Жажда [Дж Р Уорд] (fb2) читать онлайн

Дж.Р. Уорд Падшие Ангелы книга 1«Жажда»

Пролог

Демон – такое отвратительное слово.

И чертовски старомодное. Люди слышали «демон» и воображали изощренно-гротескную преисподнюю Иеронима Босха, или того хуже – чокнутый Дантовский Ад. В самом деле. Пламя, агония, мучительные взывания душ.

Хорошо, может в Аду и жарковато. И если бы здесь имелись придворные живописцы, их возглавил бы Босх.

Но дело не в этом. Демон рассматривает себя скорее как Наставник Свободной Воли. Это намного лучше и современней. Так сказать, анти-Опра.

Вся суть в воздействии.

Дело в том, что душевные качества не отличались от составляющих человеческого тела. Телесная форма имела множество рудиментарных органов, например, аппендикс, зуб мудрости или копчик, - все это, в лучшем случае, являлось не нужным, в худшем - подвергало риску функционирование целого.

То же самое и с душами. Они также имели бесполезный багаж, обременяющий свойственные им качества, и эти раздражающие, лицемерные замашки волочились следом, как аппендикс, в ожидании заразы. Вера, надежда, любовь… благоразумие, сдержанность, справедливость и стойкость… все это - бесполезный хлам, до краев наполняющий сердце моралью, вставая на пути влечению к злу, присущему душе.

Задача демона – помочь людям узреть и выразить их внутреннюю суть без вмешательства дурацкой, отвлекающей человечности. Пока люди оставались верны своей истинной сущности, они двигались в правильном направлении.

И в последнее время они были относительно верны. Между всеми войнами на планете, преступностью, пренебрежением к окружающей среде, выгребной финансовой ямой, именуемой Уолл-Стрит, и повсеместным неравенством, дела шли как надо.

Но этого было недостаточно, и время утекало сквозь пальцы.

По аналогии со спортом, Земля была полем; игра продолжалась на нем с момента возведения стадиона. Демоны были хозяевами поля. «В гостях» играли Ангелы, эти ничтожные химеры счастья из Рая.

А там, блин, придворным живописцем служил Томас Кинкейд.

Каждая душа была куотербеком на поле, участником в глобальной борьбе добра со злом, а табло отражало его или её относительные моральные ценности и деяния на Земле. С рождением мяч вводился в игру, смерть означала конец матча, после чего очки засчитывались победителю. Тренеры оставались за боковой линией, но они могли, как выпускать различные составы игроков на поле, чтобы повлиять на человека, так и брать тайм-ауты для ободряющих речей.

Общеизвестные как «состояния клинической смерти».

Но вот в чем проблема: Создатель следил за исходом, подобно зрителю, смотрящему постсезонную игру в холодном кресле, с набитым хот-догами животом, и горланящим фанатом за спиной.

Слишком много осечек. Тайм-аутов. Слишком много ничьих, ведущих к ничего не решающему дополнительному времени. То, что началось как увлекательная дискуссия, очевидно, утратило свою привлекательность, и командам поставили ультиматум: Заканчивайте игру, мальчики.

Поэтому обеим сторонам пришлось сойтись на одном особенном куотербеке. На одном куотербеке и семерых игроках.

Вместо бесчисленного множества людей, их ограничили семью душами, склонными как к добру, так и ко злу… дали семь шансов определить, была ли человечность благочестива или же пагубна. Результат “ничья” исключен, а на кону стояло… все. Если выиграет Команда Демонов, они получат стадион и всех игроков, текущих и будущих. И ангелы превратятся в рабов навеки.

По сравнению с этим, пытки людей покажутся скукой смертной.

Если же победят Ангелы, вся Земля станет ничем иным, как одним распрогребаным, громадным Рождественским утром: все поглотит удушающая волна счастья, тепла, заботы и участия. При таком отвратительном раскладе Демоны перестанут существовать не просто во вселенной, но и в сердцах и умах всего человечества.

Хотя, учитывая все песни и пляски, такой исход был бы наилучшим. Однозначно, проще, чем долго и упорно тыкать жердочкой в глаз.

Демоны ненавидели проигрывать. Никаких альтернатив. Семь попыток – не так уж много, а команда гостей выиграла метафизическое бросание монеты: они получили возможность влиять на куотербека, который будет, так сказать, бить по семи «мячам».

Ах, да… куотербек. Неудивительно, что выбор этой ключевой фигуры привел к жаркой полемике. В конце концов, выбрали одного, которого признали приемлемым обе стороны … который, как ожидали оба тренера, разыграет партии согласно их целям и выгоде.

Дурак не знает, во что ввязался.

Дело в том, что Демоны были не готовы возложить столь весомую ответственность на плечи человека. В конце концов, свободная воля была податлива, что являлось основой всей игры.

Поэтому они заслали кое-кого на поле в качестве игрока. Конечно, против правил, зато присуще их природе… противник же был неспособен к этому.

Это преимущество Хозяев поля: Ангелы всегда играли по правилам.

Должны были.

Придурки.

Глава 1

– Она хочет тебя.

Джим Херон оторвал взгляд от своего Бадвайзера. Через битком набитый, тускло освещенный клуб, посреди тел, одетых в черное и обвешанных цепями, сквозь атмосферу секса и безрассудства, он увидел «её» из предложения.

Женщина в голубом платье стояла под одной из немногих ламп в «Железной Маске», золотистое сияние струилось по её каштановым, как у Брук Шилдс, волосам, коже цвета слоновой кости и потрясающему телу. Она была белой вороной, выделяющимся цветным пятном посреди мрачных, неовикторианских любителей Прозака, красивая как модель, ослепительная как святая.

И она смотрела на него, хотя он сомневался насчет желания: её глубоко посаженные глаза означали, что желание в её взгляде, от которого захватывало дух, могло быть просто следствием строения её черепа.

Черт, возможно, она просто задавалась вопросом, что он делает в клубе. Равно как и он.

– Говорю тебе, женщина хочет тебя, приятель.

Джим взглянул на Мистера Сводника. Он оказался здесь благодаря Эдриану Фогелю – «Железная Маска» была определенно его средой обитания: Эд одевался в черное с головы до пят, и был пирсингован в местах, куда большинство людей не подпустили бы иголку на пушечный выстрел.

– Неа, – Джим сделал очередной глоток Бада. – Не её тип.

– Уверен в этом?

– Ага.

–Ну и дурак, – Эдриан пропустил руку сквозь свои густые черные локоны, и копна вернулась на место как натренированная. Боже, не работай парень на стройке и не ругайся, как портовый грузчик, можно было подумать, что он пользуется женскими муссами и лаками для волос.

Другой парень, Эдди Блэкхоук, покачал головой.

– Он не заинтересован, но это не делает его дураком.

– Как бы ни так.

– Сам живи и другим не мешай, Эдриан. Так лучше для всех.

Эдди откинулся на бархатном диване. В своих джинсах и ботинках он был больше похож на байкера, чем на гота, и потому также выбивался из толпы, как и Джим – несмотря на гигантские размеры парня и эти странные кроваво-карие глаза. Было сложно представить, что он впишется куда-то кроме банды профессиональных рестлеров: он даже заплетал волосы в длинную косу, и никто не смел насмехаться над ним на стройке, даже яйцеголовые кровельщики – самые явные зубоскалы.

– Так, Джим, ты не очень-то разговорчив, – Эдриан просканировал толпу, без сомнений, выискивая свое Голубое Платье. Задержавшись на танцовщицах, извивающихся в железных клетках, он посигналил официантке.

– Проработав с тобой месяц, я знаю, что это не от глупости.

– Не о чем особо говорить.

– В этом нет ничего плохого, – пробормотал Эдди.

Наверное, поэтому Эдди нравился Джиму больше. Сукин сын был ещё одним членом Мужского Клуба Скромников: парень никогда не говорил, когда можно было кивнуть или покачать головой, чтобы донести свою точку зрения. Было загадкой, как он так тесно сдружился с Эдрианом, чей рот не имел нейтрала на коробке передач.

Вообще непостижимо, как он мог делить с этим хреном комнату.

Да пофиг. Джим не собирался вдаваться во все эти как, зачем и почему. Ничего личного. Они были из тех расчетливых всезнаек, с которыми он подружился бы в другое время на другой планете, но, здесь и сейчас, эта дрянь его не заботила – он пошел с ними лишь потому, что Эдриан пригрозил, что будет упрашивать до посинения.

Дело в том, что Джим жил по кодексу одиночки и надеялся, что остальные оставят его наедине со своей «я рак-отшельник» философией. Он покинул вооруженные силы и скитался, пока не обосновался в Колдвелле лишь потому, что он проезжал мимо – и он отправится в путь, как только сдадут объект, на котором они в данный момент работают.

Фишка в том, что с его старым боссом лучше оставаться движущейся целью. Было трудно сказать, когда нарисуется «специальное задание», и его снова возьмут в оборот.

Допивая свое пиво, он подумал, как хорошо иметь лишь шмотки, грузовик и сломанный Харли. Конечно, он немного добился к своим тридцати девяти…

Вот блин… дата.

Ему сорок. Сегодня его день рождения.

– Так, я должен знать, – сказал Эдриан, наклонившись к нему. – У тебя есть женщина, Джим? Поэтому ты не клеишь Голубое Платье? В смысле, да ладно, она же горячая штучка.

– Внешность – еще не главное

– Но она, блин, ничуть не мешает.

Подошла официантка, и, пока парни заказывали по второму кругу, Джим мельком глянул на женщину, о которой они трепались.

Она не отвела взгляд. Не вздрогнула. Просто облизала красные губы, словно ждала, пока он установит зрительный контакт.

Джим уставился на пустой Бад и заерзал в кресле, будто кто-то насыпал ему в штаны горящих углей. Прошло много, очень много времени с последнего раза. Не бездождье, даже не засуха. Скорее пустыня Сахара.

И для справки, его тело было готово положить конец рукоблудию.

– Тебе нужно пойти туда, – сказал Эдриан. – Познакомься с ней.

– Мне и здесь неплохо.

– Значит, я пересмотрю мнение о твоих умственных способностях, – Эдриан постучал пальцами по столику, серебряное кольцо на его пальце поблескивало. – Или, по крайней мере, о сексуальных.

– Как хочешь.

Эдриан закатил глаза, уловив, что парень не собирался вести переговоры насчет Голубого Платья.

– Хорошо, сдаюсь.

Парень откинулся на диване так, что они с Эдди приняли одинаково неудобные позы. Как и ожидалось, он не смог долго молчать.

– Так, вы двое слышали о застреленном?

Джим нахмурился.

– Ещё один?

– Ага. Тело нашли у реки.

– Они всегда там всплывают.

– Куда катиться этот мир? – спросил Эдриан, допивая остатки пива.

– Так было всегда.

– Думаешь?

Джим откинулся назад, когда официантка поставила свежее пиво перед парнями.

– Нет, я знаю.

***

«Deinde, ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patrls, et Filii, et Spiritus Sancti… »

Мария-Тереза Бодро взглянула на решетчатое окно исповедальни. Профиль священника по другую сторону перегородки был укрыт тенью, но она знала его. Как и он её.

Он также прекрасно знал, чем она занималась и почему ходила на исповедь как минимум раз в неделю.

– Иди с Богом, дитя мое.

Священник задвинул панель между ними, и паника сдавила ей грудь. В эти уединенные моменты, когда она выкладывала свои грехи, унизительное положение, в котором она оказалась, всплывало наружу, и сказанные слова ярким светом озаряли то, каким ужасным образом она проводила ночи.

Отвратительные картины уходили не сразу. Но от удушающего чувства, вызванного мыслью о том, куда она потом отправится, становилось совсем невмоготу.

Собрав свои четки, она опустила бусины и звенья в карман пальто и подхватила с пола сумку. Её задержали шаги снаружи исповедальни.

У неё были причины оставаться в тени, не все из которых связаны с её «работой».

Когда звук тяжелых шагов стих, она отодвинула красный бархатный занавес и выбралась наружу.

Колдвеллский кафедральный собор Святого Патрика, возможно, вдвое меньше собора в Манхэттене, но все же был достаточно большим, чтобы внушать трепет даже неистинно верующим. Из-за готических арок, похожих на крылья ангела, и высокого потолка, которому, казалось, не доставало всего нескольких дюймов до Небес, она чувствовала себя недостойной и одновременно признательной за то, что находилась под этим сводом.

Ей нравился аромат внутри собора. Пчелиный воск, лимон и ладан. Восхитительно.

Двигаясь мимо алтарей, она лавировала между строительными лесами, которые установили для мытья мозаичных окон. Как всегда, стойки с мерцающими церковными свечами и тусклое освещение на неподвижных статуях умиротворяли её, напоминая, что бесконечный покой ждал всех в конце жизни.

При условии, что тебя пропустят через жемчужные врата Рая.

Боковые двери собора закрывались после шести вечера, и как обычно, ей пришлось выходить через парадные, что, казалось, оскверняло главный вход. Резные панели больше подходили для приветствия сотен приходящих на воскресные службы… или гостей важных свадебных церемоний… ну, или целомудренных верующих.

Нет, для её персоны предназначалась боковая дверь.

Сейчас, по крайней мере.

Как только Мария надавила всем своим весом на древесину, она услышала свое имя и посмотрела через плечо.

Там никого не было, насколько ей было видно. В соборе не было даже молящихся на скамьях людей.

– Да? – позвала она, её голос отдавался эхом. – Святой Отец? Ответа не последовало, и холодок пробежал по её спине.

Резким толчком она открыла левую половину двери и выпорхнула в холодную апрельскую ночь. Сдвинув отвороты своего шерстяного пальто вместе, она быстро побежала, её туфли стучали по каменным ступеням и тротуару, пока она неслась к своей машине. Попав внутрь, она первым делом закрылась на все двери.

Мария, задыхаясь, оглянулась вокруг. Тени скапливались вокруг земли под деревьями, лишенных листьев, и луна показалась за тонким покровом облаков. Люди перемещались в окнах домов напротив церкви. Мимо лениво проехал «универсал».

Никакого преследователя, мужчины в черной лыжной маске или взломщика. Ничего.

Пытаясь побороть панику, она завела свою Тойоту и намертво вцепилась в руль.

Посмотрев в зеркала, она выехала на улицу и направилась в центр города. Пока она ехала, огни уличных фонарей и других машин мелькали на её лице и заполняли Камри, освещая черную вещевую сумку на пассажирском сиденье. Там лежала её отвратительная униформа. Как только она выберется из этого кошмара, она сожжет её вместе с тем, что ей приходилось надевать на свое тело каждую ночь в течение года.

Железная Маска была вторым местом, где она «работала». Первое взорвалось четыре месяца назад. Буквально.

Невероятно, что она осталась в деле. Каждый раз, собирая эту сумку, она чувствовала, будто её снова затягивает в дурной сон, и была отнюдь не уверена, что исповеди в Святом Патрике шли ей на пользу.

Порой возникало чувство, будто все, что они делали, – только вытряхивали наружу грязь, которую лучше бы оставить нетронутой, но потребность в прощении была слишком сильна, чтобы с ней бороться.

Повернув на Торговую, она поехала мимо скопления клубов, баров и тату-салонов, занимающих всю улицу. «Железная Маска» находилась в самом конце и, как прочие клубы, каждую ночь собирала бесконечную живую очередь из фанатичных придурков. Нырнув в переулок, она объехала рытвины около всех Дампстеров и выехала на автостоянку.

Камри удачно встала на место около кирпичной стены с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

Трэз Латимер, владелец клуба, настаивал, чтобы все женщины, работавшие на него, парковались на обозначенных местах ближе к черному входу. Он заботился о персонале также хорошо, как Преподобный, и все это ценили. В Колдвелле было полно злачных мест, и Железная Маска находилась в самом эпицентре.

Захватив сумку, Мария-Тереза вышла из машины и оглянулась. Яркие огни города приглушали немногочисленные звезды, сверкающие между облаками, отчего небеса казались совсем далекими.

Закрыв глаза, она сделала несколько глубоких вдохов и плотнее запахнула пальто. Она зайдет в клуб в чужом теле и разуме. Кем-то, кого она не знала, и не желала помнить в будущем. Внушающем ей отвращение. Кого она презирала.

Последний глоток воздуха.

Прежде чем она успела открыть глаза, ее снова охватила паника, и, несмотря на холод, пот выступил под её одеждой и на лице. Сердце забилось так, будто она убегала от грабителя. Мария подумала, сколько же ночей ей осталось. Тревога становилась с каждой неделей все сильнее, лавина набирала скорость, сминая её, накрывая ледяной массой.

Но она не могла все бросить. Она до сих пор платила долги… часть из них – денежные, другие же долги были жизненными. Пока она не начнет все сначала, придется оставаться там, где ей не хотелось находиться.

И, кроме того, она сказала себе, что хочет переживать этот ужасающий страх. Значит, она не подчинилась обстоятельствам, значит, какая-та её часть все ещё жива.

Ну, это ненадолго, подсказал вкрадчивый голос.

Открылась задняя дверь клуба, и голос с акцентом произнес её имя самым приятным образом.

– Ты в порядке, Мария-Тереза?

Распахнув глаза, она надела маску и спокойно подошла к боссу. Без сомнения, Трэз увидел её на одной из камер наблюдения, Бог знает, где расположенных.

– Я в норме, Трэз. Спасибо.

Он придержал дверь открытой, и когда она прошла мимо, его темные глаза просканировали её. Трэз Латимер был красавцем с кожей цвета кофе и лицом эфиопа с гармоничными чертами и идеально пропорциональными губами, но больше всего в нем привлекали манеры. Парень был невероятно галантным.

Но лучше не вставать на его пути.

– Ты делаешь это каждый вечер, – сказал он, закрывая за ними дверь на задвижку. – Стоишь у машины и смотришь на небо. Каждый вечер.

– Правда?

– Тебя кто-то беспокоит?

– Нет, но если кто-то появиться, я скажу.

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет, я в порядке.

Трэз не выглядел особо убежденным, провожая её в дамскую раздевалку.

– Помни, я доступен круглые сутки, ты можешь поговорить со мной в любое время.

– Я знаю. Спасибо тебе.

Положив руку на сердце, он слегка поклонился.

– С превеликим удовольствием. Береги себя.

Раздевалка была обнесена металлическими кабинками и разделена лавками, привинченными к полу. У дальней стены стояло огромное освещенное зеркало со столиком в шесть футов длиной, заваленным косметикой, и повсюду были развешаны шиньоны, откровенные одежда и шпильки. В воздухе пахло женским потом и шампунем.

Как всегда, у неё было место для себя. Она приходила и уходила первой, и сейчас пребывала в рабочем настроении, не волнуясь и ни в чем не сомневаясь.

Пальто отправилось в кабинку. Уличная обувь отодвинута в сторону. Резинка слетела с волос. Она расстегнула вещевую сумку.

Её голубые джинсы, белая водолазка и темно-синяя кофта сменились на комплект одежды, которую она не одела бы даже на Хэллоуин: микроскопичная лайкровая юбка, топ на бретельках, едва прикрывающий грудь, чулки с кружевными резинками и безвкусные туфли на шпильках, уродующие ноги.

Все было черным. Черный – фирменный цвет Железной Маски, как и любого другого клуба.

Она никогда не носила черное вне клуба. Через месяц работы в этом аду, она выкинула все шмотки, содержащие черный. Дошло до того, что ей пришлось сходить куда-нибудь, купить одежду для предстоящих похорон.

Она побрызгала лаком копну черных волос, висящую над освещенным зеркалом, потом пробежалась по палитрам теней и румян, выбирая темные, мерцающие цвета, как у девчонок на развороте Пентахауса. Она умело нанесла подводку, как у Оззи Осборна, и наклеила накладные ресницы.

Последним делом она подошла к сумке и достала тюбик помады. Она никогда не делилась помадой с другими. Все девушки проходили медицинское обследование ежемесячно, но Мария не собиралась полагаться на удачу: она следила за своими действиями и была скрупулезна, когда дело доходило до безопасности. У других девушек могли быть иные принципы.

Красный блеск на вкус был как синтетическая клубника, но помада была жизненно необходима. Никаких поцелуев. Никогда. Большая часть мужчин знала это, но плотный слой помады подрывал на корню все споры: никто не хотел, чтобы их жены или подружки узнали, как они проводили «мужские посиделки».

Отказываясь смотреть на свое отражение, Мария-Тереза отвернулась от зеркала и направилась навстречу шуму, людям и своей работе. Когда она шла по длинному, тусклому коридору в помещение клуба, музыка становились все громче, как и сердце, бьющееся в её ушах.

А, может, речь шла об одном и том же.

В конце коридора перед ней растянулся клуб, темно-фиолетовые стены, черный пол и алый потолок были столь скудно освещены, что казалось, будто входишь в пещеру. Внутри царила атмосфера извращенного секса: женщины танцевали в железных клетках, тела двигались парно или по трое, а эротическая музыка заполняла душный воздух.

Когда глаза привыкли к темноте, она окинула взглядом мужчин, получая информацию, которую она желала бы никогда не знать.

Нельзя сказать были ли они потенциальными клиентами по тому, как одевались, кем являлись, или по наличию кольца на пальце. Или же по тому, куда они смотрели, ведь все мужчины окидывали взглядом грудь и бедра. Отличие от потенциальных клиентов заключалось в том, что они пялились на не с простым вожделением: когда они пробегались глазами по ее телу, в их мыслях уже все свершилось.

Но ей было плевать. То, что мужчина мог сделать с ней, не будет ужаснее случившегося с ней ранее.

И лишь две вещи она знала наверняка: три часа утра когда-нибудь наступят. И как конец её смены, эта фаза жизни не будет длиться вечно.

В здравом уме, в менее депрессивные моменты, она говорила себе, что эта полоса невезения была чем-то, через что просто нужно пройти, пережить. Её жизнь будто заболела гриппом: и пускай было сложно сохранять веру в будущее, она должна была надеяться, что однажды проснется, повернет лицо к солнцу и насладится тем, что болезнь ушла, и здоровье вернулось.

Предполагалось, что был только грипп. Что если то, через что она проходила, было раком… скорее всего, какая-то часть её жизни исчезнет навсегда, затеряется в болезни навечно.

Мария-Тереза отключила разум и двинулась вперед, в толпу. Никто не говорил, что жизнь будет веселой, легкой или справедливой, и порой вы совершали поступки, которые казались целиком и полностью непостижимы для центра вашего мозга.

Но в жизни не бывает легких путей, а за ошибки всегда нужно платить.

Всегда.

Глава 2

Ювелирная Маркуса Рейнхарда, учрежденная в 1893, располагалась в том же изысканном кирпичном здании в центре Колдвелла с заложения самого первого кирпича. Компания перешла к другому владельцу в Депрессию, но характер бизнеса остался прежним с поправкой на эру Интернета: высококачественные, элитные украшения предлагались по конкурентным ценам и сопровождались превосходным обслуживанием.

– Айсвайн охлаждается в кабинете, сэр.

– Отлично. Мы почти готовы. – Джеймс Ричард Джэймсон, правнук человека, выкупившего магазин у Мистера Рейнхарда, поправил галстук в одном из зеркальных дисплеев.

Удовлетворившись своим внешним видом, он обернулся, чтобы проинспектировать троих сотрудников, которых он оставил после закрытия. Все были в черных костюмах, Уильям и Теренс - в черно-золотых галстуках с логотипами магазина, а Дженис – в золотом ожерелье с ониксами 1950-х. Идеально. Его люди были элегантными и скромными, как и всё в выставочном зале, каждый свободно владел английским и французским.

Ради того, что предлагал Рейнхард, покупатели были готовы приезжать с севера или юга, с Манхэттена или Монреаля, и оно того стоило. Все в выставочном зале сверкало на глазах, словно дань галактике, а ракурс прямого освещения и размещение витрин были подобраны так, чтобы свести к нулю отличие между «хочу» и «необходимо».

Прямо перед тем, как напольные часы пробили десять, Джеймс метнулся к двери-купе, выхватил пылесос Орек и прошелся по следам на антикварном восточном ковре. На обратном пути к шкафу он зачистил собственные следы, чтобы ничто не портило ковровый ворс.

– Думаю, он приехал, – сказал Уильям, стоя у одного из зарешеченных окон.

–О… Боже мой, – прошептала Дженис, становясь рядом с коллегой. – Это определенно он.

Джеймс спрятал пылесос с глаз долой и поправил свой пиджак. Сердце ожило в груди и быстро забилось, но внешне он оставался спокойным, когда прошел к окну уверенной походкой и выглянул на улицу.

Магазин был открыт для покупателей с десяти утра до шести вечера. С понедельника по субботу.

Постоянные покупатели приходили отдельно после закрытия. В любое подходящее для них время.

Мужчина, вышедший из «БМВ» М6, был определенно из круга постоянных клиентов: в костюме, скроенном по европейским меркам, без пальто, несмотря на холод, он шагал как атлет с лицом убийцы. Это был очень умный и могущественный мужчина, и было в нем что-то подозрительное, но в «Маркус Рейнхард» не чурались мафии или денег наркобизнеса. И что до Джеймса, так подходящий к его двери мужчина являлся образцом добродетели в туфлях от «Бэлли».

Джеймс открыл замок и распахнул дверь, прежде чем прозвенел звонок.

– Добрый вечер, Мистер ДиПьетро.

Рукопожатие было официальным и коротким, голос – низким и резким, а глаза – холодными и серыми.

– Вы готовы?

– Да. – Джеймс замешкался. – Вы планируете присоединиться к нам?

– Нет.

Джеймс закрыл дверь и отступил назад, намеренно игнорируя то, как Дженис впилась в мужчину взглядом.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?

– Как насчет того, чтобы начать показывать мне бриллианты?

– Как пожелаете.

В частной смотровой комнате на стенах висели картины маслом, стоял большой антикварный стол и четыре золоченых кресла. А также микроскоп, черная бархатная подушка для демонстрации украшений, охлажденный айсвайн и два хрустальных бокала. Джеймс кивнул подчиненным, и Терренс подхватил серебряное ведро, пока Дженис в спешке убирала бокалы. Уильям стоял в дверях, готовый к любым приказаниям.

Мистер ДиПьетро сел в кресло и сложил руки на столе, под манжетой мелькнули платиновые часы Шопард. Его глаза цвета часов не столько следили за Джеймсом, сколько взглядом высверливали ему дыру в голове.

Джеймс прокашлялся и сел напротив.

– Согласно нашему разговору, я выбрал камни из нашей коллекции, а также заказал несколько бриллиантов прямо из Антерверпена.

Джеймс вынул золотой ключ и вставил его в замок верхнего выдвижного ящика стола. Когда он имел дело с постоянным покупателем, который ещё должен был сделать осмотр или покупку, как сейчас, ему предстояло решить, относится ли он к типу, желающему сначала рассмотреть верхнюю границу своего ценового диапазона, или же уделить внимание самым дорогим товарам.

Было очевидно, к какой категории относился мистер ДиПьетро.

На подносе лежало десять колец, каждое из которых обработали паром для презентации. Кольцо, которое он выдернул из черного бархата, было не самым крупным, какие-то доли карата. Однако оно было, безусловно, лучшим.

– Этот камень в 7.7 карат, формы Изумруд, бесцветный, без внутренних изъянов. Есть сертификаты GIA и EGL для вашего ознакомления.

Джеймс молчал, когда Мистер ДиПьетро взял кольцо и склонился, чтобы пристально его рассмотреть. Не было нужды упоминать об исключительности шлифовки и симметрии камня или том, что платиновая огранка для бриллианта была сделана вручную, и подобные произведения чрезвычайно редко попадали на рынок. Отраженный свет и отблески говорили сами за себя, излучаемое свечение было столь ярким, что можно было подумать, что камень волшебный.

– Сколько? – Спросил Мистер ДиПьетро.

Джеймс разложил сертификаты на столе.

– Два миллиона триста тысяч.

С такими людьми, как мистер ДиПьетро, чем дороже – тем лучше, но по правде говоря, это была выгодная сделка. Чтобы «Рейнхард» оставался на плаву, нужно было сохранять баланс между продажами и торговой наценкой: завышенная наценка – низкие продажи. Более того, мистеру ДиПьетро не грозила тюрьма или банкротство, поэтому Джеймс хотел установить с этим покупателем долгосрочные отношения.

Мистер ДиПьетро протянул назад кольцо и просмотрел сертификаты.

– Расскажите мне об остальных.

Джеймс подавил свое удивление.

– Конечно. Да, разумеется.

Двигаясь справа налево, он описал характеристики каждого кольца, все время задаваясь вопросом, верно ли «прочитал» клиента? Он также попросил Терренса принести ещё шесть колец, каждое больше пяти карат.

Час спустя Мистер ДиПьетро откинулся на спинку кресла. Мужчина не напрягался или мялся в нерешительности под всеобщим вниманием, не было беглых взглядов на Блэкберри или шуток, чтобы снять неловкость. Он даже не взглянул на Дженис, между прочим, очень привлекательную девушку.

Полная и абсолютная сосредоточенность.

Джеймс подумал о женщине, которая будет носить это кольцо. Конечно, она должна быть красивой, но также очень независимой и не слишком эмоциональной. По правде говоря, даже у самых рациональных и успешных мужчин появляется блеск в глазах, когда они покупают подобные кольца для своих женщин. Будь то желание удивить её чем-то столь дорогим, или же гордость от мысли, что ты можешь позволить себе то, что доступно лишь 0,01 % населения, но, как правило, мужчины проявляли хоть какие-то эмоции.

Мистер ДиПьетро был холоден и тверд, как рассматриваемые им камни.

– Есть что-нибудь ещё, что я могу показать вам? – разочарованно предложил Джеймс. – Может сапфиры или рубины?

Клиент запустил руку в пиджак и вытащил толстый черный кошелек.

– Я возьму первое, которое вы мне показали, за два миллиона.

Когда Джеймс моргнул, Мистер ДиПьетро положил на стол кредитную карточку.

– Я плачу вам деньги и хочу, чтобы вы их отработали. Вы сделаете скидку на камень, потому что ваше дело нуждается в клиентах, как я.

Джеймс секунду обдумывал саму возможность осуществления сделки.

– Я… я ценю ваш проницательный взгляд, но цена – два миллиона триста тысяч.

Мистер ДиПьетро постучал картой по столу.

– Это – дебетовая карта. Два миллиона. Прямо сейчас.

Джеймс быстренько сосчитал в уме. При такой цене у него по-прежнему остается прибыль в примерно триста пятьдесят тысяч.

– Думаю, что смогу это устроить, – сказал он.

Мистер ДиПьетро совсем не удивился.

– Мудро с вашей стороны.

– Что насчет размера? Вы знаете размер вашей…

– 7.7 карат – единственный размер, о котором ей следует беспокоиться. Мы позаботимся об остальном позднее.

– Как пожелаете.

Обычно Джеймс поощрял персонал к общению с клиентом, пока он упаковывал покупку и печатал оценку для страховых целей. Этим вечером, однако, он покачал им головой, когда Мистер ДиПьетро выхватил свой мобильный и начал набирать номер.

Оформляя все в бэк-офисе, Джеймс слушал разговор Мистера ДиПьетро по телефону. Не было никаких поддразниваний типа «Дорогая, у меня кое-что есть для тебя» или намеков «Я приеду навестить тебя». Нет, мистер ДиПьетро звонил не своей будущей невесте, скорее кому-то с именем Том насчет земельных вопросов.

Джеймс провел карточкой по считывающему терминалу. Ожидая подтверждения, он обрабатывал паром кольцо, периодически поглядывая на зеленый цифровой индикатор на терминале. Он не удивился, когда ему велели немедленно перезвонить по круглосуточной линии банка, учитывая сумму покупки, и как только он с ними соединился, представитель попросил передать трубку Мистеру ДиПьетро.

Перенаправив звонок на телефон в кабинет, Джеймс высунул голову из двери.

– Мистер ДиПьетро…

– Они хотят поговорить со мной? – Мужчина вытянул правую руку, сверкнув часами, и взял трубку. Прежде чем Джеймс успел отключить свою линию, Мистер ДиПьетро сделал это сам и начал говорить.

– Да. Да. Это я. Да. Да. Девичье имя моей матери – О’Брайан. Да. Спасибо, – он посмотрел на Джеймса, перенаправил звонок обратно в бэк-офис и положил трубку на место. – У них есть авторизационный код для вас.

Джеймс поклонился и вернулся в бэк-офис. Когда он снова появился, он держал в руке блестящий красный пакет с серебристыми ручками и конверт с чеком.

– Надеюсь, вы обратитесь к нам снова, если мы сможем быть вам полезны.

Мистер ДиПьетро взял то, что уже принадлежало ему по праву.

– Я планирую обручиться лишь однажды, но будут ещё и годовщины. Много годовщин.

Персонал расступился, пропуская его, и Джеймсу пришлось пробежаться к двери магазина, прежде чем Мистер ДиПьетро достиг её. Когда мужчина вышел, Джеймс снова закрыл дверь и посмотрел в окно.

Отъезжающая машина была эффектной: двигатель ревел, а яркие огни уличных фонарей отражались от черной поверхности, гладкой, как стоячая вода.

Джеймс обернулся и обнаружил Дженис, прилипшую к другому окну, сузив глаза. Можно было с уверенностью сказать, что она оценивала не его машину, а следила за самим водителем.

Странно, не правда ли. Человек не мог всегда казаться более состоятельным, чем он был на самом деле, и может, поэтому Мистер ДиПьетро был таким далеким: он мог приобрести все, что ему предлагали сегодня, и поэтому сделка для него ничем не отличалась от покупки газеты или банки колы для среднего обывателя.

По-настоящему состоятельный человек мог позволить себе все, и в этом его счастье.

***

– Без обид, но думаю, мне пора уходить.

Джим поставил на стол пустую бутылку и схватил кожаную куртку. Он уже выпил два Бада, и третий подведет его под «вождение в неТрэзвом виде», потому самое время сваливать.

– Не могу поверить, что ты уходишь один, – протянул Эдриан, пробегая глазами по Голубому Платью.

Она продолжала стоять под потолочным освещением. И все ещё смотрела. И от нее по-прежнему захватывало дух.

– Ага, Я и только я.

– Большинство мужчин не имеют такого самоконтроля. – Эдриан улыбнулся, сверкнув кольцом в нижней губе. – Впечатляет, на самом деле.

– Да, я святой, все верно.

– Ну, будь аккуратней за рулем, чтобы продолжить натирать свой нимб. Увидимся завтра на стройке.

Последовал круг рукопожатий, и потом Джим уже пробирался сквозь толпу. Он шел, бросая взгляды на обряженных в цепи и ошейники с шипами, возможно, также как и все эти готы пялились на него с танцпола: Какого черта ты здесь забыл?

Похоже, ливайсы и чистая фланелевая рубашка оскорбляли их «кожано-кружевные» чувства.

Джим выбрал траекторию подальше от Голубого Платья, и, оказавшись на улице, сделал глубокий вдох, будто прошел своего рода испытание. Но холодный воздух не принес желаемого облегчения, и когда он направился к задней парковке, его рука потянулась к нагрудному карману.

Он бросил курить, но даже год спустя рука непроизвольно тянулась за красным Мальборро. Его долбаная привычка была словно ампутированная конечность с фантомной болью.

Он повернул за угол и вышел на парковку, проходя мимо ряда машин, припаркованных передом к зданию. Все они были грязными, их крылья - покрыты технической солью и месячной грязью. Его грузовик, в самом конце третьего ряда, ничем от них не отличался.

По пути он оглядывался по сторонам. Эта была плохая часть города, и если на него нападут, он, по крайне мере, предпочитал видеть нападающего. Не то, чтобы он избегал хорошей драки. Он прошел через их множество в ранние годы, потом его тщательно тренировали в вооруженных силах, к тому же, благодаря его дневной работе, он находился в отличной форме. Но всегда важно…

Он замер, когда вспышка золота мелькнула на земле перед ним.

Сев на корточки, он поднял золотое колечко – хотя нет, это было кольцо для пирсинга, подобными те готы прокалывали свои тела. Он отскреб грязь и пробежался взглядом по машинам. Уронить мог кто угодно, и оно было не особо дорогим.

– Почему ты ушел без меня?

Джим застыл.

Черт, голос был также сексуален, как и все остальное.

Выпрямившись в полный рост, он повернулся кругом и взглянул поверх автомобильных багажников. Голубое Платье стояла примерно в десяти ярдах, прямо под охранным освещением – что заставило его задуматься, почему она всегда выбирала освещенные места?

– Здесь холодно, – произнес Джим. – Тебе лучше вернуться в клуб.

– Мне не холодно.

Разумеется. Точнее будет сказать, адски горячо.

– Ну… я пойду.

– Один? – Она подошла ближе, её каблуки оставляли следы на мягком асфальте.

Чем ближе она подходила, тем привлекательней становилась. Черт, её губы были созданы для секса, темно-красные и приоткрытые, а эти волосы…. Он мог лишь представлять, как они рассыпятся по его обнаженной груди и бедрам.

Джим затолкал руки в карманы джинсов. Он был намного выше девушки, но её походка, как неожиданный удар под дых, обездвижила его грязными мыслями, пылкими замыслами; уставившись на её совершенную бледную кожу, он гадал, была ли она такой же мягкой на ощупь, как казалась. И что скрывалось под этим платьем. Каково будет ощущать её под своим обнаженным телом.

Когда она остановилась прямо перед ним, он был вынужден сделать глубокий вдох.

– Где твоя машина? – Спросила она.

– Грузовик.

– Где он?

В этот момент холодный ветерок донесся с переулка, и она поежилась, поднимая стройные красивые руки, чтобы обнять себя. Её темные глаза, столь обольстительные в клубе, внезапно стали молящими… от неё было невозможно отвернуться.

Он собирался это сделать? Он собирался окунуться в эту женщину, как в омут, пусть даже на короткое время. Собирался?

Налетел ещё один порыв ветра, и она притопнула одной шпилькой, потом - другой. Джим снял кожаную куртку и сократил расстояние между ними. Не разрывая взгляда, он окутал её тем, что согревало его.

– Машина там.

Она потянулась и взяла его руку. Он повел её за собой.

Форд Ф-150 не слишком подходил для занятий сексом, но в нем было достаточно места, и, что более важно, он мог предложить ей лишь этот пикап. Джим помог ей забраться внутрь, затем обошел машину и сел за руль. Двигатель завелся быстро, и он выключил кондиционер, прекращая поток холодного воздуха, пока двигатель не прогреется.

Она пододвинулась на сиденье к нему, её грудь приподнялась под туго облегающим платьем, когда она приблизилась.

– Ты очень добрый.

Он себя таким не считал. Особенно не сейчас, с тем, что было у него на уме.

– Не мог позволить леди мерзнуть.

Джим окинул её взглядом. Она свернулась в его потрепанной кожаной куртке, склонив лицо, её волосы рассыпались по плечам, спадая в ложбинку между грудей. Она могла производить впечатление соблазнительницы, но правда в том, что она была хорошей девушкой, которая просто запуталась.

– Хочешь поговорить? – Спросил он, потому что она заслуживала лучшего, чем он хотел от неё.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я хочу заняться… кое-чем.

Хорошо, Джим точно не был добрым. Он был мужчиной с женщиной на расстоянии вытянутый руки, и даже не смотря на излучаемую ею беспомощность, изображать с ней терапевта – не такой «горизонтали» он жаждал.

Когда она подняла глаза, они были по-сиротски грустными.

– Пожалуйста… поцелуй меня?

Джим сдержал себя, выражение её лица включило его тормоза, даже более того.

– Ты уверена в этом?

Она отбросила волосы за плечо и заправила за ухо. Когда она кивнула, бриллиант размером с монету сверкнул в её ухе.

– Да… очень. Поцелуй меня.

Пока она смотрела на него, не отводя глаза, Джим наклонился вперед, чувствуя себя пойманным в ловушку и ничуть не возражая этому.

– Я не буду торопиться.

О… Боже…

Как он и представлял, её губы были совершенно мягкими, и он осторожно коснулся их своими, боясь давить на неё. Она была сладкой, теплой и позволила ему задать осторожный темп, впуская его язык, потом она отодвинулась назад, чтобы его ладонь могла спуститься с лица на ключицу и… полную грудь.

Что изменило темп происходящего.

Она резко выпрямилась, стягивая его куртку.

– Молния на спине.

Загрубевшие от работы руки быстро её нашли, и он боялся испортить голубое платье, расстегивая замок. А потом он вообще перестал думать. Когда она сняла верх своего платья, обнажая бюстгальтер из кружева и атласа, который, вероятно, стоил как его грузовик.

Через тончайший материал проглядывались напряженные соски, и в тени, отбрасываемой тусклым светом приборной панели, они казались великолепными, как пир для голодающего.

– Моя грудь – настоящая, – сказала она тихо. – Он хотел, чтобы я вставила имплантаты, но я… я не хочу этого.

Джим нахмурился, подумав, что какой бы козёл это не предложил, он сам нуждался в операции на глаза, причем монтировкой.

– Не делай этого. Ты прекрасна.

– Правда? – Её голос дрогнул.

– Конечно.

Её робкая улыбка много значила для него, пронзая его грудь, уходя глубоко внутрь. Он знал все о темной стороне жизни, прошел через множество вещей, из-за которых день мог показаться вечностью, и он не пожелал бы ей ничего из этого. Хотя, казалось, у неё было достаточно собственных проблем.

Джим протянул руку и включил обогреватель, чтобы согреть её.

Когда он отодвинулся, она сдвинула в сторону одну из чашек бюстгальтера и взяла себя в ладонь, предлагая ему сосок.

– Ты восхитительна, – прошептал он.

Джим наклонился и обхватил её плоть губами, нежно посасывая. Когда она застонала и зарылась руками в его волосы, притягивая его рот к груди, Джима пронзила неукротимая похоть, такая, что превращает мужчин в животных.

Но вспомнив, как она смотрела на него, он решил, что не займется с ней сексом. Он позаботится о ней здесь, в кабине грузовика с запотевшими стеклами и работающим обогревателем. Он покажет ей, насколько она красива, насколько идеально было её тело на вид, ощущения и… вкус. Но он не возьмет ничего для себя.

Черт, наверное, он не так уж плох.

Уверен в этом? Вмешался внутренний голос. Ты действительно в этом уверен? Нет, он не был. Но Джим уложил её на сиденье, подложив под голову крутку в качестве подушки, и поклялся сделать все, как следует.

Боже… она была потрясающе красива, словно потерянная заморская пташка, нашедшая курятник в качестве приюта. С какой, блин, стати, она его хочет?

– Поцелуй меня, – выдохнула она.

Прямо перед тем, как переместить вес на свои сильные руки и склониться над ней, ему попались на глаза часы на приборной панели: 11:59. В эту минуту он родился сорок лет назад. Какое вышло день рождение.

Глава 3

Вин ДиПьетро сидел на обитом шелковой тканью диване в гостиной, декорированной в золотых, красных и кремовых тонах. Черныемраморные полы были укрыты антикварными коврами, книжные полки забиты первыми изданиями книг, и повсюду мерцали скульптуры из хрусталя, бронзы и черного дерева. Но больше всего впечатлял вид на город.

Благодаря стеклянной стене, растянувшейся по всей длине комнаты, Колдвеллские мосты-близнецы и небоскребы являлись такой же частью интерьера, как шторы, ковровые покрытия и предметы искусства. Открывался вид на город во всем своем великолепии - обширный, мерцающий пейзаж, который всегда был разным, несмотря на то, что здания оставались неизменными.

Апартаменты Вина в Коммодоре занимали двадцать восьмой и двадцать девятый этажи элитной высотки, общей площадью в десять тысяч квадратных метров. У него было шесть спален, помещение для горничной, тренажерный зал и кинотеатр. Восемь ванных комнат. Четыре парковочных места в подземном гараже. И все помещения были именно такими, какими хотел он: каждый квадрат мрамора, кусок гранита, метр ткани или доска твердой древесины – все это было отобрано из лучшего собственноручно.

Он был готов к переезду.

Учитывая, как продвигаются дела, он планировал передать ключи новому владельцу в следующие четыре месяца. Может через три, в зависимости от того, как быстро бригады будут работать на стройплощадке.

Эти апартаменты были приличными, но то, что Вин строил на берегах Гудзона, делало их похожими на субсидированное жилье. Пришлось скупить полдюжины ветхих охотничьих домиков и дач, чтобы получить нужную площадь в акрах и береговую линию, но в итоге все встало на места. Он снес хибары, очистил землю и вырыл котлован размером с футбольное поле. Бригада уже монтировала каркас дома и работала над крышей, потом его команда электриков установит в доме центральную нервную систему, а его водопроводчики проведут артерии. Напоследок останется мелочь типа счетчиков и плитки, санузел и освещение, а также интерьер.

Все налаживалось, как по волшебству. И не только в отношении места его проживания.

Перед ним на стеклянной поверхности стола лежала бархатная коробочка из Рейнхарда.

Когда напольные часы пробили полночь, Вин откинулся на диванных подушках и скрестил ноги. Он – не романтик, никогда им не был, как и Девина – это одна из причин, почему им было так хорошо вместе. Она оставляла ему пространство, постоянно чем-то занималась, и была готова запрыгнуть в самолет, когда ему было нужно. И она не хотела детей, что являлось, несомненно, жирным плюсом.

Он не мог ввязаться в это. Грехи отцов и все такое.

Он и Девина не слишком долго знали друг друга, но их все устраивало. Это как с покупкой земли для проекта. Ты просто знаешь, рассматривая участок, что нужно строить именно здесь.

Разглядывая город с высоты птичьего полета, он вспомнил дом, в котором прошло его детство. Тогда он жил в паршивом двухэтажном домишке, и потратил много ночей, пытаясь выбраться оттуда. Во время шумных пьяных ссор его отца и матери, он хотел лишь вырваться на волю. Из-под контроля родителей. Из этого жалкого низшего-среднего класса. Избавиться от себя, стать независимым. И только подумайте, именно так и случилось.

Он предпочитал такую жизнь и такой пейзаж. Он пожертвовал многим, чтобы подняться сюда, хотя удача всегда ему сопутствовала – как магия.

Но с другой стороны, чем усердней работал, тем удачливей становился. Он собирался здесь остаться, и к черту всех и вся.

Когда Вин снова посмотрел на часы, прошло сорок пять минут. Потом ещё полчаса.

Как только он потянулся вперед и взял бархатную коробочку, послышался щелчок передней двери, и он обернулся. Их коридора донесся стук шпилек по мраморному полу, приближающихся к нему. Точнее, проходящих мимо него.

Девина прошла мимо гостиной, снимая на ходу белую норку, открывая голубое платье от Эрве Лежера, которое она прикупила за его счет. К слову о сногсшибательном: роскошные формы её тела демонстрировали платье, а не наоборот; длинные ноги имели контуры изящней Лабутенов на ней, а темные волосы блестели ярче хрустальной люстры над её головой.

Ослепительна. Как всегда.

– Где ты была? – поинтересовался он.

Она замерла и оглянулась в его сторону.

– Я не знала, что ты дома.

– Я ждал тебя.

– Тебе следовало позвонить. – У неё были выразительные глаза миндалевидной формы и даже темнее, чем её волосы. – Если бы ты позвонил, я бы сразу пришла.

– Хотел сделать сюрприз.

– Ты… не делаешь сюрпризов.

Вин встал на ноги, спрятав коробочку в ладони.

– Как прошел вечер?

– Хорошо.

– Куда ты ходила?

Она обернула мех вокруг руки.

– Просто в клуб.

Он подошел к ней и раскрыл рот, стиснув в руке то, что купил для неё. Будь моей женой.

Девина нахмурилась.

– Ты в порядке?

Будь моей женой, Девина. Будь моей женой.

Он нахмурился, посмотрев на её губы. Они были полнее, чем обычно. Краснее. Но в этот раз на них не было помады.

Заключение резко ударило ему в голову, вызывая четкие воспоминания об его отце и матери. Оба пьяные в стельку, они кричали и бросались вещами друг в друга. Тема всегда была одной и той же, и он мог отчетливо слышать отцовский голос, полный ярости: «С кем ты была? Какого черта ты делала, женщина?»

Следующим пунктом на повестке дня была летящая в стену пепельница. Благодаря постоянной практике, мать неплохо натренировала руки, но водка сбивала её с цели, так что она попадала отцу в голову один раз из десяти.

Вин спрятал коробочку с кольцом в кармане пиджака.

– Хорошо провела время?

Девина сузила глаза, с трудом пытаясь определить его настроение.

– Я просто ненадолго вышла.

Он кивнул, гадая, были ли взъерошенные волосы укладкой, или же постарались мужские руки.

– Хорошо. Я рад. Я поработаю немного.

– Хорошо.

Вин отвернулся, и, покинув гостиную, через библиотеку прошел в свой кабинет, не отрывая взгляда от стеклянной стены и вида за ней.

Его отец верил в две вещи о женщинах: нельзя никогда им доверять, и они поставят тебя под каблук при первой же возможности. И как бы Вин не хотел унаследовать ничего от этого сукина сына, он не мог избавиться от воспоминаний о нем.

Парень был твердо убежден, что жена изменяет ему, во что верилось с трудом. Мамаша Вина красила волосы дважды в год, щеголяла с кругами под глазами цвета грозовых туч, а её гардероб ограничивался халатом, который стирался с той же частотой, что и красились волосы. Женщина никогда не выходила из дома, дымила как паровоз, а от её алкогольного дыхания с машин слезала краска.

И все же его отец почему-то думал, что мужчин это привлекает. Будто ей, которая и пальцем лишний раз не шевельнет, если только не нужно прикурить сигарету, хватало мозгов регулярно покидать дом в поисках мужиков, чей вкус к бабам сводился к пепельницам и пустым бутылкам.

Они оба били его. Ну, пока он не стал достаточно взрослым и более проворным. И возможно, единственным добрым поступком по отношению к нему, было то, что они убили друг друга, когда ему было семнадцать. Какая жалость, не правда ли?

Вин зашел в кабинет, сел за мраморный стол и окинул взглядом свой офис. У него было два компьютера, телефон на шесть линий, пара бронзовых ламп. Кресло из кроваво-красной кожи. Ковер цвета клена с узором «птичий глаз». Шторы черного, красного и кремового цветов.

Положив кольцо между одной из ламп и системным телефоном, он отвернулся прочь от своих дел, вернувшись к созерцанию города.

Будь моей женой, Девина.

– Я переоделась в кое-что более удобное, – Вин взглянул через плечо, получая полный обзор своей женщины, которая сейчас завернулась в прозрачно-черную сорочку.

Он развернулся в кресле.

– Заметно.

Когда она направилась к нему, её грудь покачивалась под тонкой тканью, и он почувствовал, как возбуждается. Ему всегда нравилась её грудь. Когда она заявила, что хочет вставить имплантаты, он быстро забраковал эту идею. Она была идеальна.

– Мне правда жаль, что меня не было здесь, когда ты хотел меня, – сказала она, снимая прозрачную накидку, опустившись перед ним на колени. – На самом деле жаль.

Вин поднял руку и пробежал большим пальцем по её чувственной нижней губе.

– Что случилось с твоей помадой?

– Я умыла лицо в ванной.

– Тогда почему осталась подводка?

– Я нанесла её заново, – её голос был льстивым. – У меня был с собой телефон. И ты сказал, что запланирована поздняя встреча.

– Да, сказал.

а положила руки на его бедра и наклонилась ближе, её грудь выпала из лифа её платья. Господи, она превосходно пахла.

– Прости, – простонала она, целуя его шею, вцепившись ногтями в его бедра. – Позволь мне загладить вину.

Девина коснулась губами кожи и лизнула.

Голова Вина откинулась назад, и он наблюдал за ней из-под опущенных век. Она была ходячей фантазией любого мужчина. И принадлежала ему.

Так почему же он не мог выплюнуть эти гребаные слова?

– Вин… пожалуйста, не злись на меня, – прошептала она.

– Я не злюсь.

– Ты хмуришься.

– Разве? – а когда он, собственно, вообще улыбался? – Ну, давай посмотрим, чем ты можешь поднять мне настроение.

Девины наклонила голову, словно она ждала именно такого приглашения. Она проворно развязала его галстук, расстегнула воротник и пуговицы на рубашке. Процеловывая дорожку к его паху, она расстегнула ремень, вытащила низ рубашки, царапая ногтями и зубами его кожу.

Она знала, что он предпочитал «пожестче», и ничего не имела против.

Когда она высвободила его эрекцию, Вин отбросил волосы с её лица, прекрасно зная, что, вероятно, не он один наслаждался её действиями: обе настольных лампы были включены, и значит любой, кто задержался в своем офисе в небоскребах напротив и имел при себе бинокль, получит первоклассное шоу.

Вин не остановил её, как и не выключил свет.

Девина любила публику.

Её губы обхватили головку, и Вин застонал, но тут же стиснул зубы, когда она заглотила его по самое горло. Она была очень хороша в этом, быстро подобрала ритм, который накрыл его с головой, и в процессе смотрела на него. Она знала, что он любил грязно, потому в последнюю секунду отстранилась, чтобы он кончил на её идеальную грудь.

Низко рассмеявшись, она взглянула на него из-под бровей, вся такая испорченная и ещё не насытившаяся девочка. Такой была Девина: изменчивая в зависимости от ситуации, хорошая девочка в один момент и шлюха в следующий. Её настроение, как маски, менялось по собственному желанию.

– Ты все ещё голоден, Вин. – Её изящная рука прошлась от прозрачного бюстье к трусикам-танго и замерла там, когда она растянулась на спине. – Не так ли?

При свете её глаза были не просто темно-карими, а интенсивно-черными, полными понимания. Она была права. Он хотел её. С того момента, как встретил на открытии галереи и привез домой вместе с Шагалом.

Вин соскользнул с кресла и встал между её ног, широко раздвигая их. Она была готова, и он взял её прямо на ковре рядом со столом. Секс оказался быстрым и жестким, но она словно с ума сошла, что подстегивало и его.

Он кончил в неё, и она простонала его имя, будто получила от него желанное.

Уткнувшись головой в красивый шелковый ковер, он тяжело дышал, и ему не нравились эти ощущения. Когда страсть ушла, он чувствовал себя не просто истощенным - он был опустошен.

Порой, чем больше он наполнял её, тем более пустым становился.

– Вин, я хочу больше, – сказала она низким, горловым голосом.

***

В раздевалке Железной Маски, Мария-Тереза ступила под горячую струю душа и открыла рот, позволяя воде омыть себя не только снаружи, но и изнутри. На подставке из нержавеющей стали лежал золотой кусок мыла, и она потянулась за ним, даже не оглядываясь. Надпись «Дайал» на нем почти смылась, и значит, мыло хватит дня на три, не больше.

Она оттирала каждый дюйм своего тела, и слезы смешивались с мыльной водой, направляясь прямиком в водосток у её ног. В какой-то степени, это была самая трудная часть ночи, наедине с паром и дрянным мылом… Даже хуже чем исповедальня грусти.

Боже, от одного запаха «Дайал» на глаза набегали слезы - безусловное доказательство того, что Павлов разбирался не только в собаках.

Закончив, она вышла из душа и схватила грубое белое полотенце. На холоде её кожа съежилась, словно панцирь, и она хотела продлить подобное натяжение, охватывая свои эмоции, желая снова взять их под контроль.

Снаружи кабинки она снова переоделась в джинсы, водолазку и ветровку, запихнув рабочую форму в сумку. Волосы пришлось сушить десять минут, прежде чем она приготовилась выйти в холодную ночь, а от сверхурочной работы в клубе она молила о наступлении лета.

– Ты уже собралась?

Через закрытую дверь раздевалки донесся голос Трэза, и она улыбнулась. Каждую ночь одни и те же слова, и всегда, когда она выключала фен.

– Две минутки, – отозвалась она.

– Без проблем. – Трэз имел это в виду. Он взял за правило провожать её до машины, независимо от того, как долго она собиралась.

Отложив фен в сторону, Мария-Тереза откинула назад волосы и скрутила в пучок густые волны…

Она наклонилась ближе к зеркалу. Во время своей смены она умудрилась потерять сережку, одному Богу известно где.

– Вот блин.

Накинув сумку на плечо, она вышла из раздевалки. Трэз стоял в коридоре, набирая что-то на своем Блэкберри.

Он убрал телефон в карман и окинул её взглядом.

– Ты в порядке?

Нет.

– Да. Выдалась неплохая ночка.

Трэз кивнул и двинулся с ней к черному входу. Когда они вышли наружу, она молилась, чтобы он не завел лекцию в своем стиле. По мнению Трэза о проституции, женщина могла выбирать, заниматься ли ей этим, а мужчины – платить ли им, но этот бизнес требовал профессионального подхода… черт, он даже увольнял девочек, не использующих презервативы. Он также был убежден, что если появляется хоть один намек, что женщине не по душе её выбор, ей следует предоставить возможность пересмотреть его и выйти из бизнеса.

Ту же философию проповедовал Преподобный в ЗироСам, и парадоксальность ситуации была в том, что именно поэтому большинство девочек не желали оставлять дело.

Когда они достигли её Камри, Трэз остановил её, положив руку на плечо.

– Ты знаешь, что я хочу тебе сказать, верно?

Она слегка улыбнулась.

– Твоя речь.

– Это не простое разглагольствование. Я имею в виду каждое слово.

– О, я знаю, – сказала она, доставая ключи. – Ты очень добр, но я именно там, где должна находиться.

На мгновение ей показалось, что его глаза сверкнули хризолитовым светом… но, скорее всего, это проделки охранного освещения, которое заливало светом всю заднюю часть здания.

И когда он просто уставился на неё, будто подбирал слова, она покачала головой.

– Трэз… Пожалуйста, не надо.

Сильно нахмурившись, он тихо выругался, затем вытянул руки.

– Иди сюда, девочка.

Наклонившись вперед, она оказалась укрытой его силой. Интересно, каково это, иметь такого мужчину, хорошего, не идеального, но достойного, который ведет себя правильно и заботится о других?

– Твоё сердце больше не лежит к этому, – прошептал Трэз ей на ухо. – Тебе пора уйти.

– Я в порядке…

– Лжешь, – когда он отстранился, его голос был таким уверенным и твердым, и ей показалось, что он смотрит прямо ей в душу. – Позволь дать тебе деньги, в которых ты нуждаешься. Ты вернешь мне их потом. Без процентов. Ты не создана для этого. Кто-то – да. Ты – нет. Твоя душа здесь чахнет.

Он был прав. Он был очень, очень прав. Но она не станет больше полагаться на посторонних, даже на кого-то столь благородного, как Трэз.

– Я скоро выйду, – сказала она, похлопывая по его широкой груди. – Ещё немного и я завяжу. Я брошу.

Выражение Трэза стало напряженным, его подбородок – жестким… очевидно, он будет уважать её решение, пусть и не согласен с ним.

– Запомни, мое предложение насчет денег в силе, хорошо?

– Запомню. – Она поднялась на цыпочках и поцеловала его темную щеку. – Обещаю.

Трэз усадил её в автомобиль, она выехала со своего места и начала удаляться, взглянув напоследок в зеркало заднего вида. Освещаемый фонарями заднего хода, он наблюдал за ней, скрестив руки на мощной груди…. и вдруг исчез, будто растворился в воздухе.

Мария-Тереза ударила по тормозам и потерла глаза, думая, что сошла с ума… но потом позади появилась машина, её фары сверкнули в зеркале заднего вида, ослепляя её. Встряхнувшись, она нажала на газ и выехала со стоянки. Тот, кто сел ей на хвост, свернул на следующей улице, и её дорога домой заняла пятнадцать минут.

Дом, который она снимала, был крошечным, просто маленький Кэйп Код⁶ в хорошем состоянии, но она выбрала его среди всех остальных, просмотренных ею в Колдвелле, по двум причинам: он находился на школьной территории, и значит, вокруг было полно соседских глаз, и потому, что владелец разрешил укрыть все окна ставнями.

Мария-Тереза припарковалась в гараже, подождала, пока опустится дверь, и только потом зашла в темный холл. По кухне, вечно пахнущей яблоками, которые она хранила в чаше, она на цыпочках пробиралась в сторону света, льющегося из гостиной. По пути она запихнула сумку во встроенный шкаф.

Она опустошила её и упаковала заново, когда никого не было рядом. Войдя в освещенную комнату, она прошептала:

– Это всего лишь я.

Глава 4

Он переспал с ней.

Следующим утром Джим проснулся с этой отстойной мыслью, и, пытаясь от нее избавиться, он повернулся на бок. Что сделало его «с добрым утром!» только хуже. Рассветные лучи пробивались сквозь штору на окне рядом с ним, и когда яркий свет задолбил по мозгам, он пожалел, что не зашпаклевал гребаное стекло «Шитроком».

Черт, он не мог поверить, что переспал с шикарной, но такой ранимой женщиной в своем грузовике, словно она была какой-то шлюхой. В то, что он вернулся сюда и наклюкался до состояния не стояния, верилось куда больше. И что он получил в итоге? Он паршиво чувствовал себя из-за того, что сделал, а с диким похмельем ему придется весь день забивать гвозди.

Отличный. План.

Скинув с себя покрывало, Джим взглянул на джинсы и фланелевую рубашку, которые надевал в клуб. Он вырубился прежде, чем смог раздеться, поэтому сейчас тряпки помялись в хлам. Ливайсы он наденет на работу, а вот рубашку, с другой стороны, нужно уберечь от двенадцатичасовой стройки. Она была его единственной «хорошей», что означало отсутствие пятен от краски, дыр, потертых манжеток и наличие всех пуговиц. Ну, это пока.

Джим разделся и зашвырнул рубашку на пизанскую башню из грязного белья у кровати.

Пробираясь к душевой кабинке, он напомнил себе, в чем преимущество не иметь много мебели. За исключением двух стопок одежды – чистой и той, что нужно постирать, – у него был лишь плетеный диван, доставшийся вместе с каморкой, стол и два стула. Вся мебель, к счастью, не препятствовала его пути к ванной.

Он быстро побрился и наспех принял душ; потом натянул боксеры, ливайсы и принял четыре таблетки аспирина. Следом надел нижнюю рубашку, носки и ботинки. На пути к выходу он подхватил ремень с инструментами и рабочую куртку.

Арендованная им квартира располагалась на последнем этаже служебного здания, напоминающего гараж, и он остановился на вершине лестницы, зажмурившись с такой силой, что пришлось обнажить зубы. Черт подери… от света, режущего глаза, казалось, что Солнце решило изменить земное притяжение и даже придвинулось чуть ближе, дабы скрепить сделку.

Он спустился по скрипящим деревянным ступеням. Двинулся по дорожке из гравия к грузовику. И всю дорогу испытывал такое ощущение, будто в ботинке торчит гвоздь.

Открыв дверь, он уловил запах парфюма и выругался. Картины произошедшего вернулись к нему, четкие до невозможности, и каждая из них подстегивала головную боль.

Продолжая ругаться и щуриться, он срулил с узкой дорожки и проехал мимо фермерского дома, принадлежащему его престарелому арендодателю, мистеру Перлмуттеру. Все время, пока Джим был арендатором, этот здоровый дом пустовал, окна были заколочены досками изнутри, а на крыльце никто не выставлял плетеное кресло.

В этом месте ему больше всего нравилось это вечное «никого нет дома» и уведомление о съезде через тридцать дней.

По пути на работу, он заскочил на заправку и купил большой кофе, сэндвич с индейкой и колу. В забегаловке пахло старой обувью и смягчителем ткани, и была велика вероятность того, что сэндвич приготовили на прошлой неделе в Турции, но он питался этой дрянью уже месяц, и все еще стоял на ногах, и значит, вреда она не приносит.

