же взбежали на церковь и на своды церковные и с имуществом своим, от тяжести повалились с ними стены церковные и взят был город так воинами, Дмитра же увели раненого…»^[335]

В. Татищев:

«Послал царь Батый воеводу своего Менгука посмотреть град Киев. Он же, придя, стал на той стороне реки Днепра у городка Песочна, и видев град Киев, удивился красоте его и величеству. Сидел же тогда на великом княжении в Киеве великий князь Михаил, сын Всеволода Чермного, и послал к нему Менгук, говоря такое: “Если хочешь град сей сохранить цел, иди повиноваться и поклониться царю нашему Батыю. Я тебе как друг любезный советую”. И говорил ему князь великий Михаил: “Ведаешь сам, что царь Батый своей веры, а я благочестивой веры христианской. И поскольку вера вере недруг есть, я царю Батыю повиноваться и покоряться не хочу. И с тобою как могу в дружбе быть? Ибо какое причастие правде к беззаконию, какое ж общение свету со тьмою, и какое согласие Христово со дьяволом, и какая честь верному с неверным, и какое сложение церкви Божией с идолами?” Менгук же, слышав сие, разъярился. И сказала ему дружина: “Неудобно тебе о сем в ярость приходить, но пошли к нему еще с лестию, и перелукавствовав его, как хочешь, и казнишь”. Менгук же послал к нему послов своих с лестию, говоря такое: “Имею тебе нечто сказать, иди ко мне сам”. Князь же послов его всех убил^[336], а сам бежал из града Киева за сыном своим от татар в Угры; ибо гнались за ним татары и не настигли его. И много пленив, Менгук пошел со многим пленом ко царю Батыю.

[…] В тот же год князь Ростислав Мстиславич смоленский, внук Давыда смоленского, слышал о великом князе Михаиле Всеволодиче и, придя, сел в Киеве. Даниил ж Мстиславич^[337], внук Мстислава Изяславича, придя на них, взял его, а град Киев дал Дмитрову, тысяцкому своему, охранять и вооружаться против татар.

[…] В тот же год пришел царь Батый ко граду Киеву со многими воинствами и окружил град; обсела его сила татарская, и не было возможно никому же из града выйти и во град войти, и была исполнена вся земля татар. Взяли же тогда киевляне татарина, именем Таврул, и тот сказал всех князей бывших с ним великих и силу их бесчисленную. А сии были его братия великие и сильные воеводы его: Урдей, Байдар, Бирюй, Кайдар, Бечар, Менгай, Кайлуг, Куюк. […] Иные же были воеводы его и великие князи: Бутар, Айдар, Килеметет, Браньдай, Баты, который взял Болгарскую землю, и Суздальскую, и иных великое множество без числа. Поставил же Батый пороки (стенобитные орудия) многие ко граду Киеву возле врат Ляцких, ибо тут было много оврагов. Многими же пороками били беспрестанно, ни день, ни ночь не переставая, горожане же с ними боролись крепко, и были мертвы многие, и лилась кровь, как вода. И послал Батый в Киев ко горожанам, говоря такое: “Если покоритесь мне, будет вам милость; если же противитесь, много пострадав, зло погибнете”. Горожане же никак не послушали его, но злословили и проклинали его. Батый же, разгневавшись весьма, повелел с великою яростью приступать ко граду. И так многими пороками выбили городские стены и вошли во град, и горожане против них устремились. И тут было видеть и слышать страшно лом копейный, треск щитов, и стрелы сомрачили свет, что не было видно неба в стрелах, но была тьма от множества стрел татарских, и всюду лежали мертвые, и всюду текла кровь, как вода, и много убивали. Среди первых поражен был воевода Дмитрий, и сильные многие пали, и побеждены горожане были. А татары на стены взошли и от многого томления сели на стенах городских. И была ночь. Горожане же той ночью создали другой град около церкви Богородицы. На следующее же утро пришли на них татары, и была сеча злая. И изнемогли люди, и взбежали на комары церковные с товарами своими, и от тягости повалились стены церковные. И взяли татары град Киев месяца декабря в 6 день…»^[338]

В конце 1239 или в начале 1240 г. монгольский отряд под командованием Монке подошел к Киеву, горожанам было предложено сдаться. Правивший в это время в Киеве Михаил Всеволодович (1195 —1245) ответил отказом и бежал в Венгрию. Монке вернулся в степь.

После ухода Михаила Киев занял Ростислав Мстиславович. Вскоре Ростислава пленил Даниил Романович (1201—1264), который также не задержался в городе и уехал, оставив править в Киеве своего воеводу Дмитрия.

Об осаде и взятии Киева достаточно подробно пишут Вортманы:

«Первым большим городом на пути завоевателей был Киев, а первым серьезным естественным препятствием – Днепр. В некоторых исторических романах можно прочитать, как монголы переправлялись через Днепр у Киева по льду. Но Псковская летопись сообщает: “Пришли татары к Киеву 5 сентября, и стояли под Киевом 10 недель и 4 дня, и едва взяли 19 ноября, в понедельник”. Лаврентьевская же летопись называет другую дату падения города – 6 декабря (принято считать ее более достоверной). […] согласно персидскому летописцу Рашид ад-Дину завоеватели “направились походом в страну русских и народа черных шапок”. “Турки” или “народ черных шапок” […] это тюркские племена, известные в летописях как “черные клобуки”. Они были вассалами киевских князей и жили на южной границе Руси на правобережье Днепра. Отсюда следует, что монголы переправлялись через Днепр не возле Киева, а значительно южнее, использовав один из бродов (им мог быть известный из летописи Татинецкий брод, расположенный в устье речки Золотоноши). Переправа происходила не в начале зимы по неокрепшему льду, а вброд и в конце лета, когда уровень воды в реках минимальный.

Киев, тогда крупнейший город Восточной Европы, с населением 40—50 тысяч человек, состоял из двух основных частей – Верхнего города (Горы) и Подола. Верхний город был расположен на высоком плато, ограниченном крутыми склонами. […] Верхний город был разделен на детинец (“город Владимира”) и окольный город (“город Ярослава”). Детинец был построен ранее и имел не столь мощные укрепления, как окольный город. Подол также был укреплен, но его оборонительные сооружения не представляли собой серьезного препятствия. […]

Сколько воинов Киев выставил для обороны? Если за оружие взялись все боеспособные мужчины, то их число, исходя из количества населения города, достигало четырех-пяти тысяч. Но из них профессиональными воинами была незначительная часть. Даниил Галицкий мог вместе с воеводой Дмитрием оставить какое-то количество дружинников, но оно вряд ли превышало одну-две сотни. Еще несколько сотен хорошо вооруженных и защищенных доспехами воинов могли дать киевские бояре и их слуги. Большинство же киевлян имели лишь копья и топоры. В качестве вооружения, в умении им владеть, в организованности и дисциплине они, безусловно, проигрывали монголам. […]

С приближением монголов киевляне, скорее всего, покинули слабо укрепленный Подол и сосредоточили все силы на обороне Верхнего города. […]

Батый, видимо, разделил свое войско на две части. Одна из них, разделившись на небольшие отряды, начала опустошать окрестности Киева, а вторая расположилась вокруг города (вряд ли огромное конное войско могло разместиться в одном месте. […] Можно предположить, что для борьбы с вылазками киевлян монголы перед городскими воротами разместили конные отряды, а со стороны склонов, у их подножья расставили цепь постов.

[…] Около трех месяцев монголы изматывали осадой киевлян и готовились к штурму. Проблемой могла стать удаленность от города месторождений камня, необходимого для изготовления снарядов метательных машин (в древнерусской терминологии – “пороки”; западноевропейские аналоги называют “требюше”): ближайшие пригодные для разработки выходы скальных пород находятся в 50 км от Киева по прямой (к счастью для монголов, камень можно было доставлять вниз по течению Ирпеня и Днепра).

Летопись называет участок, выбранный для удара: “Поставил Батый пороки против городских укреплений возле ворот Лядских, ибо здесь подходили (близко к городу) дебри (овраги, пересеченная местность)”. Этот участок был выбран, так как здесь перед укреплениями не было крутых естественных склонов. Можно предположить, что во время штурма Батый находился на возвышенности напротив Лядских ворот. Отсюда хан мог не только видеть главные силы своих войск, но и благодаря особенностям рельефа обозревать значительную часть осажденного города.

После того как пороками были разрушены стены, началась атака. Когда штурмующие взобрались на вал, в проломе закипел ожесточенный рукопашный бой. […]

Наконец осажденные были вытеснены с вала: “Взошли татары на стены и сидели там в тот день и ночь”. Киевляне, воспользовавшись передышкой, отошли в детинец и за ночь организовали новый рубеж обороны: “Горожане сделали еще второе укрепление вокруг (церкви) святой Богородицы (Десятинной)”. Не совсем понятно, что летопись имеет в виду под “вторым укреплением”. Судя по результатам раскопок 1980-х годов, вал, который первоначально отделял детинец от окольного города, в XII веке был снесен. Но ров, проходивший вдоль этого вала, оставался незасыпанным^[339]. Киевляне, очевидно, использовали его для обороны, дополнив за ночь какими-то легкими оборонительными сооружениями.

Настал второй и последний день штурма. “А назавтра пришли (татары) на них, и была битва между ними великая. Люди тем временем выбежали на церковь, и на своды церковные с пожитками своими, и от тяжести повалились с ними стены церковные, и так был взят город (татарскими воинами)”. Надо заметить, что многие ученые скептически относились к летописной причине обрушения Десятинной церкви и считали, что стены храма были разбиты монгольскими “пороками”. Однако правы, скорее всего, те исследователи, которые доверяют летописцу. В 1230 году Киев пережил едва ли не самое сильное в своей истории землятрясение, пострадали многие здания, и Десятинная церковь могла быт в их числе. Дополнительная нагрузка на стены, давшая трещины за десять лет до штурма, могла привести к катастрофе. Кроме того, осадные машины не были мобильными, и их просто невозможно было быстро передвинуть с места на место.

[…] потери, нанесенные Киеву (как и всей Руси), были огромными. Население города снова достигло отметки 50 тысяч (по данным переписей) лишь в середине XIX века»^[340].

ДЕЙСТВИЯ МОНГОЛЬСКОЙ АРМИИ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ КИЕВА

Ипатьевская летопись:

«Батый же взял город Киев и слышав, что Даниил в Венгрии, пошел сам к Владимиру и пришел к городу Колодяжену и поставил пороки, и не мог разбить стены, и начал уговаривать людей, они же послушали злого совета его, доверились и сами избиты были. И пришли к Каменцу, Изяславу взяли их, видя же Кременец и город Данилов, что невозможно взять ему и пошел мимо них, и пришел к Владимиру и взял его копьем и избил не щадя, так же и город Галич и иные города многие им же нет числа»^[341].

В. Татищев:

«Батый же посадил во граде Киеве воеводу своего, а сам пошел ко Владимиру в Волынь. И пришел ко граду Коловяжию, и бив пороками, взял его. И оттуда пошел ко граду Каменцу Изяславову, и бил пороками, и взял. И пошел ко граду Кременцу Данилову, и не мог взять его крепость ради. И оттуда пошел ко Владимиру, и бил пороками, и взял. И оттуда пошел к Галичу, и бил пороками, взял его. И оттуда пошел к Червенцу и, бив пороками, взял»^[342].

Разрушив Киев, армия Бату двинулась на запад, в земли Галицко-Волынского княжества, где первым делом разгромила пограничные городки, располагавшиеся на берегах рек Случь и Горынь. Были взяты: Колодяжин (с помощью обмана^[343]), Каменец, Изяславль и др. При этом устоялиКременец и Данилов. Они располагались на высоких холмах, что крайне затрудняло для монголов использование камнеметов против этих городов.

После этого монголы осадили и взяли одну из столиц княжества – Владимир-Волынский.

После Владимира монголы разделились. Три тумена под командованием Байдара пошли на север, захватили Берестье (Брест) и в конце января следующего 1241 г. вторглись на территорию Польши. Бату с Субедэем двинулись на юг и, взяв вторую столицу княжества – Галич, в начале марта 1241 г. начали наступление на Венгрию.

Байдар вторгся в Малую Польшу и взял Люблин, 13 февраля под Турском разбил малопольское ополчение и взял Сандомир.

После Сандомира корпус Байдара разделился. На север двинулся отряд под командованием Кайду, который, после взятия Ленчицы, повернул на юг и соединился с Байдаром в районе Бреслау (Вроцлава).

Байдар от Сандомира пошел к Хмельнику, около которого 18 марта разгромил краковскую дружину, 24 марта взял Краков, после чего пошел к Бреслау.

Продолжая движение на запад, 9 апреля около Лигницы монголы разгромили объединенное польско-германское войско.

Через три дня после битвы, дойдя до Живаты (Циттау), монголы повернули назад и в середине апреля вторглись в Моравию (кор. Чехия). После безуспешных попыток взять Оломоуц и Брно Байдар повернул на восток и в июне вторгся в Словакию (кор. Венгрия), двигаясь на соединение с основными силами.

Основная армия под командованием Бату и Субэдэя (5 туменов), сбив отряды венгров, охранявших Мункачский и Унгварский проходы Карпатского хребта, 12 марта вышла на оперативный простор, и уже 16 марта монгольский авангард появился у стен Пешта. После месячной осады монголы сумели выманить венгерское войско из города и 11 апреля в битве на р. Шайо полностью его разгромили. Преследуя остатки венгерской армии, монголы опять осадили Пешт и в ходе 3-дневных боев захватили его, после чего захватили и Буду.

Корпуса Бахадура и Кадана (4 тумена) вторглись на территорию Венгрии одновременно с основной армией, но южнее нее, через Трансильванию.

Бахадур вскоре присоединился к основной армии в районе Пешта, Кадан пошел в Славонию, Далмацию и Хорватию.

Полностью разорив Венгрию, основная часть монгольской армии двинулась на юг, в Болгарию, где к ней присоединился и Кадан.

В марте 1242 г., получив известие о смерти каана, Бату двинулся в обратный путь. Великий Западный поход закончился.

Глава 9 Причины поражения Руси

О причинах поражения Руси писали многие историки. Приведу несколько таких объяснений.

Дж. Феннел:

«Причины поражений русских в битвах с татарами очевидны. Численность русского войска была, несомненно, меньше. […]

Русские не имели координационного центра обороны, а связей между городами и районами почти не было. Но что нанесло наибольший ущерб – это полное отсутствие системы разведки. […] Когда началось нашествие, русские оказались как будто совершенно не подготовленным к нему. Они ничего не знали о татарских методах осады и штурма городов, ведь во время предыдущего похода на Русь в 1223 году татары не осаждали ни больших, ни малых городов.

[…] Но самым слабым местом русских была не столько их военная неподготовленность и неумелость по сравнению с татарами, сколько отсутствие единства между территориями на севере, юге и юго-западе. В то время не было князя, который бы имел действенное влияние на все русские земли»^[344].

Р.П. Храпачевский:

«…можно сформулировать основную причину полного поражения Северо-Восточной Руси во время этой кампании – стратегическое и тактическое превосходство монголов, которое определялось рядом факторов:

1. Войска главных русских княжеств размещены на значительном пространстве, что дало возможность монголам, имевшим превосходство в скорости, маневре и инициативе, бить их по частям, создавая численное преимущество на каждом направлении (действуя несколькими мощными группировками).

[…] Монголы перебрасывали силы, сковав русские отряды на других направлениях, не позволяя им подавать помощь. […]

2. Монгольская армия качественно превосходила русскую и в случаях относительного равенства численности по организованности и дисциплине, руководстве и большей настойчивости в осуществлении единого стратегического плана, но не в лучшем вооружении и оснащении.

3. Русь испытала шок от неожиданности, силы и динамики удара. Очевидна неготовность русских сил к происходившему “пленению Батыеву”: из событий 1223 г. на Калке не было извлечено уроков. Татары первоначально воспринимались вроде привычных половцев (летописи их прямо сравнивали с тюрками – “таурмени“, “половци”). […] Ответные меры являлись неадекватными и несвоевременными (например, выжидание великого князя Юрия Всеволодовича на Сити), усугублявшими ситуацию»^[345].

Н.В. Кленов:

«– нет общего^[346] действия русских сил,

– разведка не вскрывает планы стратегического противника,

– провести серьезную мобилизацию вооруженных сил власти не успевают,

– великий князь покидает столицу и практически сразу же теряет контроль над войсками и ситуацией»^[347].

Любопытно, что автор имел в виду не нашествие Бату в 1237 г., а взятие Тохтамышем Москвы в 1382 г. Однако, как видим, за прошедшие от одного события до другого полтора века, изменились только название города: не Владимир, а Москва и имена главных действующих лиц, не Бату, а Тохтамыш, не Юрий Всеволодович, а Дмитрий Иванович. Ошибки, которые сделали русские, остались прежними.

Теперь подведем итоги, суммировав основные причины поражения Руси.

У монголов были: стратегический план, численное превосходство; лучшие, чем у русских, руководство, организованность, дисциплина, маневренность и скорость передвижения.

У русских были: плохая разведка; опаздывание с проведением мобилизации; отсутствие единого центра обороны, так как великий князь, покинув столицу, сразу же потерял контроль над войсками.

Кроме того, возможно, что кроме этих причин была и еще одна – психологическая:

«…причины поражения необходимо искать в иной плоскости – не столько в монголах, сколько в самих русских. “Военная мощь имеет четыре измерения: количественное – количество людей, оружия, техники и ресурсов, – писал С. Хантингтон, – технологическое – эффективность и степень совершенства вооружения и техники; организационное – слаженность, дисциплина, обученность и моральный дух войск, а также эффективность командования и управления; и общественное – способность и желание общества эффективно применять военную силу”^[348]. Поражение русских от ордынцев в 1237—1241 гг. означало, что по большей части этих параметров военное дело чингизидской империи превзошло древнерусское. Попытаемся навскидку, в первом приближении, разобраться с этими четырьмя показателями. Итак, из того, что нам известно, можно заключить, что войско Батыя, безусловно, имело превосходство над русскими ратями, но не в разы и не в порядки. […] Вряд ли стоит сомневаться в том, что в распоряжении Батыя и Субэдэя войск было больше, чем у любого русского князя или даже коалиции князей, однако же не настолько, чтобы всякое сопротивление русских было изначально обречено на неудачу. […] В конце концов русские сражались в знакомой им местности, на родной земле, опираясь на многочисленные города-крепости со значительным посадским населением, которое могло активно участвовать в защите родных городов. Следовательно, можно сделать вывод, что не количественное превосходство ордынцев решило исход борьбы между Русью и Ордой. Тогда, быть может, дело упирается в технологическое измерение. Но и здесь тотального превосходства ордынских войск над теми силами, которые могли выставить русские княжества, не было. Безусловно, основная масса ополченцев из числа горожан и смердов была вооружена хуже, чем княжеские дружинники. Но и в монгольском войске далеко не все воины были тяжеловооруженными конными латниками, а при штурме городов шансы бойцов в известной степени уравнивались. […] Если где и имели монголы серьезное превосходство, если не тотальное, над русскими, так это в умении осаждать и брать города ускоренным штурмом. […] Однако любой город, лишенный поддержки извне, осажденный численно превосходящей неприятельской армией, во главе которой стоят решительные и умелые военачальники, рано или поздно должен был пасть. Значит, и это нельзя считать одной из основных причин неудачи русских.

Таким образом, не количественное и технологическое измерения предопределили неудачу Руси в борьбе с монголами. Ответ на вопрос о причинах поражения нужно искать в сфере организационного и общественного измерений – то есть, по большому счету, в сфере тактики и стратегии. […] Осмелюсь предположить, что едва ли не главная причина неудачи русских в этой злосчастной войне заключалась […] в “несерьезном” отношении к войне. Попытаюсь пояснить, в чем тут дело. На мой взгляд, подход к ведению войны со стороны монголов и русских был совершенно разным. Каковы были цели, ставившиеся русскими князьями в ходе боевых действий как между собой, так и с печенегами и половцами? […] Для чего дружинники выступают в поход – не для тотального разгрома и уничтожения неприятеля, а для того, чтобы добиться себе почестей, а князю славы. […]

В самом деле, если Русская земля была совместным владением одной княжеской династии, то какой смысл опустошать ее дотла, разорять своих потенциальных подданных, истреблять все живое? Но война, которую вели монголы, носила совершенно иной, намного более разрушительный и опустошительный характер. […] Тотальная война, обычная на Востоке и в Азии, для русских была внове, и они были не готовы к такому повороту событий ни морально, ни материально. Русские, испытавшие на себе непосредственное воздействие ордынской военной машины, были потрясены ее эффективностью и мощью. […] Неудачи в первых боях, падение Рязани и ряда других городов, жестокость и беспощадность завоевателей парализовало волю к борьбе русских князей, правящей и интеллектуальной элиты Древней Руси»^[349].

Приложение 1 Потери сторон

На первый взгляд, подсчитать потери населения Руси от монгольского вторжения достаточно просто. Следует вычесть из численности населения Руси в 1237 г. численность– в 1241 г., разница и покажет количество убитых и угнанных в полон.

Однако мои попытки выяснить численность населения Руси в 1237 г. потерпели фиаско. Дело в том, что мнения историков по этому поводу различаются в разы:

5—6 млн – Б.А. Рыбаков, Л.Н. Гумилев;

5—7 млн – Б.Ц. Урланис;

7—8 млн – Б.В. Сапунов;

8,5 млн – Г.В. Вернадский;

10—12 млн – П.П. Толочко.

Вот один из примеров, как делаются подобные подсчеты:

«Попробую прикинуть численность населения Руси исходя из […] параметра: соотношения городского (то есть не сельско-хозяйственного) и сельского неселения. Понятное дело, что часть горожан все же вела какое-то сельское хозяйство, и потому просто списывать их со счетов огульно нельзя. Поэтому буду делать поправку, причем в большей степени для жителей малых городов.

В традиционных аграрных обществах количество людей, не занятых непосредственно в сельском хозяйстве, колеблется от 8 до 14 % от общей массы населения. Относительно большее число примитивное сельское хозяйство с низким добавочным продуктом “про персон” прокормить не в состоянии. Местом жительства такого непроизводственного населения, соответственно, и являются в основном города.

Какова была численность их населения? Возьмем классические данные. По оценке Тихомирова, в Новгороде жило в первой половине XIII века до 30 тыс. человек. Примерно столько же – около 20—30 тыс. могло проживать в таких крупных городах, как Смоленск, Чернигов, Владимир-Суздальский, Полоцк, Галич, Владимир-Волынский, Рязань и т.п. Итого – у нас есть около 10—12 перворанговых городов с общей численностью населения до 250—300 тыс. человек. Плюс не стоит забывать и Киев, в котором могло проживать до 40—50 тыс. человек. В общем, не сильно ошибусь, если предположу, что в крупных городах Руси жило до 350 тыс. человек.

Всего на Руси было около двух сотен городов, но население большинства было мизерным – 1—2 тыс. человек. Итого мы получаем еще 350—450 тыс. человек городского населения, из которых, правда, как минимум, половина все же вела сельское хозяйство. В совокупности непроизводственное население у нас составит около 550—600 тыс. человек (жители крупных городов + половина жителей малых и средних). Предположим, что это – около 8—10 % от общей численности населения Руси.

Получается, что совокупное население Киевской Руси на первую треть XIII века должна составлять порядка 5,5—6,5 млн человек»^[350].

Что касается численности населения Руси в 1241 г., то ее никто даже и не пытался определить. Единственное исключение, которое мне удалось найти, это книга Г.В. Вернадского, в которой он написал: «Трудно точно оценить потери русских, но, вне всяких сомнений, они были колоссальны, и, если мы включим в это число огромные толпы людей, и мужчин и женщин, уведенных монголами в рабство, они вряд ли составляли меньше 10 процентов от общего населения»^[351]. Мне представляется, что цифра, которую привел Г.В. Вернадский, занижена. В летописи говорится о том, что монголы перед началом вторжения потребовали от русских дань: «десятины во всем: и в людях». Таким образом, если согласиться с цифрой Вернадского, то окажется, что потери Руси, как в результате добровольного подчинения, так и в результате завоевания, оказываются равными!

К счастью, мне удалось найти книгу С.А. Ершова «Русь древняя и настоящая». В ней автор с помощью формул и большого количества таблиц зависимости значений случайных величин вычисляет эти три цифры:

«Изучая литературу по средневековой Руси, я прочел, что перед нашествием монголо-татар на Русь в 1237 г. в ней было около 300 городов. Мои мысли начали кружить вокруг этих замечательных данных. Действительно, если известно число городов на Руси, то, определив среднее число жителей в городе, можно определить долю (процент) городского населения Руси на начало 1237 г., можно определить и все население Руси на начало этого года.

Было решено, на основе логических рассуждений, определить пределы числа домов в среднем городе, а затем, используя архивные данные, определить пределы числа домов в среднем городе, а затем, используя архивные данные, определить число людей, проживающих в одном среднем доме, хотя бы в более поздний период времени. Затем, найдя тенденцию изменения этого аргумента во времени, определить нижний и верхний пределы его величины на начало 1237 года и его среднюю величину.

Тогда число населения определится по формуле:

Нг = Кг х Д х Жг,

где:

Нг – городское население ранней средневековой Руси на начало 1237 г.;

Кг – количество (число) городов Руси в начале 1237 г.;

Д – домов (число) в условном среднем городе в начале 1237 г.;

Жг – жители (число) одного среднего городского дома.

Если определить процент (долю) городского населения Пг в начале 1237 г., то общее число жителей Руси в начале 1237 г. можно будет определить по формуле (1):

Н = (Кг/Пг х Д/Пг х Жг/Пг) х 100,

где:

Н – полная численность населения Руси в начале 1237 г.;

Пг – процент (доля) городского населения в начале 1237 г.;

100 – коэффициент, переводящий один процент численности населения Руси ко всей численности населения Руси в начале 1237 г.

Таким образом зависимость численности населения Руси Н, как функция четырех независимых неизвестных аргументов, т.е.

Н = Ф (Кг, Д, Жг, Пг)

На первый взгляд, такой способ подсчета неизвестной численности населения с помощью четырех неизвестных аргументов не внушает доверия. Но дальнейшие исследования подтвердили уникальность и точность способа.

По данным некоторых историков, количество городов на Руси в начале 1237 г. было равно 300, тогда формула (1) могла бы принять более простой вид

Н = (300/Пг х Д/Пг х Жг/Пг) х 100:

Точное или весьма близкое к истине значение величины функции Н можно определить путем анализа, основанного на теории вероятности, а именно – на вычислении математического ожидания распределения вероятностей случайной величины Н, которое численно будет равно числу жителей Руси в начале 1237 г.

[…] Первые вероятностные исследования по формуле (1) были выполнены при величине количества городов Руси в начале 1237 г., равной Кг = 300. В конце вероятностных проб анализа количество городов Руси было обосновано величиной, равной Кг = 250 городов.

Нижние и верхние границы величин других аргументов Д, Жг и Пг формулы (1) достаточно удовлетворительно не могли быть обоснованы в силу недостаточности архивных материалов, поэтому для их обоснования пришлось проводить дополнительные исследования других характеристик народонаселения, а именно: число человек, живущих в одном доме главного города губернии Жгг, число человек, живущих в одном среднем сельском доме, отношение величин Жс:Жг, Жгг:Жг, а также численность населения и процент городского населения за многие столетия от первого года н.э. до конца ХХ века»^[352].

