КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Загадочные цифры [Коллектив авторов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


Загадочные цифры

Китайские повести и рассказы



От издательства

Жанр приключенческой повести и рассказа — самый молодой в новой китайской литературе, лишь в последние годы стали появляться произ ­ведения такого рода. Их авторы — в большинстве своем молодые писатели.

Несмотря на отдельные недостатки произведе­ний, включенных в данный сборник, они тем не менее представляют несомненный интерес. В них рассказывается об уме, отваге, находчивости бой­цов и командиров Народно-освободительной ар­мии и работников органов государственной без­опасности в их борьбе со шпионами и диверсан­тами, забрасываемыми в Китай гоминьдановской и империалистической разведками.

Эти повести и рассказы учат быть бдитель­ными, хранить государственную тайну, предосте­регают от ротозейства — и в этом их воспитатель­ное значение.

Мы надеемся, что и наш читатель с интересом прочтет эти рассказы о людях, охраняющих мир­ный созидательный труд великого китайского народа.

Му Линь, Хань Син Чертеж N 407


Неожиданная встреча

В автобусе маршрута № 2 у окна сидел пасса­жир, одетый в форменную куртку мышиного цвета. На вид ему было лет пятьдесят, но го­лова уже поседела.

Человек этот по имени Цинь И был ответствен­ным работником в одном из учреждений Нан­кина. Он приехал в город Н. на совещание и собирался сегодня возвратиться в Нанкин.

Он впервые приехал сюда, и все ему здесь ка­залось новым — широкие и чистые улицы, высо­кие здания, витрины магазинов, беспорядочно снующие прохожие. С жадным любопытством он смотрел на все это из окна автобуса.

Послышался звонок, на перекрестке вспыхнул красный сигнал светофора, автобус медленно остановился на углу улицы.

По улице навстречу друг другу в сутолоке еха­ли повозки, через перекресток в восточном на­правлении двигался трамвай.

Трамвай, как и автобус, был переполнен. Цинь И проводил трамвай взглядом. Вдруг в по­следнем окне вагона мелькнуло знакомое лицо. Он остолбенел: «Шао Юнь?.. Да, это он!» Чем больше он вглядывался, тем больше убеждался — это он. Сердце у него учащенно забилось.

Он никогда не забудет того, что произошло в тот вечер — 6 июня 1945 года.

...Было так душно, словно собирался пойти дождь. Цинь И был преподавателем в одной из средних школ Шанхая. В тот вечер он как раз при­готовил листовки, чтобы на другой день принести их в школу и раздать учащимся. Затем он при­брал комнату, собрал с пола все обрезки бу­маги, чиркнул спичкой. В этот момент на лест­нице послышался беспорядочный топот ног. Ре­шив, что это идут с обыском, он быстро сунул бумаги в постель, но дверь под ударами ног рас­пахнулась, Шао Юнь одним прыжком очутился перед ним и с холодной усмешкой сказал: «Из­вините, учитель Цинь! Будьте добры следовать за нами!» В комнату вошло несколько японских жандармов, его поспешно потащили вниз, втолк­нули в автомобиль...

Теперь появление Шао Юня взволновало его, кровь бросилась в лицо. Расталкивая пассажи­ров, он бросился к двери.

Кондуктор попытался остановить его:

— Товарищ, не торопитесь, это еще не оста­новка!

От волнения он не мог овладеть собой. Он громко крикнул:

— Пустите, я спешу!

Удивленный кондуктор отступил, Цинь И, вос­пользовавшись этим, рванулся к двери, распах­нул ее и, выпрыгнув на улицу, побежал за трам­ваем. У тротуара стояла велоколяска, он быстро прыгнул в нее:

— Быстрее за тем трамваем. Быстрее! Бы­стрее!

Водитель, взглянув на Цинь И, как будто до­гадался, что у него на душе, вскочил на седло, налег на педали и понесся вперед.

Только через две остановки они, наконец, до­гнали трамвай. Когда трамвай подошел к оста­новке Хэпинли, седок соскочил с велоколяски, расплатился с водителем и тотчас вошел в трам­вай.

Он пробрался на заднюю площадку, но там Шао Юня уже не было.

«Неужели сошел?» — подумал он. Но он не те­рял надежды. Не обращая внимания на проте­сты и недоумение пассажиров, расталкивая и толкая их, он искал... Однако, обыскав весь вагон, он убедился, что Шао Юнь исчез. Лицо у него помрачнело. Подумав немного, он решил идти в бюро общественной безопасности.

Товарищ, принявший его в бюро общественной безопасности, после нескольких слов проводил его в кабинет Ли Цзяня, начальника разведыватель­ного отдела.

Ли Цзянь выглядел очень молодо. Высокого роста, ладно скроенный, широкоплечий, продол­говатое лицо, большой нос с горбинкой, из-под густых бровей блестят глубокосидящие глаза. Энергия в нем била через край, он мог несколько ночей подряд не смыкать глаз и не чувствовать при этом усталости.

Цинь И, все еще волнуясь, не дожидаясь, когда его пригласят сесть, заговорил:

— Я хотел бы поговорить с вами о деле, ка­сающемся меня лично, нет, о...

— Подождите немного и выпейте стакан воды,— перебил его Ли Цзянь.— А я пока закончу свою работу.

Ли Цзяню было очень хорошо известно: когда человек волнуется, он не может подробно и по­следовательно изложить то, что нужно.

Он предложил Цинь И сигарету, дал огня, про­тянул свежую газету, потом вернулся к письмен­ному столу и начал перелистывать какое-то дело.

Сидя с сигаретой на диване, Цинь И огляделся: комната невелика, обстановка простая и удобная, ничего лишнего. У окна — письменный стол и ко­жаное вращающееся кресло; более всего привле­кали внимание два шкафа, заполненные книга­ми, стоящие у стены справа; среди книг были философские, научные труды, а также немало ху­дожественной литературы... Он невольно поду­мал: «Это человек, который любит читать».

Лишь после того как Цинь И успокоился, Ли Цзянь закрыл папку, подошел к Цинь И и сел напротив него.

— Вы приезжий? — окинув Цинь И вниматель­ным взглядом, спросил Ли Цзянь.

— Да. Я приехал на совещание из Нанкина, оно закончилось только сегодня, и я уж собрался вечером уехать, но непредвиденное обстоятель­ство... Я хотел бы рассказать вам об одном важ­ном деле...

И он рассказал о своей встрече и обо всем остальном. Ли Цзянь слушал внимательно, один или два раза задал вопрос. Напоследок Цинь И сказал:

— Вот уж никогда не думал, что придется та­кое говорить о моем, да, да, о моем ученике. А он все время притворялся таким добрым, таким чест­ным, я считал его молодым патриотом. Кто знал, что он был прихвостнем японских шпионов! Тогда партийная организация нашей школы понесла серьезный урон, почти все товарищи были арестованы, каждому из нас пришлось перенести лю­тые пытки, меня тоже избивали до полусмерти. Потом военный суд приговорил меня к смерти. К счастью, вскоре война победоносно закончи­лась и благодаря партии я был освобожден. По выходе из тюрьмы я всячески старался узнать ме­стопребывание этого шпиона, но так и не нашел его. Вот уж не думал, что он скрывается здесь. Ли Цзянь, внимательно выслушав его рассказ, спросил:

— Вы не обознались, товарищ Цинь И?

— Это невозможно! Ведь я знал его в течение нескольких лет, я бы узнал даже тень его!

— Какова его внешность?

— Квадратное лицо, большие уши, над левым углом рта темное родимое пятно с горошину, во­лосы причесывает на косой пробор, среднего ро­ста, сейчас ему лет тридцать, одет в синюю фор­менную куртку, нижняя часть тела была не видна.

— Хорошо. Может быть, припомните что-ни­будь еще?

— Нет, это все.


Самоубийство начальника секретной части

Десять часов утра. В то время как Ли Цзянь слушал доклад своего помощника Сунь Вэя о деле Шао Юня, зазвонил телефон.

— Вам звонят с триста пятьдесят девятого за­вода.— Сунь Вэй передал трубку Ли Цзяню.

— Да!.. Я--- Что?.. Так... Так... Ладно! Сейчас приеду!

Ли Цзянь положил трубку, лицо у него по­мрачнело.

По лицу своего начальника Сунь Вэй увидел, что случилось что-то очень серьезное. Ли Цзянь, заряжая фотоаппарат, сказал:

— На триста пятьдесят девятом заводе вне­запно умер начальник секретной части, исчез важный документ.

Помолчав немного, он добавил:

— Дело Шао Юня надо продолжать расследо­вать, внимательно изучить маршрут, по которому ехал Шао Юнь, быть может, удастся обнаружить какую-нибудь нить. Одновременно запросите Шан­хайское бюро общественной безопасности, нет ли у них сведений о Шао Юне. А мне надо срочно ехать на триста пятьдесят девятый завод.

Ли Цзянь сел за руль и направился в сторону пригорода. Раньше здесь был пустырь, а теперь пролегла широкая, ровная улица. По обеим сто­ронам росли тополя, образуя над улицей есте­ственный свод. Вдалеке виднелись поля, обсажен­ные кукурузой, разросшейся ввысь и вширь. Среди этого безбрежного зеленого моря вкрап­лены дома, кое-где еще недостроенные; мчались грузовики с лесом, арматурой, стройматериалами.

Через десять минут Ли Цзянь был уже у за­вода.

Он въехал на территорию завода, остановил машину под большим ясенем, запер дверцы и на­правился прямо в кабинет директора завода. Директор прежде всего рассказал Ли Цзяню о заводе и настроении рабочих и служащих, а по­том вкратце сообщил о случившемся:

— Дело было так: в восемь сорок главный ин­женер зашел в секретную часть к Е Чэн-луну за чертежом номер четыреста семь, но начальник секретной части Е Чэн-лун не вышел на работу; за ним послали человека и только тогда обнаружили, что он мертв. В то же самое время выясни­лось, что чертеж номер четыреста семь исчез.

Директор завода особенно подчеркнул важ­ность чертежа № 407 и тот .огромный ущерб, ко­торый может быть нанесен обороне страны, если чертеж попадет в руки врага.

Внимательно слушая директора, Ли Цзянь взвешивал каждое его слово; он чувствовал, что столкнулся с трудной задачей. Немного помед­лив, директор продолжал:

— В министерстве придают большое значение этому делу, нам приказано выделить для рассле­дования специального человека, так как необхо­димо вернуть чертеж. Мы уже назначили вам в помощь начальника отдела кадров товарища Чжан Нуна...

— Чжан Нуна? Очень хорошо! Мы с ним ста­рые друзья, вместе партизанили в тысяча девять­сот сорок третьем году,— с удовлетворением ска­зал Ли Цзянь.

Узнав, что Ли Цзянь знаком с Чжан Нуном, директор открыл дверь и крикнул:

— Товарищ Чжан Нун, зайдите, пожалуйста!

Чжан Нун, одетый в вылинявшую военную форму, казался простым и энергичным челове­ком, в разговоре и жестах еще проскальзывала армейская манера. Увидев Ли Цзяня, он привет­ствовал его, оба крепко пожали друг другу руки, обменялись короткими рассказами о том, что было с каждым после разлуки. Директор, стоя в стороне, улыбаясь, сказал:

— Старых друзей незачем знакомить. Как вы думаете приступать к работе?

— Отправимся на место происшествия,— пред­ложил Ли Цзянь.

— Хорошо! Пошли скорее,— согласился Чжан Нун.

Покинув кабинет директора, они шли и разго­варивали.

— Е Чэн-лун покончил с собой? — спросил Ли Цзянь.

— По всем признакам — самоубийство.

— Чем оно вызвано?

— Возможно, несчастная любовь.— Немного по­молчав, Чжан Нун продолжал: — Мы уже осмо­трели секретную часть и, кроме найденной на по­лу квитанции, ничего не нашли.— Он вытащил из кармана квитанцию и протянул ее Ли Цзяню.

Квитанция выписана обувным магазином «Цве­тущий Китай» на имя некоего Лю.

Вместе они вошли в секретную часть. Ли Цзянь внимательно огляделся. Небольшая комната с двумя сейфами зеленого цвета, канцелярским столом и стулом. Окно забрано железными прутьями — этим путем преступник не мог про­никнуть в комнату. Окна и двери, выходящие во внутренний коридор, повреждений не имели, дру­гих подозрительных признаков тоже не было об­наружено.

По-видимому, преступник, прежде чем совер­шить преступление, подготовил его в мельчайших подробностях. Он не только знал все ходы и вы­ходы, но имел ключи от двери и от сейфа.

— Преступник не мог воспользоваться ключа­ми Е Чэн-луна? — спросил Ли Цзянь.

— Не мог,— ответил Чжан Нун.— Е Чэн-лун был очень бдителен, ключи всегда были при нем. Когда его нашли мертвым, ключи были при нем.

На полу не было никаких следов, вокруг зда­ния, где помещалась секретная часть, тоже ничего не удалось обнаружить.

Ли Цзянь внимательно осмотрел письменный стол и сейф. Затем они заперли секретную часть и отправились в общежитие, где жил Е Чэн-лун.

Е Чэн-лун жил в комнате один. Здесь все было в отменном порядке. Е Чэн-лун лежал на кро­вати, волосы его были растрепаны, руки вцепи­лись в одеяло. Видно, смерть была очень мучи­тельная. Сфотографировав тело, Ли Цзянь осмо­трел всю комнату. Убранство ее было довольно просто: стол с тремя ящиками, стул. На столе — несколько политических брошюр, небольшой ра­диоприемник, пустая бутылка из-под виноград­ного вина и стакан. Ли Цзянь внимательно осмо­трел бутылку и стакан и тоже сфотографиро­вал их.

Под стаканом лежало недописанное письмо. Е Чэн-лун писал, по-видимому, любимой жен­щине, он успел написать несколько слов:

«Сяо-лань! Все произошло так неожиданно. Надеюсь, что мы еще раз хорошенько поговорим, если ты не согласишься, то я...»

Письмо обрывалось, очевидно, вследствие ка­кой-то неожиданной помехи.

Они осмотрели дверь, окно и все вещи, нахо­дящиеся в комнате, но ничего не приметили. Ли Цзянь, нагнувшись, осмотрел пол и тоже не на­шел ничего особенного, лишь несколько чешуек шелухи от жареных бобов около стола. На неко­торых чешуйках были видны темные крапинки. Он собрал их пинцетом, осмотрел, завернул в целлофан и спрятал. Затем они запечатали дверь и занялись осмотром общежития сна­ружи.

В густой траве недалеко от здания был най­ден разбитый стакан; судя по осколкам, он был разбит недавно, и можно было еще уловить легкий запах вина. Рядом валялся старый ском­канный счет, на котором явственно проступали масляные пятна. Ли Цзянь подобрал эти пред­меты так, словно это были невесть какие драго­ценности.

Они обошли кругом весь завод, никаких прохо­дов снаружи не было. Значит, преступник, похи­тивший чертеж, вошел через главный вход.

Вернувшись в отдел кадров, Ли Цзянь еще раз внимательно осмотрел найденные предметы; по форме и узорам подобранный в траве стакан был точно такой же, как тот, что стоял на столе в комнате умершего, а в скомканном счете была шелуха от жареных бобов. По-видимому, Е Чэн-лун перед смертью пил с кем-то вино.

Ли Цзянь взял письмо, счет и погрузился в глу­бокое раздумье. Он размышлял: какая в конце концов связь между смертью Е Чэн-луна и ис­чезновением чертежа № 407? Почему это произо­шло одновременно? Неужели, похитив чертеж, он испугался последствий и покончил с собой? Такая возможность маловероятна. Значит, это случай­ное совпадение? Но, судя по тому, что он видел, это тоже невозможно!.. Повернув голову в сто­рону Чжан Нуна, он спросил:

— Когда исчез чертеж номер четыреста семь?

— Это я уже выяснил,— отвечал Чжан Нун.— Чертеж номер четыреста семь главный инженер только вчера вечером передал Е Чэн-луну. Можно определенно сказать, что он похищен прошлой ночью.

— Это письмо написано самим Е Чэн-лу-ном? — спросил Ли Цзянь.— И он покончил с со­бой действительно из-за несчастной любви?

— Я очень хорошо знаю почерк Е Чэн-луна; по-моему, письмо написано им.— И, немного помедлив, Чжан Нун добавил: — Я думаю, что преступника, похитившего чертеж, очень легко найти.

— Очень легко? — с удивлением и интересом спросил Ли Цаянь.

— Благодаря этой квитанции,— продолжал Чжан Нун.— Если мы найдем среди рабочих и служащих завода некоего Лю, купившего ботинки в магазине «Цветущий Китай», то мы найдем преступника, похитившего чертеж номер четыре­ста семь.


Кто убийца?

Ли Цзянь проснулся от легкого шума, открыл глаза — Сяо Лю прибирал стол.

Еще не рассвело; Ли Цзянь хотел было соснуть еще, но, как ни старался забыться, ничего не по­лучалось. Он видел, как Сяо Лю вышел из ком­наты и закрыл дверь; тогда он быстро вскочил, умылся холодной водой, выбежал во двор и стал заниматься на турнике.

За эти два дня обстановка стала еще напря­женней. Местопребывание Шао Юня еще не об­наружено, на 359-м заводе произошло «самоубий­ство» начальника секретной части и исчез чер­теж. И до сего времени у него в руках еще нет какой-нибудь определенной нити.

Он сидел, глубоко задумавшись, когда появился Чжан Нун. Ли Цзянь приветствовал его:

— Что тебя привело в такую рань?

Вместе они прошли в кабинет, Ли Цзянь уса­дил Чжан Нуна на небольшой диван, сам отки­нулся на спинку кресла и спросил:

— Ну как? Что нового?

— Все уже ясно,— ответил Чжан Нун.— За­водской техник Лю Сюэ-вэнь купил в обувном магазине «Цветущий Китай» пару ботинок ярко-желтого цвета, цена, дата на корешке точь-в-точь, как на квитанции.

— Какие сведения удалось о нем собрать?

— На другой день после исчезновения чертежа он отпросился с работы на первую половину дня. Он говорил, что ему надо взять материалы, при­везенные его другом, только что вернувшимся из Советского Союза.

— Где живет этот друг — ты узнал?

— Узнал. Но он не ходил туда.

Ли Цзянь, ничего не говоря, потер своей широ­кой ладонью лоб и нахмурил брови. У него была такая привычка, когда он о чем-нибудь раздумы­вал. Помедлив немного, он спросил:

— Кто его родные и каково его поведение?

— Он из помещичьей семьи,— отвечал Чжан Нун,— был членом гоминьдановского союза мо­лодежи. Человек отсталый, всегда чем-нибудь не­доволен. Когда он готовил чертеж, то дважды пе­ревирал цифры. Людей обычно сторонился, по­этому и производил на всех невыгодное впечат­ление.

Ли Цзянь взвешивал слова Чжан Нуна: воз­можно ли, чтобы Лю Сюэ-вэнь похитил чертеж № 407?

Прежде, всего осмотр показал, что преступник во время похищения чертежа был абсолютно хладнокровен — не осталось ни одного отпечатка пальцев, ни одного следа; мог ли он обронить та­кую обличающую вещь, как квитанция?

Во-вторых, он понимал, что такой человек, как Лю Сюэ-вэнь, мог стать членом шпионской орга­низации. Но такого рода людей легко разобла­чить. Мог ли враг поручить столь ответственное задание этому человеку? Вопрос требовал тщательного изучения. Кроме того, если взглянуть на самоубийство Е Чэн-луна поверхностно, то неко­торые подтасованные данные могут легко ввести в заблуждение и неоконченное письмо не может пролить света на дело. Дойдя в своих размышле­ниях до этого места, он спросил Чжан Нуна:

— Какое было настроение у Е Чэн-луна перед смертью?

— Мрачноватое,— ответил Чжан Нун.— Но это не мешало его работе.

Ли Цзянь задумался, затем поднялся:

— Значит, враг намеренно хотел ввести нас в заблуждение.— Он подошел к письменному столу.

Чжан Нун выжидательно смотрел на Ли Цзяня:

— Уже есть материалы?

Ли Цзянь кивнул головой. Он открыл ящик, вынул папку и вернулся к дивану. Раскрыв папку, он начал вынимать из нее один лист за другим и, передавая Чжан. Нуну, давал поясне­ния:

— Это экспертиза отпечатков пальцев; эксперт считает, что отпечатки пальцев на стакане при­надлежат Е Чэн-луну, старых отпечатков пальцев на бутылке уже не разобрать, а свежих нет. Ясно, что человек, принесший бутылку, боялся, что останутся отпечатки пальцев, и стер их. Что ка­сается разбитого стакана, то хоть на нем отпе­чатки пальцев и неразборчивы, но совершенно очевидно, что он точно такой же, как и стакан, из которого Е Чэн-лун пил вино. А это экспер­тиза трупа: врач считает, что Е Чэн-лун умер, от­равившись сильнодействующим ядом. Этот спе­циальный яд Е Чэн-лун едва ли мог достать.

Судя по твоим словам, Е Чэн-лун убит по Заранее обдуманному плану? — сказал с некоторым сомнением Чжан Нун, перебрав данные ему материалы.

— Судя по обстановке, можно предположить, что перед нами умышленное убийство.

— Не забывай, что Е Чэн-лун написал пред­смертное письмо!

— Да, письмо написано рукою Е Чэн-луна. Но оно не окончено. Да и судя по выражениям, труд­но предположить, чтобы это было предсмертное письмо. Если Е Чэн-лун решил покончить с со­бой, то почему он так писал? У него оставалась какая-то надежда, ведь в письме говорится о предстоящей встрече.

— А я и не обратил внимание на это! — хлоп­нув себя по лбу, сказал Чжан Нун.

Ли Цзянь достал сигареты, протянул пачку Чжан Нуну, закурил сам, затянулся несколько раз.

— По-моему, этот преступник очень хитро вос­пользовался этим обстоятельством.

— Значит, во время смерти Е Чэн-луна в его комнате находился кто-то еще.

— Именно! Вино и жареные бобы принесены тем человеком. После того как он отравил Е Чэн-луна, он, боясь, что мы обнаружим его, стирает следы пальцев на бутылке, уносит стакан, из ко­торого пил сам, бумагу от жареных бобов и бро­сает их на дороге. Ясно, что он хочет представить все это, как самоубийство Е Чэн-луна.

Медленно шагая по комнате, Чжан Нун вдруг с сомнением сказал:

— Я не понимаю, какую цель преследовал убийца? Похищение чертежа номер четыреста семь?

— Возможно.

— Если это так,— продолжал развивать свою точку зрения Чжан Нун,— значит, этот тип, думая похитить чертеж, рассчитывал взять из кар мана убитого ключи от секретного отдела...— И, славно о чем-то вспомнив, добавил: — значит, этот человек должен быть среди нас...

— Я согласен с твоими выводами — это не толь­ко человек с завода, более того — он хороший знакомый Е Чэн-луна, который может вместе с ним выпивать и болтать о пустяках.

— Но, насколько мне известно, Лю Сюэ-вэнь не был в числе знакомых Е Чэн-луна и никаких отношений, кроме чисто служебных, у них не было.

— Поэтому мы должны внимательно изучить вопрос о Лю Сюэ-вэне и решить, причастен он к этому делу или нет.

— Если это не Лю Сюэ-вэнь, то каким образом его квитанция очутилась в комнате? Ведь, кроме начальника секретного отдела, туда никто не вхо­дил. Нет ли здесь противоречия?

— Есть, конечно.— Ли Цзянь потушил в пе­пельнице сигарету.— Но разве враг после хитро­сти с «самоубийством» Е Чэи-луна не мог приду­мать чего-нибудь другого?


В парке

В воскресенье выдалась особенно ясная погода. По уединенной аллее парка легким шагом шел молодой человек лет тридцати с завитыми воло­сами. Белки глаз у него были покрыты сетью красных жилок; беспрестанно поднося руку ко рту, он зевал. Большим усилием воли он старался придать лицу веселое выражение.

Хотя время было раннее, в парке было доволь­но много гуляющих, особенно пионеров, которые с красными флажками, переговариваясь и смеясь, направлялись на гору.

Впереди вокруг большого фонтана собралось много людей, в воздух били серебряные струи и с легким плеском падали обратно. Фонтан как-будто привлек внимание молодого человека, он обошел вокруг фонтана, но ничего особенного не обнаружил: все люди казались ему унылыми, к фонтану он тоже потерял интерес, принял рав­нодушный вид и, тихонько насвистывая, напра­вился к горе. Бросая взгляды направо и налево, он заметил, что по одной из тропинок справа не торопясь идет старик. Небольшого роста, с тща­тельно причесанными седеющими волосами, он был одет в белую шелковую рубашку, светлые брюки европейского покроя, поддерживаемые под­тяжками. С одного взгляда можно было опреде­лить, что это очень аккуратный человек. Он часто останавливался, прислушиваясь к пению птиц, белой тростью отстукивал ритм, и лицо его зали­вала всепонимающая улыбка. Завитой юноша и старик обменялись взглядом и продолжали мед­ленно идти вперед.



Народу в парке становилось все больше и больше.

По каменным ступеням юноша поднялся на са­мый верх горы, облокотился на перила и смотрел вниз.

Затем он спустился с горы по другой тропинке, которая вела к небольшому каменному мосту; неподалеку он увидел старика. Тот сидел на ска­мейке, около него лежал пакет с арбузными се­мечками; грызя семечки, он листал медицинский журнал.

Завитой юноша оглянулся по сторонам, подо­шел и с чувством сказал:

— Учитель Фан, вы тоже забрели в парк?

Маленький старичок медленно поднял голову, взглянул на подошедшего и безразлично сказал:

— А, это ты! Садись.

Юноша почтительно поклонился и сел возле старика. Взяв несколько арбузных семечек и грызя их, он сказал тихонько:

— Хозяин велел передать вам привет.

— Желаю ему крепкого здоровья,— отвечал старичок.

— Он очень доволен вашими успехами, хочет ходатайствовать перед высшим начальством о на­граде для вас и о повышении вашего жалованья.

— Не в награде дело,— с равнодушным видом сказал старичок,— раз обо мне помнят — с меня и хватит.— И, неожиданно меняя разговор, спро­сил: — На дороге все благополучно?

— Можно считать, благополучно.— Юноша горько улыбнулся.