Через пятнадцать минут он гнал по Шоссе 151Н с солнечными очками на глазах, попивая свой кофе и чувствуя себя чуть более человеком. Стройка находилась на западном берегу Гудзона, и, свернув в ее сторону, он прикончил кофе и крепко ухватился за руль. Узкая дорога вдоль полуострова, благодаря сверхмощному оборудованию, которое прогоняли по незакатанной поверхности, была испещрена выбоинами, на что брюзжали и стенали амортизаторы грузовика.

Рано или поздно здесь появится ухоженная лужайка, но в данный момент укатанный грунт напоминал кожу пятнадцатилетнего юнца. Посреди по-зимнему бурой травы торчали пни – прыщи на лице земли, созданные командой парней с бензопилами. Но это еще не самое худшее. Было снесено четыре домика, от зданий, построенных века назад, остался лишь фундамент и лысая поверхность.

Но так и должно было быть. Таков приказ главного подрядчика. По совместительству - своего же клиента.

Так же забавно, как и похмелье в радостное, морозное утро.

Грузовик Джима влился в ряд пикапов, который пополнялся с приездом других рабочих. Он оставил сэндвич и колу охлаждаться на полу грузовика, и двинулся по колеям из грязи к строящемуся дому. Каркас воздвигли из деревянных брусьев два на четыре дюйма, и сейчас приступили к обшивке, прибивая листы ДСП к основному скелету сооружения.

Хреновина была громадна, настолько огромна, что на ее фоне МакОсобняки  в городе выглядели кукольными домиками.

– Джим.

– Чак.

Его прораб Чак был парнем с широкими плечами, ростом в шесть футов⁵, с пивным животом и вечным бычком в зубах… вот и весь разговор с ним. Дело в том, что Джиму было ясно, над какой частью дома он работает и что ему нужно делать, и это понимали оба мужчины. С командой в двадцать плотников, степень подготовки, обязательности и рассудительности варьировалась, и Чак знал, что должен выполнять каждый. Если вы обладали хоть каплей мозгов и могли хорошенько работать молотком, он оставлял вас в покое, потому что хрен знает, у него и без того хватало тупиц.

Джим собрался с силами и направился за инструментами. Ящики с гвоздями хранились в запирающемся шкафу на бетонной плите, которая в будущем превратиться в гараж на шесть машин. Рядом с ящиками были выстроены в ряд работающие на бензине электрические генераторы, которые вовсю гудели. Поморщившись от шума, он перешагнул через свору удлинительных шнуров, пробегающим к оТрэзным станкам и пневматическим молоткам, и наполнил карман на левой стороне своего пояса для инструментов.

Он с облегчением отправился в южную часть дома, которая, согласно поэтажному плану, располагалась практически в другом штате. Приступив к работе, он начал поднимать секции ДСП два на четыре фута и прижимать их к каркасу. Он использовал обычный молоток вместо пневматического, потому что был старой закалки, и потому что даже с ручными инструментами он оставался одним из самых быстрых плотников на стройке.

Он поднял голову на шум двух заехавших на грязную дорогу харлеев.

Эдди и Эдриан одновременно остановили мотоциклы и синхронно с них слезли, в одном ритме снимая кожаные куртки и черные солнечные очки. Приблизившись к зданию, они направились в его сторону, и Джим застонал в голос: Эдриан смотрел на него с «что, черт возьми, произошло с той цыпочкой» выражением на своем проколотом лице.

И значит, парень заметил, что Голубое Платье исчезло одновременно с ним.

– Черт, – пробормотал он.

– Что?

Джим покачал головой парню рядом с ним и вернулся к своей работе. Располагая лист на каркасе, он прижимал его бедром, снимал молоток с пояса, доставал гвоздь и ударял по нему. Снова. Снова. И снова…

– Повеселился вчера ночью? – приблизившись, спросил Эдриан.

Джим проигнорировал вопрос, продолжая удары.

– О, да ладно тебе, мне не нужны подробности… но ты мог бы поделиться парочкой. – Эдриан взглянул на своего соседа по комнате. – Ну же, поддержи меня.

Эдди просто подошел ближе и толкнул Джима плечом – это было его своеобразное «доброе утро». Без приглашения, он взял на себя ДСП, что позволило Джиму работать молотком в два раза быстрее. Из них вышла превосходная команда, хотя Эдриан сбивал с ритма. Он был менее трудолюбив, предпочитая маяться дурью и точить лясы. Удивительно, что его не выгнали за четыре недели работы на площадке.

Эд прислонился к дверному косяку и закатил глаза.

– Ты расскажешь, получил ли подарок ко дню рождения, или нет?

– Неа. – Джим приставил гвоздь и долбанул по его шляпке. Два удара - и шляпка встала в один уровень с доской, затем он достал еще один, представляя лицо Эдриана в качестве мишени.

– Вот обломщик.

О да, ему неплохо «обломилось» прошлой ночью… не то, чтобы это касалось дружелюбного балабола с заскоком на металле.

Работа вошла в привычный ритм, и другие парни держались в стороне от Джима и Эдди, пока те трудились над участком, на котором остановились день назад, заделывая стены от уже начинающихся весенних дождей. Дом должен занять пятнадцать тысяч квадратных футов, и будет трудновато за неделю обшить такую махину. Тем не менее, Джим и Эдди вкалывали как черти, а кровельщики уже наполовину прошли стропила. К концу недели им не нужно будет бояться холодной мороси или ледяного ветра, и спасибо за это Господу. Вчера выдался отстойнейше мокрый день, и местами оставались лужи, забрызгавшие его джинсы.

Обеденный перерыв пришел незаметно, так всегда происходило, когда он работал с Эдди, и пока остальные парни нежились на солнышке на другом конце дома, Джим вернулся в грузовик и поел в одиночестве.

Сэндвич был очень холодным, что прибавляло ему вкуса, а кола – потрясающей.

В одиночестве работая челюстями, он окинул взглядом пассажирское сиденье… и вспомнил, как темные волосы разметались на обивочной ткани, как выгибалась освещенная приборной панелью женщина, вспомнил ощущение ее тела под собой.

Он, конкретный мудила, воспользовался ею в таком состоянии, но с другой стороны, когда все закончилось, она улыбнулась ему, будто получила желаемое. Но это не могло быть правдой. Секс между незнакомцами – просто временное спасение от одиночества. Когда глубокое дыхание пошло на убыль, она поцеловала его, задержавшись на губах; потом натянула верх платья на грудь, и низ – на бедра, и оставила его.

Выругавшись, Джим распахнул водительскую дверь, решив перекусить на багажнике. Снаружи, на солнце, было теплее, и самое главное – пахло свежими сосновыми досками, а не духами. Он поднял лицо к небу и попытался прочистить мозги, полностью потеряв интерес к сэндвичу: положив его на упаковку, он сосредоточился на коле.

Собака появилась минуту спустя, высунувшись из-за кипы срубленных деревьев, которые вот-вот должны были выбросить. Животное было размером с маленького терьера, его шкура - цвета стальной ваты в крапинку. Одно ухо свободно свисало, а на морде, похоже, протянулся шрам.

Джим опустил колу, когда их взгляды встретились.

Гребаное животное было напугано, оно использовало серые пни в качестве укрытия, потому что те были далеко, очень далеко от Джима, но оно также умирало с голоду: судя по тому, как этот маленький черный нос вдыхал ветерок, очевидно, его выманил запах индейки.

Собака осторожно шагнула вперед. Потом еще раз. И еще.

Она хромала.

Джим медленно потянулся в сторону, обхватывая рукой сэндвич. Оторвав обертку, он оттеснил несвежие листья салата и помидоры в сторону, выуживая ломтик индейки.

Наклонившись вниз, он протянул мясо.

– Запах – не фонтан, но он не убьет тебя. Обещаю. – Пес заходил кругами, приближаясь на хромой передней лапе, холодный ветер раздувал похожую на проволоку шерсть, обнажая выступающие ребра. Животное вытянуло голову настолько, насколько позволяла шея, задние лапы дрожали, и казалось, что он был готов удрать в любой момент. Голод, однако, тянул его туда, где находиться он не имел никакого желания.

Джим не двигался, позволяя животному подойти еще ближе.

– Давай, сынок, – резко сказал Джим. – Ты в этом нуждаешься.

В непосредственной близи, Пес выглядел истощенным, он молниеносно ухватился за индейку, мгновенно сиганув назад. Джим достал еще один ломтик, и в этот раз животное подошло намного быстрее, и удирало с меньшей прытью. Третий кусочек уплели медлительно смакуя, будто внутренняя природа Пса не привыкла к подобному обращению.

Джим скормил псу и булочку. – Ну, вот и все.

Пес уселся рядом с Джимом, свернувшись и склонив голову набок. С морды смотрели умные глаза. Умные, старые, уставшие глаза. – Я не собачник.

Очевидно, Пес не понимал по-английски. Удивительно грациозным прыжком, животное запрыгнуло на колени Джима.

Что за… Джим убрал руки с пути и посмотрел вниз.

– Господи, ты мало весишь.

Ага. Возможно, он не ел днями.

Джим осторожно положил руку на спину животного. Боже, он прикасался к сплошным костям.

Раздавшийся свист означал, что обед закончен, и Джим, напоследок погладив Пса, поставил его обратно на землю.

– Прости… как уже сказал, не собачник я.

Он схватил пояс с инструментами из кабины и начал натягивать его на ходу. Не стоило оглядываться назад.

Черт, Пес сидел под его грузовиком, позади заднего колеса, наблюдая за Джимом этим древним взглядом.

– Я не завожу животных, – крикнул Джим.

Рев приближающейся машины прокатился по стройке, и когда мужчины, выстроившиеся у кромки дома, подняли головы, на их лицах появилось коллективное «охренеть», а значит, Джиму не обязательно снова оглядываться через плечо, чтобы узнать, кто там приехал.

Снова показался главный подрядчик/заказчик/заноза в заднице.

Сукин сын приезжал каждый день в разное время, будто не желал устанавливать расписание, в которое команда будет работать более прилежно. И не нужно быть гением, чтобы понять, кого он выискивал: расхлябанных работников, небрежно-выполненную работу, ошибки, воровство. От этого чувствуешь себя нечестным и ленивым, даже если ты не являлся таковым, что для большинства парней было оскорблением, которое они спускали лишь потому, что платили точно в срок, по пятницам.

Джим ускорил шаг, когда «БМВ» М6 проехала рядом с ним. Он не взглянул ни на машину, ни на водителя; он всегда оставался в стороне от парня, но не потому, что ему было за что извиняться. Но потому, что был самой настоящей мелкой сошкой: когда главный подрядчик инспектировал бригады, порядок подчиненности в организации указывал, что придурок был проблемой прораба Чака, а не Джима.

И слава Богу.

Джим взобрался на половой настил и направился прямиком к своему участку работы. За ним следовали Эдди, всегда готовый взяться за дело, и Эдриан.

– Матерь… Божья.

– Ооооу… ваааау…

– Мадре де диос!

Раздающиеся среди рабочих комментарии заставили Джима обернуться.

О, черт… говоря о «нихрена себе»: Сногсшибательно красивая брюнетка вышла из машины с грацией раскачивающегося на ветру флага.

Джим с силой зажмурил глаза. И увидел ее в кабине своего грузовика, растянувшуюся, предлагающую ему свою прекрасную грудь.

– Вау, горячая штучка, – выдохнул один из работников.

Черт, случаются моменты, когда испариться – чертовски прекрасная идея. Не потому что ты был гребаным придурком, а потому что не нуждался в проблемах. Ситуация была из этой оперы. И даже более.

– О, мать его, Джим… – Эдриан запустил руку в свои густые волосы. – Это же…

Ага, он без него знает.

– Не имеет ничего общего со мной. Эдди… ты закончил с той доской?

Только Джим собрался отвернуться, как брюнетка взглянула на него, встречая его взгляд. Узнавание мелькнуло на ее восхитительном личике, когда мужчина подошел к ней, обхватив рукой за талию.

Джим, не глядя, сделал шаг назад.

Это произошло в одно мгновение. Быстрее, чем зажечь спичку. Быстрее, чем один вдох.

Каблуком Джим наступил на деревянный брус сечением два на четыре дюйма, лежащий на удлинительном шнуре, и гравитация принялась за его тело, лишая равновесия. Упав, он выдернул шнур из соединения, и послал ходовой конец в соседнюю лужу.

Джим грохнулся на пол, неуклюже приземлившись на ягодицы… что, обыкновенно, оставляет его задницу и плечи в царапинах.

Но его голая рука приземлилась в воду.

Электрический ток прошел по его руке и ударил прямо в сердце. Его спина взлетела до небес, тесно сжались зубы, его глаза вылезли из орбит, а слух закоротило, и окружающий мир начал сужаться к дикой, оглушительной боли в теле.

Последнее, что он увидел, это длинную косу Эдди, когда он метнулся к нему на помощь.

***

Вин не видел падения парня. Но он услышал шумное приземление тела, топот ботинок и громкие проклятья, когда отовсюду начали сбегаться люди.

– Оставайся здесь, – велел он Девине, вынимая свой сотовый.

Он набрал 911, устремившись в сторону суматохи, но не нажал кнопку вызова. Запрыгнув на половой настил, он наткнулся…

Его палец нажал кнопку, посылая вызов.

Глаза рабочего на земле невидяще уставились в ярко-голубое небо над головой, а его конечности были неподвижны, как у трупа. Удлинительный шнур под напряжением оставался лежать в луже, но конвульсивные движения мужчины уже увели его очень далеко от смертоносного заряда.

В трубке Вина раздался ответ.

– Девять-один-один, что у вас произошло?

– Мужчину ударило током. – Вин отодвинул телефон ото рта. – Выключите хреновы генераторы! – Вернув телефон на место, он сказал: – Стройка по адресу 77 по Шоссе Рарэл 151Н. Кажется, он без сознания.

– Кто-нибудь делает реанимацию?

– Сейчас будут. – Вин всучил телефон прорабу Чаку и отодвинул парней с дороги.

Рухнув на колени, он распахнул жилет мужчины и опустил голову к мускулистой груди. Ни сердцебиения, ни дыхания.

Вин запрокинул голову парня, проверил дыхательные пути, зажал пальцами нос и послал два мощных вдоха в застывшие легкие. Вернувшись к груди, он соединил ладони вместе, положил их напротив груди, и сделал десять нажатий. Еще два вдоха. Тридцать нажатий. Еще два вдоха. Тридцать нажатий. И еще два вдоха.

Цвет лица парня был тревожным, и становился только хуже.

Скорой помощи потребовалось десять минут, чтобы приехать, но не потому, что они плелись как черепахи. Колдвелл находился почти в десяти милях, и подобную географию «педаль в пол» не изменит. В момент, когда они прибыли, парамедики не стали тратить время и подниматься в дом, они приняли дело от Вина, проверяя жизненные показатели, прежде чем продолжить то, что он начал, а остальные побежали за носилками.

– Он жив? – спросил Вин, когда рабочего подняли с пола.

Он не получил ответа, потому как медики двигались чересчур быстро, что, наверное, было хорошим знаком.

– Куда вы его увезете? – спросил Вин, оторвавшись от фундамента и двинувшись за остальными.

– В больницу Святого Франциска. У вас есть имя, адрес, возраст, данные его амбулаторной карты?

Подбежал прораб. – Джим Херон. Не могу сказать ничего больше. Он живет один на улице Першинг.

– Знаете, с кем связаться в случае необходимости?

– Нет, он не женат, типа никого.

– Со мной свяжетесь, – сказал Вин, и, достав визитку, протянул ее медикам.

– Вы родственник?

– Я – его босс и все, что у вас есть на данный момент.

– Хорошо, вам позвонят из Франциска. – Медик убрал карточку Вина в куртку, и рабочего запихнули в машину скорой. Через полсекунды двойные двери захлопнули, и машина умчалась прочь с включенными сиренами.

– С ним все будет нормально?

Вин перевел взгляд на Девину. Ее глаза блестели от непролитых слез, а руки стиснули воротник шубы, будто она промерзла до костей, невзирая на белую норку.

– Не знаю. – Он подошел к ней и подхватил под руку. – Чак. Я скоро вернусь. Сначала отвезу ее домой.

– Хорошо. – Чак снял защитную каску и покачал головой. – Мать твою. Пошло оно все к чертям на рога. Он же был одним из лучших.

Глава 5

– Найджел, ну и лужайка же ты.

Джим нахмурился в окружавшей его темноте. Английский выговор раздался справа, и мгновенным искушением было открыть глаза, поднять голову и узнать, что происходит.

Опыт перевесил побуждение. Благодаря службе в войсках, он узнал, что когда приходишь в себя непонятно где, лучше прикинутся спящим, пока не соберешь достаточно информации.

Двигаясь незаметно, он расслабил руки, ощупав окружающее. Он лежал на чем-то мягком, но упругом, как на ковре с начесом или… траве?

Он сделал глубокий вдох, и его нос подтвердил данные, полученные ладонями. Черт, свежая трава?

Картины несчастного случая на стройке промелькнули перед его взором, но… что за чертовщина? Последним он запомнил, как сто двадцать вольт пронеслось по его телу… и логично предположить, что раз он может связно мыслить, значит, он жив, и, следовательно, находится в госпитале. Но, насколько он знал, больничные койки не покрывают… газоном.

И большинство медсестер и докторов в США не говорят как английские лорды, и не называют друг друга лужайками.

Джим распахнул глаза. Небеса над головой были испещрены хлопковыми облаками, и хотя на горизонте не было видно солнца, сияние было по-летнему субботним… не просто яркое и ясное, но успокаивающее, будто не было никаких срочных дел, никаких тревог.

Он обернулся на голоса… и решил, что умер.

В тени огромных каменных стен замка, четыре парня с молотками для игры в крокет стояли вокруг сосредоточия калиток и цветных мячей. Квартет был одет в белое, у одного из них была курительная трубка, у другого - пара круглых розовых очков. Рука третьего лежала на голове ирландского волкодава. Номер четыре скрестил руки на груди, на лице повисло скучающее выражение. Джим резко сел.

– Где я, черт подери?

Блондин, который готовился к удару, оглянулся и заговорил, не вынимая изо рта трубки. От чего его акцент стал более чопорным.

– Одну минутку, если не возражаете.

– А я говорю, можешь продолжать болтовню, – пробормотал парень с темными волосами и скрещенными руками, тем же сухим тоном, что разбудил Джима. – Он все равно жульничает.

– Я знал, что очнешься, – прощебетали Круглые Очки в направлении Джима. – Знал это! Добро пожаловать!

– О, ты очнулся, – вступил в разговор тот, что с волкодавом. – Приятно познакомиться!

Черт возьми, они все обладали приятной внешностью, с аурой абсолютной отрешенности от мира, которая приходит не просто с богатством, а передается по наследству.

– Мы закончили с болтовней, дамочки? – Парень с Трубкой, которого, очевидно, и звали Найджел, оглянулся. – Я буду благодарен тишине.

– Почему бы тебе не перестать указывать нам, что да как делать? – спросил темноволосый.

– Завянь, Колин.

На этом трубка перекочевала с одного уголка рта на другой, парень с треском ударил, и красный мячик прошел через калитку и задел голубой.

Блондин улыбнулся как профи, коим он и являлся.

– А сейчас время для чаепития. – Он оглянулся, встречая взгляд Джима. – Ну, пошли, что ли.

Мертв. Он определенно умер и попал в ад. Либо так, либо он вырубился перед ТВ во время фильма «Четыре свадьбы и одни похороны», и ему приснился чертовски странный сон.

Джим поднялся на ноги, когда парни и волкодав направились к столику, накрытому серебром и фарфором, и, не имея особого выбора, он последовал за ними к «чаю».

– Почему бы вам не присесть? – предложил Найджел, указывая на свободный стул.

– Спасибо, я постою. Что я здесь делаю?

– Чаю?

– Нет. Кто вы…

– Меня зовут Найджел. Этот язвительный болван, – блондин кивнул на парня с темными волосами, – Колин. Байрон – наш закоренелый оптимист, Альберт – любитель собак.

– Друзья зовут меня Бэрти, – добавил Мистер Собачник, погладив волкодава по загривку. – Так что, прошу, будьте любезны. А это – мой обожаемый Таквин.

Байрон приподнял свои розовые очки выше на нос и хлопнул в ладоши. – Я точно знаю, что чаепитие выйдет потрясающим.

Еще бы. Безусловно. Ну, вот оно и произошло, подумал Джим. Я наконец-то съехал с катушек.

Найджел поднял серебряный чайничек и начал разливать по фарфоровым чашкам. – Джим, могу представить, ты слегка удивился, оказавшись здесь.

Да ладно?

– Откуда вы знаете мое имя? Что это за место?

– Тебя выбрали для важной миссии. – Поставив чайник на место, Найджел принялся за сахарные кубики.

– Миссии?

– Да. – Оттопырив мизинец, Найджел поднял чашку, и когда он взглянул на Джима поверх нее, было сложно определить цвет его глаз. Они не были серыми, голубыми или зелеными… но и не карими или цвета лесного ореха.

Боже Милостивый, такого цвета Джим раньше не встречал. И у всех были такие глаза.

– Джим Херон, тебе суждено спасти мир.

Повисла длинная пауза. В течение которой вся четверка взирала на него с невозмутимыми лицами. Когда никто не начал смеяться, Джим решил восполнить пробел, запрокинул голову назад и покатился со смеху, так что из глаз полились слезы.

– Это не шутка, – оТрэзал Найджел.

Переводя дыхание, Джим ответил: – Черт та с два, не шутка. Блин, ну что за дурной сон.

Найджел поставил чашку, встал со стула и подошел к нему по ярко-зеленой траве. Вблизи, от него пахло свежим воздухом, и эти необычные глаза воистину гипнотизировали.

– Это. Не. Сон.

Ублюдок ударил Джима по руке. Просто сжал свою совершенную руку в кулак и крепко долбанул ею.

– Твою дивизию! – Джим потер место удара… весьма значительное, между прочим. Парень с трубкой мог быть высоким и сухощавым, но удар у него сильный.

– Разреши мне повториться. Ты не спишь, и это не шутка.

– Можно следующим ударю я? – спросил Колин с ленивой усмешкой.

– Нет, у тебя отвратительный прицел, ты можешь попасть в деликатное место. – Найджел вернулся к своему столу и взял маленький сэндвич с подноса, наполненного легкими закусками. – Джим Херон, ты – тай-брейкер в игре, человек, с чьей кандидатурой согласны обе команды, и который сможет повлиять на исход игры.

– Обе команды? Тай-брейкер? Что за чушь вы несете?

– Ты получишь семь шансов. Семь возможностей повлиять на подопечного тебе человека. Если ты выступишь, как мы того ожидаем, результатом станет спасение душ, о которыхидет речь, и мы восторжествуем над противником. Если эта победа состоится, человечество продолжит процветать, и все будет хорошо.

Джим только открыл рот, чтобы выдать им вагон и маленькую тележку возмущений, но выражения на лицах этих парней остановило его. Даже самый нахальный в группе выглядел серьезным.

– Это должен быть сон.

Никто не встал, чтобы снова его треснуть, но когда они уставились на него с такой важностью, он начал слабо подозревать, что происходящее может оказаться чем-то большим, чем разгулявшееся подсознание, пока он валялся в обмороке.

– Все это – реально, – сказал Найджел. – Я понимаю, что ты не этого ожидал для себя, но тебя выбрали, ничего не поделаешь.

– Предполагая, что вы тут не сказки сказываете, что, если я откажусь?

– Не откажешься.

– Ну а вдруг.

Найджел окинул взглядом расстояние между ними.

– Тогда на этом все закончится. Не победит ни добро, ни зло, и мы все, включая тебя, прекратим существование. Ни Рая, ни Ада, все будет стерто под чистую.

Джим вспомнил всю свою жизнь… сделанные им выборы, все совершенное им.

– По мне, так звучит неплохо.

– Неправда. – Колин постучал пальцами по скатерти. – Подумай хорошенько, Джим. Если мироздание прекратит существовать, тогда все было бессмысленно. И, следовательно, твоя мать ничего не значит. Ты готов заявить, что она – ничто для тебя? Что ее любовь к тебе, любимому сыну, ничего не стоит?

Джим резко выдохнул, будто его снова ударили, и боль из его прошлого рикошетом отдалась в груди. Он не думал о своей матери годами. Может, десятилетиями. Конечно, она всегда была с ним, единственное теплое пятно в его холодном сердце, но он не позволял себе думать о ней. Вообще.

И вот внезапно, прямо из ниоткуда, перед глазами возник ее образ… такой знакомый, четкий и до боли реальный, будто в его мозг вживили кусочек прошлого: она готовила ему яичницу за плитой в их видавшей виды кухне. Ее хватка на железной ручке сковородки была сильной, спина – прямой, а темные волосы – коротко подстрижены. Она начинала как жена фермера, в итоге сама стала землевладельцем, ее тело было столь же выносливым и сильным, как ее улыбка – нежной и доброй.

Он любил свою маму. И хотя она готовила ему яичницу каждое утро, он запомнил именно это. Эта яичница стала последней, которую она делала… не только для него, для всех.

Ее убили с наступлением полуночи.

– Как вы узнали… о ней? – спросил Джим надтреснутым голосом.

– Мы обладаем обширной информацией о твоей жизни. – Колин изогнул бровь. – Но ты меняешь тему. Что ты ответишь, Джим? Ты готов предать забвению все, что она сделала, и все, чем она была – как ты резко выразился – к чертям собачьим?

Колин явно не понравился Джиму.

– Все верно, – прошептал Найджел. – Он и нас бесит.

– Неправда, – воскликнул Бэрти. – Я обожаю Колина. Он прячется за своей грубостью, но на самом деле он потрясающий…

Голос Колина обрубил комплимент.

– Какой же ты гомосек.

– Я – ангел, а не педик. Как и ты. – Бэрти, снова принявшись теребить ухо Таквина, взглянул на Джима. – Я знаю, ты поступишь правильно, потому что ты слишком любил свою мать. Ты помнишь, как она будила тебя в детстве?

Джим с силой закрыл глаза.

– Да.

Его юношеская односпальная кровать находилась в расположенной на сквозняке комнате второго этажа, в их фермерском домике. Большую часть ночей он спал в одежде, потому что слишком уставал, работая на кукурузных полях, чтобы переодеться, или же потому, что было чересчур холодно, чтобы ложиться спать без многочисленных слоев одежды.

В школьные годы мама приходила и пела ему…

«Ты мое солнце, единственное солнце… Ты приносишь счастье, когда на небе тучи… и ты не представляешь, дорогой, как сильно я люблю тебя… Пожалуйста, не лишай меня моего солнца…»

Но это не он покинул ее, и ушла она не по своей воле. Она сражалась, как дикая кошка, чтобы остаться с ним, и он никогда не забудет ее предсмертного взгляда. Она смотрела на него избитым лицом, говорила с ним своими голубыми глазами и окровавленными губами, потому что в ее легких не оставалась воздуха, чтобы сказать что-то вслух.

«Я буду любить тебя всегда, – она беззвучно шевелила губами. – Беги. Убегай из дома. Беги. Они наверху».

Он оставил ее там, где она лежала, полуголую, оскверненную, всю в крови. Удрав через заднюю дверь, он сиганул к грузовику, которым он не мог управлять в виду своего возраста, его нога едва касалась педалей, когда он завел машину.

Они вышли за ним, и он не знал и по сей день, как ему удалось так быстро гнать старый грузовик по той пыльной грязной дороге.

Бэрти тихо произнес:

– Ты должен принять и реальность, и свою судьбу. Хотя бы ради нее.

Джим открыл глаза и посмотрел на Найджела.

– Это – Рай?

– Сейчас мы на его окраине. – Найджел кивнул через плечо на стену замка, уходящую вдаль. – В дальнем конце наших великодушных владений праведные души нашли пристанище на цветочных полях, часы свои они проводят, купаясь в тепле и солнечном свете, ни о чем более не беспокоясь, позабыв всю боль.

Джим уставился на пешеходный мостик, пересекающий ров, и двойные двери, каждая размером с фургон.

– Она там?

– Да. И если ты не одержишь победу, она исчезнет, будто вообще никогда не существовала.

– Я хочу увидеть ее. – Он сделал шаг вперед. – Сначала мне нужно увидеть ее.

– Тебе не дозволено войти. Живым там не место. Только мертвым.

– К черту это, и вас туда же! – Джим сначала пошел к мосту, потом перешел на бег, его ботинки с шумом стучали по траве и эхом отдавались от деревянных досок над ртутной рекой. Он добрался до двери и схватил огромную железную ручку, дернув ее с такой силой, что затрещали мускулы.

Сложив руку в кулак, он ударил по дубовой двери, затем потянул снова.

– Дай мне пройти! Дай пройти, сукин ты сын!

Он должен лично убедиться, что ей больше не больно, что она не страдает, что с ней все нормально. Он нуждался в этом подтверждении, чувствуя, как разбивается вдребезги, пытаясь пройти через препятствие. Его колотящими руками управляла память о его любимой матери, лежащей на линолеуме кухни, кровь из колотых ран на груди и шее заливала пол, ее ноги были широко раздвинуты, рот – раскрыт, а в глазах застыл ужас и мольба, чтобы он спасал себя, спасал, спасал…

Демон внутри него вылез наружу.

Все вокруг побелело, когда ярость взяла верх. Он понимал, что бьет по чему-то твердому, что его тело становится диким, что кто-то положил руку на его плечо, и он свалил их наземь, начал мутузить.

Но он ничего не слышал и не видел.

От прошлого он всегда слетал с тормозов, вот почему он поставил себе за правило ни за что и никогда не думать об этом.

***

Когда Джим пришел в себя во второй раз, он был в том же положении, что и в его первое «пришествие»: лежа на спине, ладони – на траве, глаза – закрыты. Но в этот раз на лице было что-то влажное.

Разлепив веки, он обнаружил лицо Колина прямо над своим, и «дождь» объяснялся капающей на него кровью парня.

– Ты очнулся, вот и чудно. – Колин замахнулся кулаком и заехал прямо в физиономию Джима.

Когда лицо взорвалось болью, Бэрти вскрикнул, Таквин заскулил, а Байрон кинулся вперед.

– Ну вот, сейчас мы квиты. – Колин поднялся на ноги и встряхнул руку. – Знаешь, человеческая форма обладает своими преимуществами, несомненно. Клевое ощущение.

Найджел покачал головой.

– Дело не вяжется.

Джиму пришлось согласиться. Он сел и взял носовой платок, протянутый ему Байроном. Пока он боролся с кровоточащим носом, он не мог поверить, что пошел в разнос у дверей в замок, но, с другой стороны, после всего услышанного, он просто был в шоке.

Найджел присел наземь.

– Ты хочешь знать, почему тебя выбрали, и я убежден, что ты имеешь на это право.

Джим сплюнул кровь.

– Наконец-то стоящая мысль.

Найджел потянулся, чтобы забрать окровавленный платок. В секунду, когда его руки коснулись материи, пятна исчезли, к ткани вернулась первоначальная белизна, какой она была до встречи с красным гейзером.

Он протянул платок назад для дальнейшего использования. – Ты содержишь в себе обе стороны, Джим. Хорошую и плохую в одинаковой мере, которые допускают как безграничную доброту, так и невероятную безнравственность. Таким образом, обе стороны сочли тебя приемлемым. Мы и… другие… все мы верим, что когда тебе представиться семь возможностей, ты повлияешь на ход событий согласно нашим выгодам. Мы на стороне добра, они – зла… и конечный результат определит судьбу человечества.

Джим прекратил отчищать свой нос, сосредоточившись на англичанине. Он не мог ничего возразить о характеристике его личности, в голове все еще была каша. А может, благодаря Колину, ублюдку с хрустящими костяшками, он схлопотал сотрясение?

– Так, принимаешь ли ты свою судьбу? – спросил Найджел. – Или на этом все кончится?

Джим прокашлялся. Он не привык умолять.

– Пожалуйста… просто позвольте мне увидеть мою мать. Мне… мне нужно знать, что она в порядке.

– Мне очень жаль, но, как я уже сказал, только мертвые могут пройти на другую сторону. – Рука Найджела опустилась Джиму на плечо. – Так, каков твой ответ, дружище?

Байрон подошел ближе.

– Ты сможешь сделать это. Ты – плотник. Ты строишь дома, перестраиваешь их. Человеческие жизни – те же самые сооружения.

Джим взглянул на замок, чувствуя биение пульса в сломанном носу.

Если принять сказанное на веру, если все это – правда, и он был каким-то спасителем, тогда… если он уйдет прочь, то потеряет единственную частичку своей матери. И сколь бы его не манили пустота и безвременное небытие, это была нечестная смена того, где она сейчас находилась.

– Как это сработает? – спросил он. – Что я должен сделать?

Найджел улыбнулся. – Семь смертных грехов. И в их власти семь душ. Семь людей на перепутье, с выбором, который они должны сделать. Ты входишь в их жизни и влияешь на их дорогу. Если они выберут праведность вместо греха, мы выиграем.

– А если нет…

– Победит другая сторона.

– Что за другая сторона?

– Противоположная нашей.

Джим окинул взглядом белую скатерть и блестящее серебро на столе. – Так… мы сейчас говорим о шайке ворчунов, засевших на креслах перед шоу «Девочки идут в разнос», и потягивающих пиво?

Колин рассмеялся.

– Едва ли, дружище. Хотя, сходство есть, без сомнений.

Найджел стрельнул взглядом на своего приятеля, потом посмотрел на Джима.

– Другая сторона – это зло. Я позволю твоему разуму провести соответствующие параллели, но если ты нуждаешься в отправной точке, ты должен подумать о том, что сделали с твоей матерью, и что те, кто ранил ее, наслаждались процессом.

Желудок Джима свело так сильно, что он опрокинулся на бок и тяжело задышал. Когда его спину погладила рука, у него возникло предчувствие, что она принадлежала Бэрти. И он оказался прав.

В конце концов, рвотный рефлекс пошел на убыль, к нему вернулось дыхание.

– Что, если у меня не получиться?

Ответил Колин.

– Я не хотел бы врать… будет нелегко. Другая сторона способна на все. Но и ты не останешься без помощи.

Джим нахмурился.

– Минуточку, они думают, что я дурно повлияю? На тех людей, на перепутье?

Найджел кивнул.

– Они также верят в тебя, как и мы. Но мы получили преимущество, чтобы достучаться до тебя.

– Каким образом?

– Бросание монеты.

Джим моргнул. Точно, потому что… так же поступают на Суперкубке.

Уставившись на ворота, он попытался представить свою маму не такой, какой он оставил ее на полу кухни, а выдающейся женщиной, каковой она всегда была. Счастливой. Свободной от бремени. Невредимой.

– Кто эти семеро?

– Для установления личности первого мы немного поможем тебе, причем сделаем это в открытую, – сказал Найджел, поднимаясь на ноги. – Удачи!

– Погодите… как я узнаю, что делать?

– Используй голову, – вмешался Колин.

– Нет, – возразил Бэрти, баюкая морду волкодава, – свое сердце.

– Просто верь в будущее. – Байрон сдвинул очки выше на нос. – Надежда – лучшее… – на этом Найджел закатил глаза. – Просто скажи людям, что нужно делать. Это сокращает болтовню, оставляя больше времени на полезные дела.

– Такие, как жульничество в крокет? – пробормотал Колин.

– Я увижу вас снова? – спросил Джим. – Я могу обратиться к вам за помощью?

Ему не ответили. Вместо этого, его сотряс еще один удар, чертовски похожий на двести-сорок… и он очутился в длинном, белом коридоре, свет ослеплял его, а ветер дул прямо в лицо.

Он понятия не имел, где окажется в этот раз. Может в Колдвелле. А может – в Диснейленде.

Хрен его знает, учитывая, как обстоят дела.

Глава 6

Наступила ночь, когда Мария-Тереза взялась за ручку антипригарной сковороды и скользнула лопаточкой по краям идеально-круглого блина. Его уже можно было переворачивать, узор из маленьких пузырьков впечатался в кремовую поверхность.

– Ты готов? – спросила она.

Ее сын улыбнулся со своей высокой наблюдательной табуретки по другую сторону стола.

– На счет три, хорошо?

– Ага.

Их голоса хором просчитали три, два… один. Потом, с поворотом запястья, она подбросила блин в воздух и поймала его четко по центру сковородки.

– У тебя получилось! – воскликнул Робби, когда от сковороды поднялось шипение.

Мария-Тереза улыбнулась, чувствуя при этом жгучую грусть. От одобрения семилетних детей захватывало дух, они заставляли почувствовать себя волшебником в самых обыденных ситуациях. Эх, если бы только она заслуживала похвалы в чем-то большем.

– Принеси, пожалуйста, сироп, – попросила она.

Робби соскользнул с табуретки и поплелся к холодильнику, шаркая тапочками. На нем была футболка «Человек-Паук», джинсы и ветровка «Человек-Паук». На его кровати постелены простыни и покрывала «Человек-Паук», а лампа, под светом которой он читал комиксы «Человек-Паук», была со стеклянным колпаком под стать «паучьему» интерьеру. Его предыдущей манией был «Губка Боб», но в прошлом октябре, когда он готовился похоронить в веках свои шесть лет, он заявил, что повзрослел, и что с этого времени подарки должны содержать эмблему паука.

Хорошо. Будет сделано.

Робби открыл холодильник и подхватил пластиковую бутылку. – Нам всегда приходится столько заниматься грамматикой, как сегодня?

– Правильно будет «придется», и да, это необходимо.

– Мы не можем заниматься больше математикой?

– Нет.

– По крайней мере, я получить блины на ужин. – Когда Мария-Тереза взглянула на него, Робби улыбнулся. – Получаю блины.

– Спасибо.

Робби запрыгнул на стул и переключил канал на телевизоре, стоящем рядом с тостером. Маленький Сони разрешалось включать в перерывах между обучением, а Большой, который стоял в гостиной, можно было включать по субботам и воскресеньям, во второй половине дня, после ужина и до того, как лечь спать.

Переложив блин на тарелку, она принялась жарить второй, зачерпнув «Бисквик» черпаком. Кухня была слишком маленькой для обеденного стола, поэтому они обедали на кухонном, спрятав под него табуретки, и каждый раз накрывая на участке «Формайка».

– Готов для номера два?

– Да!

Они с Робби снова просчитали до трех, и когда она проделала очередного «Летящего Валленду» с блином... ее маленький прелестный ангелочек улыбнулся так, будто она была его светилом.

Мария-Тереза поставила перед ним тарелку и села за салат, который приготовила себе чуть ранее. Пока они ужинали, женщина взглянула на стопку писем на столе, которые не требовалось открывать, чтобы понять, что внутри лежали предъявленные счета. Два письма были из «тяжелой артиллерии»: ей нужно платить частному сыщику, нашедшему Робби, и адвокатской конторе, которую она наняла, чтобы развестись, обоим адресатам - по плану погашения долгов, потому что 127 тысяч долларов – не та сумма, на которую она могла бы выписать чек. Естественно, план погашения подразумевал заинтересованность сторон, и в отличие от кредитных карт, дефолт не был вариантом. Она не могла положиться на удачу, что детектив или те юристы не захотят найти ее. Но пока она платит вовремя, не было причин для обнародования ее текущего местоположения.

И она всегда посылала денежные переводы, с манхэттенским адресом.

За восемнадцать месяцев она расплатилась со своими долгами на три четверти, но, по крайней мере, Робби был в безопасности и с ней, а это главное.

– Ты – лучше нее.

Мария-Тереза встрепенулась.

– Что, прости?

– Эта официантка только что уронила всю еду с подноса. – Робби указал на маленький экран. – Ты так никогда не сделаешь.

Мария-Тереза посмотрела на рекламу, где у женщины, работающей в закусочной, все шло из рук плохо. Ее волосы были ужасно завиты, униформа облита слоем кетчупа, а бирку с фамилией перекосило.

– Мам, ты – лучшая официантка. И повар.

Внезапно, изображение сменилось, и на этот раз Незадачливая Официантка в розовом банном халате лежала на белом диване, погрузив свои гудящие от усталости ноги в ванночку для массажа. На ее лице сияло чистое блаженство, и сам продукт, очевидно, снимал боль с ноющих ступней.

– Спасибо, малыш, – хрипло сказала Мария-Тереза.

Реклама перешла на «Заказывайте уже сейчас», восьмизначный номер появился под ценой в 49,99$, когда комментатор воскликнул, «Но подождите! Если вы позвоните прямо сейчас, то продукт обойдется вам всего в 29,99$!» Когда красная черта пробежала под новой ценой, он спросил, «Ну разве это не дешево?» и снова появилась счастливая, расслабленная официантка и воскликнула, «Да, это так!»

– Пошли, – Мария-Тереза нарушила тишину. – Время для купания.

Робби соскользнул с табуретки и положил тарелку в посудомоечную машину. – Ты знаешь, мне уже не нужна помощь. Я и сам могу вымыться.

– Знаю. – Боже, он так быстро растет. – Просто хочу убедиться, что ты…

– ...я уже взрослый, ты много раз говорила.

Когда Робби побежал вверх по лестнице, Мария-Тереза выключила ТВ и пошла к раковине, чтобы вымыть чашку и сковороду. Думая об этой рекламе, она чертовски жалела, что не работает простой официанткой… тогда для снятия стресса потребовалась бы простая ванночка, которую нужно включить в розетку.

Тогда, это был бы истинный рай.

***

Три попытки были прелестны.

В конце концов, Джим проснулся на больничной койке. Он валялся на белых простынях, тонкое белое покрывало было натянуто до груди, и маленькие поручни подпирали его по бокам. Комната также отвечала всем требованиям – стены в мягких тонах, уборная в углу, прикрепленное к потолку ТВ, которое было включено в беззвучном режиме.

Конечно, катетер в руке был бесплатным бонусом.

Ему просто приснился сон. Эта дрянь про четырех аристократичных психов с крыльями, замок и все остальное оказалась просто странным сном. Спасибо тебе, Боже.

Внезапно аристократический голос Найджела зазвучал в голове так четко, что казался не просто отголоском сна: Семь смертных грехов. И в их власти семь душ. Семь людей на перепутье, с выбором, который они должны сделать. Ты входишь в их жизни и влияешь на их дорогу. Если они выберут праведность вместо греха, мы выиграем.

Джим сделал глубокий вдох и посмотрел на окно с закрытыми газовыми шторами. На улице темно. Идеально для ночного кошмара. Но, как сильно он бы хотел согласиться с «это был всего лишь сон» видением, хрень была настолько живой, отчетливой… и по бредовой присказке у мужиков могли расти волосы на ладонях, если те часто рукоблудствовали, но чтобы трава?

К тому же, он не особо часто обхаживал собственноручно свои «угодья». Особенно не после прошлой ночи, благодаря той брюнетке. Э-ге-гей.

Проблема в том, что если это – новая реальность, параллельная вселенная, где все – разгул фантазии Саймона Ковелла и Тима Ганна, если он примет на себя некую миссию… с чего он начнет…

– Ты очнулся.

Джим поднял взгляд. В футе от его кровати стоял никто иной, как Вин ДиПьетро, великий и ужасный главный подрядчик… оказавшийся дружком женщины, которую Джим имел… ага.

– Как ты себя чувствуешь?

На парне все еще был черный костюм, в котором он приехал с женщиной, тот же кроваво-красный галстук. С темными волосами, зачесанными назад, и легким налетом щетины на жестком лице, он выглядел именно тем, кем являлся на самом деле: богатой шишкой.

Конечно же, невозможно, чтобы Вин ДиПьетро стал его первым заданием.

– Алло? – помахал рукой ДиПьетро. – Ты здесь?

Нет, подумал Джим. Он не мог оказаться первым. Это выйдет за все рамки его чувства долга. В рекламе на экране ТВ, висящего за плечом парня, внезапно показали цену в 49,99$... нет, 29,99$. Под ней – маленькая красная стрелка, которая… учитывая местоположения Вина, указывала прямо на его голову.

– Черт, нет, – прошептал Джим. Тот самый парень?

На экране какая-то женщина в розовом банном халате улыбнулась в камеру и произнесла: «Да, это так!»

ДиПьетро нахмурился и навис над кроватью.

– Тебе нужна медсестра?

Не, ему бы бутылку пива. Или даже шесть.

– Я в норме. – Джим снова потер глаза и, учуяв запах свежей травы, ему захотелось ругаться до потери голоса.

– Слушай, – сказал ДиПьетро, – Я предполагаю, что у тебя нет медицинской страховки, поэтому возьму на себя все расходы. Если тебе нужно взять пару дней и передохнуть, я не стану урезать твою зарплату. Звучит неплохо?

Джим позволил рукам плюхнуться на кровать и был рад обнаружить, что трава исчезла как по волшебству. ДиПьетро, с другой стороны, никуда не денется, пока, по крайней мере, у него оставалось чувство, что Джим может засудить его. Было так, вашу мать, очевидно, что сейчас парень стоял у его койки, предлагая свою безлимитную кредитную карту, не потому что беспокоился о здоровье Джима. Просто не хотел, чтобы профсоюз возбудил дело против его корпорации.

А черт с ним. На уме Джима был не несчастный случай. Он мог думать лишь о том, что произошло прошлой ночью в его грузовике. ДиПьетро был именно таким человеком, на которого вешались Голубые Платья, но холод в его взгляде означал, что он также принадлежал к тем, кто мог найти дефекты даже в абсолютно красивой женщине. Бог знает, этот сукин сын видел недостатки на стройке везде, где только можно, начиная с того, как залили цемент фундамента, до очистки земель от деревьев и положения шляпок гвоздей в обшивке дома.

Не удивительно, что она нашла другого.

И если Джиму нужно установить, в каком из семи смертных грехов виновен ДиПьетро, то не придется долго ломать голову: Жадность была отчеканена не только на дизайнерском гардеробе мужчины, но и на его машине, его женщине, вкусе к недвижимости. Этот парень любил деньги.

– Слушай, я позову медсестру…

– Нет. – Джим оторвался от подушек. – Не люблю медсестер.

Или докторов. Или собак. А также ангелов… святых… или кем там была та четверка.

– Ну, тогда, – спокойно ответил ДиПьетро, – что я могу сделать для тебя?

– Ничего. – Благодаря тому, как судьба ухватила Джима за яйца, вопрос был в том, что Джим мог сделать для своего «босса».

Что изменит его жизнь к лучшему? Может, просто уговорить его сделать крупное пожертвование на бесплатную столовую? Этого будет достаточно? О, мать его, или ему придется заставить этого одетого в шелк, гоняющего на М6 ублюдка и женоненавистника отказаться от материальных благ и прописать его задницу в монахи?

Минуточку… перепутье. ДиПьетро должен стоять на каком-то перепутье. Но как Джиму узнать, что это?

– Уверен, что тебе не нужна медсестра?

В тот момент, когда расстройство довело его до грани аневризмы, изображения на ТВ сменились и на экране появились два шеф-повара. Ага, и кто бы мог подумать. Тот, что с темными волосами, выглядел точь-в-точь как Колин, а блондин рядом с ним щеголял с таким же деловитым видом, как и Найджел. Парочка наклонилась к камере с укрытым крышкой серебряным подносом, и когда крышку убрали, взору предстала тарелка с крошечной причудливой едой.

Черт подери, подумал Джим, уставившись на экран. Не заставляйте меня делать это. Мать вашу…

Лицо ДиПьетро показалось в поле зрения Джима.

– Что я могу сделать для тебя?

Как по сигналу, повара на экране ухмыльнулись, все такие «Вот те на!».

– Думаю, я… я хочу поужинать с тобой.

– Поужинать? – брови ДиПьетро взлетели вверх. – Типа… ужин?

Джим поборол желание показать поварам средний палец.

– Да… но не в смысле ужин, а ужин. Просто еда. Ужин.

– Вот оно что.

– Ага. – Джим передвинул ноги так, чтобы они свесились через край койки. – Именно.

Потянувшись к катетеру в руке, он содрал липучку и выдернул иглу из вены. Когда физиологический раствор или что там намешали в мешочке у кровати полился на пол, он скользнул рукой под простынь, выдирая катетер из члена. Следующими шли электрические датчики на груди, затем он перекатился на бок, выключая контрольную аппаратуру.

– Ужин, – сказал он хрипло. – Вот, чего я хочу.

Ну, вот ориентир того, что он должен делать с парнем. Будем надеяться, список «о, а это мысль» придет к нему за едой.

Когда он встал на ноги, весь мир закружился, и ему пришлось прислониться к стене для поддержания равновесия. Через пару глубоких вдохов, он, пошатываясь, побрел в ванную… и понял, что больничная сорочка развязалась, когда услышал ДиПьетровское «хрена себе!» на выдохе.

Очевидно, парень получил полный обзор того, что украшало спину Джима.

Задержавшись у двери, Джим оглянулся через плечо.

– «Хрена себе!» – так богатые люди говорят «да»?

Когда их глаза встретились, подозрительный взгляд ДиПьетро сузился еще сильнее.

– За каким чертом ты хочешь со мной поужинать?

– Потому что нам нужно с чего-то начать. Мне подойдет сегодня вечером. В восемь.

Когда в ответ последовала лишь напряженная тишина, Джим слегка улыбнулся.

– Чтобы помочь тебе с выбором, добавлю: либо ужин, либо я обращусь в профсоюз с жалобой на тебя, да так, что твою чековую книжку обдерут до корки. Выбирать тебе, мне сойдет любой исход.

***

За свою жизнь Вин ДиПьетро повидал много сукиных сынов, но этот Джим Херон попал в самый верх списка. И дело не в откровенной угрозе. Или двух сотнях фунтов в этой крупной туше. И даже не в манере общения.

Настоящая проблема крылась в глазах парня: каждый раз, когда незнакомец смотрит на тебя так, будто знает всю подноготную, начинаешь задаваться вопросом, чего он добивается. Собирал ли он о тебе информацию? Знал ли он о твоих скелетах в шкафу? Какую угрозу он представляет для тебя?

И… ужин? Этот парень мог выжать из него бабла, но он хотел лишь мяса с двойным овощным гарниром?

Если только настоящие требования не начнутся после больницы.

– Ужин в восемь, – сказал Вин.

– И потому, что я – парень честный, позволю тебе выбрать место.

Ну, черт, так намного лучше. Если предстоят проблемы, людишки на заднем плане – не та приправа, в которой нуждался Вин.

– Мой дюплекс в Коммодоре. Знаешь это здание? – Глаза Херона метнулись к окну рядом с кроватью, и затем вернулись к нему.

– Какой этаж?

– Двадцать восьмой. Я скажу швейцару, чтобы пустил тебя.

– Тогда увидимся вечером.

Херон отвернулся, снова сверкнув своей спиной.

Взглянув второй раз на черное тату, покрывавшее каждый дюйм обнаженной кожи, Вин проглотил очередное проклятье. С мускулистой спины, посреди кладбищенских просторов, на него смотрела смерть с косой, капюшон укрывал ее лицо, а ее глаза сияли в тени капюшона. Она держала косу костлявой рукой, и все ее тело подалось вперед, протянув свободную руку так, будто в любой момент она схватит твою душу. От нее бросало в дрожь, и внизу, казалось, велся какой-то подсчет: под подолом мантии располагались два ряда маленьких штрихов, сгруппированных по пять.

Сосчитав их, можно без проблем дойти до сотни. Дверь в ванную захлопнулась в тот момент, когда в палату влетела медсестра, ее обувь на каучуковой подошве скрипела по полу.

– Что… где он?

– Он снял с себя оборудование. Думаю, сейчас он отольет, а затем уедет.

– Он не может этого сделать.

– Удачи вам переубедить его.

Вин вышел из палаты и направился к приемной. Заглянув внутрь, он посигналил двум рабочим, которые настояли на том, чтобы поболтаться здесь, пока Херон не придет в себя. У того, что слева, было полно пирсинга, а также аура крутого парня, который получал удовольствие от боли. Второй парень был здоровым, с длинной темной косой, перекинутой через плечо в кожаной куртке.

– Он готов ехать домой.

Проколотый поднялся на ноги.

– Доктора уже выписывают его?

– Доктора тут не причем. Он сам так решил. – Вин кивнул в сторону коридора. – Он в палате шесть-шестьдесят-шесть. И его нужно подкинуть домой.

– Мы этим займемся, – сказал Проколотый, его серебристый взгляд был серьезным. – Мы отвезем его, куда нужно.

Попрощавшись с парочкой, Вин двинулся к лифту, чтобы спуститься на первый этаж. Войдя в кабину, Вин достал свой Блэкберри и позвонил Девине, чтобы предупредить ее, что на ужин у них ожидается гость. Наткнувшись на голосовую почту, он оставил короткое и лаконичное сообщение, стараясь не задаваться вопросом, чем, черт возьми, она занимается в этот момент.

Или кем, если быть точным.

На полпути вниз лифт с шумом остановился и раскрылись двери, чтобы впустить двоих мужчин. Когда спуск возобновился, мужчины обменялись одобрительными возгласами, будто только что удачно закончили разговор и закрепляли сей факт. Они оба были одеты в брюки и свитера, а тот, что слева, лысел на макушке, каштановые волосы выпадали так, будто боялись находиться на вершине горы….

Вин моргнул. Затем еще раз.

Над лысеющим мужчиной нависла тень, мерцающая меняющаяся аура цвета карандашного грифеля консистенции плавящегося асфальта.

Невозможно… о, Боже, нет… после стольких лет покоя, оно не могло вернуться.

Сжав руки в кулаки, Вин закрыл глаза, прогоняя видение из своего мозга, прекращая ему доступ к нейронам. Он не видел этого. А если и видел, то нечто иное, например, игру света от ламп над головой.

Эта чертовщина не вернулась. Он избавился от нее. Это не вернулось.

Он приоткрыл одно веко и взглянул на парня… и его будто в живот ударили: просвечивающая тень была очевидна, как одежда на мужчине, осязаема, как человек стоящий рядом с ним.

Все верно, Вин видел мертвых. Перед их смертью.

Когда двойные двери открыли выход в вестибюль и мужчины вышли, Вин низко опустил голову и пошел к двери так быстро, как мог. Он показывал хорошее время, убегая от той своей стороны, которую никогда не понимал, с которой не хотел иметь ничего общего, и внезапно врезался в белый халат, несущий целую стопку документов. Когда бумаги и светло-коричневые папки разлетелись в стороны, словно испуганные птицы, Вин помог женщине удержаться на ногах, а затем бросился ей на помощь, убирая весь беспорядок.

Лысеющий мужчина, который стоял перед ним в лифте, сделал тоже самое.

Глаза Вина уперлись в парня, отказываясь двигаться с места. Дым исходил из левой стороны его груди… из определенной области.

– Сходи к доктору, – услышал Вин свой голос. – Сходи к нему прямо сейчас. Болезнь засела в твоих легких.

Прежде чем они принялись спрашивать, что за чушь он несет, Вин подскочил на ноги и выскочил из здания, сердце билось в горле, дыхание было равным.

Когда он добрался до машины, его руки тряслись, и хорошо, что можно было сесть в «БМВ» и завести его без использования ключей.

Сжав рулевое колесо, он замотал головой влево и вправо.

Он думал, что оставил всю эту странную чепуху позади. Он думал, что прочно оставил в прошлом это дерьмо со вторым зрением. Он сделал, что ему велели, и пускай даже он не верил в свои действия, они, казалось, работали в течение почти двадцати лет.

О, черт… он не мог вернуться к тому, что было раньше.

Просто не мог.

Глава 7

Когда Джим вышел из ванной, ДиПьетро уже ушел, а его место заняла медсестра, которой было что сказать. Пока она трещала о… черт, о чем это она…. Джим уставился в точку над ее плечом в надежде, что это сократит тираду.

– Вы закончили? – поинтересовался он, когда она сделала более чем один вдох.

Скрестив руки на своей необъятной груди, она взглянула на него так, будто рассчитывала воткнуть назад один из катетеров.

– Я собираюсь позвать доктора.

– Ну, рад за вас, но это не изменит моего решения. – Он окинул комнату взглядом, решив, что получил собственную палату только благодаря влиянию ДиПьетро. – Что случилось с моими вещами?

– Сэр, вы ни на что не реагировали почти пятнадцать минут назад, а когда вас привезли, вообще были мертвы. Так что перед тем, как уехать, будто лечились от обычной простуды, вам следует…

– Одежда. Вот, что меня сейчас интересует.

Медсестра уставилась на него с такой ненавистью, будто ее достали пациенты-зубоскалы.

– Вы возомнили себя бессмертным?

– Ну, до поры до времени, – пробормотал он. – Слушайте, хватит с меня пререканий. Принесите мне что-нибудь одеть и скажите, где мой кошелек, или я уйду прямо в этом и заставлю больницу заплатить за такси до дома.

– Подождите. Здесь!

– Недолго.

Дверь плотно захлопнулась, и он начал расхаживать вокруг, энергия бурлила в нем. Он проснулся, ничего не соображая, но сейчас прострация прошла. Черт, он помнил это ощущение, еще с прошлой службы. У него снова появилось задание, как и раньше, это придало ему сил отделаться от истощения, ранений и тех, кто грозил помешать ему достигнуть своей цели.

И значит, медсестре лучше убраться с его дороги.

Неудивительно, что когда она вернулась пару минут спустя, то пришла не одна, а с тройным подкреплением. Что ей явно не поможет. Когда доктора окружили Джима своими разумными доводами, он просто наблюдал, как двигаются их рты, поднимаются и опускаются брови, а также жестикулируют изящные руки.

Когда он подумал о своей новой работе – потому что он стопроцентно не слушал эту бригаду врачей – он задавался вопросом, как ему узнать, что нужно сделать. Ага, он назначил встречу с ДиПьетро… но что потом? И, черт возьми, его подружка тоже там будет?

К слову о «дорогая, угадай, кто придет к нам на ужин».

Он сосредоточился на людишках.

– С меня хватит. Я уезжаю. Я хочу сейчас же получить свою одежду, спасибо.

Рокот сверчков на заднем плане. Потом все в гневе вышли, подтверждая свое мнение о его тупости, но, не придя к компромиссу, потому что взрослые мужики с яйцами могли совершать ошибки.

Когда дверь закрылась, Эдриан и Эдди просунули головы в комнату. Эд улыбнулся.

– Ха, ты все-таки вышвырнул эти задницы в белых халатах из комнаты.

– Ага.

Парень тихо рассмеялся, заходя в комнату вместе со своим напарником.

– И почему это меня не удивляет…

Медсестра-стукач протолкнулась мимо них с больничной униформой и огромной гавайской футболкой, перекинутыми через согнутую руку. Проигнорировав Эдди и Эдриана, будто их тут вообще не было, она кинула тряпки на кровать и предоставила Джиму блокнот.

– Вещи в шкафу, твои счета оплачены. Подпиши здесь. В форме говорится, что ты выписываешь себя ПВР. Против врачебных рекомендаций.

Джим взял у нее черную ручку «Бик» и нарисовал «Х» на месте для подписи. Медсестра взглянула на метку.

– Что это?

– Моя подпись. Юридически достаточно «Х». А сейчас, вы оставите меня одного. – Он развязал завязку на больничной сорочке, позволяя той соскользнуть с тела.

От представшего вида во всех подробностях медсестру сдуло ветром без дальнейших разговоров.

Когда она в спешке убежала, Эдриан засмеялся.

– Не слишком разговорчив, но ты умеешь вести дела.

Отвернувшись, Джим натянул штаны от униформы.

– Адская у тебя тату на спине, – тихо сказал Эдриан.

Джим просто пожал плечами и потянулся за безобразной футболкой. Сочетание цветов состояло из красного и оранжевого на белом фоне, и в этой футболке он чувствовал себя гребаным рождественским подарком.

– Она принесла ее из ненависти, – сказал Эдриан.

– Или может, просто страдает дальтонизмом. Хотя, более вероятно, тряпка уже была в использовании.

Джим подошел к шкафу и обнаружил свои ботинки, стоящими на полу, а также полиэтиленовый пакет, скрепленный печатью больницы Святого Франциска. Он засунул голые ступни в «Тимберленды», и вытащил из мешка свою куртку, прикрывая ею проклятую футболку. В кошельке, который все еще лежал во внутреннем кармане, он просмотрел все отделения. Все было на месте. Его фальшивые водительские права, его фальшивая карточка соцзащиты, платежная карта VISA, привязанная к счету в банке «Evergreen». О, и семь долларов сдачи с купленного им сэндвича с индейкой, кофе и колы этим утром.

Прежде, чем жизнь покатилась под хренов откос.

– Какова вероятность, что кто-нибудь из вас приехал не на мотоцикле? – спросил он соседей по комнате. – Меня нужно подбросить назад, на стройку за грузовиком.

Хотя, чтобы выбраться отсюда, он запрыгнул бы и на Харлей при необходимости.

Эдриан ухмыльнулся и запустил руку в свои шикарные волосы.

– Пригнал свою тачку. Решил, что тебе понадобиться транспорт.

– В данный момент я соглашусь и на цирковую машину.

– Верь в меня, парень.

Втроем они вышли, и когда проходили мимо поста медперсонала, никто не встал на их пути, хотя медсестры отвлеклись от своих дел, начав пялиться.

Путь от Святого Франциска до строящегося храма ДиПьетро занял двадцать минут в Эксплорере Эдриана, и всю дорогу играл AC/DC⁴. И все бы хорошо, если бы парень не распевал каждое слово каждой песни. Ему никогда не стать «Американским идолом»: у засранца не просто отсутствовал музыкальный слух, у него был ритм белого и энтузиазма через край.

Когда Эдди уставился в окно, словно каменный, Джим прибавил звука, надеясь заглушить вопли раненого барсука за рулем.

Когда они, наконец, свернули на подъездную дорожку ДиПьетро, солнце уже село, свет исчезал с неба, пни и выбоины отбрасывали острые тени из-за угла освещения. Разработанная земля выглядела абсолютно безжизненной, непривлекательной и плохо контрастировала с нетронутым противоположным берегом. Хотя ДиПьетро, без сомнений, снова засадит это место различной зеленью.

Он был определенно из тех, кто стремился иметь только лучшее.

Когда они подъехали к дому, на парковке остался лишь грузовик Джима, и он был готов выскочить к нему даже прежде, чем Эксплорер остановился.

– Спасибо, что подбросил, – прокричал Джим.

– Чего? – Эдриан потянулся и полностью выключил звук. – Что ты сказал?

От акустического вакуума, словно церковные колокола зазвенели в ушах Джима, и он поборол потребность вытрясти эту вибрацию из черепа, долбанувшись лбом о приборную панель.

– Я сказал, спасибо, что подвез.

– Без проблем. – Эдриан кивнул на Ф-150. – Ты в состоянии сесть за руль?

– Ага.

Выйдя из машины, он стукнулся костяшками с Эдди, потом направился к своему грузовику. В это время его правая рука потянулась к карману футболки, которую ему предоставила больница. Мальборо нет. Черт возьми. Но, блин, будто гвозди в крышку гроба стали бы частью подарка при выписке из Святого Франциска?

Пока Эдриан и Эдди ждали его, он вложил в бессигаретную руку ключи и открыл свой…

Быстрое движение привлекло его внимание.

Джим взглянул вниз на собаку, с которой разделил свой обед: она, хромая, выбралась из-под трансмиссии.

– О… нет. – Джим покачал головой. – Слушай, я же сказал тебе…

Раздался звук опускаемого стекла, а потом голос Эдриана:

– Ты ему нравишься.

Дворняжка села, свернувшись, и уставилась на Джима.