Далее автор считает:

«Д = 100—134 домов в среднем городе (подряд);

Жг = 6,0—8,6 чел./дом (через 0,1);

Пг = 2,43 % – процент городского населения на Руси в 1237 году»^[353].

Еще ряд вычислений – и наконец результат:

численность населения Руси в начале 1237 г. составляла 8,636 млн чел.;

численность населения Руси в 1241 г. составляла 6,5 млн чел.;

численность погибших составляла – 2,136 млн чел.

В вычислениях С.А. Ершова меня смущает один момент. Дело в том, что для своих формул он вычислил процент городского населения Руси, – 2,43. Легко подсчитать, что если общая численность населения составляла 8,636 млн чел., то 2,43 % – 209 тыс. чел. Ранее я приводил мнение другого автора, который считает, что процент городского населения Руси составлял от 8 до 14, а численность составляла 350—450 тыс. чел. Ну и кому верить?)

Сходной точки зрения о проценте погибших русских людей придерживается и Р. Храпачевский, правда, не приводя каких-либо вычислений: «Примерная оценка людских потерь Руси – 25—35 % от всего населения»^[354].

По поводу потерь монгольской армии мне известны три точки зрения.

Р.П. Храпачевский:

«…потери монгольских войск часто преувеличиваются в литературе, хотя в источниках данные на сей счет весьма скудные. Поэтому возможны только приблизительные оценки на базе немногочисленных источников. Так, по Великому Западному походу есть несколько цифр в источниках касательно потерь монголов – они потеряли 4 тыс. под Козельском и каждого тридцатого в битве при Шайо в Венгрии. Обе цифры, видимо, указывают на весьма чувствительные для монголов потери. […] Возможно, что все потери на Руси за кампанию 1237/38 г. равнялись потерям под конец ее у Козельска. Кстати, эти 4 тыс. человек, потерянные под Козельском, примерно составляли 1/30 от всего войска Бату, что хорошо коррелируется с потерями при Шайо. И если при этом сражении с венграми у Бату было примерно две трети от всего войска (монголы после погрома Руси разделились на 3 корпуса в своем походе в Польшу, Чехию и Венгрию), то есть примерно 60 тыс. человек, то абсолютная величина монгольских потерь в одной из решающих битв в Европе оказалась в пределах 2 тыс. человек.

Таким образом, возможная оценка потерь монголов за 1236—1242 гг. составляет порядка 15—20 тыс. человек…»^[355]

Пара замечаний:

1. Скорее всего, количество монгольских воинов, погибших при осаде Козельска, преувеличено летописцем в 10 раз;

2. Автор никак не обосновывает свое предположение о том, что все потери монголов на Руси в 1237—1238 гг. равны их потерям под Козельском.

Д.Г. Хрусталев:

«Судя по всему, тумен Кулькана был разгромлен, что говорит о почти 10-тысячных потерях (убитые и раненые)^[356]».

«Если под Коломной погибло до 10 тысяч, то в Рязанской земле, при осаде Владимира и других городов, вероятно, еще столько же»^[357].

«Осада Козельска прибавила к ним еще как минимум 5 тысяч только убитыми. В общей сложности боеспособные части Чингизидов уменьшились примерно на 40 тысяч всадников, из которых погибших было до 25 тысяч»^[358].

И еще два замечания:

1. Автор никак не обосновывает свое предположение о том, что потери монголов под Коломной были равны их потерям «в Рязанской земле, при осаде Владимира и других городов»;

2. Д. Хрусталев, так же, как и Храпачевский, слишком доверяет информации о потерях монголов при осаде Козельска, содержащейся в летописи.

В.Б. Кощеев:

«Нет оснований занижать потери монголов. Семинедельная осада маленького Козельска стоила им 4 тыс. убитыми. Эти данные не вызывают сомнения, так как восходят к монгольским источникам, о чем свидетельствует приводимое монгольское название Козельска – Злой город^[359]. Недельные бои за более крупные Рязань и Владимир сопровождались не меньшими потерями. Особенно много монголов погибло в битве под Коломной, где пал Кулкан. […] Немало завоевателей погибло на рязанских рубежах, под Пронском, Москвой, Переяславлем и в других столкновениях.

[…] Примерно 30 тыс. человек, включая и санитарные потери, погибли на пути от Воронежа до Сити. Общие же потери завоевателей в этом походе, считая потери западного и восточного отрядов, можно оценить в 50 тысяч»^[360].

К сожалению, автор (вероятно, невольно) вводит читателя в заблуждение. Дело в том, что монголы действительно назвали Бамиан Злым городом, но вовсе не из-за больших потерь, а из-за того, что под его стенами погиб внук Чингисхана.

Таким образом, мы имеем три цифры, характеризующие потери монголов в 1237—1238 гг., а именно: 8, или 25, или 50 тыс. человек. Единственное, что пришло мне в голову, – найти среднее арифметическое из этих цифр – 28 тыс. Теперь к этой цифре следует добавить некоторое количество монголов, погибших на Руси в 1239—1240 гг. Придется просто приплюсовать несколько тысяч, никак это не обосновывая, подобно тому как делали процитированные выше авторы. Например, 7 тыс. – и тогда общее число монголов, погибших при завоевании Руси в 1237—1240 гг., составит 35 тыс. человек.

В заключение этих, надо сказать весьма умозрительных вычислений, найдем соотношение погибших монголов и русских и получим, что оно составляло 1 к 60. На первый взгляд, разница неправдоподобно велика. Однако если вспомнить те масштабные убийства мирных жителей, которыми сопровождались монгольские завоевания в Китае и Средней Азии, то эта разница перестанет так сильно удивлять (см. Приложение 6).

Приложение 2 Археологи о нашествии

После прочтения этой реконструкции монгольского нашествия можно заметить, что в ней были использованы только письменные источники. Возникает вопрос: почему автор не использовал данные археологии? Ведь эта наука в настоящее время получила большое развитие и широко применяет такие методы, как калий-аргоновый, палеомагнитный, радиокарбонный, спектрального анализа и др.

Дело в том, что археология в большинстве случаев оперирует не годами, а веками и тысячелетиями. Таким образом, определить с ее помощью, например, когда именно – в 1238 или в 1240 г. монголы взяли тот или иной русский город, очень сложно. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров:

«Свидетельства письменных источников о разрушении Рязани полностью подтверждаются археологическими материалами. Раскопки А.Л. Монгайта в Старой Рязани обнаружили слой пепла, который покрывал почти всю территорию городища; под обломками сгоревших построек покоились трупы жителей Рязани и их имущество. В восточной части Северного городища раскопано кладбище жертв татарского погрома. Многие костяки носят следы насильственной смерти: черепа пробиты стрелами, на костях следы ударов острым оружием (мечом), в позвоночнике одного из скелетов застряла ромбовидная стрела татарского типа»^[361].

«…было обнаружено много разнообразного оружия: 154 наконечника стрел (из них не менее 40 % стрел татарского типа), фрагменты 8 сабель и 6 ножей, 2 булавы, части кольчуги и т.д. В 1949 г. на валу городища археологами открыты остатки обгоревших деревянных укреплений, а во рву – разнообразное оружие (2 наконечника копий, 32 наконечника стрел и т.д.) Значительная часть стрел относилась к монгольскому типу и была обнаружена на внутренней стенке рва…»^[362]

«По всей территории городища хорошо прослеживается слой пожарища, содержащий обгорелое дерево, завалы обуглившегося зерна, многочисленные человеческие кости; многие скелеты лежали под развалинами сгоревших построек. На городище и особенно в клетях вала, ограждавшего посад, и возле него было найдено большое количество оружия: боевые топоры (3), железные наконечники копий (11), железные булавы (4), более 300 разнообразных стрел (из них не менее ¼ центральномонгольских по происхождению)»^[363].

«Систематические раскопки братских могил жертв монгольского нашествия наша экспедиция провела в 1977—1979 гг. на Подоле вблизи Оки и около бывшего усадебного дома Стерлиговых у южной околицы деревни Фатьяновка.

Изучение антропологических материалов показало: из 143 вскрытых погребений большинство принадлежит мужчинам в возрасте от 30 до 40 лет и женщинам от 30 до 35 лет. Много детских захоронений, от грудных младенцев до 6—10 лет. […] У части скелетов проломлены черепа, на костях следы сабельных ударов, отрублены кисти рук. Много отдельных черепов. В костях застряли наконечники стрел.

[…] Пленникам рубили головы: при раскопках А.В. Селивановым Спасского собора обнаружены скопления из 27 и 70 черепов, некоторые со следами ударов острым оружием»^[364].

«На Стрелке на месте строительства Успенского собора в Ярославле были найдены три массовых захоронения людей, два в заглубленных подклетах, одно в хозяйственной яме. В самом крупном из них было обнаружено 97 человек, из них 44 женщины, 22 мужчины и 31 ребенок. В погребениях практически отсутствуют мужчины наиболее активного возраста – от 15—18 лет до 30—35 лет. На большинстве скелетов были выявлены следы одной или нескольких смертельных ран, нанесенных саблей, пикой, булавой, стрелой и т.д. Анализ представленных травм свидетельствует, что удары наносились чаще всего сверху и сзади, часто уже по упавшим людям. Некоторые костяки имеют следы обгорания.

В 2007 г. раскопки на Стрелке были продолжены, в раскопе (Волжская набережная, 1) было найдено еще два массовых захоронения, одно из них, насчитывающее 18 человек (12 мужчин, 5 женщин и 1 ребенок), располагалось в хозяйственной яме, второе, более многочисленное (94 человека – 19 женщин, 43 мужчины, 15 детей и 17 половозрелых индивидов, пол которых определить затруднительно), – в колодце. То есть здесь мужчины, причем вполне боеспособного возраста (30—33 года), явно преобладали. Более того, среди них около четверти было профессиональными конными воинами – помимо высокого мышечного развития эти мужчины довольно рослые, 170—175 см, что на 5—7 см превышает средний рост древнерусского населения. Интересно, что помимо травм, нанесенных разными видами оружия, зафиксированы случаи воздействия огня в области лица и головы. Вероятно, в момент получения ранений вокруг были пожары (не исключено, что причиной их были выпущенные нападавшими стрелы).

Причиной таких различий в половозрастном составе погребенных было, видимо, место гибели и, соответственно, погребения людей – в первом случае это территория Рубленного города, где пытались спастись мирное население, во втором – территория рядом с валом и проездной башней, где находились воины, защищавшие город.

Впоследствии было найдено еще несколько массовых захоронений, на сегодняшний день их насчитывается 9, общее число погребенных приближается к 500. Учитывая, что раскопами охвачено не более 5 % территории Стрелки, сложно назвать общее число погибших в ходе взятия города»^[365].

«Ниже лежит черный рыхлый слой с включениями угля, золы, мелких камней, комочков обожженной глины, извести. Внутри него выделяется прослойка, наиболее интенсивно окрашенная в черный цвет, насыщенная обгоревшим зерном, углем. Остатками сгоревших плах и бревен и связанная с пожаром, разразившимся в городе в середине XIII века, очевидно, в период нашествия Батыя. […] Среди всего многообразия предметов вооружения, найденных на городище, один тип наконечников стрел – срези в виде узкой лопаточки, представленные множеством экземпляров, – не являются продукцией древнерусских кузнецов и принадлежат кочевникам. Обычно их находят на поселениях, разрушенных в середине XIII в. монголо-татарами»^[366].

Итак, посмотрим, что в основном находят археологи при раскопках. Слой пепла, говорящий о пожаре, который уничтожил город; скелеты, носящие следы ударов холодным оружием; оружие, среди которого встречаются наконечники стрел монгольского/татарского типа. К какому выводу приходят они после этого? К тому, что в середине XIII века этот город был захвачен монголами.

Как видим, ни о каких конкретных датах речи нет. Таким образом, к сожалению, помочь в реконструкции хронологии монгольского нашествия на Русь данные археологии могут в незначительной степени.

Приложение 3 Почему монголы не вернулись в Европу?

В начале 1241 г. после опустошения значительной части Руси монгольская армия вторглась в Восточную Европу. В течение года Венгрия вместе с входившими тогда в ее состав Словакией, Хорватией и Боснией была разорена. Кроме Венгрии, были разгромлены значительная часть Польши, Моравия, а также Сербия и Болгария.

В марте 1242 г. монгольская армия повернула назад. Поводом для возвращения стала необходимость для Бату и других Чингисидов, находившихся в армии, принять участие в курултае, который должен был состояться в связи со смертью великого хана Угэдэя.

В 1246 г. новым великим ханом был избран Гуюк. Спрашивается, почему после этого Бату не вернулся в Европу для дальнейших завоеваний, а остался в Поволжье. Кроме европейского (западного) направления, остальные стороны света для завоеваний не подходили: на севере было просто некого завоевывать, а южное и восточное направления были уже «заняты» другими Чингисидами.

Можно предположить, что у Бату было недостаточно сил для осуществления широкомасштабного вторжения, так как значительная часть его армии после окончания Великого Западного похода вернулась в Центральную Азию. Однако он вполне мог использовать Венгрию как опорную базу для осуществления набегов в европейские страны, как это ранее уже неоднократно делали другие кочевники. Ведь именно с территории Венгрии производили свои набеги в V в. гунны, в VII в. авары, в Х в. венгры.

Может быть, что-то изменилось в Европе со времен венгров? Да, к XIII в. на территории большинства европейских стран появилось большое количество каменных замков.

Дело в том, что в Средние века строительство крепостей по всей Европе приобрело большой размах. Этому способствовали многолетние противостояния королевств и отдельных княжеств. Всего было построено более 15 тыс. замков. Каменные стены имели замки феодалов, города и крупные монастыри.

Феодальные замки появились в Х в. в виде огромных деревянных башен. В конце XII в. на смену первоначальным примитивным крепостям пришли мощные каменные сооружения. Внешний вид замка зависел от места расположения, наличия доступных материалов, вкусов хозяина и размеров его состояния.

Общим для большинства замков было наличие главной цитадели (донжона) и окружающей крепостной ограды. Ограда включала в себя несколько башен (высотой в среднем ок. 20 м) и соединяющие их стены (высотой в среднем ок. 15 м). Крепостные постройки имели двойные стены (толщиной в среднем ок. 5 м). Из каменных блоков или кирпичей выкладывались две параллельно стоящие стены, пространство между ними заполняли смесью щебня, гравия и гальки с известковым раствором. Башни строили прямоугольной, многоугольной, но чаще цилиндрической формы, так как углы ограничивали сектор обстрела и были уязвимы для подкопов. Они имели несколько этажей-ярусов, с которых было удобно производить продольный обстрел стен. Иногда башни по верхнему уровню снабжали дверями, деля крепостные стены на секции, для ограничения передвижения забравшегося на стены противника. Сверху башни часто имели перекрытие в виде пирамиды или конуса. На верхних площадках открытых башен устанавливали метательные машины. Верхняя часть башен и стен снабжались зубчатым парапетом для прикрытия стрелков гарнизона. Парапеты башен и стен увенчивали крытыми деревянными галереями, выступающими за внешнюю плоскость стены и снабженными навесными амбразурами для поражения противника, подошедшего вплотную к стене и попавшего в «мертвую зону». Также амбразуры прорезались на нижних ярусах башен и стен, усиливая эффективность огня обороняющихся. Ворота снабжались массивными створками, изготовленными из дубовых досок, обитых железом, подъемной решеткой и подъемным мостом. Замок окружали рвом глубиной до 10 м, шириной до 20 м. Если позволяли условия, то ров заполняли водой. В городах, кроме опоясывающей относительно слабой крепостной стены, в центре находился хорошо укрепленный замок. В монастырских укреплениях отсутствовал донжон.

Гарнизон замка состоял из ополчения, осуществлявшего вассальную службу. Ожидая продолжительных военных действий, владелец замка мог нанять наемников. Гарнизон города состоял из городского ополчения и отрядов наемников.

В основе строительства лежала необходимость иметь мощные укрепления небольшой протяженности, расположенные в труднодоступном месте. Большой защитный потенциал закладывался уже при выборе места расположения замка. Для этого использовали особенности местности и строили на вершинах гор или скалистых отрогов, в излучинах рек, на островах. Так нахождение замка на вершине горы не давало возможности провести подкоп, расположение на острове или глубокий ров с водой делали невозможным насыпь, подкоп, использование таранов и осадных башен. Мощные каменные стены не поддавались действию камнеметов, а их большая высота сильно затрудняла применение штурмовых лестниц.

При приближении противника предпринимались подготовительные меры по обороне. В замок свозилось продовольствие, фураж, запасы железа и дерева для ремонта оружия и метательных машин. Усиливали караульную службу, особенно охрану ворот. На подступах к наиболее уязвимым участкам крепости делали замаскированные ямы, в дно которых вкапывали заостренные колья, так называемые волчьи ямы, а также закапывали пустые глиняные сосуды, которые, лопаясь под тяжестью осадной техники, вызывали оседание земли, в результате техника обрушивалась или застревала. Для повреждения копыт коней и ног осаждающих по прилегающей к крепости территории разбрасывали железные шипастые шарики – так называемый чеснок, сверху присыпанные землей.

Непосредственно во время осады применялись проверенные, хорошо себя зарекомендовавшие методы обороны. Например, при проведении подкопа осажденные рыли контрподкоп, и если галереи оказывались на одном уровне, то после уничтожения саперов противника подкоп обрушали. Если же контрподкоп был выше, то старались подкоп засыпать или затопить. Против осадных башен и таранов использовали камнеметы, а также пытались их поджечь. Тяжелые камни и бревна сбрасывали на тараны. При попытке врага взобраться на стены по штурмовым лестницам на него сбрасывали тяжелые предметы, лили кипящее масло и смолу, лестницы отталкивали от стен. Если позволяли силы, организовывались вылазки с целью уничтожения осадной техники противника, нанесения неожиданного удара с фланга или тыла по штурмующим, беспокойства осаждающих, держа их в постоянном напряжении.

Все случаи осад крепостей монголами в Европе, про которые известны какие-либо подробности, относятся к городам, а не к феодальным замкам. Всего же в Европе из числа городов, подвергшихся нападению монголов, было захвачено около 60 %. Достаточно уверенно можно предположить, что замков, из числа подвергшихся нападению, было взято намного меньше, так как города обычно строили в местах пересечения наиболее значимых торговых, военных путей и на берегах рек, а не в таких труднодоступных местах как замки. К тому же протяженность городских стен намного превышала протяженность замковых, что требовало, соответственно, значительного увеличения количества защитников.

Обладая хорошо налаженной разведкой, монголы знали о большой насыщенности крепостями европейских стран и понимали, что, в случае продолжения завоеваний в Европе, их придется брать с использованием большого количества камнеметов и всех приемов осадного искусства. Особенно это было заметно в сравнении с другими странами, уже завоеванными монголами. В этих странах каменные стены были только у городов, и то не у всех. Например, на Руси к XIII в. каменные укрепления были только у четырех городов, поэтому монголами были захвачены практически все русские города из числа подвергшихся нападению. (Вообще из русских городов и крепостей, оказавшихся в полосе наступления монгольской армии, устояли только три: Данилов, Кременец и Холм.)

Таким образом, можно предположить, что одним из факторов, послуживших причиной отказа монголов от продолжения набегов в Европе, послужило большое количество хорошо укрепленных каменных замков и крепостей, штурм которых отнял бы у них неоправданно много времени и сил, а оставлять их в тылу наступавших войск было слишком опасно.

При изучении истории монгольских завоеваний становится ясно, что в большинстве тех случаев, когда монгольская армия не добивалась успеха, причиной этого оказывался какой-либо внешний, чаще всего природный, фактор. Например, при попытке завоевания Японии – тайфун, утопивший монгольский флот, во Вьетнаме и на острове Ява – джунгли, препятствовавшие массированному применению монгольской кавалерии и способствовавшие ведению партизанских действий со стороны местного населения, а также жара. В Европе этот фактор оказался рукотворным – значительное количество каменных крепостей.

Приложение 4 Татары и РПЦ

В последнее время довольно широкое распространение получила следующая точка зрения на взаимоотношения татар и церкви:

«В отличие от русских, татары не грабили церкви и не обижали священнослужителей. Погибших во времена Батыева нашествия русских священников можно пересчитать по пальцам – причем их смерть последовала в горячке боя, при том, что большая часть татарских воинов была безграмотным простонародьем, попросту не способным опознать русского попа»^[367].

«При Батые благоволение завоевателей к церковникам носило, скажем так, недокументированный характер. Их просто не трогали в разоряемых городах, их просто не включали в переписи для обложения данью.

Впоследствии ханы исправно снабжали митрополитов Русской церкви охранными грамотами – ярлыками»^[368].

«Исходя из тезиса греховности, церковники призывали русский народ не к сопротивлению захватчикам, а, наоборот, к собственному покаянию и к покорности “татарам”, не только не осуждали ордынскую власть, но и […] ставили ее в пример своей пастве. Это было прямой оплатой со стороны православной церкви дарованных ей ханами огромных привилегий – освобождения от налогов и поборов, торжественных приемов митрополитов в Орде, учреждения в 1261 г. особой Сарайской епархии и разрешения воздвигнуть православный храм прямо напротив ханской Ставки»^[369].

«Что получается? Монголы грабят, насилуют и издеваются над русским народом, а церковь стоит рядом и уговаривает, дескать, потерпите, люди православные, может, как-нибудь и обойдется, Бог терпел и нам велел, и все такое прочее. Да не просто уговаривает, а еще и имеет от этого большую экономическую выгоду»^[370].

Естественно, существует и другая точка зрения:

«Степняками в момент нашествия было разорено все, включая церкви, и священники часто были убиты прямо в храмах, а сами храмы осквернены и сожжены. Порой вместе с укрывавшимися там от погромов и разгула жестокости людьми, свято верившими в неприкосновенность и несокрушимость религиозных построек. Ничего не спасало, после себя монголы оставили только руины. Это проходит во всех летописях красной нитью»^[371].

«Многие выдающиеся священники, включая самого митрополита, погибли в разрушенных городах; многие соборы, монастыри и церкви были сожжены или разграблены; множество прихожан убито или уведено в рабство. Город Киев, митрополия Русской церкви, был так опустошен, что многие годы не мог служить центром церковной администрации»^[372].

Вот что написано по этому поводу в летописях:

«Много святых церквей предали они огню, и монастыри сожгли…»; «..а город и церкви святые огню предали, и все монастыри и села сожгли…»; «…и разграбили церковь святой Богородицы, и двор княжеский огнем сожгли, и монастырь святого Дмитрия сожгли, а другие разграбили. Старых монахов, и монахинь, и попов, и слепых, и хромых, и горбатых, и больных, и всех людей убили…»; «Церковь святой Богородицы татары разграбили, сорвали оклад с чудотворной иконы, украшенный золотом, и серебром, и камнями драгоценными, разграбили все монастыри и иконы ободрали, а другие разрубили. […] Убит был Пахомий, архимандрит монастыря Рождества святой Богородицы, и игумен Успенский, Феодосий Спасский, и другие игумены, и монахи, и монахини, и попы, и дьяконы…»; «…и церковь архангела Михаила сокрушили, и сосуды церковные бесчисленные, золото и драгоценные камни взяли, и епископа преподобного Симеона убили…»; «…церковь святой Богородицы наполнена трупами, иные церкви наполнены были трупами и телами мертвых».

Теперь посмотрим, что пишут историки о взаимоотношениях татар и церкви после завоевания Руси:

«С конца 1242 – нач. 1243 г. начинается оформление вассальных отношений потерпевшей поражение Руси смонгольскими завоевателями. С этого времени русские князья начинают выезжать за утверждением на своей “отчине” к Батыю, правителю новообразованного государства – Золотой Орды. Установление подчиненности верховной власти русских княжеств монгольским ханам неизбежно должно было затронуть и духовную организацию. Православная церковь, традиционно действовавшая в тесном союзе с высшей государственной властью, после признания русскими князьями верховенства завоевателей не имела альтернативы вынужденному сотрудничеству с последними. Это определялось объективными условиями того времени, а не желаниями иерархов церкви»^[373].

«Русское духовенство сразу после подчинения Руси монголам стало проникать в среду завоевателей. […] Князья в это время довольно часто ездили к ханам, каждый раз их должны были сопровождать духовники. Проникновению христианства к монголам способствовали распространение среди них несторианства, веротерпимость, увод христианского населения в Орду. […] Миссионерство русского духовенства было вызвано, наряду с желанием проповеди христианства, и политической целесообразностью: обращение монголов могло ослабить зависимость Руси»^[374].

Теперь о татарских ярлыках:

«Из сравнения разных летописных сведений следует, что ярлыки должны были брать все князья, все митрополиты и епископы, и подтверждать их нужно было при каждой смене хана на троне. Иногда за ярлыками ездили послы. […] Ярлыки монгольских ханов кроме содержательного плана имели сакральную составляющую. Представляется обоснованным включить ярлыки митрополитам (впрочем, как и князьям) в систему архаической нормы – дарообмена. Вообще отношения русских правителей (в том числе церковных) вполне укладываются в рамки дихотомии подарок – отдарок. Ярлыки были главными “отдарками” монгольских правителей за “отдарки” – материальные и молитвенные приношения русских»^[375].

«…на основании прямого действия ханских ярлыков русским митрополитам служители церкви получили судебный иммунитет от светской власти. Таким образом, держателем ярлыка являлась русская православная церковь в целом, представленная ее главой – митрополитом. […] в отличие от русских князей, стремившихся после ликвидации зависимости от Орды уничтожить все доказательства былого подчинения, русская церковь, напротив, старалась сохранять основания своих прежних привилегий. Именно поэтому коллекция ярлыков русским митрополитам впоследствии смогла стать эффективным оружием в борьбе с усиливающимся государством за сохранение своих прав в конце XV в.»^[376].

«…период, в течение которого русская церковь получала ярлыки от ханов Золотой Орды 1267—1379 гг. За это время были выданы следующие ярлыки:

ярлык Менгу-Тимура митрополиту Кириллу (1267 г.);

ярлык Туда-Менгу митрополиту Максиму (1283 г.);

ярлык Токты митрополиту Петру (1308 г.);

ярлык Узбека митрополиту Петру (1313 г.);

ярлык Узбека митрополиту Феогносту (1333 г.);

ярлык Джанибека митрополиту Феогносту (1342 г.);

ярлык Бердибека митрополиту Алексию (1357 г.);

ярлык Абдаллаха митрополиту Алексию (1363 г.);

ярлык Мухаммада-Булака митрополиту Михаилу (1379 г.),

т.е. всего девять ярлыков, содержащих тот или иной перечень льгот и привилегий православного духовенства»^[377].