— Не беги так быстро! Осторожно, не упа­ди! — донесся издалека женский голос.

Юноша и старик, словно по команде, повернули головы в ту сторону, откуда доносился голос. Пе­реваливаясь из стороны в сторону, бежала де­вочка, которой, наверно, не было и трех лет, за ней спешила седая женщина. Юноша с одного взгляда узнал ее — это была Ян Да-ма!

— Проклятье! Какая нелегкая занесла в парк эту бабу! — тихонько выругался юноша. Улизнуть было некуда. Быстрым движением он выхватил из рук старика медицинский журнал, откинулся на спинку скамейки и попытался закрыть лицо журналом.

Лицо старичка, выражало полный покой; грызя семечки, он смотрел ва водную гладь.

Ян Да-ма, пробежав несколько шагов, оберну­лась, посмотрела на сидевших. В том из них, который старался закрыть лицо, она узнала Шн Сю-чжу, сына старика Ши, жившего в одном с ней доме. Этот шпион гоминьдановской жандар­мерии скрылся, когда шла борьба против контр­революционных элементов. Теперь, вернувшись, какую подлость он задумал? Притворившись, что она его не заметила, женщина удалилась с де­вочкой.

Когда женщина отошла достаточно далеко, ста­ричок спросил:

— Ты знаешь ее?

— Знаю. Она жила в одном дворе с отцом. Очень вредная баба.

— Тогда нам следует скорее расстаться! — ста­ричок поднялся и веско добавил: — Завтра в де­сять часов утра будь у «третьего номера», полу­чишь то, что надо.

...Через полчаса Ян Да-ма в сопровождении ра­ботника бюро общественной безопасности пришла к каменному мосту, но Ши Сю-чжу и старичок исчезли.

На зеленой скамейке лежал лишь кусок обер­точной бумаги и кучка шелухи.


У границы

Дул свежий приятный ветерок. Здесь, на гра­нице, была глубокая ночь. Молодой пограничник,, находившийся в наряде, услышал подозритель­ный шум; он насторожился и стал внимательно вглядываться в заросли кустарника, метрах в пя­тидесяти справа. Вдруг он заметил, что один куст двигается. Прячась за кустами, используя неров­ности почвы, он стал пробираться к движущемуся предмету. Приблизившись к нему шагов на де­сять, он вскочил и крикнул:

— Стой! Руки вверх!

Нарушитель поднял руки вверх. Когда погра­ничник приблизился, нарушитель вдруг сделал прыжок; перед глазами бойца блеснул кинжал, и пограничник упал, но, падая, все же успел вы­стрелить в воздух.

Командир роты Цзян, услышав выстрел, захва­тил собаку и в сопровождении нескольких бойцов бросился к месту происшествия. Он приказал пе­ренести раненого бойца на заставу, а сам после­довал за собакой, напавшей на след нарушителя.

Собака увлекла за собой командира роты Цзяна и бойцов в ущелье. Пробежав метров пять­сот — шестьсот, они увидели впереди мелькнув­шую тень.

— Не стрелять, взять живым! — приказал командир роты.

Нарушитель бросился в заросли, надеясь скрыться.

Командир роты и бойцы стремительно шли по следу. В это время заместитель командира роты с группой бойцов, появившись из-за горы, вышел на перехват нарушителя. Спрятавшись за одно из деревьев, тот выстрелил. Командир роты Цзян при­казал открыть огонь, и нарушитель, раненный, упал.

Пограничники подбежали к нему. Командир роты Цзян при свете луны разглядел, что у на­рушителя были волнистые, завитые волосы.

Пока раненого несли на заставу, он умер. Кроме сорока пяти юаней банкнотами Народного банка, найденных у нарушителя, в каблуке была обнаружена фотопленка.

По решению командования эта пленка, имев­шая отношение к новому виду продукции воен­ного завода, находящегося в городе Н., была от­правлена с нарочным в бюро государственной безопасности города Н.

Через два дня Ли Цзянь уже имел в своем рас­поряжении материал, пленку и фотографию нару­шителя, присланные с границы. Фотография была сделана с трупа. Ли Цзянь достал из измятого пакетика пленку и сразу увидел, что это снимок с чертежа № 407, пропавшего на 359-м заводе. Он энергично поднялся, повторяя: «Очень хорошо, очень хорошо». Он действительно был очень рад, ибо военная тайна, имеющая государственное значение, не получила огласки; надо быстро по­кончить с этим делом, пока есть время, чтобы вернуть оригинал чертежа. Жаль только, что на­рушитель умер раньше времени, у него ничего не удалось узнать. Разглядывая фотографию нару­шителя, он заметил, что волосы у него словно за­виты, и сразу же вспомнил о шпионе Ши Сю-чжу, которого гражданка Ян Да-ма случайно ви­дела в парке. Он решил послать Ма Юй-мина разобраться в этом.

Ли Цзянь сел и снова вынул пакетик, в кото­рый была завернута пленка, и стал его внима­тельно разглядывать. Это был старый измятый бумажный пакетик, но все же можно было узнать в нем пакетик для лекарств, так как довольно ясно был виден штамп: «Заводская больница».

— Заводская больница? Неужели нарушитель имел какое-то отношение к заводской больнице? Если нет, то каким образом к нему попал этот па­кетик?


Кто был особенно близок с Е Чэн-Луном

Ранним утром Ли Цзянь, сев в машину, поехал на завод к Чжан Нуну.

Чжан Нун собирался уходить. Увидев Ли Цзяня, он сказал:

— Вот хорошо, что ты приехал, а я собрался - было ехать искать тебя! Мы выяснили, что на

другой день после пропажи чертежа, утром, Лю Сюэ-вэнь отправился на прядильную фабрику по­видаться со своей любовницей. В тот день на пря­дильной фабрике как раз был выходной.

— А что же с квитанцией? — перебил его Ли Цзянь.

— Квитанция, по его словам, пропала. Я спро­сил, куда он ходил. Он промямлил, что, купив бо­тинки, вернулся и положил квитанцию на стол и не знает, куда она потом девалась.

— В этом надо разобраться до конца.— Ли Цзянь помолчал немного и продолжал: — Я хо­тел бы знать, с кем особенно был близок Е Чэн-лун?

— Я знаю этих людей, их несколько: Ли Фань, Ван Пинь-сань, Янь Дин-го были в хороших от­ношениях с Е Чэн-луном,— сказал Чжан Нун.

— Кто они, эти люди?

— Ли Фань — молодой рабочий; окончив в прошлом году неполную среднюю школу, он пришел работать на завод. Ван Пинь-сань — кла­довщик, он за неделю до случившегося уехал в командировку. Янь Дин-го — техник. Все они любят играть в шахматы и часто собираются вместе.

Ли Цзянь, услышав про Янь Дин-го — техника, сразу же вспомнил о своем помощнике: Сунь Вэй в одной винной лавке обнаружил, что какой-то техник Янь покупал бутылку виноградного вина и кулек жареных бобов. Поэтому он с большим интересом спросил:

— Ты говорил с ними?

— Да, в тот же день. Ли Фань был очень удив­лен смертью Е Чэн-луна. Янь Дин-го кое-что знал о погибшем, он сказал, что Е Чэн-лун ни за что, ни про что погиб из-за любви. Я спросил, какие у него есть основания так говорить, он ответил, что в течение долгого времени тот был чем-то по­давлен, жаловался, что его многолетний револю­ционный опыт не поможет ему разрешить вопрос о браке. В том, что Е Чэн-лун разговаривал с ним о таких вещах, нет ничего удивительного, потому что именно Янь Дин-го познакомил его с этой женщиной.

— О, ко всему еще и эта история! — Ли Цзянь словно обрадовался этому обстоятельству. Затем спросил:

— Что он за человек, этот Янь Дин-го?

— Как будто неплохой. За все время пребыва­ния на заводе работал хорошо, с тысяча девять­сот сорок седьмого года член партии, происхо­ждение тоже хорошее.

Чжан Нун внимательно посмотрел на Ли Цзяня, будто хотел по его лицу что-то узнать. Задумав­шись, Ли Цзянь сказал:

— Чтобы разобраться в этом деле, нам не вредно получше изучить все имеющиеся материа­лы. Дай-ка мне папку с его личным делом.

Чжан Нун открыл сейф, вынул одну папку и передал ее Ли Цзяшо.

Ли Цзянь раскрыл папку и стал рассматривать ее содержимое. С фотокарточки на него смотрело большое квадратное лицо хитрого человека. Он взял автобиографию Янь Дин-го, написанную ста­рательной рукой:

«Я родился в бедной крестьянской семье. Отец уже в 1940 году принимал участие в революцион­ном движении: сначала в своем районе руководил борьбой за снижение арендной платы и ссудного процента, затем вступил в Новую 4-ю армию; в сражении у высоты Мэнлан он дрался до по­следней капли крови...

После того как мой отец ушел в Новую 4-ю армию, отец мачехи, боясь преследований со сто­роны гоминьдановских реакционеров, велел ей снова выйти замуж. Сестер и братьев у меня не было, отец находился где-то в других местах, та­ким образом я остался сиротой, жить было не на что. У меня был дядя со стороны матери, по имени Цинь И, который в то время работал в Шанхае в городском комитете профсоюзов, по профессии преподаватель средней школы. Полу­чив согласие отца, он взял меня к себе и опре­делил в школу»...

Ли Цзянь вдруг вспомнил.

— Ба, да это же сын сестры!

Он продолжал читать.

«Под его руководством я понял многие револю­ционные принципы. Став сознательным, вступил в партию. Иногда я переправлял кое-какие пись­ма и документы.

В 1948 году, во время движения против мили­таризации Японии Америкой, я вместе с прогрес­сивно в то время настроенным соучеником Ся Цзы-чжуном был посажен в тюрьму, где нас до­прашивали под пытками. И только благодаря вмешательству общественности меня отпустили. Тогда партийная организация, находившаяся в под­полье, видя, что в Шанхае мне не удержаться, предложила мне отправиться в освобожденные районы северной части провинции Цзянсу, там я поступил в революционный университет Восточ­ного Китая, потом перешел в технологический ин­ститут, после окончания которого был направлен на завод...»

Закончив чтение автобиографии, Ли Цзянь за­думчиво сказал:

— Виновен Янь Дин-го или нет? Предполо­жим, что...

Но он тотчас же отбросил свои предположения. Нет, это исключено. Человек столько пережил, по-видимому, нет оснований сомневаться в нем.

Чжан Нун, словно заметив, что у Ли Цзяня возникли какие-то сомнения, сказал:

— Происхождение этого человека, его биогра­фия, работа — все вне подозрений.

Ли Цзянь покачал головой и передал Чжан Нуну отчет о расследовании, произведенном Сунь Вэем в винной лавке, находящейся неподалеку от завода. Потом сказал:

— Мне хотелось бы выяснить кое-какие детали. Например, где находился Янь Дин-го в тот вечер, когда пропал чертеж.

— В тот вечер большинство рабочих и служа­щих смотрели в рабочем клубе спектакль; живу­щий вместе с Янь Дин-го Лу Цзинь-тин говорит, что видел, как Янь Дин-го тоже пошел на спек­такль.

— Он был в клубе до конца спектакля?

— Этого я не знаю,— отвечал Чжан Нун.

— Знакомых у него много?

— Он редко отлучается с заводской террито­рии, у него как будто нет никаких связей с внеш­ним миром.

Ли Цзянь огрызком карандаша начал что-то чертить на бумаге, он размышлял: какая неви­димая связь существует между попыткой пере­править через границу пленку со снимком черте­жа № 407, убийством Е Чэн-луна и пропажей чертежа № 407?

Продолжая водить карандашом по бумаге, он вдруг подумал: «А не приходил ли нарушитель на завод к Янь Дин-го или к кому-либо дру­гому?..»

Ли Цзянь попросил Чжан Нуна позвать ста­рика Хэ из проходной. Усадив его, Ли Цзянь по­казал ему фотографию нарушителя.

— Ты знаешь этого человека?

Старик Хэ взял фотографию, внимательно раз­глядел ее и сказал:

— Нет, не знаю.

— И ты не видел его?

— Не видел.— Старик Хэ отрицательно пока­чал головой.

— Дай мне, пожалуйста, вахтенную книгу,— сказал Ли Цзянь.

Старик Хэ принес вахтенную книгу, в которой регистрировались все, приходившие на завод в те­чение последних месяцев. Ли Цзянь внимательно просмотрел книгу. За два месяца до случивше­гося к Янь Дин-го приходил один человек. В те­чение следующих двух недель он приходил два­жды. В соответствующих графах было написано «двоюродная сестра», имя — Ху Цуй-ин, место ра­боты — городской комитет профсоюзов.

Отложив в сторону книгу, Ли Цзянь спросил у старика:

— Не помнишь ли ты женщину, которая при­ходила месяца два назад к Янь Дин-го?

— Подожди, подожди, два месяца назад? При­ходила одна, по обхождению я думал было, что это его зазноба.

— Как она выглядела?

— Точно не помню, вроде у нее были косы.

— Спасибо, товарищ Хэ! — Ли Цзянь пожал ему руку.— Быть может, придется вас еще побес­покоить.

— Ничего, если я понадоблюсь, звони в любое время. На этой работе я уже несколько десятков лет, разглядываю каждого приходящего, ты не смотри, что мне много годков, память еще есть,— сказал, улыбаясь, старик и ушел.

Ли Цзянь с улыбкой посмотрел ему вслед. После ухода старика Ли Цзянь тотчас же взялся за телефон.

— Горком профсоюза? Можно товарища Лю?.. Старина Лю? Говорит Ли Цзянь. Да... Узнай, по­жалуйста, работает у вас Ху Цуй-ин? Не знаю, кем работает... Выясни, пожалуйста, и потом по­звони мне, я на триста пятьдесят девятом заводе, в отделе кадров.

Через десять минут Ли Цзяню сообщили: в го­родском комитете профсоюзов Ху Цуй-ин не ра­ботает.


В заводской больнице

Распахнув дверь, вошел другой помощник Ли Цзяня — Ма Юй-мин.

— Вот материалы, которые вы запрашивали.— Ма Юй-мин положил на письменный стол стопку бумаг и добавил: — Личность нарушителя уже установлена — это шпион по имени Ши Сю-чжу, тот самый, о котором сообщила Ян Да-ма. Он был агентом девятнадцатого полка гоминьдановской жандармерии, в тысяча девятьсот пятидеся­том году бежал в Гонконг, продался американ­ской разведке, его непосредственным начальни­ком является Хайкс...

— Хайкс? — Это имя, конечно, было хорошо знакомо Ли Цзяню.— Продолжай!

— Он приехал несколько дней тому назад, жил у своей тетки Чжао Цзинь-фан, улица Шуньчэн, двадцать восемь, не прописывался, потом переехал к своему двоюродному брату Чэнь Да-х'аю, улица Дунхэянь, девяносто шесть; здесь он пере­ночевал три ночи, во вторник в полдень отбыл поездом номер сорок два, билет купил его брат, сказав, что хочет ехать в Ухань работать...

— Значит, он приехал специально за черте­жом?

— Так точно! — ответил Ма Юй-мин.— Поэто­му, добыв чертеж, он так поспешно улизнул. Ли Цзянь задумался. Помощник продолжал:

— Я много думал об этом. Казалось бы, не­значительный случай, но эти незначительные слу­чаи часто таят в себе чудовищные преступления. Я считаю, что Ши Сю-чжу получил пленку уже в пакетике от лекарства. Возможно, в спешке, а быть может, по какой-либо другой причине он не уничтожил пакетик и спрятал пленку в каблук в той обертке, в которой он получил.

— Я тоже так думаю,— сказал Ли Цзянь.— Что еще удалось выяснить?

— Эта больница предназначена для рабочих и служащих завода, расположена за городом, и по­сторонних там не лечат. Ши Сю-чжу мог прийти в больницу, но не для лечения, а для того, чтобы получить пленку.

— По-видимому, так, иначе это трудно объ­яснить. Я еду в заводскую больницу.

Через пятнадцать минут Ли Цзянь остановил машину у ворот больницы, запер ключом дверцы машины, обошел клумбу и, держась главной до­рожки, направился в приемную.

В этот день здесь было особенно много боль­ных, в регистратуре образовалась очередь. Ли Цзянь заглянул в приемную, там сидело не­сколько больных.

Чтобы пройти в кабинет заведующего больницей, надо миновать окошко, где выдаются лекар­ства. Здесь было очень тихо, на лавке сидел ждал лекарства только один человек. В тот мо­мент, когда Ли Цзянь проходил мимо, окошко распахнулось и раздался звонский женский го­лос:

— Номер пятнадцать!

— Мой! — ответил больной, поднялся со ска­мейки, подошел к окошку и подал небольшого размера квадратный медный жетон.

— Фамилия? — спросила женщина из окошка.

— Янь Цзе.

Ли Цзянь бросил быстрый взгляд на женщину, выдававшую лекарства: круглое лицо, большие глаза, на щеке едва заметный кровоподтек, две черные блестящие косы.

У Ли Цзяня мелькнула мысль, заставившая его на минуту остановиться. Он притворился, будто рассматривает плакат, и только потом двинулся дальше. Он прошел в кабинет заместителя заве­дующего, тот уже приготовил два толстенных ре­гистрационных журнала, которые хотел посмо­треть Ли Цзянь.

— Ого, ничего себе! — сказал он, взглянув на: них.

— Это регистрационные журналы, а если вам понадобятся истории болезни, то боюсь, что эта комната будет мала,— сказал заместитель заве­дующего.— Ладно, занимайтесь своим делом, время для вас дорого, а я вас беспокоить не буду.

После ухода заместителя заведующего Ли Цзянь принялся за работу. Руки, глаза, голова выполняли свои функции: руки перелистывали страницы, глаза просматривали записи, голова думала; страницы шелестели, переворачиваемые его пальцами...

На одной из страниц он вдруг остановился. В ряду имен он увидел три иероглифа «Янь Дин-го». Рядом стояла дата — 18 июля. В графе о диагнозе значилось: «Больной жалуется на упа­док нервной деятельности, головные боли, сла­бость в руках и ногах».

Это открытие заставило Ли Цзяня подняться с места.

Чертеж № 407 пропал вечером 17 июля.

«Быть может, шпион, притворившись больным, передал здесь кому-либо добытые сведения?»

Ему были известны случаи, когда шпионы под видом больных передавали добытую информацию, и сейчас он перебирал в памяти все эти случаи. Он закрыл глаза и представил себе приемную и окно выдачи лекарств: здесь шпион мог, не вызы­вая ничьих подозрений, передать другому шпиону добытые сведения.

«Быть может, Янь Дин-го, добыв чертеж № 407, именно здесь передал его Ши Сю-чжу?» Поду­мав об этом, Ли Цзянь перевернул еще несколь­ко страниц журнала, но имени Ши Сю-чжу не обнаружил.

Зато среди больных, бывших на приеме 19 июля, он нашел фамилию Лю Сюэ-вэня. Диа­гноз: «Сильная простуда».

Он положил недокуренную сигарету в пепель­ницу, откинулся на спинку кресла и, подперев обеими руками подбородок, задумался. «Удиви­тельно, что эти два человека, внушающие подо­зрения, как нарочно, после пропажи чертежа при­ходили лечиться. Кто же из них в конце концов преступник?»

Он просмотрел регистрационные журналы за несколько месяцев. Янь Дин-го и Лю Сюэ-вэнь приходили несколько раз. Оставив пока в стороне эту пару, Ли Цзянь стал думать о Ши Сю-чжу: «Каким образом пакетик попал в руки Ши Сю-чжу? Возможно, Янь Дин-го, притворившисьбольным, передал Ши Сю-чжу свой пакетик от лекарства, но на пакетике нет имени больного. Ясно, что передавать информацию друг другу непосредственно они не могли. Значит, в боль­нице непременно есть человек, к услугам кото­рого прибегали преступники, и, вероятнее всего, этот человек работает в аптеке. Каким образом этот пакетик, без фамилии больного, мог быть выдан через окошко? Значит, вопрос упирается в человека, который выдает лекарство».

Мысли его снова вернулись к окошку выдачи лекарств. Мог ли пакетик попасть в руки Ши Сю-чжу через человека, не имеющего отношения к больнице? Ли Цзянь отбросил это предположе­ние: посторонний не мог положить пленку в па­кетик от лекарства, он завернул бы ее в бумагу или во что-либо другое. Без сомнения, человек, выдающий лекарства, причастен к этому делу. Весьма вероятно, что Янь Дин-го или Лю Сюэ-вэнь, захватив чертеж, 18 или 19 июля, при­творившись больным, передал через окошко пленку, а человек, отпускающий лекарства, по­ложил ее в пакетик и в тот же день передал ее Ши Сю-чжу, который явился тоже под видом больного.

Задумавшись, Ли Цзянь не заметил, как во­шел заместитель заведующего больницей.

— Задали вы себе работу! Сидите уже два с половиной часа,— сказал он и, не дожидаясь ответа Ли Цзяня, спросил: — Ну как, не зря по­сидели?

Не зря! Скажите, пожалуйста, кто у вас выдает лекарства?

— Фэн Ся,— ответил заместитель заведующе­го. Что-то почувствовав, он удивленно спросил: — Как, разве она под подозрением?

Ли Цзянь почувствовал, что за этими словами что-то скрывается, и опросил:

— У вас тоже есть какие-то подозрения?

— Да! — он потер себе лоб.— Несколько меся­цев назад мы получили анонимное письмо, в ко­тором говорилось, что Фэн Ся в течение некото­рого времени будто бы служила переводчицей у одного из американских советников при марио­неточном правительстве. Из-за того, что мате­риал был анонимный, аргументация не убедитель­ная, мы и не стали заниматься расследованием.

Заместитель заведующего больницей выдвинул ящик, порылся в нем, но письма, о котором толь­ко что говорил, не нашел. Ли Цзянь взвешивал про себя услышанное; заметив суетливость собе­седника, он спокойно сказал:

— Вы потом поищите его как следует. У вас есть фотография Фэн Ся?

— Подождите, пожалуйста! — сказал замести­тель заведующего и поспешно вышел.

Через некоторое время он вернулся с фотогра­фией Фэн Ся.

Простившись с заместителем заведующего боль­ницей, Ли Цзянь вышел, сел на машину и по­мчался прямо на 359-й завод. Старик Хэ засви­детельствовал, что Фэн Ся и есть «двоюродная сестра», приходившая к Янь Дин-го.


Еще одно происшествие

Ли Цзянь как будто нащупал главную нить в этом деле. Он думал: «Фэн Ся является — это можно сказать с уверенностью — важной фигурой в шпионской организации, стоит только рас­кусить ее, а остальное будет не трудно».

Сейчас самым противоречивым был вопрос о Янь Дин-го. Все данные о нем совпадали с только что полученными из Шанхая материа­лами. Как мог этот испытанный, честный комму­нист стать шпионом? Но в то же время многое в нем внушает подозрение. Почему он после освобождения ничего не писал Цинь И, который даже не знает, жив ли он? В чем тут дело?

Ли Цзянь распахнул окно кабинета, остано­вился, глядя вдаль, все его мысли были сосредо­точены на Янь Дин-го. Он всесторонне обдумы­вал, почему Янь Дин-го не поддерживает отноше­ний с Цинь И — ведь Цинь И, его дядя, вырастил его, почему же теперь Янь Дин-го не хочет знаться с ним...

В этот момент звук открываемой двери пре­рвал ход его мыслей, в комнату вбежал его по­мощник Ма Юй-мин и взволнованно сказал:

— Фэн Ся умерла!

— Что? Она умерла? — Ли Цзянь удивленно повернулся в сторону помощника.

— Да. Сначала она зашла в кафе и выпила чашку кофе с человеком, сидевшим вместе с ней, затем прошлась по парку и на трамвае поехала Домой, но едва сойдя с трамвая, она упала мертвой. Медицинская экспертиза установила, что она умерла от яда, который действует лишь через один — два часа.

— Вы выяснили, с кем она пила кофе?

С профессором больницы Фан Чжун-мином. Они встретились как будто случайно.

— Да? Враг хитер! — Ли Цзянь помолчал не­много, потом вопросительно посмотрел на Ма Юй-мина:

— Что ты думаешь о случившемся? Ма Юй-мин, подумав, сказал:

— Мне кажется, что враг мог узнать, что Фэн Ся разоблачена, и во избежание провала ее ре­шили убрать.

— Ты говоришь правильно, но ты не совсем прав.— Ли Цзянь потушил в пепельнице сига­рету.— Фэн Ся — основное звено подпольной шпионской организации; выследивв Фэн Ся, мы без особого труда разоблачили бы всю организа­цию; враг это понимает, он решил «обрубить нить» и предпринять попытку скрыться. Но враг просчитался, мы свяжем концы обрубленной нити.


Обстановка проясняется

В проходную 359-го завода вошел человек, оде­тый в форменную одежду серого цвета, и очень вежливо обратился к старику Хэ:

— Уважаемый товарищ, мне нужен товарищ Янь Дин-го, который работает техником на ва­шем заводе.

Старик Хэ поднял голову, перед ним был по­жилой мужчина с седеющими волосами, видимо очень добрый. Старик Хэ спросил:

— Вы откуда?

— Я приехал из Нанкина,— ответил посети­тель.— Янь Дин-го — мой племянник, я не знал, что он здесь, мы не виделись несколько лет, я специально приехал проведать его. Я живу да­леко отсюда, очень занят, и выбраться лишний раз мне трудно, разыщите его, пожалуйста!

Это был Цинь И. Он приехал в этот город в командировку. Несколько дней назад в связи с запросом бюро общественной безопасности города Нанкина о Янь Дин-го он узнал, что его племянник не погиб, а работает на 359-м заводе. Он очень обрадовался этому и, сойдя с поезда, сел в коляску велорикши и отправился на завод.

— Заполните, пожалуйста, листок.

Старик Хэ протянул бланк посетителю. Цинь И заполнил его и вернул. Старик Хэ взглянул на него и произнес:

— Подождите, пожалуйста,— затем снял труб­ку телефона, набрал номер: — Алло! Технический отдел?.. Мне нужен Янь Дин-го... хорошо!

— Алло! Это кто? — послышался голос Янь Дин-го.

— Это я, Хэ, из проходной! Вас спрашивает товарищ Цинь И.

— Цинь И? — удивленно спросил Янь Дин-го.

