Порочные привычки мужа [Джейн Фэйзер] (fb2) читать онлайн

Джейн Фэйзер Порочные привычки мужа

Пролог

Корунья, Испания 16 января 1809 года

Человек, известный своим врагам исключительно как Аспид, шагнул в тень дверного проема на узкой деревенской улочке и обнажил саблю. Вокруг грохотала битва — ржали кони, лязгала сталь о сталь, гремели пушечные выстрелы. Потрепанные остатки армии Джона Мура вели отчаянное сражение в деревне и на холмах над Коруньей. Внизу, в заливе, сотня британских транспортных судов в сопровождении двенадцати линейных кораблей готовились к эвакуации армии генерала, точнее, того, что от нее осталось после изнурительного перехода — отступления через занесенные зимними снегами Кантабрийские горы.

Аспид ждал, когда преследователи подойдут к нему ближе. Он не знал точно, сколько их там, но в любом случае должен был задержать их до тех пор, пока лейтенант военно-морского флота с важным документом не окажется на борту британского судна. Для этого должно хватить тридцати минут, а если Аспид одолеет своих врагов, он тоже успеет добраться до гавани. Если же нет…

Его лицо сделалось жестким. По крайней мере, он обеспечит безопасность документа, выполнив свой долг. Он солдат и всегда им был. Суровая, правда, в том, что воины, ведущие битвы, в конце концов, в них и погибают. Правда, эта мысль не умаляет горечи потерь, особенно когда погибают такие близкие друзья и партнеры, каким был Фредерик. И если он сумеет на этих улочках отомстить за гибель Фредерика, то сделает это с удовольствием.

Жители Коруньи затаились в своих домах, дожидаясь, когда яростный бой прекратится. Аспид выждал подходящий момент и шагнул на улочку, к двум мужчинам, колотившим рукоятями сабель по двери дома через дорогу.

— Месье… вы ищете меня? — ласковым голосом вопросил он.

Они резко обернулись, подняв оружие. Аспид сделал шаг навстречу противнику. Всего двое. У него есть неплохой шанс… если, конечно, им на помощь не спешит подкрепление.

Мрачно улыбнувшись, он бросился вперед. Эти двое вовсе не новички в фехтовании, думал он, уклоняясь от выпадов и стараясь, все время держаться спиной к двери, приплясывал, совершал пируэты и отражал удары неутомимых клинков. Вдруг он увидел брешь в обороне. Солдат слева поскользнулся на неровном булыжнике и открылся. И тогда клинок Аспида вонзился в беззащитную плоть, сабля противника, зазвенев, упала на булыжную мостовую, мужчина покачнулся и рухнул, зажав рукой зияющую рану, из которой хлестала кровь.

Аспид обратил все свое внимание на второго противника. Он уже и сам начал уставать, но понимал, что ему осталось справиться только с одним человеком, и он отомстит за погибшего друга. Это придало ему новых сил. Когда противник, откачнувшись назад, сделал ложный выпад и ударил, клинок Аспида скользнул ему под руку и вонзился между ребер.

Держа саблю острием вниз, Аспид отступил. Противник со стоном упал на землю, уронив свое уже бесполезное оружие. Победитель пинком откинул обе сабли подальше от раненых солдат, и мгновение постоял, глядя на них сверху вниз холодными серыми глазами. Потом пожал плечами. Одно дело месть, но совсем другое — хладнокровное убийство. Он наклонился, сдернул с шеи одного из упавших платок и тщательно вытер свою саблю.

— Возможно, я еще пожалею об этом, — почти дружелюбно произнес он. — Но мне всегда казалось, что убивать разоруженного и раненого противника — это безвкусица. Так что, джентльмены, сегодня вам повезло.

Он сунул саблю в ножны, бросил испачканный платок на землю рядом с его потерявшим сознание владельцем и быстрым, размашистым шагом направился вдоль по улице в сторону гавани. Его участие в битве закончилось.

Если по пути к кораблям он сумеет избежать дальнейших стычек с французами, то выиграет вчистую… во всяком случае, на этот раз.

Глава 1

Лондон

Март 1809 года

Аурелия Фарнем невольно ускорила шаг, повернув с Вигмор-стрит на Кавендиш-сквер. Шаги у нее за спиной тоже сделались торопливее. Сердце Аурелии заколотилось. Он ее что, преследует? Точнее, кто ее преследует?

Она специально пошла медленнее, и шаги тотчас приспособились. День склонялся к вечеру, солнце уже скрылось за городскими крышами и дымовыми трубами, но вечер еще не наступил, и вокруг было полно народу. Во всяком случае, там, на оживленных улицах, которые она только что покинула. На Кавендиш-сквер было весьма тихо, не слышалось даже детских голосов из-за ограды большого парка.

Внезапно испуг Аурелии сменился раздражением. Она уже почти дома, и если человек не может чувствовать себя в безопасности в каких-то двадцати ярдах от собственной парадной двери, то что-то совсем «неладно в Датском королевстве»!

Она резко остановилась и обернулась. Мужчина за ее спиной тоже остановился. Он снял свою касторовую шляпу с высокой тульей и поклонился.

— Леди Фарнем? — осведомился он и Аурелия едва заметно кивнула.

— Мы знакомы, сэр?

В его внешности не было ничего тревожащего. Одет с безупречной респектабельностью, в руках держит всего лишь изящную трость с серебряным набалдашником.

— К сожалению, мэм, нас никто не представлял друг другу официально, — ответил он, надевая шляпу. — Час назад я оставил в вашем доме свою визитную карточку, но… — Он замолчал и слегка нахмурился. — Прошу меня извинить, но я очень сомневаюсь, что она попадет в ваши руки. Как мне показалось… гм-м… слуга, которому я доверил визитку, не очень стремился ее взять и сделал это с большой неохотой. Я подумал, что лучше вернуться и снова попытать счастья.

— О, должно быть, это Моркомб. — Она вопросительно взглянула на незнакомца. — Я могу вам чем-то помочь?

Он снова поклонился.

— Полковник Гревилл Фолконер к вашим услугам, мэм. Простите мне столь нетрадиционный способ представляться, но я был другом вашего мужа.

— Фредерика? — Аурелия выглядела изумленной. Ее супруг, старший лейтенант, лорд Фредерик Фарнем, погиб во время Трафальгарской битвы более трех лет назад.

Он был значительно младше этого полковника, подумала Аурелия. Рядом с сэром Гревиллом она словно становилась ниже ростом; он возвышался над ней, а отлично скроенный сюртук сидел на его широких плечах как влитой. Насколько Аурелия могла видеть, его коротко подстриженные темные волосы серебрились на висках сединой. Он излучал ту безошибочную уверенность в себе, которая даже у властных натур появляется только с опытом.

— Да, Фредерика, — согласился сэр Гревилл. Порыв мартовского ветра рванул его шляпу, но он быстро схватил ее, с некоторым недоумением оглядев площадь.

Аурелия вспомнила о приличиях, хотя ничто не обязывало ее проявлять гостеприимство по отношению к незнакомцу, заговорившему с ней на улице. Но раз уж он был другом Фредерика…

— Не желаете, ли войти, сэр?

— Благодарю, мэм.

Они прошли оставшиеся несколько ярдов и поднялись по ступенькам в молчании, которое Аурелии казалось неловким. Однако она не сомневалась, что ее спутник так не думает. Он по-прежнему излучал уверенность и спокойствие.

Аурелия высвободила из муфты руку в перчатке и вынула из ридикюля ключ. Владельцы дома, князь и княгиня Проковы, придерживались линии наименьшего сопротивления, когда дело касалось старика Моркомба. Нельзя было полагаться на то, что он услышит дверной молоток, а если и слышал, то шел так медленно, что многие посетители в отчаянии сдавались задолго до того, как Моркомб добирался до двери и открывал им. Пришлось установить современный замок, и если у двери дежурил дряхлый слуга, а не быстрый и деловой Борис, обитатели дома просто брали с собой ключи.

Аурелия отперла дверь, вошла в дом и пригласила войти своего спутника.

Со стороны кухни, шаркая ногами в ковровых тапочках, вышел Моркомб и близоруко уставился на пару в холле.

— А, это вы! — проговорил он.

— Да, Моркомб, и у меня посетитель, — терпеливо ответила Аурелия. — Мы пройдем в гостиную. — Она повернула голову в сторону большой, красиво убранной комнаты. — Присаживайтесь, сэр.

Войдя в гостиную, полковник с одобрением осматривал прелестную комнату. Его взгляд упал на портрет, висевший над камином. С холста на него смотрела очень красивая женщина в придворном платье.

— Ваша родственница? — спросил он.

— Не моя, — отозвалась Аурелия. — Князя Прокова. Дом принадлежит ему и его жене, моей давней подруге. Я живу здесь, потому что они с прислугой на несколько месяцев переехали в деревню. Княгиня ждет разрешения от бремени.

— Я действительно был удивлен, каким образом вы оказались здесь, — заметил сэр Гревилл, переводя на нее взгляд. Темный, непроницаемый взгляд.

Внезапно Аурелия почувствовала себя неуютно. Сэр Гревилл оказался человеком, посвященным в вещи, никоим образом его не касающиеся. У Аурелии возникло странное ощущение: будто он, глядя на нее, оценивает ее, сравнивает с чем-то — с каким-то образом или впечатлением. И ей вдруг очень захотелось, чтобы он покинул дом.

— Извините меня, полковник… очень приятно было познакомиться, но через час у меня назначена встреча, и мне необходимо переодеться, — произнесла она, направляясь к двери и делая в его сторону выпроваживающий жест.

— Я понимаю, мэм, и не задержу вас надолго, но я еще не выполнил того, зачем пришел. — Он не шелохнулся и не покинул своего места у камина.

Ноздри Аурелии раздраженно расширились, а ощущение беспокойства никуда не исчезло. Она повернулась к нему лицом, не отходя от двери.

— Вот как, сэр? — Карие глаза утратили обычную теплоту, а изящные брови взлетели вверх.

Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами на худощавом загорелом лице. У него были темно-серые глаза под густыми прямыми бровями и, как ни поразительно, самые длинные и роскошные ресницы, какие Аурелия когда-либо видела у мужчин. Но кроме этого, в его внешности не было ничего особенно привлекательного с общепринятой точки зрения. Скорее, он казался несколько потрепанным жизнью, словно ему пришлось многое испытать. И все равно сэр Гревилл выглядел неотразимым, как это ни странно.

— Я рассчитывал найти вас в деревне, в Фарнем-Мэноре, — произнес он, и Аурелия, к своему растущему раздражению, услышала в его голосе нотки досады.

— В самом деле? — сказала она с высокомерным равнодушием. — Мне бы хотелось услышать, сэр Гревилл, чего ради, вы потратили столько сил, чтобы отыскать меня? Мой супруг погиб больше трех лет назад, и мне кажется, уже несколько поздновато выражать соболезнования.

— Не будете ли вы так любезны, сесть, леди Фарнем? — Это было сказано требовательным, властным тоном.

Аурелия уставилась на него:

— Прошу прощения?

— Поверьте, мэм, для вас будет лучше, если вы сядете, — произнес он, указывая на диван.

Аурелия положила руку на спинку стула, словно желая подчеркнуть, что останется стоять.

— Приступайте к изложению своего дела, полковник, раз уж это так необходимо, а потом обяжете меня, покинув мой дом.

— Очень хорошо. — Он едва заметно кивнул. — Ваш супруг, лорд Фредерик Фарнем, был жив вплоть до шестнадцатого января этого года. Он погиб в битве при Корунье.

— Вы сошли с ума, — сказала Аурелия, впиваясь пальцами в спинку стула.

Он покачал головой:

— Я был свидетелем его гибели, леди Фарнем.

Колени Аурелии подогнулись, голову, словно стиснуло плотным обручем. Она шагнула в сторону и рухнула на диван, потрясенно глядя на посетителя. Он смотрел на нее с пониманием и вроде бы даже с сочувствием, и Аурелия не сомневалась, что он сказал правду, какой бы невероятной она ни казалась. У ее гостя были безошибочные манеры человека, точно знающего, что произойдет дальше, и готового хладнокровно справиться с этим.

Он повернулся, подошел к буфету, налил в бокал коньяку из графина и протянул его Аурелии:

— Выпейте.

Аурелия онемевшими пальцами взяла бокал и сделала глоток. Крепкая жидкость обожгла горло, заставив ее закашляться, но согрела желудок и привела ее в чувство.

— Я не понимаю, — произнесла она.

— Разумеется, — согласился он. — Как вы можете понять? — Гость вернулся к буфету, налил себе бокал портвейна, снова подошел к дивану, немного подвинул стул, чтобы видеть Аурелию, и сел. — Я объясню вам все, что смогу. Допейте свой коньяк.

Аурелия сделала еще один глоток, на этот раз осторожно, и посмотрела на полковника.

— Фредерик Фарнем работал на меня, — заявил гость, покручивая жидкость у себя в бокале.

— Он был старшим лейтенантом флота, — возразила Аурелия. — Вы сказали, что вы полковник… на флоте нет полковников!

— Верно, — спокойно согласился он. — Но между службами существует взаимосвязь. — Он снова улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Мы все служим королю Георгу.

Аурелия смотрела на содержимое своего бокала. В голове у нее вихрились мысли. Наконец она подняла голову и сказала как можно более твердым голосом, стараясь отчетливо проговаривать каждый звук:

— У меня есть письмо от военного министерства, в котором меня с прискорбием извещают, что мой муж был убит в битве при Трафальгаре. Ошибки здесь быть не может…

— В той битве погибли многие, — ответил посетитель. — Но не ваш муж. Он вообще не участвовал в той битве. В это время он был со мной в Баварии, в Ульме, где генерал Маквел с Наполеоном переговоры о прекращении военных действий.

Аурелия тряхнула головой.

— Что Фредерик делал в Баварии? Он же служил во флоте!

— Ваш муж был приписан к флоту только на бумаге. На самом деле он являлся агентом разведывательной службы.

— Вы хотите сказать — шпионом? — Аурелия пыталась приложить этот ярлык к человеку, которого она хорошо знала… к человеку, бывшему ее другом еще в детстве, а потом ставшему мужем.

Она снова тряхнула головой, на этот раз гораздо сильнее.

— Я не верю ни одному вашему слову.

Сэр Гревилл слегка кивнул, словно в подтверждение собственных мыслей.

— Я и не ожидал, что вы поверите мне на слово. Но надеюсь, что Фредерику поверите. — Он сунул руку в карман сюртука, вытащил пакет, положил его на колено и начал постукивать по нему пальцем, глядя на Аурелию все с той же озабоченностью в серых глазах. — Это от вашего мужа. Письмо отправили в Фарнем-Мэнор, и я тоже поехал туда, разыскивая вас… Фредерик думал, что вы будете жить там. С дочерью?.. — Он вопросительно вскинул бровь. — Насколько я помню, ее зовут Фрэнсис. Фредерик называл ее Фрэнни… должно быть, ей уже около шести лет?

Аурелия молчала, глядя на него, заворожено, как кролик на удава.

— Как бы там ни было, — продолжил он, поняв, что не дождется ответа, — я поехал туда, разыскивая вас, но мне сказали, что я найду вас обеих здесь, на Кавендиш-сквер.

— И вы всерьез думаете, что я поверю, будто мои слуги безропотно отдали вам адресованное мне письмо? — возмутилась Аурелия.

— Я представил им безупречные доказательства, — негромко ответил он и снова сунул руку в карман сюртука. — Они узнали вот это… не сомневаюсь, вы тоже узнаете. — Полковник протянул к ней открытую ладонь, на которой лежала небольшая вещица.

Аурелия с недоверием уставилась на нее, приоткрыв рот. Кольцо с печаткой, принадлежавшее Фредерику. Печать Фарнемов в золотой оправе. Она подняла взгляд на сэра Гревилла.

— Откуда оно у вас?

— Его дал мне Фредерик. Он подумал, что вам потребуются доказательства правдивости моего рассказа. — Подвижная бровь снова взлетела вверх. — Похоже, так оно и есть.

Аурелия снова посмотрела на кольцо, поднеся его к лучу угасающего света, падавшему из высокого окна. Она знала, что это кольцо ее мужа. Неужели весь этот бред не ложь?

— Если пакет и в самом деле адресован мне, может быть, вам следует его мне и отдать? — Властным жестом она протянула руку. Однако полковник не спешил отдавать ей пакет.

— Там внутри два письма. Одно для вас — это личное письмо Фредерика. Второе предназначено военному министерству. Я не могу позволить вам увидеть его — и уверен, что вы это поймете.

— Допустим, я поверю в вашу безумную историю, но с какой стати Фредерик послал мне что-то, предназначенное для военного министерства? — осведомилась Аурелия полным сарказма голосом.

— Было жизненно важным, чтобы документ попал в нужные руки. Фредерик придумал послать его вам… в место назначения, которое не привлечет ничьего внимания. — Полковник подался вперед и уронил пакет ей на колени. — Полагаю, письмо объяснит вам все, что нужно.

Аурелия покрутила пакет в руках. Подписан он, несомненно, Фредериком, хотя отнюдь не его обычным красивым и четким почерком. Буквы неаккуратные, чернила немного размазались, словно писавший очень спешил. Безусловно, так оно и было, если вся эта история — правда.

— Вы тогда сумели уцелеть, — невыразительно произнесла она.

— Да, — просто согласился он.

— А Фредерик не уцелел, — негромко сказала Аурелия, пытаясь заново пережить известие о его насильственной смерти. Однажды она уже горевала о своей утрате. Похоже, сейчас придется скорбеть заново.

— Нет, — произнес посетитель, пристально наблюдая за ней. — Он был убит в схватке с полудюжиной французов. Но к тому времени мы уже отдали пакет лейтенанту флота, чтобы тот доставил его на одно из судов, ожидавших в гавани уцелевших солдат генерала Мура.

Аурелия встала с дивана и медленно пересекла комнату, подойдя к маленькому секретеру, стоявшему в простенке между двумя высокими окнами. Она взяла нож для разрезания бумаги и вскрыла сургучную печать. Неторопливо, внимательно изучила два запечатанных письма, лежавших в пакете. Одно из них было адресовано Аурелии Фарнем. На втором запечатанном письме была простая надпись: «Доставить, не открывая, в военное министерство, Хорсгардс-Парад, Лондон».

Тут Аурелия сообразила, что высокий широкоплечий визитер стоит рядом с ней. Она не слышала, как он подходил по турецкому ковру… что удивительно для такого крупного мужчины, совершенно не к месту подумала она.

— Позвольте мне… — Не дожидаясь разрешения, он вытащил второе письмо из ее внезапно ослабевших пальцев и сунул его куда-то в сюртук. — Поскольку я здесь, вам его никуда доставлять не нужно. Предлагаю прочесть свое письмо. Думаю, оно гораздо лучше объяснит вам то, что пока вы принимаете за тщательно продуманную, фантастическую мистификацию.

Аурелия обернулась и взглянула на него. То, что приходится смотреть на него снизу вверх, очень раздражало.

— Прошу извинить меня, полковник. — Голос ее звучал холодно и натянуто. — Я предпочту прочесть письмо моего мужа в одиночестве.

— Разумеется. — Он поклонился. — Я вернусь завтра утром. Мы должны кое-что обсудить.

— Очень сомневаюсь, сэр, — возразила Аурелия. — Вы сказали все, что собирались. Нам больше не о чем разговаривать. Если верить вам, это означает, что последние три с лишним года я прожила во лжи. И, похоже, благодарить за это следует вас. У меня нет ни малейшего желания когда-либо снова вас видеть.

Гревилл покачал головой:

— Надеюсь, мэм, вы еще передумаете. Прочтите письмо. Полагаю, тогда вы многое увидите в новом свете. — Он еще раз поклонился и повернулся к двери. — Я вернусь утром. — И ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

Аурелия уставилась на закрытую дверь, чувствуя себя на грани то ли истерического смеха, то ли слез. Она не могла принять душой то, что он ей рассказал, но при этом без тени сомнения знала, что все это правда. Кольцо и нераспечатанное письмо, зажатое в руке, пронзительно вопили о том, что это ужасающая, невероятная, правда.

Фредерик Фарнем не умер 21 октября 1805 года, он погиб в Корунье 16 января 1809 года.

А как же тогда муж Корнелии, Стивен? Виконт Дагенхем отплыл вместе с Фредериком из гавани Плимута ранней весной 1805 года, на фрегате, который должен был догнать флот адмирала Нельсона. Они с Корнелией махали вслед отплывавшему фрегату, они видели, как их мужья вместе поднимались на борт. И с разницей всего в несколько дней обе получили официальные уведомления о гибели своих мужей. А теперь полковник Фолконер утверждает, что Фредерик не принимал участия в битве при Трафальгаре, что в это время он находился в Баварии. Что там делали полковник Фолконер и Фредерик Фарнем?

Разумеется, ответ очевиден. Раз они шпионы, значит, тайно собирали информацию.

Аурелия как можно внимательнее следила за конфликтом с ненасытным агрессором Наполеоном. Она читала сводки, которые регулярно печатались в «Газетт», и с интересом прислушивалась к разговорам тех, кто знал все подробности изнутри. Такие разговоры в основном происходили за обеденным столом у Бонемов, где собирались друзья Гарри и его коллеги по министерству. Но, в общем, и целом информация была скудной и случайной, за исключением великих сражений, в которых участвовала Англия, вроде Трафальгарской битвы. Об этом рассказывалось подробно. Сообщения о доблестном, но страшном отступлении армии Мура и противостоянии у Коруньи только сейчас начали появляться, в английских газетах. Но если полковник сказал правду, что ее муж присутствовал там тайно, то его смерть не будет отмечена в регулярно печатавшихся списках убитых и пропавших без вести.

Аурелия опустила глаза на письмо Фредерика, лежавшее нераспечатанным у нее на коленях. Она должна его открыть, но ей так страшно. Она совершенно точно знала, что содержание письма полностью перевернет ее упорядоченную жизнь. Ей хотелось сделать вид, что этого дня не было, просто выкинуть его из головы и продолжать жить, как обычно, — с Фрэнни и друзьями, в привычном и приятном круге общения.

Аурелия невидящим взглядом смотрела на письмо, зажатое в руке. Она живет жизнью, которую они с Фредериком принимали как должное. Спокойной, комфортной, без лишений, с безмятежными удовольствиями и обычными обязательствами, вытекающими из социальных привилегий. Такой жизнью жили все их знакомые, жили по правилам, впитанным с молоком матери.

И вдруг выясняется, что Фредерик жил не так. Он только притворялся, а на самом деле был кем-то другим, кем-то, кого она вовсе не знала. И был готов пожертвовать своим браком, отцовством, друзьями всей своей жизни. Женой. И ради чего? Чтобы жить в подполье, как шпион. Умереть для всех, кто его знал и любил.

Аурелию охватила пронизанная болью ярость. Муж вверг ее в пучину грандиозной лжи!

Нежелание вскрывать письмо испарилось. Оно было запечатано воском с оттиском на нем кольца Фредерика — Аурелия до сих пор сжимала его в кулаке. Она нетерпеливо сломала восковую печать ногтем и развернула лист. Голова закружилась, перед глазами все поплыло. Она смотрела на страницу, строчка за строчкой заполненную знакомым летящим почерком. Во рту внезапно пересохло. Аурелия судорожно сглотнула. Казалось, что Фредерик очутился в комнате рядом с ней. Она словно видела его смеющиеся зеленые глаза, его полные губы, его долговязую фигуру. Он никогда не выглядел по-настоящему ухоженным, в его одежде всегда была легкая небрежность, и когда Аурелия указывала на это, он начинал смеяться. Она как будто снова слышала этот смех — легкий, веселый, словно говоривший, что в жизни есть вещи куда более важные, чем внешняя благопристойность.

Теперь-то она понимала, что это за важные вещи. Не поместье, не охота, не все прочие банальности, так занимавшие умы деревенских джентльменов. Нет, это были опасные тайны — тайны, которые привели его к гибели. А теперь она держит в руках его письмо, наконец-то правдивые слова, пришедшие к ней из его могилы.

«Моя дорогая, ненаглядная Элли…»

В холле послышался звонкий детский голосок. Аурелия вздрогнула от неожиданности, поспешно свернула письмо и сунула его в карман юбки. Фрэнни вернулась домой после школьного дня, проведенного вместе со Стиви Дагенхемом в доме Бонемов на Маунт-стрит. Аурелия с Корнелией решили, что двум этим детям вполне достаточно одной гувернантки, которая будет заниматься с ними, пока Стиви не уедет в школу. Ему исполнилось семь, и Корнелия вела нескончаемую битву с его дедом, графом Маркби, за право оставить мальчика дома хотя бы до десяти лет. Ее поддерживал Гарри, отчим Стиви, а поскольку Гарри сумел снискать доверие графа, Корнелия была полна надежды. Общая гувернантка очень устраивала и детей, и обеих друживших матерей.

— Моркомб… Моркомб… а где мама? Я должна ей кое-что показать! — Настойчивый голосок Фрэнни вернул Аурелию к реальности. Она взяла себя в руки, пристроила на губы улыбку и пошла к двери.

— Я здесь, Фрэнни. Ты хорошо провела день?

— Ой, мама, столько всякого случилось! Мы ходили смотреть львов к бирже, они так ревели! По-моему, Стиви немного испугался… а я нет, ни капельки! — Маленькая девочка подбежала к матери, не замолкая ни на секунду. — Я нарисовала картинку про львов… посмотри-ка… у них столько много волос! Мисс Элисон говорит, это называется грива…

Аурелия по восхищалась картинкой, слушая подробнейший, минута за минутой, рассказ о дне, проведенном дочерью, бормоча в нужные моменты слова одобрения или удивления, и ласково повела девочку наверх, в детскую.

Она оставалась с Фрэнни, пока та ужинала, и сидела у камина, слушая бесконечный щебет дочки, пока Дейзи, няня, купала девочку. Уже не в первый раз Аурелия подумала, что Фрэнни просто невозможная болтушка — и была такой всегда, едва ли не с момента рождения. Фредерик очень удивлялся тому, как легко его маленькая дочка научилась говорить…

Письмо в кармане шуршало, стоило Аурелии пошевелиться. Позже… будет достаточно времени позже.

— Что мы сегодня будем читать на ночь, маленькая моя? — весело спросила она, сажая на колени закутанную в полотенце дочку.

Глава 2

Гревилл Фолконер вышел из дома на Кавендиш-сквер и торопливо направился в сторону Хорсгардс-Парад, где размещалось военное министерство. Полученный документ он надежно спрятал во внутренний карман сюртука. Ему не требовалось читать его, поскольку он отлично знал его содержание, однако если бы понадобилось воспроизвести карту, Гревиллу пришлось бы нелегко. Мастерство Фредерика Фарнема в искусстве картографии намного превосходило его собственное, а карта, из которой преимущественно и состоял документ, была слишком подробной, чтобы Гревилл сумел воспроизвести ее по памяти. Хотя Фредерик с этим справился бы.

Его снова пронзила боль утраты. Фредерик был его другом. Сначала учеником, который быстрее многих других усваивал мельчайшие тонкости шпионажа и при этом наслаждался интеллектуальным удовольствием действовать в скрытом мире манипуляций и обмана, бесстрашно соглашаясь принимать связанные с этим миром опасности.

А потом он стал коллегой, одним из тех, кому Гревилл мог доверить свою жизнь.

Он всегда будет скорбеть о смерти Фредерика, всегда будет гадать, не мог ли он спасти его, по-другому ударив саблей, выбрав другой переулок, когда они мчались к гавани по улицам Коруньи. Умом Гревилл понимал, что теперь это уже не имело никакого значения. А тогда… враг был на каждой улице, и на них напали из засады. Фредерик погиб быстро — один удар саблей в сердце. Юный флотский лейтенант подхватил документ, чтобы доставить его в гавань, а Гревилл отвлек на себя погоню. Двое напавших на Фредерика поплатились за это, а карта с бесценной информацией была благополучно отправлена.

Гревилл показал часовому на входе свое удостоверение, вошел во двор военного министерства, прошел к узкой двери со сводом в правом углу двора, поднялся вверх по каменным ступеням и оказался в коридоре с грязными окнами, пропускавшими совсем мало света.

— Фолконер, это вы?

Он обернулся на смутно знакомый голос. Из двери у него за спиной вышел мужчина. Его глаза казались уставшими. Он был без сюртука, в одной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами.

— Бонем! — Гревилл протянул ему руку. — Вы все еще возитесь со своими иероглифами?

— Все еще, — ответил Гарри, дружески пожимая протянутую руку. — Последние три дня я просто света не видел. — Он смотрел на полковника проницательным взглядом. — Так, значит, вам удалось выбраться из Коруньи?

Гревилл серьезно кивнул:

— Одному из немногих.

Гарри молча, кивнул в ответ. Они были едва знакомы и очень мало знали о делах друг друга, но оба чувствовали себя здесь, в запущенных потайных коридорах военного министерства, как дома. Оба они имели отношение к темной преисподней войны, к тайным интригам, заговорам, к опьяняющему возбуждению триумфа — ко всему тому, что могли понять и оценить только товарищи по этой жизни.

— Вы собирались повидаться с шефом? — небрежно спросил Бонем. В их мире существовало неписаное правило — никто не задает слишком откровенных вопросов.

— Нужно отметиться, — ответил Гревилл. — Я только сегодня утром вернулся в Лондон.

— Думаю, мы увидимся на Сент-Джеймс-стрит, если вы немного побудете в городе, — произнес Гарри. — А пока мне, пожалуй, пора удалиться отсюда. — Он в прощальном жесте поднял руку и пошел в противоположном направлении.

Гревилл дошел до двери, ведущей сразу к нескольким кабинетам в конце длинного, тускло освещенного коридора. Дверь была приоткрыта. Он легонько постучался и широко распахнул ее.

Человек, сидевший за массивным дубовым столом, расположенным между двумя окнами, увидел посетителя и встал.

— Гревилл… Я рад видеть тебя целым и невредимым. — Он перегнулся через стол и пожал руку полковника сразу двумя своими. — Какая это была преступная неразбериха… но Мур сделал все, что мог.

— Да уж, и погиб смертью храбрых, — отозвался Гревилл. Его серые глаза внезапно затуманились. Он положил на стол шляпу и трость и снял перчатки.

— И Фарнем тоже, — быстро произнес Саймон Грант, начальник разведки. Он был единственным человеком, знавшим истинную личность Аспида и его погибшего партнера. — Я очень расстроился, узнав о его смерти, Гревилл. Я знаю, как высоко ты его ценил. И я тоже.

— Я ценил его не только как коллегу, но и как друга. — Полковник сунул руку в карман сюртука, вытащил документ и заговорил деловито и отрывисто: — Это карта, которую составил Фарнем. Здесь все основные переходы в Испанию через Пиренеи. Если французы захотят сохранить контроль над Испанией и Португалией, они будут удерживать их. — Гревилл развернул бумагу, положил на стол и разгладил. — Кстати, если бы мы смогли сами их захватить, то сумели бы предотвратить наступление французов и точно знать, что снабжения через эти переходы не будет.

Саймон Грант склонился над картой и взял увеличительное стекло.

— Армия под командованием Уэллесли готова к отправке на Пиренейский полуостров. Он планирует высадиться у Лиссабона и начать кампанию прямо от реки Тежу.

Грант взглянул вверх, слегка улыбаясь.

— Он моментально выставит французов из Португалии, попомни мое слово, Гревилл.

— Я и не сомневаюсь, — сухо ответил полковник. — Мы с Фарнемом установили связи с партизанскими группами на всем Пиренейском полуострове. Они охотно шли на сотрудничество. На этот раз Бонапарт недооценил сопротивление. Он не ждет неожиданных нападений со стороны партизанских групп, пылающих патриотизмом. Они приготовились собраться вдоль реки Тежу, чтобы предложить нам свою поддержку.

Гревилл перегнулся через стол и перевернул карту.

— Здесь, на обратной стороне, обозначены кодовые наименования и пароли самых разных групп. С помощью этой информации разведчики Уэллесли смогут вступить с ними в контакт, и дружеский прием им обеспечен.

Саймон Грант вчитался в список названий и цифр, а потом спросил:

— Должен ли Бонем увидеть все это, чтобы убедиться, что в кодах не скрывается никаких неприятных сюрпризов?

— Разумеется. Я готов поручиться честью, что здесь все точно, однако… — Гревилл пожал плечами. — Думаю, что лучше еще раз все перепроверить, чтобы не рисковать чужими жизнями.

— Вот именно. — Грант позвонил в колокольчик, стоявший рядом с ним на столе, и в кабинете мгновенно появился молодой лейтенант. — Отнесите это лорду Бонему, Беринджер.

Тот щелкнул каблуками, поклонился и взял карту.

— Есть, сэр. — Он почти выбежал из кабинета. Саймон поморщился.

— Гарри не поблагодарит меня за дополнительную работу. Этот несчастный не покидает министерство уже трое суток. К счастью, его жена кажется женщиной понимающей. — Он остро глянул на полковника. — Ну что, готов пожить дома, Гревилл?

— Если требуется.

— Мы подозреваем, что испанцы пытаются внедриться в самое сердце нашей разведывательной службы. А этого мы допустить не можем. — Саймон усмехнулся.

Гревилл согласно кивнул:

— И что, нам уже известно, как испанцы собираются это сделать?

Саймон кивнул.

— Мы полагаем, что они попытаются проникнуть через высшие круги общества… ты знаешь, как это происходит — гранд в изгнании, обнищавший аристократ, которого преследуют французы…

— А на самом деле они на жалованье у французов? Саймон снова кивнул.

— Поэтому мы хотим, чтобы ты какое-то время прекратил быть Аспидом и поработал под своим собственным именем. Ты должен на некоторое время осесть в Лондоне, смешаться с аристократами из высшего общества, стать завсегдатаем клубов на Сент-Джеймс, иногда появляться при дворе…

— Я не уверен, что готов к роли штатного плясуна, — сказал Гревилл, скривив губы. — У меня нет времени на всю эту светскую чепуху, Саймон, и ты это знаешь. Скорее я чувствую себя как дома в переулках на задворках города и в тавернах в обществе партизан и мужчин, вооруженных кинжалами. Саймон расхохотался.

— Я знаю… я знаю, друг мой. Но ты можешь сыграть и эту роль… Только не ошибись — это вовсе не синекура. Испанцы очень хитры и опасны. Тебе потребуется все твое мастерство, Гревилл, чтобы все время опережать их на шаг.

Гревилл ограничился тем, что многозначительно вскинул брови.

Саймон продолжал:

— Если у тебя нет нужных светских связей в городе, мы попросим помочь Гарри Бонема. Он вхож в любой светский круг, хотя мне кажется, что вся эта мишура и чепуха раздражает его так же, как тебя. Кроме того, он вхож в политические и дипломатические круги. Пусть он представит тебя влиятельным людям, а уж все остальное будет зависеть от тебя.

Гревилл слегка наклонил голову, соглашаясь.

— Вот и хорошо. — Саймон Грант обогнул стол и пожал полковнику руку. — Где ты остановился?

— У моей досточтимой тетушки Агаты на Брук-стрит. Я всегда у нее останавливаюсь, бывая в городе, но поскольку мне придется прожить в Лондоне долго, придется искать другое жилье.

— Дай знать, когда обоснуешься, и я поговорю с Бонемом.

— Да, — согласился Гревилл.

Взяв шляпу, перчатки и трость, он повернулся к выходу, но задержался, положив руку на дверную ручку.

— Насколько мне известно, департамент задолжал Фарнему приличную сумму денег, так?

— Верно, — согласился Саймон, вопросительно взглянув на Гревилла. — И у него осталась вдова. Мы с радостью выплатим все ей, если есть способ сделать это, не сообщая, откуда деньги.

Гревилл сделал неопределенный жест, могущий означать все, что угодно.

— Я этим займусь. — Приподнял, прощаясь, руку и вышел из кабинета.

* * *

На улице уже стемнело. Он подозвал кеб и отправился на Брук-стрит.

Тетя Агата, вдовствующая леди Бротон, была сестрой его покойной матери. У нее имелось значительное состояние, она любила, чтобы все шло по заведенным ею порядкам, но в остальном была доброй душой и всегда искренне радовалась племяннику, хотя и расстраивалась из-за его нежелания вращаться в светском обществе во время редких визитов в город. Гревилл знал, что тетя Агата будет счастлива, приютить племянника на весь светский сезон, но ему требовалось собственное жилье.

Он вошел в холл, кивком поблагодарив дворецкого, открывшего ему дверь, и сразу поднялся вверх по лестнице в собственную спальню — впечатляющую, хотя и несколько старомодную комнату. В камине пылал огонь, лампы уже горели, и Гревилл в полной мере мог оценить комфорт, которого был лишен, когда работал. Он подошел к окну и откинул штору. На улице горели газовые фонари, мимо проехала чья-то карета — видимо, ее владелец спешил на веселый светский раут, а то и вовсе собирался где-нибудь легкомысленно развлечься.

Это был не его мир — в той же степени, как и не мир Фредерика Фарнема. Но жена Фредерика, судя по всему, прекрасно в него вписывалась. Нет, не жена, напомнил он себе. Вдова.

Гревилл нахмурился, глядя на шипевший под окном желтый фонарь. Фредерик часто рассказывал про Аурелию… Элли, как он ее называл.

«Ты знаешь, Гревилл, я не думаю, что Элли в действительности осознает, на что она способна. Она обладает силой, о которой и не догадывается, потому что ей никогда не приходилось к ней прибегать».

Фредерик и Аурелия выросли вместе, их семьи были дружны, как это часто бывает с аристократическими семействами в одном графстве, и их брак подразумевался сам собой. Фредерик сумел распознать в своей жене то, чего не увидел больше никто. Сам он откликнулся на призыв своей страны, прекрасно понимая, что вряд ли сможет когда-нибудь снова вести нормальную жизнь, зная, что уже никогда не сумеет помочь жене раскрыть ее прирожденные способности.

Гревилл отпустил штору. В тот вечер Фредерик рассказал ему многое, понимая, что у него почти не осталось шансов снова встретиться с женой.

Как бы он себя чувствовал, если бы в его отсутствие этим шансом воспользовался другой мужчина?

Мысль поразила Гревилла. Он понимал, что она зародилась в самой глубине его сознания — там, где без специальных волевых усилий он привычно отрабатывал тактические приемы выполнения нового задания.

Если в Аурелии действительно скрываются те непознанные глубины, во что так верил ее муж, возможно, она захочет ему помочь… если он правильно это преподнесет. Разумеется, сегодня днем она ясно дала ему понять, что испытывает к нему сильную неприязнь, но тут нечему удивляться. Он только что сообщил ей, что она больше трех лет прожила во лжи, а мужчина, за которого она вышла замуж, оказался совсем не тем человеком, за кого она его принимала. Убить гонца было естественной реакцией еще в древности. Но первое впечатление можно и сгладить. Кроме того, как он только что подумал, у него имеется отличный стимул.

Гревилл понимал, что кавалер из него никакой. Он не умеет льстить и флиртовать. Разумеется, в интересах работы он может притвориться, кем угодно и сыграть любую роль, но все эти умения ему сейчас не помогут. В данном случае необходимо честное и прямое обращение к ее внутреннему «я», скрытому не только от других, но и от нее самой. Обращение, подкрепленное примером ее мужа и примером других аристократок, которые часто клали свои дипломатические и светские навыки, а нередко и состояния на алтарь служения стране. В этом предложении нет ничего из ряда вон выходящего. И это может сработать.

Аурелия сидела у камина в своей спальне. Открытое письмо лежало у нее на коленях. Она невидящим взором смотрела на пылающий в камине огонь. В доме стояла тишина Моркомб с женой и невесткой ушли в свои комнаты, а все остальные давно спали — Фрэнни в детской, Дейзи в соседней маленькой комнатке, приоткрыв дверь на случай, если девочка ночью проснется.

Аурелия снова взяла в руки письмо. Она прочитала его уже трижды, и хотя ей казалось, что она уже выучила его наизусть, оно все равно представлялось полной бессмыслицей. О, понять слова было легко — но не мужчину, их написавшего. Этот Фредерик Фарнем был совсем не тем человеком, за которого она когда-то вышла замуж и от которого родила ребенка. Аурелия вспоминала, каким счастливым он был, когда родилась Фрэнни, как метался по коридору, пока его жена всю ту бесконечную ночь мучилась родами. Она снова увидела Фредерика, взявшего на руки свою новорожденную дочь — глаза его наполнились слезами, и он с благоговением и восторгом смотрел на сверток в своих руках. Тот мужчина наверняка не мог отказаться от всего этого, не мог, ни разу не задумавшись, отмахнуться от жены и дочери.

«Моя дорогая, ненаглядная Элли, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Я написал его много месяцев назад, сразу после того, как стало понятно, что у меня очень мало шансов выжить — чтобы не сказать больше. Мне очень трудно объяснить тебе, как я решил делать то, что делаю. Но еще труднее сказать, как мне жаль причинять тебе боль, которую, я знаю, я тебе причинил. Поверь мне, любовь моя, мне больно думать, что я тебя так сильно ранил, но я никак не могу смягчить это. Я знаю, что ты рассердишься, и в этом нахожу хоть какое-то утешение. Легче вынести твой гнев, чем боль. Пожалуйста, попробуй понять. Попытайся понять патриотический позыв, заставляющий человека сражаться за свою страну. Бонапарта необходимо остановить, пока он не колонизировал весь континент. И этим он не удовлетворится. Он уже нацелился на Индию и торговые пути, и кажется, что только Англия может твердо противостоять ему среди всех этих то и дело меняющихся альянсов. До тех пор, пока он не вторгся на остров, мы можем ему противостоять и победить его.

Вскоре после того, как я отправился вместе со Стивеном, чтобы присоединиться к флоту адмирала Нельсона, я встретился с полковником, сэром Гревиллом Фолконером. Он поднялся на борт нашего фрегата сразу за Гибралтаром. Эта встреча полностью изменила мою жизнь. Гревилл стал моим самым близким другом и коллегой. Он, если говорить напрямик, является мастером шпионажа, и он меня завербовал. Могу только сказать, что до его предложения я все время что-то искал, хотя сам не понимал, что именно. Я хотел избавиться от удушающей иерархии, от косности решений нашего военного флота. Я хотел сражаться, используя свой ум. Я хотел зарыться в землю, побеждать противника в его собственных окопах, и не искал при этом славы. Любовь моя ненаглядная, не знаю, как еще объяснить тебе, почему меня так потянуло к работе, которую предложил мне Гревилл. Безусловно, меня потянуло и к нему, и если ты с ним познакомишься, то поймешь почему. Надеюсь, что он выживет в том происшествии, что принесло гибель мне, — в том происшествии, из-за которого ты сейчас читаешь это письмо, Я знаю, что если он уцелеет, то обязательно тебя отыщет, как и обещал мне. Он тот единственный человек, которому я могу доверить доставку к тебе моей тайны. Тайны, любовь моя, которую ты должна ради меня сохранить. Не рассказывай никому об этом письме и о том, что ты теперь обо мне знаешь. Истинная сущность Гревилла Фолконера известна очень немногим, а если она станет общим достоянием, ему будет подписан смертный приговор — да и многим другим тоже. И сколько бы раз я это ни подчеркнул, все равно будет недостаточно, любимая моя. На карту поставлено слишком много жизней — жизней друзей, товарищей по работе, как бывших, так и нынешних, если правда обистинной сущности Гревилла и моей деятельности за последние три года станет известной другим. Он и сам тебе об этом скажет. Доверяй ему, Элли. Ты можешь доверить ему свою жизнь. Он будет оберегать тебя, раз я больше не могу этого делать. За последние годы я встретил многих женщин, сражавшихся бок о бок со своими мужчинами, отдавших свои жизни в борьбе против Бонапарта, использовавших свой ум ничуть не хуже мужчин. Право же, и моя жизнь оказалась неоднократно спасенной только благодаря быстроте мышления и дерзкой отваге этих женщин — женщин, доверившихся Гревиллу Фолконеру и не пожалевших об этом.

А еще, родная, я хочу сказать, что мне очень, очень жаль, что пришлось тебя обманывать. Могу только молиться, что однажды ты поймешь, что заставило меня поступить именно так. И прошу тебя, рассказывай обо мне Фрэнни только хорошее. Сердце мое болит при мысли, что я уже не увижу, как она растет и взрослеет. Но я сделал свой выбор и должен принять его последствия. Я добровольно отдаю жизнь за свою страну, хотя и не радуюсь этому. Впереди еще столько работы! Но я вынужден оставить ее другим. А тебе, Элли, я посылаю свою вечную любовь. Думай обо мне хорошо, когда будешь к этому готова.

Ф.Ф.»

Аурелия смотрела, как слезы капают на письмо, размазывая чернила. На какой-то миг она вдруг почувствовала мрачное удовлетворение от мысли, что ее слезы уничтожат написанные слова, заставят их исчезнуть, как исчез из ее жизни муж. Он поступил так, как хотел, и согласился с последствиями для самого себя, однако он не задумался о том, как его выбор повлияет на его близких. Но тут, же резким движением положила письмо на круглый столик, стоявший рядом.

Аурелия встала и заметалась по мягко освещенной комнате, обхватив себя руками по лицу ее текли слезы, но теперь это были слезы гнева. Патриотизм — это прекрасно, особенно в военное время. Она примирилась бы, если бы Фредерик погиб в сражении. Но такое… такое принять слишком трудно. А если бы он не погиб? Что бы случилось тогда? Он бы спокойно вернулся к ней, когда война закончится? Появился бы на пороге, сияя от счастья? А потом… опять отправился бы на поиски приключений?

Это было слишком абсурдно! И слишком оскорбительно думать, что ее обманывали так жестоко!?

Какой же властью над Фредериком обладал этот человек, этот Гревилл Фолконер, если сумел убедить его поступить так… Должна же быть какая-то причина, по которой Фредерик столь покорно пошел на бойню. Может быть, Фолконер шантажировал его… например, узнав о каком-нибудь постыдном поступке? Или подкупил его?.. Нет, нет, это невообразимо! Аурелия оперлась рукой о каминную полку и уставилась вниз, в огонь, словно надеялась, что ответ появится в пляшущих языках пламени. И, наконец, она медленно начала признавать, что Фредерик уже все объяснил, каким бы невероятным ей это ни казалось. Гревилл Фолконер посеял свое зерно в плодородную почву. Вероятно, он умел распознавать таких людей, и он увидел во Фредерике потенциальные возможности. Он увидел то, чего не заметил никто другой… то, чего Аурелия и сейчас не могла разглядеть, вспоминая мужчину, бывшего ее мужем. Вероятно также, что этот самый Гревилл Фолконер обладает даром убеждения.

В красно-рыжих, по краям подернутых синим, языках пламени словно возникло его лицо, и искренний взгляд темно-серых глаз из-под густых черных ресниц снова заворожил Аурелию. В его лице, как и в фигуре, нет ничего банального, и его не так-то легко забыть. Кроме того, во всем его облике ощущалась мощная энергетика. Аурелия ни за что не призналась бы, что он подавлял ее на ее же собственной территории, и она, вне всякого сомнения, послушно следовала его сценарию. Может быть, и Фредерик чувствовал то же самое, когда полковник вербовал его?

Аурелия вспомнила его последние слова. Она сказала, что больше не захочет его видеть, а он ответил: «Надеюсь, мэм, вы еще передумаете».

И что все это означает? Он сказал, что вернется утром. Аурелия не обязана принимать тех, кого не хочет видеть. Она может просто не впустить его.

Но если она это сделает, то лишит себя возможности понять Фредерика… понять то, что заставило его пойти на такое исключительное самопожертвование.

Аурелия взяла письмо мужа со столика, аккуратно сложила его и заперла в шкатулке с драгоценностями. Она не сомневалась, что в нем заключены тайны, которые она еще не разгадала. Она чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо раньше… И ей не с кем было разделить это двойное горе: повторную утрату мужа и утрату своей веры в него и в жизнь, которую они вели вместе.

Глава 3

На следующий день, в шесть утра, Гревилл в одиночестве ехал верхом по парку. Там не было никого, кроме нескольких садовников, бродивших среди кустов, поэтому он, спокойно отпустив поводья, скакал на арендованном коне по широкой, посыпанной песком дорожке, которая тянулась по кругу параллельно замощенной дороге для карет.

Весь предыдущий вечер он провел, возобновляя свое членство в клубах в районе Сент-Джеймс. Оказалось, что совсем нетрудно сообщить имеющим право голоса членам клубов «Уайте» и «Уотьерс» о своем возвращении в город и дать им понять, что он намерен в обозримом будущем показываться в этих клубах. Когда-то его приняли в них, как совсем зеленого новичка, только, что окончившего Оксфорд. Никто не задавал вопросов о его длительном отсутствии в городе в военные годы. Он стал полковником, и в этом качестве его так же охотно принимали в обществе, как и в юные годы. Однако вечер оказался долгим и обошелся ему очень дорого. Конечно, он умел играть в вист, но никогда не увлекался азартными играми, и эта неопытность была очень заметна. Прошлым вечером Гревилл проиграл крупную сумму, но, показавшись один раз за игровым столом, в будущем сможет избегать серьезных игр, не привлекая к себе особого внимания.

Далее ему требовалось найти подходящую квартиру и на модный манер завести конюшню. Гревилл вернул на место прянувшего в сторону коня и тяжело вздохнул. У наемных лошадей, не имеющих постоянного хозяина, появляются дурные привычки. Ему непременно нужен собственный конь для выезда. И экипаж. Скажем, двухколесными, с парой лошадей. Конечно, не породистых животных чистых кровей с аукциона «Таттерсоллз», это ни к чему, но таких, с которыми прилично показаться на прогулке в парке. Гревилл не стремился влиться в спортивный мир лондонских франтов. Его тайные боевые навыки сильно отличались от честного бокса или фехтования. Но в поединке, имеющем значение, он отлично мог себя проявить. Полковник насмешливо скривил губы. Из всех заданий, которые мог ему дать Саймон, это было наименее приемлемым.

Через час, когда в парке начали появляться первые наездники, демонстрируя после распутной ночи свою удаль, Гревилл отправился назад на Брук-стрит. Грум, одетый в ливрею, перехватил у него поводья, а Гревилл вошел в дом, где с ним поздоровался дворецкий, напустивший на себя многозначительный вид.

— Сэр Гревилл, ее милость ждет вас в столовой, — объявил он напыщенным голосом. — Она ждет уже больше получаса, — добавил он с явным неодобрением.

— Что беспокоит ее милость, Сеймур? Обычно она не выходит из своей комнаты до полудня, — заметил Гревилл, протянув тому хлыст, снял шляпу и стянул с рук перчатки.

— Леди Бротон ничего не беспокоит, — заявил дворецкий, взяв вещи полковника и передав их проходившему мимо лакею. — Насколько я понимаю, она просто хочет поговорить с вами. Завтрак будет подан тотчас же.

— Гревилл, дорогой мой племянник, хорошо ли покатался? — засияла ему навстречу тетя Агата, когда он вошел в столовую. В юности она была очень красива, и хотя красота ее несколько увяла, леди Бротон все же была хороша собой. Она сидела, закутавшись в индийские шелка и спрятав волосы под внушительным тюрбаном, и обмакивала гренки в чашку с чаем.

— Очень хорошо, мэм, — ответил он, садясь напротив. — Вы сегодня встали ни свет ни заря. — Он улыбнулся и вопросительно вскинул бровь.

— Конечно, я бы предпочла выпить чаю в постели, но мне нужно поговорить с тобой, Гревилл, и я побоялась разминуться с тобой. — Тетя Агата промокнула губы салфеткой. — Ты такой энергичный! Ни минутки не посидишь спокойно.

Гревилл негромко рассмеялся.

— Я всегда к вашим услугам, тетя Агата. Только скажите.

Она, прищурившись, посмотрела на него.

— Если я поверю в это, племянник, значит, я такая же слепая, как и твоя бедная мать… да покоится она с миром, — благочестиво добавила тетушка.

Гревилл не успел ничего ответить — в комнату вошли два лакея с блюдами, накрытыми крышками, и кружкой эля.

— Почки в остром соусе, сэр, и жареная форель, — объявил один из них, снимая крышки с блюд. Второй поставил у локтя Гревилла кружку. — Повар также говорит, что есть яйца вкрутую и бараньи отбивные, если желаете.

— С удовольствием, — с воодушевлением ответил Гревилл.

— В таком случае я сейчас принесу яйца и отбивные, сэр. Лакеи вышли, а Гревилл сделал большой глоток эля и обратился к тетушке:

— Ну, мэм, что за срочность заставила вас так рано покинуть постель? — Он поднес ко рту вилку с кусочком форели.

Прежде чем ответить, тетя Агата обмакнула в чай еще один гренок.

— Ты сказал, что некоторое время пробудешь в Лондоне, и мне пришло в голову, что можно дать небольшой вечер в твою честь… нет-нет, выслушай меня, дорогой мой мальчик! — Она властно подняла руку, и Гревилл прикусил язык. — За долгие годы ты так мало времени провел в Лондоне, болтаясь по Европе. Вот почему у тебя до сих пор нет жены… Прости меня зато, что я затрагиваю столь щепетильный вопрос, но у тебя есть долг перед семьей, дорогой мой мальчик. Раз уж ты решил осесть хотя бы на некоторое время, я намерена сама взяться за дело.

Гревилл подождал, пока лакей внесет новые блюда, а потом сказал:

— Я ценю вашу заботу, тетя Агата, хотя и сомневаюсь, что проведу в Лондоне достаточно времени, чтобы обосноваться здесь всерьез. — Он говорил приятным тоном, улыбаясь при этом. — И не хочу превращаться в вашего подопечного. Я думаю, что мне нужно подыскать себе подходящее жилье и вести собственное хозяйство.

— Что за чепуха! Чего ради? — воскликнула леди. На ее пухлом лице появились сердитые морщины. — Это не дом, а мавзолей какой-то, он слишком велик для меня одной. Если хочешь жить отдельно, я выделю тебе целое крыло!

Гревилл не дрогнул. Продолжая улыбаться, он ловко разделывал форель и говорил:

— Вы очень великодушны, мэм, но я не могу вам навязываться.

Гревилл проигнорировал ее сердитый взгляд. Он хорошо знал свою тетушку. Испорченная любящим и снисходительным мужем, она не терпела, если ей противоречили даже в мелочах. Гревилл с наслаждением жевал форель, даже не пытаясь нарушить напряженную тишину.

Ее милость сдалась первой, в чем он нисколько не сомневался. Недовольно фыркнув, она заявила:

— Полагаю, ты, как всегда, все равно поступишь по-своему.

Гревилл сделал глоток эля.

— Разумеется, мэм. Но если вы действительно хотите устроить в мою честь небольшой прием, я буду вам очень благодарен.

Из-за туч показалось солнышко — тетя Агата снова улыбнулась. Она обожала развлечения.

— Сегодня же утром составлю список гостей… полагаю, это будет небольшой раут. Я с прошлого сезона не давала ни одного официального приема, так что для нашей цели это самое подходящее. Немного потанцуем; оркестр будет небольшой — всего несколько струнных и пианино… и розовое шампанское — я уверена, что в погребе его еще много… я уточню у Сеймура. — Она постучала ногтем по зубам, уже забыв про свое разочарование и вновь обретя хорошее расположение духа.

Гревилл рассмеялся и отодвинул стул.

— Тетя, я уверен, что вы, как всегда, знаете, как все устроить наилучшим образом. Дайте мне знать, когда я должен буду появиться, и я приду при полном параде.

Гревилл поклонился и оставил тетушку, уже радостно вспоминающую свой обширный круг знакомых и погрузившуюся в перспективу дать бал, о котором долго будут говорить в городе. Он был искренне рад, что станет почетным гостем на таком балу — это очень кстати, раз уж он собирается, заново, войти в светское общество.

Войдя к себе, он критическим взором окинул свое отражение в большом зеркале. Почти пятнадцать лет он был далек от светского общества. Определенно придется обновить гардероб, но пока он не видел, к чему можно придраться — темно-серый сюртук и брюки из хорошо выделанной оленьей кожи. Все это шилось для более молодого человека, но благодаря хорошему покрою сюртук и сейчас отлично на нем сидел и прекрасно облегал плечи. Гревилл завязал шейный платок скромным, но вполне приличным узлом, а его высокие сапоги респектабельно блестели.

Надев касторовую шляпу и перчатки, он потянулся за изящной тростью с серебряным набалдашником, которую всегда носил с собой, и взвесил ее на руке, с удовольствием ощущая ее идеальную сбалансированность. Одним прикосновением к пружине она превращалась в очень острый клинок и уже много раз доказала свою незаменимость.

— Мама, мама, почему ты сама ведешь меня к Стиви? — Фрэнни дергала мать за рукав. — Почему не Дейзи?

Аурелия посмотрела на подпрыгивавшую рядом дочь, рассеянно улыбаясь.

— О, я просто хотела повидать тетю Нелл, — ответила Аурелия.

Фрэнни, как всегда, безостановочно что-то говорила, пока они торопливо шли по пустынным улицам. Утро было зябким, прохладный мартовский ветер порывами налетал из-за углов, и мать с дочерью размахивали руками, чтобы согреться. Они добрались до Маунт-стрит и дома Бонемов в тот момент, когда Гарри выходил из наемного экипажа.

— Доброе утро, Гарри! — Аурелия ничуть не удивилась, увидев его усталое лицо. — Ты выглядишь так, словно не был дома дня два.

— Так и есть, — вздохнул тот. — Доброе утро, Фрэнни! — Он чмокнул девочку в лоб, и та моментально начала рассказывать о золотой рыбке, которую они со Стиви держали в аквариуме в классной комнате.

Гарри вместе с ними вошел в дом, в нужные моменты, ахая и охая над потешным поведением рыбки.

— Беги наверх, Фрэнни, — сказала Аурелия, милосердно прервав нескончаемый поток слов. — Стиви и мисс Элисон уже ждут тебя. — Она наклонилась к девочке, чтобы расстегнуть на ней пальто и поцеловать. — Увидимся днем.

Фрэнни побежала к лестнице. Аурелия покачала головой, покорно улыбнувшись.

— Она болтает без умолку.

— Она прелесть что такое, — хохотнув, отозвался Гарри и повернулся к дворецкому, ждавшему, когда на него обратят внимание. — Гектор, леди Бонем уже спустилась вниз?

— Разумеется, — послышался от лестницы веселый голос Корнелии. Она быстро шла вниз по ступеням, протянув обе руки к мужу. — О, бедняжка! Ты выглядишь совершенно измученным. Тебе удалось хоть чуть-чуть поспать за эти три дня?

— Не думаю, — ответил он, взяв ее руки в свои и целуя жену в губы. — Ты свежа как роза, жена моя, а я оброс и колюч как кактус. — Он провел рукой по подбородку. — Пойдука приведу себя в порядок, а тебя оставляю наслаждаться обществом Аурелии. — Гарри шагнул в сторону, и Корнелия увидела, молча стоявшую у него за спиной Аурелию — та ждала, пока супруги поздороваются.

— Элли, какая прелесть! — воскликнула Корнелия. — Что привело тебя к нам в такую рань?

— Я решила сама отвести сегодня Фрэнни… мне захотелось прогуляться — ответила Аурелия. — Но я не собираюсь задерживаться — не хочу вам мешать.

— Можно подумать, все так страшно, — фыркнула Корнелия. — Гарри сейчас уйдет наверх, чтобы привести себя в порядок, и, может быть, проспит до полудня. Пойдем, выпьем кофе в утренней гостиной. Ты уже завтракала? — Она взяла Аурелию под руку и повела в утреннюю гостиную.

Аурелия пошла довольно охотно, хотя уже начала сомневаться, стоило ли ей поддаваться порыву и навещать подругу так скоро после вчерашних откровений. Желание выложить Корнелии все то, что занимало ее сейчас сильнее всего, могло стать непреодолимым, а она должна удержаться. Пока Аурелия толком не могла думать ни о чем другом и боялась, что Корнелия моментально почувствует ее рассеянность.

К счастью, сегодня утром Корнелию занимали совсем другие мысли. Она налила обеим кофе и грациозно опустилась в кресло.

— Что ты думаешь о черно-белой гамме, Элли? Аурелия моргнула, услышав этот неожиданный вопрос.

— Для чего?

— Для бала, конечно! — Корнелия выглядела удивленной: как могла подруга забыть о том, что в данное время занимало почти все ее время?

— О, конечно! — Аурелия сделала глоток кофе и постаралась отнестись к вопросу как можно серьезнее. — Ты имеешь в виду только оформление или же гости тоже должны быть одеты в этой гамме?

— Я подумала, что так будет интереснее. Уже надоели бесконечные балы и торжества! Разнообразие должно прийтись всем по вкусу.

— Безусловно, — согласилась Аурелия. — А после успеха твоего праздника в прошлом апреле тебе придется перещеголять саму себя! — Она посмотрела на подругу заблестевшими глазами. — Мне кажется, ты решила каждый год ошеломлять общество чем-нибудь невероятным, Нелл.

По-модному бледные щеки ее подруги слегка порозовели, и Нелл со смехом призналась:

— Я уже подумывала об этом. И хотела обсудить с тобой. — Корнелия взяла кофейник и снова наполнила чашки. — Было бы чудесно, если бы Лив тоже могла на него прийти. Ребенок должен родиться через три недели, в начале апреля. Я хотела устроить бал в апреле, но она еще не сможет путешествовать. Наверное, стоит отложить его до середины мая?

— Ты же знаешь Ливию. Она непременно приедет, если это вообще в человеческих силах. Так что все зависит от родов. Если все пройдет гладко, шести недель ей вполне хватит, но… — Аурелия выразительно пожала плечами.

Корнелия кивнула. Обе они пережили тяготы деторождения, и хотя и сами подруги, и их младенцы выжили, они прекрасно понимали, что им повезло.

— Лив сильная, — сказала Аурелия. — И решительная.

— Это верно. Но Алекс не позволит ей рисковать, а ты знаешь, каким он может быть убедительным.

Обе они знали, что Александр Проков умел добиться, чтобы все шло так, как он хочет. Ливия, хотя и обладала независимым характером, не могла переубедить мужа, если он принимал какое-нибудь решение. Можно было держать пари, что он не позволит ей идти на риск.

— Ну, может быть, перенести все на конец мая? — произнесла Корнелия, немного подумав. — Поближе к концу сезона. И мы сможем открыть оранжерею и сад. Черные и белые фонари… о нет! — Она вскинула вверх руку. — Не черные и белые — серебристые и черные! Как это тебе, Элли?

— Волшебно, — отозвалась Аурелия, поставив чашку с кофе. — Я предвижу потрясающий успех, дорогая моя. Но мне уже пора. Спасибо за кофе. — Она поцеловала подругу, вставшую с кресла одновременно с ней. — Днем я пришлю Дейзи за Фрэнни. Мы с тобой увидимся на ленче у Сесилии Лэнгтон?

— Да, я пообещала, что приду. — Корнелия проводила Аурелию до дверей. — Для чего мы на этот раз собираем деньги?

— Вроде бы для нового лазарета в больнице Челси. Но она еще упоминала, что поддерживает какую-то новенькую в Лондоне… точнее, в деревне. Испанскую леди, недавно вышедшую замуж за графа Лессингема. Ты с ней встречалась?

— Мне кажется, Гарри что-то о ней говорил… точнее, об этом браке, — рассеянно произнесла Корнелия. — Вроде бы Лессингем намного старше, но очень ей предан.

— Что ж, он вдовел больше десяти лет. Будем надеяться, она будет так же сильно ему предана, — озорно хихикнув, произнесла Аурелия.

Корнелия усмехнулась.

— Если Сесилия взяла ее под свое крылышко, у нее будет много возможностей крылья расправить.

— Это верно. На Сесилию вполне можно положиться, если речь идет об основании новой больницы, лазарете для искалеченных солдат или о новичке в обществе.

— В отличие от Летиции Оглторп, — заметила Корнелия.

Подруги расхохотались и сморщили носы при мысли об этом стихийном бедствии. Аурелия помахала на прощание рукой и вышла из дома. За то время, что она провела с Корнелией, на улице распогодилось. Она шла в сторону Кавендиш-сквер, размышляя о том, что, если Ливия с Алексом вернутся в Лондон в конце мая, ей придется подумать о собственном жилье. Она не собиралась оставаться под их крышей в качестве постоянной гостьи и жить с Корнелией и Гарри тоже не могла.

Значит, ей либо придется возвращаться в деревню, к унылому существованию вдовы, либо изыскивать деньги, чтобы снять собственное жилье в Лондоне. До сих пор попытки достать эти деньги разбивались о каменную стену. Дело не в том, что средств у нее не было, совсем, наоборот — для ее целей их хватило бы с избытком, но наследство находилось в доверительной собственности у родственников ее покойного мужа, под контролем графа Маркби, бывшего свекра Корнелии и дальнего родственника самой Аурелии. Было общеизвестно, что убедить Маркби тронуть деньги из доверительного фонда практически невозможно, и пока он изо всех сил сопротивлялся подобным просьбам Аурелии.

Может быть, ей следует лично съездить в Гемпшир и обратиться к нему с глазу на глаз. До сих пор она умудрялась избегать этого испытания, но если она хочет остаться в Лондоне, без этого не обойтись.

Тут она заметила, как кто-то спускается со ступенек ее дома, и замедлила шаг. Полковник бэр Гревилл Фолконер. Его вид оказал на нее странное действие. Ноги словно превратились в желе, как будто она испугалась до смерти, сильно заколотилось сердце, кожу защипало, и Аурелии ужасно захотелось повернуться и бежать прочь.

Она заставила себя успокоиться, и медленно пошла вперед, делая глубокие вдохи. Гревилл уже заметил ее и ждал на тротуаре, положив одну руку в перчатке на перила лестницы, а другую — на серебряный набалдашник трости.

Когда Аурелия приблизилась, он поклонился.

— Леди Фарнем, я только что заходил к вам, но дворецкий сказал, что вас нет дома.

— Похоже, он не ошибся, сэр Гревилл, — ответила Аурелия, удивившись своему ровному голосу. Она даже сумела подпустить в него немного иронии.

— Похоже, что так, мэм. — Он улыбнулся, снова сверкнув белоснежными зубами, ярко выделявшимися на бронзовом лице. — Признаться, я боялся, что слуга получил распоряжение не впускать меня.

— Не вижу для этого никаких оснований, сэр, — сказала Аурелия.

— Да и я тоже, — дружелюбно согласился полковник. — Позвольте мне? — Он подошел к двери первым и с такой силой ударил медным молотком, что стало ясно: он уже понял, что здесь стучаться нужно громко и настойчиво.

Аурелия встала рядом с ним, держа в руке ключ.

— Проще сделать так, — произнесла она, вставляя ключ в замочную скважину. Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда к ней, спотыкаясь, подошел запыхавшийся Моркомб.

— Не понимаю, зачем так колошматить, — пожаловался он. — Только что я дошел до кухни, как все началось сначала… а у вас еще и ключ есть, — обвиняющим тоном добавил он, моргая слезящимися глазами.

— Извини, Моркомб. Стучался сэр Гревилл — он просто не знал, что у меня есть ключ, — объяснила Аурелия, входя в холл. — Мы больше не будем тебя беспокоить. Мы пройдем в гостиную, и я сама провожу сэра Гревилла.

— Ну ладно тогда. — Моркомб немного посопел и зашаркал прочь.

— Потрясающий слуга, — заметил Гревилл, как это делали многие и до него. — Надо же — извиняться перед ним за то, что ждешь от него выполнения своей работы! Аурелия устремила на него ледяной взгляд:

— Я не думаю, сэр, что это ваше дело — критиковать заведенные в доме порядки.

— Нет, конечно, — согласился он со своей сбивающей с толку очаровательной улыбкой. — Прошу прощения. Я просто несколько удивился.

Аурелия поколебалась, но в улыбке полковника было что-то по-настоящему заразительное, и она, не удержавшись, легонько фыркнула.

— Чему я обязана удовольствием видеть вас, сэр Гревилл?

Она не собирается облегчать ему задачу, подумал он. А с другой стороны, с какой стати она должна это делать?

— Вообще-то есть две причины. Во-первых, я хотел бы окончательно удостовериться, что вы понимаете необходимость соблюдения полной секретности. О том, что вы узнали, рассказывать нельзя никому.

— Я понимаю, — решительно ответила она. — Фредерик очень ясно дал мне понять, что если вас раскроют, ваша жизнь подвергнется опасности.

— Это так… и не только моя. Поверьте, если бы Фредерик не считал, что вам можно доверить правду, я бы никогда не позволил ему написать это письмо.

Аурелия в изумлении глянула на него.

— Вы думаете, что могли бы помешать ему?

— Да, мэм, мог. — Заявление было вполне откровенным. — И, во-вторых, раз уж вы так много знаете, может быть, у вас появились какие-то вопросы ко мне.

Аурелия села, жестом дав ему понять, что он тоже может сесть. В какой-то момент она сумела полностью взять себя в руки, сердце больше не колотилось, и теперь она снова мыслила ясно. Да, у нее возникли вопросы, и, может быть, он сумеет на них ответить.

— Вы завербовали Фредерика в море, недалеко от побережья Гибралтара. Почему? — Она сжала лежавшие на коленях руки и, слегка склонив голову набок, смотрела на полковника.

Как любопытная птичка, подумалось ему. У нее была тонкая кость, изящные черты лица, обрамленного искусно завитыми кудряшками шелковистых белокурых волос, и карие глаза, теплые, похожие на богатый оттенками бархат.

Собственное описание удивило Гревилла. Он не привык оценивать чисто физическое очарование светских женщин — по крайней мере, с тех пор, как поступил на эту службу.

— Это часть моей работы — подыскивать людей, способных заниматься совершенно особой деятельностью, — просто сказал он.

— Но почему Фредерик? — Она немного наклонилась вперед, напряженно дожидаясь ответа, не сомневаясь, что это поможет ей понять мужчину, которого она, как ей казалось, хорошо знала, а теперь понимала, что не знала совсем.

— Я потерял нескольких человек, — напрямик сказал он. — И поднимался на суда, бросившие якорь у Гибралтара, чтобы найти им замену. Мужчины и женщины, выполняющие эту часть военной работы, должны обладать определенными качествами. У них должны быть особые черты характера, и пусть для вербовки им ни к чему иметь необходимые умения, они должны обладать способностями и желанием их обрести. Фредерик Фарнем был как раз таким человеком.

— А другие были? Гревилл покачал головой.

— Я провел во флоте две недели, день-два на каждом судне, и нашел нескольких человек, офицеров и матросов, которых можно было использовать по-другому, но только Фредерик мог стать моим партнером.

— Вы так и не сказали мне, что это за особые черты характера, — надавила Аурелия. — Я должна знать… что было в нем такое, что ускользало от меня — а вы заметили за пару дней.

— Решимость подвергнуться испытаниям, крушить барьеры, пересекать границы, я имею в виду не только географические, готовность встречать опасность. Да, еще… чувство здорового страха — но при этом мужество, чтобы противостоять ему.

Аурелия откинулась назад, положила голову на спинку кресла и на мгновение закрыла глаза. Фредерик в самом деле был безрассудным охотником и через ограды перепрыгивал всегда первым. В школе и в университете он занимался всеми возможными видами спорта, причем яростно соперничал с другими и, всегда оказывался самым первым. В самом начале войны он без тени сомнения пошел во флот и очень раздражался из-за отсутствия активных действий. И все-таки Гревилл Фолконер разглядел в нем что-то другое, подспудное, и это «другое» всегда в нем имелось, хотя ни сама Аурелия, ни друзья и родственники этого не видели.

— Еще вопросы?

Негромкий голос прервал ее мысли, и Аурелия резко выпрямилась. Ее тело опять реагировало странно — ее бросало то в жар, то в холод, а сердце колотилось очень быстро. Но на этот раз она знала почему. Конечно, виноваты эти сбивающие с толку откровения, но в первую очередь мужчина, который сидит напротив, и исходящее от него почти осязаемое ощущение опасности, тайны, интриги.

— А чем вы собираетесь заняться в Лондоне? — Голос Аурелии дрогнул, но она надеялась, что полковник этого не заметил. Впрочем, что это она? Разумеется, заметил. Этот человек научен, замечать все.

— Немного поработать, — небрежно ответил он, стараясь не дать ей понять, как пристально он за ней наблюдает.

Аурелия опять напомнила ему птичку, которая уже чувствует приближение охотника, но еще не до конца в этом уверена, готова улететь в любой момент, но пока порхает. Что-то сказанное им привлекло ее внимание.

— Возможно, вы могли бы помочь мне, — произнес Гревилл и увидел, что она вздрогнула от изумления и неожиданности.

— Помочь вам? Как? — Аурелия выпрямилась как струнка, и посмотрела прямо ему в лицо.

— Мне нужно жилье, — произнес он, улыбнувшись. — Пока я живу в доме моей тетушки, но если мне придется остаться в столице надолго, как я собираюсь, потребуется собственное жилье. Может быть, вы слышали что-нибудь… скажем, о хозяине, который хочет сдать комнаты. — Он встал. — Впрочем, не буду больше отнимать у вас время.

Аурелия тоже поднялась.

— Если я что-нибудь услышу, непременно дам вам знать, если вы оставите мне адрес. — Она, прощаясь, протянула руку.

— Я остановился у моей тети, леди Бротон, на Брук-стрит, — ответил Гревилл, поклонившись и пожав предложенную руку. — Но думаю, что вскоре я снова зайду к вам с визитом, мэм.

Что за этим скрывается, кроме банальных слов, необходимых при прощании? Почему у нее столь твердая уверенность в том, что этот мужчина никогда ничего не говорит без совершенно определенной цели?

— Буду вам рада, — заставила себя Аурелия ответить вежливо. — Я вас провожу.

Глава 4

Закрыв за гостем дверь, Аурелия поднялась к себе в спальню, вынула письмо Фредерика из шкатулки с драгоценностями и села, чтобы снова его перечитать, на этот раз хладнокровно, потому что знала его содержание.

И тут ее снова охватил тот странный прилив энергии — непонятное сочетание возбуждения и страха. Аурелия понятия не имела, чем это вызвано, но чувствовала, что щеки горят, на лбу выступил пот, а сердце трепыхалось отчаянно, как птица в клетке. Может, именно притягательность двойной жизни, прилив возбуждения вкупе с чувством патриотизма и толкнули Фредерика на выбранный им путь?

Прозвонили изящные позолоченные часы на каминной полке, и Аурелия сообразила, что сидит здесь неподвижно больше получаса.

Она снова сложила письмо, убрала его в шкатулку и открыла гардероб, чтобы выбрать платье, подходящее для ленча, где разговоры будут менее легкомысленными, чем обычно. Муж Сесилии Лэнгтон был епископом и поощрял стремление своей жены делать добрые дела, так что она со спокойным сердцем погрузилась в это занятие. Сесилия прославилась тем, что не признавала «нет» в качестве ответа, вынуждая своих светских знакомых расставаться с деньгами, временем и силами.