Черт.

– Индейка, которую я дал тебе, была отвратной. Ты должен это понимать.

– Если ты голоден, то все покажется вкусным, – встрял Эдриан.

Джим оглянулся через плечо.

– Ты почему еще здесь? Без обид.

Эдриан рассмеялся.

– Без обид. До встречи.

Эксплорер перешел на задний ход, шины заскрипели по промерзшей земле, сверкнули фары, осветив наполовину построенный дом, потом очищенную землю и реку. Когда освещение исчезло с дорожки, а глаза Джима привыкли к темноте, особняк предстал зубчатым монстром: законченный первый этаж представлял его брюхо, незаконченный второй образовывал шипастую голову, разбросанные кучи сложенных кустарников и бревен – кости его жертв. Его появление поглотило полуостров, и чем больше он набирался сил, тем больше он господствовал над ландшафтом.

Боже… его можно будет увидеть за мили во всех направлениях, с суши, воды или воздуха. Это был настоящий храм жадности, памятник всему, что ДиПьетро достиг в своей жизни… Джим был готов поспорить, что парень вышел с низов. Люди с деньгами наследуют старые дома размером с этот; они не строят их сами.

Черт, будет трудно заставить ДиПьетро свернуть с этой дорожки. Очень. И угроза вечных мук не покажется ему достаточной мотивацией. Такие парни не верят в жизнь после смерти. Ни в коем, мать его, случае.

Когда холодный ветер прокатился по территории, Джим опустил взгляд на собаку.

Казалось, дворняжка ждала приглашения. И приготовилась высиживать его всю вечность.

– Моя квартира – та еще дыра, – сказал Джим, когда они уставились друг на друга. – Того же уровня, что и сэндвич. Поедешь со мной, не жди роскоши.

Пес ударил лапой по воздуху, будто крыша и четыре стены – все, что он искал.

– Уверен в этом?

Еще раз махнул лапой.

– Окей. Ладно.

Джим открыл дверь в кабину и наклонился, чтобы подобрать животное, надеясь, что он верно понял разговор и сейчас не лишится пальца. Хотя, все было в порядке. Пес просто приподнял свою задницу, подставляя тело для ладони, которая обхватила его живот.

– Черт, тебе нужно набрать веса, приятель.

Джим уложил животное на пассажирское сиденье и сел за руль. Машина быстро завелась, и Джим выключил кондиционер, чтобы дружок не простудился.

Включив фары, он двинулся по пути, проложенном Эдрианом и Эдди: развернулся и съехал с дорожки. Добравшись до Шоссе 151Н, он включил левый поворотник и…

Собака нырнула под его рукой и уселась на коленях.

Джим посмотрел на квадратную голову животного и осознал, что ему нечем покормить его. Как и себя.

– Хочешь еще индейки, Песик? Могу завернуть в Citgo по пути домой. – Собака завиляла не просто хвостом, а всей костистой задницей.

– Окей. Так и поступим. – Джим нажал на газ, выезжая с подъездной дорожки ДиПьетро, поглаживая свободной рукой спину собаки. – А, только одна вещь… есть надежда, что ты не мочишься в квартире, а просишься гулять?

Глава 8

Темнота несет в себе, помимо прочих преимуществ, господство теней. Что не в пример полезней светлого времени суток.

Когда мужчина сел заруль такси, он знал, что и он и его транспортное средство останутся незамеченными той, за кем он следил. Она не могла увидеть его. Она не знала, что он был там, или то, что он фотографировал ее, неделями выслеживая ее. И это подтверждало ту власть, которую он имел над ней.

Сквозь жалюзи на ее окнах, он наблюдал, как она садится на диван вместе с мальчиком. Он не мог отчетливо их видеть, ведь ему мешали газовые шторы, но он узнал очертания их тел, большого и поменьше, которые прильнули друг к другу на диване в гостиной.

Он счел своей обязанностью выяснить ее расписание. В течение недели она учила мальчика до трех дня, после чего, с понедельника по четверг, возила его в ИМКА для занятий плаванием и баскетболом. Она никогда не оставляла ребенка во время занятий… был ли он в бассейне или спортзале, она неустанно сидела на лавках, где дети оставляли свои теплые кофты и маленькие сумки. Когда ребенок заканчивал тренировку, она ждала его на самом выходе из раздевалки, и после того, как он переоденется, сразу увозила его домой.

Осторожная. Она была очень осторожна… без учета того, что ритм ее жизни никогда не менялся: каждый вечер, кроме воскресного, она готовила ребенку ужин в шесть; затем к восьми приходила нянька, и она уезжала в Собор Святого Патрика – на исповедь или в молитвенную группу. После чего она направлялась в этот богом забытый клуб.

Он еще не побывал внутри Железной Маски, но этой ночью все изменится. В его планах было следить за ней часами, пока она работает официанткой, барменшей или кем там еще, и узнать больше о ее жизни. Бог сокрыт в мелких деталях, как говорят, а ему нужно знать все.

Посмотрев в зеркало заднего вида, он наскоро натянул парик и усы, с помощью которых изменял внешность. Они были ужасны, но все же скрывали черты его лица достаточно хорошо, и он нуждался в них по целому ряду причин.

В дополнение ко всему, он смаковал ощущение, которое получал, оставаясь невидимым для нее; трепет от наблюдения за ней, когда она не знала об этом, чертовски возбуждал.

В семь-сорок седан остановился перед домом, из автомобиля вышла афро-американка. Она была одной из трех нянек, которых он видел на этой неделе, и, проследовав за ней до дома, и туда, куда она направилась следующим утром, он выяснил, что все они приходили из социальной службы, именуемой «Колдвеллский Центр Матерей-одиночек».

Через десять минут после приезда няньки, поднялась гаражная дверь, и он пригнулся на своем сиденье… потому что оба умеют играть в мега осторожные игры.

Семь пятьдесят. Секунда в секунду.

Его женщина задним ходом выезжала на подъездную дорожку и ждала, пока плотно закроется дверь, будто боялась, что когда-нибудь она опустится не до конца. Когда дверь закрывалась, задние стоп-сигналы гасли и ее машина, развернувшись, уезжала прочь.

Он завел такси и только выжал сцепление, когда тишину нарушил голос диспетчера.

– Один-сорок… где ты, один-сорок? Один-сорок, нам нужна твоя гребаная тачка!

Совершенно невозможно, подумал он. У него не было времени вернуть тачку и догнать женщину. Собор Святого Патрика будет следующей остановкой, и ко времени, когда он отметится по окончании рабочего дня, она уже закончит свои дела в церкви.

– Один-сорок? Черт тебя подери…

Он сжал кулак, готовый ударом заткнуть радио, ему стало сложно совладать с собой. Всегда так было. Он напомнил себе, что когда-нибудь придется вернуть такси, а раздолбанный приемник добавит проблем с диспетчером.

Ему нужно избегать конфликтов, потому что они всегда плохо заканчивались для него или других людей. Насколько он знал.

А у него были большие планы.

– Скоро буду, – ответил он в приемник.

Он увидит ее в клубе, хотя сейчас он чувствовал себя обманутым, потому что не застанет ее в соборе.

***

В подвале Собора Святого Патрика Мария-Тереза села на пластиковый стул, от которого тут же заболела пятая точка. Слева от нее сидела мать пятерых детей, всегда укачивающая в руках свою Библию, словно ребенка. Справа от нее сидел парень, должно быть механик: его ладони были чистыми, но под ногтями всегда залегала черная полоса.

В кругу расположилось еще двенадцать людей и одно пустующее кресло, и она знала всех и каждого в этой комнате, также как отсутствующего этим вечером. Слушая рассказы об их жизнях на протяжении двух месяцев, она могла перечислить имена их мужей, жен и детей, если таковые имелись, знала переломные моменты, которые вылепили их прошлое, и видела самые темные уголки их душ.

Мария-Тереза посещала молитвенную группу с сентября. Она узнала о них из объявления на церковной доске объявлений: «Библия в повседневной жизни, по вторникам и четвергам, в восемь вечера».

Обсуждения этого вечера шли по книге Иова, а экстраполяция была очевидна: они разговаривали о великих битвах, с которыми сталкивались, и своей уверенности в то, что их вера будет вознаграждена, и Бог одарит их процветанием в будущем… до тех пор, пока они продолжают верить.

Мария-Тереза ничего не сказала. Никогда не говорила.

В отличие от исповеди, когда она приходила сюда, в подвал, она не разговаривала, находя другие занятия. Дело в том, что только здесь она могла побыть в обществе нормальных людей. Она определенно не встретит их в клубе, а вне работы у нее не было ни друзей, ни семьи, никого.

Поэтому каждую неделю она садилась в этот круг и пыталась соединиться таким образом с остальным миром. Как и сейчас, она чувствовала, словно стоит на дальнем берегу, смотря через бушующий поток на Землю Озабоченных Здоровых, но она не завидовала и не принижала их. Наоборот, она пыталась набраться сил, находясь в их компании, надеясь, что если она будет вдыхать тот же воздух, что и они, пить тот же кофе, и слушать их истории…. Может, однажды снова, она будет жить среди них.

Как результат – эти собрания не были религиозными для нее, и в отличие от плодовитой матери-наседки рядом с ней с Библией в руках, книга Марии-Терезы оставалась лежать в сумке. Блин, она принесла ее лишь на случай, если кто-нибудь спросит, где она, и, слава богу, сама книга была не больше ее ладони.

Нахмурившись, она попыталась вспомнить, где ее купила. Где-то южнее Линии Мэйсона-Диксона, в ночном магазине… Джорджия? Алабама? Она шла по пятам своего бывшего мужа и нуждалась в чем-то, что помогло бы ей не сойти с ума теми днями и ночами.

Когда это было? Три года назад?

Казалось, что три минуты и три тысячелетия одновременно.

Господи, те месяцы были ужасными. Она знала, что расставание с Марком будет отвратительным, но она даже не представляла, насколько.

После того, как он избил ее и похитил Робби, Мария-Тереза две ночи провела в больнице, пытаясь оправиться, и потом она наняла частного детектива и направилась за ними. Потребовался май, июнь и июль, чтобы найти ее сына. Она и по сей день не знает, как ей удалось пережить эти ужасные недели.

Забавно, что тогда она еще не обрела свою веру в Господа, но все наладилось, и чудо, которое она молила, свершилось, хотя она не верила в того, у кого просила. Воистину, молитвы были услышаны, и она ясно помнила вид черного «Навигатора» детектива, когда он подъехал к «Мотель-6», в котором она остановилась. Робби открыл дверь внедорожника и ступил под солнце Флориды, и она должна была кинуться к нему, но ее колени подкосились. Рухнув на тротуар, она протянула руки, заливаясь слезами.

Она думала, что он умер.

Робби повернулся на задыхающийся звук… и как только увидел ее, он стрелой сократил расстояние, так быстро, как только мог. Он кинулся в ее объятия, его одежда была грязной, волосы – спутанными, а пахло от него подгоревшими макаронами и сыром. Но он был жив, здоров, и в ее объятиях.

Однако тогда он не плакал. И после этого.

Не говорил и о своем отце или тех трех месяцах. Даже с терапевтами, которых она приводила.

Мария-Тереза думала, что худшей частью случившегося было незнание, был ли рожденный ею ребенок жив, или нет. Но его возвращение домой стало очередным адом. Ей хотелось спрашивать его каждую минуту, каждый день, в порядке ли он, но не могла. Каждый редкий раз, когда она ломалась и спрашивала его, он просто отвечал, что он в норме.

Он не был в норме. Просто не мог быть.

Детектив предоставил ей очень поверхностные детали. Ее муж провез Робби через всю страну, таская по снятым авто, под вымышленными именами, с запасом налички. Выяснилось, что он сознательно оставался в тени по нескольким причинам – потому что его искала не только Мария-Тереза.

И он угрожал Робби, чтобы не дать ему убежать. За что ей хотелось убить своего бывшего мужа.

После того, как она вернула Робби и подала на развод, она убежала от места своего проживания так далеко, как смогла, живя на деньги, которые она взяла у Марка, и подаренные им украшения. К несчастью, их ненадолго хватило, не после гонораров адвокатам, счета частному детективу и расходов на обновление самой себя.

То, что ей сейчас приходиться делать за деньги, напомнило ей об Иове. Она могла поспорить, что когда от него все отвернулись, он не знал, что ждет его: в одну минуту он жил припеваючи, в следующую – его лишили всего и опустили так низко, естественно, что его голову стали посещать мысли, казавшиеся ранее абсолютно неприемлемыми, осталось лишь стремление выжить.

С ней было также. Она никогда не могла предвидеть подобного. Ни падение вниз, ни жесткое приземление на самое дно и превращение в проститутку.

Но ей следовало знать. Ее бывший был замешан в темных делах с самого начала, храня деньги повсюду, исключая банковские счета. Где, черт возьми, она думала, он берет эту зелень? Люди, занимающиеся законным бизнесом, имеют кредитки и платежные карты, и максимум пару двадцаток в кошельке. Они не хранили тысячи долларов по портфелям «Гуччи», спрятанные в шкафах гостиничных номеров Лас-Вегаса.

Конечно, вначале она не знала обо всем этом. В самом начале она была слишком очарована подарками, ужинами, полетами на самолете. Уже позже она начала задавать вопросы, но к тому времени было поздно: у нее был любимый сын и муж, вселяющий ужас, и это быстро заткнуло ей рот.

И если быть предельно честной с самой собой, тайна, окружавшая Марка, по-настоящему привлекала ее поначалу. Тайна, сказка и деньги.

Она заплатила за это влечение. Очень дорого.

Звук отодвигаемых стульев вернул ее к реальности. Собрание закончилось, и участники начали вставать и обниматься всей группой…. И значит ей быстро нужно убираться, пока ее не втянули в это.

Одним делом было слушать их; другим – прикасаться к ним.

Этого она не могла вынести.

Вставая на ноги, она забросила сумку на плечо и кратчайшим путем направилась к двери. По пути к выходу, она сказала остальным что-то незначительное на скорую руку, и как всегда, получила взгляды, которыми христиане награждали менее удачливую, бедную милую девочку.

Интересно, будут ли они столь щедры, узнай, куда она направляется и чем занимается после этих встреч? Ей хотелось верить, что знание не сыграет большой роли. Но сомневалась в этом и нечего не могла с собой поделать.

В коридоре уже собирались для следующей группы этого вечера, Анонимных Наркоманов, насколько она слышала, которая совсем недавно начала свою работу в соборе Святого Патрика. Все были такими дружелюбными, две проблемные группы смешались между собой во время передачи комнаты.

Копаясь в сумке в поисках ключей, она…

Врезалась в мужчину-каменную стену.

– Ой, простите меня! – она подняла взгляд вверх, очень высоко, прямо на пару львиных глаз. – О, эээ…

– Осторожнее, – мужчина помог ей удержаться на ногах, слегка улыбнувшись ей. Его волосы были такими же потрясающими, как и желтые глаза, они разноцветной копной рассыпались по его огромным плечам. – Вы в порядке?

– О… – она видела его раньше, не только в этом коридоре, еще в «ЗироСам»: всегда дивилась нереальной внешности, считая его за модель. И, естественно, какая-та часть ее беспокоилась, что он знал, чем она зарабатывала на жизнь. Однако он не чувствовал неловкости и никогда не чурался ее.

Более того, раз он посещал АН, у него были свои демоны.

– Мадам? Эй?

– О… боже, простите. Да, я в порядке… мне, на самом деле, следует смотреть, куда я иду.

Улыбнувшись ему в ответ, она вскочила по лестнице, направилась на первый этаж собора и вышла через парадные двери. Очутившись на улице, она засеменила вдоль рядов из машин, припаркованных параллельно, жалея, что ей не досталось места получше. Ее Камри стояла вдалеке, и зубы уже стучали от холода к тому моменту, когда она запрыгнула в машину и приступила к привычному ритуалу, пытаясь завести ее.

– Давай… ну давай же…

Наконец, раздался свист, вруум, затем она развернулась на сто восемьдесят градусов против правил, переехав через двойную сплошную.

Поглощенная своими мыслями, она не заметила фары, которые сели ей на хвост… и остались там.

Глава 9

«Ага, я понимаю, почему Вин купил тут хату», – подумал Джим, припарковав грузовик в полквартала от Коммодора. Наружная сторона здания казалась строгой: сплошной фасад из стекла, крепленный к тонким стальным перекладинам, предоставлял потрясающий обзор каждой квартиры. И судя по вестибюлю, который был виден Джиму снаружи, интерьер был чистым декадансом – залитый светом, с кроваво-красным мраморными полом, а в середине располагалась цветочная корзина размером с пожарный автомобиль. Понятно, Голубое Платье станет жить именно в таком месте.

Черт, ему следовало предложить ДиПьетро сходить куда-нибудь отужинать. Учитывая, что воспоминания о произошедшем прошлой ночью оставались столь четкими, то находиться с ней в четырех стенах было явно не лучшей идеей. К тому же, алло, у него и так затруднения со спасением души ее гребаного бойфренда от вечного ада.

Заглушив мотор, он потер лицо и почему-то вспомнил собаку, которую оставил дома, свернувшуюся на грязной койке. Этот приятель мгновенно отрубился с набитым брюхом и широко раскинутыми лапами, тощие бока размеренно поднимались и опускались.

Какого черта он умудрился подобрать это животное?

Спрятав ключи в кармане куртки, он вышел из грузовика и перешел улицу. Он вошел в вестибюль, и то, что с улицы казалось сочным, вблизи выглядело величественно, но времени, чтобы восхититься этим помещением, не было. Как только он зашел внутрь, охранник за столом нахмурился, взглянув на него.

– Добрый вечер… вы Мистер Херон? – Парню в черной униформе было около пятидесяти, и его глаза не были ни вялыми и ни тупыми. Вероятность того, что он был вооружен и знал, как пользоваться этим оружием, была внушительной.

Джиму пришлось согласиться.

– Да, это я.

– Могу я взглянуть на удостоверение личности, пожалуйста?

Джим вынул бумажник и раскрыл его на водительском удостоверении штата Нью-Йорк, которое он купил через три дня после приезда в Колдвелл.

– Спасибо. Я позвоню Мистеру ДиПьетро. – Охранник две секунды говорил по телефону и потом махнул рукой в сторону лифтов. – Идите прямо, сэр.

– Спасибо.

Подъем на двадцать восьмой этаж был гладким как шелк, и Джим удивил себя, определив тщательно спрятанные камеры наблюдения: они были установлены по верхним углам, где золотые зеркальные панели сходились вместе, и выглядели как предмет интерьера. С четырьмя камерами получалась четкая картинка лица пассажира, и не имеет значения в какую сторону он смотрел.

Мило. Очень мило.

«Дзинь», ознаменовавший прибытие, был таким же тихим, и когда двери раскрылись, по другую сторону, в длинном кремовом коридоре стоял Вин ДиПьетро с видом, будто он владел всем гребаным зданием. ДиПьетро протянул ладонь.

– Добро пожаловать.

У парня было солидное рукопожатие, официальное и быстрое, и выглядел он отлично, тоже, кстати, не сюрприз. В то время как Джим надел свою вторую «хорошую» фланелевую рубашку и побрился, Вин был в новом костюме, не в том, что был на нем в больнице три часа назад.

Возможно, он надевал шмотки лишь раз, а затем выбрасывал.

– Не против, если я буду звать тебя Джимом?

– Нет.

ДиПьетро повел его к двери, открывая вход в… Охренеть, квартира была прямо из коллекции Дональда Трампа – черный мрамор, золотые завитушки, различный хрусталь и резные статуи. Начиная с полов парадного коридора и до лестницы, ведущей на второй уровень… и, ага, плюс напольное покрытие гостиной, здесь было столько тесаного и обработанного камня, что Джиму стало интересно, как много каменоломен выгребли до дна, чтобы отделать это место. И мебель… Господи, эти диваны и кресла выглядели как ювелирные изделия, с золотым теснением и шелком цвета драгоценных камней.

– Девина, выйди к нашему гостю, – крикнул ДиПьетро через плечо.

Когда донесся стук высоких каблуков, приближающихся к гостиной, Джим взглянул на по-настоящему сногсшибательный вид Колдвелла… стараясь не думать, о последней встрече с этой женщиной. От нее исходил запах того же парфюма, что и прошлой ночью. Ей так подходило ее имя. Она была божественна.

– Джим? – позвал ДиПьетро.

Джим выждал чуть дольше, давая ей время посмотреть на его профиль и успокоить себя. Видеть его издалека – одно; принимать у себя дома, так близко, на расстоянии вытянутой руки – совсем другое. Она была снова в голубом?

Нет, в красном. А ДиПьетро обвил рукой ее талию. Джим кивнул ей, отказываясь впускать в голову ни единое воспоминание.

– Приятно познакомиться.

Она улыбнулась ему, протянув руку.

– Добро пожаловать. Надеюсь, вы любите итальянскую кухню?

Джим быстро встряхнул ее руку, потом затолкал свою ладонь в карман джинсов.

– Да, люблю.

– Хорошо. Повар отдыхает вплоть до следующей недели, а итальянские блюда – практически все, что я умею готовить.

Черт. И что теперь?

В последовавшем молчании, все трое стояли так, будто задавались одним и тем же вопросом.

– Извините меня, – сказала Девина, – Схожу проверить ужин. – Вин быстро поцеловал ее в губы. – Там у нас стоит выпивка.

Когда стук высоких каблуков начал затихать, ДиПьетро прошел к мини-бару.

– Какую отраву выберешь?

Интересный вопрос. В своей бывшей «профессии» он использовал цианид, сибирскую язву, тетродотоксин, рицин, ртуть, морфий, героин, а заодно и новые нервнопаралитические препараты. Он делал инъекции, подкладывал в пищу, посыпал на дверные ручки, распылял на письма, заражал все возможные виды лекарств и напитков. И это было до того, как он стал по-настоящему изобретательным.

Ага, он был хорош со всем этим также, как с ножом, стволом или голыми руками. Ну, ДиПьетро этого знать не обязательно.

– Вряд ли у вас есть пиво? – спросил Джим, оглядывая бутылки с алкоголем высшего качества.

– Есть новое Догфиш. Оно изумительно.

Точно, Джим предпочитал Бад, об этой марке вообще впервые слышал – ни собак, ни рыб не захочется варить с хмелем. Но, черт с ним.

– Звучит неплохо.

ДиПьетро подхватил два высоких стакана и открыл панель, которая оказалась мини-холодильником. Взяв пару бутылок, он снял крышки и налил темное пиво с пеной, напоминавшей океанскую.

– Думаю, оно тебе понравится.

Джим принял один из стаканов вместе с маленькой льняной салфеткой, на который были вышиты инициалы «В.Ш.ДП.». Один глоток… и он мог вымолвить лишь «Черт возьми».

– Хорошее, не так ли? – ДиПьетро сделал глоток, а потом поднес бокал к свету, будто инспектировал его свойства. – Лучшее.

– Прямо из рая. – Джим смаковал то, что проходило мимо его языка, и оглядывал окружающую его роскошь свежим взглядом. Богатым было к чему стремиться. – Ну и шикарная же у тебя хата.

– Дом на берегу будет еще круче.

Подойдя к стеклянной стене, Джим прислонился к ней.

– Почему ты хочешь уехать от этого?

– Потому что там, куда я направляюсь, намного лучше.

Раздался тихий звук, похожий на дверной звон, и Джим взглянул на телефон.

Джим тоже обернулся.

– Это рабочий номер, придется взять. – С пивом в руке он направился к двери в другом конце комнаты. – Чувствуй себя как дома. Я сейчас вернусь.

Когда парень вышел, Джим рассмеялся про себя. Здесь «как дома»? Ну даааааа. Он чувствовал себя частью детской шарады, где ребенку нужно выбрать неподходящий предмет: морковь, огурец, яблоко, цуккини. Ответ: яблоко. Обитый шелком диван, дорогой ковер, чернорабочий, хрустальные графины. Ответ: да-да.

– Привет.

Джим закрыл глаза. Ее голос был таким обворожительным.

– Привет.

– Я…

Джим обернулся кругом и не удивился, обнаружив прежнюю грусть в ее взгляде.

Она пыталась подобрать слова, и он поднял руку, желая остановить ее.

– Тебе не нужно объяснять.

– Я… никогда не делала ничего, подобного прошлой ночи. Я всего лишь хотела…

– Чего-то отличающегося от него? – Джим покачал головой, когда она стала дрожать. – О… дерьмо… послушай, не плачь.

Он поставил пиво, которое налил ему ДиПьетро, и подошел, протягивая салфетку. Он бы сам стер ее слезы, но не хотел смазать макияж.

Рука Девины дрожала, когда она взяла протянутый платок.

– Я не собираюсь рассказывать ему. Никогда.

– От меня он тоже не узнает.

– Спасибо. – Ее глаза переместились на телефонную консоль, где напротив пометки «кабинет» горела лампочка. – Я люблю его. Люблю… Просто… он – сложный. Он… сложный человек, и я знаю, что он любит меня по-своему, но порой я чувствую себя невидимкой. А ты? Ты действительно видел меня.

Да, видел. И не мог отрицать этого.

– Правда в том, – прошептала она, – что хотя мне и не следовало быть с тобой, я ни о чем не жалею.

Он не был уверен в этом, учитывая, каким взглядом она смотрела на него, будто ждала мудрого совета или… отпущения грехов. Этого он ей дать не мог. Он раньше не заводил отношений, так что не похоже, что он мог что-то посоветовать ей насчет ее и Вина…. Его удел – секс на одну ночь, поэтому то, что могло так шокировать ее, был частый его опыт, когда доходило до секса.

Было ясно лишь одно. Когда эта восхитительная женщина смотрела на него своими темными, блестящими глазами, он видел в них любовь к ее мужчине, она светилась от любви в своем сердце.

Блин, ДиПьетро – конкретный идиот, раз поганит такие отношения.

Джим поднял руку и стер слезинку с ее лица.

– Послушай меня. Ты забудешь произошедшее. Спрячешь это глубоко внутри и не станешь больше вспоминать об этом, хорошо? Не вспоминай об этом, и случившееся станет былью. Будто ничего не происходило.

Она тихонько шмыгнула носом.

– Хорошо… идет.

– Умница. – Джим заправил локон мягких волос за ее ухо. – И не волнуйся, все будет в порядке.

– Как ты можешь быть так уверен?

И тут его осенило. Может, вот оно, перепутье Вина – прямо здесь, рядом с мужчиной, которого она хочет любить, надеется получить шанс, но проигрывает битву за отношения. Если бы парень смог увидеть, чем обладает, и не просто свою недвижимость, машины, статуи и весь этот мрамор, но то, что действительно имело значение. Может, тогда бы он смог изменить свою жизнь и душу к лучшему.

Девина стерла несколько слезинок.

– Кажется, я начинаю терять веру.

– Не нужно. Я здесь, чтобы помочь. – Джим сделал глубокий вдох. – Я все исправлю.

– О, господи… ты заставляешь меня еще сильней плакать. – Девина рассмеялась и пожала его руку. – Но, спасибо тебе огромное.

Черт… из-за ее взгляда, казалось, что она проникла в его грудь и взяла сердце в свои нежные ладони.

– Твое имя, – прошептал он, – подходит тебе.

Ее щеки вспыхнули.

– Я ненавидела его в школе. Хотела быть Мэри, Джули или кем-нибудь обычным.

– Нет, оно идеально. Я не могу представить, что тебя будут звать иначе. – Джим опустил взгляд на телефон, обнаружил, что лампочка погасла. – Он закончил звонок.

Она промокнула свои глаза.

– Должно быть, ужасно выгляжу. Сейчас… я принесу amuse-bouche. Отнеси их ему и задержи в кабинете, пока я привожу себя в порядок.

Ожидая, пока она вернется, Джим допил пиво, удивляясь, каким чертом он записался в Купидоны.

Блин, если те четыре парня даже подумают о том, чтобы нарядить его в крылья и подгузник, пока он будет натягивать тетиву, он точно пересмотрит свой трудовой договор. И не только формулировки.

Девина вернулась с серебряным подносом, полным чего-то размером с зубок.

– Вон там кабинет. Я присоединюсь к вам, когда не буду выглядеть такой заплаканной.

– Договорились. – Джим взял поднос, приготовившись стать официантом и нянькой для ДиПьетро. – Я задержу его.

– Спасибо. За все.

Чтобы не наговорить лишнего, Джим двинулся с подносом в руках вдоль бесчисленного количества комнат. Когда он дошел до кабинета, дверь была открыта, и ДиПьетро сидел за большим мраморным столом с кучей компьютеров. Но парень смотрел не на мониторы. Он отвернулся, уставившись в стену из окон и мерцающий вид.

Стиснув в руке что-то маленькое и черное.

Джим постучал по косяку.

– У меня развлечения для вашего рта.

***

Вин развернулся кругом на кресле и спрятал коробочку с кольцом рядом с телефоном. Стоя в дверном проеме с подносом в руках, парень мало походил на официанта, и не из-за фланелевой рубашки и джинсов. Он просто был не из тех, кто станет прислуживать кому-либо.

– Ты знаешь французский? – прошептал Вин, кивнув на amuse-bouche.

– Она объяснила, что это.

– А. – Поднявшись, Вин подошел ближе. – Девина отлично готовит.

– Ага.

– Уже попробовал?

– Неа, я просто сужу по запаху, доносящемуся из твоей кухни.

Они взяли по фаршированной шляпке гриба. И крошечный сэндвич с кусочками томата, толщиною с лист бумаги, и листьями базилика. И малюсенькую ложку с икрой и луком-пореем.

– Присаживайся, – предложил Вин, кивая на кресло у противоположного края стола. – Давай поговорим. В смысле, я знаю, ты хочешь поужинать… но есть же что-то еще, не так ли?

Херон поставил поднос на стол, но садиться не стал. Вместо этого, он подошел к окну и взглянул на Колдвелл.

В тишине Вин снова сел на свой кожаный трон, оценивая «гостя». У сукиного сына был подбородок шириной с брусок два на четыре дюйма, жесткий и прямой, и он держал карты при себе: по лицу было сложно что-то определить.

Следовательно, дорожка, на которую они собираются ступить, была темной и коварной.

Вин покатал золотую ручку на своем блокноте, в ожидании просьб, и он явно не беспокоился о разных хитростях. Большая часть его денег была вложена в стройку, но он не начал работать официально над своими гвоздями и досками… и его связи с черным рынком Колдвелла также были налажены.

– Не торопись, Джим. О деньгах просить легче, чем… о других вещах. – Он слегка улыбнулся. – Ты, случаем, не хочешь чего-то не столь легкодоступного в местном Ханнафорде?

Брови Херона дернулись, но на этом все, он просто продолжил осматривать огни города.

– О чем конкретно ты говоришь?

– А что конкретно ты хочешь найти?

Последовала пауза.

– Мне нужно узнать тебя.

Вин выпрямился в кресле, не уверенный, что расслышал правильно.

– Узнать меня как?

Повернув голову, Херон взглянул на него сверху.

– Ты стоишь на пороге какого-то решения. Чего-то значимого. Верно?

Глаза Вина метнулись к маленькому черному квадрату, который он припрятал.

– Что в ней? – спросил Херон.

– Не твое дело.

– Кольцо?

Вин выругался и потянулся за покупкой из Рейнхарда. Он засунул коробочку в выдвижной ящик, начиная терять терпение.

– Слушай, кончай морочить мне голову и скажи прямо, чего ты хочешь. Дело не в ужине или близком знакомстве со мной. Просто подумай, что в этом городе нет ничего, недоступного мне, и покончим уже с этим. Чего ты, мать твою, хочешь?

Тихие слова, которые он произнес в ответ, казались такими неуместными:

– Дело не в том, чего хочу я, а в том, что я собираюсь сделать. Я здесь, чтобы спасти твою душу.

Вин нахмурился… а затем заржал в голос. Этот парень со Смертью на спине и ремнем для инструментов на поясе хотел спасти его? Ага, все так логично.

И P.S: «душу» Вина спасать не нужно.

Когда он сделал передышку для пары глубоких вдохов, Херон сказал:

– Знаешь, а ведь я также отреагировал.

– На что? – спросил Вин, потирая лицо.

– Ну, назовем это призывом к долгу.

– Ты из религиозных фанатиков?

– Неа. – Наконец, Джим подошел к столу и сел в кресло, расставив широко колени и сложив руки на бедрах. – Я могу кое-что у тебя спросить?

– Конечно, почему нет. – Вин обнаружил, что копирует позу Херона, откидываясь в кресле и расслабляясь. На этой стадии все казалось столь странным, что он начинал не обращать на это внимание. – Что ты хочешь узнать?

Херон окинул взглядом первые издания книг и произведения искусства.

– Зачем тебя вся эта хрень? Я не ханжа. И я никогда не буду жить как ты, поэтому интересуюсь, зачем кому-то нужно все это иметь.

Вин хотел проигнорировать вопрос, и позже он будет удивляться, почему не поступил так. Но, по какой-то причине, он ответил искренне.

– Роскошь придает мне силы и прочности. Я чувствую себя в безопасности, когда красивые вещи окружают меня дома. – Ляпнув это, он тут же захотел взять слова назад. – В смысле… черт, я не знаю. Я вышел не из богатых. Был простым итальянским мальчиком, живущим в северной части города, мои родители еле-еле сводили концы с концами. Я пробивался наверх потому, что хотел большего, чем обладал тогда.

– Ну, сейчас ты забрался оооочень высоко, все верно. – Херон взглянул на компьютеры. – Значит, ты много работаешь.

– Все время.

– Похоже, ты заработал на этот изумительный вид.

Вин развернулся на кресле.

– Ага. Частенько смотрю на него в последнее время.

– Будешь скучать по нему, когда переедешь?

– Я смогу смотреть на реку. И дом, который вы с ребятами строите, выйдет впечатляющим. Люблю все впечатляющее.

– Это пиво, возможно, самое лучшее, какое я пробовал.

Вин сосредоточился на отражении парня на затемненном стекле.

– Херон – твоя настоящая фамилия?

Парень слегка улыбнулся.

– Конечно.

Вин оглянулся через плечо.

– Какие еще языки знаешь кроме французского?

– Кто сказал, что я и его знаю?

– Тот факт, что ты ни разу не слышал об этом иностранном пиве, заставляет меня сомневаться в том, что ты любитель поесть и разбираешься в этом жаргоне. И Девина не переводила amuse-boucheпотому, что было бы грубо допустить, что ты не знаешь значения этого слова. Следовательно, я думаю, что ты знаешь французский.

Херон постучал пальцами по колену, что-то обдумывая.

– Расскажи, что за коробочку ты прячешь в ящике, и может, я отвечу тебе.

– Кто-нибудь говорил, что из тебя приходиться клешнями вытягивать информацию?

– Постоянно.

Решив, что это будет несерьезным откровением – в конце концов, когда Херон будет иметь что-то с Девиной? – Вин достал коробочку из Рейнхарда и открыл ее. Он повернул ее так, чтобы Херон смог увидеть, что там лежало, и парень тихо присвистнул.

Вин просто пожал плечами.

– Как я уже сказал, я люблю красивые вещи. Купил его прошлой ночью.

– Господи, вот это бриллиант. Когда собираешься спросить ее?

– Не знаю.

– Чего ты ждешь?

Вин захлопнул коробку.

– Ты задал больше одного вопроса. Моя очередь. Французский?

– Ouiounon??

– Jeparle un peu. Et vous?

– Jepeu. Et

– Я заключил несколько сделок по недвижимости к северу от границы, поэтому говорю на французском. Твой же акцент – не канадский. Европейский. Как долго ты служил в вооруженных силах?

– Кто сказал, что я служил?

– Просто догадка.

– Может, я учился в колледже за рубежом.

Вин окинул парня скучающим взглядом.

– Не твой стиль, я думаю. Ты плохо подчиняешься приказам, и я не могу представить, что ты станешь довольствоваться сиденьем за школьной партой четыре года.

– Смысл идти на военную службу, если я плохо подчиняюсь приказам?

– Потому что они позволяли тебе делать что-то на свой лад. – Вин улыбнулся, когда лицо парня оставалось полностью непроницаемым. – Они позволяли тебе работать самостоятельно, не так ли, Джим? Чему еще они тебя научили?

Растянувшееся молчание наполнило не просто комнату, а всю двухэтажную квартиру.

– Джим, ты осознаешь, что чем больше ты молчишь, тем больше я надумаю о твоей военной стрижке и татуировке на спине. Я показал тебе, что ты хотел увидеть… кажется, будет честно вернуть одолжение. Более того, это правила игры.

Джим медленно наклонился, его глаза были безжизненны, как камень.

– Если я расскажу тебе что-нибудь, мне придется убить тебя, Вин. А это вконец испоганит настроение нам обоим.

Так, эта татуировка – не просто что-то, что парень увидел на стене во второсортном татусалоне и забил на себя, потому что решил, что она крута. Джим был реальным парнем.

– Я просто сгораю от любопытства, – пробормотал Вин.

– Тебе лучше преодолеть его.

– Прости, дружище. Я – отменный засранец. И не думай, что я выиграл лотерею, чтобы загрести все то дерьмо, на которое ты так пялишься.

Последовала пауза, после которой на лице Джима появилась слабая улыбка.

– Хочешь, чтобы я думал, что у тебя есть яйца?

– Уж поверь, приятель. И с полуслова понять можно, что они размером с церковные колокола.

Джим откинулся в кресле.

– О, ну точно. Так почему ты высиживаешь это кольцо?

Вин сузил глаза, в них вспыхнул гнев.

– Ты хочешь знать причину.

– Ага. Она – невероятно шикарная женщина, и смотрит на тебя, как на бога.

Вин наклонил голову в бок и высказал все, что крутилось в его голове с прошлой ночи.

– Моя Девина ушла прошлой ночью в голубом платье. Когда она вернулась домой, она сразу же переоделась и приняла душ. Этим утром я вытащил платье из корзины с грязным бельем, и обнаружил на его спине черное пятно, будто она сидела где-то еще, помимо начищенного стула в баре. И к тому же, Джим, когда я понюхал платье, то учуял на ткани что-то, напоминающее мужской одеколон.

Вин оценил каждую мимическую мышцу на лице парня. Ни одна из них не дрогнула.

Вин наклонился ближе.

– Не стоит упоминать, что одеколон был не мой. Тебе, возможно, будет интересно узнать, что пахнет он как твой… не то, чтобы я думал, что это ты был с ней, но ведь мужчина удивляется, когда одежда его женщины пахнет кем-то другим, верно? Поэтому видишь, дело не в том, что у меня нет яиц. А в том, к чьим яйцам еще она прикладывается.

Глава 10

Ну не поганая ли вечеринка.

Когда Джим уставился на хозяина дюплекса, сидящего по другую сторону стола, он понял, что давно, очень давно он не встречал мужчину, который бы произвел на него впечатление… но Вину ДиПьетро этот трюк удался. Сукин сын был невозмутим, хладнокровен, собран. Чертовским умен, и не тряпка.

И было очевидно, что парень в самом деле верил, что Джим не спал с его подружкой – по крайней мере, именно это подсказывали Джиму его инстинкты, а он был склонен им доверять, ведь они редко ошибались. Но как долго это продлится?

Господи. Если бы он только мог вернуться в прошлую ночь и оставить Девину на той парковке. Или... черт, просто проводить ее в теплое место и дать ей найти другого парня, с которым бы она забыла свое раздражение и печаль.

Джим пожал плечами.

– Ты не можешь быть уверенным, что она была с кем-то.

Тень скользнула по лицу Вина.

– Нет. Не могу.

– Изменял ей когда-нибудь?

– Нет. Я не придаю этому большого значения.

– Как и я. – Странно… в кои-то веки, ложь стрелой пронзила его грудь. На самом деле, в то время он не беспокоился о том, что у Девины кто-то был.

Когда молчание затянулось, Джим понял, что парень ожидал от него очередного откровения, поэтому он пробежался по своей жизни, выискивая наиболее подходящие к моменту детали. В конце концов, он сказал.

– Я также говорю на арабском, дари, пашто и таджикском.

Улыбка Вина была отчасти уважительной, отчасти – чеширского кота.

– Афганистан.

– В числе прочих мест.

– Как долго ты служил?

– Какое-то время. – Он не шутил, что придется убить парня, если обмен информацией с его стороны зайдет еще дальше. – Давай закончим на этом разговор, если ты не возражаешь.

– Согласен.

– Так, как долго ты встречаешься со своей женщиной?

Глаза Вина метнулись к абстрактной картине, висевшей на стене возле стола.

– Восемь месяцев. Она – модель.

– Оно и видно.

– Ты был женат, Джим?

– Черт, нет.

Вин засмеялся.

– Не ищешь Единственную-неповторимую?

– Скорее, я не подходящий мужчина для подобных вещей. Я часто переезжаю.

– Да? Легко надоедает?

– Ага. Вот именно.

При звуке стаккато высоких каблуков по мрамору глаза парня метнулись в сторону двери. Было очевидно, когда появилась Девина, и не просто потому, что по воздуху пронесся слабый цветочный аромат духов: взгляд Вина медленно прошелся по ней сверху-вниз, будто он давно не видел ее.

– Ужин готов, – сообщила она.

Джим взглянул на стекло, изучая ее отражение. Она снова стояла на свету, от ослепительного сияния она выделялась в ночном фоне…

Он нахмурился. Странная тень парила позади нее, как черный флаг, раскачивающийся по ветру… будто ее преследовал призрак.

Джим резко развернулся и быстро заморгал. Его глаза внимательно всмотрелись в пространство позади нее… и совершенно ничего не нашли. Она просто стояла под светом, улыбаясь, когда Вин подошел к ней и поцеловал в губы.

– Джим, ты голоден? – спросил мужчина.

Как насчет трансплантации головы, а уж потом гребаная паста.

– Да, вполне.

Они втроем двинулись мимо вереницы комнат к очередному мраморному столу. Этот стол был достаточно большим, чтобы уместить человек двадцать, добавить еще хрустальных люстр на потолок, и можно поклясться, что находишься в ледяной пещере.

Столовые приборы были хороши. И без сомнений, из настоящего металла.

Да вы прикалываетесь надо мной, подумал Джим, садясь за стол.

– Наш повар в отпуске, – сказал Вин, усаживая Девину на стул. – Мы обслуживаем себя сами.

– Надеюсь, вам понравится, что я приготовила. – Девина взяла салфетку из дамасской ткани. – Старалась сделать просто, всего лишь домашние лингуине под соусом болонез. В салате – только зелень, консервированные артишоки и красные перчики под соусом с айсвайном, который я сделала на скорую руку.

Что бы это ни было, но еда пахла изумительно, а выглядела еще лучше.

После больших вазочек для умывания рук и того, как наполнились тарелки, все приступили к ужину.

Окей, Девина была превосходным поваром. И точка. Эти арти-что-то-там с заправкой айс-та-там были запредельно шикарны… и не давали ему взяться за пасту.

– Работа над домом на берегу хорошо продвигается, – сказал Вин. – Ты так не считаешь, Джим?

На этом началось часовое обсуждение стройки, и Джим снова приятно удивился. Несмотря на его хату и модный гардероб, Вин очевидно на собственном опыте познал работу Джима и остальных парней… как и все, ради чего электрики, водопроводчики, строгальщики и кровельщики вставали по утрам. Парень разбирался в инструментах, гвоздях и досках, а также изоляции. Перевозке и уборке мусора. Асфальтировании. Лицензиях. Технических нормах. Сервитуте.

И значит, его повышенное внимание к деталям было обусловлено не придирками клиента-педанта; парень был тем же рабочим, но с высокими стандартами.

Ага, он определенно начинал с низов.

– …и это станет проблемой, – рассказывал Вин. – Нагрузка на несущие стены в фойе высотой в четыре этажа будет превышать нормативы. Что беспокоит архитектора.

Девина, наконец, вставила свои полслова.

– Ну, разве ты не можешь сделать его ниже? В смысле, ближе к земле?

– Дело не в высоте потолка… а в крутом конусе и массе крыши. Хотя, думаю, мы могли бы решить проблему, модернизировав стальные балки.

– О. – Девина вытерла губы салфеткой, будто смутилась. – Отличная мысль.

Когда Вин переключился на другую тему, также касающуюся дома, Девина уделила особое внимание сворачиванию салфетки на коленях.

Черт, парень мог разбираться в строительстве, но интересно: если спросить его, какой любимый цвет его женщины, верно ли он ответит?

– Так, ужин был превосходный, – сказал в конце Вин. – За шеф-повара!

Когда он поднял бокал вина и кивнул Девине, она каждой клеточкой впитала похвалу, лучась от счастья. Но, с другой стороны, он провел остаток ужина, рассуждая о темах, в которых она ничего не понимала, низведя ее до позиции стороннего наблюдателя, и не придав этому особого внимания.

– Я уберу все и принесу десерт, – сказала она, поднимаясь. – Нет, сиди, пожалуйста. Я ненадолго.

Джим опустился назад на стул и сосредоточился на Вине. В наступившей тишине, пока Девина металась туда-сюда с блюдами, практически можно учуять, как дерево горело между ушами парня.

– Что тебя парит? – спросил Джим.

– Ничего. – Быстро пожав плечами, он глотнул вина. – Вообще ничего.

Десерт состоял из домашнего мороженого с вишневой и шоколадной прослойкой, и настолько крепкого кофе, что тот мог обеспечить надежный стояк. Сочетание было безупречным, и все же недостаточно сладким или вкусным, чтобы убрать хмурый взгляд Вина.

Когда десертные блюдца опустели, Девина снова поднялась на ноги.

– Почему бы вам двоим не отправиться в кабинет, пока я прибираюсь на кухне? – Она покачала головой прежде, чем Джим успел предложить помощь. – Это займет одну минуту. Нет… правда, позволь мне заняться этим. А вы возвращайтесь к своим разговорам.

– Спасибо за ужин, – поблагодарил Джим, поднимаясь со стула. – Лучшая трапеза за последнее время.

– Поддерживаю Джима, – пробормотал Вин, бросив салфетку на стол.

Когда они снова оказались в кабинете, Вин сразу направился к мини-бару в углу комнаты.

– Она великолепно готовит, не так ли?

– Ага.

– Бренди?

– Нет. Спасибо. – Джим прошелся по комнате, разглядывая на полках книги в кожаных обложках, картины, рисунки и марки США в рамках. – Ты также строил в Канаде, да?

– На самом деле, по всей стране.

Вин взял широкий бокал и налил себе пару дюймов, затем сел за стол. Покручивая коньячный бокал на месте, он дотронулся до беспроводной мышки, и его лицо осветил монитор, на котором выключилась экранная заставка.

Джим остановился у рисунка, на который посмотрел Вин, подумав о Девине. На картине была изображена лошадь… вроде бы.

– Этот художник сидел на ЛСД?

– Это Шагал.

– Без обид, но рисунок странный.

Вин засмеялся, окинув взглядом этот предмет искусства… или кусок дерьма, в зависимости от вашего вкуса… авторитетно оценивая.

– Картина относительно новая. Я купил ее в ночь знакомства с Девиной. Боже, я давно не смотрел на нее. Напоминает мне фантастический ландшафт.

Джим подумал о жизни, которую должно быть вел парень. Работа, работа, работа… возвращение домой… не замечая дорогие вещи, которымивладел.

– Ты видишь свою подружку? – внезапно спросил Джим.

Вин нахмурился и глотнул бренди.

Ну, это был вопрос.

– Меня это не касается, – пробормотал Джим. – Но она действительно видит тебя. Ты счастливчик.

Брови Вина сошлись на переносице, и когда тишина затянулась, Джим понял, что пересек сегодня все мыслимые пределы. Велика вероятность, что в ближайшие минут пятнадцать ему укажут на дверь, и хотя ему казалось, что он определил проблему Вина, все же Джим нисколько не приблизился к линии ворот, так сказать.

Он подумал о маленьком ТВ, свисавшем с потолка в больничной палате, и двух шеф-поварах, из-за которых он вляпался в это ужасный ужин.

– Так… у тебя есть здесь ТВ? – спросил он.

Вин моргнул, собравшись с мыслями.

– Да, вон там.

Поднявшись на ноги, он взял пульт и вышел из-за стола, нажимая кнопки. Внезапно стеллаж разъехался надвое, и взгляду предстал плоский экран размером с двуспальную кровать.

– Черт, ты помешан на своих игрушках, да, – смеясь, сказал Джим.

– Помешан, не стану лгать.

Они вдвоем уселись в креслах перед столом, когда Вин нажал еще несколько кнопок. Когда замелькали каналы, Джим чувствовал себя шизофреником, вымаливая подсказку у переключаемых… он ищет наставлений у телевизора? Он скоро начнет думать, что спутники отслеживают каждое его движение.

О, минутку… так и было, верно.

На экране менялись изображения, и Джим обращал внимание на различные шоу: «Кто хочет стать миллионером?», Вин и так обладал миллионами. «Потерянные»? Ну, ага, подходит к им обоим… хотя один Джим понимал это. «Большой ремонт»? Много чего подобного происходит на обеих сторонах, но эта вряд ли можно назвать новостью.

Смена каналов закончилась на Леонардо ДиКаприо в каком-то фильме.

– На самом деле, в этом году выходит более совершенная модель, – сказал Вин, откладывая пульт в сторону. – Будет стоять в новом доме.

Джим пытался въехать в сюжет фильма, но на экране мелькал лишь Лео, одетый во что-то из эпохи ренессанса, напоминающий женщину.

Черт, толку никакого.

– Джим, должен быть честным. – Холодные серые глаза Вина были ясными. – Я понятия не имею, во что ты здесь играешь, но, непонятно почему, ты мне нравишься.

– Взаимно.

– Так, и что мы с этого имеем?

Джим задавался тем же вопросом.

А на экране, дела Лео обстояли совсем нехорошо. Средневековые «плохие парни» схватили и куда-то потащили бедолагу.

– Что это, блин, за фильм?

Вин нажал на пульт, и информационная полоса выскочила внизу экрана: «Человек в железной маске». Леонардо ДиКаприо, Джереми Айронс. 1998 год. Всего две звезды, очевидно…

О, твою же мать. «Железная маска»? Черт возьми, он в последнюю очередь хотел оказаться в этом клубе. Особенно с…

Девина показалась в дверях кабинета.

– Вы не хотите прогуляться?

Ну, это ли не начало.

Джим выругался про себя и попытался представить там себя, снова в ее компании… только в этот раз под бдительным, подозрительным взглядом ее бойфренда. И он ужин считал неловким?

Но фильм был знаком. Верно? Четыре парня сказали, что у него будет помощь.

– Ага. Давайте проедемся в центр, – пробормотал он. – В… Как насчет «Железной Маски»?

Глаза Девины вспыхнули, будто ее поразил выбор клуба. И тут взаимненько.

После короткого обсуждения Вин поднялся на ноги.

– Окей, если вы этого хотите, то я в игре. – Он подошел к своей женщине, и, будто сделав над собой усилие, наклонился к ней и поцеловал в губы. – Я принесу тебе шубу.

Девина повернулась и последовала за своим мужчиной вниз по коридору. Джим, оставленный в кабинете, пропустил руку сквозь волосы, желая повыдергивать их с корнями.

Может, ему стоит перестать думать, будто ТВ посылает ему подсказки. Потому что это до безумия глупо.

Глава 11

Мария-Тереза первой заметила мужчину.

Она стояла у барной стойки, ближайшей к выходу из Железной Маски, пристально изучая толпу, когда он вошел в клуб. Это было как в кинофильме: в мгновенье, когда он вошел, все вокруг перестало существовать, остальные люди превратились в смазанные тени, пока она смотрела на него, на него одного.

Ростом в шесть футов и три дюйма. Темные волосы и бледные глаза. Костюм словно с витрины магазинов на Пятой Авеню.

На его руке повисла брюнетка в красном платье и белой шубе, рядом с ним парень повыше с короткой стрижкой и замашками военного. Никто из них не вписывался в толпу, наряженную в кожу, кружева и цепи, но она не потому так пялилась.

Нет, смотрела она из-за самого мужчины. Он бросался в глаза так же, как и ее бывший: состоятельный мужчина с аурой бандита, парень, который привык управлять всем, что происходило вокруг него… и настолько же теплый и заботливый, как и морозильная камера.

К счастью, было легко выключить ее мгновенное притяжение: она уже ошиблась однажды, предположив, что богатство и власть делает таких парней похожими на современных истребителей драконов.

Неудачное предположение. Порой убийцы драконов оказывались... простыми убийцами.

Джина, одна из работающих девушек, подошла к бару.

– Кто этот мужчина у входа?

– Клиент.

– Мой, надеюсь.

Мария-Тереза не была бы так уверена. Судя по брюнетке рядом с ним, у него не было причин покупать секс… минуточку… эта женщина…. Она приходила сюда прошлой ночью, не так ли, и она была с другим мужчиной. Мария-Тереза запомнила их по той же причине, по какой они выделялись этим вечером – они не соответствовали клубу.

Когда троица уселась в темном углу, Джина поправила державшееся на честном слове бюстье и волосы, которые сейчас были красными. В прошлом месяце – белыми и розовыми. В позапрошлом – иссиня-черными. Она продолжит в том же духе, и будет щеголять с прической Телли Саваласа, благодаря химическому оружию, которым выжигает свои корни.

– Думаю, что подойду поближе и познакомлюсь. Пока-пока.

Джина, одетая в кожаную юбку и сапоги на шпильках, которые она носила с гордостью, неторопливо отошла. В отличие от Марии-Терезы она балдела от того, чем зарабатывала на жизнь, и даже ставила своей целью стать той, кого она относила к «главным мультимедийным эротическим звездам», наряду с Джанин Линдмюльдер и Дженной Джеймсон. Кем бы они ни были. Мария-Тереза знала имена лишь потому, что Джина говорила о них так, будто те были Биллами Гейтсами порноиндустрии.

Мария-Тереза помедлила, наблюдая за «сценой». Когда Джина томно прошествовала перед ними, женщина в белой шубе кинула взгляд на то, что так откровенно продавалось, и взгляд этот был бритвенно-острым. Причем напрасно. Ее деловой бойфренд даже не взглянул на Джину… он был слишком занят, болтая со своим приятелем. И все это «пошла-прочь-это-мой-мужик» только подстегивало заигрывание: Джина красовалась перед этой территориальной ненавистью, задержавшись, пока мужчина, наконец, не поднял взгляд.

Но он сосредоточился не на той, что стояла перед его носом. Его взгляд обогнул Джину в латексе и приклеился к Марии-Терезе.

Мгновенное. Космическое. Притяжение. Такое, что невозможно спрятать от посторонних, подавить или просто выключить, если вам когда-нибудь вообще представится возможность повлиять на него. Сомкнувшись взглядами, они словно оказались обнаженными в объятиях друг друга, и не на часы, на дни.

И значит, она не подойдет к нему ближе, чем на пушечный выстрел, и не только из-за его ревнивой подружки. Если то, что она поначалу чувствовала к своему бывшему, было проблемой, то это притяжение между ней и незнакомцем несло в себе возможную катастрофу.

Отвернувшись, Мария-Тереза сиганула в толпу, не замечания ничего и никого вокруг себя. Стальные серые глаза мужчины пожирали ее, и хотя, как она знала, он не мог ее больше видеть, она могла поклясться, что он до сих пор на нее смотрел.

– Эй, лапонька.

Мария-Тереза взглянула через плечо. Пара студентов в джинсах на бедрах, футболках «Аффликшн», с безумными аксессуарами – одни джинсы-клеш чего стоят – подошли к ней сзади, пожирая взглядом ее тело. Судя по хитрому взгляду, стало ясно, что их карманы были набиты папочкиными деньгами, а в головах гулял ветер наравне с уверенностью, типичной для огромных безмозглых футболистов.

Ей также показалось, что они чего-то наглотались: их веки дергались, а не моргали, и у обоих выступил пот над верхней губой. Прекрасно. Этого ей только не хватало.

– Сколько будет стоить для меня и моего друга? – сказал окликнувший ее парень.

– Думаю, вам лучше поискать кого-нибудь другого. – Например, Джина не имела ничего против менажа. Или видеокамер. Камер на мобильниках. Других женщин. Будем надеяться, она знает меру с этими конскими атрибутами, присущими Екатерине Великой, но нельзя знать наверняка… было вполне вероятно, что похотливое ржание звучало как «соси быстрее» для нее.

Мистер Разговорчивый подошел ближе.

– Мы не хотим никого другого. Мы хотим тебя.

Сделав шаг назад, она посмотрела им прямо в глаза.

– Найдите кого-нибудь другого.

– У нас есть деньги.

– Я танцовщица. Мне платят только за это.

– Тогда почему ты не в одной из этих клеток? – он снова наклонился ближе, и до нее донесся душок его одеколона: о-де-пиво. – Мы наблюдали за тобой.

– Я не продаюсь.

– Брехня, куколка.

– Если вы продолжите беспокоить меня, то вам закажут вход в этот клуб. Нужно всего лишь одно слово от меня управляющему. А сейчас отвалите!

Мария-Тереза ушла прочь, чертовски хорошо осознавая, что они были злы, она не заботилась об этом... спасибо тебе за это, Трэз. Она ненавидела просить у мужчин помощи, но для своей же безопасности, она готова на это пойти в любую секунду.

У заднего бара она заказала колу с огромным количеством льда и перегруппировалась. Было еще рано, всего десять тридцать, а значит впереди около четырех часов работы.

– Эти два придурка беспокоят тебя?

Она посмотрела на Трэза и улыбнулась.

– Ничего, с чем бы я не справилась. – Она окинула взглядом кожаное пальто в его руке. – Уезжаешь?

– На встречу с моим братом. Слушай, вышибалы наготове, а я вернусь через час, два – максимум. Звони мне, если тебе или девочкам что-нибудь понадобится. Хорошо?

– Обязательно. Осторожней за рулем.

Он сжал ее руку и двинулся через толпу, из-за его роста посетители клуба казались крошечными.

– Твой сутенер? Может, нам просто следует поговорить с ним?

Мария-Тереза глянула через плечо на студентов.

– Он – мой босс, и зовут его Трэз. Почему бы вам не представиться лично ему?

– Ты считаешь, что слишком хороша для нас?

Она развернулась к ним лицом.

– Сделайте себе одолжение и оставьте меня в покое. Конечно, если вы не хотите, чтобы вас вывезли отсюда на скорой.

Тот, что все время говорил, улыбнулся, обнажая маленькие острые зубы.

– Сделай нам одолжение и перестань думать, что шлюхи, как ты, имеют право на мнение.

Мария-Тереза в ужасе отшатнулась… но только внутри себя.

– Твоя мама знает, как ты разговариваешь с женщинами?

– Ты не женщина.

Горло Марии-Терезе плотно сжалось.

– Оставьте меня в покое, – хрипло велела она.

– А ты заставь нас.

***

Вин просканировал толпу на предмет темноволосой женщины, и расстроился, когда не смог найти ее. Они встретились взглядом на один электрический момент, и потом она растворилась в море тел, словно призрак.

– Кого ищешь? – спросила Девина низким голосом.

– Никого. – Вин кивнул официантке, которая тут же подошла. После того, как они заказали выпивку, Девина незаметно пододвинулась ближе, прижавшись грудью к его бицепсу. – Пошли назад.

– Куда назад?

– В приватные ванные.

Вин нахмурился, когда темноволосая женщина в углу обернулась… Нет, не она. Может… нет, опять не та.

Черные волосы, голубые глаза, лицо сердцевидной формы, которое так хотелось взять в свои руки. Кто она такая?

– Вин? – Девина коснулась губами его уха. – Ну, давай же… я голодна.

В отличие от прошлой ночи, сейчас эти заявления в стиле «возьми-меня-сейчас-же» больше раздражали, чем соблазняли. Он знал, что эта долбанная игра в соблазнение была связана с проституткой, которая мелькнула вблизи, зазывая своим «как-насчет-такого». Дело в том, что Девина не возражала против другой женщины, если все происходило по ее условиям – которые, очевидно, не включали полуголых ночных бабочек, с виду готовых запрыгнуть на него и довести до оргазма прямо на публике.

Нет, женщина должна быть привлекательной скорее для Девины, чем для него, чтобы она с этим сладила.

– Я хочу пойти в укромное место, – промурлыкала она.

– У нас гость.

– Мы же ненадолго. – Она лизнула его шею, от чего он почувствовал себя столбом, который пометили. – Обещаю. Я проголодалась, Вин.

– Извини. – Его глаза просеивали толпу. – В данный момент я сыт по горло.

Девина прекратила заигрывания и откинулась на сиденье.

– Тогда я хочу домой.

И в этот самый момент появилась официантка с пивом для Джима, текилой «Патрон» для Вина, и «Космо» для Девины.

– Мы не можем уехать сейчас, – пробормотал Вин, протягивая женщине сотку и сказав, оставить себе сдачу.

– Но я хочу домой! – Девина скрестила руки на груди и требовательно взглянула на него. – Сейчас!

– Да ладно, Девина. Выпей коктейль, расслабься…

Прежде чем он успел сказать, что целое море «укромных местечек» ждет их по возвращении в пентхаус, Девина оТрэзала.

– Может, мне стоит купить эту рыжеволосую для себя, раз ты не собираешься обо мне позаботиться?

Да без проблем. Неудачный выбор слов. И абсолютно неудачная линия поведения.

Повернувшись на бок, Вин достал ключи от М6 из кармана.

– Тебя проводить до машины? Или дать денег на проститутку?

В повисшем молчании глаза Девины вспыхнули черным. Но ей следовало подумать, прежде чем занимать столь жесткую позицию.

Минуту спустя она схватила ключи.

– У меня и в мыслях не было тебя беспокоить. Джим проводит меня, ведь так ты сможешь остаться здесь и наслаждаться видом.

С легким кивком, Вин посмотрел на другого мужчину.

– Джим, окажешь честь?

Парень медленно поставил пиво.

– Слушай, если она хочет уехать…

– … то пускай уезжает. И она хочет, чтобы ты проводил ее до машины.

Бедняга выглядел так, будто предпочел бы отрубить себе все пальцы, чем вставать меж двух огней, и Вин не осуждал его.

Скинув одну ногу с другой, Вин встал.

– А, черт, приятель, просто расслабься здесь, а я…

Девина подскочила на ноги.

– Джим, пожалуйста, отведи меня к машине. Сейчас.

Вин покачал головой.

– Нет, я сам…

– Черт та с два, – оТрэзала Девина. – Я не хочу, чтобы ты провожал меня.

– Все нормально, – пробормотал Джим. – Я сделаю это.

Мужчина поднялся, оставив кожаную куртку на месте, будто он не собирался задерживаться на стоянке.

– Я просто доведу ее до машины. Окей?

– Спасибо, дружище. – Вин снова сел и проглотил свой «Патрон» залпом. – Я буду ждать здесь.

Джим указал в сторону двери, и Девина вышла, с высоко поднятым подбородком и прямой спиной, держа мех в руках.

Вин наблюдал, как они уходят, и его охватили сомнения относительно кольца. Он не сделал ничего, чтобы поощрить проститутку… даже не взглянул на нее. Но ты смотрел на кого-то другого, напел внутренний голос.

Вин продолжил вглядываться в толпу, в которой, казалось, все были с темными волосами одеты в черные шмотки. Черт возьми… почему они находились в подобном клубе, где абсолютно все были черноволосыми?

Хотя…. Ну, почему было вполне очевидно: она была одета не как посетитель.

Выругавшись, он взглянул на одну из клеток, где в голубом свете женщина извивалась так, будто уронила холодную монету в стринги, а руками ее доставать запретили. Та брюнетка была танцовщицей… или кем она была?