— Да! Приехал из Нанкина,— сказал ста­рик Хэ.

Янь Дин-го ответил не сразу, лоб у него по­крылся потом; он нерешительно сказал:

— Товарищ Хэ, у меня сейчас срочная работа, попросите его, пожалуйста, приехать завтра.— И он положил трубку.

Старик Хэ, ничего не сказав, провел посетителя в приемную и попросил его немного подождать. После того как он опознал по фотографии «двою­родную сестру» Янь Дин-го, старик Хэ не Упускал из внимания всего, что касалось Янь Дин-го. Сейчас отказ Янь Дин-го выйти к Цинь И показался старику подозрительным. Вернувшись в проходную, он закрыл окошко и позвонил Ли Цзяню.

В это время Ли Цзянь изучал материалы о Шао Юне, присланные из Шанхайского бюро об­щественной безопасности; среди них была и фото­графия Шао Юня семилетней давности; фотография, видно, была подмочена, и изображение на ней было недостаточно четкое. К. счастью, общий абрис лица сохранился, и чем больше Ли Цзянь смотрел, тем больше ему чудилось что-то знако­мое, будто когда-то видел это лицо, и вдруг он сообразил, что этот человек похож на Янь Дин-го. Он открыл сейф и достал фотографию Янь Дин­го — обе фотографии были очень похожи. Это от­крытие обрадовало Ли Цзяня, он с силой ударил кулаком по столу:

— Э, так вот оно что...

Как раз в этот момент раздался телефонный звонок, Ли Цзянь взял трубку и узнал голос ста­рика Хэ:

— Докладываю вам о деле, касающемся Янь Дин-го: к нему пришел его дядя, Янь Дин-го не­захотел...

— Он приехал из Нанкина?

— Да!

— Попроси его немного подождать, я сейчас приеду.

Ли Цзянь тотчас вызвал своего помощника Сунь Вэя, дал ему задание, сел в «Победу» и по­ехал на 359-й завод.

Цинь И сидел на диване в приемной и ждал; минута проходила за минутой, а Янь Дин-го не появлялся, ему уже надоело ждать, он встал, чтобы попросить старика Хэ еще раз позвонить Янь Дин-го; в это время дверь открылась, но во­шел не Янь Дин-го, а начальник разведыватель­ного отдела Ли Цзянь. Цинь И от неожиданности оцепенел.

Поздоровавшись, Цинь И вдруг вспомнил о Шао Юне и спросил:

— Ну что, нашли Шао Юня?

— Еще не удалось обнаружить его местопребывание,— откровенно сказал Ли Цзянь.— Я при­ехал, чтобы поговорить с вами об одном деле... Ли Цзянь закрыл двери. Цинь И догадался, что речь будет идти о важном деле. Ли Цзянь достал фотографию Янь Дин-го и протянул ее Цинь И.

— А! Шао Юнь! — воскликнул Цинь И. Теперь все стало ясно: шпионы убили Янь Дин-го и вместо него заслали для подрывной дея­тельности Шао Юня. Ли Цзянь спросил:

— Вы приехали проведать Янь Дин-го?

— Да! Я лишь недавно узнал, что он работает на этом заводе техником, и сразу же приехал.

— Мне кажется... вам не следует видеться с ним...

По интонации голоса и выражению его лица Цинь И сразу понял, что с Янь Дин-го что-то произошло, и с тревогой спросил:

— Что с ним?

— Он погиб,— сказал Ли Цзянь тихо.— Янь Дин-го, которого вы сейчас разыскиваете, это Шао Юнъ, который арестовывал вас в свое время в Шанхае.

Цинь И в изумлении откинулся на спинку ди­вана.

Как раз в это время Сунь Вэй производил арест Шао Юня. Этот тип, прервав разговор со стариком Хэ, бросился в общежитие, закрыл дверь, собрал вещи, порвал записную книжку и сжег до последнего клочка все бумаги. Полагая, что Цинь И уже далеко, он вышел. Но, открыв Дверь, попятился назад. На него были направ­лены дула трех пистолетов — Сунь Вэя и двух его товарищей.

Шао Юнь, проникнув под именем Янь Дин-го на 359-й завод, сразу же начал свою шпионскую деятельность. Зная, что секретный отдел — важнейший отдел завода, он начал обхаживать на­чальника секретного отдела Е Чэн-луна. Шао Юнь очень тщательно изучал его биографию, связи, а также характер, привычки и наклонно­сти. Видя, что у Е Чэн-луна нет средств, он да­вал ему деньга и не требовал возвращения долга; когда Е Чэн-луна критиковали, Шао Юнь уте­шал его; и, наконец, узнав, что Е Чэн-лун поду­мывает о женитьбе, он по своей инициативе по­знакомил его с одной девицей. Е Чэн-лун был необычайно признателен за все, и Шао Юнь стал его самым доверенным человеком. Два месяца назад об этих взаимоотношениях стало известно Хайксу, и агент «№ 3» дал Шао Юню указание добыть чертеж № 407. В то время, полагаясь на свою предусмотрительность, он медленно двигал­ся к цели и рассчитывал на благодарность на­чальства. Он глубоко верил, что Е Чэн-лун не выйдет из-под его влияния. Поэтому он согла­сился выполнить это задание и еще хвастливо заявил, что чертеж будто бы лежит у него в кар­мане. Конечно, начальство похвалило его. Но дела сложились не так удачно. Е Чэн-лун был очень осторожным человеком, с ключом никогда не расставался, и только теперь Шао Юнь понял, что задача, стоящая перед ним, значительно труд­нее, чем он думал раньше.

Его начальство выразило неудовольствие по поводу того, что дело с чертежом затягивается. Кроме того, «№ 3» сообщил, что за последние годы Шао Юнь ничего не сделал и им очень трудно верить в его преданность. Если он в ко­роткий срок не добудет чертеж, то это только подтвердит его беспомощность, и он должен знать, что за этим последует. Таким образом, Шао Юнь очутился в затруднительном положении. Узнав от Е Чэн-луна, что главному инже­неру на два дня понадобился чертеж, он чуть не вскрикнул. Момент настал, никакая отсрочка не­возможна.

Вечером в воскресенье в клубе железнодорож­ников ставилась опера «Лян Шань-бо и Чжу Ин-тай», на которую были приглашены рабочие и служащие 359-го завода. Шао Юнь пошел вме­сте со всеми, но как только началось представле­ние, он незаметно для окружающих ушел из зала.

В окне Е Чэн-луна горел свет, Шао Юнь неза­метно вошел к нему. Е Чэн-лун, налегая на стол, что-то писал и не слышал, как кто-то вошел. Бро­сив взгляд на бумагу, Шао Юнь хлопнул Е Чэн-луна по плечу:

— Ага! Любовное письмо! А ну-ка, покажи!

Е Чэн-лун от неожиданности даже подскочил, потом увидев, что это Шао Юнь, успокоился и рассмеялся. Прикрыв одной рукой письмо, а дру­гой схватившись за сердце, сказал:

— Это ты! Ну и напугал же ты меня.

Шао Юнь подошел, сел на табуретку, стояв­шую около стола, и с участием спросил:

— Что, опять неурядицы с Сяо-лань?

— Да нет,— уныло отвечал Е Чэн-лун,— все Дело в том, что работник я маленький, зараба­тываю немного, положение занимаю незавидное...

— А, ты вот о чем! — перебил его Шао Юнь.— Сяо-лань не из тех девушек, которым нужны Деньги и чины. Я ее хорошо знаю. Иначе я и не стал бы тебя знакомить с нею. Раз я оказался причастным к этому делу, то уже доведу его до конца. Я пойду к ней, поговорю, чтобы развеять недоразумение, возникшее между вами.

Он говорил так искренне, что Е Чэн-лун рас­трогался до глубины души. Откуда ему было знать, что Шао Юнь уже познакомил девушку с другим мужчиной.

С наигранным чувством, проникновенно, он сказал:

— Старина Е, мне очень тягостно видеть, как ты за последние дни исхудал, и у меня такое чувство, будто я в чем-то виноват. Я купил вина, выпьем немного, закусим. Здоровье — основной капитал революции!..

Говоря так, он вынул из портфеля бутылку вина и два пакета — в одном были жареные бобы, в другом — засоленное в сое мясо. Е Чэн-лун растрогался еще больше — Шао Юнь так забот­лив и предусмотрителен.

Приподняв оконную штору, он выглянул на­ружу, там была таинственная темная ночь и небо, усыпанное звездами. Они пили вино, заку­сывали, вдруг Шао Юнь поставил стакан, схва­тил Е Чэн-луна за руку и, впившись в него гла­зами, спросил:

— Старина Е, поможешь мне в одном деле, а?

— Что такое? — невнятно спросил Е Чэн-лун.

— Я хочу попросить у тебя тот самый чертеж номер четыреста семь, он мне нужен, а завтра утром я его верну.

Е Чэн-лун был так удивлен этой просьбой, что даже застыл с поднятым в руках стаканом. Он уставился на Шао Юня, словно увидел его впер­вые. Наконец, он понял, что не ослышался, лицо у него побагровело. Он угрожающе спросил:

— Кто ты?

— Мы — разведчики.— Шао Юнь отправил в рот кусочек мяса и, бросив на Е Чэн-луна без­различный взгляд, раздельно оказал: — Повто­ряю, давай чертеж!

Только сейчас Е Чэн-лун понял, что означала заботливость Шао Юня. Так вот ради чего он старался! Он схватил Шао Юня за ворот и с пре­зрением сказал:

— Ах ты подлец! Тебе...

Шао Юнь разжал его пальцы и, холодно усме­хаясь, сказал:

— Тебе надо быть поумнее! Не забывай, кто ты такой. Или ты полагаешь, будто никому не известно, что ты был членом одной молодежной организации? Из имеющегося у нас списка твое имя еще не вычеркнуто!

При упоминании о гоминьдановской молодеж­ной организации лицо Е Чэн-луна побагровело еще сильнее, он больше всего боялся именно этого. В 1948 году, когда он учился в школе, он вступил в эту организацию; после участия в ре­волюции, боясь, что признание бросит тень на его хорошую репутацию, он скрыл участие в гоминь­дановской молодежной организации... Потом он часто раскаивался о том, но ему не хватало му­жества признаться. Он постоянно утешал себя: «В конце концов, я хорошо работаю — и все». А о том, что могут найтись люди, которые этим обстоятельством воспользуются, он не думал.

— Я не сделал ничего дурного,— возразил Е Чэн-лун.

— Это чепуха! Если ты ни в чем не виноват, то почему не признался раньше? Кто тебе пове­рит?

Краска сошла с лица Е Чэн-луна, он поблед­нел, руки бессильно лежали на коленях, в мозгу вертелось: «Я беспомощен, беспомощен».

— Давай скорее чертеж, завтра я его верну, но об этом никто не должен знать,— услышал он вкрадчивый голос Шао Юня.— А я дам тебе по­том денег и обещаю больше не беспокоить тебя.

Е Чэн-лун вконец растерялся. Отказать — так этот подлец разоблачит его перед всеми, и что потом будет? А разоблачить его в свою оче­редь — могут не поверить. Дать ему чертеж? Нет, это военная тайна. Он вдруг почувствовал себя на краю пропасти, еще один шаг — и он упадет в бездну и превратится в бесформенную груду поломанных костей и мяса. Затем ему представилось, что он попал в трясину, погру­жается все глубже и глубже, вот-вот он уйдет в нее с головой... Решение пришло мгновенно: «Нет! Больше нельзя!»

Он внезапно поднялся и двинулся к двери.

Шао Юнь, внимательно следивший за ним, удержал его, рассмеялся.

— Старина Е, ты выдержал испытание! Моло­дец! — Он поднял кверху большой палец, пока­зывая, какой славный малый, по его мнению, Е Чэн-лун.— Хватит притворяться, все тебе рас­скажу. В парторганизацию поступили материалы, порочащие тебя, мне поручили поговорить с то­бой, узнать твои мысли, убедиться в твоей созна­тельности. Теперь мне все ясно. У тебя лишь в прошлом маленькое пятнышко. Ты верен пар­тии и родине.

Эти слова, произнесенные неторопливо, совер­шенно сбили с толку Е Чэн-луна. Он уже не по­нимал, что — правда, что — выдумка. Он подо­зрительно посмотрел на Шао Юня; тот, будто ни­чего не произошло, отхлебнул вина, на его лице появилась честная улыбка, так хорошо знакомая Е Чэн-луну. Немного успокоившись, но сохраняя все еще сердитый вид, Е Чэн-лун спросил:

— Старина Янь, в чем же дело в конце концов?

— Разве я тебе не сказал, что тебя хотели испытать?

— По-моему, это не по-товарищески! — Е Чэн-лун, рассерженный, встал и отошел к окну.

— Ладно, ладно! А ведь ты зря сердишься, разве скрывать прошлое — значит поступать по-партийному? Ты должен критически взглянуть на себя.— Говоря это, он протянул руку к стакану Е Чэн-луна и что-то бросил в него, потом подо­шел к Е Чэн-луну, стоявшему к нему спиной.— Значит, все в порядке, напиши подробную авто­биографию и отнеси ее в парторганизацию, на собрании — я ручаюсь — все поймут тебя. А те­перь хватит сердиться! Давай выпьем!

Е Чэн-лун все еще не оправился от испуга и был сердит: он считал, что Шао Юнь сыграл с ним дурную шутку, но тем не менее подошел к столу, взял стакан и единым духом выпил вино.

...Через полчаса Шао Юнь безо всякого труда вынул из кармана убитого Е Чэн-луна ключи, на­вел в комнате продуманный им порядок и отпра­вился в секретный отдел...



Белая трость

Было душно. Ли Цзянь встал, распахнул окно. В комнату ворвалась струя свежего воздуха. Собирался дождь.

Напротив за столом сидел старичок, одетый в светло-серую одежду западного покроя. Стари­чок был спокоен: сняв очки, он подышал на стекла, протер их шелковым платком, словно в комнате никого, кроме него, не было.

Ли Цзянь молча смотрел на него, в углах рта играла презрительная улыбка. Про себя он ду­мал: «Не вывернешься». Он уже разгадал, о чем думает этот хитрый тип, и хотя тот изо всех сил старался казаться спокойным, от взгляда Ли Цзяня не ускользнуло его внутреннее волнение. Старичок не без труда надел очки — руки у него слегка дрожали.

Ли Цзянь вернулся к столу, сел, постучал красным карандашом.

— Надумали?

— Товарищ, я уже говорил вам, что мои арест — сплошное недоразумение! —- Старичок, бросив на Ли Цзяня быстрый взгляд, серьезно сказал:—Я профессор, я понимаю политику, я верю, что правительство не может несправед­ливо обойтись с хорошим человеком.

— Значит, чистосердечно признаетесь! — стро­го сказал Ли Цзянь.

— Да, да Г—старичок напряг все силы, чтобы напустить на себя искренний вид.— Я правдивый человек и более всего ненавижу лицемерие. Я всегда был человеком, всегда работал, мое стрем­ление — воспитывать из студентов полезных стране людей. Есть люди, которые подтвердят...

В это время хлынул дождь. Порыв ветра во­рвался в комнату. Ли Цзянь подошел к окну, за­крыл его и, обернувшись, неожиданно спросил:

— Хайкс мог бы подтвердить?

Лицо Фан Чжун-мииа мгновенно побледнело,, от его спокойствия не осталось и следа, он начал шарить по карманам, наконец вытащил носовой платок, вытер им лоб. Потом, немного придви­нувшись вместе со стулом вперед, дрожащим го­лосом спросил:

— Что вы сказали?

— Нечего притворяться, «номер двести де­вять»! Быть может, помочь вам покопаться в па­мяти?

Ли Цзянь видел, что первый выпущенный за­ряд попал точно в цель; он почувствовал удов­летворение. Вначале он и не подозревал, что Фан Чжун-мин имеет отношение к исчезновению чертежа № 407, потом, напав на след старичка, сидевшего в парке на скамейке вместе с Ши Сю-чжу, и выяснив, что агент «№ 3», Фэн Ся, была j отравлена им, Ли Цзявь взялся за эту нить ] и установил, что Фан Чжун-мин является глава- ] рем шайки. Поэтому он и был быстро арестован. ]

Внимательно наблюдая за преступником, ЛиЦзянь достал из папки пожелтевшую фотогра­фию. Фан Чжун-мин с одного взгляда узнал эту фотографию времен его молодости — вместе с Хайксом он стоит в парке Линкольна, в Нью-Йорке, смотрит куда-то вдаль задумчиво и реши­тельно. Он понял — битва проиграна. Он опустил голову.

— Что мне сказать? Что мне сказать? Я нена­вижу себя! — Он заплакал.— Я ненавижу себя! Молодость моя прошла впустую. Народ, быть мо­жет, простит меня, но я себе этого не прощу ни­когда! Вы знаете…

И он подробно рассказал о своем прошлом. Он начал издалека — от деда, торговавшего солью, до отца, державшего ломбард,— обо всем этом говорил ярко и образно. Он сознался, что еще в 1927 году, когда учился в Америке, у него за­вязались сношения с американскими разведыва­тельными органами, он получил кличку «№ 209»; в 1933 году он вернулся на родину и с тех пор постоянно посылал информацию своим хо­зяевам. В 1946 году его однокашник и коллега Хайкс под видом дипломата приехал в Чунцин... Он говорил подробно, не упуская ни одной ме­лочи, он не забыл даже о платье, отделанном драгоценными камнями, которое позднее прислал, Хайкс его дочери, выходившей замуж. Своим признанием он надеялся заслужить прощение.

Стенографистка исписала листов сто бумаги. Темнело, дождь давно перестал.

Фан Чжун-мин взял стакан, отхлебнул глоток воды. В горле першило, он сделал еще глоток,, потом продолжал:

— Все это в прошлом, словно какой-то сон. Если бы не освобождение страны, то неизвестно, сколько бы я совершил еще преступлений! Ком­мунистическая партия спасла меня. Свалив это бремя, я чувствую себя намного легче! Вспоми­нать прошлое страшно...

Глаза у него опять стали влажными. Опустив голову, он бросил на Ли Цзяня выжидательный взгляд — какое впечатление произвело на него признание, но он увидел на лице Ли Цзяня раз­думье и твердую решимость.

Ли Цзянь открыл портсигар, вынул сигарету,, чиркнул спичкой, закурил. Он внимательно слу­шал преступника, наблюдая за его психологиче­скими маневрами. На листе бумаги он время от времени делал красным карандашом какие-то по­метки. Вслушиваясь в признания шпиона, он ана­лизировал ход его мыслей. Что из сказанного им — правда, что — ложь, что он скрывает? Он знал, что шпион в то же самое время пытается угадать его мысли. Преступник может пытаться обмануть тебя, выдав второстепенное за главное, а о главном сказать вскользь. Слушая последние Фразы Фан Чжун-мина, Ли Цзянь был совершенно Уверен, что тот деланно искренними фразами хочет смягчить свои преступления.

— Это все, что вы хотели сказать? — сурово спросил Ли Цзянь.

— Да,— голос Фан Чжун-мина был едва слы­шен.

— А о чертеже номер четыреста семь?

— Что? О чем вы говорите?

— Фан Чжун-мин, хватит притворяться! — Ли Цзянь быстро протянул руку и взял белую трость Фан Чжун-мина, стоявшую у стола. Фан Чжун-мин вскочил, но Ли Цзянь уже отвинтил нижнюю часть трости и вынул из нее свернутую в тру­бочку бумагу. Это был чертеж № 407.

Фан Чжун-мин, схватившись за голову, сидел с растерянным видом, в глазах его застыли от­чаяние и страх. Ему казалось, что порыв ветра поднял его высоко в воздух и вот-вот бросит на камни. Откуда-то до него донесся строгий голос Ли Цзяня:

— Увести его!


Перевод А. Тишкова

Ли Юэ-жунь В ущелье Туинъяй

Стояла бурная темная ночь. Горные пики, упи­равшиеся вершинами в тучи, словно раскалыва­лись от страшных ударов грома; ветер как будто пытался смести с лица земли густые леса. Под беспрерывными вспышками молний широкая Далунцзян несла во тьму седые гребни темных волн. Косые струи дождя сливались с вздымающейся поверхностью реки. Словно великан, упершийся могучими плечами в оба берега, над рекой воз­вышался железный мост. Шоссе, огибая подошву горы Туинъяй, выходило к мосту и уходило даль­ше на юго-восток, к государственной границе.

При свете молний мост отливал холодным ме­таллическим блеском. В это время с северной стороны, неподалеку от моста, появилась белая лодка. Двое бойцов, находившихся в лодке, с тру­дом гребли против течения. Волны швыряли лод­ку то вверх, то вниз, вода потоками обрушива­лась на людей.

Эти два воина — заместитель командира отде­ления Сун Гуан и старый солдат Чжу Жэнь-Цзе — были из войск госбезопасности, раскварти­рованных в районе моста через Далунцзян. Они стояли в дозоре на берегу реки с полуночи. Первый час прошел спокойно, но в начале второго от дозорных, стоявших выше по течению реки„ был получен сигнал, что плывет какой-то стран­ный предмет. Как только разразилась гроза, эти дозоры были высланы для борьбы с зато­рами, которые образовались на реке от повален­ных бурей деревьев. Однако все бойцы понимали, что их задача не ограничивается лишь борьбой с заторами. Они не раз принимали участие в поимке шпионов и диверсантов, постоянно засылавшихся чанкайшистской кликой и поку­шавшихся на этот мост, имеющий важное стра­тегическое значение. Вот почему Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе, получив сигнал товарищей, немедленно1 сели в лодку и стали внимательно следить за рекой.

Ветер дул с неистовой силой. Потоки дождя и водяные брызги слепили глаза. Двое в лодке изо всех сил налегали на весла и зорко всматрива­лись в пляшущие волны, освещаемые вспышками молний и электрическими фонариками.

— Видишь? Что это там плывет? — спросил Чжу Жэнь-цзе, первым увидевший во время одной из ярких вспышек молнии что-то черное между. волнами.

— Вижу! Как будто труп!..— ответил Сун Гуан, вытирая мокрое лицо.— Греби быстрей...

Конец его фразы ветер унес во тьму, в пляску волн.

При свете частых вспышек молний лодка вплот­ную приблизилась к плывущему предмету. Сун Гуан оставил весла и, подняв бамбуковый багор, зацепил странный предмет. Чжу Жэнь-цзе в то же время изо всех сил старался не дать течению снести лодку к мосту. Крепко держа в одной руке багор, Сун Гуан включил карманный фонарик и направил луч на загадочный предмет. В узком луче света в волнах показался труп собаки. Чер­ная намокшая шерсть отливала серебристым цве­том. Бросался в глаза неестественно вздутый круглый живот.

— Странно! — проронил Сун Гуан.— Собака и вдруг утонула.

Он перехватил багор и осторожно подтащил труп к лодке.

Чжу Жэнь-цзе, бросив одно весло, хотел было оттолкнуть труп, но Сун Гуан тронул фонариком локоть товарища и сказал:

— Не трогай! Посмотри — за хвост собаки привязана какая-то веревка.



Чжу Жэнь-цзе посмотрел внимательно и уви­дел, что к веревке привязан также кусок доски. Поняв намерение старшего товарища, он повер­нул лодку и начал быстро грести к берегу. Не­много не доведя лодку до берега, Сун Гуан прыг­нул в воду и осторожно вытащил труп на берег. Приказав Чжу Жэнь-цзе оставаться в дозоре, сам он поспешил в штаб. Командир подразделе­ния, расквартированного у моста, Чжан По — человек с чистым, белым лицом и ясными гла­зами с каким-то детским выражением, был грозой для гоминьдановских шпионов — «тигр», как его называли. Враги неоднократно засылали в этот район диверсантов с заданием уничтожить «тигра». Но «тигр», живой и невредимый, спокойно про­должал свою работу, а вражеские агенты один за другим отправлялись в тюрьму. Он лишь усмехнулся, увидев однажды у одного из пойман­ных шпионов приказ о «важности уничтожения Чжан По».

Когда этой ночью он услышал доклад Сун Гуана, он сам поспешил к трупу собаки для вскрытия. В 2 часа 15 минут по телефону он до­кладывал командующему следующее:

— В час двадцать минут в двухстах метрах се­веро-западнее Далувцзянского моста из реки был выловлен труп собаки, во рту которой обнару­жена ударная детонаторная трубка. Живот трупа начинен двумя килограммами сильного взрывча­того вещества. Собака черная, с белым пятном на. голове. Труп еще не разложился. Кровеносные сосуды в ушах, глазах и в носу трупа порваны. В этих местах еще видиы следы крови. Данное происшествие доказывает, что враг не оставил попыток разрушить мост. Конечно, эта попытка является лишь началом. Если не принять немед­ленных мер, такие начиненные взрывчаткой «сна­ряды» будут посылаться непрерывно и неминуемо-причинят мосту серьезные разрушения. Вскрытие трупа показало, что смерть наступила от отрав­ления. По состоянию трупа собаки можно пред­положить, что он спущен в воду примерно в пяти километрах от моста. Предлагаю: силами моего подразделения ликвидировать врага. Жду при­каза.

* * *

Сменившись, Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе верну­лись в свою казарму. Переодеваясь в сухую одежду, они вполголоса переговаривались между собой. Оба полагали, что выиграли своеобразный бой. Прошел всего лишь год, как Чжу Жэнь-цзе перевели в войска службы госбезопасности, и он рвался участвовать в каждой операции по поим­ке вражеских диверсантов.

— Конечно,— думал он вслух,— я хотя еще не­достаточно опытен в этом деле, но за последнее время научился многому! Ведь никто не кончал университета борьбы с диверсантами, никто не рождался с умением вести такую борьбу. Коман­дование не должно отстранить меня от этого за­дания!

Сун Гуан тоже рассчитывал принять участие в этом деле, но он считал, что их теперешняя ра­бота — это не прежняя открытая борьба с види­мым врагом.

— Все хотят быть в ударной группе,— говорил он.— И мы тоже. Сейчас, не позволят, будем проситься в другой раз. Может быть, на этих мерзавцев уже надели наручники, а мы ничего не знаем! Я думаю, лучше всего ложиться спать. И нечего огорчаться!

Рассуждая так вслух, Суй Гуан думал: «Еще не известно — может, без нас и не обойдется это дело». Только они собрались лечь спать, как в дверь просунулась голова связного:

— Помощника командира третьего отделения и бойца Чжу Жэнь-цзе к командиру!