Аурелия выбрала серое шелковое платье и коричневую бархатную накидку, отороченную серым мехом. Достаточно серьезно, решила она, но, несомненно, элегантно. Наряд не раз подвергался переделкам, и она была уверена, что никто, кроме ближайших подруг, не узнает его в теперешнем виде.

У Аурелии были совершенно прямые волосы, и ей пришлось прибегнуть к помощи Эстер и горячих щипцов, чтобы завить их по моде в мелкие кудряшки.

— Чудесно. Спасибо, дорогая. — Аурелия взяла заячью лапку, чтобы слегка подрумянить щеки.

— Вы наденете маленькую бархатную шляпку, мэм? Ту, коричневую?

— Да, это как раз то, что нужно. — Аурелия взяла шляпку и пристроила ее на кудряшки. Шляпка с дымкой вуали прекрасно смотрелась на ее светлых волосах. Аурелия придирчиво посмотрела на себя в зеркало и слегка улыбнулась, признаваясь себе в тщеславии.

Взяв перчатки и ридикюль, Аурелия вышла из дома. До Ганновер-сквер, где жил епископ, она пройдется пешком, тут недалеко. На улице немного потеплело. Бледное солнце иногда проглядывало на небе, если позволяли облака. На площади было пусто, и Аурелия решила прогуляться по парку до Холлс-стрит.

Она вошла в прохладный сырой парк через невысокие железные ворота. Нарциссы уже цвели вовсю, у форзиции наливались почки. После зимних дождей трава была яркого зеленого цвета, а воздух напоен чудесным влажным ароматом земли. Вокруг стояло ощущение свежести, начала перемен, и Аурелия ускорила шаг, снова почувствовав прилив энергии.

Аурелия шла по посыпанной ровной дорожке между кустами бирючины, перемежавшимися макрокарпой. Она зубами стянула с руки перчатку, отломила веточку макрокарпы и потерла ее между пальцами. Лимонный аромат кипарисового масла вернул ее в детство, к высоким живым изгородям, окружавшим дом, где она выросла.

И этот же аромат вызвал живое воспоминание о Фредерике. Он сделал ей предложение в знойный день, в тени живой изгороди из кустов макрокарпы, и Аурелия тогда сделала то же самое, что сейчас, — растерла веточку и глубоко вдохнула запах кипарисового масла. В тот день она ощутила такое счастье, такую полноту жизни — и чувство абсолютной надежности лежавшего перед ней будущего. И сейчас, вдыхая лимонный аромат, она думала — а испытывал ли Фредерик то же самое тем ярким летним днем? Может быть, его чувства были вовсе не такими глубокими и сильными, как ее, а она просто не позволила себе этого увидеть.

Слегка вздохнув, Аурелия бросила веточку, надела перчатку и пошла дальше по дорожке, но стоило ей выйти на покрытую травой площадку в центре парка, как ее охватило странное чувство. Волосы на затылке словно встали дыбом, а кожа на голове зачесалась. Аурелия остановилась и оглянулась. Никого не видно. Но здесь кто-то есть, она точно знала. Это знала ее кожа.

Аурелия замерла, стоя на дорожке и прислушиваясь к ободряющему уличному шуму буквально в нескольких ярдах от нее, по ту сторону железного ограждения. Чего можно бояться в центре Лондона ясным утром? Но тишина в парке казалась неестественной. Даже птицы молчали. Сзади послышался какой-то шорох. Аурелия подскочила и оглянулась. Это просто белка, роется в земле под большим дубом, и больше ничего.

Аурелия неуверенно позвала:

— Кто здесь?

Никто не ответил. Она быстро пошла в сторону улицы, к пешеходам и экипажам. Ей казалось, что у нее оголена спина, словно на ней нарисована мишень. Хотя, конечно, этот беспричинный страх объясняется событиями последнего дня. Фредерик каким-то образом восстал из мертвых, потом снова был похоронен — ничего удивительного, что у нее так напряжены нервы.

Аурелия неловкими пальцами возилась со щеколдой на воротах, но, в конце концов, откинула ее и выскочила из сумрачных зеленых теней парка на яркую оживленную улицу. Она сделала еще один глубокий, успокаивающий вдох, расправила плечи, разгладила юбку и зашагала в сторону Холлс-стрит. Кто-то ее преследует. Аурелия остановилась и оглянулась. Вокруг полно народу, все заняты своими делами. И нет ни единого знакомого лица.

Аурелия судорожно сглотнула. Она ведет себя просто нелепо! Ну, с какой стати кто-нибудь вдруг начнет ее преследовать, и что ей могут сделать посреди оживленной улицы? В нескольких футах от нее остановился кеб, и Аурелия инстинктивно ускорила шаги в его сторону. На мостовую выбрался пассажир. Пробормотав извинение, Аурелия протиснулась мимо него, забралась в экипаж и, не задумываясь о том, что делает, выскочила с другой стороны, прямо на улицу, едва не попав под проезжавшую мимо коляску. Кучер изумленно уставился на нее, открыл рот, собираясь, что-то заорать, но Аурелия, уклоняясь от проезжавших мимо экипажей, уже мчалась на ту сторону улицы, в сторону Кавендиш-сквер.

Паника потихоньку улеглась, сердце начало биться спокойнее, ближе к привычному ритму. Да что такое ею завладело? Даже ради спасения собственной жизни Аурелия не смогла бы объяснить, что за безумный порыв заставлял ее действовать последние несколько минут.

Она энергично потрясла головой, пытаясь разогнать опутавшую ее паутину страха, и быстро зашагала в нужную сторону. И тут кто-то поравнялся с ней, и знакомый голос произнес:

— Я должен поздравить вас, мэм. Вы едва не оторвались от меня. Проскочить вот так через экипаж — это профессиональный трюк. Где вы ему научились?

Аурелия остановилась как вкопанная и уставилась на Гревилла Фолконера, улыбавшегося с такой безмятежностью, что ее паника теперь казалась полной ерундой.

— Вы?

— Да, я, — согласился он все с той же улыбкой. — Простите, если я вас напугал, но меня охватило непреодолимое желание проверить, помните ли вы игры своего детства.

— Игры? — повторила она. — Какие игры? Вы напугали меня до полусмерти! Как вы посмели такое сделать?

Гревилл поднял вверх руки, жестом показывая, что сдается, а его улыбка сделалась еще более обезоруживающей.

— Простите меня. Но Фредерик рассказывал мне об одной игре, в которую вы любили играть, что-то вроде пряток, не могу припомнить…

— Охота на зайца, — медленно произнесла Аурелия, все еще глядя на него в упор. — Один из нас убегал и должен был попасть в определенное место к определенному времени, а все остальные на него охотились.

— Да, верно. О ней мне рассказал Фредерик. Он говорил, что эта игра заложила определенную основу для ловких приемов, которые ему требовались в его новой профессии. — Гревилл легко положил ладонь на ее руку. — Но с моей стороны было непростительно так вас пугать. Прошу вас, поверьте, это никак не входило в мои намерения.

— Несколько изворотливое извинение, сэр, вам не кажется? — с сарказмом спросила Аурелия. К ней уже вернулись и самообладание, и дар речи, и она легко и небрежно, словно упавший осенний лист, стряхнула его руку со своего рукава.

Гревилл опустил руку и поклонился.

— Я не буду вам больше навязываться, мэм.

— За что я вам очень благодарна. — Взметнув юбкой, Аурелия отвернулась и пошла дальше.

Гревилл смотрел ей вслед до тех пор, пока она не вошла в дом. Она имела право рассердиться, несколько уныло думал он. Он, безусловно, играл нечестно. Но зато узнал кое-что очень полезное. Аурелия обладает всеми необходимыми инстинктами — и их можно отточить. Но есть ли у нее нужная склонность? Или хотя бы желание подумать о будущей награде, которое сможет перевесить нехватку склонности?

Следующие два часа Аурелия боролась со своим гневом, причем злилась она не, только на Фолконера, но и на Фредерика. Какое он имел право рассказывать про такие интимные вещи, как их детские игры? Чтобы Фалконер устроил дурацкую игру в кошки-мышки! Это казалось абсурдом — ну, или полковник окончательно сошел с ума, в чем Аурелия очень сомневалась.

Она заставила себя вернуться назад, к разговору за столом:

— Сесилия, сколько, вы сказали, будет кроватей в здании лазарета?

— Сэр Джон Соун говорит — восемьдесят, — ответила Сесилия. — Конечно, это мало, буквально капля в море в эти-то дни, когда с войны возвращается столько раненых.

— О, они все болтаются по улицам, — заявила Петиция, пренебрежительно пожав плечами. — Попрошайничают, то им пенни подай, то корку хлеба. По Пиккадилли буквально невозможно пройти, чтобы к тебе не пристали. Это позор! Они выглядят так отвратительно — без рук, без ног, в грязных бинтах… Их нужно убрать куда-нибудь с глаз долой! Зачем то и дело напоминать об этих ужасах?

— В таком случае я уверена, что вы, Летиция, внесете очень щедрое пожертвование на лазарет, — произнесла Корнелия, вкрадчиво улыбнувшись. — Если вам повезет, то эта сумма поможет очистить одну сторону Пиккадилли от зрелища, оскорбляющего ваш взор.

Летиция глотнула вина и поморгала. Иногда ей казалось, что ее не посвящают в шутки, понятные всем остальным.

— Мне придется обратиться к Оглторпу, — жалобно сказала она. — Такая сумма лишит меня чуть не всего квартального содержания!

— Я уверена, вы придумаете, как убедить лорда Оглторпа поддержать такое благое дело, — улыбнулась Аурелия. — Всем известно, что вы запросто можете обвести его вокруг пальца, Летиция.

Летиция приосанилась, приняла самодовольный вид и пробормотала:

— Ну, в общем-то, у меня есть в запасе пара уловок, когда дело доходит до уговоров.

— Боюсь, я могу выделить, соврем немного, — с извиняющейся улыбкой произнесла Графиня Лессингем. — Простите меня, леди, но большая часть моих денег уходит на поддержку моих соотечественников. Но, вероятно, двадцать гиней на лазарет я все, же дать сумею.

— Это очень щедро, графиня, — отозвалась Сесилия. — Мы все знаем, как вы стараетесь облегчить судьбу своих соотечественников в изгнании.

— Я сделаю все, что в моих силах, для любого, кто пострадал от тирании Наполеона! — волнуясь, воскликнула та, и ее испанский акцент стал гораздо заметнее. — Несчастный король Карлос и его семья вынуждены отправиться в изгнание! Такое ужасное время… — Ее голос задрожал, и она промокнула глаза изящным кружевным платочком.

Вскоре ленч завершился.

— Ты зайдешь со мной на Маунт-стрит, Элли? — спросила Корнелия, когда они надевали накидки и перчатки. — Сможешь сама забрать Фрэнни?

— Да-да, конечно, — несколько рассеянно ответила Аурелия. — Это очень кстати. У тебя экипаж?

— М-м-м. Ландо. Разумеется, если у тебя есть какие-то дела дома, я просто отвезу тебя на Кавендиш-сквер, а Дейзи придет и заберет Фрэнни позже.

— Нет, сегодня днем у меня никаких особых дел, — абсолютно правдиво ответила Аурелия.

Они попрощались с хозяйкой и спустились вниз по ступенькам к ожидавшему их ландо.

— У Сесилии определенно есть организаторский талант, — заметила Корнелия, кивнув кучеру, открывшему дверцу, и забираясь в экипаж.

— Она одна из тех немногих известных мне женщин, кто умеет ввести беседу в нужные ей рамки, — согласилась Аурелия, испытывая искреннюю благодарность к подруге за эту безобидную тему. — Даже Летиция не может сбить ее с толку, если Сесилия что-нибудь вобьет себе в голову.

Корнелия рассмеялась, расправляя на коленях у себя и у Элли меховую полость.

— Мне понравилась графиня Лессингем. А тебе?

— Во всяком случае, она искренне привязана к своим соотечественникам-эмигрантам, — отозвалась Аурелия, пряча под мех руки. — Ее можно уважать заодно это. Эта проклятая война несет столько страданий по всему континенту! Столько людей погибло, столько раненых… столько семей лишились всего, в том числе крова. — Она беспомощно посмотрела на подругу. — Иногда я просто не знаю, достаточно ли того, что мы делаем, Нелл.

— Мы отдали войне своих мужей, — негромко произнесла Корнелия. Аурелия что-то согласно пробормотала и потом надолго замолчала. Как бы там ни было, но Фредерик погиб, и погиб за свою страну.

— Тебя что-то тревожит, дорогая моя?

— Нет, с чего ты так решила? — ответила Аурелия со смешком, надеясь, что это прозвучалодостаточно убедительно.

Корнелия пожала плечами.

— За ленчем ты показалась мне очень рассеянной, а сейчас и вовсе выглядишь так, словно вот-вот сорвешься.

— Я немного устала.

— А-а. — Корнелия кивнула. Ее это ничуть не убедило, но она не стала настаивать, видя, что подруга не хочет ничего говорить. Она просто сменила тему: — Я должна показать тебе цветовую гамму, которую продумала для бала.

— Ты говорила — черное и серебристое.

— Да, но еще с оттенками белого и алого. Будут цветы — лилии и лунник. Это серебристые. И еще… — Корнелия выжидательно посмотрела на подругу. — Догадайся.

Аурелия покачала головой, развеселившись, несмотря на свою озабоченность.

— Черные тюльпаны!

— Да где же?..

— Алекс! — воскликнула Корнелия. — На прошлой неделе я упомянула свою идею в письме к Лив, и Алекс сам предложил черные тюльпаны.

— Господи! — пробормотала Аурелия. — Неужели нет предела чудесам, которые может совершать князь Проков?

— Похоже, что нет. Он знаком с человеком в Амстердаме, который выращивает тюльпаны, и тот готов продать мне десять дюжин. Я знаю, что это не так уж и много, но только представь, какой будет эффект, Элли!

— О да, — выдохнула Аурелия. — А что там насчет алого?

— Опять тюльпаны. Они как раз будут в полном расцвете в мае. — Корнелия сияла от удовольствия. — Все будет просто идеально, а Лив твердо уверена, что к концу мая достаточно восстановит силы, чтобы приехать.

— Ты собираешься придерживаться цветовой гаммы и за обеденным столом? — Аурелию по-настоящему захватила эта интересная тема.

— Гарри считает, что черно-белая еда будет несколько обескураживать, — сказала Корнелия. — Он предложил белым цветом подать рубец и лук, красным — не прожаренный бифштекс, а черным — черный кровяной пудинг.

Аурелия расхохоталась.

Экипаж завернул на Маунт-стрит, и смех замер у нее на устах. В их сторону шел Гарри Бонем, а рядом с ним шагал Гревилл Фолконер.

Аурелии показалось, что она задыхается, попав в паутину, сплетенную этим человеком, что так бесцеремонно вторгся в ее жизнь, причем, похоже, с единственной целью — разрушить то равновесие, которого она сумела достичь.

Мужчины приблизились, и Гарри приветственно поднял руку.

— Добрый день, Аурелия… — Он подошел к ландо и положил руку на дверцу, устремив взгляд на жену. — Жена моя, — пробормотал он.

— Муж мой, — отозвалась она таким же низким негромким голосом и оперлась о его руку, чтобы выйти. Аурелия уже привыкла к чувственности, словно окутывавшей эту пару, но невольно обратила внимание на легкое удивление, промелькнувшее в прищуренных глазах полковника. С некоторым удовлетворением она подумала, что Гревилл должен испытывать замешательство — вероятно, в первый раз за все время их короткого знакомства.

Аурелия тоже вышла из экипажа, опираясь на другую руку Гарри.

— Прости за вторжение, — легким тоном произнесла она. — Я приехала только для того, чтобы забрать Фрэнни.

— Ты нам помешать не можешь, — ответил Гарри. Аурелия знала, что он говорит это не из вежливости. — Позволь представить тебе полковника, сэра Гревилла Фолконера. — И жестом показал на своего спутника. — Фолконер… леди Фарнем… и моя жена, виконтесса Бонем. Аурелия посмотрела в темно-серые глаза с хладнокровием, удивившим ее саму, и протянула руку:

— Рада познакомиться, полковник.

Он взял ее руку и изящным жестом поднес к губам.

— Леди Фарнем, это большая честь для меня. — И улыбнулся, задержав на ее лице взгляд несколько дольше, чем требовал этикет, а потом повернулся, чтобы поздороваться с Корнелией.

— Полковник, вы новичок в столице? — спросила Корнелия.

— Полковник Фолконер только что вернулся из Коруньи, — ответил Гарри. — Он не был в Англии уже несколько лет.

Корнелия мгновенно поняла, что полковник тоже каким-то образом связан с делом, которое так прочно удерживает ее мужа в темных коридорах военного министерства, — с делом, которым лучше не интересоваться слишком пристально. Она просто кивнула и произнесла:

— Полагаю, вы не откажетесь от чашки чаю, полковник. Вы надолго в Лондон?

— Надеюсь пробыть здесь несколько месяцев, мэм, — ответил он, поднимаясь вслед за ней к парадному входу. — Я ищу себе подходящее жилье.

— О, я уверена, что агент Гарри сможет вам в этом помочь, — сказала Корнелия. — Как ты думаешь, Гарри?

— Безусловно, — ответил ее муж, отходя в сторону, чтобы Аурелия могла войти в дом. — Я попрошу Лестера все устроить.

— Проходите в гостиную, сэр Гревилл. — Корнелия пошла впереди. — Будете пить чай или же предпочтете что-нибудь из погребов Гарри?

— Разумеется, последнее, — провозгласил Гарри. — Аурелия, бокал мадеры?

— Нет, спасибо, я выпью чаю, — сказала Аурелия. — Полковник Фолконер, и что привело вас в Лондон? Должно быть, после ужасов на поле боя он кажется вам очень скучным.

— Иногда скука только радует, леди Фарнем, — отозвался тот, усаживаясь рядом с ней на небольшом диванчике.

Аурелии вдруг ужасно захотелось встревожить его, немного поиграть с огнем.

— Знаешь, Нелл, сегодня утром я перечитывала кое-какие письма Фредерика из Оксфорда, — сказала она. — Ты же помнишь, как они со Стивеном регулярно писали нам во время семестра? Он описывал тот вечер, когда они со Стивеном обманули университетского надзирателя и на заре перелезли через стену… помнишь?

Корнелия сумела не показать своего удивления при таком неожиданном повороте разговора.

— Эти двое были настоящими повесами, правда? В юности, — добавила она, улыбаясь, и жестом велела лакею поставить поднос перед ней на стол.

Аурелия повернулась к полковнику:

— Извините меня за эти воспоминания, сэр. Мой муж был братом леди Бонем. Он и ее первый муж были друзьями детства и все делали вместе: Хэрроу, колледж Магдалены, а потом флот. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — И вместе погибли при Трафальгаре. — Вкрадчиво улыбнувшись, Аурелия взяла у Корнелии чашку с чаем.

Гарри удивленно взглянул на нее, но Аурелии было наплевать. Она не марионетка, чтобы плясать, когда Гревилл Фолконер дернет за ниточки. Взгляд полковника напрягся, в нем мелькнуло изумление, и Аурелия почувствовала настоящее удовлетворение. Он слегка наклонил голову так, что это могла заметить только она, однако Аурелия поняла, что удар попал в цель, и этот раунд она выиграла.

— Это была великая победа военно-морского флота, — серьезно произнес Гревилл. — Несмотря на множество погибших.

На какое-то мгновение в комнате повисло тяжелое молчание.

— А где бы вы хотели поселиться, Фолконер? — спросил Гарри, наливая два бокала мадеры.

— Там, где найду жилье. Благодарю. — Гревилл взял бокал. — Конечно, хотелось бы разместиться так, чтобы можно было спокойно дойти пешком до Пиккадилли.

— Разумеется, вы и конюшню заведете? — Гарри сел и жестом предложил Гревиллу сделать то же самое.

— Совсем скромную. Приличного жеребца для верховой езды… хорошую пару для коляски, и не более того. — Гревилл сделал глоток мадеры. — Вы ездите верхом, леди Фарнем?

— Я очень люблю верховую езду, полковник.

— Тогда, возможно, вы не откажетесь как-нибудь днем выехать в моем сопровождении? Я в городе совсем новичок, и если бы вы сочли возможным посвятить меня в ритуалы верховых прогулок в Гайд-парке, я был бы вашим вечным должником. — Гревилл говорил все это с улыбкой, не отрывая взгляда от ее лица. Складывалось впечатление, что в комнате нет никого, кроме Аурелии.

В какую игру он играет сейчас? Аурелия понятия не имела, но чувствовала, что должна немедленно положить этому конец. Корнелия и Гарри очень сообразительны и, наблюдая за этой сценой, наверняка пытаются понять, что происходит. Она произнесла самым любезным тоном:

— Это было бы чудесно, полковник, но у меня очень мало времени для подобных занятий. Большую часть дня я занята с дочерью.

— Я очень сожалею, мэм, — пробормотал Гревилл. — Но понимаю, что потребности вашего ребенка важнее всего.

Аурелия поставила чашку и резко встала.

— Прошу прощения, но я должна подняться в классную комнату. Хочу поинтересоваться у мисс Элисон успехами Фрэнни.

— Я пойду с тобой, — предложила Корнелия. — Думаю, вы с полковником в состоянии побыть несколько минут без нас, правда, Гарри?

— Тебя будет не хватать, — спокойно улыбнувшись, ответил Гарри. Оба поднялись на ноги и поклонились выходившим из комнаты дамам.

— Ты встречалась с полковником раньше, Элли? — спросила Корнелия, поднимаясь вверх по лестнице.

— Конечно, нет. Откуда такая странная мысль? — Аурелия даже сумела легко рассмеяться, напомнив себе, что дальше будет легче.

— Точно не знаю, — призналась подруга, искоса глянув на нее. — Есть что-то странное в том, как он себя с тобой ведет. Точнее, это «что-то» было между вами обоими, вот у меня и возникло такое впечатление.

— Должна признать, что в нем есть нечто такое, что выводит меня из себя… самоуверенность, что ли… или высокомерие, если хочешь.

Корнелия обдумывала ее слова, пока они поднимались вверх по лестнице к детской комнате.

— Не могу сказать, что я это заметила, — сказала она, в конце концов. — Но ведь он солдат, у них у всех есть привычка командовать. Полагаю, после долгих лет службы трудно обуздать ее в гражданской жизни.

— Наверняка ты права, — согласилась Аурелия, открывая дверь в классную комнату.

Корнелия ничего не ответила, потому что дети восторженно завизжали, увидев их.

Через полчаса дамы спустились вниз вместе с детьми. Когда они добрались до холла, Гарри с полковником вышли из гостиной.

— Мне показалось, что я услышал сладкие детские голоса, — заметил Гарри и наклонился, чтобы взять на руки вцепившуюся ему в колени Сюзанну. Он поцеловал девочку, посадил ее себе на бедро и взъерошил волосы Стиви.

— Фрэнни, милая, скажи всем «до свидания». Нам пора домой, пока на улице не стало совсем холодно. — Аурелия поцеловала Корнелию и подставила щеку Гарри.

— Возьми ландо, Элли, — посоветовала Корнелия. — Это не займет много времени.

— Нет-нет, спасибо. Фрэнни прогулка только на пользу — она хоть немного устанет, — поспешно произнесла Аурелия, многозначительно вскинув бровь.

— Ну конечно, — ответила Корнелия и с трудом подавила улыбку, взглянув на малышку — та выплясывала что-то замысловатое и одновременно болтала со Стиви.

— Надеюсь, вы позволите мне проводить вас до дома, леди Фарнем?

Аурелия бросила на него короткий взгляд и холодно произнесла:

— Это очень мило, сэр, но в этом нет никакой необходимости, уверяю вас.

— Я почту это за великую честь, — сказал он, склонившись над ее рукой.

Понимая, что Гарри и Корнелия с интересом наблюдают за ними и что они не поймут ее отказа на столь любезное предложение, Аурелия заколебалась:

— Я уверена, что Кавендиш-сквер вам не по пути.

— Совсем наоборот, — возразил он. — Это всего в двух шагах от Брук-стрит, и мне будет очень приятно вас проводить. — Он повернулся к Гарри. — Благодарю за гостеприимство, Бонем.

— Надеюсь, вы придете на мою вечеринку в клубе Даффи в четверг, — сказал Гарри, пожав ему руку.

— Непременно. Благодарю, — пробормотал Гревилл, прекрасно понимая, что Гарри попросили облегчить возвращение полковника в светское общество и подобающим образом представить его там.

Гревилл снова повернулся к Аурелии, поправлявшей шляпку дочери. Она очень грациозная женщина, отметил он уже не в первый раз, и есть что-то крайне привлекательное в ее лице (персик со сливками!), обрамленном золотистыми шелковистыми кудряшками. Словно почувствовав его взгляд, она остро посмотрела на него, и Гревилл уловил в глубине этих сияющих карих глаз неуверенность. Она выбита из колеи, и это здорово облегчит ему задачу.

В конечном итоге это задание может обернуться непредвиденным удовольствием. Впрочем, Гревилл тотчас же прогнал непрошеную мысль. Он жил по законам своей профессии, а главное правило гласило, что любые личные отношения ведут к опасным последствиям.

— Леди Фарнем. — Лакей отпер Дверь, и Гревилл предложил Аурелии руку.

Она легко положила ладонь на его рукав, крепко взяла Фрэнни за руку, и они пошли вдоль по улице.

— Мама, что это за дядя? — Пронзительный шепот Фрэнни невольно заставил ее мать улыбнуться.

Гревилл, не дав ей произнести ни слова, серьезно ответил сам:

— Меня зовут полковник Фолконер, Фрэнни. — Он остановился и добавил, обращаясь прямо к девочке: — Я солдат в армии.

Фрэнни нахмурилась.

— Мой папа был моряком во флоте. Но я его не помню, он умер.

— Да, я так и понял, — отозвался Гревилл. — Мне очень жаль, Фрэнни.

— Это маме грустно. — Девочка присела и подняла камешек. — Какой красивый… правда, красивый, мама?

— Очень, — согласилась Аурелия. — Спрячь его в муфту. Нам нужно поторопиться, мисс Эйда уже приготовила тебе чай.

— Яйца всмятку и солдатики… я ее еще утром попросила, — сказала Фрэнни и снова начала приплясывать.

— Солдатики? — негромко переспросил Гревилл.

— Длинные кусочки хлеба с маслом, чтобы макать их в яичный желток, — объяснила Аурелия. — Полагаю, в вашем детстве такого не было. — В ее голосе все еще звучал гнев — она не простила ему его хитрую уловку.

— Нет. Определенно я был многого лишен. Аурелия взглянула на него.

— Знаете, полковник, почему-то я в этом сомневаюсь. Мне очень трудно представить себе, чтобы кому-то удалось лишить вас того, чего вы желаете.

Он досадливо произнес:

— Пффф! Я все-таки произвел плохое впечатление. Это очень печально, потому что в мои намерения это никак не входило.

— Вам следовало лучше стараться, — язвительно-сладко пропела Аурелия. — И не нужно провожать нас дальше. Мы будем в полной безопасности… до тех пор, пока кому-нибудь не захочется поиграть в преследование.

— Тогда я сделаю так, как вы хотите. — Он поклонился, крепко пожал ей руку, серьезно склонился над ребенком, пожал маленькую ручку, повернулся и пошел в сторону Брук-стрит.

Аурелия с трудом подавила желание убедиться, что он ушел окончательно, и быстро зашагала к дому на Кавендиш-сквер, размахивая рукой, в которой сжимала маленькую ручку Фрэнни.

Глава 5

На следующее утро Аурелия как раз завтракала, когда в дверях бесшумно возник Моркомб. — К вам тут пришли, — объявил он.

— В такое время? — Аурелия посмотрела на часы на каминной полке. Еще не было и девяти. — Кто же это, Моркомб?

Старик пожал плечами.

— Я толком и не знаю. Он не назвался, но он уже как-то приходил… вчера, кажется…

Аурелия нахмурилась. Это мог быть только один человек — полковник Гревилл Фолконер.

Может, заставить полковника подождать, пока она переоденется? Полинявшее утреннее платье, видавшее лучшие дни, прекрасно подходило для уединенного спокойного завтрака, но никак не для приема посетителей.

Она сделала глоток кофе и аккуратно поставила чашку на блюдце.

— Проси его сюда, Моркомб.

Моркомб неодобрительно хмыкнул и зашаркал прочь. Через минуту в комнате появился Гревилл Фолконер. Он был одет в костюм для верховой езды. Судя по его растрепанным темным волосам и посвежевшему от ветра лицу, он явился к ней прямо из парка.

— Мэм, простите, что вторгся во время вашего завтрака, но я надеялся застать вас до того, как вы уйдете из дома.

Глаза его поблескивали, но Аурелия сомневалась, что это просто веселье. По позвоночнику побежала странная, приводящая ее в замешательство дрожь. Она на какое-то мгновение растерялась, не зная, чем ответить на его обезоруживающе честное признание того, что визит этот неприличен, и решила остановиться на холодном сухом тоне.

— Что ж, это вам, безусловно, удалось, сэр Гревилл. Могу я предложить вам кофе? Или же вы пожелаете позавтракать? Могу попробовать уговорить кухарку поискать что-нибудь более существенное, чем тост. У меня по утрам аппетит плохой.

— Это очень мило, леди Фарнем. Думаю, копченая селедка, или отбивная, или жареный бекон будут не лишними. Я ездил верхом с шести утра.

Аурелия надеялась смутить его своим ироничным приглашением, подчеркивающим неприличный характер столь раннего визита. Однако, похоже, смутить Гревилла Фолконера было крайне сложно — этим искусством она еще не овладела.

Ничего не ответив, Аурелия позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший у ее тарелки, и в дверь тотчас же просунулась голова Эстер.

— Что вам принести, мэм?

— Сэр Гревилл хотел бы позавтракать, Эстер. Будь добра, спроси у мисс Эйды или мисс Мейвис, не найдут ли они чего-нибудь подходящего?

Девушка уставилась на гостя хозяйки.

— Я спрошу, мэм. Но сегодня день выпечки, так что мисс Эйда занята — печет хлеб. А мисс Мейвис запекает мясо и делает пудинг с почками.

— Может быть, они все-таки что-нибудь придумают, Эстер. — Аурелия улыбнулась, и девушка, попятившись, вышла из комнаты.

— Если бы я знал, что причиню столько беспокойства, я бы ни за что не принял вашего приглашения. Поверьте, мне вполне хватит тоста. — И Гревилл потянулся к уже остывшему и засохшему тосту.

— Ну что вы, сэр, этого совершенно недостаточно, — отрезала Аурелия. — Раз уж вы нарушили нормальное течение дел в моей кухне, вам придется съесть все, что оттуда принесут, — и при этом получить удовольствие от каждого кусочка.

Он с насмешливой покорностью наклонил голову.

— Как скажете, мэм. Право же, я очень благодарен и очень раскаиваюсь в том, что причинил вам неудобства.

В его глазах искрился смех. Аурелия и сама не могла скрыть, что ее развеселило это нелепое подшучивание, походившее на игру в кошки-мышки. На ее щеках появились две небольшие ямочки, а карие глаза засияли.

Гревилл рассматривал ее с откровенным удовольствием. Распущенные прямые волосы падают на плечи, их оживляют несколько кудряшек, сохранившихся с вечера. Щеки разгорелись, а простое платье создает атмосферу восхитительной непринужденности.

— А где же ваша разговорчивая Фрэнни? — улыбаясь, поинтересовался Гревилл.

— Уже по дороге на занятия. Кофе хотите? Или предпочтете эль?

— Я больше не решаюсь говорить о своих предпочтениях, мэм. Что угодно, лишь бы это не доставляло вам неудобств.

Вместо ответа Аурелия вышла из-за стола и направилась к двери.

— Чувствуйте себя как дома, полковник. Я ненадолго. Она вернулась через пять минут с высокой кружкой эля и поставила ее у локтя Гревилла.

— Наша Эйда готовит вам ветчину, яйца и грибы. Гревилл остро осознавал, что ее грудь едва не задевает его плечо, и еще острее ощущал запах ее кожи и прикосновение развившегося локона, щекотавшего ему ухо. Вербена и лимон.

— Наша Эйда? — переспросил Гревилл.

— Жена Моркомба и его невестка в отсутствие князя и княгини Проковых ведут дом, а заодно и собственное хозяйство. А близнецы… Эйдаи Мейвис — превосходные кухарки. Все они обожают детей — наших с Нелл — причем это взаимно. И… — она пожала плечами и потянулась за кофейником, — и меня, леди Бонем и княгиню Прокову.

— Понимаю. — Гревилл был не совсем уверен, что он действительно все понял, но его больше интересовала непринужденность Аурелии, чем ее отношения с прислугой. Складывалось впечатление, что она решила считать его некоторой неизбежностью, к которой нужно приспособиться.

Его размышления прервала Эстер, появившаяся с полным подносом, так что Гревилл с отменным аппетитом принялся завтракать. Аурелия пила кофе и смотрела, как он ест. Несмотря на внешнее спокойствие, она сидела как на иголках. У Гревилла к ней какое-то дело. Он не выразил этого словами, но другого объяснения его назойливому интересу нет.

Гревилл поднял глаза от тарелки и наткнулся на ее взгляд. Он сделал большой глоток эля и произнес:

— Вчера вы рассказали мне очень интересную вещь. Ее брови поползли вверх.

— Вот как? И что именно?

— Что сестра Фредерика замужем за виконтом Бонемом. Я этого не знал.

Аурелия облокотилась на стол и оперлась подбородком на руку.

— Фредерик не рассказывал вам о себе?

— В нашем деле довольно неразумно делиться с коллегами личной информацией. Это делает человека крайне уязвимым. — Лицо Гревилла оставалось невозмутимым, но Аурелии показалось, что она заметила в его глазах печаль.

Она нахмурилась.

— Как это? Что вы имеете в виду?

Он наколол на вилку грибок и начал медленно его жевать, обдумывая ответ.

— Нашу работу можно выполнять только под покровом абсолютной секретности, и, само собой разумеется, те, кто в ней занят, очень осторожны, чтобы сей факт не стал широко известен.

— Похоже, к вам это не относится, полковник.

Он остро глянул на нее, и его серые глаза снова заблестели.

— Фредерик действительно кое-что рассказывал о вас, Аурелия, но не говорил, что у вас такой жалящий язык.

— Не думаю, чтобы он об этом знал. — Их взгляды скрестились, как в фехтовальном поединке. — Мне не приходилось пускать его в ход, когда я жила с Фредериком.

Гревилл понимающе кивнул:

— Полагаю, он все же догадывался.

— Это как?

— Он говорил, что в вас скрывается гораздо больше того, что можно увидеть на поверхности.

Аурелия усмехнулась, и эту улыбку нельзя было назвать приятной.

— Скрытые глубины, говорите? Как оригинально. Гревилл потихоньку начал закипать.

— Как я уже сказал, я ничего не знал о сестре Фредерика, кроме того, что она у него есть, и уж тем более не знал, что вы с ней такие хорошие подруги.

— А вас-то это, каким боком задевает?.. — Аурелия сделала странный жест, словно пыталась ухватить ускользающее слово. — Надо полагать, все дело в ваших намерениях? Уж не знаю, что скрывается за предпринятым вами штурмом.

Он присвистнул.

— Штурм. Чересчур сильное слово, вы не находите?

— Да нет. Сначала вы оглушили меня своим сногсшибательным сообщением, потом преследовали, напугав до смерти, потом вторглись за мной в гостиную моих друзей, а под конец явились в мою столовую в невозможную рань. — Аурелия пожала плечами. — Найдите более точное слово, описывающее ваше поведение, полковник.

— Я бы предпочел, чтобы вы называли меня по имени. Раз уж мы ведем столь интимную беседу, формальности кажутся мне излишними.

— Я хотела бы сохранять необходимую дистанцию, полковник, — отрезала Аурелия. — Насколько я помню, вы сами сказали, что личные отношения в вашем деле крайне неуместны.

— Туше, мэм, — сухо констатировал Гревилл и снова опустил глаза на тарелку, аккуратно отрезая ломтик ветчины.

Аурелия молча, наблюдала за ним. К собственному изумлению, она поняла, что все это ей очень импонирует, что она отвоевала у противника часть своей территории — в точности как вчера в гостиной у Бонемов.

Она сделала глоток кофе, откинулась на спинку стула и небрежно глянула в «Газетт», лежавшую у ее тарелки.

Гревилл незаметно наблюдал за ней, испытывая веселое удовлетворение. Вдова Фредерика оказалась той еще штучкой. Он видел, что она получила искреннее удовольствие от их пикировки, и вынужден был признать, что и сам он тоже. У него была одна очень ясная цель — завербовать ее для выполнения своего задания, однако он не имел никаких иллюзий: сделать это будет нелегко.

Он положил нож и вилку, промокнул рот салфеткой и снова приложился к кружке с элем.

— Надеюсь, вам понравился завтрак, сэр, — сказала Аурелия, поднимая глаза от газеты:

— Просто восхитительный, благодарю, мэм. Надеюсь, вы передадите мои благодарности той леди в кухне… кажется, вы сказали, Эйда?

Аурелия кивнула.

— Я позвоню, чтобы Моркомб проводил вас. Гревилл одобрительно усмехнулся: она отреагировала моментально.

— Еще нет, мэм. Я еще должен рассказать вам о своих намерениях, как вы изволили выразиться. — Он смял салфетку и бросил ее рядом с тарелкой. — Мне многое нужно вам сказать… больше, чем вам хотелось бы выслушать.

Так. Время игр кончилось.

— Прекрасно. Что же вы хотите мне сказать?

— Фредерик был человеком храбрым и преданным. — Голос Гревилла зазвучал совершенно бесстрастно, даже осанка изменилась; он выпрямился и смотрел ей прямо в глаза, словно отчаянно пытался убедить ее. — Он был моим лучшим партнером из всех… а у меня их было много.

— Осмелюсь предположить, что ни один из них не прожил долго. — Аурелия услышала в своем голосе саркастическую нотку, но не смогла удержаться.

— Да, — откровенно признался он. — Мы сражаемся с хорошо обученным, хорошо обеспеченным и целеустремленным противником. У Бонапарта есть только одна цель — абсолютное господство над всем миром. Вы понимаете это?

— Мой муж отдал свою жизнь в этой битве.

— Да, но он погиб не напрасно.

Глаза Аурелии наполнились слезами. Она отвернулась, чтобы не видеть пристального взгляда Гревилла, потом встала из-за стола и подошла к окну. Придерживая рукой занавеску, она смотрела на огороженный каменными стенами небольшой парк и деревья без листьев.

— Невозможно измерить величину жертвы, — негромко произнес Гревилл. — Я могу только повторить — Фредерик погиб не напрасно. Он завершил свою миссию, даже в последний миг сумев отправить в нужные руки документ исключительной важности. Разведке нелегко терять таких людей.

— А чего вы хотите от меня? Гревилл тщательно подбирал слова:

— Моя теперешняя миссия в Лондоне вынуждает меня вращаться в кругу светских людей, с которыми вы общаетесь совершенно естественно. — Взгляд его был таким же твердым, как обычно. — Вы смогли бы очень помочь мне, если бы посодействовали моему появлению в свете.

— Что за миссия? — Аурелия так крепко вцепилась в занавеску, что у нее онемели пальцы.

— Я вам расскажу, но должен просить вас дать мне честное слово, что вы и словом не упомянете о том, что услышите в этой комнате, ни единому человеку.

Аурелия посмотрела на него.

— Я уже согласилась никому не рассказывать о наших с вами беседах.

— Это верно. Но доверие — это не то, что принимается в моем деле как должное. Поэтому я прошу вас уважать память о вашем муже. И его желания. Он бы хотел, чтобы вы меня выслушали… и поверил бы в то, что вы будете молчать о любой секретной информации.

Аурелия отвернулась к окну, не видя за ним парка. Перед ее глазами стоял лист бумаги, исписанный почерком Фредерика. Предать доверие полковника — все равно, что предать Фредерика. А отказаться выслушать полковника — все равно, что проигнорировать последнюю просьбу мужа.

— Продолжайте.

— Мы подозреваем, что испанцы развертывают шпионскую сеть в Лондоне. Полученная информация дает основания полагать, что они намерены проникнуть в высшие эшелоны светского общества. Само собой разумеется, мы, в свою очередь, намерены проникнуть в их шпионскую сеть.

— Какое отношение все это имеет ко мне?

— Прошло много лет с тех пор, как я жил в Лондоне и играл какую-то роль в обществе. И уверен, что многие обычаи изменились. Нужен кто-то с хорошим положением в обществе, чтобы помочь мне легко войти в соответствующие круги и убедиться, что я по неосторожности не нарушаю неписаных правил. Нужен кто-то, знающий, как разговаривать с подходящими людьми, задавать правильные вопросы, прислушиваться к нужным беседам, одновременно обеспечивая меня надежным социальным тылом для выполнения моего задания.

Аурелия очень медленно повернулась к нему, все еще сжимая занавеску, словно это была страховочная веревка, соединяющая ее с понятной ей реальностью.

— И вы полагаете, что я соглашусь выполнять эту роль?

— Это деловое предложение. — Гревилл встал из-за стола, подошел к камину и облокотился на полку, уперев мысок сапога в каминную решетку. Теперь он говорил отрывисто, деловым тоном. — Правительство хорошо платило Фредерику за его работу, но, разумеется, пока он был за границей, он не мог предъявить права на эти деньги. Их выплатят вам. Кроме того, ему причитается какая-то сумма за пленение двух французских кораблей — в то время, когда он еще служил во флоте. Это довольно значительные средства, но правительство готово предложить вам больше, если вы согласитесь поработать на него в ограниченный отрезок времени. Деньги будут выплачиваться на ваш личный банковский счет частями, через равные промежутки времени. — Он внимательно следил за ее лицом.

Аурелия пыталась вникнуть в смысл сказанного. Ей казалось, что нужно распутать очень много ниточек одновременно.

— Вам придется более точно объяснить, что я должна буду делать, — сказала она, наконец, отпустив занавеску, и скрестила руки на груди, рассеянно поглаживая локти и сильно наморщив лоб.

— Превосходно. Начнем мы с того, что будем изображать взаимопонимание, романтический интерес друг к другу — тогда наше стремление появляться в обществе вместе будет выглядеть естественным. Я стану сопровождать вас на различные светские мероприятия, на которые иначе меня бы не пригласили, а вы будете представлять меня определенным людям, с которыми я иначе мог бы и не познакомиться.

— Пока я не вижу в этом никаких сложностей, — медленно произнесла Аурелия. — Вряд ли за такую работу можно получить пожизненную пенсию.

— Кроме того, вам придется в определенных ситуациях быть моими глазами и ушами. Я буду говорить вам, какая информация мне требуется, а вы постараетесь ее для меня получить.

— Говоря попросту — шпионить.

— Это не больше того, что делали многие женщины — и продолжают делать сейчас. — В камине внезапно вспыхнул огонь, и тлеющий уголек выпал на пол. Гревилл быстро затоптал его и продолжил: — При всех дворах Европы существуют женщины, которые занимаются именно таким мягким видом шпионажа. Женщины гораздо лучше мужчин приспособлены для того, чтобы прислушиваться к сплетням — тем самым, которые могут оказаться жизненно важными для успеха миссии.

Только вчера они с Корнелией говорили о том, достаточно ли помогают стране во время войны. И если бы ее попросил о помощи Гарри, она бы согласилась не задумываясь. Но Гарри — это не Гревилл Фолконер.

— Романтический интерес? — спросила Аурелия, глядя прямо полковнику в глаза. — И к чему он приведет?

— Может быть, к помолвке через несколько недель, — ответил он, не отводя взгляда, это сгладит нам путь и даст повод чаще быть вместе.

— А чем все это закончится? Как долго будет продолжаться этот спектакль?

— Как только я выявлю шпионскую сеть испанцев, можно будет надеяться, что мы внедримся в нее через несколько недель… думаю, к концу сезона.

— Значит, около трех месяцев? — уточнила Аурелия, рассеянно покусывая нижнюю губу.

— Может быть, и дольше, но я надеюсь, что этого не случится.

— А что потом? Что произойдет с нашей фиктивной помолвкой?

— Как только наша миссия завершится, меня опять пошлют за границу. — Он пожал плечами. — Но я устрою так, чтобы у вас были основания для разрыва помолвки. Я покину Лондон, а вы получите пенсию Фредерика, увеличив ваши средства.

Аурелия снова отвернулась к окну. Она не хотела, чтобы эти пронзительные глаза смущали ее, пока она обдумывает его предложение. Даже небольшое дополнение к ее теперешним средствам даст ей возможность содержать скромный дом в городе… разумеется, с соответствующей экономией, но в этом она давно стала специалистом. А если друзья начнут удивляться, откуда у нее деньги на независимую жизнь, она всегда сможет туманно намекнуть, что все-таки убедила Маркби выделить ей больше из доверительного фонда… или сослаться на какого-нибудь дальнего родственника, который оставил ей небольшое наследство. Да, это сделать можно.

Аурелия снова подумала, что если бы ее попросил Гарри, она бы согласилась моментально. Но при виде Гарри у нее по спине не бегут мурашки и не возникает прилива странной пульсирующей энергии, для которой у нее нет никаких объяснений. Связь с полковником означает опасность, она это инстинктивно понимала, но не могла определить, какую форму эта опасность примет. Разумеется, работа, которую он ей предлагает, не имеет никакого отношения к опасности. Во всяком случае, в том виде, в каком он все это преподносит. Да, ради блага своей страны она должна согласиться, но ее что-то удерживало.

Наконец Аурелия повернулась к нему лицом, прижала пальцы к губам и нахмурилась.

— Мне нужно время, чтобы все обдумать.

В его глазах сверкнуло разочарование. Гревилл отошел от камина.

— Конечно. Но я вынужден просить вас не раздумывать слишком долго. В данном случае сроки имеют огромное значение, а нам еще потребуется время на предварительную подготовку. — Он взял со стула у двери шляпу и хлыст и поклонился. — Желаю вам всех благ, Аурелия.

— И вам.

Дверь за ним закрылась.

Глава 6

Остаток утра Аурелия провела в тумане размышлений. Как именно будет выглядеть «романтический интерес» между ней и полковником? Сумеет ли она достаточно убедительно сыграть свою роль, чтобы одурачить даже друзей, в особенности проницательную Нелл? Придется изображать развитие близких отношений и растущую привязанность.

Когда Моркомб открыл дверь в комнату, Аурелия так вздрогнула, что выронила иголку для вышивания.

— Что такое, Моркомб?

— Да там леди Лэнгтон и еще другие хотят вас видеть.

— О-о… что ж, проводи их в гостиную, пожалуйста.

— Уже, — заявил старик. — Не знаю, что еще с ними делать.

— Спасибо. Пожалуйста, попроси Эстер подать чай. — Аурелия подняла иголку, надежно воткнула ее в вышивание и пошла, поздороваться с гостьями.

— Сесилия, как я рада вас видеть! — Войдя в гостиную, Аурелия умудрилась тепло улыбнуться и протянуть руку. Поклонившись, она улыбнулась остальным трем дамам: — Леди, прошу вас, садитесь.

— Мы пришли с очередной просьбой, дорогая, — сказала Сесилия с извиняющейся улыбкой и потянула Лурелию, чтобы та села рядом с ней на диван с отороченной золотистым кантом обивкой, — Хотя, строго говоря, наша просьба обращена к Ливии. Вы просто должны выступить посредницей.

— Да, в самом деле, леди Фарнем, — заявила Марджери Эллентон, пристраивая свои пышные формы в кресло. — Речь идет о больнице для подкидышей в Баттерси.

— У Марджери появилась превосходная идея — устроить цветочную выставку, — пояснила Сесилия. — Как вы думаете, позволят ли нам дорогая Ливия и князь Проков использовать их оранжерею? Это такой восхитительный парник, в нем столько интереснейших цветов! Мы будем просить о пожертвованиях у каждого, кто придет. — Она с энтузиазмом похлопала Аурелию по руке. — Как, по-вашему?

— Я уверена, что Ливия и князь Проков будут счастливы, оказать вам такую услугу, — ответила Аурелия. — Князь Проков очень любит свою оранжерею. Я не сомневаюсь, он придет в восторг — такой чудесный повод показать ее другим! Сегодня же вечером напишу Ливии… о, спасибо, Эстер. — Она улыбнулась горничной, согнувшейся под тяжестью нагруженного подноса, — та как раз ставила его на низкий стол перед Аурелией.

— Мисс Мейвис испекла кекс с тмином, мэм. Но если леди пожелают…

— Кекса с тмином вполне достаточно, спасибо, Эстер. — Она разлила чай, протягивая чашки Эстер, чтобы та раздавала их дамам. — Не желаете кусочек кекса, леди Северн?

— Нет, благодарю вас, леди Фарнем. — Леди наклонилась вперед, и страусовые перья, украшавшие ее шляпку, закачались у нее перед глазами.

— О, у вас еще визитеры! — игриво произнесла Сесилия. — Мы всегда говорили, что вы очень популярны. Леди с Кавендиш-сквер, так мы вас называли, когда вы жили здесь все вместе! О, кажется, это было так давно.

— Очень, правда? — раздался из открытой двери голос Нелл. — Смотри, кого я привела к тебе, Аурелия. Ник и Дэвид только что вернулись домой после недели ужасного загула в Брайтоне, и теперь им отчаянно требуется отдохнуть и прийти в себя в злачных местах Лондона.

— Что за ерунду ты говоришь, Нелл! — воскликнул сэр Николас Питершем с непринужденностью старого друга. — Аурелия, леди… — Он поклонился собравшимся. — Умоляю, не обращайте внимания на эту клевету!

— Да, право же, мы исключительно благопристойны… всегда… ты же нас знаешь, Элли. — Лорд Дэвид Фостер склонился над рукой Аурелии. — Ты неотразима, моя дорогая, если мне будет позволено так выразиться, — добавил он нежно.

Аурелия улыбнулась. Она привыкла к экстравагантным комплиментам Дэвида — они не вредили ничьей самооценке.

— Льстец, — весело пожурила она его. — Но молю тебя, не замолкай.

Он фыркнул и снова поцеловал ей руку.

— Клянусь, никакой лести. — Он повернулся, чтобы поздороваться с остальными дамами. — Леди Лэнгтон, полагаю, речь, как обычно, идет о вашей благотворительной деятельности? — Дэвид сел рядом с леди Лэнгтон.

Аурелия разливала чай, от дверей послышался голос Моркомба:

— Тот джентльмен опять здесь, мэм.

Аурелия заметила удивленный взгляд Нелл, лучезарно улыбнулась и повернулась, чтобы приветствовать нового гостя:

— Полковник Фолконер, как мило, что вы зашли.

— Как мило позволить мне это, леди Фарнем. — Он вошел в комнату, быстро окинул взглядом собравшихся и, как показалось Аурелии, отметил каждого, потом обернулся к Корнелии, поклонился и пробормотал: Леди Бонем, я ваш покорный слуга.

— Полковник. — Она протянула ему руку. — Вы знакомы с леди Северн?

— Еще не имел удовольствия, — произнес он, склонившись над пухлой рукой леди, — Ваш покорный слуга, леди Северн.

Она поднесла к глазам лорнет и с любопытством посмотрела на Гревилла.

— Вы новый человек в нашем городе?

— Последние несколько лет я провел за границей. А сейчас остановился у моей тетушки, леди Бротон.

— О-о, должно быть, вы тот самый ее племянник, которого, по ее словам, она никогда не видит! — воскликнула леди Северн и погрозила ему пальцем, изобразив на нарумяненном лице нелепую кокетливую улыбку. — Вы бесстыдно пренебрегаете своими родственниками, сэр!

— Я надеюсь исправиться, мэм. — Он склонился над унизанными кольцами пальцами и очаровательно улыбнулся, а потом обернулся к стоявшей за его спиной Аурелии.

— Хотите чаю, полковник? — спросила она. — Или, может быть, это слишком слабый напиток для лихого солдата, вернувшегося домой с войны? — Она говорила легким, дразнящим тоном, но глаза ее смотрели серьезно.

— О да, Элли, дай человеку бокал чего-нибудь из превосходных подвалов Прокова! — вмешался Дэвид. — Я бы не отказался от глотка портвейна… а ты, Ник?

— Меня вполне устроит чай, — ответил Ник и подошел к Гревиллу со своей обычной дружелюбной улыбкой на устах. — Фолконер, кажется, мы не знакомы?

— Нет. Я в Лондоне относительно недавно, — сказал Гревилл, пожимая ему руку.

— Гарри его знает, — вмешалась в разговор Корнелия, — и ручается за него. Так что можешь спокойно знакомиться.

— Вот и хорошо, — отозвался Дэвид, насмешливо вздохнув якобы от облегчения. — Могу я принести вам бокал великолепного портвейна от Прокова, Фолконер?

— Будьте так добры, — ответил Гревилл.

— Что ж, угощайтесь. — Негромко засмеявшись, Аурелия показала на буфет. — Алекс не жадничает.

— Когда вы ожидаете, возвращения в Лондон князя и княгини? — осведомился Гревилл, отводя ее чуть в сторону.

— Не раньше чем через два месяца, — ответила Аурелия, остро ощущая прикосновение его теплых пальцев к локтю и гадая, зачем он отвел ее от остальных. Точнее, создал такое впечатление.

Устремив на нее взгляд, и тепло улыбнувшись, он произнес:

— Я надеюсь, вы не откажетесь как-нибудь прогуляться со мной по парку, леди Фарнем. Дни уже становятся длиннее.

«Отлично, — подумала Аурелия. — Посмотрим, могу ли я играть в эту игру». Она тоже тепло улыбнулась ему и сказала мягко и искренне:

— Я буду в восторге, сэр Гревилл.

— Если я предложу вам завтрашний день, вы не сочтете меня безнадежно назойливым? — спросил он игривым тоном, не отнимая руки от ее локтя.

Аурелия чувствовала, что все взоры устремились на них. Главное, глаза друзей, которых больше всего интересует не сам разговор, а его тон.

— Я сочту вас восхитительно внимательным, сэр, — ответила она, кокетливо улыбнувшись, и подумала: «Не так уж это и трудно». А потом вспомнила, что еще не дала Гревиллу официального ответа на его предложение. Но после этой сценки он и сам все поймет.

— Ваш портвейн, Фолконер, — произнес Дэвид довольно прохладным тоном и протянул ему бокал, глядя на полковника вопросительно. Гревилл тотчас же убрал руку с локтя Аурелии, взял бокал, благодарно улыбнулся и отошел, пробормотав слова извинения.

— Похоже, ты довольно хорошо знаешь этого парня, Элли, — сказал Дэвид, глядя ему вслед.

— Нет, не особенно хорошо. Однако он был другом моего мужа. — Она натянуто улыбнулась и понизила голос: — Сегодня он уже заходил ко мне, потому что считает, что Фредерик был бы этому рад.

— О, понятно… извини. Должно быть, тебе это тяжело.

— Прошло много времени, Дэвид, — возразила Аурелия, глядя на него. — Да, сначала мне было очень больно, но теперь я нахожу утешение в обществе человека, так хорошо знавшего Фредерика.

— Разумеется. Если я могу тебе чем-нибудь помочь, Элли… ты сама все знаешь.

— Спасибо, Дэвид. Ты хороший друг. — Она улыбнулась и пошла к остальным гостям.

Вскоре гости по двое и по трое начали расходиться, но Гревилл замешкался в холле. Создавалось впечатление, что он вот-вот уйдет, сразу же за последним гостем, однако, когда дверь за ними закрылась, он все еще был в холле.

— Вы уже готовы дать ответ? — спокойно спросил он, вернувшись обратно в гостиную и стоя среди грязных чашек, бокалов из-под портвейна и крошек от кекса.

— Видимо, посильная помощь вам — это мой долг, — просто сказала Аурелия.

Гревилл долго молча, смотрел на нее, и у Аурелии возникло неприятное ощущение, что полковник читает ее мысли. Потом он произнес:

— Я рад, что вы так чувствуете. Многие будут благодарны вам за содействие.

Аурелия покачала головой, смутно понимая, что пока не заслуживает таких слов.

— И каковы наши действия?

Гревилл уловил деловые интонации в ее голосе и ответил:

— Придется провести вместе несколько дней. Существуют кое-какие необходимые навыки, которыми вы должны овладеть. И характер их таков, что им не выучишься на Кавендиш-сквер и в окрестностях.

— У меня есть дочь, — сухо заметила Аурелия. — Это невозможно.

— Придется, — мягко, но настойчиво сказал Гревилл. — Вы должны отыскать способ уехать от нее на пять дней.

Аурелия, нахмурившись, все еще колебалась, и Гревилл предложил:

— Ваша дочь все равно ходит на занятия на Маунт-стрит. Разве она не может остаться там на несколько дней?

— Разумеется, может, — отозвалась Аурелия, прижав пальцы к щекам и хмурясь. — Сложность в другом — нужно найти для этого причину.

Гревилл склонил голову набок, его глаза лукаво заблестели.

— Я уверен, что вы непременно придумаете что-нибудь убедительное. — Он взял ее руки в свои, отвел их от лица и пристально посмотрел на нее, проникая в ее самые сокровенные мысли. — Мы отлично сработаемся, Аурелия, — убедительно произнес он. — И я этого очень жду.

Аурелия слегка отпрянула, но рук не вырвала и ничего не ответила. Помолчав немного, Гревилл сказал:

— Будьте готовы к отъезду через три дня. Этого времени достаточно, чтобы все устроить.

— Куда мы поедем?

— Этого я вам сказать не могу.

— А как со мной смогут связаться в случае чего?

— Никак… это невозможно.

— У меня есть дочь, — повторила Аурелия.

— Всего пять дней. С Фрэнни за эти пять дней ничего не случится — за ней присмотрят на Маунт-стрит.

— Я справлюсь, — хмуро произнесла она, выдергивая руки.

— Конечно, справитесь. — Он протянул руку и прикоснулся к ее подбородку пальцем. Аурелия изумленно отдернула голову. Фредерик слегка усмехнулся и сказал:

— Легкая фамильярность обычно считается необходимым компонентом романтического интереса, моя дорогая.

— Возможно. Но может быть, мы прибережем этот компонент для публики, где я пойму, что это необходимо?

Гревилл негромко хмыкнул, поклонился и повернулся к дверям.

— Не надо меня провожать. Инструкции вы получите очень скоро.

Через три дня прибыли инструкции в виде лаконичной записки: «Белл, Вудстрит, Чипсайд, завтра в восемь утра». Ни приветствия, ни подписи, хотя отправитель ей, конечно, известен.

Аурелия надела накидку и шляпку и отправилась на Маунт-стрит, надеясь застать Нелл дома. Она поймала подругу на пороге — та как раз собиралась уходить.

— Нелл, я пришла просить тебя об одолжении, — сказала Аурелия, надеясь, что ее голос звучит достаточно взволнованно. Она решила, что проще всего будет сослаться на непредвиденные обстоятельства — можно и в подробности не вдаваться; а вот история, продуманная заранее, непременно вызовет кучу ненужных вопросов.

— Ну конечно, милая, все, что угодно. — Корнелия забеспокоилась. — Заходи.

Аурелия вслед за подругой вошла в дом, поздоровавшись с дворецким, Гектором. Тот поклонился и пробормотал слова приветствия.

Нелл направилась в гостиную, находившуюся в конце холла. Аурелия последовала за ней.

— Ты помнишь мою престарелую тетушку в Бристоле?.. Ну и вот, я только что получила письмо от ее компаньонки. Похоже, тетя Бакстер серьезно заболела. Мэтти намекает, что старушка уже на смертном одре, но она, конечно, в некотором роде паникерша. Однако на всякий случай мне нужно туда съездить на несколько дней. Ведь я ее единственная родственница.

— Ну конечно, ты должна поехать, милая, — отозвалась Нелл, наливая два бокала хереса. — И, конечно, Фрэнни и Дейзи поживут здесь столько, сколько потребуется.

Аурелия облегченно улыбнулась. Ей даже не потребовалось просить самой.

— Я найму фаэтон и поеду завтра рано утром. Если ты действительно не против, я сегодня же днем пришлю сюда Дейзи с вещами Фрэнни и теми мелочами, без которых она не может обойтись.

Аурелия сделала глоток хереса.

— Я заскочу в классную комнату прямо сейчас и сама все объясню Фрэнни.

— Я с тобой.

К большому облегчению Аурелии, Фрэнни, похоже, ничуть не расстроилась из-за отъезда матери. Перспектива пожить со Стиви и Сюзанной привела ее в восторг, и все трое весело заплясали по классной комнате. Аурелии пришлось просить дочку поцеловать ее на прощание. Они с Корнелией спустились в холл, и Аурелия сказала:

— Спасибо еще раз, Нелл. Я побегу домой и все приготовлю. Дейзи придет часов в пять.

Корнелия кивнула и наклонилась, чтобы поцеловать подругу на прощание.

— Всего хорошего тете Бакстер.

— Спасибо. — Аурелия торопливо пошла прочь, помахав рукой и чувствуя одновременно и облегчение, и вину.

Глава 7

На следующее утро Аурелия выскользнула из дома, едва рассвело, и быстро зашагала в сторону Вигмор-стрит в поисках кеба. Она несла с собой только небольшой саквояж. Утро было прохладным, облачным, траву в парке тронуло инеем, поэтому она поплотнее закуталась в свою накидку и время от времени перекладывала саквояж из одной руки в другую, чтобы греть свободную руку в меховой муфте.

Аурелии повезло — когда она повернула на Вигмор-стрит, кеб стоял у обочины. Она подняла руку, кучер тронул лошадей и подъехал прямо к ней.

— Куда едем, мэм? — Он говорил голосом, приглушенным толстым шарфом. Лошади топтались по мостовой, их дыхание в холодном воздухе вырывалось паром.

— Белл, Вудстрит, Чипсайд, — сказала Аурелия. Кучер с сомнением посмотрел на нее.

— Белл… Чипсайд… вы уверены, мэм?

— Разумеется, — ответила Аурелия, открывая дверцу. — И как можно быстрее, пожалуйста.

— Ну ладно. — В голосе его по-прежнему звучало сомнение, однако когда Аурелия закрыла дверцу, он хлестнул лошадей, и те пустились быстрой рысью.

Аурелия устроилась на потертом кожаном сиденье. Она вполне понимала удивление кучера: леди, привыкшие к элегантному Мейфэру, не часто появлялись в Чипсайде.

С другой стороны, они не кидаются очертя голову в тайные приключения по воле мужчины, которого едва знают, с кривой усмешкой размышляла Аурелия. Впрочем, леди из Мейфэра обычно также не обнаруживают, что они замужем за мужчиной, которого тоже едва знают. Она закрыла глаза, пытаясь представить себе Фредерика таким, каким видела в последний раз. Он гордо стоял на палубе военного корабля, выходившего из гавани Саутгемптона, и барабаны и трубы морского оркестра провожали их музыкой…

Кеб резко завернул за угол, запрыгал по булыжной мостовой и остановился. Аурелия откинула кусок кожи, служивший занавеской, и выглянула наружу. Они стояли во дворе гостиницы.

— Прибыли, мэм. Белл, Вудстрит, как вы просили, — произнес кучер немного агрессивно на случай, если она обвинит его в ошибке.

— Спасибо, — ответила Аурелия, выбираясь наружу. — Сколько я вам должна?

— Шесть пенсов, — сказал он, протянув руку в варежке. Аурелия положила в нее шесть с половиной пенсов.

Довольный кучер подергал себя за волосы.

— Хотите, чтобы я кликнул хозяина, мэм?

— Нет, спасибо. Я отлично справлюсь сама. — Аурелия улыбнулась, подняла саквояж и решительно повернулась к гостинице.

Задняя дверь вела из двора прямо в пивную. Несмотря на ранний час, она была битком набита — на длинных скамьях сидели и завтракали люди. Раздался звук почтового рожка, все мгновенно засуетились, повыскакивали из-за столов, запихивая в рот последние куски и осушая кружки с элем, и ринулись во двор. Это гостиница на перегоне, сообразила, наконец, Аурелия. Сюда приходят дилижансы со всех сторон и отправляются обратно с новыми пассажирами. Что ж, подумала она, это действительно идеальное место для человека, желающего остаться неизвестным. Никому из ее знакомых и в голову не придет заглянуть сюда. Но где, же полковник?

Аурелия вернулась к двери и остановилась там, глядя во двор. Он должен появиться отсюда. Либо в экипаже, либо верхом, но Гревилл проедет с улицы во двор под аркой.

Вдруг она почувствовала, что затылок покалывает, а по спине пробежала дрожь возбуждения.

Он здесь и, конечно же, выглядит не так, как она предполагает.

Аурелия медленно повернулась и осмотрелась, на этот раз, глядя другими глазами. И увидела его почти мгновенно. Он согнулся над кружкой эля за столом рядом с камином. Старый плащ волочится по полу, скрюченные пальцы в перчатках вцепились в кружку. На лоб низко надвинута засаленная кепка. Но она узнала его сразу же.

Аурелия спокойно пересекла пивную по засыпанному опилками полу. Она не стала здороваться с полковником, просто села на скамью напротив и окинула его взглядом. Это его темно-серые глаза, ошибиться невозможно. Интересно, подумала Аурелия, возникала ли у него когда-нибудь необходимость маскировать их, а если да, то, как он это делал?

— Отличная работа, — негромко произнес Гревилл. — Я ожидал, что вам потребуется гораздо больше времени. — Он сунул руку в карман заляпанного жилета и вытащил ключ. — Поднимайтесь на второй этаж… вторая дверь слева. — Он толкнул к ней ключ по столу. — Переоденьтесь в те вещи, что найдете в шкафу. Я подожду здесь.

Аурелия взяла ключ. Какая-то ее часть хотела расхохотаться над этой игрой в шпионов, но странная дрожь тревоги в животе ясно дала понять, что смеяться тут не над чем. Объяснение есть только одно. Гревилл Фолконер не хочет, чтобы его кто-либо узнал.

Не сказав ни слова, Аурелия встала из-за стола и пошла к лестнице в углу пивной. Та покачивалась и скрипела, но Аурелия поднялась на второй этаж, нашла нужную дверь, всунула ключ в замок и повернула его. Дверь открылась в маленькую комнату, освещенную вонючей сальной свечой, стоявшей на расшатанном столике у окна. В камине едва тлел огонь, но Аурелия радовалась и этому жалкому теплу, рассматривая содержимое шкафа и думая, что ей придется снимать свою собственную теплую одежду и надевать поношенное платье из саржи и чужую накидку.

Аурелия снова почувствовала тревогу: она заходит в куда более глубокие воды, чем собиралась. Она соглашалась всего лишь облегчить полковнику возвращение в общество, а не разгуливать по окрестностям, вырядившись в какие-то лохмотья и прикидываясь не той, кто она есть, — хотя в таком наряде ее никто не узнает.

Дрожа от холода, Аурелия как можно быстрее переоделась и бросила свою одежду в саквояж, с особой неохотой расставшись с накидкой. Совершенно очевидно, что дальше им придется путешествовать в почтовом дилижансе, без нагретых кирпичей, разгоняющих холод.

Гревилл сидел все на том же месте. Перед ним стояла тарелка с беконом и кружка с элем.

Аурелия снова села напротив.

— Мне кажется, сейчас ваша очередь кормить меня завтраком, сэр.

Вместо ответа он повернулся и что-то проворчал в сторону слуги, суетившегося между столами.

— Хлеб и бекон, пойдет? — спросил у нее полковник.

— Ага, пожалуйста, сэр, — ответила Аурелия с легким деревенским выговором под стать Гревиллу и подумала, что получилось очень убедительно.

Он махнул рукой на свою тарелку, увидев, что паренек подскочил к ним.

— То же самое моей жене.

Юноша отошел. Гревилл посмотрел на Аурелию и приподнял бровь.

— А вы настоящая актриса.

— Это вас удивило?

— Немного. Я же не знал, насколько хорошо у вас получится, а теперь вижу, что бояться нечего.

— А если бы я оказалась ужасной актрисой, что бы вы сделали? — Она пристально смотрела на него.

Гревилл сделал большой глоток эля и поставил кружку на стол.

— Если бы вы не сумели меня отыскать или отказались от одежды или от роли, которую должны сыграть, я бы просто отправил вас назад на Кавендиш-сквер, — напрямик ответил он. — У меня нет ни малейшего намерения, подвергать вас какой-либо опасности или заставлять чувствовать себя стесненно. Для нашей работы подходит далеко не каждый.

— Понятно. — Аурелия побарабанила пальцами по заляпанному столу. — Ну и кто мы?

Он просто ответил:

— Бедный фермер-арендатор и его жена, возвращаемся домой из Лондона. Вы провели какое-то время у своей сестры, помогали ей с детьми, пока она рожала, а я приехал, чтобы забрать вас домой, потому что без вас и куры, и огород приходят в упадок, а мне хватает дел на ферме, да еще я должен отрабатывать на полях лендлорда. — Он говорил, не изменяя голос, но так тихо, что его никто не мог услышать. — Все понятно?

Аурелия кивнула, но ничего не ответила — как раз в этот момент к ним подошел слуга с куском ячменного хлеба, тарелкой, полной жареного бекона, и кружкой эля и поставил все это перед ней.

Аурелия пожала плечами, отломила кусок хлеба, сверху положила бекон и откусила. Еда оказалась на удивление вкусной, и эль тоже. Бекон был солоноватым, эль прекрасно утолял жажду.

— А где находится наша ферма? — полюбопытствовала Аурелия, вытирая рот тыльной стороной ладони за неимением чего-либо похожего на салфетки.

— В Барнете… всего день пути в дилижансе.

— Какое облегчение! — Она снова глотнула эля. — И где же мы, в конце концов, окажемся? Или вы так и будете держать меня в неведении?

— Не вижу для этого никаких причин, — мягко ответил он. — Мы направляемся на ферму… однако вам не придется выполнять обязанности фермерской жены, как и мне, выгонять коров из кукурузы.

Часы во дворе пробили половину, и полковник отодвинулся от стола.

— Дилижанс прибудет через пять минут. Имеет смысл посетить уборную. Думаю, она в конце огорода. — Он перекинул ногу через скамью и встал. — Я пока рассчитаюсь.

Дилижанс уже ждал во дворе, пассажиры забирались внутрь, а кучер и конюх закрепляли на крыше багаж.

— Скорее! — настойчиво прошептал Гревилл и подтолкнул Аурелию так ловко, что отодвинул в сторону полную даму с птичьей клеткой. Та начала браниться.

Аурелия мгновенно поняла, в чем дело. В дилижансе осталось одно-единственное место около окна, и она села там, решив не задумываться, претендовал ли кто-нибудь на него раньше. Гревилл, оставшись снаружи, любезно помог полной даме с птичьей клеткой забраться в дилижанс. Та раздраженно запыхтела, но все, же села рядом с Аурелией, расправляя юбки и пристраивая клетку.

— Красивая птичка… Это попугай? — спросила Аурелия, стараясь гнусавить, как это делали деревенские жители.

— О, это длиннохвостый попугай, — объявила женщина, внезапно заулыбавшись.

— Он что, взаправду разговаривает? — Аурелия пришла в восторг, несмотря на сбивающее ее с толку ощущение жизни во сне.

— Ой, да когда у него настроение, он просто не замолкает.

Гревилл забрался в дилижанс последним и сел на единственное оставшееся свободным место в середине. Он откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и закрыл глаза. К удивлению Аурелии, он заснул раньше, чем карета загрохотала, выезжая из-под арки на улицу.

Полковник спал, не шевелясь, дыша тихо и ритмично, пока дилижанс выезжал из города.

— Ой, я прямо не переношу этот грохот, а ты, дорогая? — непринужденно спросила Аурелию соседка, когда шум городских улиц затих, а дилижанс начал подниматься на Хемпстедскую пустошь. — Мне подавай деревенскую тишину, а тебе?

— Ага, — согласилась Аурелия устало, но настороженно. — От этого шума у меня голова болит.

— И у меня, дорогая. — Женщина похлопала ее по колену. — А что ж ты делала в городе?

— К сестре ездила. — Аурелия начала рассказывать придуманную историю и тут же заметила, что Гревилл проснулся, хотя глаза у него были по-прежнему закрыты. Она могла бы поклясться, что он крепко спал до тех пор, пока она не начала свой рассказ. Вероятно, он все слышит даже во сне. Может быть, даже видит с закрытыми глазами, иронически подумала Аурелия.

Длинный день тянулся и тянулся. Они пересекли Хемпстедскую пустошь под ахи и охи о разбойниках с большой дороги; попугайчик постоянно свистел, Гревилл не открывал глаз, и Аурелии то казалось, что он крепко спит, то — что он проснулся, когда карета вдруг меняла скорость. Время от времени Аурелия говорила что-нибудь, слегка отклонившись от сценария — бросала какое-нибудь мелкое замечание, на которое никто и внимания-то не обращал, но Гревилл всякий раз просыпался. Она видела это по тому, как вдруг напрягались его плечи и начинали трепетать веки, хотя дыхание оставалось неизменным.

Аурелия тоже закрыла глаза. Сон не приходил, но, в конце концов, дилижанс въехал в деревню и завернул на станцию. Дело близилось к вечеру. Конюхи поспешили менять лошадей.

— Барнет… Барнет… — монотонно повторял кучер. — Полчаса, леди и джентльмены. Здесь вы можете перекусить. Следующая остановка в Уотфорде.

Гревилл потянулся и так же неуклюже, как и остальные пассажиры, вышел из кареты. Однако Аурелия, опираясь на его руку и выбираясь из дилижанса на мощенный булыжниками двор, заметила, что он выглядит вполне отдохнувшим.

— Пойдемте. — Он поднял ее саквояж, взял ее под руку и направился в гостиницу.

— Мы что, останемся здесь? — спросила Аурелия, стараясь не показать, как ее удручает эта перспектива.

— Нет, — ответил Гревилл, сильно облегчив ей душу. — Мне просто нужно найти где-нибудь пони и двуколку. Посидите пока здесь. — Он подвел Аурелию к хлипкому на вид стулу в темном углу пивной и поставил ее саквояж на пол.

Вскоре он вернулся.

— У владельца гостиницы есть двуколка. Если вы готовы, можно ехать.

— А далеко нам ехать?

— Пять миль… примерно час пути. — Гревилл посмотрел туда, где конюх вел в поводу истощенную клячу. — Может быть, и два, если он намерен, запрячь это несчастное животное.

Через десять минут Аурелия уже сидела в хозяйской двуколке. Гревилл сел рядом, взял вожжи, прицокнул, и кляча побрела вперед, на почтовый тракт, волоча за собой легкий двухколесный экипаж.

— Вы хоть знаете, куда мы едем? Мне казалось, что вы не были в Англии много лет.

— Верно. Последний раз мы с вами виделись три дня назад, и за эти три дня мне пришлось многое устроить, как вы и сами понимаете.

Аурелия подтянула конскую попону — оправдывая свое название, та сильно воняла лошадьми — повыше на колени, пытаясь как можно удобнее устроиться на узкой доске, возвышавшейся над железными колесами.

— Мы едем на ферму, расположенную в маленькой деревушке под названием Монкен-Хэдли, — сообщил Гревилл, поворачивая двуколку влево.