О, ну кого он, блин, дурит. С тем же успехом он мог купить все, что находилось в клетках.

И все же, проститутка она или нет, в мгновение, когда их взгляды встретились, притяжение было неоспоримо, хотя и лишено смысла. Он никогда не судил женщин, занимавшихся проституцией, но не мог представить себя с той, что зарабатывала себе на жизнь таким образом. Зарабатывает на жизнь.

Нет. Ни за что на свете. Будь она здорова по максимуму, и даже если он выбрала такой путь потому, что ей это нравилось, он от природы не способен делиться. Он был слишком похож на своего отца, и паранойя свела бы его с ума.

Вин выругался, подумав, как блин он перешел с одного взгляда на женщину в противоположном конце клуба на размышление о вероятности отношений с ней. Он уже встречался. И бриллиант размером с виноградину ожидал дома его...

Внезапно, его брюнетка прорвалась через толпу. Она шла быстро, ударяясь плечами о людей, а на лице застыла жесткая маска. Прямо по ее пятам шли двое парней с шеями шире их голов и неприятными рожами.

Словно десятилетние юнцы, собравшиеся оторвать бабочке крылья.

Вин нахмурился… и встал на ноги.

Глава 12

Когда Джим шел по парковке «Железной Маски», его абсолютно не устраивало то, что он сейчас делал. И его мнение не улучшил тот факт, что Девина взяла его руку, прижимая ближе к себе.

– Снова холодает, – сказала она низким голосом.

Ну да, но он не станет ее согревать как прошлой ночью.

– Давай я помогу надеть шубу.

– Нет… – Она погладила мех в своей руке. – Я не хочу надевать ее сейчас.

И значит, блин, возможно, Вин купил ее. Не лучший поворот событий.

Джим довел ее до «БМВ», и когда она выключила сигнализацию с помощью электронного ключа, он открыл водительскую дверь.

– Я плохо знакома с механической коробкой, – сказала она, уставившись на интерьер М6. – Я на самом деле не могу на ней ехать. – Она ждала, когда он что-нибудь скажет. – Джим…

– Садись в эту машину.

Она взглянула в сторону его грузовика, припаркованному двумя местами ниже. Хотя она не сказала это напрямую, но, учитывая поворот ее головы, она спрашивала его.

– Я не могу. – Джим отступил назад. – Извини.

Девина прижала белую норку к груди.

– Тебе не понравилась прошлая ночь?

– Конечно, понравилась. Но сейчас я его знаю, и что бы ты ни сказала, позже ты пожалеешь об этом.

Наступила долгая, напряженная тишина; потом Девина кивнула и медленно опустилась на ковшеобразное сиденье. Вместо того чтобы закрыть дверь или пристегнуться, она просто уставилась на рулевое колесо, на ее изумительное лицо падал свет от приборной панели.

– Прости, Джим. Я не знаю, о чем прошу… Это нечестно, по отношению к тебе, к нему и ко мне. Просто я настолько опустошена, что принимаю плохие решения и веду себя неправильно.

Черт, он на себе знал, каково это.

– Все нормально. Это свойственно людям.

Он нагнулся ниже и, взглянув ей в глаза, чертовски разозлился на Вина. Неужели он не понимал, чем обладает? Да господи боже, никто не был идеален, и ссора в клубе доказала это. Но блин.

– Послушай, Девина… ты говорила с ним? Пыталась объяснить… – Черт подери, Джиму не верилось, что слово на «Ч» готово сорваться с его рта. – Ты пыталась объяснить, что ты чувствуешь?

– Он всегда такой занятой. – Она взглянула на него темными и очень серьезными глазами. – Но, может, ты поговоришь с ним? Скажешь, что я люблю его и хочу быть с ним…

– Минутку… эммм…– Окей, идея такая же неудачная, как и возможность еще одного секса. – Я не из тех…

– Пожалуйста. Джим, пожалуйста. Ты понравился ему, это видно, и поверь мне на слово, такое редко случается. Ты просто мог бы сказать, что мы поговорили на улице, и что я скучаю по нему, несмотря на то, что мы вместе. В смысле, я же не дура. Я знаю, что он за мужчина. Зарабатывать деньги было всегда важным для него, и есть свои выгоды встречаться с кем-то вроде него. Но должно быть больше… – Казалось, ее глаза вспыхнули. – Ты не думаешь, что для жизни нужно больше, Джим?

Почувствовав, как его охватило странное притяжение, он выпрямился.

– Да, но тебе нужно самой поговорить с ним.

На секунду ему показалось, что он увидел жесткий огонек в ее глазах, но потом она снова кивнула и пристегнула ремень безопасности.

– Вин – не тот, кем я его считала. – Девина завела М6 и включила передачу. – Я ждала, когда он растает, доверится мне и полюбит, но этого не произошло. И сейчас я начинаю терять свою уверенность, Джим, на самом деле.

– Он купил тебе кольцо.

Когда ее голова резко повернулась, Джим четко понял, что не просто приступил границы, он провалился по всем параметрам. Но важнее было удержать ее в жизни Вина.

– Купил? – выдохнула она.

– Просто решил немного подождать. – Черт, может он и поговорит с Вином этой ночью. Бог знал, Джим был хорошим лжецом, и в этом случае, его мотивы впервые были благородны: он мог попытаться убедить Вина, что свадьба того стоит.

– Слушай, давай я поговорю с ним, окей?

– О, спасибо. – Потянувшись, она сжала его руку. – Спасибо большое. Я очень надеюсь, что это поможет.

Она послала ему воздушный поцелуй и закрыла дверь. Отступив в сторону, он наблюдал, как она выехала с парковки и помчалась по Торговой улице, двигатель переходил с передачи на передачу плавно, как по маслу.

Джим нахмурился, подумав, что если то, что она классифицировала, как «не умею пользоваться механикой», то как тогда по ее мнению выглядит опытное вождение?

Блин, ему нужно покурить.

К кирпичной стене клуба с шумом подъехала машина и припарковалась под знаком «только для персонала». Две едва одетые женщины с грудью из Плейбоя и ногами, тощими, как зубочистки, вышли из машины, мгновенно обратив на него внимание.

– Эй, – позвала блондинка с сексуальной улыбкой.– Ты пришел в клуб?

У ее подружки была прическа «улей» в стиле Эми Уайнхаус и ожерелье с бриллиантами, выложенными в слово «шлюха».

– Да, как насчет того, чтобы зайти с нами через заднюю дверь?

Намек был чересчур очевидным, даже для Джима, и, судя по висюльке на ее шее, сам процесс с ней будет намного завлекательней… но если так он срежет путь вокруг здания по холоду? Да без проблем, спасибо вам, мадам.

Джим прошел вперед, когда вышибала открыл дверь для женщин.

– Он с нами, – сказала Блондинка парню. – Мой кузен.

– Здоров. – Вышибала протянул руку, сжатую в кулак, и Джим стукнулся с ним костяшками. – Приятно познакомиться.

Когда они зашли внутрь, парень закрыл за ними дверь, и быстро заговорил в Блютуз в своем ухе.

– Впереди? Хорошо. Сейчас иду. Черт, девочки, у нас драка на танцполе. Оставайтесь здесь, пока не разберемся.

– Хорошо, мы найдем, чем заняться, – с насмешкой сказала блондинка.

– Или кем, – та, что с ульем на голове, взяла Джима за руку, прильнув к нему ближе.

Он освободился из ее хватки. – Меня ждет друг.

– Мужчина или женщина? – спросила блондинка.

– Мужчина.

– Идеально для двойного свидания. Клуб в этом плане… увидимся позже.

Та, что с ульем на голове, наклонилась к его уху.

– Считаешь, что я хороша сейчас? Погоди, увидишь меня в рабочей одежде.

Они скрылись за дверью с надписью «Женская раздевалка», оставив его в темном коридоре с мыслями о том, что если они переоденутся во что-то еще невесомее, то девушки выйдут одетыми в почтовые марки.

Когда он двинулся в сторону помещения клуба, из-за угла вышла темноволосая профессионалка, двигаясь ему навстречу. Он мгновенно узнал ее, ведь именно от нее Вин не отрывал глаз, когда Девина вымаливала его «внимания». И Джим не обрадовался, заметив, кто сидел на ее хвосте: пара огромных парней шла вплотную, и на их лицах повисли такие выражения, будто они преследовали ее в этом тусклом укромном коридоре потому, что хотели чего-то, что она совершенно не собиралась им давать.

Джим взглянул вперед и назад. Коридор был длиною в добрые сорок футов и десять футов шириной, и за исключением двери с отметкой «Офис» у самого выхода, раздевалка была единственной возможностью для нее укрыться.

А все вышибалы были заняты с какой-то заварушкой.

Джим прочно встал на ноги, готовый в любой момент вмешаться … когда, как гром среди ясного неба, в сводчатом проходе в клуб появился Вин, будто пришел к тому же «что-то не так» заключению. Быстро шагая по коридору, Вин сокращал расстояние, но первым драма достигла Джима.

– Я сказала, нет! – кинула женщина через плечо.

– Женщины как ты не говорят «нет».

Окей, неудачный выбор слов. Джим преградил дорогу парням, спросив у женщины.

– Вы в порядке?

Она обернулась к нему, и по ее жесткому лицу и ужасу во взгляде стало ясно, что она держится в руках только усилием воли.

– Да. Просто решила взять перерыв.

– Почему это? Твой ротик устал?

Джим взглянул в лицо говорившему парню.

– Почему бы вам не свалить?

– А ты кто такой? Один из ее сутенеров? – Сукин сын потянулся и схватил ее за запястье. – Почему бы тебе не мешать ей заниматься своей…

Вин ДиПьетро, одолев расстояние между ними, двигался так, будто вырос на улице. Прежде чем Джим успел что-то предпринять, Вин пошел на нежелательный контакт, схватив бицепс парня и, разжав его хватку на женщине, круто развернул парня. Он ничего не сказал. Этого и не требовалось. Он был готов врезать мудаку, его серые, раньше спокойные, глаза пылали огнем.

– Отпусти мою руку, чтоб тебя за ногу! – прокричал парень.

– Заставь. Меня.

Джим посмотрел на женщину.

– Я и мой приятель разберемся с этим. Почему бы вам не сделать себе кофе и пригласить двух других девочек с собой? Я крикну, когда они перестанут выделываться.

Ее глаза метнулись к Вину. Было ясно, что она не любила принимать помощь, но она также была не глупа. Учитывая под каким кайфом находились студенты, они заправились не только спиртным, а также коксом или амфетамином. И значит, велика была вероятность, что ситуация пойдет по наклонной.

– Я позвоню вышибалам, – прошептала женщина, открывая дверь в раздевалку.

– Сделай мне одолжение, – сказал Вин, продолжая удерживать парня, – и не звони никому.

Она покачала головой, уходя из коридора.

И в этот момент, в руке неподвижного парня появился нож.

Предоставив Вину милую болтовню с этой парой, Джим сделал шаг вперед, предугадывая, в каком направлении произойдет выпад с ножом. А, ну точно, придурок с лезвием собирался зайти справа, потому что был правшой, и в этом крылась причина промедления…

Джим схватил парня в середине атаки: поймав его запястье, он резко развернул его, сдавливая сустав, пока оружие не упало на пол. И как только он познакомил морду парня со стеной, Вин перешел на кулачный бой. Уклонившись от размашистого удара, он поднялся с кулаками наголо как боксер. Его удар сшибал с ног… но проблема в том, что незаконные стимуляторы в студенте, вместе с расположенностью к преступлениям и алкоголем, несли в себе эффект анестетика.

Поэтому парень с корявым, а сейчас и окровавленным ртом, даже не почувствовал удара. Он вернул хук в руку Вина, и началась заварушка. Они стали совсем дикими, превращая коридор в ринг для боев без правил… было на что посмотреть: Вин выступал одновременно и агрессором, и наказывающим в этой паре.

Чтобы предоставить ему простор для драки, Джим оттащил мертвый груз с дороги, намереваясь вести себя цивильно, пока его мешок дерьма не приносит ему проблем.

Ублюдку пришлось открыть свой рот. Он просто вынужден был:

– Почему вас заботит, что делает какая-то шлюха? Она же, мать вашу, просто ноль без палочки.

Перед глазами Джима все замелькало, но ему пришлось взять себя в руки и перевести взгляд на потолок. Конечно же, через равные интервалы были установлены камеры… и значит, происходящее записывалось. С другой стороны… ему с Вином хватило ума уступить противникам первые удары и достать оружие, так что по закону это признают самозащитой.

Но, самое главное, эти два придурка студенческого возраста, сидящие на незаконных препаратах, не захотят что-то писать в полиции.

И значит, нет причин не закончить это.

Джим усилил хватку на запястье, затем, захватив плечо, дернул парня назад так, чтобы он мог прошептать ему на ухо.

– Я хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох. Давай… соберись. Успокойся и сделай глубокий вдох для меня. Вот так…

Джим все сильнее и сильнее сдавливал, пока боль не вытеснила все возражения. И когда он добился большей податливости и ровного дыхания, он быстрым поворотом вывихнул руку прямо из плечевого сустава. Изданный крик был громким, но музыка с танцпола заглушила эхо. Поэтому, принимая все во внимание, клубы были не самым плохим местом для подобных стычек.

Когда парень рухнул на пол, Джим сел на корточки перед ним.

– Ненавижу больницы. Только что выписался из одной. Ты знаешь, что они будут делать с таким ранением как у тебя? Они вставят руку назад, где она находилась. Смотри, давай покажу тебе.

Джим поднял свисающую конечность и даже не стал говорить парню о глубоком дыхании. Он просто приложил нужное давление, чтобы кость нырнула назад, в положенное место. В это раз не раздалось крика – сукин сын просто лишился сознания.

После удачной попытки поиграть в ортопеда, Джим взглянул, как обстоят дела у другой половины – и выпучил глаза на то, как Вин месил печень противника, словно тесто. Студент совсем завял, выглядел при этом основательно побитым – он пользовался руками для защиты, а не для самих ударов… а коленки шатались так, будто он едва держался на ногах.

И все бы ничего, если бы не возникшие проблемы.

У выхода из коридора они привлекли внимание завсегдатая клуба, который сейчас пялился прямо на них. Освещение было тусклым, но не достаточно. Самое время линять.

– Вин, пора уходить, – прошипел Джим.

Неудивительно, что новость не дошла до адресата, учитывая ожесточенный фокус Вина к своему противнику. Черт, хрен с зеваками; если Вин продолжит начатое, то запросто убьет парня. Или, по меньшей мере, превратит придурка в овощ размером с лайнбекера.

Джим поднялся с колен, готовый вмешаться не только словами.

Глава 13

Вин давно так не отрывался.

Годы прошли с тех пор, как он колошматил что-то большее, чем грушу в тренажерном зале, он даже подзабыл, как приятно физически выражать свое мнение о всяких козлах – прямо в чье-то лицо. Сейчас все вернулось – стойка, сила, сосредоточенность.

Он все еще обладал навыками. Все еще мог драться.

Проблема в том, что как и все хорошие вещи, вечеринка подошла к концу, который оказался не нокаутом соперника… хотя, учитывая как дрожали коленки студента, если Вин продолжит чуть дольше…

Но нет, Джим прервал все веселье, схватив Вина тяжелой рукой за плечо и дернув его прочь от противника.

– У нас зрители.

Задыхаясь как загнанный бык, Вин перевел взгляд на дверной проем. Парень в очках и с усами смотрел определенно на них, на его лице застыло выражение, будто он стал свидетелем автомобильной аварии.

Прежде чем кто-либо смог отреагировать, задняя дверь в клуб с шумом распахнулась, и к свалке направился афро-американец, с таким видом, будто мог вырвать переднее крыло автомобиля. Голыми зубами.

– Что, вашу мать, такое творится в моей вотчине?

Темноволосая женщина Вина появилась из раздевалки.

– Трэз, те двое в футболках с черепами – источники проблем.

Вин заморгал, как болван, услышав звук ее прекрасного голоса, но затем снова собрался и придавил парня лицом к стене.

– Можешь закончить то, что я начал ранее, – сказал он владельцу клуба.

Джим указал на студента, лежащего на полу.

– У этого был нож.

Парень по имени Трэз оглядел парней.

– Где оружие? – Джим пнул лезвие в его сторону, и мужчина наклонился, чтобы поднять его. – В полицию звонили?

Все посмотрели на женщину, и когда она покачала головой, Вин понял, что не может отвести от нее глаз. Через весь клуб она заставила его сердце биться сильнее; в непосредственной близости гребаный орган внезапно замер: ее глаза были настолько голубыми, что напоминали ему о летнем небе.

– Думаю, с этих парней хватит, – сказал Трэз с одобрением. – Отличная работа.

– Куда их вынести?

– Давай через заднюю дверь.

Посмотри на меня, мысленно приказывал Вин женщине. Посмотри на меня опять. Пожалуйста.

– Заметано, – заключил Джим и потащил свой груз в сторону выхода.

Мгновенье спустя Вин последовал примеру, потащив своего оппонента за ними. Когда они добрались до двери, Трэз открыл ее как истинный джентльмен и отошел в сторону.

– Куда вам понравится, – сказал владелец клуба.

Джиму «понравилась» кирпичная стена слева, в то время как Вин предпочел противоположную сторону… и, швырнув парня на задницу, он застыл на месте.

Охранное освещение вокруг двери падало на головы парней, большим пятном света озаряя их до самых пят. И значит, теням место на асфальте. Их там не было. На кирпиче над головами обоих парней еле заметно покачивался черные ореолы, словно идентичные дымчато-серые короны.

– О… боги, – прошептал Вин.

Парень, с которым он дрался, взглянул на него глазами, которые были скорее усталыми, чем злыми.

– Почему ты на нас так смотришь?

Потому что вы умрете этой ночью, подумал он.

Голос Джима донесся издалека:

– Вин? В чем дело?

Он встряхнулся, молясь, чтобы проклятые тени исчезли. Не судьба. Он попытался протереть глаза, надеясь избавиться от теней… и обнаружил, что лицо было слишком повреждено для подобных манипуляций.

А тени одержали победу.

Трэз кивком через плечо указал на клуб.

– Если вы закончили, я бы хотел потолковать с парой этих бестолочей. Просто убедиться, что они осознают, в каком положении оказались.

– Ага. Без проблем. – Вин заставил себя сдвинуться с места, но подойдя к двери, он взглянул на парней. – Будьте осторожны… следите за собой.

– Иди к черту, – донеслось в ответ. Значит, они восприняли его слова не как совет, а как угрозу.

– Нет, я имею в виду…

– Пошли уже, – позвал Джим, запихивая его назад в здание. – Пошли.

Боже, может он ошибся. Может, ему просто нужно проверить глаза. Наверное, минут через двадцать к нему нагрянет мигрень. Но каким бы ни было объяснение, он не мог вернуться назад ко всему этому дерьму. Он не вынесет этого.

Очутившись в коридоре, Джим схватил его за руку.

– Тебя сильно ударили по голове?

– Нет. – Хотя, учитывая, как жжет его лицо, это была полуправда. – Я в норме.

– Проехали. Подождем пару минут, пока не вернется владелец клуба, и я отведу тебя в грузовик.

– Я не уйду, пока не увижу эту… – Женщину. Она стояла у двери в раздевалку.

Вин направился к ней, выключая в голове эти параноидально-радикальные мысли, и концентрируясь на ней.

– Ты в порядке?

Она накинула флисовую кофту на свою откровенную одежду, и шерсть укрыла ее до бедер, превращая в женщину, которую хотелось держать в руках и не выпускать всю ночь.

– Ты в порядке? – повторил он вопрос, когда она не ответила.

Ее глаза, эти изумительные голубые глаза, наконец-то поднялись к его лицу… и он снова почувствовал притяжение, высоковольтный заряд прошелся по его телу, придавая силы.

Она слегка улыбнулась.

– Скорее, вопрос в том… в порядке ли ты. – Когда Вин нахмурился, она показала жестом на его лицо. – У тебя идет кровь.

– Ничего не болит.

– Думаю, рана…

Две женщины выпорхнули из раздевалки как две собачонки, они что-то энергично тараторили, размахивая руками, словно хвостиками, золотые цепи вокруг их талий покачивались и звенели как ярлыки на ошейниках. К счастью, они сосредоточились на Джиме, но с другой стороны, они могли задрать юбки, выставляя напоказ голые задницы, и Вин вряд ли бы это заметил.

– Извини за тех парней, – сказал он темноволосой женщине.

– Все нормально.

Господи, у нее восхитительный голос.

– Как тебя зовут?

Задняя дверь в клуб открылась, и в нее вошел Трэз.

– Еще раз спасибо за то, что обо всем позаботились.

Завязался разговор, но Вина не интересовал никто, кроме женщины перед ним. Он ждал, пока она ответит ему. Надеялся, что ответит.

– Пожалуйста, – мягко попросил он. – Скажи мне свое имя.

Мгновенье спустя, женщина обернулась к своему шефу.

– Не против, если я умою его в раздевалке?

– Вперед.

Вин оглянулся на своего товарища по несчастью.

– Задержимся здесь подольше, Джим?

Парень кивнул.

– Особенно, если это будет значит, что ты не зальешь кровью мой грузовик.

– Мы не займем много времени, – сказала женщина.

Без проблем, подумал Вин. Что до него, так она могла занять его хоть на вечность… он остановил себя. Девина умчалась в бешенстве, но в эту минуту она ждала в его доме, в его кровати. Он задолжал ей больше, чем то, что он испытывал к этой женщине.

По крайней мере, ты думаешь, что знаешь, где сейчас Девина, прошептал внутренний голос.

– Давай, – позвала женщина, открывая дверь в раздевалку.

Непонятно почему Вин снова посмотрел на Джима… на чьем лице застыло выражение «следи за собой, приятель».

Вин открыл рот, приготовившись Трэзво взглянуть на вещи и взять себя в руки.

– Джим, я скоро вернусь, – все, что вылетело из его рта.

***

Потаскуха. Шлюха. Проститутка.

Он не мог в это поверить. Она трахалась за деньги. Она продавала свое тело мужчинам, которые использовали ее для секса. Реальность казалось непостижима.

Поначалу он не мог осознать происходящее. Плохо, если она работала барменшей, официанткой или, не дай боже, танцовщицей в клетке в подобном клубе… но потом он увидел, как она прохаживается с грудью напоказ и ягодицами, обнаженными для мужских взглядов.

И она получила по заслугам: эти два паренька преследовали ее как добычу, обращались с ней так, как полагается обращаться с подобной женщиной.

Когда двое парней последовали за ней в коридор, он двинулся за ними, и стал свидетелем разразившейся драки. Он не мог сдвинуться с места, так велико было его потрясение. Среди всех занятий, которыми, как он предполагал, она занималась, среди всех предположений о ее жизни в Колдвелле, такого он вообразить не мог.

Этого не может происходить.

Когда оскорбителей отделали в коридоре, он ринулся через толпу, и вырвался из клуба в полном тумане, не представляя, что он делает и где находится. Холодный ночной воздух не выветрил беспорядок из его головы, и он без какого-либо плана побрел на парковку. Он доплелся до своей ничем не примечательной машины, закрыл себя изнутри и начал глубоко дышать.

В этот момент вспыхнул гнев. Огромные волны бешенства прокатывались по телу, вызывая пот и дрожь.

Он и раньше знал, что его крутой нрав приносил ему неприятности. Понимал, что проблемой была бурлящая ярость, и помнил, чему его научили в тюрьме. Считай до десяти. Постарайся успокоиться. Вспомни что-нибудь успокаивающее….

Он повернул голову, услышав движение у задней части клуба.

Открылась дверь, и двух парней, которые приставали к ней, швырнули на асфальт, как мешки с мусором те, что пришли ей на помощь. Чернокожий мужчина задержался на холоде и, сказав что-то нарушителям, вернулся в клуб.

Из-за руля он в гневе уставился на парней.

Разряд молнии ударил его как всегда, сметая все на своем пути: его ярость сперва конденсировалась, затем – кристаллизовалась, замыкаясь на паре около запасного выхода. Весь гнев, чувство предательства, ярость и смятение, созданное этой женщиной, переместилось на тех двоих.

Двигаясь в состоянии шока, он перепроверил наличие на месте фальшивых усов и очков. Велика вероятность, что задняя часть клуба была увешана охранными камерами, и так как они уже засняли его раньше, даже в своем гневе он четко осознавал, что нельзя попадаться там снова, пускай и в маскировке.

Поэтому он стал выжидать.

В конце концов, студенты вяло поднялись на ноги, один из них сплюнул кровь, другой держался за руку так, словно боялся, что она отвалится от туловища. Встав лицом к лицу, они начали спорить, сбивчивые слова представляли для него лишь мимические кривляния, потому что он находился слишком далеко, чтобы слышать, что они обсуждали. Но спор длился недолго. Они быстро умолкли, будто потеряв коллективную волю, и осмотревшись, поплелись в сторону парковки, пошатываясь как пьяницы.

Вероятно потому, что у них звенели головы от полученных побоев.

Когда они прошли мимо его автомобиля, он хорошенько оглядел их. Светлые кожа и глаза, у обоих по серьге. Такие лица можно увидеть в газете, но не в криминальной колонке, а под заголовком «Спорт в высших учебных заведениях».

Здоровые, молодые, впереди их ждала вся жизнь.

Без раздумий он запустил руку под сиденье, потом вышел из машины. Бесшумно закрыв дверь, он последовал за парнями. Тихо двигаясь за ними, он сосредоточился на цели.

Парни прошли до последнего ряда машин и свернули направо… входя в узкий переулок. Без окон.

Если бы он попросил их отойти куда-нибудь в уединенное место, лучшего варианта было бы не сыскать.

Он шел за ними по пятам, пока парни наполовину не прошли переулок, прямо до середины двойного блока. Он плавно навел дуло на сильную, молодую спину перед ним, и его палец замер на курке.

Они ушли вперед на добрых десять ярдов, неуклюже хлюпая по грязи, а их качающиеся туловища представляли движущиеся мишени.

Ближе было бы удобнее, но он не хотел рисковать и вспугнуть их.

Он спустил курок, за громким выстрелом последовал глухой стук о землю. Второй из двоицы резко обернулся.

Значит, паренек поймает пулю прямо в грудь.

Удовлетворение вознесло его ввысь, хотя его ноги оставались на асфальте. Свободное выражение его гнева, покалывающая, оргазменная разрядка, заставила его улыбнуться так широко, что холодный ветер обдал его передние зубы.

Радость не продлилась долго. Вид двух лежащих рядом друг с другом и стонущих парней погасило все, что подстрекало его мозг, оставляя рациональный ужас: во что он только что вляпался. Мать твою, его же выпустили под честное слово. О чем он только думал?

Они извивались, истекая кровью. Он подошел ближе. Поклялся себе, что никогда больше не окажется в такой ситуации. Поклялся.

Он остановился, и сознал, что обе жертвы смотрят на него. Судя по тому, что они еще дышали, было трудно сказать, умрут они или нет, но еще несколько выстрелов не исправят ситуацию.

Засунув пистолет за пояс, он снял парку и скомкал ее, отбрасывая в сторону. Он начал с того парня, который был повыше.

Глава 14

«Он такой красивый», – подумала Мария-Тереза.

Мужчина, вступившийся за нее, был невероятно красивым. Густые темные волосы. Кожа теплого коричневого цвета. Потрясающе привлекательное лицо, несмотря на синяки.

Взволнованная происходящим, Мария-Тереза поставила табуретку напротив столика для нанесения макияжа и взяла себя в руки.

– Посиди здесь, а я схожу за полотенцем.

Мужчина, который дрался за нее, осмотрелся вокруг, иона попыталась игнорировать то, что предстало его взору: повсюду раскиданы высоченные шпильки, со скамейки свисали порванные мини-юбки, разбросанные везде полотенца, чулки на краю освещенного зеркала, мешки на полу.

Судя по его изумительному костюму в полоску, он явно не привык к подобному низкопробному хаосу.

– Пожалуйста, присядь.

Серые глаза мужчины переместились на нее. Он был выше ее на восемь дюймов и вдвое шире в плечах. Но она чувствовала себя комфортно рядом с ним. И он не пугал ее.

Блин, у него восхитительный одеколон.

– Ты в порядке? – снова спросил он.

Не вопрос, а тихая команда. Будто он не позволит ей сделать что-нибудь с его лицом, пока не убедится, что она сама не пострадала. Мария-Тереза моргнула.

– Я… в порядке.

– Как рука? Он сильно схватил тебя.

Мария-Тереза закатала рукав шерстяной кофты.

– Видишь…?

Он наклонился и теплой рукой взял ее запястье. Теплой и нежной. Взял, а не схватил. Не требуя. Не собственнически. Нежно.

Неожиданно, она услышала в голове слова того студента: «Ты не женщина».

Эта подлая реплика сильно задела ее… вероятно потому, что она сама была такого мнения о себе. Не женщина. Ни… что. Пустое место.

Мария-Тереза высвободила руку из мужской хватки и опустила рукав. Она не могла стерпеть сострадание. По какой-то странной причине, жалость было сложнее вынести, чем оскорбления.

– У тебя будет синяк, – тихо сказал он. Что она делала? А… верно. Полотенце. Умыть его. – Присядь там. Я сейчас вернусь.

Зайдя в ванную, она взяла белое полотенце из стопки у раковины, маленькую чашку и включила горячую воду. Ожидая, пока вода нагреется, она взглянула на себя в зеркало. Ее глаза были широко распахнуты и выглядели слегка ошалелыми, но не из-за парней, которые повели себя так грубо и невежливо. Дело в драчуне с нежными руками, сидящем на табуретке по другую сторону двери… который выглядел как юрист, но дрался как Оскар де ла Хойа.

Когда она вернулась к столику для макияжа, она немного успокоилась. По крайней мере, пока не посмотрела в его глаза. Мужчина смотрел на нее так, будто впитывал каждую ее черточку в свое тело, и ей стало некомфортно, но не от его отношения, а от собственной реакции.

Не такой уж пустой она себя чувствовала.

– Ты видел себя в зеркало? – спросила она, потому что нужно было что-то сказать.

Он покачал головой, и, похоже, его не сильно заботил свой вид, раз он не стал отворачиваться от нее в сторону зеркала. Она поставила чашу и натянула латексные перчатки, прежде чем подойти к нему ближе и намочить полотенце.

– У тебя надрез на щеке.

– Да?

– Приготовься.

Он даже не вздрогнул, когда она коснулась открытой раны.

Кап… кап… кап… Потом назад в чашу, снова раздалось тихое капанье, когда она споласкивала полотенце. Кап… кап…

Он закрыл глаза и приоткрыл рот, его грудь спокойно поднималась и опускалась. В непосредственной близи она видела легкую щетину на его прямом подбородке, каждую длинную, черную ресничку и густые, стриженые волосы. Правое ухо было проколото, но было очевидно, что он годами ничего не носил в дырке.

– Как тебя зовут? – спросил он гортанным голосом.

Она никогда не называла клиентам свое настоящее-вымышленное имя, но он был не простым клиентом, ведь так? Не вмешайся он тогда, для нее дела бы приняли опасный поворот. Трэз был далеко от клуба, вышибалы разбирались с потасовкой у бара, а коридор вел прямо к парковочной зоне. Минутная заминка, и эти качки из колледжа могли затащить ее в машину и….

– У тебя кровь на рубашке, – сказала она, снова ополаскивая полотенце.

Потрясающий собеседник, подумала она.

Он приподнял веки, но не взглянул на себя. Он смотрел на нее.

– У меня есть и другие рубашки.

– Охотно верю.

Он слегка нахмурился.

– Такое часто происходит с тобой?

С кем-то другим, она бы быстро оТрэзала «конечно, нет», но, учитывая то, что он сделал для нее в коридоре, он заслужил немного правды.

– Есть вероятность, что ты под прикрытием? – прошептала она. – Тебе не обязательно отвечать, я просто должна была спросить.

Он потянулся в нагрудный карман своего пальто и достал визитную карточку.

– Я не могу оказаться копом. Сейчас я не настолько нелегален, как раньше, но все равно мне не получить значка, даже если захочу. По иронии, ты можешь доверять мне.

Она взглянула на протянутую им карточку. Группа «ДиПьетро». Юридический адрес – в центре Колдвелла. Очень дорогая бумага, броский логотип фирмы, куча телефонов и е-мэйл адресов для связи. Положив карточку на столик, она подумала, что слова о непричастности к Колдвеллскому отделению полиции были правдивы. Но доверие? Она больше не доверяет мужчинам.

Особенно тем, которые ее привлекали.

– Так, часто подобное происходит? – снова спросил он.

Мария-Тереза вернулась к вытиранию его лица, спускаясь от щек к губам.

– Большая часть людей ведет себя нормально. Администрация тоже не дает нас в обиду. Мне никогда не причиняли вреда.

– Ты… танцовщица?

На какую-то секунду в воображении возникла картина, где она говорит ему, что она всего лишь зависает в тех клетках, танцует, красуется и просто радует глаз. Она представила, как он тогда поступит: он облегченно вздохнет и станет вести себя так, будто она была обычной женщиной, которая зацепила его взгляд. Никаких осложнений и подтекстов, простой флирт, который может привести к постели.

Ее молчание заставило сделать его глубокий вдох, причем не в стиле «уф, как хорошо». Когда он выдохнул, мускулы на шее напряглись словно прутья, будто он боролся с желанием поморщиться.

Вот в чем ее проблема: она больше никогда не станет заводить «нормальное» знакомство с мужчиной. У нее был темный секрет; и с ним придется выгадывать время, когда уже можно будет разоблачить его… в ином случае, она будет считаться лгуньей за свое бездействие.

– Сильно болят руки? – спросила она, чтобы заполнить вакуум.

Когда он вытянул ладони, она осмотрела костяшки. На правой руке они были сбиты и кровоточили, и, приложив полотенце, чтобы обтереть их, она спросила:

– Часто спасаешь женщин?

– Нет, на самом деле. Кстати, ты потеряла сережку.

Она прикоснулась к мочке уха.

– А, я знаю. Собиралась сегодня надеть другую пару, но…

– Кстати, меня зовут Вин. – Он протянул руку в ожидании. – Приятно познакомиться.

При других обстоятельствах она бы улыбнулась ему. Десять лет или целую жизнь назад, она бы улыбнулась и протянула свою в ответ. Сейчас она почувствовала лишь грусть.

– Приятно познакомиться, Вин.

– Тебя зовут...?

Она разорвала рукопожатие и наклонила голову, концентрируясь на его костяшках.

– Мария-Тереза. Меня зовут… Мария-Тереза.

***

У нее изумительные глаза.

Мария-Тереза с потрясающим французским именем обладала изумительными глазами. И нежными руками, которыми бережно вытирали его лицо этим теплым полотенцем, будто его порезы и царапины представляли большую важность.

Черт, ему захотелось влезь в еще одну драку, чтобы она снова смогла за ним поухаживать.

– Наверное, тебе следует сходить к врачу, – предложила она, аккуратно вытирая полотенцем сбитые костяшки.

Он рассеянно обратил внимание, что махровое полотенце, поначалу белое, сейчас стало розовым от его крови, и он был рад, что она надела перчатки – не потому, что у него мог оказаться положительный анализ на ВИЧ, а потому что надеялся, что она защищает себя от того, чем зарабатывает на жизнь.

Он надеялся, что она только танцевала. Правда, надеялся.

Она сполоснула полотенце.

– Я сказала, что тебе следует показаться врачу.

– Я буду в порядке. – А как же она? Что бы случилось, если они с Джимом не пришли на помощь?

Господи, у него внезапно возникло столько вопросов. Он хотел знать, почему такая женщина занималась подобной деятельностью. Хотел знать, какая нужда довела ее до такой жизни. Хотел знать… что он мог сделать, чтобы помочь, и не просто этой ночью, а завтра и послезавтра.

Но это его не касалось. Более того, у него возникло предчувствие, что если он начнет вытягивать у нее подробности, то она окончательно закроется от него.

– Могу я кое-что спросить у тебя? – выпалил он, не в силах сдержать себя.

Она замерла с полотенцем в руке.

– Давай.

Он знал, что не следует этого делать, но не мог противостоять непреодолимой тяге к ней. Влечение не было причастно к его мозгу, оно исходило из… ну да, сердце прозвучит слишком мелодраматично. Но что бы там не двигало им, оно исходило из центра его груди.

Так что, да, может его грудная клетка и правда втюрилась в нее.

– Ты поужинаешь со мной?

Дверь в раздевалку резко распахнулась, и в комнату вошла проститутка с огненно-рыжими волосами, по вине которой ушла Девина.

– Ой! Извините меня… Я не знала, что здесь кто-то есть. – Она уставилась на Вина, ее ярко-красные губы изогнулись в улыбке, по которой стало ясно, что она отлично представляла, кто находился в комнате.

Мария-Тереза отодвинулась от него, лишив его теплого полотенца, чаши с водой и своих нежных рук.

– Джина, мы уже уходим.

Поняв намек, Вин встал с табуретки. Проклиная вторжение рыжеволосой, Вин окинул взглядом столик с косметикой и напомнил себе, что она имела больше прав находиться здесь, чем он.

Мария-Тереза скрылась в ванной, и он представил, как она ополаскивает чашу, ополаскивает полотенце, затем снимает перчатки. Она выйдет оттуда, попрощается с ним и… скинув шерстяную кофту, вернется в толпу.

Он уставился на дверь, за которой она скрылась, пока проститутка щебетала вокруг него, и странное чувство охватило Вина. Будто туман затянул весь пол и пустил свои щупальца по его ногам, вокруг груди – прямо до мозга. Внезапно ему стало холодно снаружи, и безумно жарко – внутри…

Черт, он знал, что это. Он прекрасно понимал, что происходит. Прошли годы, но…

Вин с размаху плюхнулся на табуретку. Дыши. Просто дыши, ты, огромный и такой бестолковый ублюдок. Дыши…

– Так, я видела, как твоя подружка ушла, – сказала рыжеволосая, незаметно подойдя к нему. – Составить тебе компанию?

Ее руки с кроваво-красными ногтями, напоминавшими по длине когти, пробежались по испачканному лацкану его костюма. Он небрежно смахнул ее ладонь с себя.

– Прекрати…

– Ты уверен?

О, Господи, он был еще горячей снаружи, намного холодней изнутри, чем он представлял. Ему нужно прекратить это… потому что он не желал знать грядущего послания. Не хотел видения, контакта, взгляда в будущее, но был телеграфом, бессильным против посылаемых ему знаков.

Первым был мужчина в лифте, потом двое парней снаружи… сейчас это.

Рыжеволосая потерлась о его руку и наклонилась к уху.

– Позволь мне позаботиться о тебе…

– Джина, проваливай отсюда.

Глаза Вина метнулись в сторону Марии-Терезы, и он открыл рот, пытаясь промолвить хоть слово. Ничего не вышло. В довесок, когда Мария-Тереза уставилась на девушку, она превратилась в затягивающий его водоворот, все вокруг кроме нее стало тускнеть. Он приготовился к тому, что наступит дальше… и точно, дрожь, зародившаяся у его ног вместе с туманом, поднималась все выше по его телу, охватывая его колени, живот, плечи…

– Ну и ладно. Мне не нужно умолять, – фыркнула Джина, направляясь к двери. – Удачно повеселиться с ним… между прочим, он как-то чересчур напряжен.

– Вин? – Мария-Тереза подошла ближе. – Вин, ты меня слышишь? С тобой все в порядке….

Слова посыпались из него чужим голосом, одержимость завладела им, и он не знал, что говорил, потому что послание предназначалось тому, к кому он обращался.

Его уши слышали какую-то бессмыслицу:

– Мукае ни куру... Мукае ни куру...

Побледнев, она отступила назад, ее рука инстинктивно поднялась к горлу.

– Кто?

– Мукае... ни... куру...

Голос Вина был низким и мрачным, а слова – слишком бессмысленными для него, даже когда он пытался расслышать каждую букву, старался вникнуть в то, что сообщал ей: самая худшая часть его проклятья – он не мог повлиять на будущее, потому что не понимал, что именно предсказывал.

Мария-Тереза отступала от него, пока не врезалась в дверь, ее лицо был бледным, а глаза – широко распахнуты. Трясущимися руками нащупала ручку и вылетела из разделки, подальше от него.

Ее исчезновение вернуло Вина к реальности, вырывая из удерживающих его оков, разорвав ниточки, которые превратили его в марионетку… черт знает, чьей куклой он был. С самого первого раза, когда видения взяли его под свой контроль, он не знал, что или кто говорил, и почему из всего населения планеты именно на него возложили эту тягостную ношу.

Милостивый Боже, что ему теперь делать? Он не мог заниматься бизнесом, жить с непрошенными видениями. И он не хотел снова возвращаться в свое детство, когда люди считали его ненормальным.

Этого не случится. Он позаботится обо всем.

Положив руки на колени и вдыхая воздух урывками, он позволил голове повиснуть на плечах, единственной опорой служили локти. В таком состоянии его обнаружил Джим.

– Вин? Что случилось, дружище? У тебя сотрясение?

Если бы все было так просто. Он бы предпочел тяжелое кровоизлияние в мозг, чем глоссолалию. Вин заставил себя посмотреть на приятеля. И потому, что очевидно, его рот не избавился от внезапной самостоятельности, он услышал, как спрашивает:

– Ты веришь в демонов, Джим?

Мужчина нахмурился.

– Что, прости?

– В демонов…

Последовала длинная пауза; потом Джим сказал:

– Отвезем тебя домой – как тебе такое предложение? Ты неважно выглядишь.

Игнорирование Джимом его вопроса напомнило о вежливом способе общения с ненормальными. Хотя, было полно и других реакций – начиная с бегства Марии-Терезы, заканчивая откровенной жестокостью – каждую из которых он познал в детстве на собственной шкуре.

Джим был прав. Куда ему нужно поехать, так это домой, но провались он в преисподнюю, если не найдет Марию-Терезу и скажет ей... что? Что в промежутке между одиннадцатью и семнадцатью годами подобные «приступы» случались с ним регулярно? Что из-за них он растерял всех друзей, и его заклеймили психом? Что из-за них ему пришлось научиться драться? Что он жалеет о том, что дважды за эту ночь испугал ее?

И что, ко всему прочему, ей нужно принять сказанное им за сущую истину и защитить себя? Потому что он никогда не ошибался. Подвесьте его за ногу… но какую чушь бы он ни говорил, она сбывается.

Так он узнавал, что новости были не радостными. Позднее, кто-то посторонний, а может и сам человек, рассказывали ему, что он напророчил и что это значило. Боже, он всегда страшился того, что следовало за этой правдой. В дни его молодости, когда его легче было напугать, он бы закрылся в своей спальне и, сотрясаемый дрожью, свернулся калачиком под одеялом.

Он видел мертвых людей и предсказывал будущее. Плохое, кровавое, разрушительное.

Так, какие проблемы были у Марии-Терезы?

– Давай же, Вин. Пошли.

Вин уставился через раздевалку. Возможно, с его стороны будет великодушнее уйти по-тихому… объяснения напугают ее еще больше. Но это не поможет ей избежать грозящей опасности.

– Вин… позволь мне увезти тебя отсюда.

– Она в опасности.

– Вин, посмотри на меня. – Парень пальцами указал на свои глаза. – Посмотри на меня. Сейчас ты собираешься домой. Тебя нехило огрели по голове в том коридоре, и, по всей видимости, ты начал бредить. Я усек фишку «никакого доктора», окей. Но ты сам себя дурачишь, если полагаешь, что я позволю продолжаться этой чепухе и дальше. Идем со мной… сейчас же.

Черт возьми, эти смутные последствия – дезориентация и смятение, страх за свои слова, потеря контроля над собой… черт, да выражение «Что за чертовщина?» на лице Джима…. Он помнил все это. Так много раз… Вин проходил через это так часто. И он ненавидел это.

– Ты прав, – сказал Вин, отрешаясь от ощущений. – Ты абсолютно прав.

Он в любое время может вернуться и поговорить с ней, когда все утрясется. Например, завтра. Он вернется завтра, как только откроется клуб. Это – лучшее, что он мог сейчас сделать.

Осторожно поднявшись с табуретки, он подошел к столику для макияжа, на котором оставил визитку. Достав из кармана ручку, он написал два слова на обороте, потом окинул взглядом разбросанные сумки. Он точно знал, которая принадлежала ей. Посреди ярко-розовых сумок «Эд Харди», Гуччи и двух одинаковых от «Харажуку Ловерс»… лежала простая черная сумка с логотипом «Найк».

Положив карточку в эту сумку, он направился к двери. В плечах зарождалась боль, на правой руке начал синеть ушиб, а грудная клетка посылала острые уколы при каждом вдохе. Но настоящей загвоздкой стала головная боль, давящая на виски, и она не имела ничего общего с дракой. Такая боль всегда приходила после… чем бы это ни было.

Выйдя в коридор, он посмотрел направо и налево, но не обнаружил Марии-Терезы.

На долю секунды, побуждение найти ее овладело им, но когда Джим взял его под руку, Вин положился на здравый рассудок приятеля и позволил повести себя к заднему выходу из клуба.

– Подожди здесь.

Джим постучал в дверь управляющего, и когда из кабинета вышел мужчина, начался очередной раунд благодарностей… а потом Вин обнаружил, как вдыхает холодный, чистый воздух.

Господи… ну и ночь.

Глава 15

На парковке клуба, Вин шел между рядами автомобилей, но не особо смотрел по сторонам… по крайней мере, пока не заметил парня в очках и с усами, который стал свидетелем драки в коридоре. К счастью, когда они поравнялись друг с другом, парень опустил глаза, будто не желал проблем, и продолжил натягивать свою парку, словно именно за ней он пришел к машине.

Когда они добрались до грузовика, Вин скользнул на пассажирское сиденье и аккуратно потер лицо.

Откинув голову назад, он проклинал тупую боль в висках, от которой гудела голова. И головная боль стала еще сильнее, когда до него дошло, что, пока он направлялся домой, Мария-Тереза вернулась к своей работе. И значит, в эту самую секунду, она была с другим мужчиной….

Ему нужно срочно прекратить эти мысли, пока он окончательно не свихнулся.

Выглянув в окно, он наблюдал, как сменялись огни уличных фонарей, пока Джим, поворачивая налево и направо, не остановился на перекрестке у самого Коммодора.

Когда они припарковались перед высоткой, Вин расстегнул ремень безопасности и распахнул дверь. Он не знал, была ли Девина в его дюплексе или же поехала в свою квартиру в промышленной части Колди.

Надеясь не найти ее в своей кровати, он почувствовал себя подонком.

– Спасибо, – сказал он Джиму, выходя наружу. Прежде чем закрыть дверь, он слегка придвинулся к парню. – Порой жизнь бывает сумасшедшей, воистину… никогда не знаешь, что произойдет, не так ли?

– Верно говоришь. – Парень пропустил руку через густые волосы. – Слушай, отправляйся к своей женщине. Помирись с ней, хорошо?

Вин нахмурился, будто его посетила какая-то мысль.

– Это все? Между мной и тобой? Мы закончим на этом?

Джим выдохнул так, будто огорчился тем, что его совет проигнорировали.

– Нет, едва ли.

– Почему ты просто не скажешь, чего хочешь?

Упершись предплечьем в рулевое колесо, Джим посмотрел через сиденье. В этом молчании от его бледно-голубых глаз веяло древностью.

– Я уже говорил, почему здесь. Иди, будь милым с Девиной, а потом поспи немного, пока не свалился с ног.

Вин покачал головой.

– Осторожно за рулем.

– Обязательно.

Когда грузовик отчалил, Вин начал подниматься вверх по ступенькам к парадному входу в Коммодор. С помощью карточки-пропуска он открыл одну из дверей и вошел в мраморный вестибюль. Сидящий за проходным столом престарелый ночной охранник поднял взгляд, и, заметив физиономию Вина, выронил ручку из руки.

Ушибы начали опухать. Это объясняет, почему Вин едва моргал одним глазом.

– Мистер ДиПьетро… вы…

– Надеюсь, у тебя выйдет спокойная ночь, – сказал Вин, шагая к лифту.

– Спа… сибо.

Поднимаясь наверх, Вин хорошенько рассмотрел то, из-за чего охранник выронил ручку. В тускло освещенных зеркалах лифта, он уставился на сломанный нос и надрез на щеке, а также намек на зреющий фонарь, который расцветет к утру…

Внезапно ушибы на лице стали пульсировать в такт сердцу. Что заставило его поинтересоваться, осталось бы все в тишине, не взгляни он на свое отражение.

Поднявшись на двадцать восьмой этаж, он вышел из лифта, держа ключи наготове. Открывая замок, у него возникло ощущение, что его жизнь сегодня получила полный разгром, наряду с тем студентом. Все перевернулось с ног на голову.

Он надеялся, что это не положило начало устойчивой тенденции.

Вин отрыл дверь в свой дюплекс, прислушался, и на него накатила волна истощения. Не нужно было выключать сигнализацию, а со второго этажа доносились звуки работающего телевизора: Девина была дома. И ждала его.

Закрыв за собой дверь, он повернул замок, включил сигнализацию и прислонился к стене. Собравшись с мыслями, он, посмотрев на мраморную лестницу, заметил голубое мерцание какой-то передачи на ТВ.

По звуку было похоже на старое кино, какой-то мюзикл с Джинджер Роджерс и Фредом Астером. Похоже, придется подниматься наверх и отвечать за то, что натворил.

Когда популярная Песня сороковых донеслась из спальни, он представил Девину, которая растянулась на наволочках от «Фретте» в тонкой шифоновой сорочке. Когда он зайдет в комнату, она поразится его лицу и попытается поиграть в медсестру… и захочет извиниться перед ним за то, что убежала из клуба, тем же способом, каким извинялась за свое отсутствие прошлой ночью.

Ну, или попытается извиниться. Этой ночью он не хотел заниматься сексом.

По крайней мере… не с ней.

– Черт, – пробормотал Вин.

Дьявол его раздери, но он хотел поехать обратно в клуб, и не для того, чтобы реабилитировать себя в глазах Марии-Терезы. Он хотел достать пять сотен и купить немного времени с ней. Желал свой язык у нее во рту, прижаться своей грудью к ее, жаждал ее стонущей и влажной. Молил, чтобы она позволила ему взять ее.

От возникшего образа он мгновенно затвердел… но это длилось недолго, – ни горячие сцены в воображении, ни эрекция.

Воспоминание о ней в том шерстяном свитере обрубило фантазию на корню. Она была такой маленькой, такой… хрупкой. Не предметом, который покупали, а женщиной в жестоком бизнесе, зарабатывающей своим телом.

Нет, он не хотел спать с ней таким образом.

Когда он вспомнил о грубом механизме, каким она зарабатывала на жизнь, Вин подумал, что ей естественно грозила опасность. Взять хотя бы произошедшее этой ночью. Нельзя доверять мужчинам, когда дело касается половых органов, и даже он сам порой думал не головой, а членом. Прямо сейчас, например.

Отчаянно нуждаясь в алкоголе, Вин направился к бару в гостиной. Девина выключила освещение, но электрический камин остался включенным, и его пламя играло на стенах, которые казались от этого жидкими, а тени передвигались вслед за ним по всей комнате.

Разбитой рукой он налил себе бурбона, и когда он сделал глоток, губу с одной стороны стало жечь.

Он огляделся вокруг, оценивая все купленное им на заработанные деньги, и от мерцающего освещения казалось, что обстановка плавилась вокруг него: обои стекали со стен, полки обвисли, а книги и картины превратились в карикатуры на самих себя, но в стиле Дали.

Посреди этого искажения, глаза Вина переместились на потолок, и он представил Девину над своей головой.

Она была еще одной вещью, которую он купил, не так ли: он платил за нее шмотками, путешествиями, украшениями и деньгами.

И вчера он купил ей бриллиант не потому, что хотел, чтобы она приняла камень как знак любви… просто очередная часть сделки, совершаемой в настоящий момент.

Но дело в том, что он никогда не говорил Девине, что любит ее… не из-за того, что был скуп на эмоции, а потому, что просто не чувствовал к ней ничего.

Вин покачал головой так, чтобы встряхнуть мозги, пока окружающая обстановка не вернулась к норме. Выпив остатки бурбона, он снова наполнил стакан. Тут же выпил. Еще раз налил. Разделался и с этой порцией. И снова налил.

Он понятия не имел, как долго стоял у бара и напивался, но мог измерить, как падал уровень жидкости в бутылке. Спустя четыре дюйма он решил просто прикончить всю бутылку, а потом с «Вудфорд Резерв» подошел к дивану, который стоял напротив панорамы Колдвелла.

Созерцая ночной город, он напился в стельку. Залился под завязку, так, что перестал чувствовать ноги и руки, и пришлось откинуться на подушки, потому что он был не в силах держать голову.

Чуть позже, за его спиной появилась обнаженная Девина, ее отражение на стекле темнело в дверном проеме в гостиную.

Сквозь дымку алкогольного дурмана, он осознал, что с ней было что-то не так... то как она двигалась, как пахла.

Он попытался поднять голову, чтобы разглядеть ее четче, но та будто прилипла к спинке дивана, он напрягся, пока дыхание не застряло в горле, но и это ни к чему не привело.

Комната вокруг снова начала размываться, все превратилось в кошмарную психоделическую галлюцинацию, он оказался бессилен. Онемел. Ни живой, ни мертвый.

Девина не осталась позади.

Она обошла диван, ее глаза были вытянуты по сторонам, когда она приблизилась к нему. Ее тело разлагалось, на руках появились когти, вместо лица - голый череп, со щек и подбородка свисали лохмотья серой плоти. Плененный внутри парализованного тела, Вин пытался удрать от нее, но ничего не мог сделать.

– Ты заключил сделку, Вин, – сказала она мрачным тоном. – Ты получил, что хотел, а уговор есть уговор. Ты не можешь пойти на попятную.

Он попытался покачать головой, старался заговорить. Он больше не хотел ее. Ни в своем доме, ни в своей жизни. Что-то изменилось, когда он встретил Марию-Терезу, а может дело было в Джиме Хероне… хотя он не знал, при чем здесь этот парень. Но какой бы не была причина, он знал, что больше не хочет Девину.

Ни в ее потрясающем теле, ни, тем более, в таком виде.

– Да, Вин. Ты заключил ее. – Ее ужасающий голос проникал не только в уши, он вибрацией отдавался по всему телу. – Ты просил меня прийти, и я дала тебе желаемое и даже больше. Ты заключил сделку и принял все, что я принесла в твою жизнь – ты ел это, пил и трахал… Все это – моя заслуга, и ты должен мне.

В непосредственной близи он заметил, что у нее не было глаз, просто пустые впадины, черные дыры. И все же, она видела его. Как и сказал Джим, она видела именно его.

– Ты получил все, что хотел, включая меня. За все нужно платить. Моя цена… ты и я, вместе, навсегда.

Девина забралась на Вина, встав костлявыми коленями по обе стороны от его бедер, опустив эти ужасные, искромсанные ладони на его плечи. Зловоние ее гниющей плоти проникло в его носовые пазухи, а острые углы ее тела врезались в его тело. Безобразные руки вцепились в молнию, и внутри себя он в ужасе отшатнулся.

Нет… он не хотел этого. Он не хотел ее.

Когда Вин изо всех сил пытался открыть рот, но так и не смог пошевелить челюстью, Девина улыбнулась, открывая зубы и черные десны.

– Ты мой, Вин. И я всегда беру то, что принадлежит мне.

Она вытащила его член, напряженный от ужаса, и направила его между своих раздвинутых ног. Он не хотел этого. Он не хотел ее. Нет…

– Слишком поздно, Винсент. Настало время заявить о моих правах на тебя. Не только в этой жизни, но и следующей. – На этих словах она взяла его, ее разлагающееся тело окружило его, сжимая его плоть в холодной, царапающей хватке.

Не считая Девины, единственным, что двигалось на нем, были его слезы. Они побежали по его щекам и горлу, пропитывая воротник рубашки. Плененный под ней, взятый против своей воли, Вин пытался закричать, пытался…

– Вин! Вин… проснись!

Его глаза резко распахнулись. Девина сидела рядом с ним, протягивая к нему свои изящные руки, а на ее лице отражалась паника.

– Нет! – закричал он. Отбросив ее с пути, он вскочил на ноги, но, хватившись за край, рухнул лицом на ковер, так же громко, как и его стакан.

– Вин...?

Он перевернулся на спину, поднимая руки и пытаясь отбиться от нее…

Но она больше не пыталась дотянуться до него. Девина растянулась на его месте, на диване, ее блестящие волосы разметались по подушке, к которой он прислонялся, а ее идеальную, бледную кожу выгодно подчеркивала атласная сорочка цвета слоновой кости. Ее глаза были такими же, как и у него в тот момент, – широко распахнутыми, пораженными, в них отражался страх.

Задыхаясь, он схватился за грудь, пытаясь понять, где реальность.

– Твое лицо, – сказала она, в конце концов. – Боже… и рубашка. Что случилось?

«Кто она?» – Спросил он себя. Та, что была во сне, или сейчас, перед его глазами?

– Почему ты так смотришь на меня? – прошептала она, коснувшись рукой своего горла.

Вин опустил взгляд на свою ширинку. Она была застегнута, как и ремень, а член в боксерах – мягким. Оглянувшись вокруг, он обнаружил, что комната выглядела как обычно: в идеальном роскошном порядке, пламя камина эффектно оттеняло обстановку.

– Дерьмо… – простонал он.

Девина села медленно, будто боялась еще раз спугнуть его. Посмотрев на бутылку виски, лежащую на полу, рядом с диваном, она сказала:

– Ты пьян.

Совершенно верно. Мертвецки пьян. Настолько, что сомневался в своей возможности встать…. Настолько, что начал галлюцинировать… настолько, что ничего из увиденного не происходило на самом деле. Какое было бы счастье.

Ага, мысль, что этот кошмар был вызван бурбоном, успокоила его больше, чем все потуги дышать глубже.

Он попытался резко встать, но равновесие было ни к черту, и он зашатался по комнате и врезался в стену.

– Ну же, давай я тебе помогу.

Он поднял руку, останавливая ее.

– Нет, держись…

Подальше.

– Я в порядке. В норме. – Вин взял себя в руки, и, успокоившись, всмотрелся в ее лицо. Он увидел лишь любовь, заботу и смятение. И страдание. Она казалась просто эффектной и привлекательной женщиной, которая заботилась о своем мужчине. – Я собираюсь перебраться на кровать, – сказал он.

Вин вышел из комнаты, и она последовала за ним по лестнице, сохраняя тишину. Пытаясь побороть чувство преследования, он напомнил себе, что проблемой была не она. А он.

Добравшись до главной ванной комнаты, он сказал:

– Дай мне минутку.

Закрывшись в ней, он включил душ и, сбросив одежду, встал под горячую воду. Он не чувствовал струй, даже на своем разбитом лице, – это послужило доказательством, что насколько бы он не считал себя пьяным, ему следует быть более щедрым в своих суждениях.

На выходе из душа его ждала Девина с полотенцем в руках. Вин не позволил себя вытереть, хотя она, без сомнений, справилась бы с задачей лучше, и даже надел пижамные штаны, хотя обычно спал голым.

Они устроились на кровати, бок о бок, но не касаясь друг друга, экран телевизора мерцал словно камин с голубым пламенем. В мгновение помешательства он задался вопросом, а не начнут ли стены плавиться и в этой комнате, но нет, они остались на месте.

На экране телевизора Фрэд и Джинджер зашлись в танце, ее платье энергично разлеталось, как и его фрак.

Либо Вин пробыл в отключке недолго, либо по каналу показывали марафон фильмов с этой парой.

– Ты не расскажешь мне, что произошло? – спросила Девина.

– Простая потасовка в баре.

– Я надеюсь, не с Джимом?

– Он дрался на моей стороне.

– О. Хорошо. – Молчание. Потом: – Тебе нужно сходить к врачу?

– Нет.

Снова тишина.

– Вин… что тебе приснилось?

– Давай спать.

Когда она потянулась за пультом, чтобы выключить ТВ, он вмешался:

– Оставь включенным.

– Ты никогда не спишь при работающем телевизоре.

Джим нахмурился, наблюдая за синхронными движениями Фреда и Джинжер, их взгляды были соединены. Будто они были не в силах оторваться друг от друга.

– Этой ночью все иначе.

Глава 16

Джима разбудил стук в дверь.

Несмотря на чертовски крепкий сон, он очнулся в мгновение ока… и навел дуло сорокамиллиметрового на дверь. Шторы были задернуты на большом окне впереди и двух маленьких – над раковиной, поэтому он не имел представления, кто это мог быть.

И, принимая во внимание его прошлое, ранний гость мог быть настроен недружелюбно.

Собака, которая свернулась рядом с ним, вопросительно зарычала.

– Без понятия, кого принесла нелегкая, – прошептал Джим. Скинув одеяло, он направился к отдаленному краю занавесей в чем мать родила. Слегка отодвинув ткань в сторону, он заметил М6, припаркованный на его подъездной дорожке.

– Вин? – крикнул он.

– Он самый, – раздался приглушенный ответ. – Открывай.

Джим затолкал пистолет в кобуру на кроватном столбике и натянул боксеры. Когда он открыл дверь, Вин ДиПьетро стоял по другую сторону порога с таким видом, будто по нему проехался каток.

– Ты уже видел новости? – спросил он.

– Нет. – Джим отошел в сторону, пропуская парня. – Как ты меня нашел?

– Чак сказал, где ты живешь. Я бы позвонил, но у тебя нет телефона. – Подойдя к телевизору, Вин включил его. Пока он листал каналы, к нему подошел Пес и начал обнюхивать.

Парень сошел за своего, потому что животное уселось на его туфлю.

– Черт… не могу найти… крутили же по местному ТВ, – пробормотал Вин.

Джим взглянул на электронные часы у кровати. Семь семнадцать. Будильник должен был прозвенеть в шесть, но, по всей видимости, он просто забыл его завести.

– Что за новости?

В этот момент Todayshowсменился сводкой свежих новостей, и возможно, самая красивая ведущая во всем Колдвелле посмотрела в камеру с серьезным выражением лица.

– Тела двух мужчин, найденные на Десятой улице ранним утром, были опознаны как Брайан Винслоу и Роберт Ноумс, возраст обоих – двадцать один год.

На экране, справа от светловолосой головы ведущей, всплыли фотографии тех яйцеголовых студентов, о которых они с Вином «позаботились».

– Молодые люди стали жертвами огнестрельных ранений, их тела нашел прохожий, возвращавшийся из клуба, в районе четырех часов утра. Согласно представительнице Колдвеллского отделения полиции, ребята были соседями по комнате в САНИ, и в последний раз их видели выходящими из Железной Маски, местного ночного клуба. Имена подозреваемых пока не названы. – Угол обзора камеры сменился, и ведущая посмотрела в другой объектив. – О других новостях: очередной отзыв арахисового масла…

Когда Вин посмотрел на него через плечо, он был спокойным и уравновешенным, и значит, он не в первый раз попадает в переплет с полицией.

– Парень в очках и с усами, завернувший в коридор, когда мы дрались, может стать проблемой. Мы-то их не убивали, но велики шансы, что случай осложнит нам жизнь.

Что верно – то верно.

Отвернувшись, Джим подошел к шкафу для посуды и достал быстрорастворимый кофе. На дне банки осталось полдюйма, чего не хватит на одну чашку, что говорить о двух. Ну и ладно, напиток все равно на вкус напоминал помои.

Он поставил банку на место и прошел к холодильнику, даже зная, что там ничего нет.