Не желая терять времени и натягивать раз­мокшую одежду и разбухшие ботинки, оба — в чем были — бросились к штабу, шлепая по лу­жам.

В помещении штаба горел огонь. За большим письменным столом сидел командир и внима­тельно читал телеграмму, которую он держал в руке. Доложив о прибытии, Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе остановились в стороне.

Поднявшись, командир быстро взглянул на часы:

— Два часа тридцать минут! Знаете ли вы, что было обнаружено в трупе собаки?

— Не иначе, как что-нибудь такое, что могло разрушить мост. Разве собака сама по себе могла утонуть?! Кроме того, к хвосту собаки была при­вязана доска, которая все время удерживала труп в положении головой вперед. Вроде управ­ляемого снаряда,— высказал свои предположения Сун Гуан.

— Верно! Это — труп-мина! — командир пома­хал в воздухе телеграммой.— Командующий при­казал в течение двух дней ликвидировать дивер­сантов!

Он подошел к стене, открыл шкаф и, освещая фонариком карту в глубине шкафа, расчерчен­ную красными и зелеными стрелками, продол­жал:

— Положение следующее: от войск погран­охраны поступило донесение, что позавчера ночью, пользуясь ненастной погодой, к западу от ориентира номер три, где река расходится двумя рукавами, на нашу территорию проникли два диверсанта. В настоящее время оба они предпо­ложительно находятся в районе действия нашего подразделения. Сейчас наши посты контролируют все дороги района. Скрыться им.уже некуда. Тем не менее, времени терять нельзя. Мы не можем рисковать жизнью и имуществом наших людей, не можем сидеть сложа руки. Штаб командую­щего внес ясность в создавшееся положение, под­сказал нам основное направление удара. Наша: задача немедленно выяснить точное местонахо­ждение диверсантов и одним ударом уничтожить их! — Командир немного помолчал, бросил взгляд на неодетых бойцов и докончил: — Вы оба пой­дете со мной. Необходимо до рассвета прибыть к поселку Иншаньцзи. А сейчас — быстро пере­одеться.

* * *
Перед рассветом ветер утих, дождь прекра­тился. Дорога раскисла и стало по ней трудно ходить. Чжан По, Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе, ведя на поводке сторожевую собаку по кличке Тигр, с трудом одолели шесть ли[1] вдоль извили­стой межи и перед рассветом стояли на околице Иншаньцзи.

В деревне было около двухсот дворов. С восто­ка деревня вплотную прижималась к берегу реки Далунцзян, с запада возвышалась гора Туинъяй, ва север тянулась однообразная равнина. В юго-западной стороне деревни стоял небольшой дом с воротами, крытыми сверху черепицей. Ворота были крепко заперты. Чжан По приложил к стене левую руку ладонью вверх и несколько раз по­стучал по ней правым кулаком. Хотя Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе ни разу не были в этой де­ревне, но по инструкции знали, что это дом се­кретаря партийной организации деревни — Ван Ли-чэна.

Минуту спустя через ворота тихо спросили:

— Кто?

— Я — Чжан По! — так же тихо ответил командир, и ворота бесшумно приоткрылись.

Вся группа вместе с собакой осторожно вошла в помещение. Ван Ли-чэн поставил на стол спи­ральный тлеющий шнур, дым которого отгонял комаров. На стене висел портрет Мао Цзэ-дуна, а сбоку — вычищенная винтовка. У Ван Ли-чэна был крупный нос и полные губы. На вид ему можно было дать лет. тридцать. Притащив из другой комнаты сухую верхнюю одежду и набросив ее на плечи пришедших, секретарь спокойно пригласил:

— Садитесь. Давайте поговорим. Вы, наверно, пришли по тому самому делу?

— По какому делу? — удивился Чжан По.

— О переходе нашей границы двумя дивер­сантами. Вчера из погранотряда поступило сооб­щение. Мы уже известили об этом наших акти­вистов.

— И правильно сделали! Диверсанты дей­ствуют быстро. Это для нас не новость. Сегодня ночью в реке близ моста выловлен труп со­баки, начиненный взрывчаткой. Наше командова­ние уже выяснило, что диверсанты действуют в районе вашей деревни. Наша задача — опреде­лить точное местонахождение вражеских агентов.

— А какая собака выловлена? — быстро спро­сил Ван Ли-чэн. В нашем районе в прошлом году прошла эпидемия бешенства. Всех собак перестреляли. Осталось лишь несколько штук.

— Шерсть у нее черная, на макушке белое пятно.

— Черная... белое пятно...— Ван Ли-чэн заду­мался.— У Сунов в доме есть молодая серая овчарка, у соседки Чжан — коротконогая жел­тая... А! Верно! У старика Чжан Ци-шаня черная собака, кличка Яшмоголовый.

— Чжан Ци-шань? Это не отец Чжан Цзи-тина? — спросил Чжан По.

— Верно! В нашей деревне только у него есть черная собака. Но старик Чжан — недавний бед­няк. Все говорят, что после возвращения его сына из армии старик помолодел на десять лет, в ра­боте всегда впереди. Нет, он не может укрывать диверсантов! Нет, не может этого быть! — Ван Ли-чэн отрицательно покачал головой.— Только дурак может заподозрить старика Чжана! Но ка­ким образом его собака оказалась начиненной взрывчаткой?

От разговора о собаке Чжан По и Ван Ли-чэн перешли к людям — бывшим помещикам и кула­кам. Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе внимательно вслушивались в то, что говорили старшие това­рищи, анализируя создавшуюся обстановку.

* * *
Небо постепенно светлело. Ветер и дождь пре­кратились. Только с крыш медленно падали круп­ные прозрачные капли. Кто-то тихо постучал.

Выглянув за дверь, Ван Ли-чэн через минуту вернулся вместе с седоусым стариком.

— Только что говорили о Чжан Ци-шане, а он сам сюда пожаловал! — Ван Ли-чэн усадил ста­рика на лавку.

— Вы, наверно, спешите на базар? Иначе за­чем так рано подниматься? — спросил Чжан По.

— Нет, у меня есть дело к нашему секретарю. Хочу посоветоваться. А раз и вы еще здесь, так тем лучше! — Старик закурил длинную трубку и, доверительно наклонившись к командиру, про­должал: — Я выкормил собаку, чтобы она сторо­жила огород. Шага никогда не делала с участка, а вчера вдруг пропала. Сначала я подумал, что убежала с другими собаками, но потом сообра­зил, что как будто не время для этого. Когда вчера вечером наш секретарь сказал, что в наших местах появились диверсанты и следует держать ухо во­стро, я было почувствовал что-то неладное, но опять же подумал: а если собака вернется, зачем людей зря тревожить? Вот и промолчал. Вернулся домой, всю ночь глаз не сомкнул, под дож­дем бегал смотреть — не вернулась ли, но собаки и до сих пор нет. Вот я и подумал: ведь мы как у ворот живем. А что, если эти мерзавцы, испу­гавшись ночью собачьего лая, прикончили ее?

— Папаша Чжан,— сказал Чжан По,— куда делась ваша собака — еще не совсем ясно. Что же касается диверсантов, то мы должны вывести их на чистую воду.— Чжан По в раздумье по­вернулся к Сун Гуану.— Пока, еще не совсем рассвело, надо, захватив Тигра, обследовать ме­сто происшествия. Еще до завтрака отправь Тигра домой, а сам задами возвращайся сюда.

Сун Гуан и старик Чжан вышли задами и по тропинке направились к огороду Чжан Ци-шаня. За ними следовала собака Тигр. Огород был рас­положен на опушке бамбукового леса. Его окру­жал плетень из тонкого бамбука. Внутри была видна пустая конура. Внимательно обследовав место перед конурой, Сун Гуан не обнаружил ни­каких подозрительных следов. Только отверстие внизу плетня, в том месте, где он неплотно при­легает к земле, казалось несколько расширен­ным и на бамбуковых шестах осталось несколько волосков шерсти. Сун Гуан перелез через пле­тень. Здесь тянулся заросший сорной травой пустырь, где даже человеческая нога не оста­вила бы никакого следа. В задумчивости он сде­лал несколько шагов и вдруг заметил под кустом клочок слипшейся от дождя бумаги. Осторожно подняв его и расправив, Сун Гуан увидел, что по краю бумаги шла красная черта, как это бывает на бланках выписываемых счетов. Текст, написанный кистью, полустерся, но с самого края с трудом еще можно было различить иероглифы: «За один порошок — 25 фэней»[2]. Клочок был в масляных пятнах.

— Есть у вас в деревне аптека? — спросил Сун Гуан старика Чжан Ци-шаня.

— Нет; — покачал тот головой.

— А мясная лавка?

— По базарным дням работает ларек.

— А когда будет базарный день?

— Как раз сегодня!

— Торгуют ли в нем еще чем-нибудь?

— Нет! Но Ван на восточном краю деревни торгует мясными пирожками.

— Хорошо. Вы отдохните, а я выясню кое-что и тогда еще загляну к вам.



Бережно положив клочок бумаги в записную книжку, Сун Гуан тихо окликнул собаку. Овчар­ка бросилась к хозяину, обнюхивая его ноги. Он наклонил ее голову к отверстию в плетне и, при­казав «Ищи!», пошел вслед за собакой, которая, с силой втягивая воздух и опустив нос в траву, вела на север. Потом собака повернула на восток, вышла из деревни и по узкой полевой меже устремилась на северо-восток. Метров через три­ста Сун Гуан вышел на берег реки. Тигр молча рванулся в железобетонный блиндаж, сооружен­ный еще при гоминьдановцах. В этом месте когда-то были построены гоминьдановские укрепления. Позже крестьяне срыли их и засеяли кукурузой. Однако один приземистый, лысый блиндаж еще сохранялся. Внутри пол был покрыт пылью, и по нему во всех направлениях перекрещивались че­ловеческие следы. Посередине блиндажа валялся клочок бумаги. Сун Гуан бережно поднял его и прочитал написанное на нем. Иероглифы сложились во фразу, но смысла ее он не понял: «Ма тай фу инь»[3]. На клочке был виден номер стра­ницы: 16. Зная, что бумажка тоже может ока­заться одним из звеньев загадки, Сун Гуан и ее спрятал в записную книжку.

В это время Тигр выпрыгнул из блиндажа, по­кружился около поля бобов и тювел в сторону «ближайшего поля, засаженного рисом. Сун Гуан подбежал к нему. Собака стояла у поливной ка­навы и глухо рычала. Желтые ее глаза были устремлены на воду.

— Ищи! — приказал Сун Гуан, но Тигр стоял как вкопанный. Сун Гуан спустился в канаву и принялся обшаривать руками дно. В рыхлом теплом иле рука наткнулась на что-то мягкое. 'С отвращением промыв это в воде, Сун Гуан уви­дел в руках собачьи внутренности. Сун Гуан по­спешно вылез из воды, позвал Тигра и, погла­див его по голове, приказал:

— Домой!

Собака, вытянув хвост, умчалась.

* * *
К тому времени, когда Сун Гуан снова по­явился в доме Чжан Ци-шаня, один из сотрудни­ков только что доложил командиру Чжан По, что позавчера вечером крестьянин Ван, возвра­щаясь со своего поля, встретил двух торговцев горшками, тащивших свои корзины с товаром. Сначала он не обратил на них внимания, но по­том заметил, что они направляются по тропинке в сторону Туинъяй, хотя там на протяжении не­скольких десятков ли не было ни одного селения. Солнце уже заходило, и крестьянин подумал, что сейчас идти в горы можно лишь с нечистыми на­мерениями. Ван заподозрил недоброе. Но вчера все сельские работники ушли на собрание, а кре­стьянину надо было с утра спешить на базар, поэтому он рассказал все работнику, дежурив­шему на базаре, а тот поспешил разыскать Чжан По.

После ухода этого работника Сун Гуан пере­дал командиру оба найденных обрывка бумаги и доложил о результатах поиска. В заключение он сказал:

— Я, товарищ командир, думаю, что собака Чжан Ци-шаня была отравлена. Яд был подки­нут в пирожке. После этого ее оттащили к блин­дажу, начинили взрывчаткой и сбросили в реку.

Чжан По рассмотрел бумажки и улыбнулся.

— Да, вывод правдоподобный,—ответил Чжан По, передавая бумажки Ван Ли-чэну.— Мы по­дозревали некоего Ван Шань-ли. Теперь у нас прибавились доказательства.

Нахмурив брови и рассматривая обрывки бу­маги, Ван Ли-чэи медленно произнес:

— Такая книга может быть только у Ван. Шань-ли. У них вся семья верующая. Всегда но­сят в карманах святые книги, словно на уме у них одни лишь благие дела. На этот раз, видно, кто-то употребил святую книгу не по назначению.

— Дома у Ван Шань-ли не изготовляют горшков? — спросил Чжан По.

— Изготовляют! — был ответ.— Это своеобраз­ный сельский капиталист. Я давно подозревал, что тут не все чисто.

Чжан По усмехнулся и заметил',

— Нам необходимо выяснить два вопроса: за­вертывают ли пирожки в лавке Ван Шань-ли в аптекарские счета и торговал ли Ван Шань-ли пирожками позавчера.

После завтрака секретарь ушел. Командир Чжан По, Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе, заперев двери, стали пить чай. Чжан Повдруг спросил Чжу Жэнь-цзе:

— Скажи, Жэнь-цзе, что мы, по-твоему, дол­жны предпринять теперь?

— Арестовать всех этих диверсантов, гуляю­щих по нашей земле! Всех арестовать! Какой мо­жет быть вопрос!

— Ты как думаешь: диверсанты прячутся в доме Ван Шань-ли?

— Ну, не думаю, чтобы они были настолько глупы!

— Тогда где же их арестовывать?

— Сначала надо арестовать Ван Шань-ли. А он скажет, где они скрываются,— быстро отве­тил Чжу Жэнь-цзе.

— А ты как думаешь? — спросил Чжан По Сун Гуана.

— Я не согласен с Чжу Жэнь-цзе. Пока мы не знаем, где их логово, нельзя ворошить траву и пугать змей.

— Вот это верно,— заметил Чжан, По.— Рань­ше мы в открытую бились с врагами, голым шты­ком, храбростью и отвагой завоевывали победу. Теперь же, когда борьба стала тайной, нам сле­дует подходить ко всему осторожно, вдумчиво. Разве у нас нет правила: «Поспешность — смерть для работника госбезопасности». Это надо всегда помнить! — Чжан По помолчал немного и закон­чил: — Ну, ладно! Давайте проанализируем со­здавшееся положение. Как вы думаете, где пря­чутся сейчас эти два гада?

— Не иначе, как на горе Туинъяй,— отклик­нулся Чжу Жэнь-цзе.

— Я тоже думаю, что гора для них — самое подходящее место,— согласился Сун Гуан.

— На Туинъяй? Правильно! Но Туинъяй — ве­лика. Кроме того, на горе леса, скалы, ущелья. Если мы арестуем Ван Шань-ли, мы тем самым спугнем этих двух мерзавцев, а это будет пре­ступлением перед народом.

Чжан По замолк. Заложив руки за спину, он начал ходить в раздумье по комнате.

* * *
Целый день провели Чжан По и его работники в доме Ван Ли-чэна, высушили одежду, вычи­стили оружие, привели в порядок карманные фо­нари, веревки. Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе с не­терпением следили за тем, как за окном медленно угасал день. Только Чжан По озабоченно еще и еще раз проверял задуманную операцию, внима­тельно изучая карту района.

Перед ужином в комнату с шумом ввалился Ван Ли-чэн.

— Ну, как? — спросил Чжан По.

— Все в порядке! В этом деле замешан Ван Шань-ли! Я задолжал в его лавке несколько юаней. Сегодня, сказав, что хочу рассчитаться, я пошел к нему домой проверить, сколько за мной записано долга. По записям я увидел, что сегодня он продал три пирожка, вчера — два, а позавчера — только один пирожок. Я заметил, в какую бумагу он завертывает пирожки. Все правильно — у него есть пачка старых аптечных счетов с красной чертой.

Выпалив все одним духом, Ван Ли-чэн полез в карман и вытащил какую-то бумажку.

— Посмотрите-ка! Что это такое?

Чжан По взял листок. На листке стояло: «Ма тай фу инь», а в углу номер страницы— 17.

— Такая же, как найденная Сун Гуаном! Как она, секретарь, к тебе попала? — с удивлением посмотрел на него Чжан По.

— А! Это интересно! Когда я листал тетрадь с долговыми записями, в фанзу вошел пастушо­нок семьи Ван Шань-ли, маленький Ню-цзы. Ню-цзы уже вступил в члены Новодемократиче­ского союза молодежи. После освобождения Ки­тая Ван Шань-ли изо всех сил стал заискивать перед ним и даже разрешал входить во внутрен­ние комнаты. Я и подумал, что это для меня очень полезно. Отозвав его в укромное местечко, я дал ему задание. Я сказал: «Ню-цзы, ты член Новодемократичеекого союза молодежи. Надо, чтобы ты побыстрей пошел к Ван Шань-ли и под каким-либо предлогом узнал, не хватает ли в молитвеннике, который носит Ван Шань-ли в кармане, одной страницы». Увидев, с какой серьезностью я разговариваю с ним, он, даже не поинтересовавшись, зачем это, сразу кинулся вы­полнять поручение. Я остановил его и предупре­дил: ни в коем случае никому не говорить ни

о чем. Ню-цзы оказался смышленым парнем. | Войдя в дом хозяина, он как будто от безделья принялся щепать лучину. Куртка Ван Шань-ли была в стирке, и его книга лежала на подокон­нике. Улучив минуту, Ню-цзы перелистал ее. Одна страница действительно была вырвана. Ню-цзы малограмотный. Чтобы не ошибиться, он взял и вырвал из книги следующую. Оказалось — семнадцатая.— Кончив свой рассказ, Ван Ли-чэн засмеялся: — Моя задача выполнена, теперь ваша очередь!

— Сегодня вечером будем начинать? — спро­сил его Чжан По.

— Все улики налицо: укрывал диверсантов и пытался взорвать мост. Разве можно оставлять его на свободе? — твердо сказал Ван Ли-чэн.

— Начинать-то будем. Но не так просто. Я хочу сказать, что нельзя дать Ван Шань-ли схватить вас за жабры. Наоборот — нам надо схватить его за жабры. Надо сделать так, чтобы он сам добровольно привел нас к логову. Надо вырвать сорную траву вместе с корнем. Надо, чтобы в сеть попала вся банда! — Чжан По сел и начал подробно излагать свой план.

* * *
День постепенно угасал. Облака, заволаки­вавшие небо, рассеялись, открыв яркие звезды. Ван Ли-чэн направился в дом к Ван Шань-ли.

Ван Шань-ли шел четвертый десяток. На лице его нахально топорщились маленькие колючие усы. Торговец, сидя в комнате, пил после ужина чай. Увидев подходившего секретаря, Ван Шань-ли поспешно выбежал из дома и, униженно улы­баясь и кланяясь, стал приглашать в дом. Но Ван Ли-чэн, как всегда, не входя внутрь, оста­новился на пороге и холодно сказал:

— Завтра утром надо приготовить для бойцов один дань[4] кипятка. Управишься? За дрова и за труд заплатим.

— Ладно, ладно! — Ван Шань-ли с чашкой в руке подбежал к Ван Ли-чэну.— Выпей ча­шечку! Армейская часть расположится в нашей Деревне?

— Спасибо. Не хочу. Армейская часть придет к нам для маневров. Завтра более пяти тысяч человек прибудет на гору Туинъяй. А наша гора высока. Товарищам то вверх, то вниз придется лазать — где ж тут не захотеть пить! Дано ука­зание подготовить несколько даней чая.

Ван Ли-чэн помолчал немного, потом, повер­нулся и пошел прочь.

Ван Шань-ли с чашкой в руке ошалело стоял все на том же месте.

Возвратясь домой, Ван Ли-чэн вместе с Чжан По собрали деревенских ополченцев и расставили их на всех дорогах, ведущих к горе Туинъяй. Сам Чжан По вместе с Сун Гуаном и Чжу Жэнь-цзе незаметно подошли к дому Ван Шань-ли и при­таились за двумя толстыми стволами ясеней.

До полуночи ничего не произошло. Вдруг ка­литка в доме Ван Шань-ли тихо приоткрылась, и показалась женская фигура. Постояв немного и оглядевшись, женщина вполголоса крикнула внутрь дома:

— Никого!

Тотчас из калитки выскользнула темная фигура Ван Шань-ли. Одет он был в синюю одежду, на спине горбом торчала туго набитая котомка. Бо­язливо, скрываясь в тени, отбрасываемой стеной, Ван Шань-ли крадучись направился к западному концу деревни. По знаку Чжан По группа работ­ников госбезопасности, выдерживая некоторую дистанцию, пошла следом.

На околице деревни Ван Шань-ли обернулся, внимательно прислушался и, не заметив ничего подозрительного, ускорил шаги. Вскоре он до­брался до подошвы^ горы Туинъяй. На эту гору и днем-то трудно взбираться, теперь же, в темноте, подъем был еще более труден. Цепляясь руками и ногами за пучки травы по бокам скользкой, размытой дождем тропинки, Ван Шань-ли, тяжело дыша, взбирался все выше и выше. Кругом все было безмолвно. Только срывавшиеся под ногами изменника камни скатывались вниз. Ван Шань-ли испуганно оборачивался, но в ночной темноте трудно было заметить группу людей, сле­довавшую вслед за ним. Скоро он вошел в лес. Тропинка совсем пропала. Густые кроны высоких деревьев раскинулись над головой. Ноги пута­лись в высокой, до колен, траве. Чжан По и его-помощники замедлили шаги и вслед за Ван Шань-ли обогнули высокий каменный утес. Пе­ред ними обрывалось в темноту знаменитое ущелье Туинъяй.

Здесь скалы опускались отвесной, словно ножом срезанной, стеной на глубину семи — восьми чжан[5]. Стоя за стволами деревьев, Чжан По, Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе внимательно наблю­дали за действиями Ван Шань-ли. Тот сбросил со спины котомку, вытащил из нее большой мо­ток веревки и, привязав один ее конец за тол­стую сосну, стоящую на краю обрыва, скользнул вниз, крепко держась за веревку. Чжан По и другие подползли к краю скалы. По обрыву бе­лели камни. Внизу в темноте ущелья шумело лес­ное море. Ничего не было видно. Вдруг мелькну­ла светлая куртка Ван Шань-ли и пропала.

— Пещера. Приготовься! — шепнул Чжан По.

Сжимая оружие, трое людей стояли над обры­вом. Было очень тихо. Потом снизу донесся ти­хий разговор. Несколько первых фраз были непо­нятны, но остальное можно было разобрать.

— Не искушайте судьбу! Идите! Не дай бог вас найдут, у меня ведь жена, дети...— был слышен голос Ван Шань-ли.— Вы здесь спуститесь с горы. Я подберу за вами веревки... Вернусь прежней дорогой...— говорил все тот же убеж­дающий голос.

Внизу послышался шорох веревок, привязывае­мых к стволу дерева. Видимо, двое диверсантов решили спускаться в ущелье. Медлить больше нельзя было ни минуты.

— Вниз — один за другим! — еле слышно при­казал Чжан По и первый с пистолетом, в руке скользнул вниз по веревке. Вот когда пригоди­лись ему многолетние занятия гимнастикой. Не­слышно, словно кошка, скрылся он внизу. Ни единого шороха не услышали бойцы. Сун Гуан и Чжу Жэнь-цзе начали опускаться за коман­диром.

Полагая, что в этой глухой, неприступной бер­логе никто не сможет их найти, бандиты совер­шенно не обращали внимания на то, что творится у них над головой. Даже когда Чжан По ступил на землю, они переговаривались между собой, не замечая его. Чжан По уперся ногами в ствол сосны, и яркий луч фонарика выхватил из тем­ноты перекошенные лица Ван Шань-ли и одного из диверсантов.

— Ни с места! Руки вверх! — скомандовал Чжан По, и каменные стены ущелья откликну­лись ему двойным эхом. Одуревший от неожи­данности, ослепленный ярким светом электрофо­наря, Ван Шань-ли метнулся в пещеру, с раз­маху налетев на одного из бандитов. В этот мо­мент подоспел Сун Гуан. С фонарями и пистоле­тами в руках они бросились в пещеру.

Чжу Жэнь-цзе, спустившись последним, взгля­нул вниз. Темная зелень кривой сосновой ветки прикрывала вход в маленькую пещеру. Каменная стена ущелья, расколовшись, образовала перед ней небольшую плоскую площадку. Толстая, сплетенная вшестеро веревка, змеей охватывая ствол сосны, свисала вниз, на дно. Один из ди­версантов, держась за веревку и упираясь но­гами в отвесные стены каменного ущелья, спу­скался вниз. Чжу Жэнь-цзе невольно поднял пи­столет.

— Чжу Жэнь-цзе, быстро вниз! — раздался приказ командира. Услышав чуть заглушённое сводами пещеры приказание, Чжу Жэнь-цзе вдруг вспомнил, как командир постоянно говорил, что диверсантов надо брать живыми. Через секунду, сунув за ремень пистолет, Чжу Жэнь-цзе изогнув­шись, как кошка, скользнул вниз по веревке несколько саженей, слыша, как ветер свистит у него в ушах, и с размаху ударился о тело спу­скавшегося вниз диверсанта. Ломая ветви де­ревьев на дне ущелья, два тела одновременно со­рвались с трехметровой высоты вниз и покати­лись по траве. Чжу Жэнь-цзе почувствовал силь­ный толчок, в глазах завертелись огненные кру­ги... «Хорошо! Значит, я жив!» — подумал он. Он поискал глазами диверсанта. Тот лежал недалеко в траве и пытался приподняться. Чжу Жэнь-цзе напряг все силы, стараясь встать на ноги, но сильная боль пронзила ногу. Он хотел было вы­тащить пистолет, но, видимо, во время падения пистолет выпал. «Неужели у меня на глазах сбе­жит этот мерзавец?» — сжал зубы Чжу Жэнь-Цзе. Он рывком поднялся, сделал несколько ша­гов и всей тяжестью тела упал на диверсанта. Когда тот, наклонив голову, уже поднимался с земли, боец успел схватить его за пояс. От не­ожиданности шпион присел, но тотчас же резко Ударил бойца по ногам. Левая нога Чжу Жэнь-цзе потеряла опору, и оба покатились по земле. Чжу Жэнь-цзе, стиснув зубы, старался удержать шпиона.