— Там, на ферме, кто-нибудь живет?

— Безусловно… Очень сдержанные люди, — весело произнес он. — Они долго арендовали ферму в поместье моего отца, а потом получили небольшое наследство и смогли купить собственную.

Остаток пути они проделали молча. Гревилл что-то тихонько насвистывал, направляя двуколку все дальше по узким деревенским дорогам. Аурелия совершенно не знала Эссекса и сильно удивлялась его равнинам после холмов и лесов ее родного Гемпшира. Она привыкла к соленому запаху моря, а тут чувствовался только глинистый запах перепаханных по обе стороны дороги полей. Над головой щебетали скворцы, грачи кружили над верхушками деревьев, собираясь устраиваться в гнездах на ночлег — день переходил в ранние сумерки.

Они проехали через несколько крохотных деревушек, где в окнах домов уже загорался свет. Один раз дорогу им перегородило стадо коров, которых гнали на вечернюю дойку, и Гревиллу пришлось потянуть вожжи и остановить клячу.

— Есть хотите? — Вопрос, нарушивший это странное дружеское молчание, заставил Аурелию вздрогнуть.

Она немного подумала.

— Знаете, я просто умираю с голоду. Мы ничего не ели с самого завтрака!

— Верно. Но если вы заглянете под скамейку, то обнаружите там корзинку. Я попросил хозяина гостиницы собрать нам какую-нибудь еду на случай, если мы задержимся в пути.

Человек действия, который всегда думает наперед. Аурелия сунула руку под сиденье, вытащила небольшую корзинку с крышкой, поставила ее себе на колени и открыла.

— Пирожки со свининой! — объявила она с удовольствием. — И яблоки.

— Как вы думаете, это подойдет? — Гревилл посмотрел на нее все с той же улыбкой, и Аурелия опять ощутила туже легкую дрожь возбуждения, не имеющую ничего общего с сидением на скамейке двуколки где-то в деревне посреди моря мычащих коров.

Вместо ответа она протянула Гревиллу пирожок, откусила большой кусок от другого и заявила:

— Да. Это подойдет просто отлично.

— Во всяком случае, мы не умрем с голоду, пока доберемся до Хэдли. Мэри будет ждать нас с ужином, но я полагаю, что сначала вам захочется смыть с себя дорожную пыль.

— Вы всегда так внимательно относитесь к потребностям своих партнеров? — с полным ртом спросила Аурелия.

— Когда есть возможность… но это не всегда необходимо. — Он снова одарил ее сверкающей улыбкой. — У меня не так часто бывают партнеры.

— То есть вы так внимательны из-за того, что я женщина?

— А почему бы нет?

— Действительно, почему нет. Не такая уж я гордая, чтобы не ценить этого.

— Вот и хорошо.

Аурелия, погрузившись в молчание, ела пирожок и грызла яблоко, позволив телу свободно раскачиваться в такт движению двуколки по неровной дороге и впав своего рода транс.

— Наконец-то прибыли. — Гревилл показал ей кнутом на несколько огоньков впереди. — Путешествие закончено.

Гревилл завернул в небольшой дворик позади крытого тростником фермерского дома. Из приоткрытой двери струился свет.

— А, вот и вы, сэр Гревилл… Мадам, вы, наверное, замерзли до смерти. Идемте скорее сюда, к огню. — Коренастая женщина в фартуке в цветочек торопливо вышла из открытой двери и поспешила к ним через двор. Она присела в реверансе и сильно покраснела, когда Гревилл взял ее за руку и поцеловал в обветренную щеку.

— Не нужно никаких церемоний, Мэри, — тепло произнес он. — Аурелия, это мистрис Мэри Машем, и она знает меня буквально с пеленок. Мэри, это леди Фарнем.

Аурелия шагнула вперед, протянув руку:

— Рада познакомиться, мистрис Машем. Должна признаться, что это был долгий и тяжелый день.

— Ага, я так и подумала, мэм. Заходите же скорее, к вскоре все снова наладится. — Мистрис Машем поспешно вошла в большую кухню, выложенную каменными плитами, главное место в которой занимал длинный и массивный деревянный стол, откуда исходили соблазнительнейшие ароматы.

За столом сидел мужчина, такой же коренастый, как мистрис Машем. Перед ним стояла высокая кружка, а сам он строгал кусок деревяшки — его крупные руки с короткими пальцами обращались с небольшим ножиком с невероятной ловкостью. Он поднял голову, когда прибывшие вошли в кухню, кивнул, молча их, приветствуя, и снова занялся своим делом.

— Это мой муж Берт, — объявила мистрис Машем. — Он не больно-то разговорчив, но человек хороший.

Берт никак не отреагировал на этот панегирик. Аурелия тоже не очень понимала, что она должна сказать, поэтому глянула на Гревилла. Тот просто произнес:

— Добрый вечер, Берт.

— Добрый, сэр. — Берт даже головы не поднял своей деревяшки.

Видимо, этого было вполне достаточно. Аурелия мельком подумала, что хозяйку должно удивить странное одеяние гостей, но Мэри, похоже, не заметила ничего необычного. Она переливала ароматное содержимое кастрюльки в оловянную кружку.

— Ну вот. Добрая капелька поссета вас хорошенько подкрепит.

С вздохом облегчения Аурелия сбросила старый плащ и взяла кружку, которую протянула ей Мэри.

— Спасибо, мистрис Машем. — Аурелия благодарно уткнулась носом в кружку, где исходило паром подогретое вино с молоком и пряностями.

— Эй, я просто Мэри, — непринужденно сказала женщина. — Никто в округе не называет меня по-другому… А вы, мастер Гревилл, тоже выпьете поссету или лучше кружечку крепкого Бертова эля?

Аурелия подавила улыбку. «Сэр» очень быстро сменился «мастером» — так она называла Гревилла в детстве. Похоже, он этого даже не заметил, только сказал, что предпочтет крепкий эль Берта.

Берт тяжело встал из-за стола, исчез в кладовой, но быстро появился оттуда с высокой кружкой, над которой дрожала шапка пены.

— Вот, — объявил он и вернулся на свое место. Гревилл, поблагодарив, сел верхом на скамью, словно чувствовал себя в этой кухне как дома, и поднес кружку к губам.

— Пойдемте со мной, моя дорогая, все уже готово, — произнесла Мэри, поворачиваясь к Аурелии.

Они поднялись вверх по узкой лестнице, начинавшейся в углу маленького, выложенного каменными плитами холла. Вся мебель блестела от пчелиного воска, воздух был напоен ароматом лаванды. Похоже, мистрис Машем вела хозяйство безупречно.

— Вот и пришли, моя дорогая. — Добравшись до верха, Мэри широко распахнула дверь, и Аурелия вошла в квадратную комнату, освещенную масляными лампами и пылавшим и камине огнем. Краски на ситцевых занавесках потускнели от частых стирок, однако сами занавески были накрахмалены до хруста и тщательно выглажены.

— Вот, смотрите — горячая вода в кувшине. — Мэри показала на умывальник с мраморной плитой. — А пока вы ужинаете, я положу вам в постель грелку, и будет вам хорошо и уютно.

— О да, — сердечно отозвалась Аурелия, с вожделением глядя на кровать с пологом. Груда подушек на ней была посыпана лавандой. Тяжелый день определенно заканчивался в раю.

Глава 8

Мэри поставила саквояж Аурелии на комод рядом с кроватью.

— Может, вам чего постирать нужно, дорогая? У меня завтра как раз стирка, так я все быстренько сделаю.

— О нет, спасибо, — ответила Аурелия. — Все лежит в саквояже… кроме того, что на мне. — Она пренебрежительно провела рукой по юбке. — Это, конечно, испачкано в дороге.

— Вот и не убирайте, а я завтра постираю и поглажу, — сказала Мэри, направляясь к двери. Она еще раз окинула комнату взглядом и одобрительно кивнула. — Чувствуйте себя как дома, моя дорогая. Ужин я накрою в гостиной.

Аурелия открыла саквояж и вытащила из него муслиновое платье, в котором ходила утром. Оно не очень помялось, так что Аурелия просто хорошенько встряхнула его и положила на кровать. Оставшись в сорочке и нижней юбке, она намочила горячей водой салфетку из махровой ткани и протерла шею и руки.

Стук в дверь испугал ее… Она посмотрела на дверь, держа салфетку в руках.

— Кто там?

— Гревилл. Можно войти?

— Минутку. Я не одета.

— Накиньте что-нибудь быстренько. Мне нужно обсудить с вами пару вопросов до того, как мы пойдем ужинать.

Аурелия схватила с кровати платье, натянула его через голову и быстро застегнула. Потом разгладила юбку и открыла дверь.

— Заходите.

И поспешно отошла обратно на середину комнаты.

Гревилл вошел, закрыл дверь и прислонился к ней, внимательно разглядывая Аурелию. Губы его изогнулись в полуулыбке. Серые глаза заблестели, и полковник пробормотал:

— Вы выглядите просто очаровательно, дорогая моя, и ничуть не измученной, несмотря на все тяготы этого дня.

— Внешность обманчива, — ответила Аурелия в слабой попытке отвергнуть комплимент. Она ощущала себя на удивление уязвимой, внезапно остро осознав, каковы будут последствия того, на что она согласилась. Если бы на месте Гревилла стояли Гарри или Алекс, она бы ни о чем таком не думала, но они бы и не смотрели на нее с таким блеском в глазах. Это был взгляд мужчины, который видит женщину в определенном свете. И мысли его совершенно точно были далеки от бытовых проблем.

Сердце Аурелии подскочило и заколотилось, а пальцы слегка задрожали. Она села на кровать и крепко зажала ладони между коленями.

— И о чем же вы хотели поговорить?

— Я хочу подготовить вас, рассказав правильную историю. — Гревилл отлепился от двери, прошел в комнату и принял свою, похоже, любимую позу — перед камином, упершись одной рукой в каминную полку. — Мэри ничего не известно о моей деятельности. Она знает меня исключительно как полковника Фолконера и уверена, что именно в этом качестве я сопровождаю вас в Шотландию. Вы — жена моего приятеля офицера, который служит за границей. Он узнал, что я возвращаюсь в Англию, и попросил сделать так, чтобы вы благополучно добрались до своих шотландских родственников.

— В таком случае не подумает ли Мэри, что наше появление в этой наемной двуколке, да еще и в крестьянской одежде, выглядит несколько странно?

Разговор успешно успокаивал разгоряченную кровь Аурелии. Она встала с кровати, подошла к комоду и начала поправлять шпильки в волосах.

— Мэри считает, что вы находитесь в довольно стесненных обстоятельствах, — произнес Гревилл, глядя на нее. Аурелия подняла руки над головой, и эта поза показалась ему восхитительно чувственной — настолько, что даже дыхание перехватило.

Он прокашлялся и продолжил деловым тоном:

— Она знает, что именно поэтому нам пришлось путешествовать почтовым дилижансом, а простая одежда нужна для того, чтобы не выделяться среди других пассажиров.

— Но ведь мы остановились здесь на все пять дней? — Аурелия накрутила локон на палец в надежде, что кудри удержатся, и закрепила его шпилькой.

— Да… оказалось, что путешествие подтачивает ваши силы… вы приходите в себя после болезни, и несколько дней на свежем воздухе пойдут вам на пользу, а потом можно ехать дальше… Я подумал, что в данной ситуации вы будете чувствовать себя лучше, имея про запас безукоризненное объяснение всему.

Аурелия медленно повернулась и с несколько печальным выражением посмотрела на полковника, немного склонив голову набок.

— Я благодарна вам за заботу, полковник.

Он коротко поклонился, продолжая пронзать ее взглядом.

— Я уже говорил вам, Аурелия, что ваши безопасность и благополучие для меня превыше всего, и я не намерен подвергать вас опасности.

Она твердо посмотрела ему в глаза и медленно произнесла:

— Я знаю, что нуждаюсь в вашей защите, и хочу кое-что прояснить. У меня нет вашего опыта манипуляций и обманов, но зато есть здоровое чувство самосохранения, поверьте. Если не ради себя самой, то ради моей дочери. Она не должна потерять обоих родителей в этой проклятой войне.

— Значит, мы поняли друг друга. — Гревилл направился к двери. — Пойдемте вниз ужинать.

Он придержал дверь. Аурелия вышла и начала спускаться с лестницы.

— А, вот и вы! — Едва Аурелия дошла до холла, как из кухни выскочила Мэри. — Идите в гостиную, мэм. Я сейчас подам ужин.

Аурелия открыла дверь справа от лестницы и оказалась в комнате с полукруглыми окнами — довольно бедной, но уютной. В камине пылал огонь, с балок свисали горящие масляные лампы. Круглый стол рядом с окном был накрыт на двоих.

Гревилл тоже вошел в гостиную, а Мэри вернулась на кухню.

— Я прислал сюда ящик весьма неплохого кларета… интересно, Мэри не забыла? О, конечно, не забыла! — Удовлетворенно кивнув, он подошел к буфету, где на оловянном подносе стояли бутылка вина и два бокала.

Гревилл откупорил бутылку, налил вино в бокалы и отнес их к камину, где Аурелия с удовольствием подставляла спину огню.

Она, благодарно кивнув, взяла свой бокал.

— За успех нашего предприятия! — Гревилл поднял бокал и чокнулся им с Аурелией. Глаза его блестели, губы изогнулись в улыбке.

В ней было что-то такое, от чего сердце Аурелии опять заколотилось как бешеное. Гревилл смотрел на нее так, как никогда не смотрел раньше. Аурелия сделала большой глоток вина и с облегчением повернулась к двери, увидев входящую с тяжелым подносом Мэри, а вслед за ней — девочку лет девяти с миской картофеля.

— Поставь ее сюда, Бесси. Вот умница! — распорядилась Мэри, разгружая поднос. Комната наполнилась богатыми ароматами супа из бычьего хвоста и клецок с петрушкой.

— Мастер Гревилл говорит, вам нужно немножечко поправиться, моя дорогая, — непринужденно сказала Мэри, начиная раскладывать содержимое котелка по тарелкам. — Вроде как вы не очень здоровы. Садитесь скорее.

Аурелия села на выдвинутый Гревиллом стул и с комическим ужасом посмотрела на гору еды на своей тарелке. Гревилл шевельнул бровью с насмешливым сочувствием и уселся перед собственной полной тарелкой.

— Ну вот. Тут есть еще капустка с маслом, и немного тушеного лука, и картошечка, — говорила Мэри, показывая на каждое блюдо по очереди. — Кушайте, как следует. — Она кинула последний взгляд на стол, желая убедиться, что все в порядке, и вышла.

— Боже, как много еды, — сказала Аурелия. — Но… вы такой крупный, что кормить вас нужно как следует.

— Безусловно, крупнее, чем вы. — Его взгляд метнулся в ее сторону, задержавшись на ее пышной груди.

Аурелия почувствовала, как ее щеки запылали. Он что, представляет ее себе голой? Что за абсурдная мысль! Но соски под взглядом темно-серых глаз уже затвердели, и она поспешно схватила бокал с вином.

— Ну и чему же мне придется учиться? — спросила Аурелия, пытаясь изобразить беспечность.

Снова сверкнула белоснежная улыбка, но Гревилл тут, же сумел взять себя в руки.

— Завтра займемся изучением способов связи, — отрывисто произнес он. — Но вы должны ознакомиться и с простым шифром, и нужно разработать несложные сигналы тела, чтобы передавать друг другу информацию в толпе.

Аурелия пришла в восторг. Она подалась вперед, забыв про еду.

— Вы имеете в виду — на балу или еще на каком-нибудь светском мероприятии?

— Разумеется, в общественных местах.

— Я не понимаю, почему нам вдруг придется тайно сообщаться в публичном месте?

Гревилл добавил еще себе капусты и картошки и только потом сказал:

— Если, к примеру, вы беседуете с кем-нибудь, представляющим определенный интерес, я должен знать, не собирается ли он покинуть бал или театр, где мы в это время будем находиться. И вы сможете передать мне эту информацию.

— А, понятно! — Аурелия немного подумала. — Значит, мы будем проводить операцию, если можно так выразиться, большую часть времени?

— Все время. — Он наклонился вперед, чтобы наполнить ее бокал, потом налил вина себе. — Как только мы начнем, дорогая моя Аурелия, вы будете работать постоянно. — Он твердо посмотрел на нее. — Я не собираюсь делать вид, что это очень легко. Вам все время придется быть настороже. Вы все время будете слушать, впитывать, выбирать и выхватывать отрывки из разговоров и решать, важно это или нет. И придется быть бдительной все время.

Аурелия ощутила озноб.

Она ждала, что он продолжит свою мысль, но Гревилл молчал, и она заговорила сама:

— Я не буду делать ничего, угрожающего Фрэнни. Вы можете гарантировать, что такого не произойдет?

Он положил нож и вилку.

— Я ничего не могу гарантировать, Аурелия. А вы можете гарантировать, что однажды кеб не заедет на тротуар и не собьет вас? Можете гарантировать, что не заболеете? — Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь. — Моя дорогая, в этом мире нет никаких гарантий. Я могу обещать — и уже обещал, — что сделаю все возможное, чтобы уберечь вас от опасности. И насколько я понимаю, работа, которая от вас требуется, никакой угрозы вам не несет.

— За исключением того, что я, так или иначе, окажусь, связана с вами, — заметила Аурелия, не убирая свою руку — это теплое нетребовательное давление почему-то успокаивало ее. — Про вас и вашу тайную деятельность наверняка кому-нибудь известно.

Гревилл кивнул:

— К сожалению, такая вероятность всегда имеется. Но я почти уверен, что Гревилл Фолконер, полковник одного из кавалерийских полков ее величества, не ассоциируется, ни с одной из моих многочисленных кличек. Насколько мне известно, до сих пор меня не раскрыли. Но одно я вам все-таки пообещаю… поклянусь своей жизнью и честью. Я буду оберегать Фрэнни.

— Даже если со мной что-нибудь случится?

— Этого не будет… но да, даже если с вами что-нибудь случится, и не важно, будет это связано с нашим делом или нет. Я беру на себя ответственность за благополучие Фрэнни. — Улыбка его была печальна. — Я в долгу и перед Фредериком.

Дверь отворилась. Гревилл неторопливо убрал свою руку. В комнату вошли Мэри и девочка. Родители не могли прокормить ребенка, и она жила в семье Мэри.

— Поели? — спросила Мэри, окидывая взглядом тарелки. — А теперь поешьте яблочного пирога. Из вкусных зимних яблок — они хранятся на чердаке, а к пирогу кувшин сливок от старушки Блюбелл… это наша лучшая молочная корова, — добавила она специально для Аурелии. — Замечательно вас подкрепит, это уж точно.

— Да, я не сомневаюсь… спасибо, Мэри, — отозвалась Аурелия, в ужасе думая, какой величины этот яблочный пирог.

Хотя Гревилл способен съесть за двоих, подумала Аурелия. Странно, что у него нет ни капли жира — одни мышцы, мощная фигура и длинные конечности. Интересно, а как он выглядит без одежды? Боже милостивый, что это с ней? Откуда, ради всего святого, возникла эта мысль?

Гревилл не сказал больше ни слова до тех пор, пока на столе не появились яблочный пирог и большая миска жирных желтых сливок. Тогда он снова наполнил бокалы и спросил:

— Вы когда-нибудь стреляли из ружья?

Аурелия, раскладывавшая по тарелкам пирог, уронила лопатку.

— Из ружья? Разумеется, нет… с какой бы стати? Он пожал плечами.

— Вы выросли в деревне. Вполне возможно, что вас учили стрелять фазанов, или скворцов, или что-нибудь в этом роде.

— Я не фермерская дочь, — ответила Аурелия, протягивая ему тарелку. — Меня также не учили сворачивать головы цыплятам.

— Я не собирался оскорблять вас, — мягко возразил Гревилл, поливая сливками пирог. — Я знавал многих женщин, прекрасно управляющихся с оружием.

— В вашей работе — возможно, — сказала Аурелия, вспомнив письмо Фредерика. — Зато я умею управлять парусной лодкой и ездить верхом.

— Ну, я сомневаюсь, что эти ваши таланты вам пригодятся в нашем деле, — произнес Гревилл, потянувшись за очередным куском пирога.

— Но зато мне потребуется умение стрелять из пистолета?

— Надеюсь, что нет. Это просто мера предосторожности, поэтому, пока мы здесь, нужно будет дать вам несколько уроков.

Снова этот озноб тревоги, и снова волосы на затылке Аурелии встали дыбом. Она сделала еще глоток вина и отодвинула тарелку с недоеденным пирогом.

— Я устала, — резко бросила она, вставая. — Если вы меня извините, я с удовольствием отправлюсь в постель.

— Разумеется. Это был долгий день. — Гревилл вежливо встал и открыл для нее дверь. Когда Аурелия проходила мимо него, он легко положил руку ей на плечо. От его прикосновения по спине пробежала дрожь. Аурелия остановилась и посмотрела на полковника. Его лицо словно колыхалось у нее перед глазами, теряя резкие очертания. Аурелия уставилась на его рот, на этот кривоватый чувственный изгиб, и когда он опустил голову и поцеловал ее, она поняла, что ждала этого. Его губы были сладкими и пряными, как будто на языке у него смешались яблоки и вино, и в животе у нее все сжалось.

И тут все кончилось. Гревилл поднял голову, убрал руку с ее плеча, отодвинулся в сторону, и Аурелия, молча кивнув, проскользнула мимо него и вышла за дверь.

Гревилл закрыл дверь, вернулся к столу, взял свой бокал и уставился в его рубиновую глубину. Он занимался любовью со многими женщинами, по работе и для развлечения. Но до сих пор никогда не терял беспристрастности, какой бы соблазнительной, ни была женщина. Разумеется, за исключением Доротеи, но в те неистовые дни он был всего лишь мальчишкой, охваченным телячьей любовью.

В его ремесле имелось одно нерушимое правило — не доверять никому. Никогда не терять бдительности. И все же он чувствовал, что, когда рядом Аурелия, возникает опасность того, что теперь командовать начнут чувства, а не голова. Он не мог позволить себе слишком сблизиться с Аурелией.

Гревилл осушил свой бокал и подошел к угловому буфету — там хранилась бутылка яблочного бренди.

Глава 9

Проснулась Аурелия от того, что кто-то настойчиво стучался в дверь ее спальни, и несколько мгновений она лежала полусонная, не очень понимая, где находится. Но тут из коридора послышался голос Гревилла:

— Аурелия, вы уже проснулись? Нам нужно начать как можно раньше.

Она застонала и села среди подушек, моргая — бледный утренний свет ослепил ее. Большие напольные часы в углу комнаты показывали шесть.

— Аурелия! — снова позвал он. — Скажите, что вы уже проснулись.

— Проснулась, — пробурчала она и повторила громче: — Да-да, я проснулась.

— Отлично. Отоприте дверь, Мэри хочет разжечь у вас камин. — Он говорил легким, на зависть энергичным голосом. — Через полчаса увидимся внизу за завтраком.

Аурелия снова упала на подушки, пытаясь собраться с силами, необходимыми, чтобы спустить ноги на пол. В конце концов, ей это удалось, и она побрела к окну. Стекло покрылось инеем, но Аурелия все-таки отодвинула задвижку. Окно заскрипело и неохотно открылось. Аурелия задрожала от порыва морозного воздуха. В деревне все-таки намного холоднее, чем в городе.

Она подошла к двери, повернула ключ и выглянула в щелку. В коридоре терпеливо ждала Мэри.

— Я подергала дверь, мэм, чтобы разжечь огонь, но не хотела будить вас. Было заперто, так я думала дать вам поспать, но мастер Гревилл сказал, что пора просыпаться, — извинялась она, входя в комнату. — Эй, святые небеса, мэм, что вы делаете? — потрясенно воскликнула Мэри. — Весь теплый воздух выпустили! Закройте окно скорее! Мастер Гревилл говорил, вы не очень-то здоровы.

— Да ничего особенного. Небольшая простуда, и все. — Аурелия опустила раму.

— Так, значит, нечего выпускать из комнаты тепло.

— Да-да, хорошо, я больше не буду. — Мгновение поколебавшись, Аурелия все-таки спросила: — Если я правильно понимаю, вы хорошо знали сэра Гревилла еще ребенком, Мэри?

Взгляд женщины смягчился.

— О да, моя дорогая. Бедный малыш. Аурелия насторожилась.

— В каком смысле?

— О, никому он был не нужен, и перебивайся, как хочешь. — Мэри покачала головой. — Часами бродил по поместью да околачивался возле нас с Бертом, когда у нас появлялась свободная минутка, а его мать… — Она замолчала и поджала губы. — О покойниках плохо не говорят.

Мэри направилась к двери.

— Вон там, на подносе, чай, и я пришлю наверх Бесси с горячей водой. Завтрак будет в гостиной. Мастер Гревилл любит завтракать рано.

Надев взятое из дома льняное платье, Аурелия выпила чаю, потом хорошенько закуталась в свою теплую накидку и спустилась вниз по лестнице как раз тогда, когда большие часы внизу пробили половину седьмого.

Гревилл уже ждал ее в гостиной. В камине пылал огонь. Сквозь окно-эркер пробивался очень слабый свет, и свечи в комнате еще горели. Когда Аурелия вошла, Гревилл стоял у окна, но сразу, же обернулся, окинул ее одним все охватывающим взглядом и слегка поклонился:

— Доброе утро, мэм.

— Доброе утро. — Аурелия подошла к нему, встала рядом и посмотрела в окно. — Похоже, оно еще и холодное.

— Да. Но скоро потеплеет. — Гревилл стоял так близко, что она чувствовала жар его тела и ощущала запах мыла. Вернулось воспоминание о том поцелуе — сладко-соленый привкус, его губы на ее губах… Ну, конечно же, это была просто тренировка и ничего больше.

— А вот и завтрак. — Бодрый голос Мэри вернул ее на землю. Она быстро отошла от Гревилла, подошла к столу, взяла тарелки с подноса и начала их расставлять.

— Да это настоящий пир, Мэри! — произнесла Аурелия, надеясь, что щеки ее не горят и что она не дала понять Гревиллу, о чем вспоминала.

— Так и должно быть. — Мэри удовлетворенно кивнула, еще раз осмотрела накрытый стол, подхватила пустой поднос и вышла.

— И что мы сегодня будем делать? — Аурелия села и взяла гренок.

Гревилл глянул на окно. Солнце поднялось выше и светило теперь гораздо ярче.

— Думаю, займемся кое-какими упражнениями на улице. Нужно пользоваться хорошей погодой, пока не пошел дождь. В это время всегда идут дожди — тогда и будемзаниматься в помещении.

— А какие упражнения?

— Для начала немного постреляем в цель, а потом я хочу показать вам, как понять, что вас преследуют, и поучить технике — как ускользнуть от преследователя.

«Это был самый невообразимый день в моей жизни», — думала Аурелия, стоя в угасающем свете дня на узкой деревенской дороге в полном одиночестве — во всяком случае, так ей казалось. Неужели ей все-таки удалось оторваться от Гревилла в той маленькой деревушке? Он ее преследовал. Хотя она его не видела, но присутствие ощущала, а теперь больше его не чувствовала.

На губах ее заиграла улыбка. Это было просто озарение — забраться в телегу к ломовому извозчику, выезжавшему с постоялого двора в деревне. Аурелия спряталась среди мешков с капустой, и даже сам возчик, до-96 вольно пьяный после пребывания в трактире, похоже, не заметил своей пассажирки. Когда они выехали из деревни на дорогу, Аурелия незаметно выскользнула из телеги. К счастью, возчик дремал на облучке, а лошадь брела очень медленно и направлялась домой, ведомая собственными инстинктами.

Целью Аурелии было обхитрить Гревилла и вернуться на ферму мистрис Машем самостоятельно. Ферма находилась на окраине следующей деревни, и туда вела удобная тропа. Но сейчас Аурелия стояла, бросаясь в глаза, посреди оживленной дороги и надеялась только на то, что на нее не нападет свирепый бык. Коровы мирно паслись на поле, иногда, мыча, поднимали головы и наблюдали за ней с тяжеловесным любопытством. Но быка она нигде не видела.

Она медленно пошла вдоль живой изгороди, поплотнее закутавшись в накидку — с поля задувал сильный ветер. Да, день оказался и в самом деле странным, и сейчас ей очень хотелось, чтобы он закончился. Ферма находилась не дальше чем в миле отсюда; живая изгородь ровно окаймляла дорогу, указывая ей путь.

Аурелия дошла до конца одного поля и перебралась через перелаз на следующее. Она торопливо шла вдоль живой изгороди, мечтая об огне в камине и обеде, и вдруг кожа на голове съежилась, а сердце сильно ударилось о грудную клетку. Кто-то шел по дороге с другой стороны изгороди. Аурелия остановилась. Шаги на дороге затихли.

К горлу подступило разочарование. Она так хотела, чтобы все получилось! Аурелия снова пошла вперед. Шаги слышались рядом, потом темп их ускорился, и в конце поля, рядом с перелазом, появился Гревилл. Опираясь скрещенными руками на перелаз, он улыбался.

— Отличная работа, — сказал полковник.

— Ничего отличного в ней нет, — огрызнулась Аурелия, не в силах скрыть досаду. — Вы меня все-таки нашли.

— Разумеется, нашел. — Он протянул ей руку, чтобы помочь перебраться через перелаз. — А вы на что рассчитывали?

Он говорил таким самоуверенным тоном, что Аурелии захотелось его ударить. Проигнорировав протянутую руку, она перебралась на поле сама, ничего не ответив. Помолчав немного, Гревилл сказал:

— Не нужно так досадовать, Аурелия. Вы действительно прекрасно справились. Я не заметил, как вы забрались в ту телегу, и потратил добрых десять минут, прочесывая деревню, прежде чем понял, как вы, вероятно, поступили.

Аурелия взглянула на него:

— Правда?

— Чистая, правда. — Он взял ее руку и положил себе на локоть. — Это всего только ваш первый день, а вы меня уже удивили.

Когда они пришли на ферму, Мэри, занятая жаркой ростбифа на вертеле в кухонной плите, поцокала языком:

— Не нужно было так долго держать мадам на холоде, мастер Гревилл. Вечерний воздух пользы не принесет.

— Я не собирался задерживаться так надолго, Мэри, — ответил он, примирительно улыбаясь. — Но и не ожидал, что леди Фарнем удивит меня так, как она это сделала.

— Я пойду, переоденусь к обеду, — сказала Аурелия, отпуская его руку и устремившись к двери.

— Наверху есть горячая вода, моя дорогая. — Мэри снова повернулась к ростбифу.

В спальне Аурелия закрыла дверь и прижалась к ней спиной, пытаясь критически оценить проведенный день. Она стянула перчатки и изучающе посмотрела на руки, сгибая и разгибая пальцы и вспоминая, каково это было — держать пистолет и нажимать на спусковой крючок. Мысленно она повторила все действия, необходимые для чистки оружия и его перезарядки, как показывал ей с безграничным терпением Гревилл.

Он хороший учитель, думала Аурелия, бросая перчатки на комод и расстегивая накидку. Терпеливый, хотя временами впадает в назидательность. В основном так уверен в себе, что это приводит в бешенство, но потом вдруг выдает эту свою совершенно обезоруживающую кривоватую ухмылку, словно смеется над самим собой.

И, святые небеса, что уж лгать себе самой — он очень, очень привлекательный. Настолько же, насколько интригующий. После отъезда Фредерика ее несколько раз влекло к мужчинам, но не до такой степени, чтобы это чувство начало ее тревожить.

Когда она торопливо спустилась по лестнице в гостиную, откуда плыл восхитительный аромат жарящегося мяса, Гревилл уже ждал ее у камина с бокалом в руке.

— Вина?

— Да, пожалуйста, хотя, боюсь, после первого же глотка я усну. — Аурелия взяла у него бокал. — Не будь я такой голодной, уже бы спала. — Она повернулась к небольшому столику у окна и взяла с него стопку бумаг. На одной стороне были написаны колонки цифр, на другой — колонки слов. — Что это?

— Я полагал, что после ужина мы займемся изучением простейших шифров.

— А-а. — Про усталость можно забыть, подумала Аурелия, положив бумаги обратно на стол. — Вы хорошо знаете Гарри Бонема?

— Почти совсем не знаю. Мы с ним раза два случайно сталкивались, — уклончиво ответил Гревилл.

— Вероятно, по делам? — сказала Аурелия, внимательно следя за его лицом.

— По делам. А вам давно известно, что он работает в министерстве?

— Узнала перед его свадьбой с Нелл. — Аурелия пожала плечами и подошла к камину. — Мы об этом не разговариваем.

— Очень надеюсь, что нет. — Реплика прозвучала довольно резко.

Гревилл повернулся и поставил бокал на каминную полку.

— Простите, но в нашем деле есть только одно нерушимое правило, Аурелия. Не доверять никому. Никогда.

— Даже вам? — Она уставилась на него.

— Вы можете поверить мне в том, что я буду оберегать вас изо всех сил, но я не могу обещать, что всегда и обо всем буду говорить вам только правду. Могут возникнуть обстоятельства, при которых я буду вынужден вам солгать, и вы должны быть к этому готовы. Аурелии внезапно стало очень холодно. Его серые глаза неотрывно смотрели на нее и были темными и непроницаемыми.

Гревилл с самого начала хотел, чтобы она стала его партнером. У нее не было никаких иллюзий относительно их взаимоотношений. Наверное, так гораздо лучше. Открытое принятие реальности. Никаких претензий. Никаких эмоциональных ловушек. Она делает то, что делает, с полным пониманием ситуации.

— Значит, вы не доверяете мне, — напрямик сказала Аурелия.

— Я не вправе доверять никому.

— И Фредерику тоже не доверяли?

Гревилл вздохнул и снова взял свой бокал. Сделав глоток, он нахмурился, посмотрел в огонь, а потом повернулся к Аурелии.

— Мне очень нравился Фредерик, но он принимал наши правила. Человек должен обрубить все прошлые узы. В нашем деле мы должны избегать разговоров о семье, о прошлой жизни, о чувствах. Мы должны научиться стать никем — людьми без истории и друзей. Иначе, почему я не знал, что его жена — лучшая подруга его сестры, как, по-вашему?

— На мой взгляд, такие вещи очень полезно знать. Гревилл снова улыбнулся той печальной, самоироничной улыбкой, которая всегда обезоруживала Аурелию.

— Да, в данном случае нарушение правила пошло бы только на пользу.

— Я бы сказала, что имеет смысл согласиться, что иной раз правило требуется нарушить.

Гревилл, соглашаясь, слегка наклонил голову и прикрыл глаза.

— Боюсь, что я уже нарушил одно из своих главных правил, — негромко произнес он.

Аурелия склонила голову набок и прищурилась.

— Да? И какое?

Гревилл помотал головой, словно отметая слова, которые он не собирался произносить, сделал еще глоток вина и очень обрадовался, когда дверь открылась, и вошли Мэри и Бесси с ужином.

Аурелия нетерпеливо села за стол, но не могла не гадать, о каком главном правиле Гревилл говорил.

Он отрезал кусок жареной свинины с хрустящей золотистой корочкой и положил на тарелку Аурелии. Потом обслужил себя и тоже сел. Не следовало ему говорить те последние слова…

Глава 10

Остальное время в Эссексе прошло как в тумане, чему Аурелия была очень рада. Она была постоянно занята, ей приходилось слишком многое усваивать, и у нее не оставалось времени или энергии на размышления о недопустимости чувств к своему компаньону, а Гревилл как будто слегка отошел в сторону, создав между ними дистанцию.

Когда наступил последний вечер, Аурелии казалось, что она во многом стала совершенно другим человеком, который иначе видит мир. Гревилл научил ее замечать мельчайшие детали, на которые в прошлом она бы не обратила внимания. Он научил ее говорить определенные слова и фразы — обыденные для посторонних, но имеющие особый смысл для него. Он показал ей жесты, которые он сумеет прочитать даже в переполненном людьми помещении. Аурелии по-прежнему не нравилось оружие, но она знала, что в случае необходимости сумеет нажать на спусковой крючок. И еще она научилась искусно уходить от преследования. Правда, Гревилл всегда настигал ее раньше, чем она добиралась до места назначения, но признавал, что с каждым разом это становится все труднее.

Но настоящий экзамен ждал ее в Лондоне, хотя Аурелия вовсе не была уверена, что сумеет применить полученные знания на деле. Впрочем, насколько она понимала их партнерство, ее роль заключалась, в том, чтобы жить как прежде, лишь немного расширив круг общения. Она будет по-прежнему ходить на балы и вечера, вращаться в привычном светском кругу, но с определенной целью — став глазами и ушами Гревилла. И вряд ли ей придется уходить от слежки по глухим переулкам Лондона или стрелять из пистолета.

— Если хотите, можете завтра поспать подольше, — сказал Гревилл во время последнего ужина. — Нам ни к чему выходить раньше девяти, времени вполне хватит, чтобы сесть на полуденный дилижанс до Лондона.

— Надеюсь, на этот раз не почтовый дилижанс? — поморщилась Аурелия. — Мы наверняка можем нанять экипаж.

— Вы можете, — согласился Гревилл, отрезая себе сыра. — А я должен вернуться почтовым.

— О-о. — Аурелия пришла в некоторое смятение. — Нам что, придется разделиться?

— Только на время, — ответил он, смакуя сыр. — Вы наймете экипаж, который доставит вас прямо на Кавендиш-сквер. Ведь вы торопитесь вернуться из Бристоля, где успешно выздоровела ваша тетушка. А я вернусь в Лондон так же анонимно, как покинул его. Полковник, сэр Гревилл Фолконер, нанесет вам официальный визит на Кавендиш-сквер послезавтра.

Аурелия кивнула.

— А что потом?

— Прежде всего, я собираюсь подписать договор на аренду меблированного дома на Саут-Одли-стрит. Он будет служить мне базой. — Гревилл сделал глоток вина. — После того как мы объявим о помолвке, вам будет прилично проявить некоторый интерес к ремонту, меблировке и прочему — таким образом, у нас появится место для тайных встреч. Конечно, это не огромный особняк, как на Кавендиш-сквер, и даже не дом виконта Бонема на Маунт-стрит, но, тем не менее, он довольно элегантен.

— Я надеюсь, он вам отлично подойдет, — отозвалась Аурелия. — А потом?

— Полагаю, бурное ухаживание. Пока наши отношения не будут оформлены официально, наши возможности ограничены. Но виконт Бонем уже представил нас друг другу, так что эту преграду мы преодолели. С послезавтрашнего дня я буду осаждать вашу дверь, а вы осторожно дадите всем понять, что не отвергаете мое внимание. Через три недели моя тетушка дает раут в мою честь. Предлагаю именно там сообщить о наших намерениях.

— Три недели… времени очень уж мало, — поморщилась Аурелия. — Как мне убедить моих друзей, что я по уши влюбилась в мужчину, которого знаю меньше месяца?

Гревилл помолчал, глядя на нее так, как иногда делал — словно видит ее в первый раз, потом отодвинул стул и медленно встал. Он обошел кругом стола, взял Аурелию за руки и тоже поднял ее на ноги.

— Может быть, при подготовке этого задания я кое-чем пренебрег? — пробормотал он.

В ее жилах забурлило пьянящее возбуждение. Она вся напряглась, соски уперлись в льняной лиф.

Гревилл взял ее лицо в ладони, кончиком пальца погладил щеку, обвел контуры рта… Потом наклонился, поцеловал правое ухо, начал покусывать мочку, а палец, не останавливаясь, добрался до пульсирующего местечка на горле. Аурелия запрокинула голову, подставляя губы поцелуям.

Его руки скользнули вокруг ее талии, ладони прижались к ягодицам, губы — к губам. Аурелия упивалась ощущением его упругих мышц — они напряглись еще сильнее под ее поглаживающими пальцами. Его язык оказался у нее во рту и сплелся с ее языком в неистовом танце страсти. Все ее тело пылало, кровь кипела в жилах, а спокойная и собранная вдова с Кавендиш-сквер осталась где-то в другом мире.

Наконец Гревилл отпустил ее и поднял голову. Глубоко вздохнув, он провел пальцем по распухшим губам Аурелии, и в его серых глазах появилась печальная улыбка.

— О Боже, — пробормотал он. — Кажется, мне будет очень трудно оставаться настолько объективным, насколько это требуется в данном деле.

Аурелия отступила назад, опустив руки, и тоже сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Она не просто не была готова к нахлынувшему физическому возбуждению — она вообще не могла припомнить подобных ощущений в своей жизни.

— Если мы хотим, чтобы наш романтический интерес выглядел убедительно, вероятно, не нужно стремиться к чрезмерному беспристрастию, — сумела она выговорить.

— Вероятно, — согласился Гревилл, едва заметно нахмурившись. Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от ее лица, но на этот раз у Аурелии возникло приводящее в замешательство чувство, что он ее толком не видит.

— В чем дело? — невольно спросила она. Гревилл усилием воли вернулся назад в комнату.

— Ни в чем… совершенно ни в чем. Вам нужно немного поспать. Уже поздно.

— Да, — согласилась Аурелия, направившись к двери. — К восьми утра я спущусь вниз.

Проснувшись солнечным утром под пение птиц, Аурелия быстро оделась и спустилась вниз, чтобы услышать от Мэри, что мастер Гревилл уже позавтракал и вышел из дома. Пришлось есть в одиночестве, чтобы через полчаса быть полностью готовой к отъезду.

Гревилл, одетый в наряд фермера, появился в гостиной через двадцать минут.

— Ваш саквояж уже в двуколке, так что поспешите. Аурелия кинула на него раздраженный взгляд и вышла.

Десять минут спустя она уже сидела в двуколке, едущей обратно в Барнет.

— Вы уже продумали свою историю? — спросил Гревилл, поворачивая на дорогу.

— Да. Мы случайно встретились в Бристоле, куда вы приехали по семейным делам, а я присматривала за тетушкой. Нас уже представили друг другу в Лондоне, поэтому мы, вполне естественно, проводили какое-то время вместе, — отрапортовала Аурелия. — И, разумеется, при таких обстоятельствах вполне понятно, что вы нанесете мне визит на Кавендиш-сквер сразу же после возвращения в Лондон.

Гревилл кивнул, но ничего не сказал, так что остаток пути они проехали в молчании. На постоялом дворе Гревилл вернул двуколку хозяину и пошел договариваться насчет кареты, в которой Аурелия вернется в Лондон.

— Я увижусь с вами завтра?

— Ждите меня еще до полудня. — Он поцеловал ее руку, слегка сжал ее и отпустил.

— Хорошо. — Аурелия забралась в карету, и Гревилл, захлопнув дверцу, велел кучеру трогать. Тот щелкнул кнутом, и карета загрохотала, выезжая со двора.

Аурелия сидела в полумраке раскачивающейся кареты и рассеянно поглаживала руку, все еще чувствуя сомкнувшиеся на ней пальцы.

Аурелия добралась до Кавендиш-сквер к шести часам вечера. В пустом холле горела только одна лампа у лестницы, и в доме было тихо.

— Моркомб, — позвала Аурелия, бросая саквояж на паркетный пол. — Моркомб… есть тут кто-нибудь?

Дверь в дальнем конце холла открылась, на пол упал приветливый луч света. Моркомб зашаркал своими ковровыми тапками ей навстречу.

— Эй… что тут происходит? О, это вы, вон что. Вернулись без всякого предупреждения.

Аурелия покачала головой. Пусть сама она и изменилась, но больше ничего не меняется. Аурелия вошла в гостиную и остановилась в дверях, дрожа от холода. Пока ее не было, никто не разжигал здесь огонь в камине.

— Я набрал ведерко горячих углей, миледи. — Через холл бежал Джемми с медным ведерком для угля. — Я быстренько разожгу огонь, мэм. — Он поспешил к остывшему камину, и через несколько минут в нем уже полыхало пламя. Джемми зажег свечу, поставил ее в подсвечник на каминной полке и опустил шторы. — Хорошо, что вы вернулись, мэм. Эстер уже пошла наверх, в вашу спальню.

— Превосходно. Спасибо, Джемми. Возвращайся к своему ужину. — Аурелия подошла к буфету и налила себе бокал хереса, чтобы взять его наверх.

Эстер опустила шторы в ее спальне и сейчас возилась с камином. Когда Аурелия вошла, она подняла голову.

— О, мэм, мы вас сегодня не ждали.

— Конечно, нет, — улыбнулась, Аурелия. — В конце концов, я же не прислала вам записку. — Она сняла накидку, отметив, какой та стала грязной после пяти дней постоянной носки в более суровой обстановке, чем обычно. Вытащила шпильки из шляпки и скорчила гримасу своему отражению в зеркале. Все кудряшки пропали. Она выглядит настоящим пугалом и пока не готова ни морально, ни физически к резкому возвращению обратно в мир. Ей требуется спокойный вечер, крепкий ночной сон — и только тогда она отправится на Маунт-стрит, чтобы встретиться с дочерью.

«Благоразумие — вот основная часть доблести», — подумала Аурелия и попросила Эстер принести наверх ванну.

— Искупавшись, я съем легкий ужин в гостиной. Попроси мисс Эйду сварить для меня яйцо пашот или приготовить что-нибудь несложное.

— Да, мэм. — Эстер торопливо вышла. Аурелия начала раздеваться, прихлебывая херес.

На следующее утро она проснулась рано и сразу позвонила, чтобы пришла Эстер.

Через полчаса Аурелия уже торопливо шагала по утреннему холодку в сторону Маунт-стрит. Едва она дошла до крыльца, входная дверь распахнулась, и на ступенях появился жилистый мужчина в шинели и низко надвинутой на лоб фуражке.

— Как, леди Фарнем! Что привело вас сюда в такую рань? — Он вежливо снял фуражку.

— Меня не было в городе, Лестер, я вернулась только вчера вечером. — Корнелия всегда говорила с Лестере как о правой руке Гарри, его адъютанте. Наверняка Гарри мало что делал в теневой части своей жизни без помощи Лестера.

— Ах, вот оно что! Могу поспорить, вы пришли повидаться с маленькой мисс. Она тоже будет очень рада видеть вас, мэм. — Лестер отступил назад, придерживая дверь.

— Мне не терпится скорее ее увидеть, — улыбнулась Аурелия. — Однако вы что-то тоже рановато на ногах.

— Да, — безмятежно согласился он, надевая фуражку. — Хорошего вам дня, леди Фарнем. — Он быстро сбежал с крыльца и исчез, словно улица его проглотила.

Аурелия, улыбаясь, покачала головой. Лестер никогда не раскрывал свои карты. Только Гарри знал, что у того на уме. Но поскольку это касалось Гарри, все происходило именно так, как и должно было происходить.

— Доброе утро, леди Фарнем. Приношу свои извинения, я не слышал дверного молотка. — Дворецкий торопливо шел через холл, на ходу застегивая жилет. — Я не ждал таких ранних посетителей.

— Я знаю, что пришла непривычно рано, но я вернулась в город только вчера вечером и очень хочу поскорее увидеться с Фрэнни.

— В детскую подали завтрак десять минут назад, миледи. Если вы хотите подняться, я распоряжусь, чтобы вам подали кофе. — Гектор негромко кашлянул. — Не думаю, что лорд и леди Бонем уже встали.

— Нет, разумеется, нет, — быстро произнесла Аурелия. — Я и не собиралась их беспокоить. Просто поднимусь в детскую.

Она так и сделала, прекрасно понимая, что Гектор найдет способ сообщить своей хозяйке, что у них в доме леди Фарнем.

Фрэнни пришла в восторг, увидев мать, и забралась к ней на колени, болтая без остановки. Аурелия не останавливала поток слов, купаясь в нем и наслаждаясь приятным ощущением тяжести дочери на руках. Что подумает Фрэнни про Гревилла? Теперь ей придется часто видеть его в обществе матери, и Фрэнни неизбежно начнет задавать ему вопросы, на которые будет нелегко ответить.

Дверь открылась, оторвав Аурелию от удовольствия любоваться нежной и беззащитной шейкой дочери.

— Элли, ты вернулась! — В детскую вошла Корнелия, шурша халатом из дамаста. Ее волосы цвета меда были взъерошены после сна. Она наклонилась и поцеловала Аурелию.

— Я не хотела, чтобы тебя будили, — запротестовала Аурелия, обнимая подругу. — Просто не могла дождаться более удобного времени, чтобы увидеть Фрэнни.

— Ну, конечно же. — Корнелия поцеловала своих детей и вытерла джем с ротика Сюзанны, потом налила себе кофе и села у камина рядом с Аурелией. — Ну, как там твоя тетушка?

— Намного лучше. Вскоре, после того как я приехала, она решила, что ее сердцебиения были на самом деле просто от несварения желудка, так что она и дальше поглощала огромное количество черепахового супа, щедро приправленного мадерой.

— В общем, только напрасно съездила, — заметила Корнелия, вытягивая ноги в домашних тапочках поближе к огню.

— Может, да… а может, и нет, — отозвалась Аурелия, надеясь, что сумела загадочно улыбнуться, и, посмотрев на Фанни, метнула в Корнелию предостерегающий взгляд.

Корнелия глотнула кофе и сменила тему:

— Ты мне была так нужна, Элли! Герцогиня Грейсчерч настояла на том, чтобы мы появились на ее обеде, а Гарри в последнюю минуту отказался… сославшись на срочный вызов в министерство… Поэтому мне пришлось идти к его двоюродной бабушке одной. Будь ты в городе, я бы сумела уговорить тебя пойти со мной.

Они болтали еще с полчаса, потом мисс Элисон, гувернантка, пробормотала, что пора начинать занятия, и Аурелия поднялась, поставив Фрэнни на пол, и искусно пресекла ее возражения, предложив:

— Веди себя хорошо, милая, и тогда я сама тебя сегодня заберу. А вечером мы вместе поужинаем у камина.

— В твоей гостиной, а не в детской, — начала торговаться Фрэнни.

— В гостиной тети Лив, — поправила ее Аурелия, наклонилась и поцеловала девочку.

Скоро, через каких-то три месяца, у нее будет собственная гостиная. Эта перспектива ее очень радовала, пусть даже достичь этого можно было только окольными путями.

— Пойдем, позавтракаем у меня, — сказала Корнелия, когда они вышли из детской. — Гарри катается верхом с Дэвидом и Ником. Они поддачи играли в кости в клубе «Уайте», а теперь решили проветрить головы.

Аурелия обрадовалась, что Гарри нет дома. Она сомневалась, что сможет правдоподобно рассказать про свою случайную встречу с Гревиллом Фолконером в Бристоле или про то, как удивилась этой встрече, человеку, знающему хоть что-то про работу Гревилла. Разумеется, Аурелия разберется с этим, когда возникнет необходимость, но чем дольше она сможет избегать встречи с Гарри Бонемом, тем лучше к ней подготовится.

Корнелия не тратила времени зря. Едва они устроились в ее гостиной за круглым столом, стоявшим у камина, она вопросила, вскинув брови:

— Может, да… а может, и нет?.. Аурелия, улыбаясь, наливала обеим кофе.

— Когда я не сидела у постели тети Бакстер с мисками жидкой овсянки, то выгуливала ее отвратительных мопсов.

— Ну? — нетерпеливо воскликнула Корнелия, потому что подруга, замолчав, начала намазывать гренок маслом.

— Ну и я кое-кого встретила… кого-то, с кем уже раньше мельком встречалась. — Аурелия аккуратно разрезала свой гренок на четвертинки и, заблестев глазами, кинула заговорщицкий взгляд на сидевшую напротив подругу. Потом положила четвертинку в рот и посмотрела на Корнелию все с тем же лукавым блеском в глазах. — Догадайся кого, Нелл.

Корнелия отложила свой гренок и, наморщив лоб, отхлебнула кофе. Она с удовольствием включилась в предложенную Аурелией игру. И вдруг глаза ее расширились.

— Это не тот полковник… ну тот, что знал Фредерика? Такой, который вроде бы… как бы это получше выразиться… который тобой очень заинтересовался?

Аурелия кивнула и потянулась за джемом.

— Тот самый.

— Как же это его зовут… о, вспомнила! — Корнелия щелкнула пальцами. — Что-то связанное с соколиной охотой… Фолконер!^[1] Полковник Фолконер… чуть кривоватый рот, но привлекательный… весьма впечатляющая внешность… седеющие виски… высокий, крупный мужчина… хорошие глаза, темно-темно-серые… и поразительные ресницы. Я права?

Аурелия рассмеялась.

— Да, совершенно права. Полковник, сэр Гревилл Фолконер, если называть его полным титулом. Я наткнулась на него в Бристоле, выгуливая тетиных мопсов.

— О-о… — Корнелия со значением закивала. — Но мне показалось, что ты, встретившись с ним здесь, назвала его высокомерным.

— Я так думала тогда. Но в Бристоле… В общем, он раза три зашел с визитом, а потом всякий раз оказывался в парке, когда я прогуливала собак… — Аурелия улыбнулась, надеясь, что улыбка получилась загадочной и немного ироничной. — Хотя не думаю, что мы будем встречаться в Лондоне.

— И что, ты расстроишься, если больше никогда с ним не увидишься?

— Да. — Аурелия опустила взгляд на салфетку у себя на коленях. — Да, Нелл, расстроюсь. — Она подняла глаза и печально покачала головой. — И что мне теперь делать?

— Да ничего. Просто мы должны обеспечить тебе новую встречу с ним, — заявила Корнелия, и глаза ее загорелись. — Это же замечательно, Элли! Мы сделаем полковника, сэра Гревилла Фолконера, нашим объектом! Я подключу Гарри, поскольку они знакомы… — Ее голос затих.

— Ты думаешь то же самое, что и я? — решительно спросила Аурелия.

— Если речь о том, что он, вероятно, занят той же самой работой, что и Гарри, то да.

Аурелия чуть насмешливо улыбнулась.

— Думаю, я смогу сделать то, с чем справились вы обе. Аурелия подумала, что у нее есть одно преимущество перед подругами: она с самого начала знает, на что соглашается с Гревиллом Фолконером.

Глава 11

— Вы и сами видите, сэр Гревилл, что все выдержано в строгом элегантном стиле… все недавно освежалось, — немного обеспокоено говорил агент. Его клиент никак не проявлял своего мнения во время этого последнего осмотра дома на Саут-Одли-стрит. Хоть бы бровью повел, или бы губы у него дрогнули! — И мне кажется, что арендная плата тоже вполне разумная.

— Да, — коротко ответил полковник и прошел из гостиной в столовую.

За столом красного дерева с удобством могли разместиться двенадцать человек. Гревилл не видел причин приглашать больше народа. В столовой на Кавендиш-стрит за стол могли сесть и двадцать человек, а в огромной столовой его тетушки — и все тридцать. Но чем интимнее собрание, тем больше информации можно почерпнуть.

Гревилл поднялся по лестнице на второй этаж. Лестница выглядела очень изящно — изогнутая, с красиво вырезанными перилами. От квадратной лестничной площадки тянулись два коридора с дверями по обеим сторонам. Из высоких окон в конце каждого коридора лился дневной свет. Двойные двери в конце восточного коридора вели в спальню хозяина, окна которой выходили на фасад дома. К спальне примыкала гардеробная приличного размера. Смежная дверь вела в еще одну спальню, выходившую окнами на небольшой садик позади дома. К этой спальне примыкал скромный, но очень изящный будуар. Вероятно, эти покои предназначались хозяйке дома. Гревилл спустился на первый этаж, беглым взглядом окинул кухню, буфетную и комнату экономки. Он понятия не имел, на что может рассчитывать прислуга в Лондоне, поскольку сам никогда об этом не задумывался, но Аурелия скажет, подходит ли это, и какие здесь могут потребоваться изменения.

— Это подходит, — заключил он.

Судя по лицу агента, тот испытал облегчение.

— Так, значит, вы подпишете договор аренды, сэр Гревилл? Он рассчитан всего лишь на год.

— Да, но с правом возобновить его. — Гревилл взял у агента документ и пошел в гостиную. Он сомневался; что ему потребуется возобновление договора, но по условиям игры требовалось создать впечатление, что он собирается осесть в Лондоне навсегда. Гревилл нашел в бюро перо и чернила, подписал договор и вернул бумагу агенту. — Полагаю, если вы отдадите мне ключи, наше дело на этом завершится.

— Да, сэр Гревилл. С удовольствием, сэр. — Агент протянул ему тяжелую связку ключей. — Все здесь, сэр, все помечены. Ключи от погреба и от кладовых… разумеется, этим займутся ваши дворецкий и экономка.

— Надо думать, — ответил Гревилл, взвесил ключи на ладони и подал руку агенту. — Всего хорошего, Чартерис.

— Всего доброго, сэр Гревилл. — Агент с откровенным облегчением пожал протянутую руку. — Провожать меня не нужно. — Он поспешно вышел в холл, и Гревилл услышал, как захлопнулась входная дверь, возвещая об уходе Чартериса. Полковник стоял посреди гостиной, поглаживая подбородок, и словно привыкал к дому.

Аурелия поможет нанять прислугу. Когда они обручатся, это будет выглядеть вполне прилично. Но пока он жаждал скорее въехать сюда, точнее — съехать из особняка леди Бротон.

Он тряхнул головой, вышел из дома и запер за собой дверь. Насвистывая, Гревилл направился в сторону Кавендиш-сквер. Он обещал Аурелии, что зайдет к ней до двенадцати, а уже почти полдень.

Аурелия сидела в гостиной, глядя в одно из высоких окон. Она заранее предупредила Моркомба, что не принимает сегодня утром посетителей, потому что ждет совершенно определенного гостя и сама откроет ему дверь, когда он придет.

Аурелия заметила Гревилла, когда он вышел из сквера, расположенного в центре площади. Он помахивал изящной тростью, в которой, как она теперь знала, скрывалось смертельное оружие, и по спине Аурелии, смотревшей, как он переходит улицу, пробежала уже знакомая дрожь возбуждения.

Ей нравилась сдержанность его костюма; казалось, что полковник вообще не проявляет интереса к капризам моды, да его мощная фигура и не нуждалась в украшательстве. Ему не требовались ни замысловато простроченные швы, ни накладные плечи, чтобы улучшить фигуру. Сюртук из темно-серой шерсти сидел как влитой на широких плечах, светло-серые брюки из оленей кожи плотно облегали крепкие бедра, упругие мышцы напрягались при каждом его шаге. Накрахмаленный белый шейный платок был весьма скромен, но Гревилл и не нуждался в увеличении его объема, что было столь популярно среди молодых людей, пытавшихся зрительно удлинить шею и сделать волевым подбородок.

В каждом шаге Гревилла Фолконера чувствовалась сила и энергия. Он остановился перед домом и посмотрел на фасад. Взгляд его переместился к окнам, и он увидел Аурелию, стоявшую в тени занавесок. Гревилл приветственно приподнял руку и пошел вверх по ступенькам.

Аурелия торопливо пересекла холл и широко распахнула дверь.

— Вы пришли!

— А вы в этом сомневались?

Он вошел в холл, окинул своими серыми глазами ее лицо, а потом медленно охватил взглядом все ее тело сверху донизу, словно проверял, все ли на месте. Глаза его одобрительно заблестели, губы изогнулись все в той же чувственной улыбке, и Аурелия ощутила в животе трепет возбуждения.

— Вы снова завили волосы. — Это было все, что произнес Гревилл.

По непонятной причине это замечание ей польстило, и она вспыхнула, как наивная юная девушка.

— Кудри сейчас в моде. — Аурелия попыталась произнести это бесстрастно, хотя ее кожа словно пылала огнем, а желудок сжался. Она повернулась в сторону гостиной. — Невозможно быть модной в Лондоне с прямыми волосами.

— О, мне кажется, вы бы смогли, — заверил ее Гревилл, входя вслед за Аурелией в гостиную. — Ваши волосы просто восхитительны в их естественном виде. — Он занял свое привычное место у камина и улыбнулся, насмешливо приподняв брови.

Аурелия проигнорировала замечание, потому что не знала, как на него ответить.

— Могу я предложить вам хереса… или, может быть, мадеры? — спросила она, передвигая графины на буфете.

— Хереса, благодарю вас. — Гревилл смотрел, как она ходит по комнате, и наслаждался плавной грацией ее движений. — Ну что, вы готовы начать наше предприятие, Аурелия?

Она повернулась, держа в руках графин.

— Что, сейчас? Сегодня?

— Я только что подписал договор на аренду дома на Саут-Одли-стрит. Не хотите взглянуть на него? Я был бы благодарен за ваше мнение в кое-каких вопросах.

Аурелия налила херес в два бокала. Ей казалось, что время внезапно помчалось вперед со страшной скоростью. Почему-то она думала, что у нее будет еще несколько дней обычной жизни, время, чтобы прийти в себя, прежде чем работа начнется всерьез. Но, похоже, это не так.

— Разве нам не следует провести несколько дней, чтобы общество привыкло к мысли о нашем романе?

— Безусловно, — согласился он, взяв протянутый бокал. — Но осмотр дома этому не помешает.

— Но ведь если нас заметят вместе, особенно когда мы будем заходить в пустой дом, разве это не вызовет недоуменных взглядов?

Гревилл в насмешливом упреке покачал головой: — Да полноте, неужели вы так быстро забыли все уроки прошлой недели? Почему кто-то должен увидеть, как мы вдвоем входим в дом?

— О-о… я поняла, что вы имеете в виду. — Аурелия смущенно улыбнулась, сделала глоток хереса и села в уголок дивана. — Разумеется, я войду туда одна.

— Конечно, предварительно убедившись, что вас никто не видит.

— Конечно. А как я попаду в дом?

— Обычным способом. Вы постучитесь, и я вам открою.

Она кивнула, заранее наслаждаясь ощущением вызова, интеллектуального и физического, того самого, которое доставило ей столько удовольствия на прошлой неделе при выполнении каждого нового задания.

— Пойдем прямо сейчас? Гревилл поднес бокал к губам.

— Не так уж мы и торопимся. — Его глаза смеялись, и Аурелия, не удержавшись, тоже прыснула. — Вы уже разговаривали с леди Бонем о вашей поездке в Бристоль? — небрежно спросил он.

— Разговор случился вполне естественно, когда я пришла забрать Фрэнни.

— Да, я так и предполагал. — Он ждал, изогнув брови.

— Я рассказала то, о чем мы условились. Вроде бы она не нашла в этом ничего странного.

Гревилл кивнул.

— Что еще?

— Да, в общем-то, ничего. Нелл моя подруга, мои интересы — это ее интересы. Если мне кто-то понравился, она будет готова тоже полюбить этого человека, если, конечно, у нее не появится серьезных оснований не делать этого. — Аурелия нахмурилась, глядя в свой бокал.

— Рассказывайте дальше, — поторопил он ее, прекрасно понимая, что это еще не все.

Аурелия вздохнула.

— Видите ли, Нелл вовсе не дура и понимает, что любой, с кем ее знакомит муж, может иметь отношение к делам военного министерства. Она спросила меня, не предполагаю ли я чего-нибудь в этом роде.

— И что вы ответили? — Теперь Гревилл смотрел на нее пристально.

— Я сказала, что такие мысли мне в голову приходили. Ей показалось бы странным, если бы нет, — меня обычно тоже дурой никто не считает.

— На это есть основания. — Он сверкнул белоснежной улыбкой. — Должен признать, тут имеются свои препятствия. Бонем знает, что мы с ним подчиняемся одному и тому же человеку, хотя он понятия не имеет, чем я занимаюсь на самом деле. Согласно нашему этикету, мы стараемся не обсуждать свою работу за пределами министерства, поэтому сильно настаивать он не будет. Но вы должны быть готовы к некоторому скрытому противостоянию.

— Я уже готова. Гарри не знает про Фредерика?

— Боже милостивый, нет! О Фредерике знают всего трое — вы, я и мой начальник. Но даже ему ничего не известно о связи между женой Бонема и моим погибшим партнером. И так должно и остаться. Аурелия кивнула, молча соглашаясь.

— Нелл и Гарри не будут стоять у меня на пути, — помолчав немного, произнесла она. — Они могут и скорее всего, постараются отговорить меня от этого брака, но если я проявлю решимость, они меня поддержат.

Теперь настала очередь Аурелии пристально всматриваться в лицо Гревилла.

— Известно ли Гарри что-нибудь о вас… кроме, конечно, того, что вы принадлежите к тому же миру, что и он… что-нибудь такое, что может заставить его считать вас неподходящим и даже опасным мужем для меня?

— Не более неподходящим и опасным, чем он сам.

— В таком случае я уверена, что перепрыгну через этот барьер безо всякого труда. — Аурелия поставила бокал и решительно встала. — Идемте смотреть дом?

— Я уйду первым. — Он поднялся медленнее, чем всегда, одновременно допивая херес. — Когда доберетесь до дома номер двенадцать на Саут-Одли-стрит, что вы сделаете?

— Дважды пройду мимо него, а если никого не замечу, постучусь.

— Отлично. — Гревилл посмотрел на часы, свисавшие из кармашка жилета. — Сможете быть там через полчаса?

Саут-Одли-стрит находилась неподалеку от Гросвенор-сквер. Если она возьмет кеб и доедет до площади, а оттуда пойдет пешком, то вполне успеет.

— Если только не помешает уличное движение или что-нибудь непредвиденное.

— Я буду ждать… Провожать меня не нужно. — Он вышел в холл, а Аурелия побежала наверх, чтобы взять накидку, шляпку и перчатки.

Выйдя из дома, Она окликнула кеб.

Номер двенадцать по Саут-Одли-стрит оказался одним из двухэтажных особняков. Узкий пролет отполированных ступеней вел к дубовой двери со сверкающими медными молотком и ручкой. Железные перила недавно покрасили в черный цвет; слева от двери в солнечном свете подмигивали окна. Над дверью были установлены красивая фрамуга и медный фонарь. Два каменных цветочных горшка, оба пустые, обрамляли дверь. Примыкающий к нему дом-близнец тоже содержался в прекрасном состоянии.

Пройдя мимо дома двенадцать, она остановилась, чтобы поправить ботинок. На улице было несколько человек, в основном ремесленники. Няня с двумя детьми спешила в сторону площади. Один из детей играл с волчком, и тот вот-вот мог укатиться прямо на мостовую. Няне следовало бы забрать волчок и не отдавать до тех пор, пока они не придут в сквер, расположенный на площади, но Аурелия зажмурилась, подавив желание вмешаться. Она ни при каких обстоятельствах не должна была привлекать к себе внимание; во всяком случае, до тех пор пока ребенок не кинется под колеса кареты.

Пройдя ярдов сто, Аурелия перешла на другую сторону улицы и неторопливо прошла мимо нужного ей дома. Не заметив никого, знакомого хотя бы смутно, все такой же фланирующей походкой она перешла через дорогу, поднялась по ступенькам и постучала молотком, подавив порыв оглянуться и посмотреть, не появились ли на улице знакомые лица.

Дверь распахнулась. Аурелия быстро шагнула внутрь, и дверь тотчас же захлопнулась.

— Вас никто не видел? — Гревилл стоял, упершись рукой в запертую дверь, и внимательно всматривался в ее лицо.

— Нет, и уверена.

— Я тоже уверен. Вы превосходно справились. — Он негромко рассмеялся. — Но на минутку мне показалось, что вы собрались побранить ту няню.

— Как вы догадались? — Аурелия изумленно уставилась на него.

— Я понемногу узнаю вас, моя дорогая. — Он насмешливо поклонился. — В тот момент я читал вас как открытую книгу и аплодировал вашей выдержке.

Аурелия пришла в восторг от его комплимента, но постаралась не показать этого. Она окинула взглядом холл. Дом выходил фасадом на юг, и бледное солнце дерзко светило на дубовые половицы через высокое окно у двери и фрамугу над ней.

— Позвольте, я покажу вам все остальное, — сказал Гревилл и прошел впереди Аурелии сквозь двойные двери с левой стороны холла. Она вслед за ним вошла в гостиную вполне разумного размера — высокий потолок, красивые лепные украшения, прелестный мраморный камин. Высокие окна выходят на улицу, поэтому в комнате много света. Добротная дубовая мебель без особых украшений, обивка нейтральная, как и подобает арендованному дому. Если добавить книги, картины и несколько декоративных деталей, вполне можно придать ему индивидуальность. Но есть ли у Гревилла личные предпочтения? Почему-то Аурелия сильно в этом сомневалась. Не тот он человек, кто проводит много времени в одном каком-нибудь месте.

— Ну, что вы думаете? Аурелия обернулась к нему.

— Он прекрасно вам подойдет. На вашем месте я бы кое-что передвинула, кое-что поменяла, добавила бы индивидуальности, но… да, он идеально подойдет для ваших целей. Не слишком велик для холостяка, но достаточно места для развлечений.

Глядя по сторонам, Гревилл задумчиво поглаживал подбородок и видел комнату новыми глазами.

— Я не очень умею превращать жилье в домашний очаг. Вы мне поможете?

— У вас есть книги, картины, украшения… что-нибудь в этом роде?

Он расхохотался.

— Нет, дорогая моя, ничего подобного у меня нет. Что бы я делал со всем этим? Таскал в саквояже?

— Разумеется, нет. — Аурелия покачала головой. — Придется купить кое-какие мелочи и безделушки.

— Вы не откажетесь приобрести все это для меня? В интересах нашего дела?

— Конечно. С удовольствием, — честно ответила Аурелия, тем более что оформлять придется только открытые для гостей комнаты.

Гревилл кивнул, но ничего не сказал.

— Позвольте, я покажу вам все остальное.

Они обошли весь первый этаж, и у Аурелии не возникло никаких замечаний при осмотре столовой или уютной библиотеки в дальнем конце дома. Осматривая помещение, предназначенное для библиотеки и представляя на полках свои книги, она думала, что это был бы идеальный дом для них с Фрэнни.

— Велика ли арендная плата? — внезапно спросила Аурелия.

Гревилл немного удивился.

— Двадцать пять гиней в неделю. Я подумал, что это вполне приемлемо, учитывая размеры дома и его местоположение. А почему вы спрашиваете?

Аурелия слегка нахмурилась.

— Те деньги, которые мне обещали выплатить за работу… вы не называли сумму.

— А, понимаю! — Гревилл кивнул. — Разумеется, вам захочется поселиться в своем доме. К сожалению, пока я не могу назвать точную цифру. Вопрос рассматривается теми, кто отвечает за такие вещи. Но если вы скажете, чего хотите, я смогу дать им нужный совет.

— Мне нужно хорошенько все обдумать.

— Конечно, а потом дайте мне знать. — Саймон Грант в принципе согласился выплатить вдове Фредерика пенсию, как признавая заслуги Фредерика перед страной, так и с учетом ее будущей службы. Но практические вопросы нередко ускользали от перегруженного ума Саймона, и придется напоминать и осторожно подталкивать его, чтобы он подписал необходимые бумаги.

Поднимаясь вверх по лестнице, Аурелия испытываланастоящее удовлетворение. Двадцать пять гиней в неделю, вероятно, сильно пошатнут ее финансовое положение, но нужно учесть выплату немалого жалованья Фредерика и обещанные ей Гревиллом деньги за ее работу. Мысль о том, что она сможет тратить средства, заработанные собственным трудом, невероятно ее радовала. Никто не будет контролировать ее бюджет или давать советы, куда можно их потратить. Не придется ни перед кем отчитываться, наконец-то она освободится от притеснений Маркби. И все, что нужно будет для этого сделать, — это притвориться, что она испытывает романтический интерес к очень привлекательному мужчине. Не самое трудное задание. Вовсе нет.

Аурелия буквально вспорхнула вверх по лестнице, так воодушевили ее эти промелькнувшие в ее голове мысли, и оказалась на верхней площадке раньше Гревилла.

— Ну и где хозяин этого дома преклоняет уставшую голову?

Гревилл замер на последней ступеньке — что-то, прозвучавшее в ее голосе, остановило его. Он смотрел на Аурелию, прищурившись, и выражение ее лица медленно изменилось, в глазах появилось изумление, словно ее поразила какая-то неожиданная странная мысль, а губы сделались чувственными и соблазнительными. Даже воздух вокруг них в этом тихом, пустом доме внезапно словно ожил. Сама пустота пространства вдруг стала выразительной. Аурелия протянула к нему руку, и Гревилл медленно взял ее, перешагнул последнюю ступеньку и оказался на площадке рядом с Аурелией.

Он притянул ее к себе и положил руки ей на плечи, глядя прямо в глаза, глубокие золотисто-карие глаза, не отрывавшиеся от его взгляда, и суровая решимость, управлявшая каждым мигом его жизни, каждым его поступком, стала размываться по краям. И тогда Аурелия улыбнулась ему медленной улыбкой, от которой в ее глазах заплясали сверкающие искорки, как пляшут солнечные зайчики в лесном пруду.

— Господи, помоги мне, — пробормотал Гревилл. — Это безумие, но я перед ним беспомощен.

Он склонился к ее губам, с силой прижимаясь к ним, упиваясь ими, провел руками по ее спине, прижал к себе, сильно стиснул бедра, впиваясь пальцами в мягкие, податливые изгибы. Она что-то пробормотала прямо ему в рот, закусила зубами его нижнюю губу и подалась бедрами вперед, прижимаясь к его чреслам. Не отрываясь от ее рта, Гревилл повел ее спиной вперед по коридору к двойным дверям, ведущим в его спальню.

Протянув руку, он повернул ручку и втолкнул Аурелию в комнату.

Только там он отодвинулся от нее, но продолжал смотреть прямо в глаза, развязывая шейный платок и отбрасывая в сторону сюртук и жилет. Оставшись в рубашке и брюках, он схватил Аурелию за талию и поднял вверх, и она восторженно засмеялась, глядя на него сверху вниз глазами глубокими и чувственными, как переливающийся оттенками коричневый бархат.

Гревилл донес Аурелию до кровати, опустил в самый центр толстой пуховой перины и по одной положил ее ноги себе на колени, чтобы расстегнуть ботинки. Потом бесцеремонно швырнул их на пол, скользнул ладонями по обтянутым шелковыми чулками ногам, обнял колени и затанцевал пальцами по ямочкам под коленками.

Аурелия торопливыми неловкими пальцами расстегнула накидку. Затихшее молчание пустого дома наполнилось страстным вожделением, низ живота пылал, потайное местечко между ног увлажнилось. Она пыталась вывернуться из накидки. Гревилл приподнял ее, сдернув мешающую одежду. Бледно-желтое платье из крепа прилипло к бедрам и груди. Аурелия рывком задрала его к талии, обхватив ногами бедра Гревилла и пытаясь расстегнуть пуговицы на его брюках.

Он немного отклонился назад, глядя на ее раскрасневшееся лицо, сияющие глаза и приоткрывшиеся губы. Потом одним быстрым движением развязал тесемки на ее батистовых панталонах, подсунул руку Аурелии под спину, приподнял ее и стянул их вниз. Она высоко подняла бедра, не разжимая стиснувших его спину ног, и потянула его в свою жаркую расселину.