В качестве примера приведем текст ярлыка выданного в 1313 г. ханом Узбеком митрополиту Петру:

«Это есть ярлык Узбека царя, Петру митрополиту, всея Руси чудотворцу. Вышнего и бессмертного Бога силою и волею и величеством и милостью его многою. Узбеково слово. Всем нашим князьям великим и средним и нижним, и сильным воеводам и вельможам, и князьям нашим удельным, и дорогам^[378] славным, и польским князьям высоким и нижним, и книжникам, уставодержальникам, и учительным людским повестникам, и собирателям и баскакам, и послам нашим и гонцам, и даньщикам, и писцам, и мимоездящим послам, и охотникам нашим, и сокольникам, и пардусникам^[379], и всем людям, высоким и нижним, малым и великим, нашего царства, по всем нашим странам, по всем нашим улусам, где наша, Бога бессмертного силою, власть держится и слово наше владеет. Да никто же обидит на Руси соборную церковь митрополита Петра, и его людей и церковных его; да никто же взимает ни владений, ни имений, ни людей. А знает Петр митрополит закон, и право судит, и управляет людьми своими по закону, в чем-нибудь: и в разбоях, и в поличном, и в татьбе, и во всех делах ведает сам Петр митрополит один, или кому прикажет. Да все покоряются и повинуются митрополиту, все его церковные причты^[380], по первым изначала законам их, и по первым грамотам нашим, первых царей великих грамот и дефтерем^[381]. Да не вступаются в церковное и митрополичье никто же, потому что то Божье все суть; а кто вступиться, а наш ярлык и наше слово не послушает, тот есть Богу повинен, и гнев на себя от него примет, а от нас казнь ему будет смертная. А митрополит правым путем ходит, да правым путем пребывает и спешится, да правым сердцем и правою мыслью всем своим церковным управляет и судит и ведает, или кому повелит так делать и управлять. А нам в то не вступаться ни во что, ни детям нашим, ни всем нашим князьям нашего царства и всех наших стран, и всех наших улусов; да не вступается никто же, ни в чем, в церковное и в митрополичье, ни в волости их, ни в села их, ни во всякие ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в улусы их, ни в леса их, ни в ограды, ни в волостные места их, ни винограды их, ни в мельницы их, ни в зимовища их, ни в стада их конные, ни во всякие скотские стада, но все владения и имения их церковные, и люди их, и все причты их, и все законы их уложенные старые от начала их, то все ведает митрополит, или кому прикажет; да не будет ничто же перечинено, или порушено, или кем изобижено; да пребывает митрополит в тихом и кротком житии безо всякой голки^[382]; да правым сердцем и правою мыслью молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя. И мы ибо так же управляем и жалуем, как прежние цари ярлыки им давали и жаловали их; а мы, по тому же пути, теми же ярлыками жалуем их, да Бог нас пожалует, заступит; а мы Божье бережем, и данного Богу не взимаем: а кто взимает Божье, и тот будет Богу повинен; а гнев Божий на него же будет, а от нас будет казнен смертною казнью; да то видя, и иные в боязни будут. А поедут наши баскаки, и таможенники, даньщики, поборщики, писцы по этим нашим грамотам, как наше слово молвило и установило, да все будут целы соборные церкви митрополичьи, ни кем, ни от кого не изобижены все его люди и все его имения, как ярлык имеет: архимандриты, и игумены, и попы и все причты церковные, ни чем никто да не будет изобижен. Дань ли для нас забирают, или иное что-нибудь: тамга^[383] ли, поплужное^[384] ли, ям^[385] ли, мыт^[386] ли, мостовщина ли, война ли, охота ли какая-нибудь наша; или когда на службу нашу с наших улусов повелим рать собирать, если захотим воевать, а от соборной церкви и от Петра митрополита никто же да не взимает, и от их людей и от всего его причта: те ибо за нас Бога молят, и нас блюдут, и наше воинство укрепляют; кто того и среди нас не ведает, что Бога бессмертного силою и волею живут все и воюют? То все ведают. И мы, Богу моляся, по первым же царей грамотам, грамоты им давали жалованные, а не изменяли ни в чем. Как то было прежде нас, так молвя, и наше слово установило. По первому пути которая дань наша будет, ни запросы наши накинем, или поплужное, или послы наши будут, или кормы наши и коней наших, или подводы, или корм послов наших, или наших цариц, или наших детей, и кто ни есть, и кто-нибудь, да не взимают, да не просят ничего же; а что возьмут, и они отдадут назад в тройне, если будет взяли за нужду великую; а от нас им будет не кротко, а наше око тихо на них не смотрит. А что будут церковные люди, ремесленники которые, или писцы, или каменные зодчие, или деревянные, или иные мастера каковы ни будь, или ловцы какого лова ни будь, или сокольники, а в то наши никто не вступаются и на наше дело да не забирают их; и пардусницы наши, и ловцы наши, и сокольницы наши и побережницы наши да не вступаются в них, и да не взимают у них дельных орудий, да не отнимают ничего же. А что закон их, и в законе их церкви, и монастыри, и часовни их, ничем да не вредят их, ни хулят; а кто начнет веру хулить или осуждать, и тот человек не извинится ничем же и умрет злою смертью. А что попы и дьяконы их, один хлеб едят, и в одном дому живут, у кого брат или сын, и тем, по тому ж пути, наше жалованье; когда кто будет от них не выступил, а митрополиту не служит, а живет тот себе именем поповским, да удалится, но дает дань. А попы, и дьяконы, и причты церковные пожалованы от нас по первой нашей грамоте, и стоят молящиеся за нас Богу правым сердцем и правою мыслью; а кто начнет не правым сердцем о нас молится Богу, то грех на нем будет. А кто будет поп, или дьякон, или причетник церковный, или простолюдин, кто-нибудь, откуда ни есть, митрополиту захотят служить и о нас Бога молить, что будет о них у митрополита в мысли, то ведает митрополит. Так слово наше учинило, и дали мы Петру митрополиту грамоту эту крепости ему для, да эту грамоту видя и слыша все люди, и все церкви, и все монастыри, и все причты церковные, да не окажут ему неповиновение ни в чем, но послушны ему будут, по их закону и по старине, как у них исстари идет. Да пребывает митрополит правым сердцем, без всякой скорби и без печали, Бога моля о нас и о нашем царстве. А кто вступиться в церковное и в митрополичье, и на того гнев будет Божий, а по нашему великому истязанию не извинится ничем же, и умрет злою казнью. Так ярлык дан. Так молвя, слово наше учинило»^[387].

Как видим, хан Узбек повторил текст предыдущих ярлыков, в которых церковь выводилась из-под юрисдикции ордынских властей и освобождалась от всех видов даней и налогов, всем ханским подданным запрещалось трогать какое-либо церковное имущество, любому нарушителю грозила смертная казнь. За все эти привилегии от митрополита требовалось только молиться богу за хана, его семью и царство.

Понятно, что «льготы, данные русским клирикам ханской властью […] позволили создать мощную материальную базу для обеспечения высокого экономического и политического положения церкви в будущем. […] такая ситуация резко контрастировала с состоянием других общественных институтов и слоев населения в монгольский период.

[…] в период так называемого монгольского ига церковная жизнь на Руси не угасала. Продолжался рост монастырей: известно, что за двести лет ига их стало в два раза больше, чем было»^[388].

Таким образом, мне представляется, что взаимоотношения татар и церкви в XIII—XIV вв. можно разделить на два периода:

первый – враждебный (1237—1240 гг.);

второй – взаимовыгодного сотрудничества (с 1243 г.).

Приложение 5 Почему иго продлилось так долго?

К концу 1240 г. монгольская армия покорила большую часть Руси. После этого началось так называемое иго. Историки считают, что первая попытка освободиться от него была предпринята в 1380 г. Куликовской битвой, которая и положила начало полному освобождению Руси. Возникает вопрос: неужели почти за полтора столетия русские не предпринимали попыток освободиться, а если предпринимали, то почему они не увенчались успехом?

Для ответа на этот вопрос вначале кратко рассмотрим историю появления нового монгольского государства.

Весной 1207 г. Чингисхан, закончив покорение монгольской степи, предпринял первый большой поход за ее пределы. Этот поход возглавил его старший сын Джучи (Джочи), который во главе двух туменов прошел более двух тысяч километров на северо-запад, в Южную Сибирь, дойдя до среднего течения Иртыша. Ему удалось практически без боя покорить местные племена: баргутов, бурятов, енисейских кыргызов, ойратов, туматов и др. После этого Чингисхан передал всю эту покоренную территорию в управление Джучи. Так было положено начало новому государству.

В 1235 г. на созванном великим ханом Угедеем курултае была принята большая программа завоеваний и карательных экспедиций. Поход на Запад возглавил один из сыновей умершего в 1227 г. Джучи – Бату.

С 1236 по 1242 гг. монголы разгромили: половцев, Волжскую Булгарию, Русь, Польшу, Моравию, Венгрию с входившими тогда в ее состав Словакией, Хорватией и Боснией, а также Сербию и Болгарию.

В марте 1242 г. Бату повернул армию назад и в декабре остановился в Нижнем Поволжье, перенеся туда главную ставку улуса Джучи, располагавшуюся до этого в верховьях Иртыша.

В результате Великого Западного похода территория Улуса Джучи значительно увеличилась. Граница нового государства проходила от Иртыша по междуречью Камы и Вятки, далее по юго-восточным границам Владимиро-Суздальского, Рязанского, Черниговского, Переяславского, Киевского и Галицко-Волынского княжеств до Венгерского королевства. Поворачивая на восток, граница шла по Дунаю до Черного моря. Далее по северному побережью Черного моря и по северной границе Грузинского царства до Железных ворот (Дербент). Потом по северному побережью Каспийского моря до залива Кара-Богаз-Гол, через нижнее течение Амударьи и среднее течение Сырдарьи к озеру Балхаш и оттуда – к Иртышу. Таким образом улус Джучи стал одним из крупнейших государств Средневековья, территория которого простиралась с запада на восток на 4 тыс. км.

Большинство народов, проживавших на территории нового государства, по языковому признаку делились на две основные группы: тюрки (башкиры, булгары, огузы, половцы, туркмены, чуваши и др.) и финно-угры (вотяки, мордва, черемисы и др.). При этом основную массу населения составляли половцы.

В вассальной зависимости от улуса Джучи находились:

«Русское государство (“Киевская” Русь), вассал монголов с 1242 г. […]

Болгария (Тырновское царство) с ее балканскими владениями (вассал с 1242 г.);

Грузия с ее армянскими владениями (вассал монголов с 1231 г. […]

[…] Южные отроги Кавказа подчинялись Грузии и Ширвану, а вместе с ними – монголам.

[…] Румский сельджукский султанат (он входил в особое наместничество “Рум”, включавшее, кроме него, еще и округ прямого подчинения монголам с центром в Анкаре), греческая Трапезундская империя, армянское государство в Киликии, Мосул, Ширван и западноиранские царства – Фарс, Йезд, Керман, Герат, Хормоз, Лур. […] более пестрая картина сложилась на востоке Ирана. Оплотом монголов была сборная имперская армия Таир-буги Бахадура и Сали, размещавшаяся в Бадгызе; ее нойоны управляли и Тохаристаном, а также Газни с прилегающими территориями на индийской границе. […] В Герате и Гуре с 1243 г. сидел вассалом […] Шамсаддин I Курт […] Бадахшано-Памирское княжество […] Систан также был вассальным княжеством; там с 1236 г. правил Али ибн Масуд. Области по верхнему Инду (в округе Пешавара) – Кухиджуд и Бинбан – составляли княжество Сайфуддина Хасана Карлука, который в 20-х – 30-х гг. был вассалом Дели, а в 1236—1239 признал монгольскую власть…»^[389]

Система власти и управления в улусе Джучи представляла собой отлаженный механизм со всеми атрибутами, которые были необходимы для функционирования крупного средневекового государства, включая органы центрального и местного управления, судебную и налоговую системы, таможенную службу и армию.

Главой нового государства был хан, избиравшийся на курултае из потомков Джучи. Хан производил назначения на главные административные и военные посты, вел переговоры с иностранными правителями, возглавлял армию во время больших военных кампаний. Для непосредственного руководства армией и внутренними делами были учреждены специальные должности: беклярбек – заведовавший военными делами, и главный писец (везир) – глава гражданской власти, который также контролировал казну.

«Наличие двух высших сановников, беклербека и везира, отражало деление правящей элиты Золотой Орды на две категории – военную знать (нойоны, беки, эмиры) и чиновную администрацию. […] Обе структуры, военная и гражданская, действовали параллельно, исполняя разные функции.

Иерархия беков известна из оригиналов ханских ярлыков и их русских переводов, в которых упоминаются темники, тысячники, сотники, десятники, князья улусные, ратные, полчные, людские (возможно, синоним улусных). Все эти военачальники и наместники составляли пирамиду, сходившуюся на вершине к карачи-бекам и беклербеку. В течение XIII в. они образовали своеобразную корпорацию, державшую в руках военно-административную структуру державы и практически не вмешивавшуюся в дела невоенной сферы. В XIV в. стало заметно сближение и даже определенное слияние военно-кочевой знати, хранительницы завоевательных традиций Монгольской империи, с чиновничеством.

Кроме прежних баскаков, темников и прочих беков, появились функционеры, отвечавшие за специальные статьи доходов: таможеники, весовщики, заставщики, перевозчики, рыночные надзиратели, служители ведомства почтовых сообщений и многие другие»^[390].

Центральным органом исполнительной власти был диван – государственный совет, в который входили ближайшие родственники хана, крупные феодалы и военачальники, а также представители высшего духовенства. В структуре дивана было несколько палат во главе с секретарями. Диван обеспечивал функционирование финансовой системы, административного аппарата, регулировал торговлю, городское строительство и т.п.

Судопроизводство в улусе Джучи состояло из верховного суда и местных судов. В компетенцию верховного суда входили наиболее важные дела, касающиеся государственных интересов.

Основным видом хозяйственной деятельности в центральных районах Улуса Джучи было кочевое скотоводство. Земледелие практиковалось в таких районах, как Волжская Булгария, Крым, Приднестровье, Хорезм. В Западной Сибири были широко распространены охотничьи промыслы.

Существовали на территории улуса Джучи и города:

«Самыми урбанизированными областями были Поволжье, Северный Кавказ, Хорезм и Крым. Там стояли крупные города: волжские Гюлистан, Увек и Булгар, кавказский Маджар, Сыгнак на Сырдарье, Сарайчик на Яике.

Города имели собственную администрацию и свою, отличную от кочевой степи, систему налогообложения. Во главе городского управления стоял ханский наместник-даруга, которому подчинялся довольно разветвленный штат чиновников: диван-битикчи (секретари), бакши (писцы), а также перечисленные выше лица, отвечавшие за различные податные сборы»^[391].

Большое место в экономике нового государства занимала торговля: этому способствовало то, что через его территорию проходили основные караванные торговые пути Евразии, в том числе и Великий шелковый путь.

Улус Джучи подразделялся на три военно-административные округа:

– центр (кул) – личный удел Бату, состоявший из Поволжья и степей вдоль западного побережья Каспийского моря до Дербента;

– правое западное крыло (барунгар), или Ак-Орда, то есть Белая Орда (ак – белый или запад – цветовые эпитеты на Востоке означали не только цвет, но и стороны света), располагавшееся от Дуная на западе до Среднего Иртыша на востоке;

– левое восточное крыло (джунгар), или Кок-Орда, то есть Синяя Орда (кок – синий, восток), располагавшееся от побережья Каспийского моря на западе до верховий Иртыша на востоке.

По политическому устройству крылья представляли собой кочевые государства, разделенные на улусы, дробившиеся, в свою очередь, на более мелкие уделы. Каждый достигший зрелости Чингисид получал определенное количество кочевников, а также пространство земли, достаточное для их кочевий. Наряду с этим ему выделялось некоторое количество ремесленников и соответствующий земледельческий район из общей территории государства, доходы с которого шли на содержание его двора и войска:

«…ордынская элита в XIII – первой трети XV века состояла из нескольких слоев, что свидетельствует о сложной организации не только правящего слоя, но и всего ордынского общества. Высшей стратой был род Джучи, имевший право на наследование государственной власти. Привилегированное положение занимали эмиры-нечингизиды, находившиеся в родстве с правящим домом по женской линии. Близкое к ним место отводилось гвардейцам великого хана. Эти слои элиты имели первоочередное право на высшие государственные, военные и административные должности, а также на получение улусных владений.

Далее следовали еке нойоны (великие эмиры) и нойоны эмиры – владельцы улусов-туменов и улусов-тысяч. Их социальное положение зависело от пожалований великого хана, который лично назначал их на должности. Основной их обязанностью было несение военной службы, которая позволяла продвигаться вверх по социальной лестнице. Этот слой являлся источником для воспроизводства высшего слоя служилой аристократии. Его резервом были сотники и десятники»^[392].

Со временем внутренние границы Улуса Джучи менялись:

«В течение XIII—XIV веков в изменении внутренних границ Золотой Орды можно выделить несколько этапов:

первый – 1240-е годы – период образования государства, выделения улусов и пожалование ими представителей ордынской элиты;

второй – 1250—1260-е годы – эпоха активизации западной политики Орды; завоевание земель между реками Дунай и Днепр и образование на этой территории двух улусов: один в междуречье Дуная и Днестра, другой – в междуречье Днестра и Днепра;

третий – 1280—1290-е годы – период образования в Орде второго политического центра – Ногаевой Орды и борьбы за единовластие; уничтожение в результате гражданской войны западных улусов привело к сокращению территории Орды; западная граница переместилась к реке Сирет;

четвертый – эпоха наивысшего могущества ордынского государства в правление ханов Узбека и Джанибека (1300—1359 годы); характеризуется стабильностью внешних и внутренних границ, а также расширением территории Орды за счет закавказских земель (присоединение Азербайджана);

пятый – эпоха “великой замятни” (1359—1380 годы). Период распада государства на мелкие владения и сокращение территории Орды (потеря двух западных улусов; раздел государства между Мамаем и Токтамышем);

шестой – время объединения Токтамышем Орды от Днепра до Иртыша (1380—1395 годы); характеризуется активизацией военной экспансии во владения Тимура, что приводит к двум походам Тимура на Джучиев Улус в 1391 и 1395 годах и в итоге к полному краху государства; в дальнейшем владения великих ханов не восстанавливались даже в границах земель, подвластных Токтамышу»^[393].

«К характерным чертам государственного строя Золотой Орды можно отнести:

а) монархическую власть хана;

б) участие в управлении карачи-беков – представителей нескольких (обычно четырех) аристократических татарских родов;

в) разделение кочевого населения и территории на правое и левое крылья;

г) улусную систему – совокупность контингентов подданных и территориальных уделов, пожалованных ханом в управление военачальникам и «штатским» сановникам;

д) институт наместников (монг. даругачи, даруга, тюрк. баскак) в управлении городским и сельским оседлым населением;

е) ясачное налогообложение;

ж) сочетание государственной администрации с традиционными органами управления местных жителей»^[394].

В улусе Джучи практиковалась система двух столиц: г. Сарай, основанный Бату на левом берегу в низовьях Ахтубы, был центром городской жизни и торговли, и Орда – кочевая резиденция хана – центр политической жизни и управления государством.

Первоначально на Руси новое государство не имело специального названия, его заменяло определение «татары». В 80—90-х годах XIII в. на смену этому определению приходит название «Орда»^[395]. Сами татары называли свое государство улус Джучи, или Улуг улус (Великий улус). С середины XVI в. когда само государство уже распалось, словосочетание «Золотая Орда»^[396] стали использовать для обозначения как части государства, так и ханской резиденции. В XIX в. на страницах исторических трудов «Золотой Ордой» стали называть уже все бывшее государство в целом.

Население Улуса Джучи получило название «татары». После распада Золотой Орды оно перешло на население новых государств с уточнениями: астраханские татары, казанские татары, крымские татары.

Историки составили «…сводный Список названий родов и племен Улуса Джучи XIII – XV вв. (для удобства пользования этнические названия приводятся в алфавитном порядке):

алтын, аргун, ас, барак, барин, барлас, бахрин, башгырд, буйрак, буркут, буруджоглы, джалаир, джуркун, дурман, ички, ички-байри, йиджан, йисут, йети-минг, каанбайлы, карлук, кенегес, кереит, кингит, кипчак, кунграт, кият, куйун, курдер, курлаут, кушчи, маджар, мангыт, масит, меркит, минг, найман, огуз, ойрат, салор, сарай, сиджиут, таймас, тангут, тархан, татар, тили-минг, тубай, тубай-туман, туман, туман-минг, уйгур, уйсун, украш-найман, утарчи, хитай, хушин, чат, чинбай, чубурган, шадбаклы, шункарлы.

Наблюдаемое обилие монгольских названий племен в составе Джучиева Улуса не должно смущать или удивлять нас. Оно объясняется, конечно, прежде всего тем, что монголы среди тюркского мира Кипчакской степи были господствующим слоем и составляли привелегированную часть войска Улуса Джучи. Своеобразие рассматриваемой исторической ситуации заключается как раз в другом, а именно: все эти многочисленные племена и роды Джучиева Улуса, носившие монгольские наименования, представляли собою в XIV – XV вв. тюркоязычную этническую общность. Дело в том, что удельный вес собственно монгольского населения в Золотой Орде с самого начала ее образования был сравнительно небольшим»^[397].

Посмотрим, сколько же было этнических монголов в улусе Джучи.

«В очень многих работах по истории Золотой Орды фигурирует тезис о крайней малочисленности собственно монголов в ее составе. Обычно ссылаются на “4 тысячи монголов”, о которых сообщает Рашид ад-Дин как о выделенных Чингисханом войсках для улуса Джучи. Действительно, у Рашид ад-Дина есть раскладка монгольских “тысяч”, которые Чингисхан, согласно трактовке Рашид ад-Дина, выделил под начало царевичам и нойонам, и зафиксированных якобы на момент смерти Чингисхана в 1227 г. – см. “Памятку об эмирах туманов и тысяч и о войсках Чингисхана” в “Джами ат-таварих”^[398] (далее – просто “Памятка”). Именно ее используют практически все исследователи. […]

Приведем текст из нее, касающийся войск Джучи:

“Часть старшего сына Джочи-хана [составляла] четыре тысячи человек.

Тысяча Мунгура, бывшего из племени сиджиут…

Тысяча Кингитая Кутан-нойона, бывшего из племени кингит. Его сын, по имени Хуран, который был у царевича Кулчи, из числа старших эмиров этого улуса.

Тысяча Хушитая, бывшего из эмиров племени хушин, из числа родичей Боорчи-нойона.

Тысяча Байку, [также] бывшего из племени хушин. Он ведал бараунгаром, то есть войском правой руки.

Этих четырех упомянутых эмиров с четырьмя тысячами войска Чингисхан отдал Джочи-хану”^[399].

Прежде всего, следует отметить, что данная “Памятка” есть компиляция разнородных и разновременных списков как войск, так и разверсток уделов, тарханств, родов и племен, что доказывается сличением с другими источниками. Поэтому важно сразу подчеркнуть неточность терминологии Рашид ад-Дина в составлении данной “Памятки” – он постоянно смешивает “тысячи” как военно-административные единицы (то есть совокупности семей/кибиток, обязанные выставлять 1000 или более воинов, в зависимости от ранга данной административной единицы), с тысячами – как чисто военными подразделениями, состоящими исключительно из воинов, называя всех их просто “войсками”. Поэтому он также не различает контингент, отданный в оперативное подчинение командиру военного подразделения, от «тысячи» в качестве военно-административной единицы или удела/тарханства – как некоторого количества кибиток, отданных ханом в собственность или члену ханского рода, или особо заслуженному лицу.

[…] Так, в описании племени хушин написано:

“Был другой старший эмир, по имени Хушидай-Байку. Чингиз-хан отдал его Джочи вместе с войском”^[400].

Сравним: в “Памятке” говорится уже о двух эмирах из хушинов – Хушитай и Байку, каждый из которых командовал одной тысячей. Это показывает, что сводчики Рашид ад-Дина, которые для него выбирали информацию и компилировали ее при составлении “Памятки”, поняли монгольские слова husin-tai baiqu из первичных материалов как имена двух людей, хотя на самом деле они переводятся как “Байку вместе с хушинами” (-тай/дай – это показатель совместного падежа в монгольском языке, означавшего также обладание чем-либо).

[…] Очевидно, что данная ошибка (восприятие в процессе создания “Памятки” собственно имен и формуляров воинского реестра, правильно записанных в исходном, первичном материале, как исключительно имен людей) не случайна – для “Кингитая Кутан-нойона” все обстоит аналогично. Здесь имеется такое же непонимание: кингитай также означает вместе с кингитами, а не часть имени некоего “Кингитая Кутан-нойона”. Кроме того, из кингитов у него была не тысяча, а тумен. Дело в том, что правильно имя этого нойона не Кутан, а Qunan – а это именно тот Qunan, который был передан Чингисханом в 1206 г. под командование Джучи вместе с туменом, составленном из людей обока qeniges^[401]. Поскольку окончания на —с и —т/д одиниково являются показателями множественности в монгольском языке, то под кингит у Рашид ад-Дина вполне узнаются qeniges из & 210 “Сокровенного сказания”. То есть, опять видим в “Памятке” искажение монгольского первоисточника, причем как в части имени военачальника (Qunan, а не Кутан), так и в части численности приданного ему войска (тысяча вместо тумена)!

[…] Пока же подведем некоторые итоги анализа “Памятки”, проведенные для случая “части старшего сына Джочи-хана”: во-первых, в ней говорится о войсках общей численностью в 13 000 человек, приданных Джучи; а во-вторых, это именно войска (не удел), так как “Сокровенное сказание” также считает приданный Джучи тумен Хунана, составленный из генигесцев/кингит, военным подразделением. Однако только ими не исчерпывается первоначальное число монголов в улусе Джучи – кроме воинов, у Джучи были еще монгольские кибитки, принадлежащие ему на правах удела.

Дело в том, что после 1208 г. Чингисхан, при распределении уделов для членов своего рода, выделил Джучи 9000 юрт/кибиток^[402]. Это была именно личная собственность Джучи. […]

Численность монголов в этих 9000 кибитках можно оценить в приблизительно в 55 тысяч человек. Дело в том, что численность семей у монголов китайскими современниками отмечалось как большая, чем у других, известных им, центральноазиатских кочевников – для сюнну, например, считалось в среднем 5 человек в кибитке. Данное соотношение обычно принимается и для других кочевых народов. […] в разделе военного дела “Юань ши” сообщается, что по закону (ясе) времен Угэдэя в монгольскую армию не призывались из кибиток, где был только один совершеннолетний мужчина^[403]. Очевидно, что таких кибиток было крайне мало, поэтому монголы могли себе позволить такую норму призыва, несмотря на огромную диспропорцию между весьма небольшим количеством монголов-завоевателей и многомиллионными массами завоеванных китайцев. Исходя из этого, можно считать, что в среднем монгольская кибитка насчитывала как минимум 6 человек^[404], поэтому 9000 кибиток удела Джучи и дают вышеуказанную оценку их численности.

[…] можно с достаточной степенью вероятности утверждать, что основной вклад в первоначальную численность монголов в улусе Джучи дали 9000 юрт/кибиток или примерно 55 000 человек, пожалованных в удел Джучи около 1209 г., и, видимо, состоявших в основном из близких для кият-борджигинов (исходного ядра улуса Чингисхана) родов/обоков – хунгиратов (анда-куда для киятов, то есть род, поставлявший брачных партнеров для киятов и vice versa^[405]) и джалаиров (их онгу-боголов, то есть “потомственных вассалов”). К ним надо присовокупить еще 13 000 воинов-монголов^[406], оставшихся под командованием Бату после смерти Чингисхана и, видимо, закрепленных за ним Угэдэем после одного из курултаев (скорее всего 1229 или 1234 года). Итак, общее количество монголов, входивших в состав улуса Джучиева составляет около 70 000 человек.