Вдруг он снова почувствовал острую боль в ноге. Крупные капли пота выступили на лице, в голове помутилось.

— Сволочь! Не вздумай убежать!— хрипел Чжу Жэнь-цзе. Но страшная боль в вывихнутой ноге мутила разум. Он почувствовал, что не сможет долго, выдержать.

Неожиданно Чжу Жэнь-цзе услышал, как дважды отрывисто залаяла собака. Этот знако­мый лай придал ему новые силы. Напрягая мус­кулы, он, как мог, громко крикнул:

— Тигр! Ко мне!..

Чжу Жэнь-цзе казалось, что он крепко дер­жит врага, но враг оказался сильнее. Медленно, во верно он прижимал его к земле. Освободив одну руку, диверсант лихорадочно шарил ею у пояса. Блеснул нож. И в этот момент чер­ная длинная тень собаки мелькнула в воздухе и страшные челюсти сомкнулись на запястье ди­версанта. Тот вскрикнул и выронил нож. В ужасе он рванулся изо всех сил и бросился бежать. Но Тигр двумя прыжками снова настиг его. Ударив врага передними лапами, собака вцепилась в его шею. Бандит упал. Тигр снова приготовился прыгнуть, но диверсант успел два раза выстре­лить из пистолета. Собака ткнулась в траву. Опи­раясь на молодое деревце, диверсант еще раз поднял пистолет, намереваясь покончить со своим преследователем, но в это время кто-то сильным ударом выбил пистолет из его рук.

— Ни с места! — приказал Сун Гуан, направ­ляя на диверсанта оружие.

Вслед за собакой на место схватки вскоре яви­лось отделение бойцов. Надев на бандита наруч­ники, они влезли по веревке в пещеру и спустили оттуда вниз двух других связанных шпионов. Чжан По и его товарищи несли на носилках ра­неных Чжу Жэнь-цзе и Тигра. Диверсанты шли под конвоем. На востоке начала заниматься заря, свежий утренний ветер дул в лицо.

Задание командования было выполнено.


Перевод Л. Ланского

Вэнь Да Загадочные цифры

В разгово­ра. — Вот это картина! Сто раз можно смотреть!

Рано утром 28 марта 1955 года пограничным постом близ одного приморского южного города была задержана пожилая женщина. В руках у нее была корзина с яйцами. Женщина объяс­нила, что она идет навестить дочь, живущую по другую сторону государственной границы, так как дочь в ближайшее время ждет ребенка.

Формальности с выдачей разрешения на пере­ход границы близились к концу, когда в корзине был обнаружен маленький клочок бумаги, на ко­тором карандашом были написаны странные цифры:


—733—20.51=8

______________

6х5—19.40=7

6х3—19.40=7

4х9—19.40=7

10x30—22.15=5


На вопрос, что означают эти цифры, женщина ответила:

— Не знаю. Дома у меня никто такой бумагой не пользуется.

Вскоре этот листок уже находился у следова­теля городского управления общественной безо­пасности Ши Пина.

Накануне вечером на Ши Пина было возло­жено особое задание, связанное с обеспечением безопасности одного крупного инженера-изобре­тателя. После ознакомления с обнаруженной у женщины бумажкой начальник Ши Пина отме­нил свое вчерашнее решение, поручив ему за­няться расшифровкой загадочных цифр.

Ши Пин вызвал машину и не медля ни ми­нуты отправился на пограничный пост. Там он еще раз допросил задержанную женщину. Затем, переговорив по телефону с начальником управле­ния, Ши Пин списал написанные на бумаге цифры и незаметно засунул бумажку обратно в щель корзины, где она была обнаружена. По­сле этого он дал распоряжение отпустить жен­щину.

Как только та ушла, в комнату вошел молодой пограничник, обнаруживший бумажку в корзине.

— Товарищ, почему вы освободили задержан­ную? — обратился он к Ши Пину, очевидно тер­заясь сомнениями.— Сегодня нам был отдан при­каз об усилении таможенной проверки. Неужели бумажка с цифрами не внушила вам подозре­ний?

— Нет, обнаруженный документ нас очень ин­тересует,— улыбнулся Ши Пин, пожимая руку по­граничнику.— Бумажка объяснила нам многое. Но эта женщина не враг. Она сама не знает, что ее переходом через границу решили воспользо­ваться враги. Они применяют этот коварный ме­тод уже не раз. Человек, ничего не подозревая, переносит через границу сведения секретного ха­рактера. Уловки врага разнообразны. Жаль, что ты не обратил внимания, был ли кто-нибудь по­близости от задержанной женщины. Однако полу­ченные сведения очень важны.

* * *
Полученные сведения действительно были очень важны. В этом месяце произошли события, кото­рые не давали ни минуты покоя Ши Пину. Сна­чала произошло следующее: пятнадцать дней назад, а именно 13 марта, за двадцать минут до того, как груженая автоколонна приблизилась к мосту по 6-му шоссе, находящемуся в тридцати километрах от города, органы общественной без­опасности обнаружили, что мост серьезно повре­жден. Органы общественной безопасности заинте­ресовались бы повреждением моста даже в том случае, если бы автоколонна шла порожняком или шел бы обычный груз. Но в данном случае I груз имел прямое отношение к делу освобождения Тайваня и представлял большой интерес для I врага.

Другой случай произошел четыре дня назад. 24 марта группа вражеских бомбардировщиков под прикрытием истребителей нарушила наши воздушные границы в двухстах километрах от го­рода со стороны моря. Однако наши истребители обратили их в бегство. На первый взгляд это I могло показаться обычным воздушным налетом. 1 Однако при детальном изучении фактов они имели много необычного. В тот же день и в то же самое время, когда вражеские самолеты нару­шили нашу границу, из города по 6-му шоссе двигалась колонна грузовиков. Колонна везла тот же груз. Могли ли эти факты служить доказа­тельством того, что на данном участке действует агентурная разведка противника? До сегодняшнего дня еще можно было сомневаться в этом, не теперь сомнения рассеялись.

Расследование по делу было поручено Ши Пину, причем были высказаны предположения, что кто-то из отдела снабжения информирует врага. Очередная транспортировка секретного груза намечалась отделом снабжения на ближай­шие дни. План действий органов безопасности в связи с предстоящей операцией был разработан до мельчайших деталей. Результатом выполнения этого плана и явилось обнаружение зашифрован­ной бумажки. Как только Ши Пин взглянул на листок, он увидел, что цифра 19.40 соответствует времени выезда машин из города. Это и побудило его сказать пограничнику, что полученные резуль­таты очень важны.

— Пока я доволен, но борьба только начинает­ся,— сказал начальник управления Ши Пину, после того как выслушал его доклад.— Сейчас нам известен смысл нескольких цифр, но неиз­вестных значительно больше. Что означают, на­пример, цифры второго ряда: шесть, пять и семь? Обратите особое внимание на подчеркнутые цифры первого ряда, они особо важны для врага. Обра­тите внимание также и на то, что шифровка по­пала в руки врага. Если врагу станет известно, что маршрут и время транспортировки груза из­менен, то это заставит его насторожиться. Поэтому вы должны решить задачу к девятнадцати сорока. Немедленно приступайте к работе.

Начало работы дало неплохие результаты. Ши Пин, побывав в автобригаде, быстро разгадал загадку цифр четырех строк под чертой. Цифра перед знаком умножения означала число осей каждой машины. Цифра после знака умножения соответствовала количеству машин. Цифра после минуса, как уже было известно, означала время отправления машин, а цифра после знака равен­ства означала номер шоссе.

Побывав на складе, Ши Пин узнал, что за пе­ревозку груза на этот раз, так же как в преды­дущие перевозки 13 и 24 марта, отвечает отдел снабжения одного объекта. Отправка груза наме­чалась на Н-ское предприятие, находящееся вне города. После долгого раздумья Ши Пин решил ограничить сферу своей деятельности проверкой Н-окого предприятия. Он рассуждал так: в автобригаде ничего не могли знать о транспортируе­мых материалах; на складе не было известно ни времени отправки транспорта, ни его марш­рута. Шоферы также не могли информировать врага, так как узнают время отправки и номер шоссе непосредственно перед выездом. Еще одно обстоятельство заставило Ши Пина ограничить круг своей деятельности Н-ским предприятием. Дело в том, что порядок цифр накладных и шиф­ровки соответствовали друг другу. А накладные составлялись на Н-ском предприятии, причем в них согласно имеющейся инструкции весьма разнообразная номенклатура грузов проставля­лась цифрами. Хотя работа хорошо продвигалась вперед, Ши Пин понимал, что основные трудно­сти еще впереди.

Прежде всего он решил поговорить с Чжу И-фанем — одним из ответственных лиц на Н-ском предприятии. Это было не совсем удобно, но зато они хорошо знали друг друга. Когда-то они вместе работали.

Чжу И-фань — работник способный, однако не­сколько самоуверенный.

Сперва Ши Пин связался по телефону с руко­водством Н-ского предприятия, а затем сам выехал туда. Он не застал Чжу И-фаня, но был принят заместителем директора предприятия Сюй Мином, который был одновременно секретарем партийной организации. Сюй Мин сообщил следо­вателю, что он уже получил распоряжение руко­водства об оказании ему всемерного содействия. Попутно он также сообщил, что Чжу И-фань на­ходится в городской библиотеке и скоро вернется.

— Раньше он засиживался в читальне только по воскресеньям, а в эту неделю ему приходится ежедневно бывать там для подборки необходи­мых справочных материалов.

Ши Пин изложил Сюй Мину положение дела и попросил его хорошенько подумать, не имеет ли предприятие задания, связанного с 8-м шоссе или же выраженного цифрами 733 или 20.51.

— Не знаю, но, возможно, об этом известно Чжу И-фаню,— ответил Сюй Мин после недол­гого раздумья.

— Назовите мне всех, кто может знать о пере­возке этих секретных материалов,— попросил Ши Пин.

— Знали о перевозке, так же как и в прошлый раз, только три человека: Чжу И-фань, бухгал­тер и я. Не хотите ли ознакомиться с личными делами этих трех человек?

— Нет, незачем. Я уже понял,— улыбнулся Ши Пин.— Можно ли мне сейчас осмотреть кабинет, в котором вы вчера работали?

— Это кабинет Чжу И-фаня. Он сейчас заперт, и туда нельзя войти,— сказал Сюй Мин с едва заметным беспокойством.— Если вы знакомы с ним, вы знаете его характер. Когда Чжу И-фаня нет, никто не должен входить в его кабинет. Он живет рядом со служебным помещением и, уходя, закрывает комнату и передает ключ соседу. Он очень осторожен, даже и тогда, когда эта осто­рожность неуместна.

В это время Чжу И-фань появился в дверях с портфелем в руке. Он радостно приветствовал Ши Пина. Затем Чжу И-фань пригласил их пройти в его комнату, где его давно ожидал завтрак и где можно было побеседовать.

— Здесь можно говорить спокойно, так же как и в кабинете. Тут никто не подслушает,— сказал Чжу И-фань, входя в комнату и снимая пальто

и шапку. Затем он положил портфель в сейф и по привычке запер его.

Ши Пин осмотрел комнату и убедился, что сна­ружи их нельзя слышать. Он попросил разреше­ния осмотреть служебный кабинет. Чжу И-фань сам повел его туда. Кабинет'показался ему изо­лированным.

После осмотра кабинета они снова вернулись обратно. Позавтракав, Чжу И-фань заявил Ши , Пину:

— Прежде всего я убежден, что цифры 733 — 20.51=8 не имеют никакого отношения к нашему предприятию. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра я совершенно не мог бы перевозить ма­териалы по размытому восьмому шоссе. Что касается других объектов, я ничего не могу сказать. Кроме трех человек, никто не знает об этом зада­нии. А мы не могли разгласить секретных сведе­ний. Поэтому я сомневаюсь, правильно ли ты понял загадочные формулы?

— Звонит кто-нибудь по этому телефону? — спросил Ши Пин, увидев на столе аппарат.

— А ты думал? Но по этому телефону говорю только я. Это можешь не проверять.

— Можно не проверять,— с сомнением в го­лосе повторил Сюй Мин.— Между тем партийная организация уже указывала тебе, что ты по теле­фону говоришь со складом и автобазой о всяких делах.

— Разве есть какие-нибудь доказательства, что враг получает сведения, используя мой теле­фон? — иронически спросил Чжу И-фань.

— Ведь о перевозках ты говорил по телефо­ну,— напомнил Сюй Мин,— тебя никто не мог подслушать?

— Я не понимаю, почему вы начинаете допрос с меня? — обиделся Чжу И-фань.— Я считаю, что начальник склада болтливее меня. Возмож­но, он...

Ши Пин не успел вымолвить слово, как Сюй Мин опять прервал Чжу И-фаня, сердито ска­зав:

— Мы должны прежде всего разобраться у себя.

— Разобраться?! Разбирайтесь. Только сначала выясните, не были ли на каком-нибудь объекте утеряны документы.

Застекленная дверь тихо скрипнула. Вошла женщина лет тридцати и принесла чай.

Чжу И-фань сразу же перевел разговор на дру­гую тему и стал говорить о справочных материа­лах, подбираемых им в библиотеке. Женщина по­ставила перед каждым из присутствующих чашку чая и повесила на вешалку пальто и шапку, бро­шенные Чжу И-фанем на диване. Затем она при­брала со стола остатки завтрака и вышла.

Ши Пин прополоскал чаем рот и затем, открыв Дверь, вышел из комнаты сплюнуть чай.

— Кто такая? — спросил он, вернувшись в ком­нату.

— Няня моего сынишки,— ответил Чжу И-фань.

— Она грамотная?

— Абсолютно безграмотная. Ши Пин, работа выработала у тебя профессиональную подозри­тельность.

— Ты точно знаешь, что она неграмотная?

— Еще бы, она работает у меня уже больше года. Раньше она была воспитательницей в го­родском детском саду и очень полюбила моего сынишку. Он так привык к ней, что не хотел расстаться. Жена поэтому и договорилась с дет­садом, из которого ее отпустили. Ребенок нахо­дится целиком на попечении няни, так как жена возвращается домой только в субботу.. Я ее знаю больше года. Почему тебе, хотя ты ее видел не более двух минут, она показалась грамотной?

— Все может быть,— улыбнулся Ши Пип, уклоняясь от прямого ответа. Но, чувствуя, что. Чжу И-фань и Сюй Мин ожидают от него более ясных высказываний, добавил: — Я заметил, что у нее руки не рабочего человека, а средний палец правой руки хранит следы, которые образуются только от карандаша или ручки.

Ши Пин поднялся с дивана и стал в раздумье медленно ходить по комнате.

Сюй Мин первый нарушил молчание. Он ска­зал Чжу И-фаню:

— Говоря о деле, мы упустили твою няню из ввда.

— При чем тут она? — усомнился Чжу И-фань. Няня ничего не может знать. Ты видел хотя бы раз, чтобы она входила в мой служебный каби­нет? Последние несколько дней она себя плохо чувствует и даже сюда заходит очень редко. А кто, кроме нее, может провожать сынишку в школу, а потом встречать его? Я, само собой разумеется, секретные документы не держу здесь. А если бы оставил, то проникнуть в комнату она не могла бы, так как, уходя гаа работу, я комнату запираю. Ты же знаешь, что этот замок я выби­рал сам.

Ши Пин в это время как раз подошел к двери и осматривал замок. Он хотел сказать Чжу И-фаню, что не следует особенно доверять зам­кам, но промолчал.

— Может быть, еще кто-нибудь знал о перевоз­ках? — спросил он, желая разрешить этот вопрос до конца.

Чжу И-фань отрицательно покачал головой. Сюй Мин, немного подумав, тоже ответил отри­цательно.

— Мне кажется, в прошлый раз ты тоже ста­рался узнать, кто из людей знал о перевозках. Тогда тоже участвовало несколько человек. Ска­жи, каковы результаты этой проверки? — вне­запно иронически спросил Чжу И-фань следова­теля.

— Это к делу не относится,— возразил Ши Пин. В это время он подошел к письменному столу

и потрогал телефонный аппарат.

— А этот аппарат не связан с врагом? — шут­ливо спросил он.

Чжу И-фань на вопрос не ответил. __ — У нас могут быть недостатки,— заговорил Сюй Мин.— У нас много слабостей, которые кос­венным путем могут помогать врагу. Однако одно дело вчерашнее задание, а другое дело восьмое шоссе. Ты говорил по телефону о восьмом шос­се? — обратился он к Чжу И-фаню.

— Смеетесь! — нетерпеливо махнул тот ру­кой.— Я даже во сне боюсь думать об этом шоссе. Оно сугубо секретно, тем более говорить по телефону.

Ши Пин в это время обдумывал вопрос.

— Этот отключатель,— небрежно спросил он, намеренно отключая телефон,— стоял у тебя раньше в кабинете?

— Да,— ответил Чжу И-фань.

— Почему же он сейчас в комнате, а не в ка­бинете?

— А это не одно и то же?

— А если это одно и то же, то почему он все-таки находится не в кабинете?.. По-моему, это придумал не ты.

— Да, это придумала моя жена. Но я с ней со­гласился. Часто, уходя из кабинета, я забывал подключить домашний телефон. Тогда жена ли­шалась возможности по нему разговаривать.

— Может быть, кто-нибудь предложил это твоей жене?

— Ты подозреваешь няню? Ты сегодня обра­тил внимание на ее руки, но не повял другого. Предположим, что она шпионка. Допустим, что она смогла открыть замок, войти в комнату и присоединиться к телефону. Что она могла услы­шать? Мы хотя и не специалисты в этом деле, однако каждому известно, что, подсоединившись, ничего не услышишь.

— Ты прав,— вдруг заявил Ши Пин, выйдя из задумчивости, в которой только что находился. И, словно попав на след, добавил: — Поговорим об этом попозже. Мы действительно не специали­сты. Поэтому есть много вещей, которых мы не знаем.

* * *
Ни Сюй Мин, ни Чжу И-фань не знали, где пропадает Ши Пин. Когда наступило время обеда и няня подавала на стол, они оба заметили тот след от карандаша или ручки на среднем пальце правой руки, на который обратил внимание Ши Пин.

После обеда следователь вернулся вместе с те­лефонистом. Сюй Мин уже по лицу Ши Пина разгадал его мысль. Он сам побежал в кабинет, чтобы помочь телефонисту проверить линию. Те­лефонист сделал свое дело. Теперь Ши Пин снял телефонную трубку и приложил ее к уху Чжу И-фаня. Тот сразу же услышал в отключенном аппарате голос Сюй Мина, говорившего из каби­нета: «Чжу И-фань, самое главное — учиться. Ты слышишь меня?»

Вернувшись в комнату из кабинета, Сюй Мин сказал Чжу И-фаню:

— Это урок. Ясно, что враг мог подслушивать разговоры и получать сведения из этого источ­ника.

— Я еще не все понимаю,— уныло согласился Чжу И-фань.— Однако я не могу оставаться бес­пристрастным и признаю, что если няня пользо­валась таким способом, то, очень возможно, узна­вала известия о перевозках. Только я не пони­маю, как она могла пройти в кабинет и как пе­редавала подслушанное? Няня все время находи­лась дома; затем какое отношение ко мне имеет восьмое шоссе?

— Войти в комнату можно. Враги открывают и не такие замки.

Ши Пин взглянул на Чжу И-фаня, не казавше­гося сейчас уже таким самоуверенным.

— Если ты теперь веришь,— продолжал он,— что известия получались из этого источника, и су­дишь объективно,— мне кажется, что другие во­просы мы можем легко разрешить.

Наступила пауза. Ши Пин понял, что Чжу И-фань только сейчас по-настоящему задумался над случившимся. Он знал, что это результат проверки телефона. Дело теперь заключалось не в том, чтобы ждать, пока додумается Чжу И-фань. Теперь нужно действовать.

Часы медленно пробили три раза. Они как бы пробудили Ши Пина. Он оторвал взгляд от семейного портрета Чжу И-фаня и, разряжая на­пряженную обстановку, сказал:

— Надо дать голове отдохнуть, пойдемте на воздух. Погуляем минут десять. Я давно не от­дыхал.

— Идем,— со вздохом поднялся Чжу И-фань и по привычке проверил, хорошо ли заперт сейф.

Они вышли за ворота предприятия, и, так как на улице было очень жарко, Ши Пин предложил свернуть в тенистую аллею.

— Продолжим разговор,— вдруг решительно произнес Чжу И-фань. Я все-таки не верю, чтобы кто-нибудь мог меня подслушать.

— Мы вышли отдыхать, а не спорить,— весело ответил Ши Пин.

Он подвел своих спутников к двум автомаши­нам, стоявшим недалеко, и, указав на одну, тем­но-синего цвета, сказал, что это его машина и что на ней он может развивать большую скорость. Здесь же Ши Пин познакомил их со своим по­мощником, который стоял у другой машины. Чжу I И-фань смотрел на помощника недоумевая, так I как он раньше не заметил этой машины.

— Почему ты не зашел в дом отдохнуть? —i спросил его Сюй Мин. Очевидно, он чувствовал себя неловко потому, что гость дожидался на улице.

— У меня испортился сигнал, я его чинил,— ответил тот.

— Верно. Сигнал был испорчен, но его стоило починить, и он, так же как отключенный телефон, стал работать,— усмехаясь, сказал Ши Пин, по­хлопав по плечу Чжу И-фаня, и несколько раз нажал сигнал.

— Что ты имеешь в виду? — невесело произнес Чжу И-фань.— Ты как ребенок. Смотри, к тебе уже несется компания, можешь поиграть с ними.

Действительно, группа детей, возвращавшихся из школы, наперегонки бежала к машинам. Один из мальчиков, подняв над головой портфель, вдруг закричал:

— Папа! Папа! Возьми меня с собой пока­таться.

— Это сынок Чжу И-фаня,— сообщил Сюй Мин.— Ты накликал на себя беду. Теперь тебе уже не придется отдыхать.

Чжу И-фань не позволил сыну сесть в машину. Однако помощник Ши Пина, увидев мальчика, преобразился и, несмотря на то, что отец был против, посадил его к себе в машину. Он взял портфель мальчика и передал его Ши Пину. За­тем, сказав, что скоро вернется, включил мотор.

Ши Пин, Чжу И-фань, Сюй Мин сели под бли­жайшее дерево в ожидании машины. Чжу И-фань безучастно рассматривал развесистую крону. Сюй Мину не терпелось поговорить о деле. Но, взглянув на Ши Пина, он оставил эту мысль. Тот с довольным выражением лица вы­тащил из портфеля домашнюю тетрадь Лу-лу, Раскрыл ее и, чему-то обрадовавшись, побежал к детям, стоявшим у его машины. Вернувшись обратно, он еще ничего не успел сказать, как при­ехал его помощник. Ши Пин передал помощнику записку, которую он только что написал под де­ревом, а сам вместе с Чжу И-фанем, Сюй Мином и Лу-лу вернулся обратно на предприятие.

— Чжу И-фань, как ты думаешь,— спросил Сюй Мин,— был ли телефон единственным источником донесений врага?

— Если свести воедино содержание моих теле­фонных разговоров с автобригадой и складом,— ответил тот,— то тогда мы получим все цифры шифровки, кроме первой строки. Но как она могла передавать сведения? Ведь этого сделать невозможно.

— Возможно,— внезапно сказал Ши Пин,— есть один человек, который дважды связывался с ней.

— Кто он? — спросили почти одновременно Сюй Мин и Чжу И-фань. Они не знали, что во время отдыха дело неожиданно продвинулось впе­ред.

— А вы не догадываетесь, кто связывает ее с внешним миром?

— Лу-лу? — Сюй Мин высказал догадку, ко­торая пришла ему в голову еще под деревом.

— А как это доказать? — недоумевая спросил Чжу И-фань.

— Я вам прежде всего сообщу некоторые фак­ты,— вмешался Ши Пин.— Когда я ходил за те­лефонистом, мой помощник сообщил мне некото­рые результаты проверки, произведенной по моему указанию. Прежде всего он установил, что из себя представляет ваша няня. Во-первых, по­ступив на работу в детсад, она скрыла свою био­графию. По записям в архиве мы узнали, что она получила высшее образование и некоторое время была за границей. Все эти факты она скрыла. Поэтому она не может не внушать подозрения. Во-вторых, когда она работала в детском саду, она отнюдь не любила детей, но после того как Чжу И-фань стал работать на Н-ском предприятии, она особой заботой окружила его ребенка. Поэтому Лу-лу и не захотел расстаться с нею. Затем она также намеренно стала другом твоей жены, и та взяла ее из детсада. Отсюда можно видеть, что няня руководствовалась отнюдь не добрыми побуждениями. В-третьих, как узнал мой помощник у твоей жены, мысль о переноске выключателя из кабинета в комнату подала ей тоже няня. Чжу И-фань, ты не проявил присущую тебе осторожность в данном вопросе. После того как мне сообщили, что с заданием знакомы только трое, мы провели опыт с телефоном. К каким ре­зультатам он привел — вы уже знаете. Затем я приказал своему помощнику узнать, с кем связана ваша няня.. В итоге обнаружено следующее. Клас­сный руководитель Лу-лу является тайным аген­том, за которым мы давно следим. Невольным связным между няней и классным руководителем был Лу-лу. Вот как эта связь осуществлялась на практике. Вы, пожалуйста, извините меня, что просмотреть тетради Лу-лу я мог только вне дома. Здесь это было неудобно.

— А результаты? — взволнованно спросил Чжу И-фань.

— Обнаружено, что в тетради Лу-лу прошлый раз, то есть двадцать четвертого марта, и сегодня имеются особые пометки. Под оценкой учителя стоит знак равенства. В другие числа в его те­тради этих пометок нет. Нет их также в тетрадях Других детей.

— А что означает этот знак? Подтверждает ли он, что учитель давал ей задание? — спросил Сюй Мин.

— Нет, он означает, что донесение получено и благополучно отправлено... Но это пока лишь предположение.

— Неверно,— усомнился Чжу И-фань.— Не ты ли сам говорил, что тринадцатого марта тоже что-то случилось. Однако в тетради нет пометок.

— Действительно, нет. Но тринадцатое число — воскресенье. Я не знаю, ходил ли твой сын в этот день в школу.