Но Гревилл, лукаво улыбаясь, замер, войдя в нее лишь чуть-чуть, и начал двигаться очень медленно, побуждая Лурелию чувственно открыться ему навстречу перед тем, как он вонзится в нее до конца. Она прерывисто вздохнула, приняв его глубоко в себя, а он снова замер, наслаждаясь сомкнувшейся вокруг шелковистой теплотой. Аурелия провела рукой по его спине, погладила твердые мышцы и сильно прижала его к себе, потому что он начал двигаться, сначала медленно, потом все, ускоряя ритм, распаляя ее страсть. Тишина дома только усиливала возбуждение — они были совершенно одни, никто не знал, где они, никто не догадывался, чем Аурелия сейчас занимается.

Она выгнула спину, поднимаясь навстречу его толчкам, крепче сжимая его, надавливая ему на ягодицы, и он давал ей то, чего она так хотела, — откинув назад голову так, что ей была видна только его сильная шея, работая бедрами, погружаясь в нее все глубже и глубже. И она закричала, ликующе, восторженно, потому что мир сместился с оси, а она льнула к Гревиллу все сильнее и сильнее, словно хваталась за спасительную соломинку, и тогда их крики слились воедино.

Когда Аурелия пришла в себя, она сообразила, что они лежат, запутавшись в одежде. Ее панталоны болтались на щиколотках, платье и нижняя юбка закрутились на талии.

Гревилл приподнялся над ней на локтях и ошеломленно помотал головой.

— Я и не припомню, когда в последний раз занимался любовью в сапогах. — Его брюки болтались на коленях, а рубашка была наполовину расстегнута.

Аурелия только слабо улыбнулась. Слов, чтобы описать ее ощущения, не было. Полное удовлетворение, изумление от внезапности невероятного наслаждения, потрясение от того, насколько ей, оказывается, не хватало этого простого акта любви после того, как Фредерик уплыл на корабле.

Гревилл сполз с кровати ногами вперед, сапоги коснулись пола, и он сумел выпрямиться.

— Ну что, пойдем дальше осматривать дом? — Он приподнял ее подбородок, и она ощутила холодок его взгляда. — Ты должна знать планировку, поскольку это будет база для нашей операции. — Он прошел к двери в дальнем конце комнаты и широко ее распахнул. — Это спальня хозяйки дома.

Аурелия подошла к нему и окинула комнату взглядом. Она была такого же размера, как и ее спальня, но с очень стандартной мебелью.

— Довольно милая. — Аурелия прошла через комнату, открыла дверь в будуар и с тоской подумала, что он подошел бы ей просто идеально. Если она сможет позволить себе примерно такой же дом, им с Фрэнни больше ничего не потребуется.

— Ты думаешь, как бы тебе хотелось, чтобы у тебя был такой же дом, — сказал Гревилл, взяв ее пальцем за подбородок и повернув к себе лицом.

— Неужели это так заметно? — Она довольно печально улыбнулась.

— Не так уж сложно прочитать, о чем ты думаешь.

— Видимо, несложно. У меня всегда была личная комната и своя гостиная, и мне будет трудно жить в доме, где их нет. — Она слегка пожала плечами.

— Мне казалось, что спальни и общей гостиной вполне достаточно, — произнес Гревилл с искренним недоумением. — Зачем одному человеку столько места? Я много лет прожил, не имея никакой собственности, кроме одежды — той, что на мне, и той, что лежит в саквояже, поэтому считаю прочную крышу над головой верхом роскоши.

— Ну, ты вообще очень необычный человек, — откликнулась Аурелия с откровенной иронией.

— Нам пора уходить. — Он прошел мимо Аурелии, вышел в коридор и направился прямо к лестнице. Она медленно пошагала за ним. В этот момент было трудно помнить о страсти, которая захватила их так недавно.

В холле Гревилл подошел к входной двери, но открывать ее не стал. Он протянул Аурелии руки, и она вложила в них свои. Гревилл крепко сжал их и притянул ее к себе.

— Я считаю тебя неотразимой, Аурелия, — негромко произнес он. — Ты каким-то образом сумела проникнуть под мою защитную оболочку, и это заставляет меня чувствовать себя неуютно, вести себя резковато и отстраняться от тебя, но я хочу, чтобы ты меня поняла. Я никогда не сделаю ничего такого, чтобы ты была, несчастлива. Мне нужны твое тепло, твоя страсть, твоя очаровательная улыбка. Мы будем хорошо работать вместе — и еще лучше после того, что случилось здесь сегодня днем. Я в это верю. Ты простишь меня?

— Мне нечего прощать. — В самом деле, нечего. Гревилл внимательно всмотрелся в ее лицо и удовлетворенно кивнул.

— В пять часов мы пойдем гулять в парк, — предупредил он, легко возвращаясь к своей роли главного партнера, открыл дверь и отошел назад, чтобы его не заметили с улицы. — Встретимся сразу за воротами Стенхоп-гейта. Самое время, чтобы нас начинали видеть вместе.

— Я приду. — Она выскользнула за дверь, плотно прикрыла ее за собой, глянула направо и налево, не увидела никого знакомого и быстро пошла прочь. В голове была настоящая неразбериха. Восторги случившегося — это, конечно, восхитительно, она невольно стала ближе к этому мужчине. Но откуда эта внезапная холодность? Он опасается, что физическая близость неизбежно приведет к близости эмоциональной? Если да, то он прав — он предупреждал ее, что в жизни шпиона нет места личным эмоциям. Но даже если он их и не обсуждает, то все равно испытывает, иначе быть просто не может. Человек должен иметь привязанности.

Глава 12

Рыболовное парусное судно пришвартовалось в Дувре ближе к вечеру. Причал был мокрым от сильного ливня, и два джентльмена, сошедших с палубы парусника, прятались под зонтиками. На причале воняло рыбой и смолой, дождь только усиливал эту вонь. Из распахнутой двери таверны раздавался сиплый хохот, и пахло разлитым пивом, опилками и табаком.

Более высокий джентльмен с брезгливым неодобрением рассматривал окрестности в лорнет. Он был богато одет, сильно накрахмаленный, тщательно уложенный шейный платок подпирал его подбородок, темный сюртук и жилет были сшиты из мягчайшей шерсти, панталоны плотно облегали его ноги, на которых блестели высокие сапоги с отворотами. Его высокая, худощавая, атлетическая фигура выдавала в нем человека действия. Он щеголял аккуратной бородкой клинышком, на голове красовалась касторовая шляпа с высокой тульей, а в руках он держал трость с серебряным набалдашником.

Его более низкий компаньон был коренаст, гладко выбрит, круглолиц, одет в скучный черный сюртук и брюки, какие носят слуги. Они оглядывались по сторонам, очевидно, ожидая тех, кто должен был их встретить.

По трапу спустился матрос с двумя чемоданами, каковые бесцеремонно бросил к их ногам.

— Держите, господа. — И протянул мозолистую грязную руку.

Высокий джентльмен, раздув ноздри, властно указал на своего компаньона. Тот поспешно пошарил в кармане, вытащил медную монету и опустил ее в протянутую ладонь. Матрос глянул на монету, презрительно сплюнул на булыжники почти вплотную к сверкающим сапогам и вернулся на судно.

— Похоже, нас не ждут, Мигель. — Голос звучал резко, нетерпеливо, а на лице мужчины было надменное выражение человека, не привыкшего дожидаться.

— Он сейчас приедет, дон Антонио, — примирительно произнес второй, опять оглядываясь. — Карлос никогда не подводит.

— И что, мы должны стоять тут, под дождем? — Дон Антонио повернул свое породистое лицо к собеседнику, вскинув четко очерченную бровь.

— Может быть, вы предпочтете зайти в таверну? — робко предложил его спутник.

Дон Антонио скептически глянул на него и начал расхаживать по вымощенной булыжниками причальной стенке, выбирая, куда ставить ногу, чтобы не попасть в лужу.

— По крайней мере, мы сделали все, чтобы наше прибытие не осталось незамеченным. Кто бы ни наблюдал за прибытием чужаков, может убедиться, что два промокших насквозь джентльмена, которым абсолютно нечего скрывать, с несчастным видом околачиваются под дождем на причале. — Он пренебрежительно рассмеялся.

— А вот и он! — воскликнул Мигель, увидев подъехавшую к концу причала карету. Дверца распахнулась, из кареты выскочил человек и поспешил по булыжникам к ним навстречу.

— Простите меня за то, что я не смог вовремя поприветствовать вас, дон Антонио, сеньор Альвада. Одна из лошадей потеряла подкову по пути из Лондона. — Мужчина низко поклонился; дождь барабанил по его обнаженной голове. — Если вы укроетесь от непогоды в карете, я принесу ваш багаж.

Будучи человеком маленьким, он с трудом тащил большие чемоданы, но, ни один из прибывших джентльменов не предложил ему помощи — они поторопились скорее сесть в сухую карету.

— Жалкая страна и жалкая погода, — заметил дон Антонио, устраиваясь в углу, и протер окно рукой в перчатке. — Эта сырость проникает прямо в кости.

— Да, правда, — отозвался Мигель, усаживаясь в противоположном углу. — Но Карлос наверняка заказал нам уютную гостиницу. Мы хорошенько пообедаем, разопьем славную бутылочку и как следует, выспимся перед тем, как отправиться дальше, в Лондон.

— Хорошенько пообедаем? — с издевкой переспросил дон Антонио. — В этой невежественной стране? Англичане вообще не разбираются в еде. Они готовят как крестьяне.

Мигель ничего не ответил, только ссутулил плечи. Дон Антонио Васкес страстно ненавидел Англию и все английское, и Мигель не имел ни малейшего желания усиливать эту ненависть оправданиями или объяснениями. Только дурак рискнет вызвать раздражение дона Антонио, человека без сострадания, без совести и настоящего мастера своего дела. С точки зрения Мигеля, равных ему просто не было. Дон Антонио выбирал себе помощников очень тщательно. На каждое свое дело он выбирал того, кто обладал особыми навыками или склонностями к определенным поступкам. Мигель, проходивший обучение в инквизиции, не питал никаких иллюзий по поводу того, почему для этой миссии выбрали именно его. Он почитал это за высочайшую честь.

— Я взял на себя смелость оплатить вам спальни и отдельную гостиную в «Грин мэн», на лондонской дороге, дон Антонио. — В карету забрался промокший насквозь Карлос.

Глядя на лужу, образовавшуюся под его ногами, дон Антонио скорчил брезгливую гримасу и отодвинулся еще дальше в угол.

— У их кухни добрая слава, — с надеждой произнес Карлос. — И мне говорили, что там вполне приличный винный погреб.

— Увидим, — ответил джентльмен. — Давайте сначала доберемся туда, пока мы тут все не утонули.

Карлос постучал по крыше кареты, подавая сигнал кучеру, и карета тронулась с места.

— Аспид снял дом на Саут-Одли-стрит, дон Антонио. Я нашел для вас очень славное жилье на Адамс-роу, совсем рядом с ним. — Карлос говорил очень быстро, словно боялся, что его в любой момент оборвут. — Конечно, я буду изображать вашего мажордома, и еще я взял на себя смелость нанять для вас шеф-повара с наилучшими рекомендациями. Сеньор Альвада, — Карлос вежливо кивнул Мигелю, — выступит в роли вашего секретаря.

— У нас есть доступ ко двору? — спросил дон Антонио.

— Донна Бернардина-и-Алькада стала теперь графиней Лессингем. Но она по-прежнему верна своей испанской крови и обеспечит вам любой необходимый доступ, дон Антонио.

— Хорошо. — Он кивнул, и губы его скривились в сардонической усмешке. — Ее преданность бедному изгнаннику, королю Карлосу, принесет нам большую пользу, хотя и не совсем ту, на которую она рассчитывает. — Он улыбнулся. — Я получаю огромное удовольствие от таких двойных миссий, — сказал дон Антонио словно бы самому себе. — Столь экономичное использование усилий и ресурсов! Мы раскинем здесь свою сеть и одновременно избавимся от Аспида. — Он еще раз протер перчаткой окно. — Я долго этого дожидался, джентльмены. Ну, скоро ли мы доберемся до твоей образцовой гостиницы?

— Через полчаса, дон Антонио. — Карлос переглянулся с Мигелем. Тот пожал плечами, демонстрируя терпеливую покорность судьбе.

* * *

— Насколько хорошо ты знаком с этим полковником, сэром Гревиллом Фолконером, Гарри?

Гарри слишком хорошо знал свою жену, чтобы предположить, будто это просто праздный разговор. Он отложил перо и посмотрел через стол на вошедшую в библиотеку Корнелию.

— Мы едва знакомы, а в чем дело?

— Аурелия встретилась с ним в Бристоле. — Корнелия присела на ручку кресла и разгладила синюю шелковую юбку. — Они провели вместе довольно много времени.

— А-а, понятно. — Гарри, слегка нахмурившись, поигрывал пером. — И ты думаешь, что Аурелия могла заинтересоваться Фолконером?

— Могла. — Корнелия изящно повела плечами. — Есть ли какие-нибудь причины, кроме очевидных, конечно, почему ей не следует с ним встречаться?

— А каковы очевидные?

— Ты и сам прекрасно знаешь. Я полагаю, что он занят тем же делом, что и ты.

— Правду говоря, любовь моя, я представления не имею, чем именно занят Фолконер.

— Но это как-то связано с министерством?

— Насколько мне известно, да. — Гарри откинулся на спинку кресла и сцепил руки за головой. — Ты прекрасно знаешь, Нелл, что, если бы у меня и имелась какая-нибудь специфическая информация, я бы не стал обсуждать это с тобой.

Его жена вздохнула.

— Думаю, я это понимаю.

— А сама Аурелия подозревает, что он может быть как-то связан с министерством?

Корнелия кивнула.

— Она думает, что это вполне возможно. Я просто надеялась, что ты сможешь хотя бы намекнуть мне на род его деятельности.

— Ну а я не могу, дорогая. Однако скажу, что он не частый гость в коридорах министерства. Насколько мне известно, у него там даже кабинета нет.

— Что означает — он работает за границей. — Корнелия нахмурилась, потому что ее муж ничего не сказал ни в подтверждение, ни в опровержение ее слов. — Полагаю, если это так, он не задержится здесь надолго.

Гарри вздохнул. Он старался не иметь слишком много секретов от жены, но не имел права раскрывать тайны других. Однако он знал, что у Фолконера в Лондоне есть какая-то миссия, требующая его длительного здесь пребывания.

— Будь я на твоем месте, я бы попытался поговорить об этом с Аурелией. Если она действительно заинтересовалась Фолконером, то непременно станет задавать ему вопросы.

— Верно. Но мне бы не хотелось, чтобы ее это ранило.

— Я поговорю с Фолконером. — Гарри прильнул к ее губам долгим поцелуем, а потом довольно уныло произнес: — Разумеется, он посоветует мне не совать нос в чужие дела, и я не могу его за это винить.

В пять часов Аурелия вошла в Гайд-парк через ворота Стенхоп-гейта и небрежно огляделась по сторонам. Гревилла нигде не было видно. Было не принято, чтобы женщина одна, даже без грума или лакея, прогуливалась или ездила верхом в парке в это оживленное время, поэтому Аурелия снова вышла на улицу и, стиснув в муфте руки, направилась в сторону Пиккадилли.

Шаги она услышала на мгновение раньше, чем он с ней поравнялся.

— Леди Фарнем… какая приятная встреча. — Он снял шляпу и поклонился. — Не желаете прогуляться по парку? — И протянул ей руку.

— Я уже начала удивляться, что тебя так задержало, — пробормотала Аурелия, взяв его под руку.

— Извини. У меня было важное дело, и оно отняло времени больше, чем я рассчитывал. — Гревилл наклонился к ее уху и говорил едва различимым шепотом. Его губы почти не двигались, но Аурелия слышала каждое слово.

Они вошли в парк. Гревилл огляделся, на губах его играла приветственная улыбка.

— Ну, посмотрим, сколько внимания нам удастся привлечь.

Аурелия шагала рядом, изучая пешеходов, кареты и всадников, заполнивших дорожку для верховой езды, круг для карет и заросшую травой прогулочную тропу. Гревилл прислушивался к оживленным разговорам, приподнимая шляпу всякий раз, как кто-то на него смотрел.

Аурелию несколько раз окликнули. Она тут же останавливалась и вступала в беседу, при необходимости представляя Гревилла, а потом заметила ту, с чьей помощью слух о ее прогулке с практически незнакомым светскому обществу мужчиной наверняка распространится, как лесной пожар.

— Петиция Оглторп, — пробормотала она так тихо, что ее услышал только Гревилл. — Как раз та леди, что нам нужна. — Она энергично замахала в сторону приближавшемуся к ним ландо.

— О, Аурелия, как это чудесно, что мы встретились… день просто восхитительный. — Петиция перегнулась через дверцу ландо, остановившегося рядом с ними. Ее глаза, быстро оценивающие спутника Аурелии, сверкали хищным блеском. — Какая очаровательная шляпка, дорогая моя. — Взгляд ее по-прежнему не отрывался от Гревилла.

— Благодарю, — произнесла Аурелия. — Позвольте вернуть вам комплимент. — Хотя она очень сомневалась, что ей хочется это делать. Шляпка Петиции представляла собой чудовищное сооружение из черной тафты, тюлевых цветов и шести белых перьев. Аурелии казалось, что при первом же легком порыве ветра она слетит с головы.

Петиция самодовольно погладила перья.

— Да, я очень довольна этой шляпкой… но полно, дорогая моя, неужели вы не представите меня своему спутнику? Новое лицо, я полагаю. Это так занятно… в городе в последнее время очень скучно — одни и те же лица!

— Позвольте представить вам полковника, сэра Гревилла Фолконера, — произнесла Аурелия с заученной улыбкой. — Сэр Гревилл — леди Оглторп.

— Мэм… это большая честь. — Гревилл снова изящно сорвал с себя шляпу и склонился над рукой, вяло протянутой ему над дверцей ландо.

— И давно вы в городе, сэр Гревилл?

— Около двух недель, леди Оглторп. Она кивнула, сияя глазами.

— Полковник… Боже мой, какая отвага! Вы только что вернулись после сражений с этим тираном? — Леди Оглторп прижала руку к груди. — От одной только мысли об этом дикаре у меня начинается сердцебиение.

— В таком случае предлагаю вам вообще о нем не думать, Петиция, — мило улыбнувшись, произнесла Аурелия. — Оставьте это полковнику и его друзьям.

— Да, но как может чувствительная душа не страдать от мыслей об этом чудовище? — воскликнула Петиция. — Вы согласны, полковник?

— Его имя, безусловно, вселяет ужас в сердца прекрасного пола, леди Оглторп, — сказал Гревилл. Его голос сочился медом. — Но молю вас, не тревожьтесь. Бонапарту не удастся ступить на землю Англии.

— О, такой отважный… такой сильный! — Петиция начала обмахиваться рукой, потом повернулась к Аурелии и впилась в нее острым взглядом. — Как вам не стыдно, Аурелия, удерживать сэра Гревилла только возле себя!

— Мы с сэром Гревиллом знакомы совсем недавно, Петиция. Я случайно встретилась с ним на прошлой неделе в Бристоле, когда навещала родственницу. Поверьте, в мои намерения не входит… удерживать его возле себя. Это было бы чересчур самонадеянно, вы не находите? — Улыбка Аурелии не изменилась, но в голосе ее явственно послышались ядовитые нотки.

Петиция слегка покраснела. Каким-то образом, стоило ей оказаться в обществе Аурелии, Корнелии или Ливии, они умудрялись намекнуть на недостаток ее воспитания. Она резко повернула голову и улыбнулась сэру Гревиллу.

— Я очень надеюсь, что вы нанесете мне визит, сэр Гревилл. Все знают, как меня найти. — И погрозила ему пальчиком. — Я буду ждать вас еще до конца этой недели. Трогай, Леонард.

— Почту за честь, мэм. — Гревилл снова поклонился и отступил назад, потому что ландо тронулось с места. — Полагаю, ни о какой приязни здесь и речи не идет? — заметил он, предлагая Аурелии руку.

— Она очень противная. Мы ее терпеть не можем. Но она главная сплетница города, поэтому рассказ об этой встрече, да еще и приукрашенный, облетит все салоны и будуары Мейфэра еще до завтрашнего полудня.

— Значит, мы выполнили свою задачу. Пойдем, я провожу тебя обратно на Кавендиш-сквер.

Странно, думала Аурелия, с какой легкостью он сумел забыть тот день, полный восхитительной необузданной страсти. Конечно, на этой ранней стадии их спектакля нельзя рисковать и вызывать изумленные взгляды.

Но он мог бы пробормотать ей на ушко что-нибудь интимное или хотя бы сжать руку — ведь он большой специалист в тайном общении. А вместо этого он на ступенях дома чопорно поцеловал ей руку, пожелал доброго вечера и подождал, пока она не зайдет внутрь.

Аурелия поднялась в спальню, размышляя о том, что ничего другого не приходится и ожидать. Когда Гревилл работал, он только работал, это она поняла еще в ту неделю, которую они провели вместе.

У Гревилла оставалось еще одно дело. Он отправился на поиски Гарри Бонема — сначала в министерство, надеясь, что там поиски и закончатся, но ему не повезло. Никто не видел виконта уже два дня. Гревиллу очень не хотелось идти на Маунт-стрит именно с этим вопросом. Необходимо поговорить с Гарри вдали от внимательных глаз и ушей сестры Фредерика. Во всяком случае, на этот раз.

Гревилл стал заглядывать в клубы в районе Сент-Джеймс-стрит, и во второй визит в «Уайте» ему повезло. Виконт, прикрыв глаза, сидел у камина в глубоком кресле с подголовником. Рядом стоял бокал с кларетом.

Гревилл со своим бокалом сел в кресло напротив и стал ждать, когда виконт очнется. Он привык к такой дремоте, освежавшей почти так же хорошо, как полноценный ночной сон, и совершенно не хотел будить человека, пытавшегося восстановить силы.

Однако через минуту зеленые глаза Гарри открылись и внимательно уставились на Гревилла.

— Должно быть, вы читаете мои мысли, Фолконер. Я надеялся перемолвиться с вами словом.

Гревилл кивнул и сделал глоток вина.

— Я так и подумал.

Гарри выпрямился и потянулся за своим бокалом.

— Дело в том, что… это несколько неловко…

— Надо думать, ваша жена дала вам задание.

— Совершенно верно, приятель. Именно так. А уж если Корнелия вобьет себе что-то в голову, чертовски трудно выбить это оттуда. — Гарри глотнул вина. — В общем, к делу. Вы испытываете интерес к леди Фарнем?

— Никаких вокруг да около, верно, Бонем? — Глаза Гревилла сверкнули.

Гарри пожал плечами.

— А какой смысл?

— Точно. Что ж, я мог бы сказать, что это не ваше дело…

— Могли бы… честно говоря, приятель, именно это я бы и предпочел.

Гревилл негромко рассмеялся.

— Но я этого не сделаю. Друзья Аурелии имеют право интересоваться ее благополучием, и я был бы плохим женихом, если бы игнорировал это.

Гарри полностью проснулся.

— Женихом?!

Гревилл снова рассмеялся.

— Дорогой мой Бонем, уж не подозреваете ли вы меня в бесчестных намерениях?

— Правду говоря, я представления не имею, чего от вас можно ожидать, — откровенно ответил Гарри. — Я вас совсем не знаю… знаю, что вы выполняете жизненно важную работу, но чем меньше мне или кому-нибудь другому об этом известно, тем лучше. Но если вы говорите о помолвке с Аурелией Фарнем, то переходите в совершенно другую категорию. Это касается всех ее друзей… я уверен, что вы и сами это понимаете.

— Именно поэтому мы с вами сейчас и разговариваем. — Гревилл махнул бокалом лакею, проходившему мимо с графином кларета, подождал, пока их бокалы наполнят, а лакей пойдет дальше, и продолжил: — Я намерен осесть и… — Он с ироничной усмешкой покачал головой. — Я считал себя закоренелым холостяком, пока не встретил Аурелию. Она… она тронула мое сердце, я ничего подобного в жизни не испытывал. — Он беспомощно пожал плечами. — Это звучит нелепо, правда? Мужчина в моем возрасте и с моим опытом вдруг захвачен чувствами, как подросток.

Гарри улыбнулся.

— Вовсе нет. Аурелия отвечает на ваше чувство?

— Она сказала, что да, — просто ответил Гревилл.

— Извините меня… но вам не кажется, что это слишком поспешная помолвка? — несколько неловко спросил Гарри.

Гревилл вскинул брови.

— Мне кажется, что нам обоим уже достаточно лет, чтобы понимать, чего мы хотим, Бонем, и доверять своим инстинктам.

— Да… да, разумеется, — торопливо произнес Гарри. — Я не собирался ни на что намекать. — И, нахмурившись, замолчал, покручивая в пальцах бокал.

— Есть и другие соображения, — произнес Гревилл, нарушив неловкое молчание. — Я могу обеспечить Аурелии комфортабельную жизнь, дав все необходимое и ей, и ребенку. Я жил без дома и семьи пятнадцать лет, Бонем, и устал от этого. Найти женщину, подобную Аурелии, женщину, которая так глубоко меня волнует, чьим обществом я наслаждаюсь так, как никогда в жизни, найти женщину, с которой могу создать домашний очаг, — это Богом данная судьба, и я ее только приветствую.

Гарри кивнул. Он превосходно понимал Гревилла. Он мало, что знал о работе полковника, однако ему было известно, что тот почти пятнадцать лет находился вдали от родной страны, в постоянных разъездах. Человек действительно может устать от такого существования. И чистая правда то, что замужество даст Аурелии немало преимуществ. Гарри хорошо знал, что она никогда не пошла бы на такой шаг только ради финансовой стабильности, однако если это обещание идет рука об руку с искренней приязнью, даже с любовью к мужчине, который ей это предложил, то друзьям остается только порадоваться вместе с ней.

— Простите за вопрос, но означает ли это, что вы намерены уйти из министерства?

Гревилл покачал головой:

— Вы же знаете, что сейчас я занят в важной операции, которая дает мне возможность осесть в Лондоне.

— Я знаю только, что Саймон попросил меня представить вас нужным людям, чтобы вы снова смогли войти в лондонское высшее общество. Но почему — мне неизвестно.

— Разумеется, нет. Достаточно сказать, что если моя миссия завершится успехом, то я, вероятно, смогу остаться в Англии и министерство будет использовать меня так, как считает нужным, в пределах нашего прекрасного острова.

Гарри пристально посмотрел на Гревилла, не зная, можно ли ему верить. Впрочем, не исключено, что это правда. В любом случае он не имеет права оспаривать это заявление.

— Что ж, мои поздравления! — произнес он, немного помолчав. — Похоже, за несколько случайных встреч вы многое успели узнать об Аурелии. Осмелюсь думать, что встреча в Бристоле, вдали от общества, любящего совать нос не в свои дела, ускорила ваше знакомство.

— Думаю, да. — Гревилл поднялся с кресла, сделав вид, что не заметил колкости в словах собеседника. — Я рад, что мы с вами побеседовали, Бонем, и что между нами не осталось недомолвок. Не буду просить вас замолвить за меня доброе слово, но буду, благодарен, если вы воздержитесь от худого.

— Я не собираюсь подкладывать вам свинью, Фолконер. — Гарри, прощаясь, поднял руку и посмотрел в спину, выходящему из салона полковнику. Конечно, тут скрыто гораздо больше, чем сказано, но в их деле всегда так. Корнелия предупредит Аурелию, он сам ее к этому подтолкнет, но ведь и Корнелия, и Ливия сумели примириться со своими мужьями, работающими в тени. Нет никаких причин, чтобы Аурелия с этим не справилась. Кроме того, если верить полковнику, в будущем он собирается заняться куда менее опасной деятельностью. Ну да, а еще люди видели свинью, летевшую над Сент-Джеймс-стрит.

Аурелия собиралась в театр, когда в ее спальню запросто вошла Корнелия.

— Нелл, что-то случилось? — в тревоге подскочила она на своем пуфике перед трюмо.

— Нет-нет, все в порядке, я просто хотела с тобой поговорить. — Необычно взволнованная Корнелия начала расхаживать по спальне. — Но раз ты уходишь… Я приду завтра.

— Нет, не завтра. — Аурелия схватила подругу за руку и усадила в кресло. — У меня еще много времени, и всегда можно пропустить водевиль. — Аурелия развернула пуфик, чтобы сидеть лицом к Корнелии. — Эстер, пока можешь идти.

— Да, мэм. — Эстер вышла. Аурелия подалась вперед, упершись локтями в колени.

— Гревилл?

Корнелия смущенно засмеялась.

— Извини, Элли. Мне не следует вмешиваться.

— Ты и не вмешиваешься. Ты просто хочешь мне что-то сказать, и я точно знаю, что хочу это услышать. Давай, выкладывай.

— Он действительно работает на министерство. Аурелия кивнула.

— Гарри об этом знает?

— Да… только он не знает, чем Гревилл занимается.

— Я этого и не ожидала. — Аурелия посмотрела на Корнелию, лукаво улыбнувшись. — Даже если бы Гарри и знал, чем именно занимается Гревилл, он не смог бы тебе этого сказать. Но скорее всего он и не знает.

Корнелия почувствовала облегчение, и это было очень заметно.

— Так, значит, для тебя это, в самом деле, не имеет значения? Гарри сказал, что Гревилл собирается делать тебе предложение.

— Правда? — В голосе Аурелии не было слышно ни малейшего удивления. Судя по ее сияющей улыбке, она его и не испытывала. — Меня действительно очень тянет к нему Нелл. — «Когда говоришь правду, очень легко быть убедительной», — подумала она. — Но и это не все. Мне очень нравится бывать в его обществе, я люблю, когда он смеется… я жду встреч с ним и скучаю, когда он уходит. — Улыбаясь, она беспомощным жестом вытянула руки ладонями вверх. — Что еще я могу сказать?

— Совершенно ничего, милая. — Корнелия встала и наклонилась, чтобы поцеловать подругу. — Если ты и в самом деле все это чувствуешь, то вот тебе и мое благословение, и всех твоих друзей. Конечно, это кажется немножко поспешным, но… — Она пожала плечами. — Любовь или расцветает медленно, или ударяет человека прямо между глаз. С Алексом и Лив получилось именно так.

— Да, и только посмотри на них, — прыснув, сказала Аурелия. — А если быть совсем честной, Нелл, то, сколько времени потребовалось, чтобы в сердце своем ты поняла, что Гарри — это твой мужчина?

Корнелия засмеялась.

— Чуть дольше, но ненамного. — Она направилась к двери. — Все, одевайся дальше. Я устрою небольшой обед для вас с Гревиллом и нескольких близких друзей, и скоро распространится слух, что между вами возникло взаимопонимание. — Она послала подруге воздушный поцелуй и вышла.

Глава 13

— О-о, вот она, та женщина, которая пленила воображение Гревилла, — сказала леди Бротон своей компаньонке, поднимая к глазам лорнет и глядя на двойные двери гостиной, где собралась небольшая группа гостей. Ее дворецкий только что объявил о прибытии леди Аурелии Фарнем в обществе виконта и виконтессы Бонем. — В общем, и целом привлекательная женщина, — пробормотала леди Бротон, глядя, как ее племянник быстро идет к новоприбывшим.

— Да, в самом деле, Агата. — Компаньонка энергично закивала. Эта обнищавшая кузина леди Бротон твердо следовала главному принципу своей жизни — никогда не противоречить Агате, которая бывала исключительно щедрой к тем, кто ее ублажал. — Довольно привлекательная.

— Удивительно, что она до сих пор не подцепила мужа, — произнесла леди Бротон, продолжая изучать сквозь лорнет леди Фарнем и Гревилла… — Насколько я понимаю, она довольно долго прожила в столице. Сколько времени она вдовеет, Марта?

— По-моему, четыре года. Дорогой Гревилл упоминал, что ее муж погиб при Трафальгаре.

— Хм-м. — Леди Бротон опустила лорнет. — Значит, у нее нет денег. Все остальное в ней превосходно. Приличное воспитание, ничего отталкивающего во внешности. Модная, но не чрезмерно. Но если у нее нет перспектив…

— Может быть, это все-таки любовь, Агата? — рискнула предположить Марта. — Еще и месяца не прошло с тех пор, как он вернулся из армии. Может быть, он был покорен? — И сентиментально вздохнула.

Леди Бротон перевела лорнет на кузину, изумленно глядя на нее.

— Гревилл? Ты полагаешь, что Гревилл может потерять голову из-за женщины? Боже милостивый, Марта, ему тридцать пять лет! Он в жизни не терял голову, не то, что сердце! Он не думает ни о чем, кроме долга! Всегда только долг перед страной, но я надеюсь, что он наконец-то вспомнил и про долг перед семьей. Гревилл просто решил, что эта леди Фарнем прекрасно отвечает всем его требованиям, и не будет разрушать его приоритеты. — Она энергично закивала. Ее бриллиантовые сережки неистово закачались. — Поверь мне, Марта. Я знаю своего племянника. Уж если он решил что-то сделать, времени даром тратить не будет. В этот приезд домой он решил найти себе жену и приступил к этому со своей обычной скоростью и эффективностью.

— Я уверена, что ты права, Агата.

— Разумеется, я права. Насколько я понимаю, у этой женщины и ребенок есть? Девочка?

— Мне кажется, да.

— Хм-м. Можешь не сомневаться, он и это принял во внимание. Точно знать, что она способна выносить ребенка — да это преимущество поважнее, чем деньги. Гревилл с уверенностью может надеяться, что она родит ему наследника. Я не сомневаюсь, что он очень тщательно взвесил все «за» и «против»… Гревилл вообще очень основательный человек.

Леди Бротон направилась к группе у двери. В своем облегающем атласном платье в алую и бирюзовую полоску, выгодно подчеркивающем все изгибы ее фигуры, она представляла собой величественное зрелище. На ней были бриллианты Бротонов — шею плотно облегало искрящееся колье, длинные капли сережек болтались в таких же длинных ушных мочках, к расшитой жемчугами черной кружевной мантилье была прикреплена диадема, запястья унизаны браслетами.

— Леди Фарнем, — объявила она, протягивая руку в белой перчатке. — Я счастлива, познакомиться с вами.

Пожимая протянутую руку, Аурелия умудрилась сохранить любезную улыбку. Гревилл хорошо подготовил ее к этой встрече, и она не ждала никаких сюрпризов, но он ни слова не сказал о внешности леди Бротон, которая ошеломляла — и это еще мягко сказано. Невозможно было оторвать взор от пышной груди, вываливающейся из низкого выреза ее пестрого платья, и от могучих бедер, подчеркнутых покроем юбки. Платье плотно облегало ее бедра и колени, а потом переходило в шлейф. Такой покрой сковывал движения леди Бротон, вынуждая ее семенить на невероятно высоких каблуках атласных туфель, усыпанных бриллиантами.

Увидев наряд тетушки, Аурелия лишилась дара речи. Немного придя в себя, она произнесла:

— Добрый вечер, леди Бротон. — Она вежливо наклонила голову. — Для меня большая честь быть приглашенной сюда… Вы знакомы с лордом и леди Бонем? — Аурелия изо всех сил избегала смотреть на Корнелию, зная, что стоит им переглянуться, и они пропали.

— Мне знакомы только имена, — произнесла леди Бротон, поворачиваясь, чтобы поздороваться с супругами. — Разумеется, вы, молодежь, вращаетесь в других кругах, в отличие от нас, уже впавших в дряхлость.

Она рассмеялась, и после некоторого замешательства остальные гости присоединились к ее смеху, вставляя подобающие замечания. Никто не мог бы назвать леди Бротон в ее потрясающем наряде «впавшей в дряхлость».

— Но с герцогиней Грейсчерч я знакома, — объявила леди Бротон, похлопывая Гарри веером поруке. — Кажется, это ваша родственница, лорд Бонем?

— Моя двоюродная тетушка, мэм, — отозвался тот, вежливо улыбнувшись.

— Да, я знавала ее, когда была еще совсем девочкой, — сказала леди Бротон. — Разумеется, герцогиня даст мне фору как минимум в десять лет, но в мой первый сезон мы с ней вращались в одних кругах. — Она снова обернулась к Аурелии: — Насколько я понимаю, вы живете на Кавендиш-сквер, леди Фарнем?

— Да, в доме моих друзей, князя и княгини Проковых.

— О, вы, скорее, присматриваете за их домом, — произнесла леди Бротон, и лицо ее несколько омрачилось. — А свое жилье в Лондоне у вас есть?

Улыбка Аурелии не дрогнула.

— Нет, мэм. Но мне очень повезло с друзьями. Леди Бротон кивнула.

— Вероятно, вы очень хотите иметь собственный дом.

— Должна признаться, это было бы неплохо, леди Бротон. — Улыбка Аурелии оставалась холодной и сдержанной.

Леди Бротон остро посмотрела на нее. Аурелия с прежним самообладанием ответила на ее взгляд. Тетушка Гревилла прямо обвиняла ее в том, что она ищет для себя выгоды, но было не так-то просто выбить леди Фарнем из равновесия. Аурелия продолжала спокойно смотреть на Агату, и внезапно та фыркнула и кивнула:

— Да-да, конечно, неплохо, моя дорогая. Что ж, если вы сумеете удержать этого бродягу, моего племянника, дома, мы все будем вам благодарны. — И она засеменила прочь, управляясь с каблуками и шлейфом с заученной сноровкой.

— Вы должны простить мою тетю… Она не привыкла считаться с чувствами других, — сказал Гревилл, кинув на Аурелию проницательный взгляд, видевший не только то, что лежит на поверхности. — Она всю жизнь потакала лишь своим желаниям.

Аурелия рассмеялась. Она легко прочитала испытующий взгляд Гревилла. Он пытался понять, не обиделась ли она на скрытые, но возмутительные обвинения его тети. Его забота согрела ее сердце, и она произнесла, улыбаясь одними глазами:

— Она ничуть меня не огорчила. И совсем ни к чему бросать такие гневные взгляды, Нелл. Я не обиделась. — Аурелия как будто обращалась к Нелл, однако на самом деле подбадривала Гревилла.

Судя по всему, ее слова не убедили Корнелию, однако та позволила мужу увести себя.

— Давай отойдем от дверей. — Гревилл взял Аурелию за руку и положил ее ладонь себе на локоть. — Не желаешь чего-нибудь освежающего… например шампанского? Кажется, оно тут розовое, хотя важность этого момента от меня ускользает. — Он улыбнулся. — Ты выглядишь просто восхитительно в этом платье, дорогая.

Аурелия просияла от удовольствия, услышав его комплимент. Изумрудно-зеленое платье из струящегося шелка было новым, купленным специально для этого вечера, — она редко позволяла себе такое расточительство, но знала, что платье очень ей идет. Под грудью оно было схвачено лентой из золотистого кружева. Таким же кружевом были оторочены оборки на подоле. На голову Аурелия надела изящный золотой ободок, сверкавший на ее светло-золотистых кудряшках, а на шею — простую золотую цепочку.

Сегодня они могли сколько угодно флиртовать и демонстрировать влюбленность. Сообщение об их помолвке уже было отправлено в «Морнинг пост» и в «Газетт». Утром оно появится в печати и не должно стать сюрпризом для тех членов общества, кто видел эту пару на рауте у леди Бротон. Аурелия испытывала настоящее облегчение, что хоть раз может вести себя с Гревиллом естественно. Сейчас ей не требовалось играть, и гости увидят именно то, что есть на самом деле.

Гревилл отпустил ее локоть и, взяв с подноса проходившего мимо лакея два бокала розового шампанского, протянул один Аурелии.

— Тост, — негромко произнес он, глядя ей прямо в глаза и чокаясь. — За наше партнерство. — Он поднес бокал к губам, продолжая смотреть в глаза Аурелии. Они выпили, и на какой-то миг им показалось, что они одни в этом переполненном зале, словно люди, отошли подальше, оставив их наедине.

Аурелия пила шампанское, остро ощущая, сколько глаз устремлено в их сторону. Более публичного объяснения в любви просто не могло быть.

— Партнерство, — так же негромко согласилась она. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы все это было по-настоящему. Чтобы не было никакого представления.

— Не хочешь потанцевать? — спросил Гревилл.

— Да, спасибо. — Она немного натянуто улыбнулась, но тут же снова взяла себя в руки и осмотрелась, кивая знакомым и бормоча приветствия, пока они шли в соседний зал, где собирались танцевать контрданс.

Ноги Аурелии сами выполняли движения танца. Она лишь слегка удивилась тому, что Гревиллоказался хорошим танцором. Для такого крупного мужчины он был на удивление легок, на ногу — точнее, это было бы удивительно, не знай она, кто он такой. Во время игр в преследование там, в деревне, Аурелия видела, что он умеет пробираться сквозь кусты так же ловко и незаметно, как кот, перепрыгивать с крыши коровника на крышу сарая, приземляясь совершенно бесшумно, и ползать по-пластунски по канавам.

Когда музыка закончилась, Аурелия присела в реверансе в ответ на поклон партнера, и они вышли из зала.

— Пойдемте, поужинаем, — позвала их Нелл, замахав рукой. — Гарри почему-то умирает с голоду!

— Я сегодня не обедал, — жалобно пробормотал ее муж.

— И кто в этом виноват? — парировала Нелл. — Ты не пришел домой вовремя.

Гарри ухмыльнулся.

— Это правда. Я катался с друзьями верхом в Ричмонде, по дороге мы остановились, чтобы пропустить по стаканчику эля и… в общем, время пролетело незаметно… вы знаете, как это бывает, Фолконер.

— Знаю, — с легкостью согласился Гревилл — Причем слишком хорошо, Бонем.

В этом Аурелия очень сомневалась. Она не видела, чтобы Гревилл попусту тратил время с друзьями в пивной — если, конечно, не шел туда с определенной целью. Но с другой стороны, насчет Гарри у нее тоже имелись сомнения. С такими мужчинами гораздо проще общаться, если принять их объяснения и двигаться дальше.

— Так пойдемте в столовую? — предложила Корнелия.

— Мы присоединимся к вам через минуту, — произнес Гревилл. — Я хочу кое-что показать Аурелии.

Корнелия с удивлением взглянула на подругу, но сказала только:

— Конечно. Увидимся через минуту. — Она взяла Гарри за руку, и оба устремились в сторону столовой.

— Показать мне что? — спросила Аурелия, озадаченно глядя на Гревилла. — В этом доме есть что-то, что я непременно должна увидеть?

— Нет, — лукаво улыбнувшись, ответил он. — Нет, не в доме. Это на мне.

Аурелия широко распахнула глаза.

— Это звучит почти непристойно, сэр, — пробормотала она.

Вместо ответа он подтолкнул ее в коридор. Аурелия послушно вошла туда, куда он ее вел — в небольшую пустую прихожую.

— Вон тот портрет — это один из моих пользующихся наиболее дурной славой предков, — небрежно ткнул пальцем Гревилл. — Насколько я знаю, он был пиратом. Впрочем, возможно это просто вежливое название. Однако красивый, дьявол, тебе не кажется?

Аурелия окончательно растерялась, тем не менее, послушно посмотрела на портрет безупречно одетого елизаветинского джентльмена.

— Ой, у него золотая серьга! Это что, было принято в те времена?

— Представления не имею, — произнес Гревилл у нее за спиной. Что-то в его голосе заставило ее обернуться.

— О! — От изумления рот Аурелии округлился. Он держал на протянутой ладони небольшую коробочку. — Что это?

— Открой. Прямо не верится, до чего я умный. — Похоже, Гревилл был очень доволен собой.

Аурелия взяла коробочку, глядя на него с удивлением и тревогой.

— Она не кусается, — произнес Гревилл с лукавой усмешкой.

Она открыла коробочку. На черном бархате лежало кольцо с великолепным квадратным изумрудом.

— О-о, оно прекрасно… какой потрясающий камень! — Аурелия благоговейно вынула кольцо из коробочки и подняла к свету. Камень засиял глубоким зеленым светом на фоне окружавших его крошечных бриллиантиков в оправе белого золота.

— Как удачно, что сегодня вечером ты надела платье такого же цвета, — произнес Гревилл, забрав у нее кольцо. — Дай мне руку. — Он взял ее за левую руку и надел кольцо на безымянный палец. — Отлично, я и с размером угадал.

Аурелия покрутила рукой, чтобы изумруд заиграл под светом.

— Но я не думала…

— Ты не думала — чего?

— Ну, что мы… будем делать все, как полагается, вроде этого, — завершила она фразу, покачав головой.

— В моей работе мы ничего не делаем наполовину, Аурелия. — Гревилл все еще улыбался, однако в его словах звучала нотка серьезности.

— Да, но поддельный камень сыграл бы ту же самую роль, а этот камень не поддельный, я же вижу.

— Нет. — Гревилл взял обе ее руки в свои и крепко их сжал. — Я не стал бы принижать ни тебя, ни твой вклад в работу таким оскорблением. Ты мой партнер, и я уважаю и ценю тебя. — Вдруг его глаза опять засветились чувственным сиянием, и он негромко произнес: — Более того, ты очень красивая женщина, и дарить тебе можно все только самое совершенное.

— Не могу поверить, что вы говорите мне такие неумеренные комплименты, сэр, — сказала Аурелия, пытаясь улыбнуться сквозь затуманившие глаза слезы, пытаясь заставить свой голос звучать непринужденно, несмотря на то, что в горле стоял комок.

— О, поверь, дорогая, это не комплименты. Ну что, продемонстрируем миру доказательство нашей помолвки?

— Да… да, конечно. Это исключительно удачный случай, правда? — Она сморгнула непрошеные слезы и проглотила комок. Разумеется, он выбрал этот вечер для того, чтобы подарить ей кольцо, потому что именно сегодня все это произведет наибольшее впечатление. Но, идя рядом с Гревиллом в столовую, Аурелия понимала, что пусть событие выбрано им с точки зрения практичности, в самом подарке ничего практичного нет.

Первой кольцо увидела Корнелия, когда они сели за обеденный стол, и глаза ее расширились.

— Какой великолепный камень! — выдохнула она, взяв Аурелию за руку, и посмотрела через стол на улыбающегося Гревилла. — У вас хороший вкус, сэр.

— Благодарю, мэм. — Он признательно наклонил голову.

Гарри с непринужденностью старого друга взял Аурелию за руку и стал рассматривать кольцо, а потом негромко присвистнул.

— Поздравляю, полковник.

— А как насчет меня? — засмеялась Аурелия. Вместо ответа Гарри наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Это, само собой разумеется, дорогая. Желаю тебе счастья.

— Что тут происходит? — К их столу подошел Дэвид Фостер с горящими от любопытства глазами. — У вас тут какие-нибудь секреты?

— Ни в коем случае, — ответила Аурелия, протягивая ему руку с кольцом. — На самом деле совсем наоборот.

Дэвид одобрительно кивнул Гревиллу и поцеловал Аурелию.

— И когда наступит счастливый день?

— Мы еще не решили, — неопределенно махнула рукой Аурелия. — Пока я слишком радуюсь, чтобы начать думать наперед.

— Так и должно быть, милая, — сказала Корнелия. — Дэвид, приведи Ника, а заодно окажи нам всем большую услугу — перехвати Петицию, пока она ничего не пронюхала и не явилась прямо сюда. Она непременно скажет что-нибудь завистливое и злобное. Ты же знаешь, что она собой представляет.

— Причем слишком хорошо. Как прикажете, леди. — Дэвид поклонился и начал прокладывать себе путь сквозь толпу.

Аурелия откинулась на спинку позолоченного стула, сделала глоток шампанского и задумалась, как бы она себя чувствовала, если бы это была настоящая помолвка. Потом отбросила эту мысль — она только испортит этот момент, а он слишком хорош, чтобы его портить.

— Леди Фарнем! — Перед ними замаячила леди Бротон со своим лорнетом. — Что это я такое слышу насчет кольца? Ты что, сделал предложение, племянник?

Гревилл встал вместе со всеми остальными джентльменами за столом.

— Верно, мэм. Леди Фарнем благосклонно согласилась принять мое предложение.

— Ну… ну… я чувствовала, куда ветер дует, и сердечно рада этому, — заявила леди, усаживаясь на отодвинутый Гарри стул рядом с Аурелией. — Дайте-ка глянуть, дорогая моя. — Она внимательно изучила изумруд через лорнет и кивнула. — Я одобряю оправу, Гревилл. Славно выглядит. Твоя дорогая мать была слишком тяжеловесной для этого камня. — Она отпустила руку Аурелии. — Есть еще парочка фамильных драгоценностей, оставшихся от моей покойной сестры. После ее смерти они хранились у меня. Вы получите их в день свадьбы, леди Фарнем.

Аурелия улыбнулась, совершенно ошеломленная, чтобы подобрать подходящие для ответа слова. Гревилл подарил ей кольцо своей матери. Она весь остаток вечера улыбалась, выслушивая поздравления, но в час ночи, когда Корнелия объявила, что уже не стоит на ногах, с радостью ухватилась за возможность уехать домой.

— Я вас сейчас догоню, — сказала Аурелия, поднимаясь со стула. Она приехала сюда с Бонемами, так что казалось совершенно естественным, что и уедет она вместе с ними.

— Я сам отвезу тебя домой, — быстро произнес Гревилл, подходя к ней с меховой пелериной в руках. — Карета уже ждет. — Он накинул ей пелерину на плечи.

— Я и не знала, что у тебя есть карета, — сказала Аурелия, усаживаясь в углу и плотно кутаясь в пелерину.

— Я ее нанял, — легко ответил Гревилл, устраиваясь рядом. — Можно было одолжить у тети, но это противоречит моим планам на ночь.

— Вот как? — Аурелия всмотрелась в него в тусклом свете единственной масляной лампы, болтавшейся под потолком. — И что за планы?

— А ты не догадываешься? — Гревилл обнял ее и поцеловал. — Я собираюсь отпраздновать нашу помолвку.

Аурелия откинула голову ему на плечо, наслаждаясь теплом его губ, то мягких, то твердых, то снова мягких. Она приоткрыла рот, впуская внутрь его язык, и закрыла глаза. Карета раскачивалась, и Аурелии казалось, что она растворилась в запахе его кожи, ощущении его приблизившегося к ней лица, вкусе его губ, движениях его языка, совершавшего собственное исследовательское путешествие.

Вдруг карета остановилась. Аурелия неохотно выпрямилась.

— Так скоро? — Она не смогла скрыть разочарования.

— Не совсем так, — низким голосом рассмеялся он. — Мы пожелаем, друг другу спокойной ночи, и я провожу тебя до дверей. Ты войдешь в дом и отопрешь боковую дверь. Я скажу кучеру, что хочу подышать свежим воздухом и поэтому пойду домой пешком, обойду площадь, удостоверюсь, что за мной никто не наблюдает, и войду в дом через боковую дверь. А ты будешь ждать меня в постели. — Его потемневшие глаза сверкали чувственным весельем. — Твоя спальня — вторая по левую руку, как повернешь от лестницы направо, верно?

Аурелия кивнула, на мгновение, потеряв дар речи.

— Ну, давай, а то скоро уже рассветет, и нам почти не останется времени. И… и я должен тебе сказать, моя дорогая девочка, что просто изголодался по тебе. — Он говорил гортанным голосом, взяв ее лицо в свои ладони, и словно пожирал Аурелию взглядом. Потом отпустил ее, открыл дверцу кареты и спрыгнул на землю. — Иди сюда.

Гревилл протянул ей руку. Аурелия тоже спустилась на землю. Тело ее пылало огнем предвкушения, от усталости не осталось и следа. Гревилл довел ее до двери, чопорно поцеловал руку и проследил, как она скрывается в доме. Дождавшись, чтобы дверь закрылась, и замок щелкнул, он подошел к карете и отпустил ее.

«Какое наслаждение дарят мне его прикосновения», — думала Аурелия час спустя, погружаясь в блаженную дремоту и чувствуя, что не в силах и пальцем пошевелить. Гревилл вошел в спальню и начал раздеваться на ходу, бросая одежду на пол. Он занимался с ней любовью со страстью и натиском, захватившими ее, как приливной волной, которая после выкинула ее на берег, бездыханную и ослабевшую.

Гревилл по-прежнему обнимал ее. Аурелия повернулась на бок и зарылась подбородком в ямку между шеей и плечом, слизывая с его кожи соленый пот. Он был таким крупным и мощным, таким весомым и надежным… Рядом с ним она чувствовала себя маленькой и беззащитной и при этом черпала силу из их отношений. Она ощущала под руками бугры его плеч, чувствовала, как перекатываются мышцы спины. Гревилл положил на нее ногу, перевернул Аурелию на спину и навис над ней, вдавливая в перину ее бедра.

— Ну что, мэм, — пробормотал он, глядя ей в глаза, — как желаете получить наслаждение сейчас?

— Как тебе будет угодно, — ответила она, пошевельнувшись.

Вместо ответа он скользнул руками ей под ягодицы и приподнял вверх, очень неспешно входя в теплую, влажную глубину ее тела. Он двигался так мучительно медленно, останавливаясь, выходя почти целиком, так, что у Аурелии останавливалось дыхание от этой сладкой муки, потом снова неторопливо входя в нее. Казалось, он может продолжать так вечно.

Они занимались любовью всего лишь в четвертый раз, но Аурелия уже поняла, что Гревилл Фолконер обладает экстраординарной силой, когда дело доходило до удовольствий спальни. Он мог снова и снова доводить ее до экстаза, но сам удерживал себя от финального рывка, когда чувствовал, что у Аурелии осталось сил всего на один; последний взрыв.

Он провел руками по ее бедрам и закинул ноги Аурелии себе на плечи. Потом сел, придерживая ее за лодыжки, и глубоко, до самого основания вонзился в нее — глубже, чем она могла себе представить.

Аурелия смотрела ему прямо в глаза. Теперь он двигался быстро, в глазах сверкали серые искры. Она выгнулась, приподняв бедра, пытаясь вобрать его в себя еще глубже, сжимая внутри мышцы, внезапно твердо решив, что сама будет контролировать этот финал. Гревилл достигнет пика по ее воле. И когда он, приглушенно закричав, запрокинул назад голову, она еще раз сильно сжала внутренние мышцы, чувствуя, как он дрожит и пульсирует внутри. И тут, как обычно, Гревилл вышел из нее за миг до того, как достиг пика, и тяжело упал на Аурелию, приникая к ее бедру.

Аурелия провела рукой по его вспотевшей спине, чувствуя тепло, нежность и ликование — наконец-то ей удалось сломать железное самообладание любовника.

Гревилл оторвал голову от ее груди и перекатился на перину.

— Порочная женщина, — вот и все, что он произнес, прежде чем закрыл глаза и как будто уснул.

Аурелия никогда точно не знала, когда он спит по-настоящему, а когда, то ли дремлет, то ли бодрствует. Она повернула на подушке голову и посмотрела на Гревилла. Казалось, он крепко спит, но тут рука его шевельнулась и легла ей на живот, а глаза открылись.

— Порочная женщина, — снова пробормотал он. Аурелия улыбнулась и тоже закрыла глаза, чувствуя, как ее охватывает сон. Небо за окном начинало сереть, но у них есть еще полчаса до рассвета.

Увы, полчаса закончились очень быстро. Гревилл сел, откинул одеяло, встал с постели, потянулся и полностью проснулся. Повернувшись к постели, он склонился над Аурелией и ласково провел рукой по ее бедру.

— Доброе утро, — пробормотал он, целуя ее в ушко.

— Доброе, — буркнула она в подушку.

— Боюсь, тебе придется встать и запереть за мной боковую дверь, — прошептал он. — Поспеши. Похоже, мы здорово задержались.

Глава 14

Саймон поднял глаза, когда Гревилл вошел в его кабинет в военном министерстве.

— Доброе утро, Гревилл. — Он приподнялся на стуле и протянул через стол руку. — Я слышал, ты очень занят.

— Дело быстро продвигается… — Гревилл пожал протянутую руку. — Я снял дом на Саут-Одли-стрит. О помолвке объявлено, так что леди Фарнем теперь станет моими глазами и ушами. — Он небрежно сел на подлокотник скрипучего деревянного кресла, стоявшего напротив стола.

Саймон пристально посмотрел на него:

— Прости за прямоту, Гревилл, но у леди Фарнем нет никакого опыта в нашем деле. Ты уверен, что она сможет…

— Абсолютно уверен, — резко перебил его Гревилл. — Ты и сам знаешь, Саймон, что в нашем деле берешь себе партнера, когда его находишь. Я не стал бы вербовать Аурелию, если бы хоть на мгновение засомневался в ее пригодности. Она прекрасно показала себя во время обучения, а поскольку ее работа будет связана с тем, чем она занимается всю свою сознательную жизнь — развлечения, светское общение… — Он опять пожал плечами. — Не вижу никаких причин для тревоги.

Саймон посмотрел на свой заваленный бумагами стол. Он полностью доверял Гревиллу Фолконеру; он бы с радостью доверил ему собственную жизнь, но сейчас никак не мог отделаться от смутного беспокойства.

— Я обсуждал вопрос о пенсии для леди Фарнем со своим руководством, — произнес Саймон. — Все они согласны, что ее услуги — и служба ее покойного мужа — должны быть достойно вознаграждены, но это будет не пенсия, а разовая денежная сумма. Была одобрена сумма в две тысячи гиней. Надеюсь, леди Фарнем сочтет ее удовлетворительной.

Этого может не хватить, чтобы снять дом, подобный тому, что на Саут-Одли-стрит, подумал Гревилл, однако, если деньги аккуратно вложить и прибавить к ним те, что у нее есть сейчас, она, безусловно, сможет вести более независимую жизнь.

— Я уверен, что леди Фарнем будет довольна, — сказал он. — Кроме того, есть еще невыплаченное жалованье ее мужа и его премии.

— Да. Все это ей тоже выплатят единоразово в той форме, в какой она предпочтет. Банковский перевод или наличные… А теперь к делу. — Покончив с этим вопросом, Саймон открыл ящик стола и вытащил из него лист бумаги. — В Дувре были замечены два испанских джентльмена, сходивших с судна. Насколько я понял, делали они это совершенно открыто — провели добрых десять минут, разгуливая по причалу и демонстрируя себя любому заинтересованному наблюдателю.

Гревилл кивнул.

— То есть сделали все, чтобы их прибытие не осталось незамеченным.

— Вот именно, — согласился с ним Саймон. — Значит, они или вполне законные эмигранты, или очень хотят сойти за таковых, что вполне совпадает с данными нашей разведки о том, что испанцы стремятся проникнуть в высшие слои общества. В общем, за ними пристально наблюдают. Вероятно, возникнет необходимость с ними познакомиться. Вчера вечером они прибыли в Лондон и поселились на Адамс-роу.

— Удобно, — пробормотал Гревилл, просматривая информацию, изложенную на протянутом Саймоном листе бумаги. — Номер четырнадцать. Думаю, я сумею устроить случайную встречу во время утренней прогулки. — Он положил бумагу на стол. — Дон Антонио Васкес? Нам что-нибудь известно о нем? Саймон покачал головой:

— Пока нет. Имя незнакомое, но оно может быть вымышленным. Я послал нашему человеку в Мадриде указания раскопать хоть что-нибудь. Если нам повезет, через неделю или около того мы будем что-то знать. А пока предлагаю соблюдать осторожность. Как я уже сказал, он может быть человеком совершенно невинным — просто следует в изгнание за своим низложенным королем. Обычный аристократ, бежавший от Бонапарта. С тех пор как Наполеон посадил на европейские троны своих родственников, таких на континенте очень много.

— Я с ним познакомлюсь, — решил Гревилл, вставая. — Вероятно, этот самый сеньор Мигель Альвада что-то вроде оруженосца?

— Вероятно. — Саймон тоже встал, упершись ладонями в стол. — Тебе следует начать с графини Лессингем. Она является центром испанских изгнанников в Лондоне… предлагает им поддержку, помогает с жильем, вводит в нужные круги, все в таком роде. Ее дом — это первое место, куда приходит любой новый эмигрант. Если она еще не знакома с доном Антонио, скоро познакомится.

Гревилл кивнул.

— Насколько я помню, ее имя было Бернардина-и-Алькада.

— Совершенно верно. Пять лет назад вышла замуж за Лессингема.

— Этим я тоже займусь… — Гревилл пожал Саймону руку.

Вот и первое задание для Аурелии — поближе познакомиться с графиней.

Он сел в коляску, которая ждала его во дворе министерства, и поехал обратно — на Саут-Одли-стрит. Около дома он отдал вожжи груму, распорядившись отвести коляску в конюшню, и зашел внутрь. Человек, который через полчаса вышел из боковой двери, ничем не походил на полковника, сэра Гревилла Фолконера.

Мужчина в грубой домотканой куртке, испачканных кожаных брюках, с лицом, скрытым под шерстяной шапкой, низко натянутой на лоб, шел по улице в сторону Гросвенор-сквер, держась, тени, словно боялся дневного света. Немного не дойдя до площади, он повернул направо, на Адамс-роу.

Эта была улица, похожая на все прочие в этой части Мейфэра. Элегантные высокие дома, белые ступени, сверкающие железные черные перила. Мужчина прошел по улице, до конца, то и дело оглядываясь, словно кого-то искал. По улице прогуливались несколько человек, но все они шарахались от него вплоть до того, что при его приближении переходили на другую сторону. Все в этом человеке словно говорило о какой-то гнусной задумке.

Тени становились все длиннее, прохладный ветерок колыхал ветви деревьев, уже начавших покрываться бледно-зеленой листвой ранней весны. Около номера четырнадцать Гревилл замедлил шаг и вроде бы мельком глянул на дом. На самом деле он успел заметить все. Потом неторопливо пересек дорогу и оперся о перила дома чуть дальше по улице так, чтобы хорошо видеть номер четырнадцать. Он вытащил из заднего кармана глиняную трубку, набил ее вонючим табаком, высек искру, ударив кремнем о железные перила, и зажег трубку. Наблюдая за домом, он задумчиво попыхивал трубкой, окружив себя облаком ядовитого дыма. Гревилл выглядел как любой рабочий, честно заслуживший в конце дня трубочку и отдых.

Через полчаса его усилия были вознаграждены. Дверь отворилась, и на пороге появился мужчина, одетый просто безукоризненно — в желтовато-коричневый сюртук и кремовые панталоны. Начищенные ботфорты сверкали в предвечернем свете. Оливковый цвет лица и аккуратная бородка клинышком выдавали в нем испанца. Держа под мышкой трость, он натягивал перчатки, стоя на верхней ступеньке дома и глядя то в одну, то в другую сторону улицы. Если он и заметил неряшливого рабочего на противоположной стороне, то никак не показал этого. Мужчина вытащил трость и, помахивая ею, направился вдоль по улице.

Гревилл не двинулся с места, продолжая внимательно наблюдать. Он точно знал, что уже видел этого человека раньше, причем при весьма неприятных обстоятельствах, но никак не мог уловить ускользающее воспоминание, тем более что это было скорее ощущение, чем что-то конкретное. Что-то связанное с осанкой этого человека, с его походкой, с посадкой головы. Где же он видел дона Антонио Васкеса раньше?

Гревилл уже хотел уходить, как его внимание привлекло какое-то движение сбоку дома. Появился еще один мужчина. Невысокая приземистая фигура, одет во все черное. Он вышел на улицу из узкого прохода, отделявшего этот дом от соседнего. В его внешности было что-то от секретаря, но Гревилл, прищурившись от окутавшего его дыма, всмотрелся внимательнее. Походку и сложение настоящего бойца он узнал сразу.

Гревилл с облегчением погасил трубку. Вещь, конечно, полезная, но он ее терпеть не мог. Сунув ее назад в карман и ощутив, как жаром обожгло бедро, он пустился вслед за одетой в черное фигурой. Гревилл делал все, чтобы мужчина понял, что его преследуют, — останавливался, когда останавливалась его жертва, и торопливо догонял его, когда тот резко повернул на Джордж-Ярд. Мужчина остановился в пустом дворе и круто повернулся. Гревилл огляделся. Рядом никого — просто идеальное место для небольшого грабежа при белом свете.

— Эй, ты чего это тут делаешь? — окликнул он, подходя ближе и нащупывая в кармане короткую тяжелую дубинку, которую всегда носил с собой в таком обличье. — Заплутал маленько, что ли?

Его жертва стояла на месте прочно, слегка перекатываясь с пятки на носок.

— Меня будет сложно ограбить, дружок. — Он говорил с сильным акцентом, но бегло. Руки, сжатые в кулаки, опущены — он ждал, когда предполагаемый грабитель подойдет ближе.

Гревилл угрожающе взмахнул дубинкой, злобно глядя на свою жертву с таким видом, словно не мог решить напасть или все-таки убежать. Испанец заметил эту нерешительность и, как и надеялся Гревилл, решил воспользоваться преимуществом. Он прыгнул вперед, целясь растопыренными пальцами в глаза Гревиллу. Уличный боец, мрачно подумал полковник. Знаком со всеми грязными приемами.

Испанец в два прыжка покрыл расстояние между ними. Гревилл, выбрав нужный момент, ловко уклонился от метивших в глаза пальцев и пригнулся, приняв оборонительную стойку. Дубинка свободно покачивалась в его правой руке. Он кружил вокруг своей жертвы; испанец повторял его движения, поворачиваясь на цыпочках и все еще растопыривая пальцы.

— У него есть оружие, думал Гревилл. Это не секретарь. Нож или пистолет? Он окинул взглядом приземистую фигуру, ища предательскую выпуклость — хоть что-нибудь, чтобы понять, чего ждать. Должно быть, нож. У испанца вид человека, хорошо умеющего драться на ножах, человека, предпочитающего подпустить свою жертву ближе и разящего молча.

Гревилл заметил, как сверкнуло серебро, и в тот же миг отскочил в сторону. Испанец пробормотал проклятие и крутанулся на месте, держа между пальцами рукоятку стилета. Гревилл сразу узнал способ держать кинжал — так делала совершенно определенная группа людей. Услышал он и проклятие. Теперь он знал, с кем имеет дело, и точно знал, как тот будет атаковать.

Испанец поднял нож, и за миг до того, как стилет полетел в его сторону, Гревилл метнул дубинку. Она ударила испанца прямо в лоб. Тот пошатнулся, глаза его остекленели, стилет упал на булыжники двора, но, как ни удивительно, он устоял на ногах. Гревилл устремился вниз, нырнул за спину испанцу, поднял дубинку и с силой ударил того по голове. Испанец рухнул на землю.

Гревилл неподвижно постоял секунду, переводя дух. Двор был по-прежнему пустынен, и темнота в нем уже сгустилась. Сюда и днем почти не проникал свет, а солнце закатилось уже давно. Гревилл наклонился, подобрал стилет и покрутил его в пальцах, высматривая отметку, точно зная, что она должна там быть. И конечно, нашел, прямо на резной рукоятке. Знак инквизиции.

Все предприятие выглядело теперь совсем в другом свете. Агента инквизиции не пошлют с миссией основания шпионской сети. Его используют совсем в других сферах деятельности. Так зачем же он здесь?

Гревилл снова наклонился и нащупал пульс на шее испанца. Слабый, но есть. Одним ударом по голове человека инквизиции не прикончишь. Гревилл обшарил карманы испанца. Нужно что-нибудь украсть, чтобы все выглядело обычным ограблением. Он вытащил карманные часы и кошель с тремя серебряными соверенами и быстро покинул двор — ушел с места преступления. Никому и в голову не придет, что здесь кроется что-нибудь другое, а не обычное нападение головорезов, коими кишмя кишат все переулки и темные уголки столицы.

Вернувшись, домой, он переоделся, снова превратившись в себя самого, опять вышел из дома, подозвал кеб и поехал в министерство, прямиком к Саймону Гранту.

— Так быстро вернулся, Гревилл? — с удивлением оторвался от бумаг его шеф. — Могу поклясться, что после твоего ухода и трех часов не прошло.

Гревилл слабо улыбнулся в ответ на остроумие шефа.

— Я не был уверен, что еще застану тебя здесь, Саймон.

— О, я здесь давно поселился. — Саймон вздохнул, откинулся на спинку стула и сцепил руки на затылке. — Ну, так зачем ты вернулся? — Усталые глаза смотрели по-прежнему проницательно.

— Интересная встреча. — Гревилл повернул деревянный стул и сел на него верхом, положив скрещенные руки на спинку. — Похоже, приезд наших испанских друзей имеет какое-то отношение к инквизиции.

Саймон резко выпрямился, уронив руки на стол.

— Откуда ты знаешь?

Гревилл хмуро рассказал о событиях последнего часа.

— Приходится признать, что тут дело далеко не только в основании шпионской сети, иначе, зачем инквизиция?

— Это усложняет дело. — Саймон подергал себя за подбородок. — Надеюсь, мы поймем больше, когда придет сообщение от нашего человека из Мадрида. А пока придется играть в игру «ждем и наблюдаем». Следи за ним внимательно. — Он задумчиво глянул на Гревилла. — Как это повлияет на привлечение к работе леди Фарнем? Гревилл нахмурился.

— Я уже думал об этом, — медленно произнес он. — Придется менять план, других вариантов я не вижу. Я не готов рисковать ее безопасностью, раз уж тут крутится инквизиция.

— Нет, конечно, я понимаю. Делай, как считаешь нужным, Гревилл.

— Не волнуйся, Саймон, все будет нормально. — Гревилл, перекинув ногу, встал со стула, пожал начальнику руку и ушел.

Подозвав кеб, он отправился на Кавендиш-сквер. Дверь открылась быстро. На пороге стояла Аурелия.

— Гревилл? Не поздновато ли для визита?

— Мне нужно с тобой поговорить. — Он ловко шагнул мимо нее в холл. — Ты одна?

— Да, но мне уже пора идти наверх, к Фрэнни. Я всегда сижу с ней, пока она ужинает.

— Это может подождать несколько минут? — Гревилл, не в силах скрыть нетерпение, быстро окинул холл взглядом.

— Да, конечно, — поспешно согласилась озадаченная Аурелия. — Пойдем в гостиную. — Она шла впереди и обернулась сразу же, как только он закрыл за собой дверь в комнату. — Что случилось?

Гревилл подошел к окну. Стемнело, поэтому шторы уже были задернуты. Он отодвинул одну и выглянул на улицу.

— Нужно срочно все менять, Аурелия, — без обиняков сказал Гревилл, поворачиваясь к ней. — Я хочу, чтобы вы с Фрэнни переехали ко мне на все время нашего предприятия.

— Что ты имеешь в виду?

— Я выяснил кое-какие детали насчет испанской шпионской сети, и это заставляет думать, что испанцы могут проявить интерес к моей невесте, — Откровенно признался он. — Если вы будете жить здесь, а я — в миле отсюда, я не смогу как следует охранять вас.

Аурелия побледнела и стиснула руки.

— Ты говорил, что не будет никакой опасности ни для меня, ни для Фрэнни!

Гревилл подошел к ней, взял ее руки в свои и ласково посмотрел на поднятое к нему лицо.

— Я поклялся, что буду оберегать и тебя, и твоего ребенка, и сделаю это. Но тебе придется согласиться с тем, что я лучше знаю, как это осуществить.

— И насколько серьезна угроза? — спросила Аурелия, высвободив руки и отвернувшись к огню в камине.

— Пока не знаю. Но даже малейшей вероятности существования подобной угрозы достаточно, чтобы я начал действовать. Поэтому помолвка завершена. Мы должны пожениться не откладывая.

Аурелия повернулась к нему спиной.

— А как мы покончим с браком через три месяца? Это тебе не помолвка.

— Меня отправят за границу с очередным заданием, а вскоре ты получишь извещение о моей смерти. Такое происходит постоянно.

— Но ведь ты никогда не сможешь вернуться обратно, никогда не сможешь снова быть Гревиллом Фолконером!

Он усмехнулся:

— Моя дорогая Аурелия, не такая уж это большая для меня потеря. У меня было много вымышленных имен, а будет еще больше. Здесь меня ничто не держит, и светское общество Лондона мне неинтересно. Нет семьи, нет никаких уз. Я в первый раз за пятнадцать лет ненадолго появился в Лондоне. В случае необходимости я всегда смогу приехать в Англию и снова ее покинуть, и никто меня не заметит. Я уеду из страны, а ты через несколько месяцев станешь свободной — как только известие о моей смерти будет подтверждено министерством.

Его слова падали холодными камнями в ее желудок. «Здесь меня ничто не держит». Такое резкое заявление только подчеркивало временный характер их отношений. Время от времени Гревилл особенным тоном с ней разговаривал, занимался с ней любовью, и все это заставило ее думать, что, может быть, в их романтическом интересе есть что-то ещё кроме игры на публику. Она перевела взгляд на изумрудное кольцо, покручивая его на пальце, чтобы камень поймал свет.

— Это кольцо твоей матери? — Этот вопрос показался ей вполне логичным.

— Не совсем. Изумруд был частью комплекта, принадлежавшего моей бабушке. Насколько мне известно, мать его никогда не надевала. А само кольцо я заказал специально для тебя. У тебя слишком тонкие и изящные пальцы, прежняя оправа к ним не подходила. — Он озадаченно посмотрел на Аурелию. — А почему ты спрашиваешь?

Какое прозаичное объяснение поступка, который имел для нее такое значение! Бессмысленно обманывать себя и воображать, что он может чувствовать то же, что чувствует она.

— Да просто так, любопытно стало, — отозвалась Аурелия, беспечно отмахнувшись, и наклонилась, чтобы поправить дрова в камине. — Так, может быть, лучше мне прямо сейчас выйти из игры? Если мы разорвем помолвку, я перестану представлять интерес для этих людей, и нам с Фрэнни не будет угрожать опасность?

Гревилл покачал головой.

— Даже если не брать в расчет то, что твоя работа мне сейчас нужна больше, чем раньше, причем до тех пор, пока я не разберусь с этой угрозой и не завершу задание, они все равно будут проявлять к тебе интерес — просто как к способу добраться до меня.

— Понятно. — Аурелию охватил озноб, словно она только что вышла из ванны с ледяной водой. — Но разве мы можем так быстро пожениться? Мы только что обручились!

— Во всяком случае, мы уже обручились, — ответил Гревилл, перемещаясь на свое любимое место у камина. — Причем публично. Все ждут свадьбы. Если она произойдет раньше, чем ожидалось, это, конечно, вызовет слухи, но, в конце концов, мы взрослые люди и имеем свободу выбора.

Что ж, это всего лишь небольшое отклонение от плана. И невозможно отрицать, что мысль поселиться под одной крышей с Гревиллом вызывала у нее сладкую дрожь предвкушения. Ее слишком влекло к Гревиллу — или к тому наслаждению, которое он дарил ей в постели. Ну… а с последующим расставанием она как-нибудь справится. Она привыкла справляться с болью.

Аурелия подошла к буфету, налила два бокала хереса, один протянула Гревиллу, а из второго сделала глоток сама.

— Думаю, мы можем сделать вид, что не выдержали ожидания, сбежали и обвенчались, — произнесла она. — Кольцо с изумрудом только публично подтвердило, что между нами возникла страстная привязанность.

Тут она почувствовала, что Гревилл молча смотрит на нее, и, подняв глаза, наткнулась на его твердый взгляд.

— Когда? — просто спросила Аурелия.

— Вы с Фрэнни сможете перебраться на Саут-Одли-стрит через два дня?

— Так скоро?

— Если возможно, то и еще скорее.