[…] Факт преобладания немонгольского кочевого элемента в улусе Джучи известен давно, вопрос же состоит в оценке соотношения “монголов” и “немонголов”. Как видим по изложенной выше оценке монгольского элемента, его численость была немалой и представлявшей по меркам того времени значительную величину. Поэтому вполне реалистичной представляется оценка соотношения монголов к немонголам в составе кочевого населения улуса Джучи при Бату как 1:2, выведенная из известий европейских путешественников. Таким образом, можно с большой долей вероятности считать, что в 20—30-х годах XIII в. собственно монголы составляли примерно треть от превоначальной численности улусников Джучи и его преемника Бату»^[407].

Мне представляется, что в своих рассуждениях Р. Храпачевский не во всем прав. Так, если к подсчету количества монголов в Улусе Джучи вопросов нет, то вот численность «немонголов» вызывает большие сомнения. Ведь если Р. Храпачевский прав в том, что соотношение монголов к немонголам составляло 1:2, то получается, что немонголов в Улусе Джучи было всего 140 тыс. человек. Причем автор имеет в виду не количество воинов, а численность всего населения. Однако, только половцев перед нашествием монголов было ок. 1 млн чел. Из них приблизительно половина подчинилась монголам, что уже составляет до 500 тыс. чел., а ведь были и другие народы, вошедшие в состав Улуса Джучи. Таким образом, половцев, даже с учетом погибших и откочевавших во время наступления монголов, было почти в десять раз больше, чем оставшихся в Поволжье монголов. Неудивительно, что при таком соотношении, завоеватели быстро ассимилировались и к середине XIV в. на территории Орды не осталось этнически чистых монголов.

Теперь рассмотрим кратко историю взаимоотношений половцев с Русью.

Половцы – племенной союз тюркоязычных кочевников был известен на Востоке под названием кипчаков, в Европе и Византии – куманов.

«О происхождении русского названия этого народа споры велись давно, и к концу ХХ в. в литературе победила абсолютно ни на чем не основанная точка зрения, что эти кочевники будто бы были с волосами цвета половы, то есть соломы (хотя светловолосых тюрок не бывает). Однако недавно один из крупнейших современных специалистов по Древней Руси, П.П. Толочко, поддержал мнение Е.Ч. Скржинской, обратившей внимание на зафиксированное в летописях понятие “онополовец”, то есть житель “оной” или “той” – противоположной от Киева, стороны Днепра (и половины степи, разделенной Днепром “на полы”). Правый же берег Днепра киевские летописцы называли “сей”, то есть “этот”, а саму западную сторону – “русской”.

[…] «Со временем половцы освоили также степное Правобережье, – пишет П.П. Толочко, – но это уже не изменило их восприятия русскими людьми – как народа, живущего на противоположной стороне Днепра» – онополовцев, или, для краткости, просто половцев»^[408].

В конце Х в. под давлением енисейских кыргызов, двигаясь из Прииртышья и Прибалхашья, половцы перешли Волгу и вторглись в степи Северного Причерноморья.

К середине XI в. половцы заняли всю степь, простиравшуюся с востока на запад от Иртыша до Днестра, и с юга на север от Черного и Каспийского морей до Тобола, получившую с этого времени на Востоке название Дешт-и-Кипчак (Кипчакская степь). Оттуда они совершали набеги на Византию, Болгарию, Венгрию, Русь.

В зависимости от места кочевки половцы делились на западных и восточных. Западные (11 племен: анджоглы, бурджоглы, джортан, дурутоба, ельборили, иетиоба, кангароглы, караборикли, котан, кулабаоглы, токсоба) – занимали территорию от Днестра до Яика (Урала), восточные (16 племен: ал-арс, баджанак, баджна, башкурт, борилу, бурджоглу, джортан, дуртоба, иетиоба, иймак, карабориклу, куманлу, манкуроглу, таг, токсоба, уз,) – от Яика до Иртыша.

Зимой основная масса западных половцев уходила на юг, к побережью Черного моря. Проведя зимовку у теплых морских побережий, весной они начинали кочевать на север и в мае появлялись в лесостепи, близ от границ русских княжеств.

Вначале половцы устраивали нападения осенью. Со временем они, чтобы застать русских врасплох, поменяли тактику и стали нападать с мая по декабрь. Появление половецких отрядов было невозможно предугадать и трудно отбить. Обычно половцы не занимались осадами крепостей, и, если не удавалось захватить город внезапно, они, блокировав гарнизон, опустошали окрестности. Ограбив села, половцы скрывались быстрее, чем на месте появлялись прикрывавшие границу отряды дружинников.

Объектами половецких нападений были русские княжества, граничившие со степью: Киевское, Переяславское, Рязанское, Черниговское.

С середины XI и до начала XII вв. половцы совершали масштабные нападения на Русь, иногда в качестве союзников враждовавших князей. Борьба, которую вели русские с половцами в этот период, проходила с переменным успехом.

В 30—60 гг. XII в. Русь прошла через полосу затяжных междоусобных войн. Русские города и села разорялись русскими же войсками, зачастую при активной помощи половцев, которые поступали на службу к какому-либо князю и получали двойную плату в виде жалования и военной добычи. Участие половецких отрядов в междоусобных войнах стало постоянным явлением. Отдельные половецкие отряды постоянно находились в русских землях, переходя на службу от одного князя к другому.

С 70-х годов XII в. половецкие набеги, как правило, успешно отражались силами пограничных русских княжеств. Большое значение в деле борьбы с половцами с этого времени начинает играть привлечение на службу отдельных отрядов кочевников (печенегов, торков и др.), которых князья селили в пограничных областях и использовали для сторожевой службы.

С середины 90-х годов XII в. произошла стабилизация русско-половецких отношений, затухание военной активности, и к началу XIII в. самостоятельные походы половцев на Русь практически прекратились.

Всего за полтора столетия половцы совершили ок. 50 больших набегов на Русь, князья предприняли 25 ответных походов в степь. За это же время половецкие отряды более 40 раз принимали участие в междоусобных войнах Руси. (Людские потери от набегов половцев на Русь с 1061 по 1236 гг. составили 580 тыс. чел.^[409].)

Во время нашествия монголов восточные половцы влились в состав монгольского войска. Западные половцы разделились: одна часть покорилась монголам, вторая откочевала сначала в Венгрию, затем в Македонию, где и растворились среди местного населения, третья осела на Кавказе.

Именно половцы и присоединившаяся к ним часть тюркских и финно-угорских народов (башкиров, булгар, буртасов, саксинов и др.), ассимилировав монголов, стали той силой, которая и несет ответственность за иго.

Такое усиление боевых возможностей половцев и других народов объясняется усвоением ими монгольских приемов ведения боя и дисциплины, применявшейся в монгольской армии. В плане индивидуальной боевой подготовки разница была минимальной – у монголов были более мощные луки. Что касается тактики, то половцы и до прихода монголов применяли ложное отступление и засады. У монголов они позаимствовали следующие тактические приемы: обход противника для нанесения флангового удара; выделение резерва, который мог использоваться для подкрепления основных сил в нужный момент; боевое охранение и др. Конечно, половцы не смогли перенять все боевые навыки монгольской армии, к тому же со временем у них произошла утрата наиболее сложных из них. (Например, с начала 60-х годов XIII в. татары перестали применять осадные машины.) Тем не менее того, что они усвоили, хватило для осуществления в течение двухсот лет ига над ослабленной княжескими усобицами Русью.

Теперь некоторые необходимые пояснения о том, что представляло собой иго. В нем были две основные составляющие – экономическая и демографическая.

Экономическая составляющая – разнообразные дани и налоги. Основной была дань («десятина», «выход», «царева дань») – постоянный налог, собиравшийся с городского и сельского населения. Размер дани не был фиксирован и менялся в зависимости от численности населения Руси, устанавливаемого ордынскими переписями, а также от соотношения экономической и политической силы русских князей и ордынских ханов в каждый конкретный исторический период. Дань отправляли в Орду в виде монет, а также золотых и серебряных слитков. С крестьянского населения собирали постоянные налоги: «подводы», «поплужное», «ям», «привязное», «роговое», «пятно» и др. Торговля и ремесленные производства облагались «тамгой», «мытом» и др.

Кроме постоянных налогов, практиковались нерегулярные сборы: «запросы» – единовременные требования хана о присылке сумм сверх установленной дани на военные расходы, расходы по управлению и т.п., «выходное», «памятное», «поклонное», «мимоезжее», «становое», «поминки», «царева пошлина, царицына, посла» – подарки, отсылаемые в Орду хану, его родственникам и отдельным представителям татарской аристократии или подносимые на месте послам, баскакам и др.

Большой вред экономике Руси приносили татарские набеги. В городах они причиняли огромный ущерб основе городской жизни – ремесленному производству, так как, кроме ремесленников, захватывались или уничтожались и средства производства. Крестьянские хозяйства опустошались не только во время вторжений: значительный вред им наносили грабежи и бесчинства, которыми сопровождались любые передвижения татарских отрядов по русской земле. Крестьян грабили все: ордынские отряды, принимавшие участие в княжеских усобицах, отряды,сопровождавшие баскаков, охрана татарских послов и пр.

С точки зрения демографии многочисленные татарские нашествия, происходившие в период ига, сопровождались массовыми избиениями и уводом «в полон» большого количества русских людей, которых продавали в рабство мусульманским и еврейским купцам, перепродававшим их на Ближний и Средний Восток, или использовали в качестве рабов в Орде и Центральной Монголии. Много людей погибало от морозов и болезней в лесах, где они пытались спастись от ордынских вторжений, а также от голода и эпидемий, неизбежных при возвращении в разоренные города и села. Кроме этого, татарские вторжения вызывали массовое бегство сельского населения из областей, которые чаще всего подвергались нападениям, в более безопасные северные и западные окраины.

Переходим к хронологии отношений между Русью и Ордой.

Основным инструментом проведения политики ордынских ханов были военные походы. Поэтому в основу хронологии русско-ордынских отношений был положен перечень набегов татар на Русь. При этом все вторжения можно разделить на два основных вида.

Первый – крупные карательные походы, осуществляемые центральной ордынской властью, обычно после доноса или по просьбе кого-либо из князей. В этом случае татары обычно выбирали наиболее удобно расположенную в географическом отношении опорную базу (город), откуда совершали рейды во все стороны и куда свозили награбленное и сгоняли полон. Таким образом они повышали маневренность отдельных отрядов, что давало возможность разорять за меньшее время большую территорию.

Второй – локальные кратковременные набеги, совершаемые региональными улусными властями с окраин Орды, с целью грабежа и захвата пленных.

В 1243 г. Ярослав Всеволодович Переяславский отправился с богатыми дарами в Орду, где получил от Бату ярлык^[410] на великое княжение.

В дальнейшем князья ездили в Орду для утверждения в правах на свое княжество, с целью доставки дани, с жалобами друг на друга, а также по вызову хана в связи с различными обвинениями со стороны других князей или баскаков. При этом вассальная зависимость и лояльная политика князя по отношению к Орде гарантировались приездом самого князя и/или его сыновей, младших братьев, племянников, становившихся заложниками в Орде.

Так было положено начало вассальному подчинению Руси Орде. Русские княжества потеряли право воевать, должны были предоставлять войска для ордынских походов и регулярно уплачивать дань ханам. Для обеспечения этого в центрах стратегического значения Руси (Владимире, Курске, Муроме, Рязани, Суздале, Твери) были размещены баскаки^[411].

В 1245 г. Ярослав Всеволодович отправился в Каракорум к великому хану для утверждения его в качестве великого князя^[412]. Осенью 1246 г. на обратном пути из Каракорума Ярослав умер.

Осенью следующего года сыновья Ярослава Андрей и Александр независимо друг от друга поехали в Орду за ярлыком на великое княжение. Бату не стал разрешать этот спор, а отправил братьев к великому хану.

В Каракоруме владимирский стол в обход старшего брата – Александра получил Андрей. Большинство историков объясняют это тем, что решение принимала регентша Огуль-Гаймиш – вдова Гуюка, которая, так же как и ее покойный муж, враждебно относилась к Бату. И она, зная, что Александр – ставленник Бату, предпочла отдать великое княжение Андрею.

В 1251 г. великим ханом был избран сторонник Бату Монке. Вскоре после этого Бату послал против Андрея Ярославича войско. Андрей попытался организовать сопротивление, но его поддержал только брат – тверской князь Ярослав Ярославович. Летом 1252 г. недалеко от Переяславля войско тверичей и переяславцев было разгромлено татарами, которые после этого захватили и разграбили город. Андрей бежал сначала в Новгород, а потом в Швецию. Александр стал великим князем. В конце этого же года татарский отряд под командованием одного из внуков Джучи – Куремсы, улус которого располагался в междуречье Днепра и Днестра, разорил окрестности Кременца.

В 1253 г. на курултае в Монголии было принято решение провести общую перепись населения всех покоренных монголами стран, чтобы упорядочить систему налогообложения. Эта перепись проводилась чиновниками, присылаемыми из Монголии, и имела целью создание единой податной системы на всей территории Монгольской империи. Параллельно переписи создавалась новая фискальная организация – назначались десятники, сотники, тысячники и темники (вероятно, из местных кадров), призванные обеспечить сбор налогов и, возможно, мобилизацию населения.

В 1255 г. перепись началась в Северо-Восточной Руси и сопровождалась разрозненными и неорганизованными волнениями местного населения. В первой половине 1255 г. Галицко-Волынское княжество вновь подверглось нападению со стороны Куремсы. Татары опустошили окрестности Владимира и Луцка, но сами города взять не смогли и, потерпев несколько поражений от Даниила Романовича Галицкого, ушли в степь.

В начале 1256 г. умер первый правитель Золотой Орды Бату. Ханом стал его сын Сартак, который вскоре также умер, отравленный своим дядей Берке, а правителем стал сын Сартака малолетний Улагчи.

В 1257 г. перепись началась в Новгороде, это вызвало взрыв возмущения горожан. Ордынские численники смогли приехать в Новгород только в сопровождении великого князя Александра Ярославовича и его дружины. Тем не менее в этот раз новгородцы сумели подкупить татар богатыми дарами и убедили их не проводить перепись.

В конце 1257 г. – начале 1258 г. Улагчи скоропостижно скончался и ханом стал Берке.

Зимой 1258 г. на границе Галицко-Волынского княжества появилось большое татарское войско под командованием Бурундая, который потребовал, чтобы русские войска участвовали вместе с ним в походе на Литву. Князь Даниил Романович отправил вместе с татарами войско под командованием своего младшего брата Василько.

«Монгольские феодалы применили по отношению к Галицко-Волынской Руси метод насильственного союзничества. Прямым объектом нападения при этом служили владения Литвы, Польши и Венгрии, куда золотоордынские войска проходили через русские земли, привлекая к участию княжеские силы. Таким методом достигались различные цели:

во-первых, ослабление русского военного потенциала в сражениях с соседями;

во-вторых, поддержание напряженных отношений между Русью, Польшей, Литвой и Венгрией, что гарантировало от объединения их в антиордынскую коалицию;

в-третьих, прохождение золотоордынских войск через русскую территорию, а порой и длительная задержка их на ней значительно подрывали местную экономику, так как грабежи и бесчинства при этом были обычным и даже поощряемым явлением»^[413].

В этом же году новгородцы под угрозой карательного похода вынуждены были согласиться на проведение переписи.

В конце 1259 г. Бурундай пришел опять. На этот раз он намеревался напасть на Польшу. На встречу с Бурундаем отправились Василько Романович и сын Даниила – Лев. Бурундай потребовал от них разрушить городские стены во Владимире-Волынском, Данилове, Кременце, Луцке, Львове, Стожске. После того как это было сделано, татары продолжили поход против Польши. В этом походе приняли участие Василько Романович, Лев Даниилович, Роман Даниилович.

Весной 1262 г. сначала в Ростове, потом в Ярославле, затем в других городах Северо-Восточной Руси – Владимире, Костроме, Переяславле, Суздале, Устюге – произошли антиордынские выступления, связанные с злоупотреблениями откупщиков татарской дани, которыми были в основном еврейские и мусульманские купцы^[414]. Серьезных столкновений с татарами во время этих выступлений не было, откупщиков просто выгнали. Берке учел опыт этих выступлений и в следующем году изменил порядок сбора дани, отдав ее на откуп русским князьям.

«Ханские власти быстро поняли всю выгоду такого решения для Орды:

во-первых, отсутствие собственных хлопот,

во-вторых, гарантия прекращения восстаний и полное повиновение русских,

в-третьих, наличие конкретных ответственных лиц (князей), которых всегда легко, удобно и даже «законно» можно было привлечь к ответственности, наказать за невзнос дани, а не иметь дело с труднопреодолимыми стихийными народными восстаниями тысяч людей»^[415].

Впрочем, существует и другая точка зрения на то, когда баскаки появились на Руси:

«До событий 1262 г. на северо-востоке Руси необходимости в баскаках в этих землях не было, дань ордынскому хану поступала регулярно. В результате городских восстаний 1262 г. и ослабления княжеской власти после кончины Александра Невского регулярные поставки оказались под угрозой срыва, и монголы поставили своих особых чиновников – баскаков – контролировать этот процесс. Можно сказать, что на северо-востоке Руси баскаки появились во второй половине XIII в. С усилением княжеской власти при Иване Калите в первой половине XIV в. необходимость в надзоре баскаков отпала.

Функция баскаков – надзор за сбором дани – не переходит к русским князьям, они изначально имели эту обязанность. Баскаки появились тогда, когда с этой обязанностью русские князья перестали справляться, и исчезли, когда князья смогли вновь контролировать выплату дани. Городские восстания XIII—XIV в. не послужили причиной ликвидации баскачества на Руси. Напротив, демонстрируя неспособность русских князей сохранять порядок, волнения в городских центрах Северо-Восточной Руси послужили дополнительным фактором введения и последующего функционирования баскаческой организации в этом регионе»^[416].

В 1266 г. Берке умер и правителем Золотой Орды стал Мунке-Тэмур.

В 1271 г. новгородцы изгнали правящего у них Ярослава Ярославича Тверского. После этого Ярослав послал в Орду к хану своего тысяцкого, где тот обвинил новгородцев в том, что они отказываются платить дань. Хан поверил и отправил в Новгород войско. Спас новгородцев Василий Ярославович Костромской, который, поехав в Орду, переубедил хана, и тот отозвал войско с полдороги.

В 1272 г. вторая ордынская перепись на Руси состоялась при участии русских князей и прошла мирно. В этом же году новгородцы пригласили на княжение Дмитрия Александровича Переяславского, отказав Василию Ярославичу. Тогда Василий призвал на помощь татар и брата Святослава Ярославича Тверского.

Зимой 1272—1273 гг. в новгородские земли вторглись два отряда: Василий взял Торжок, а Святослав – Бежецкий Верх, Вологду и Волок Ламский. Новгородцы испугались и согласились на требования Василия.

В 1274 г. в татарском набеге на Литву приняли участие Владимир Василькович Волынский, Глеб Ростиславович Смоленский, Лев Даниилович Галицкий, Мстислав Даниилович Луцкий, Олег Романович Черниговский и Роман Михайлович Брянский.

В следующем году татары, по просьбе Льва Данииловича, совершили набег на Литву, при этом разорению подверглись те русские земли, через которые они двигались, особенно пострадало Курское княжество.

Зимой 1276—1277 гг. в татарском походе на аланов (ясов) участвовали Андрей Александрович Городецкий, Глеб Василькович Белозерский, Константин Борисович Ростовский, Михаил Глебович Белозерский, Федор Ростиславич Ярославский. При этом 8 февраля 1277 г. столицу алан Джулат (Дедяков) взяли русские войска.

В 1277 г. набег на Галицко-Волынское княжество и Польшу совершили татары. Находившиеся под властью темника Ногая^[417].

Зимой 1277—1278 гг. в татарском набеге на Литву участвовали Владимир Василькович Волынский, Мстислав Даниилович Луцкий, Юрий Львович Галицкий.

В 1278 г. татары совершили набег на Рязанское княжество. В этом же году Михаил Глебович Белозерский и Федор Ростиславович Ярославский помогали татарам подавлять восстание болгар.

Зимой 1279—1280 гг. по просьбе Льва Данииловича Галицкого Ногай совершил набег на Польшу, в котором кроме Льва приняли участие Владимир Василькович Волынский, Даниил Мстиславович Луцкий, Мстислав Даниилович Луцкий, Юрий Львович Галицкий. Однако в этот раз поляки сумели отбиться.

В 1280 г. после смерти Мунке-Тэмура Ногай способствовал приходу к власти внука Бату – Туда Менгу.

После смерти Василия Ярославовича великим князем стал Дмитрий Александрович. Это не устроило его младшего брата Андрея Александровича, и в 1281 г. он поехал в Орду. Вернулся Андрей с ярлыком на великое княжение и татарским войском. На Руси к нему присоединились Константин Борисович Ростовский, Михаил Иванович Стародубский, Федор Ростиславич Ярославский. Соединенные силы взяли Муром и Переяславль, а также разорили окрестности Владимира, Ростова, Суздаля, Твери, Торжка, Юрьева. Дмитрий Александрович бежал вначале в Тверь, затем в Новгород. Новгородцы, угрожая выдать его татарам, вынудили уйти из города и он уехал в Швецию.

Однако вскоре Дмитрий вернулся в Переяславль. Узнав об этом, Андрей опять поехал в Орду, где пожаловался хану на то, что Дмитрий не хочет платить дань. Летом 1282 г. Андрей, вернувшись из Орды с татарским войском, взял и разорил Переяславль, вновь изгнав Дмитрия. При этом были разграблены окрестности Владимира, Мурома, Переяславля и др. городов.

На этот раз Дмитрий бежал во владения Ногая и, играя на противоречиях Туда Менгу и Ногая, в 1283 г. привел данные Ногаем войска на Русь и заставил Андрея вернуть ему великое княжение. При этом разорению подверглись Курское, Муромское и Ростовское княжества. В этом же году Новгород отказался признать Дмитрия, и в январе 1284 г. Дмитрий и Андрей вместе с татарами Ногая вторглись в новгородские земли и вынудили новгородцев подчиниться.

В 1285 г. Андрей в третий раз привел из Орды карательный отряд. Татары разорили Муромское и Рязанское княжества, но их нападение на Владимирское княжество было успешно отражено Дмитрием. В этом же году Ногай организовал набег на Венгрию (по другим данным, на Польшу), в котором участвовали Владимир Василькович Волынский, Лев Даниилович Галицкий, Мстислав Даниилович Луцкий, Юрий Львович Галицкий.

В 1287 г. Тула-Буга при поддержке Ногая сверг Туда-Менгу. В этом же году Тула-Буга произвел набег на Венгрию, в котором участвовали Владимир Василькович Волынский, Лев Даниилович Галицкий, Мстислав Даниилович Луцкий, Юрий Львович Галицкий.

Зимой 1287—1288 гг. Тула-Буга вновь организовал набег на Польшу, в котором приняли участие Владимир Василькович Волынский, Лев Даниилович Галицкий, Мстислав Даниилович Луцкий при этом разорению подверглись окрестности Владимира и Львова.

В 1288 г. татары вторглись во Владимирское княжество, а летом следующего года разорили Муромское и Рязанское княжества. Оба этих вторжения были спровоцированы доносом или жалобой русских князей.

В 1289 и 1290 гг. татары по просьбам местных князей совершили набеги на Курское княжество.

В 1291 г. Ногай, объединившись с сыном Мунке-Тэмура Токтой, сверг и убил Тула-Бугу. Ханом был провозглашен Токта, который, решив стать единоличным правителем, начал боевые действия против Ногая, в результате которых в 1299 г. последний был убит.

В 1293 г. Андрей Александрович вместе с Дмитрием Борисовичем Ростовским, Константином Борисовичем Углицким, Михаилом Глебовичем Белозерским и Федором Ростиславичем Ярославским отправился в Орду жаловаться на Дмитрия Александровича. Токта, выслушав жалобщиков, отправил на Русь войско под командованием Тудана (Дюденя). Татары взяли Владимир, Волок Ламский, Дмитров, Звенигород, Клин, Коломну, Можайск, Москву, Муром, Переяславль, Ростов, Серпухов, Стародуб, Суздаль, Углич, Юрьев, Ярославль. Дмитрий бежал в Псков, новгородцы откупились. Зимой этого же года татары по просьбам русских князей еще дважды вторгались на Русь в Тверское и Ярославское княжества.

В начале 1294 г. татары силой взимали дань с Тверского княжества.

В 1298 г. татары совершили набег на Смоленское княжество.

Летом 1308 г. татары осуществили набег на земли Рязанского княжества.

Весной 1310 г. брянский князь Василий Александрович привел из Орды войско против своего дяди Святослава Глебовича, силой отнявшего у него Брянск. В результате Святослав погиб в бою, а татары разграбили Брянск.

В 1312 г. умер Токта и ханом должен был стать его сын Ильбарс. Однако его вскоре убил Узбек, который и стал новым правителем Золотой Орды.

В 1315 г. Михаил Ярославович Тверской попросил у Узбека войско для утверждения в Новгороде, так как новгородцы были против него. В феврале 1316 г. под стенами Торжка произошло сражение между новгородцами – с одной стороны и тверским войском и татарами – с другой. Новгородцы были разбиты и согласились на требования Михаила. Торжок был разорен, население уведено в полон.

В следующем году Василий Константинович Ростовский утвердился с помощью татар в Ростове. В процессе этого утверждения татары разграбили город и его окрестности.

В 1317 г. Юрий Даниилович Московский привел из Орды татарское войско под командованием Кавгадыя против Михаила Ярославовича Тверского. 22 декабря 1317 г. недалеко от Твери произошло сражение между Юрием и Михаилом. Вначале побежало московское войско, потом отступили союзные ему татары. Юрий бежал в Торжок, Кавгадый, получив богатые дары, заключил мир с Михаилом. При этом татары разорили окрестности Дмитрова, Костромы, Клина, Переяславля и Ростова.

В 1319—1322 гг. ордынские власти провели ряд карательных акций по насильственному взиманию дани с Владимира, Городца, Радилова, Кашина, Костромы, Нижнего Новгорода, Ростова и Ярославля, разорив при этом как сами города, так и их окрестности.

В 1324 г. русские приняли участие в татарском набеге на Литву.

В 1325 г. татары посадили на тверской стол Александра Михайловича, в результате город и его окрестности были разграблены.

Летом 1327 г. в Твери произошло восстание горожан, вызванное грабежами татар из охраны ханского посла^[418]. Посол и его охрана были убиты.

Зимой 1327—1328 гг. Иван Даниилович Московский вернулся из Орды с татарским войском. В результате совместных действий московских и татарских войск Тверское княжество было опустошено.

Зимой 1333—1334 гг. татары вместе с Дмитрием Романовичем Брянским совершили набег на Смоленское княжество.

В 1337 г. татары совместно с галицко-волынским князем Болеславом (Юрием) Тройденовичем осуществили набег на Польшу.