— Нет. Вот уж второй месяц Лу-лу каждое; воскресенье проводит с матерью и в школу не хо­дит. Няня тоже никуда не выходит из дома.

— В деле еще много неясного,— улыбнулся Ши Пин.— Не на все еще можно ответить. По­думайте над подробностями сами.

— А по-моему, все эти предположения — выдумка,— пробормотал Чжу И-фань.— К тому же их никак не свяжешь с восьмым шоссе.

Провожая Ши Пина, Сюй Мин вышел вслед за ним, чтобы продолжить разговор. На дворе Сюй Мин, как бы извиняясь, сказал:

— Я непременно хочу, чтобы Чжу И-фань осознал свои ошибки. За это время он все еще не изменил своих позиций и упорно отстаивает свои заблуждения. Мне кажется, он даже сердится на вас.

— Что вы,— засмеялся Ши Пин.— Он на меня совсем не сердится. Ошибки у него, конечно, име­ются. Однако он говорит правду, и у него возни­кают интересные мысли, которые мне во многом Я помогают. Например, это он подал мысль, что шоссе номер восемь непроходимо. А если это так, то цифры первой строки наверняка осе зашифрованы. А так как она особо зашифрована, то понять ее особенно важно.

— Ловите голубей! Ловите голубей! — вдруг, раздался радостный и звонкий голос Лу-лу. Он бегал по саду, держа в руках бумажных голубей и подбрасывая их. Голуби, как ласточки, парили в воздухе, приковав к себе внимание Ши Пина и Сюй Мина. Некоторые из них сразу же падали на землю, другие летели дальше, однако натыкались на ветки деревьев и тоже падали. Один го­лубь опустился на землю у ног Ши Пина. Тот сначала хотел, подняв его, кинуть обратно Лу-лу, но внезапно его внимание привлекла няня, выбежавшая в сад. Няня стала одного за другим собирать валявшихся на земле голубей. При этом она разворачивала каждый листок и внимательно его разглядывала.



— Лу-лу, а где тот листок в клеточку,— спросила она,— который я тебе дала?

— Не знаю, наверно, залетел на крышу,— от­ветил мальчик.

Ши Пин, услышав этот разговор, сам не зная почему, незаметно положил в карман голубя, ко­торого он только что поднял. Этого не заметил даже Сюй Мин.

* * *
Помощник Ши Пина, войдя в кабинет, увидела довольно странную картину. Ши Пин сидел за столом и тщательно рассматривал картинку, нарисованную на листке бумаги в клеточку. Ha столе, кроме того, имелось несколько листов, исписанных цифрами. Телефон был передвинута на середину стола, и из него доносились неразборчивые звуки. Ши Пин, занятый своим делом, не замечал помощника. Внезапно он взял листок с картинкой, сложил из него голубя, а потом снова развернул его. Помощник, наклонившись наблюдал за Ши Пином. На листке было нарисовано пять рядов маленьких человечков, расположенных по пяти прямым линиям. Было похоже что человечки выбегали из левого угла рисунка и бежали к правому, где был нарисован флаг. Число человечков было трудно определить. В от­дельных рядах было нарисовано много человеч­ков, так что они почти доходили до древка флага. В других их было нарисовано меньше. Человечки эти имели до четырех ног и поэтому даже не по­ходили на людей. Вся картинка была совершенно непонятна.



Снятая трубка телефона усилила бормотание. Помощник понимал, что это вызов телефонной станции. Наконец, Ши Пин взял телефонную трубку и, сказав несколько слов, положил ее на место.

— Говорят, что снята трубка параллельного те­лефона,— он посмотрел на своего помощника, ка­залось, только теперь заметив его.— А я вот до сих пор еще не уяснил себе, что она рисовала? — произнес он, как бы разговаривая сам с собой и собирая картинки. А наверное, здесь что-то важ­ное, судя по тому, как быстро она собирала раз­бросанных голубей. Думается, что есть какая-то связь между картинками и телефоном... Доклады­вай,— обратился он к помощнику.

Тот достал тетрадь и вынул из нее фотогра­фию.

— Относительно классного руководителя Лу-лу — Дин Фэя,— сообщил помощник,— стало известно, что он часто видится с человеком, изображенным на фотографии. Это хозяин книжной? лавки. Зовут его Чжан Эр-гоу. Он бывший офицер войск Чан Кай-ши. У него бабушка живет по ту сторону границы, и Чжан Эр-гоу часто ее навещает. Сегодня утром он тоже отправился к ней.

Здесь помощник отложил тетрадь и продолжал говорить, уже не заглядывая в нее.

— Относительно шоссе номер восемь выяснено, что оно на сегодняшний день непроходимо. Чет­вертое ваше задание выполнено. Просмотрены все материалы отдела технического снабжения. Никакой связи с цифрой семьсот тридцать три в них не обнаружено.

— Насчет воскресенья выяснили? — спросил! Ши Пин.

— Нет еще. Но к вечеру все будет известно. Начальник управления просил вас не уходить, добавил он улыбаясь,— будет гость.

В это время позвонил телефон. Начальник управления просил Ши Пина немедленно зайти к нему.

— Что это за гость? — спросил Ши Пин поднимаясь.

— Это и есть «номер семьсот тридцать три»,— шепотом сообщил помощник.

В кабинете начальника управления, когда в него вошел Ши Пин, находился энергичный молодой человек лет тридцати, что-то оживленно говоривший. Ши Пин был поражен, услышав фамилию представленного ему молодого человека. Это был тот известный инженер, охрану которого недавно хотели возложить на Ши Пина. Особенно пора­зила его молодость инженера, которая показа­лась ему маловероятной.

— Извините, что я поздно зашел к вам,— про­изнес инженер, пожимая руку Ши Пина,— я был очень занят.

Ши Пин никак не мог понять причину визита инженера. Только после объяснения начальника ему все стало ясно. Оказалось, что молодой ин­женер, не доверяя другим, решил сам отправить в военную часть свое изобретение, чтобы самому участвовать в проверке его боевых качеств. Как деловой человек, он сразу по прибытии в город связался с ответственным по перевозкам Чжу И-фанем. Вчера вечером последний сообщил ему по телефону время отправления автомашин и но­мер шоссе.

— Отмечаю ту заботу, которую проявил това­рищ Чжу И-фань о моей безопасности,— добавил инженер.— Сперва мы с ним условились, чтобы я приблизительно около десяти часов вечера ждал его телефонного звонка. А когда он мне позво­нил вусловленный час, то уже не назвал фами­лии, а сообщил только время и номер шоссе. Если бы кто-нибудь мог нас подслушать, он все равно ничего бы не понял.

Начальник управления и Ши Пин только пере­глянулись при последних словах инженера.

— Обратите внимание,— повернулся к Ши Пину начальник,— что время выезда машин в данном случае намечено тоже на девятнадцать часов сорок минут. Следуют они по седьмому шоссе, а номер машины, на которой должен ехать инженер, шестьсот двадцать два.

Ши Пин вырвал из блокнота листок бумаги и, переписав отдельно цифры первой строки, под­черкнутой у основания, вдруг понял, что если из каждой цифры 733 — 20.51=8 вычесть по еди­нице, то получится 622—19.40 = 7. Разгадка первой строки была, таким образом, найдена.

Когда инженер ушел, начальник, выслушав до­клад Ши Пина, ознакомил его с некоторыми не­известными тому деталями.

— Вчера вечером я говорил вам, что враги уже давно следят за работой этого инженера. Уже было покушение на его жизнь. Беспокоит меня то, что из-за болтливости шофера стало известно, что изобретатель проживает в гости­нице. Вчера дежурный милиционер заметил, что кто-то наблюдает за машиной инженера. Но ми­лиционер не мог оставить пост, чтобы задержать неизвестного. А шофер отлучился. Однако по фо­тографии милиционер опознал его. Это оказался Чжан Эр-гоу. Очевидно, враги узнали, что чело­век, разговаривавший по телефону с Чжу И-фанем, является находящимся под их наблю­дением инженером. Тогда же они узнали время отправления и номер шоссе. Эти данные они со­общили в первой строке под особым шифром. Со­ответствующие органы уже готовы к охране шос­се. Об этом нам нечего беспокоиться. Осталось еще только невыясненным, как могли враги опре­делить по телефонному разговору, что собесед­ником Чжу И-фаня был изобретатель.

— Основное установлено,— произнес Ши Пин поднимаясь.— Мы знаем, кто враг.

Он посмотрел на часы. Было половина шестого. Немногим более, чем через два часа, предстоит отправка машин. До этого времени надо выяснить все детали, прежде чем произвести арест шпио­нов.

* * *
Едва Ши Пин вернулся к себе в кабинет, как ему позвонили с пограничного поста. По теле­фону сообщили, что женщина, задержанная утром на границе, возвратилась обратно. Ши Пин не­пременно должен поговорить с ней. Он тотчас сел в машину и примчался на пост. Было уже пять минут седьмого.

Женщина рассказала ему, что как только она перешла границу, к ней подошел мужчина ма­ленького роста. Она вспомнила, что где-то она его раньше видела. Он начал торговать у нее яйца и потихоньку вытащил листок бумаги.

— Пока я поняла это, он уже ушел. И тут я ясно вспомнила, что он вертелся около меня еще на этой стороне границы, и я решила, что если не сообщу вам об этом, то совесть моя бу­дет не спокойна. Думаю, что это плохой человек.

Ши Пин задал ей несколько вопросов о приме­тах этого мужчины, а затем, достав из кармана несколько фотокарточек, дал их посмотреть.

— Это он,— показала старая женщина на порт­рет Чжан Эр-гоу.

Ши Пин отдал приказ немедленно задержать Чжан Эр-гоу, как только он вернется обратно.

Возвращаясь с поста, Ши Пин обдумывал план ареста няни и Дин Фэя. Сидя в машине, он еще размышлял, как могли враги установить, не­смотря на то что Чжу И-фань не назвал фами­лии инженера, что звонил именно он. Это они могли узнать только в том случае, если бы номер, который набрал Чжу И-фань, вызывая инженера, стал им известен. Он опять вынул листок бумаги в клеточку, на котором были нарисованы чело­вечки. В это время машина вдруг остановилась на перекрестке. На светофоре зажегся красный свет, и послышался звонок, предупреждающий; о перемене света.

— Что это за звонок?— спросил Ши Пин у шо­фера.— Откуда здесь телефон?

— Это не телефон звонит, а сигнал подает светофор,— улыбнулся шофер.

* * * 

После того как Ши Пин вернулся в управление и доложил начальнику о результатах своей по­ездки, он принял помощника, который рассказал ему о выполненных заданиях. После этого он вызвал сотрудницу и вместе с ней поехал на Н-ское предприятие.

Там они вместе с Чжу И-фанем и Сюй Мином прошли в служебный кабинет.

— В какое время ложится спать Лу-лу? — спросил Ши Пин у Чжу И-фаня, как только они уселись.

— Сегодня Лу-лу уже лег,— сообщил отец.

— Следовательно, у няни сейчас есть свободное время,— не скрывая радости, констатировал Ши Пин.— Теперь я вас ознакомлю с докладом моего помощника. В докладе приводятся новые данные из биографии няни. Она, оказывается, проходила специальный курс технической подго­товки для шпионской деятельности в американ­ской разведывательной школе. Здесь же она яв­ляется руководителем группы. Под ее началь­ством находятся два шпиона.

— Значит, Лу-лу помогал ей передавать шпионские сведения? — с беспокойством спросил Чжу И-фань.

— Лу-лу ничего не знал об этом. Я думаю, что донесения находились в его тетради,— сообщил Ши Пин.— У меня просьба к тебе,— обратился он тут же к Чжу И-фаню.— Прошу тебя — немед­ленно передай по телефону сообщение в авто­бригаду вот по этой записке. Затем запри нас в кабинете и уходи.

Чжу И-фань выполнил просьбу Ши Пина. Сей­час же связался по телефону с автобригадой.

— Сегодняшний вечерний рейс машин откла­дывается на завтра,— сообщил он.— Пошлите де­сять машин на склад за тем же грузом. Выезд намечается на завтра в девятнадцать сорок. Маршрут — седьмое шоссе. Наш гость тоже от­правляется завтра.

Передав распоряжение в автобригаду, Чжу И-фань, заперев в кабинете Ши Пина и Сюй. Мина, вышел.

* * *
Ночь прошла без приключений. Только рано утром дверь кабинета неожиданно отворилась, и вошел Чжу И-фань.

— Сынишка заболел,— сообщил он громко, усаживаясь на стул.

— Тише,— произнес Ши Пин, приложив палец к губам. Затем он быстро закрыл дверь и задер­нул занавеску.

— Ну как? — спросил он.

— Связной заболел,— снова повторил Чжу И-фань.— Но скоро поправится,— добавил он, за­метив испуг на лицах своих собеседников.— Няня не позволила ему идти в школу. Понимаете?... Няня...— произнес он многозначительно.

— Если она шпионка, то она, наоборот, заин­тересована в передаче донесения и должна бы настоять на том, чтобы Лу-лу шел в школу?— Удивился Сюй Мин.

— Какая она шпионка! — пожал плечами Чжу И-фань.— Раз она из чувства жалости к моему сыну не отправляет донесения.

— Ерунду говоришь! — перебил его Ши Пин.— Ты куда сейчас идешь?

— Иду в библиотеку собирать материалы. До­вольно мне вашей политики. Ловите шпионов без меня.

— Иди, иди, только не шуми.

Ши Пин проводил его до двери кабинета и, заметив, что Сюй Мин хочет удержать Чжу И-фаня, отрицательно покачав головой, показал, что этого делать не надо.

— Почему ты так спокоен? — спросил Сюй Мин Ши Пина, когда Чжу И-фань ушел.

— Волноваться нет причин,— ответил тот. Я не думаю, чтобы Лу-лу серьезно заболел. А благо­даря тому, что мальчик вчера лег рано спать, у няни была возможность подслушать вчераш­нюю телефонную передачу.

Ши Пин, вынул листок бумаги в клеточку и ка­рандаш, положил их на стол. Затем он подошел ;к окну и, незаметно отодвинув занавеску, выгля­нул во двор. Через некоторое время он заметил няню, идущую по направлению к телефонному автомату.

— Няня пошла говорить по телефону,— шеп­нул он Сюй Мину.— Сложилась особая обста­новка. Ей надо передать донесение, а тут теле­фон не работает.

Между тем няня вышла из будки автомата и направилась к дому. Через некоторое время она подошла к двери кабинета и постучалась. Ши Пин взглянул на Сюй Мина, и оба они затаили дыхание. Няня, не получив ответа, ушла от двери. Они услышали удаляющиеся шаги по направлению к комнате Чжу И-фаня. Ши Пин поспешно взял со стола карандаш и приготовился записывать.;

— Она сейчас охвачена сомнением,— шепнул он Сюй Мину. Ей надо передать об изменении времени маршрута. Сейчас я ее же методом! узнаю, куда она звонит. Диск аппарата покажем нам номер телефона, который она набирает в комнате Чжу И-фаня. Каждый поворот диска будет отмечаться коротким или длинным звонком. Я это заметил, когда мы с телефонистом проводили опыт.

Через некоторое время действительно раздался короткий звонок. Ши Пин следил за телефоном. Каждый из звонков он отмечал прямой линией на бумаге. Всего было пять коротких и длинных звонков. Каждый из пяти звонков получил отражение с помощью черты на бумаге.



Звонки прекратились. Ши Пин взял трубку. В телефоне звучал приглушенный голос няни, просившей позвать какого-то товарища Дина. Когда, тот подошел, няня намеренно громко спросила:

— Ты на молочной ферме? — Затем она продолжала: — Ребенок заболел. Он отравился твоим молоком.

— Как отравился?

— Так же, как в прошлое воскресенье. В это воскресенье молоко тоже плохое.

Разговор оборвался. Трубку повесили.

Отойдя от телефона, Ши Пин взял листок с нарисованными на нем пятью линиями и протянул его Сюй Мину.

— Посчитай, пожалуйста, сколько клеточек захватывает каждая линия. А потом мы сверим полученные цифры с имеющейся у меня таблицей. Посмотрим, не получится ли у нас тот же номер, как в докладе помощника.

Сюй Мин, сосчитав клеточки, получил число 38523. Это был номер домашнего телефона класс­ного руководителя Лу-лу — Дин Фэя.

— Вот мы и разгадали способ, каким был уста­новлен номер телефона инженера,— заявил Ши Пин.

Он снова подошел к телефону и набрал номер.

— Сейчас пожалует тот субъект,— передал он в телефон.— Приготовьтесь, товарищи. Я сейчас буду.

Между тем в кабинет вошла сотрудница орга­нов общественной безопасности и доложила:

— Шпионка У Юэ-ин арестована. У нее обна­ружен ключ от кабинета и аппарат для подслу­шивания телефонных разговоров.

* * *
Между тем Чжу И-фань уже расположился на рабочем месте в библиотеке. Перед этим он за­регистрировался в журнале и оставил свою шапку па вешалке. Даже раскрыв портфель, он все еще продолжал сердиться за пережитые неприятности в связи с нелепыми подозрениями органов без­опасности. Только когда ему принесли работу и он углубился в литературу, Чжу И-фань успо­коился. Вдруг на его плечо опустилась чья-то рука. Чжу И-фань, вздрогнув, поднял голову.

Перед ним стоял Ши Пин.

— Идем. Я тебе хочу что-то показать,— по­звал тот.

Они вышли в маленькую комнату и встали пе-Ред окошком, из которого была видна вешалка и висевшая на ней шапка Чжу И-фаня.

— Это твоя серая шапка? — шепотом спросил Ши Пин.

— Моя. А что?

— Смотри и наблюдай,— произнес Ши Пин.— Сейчас должен прийти Дин Фэй, чтобы взять до­несение от твоей няни.

Не успел еще Ши Пин окончить фразы, как Чжу И-фань увидел бледного мужчину, подошед­шего к вешалке. Оглядевшись по сторонам и ни­кого не заметив поблизости, он быстро снял шап­ку Чжу И-фаня и вынул из подкладки листок бу­маги.

В то же мгновение около него появились два человека, быстро схвативших его за руки. Ши Пин сразу присоединился к ним. Скомканная бу­мажка из рук шпиона перешла в руки Ши Пина. Он развернул ее, разгладил и протянул Чжу И-фаню. На ней было дословно записано то, что он вчера вечером передал по телефону в авто­бригаду.

* * *
По дороге из библиотеки Чжу И-фань все вре­мя молчал. На душе у него было тяжело.

На предприятии Ши Пин ознакомил Сюй Мина с положением дела.

— Как ты мог догадаться, что эти мерзавцы используют меня для передачи своих сведений? — внезапно со смущением в голосе и взволнованно спросил Чжу И-фань.

— Ты сам мне сказал об этом,— улыбнулся Ши Пин.— Ты же ведь мне говорил, что в течение двух месяцев Лу-лу по воскресеньям не посещает школу, между тем как первые сведения о перевозке грузов враги получили именно в воскресенье тринадцатого марта. По воскресеньям только ты один ходил в библиотеку. Наше расследо­вание и строилось на этом. Дин Фэй, хотя и не состоял читателем библиотеки и не регистрировался в книге, но его видел здесь в то воскре­сенье сын библиотекаря. Конечно, раньше это было лишь простым умозаключением, но, как ты теперь сам видишь, умозаключение подтвердилось.

— А как шпионка обычно сообщала донесе­ния?— поинтересовался Чжу И-фань.

— В тетради Лу-лу,— сообщил Ши Пин, пред­варительно узнав у помощника результаты до­проса шпионки.

Услышав ответ, Чжу И-фань глубоко вздохнул и опустил голову.

— А как ты узнал, что шпионка звонит Дин Фэю? — в свою очередь поинтересовался Сюй Мин.

— Шпионка сама выдала свою тайну,— отве­тил следователь. Он вынул из кармана лист бу­маги, на котором были нарисованы маленькие че­ловечки.— Вот ключ к загадке. Когда Чжу И-фань звонил инженеру, она вычислила номер телефона. Это был номер телефона гостиницы. Ее сообщники в это время уже знали, что там живет инженер. Так она выяснила все, что ей было нужно. Для того чтобы узнать номер телефона гостиницы, ей надо было вычислить хотя бы ско­рость оборота двух цифр диска. А в этом ей, на­верное, помог Чжу И-фань.

— Может быть,— уныло подтвердил тот.— Она, во всяком случае могла знать скорость оборотов Цифр ноль и семь. Я каждое утро сверяю часы по номеру ноль семь и всем сослуживцам советую делать то же самое. Да,— продолжал он,— я всегда ото всех требовал осторожности и акку­ратности. А сам прозевал врага.

Вид у него был невеселый, он опять тяжело вздохнул.


Перевод К. Варенцова

Лу Ян-ли «Невеста» командира роты

I
Сирена большого моторно-парусного бота, стоявшего у военной пристани, громко проревела два раза. Из, кормовой части послышались звуки работающей машины, и матросы принялись травить причальные канаты. Судно отправлялось к острову Дашу. В этот момент из военного бк обслуживания, что рядом с командным пунктом выскочил военный, а следом за ним — стари девушка. Они так торопились, что никто из окружающих не успел даже разглядеть их лица.  Они взбежали на пристань:

— Погодите, возьмите этих людей с собой, они члены семьи военнослужащего,— крикнул военный.

Матросы, травившие концы, остановились. Командир взвода Се спрыгнул с бота на пристань и подошел к военному.

— Вот эти двое — члены семьи военнослужа­щего. Они только что прибыли из Шаньдуна, и им нужно добраться до расположения шестой роты. Вот письмо от бюро обслуживания.

Передавая письмо командиру Се, военный до­бавил:

— Когда высадитесь на остров, будь добр, дай им провожатого.

Сходни снова были убраны, на судне прибави­лось еще двое пассажиров.

Как только они взошли на борт, внимание на­ходившихся на судне обратилось на вновь при­бывших, и все глаза были устремлены на старика и девушку.

Девушка была одета в синюю куртку и зеленые с цветочками брюки. Ее черные волосы охваты­вала белая шелковая лента, по смущенному вы­ражению ее лица сразу было видно, что едет она на собственную свадьбу или по крайней мере проведать своего жениха. Весь ее багаж состоял из небольшого узелка, в котором, по-видимому, лежало чистое белье.

Старику можно было дать лет пятьдесят. Одет он был, как самый простой крестьянин из шаньдунской деревни. На плече он нес большой ме­шок. Взойдя на палубу, он осторожно опустил ме­шок рядом с собой. В каждом его движении было видно характерное для старых людей сочетание степенности и осторожности.

Старик оказался очень щедрым человеком. Не успел он сесть, как тут же развязал свой мешок и принялся вытаскивать из него финики и земля­ные орехи, предлагая их окружающим. А какие финики! Какие крупные орехи! На островах та­ких, сколько не ищи, все равно не найдешь. От­казаться от угощения было невозможно.

Тем временем мотор заработал на полную мощ­ность.

Напротив старика сидел старший сержант из шестой роты по имени Мо Да-гуй, живой, весе­лый человек, чувствовалось, что энергии у него — хоть отбавляй.

— Закуривайте, папаша! — обратился старший сержант Мо к старику, протягивая сигареты.

— Нет, нет, я не курю сигареты,— ответил ста­рик, одной рукой отклоняя предложенную сигарету, а другой доставая из-за пояса трубку.

— Вы из Шаньдуна, папаша?

— Да, да,— закивал головой старик.

— А на остров к кому едете?

При этом вопросе лицо старика так и засияло счастьем, и он, попыхивая трубкой и поглаживая бородку, начал свой рассказ, не уступая в разговорчивости даже старшему сержанту Мо.

Старик рассказал многое: фамилия его Чжоу, Чжоу Гэнь-жун. Всю жизнь он работал на земле Девушка — его единственная дочь, зовут ее Чжоу Лань-ин. В этом году ей исполнилось 20 лет. (По правде говоря, на вид ей было не меньше 23—24 лет, но ведь женщины, которым приходилось много работать, часто выглядят старше своих, лет.) Совсем еще маленькой она была отдана в качестве невесты в семью Хэ Юнь-куя. И вот уже одиннадцать лет, как жених не был дома. Совсем недавно пришло письмо, в котором сообщалось, что начальство разрешило Хэ Юнь-кую жениться, но ввиду того, что он очень занят и не может отлучиться из армии, лучше всего было бы невесте и ее отцу приехать к жениху, чтобы оформить брак.

Рассказывая, старик все больше и больше оживлялся и даже достал из кармана письмо бу­дущего зятя, предлагая всем окружающим по­смотреть.

Когда старик упомянул имя жениха, старший сержант Мо чуть не подпрыгнул от радости. Он несколько раз пытался прервать старика и ска­зать ему, что Хэ Юнь-куй — их командир роты, но речь старика лилась, словно ручей, и остано­вить его было невозможно.

Улучив, наконец, момент, когда старик доста­вал письмо, Мо схватил его за руку и радостно закричал:

— Папаша, вот здорово! Ведь товарищ Хэ Юнь-куй — это наш командир роты! Вот здорово! Вот здорово!

Старший сержант Мо так обрадовался, что даже испугал старика, но тот быстро овладел со­бой и с восторгом воскликнул;

— Правда? Юнь-куй командир роты? Он нам никогда об этом не писал.

Старший сержант еще раза два повторил: «Вот здорово!» — но потом вдруг нахмурил брови и помрачнел. Вот уж действительно здорово, ведь в прошлый понедельник, когда командир роты руководил работами в горах, ему на ногу упал камень. Он замешкался, наблюдая за тем, чтобы все поскорее укрылись от взрыва, а ему самому камнем повредило ногу, и вот теперь он лежит в госпитале.

Как только старик услыхал об этом, на лицо его легла тень, а Лань-ин едва удержалась от слез. Спутники их, вздыхая, выражали им свое сочувствие.

Но тут старший сержант Мо вдруг спросил:

— Папаша Чжоу, как же так, ведь командир роты, отправляясь в госпиталь, написал вам письмо с просьбой немного повременить с при­ездом. И письмо я сам отправлял. Это было как Раз в субботу, а так как военная полевая почта Должна была отправиться только в понедельник, то я отправил это письмо отдельно, через местное почтовое отделение. Почему же вы не получили это письмо?.. Сегодня ведь пятница. Хотя вы, вероятно, выехали раньше, чем пришло верно?