Глава 15

В гостиной дома номер четырнадцать по Адамс-роу дон Антонио с изумлением смотрел на стоявшую перед ним потрепанную фигуру с перебинтованной головой и желтоватым оттенком когда-то смуглого лица.

— Тебя ограбили? — потрясенно спросил дон Антонио. — Обычный уличный хулиган? Да как такое могло случиться?

Мигель поморщился. Свет в комнате больно бил ему по глазам. Казалось, что целый морской оркестр стучит на барабанах и бьет в тарелки у него за спиной. Его подташнивало. Он покачнулся и, пробормотав извинение, опустился в кресло.

— Это был не обычный уличный хулиган, дон Антонио, — прохрипел он. — Этот человек сражался как солдат. Он знает все приемы и фокусы.

Его хозяин презрительно фыркнул.

— И много ты видел солдат на улицах этого унылого города? Дезертиры, завербованные насильно, — эти в армию не спешат; раненые в отпуске. Тем, кому повезло, хоть платят немного, а остальные голодают, побираются и прячутся от властей. Конечно, они знают пару фокусов, если дело доходит до грабежа. Они в отчаянии и учатся всяким уловкам, чтобы выжить в вооруженных силах его величества. Тебя ограбил один из них, будь уверен. Должно быть, ты еще толком не проснулся, раз позволил такому отребью взять над собой верх.

Мигель опустил голову на руки. Дон Антонио ошибался, он это нутром чуял. Его противником был тренированный боец, а не какой-то недовольный отчаявшийся солдат, искавший легкой добычи. Но он не мог собраться с силами, чтобы спорить с доном Антонио, смотревшим на него с презрительной ухмылкой на породистых губах.

— Мне необходимо отдохнуть, дон Антонио, — пробормотал Мигель, борясь с сильной тошнотой. — У меня сотрясение мозга.

— Что ж, в таком состоянии от тебя все равно никакого толку, — заявил дон Антонио и махнул рукой. — Иди в постель.

Мигель с трудом поднялся на ноги и заковылял к двери, зажимая рот ладонью.

— Она уже легла? — Гревилл оторвался от книги, когда три дня спустя в комнату в доме на Саут-Одли-стрит зашла Аурелия.

— Да, и почти уснула, — ответила Аурелия, усаживаясь в кресло напротив. — Фрэнни не раба привычек. — Она ласково улыбалась. — Временами это утомляет, но иногда, вот как сейчас, бывает очень полезным. Новый дом, новая детская, новая мебель… она просто счастлива.

— А ты? — Он отложил книгу.

— Испытываю искреннее облегчение, потому что с Корнелией все улажено, и я написала Ливии. Вообще это оказалось на удивление легко. Корнелия что-то досадливо пробормотала и примирилась с тем, что не стала моей свидетельницей.

— Я рад. Мне бы не хотелось, чтобы ты из-за этого поссорилась с подругами.

— Чтобы нам по-настоящему поссориться, потребуется куда большее, чем эта история. Но я все равно рада, что все уже позади.

Гревилл прищурился и поманил ее пальцем. Аурелия встала, направилась к нему (так железные опилки притягиваются к магниту) и позволила усадить себя на колени. Гревилл обнял ее и начал ласкать грудь, поигрывая сосками через тонкий батист платья. Они мгновенно затвердели от его прикосновения, и он негромко засмеялся, уткнувшись в шею Аурелии.

— Ты так восхитительно откликаешься. Я бы мог провести весь день, просто прикасаясь к тебе.

Аурелия прижалась к нему, думая, что и она бы могла провести весь день в мире чувственных фантазий, наслаждаясь его прикосновениями. Она ощутила, как твердеет его естество, и шаловливо поерзала у него на коленях. Гревилл застонал. В этом стоне слышались и удовольствие, и протест; Аурелия улыбнулась и соскочила с его колен.

— Сэр, обед будет подан через полчаса.

— О Боже! — простонал он. — Только посмотри, что ты со мной сделала: Я не в силах буду шевельнуться минут десять!

Аурелия засмеялась.

— Бокал кларета охладит твой пыл. — Она налила вино и протянула Гревиллу. — Даю слово, этот обед пропустить нельзя. Наша Мейвис приготовила запеченные устрицы и жареную утку в яблочном соусе, а Эйда — рейнский крем и крыжовенный кисель с взбитыми сливками.

Гревилл глотнул вина, прикрыв глаза.

— До сих пор не понимаю, как получилось, что за какие-то сутки мы вдобавок к юному Джемми, Дейзи и Эстер заполучили двух совершенно одинаково грозных близнецов-кухарок и едва ковыляющего джентльмена, который даже дверь открыть не в состоянии.

— Они сами так решили. Когда Лив и Алекс вернутся на Кавендиш-сквер, у Моркомба и близнецов начнутся старые трения с занудливой и чванной прислугой Алекса.

Но Моркомб и близнецы не хотят совсем уходить оттуда — это их дом, они прожили там несколько десятков лет, у них есть пенсия от тети Софии и комнаты в доме на Кавендиш-сквер. Они просто хотят делать то, что им нравится. А когда я сказала им, что выхожу замуж и переезжаю сюда, они и глазом не моргнули, просто решили, что им хочется последовать за мной. Поэтому они будут приходить каждое утро, а вечером уходить. Джемми по просьбе Моркомба будет открывать дверь. Аурелия налила себе хереса и снова села.

— Это устраивает всех, и я знаю, что Лив только обрадуется, потому что ей больше не придется вести переговоры с Борисом и Альфонсом — шеф-поваром и охранником.

— Что ж, я не возражаю. — Гревилл приподнял бокал, словно провозглашая тост, и в его серых глазах заплясали искорки веселья. — У меня есть для тебя свадебный подарок. — Он пружинистой походкой вышел из гостиной.

Аурелия откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, гадая, что такое он решил ей подарить. Вероятно, что-нибудь соответствующее роли, которую она исполняет в этом задании.

Дверь открылась, но Аурелия все еще сидела зажмурившись. На губах ее играла улыбка. Вот он пересек комнату, вот подошел к ней.

— Можно открывать глаза?

— Думаю, это будет нелишним, — сдержанно произнес Гревилл.

Она открыла глаза и сначала увидела только Гревилла, потом перевела взгляд на дверь и ахнула. Там стояло самое красивое животное, какое она когда-либо в своей жизни видела. Огромное, как небольшой пони, с мощными плечами — отличная пара Гревиллу, подумала Аурелия, выдыхая.

— Он… она?..

— Она, — ответил Гревилл, щелкая пальцами. Собака грациозно подбежала к нему и села у ног. — Ее зовут Лира, в честь созвездия. И она всегда будет рядом с тобой, особенно когда я сопровождать тебя не смогу.

«Значит, не очень-то я и ошиблась», — подумала Аурелия, протягивая руку, чтобы прикоснуться к великолепной голове собаки. Но даже полезный подарок может быть невероятно красивым и радующим.

— Лира, — негромко повторила Аурелия. Собака подняла голову под ее ласкающей рукой, и большие темные глаза посмотрели на Аурелию. — О, ты просто красавица. А что это за порода, Гревилл?

— Ирландский волкодав, — ответил тот, излучая искреннее удовольствие. Похоже, ему понравилось, как Аурелия приняла его подарок. — Корнелия как-то обмолвилась, что ты любишь собак… Настоящих собак, как она выразилась.

Аурелия расхохоталась.

— О, эти глупые розовые собачки Лив… разумеется. У Гревилла сделалось озадаченное лицо.

— Я не понимаю.

— Поймешь, когда сам их увидишь. — Она потрепала волкодава по шее. — Она красавица, Гревилл, и я тебе очень благодарна.

Он потянул собаку за ухо.

— Она красивая, но, кроме того, обучена защищать. Я не смогу все время быть рядом с тобой, и не очень уверен, что ты сумеешь пустить в ход пистолет, если возникнет необходимость. В основном Лира ласковая, как ягненок, но есть слова, которые она понимает. Когда вы обе научитесь пользоваться этими словами, ты будешь с ней в такой же безопасности, как если бы рядом был я.

Аурелия снова ощутила озноб. В теплую освещенную комнату ворвался холод реальности.

— Ты мне так и не сказал, откуда ждать этой опасности.

— Я толком не знаю сам. И вполне вероятно, что тебя это не затронет. Но я не собираюсь полагаться на волю случая.

— Это верно, — согласилась Аурелия, продолжая поглаживать шею собаки, и посмотрела на Гревилла. — Я понимаю степень риска.

Он поднял ее на ноги и приобнял за бедра, серьезно глядя в глаза.

— И доверяешь мне защищать тебя, Аурелия?

— О да, — мягко ответила она. — Настолько, насколько это вообще возможно.

Гревилл поцеловал ее в уголок рта.

— Это возможно, — пообещал он. — Я ни под каким видом не подвергну тебя опасности, пойми это, Аурелия.

Она поцеловала его в ответ, успокаиваясь в его объятиях. Невозможно представить себе опасность, убившую Фредерика, здесь, в доме на спокойной лондонской улице, среди хорошо отлаженного хозяйства, светских условностей и нерушимых правил Мейфэра. А она будет помогать своей стране именно здесь.

— Обед подан, леди Фарн… леди Фолконер, — объявил от дверей Джемми, отводя глаза от обнимающейся пары.

Они отодвинулись друг от друга.

— Спасибо, Джемми. — Аурелия взяла Гревилла под руку, и они чинно, как любая другая супружеская пара, направились в столовую.

На следующий день, поздним утром, Аурелия вышла из дома на Саут-Одли-стрит. Лира шагала рядом. Этим прекрасным апрельским утром солнце уже немного грело, а воздух был по-весеннему свеж.

Для прогулки Аурелия надела золотистое шелковое платье с оборками, оливково-зеленую накидку и темно-коричневые кожаные ботинки. Коричневая бархатная шляпка со страусовым пером плотно облегалаголову, а руки, в одной из которых Аурелия держала поводок, она спрятала в муфту из собольего меха.

Аурелия шла быстро, получая искреннее наслаждение от своего наряда, новенького, только что от портнихи — это вам не привычно перешитое платье. Никто, глядя на эту улыбающуюся, модно одетую леди, выгуливающую свою собаку в сторону Грин-парка, не догадался бы, что под ее уверенной внешностью скрывается отчаянно колотящееся сердце, а нервы напряжены до предела. В муфте был спрятан запечатанный документ. Эту бумагу дал ей Гревилл и велел отнести в определенное место в Грин-парке. Это было первое курьерское задание Аурелии, и возбуждение смешивалось с опасением, что она не справится и провалит дело.

Человек, начищавший до блеска перила в доме напротив, внимательно наблюдал за Аурелией. Когда она завернула за угол на Одли-сквер, он затолкал тряпку в глубокий карман шинели и пошел следом, беспечно насвистывая себе под нос. Когда он добрался до площади, Аурелия уже ушла оттуда, но это ничего, догнать ее можно и на Чарлз-стрит. Он ускорил шаг, стремясь держать свою жертву в поле зрения, но при этом не подходить к ней слишком близко. Новообретенная жена Аспида представляла большой интерес для обитателей дома номер четырнадцать по Адамс-роу.

Аурелия не могла точно сказать, когда она в первый раз ощутила холодок на шее, но наверняка до того, как она подошла к воротам Грин-парка. Она остановилась и начала перевязывать шнурок на ботинке. Лира терпеливо стояла рядом.

Продолжая возиться с ботинком, Аурелия украдкой посмотрела назад, но не увидела ничего и никого необычного. Но, разумеется, как много раз говорил Гревилл, она и не должна увидеть ничего подозрительного. Если за ней следят, преследователь наверняка достаточно опытен, чтобы ничем себя не выдать.

Однако у нее были в запасе собственные уловки. Аурелия выпрямилась, полностью повернулась назад и замахала рукой, якобы приветствуя кого-то. Она махала энергично, приподнимаясь на цыпочки, словно пыталась привлечь внимание не заметившего ее знакомого. И тут же какой-то мужчина тоже обернулся и посмотрел назад. Самый обыкновенный мужчина в самой обыкновенной, весьма потрепанной шинели, с намотанным на шею толстым шарфом и в кепке с большим козырьком, натянутой низко на лоб. Мужчина, ничем не отличающийся от многих других пешеходов, неторопливо пошел вдоль ограждения парка. Однако больше никто на ее яростную жестикуляцию внимания не обратил.

Да и с какой стати, если она не представляет для них никакого интереса!

— Так-так, Лира, — пробормотала Аурелия. — Похоже, у нас подбирается тепленькая компания.

Она наклонилась, сделала вид, что поправляет Лире ошейник, и прошептала собаке на ухо:

— Охраняй.

Лира дернула ушами и прижалась к ноге Аурелии. Они вошли в парк. Аурелия больше не оглядывалась. Теперь она знала, что за ней следят, и убеждаться в этом больше не требовалось. Она выбрала одну из прогулочных троп, ведущую к озеру в глубине парка, и неспешно пошла по ней. Вокруг озера росли кусты, а с одной стороны располагалась небольшая рощица с большим буком в центре.

К этому самому буку и стремилась Аурелия. Точнее, к дуплу в его стволе, служившему идеальным почтовым ящиком для срочных необычных сообщений. Однако она прошла мимо рощицы, продолжая свой путь вокруг озера в сторону домика лесничего. Лира по-прежнему держалась вплотную и время от времени глухо рычала, давая понять Аурелии, что учуяла того, кто их преследует. Вероятно, он подошел совсем близко, но Аурелия не стала этого проверять.

Она быстро соображала. Можно просто не выполнить задание, и никто — в первую очередь Гревилл — ее не осудит. Самая главная заповедь — осторожность. Но одна мысль о том, что она упустит идущий в руки успех, приводила ее в бешенство. Такую же досаду Аурелия испытала там, в деревне, когда пыталась ускользнуть от Гревилла, а он поджидал ее у перелаза.

Нужно найти способ обвести преследователя вокруг пальца. Обогнув домик в конце озера, Аурелия оказалась на широком лугу, где паслось стадо коров под присмотром доярок, готовых за небольшую плату предложить любому жаждущему чашку парного молока.

Аурелия усмехнулась, и в глазах ее заплясали озорные огоньки. Она шагнула на луг и скоро оказалась в самой середине стада. Лира держалась рядом. Аурелия что-то прошептала волкодаву, Лира запрокинула голову и громко завыла. От этого бесконечного скорбного воя волосы на голове вставали дыбом, по спине пробегала дрожь, а коровы просто ударились в отчаянную панику.

Доярки и пастух кинулись к стаду, пытаясь успокоить коров, но Лира продолжала выть, и коровы метались из стороны в сторону, натыкаясь друг на друга. Аурелия покрепче сжала поводок и помчалась на ту сторону луга, лавируя между тяжелыми теплыми животными, надежно преградившими путь преследователю. Теперь он просто не мог ее разглядеть. На лугу уже собралась толпа, желавшая поглазеть на бесплатное представление, а путь к рощице оказался свободным.

Скрывшись за деревьями, Аурелия остановилась и прислушалась, вспоминая слова Гревилла: «Ничего не делай в спешке. Даже если тебе кажется, что времени на то, чтобы задержаться, прислушаться и оглядеться нет, это не так. Оно есть всегда».

Поэтому она задержалась, прислушалась и огляделась — и не услышала ничего, кроме трели какой-то птички, радовавшейся весне, и шороха белки в траве под деревьями. Аурелии хватило одной секунды, чтобы сунуть документ в дупло бука, искусно скрытого мхом, и через какие-то три минуты они с Лирой уже шли к воротам парка, ведущим на Пиккадилли.

Теперь она не сомневалась, что ускользнула от преследователя. Человека в шинели нигде не было видно, и шестое чувство тоже молчало. Лира спокойно шла рядом, и было ясно, что она не чует опасности. Аурелия, не удержавшись, радостно, по-детски подпрыгнула и весело засмеялась.

Гревилл ждал ее дома. Услышав, что Аурелия вошла в холл, он вышел из библиотеки, и один только взгляд на нее сказал ему все, что он хотел знать. Аурелия просто светилась от удовольствия, ее карие глаза сияли, щеки порозовели, и вся ее хрупкая фигура излучала энергию.

— Хорошо погуляла, дорогая? — улыбаясь, спросил он. Понимая, что Джемми где-то рядом, Аурелия сдержанно ответила:

— Да, очень. Такое чудесное утро! Грин-парк просто восхитителен. — И наклонилась, чтобы отстегнуть поводок.

Гревилл показал на библиотеку.

— Присоединишься ко мне?

— Конечно.

Снимая на ходу перчатки, она вошла в библиотеку. Лира шла следом. Закрыв дверь, Аурелия заулыбалась, ликующе глядя на Гревилла. — Я уверена, что за мной следили!

Он помрачнел.

— Рассказывай.

Аурелия подробно рассказала обо всем, стараясь ничего не приукрашивать, но не могла сдержать восторга, вспоминая о своей удачной хитрости. Замолчав, она выжидательно посмотрела на Гревилла.

Он стоял спиной к огню, сцепив сзади руки.

— Ты все сделала замечательно. А теперь еще раз как можно точнее расскажи мне, что произошло, когда ты подошла к воротам Грин-парка.

Аурелия нахмурилась.

— Ты мне не веришь? Думаешь, я могла что-то упустить?

— Не обязательно. Но ты взволнована, что вполне понятно, и теперь, когда твое ликование чуть поутихло, я хочу, чтобы ты снова все рассказала, шаг за шагом.

Аурелия прикусила губу, пытаясь скрыть досаду. Он делает ей замечание! Это нечестно.

— Ну ладно.

Она отколола шпильки, сняла шляпку и аккуратно положила ее на круглый столик у двери, рядом с муфтой и перчатками. Расстегнула накидку, но не сняла ее, а медленно прошла к пуфику у окна и села, сложив руки на коленях.

— Ну что ж. Простая неприкрашенная правда.

И рассказала все сначала. И, рассказывая, поняла, что Гревилл опять оказался прав. Не то чтобы она пропустила что-то в первый раз, но вполне могла пропустить, восхищаясь собой и ожидая восхищения Гревилла. Следовало бы догадаться, с сухой иронией подумала Аурелия, что выражать восхищение по таким пустякам не в характере Гревилла Фолконера. Гревилл Фолконер-полковник, который проводит операцию в Лондоне, очень отличается от Гревилла Фолконера-любовника.

— Вот и все. — Она пожала плечами и с улыбкой посмотрела на него.

Похоже, он ее не видел. Стоял и хмурился, уставившись на ковер. Он так надеялся, что ошибался, подозревая обитателей дома номер четырнадцать по Адамс-роу! Он надеялся, что они выбрали жилье рядом с Саут-Одли-стрит не потому, что приехали в Лондон ради него. Он ничего не сказал о своих подозрениях Саймону, дожидаясь доказательств той или иной версии. Но, похоже, теперь у него есть доказательства. Каким-то образом они выяснили, что Гревилл Фолконер и есть Аспид, других объяснений слежки за Аурелией нет. Если бы они прибыли в Лондон только для того, чтобы развернуть тут шпионскую сеть, Гревилл или его жена не стали бы объектом их интереса, пока он не начал бы им активно мешать. А у него еще не было на это времени.

Это объясняет присутствие здесь слуги инквизиции, мрачно думал Гревилл. Они гоняются за ним, как за желанным призом, зная, сколько секретов он может раскрыть. Они полагают, что если правильно надавить, Аспида можно убедить выдать всю шпионскую сеть в Европе — как в самой Англии, так и в среде ее союзников. А кто может надавить лучше, чем человек, прошедший обучение в инквизиции?

— Что случилось? — спросила Аурелия, встревожившись при виде его лица. — Я сделала что-то не так?

Гревилл с усилием оторвался от зловещих мыслей и покачал головой:

— Нет-нет. Ты справилась прекрасно. С коровами придумано просто здорово.

— Да, мне тоже так показалось. — Она озадаченно посмотрела на него. — Тебя что-то беспокоит?

Гревилл усмехнулся:

— Только то, что за тобой следили.

— А-а. Ну да, конечно. — Аурелии захотелось лягнуть себя за тупость. — Кто-то наблюдает за домом… а это, в свою очередь, значит, что кто-то подозревает в тебе не того, за кого ты себя выдаешь.

— Именно к этому заключению я и пришел, — невыразительно произнес Гревилл. — Но мы ничего не можем с этим поделать. Главное — не терять бдительности. А теперь скажи мне, ты не думала о том, чтобы продолжить знакомство с графиней Лессингем? Пару дней назад я об этом упоминал.

— Именно этим я и собираюсь заняться сегодня днем. Леди Лессингем придет играть в карты к леди Бакстон. Говорят, за карточным столом она сам дьявол. — Аурелия сделала шаг к двери, не в силах скрыть свое разочарование. Вялая реакция Гревилла подействовала на нее как ледяной душ.

Когда она взялась за дверную ручку, Гревилл внезапно произнес:

— А ведь сегодня утром ты получила искреннее удовольствие, не правда ли?

Аурелия обернулась к нему.

— Да, — просто ответила она. — Вероятно, это значит, что я не воспринимаю свою работу всерьез? — Не дожидаясь ответа, она открыла дверь и вышла.

Гревилл стоял посреди библиотеки, глядя на закрытую дверь и рассеянно постукивая пальцем по губам. Он сделал ошибку. Неправильно себя повел, и Аурелия разочарована. Она попыталась это скрыть, но ее всегда выдают глаза. Они сияли восторгом, когда она вернулась домой, но быстро утратили блеск, сделавшись холодными и невыразительными, как лесное озерцо в тени.

Не в его привычках хвалить за хорошо выполненную работу, но она это заслужила. Она сделала даже больше, чем он мог от нее ожидать, и должна об этом знать.

Гревилл вышел из библиотеки, поднялся по лестнице в ее спальню, выстучал на двери какой-то ритм и немедленно услышал разрешение войти. Аурелия сидела перед зеркалом. Эстер укладывала ей волосы. Аурелия удивленно глянула на Гревилла:

— Ты что-то забыл?

— Да, — ответил он, не закрывая дверь. На его губах играла улыбка, глаза блестели. — Эстер, леди Фолконер позовет тебя, когда ты ей снова потребуешься. — Он отошел в сторону, открыв дверь еще шире.

— Да, сэр. — Эстер с полным ртом шпилек присела в реверансе, торопливо сложила шпильки на маленький серебряный подносик, стоявший на туалетном столике, проскользнула мимо Гревилла и вышла в коридор. Гревилл плотно закрыл дверь и запер ее на ключ.

— Так что ты забыл? — спросила Аурелия, не в силах скрыть чувственное возбуждение — она уже все прочла в его глазах.

— Мне показалось, что я слишком скупо поздравил своего партнера за быстроту мысли, — с ленивой улыбкой произнес Гревилл. — Я подумал, что должен исправить это упущение.

— О-о, — сказала Аурелия, и сердце ее учащенно забилось, а щеки слегка порозовели от предвкушения.

Он подошел сзади и положил ей руки на плечи, глядя на нее в зеркало, прямо в глаза. Руки скользнули ниже и забрались под свободный вырез неглиже. Гревилл накрыл ладонями ее пышные груди и начал дразнить пальцами соски — до тех пор, пока они не напряглись. И все это время он наблюдал за ее лицом, глядя, как она быстро облизывает язычком губы, как в глазах появляется чувственный блеск, а тело под его ласками оживает.

Он чуть нагнулся вперед, дыша ей в золотистые волосы. Руки скользнули ей на живот; одна рука опустилась еще ниже, палец покручивал завитки, стремясь в теплое, влажное местечко между ног.

Аурелия не могла шевельнуться. Его глаза в зеркале, затененные ресницами, словно загипнотизировали ее, а пальцы ласкали все чувственнее. Неглиже упало с плеч, обнажив ее груди с голубыми прожилками и белый живот, а когда она все-таки шевельнулась на своем пуфике, полы разошлись, показав его руку, исчезающую у нее между ног, и гладкие светлые бедра, судорожно сжавшие доставляющие такое наслаждение пальцы.

Гревилл улыбался ей в зеркале, умело и искусно, подводя Аурелию все ближе и ближе к краю. На ее верхней губе, в ложбинке между грудями, в мягкой ямке пупка собрались бисеринки пота, а дыхание все быстрее вырывалось из приоткрытых губ. Голова Аурелии откинулась назад, на грудь склонившегося к ней Гревилла, а жилка на горле выплясывала какой-то неистовый танец. И вдруг она воспарила над обрывом, подхваченная вихрем наслаждения, и напряжение покинуло ее тело. Она обмякла, закрыв глаза и прижавшись к Гревиллу, и быстро задышала.

Гревилл поцеловал ее в шею и неторопливо убрал руку. Взяв Аурелию за подбородок, он немного повернул ее голову и коснулся губами уголка рта. Ресницы ее задрожали, она медленно открыла томные, чуть смущенные глаза и посмотрела на него.

— И это в середине дня! — фыркнув, произнесла Аурелия.

— И как это отразится на стоимости яблок? — фыркнув в ответ, спросил он.

— Да никак. — Аурелия встала с пуфика и повернулась. Неглиже окончательно свалилось. Она протянула руки и вжала ладони ему в ягодицы, чувствуя, как напрягаются его мышцы. Аурелия прижалась обнаженным животом к выпуклости на его брюках.

Медленно опустившись на колени, и быстро расстегнув ему брюки, Аурелия скользнула в них рукой и извлекла наружу его мужское естество. Она гладила его по всей длине большим и указательным пальцами, потом обхватила ладонью и легонько сжала. Настала очередь Гревилла резко втянуть в себя воздух, но он не двинулся с места, желая тоже получить удовольствие. Его пальцы запутались в волосах чуть наклонившейся вперед Аурелии. Она нежно поглаживала его твердое древко, язычок порхал, задевая влажный кончик, губы двигались вверх и вниз, зубы легонько, мучительно покусывали напряженную, пульсирующую плоть.

И когда Гревилл глухо застонал, охваченный восторгом наслаждения, Аурелия крепко обняла его и прижалась щекой к его животу. Он глубоко и прерывисто вздохнул и опустился рядом с ней на колени.

Он обнял Аурелию и растянулся на ковре, пристроив ее голову себе на согнутую руку. Протянув руку, он погладил ее обнаженную спину и ягодицы. Аурелия прижалась к Гревиллу, положив ему на бедро ногу.

— Кажется, мои долги растут, — пробормотал Гревилл в ее спутавшиеся волосы. — Я пришел сюда, чтобы отдать один долг, а теперь выясняю, что у меня есть еще один.

Аурелия слабо рассмеялась.

— Все не так, сэр. Я просто подала вас в вашем же собственном соусе.

Все еще посмеиваясь, она позвонила Эстер.

Глава 16

Дон Антонио Васкес, удобно расположившийся перед камином с бокалом портвейна в руке, с неприязнью посмотрел на визитера.

— Похоже, меня окружают одни болваны. Что значит — ты ее потерял?

Мужчина переминался с ноги на ногу и вертел в руках кепку, не отрывая взгляда от собственных башмаков.

— Прошу прощения, дон Антонио, это все коровы.

— Коровы? — Антонио уставился на него. — Что за чушь? Мигель, о чем он говорит?

Во время этой беседы Мигель незаметно стоял в стороне, чувствуя некоторое беспокойство. Бинты с головы уже сняли, но на лбу у него красовался огромный багровый синяк, а под правым глазом пульсировала опухоль. Однако, несмотря на тупую постоянную головную боль, он уже вернулся к своим обязанностям. И — к счастью или к несчастью — именно он нанял человека, так позорно провалившего сегодняшнее задание, и эта неудача свалилась прямо на его больную голову. Похоже, теперь он не на лучшем счету у дона Антонио.

Мигель прокашлялся.

— Очевидно, они держат в парке стадо коров, дон Антонио.

— И какое отношение это имеет к нашему делу? — возмущенно вопросил его хозяин, осушая бокал. — Почему меня должны интересовать эти тупые животные?

— Конечно, не должны, сэр. Но упомянутая леди каким-то образом затерялась в стаде и скрылась из виду. К тому времени как Санчес сумел выбраться из этой суматохи, и леди, и ее собака исчезли.

Антонио нахмурился и повелительно поднял бокал. Мигель кинулся к нему с графином в руке.

— И что, весь этот шум с коровами был устроен специально? — резко спросил Санчеса дон Антонио.

Тот снова затоптался на месте.

— Не знаю, милорд, как такое могло быть. Это все собака, вот что. Она кинулась на скотину… собаки, они коров вообще не любят. В деревне…

— Да ради всего святого! Меня не волнуют отношения между собаками и коровами! — прервал его Антонио. — Что за безумная страна — держать коров в парке в центре города?!

— Это как-то связано с правами на выпас скота, сэр, — бесстрастно пояснил Мигель, не зная точно, нужна ли дону Антонио эта информация.

В ответ дон Антонио нечестиво выругался.

— Что нам известно об этой женщине?

— Она вдовела, пока не вышла замуж за Аспида. Ничего примечательного. Первый муж погиб при Трафальгаре. Один ребенок, девочка лет пяти-шести.

— Почему он на ней женился? — Дон Антонио извлек свое изящное худощавое тело из кресла и встал. Он был одет во все черное, за исключением сияющего белизной шейного платка, в накрахмаленных складках которого виднелся массивный рубин. К поясу он прицепил серебряный кинжал.

Док Антонио прошелся по комнате, гибким и грациозным телом напоминая пантеру.

— Аспид развлекается с женщинами, когда это ему удобно, но до сих пор в его постели не было ни одной постоянной дамы. — Он подергал себя за узкую бородку, нахмурившись и глядя в огонь. — Почему вдруг он женился сейчас?

— Может, потому, что он так решил, — предположил Мигель.

— Болван! — воскликнул его хозяин. — Разумеется, он так решил. Весь вопрос — почему?

— Может, если мы за ней понаблюдаем, то поймем? — рискнул предложить Мигель.

Антонио круто повернулся и уставился ему в лицо.

— Твой неповоротливый идиот, который не сумел бы выследить и слона в пустыне, сделал это невозможным, — ледяным тоном произнес он. — А я тебе говорил: найди того, которого ни за что не заметят.

— Я думал, что нашел, сэр. — Мигель сердито посмотрел на несчастного Санчеса. — Но, может, с коровами и в самом деле произошла случайность? Никак нельзя быть до конца уверенным.

— Именно поэтому мы и не можем рисковать, — заявил его хозяин. — Аспид не должен ничего подозревать. Жизненно важно, чтобы он думал, будто его личность так никому и не известна. Значит, наблюдение пока прекратите. Теперь мне придется все делать самому. Есть куда более хорошие способы содрать со змеи шкуру, чем слежка.

Мигель щелкнул каблуками и поклонился:

— Как прикажете, сеньор.

— И убери этого неуклюжего болвана с глаз моих долой. Мигель сделал бедолаге жест. Тот поспешно попятился и с видимым облегчением вышел из комнаты.

Дон Антонио остановился перед камином, покачиваясь с пятки на носок. Мигель знал: это означает, что тот погрузился в глубокие размышления, разумеется, не сулящие ничего хорошего предмету их разговора.

— Что, черт побери, эта женитьба значит для нас? — пробормотал дон Антонио.

Мигель не совершил новой ошибки — отвечать не стал.

— Если, несмотря ни на что, наш друг поддался нежным чувствам… — Тонкие губы Антонио скривились в сардонической усмешке. — Если он влюбился в эту женщину, она будет для нас крайне полезной. А если он как-то ее использует, значит, и мы должны придумать для нее применение. Жду, не дождусь, когда я с ней познакомлюсь.

— Да, дон Антонио. — Мигель опять поклонился. — Я понимаю, что вы имеете в виду.

Его начальник коротко, недобро хохотнул.

— Неужели, Мигель? В самом деле, понимаешь? Если это, правда, то такое на моей памяти случилось впервые.

Мигель только наклонил голову, услышав столь презрительное заявление, и даже не сделал попытки как-то себя защитить. Он просто повернулся и собрался уходить.

— Одну минуту! — Антонио поднял руку. — Как ее зовут?

— По-моему, Аурелия, сэр.

— А как она выглядит? Что в ней есть такого, что привлекло Аспида?

Мигель подумал.

— Откровенно говоря, я не знаю, — произнес он, наконец. — Я видел ее совсем мельком, но, кажется, в ней нет ничего выдающегося. Довольно приятная внешность, но ничего особенного, дон Антонио.

— И тебе не кажется это интересным? — вопросил дон Антонио с обманчиво приятной улыбкой.

— До сих пор не казалось, но теперь, кажется. — Мигель поспешно поклонился. — Прошу меня извинить, сеньор. — И предусмотрительно удалился.

Аурелия вышла из коляски возле дома Бакстонов в Стенхоп-гарденсе и мысленно встряхнулась. Почему-то после утреннего происшествия она чувствовала себя несколько не в себе. Утром она не осознала, сколько нервной энергии это у нее отняло, а ведь сейчас ей требовались все ее силы. Графиня Лессингем за карточным столом настоящий дьявол, а было необходимо произвести на нее впечатление.

Аурелия поднялась вверх по лестнице. Строгий дворецкий поприветствовал ее и проводил в дальнюю часть дома, в большой салон, где уже стояли четыре карточных стола. Когда дворецкий объявил о прибытии леди Фолконер, от группы дам у камина, отделилась Эдит Бакстон и пошла ей навстречу.

— Леди Фолконер, дорогая моя, добро пожаловать! Надеюсь, вы хорошенько наточили мозги для игры в карты!

Эдит, сердечная и дружелюбная леди, нравилась даже самым злобным сплетникам. Она сияла от удовольствия, предвкушая сегодняшнее развлечение.

Аурелия тоже тепло улыбнулась ей, быстро окидывая взглядом собравшееся общество. Ее поражало, как легко она научилась видеть все этим особенным образом — одним стремительным взглядом впитать в себя все детали. Часы, проведенные с Гревиллом над картинами со сложными сценами и большими группами людей, когда требовалось запечатлеть в уме мельчайшие подробности, изучение мнемоники для запоминания целой кучи ничем не связанных между собой предметов — все это обеспечило ей уверенность, что стоит окинуть место действия одним внимательным взглядом, и она заметит все самое главное.

Леди Лессингем стояла в стороне от толпы. Аурелия и раньше думала, что та выглядит очень впечатляюще, но сейчас так и вовсе казалась павлином в полном оперении среди более скромных и незаметных английских кур. К ее абсолютно черным волосам была пришпилена мантилья, а соблазнительно пышная фигура была затянута в эффектное платье из кружев цвета кофе со сливками.

Аурелия пошла к дамам, улыбаясь и отвечая на приветствия то наклоном головы, то рукопожатием.

— Леди Лессингем, как поживаете? — Они пожали друг другу руки. — Кажется, вас не было в городе, я вас недели две не видела.

— Я уезжала за город, леди Фолконер… о, позвольте поздравить вас! — чуть шепелявя, произнесла леди Лессингем и захлопала ресницами, искусно обмахиваясь веером. — Такая неожиданность. Это правда… ну, про побег? Как романтично!

— Мы подумали, что лучше всего провести очень скромную церемонию, — спокойно ответила Аурелия. Она уже начала привыкать к вопросам, от которых попахивает скандалом, и вполне приноровилась отражать их, но они ей очень надоели. Аурелия уже дождаться не могла, когда привычные дни удивления сменятся чем-нибудь другим. — Так вы говорите, что были за городом?

— О да… нянчилась с одним из моих соотечественников. — Графиня с легкостью отвлеклась, чтобы заговорить на излюбленную ею тему. — Он так болел после очень тяжелого путешествия — едва успел бежать из Испании, варвары буквально наступали ему на пятки. — И вздохнула, прикрываясь мантильей.

— Графиня Лессингем… наш дорогой испанский друг… вы так добры к своим соотечественникам! — объявила Эдит, похлопывая леди по руке своими обтянутыми шелковой перчаткой пальчиками. — И так желанны в нашем кругу! Бедняжка король Карлос… вынужден был оставить трон из-за этого чудовища… — Она благовоспитанно содрогнулась.

— Я так рада, что встретила вас здесь, леди Лессингем, — тепло произнесла Аурелия, взяла графиню под руку и ловко увела ее в сторону от дам, стоявших рядом с камином. — Меня очень интересует ваша страна, а до сих пор мне не удалось задать вам хотя бы часть из многих назревших вопросов. Прошу вас, расскажите мне о Мадриде. Должна признаться, я давным-давно мечтаю увидеть Прадо… это такой красивый дворец, судя по словам тех, кто его видел!

— Да, верно… — Графиня тяжело вздохнула, взяла с блюда на боковом столике какой-то липкий засахаренный фрукт и пустилась в бесконечное описание мраморных скульптур, фресок и картин в королевском дворце.

Как только Гревилл попросил ее поближе познакомиться с графиней, Аурелия постаралась, как можно больше узнать про испанские традиции и искусство и теперь могла задавать достаточно толковые вопросы и сочувственно бормотать слова утешения, когда ее собеседница рассказывала про свои утраты. Через какие-то пятнадцать минут графиня настояла, чтобы Аурелия называла ее донна Бернардина, и объявила хозяйке дома, что ее партнершей по игре в карты непременно должна стать дорогая леди Фолконер.

Может, Гревилл и не думает, что две искусные победы в один день — это большое достижение, размышляла Аурелия, подкидывая туза своей партнерше, но сама она считает именно так. Донна Бернардина действительно прекрасно играла в карты. Они отлично дополняли друг друга и к концу дня стали едва ли не лучшими подругами.

— Моя дорогая леди Фолконер, вы просто обязаны посетить одно из моих суаре, — заявила леди, когда они прощались. — Я каждую пятницу устраиваю небольшой салон для моих злополучных соотечественников… они так благодарны мне, за возможность поговорить со своими земляками, мы ведем столь бодрящие интеллектуальные дискуссии… Я уверена, вы сочтете их в высшей степени интересными. Вы так много знаете про искусство и культуру моей страны!

— Вы мне льстите, донна Бернардина, — промурлыкала Аурелия. — Знания мои так поверхностны, но интерес огромен — и очень велико желание узнать больше.

— Так вы придете? — Донна Бернардина восхищенно сжала перед грудью руки в перчатках.

— Я буду в восторге. Только… только, простите меня, донна Бернардина, но мой супруг тоже…

— О, превосходно! Лучше и быть не может! — воскликнула леди. — Я пришлю вам приглашения прямо домой.

Аурелия прощалась с хозяйкой дома и гостями, никак не показывая своего ликования. Она ехала домой, сидя за спиной Джемми, и кровь пела у нее в жилах. Аурелия не понимала, как она умудрилась дожить до зрелого тридцатипятилетнего возраста, не зная этого поразительного ощущения восторга после идеально выполненного задания. Она вскинула голову, улыбаясь в небеса, где как раз замерцала первая вечерняя звезда. Странно, глупо, просто порыв, рожденный мигом триумфа и самолюбования… Ну и пусть, она все равно наслаждалась этой минутой.

Аурелия влетела в дом на Саут-Одли-стрит как на крыльях. Моркомба в холле не было, вероятно, он ужинал в кухне вместе с близнецами. Аурелия помчалась в библиотеку, драматическим жестом распахнула дверь и встала на пороге, упершись одной рукой в бедро. Да только комната была пуста.

Аурелия поднялась наверх, в спальню, второй раз, за этот день, чувствуя сильнейшее разочарование и даже обиду. Очевидно, она так до конца и не прониклась важностью своей работы, решила Аурелия, входя в комнату. Это не игра, где принято ликовать и поздравлять в случае победы.

Хороший урок. Аурелия позвонила, вызывая Эстер, и вытащила шпильки из шляпки. Гревилл даже не узнает о ее минуте слабости и последующем озарении. А если они увидятся позже, то нужно будет описать ему все так же холодно и деловито, как это нравится Гревиллу.

Он так и не вернулся до того, как пришел лорд Дэвид Фостер, чтобы сопроводить Аурелию в «Олмак». Аурелия уже говорила Гревиллу, что она не будет просить его присоединяться к ней в тех случаях, когда все же почувствует необходимость посетить еженедельный бал по средам. Время от времени она ходила туда, чтобы не выпадать из светской жизни. Всегда находился кто-нибудь из старых друзей, готовых сопровождать ее. Сегодня вызвался лорд Фостер.

Ровно в десять часов он дожидался Аурелию в холле, безупречно одетый в рекомендуемый наряд — черные шелковые бриджи, белый жилет, черный фрак, белые чулки и туфли с пряжками. Когда Аурелия, в крепдешиновом платье померанцевого цвета, с накинутой на локти индийской муслиновой шалью, с высоким узлом на макушке и кудряшками, обрамляющими лицо, спустилась вниз по лестнице, он поклонился, что-то одобрительно пробормотав.

— Красавица, как всегда, Аурелия.

— Льстец, как всегда, Дэвид, — попеняла ему она, улыбаясь. — Но я не буду тебя останавливать. — Она протянула Дэвиду руку, тот изящно поцеловал ее. — Кто сегодня сопровождает Нелл — Гарри?

— По-моему, да. Насколько я понимаю, твой муж занят чем-то другим?

— О, об этом он позаботился заранее! — смеясь, ответила Аурелия, пока Дэвид закутывал ее обнаженные плечи меховым палантином. — Он терпеть не может «Олмак».

— Не могу сказать, что я его за это виню. — Дэвид предложил ей руку, а Джемми распахнул тяжелую дубовую дверь. — Но мы должны время от времени показывать там свои лица, чтобы общество про нас не забыло. — И он старательно содрогнулся, чтобы показать, как его пугает такая перспектива.

Аурелия быстро окинула взглядом пустую улицу, прежде чем забраться в карету. Наблюдателей не видно. Она удобно устроилась в закрытой карете рядом со своим спутником и решила, что может расслабиться в привычной рутинной скуке этого вечера и даже получить от нее удовольствие. Ей не придется все время быть настороже, не придется играть роль.

— Думаю, я бы с большим удовольствием пошел в театр, — заметил Дэвид и постучал по крыше кареты, давая сигнал кучеру трогаться с места. — Какая не задача, что и «Ковент-Гарден», и «Друри-Лейн» оба сгорели дотла всего через несколько месяцев один после другого!

— Но ведь их отстроят заново, — возразила Аурелия. — И я уверена, что они станут еще шикарнее, чем раньше. Хотя говорят, что Кембл и Шеридан уже не оправятся после такой потери.

— Наверняка не оправятся. Шеридан и вовсе близок к банкротству, если я правильно понял. Но, уверен, мы еще увидим «Леди Макбет» с Сарой Сиддонс.

— А тот актер, как его… Кин, Эдмунд Кин, который играет в одном из этих новых театров, — о нем так много говорят!

— Безусловно, он уже создал себе имя в провинции. Они мило болтали, пока карета везла их к «Олмаку» на Кинг-стрит. Мальчик, высоко подняв свой фонарь, распахнул дверцу кареты. Дэвид выпрыгнул наружу и протянул руку Аурелии. Из открытых парадных дверей лился поток света, в ночном воздухе плыли негромкие звуки оркестра. Из карет выходили приглашенные. Аурелия на мгновение задержалась на ступенях, ища знакомые лица. Бонемов она так и не увидела, зато в общем, шуме услышала знакомый голос.

— Это Легация, давай, скорее, войдем внутрь! — прошептала Аурелия Дэвиду. Тот ухмыльнулся и быстро предложил ей руку.

— Она просто головная боль, — прошептал Дэвид, поднимаясь вместе с Аурелией по широкой лестнице к месту, где стояла одна из патронесс, леди Сефтон, и внимательно разглядывала прибывающих гостей.

— Леди Фолконер… лорд Фостер, добро пожаловать. — Приветствие сопровождалось холодной улыбкой, но поскольку ни Дэвид, ни Аурелия не ожидали от этой всегда надменной леди бурной радости, они просто вежливо поклонились и прошли в главный зал, где играл оркестр.

— Чего-нибудь освежающего или хочешь потанцевать? — весело спросил Дэвид, поднимая монокль и рассматривая собравшихся. — Или просто пройдемся и поздороваемся с остальными гуляками?

— Последнее, — отозвалась Аурелия. — А вон и Нелл, стоит в стенной нише с Ником.

Они пошли вдоль стены, мимо сидевших матрон, орлиными взглядами следивших за своими юными подопечными, чтобы те не увлекались слишком долгими беседами с мужчинами и танцевали не больше одного танца с каждым партнером.

Корнелия с облегчением поздоровалась с ними.

— Мы с Ником все никак не могли понять, зачем мы сюда пришли. Гарри ушел играть в карты, да еще и ворчит, потому что ставки грошовые. Пока в этом вечере хорошо только одно — здесь нет Легации Оглторп.

— Она идет прямо за нами, — фыркнула Аурелия, открыв веер. — Я слышала, как она вопила на улице.

— Какие они злые, правда? — подмигнув Нику, произнес Дэвид.

— Да уж, сладкоречивыми их не назовешь, — согласился Ник.

— Так почему бы вам, не пойти и не побеседовать с леди? — вопросила Аурелия с милой улыбкой. — Я уверена, она будет счастлива, поделиться с вами подробностями о своей последней покупке.

— Я придумал кое-что получше. — Дэвид поклонился и протянул руку. — Окажите мне честь, мэм.

Ник тоже увлек Корнелию в бальный зал, где как раз собирались танцевать контрданс, и обе пары продолжали болтать с непринужденностью давних друзей. Но едва начался танец и Дэвид протянул Аурелии руку, как она заметила графиню Лессингем, входившую в зал под руку с мужчиной старше ее на несколько лет. Утонченный седовласый джентльмен, которого она не узнала.

— Ты не знаешь, кто это там с леди Лессингем, Дэвид? Дэвид повернул ее под своей рукой и взглянул на дверь.

— А, это та самая графиня… испанская леди, о которой я так много слышал? В любом случае она с графом Лессингемом.

— А что ты слышал о донне Бернардине? — Аурелии пришлось сменить партнера на следующего в противоположном ряду, и ответ она услышала только через несколько мгновений, когда снова вернулась к Дэвиду.

— Только то, что она очень колоритная и очень экзотичная — крайне необычный выбор для Лессингема. Он всегда славился тем, что был склонен к наукам и не проявлял интереса ко всей этой светской мишуре. Даже не припомню, чтобы я когда-нибудь раньше видел его в «Олмаке»… это совсем не в его стиле.

— Может быть, оказывает одолжение жене? — предположила Аурелия, остановившись, так как музыка смолкла, и спросила, неистово обмахиваясь веером — в зале было очень душно: — Не хочешь, чтобы я тебя представила?

Дэвид удивился:

— Ты знакома с этой леди?

— Да. Не так чтобы очень близко, но достаточно хорошо, и если я не поздороваюсь, это будет выглядеть странно.

Аурелия направилась в сторону графини и ее мужа, но внезапно замерла. До одиннадцати — часа, когда в «Олмак» уже не впускали ни одного гостя — оставалась ровно минута, и как раз в тот момент, когда большие часы у подножия лестницы начали бить, в зал вошел Гревилл Фолконер и остановился в дверях, явно высматривая жену.

— Будь я проклята, — пробормотала Аурелия, радуясь, что ее слышит только Дэвид. — Что здесь делает Гревилл? Я могла бы поспорить на что угодно, что ноги его здесь никогда не будет!

— Может, просто пойти и выяснить? — предложил Дэвид.

Аурелия стала пробираться сквозь толпу весело болтающих людей к двери, Дэвид шел за ней. Аурелия подумала, что ее муж в строгом вечернем костюме выглядит просто великолепно, и удивилась возникшему у нее чувству гордости. Его рост, ширина плеч, уверенность и самообладание — все это, по мнению Аурелии, делало его самой впечатляющей личностью во всем зале.

К нему подошла леди Сефтон, и Аурелия даже развеселилась, заметив, что физическая мощь Гревилла сильно подействовала на леди. Вглядываясь в его несколько обветренное лицо, которое Аурелия находила столь привлекательным, патронесса жеманно улыбалась, а когда Гревилл одарил ее своей белоснежной улыбкой и его темно серые глаза засверкали из-под невозможно длинных ресниц, Аурелия ничуть не удивилась тому, что леди Сефтон положила обтянутую черной перчаткой руку на его предплечье и захлопала своими редкими ресницами.

— Добрый вечер, муж мой, — произнесла Аурелия, подойдя к ним. — Я не ожидала увидеть тебя здесь сегодня.

— Я вернулся домой значительно раньше, чем предполагал, дорогая, — учтиво ответил Гревилл, — и подумал, что мне следует познакомиться с очаровательными патронессами «Олмака».

— Боюсь, вам придется удовольствоваться одной мной, сэр Гревилл, — сказала леди Сефтон и опять жеманно улыбнулась. — Мои приятельницы сегодня вечером заняты другими делами.

Он поклонился.

— Осмелюсь заметить, мэм, что эта утрата в вашем обществе не ощущается.

— Ах, бесстыдник! — воскликнула патронесса, похлопав его по руке сложенным веером. — Леди Фолконер, ведите своего супруга в бальный зал, пока он всех нас не вогнал в краску! — И уплыла прочь, шурша шелками. Щеки ее заметно порозовели.

— Да ты флиртуешь, — фыркнула Аурелия. — Невероятно, Гревилл! Ни за что бы ни поверила, что ты можешь опуститься так низко.

— Я просто пытался очаровать нашу хозяйку, — возразил он, поднося руку Аурелии к губам и легонько целуя ее пальцы. Глаза его озорно сверкали. — Неужели ты хочешь, чтобы я поступил по-другому? — Потом повернулся к Дэвиду и улыбнулся. — Благодарю за заботу о моей жене, Фостер.

Дэвид ухмыльнулся:

— Похоже, мне только что объявили, что я тут лишний. В таком случае пойдука я вслед за Гарри к карточным столам.

— Зачем ты здесь? — Аурелия открыла веер.

— Хотел узнать, как прошел твой день.

— Уверена, что отчет мог подождать до моего возвращения домой, — холодно произнесла она, сделав глоток лимонада. — Но раз уж так… графиня сегодня вечером здесь.

— О-о… и где она? — Гревилл окинул взглядом толпу — это было нетрудно, учитывая, что он на целую голову возвышался почти над всеми остальными.

— Там, у окна, рядом с мужем и лордом и леди Бакстон.

— Весьма пышная дама в алой мантилье? — Да.

Гревилл небрежно обвел взглядом зал, и никому бы в голову не пришло, что он заметил каждого, с кем был знаком, причем успел запомнить самые мельчайшие подробности внешности и наряда леди Лессингем.

— Может быть, ты меня представишь? — предложил он, взяв из рук Аурелии опустевший стакан и поставив его на маленький столик.

— Да, вероятно, это следует сделать. — Она пошла впереди, бросив через плечо: — Полагаю, это и есть основная причина, по которой ты здесь.

— Одна из них. — Он едва заметно подмигнул, и ее вспышка досады погасла, сменившись коротким смешком.

Бесполезно, подумала Аурелия. Она не может с такой же легкостью входить в роль, как Гревилл. Собственно, он из своей роли вообще никогда не выходит, а вот ей приходится напоминать себе об этом, и временами — вот как сейчас — это чертовски раздражает. Она просто хотела немного повеселиться, просто хотела получить удовольствие оттого, что Гревилл рядом.

— Леди Фолконер, как чудесно, — програссировала графиня, когда они подошли. — Позвольте представить вам моего супруга, лорда Лессингема… милорд, леди Фолконер. Как я рассказывала вам, мы восхитительно провели время с этой леди за карточным столом.

— Да, в самом деле, дорогая моя, — произнес граф с любезной улыбкой и поклонился Аурелии. — К вашим услугам, леди Фолконер.

Аурелия тоже вежливо поклонилась, протянула ему руку и повернулась к Гревиллу:

— Позвольте представить вам моего мужа. Сэр Гревилл… леди Лессингем… лорд Лессингем.

Закончив с любезностями представления, Аурелия шагнула в сторону и, воспользовавшись подходящим моментом, сказала Гревиллу:

— Как раз сегодня днем я рассказывала леди Лессингем о вашем интересе к испанской культуре, сэр. Мы чудесно побеседовали о картинах в Прадо. Как бы мне хотелось своими глазами увидеть «Сон Иакова» Риберы и «Поклонение волхвов» Веласкеса! Говорят, это одна из его самых великолепных работ. — Аурелия тоскливо вздохнула и посмотрела на графиню. — Разумеется, леди Лессингем там все-все видела. Она была частой гостьей в королевском дворце.

— Но недолго, увы, — печально произнесла графиня. — Только лишь до тех пор, пока тиран не выгнал короля Карлоса и его семью из его собственной страны и не посадил на трон свою марионетку. Столь многие из нас были вынуждены бежать с родины. — Она промокнула глаза кружевным платочком.

— Право же, мэм, мы все вам очень сочувствуем, — произнес Гревилл своим самым теплым и задушевным голосом. — Должно быть, очень больно оказаться изгнанником.

— Ах, если бы вы только знали, сэр Гревилл, — снова вздохнула донна Бернардина. — Я каждый день оплакиваю мою страну. Разве не так, милорд? — обратилась она к мужу.

— Да, моя дорогая. Но вы много делаете для своих соотечественников.

Плечи графини выпрямились, а слезы исчезли.

— Да, верно, нужно делать то, что можешь, для тех, кому еще хуже, чем тебе, вы согласны, леди Фолконер?

— Разумеется, — согласилась Аурелия. — Я уверена, что вы поддерживаете таких несчастных собственным мужеством.

— Мне хочется так думать, — сказала графиня. — Правда Ли, сэр Гревилл, что вы разделяете интерес вашей жены к испанской культуре и к нашему искусству? Леди Фолконер очень хорошо осведомлена.

Гревилл кинул на Аурелию веселый короткий взгляд и ответил:

— Мне ли этого не знать, мэм. Моя жена — настоящий, синий чулок!

— Я бы так не сказала, — промурлыкала Аурелия. — Ваши знания далеко превосходят мои, муж мой. Вы так эрудированны! Ваши познания могут только посрамить обрывки моих.

— Вы просто обязаны прийти ко мне на суаре в пятницу! — объявила графиня. — Только сегодня днем я рассказывала леди Фолконер, что устраиваю эти небольшие вечера, чтобы собрать вместе моих друзей. Мы находим друг у друга поддержку и утешение, а кроме того, ведеминтересные дискуссии, иногда немного музицируем… Я уверена, вам обоим это понравится. Прошу вас, скажите, что я могу на вас рассчитывать.

— Это доставит нам огромное удовольствие, леди Лессингем, — поклонился Гревилл.

— Стало быть, в восемь часов. — Она улыбнулась, протянула руку мужу и пошла танцевать.

— Что ж, все, что требовалось, мы здесь выполнили. Пора возвращаться домой, — пробормотал Гревилл.

— Я должна попрощаться с Корнелией и Дэвидом, — возразила Аурелия. — Если мы сейчас исчезнем, это будет просто верхом неучтивости.

— В таком случае, где они? — Гревилл окинул взглядом зал. — А, вон там, около дверей, ведущих к карточным столам. — Он взял Аурелию под руку и быстро пошел сквозь толпу. — Корнелия, добрый вечер. Бонем… что, уже надоело играть в карты?

Гарри поморщился:

— Какой интерес играть на гроши? — Он поцеловал Аурелию в щеку. — Выглядишь просто блестяще, Аурелия.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Ты всегда умеешь польстить, Гарри.

— Клевета! — ответил тот.

Гревилл вслушивался в их легкое подшучивание, красноречиво говорящее о долгой и крепкой дружбе, и думал, что у Аурелии есть дар дружить. Гревилл никогда и ни с кем, даже с Фредериком (а тот был его самым близким другом) не достигал такой степени искренности и откровенности. Слишком многое было поставлено на карту.

Но иногда он приближался к этому с Аурелией. И с каждым разом понимал, что ему все сложнее и сложнее держаться от нее на расстоянии.

Глава 17

— Похоже, у нас нет выбора, как только признать, что Аспида они вычислили, — произнес Саймон, упершись подбородком в сцепленные ладони и устало вздыхая. — Крайне досадно.

— Это было неизбежно — раньше или позже, — заметил Гревилл, без устали расхаживая по кабинету. — Но это значит, что нужно полностью менять направление операции. Мне придется нейтрализовать Васкеса раньше, чем он до меня доберется.

Саймон кивнул:

— Можешь привлечь кого угодно для помощи. А как насчет Аурелии?

— Под моей крышей она в относительной безопасности. Если они захотят воспользоваться ею, как способом добраться до меня, то найдут ее в любом месте, куда бы мы ее ни спрятали. — Он не стал добавлять, что у него не будет ни минуты покоя, если Аурелия окажется не под его непосредственной защитой.

— И это, не говоря о том, что нам будет сложно объяснить ее исчезновение, — согласился Саймон. — Мы же не хотим, чтобы нам начали задавать неудобные вопросы?

— Вот именно. — Гревилл резко остановился. — Я буду продолжать так, как мы планировали. Познакомлюсь с Васкесом и подожду, пока он не устроит мне ловушку… надеюсь, такую, через которую я смогу перепрыгнуть самостоятельно, — добавил он с мрачной усмешкой.

Саймон серьезно посмотрел на него:

— Мы не можем позволить тебе попасть в лапы инквизиции, Гревилл. Ты знаешь слишком много, и никто не в силах противостоять их способам убеждения.

— Не бойся, Саймон. Я, скорее сам упаду на собственный меч. — Гревилл произнес это легким тоном, но глаза его превратились в черные дыры без капли света.

Саймон Грант просто кивнул в ответ, и Гревилл повернулся к двери.

— Докладывай мне ежедневно, Гревилл. Тот поднял руку в знак согласия.

— Отправь парочку надежных людей, чтобы следили за моим домом и за номером четырнадцать по Адамс-роу.

— Будет сделано тотчас же.

Гревилл кивнул и вышел. Возвращаясь на Саут-Одли-стрит, он правил коляской в глубокой задумчивости. Положение ничуть не хуже, чем многие другие, в которые он попадал раньше, но тогда ему не приходилось ни о ком тревожиться, поэтому сейчас думать о собственной безопасности намного, сложнее.

Он оставил коляску на попечение грума и вошел в дом. Моркомба нигде видно не было, но Джемми — красавчик в новой ливрее — услышал, что открывается дверь, и выбежал откуда-то из глубины дома.

— Добрый вечер, сэр. — Юноша подергал себя за жилет. — Леди Фарн… я хотел сказать, леди Фолконер в библиотеке. Принести вам чего-нибудь, сэр?

Гревилл улыбнулся при виде такого рвения. Юноша стремился выполнять свои новые обязанности с таким же пылом, с каким утка стремится к воде.

— Пожалуйста, проследи, чтобы все графины были полны вином, Джемми. — Гревилл протянул ему шляпу, кнут и перчатки и направился в библиотеку, расположенную в задней половине дома.

Дверь была слегка приоткрыта. Он тихонько толкнул ее и остановился на пороге. Его не заметил никто, кроме Лиры, но и та, зная, что с этой стороны никакой угрозы нет, лишь стрельнула в него глазом. Аурелия сидела за бюро и писала письмо. Лира лежала у ее ног, а Фрэнни, согнувшись над грифельной доской, старательно выводила кусочком мела буквы алфавита.

У Гревилла под ложечкой возникло странное ощущение. У него не было опыта жизни в семье, даже в далеком детстве. Он и не рассчитывал когда-либо исправить это упущение, но что-то в этой безмятежной сцене в светлой, теплой, полной книг комнате тронуло его душу и породило совершенно незнакомые ему чувства. Аурелия привнесла что-то личное в этот снятый внаем дом. Анонимность меблированных комнат из него исчезла. Везде чувствовалось ее прикосновение, начиная от ваз с ранними нарциссами и веточками форзиции до вышитых подушек, стопок книг, пяльцев с вышиванием и вещей Фрэнни, разбросанных за пределами детской.

Аурелия подняла взгляд от бюро и улыбнулась, держа в руке перо.

— А я как раз думала — когда же ты вернешься?

В ее улыбке светилось воспоминание о недавно разделенном с Гревиллом удовольствии, а карие глаза мягко поблескивали при свете лампы. Светлые волосы были аккуратно заплетены и уложены короной вокруг головы, а высокий воротник темно-зеленого платья из тонкой шерсти подчеркивал идеальную посадку красивой головы.

Фрэнни вскочила.

— Смотри, что я написала! — воскликнула она, подходя к Гревиллу. Девочка приняла его как данность, безо всяких переживаний. Собственно, она его почти не видела, и жизнь ее в основном шла так же, как и раньше, что входило в намерения Аурелии. Через три месяца, теперь даже меньше, их соглашение закончится, и чем меньше вся эта история повлияет на ее дочь, тем легче будет расставаться.

Тем временем Гревилл со всей серьезностью изучал грифельную доску и старательно нацарапанные на ней буквы.

— Очень аккуратно, Фрэнни, — заключил он, взъерошив девочке волосы, и погладил Лиру, которая грациозно поднялась и ткнулась носом ему в ладонь. Потом подошел к жене, поднявшей к нему для поцелуя лицо.

— Ты такой холодный! — рассмеялась она, прикоснувшись к его щеке изящной теплой ладошкой. — Что, так холодно? Я весь день не выходила из дома.

— Да, сильно похолодало, — ответил Гревилл, поворачиваясь к буфету. — Бокал хереса?

— Мм… спасибо.

— А почему ты никуда не ходила?

— О, у меня было полно дел здесь. — Аурелия взяла протянутый ей бокал. — Составить меню на неделю, разобраться со счетами, примерить новое вечернее платье, которое Клэр шьет мне из того итальянского узорчатого шелка, что прислала Лив. — Аурелия встала из-за бюро. — Даже не знаю, откуда Алекс достает всю эту роскошь. Он заточен в крохотной деревушке в Нью-Форесте с женой и новорожденным сыном и все-таки как-то умудряется раздобывать совершенно невероятные экзотические вещи. Для бала у Нелл он обещал прислать черные тюльпаны. — Аурелия засмеялась и глотнула херес. — Просто поразительный человек!

— Жду, не дождусь, когда я с ним познакомлюсь, — произнес Гревилл, просматривая почту, лежавшую на столе.

Аурелия кинула на него короткий внимательный взгляд. Что-то непохоже, что ему этого так уж хочется.

— Алекс может быть несколько… подавляющим, — сказала она.

Гревилл оторвал глаза от письма и прищурился.

— Но тебе он нравится.

— О да. Его невозможно не любить, особенно когда он так добр к Лив. Она его просто обожает, а он боготворит землю, по которой она ступает.

Гревилл поморщился, и Аурелия не смогла удержаться от смеха.

— О Боже, до чего сентиментально это прозвучало.

— Верно, — сухо согласился он. — И когда я смогу увидеть этот образец совершенства?

— Раньше, чем ты думаешь, — произнесла Аурелия, удивляясь саркастическим ноткам в его голосе. Это совсем не походило на Гревилла. — Я как раз писала к Лив. Сегодня от нее пришло письмо. На следующей неделе Алексу придется приехать в город по делам, и Лив хочет удостовериться, что мы за ним присмотрим.

Гревилл пришел в замешательство.

— Он что, не может сам о себе позаботиться… в том особняке на Кавендиш-сквер?

— Ну конечно, может, — нетерпеливо ответила Аурелия. — И я уверена, что Борис тоже приедет, чтобы все привести в порядок. Но Лив хочет, чтобы мы знали о его приезде и пригласили Алекса на обед. — Она помолчала, потом неторопливо произнесла: — Ты удивишься, узнав, как много у тебя общего с князем Проковым.

Гревилл посмотрел в ее серьезные глаза с молчаливым пониманием.

— Похоже, ты вращалась в очень интересных кругах, дорогая моя.

— Дядя Алекс остановится у нас, мама? — Фрэнни, озадаченно нахмурившись, вслушивалась в разговор взрослых.

— Нет, милая. Он остановится на Кавендиш-сквер, а к нам придет на обед.

— А ребеночка он с собой принесет?

— Нет, ребеночек останется с тетей Лив, он еще слишком маленький для путешествий.

— О-о! — Фрэнни потеряла интерес к разговору и вернулась к грифельной доске.

Гревилл многозначительно взглянул на Аурелию; она тотчас поняла, что он имеет в виду, и потянулась к шнурку звонка, висевшему у камина.

— Тебе пора возвращаться в детскую и пить чай, Фрэнни.

Девочка надулась.

— Еще нет… еще очень рано.

— Уже пять часов, — спокойно сказала Аурелия. — Когда выпьешь чаю и искупаешься, можешь прийти ко мне в спальню и посмотреть, как я переодеваюсь к обеду. — Этой приманки хватило, чтобы Фрэнни перестала возражать, и пошла с Дейзи.

Гревилл сел в кресло с подголовником у камина, покручивая в пальцах бокал с хересом.

— Русская разведка? Аурелия покачала головой:

— В подробности меня не посвящали. Лив знает правду, но, разумеется, нам с Нелл всего рассказать не может. Насколько я понимаю, Алекс борется или боролся — против царя. Александр говорит о своей вечной дружбе с Наполеоном…

— Или создает такое впечатление, — прервал ее Гревилл, вытягивая ноги в сапогах к решетке. — Кое-кто считает, что он ведет весьма хитрую игру. Но ты права, мне действительно хочется познакомиться с князем Проковым.

— И ты будешь разговаривать с ним обо всем этом? — осведомилась Аурелия. Ей стало любопытно, не собирается ли ее муж слегка ослабить свою суровую оборону.

Гревилл проницательно улыбнулся.

— Не так многословно, дорогая моя, как ты и сама прекрасно знаешь.

— Я так и подумала, — сказала Аурелия, усаживаясь в уголок дивана и расправляя юбки. — Ты был сегодня в министерстве?

Гревилл кивнул и поманил ее пальцем. Сдержанно фыркнув, Аурелия поставила бокал и подошла к мужу, позволив ему усадить себя к нему на колени. Он положил руку ей на голову, пригибая ее к себе.

Аурелия поцеловала Гревилла, чувствуя холодную свежесть его губ, привкус хереса на языке, вдыхая особый аромат — смесь лимона и лаванды с оттенком запаха конюшни, а сегодня еще и табачного дыма — и догадываясь, что он пришел из закрытых кабинетов министерства, а может быть, из пивной или курительного салона одного из клубов на Сент-Джеймс-стрит.

— Мы должны делать что-то определенное на суаре у леди Лессингем? — спросила Аурелия, отстранившись, положив ему голову на плечо и глядя на Гревилла снизу вверх с проницательным видом, так противоречившим чувственному блеску ее глаз.

— В Лондон прибыли испанцы, — легким тоном отозвался Гревилл. — Они могут быть теми самыми, кого мы так долго ждем. А могут и не быть. Надеюсь, они тоже придут на суаре.

— А-а… понимаю. — Аурелия ловким движением поправила ему складку шейного платка. — Ты предполагаешь, что они вступят в контакт со своей бывшей соотечественницей?

— Думаю, это неизбежно.

— Значит, нельзя терять время даром. — Аурелия попыталась встать с его колен, но Гревилл обнял ее за талию и снова усадил.

— Сегодня вечером мы ничего не будем делать, дорогая.

— Ничего? — Аурелия игриво посмотрела на него исподлобья. — А я-то думала, ты захочешь поучить меня правильной технике выкуривания испанцев из светских гостиных.

— Это может подождать… Пойдем наверх? Аурелия привстала, вложив ладонь в его руку, но тут же вздохнула.

— Я обещала Фрэнни.

Гревилл склонил голову, соглашаясь:

— Конечно. Но предвкушение делает пир намного слаще. — Он тоже встал. — На сегодняшний вечер есть какие-то приглашения?

Аурелия подумала.

— Несколько… можно выбрать, куда пойти… но ничего безотлагательного. — И посмотрела на мужа, склонив голову набок и снова напомнив ему пытливую птичку.

— Тогда давай проведем спокойный вечер дома? Аурелия тяжело вздохнула.

— Непременно спокойный?

— Ах ты, бесстыдница! Невозможно поверить, что ты респектабельная матрона!

— Была раньше, — поправила его Аурелия с растерянной улыбкой. — Во всяком случае, мне так казалось. Поразительно, до чего плохо мы знаем самих себя.

— О, я думаю, ты знаешь себя очень хорошо, Аурелия. — Гревилл взял ее за подбородок и приподнял его так, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Теперь лучше, — просто согласилась она. — И еще я чувствую, что сейчас лучше понимаю Фредерика, чем раньше. Поверить не могу, что когда-то я думала, будто мне больше нечего о нем узнавать.

— Я ему за многое очень благодарен. — Гревилл наклонился и поцеловал ее в ушко.

Может, и ей стоит поблагодарить Фредерика, подумала Аурелия. Была бы ее жизнь лучше, если бы он следовал правилам своего мира и согласился с судьбой, которую диктовали его происхождение и положение в обществе, а не отбросил условности, радостно приняв необычную жизнь под руководством Гревилла Фолконера? Безусловно, она чувствовала бы себя в безопасности, ведя размеренную и рутинную жизнь в браке с Фредериком. Но счастливее?.. Удовлетвореннее?

Нет. И не важно, что ее ждет впереди, воспоминания навсегда останутся с ней. Возбуждение от сознания неизвестности, которую несет каждый новый день, когда не знаешь, что от тебя потребуется, когда играешь такую привычную роль и понимаешь, что это всего лишь роль, что на самом деле ты участвуешь в совсем другом, невероятно волнующем спектакле…

— Что тебя так беспокоит?

Аурелия сообразила, что Гревилл тревожно смотрит на нее, и помотала головой:

— Ничего… совершенно ничего. Просто вся моя жизнь за такое короткое время перевернулась с ног на голову, и я иногда об этом вспоминаю.

— Сожалеешь? — Он говорил бесстрастным голосом, лицо тоже ничего не выражало.

Аурелия задумалась над этим коротким вопросом. Ей и в голову не приходило попытаться обмануть Гревилла — он все равно все увидит сквозь любую дымовую завесу, которую она набросит на себя. Да и лгать ему она не хотела.

— Не думаю, — произнесла она, в конце концов. — Зато точно знаю, что не подведу тебя, Гревилл.

Он кивнул.

Гревилл не привык принимать во внимание влияние своего мира на чувства и личность тех, кого он вербовал для выполнения определенной работы. Во всяком случае, именно так он действовал до сих пор. Но с Аурелией все получилось по-другому.

Однако он не может позволить себе роскошь признаться, в чем причина этого. Гревилл осушил свой бокал с хересом и поднялся вверх, в спальню.

Рано утром следующего дня Гревилл быстро вошел в пыльный кабинет своего шефа в военном министерстве. Саймон Грант поднял глаза от разложенной на массивном столе карты. В руках он держал циркуль.

— А, Гревилл! Тебя-то я и хотел увидеть.

— Что за карта? — Гревилл без приглашения зашел шефу за спину и наклонился над картой. — А, понятно. Тежу. Ты отмечаешь расположение партизанских отрядов.

— Да. Уэллесли уже получил их координаты, благодаря тебе и Фарнему. Он высадился в Лиссабоне двадцать шестого. — Саймон глянул на календарь на стене. — Сегодня четвертое мая, но я думаю, что в ближайшие две недели он может ждать депешу.

— Почтовые голуби?

— Точно. Основные посты все еще действуют на территории Франции, и еще два у нас имеются на Нормандских островах.

Гревилл кивнул. Почтовые голуби принимали самое активное участие в этой войне, а их владельцы зачастую подвергались такой же опасности, как и солдаты на передовой.

— Есть ли новая информация о нашем друге доне Антонио?

Саймон устало улыбнулся:

— Вот в этом мы, безусловно, преуспели. — Он подошел к сейфу, стоявшему в противоположном конце комнаты, и вытащил из него лист бумаги. — Нашим человеком в Мадриде можно гордиться, а голубь прилетел в Дувр вчера вечером. Гораздо раньше, чем я вообще мог надеяться. Догадайся, кто такой наш друг?

Гревилл, размышляя, нахмурился.

— Он должен принадлежать к высшим эшелонам их шпионской сети, раз ему доверили такую важную миссию. И меня не покидает странное ощущение, что я встречался с ним раньше. Но даже ради спасения собственной жизни я не могу припомнить, когда и где.

Саймон мрачно кивнул.

— Что ж, ты прав. Ты совершенно точно сталкивался с ним раньше. Помнишь ту небольшую заварушку в прошлом году, как раз перед тем, как Жюно оккупировал Лиссабон? Ты пытался вывезти португальского регента и отправить его в Бразилию.

— И едва не потерял его, — медленно произнес Гревилл. — Его чуть не достал своим клинком наемный убийца. — Гревилл начал ворошить свои воспоминания. В тот раз он увидел убийцу только мельком — тот перемахнул через каменную стенку гавани, сумев уйти от Гревилла и его людей. — Эль Демонио. Дьявол. Теперь понятно, почему мне казалось, что я его видел раньше.

— Вот именно, — кивнул Саймон. — Антонио Васкес и Дьявол — одно и то же лицо.

Гревилл покивал:

— Так-так. И в самом деле, достойный противник. Саймон пристально посмотрел на него через стол.

— План у тебя есть?

Гревилл улыбнулся очень нехорошей улыбкой.

— Только один — добраться до него раньше, чем он доберется до меня.

— Я знаю, ты уже говорил это, Гревилл, мы не можем допустить, чтобы ты попал в его руки.

— Думаю, что я и сам не могу этого допустить, — отозвался Гревилл с беззаботностью, не обманувшей, однако, его собеседника, и протянул руку к бумаге, которую все еще держал Саймон. — Могу я это забрать?

— Разумеется… разумеется, друг мой. Тебя это касается больше, чем кого-либо другого.

Гревилл посмотрел на документ и покачал головой.

— Окажи мне любезность, Саймон, поставь двоих человек дежурить у моего дома, а когда ребенок с нянькой пойдут куда-нибудь, пусть их сопровождают — скрытно, но надежно.

Саймон хмуро кивнул:

— Конечно. А как насчет матери?

— Я сам позабочусь о безопасности Аурелии, но не могу рисковать — вдруг мне придется оказаться в двух местах одновременно?

— Понятно.

На следующий день Гревилл вошел в дом и оказался в самом центре настоящего безумия. Маленькая фигурка больше всего напоминающая кружащегося дервиша, плясала и пронзительно кричала в середине обычно мирного холла, а вокруг нее охали, что-то восклицали и всплескивали руками все находившиеся в доме. Все они говорили одновременно и вроде бы пытались остановить стремительно кружащееся создание.

К Гревиллу подошла Лира и прижалась к его ноге, словно защищая хозяина от суматохи, достигшей к этому моменту своего пика.

— Тихо, — произнес Гревилл, почти не повысив голоса. Однако стремительное вращение прекратилось, а окружавшие перестали всплескивать руками и суетиться. В наступившей тишине стало слышно, как маленькая фигурка душераздирающе икнула.

— Что, скажи на милость, все это значит, Фрэнни? — спросил Гревилл, опускаясь рядом с девочкой на колено.

Фрэнни всхлипнула и вытерла нос рукой.

— Я хотела взять Лиру погулять в тот парк… мама обещала, что я сегодня могу… а они мне не разрешили. Дейзи боится Лиру. — Ее голосок делался все пронзительнее.