– Алло? Херон, ты меня слушаешь?

– Я слышал твои слова. – И он чертовски сильно жалел, что тех двух придурков пристрелили. Одно дело – ввязаться в рукопашную драку. И совсем другое – быть притянутым к убийству. Он был уверен в фальшивом удостоверении личности – в конце концов, его делало правительство США. Но ему не нужно, чтобы снова показалось его бывшее начальство, а арест за убийство мгновенно поместит его на их радары.

– Я бы предпочел обойтись по возможности без шумихи, – сказал он, закрывая холодильник.

– Ровно как и я, но если владелец клуба захочет найти меня, ему это удастся.

Ну, точно: Вин дал проститутке свою визитку. Предполагая, что черная сумка принадлежала ей, и она не выбросила карточку.

Наклонившись, Вин почесал собаку за ухом.

– Сомневаюсь, что мы выйдем сухими из всего этого. Но у меня в запасе превосходные юристы.

– Не сомневаюсь.

«Дерьмо», – подумал Джим. Он не мог просто дать деру из города… ведь сейчас и здесь, в Колдвелле, решалась судьба Вина.

Ну, только этого осложнения ему не хватало.

Джим кивнул в сторону ванной.

– Слушай, мне лучше принять душ и поехать на работу. Парень, чей дом я сейчас строю, может быть конкретным засранцем.

Вин взглянул на него с полуулыбкой на губах.

– Забавно, я того же мнения о своем боссе… за исключением того, что я работаю сам на себя.

– По крайней мере, ты знаешь свои недостатки.

– Даже более чем ты. Сегодня суббота. Так что не обязательно ехать на стройку.

Суббота. Черт, он совсем позабыл, какой сегодня день недели.

– Ненавижу выходные, – пробормотал он.

– Я тоже… с трудом переживаю их. – Вин оглянулся вокруг и зацепился взглядом за две горки с бельем для стирки. – Ты всегда можешь прибраться здесь.

– А что беспокоиться? Та, что слева, - чистая, справа – грязная.

– Тогда тебе следует заняться стиркой, потому как эта могучая кучка не обеспечит тебя чистыми носками.

Джим подхватил джинсы, которые надевал вчера ночью, и зашвырнул на «кучку» с бельем.

– Эй, что-то выпало…– Вин наклонился и подобрал маленькую золотую сережку, которая лежала в кармане с самого четверга. – Где ты ее взял?

– В переулке за Железной маской. На земле валялась.

Вин уставился на безделушку, будто она стоила более двух долларов по себестоимости, или же пятнадцати – по покупной стоимости.

– Не возражаешь, если я оставлю ее себе?

– Вовсе нет. – Джим замешкался. – Девина была дома? Когда ты вернулся?

– Ага.

– Вы разобрались в своих отношениях?

– Похоже на то. – Парень спрятал золотое колечко в нагрудный карман. – Знаешь, я видел, как ты управился с тем парнем прошлой ночью.

– Ты не любишь говорить о Девине?

– Мои отношения с ней не касаются никого кроме меня. – Глаза Вина сузились. – Тебя учили драться. И не в какой-то захолустной школе боевых искусств.

– Сообщи, если будут новости от полиции. – Джим пошел в ванную и включил душ. Трубы затрещали и загремели, из крана на пластиковый пол душа полилась анемичная струя. – И не беспокойся насчет закрывания двери за собой. Со мной и псом все будет нормально.

Парень посмотрел в маленькое зеркало над раковиной, прямо в глаза Джиму.

– Ты не тот, за кого себя выдаешь.

– И за кого же?

Внезапно, тень пробежала по лицу Вина, будто он вспомнил что-то ужасное.

– Ты в порядке? – нахмурился Джим. – Выглядишь так, будто увидел призрака.

– Ночью мне приснился кошмар. – Вин пропустил руку сквозь волосы. – Еще не оправился от него.

Внезапно, Джим услышал голос парня в голове: «Ты веришь в демонов?» Собака заскулила и начала метаться между ними, и у Джима шерсть встала дыбом на загривке.

– О ком был сон. – Не вопрос.

Вин натянуто рассмеялся, положил визитную карточку на кофейный столик и направился к выходу.

– Ни о ком. Я не знаю, о ком был этот сон.

– Вин… поговори со мной. Что, черт возьми, случилось, когда ты вернулся домой?

Солнечный свет заполнил комнату, когда парень вышел на лестничную площадку.

– Я дам знать, если со мной свяжется полиция. Ты сделаешь то же. Я оставил свою визитку.

Очевидно, не было смысла настаивать на своем.

– Хорошо, без проблем. – Джим назвал номер своего мобильного и не удивился, когда Вин запомнил его без каких-либо записей. – И, послушай, тебе лучше держаться подальше от этого клуба.

Бог знал, тюремные решетки не облегчат это уравнение. Более того Вин смотрел на ту темноволосую проститутку так, как должен был смотреть на Девину… следовательно, чем меньше он виделся с ней, тем лучше.

– Я буду на связи, – сказал Вин, прежде чем закрыть дверь.

Джим уставился на деревянные панели, когда раздались тяжелые шаги по ступеням, а потом завелся мощный двигатель. Когда М6 выехала на посыпанную гравием дорожку, он открыл дверь, выпуская собаку наружу, потом принял душ, пока его вяло-бегущая вода из резервуара совсем не остыла.

Он намыливал себя, когда в голосе эхом отдался вопрос, заданный Вином прошлой ночью.

Ты веришь в демонов?

***

На другом конце города, Мария-Тереза сидела на диване, уставившись на фильм, но не следила за происходящим на экране. Он был… четвертым по счету. Или пятым? Всю ночь она не спала. Даже не пыталась лечь на подушку.

Вин занимал ее мысли… и там он говорил своим странным голосом: «Он идет за тобой. Он идет за тобой».

Когда он вошел в этот жуткий транс в раздевалке, послание, которое срывалось с его губ, ужасало, но его невидящий взгляд был еще хуже. А ее первая реакция? Она подумала не «Что за ересь он несет?». Нет, она спросила, «Откуда ты знает?».

Совершенно не зная, как реагировать или как справиться с собой, не говоря уже о нем, она вылетела из раздевалки и попросила его друга зайти внутрь.

Она посмотрела на визитку в своей руке. В сотый раз переворачивая ее, она уставилась на фразу, написанную им: «Мне жаль». Она верила, что…

Рингтон, проревевший из-за спины, испугал ее до смерти, она резко подскочила, и карточка вылетела из рук.

Переведя дух, она потянулась за мобильником рядом с ней, но звонок прекратился прежде, чем она заметила, кто звонил, и успела ответить. Оно и к лучшему… она не желала сейчас говорить с кем-либо, и, скорее всего, кто-то просто ошибся номером.

Из телефонов у нее была лишь маленькая Нокиа. Стационарный телефон на кухне не работал, потому что она не подключилась к линии. Была возможность сделать городской номер, но проблема заключалась в том, что, сколько не скрывай свой домашний номер, его легче вычислить, чем мобильный, а она была сторонницей анонимности… и поэтому выбирала квартиры с месячной арендной платой: это означало, что счета оплачивались на имя арендодателя, а не на ее имя.

Положив телефон на диван, она вернулась в прошлое, до того, как ушла от Марка. Тогда ее сына звали Шон. А ее – Гретхен. Они носили фамилию Каприцио.

И на самом деле, ее натуральный цвет волос был рыжий. В отличие от Джины из клуба.

Мария-Тереза Бодро была ложью от начала и до конца, настоящей оставалась лишь ее католическая вера. Вот и все. Ну, точнее, вера, а также долги юристу и частному сыщику.

После того что случилось, у нее появилась возможность войти в программу защиты свидетелей. Но копов можно было купить…. Богу известно, ее бывший со своими бандитами доказали это. Поэтому, с помощью прокурора округа она сделала что нужно, и когда Марка призвали к ответственности, она смогла свободно бежать на восток, как можно дальше от Лас-Вегаса.

Боже, она ненавидела объяснять своему сыну, что они изменят имена при переезде. Она волновалась, что он не поймет… но когда она начала объяснять, он просто остановил ее. Он знал, почему это должно произойти, и сказал ей, что так никто неузнает, где они.

Эта очевидная догадка разбила ей сердце.

Когда телефон снова зазвонил, она взяла трубку. Этот номер знали немногие: Трэз, няньки и Центр матерей-одиночек.

Звонил Трэз, и, судя по плохой связи, он был в дороге.

– Все в порядке? – спросила она.

– Ты новости видела?

– Я смотрела Эйч-Би-Оу.

Когда Трэз начал объяснять, Мария-Тереза схватила пульт и включила Эн-Би-Си. Там показывали Todayshow…

Сводка последних новостей напугала ее до самых костей.

– Хорошо, – сказала она ему. – Все верно. Да, конечно. Когда? Хорошо, я буду. Спасибо. Пока.

– В чем дело, мама?

Прежде чем взглянуть на своего сына, она взяла себя в руки. Когда она, наконец, обратилась к нему, то в голову забралась мысль, что он выглядел скорее на три года, чем на семь в своей пижаме и одеялом, которое волочилось по полу.

– Ничего. Все в порядке.

– Ты всегда так говоришь. – Он подошел к ней и запрыгнул на диван. Когда она передала ему пульт, он не переключил канал на Никелодион. Даже не посмотрел на ТВ. – Почему ты так сморишь?

– Как «так»?

– Будто снова настали тяжелые времена.

Мария-Тереза наклонилась и поцеловала его в макушку.

– Все будет хорошо. Слушай, я позову Сью, Рэйчел или Квинешу, чтобы они посидели с тобой немного. Мне нужно съездить на работу ненадолго.

– Прямо сейчас?

– Да, но сначала я приготовлю тебе завтрак. Тигр Тони?

– Когда ты вернешься?

– До обеда. Сразу после – самое позднее.

– Хорошо.

Направившись на кухню, она набрала службу приходящих нянь Центра матерей-одиночек и начала молиться, когда пошел дозвон. Наткнувшись на голосовую почту, она оставила сообщение и на автомате наполнила чашку «Фростед флейкс».

Ее руки так сильно дрожали, что она едва высыпала сухой завтрак из коробки.

Те два студента из клуба были мертвы. Застрелены в переулке за парковочной зоной. И полиция хотела поговорить с ней, потому что тусовщик, который нашел тела, сообщил, что парочка приставала к ней.

Достав молоко, она напомнила себе, что это простое стечение обстоятельств. В центре города постоянно происходили нападения на людей, а те парни явно были под кайфом. Может, они пытались купить еще наркотиков, и сделка пошла наперекосяк.

Пожалуйста, пусть она будет не причем, молилась она. Пожалуйста, пусть старая жизнь будет здесь не причем.

Голос Вина прокрался в ее голову. Он идет за тобой…

Твердо свернув эти размышления, чтобы не сойти с ума от страха, она переключилась на факт, что меньше чем через час ей нужно сидеть в полиции. Трэз был уверен, что ее прикрытие сработает, это железобетонное «Я простая танцовщица». Но боже… что, если ее арестуют за то, чем она занималась?

Ну да, еще один урок от ее бывшего мужа: если ты живешь жизнью с непрочным фундаментом, стены могут посыпаться в мгновение ока, как только копы начнут задавать вопросы.

Именно поэтому он пустился в бега. Он и его «друзья» убили так много своих «клиентов» по торговле «недвижимостью», равно как и федералов, и местных, когда они пустились за ними. Спасительной силой стало то, что она была простой женой, и понятия не имела, как работала преступная группировка. Его любовница, с другой стороны, знала намного больше и ее привлекли к уголовной ответственности как соучастницу.

Такой бардак вышел в то время. И он продолжается до сих пор.

Мария-Тереза протянула чашку с сухим завтраком своему сыну и поставила перед ним один из двух столиков-подносов. Подойдя ближе, ее сердце билось так громко, что она боялась, что Робби услышит стук, но снаружи она оставалась предельно спокойной.

Очевидно, он на это не купился.

– Мы снова переезжаем, мама?

Она замерла, выдвигая ножку подноса. Она не лгала своему сыну… ну, в большинстве случаев… но она не знала, как подготовить свои слова. Но иначе нельзя было.

Когда ее телефон снова зазвонил, она посмотрела на ребенка, принимая звонок от няньки.

– Я не знаю.

Глава 17

Когда Вин ехал по спальному району Колдвелла, он действовал скорее на автопилоте, чем осознанно, и было сложно сказать, что занимало его больше: переполох с теми убитыми парнями или отвратительный сон с Девиной.

Копы совершенно точно появятся в «Железной Маске» со своим «привет-как-дела-что-за-хрень?!», и если хоть кто-нибудь пикнет о произошедшем в том коридоре, им захочется взглянуть на записи камер безопасности. Которые не покажут ничего хорошего. Безусловно, не они с Джимом начали драку и размахивали ножами, и все же, они были живы-здоровы, в то время как та парочка схлопотала свинцовые стимуляторы в грудные клетки.

И тот ужасный ночной кошмар… он был настолько реальным, что Вин до сих пор ощущал костлявые руки на своих предплечьях. Черт, при одной мысли о сне, его член в штанах съеживался, будто желал спрятаться на зиму в самом кишечнике.

«Ты заключил сделку и взял все, что я принесла в твою жизнь – ты ел это, пил и трахал… Все это – моя заслуга, и ты должен мне».

Сделку? Какую сделку? Насколько он знал, он ничего с ней не заключал. Ни с кем бы то ни было.

Черт возьми, он рассуждал о том, что произошло во сне. Психушкой пахнет.

Важно то, что он собирался порвать с Девиной как можно скорее… и не только потому, что его подсознание отторгало ее. Проблема в том, что в основе их отношений лежала не любовь и даже не страсть. Страсть означала занятие любовью с его душой, но не важно, сколько раз она заставляла его кончить, она задевала лишь его тело.

Он думал, что этого будет достаточно. Решил, что ему нужно лишь это. Но первой наводкой, что в их отношениях что-то не клеится, стала его невозможность задать «вопрос на миллион». Окончательно все сомнения разрешил один взгляд на Марию-Терезу.

Конечно, это не означало, что они с Марией-Терезой скроются в лучах заходящего солнца; его реакция на девушку просто показала, сколько всего не хватает ему и женщине, на которой он собирался жениться.

Боже, прошедшее время в этом предложении, словно пощечина било наотмашь.

Сосредоточившись на дороге, он выругался, когда сознал, где находится. Вместо того чтобы приехать в офис, он оказался на Торговой улице, и, проехав парадный вход в «Железную Маску», он начал замедлять ход. Напротив клуба были припаркованы два полицейских автомобиля, а у главной двери стоял мужчина в форме.

Умным решением было бы не останавливаться.

Он так и сделал. Ну, почти.

Доехав до следующей улицы и свернув налево, он объехал клуб, направляясь к задней парковке. Заехав на место, он сразу же остановился. Там стояло еще больше полицейских машин, и в квартале впереди, между двумя зданиями, была натянута желтая лента.

Так вот где произошли убийства.

Раздался автомобильный гудок, и его взгляд переместился на зеркало заднего вида. Позади стояла темно-зеленая Тойота Камри… за рулем которой сидела Мария-Тереза.

Поставив рычаг переключения передач на «нейтрал», он дернул стояночный тормоз и вышел из автомобиля. Когда Вин подошел к ее машине, Мария-Тереза опустила стекло… он счел это хорошим знаком.

Блин, ему нравилось, как она выглядела с убранными в конский хвост волосами, одетая в простую красную водолазку и джинсы. Без макияжа, она была по-настоящему красивой, и, нагнувшись, он уловил аромат не парфюма, а смягчителя для ткани, который стал отрадой для его носа.

Вин сделал глубокий вдох и почувствовал, как его плечи расслабляются впервые за… ага, точно, будто он мог вспомнить, за какое время.

– Они и тебе позвонили? – спросила девушка, взглянув на него.

Он встряхнулся, возвращаясь к реальности.

– Полиция? Пока нет. Ты собралась разговаривать с ними сейчас?

Она кивнула.

– Трэз позвонил мне примерно полчаса назад. Мне повезло, что удалось пригласить няньку.

Няньку? Его глаза переместились на руль, который она обхватила руками. Обручального кольца не было, но может у нее был бойфренд… хотя какой мужчина позволит своей женщине заниматься такой работой? Он бы для начала продал себя по кусочкам, если бы она принадлежала ему.

Дерьмо… как Мария-Тереза ответит на неизбежный вопрос о том, чем она занимается в клубе?

– Слушай, если тебе нужен адвокат, я знаю нескольких хороших. – Ну, прямо день разбрасывания адвокатских визиток. – Может, тебе следует сначала нанять адвоката, прежде чем говорить с полицией, учитывая, что ты…

– Со мной будет все в порядке. Трэз не беспокоится, и я не буду, пока он спокоен.

Когда ее глаза забегали вокруг, он осознал, что у нее уже имелась стратегия выхода, и не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять, в чем она заключалась. Очевидно, она исчезнет, если станет чересчур жарко, и по какой-то причине, это выбило его из колеи.

– Мне нужно ехать, – сказала она, кивая на его автомобиль. – Ты закрываешь путь на парковку.

– О, да. Верно. – Он замешкался.

Ему нужно было задать вопрос, но тот встал поперек горла, сдерживаемый убеждением «не-здесь-не-сейчас» и подгоняемый «а-когда-тогда».

– Мне нужно ехать, – повторила она.

– Что я сказал прошлой ночью? В раздевалке. Когда я, ну знаешь…– Она побледнела, и ему захотелось врезать себе. – Я имею в виду…

– Прости. Но мне действительно пора ехать. – Черт, ему не стоило упоминать про это.

С бесшумным проклятьем, он хлопнул кулаком по крыше автомобиля в качестве прощания и поплелся к своей машине. Сев в М6, он включил первую передачу и, отжав сцепление, освободил ей дорогу. Он медленно развернулся, когда она припарковалась лицом к клубу и вышла из Камри.

Владелец «Железной Маски» открыл заднюю дверь, когда Мария-Тереза подошла к ней, и парень внимательно рассмотрел парковку, будто опасался за девушку. Когда он заметил М6, он кивнул, будто знал, кто сидел за рулем. Вин внезапно почувствовал жалящую боль в висках, давление нарастало в его голове, будто что-то давило сверху. Неожиданно, все его мысли перемешались, словно сброшенная со стола колода карт, которые разлетелись в разных направлениях, приземляясь рубашками и вверх, и вниз.

Все закончилось также быстро, как и началось, голова пришла в норму, все карты от тузов до джокеров вернулись в должный порядок.

Пока он морщился и потирал лицо, Трэз натянуто улыбнулся и сказал что-то Марии-Терезе, отчего она взглянула через плечо на его М6. Прежде чем они скрылись внутри, девушка подняла руку и слегка помахала ему, и потом дверь закрылась за ними.

Закапал дождь, и стеклоочистители Вина включились автоматически, очищая стекла слева направо, слева направо.

Его центральный офис находился недалеко отсюда, всего в пяти минутах езды, и там Вина ждало полно работы: нужно изучить архитектурные планы. Утвердить заявки на получение разрешения на строительство, прежде чем передавать их на рассмотрение. Провести инспекции. Уладить долбанные трудности между подрядчиками.

Предостаточно заморочек, с которыми следует разобраться.

Хотя, по всей видимости, он, как преданный Пес, лучше подождет здесь, пока она снова не появиться. Он такой жалкий.

Вин поехал прочь от «Железной Маски», направляясь в сторону небоскребов у реки. Здание, в котором располагались его офисные помещения, было самым новым и высоким в Колдвелле. Добравшись до него, он воспользовался пропуском, чтобы заехать на подземную стоянку. Оставив М6 на предназначенном для него месте, он поднялся на лифте, минуя этажи с адвокатскими конторами, бухгалтерскими фирмами и знаменитыми страховыми компаниями.

Раздался звон, символизирующий приезд на сорок четвертый этаж, и когда открылись двери, он вышел из лифта и прошел мимо стойки приемной. Высоко над столом висела вывеска с названием его компании – «ГРУППА ДИПЬЕТРО», выполненная золотыми буквами, с подсветкой внизу.

Ступая по плисовому черному ковру в своем офисе, он чувствовал себя увереннее с каждым шагом. Он разбирался в своем бизнесе, контролировал его…. Он построил треклятую компанию с нуля, так же как он строил свои дома, до тех пор, пока корпорация не стала самой крупной и самой лучшей в своем роде.

Войдя в «угловой» кабинет, он включил свет, и все панели из астрониума ясенелистного, который он выбирал собственноручно, засияли, словно солнечные лучи. В центре его черного стола, на бумагах лежал манильский конверт, и он подумал, «да, Том Уильямс работал так же усердно, как и он».

Вин сел за стол и, вскрыв конверт, достал свернутую карту. Утвердил генеральный план по трем участкам земли примерно в сто акров, над которыми он сейчас работал. Проект, объединяющий разрозненные земельные наделы станет шедевром, сто пятьдесят роскошных домов в Коннектикуте, там, где до недавнего времени жили одни кони. Целью было привлечение пригородных жителей Стамфорда, которые пожелают ездить сорок пять минут до города, чтобы жить в условиях Гринвичских богачей.

Он начнет снос и стройку, как только цены от подрядчиков будут именно на том уровне, на котором он хочет их видеть. Земля находилась в отличных условиях: с низким уровнем грунтовых вод, и, следовательно, домовладельцам не нужно беспокоиться, что их винные погреба будут утопать каждую весну. Он, со своей стороны, проведет воду, электричество и канализацию по централизованной подземной системе. Первым ходом, как и в случае с его домом у реки, станет снос всех ветхих фермерских домов и сараев, но он решил оставить каменные стены на месте для сохранности колорита… при условии, что они не станут помехой.

У него было хорошее предчувствие, и особенно радовали цены. Времена были трудные, а предложенные им расценки – более чем разумны. К тому же, он послал Тома на переговоры с местными риелторами, и значит у этих несчастных придурков не было ни шанса.

Том был его наживкой с кукольным личиком. Парень с гарвардским дипломом по МБА шел напролом, как танк… и выглядел при этом, как двенадцатилетний юнец. «Сладенький, как яблочный пирог» Том без проблем притворялся специалистом по охране окружающей среды и давал безосновательные для судебного преследования, устные заявления о защите земель, которые, по факту, собирались пускать в оборот.

Ну, сейчас не возникало никаких проблем. В самом начале, Вину пришлось учить его делу, но как только они начали купаться в деньгах, парень усек программу и даже более того.

Они вдвоем устраивали постановочные шоу столько раз, что буквально выучили их наизусть: заходит Том, разбрасываясь планами со своим обаянием защитника окружающей среды, пока Вин мобилизует деньги, получает разрешения и решает проблемы с подрядчиками. Именно таким образом они получили землю у реки Гудзон, тот квартет из старых охотничьих хижин уступил ему десять акров под его грандиозный дом.

Когда дело дошло до его дворца, он мог построить дом где угодно, но выбрал тот полуостров из-за золотого правила недвижимости: местонахождение, местонахождение, местонахождение. Конечно, только если землетрясение не сметет Калифорнию с Западного побережья, или не растают полярные льды Аляски, ему придется задуматься о перепродаже.

Сто процентов, через пару лет ему захочется что-нибудь больше и лучше, чем дом, который он строит сейчас, и вот второе событие, к которому он готовит Ангелочка Тома: именно Том выкупит его дюплекс в Коммодоре.

Ничто не сравнится с помощью подрастающему поколению.

Вин снял трубку и набрал своего помощника, намереваясь продвинуться еще дальше с Конектикутским проектом.

***

– Спасибо, мадам. Думаю, это все, что было нужно нам на данный момент.

Мария-Тереза нахмурилась и взглянула на Трэза, который сидел рядом с ней на бархатном диване. Выпрямив ноги, словно он собирался встать, мужчина казался абсолютно не удивленным тем, как мало потребовалось времени для допроса… как, если бы он заставил полицейского задать вопросы быстро и без сюрпризов.

Она перевела взгляд на копа.

– И все?

Офицер, закрыв блокнот, потер виски, будто они болели.

– Расследованием занимается детектив Де ла Круз, и позже у него могут возникнуть вопросы. Но вы не под подозреванием. – Он кивнул Трэзу. – Спасибо за сотрудничество.

Трэз слегка улыбнулся.

– Мне жаль, что те камеры безопасности не работали. Как я уже упоминал, я должен был починить их еще несколько месяцев назад, и, между прочим, у меня есть журнал учета неисправностей, который я буду счастлив показать вам.

– Ну, я взгляну на него, но… – Мужчина потер левый глаз. – Как вы сказали, вам нечего скрывать.

– Абсолютно нечего. Позвольте мне сначала проводить ее, а потом мы отправимся в мой офис?

– Конечно. Я здесь подожду.

Когда они встали, направляясь к заднему коридору, она тихо сказала:

– Не могу поверить, что они не станут копать дальше. Не знаю, зачем мне вообще нужно было приходить.

Открыв заднюю дверь, Трэз положил руку на ее плечо.

– Я же сказал, что обо всем позабочусь.

– И ты это сделал. – Она окинула парковку взглядом и замешкалась у двери. – Так, ты видел, сюда заглядывал этот Вин.

– Так его зовут?

– Так он представился мне.

– Он беспокоит тебя.

По многим пунктам.

– Ты не думаешь, что он и его друг…

– Убили тех парней? Нет.

– Откуда столько уверенности? – Она достала из кошелька ключи. – В смысле, ты же не знаешь их. Они могли вернуться назад и…

Но, она не верила тому, что только что сказала: она не могла вообразить, что Вин и его друг были убийцами. Они подрались с теми парнями, да, но сделали это, защищая ее, и остановились прежде, чем нанесли им серьезный вред. К тому же, Вин находился с ней в раздевалке сразу же после случившегося.

Хотя, один Бог знает, когда произошли те убийства.

Трэз наклонился и нежно погладил ее щеку.

– Перестань. Не волнуйся о Вине и его приятеле. Я хорошо разбираюсь в людях и всегда бываю прав.

Она нахмурилась.

– Я не верю, что те камеры безопасности сломаны. Ты никогда бы такое не потерпел в своем…

– Эти ребята позаботились о тебе, когда меня не было рядом. И поэтому я позаботился о них. – Трэз обхватил ее рукой и повел к машине. – Увидишь снова своего Вина, передай ему, чтобы не беспокоился. Я прикрыл его.

Мария-Тереза заморгала от яркого, но холодного солнца.

– Он не мой.

– Конечно, нет.

Она уставилась на Трэза.

– Как ты можешь быть так уверен в…

– Перестань волноваться и просто доверься. Когда дело касается тебя, сердце этого мужчины чисто.

После того, через что она прошла, Мария-Тереза научилась не доверять тому, что ей говорили. Она прислушивалась лишь к охранной сигнализации в центре ее груди…. и когда она смотрела в глаза Трэза, ее внутренний тревожный звоночек молчал: он знал, что говорит. Она понятия не имела как, но, с другой стороны, у Трэза были свои, так называемые методы… методы для выяснения истины, решения проблем, заботы о бизнесе.

Так что, да, полиция не увидит ничего, что не пожелает он. И Вин не убивал тех парней.

К несчастью, эти два убеждения только отчасти успокоили ее. Он идет за тобой…

Трэз открыл дверь автомобиля и передал ей ключи.

– Я хочу, чтобы этой ночью ты отдохнула. Трудное время.

Она села в Камри, но прежде чем завести двигатель, она взглянула на него, высказывая свой самый сильный страх.

– Трэз, что если эти убийства как-то связаны со мной? Что, если кто-то увидел их рядом со мной, не Вин, кто-то другой? Что если… их убили из-за меня?

Взгляд ее босса стал проницательным, будто он знал каждую деталь, которую она умалчивала.

– И кто в твоей жизни может совершить подобное?

Он идет за тобой…

Боже, Трэз знал о Марке. Должен был. И все же, Мария-Тереза заставила себя ответить:

– Никто. Я не знаю никого, кто бы смог сделать такое.

Глаза Трэза сузились, будто его оттолкнула эта ложь, но он был готов уважать решение Марии-Терезы.

– Ну, если решишь ответить на этот вопрос иначе, то можешь обратиться ко мне за помощью. И если надумаешь уехать из города, я должен знать, что причина в этом.

– Окей, – услышала она свой ответ.

– Хорошо.

– Но я вернусь к десяти. – Она пристегнула ремень. – Мне нужно работать.

– Не стану спорить, но я с тобой не согласен. Просто помни, если увидишь своего Вина, передай ему, что я прикрыл его задницу.

– Он не мой.

– Верно. Аккуратней за рулем.

Мария-Тереза закрыла дверь, завела Камри и развернулась. Выехав на Торговую, она запустила руку в карман флисовой кофты.

Визитка Вина ДиПьетро была именно там, куда она положила ее, обнаружив в своей сумке. Доставая его карточку, она подумала о том, как он выглядел этим утром, с разукрашенным лицом и умным, обеспокоенным взглядом.

Было странно осознавать, что ее больше пугало то, что он мог знать, а не то, кем мог оказаться.

Дело в том, что она, как Скалли, не верила во все эти «Секретные материалы». Она не верила в гороскопы, не говоря уже… о чем-то, что превратило взрослого мужчину в некий канал для передачи… чего-то там. Она не верила в это.

По крайне мере, обычно не верила.

Проблема в том, что проигрывая в уме полночи то, что произошло между ними в раздевалке, она стала задаваться вопросом, а может ли то, во что ты не веришь, существовать на самом деле? Посреди транса Вин находился в ужасе, и только если он сегодня не провернул представление, достойное Оскара, то он честно не знал, что наговорил ей и действительно был озабочен тем, что это могло значить.

Достав из сумки сотовый телефон, она набрала номер, напечатанный внизу карточки, рядом с которым не было пометки «факс». Но когда пошел дозвон, она вспомнила, что была суббота, и если телефон стоял в офисе, то ей ответит голосовая почта. Что она могла сказать?

Привет, я проститутка, которой Мистер ДиПьетро помог прошлой ночью. И я звоню, чтобы заверить его, что мой сутенер уладил все проблемы. И что он не должен беспокоиться о тех двух трупах в переулке.

Идеально. Стикер именно с такой пометкой его помощник захочет приклеить на свой стол. Она оторвала телефон от уха и навела палец на кнопку «завершение»…

– Алло? Я ищу Мистера Ди…

– Мария-Тереза?

О, этот низкий голос был опасен. Ее поглотил этот звук, и она почти сказала, Нет, Меня зовут Гретхен.

– О, да. Прости, что беспокою тебя, но…

– Нет, я рад, что ты позвонила. Что-то произошло?

Нахмурившись, она включила поворотник.

– Эм, нет. Я просто хотела сказать…

– Где ты? До сих пор в клубе?

– Только что уехала.

– Ты уже завтракала?

– Нет. – О, господи.

– Знаешь вагон-ресторан «Риверсайд»?

– Да.

– Встретимся там, через пять минут.

Она посмотрела на часы на приборной панели. Предполагалось, что нянька останется дома до обеда, так что времени было достаточно, но она задавалась вопросом, какую дверь она собирается открыть. Большая ее часть хотела убежать от Вина, потому что он был слишком красив и более чем ее тип мужчины, и она будет дурой, если не учтет ошибки прошлого.

Но потом она напомнила себе, что может сбежать. При первом удобном случае. Черт, она уже была на грани, чтобы покинуть Колдвелл навсегда.

Он идет за тобой…

Вспомнив сказанные им слова, она получила стимул для встречи с ним. В сторону влечение, она хотела знать, что он видел, когда говорил такие вещи.

– Хорошо, встретимся там. – Она положила трубку, моргнула поворотником в другую сторону и направилась к одной из достопримечательностей Колдвелла.

Ресторан «Риверсайд» находился в двух милях отсюда и максимально близко к береговой линии Гудзона; станет ближе, если бы только заведение поставили на якорь и держали на плаву. Вагон-ресторан поставили в этом квартале в 1950-х, до издания законов по охране окружающей среды, и он до сих пор сохранил первоначальной вид, начиная от крутящихся стульев, покрытых обивкой «Наугахайд» около прилавка из «Формайки», до музыкального автомата и сатуратора, из которого официантки и по сей день разливали посетителям Колу.

Она была здесь раз или два с Робби. Ему понравился пирог.

Когда она вошла в заведение, то сразу же увидела Вина ДиПьетро. Он сидел за последним столиком слева, лицом к двери. Когда их взгляды встретились, он поднялся.

Даже с синяком, царапиной на щеке и опухшей нижней губой, он был сногсшибательно сексуален.

Блин… приблизившись к нему, она пожалела, что не питает слабость к бухгалтерам, ортопедам или шахматистам. Или даже к торговцам цветами.

– Привет, – сказала она, присаживаясь.

На столе лежала пара меню, два набора столовых приборов из нержавеющей стали на бумажных салфетках, и две керамических кружки.

Так приземленно, по-домашнему, мило. И в черном кашемировом свитере и коричневом замшевом пиджаке, Вин выглядел так, будто место ему не здесь, а в каком-нибудь модном кафе.

– Привет. – Он медленно опустился в кресло, не отрывая от нее взгляда. – Кофе?

– Пожалуйста.

Он поднял руку, и подошла официантка в красном переднике и красно-белой униформе.

– Два кофе, пожалуйста.

Когда женщина ушла за кофейником, Вин постучал по красно-белому меню.

– Надеюсь, ты голодна?

Мария-Тереза открыла свое меню и пробежалась по ассортименту, думая, что абсолютно каждое блюдо подходило для пикника 4го Июля. Ну, хорошо, может не позиции для завтрака, но в подобном заведении слово «салат» дополнялось чем-то вроде курицы, картофеля, яиц или макарон, а салат-латук предназначался только для сэндвичей.

Замечательная кухня, на самом деле.

– Приглянулось что-нибудь? – спросил Вин.

Она не воспользовалась удобным случаем посмотреть на него через стол.

– Я не большой едок, на самом деле. Думаю, сейчас я обойдусь кофе.

Вернувшаяся официантка налила им кофе.

– Вы определились с заказом?

– Уверена, что не будешь завтракать? – спросил он Марию-Терезу. Когда она кивнула, Вин передал оба меню официантке. – Я хочу блины. Без масла.

– Картофельные оладьи?

– Нет, спасибо. Вполне сойдут простые блины.

Когда официантка удалилась на кухню, Мария-Тереза слегка улыбнулась.

– Что? – спросил он, протягивая ей сахар.

– Нет, спасибо. Я пью без сахара. А улыбаюсь потому, что мой сын… он тоже любит блины. Я готовлю их для него.

– Сколько ему лет? – Вин размешивал сахар с характерным звоном.

Хотя вопрос был обыденным, он ждал ее ответа, будто было иначе.

– Семь. – Она посмотрела на его безымянный палец, на котором отсутствовало кольцо. – У тебя есть дети?

– Нет. – Он сделал пробный глоток и вздохнул так, будто напиток был идеален на вкус. – Не был женат, никаких детей.

Последовала пауза, будто он ожидал, что она вернет услугу за услугу ответной информацией.

Она подняла кружку.

– Я позвонила потому, что мой босс… он хотел передать тебе, что он обо всем позаботился… – Она помедлила. – Ну, знаешь, насчет камер безопасности, которые могли записать прошлую ночь… и все такое.

Хотя она волновалась, что он может не оценить, что кто-то препятствует правосудию от его имени, но Вин просто кивнул, будто был мужчиной, который решал проблемы так же, как и Трэз.

– Передай, что я ценю это.

– Хорошо.

В последующей тишине, Вин пробежал пальцем по толстой ручке своей кружки.

– Слушай, я ничего не делал с теми двумя прошлой ночью. Ну, кроме того, что ты видела. Я не убивал их.

– Трэз то же самое сказал. – Сделав глоток, ей пришлось согласиться с ним: кофе был превосходным. – Я не стала упоминать тебя или твоего друга во время разговора с полицией. Вообще не стала говорить о драке.

Вин нахмурился.

– Что ты сказала?

– Только что эти двое приставали ко мне. Что Трэз поговорил с ними, и когда это не подействовало, их выгнали из клуба. Оказалось, что два других очевидца дали те же показания, так что все сошлось.

– Почему ты солгала обо мне? – тихо спросил он.

Избегая его взгляда, она посмотрела в окно рядом с ними. Река, такая близкая, что можно было рукой подать, стояла недвижимая и потемневшая от недавних дождей.

– Почему, Мария-Тереза?

Она сделала большой глоток из кружки, чувствуя, как теплое кофе согревает ее желудок.

– По той же причине, что и Трэз. Потому что ты защитил меня.

– Это рискованно. Учитывая то, чем ты занимаешься.

Она пожала плечами.

– Я не боюсь.

Уголком глаза она заметила, как Вин потер лицо и поморщился, будто царапина причиняла боль.

– Я не хочу, чтобы ты рисковала ради меня, в каком бы то ни было отношении.

Мария-Тереза спрятала улыбку. Забавно, как некоторые мужчины могут согреть своими словами… не потому, что они возбуждали, а потому, что превышали наименьший общий знаменатель, устремляясь в более значимую территорию.

Борясь с притяжением его голоса, его глаз, его замашек спасителя, она сказала:

– Прости, что прошлой ночью ушла так внезапно. Ну, знаешь, в раздевалке. Я просто… испугалась.

– Да… – Он выругался на выдохе. – И я прошу прощения, что у меня так поехала крыша…

– О, нет, все нормально. Не… похоже, что ты имеешь над этим много власти.

– Вообще никакой. – Еще одна длинная пауза. – Не хочу снова поднимать эту тему, но что я наговорил тебе?

– Ты не знаешь? – Он покачал головой. – Это был припадок?

Его голос стал напряженным.

– Можно и так назвать. Так… что я сказал?

Он идет за тобой…

– Что я сказал? – Вин потянулся через стол и легонько коснулся ее руки. – Пожалуйста, расскажи.

Она уставилась туда, где он касался ее, и подумала… да, порой не столько слова мужчины согревают тебя… чтобы согреть все тело хватает простого ощущения его ладони чуть выше твоего запястья.

– Ваши блины, – сказала официантка, испортив момент. Когда они оба отклонились, официантка с шумом поставила тарелку и маленький кувшин из нержавеющей стали. – Еще кофе?

Мария-Тереза взглянула на полупустую кружку.

– Для меня, пожалуйста.

Вин принялся за сироп, поливая тонкой янтарной струей три огромных золотистых круга.

– Мои не столь высокие, – сказала Мария-Тереза. – Когда я готовлю блины… они не получаются такими золотистыми или высокими.

Вин со стуком закрыл крышку сиропницы и, взяв вилку, начал разрезать стопку на равные кусочки.

– Уверен, твой сын не жалуется.

– Нет. – От мыслей о Робби заболело в груди, поэтому она постаралась не вспоминать, как он смотрел на нее с любовью и трепетом, когда она переворачивала те домашние блинчики для него.

Официантка вернулась с кофейником, и, после того как она разлила напиток и убежала, Вин сказал:

– Я очень надеюсь, что ты ответишь на мой вопрос.

Без серьезных причин, она снова подумала о Робби. Он был невинным, которого она втянула в жестокую реальность, сначала выбрав плохого мужа, а потом – тем способом, которым решила избавиться от финансовых проблем, в которые вляпалась. Вин не отличался от него. Последнее, что ему нужно, – это влезть в ту черную дыру, из которой она пытается выбраться… а он уже доказал, что обладает комплексом героя. По крайней мере, насколько она знала.

– Бессмыслицу, – прошептала она. – Сказанное тобой не имело смысла.

– Раз это не важно, нет причин не сказать мне.

Она снова посмотрела через стекло, на реку… призывая всю свою силу.

– Ты сказал «камень, ножницы, бумага». – Его глаза метнулись к ее лицу, и она заставила себя посмотреть в ответ и солгать. – Я понятия не имею, что это может значить. Честно говоря, меня встревожил больше твой вид в тот момент, а не твои слова.

Глаза Вина сверлили ее.

– Мария-Тереза… у меня есть послужной список в подобных вещах.

– В смысле «послужной список»?

Он продолжил есть, желая избавиться от напряжения между ними.

– В прошлом, когда я входил в транс и делал предсказания… они сбывались. Поэтому, если ты что-то скрываешь от меня из соображений конфиденциальности, я пойму это. Но я настоятельно советую серьезно отнестись к тому, что я тогда сказал.

Холодными руками она обхватила горячую кружку.

– Ты вроде гадалки?

– Ты работаешь в опасной сфере. И должна соблюдать осторожность.

– Я всегда осторожна.

– Хорошо.

Последовало очередное затишье, в течение которого она смотрела на свое кофе, а он сосредоточился на еде.

Было довольно легко догадаться, что под «осторожностью» подразумевались не только пристающие к ней подонки. Речь шла и о других аспектах ее работы.

– Я знаю, что интересует тебя, – тихо сказала она. – Во-первых, как я могу заниматься этим, и почему я не бросаю.

Когда он, наконец, заговорил, голос был низким и полным уважения, будто он совсем не судил ее.

– Я не знаю тебя, но ты не похожа на…ну, остальных женщин в клубе. Поэтому я предполагаю, что произошло что-то абсолютно ужасное, раз ты начала заниматься этой деятельностью.

Мария-Тереза снова посмотрела в окно, наблюдая за проплывавшей мимо веткой.

– Я не такая, как большая часть моих коллег. И закончим на этом.

– Хорошо.

– Прошлой ночью с тобой была твоя девушка?

Он нахмурился, поднимая к губам кружку. Сделав большой глоток, он изогнул бровь.

– Значит, тебе можно иметь секреты, а мне – нельзя?

Пожав плечами, она подумала, что, черт возьми, ей нужно держать язык за зубами.

– Ты прав. Так не честно.

– Да, она моя девушка. По крайней мере… была таковой прошлой ночью.

Мария-Тереза закусила губу, чтобы не сорваться и начать выпрашивать подробности. Неужели они расстались? И если да, то почему?

Вин вернулся к еде, но его широкие плечи так и не расслабились.

– Могу я сказать кое-что, чего не следует говорить?

Мария-Тереза застыла под его взглядом.

– Давай.

– Прошлой ночью я представлял нас вдвоем.

Мария-Тереза медленно опустила кружку. Ну, хорошо… порой мужчины говорят вещи, из-за которых чувствуешь себя чертовски сексуальной. Порой их взгляды бывают осязаемы, словно прикосновение. И все это сейчас исходило от сидящего напротив мужчины.

Ее тело ответило мгновенно: грудь начало покалывать у сосков, бедра потяжелели, кровь побежала быстрее… и этот эффект шокировал ее. Очень давно… на самом деле, целую вечность… она не чувствовала что-то, хоть отдаленно напоминающее сексуальное влечение к мужчине. И вот она, сидит перед огромным запретным плодом в кашемировом свитере, ощущая в реальности то, что она имитировала каждую ночь с незнакомцами.

Она быстро заморгала.

– Черт. Не следовало ничего говорить, – пробормотал он.

– О, нет, дело не в тебе. Правда.

А в ее жизни.

– И я не возражаю.

– Нет?

– Нет. – Ее голос был чересчур низким.

– Ну, это показалось мне неправильным.

Ее сердце замерло в груди. Окей, его маленький комментарий подействовал лучше, чем галлон льда, чтобы избавить ее от теплого покалывания.

– Ну, если ты чувствуешь себя виноватым, – резко сказала она. – То исповедуешься не той женщине.

Может поэтому у него не ладится с подружкой.

Но Вин покачал головой.

– Это было неправильно потому, что я представил как плачу тебе, и мне… совсем это не понравилось.

Мария-Тереза поставила кружку на стол.

– И почему это.

Но она уже знала ответ: потому что человек подобный ему, никогда не станет встречаться с такой как она.

Когда Вин открыл рот, она подняла руку и одновременно потянулась за своей сумкой.

– На самом деле, я и так знаю. Думаю, мне лучше уйти…

– Потому что будь я с тобой, я бы хотел, чтобы ты выбрала меня. – Он посмотрел ей в глаза и продолжил. – Я бы хотел, чтобы ты выбрала меня. Не потому, что я заплачу за это. Я хотел бы, чтобы ты… захотела меня и захотела быть со мной.

Поднимаясь с кресла, Мария-Тереза застыла на полпути.

Он мягко продолжил.

– И я хотел бы, чтобы ты наслаждалась каждым моментом так же сильно, как буду наслаждаться я.

После долгого молчания, Мария-Тереза скользнула обратно в кресло. Взяв в руки кружку, она сделала большой глоток и услышала, как отвечает… хотя, она сначала сказала, и только потом поняла что конкретно:

– Тебе нравятся рыжеволосые?

Он слегка нахмурился и пожал плечами.

– Да. Конечно. А что?

– Просто так, – прошептала она, прячась за свой кофе.

Глава 18

Перепутье означает, что ты пойдешь направо или же налево, рассуждал Джим, растянувшись на полу в гараже, с гаечным ключом в руках.

По определению, когда ты подходишь к пересечению дорог, то должен выбрать направление, потому что стало невозможным продолжать движение вперед по той дороге, по которой ты шел: ты выезжаешь на шоссе или остаешься на асфальтированной дороге. Обгонишь машину с заездом за пунктирную разметку или же останешься в своей полосе и в безопасности. Заметив желтый сигнал светофора, ты либо разгоняешься, либо тормозишь.

Некоторые из этих решений не играют никакой роли. Другие, без вашего ведома, ставят на вашем пути пьяного водителя или же держат его в стороне от вас.

В случае Вина, кольцо, которое он не решался подарить, было эквивалентно повороту направо, прочь от автопоезда, который вот-вот наедет на замерзшую лужу: то, что парень сейчас делал, значило все для его жизни, и ему срочно нужно включить этот поворотник и съехать на новую дорогу. Сукин сын терял время со своей женщиной, ему нужно задать этот жизненно-важный вопрос прежде, чем она…

– Мать твою!

Джим выронил соскользнувший ключ и затряс рукой. Учитывая все обстоятельства, ему следует уделить немного внимания своему занятию; при условии, что он хочет сохранить все свои костяшки в целостности. Проблема в том, что его поглотили эти мысли о Вине.

Что, черт подери, ему сейчас делать с парнем? Как побудить его попросить руки у этой женщины?

В его прошлой жизни ответ был бы элементарным: приставить к его виску дуло пистолета и потащить парня к алтарю. Сейчас? Ему нужны чуть более цивилизованные методы.

Сев на холодный, бетонный пол, Джим окинул взглядом этот треклятый мотоцикл, который он таскает за собой с того момента, как осел в Штатах. Байк не работал тогда, не работает и сейчас, и судя по его ремонту через пятую точку, его будущее вполне известно. Боже, он не знал, с дурацкого наития купил его. Мечты о свободе, наверное. Либо поэтому, либо потому, что ему, как и любому парню с яйцами, нравились Харлеи. Собака отвернулась от солнечного места, на котором дремала, подергивая косматыми ушами.

Джим облизал кожу на содранной костяшке.

– Прости за ругань.

Казалось, собаку, положившую голову на лапы, это нисколько не заботило. Его густые брови были приподняты, будто Пес приготовился слушать что угодно, будь то проклятья или разговоры в смешанных компаниях.

– Перепутье, Пес. Ты знаешь, что это означает? Нужно выбирать. – Джим снова поднял гаечный ключ и еще раз принялся за болт, так сильно покрытый маслом, что было сложно сказать, был ли он шестиугольным. – Нужно выбирать.

Он вспомнил, как Девина смотрела на него с водительского сиденья того гламурного «БМВ». Я ждала, когда он растает, доверится мне и полюбит, но этого не произошло. И сейчас я начинаю терять свою уверенность, Джим, на самом деле.

Потом подумал о том, как ДиПьетро смотрел на ту темноволосую проститутку.

Да, все верно, налицо перекресток. Проблема в том, что ДиПьетро, тупица эдакий, подошел к указателю и вместо поворота направо, где стрелка указывала на «Страну счастья», он разыскивал город под названием «Загони себя в могилу, и оплакивать тебя будет только твой бухгалтер».

Джим надеялся, что рассказав Девине про кольцо, он выиграет немного времени, но как долго это будет продолжаться?

Черт, в каком-то смысле, его предыдущая работа была легче, потому что он обладал большей властью: завести цель в поле зрения, завалить ублюдка, смыться.

Но заставить Вина заметить очевидное… было намного сложнее. К тому же, раньше у Джима была тренировка и поддержка. Сейчас? Ничего.

Рычание двух харлеев заставило Джима обернуться. И его собаку.

Два байка катили по гравию к гаражу, и Джим позавидовал придуркам, чьи руки сжимали рули. Мотоциклы Эдриана и Эдди блестели, хромированные крылья и трубы подмигивали на свету, словно Харлеи знали о своих преимуществах и черт та с два станут скрывать свою гордость.

– Помочь с байком? – спросил Эдриан, выдвинув стойку и слезая с мотоцикла.

– Где твой шлем? – Джим уперся локтями в колени. – В Нью-Йорке есть такой закон.

– В Нью-Йорке полно законов. – Ботинки Эдриана заскрипели по гравию, потом затопали по бетону, когда он подошел к Джиму, оглядывая его проект «очумелые ручки». – Черт, ты где откопал этот хлам? На свалке?

– Неа, на складе металлолома.

– О, верно. Это шаг вперед. Моя вина.

Мужчины не обделили собаку вниманием, погладив ее, когда та забегала вокруг них, виляя хвостом. И, хорошие новости, сегодня она хромала чуть меньше, но Джим все равно свозит ее к ветеринару в понедельник. Он уже оставил послания в трех клиниках, и выиграет первая, которая ответит.

Эдди отвлекся от нежностей с собакой, кивнув в сторону байка.

– Думаю, здесь тебе понадобится больше, чем один помощник.

Джим потер щеку.

– Да нет, я справлюсь.

Все трое – Эдриан, Эдди и Собака – посмотрели на него с одинаковым скептическим выражением на лицах и морде…

Джим медленно опустил руку, его затылок напрягся так, будто его сжала холодная ладонь.

Они не отбрасывали теней. Ослепительный солнечный свет позади парней освещал их, и посреди тонких, темных следов, отбрасываемых голыми ветками деревьев вокруг гаража, они казались прифотошопленными… к этому пейзажу.

– Вы знаете… англичанина по имени Найджел? – Как только вопрос вылетел из его рта, он уже знал ответ.

Эдриан слегка улыбнулся.

– Мы выглядим как парни, которые якшаются с англичанами?

Джим нахмурился.

– Как вы узнали, где я живу?

– Чак сказал.

– Он сказал, что в четверг ночью у меня был день рождения? – Джим медленно встал на ноги. – Он и это вам сказал? Потому что я не говорил, а ты знал об этом, когда спросил вчера, получил ли я подарок ко дню рождения.

– Да? – Эдриан пожал широкими плечами. – Удачная догадка с моей стороны. Ты никогда не отвечал на этот вопрос, не так ли.

Когда они сошлись лицом к лицу, Эдриан покачал головой с необычной грустью.

– Ты переспал с ней. Трахнул ее. В клубе.

– Говоришь так, будто разочаровался во мне, – прорычал Джим. – Трудно поверить, учитывая, что в самом начале именно ты указал мне на нее.

Эдди встал между ними.

– Мужики, расслабьтесь. Мы работаем в одной команде.

– Команде? – Джим уставился на другого парня. – Не знал, что мы в команде.

Эдриан напряженно рассмеялся, свет заиграл на его пирсинге в брови и нижней губе.

– Это не так, но Эдди – миротворец по натуре. Он что угодно скажет, чтобы остудить нас, верно?

Эдди промолчал, оставаясь на своем месте. Будто физически приготовился прекратить драку, если до нее дойдет.

Джим посмотрел на Эдриана.

– Англичанин. Найджел. Тусуется с тремя другими слюнтяями и собакой размером с осла. Ты знаешь их, ведь так.

– Я уже отвечал на этот вопрос.

– Где твоя тень? Ты стоишь на свету и ни черта не отбрасываешь.

Эдриан указал на землю.

– Это вопрос с подвохом?

Опустив взгляд, Джим нахмурился. На бетоне отражались черные очертания широких плеч и узких бедер Эдриана. Как и огромное тело Эдди. И лохматая голова Пса. Выругавшись про себя, Джим пробормотал:

– Черт возьми, мне нужно выпить.

– Хочешь, чтобы я принес тебе пива? – спросил Эдриан. – А где-то в мире сейчас пять часов дня.

– Например, в Англии. – Встрял Эдди. Когда Эд посмотрел на него, тот пожал плечами. – И в Шотландии. Уэльсе. Ирландии…

– Джим, пива?

Джим отрицательно покачал головой, плюхаясь обратно на пол, решив, что его мозг работал неисправно, он не был готов рисковать своими коленями, на случай если они переймут фишку. Уставившись на пару харлеев на подъездной дорожке, он осознал, насколько поганым было его состояние, и, очевидно, параноидальным. Но это не новости.

К несчастью, единственным решением в краткосрочной перспективе было пиво. А трансплантаты головы еще нужно утвердить в FDA.

– Есть надежда, что ты умеешь управляться торцевым ключом? – спросил он Эдриана.

– Ага. – Парень снял кожаную куртку и захрустел костяшками. – И выкатить это барахло на дорогу – лучше занятия не придумать.

***

Когда Вин смотрел через стол на Марию-Терезу, солнечный свет, каскадом проникающий сквозь окно, превратил ее в образ, эхом отдающийся в подсознании. «Откуда он мог знать ее?», снова подумал он. Где он встречал ее раньше? Боже, он хотел прикоснуться к ее волосам.

Вин доел последний кусочек блинов, удивляясь, что она спросила, нравятся ли ему рыжеволосые. Потом неожиданно вспомнил кое-что.

– Я не люблю рыжие волосы настолько, чтобы клюнуть на Джину, если ты об этом.

– Нет? Но она же красивая.

– Для кого-то… может быть да. Слушай, я – не тот парень, который…

Официантка подошла к их столу.

– Еще кофе? Или вы предпочтете…

– … трахает всех подряд.

Мария-Тереза моргнула, а вслед за ней и официантка.

Блин.

– Я имел в виду…– Останавливая себя, Вин зыркнул на другую женщину, которая, казалось, собиралась задержаться здесь. – Вы наливаете? Или что?

– Я… э, хотела бы еще кофе, – сказала Мария-Тереза, протягивая кружку. – Пожалуйста.

Официантка наливала медленно, переводя взгляд с одного на другого, будто надеялась услышать окончание разговора. Когда чашка Марии-Терезы была наполнена, женщина взялась за Вина.

– Еще сиропа? – спросила она.

Он кивнул на пустую тарелку.

– Я закончил.

– О, и правда. – Собрав его посуду, она уходила с той же расторопностью, с который наливала кофе: желе ползет быстрее.

– Я не изменяю, – повторил он, когда они остались наедине. – Наблюдая за своими родителями, я выучил более чем достаточно о том, как не нужно поступать в отношениях, и это – правило №1.

Когда Мария-Тереза протянула ему сахар, и он уставился на сахарницу так, будто впервые видел, она сказала:

– Ну, для твоего кофе. В свой ты добавляешь сахар.

– А… да. – Когда он разбавлял свой напиток, она сказала:

– Так, брак твоих родителей был неудачным?

– Да. И я никогда не забуду, как они разрывали друг друга на части.

– Они развелись?

– Нет. Убили друг друга. – Когда она резко откинулась на стуле, ему захотелось выругаться. – Прости. Наверное, не стоило откровенничать, но все так и было. Одна из их драк вышла из-под контроля, и они упали с лестницы. Падение не закончилось хорошо, ни для кого из них.

– Мне так жаль.

– Ты очень добра, но это было так давно.

Мгновение спустя, она прошептала:

– Ты выглядишь изнуренным.

– Просто перед уходом нужно выпить еще кофе. – Черт, основываясь на этом, он будет продолжать заливаться напитком, пока не откажут почки, если это обеспечит им еще времени наедине.

Дело в том, что когда она смотрела на него, ее искренняя забота делала ее… драгоценной. Драгоценной и поэтому, чувствительной к потерям.

– Ты защищаешься на работе? – выпалил он. – И я говорю не о жестокости. – В растянувшейся тишине, он покачал головой, чувствуя себя так, будто его туфли окунули в блинный сироп. – Прости, это не мое дело…

– Ты имеешь в виду, практикую ли я безопасный секс?

– Да, и я спрашиваю не потому, что хочу быть с тобой. – Она снова отшатнулась, и он отругал себя. – Нет, в смысле, я хочу знать, потому что надеюсь, что ты заботишься о себе.

– Почему это так важно для тебя?

Он посмотрел в ее глаза.

– Просто важно.

Она отвернулась, посмотрев на реку.

– Я в безопасности. Что сильно отличает меня от сотен так называемых «честных» женщин, которые спят со всеми подряд, ничем не защищаясь. И ты можешь перестать всматриваться в мое лицо, словно пытаешься решить какую-то загадку. Благодарю. А сейчас пойдет.

Он подчинился и уставился на свою кружку.

– Сколько ты стоишь?

– Ты же сказал, что не хотел спать со мной так.

– Сколько?

– Что, хочешь выкупить меня на недельку, как в «Красотке»? – Она коротко и сухо рассмеялась. – C Джулией Робертс меня объединяет лишь то, что мы сами выбираем с кем спать. А насчет «сколько», то тебя это не касается.

И все же он хотел знать. Потому что, черт возьми, он надеялся, что если она была дорога, то и контингент мужчин будет лучше… хотя, если быть полностью честным с собой, то это чушь собачья. Он хотел повести себя как Ричард Гир, но купить отнюдь не неделю. Года, вот это уже другой разговор.

Но этого никогда не произойдет.

Когда официантка проплыла мимо с кофейником в руках, навострив уши, Мария-Тереза сказала:

– Чек не помешал бы.

Официантка поставила кофейник на стол и выудила блокнот. Вырвав страницу, она положила ее лицевой стороной вниз.

– Всего доброго.

Она ушла, и Вин потянулся через стол, прикоснувшись в руке Марии-Терезы.

– Я не хочу заканчивать все на плохой ноте. Спасибо, что не упоминала обо мне полиции, но я хочу, чтобы ты рассказала все, если на тебя начнут давить.

Она не отстранилась, а просто посмотрела вниз, туда, где соединялись их руки.

– Ты тоже прости меня. Из меня плохая компания. По крайне мере… не для культурных.

В ее голосе звучала боль…маленькая, но он все же услышал эту нотку так же четко, как удар в колокол посреди безмолвной ночи.

– Мария-Тереза… – Он так много хотел сказать ей, но не имел права… и она не воспримет это хорошо, – … невероятно милое имя.

– Ты думаешь? – Когда он кивнул, она что-то выдохнула, что он не смог расслышать, но что звучало как, «Поэтому я выбрала его».

Она прервала контакт, взяв чек и открыв сумку.

– Я рада, что тебе понравились блины.

– Что ты делаешь? Позволь мне…

– Когда в последний раз кто-то покупал тебе завтрак? – Она посмотрела на него, слегка улыбнувшись. – Что-нибудь вообще, по правде говоря?

Вин нахмурился, обдумывая вопрос, когда она вытащила банкноты в десять и пять долларов. Забавно… он не мог вспомнить, чтобы Девина платила за что-нибудь. Конечно, у него денег пруд пруди, но все же.

– Обычно плачу я, – ответил Вин.

– Не удивлена. – Она начала вставать со стула. – И я не имею в виду ничего плохого.

– Нужна мелочь? – сказал он, думая, что готов на что угодно, лишь бы задержать ее.

– Я оставляю солидные чаевые. По себе знаю, как порой бывает сложно работать в сфере обслуживания.

Выходя вслед за ней из ресторана, он запустил руку в карман, чтобы достать ключи, и почувствовал что-то маленькое и незнакомое. Нахмурившись, он осознал, что это золотая сережка, которую он взял у Джима.

– Хм, знаешь что? У меня есть кое-что твое, – сказал он, когда они подошли к ее машине.

Она открыла дверь.

– Да?

– Я думаю, это принадлежит тебе? – Он протянул сережку.

– Моя серьга! Где ты ее нашел?

– Мой приятель Джим подобрал ее на парковке клуба.

– О, спасибо. – Отбросив волосы в сторону, она вставила серьгу. – Я не хотела терять их. Они немного стоят, но так мне нравятся.

– Ну… спасибо за блины.

– Пожалуйста. – Она замерла, прежде чем сесть за руль. – Знаешь, тебе следует отдохнуть денек. Ты выглядишь очень уставшим.

– Возможно, из-за синяков на лице.

– Нет, ты выглядишь измотанным из-за усталости в твоих глазах.

Когда она села в машину и завела двигатель, Вин заметил вспышку слева и посмотрел в сторону реки….

В секунду, когда солнце коснулось его сетчатки, тело целиком задрожало, и Вина охватил приступ.

В этот раз не было никакого постепенного «затуманивания». Ненавистный транс охватил его за одну секунду, и вчерашний приступ показался разминкой перед главным действом.

Привалившись к капоту Камри, он взялся за пальто, расстегивая его, чтобы вдохнуть немного воздуха… на него нахлынуло видение, которое представляло собой скорее повторяющийся снова и снова звук, а не изображение: выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом. Выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом…

Когда его колени подогнулись, и он рухнул на асфальт, он отчаянно пытался сохранить сознание, цепляясь разумом за первое попавшееся воспоминание… оно было о том времени, когда у него случился первый приступ. Ему было одиннадцать, а видение вызвали часы, женские часы, которые он увидел в витрине ювелирного магазина в центре. Он был на экскурсии учащихся со своим одноклассником в Художественном музее Колдвелла, и, проходя мимо магазина, он заглянул в витрину.

Часы были серебряными, и когда солнечный свет попал на них, его глаза уловили вспышку, и он тотчас же остановился. Кровь на часах. На часах была ярко-красная кровь.

Когда он старался понять, что он видел и почему почувствовал себя столь странно, женская рука потянулась за часами на витрине. Позади нее стоял мужчина со счастливым выражением на лице, покупатель….

Но парень не мог купить часы…. Тому, кто оденет их, суждено умереть.

С силой, доступной только при охватившей все тело панике, Вин вырвался из транса и кинулся в магазин. Но не так быстро, как следовало. Подоспела одна из учительниц и поймала его прежде, чем он смог что-либо сказать, и когда он пытался добраться до мужчины с часами, его просто вытащили за шкирку и приговорили к ожиданию в автобусе, пока остальные были на экскурсии.

Видение не сбылось.

Точнее, не в тот момент. Но, семь дней спустя, Вин был в школе и увидел одну из тех учительница в кафетерии, с чем-то, похожим на те часы, на запястье. Она красовалась ими перед коллегами, рассказывая об ужине в честь дня рождения, который она провела прошлый вечером со своим мужем.

В это мгновение, луч солнечного света пробился со спортивной площадки через окно, привлекая внимание Вина… и потом он снова увидел кровь на часах, и ее было больше.

Вин свалился прямо на линолеум в кафетерии, и когда учительница побежала и склонилась над ним, чтобы помочь, он увидел с впечатляющей ясностью автомобильную аварию, в которую она попадет: ее голова ударится о рулевое колесо, повреждая изящное лицо при ударе.

Схватив ее за платье, он пытался сказать ей, чтобы она пристегнула ремень. Попросила мужа заехать за ней. Поехать другим маршрутом. На автобусе. Мотоцикле. Пойти пешком. Но с его губ слетали лишь случайные слова…. Хотя, по ужасу на лицах склонившихся над ним учеников и учителей он предположил, что они понимали каждое его слово.