Таким образом, старший сержант Мо сам шел ответ на свой вопрос и ответил за старика

Однако ни девушка, ни старик письмом не заинтересовались, их гораздо сильнее беспокоила нога командира роты.

Старший сержант Мо проявил необыкновенную чуткость и, колотя себя кулаками в грудь, уверял папашу Чжоу:

— Вы можете быть совершенно спокойна. Вчера, возвращаясь из тылового управления, куда меня послали за довольствием, я по дороге навестил командира роты. Нога у него в гипсе и врач сказал, что через два месяца снимут гипс и все будет в порядке. Опасности никакой нет. Вы можете быть спокойны.

И вслед за этим он с энтузиазмом предложил!

— Вы подождите, пока этот бот разгрузится на острове, и с ним же возвращайтесь. Тыловой госпиталь находится в десяти ли к юго-востоку от пристани. Поедем к нам в роту, и вы поживете у нас несколько дней.

Он много еще говорил, стараясь успокоить старика и девушку, и несколько раз гарантирован им, что ноге командира роты ничего страшного не угрожает.

Потом он рассказал о том, с какой ответственностью относится командир роты к работе, как он заботится о людях, товарищах.

Старик и девушка были растроганы словами старшего сержанта, а его убедительные доводы вернули им спокойствие.

Судно продвигалось вперед. Прошло несколько часов, многие задремали, и только старший сержант Мо, не чувствуя усталости, рассказывал все, что знал, о командире роты, а старик и девушка внимательно слушали его.

— ...Только благодаря умелому руководству нашего командира наша рота не отстала от дру­гих во время весенних работ... Зимой прошлого года из нашей роты многие демобилизовались, пришли новички, а с новичками ох как трудно — ведь их и учить надо, и работать они тоже дол­жны.

Старик вновь выразил удивление и радость.

— Ты говоришь правду? Хэ Юнь-куй действи­тельно такой?

Старшего сержанта Мо немного обидело такое недоверие к хорошим качествам командира роты. И он в доказательство своих слов привел еще не­сколько примеров и даже цифр.

А старик, чрезвычайно довольный, слушал и, посмеиваясь, качал головой:

— А-а... ай-ай...

II
Смеркалось, когда бот бросил якорь в бухте острова Дашу, а когда старший сержант Мо при­вел родственников командира роты на место, уже совсем стемнело.

Вновь прибывшим незачем было рекомендовать себя: старший сержант Мо сделал это самым до­бросовестным образом.

Старик Чжоу достал из внутреннего кармана Два письма.

Политрук вежливо попросил вошедших при­сесть, а сам стал внимательно читать письма. Старший сержант не замедлил подтвердить, что он собственными глазами видел, как письмо было передано уполномоченным из приемной Ли командиру взвода Се. Ошибки быть не могло. А в дру­гом письме политрук сразу же узнал почерк командира роты Хэ.

Затем старик, пошарив в кармане, достал про­пуск, выданный управлением волости Дамин, и почтительно подал его политруку. Пока тот просматривал пропуск, старик напряженно следил за ним, и лишь когда политрук вернул документ,  на лице старика вновь появилась улыбка.

— Вы уж, отец, простите,— извинился полит­рук, возвращая пропуск,— но здесь рядом гра­ница, и все приезжающие должны иметь удостоверение, сами понимаете! — С этими словами он протянул старику чашку чаю.— Ну, отец, вы те­перь отдохните, а потом поговорим.

— Нет, нет... что за извиненья, товарищ политрук, я простой человек, во время земельной реформы сам ходил в караул, плохие люди всюду есть, да, да!

И тут он опять принялся рассказывать и о том, что он никогда не покидал своей деревни, и о том, что никогда не видел моря:

— А уж какое оно огромное — море-то! А цвет — ну, точно, как небо!

Политрук велел приготовить ужин, устроить постели и продолжал со стариком беседу. Ра­душный старший сержант Мо все время хлопо­тал: он соорудил и для девушки и для старика топчаны, поставил их в комнате командира роты, постелил собственное новое постельное белье, а затем сам приготовил угощение. После ужина политрук провел гостей в комнату командира роты и тоном, не терпящим возражения, сказал:

— А теперь, отец, ложитесь пораньше отды­хать, вы с дороги устали, и вам надо хорошенько выспаться.

Политрук ушел, но всю дорогу его не остав­ляли тревожные мысли:

«Неужели я перестал разбираться в людях? — думал он.— Этот старик уверяет, что он всю жизнь не покидал родной деревни, так почему же у него такой выговор? В тех местах говорят по-другому — жил я там довольно долго, правда, уехал давно. Многое, наверно, уже забылось... Как бы там ни было, немножко больше бдитель­ности никогда не повредит!

Придя к такому заключению, он не сразу по­шел в штаб роты, а, сделав крюк, отправился в один из взводов к члену комитета партийной организации, который занимался вопросами без­опасности.

* * *
Спустилась ночь, и стрекотанье цикад стало слышно еще отчетливее. Ни луны, ни звезд не было — царила полная темнота. Огонь в комнате командира роты давно уже погас, было тихо. Уто­мившиеся гости крепко уснули.

Но вот в тон стороне, где была кровать ста­рика, послышался скрип. Нащупывая в темноте свою одежду, он бормотал:

— Тьма кромешная, а уборная далеко, как туда доберешься?

Проснулась и девушка. Она быстро зажгла лампу и прошептала:

— Отец, а ты позови связного, пусть он тебя проводит.

— Да что ты, все спят, а будить кого-нибудь неудобно.

С этими словами он приоткрыл дверь, ощупью добрался до дверей комнаты связных и прислу­шался: оттуда раздавался храп. Так же тихо он отошел от дверей и, остановившись у комнат политрука, опять замер на мгновенье: оттуда тоже доносилось ровное дыхание спящего человека Ясно было, что политрук крепко опит, тем не менее старик счел нужным приложить ухо к двери и еще раз удостовериться в этом. Только тогда он вернулся в свою комнату и, притворив дверь, запер ее на засов.

— Можно,— сказал он, переводя дух и оборачиваясь к девушке.

Девушка быстро, как кошка, вскочила с кровати, занавесила окно простыней.

При свете лампы «члены семьи военнослужащего» оказались совсем не такими, какими они были днем.

Эта «девушка» с распущенными волосами, которая днем скромно опускала глаза, теперь был похожа на юркую водяную змею. А старик, о… это уже был не старик, а мужчина не старше сорока лет. Вспоминая их такими, какими они был днем, нельзя было не поразиться их ловкости.

Голос «старика» помолодел: «Давай сюда! Женщина вытащила из кармана круглое зеркальце с фотокарточкой на обратной стороне, где она была изображена с самым скромным видом

— Дай мне твою трубку,— сказала она, передавая «старику» зеркальце,— целый день в таком напряжении, устала до смерти.

Получив трубку, она набила ее табаком и закурила:

— Как утомляет эта игра. Все время надо быта начеку!

Старик открыл зеркальце, осторожно достал из него маленькую бумажку и расправил ее. Эта была военная карта острова Дашу.

— Ну как, накурилась? — обратился к женщине «старик», расправляя на столе карту.— Запи­ши-ка сейчас все стоящее из того, что нам напел этот «жаворонок», а я пока осмотрю ящики.

Отложив трубку, женщина достала ручку и от­крыла стоявшую на столе бутылку с синими чер­нилами.

«Старик» же, вытащив из подкладки одежды блестящую проволочку, умелыми движениями от­крыл замки и выдвинул из стола ящики. Он был похож на голодного, всюду рыскающего и все вынюхивающего волка...

Прошло полчаса.

«Старик» положил содержимое ящиков обрат­но в прежнем порядке, задвинул их, запер, и все снова приняло такой вид, будто никто ни к чему и не прикасался. Затем он перешел к осмотру стоявшего в углу комнаты шкафа с документами. В этом шкафу находились архивные документы роты и личные дела комсостава роты.

Он перелистывал эти документы, таблицы и на минуту глубоко задумался, решив, верно, что сразу в них не разберешься. Но вот его лицо вне­запно оживилось, и он стал быстро листать бу­маги. Видно было, он знает, что искать. Вдруг он вздрогнул, как ужаленный, даже рука, листав­шая бумаги, отдернулась. Его взгляд упал на Надпись «Ван Ань-дэ» — имя, написанное на одном из личных дел.

«Старик» на минуту остолбенел. Один бог знает, о чем он думал в этот момент. Придя в себя, он вновь стал быстро пробегать глазами Дело, а когда дошел до второй страницы, морщи­ны у него на лбу опять разгладились: в одной графе он заметил такие слова: «Раньше ни в ка­ких партиях и группировках не состоял». Он хо­лодно усмехнулся, продолжая внимательно просматривать все бумаги, относящиеся к Ван Ань-дэ. Затем он быстро убрал все документы в шкаф. Рассказав женщине о неожиданных результа­тах осмотра, он с довольным видом потянулся и добавил:

— Поистине само небо помогает нам. Кто бы мог мечтать о том, что на пути нам попадется такой голосистый «жаворонок». И вот мы натолкнулись на этого мальчишку, который оказался так нам полезен. Завтра я сам займусь с ним, а тебе лучше всего будет подыскать удобную возможность установить хорошие отношения с тем писарем. Молодые ребята поддаются обработке. А у этого мальчишки наверняка можно будет выведать что-нибудь более новое и ценное.

— Хорошо,— с готовностью ответила женщина.

«Старик» взглянул на нее, продолжая говорить:

— Завтра наша задача будет заключаться том, чтобы уточнить места расположения трех других рот, а также подлинную численность старого и нового состава в каждой из рот, и, конечно, самое главное, нужно будет установить местонахождение секретных укреплений... Да, это будет не легкое дело! — заключил он, засовывая карту внутрь зеркальца.

Вдруг у него возник интерес к стеклу, которым был покрыт стол.

— Это он самый и есть,— насмешливо произнес он, указывая на маленькую фотокарточку, лежавшую под стеклом.

— Кто?

— Кто? — с усмешкой повторил «старик», твой жених.

— А ну его! — лениво отмахнулась женщина.

«Старик» подумал, приподнял стекло и вытащил фотокарточку. На обратной стороне ее было написано: «Юнь-куй, весна 1954 года».

— Правильно,— пробормотал старик и при­строил карточку на обратной стороне зеркальца, рядом с фотографией женщины.

— Что ты делаешь? — сверкнула глазами жен­щина.

— Благополучно соединяю супругов.

— Глупо! — огрызнулась женщина. Неожиданно «старик» стал серьезным и строго сказал:

— Глупо? Видно, башка у тебя набита соло­мой. Разве ты не понимаешь, что эта фотокар­точка дает твоему зеркальцу еще одну гарантию безопасности?

— А-а! — понимающе протянула женщина. Она взяла зеркальце и внимательно посмотрела на фотографию.

— Действительно интересно,— холодно усмех­нулась она.

— Если все будет в порядке,— сказал «ста­рик», вставая и похлопывая женщину по плечу,— мы с тобой получим по меньшей мере по десять бумажек. Хватит года на два, на три.

— Довольно. Жизнь свою спасем — и то хо­рошо.

— А ты не каркай, но быть поосторожнее, ко­нечно, не мешает, особенно с этим политруком! — «Старик» увидел, как женщина вздрогнула, и ска­зал:— Ну, ладно, спи.

И он погасил лампу.

III
Утром, когда «гости» еще спали, политрук ушел осматривать работы и поручил старшему сер­жанту Мо позаботиться о них.

После завтрака старший сержант Мо пригла­сил «старика» в свою комнату. А «девушка», успевшая еще до завтрака подружиться с двумя дочерьми домохозяев, собралась идти с ними на берег моря, собирать съедобные ракушки.

 «Старик» сказал ей несколько слов в напут­ствие, а сам, болтая о том, о сем, пошел со стар­шим сержантом в его комнату. Там, продолжая все тот же пустой разговор, он вскоре сумел уточнить некоторые цифры, а также получил кое-какие сведения о Ван Ань-дэ.

Однако, когда «старик» увидел, что повара за­няты приготовлением обеда, он больше не поже­лал ни о чем болтать со старшим сержантом. Он взял маленькую скамеечку и, подсев к поварам, стал помогать им мыть картофель, чистить бобы, не переставая в то же время рассказывать о жизни на материке, особенно о том, как идут дела в кооперативах деревень Шаньдуна, о трак­торах, о насосных машинах... Рассказывал он живо, приводил конкретные примеры, слово за словом завоевывая симпатию собеседников.

И все, кто слушали его, думали про себя: «О, да он, оказывается, из старого освобожденного района!»

За час до обеда все уже было готово, и повара, разделившись на три группы, собирались нести обед на места, где производились работы.

Как раз в тот день один из поваров заболел, и старшему сержанту пришлось заменить его.

«Старик», услышав, что старший сержант дол­жен нести обед на объект № 2, вызвался сопро­вождать его.

— Папаша Чжоу, это очень далеко, идти нужно через горы,— удерживали его все,— вы бы лучше дома отдохнули.

Но «старик» настаивал на своем.

— Вы не смотрите, что я старше вас, э... не будь я Чжоу, если я не пройду без передышки пять ли с грузом. Вот вы говорите через горы идти, да у нас холмы выше, чем здешние горы.

— Папаша Чжоу, да нет, вы...— старший сер­жант был в большом затруднении.

«Старик» догадался, что тот хочет сказать ему, и сейчас же притворился обиженным.

— Я тесть вашего командира роты, а вы меня и за гостя не считаете? Неужели я, который всю жизнь землю пахал... Ай-я...— Старик не на шут­ку рассердился.

Старший сержант Мо не знал, что и делать. Скрепя сердце он сказал самому себе: «Ладно, пусть он пойдет в горы. Это ничего, а на объект он не пойдет». И уже вслух с улыбкой продол­жал:

— Не сердитесь, папаша Чжоу! Пошли, а то времени уже много.

* * *
Извилистая горная дорога то карабкается вверх, то опускается вниз. Три объекта располо­жены на расстоянии 5—6 километров друг от Друга. Но на каком бы объекте вы ни находи­лись, вы всегда можете видеть другие два. По­этому везде, где горные дороги подходят к зоне объекта, деревянные таблички с надписью: «Воен­ная зона, вход запрещен» предупреждают о том, что дальше идти нельзя.

Не зная, какой злодей идет рядом с ним, стар­ший сержант Мо, все собиравшийся сказать «ста­рику», что дальше ему идти нельзя, так и не на­шелся, как это сказать. Он вспомнил, как не­давно рассердился «старик», подумал о том, что он узнал о нем за эти два дня. В конце концов он решил так: человек прибыл из старого освобожден­ного района, тесть командира роты, всю жизнь пахал землю... Ничего! И повел «старика» дальше. Но показавшийся в этот момент из-за поворота часовой строго спросил старшего сержанта Мо:

— Это кто? Ты что, порядка не знаешь, ведь посторонним вход запрещен!



Старший сержант Мо знал, что он неправ, но перед «стариком» ему не хотелось терять своего престижа, и он поспешно объяснил:

— Это тесть командира роты, он помогает мне нести обед.

— Пусть он подождет внизу, ему нельзя идти дальше. Я не имею права пропустить.

«Старик», очень хорошо разобравшись в обста­новке, тотчас согласился.

— Старший сержант Мо, почему ты не сказал мне об этом раньше? Я не посторонний, но если дальше нельзя идти, то я подожду здесь.

Старший сержант Мо чувствовал себя виноватым:

— Папаша Чжоу, ты уж не обижайся, такой у нас порядок.— И он стал подниматься в гору один.

Начальником этого объекта был командир вто­рого взвода Ван Ань-дэ, угрюмый, немногослов­ный человек. Однако его внимательное отноше­ние к людям, осторожность и личное участие в работе снискали ему уважение всех товарищей.

Командир второго взвода издалека увидел, что старший сержант Мо привел кого-то с собой, и поспешил туда. Почти у самого подножья горы он столкнулся со старшим сержантом Мо. Стар­ший сержант Мо, указывая на стоявшего вдалеке «старика», стал поспешно объяснять командиру взвода:

— Это тесть нашего командира роты, папаша Чжоу,— и многозначительно добавил: — Он из старого освобожденного района Шаньдуна.

Командир взвода уже слышал о приезде «тестя» и «невесты» командира роты. Но в дан­ный момент для командира взвода было важно, лишь одно: этот простой человек из народа явился на объект, а для командира взвода, такого осторожного, приход на объект постороннего человека, пусть даже он был тестем командира роты, пусть он прибыл из старого освобожден­ного района и был человеком из народа, отнюдь не был обычным событием, с которым можно было бы примириться. Командир второго взвода сердито посмотрел на старшего сержанта. Стар­ший сержант тотчас заметил это и, вытянув руки по швам, приготовился выслушать замечание. Командир второго взвода хотел было строго от­читать его, но, подумав, что неудобно делать вы­говор здесь же, при «старике», он решил сказать ему это позднее. Да и «старик» в конце концов простой крестьянин, откуда ему знать, что можно И что нельзя.

Думая так, он поглядел вниз, где «старик» про­хаживался взад и вперед. Тут в душе у командира второго взвода шевельнулось раскаяние, ион обратился к старшему сержанту:

— Скажи дежурному Цину, чтобы дал сигнал на обед, мою порцию оставьте, а я спущусь; к этому старику и объясню ему.

Командир второго взвода сделал несколько шагов по направлению к «старику» и, приветствуя его, сказал:

— Не сердитесь, папаша.

— Что вы, что вы,— очень искренне ответил «старик», внимательно вглядываясь в командира второго взвода.

— Вы обедали, папаша?

«Старик» не отвечал, продолжая осматривать ого с головы до ног. Ха! Никакого сомнения быть не может! «Старик» чуть не закричал от радости.

— Папаша, что... что с вами?

— Иди сюда, нам нужно поговорить. «Старик» увлек его к скале. Оттуда не видно

было ни часового, ни объекта. Возле большого дерева у обочины дороги «старик» остановился и сказал почти тоном приказания:

— Присядем здесь и поговорим.— Шаньдунский диалект «старика» внезапно сменился пре­восходным выговором.

— Что?..— вздрогнул командир второго взвода.

— Спокойно, спокойно. Посмотри внимательно и узнаешь.— На лице «старика» появилась улыбка.

Внимательно вглядевшись в лицо «старика», командир второго взвода заметил очень тонко и искусно загримированный шрам. Правая рука командира взвода привычным движением нащу­пала .пистолет, и он строго спросил:

— Кто ты? Отвечай!

— Не прикидывайся простаком, старых друзей так легко не забывают, мистер Ван,— сказал «старик» самым дружелюбным тоном.

— Ты?! — командир второго взвода даже от­ступил на шаг и невольно отнял руку от кобуры револьвера.

— Припомнил? Ли Бай-лун — политический инструктор вашего молодежного отряда. Тот са­мый, который рекомендовал тебя в члены гоминь­дана, вспомнил, а?

Командиру второго взвода стало душно, дыха­ние с хрипом вырывалось из груди.

— Да разве я хотел этого? Меня обманом за­ставили вступить в гоминьдан. И, кроме того, я ведь не прошел специальной подготовки, людей; не убивал.

— Да, но ты все-таки член гоминьдана, ты участвовал в подавлении восстаний, трудился для гоминьдана, почтительно слушал наставления президента. Таким почетом ты пользовался не много, не мало лет шесть — семь. Для коммуниста...

Командир второго взвода почувствовал, что он с головы до ног покрывается холодным потом. В течение многих лет это грязное пятно в биогра­фии превратило жизнерадостного юношу в мол­чаливого, замкнутого, подавленного человека. Прошлое лишало его сна, даже успехи в работе, заслуги, отличия не приносили ему радости и облегчения. Такая двойная жизнь была поистине ужасна. Иногда он, стиснув зубы, решал, что нужно во всем признаться перед товарищами: ведь людей он никогда не убивал, ему стане легче, и он вновь будет человеком! Но такие порывы всегда подавлялись чувством страха и самообманом: прошло так много лет, все уже забы­лось. «Разве партийная организация и товарищи не доверяют мне? А если я скажу... нет, я впредь буду хорошо работать, и все будет в порядке». И кто бы мог подумать, что сегодня на его трудном пути, по которому он шагает с такой тяжелой ношей на плечах, внезапно появится эта сволочь.

Эта сволочь! Нет, этот злой дух! Этот мерза­вец, который воровал его солдатский паек, который избивал его, вновь показал сейчас свои когти и крепко вцепился в этот маленький хвост, который волочился за ним.

— Хорошо, успокойся, давай потолкуем! «Старик», стараясь казаться как можно боле дружественным, продолжал: — Я здесь не задержусь больше трех дней, а потом уже больше никогда не вернусь в это проклятое место. Я хочу лишь, чтобы ты помог мне в одном небольшом деле. И это всего лишь единственный раз за всю жизнь.

— Что тебе нужно? — спросил командир вто­рого взвода, с трудом сдерживая ярость.

— Ты должен указать мне местонахождение всех огневых точек на этом острове! — сказал «старик», понизив голос, и Ван Ань-дэ почувство­вал, что над ним нависла страшная и неотврати­мая угроза.— Самое позднее завтра вечером ты должен доставить мне эти сведения в расположе­ние роты.

Ван Ань-дэ страшно захотелось ударом кулака сбросить этого злого духа с горы вниз, но он сам не знал, почему у него не поднялась рука.

— Я уеду, ты останешься командиром второго взвода, и мы разойдемся, как в море корабли. А что касается этого дела, то, кроме нас с тобой, о нем, ха-ха, будет звать только небо!

Нельзя было понять, то ли «старик» успокаи­вает его, то ли насмехается над ним. Он вытащил из-под подкладки одежды пачку денег и протя­нул ее Ван Ань-дэ:

— Здесь пятьсот юаней. Это — задаток, а когда принесешь товар, получишь остальное. Мы за­ключили честную сделку, никто не останется в убытке.

Ван Ань-дэ взял деньги, намереваясь их вы­бросить, но в этот момент появился старший сер­жант Мо, который кричал на бегу:

— Командир, идите обедать!

«Старик» тихо приказал:

— Скорее прячь деньги! Запомни: самое позд­нее завтра вечером! Если же... гм... мне ничто не помешает разделаться с тобой: ты вместе со мной прошел специальное обучение во время китайско-американского сотрудничества! Ты вместе со мной закапывал коммунистов живыми в землю! Ты был заброшен сюда!

Ван Ань-дэ взял деньги, механически сунул их в карман и застыл на месте, как окаменевший.

Наступила ночь, безмолвная и темная. В ком­нате командира роты разговаривали «старик» и «невеста».

— Вот уж повезло, так повезло. Этот бездель­ник... ха-ха... завтра вечером сам принесет мне сведения... ха-ха... превосходно!

«Старик», вытянув губы, стал тихонько насви­стывать песенку из «Веселой вдовы».

— Ну, рассказывай теперь о своих успехах!

— У тех двух девок я узнала названия дере­вень, в которых расквартированы батальон и три роты.

— Говори,— старик разложил карту и взял в руки карандаш.

— Солдаты, занятые плотницкими и слесар­ными работами, а также командир батальона и политрук — все расквартированы в одной де­ревне — Тяньцзячжуань. Это, видимо, инженер­ная рота. В деревне Дуншанчжуань никаких войск нет, в деревне Сишанчжуань много артил­леристов...

— Ага... Это артбатарея...

Прошло минут десять, «старик» спрятал карту в зеркальце и, передавая его женщине, серьезно сказал:

— «Жаворонка» сегодня, наверно, припугнули, что-то он больше не хочет петь. Завтра надо бу­дет действовать по-другому. Я думаю подыскать здесь несколько стариков и разузнать у них, ка­ков тут режим приливов и отливов, а ты все-таки разыщи того писаря. Не надо ждать благоприят­ных случаев, их надо создавать!

Подумав, «старик» добавил:

— Мы должны спешить и, глядя по обстанов­ке, послезавтра либо, в крайнем случае, через два дня нужно возвращаться обратно.

— А если они пошлют с нами кого-нибудь, чтобы он обязательно доставил нас в госпи­таль? — с беспокойством спросила женщина.

— Нашла кого бояться! Самое большое, кого они могут послать,— это связного, гм, а когда бу­дем н.а Большой земле — какие там могут быть

трудности!

«Старик» потянулся и самодовольно подвел итогипрошедшего дня:

— Сегодня мы собрали неплохой урожай! Женщина, жадно затянувшись из трубки, с об­легчением выпустила дым.

IV
Утром политрук пришел на второй объект. Во время перерыва помощник командира второго взвода подошел к политруку и тихо сказал ему:

— Товарищ политрук, мне нужно кое о чем доложить вам.

Политрук понимающе кивнул головой, и они отошли метров на двести по склону горы.

— Товарищ политрук, я кандидат в члены пар­тии, я...— помкомвзвода был явно взволнован.

Политрук серьезно сказал:

— Перед лицом партии надо обо всем гово­рить без колебаний. Говори. Это не о командире ли взвода?

— Да, товарищ политрук, мне кажется, что болезнь командира взвода началась очень стран­но. Последние несколько дней он чувствовал себя хорошо. И вот внезапно вчера днем он как будто оцепенел, ничего не стал есть, ночью все время ворочался, вздыхал.

Политрук задумался.

— Часа в два ночи я проснулся — привычка, от которой я никак не могу отделаться! Не успел я откинуть москитную сетку, как вдруг слышу с кровати командира доносится плач. Я даже вздрогнул от испуга, прислушался еще раз, да, это плакал командир взвода.

— А как сегодня утром?

— Во время подъема он все так же тяжело вздыхал. Когда мы отправлялись на объект, я приказал помощнику командира второго отде­ления остаться и ухаживать за ним.

— Хорошо сделал, что доложил,— сказал по­литрук вставая. На втором объекте временно бу­дешь командовать ты, в случае необходимости чаще собирай командиров отделений и советуйся с ними. А об этом деле не говори никому ни слова,— приказал политрук и пошел в общежи­тие, где жил командир второго взвода.

* * *
Политрук сел у кровати и дружески пожал руку Ван Ань-дэ.

— Ты, может быть, есть хочешь?

Ван Ань-дэ отрицательно покачал головой и произнес с дрожью в голосе:

— Как там помкомвзвода справляется на объ­екте?