В 1339 г. Иван Даниилович Московский откупил у хана Узбека право сбора дани с территории всей Руси. Теперь князья должны были собирать дань со своих княжеств и отправлять ее в Москву, а потом Иван отсылал ее в Орду. В том же году Иван Александрович Смоленский отказался платить дань и татары совместно с московскими и рязанскими войсками осуществили набег на Смоленское княжество. В этом набеге приняли участие Константин Васильевич Ростовский, Константин Васильевич Суздальский, Иван Иванович Рязанский, Иван Ярославович Юрьевский. В этом же году русские приняли участие в татарском набеге на Польшу.

В 1341 г. Узбек умер и ханом был провозглашен его старший сын Тинибек.

В следующем году, убив Тинибека, ханом стал третий сын Узбека – Джанибек. В этом же году Ярослав Александрович выгнал с помощью татар из Переяславля-Рязанского Ивана Ивановича. При этом были разорены город и его окрестности.

В 1347 г. татары совершили набег на Черниговское княжество.

Летом 1357 г. в Орде умер (по другим данным, убит) хан Джанибек. Преемником стал его старший сын Бердибек, который, придя к власти, первым делом перебил 12 Чингисидов, в основном своих братьев, как возможных конкурентов.

В 1358 г. из Орды в Рязань для установления твердых границ между Москвой и Рязанью прибыл татарский посол в сопровождении охраны. В процессе этого разграничения татары разграбили много волостей в обоих княжествах.

В 1359 г. Бердибек назначил Мамая^[419] беклярибеком. Однако в этом же году Бердибек умер (по другим данным, убит) и ханом стал Кульна, а Мамай лишился своего высокого поста.

После смерти Бердибека в Орде началась борьба за власть, в которой приняли участие представители нескольких ветвей потомков Джучи. В русских летописях эта полоса смут и дворцовых переворотов получила название «Великая замятня». В ходе этих политических неурядиц на территории Орды периодически образовывались независимые от центральной власти владения. Борьба между претендентами на ордынский престол значительно ослабила военный потенциал Орды и сделала возможным проведение ответных набегов русских на зависимые от Орды пограничные с Русью земли.

В 1360 г. Кульна вместе со своими сыновьями был убит в результате заговора эмиров и ханом стал потомок сына Джучи – Тангута Наурузбек. В этом же году потомок сына Джучи Шибана, Хызр-оглан, провозгласил себя ханом и, захватив Сарай, убил Наурузбека и его сына.

В 1361 г. Хызр-оглан был убит и Сарай занял шибанид Тимур-ходжа. Вскоре он бежал из столицы, а на трон сел потомок сына Джучи Туга-Тимура – Орду-Мелик. Также в этом году самозванец лже-Кильдебек захватил Сарай, выбив оттуда Орду-Мелика.

В это время провозгласили себя независимыми правители:

– Волжской Булгарии – Пулад-Тимур;

– Мохши (Мордовии) – Тагай;

– Хаджи-Тархана (Астрахани) – Хаджи-Черкес;

– Запьянья (междуречье Волги и Суры) – Сегиз-бей.

Осенью 1362 г. Мамай в Крыму провозгласил ханом батуида Абдаллаха, при котором вновь стал беклярибеком. В этом же году шибанид Мюрид убил лже-Кильдебека, но в борьбе с ним потерял так много воинов, что не смог занять Сарай, и на трон сел другой шибанид – Мир-Пулад.

В начале 1363 г. Мамай выбил Мир-Пулада из Сарая и на ордынский престол сел Абдаллах. Однако через полгода Мюрид, воспользовавшись отсутствием Мамая, который воевал в это время с литовцами в междуречье Днепра и Южного Буга, выгнал Абдаллаха из Сарая.

Зимой 1363—1364 г. Мюрид погиб в результате заговора, Сарай занял туга-тимурид Пулад-ходжа, который вскоре погиб в результате заговора, и ханом стал шибанид Азиз-шейх.

Осенью 1365 г. татарский князь Тагай, правивший в Мордовской земле, совершил набег на Рязанское княжество, разграбил и сжег Переяславль-Рязанский. На обратном пути его догнали дружины Олега Ивановича Рязанского, Владимира Ярославовича Пронского и Тита Федоровича Козельского. В результате ожесточенного боя Тагай был разбит.

Летом 1367 г. набег правителя Волжской Булгарии Пулад-Тимура на Нижегородское княжество был успешно отражен местным князем Дмитрием Константиновичем. В этом же году Азиз-шейх погиб в результате заговора, организованного Мамаем, и на ордынский трон сел Абдаллах.

В начале 1368 г. правивший в Хаджи-Тархане Хаджи-Черкес, провозгласив ханом туга-тимурида Улждай-Тимура, изгнал из Сарая Абдаллаха, воспользовавшись тем, что Мамай был занят в это время подавлением мятежа в Крыму. Однако, вскоре шибанид Хасан выгнал Улждай-Тимура и занял Сарай.

В 1369 г. Мамай и Абдаллах вновь заняли Сарай, изгнав оттуда Хасана. В том же году Абдаллах умер.

Осенью 1370 г. по приказу Мамая Борис Константинович Городецкий, Дмитрий Константинович Суздальский и Василий Дмитриевич Городецкий выступили в поход на Волжскую Булгарию и заставили местного правителя Хасана признать себя вассалом ставленника Мамая – Мухаммад-Бюлека.

В конце 1371 – начале 1372 гг. Мамай возвел на ордынский трон Мухаммад-Бюлека.

В 1372 г. туга-тимурид Урус-хан изгнал Мухаммад-Бюлека из Сарая.

В 1373 г. Олег Иванович Рязанский перестал платить дань Мамаю, и летом того же года войско, посланное Мамаем, совершило набег на Рязанское княжество. В этом же году, пока Урус-хан отсутствовал, занятый войной с Хаджи-Черкесом, Сарай захватил шибанид Ильбек.

В 1374 г. в Нижнем Новгороде было перебито посольство Мамая. В этом же году Мамай разгромил Ильбека и Мухаммад-Бюлек вновь сел на ордынский трон. В том же году Урус-хан, воспользовавшись тем, что Мамай находился на западе своих владений, отражая очередной натиск литовцев, опять занял Сарай, выгнав оттуда Мухаммад-Бюлека.

Весной 1375 г. отряды Мамая совершили набег на Нижегородское княжество. В этом же году Мамай и Мухаммад-Бюлек в последний раз ненадолго овладели Сараем, откуда их снова изгнал Урус-хан. В том же году Урус-хан ушел из Сарая к себе в Синюю Орду для борьбы с туга-тимуридом Тохтамышем, а трон в Сарае занял шибанид Каганбек.

В декабре 1375 г. татарскому набегу подверглось Кашинское княжество.

В 1376 г. Каганбек приказал Дмитрию Ивановичу Московскому и Дмитрию Константиновичу Суздальскому совершить поход на Волжскую Булгарию, чтобы вернуть этот регион под власть Сарая. Князья выполнили этот приказ, но при этом до Каганбека дошли сведения, что они заставили булгар выплатить большую контрибуцию. Разозленный Каганбек попросил своего двоюродного брата Арабшаха наказать русских.

Узнав о предстоящем набеге Арабшаха, московские и нижегородские войска объединились и стали лагерем на берегу р. Пьяны. Вскоре до русских дошли слухи о том, что Арабшах находится далеко. Московские дружинники вернулись домой, а нижегородские расслабились и потеряли бдительность.

Пока Арабшах готовил свой поход, Мамай действовал более оперативно. Союзная Мамаю мордва скрытно подвела его войско к лагерю не выставивших боевого охранения русских, которых татары и атаковали 2 августа 1377 г. Не ожидавшие нападения нижегородцы были полностью разгромлены, а Мамаевы войска 5 августа взяли и сожгли Нижний Новгород. В сентябре этого же года Арабшах опустошил Рязанское княжество и взял его столицу, после чего разорил земли Нижегородского княжества в пойме р. Суры. Этой же осенью на Нижегородское княжество совершила набег мордва.

В конце 1377 г. Арабшах сверг Каганбека и занял ордынский престол.

Зимой 1377—1378 гг. нижегородцы по приказу Арабшаха совершили набег на мордву.

В июле 1378 г. татарское войско под командованием Бегича, посланное Мамаем, взяло и сожгло Нижний Новгород. После этого Бегич двинулся к Москве. Московский князь Дмитрий Иванович, узнав о приближении татар, собрал войско и пошел им навстречу. 11 августа 1378 г. на берегу притока Оки реке Воже произошло сражение. Татары форсировали Вожу и с ходу атаковали русских. Те контратаковали одновременно с трех сторон. Татары не выдержали лобового столкновения и побежали. Бегич был убит.

Многие историки считают, что победа в битве на реке Воже имела большое моральное и военное значение, став генеральной репетицией победы на Куликовом поле. Хотя набеги татар на русские земли после битвы на Воже, естественно, не прекратились. Так, летом того же 1378 г. к Нижнему Новгороду подошло татарское войско, посланное Арабшахом. Дмитрий Константинович попытался откупиться, но татары не согласились. Город был взят и сожжен. Тогда же Арабшах совершил набег на Рязанское княжество.

Подведем итоги. Если не учитывать татарские действия, формально не подпадающие под понятия нашествий/набегов (приезд татарских послов, насильственное взимание дани и т.п.), то получится, что с 1252 по 1380 гг. татары совершили 35 карательных походов и локальных набегов на территорию Руси. При этом 17 из них были инспирированы русскими князьями. Кроме того, за этот же период произошло 13 совместных русско-татарских походов против соседей, в основном Литвы и Польши.

Мне представляется, что основными виновниками большой длительности ига были русские князья, которые, вместо того, чтобы совместно сражаться против татар, боролись друг с другом за власть при помощи татарских войск, а также принимали участие в татарских набегах на соседние страны.

Приложение 6 О жестокости средневековых монголов

В свое время т.н. евразийцы выдвинули тезис о том, что «по поводу взятия монголами среднеазиатских городов существует вполне устоявшаяся версия: «Дикие кочевники разрушили культурные оазисы земледельческих народов». Эта версия построена на легендах, создававшихся придворными мусульманскими историографами. Например, о падении Герата исламские историки сообщали как о бедствии, при котором в городе было истреблено все население, кроме нескольких мужчин, сумевших спастись в мечети. Они прятались там, боясь выйти на улицы, заваленные трупами. Лишь дикие звери бродили по городу и терзали мертвецов. Отсидевшись некоторое время и придя в себя, эти «герои» отправились в дальние края грабить караваны, чтобы вернуть себе утраченное богатство.

Это характерный образчик мифотворчества. Ведь если бы все население большого города было истреблено и лежало трупами на улицах, то внутри города, в частности в мечети, воздух был бы заражен трупным ядом, и спрятавшиеся там просто умерли бы. Никакие хищники, кроме шакалов, возле города не обитают, а в город и они проникают очень редко. Измученным людям двинуться грабить караваны за несколько сот километров от Герата было просто невозможно, потому что им пришлось бы идти пешком, неся на себе тяжести – воду и провизию. Такой «разбойник», встретив караван, не смог бы его ограбить, поскольку сил хватило бы лишь на то, чтобы попросить воды.

Еще забавнее сведения, сообщаемые историками о Мерве. Монголы взяли его в 1219 г. и тоже якобы истребили там всех жителей до последнего человека. Но уже в 1229 г. Мерв восстал, и монголам пришлось взять город снова. И, наконец, еще через два года Мерв выставил для борьбы с монголами отряд в 10 тысяч человек.

Плоды пылкой фантазии, воспринимаемой буквально, породили злую, «черную» легенду о монгольских зверствах»^[420].

В настоящее время сходной точки зрения придерживается, например, Р. Почекаев:

«…при преемнике Чингисхана, его сыне Угедэе (прав. 1229—1241), а затем и при ханах Менгу (прав. 1251—1259) и Хубилае значительное влияние в империи начинают приобретать гражданские чиновники, выходцы из оседлых стран. […] Новые сановники всячески старались проводить политику большей терпимости монгольских завоевателей по отношению к представителям чуждой им земледельческой культуры. Поэтому как раз в то время, когда монгольские завоевания велись с наибольшим размахом, в источниках фиксируются примеры того, что завоеватели стремились упорядочить взаимоотношения с завоеванным населением.

Так, например, до нас дошло интересное сообщение венгерского каноника Рогерия, который пережил монгольское вторжение в Венгрию и сам побывал в плену у завоевателей, так что совершенно не имел причин приукрашивать их деяния. Тем не менее, он сообщает, что в 1241 г. монголы сумели привлечь на свою сторону ряд венгерских и немецких феодалов и с их помощью стали распространять призывы к местному населению вернуться в населенные пункты, обещая мирное существование^[421]. Еще один венгерский современник монгольского вторжения в Европу – Фома Сплитский, охарактеризовавший монголов как настоящих выходцев из ада, однако, отмечает, что монголы «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений»^[422],^[423].

Для того чтобы проверить, насколько соответствуют истине утверждения Л. Гумилева и Р. Почекаева, я решил обратиться к тем письменным источникам, которые они использовали. К сожалению, узнать, откуда Гумилев извлек информацию о Герате, мне не удалось. Что касается Мерва, то, вероятнее всего, Гумилев использовал текст Ала ад-Дина Ата-Малика бен Мохаммада Джувейни:

«На другой день, который был первым днем мухаррама 618 г. [25. II 1212] и последним днем жизни для большинства жителей Мерва, прибыл Тулуй […] с многочисленным, как волны моря и песок пустыни, войском.

[…] Вокруг городских стен монголы поставили сторожевые цепи и всю ночь стерегли неусыпно. Вылазки осажденных прекратились. Никто больше не осмеливался выходить из города. Муджир-ал-мульк не мог придумать никакого средства к спасению, кроме как сдаться неприятелю. На утро он послал мервского имама Джемал-ад-дина для переговоров с монголами, получил обещание пощады и вышел, захватив многочисленные подарки, навьюченные на четвероногих, имевшихся в городе. Тулуй расспрашивал его о состоянии города и потребовал их к себе и заставил выдать сокровища. Монгольское войско вошло в город. Все население без различия имущественного положения было выведено за город, и женщины были отделены от мужчин.

[…] За исключением 400 ремесленников и некоторой части детей обоего пола, которые были уведены в плен, все мервское население вместе с женщинами и детьми было разделено между воинами и ополченцами и перебито. […] Стены были разрушены, укрепления сравнены с землей […] После расправы с мервскими жителями Тулуй назначил эмира Зия-ад-дина, мервского вельможу, которого монголы пощадили как безвредного, правителем разрушенного города и тех оставшихся жителей, которым удалось укрыться в потайных местах во время погрома. […] Уцелевших жителей Мерва оказалось около 5000. Из них, однако, многие погибли впоследствии, когда в Мерв прибыли другие отряды монголов, также потребовавшие своей доли в убийствах.

[…] Зия-ад-дин приказал восстановить мервские стены и вал. В это время прибыл отряд монгольского войска. Зия-ад-дин нашел необходимым оказать им почет и некоторое время держал [их] у себя, пока не пришел с многочисленным войском Куш тегин-пехлеван из войск султана и не начал осады города. […] Когда Зия-ад-дин понял, что при расхождении [общего] желания из дела ничего, не выйдет, он с тем отрядом монголов, которые находились при нем, отправился в крепость Марга, а Куш-тегин вошел в город.

[…] Куш-тегин деятельно принялся за восстановление города и земледельческого хозяйства. Им была вновь отстроена разрушенная плотина.

Однако дальнейшие меры к восстановлению города вскоре должны были прекратиться. Монгольский военачальник Карача-нойон был уже в Серахсе. Получив сведения о приближении монгольских отрядов, Куш-тегин бежал ночью из Мерва. […] Несколько дней спустя к Мерву, в котором остались заместители Куш-тегина, подъехал отряд монголов человек в 200, направлявшийся к Кутуку-нойону. Половина отряда отправилась выполнять порученное ей дело, а половина осталась осаждать Мерв и сообщила об этом Турбаю и Кабару, находившимся в Нахшебе. К этому времени из разных мест люди собирались в Мерв, так как в нем было лучше.

Пять дней спустя [прибыл] Турбай с 5000 войска и сипехсаларом Хумаюном, который носил прозвание Ак-мелик и служил им [монголам]. Достигнув мервских ворот, они тотчас же взяли город и, взнуздав правоверных, словно верблюдов, связывали веревкой по десять, по двадцать в одну цепь и бросали в кровавый чан. Более 100 000 приняли мученическую смерть. Кварталы были разделены между воинами, и большинство домов, замков, мечетей и мест поклонения было разрушено. Военачальники с войском монголов удалились, оставив Ак-мелика с несколькими людьми, чтобы словить тех, кто оказавшись предусмотрительным, спрятался в укромном уголке и ускользнул от меча. Все хитрости, какие было возможно сделать для розыска, были сделаны, и так как других хитростей уже не оставалось, то один человек из Нахшеба, бывший с ними, начал кричать азан и читать призыв к намазу. Всякого, кто на его голос вылезал наружу из убежища, хватали, заключали в медресе Шихаби и потом сбрасывали с крыши вниз. Таким образом погибло еще много людей. 41 день они проявляли такое усердие, пока не удалились оттуда. Во всем городе уцелело не более 4 человек.

Когда в Мерве и его окрестностях уже не осталось никаких войск, все те [жители], которые находились в деревнях или ушли в пустыню, направились в Мерв. […] Когда слух дошел до Несы, один туркмен, собрав шайку, пришел в Мерв. Он приобрел расположение влиятельных лиц [в городе], и около него собралось тысяч 10 человек. Он управлял [Мервом] в течение 6 месяцев и посылал [отряды] в окрестности Мерверуда, Пендждеха и Талькана нападать исподтишка на монгольские обозы и приводить лошадей.

[…] на Мерв напал сперва монгольский военачальник Карача-нойон, находившийся в это время в Талькане. Он перебил всех жителей, которые попались ему на глаза, и использовал их запасы пшеницы. Потом, следом за ним, пришел другой монгольский военачальник, Кутуку-нойон, с войском в 100 000 человек. Халаджи, газнийцы и афганцы, входившие в состав этого войска в качестве ополчения, довершили разрушение города и истребление его жителей. В течение 40 дней они производили такие насилия, подобных которым никто не видел, и такое опустошение среди населения, что в городе и окрестных деревнях не осталось и 100 человек»^[424].

Итак, как видим, согласно Джувейни, монголы три раза захватывали Мерв. При этом после первого и второго разгрома численность горожан возобновлялась за счет людей из окрестностей города. Единственное, что смущает меня в этом тексте, – слишком круглые цифры: после первого разгрома Мерва уцелели 5000 человек; во время второго – погибли 100 000 чел.; после второго в городе собрались 10 000 чел. С другой стороны, откуда вообще могли появиться какие-либо цифры, спрашивается: кто их там всех пересчитывал?

Любопытно то, что, кроме самих монголов, в уничтожении горожан Мерва активное участие принимали монгольские союзники: афганцы, газнийцы, халаджи. Мне эта информация напомнила события ХХ века, когда на захваченных территориях в уничтожении мирных жителей, кроме самих гитлеровцев, деятельное участие принимали их пособники из числа местного населения: латыши, литовцы, украинцы, эстонцы и др.

Теперь обратимся к тексту Р. Почекаева, точнее к ссылкам, которые он сделал в своем тексте. Первая ссылка – на книгу самого Р. Почекаева «Батый. Хан, который не был ханом» (с. 148). Открываем и читаем: «…по свидетельству Рогерия, еще до битвы у Шайо Кадан захватил в плен графа Аристальда, выбрал из числа немецких пленников 600 человек и использовал их на своей службе. По приказу Бату были написаны и распространены тексты, в которых победители призывали жителей возвращаться в свои селения и обещали им мирное существование. Эти послания составляли пленные или добровольно перешедшие на сторону мадьярские и немецкие феодалы».

Я открыл Рогерия и нашел соответствующие места. Вначале – о немецких пленниках:

«Король Кадан, в течение трех дней по бездорожью пробиваясь через леса между Русью и Команией, пришел к богатой Рудане – расположенному среди высоких гор селению тевтонцев и королевскому серебряному руднику, где собралось неисчислимое множество людей. Но поскольку были они людьми воинственными и не испытывали недостатка в оружии, то, когда стало известно о приходе татар, они через леса и горы вышли из селения им навстречу. Кадан, изумившись множеству вооруженных людей, показал спину, изображая бегство от них. Тогда эти люди, вернувшись с победой и отложив оружие, принялись опьяняться вином, из-за чего и исчезла тевтонская ярость. Татары же, внезапно появившись, ворвались в поселение с многих сторон, как будто не было ни рвов, ни стен, ни прочих укреплений. И произошла бы из-за этого великая резня, если бы только люди, не видя, что они не в состоянии сопротивляться татарам, не отдали бы себя полностью под их покровительство. Кадан же, получив под свое покровительство это поселение, присоединил к своему войску комита поселения Арискальда с шестьюстами отборными вооруженными тевтонцами, намереваясь идти с ними через леса»^[425].

Теперь – о текстах, написанных по приказу Бату:

«После победы и триумфа татарского войска […] повелитель с наиболее знатными из татар, получив на этом дележе найденную у писца королевскую печать, чью голову они ужасным мечом отсекли от тела, уже твердо полагая землю своей и опасаясь, чтобы люди, услышав о бегстве короля, обратясь бегство, не уклонились бы от борьбы, измыслил одну хитрость, которую они и учинили.

[…] При помощи неких венгерских священников, которым до сих пор сохраняли жизнь, они составили для знати и простолюдинов по всей Венгрии от имени короля разнообразные подложные письма следующего вида: “Песьей свирепости и ярости не бойтесь и свои дома не смейте покидать. Хотя, вследствие некой неосмотрительности, как замки, так и шатры мы покинули, понемногу, Бога нашего милостью, мы вновь замышляем их отвоевать, возобновляя против своих врагов искусное сражение. И потому обратитесь к молитве, дабы милосердный Бог позволил, чтобы перед нами склонились головы наших врагов”. Эти письма были разосланы через тех венгров, кто им уже сдался и кто ввел в заблуждение и меня, и всю Венгрию. Ибо мы питали такое доверие к этим письмам, что хотя каждый день и узнавали противоположное, но, поскольку там, где происходили столкновения, царило смятение, мы, чтобы проверить слухи, никоим образом не могли отправлять гонцов, а противному верить не хотели. Итак, в завоеванной Венгрии не было дороги для бегства»^[426].

Итак, как видим, речь идет о военной хитрости со стороны монголов (которая, кстати, удалась).

Вторая ссылка Р. Почекаева – на текст Фомы Сплитского, который пишет, что монголы «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений». Открываем Фому Сплитского и читаем фразу не в таком усеченном виде, как у Р. Почекаева, а полностью: «Когда же они встретились с первыми жителями страны, то поначалу не выказывали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений»^[427]. Обратите внимание на слово «поначалу» – думаю, комментарии излишни.

Теперь посмотрим, что написали Рогерий и Фома Сплитский о жестокости монголов по отношению к мирным жителям:

«Разрушив стены и башни, они [монголы] сделали приступ и, овладели замком. Пленили воинов, каноников и всех прочих, кто при взятии замка не был убит мечом. Знатные же дамы и девицы пожелали укрыться в соборной церкви. Татары забрали себе оружие воинов и посредством самых жестоких пыток отобрали у каноников, что у них было. Поскольку в соборную церковь они сразу войти не смогли, принеся огонь, они сожгли и церковь, и бывших в ней знатных женщин, и всех остальных, кто там оказался. В прочих же церквях они совершали столь великие злодеяния с женщинами, что было бы лучше не говорить о них, дабы людей не подвигнуть к совсем уж дурному. Бывшая же за городом в поле знать, горожане, воины и каноники – все без всякого сожаления были перебиты. […] После того, как нестерпимое зловоние стало исходить от тел мертвецов, оставив все, они ушли оттуда, и это место осталось пустынным. Прятавшиеся в соседних лесах люди вернулись туда, чтобы найти что-нибудь съестное. И когда ониосматривали руины и тела умерших, татары неожиданно вернулись и не оставили в живых никого из выживших, кого там вновь обнаружили»^[428].

«Согнав толпу кротких женщин, стариков и детей, они приказывали им сесть в один ряд, и, чтобы одежды не запачкались кровью и не утомлялись палачи, они сначала стаскивали со всех одеяния, и тогда присланные палачи, поднимая каждому руку, с легкостью вонзали оружие в сердце и уничтожали всех.

[…] И тут жестокий истязатель приказал собрать вместе всех пленных, которых он привел из Венгрии, – великое множество мужчин, женщин, мальчиков и девочек – и распорядился всех их согнать на одну равнину. И когда все они были согнаны, как стадо овец, он, послав палачей, повелел всем им отрубить головы. Тогда раздались страшные крики и рыдания и, казалось, вся земля содрогнулась от вопля умирающих. Все они остались лежать на этой равнине, как валяются обычно разбросанные по полю снопы.

[…] И, сделав вид, что они выказывают расположение пленным, приказали объявить устами глашатая по всему войску, что всякий, кто следовал за ними, доброволец или пленный, который пожелал бы вернуться на родину, должен знать, что по милости вождей он имеет на то полное право. Тогда огромное множество венгров, славян и других народов, преисполненные великой радостью, в назначенный час покинули войско. И когда все они двух– или трехтысячной толпой выступили в путь, тотчас высланные боевые отряды всадников набросились на них и, изрубив всех мечами, уложили на этой самой равнине»^[429].

«…Чтобы устрашить тех, кто обитал на другой стороне Дуная, они сложили на берегу реки многие кучи из несметного количества собранных тел, – писал, например, о разорении Венгрии Фома Сплитский. – …Некоторые из них, насадив на копья детей, как рыб на вертел, носили их по берегам реки». Об отрезанных головах, которые по приказу Бату сваливали в кучи где-то в Венгрии, сообщал и Бенедикт Поляк. Пирамиды из разрубленных на части тел, “сваленных друг на друга в кучу, подобно камням”, описывал при взятии города Ани и других армянских крепостей Киракос Гандзакеци. Целые горы, состоявшие “из груды костей тех, кого умертвили татары”, видели в Средней Азии армянский полководец Смбат Спарапет, итальянец Плано Карпини и многие другие из тех, кто направлялся в Монголию. С течением времени от этих гор оставались лишь “многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу”, – эту картину путешественники наблюдали и на Руси, и в той же Средней Азии»^[430],^[431].

О жестокости монголов свидетельствуют не только письменные источники, но и данные археологических раскопок.

«Изучение антропологических материалов показало: из 143 вскрытых погребений большинство принадлежит мужчинам в возрасте от 30 до 40 лет и женщинам от 30 до 35 лет. Много детских захоронений, от грудных младенцев до 6—10 лет. […] Найден скелет беременной женщины, убитый мужчина прижимал к груди маленького ребенка. У части скелетов проломлены черепа, на костях следы сабельных ударов, отрублены кисти рук. Много отдельных черепов.

[…] Пленникам рубили головы […] обнаружены скопления из 27 и 70 черепов, некоторые со следами ударов острым оружием»^[432].