После этого его отправили в медицинский кабинет, и когда позвонили его родителям, им сказали, что нужно сводить Вина к детскому психиатру.

А учительница… милая, молодая учительница с заботливым мужем умерла в тот день, после полудня, на пути домой из школы, с новыми часами на руках.

В автомобильной аварии. И она не пристегнула ремень.

Когда Вин услышал об этом следующим утром в классе, он разревелся. Конечно, большая часть детей начала плакать, но с ним все было иначе. В отличие от остальных, он мог повлиять на произошедшее.

После этого все изменилось. Его слова предсказали смерть… учителя нервничали рядом с ним, ровесники либо чурались его, либо насмехались. Отцу приходилось пинками отправлять его в школу.

Внезапно, Вин потерял ход мыслей, прошлое поглотил приступ, охвативший его разум и тело, его сознание медленно отступало…

Выстрел. Раздавшийся выстрел отдавался эхом. Кто-то упал. Упало тело с грозовым громом…

Прежде чем он вырубился, видение кристаллизовалось в его мыслях, из звука в подлинные картинки… ветер построил замок из Песка: он увидел Марию-Терезу, которая закрывалась руками, будто пыталась защититься от чего-то, в глазах застыл ужас, а рот открылся в крике.

И потом он услышал выстрел.

Глава 19

Через час после того, как появились Эдриан и Эдди с парой свободных рук, Джим перекинул ногу через свой байк и повернул ключ. Поставив подошву рабочих ботинок на педаль переключения передач, и опускаясь на нее всем весом, Джим не особо верил, что развалюха заведется… и тут раздался фирменный рев Харлея.

Когда Джим нажал на дроссель, двигатель под ним завибрировал, и мужчине пришлось крикнуть.

– Господи, Эд, ты сделал это!

Эд ухмыльнулся, вытирая грязные руки о бархатное полотенце.

– А то! Прокатись на нем, проверим тормоза.

Джим выкатил байк из гаража, прямо под солнце.

– Я за шлемом схожу.

– Шлемом? – Эдриан забрался на свой мотоцикл. – Никогда бы не подумал, что ты был Скаутом-орлом.

Джим вернулся со шлемом в руках.

– Остерегаться травмы головы – еще не признак бабского поведения.

– Подумай о ветре, развевающем твои волосы, приятель.

– Или об электронике, которая после будет поддерживать твою жизнь.

– Я возьму собаку, – сказал Эдди, усаживаясь на свой байк и протягивая руки. В это мгновение маленький дружок оттолкнулся от земли и приземлился на кожаное сиденье мотоцикла.

Джим нахмурился, не одобряя это.

– Что, если ты попадешь в аварию?

– Не попаду.

Будто законы физики его не касались.

Джим только собрался послать его с этой затеей, когда заметил, в какой восторг пришел Пес, оказавшись «на борту»: он царапал коровью кожу, будто от блаженства у него чесались пятки, и вилял хвостом так быстро, как позволяла задница.

К тому же, когда здоровяк взялся за руль, Пес оказался прямо между его рук.

– Будь осторожней с моим чертовым псом. Поранишь животное, и нам не избежать разборки.

Отлично, сейчас он превращается в хорошего хозяина, не так ли?

Надев шлем и натянув косуху, Джим оседлал байк. Выжал газ. Агрегат выдал угрожающий, низкий рев, и мощь всех лошадей прокатилась по телу Джима.

Блин, какой бы Эдриан ни был занозой в заднице, в двигателях он разбирался. Может, лишь поэтому Эдди терпел его под своей крышей.

С несказанным «ну, в путь», троица двинулась навстречу солнцу: Эдриан – впереди, Эдди с собакой – позади.

Байк Джима в действии оказался воистину волшебным, абсолютно беспардонным зверем, и пока они ехали по сельской местности, Джим успел прочувствовать мотоцикл.

И, черт возьми, не нужен ветер, чтобы почувствовать себя свободным.

Эдриан направил их вдоль Гудзона, в сторону города, и когда они начали натыкаться на светофоры у городских прибрежных парков, Джим молился за «красный»… просто потому, что процесс ускорения доставлял нереальный кайф.

Они заехали на пересечение Двенадцатой и улицы Ривер, когда Эдриан крикнул:

– Мне нужно заправиться.

– Впереди есть Эксон, верно?

– Ага, в двух кварталах.

Когда светофор переключился, они рванули с места, рев двигателей пронесся в воздухе и только усилился, когда они въехали в путепровод. На заправочной станции они подъехали к бензоколонке, и Джим залил себе бензин лучшего качества.

– Как тормоза? – спросил Эдриан, разглядывая блондинку, вышедшую из подержанного автомобиля. Женщина направилась в супермаркет быстрого обслуживания, от души покачивая бедрами, концы ее длинных волос щекотали татуировку чуть выше копчика.

Джим рассмеялся. Болтливый придурок мгновенно потерял нить разговора, очевидно, оценивая возможность пойти за ней внутрь и спросить, не захочет ли она поиграть с его «болтом»… что, учитывая взгляды, бросаемые на него через плечо, выльется в большое, жирное «да».

– Почему мне кажется, что мои тормоза намного лучше твоих? – пробормотал Джим, вытаскивая шланг из бензобака.

– В плане здравомыслия? – Эдриан повернул голову. – Уверен? Потому что на свое в четверг ночью положил ты, а не я.

– Подумать только, а я-то решил, что твое общество стоит того, чтобы терпеть твою нахальность. – Джим вставил шлаг в бензоколонку. – Должно быть, совсем вышел из ума.

Он сел на мотоцикл и надел шлем.

– Так, ты хочешь вернуться назад и...

– Прости.

Закрепляя ремешок шлема под подбородком, Джим замер в процессе. Эдриан стоял рядом с ним с угрюмым выражением лица, его глаза всматривались в небо над заправочной станцией. Он был чертовски серьезен. Джим нахмурился.

– За что ты извиняешься?

– За то, что указал на нее в клубе. Я принял все за простую забаву, но вышло иначе. Мне не следовало толкать тебя на эту дорожку. Было неправильно.

То, что Эдриан волновался о вполне привычных для нормальных парней проблемах, удивляло, но, с другой стороны, может под колючей внешностью скрывалась ранимая личность.

Джим протянул руку.

– Все нормально. Между нами – все путем.

Эдриан пожал протянутую ладонь.

– Я стараюсь не быть таким засранцем все время.

– Давай не будем переоценивать свои возможности.

Эдриан улыбнулся.

– Окей, может, засранец просто чередуется с ролью кретина.

– От этого тоже легко не избавишься. – Джим завел мотоцикл и нажал ручку газа, закачивая свежее топливо в большие и голодные поршни. – Вперед, господа?

– Конечно, – сказал Эдриан, запрыгивая на свой байк. – В этот раз езжай первым.

– С собакой там все нормально, Эдди? – спросил Джим, окидывая взглядом животное, которое, казалось, в восторге от этого приключения.

– В порядке.

Направляя их в обратную сторону, откуда они приехали, Джим обращал внимание на ярко-желтое солнце, белоснежные облака, синеву неба и серый асфальт дороги. Река слева простиралась параллельно дороге, наряду с пешеходной дорожкой вдоль береговой линии. Только покрывающиеся листьями деревья, понатыканные в землю словно карандаши, еще не укрывали от ветра дорогу и клумбы, которые через пару недель покроются тюльпанами и нарциссами.

Вагон-ресторан «Риверсайд» был еще одной прибрежной достопримечательностью. В этой старой закусочной Джим бы почувствовал себя комфортно, и даже намеревался посетить его в будущем. Дело в том, что здесь готовили блины, за которые умереть не жалко…

Джим приспустил дроссель. На парковке стояла «БМВ» М6, чертовски похожая на машину Вина, а рядом была припаркована зеленая Тойота Камри.

А между машинами высовывалась пара ног, будто на земле лежал мужчина.

Разворот на сто-восемьдесят. Газу.

Потому что эти начищенные туфли определенно принадлежали Вину.

Залетев на парковку, он рванул к женщине, которая склонилась над… ага, это Вин ДиПьетро разлегся под небесами. Парень без движения лежал с лицом человека, к которому приклеили восковую матрицу.

– Что случилось? – Джим выставил подножку мотоцикла и соскочил с байка.

На него посмотрела женщина из «Железной Маски».

– Он просто упал. Как прошлой ночью, в клубе.

– Черт. – Джим нагнулся в тот момент, когда подъехали Эдриан и Эдди. Прежде чем они успели слезть со своих Харлеев, он махнул им, чтобы оставались на месте. Чем меньше людей знало о происходящем, тем лучше.

– Сколько он в отключке? – спросил он женщину.

– Минут пять или около того… О боже мой… Привет.

Она наклонилась ниже, когда глаза парня начали медленно открываться. Сначала они зацепились за Марию-Терезу, потом – за Джима.

– Пора вставать! – пробормотал Джим, проверяя, реагируют ли зрачки Вина на свет. Получив положительную реакцию, он успокоился лишь отчасти. – Как насчет того, чтобы отвезти тебя к врачу?

Вин заворчал, пытаясь сесть, но Мария-Тереза попыталась заставить его не двигаться.

– Со мной все нормально, – мрачно сказал парень. – И нет, у меня нет сотрясения.

Джим нахмурился, думая, что даже упрямым засранцам следует задуматься, если они начинают валиться наземь прямо на публике, но Вин не казался удивленным… или обеспокоенным. Он был… смирившимся.

Такое уже случалось с ним, не так ли?

Когда парень начал оглядываться вокруг, Джим посмотрел на Эдриана и Эдди и кивнул им на дорогу, давая сигнал к отбою. Парни поняли намек, вернулись на свои байки и помахали руками, прежде чем уехать.

– Черт… – сказал Вин, потирая лицо. – Ничего веселого.

– Ага, это очевидно. – Джим перевел взгляд на темноволосую женщину, задаваясь вопросом, для чего эти двое встретились. Если Вин хотел оставаться в стороне от тех двух трупов, то пересекаться с ней – явно не гениальная идея… даже если дело в простом кофе.

– Я не знаю, что произошло, – сказала она. – Мы позавтракали…

– Ты выпила только кофе, – пробормотал Вин, демонстрируя работу краткосрочной памяти. Если, конечно, помимо кофе она не съела французский тост.

Женщина подняла руку, будто хотела утешить его, но потом опустила ее.

– Он поел, мы поговорили, и когда вышли сюда…

– Я в порядке. – Вин оторвался от земли и оперся на капот Камри. – В полном.

Джим схватил парня за руку.

– Ну, а сейчас мы едем к доктору.

– Черта с два. – Вин выдернул руку из хватки Джима. – Лично я еду домой.

Вот блин. Судя по напряженному подбородку парня, Джим может попытаться лишь прикинуться шофером и сопроводить Вина в Коммодор.

– Тогда я отвезу тебя.

Вин отрыл рот, чтобы возразить, но женщина положила руку на его плечо.

– Что, если приступ повторится, когда ты будешь за рулем?

Когда их взгляды пересеклись, солнечные лучи пробились сквозь плотные облака, и столб прозрачного тепла опустился на них сверху, купая в золотом сиянии.

Джим нахмурился, и поднял взгляд на небеса, ожидая увидеть действо в духе Микеланджело, с рукой Божьей, указывающей на них двоих. Но нет, только небо, солнце, облака… и стая канадских гусей, с криками улетающих на юг.

Джим снова взглянул на пару. То, чего мучительно не хватало во взгляде Вина на Девину во время ужина, нарисовалось прямо сейчас: Вин не отрывал глаз от женщины перед ним, и Джим мог поставить свое левое яичко на то, что если он сейчас спросит парня что-нибудь о том, во что она одета, ее рост или, ну например, ее духи, то получит ответ со стопроцентной точностью.

Джим нахмурился еще сильнее… Что, если он ошибся? Что, если истинным путем Вина была не Девина?

– Пожалуйста, Вин, – взмолилась женщина. – Позволь ему отвезти тебя.

Да черт с ним. Позже будет время поразмыслить об этом. Прямо сейчас нужно доставить Вина домой.

– Давай ключи, дружище.

– Пожалуйста, – побуждала женщина.

Вин так и сделал. Достал связку ключей, точнее, в случае М6, черный брелок и протянул его Джиму.

– Как ты вернешься к байку? – спросил Вин.

Джим похлопал по заднему карману, думая, что вернется на такси… и обнаружил, что был так же вне закона, как и Эдриан. Нет бумажника. А значит – нет ни прав, ни денег на такси. Черт, байк не был зарегистрирован или застрахован.

Выражение Джима ответило за себя, когда Вин засмеялся.

– На твоем Харлее нет номеров. А у тебя нет прав, верно?

– Не собирался заезжать так далеко. Но ты не беспокойся. Я соблюдаю правила дорожного движения.

– На твоей машине механика? – спросила женщина у Вина. Когда он кивнул, она покачала головой. – Стыдно признавать, но я не умею ездить на ручной коробке. Но, может, я могу последовать за вами и отвезти тебя, – она кивнула Джиму, – до дома?

– Вполне сойдет и до сюда.

– Ты вызовешь эвакуатор для мотоцикла? – спросила женщина. – Потому что ты вне закона по всем пунктам.

– Ага. Эвакуатор. Закажу его.

Окей, самое время для прощания наедине.

Вин указал на свою машину.

– Учитывая, что у тебя ключи, может, прогреешь машину?

Джим приподнял бровь.

– Я могу вести себя как твой шофер, но на мне нет кепки и униформы. Так что, если хочешь немного уединения, просто попроси. – Парень повернулся к Марии-Терезе. – Буду ждать тебя у входа в Коммодор.

Она кивнула в ответ.

– Увидимся там.

Вин наблюдал, как парень сел в М6 и закрыл дверь. Мгновенье спустя, завелся двигатель, а из салона донеслась вибрация. Включилось стерео. Мило. Мария-Тереза покачала головой.

– Тебе на самом деле нужно к доктору.

– Станет легче, если я скажу, что приступы происходят с одиннадцати лет?

– Нет.

– Ну, я еще не умер от этого. – Он внезапно подумал о видении, об оружии и звуке выстрела, и изо всех сил постарался не вложить в голос все переживаемое им отчаяние. – Слушай, я не знаю, что происходит у тебя в жизни… – Когда ее лицо напряглось, он не стал заканчивать предложение. – Я понимаю, что владелец клуба всячески оберегает тебя, но только в пределах «Железной Маски». Что, если кто-то проследует за тобой до дома?

– Если бы ты видел мой дом, то понял бы, почему я не беспокоюсь об этом.

Вин нахмурился, думая о том, что она, по крайней мере, подготовлена.

– Обещаю, я не стану совать свой нос в твои дела, но если ты узнаешь, что кто-то преследует тебя, обратись в полицию. Если не сможешь поехать к ним, то попроси своего босса лично уладить проблему.

– Эм… спасибо за совет.

Черт, его бесило это. Если бы только он знал, что сказал ей во время транса, хотя… вот черт, выстрел сказал ему предостаточно, не так ли.

– Где ты живешь? – мягко спросил он.

Она открыла рот, и на какое-то мгновение ему показалось, что она собиралась ответить. Но потом она остановила себя.

– Где конкретно находится Коммодор? На случай, если я отстану от вас, ребята.

Он объяснил ей дорогу.

– Я живу на двадцать седьмом и двадцать восьмом этажах.

– На обоих?

– На обоих.

– Не удивлена. – Он чувствовал, как она снова закрывается от него, обрывая возникшую связь. – Я буду держаться за вами.

Когда она отвернулась, он взял ее за локоть.

– Скажи свой номер мобильного.

Последовала длинная пауза.

– Прости… я не могу.

– Все нормально. Я понимаю. Но у тебя есть мои номера. Пожалуйста, звони. В любое время. – Он отодвинулся в сторону, открывая дверь еще шире, чтобы она могла сесть в машину. Он подождал, пока она не пристегнется, и только потом закрыл дверь. После двух попыток двигатель с хрипом заработал на холостом ходу, и Мария-Тереза взглянула на Вина, будто ждала, когда он направиться к своему «БМВ».

Звук опускаемого стекла М6 заставил Вина выругаться. Как и голос Джима:

– Чтобы я отвез тебя домой, ты должен сначала сесть в машину. Если, конечно, ты не запрыгнешь сразу на передний бампер.

Вин поплелся к «БМВ» и сел на пассажирское сиденье.

– Не теряй ее из виду.

– Не потеряю.

Так и вышло. Джим отлично поладил с М6. Он вел быстро, проворно… но не так шустро, чтобы Мария-Тереза не смогла угнаться за ним.

На фоне играющего классического рока Вину не нужно было объясняться, как он оказался в ресторане с Марией-Терезой. Совсем нет.

– Просто ответь на один вопрос, – сказал Джим, будто читал его мысли.

– Мария-Тереза разговаривала с копами, а также ее босс. – Вин глянул на него. – Они не упомянули о нас, и в дальнейшем не станут.

Джим зыркнул на него.

– Не об этом хотел спросить, но все равно приятно слышать. Что насчет камер безопасности?

– О них позаботились.

– Мило.

– Рано радоваться. Я сказал Марии-Терезе, что в случае опасности или какого-либо давления на нее, ей следует предоставить нас на блюдечке с голубой каемочкой.

– Ответь мне на один вопрос.

– Какой?

– Что ты будешь делать с Девиной?

Вин скрестил руки на груди.

– Просто потому, что я с кем-то позавтракал…

– Чушь полная. И даже не спорь. Что ты будешь с ней делать?

– Почему тебя это волнует? – Последовала длинная пауза. Настолько длинная, что они дважды проехали на красный сигнал светофора.

Ускоряясь после второго, Джим посмотрел на Вина. Его обезоруживающие глаза пылали.

– Волнует, Вин. Потому что сейчас я верю в демонов.

Вин резко повернул голову в его сторону, и Джим, обратив свой взор на дорогу, продолжил.

– Я не шутил, когда говорил, что здесь, дабы спасти твою душу. Хотя, начинаю думать, что неверно все понял.

– Неверно понял?

– Расскажи мне о своих припадках.

– Погоди. Что ты там неверно понял?

– Я не думаю, что тебе суждено быть с Девиной. – Парень медленно покачал головой и посмотрел в зеркало заднего вида. – Моя работа – помочь тебе пережить этот период твоей жизни и оказаться в лучшем месте. И, как я начинаю верить, это значит, что тебе нужно быть с этой женщиной, которая… ага, проехала на красный вслед за нами.

– Тебе следовало остановиться, – рявкнул Вин, схватив зеркало и повернув его так, чтобы увидеть в нем Марию-Терезу.

Она гнала за ними, не отрывая взгляда от М6, брови сосредоточенно напряглись. Губы слегка шевелились, будто она напевала что-то или говорила сама с собой, и ему стало интересно, какой из двух вариантов был верным.

– Так, что там насчет твоих обмороков? – подтолкнул Джим приятеля.

– Тебя это не удивляет, верно? – Вин вернул зеркало в исходное положение. – Слышал когда-нибудь о медиумах?

– Ага.

– Ну вот, я вижу будущее, а иногда еще и говорю во время предсказаний. Есть и другое дерьмо. Ну… вот такие дела. И не думай, что это праздник, отнюдь. Я изо всех сил пытался избавиться от видений, думал, что получилось. Похоже, что нет.

Мощный движок М6 равномерно ускорялся и притормаживал, когда Вин резко сказал:

– Ты заработал сто очков к карме за то, что не смеешься над этим.

– Знаешь что? Я бы от души посмеялся пару дней назад. – Джим пожал плечами. – Сейчас как-то не расположен к этому. Так всегда было?

– Началось в детстве.

– Так… что ты увидел о ней? – Когда Вин не смог заставить себя ответить, Джим пробормотал, – Окей, догадываюсь, что не ужин при свечах или романтическую прогулку по пляжу.

– Едва ли.

– Что там было, Вин? Мне ты можешь сказать. Мы оба увязли во всем этом.

Вин не на шутку разозлился.

– Верно, я показал тебе свои секреты. Сейчас выкладывай свои. Что ты, мать твою, делал…

– Я умер. Вчера днем… я умер, и меня послали обратно, чтобы помогать людям. Ты первый в списке.

Настала очередь Вина смачно заткнуться.

– Похоже, ты тоже выиграл бонусные баллы за отсутствие смеха, – пробормотал Джим. – Скажем так, у нас обоих ситуация «Что за черт?!». Мне нужно спасти твою задницу от тебя самого, и как я уже говорил, у меня возникло предчувствие, что решением является не Девина, а женщина в той Камри позади нас. Так почему бы тебе не перестать пороть эту чушь и не сказать, что ты увидел в том видении… потому что я не горю желанием завалить первое же задание, и чем больше я знаю, тем лучше.

Джим Херон не был похож на бредившего, и, учитывая опыт Вина, когда доходило до всяких странностей, он решил, что мог принять на веру слова парня. Даже если они казались не более реальными, чем… ну чем спиритические трансы, для примера.

– Я увидел… выстрел.

Джим медленно повернул голову.

– В кого? В тебя или в нее?

– Не знаю. Думаю, что в нее.

– Ты когда-нибудь ошибался?

– Нет.

Руки парня сжались на рулевом колесе.

– Вот те на. Ну и дела.

– Звучит так, будто нам есть что обсудить.

– Ага.

Но больше они ничего не сказали. Они сидели плечом к плечу в машине, и Вин не смог проигнорировать метафору, что они вдвоем мчались по одной дороге, и что ждало их впереди – знал один Бог.

Взглянув в зеркало заднего вида, Вин молился, чтобы стреляли не в Марию-Терезу. Лучше в него. Гораздо лучше.

Наконец добравшись до Коммодора, они заехали в подземный паркинг, а Мария-Тереза осталась ждать у входа, и Вин подумал, что это к лучшему: ему бы снова захотелось попрощаться с ней, но хорошего понемножку.

– Мое место – одиннадцатое, вон там.

Когда М6 припарковали, Вин вышел из машины, забрал ключи у своего нового приятеля, и потом их пути разошлись: Джим направился к лестнице, ведущей на улицу.

Вин пошел в противоположную сторону, к лифту, и когда двери широко раскрылись перед ним, он вошел внутрь и развернулся. Джим почти достиг двери, широкими шагами сокращая расстояние.

Вин заблокировал двери лифта от закрытия и крикнул парню:

– Я собираюсь порвать с Девиной.

Джим замер, оглядываясь через плечо.

– Хорошо. Но будь помягче с ней. Она любит тебя.

– Она определенно делает вид, что любит. – Но под всей этой «любовью» крылось что-то лживое… отчасти, именно поэтому он хотел ее: уж лучше иметь дело с холодным расчетом, потому что корысти он доверял больше, чем любви.

Но не сейчас. С ним произошли перемены, перемены, которые не мог контролировать или остановить, и они были вестниками тех видений. Обычно его день состоял на 99% из решения деловых вопросов. Последние двадцать четыре часа? Всего процентов пятьдесят; Его мысли были заняты более важными проблемами… касающимися Марии-Терезы.

– Я свяжусь с тобой.

– Окей.

Вин позволил дверям лифта закрыться и нажал кнопку своего этажа. Он должен поговорить с Девиной, причем нужно покончить с этой волынкой как можно быстрее. Не просто потому, что так будет честно по отношению к ней… у него возникло некое чувство срочной необходимости, не связанное с нежеланием ранить ее чувства.

Тот ужасный кошмар до сих пор преследовал его… прочно укоренился в его мозгу.

На двадцать восьмом этаже лифт издал тихое «дзинь», и Вин вышел в коридор, направляясь к своей двери. Когда он открыл дверь в дюплекс, Девина сбежала по лестнице с широкой улыбкой на лице.

– Смотри, что я нашла, убираясь в твоем кабинете. – Она протянула руки с коробочкой из Рейнхарда на ладонях. – О, Вин! Оно идеально!

Девина кинулась вперед, обнимая его за шею, и ему стало тошно от ее духов еще больше, чем от захвата. Когда она защебетала о том, что ей не следовало открывать коробочку, но она ничего не смогла с собой поделать, о том, как идеально кольцо село на ее палец, Вин закрыл глаза и в воображении увидел отголоски ночного кошмара.

Уверенность зажглась в его груди, неоспоримая, как его отражение в зеркале.

Она была не той, за кого себя выдавала.

Глава 20

Сев в зеленую Камри, Джим наклонился и протянул руку.

– Джим Херон. Подумал, что мы могли бы и познакомиться.

– Мария-Тереза.

Улыбка женщины была легкой, но теплой, и Джим, ожидая услышать фамилию, понял, что называть ее она не собирается.

– Спасибо, что подвезешь, – сказал он.

– Пустяки. Как Вин?

– Для парня, который недавно отключился на парковке, он выглядит нормально.

Джим смотрел на нее, пристегиваясь.

– Держишься? Говорить с копами – дело не легкое.

– Тебе Вин рассказал? Ты знаешь о записях с камер и...

– Да, рассказал, и спасибо.

– Да не за что. – Она включила поворотник, посмотрела по зеркалам и тронулась с места после того, как мимо проехал внедорожник. – Могу я кое-что спросить?

– Валяй.

– Как долго ты спишь с его подружкой?

Джим напрягся в плечах и прищурился.

– Что, прости?

– Позапрошлой ночью я видела, как ты ушел с ней из клуба, а она до этого около часа на тебя пялилась. То же самое прошлым вечером. Без обид, но я довольно часто вижу подобное, так что сомневаюсь, что на парковке вы только за руки держались.

Ну и ну…а она умна. Эта Мария-Тереза умна.

– Что ты думаешь о Вине? – спросил он.

– Не ответишь? Я тебя не виню.

– Какая у тебя фамилия? – Он мрачно улыбнулся, когда воцарилась тишина. – Не ответишь? Я тебя не виню.

Она покраснела, и Джим, выругавшись, смягчился.

– Слушай, извини. Последние пару дней выдались нелегкими.

Она кивнула.

– Меня это не касается, вообще-то.

В чем он не был так уверен.

– Просто из любопытства, что ты о нем думаешь?

Ожидая ее ответа, Джим задался вопросом, с каких это пор он превратился в современную версию Энн Ландерс с болтающимся между ног достоинством? А дальше он начнет делать масочки и гладить свою одежду.

Или даже… стирать ее.

Неважно.

– Ну, во всяком случае, – сказал он, подозревая, что она так и не ответит, – я не так уж и много о нем знаю, но Вин хороший парень.

Она посмотрела по сторонам.

– Как долго вы знакомы?

– Я на него работаю. У него – стройка, а у меня – молоток. Будто Небеса к этому руку приложили. – Джим подумал о Четырех Парнях и закатил глаза. – Буквально.

Когда они подъехали к светофору, она сказала:

– Я не ищу его внимания. Или чьего-либо еще.

Джим взглянул на небо сквозь устремлявшиеся в него небоскребы.

– Не обязательно искать, чтобы найти то, что тебе нужно.

– Я не собираюсь быть с ним, так что… да. Все верно.

Прекрасно. Шаг вперед. Два назад. Вин, казалось, проявляет интерес, но Марии-Терезе до этого и дела нет – хотя ясно, что парень ей нравится, и что он ей достаточно не безразличен, чтобы она волновалась о том, как тот доберется домой.

Они снова тронулись и проехали мимо идущей бок о бок парочки, державшейся за руки. Они не были молоды; они были стары.

Очень стары.

Но старость затронула только их кожу, а не сердце.

– Ты когда-нибудь была влюблена, Мария-Тереза? – тихо спросил Джим.

– Нашел, что у проститутки спрашивать.

– Я нет. Не был влюблен, то есть. Просто стало интересно, была ли ты.

Он коснулся стекла, и старушка это заметила, определенно подумав, что он ей помахал. Когда она подняла свободную руку, он задумался, что, может, все-таки и помахал.

Джим слегка ей улыбнулся, а старушка ответила ему тем же, и затем они отправились каждый своей дорогой.

– Почему для тебя это важно? – произнесла Мария-Тереза.

Он подумал о Вине в том холодном, роскошном дюплексе, окруженном прекрасными безжизненными предметами.

Затем он подумал о Вине, смотрящем на Марию-Терезу, купающуюся в солнечном свете.

В тот момент душа парня была целой. Он изменился. Действительно был живым.

– Это важно, потому что я начинаю думать, – пробормотал Джим, – что любовь может быть всем.

– Я верила в это, – хриплым голосом сказала Мария-Тереза. – Но потом вышла за того, за кого вышла, и всю эту иллюзию ветром вынесло в окно.

– Может, это была не любовь.

Благодаря ее смешку он понял, что находится на верном пути:

– Что ж, может быть.

Они свернули на парковку ресторанчика и подъехали к его Харлею.

– Еще раз спасибо за то, что подвезла, – сказал он.

– Была рада помочь.

Он вышел из машины, закрыл дверь и посмотрел, как она развернулась. Когда Мария-Тереза отъезжала, он запомнил номер автомобиля.

Убедившись, что она уехала, он надел свой шлем, завел байк и выехал с парковки. Учитывая список его преступлений, незарегистрированный Харлей можно было даже не относить к таковым.

Кроме того, сильный ветер, бьющий в грудь и по рукам, снимал стресс и прочищал мозг – но ему стало дурно от того, что обнаружилось. Его следующий шаг был очевиднее некуда, и, хоть он был этому совсем не рад, но порой от дерьма никуда не деться: на нем висели женщина, которой нужно сохранить жизнь, видение Вина о выстреле, и два противных студента, которые теперь мертвы, спасибо пулям. Ситуация требовала информации, и он знал лишь один способ ее получить.

Он не любил торговать собой, но порой приходиться делать то, что нужно… и Джим был готов поспорить, что об этой мантре Мария-Тереза тоже знала не понаслышке.

Как только он свернул на подъездную дорожку к своей хате, из-под грузовика выполз Пес и радостно заковылял к мотоциклу, провожая его до гаража. Сняв шлем, Джим наклонился для подобающего приветствия, и Пес быстро замахал хвостом, чудо, что парнишка вообще удержался на лапах.

Так странно, что дома его кто-то ждет.

Джим подхватил Пса, перекинул его через руку и поднялся по лестнице. Зайдя внутрь, он гладил его, пока не нашел свой мобильник на незаправленной постели.

Сидя на матрасе, чувствуя, как маленькое теплое тельце Пса свернулось около его бедра, Джим долго и упорно размышлял, прежде чем набрать номер. Казалось, будто он ступил в прошлое, и от воспоминаний о нем ему стало плохо, что было довольно-таки интересно.

Боже, он пытался начать здесь все заново?

Осмотревшись, Джим увидел все глазами Вина: две кучки одежды, двуспальная кровать, удобной разве что двенадцатилетнему, мебель, на которой повсюду стояли штампы «Доброй Воли», и на потолке всего одна лампа с трещиной на плафоне.

Не совсем подходит для «начать все заново», но, опять же, по сравнению с тем, где он был и что делал, считается и сон на лавочке в парке.

Джим прожигал взглядом телефон, ему был ясен исход разговора, если на другом конце провода старый знакомый голос.

Но, тем не менее, Джим набрал одиннадцатую цифру и нажал кнопку вызова.

Когда прекратились гудки, но голосовая почта не включилась, он произнес всего одно слово:

– Захария.

В ответ раздался лишь смешок человека, которого невозможно удивить, не в этой жизни.

– Ну и ну… никогда не думал, что снова услышу это имя.

– Мне нужна информация.

– Да что ты говоришь.

Джим сильнее вцепился в мобильник.

– Нужно всего лишь отследить номерной знак и личность установить. Да ты и в гребаном сне это сделать можешь, дерьма ты кусок.

– Да, именно так и надо просить, чтоб я что-то для тебя сделал. Безусловно. Из тебя изумительный дипломат.

– Иди на хер. Ты мне должен.

– Да ну?

– Вот именно.

Воцарилась тишина, но Джим знал, что собеседник оставался на линии: те спутники, которые правительство использует для таких людей, как его бывший босс, были достаточно мощными, чтобы поймать сигнал в самом, блин, центре Земли.

Снова раздался тихий смех.

– Прости, старый друг. Есть закон о сроках на долги, и твои прошли. Больше мне не звони.

Телефон умолк.

Джим с минуту смотрел на него, а затем бросил обратно на кровать.

– Кажись, это тупик, Пес.

Боже, что если Мария-Тереза какая-нибудь мошенница, и Вина просто развели?

Растянувшись на смятых простынях, он устроил Пса у себя на груди, потянулся к небольшому столику и нащупал пульт от ТВ. Поглаживая жесткую шерстку Пса, Джим направил пульт на крошечный телевизор напротив изголовья кровати, и большой палец завис над красной кнопкой с надписью «ВКЛ».

Помощь мне бы не помешала, парни, подумал он. Что мне со всем этим делать?

Он нажал на кнопку, и на стеклянном экране появилось изображение, превращаясь в четкую картинку. Парень в костюме вел женщину в длинном красном платье от лимузина к реактивному самолету. Он не узнал фильм, но,учитывая, что последние двадцать лет своей жизни он провел в основной части военных сил, времени на хождения по чертовым кинотеатрам было не так уж и много.

А когда смысл до него наконец-таки дошел, Джиму пришлось засмеяться. Очевидно, в «Красотке» шла речь о том, как проститутка и бизнесмен влюбились друг в друга. Он глянул на потолок:

– Кажись, в первый раз я все не так понял, да, ребята?

***

Тем вечером, когда Мария-Тереза зашла в Собор Святого Патрика, ее почти не слушались ноги, и проход до алтаря казался длиннее на милю. Когда она проходила мимо капеллы святых, направляясь к исповедальне, то остановилась у четвертой ниши. Фигуру благочестивой Марии Магдалены в полный рост сняли с пьедестала: несомненно, статую из белого мрамора забрали, чтобы очистить от пыли и осадка от ладана.

Разглядывая на пустое место, Мария-Тереза осознала, что окончательно решила уехать из Колдвелла.

Слишком много всего накопилось. Просто в ее жизни был не тот период, когда она могла увлечься мужчиной, а это уже случилось с Вином. Если не брать в расчет тех мертвых студентов, больше времени, проведенного с ним, пойдут ей только во вред, и она была свободна, способна в любой момент отправиться в путь…

Она напряглась, услышав скрип двери позади себя, но, когда оглянулась, рядом никого не оказалось. Как обычно, церковь и все скамьи в ней в основном были пусты – впереди молились две женщины в черных вуалях, а сзади на коленях сидел мужчина в бейсболке «Ред Сокс».

Пока она продолжала идти по проходу, тяжесть решения относительно отъезда из Колдвелла мучила ее. Куда она подастся? И сколько денег уйдет на то, чтобы придумать другую личность? И работа. Как с ней быть? В подобном бизнесе Трэз один такой, и «Железная Маска» была единственным местом, где она могла заниматься тем, чем занималась.

Вот только, как оплачивать счета?

Перед двумя исповедальнями стояла пара человек, поэтому ей приходилось ждать вместе с ними, один раз приветственно улыбнувшись, а затем отводя взгляд. Именно так все и проходит. Согрешившие не хотят разговаривать перед исповедью, и Марии-Терезе стало интересно, повторяют ли они мысленно свою речь так же, как и она.

Каковы бы ни были их проблемы, она посчитала, что может переплюнуть их в греховности. На раз-два.

– Привет.

Обернувшись, она узнала парня из молитвенной группы. Он был молчаливым, как и она, постоянный присутствовал, но редко открывал рот.

– Привет, – сказала она.

Он кивнул и уставился в пол, скрестив руки и прижав их к себе. Не понятно почему, но она заметила, что от него пахло ладаном, какой используют в церкви, и этот сладкий дымчатый запах ее успокаивал.

Они вместе сделали два шага, когда кто-то зашел внутрь… затем еще два шага… а следующей будет Мария-Тереза.

Когда из-за толстой бархатной шторки вышла женщина с покрасневшими глазами, настала очередь Марии-Терезы, и она на прощанье улыбнулась парнишке из молитвенной группы, прежде чем ступить в кабинку.

Когда она закрыла шторку и села, деревянная панелька отъехала в сторону, и по другую сторону разделявшей их медной перегородки показался профиль священника.

Перекрестившись, она тихо сказала:

– Простите меня, Отец, ибо я согрешила. Два дня прошло с моей последней исповеди.

Она замолчала, потому что хоть и проговаривала эти слова много, много раз, произносить их все еще было трудно.

– Говори со мной, дитя. Облегчи душу.

– Отец, я… согрешила.

– Каким образом.

Будто бы он не знал. Но смысл исповеди в озвучивании своих злодеяний; без этого не может быть ни отпущения грехов, ни облегчения.

Она прокашлялась.

– Я… была с мужчинами вне брака. И прелюбодействовала. – Потому что на некоторых из них были обручальные кольца. – И… я произносила имя Господа всуе. – Когда увидела, как Вин упал на землю около ресторанчика. – И я…

Прошло какое-то время, прежде чем список подошел к концу, и профиль священника серьезно кивнул, когда она замолчала.

– Дитя мое… несомненно, ты знаешь ошибочность своих путей.

– Я знаю.

– И прегрешения против путей Божьих не могут остаться…

Священник продолжал говорить, Мария-Тереза закрыла глаза, принимая каждое его слово близко к сердцу. Боль от того, как глубоко она погрязла в грехах и того, что делала с собой, сжала ее легкие, вышибая из них весь воздух.

– Мария-Тереза.

Она встряхнулась и посмотрела на перегородку.

– Да, Отец?

– … и поэтому я… - Священник остановился. – Простите?

– Вы назвали меня по имени?

На его профиле появился хмурый взгляд.

– Нет, дитя мое. Не называл. Но за твои прегрешения, я постановляю…

Мария-Тереза огляделась, хотя кроме деревянной панели и красной бархатной шторки смотреть тут было не на что.

– ... te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen.

Опустив голову, она поблагодарила священника, и, после того, как он закрыл перегородку, глубоко вздохнула, подняла сумочку и вышла из кабинки. Из соседней доносился голос другого грешника. Тихий. Приглушенный. Совершенно невнятный.

Когда она снова шла по проходу, паранойя заставила ее окинуть взглядом собор. Две женщины с вуалями сидели на прежних местах. Молившийся мужчина ушел, но двое других заняли его место.

Ей было невыносимо оглядываться, задумываться, слышала ли она свое имя и беспокоиться о том, следили ли за ней. Но с тех пор, как сбежала из Лас-Вегаса, она была настороже, даже слишком, и ей казалось, что так будет всегда.

Выйдя на улицу, Мария-Тереза побежала к своей машине и спокойно вздохнула только тогда, когда закрылась в ней. Впервые Камри завелась с первой попытки, будто адреналин девушки передался двигателю, и она поехала в клуб.

К тому времени, как она заехала на парковку «Железной Маски» и вышла из автомобиля со своей сумкой, паранойя извела ее до чертиков. Никто за ней не ехал. Не было теней, желающих убить ее. Ничего, выходящего за рамки обычного…

Ее взгляд метнулся к переулку, где нашли тела… и она тут же вспомнила, почему все время волновалась.

– Как ты?

Мария-Тереза так быстро обернулась, что ударилась о свою сумку. Всего лишь Трэз, который ждал ее у задней двери.

– Я… в порядке. – Он прищурился, но Мария-Тереза лишь подняла руку. – Не начинай. Не сегодня. Я знаю, ты хочешь как лучше, но прямо сейчас у меня нет на это сил.

– Ладно, – пробормотал он, делая шаг назад, и уступая ей дорогу. – Предоставлю нужное тебе пространство.

К счастью, он сдержал свое слово, оставив ее у раздевалки, чтоб она могла переодеться. Оказавшись в своей ужасной униформе, поправив волосы, намазав веки тенями и накрасив губы, она пошла по длинному коридору, ведущему к самому клубу, полностью отстранившись от того, кем была и где находилась.

Держась в стороне от толпы, она быстро нашла клиента. Мимолетный зрительный контакт, немного вильнуть бедром, легкая улыбка, и у нее появился первый кандидат на ночь.

Парень был полнейшим гражданским. Другими словами - он бы неплохо выглядел где угодно, кроме «Железной Маски». Шесть футов ростом, каштановые волосы и карие глаза, пахло от него «Eternity for Men» от Кельвина Кляйна – приверженец классики, из чего следует вывод, что он не был таким уж мягким, но, по крайней мере, имел достаточно хороший вкус. Милая одежда, но не слишком, и он не был окольцован.

Разговор о деле был неестественным и неловким, и он постоянно краснел, из чего становилось ясно, что он не только никогда не занимался сексом за деньги, даже в мыслях не было.

Добро пожаловать в клуб, подумала она.

Он последовал за ней в одну из уборных, и, в характерном искажении действительности, Мария-Тереза будто отделилась от тела и была на два шага позади, наблюдая, как они исчезают за закрытой дверью.

В тесной приватной ванной Мария-Тереза взяла предложенные им деньги, засунула их в потайной карман своей юбки, и шагнула к нему, ее тело было холодным, как лед, рука дрожала, когда она задела его. Изогнув губы в поддельной улыбке, она приготовилась к его прикосновениям, заставив свое тело оставаться на месте, молясь, что ее самоконтроля будет достаточно, чтобы не выбежать отсюда с криками.

– Меня зовут Роб, – сказал клиент, нервничая. – А тебя как?

Вдруг уборная начала сужаться, темно-фиолетовые и черные стены надвигались на нее и сжимали с такой силой, что ей хотелось воплями звать на помощь, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь остановил их.

С трудом сглотнув, Мария-Тереза собралась и быстро заморгала в надежде, что ясное зрение поможет очистить мозг и вернуться к действительности.

Когда она наклонилась, мужчина нахмурился и отпрянул.

– Передумал? – спросила она, желая, чтоб так и было, даже если это будет означать, что ей придется выйти и найти кого-то другого.

Он казался сбитым с толку.

– Эм… ты плачешь.

Отшатнувшись, она через его плечо взглянула в зеркало над раковиной. Боже всемогущий… он прав. Слезы медленным ручейком катились по ее щекам. Подняв руки, она смахнула их.

Мужчина тоже развернулся к зеркалу, и его лицо казалось настолько грустным, насколько она себя чувствовала.

– Знаешь, что? – произнес он. – Думаю, никто из нас не должен этого делать. Я пытаюсь отомстить той, кому все равно, с кем я сплю, и я просто не хочу, чтобы кому-нибудь еще было больно. Вот почему я пришел к…

– Шлюхе, – закончила она за него. – Вот почему ты пришел ко мне.

Боже, ее отражение было ужасным. Толстая линия подводки смазалась, щеки побелели, а волосы растрепались.

Глядя на свое лицо, Мария-Тереза поняла, что с нее хватит. Момент, наконец, настал. Все к тому и шло: увеличивающиеся паузы перед тем, как войти в клуб, истерики в душе, наполненные запахом «Дайла», и приступы паники в исповедальне – но приближение закончилось.

Поезд прибыл.

Она вытерла руку о юбку и достала сложенные в несколько раз купюры. Взяв мужчину за руку, она вложила в нее деньги.

– Думаю, ты прав. Никто из нас не должен этого делать.

Парень кивнул и сильно сжал деньги с безнадежным видом.

– Я такая тряпка.

– Почему?

– Просто это так на меня похоже. Всегда все порчу в таких ситуациях.

– Ради Бога, не в тебе дело. Во мне. А ты был… милым.

– Да, это я. Милый парень. Всегда милый парень.

– Как ее зовут? – прошептала Мария-Тереза.

– Ребекка. Мы вместе работаем, и она просто… идеальная. Я уже четыре года пытаюсь ее впечатлить, но она только и делает, что говорит о своей личной жизни. Я думал, что если смогу рассказать ей о своем свидании, где мне повезло… Но проблема в том, что мне никогда не везет, и из меня никудышный лжец.

Он теребил рукава рубашки, будто пытался выглядеть лучше перед лицом своей реальности.

– Ты приглашал ее куда-нибудь?

– Нет.

– А, может, она хочет тебя впечатлить всеми этими свиданиями?

Парень нахмурился:

– С чего бы ей это делать?

Мария-Тереза протянула к нему руки и развернула его лицом к зеркалу.

– Потому что ты довольно симпатичный и милый, и, может, все не так понимаешь. Дело в том, что если ты пригласишь ее, а она тебя отошьет, ничего страшного в этом не будет. Нет причин становиться одним из многих.

– Боже, я даже не знаю, как пригласить ее на свидание.

– Как насчет… «Ребекка, что делаешь в четверг вечером?» Это должен быть рабочий день. Выходные – слишком много давления.

– Думаешь?

– А что ты теряешь?

– Ну, она работает рядом со мной, и я вижу ее каждый день.

– Но сейчас ты ведь не особо хорошо время проводишь? По крайней мере, прекратишь так мучиться.

Он встретил в зеркале ее взгляд.

– Почему ты плакала?

– Потому что… я больше не могу этим заниматься.

– Знаешь, я рад, что выбрал тебя, потому что ты не похожа на женщину, кто… – Он покраснел. – Эм…

– Кто должен этим заниматься. Я знаю. И ты прав.

Парень повернулся к ней и улыбнулся.

– В итоге все вышло не так уж и плохо.

– Верно. – Она импульсивно обняла его. – Удачи. И, когда приглашаешь женщину, помни, что ты добыча, а она будет счастлива тебя заполучить. Поверь. Уж я-то знаю, как тяжело найти хорошего мужчину.

– Правда?

Мария-Тереза закатила глаза.

– Ты даже понятия не имеешь.

Он еще шире улыбнулся.

– Спасибо… Серьезно. Думаю, я приглашу ее. Какого черта, так ведь?

– Один раз живем.

Выходя из уборной, он сиял и был полон решимости, и, когда дверь закрылась, Мария-Тереза снова начала себя разглядывать. При свете, падавшем на нее сверху, размазанная черная косметика делала ее похожей на настоящего гота.

Какая ирония, что в свою последнюю ночь в клубе, она наконец-то вписалась в окружение.

Наклонившись в сторону, она вытащила бумажное полотенце, намереваясь избавиться от подводки. Вместо этого, она стерла остатки помады, просто содрав с губ блестящий слой. Никогда больше. На ней больше никогда не будет этой ужасной клейкой дряни… или чего-либо другого из этой косметики… или нелепой одежды проститутки.

С этим покончено. Эта глава ее жизни закончилась.

Боже, удивительно, как легко она себя чувствовала. Удивительно и безумно. Она понятия не имела, что будет делать дальше или куда поедет, так что, по идее, должна была паниковать. Но все, о чем могла думать, так это об испытываемом ею облегчении.

Отвернувшись от зеркала, она потянулась к ручке из кованого железа и поняла, что вместо слез на ее лице появилась улыбка. Открыв дверь, она… взглянула на мрачное лицо Винсента ДиПьетро.

Он прислонился к стене прямо напротив приватной ванной, скрестив руки на груди, его большое тело напряжено вопреки тому, что было задумано как расслабленная поза. И выглядел он как человек, которому только что выпустили кишки.

Глава 21

А проблема в том, что у него не было никакого основания и никакого права чувствовать себя так, будто ему врезали.

Вин, глядя на Марию-Терезу, отмечая красноту ее щек и отсутствие помады на губах, ничего не должен был чувствовать. То же самое и с парнем, вышедшим из уборной с улыбкой на лице и расправленными плечами, будто он весь такой мужчина… в центре его груди не должно было происходить ничего необычного.

Это не его женщина. И не его ума дело.

– Мне пора, – сказал Вин, отрываясь от стены и разворачиваясь. Бросив взгляд на плотную толпу, он направился к задней части клуба, к коридору, в конце которого, благодаря прошлой ночи, он знал, есть выход.

И на всем пути, пьяный голос отца преследовал его: «Ты не можешь доверять женщине. Проститутки, каждая из них. Дай им шанс, и всякий раз они тебя поимеют – и не самым хорошим способом».

Мария-Тереза догнала его примерно на трети пути к выходу, ее высокие каблуки стучали по кафельному полу. Схватив его за руку, она остановила его.

– Вин, почему ты…

– Веду себя так? – Черт, он не мог смотреть на нее. Просто не мог. – Знаешь, у меня нет на это ответа.

Она, казалось, пришла в замешательство.

– Нет, я хотела спросить… зачем ты пришел? Что-то не так?

Боже, с чего бы начать.

– Все нормально и здорово. Провались все в преисподнюю, идеально.

Когда он снова начал уходить, то услышал, как она громко и четко произнесла:

– Я не была с ним. С тем мужчиной. Я не была с ним.

Вин обернулся, а затем подошел к ней.

– Ну да, конечно. Ты с мужчинами ради средств к существованию, или, по-твоему, я забыл, чем проститутки занимаются ради денег.

Увидев, как она побледнела, он почувствовал себя полным ублюдком. Но, прежде чем он смог пойти на попятный, она заполнила тишину.

Подняв подбородок, она сказала:

– Я сказала правду, и твое дело, верить этому или нет. Не мое. А теперь, если ты меня извинишь, я пойду переоденусь.

Когда Мария-Тереза подняла руку, чтобы отбросить волосы за плечо, Вин увидел, что она что-то сжимала в кулаке… скомканное бумажное полотенце с размазанными по нему красными пятнами.

– Погоди. – Он остановил ее и взглянул на него. – Ты вытерла свою помаду.

– Конечно я… То есть, как я поняла, ты посчитал, что тот мужчина сцеловал ее с меня, так? – Она развернулась и кратчайшим путем направилась к двери раздевалки. – Прощай, Вин.

Теперь была его очередь выкинуть новость.

– Я порвал сегодня с Девиной. Моя подружка теперь «бывшая». Я пришел сказать тебе это.

Мария-Тереза остановилась, но лицом к нему не повернулась.

– Зачем ты это сделал?

Он оглядел ее спину, от узких плеч, вдоль гордого изгиба ее позвоночника до темных волос, ниспадавших до лопаток.

– Потому что когда я смотрел на тебя, сидя за тем столом во время обеда, больше никого не существовало. И не важно, будет ли между нами что-то, знакомство с тобой показало мне, что я упускаю.

Мария-Тереза обернулась, в ее волнующих глазах отражалось удивление.

– Это правда, – сказал он. – Чистейшая правда. Вот почему я был так расстроен, стоя рядом с уборной. Я не говорю, что ты моя… Лишь хочу, чтоб была.

Когда угрюмая, тоскливая музыка заполнила пространство между ними, Вин пытался придумать какую-нибудь магическую комбинацию слов, которая не даст Марии-Терезе бросить его.

Хотя, возможно, начать нужно с того, чтобы не слушать голос отца, подумал он.

Она развернулась, и он почувствовал тяжесть ее взгляда.

– Мне нужно переодеться и сказать Трэзу, что я бросаю. Подождешь?

Что… он не ослышался?

– Ты увольняешься?

Она показала бумажное полотенце.

– Я знала, что не смогу продолжать этим заниматься… Просто не знала, что сегодня наступит конец. И он наступил.

Вин шагнул вперед и обнял ее, держа осторожно, чтобы она смогла отступить, если захочет. Но она этого не сделала. Когда их тела встретились, она глубоко вздохнула… и обняла его в ответ.

– Да… да, я подожду тебя, – прошептал он. – Даже если на это уйдет несколько часов.

И, как будто он знал, в какой именно момент появиться, Трэз вышел из своего офиса в дальнем конце коридора и направился к ним.

Он протянул Вину руку.

– Значит, ты забираешь ее отсюда?

Вин поднял брови, когда они обменялись быстрым рукопожатием.

– Если она мне позволит.

Трэз взглянул на Марию-Терезу, и его карие глаза были наполнены безграничной добротой.

– Тебе стоит позволить ему.

Мария-Тереза покраснела, как открытка на День Святого Валентина.

– Я… эм… послушай Трэз, я больше сюда не приду.

– Знаю. Я буду скучать, но также я рад. – Когда мужчина протянул к ней свои огромные руки, они ненадолго обнялись. – Я скажу девочкам, и, прошу, не думай, что ты обязана поддерживать связь: иногда полный разрыв – как раз то, что нужно. Просто помни, если тебе что-то понадобиться, любая мелочь – деньги, ночлег, плечо, чтобы опереться – для тебя я всегда здесь.

Что ж, Вину нравился этот парень. Даже очень.

– Хорошо. – Она взглянула на Вина. – Я ненадолго.

После того, как Мария-Тереза нырнула в раздевалку, Вин понизил голос, хотя вряд ли это было необходимо, поскольку в коридоре, кроме них, не было ни души:

– Слушай, она рассказала, как ты разобрался с полицией. Спасибо, но если это будет чем-то чревато для тебя или для нее, ты меня сдашь, хорошо?

Парень слегка улыбнулся, а его самоуверенность была осязаема.

– Не волнуйся о копах. Просто позаботься о своей девушке, и все будет отлично.

– Она не моя девушка, вообще-то.

Если б только у него было хотя бы полшанса…

– Могу я дать тебе совет?

– Конечно.

Парень подошел ближе, и из-за своего роста Вину было непривычно, что другие смотрели ему прямо в глаза, но Трэз уж точно с этим проблем не имел.

– Слушай меня внимательно, – сказал мужчина. – Наступит время, скорее рано, чем поздно, когда тебе придется довериться ей. Тебе придется поверить, что она та, кого ты знаешь, а не кого боишься. Здесь она делала то, что была вынуждена делать, и, может быть, расскажет тебе, почему. Но подобное дерьмо, ты не скоро его забудешь… если вообще когда-либо сможешь забыть. Позволь мне убедить тебя в том, что ты уже подозреваешь. Она не такая, как некоторые здешние девочки. Если бы жизнь сложилась по-другому, она бы здесь никогда не оказалась, понял?

Вин прекрасно понимал его, только задавался вопросом, как много знал владелец клуба. Учитывая, как тот смотрел на Вина, было похоже, что он видел… все.

– Да, понял.

– Хорошо. Потому что если ты свалишь все на нее, – парень заговорил прямо над самым его ухом, – я приготовлю мясное блюдо на твоих костях.

Трэз выпрямился и одарил Вина одной из своих тонких улыбок, но это его ни на миг не одурачило, когда образы хот-догов, гамбургеров, соусов для барбекю закружились у него в голове.

– Знаешь, – прошептал Вин, – а ты хорош, мужик, правда.

Трэз слегка поклонился.

– Взаимно.

Мария-Тереза вышла примерно через десять минут, без косметики, одетая в джинсы и другую кофту из флиса, а ее вещевой сумки нигде не было видно.

– Я просто все выкинула, – сказала она Трэзу.

– Вот и славно.

Они все вместе дошли до выхода, и у двери она снова обняла босса.

– Трэз, насчет полиции…

– Если они объявятся, разыскивая тебя, я дам знать. Но я не хочу, чтобы ты об этом беспокоилась, ладно?

Мария-Тереза улыбнулась ему.

– Ты ведь обо всем позаботился.

На лице мужчины промелькнула тень.

– Почти обо всем. А теперь уходите, вы двое. И не поймите меня неправильно, но я надеюсь, что больше никогда вас не увижу.

– Прощай, Трэз, – прошептала Мария-Тереза.

Он нежно коснулся ее щеки.

– Прощай, Мария-Тереза.

Когда владелец клуба открыл заднюю дверь, Вин положил руку ей на талию и вывел ее в ночь.

– Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил он, их шаги эхом отдавались в тишине.

– Кафе?

– Я думал… о каком-нибудь другом месте. Вообще-то, я хочу тебе кое-что показать.

– Ладно. Мне ехать за тобой?

– Может, я просто довезу нас обоих? – Когда она оглянулась на клуб, он покачал головой. – Лучше езжай за мной. На своей машине ты будешь чувствовать себя в большей безопасности.

Наступила пауза, будто она проверяла свои инстинкты. Затем она пожала плечами.

– Нет… в этом нет необходимости. – Она взглянула на него. – Я действительно не думаю, что ты навредишь мне.

– Можешь на это поставить свою жизнь.

Вин привел ее к M6 и после того, как она оказалась на пассажирском сиденье, сел за руль.

– Мы едем в Вуд.

– Что это?

– Жилая часть города, где каждая улица заканчивается на «вуд». Оквуд. Гринвуд. Пайнвуд. – Он завел двигатель. – Будто у проектировщиков города на названия воображения не хватило, и приходится задумываться, почему Вудвуд Авеню там нет.

Она засмеялась.

– Я живу в городе примерно четыре с половиной года. Но не знаю, где это.

– Недалеко. Минут десять езды.

В пяти кварталах от клуба, он свернул на Северную дорогу и поднялся к выезду, оставляя позади северные окраины Колди. Улицу за улицей они проезжали участки с почтовыми ящиками, дома вокруг были маленькими и, чем дальше продвигался М6, тем меньше те становились.

У Вина сохранились воспоминания об этих окрестностях, но отнюдь не радужные, о безупречной счастливой семье. Район навевал воспоминания скорее о том, как он тайком выбирался из дома, чтобы оказаться подальше от родителей, встретиться с друзьями, выпить, покурить и подраться. В те дни везде было лучше, чем дома.

Боже, как он хотел, чтоб они ушли. Или уйти самому. И его молитвы были услышаны.

– Почти приехали, – сказал он, Мария-Тереза казалась рядом с ним абсолютно спокойной, тело расслаблено, и она смотрела в окно, положив голову на спинку сиденья.

– Мне кажется, ты можешь еще часами вести машину, – прошептала она, – а я буду счастлива просто сидеть здесь и смотреть, как мимо проносится мир.

Он взял ее за руку, слегка сжав.

– Когда ты последний раз была в отпуске?

– Целую вечность назад.

– Как я тебя понимаю.

Подъехав к Крествуд авеню, 116, он свернул на подъездную дорожку и остановился у крошечного домика с алюминиевой обшивкой, двумя спальнями и бетонной дорожкой, ведущей к входной двери.

Место, где он вырос, никогда не выглядело так хорошо: кусты вокруг фундамента подстрижены, и на большом дубе не было сухих веток – а когда вырастет трава, ее каждую неделю будут скашивать. Также он заменил крышу два года назад, обновил обшивку и переложил подъездную аллею. Это был самый ухоженный дом на улице, если не во всем Вуде.

– Что это? – сказала она.

Он внезапно смутился, но в том и вся соль. Девина никогда здесь не была. И никто из тех, кто работал с ним, даже не знал об этом месте. С тех самых пор, как он начал трудиться, он показывал людям лишь то, чем гордился.

Он открыл дверь.

– Здесь я… вырос.

Мария-Тереза вышла из машины к тому времени, как он подошел, и осматривала каждый дюйм дома, от крыльца до бликов на крыше.

Он взял ее за руку и повел к входной двери. Когда он открыл ее и распахнул, запах искусственного лимона ударил в нос в качестве приветственного коврика, но приветствие это было ненастоящим, такой же подделкой, как и химикаты, образующие этот запах.

Вместе они переступили через порог, Вин щелкнул выключателем в коридоре, а затем закрыл дверь и включил отопление.

Холодный. Сырой. В беспорядке. По сравнению с внешним его видом, внутри дом находился во власти бардака. Вин оставил его в точности таким, каким он был в тот день, когда родители упали с лестницы: памятник безобразию.

– Вот здесь я и вырос, – резко сказал он, глядя на единственный во всем доме свежий оТрэзок ковра – находившийся в футе от лестницы. ОТрэзок, куда они приземлились, свалившись сверху.

Пока Мария-Тереза осматривала все вокруг, он пошел в гостиную и включил лампу, чтобы она увидела жалкий диван с убогими заплатами на подлокотниках… и низенький кофейный столик со следами от сигарет… и книжные полки, больше заставленные пустыми бутылками из-под водки, принадлежавшими его матери, нежели каким-то чтивом.

Ничего себе, свет не пощадил оранжево-желтые занавески, устало свисавшие с гардин из кованого железа, или выгоревший ковер, на котором была потрепанная дорожка, ведущая от дивана на кухню.

По телу пробежали мурашки, когда он прошел через арку и щелкнул выключателем над вытяжкой.

Потрясный дизайн в духе Бетти Крокер находился даже в большем упадке, чем гостиная: на столешницах из «формайка» повсюду красовались круги от консервных банок, стоявших там неделями и покрывшихся снаружи ржавчиной. Холодильник без ручки был цвета зрелой пшеницы, по крайней мере, на день покупки; сейчас трудно отличить, что было намеренным выбором цвета, а что – гнилью и пылью. А сосновые шкафчики… какой ужас. Изначально они блестели, теперь же – потускнели, а на тех, которые находились под старой течью в потолке, полосами вздулась краска, что походило на следы от ядовитого плюща на коже.

Ему было так стыдно за все это.

Истинное поместье Дориана Грея, гниющая реальность, которую он держал взаперти в своем пресловутом чулане, в то время как всему остальному миру показывал лишь красоту и богатство.

Вин обернулся через плечо. Мария-Тереза бродила по кухне, чуть приоткрыв рот, будто видела сцену из фильма, которая потрясла ее до глубины души.

– Я хотел, чтобы ты это увидела, – сказал он, – потому что это правда, которую я никогда никому не открывал. Мои родители были алкоголиками. Папа работал водопроводчиком, а мама курила как паровоз, и этим все сказано. Они часто ссорились и умерли в этом доме, и, честно говоря, я по ним не скучаю и ни капли не сожалею о случившемся. Если это делает меня ублюдком, то мне все равно.

Мария-Тереза подошла к плите. Она подняла старую подставку для ложек, стоявшую на варочной панели между газовыми горелками, и сдула с нее пыль.

– «Великий побег».

– Парк развлечений на севере. Слышала о таком?

– Нет. Говорила же, я не местная.

Он подошел к ней, глядя на дешевую безделушку для туристов с красным логотипом.

– Приобрел во время школьной экскурсии. Думал, может, если другие ребята увидят, как я покупаю матери что-то домашнее, то не догадаются, какая она на самом деле. Почему-то ложь была важна для меня. Я хотел быть нормальным.

Мария-Тереза поставила вещицу на место с большей осторожностью, чем та того заслуживала, и стояла, глядя на нее.

– Каждые вторник и пятницу я хожу на молитвенную группу. В Собор св. Патрика.

От ее откровения у него дух перехватило… и он заставил себя сохранять спокойствие.

– Ты католичка? Я тоже. Ну или, по крайней мере, родители поженились в католической церкви. Сам я не шибко набожный.

Она убрала прядь волос за ухо и, дрожа, вздохнула.

– Я хожу… хожу на эти встречи, потому что хочу находиться рядом с нормальными людьми. Я хочу… однажды снова стать как они. – Ее глаза загорелись, и она встретила его взгляд. – Так что я понимаю. Понимаю…все. Не только дом, но и то, почему ты не приводишь сюда людей.

Сердце Вина колотилось в груди.

– Я рад, – сказал он хриплым голосом.

Она огляделась.

– Да… все до самых мелочей, я все понимаю.

Вин протянул руку.

– Пойдем со мной. Позволь показать остальное.

Мария-Тереза взяла то, что он предлагал, и тепло ее ладони преобразовывало, оживляло все его тело, показывая, каким холодным и онемевшим он обычно был. Вин надеялся, что она примет его, даже с таким прошлым. Молил об этом.

И теперь, видя, что она это сделала, ему, почему-то, захотелось поблагодарить Бога.

Когда они поднимались по лестнице, под дырявым ковром скрипели ступеньки, а перила были такими же устойчивыми, как стоящий в лодке пьяница. Поднявшись наверх, Вин проигнорировал комнату родителей, прошел мимо единственной ванной и остановился перед закрытой дверью.

– Здесь я спал.