Дейзи сказала:

— Простите, сэр Гревилл, но миледи ничего не говорила мне про то, чтобы взять собаку на прогулку в парк.

— Фрэнни, довольно, — строго произнес Гревилл, потому что по лицу девочки снова потекли слезы, а рот широко открылся — Фрэнни опять готовилась заорать. — Дейзи знает, что Лиру разрешается брать с собой, только двоим — мне или твоей маме.

— Мамы здесь нет, — запротестовала Фрэнни. — И она обещала. Она обещала, а обещания нарушать нельзя, она сама так говорит!

— Я уверен, что у нее есть на это причины, — сказал Гревилл. — Если ты спокойно подождешь десять минут, Фрэнни, я сам отведу тебя и Лиру на прогулку в парк.

Фрэнни икнула и кивнула. Гревилл пошел в библиотеку. Она потопала следом и уселась на низкую кушетку, глядя, как он просматривает дневную почту.

— Ладно, сейчас пойдем.

Он прицепил поводок к ошейнику Лиры и крепко взял Фрэнни за руку, выходя из дома. Аурелия не сообщила, куда идет, но наверняка она не пешком и не верхом, так как Лира осталась дома. Однако на нее это непохоже — нарушить данное дочери обещание.

Пока они шли в сторону Гросвенор-парка, Гревилл небрежно поглядывал то в одну, то в другую сторону улицы. Мужчина, убиравший листья из канавы, почесал нос, когда Гревилл с девочкой проходили мимо. Гревилл коротко кивнул, здороваясь с человеком, присланным из министерства, чтобы присматривать за домом. Он не чувствовал ни малейшего присутствия другого, куда более зловещего наблюдателя, но все равно оставался настороже, а Лира, которая, как всегда, вела себя прекрасно, спокойно шла рядом, и только высоко поднятая голова и настороженные уши давали знать, что она тоже бдит.

— Ворота вон там! — дернула Гревилла за рукав Фрэнни, когда они перешли через дорогу и подошли к большому огороженному скверу, расположенному в центре площади. Фрэнни вырвала руку и забралась на нижнюю перекладину ограды, чтобы открыть щеколду. — Она гораздо больше, чем та, где мы играли раньше… в старом доме, — сообщила девочка, катаясь на открывшейся калитке.

— Да, парк на Кавендиш-сквер гораздо меньше, — согласился Гревилл, терпеливо дожидаясь, пока Фрэнни накатается и спрыгнет. Он закрыл калитку, отстегнул поводок и пошел вслед за девочкой и собакой, помчавшимися к поросшей травой лужайке в середине парка. Фрэнни восторженно скакала и распевала во весь голос, совсем позабыв о неистовой истерике, случившейся с ней полчаса назад.

Гревилла удивляло, что у такой спокойной, уравновешенной женщины, как Аурелия, выросла столь необузданная дочь. Фредерик тоже не проявлял признаков неуравновешенности. Он принимал события по мере их возникновения и управлялся с любой ситуацией с хладнокровным практицизмом. Смог бы он понять свою маленькую дочь, чью жизнь либо заливало тропическое солнце, либо сотрясали зимние бури?

Гревилл остановился на лужайке и стоял там, глядя, как Фрэнни и Лира гоняются друг за другом и кувыркаются в траве, причем огромный пес играет радостно, как маленький щенок, но с большой осторожностью, стараясь не сбить ребенка с ног.

Первое ощущение, что за ними наблюдают, возникло как обычно. В грудь стукнулось возбуждение, сменившись глубоким спокойствием. Гревилл ласково улыбнулся, глядя на играющих ребенка и собаку, небрежно оглянулся, подобрал палочку и бросил ее Лире. Собака прыгнула. Гревилл направился к Фрэнни, шаря вокруг взглядом, и заметил мужчину. Тот стоял на гравийной дорожке, огибавшей лужайку.

Высокий, хорошо одетый бородатый джентльмен. Черные, глубоко посаженные глаза, худое, ястребиное, угловатое лицо. Он постоял еще мгновение и неторопливо пошел дальше.

Гревилл особым образом свистнул. Лира моментально примчалась обратно и легла на траву рядом с Фрэнни.

— Что, уже пора уходить? Я еще не хочу, — захныкала Фрэнни, когда Гревилл подошел к ней.

— Скоро стемнеет, — ответил он, не собираясь потакать ребенку, и прицепил поводок к ошейнику Лиры. — Пойдем. — Гревилл властно протянул руку Фрэнни. Та неохотно взяла его за руку, но протестовать не стала.

По дороге домой девочка, как всегда, весело щебетала. Гревилл очень быстро сообразил, что ей можно и не отвечать — Фрэнни продолжала болтать, забрасывая его вопросами, на которые, похоже, и не ждала ответов, так что он мог погрузиться в собственные мысли.

Васкес наблюдал за Фрэнни не случайно.

Глава 18

Аурелия вернулась домой как раз перед тем, как пришел Гревилл с Фрэнни и Лирой.

— О, вот вы где! Дейзи сказала, вы пошли в парк. — Аурелия выглядела удивленной. Бросив на Гревилла вопросительный взгляд, она наклонилась, чтобы поцеловать дочь.

— Ты говорила, что отведешь меня в парк с Лирой! — обиженно заявила Фрэнни.

Аурелия нахмурилась.

— Не сегодня, милая моя. Я сказала, что мы пойдем туда завтра.

— Ну, мне бы хотелось, чтобы ты выражалась яснее, — заметил Гревилл, отстегивая собачий поводок. — Тогда я избежал бы сцены, которую сегодня наблюдал.

Аурелия озадаченно посмотрела на него:

— Что ты имеешь в виду?

— Поговорим об этом позже, — ответил Гревилл, поворачивая в сторону гостиной.

— Пойдем наверх к Дейзи. — Аурелия взяла Фрэнни за руку. — Заодно расскажешь мне, что ты тут устроила.

Через полчаса, выслушав полный отчет от Дейзи, Аурелия спустилась вниз. Гревилла она нашла в гостиной. Тот пил мадеру и читал «Газетт».

— Прошу прощения, что ты оказался втянутым в один из припадков Фрэнни, — сказала она, наливая себе херес. — Мне кажется, она уже перерастает их, но время от времени такое все же случается. У тебя большой опыт?

— На самом деле вообще никакого. Аурелия удивленно склонила голову набок.

— Значит, это у тебя от природы. — Она помолчала и, не услышав ответа, продолжила: — Разумеется, ты был единственным ребенком в семье.

— Да, — коротко согласился он. Аурелия настойчиво продолжала:

— Иногда я беспокоюсь из-за того, что Фрэнни — единственный ребенок. Тебе хотелось бы иметь братьев или сестер?

Гревилл пожал плечами.

— Понятия не имею. У меня, их не было, и мне кажется, что я вообще никогда об этом не задумывался.

— Расскажи мне о своей матери, — потребовала она. Ты очень мало говоришь о ней.

— Не о чем говорить, — коротко ответил Гревилл, не отрывая взгляда от «Газетт».

Однако Аурелия не сомневалась, что он не читает.

— Она болела?

— Так говорили. — Глаза по-прежнему смотрели на газетные строчки.

— Говорили? Ты имеешь в виду — твой отец? Гревилл так резко отложил газету, что смял листы. Он заговорил, откровенно обдумывая каждое слово, лицо его было замкнутым, глаза ледяными:

— Начиная лет с двух, я видел свою мать в общей сложности пять или шесть раз. Она жила в отдельном крыле дома со своей прислугой и не проявляла ко мне абсолютно никакого интереса, и, насколько я могу понять, к отцу — еще меньше. Его никогда не было дома, и я смутно помню, как мне сообщили о его смерти как о чем-то мимолетном. Этого достаточно, чтобы удовлетворить твое любопытство, Аурелия?

Она вспыхнула.

— Я не любопытничала. Мы живем вместе, мы разговаривали о детях, и вопрос о твоем детстве был совершенно естественным. Мне жаль, что оно оказалось таким несчастным и одиноким. Может быть, это объясняет… — Она замолчала и закусила губу.

— Объясняет что? — спросил он очень мягко. Аурелия вздохнула.

— Ну, полагаю, твою отстраненность и отсутствие эмоций. Гревилл, для человека ненормально вот так, полностью отстраниться от всех уз, существовать в таком эмоциональном вакууме.

Гревилл пристально посмотрел на нее.

— Ты пытаешься мне сказать, что находишь это ненормальным? — негромко спросил он.

Аурелия взглянула на него со смешанным чувством раздражения, досады и разочарования.

— Ты не услышал того, что я сказала, Гревилл. Я не говорю о том, что не могу быть партнером для тебя в этом нашем лондонском предприятии. Я говорю о том, кто я такая, о том, что пытаюсь понять, кто ты такой. Для меня имеет значение, кто ты есть и почему ты стал таким, какой есть.

Она резко поднялась.

— Наш разговор нелеп — ты совсем не понимаешь, в чем суть. Мне нужно переодеться к обеду. — Она быстро вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Аурелия лежала в медной ванне перед камином в своей спальне, а Эстер поливала ароматизированной лимонной водой ее только что вымытые волосы. Аурелия чувствовала себя не в своей тарелке, ей было тоскливо, и даже при мысли о музыкальном вечере, на который пригласили отличного скрипача, бодрости не прибавлялось. Разумеется, ее отсутствие сразу заметят, и уже утром Корнелия начнет барабанить в дверь, но она придумает какую-нибудь отговорку.

— Я возьму поднос с обедом в свою гостиную, Эстер, — сказала Аурелия, отжимая длинные светлые локоны. — Подай мне полотенце и можешь идти ужинать. Я и сама справлюсь.

Открылась дверь, соединяющая ее комнату со спальней Гревилла, и на пороге показался муж.

— Венера, поднимающаяся из волн, — заметил он, быстро входя в комнату. — Позволь мне. — Вытащил полотенце из ее рук и начал, улыбаясь, энергично вытирать Аурелию.

В обычной ситуации это послужило бы прелюдией к небольшой любовной игре, но сегодня, к собственному удивлению и досаде, Аурелия не испытала ни малейшего желания.

— Извини, Гревилл, но сегодня я, похоже, не в настроении, — вздохнула она, забрала у него полотенце, обмоталась им и вышла из ванны.

Гревилл шагнул в сторону, задумчиво глядя на нее.

— Я не собирался навязываться тебе.

— Конечно, не собирался. — Она взяла второе полотенце, поменьше, и замотала его тюрбаном на голове. — Но я почему-то чувствую себя уставшей, мне тоскливо и вообще не по себе, так что занятия любовью — последнее, чего бы мне сегодня хотелось. Гревилл нахмурился.

— Разумеется, имеешь полное право. Есть какая-то причина для такого состояния?

Аурелия пожала плечами:

— Во всяком случае, мне она неизвестна. Гревилл сдвинул брови еще сильнее.

— Моя дорогая, я думаю, ты говоришь мне неправду. Это как-то связано с нашим довольно неприятным разговором, так?

— Может быть. — Аурелия потянулась за халатом, уронила полотенце и быстро надела халат.

Потом решительным жестом завязала поясок и стянула полотенце с головы.

— Гревилл, давай просто оставим это. — Аурелия села перед зеркалом и взяла щетку для волос.

— Не думаю, что это хорошая мысль. — Он забрал у нее щетку. — Позволь мне сделать хотя бы это. Обещаю, это никакая не прелюдия, просто я очень люблю расчесывать тебе волосы.

Аурелия не стала возражать, и он начал водить щеткой по каскаду все еще влажных светлых волос. Ощущение было приятным и успокаивающим. Аурелия закрыла глаза и опустила голову, а размеренные движения щетки ласкали ее кожу.

— Ну, — произнес через минуту Гревилл, нарушив блаженную тишину, — так что в моих ответах так сильно тебя расстроило?

Аурелия открыла глаза и посмотрела на него в зеркало.

— Я всего лишь задала тебе самый обычный вопрос о твоем детстве. Но ты отреагировал так, словно я сунула нос в глубочайшую личную тайну. Люди, как правило, спокойно разговаривают о своем прошлом — уж во всяком случае, о таких безобидных вещах, как детство. Мы живем вместе, Гревилл. Я знаю, что это совсем ненадолго, и ни в коем случае не требую никаких заявлений о чувствах, потому что прекрасно понимаю: это выходит за рамки заключенного между нами договора.

Аурелия помолчала, пытаясь успокоить душевное волнение, потом продолжила:

— Но случилось так, что мы на самом деле понравились друг другу, и лично мне интересно узнать, что же превратило тебя в человека, который так мне понравился. Неужели и тебе совсем неинтересно, что сделало меня мной?

Ритмичные, размеренные движения щетки продолжались. Гревилл смотрел вниз, на шелковистую массу волос у себя под рукой. В теплой комнате они быстро высыхали, и среди светлых прядей он видел узкие прядки золотистого цвета, а пару раз под светом лампы мелькнули даже рыжеватые.

— Такие красивые волосы, — невольно пробормотал он. Аурелия вскинула брови театральным раздосадованным жестом.

— Я польщена, благодарю за комплимент, Гревилл, но вряд ли это достойный вклад в дискуссию, начал которую — позволь уж напомнить — именно ты.

Гревилл кивнул:

— Так оно и было… так и было. Что ж, дорогая моя, мне очень интересно, что именно сделало тебя той самой женщиной, которая мне нравится и которую я уважаю. Для меня жизненно важно понять это, чтобы работать с тобой. Я должен знать, насколько это вообще возможно, как ты поведешь себя в тех или иных обстоятельствах.

— И это все? — Аурелия уставилась на него в зеркало потрясенным взглядом.

Гревилл замер, словно пригвожденный к месту этими бархатными глазами. Конечно же, это далеко не все. Но он не может в этом признаться, потому что такое признание убирает щит отчужденности, спасавшей его все эти годы и сделавшей его столь превосходным исполнителем. Отчужденности, которая убережет и Аурелию с ее дочерью.

— И это все, Гревилл? — повторила она, видя, как его серые, обычно ясные глаза затуманились смятением.

Гревилл думал о доне Антонио, наблюдавшем за игравшей Фрэнни, о его хищном пристальном взгляде. Испанец гадал, как лучше воспользоваться крохами информации о предполагаемом слабом месте Гревилла. Фолконер отлично знал, что не может позволить себе расслабиться. Он не раз видел, что случается с человеком, павшим жертвой привязанности.

— Так должно быть, — произнес он, наконец. Аурелия вскочила с пуфика; круто повернулась к нему и крепко схватила за руки.

— Нет, Гревилл, не должно.

— Да, Аурелия, должно. — Он отвел ее руки, опустив их вниз. — Это не значит, что я не могу желать чего-то другого. Но ты должна согласиться с тем, что я знаю, как наилучшим образом выполнять работу — а эта работа не допускает никаких нежных чувств. И выбрал эту работу я сам — как и Фредерик.

— И ты пытаешься мне сказать, что Фредерик отказался от всех теплых и любящих мыслей о нас… о Фрэнни и обо мне? — возмутилась Аурелия. Она стояла неподвижно, впившись в него взглядом, словно пыталась увидеть что-то за этими непроницаемыми серыми глазами.

— У него не было выбора, — просто ответил Гревилл.

— Значит, ты говоришь, что если бы он не погиб, если бы когда-нибудь у него появилась возможность вернуться домой, он бы этого не сделал, потому что отказался от всех родственных уз? Он перестал быть отцом или мужем?

Она покачала головой и сердито шагнула к камину.

— Я не верю в это. Фредерик никогда бы не пошел на такое… никогда не забыл бы вот так запросто о своей жизни, о друзьях и семье. Он не ушел в монастырь. — Аурелия снова повернулась к Гревиллу, обхватив себя руками. Блестящие волосы разметались по плечам, а в карих глазах плескались гнев и боль.

— Считай, что именно это он и сделал, — мягко произнес Гревилл. — Фредерик знал, что если он хочет быть хорошим агентом, то должен оставаться мертвым — и для тебя, и для всех людей из своего прошлого. Он принял решение, сделавшее для него невозможным возвращение к прежней жизни. Фредерик Фарнем погиб при Трафальгаре. На улицах Коруньи погиб вовсе не Фредерик Фарнем, Аурелия.

— Значит, и ты для своей семьи умер?

Гревилл иронически усмехнулся.

— Я умер для своей семьи в момент рождения. Я едва не убил свою мать, чего отец мне так и не простил. Во всяком случае, он не простил мне последствий моего рождения. Мать удалилась в свой собственный мир и, очевидно, забыла о моем существовании… или просто сбросила меня со счетов. Суть-то та же самая. И точно так же она забыла про существование моего отца — или вычеркнула его из памяти. — Он постучал костяшками пальцев по комоду. — Пожалуйста, Аурелия. Ты спрашивала? Вот тебе вся история моего детства и юности… как она есть.

— Прости, — сказала Аурелия и крепко обняла Гревилла. — Мне жаль, что тебе выпало такое печальное детство, но я не жалею, что ты рассказал мне о нем.

Не почувствовав никакого отклика от застывшего Гревилла, она опустила руки и шагнула назад.

— Я больше не буду на тебя давить, ты из-за этого слишком сильно переживаешь. Если тебе нужно идти, иди, я не задерживаю тебя.

Казалось, что Гревилл колеблется. Потом он досадливо провел рукой по своим коротко остриженным волосам и сказал:

— Ты спустишься вниз к обеду?

— Нет, я попросила Эстер принести поднос в мою гостиную. — Аурелия повернулась к трюмо, взяла щетку и стала скручивать волосы в низкий узел.

— Я думал, ты пойдешь на концерт Паганини.

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— О-о. — Гревилл направился к двери и вдруг добавил: — А я-то собирался пойти с тобой.

Это прозвучало так робко, подумала Аурелия. Поразительно для такого человека, как он. Словно он окончательно растерялся, пережив совершенно незнакомые для себя чувства.

— Можешь пойти сам и извиниться за меня, — предложила она, закрепляя на скрученном узле сетку для волос. — Там будет Корнелия.

— Нет-нет… думаю, я тоже проведу спокойный вечер. — Гревилл положил руку на ручку двери и оглянулся на севшую у трюмо Аурелию. — Мне заглянуть к тебе перед сном?

— Сколько угодно, — легко отозвалась она. — Правда, я собиралась лечь пораньше, так что, может быть, уже буду спать.

— Что ж, я испытаю судьбу, — сухо произнес Гревилл и вышел.

Аурелия сидела перед трюмо и размышляла о том, что здесь только что произошло. Они затронули больные места, вплотную приблизились к неким эмоциональным границам, хотя Гревилл изо всех сил пытался этого избежать. И пока она не могла решить, хорошо это или плохо.

— Мне кажется, совсем не обязательно надевать официальный вечерний костюм ради этого события, Аурелия. — Гревилл, отряхивая шелковый рукав темно-серого сюртука, вошел в спальню Аурелии в пятницу, перед суаре у Лессингемов.

— Разумеется, не настолько официальный, как для «Олмака», — отозвалась она и повернулась к мужу, продолжая держать руку вытянутой — Эстер застегивала ряд крохотных пуговок на манжетах длинных пышных рукавов ее платья. — Этот вполне подойдет. Ты выглядишь очень модно.

И действительно, к хорошо сидевшему шелковому темно-серому сюртуку и облегающим трикотажным светло-серым панталонам Гревилла придраться было невозможно — разве только возмутиться, что мужественная мускулатура так откровенно подчеркивается покроем костюма.

— Могу я вернуть тебе комплимент? — одобрительно улыбаясь, спросил он.

Аурелия знала, что платье из старинного золотистого дамаста, завязанное на талии шнуром с кисточками, с вырезом, подчеркнутым простым воротником цвета золотистого янтаря, очень ей идет. Эстер не зря потратила несколько часов со щипцами для завивки, доводя до совершенства, копну белокурых кудряшек, обрамлявших ее лицо, и теперь Аурелия не без тщеславия считала, что выглядит наилучшим образом.

Впрочем, внешний вид никак не отражал ее внутреннего состояния. После вчерашней неудачной и бессмысленной дискуссии Гревилл вел себя так, словно они вообще не затрагивали этих сложных эмоциональных вопросов, и Аурелия понимала, что ей остается только одно — вести себя так же. Но невысказанное простиралось между ними как пустыня — во всяком случае, она ощущала это именно так.

— Не забудь веер. — Он взял изящный японский разрисованный веер и развернул пластины из слоновой кости.

— Конечно, нет. — Веер должен был служить им средством общения, в особенности, если среди гостей окажется дон Антонио Васкес. Роль Аурелии сегодня вечером заключалась в том, чтобы просто вовлечь его в разговор, пофлиртовать с ним, заставить по возможности раскрыться — по сути, стать наживкой, чтобы Гревилл мог начать действовать, когда решит, что настал подходящий момент. Аурелия выучила целый ряд движений веера для передачи основной информации — если ей покажется, что она для Гревилла важна.

Гревилл кивнул.

— Ну что, идем? — Он взял у Эстер вечернюю накидку и тщательно укутал плечи Аурелии. Протянув руки, чтобы застегнуть воротник накидки, он неожиданно наклонился и мазнул губами по шее жены — не то поцелуй, не то просто теплый шепот.

Как всегда, от прикосновения его губ по позвоночнику пробежал трепет предвкушения, а в животе все потеплело и сжалось. Аурелия поспешно отодвинулась и сунула веер в расшитый бисером ридикюль.

— Я готова, — улыбнувшись, произнесла она. Гревилл предложил ей руку, чуть шевельнув бровями, но ничего не сказал.

В карете Аурелия села в угол и сидела там, лениво поигрывая шнурком ридикюля, надетым на запястье. Гревилл устроился напротив, наблюдая за ней сквозь полузакрытые глаза. В окнах кареты мелькал зеленовато-желтый свет газовых уличных фонарей, заливая карету 2Ю неприятным, тошнотворным желтым сиянием.

— Ты волнуешься? — внезапно спросил Гревилл.

— Не особенно. — Аурелия подняла на него удивленный взгляд. — А должна?

— Нет. Ты достаточно хорошо натренирована для такого задания. Это должно быть так же просто, как игра с Фрэнни в лотерею.

— Заверяю тебя, это очень простая карточная игра, — едва заметно улыбнувшись, произнесла Аурелия. — Вряд ли мне кто-то предложит более сложную.

— Ну, сегодня вечером точно не предложат, Но ты показалась мне немного рассеянной, а я бы не хотел, чтобы ты отвлекалась. Если тебя что-то беспокоит, скажи прямо сейчас.

«Боже милостивый, — подумала Аурелия, — разве он может думать о чем-нибудь другом, кроме своего задания? Ему в голову даже мысль не приходит, что меня может расстраивать что-нибудь другое, кроме этих вечерних хитростей».

— Не волнуйся, меня ровным счетом ничего не беспокоит, — сказала она. — Да и с какой стати? Все, что я должна сделать, — это заставить его разговориться, а я успешно занимаюсь этим с тех пор, как начала делать высокие прически.

— Речь идет о совершенно определенном человеке и об определенной теме разговора.

Аурелия пожала плечами.

— Какая разница, Гревилл? Каждый разговор похож на любой другой и ведется примерно одинаково.

— В общем, да. И я все время буду держать тебя в поле зрения. — Он откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди. — Покажи-ка мне еще раз, какое движение веером сообщит мне, что я должен подойти и присоединиться к тебе.

С бесстрастным лицом Аурелия вытащила веер из ридикюля и раскрыла его. Приподняв веер к правому плечу, она, вывернув запястье, поднесла его к лицу.

— Так тебя устраивает, мастер; шпионажа?

И вдруг почувствовала, что у нее улучшается настроение. Аурелия любила эту игру. Ей нравилось сознавать, что у нее все получается, что она может успешно перевоплотиться всовершенно другого человека и способна перехитрить их всех.

Гревилл заметил, как заблестели ее глаза, как внезапно дернулись губы, и расслабился. Пусть между ними множество неразрешенных вопросов, Аурелия не допустит, чтобы они помешали ей, как следует исполнить свою роль.

— Больше чем устраивает. — Он протянул руку через разделявшее их узкое пространство и взял ее ладонь. — Я знаю, что ты будешь, великолепна, моя дорогая, ты просто создана для этой работы.

Он говорил это и раньше, но повторения всякий раз заново возбуждали ее, наполняя ощущением собственной силы. Сегодня вечером не должно существовать ничего, кроме их партнерства и спектакля, который они будут играть.

Карета остановилась перед особняком графа Лессингема на Беркли-сквер. Из дома выбежал лакей и открыл дверцу кареты раньше, чем Джемми успел спрыгнуть со своего сиденья рядом с кучером.

— Добрый вечер, сэр Гревилл, леди Фолконер. — Лакей, придерживая дверцу, предложил Аурелии руку.

Она спустилась на мостовую, озадаченная тем, что лакей узнал их карету — довольно скромную, без герба на стенке.

Гревилл выбрался из кареты самостоятельно.

— Благодарю, — произнес он слуге, кивнув. — Вы очень приметливы.

— Мне было приказано ждать вас, сэр, — ответил тот, пряча в карман протянутую ему Гревиллом монету. — Большинство гостей приходят на суаре ее сиятельства пешком либо приезжают в наемных экипажах.

Гревилл понимающе улыбнулся, предложил Аурелии руку, и они проследовали за лакеем в освещенный холл.

— Почему пешком? — прошептала Аурелия.

— Беженцы… слишком бедные, чтобы позволить себе личный экипаж, — пробормотал Гревилл. — Или не желают признаваться, что могут себе это позволить… что само по себе крайне интересно. Кстати, если получится, выясни, есть ли у дона Антонио средства передвижения.

Аурелия едва заметно улыбнулась, но на ее лице не отражалось ничего, когда она поднималась по лестнице, чтобы поздороваться с хозяйкой, ожидающей их наверху. Донна Бернардина, чьи пышные округлости были подчеркнуты платьем из розового газа на алом атласном чехле, плотно обхватывающем ее фигуру под полной грудью, широко раскинула в стороны руки, как оперная певица, готовая запеть свою арию. Аурелия задержала дыхание, испугавшись, что из-за этого экстравагантного жеста пухлые груди леди вывалятся наружу, как два перекормленных поросенка. К счастью, этого не случилось.

— Леди Фолконер, как хорошо, что вы пришли! — Черная мантилья донны Бернардины была пришпилена к ее декольте рубиновой брошью, из ушей свисали массивные бриллиантовые серьги, а на шею были намотаны три нитки восхитительных жемчугов. — Она с сияющей улыбкой повернулась к Гревиллу. — И сэр Гревилл. Добро пожаловать.

Гревилл склонился над пухлой белой рукой — унизанные кольцами пальцы заканчивались длинными алыми ногтями.

— Леди Лессингем.

Графиня повела их через двойные двери в большую комнату, обставленную мебелью, роскошной и так же бросающейся в глаза, как и сама хозяйка. Шторы из жатой ткани, множество шелковых подушек на глубоких бархатных креслах и позолоченных диванах, богатые персидские ковры, массивные картины в золотых рамах…

В салоне располагались две или три группы гостей. В дальнем углу комнаты за фортепьяно сидела женщина. Негромкая музыка естественно вливалась в гул разговоров.

Гревилл быстро окинул взором гостей. Дона Антонио Васкеса среди них не было. Гревилл с улыбкой повернулся к жене:

— Позволь мне, дорогая. — Он ловко поправил коричневатую шаль на плечах Аурелии.

Она мгновенно поняла, что их жертва пока не прибыла, и слегка расслабилась — взяла бокал с шампанским с подноса проходившего мимо лакея и стала отвечать хозяйке, представлявшей им гостей.

Примерно с час Аурелия бродила среди приглашенных, обменивалась с ними любезностями, привыкала к их английскому с сильным акцентом. Она знала, что должна запомнить как можно больше разговоров, прислушиваться ко всему, что могло содержать намек на какую-нибудь необычную деятельность или интерес. Отсутствие дона Антонио не означало, что вечер потрачен напрасно. Пара-тройка этих серьезных озабоченных джентльменов наверняка были агентами Наполеона, и Аурелия вполне могла услышать что-нибудь полезное.

Гревилл придерживался своего маршрута, время, от времени кидая взгляд в сторону Аурелии, чтобы убедиться у нее все в порядке. Когда дворецкий возбужденно объявил о прибытии дона Антонио Васкеса, Гревилл даже головы не повернул в сторону двери, продолжая негромко беседовать с пожилой матроной, оплакивавшей потерю своих сокровищ — ей пришлось их оставить, когда ее сын вывез все семейство в ссылку буквально перед самым носом узурпатора.

Аурелия услышала имя, и волосы у нее на затылке словно встали дыбом, но она тоже не стала поворачиваться до тех пор, пока донна Бернардина не направилась величественно в ее сторону. Рядом с ней шел новоприбывший.

— Леди… джентльмены… я уверена, некоторые из вас уже знакомы с доном Антонио.

Послышалось согласное бормотание, начали пожимать руки, обмениваться поклонами, и вот дошла очередь до Аурелии. Она протянула руку высокому изящному джентльмену с бородкой клинышком и угольно-черными глазами. Волосы у него были длиннее, чем предписывалось модой, и слегка завивались на широком лбу. Он был одет во все черное, за исключением белой рубашки, и это ему шло, подумала Аурелия, запоминая его внешность с почти клинической точностью. Вызывающе красивое лицо привлекало внимание, рот имел жесткое очертание, а длинный нос напоминал ястребиный клюв.

Аурелия решила, что ей не хотелось бы в одиночку встретиться с доном Антонио Васкесом на темной улице. В его гибкой высокой фигуре чувствовалась грация опасного хищника. Пока их представляли друг другу, она почувствовала, что дон Антонио каким-то образом заинтересован в ней. Его рука была сухой и холодной, пальцы длинными и белыми, на безымянном пальце правой руки — золотое кольцо с огромным изумрудом. Он эффектным аристократическим жестом поднес руку Аурелии к своим губам и поцеловал ее, поклонившись столь низко, что в лондонском обществе это выглядело почти старомодным.

— Леди Фолконер, я в восторге. — Его голос звучал мягко и медоточиво, со слабым, но чарующим акцентом, а рот улыбался — в отличие от глаз.

— Дон Антонио, рада с вами познакомиться, — отозвалась Аурелия с теплой улыбкой. — Давно ли вы в Лондоне?

— Всего лишь три недели, — произнес он, взяв с подноса проходившего мимо лакея бокал шампанского. — Недостаточно долго, чтобы почувствовать себя здесь как дома. — Он сделал глоток шампанского. — А вы, леди Фолконер, разумеется, в Лондоне как дома?

— Я живу здесь некоторое время. Но вообще мой дом в деревне. В Нью-Форесте. Вы там бывали? Это одна из самых привлекательных и древних частей Англии.

— Увы, нет. Я видел всего лишь один город — Дувр, где сошел на берег, и окрестности вокруг своей квартиры. Гросвенор-сквер — прелестный парк, но в нем нет величия наших мадридских парков.

— Вероятно, нет, сэр. Признаюсь, я бы хотела посетить Мадрид. — Аурелия, словно задумавшись, похлопала себя по губам закрытым веером. Гревилл поймет — хотя сражение уже началось, пока ей помощь не требуется. — Но вы сказали, что живете на Гросвенор-сквер?

— Рядом с ней. Адамс-роу, кажется, это называется так.

— Да, действительно. Похоже мы с вами соседи, дон Антонио. Саут-Одли-стрит находится буквально в одном шаге от вас, настолько близко, что даже карета не требуется.

— Какое чудесное совпадение! И как удобно, потому что у меня кареты нет. Ненужные расходы — здесь, в Лондоне, очень легко добыть наемный экипаж. Может быть, вы позволите нанести вам визит, миледи?

«Ты не из тех джентльменов, что привыкли к грубым, грохочущим, вонючим наемным экипажам», — думала Аурелия. Почти невозможно было представить себе этого элегантного мужчину устраивающимся на потрескавшихся, грязных сиденьях кеба.

Она приветливо улыбнулась.

— Я буду, счастлива, видеть вас, сэр. Вы знакомы с моим супругом, сэром Гревиллом?

— Не думаю, — тут же ответил он, повернув голову на ее жест, и снова обратил свою холодную улыбку на Аурелию. — Ваш супруг — вон тот высокий джентльмен, беседующий с нашим хозяином?

Она кивнула:

— Тот самый.

— Полагаю, я видел его в парке. Он был там с маленькой девочкой и очень большой собакой. Это выглядело совершенно очаровательно.

— Это моя дочь. — Аурелия почувствовала, что по спине пробежала дрожь, словно она стоит на ледяном сквозняке.

— Хорошенький ребенок, мэм. Мои поздравления. «Держись подальше от моей дочери!» Ей пришлось прикусить язык, чтобы не прокричать это вслух.

Аурелия сумела выдавить смешок, хотя ей самой он показался очень фальшивым.

— Не думаю, что это моя заслуга, дон Антонио.

— О, она очень похожа на свою мать, это ясно всем, — галантно поклонившись, ответил он.

«Играй свою роль, — приказала себе Аурелия. — Думай об этом, как об игре в шарады».

Она похлопала ресницами, раскрыла веер, полуприкрыв им лицо, кокетливо улыбнулась и пробормотала:

— Вы мне льстите, сэр.

Гревилл, внимательно следивший с другого конца комнаты за каждым движением ее веера, сообщение понял Аурелия говорила ему, что все идет гладко.

— Может быть, я могу показать вам Лондон, дон Антонио?

— Это для меня большая честь, леди Фолконер. — Его взгляд метнулся к Гревиллу и обратно. — Если ваш муж не будет возражать.

Собственный смех снова прозвучал для Аурелии неискренне, но она понадеялась, что человек, ее не знающий, этого не заметит.

— В Лондоне, сэр, дамы не живут в карманах у своих мужей.

Он с серьезным видом поклонился.

— Мы в Мадриде живем в куда более косном обществе, леди Фолконер. Весьма старомодном, осмелюсь сказать, по лондонским меркам.

Аурелия подмигнула ему над веером.

— Вы что, не одобряете нашего свободного и непринужденного лондонского образа жизни, сэр?

— Ну что вы, мэм, — сказал он, прикрыв глаза. — Просто к нему нужно привыкнуть. Но вокруг столько очаровательных и любезных дам, что я уверен, на это потребуется совсем немного времени.

И еще раз Аурелия внезапно ощутила жутковатый холодок и подумала, что дон Антонио Васкес играет с ней. До сих пор она считала, что сама ведет партию, но теперь уже не была в этом так уверена. Она начала сомневаться, что контролирует ситуацию. Аурелия раскрыла веер, вывернув запястье к правому плечу, и лениво обмахнула лицо.

Гревилл оказался рядом с ней так быстро, что это было просто невозможно.

— Дорогая, мне кажется, я незнаком с вашим собеседником.

К удивлению Аурелии, ей почудилось, что муж говорит слегка невнятно. Она украдкой посмотрела на него и подумала, что, и глаза у него немного остекленели. Аурелия представила мужчин, легким тоном сказав:

— Похоже, дон Антонио наш сосед, Гревилл. Он поселился на Адамс-роу.

— Мне кажется, позавчера я видел вас на Гросвенор-сквер, — произнес испанец. — Вы сопровождали прелестную девочку и ее собаку.

Гревилл уставился на него над ободком своего бокала, помаргивая, словно сомневался, что видит все правильно.

— Что-то я вас там не заметил. — Он тряхнул головой. — Надеюсь, без обид?

— Ну конечно, — ответил дон Антонио. — Мое внимание привлекла собака. Не так часто встречаешь ирландского волкодава. — Его губы изогнулись в некоем подобии улыбки.

Гревилл расхохотался. Рука его дрогнула, шампанское выплеснулось на пол.

— Это точно, не часто.

Аурелия была потрясена. Она могла поклясться на могиле своих родителей, что полковник, сэр Гревилл Фолконер, в жизни не напивался, однако пьяного имитировал блестяще. Но зачем? Разумеется, он успешно отвлек от нее внимание испанца, так что теперь она снова обрела хладнокровие, которое едва не утратила.

Аурелия повернулась к дону Антонио, ослепительно улыбнувшись:

— Я очень надеюсь, что вы нанесете мне визит на Саут-Одли-стрит, дон Антонио. Мне просто не терпится выполнить свое обещание и показать вам достопримечательности нашего города. У меня есть собственное ландо, так что вам не придется думать о средстве передвижения — я буду, счастлива, взять вас с собой. — Таким образом, она сообщала Гревиллу ту самую информацию, которой он особенно интересовался.

Испанец поклонился.

— Буду вечным вашим должником, миледи, и предметом зависти окружающих.

Аурелия укоризненно похлопала его по руке веером. Глаза ее сверкали, губы расплылись в жеманной улыбке.

— Я протестую, сэр! Вы мне бесстыдно льстите! Он взял ее руку и поднес к губам, воскликнув:

— Протестовать должен я, миледи! Вы обязаны меня простить, потому что я говорю совершенно искренне.

— Так я жду вашего визита, дон Антонио. По утрам я обычно дома в одиннадцать.

Он снова поклонился, кивнул Гревиллу и, не озаботившись извинениями, отошел.

Гревилл произнес у нее над ухом так тихо, что никто не мог его расслышать:

— Уходи прямо сейчас.

Почему? Но она не стала его спрашивать, просто отошла от мужа и направилась через всю комнату к фортепьяно, где собрала своих поклонников хозяйка дома.

— А, леди Фолконер, присоединяйтесь к нам, — взмахнув рукой, пригласила ее донна Бернардина. — Скажите свое мнение о Лопе де Вега. Оказалось, что очень немногие англичане знают наших писателей, разве что Сервантеса.

— И хотя они говорят, что обожают эту книгу, мало кто может правильно произнести «дон Кихот», — заявил какой-то истощенный молодой человек со смешком, больше похожим на фырканье.

— Вы должны простить нам наше невежество, — холодно улыбнувшись, сказала Аурелия. — Должна признать, что англичане не особенно искушены в языках — вероятно, потому, что по-английски говорят буквально всюду, и в результате мы несколько обленились.

— Но вы, леди Фолконер, ведь вы разговариваете по-испански, правда?

Исполнив свой патриотический долг и защитив соотечественников с их достойным сожаления заносчивым отсутствием интереса к изучению иностранных языков, Аурелия была готова отступить.

— Не совсем так. Только по-французски и чуть-чуть по-итальянски.

Ей потребовалось еще какое-то время, чтобы вежливо выйти из разговора и попрощаться с хозяйкой. Из дальнего конца комнаты доносился голос Гревилла — тот говорил чуть громче, чем это считалось приличным, и хотя нельзя было сказать, что он произносит слова невнятно, однако чувствовалось, что он уже не очень владеет речью, а его высокая фигура слегка покачивалась, словно дерево на сильном ветру.

Аурелия могла бы расхохотаться над этим талантливым исполнением роли пьяного, да только понимала, что, вряд ли можно назвать смешным то, что за этим крылось.

Глава 19

Карета ждала ее у входа, там, где они из нее вышли. Джемми стоял около лошадей. Но тут Аурелия заметила, что на облучке сидит незнакомый кучер. Как правило, Джемми сам управлял каретой с помощью грума. Должно быть, Гревилл нанял нового человека, не сказав об этом ей. Не то чтобы он был обязан с ней советоваться, но… Джемми подбежал и открыл дверцу.

— Я и не знала, что у нас новый кучер, — сказала Аурелия, садясь в экипаж.

— Он появился только сегодня утром, мэм, — ответил Джемми неодобрительным тоном. — Сэр Гревилл сказал, что теперь вас должны возить двое, хотя я столько лет отлично справлялся сам.

Очевидно, это тоже часть той оградительной сети, которую Гревилл на нее накинул, подумала Аурелия, и устало улыбнулась юноше:

— Я уверена, что сэр Гревилл не подвергал сомнению твое мастерство, Джемми. Вероятно, он решил, что его жене необходимы два кучера. Мужья часто так думают. Это добавляет им значимости.

— Может, — с сомнением произнес Джемми. — Но этот новый парень не очень-то разговорчив, это уж точно. — Он закрыл дверцу, обошел карету и встал на заднюю подножку, схватившись за ремень. Кучер тронул лошадей, и карета быстро покатила по мостовой.

Аурелия с изумлением поняла, что невероятно устала, словно несколько часов подряд ходила по натянутой под куполом цирка проволоке. Она забилась в уголок кареты и закрыла глаза, гадая, зачем же Гревилл остался на суаре и для чего устроил тот спектакль.

Она уже почти спала, когда карета остановилась перед домом. Джемми опустил подножку и открыл дверцу кареты, заглянув в ее темное нутро.

— Мы дома, мэм.

— Боже мой, правда? Я, кажется, заснула. — Аурелия взяла себя в руки и выбралась из кареты на улицу. В ночном воздухе веял теплый ветерок — наконец-то пришла весна. От деревьев тянуло слабым ароматом ранних майских цветов.

Аурелия вошла в тихий, освещенный лампами дом и направилась в библиотеку, твердо решив дождаться Гревилла. Налив себе небольшой бокал коньяка, она стала обдумывать события сегодняшнего вечера, в частности знакомство с доном Антонио Васкесом.

Минуту, хорошенько подумав, она поняла, что тот ее пугает. Он походил на большую хищную кошку, впившуюся взглядом в невнимательную жертву. Ох, да годится ли она ему в соперницы?

Час спустя Гревилл тихо вошел в дом. Лампы еще горели, и он увидел, что дверь библиотеки открыта. Он тихонько подошел к ней и заглянул внутрь. Аурелия спала в уголке дивана, укрывшись шалью. Огонь в камине почти погас, свечи на каминной полке мигали, пламя в лампах тоже едва теплилось. Он подошел к дивану и ласково потряс ее за плечо.

— Аурелия, просыпайся, любовь моя. Уже поздно, тебе нужно лечь в постель.

Гревилл провел пальцем по ее щеке, и ресницы Аурелии затрепетали, потом глаза открылись, и она растерянно посмотрела на мужа:

— Гревилл?

— Да, это я, как всегда. — Он наклонился и поцеловал Аурелию в уголок рта. — Пойдем, я помогу тебе добраться до постели. — Он обнял ее за плечи и приподнял с дивана. — Отнести тебя на руках?

— Нет, — с негодованием ответила Аурелия. — Конечно же, нет! Я вполне способна ходить своими ногами… чего, должна сказать, ты сегодня вечером вроде бы делать не мог.

Он хмыкнул.

— Так ты заметила?

— Трудно было не заметить. — Аурелия поплотнее закуталась в шаль, не стала искать сброшенные туфли и босиком решительно зашагала к двери.

— Ай-а-ай, а я-то думал, что отлично изображал пьяного, выдающего себя за трезвого. Аурелия засмеялась:

— Наверное, ты одурачил всех, кроме меня.

— Надеюсь. — Он взял жену за руку и повел к лестнице.

— А зачем ты хотел, чтобы дон Антонио принял тебя за пьяного? — спросила Аурелия, оглянувшись.

Гревилл усмехнулся.

— Человека, не умеющего пить, быстро сбрасывают со счетов. Никогда нелишне ввести других в заблуждение, тем более тех, в ком ты сам заинтересован.

— Мне он не понравился, — сказала Аурелия, добравшись до верха лестницы и поворачивая к своей комнате.

— Есть за что. — Гревилл шел вслед за ней по коридору. — Думаю, он очень опасный человек.

— Жаль, что он видел Фрэнни. — В голосе Аурелии послышалось опасение, которое охватило ее раньше.

— Дорогая, с ней был я — и Лира. Не нужно бояться за Фрэнни, клянусь, ей ничего не угрожает.

— Новый кучер — это своего рода телохранитель?

— Да. Он будет возить тебя всюду, куда ты поедешь без меня. И кто-нибудь будет всегда сопровождать Фрэнни, за исключением случаев, когда с ней буду я.

Это была надежная страховка, и Аурелия успокоилась, снова поддавшись своему изнеможению.

— Почему я так устала?

— У тебя был нелегкий вечер, — отозвался Гревилл, быстро подвел ее к кровати и подтолкнул. — Тяжелее, чем тебе казалось. Обман — дело непростое.

— Ты поэтому меня отослал?

— Я решил, что с тебя вполне достаточно. Как я не раз говорил, ты в нашем деле пока новичок.

Гревилл склонился над распростертой на покрывале Аурелией и начал раздевать ее с ловкостью няни. Он помог ей надеть ночную рубашку, протянул щетку и зубной порошок, и пока Аурелия чистила зубы, вытащил из ее волос шпильки и расчесал спутанные локоны.

Аурелия забралась под одеяло, все еще удивляясь тому, как сильно она устала. Но когда Гревилл склонился над ней, чтобы поцеловать, она посмотрела в его темные глаза, светившиеся странным теплом, и подумала: «Он назвал меня „любовь моя“. Никогда раньше это слово не срывалось с губ полковника, сэра Гревилла Фолконера. Он хоть знает, что сказал это? Вспомнит ли свои слова?»

С этой мыслью она начала засыпать, а когда Гревилл скользнул к ней под одеяло и обнял ее, повернулась к нему, устроилась у него на плече и окончательно уснула, чувствуя, что находится в полной безопасности и под надежной защитой.

— Эта женщина никогда не выходит из дома без собаки, если она пешком или верхом, — сказал Мигель, украдкой наблюдая за хозяином. Дон Антонио вел себя непривычно беспокойно. Он выслушивал доклад своего помощника, расхаживая из угла в угол по комнате. — Я ее, конечно, не преследую, но слежу внимательно.

Дон Антонио резко повернулся и подошел к окну, которое выходило на улицу.

— Мы обнаружили в доме кого-нибудь, представляющего для нас интерес?

— Кроме ребенка, никого, сэр. Не было никаких странных уходов и появлений, которые бы указывали нам на…

— Не будь глупее, чем ты есть, Мигель, — едко оборвал его хозяин. — Ты что, в самом деле, думаешь, что человек, настолько опытный и умелый, как Аспид, будет в открытую пользоваться своим домом как центром шпионской сети? Предполагается, что ты сам достаточно опытен, чтобы замечать вещи, которые должны остаться незамеченными.

— Да… да, конечно, дон Антонио. — Мигель покраснел. — Но я могу поклясться, что ничего такого нет.

Дон Антонио молча оценивающе посмотрел на него долгим взглядом. Потом сел у камина в кресло с подголовником и уже спокойнее произнес:

— Ну, хорошо. Если ты клянешься, я готов поверить тебе на слово.

Мигель расцвел от такого редкого доверия.

— Что будем делать дальше, сеньор?

Хозяин нахмурился.

— До сих пор Аспид не подал виду, что расколол мое прикрытие. Пока он верит дезинформации, полученной от нашей сети в Мадриде, и считает, что мы планируем обычную миссию сбора информации, будем действовать в точности так, как намеревались. Совершенно очевидно, что они думают, будто наше открытое прибытие в Дувр является частью операции по сбору информации. И то, что он явился на суаре к донне Бернардине посмотреть на меня, шаг вполне логичный.

Дон Антонио начал выстукивать рубиновым кольцом по деревянному подлокотнику кресла какой-то рваный ритм, негромко говоря:

— Но наш друг несколько облегчил нам задачу своей женитьбой. Я всегда считал, что, несмотря на твое неоспоримое мастерство в своей профессии, Мигель, вполне вероятно, что Аспид сможет противостоять твоей технике. Он человек необычный. Или же каким-нибудь образом сделает так, чтобы не попасться к нам в руки живым. Но женщина и ребенок живут под его защитой. Странное бремя для такого превосходного профессионала, если подумать. И я надеюсь, что оно обеспечит нам брешь в его броне. Мы будем работать с женщиной, а не с Аспидом и посмотрим, выдержит ли он ее муки с такой же легкостью, с какой, несомненно, выдерживал бы свои. А когда мы получим от него то, что нам требуется, убьем их обоих.

Он закинул ногу на ногу и посмотрел на Мигеля, покручивая на черной бархатной ленте свой монокль.

— Может быть, ты уже догадался, почему на это задание отправили меня, друг мой?

Мигель не стал долго раздумывать и строить догадки.

— Потому что вы самый лучший, сэр, — просто ответил он.

Дон Антонио кивнул и благожелательно согласился:

— Да, друг мой, думаю, что так оно и есть. Но это не главная причина, дорогой мой Мигель. Я очень тщательно выбираю себе задания, и у меня была очень личная причина, чтобы взяться именно за это. — Его лицо исказилось мрачной гримасой. — Я не прощаю другим своих неудач.

— Конечно, дон Антонио.

— Особенно своих. — Он поджал губы. — В отличие от многих моих сослуживцев я ни разу не скрещивал шпаги с Аспидом. Но мне бы это удалось, не перехитри он меня однажды… и поверь мне, Мигель, никому не удастся перехитрить меня дважды. — Особая мягкость его голоса только подчеркивала свирепость данного заявления.

Мигель, соглашаясь, торопливо закивал.

— Вы самый лучший, дон Антонио, — с благоговением повторил он.

Начальник, похоже, его не услышал. Дон Антонио продолжал почти мечтательно:

— Аспид—это единственный человек, которого нельзя недооценивать. Он долгие годы наносил значительные разрушения нашим сетям… Вот почему мы больше не можем к нему приноравливаться, это недопустимо, — добавил он с едва заметной усмешкой. — Однако остается вопрос: будет ли в данном случае лучший представитель Испании достойным соперником этому англичанину? — Дон Антонио, рассеянно нахмурившись, смотрел, как раскачивается на бархатной ленте его монокль, словно тот его гипнотизировал. Потом перехватил ленту и опустил монокль в карман жилета. — Не трудись отвечать, Мигель. Вопрос риторический.

Он встал с кресла.

— В общем, я займусь женой, хотя так и не понимаю, зачем Аспид так усложнил себе задание, связавшись с женщиной. Вероятно, у него на это имелась какая-то хитрая причина. — Дон Антонио откинул голову назад и расхохотался. — Madre de Dios,^[2] нет предела тому, на что Аспид готов пойти, ради своей работы. Она для него источник жизненной силы.

Мигель подумал, что смех хозяина пугает даже сильнее, чем его свирепое презрение. Он переступил с ноги на ногу и с тоской посмотрел на дверь.

— Иди. — Дон Антонио махнул рукой. Мигель поклонился и вышел.

— О да, — пробормотал дон Антонио в наступившей тишине. — Шпион всегда останется шпионом… до тех пор, пока смерть не положит игре конец.

Аурелия возвращалась домой после прогулки с Лирой в Гайд-парке, когда со стороны Гросвенор-сквер на Саут-Одли-стрит повернул изящный экипаж. Она мгновенно узнала высокого светловолосого голубоглазого мужчину, который как раз остановил перед ее домом пару чистокровных гнедых лошадей.

— Алекс! — воскликнула Аурелия и ускорила шаг, сияя от радости. — Лив говорила, что ты на этой неделе приедешь в город!

— Вот я и приехал. — Он легко спрыгнул на мостовую, бросил вожжи груму и с опаской посмотрел на Лиру, стоявшую рядом с Аурелией. Ее большая голова доходила Аурелии до талии, темно-коричневые глаза внимательно, с любопытством смотрели на князя Александра Прокова.

— К тебе подойти-то можно? — спросил Алекс, осторожно вытянув руку в сторону собаки.

— Ну конечно! — Аурелия легонько потянула Лиру за левое ухо, и та заметно расслабилась, ткнувшись головой в ладонь Алекса.

Алекс решил, что дружеские отношения налажены, и обнял Аурелию, горячо расцеловав ее в обе щеки.

— Поздравляю, леди Фолконер. Я привез письма, и свадебные подарки, и еще кучу всякой чепухи от Ливии. Но сегодня взял с собой только одно письмо. Остальное пришлю после обеда. Там слишком много, в коляску не уместилось бы. Ну что, пойдем в дом?

Он первым поднялся по ступенькам к парадной двери так уверенно, словно это был его собственный дом.

— Как ты думаешь, Моркомб откроет нам двери? Выразить не могу, до чего мы все тебе благодарны. Я боялся, что Борис уволится до того, как мы вернемся на Кавендиш-сквер, а это, моя дорогая, меня никак не устраивает. — Он взялся за молоток и энергично заколотил им в дверь.

Аурелия, вместе с Лирой поднимаясь по ступеням вслед за ним, фыркнула. Отцовство ничуть не изменило Александра Прокова, он по-прежнему сметал все на своем пути.

— У меня есть ключ. — Она вытащила его из сумочки. — Но Моркомб не часто открывает двери. Он доверил это Джемми… и получается значительно быстрее, как ты и сам понимаешь. — Аурелия вставила ключ в замочную скважину и отперла дверь.

Как оказалось, Моркомб, шаркая, шел по холлу к двери.

— И стучатся, и грохочут, — ворчал он, но вдруг остановился, близоруко прищурился и объявил с некоторым удовольствием: — А, это вы, мальчик леди Софии!

— Он самый, Моркомб. Как дела? А Мейвис, Эйда — у них все в порядке? — Алекс ласково взял скрюченные руки старика в свои. Никто из них никогда не забудет, что именно Моркомб подтолкнул Алекса к тому, чтобы оставить историю отца в прошлом и начать строить будущее с Ливией.

— Они обрадуются, когда увидят вас, да, — сказал Моркомб. — Я принесу чего-нибудь вам с леди в гостиную, а уж девчонки прибегут, чтобы поздороваться. Как там леди Лив? А маленький? Девчонки ждут, не дождутся, когда смогут его увидеть.

— Уже скоро, — заверил его Алекс. — Ливия с малышом вернутся в Лондон через две недели.

— О, как раз вовремя к балу Корнелии, — обрадовалась Аурелия, направляясь в гостиную. — Это просто чудесно. Нелл будет в восторге.

— Ливия бы ни за что на свете его не пропустила. — Алекс огляделся. — Славный дом.

— Не такой шикарный, как на Кавендиш-сквер, — улыбнулась в ответ Аурелия. — Но мне он нравится. В нем хорошо себя чувствуешь, и Фрэнни здесь устроилась очень мило.

Алекс сел, не дожидаясь приглашения, как и полагалось старому другу, и произнес с несколько унылой улыбкой:

— Но ты понимаешь, что мне поручено сообщить Ливии полное описание твоего мужа?

Аурелия расхохоталась.

— Конечно. Хотя я уверена, что она уже выяснила все подробности у Нелл. Да я и сама ничего не скрывала. — Однако на деле она скрыла очень многое, и Ливия наверняка заметила это.

— Ну, мы с Корнелией по-разному смотрим на вещи, — ответил Алекс, пропустив последнее замечание Аурелии мимо ушей.

— Это верно. — Аурелия встала, чтобы забрать чайный поднос у Моркомба, споткнувшегося при входе в комнату. — Давайте его мне, Моркомб.

— Поставьте вон там, — ответил старик, — а я вам сам налью. Это неплохой херес, сэр.

— Но не такой хороший, как в погребе у князя Прокова, — возразила Аурелия, почувствовав в словах старого слуги легкое неодобрение. Алекс просто улыбнулся и взял бокал из трясущихся рук старика, пока тот не расплескал вино.

— Ну и где же сэр Гревилл? — спросил Алекс, сделав глоток хереса после того, как Моркомб вышел и закрыл за собой дверь.

— У него дела. — Гревилл ушел в министерство, но Аурелия не собиралась об этом рассказывать. Гревилл может сам посвятить Алекса во все свои дела, если захочет.

— Ясно. — Алекс откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Аурелию. — Насколько я понимаю, он один из нас.

— Лучше спроси его сам, — слегка улыбнувшись, ответила она.

Алекс кивнул, воздержавшись от дальнейших замечаний.

— Я привез миниатюру — это маленький Александр. — Он сунул руку в карман, вытащил крохотный портрет в инкрустированной жемчугами рамке, прищурился и, усмехнувшись, добавил: — Я, конечно, обожаю свою жену, но портреты не ее сильная сторона.

Аурелия взяла у него миниатюру и расхохоталась.

— Это нарисовала Лив?

— Она на этом настояла.

Аурелия вгляделась в большое грязное пятно в драгоценной рамке.

— Это действительно ребенок? — с сомнением спросила она. — Мне кажется, это одна из розовых собачек Лив.

— Поверь мне, Аурелия, это мой сын. Она кивнула и поднесла миниатюру к свету.

— Очаровательное дитя. Жду не дождусь, когда я увижу его во плоти.

— Думаю, он тебе больше понравится, когда ты его увидишь, — заявил любящий папа.

Услышав, что открывается парадная дверь, Аурелия вскочила на ноги.

— А вот и Гревилл! — Она поспешила к двери. — Гревилл, иди сюда, познакомься с князем Проковым.

Гревилл знал, что последние три дня Аурелия с нетерпением ждала мужа своей подруги. Откинув прочь все мысли, обуревавшие его после того, как он посетил министерство, он вошел в гостиную, протянув для пожатия руку. Лира подошла, ткнулась носом в бедро и снова вернулась к Аурелии, сев рядом с ней.

Аурелия смотрела, как мужчины обмениваются рукопожатиями и произносят стандартные фразы приветствия. Но она сразу учуяла под обычными любезностями что-то еще. Эти двое явно оценивали друг друга.

— Поздравляю вас с рождением сына, — сказал Гревилл, подходя к буфету. — Насколько я понимаю, все прошло хорошо?

— Очень хорошо, — просиял Алекс и вытащил из кармана миниатюру. — Боюсь, сходство здесь не очень велико. — Он протянул Гревиллу маленькую драгоценную рамку.

Гревилл усердно рассмотрел портрет и, несмотря на откровенное замешательство, произнес все положенные слова. Аурелия не выдержала и расхохоталась.

— Алекс не обидится, если ты скажешь, что это совсем не похоже на младенца, Гревилл. Это первая попытка Лив написать миниатюру. Она очень многое умеет, но, думаю, она и сама не считает себя художником.

— О-о… ну, в любом случае это очень красивый ребенок, — сказал Гревилл, с видимым облегчением возвращая миниатюру отцу, и сменил тему, — Вы, когда приехали в Лондон, Проков? — Он наполнил бокал гостя хересом, а потом налил и себе.

— Вчера. Саут-Одли-стрит — первое место, куда я пошел с визитом. — Алекс снова устроился в кресле. — Жена настаивала, чтобы я не терял времени даром и как можно скорее посетил Аурелию и поздравил ее с бракосочетанием. О, кстати… — Он сунул руку в карман и вытащил толстое письмо. — Аурелия, это тебе. Там все новости, и описано все гораздо подробнее, чем смогу рассказать я.

— Сомневаюсь, что ты вспомнишь хотя бы половину того, что Лив считает жизненно важным, — фыркнула Аурелия.

— Конечно, ты права, дорогая. У женщин совсем другие приоритеты, — согласился Алекс, благодушно улыбнувшись. — Так что, полковник Фолконер, насколько мне известно, вы недавно вернулись на наши острова?

Гревилл спокойно кивнул. Это вовсе не было тайной.

— Большую часть последних двух лет я провел в Испании и Португалии.

— Полагаю, теперь наслаждаетесь честно заработанным отдыхом? — Алекс улыбнулся над свои бокалом, вопросительно подняв брови.

— Вот именно, — согласился Гревилл, садясь напротив князя Прокова. — Я уверен, что ваше пребывание в деревне тоже дало возможность немного отдохнуть. — В интонации отчетливо прозвучал вопрос, и Аурелия подумала, что услышала еще и своего рода вызов.

— Верно. — Казалось, что Алекс колеблется, решая, стоит ли отвечать на брошенный ему вызов и немного развить тему, но тут распахнулась дверь, и в гостиную вошли Эйда и Мейвис с блюдами, полными аппетитных тарталеток и медовых пирожных.

— Мы тут подумали, что вы захотите немного перекусить под херес, — заявила Эйда, поставив блюда на низкий столик. — Ну, как вы поживаете, сэр? А леди Ливия и малютка?

— Просто замечательно, — ответил Алекс, вставая, чтобы пожать близнецам руки. — У меня есть портрет малыша, нарисованный его матерью. — Он снова вытащил миниатюру, и близнецы засуетились, поднося ее к свету.

— Ой, да малыш просто копия его мамочки! — воскликнула Мейвис. — Только посмотри на его носик… ну просто как у леди Лив!

— Одно лицо, — согласилась Эйда. — Но глаза у него от леди Софии.

— Ага, ага, прям как у его папочки. А когда леди Лив и маленький приедут в город, сэр?

— Через две недели, — ответил Алекс, засовывая миниатюру обратно в карман.

— О, понятно. Значит, мы успеем привести детскую в порядок, — сказала Мейвис.

И, словно сговорившись, обе старушки одновременно повернулись и вышли из гостиной.

— Интересно, как они смогли увидеть, что малыш похож на Ливию? — произнес Алекс, внимательно всматриваясь в миниатюру. — Лично я даже ради спасения собственной жизни не смогу понять, где у него нос.

— И при этом ни Моркомба, ни близнецов нельзя обвинить в том, что они приверженцы лжи во спасение, — засмеялась Аурелия. — Думаю, все дело в их любви к Ливии.

— Может быть. — Алекс взял тарталетку и с блаженным вздохом начал ее смаковать. — Я и забыл, как это вкусно.

Гревилл потянулся к графину с хересом, но его рука замерла в воздухе, потому что раздался стук дверного молотка.

— Аурелия, ты кого-то ждешь?

— Нет, но по утрам я дома и готова принимать посетителей. — Едва заметное ударение на последнем слове и взгляд, брошенный на Гревилла, сообщили ему все необходимое. Каким-то образом Аурелия сразу поняла, что там за гость. Дон Антонио Васкес наносит обещанный визит, и тело ее невольно напряглось, как тетива лука.

Она не ошиблась. Минуты через две Джемми открыл дверь и гордо провозгласил:

— Джентльмен к вам с визитом, миледи! — Он вошел и протянул визитную карточку.

Аурелия взяла визитку и пошла к двери, протянув руку гостю, стоявшему на пороге гостиной с очень нетерпеливым видом и некоторой долей изумления из-за такого удивительно неловкого приема.

— Дон Антонио, как чудесно! Я и не надеялась, что вы удостоите меня своим визитом так скоро.

Аурелия протянула ему руку, жеманно улыбнувшись — такую улыбку она уже практиковала на суаре у графини. Испанец, щелкнув каблуками, поклонился и поднес ее руку к губам.

— Это честь для меня, леди Фолконер. — Он улыбнулся, глядя ей в глаза своими черными глазами, которых улыбка опять не затронула.

Потом он повернулся, чтобы поздороваться с Гревиллом. Тот стоял у камина, положив одну руку на каминную полку, а в другой держа бокал с хересом. В ответ на приветствие гостя он кивнул и пробормотал:

— Добро пожаловать, дон Антонио.

— Позвольте мне познакомить вас с князем Проковым, — сказала Аурелия, поворачиваясь к Алексу. Тот встал с кресла и выжидательно замер. — Алекс, это дон Антонио Васкес, он недавно прибыл в нашу страну.

— Я знаю, что такое быть новичком в лондонском высшем обществе, — дружелюбно произнес Алекс, пожимая руку испанцу и любезно кланяясь. — Вы давно в Лондоне, дон Антонио?

— Всего несколько недель. Благодарю, сэр Гревилл. — Дон Антонио взял у хозяина бокал хереса.

— Не желаете ли присесть, сэр? — Аурелия опустилась на диван и похлопала по сиденью рядом с собой, приглашая гостя.

Он сел, и Лира, которая до сих пор не шевелилась, тут же подошла и уселась у ног Аурелии. Она высоко вскинула голову, насторожив уши и бдительно глядя на гостя. Дон Антонио протянул руку, чтобы погладить ее, но Лира тут же глухо зарычала. Он быстро отдернул руку.

— Не самая дружелюбная собака. Мне бы это и в голову не пришло, судя по тому, как весело она играла с вашей дочерью.

— Она выучена на сторожевую собаку, — ответила Аурелия. — Хотя, конечно, здесь, в Лондоне, нам не нужна такая защита. — Она насмешливо хмыкнула. — Но моему мужу нравится, когда собака рядом.

— Как интересно, — протянул дон Антонио тоном, по которому было ясно: ему это совсем неинтересно. Гревилл грубовато-добродушно рассмеялся:

— Я человек деревенский, мне без собаки неуютно. Думаю, и жене с падчерицей тоже с ней спокойнее. Алекс не подавал виду, до чего его заинтересовал этот разговор. Аурелия вела себя совершенно необычно для нее. За все то время, что они были знакомы, он ни разу не замечал за ней жеманства и не слышал такого неестественного смеха. А если инстинкты его не подводят, то и хозяин что-то задумал.

От Гарри Алекс знал, что муж Аурелии связан с военным министерством. И еще знал, что, по мнению Гарри, полковник выполняет какое-то задание для их общего шефа. Но, кроме предположений, Гарри ничего поведать не мог и, конечно же, придерживался правил и не углублялся в этот вопрос. Однако теперь Алекс задумался, а не является ли этот испанец частью того задания. Это было бы логично, особенно если учесть, что полковник, по его собственным словам, последние два года почти целиком провел в Испании и Португалии.

Но это не объясняло, почему Аурелия ведет себя так странно. Она не может ничего знать о делах Фолконера. Порядочный мужчина не втягивает жену в свои опасные задания. Сам Алекс старался оградить Ливию от своей собственной миссии — насколько это было в человеческих силах.

И что ему это дало? Да ведь именно его жена вызволила его из-под власти Аракчеева.

Он откинулся на спинку кресла, небрежно покручивая в пальцах бокал, и стал наблюдать особенно внимательно. Через пять минут потрясенный Алекс уже не сомневался, что Аурелия и ее муж действуют как одна команда, а испанец — намеченная ими жертва.

Выбрав подходящий момент, Алекс сказал:

— Извини, Аурелия, но мне пора. Я еще должен навестить Корнелию. У меня для неё письмо, и она не обрадуется, если я с ним слишком задержусь. — Он встал.

Аурелия вскочила с места, ужасно обрадовавшись возможности хотя бы ненадолго отойти от дона Антонио.

— Ну, конечно же! Передавай Нелл мой горячий привет и скажи, что мы увидимся с ней сегодня днем. Я сама приду за Фрэнни.

— Хорошо. — Алекс расцеловал ее в обе щеки, повернулся и поклонился испанцу, так и не вставшему с дивана. — Рад был познакомиться с вами, дон Антонио. Может быть, мы увидимся в клубе «Уайте»?

— Лорд Лессингем великодушно внес мое имя в список клуба «Уайте», — произнес дон Антонио с кислой улыбкой. — Полагаю, мы с вами встретимся там за карточным столом. С нетерпением жду этого, князь Проков.

Гревилл сказал:

— Позвольте проводить вас, Проков, — Он пошел первым, вывел гостя в коридор и плотно закрыл дверь гостиной.

— Благодарю. — Алекс оглянулся на закрытую дверь. — У меня сложилось впечатление, что Аурелия не в восторге от Васкеса.

В темно-серых глазах Гревилла зажглись веселые искорки.

— В самом деле? Я-то с ее слов понял, что она находит его общество необычайно приятным. — Его губы изогнулись в легкой усмешке. — Но, конечно же, вы знаете ее гораздо дольше, чем я.

— Но, возможно, не настолько хорошо, — парировал Алекс, глядя в глаза Гревиллу.

— Нет, возможно, не настолько. Мы с Аурелией очень хорошо понимаем друг друга.

— В этом я не сомневаюсь. — Алекс коротко кивнул и протянул руку. — Спасибо за гостеприимство. Надеюсь, скоро я смогу отплатить вам тем же на Кавендиш-сквер.

— Буду ждать. И надеюсь познакомиться с вашей женой. Произнося эти любезные слова и обмениваясь рукопожатием, оба подобающим образом улыбались.

Гревилл отпер парадную дверь и широко открыл ее. Алекс шагнул наружу, но вдруг остановился и обернулся.

— Аурелия очень дорога своим друзьям, Фолконер.

— Она очень дорога и своему мужу, Проков. — Гревилл мягко улыбнулся и получил в ответ точно такую же улыбку.

Он постоял в коридоре, задумчиво глядя на закрытую дверь гостиной, повернулся и пошел в библиотеку. Пусть Аурелия сама поработает с испанцем. В собственной гостиной, где рядом с ней сидит Лира, ей не причинят никакого вреда, а Гревилл не собирался уходить из дома до тех пор, пока дон Антонио Васкес не раскланяется.

Может быть, Аурелии удастся найти хоть маленький ключик к разгадке планов Васкеса. Может быть, что-нибудь сказанное Васкесом поможет Гревиллу понять, какую западню собирается тот строить. Если все остальное не сработает, то Аурелия сумеет сблизитьсяс испанцем, она сама сможет подготовить для него ловушку, которая даст Гревиллу шанс расправиться с Эль Демонио раз и навсегда.

Аурелия в гостиной снова наполнила бокал гостя и предложила ему медовое пирожное.

— Мне так понравилось суаре у графини Лессингем! — Она положила в рот кусочек пирожного и даже застонала от удовольствия. — И я так люблю сладкое!

— Все дамы любят, — отозвался дон Антонио, угощаясь аппетитной тарталеткой.

— О да, мы сладкоежки, это наш главный грех, — пропела Аурелия.

— Я уверен, что у вас есть и другие, — сказал испанец, поиграв бровью.

Аурелия промокнула губы льняной салфеткой.

— Ах, сэр, разве у вас, их нет? Он покачал головой:

— Увы, у меня их множество.

— Могу я спросить, что это за грехи? — игриво наклонилась к нему Аурелия.

Он положил руку ей на колено.

— Боюсь, их так много, что все не перечислить. — Он чуть сильнее надавил ей на колено и убрал руку. — Я очень люблю ездить верхом в парке, леди Фолконер. Могу я уговорить вас присоединиться ко мне как-нибудь днем?

— Какая прелесть! Я буду в восторге, дон Антонио. — Аурелия с трудом скрыла свое облегчение, когда он слегка отодвинулся от нее. Она толком никогда не умела флиртовать, в самые неподходящие моменты ей всегда хотелось расхохотаться, но дон Антонио почему-то пугал ее до глубины души, а сама эта игра была настолько серьезной, что Аурелии было и вовсе не до смеха. Он поднялся с дивана.

— Так, может быть, завтра днем? Я зайду за вами в пять часов.

— С нетерпением буду ждать, сэр. — Она тоже встала и направилась к двери. Лира спокойно шла рядом. — Позвольте вас проводить. Наш дворецкий уже очень стар, а его преемник слишком молод, как вы, вероятно, и сами заметили. Иногда проще все сделать самой.

— В нашей стране это сочли бы странным, но, как говорится, в чужой монастырь… — Он легко рассмеялся.

— Вот именно, — согласилась Аурелия, открывая дверь и протянув ему руку.

Он поцеловал ей руку и пробормотал:

— До завтра, миледи.

— До завтра. — Она даже сумела удержаться и захлопнула дверь только тогда, когда он спустился с крыльца. Потом передернулась, чувствуя себя так, словно под платье забрался слизняк и теперь ползет у нее по спине, оставляя мокрый след. На мгновение Аурелия решила, что все это ей не по силам, но тут же отбросила сомнения прочь. Гревилл ее защитит. Ей нечего бояться.

Лира ткнулась носом ей в ладонь. Аурелия легонько потянула собаку за уши. Ей нечего бояться.

Глава 20

Когда Алекс пришел на Маунт-стрит, Гарри Бонем был дома. Он вышел из библиотеки, услышав в холле знакомый голос.

— Проков, мы тебя ждали со дня на день! — поздоровался с ним Гарри с искренней радостью. — Как дела у Ливии и у маленького?

— Неплохо… собственно, прекрасно. — Алекс энергично потряс руку Гарри. — Через две недели я привезу их в Лондон — загодя, чтобы хватило времени подготовиться к балу Корнелии.

— Корнелии сейчас нет дома. Насколько я понимаю, какой-то благотворительный визит. Она рассердится, что разминулась с тобой. Проходи в библиотеку. — Гарри пошел вперед. — Присаживайся. — Он показал на большое кожаное кресло перед камином, где тлел огонь. — Херес?

— С удовольствием. — Алекс сел. — Я сейчас прямиком с Саут-Одли-стрит.

— Ага. — Гарри протянул ему бокал и уселся в кресле напротив. — С Фолконером познакомился?

— Да, он пришел, когда я уже был у Аурелии. Она выглядит прекрасно.

Гарри кивнул.

— Похоже, что брак пошел ей на пользу. — Он отхлебнул хереса. — Давай не будем ходить вокруг да около, Проков. Как тебе показался полковник?

Алекс, не отвечая, сам спросил:

— Ты когда-нибудь работал с ним? Гарри помотал головой:

— Разные области. Как ты и сам знаешь, я привязан к письменному столу. Фолконер — агент полевой. По словам моего шефа, один из лучших… и поверь, что это наивысшая похвала.

— Он сейчас на задании? — напрямик спросил Алекс. Гарри пожал плечами.

— Думаю, да, но сам он этого не подтверждает, и Саймон Грант тоже. Но меня просили облегчить ему возвращение в лондонское высшее общество, если потребуется. Пара приглашений, кое-кому представить — все в этом роде. Однако он в моей помощи не нуждался. Прошла всего неделя, а он уже прекрасно освоился. А потом, конечно, женился на Аурелии, и это открыло ему остальные двери.

Алекс кивнул, проницательно глядя на Гарри.

— Как это произошло?

— Толком никто не знает. Вроде бы они встретились в Бристоле, когда Аурелия ухаживала за больной родственницей. Приглянулись друг другу, решили, что брак устраивает обоих, и дело с концом.

— То есть ты думаешь, что это брак по расчету?

— Если верить Корнелии, это брак по необузданной пылкой страсти. До такой степени, что они просто сбежали и обвенчались почти сразу же после объявления о помолвке. И до сих пор ничто не доказывает обратного, так что приходится согласиться с этой версией. Аурелия выглядит счастливой — и она, несомненно, счастлива, устроив собственный дом в Лондоне. — Гарри снова отхлебнул хереса. — Разве тебе она не показалась счастливой?

— Ты прав. Скорее счастлива, чем наоборот. — Алекс поднес свой бокал с хересом к свету и стал наклонять его в разные стороны, ловя янтарное свечение в напитке. — К ней пришел испанец, некий дон Антонио Васкес. Это говорит тебе о чем-нибудь?

Гарри покачал головой.

— В наши дни, поскольку Бонапарт с удручающей регулярностью скидывает королей с их тронов, у нас полно эмигрантов из европейских дворов. — Гарри пристально посмотрел на своего гостя. — Почему бы, не перестать вилять, Алекс, и не сказать мне прямо, к чему ты клонишь?

— Просто ощущение. — Алекс закинул ногу на ногу. Кисточки на отлично вычищенных высоких сапогах шуршали, задевая превосходную кожу, когда он лениво покачивал ногой. — Если хочешь — чувство, что Аурелия и Фолконер работают вместе и очень слаженно. И это имеет какое-то отношение к испанцу.

— С этим испанцем я не знаком, поэтому ничего не могу сказать, — задумчиво произнес Гарри. — Но и у меня время от времени появляется ощущение, что между ними происходит нечто большее, чем обычный выход в свет супружеской пары. Определенные взгляды, которыми они обмениваются, манерность и жесты, не присущие Аурелии раньше…

— Вот именно. Сегодня утром у меня возникло точно такое же впечатление. Но неужели этот человек может, в самом деле, использовать Аурелию, Гарри? Это переходит всякие границы.