«На территории Владимира-Волынского и его предместий выявлены места, где в слое угля и обломков керамики беспорядочно лежали людские костяки с разрубленными костями и черепами, пробитыми большими железными гвоздями. В отдельных случаях скопления черепов, пробитых гвоздями, обнаружены близ старых владимирских церквей…»^[433].

А. Карпов пишет по этому поводу:

«Представители другого мира, другой цивилизации, монголы внушали ужас одним своим видом, своими обычаями, манерой ведения войны, несомненным превосходством на поле брани, а более всего – своей жестокостью. […] Даже способы умерщвления людей были куда более разнообразными и изощренными, нежели те, к которым привыкли в странах Европы и Арабского мира, и монголы охотно демонстрировали свое умение лишать человека жизни самым чудовищным, самым противоестественным образом: то вспарывая своим жертвам животы, то взрезая грудную клетку и вырывая у еще живого человека сердце, то отрезая голову, руки и ноги, расчленяя человека “по суставам”, то забивая глотку землей или камнями, то затаптывая лошадьми или затравливая собаками, выдавливая жир или желчь и вытягивая жилы, сдирая кожу, сваривая в котле с кипящей водой или сжигая на открытом огне, а то давя насмерть досками, на которых сами они могли устраивать пир (как это было, например, после битвы на Калке в 1223 году)»^[434].

Об одной из причин жестокости монголов по отношению к мирным жителям я уже писал в главе, посвященной монгольской армии. Напомню: террор был частью «активных мероприятий», т.е. устрашения. Часто жители очередного города соглашались на требования монголов, узнав, что перед этим монголы «вырубили» соседний непокорный город. Кроме того, «поголовные истребления взятых городов имели не только эти цели, были и другие – месть за потери, или просто невозможность оставить за спиной ненужное население, так как, например, при дальних рейдах монголам был не нужен полон».

Вторая причина жестокости монголов является прямым следствием того мировоззрения, которое привил им Чингисхан:

«Самой нелепой ошибкой было бы считать монголов Чингисхана и его преемников обычными (разве что очень хорошо организованными) варварами, просто возжелавшими подмять под себя как можно больше народов и стран. Чингис был провозвестником подлинной мировой революции с детально оформленным учением, а его войска и наследники – ее сознательными носителями.

[…] Воплотившихся мировых революций в истории Евразии было не так уж много. Христианская (I—IV вв.), мусульманская (VII—VIII/XIII вв.), республиканско-рационально-просветительская (на своем пике связанная с экспансией Французской революции, ок. 1720/89—1848 гг.), ответвившаяся от нее коммунистическая (1848—1991 гг.), романтически-националистически-консервативная (явившаяся реакцией на две предыдущие и достигшая окончательного воплощения, а заодно и пика в национал-социализме, в целом – ок. 1830/1900—1945 гг.). […] С некоторыми оговорками этот ряд можно было бы дополнить всемонгольским имперским движением XIII—XIV вв.

[…] Монгольская мировая революция может быть причислена к этому ряду только по своим масштабам и своей цели – устранению вражды, существенной (хотя и ограниченной) гармонизации межчеловеческих отношений по всему миру. […]

С монгольской точки зрения первичным смыслом и целью жизни для отдельного человека является некое житейское довольство, то есть стабильное и безопасное сочетание сытой жизни и нормального семейного быта. То и другое всякий кочевник, вообще говоря, может обеспечить себе сам, если ему не будут вредить соседи и чужеземцы. […] Главным условием такого существования становится, очевидно, единая власть, устраняющая подрывающие ее междоусобицы и отпугивающая врагов; в свою очередь, такая власть нуждается в жесткой дисциплине.

[…] монгольская революция хотела осчастливить не нового, ей же выпестованного человека, а обычного, старого, причем под счастьем понимала в точности то же, что он думал о нем и сам без всякого ее участия. […] Монгольская империя шла навстречу обычным коренным желаниям среднего монгола, и по характеру своих мер никак не превышала его обычное представление о соотношении допустимых добра и зла. Мог ли монгол 1206 г. после вековой всемонгольской мясорубки XII в., когда вырезались целые роды и никто не мог быть уверенным в завтрашнем дне, жаловаться, если его намертво прикрепляли к его подразделению, – но обеспечивали ему полную безопасность от раздоров и посягательств внутри его государства и возможность грабить столетние богатства чужеземных горожан вне его?

[…] “народом господ” в грядущей мировой империи должны были навеки остаться монголы, и только они […] монголы проводили четкое разделение людей на кочевников как носителей возможной социальной гармонии и в принципе не способных на нее земледельцев и горожан. Монгольская революция считала, что оседлая жизнь и создаваемые ею богатства неизбежно порождают столь большое разобщение, раздоры, зависть и развал, что справиться с ними невозможно. […]

Что же касается людей, уже пошедших по пути оседло-городской жизни, то они рассматривались монгольской революцией как существа заведомо пропащие, разумные асоциальные унтерменши, своего рода интеллектуальный (более или менее) скот. Сами по себе такие люди (народы) не имели никакой ценности; им монгольская революция счастья дарить совершенно не собиралась, никаких обязательств перед ними на себя не брала и вообще не имела к ним никакого отношения. Однако, в силу накопления тех самых городских богатств, они представляли собой удобный объект для кочевого грабежа или постоянного паразитирования, и в этом качестве могли быть сохранены в грядущем универсальном обществе. В целом можно, однако, заметить, что монголы при всяком удобном случае старались вырезать как можно больше городского и оседлого населения, предпочитая вовсе не иметь дела с таким человеческим материалом, чем включать его в общество, устои которого должны были взаимно отторгаться с этим материалом уже по самой природе обеих сторон.

[…] как относились монголы к оседлым жителям самим по себе, лучше всего видно из их обращения с китайцами. После окончательного завоевания северокитайской империи Цзинь в 1232 г. один монгольский вельможа предложил Огэдэй-хагану истребить все население Северного Китая, разрушить все города и деревни, а всю территорию обратить в пастбища: “Хоть мы и завоевали китайцев, нам от них нет никакого проку. Не лучше ли полностью истребить их, чтобы их земли заросли травой для наших коней”. Учитывая, что из 45 млн довоенного населения империи Цзинь в живых к этому времени оставалось около 5 млн, предложение носило весьма реалистический характер. Канцлер Империи, кидань Елюй Чуцай, отговорил Огэдэя от этого плана, только ссылаясь на тот доход в деньгах, тканях и рисе, который могло обеспечить монголам оседлое северокитайское население. В 1230-х гг. Хадан (Годан), наместник Тангута и смежных китайских областей, “регулировал численность” оседлого китайского населения, попросту топя людей в реках. Хубилай применял тот же метод в своем северокитайском наместничестве в 1250-х. В конце концов тибетский иерарх Сакья-пандита уговорил отказаться от этой практики Хадана, а преемник Сакьи, Пагпа – Хубилая, но и сама эта практика (а коль скоро применяли ее и Хадан, и Хубилай, значит, она считалась более чем стандартной нормой регулирования численности оседлого “скота” в Китае) – более чем яркий пример. Через сто лет, в 1337, ввиду двух местных восстаний в Китае, первый министр хагана Баян предложил истребить большинство китайцев вообще; для упрощения механизма селекции он предполагал просто уничтожить всех носителей пяти наиболее распространенных среди китайцев фамилий – Чжан, Ван, Лю, Ли и Чжао, и на этом остановиться (по оценкам, эти фамилии носило около 90 % китайцев). Проект, правда, не реализовали. […]

“Великая зачистка”, истребление десятков миллионов оседлых унтерменшей? Для монголов […] это было вполне достижимо. В северном, чжурчжэньском Китае монгольские походы из 45 млн чел. истребили или иным образом привели к смерти 40 млн, в южном, южносунском – до половины из примерно 80 млн. человек. В Середней Азии и Иране домонгольская численность населения была превышена только в первой половине ХХ века! Такие богатейшие территории, как Хорезм или Восточный Туркестан, к 1300 г. практически обезлюдели вообще»^[435].

Сходной точки зрения придерживается и А. Шапиро:

«Огромную роль в жизни общества оказывают господствующие в нем этические категории, важнейшие из них – представление о счастье, добре и зле. Для каждой эпохи и сообщества характерны свои представления о добре, зле и нравственных нормах. […] Особенно ярко видно взаимосвязь объективных исторических условий и представлений о добре и зле в монгольском обществе эпохи Чингисхана. […]

Накануне эпохи монгольских завоеваний монгольские и татарские племена переживали период постоянной междоусобной борьбы за гегемонию, сражались за право жить с чжурчжэнями.

[…] Перед монгольским обществом стояла задача бороться со злом, победить врагов, восстановить порядок. Поэтому первое условие счастья-благодати это военное счастье, удача, победа. Уничтожение врагов уменьшало количество зла. Захват добычи быстро увеличивает благосостояние победителей. А материальное благополучие, всегда высоко ценилось, как элемент блага. […]

Великодержавная монгольская имперская идея, указывала путь достижения счастья-благодати. Ее цель – установление мирового порядка, основанного на иерархическом мироустройстве, которое обеспечивало стабильность и процветание для монголов. Агрессивные войны во имя этой идеи были для монголов благом. Они снижали социальную напряженность, сплачивали общество, и способствовали внутренней стабильности, выводя хаос на внешний мир.

Представления об этических категориях носили сословный характер. Добро это когда знать благоденствует, имеет тучные стада, прекрасные пастбища, богатые одежды, когда женщины рожают детей, не опасаясь за их будущее, когда никто не может нарушить мира. А кто нарушит должен быть уничтожен, а значит война во имя мира благо. Но естественно, что благодать это только, когда хорошо тебе и твоим близким. Во имя достижения благодати можно уничтожить и ограбить соседей. Добро для монголов эгоистично и этноцентрично. […]

Политика Чингисхана обеспечивала благополучие монголов. Уничтожались внешние и внутренние враги. Террор был, с их точки зрения, нравственно оправдан. Мир по-монгольски – это отсутствие врагов. Отсюда, идеологическая максима, закрепленная в Великой Ясе – не заключать мира, пока враги не выразят полной покорности. Небо даровало весь мир монголам – значит, те, кто не признал их господства злые народы. Монголы – хозяева мира. Это наполняло их гордостью, делало их заносчивыми. […]

[…] Коварство и обман на войне, были доблестью. Все, что сокрушит врага, – хорошо.

[…] Монголы создали особый, свой вариант системы ценностей, которая была характерна для евразийских кочевых народов героической эпохи. Для этого времени характерен культ воинской доблести и этноцентризм (точнее, даже, племенной центризм) и поощрялась жестокость к врагу, культивировалось мстительность к “обидчикам”. […]

Понятие “гуманность” в монгольском обществе отсутствовало. Прежде всего необходимо было просто выжить и уничтожить врагов.

Говоря современным политическим языком, монголы были националистами. Их мораль – “монголы превыше всего”^[436].

В заключение следует сказать несколько слов о «технической» стороне вопроса. Есть авторы, сомневающиеся в том, что относительно небольшое количество людей могло уничтожить, причем только с помощью холодного оружия, сотни тысяч: «…как пусть сто – стопятидесятитысячное войско могло уничтожить поголовно население всех захваченных стран, исчисляемое в десятки миллионов? Несомненно, тотальное уничтожение населения и кровожадность монголов – всего лишь миф…»^[437]

Вот что по этому поводу пишет Д. Мэн:

«Монголы, все до одного, были мастерами по забиванию животных, для них убить овцу было дело рутинным, и убийство тех людей ничем от этого не отличалось, это была работа, которую положено выполнять…»^[438]

«Для монгола было проще разделаться с покорившимся судьбе пленным, чем с сопротивляющейся овцой. Овцу режут с осторожностью, так, чтобы не испортить мясо. В груди делается небольшая дыра, в нее засовывают руку, хватают сердце и останавливают его. Овца, видимо, ничего не чувствует, и вся операция занимает полминуты. Для того чтобы разделаться с жителями Мерва, представлявшими несравненно меньшую цену, чем овца, не требовалось таких церемоний. На то, чтобы полоснуть по горлу, нужно несколько секунд, и можно переходить к следующему.

[…] Если учесть отношение монголов к немонголам, их неукоснительное повиновение приказу и их искусство убивать, то технически для них было вполне возможно прикончить три или больше миллиона людей за два-три года…»^[439]

Некоторые авторы приходят к выводу о психическом нездоровье Чингисхана и его воинов:

«Идеологом и организатором неизвестного ранее по жестокости и масштабности террора был лично Чингисхан. В споре со своими приближенными о том, что приносит человеку наивысшее наслаждение и радость, он прямо заявил: “Наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать его из корня, взять то, что он имеет, заставить вопить служителей их, заставить течь слезы по лицу и носу их, сидеть на их приятно идущих жирных меринах, любоваться розовыми щечками их жен и целовать, и сладкие алые губы сосать”.

Перед нами кредо маньяка, человека психически больного, получающего от насилия наслаждение и блаженство. То, что это кредо было с готовностью воспринято армией, дает повод для постановки вопроса о том, а были ли большинство монгольских воинов психически адекватными людьми, или болезнь поразила и их? Можно ли представить нормального человека, спокойно рубящего саблей головы стоящих перед ним на коленях мужчин, женщин, стариков и детей? Я не могу»^[440].

При этом, если признать психически больными средневековых монголов, массово уничтожавших мирных жителей, то сразу возникает вопрос: до какой же степени сумасшествия дошли японские или немецкие содаты, а также другие убийцы ХХ века? Вот, например, только некоторые из «способов» борьбы применявшихся турками, усташами, украинскими националистами, красными кхмерами по отношению к тем, кого они считали врагами, в том числе к старикам, женщинам и детям: выкалывание глаз, отрезание ушей, языка, отрубание конечностей, снятие скальпа, сдирание кожи, распиливание пилой, вспарывание живота, кастрирование, сажание на кол, прибивание гвоздями к деревьям, сжигание и закапывание живьем и т.д., и т.п. Монголам, как говорится, «еще учиться и учиться». Впрочем, это и понятно, ведь монголы жили в дремучем Средневековье, а не в «просвещенном» ХХ веке.

Единственное, что можно сказать в оправдание Чингисхана и его монголов, это то, что из числа кочевников они были далеко не первыми, кто применял террористические методы по отношению к мирным жителям на территории врага. Вот, например, что написал о киданях^[441] М. Горелик:

«Поведение киданьской армии на территории противника отличалось исключительной жестокостью. Кормилось войско всегда и прежде всего за счет ограбления запасов местного населения. Более того, после реквизиции продовольствия провиантские отряды вырубали сады, вытаптывали поля и тотально уничтожали мирных жителей, включая женщин и детей, расстреливая их из луков и пращей, забивая срубленными тут же жердями. […]

Огромное значение придавалось психологической обработке противника с целью сломить его боевой дух. Для этого специальные агенты распространяли панические слухи, для того же применялся и тотальный террор против пленных и мирного населения. […]

Судьба защитников упорно оборонявшегося города обычно была ужасна: их поголовно уничтожали»^[442].

Мне представляется, что в военной истории человечества были разные периоды. И в каждом таком периоде были воины, отличавшиеся более жестоким поведением по отношению к мирным жителям завоеванных стран. В XIII в. самыми жестокими завоевателями были монголы.

Литература

Ала ад-Дин Ата-Малик Джувейни. История завоевателя мира (www.vostlit.info).

Александров С.В. Эпизод из «Большой облавы» монголо-татар весной 1238 года (взятие Козельска) (www.admin.smolensk.ru).

Амелькин А. Когда «родился» Евпатий Коловрат (www.krotov.info).

Антонов А. Как хан Батый кормил свои тумены (www.xronograf.com).

Бабенко Р. Общие военные кампании князей Юго-Западной Руси и золотоордынских ханов в последней четверти XIII ст. (www.warhistory-ukrlife.ru).

Барфилд Т. Опасная граница: кочевые империи и Китай. СПб., 2009

Беляев И.Д. Татаро-монгольское иго (www.rusinst.ru).

Богданов А.П. Александр Невский. Друг Орды и враг Запада. М., 2014.

Бушаков В. Этноним «татар» во времени и пространстве (www.gumer.info).

Бушков А. Чингисхан. Неизвестная Азия. М., 2007.

Великий Новгород во времена ордынского нашествия (www.protown.ru).

Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М., 2011.

Вортман В., Вортман Д. Взятие Киева монголами (www.xlegio.ru).

Горелик М.В. Армии монголо-татар X—XIV веков. М., 2002.

Горелик М.В. Оружие древнего Востока. М., 1993.

Горский А.А. К вопросу об обороне Москвы в 1238 г. (www.annals.xlegio.ru).

Горский А. Монгольское нашествие и судьбы Русских земель (www.statehistory.ru).

Горский А. Москва и Орда. М., 2016.

Горский А.А. Русское Средневековье. М., 2010.

Груссе Р. Чингисхан: Покоритель Вселенной. М., 2007.

Гумилев Л.Н. От Руси до России. М., 1994.

Далай Ч. Монголия в XIII—XIV веках. М., 1983.

Доманин А.А. Монгольская империя Чингисидов. Чингисхан и его преемники. М., 2005.

Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М., 2010.

Егоров В.Л. Монгольское иго на Руси (www.tatmir.ru).

Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013.

Ершов С.А. Русь древняя и настоящая (www.e-reading.org.ua).

Ершов С. Тайна битвы на реке Сить (www.wordweb.ru).

Жарко С.Б., Буранко А.И. Военная тактика монголов в ходе походов на Северо-Восточную Русь (www.studydoc.ru).

Жарко С.Б., Мартынюк А.В. История восточных славян. Монгольское нашествие (www.webcache.googleusercontent.com).

Золотая Орда в источниках. Т. 1. М., 2003.

Золотая Орда в источниках. Т. 3. М., 2009.

Измайлов И.Л. Средневековые татары: становление этноса и культуры (www.tataroved.ru).

Ипатьевская летопись.

История боевых искусств. Россия и ее соседи. М., 1997.

История монголов. М., 2005.

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004.

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011.

Катюк Г.П. Русские – не славяне, или Тайна ордена московитов. М., 2012.

Кленов Н.В. Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород, Тверь, Смоленск, Москва. М., 2011.

Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени. СПб., 2009.

Кое-что о луках (www.tgorod.ru).

Комаров К.И. О нашествии Батыя на Северо-Восточную Русь в 1237—1238 гг. (www.august-1914.over.ru).

Костюков В.П. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? // Тюркологический сборник – 2005. М., 2006.

Кошевенко Ю.Н. Татаро-монгольское побоище. М., 2015.

Кощеев В.Б. Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году (www.krotov.info).

Крадин Н.Н. Кочевники Евразии (www.lib.rus.es).

Крадин Н.Н. Кочевники, мир – империи и социальная эволюция (www.abuss.narod.ru).

Крадин Н., Скрынникова Т. Империя Чингисхана (www.gumer.info).

Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Русская церковь и ордынские власти (вторая половина XIII – первая четверть XIV в.) (www.wiki.ru).

Кульпин Э. Золотая Орда: известные и неизвестные страницы истории (www. tatworld.ru).

Кычанов Е.И. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир: Чингисхан. Личность и эпоха. М., 1995.

Кычанов Е.И. История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров). СПб., 2010.

Лаврентьевская летопись (www.pushkinskijdom.ru)

Луки и стрелы, современные и древние (www.engineerd.narod.ru).

Лушников О.В. Великая монгольская империя – мировая супердержава средневековья (www.perm-asha.chat.ru).

Магистр Рогерий. Горестная песнь о разорении Венгерского королевства татарами. СПб., 2012.

Маслова С.А. Баскаческая организация на Руси: время существования и функции (www.drevnyaya.ru).

Материалы источников по битве при Калке (www.rutenica.narod.ru).

Моисеев Д.А. Загадки сказания о нашествии Батыя (гипотеза) (www.russiancity.ru).

Монголы, татары и монголо-татарское иго (www.uvek.sgu.ru).

Монгольская империя в 1248—1388: мировая революция, которая чуть не победила (www.wirade.ru).

Музафаров А.А. Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси. М., 2014.

Мэн Д. Чингисхан. М., 2006.

Нефедов С.А. Факторный анализ исторического процесса. М., 2008.

Новгородская I летопись.

Новый солдат № 50. Монгольский воин. 1200—1350.

Новый солдат № 55. Степные конные лучники. 600 г. до н.э. – 1300 г. н.э.

Новый солдат № 157. Гунны. 375—565.

Новый солдат № 160. Битва на Калке.

Носов К.С. Осадная техника Античности и Средневековья. СПб., 2003.

Носов К.С. Русские крепости и осадная техника VIII—XVII вв. СПб., 2003.

О статье «О численности монгольской армии в Западном походе (1235—1242)» (www.milhistory.listbb.ru).

О стратегии и тактике русских и монголов в 1237—1241 гг. (www.gerodot.ru).

Панченко Г. Горизонты оружия. М., 2007.

Панченко Г.К. Луки и арбалеты в бою. М., 2010.

Пейн-Голлуэй Р. Книга арбалетов. История средневекового метательного оружия. М., 2005.

Пензев К.А. Русский Царь Батый. М., 2006.

Перхавко В.Б., Сухарев Ю.В. Воители Руси IX—XIII вв. М., 2006.

Першиц А.Л. Война и мир на пороге цивилизации. Кочевые скотоводы (www.libed.ru).

Песков Д. «Железный век» (www.gumilevica.kulichki.net).

Петров С.А. К вопросу об утановлении «ига» в Рязанской земле: поход Батыя и перепись 1257 года (www.vk.com).

Пивоваров С. «Батыев погром» – нашествие или объединение? (www.arya.ru)

Пиков Г.Г. О «кочевой цивилизации» и «кочевой империи» (www.eurasica.ru).

Письмо брата Юлиана (www.vostlit.info).

Плетнева С.А. Кочевники Средневековья (www.swordmaster.org).

Плетнева С. Половцы. М., 2010.

Похлебкин В.В. Татары и Русь. М., 2005.

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2006.

Почекаев Р.Ю. Золотоордынские ярлыки Русской церкви как пример правоотношений светской и духовной власти на государственном и надгосударственном уровне (www.law.edu.ru).

Почекаев Р.Ю. Монгольские завоеватели и мирное население: правовые аспекты взаимоотношений (www.pr-page.narod.ru).

Почекаев Р.Ю. Особенности формирования и эволюции правовой системы Улуса Джучи // Тюркологический сборник 2005. М., 2006.

Почекаев Р.Ю. Правовое положение Улуса Джучи в Монгольской империи 1224—1269 гг. (www.kyrgyz.ru).

Почекаев Р.Ю. Русские войска в золоордынских военных кампаниях. (к вопросу о статусе вассальных правителей в государствах Чингисидов) (www.pr-page.narod.ru).

Почекаев Р.Ю. Цари ордынские. СПб., 2010.

Почекаев Р.Ю. Ярлыки ханов Золотой Орды Русской церкви: к вопросу о хронологии и количестве (www.pr-page.narod.ru).

Прозоров Л.Р. Русь языческая. Сумерки русских богов. М., 2009.

Прохоров Г.М. Повесть о Батыевом нашествии в Лаврентьевской летописи (www.lib.pushkinskijdom.ru).

Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957.

Рапов О.М. Русские города и Монгольское нашествие (www.historic.ru).

Рашид ад-Дин. Сборник летописей (www.drevlit.ru).

Рудаков В.Н. Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII—XV вв. М., 2009.

Русские союзники монголо-татар (www.twow.ru).

Сабитов Ж. О численности монгольской армии в Западном походе (www.proza.ru).

Селезнев Ю.В. Русские князья при дворе ханов Золотой Орды. М., 2017.

Селезнев Ю.В. Русско-ордынские конфликты XIII—XV веков. М., 2010.

Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. СПб., 2013.

Соловьев А.И. Монголы (www.history.novosibdom.ru).

Соловьев К.А. Батыево нашествие и легитимность Древней Руси (www.history.machaon.ru).

Сочнев Ю.В. Формирование конфессиональной политики золотоордынских ханов и датировка ярлыка Менгу-Темира (www.hse.ru).

Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М., 2006.

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005.

Тихонов В.В. Битва на Калке в общественной мысли XIII—XV вв (www.cliohvit.ru).

Трепалов В.В. Золотая Орда в XIV столетии. М., 2010.

Трепалов В.В. Степные империи: монголы и татары. М., 2015.

Уваров Д. Средневековые метательные машины Западной Евразии (www.xlegio.ru).

Уваров Д. Требуше, или Гравитационные метательные машины (www.xlegio.ru)

Ундасынов И. Джучи-хан (www.arba.ru).

Уолкер С.С. Чингиз-хан. Ростов н/Д., 1998.

Ускенбай К. Улусы первых Джучидов. Проблема терминов Ак-Орда и Кок-Орда. М., 2006.

Уэзерфорд Дж. Чингисхан и рождение современного мира. М., 2005.

Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200—1304. М., 1989.

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012.

Филлипс Э.Д. Монголы. Основатели империи Великих ханов. М., 2004.

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита (www.drevlit.ru).

Фортунатов В.В., Снигерев С.Ф., Фирсов А.Г. Отечественная история в схемах и комментариях. СПб., 2008.

Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. СПб., 2008.

Хартог Лео. Чингисхан. Завоеватель мира. М., 2007.

Хоанг М. Чингисхан. М., 2016.

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011.

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004.

Храпачевский Р.П. К вопросу о первоначальной численности монголов в Улусе Джучи (www.rutenica.narod.ru).

Христианский мир и «Великая монгольская империя» (www.agnuz.info).

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013.

Худяков Ю.С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого Средневековья. Новосибирск, 1991.

Цепков А.И. Воскресенская летопись (www.isp.mitht.ru).

Черных Е.Н. Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур. М., 2009.

Чернышевский Д.В. Как монголы брали русские города .(www.vif2ne.ru).

Чернышевский Д.В. «Приидоша бесчислены, яко прузи» (www.xlegio.ru).

Чернышевский Д.В. Русские союзники монголо-татар (www.twow.ru).

Чивилихин В.А. Память. Т. 3. М., 1993.

Чингисиана: свод свидетельств современников. М., 2009.

Численность населения Руси (www.gerodot.ru)

Шапиро А. Этические категории в монгольской империи эпохи Чингисхана: представление о счастье-благодати (www.gumer.info).

Шестаков А.А. К вопросу о сравнении боевых качеств монгольских и европейских воинов XIII в. Рейтар № 67 (1/2015).

Шестаков А.А. К вопросу об изменениях в вооружении русских воинов (от князя Святослава до Александра Невского). Рейтар № 71 (1/2016).

Шестаков А.А. Очерки по истории средневековой Руси. М., 2015.

Шестаков А.А. Правда о Погибели Русской земли. Батыев погром. М., 2013.

Шокарев Ю.В. Луки и арбалеты. М., 2004.

Юрченко А.Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингисхана в мировой литературе XIII—XV вв. СПб., 2006.

Иллюстрации

Монгольские конные лучники.

Миниатюра из «Джами’ат-таварих» Рашид ад-Дина

Монгольский лучник.

Иранская миниатюра начала XIV в.

Дирхем хана Джанибека.

Золотая Орда

Оригинальный монгольский доспех из костяных пластинок.

Собрание Исторического музея в Генко, Япония

Монгольский шишак с личиной

Шлем из Чингульского кургана (с. Заможное)

Монгольский шлем с наушами из собрания Музея монгольского вторжения в Генко, Япония

Монгольские воины.