Открыв ее, он включил свет. Стоявшая вплотную к свесу чердака, его старая двуспальная кровать все еще была накрыта синим стеганым одеялом, а единственная подушка у изголовья – по-прежнему ровной, как ломоть хлеба. Стол, за которым он делал уроки, когда, в самом деле, корпел над ними, все еще стоял у окна, а лампа, при свете которой занимался, загнута к потолку. На комоде лежали Кубик Рубика, черная расческа «Эйс» и посвященный купальникам номер «Спортс Иллюстрейтед», 1989 года с Кэти Айлэнд на обложке, – все там, где он их и оставил.

Над комодом висело зеркало, в его дешевую «деревянную» раму были воткнуты всякие корешки билетов, фотографии и другой хлам, и, когда он шагнул вперед и увидел свое отражение, ему захотелось выругаться.

Да, все по-прежнему. Он все еще смотрел на лицо с синяками.

Конечно, в этот раз их наставил не его отец.

Вин подошел к окну, и, когда открыл его, чтобы впустить свежий воздух, ему захотелось поговорить. Что он и сделал.

– Знаешь, первое наше с Девиной свидание я устроил в Монреале. Оформил ей перелет на своем самолете, и мы остановились в многоэтажном номере в отеле Ритц-Карлтон. Она была впечатлена настолько, насколько я этого добивался, но даже сегодня она не знает, откуда я родом. По большей части, это мой выбор, но дело в том, что ее никогда не интересовало прошлое. Она никогда не спрашивала о моих родителях после того, как я рассказал, что они оба мертвы, и я никогда не затевал этот разговор. – Он развернулся. – Я собирался жениться на ней. Даже кольцо купил…и, представь себе, сегодня она нашла бриллиант.

– О… Боже.

– Как вовремя, да? После того, как Джим меня подвез, я поднялся к себе, открыл дверь, а там она, вся взволнованная, держит в руке коробочку.

Мария-Тереза прикрыла рот рукой.

– И что ты сделал?

Вин отошел от окна и сел на кровать. Когда от нее поднялась пыль, он скорчил гримасу, встал и взял в руки одеяло.

– Погоди минуту.

Выйдя в коридор, он встряхнул покрывало, отвернувшись от облака. Когда пыли на нем стало поменьше, Вин вернулся в комнату, застелил им голый матрас, и снова сел.

– Что я сделал… – пробормотал он. – Ну, я отцепил ее руки от своей шеи и отступил на шаг. Сказал, что не смогу жениться на ней, что сделал ошибку и что мне жаль.

Мария-Тереза подошла и села рядом.

– Что она ответила?

– Она восприняла все с ледяным спокойствием. Что не было бы удивительно, если б ты ее знала. Я сказал, что она может оставить кольцо себе, и та поднялась с ним наверх. Минут через пятнадцать вернулась с вещами. Сказала, что скоро заберет остальное и тогда оставит ключи. Она была ничуть не расстроена и держала себя в руках. Понимаешь, она не казалась удивленной. Я не был в нее влюблен, никогда не был, и она это знала.

Вин пододвинулся так, что смог облокотиться на стену. Из вентиляционного отверстия наверху на его лицо дул теплый воздух, уравновешивавший поток холодного и свежего, льющегося из окна.

Чуть погодя, Мария-Тереза последовала его примеру, только она подогнула ноги и обхватила колени руками.

– Надеюсь, ты не против, если я спрошу… но если ты не любил ее, зачем тогда купил кольцо?

– Всего лишь очередная приобретенная вещь. Как и она. – Он взглянул на нее. – Я не горжусь этим, кстати. Мне просто было плевать, до…

– До?

Он отвернулся от нее.

– До настоящего времени.

Воцарилась тишина, воздух из двух источников смешался, горячий и холодный слились, создавая уютную температуру.

– Моего сына зовут Робби, – внезапно сказала она.

Повернувшись к ней, он увидел, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

– Это не обязательно должна быть «услуга за услугу», – прошептал он. – Только лишь потому, что я тебе что-то рассказываю, не значит, что ты должна отвечать тем же.

Она слегка улыбнулась.

– Знаю. Просто… я не привыкла к разговорам.

– Как и я.

Она осмотрела комнату и задержала взгляд на открытой двери.

– Твои родители часто спорили?

– Все время.

– Они… сильно ссорились? В смысле, за рамки слов выходило… ну, ты понял.

– Ага. Большую часть времени лицо моей матери походило на тест Роршаха… хотя она не хило давала сдачи… но это ни в коем случае не извиняло побои отца. – Вин покачал головой. – Не важно, насколько все дерьмово, мужчина никогда, никогда не должен поднимать на женщину руку.

Мария-Тереза опустила голову на колени и посмотрела на него.

– Некоторые мужчины эту философию не разделяют. И некоторые женщины не дают сдачи, как твоя мать.

Когда по комнате прокатился рык, она с удивлением выпрямилась… убеждаясь, что низкий, угрожающий звук исходил от Вина.

– Скажи, что ты не по своему опыту это знаешь, – мрачно произнес Вин.

– О, нет, – быстро ответила она. – Но от замужества было тяжело избавиться. Когда я объявила своему теперь уже бывшему мужу, что ухожу от него, он забрал нашего сына и колесил по всей стране. Я не знала, где мой ребенок, или что с ним происходит… в течение трех месяцев. Три месяца, частный детектив, затем адвокаты, чтобы освободиться от уз брака и от него. Все, что я сделала, было только ради того, чтобы убедиться, что мой сын находился и до сих пор находится в безопасности.

Теперь картина проясняется, подумал Вин. И он был рад, что как бы плохо все ни было, побоям она не подвергалась.

– Должно быть, это стоило кучу денег.

Она кивнула и снова опустила голову.

– Мой бывший во многом был похож на тебя. Очень богатый, влиятельный… симпатичный.

Ладно… вот дерьмо. Прекрасно, что она находила его привлекательным, но ему не нравилось, куда это неизбежно приведет. Как он мог убедить ее, что он не…

– Марк бы никогда ничего подобного не сделал, – тихо сказала она. – Он бы никогда не позволил себе так… открыться. Спасибо тебе за это… Знаешь, в каком-то смысле это самая милая вещь, которую мужчина когда-либо делал для меня.

Вин поднял руку, очень медленно, чтобы она знала, где именно та находилась. И когда он поднес ладонь к ее лицу, дал девушке достаточно времени, чтобы отодвинуться. Чего она не сделала. А просто встретила и выдержала его взгляд.

Секунды переросли в минуты, и никто из них не отвернулся.

Тишина нарастала, и Вин наклонился, ее рот приоткрылся, а голова поднялась с коленей, будто она хотела встретить его губы так же сильно, как и он ее.

Но в последнюю секунду он поцеловал ее в лоб. А затем притянул в свои объятия, ближе прижимая к себе. Ее голова лежала у него на груди, а он медленно большими кругами водил ладонью по ее спине. Дрожь, которой она ответила на это, оказалась капитуляцией более полной, основательной, интимной, чем, если бы она предложила ему себя для секса. Вин принял дар ее доверия с тем почтением, которого тот заслуживал.

Легко коснувшись подбородком ее макушки, Вин посмотрел на другой конец комнаты… и нашел ответ на вопрос, которым задавался с тех самых пор, как впервые увидел ее.

В рамку от зеркала среди прочей ерунды было воткнуто изображение Мадонны на старой открытке. Там у нее угольно-черные волосы и ярко-голубые глаза, она была неописуемо прекрасна, ее лицо опущено вниз, над головой золотой ореол, а воздух вокруг нее светился.

Открытка досталась ему от одного из тех евангелистов, которые давным-давно показались у двери.

Как обычно, он открыл дверь только лишь потому, что его пьяная мамаша чуть не сделала это сама, и он не мог вынести стыда от того, что кто-то увидит ее в грязном халате и с этими крысиными волосами. Парень по другую сторону двери был одет в черный костюм и выглядел так, как в мечтах Вина выглядел его отец – аккуратным, опрятным, здоровым и спокойным.

Вин солгал, сказав, что родителей нет дома, и когда мужчина заглянул в гостиную, заявил, что это больная родственница, а не его мама.

Глаза евангелиста наполнились печалью, будто ему была знакома ситуация, и он, перестав разглагольствовать, просто протянул открытку, сказав Вину позвонить по номеру на обратной стороне, если ему понадобится крыша над головой.

Вин взял предложенное, поднялся по лестнице и сидел, держа ее в руках. Он мгновенно полюбил изображенную на ней даму, потому что та выглядела так, будто никогда не пила, не орала и никогда никого не била. И чтобы удостовериться, что она будет в безопасности, он спрятал ее изображение от матери с отцом на самом видном месте – на зеркале: обычно, когда мать шарила в его комнате, она просто обыскивала ящики, шкаф и все, что было под кроватью.

Теперь же у него есть ответ.

Разглядывая открытку, Вин понял, что Мария-Тереза выглядела точно так же, как Мадонна.

Глава 22

Джим осторожно и уверенно водил своим ножом по куску дерева. На газете, разложенной у его ног, росла кучка щепок, и Пес в течение всего процесса сидел рядом, наблюдая за ним большими карими глазами, будто всем своим существом понимал, почему кому-то взбрело в голову что-то подобное делать с палкой.

– Она станет частью моего шахматного набора. – Джим кивнул на коробку из-под обуви, которую заполнял в прошлом месяце. – Думаю, эта будет… Что ж, мне надоело делать пешки. Пусть эта будет королевой.

Материал он взял из дуба, растущего на участке, когда сломанные ветром ветки упали на землю. Джим медленно, но постоянно занимался своим хобби, вырезая время от времени парочку фигур. Инструментом служил охотничий нож, который давным-давно вручил ему командир. К слову о старом-добром. Вещица – шедевр оружия, обманчиво скромная, без каких-либо опознавательных отметин, серийных номеров или инициалов, ничего, намекающего на то, что сделана она одним профессионалом для другого. И Джим знал ее как свои пять пальцев: зловещий инструмент – лезвие из нержавеющей стали, рукоять обтянута кожей, состарившейся от собственного пота Джима.

Подняв нож, Джим отметил, как падал свет от люстры на лезвие. Забавно, подумал он, здесь, в однокомнатной квартирке, когда его использовали для резных работ по дереву, это всего лишь нож. В большинстве же других случаев – смертельное оружие.

Цель определяет все.

Он вернулся к работе. Лезвие издавало мягкий царапающий звук; Джим большим пальцем притягивал к себе нож, рука осторожно направляла каждый толчок, постепенно избавляясь от дерева, чтобы освободить потенциал спрятанной внутри шахматной фигуры.

В течение последних двадцати лет Джим часами мог так сидеть: в одиночестве. Никакого радио и телевидения. Только кусок дерева и нож. Он делал птичек и животных, звезды и ничего не значащие символы. Вырезал лица и места. Деревья и цветы. Его хобби несло множество преимуществ. Дешевое, портативное, и его лезвие всегда с ним, где бы он ни находился.

Пушки приходили и уходили. И другое оружие тоже. Как и командиры.

Но нож всегда оставался с ним.

Боже, в тот день, когда Джиму подарили оружие, поверхность его была зеркально чиста, и первым делом Джи вынес нож из казармы и измазал с двух сторон грязью: притупленные яркость и блеск, как и заточенные края, служили залогом практичности.

Оружие никогда его не подводило. И черт его побери, если он не признается самому себе, но и дерево оно вырезало прекрасно …

Зазвонил мобильник, лежащий где-то на покрывале. Когда Джим пошел глянуть, кто это был, то опустил дубовую ветку, а нож, по привычке, оставил при себе.

Открыв телефон, он увидел засекреченный номер и понял, кто именно звонил. Нажав большим пальцем кнопку вызова, он поднес телефон к уху.

– Да?

Тишина. А затем тот глубокий, циничный голос:

– Над какой фигурой работаешь?

Ублюдок. Ублюдок Матиас всегда знал слишком много.

– Королева.

– От старых привычек тяжело избавиться, не так ли?

Как и от бывших боссов.

– Ты велел мне больше не звонить.

– Не твои же пальцы набрали в этот раз номер.

– Будто ты приложил столько усилий, просто чтобы узнать, чем я занимаюсь.

Пауза.

– Номер автомобиля. Зачем тебе проверять его, и какое тебе дело до владельца машины.

А, так вот в чем причина звонка.

– Тебя не касается.

– Мы не приемлем самоволку. Ни в каком ее проявлении. Выдаешь такое дерьмо, и тебя не просто отстраняют от активных заданий, а увольняют.

Что значит, в будущем ждет сосновый ящик и никаких золотых часов: его начальство не отправляет тебя на покой с Ролексом. Однажды утром ты просто проснешься мертвым.

– Забей, Матиас, я все помню, а если ты звонишь, чтобы просто это проверить, то тратишь…

– Ну, так какой там номер?

Джим замолчал и подумал, «кажись, долг еще не оплачен». Когда он назвал номер Марии-Терезы и рассказал то немногое, что знал о женщине, то был уверен, что поиски не прекратят, причислив их к неподходящим, даже если те пройдут через правительственные каналы. С одной стороны, с Матиасом можно договориться. С другой, есть только один человек, власти у которого больше, чем у него.

И тот сукин сын сидел в Овальном кабинете.

Да уж, бывают времена, когда не повредит то, что большая шишка обязана тебе своей жизнью.

– Буду на связи, – сказал Матиас.

Когда телефон умолк, Джим взглянул на свой нож. Точно такой же появился у Матиаса и в то же время, что и у Джима, и парень чертовски хорошо с ним обращался… но также он был искусен в«офисной» политике, а Джим со своими антисоциальными наклонностями оставался на поле. Одна дорожка вознесла Матиаса на вершину; другая приземлила Джима… в квартирку над гаражом.

Да еще и с новыми боссами.

Джим покачал головой, сравнивая этих четырех аристократичных педиков с мячами для крокета, волкодавом и замком с Матиасом и его приспешниками. Все очевидно – по крайней мере, с первого взгляда. Однако у Джима сложилось такое впечатление, что эти ребят на другой стороне таят такое дерьмо в задних карманах, что все стандартное и ядерное оружие в распоряжении Матиаса покажется лишь игрушками.

Джим вернулся на прежнее место, усевшись в дешевое кресло рядом с Псом, только на этот раз взял с собой мобильник. Снова начав вырезать, он продумывал новую стратегию.

Предполагая, что Вин последовал совету и порвал с Девиной, и что парень прорвется-таки через щиты Марии-Терезы, Джим задумался, какую же, черт возьми, роль играет во всем этом «перепутье». Да, может, ему и удалось собрать их в одном месте вечером в пятницу, но что он сделал кроме этого?

Либо это простейшая работа на свете, либо он что-то упускает.

Чуть позже Джим взглянул на часы. И через полчаса сделал то же самое. Матиас быстро работал. Всегда. Да и просьба была простой: проверить регистрацию и владельца пятилетней Тойоты Камри и просмотреть криминальное прошлое. Такие вещи занимают два щелчка мышью, шесть ударов по клавиатуре, ну, и примерно наносекунду.

Только если не возникло нечто срочное, связанное с национальной безопасностью. Или же в данных Марии-Терезы что-то нашли.

***

Есть причины, по которым в темных переулках люди чувствуют необходимость обернуться. Веские причины, по которым большинству хочется поторопиться, даже если на улице не холодно. Отменные причины, объясняющие, почему ночью освещенные улицы куда более предпочтительны.

– О… Боже, нет… пожалуйста…

Взмах монтировкой, направленный вниз, оборвал молитвы, резко вырубая мужчину, как будто выключив свет: в одно мгновение он есть, в следующее – ничего, кроме темноты. В одно мгновение слышен чей-то голос, в следующее – лишь тишина. Теперь на их лицах кровь.

Когда он убивал человека, ярость управляла его рукой в большей степени, чем любая сознательная мысль, и гнев давал ему ту силу, предвещавшую, что много времени это не займет. Всего лишь еще один удар, а, может, обойдется и без него, и наступит больше, чем временное затишье.

Переместив свой вес так, чтобы получить наибольшую отдачу от нисходящей траектории, он…

В дальнем конце переулка показались фары автомобиля, две освещенные тропинки уперлись в кирпичное здание слева и залили светом его шероховатую стену.

Нет времени для другого удара. В долю секунды его будет видно так же четко, как если бы он стоял на сцене театра.

Развернувшись, он бросился в противоположную сторону переулка, побежав так быстро, как мог. Когда он завернет за угол, они увидят его куртку и затылок бейсболки, но в Колдвелле сотни черных ветровок из гортекса, а черная шляпа – всего лишь черная шляпа.

Тормоза взвизгнули, а потом кто-то что-то прокричал.

Со всех ног он мчался только три квартала, а когда его перестали преследовать крики и рев автомобиля, замедлил шаг, а потом нырнул в дверь, над которой не было освещения. Переводя дух, он снял ветровку, сунул в нее монтировку, делая из рукавов узел за узлом, обвязывая улику.

Машина была припаркована неподалеку, поскольку он оставил ее не на парковке «Железной Маски», просто в целях безопасности. Что оказалось верным решением.

Даже восстановив дыхание, он оставался в укрытии. Примерно через пять минут завыли полицейские сирены, и он увидел, как мимо проехали две машины. Спустя полторы минуты пронеслась третья, без опознавательных знаков, с приделанной к приборной панели мигалкой.

Когда другие не показались, он снял бейсболку, скомкал ее и запихнул в карман джинсов. Затем снял пояс, задрал кофту и прижал к груди окровавленную монтировку и ее обертку. Вновь прикрывшись, он тенью выскользнул из дверного проема и направился к своей машине, стоявшей меньше, чем в четверти мили.

Он шел не быстро, и не медленно, оглядываясь глазами, но не вертя головой. Для обыденного наблюдателя он являлся всего лишь простым пешеходом, разгуливающим после полуночи, молодым парнем, собиравшимся встретиться с друзьями или направлявшимся домой к подружке. Когда он столкнулся с парой парней, бездомной женщиной и кучей парочек, то в нем не было ничего необычного, он был абсолютно незаметным.

Машина стояла там, где он ее и оставил, и ему пришлось садиться в нее очень осторожно из-за того, что было спрятано под кофтой. Заведя двигатель, он выехал на Торговую, и, когда мимо проехала скорая, он отъехал в сторону, уступая ей дорогу согласно правилам.

Нет нужды торопиться, мальчики, подумал он. Учитывая, как сильно он ударил того парня, ему уже не помочь.

Свернув к реке, он придерживался общего транспортного потока на тех участках, где тот был, но в столь позднее время на дорогах народу немного. И чем дальше он отдалялся от центра, тем менее людно становилось.

Через добрые пятнадцать миль, он подъехал к краю дороги.

Никаких уличных фонарей. Никаких машин. Всего лишь оТрэзок асфальта с деревьями и кустиками, перетекавший в обочину из гравия.

Выйдя из машины, он закрыл ее и начал пробираться сквозь деревья, направляясь к реке. Оказавшись на берегу Гудзона, он посмотрел на противоположный берег. Там было несколько домов, в которых свет горел лишь у двери, значит, жители спали, хотя все равно не имело значения, спят ли они, лежат в кровати или даже ходят по своим кухням, ища, чем подкрепиться. Его никто не увидит. Река здесь широкая, широкая и глубокая.

Задрав кофту, он вытащил монтировку, и, собравшись с силами, бросил ее в воду вместе с купальным костюмом в виде ветровки. Со звоном и совсем небольшими брызгами, вещица в мгновение ока затонула, и никогда уже не будет найдена. В этой части русло находилось, по крайней мере, в десяти футах вниз по реке, но что еще лучше, он выбрал место, где течение Гудзона менялось – оно не только унесет монтировку прочь из Колдвелла, но и утянет ее на середину, подальше от берега.

Он вернулся к машине, забрался в нее и продолжил свой путь.

Он еще какое-то время ехал, слушая местное радио, умирая от любопытства, что же доложит полиция о случившемся в переулке. Но ничего не было. Хип-хоп, поп-рок на FM и теории заговора да разговоры глав правового крыла на АМ.

Продолжая двигаться, изредка поворачивая направо и налево, он думал о том, как все сегодня обернулось. Он чувствовал, что старые обычаи и привычки берут над ним верх, а это было плохо… но, на каком-то уровне казалось неминуемым.

Сложно изменить свою сущность. Очень сложно.

Убийство тех студентов прошлой ночью немного шокировало, но инцидент с монтировкой казался обычным делом. И толчок к убийству был гораздо незначительнее. В том клубе парень не вел себя агрессивно по отношению к ней. Он поимел ее, и этого оказалось достаточно. Один взгляд на самодовольную улыбку, расплывшуюся на его лице, когда он вышел из уборной, в которой они исчезли, подписал сукину сыну смертный приговор.

Но так больше не могло продолжаться. Ему хватало ума понимать, что если продолжит убивать мужчин в центре города, его шансы быть пойманным будут возрастать с каждым оставленным телом. Так что ему нужно либо остановиться… либо убирать за собой.

Убедившись в отсутствии хвоста, и когда он уже больше не мог бороться с потребностью включить телевизор, он направился домой… ну или туда, что служило домом последние два месяца.

Арендованный дом находился на окраине города, а по соседству жили либо молодые семьи с маленькими детьми, либо пожилые пары без детей. И, учитывая количество тех, кому тяжело приходилось в кризис недвижимости, найти что-то по душе оказалось легко.

Арендная плата – тысяча в месяц. Не проблема.

Свернув на подъездную дорожку, он нажал на кнопку, открывающую дверь гаража, и подождал, пока поднимутся панели. Странно. В соседнем доме был включен свет. В прихожей, в гостиной и наверху. Раньше в нем всегда было темно.

Не его ума дело, а впрочем, у него и своих проблем хватало.

Заехав в гараж, он нажал кнопку на пульте и подождал, пока опустятся панели, чтобы никто не видел, как он выходит из машины. Эту привычку он перенял, наблюдая за своей женщиной. Зайдя в дом, он пошел в ванную в задней его части и включил свет. Посмотрев в зеркало, он понял, что приклеенные над верхней губой усы пришли в негодность. Плохо, но, по крайней мере, никто не смотрел на него с улыбкой, пока он шел к своей машине. Может, они отклеились, когда он был у реки.

Он оторвал полоску пуха, спустил ее в унитаз и подумал о том, чтобы смыть кровь, но предпочел принять душ наверху. Одежда? Кофту спасла куртка, плавающая теперь в Гудзоне, но джинсы были запачканы.

Черт, штаны были проблемой. В гостиной стоял камин, но он никогда раньше им не пользовался: дерева не было, и, кроме того, разведи он в нем огонь, то соседи могли учуять дым и запомнить это.

Лучше выкинуть их в реку после наступления темноты, так же, как он поступил с монтировкой.

Кепка. На нем еще кепка была.

Он вытащил из заднего кармана черную бейсболку. На ней было всего несколько капель, но этого достаточно, чтобы закопать ее в землю. С нынешними криминалистами ничего нельзя полностью вычистить. Огонь или полное исчезновение – единственные возможные варианты.

Поднявшись наверх, он замер на вершине лестницы. Двумя руками сняв парик, он пригладил волосы, чтобы они лежали ровно. Он подумал, что сначала лучше было бы принять душ, но не мог так долго ждать. Кроме того, чтобы добраться до ванной, нужно пройти мимо спальни, так что она в любом случае его увидит.

Он подошел к двери.

– Я дома.

Она смотрела на него из угла, такая красивая, скромная и великолепная, как и всегда, ее глаза были исполнены сострадания и тепла, белоснежная кожа сияла в тусклом свете уличного фонаря.

Он ждал ответа, а затем напомнил себе, что его не будет. Статуя Марии Магдалены, которую он украл на рассвете, оставалась такой же молчаливой, каковой была, когда он увез ее из церкви.

Ему пришлось забрать ее. Теперь, когда он узнал, чем занимается его женщина ради средств к существованию, статуя стала образом его любви, тем, что помогало продержаться до тех пор, пока он наконец-таки не доставит свою женщину туда, где ей и место. А место ее рядом с ним.

Статуя так же напомнила ему, что он не должен убивать свою женщину лишь потому, что она – грязная, паршивая проститутка. Она была… женщиной, сбившейся с пути, заблудшей, сошедшей с верной стези. В этом он повинен и сам. Но он прошел через это и вновь вернулся на путь истинный…

Ну, с незначительными исключениями.

Встав на колени перед статуей, он обхватил ее лицо ладонями. Он любил касаться своей женщины, и то, что она не гладила его в ответ или не преклонялась перед ним, как положено, немного разочаровывало.

Но именно поэтому ему и нужна она настоящая.

Глава 23

Мария-Тереза была уверена, что Вин собирался поцеловать ее.

Часть ее хотела этого, но также она чувствовала и панику: она технически могла заниматься сексом в клубе, но годы прошли с тех пор, как ее по-настоящему целовали. И в последний раз поцелуй оказался принудительным, актом насилия по отношению к ней.

Но вместо того, чтобы дать Марии-Терезе то, чего она жаждала и боялась одновременно, Вин просто коснулся губами ее лба и прижал к груди… Она оказалась в сильных объятиях мужчины, его сердце билось около ее уха, его тепло просачивалось в ее тело, и он широкой ладонью медленно поглаживал ее спину.

Мария-Тереза провела рукой по его груди. Его твердое тело под слоем кашемира намекало на усиленные тренировки.

Ей стало интересно, как он выглядит без одежды.

Каково будет чувствовать его губы.

Каково будет прижаться к его обнаженному телу своим.

– Похоже, нам пора уходить, – сказал он, его голос гулом отдавался в груди.

– Пора?

Он задержал дыхание, затем продолжил.

– Пожалуй.

– Почему?

Вин пожал плечами, ее щека снова потерлась о его свитер.

– Просто думаю, что так будет лучше.

О, черт… такой вот вежливый отказ. Боже мой, что, если она поймет его неправильно? Она резко отдвинулась, вырвалась из его объятий.

– Да, думаю, ты прав…

В спешке, ее рука скользнула по мягкому ворсу его свитера и коснулась чего-то твердого ниже его пояса. По твердости не похоже на кость.

– Черт, прости, – сказал он, отодвигая бедра. – Да, самое время уходить отсюда…

Мария-Тереза посмотрела вниз. Его эрекция была очевидна, и кто бы мог подумать, ее тело мгновенно откликнулось. Она хотела его. Она нуждалась в том, чтобы почувствовать его внутри себя. И все рациональные причины этого не делать были лишь пустым трепом…

Встретившись с ним взглядом, она прошептала:

– Поцелуй меня.

Поднимаясь, Вин застыл на полпути. Его грудь расширилась, и он уставился на пол, не говоря ни слова.

– О, – поникла она. – Я понимаю.

Тело могло хотеть ее, но его разум клинило при мысли о том, чтобы переспать с проституткой.

Лица клиентов, с которыми она спала, нахлынули на нее ужасным потоком… по крайней мере тех, кого ей удалось вспомнить. Их было так много, больше, чем она могла перечесть, и они заполняли пространство между ней и этим дьявольски сексуальным мужчиной, сидящим на детской кровати.

Других она не хотела. Всячески старалась отстраниться от них, насколько это было возможно, – слоями латекса и диссоциативными барьерами, она пыталась не вступать в контакт.

Но Вин… Вина она хотела чувствовать как можно ближе, но он не хотел этого.

Вот он, настоящий ущерб, который она нанесла себе: она предположила, что до тех пор, пока остается здоровой и невредимой, отдаленные последствия будут сведены до запаса воспоминаний, которые она отчаянно будет хотеть позабыть. Но это же – рак, а не простуда. Потому что она едва видела Вина среди этих сотен, и он был также ослеплен этой анонимной и невидимой толпой, как и она.

Тяжко сглотнув, Мария-Тереза подумала… что в этот момент отдала бы все, чтобы начать с Вином с чистого листа. Все… кроме своего сына.

Мария-Тереза встала с кровати, но он схватил ее за руку прежде, чем она успела выбежать из комнаты.

– Я не смогу остановиться просто на поцелуе. – Его взгляд встретился с ее. – Я сдерживаюсь только поэтому. Я хотел бы сказать тебе, что джентльмен и смогу отступить при первом твоем слове, но я не могу доверять себе. Не сегодня.

Поглощенная расстоянием между ними, она слышала лишь, «Женщины как ты не говорят «нет».

Она сказала хриплым голосом:

– Ты и так знаешь, что я шлюха. Поэтому я не остановлю тебя.

Лицо Вина вмиг стало холодным, и он отпустил ее руку.

Секунду спустя он поднялся на ноги и посмотрел на нее.

– Впредь ты не станешь так относиться к себе в моем присутствии. Ясно? Никогда больше. Мне плевать, с кем ты была, как много было мужчин… для меня ты – не шлюха. Хочешь изъедать саму себя, занимайся самоедством наедине, и не пытайся втянуть в это меня.

Движимая инстинктом выживания, Мария-Тереза, съежившись, отшатнулась от него, прикрывая руками голову, ожидая потока ударов от него.

Она основательно изучила то, что взбешенный мужчина может сделать с женщиной.

Но Вин просто уставился на нее, гнев исчез с его лица, оставляя за собой только панику.

– Он бил тебя, верно?

Мария-Тереза не могла ответить на это. Потому что даже простой кивок вызовет поток слез. Эта ночь… как сказал Вин, явно не ночь доверия к самой себе: несмотря на то, что покинув дело, она почувствовала себя сильнее, эффект оказался временным. Здесь и сейчас, она чувствовала себя чертовски уязвимой.

– Господи… Иисусе, – прошептал Вин.

Прежде чем она смогла понять, что происходит, она снова оказалась в его объятиях. Пока они стояли вместе, кое-что пришло ей в голову относительно принятых ею решений… что-то, о чем она не хотела думать, поэтому спрятала мысль, глубоко на задворках сознания.

Поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза, она сказала:

– Будь со мной. Сейчас.

Вин застыл как вкопанный… и затем нежно взял ее лицо в руки.

– Ты уверена?

– Да.

После продолжительной паузы, он сократил расстояние между их губами и поцеловал ее сладко и медленно. О… так нежно. Он был таким нежным и осторожным, поглаживая, наклоняя голову на бок и лаская снова.

Поцелуй был лучше, чем она помнила, потому что он был лучшим в ее жизни.

Пробежав ладонями вверх по его рукам, Мария-Тереза чувствовала, будто они парили в воздухе, соединенные своим выбором, а не в плену обстоятельств. Легкая как их прикосновения, нежная как его губы, осторожная как его руки, между ними кипела сила.

Вин слегка отстранился. Он тяжело дышал, мускулы его шеи напряглись. И более того, когда он смотрел на нее, его тело было более чем готово для того, что произойдет дальше. Он прокашлялся.

– Мария-Тереза…

На ее языке вертелось попросить его называть ее настоящим именем, но она вовремя остановила себя.

– Да? – прошептала она таким же хриплым голосом.

– Ляг со мной.

Когда она кивнула, Вин прижал ее к себе и опрокинул на кровать так, что в итоге она оказалась сверху. Пока их тела привыкали к изумительным ощущениям, его руки откинули волосы с ее лица и задержались на плечах.

– Мне нравиться чувствовать тебя под своим телом, – сказала она.

Он улыбнулся.

– И каков я на ощупь?

– Твердый. – Она прижалась к нему, потираясь о его эрекцию.

Когда Вин, откинувшись на подушку, зашипел, она прижалась губами к напряженным венам на шее, сцеловывая путь наверх, до резкого подбородка. Сейчас она слилась с ним в поцелуе, и Вин следовал ее ритму, языком – внутрь и наружу, их руки блуждали, а бедра двигались в древнем как мир движении чистого секса.

Не потребовалось много времени, чтобы ей захотелось большего. Грудь ныла, соски напряглись, упираясь в бюстгальтер, и, взяв его руку, Мария-Тереза направила ее под свою рубашку. Прикосновение ладони к ребрам заставило ее втянуть его язык, и, побуждая его, она направила руку к…

– Вин…

Обхватив ладонью ее грудь, он застонал, потирая подушечкой пальца сосок.

– Ты невыносимое мучение над моей силой воли. Абсолютно невыносимое…

Приподнявшись, он провел носом по ее груди, сквозь одежду.

– Хочу тебя раздетой.

– Я о том же думала. – Устроившись на его бедрах, она сняла кофту через голову, и на нее накатила волна скромности. Внезапно ей захотелось, чтобы ее нагота была привлекательной для него… на самом деле.

Будто прочитав ее мысли, он прошептал:

– Ты предпочла бы выключить свет?

Ну, да. Но так она не сможет видеть его.

– Я не идеальна, Вин.

Он покачал плечами.

– Как и я. Но я ручаюсь, что мне понравится все, что ты решишь показать мне. Потому что это ты.

Опустив руки, но не отпуская его взгляда, она попросила:

– Тогда сними мою рубашку. Пожалуйста.

Сев так, что они оказались лицом к лицу, а она – сидящей на его коленях, Вин расстегнул рубашку до пупка, его рот направился от ее шеи к ключице, и затем – к передней застежке на бюстгальтере. Он смотрел ей в глаза, потянувшись и расстегивая застежку.

Вин не позволил двум половинкам разойдись в стороны, придерживая их на месте.

Дюйм за дюймом его губы поцелуями прокладывали свой путь по ее груди. Он постепенно обнажал плоть, пока не добрался до ее соска. Тогда он полностью убрал кружевную чашечку с дороги. Его тело задрожало от страсти.

– Ты так неправа, – сказал он со стоном. – Смотреть на тебя… совершенство. – Он лизнул ее. И снова.

Наблюдать за ним было почти также хорошо, как и ощущать его, и они – вместе, этот вид и ощущения воспламенили ее кровь так, что Мария-Тереза начала задыхаться. Спасибо Господу, что они оставили свет включенным.

Вин сменил позу, положив ее под себя, и возвышаясь над ней, он закрывал широкими плечами освещение на потолке, снова целуя девушку в губы. Под его мощью она чувствовала себя такой маленькой и хрупкой, но также она ощущала и силу: Вин тяжело дышал – настолько сильно хотел ее, потому что его отчаяние было пронзительным и неоспоримым, как и ее, потому что он нуждался в этом так же сильно, как и она, здесь они были вдвоем.

И потом она вовсе перестала думать, когда он опустился к ее груди, жадно посасывая, убирая с пути вторую чашечку лифчика.

Он не отступал от ее груди, и Мария-Тереза умирала от желания узнать, каково будет почувствовать всей своей кожей его, обнаженного. Она сжала в кулаке заднюю часть его свитера, поднимая вверх. Он закончил начатое, приподнявшись и сорвав свитер с груди.

В зеркале напротив Мария-Тереза увидела его обнажившуюся спину, свет над их головами падал на потрясающую гладь мускулов на его спине и торсе. Вид спереди был столь же впечатляющим.

Вин был ожившей фантазией, его мускулы перекатывались под гладкой кожей, когда он, снова склонившись, коснулся губами ее соска. Поддерживая вес на согнутых руках, он навис над ней, как внушительный самец, готовый выбросить пятьдесят тысяч лет эволюции и умственного развития ради предстоящего примитивного секса.

Говоря о совершенстве…

Мария-Тереза задвигала бедрами, зарываясь пальцами в его густые волосы. Ее тело плавилось под его губами, ласками, жар прокатывался по ней, сладкая боль нарастала между ног. Когда эротическая нужда стала нестерпимой, она раздвинула бедра и…

Они оба застонали, когда его эрекция приземлилась в нужное место.

Вин выгнулся на девушке, и ее ногти сдвинули пояс его брюк: бережно и нежно, было хорошо, но движущая сила начала нарастать, сметая все беспокойства относительно того, что нужно делать.

– Я могу снять твои джинсы? – спросил он. Или, точнее сказать, простонал.

– Да, пожалуйста…

Она села на пятки, и Вин расстегнул пуговицу и замок, затем стянул джинсы вниз по ее ногам. Обнаружив черные трусики, он замер, уставившись на них.

– Милостивый… Боже, – прошептал он.

Его руки тряслись, когда он пробежался пальцами по ее животу. Она ждала, что он снова поцелует ее… сменит позицию, оказавшись сверху... или снимет ее белье…

– Что-то не так? – хрипло спросила она.

– Нет… совсем нет… Я просто не могу насмотреться на тебя.

Наконец, он вернулся к ее губам. Целуя ее, он лег на нее всем телом, прижавшись голой грудью к ее груди, сплетая их ноги. Эротично выгибаясь и отступая, вместе они подобрали ритм, который возбудил ее так, что она начала задыхаться вместе с ним.

– Пожалуйста… Вин…

Он целовал ее, а его рука двинулась вниз, по ее бедру, потом прошлась по треугольнику ее трусиков.

– Мне нужно почувствовать тебя… – сказал он.

Мария-Тереза взяла его руку, опуская ниже, двигая его пальцы к своей сердцевине, вовлекая во влажный жар. Задрожав, она раздвинула ноги еще шире, а он опустил губы к ее груди, посасывая… и одновременно лаская ее сквозь трусики.

– Больше, – попросила она.

Скользнув под тонкое белье, он коснулся ее мягкой плоти и жестко выругался, его тело напряглось с головы до пят, зубы сжались, резко выступили вены на шее.

– О… Господи… – выдохнул он. – Вот… черт. – Он резко отстранился и посмотрел вниз.

– Что? – спросила она, затаив дыхание.

– Кажется, я только что кончил.

Краска набежала на его лицо, и девушка не смогла сдержать улыбку.

– Да?

Он кивнул.

– Мда, не очень хорошо в данный момент. Через пять минут? Идеально. Сейчас? Не очень.

– Ну, от этого я чувствую себя сексуальной, – сказала она, погладив его лицо.

– Ты не нуждаешься в таких подтверждениях.

Мария-Тереза медленно скользнула рукой по его груди, твердому животу, потом еще ниже, за ремень, к…

Откинув назад голову, Вин застонал, выгибаясь всем телом.

– Черт.

Двигая ладонью вверх-вниз по его члену, Мария-Тереза уткнулась носом в шею Вина и слегка прикусила кожу.

– Не думаю, что это надолго тебя не задержит.

Грудная клетка Вина сократилась, дыхание вырывалось из его рта.

– Мне нужно раздеться.

– Я тоже так думаю.

Его руки грубо накинулись на ремень и ширинку, и брюки слетели на пол со скоростью света. Эрекцию плотно обтягивали черные брифы… очень плотно. Его член длинным стволом был наклонен слегка набок, головка пыталась выбраться за пределы удерживающего пояса.

Прежде чем он смог лечь обратно, она потянулась и спустила эти брифы вниз по его мощным бедрам, освобождая эрекцию. Он кончил, и блестящая влажная головка сделала Марию-Терезу еще более готовой к тому, что ждало их впереди.

Обхватив рукой ствол, она погладила член, смотря на Вина, наблюдая, как он уперся рукой в стену и опустил голову. Он начал двигаться вместе с ней, и девушка наблюдала в зеркале, как выглядела его спина, когда бедра двигались вперед и назад, напрягались и расслаблялись мускулы его торса, и спина изгибалась волнами – эротичней движения она еще не видела…

Мария-Тереза отстранилась от него, сняла трусики и растянулась рядом. Готовая. Подняв голову, Вин посмотрел на нее из-под бровей, его серебряные глаза сияли на свету так же ярко, как и сталь – на полуденном солнце.

Они оба вспомнили об одном и том же, одновременно.

– У тебя есть…

– У меня есть презерватив…

Слава Богу, подумала она, когда он потянулся за кошельком и достал синий пакетик «Троджан». Мария-Тереза принимала противозачаточные, благодаря регулярным посещениям местного врача, и сегодня уже проверялась, но как сильно ее бы не тянуло к Вину, она не станет пренебрегать своим телом, ни с кем.

Если секс, то только защищенный.

И смотреть, как он защищает их обоих, было чертовски сексуально. Когда Вин закончил, они вернулись в прежнюю позицию: она легла на пуховое одеяло, он – отчасти на нее, отчасти – на боку. Презерватив на ее бедре отдавал прохладой, оставляя холодный след, и Мария-Тереза желала, чтобы у нее появилась возможность почувствовать его член по-настоящему, на своей коже. Но потом он оказался полностью на ней, между ее ног, головка толкалась в ее сердцевину.

Глядя ему в глаза, она ввела его внутрь.

Как правильно это было. Как восхитительно было соединение. Как удивительно было встретить его взгляд и увидеть в нем отражение испытываемых ею чувств… изумительное потрясение от того, как хорошо они подошли друг другу, но нужно было продолжить дальше…

И вот еще один сюрприз: впервые за долгое время ей не было больно, потому что ее тело на самом деле хотело этого.

– Ты в порядке? – спросил он горловым голосом.

– Еще как.

Когда они начали двигаться, Мария-Тереза обернула руки вокруг его плеч, прижимая ближе. Прежде чем закрыть глаза, она увидела их в зеркале: их тела были сплетены, ее ноги широко раздвинуты, его бедра – двигались. Когда она посмотрела в свои собственные глаза, отражение шокировало ее. Ее щеки раскраснелись, волосы были спутаны вокруг его сильной руки, а рот слегка приоткрыт. Она выглядела как женщина с любимым человеком.

В этом был смысл. Этот секс был в старомодном стиле… между двумя людьми, которые хотели быть вместе только потому, что это была нужная вещь в нужное время для них обоих.

Отражение в зеркале стало мутным от хлынувших слез, Мария-Тереза уткнулась ему в плечо, блокируя открывшийся вид.

Каким-то образом он умудрился обнять ее, не прерывая ритма.

Когда Мария-Тереза достигла пика наслаждения и отправилась в свободный полет, о котором у нее сохранились лишь смутные воспоминания, она ухватилась за мужчину, который был ответственен за ее чувства, перестав сдерживаться. Ее оргазм спровоцировал и его, и девушка чувствовала себя полностью удовлетворенной, когда он задрожал и начал…

Но потом все покатилось в пропасть. В одно мгновение она подумала о том, что делала за деньги, и это все испортило: взрыв холода ее груди распространился по телу, пока все вены не онемели, а мускулы не напряглись вокруг ледяных костей.

Вин замер, будто почувствовал изменения в ней, и поднял голову с ее волос.

– Поговори со мной.

Она открыла рот. И ничего не смогла сказать.

– Все нормально, – нежно сказал он, собирая ее слезы кончиками пальцев. – Это должно быть сложно для тебя. Пусть все кажется правильным, но должно быть трудно.

Мария-Тереза пыталась восстановить дыхание, не от перенапряжения, а от усилий не рассыпаться на части.

– Что, если так будет происходить каждый раз, когда я…

С тобой, хотела закончить она, но это, казалось, было уже чересчур. Да ради Бога, она даже не знала, будет ли в этом городе на следующей неделе.

Он поцеловал ее.

– Другие воспоминания придут на место прошлых. Потребуется время, но это произойдет.

Посмотрев в зеркало, она подумала о том, как он двигался. Воспроизвела чувство, его образ, и холод немного отступил, прогоняемый волной тепла.

– Надеюсь, что ты прав, – прошептала она, погладив его волосы. – Искренне надеюсь.

Глава 24

Пока они лежали вместе, Вин укрыл Марию-Терезу самым лучшим одеялом – своим телом. Черт, было так прекрасно – лежать рядом с ней, на его детской кровати, хотя приходилось соблюдать осторожность с руками и тем, к чему они прикасались. Столько обнаженной, восхитительно мягкой женской кожи в непосредственной близости…

После двух оргазмов, только один из которых произошел в нужное время, Вин по-прежнему был тверд. И голоден. Но он никоим образом не станет давить на нее.

Так что, да, он следил за тем, где располагались его руки, когда он нежно гладил ее, держа при этом пах подальше от ее бедер, и глазами уставившись в другой конец комнаты, вместо того, чтобы смотреть, ну… на идеальные розовые соски.

– Извини за то, что я расплакалась, – сказала Мария-Тереза, будто знала, что он был обеспокоен.

– Я могу для тебя что-нибудь сделать?

Она прижалась губами к его груди. – Ты и так много сделал.

Отлично, от ее слов он почувствовал себя важной птицей. – Я бы хотел повторить.

– Да?

– В самое ближайшее время.

Ее улыбка была яркой, словно радуга. – Очень жаль, что у тебя был всего один презерватив.

– Трагедия вселенских масштабов.

Они лежали бок о бок, пока холодный ветер не ворвался в окно, забирая все тепло, собравшееся над кроватью.

– Тебе холодно, – сказал Вин, растирая кожу на ее руках, покрывшуюся мурашками. – Мне же, с другой стороны, удобно.

Он потянулся через нее, поднимая рубашку с пола. Помогая ей одеться, он задержался на мгновение, наблюдая, как покачивается ее грудь.

– Ты никогда не должна носить бюстгальтер. Никогда.

Она рассмеялась, застегивая пуговицы, и Вин, протянув девушке кофту из флиса, поднял ее трусики.

О, да ради Бога… Вин хотел оставить их у себя. Что делало его извращенцем и придурком, но таков был в нем пещерный человек. Он хотел носить с собой что-то, принадлежащее его женщине.

Но она была не его, не так ли. Черт возьми, какая женщина в здравом уме подпишется на парня, который только что бросил свою потенциальную невесту? Да-да, надежный он, как же.

– Думаю, это твое, – пробормотал он, аккуратно протягивая кусочек черной ткани.

– Да, похоже на то. – Мария-Тереза взяла трусики и, надевая их, задала Вину адское шоу… и не по причине откровенной сексуальности, а потому, что для него она была чертовски съедобна в любом виде, что бы она ни делала.

Все это заставило его вспомнить, как он снял с нее джинсы. В тот момент он остановился и долго смотрел на нее, потому что тот час же хотел прижаться ртом к ее лону: Вин был обездвижен образами того, как он сдвигает ее бедра на край матраса, опускается на пол перед ней и не спеша ласкает.

В некотором смысле оральный секс был более интимен, чем само соитие, и Вин боялся, что секс с ним вызовет у нее плохие воспоминания. Так и вышло.

Но, надеемся, что будут и другие разы. В скором времени. Предостаточно.

Когда он оделся, а она затолкала бюстгальтер в карман кофты, они рука об руку вышли из его детской спальни. Проходя мимо зеркала, он взял изображение Мадонны с собой, спрятав в пиджаке.

Внизу он выключил свет и отопление, и, когда они добрались до парадной двери, Вин сказал, – Мне следует вычистить это место.

Но он знал, что не станет действовать импульсивно. Несмотря на то, что у него была команда парней, которые могли поснимать всю эту рухлядь, разнести ванную и кухню, на него накатывала ужасная пассивность, когда дело касалось этого дома. Всевозможными способами дом высасывал из него волю к жизни.

Возвращаясь в «Железную Маску», на протяжении всего пути держал руку Марии-Терезы, отвлекаясь только на переключение передач.

Заехав на парковку клуба, он оглянулся. Мария-Тереза смотрела в окно, и Вин любовался линией ее подбородка и тем, как волосы спадали на ее плечи.

И потом он осознал, на что она смотрела. На переулок в дальнем конце парковки, перекрытый полицейской оградительной лентой.

– Хочешь, чтобы я проводил тебя до дома? – спросил он.

Она кивнула, не отрывая взгляда от места, где были убиты те парни. – Ты не против?

– Мне бы хотелось этого. – Блин, доверие женщины заставляет чувствовать себя выше горы. Мария-Тереза повернулась к нему. – Спасибо… за все.

Он наклонялся медленно, на случай, если поцелуи вблизи места ее бывшей работы будут чересчур для нее. Однако Мария-Тереза не отстранилась, и когда их губы ненадолго встретились, Вин сделал глубокий вдох. Запах чистого белья и цветущей женщины. Вот чем она пахла. Лучше, чем все созданные когда-либо духи.

– Мы еще увидимся? – спросил он.

Склонив голову, Мария-Тереза взяла сумочку с пола. – Надеюсь.

С прощальной, неестественно-быстрой улыбкой, она открыла дверь, и, выбравшись наружу, направилась к своей машине. Вместо того, чтобы использовать автосигнализацию, Мария-Тереза открыла Камри с ключа, а чтобы завести колымагу ушла целая вечность.

Ему не нравилась ее Камри. Слишком ненадежна.

Ему также не нравилось, как девушка избегала его взгляда.

Когда ее машина, наконец, завелась, Мария-Тереза начала движение, и Вин следовал за ней через центр города и прямо в квартал с домами в пригородном стиле. Он мгновенно узнал, в каком доме жила она: в Кейп-Коде со ставнями на каждом окне, даже на втором этаже. Припаркованная у бордюра машина без сомнений принадлежала няньке.

Вин ждал у начала подъездной дорожки, пока поднимется гаражная дверь, и Камри заедет внутрь. Когда панели опустились вниз до упора, он надеялся, что сможет еще раз мельком увидеть ее, но Мария-Тереза осталась в машине.

Так, разумеется, было безопасней, а, следовательно, лучше.

Он подождал еще немного.

А затем она появилась в кухонном окне и помахала ему рукой. Прощаясь в ответ, Вин, махнув рукой, положил ладонь на клаксон, чтобы тихо посигналить… но потом замер, решив, что Мария-Тереза не оценит любое привлеченное к ней внимание.

Когда он уезжал, глубокая морщина залегла между нахмуренных бровей. Ее ситуация была до очевидного жуткой. Мария-Тереза все еще убегала от бывшего мужа… будучи не просто напуганной, а в полном ужасе, и она была уверена, что в какой-то момент их найдут. Да ради бога, она даже не решалась открыть дверь авто, пока не закрылся гараж.

Первой мыслью стало желание построить ей крепость и вооружить место взводом солдат вроде Джима.

Потом Вин вспомнил, как она ответила на его вопрос, прежде чем вышла из машины.

Мы еще увидимся? Надеюсь.

Она собирается покинуть город. Связаны те две смерти прошлой ночью с ней или же нет, Мария-Тереза собирается броситься в бега. И мысль, что он больше ее не увидит, не узнает, что с ней сталось, ничем не сможет помочь, посеяла в нем панику.

Пятнадцать минут спустя Вин заехал в подземный гараж Коммодора и припарковался рядом со своим черным Рэндж Ровером. По какой-то причине, когда он сел в лифт, отголоски ночного кошмара о Девине вернулись к нему, и он снова услышал тот голос:

Ты мой, Вин. И я всегда беру то, что принадлежит мне.

На двадцать восьмом этаже он вышел в коридор…

Вин замер. Дверь в его дюплекс была открыта, и оттуда доносились голоса. Множество голосов.

Было сложно поверить, что Девина привела грузчиков так поздно… в конце концов, было уже за полночь. Тогда, что, черт возьми, там происходит?

Зашагав к двери, приготовившись устроить взбучку тем, кто был в его хате, он влетел внутрь с пресловутыми искрами в глазах.

Копы.

В его холле стояло четыре копа, и все они одновременно посмотрели на него. Срань Господня, это наконец-то случилось. За все взятки городским чиновникам, подставные лица и уклонение от налогов… его, в конце концов, загребли.

– Я могу вам помочь, офицеры? – спросил он с беспристрастным лицом.

– Он здесь, – крикнул один из них.

Гадая, сколько еще копов рылось в его кабинете, взгляд Вина переместился в сторону гостиной…

Выругавшись с придыханием, он нерешительно прошел вперед и ухватился за резной косяк сводчатого прохода. Комната выглядела так, будто здесь пронеслась штормовая буря: мебель была перевернута, картины – перекошены, бутылки со спиртным – разбиты.

– Где Девина? – спросил он.

– В больнице, – кто-то ответил.

– Где?!

– В больнице.

Он повернулся к говорившему копу. Парень был сложен как бульдог, и с жестким выражением на лице, он таковым и выглядел.

– Она в порядке? Что случилось? – Вин посмотрел на наручники, которые мужчина снял с пояса. – Зачем вам они?

– Вы арестованы за нападение с нанесением телесных повреждений. Пожалуйста, протяните руки.

– Прошу прощения?

– Вы арестованы за нападение с нанесением телесных повреждений. – Коп не стал ждать согласия и, схватив правое запястье Вина, надел на него наручник. Быстрый рывок, и Вин оказался закованным. – У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, будет использовано против вас в суде. У вас есть право на присутствие адвоката во время допроса. Если вы не можете позволить себе адвоката, – голос парня дрогнул, – он будет вам предоставлен. Вы поняли свои права, изложенные мною?

– Меня не было здесь с обеда! И когда последний раз я видел Девину, она уходила…

– Вы поняли свои права, изложенные мною?

– Я этого не делал!

– Вы поняли свои права, изложенные мною?

Вина не арестовывали целую вечность, но это напоминало поездку на гребаном мотоцикле: все вернулось в мгновение ока. Ну, кроме самого главного… тогда он точно знал, за что его арестовывают: за фактически совершенное им преступление.

– Ответь мне на кое-что, – потребовал он, когда его развернули кругом, лицом к копу. – Почему вы считаете, что я избил ее?

– Потому что она так заявила, и, судя по разбитым костяшкам на вашей правой руке, у вас совсем недавно произошла драка.

Девина… солгала. По-крупному.

– Я не трогал ее. Никогда. У меня не было причин.

– О, неужто? Ты о том, как она рассказала тебе, что переспала с твоим приятелем, а ты остался равнодушным? С трудом верится.

– Моим приятелем?!

– Везем тебя в участок. Потом сможешь позвонить адвокату. – Коп окинул взглядом разрушенную гостиную. – Интуиция мне подсказывает, что государственный защитник тебе не понадобится.

Глава 25

В воскресенье Джим проснулся лежа на боку, с прижавшейся к его груди собакой и включенным на беззвучном режиме телевизором.

На боку и с беззвучным телевизором – стандартная операция. Пес же, однако, стал приятным дополнением. Теплый, дружелюбный, и почему-то от него пахло летним воздухом. С толку сбивало только то, что когда псу снился сон, его лапы подергивались, он шевелил челюстью, изредка раздавались приглушенное рычание или лай.

Интересно, что ему снилось. Очевидно, не обошлось без погони, учитывая движения ног, но, будем надеяться, преследователем был именно он.

Изогнув шею, Джим посмотрел, что показывали по телевизору. Местные новости вела почти красивая, но истинно блондинистая телеведущая, которая, очевидно, в сетке вещания всегда занимала утро выходного дня. Пока она вела репортаж, слева от ее головы появлялись изображения, и отснятый материал время от времени менялся. Голосование в школьном совете. Плохие дороги. Программа о молодежи, находящейся в группе риска.

А потом мелькнуло знакомое изображение: лицо Вина.

Джим, подскочив с кровати, схватил пульт, включил звук… и не мог поверить услышанному: Вина арестовали за избиение своей девушки. Скоро будет назначен залог. Девина осталась на ночь в больнице для обследования.

– И о других новостях, – продолжила ведущая теленовостей. – В центре города произошло зверское нападение. Роберт Белтхауэр, тридцать шесть лет, был найден после полуночи в переулке недалеко от того места, где в пятницу произошло убийство двух человек. Сейчас он находится в больнице святого Франциска в критическом состоянии. Подозреваемых еще нет, и начальник полицейского управления Сэл Фануччи просит соблюдать осторожность…

Джим погладил Пса по спине. Матерь Божья… Вин ДиПьетро был много кем, но женщин он не избивал. В это верилось с трудом, учитывая его наезд на тех парней, пристававших к Марии-Терезе. А еще один парень, найденный в переулке? Хотя, может, он не был связан с… Словно по сигналу, будто этот град дерьма нуждался в очередном торнадо, зазвонил его мобильный.

Джим взял телефон с прикроватной тумбочки, даже не посмотрев, где он лежал… маленький трюк, которому он научился, работая в непроглядной тьме. Изумительно, как порой слух может заменять зрение.

– Доброе утро, радость моя, – ответил он, не посмотрев, кто это.

Голос его бывшего босса был столь же веселым, как и ощущения Джима в этот час. – Она не существует.

Рука Джима сжала трубку, хотя он был не особо удивлен. – Ты ничего не нашел?

– Я этого не говорил. Но личность Марии-Терезы Бодро высосана из пальца парнем из Лас-Вегаса. Насколько я могу судить, имя было создано пять лет назад, и впервые использовано некой дамой, которая впоследствии оказалась в Венесуэле. Затем, два года назад, твоя девушка приобрела документы, переехала на восток и поселилась в Колдвелле, штат Нью-Йорк. Адрес – один восемьдесят девять по улице Ферн. Есть мобильный телефон. – Цифры сорвались с языка его босса, врезаясь в острую, как бритва, память Джима. – В налоговой декларации в качестве работодателя указано место под названием «ЗироСам», а потом, под конец года, примерно около месяца числилась «Железная Маска». Должность в обоих местах помечена как танцовщица. Один иждивенец.

– Кто она на самом деле?

Последовала пауза. – Ну, а вот это хороший вопрос.

Удовлетворение в низком голосе было не тем, что жаждешь услышать: оно означало, что ваши яйца зажаты в тисках, и кто-то ссадистскими наклонностями схватился за рукоятку.

Джим закрыл глаза. – Я не вернусь назад. Я говорил, что выхожу из дела.

– Да ладно, Захария, тебе известны правила. Ты отвяжешься от нас, только схлопотав бирку на палец ноги. Я позволил тебе взять небольшой отдых только потому, что ты дошел до грани. Но, кто бы мог подумать, сейчас, судя по голосу, тебе намноооого лучше.

Джим поборол желание ударить кулаком в стену.

– Хоть раз в своей жалкой, богом проклятой жизни ты можешь сделать одолжение, не ожидая ничего взамен? Попробуй. Может, тебе это понравится. Можешь начать прямо сейчас.

– Прости. Только переговоры.

– Твой отец выбил из тебя все моральные принципы? Или ты сразу родился куском дерьма?

– Ты мог бы спросить его, но он уже годы как мертв. Бедный парень, попал под мою пулю. Чертовски жаль, на самом деле.

Джим закусил чертову губу, напрягая каждый мускул на подбородке и шее. – Пожалуйста… мне нужна информация на нее. Просто скажи. Это важно.

Как и следовало ожидать, ублюдок Матиас не купился на хрень в духе «мама, ну пожалуйста».

– «Услуга», которую я предположительно задолжал тебе, дальше не распространяется. Захочешь знать больше, дашь мне что-то взамен. Решать тебе. И прежде чем ты спросишь – задание, которое имею в виду, по твоей части.

– Я больше не убиваю людей.

– Хмм.

– Матиас. Мне нужно знать, кто она.

– Охотно верю. И ты знаешь, где найти меня.

Телефонная линия отключилась, и на мгновение Джим серьезно подумывал запустить трубку через всю комнату. Его остановил Пес, который поднял свою сонную голову и каким-то образом умудрился избавить его руку от этой потребности.

Он бросил телефон на покрывало.

Пока мысли проносились в голове, он кипел от злости и не знал, что, черт возьми, с собой сделать… поэтому потянулся к животному и попытался пригладить мех, торчащий между ушами.

– Ты только посмотри на себя, дружище. Выглядишь как Эйнштейн, когда просыпаешься… на самом деле.

***

Зрительный контакт – самое главное, когда попадаешь в тюрьму.

Вин выучил это правило, побывав в исправительном учреждении для малолетних преступников: за решеткой то, как ты встретишь взгляды своих сокамерников, и было твоим «Привет, меня зовут…», и здесь выделяли пять основных категорий.

У наркоманов зрачки были расфокусированы, как правило, потому что они могли контролировать оптические нервы не лучше, чем потовые железы, кишечник или нервную систему. Словно тюремные эквиваленты садовых скульптур, они стремились выбрать место и оставались там, в основном избегая заварушек, потому что наркоманов было трудно спровоцировать, к тому же легкие цели быстро наводили скуку.

С другой стороны, у мальков, которые, как правило, впервые попадали в исправительные учреждения и были чересчур ошарашены, нерешительные глаза бегали вокруг как шарики в пинг-понге, во взгляде читалось «я здесь ненадолго». Они становились идеальными кандидатами для насмешек и словесных оскорблений, но, в большинстве случаев, не для кулаков…потому что именно эта категория звала охрану по малейшему поводу.

В противоположность им, у придурков был выискивающий взгляд, они прощупывали чужие слабости и всегда были готовы к нападению. Именно они ко всем придирались, любили роль задир, но не представляли опасности. Их можно было спровоцировать, но до конца все доводили горячие головы… они лишь дети в песочнице, которые ломают игрушку и спихивают вину на другого.

Горячие головы обладали диким взглядом и любили драться. Нужна лишь искра, и такие ребята моментально шли в разнос. Больше сказать нечего.

И, наконец, были истинные социопаты. Им на все плевать, они могли убить тебя и съесть печенку. Или не съесть. Это уже не будет иметь значения. Их взгляды бродили повсюду, глаза, словно акулы, плавали посреди комнаты… пока не идентифицировали жертву.

Когда Вин сидел среди представительной выборки вышеозначенных лиц, он не принадлежал ни к одной группе, подпадая под категорию, очевидно нетипичную для здешних мест: он оставался в стороне и от остальных ожидал той же учтивости. А если не получал ее?

– Миленький у тебя костюм.

Вин сидел, прислонившись спиной к бетонной стене и уставившись глазами в пол, и не нужно было поднимать взгляда, чтобы понять, что среди других одиннадцати парней в камере один он был в костюме. Ах, да, придурок вступил в игру.

Вин намеренно наклонился вперед и уперся локтями в колени. Обхватив ладонью кулак, он медленно повернул голову в сторону говорившего парня.

Жилистый. Татуировки на шее. Сережки в ушах. Волосы подстрижены под самый череп. И сукин сын, мелькнув сколотым зубом, улыбнулся так, будто смотрел на ужин, которым собирался насладиться.

Очевидно, он считал, что ухватил за хвост малька.

Вин сверкнул своими собственными зубами и, один за другим, щелкнул костяшками атакующей руки. – Нравятся мои тряпки, говнюк?

Когда до придурка дошел ответ, Мистер Задира понял, что этот орешек ему не по зубам. Его карие глаза быстро оценили размер кулака Вина, и потом вернулись к его уверенному взгляду.

– Я спросил тебя, – сказал Вин, громко и медленно, – Нравятся ли тебе, говнюк, мои тряпки?

Пока парень обдумывал ответ, Вин надеялся, что реакция будет оскорбительной, и кое-что обнаружил: пока остальные парни строили из себя зрителей на теннисном матче, крутя головами влево-вправо, плечи придурка расслабились.

– Да, он хороший. Реально клевый костюм. Ага.

Вин оставался на своем месте, в то время как парень напротив него откинулся на скамейке. Один за другим Вин взглянул в глаза каждого сокамерника… и они по цепочке посмотрели вниз, на пол. Только тогда Вин позволил себе немного расслабиться.

В то время как часть его мыслей занимала, так сказать, служебная политика, вторая часть гадала, как, черт возьми, он умудрился здесь оказаться. Девина нагло соврала полиции, и, да поможет ему Господь, он выяснит, что произошло на самом деле. И, насчет «приятеля»? О чем она, раздери ее, думала?

Он вспомнил голубое платье, на котором учуял мужской одеколон. От мысли, что она трахалась с кем-то за его спиной, Вин слетал с катушек, поэтому он заставил свои мозги заняться более важными проблемами. Типа того, что ее избил кто-то другой, а не он, но в камеру загремели его член и яйца.

Боже, если бы система безопасности у него дома была из той же серии мониторинга, что и в его офисе. Тогда, у него были бы записи каждой комнаты, двадцать-четыре часа семь дней в неделю.

Звон ключей объявил появление охранника.

– ДиПьетро, прибыл ваш адвокат.

Вин встал со скамейки, и когда дверь со щелчком открылась, он вышел в коридор и убрал руки за спину, предоставляя их охраннику для наручников.

Этот жест удивил копа с ключами, но не парней, которые стали свидетелями его поведения в стиле Рокки Бальбоа с тем придурком.