— Разве? — Гарри вскинул брови. — Я очень сомневаюсь, что он использует Аурелию без ее согласия. И она далеко не наивное дитя. Аурелия никогда не будет делать ничего такого, чего не захочет сама. Во всяком случае, Корнелия в этом твердо убеждена, а она знает Аурелию лучше всех, если не считать Ливию.

— Так ты разговаривал об этом с Корнелией?

— Да. Если Фолконер, как мы подозреваем, работает под прикрытием, то не наше дело выяснять или даже рассуждать об этом. Я несколько раз намекал, но он пресекает все мои попытки вежливой, но совершенно непроницаемой улыбкой, даже с легким оттенком угрозы.

Алекс угрюмо кивнул:

— Я заметил. И что будем делать?

— Разумеется, ничего. — Гарри снова наполнил бокалы. — Если Аурелия работает с ним, значит, он сам ее натаскивал и не стал бы привлекать ее, если бы считал, что она для такой работы не годится. Причем держу пари — он и собаку эту завел, чтобы охранять ее.

— По меньшей мере, мы можем дать ему понять, что друзья Аурелии за ней присматривают.

Гарри рассмеялся:

— О, я думаю, что это ему отлично известно, Алекс. Я ему даже намеком предложил свои услуги. Должен добавить, что предложение было вежливо отклонено, но он теперь знает, что оно имеется.

— Тогда, полагаю, это должно быть…

Алекс замолчал, потому что распахнулась дверь и вошла Корнелия. Юбки ее красновато-коричневой амазонки взлетали вверх, так энергично она шагала.

— Алекс, Гектор сказал, что ты здесь! — Она распахнула объятия.

Алекс тепло обнял ее и чихнул, потому что черное перо на ее шляпе защекотало ему нос.

Корнелия рассмеялась, вытащила шпильки и швырнула шляпку на столик у двери.

— Как там Лив? Рассказывай скорее все новости!

— Ты лучше прочитай. — Алекс протянул ей толстое письмо, похожее на то, что он отдал Аурелии, и вынул миниатюру своего сына. Когда он рассказал, что близнецы разглядели на портрете черты и Ливии, и его самого, Корнелия от души расхохоталась.

— Приходи к нам сегодня обедать, — пригласила она, когда Алекс собрался уходить. — Элли и Гревилл тоже придут, я уж постараюсь.

Алекс поблагодарил ее и пообещал прийти, а потом небрежно спросил:

— Так что, ты одобряешь мужа Аурелии?

— Ну конечно, — просто ответила Корнелия. — Он нравится Элли, значит, и мне тоже. — Вдруг она нахмурилась. — Это что, Лив велела тебе спросить меня напрямик?

— Да, — уныло признался он. — Она сказала, что после твоих писем ни в чем нельзя быть уверенной. Они кажутся несколько двусмысленными, но если я задам тебе прямой вопрос, ты дашь мне прямой ответ.

— Так я и сделала. Но нужно признать, что его довольно сложно понять. Я думаю, что он хорошо прячет свое «я». Однако Элли его, похоже, понимает, а только это и имеет значение. — Корнелия усмехнулась. — Мы ведь и тебя долго не понимали, Алекс, но верили Ливии.

Поняв намек, он слабо улыбнулся и кивнул:

— Значит, до вечера.

Когда дон Антонио ушел, Аурелия отправилась на поиски мужа и нашла его в библиотеке, как и ожидала.

— Наш друг ушел, — сказал Гревилл, когда она вошла. — Я слышал, как хлопнула парадная дверь.

— Да, слава Богу. — Аурелия обхватила себя руками. — У меня от него мурашки по коже бегают, Гревилл.

— Ничего удивительного. — Он встал и подошел к ней. — Говоря попросту, он крайне неприятный человек. — Гревилл приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза. — Он тебя пугает. — Это была простая констатация факта.

— Немножко.

— Хорошо, что так. — Гревилл провел ей по губам большим пальцем. Глаза его посерьезнели. — Это значит, что ты не будешь полагаться на случай. И поверь мне, моя дорогая, пока Васкес рядом, ты не можешь позволить себе роскошь расслабиться хоть на мгновение.

Аурелия вздрогнула.

— Это все его глаза. В них нет ничего, и за ними тоже ничего нет.

— Он шпион, значит, у него характер зверя, — произнес Гревилл таким тоном, словно это было очевидно всем. — Вы договорились встретиться?

«Такое впечатление, что к себе он это утверждение не относит», — размышляла Аурелия, гадая, указать ли мужу на такое несоответствие. Передумав, она просто ответила:

— Да, завтра днем. Покататься верхом в парке. Гревилл нахмурился.

— Тебя будет сопровождать наш новый кучер. Он будет незаметно держаться на расстоянии, но не выпустит тебя из виду.

— Да там полно людей вокруг!

— Тем не менее, — спокойно ответил он, поворачиваясь к графину на буфете.

Аурелия ощутила тепло вновь обретенной уверенности.

— Что я должна у него выяснить?

— То, что мы уже обсуждали. Заставь его разговориться… о людях, с которыми он общается, как об англичанах, так и об испанцах. Мне нужно понять, что он задумал. Если раскидывает шпионскую сеть, мы должны знать, кого он вербует, а если он заинтересован в каком-то определенном человеке, я должен выяснить в ком. Поэтому я хочу, чтобы ты его заманила… сделай так, чтобы он стал у нас частым гостем, выясни, с кем он дружит, чьего общества ищет. Пусть между вами возникнет игривая дружба, и мы посмотрим, к чему это приведет.

Он стоял спиной к Аурелии, поэтому она не увидела гримасы, исказившей его лицо. Меньше всего Гревилл хотел представлять себе — а тем более поощрять — флирт Аурелии с Васкесом.

— Это кажется простым, — произнесла Аурелия, ласково трепля уши Лиры. — Но хотелось бы, чтобы он не был таким мерзким.

— На самом деле это очень хорошо, хотя и усложняет твою задачу. — Гревилл встал к ней лицом. — Он считается одним из лучших агентов в Испании… — Полковник мимолетно улыбнулся. — А это значит, что мы относимся к нему очень, очень серьезно. Ты ни на миг не должна ослаблять бдительность.

Почему у нее ощущение, что Гревилл чего-то недоговаривает?

Конечно, сказала она себе, он никогда не говорит всего, и всегда честно признавался в этом. Но сейчас все выглядело так, словно он вел себя уклончиво.

Гревилл почувствовал ее сомнения — в воздухе словно возникло вполне осязаемое течение. Он подошел к Аурелии, взял ее руки в свои и поднял жену на ноги.

— Есть ли у тебя в ближайший час планы, которые ты не можешь отложить?

Она посмотрела на него и заметила блеск желания, зарождавшегося в этих темных глазах. Ее тело тут же откликнулось на призыв.

— Нет, — произнесла Аурелия, облизывая внезапно пересохшие губы, — Разве только у тебя есть для нас какое-то дело.

— Думаю, есть, — пробормотал Гревилл, притянув ее к себе и целуя в губы сначала нежно, а потом все крепче. Его язык проник в ее рот, а руки обхватили ягодицы, сильно прижав ее к нему.

Аурелия закрыла глаза, погружаясь в красный туман возбуждения, чувствуя только аромат его кожи, шероховатость подбородка и щек, мощь его тела, поглощавшую ее, заглатывающую целиком.

Гревилл оторвал ее от пола и прижал к себе, пятясь к дверям. На мгновение он поставил Аурелию на пол, не отрываясь от ее губ, и протянул назад руку, чтобы повернуть ключ. Услышав, как щелкнул замок, Гревилл поднял голову и посмотрел на Аурелию. В его глазах плескалась голодная страсть.

— У меня никогда не было женщины, которая наполняла бы меня таким необузданным вожделением, — пробормотал он, грубовато вытаскивая шпильки из ее волос, а другой рукой все так же прижимая ее к своим чреслам.

Снова подняв ее, он попятился к кушетке под окном и сел, посадив Аурелию на себя верхом.

Она приподнялась у него на коленях, рывком задрала на себе подол платья и нижнюю юбку, путаясь в шнурках, развязала панталоны, пока Гревилл расстегивал брюки, и медленно опустилась на твердую, возбужденную, пульсирующую мужскую плоть. Аурелия опускалась все ниже, прижимаясь к нему бедрами, глубоко вбирая в себя его естество, потом наклонила голову и впилась губами в его рот, наслаждаясь тем, что может сама управлять поцелуем, а также ритмом движений.

Гревилл откинул голову на кушетку, послушно следуя за Аурелией. Она поднималась и опускалась, не отнимая губ от его рта, то вбирала его глубоко в себя, то медленно освобождала и снова вбирала. Потом она откинулась назад, упершись руками в его колени у себя за спиной, немножко приподнялась и начала описывать бедрами круги, едва касаясь своим сокровенным местом кончика его естества, дразня и мучая до тех пор, пока Гревилл не застонал и резко не посадил ее на себя.

Аурелия восторженно рассмеялась. Она играла на нем, как на скрипке, как раньше делал он; то все ближе и ближе подводила его к пику наслаждения, то снова мягко отступала назад. Она не понимала, почему это доставляет ей такое наслаждение, но где-то в глубине сознания мелькала мысль, что просто ей слишком редко удается что-нибудь контролировать в их партнерстве.

И тут Гревилл резко приподнял бедра, глубоко вонзившись в нее, и Аурелия утонула в сладких ощущениях, приближаясь к собственному пику. Он держал ее за бедра, двигался в ней, следил за ее лицом и любил ее так страстно! С ликующим криком восторга она упала вперед, опустив голову ему на плечо, и глубоко внутри ее Гревилл тоже достиг пика.

Гревилл обнимал ее до тех пор, пока мир не перестал вращаться. Но для него мир так и не остановился.

Он любит эту женщину!

Он никогда не позволял себе ничего большего, кроме привязанности и уважения, а сейчас осознал, как она его дополняет. Без нее он неполон и лишь с ней — целое.

Полковник, сэр Гревилл Фолконер, редко тревожился, а если такое и случалось, то из-за того, что он мог видеть и с чем умел справиться. Но это неизведанное ранее, неопределимое чувство было невидимым, и Гревилл не знал способа, которым можно было его победить.

Он открыл глаза, и Аурелия подняла голову с его плеча.

— Это было здорово, — произнесла она, удовлетворенно вздохнув.

Он взял ее лицо в свои ладони, зарывшись пальцами в каскад кудряшек.

— Мне кажется, это очень слабое слово, дорогая, — пробормотал он. — Я бы назвал это потрясающим.

Аурелия улыбнулась. Гревилл притянул ее голову к себе, и губы их снова соприкоснулись.

— Я тоже, — прошептала она прямо ему в рот.

Он долго целовал ее, наслаждаясь ее сладостью, и постепенно ощущение, что он ничего не контролирует, исчезло, и Гревилл пришел в себя. И сообразил, что на этот раз он забыл принять обычные меры предосторожности.

Гревилл потрепал Аурелию по бедру.

— Ну-ка вставай.

Она поднялась и отступила назад, поправляя одежду и опуская юбки. Провела рукой по спутавшимся волосам, упавшим на плечи.

— Пожалуй, мне нужно подняться наверх и привести себя в порядок.

Гревилл тоже поднялся, взял ее за подбородок и поцеловал в кончик носа.

— Когда я с тобой, Аурелия, то забываю, кто я такой. — Он в замешательстве улыбнулся.

«Это один из лучших комплиментов, который я когда-либо слышала», — подумала Аурелия, и кровь запела у нее в жилах. Гревилл всегда занимался любовью внезапно, и это ей очень в нем нравилось, но он крайне редко говорил о своих чувствах.

— В этом мы с тобой похожи, — мягко произнесла она, отперла дверь и выскользнула из комнаты, чувствуя, что не вынесет, если этот момент испортится, желая оставить его нетронутым.

Но через минуту она снова открыла дверь, неохотно возвращаясь к домашней реальности и разрушая чары.

— Гревилл, нам принесли записку от Нелл. Они с Гарри хотят, чтобы мы сегодня вечером пришли к ним на обед в честь Алекса. Ты пойдешь, да?

Он повернулся к ней от окна:

— Конечно. Во сколько?

— В восемь.

Аурелия закрыла дверь и постояла минутку, прислушиваясь к тиканью больших напольных часов у подножия лестницы. Когда Гревилл повернулся к ней, на лице его все еще оставалось то удивленное, озадаченное выражение. Совсем не похожее на обычную уверенность полковника.

Утром она проснулась, потому что маленькие пальчики трогали ее за лицо.

— Мама… мама… проснись. — Рядом с ней на кровати сидела Фрэнни, взволнованно хлопая ее по щекам. — Мама, мне нужно, чтобы ты проснулась.

— Я уже проснулась, — сказала Аурелия, мгновенно очнувшись. — Зачем я тебе нужна, любимая моя?

— Потому что я хочу взять Лиру домой к Стиви. Он не верит, что я знаю, как велеть ей что-нибудь сделать, и я хочу ему показать.

Аурелия вздохнула и приготовилась к сражению.

— Лира не домашний любимец, милая. И она не будет сидеть целый день в классной комнате с тобой, Стиви и Сюзанной. Ей нужно много двигаться.

— Мы возьмем ее с собой в парк, когда пойдем гулять с мисс Элисон, — настаивала Фрэнни. — Мы ходим гулять в парк. И возьмем мячик, и Стиви увидит, как она за ним бегает, когда я его бросаю. О, пожалуйста, мама, пожалуйста!!!

«Боже милостивый, — подумала Аурелия, — меньше всего на свете мне хочется с самого утра ссориться с Фрэнни». Она собралась с силами и села, облокотившись на подушки.

— Нет, Фрэнни, Лира останется здесь, со мной. Если хочешь, сегодня днем, когда я приду за тобой, я приведу Лиру с собой, и вы со Стиви сможете немного поиграть с ней в саду у тети Нелл. Но на целый день ты ее не возьмешь, это невозможно. У Фрэнни задрожала нижняя губа.

— Но я хочу показать Стиви, как она меня слушается!

— Она тебя не слушается, Фрэнни.

Девочка резко обернулась к двери — та как раз открылась, и в спальню вошел Гревилл с чашкой кофе в руке.

— Нет, слушается, — заспорила Фрэнни.

— Нет. Лира делает только то, что, как она знает, от нее ждут, — сказал Гревилл. — Если она бежит за твоим мячом или подходит, когда ты ее зовешь, то это не потому, что ты ей велишь, а потому, что ее так научили. Если ты дашь ей команду, которой она не знает, Лира ее не выполнит.

Фрэнни посмотрела на него с подозрением, но и с некоторым интересом.

— А кто сказал ей, что делать?

— Ее инструктор, — ответил Гревилл, проходя в комнату и усаживаясь на край кровати Аурелии. — Человек, который понимает собак. Ты еще недостаточно взрослая, дитя мое, чтобы обучать собак. А Лира — собака рабочая.

— Что это значит? Собаки не работают!

— Работают. Они пасут овец. Они охраняют здания, а иногда охраняют людей.

Глаза Фрэнни расширились.

— А что делает Лира? У нас нет овец!

— Вот ты сама и ответила, — произнес Гревилл, протянув Аурелии чашку.

Она с благодарностью взяла ее и сделала глоток живительного напитка. Потом поцеловала дочь. Фрэнни обняла ее и помчалась прочь из комнаты.

Гревилл медленно отвернулся от окна.

Он пытался решить, как затронуть нужную ему тему, не пугая Аурелию. Требовалось, чтобы она подобралась к дону Антонио как можно ближе, при этом, не беспокоясь за ребенка. Гревилл не сомневался, что сумеет защитить девочку, но было бы куда проще действовать, если она окажется в стороне от интриг, разворачивающихся на Саут-Одли-стрит.

— В чем дело? — спросила Аурелия, обескураженная выражением его лица.

— Я тут подумал, что, покаты работаешь с Васкесом, было бы лучше отослать Фрэнни куда-нибудь. Может быть, к твоей подруге в деревню?

Аурелия глянула на него и быстро спросила:

— Почему? Ей угрожает опасность? Гревилл помотал головой:

— Не думаю. Но я бы предпочел, чтобы на этой стадии операции нас с тобой ничего не отвлекало.

Он понимал, что ради успеха миссии не может объяснить Аурелии истинную причину своей тревоги за ее дочь.

— Значит, ты полагаешь, что я плохо играю свою роль, потому что отвлекаюсь на нужды и потребности Фрэнни? — сердито воскликнула она. Лицо ее сильно побледнело.

— Нет-нет, я вовсе этого не говорю. — Гревилл провел рукой по коротко остриженным волосам. — Своим предложением я просто хотел облегчить твое бремя, только и всего. Мне показалось, что вам обеим будет проще, если у тебя в голове останется только одна забота. Только на то время, пока мы не закончим эти начальные маневры.

— Благодарю за заботу, — все тем же ледяным тоном произнесла Аурелия. — Но я отказываюсь разлучаться со своим ребенком. Я вполне способна делать и то и другое и, как я уже говорила раньше, тебя не подведу. — Она откинула одеяло и встала. — Мне нужно одеться и проводить Фрэнни. Ей пора на Маунт-стрит.

— Хорошо. В таком случае не буду мешать. — Он повернулся и пошел в свою спальню.

Аурелия позвонила и села перед трюмо, дожидаясь Эстер и расчесывая щеткой спутанные волосы. Она редко сердилась, а если как следует подумать, то непонятно, почему Гревилл так здорово ее разозлил. С определенной точки зрения он просто выразил беспокойство о ее благополучии. Но за его предложением крылось совсем другое. Аурелия слишком хорошо знала Гревилла, чтобы поверить его словам. Он просто беспокоился об успехе их операции и не хотел, чтобы ей мешали материнские заботы.

Что ж, она докажет ему, что этого не случится. И тут Аурелия вспомнила. Она только что пообещала Фрэнни, что в конце занятий приведет Лиру на Маунт-стрит, а ведь она уже договорилась с доном Антонио, что поедет с ним кататься верхом в пять часов!

— Дьявол! — громко воскликнула Аурелия как раз тогда, когда Эстер открыла дверь.

— Что-то случилось, мэм? — взволнованно спросила девушка.

— Да нет, — ответила она, оглядываясь на полуоткрытую дверь в спальню Гревилла, и ничуть не удивилась, увидев, что он стоит, прислонившись к косяку, и вопрошающе смотрит на нее. Она закричала достаточно громко, чтобы и мертвого разбудить.

Гревилл поманил ее пальцем. Аурелия снова выругалась, на этот раз себе под нос.

— Я надену то утреннее муслиновое платье в полоску, Эстер. Вытащи его, я через минуту вернусь. — Она встала с пуфика и вслед за Гревиллом вошла в его спальню.

— В чем дело? — спросил он, едва Аурелия закрыла за собой дверь.

— Не знаю, плакать или смеяться, — ответила она, раздасадованно покачав головой. — Я обещала Фрэнни сегодня днем привести Лиру на Маунт-стрит, но совсем забыла, что уже согласилась в пять поехать на верховую прогулку с испанцем!

— А я все гадал, сколько тебе потребуется времени, чтобы вспомнить.

— Черт тебя побери, Гревилл! Ты хочешь сказать, что слышал, как я давала обещание Фрэнни, и при этом помнил про мой договор с испанцем?

Он кивнул.

— Это моя работа — помнить мельчайшие детали.

— И моя тоже, — вздохнула Аурелия. — Теперь можешь злорадствовать, сколько влезет. Свою точку зрения ты доказал… точнее, я доказала ее вместо тебя.

— Злорадствовать я не собираюсь, — спокойно сказал он. — Я же говорил, что во время этой верховой прогулки у тебя будет сопровождение, так что Лира не понадобится. Тем более что кататься вы будете в очень оживленном месте в очень оживленное время, и ты проследишь, чтобы катались вы только по дорожке на виду у всех. Я сам отведу Лиру на Маунт-стрит и заберу Фрэнни. Аурелия искоса глянула на него.

— И сделаешь это охотно?

— Конечно, почему бы нет? Все это естественно для нашего партнерства, дорогая моя девочка. — Он улыбался, слегка поддразнивая ее. — Если возникают противоречивые потребности, один из партнеров помогает другому.

— Ты несносен! — объявила Аурелия, невольно засмеявшись. — Мог бы напомнить мне про испанца до того, как я дала обещание Фрэнни, и я бы придумала для нее что-нибудь другое, а ты нарочно промолчал, только для того, чтобы потом доказать мне точку зрения, которую собирался высказать.

Гревилл покачал головой.

— Можешь думать и так, если тебе этого хочется. Аурелия неуверенно посмотрела на него.

— А разве нет?

— Нет. Я не связывал одно с другим до тех пор, пока мы не поспорили. Конечно, это моя ошибка, и я должен был это сделать. И должен был понять, какую блестящую возможность ты мне невольно предоставила. — Он с унылым видом покачал головой. — Видимо, я теряю хватку.

— Я отказываюсь отсылать ее, Гревилл, — резко сказала Аурелия.

— Конечно. Ты выразилась вполне определенно. Похоже, больше сказать было нечего.

— Тогда я пойду одеваться. — Аурелия подошла к двери своей спальни, но задержалась на пороге. — Спасибо за компромисс.

Он поклонился.

— Я просто душа компромиссов, дорогая.

Глава 21

Для верховой прогулки с доном Антонио Аурелия выбрала одну из самых броских своих амазонок. Плотно облегающий жакет с обшитыми зеленой тесьмой пуговицами и юбка из темно-коричневого бархата в рубчик подчеркивали грудь и тонкую талию. Волосы она собрала в низкий узел на шее, спрятала в изящную сетку и надела шляпу с высокой тульей, украшенную зеленым страусовым пером.

Натянув лайковые зеленые перчатки, Аурелия критическим взором окинула себя в большом зеркале и спустилась вниз по лестнице, чтобы подождать кавалера. Верховая прогулка в Гайд-парке в самое светское время не могла нести неприятных сюрпризов, но она все равно обрадовалась, увидев Джемми, одетого в ливрею грума. Похоже, сегодня у нее будет не один сопровождающий. Гревилл не полагался на случай.

— Лошади готовы, миледи, — сказал Джемми.

— Хорошо. Я подожду дона Антонио в гостиной. — Аурелия прошла в гостиную и встала у окна, спрятавшись за шторой, чтобы наблюдать за улицей. Гревилл уже ушел на Маунт-стрит, взяв с собой Лиру, и она чувствовала себя до странного одинокой, несмотря на кучу людей в доме.

Дон Антонио появился ровно в пять, и, к своему огромному облегчению, Аурелия увидела, что он один. Сегодня его можно не бояться. Пока она сохраняет хладнокровие, помнит, что он враг, и не забывает, что ни на минуту нельзя ослаблять бдительность, она будет в безопасности. Кто-то будет тайно идти за ними следом, вероятно, вооруженный и готовый на все. Это казалось немного мелодраматичным, но Аурелия начинала думать, что ее жизнь в настоящее время прекрасно впишется в страницы готической мелодрамы.

Когда испанец спешился, привязал коня к перилам крыльца и начал подниматься по ступеням к парадной двери, Аурелия спустилась в холл. Джемми открыл дверь, едва тот стукнул молотком. Аурелия, улыбаясь, шагнула вперед. — Здравствуйте, сэр! Прекрасный день для прогулки верхом.

— В самом деле, мадам. — Он поцеловал кончики ее пальцев. — Как обворожительно вы выглядите!

— Благодарю, сэр. — Аурелия опять жеманно улыбнулась и позволила ему вывести себя на улицу, где уже стояли ее собственная лошадь и пони Джемми.

— Ваш грум нас сопровождает? — Похоже, дон Антонио был недоволен этим. Джемми опустился на одно колено и подставил Аурелии ладонь, чтобы она могла сесть верхом.

— Ну, разумеется, сэр! Разве у вас в Испании не принято, чтобы при выходах в свет даму сопровождал кто-то из ее собственных слуг? — Она говорила вкрадчивым голосом, невинно улыбаясь, но при этом взглядом быстро окинула улицу в поисках своего телохранителя. Разумеется, никого она не увидела, но он наверняка уже на месте. Люди Гревилла работают тайно, а сам он всегда выполняет свои обещания.

— Конечно, принято, хотя наши светские правила значительно строже, чем ваши, — сказал дон Антонио. — Во всяком случае, леди Фолконер, у меня сложилось именно такое впечатление.

— Возможно. Но мой муж в некотором роде человек старомодный. Если я отправлюсь на верховую прогулку вдвоем с мужчиной, но без грума, он отнесется к этому неодобрительно.

— Понятно. — Дон Антонио подвел своего коня поближе к Аурелии. — Вероятно, вы немного нервная наездница. В таком случае я вполне понимаю вашего мужа и его стремление обеспечить вас надежным эскортом.

— Вы можете думать как вам угодно, сэр. — Аурелия глуповато хихикнула. — Но вообще-то мой муж просто чересчур заботлив. Хотя, признаюсь, я не самая уверенная наездница, и думаю, что лошади это чувствуют.

— В таком случае я буду очень внимательно следить за вашей лошадью, мадам. Можете ничего не бояться. — Он снова одарил ее своей холодной улыбкой.

Дон Антонио никак не мог понять, что она собой представляет. Не только жена Фолконера, но и его партнер? Как столь грозный человек, как Фолконер, мог попасться на удочку женщины, в которой, по мнению испанца, нет ничего выдающегося, — вот вопрос, на который у него не было ответа. Конечно, когда дело касается любви и похоти, мужчины совершают очень странные поступки. Он знавал нескольких выдающихся мужчин, беспомощно попавших в ловушку женщин, в которых не было ничего особенного, кроме приятного, нетребовательного характера и определенных талантов в спальне.

Вдруг это точно такой же случай? Нет ничего невозможного. Ничего невозможного — да, но в высшей степени маловероятно. В любом случае это не имеет особого значения. Пусть она будет просто любовницей, или партнером, или любовницей и партнером одновременно, но она окажется отличным оружием в его сражении с Аспидом.

Они въехали в парк через Стенхоп-гейт, и дон Антонио превратился в само очарование.

Гревилл привел Лиру на Маунт-стрит за несколько минут до пяти — времени, когда заканчивались уроки. Когда его ввели в дом, вниз спустилась Корнелия, чтобы поздороваться с ним.

— Гревилл! Какая неожиданность.

— У Аурелии есть кое-какие дела, — объяснил он. — Но она пообещала Фрэнни, что та сможет похвалиться Лирой перед Стиви и Сюзанной. Так что я вызвался ее заменить.

Корнелия рассмеялась.

— Всегда выполняет обещания, данные Фрэнни, умница. В противном случае последствия могут быть плачевными.

— Это я уже заметил, — сухо отозвался Гревилл. Корнелия пристально всмотрелась в него.

— Прошу прощения, но, кажется, мне послышалась нотка неодобрения?

Гревилл вовремя отступил от опасного края и вскинул руки, шутливо сдаваясь:

— У меня нет опыта обращения с детьми, поэтому я не смею иметь собственное мнение, мэм.

Корнелия глянула так, словно хотела что-то добавить, но тут же решила и сама отступить и просто окликнула стоявшего неподалеку лакея:

— Гэвин, будь добр, отведи собаку в классную комнату. Дети ее ждут.

Лакей с сомнением посмотрел на огромного волкодава. Лира в ответ глянула на него со спокойным добродушием.

— А как я должен это сделать, миледи?

Гревилл что-то негромко произнесли Лира, тотчас же встала и потрусила к лестнице. Лакей пошел за ней следом, и оба они скрылись где-то наверху.

— Не хотите пройти в гостиную, Гревилл? — предложила Корнелия, не в силах скрыть холодок в голосе.

— Благодарю, но скажите, супруг ваш дома? Мне бы хотелось с ним кое-что обсудить.

— Он в библиотеке. Я вас провожу.

Корнелия направилась в глубину дома, коротко стукнула в дверь и просунула в комнату голову.

— Гарри, Гревилл хочет с тобой поговорить. Он пришел, чтобы забрать Фрэнни.

Гарри встал из-за стола и тепло поздоровался с Гревиллом.

— Заходите. Позвольте предложить вам бокал кларета. Довольно необычно, что вы выполняете обязанности няньки.

— Действительно. Но так получилось, что Аурелия немного не рассчитала со своими планами, а у меня никаких дел нет, так что… — Не закончив фразу, он просто пожал плечами и, благодарно кивнув, взял предложенный бокал кларета.

Дверь за Корнелией бесшумно закрылась. Гарри вопросительно посмотрел на гостя:

— Насколько я понимаю, это не просто светский визит.

— Нет. — Гревилл сел в кресло, на которое указал хозяин. — Вы предлагали свою помощь, и сейчас у меня возник к вам один вопрос. Прошу вас ответить, не выясняя подробностей, поскольку пока я не могу таковые сообщить.

— Спрашивайте. — Гарри глотнул кларета и застыл с напряженным любопытством.

— Если мне потребуется, чтобы вы моментально забрали к себе Фрэнни… возможно, у меня даже не будет времени привезти ее к вам… можете гарантировать, что вы это сделаете?

— Да, — спокойно ответил Гарри. — Это все?

— Да. — Гревилл сделал большой глоток вина. — Благодарю вас.

— Не за что. — Гарри, задумчиво вращая вино в бокале. — Правильно ли я понимаю, что собака натренирована защищать не только Аурелию, но и Фрэнни?

— Да. Но она не может находиться в двух местах одновременно.

Гарри кивнул.

— Простите, Фолконер, но я должен сказать вам одну вещь. Если вы допустите, чтобы что-то случилось с Аурелией или с Фрэнни, отвечать будете передо мной.

Гревилл усмехнулся:

— Не бойтесь, Бонем, все, что вы можете сделать со мной, я уже сделал с собой сам. — Он поднялся. — Это наша работа. Вы знаете, правила, вы знаете, в чем риск, не хуже меня. И поверьте, Аурелия их тоже знает. И это все, что я могу вам сказать, друг мой.

Гревилл поставил бокал на стол и направился к двери.

— Нужно отвести Фрэнни домой, пока не стемнело.

— Минутку, Фолконер, — резко сказал Гарри. — Я хочу прояснить один момент.

Гревилл остановился, положив руку на дверную ручку. — Да?

— Вы намекаете, что Аурелия работает с вами?

— С момента нашей встречи Аурелия — мой партнер, и она прекрасно знает, что делает. Будьте здоровы, Бонем. — Гревилл открыл дверь и вышел из библиотеки.

Гарри надул щеки и шумно выдохнул. Он подозревал это, но не желал признавать. В первую очередь потому, уныло думал он, что это подчеркивает его собственный промах. Если бы он вовремя доверился Корнелии, рассказав в необходимых пределах правду о своей работе, то не втянул бы в свои дела ни ее, ни ее сына — пусть невольно, но ведь все едва не закончилось катастрофой. И он знал, что Алекс Проков может сказать то же самое про Ливию. Проков был обязан жизнью храбрости и решительности своей жены. Если Аурелия обладает теми же чертами характера, что и ее подруги — а это, видимо, так, — то кто они с Проковым такие, чтобы негодовать, узнав, что она добровольно сотрудничает со своим мужем?

Но каким образом сюда вписывается супружество? Гарри понимал, что это будет первым вопросом Корнелии. Был ли этот брак просто частью совместной работы? Или за ним стоит что-то большее?

Ради Аурелии Гарри искренне надеялся, что верно второе предположение.

К тому времени как дон Антонио с Аурелией закончили прогулку в парке и подъехали к дому на Саут-Одлй-стрит, испанец был готов свернуть своей спутнице шею. Она оказалась записной кокеткой, причем в худшем смысле этого слова. Аурелия откровенно дразнила его, отвергая каждую льстивую попытку заигрывания, но при этом вела себя крайне противоречиво, зазывно улыбаясь и одновременно бормоча что-то о женской скромности. Она то завлекала его, то отталкивала, а нескончаемый поток бессмысленной болтовни, перемежающийся раздражающим хихиканьем, чуть не свел его с ума. Испанец не выяснил у нее ничего существенного, но при этом не мог отделаться от раздражавшей его уверенности, что Аурелия откровенно развлекалась за его счет.

— Какая восхитительная прогулка, дон Антонио, — сказала она, когда они осадили лошадей возле дома. — А вы такой замечательный собеседник! — На этот раз она благоразумно воздержалась от жеманства и хихиканья, ограничившись манящим взглядом карих глаз из-под длинных ресниц.

— Позвольте вернуть вам комплимент, мадам, — стиснув зубы, галантно солгал он. — И смею ли я надеяться, что вы согласитесь на еще одну такую прогулку?

— Если осмелитесь пригласить меня, сэр, — парировала Аурелия с лукавой улыбкой, в которой не было и капли жеманства.

О, она хороша, подумал дон Антонио. Очень, очень хороша! Она точно знает, когда следует заменить ужимки, притворной застенчивости на улыбку искушенной женщины. Если перед ней стояла цель сбить своего спутника с толку, то она настоящий мастер своего дела. И не будь у него собственной цели, он мог бы получить искреннее удовольствие, переиграв Аурелию на ее поле. Но совсем скоро он возьмет свое, и эта победа будет особенно сладкой.

— Может быть, мы предпримем что-нибудь чуть более дерзкое, чем прогулка по Гайд-парку? — предложил дон Антонио, лукаво улыбнувшись. — Мне кажется, миледи, что вы отнюдь не нервная наездница. — И шутливо погрозил ей пальцем.

От его улыбки Аурелию пробрала дрожь. Он пытается быть соблазнительным, однако она находит его отталкивающим. Аурелия похлопала ресницами.

— И что вы предлагаете, дон Антонио?

— Ричмонд. Где еще весенняя верховая прогулка может быть прекраснее? Деревья в полном цвету, на каштанах пылают свечки, в каждой лощине буйствуют колокольчики и пролеска.

С огромным трудом Аурелия выдавила из себя смешок.

— Как вы поэтичны, сэр! Похоже, вы хорошо знакомы с нашей английской весной.

— Я читаю английских поэтов, — приняв искренний вид, произнес испанец и перегнулся в седле, чтобы прикоснуться к ее обтянутой перчаткой руке. — И восхищаюсь английской культурой также сильно, как вы, насколько я понимаю, восхищаетесь нашей.

Под мягким подшучиванием Аурелия почувствовала острие стального клинка.

— Да, это правда, дон Антонио, ваша культура чудесна. — Она вытащила свою руку из его пальцев. — Но она так не похожа на английскую! В ней чувствуется некая тьма, оттенок печали, вы не находите?

Он снова улыбнулся.

— Если бы вы позволили мне, миледи, я бы показал вам те стороны нашей культуры, где только свет и наслаждение.

— Может, и позволю, сэр, — легким тоном бросила Аурелия. — И мысль о поездке в Ричмонд кажется мне восхитительной. — Она поманила к себе Джемми. Тот давно спешился и теперь дожидался ее знака у крыльца. Юноша подскочил к Аурелии, но дон Антонио уже успел спешиться и остановился возле стремени, чтобы помочь ей спуститься на землю.

Она оперлась на его руку, но едва коснулась ногами мостовой, как шагнула в сторону.

— Благодарю, дон Антонио, за исключительно приятную прогулку.

Он взял ее руку и склонился над ней.

— Вы поедете кататься со мной завтра, леди Фолконер?

— Боюсь, что нет, — ответила она, снова пытаясь беззаботно рассмеяться. — Что скажут в свете, если увидят меня с вами в парке два дня подряд? У нас, знаете ли, тоже есть свои правила. Может они и не так строги, как ваши, но нарушают их лишь на свой страх и риск.

Он поклонился.

— Я понимаю. Но вы подумаете о поездке в Ричмонд?

— С удовольствием, дон Антонио. — Аурелия протянула ему руку.

Он поднес ее к губам.

— В таком случае я нанесу вам визит завтра, чтобы договориться о дате, мадам.

— С нетерпением буду ждать, дон Антонио. — Аурелия убрала руку, улыбнулась и быстро взлетела вверх по ступеням, держа наготове ключ. Она вытащила его еще до того, как испанец спешился, и оказалась в доме, плотно закрыв за собой дверь, раньше, чем он тронул коня.

Аурелия минутку постояла, прислонившись к двери, впитывая знакомую домашнюю атмосферу: запахи пчелиного воска и лаванды, мирное свечение масляных ламп, понимание, что люди — ее люди — спокойно ходят сейчас по комнатам и коридорам.

Фрэнни уже наверху, в детской. Аурелия направилась к лестнице и взбежала вверх по ступенькам, толком не слыша голоса Гревилла, окликавшего ее из холла.

Гревилл поднялся вслед за Аурелией в детскую. Фрэнни, искупавшаяся, в ночной рубашке, пила молоко и ела хлеб с медом, рассказывая Дейзи подробности великолепного представления Лиры в классной комнате на Маунт-стрит.

— Сюзанна просто глазам своим не поверила, Дейзи, когда он велел Лире лечь, и она послушалась, а потом он велел ей, и она дала лапу… нет, правда, это было так здорово! — Фрэнни подставила щеку, чтобы Аурелия ее поцеловала. — Правда, здорово, мама, жаль, что ты… — Она не договорила, допивая молоко.

— Я уверена, что так оно и было, милая, — ответила Аурелия, глядя на дочь жадными глазами. Ей хотелось обнять ее, крепко прижать к себе, но Фрэнни удивится и испугается такого странного несвоевременного порыва.

— Лира не домашний любимец, Фрэнни, — произнес Гревилл из-за спины Аурелии. Она повернулась, удивившись, что не почувствовала его появления. — Сегодня был единственный раз, когда я попросил ее выполнить для тебя некоторые фокусы. Она рабочая собака, как мы тебе уже объясняли.

— Хорошо, — миролюбиво отозвалась Фрэнни и сунула в рот еще одну ложку. — Мама, ты расскажешь мне сказку?

— Для этого я и пришла. — Аурелия была готова встретить рутинные будничные дела с распростертыми объятиями. — Как только поужинаешь. — Она посмотрела на Гревилла, все еще стоявшего в дверях. — Ты виделся с Нелл, когда ходил на Маунт-стрит?

— Совсем недолго. Я перекинулся парой слов с Бонемом.

Аурелия внимательнее посмотрела на него:

— Правда? Парой, каких слов? Он улыбнулся.

— Просто слов, Аурелия. Когда освободишься, приходи в библиотеку. Спокойной ночи, Фрэнни.

Он склонился над ребенком, поцеловал ее в лоб и вышел из детской. Аурелия провела с дочерью почти целый час, на удивление неохотно завершила ритуал укладывания ее в кровать,а покинув наконец детскую, сначала зашла в свою спальню.

Она сняла амазонку, заменив ее, на домашнее платье из индийского муслина, подходящего для спокойного вечера дома, и пошла вниз, в библиотеку.

Гревилл стоял у письменного стола, перебирая бумаги, и резко повернулся, услышав, как открывается дверь.

— О, вот и ты. А я уже начал волноваться, не случилось ли с тобой чего-нибудь, — Хмурым напряженным взглядом он внимательно всматривался в ее лицо. — Выглядишь уставшей.

Аурелия улыбнулась и пожала плечами.

— Я действительно немного устала. Общество дона Антонио не расслабляет.

— Полагаю, нет. — Гревилл завел руки за спину и оперся о стол, продолжая пристально вглядываться в лицо Аурелии. В конце концов, ей показалось, что он читает ее мысли. — Ну, — произнес он через минуту, — ты не собираешься мне рассказать?

— Да нечего рассказывать. — Она села в уголок дивана и откинулась на подушки. — Покатались в парке, кажется, три раза объехали дорожку. Телохранителя я так и не увидела.

— И не должна была. Этот человек знает свое дело. Рассказывай дальше.

— Флиртовали. — Она опять пожала плечами. — Он не сказал ничего интересного. Собственно, едва упомянул Испанию и своих соотечественников, а если я сама затрагивала эту тему, легко ускользал, перекидывая вопрос мне.

Гревилл кивнул.

— Этого следовало ожидать. Васкес — мастер. Аурелия поморщилась.

— Просто трудно поверить. Снаружи он гладкий, как шелк, и скользкий, как натертая маслом кожа, но то и дело из него выскальзывает стальное острие угрозы. Не думаю, что я вообразила себе это.

— Нет, я уверен, что не вообразила. — Гревилл оттолкнулся от стола и подошел к окну, выходившему в узкий переулок позади домов, расположенных на Саут-Одли-стрит. В переулке было пусто, но ему вдруг пришло в голову, что через это окно можно легко и незаметно проникнуть в дом. Его необходимо как-то обезопасить. Давно следовало подумать об этом. Мысль о том, что он ослабляет бдительность, раздражала Гревилла.

— Он хочет, чтобы я поехала с ним в Ричмонд-парк, — сказала Аурелия.

Гревилл повернулся, аккуратно опустив штору.

— Совершенно точно — нет, — заявил он тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения.

Аурелия удивилась:

— Но почему? Мне казалось, я должна его разрабатывать. Если я буду отказываться от приглашений, то не многого добьюсь.

— Есть приглашения, которых ты не примешь ни в коем случае. Ричмонд слишком далеко, парк слишком уединенный, и я не могу гарантировать, что мой человек сможет следить за тобой незаметно. Будешь видеться с Васкесом только в городе и только в общественных местах.

— У меня есть своя роль, и я хотела бы играть ее так, как считаю нужным, — так же резко ответила она, раздраженно сверкнув глазами.

— Кажется, ты забываешь, что работаешь в паре со мной. — Его голос внезапно смягчился. — Я заказываю музыку, и ты ее исполняешь.

— Я думала, мы партнеры, — упрямо ответила Аурелия.

— Так и есть, но это партнерство, в котором один имеет больше прав и обязанностей, чем другой.

Нахмурившись, Аурелия молча посмотрела на него, а затем спросила:

— Чего именно ты боишься, Гревилл? Ты мне чего-то недоговариваешь про дона Антонио?

— Ты знаешь, все, что тебе нужно знать. — Если рассказать ей про испанца все, она может невольно насторожить дона Антонио. Единственный шанс побить дона Антонио в его собственной игре — это укрепить в нем уверенность, что Аспид не догадывается о его истинной сущности и думает, что он ведет совсем другую партию.

Но в такой же степени Гревилл был уверен, что нельзя подвергать Аурелию опасности, разрешая ей действовать самостоятельно.

— Я не могу допустить, чтобы ты вела себя чересчур самонадеянно, — произнес он, осторожно подбирая слова. — Мы уже решили, что дон Антонио — человек очень опасный, и я не думаю, что ты готова работать с ним в одиночку. Даже с телохранителем. Совершить промах очень легко. То, что ты добилась успеха в очень простых заданиях, не значит, что ты можешь начать бегать раньше, чем научишься ходить.

— Тебе не кажется, что это оскорбительно? — воскликнула Аурелия, вскакивая на ноги.

Гревилл вздохнул и попытался нащупать тропинку через зыбучие пески:

— Я не хотел обидеть тебя, Аурелия, но в нашем деле есть непреложное правило, которому обязаны следовать мы оба: это то, что командую здесь я. Я не вправе подвергать тебя риску. Делай так, как я говорю, и будешь в полной безопасности. Пока мне нужно от тебя только одно — общайся с ним, и я попытаюсь выяснить, что он задумал. Все очень просто.

Гревилл подошел к Аурелии и взял ее руки в свои.

— Наверняка ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да, понимаю, — согласилась она, не выдернув рук. — Но все равно очень оскорбительно, когда ты называешь меня чересчур самонадеянной. Может быть, для тебя те задания, которые я выполнила успешно, являются незначительными пустяками, но для меня они имеют большое значение.

— Разумеется, — пробормотал Гревилл. — Я не хотел умалить твой вклад. Я просто пытаюсь, как можно убедительнее объяснить тебе мою точку зрения.

— Что ж, тебе это, несомненно, удалось, — отрезала Аурелия, не желая ни целовать его, ни мириться прямо сейчас.

— Моя первая забота — это твоя безопасность, Аурелия… всегда.

Было бы глупо обвинять его в этом, думала она, а его губы уже повторяли путь большого пальца.

Аурелия позволила себе расслабиться. Ее напряженное тело обмякло в его объятиях, и она уже не понимала, почему так упорно возражала против решения, которое на самом деле несло ей только облегчение. Аурелия не испытывала ни малейшего желания оставаться наедине с доном Антонио под тенистыми деревьями Ричмонда.

Глава 22

Следующим утром леди Фолконер приняла дона Антонио в гостиной. Он вошел в комнату, одетый, как обычно, в черный сюртук. Впрочем, по такому случаю, он добавил светлое пятно — жилет в серую и черную полоску и серые панталоны. Белые складки накрахмаленного шейного платка высоко вздымались над подбородком, напоминая плоеные воротники испанских грандов, начищенные ботфорты блестели как зеркало, а в руках он держал шляпу и трость.

Вне всякого сомнения, он представляет собой весьма элегантную и впечатляющую фигуру, думала Аурелия, откладывая в сторону пяльцы и вставая с кресла, чтобы поздороваться с гостем. Но элегантность костюма даже за все блага мира не могла бы скрыть жесткую линию рта и пустоту черных глаз.

— Миледи. — Дон Антонио помпезно раскланялся. — Могу я сказать, что сегодня утром вы просто обворожительны?

— Можете, дон Антонио. — Аурелия улыбнулась, протягивая руку. — А я обвиню вас в бесстыдной лести, но комплимент все равно приму с удовольствием.

Он поцеловал ее руку, удержав ее чуть дольше, чем это было необходимо.

— Вам польстить невозможно, леди Фолконер.

Она только улыбнулась в ответ на это и показала на кресло.

— Не желаете освежиться? Может быть, кофе, или вы предпочитаете херес?

— Я с радостью выпью того же, что и вы, моя дорогая мадам. — Он положил шляпу и трость на столик у стены и уселся грациозно, как кот, скрестив щиколотки.

Аурелия кивнула и позвонила. Джемми появился мгновенно.

— Пожалуйста, кофе, Джемми.

— Да, мэм. — Юноша закивал и попятился.

— Так что, мадам, вы уже подумали о поездке в Ричмонд-парк? — осведомился дон Антонио, старательно счищая несуществующее пятно с безупречного рукава.

Аурелия приняла расстроенный вид.

— К сожалению, дон Антонио, возникли сложности. Вы… — Тут появился Джемми с кофе, и она замолчала, дожидаясь, пока юноша поставит все на низкий столик перед ней. — Спасибо, Джемми, это все.

— Хорошо, мэм, — весело ответил Джемми и торопливо вышел.

Аурелия налила кофе в чашки севрского фарфора.

— Мой муж запретил мне эту поездку.

На суровом лице гостя мелькнуло странное выражение, но исчезло так быстро, что Аурелия подумала — не показалось ли ей.

— Какая жалость, — произнес он бесстрастным тоном, глядя на нее глазами, блестевшими, как черные полированные камни.

Аурелия уныло посмотрела на него.

— Боюсь, он несколько старомоден и, как я говорила еще вчера, чересчур заботлив. Он считает, что я недостаточно искусная наездница, чтобы ехать в Ричмонд без него. — Она укоризненно улыбалась. — Насколько я понимаю, прогулочные аллеи в Ричмонде не так ухожены, как дорожки в Гайд-парке.

— Это верно, — отозвался дон Антонио, сделав глоток кофе. — Признаюсь, что я разочарован, мадам, но вполне понимаю позицию вашего супруга. Он не настолько хорошо меня знает, чтобы быть уверенным, что я сумею уберечь его супругу от несчастного случая.

Снова угроза, словно быстро мелькнувший клинок. Аурелию опять зазнобило. Она взяла кофейник, надеясь, что руки не задрожат, и она сумеет налить кофе в чашки. Этой минутной передышки хватило, чтобы Аурелия вновь обрела самообладание.

— В Ричмонд мы не попадем, сэр, но мой муж не возражает против прогулок поближе к дому. — Она, улыбнувшись, протянула ему полную чашку. — Обещаю показать вам кое-какие лондонские достопримечательности. Мы можем взять карету и съездить посмотреть львов у Биржи, если хотите. Или погулять в Грин-парке.

— Скажите, это правда, что в Грин-парке пасутся коровы? — полюбопытствовал дон Антонио, внимательно глядя на нее. — Мне кажется, для городского парка это чересчур эксцентрично.

— В английских законах хватает эксцентричности, — хихикнув, ответила Аурелия. — Общественное право на выпас скота очень ревностно охраняется. Лондонцы в течение нескольких столетий имели право пасти свой скот в Грин-парке. А желающим доярки продадут чашку парного молока.

— Боюсь, от этого удовольствия я вынужден отказаться, — заявил дон Антонио и поставил чашку на столик. — Но удовольствие от вашего общества, мадам, — это совсем другое дело. — Тут раздался энергичный стук дверного молотка, и вновь досада мелькнула на лице испанца.

Аурелия вскочила на ноги, едва услышав голоса в холле.

— О, умоляю, извините меня, дон Антонио! Она кинулась к двери гостиной.

— Лив… Лив! О, как я рада тебя видеть! Когда ты приехала в Лондон? И малыша принесла! — Аурелия обняла подругу, а затем повернулась к няне, державшей в руках сверток. — О, дайте его мне. — Она взяла завернутого в одеяльце ребенка и всмотрелась в крошечное сморщенное личико.

— Разве он не красавчик? — спросила Ливия, сияя материнской гордостью. Она отогнула край одеяльца, чтобы Аурелия как следует, рассмотрела ее сына. — Князь Александр, познакомься со своей крестной мамой, — велела она малышу.

Аурелия внезапно вспомнила про дона Антонио, покинутого в гостиной, и сказала:

— У меня визитер, Лив. Пойдем в гостиную. — Держа на руках младенца, она первой вошла в комнату. — Простите меня, дон Антонио, за то, что я вот так убежала. Моя давняя подруга только что вернулась в Лондон со своим новорожденным сыном. Ливия, позволь представить тебе дона Антонио Васкеса. Дон Антонио — княгиня Прокова.

Дон Антонио склонился над рукой княгини. Он уже хотел уйти, как в гостиную ворвалась Корнелия.

— Вот ты где, Лив! Я так и думала. О, дайте мне на него посмотреть! — Она взяла младенца у Аурелии. — Он очарователен… но должна сказать тебе, Лив, что ни капельки не похож на твою миниатюру.

— Нет, — согласилась, смеясь, Ливия. — Боюсь, что не такой уж я хороший художник.

Дон Антонио кашлянул.

— Леди Фолконер, мне пора. Боюсь, я тут лишний.

— О, простите меня, от волнения я забыла о приличиях, — извинилась Аурелия. — Нелл, не думаю, что ты знакома с доном Антонио Васкесом. Дон Антонио — леди Бонем.

Корнелия с откровенным любопытством посмотрела на испанца.

— Вы новичок в городе, сэр?

— Я здесь всего лишь несколько недель, мадам.

— Странно, что мы до сих пор не встречались. Обычно, когда моя подруга с кем-то знакомится, я с этими людьми тоже знакомлюсь.

Корнелия кинула быстрый взгляд на Аурелию, но та промолчала.

— В таком случае я просто обязана послать вам приглашение на мой бал, дон Антонио. Он состоится в следующую субботу… Боюсь, я предупреждаю вас слишком поздно, но все же надеюсь, что вы окажете мне любезность и примете приглашение.

— Это честь для меня, леди Бонем. — Он поклонился, щелкнув каблуками, вытащил из кармана визитку, протянул ее Корнелии и обернулся к хозяйке дома: — А теперь, леди Фолконер, я действительно должен оставить вас с вашими друзьями. Поговорим о прогулке в другой раз. — Он еще раз поклонился всем трем дамам и вышел.

— Учтивый джентльмен, — заметила Корнелия, усаживаясь и покачивая младенца. — Странно, как это я не заметила его в обществе.

Еще один быстрый взгляд в сторону Аурелии, но та просто пожала плечами и вполне искренне сказала:

— Гревилл его откуда-то знает.

— А-а, понятно. — Корнелия метнула многозначительный взгляд на Ливию. — Похоже, ты с ним в весьма приятельских отношениях.

Аурелия заметила этот взгляд, но никак не отреагировала ни на него, ни на слова Корнелии. Так было проще, чем пытаться распутать этот клубок и все им объяснять. Обе они знали, что Гревилл, как и их мужья, как-то связан с секретной деятельностью.

— Я позвоню, чтобы принесли еще кофе, — произнесла Аурелия, дергая звонок.

— Только не для меня, — беспечно сказала Корнелия. — Я что-то разлюбила кофе… точнее, он разлюбил меня.

Мгновение, помолчав, Аурелия так же беспечно сказала:

— А меня мутит от чая. Ливия расхохоталась:

— О, как чудесно! Сразу обе! Корнелия посмотрела на Аурелию:

— В самом деле?

— Ммм… гм. — Аурелия кивнула. — И ты тоже?

— Я почти уверена. Хотя срок еще совсем небольшой.

— И у меня тоже. Совсем небольшой. Собственно… — Аурелия смущенно засмеялась. — Я только сегодня утром и сообразила.

У нее голова была так забита мыслями, что она не замечала, как идут недели, а постоянную усталость и тошноту списывала на свое волнение из-за встреч с доном Антонио.

— Гревиллу уже сказала?

Аурелия помотала головой:

— Еще нет.

Честно говоря, она не знала, как ему об этом сказать — да и говорить ли вообще. Их партнерство скоро заканчивалось — как только дело с доном Антонио завершится, к полному удовлетворению Гревилла. И как он отреагирует на то, что ему придется бросить, своего ребенка и тот будет расти без отца? Может быть, стоит скрыть это от него? Гревиллу так будет проще жить, а она прекрасно справится сама.

— А Гарри уже знает? — спросила Ливия у Корнелии.

— Еще нет. Я скажу через пару недель. Все-таки у нас получилось не сразу, а он ни разу даже не заикнулся на эту тему, хотя я знаю, что он очень хотел стать отцом. Прежде чем я его обрадую, нужно быть абсолютно уверенной.

— Я думаю, это просто чудесно, — повторила Ливия, забирая сына у Корнелии и с обожанием глядя на его спящее личико. — Они все будут почти ровесники. Как члены одной семьи — в точности как Стиви, Сюзанна и Фрэнни.

Корнелия встревоженными глазами пристально вглядывалась в лицо Аурелии.

— Когда ты скажешь Гревиллу, Элли?

— Через неделю или две.

Аурелия никак не могла понять, как это могло случиться, и не сомневалась, что и Гревилл не поймет. Он только однажды забыл о привычных предосторожностях, но это было всего лишь несколько дней назад — слишком рано, чтобы уже заметить беременность. Но такое случается даже в самых упорядоченных отношениях.

— Значит, пока это только наш секрет, — объявила Ливия. — На моих устах печать. — И сменила тему: — Слушай, Нелл, у меня такое потрясающее платье к твоему балу! Его выбрал Алекс. Серебристый газ на чехле из черного шелка, а шлейф оторочен алой тесьмой. А для прически у меня уже есть алое страусовое перо.

Аурелия фыркнула.

— Мы отлично будем дополнять друг друга, радость моя! У меня платье из черного газа на белом шелке, а Нелл будет во всем алом, отороченном черными и серебристыми кружевами.

— Какое эффектное трио! — воскликнула Ливия.

— А что, когда-нибудь было по-другому? — отозвалась Корнелия, снова метнув на Аурелию испытующий взгляд. — Никто не может сказать, что дамы с Кавендиш-сквер, начиная с Софии Лейси, когда-либо придерживались скучных светских условностей. Ты согласна, Элли?

Аурелия улыбнулась:

— О да, Нелл. Совершенно согласна.

Дон Антонио свернул с Саут-Одли-стрит, направляясь к своему дому. Он уже обуздал свой гнев, охвативший его, когда такой замечательный план провалился, и теперь быстро обдумывал альтернативу. На какой-то миг он понадеялся, что сумеет завершить работу в течение недели. Дон Антонио был славен не только своей тщательной работой, но и скоростью, с какой выполнял любое задание. Он надеялся, что на этот раз превзойдет любые ожидания, но теперь придется позабыть о тщеславии. Действовать слишком поспешно нельзя.

Приглашение на бал к лорду и леди Бонем принесли этим же вечером, и дон Антонио тотчас же ответил согласием. На следующее утро он зашел к леди Фолконер и попросил записать за ним кадриль.

Аурелия была несколько рассеянна, когда ей сообщили о визите. Фрэнни простудилась и лежала на диване в гостиной матери, чихая и гнусаво жалуясь, что ей скучно, и она хочет пойти на уроки на Маунт-стрит.

— Здесь этот иностранный джентльмен, миледи. Я провел его в большую гостиную, — сказал Джемми.

Аурелия с трудом удержалась, чтобы не сказать, что сегодня она не принимает. Но она обещала Гревиллу, что материнские заботы не помешают ей выполнять задание.

— Передай ему, я спущусь через минуту, Джемми. И отнеси туда графин с хересом, — сказала она, положив руку на лоб дочери. — К ее большому облегчению, температуры у Фрэнни вроде бы не было. — Я скоро вернусь, милая.

Лежи спокойно, а Дейзи принесет тебе чашку куриного бульона, приготовленного мисс Эйдой.

— Я не люблю бульон, — сердито шмыгнула носом Фрэнни. — Я хочу имбирный пряник и молока с медом.

В любом другом случае Аурелия отказала бы ей в этом сразу, зная, что дочь просто пытается выжать все возможное из болезни, которая лечится отнюдь не сладостями. Но Аурелия чувствовала себя утомленной, ее мутило, а мысль о доне Антонио, ожидавшем ее внизу в своем элегантном черном наряде, не улучшала ее настроения.

— Я скажу Дейзи, чтобы она принесла тебе немного. — Она поцеловала девочку в лоб. — Но это в последний раз, Фрэнни. Когда я вернусь, ты поешь бульона и отправишься в постель, чтобы поспать.

Умница Фрэнни решила больше не спорить, ей хватило и этой победы.

— Хорошо, — согласилась она и старательно закашлялась.

Покидая комнату, Аурелия не могла сдержать улыбку. Это дитя при всей своей наивности обладает неплохими навыками для устройства дел к своему удовольствию. В точности как ее отец, подумала Аурелия. Фредерик устроил собственную жизнь так, как захотел. Она легко погладила еще плоский живот. А как насчет этого? Это будет ребенок мужчины, который еще лучше способен манипулировать миром, чтобы тот соответствовал его нуждам.

О, все это так сложно и очень раздражает! А сейчас необходимо сосредоточиться на доне Антонио Васкесе.

Аурелия вошла в гостиную, сияя улыбкой, и протянула руку.

— Мне так жаль, что мы вчера не смогли побеседовать подольше, дон Антонио, но визит княгини Проковой был полной неожиданностью, а она моя лучшая подруга.

— О, я все прекрасно понимаю, мадам. — Он поцеловал ей руку. — Кроме того, я даже извлек из этого выгоду — получил приглашение на бал леди Бонем — и пришел к вам в надежде, что вы не откажетесь протанцевать со мной кадриль.

Ник Питершем уже пригласил ее на этот танец, но он со своей обычной снисходительностью легко согласится на замену.

— Я буду в восторге, дон Антонио. Это один из моих любимых танцев.

— И моих тоже. — Черные глаза посмотрели прямо в карие, но, как всегда, в этом взгляде ничего нельзя было прочесть. Он был пустым, как девственно-чистая грифельная доска Фрэнни. — Кроме того, я надеялся, что сумею уговорить вас поехать со мной на прогулку в Ботанические сады в Кью. Мне говорили, что в это время года они прелестны.

— Боюсь, сегодня утром я не смогу, дон Антонио. Моей дочери нездоровится, и если я уйду из дома, она так расстроится, что у нее поднимется температура. Но как только ей станет лучше, я с удовольствием съезжу туда с вами.

Если он и рассердился на отказ, виду не показал. Испанец поклонился и, едва заметно улыбнувшись, произнес:

— Разумеется, здоровье вашей дочери важнее моих эгоистичных желаний. Очень надеюсь, что у нее нет ничего серьезного. Вы доктора приглашали?

Он умудрился вполне искренне изобразить беспокойство, думала Аурелия, отвечая беспечным тоном:

— Нет, я не думаю, что это необходимо. Просто обычная легкая простуда. Но спасибо за заботу, сэр.

— Забота о детях не может быть чрезмерной. — Снова сверкнул тот острый клинок.

Аурелия с трудом подавила тревогу. Нет, ей только кажется, что в его голосе звучит угроза, — это неудивительно при ее теперешней повышенной нервозности.

— Я покидаю вас, мадам. — Испанец склонился над ее рукой, продолжая удерживать ее, словно в теплых сухих тисках. Голос его сочился сочувствием. — Я не хочу слишком долго удерживать вас вдали от дочери. Но может быть, завтра вы согласитесь погулять со мной — недалеко, всего лишь в тот сквер на площади, если пожелаете.

— Вы очень внимательны, дон Антонио, — ответила Аурелия, вымучив улыбку (и понадеявшись, что она получилась искренней). — Короткая прогулка завтра днем — это восхитительно.

— Тогда я зайду в два часа. — Он еще раз поднес ее руку к губам и только потом ушел.

* * *

Гревилл как раз вошел в холл, когда дон Антонио вышел из гостиной.

— Доброе утро, дон Антонио. — Гревилл бросил свою шляпу с высокой тульей на столик в холле, поставил рядом изящную трость и начал стягивать перчатки. — Полагаю, приходили с визитом к моей жене?

Испанец слегка прищурил черные глаза и спросил:

— Надеюсь, у вас нет возражений, сэр?

— Ни единого, — беспечно ответил Гревилл. — Моя жена вольна, выбирать себе любых друзей, каких пожелает.

— Но насколько я понимаю, никаких прогулок с ними в Ричмонд-парке?

— Нет. Леди Фолконер — очень нервная наездница, и я не доверяю уздечку ее лошади никаким рукам, кроме своих.

— Весьма похвально, сэр Гревилл. — Губы дона Антонио дернулись в неком подобии улыбки. — Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы я потанцевал с ней на балу у леди Бонем в субботу?

— О, нисколько. Моя жена вольна, выбирать себе партнеров в танце так же, как и друзей. — Гревилл шагнул назад и распахнул дверь для уходящего гостя. — Увидимся с вами там, дон Антонио.

Испанец поклонился и вышел. Гревилл закрыл за ним дверь, немного постоял, нахмурившись, и направился в гостиную.

— Я и не знал, что дон Антонио знаком с Бонемами, — произнес он, подходя к буфету. — Вина?

Аурелия с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Нет-нет, спасибо. Он был здесь вчера, когда пришли Нелл и Лив. И Нелл с ходу пригласила его на бал. Похоже, она решила, что, раз уж мы с ним приятельствуем, она просто обязана его пригласить. — Аурелия все-таки передернулась. — Я не вижу в этом необходимости, но думаю, и вреда большого не будет.

— Совсем напротив, — отозвался Гревилл, наливая в бокал кларет. — Как там Фрэнни?

— Несчастная. Сморкается и старается выжать из этого все, что только можно, — засмеявшись, сказала Аурелия. — Мне пора вернуться к ней.

Она уже подошла к двери, но остановилась, потому что Гревилл взял ее за руку.

— Может быть, мне только кажется, Аурелия, но, по-моему, с тобой не все ладно. — Он внимательно смотрел ей в глаза.

— Ничего подобного, — возразила она, отводя, однако, взгляд в сторону. — Со мной все в полном порядке. — Она пожала плечами. — Не буду врать, вся эта история с доном Антонио меня совершенно выматывает. Когда я с ним, то не могу ни на секунду расслабиться, и все тело начинает ныть. — Она попыталась засмеяться, но ничего не вышло. Его темные глаза словно проникали ей прямо в мозг.

— Может быть, тебе нужно что-то взбадривающее? Ты никогда не отличалась хорошим аппетитом, но в последние дни его и вовсе нет. И мне не нравятся темные круги у тебя под глазами.

— Значит, скорее, завершай дело, Гревилл, — сказала она значительно более резко, чем хотела. — А я должна идти к Фрэнни. — Она вырвала руку и вышла за дверь.

Гревилл негромко выругался. Раньше ему и в голову не приходило, какую цену ей придется заплатить за участие в его миссии. Во многих отношениях гораздо сложнее играть роль в знакомой обстановке, чем выполнять непосредственное задание, даже если оно очень опасное. То, что делала Аурелия, само по себе опасным не было, но напряжение, которое она испытывала каждую минуту этого спектакля в обществе испанца, давалось ей нелегко.

Впрочем, осталось уже недолго. Васкес непременно скоро сделает решительный шаг, а после этого обнаружит, что его жертва уже поджидает его в полной боевой готовности. Тут-то он и попадется. Гревилл завершит все быстро одним упреждающим ударом. Простое убийство. Впрочем, он гордился своим мастерством и был почти уверен, что Эль Демонио явился в Лондон, приберегая не один козырь в рукаве, и налаживанием здесь шпионской сети занимаются другие люди. Так что пусть пока леска разматывается, посмотрим, что еще можно поймать. Но как только все завершится, он увезет куда-нибудь Аурелию на несколько недель. Куда-нибудь в деревню, где она придет в себя, щеки снова порозовеют, а в глаза вернется блеск.

До следующего задания, которое положит конец всему.

Глава 23

— Как себя чувствует Фрэнни? — В субботу вечером Гревилл в одной рубашке стоял в дверях, разделявших супружеские спальни, и прикалывал бриллиантовую булавку к белоснежным складкам галстука.

Аурелия сидела у туалетного столика в легком пеньюаре, прикрывавшем белое шелковое платье. Эстер укладывала ей волосы. Черный газ аккуратно лежал на подлокотнике кушетки.

Аурелия слегка повернула голову в сторону мужа.

— Ей намного лучше, — со смехом произнесла она, — но она все еще пытается извлечь из своей болезни выгоду. Последние три дня она чувствует себя прекрасно, однако старательно кашляет и время от времени на всякий случай чихает в твердой уверенности, что за это Дейзи принесет ей все, что она попросит. — Аурелия немного наклонила голову набок. — Вы выглядите красавцем, сэр.

— У меня много хороших качеств, дорогая, но красота к ним не относится. Булавка приколота ровно?

Аурелия встала и подошла к мужу, сердито сказав:

— Ложная скромность не является привлекательным качеством. — Ее пальцы ловко поправили булавку.

Она уже хотела отойти, но Гревилл поймал ее за руку и поцеловал в нежное белое запястье, пронизанное синими жилками.

— Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, Аурелия?

— Конечно. Лучше и быть не может. А в чем дело?

— Не знаю, — ответил он, удерживая ее руку. — Зато хорошо знаю, когда слышу неправду. — Он притянул жену к себе и положил руки ей на плечи, ощущая тепло кожи под тонким шелком. — К сожалению, ты выглядишь измученной, дорогая моя. Я твердо решил после сегодняшнего вечера на пару недель отправить тебя и Фрэнни в деревню, к Мэри Машем. Вам обеим необходим свежий воздух.

— Гревилл, ты никуда не можешь меня отправить. Я вполне в состоянии сама решить, что мне нужно и когда. И уж конечно, я единственный человек, который имеет право принимать такие решения за Фрэнни.

Гревилл провел большими пальцами по ее векам, думая, что меньше всего он хочет отсылать ее от себя. Им осталось провести слишком мало времени вдвоем.

— Но ты поедешь, если я пообещаю время от времени приезжать к вам?

Она слегка улыбнулась.

— Безусловно, это другое дело. А ты знаешь, что не записал за собой ни одного танца со мной на сегодняшний вечер?

Он растерялся.

— Я не думал, что это необходимо. Аурелия расхохоталась.

— Моя бальная карточка заполнена, но я так и знала, что ты забудешь, поэтому оставила тебе контрданс.

Он вскинул брови.

— Только один?

— Мне подумалось, что тебе и одного будет более чем достаточно. Кроме того, мне необходимо как можно больше времени провести с доном Антонио.

— Да, это верно. — В его глазах промелькнула какая-то тень.

— Как ты сам говоришь, мы работаем все время, — мягко напомнила Аурелия.

— Да, но иногда это чертовски раздражает. — Гревилл вернулся в свою комнату.

Аурелия снова села перед зеркалом. Эстер совершала свои обычные чудеса со щипцами для завивки. Аурелия никогда не слышала, чтобы Гревилл так отзывался о работе. Он жил этой работой, дышал ею — а сейчас это прозвучало так, словно он и в самом деле желал, чтобы эта работа провалилась ко всем чертям.

— Готовы надеть платье, мэм? — Эстер с благоговением взяла в руки черное газовое облачко. — Я сделаю очень аккуратно, прическу не испортим.

Аурелия решила пока не думать об этой загадке. Она сбросила пеньюар и подняла вверх руки. Платье словно скользнуло по ним и ровно легло на облегающий белый шелковый чехол.

— Господи Боже, миледи, да вы просто красотка! — выдохнула Эстер.

— Верно, Эстер, — сказал Гревилл от двери. Он уже успел надеть черный фрак и панталоны со штрипками поверх черных туфель. — Ошеломительно. — Он пересек по ковру комнату, подошел к Аурелии и вытащил руки из-за спины. — Украсишь этим волосы?

Аурелия уставилась на бриллиантовый полумесяц, прикрепленный к жесткой черной бархатной ленте. Он был простым, элегантным и невероятно красивым.

— О да, — тихо произнесла она, поднимая взгляд на мужа. — Это прекрасно.

И увидела в его глазах то, в чем никогда не была уверена раньше. Иногда в них появлялся намек, но никогда не было такого откровенного чувства. Гревилл ее любит. Может быть, он не готов признаться в этом даже себе, но она теперь знает, и это знание греет ей душу, наполняя ее ликованием. Аурелия снова села перед зеркалом, коснувшись своего живота.

— Позвольте мне прикрепить его миледи, — сказала Эстер, забирая у Гревилла украшение. — Булавку здесь… и еще одну здесь… все, теперь будет держаться крепко и долго. — Она подкрепила слова действием и отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.

Гревилл в самом деле сделал идеальный выбор. Черный бархат при светлых волосах, бриллианты, сверкающие на черном фоне, форма полумесяца — не совсем тиара и в то же время не просто лента для волос. Все это подходило к элегантному стилю Аурелии как нельзя лучше.

— Спасибо, — сказала она, поднимая лицо для поцелуя. Гревилл склонился над ней, мазнул губами по ее губам и поцеловал обнаженное плечо.

— Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, — пробормотал он.

Аурелия легонько прикоснулась к его лицу кончиками пальцев и встала.

— Я обещала перед уходом зайти к Фрэнни. Она хочет посмотреть на мое платье.

— Так давай покажемся ей вместе. — Гревилл церемонно поклонился и предложил ей руку.

Когда они вошли в детскую, Фрэнни сидела в своей кроватке. Глаза ее широко распахнулись.

— Мама, ты прямо как настоящая принцесса! У тебя в волосах бриллианты?

— Да. Это подарок, — ответила Аурелия, наклоняясь, чтобы поцеловать дочь.

Фрэнни расширенными глазами посмотрела на Гревилла:

— От тебя?

— Да, от меня, — улыбнулся Гревилл.

— Мама сегодня как настоящая принцесса, а ты — как принц, — сказала Фрэнни, сделав комплимент и Гревиллу.

— Что ж, спасибо, Фрэнни, — серьезно отозвался Гревилл. — Боюсь, что я не сумею затмить твою маму, но обещаю, что у нее будет эскорт, за который не придется стыдиться.

Девочка нахмурилась.

— Почему это она должна стыдиться?

— О, он просто поддразнивает тебя, милая, — быстро сказала ее мать. — Мы идем на обед к тете Нелл и…

— А потом на бал, — перебила ее Фрэнни. — Желаю хорошо провести время. Я бы тоже хотела пойти.

— Неподражаемое дитя, — заметил Гревилл, когда они начали спускаться из детской вниз. — Через какие-то десять лет некий невинный юноша сильно влюбится в нее, и да поможет ему Бог.

Аурелия фыркнула.

— Она не лишена сострадания. А у меня есть еще десять лет, чтобы взрастить семена.

Дон Антонио Васкес изучал свое отражение в высоком зеркале в спальне. Рубашка и жилет ослепляли белизной. Фрак и бриджи были из черного бархата. В складках галстука прятался квадратный рубин, еще один такой же блестел на безымянном пальце. Бородка клинышком была аккуратно подстрижена и расчесана, волосы завиты и напомажены. Он сунул руку под фрак сзади и нащупал тонкую холодную рукоятку кинжала, спрятанного на спине в кожаных ножнах. Легко дотянуться, невозможно заметить. Все так, как и должно быть.

Он подошел к комоду и открыл ящик. Вытащил оттуда маленький пистолет с рукояткой, инкрустированной жемчугом, и сунул его в карман, с удовольствием ощущая, как он прижимается к бедру. Дон Антонио не любил огнестрельное оружие, предпочитая ему кинжалы, но в некоторых случаях пистолет мог быть отличным средством убеждения, а сегодня ночью он не собирался полагаться на случай.

Выйдя из спальни, дон Антонио направился в гостиную, где его ждали Мигель и Карлос, неловко стоявшие у пустого камина.

— Карета ждет внизу, сэр, — сказал Карлос. Он был одет как наемный кучер — в кожаные бриджи и короткую куртку, а шея была замотана толстым шарфом. На ногах у него были сапоги, в каждый из которых он засунул по ножу.

— Хорошо. Мигель, ты знаешь, что должен сделать? Мигель кивнул:

— Конечно, дон Антонио. — Он оделся в простой темный сюртук и брюки, высокие сапоги и треуголку, как старший слуга в приличном доме. Вытащив из кармана небольшую шкатулку, он щелчком открыл ее, продемонстрировав четыре острых инструмента. — Это поможет начать дело, сэр. — Затем опустил шкатулку обратно в карман, с жестокой усмешкой завернул широкий рукав сюртука и ловким движением пальцев извлек изящный кинжал, примотанный к запястью. — А это его завершит. Я готов, сэр.

— Вижу, — сухо ответил хозяин. — Надеюсь, твое вооружение нам не потребуется, но подготовиться не помешает.

Часы начали бить десять. Троица дождалась, пока бой закончится, и дружно направилась к двери. Дон Антонио накинул на плечи черный шелковый вечерний плащ и легко сбежал по ступенькам вниз, где около пары лошадей, запряженных в простой наемный экипаж, стоял юный мальчик.

— Ты проверил их ход? — спросил Антонио.

— Да, дон Антонио. Они просто летят. На пустой дороге из них можно выжать ту скорость, которая нам потребуется. — Карлос швырнул мальчику монету и забрался на облучок, взяв в руки вожжи.

Мигель сначала придержал дверцу для дона Антонио, потом вскочил вслед за ним в экипаж, плотно закрыл дверцу и молча устроился в уголке, зная, что, когда тот готовится к работе, отвлекать его нельзя. Экипаж за десять минут покрыл расстояние до Маунт-стрит, и лошади остановились перед ярко освещенным домом Бонемов. На дорожке, устланной ковром, стояли грумы, готовые направлять кареты и светить гостям, поднимающимся в дом по ступенькам.