Миниатюра из «Свитка о монгольском нашествии» XIII в.

Тяжеловооружённые монгольские воины рядом с осадным орудием.

Миниатюра из хроники Рашид ад-Дина

Боевой порядок монголов.

Рисунок к статье «История военного искусства»

ВЭС изд. Сытина (СПб., 1911—1915)

Легковооружённый монгольский конный лучник.

Средневековая миниатюра

Армия хана Хулагу осаждает Багдад.

Иллюстрация к «Джами’ат-таварих» Рашид ад-дина.

Слева от монгольских воинов в тяжёлом вооружении – монгольское осадное орудие

Оборона Козельска.

Миниатюра из Никоновской летописи, XVI в.

Переговоры.

Иллюстрация из рукописи «Джами,ат-таварих», XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)

Монгольские сабли и палаши XIII—XIV вв.

Прорисовка находок из археологических раскопок.

По М.В. Горелику

Деталь картины «Охота Хубилай-хана» работы Лю Гуантао, 1280 г.

Собрание музея Гугун, Тайбэй, Китай

Спешенный монгольский воин в ламинарном панцире.

Прорисовка средневековой миниатюры.

По М.В. Горелику

Монгольские лучники.

Прорисовка со средневековых изображений

Монгольский лучник демонстрирует стрельбу из традиционного лука.

Фото 1930-х гг.

Серебряный сосуд для благовоний.

Из археологических раскопок в Золотой Орде

Миниатюра из «Шахнамэ» с изображением монгольского воина в шлеме и с булавой.

Государство Хулагуидов, около 1330-х гг.

Верхняя часть колчана золотоордынского воина.

Собрание Астраханского музея

Кольцо лучника из нефрита.

Собрание Метрополитен-музея, Нью-Йорк

Монголо-татарская сабля XII—XIII вв.

Длина – 1000 мм, длина клинка – 860 мм, ширина клинка у основания – 40 мм

Переговоры между представителями Газана и Байду.

Миниатюра из «Джами’ат-таварих» Рашид ад-Дина

Сокровенное сказание монголов.

Список XIII в.

Бумажные деньги империи монголов и форма для их печати

Монгольские ярлыки

Пайцзы Золотой Орды

Монгольские всадники.

Миниатюра первой четверти XIV в.

Монгольские воины.

Иранская миниатюра XIV в.

Примечания

1

Егоров В.Л. Монгольское иго на Руси (www.tatmir.ru). Содержащаяся в электронных копиях разбивка на страницы не соответствует разбивке, принятой в оригинальных изданиях, поэтому в ссылках номера страниц не указаны.

(обратно)

2

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. С. 9.

(обратно)

3

Фортунатов В.В., Снигерев С.Ф., Фирсов А.Г. Отечественная история в схемам и комментариях. СПб., 2008. С. 38.

(обратно)

4

Джут – бескормица скота вследствие обледенения пастбищ.

(обратно)

5

Нефедов С.А. Факторный анализ исторического процесса. М., 2008. С. 46.

(обратно)

6

Першиц А.Л. Война и мир на пороге цивилизации. Кочевые скотоводы. На сайте: www.libed.ru

(обратно)

7

Аил – кочевая семейная группа у монгольских народов.

(обратно)

8

Орда – союз племен у тюрко-монгольских кочевых народов.

(обратно)

9

Плетнева С.А. Кочевники Средневековья. На сайте: www.swordmaster.org.

(обратно)

10

Нефедов С.А. Факторный анализ исторического процесса. М., 2008. С. 51.

(обратно)

11

Экстенсивное хозяйство – хозяйство, развивающееся за счет использования дополнительных людских и материальных ресурсов, но не за счет технического прогресса и рациональной организации труда.

(обратно)

12

Пассионарность по Л.Н. Гумилеву – способность отдельной личности или меньшей части народа увлекать за собой остальных – на завоевания, социально-политические и экономические переустройства.

(обратно)

13

Крадин Н.Н. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция. На сайте: www.abuss.narod.ru

(обратно)

14

Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. На сайте: www.lib.rus.es.

(обратно)

15

Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. СПб., 2008. С. 404.

(обратно)

16

Политогенез – процесс возникновения и развития государства.

(обратно)

17

Пиков Г.Г. О «кочевой цивилизации» и «кочевой империи» (www.eurasica.ru).

(обратно)

18

Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. На сайте: www.lib.rus.es

(обратно)

19

Трепалов В.В. Степные империи: монголы и татары. М., 2015. С. 7.

(обратно)

20

Экзоэтноним – имя, под которым народ или племя известны своим соседям, но которое отличается от самоназвания данного народа или племени.

(обратно)

21

Эндоэтноним – самоназвание народа или племени.

(обратно)

22

Бушаков В. Этноним «татар» во времени и пространстве (www.gumer.info).

(обратно)

23

Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени. СПб., 2009. С. 211.

(обратно)

24

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 39.

(обратно)

25

Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. СПб., 2013. С. 104.

(обратно)

26

Род самого Хабул-хана именовался кият. Впоследствии все потомки Хабула, выделившиеся в отдельные роды, к названию своего «обока» присоединяли слово «кият»: кият-джуркин, кият-борджигин, кият-куралас. Но не исключено, что обок Хабул-хана мог называться и «кият-монгол». – Прим. А. Доманина.

(обратно)

27

Доманин А.А. Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники. М., 2005. С. 38.

(обратно)

28

Егоров В. Монгольское иго на Руси (www.tatmir.ru).

(обратно)

29

Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени. СПб., 2009. С. 211.

(обратно)

30

Измайлов И.Л. Средневековые татары: становление этноса и культуры (www.tataroved.ru).

(обратно)

31

Этноним – название племени, народа или другой этнической общности.

(обратно)

32

Крадин Н., Скрынникова Т. Империя Чингисхана (www.gumer.info).

(обратно)

33

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 31.

(обратно)

34

Монголы, татары и монголо-татарское иго (www.uvek.sgu.ru).

(обратно)

35

Бушаков В. Этноним «татар» во времени и пространстве (www.gumer.info).

(обратно)

36

Егоров В. Монгольское иго на Руси. ( www.tatmir.ru).

(обратно)

37

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 125.

(обратно)

38

Барфилд Т. Опасная граница: кочевые империи и Китай. СПб., 2009. С. 296.

(обратно)

39

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 134.

(обратно)

40

Барфилд Т. Опасная граница: кочевые империи и Китай. СПб., 2009. С. 302.

(обратно)

41

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 130

(обратно)

42

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 160.

(обратно)

43

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 43.

(обратно)

44

Там же. С. 45.

(обратно)

45

Букв. «толпа», согнанные насильно на рабские работы, в пользу армии завоевателей, люди. – Прим. Р.П. Храпачевского.

(обратно)

46

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С.168.

(обратно)

47

Там же. С. 170.

(обратно)

48

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 68.

(обратно)

49

Там же. С. 72.

(обратно)

50

Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 32.

(обратно)

51

Богданов А.П. Александр Невский. Друг Орды и враг Запада. М., 2014. С. 124.

(обратно)

52

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 33.

(обратно)

53

Францисканец Плано Карпини, будучи послом папы римского, посетил в 1246 г. Монгольскую империю, написав по результатам своей поездки книгу «История монголов».

(обратно)

54

Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С. 49.

(обратно)

55

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 139.

(обратно)

56

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 80

(обратно)

57

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 197

(обратно)

58

Худяков Ю.С. Вооружение центральноазиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск, 1991. С. 162

(обратно)

59

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 198

(обратно)

60

Там же. С. 200

(обратно)

61

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 81

(обратно)

62

Там же. С. 84.

(обратно)

63

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 258

(обратно)

64

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 89.

(обратно)

65

Там же. С. 152.

(обратно)

66

Там же. С. 154.

(обратно)

67

Там же. С. 141.

(обратно)

68

Там же. С. 143.

(обратно)

69

Там же. С. 145

(обратно)

70

Там же. С. 148.

(обратно)

71

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 269.

(обратно)

72

Пайцза – особая пластинка, выдававшаяся лицам, отправляемым с каким-либо поручением, и служившая им удостоверением и пропуском. Выполнялась из золота, серебра, меди и дерева, с надписями и без них. Владельцы пайцзы пользовались особыми правами и льготами.

(обратно)

73

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 86.

(обратно)

74

Ям – почтовая станция, на которой меняли лошадей.

(обратно)

75

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 88.

(обратно)

76

Там же. С. 92.

(обратно)

77

Там же. С. 155.

(обратно)

78

Там же. С. 158.

(обратно)

79

Рефлексивный лук – лук, дуга, которого при отсутствии тетивы имеет обратный изгиб.

(обратно)

80

Горелик М.В. Армии монголо-татар X – XIV веков. М., 2002. С. 18.

(обратно)

81

Кибить – основа сложного лука.

(обратно)

82

Соловьев А.И. Монголы. ( www.history.novosibdom.ru).

(обратно)

83

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 187.

(обратно)

84

Панченко Г.К. Луки и арбалеты в бою. М., 2010. С. 145.

(обратно)

85

Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). М., 1975. С.7; Кычанов Е.И. Чжурчжэни в XI веке. Сибирский археологический сборник. Новосибирск, 1966. С. 277; Шавкунов В.Э. К вопросу о луке чжурчжэней. Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск, 1987. С. 200. – Прим. С. Нефедова.

(обратно)

86

Martin H.D. The Rise of Chingis Khan and His Conquest of North China. Baltimore, 1950. P. 195.

(обратно)

87

Нефедов С.А. Факторный анализ исторического процесса. История Востока. М., 2008. С. 487

(обратно)

88

Крадин Н., Скрынникова Т. Империя Чингисхана (www.gumer.info).

(обратно)

89

Панченко Г.К. Луки и арбалеты в бою. М., 2010. С. 19.

(обратно)

90

Горелик М.В. Оружие древнего Востока. М., 1993. С. 77.

(обратно)

91

Новый солдат № 55. Степные конные лучники. 600 г. до н.э. – 1300 г. н.э. С. 31.

(обратно)

92

Engineer. Луки и стрелы, современные и древние (www.engineerd.narod.ru).

(обратно)

93

Новый солдат № 157. Гунны. 375—565. С. 28.

(обратно)

94

Английский реконструктор Марк Стреттон в 2004 г. был занесен в Книгу рекордов Гиннесса как человек, сумевший натянуть лук с силой натяжения 200 фунтов (90,6 кг).

(обратно)

95

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита (www.drevlit.ru).

(обратно)

96

То есть над государством хорезмшахов, что позволяет датировать камень не позднее, чем 1225 годом. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

97

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 188.

(обратно)

98

Мэн Д. Чингисхан. М., 2006. С. 63.

(обратно)

99

Панченко Г. Горизонты оружия. М., 2007. С. 113.

(обратно)

100

Bubba Joe. Кое-что о луках (www.tgorod.ru).

(обратно)

101

Шокарев Ю.В. Луки и арбалеты. М., 2004. С. 36.

(обратно)

102

Степные конные лучники 600 г. до н.э. – 1300 г. н.э. Новый солдат № 55 С. 16 .

(обратно)

103

Кошевенко Ю.Н. Татаро-монгольское побоище. М., 2015. С. 132.

(обратно)

104

История боевых искусств. Россия и ее соседи. М., 1997. С. 112.

(обратно)

105

Там же. С. 120.

(обратно)

106

Там же. С. 118.

(обратно)

107

Ламеллярный доспех – железные пластины прямоугольной формы соединялись с помощью кожаных ремешков, пропущенных через отверстия в них, при этом пластины располагали впритык друг к другу или с частичным наложением друг на друга по типу чешуек, часто эти способы соединения сочетались в одном панцире.

(обратно)

108

Ламинарный доспех – из отдельных горизонтально расположенных сплошных полос толстой кожи или железа.

(обратно)

109

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 212.

(обратно)

110

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 95.

(обратно)

111

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 212.

(обратно)

112

Камнемет кругового действия на вертикальном опорном столбе. – Прим. Р.П. Храпачевского.

(обратно)

113

Камнемет с метательным рычагом. – Прим. Р.П. Храпачевского.

(обратно)

114

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 222.

(обратно)

115

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 105.

(обратно)

116

Там же. С. 106.

(обратно)

117

Там же. С. 108.

(обратно)

118

Там же. С. 111.

(обратно)

119

Там же. С. 118.

(обратно)

120

Там же. С. 123.

(обратно)

121

Там же. С. 126.

(обратно)

122

Там же. С. 123.

(обратно)

123

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 241.

(обратно)

124

Уваров Д. Требуше, или Гравитационные метательные машины (www.xlegio.ru).

(обратно)

125

Вортман В., Вортман Д. Взятие Киева монголами (www.xlegio.ru)

(обратно)

126

Уваров Д. Требуше, или Гравитационные метательные машины (www.xlegio.ru).

(обратно)

127

Ан-Насави (? – 1249/1250) – с 1224 г. входил в окружение, а затем был личным секретарем хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны (годы правления 1220—1231) после смерти, которого написал «Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны» («Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны»).

(обратно)

128

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 241.

(обратно)

129

Катюк Г.П. Русские – не славяне, или Тайна ордена московитов. М., 2012. С. 71.

(обратно)

130

Краткая история пилы: от древности до наших дней (www.tvoydom.info).

(обратно)

131

Уваров Д. Средневековые метательные машины Западной Евразии (www.xlegio.ru).

(обратно)

132

Там же.

(обратно)

133

«Сокровенное сказание («Тайная история») монголов», или «Юань-чао би-ши» («Секретная история династии Юань») – монгольский текст, транслитерированный китайскими иероглифами, т.е. сопровождающийся междустрочным переводом, а также пересказами каждого абзаца. Состоит из двух частей: 1) родословная и история жизни Чингисхана (§ 1—268), написанная предположительно в 1228 г.; 2) история жизни сына Чингисхана Угедэя (§§ 269—282), написанная, вероятно, в 1240 г. Текст содержит предания, рассказы очевидцев, отрывки из летописей. Написан на старомонгольском языке с использованием редких терминов, содержит фантастические элементы, гиперболы, метафоры и хронологические ошибки.

(обратно)

134

Карлуки – тюркская народность в Восточном Туркестане. – Прим. Р. Храпачевского

(обратно)

135

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011.

(обратно)

136

Фазль-Аллах ибн Абу-ль-Хайр Хамадани Рашид ад-Дин (1277 – 1318). С 1298 по 1317 г. был везиром Ирана при ханах Аргуне, Газане и Олджейтю. Казнен по обвинению в отравлении Олджейтю. В 1311 г. под руководством Рашид ад-Дина было закончено написание «Джамми ат-таварих» («Сборник летописей») – свод данных из разнообразных и разновременных летописей и официальных документов из ханского архива. При этом все эти документы сводились коллективом сводчиков, а результат этой работы редактировали Рашид ад-Дин и его помошники.

(обратно)

137

Ала ад-Дин Ата-Малик бен Мохаммад Джувейни (1225 – 1283) состоял на службе у ильханов Ирана. В 1260 г. закончил «Таарих-и Джехангушай» («История завоевателя мира») – парадное описание деятельности Чингисхана. При написании использовал рассказы очевидцев и официальные документы.

(обратно)

138

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 97.

(обратно)

139

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 178.

(обратно)

140

Жарко С.Б., Мартынюк А.В. История восточных славян. Монгольское нашествие (www.webcache.googleusercontent.com).

(обратно)

141

Середина 1230-х гг.

(обратно)

142

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М.. 2011. С. 51.

(обратно)

143

Доманин А.А. Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники. М., 2005. С. 234.

(обратно)

144

Кощеев В.Б. Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году (www.krotov.info)

(обратно)

145

Боорчи-нойон – предводитель правого крыла войска Тулуя.

(обратно)

146

Рашид ад-Дин. Сборник летописей (www.drevlit.ru).

(обратно)

147

Кощеев В.Б. Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году (www.krotov.info).

(обратно)

148

Там же.

(обратно)

149

Там же.

(обратно)

150

Храпачевский Р.П. К вопросу о первоначальной численности монголов в улусе Джучи (www.rutenica.narod.ru).

(обратно)

151

Кощеев В.Б. Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году (www.krotov.info).

(обратно)

152

Францисканец Джованни Плано Карпини (ок.1182 – 1252) в 1245 г. был отправлен папой Иннокентием IV к монголам с целью установления дипломатических отношений и проверки возможности создания союза против мусульман. В 1247 г. Плано Карпини вернулся в Европу и написал отчет о своем путешествии под названием «История монгалов, которых мы называем татарами».

(обратно)

153

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 97.

(обратно)

154

Венгерский доминиканский монах Юлиан осенью 1237 г., в поисках венгерской прародины – Великой Венгрии, прибыл в Северо-Восточную Русь, откуда был вынужден вернуться в Венгрию в связи с начинающимся вторжением монголов. Весной 1238 г. он написал письмо с отчетом о своей поездке.

(обратно)

155

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 177.

(обратно)

156

Чернышевский Д.В. «Приидоша бесчислены, яко прузи» (www.xlegio.ru).

(обратно)

157

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 50.

(обратно)

158

Там же. С. 200.

(обратно)

159

Сабитов Ж. О численности монгольской армии в Западном походе. На сайте: www.proza.ru

(обратно)

160

Там же.

(обратно)

161

Там же.

(обратно)

162

О статье «О численности монгольской армии в Западном походе (1235 – 1242)» (www.milhistory.listbb.ru).

(обратно)

163

Жарко С.Б., Мартынюк А.В. История восточных славян. Монгольское нашествие. На сайте: www.webcache.googleusercontent.com

(обратно)

164

Там же.

(обратно)

165

Там же.

(обратно)

166

Чернышевский Д.В. «Приидоша бесчислены, яко прузи» (www.xlegio.ru).

(обратно)

167

Новый Солдат № 50. Монгольский воин 1200—1350. С. 25.

(обратно)

168

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 25

(обратно)

169

Антонов А. Как хан Батый кормил свои тумены (www.xronograf.com).

(обратно)

170

Русские союзники монголо-татар (www.twow.ru).

(обратно)

171

Тараторин В.В. Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн. Минск, 1999. С. 254.

(обратно)

172

Перхавко В.Б., Сухарев Ю.В. Воители Руси IX—XIII вв. М., 2006. С. 128.

(обратно)

173

Там же. С. 130.

(обратно)

174

Новый солдат № 160. Битва на Калке. С. 25.

(обратно)

175

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 10.

(обратно)

176

Многоточие авторское.

(обратно)

177

Многоточие авторское.

(обратно)

178

Панченко Г.К. Луки и арбалеты в бою. М., 2010. С. 132—136.

(обратно)

179

Шенкель – обращенная к лошади внутренняя часть ноги всадника от колена до щиколотки; нажатием и ударами шенкеля по крупу достигается посыл лошади вперед и управление ее скоростью.

(обратно)

180

Пейн-Голлуэй Р. Книга арбалетов. История средневекового метательного оружия. М., 2005. С. 52.

(обратно)

181

Юань-ши («Официальная история династии Юань» (1271 – 1368) была составлена в 1369 – 1370 гг. по приказу Чжу Юань-чжана – первого императора новой династии Мин. Содержит изложение событий царствования императоров предыдущей династии в хронологическом порядке. При составлении компилировались цитаты из официальных сводов законов и распоряжений властей, семейных архивов и других документов. Спешка при составлении обусловила отрывочный и несистематизированный характер текста, большое количество описок, пропусков, повторов и хронологических ошибок.

(обратно)

182

Хо-нин-хэ. По смыслу речь идет о р. Шайо, где произошло это сражение. Возможно, искажение произошло от слияния транскрипций названий реки и долины, где оно произошло – Мохэ. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

183

Ба-ха-ту. Возможно, имеется в виду Бахадур – сын Шейбана, племянник Бату. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

184

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2004. С. 504.

(обратно)

185

Наполеон Бонапарт. Воспоминания и военно-исторические произведения. СПб., 1994. С. 593.

(обратно)

186

Генрих Латвийский (1187—1259) – немецкий или леттский священник. В 1224—1227 гг. написал «Хронику Ливонии» содержащую описания походов немецких и датских феодалов в Ливонию и Эстонию за период с конца XII в. до 1227 г.

(обратно)

187

Христианский мир и «Великая монгольская империя» (www.agnuz.info).

(обратно)

188

Изз ад-Дин Абу-ль-Хасан Али ибн Мухаммед эль-Джезери ибн ал-Асир (1160—1233 или 1236) – арабский историк, состоял на службе у атабеков Мосула. В 1231 г. закончил написание «Аль-камиль фи т-тарикх» («Всемирная история»), в которой при описании событий, связанных с нашествием монголов, использовал рассказы очевидцев.

(обратно)

189

4.02.1223 – 23.01.1224 гг.

(обратно)

190

Материалы источников по битве при Калке (www.rutenica.narod.ru).

(обратно)

191

Новгородская I летопись имеет два извода (варианта, версии), старейший из них датируется первой половиной XIV в.

(обратно)

192

Лаврентьевская летопись названа по имени переписчика монаха Лаврентия, была написана в Благовещенском монастыре Нижнего Новгорода или во Владимирском Рождественском монастыре, датируется семидесятыми годами XIV в.

(обратно)

193

Ипатьевская летопись названа по местонахождения ее старшего списка в костромском Ипатьевском монастыре, датируется двадцатыми годами XV в.

(обратно)

194

«Откровения Мефодия Патарского», первоначальное название «Слово святого отца нашего Мефодия Таганского о последних временах». Создание этого апокрифического произведения относят к VII—VIII вв. и приписывают византийскому епископу Мефодию. Имело широкое хождение на Руси с начала XII в. Автор описывает всемирную историю с точки зрения ее движения к концу света, от Адама и до последних времен, которые наступят накануне Страшного суда. В «Откровениях» упоминается народ измаильтян, который выйдет из пустыни перед Концом Света и «попленит» все народы.

(обратно)

195

Бродники – воинственное население берегов Азовского моря и Нижнего Дона (XII—XIII вв.). Одни исследователи видят в бродниках потомков хазар. Другие ученые полагают, что бродники – остатки древнеславянского и тюркского населения южнорусских степей. «Впервые русские летописи сообщают о бродниках в 1146 г. как о союзниках черниговского князя Святослава Ольговича в его борьбе с киевским князем Изяславом Мстиславичем. После этого известия о донских бродниках продолжаются во второй половине этого столетия и переходят в XIII столетие. Бродники участвуют в 1216 г. в Липецкой битве между русскими князьями, а позже и в битве при Калке. Бродники […] упоминаются только в военном контексте. Их наемную силу использовали и русские, и половецкие ханы». Тельнов Н., Степанов В., Руссев Н., Рабинович Р. «И… разошлись славяне по земле» (www.papacoma.narod.ru).

(обратно)

196

Материалы источников по битве при Калке (www.rutenica.narod.ru).

(обратно)

197

В данном случае летописец подразумевал под Русью Киевскую землю и Среднее Поднепровье, то есть Южную Русь.

(обратно)

198

Материалы источников по битве при Калке (www.rutenica.narod.ru)

(обратно)

199

Город, располагавшийся на правом берегу Днепра, в 60 км южнее Киева.

(обратно)

200

Материалы источников по битве при Калке (www.rutenica.narod.ru).

(обратно)

201

Многие историки предполагают, что при написании своей книги Татищев использовал не дошедшие до нас летописи.

(обратно)

202

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 523—528.

(обратно)

203

Плетнева С.А. Половцы. М., 1990. С. 79. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

204

В Ипатьевской летописи упоминается «великыи князь Половецкыи» Басты. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

205

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 190.

(обратно)

206

Храпачевский ссылается на С.А. Плетневу, которая производила подсчеты для берендеев и печенегов. Причем численность берендеев она оценивала в 150 тысяч, из которых 20 % воины – 30 тысяч. А о печенегах писала по данным Анны Комниной, чей отец, Алексей Комнин, в 1091 г. после победы над печенегами перебил их около 30 тысяч, вместе с женщинами и детьми. На основании этих данных исследовательница заключила, что, «видимо, мы можем уверенно говорить, что 30—40 тыс. – средний размер любой кочевнической орды». Тут стоит отметить, что показания Анны Комниной использованы не вполне корректно. Она действительно писала о больших потерях печенегов в 1091 г. («не в десять тысяч человек, но свыше всякого исчисления»), но точных цифр не приводила. В других местах у нее встречаются упоминания об ордах кочевников в те же годы в 36 тыс., в 80 тыс. и др. Кроме того, сообщается об орде половцев в 40 тыс. воинов, у которой было два независимых вождя, то есть одна орда составляла до 20 тыс. В целом следует заключить, что подсчеты Плетневой носят очень условный характер. – Прим. Д. Хрусталева.

(обратно)

207

Это традиционная оценка численности монголов, хотя исследователи зачастую предпочитают ее немного завышать. Каргалов считал, что Кавказ преодолел 30-тысячный монгольский корпус. Вернадский писал про два тумена, а Э. Хара-Даван – про 20 тысяч монголов и 5 тысяч воинов из покоренных народов. Встречаются и экзотические оценки до 50 тысяч. – Прим. Д. Хрусталева

(обратно)

208

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. С. 86.

(обратно)

209

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. С. 66.

(обратно)

210

Там же. С. 78.

(обратно)

211

Там же. С. 75.

(обратно)

212

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 27.

(обратно)

213

Татищев В.Н. с. 153. – Прим. Thor.

(обратно)

214

О стратегии и тактике русских и монголов в 1237 – 1241 гг. (www.gerodot.ru).

(обратно)

215

Монгольская лошадь – древняя порода степных лошадей, таких как башкирская, бурятская, калмыцкая, тувинская, якутская, существует в степях Евразии еще со времен скифов. Отличается малым ростом, массивной широколобой головой, короткой шеей, длинным цилиндрическим корпусом с низкой холкой, короткими, но сухими конечностями, небольшими прочными копытами, шерсть густая и грубая. Монгольская лошадь хорошо приспособлена к круглогодичному табунному содержанию на скудном травостое и малом количестве воды в условиях континентального климата. В благоприятных условиях быстро накапливает подкожный жир, помогающий переносить бескормицу зимой и засуху летом. Способна поедать и усваивать ветки, корни, кору и палую листву. В течение 4—7 дней может проходить под всадником по пересеченной местности до 100 км в сутки, довольствуясь пятичасовым отдыхом и трехчасовой тебеневкой. Тебеневка (от тюрк. тебу – ударить ногой) – древнейший способ зимнего содержания скота кочевниками. Применяется везде, где практикуется круглогодичное пастбищное содержание скота кочевниками. Глубина снега, под которым степные лошади способны добывать траву, при условии отсутствия на снегу толстого слоя наста, достигает 70 см.

(обратно)

216

Имеется в виду 634 г.х. [4.09. 1236 – 23.08. 1237].

(обратно)

217

Золотая Орда в источниках. Т. 1. М., 2003. С. 407.

(обратно)

218

Почекаев Р.Ю. Батый. М., 2006. С. 114.

(обратно)

219

Строго говоря, малые «вихревые камнеметы», состоящие на вооружении монгольской армии, вполне применимы в полевом, тем более затяжном, сражении. Но попасть из такого камнемета в одного человека, к тому же активно движущегося, можно разве что случайно. – Прим. А. Амелькина.