— Справится! — кивнул головой политрук и отчетливо, делая ударение на каждом слове, про­говорил:

— Нужно лишь быть честным перед родиной, тогда со всем можно справиться!

Ван Ань-дэ слегка вздрогнул:

— Да, — согласился он.

И вдруг он снова почувствовал себя плохо, заметался на кровати и тяжело задышал.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил по­литрук.

— Нет, политрук...

— Если нет, то значит тяжело на душе? Каж­дый может заболеть, и тогда нужно думать лишь о том, чтобы скорее вылечиться. Только так по­ступая, можно нанести делу наименьший ущерб и только так можно стать здоровым человеком!

У Ван Ань-дэ вырвался какой-то полный скор­би, неясный звук.

— Отдохни спокойно денек, и к завтрашнему дню поправишься. Если тебе что-нибудь будет нужно, скажи помощнику командира второго от­деления, а будет какое-нибудь дело — пусть он меня позовет.

Политрук вышел из комнаты и, подойдя к по­мощнику командира пятого отделения, сказал ему на ухо несколько слов.

Ван Ань-дэ остался один, в комнате вновь во­царилась тишина.

Если совесть у человека нечиста, то он всегда становится очень мнительным. Ван Ань-дэ не со­ставлял в этом отношении исключения.

Он мучительно ясно вспоминал каждое слово, сказанное политруком, и его неспокойное сердце забилось еще тревожнее.

«Неужели политрук уже знает? Нет, не может быть! Но почему же он сказал: «Быть честным перед родиной», неужели... да, конечно, сомнения быть не может, он знает, что я нечестен перед родиной... Я… я скрыл свое прошлое, я не разоб­лачаю шпиона! Но ведь это... это и есть преда­тельство, это преступление!»

«Да, да, политрук, наверное, все знает, иначе зачем бы он сказал: «Если заболел, то нужно думать о том, чтобы поскорее вылечиться»?

Да что же может быть яснее? Он дал понять что если есть ошибка, то в ней нужно признаться до конца и исправить. И правильно. Я не буду больше глупцом. Революционная армия столько лет воспитывала меня, партия и командование доверяют мне, а я скрываю такие вещи. А теперь вот еще я должен доставить шпиону информа­цию. Он воспользуется ею и вновь нанесет нам удар, погибнут друзья, товарищи... Сейчас со­знаться во всем еще не поздно... А что, если...»

Голова у него просто разрывалась на части. От усталости он впал в забытье. Но и сон не принес успокоения. То ему снилось, что он выдал воен­ную тайну этому злому духу. Но командование немедленно узнало об этом. Его арестовали вме­сте с двумя шпионами.

То снилось, что он во всем признался полит­руку, но, откуда ни возьмись, вдруг появился этот злой дух и одним словом погубил его, заявив, что они вместе закапывали коммунистов живыми в землю.

Потом приснилось, что ему удалось навсегда! убежать от этого злого духа... И вдруг «старик» снова появляется перед ним. «Ай!» — испуганно вскрикнул он, очнувшись, и понял, что это был всего лишь сон. А сердце билось все так же лихорадочно.

После обеда политрук, оставшись один, прохаживался взад и вперед по своей комнате. Он тщательно анализировал недавние события. Прошлое командира второго взвода Ван Ань-дэ давно уже привлекало внимание командования и партийной организации. Еще когда его аттесто­вали на должность командира взвода, уже чув­ствовали, что в его биографии некоторые момен­ты нуждаются в дополнительном уточнении. А сов­сем недавно от вышестоящих инстанций был по­лучен материал, который проливал свет на прош­лое Ван Ань-дэ. Однако ввиду того, что в послед­нее время работа по выполнению планов строи­тельства требовала серьезных усилий, ограничи­лись пока одним ознакомлением с материалом в партийном комитете без вынесения окончатель­ного решения. И вот сейчас у политрука внезапно возникли подозрения. Но хотя командир взвода и сказал несколько слов, заинтересовавших его, он не знал, какой причиной эти слова были вы­званы, и трудно было еще делать какие-либо вы­воды. Он восстановил в памяти одно за другим все события как предшествовавшие заболеванию Ван Ань-дэ, так и последовавшие за ним и не мог не увидеть, что между его болезнью и появ­лением двух посторонних людей существует опре­деленная связь. Уже после того, как он выслушал доклад помощника командира второго взвода, член комитета, занимающийся вопросами безопас­ности, сообщил ему, что часовой доложил о том, что видел, как «старик» что-то совал в руки командиру второго взвода. Именно после этого командир взвода и заболел.

Размышления политрука были прерваны звон­ким голосом:

— Товарищ политрук! — Это был писарь. Его мальчишеское лицо пылало гневом.

— В чем дело? Опять с кем-нибудь подрал­ся? — улыбнулся политрук.

— Товарищ политрук, эта невеста командира взвода что-то странно ведет себя.

При этих словах политрук сразу стал серьез­ным:

— Что случилось?

— Сегодня утром, когда я переписывал отчет, она пришла и стала со мной заигрывать, не могу понять, что ей было нужно от меня. Она все спра­шивала, сколько мне лет да где мои родные, кто они. И еще сказала...

Паренек, видимо, был смущен.

— Что же она еще сказала?

— Она сказала, что у нее есть двоюродная сестра одних лет со мной, очень красивая, не­давно окончила начальную школу и собирается учиться на трактористку, и спросила, хочу ли я с нею познакомиться. Я не обращал внимания на ее приставания. Потом она стала хвалить меня за то, что я так хорошо, красиво и аккуратно пишу. Спросила, учился ли я в средней школе... А потом о себе стала рассказывать. Сказала, что училась она два года и одолела всего лишь не­сколько иероглифов. Она придвинулась ко мне вплотную и принялась расспрашивать, что зна­чит тот и что значит этот иероглиф. Отвязаться от нее было просто невозможно. При этом она все время смотрела в отчет. Тогда я сказал ей, что у меня еще другая работа, запер отчет в шкаф и ушел.

— А где сейчас она и старик? — спросил полит­рук.

— Папаша Чжоу пошел гулять со стариком Хай Гуаном в рыболовецкий кооператив, девушка утром никуда не выходила, а после полудня по­шла с дочерьми хозяина на берег моря.

— Хорошо, ты продолжай наблюдать за ними, если будет что-нибудь новое, немедленно сообщи мне.

Писарь, кивнув головой, вышел.

Выслушав это сообщение, политрук почувство­вал, что обстановка начинает проясняться, и в то же время он понял: дело это очень серьезное.

* * *
Политрук нашел старшего сержанта Мо на кухне. Старший сержант, не сомневаясь в том, что политрук уже все знает от командира вто­рого взвода, самым подробным образом расска­зал ему обо всем, что говорил и делал «старик».

Выслушав старшего сержанта Мо и отмахнув­шись от самокритических замечаний, которыми тот хотел закончить свое сообщение, политрук поспешил в штаб батальона. Там он находился до тех пор, пока инструктор не связался со шта­бом дивизии, а затем немедленно возвратился во второй взвод.

Подразделение уже вернулось с объекта. По­литрук приказал собрать всех командиров отде­лений и парторгов групп. Вдали от деревни они провели совещание. После совещания политрук опять отправился к командиру второго взвода.

Придя, он прежде всего спросил у Ван Ань-дэ, как он себя чувствует. Но Ван Ань-дэ больше всего беспокоился о том, как идут дела на объ­екте.

Так, беседуя сначала о работе, потом о защите родины, они, наконец, заговорили и о вражеской Деятельности как явной, так и тайной.

— Ты читал газеты за эти несколько дней?

— Нет, не читал,— смутившись, признался Ван Ань-дэ.

Политрук рассказал ему несколько случаев о борьбе с предателями и шпионами. Для всех этих случаев было характерно то, что подрывные элементы получали возможность действовать, ис­пользуя в качестве лазейки слабости некоторых товарищей в наших рядах. Ван Ань-дэ слушал очень внимательно. Он то радовался за тех, ко­торые осознали свои ошибки и встретили велико­душное отношение со стороны партии, то сожа­лел и негодовал, когда речь шла о тех, кто ока­зывался втянутым в болото контрреволюции.

— Только вера в партию является единствен­ным выходом! — заключил политрук.

Ван Ань-дэ, не отводя глаз, пристально смот­рел на верхний край москитной сетки.

— Товарищ политрук, кушать,— сказал вошед­ший боец.

Политрук встал.

— Политрук...— остановил его Ван Ань-дэ, вскочив как сумасшедший.

Политрук махнул бойцу рукой, и тот вышел.

— Политрук, я... я хочу рассказать партии все начистоту.

Ван Ань-дэ схватил руку политрука и положил ее себе на голову...

* * *
Ночью командир второго взвода уже был здоров. Четким военным шагом он подошел к штабу роты, чтобы доложить политруку обстановку.

Политрук еще не возвращался, дверь была за­перта.

Папаша Чжоу, который жил как раз в комнате напротив, радушно пригласил его к себе отдох­нуть и попить чаю. Он оказал, что политрук дол­жен скоро прийти.

Комвзвода не стал отказываться и вошел в ком­нату командира роты. Там его встретил любез­ный прием «отца» и «дочери».

Когда «девушка» доставала чашки, командир второго взвода быстрым движением сунул ма­ленькую бумажку в руку «старика». Как раз в этот момент вошел один из связных с чаем. «Старик» притворно закашлялся и даже, накло­нившись, сплюнул. Комвзвода бросил в его сто­рону взгляд, полный ненависти и гнева, в кото­ром, однако, проскальзывали удовлетворение и насмешка.

* * *
Утром дверь в комнату командира роты откры­лась. Вошел политрук.

— Вы уже встали, отец? Последние дни я был так занят, что не мог уделить вам должного вни­мания. Вы уж не обижайтесь.

— Что вы, что вы! Вы так много работаете, товарищ политрук.

«Девушка» стояла за спиной «старика» все с тем же застенчивым видом. Тогда политрук сказал:

— Отец, после завтрака моторно-парусный бот возвращается на Большую землю...

Не дав политруку закончить, старик быстро за­говорил:

— Очень хорошо, очень хорошо, и нам пора возвращаться.

— Ну вот и кстати. Я тоже еду на совещание и попутно смогу заехать вместе с вами в госпи­таль к командиру роты.

«Старик» слегка вздрогнул, но тут же, спохва­тившись, обрадовался:

— Вот и прекрасно, вот и прекрасно! Но нам не хотелось бы затруднять вас, у вас ведь столь­ко важных дел.

— Не беспокойтесь, если бы у меня не было времени, я бы послал связного проводить вас.

«Девица» подавила вздох.

* * *
Мотор на боте работал непрерывно семь с по­ловиной часов. И вот он пришвартовался у воен­ной пристани.

Пока политрук вместе с обоими «членами семьи военнослужащего» подкреплялись в бюро обслу­живания, связной с командного пункта порта по­звонил в отдел общественной безопасности.

К тому времени, когда приехавшие поели, пе­ред дверью бюро обслуживания остановился «виллис» и из него вышли четыре бойца службы госбезопасности.

Увидев их, политрук встал и, обращаясь к «членам семьи военнослужащего», сказал:

— Ваша комедия окончена! Теперь... прошу!..

«Старик» не успел произнести и слова, как на руках «отца» и «дочери» защелкнулись наруч­ники...

На этом история кончается. Но если у кого-либо возникнут недоуменные вопросы, то пусть на них ответят сами главные действующие лица.

Вот протокол допроса «дочери» и «отца».

Вопрос: Каким образом вы смогли выдать себя за родственников командира роты Хэ?

— Однажды я нашел около почтового ящика письмо. Очевидно, его обронил письмоносец. Я вскрыл письмо и прочел. Военный по имени Хэ Юнь-куй писал своей невесте и ее отцу о том, что по его собственной неосторожности ему кам­нем во время работы повредило ногу, что сейчас он уехал с острова Дашу и лежит в тыловом гос­питале. Поэтому, писал он, оформление брака придется отложить, и не велел им пока приезжать к нему в часть, как было условлено в предыду­щем письме. Прочтя это письмо, я увидел, что случай посылает мне редкую возможность. Ведь раздобыв сведения о размещении огневых точек на одном из прибрежных островов, я смогу по­лучить за них самое меньшее тысяч восемна­дцать. И я решил рискнуть. Письмо я опустил в ящик, чтобы те, кому оно было адресовано, не поехали в армию.

Вопрос: Тогда каким же образом у вас ока­залось первое письмо командира роты и пропуск?

— Первое письмо было подделано по образцу почерка второго письма.

Я учел, что содержание письма, в котором речь идет о семейных делах, не может быть известно посторонним, поэтому нужно было лишь добиться сходства почерка, а что касается содержания, то о нем примерно можно было догадаться по вто­рому письму.

Что касается пропуска и удостоверения лично­сти, выданных местными властями, то название волости мы узнали по штемпелю на конверте вто­рого письма, а сделать печать волостного управ­ления не составляло никакого труда.

Располагая этими двумя вещами, мы подде­лали рекомендательное письмо бюро обслужива­ния...

Вопрос: Откуда же вы узнали о том, что товарищ Хэ Юнь-куй является командиром роты? И откуда вы так хорошо узнали некото­рые подробности из его жизни?

— Приблизительную картину положения в его семье мы составили по донесениям нашей осве­домительной сети, а остальное мы разузнали на боте. Нам повезло — вместе с нами ехал один; старший сержант, который очень охотно и по­дробно рассказал нам все, что нас могло интере­совать.

Ван Ань-дэ тоже подвернулся случайно. Я ре­шил использовать некоторые его слабости и успешно достиг своей цели...

Гм, он все еще считал, что достиг цели.

1955 г. сентябрь.


Пере­вод И. Малаховой

Ай Хуа Тайна в чреве рыбы

Утренний туман, окутал всю долину, и в его густой пелене потонули близлежащие поля, де­ревни, дальние леса и цепи гор.

Командир отделения погранвойск Хэ Лун-цин и боец И Чжи-цай, посланные ночью в дозор по охране границы, медленно, покачиваясь от уста­лости, брели в этом бескрайнем белом океане. Более трех часов они пролежали в мокрой от росы траве и только сейчас возвращались на за­ставу. Их лица были влажны, на бровях побле­скивали бусинки воды, выгоревшие на солнце фуражки и гимнастерки промокли насквозь. Ле­дяной ветер с гор, со свистом бьющий прямо в лицо, заставлял поеживаться от холода.

— Ну и местечко! Ведь июль, а какой холод! У нас в Сычуани, наверное, уже давно не рас­стаются с веерами,— сердито проговорил идущий впереди И Чжи-цай.

— А ты сейчас не в Сычуани, а в провинции Юньнань, на границе,— ответил Хэ Лу-цин.

Он подумал о том, что после поимки главаря хунаньских бандитов, перешедшего границу под прикрытием тумана, и после разгрома отряда го-миньдановцев, вторгшихся в пределы Родины, враги уже несколько месяцев не предпринимают никаких действий, поэтому И Чжи-цай без преж­него рвения ходил в дозор. Однако, боясь обидеть товарища, вслух он этого не сказал и уже мягче проговорил:

— Сказать по правде, мне такой климат нра­вится. Ты посмотри, за один день ты здесь уви­дишь и весну и осень. Утром и вечером погода почти такая же, как на севере в конце осени, а днем — словно весна южнее Янцзы. Где ты еще найдешь такое место?

— Это верно, товарищ командир, погода мне тоже нравится, да вот только к такому туману никак не привыкну.

Разговаривая, они спустились с небольшого холма, миновали зеленое рисовое поле. Кругом стояла утренняя тишина. Как хороши рассветы на границе!

Вдруг впереди со стороны дороги послышались чьи-то шаги. По привычке, свойственной погра­ничникам, они ускорили шаг. В пелене тумана у поворота мелькнул силуэт человека.

— Пойдем быстрей. Надо посмотреть, кто идет,— сказал Хэ Лун-цин, и в глазах его появи­лась настороженность.

— Наверное, простой крестьянин,— проговорил боец.

— Крестьянин и так рано? Ты разве не знаешь, что пограничное население из-за малярии боится тумана и росы? Как говорит пословица: «Ешь да не наедайся, по утрам рано не поднимайся». Вот как здесь поступают после весеннего праздника.

Они почти догнали раннего прохожего, и сей­час Хэ Лун-цин разглядывал его. Это был чело­век средних лет. На нем были черные штаны, за спиной свешивалась ветхая шляпа из соломы. На плече он нес коромысло с двумя сплетенными из бамбука корзинами. В корзинах, видимо, лежало что-то тяжелое, и от них шел сильный запах рыбы.

— Куда направляешься, земляк? — спросил И Чжи-цай, когда их отделяло всего несколько шагов. Человек словно не слышал вопроса. Но вот его коромысло вздрогнуло, и он остановился. Повернув голову и увидев двух военных, он ско­роговоркой проговорил:

— Домой я иду, в Маньлэй... Тяжело вам при­ходится, товарищи командиры. Только утро на­ступило, а вы уже патрулируете. Не боитесь сы­рости? Ведь малярию схватите.— Он снова за­шагал.

— Нам тумана да росы нечего бояться. Мы счастливую жизнь народа от всяких проходим­цев охраняем. Бояться нам надо только того, что не удастся переловить всех этих мерзавцев! — сказал Хэ Лун-цин; он шел позади незнакомца, стараясь заглянуть в его лицо.

— Как же, как же. Все здешнее население обя­зано вам своим счастьем. Ну уж эти паразиты не осмелятся больше нарушать границу и безо­бразничать здесь. Жить нам будет совсем спо­койно.— В голосе путника послышалась искрен­няя радость.

— Не осмелятся нарушать границу?

— Уже давно не слышно, чтобы они беспо­коили народ. Еще бы! Наши командиры такие храбрецы! — Незнакомец засмеялся.

— Земляк, а ты, видно, тоже малярии не боишься, коли так рано поднялся? — спросил И Чжи-цай.

— Я... я... А чего мне бояться, ведь ваша ар­мия нам лекарство дает.

— Ты откуда идешь-то? Дома что-нибудь слу­чилось? Вон как торопишься.

— Нет... дома ничего. Товарищи командиры, вы опрашиваете, откуда я иду,— переспросил он, словно не расслышав вопроса.— Да вот вчера ходил к сестре в Маньначжай. У них открыли плотину и выловили больше двухсот цзиней рыбы. А мать у меня готова каждый день рыбу есть, да только ее нигде не купишь. Ну и заик­нулся я, а сестра мне целых пятьдесят цзиней навалила. Вот она в корзинах.

В душу Хэ Лун-цина закралось подозрение. «Маньначжай самая близкая к границе деревня и находится отсюда в семи ли. Если у него нет срочных дел, почему он в такую рань очутился здесь? Кроме того, деревня Маньлэй располо­жена неподалеку от реки Наньдинхэ, которая всегда славилась своей рыбой, особенно в такие дождливые дни, как сейчас. Старики из народ­ности тай привозят сюда рыбу для продажи. И вот еще с этой плотиной... Я прожил на границе года три, объездил все деревни — Маньначжай, Пава, Баньга... и никогда не видел, чтобы жители для ловли рыбы открывали плотины...»

И Чжи-цай приблизился к командиру отделе­ния и легонько толкнул его прикладом, как бы предупреждая его. Хэ Лун-цин промолчал и едва заметно кивнул головой.

Туман стал постепенно рассеиваться. Они шли по широкой ровной дороге, вымощенной камен­ными плитами. Хэ Лун-цин, шагая рядом с не­знакомцем, не переставая разговаривал с ним.

— Мне хорошо знакома деревня Маньлэй. А скажи-ка, твой дом далеко от дома Хань Вэй-тяня? Как у него ребенок, уже поправился?

— Хань Вэй-тянь? — протянул незнакомец.— Я его не знаю, кто это такой?

— Ведь он же ваш староста.

— А, это ты о старосте Хане! Я только не­сколько дней как вернулся из Дэдана. Я там был на заработках. Я и не знал, что нашего старосту зовут Хань Вэй-тянем,— громко ответил он, де­лая вид, что догадался.

— А Фын Кань-цин сейчас дома? — спросил командир отделения, назвав первую пришедшую в голову фамилию.

— А... Он дома, дома... Закурим. Мы за разговором и покурить забыли.— Он вытащил сига­реты, стараясь перевести разговор на другую тему.— Это я в Дэдане купил, табак что надо.

Хэ Лун-цин вежливо отказался. Вдруг он за­метил на сигаретах английские буквы. «Ино­странные сигареты? Странно. Как они могли по­пасть в Дэдан?»

Он решил уже снова спросить о Фын Кань-цине, но в это время они подошли к развилке до­рог. Налево шла широкая дорога прямо в Мань­лэй, но незнакомец с корзинками направился по тропинке направо.

— Прощайте, товарищи военные. Мне еще надо зайти к тестю в другую деревню. Вот отнесу ему несколько рыбин.

И Чжи-цай опешил, не зная, остановить не­знакомца или отпустить его.

— Подожди, земляк,—засмеялся Хэ Лун-цин, подходя к незнакомцу.— Мы проверим твои кор­зинки.

— Да там одна рыба и вонища еще такая! — сказал тот и пошел дальше.

— Остановись! Вот проверим, тогда отправ­ляйся,— уже строже сказал Хэ Лун-цин.

Тот остановился, сбросил корзины на дорогу и, сердитый, встал поодаль.

— Вы что, мне не верите? Ну ладно. Хотите обыскивать — обыскивайте. Настоящее золото огня не боится.

И Чжи-цай с винтовкой наперевес встал шагах в пяти на тропинке. Хэ Лун-цин открыл одну корзину и пошарил рукой в груде рыбы.

— Кроме рыбы, больше ничего нет?

— Только рыба. Не веришь, посмотри сам.

В первой корзинке не оказалось ничего подо­зрительного. Незнакомец нагнулся, чтобы под­нять коромысло.

— Я вас не обманываю. Я на границе не пер­вый год живу, порядки знаю. Вторую тоже бу­дете проверять или мне можно идти?

— Не торопись, конечно, проверим! — И Чжи-цай многозначительно посмотрел на незнакомца, и тот опустил коромысло на землю.



Открыв вторую корзину, Хэ Лун-цин стал вни­мательно перебирать рыбу. И вдруг в этой груде рыбы он заметил что-то белое. Он наклонил кор­зину и на дне увидел продолговатый предмет, оказавшийся жестяной коробкой, закрытой со всех сторон наподобие консервной банки. Ко­робка оказалась тяжелой.

— Что внутри? — спросил Хэ Лун-цин.

— Тоже рыба.

— А почему она в жестяной коробке?

— Это самая лучшая рыба. Ее очень любит моя мать. Я боялся, что она может испортиться, и положил ее в коробку,— невозмутимо ответил человек.

Хэ Лун-цин внимательно посмотрел на него и заметил, как дрогнули мускулы на его лице.

— И Чжи-цай, дай мне нож.

— Нельзя ее вскрывать,— всполошился незна­комец.— Эту рыбу на всей границе не найдешь. Если в коробку проникнет воздух, рыба испор­тится. Вы за это ответите. Там правда рыба, слово даю. Рубите мне голову, коли там еще что-нибудь.

Молодой и не имеющий еще достаточного опы­та, И Чжи-цай растерялся. «А если в коробке и правда только рыба? Ведь мы тогда нарушим правила»,— подумал он, и, передавая нож, во­просительно поглядел на товарища. Хэ Лун-цин, сделав вид, что не заметил его взгляда, взял нож и, внимательно поглядывая на незнакомца, по­ложил коробку на землю.

— Ведь вы бойцы Освободительной армии, люди дисциплинированные, не то что гоминьдановцы, которые угнетают народ,— сказал он и, успокоившись, нагнулся, чтобы поправить кор­зину.

Но Хэ Лун-цин и не думал возвращать короб­ку. Он присел на камень, поднял коробку и серь­езно сказал:

— Вот мы и проверяем, потому что мы бойцы Освободительной армии и несем перед народом ответственность. Понял? — Он крякнул и открыл коробку. Там голова к голове лежали две тол­стые рыбины длиной более чи. Кроме рыб, в коробке ничего не оказалось.

И Чжи-цай с укоризной взглянул на своего командира. Хэ Лун-цин, сжав губы, молча рас­сматривал коробку со всех сторон.

— Ну что, нашел что-нибудь? Ведь сказал рыба — значит рыба,— не выдержал человек, в его голосе послышалась обида.— Все не верите. Теперь вот она испортится. Эх, народная армия, а так с народом обращается! После этого хоть из дома не выходи.— Он протянул руку, намере­ваясь взять коробку.

— Не торопись, еще не все кончено! — Хэ Лун-цин вытащил одну рыбину, взвесил ее на руке II спросил: — А почему она такая тяжелая?

— Чего же удивительного! Как же ей не быть тяжелой, если она такая жирная!

— Что внутри спрятано?

— Боялся, что испортится, вот и спрятал в ко­робку. Больше и не прикасался, к ней,— увиль­нул от вопроса незнакомец, но в его голосе по­слышались нотки беспокойства.

Хэ Лун-цин, внимательно смотря на него, стал ощупывать брюхо рыбы. Все трое не произносили ни звука. Стояла напряженная тишина. И тут Хэ Лун-цин, опустив голову, заметил на брюхе едва заметную полоску, оставшуюся от разреза но­жом. Он потрогал ее — шов не расходился. Взяв перочинный нож, он вспорол брюхо и заметил внутри какой-то странный предмет. Это была пор­тативная рация. Хэ Лун-цин вспорол брюхо у вто­рой рыбы, и там оказался вороненый американ­ский пистолет.

Человек сверкнул глазами, но, увидя настав­ленное прямо в грудь дуло винтовки И Чжи-цая, молча поднял руки.

Туман рассеялся. Высоко в небе сияло солнце, заливая своими лучами цепи пограничных гор.


Перевод Д. Воскресенского

Примечания

1

Ли — около 0,5 километра.

(обратно)

2

Фэнь — одна сотая часть юаня.

(обратно)

3

Слова христианской молитвы

(обратно)

4

Дань — 60 литров.

(обратно)

5

Чжан — 3,2 м.

(обратно)

Оглавление

  •   От издательства
  •   Му Линь, Хань Син Чертеж N 407
  •   Ли Юэ-жунь В ущелье Туинъяй
  •   Вэнь Да Загадочные цифры
  •   Лу Ян-ли «Невеста» командира роты
  •   Ай Хуа Тайна в чреве рыбы
  • *** Примечания ***