Дон Антонио выбрался на мостовую, взмахнув плащом, оглянулся на экипаж, но ни слова не сказал. Все приказы Мигелю отданы. Дон Антонио быстро поднялся вверх по ступенькам и вошел в ярко освещенный дом, откуда лилась музыка.

Корнелия с мужем стояли наверху лестницы. У них за спиной были настежь распахнуты двойные двери, ведущие в бальный зал, и над гулом разговоров плыли звуки оркестра. На каждой ступеньке лестницы стояли кувшины с алыми тюльпанами вперемежку с черными, на люстре ярко пылали серебристые свечи. Гости представляли собой водоворот черного, серебристого и алого: все джентльмены до единого были черно-белыми, а дамы дополняли их, создавая букет алого и серебристого с редким оттенком черного.

— Получилось, — едва слышно выдохнула Корнелия. Щеки ее раскраснелись от успеха, а синие глаза сверкали как сапфиры. — Разве это не великолепно, Гарри?

— Настоящий триумф, любовь моя, — ласково хмыкнул он. — Но когда мы с тобой только познакомились, я бы ни за что не поверил, что ты можешь получить столько удовольствия от успехов в светском обществе.

— Было ужасно весело все это планировать, — будто оправдываясь, сказала она. — И нет ничего плохого в том, чтобы иногда потешить собственное легкомыслие.

— Безусловно, — согласился он и шагнул вперед, чтобы поздороваться со знатной леди, величественно поднимавшейся по лестнице. За ней волочился шлейф из дамаста и куча кашемировых шалей. Следом за леди поднималась пожилая дама и пыхтела, пытаясь удержать рассыпающиеся складки материи.

— Ваша светлость. — Гарри склонился над рукой своей двоюродной тетушки, поцеловал ее и повернулся с теплой улыбкой к компаньонке герцогини. — Мисс Кокс… Элиза. Спасибо за то, что вы привезли ее светлость.

Элиза Кокс вспыхнула и сказала, что она тут совершенно ни при чем. Герцогиня Грейсчерч, в свою очередь, тоже заявила:

— Чушь и вздор! Элиза не имеет к этому никакого отношения. Я хотела увидеть эту дурацкую чепуху собственными глазами! — Она поднесла к глазам лорнет и стала рассматривать хозяйку дома. — Очень впечатляюще, Корнелия. — Это вовсе не прозвучало комплиментом.

Корнелия давно привыкла к манерам герцогини, поэтому нисколько не расстроилась. Она засмеялась и взяла ее светлость за руку.

— Благодарю вас за то, что вы пришли, мадам. Без вас все было бы совсем по-другому. И я знаю, что вы не очень любите выходить куда-нибудь по вечерам.

Герцогиня фыркнула и осмотрелась.

— Ну, надолго я не задержусь. Пойдем, Элиза, давай посмотрим, кто еще потворствует этому дурачеству. — Она поплыла прочь. Компаньонка, виновато глянув на хозяев дома, поспешила за ней.

— Ну, это увенчает твой успех, Нелл, — сказал Гарри. — Право же, я и не предполагал, что она сделает над собой усилие.

— Нелл… — Из бального зала появилась смеющаяся Аурелия. — Герцогиня, в самом деле, одета в черное и белое… это признание! Как, скажи на милость, тебе удалось ее уговорить?

— Я и не уговаривала, — ответила Корнелия, глянув на мужа. — Подозреваю, что это Гарри приложил руку. Ты же знаешь, уж если он что-то задумает, то может убедить свою тетушку сделать все, что угодно.

— Это не так, — защищаясь, вскинул руки Гарри. — Никто — ни единый человек! — не сможет сдвинуть эту женщину с места, если она не захочет.

Корнелия с улыбкой покачала головой и повернулась к лестнице, где как раз появился новый гость.

— Дон Антонио… большое спасибо, что пришли. Испанец галантно склонился над ее рукой.

— Для меня было большой честью получить ваше приглашение, леди Бонем… лорд Бонем. — Он поклонился хозяину и огляделся. — Цвета… какая очаровательная концепция, леди Бонем. И черные тюльпаны — это большая редкость.

— Да, в самом деле, сэр, — ответила Корнелия. — К счастью, у меня есть друг, который, кажется, умеет извлечь любую редкость буквально из воздуха.

Дон Антонио слабо улыбнулся и повернулся к Аурелии, стоявшей позади Гарри:

— Моя дорогая леди Фолконер, как обворожительно вы выглядите. Такой великолепный контраст.

— Благодарю вас, дон Антонио, — ответила Аурелия, с трудом вымучив улыбку. — Вы подошли, чтобы предъявить права на свой танец?

— Я надеялся на большее, — сказал он, направляясь вместе с ней в бальный зал.

— Увы, сэр, моя карточка заполнена до отказа, — ответила Аурелия, показывая на бальную карточку, прикрепленную к запястью золотистой шелковой лентой. — Но кадриль я оставила за вами, как и обещала.

— Что ж, придется довольствоваться и этим.

— Аурелия, насколько я понимаю, это мой танец. — Перед ними появился Ник Питершем с протянутой рукой. — А, добрый вечер, Васкес. — Он кивнул ее спутнику. — Надеюсь, вы не собираетесь похитить мой танец?

— Это вряд ли, — скупо усмехнувшись, отозвался дон Антонио. — За своим я приду позже, — Он поклонился и отошел.

— Ты знаком с доном Антонио, Ник? — спросила Аурелия, когда они занимали свои места.

— Встречался с ним раза два в клубах. Странная личность. — Ник встал перед Аурелией, заиграла музыка, и они обменялись положенными любезностями.

Танцуя, Аурелия все время ощущала на себе взгляд Гревилла. Он стоял с бокалом в руке, прислонившись к стене, и беседовал с седовласым, усталым на вид мужчиной, который выглядел так, словно силой приволок себя на этот бал. Аурелия его не знала. Собственно, она была уверена, что никогда не видела его раньше, но тут же поняла, что они с Гревиллом не просто праздно болтают. Этого не понял бы никто, но она уже несколько месяцев наблюдала за своим мужем и всегда могла точно сказать, когда он работает. Сейчас он работал. Губы шевелились лениво, он стоял в расслабленной позе, всем своим видом давая понять, что это просто бессодержательная болтовня.

— Мы полагаем, что он, вероятно, собирается использовать маркиза де Лос Переса, чтобы наладить здесь шпионскую сеть… разумеется, после того, как расправится с тобой, — пробормотал Саймон Грант в бокал с шампанским, уставшими глазами глянув на дона Антонио, вошедшего в бальный зал. — Маркиз тесно связан с королем Карлосом, но у нас есть сильные подозрения, что он перебежчик. Он может собрать двор в изгнании здесь, в Лондоне, и использовать его как идеальное прикрытие, чтобы отправлять информацию к Фуше.

Гревилл сделал глоток шампанского, не отрывая глаз от Аурелии.

— Я проинструктирую Аурелию, чтобы она задала ему несколько невинных пробных вопросов.

Саймон кивнул.

— Не держи его на крючке слишком долго, Гревилл. Его главная цель — это ты, а твое самое важное задание — избавиться от него раньше, чем он успеет наложить на тебя лапы.

— Я знаю. Поверь мне, Саймон, я знаю. Но, думаю, у меня еще есть время. А если мы сумеем одновременно раскрыть еще один заговор, то все к лучшему. Разве не так?

— Решай сам, Гревилл. Только не нужно рисковать понапрасну.

Гревилл усмехнулся и оттолкнулся от стены.

— Не буду. А теперь извини, Саймон, но я должен отыскать жену. Следующий танец мой.

Саймон кивнул и повернулся, обнаружив рядом с собой Гарри Бонема.

— Превосходный бал, Гарри. Гарри недоверчиво усмехнулся.

— Что… или, точнее, кто… привел тебя сюда, Саймон? Если не будет важной причины, то тебя и дикими мустангами не затащишь на бал!

Шеф пожал плечами.

— Я хотел кое на кого взглянуть. А поскольку это уже сделано, то я уверен, что вы с женой меня извините.

— Конечно.

Отойдя в сторону, Гарри взглядом провожал своего шефа, прокладывавшего себе путь к выходу. На кого же Саймон Грант так хотел взглянуть?

— Я знаю, что на самом деле ты не хочешьтанцевать, — сказала Аурелия, когда они с Гревиллом покинули бальный зал за минуту до того, как оркестр заиграл контрданс. — Надеюсь, ты не будешь против вместо этого заглянуть в столовую?

— Нисколько, — весело согласился он. — Просто для тебя довольно необычно потребовать еды вместо танцев.

— Я почти ничего не ела за обедом, — объяснила она. Не рассказывать же ему про тошноту, которую можно успокоить только едой? — Я просто голодна, Гревилл.

— К счастью, это легко исправить. — Он подхватил Аурелию под локоть и повел в столовую. — Кроме того, я хочу быстро переговорить с тобой до танца с Васкесом.

Ее желудок сжался, но она попыталась расслабиться.

— Да? — произнесла Аурелия, приняв беспечный вид и усаживаясь за один из небольших столиков, расставленных в комнате.

— Что тебе принести? — Гревилл оперся на спинку ее стула, а взгляд его внезапно сделался неуютно проницательным.

— Немного черепахового супа, — поспешно ответила она. — С хлебом.

— Как прикажете, мадам. — Он уже повернулся, чтобы отойти, но снова посмотрел на жену. — Вина?

— Нет, только лимонад, пожалуйста.

Аурелия тяжело дышала, глядя, как муж протискивается сквозь все увеличивающуюся толпу к накрытым столам у дальней стены. Даже сегодня она должна работать! Но по непонятной причине интерес к этому у нее пропал. Причина вполне понятна, сказала Аурелия себе. Она отлично знает почему. Из беременных дам не получаются хорошие шпионки.

Гревилл вернулся к столу с тарелкой горячего ароматного супа и корзинкой, полной теплых булочек. Поставив все это перед Аурелией, он принес ей стакан лимонада и сел рядом с ней, держа в руке бокал вина.

— Так о чем ты хотел поговорить? — спросила она, погружая ложку в суп.

Гревилл заговорил еле слышным шепотом:

— Спроси Васкеса про маркиза де Лос Переса… просто упомяни имя и посмотри на его реакцию. Присматривайся к обычным сигналам — может, веки дрогнут или плечи дернутся… ты знаешь, на что обращать внимание.

— Знаю. Этот человек в Лондоне?

— Да… приехал совсем недавно. Вполне возможно, что он станет центром испанской шпионской сети. Нам нужно знать, есть ли у Васкеса к нему интерес.

Аурелия кивнула и доела суп.

— Это кажется довольно простым. — Она глянула на бальную карточку. — О, пора возвращаться в бальный зал, следующий танец — кадриль. — И даже сумела улыбнуться, вставая и опираясь на протянутую Гревиллом руку. — Ну что, еще раз на прорыв?

Глава 24

Мигель стоял в темном пустом переулке позади Саут-Одли-стрит и вполголоса ругался, пытаясь поднять окно. В прошлый раз, когда он тут все проверял, оно не было закреплено, и открыть его было проще простого, однако кто-то укрепил замок. Конечно, Мигель мог бы его взломать, инструментов для этого хватало, мастерства тоже, но придется тратить драгоценное время.

Он как можно быстрее проделал в стекле небольшую дырку, воспользовавшись острым алмазным наконечником одного из своих инструментов, и просунул руку внутрь, к щеколде, действуя с исключительным терпением. Щеколда поддалась. Мигель приподнял окно совсем немного — только чтобы перекатиться сквозь эту щель внутрь.

Библиотека была погружена во тьму, в доме стояла полная тишина. Он знал, что здесь ночевали всего лишь несколько слуг, в основном женщины. Помешать мог только ночной караульный. Мигель бесшумно подошел к двери библиотеки и приоткрыл ее, выглянув в коридор, тускло освещенный свечой у лестницы. Караульный дремал в кресле у парадной двери, опустив голову на грудь, полуоткрыв рот и похрапывая.

Пусть радуется, что Аспид не видит, как он уснул на посту, подумал Мигель, протискиваясь в коридор и подходя к креслу сзади. Быстрый удар в затылок, и храп прекратился; человек упал лицом вперед и медленно сполз с кресла на пол.

Мигель бесшумно побежал вверх по лестнице и остановился наверху, прислушиваясь. Все тихо. Ступени, ведущие в детскую, должны быть расположены в конце коридора. Он прошел половину пути, когда услышал это. Хриплое негромкое рычание, от которого волосы у него на голове встали дыбом. И тут собака бросилась на него, поставила огромные лапы ему на плечи и сбила с ног. Мигель упал на спину. Собака стояла над ним, жарко и шумно дыша ему в лицо. Увидев оскаленные белые клыки и свирепый взгляд коричневых глаз, Мигель зажмурился, ожидая, когда клыки вонзятся ему в глотку.

* * *

Дон Антонио изящно исполнял величавые движения кадрили. Мысленно он отсчитывал время, но его партнерша никак не могла об этом догадаться — с такой легкостью он исполнял длинные и сложные фигуры танца. Аурелии же требовалось все ее внимание. Танец этот был для лондонского светского общества относительно новым, и Аурелия, как и ее друзья, танцевала его всего несколько раз. Несмотря на инстинктивную неприязнь к партнеру, она была ему благодарна за мастерство, которое делало незаметным ее отдельные ошибки.

Наконец прозвучали последние мажорные ноты, и Аурелия позволила дону Антонио увлечь себя из бального зала прочь, к прохладному ветерку, дующему из коридора.

— Славная гимнастика, сэр, — сказала она, открыв веер и обмахивая разгоревшееся лицо. — Но вы знакомы с этим танцем гораздо лучше, чем я.

— Я танцевал его в Париже много лет назад, — ответил испанец, поддерживая ее под локоть и увлекая в сторону распахнутых окон в дальнем конце коридора. — Пойдемте, подышим свежим воздухом.

Аурелия пошла довольно охотно, но вместо того, чтобы подойти к открытым окнам, дон Антонио шагнул за расписанную ширму, прикрывавшую узкую дверь. Он сильнее стиснул ее локоть, и Аурелию охватила неясная тревога. Она подняла на него широко распахнувшиеся от внезапного подозрения глаза, но тут испанец втолкнул ее в дверь, ведущую на узкую темную лестницу для прислуги.

— Ни звука, — негромко предупредил он. — Безопасность вашей дочери зависит только от вас.

— Моей дочери… Фрэнни… что вы имеете в виду? — Аурелия едва сумела выговорить эти слова сквозь ужас, сжавший горло.

— Она у меня, и я привезу ее к вам. Но если рандеву не состоится до определенного времени, вы ее никогда больше не увидите. Так что советую поторопиться. — Он дернул Аурелию за локоть и потащил вниз по лестнице.

— Я никуда с вами не пойду, пока вы не докажете мне, что моя дочь у вас. — Оплывшая свеча на стене давала очень мало света, но она отчетливо видела жесткую линию рта и колодцы черных глаз, ровно ничего ей не говоривших.

Она быстро соображала. Покинув дом, она может надеяться только на себя, но до тех пор, пока они под этой крышей, она знает, что Гревилл где-то рядом, пусть его и не видно.

— Если мы пропустим рандеву, вы никогда больше не увидите свою дочь, — повторил дон Антонио голосом твердым и холодным, как обсидиан. Он отпер дверь, и Аурелия увидела, что она ведет в узкий проход, который тянется вдоль этой стороны дома.

Дон Антонио вглядывался в проход. Аурелия быстро опустила руку и бесшумно уронила на ступеньку свой веер. Может, напрасно она надеется, что его скоро обнаружат, но больше ей надеяться не на что. По крайней мере, Гревилл поймет, что она ушла именно отсюда. От него не ускользнет и значение веера, их средства сообщения — он просто кричит о причастности испанца.

С огромной неохотой и чувством, что она лишается всех возможных средств обороняться, Аурелия шагнула вслед за доном Антонио в проход и услышала, как зловеще щелкнула, закрываясь, дверь. Испанец взял ее за локоть и начал подталкивать к концу прохода, туда, где он выходил в переулок за домами. Переулок был пуст, в нем стояла единственная карета без опознавательных знаков. Из открытых окон дома доносились музыка, голоса, смех. Такие обыкновенные звуки веселья. Аурелии казалось, что она очутилась в каком-то нереальном мире.

Становилось прохладно. Она дрожала в своем тонком платье, обнаженные плечи и руки покрылись мурашками.

— Если уж прикидываетесь благородным человеком, могли бы предложить мне какую-нибудь накидку, — рявкнула она на своего похитителя и… внезапно приободрилась. Ее голос звучал вовсе не испуганно или растерянно, а просто раздраженно. Удивленный взгляд, который на нее бросил испанец, воодушевил ее еще сильнее.

Дверца кареты распахнулась изнутри, когда они к ней подошли. Аурелия остановилась, стараясь держаться ближе к стене дома.

— Я не сяду, пока вы не докажете мне, что Фрэнни у вас.

Дон Антонио не ослабил свою хватку, но негромко позвал в открытую дверку:

— Мигель!

Из кареты выпрыгнул не Мигель, а Карлос.

— Он еще не вернулся, сэр.

Дон Антонио еще сильнее стиснул локоть своей пленницы, и она почувствовала, что к ее спине прижалось дуло пистолета. Ошибиться было невозможно.

— Забирайтесь! — потребовал он ей прямо в ухо. — Если хотите увидеть свою дочь живой… садитесь в карету немедленно!

Что-то пошло не так, мгновенно поняла Аурелия. Но как этим воспользоваться? Неужели он выстрелит? Нет, если она требуется ему живой, какой толк будет от мертвой? Аурелия попыталась выдернуть руку.

— Где доказательства?

— Вы их скоро получите. А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо. — Голос испанца был таким же холодным, как сталь возле уха.

Вдруг ухо пронзила острая боль, по шее потекла липкая струйка крови. Аурелию охватил ужас. Одно дело пистолет, и совсем другое — нож. Она с детства панически боялась ножей. Дон Антонио подтолкнул ее в сторону кареты, она споткнулась, быстро провела рукой по горячей струйке на шее и отряхнула пальцы. Если Гревилл заметит капли крови, он будет знать больше, пусть и обрывочно. Человек, стоявший у кареты, резко подтолкнул ее вверх, и Аурелия не забралась, а, скорее, упала в темное нутро, но ей опять помогли месяцы тренировки с Гревиллом. Ухо пока было на месте, хотя и кровоточило, и Аурелии требовалось хорошенько подумать — с большей ясностью, чем до сих пор. Она вспомнила последние слова дона Антонио: «А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо». Им нужен Гревилл, а не она. Она для них — просто средство добраться до него. Это понимание помогло ей обрести хладнокровие, а вместе с ним пришла уверенность — у испанца что-то пошло не так.

Васкес забрался в карету, захлопнув за собой дверцу.

Второй запрыгнул на облучок, и карета тронулась, покатив из переулка на улицу. Дон Антонио уселся напротив Аурелии, похлопывая сверкающим лезвием по обтянутой перчаткой ладони. Он смотрел на нее, прищурившись, когда свет от уличных фонарей попадал в карету. Аурелия сидела в углу с бесстрастным лицом, на вид спокойная и расслабившаяся. Ей хотелось потрогать все еще горевший порез за ухом, проверить, большая ли рана, но она заставила себя не обращать на это внимания. Она не доставит ему такого удовольствия. И не покажет своего страха.

Ее самообладание держалось на слабой вероятности того, что они все-таки не схватили Фрэнни. Этот их Мигель так и не появился. Насколько Аурелия поняла, именно он должен был привезти доказательства. Раз его не видно, значит, вполне можно надеяться, что Фрэнни он похитить не сумел.

Испанец наблюдал за ней, сжав губы так, что рот превратился в тонкую жесткую линию. Что случилось с Мигелем? Если эта женщина не будет бояться за своего ребенка, не так-то просто будет ее расколоть. Без Мигеля начнется неразбериха. Конечно, он может все сделать сам, но он не знает приемов, практикующихся в инквизиции. Работу нужно закончить сегодня ночью. Лодка будет ждать его у моста Блэкфрайерз, чтобы по Темзе вывезти из Лондона. Верхом и в одиночестве он доберется туда меньше чем за час. К восьми часам прилив достигнет полной силы, и к этому времени он должен оказаться на борту, завершив дело. Нельзя тратить время впустую, пытаясь выяснить, что случилось с помощником. Эту женщину нужно расколоть быстро.

То, что Аурелия пропала, до Гревилла доходило медленно, слишком медленно, чего он впоследствии не мог себе простить. Он наблюдал за ней во время кадрили, неохотно восхищаясь ловкостью испанца при выполнении сложных фигур танца — сам он споткнулся бы на первом же шаге. Танец был долгим, из пяти или шести разных частей, и Гревилл, посмотрев немного, отошел в поисках приятной компании и наткнулся на князя Прокова — тот с любопытством рассматривал стол с едой.

— А, Фолконер! Может быть, вы сумеете меня просветить! Что это за маленькие штучки на подносе со льдом? Люди их выковыривают такими крохотными лучинками.

— Это литорины — съедобные моллюски. Весьма вкусные, но мне кажется, их так сложно вытаскивать, что это вряд ли стоит мгновения удовольствия.

— Морские создания? — Алекс взял с тарелки раковину и стал ее внимательно разглядывать. Потом взял одну из лучинок и выковырнул крохотный кусочек из раковины. Попробовал, проглотил и пожал плечами. — Кажется, я не понимаю, в чем смысл. С другой стороны, Ливия не понимает моей тяги к соленой селедке, которую я так люблю.

Гревилл расхохотался и огляделся.

— Я не вижу вашей жены.

— Нет, она с подругами забилась куда-то в уголок и обсуждает радости материнства. — Он с улыбкой посмотрел на Гревилла, но, заметив, что собеседник хмурится, добавил: — Аурелии с ними не было.

— Нет, она танцевала с доном Антонио Васкесом, — произнес Гревилл, и голос его внезапно сделался резким. — Прошу прощения, Проков. — Он круто повернулся и вышел из столовой. Через мгновение Алекс последовал за ним.

Аурелии не было ни в бальном зале, ни в комнате для игры в карты. Гревилл обошел галерею, где группки гостей дышали свежим воздухом после танцев. Аурелии среди них не было. И дона Антонио тоже.

— Кто видел ее последней?

Гревилл обернулся, услышав негромкий вопрос Алекса.

— Черт, да будь оно все проклято! Я не знаю, но мы должны ее отыскать.

Алекс кивнул.

— Я пойду направо, а вы поспрашивайте слева.

Гревилл с небрежным видом переходил от группы к группе, с нарочитой беззаботностью расспрашивая, кто и когда видел его жену. Несколько человек вспомнили, что после танца она вместе с партнером вышла из бального зала, но никому даже в голову не пришло посмотреть, куда они направлялись.

И тут из-за ширмы появилась служанка. Она что-то держала в руках и шла прямо к Гектору, дворецкому Бонемов, — тот стоял наверху парадной лестницы, внимательно приглядывая за всем и всеми. Гревилл торопливо пошел за ней.

Он увидел, как девушка виновато присела перед строгим дворецким и протянула ему то, что держала в руках. Гревилл, вежливо извинившись, взял у нее этот предмет. Веер Аурелии.

— Это веер моей жены. Где ты это нашла?

— У подножия черной лестницы, сэр, — ответила девушка. — Он лежал на второй ступеньке снизу.

Гревилл улыбнулся испуганной девушке, кивнул Гектору и отошел от них, держа веер в руке. Казалось, что он идет неторопливо, однако расстояние от галереи до того места, где Гревилл в последний раз видел Гарри Бонема, он преодолел с такой скоростью, словно бежал.

Гарри собирался потанцевать с женой, но тут заметил Гревилла. Что-то в его походке насторожило Бонема, поэтому он пробормотал Корнелии какое-то извинение и отошел от нее.

Подойдя к Гревиллу, Гарри услышал от него одну короткую фразу:

— Забери Фрэнни. Гарри коротко кивнул.

— Я отправлю Лестера. Это привлечет меньше внимания.

— Тебе лучше знать. Ему потребуется ключ от задней двери и команда для Лиры… чтобы она его подпустила.

Гарри внимательно выслушал, взял ключ, еще раз кивнул и быстро вышел из бального зала.

Гревилл вернулся на галерею, зашел за ширму и спустился вниз по узкой лестнице. Никаких следов борьбы. Аурелия оставила знак на второй ступеньке снизу. Дверь до сих пор не заперта. Гревилл вышел в темный переулок, поднял вверх лицо и беззвучно завыл, глядя на луну. Какой же он идиот! Преступный дурак!

Он решил, что она будет в безопасности в переполненном людьми бальном зале, и отвел от нее взгляд буквально на мгновение! Но им нужна не Аурелия. Точнее, она для них просто средство достижения цели.

Им нужен он. И очень скоро они с ним свяжутся. А до тех пор остается только молиться, что он не опоздал отвести угрозу от Фрэнни, и что они не убьют Аурелию, пока не заполучат его.

Гревилл медленно брел по переулку. Куча конского навоза там, где какое-то время стояли лошади, недалеко от двери. Еще теплая. Гревилл нахмурился, глядя на нее. Прошло полчаса, как она тут появилась, может, чуть больше. Он нагнулся и начал рассматривать булыжники. Три ржавых пятнышка совсем рядом с навозом. Его сердце сильно стукнулось о ребра. Засыхают, но засохли не до конца.

Аурелия ранена, но не сильно. Возможно, она оставила этот знак для него — так же как веер. Значит, она все еще в состоянии контролировать ситуацию. Он пробежался по следам кареты до улицы, но не смог понять, в какую сторону они поехали. Слишком большое движение, и все следы затерты.

— Есть что-нибудь? — Гарри, а следом и Алекс, появились из ни откуда.

— Несколько капель крови в переулке. Думаю, Аурелия хотела, чтобы я их увидел.

— Она ранена? — в бешенстве вскричал Алекс.

— Полагаю, не сильно, — бесстрастно ответил Гревилл. — Им нужен я. — Он коротко безрадостно рассмеялся. — В любом случае они свяжутся со мной очень скоро, если Аурелия у них в заложницах. Они понимают, что я не сдамся, если не увижу ее целой и невредимой, поэтому пока ей ничто не угрожает. И поверьте, джентльмены, она по-прежнему прекрасно соображает.

— А как ты собираешься избежать их ловушки? — Гарри говорил почти так же невозмутимо, как Гревилл.

— А это, друг мой, зависит от ловушки, — ответил тот. — Разные капканы, разные зубья — разные выходы.

— Что требуется от нас?

Гревилл поблагодарил Алекса за предложение поддержки короткой улыбкой.

— Когда Фрэнни окажется в безопасности, я вернусь на Саут-Одли-стрит и буду ждать известий.

— Пойдемте обратно в дом. Боюсь, что Корнелия и Ливия должны знать, что происходит. Они будут удерживать крепость и какое-то время создавать иллюзию того, что все в порядке, но… — Гарри пожал плечами.

— Хуже от этого не будет, — произнес Гревилл. Ему по-прежнему не хотелось втягивать в свои дела других людей, но он понимал, что теперь это не только его дело. Взяв Аурелию в партнеры, он поневоле сделал так, что другие, в частности те, кто имел отношение к его собственному тайному миру, захотят принять в операции участие, если почувствуют, что требуется их помощь. А раз Аурелия в опасности, они не сомневаются, что это необходимо. У него больше нет выбора.

Они вернулись в дом. Бал был в разгаре, оркестр играл, гости танцевали, подкреплялись, играли в карты. А хозяева — и двое друзей хозяев — отважно улыбались и ждали, когда вернется Лестер.

Лестер вставил ключ в замочную скважину кухонной двери. Отлично смазанный замок легко открылся, и он одобрительно кивнул. Кухня освещалась только тлеющими углями в плите, однако Лестеру вполне хватило света, чтобы добраться до двери, ведущей в парадную часть дома. Он знал про Лиру и про то, что у парадной двери должен быть на страже караульный. Но раз в дом вторглись, значит, караульный попал в беду.

Он беззвучно прошел в холл и увидел караульного на полу. Но проверять, как тот себя чувствует, было некогда. Кто-то вторгся в дом, и этот кто-то хотел похитить ребенка. А вдруг Лестер уже опоздал?

Он бесшумно поднялся по лестнице на первый этаж, остановился, прислушался и услышал рычание — негромкое, но от этого еще более угрожающее. Лестер пошел на звук и замер, увидев впечатляющую картину. Он произнес нужную команду. Собака, не поднимая головы от глотки своего пленника, посмотрела ему в глаза.

Лестер сказал следующую команду и осторожно подошел к собаке и лежавшему навзничь мужчине. Лира послушалась и подняла голову, дав ему возможность протянуть руку и прижать пленника к полу. Она сидела рядом и смотрела, как Лестер велит перепуганному до смерти Мигелю перевернуться на живот, а затем связывает за спиной его руки.

— До чего ты великолепное создание! — сказал Лестер, осторожно протягивая руку, чтобы прикоснуться к большой голове Лиры. Собака позволила ему погладить себя, словно в благодарность за отлично выполненную работу.

Лестер рывком поднял Мигеля с пола и пинком открыл дверь в спальню. Швырнув мерзавца лицом вниз на кровать, он тщательно связал ему ноги, затем пропустил веревку под живот, намотал на пояс и привязал его к кроватным столбикам.

— Это удержит тебя здесь, пока я не вернусь, друг мой, — весело произнес Лестер. — Но на всякий случай Лира останется тебя охранять.

Лестер присел на корточки, взял собаку за подбородок и, глядя ей прямо в глаза, произнес несколько слов. Лира выслушала, шумно вздохнула и улеглась рядом с кроватью, на которой дрожал и трясся привязанный пленник.

Лестер с облегчением поднялся и пошел наверх, в детскую. Дейзи спала в своей комнате, смежной со спальней Фрэнни, однако он очень удивился, увидев, что девочка сидит в постели и смотрит на дверь широко распахнутыми глазами, но без капли испуга. На столике возле кровати горел маленький ночник.

— Лестер? — прошептала Фрэнни. — Ты пришел, чтобы отвести меня на бал?

— Именно так, принцесса, — ответил он, закутывая ее в одеяло.

Глава 25

Аурелии казалось, что карета ехала целую вечность, но это только казалось. Гревилл научил ее примерно подсчитывать время, поэтому даже в темной карете с задернутыми занавесками она, снова и снова считая до ста, поняла, что ехали они чуть меньше получаса. Способ был весьма приблизительным, однако это помогло ей сосредоточиться и не паниковать.

Когда дверца кареты распахнулась, Аурелия осталась сидеть в своем углу, прикрыв глаза и наблюдая за похитителем.

— Выходите, — скомандовал Васкес.

Она с нарочитой беспечностью пожала плечами, выбралась из кареты в неосвещенный двор и быстро глянула на небо. Большая Медведица висела низко и светила ярко. Аурелия мысленно провела воображаемую линию вверх от ковша, к яркой Полярной звезде. Кучер отошел в сторону от дверцы, дон Антонио выпрыгнул на землю и схватил Аурелию за руку. Она увидела серебристый блеск ножа и с трудом подавила дрожь. Когда он начал подталкивать ее в сторону низкого строения в дальнем конце двора, она не произнесла ни слова и сопротивляться не стала.

В воздухе сильно пахло лошадьми, булыжники двора были усыпаны соломой. Значит, тут расположены конюшни, поняла Аурелия, и тут ее толкнули в грязное помещение, где запах лошадей, сделался еще сильнее, смешиваясь с вонью навоза и промасленной кожи. Следом вошел кучер, высоко подняв горящий фонарь, который отбрасывал тени на дощатые стены и лошадиные денники.

Васкес откинул щеколду у одного из денников и жестом приказал Аурелии войти. Она заколебалась на единое мгновение, но этого хватило, чтобы он угрожающе поднял нож и прижал его плашмя к ее щеке.

— Хорошо, хорошо, — с раздражением произнесла она и шагнула внутрь. — Вы выразились вполне ясно.

— Ради вашего же благополучия надеюсь, что так оно и есть. — Испанец закрыл нижнюю половину дверки, запер ее на засов и оперся на нее локтями. — Думаю, вы уже заметили металлические кольца в задней стене денника. Я ими воспользуюсь, если вы меня к этому принудите. Но я уверен, вы предпочтете обойтись без цепей, поэтому советую вести себя тихо. — Он шагнул назад, захлопнул верхнюю половину дверки, нарочито громко задвинул засов и оставил Аурелию в полутьме.

Аурелия подождала, пока глаза привыкнут к темноте, слегка разбавленной светом фонаря — его лучи золотой решеткой проникали между неплотно пригнанными досками денника. Железные кольца были вполне очевидной угрозой; вероятно, их использовали, чтобы удерживать непокорных лошадей.

Не самое приятное сравнение, хмуро подумала она, уселась на ворох сена, оперлась на стену денника и начала методично перебирать в уме все, что ей было известно — или она думала, что известно.

Прежде всего — целью дона Антонио был Гревилл. Но неужели в планах испанца, в самом деле, что-то пошло не так? Похоже, что человек по имени Мигель то ли пропал, то ли по какой-то причине опоздал на встречу. Вероятнее всего, это имело какое-то отношение к Фрэнни. Они собирались использовать Фрэнни, чтобы заставить ее… заставить ее спокойно пойти со своим похитителем… да, это очень вероятно. Разумеется, нож, и готовность испанца пустить его в ход сделали то же самое, мрачно размышляла Аурелия. Но это довольно неуклюжий способ похищения, а она чувствовала, что дон Антонио не любит топорной работы.

Но зачем они ее похитили? Вероятно, для того, чтобы заманить в ловушку Гревилла. Но если так, то они просто не знают свою жертву. Гревилл не пойдет в ловушку, и ни под каким видом, не поставит под угрозу свою миссию.

Даже ради ее спасения? Вот этого она не знала. Признавать это тяжело, но ничего удивительного в этом нет. Гревилл никогда ее не обманывал.

Значит, либо она сама спасется, либо найдет способ сделать так, чтобы Гревилл смог ее спасти, не подвергая опасности ни себя, ни свое задание.

* * *

Лестер занес Фрэнни в дом через кухню, полную слуг — те все еще готовили угощение для гостей. Кое-кто бросил в его сторону рассеянный взгляд, но ни у кого не было времени поинтересоваться, что это он несет.

— Робби! — резко окликнул Лестер лакея, который тащил поднос с бокалами к черной лестнице. — Оставь это и сообщи лорду Бонему, что я в кухне. Немедленно!

Никто в доме не перечил Лестеру и не задавал ему вопросов, так же как никому бы в голову не пришло переспрашивать лорда или леди Бонем. Лакей тотчас же поставил поднос и торопливо взбежал вверх по лестнице. Лестер, не снимая с Фрэнни одеяла, усадил ее в кресло у плиты.

— Я думала, что еду на бал, — пожаловалась она. — Но я же не могу в ночной рубашке!

— Нет, девочка, не можешь, это правда. Но, думаю, кусочек марципана лишним не будет. — Лестер взял с серебряного подноса две конфеты, не обращая внимания на негодующее шипение повара, возмущенного тем, что нарушена элегантность сервировки.

Гревилл ворвался в кухню первым и, увидев ребенка, испытал невероятное облегчение. Теперь можно думать только об Аурелии. Он подошел к Фрэнни и опустился перед ней на корточки.

— Прости, что пришлось тебя разбудить, Фрэнни. Но твоя мама хочет, чтобы ты переночевала у Стиви и Сюзанны, в их детской.

— А где мама? — невнятно спросила Фрэнни, набив рот марципаном.

— Она танцует, милая, — сказала Корнелия из-за спины Гревилла и переглянулась с ним, подходя к девочке. — Давай-ка пойдем наверх, к Линтон, она тебя уже ждет. — Корнелия взяла Фрэнни на руки, не обращая внимания на ее протесты, и унесла из кухни.

— Там вас ждет один связанный парень, сэр Гревилл, — в своей лаконичной манере сказал Лестер. — Осмелюсь заметить, за вашу собаку не жаль отдать столько золота, сколько она весит. Схватила его за глотку и ждала, пока я его скручу.

Гарри, только что вошедший в кухню вместе с Алексом, негромко присвистнул.

— Так, значит, они все-таки хотели похитить и Фрэнни?

— Похоже на то, — мрачно ответил Гревилл, направляясь к выходу. — Но скоро я это выясню.

— Я с тобой, — тут же сказал Гарри. Гревилл поднял руку.

— Нет, тут мне помощь не требуется. Предпочитаю сам выполнять грязную работу, да и неизвестно, сложно ли будет его расколоть.

Гарри пожал плечами:

— Ну, как хочешь. А что можем сделать мы? — Он глянул на Алекса: — Ты с нами, Проков?

— Разумеется.

— Походите вокруг жилья Васкеса, — сказал Гревилл и назвал им адрес. — Вдруг там найдется зацепка… хоть что-нибудь, хотя я в этом сомневаюсь. Этот испанец — настоящий профессионал.

— Однако он сумел потерять одного своего человека, — заметил Гарри.

Гревилл коротко, жестко хохотнул.

— Это да… это да.

Он вышел из кухни в прохладный ночной воздух. Они не сделают Аурелии больнее, чем уже успели, в этом нет никакого смысла, твердил он себе, пока бежал по пустым улицам к своему дому. Они хотят его, только его. Но прекрасно понимал, что это ложное утешение. Как только Васкес схватит Гревилла, Аурелия станет ему не нужна, но он ее не отпустит, потому что не может позволить себе оставлять в живых свидетеля. Однако она будет жива, пока испанец не выполнит свое задание.

Гревилл вошел в дом и на мгновение остановился около лежавшего на полу караульного. Тот был мертв. Приспешнику Васкеса придется ответить и за это. Гревилл взбежал вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и услышал низкий, грозный рык Лиры уже в начале коридора. Собака стояла в дверях спальни.

— Значит, ты держишь его здесь? — сказал Гревилл, подошел к собаке и спокойно положил руку на ее огромную голову. Лира ткнулась носом в его ладонь, попятилась в спальню и остановилась возле кровати, наклонив голову набок, словно предлагала ему свежепойманную дичь.

— Так-так, и что у нас тут? — пробормотал Гревилл, подходя к распростертой на кровати фигуре. Мигель с трудом повернул голову и злобно посмотрел на Гревилла. В этом взгляде был не только вызов, но и страх. Мигель знал, чего можно ожидать от Аспида.

Гревилл скинул фрак, аккуратно повесил его на спинку стула и остановился у кровати, с преувеличенным старанием засучивая рукава.

— Где она? — спросил он почти дружелюбно. Мигель посмотрел в его безжалостные серые глаза и содрогнулся. Но все же уткнулся лицом в одеяло, отказываясь отвечать.

Гревилл вздохнул.

В конюшне становилось холодно, газово-атласное бальное платье Аурелии совсем ее не грело. Она скрестила обнаженные руки на груди, пытаясь не дрожать, но, в конце концов, не выдержала, встала и заколотила в дверь.

— Дон Антонио, я замерзла! — Теперь ей казалось, что лучше вызвать очередной припадок ярости, чем ожидать неизвестности.

Верхняя половина дверки открылась.

— Я сказал — сидеть тихо!

— Да, но вы не представляете, как мне холодно. Я же едва одета! — Аурелия поражалась самой себе. Голос ее звучал раздраженно и нетерпеливо, словно у нее имелись все права требовать удобств, и, к ее удивлению, оказалось, что такая манера поведения выбивает похитителя из колеи.

— Уж, наверное, где-нибудь там есть конская попона, — сказала Аурелия, пытаясь через его плечо всмотреться в темноту конюшни. Он тыльной стороной ладони ударил ее по лицу. Голова Аурелии дернулась назад, дверь захлопнулась.

Она снова вернулась на свою кучу сена. Место удара горело, но ничего особенно страшного не случилось. Это было больше похоже на предупреждение, чем на намерение сделать больно по-настоящему. Через несколько минут верхняя половина двери опять отворилась, и что-то полетело к ее ногам. Аурелия подняла и встряхнула грубую, кустарно сшитую, пахнущую конским потом попону.

Она с благодарностью закуталась в нее и вспомнила еще одно правило Гревилла. Если ничего больше сделать не можешь — спи. Вряд ли Гревилл предполагал, что ей придется воспользоваться его правилами, тем более что они относились к самым рискованным аспектам его работы. Однако именно это оказалось весьма полезным в сложившихся обстоятельствах.

Аурелия разворошила сено, сделала из него что-то вроде гнезда и свернулась клубочком, накрывшись попоной. Она не думала, что уснет, но провалилась в сон почти сразу.

Проснулась она потому, что услышала, как открылась дверь. Денник залило светом лампы. Аурелия заморгала из своего гнездышка. Над ней стоял дон Антонио.

— Прошу прощения за то, что потревожил ваш блаженный сон, мадам, — саркастически произнес он. — Но может быть, я могу вас побеспокоить?

Аурелия села, потом встала, плотнее закутавшись в попону. Теперь она жалела, что заснула. Почему-то прежняя хладнокровная решимость ее покинула, и она хорошо видела жесткую линию его рта и бездонные черные глубины бесстрастных глаз. «Вот сейчас, — подумала она, — сейчас он сделает мне по-настоящему больно».

Гревилл невозмутимо посмотрел на Мигеля и спросил на хорошем испанском:

— Если ты пришел сюда не для того, чтобы похитить ребенка, то для чего?

Налитые кровью, полные боли глаза Мигеля уставились на него.

— За ее локоном, — прохрипел он. — Мне нужно было что-нибудь в доказательство, что я подобрался к ней совсем близко. — Увидев, что его мучитель опять потянулся к собственной шкатулке Мигеля, в которой лежали инструменты с алмазными наконечниками, он быстро-быстро залопотал: — Ему не нужен был ребенок… слишком много сложностей… просто что-нибудь, чтобы заставить мать сотрудничать… испугаться за ребенка.

Гревилл кивнул, словно полностью соглашаясь, и любезно осведомился:

— И где Васкес держит мою жену? Мигель застонал.

— Я не знаю!

— Брось, приятель, не думаешь же ты, что я такой болван. Ты должен был отвезти ему доказательства… и куда?

— Мы собирались встретиться возле дома… позади дома, когда дон Антонио выведет женщину к карете. Но эта чертова собака… — Мигель закашлялся и уткнулся лбом в покрывало.

— Но ты знаешь, где они сейчас. — Гревилл наклонился и повернул голову испанца так, чтобы тот смотрел на него. Мигелю пришлось взглянуть в безжалостные темные глаза. — Так скажи мне, — почти нежно пробормотал Гревилл и что-то негромко приказал Лире.

Мигель пронзительно завопил, когда собака запрыгнула на кровать и встала над ним.

Аурелия смотрела на лист бумаги, лежавший перед ней на расшатанном деревянном столе.

— Это умоляющее письмо. Мой муж сразу поймет, что эти жалостные слова писала не я.

— Не важно, — отрезал Васкес. — Он все равно приедет. Подписывай.

— Он не приедет, — спокойно ответила она. — Такое письмо не убедит его, что я до сих пор жива, это могут сделать только мои собственные слова. До тех пор, пока он не убедится, что на карту поставлена моя жизнь, он в вашу западню не войдет.

— Не сомневайтесь, миледи, на карту поставлена именно ваша жизнь, — едва слышным шепотом произнес Васкес, вытащив нож. Аурелия содрогнулась. Испанец все еще надеялся, что Мигель все-таки появится и тогда страх заставит эту женщину смягчиться, но пока она не проявляла никаких признаков испуга. А вот нож ее пугал. — И Аспид это должен знать.

Аспид? Впрочем, Аурелия моментально потеряла интерес к этому имени, потому что Васкес приказал Карлосу прижать ее руку к столу.

— Вы подпишетесь собственной кровью, — объявил Васкес, приставив нож к ногтевой лунке ее указательного пальца. — Посмотрим, сколько времени потребуется, чтобы полностью снять кожу с такого хорошенького пальчика… полагаю, минут десять. Десять очень медленных минут. — Острие ножа скользнуло под кожу у основания ногтя, и мир начал вращаться вокруг Аурелии с огромной скоростью.

— Подождите, — выдохнула она. — Я подпишу, но не это. Если вы хотите, чтобы он поверил, будто спасать меня еще имеет смысл, дайте мне возможность попросить его об этом. — Она свободной рукой хлопнула по бумаге. — Он подумает, что вы заставили меня подписать чистый лист, а потом написали письмо сами. И решит, что я уже мертва.

Дон Антонио, нахмурившись, посмотрел на нее. Обмакнул перо в чернила и зачеркнул написанные строчки. Перевернул бумагу.

— Очень хорошо, пишите собственную просьбу. И советую сделать ее как можно прочувствованнее. — Он снова обмакнул перо и протянул его Аурелии.

Карлос все еще прижимал ее руку к столу, кровь сочилась из маленькой ранки, где испанец содрал кожу. Свободная рука Аурелии дрожала, но она написала несколько строчек, подписалась и подняла глаза на Васкеса. Он взял письмо и, все еще хмурясь, внимательно прочитал. Насколько он понимал, она ничего не упустила и в письме отчетливо слышалась нотка отчаяния.

— Еще одно. Карлос, прижми сюда ее палец.

Карлос поднял ее раненую руку, согнул палец и прижал его раной к бумаге, чуть пониже подписи. Васкес удовлетворенно кивнул, сложил запачканный кровью лист вместе с другим, вытащенным из кармана, и протянул все Карлосу, вполголоса инструктируя его.

Кучер вышел из конюшни. Дон Антонио подтолкнул Аурелию обратно в денник и запер дверь.

Гревилл вышел из спальни, Лира шла следом. Больше ни к чему охранять человека на кровати. Гревилл торопливо сбегал вниз по лестнице, когда в дверь громко заколотили молотком. Он открыл ее и впустил в дом Алекса.

— Ну что? — спросил тот, окидывая взором неподвижное тело на полу в холле. — Это он?

— Нет, одна из его жертв, — коротко ответил Гревилл. — Он наверху. И рассказал мне все, что знает.

— Это лежало на пороге. — Алекс протянул ему небольшой пакет. — Гарри помчался за человеком, который это принес, но я сомневаюсь, что он его поймает. Когда мы подошли, он уже сворачивал за угол. В квартире мы тоже ничего не нашли.

Гревилл его толком не слушал. Он вскрывал пакет и вытаскивал из него два листа бумаги. Глаза его сделались жесткими, а рот превратился в суровую линию, когда он увидел пятна крови. «Но это сейчас не важно», — сказал себе Гревилл, сосредоточившись на написанных Аурелией словах. Написаны ее собственной рукой, значит, пока она жива, хотя и ранена. Но боль от раны не помешала ей соображать.

— Примерно полчаса на север отсюда, — пробормотал он и одобрительно присвистнул. — Умница.

— Я его потерял. — Гарри, задыхаясь, влетел в дом и посмотрел на труп. — Здесь нужно еще что-нибудь сделать?

— Нет, — ответил Гревилл. — Уже поздновато. Он там, наверху…

— Ага, — понимающе кивнул Гарри и показал на пакет. — А это что?

— Инструкции от Васкеса и записка от Аурелии. — Гревилл протянул ему один листок. — Написано под давлением, но она сумела передать мне информацию, которая полностью соответствует тому, что я вытянул из этого подонка наверху.

Гарри и Алекс углубились в записку.

— Я не понимаю, — произнес Гарри, закончив читать. — Она пишет, что испугана, измучена, боится, что они причинят вред Фрэнни, и боится за собственную жизнь. Умоляет тебя следовать инструкциям, иначе они ее убьют. Где информация?

Гревилл криво усмехнулся:

— Она еще пишет, что ее держат на расстоянии получаса езды на север отсюда.

— Да как она тебе это сообщает? — Гарри, специалист по шифрам, нахмурился, глядя на письмо, и вдруг лицо его просветлело. — Ну конечно! Каждая «с» едва заметно подчеркнута. Значит, север. Но где полчаса?

— Посмотри на ее подпись… буква «о».

Гарри хмыкнул. Буква была аккуратно разделена пополам.

— Очень толково. Она могла провести прямую линию через это «о» в любом направлении, и это все равно выглядело бы просто как отличительное свойство ее подписи.

— Можно мне? — Алекс взял письмо и кивнул: — Ну конечно. Можно было пометить и четверть, и три четверти. Это твой фокус, Фолконер?

Гревилл пожал плечами.

— Один из нескольких, которым я ее научил. Правда, мне и в голову не приходило, что ей придется чуть не всеми ими воспользоваться. — Лицо его помрачнело.

— И как эта информация совпадает с той, что ты получил от нашего приятеля наверху? — спросил Гарри.

— Заброшенные конюшни в стороне от небольшой деревушки, — ответил Гревилл. — Сам он там не бывал и вряд ли сумел бы найти, поскольку ему приказали дожидаться Васкеса на Маунт-стрит с доказательствами, что он подобрался очень близко к Фрэнни. И дальше он должен был ехать в карете с Васкесом и Аурелией. Но конюшни эти могут находиться только по главной дороге или чуть в стороне, так как они не собирались уезжать из города на расстояние, занимающее более получаса езды.

Гревилл похлопал по ладони вторым листком.

— Васкес требует, чтобы я встретился с ним один перед рассветом на перекрестке дорог у деревни Излингтон. Жизнь Аурелии в обмен на мою. — Ноздри его раздулись. — Разумеется, он не намерен оставлять в живых никого из нас. Но прежде чем нанести мне решающий удар, он воспользуется Аурелией, чтобы выбить из меня информацию. Пусть его помощника-инквизитора больше с ним нет, он, и сам отлично умеет выполнять подобную работу, причем с особой изощренностью.

— Он не будет рисковать и убивать ее до тех пор, пока не получит от тебя того, чего добивается, — произнес Алекс. — Если мы сумеем отыскать ее первыми — а я думаю, эти конюшни должны находиться неподалеку от места вашей встречи, — то спасем Аурелию, пока ты разбираешься со своим врагом.

Гревилл кивнул.

— До тех пор, пока она в сознании, она сможет, и сама за себя постоять. — Он говорил бесстрастно, скрывая свой страх за Аурелию. Остроты ума она пока не потеряла, иначе не сумела бы написать такое письмо. Только об этом он сейчас и должен помнить, если хочет мыслить четко и объективно. Сначала безопасность Аурелии, потом смерть Васкеса.

— Верхом к Излингтону, — скомандовал Гревилл. — Мы отыщем конюшни где-нибудь рядом с перекрестком. У Васкеса не будет времени на долгий путь оттуда, где он держит Аурелию, до встречи со мной.

— А что там наверху? — спросил Гарри, сделав деликатный жест в сторону лестницы. — Послать Лестера навести порядок?

— Буду, благодарен, — ответил Гревилл. — У меня нет на это времени. Я уверен, когда он придет в себя, им очень заинтересуются в министерстве. Если его правильно допросить, выяснится, что это неистощимый источник информации. — Губы Гревилла изогнулись в мрачной усмешке. — Посмотрим, как инквизиция умеет противостоять собственным методам допроса.

Я переоденусь, и через тридцать минут встречаемся на Гросвенор-сквер. Поедем по северной дороге. До рассвета у нас еще два часа. Гарри с Алексом ушли.

Бал закончился. Лакеи и грумы бегали взад и вперед, криком подзывая кареты, а гости шумной толпой выходили из дома.

Корнелия с помощью своего верного адъютанта Ливии удерживала крепость, успешно скрывая отсутствие мужа и бормоча обязательные любезности.

— Куда они уехали? — задала Корнелия риторический вопрос, когда последний гость спустился вниз по лестнице и вышел из дома.

— А где Элли? — в свою очередь, воскликнула Ливия.

— Может быть, Гарри оставил записку? — Корнелия отошла от лестницы, внезапно поняв, что смертельно устала, и что у нее очень болят ноги. — Господи, я просто изнемогаю от усталости! — Она вошла в свою гостиную и упала на диван.

В дверь робко постучали, и лакей протянул ей сложенный лист бумаги на серебряном подносе. Корнелия, узнав почерк мужа, жадно схватила записку.

— Спасибо! — И замахала на него рукой.

— Могу я еще что-нибудь принести вам, миледи?

— Нет… думаю, нет. Спасибо. — Она развернула записку. Ливия напряженно ждала. Лакей вышел, и Корнелия сказала: — Они уехали, чтобы привезти обратно Аурелию. Это все, что здесь говорится… До чего это типично, Лив, и так бесит! Ничего о том, что случилось, или где она, или почему все это произошло… — Корнелия швырнула записку на низкий столик, стоявший перед ней.

Ливия наклонилась, взялазаписку и тоже прочитала ее.

— Ты еще забыла упомянуть, что Алекс предлагает мне остаться здесь, пока они не вернутся.

Дом затихал, часы тикали, и первые серые лучи рассвета уже появились на горизонте. А обе женщины так и сидели в гостиной в тревожном ожидании.

Глава 26

— Должно быть, здесь, — едва слышно прошептал Гревилл. Трое мужчин сидели верхом на своих конях на окраине крохотной деревушки в предместьях Излингтона. Перед ними находилось полуразрушенное строение — тростниковая крыша прохудилась, каменные стойки ворот у въезда во двор раскрошились. Из-за дощатых стен пробивался слабый свет.

— А полмили назад мы как раз проехали перекресток, — пробормотал Гарри.

Гревилл посмотрел на небо. Полярная звезда побледнела, но все так же указывала на север.

— Я возвращаюсь на позицию.

Его спутники просто подняли руки в знак того, что поняли его, и он направил коня на тропинку, а затем стал пробираться среди деревьев, росших вдоль проселочной дороги, которая вела от перекрестка к конюшне. Добравшись до перекрестка, он занял позицию в стороне, позади гигантского дуба. Необходимо застичь Васкеса врасплох.

Он спокойно сидел и ждал. Нужно очистить сознание от всего и от всех. И, прежде всего от мыслей об Аурелии. В ее власти отвлечь его, сбить с цели, запутать чувством. Гревилл знал, что он должен сделать, когда появится Васкес, а пересмотр планов в последний момент никогда не приводит к успеху.

Когда дверь конюшни отворилась, Алекс и Гарри стояли рядом со своими конями, крепко удерживая их за уздечки и шеи. Они спрятались хорошо, но малейшее движение могло насторожить мужчину, стоявшего сейчас во дворе. Он всматривался в розовеющее небо и прислушивался, напрягшись всем телом. Свет из открытой за его спиной двери падал на серебристые ножны шпаги. Вот он что-то негромко бросил через плечо, и второй мужчина вывел во двор крупного жеребца.

Васкес вскочил в седло, приладил шпагу. Наклонился, чтобы поправить стремя, и карман его фрака предательски оттопырился. Понятно, там пистолет.

Он снова сказал что-то мужчине, державшему коня за уздечку, пересек двор и выехал на проселочную дорогу, которая вела к перекрестку.

Гарри и Алекс стояли в добрых двадцати футах от дороги, причем по ветру, однако оба задержали дыхание, когда Васкес проезжал мимо. Его конь тоже не учуял запаха своих сородичей, и всадник миновал их, не заметив.

— Теперь дело за Фолконером, — пробормотал Гарри. — А мы подождем.

— Я бы лучше вошел и вытащил ее оттуда, — прошептал Алекс.

— Мы не можем шуметь, это сразу насторожит Васкеса.

— Знаю я, — пробормотал Алекс.

— Хоть это и необходимо, но мне тоже не нравится ожидание.

Алекс кивнул. Нужно придерживаться плана. Прихвостень испанца скоро обязательно выведет Аурелию, вот тогда Алекс и Гарри будут действовать. Бесшумно.

Аурелия все еще сидела запертая в деннике, когда услышала, что ее похитители зашевелились, начали шептаться, потом открылась дверь конюшни, заскрипела кожа, и тяжело застучали железные подковы. Потом открылась наружная дверь, и стал слышен удаляющийся стук копыт.

Конь был только один. Значит, Васкес отправился на смертельную встречу с Гревиллом? Или это Карлос уехал? А что произойдет, если Гревилл опоздает на встречу… не придет в приготовленную для него ловушку?

Она знала, что, если Гревилл не придет ей на выручку, она погибнет в ближайшие несколько часов. Никогда больше не увидит Фрэнни, и жизнь, которую она носит в себе, уже никогда не войдет в этот мир. Ее охватила паника. Аурелия прижалась лбом к грубым деревянным доскам денника, прижалась сильно, чувствуя, как горит поцарапанная кожа. Боль поможет ей справиться с паникой, очистит сознание, вернет возможность мыслить.

Она отступила назад, легко провела рукой по животу, символическим жестом подбадривая маленького, и энергично заколотила по двери денника. Грубый голос пробормотал фразу, которая даже на иностранном языке звучала как непристойная брань. Зато теперь у нее есть ответ на вопрос. Она осталась наедине е Карлосом.

Аурелия отошла от двери и огляделась, ища в этом, тускло освещенном помещении что-то… хоть что-нибудь. Гревилл говорил, что даже в замкнутом помещении почти всегда можно отыскать что-нибудь полезное, если смотреть натренированным глазом. Но Аурелия видела только тюк соломы, стягивавший его кусок веревки, который она развязала, когда устраивала себе гнездышко, и деревянные стенки.

Она медленно двинулась вдоль стены, не зная точно, что ищет, — до тех пор, пока не нашла. Большая деревянная щепка. Аурелия предусмотрительно оторвала ее от доски. Длинная, тонкая и острая. Аурелия подняла веревку и критическим взором осмотрела свой арсенал. Неплохо для женщины в бальном платье из шелка и газа. В других обстоятельствах она бы расхохоталась от этих мыслей, но сейчас они помогли ей сосредоточиться и вспомнить все, чему научил ее Гревилл.

Аурелия встала за дверью в денник под таким углом, чтобы верхняя половинка, открывшись, спрятала ее. И закричала во весь голос, колотя кулаками по двери.

Карлос снова начал осыпать ее бранью, потом рывком распахнул верхнюю половину двери, продолжая поливать пленницу оскорблениями. Не увидев Аурелии, он поглубже просунул голову в денник, и тогда Аурелия воткнула острую щепку ему в шею, чуть пониже уха. Он завопил и попытался выдернуть щепку, повернувшись спиной к двери. Аурелия тут же накинула веревку ему на шею и потянула изо всех сил, используя дверь, как рычаг. Сил, чтобы задушить его, у нее, конечно, не было, но она могла лишить Карлоса сил и заставить его упасть на колени на достаточно долгое время, чтобы успеть отпереть нижнюю половину двери.

Он дернулся вперед и вцепился в импровизированную гарроту, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Щепка по-прежнему торчала у него из шеи. Карлос рухнул на колени. Аурелия выпустила веревку, за долю секунды отодвинула засов и плечом так сильно ударила по двери, что та, распахнувшись, ударила тюремщика, и он, застонав, рухнул лицом вниз на солому.

Она выбежала в опустевший двор конюшни как раз в тот миг, когда Алекс и Гарри галопом выскочили из-за деревьев.

— Боже милостивый, Аурелия! — выдохнул Гарри, осадив коня, наклонившись и протягивая ей руку. — А мы боялись, что он тебе пятки подпалит.

Она пораженно уставилась на друзей:

— Как… что… что вы тут делаете? Где Гревилл?

— Разбирается с твоим похитителем, — коротко ответил Гарри. — И незачем спрашивать, что здесь делаем мы.

— Полагаю, незачем, — согласилась она, слабо улыбнувшись. Она взялась за протянутую ей руку и, когда Гарри подтянул ее вверх и усадил на седло перед собой, снова спросила: — Так, где Гревилл?

— Встречается с Васкесом… только ты подняла такой шум, что все наши превосходные планы наверняка пошли прахом. — Алекс поравнялся с ними. — И скольких ты успела убить?

— Никого. Но вам следует позаботиться об одном раненом. Он лежит там лицом вниз, однако я сомневаюсь, что смогла как следует вывести его из строя.

— Я им займусь, — заверил ее Алекс, спешиваясь и вытаскивая пистолет. — Гарри, а тебе лучше вместе с Аурелией поехать и проверить, как там дела на перекрестке.

Дон Антонио услышал отдаленные крики, подъезжая к перекрестку. Кричала женщина, но он спокойно поехал дальше. Карлос справится с ней, даже если ему привязать одну руку за спину. А Фолконеру не помешает послушать, как кричит его жена. Это подготовит его к тому, что последует дальше.

На перекрестке было пусто. Четыре дороги, образующие крест, в слабом свете зари походили на длинные серые линии, уходящие вдаль.

Васкес выехал на середину и осадил коня. За оружием он даже не потянулся. Аспид не убьет его из засады. Не раньше, чем получит свою женщину целой и невредимой. Кровь пела в жилах у дона Антонио. Он слишком долго дожидался этого дня. О, конечно, он служил своей стране и никогда не забывал об этом, но сейчас он мог удовлетворить ноющее самолюбие, заодно исправив прошлую ошибку.

— Ну, Васкес, где моя жена? Я ее хорошо слышу, но, прежде чем мы начнем говорить об обмене, должен еще и увидеть.

Дон Антонио повернул коня в сторону небольшой группки деревьев справа от дороги. Среди деревьев возвышался гигантский дуб. Васкес не видел Аспида, но для поддержания разговора это и не требовалось.

— Она появится тут через минуту. Покажись для начала.

— Покажи мне мою жену.

Антонио вытащил из кармана свисток, оглянулся и выдул пронзительную ноту.

— Появится через несколько мгновений, — произнес он так, словно они обсуждали внешний вид коня на аукционе «Таттерсоллз».

— Удивляюсь, как я пропустил тебя в Лиссабоне, — раздался задумчивый голос из-за дуба. — Мне казалось, я знаю всех, кто представлял в то время хоть какой-то интерес. Ты сумел ускользнуть от моих соглядатаев.

— Однако ты помешал мне. Я обычно не делаю ошибок, Аспид.

— Я уверен, что не делаешь… обычно, — добавил Гревилл с мягкой рассудительностью. Он хотел, чтобы Васкес пришел в раздражение и слегка растерялся. И все это время он прислушивался к звукам, которые возвестили бы о появлении на сцене Аурелии — не важно, с кем именно. Если с испанцем, значит, их будет двое против одного — с Аурелией в середине. Но скорее трое против двоих. Опять же с Аурелией в середине.

Но Аурелия не беспомощное дитя, напомнил Гревилл себе. И она это уже доказала.

Он услышал шаги на дороге, ведущей от заброшенной конюшни, и решил, что время настало. Гревилл выехал на перекресток, положив руку на шпагу, и кивком приветствовал противника. Тот ответил такой же любезностью.

— Давай ее сюда, Карлос! — приказал дон Антонио.

— Я и сама могу выйти, дон Антонио. — Аурелия шагнула вперед. В руке она держала пистолет.

Господи Иисусе Христе и его маленькие рыбки! Гревиллу хотелось запрокинуть голову и расхохотаться.

Его Аурелия!.. Даже представить себе невозможно, как она это сделала, но он ничуть не сомневался, что Гарри и Алекс почти не участвовали в ее освобождении. Гревилл слышал только Аурелию.

Она прицелилась в дона Антонио.

— Застрелить его, Гревилл?

— Ну, это зависит от того, насколько ты на него обиделась, — ответил Гревилл, вытаскивая шпагу из ножен. — Если ты не очень против, я бы предпочел завершить дело по-своему… но тебе, конечно, уступлю.

— Вообще-то мне не очень нравится убивать людей, — сказала Аурелия. — Вам следует знать, дон Антонио, что о Карлосе уже позаботился князь Проков, а прямо у меня за спиной стоит лорд Бонем.

Дон Антонио не обращал на нее никакого внимания. Он смотрел на Гревилла. Кроваво-красный краешек солнца только что показался из-за горизонта.

— Значит, вот как ты хочешь завершить это, Фолконер? — Испанец тоже вытащил шпагу.

— Нет, — ответил Гревилл, спешиваясь. — Я предпочитаю честный поединок, Васкес. Аурелия, забери моего коня.

Она быстро подошла и перехватила поводья, но не могла понять, зачем он это делает… принимает вызов, хотя может и не победить, а ведь всего-то и нужно выстрелить и спокойно уйти. Но в глубине души Аурелия знала, что у Гревилла имеется собственный кодекс чести. И эта последняя схватка — дело для него очень личное.

Он все-таки человек странный — и это очень мягко сказано. Способен на пугающую ее эмоциональную отстраненность. Он не знает, как любить, но Аурелия знала, что он все-таки ее любит. И она его любит.

Любит за его нрав, за всеобъемлющую компетентность, за преданность работе, за грусть и одиночество его прошлого, за бескорыстие и мастерство в интимной жизни. Но в первую очередь она любит его ради него самого. Аурелия давно это знает, а еще она знает, что такое любить. А это значит, что сейчас нужно отойти в сторону и позволить ему завершить дело так, как он хочет.

Она уже привычным жестом погладила живот. Когда все это кончится, Гревиллу придется познать еще одну любовь.

Аурелия отвела коня Гревилла к дубу и остановилась. Гарри уже спешился и ждал ее. Он слышал весь разговор и понял его правильно: Аурелия согласилась с решением его коллеги. Гарри быстрым движением забрал у Аурелии пистолет — в конце концов, это его собственный. Дон Антонио Васкес в любом случае не уйдет отсюда живым.

Двое мужчин стояли лицом друг к другу, держа в руках сверкающие шпаги. По молчаливому обоюдному согласию оба отбросили свои пистолеты в сторону, подальше от места, где стояли. Шпаги взлетели вверх и соприкоснулись. Гревилл грациозно отпрыгнул назад, сделал левой рукой молниеносное движение, и вперед полетел кинжал, вонзившись в руку противника, в которой тот держал шпагу. Рука беспомощно упала вниз и повисла вдоль тела.

Гарри, в отличие от Аурелии, знал, что эта рана навсегда покалечила испанца. Сломанные кости могут срастись, но разорванные связки — совершенно другое дело.

Дон Антонио стоял, опустив шпагу и зажав кровоточащую рану здоровой рукой…

— Давай, прикончи меня.

Гревилл покачал головой и пинком откинул шпагу в сторону.

— О нет, Васкес! Этой ночью ты угрожал и сделал больно тем, кого я люблю, и за это ты не заслуживаешь достойной смерти. Ты будешь жить, чтобы вволю насладиться гостеприимством моей страны.

Вперед шагнул Гарри.

— Отличный трофей для министерства, — небрежно бросил он. — Пойдемте, Васкес, мы воспользуемся вашей каретой, поскольку верховая езда, похоже, пока недоступна ни вам, ни вашему приспешнику. — Он резко завернул руки дона Антонио за спину, не обращая внимания на то, что испанец громко вскрикнул от боли в раненой руке.

Гарри оглянулся на Гревилла и вопросительно поднял бровь.

— Надеюсь, вы с Аурелией справитесь сами?

— Можешь надеяться, — отозвался Гревилл, привлекая к себе Аурелию. — Конь у нас крепкий, а своих лошадей привяжите к карете.

Гарри кивнул и подтолкнул своего пленника в сторону заброшенных конюшен.

Солнце уже вставало, а Гревилл все держал Аурелию в своих объятиях. Ему требовалось ощущать ее податливое тело, тепло ее кожи, вдыхать ее аромат. Его тело чувствовало ее изнеможение, чувствовало, как она жаждет утешения после чудовищного напряжения последних часов. Когда он, наконец, поцеловал ее, это было частично благословением, частично благодарностью, но в первую очередь — просто восхитительным пониманием того, что он обнимает свою любовь, женщину, которая целиком и полностью дополняет его.

Аурелия отдыхала в его объятиях, слишком устав, чтобы как-то реагировать на его поцелуй. Но она поняла и приняла все, что он означал. Гревилл поднял голову, посмотрел в ее измученные, но такие надежные и верные глаза и произнес:

— Я люблю тебя, моя родная.

Аурелия подняла руку, провела пальцами по его губам и ответила:

— Я знаю, мой родной.

Гревилл посадил ее на коня и сел позади. Она откинулась назад и прижалась к нему, опустив голову ему на плечо и зная, что даже если уснет, он удержит ее.

— Я не смогу покинуть тебя, сказал Гревилл, и его дыхание прошелестело по ее лбу. — Я думал, что смогу, но нет. Ты научила меня, что, значит, любить, показала, какой ужас поселяется в душе человека, утратившего любовь. Ты для меня все на свете, родная моя.

Аурелия подняла руку и погладила его по лицу.

— Если это официальное предложение руки и сердца, полковник, — сонно пробормотала она, — то я его принимаю.

Гревилл крепко прижал ее к себе. Сердце его наполнилось таким ликованием, что ему показалось, будто он не в силах этого выдержать.

— Кажется, у нас впереди еще один побег? — спросил Гревилл.

Аурелия заерзала в седле и повернула голову у него на плече.

— Ты в состоянии выдержать еще одну новость, любовь моя?

В раннем утреннем свете она хорошо видела его темно-серые глаза. Черные круги, которые залегли под ними, только подчеркивали напряжение, таившееся в его лице.

— После того, что ты совершила сегодня ночью, милая, ничто из сказанного или сделанного тобой меня удивить не сможет.

— Что ж. Месяцев через семь ты станешь гордым отцом. — Аурелия улыбнулась. Ей казалось, что теперь она знает, как он это воспримет, однако в глубине души шевельнулся страх.

Гревилл натянул поводья и остановил коня прямо посреди дороги, проигнорировав возмущенный рожок почтовой кареты, промчавшейся мимо.

— О, любовь моя! Я так надеюсь, что из меня получится хороший отец! — воскликнул он, и глаза его увлажнились. — Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы стать лучшим отцом в мире для Фрэнни и для нашего малыша. А когда ошибусь, я буду слушаться тебя. Ведь не исключено, что я снова буду делать ошибки.

— Мы все их делаем, — отозвалась Аурелия, пальцем вытирая его слезы. — Главное, чтобы это тебе нравилось.

— О да, — пробормотал Гревилл. — Это мне очень нравится.

Эпилог

1 января 1810 года

Звучные удары больших напольных часов умолкли, и небольшая группа, сидевшая вокруг стола в столовой в доме на Кавендиш-сквер, поднялась как один человек, чтобы обнять друг друга в начале нового года.

Корнелия прикоснулась своим бокалом к бокалу мужа. Он поцеловал ее в уголок рта.

— Так не пойдет, — шепнула она, обнимая его одной рукой за шею и смачно целуя.

— Нет, — так же тихо ответил он. — Конечно же, не пойдет. Я люблю тебя, Нелл.

— А я тебя. — И приоткрыла губы, требуя поцелуя. Алекс рукой, в которой держал бокал, подхватил Лив за локоть, притянув ее к себе. Их бокалы соприкоснулись.

— За Новый год, ненаглядная моя любовь, — пробормотал он и осушил свой бокал. Ливия тоже выпила. Алекс швырнул бокал себе за спину жестом, бывшим, как знала теперь Ливия, типично русским способом отмечать радостные события — хотя и дорогим, если речь шла о хорошем хрустале. Впрочем, об этом Алекс вообще не задумывался. Беспечно пожав плечами, она тоже бросила свой бокал и подняла лицо навстречу поцелую. На его губах был привкус шампанского.

— Я люблю тебя, мой князь.

Гревилл крепко прижал к себе Аурелию, наслаждаясь ее изяществом, хрупкостью и ароматом, исходившим от ее волос. Взяв ее лицо в свои ладони, он всмотрелся в бархатную глубину ее глаз и опять подумал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к чудесной любви, светившейся в них, и к силе своей любви к ней, которая только росла, наполняя его счастьем, в которое он никогда раньше не верил.

— Это наш первый Новый год, — пробормотал Гревилл, целуя ее в глаза. — У меня не хватает слов сказать, как сильно я люблю тебя, Аурелия.

— Нам не нужны слова, — отозвалась она, целуя его в губы. — Не всегда нужно говорить об очевидном.

Гревилл негромко рассмеялся и снова поцеловал ее.

— Ты восхитительна, жена моя!

Несколько мгновений в комнате стояла тишина, затем, словно по общему молчаливому согласию, пары отпрянули друг от друга и повернулись к своим друзьям. Женщины обнимались, то ли смеясь, то ли плача от радости верной дружбы; мужчины, как более сдержанные, обменивались рукопожатиями, но теплота их отношений была очевидна.

— Это станет нашей ежегодной традицией, — объявила Ливия. — Будем проводить Рождество и Новый год здесь, на Кавендиш-сквер, вместе со всеми нашими детьми. В конце концов, это место, где все мы обрели свою жизнь и свою любовь.

— Ты так романтична, Лив, — фыркнула Корнелия, обнимая подругу.

— Может быть, это и романтично, — заметила Аурелия, — однако чистая правда. — Она легонько прикоснулась к груди. — Но я внесу крайне неромантичную ноту — что-то подсказывает мне, что Зоэ хочет кушать.

— Я уверена, что и Благородный Уильям Бонем тоже, — отозвалась Корнелия. — Поднимемся в детскую, леди, и оставим наших джентльменов наедине с портвейном. Романтика подождет. Главное — это голодные младенцы.

— Я покормлю Зоэ и принесу ее вниз, — сказала Аурелия мужу. — Чтобы ты мог пожелать ей спокойной ночи.

Гревилл кивнул, и улыбка его была так восхитительно самодовольна, что Аурелия с трудом сдержала смех. Кто бы мог подумать, что полковник, сэр Гревилл Фолконер, станет таким преданным отцом? Он мог часами держать на руках свою дочь, глядя на ее спящее личико. Очаровательное личико, прямо розовый бутон, не могла не признать Аурелия, но столько терпения, такая почти одержимая преданность пока еще ни на что не реагирующей груде одеял и пеленок оказалась той чертой характера ее мужа, какой она в нем никак не могла ожидать. В общем, думала Аурелия, поднимаясь вслед за подругами в детскую, жизнь просто прекрасна.

Дверь за тремя женщинами закрылась. Алекс взял графин с портвейном и наполнил бокалы. Приятели снова уселись, на этот раз рядом во главе стола, и некоторое время просто молча делали глоток за глотком.

— Они прекрасны, правда? — произнес Гревилл, разглядывая содержимое своего бокала.

— Совершенно необыкновенные, — согласился Гарри. — Они взяли в мужья троих, будем смотреть правде в лицо, очень сложных мужчин, одержимых страстью к грязной работе в теневом мире, и превратили их в преданных отцов семейств, каким-то образом научившихся сочетать и то и другое.

— Саймон Грант учит нас сочетать все наши приоритеты, — хмыкнул Алекс.

— Ты рад, что работаешь на министерство? — спросил Гарри. — До сих пор ты ни, словом об этом не упоминал.

Алекс кивнул:

— Пока никаких конфликтов нет. Конечно, все зависит от царя, но, согласно достоверной информации, он собирается отказаться от альянса с Наполеоном. — Алекс поднял бокал и сделал большой глоток. Затем взял графин и еще раз наполнил бокалы. Он встал, на мгновение поднял глаза к пикантной фреске на потолке и объявил: — Тост, джентльмены. Предлагаю выпить за дам с Кавендиш-сквер.

«За всех дам», — добавил он про себя. Его приятели тоже встали.

— За дам с Кавендиш-сквер.

1

1 Фолконер — сокольничий (англ.)

(обратно)

2

2 Матерь Божья (исп.)

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Эпилог

*** Примечания ***