(обратно)

220

Амелькин А. Когда «родился» Евпатий Коловрат (www.krotov.info).

(обратно)

221

Почекаев Р.Ю. Батый. М.. 2006. С. 296.

(обратно)

222

Музафаров А.А. Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси. М., 2014. С. 44—47.

(обратно)

223

Там же. С. 85.

(обратно)

224

Волги.

(обратно)

225

Неидентифицированный населенный пункт.

(обратно)

226

Письмо брата Юлиана (www.vostlit.info).

(обратно)

227

«Где находилась упомянутая летописцем Нузла, или Онуза, мы, к сожалению, не знаем: историки и археологи помещают этот предполагаемый южный форпост Рязанского княжества либо где-то в бассейне Верхнего Дона, между реками Лесной и Польной Воронеж, или чуть восточнее, в водоразделе Польного Воронежа и реки Челновой, либо на реке Цна (все это в пределах нынешней Тамбовской области), либо еще восточнее, на реке Суре или ее притоке Узе ( в нынешней Пензенской области)». Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 54.

«Для точной локализации Нузлы или Онузы нет достаточных письменных данных. Видимо, используя топонимику, исследователи связывают Онузу с реками Узой, притоком Суры, Инсарой или Пензой, хотя фраза «сташа о [возможно, вместо «о» нужно писать «оу» – С.А.] Нузло, и взяша ю» лучше соотносится с населенным пунктом.

Мы считаем, что выявить место возможной летописной Онузы можно лишь рациональным путем при учете данных Юлиана. Во-первых, она должна быть пограничной южной или юго-восточной территорией Рязанской земли, с которой удобно было бы отправить послов к рязанским князьям, во-вторых, станом у Онузы расположился отряд, находившийся, согласно Юлиану, между армиями, готовящимися нападать на Суздаль и ставшими против р. Дон. По нашему мнению, Онуза – это населенный пункт, который мог находиться между верховьями р. Воронеж и средним течением р. Мокши, в районе левобережья р. Цны». Петров С.А. К вопросу об установлении «ига» в Рязанской земле: поход Батыя и перепись 1257 года (www.vk.com).

(обратно)

228

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

229

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 545.

(обратно)

230

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 548

(обратно)

231

Карамзин Н.М. История государства Российского в 12 т. Т. II—III. М., 1991. С. 637.

(обратно)

232

Состав монгольского посольства, как и предъявленные им требования, вызывают вопросы. Сам выбор посла – «женщины-чародейки», вероятно, покоробил рязанских князей и был воспринят ими как неуважение. Кроме этого, посольство выдвинуло совершенно неприемлемые требования. Казалось бы, отдай 10 % своего имущества и живи спокойно. Однако те, кто так рассуждает, забывают, что в эти 10 % входили и люди. Историки предполагают, что перед монгольским нашествием в Рязани проживало до 10 000 человек. Таким образом, при выполнении требований монголов 1000 рязанцев должны были добровольно пойти в рабство, то есть практически на верную смерть, а женщины еще и на насилие.

(обратно)

233

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

234

Вероятно, автор имел в виду события, предшествовавшие битве на Калке.

(обратно)

235

В источниках подобной информации нет. Вероятно, автор перепутал Рязань 1237 г. с Киевом 1240 г.

(обратно)

236

Дали – государство, располагавшееся на юго-западе Китая.

(обратно)

237

Камбуджадеш – государство, располагавшееся на территории совр. Камбоджи, Лаоса и Таиланда.

(обратно)

238

Кертанагара (годы правления 1268 – 1292) – царь Явы.

(обратно)

239

Монгольская империя в 1248 – 1388: мировая революция, которая чуть не победила (www.wirade.ru).

(обратно)

240

Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII – XIV вв. СПб., 2003. С. 147

(обратно)

241

Прохоров Г.М. Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи. В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины, т. IV. Л., 1972. С. 77—104; Прохоров Г.М. Повесть о Батыевом нашествии в Лаврентьевской летописи (www.lib.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

242

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 322.

(обратно)

243

Лаврентьевская летопись (www.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

244

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

245

Кошевенко Ю.Н. Татаро-монгольское побоище. М., 2015. С. 231

(обратно)

246

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua)

(обратно)

247

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 548.

(обратно)

248

Сейчас это городище Старая Рязань в 4 км ниже впадения в Оку р. Прони, современная Рязань тогда называлась Переяславль Рязанский.

(обратно)

249

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

250

Лаврентьевская летопись (www.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

251

Кир Михайлович (Всеволод Михайлович) (? – 1238) – князь пронский, сын Михаила Всеволодовича (Кир-Михаила).

(обратно)

252

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

253

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 407

(обратно)

254

Золотая Орда в источниках. Т. 1. М., 2003. С. 407

(обратно)

255

Там же. С. 407

(обратно)

256

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2006. С. 89.

(обратно)

257

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 183—188.

(обратно)

258

Смерть московского воеводы за «христианскую веру» совершенно невероятна – веротерпимость монголов общеизвестна. Скорее всего, монголы убили его за попытку сопротивления.

(обратно)

259

Лаврентьевская летопись (www.pushkinskinskijdom.ru).

(обратно)

260

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 548.

(обратно)

261

Словосочетание «воскрича вси» (на татар) близко по существу к одному из значений древнерусского глагола «кликнути» (и именно в его совершенном виде) – издать боевой клич (этот воинский термин – «кликъ», «кличъ» – тоже известен древнерусским памятникам). – Прим. А.А. Горского.

(обратно)

262

Горский А.А. К вопросу об обороне Москвы в 1238 г. (www.annals.xlegio.ru).

(обратно)

263

Там же.

(обратно)

264

Новгородская I летопись ( www.litopys.org.ua).

(обратно)

265

Ошибка летописца, 3 февраля 1238 г. – не вторник, а среда.

(обратно)

266

Вероятно, часть текста утрачена – не понятно, почему на просьбу «не стрелять» владимирцы «замолчали».

(обратно)

267

Опять вероятна утрата части текста, так как остается не ясно, с какой целью монголы привели Владимира. Чтобы спросить, узнали ли его владимирцы?

(обратно)

268

Эта и последующая части текста заимствованы из летописного рассказа о половецком набеге на Киев в 1203 г.

(обратно)

269

Ошибка летописца, 7 февраля 1238 г. было не воскресеньем, а субботой.

(обратно)

270

Лаврентьевская летопись (www.lib.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

271

Маловероятно, так как, во-первых, вряд ли у Всеволода было время, чтобы собрать «дары многие», во-вторых, ему не было смысла предлагать монголам дары, ведь после взятия Владимира им все и так бы досталось.

(обратно)

272

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

273

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 550

(обратно)

274

Ошибка летописца. Дело в том, что годы смерти всех сыновей известны, а именно: Федор – 1233 г., Михаил – 1248 г., Константин – 1255 г., Даниил – 1256 г., Александр – 1263 г., Андрей – 1264 г., Ярослав – 1272 г., Василий – 1277 г. Как видим, ни один из них не погиб в 1238 г.

(обратно)

275

Новгородская летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

276

Пивоваров С. «Батыев погром» – нашествие или объединение? (www.arya.ru).

(обратно)

277

Многоточие авторское.

(обратно)

278

Моисеев Д.А. Загадки сказания о нашествии Батыя (гипотеза) (www.russiancity.ru).

(обратно)

279

Лаврентьевская летопись (www.lib.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

280

Все согласно сказывают, в феврале разорено 14 городов, но не все именовали, но точно: 1) Владимир, 2) Суздаль, 3) Юрьев, 4) Стародуб, 5) Городец, 6) Переславль, 7) Ростов, 8) Ярославль, 9) Кострома, 10) Константинов. Прочие не упомянуты, а должны быть в том числе: 11) Тверь, 12) Волок Ламский, а двух дознаться не могу. – Прим. В. Татищева.

(обратно)

281

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 550.

(обратно)

282

О смысле этой фразы историки спорят.

(обратно)

283

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

284

Лаврентьевская летопись (www.lib.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

285

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 551.

(обратно)

286

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания ДревнейРуси. М., 2011. С. 216.

(обратно)

287

Там же. С. 217.

(обратно)

288

Там же. С. 219.

(обратно)

289

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие. СПб., 2013. С. 158.

(обратно)

290

Там же. С. 347.

(обратно)

291

Чернышевский Д.В. Русские союзники монголо-татар (www.twow.ru)

(обратно)

292

www.forum.xlegio.ru.

(обратно)

293

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 121.

(обратно)

294

Ершов С. Тайна битвы на реке Сить (www.wordweb.ru).

(обратно)

295

Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 244.

(обратно)

296

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 400.

(обратно)

297

Там же. С. 405.

(обратно)

298

Там же. С. 412.

(обратно)

299

Там же. С. 417.

(обратно)

300

Там же. С. 420.

(обратно)

301

Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 244.

(обратно)

302

Там же. С. 235.

(обратно)

303

Там же. С. 237.

(обратно)

304

Там же. С. 246.

(обратно)

305

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

306

Моисеев Д.А. Загадки сказания о нашествии Батыя (гипотеза) (www.russiancity.ru).

(обратно)

307

Комаров К.И. О нашествии Батыя на Северо-Восточную Русь в 1237 – 1238 гг. (www.august-1914.over.ru).

(обратно)

308

Ошибка летописца, 5 марта 1238 г. – не среда, а пятница, и посвящена памяти не Никона, а Конона.

(обратно)

309

«Тогда же» может означать «во время», то есть, возможно, преследование монголами русских имело место не после взятия Торжка, а раньше – во время осады.

(обратно)

310

Новгородская I летопись (www.litopys.org.ua).

(обратно)

311

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 552.

(обратно)

312

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012.

(обратно)

313

Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 274

(обратно)

314

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 53.

(обратно)

315

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

316

Чивилихин В.А. Память. Т. 3. М., 1993. С. 344

(обратно)

317

Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М., 2005. С. 552

(обратно)

318

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2006. С. 126

(обратно)

319

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. С. 184.

(обратно)

320

Александров С.В. Эпизод из «Большой облавы» монголо-татар весной 1238 года (взятие Козельска). (ww.admin.smolensk.ru).

(обратно)

321

Лаврентьевская летопись (www.pushkinskijdom.ru).

(обратно)

322

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

323

Ошибка Татищева. На самом деле Мстислав Глебович (после 1182 – ?) был внуком Святослава Всеволодовича Киевского (ок. 1117 – 1194).

(обратно)

324

Татищев В.Н. История Российская. Т. 3. М., 2005. С. 6.

(обратно)

325

Где княжил Мстислав Глебович, неизвестно. Наиболее вероятны следующие города: Гомель, Любеч, Новгород-Северский, Стародуб.

(обратно)

326

Ошибка летописца: не Днестра, а Днепра.

(обратно)

327

Ордана (1207—1252) —внук Чингисхана, сын Джочи (ок. 1180 – 1227).

(обратно)

328

Байдар (ок. 1210—?) – внук Чингисхана, сын Чагатая (1184—1242).

(обратно)

329

Бури (ок. 1220—1252) – правнук Чингисхана, внук Чагатая, сын Мутугена (? – 1221).

(обратно)

330

Кадан (ок. 1210—?) – внук Чингисхана, сын Угедэя (1187—1241).

(обратно)

331

Бучек – внук Чингисхана, сын Тулуя (1193—1232).

(обратно)

332

Монке– внук Чингисхана, сын Тулуя.

(обратно)

333

Гуюк – внук Чингисхана, сын Угедэя.

(обратно)

334

Обрывистые, покрытые лесными зарослями склоны.

(обратно)

335

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

336

Часть историков оспаривают это утверждение Татищева. При этом они ссылаются на дальнейшее поведение Михаила, который в 1245 г. по собственной инициативе поехал в Орду к Бату. Едва ли он пошел бы на это после убийства монгольских послов.

(обратно)

337

Вероятно, ошибка Татищева. В летописях сохранились сведения только об одном Данииле Мстиславиче, но он родился после 1253 г.

(обратно)

338

Татищев В.Н. История Российская. Т. 3. М., 2005. С. 8.

(обратно)

339

Получается, что жители города в один прекрасный момент взяли да и срыли валы «города Владимира», но рвы при этом засыпать не стали. Выходит странно: если горожанам нужна была площадь под какую-либо застройку, то тогда и рвы должны были засыпать: кидай землю с валов вниз, и все! Но валы срыли, а рвы оставили – зачем? Для чего? А главное – смысла абсолютно никакого, тем более что само предприятие по срытию валов являлось грандиозным мероприятием и нашло бы отражение в летописях. И потом: зачем лишать город дополнительной защиты, а тысячи людей – в случае беды единственной возможности спасти свою жизнь, поскольку в случае прорыва главной линии обороны всегда был шанс укрыться за валами Детинца! Обычно города, наоборот, укрепляли, стремились возвести новые линии оборонительных сооружений, а здесь… […] крепостной вал действительно сносили, но только в наши дни, и потому говорить о том, что киевляне внезапно свихнулись и срыли свою цитадель, не приходится. Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 360.

(обратно)

340

Вортман В., Вортман Д. Взятие Киева монголами (www.xlegio.ru ).

(обратно)

341

Ипатьевская летопись (www.izbornyk.org.ua).

(обратно)

342

Татищев В.Н. История Российская. Т. 3. М., 2005. С. 8.

(обратно)

343

Жителям Колодяжина были приведены в пример некоторые из болоховских поселений, пощаженные интервентами, обещаны дружба, мир, широкие возможности для дальней торговли, и те согласились открыть ворота. Результат стал показательным для многих других: город был сожжен и разорен. Раскопки внутри его стен подтверждают то, что там проходил жестокий и запоздалый бой, точнее бойня. Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие (20—50-е гг. XIII в.). СПб., 2013. С. 227.

(обратно)

344

Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. М., 1989. С. 126.

(обратно)

345

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 223.

(обратно)

346

Вероятно, пропущено слово «план».

(обратно)

347

Кленов Н.В. Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород, Тверь, Смоленск, Москва. М., 2011. С. 225.

(обратно)

348

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003. С. 126. – Прим. Thor.

(обратно)

349

О стратегии и тактике русских и монголов в 1237—1241 гг. (www.gerodot.ru).

(обратно)

350

Численность населения Руси (www.gerodot.ru).

(обратно)

351

Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М., 2011. С. 362.

(обратно)

352

Ершов С.А. Русь древняя и настоящая (www.e-reading.org.ua).

(обратно)

353

Там же.

(обратно)

354

Максимов Н., Храпачевский Р. Чингисхан – superstar // Newsweek 24.09 – 30.09.2007. С. 47.

(обратно)

355

Храпачевский Р.П. Армия монголов периода завоевания Древней Руси. М., 2011. С. 58.

(обратно)

356

Хрусталев Д.Г. Русь и монгольское нашествие. СПб., 2013. С. 152.

(обратно)

357

Там же. С. 177.

(обратно)

358

Там же. С. 189.

(обратно)

359

Также монголами назван Бамиан, при осаде которого был убит внук Чингисхана Мутуген. – Прим. В.Б. Кощеева.

(обратно)

360

Кощеев В.Б. Еще раз о численности монгольского войска в 1237 году (www.krotov.info).

(обратно)

361

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 108.

(обратно)

362

Там же. С. 135.

(обратно)

363

Там же. С. 139.

(обратно)

364

Даркевич В.П. Путешествие в древнюю Рязань. Рязань. 1993. С. 246.

(обратно)

365

Спиридонова Е.В. Ярославский край в 1238 году // Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013.

(обратно)

366

Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна верхней и средней Оки в IX—XIII веках. М., 1981 // Елисеев М.Б. Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей». М., 2013. С. 286.

(обратно)

367

Бушков А. Чингисхан. Неизвестная Азия. М., 2007. С. 248.

(обратно)

368

Прозоров Л.Р. Русь языческая. Сумерки русских богов. М., 2009. С. 477.

(обратно)

369

Похлебкин В.В. Татары и Русь. М., 2005. С. 49.

(обратно)

370

Пензев К.А. Русский Царь Батый. М., 2006. С. 223.

(обратно)

371

Филиппов В.В. Батыево нашествие. Как очерняют нашу историю. М., 2012. С. 112.

(обратно)

372

Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М., 2011. С. 404.

(обратно)

373

Сочнев Ю.В. Формирование конфессиональной политики золотоордынских ханов и датировка ярлыка Менгу-Темира (www.hse.ru).

(обратно)

374

Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Русская церковь и ордынские власти (вторая половина XIII – первая четверть XIV в.) (www.wiki.ru).

(обратно)

375

Там же.

(обратно)

376

Почекаев Р.Ю. Золотоордынские ярлыки русской церкви как пример правоотношений светской и духовной власти на государственном и надгосударственном уровне (www.law.edu.ru).

(обратно)

377

Почекаев Р.Ю. Ярлыки ханов Золотой Орды русской церкви: к вопросу о хронологии и количестве (www.pr-page.narod.ru).

(обратно)

378

Дороги – татарские чиновники.

(обратно)

379

Пардус – хищный зверь (барс, гепард, леопард, рысь).

(обратно)

380

Причты – церковнослужители.

(обратно)

381

Дефтерем – списки.

(обратно)

382

Голка – волнение.

(обратно)

383

Тамга – налог с оборота.

(обратно)

384

Поплужное – налог на вспаханную землю.

(обратно)

385

Ям – налог на содержание конно-почтовых станций для татарских чиновников.

(обратно)

386

Мыт – местный налог на товары.

(обратно)

387

Цепков А.И. Воскресенская летопись (www.isp.mitht.ru).

(обратно)

388

Кривошеев Ю.В., Соколов Р.А. Русская церковь и ордынские власти (вторая половина XIII – первая четверть XIV в.) (www.wiki.ru).

(обратно)

389

Монгольская империя в 1248—1388: мировая революция, которая чуть не победила (www.wirade.ru).

(обратно)

390

Трепалов В.В. Степные империи Евразии: монголы и татары. М., 2015. С. 203.

(обратно)

391

Там же. С. 210.

(обратно)

392

Селезнев Ю. Русские князья при дворе ханов Золотой Орды. М., 2017. С. 73

(обратно)

393

Там же. С. 96.

(обратно)

394

Трепалов В.В. Золотая Орда в XIV столетии. М., 2010. С. 23.

(обратно)

395

В древнерусский язык слово «орда» пришло из тюркских языков и вначале означало «стан, кочевье».

(обратно)

396

У монголов Золотая Орда – парадная юрта Чингисхана, его первых преемников, а затем – ставка улусных ханов-чингисидов.

(обратно)

397

Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени. СПб., 2009. С. 257.

(обратно)

398

Рашид ад-Дин. Сборник летописей, т. 1, ч.2, М., 1952. С. 266-281. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

399

Там же. С. 274. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

400

Рашид ад-Дин. Сборник летописей, т.1, ч.1, М., 1952. С. 172. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

401

Козин С.А. Сокровенное сказание. М., 1941. & 210. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

402

Там же. & 242. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

403

Ср.: «В соответствии со старой системой, те семьи, в которых 1 совершеннолетний, не дают никого; во всех семьях, в которых от 2 до 5—6 совершеннолетних – остаются в наличии [то есть в семье] по 1 человеку, а все остальные служат в войсках» (Юань-ши (История династии Юань), Пекин 1976, цз. 98; с. 2518) и «призыв в монгольские войска: от каждого двора с 2-3 совершеннолетними – 1 человек; [от каждого двора с] 4—5 совершеннолетними – 2 человека; и [от каждого двора с] 6-7 совершеннолетними – 3 человека» (Юань ши (История династии Юань), Пекин, 1976, цз. 98; с. 2509). – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

404

С точки зрения демографии, состав такой среднестатистической семьи должен быть определен как 2 совершеннолетних мужчины, 2 женщины и 2 детей. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

405

Vice versa (лат.) – на другой стороне; наоборот.

(обратно)

406

Существование значительного числа только мужчин монголов в составе первоначального ядра улуса Джучи хорошо объясняет известный феномен быстрого отюречивания монголов в Золотой Орде: женившись на местных женщинах, эти мужчины-воины передоверяли воспитание своих детей женам, тем самым обеспечив полное восприятие местной тюркской культуры и языка первым же поколением своих потомков. – Прим. Р. Храпачевского.

(обратно)

407

Храпачевский Р. К вопросу о первоначальной численности монголов в Улусе Джучи (www.rutenica.narod.ru).

(обратно)

408

Перхавко В.Б., Сухарев Ю.В. Воители Руси IX—XIII вв. М., 2006. С. 357.

(обратно)

409

Ершов С.А. Русь древняя и настоящая (www.e-reading.org.ua).

(обратно)

410

«Получение ярлыка русскими князьями сохраняло форму договора, но по сути договором не являлось. […] Это был псевдодоговор, позволяющий Орде легимитизировать свое право на высшую власть в русских землях, а князьям а) сохранить вид автономной и самодеятельной власти и б) воспроизводить во внутренних отношениях те же формы утверждения на столах, что уже существовали до прихода Орды». Соловьев К.А. Батыево нашествие и легитимность Древней Руси (www.history.machaon.ru).

(обратно)

411

Баскаки – татарские чиновники, которые контролировали деятельность князей, в основном следили за регулярностью сбора дани и соблюдением ее размера. Баскаки принуждали князей к покорности угрозой доноса хану о неповиновении, а это было чревато потерей княжества и расправой в Орде.

(обратно)

412

До середины 60-х годов XIII в., когда Улус Джучи отделился от общеимперского центра и стал самостоятельным государством, ордынский хан де-юре являлся правителем барунгара – правого крыла Монгольской империи и не обладал полномочиями принимать решения в отношении вассальных правителей. Он считался наместником великого хана, и поэтому все правители, признававшие его сюзеренитет, обязаны были получать подтверждение своего статуса от великого хана. Его контакты с вассалами и дипломатами обычно ограничивались тем, что он выслушивал их и отправлял в Каракорум к великому хану, который и выносил решения в отношении каждого из прибывших.

(обратно)

413

Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII – XIV вв. М., 2010. С. 202.

(обратно)

414

Проведенная перепись населения позволила предварительно исчислять сумму ожидаемой дани с любого населенного пункта. Это открыло широкие возможности для фактически неконтролируемых действий откупщиков. Система откупов строилась на предварительном внесении откупщиком ожидаемой суммы дани с конкретного населенного пункта в ордынскую казну, после чего он получал право сбора этих денег с населения. Естественно, откупщики стремились вернуть выплаченный в казну аванс с процентами и творили полный произвол.

(обратно)

415

Похлебкин В.В. Татары и Русь. М., 2005. С. 47.

(обратно)

416

Маслова С.А. Баскаческая организация на Руси: время существования и функции (www.drevnyaya.ru).

(обратно)

417

Ногай – один из правнуков Джучи, его улус располагался в бассейне р. Яик. Он выдвинулся в период правления Берке и в 1273 г. стал правителем западной части Орды, простиравшейся от Нижнего Дуная до Дона.

(обратно)

418

Ордынские послы – чрезвычайные и полномочные посланцы хана, направлявшиеся на Русь для наведения порядка во внутриполитической жизни и во взаимоотношениях между княжествами. Они привозили ярлыки, возводили князей на стол, руководили карательными операциями, осуществляли высший арбитраж. Послы были наделены неограниченными полномочиями и могли, находясь на Руси, принимать и исполнять на месте от имени хана любые военные и политические решения. При этом послы подчинялись и давали отчет только хану.

(обратно)

419

Мамай – наст. имя Мухаммад – эмир монгольского племени кият.

(обратно)

420

Гумилев Л.Н. От Руси до России. М., 1994. С. 121.

(обратно)

421

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М., 2006. С. 148. – Прим. Р. Почекаева.

(обратно)

422

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1997. С. 106. – Прим. Р. Почекаева.

(обратно)

423

Почекаев Р.Ю. Монгольские завоеватели и мирное население: правовые аспекты взаимоотношений (www.pr-page.narod.ru).

(обратно)

424

Ала ад-Дин Ата-Малик Джувейни. История завоевателя мира (www.vostlit.info).

(обратно)

425

Магистр Рогерий. Горестная песнь о разорении Венгерского королевства татарами. СПб., 2012. С. 31.

(обратно)

426

Там же. С. 43.

(обратно)

427

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита (www.drevlit.ru).

(обратно)

428

Магистр Рогерий. Горестная песнь о разорении Венгерского королевства татарами. СПб., 2012. С. 48.

(обратно)

429

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита (www.drevlit.ru).

(обратно)

430

Фома Сплитский. История архиепископов Салона и Сплита. М., 1997. С. 118; Киракос Гандзакеци. История Армении. М., 1976. С. 166, 170; Армянские источники о монголах. М., 1962. С. 65; Плано Карпини. История монгалов. Рубрук Г. Путешествие в восточные страны. Книга Марко Поло. М., 1997. С. 47, 72; История тартар брата Ц. де Бридиа в кн.: Христианский мир и «Великая Монгольская империя». Материалы францисканской миссии 1245 г. СПб., С. 112; Жуанвиль Жан. Книга благочестивых речей и добрых деяний нашего святого короля Людовика. СПб., 2007. С. 112. – Прим. А. Карпова.

(обратно)

431

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 161.

(обратно)

432

Даркевич В.П. Путешествие в древнюю Рязань. Рязань, 1993. С. 246.

(обратно)

433

Каргалов В.В. Русь и кочевники. М., 2004. С. 140.

(обратно)

434

Карпов А.Ю. Батый. М., 2011. С. 159.

(обратно)

435

Монгольская империя в 1248—1388: мировая революция, которая чуть не победила (www.wirade.ru).

(обратно)

436

Шапиро А. Этические категории в монгольской империи эпохи Чингисхана: представление о счастье-благодати (www.gumer.info).

(обратно)

437

Песков Д. Железный век (www.gumilevica.kulichki.net).

(обратно)

438

Мэн Д. Чингисхан. М., 2006. С. 206.

(обратно)

439

Там же. С. 203.

(обратно)

440

Ундасынов И. Джучи-хан (www.arba.ru).

(обратно)

441

Кидани – монголоязычные кочевые племена, известны с IV в., когда они обитали в Южной и Западной Маньчжурии. В VII в. 12 киданьских племен объединились в конфедерацию. В 915 г. хан Амбагань (906—926) захватил верховную власть и, провозгласив себя каганом, начал завоевательные походы. В результате образовалась обширная империя, получившая название Ляо, включавшая в себя степи Центральной Азии и северо-восточную часть Китая. В 1124 г. империя Ляо была разгромлена чжурчжэнями.

(обратно)

442

Горелик М. Армии монголо-татар X—XIV веков. Воинское искусство, снаряжение, оружие. М., 2002. С. 9.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1 Кочевники

Глава 2 Как их правильно называть?

Глава 3 Как Чингисхан создавал свою армию

Глава 4 Монгольская армия в ХIII в.

Глава 5 Военное дело на Руси в XIII в.

Глава 6 Сравнение

Глава 7 Первый бой (битва при Калке)

Глава 8 Нашествие

Глава 9 Причины поражения Руси

Приложение 1 Потери сторон

Приложение 2 Археологи о нашествии

Приложение 3 Почему монголы не вернулись в Европу?

Приложение 4 Татары и РПЦ

Приложение 5 Почему иго продлилось так долго?

Приложение 6 О жестокости средневековых монголов

Литература

Иллюстрации

*** Примечания ***