Раздалось два щелчка, и потом полицейский повел Вина вдоль по коридору к очередной решетке, которую открыли с другой стороны. Они еще раз повернули направо, потом налево и остановились перед дверью, словно сделанной для средней школы: она была раскрашена в отвратительный беж, стекло на окне укрыто мелкой проволочной сеткой.

Внутри комнаты для допросов, Мик Роудс прислонился к дальней стене, скрестив ботинки; Мистер Задира одобрил бы его двубортный пиджак.

Мик хранил молчание, пока охранник снимал с Вина наручники, а потом и вовсе вышел из комнаты. Когда дверь закрылась с другой стороны, адвокат покачал головой.

– Не ожидал, что такое случится.

– Я тоже.

– Что, черт возьми, произошло, Вин? – Потом Мик кивнул на камеру наблюдения, указывая, что права адвоката и клиента в полицейском участке существовали скорее в теории, чем на практике.

Вин сел за маленький стол, заняв один из двух стульев.

– Понятия не имею. Я вернулся домой около полуночи, и копы ждали меня в моей квартире… которая была перевернута вверх дном. Они сказали, что Девина в больнице и что, по ее словам, именно я отправил ее туда. Но у меня железное алиби. Я провел весь день в офисе, до самого вечера. Я могу привести записи себя, часами просидевшего за столом.

– Я видел полицейский отчет. Она сказала, что на нее напали в десять вечера.

Черт, он предположил, что это произошло раньше.

– Хорошо, разберемся с этим «где-ты-был» чуть позже, – пробормотал Мик, будто знал, что вопрос был из разряда проблемных. – Я пустил в ход связи. Залог назначат в течение часа. Тысяч сто долларов.

– Если они вернут мне бумажник, я заплачу его прямо сейчас.

– Окей. Я отвезу тебя домой…

– Только, чтобы забрать вещи. – Он не хотел больше видеть свой дюплекс, не то, чтобы оставаться в нем. – Отправлюсь в гостиницу.

– И за это я тебя не виню. Если захочешь избежать шумихи СМИ, можешь пожить у меня, в Гринвиче.

– Мне просто нужно поговорить с Девиной. – Он должен выяснить не только, кто избил ее, но и с кем, черт подери, она спала. У него полно друзей… это был мужчина с деньгами, как он? У него куча «приятелей» по всей стране.

– Для начала вытащим тебя отсюда, окей? А потом подумаем о следующем шаге.

– Я не делал этого, Мик.

– Ты считаешь, что я бы нарядился подобным образом, да еще и в воскресенье утром, если бы думал иначе? Ради всего святого, в этот самый момент я бы мог подлизываться к газете «Таймс».

– По крайней мере, ценю тебя за оказанный приоритет.

И Мик сдержал свое слово: благодаря снятой с дебетовой карты сотне косарей, к десяти тридцати Вин уже покинул участок и садился в Мерседес своего приятеля.

Но едва ли освобождение было поводом для праздника. Пока они ехали к Коммодору, в мыслях Вина творился полный бардак, голова шла кругом, когда он пытался найти в происходящем некую внутреннюю логику.

– Вин, дружище, ты должен послушать меня, не только потому, что мы оба – члены студбратства, и ты можешь доверять мне, но также потому, что я – твой адвокат. Не ходи в больницу. Не разговаривай с Девиной. Если она попытается связаться с тобой, не вступай с ней в контакт. – Мерседес остановился перед входом в Коммодор. – У тебя есть алиби на прошлую ночь, между десятью и двенадцатью часами?

Уставившись в лобовое стекло, Вин вспомнил, где конкретно он находился… и что делал. Решение было очевидным.

– Не то, что можно предъявить полиции. Нет.

– Но ты был с кем-то?

– Да. – Вин открыл дверь. – Я не стану втягивать ее…

– Ее?

– Ты можешь связаться со мной по телефону.

– Подожди, кто эта «она»?

– Не твоего ума дело.

Мик уперся локтем в рулевое колесо и склонился над сиденьем. – Подумай еще раз, если хочешь спасти свою задницу.

– Я не трогал Девину. И я понятия не имею, почему она ложно обвиняет меня в этом дерьме.

– Нет? А она знает об этой «ее»?

Вин покачал головой. – Нет, не знает. Позвони мне.

– Не ходи в больницу, Вин. Пообещай мне.

– Я не туда собираюсь отправиться. – Он закрыл дверь и зашагал к главному входу в Коммодор. – Уж поверь.

Глава 26

Комплекс больницы Святого Франциска был выстроен со всей логикой муравейника. Отражая многократную архитектурную философию, как и многие другие медицинские центры подобного типа, здания, занимавшие территорию больницы, представляли смесь из различных стилей и располагались там, где их только удалось впихнуть, как круглые колышки, затолканные в квадратные отверстия. На кампусе имелось всего понемножку, от готического кирпича и скучной стали до стекла и огромного, колоннообразного камня. Единственной общей чертой было отсутствие свободного пространства.

Джим припарковал грузовик рядом с пятнадцатиэтажной высоткой и подумал, что было бы неплохо начать с этой махины, ведь сюда его положили после неотложки. Минуя ряды машин, он пересек переулок, зашел под навес и направился прямо в здание через несколько вращающихся стеклянных дверей.

В справочном бюро, он сказал:

– Я ищу Девину Эвейл.

Сто двенадцатилетняя дежурная с голубыми волосами так тепло ему улыбнулась, что он почувствовал себя кретином, обратив внимание лишь на ее возраст.

– Сейчас найдем, в какой она палате.

Пока ее тонюсенькие пальцы блуждали и долбили по клавиатуре, Джим подумал о том, насколько быстрее орудовал своими пальцами тогда, в квартире. Он посчитал, что имя «Девина» в модельном бизнесе было достаточно необычно, и что если забьет его в «Гугл» на своем ноутбуке, то найдет подружку Вина… и, чтоб вы знали, это оказалось не сложно. Хоть она в профессиональной сфере и не пользовалась фамилией, их с Вином сфотографировали вместе на сборе пожертвований для «Колдвелл Курьер Жорнал» около шести месяцев назад, и там он нашел ее фамилию – Эвейл.

– Она в палате 1253.

– Спасибо, мадам, – чуть поклонившись, сказал он.

– Пожалуйста. Просто поднимитесь на лифте у того сувенирного магазинчика.

Он кивнул и зашагал к лифтам. Около них в ожидании и разбившись на группы, стояла кучка людей, все они следили за маленькими экранами над тремя дверьми. Джим присоединился к толкучке.

Казалось, группа, стоящая справа, соревновалась с теми, кто расположился в среднем ряду.

Центральный лифт выиграл, и Джим забрался в него с остальными людьми. Присоединившись к борьбе за свободное место, он нажал нужную кнопку, а затем стал ориентироваться по цифрам на дисплее над головой. Дзинь. Дзинь. Дзинь. Двери открылись. Люди заерзали. Дзинь. Двери открылись. Еще больше шарканья.

Он вышел на двенадцатом и ничего не сказал дежурным на посту медперсонала. Он без осложнений зашел очень далеко, может, даже слишком легко, и сейчас проблемы ему не нужны. Черт, будет не удивительно, если около 1253 дежурит полиция… но копов там не было. Как и семьи или друзей, прохаживающихся туда-сюда.

Он тихонько постучал и заглянул внутрь.

– Девина?

– Джим? – раздался тихий голос. – Подожди минутку.

В ожидании, он осмотрел коридор. Тележка уборочного персонала стояла между палатой Девины и соседней, а буфет на колесиках ехал в его сторону. Когда он миновал Джима, запахло восковой фасолью и гамбургерами, и значит, развозили ланч. Повсюду сновали медсестры, а в дальнем конце коридора пациент в своей больничной сорочке делал крошечные шаги, держась за капельницу.

Похоже, он взял ее с собой специально, чтобы залить все косяки.

– Все, можешь заходить.

Он вошел в тускло освещенную палату, точно такую же, в которой лежал сам: бежевую, пустую, с огромной больничной кроватью посередине. Задернутые напротив шторы едва заметно шевелились, будто она только что их закрыла, наверное, чтобы он не разглядел ее лицо.

Которое представляло собой месиво.

Такое, что он даже на миг остановился. Ее прекрасные черты были перекошены из-за опухших щек, подбородка и глаз; губа разбита; а фиолетовые синяки на бледной коже были как пятна на свадебном платье – такими же скверными и печальными.

– Все так плохо, да? – сказала она, поднимая трясущуюся руку, чтобы прикрыться.

– Господи… Иисусе. С тобой все в порядке?

– Будет, я думаю. Они не выписывают меня из-за сотрясения.

Когда она натянула на себя тонкое одеяло, прикрывавшее ее тело, Джим присмотрелся к ее рукам. Костяшки пальцев не были сбиты.

И значит, она сделала это не сама, но и не сопротивлялась или, скорее всего, просто не могла оказать сопротивление.

Глядя на нее, Джиму казалось, что его решимость покачнулась, словно пытаясь найти ровную поверхность. Что если… нет, Вин не мог такого сотворить. Или мог?

– Мне так жаль, – прошептал Джим, пристроившись на краю кровати.

– Мне не стоило рассказывать ему о нас с тобой… – Она вытащила салфетку «Клинекс» из коробки и осторожно промокнула им слезы. – Но меня заела совесть, и я… не ожидала такого. Он еще и помолвку расторгнул.

Джим нахмурился, поскольку последнее, что он слышал, так это то, что парень собирался с ней порвать.

– Он сделал тебе предложение?

– Вот почему я должна была ему рассказать. Он встал на колено и спросил меня… и я сказала «да», но затем мне пришлось рассказать ему, что произошло. – Девина наклонилась и схватила его за руку. – Я бы держалась от него подальше. Ради собственной же безопасности. Он в ярости.

Вспомнив лицо парня, когда тот говорил, что голубое платье Девины пахнет одеколоном другого мужчины, не сложно было представить, что это правда. Но что-то в этой ситуации просто не складывалось, хотя сложно так думать, глядя на лицо Девины… и ее руку.

На ней была куча синяков в форме мужской ладони.

– Когда они тебя выписывают? – спросил он.

– Сегодня, скорее всего. Боже, мне так неловко, что ты видишь меня в таком виде.

– Обо мне ты в последнюю очередь должна беспокоиться.

Наступила тишина.

– Можешь поверить, чем все закончилось?

Нет. Совсем не мог.

– Тебя забирает семья?

– Они приедут, когда меня будут выписывать. Они очень волнуются.

– Могу понять, почему.

– Дело в том, что я вроде как хочу увидеться с ним. Хочу… обговорить все это. Просто не знаю… И пока ты не начал меня судить, я в курсе, как это звучит. Мне следует просто уйти, увеличив дистанцию между нами, насколько это возможно. Но я не могу так легко сдаться. Я люблю его.

Крах ее надежд было так же тяжело вынести, как и состояние, в котором она находилась, и Джим взял ее за руку.

– Мне жаль, – прошептал он. – Чертовски жаль.

Она сжала его ладонь.

– Ты потрясающий друг.

Раздался резкий стук, и в палату зашла медсестра.

– Ну, как мы тут?

– Я лучше пойду, – сказал Джим. Встав на ноги, он кивнул медсестре и повернулся к Девине. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Дашь свой номер? Просто на случай… я не знаю…

Он назвал ей цифры, еще раз попрощался и вышел.

В коридоре он почувствовал себя так же, как и на многих своих военных заданиях: противоречивая информация, необъяснимые поступки, непредсказуемый выбор… все это он встречал и раньше, менялись лишь имена и местоположения.

Проанализировав то, что – как он знал – было правдой, обнаружилось много белых пятен, и вопросов возникло больше, чем нашлось на них убедительных ответов.

Войдя в лифт и наблюдая, как цифры на дисплее убывали вплоть до «L», Джим вспоминал тренировки и свой опыт: если не знаешь, что происходит, собирай информацию.

Он вновь подошел к справочному бюро, к маленькой старушке, и показал на двойные двери, через которые вошел в здание.

– Это единственный выход для пациентов?

Она улыбнулась в своей теплой манере, от чего у Джима сложилось впечатление, что женщина должна готовить действительно вкусные рождественские печенюшки.

– Да, большинство выходят отсюда. Особенно, если их забирают.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Джим вышел на улицу и осмотрелся. Было много мест, куда можно сесть и наблюдать за выходом, но маленькие скамейки между голыми деревьями, выстроившимися вдоль тротуара, – не особо хорошее прикрытие. И никаких углов, чтобы спрятаться.

Он посмотрел за арку, на парковку, чертовски желая найти что-нибудь…

И в этот самый момент внедорожник освободил место, через два от которого начинались места для инвалидов, отмеченные сине-белыми знаками.

Через три минуты Джим припарковал там свой грузовик, заглушил двигатель, и сосредоточился на больнице. Ему приходилось смотреть сквозь окно стоящего рядом минивэна, который оказался идеальной маскировкой.

Он давным-давно понял, что информация, полученная тайком, оказывается наиболее полезной.

***

– Готов? – спросила Мария-Тереза из кухни.

– Почти, – выкрикнул Робби в ответ.

Посмотрев на часы, она решила, что нужен более практичный подход, чтобы выходить из дома вовремя. Она преодолевала покрытые ковром ступеньки, одну за другой, ступая по сине-бордовому зигзагообразному узору, ее туфли не издавали ни звука. Сама она никогда бы не выбрала такую дорожку, как и остальной декор, но та подходила для непрекращающегося движения в этой части арендованного дома.

Мария-Тереза обнаружила сына перед зеркалом, он пытался заставить свой мини-мужской галстук висеть ровно.

На какой-то момент она наполнилась материнской экстраполяцией: она увидела Робби, долговязого, но сильного, готовящегося к выпускному балу. А затем гордого и высокого на окончании колледжа. И чуть позже, в костюме на собственной свадьбе.

– На что смотришь? – взволнованно сказал он.

На будущее, надеялась она. Милое, нормальное будущее, настолько далекое от всего того, что произошло с ними за последнюю пару лет, насколько это возможно.

– Помощь нужна? – спросила она.

– У меня не получается.

Его руки повисли по бокам, и он, сдавшись, повернулся к ней.

Подойдя ближе, она встала перед ним на колени и развязала кривой узел. Все это время Робби стоял с таким терпением и доверием, что было сложно не думать о себе, по крайней мере, как о наполовину хорошей матери.

– Думаю, нужно купить тебе куртку побольше.

– Да… она вверху туговата стала. И еще… видишь? – Вытянув руки, он хмуро посмотрел на то, как рукава задрались чуть ли не до локтя. – Терпеть не могу.

Она быстро завязала коротенький сине-красный галстук, не так уж и удивившись замечанию сына о куртке. Он любил носить костюмы и предпочитал, чтобы обувь, даже кроссовки, была не потерта. То же самое относилось ко всем его вещам: открыв его комод или шкаф, можно обнаружить, что вся одежда сложена или висит аккуратно; книги на полках выстроены, а кровать не заправлена только в том случае, если он под одеялом.

Его отец был таким же: всегда заботился о том, в каком состоянии находятся его одежда и вещи.

Также ее сыну достались от Марка темные волосы и глаза.

Боже… Марии-Терезе так хотелось, чтоб в ее сыне не было ни капли от этого мужчины, но биология есть биология. А то, о чем она всерьез беспокоилась – вспыльчивость и подлость своего бывшего – никогда не проявлялось в Робби.

– Вот, теперь можно идти. – Когда он обернулся к зеркалу, чтобы убедиться в этом, Мария-Тереза сдержалась, чтобы не стиснуть его в объятиях. – Ну как?

– Гораздо красивше, чем у меня. – Она взглянула на него. – Извини, красивее, чем у меня.

– Спасибо.

Спустившись вниз, они вместе надели пальто и перчатки, а затем сели в Камри. Утро выдалось прохладным, и значит, гараж превратился в морозильник. Двигатель автомобиля захрипел и зашипел от усилий.

– Нам нужна новая машина, – сказал Робби, когда она в очередной раз повернула ключ.

– Я знаю.

Мария-Тереза открыла дверь гаража и теперь ждала, когда перед взором предстанет выезд и мир, скрывавшийся по ту сторону. Выехав, она сделала разворот в два приема, закрыла гараж и направилась в Собор Святого Патрика.

К тому времени, как они приехали, вся улица на несколько кварталов вперед была заставлена машинами. Мария-Тереза поездила кругами, уже задумавшись припарковаться не по правилам, и встала за углом так, что зад машины немного выпирал. Выйдя из нее, она подошла к углу, оценивая, насколько бампер выходил за желтую линию.

Почти на два фута.

– Проклятье.

Когда раздался звон церковных колоколов, Мария-Тереза решила понадеяться на то, что проезжающие мимо полицейские окажутся либо хорошими христианами, либо дальтониками.

– Пойдем, – сказала она, протянув руку Робби. Когда он вложил свою ладонь в ее руку, Мария-Тереза быстро зашагала по безлюдному тротуару. Мальчик не отставал, передвигая маленькими ножками в два раза быстрее.

– Мам, думаю, мы опоздали, – сказал он, задыхаясь. – Все из-за меня. Я просто хотел правильно завязать галстук.

Она посмотрела на него. Пока они бежали, волосы на его макушке разметались, как и синее пальто в горошину, но его глаза не двигались: он смотрел на тротуар и слишком быстро моргал.

Мария-Тереза остановилась сама и остановила его. Сев на корточки, она взяла его за руки и немного встряхнула.

– Нет ничего плохого в том, чтобы опоздать. Люди все время опаздывают. Мы постарались приехать вовремя, но больше ничего сделать не можем, слышишь? Слышишь? Робби?

Колокола замолчали. Чуть позже мимо проехала машина. Затем вдали залаяла собака.

Не в опоздании дело, поняла Мария-Тереза.

– Поговори со мной, – прошептала Мария-Тереза, наклонившись так, чтобы он видел ее, хоть для этого ей и пришлось почти лечь. – Пожалуйста, Робби.

Он сбивчиво заговорил:

– Мне больше нравится мое настоящее имя. И я не хочу снова переезжать. Мне нравится моя няня и моя комната. Мне нравится в ИМКЕ. Мне нравится… здесь и сейчас.

Мария-Тереза села на корточки… желая убить своего бывшего мужа.

– Мне очень жаль. Я знаю, что тебе нелегко пришлось.

– Мы уезжаем, да? Ты вчера домой рано пришла, и я слышал, как ты разговаривала с Квинешей. Ты сказала, что, может, тебе придется сделать другие договоренности. – Слово «договоренности» у него вышло как «переговоренности». – Мне нравится Квинеша. Я не хочу других договоренностей.

И опять «переговоренности».

Глядя на своего сына, она гадала, как сообщить ему, что они переезжают из-за твердой уверенности в том, что «плохие времена», как он их называл, определенно вернулись.

Машина, чуть раньше проехавшая мимо них, показалась опять, очевидно, так и не найдя места для парковки.

– Я вчера уволилась с работы, – сказала она, подбираясь к правде так близко, как только могла. – Я перестала работать официанткой, потому что не была там счастлива. Поэтому мне нужно найти работу где-нибудь еще.

Робби поднял глаза и внимательно посмотрел на нее.

– В Колдвелле много ресторанов.

– Да, но, может, они не нуждаются в помощи прямо сейчас, а нам нужно на что-то жить.

– Ох. – Казалось, он все обдумал. – Ладно. Это другое.

Он вдруг расслабился, будто то, что беспокоило его, было баллоном с гелием, который он только что опустошил.

– Я люблю тебя, – сказала она, ей было ненавистно, что волнующие его вещи происходили на самом деле. Для их отъезда существовали причины помимо ее «работы». Но ей не хотелось, чтобы эта ноша покоилась на плечах ее сына.

– Я тебя тоже, мам.

Он крепко ее обнял, его маленькие ручки даже наполовину не смогли обхватить ее. И все же, она всем своим телом почувствовала объятие.

– Готов? – резко сказала она.

– Ага.

Они вновь заторопились, бегом преодолев путь к собору и быстро поднявшись по широким каменным ступенькам, а затем протиснулись через массивные двери. В вестибюле они сняли свои пальто, и Мария-Тереза взяла программку у человека, стоявшего в нартексе около входа. Мужчина их поторопил, и они с Робби направились к одной из боковых дверей и тихо сели на пустую скамью.

Они только заняли свои места, как детей позвали в Воскресную школу. Но Робби остался рядом с ней. Он никогда не уходил с другими детьми, даже не спрашивал разрешения, а она определенно никогда не предлагала.

Когда священники и хор продолжили службу, Мария-Тереза глубоко вздохнула и позволила благоухающему теплу церкви проникнуть в нее. На долю секунды она представила, на что было бы похоже, если бы с ними сидел Вин. Даже рядом с ее сыном. Было бы так приятно посмотреть через голову Робби и увидеть любимого мужчину. Может, они бы тайком обменялись улыбками, как время от времени делают пары. Вин бы помог Робби с галстуком.

А между книгодержателями стояла бы их дочь.

Нахмурившись, Мария-Тереза поняла, что впервые чуть ли не за всю вечность снова мечтала. На самом деле фантазировала об отрадном, счастливом будущем. Боже… как же давно она делала это в последний раз? Когда в ее жизни появился Марк… вот как давно.

Она познакомилась с ним в казино «Mandalay Bay». Она с подругами – им всем в тот год исполнилось 21 – полетели в Лас-Вегас на их первый девчачий уикенд вдали от родного города. Мария-Тереза помнила, как они в полной мере приготовились почувствовать вкус настоящей свободы.

Они болтались по дешевую сторону бархатного ограждения, где ставки делались по одному доллару, Марк же зависал в VIP-секции, за столом с высокими ставками. Заметив ее, он послал к ним официантку с приглашением в роскошную часть казино – где напитки были бесплатными, а минимальная ставка состояла из двадцати долларов.

Сначала она подумала, что все дело в Саре. Девушка была, и, несомненно, до сих пор остается, блондинкой ростом в шесть футов, которая умудрялась казаться голой, даже будучи полностью одетой. Она словно магнитом притягивала мужчин, и, учитывая, из скольких претендентов ей приходилось выбирать, у нее были очень высокие стандарты. И кто бы мог подумать, ей подходили те, кто мог позволить себе высокие ставки.

Но нет, Марк смотрел только на Марию-Терезу. И он четко дал это понять, когда посадил ее рядом с собой, а Саре пришлось самой о себе позаботиться.

Марк и двое его партнеров, как он назвал мужчин в костюмах вместе с ним, той ночью были настоящими джентльменами: покупали напитки, разговаривали, прекрасно с ними обходились. Было много игр на поцелуи и милой болтовни, от которых чувствуешь себя звездой, при условии, что ты достаточно молод для романтической чепухи.

Идеальное начало выходных: находиться в 21 год в той части казино, куда пускают не каждого, в окружении мужчин в дорогих костюмах – это все, на что они с подругами могли надеяться, и часа через три-четыре они оказались у Марка в номере. Может, и не самый умный поступок, но там было четыре девушки и трое мужчин, и после того, как всем им в казино улыбнулась удача, возникла иллюзия дружбы и доверия.

Но не произошло ничего плохого. Всего лишь больше выпивки, болтовни и флирта. И Сара в итоге уединилась в спальне с самым высоким из двух «партнеров».

Под конец ночи Мария-Тереза вышла с Марком на балкон.

Она до сих пор помнила сухой, горячий воздух и вид сверкающего Лас Вегаса.

Прошло десять лет, но та ночь до сих пор была четкой, как день: они стояли рядом друг с другом на том балконе, возвышаясь высоко над городом, созданным руками человека. Она смотрела на открывшийся перед ней вид. А Марк на нее.

Марк отодвинул в сторону ее волосы и поцеловал затылок… это нежное прикосновение подарило ей лучший сексуальный опыт в ее жизни.

Дальше поцелуя не зашло.

Следующий вечер был очень похож на предыдущий, только Марк повел всех на концерт Селин Дион, а потом они вернулись к столам. Блестяще. Фантастически. Волнующе. Мария-Тереза воспарила на крыльях обещаний, романтики и сказки, и в конце второй ночи вернулась в тот номер и снова поцеловала Марка. И все.

Марии-Терезе было жаль, что он не захотел большего, хотя она все равно не смогла бы с ним переспать. Она не была такой, как Сара, способной познакомиться с мужчиной, а через несколько часов отправиться с ним в постель.

Какая ирония, учитывая, где она оказалась.

Следующим утром нужно было уезжать, и Марк предоставил свой лимузин до аэропорта. Мария-Тереза была раздавлена, предполагая, что это конец: веселые сорок восемь часов – как раз то, что обещал турагент, и за что они заплатили.

Когда ее с друзьями увозили из отеля, Мария-Тереза надеялась, что выбежит Марк и остановит их, но этого не произошло, и она подумала, что видела его в последний раз, когда он поцеловал ей руку в том номере.

Из-за сокрушительного осознания того, что они возвращаются к нормальной жизни, на глаза навернулись слезы. По сравнению с Лас-Вегасом, жизнь дома, работа секретарем и вечерняя школа для подготовки к колледжу казались смертью.

Когда лимузин подъехал к терминалу, водитель вышел из автомобиля и открыл дверь, носильщики начали выгружать их багаж, в котором не было ничего особенного. Мария-Тереза встала на обочину и ото всех отвернулась, потому что не хотела, чтоб ее подкалывали из-за того, что она расстроена.

Шофер остановил ее.

– Мистер Каприцио попросил передать вам это.

Коробочка размером с кофейную чашку обернута красной бумагой и перевязана белым бантиком. Мария-Тереза сразу же открыла подарок, разорвав упаковку и кусочек атласа. Внутри лежала тонкая золотая цепочка с золотым кулоном в форме буквы «М». А также клочок бумаги, такой же можно найти в печенье с предсказаниями. И он гласил: «Пожалуйста, позвони, как только доберешься домой».

Она тут же запомнила номер, и на всем пути домой лучилась счастьем.

Какое идеальное начало. Никаких признаков того, чем все кончится. Хотя теперь, оглядываясь назад, она понимала, что кулон в форме буквы «М» был знаком собственности, подобные ярлыки вешали на собак.

Боже, она с такой гордостью носила то ожерелье, потому что хотела быть помеченной. Будучи женщиной, выросшей с надоевшей матерью и отцом, которого не было рядом, мысль о том, что ее хотел мужчина, казалась невероятной. А Марк не был каким-то обычным парнем из среднего класса – для нее уже это был бы шаг вверх. Нет, он принадлежал VIP-секции, ее же удел – сторожка уборщика.

Следующую пару месяцев он идеально с ней обращался, осторожно и расчетливо соблазняя ее. Даже сказал, что не хочет секса до свадьбы, чтобы он смог с чистой совестью познакомить ее со своими бабушкой и мамой, которые были католичками.

Через пять месяцев они поженились, и после церемонии пелена спала с ее глаз. Как только она въехала к нему в тот номер, Марк взял ее под полный контроль. Черт, когда умерла ее мать, он настоял, чтобы его шофер сопровождал ее до Калифорнии и был рядом с ней с той самой секунды, как она сойдет с самолета, и до тех пор, пока она не вернется обратно в номер.

А что насчет никакого-секса-до-свадьбы? Не такая уж и большая жертва, как оказалось: у него была уйма любовниц – и Мария-Тереза узнала об этом, когда у одной из них нарисовался животик размером с баскетбольный мяч спустя месяц после того, как на свидетельстве о браке высохли чернила.

Вернувшись в настоящее, Мария-Тереза встала со скамьи вместе с остальными прихожанами и пропела слова из сборника псалмов, который Робби держал в руках.

Учитывая горький опыт прошлого, она начала беспокоиться о той сказке с Вином, которую прокручивала в голове.

Оптимизм не для слабых духом. А мечты могут привести к беде.

***

Он сидел позади нее, и она об этом даже не догадывалась. Вот в чем прелесть маскировки. Сегодня он оделся как прихожанин, с голубыми контактными линзами и очками в оправе.

Он ждал ее прихода в задней части церкви, и когда она с сыном не появилась, подумал, что на этот раз они решили пропустить службу и остаться дома. Покинув церковь, он сел в машину, но когда стал отъезжать, то увидел их на тротуаре, сосредоточенно разговаривающих. Кружа по кварталу, он наблюдал, как они говорили друг с другом, а потом побежали к собору и скрылись за большими дверьми.

К тому времени, как он заново припарковался, прошла уже половина службы, но он умудрился сесть прямо за ней и ее сыном, выскользнув из тени и опустившись на скамью.

Большую часть службы она смотрела на вычищенные фрески, склонив голову на бок, из-за чего изгиб ее шеи казался особенно прелестным. Как и обычно, на ней была длинная юбка и свитер, темно-бордового цвета в этот раз, а также пара жемчужных сережек. Ее темные волосы собраны в слабый пучок, от нее пахло легким парфюмом… а, может, это просто тот порошок или те влажные салфетки, которыми она пользовалась?

Ему нужно наведаться в супермаркет и понюхать «Tides», «Cheerses», «Gains» и «Bounces», чтобы узнать, какими именно.

Сидя на скамье, она выглядела праведной матерью, помогая сыну найти нужную страницу в сборнике, время от времени наклоняясь, когда он что-то спрашивал. Рядом с ней никто бы никогда не использовал слово «проститутка»… тем более обращаясь к ней. Она казалась одной из тех женщин, которые безупречно воспитывали своих детей.

И это заставляло его задуматься о парне, которого он избил монтировкой. Не об убийстве, хотя, очевидно, все пошло не по плану, раз глупец попал в кому – вот еще одна причина, по которой маскировка была так необходима. Нет, он подумал о выражении на еще пока не разбитом лице мужчины, когда тот вышел из грязной, мерзкой уборной в том грязном, мерзком клубе.

Какой же ложью являлась эта праведная личина.

В нем закипел гнев, выбрав совсем не подходящее для этого время, и, чтобы отвлечь себя, он стал разглядывать ее изящную шею. Мягкие кудри лежали на нежном изгибе, и он несколько раз поймал себя на мысли, что наклонялся, будто хотел прикоснуться к ним…

Или обхватить руками ее горло.

И сжимать, пока она не станет его и только его.

Он уже представлял, каково это будет – прекратить ее попытки вырваться, сделать ее своей… мог представить восторг в ее глазах, когда она умрет.

Воображая будущее, он чуть ли не начал действовать, повинуясь импульсу, но, к счастью, пение на службе помогло сдержать ярость и занять руки. Он также время от времени поглядывал на ее сына, чтобы контролировать свою одержимость, поскольку если что-то пойдет не так, он потеряет все.

Сын так хорошо себя ведет. Такой взрослый. Без сомнений, он маленький глава дома.

Она никогда не пускала сына с другими детьми в Воскресную школу, держа подле себя. Что немного разочаровывало его, хотя было умно с ее стороны не выпускать ребенка из виду. Очень умно.

Но ей не стоит беспокоиться. Маленький мальчик очень скоро отправиться к Создателю… а она обретет своего вечного мужа.

Для всех них спланировано идеальное будущее.

Глава 27

Вин зашел в дюплекс и закрылся в нем, чувствуя себя так, будто получил коленом в живот. Стоя в коридоре и окидывая взглядом разрушенную гостиную, он не мог поверить своим глазам.

Зайдя в комнату, он смог лишь покачать головой. Диваны были перевернуты, шелковые подушки истоптаны, а несколько статуэток сбиты со своих мест. Ковер у бара, залитый алкоголем, вытекающим из разбитых бутылок, был загублен, стены придется перекрашивать и заново обклеивать обоями, поскольку выглядели они так, будто в них запустили пару бутылок «Бордо».

Сняв пальто и кинув его на обшаренный диван, Вин поплелся к единственному нетронутому месту. Удивительно, как быстро все эти бесценные предметы превратились в мусор. Черт, добавить сюда слой грязи да объедков и получится самый настоящий «Дампстер».

Наклонившись, он подобрал осколки венецианского зеркала. В него влетело что-то, размерами напоминавшее человеческую спину, будто в центр зеркального полотна врезался длинный, походивший на туловище, столб.

По обильному количеству белого порошка на всей его поверхности можно было предположить, что полиция активно поработала над отпечатками пальцев.

Блин, кого-то по-любому швырнули через всю комнату.

Вин подошел к бару и бросил осколки стекла к разбитым бутылкам. Затем решил поискать то, ради чего сюда пожаловали копы.

Крови не видно. Но, может, они уже забрали то, на чем она была.

Кроме того, при синяках кровь наружу не выходит, так что это еще не значит, что ее отсутствие обязательно ему поможет.

Находясь в здании, копы, несомненно, допросили охранника… только вот не похоже, что парень мог засвидетельствовать отсутствие Вина в дюплексе. В конце концов, жители также пользовались тем лифтом в подземном… гараже.

Вин подошел к телефону и набрал номер вестибюля. Когда ответил мужской голос, Вин не стал ходить вокруг да около.

– Гари, это Вин… Ты предоставил полиции доступ к записям с камер в лифтах и на лестничных площадках здания?

Не было даже секундной заминки.

– Господи, мистер ДиПьетро, зачем же вы так…

– Я ничего не делал. Клянусь. У копов есть записи?

– Да, я им все отдал.

Вин с облегчением вздохнул. Он никак не мог оказаться в дюплексе, не засветившись при этом на одной из тех записей. Собственно, они докажут лишь то, что он ушел из здания утром и до полуночи не возвращался.

– И вы были на записях, – сказал охранник.

Вин моргнул.

– Что?

– Вы поднялись на лифте из гаража в десять часов. Это на записи.

– Что? – Это невозможно… в это время он был в машине, направляясь в Вудс с Марией-Терезой. – Погоди, ты видел мое лицо. Ты на самом деле видел мое лицо.

– Да, там все ясно, как день. Она прошла через парадные двери и поднялась в дюплекс, а через двадцать минут вы зашли в гараж. На вас был ваш черный тренч, а примерно через полчаса вы ушли, опустив кепку «Бостон Сокс».

– Это был не я. Это…

– Это были вы.

– Но… я не парковал свой «БМВ»… его там не было, а моя другая машина стояла на месте. Я не использовал свой пропуск на воротах. Объясни…

– Вас подвезли, и вы зашли через обычные двери. Я не знаю. Слушайте, мне пора. Мы проверяем пожарную сигнализацию.

Телефон умолк.

Повесив трубку, Вин уставился на нее, чувствуя себя так, будто весь гребаный мир сошел с ума. Минуту спустя он подошел к дивану, привел подушки в подобие порядка и плюхнулся на задницу.

Когда в здании сработала сигнализация и в коридоре замигали огни, ему показалось, что он снова попал в тот сон, где Девина напала на него в образе монстра из «Ночи живых мертвецов».

Вокруг него выстроились шахматные фигуры, не давая ему двигаться, лишая возможности вырваться.

Ты мой, Вин. А я всегда беру то, что принадлежит мне.

Когда в его голове вновь всплыли эти слова, сигнал тревоги стал идеальным музыкальным сопровождением для паники, закипевшей у него в венах. Дерьмо. Ну и что теперь ему делать?

Вдруг, сквозь слова Девины прорвался голос Джима Херона: Я здесь, чтобы спасти твою душу.

Игнорируя этот абсолютно бесполезный намек, Вин встал и пошел в свой кабинет в поисках чего-то, что могло успокоить его с гораздо большей долей вероятности. Открыв невредимую бутыль, он налил себе бурбона, выпил, а затем снова наполнил широкий стакан. Телевизор остался включенным, но с приглушенным звуком, и когда Вин сел за рабочий стол, его взгляд приковали местные новости.

Вскоре рядом со светловолосой головой ведущего появилась фотография, и Вин не мог сказать, что сильно удивился. Учитывая все происходящее вокруг, для того, чтобы вывести его из себя, понадобится взорвать бомбу в центре Колдвелла.

Он потянулся к пульту.

– … Роберт Белтхауэр, тридцать шесть лет, был найден сегодня вечером в переулке неподалеку от того места, где в пятницу ночью были застрелены два студента. Сейчас он в больнице Святого Франциска в критическом состоянии. Пока нет никаких подозреваемых…

Парень из «Железной маски». Тот, который вышел из уборной вместе с Марией-Терезой.

Вин взял телефон и набрал номер.

Джим ответил на звонок с четвертого раза, и его голос был напряженным, будто он вообще не хотел отвечать. – Привет, дружище.

Все еще хочешь спасти мою душу? – хотелось подколоть приятеля.

– Видел новости?

Долгая пауза.

– Про Девину?

– Да. Кстати, я не делал этого, клянусь. Когда я видел ее в последний раз, то порвал с ней и позволил ейуйти с купленным мною кольцом – могла бы спасибо сказать. Но я звоню по поводу парня, которого нашли избитым в переулке в центре. Он тогда был с Марией-Терезой. Я видел их вместе. Получается, что троих мужчин в течение суток кто-то… Эй? Джим?

Когда тот ответил ага, стало ясно, в чем проблема.

– Слушай, и я пальцем Девину не тронул, хотя знаю, что ты мне не поверишь.

Опять тишина.

– Алло? О, чтоб тебя, ты и вправду думаешь, что я могу причинить боль женщине?

– Я думал, ты из-за меня звонишь.

Теперь настал черед Вина сделать паузу.

– С чего бы?

Тишина.

– Она сказала, что ты теперь в курсе. Про нас.

– Нас? Что значит «нас»?

– Она сказала, ты поэтому вышел из себя и ударил ее.

Вин крепче сжал в руке стакан.

– Да о чем именно она могла мне рассказать про вас?

Проклятье, раздавшееся на другом конце провода, на универсальном языке означало секс-которого-не-должно-было-быть.

Вин напрягся в плечах и руках.

– Ты шутишь. Да ты, блин, издеваешься надо мной.

– Прости…

На месте стакана в ладони Вина остались лишь осколки, бурбон оказался повсюду, облив его рукав и манжеты, забрызгав рубашку и штаны.

Он закончил звонок, бросив телефон в другой конец комнаты.

***

Нажимая на кнопку «завершить», Джим был готов поспорить, что Вин прекратил звонок несколько иным способом. Нет, у него возникло чувство, что какой бы телефон ни был возле уха Вина, теперь он пополняет совок для мусора. Прекрасно. Просто, блин, великолепно.

Протерев глаза, Джим вновь сконцентрировался на входе в клинику, приняв на заметку первую часть разговора: еще один избитый парень, связанный с Марией-Терезой. И когда Вин позвонил, то в первую очередь думал об этом, несмотря на то, что о, да, ему было предъявлено обвинение в том, что он прошелся по своей подружке кулаками, словно циркулярной пилой.

Вин как никогда серьезно был настроен по отношению к Марии-Терезе. И кому-то это совсем не нравилось.

Черт, его задание катилось в пропасть куда быстрее свободного падения.

Джим посмотрел на часы, и затем решил всматриваться в каждого входящего и выходящего человека. Уже почти час, так что, по идее, за Девиной могут приехать в любую секунду, а потом она уйдет с ними.

Боже, Девина такая лгунья.

Казалось кощунством прийти к такому заключению, учитывая, как выглядело лицо женщины, но правду не скроешь: Вин ничего не знал о ночи четверга и о том, что случилось в грузовике Джима. Ничегошеньки. В его пораженном голосе звучало полное неведение.

Почему она врала о том, что все рассказала ему? И о чем еще она солгала?

Это определенно делает отрицание Вина более правдоподобным.

Наступил час, а затем полвторого. А затем и два. Скоро Девина должна будет выйти, если предположить, что бумажная волокита займет примерно час, и за ней приедут вовремя… и если она не уйдет другим путем.

И если за ней вообще приедут.

Жалея, что не захватил с собой сигареты, он потянулся к телефону и начал потирать плоский экран, пока тот не нагрелся. Истина. Ему нужно пролить свет на эту ситуацию. Нужно знать, кто такая Мария-Тереза, кто такая Девина и что за хрень тут происходит.

К сожалению, информация будет стоить ему…

Внезапно, Девина прошла через двойные двери, огромные солнечные очки закрывали большую часть ее лица. На ней был черный костюм для йоги, а на фоне своей огромной сумки из крокодиловой кожи она казалась тощей, как спичка. Когда она подошла к изгибу арки, проходящие мимо люди начали глазеть на нее, будто пытались определить ее место во вселенной знаменитостей.

Ее никто не встречал.

И… от синяков, красовавшихся на ее лице, не осталось и следа. Ни малейшего намека. Она была готова к фотосессии, такая же прелестная и идеальная, как и на пятничном ужине.

Леденящее предупреждение разлилось по венам Джима, а подобное происходило в его жизни всего пару раз.

Это неправильно. В корне неправильно.

Выпрямившись на сиденье грузовика, он, напрягшись, посмотрел на тротуар под ее ногами. В свете, падающим с неба и создающем эхо больших и маленьких предметов на земле, Девина не отбрасывала тени. Она была формой, но не содержанием, очертанием, но не плотью. Это враг. Он смотрит на врага. Он трахался с врагом.

Будто услышав его мысли, Девина посмотрела прямо туда, где он припарковался. Затем ее брови насупились, а голова медленно повернулась из стороны в сторону, из чего он сделал вывод, что она его не видела, но знала, что кто-то смотрит на нее…

Ее лицо было каменным. Ни следа той теплоты, которую оно излучало перед Вином, или того, что оно выражало рядом с Джимом в грузовике, или в «БМВ», или на той больничной койке.

Каменное. Холодное.

Холодное, как у серийного убийцы.

Вот она, истина: Девина была соблазнительницей, лгуньей и манипулятором… и ей нужен Вин. Не в смысле брака, а в смысле обладания самой его душой.

Глубоко внутри Джима зародилось чувство, что она знала, кем и чем он являлся. Знала с той самой ночи, когда они занимались сексом – потому что соблазнила его с определенной целью. Черт, логика неопровержима. Новое начальство, те Четыре Парня, поставило Джима на поле, и, похоже, другая сторона также послала оперативника… знавшего на порядок больше Джима.

Когда старинный припев «Дьявола в голубом платье» всплыл у него в голове, Джим озадачился парнями на «Харлеях», которые также не отбрасывали тени. И, скорее всего, тоже были отъявленными лжецами.

Черт возьми.

Девина снова осмотрела парковку, огрызнулась на какого-то бедного, случайно врезавшегося в нее паренька, а затем подняла руку, подзывая такси, которые выстроились с правой стороны улицы. Когда одно из них подъехало к ней, она села в машину, и они тронулись.

Пора двигаться, подумал Джим, заводя грузовик и освобождая место на парковке. Поскольку она видела его машину только в темноте, у него была лишь пелена, а не маскировка. Поэтому пришлось ехать за двумя машинами позади нее и молиться, чтобы у таксиста не было привычки проскакивать на желтый свет.

Увязавшись за Девиной, он набрал номер, и когда нажал кнопку вызова, необходимая информация стала для него единственным приоритетом. Ему не придется делать ничего непосильного. Никакая жертва не была слишком великой или унизительной. Он снова приобрел цель, стал таким же решительным и непоколебимым, как выпущенная пуля.

– Захария, – сказал он, когда на звонок ответили.

Ублюдок Матиас тихо засмеялся.

– Клянусь, с тобой я разговариваю больше, чем с собственной матерью.

– Не знал, что она у тебя есть. Думал, ты из икринки вылупился.

– Звонишь, чтобы обсудить фамильное древо или же с какой-то целью?

– Мне нужна информация.

– А. Ты, как я погляжу, передумал.

– Но я хочу инфу на два имени. Не на одно. И не смогу приступить к заданию, пока не закончу то, над чем работаю в Колдвелле.

– А над чем именно ты работаешь?

– Не твоего ума дело.

Хотя Матиас получит достаточно четкое представление о том, кто имеет к этому отношение.

– Как надолго ты там застрял?

– Не знаю. Явно не на полгода. Может даже не на месяц.

Наступила пауза.

– Даю тебе сорок восемь часов. А потом ты мой.

– Я никому не принадлежу, говнюк.

– Да. Конечно. Жди е-мейл с деталями.

– Слушай, я не дернусь из Колдвелла, пока все не улажу и не буду готов. Так что посылай все, что заблагорассудится, но если ты думаешь, что отправишь меня за семь морей послезавтра же, чтобы кого-то прикончить, то закатай губу обратно.

– Откуда ты знаешь, о чем я тебя попрошу?

– Потому что ты и все, кто были до тебя, хотели от меня лишь одного, – сказал Джим хриплым голосом.

– Ну, может, мы бы и внесли разнообразие в твою работу, не будь ты так чертовски хорош в своем деле.

Джим сжал в руке телефон, решив, что если этот бред продолжится, то он повесит трубку по методу Вина.

Он прокашлялся.

– С е-мейл не получится. У меня больше нет ящика.

– Я в любом случае собирался послать тебе пакет. Ты же не думаешь, что я доверюсь Hotmail или Yahoo!, ведь так?

– Ладно. Я живу…

– Будто я не знаю твоего адреса. – Опять тот смех. – Я так понимаю, тебе нужна инфа о Марии-Терезе Бодро?

– Да, и…

– Винсенте ДиПьетро?

Чего и следовало ожидать.

– Нет. О Девине Эвейл.

– Интересно. Это случайно не та женщина, которая заявила, что из-за старого доброго Винсента угодила в больницу прошлой ночью? Погоди… да, это она. Вот оно, прямо здесь, на моем мониторе. С ужасными людьми ты водишься. Такими жестокими.

– Думаю, это шаг вперед, поскольку раньше моей компанией были тебе подобные.

Теперь же веселья поубавилось:

– Как там говорится? Глупо кусать руку, которая тебя кормит? Да, думаю, так.

– Я уж лучше застрелю, чем пущу в ход свои зубы. К твоему сведению.

– Я прекрасно знаю, как сильно ты любишь пушки, спасибо тебе большое. И вопреки твоему столь низкому мнению обо мне, у меня тут есть все на Марию-Терезу. – Матиас, к его чести, перешел к сути дела. – Гретхен Мур родилась в Лас-Видасе, Калифорния. Тридцать один год. Окончила Калифорнийский Университет в Сан-Диего. Родители скончались.

Раздалось шарканье и ворчание, будто Матиас пытался сменить позу, и мысль о том, что парню приходится иметь дело с хронической болью, чертовски нравилась Джиму.

– Теперь интересная часть. Вышла замуж за Марка Каприцио в Лас-Вегасе девять лет назад. Каприцио – типичный представитель мафии, реально больной ублюдок с расстройством личности, учитывая его приводы. Косил людей направо и налево. Очевидно, она пыталась уйти от него года три назад, и он избил ее, забрал ребенка и смылся. Ей понадобилась пара месяцев и частный детектив, чтобы найти его. Вернув сына, она развелась с мудаком, купила документы на имя Марии-Терезы и исчезла, как оказалось, обосновавшись в Колдвелле, Нью-Йорк. С тех пор сидела тише воды, ниже травы, и не зря. Такие люди, как Каприцио, не отпускают своих жен.

Ни. Хрена. Себе. Итак… велика вероятность, что те мертвые мальчишки и избитый мужик в переулке означали, что Каприцио нашел ее. Наверняка. Вин сказал, что второе нападение совершено на парня, которого видели с ней…

– Но что касается ее бывшего мужа, в ближайшее время ей не о чем беспокоиться.

– Что, прости? – сказал Джим.

– Каприцио мотает двадцатилетний срок в федеральной тюрьме за целый набор преступлений, а именно, хищение, отмывание денег, запугивание свидетеля и лжесвидетельство… а еще тут груда государственных преступлений – соучастие в убийстве, нападение, избиение. Да его впору в юридической школе изучать. – Очередное ерзанье, сопровождаемое тихой бранью. – Очевидно, все это на него свалилось примерно в то же время, когда Гретхен/Мария-Тереза собралась его кинуть. Логично. Скорее всего, чем ближе федералы и полиция Невады подбирались к нему, тем более жестоким он становился дома. Потом похитил сына, скрывался от закона, а не просто от жены – кстати, следует сделать вывод о глубине его связей, раз ему удалось исчезнуть на три месяца. Очевидно, кто-то предал его, может, ее частный детектив подергал за нужные ниточки в нужное время, угрожая сдать одного из его защитников. Кто знает.

– Вероятно, его клан теперь выслеживает ее.

– Да, я читал о двух убийствах в том переулке. Вряд ли это мафиози. Они бы просто прикончили ее и забрали сына. Смысла нет подвергаться дополнительному риску, убивая невинных.

– Да, и кроме того, убивая кого-то только потому, что она переспала с ним, это личное. Вопрос-то вот в чем: кто ее выслеживает… предполагая, что она – связующее звено между пятничным и субботним нападениями.

– Погоди, кого-то еще поимели, и не в хорошем смысле?

– А я-то думал, ты все знаешь.

Наступила долгая пауза, но затем вновь раздался голос Матиаса, и в этот раз в нем не было типичного солдатского тона.

– Я не знаю всего. Хотя не сразу это понял. В общем, поищу на Девину для тебя. Жди звонка.

– Заметано.

Повесив трубку, Джим чувствовал себя, как в прежние дни – обмен любезностями с Матиасом был таким же, как и всегда. Быстрым, по делу, умным и логичным. В этом-то и проблема. Они всегда хорошо работали вместе.

Может, даже слишком хорошо.

Джим вновь сконцентрировался на слежке, сидя на хвосте у такси Девины, направлявшемся через центр города к старому складскому району. Когда они въехали в лабиринт производственных зданий, превращенных в мастерские, он позволил такси свернуть на улицу Кэнал, а сам сделал это на следующем повороте налево. Объехав квартал, он успел как раз вовремя: вернувшись на Кэнал, он увидел, как Девина вышла из машины и направилась к дому. Когда она зашла внутрь, открыв дверь ключом, Джим заключил, что живет она здесь.

Джим продолжил ехать и, выезжая из района, сделал еще один звонок.

Чак, прораб на стройке ДиПьетро, ответил по-привычному грубо.

– Чего?

– Чак, это Джим Херон.

– Привет. – Послышался выдох, будто парень курил. – Как поживаешь?

– Нормально. Хотел сообщить, что завтра выхожу на работу.

Голос Чака даже немного потеплел.

– Ты хороший человек, Херон. Но не переусердствуй.

– Да я в порядке.

– Что ж, датирую задним числом.

– Слушай, я пытаюсь связаться с двумя ребятами, с которыми обычно работаю, вот, подумал, может, у тебя есть их номера.

– У меня есть номера каждого, кроме твоего. Кто тебе нужен?

– Эдриан Фогель и Эдди Блэкхоук.

Наступила пауза, и невозможно было не представить, как он жует окурок.

– Кто?

Джим повторил имена.

– Без понятия, о ком ты говоришь. Под этими именами никто не работает. – Парень заколебался, будто был не уверен, до сих пор ли Джим на линии. – Уверен, что тебе не нужна парочка выходных?

– Может, я с именами чего-то напутал. Они ездят на «Харлеях». У одного короткие волосы, и он весь в пирсингах. Другой огромный такой, у него еще коса заплетена?

Еще один выдох.

– Джим, слушай, не приходи завтра на работу. Увидимся во вторник утром.

– В бригаде нет никого похожего на них?

– Нет, Джим, никого.

– Думаю, я ошибся. Спасибо.

Джим бросил телефон на соседнее сиденье и вцепился в руль. Не числятся в бригаде. Удивили, блин.

Потому что эти ублюдки, на самом деле, существовали в той же степени, что и Девина.

Боже, похоже, на новой работе его окружали одни лжецы. Как в старые добрые времена.

Зазвонил телефон, и Джим взял трубку.

– Не можешь ее найти, так ведь. Девина Эвейл лишь пустой звук.

В этот раз Матиас не засмеялся.

– Ничего. Вообще ничего. Будто она свалилась на землю из ниоткуда. Понимаешь, у нее с документами вроде как все нормально, но только на данный момент. Ни свидетельства о рождении. Ни родителей. Открыла счет только семь месяцев назад, а номер социального страхования принадлежит мертвой женщине. Так что не все идеально, а значит, я должен был найти на нее что-то, хоть что-то на реальную нее. Но она мираж.

– Спасибо, Матиас.

– Ты не особо удивлен.

– Так и есть.

– Во что ты вляпался?

Джим покачал головой.

– Все то же самое. И только.

Воцарилась недолгая тишина.

– Жди от меня пакет.

– Понял.

Джим повесил трубку, сунул телефон в карман и решил, что пора расхлебывать кашу в Коммодоре. Вин ДиПьетро имел право знать, кем и чем была его бывшая, и есть надежда, что он будет открыт для правды… даже если она во многом напоминала вымысел.

Он вдруг вспомнил слова Вина, сидевшего на стуле в раздевалке «Железной Маски».

Ты веришь в демонов?

Джим мог только надеяться, чтобы вопрос был риторическим.

Глава 28

Забавный факт о стекле. Когда ты его разбиваешь, оно начинает злиться и мстить.

В основной ванной, на втором этаже дюплекса, Вин окружил себя марлей и белой медицинской клейкой лентой. Когда он раздавил бокал с виски, Бэнд-эйд оказался бессилен, поэтому ему пришлось вызвать подкрепление в масштабах Красного Креста. Однако дела шли неважно. Рана была на правой руке, поэтому Вин превратился в нелепую, ругающуюся медсестру, неуклюже обращающуюся с марлей, ножницами и лентой.

Хорошо хоть, что он был собственным пациентом. За один словарный запас, не говоря уже о некомпетентности, его бы отстранили от должности… какой там, черт возьми, существует эквивалент медсестры-волонтера?

Он уже подходил к концу своего сурового испытания, когда зазвонил телефон около раковины, и тут началась веселуха. С крошечными ножницами в левой руке, марлей – в зубах, и с правой рукой, превратившейся из-за ткани в лапищу, потребовалась каждая крупица его координации, чтобы ответить на звонок.

– Пропусти его, – сказал он консьержу.

Повесив телефонную трубку, он наспех замотался лентой. Оставив все принадлежности валяться на столике, он направился к лестнице и спустился вниз, к двери в прихожую. Когда лифт просигналил, он уже стоял в коридоре, ожидая гостя.

Джим Херон вышел из лифта и не стал ждать «приветов» или приглашения на разговор. Вин такой подход уважал.

– Ночью в четверг, – выпалил парень. – Я не знал тебя. Я не знал ее. Мне следовало сказать тебе, но, честно говоря, когда я увидел вас вместе, то меньше всего хотел все испоганить. Произошла ошибка, и я ужасно сожалею… большей частью о том, что ты узнал это от кого-то другого, а не от меня.

Все время, пока Херон говорил, его руки свободно висели по бокам, будто он был готов к драке, если до нее дойдет. Его голос был спокойным, как и его взгляд. Никаких увиливаний. Ни фальши, ни лжи.

И когда Вин посмотрел ему в лицо, вместо ярости, которую он должен был чувствовать к парню, он ощущал лишь истощение. Истощение и пульсирующую боль в руке. Вин внезапно осознал, что устал проводить параллели со своим гребаным отцом, когда дело касалось женщин. Благодаря этому наследию, последние двадцать лет подозрительная натура Вина находила столько намеков там, где их не было… и, главным образом, упустила момент, когда его любовница изменила ему.

Столько энергии истрачено, и все впустую.

Боже, ему было просто плевать на Девину. В эту секунду, его на самом деле не заботило, что она делала, пока они были вместе.

– Она солгала насчет прошлой ночи, – резко сказал Вин. – Девина солгала.

Джим без колебаний ответил: – Я знаю.

– Неужто?

– Я не поверил ни единому сказанному ею слову.

– И почему же?

– Я пошел в больницу проведать ее, потому что мне с трудом верилось в произошедшее. И она начала нести сентиментальную чепуху о том, как рассказала тебе о той ночи, и поэтому ты набросился на нее. Но ты же не знал, ведь так? Она никогда не говорила тебе об этом, верно?

– Ни слова. – Развернувшись, Вин направился в дюплекс. Когда Джим не последовал за ним, он бросил через плечо, – Так и будешь стоять там как статуя или пойдем, перекусим?

Очевидно, говорить начистоту предпочтительней за едой, и после того, как они прошли через главный вход, Вин закрыл дверь на замок и цепочку. Учитывая, как шли дела в последнее время, Вин ничем не собирался рисковать.

– Ах ты, черт! – воскликнул Джим. – Твоя гостиная…

– Ага. Винс МакМэхон навел здесь косметический ремонт.

На кухне Вин достал мясную нарезку и банку «Хеллманс», используя левую руку.

– Что выберешь – ржаной хлеб или хлеб из теста на закваске?

– На закваске.

Достав салат-латук и помидор из холодильника, Вин собрался с духом.

– Я должен знать, как это произошло. С Девиной. Расскажи мне все… Дерьмо… не все. Но, как она к тебе подкатила?

– Ты уверен, что хочешь обсудить это?

Он достал нож из выдвижного ящика.

– Должен, дружище. Мне это нужно. Я чувствую себя так… будто встречался с кем-то, кого совершенно не знаю.

Джим выругался, а потом сел на высокую табуретку за кухонным столом. – Мне поменьше майонеза.

– Окей. А сейчас – говори.

– Между прочим, я не верю, что она та, за кого себя выдает.

– Забавно, я тоже.

– В смысле, я навел на нее справки.

Вин взглянул на него в процессе снятия голубой крышки с пластиковой банки.

– Поведаешь, как тебе это удалось?

– Ни за что на свете.

– И результат…?

– Она не существует, в буквальном смысле. И, поверь на слово, если мои каналы не выяснили ее настоящую личность, никто не сможет.

Вин слегка прошелся майонезом по булке Джима, потом более толстым слоем намазал свой ржаной хлеб, но вышло неаккуратно. Он не владел одинаково свободно обеими руками.

Боже, он совсем не удивлен насчет Девины…

– Я все еще жду подробности о четверге, – сказал Вин. – И будь любезен, просто расскажи. У меня сейчас нет сил, чтобы соблюдать приличия.

– Черт… – Джим потер лицо. – Окей… она была в «Железной Маске». Я был с… друзьями. Думаю, ты можешь назвать их «сукиными детьми», не промахнешься. Так или иначе, когда я ушел, она последовала за мной на парковку. Было холодно. Она казалась потерянной. Она была... ты уверен, что хочешь знать?

– Да. – Вин взял помидор, положил на разделочную доску и начал нарезать с грацией пятилетнего. Скорее, он зверски рубил этот овощ. – Продолжай.

Джим покачал головой. – Она переживала из-за тебя. И казалась абсолютно неуверенной в себе.

Вин нахмурился. – Как переживала?

– Как… в смысле, из-за чего? Она не вдавалась в подробности. Я не спрашивал. Я просто… ну, хотел, чтобы ей было комфортно.

В этот раз головой покачал Вин. – Ей всегда комфортно. Вот в чем дело. Независимо от ее настроения, внутри себя она всегда собрана. Это одна из причин, которая меня привлекала в ней… ну, это и тот факт, что она самая физически уверенная в себе женщина, которую я когда-либо встречал. Но с идеальной внешностью, это естественно.

– Она сказала, что ты хотел, чтобы она вставила имплантаты.

Вин резко поднял взгляд. – Ты шутишь? Я говорил ей, что она идеальна, с самой первой ночи, причем на полном серьезе. Никогда не хотел в ней ничего изменить.

Внезапно, Джим нахмурил брови, жесткое выражение возникло на его лице.

– Похоже, тебя развели, приятель. – Вин разломил салат-латук и направился к раковине с парой листьев. – Дай угадаю, она излила тебе душу, ты увидел уязвимую женщину, связавшуюся с козлом, поцеловал ее… вероятно, даже представить не мог, что зайдет дальше.

– Я не мог поверить, во что это вылилось.

– Тебе было жаль Девину, но также она привлекала тебя. – Вин выключил кран и стряхнул воду с листьев. – Захотел сделать что-то, чтобы она почувствовала себя лучше.

Голос Джима стал тише. – Да, все так и было.

– Хочешь узнать, как она зацепила меня?

– Да.

Вернувшись к столу, Вин разложил ломтики ростбифа толщиною с бумажный лист. – Я пришел на открытие галереи. Она была там одна, одетая в платье с вырезом до поясницы. На потолке висели те лампы, специально освещающие картины на продажу, и когда я вошел, то увидел, как она стояла у Шагала, и свет падал прямо на ее спину. Изумительно. – Он добавил слой порубленного помидора и пушистое одеяло из латука, потом укрыл сэндвичи сверху хлебом. – Целый или разрезать?

– Целый.

Он протянул бутерброд Джиму, а свой разрезал пополам. – На аукционе она сидела передо мной, и я все время чувствовал аромат ее парфюма. Заплатив хренову тучу денег за Шагала, я никогда не забуду ее взгляд через плечо, когда аукционист ударил молотком. Улыбка Девины была всем, что мне нравилось в женщинах в то время. – Откусив сэндвич и пережевывая, он предался живым воспоминаниям. – Мне нравился грязный секс, ну, знаешь, в стиле порно. И ее взгляд сказал, что она не имела ничего против. Той ночью она пришла ко мне домой, и я трахнул ее прямо здесь, на полу. Потом на лестнице. И наконец, на кровати. Дважды. Она позволяла делать с собой что угодно, причем наслаждалась этим.

Джим моргнул и перестал жевать, будто пытался сопоставить «Проделки Бивера», которые скормили ему, с порно в лучших традициях «Vivid Video», описанное Вином.

– Девина была… – Вин отклонился в бок, схватив два бумажных полотенца, – именно той, какой я хотел ее видеть. – Протянул одну салфетку Джиму. – Она дала возможность свободно заниматься бизнесом, не волновалась, когда я исчезал на неделю без предупреждения. Она выходила в свет, когда мне было нужно, или оставалась дома в противном случае. Она была… словно отражением моих желаний.

Джим вытер рот салфеткой. – Или тем, что могло тронуть меня.

– В яблочко.

Они приговорили свои сэндвичи, и Вин сделал два новых. Пока они ели по второму кругу, то хранили молчание, будто оба вспоминали проведенное с Девиной время… удивляясь, как они позволили так легко одурачить себя.

В конце концов, Вин прервал тишину. – Итак, они утверждают, что я присутствую на записях камер наблюдения прошлой ночью. Поднимался по лифту. Охранник сказал, что видел мое лицо. Но это абсолютно невозможно. Меня здесь не было. Кто бы там ни был, это не я.

– Я верю тебе.

– Ты будешь единственным.

Мужчина замер с сэндвичем на полпути ко рту. – Я не знаю, как сказать тебе это.

– Ну, учитывая, что ты только что поведал мне, как трахнул мою бывшую, сложно представить что-то более каверзное.

– Но это так.

Вин сам замер на половине укуса, не оценив выражение на лице парня.

– Что.

Джим долго молчал, даже успел закончить свой гребаный перекус. Наконец, он коротко и напряженно рассмеялся. – Я не знаю даже, с чего начать.

– Алло? Секс с вышеупомянутой бывшей? Давай, не тяни кота за яйца.

– Окей. Плевать. Твоя бывшая не отбрасывает тень.

Сейчас настала очередь Вина смеяться. – Это какой-то военный жаргон?

– Ты хочешь знать, почему я верю, что не ты был в лифте прошлой ночью? Ты сам так сказал: она – отражение, мираж… Девина не существует, вдобавок очень опасна, и да, я знаю, что звучит бессмысленно, но такова реальность.

Вин медленно опустил то, что осталось от ростбифа. Парень был серьезен. Предельно серьезен.

Возможно ли, удивлялся Вин, что Джим говорил о другой стороне его жизни? Той, что невозможно увидеть, но которая вылепила Джима так же, как и Вина – ДНК родителей?

– Ты сказал… что пришел, чтобы спасти мою душу, – пробормотал Вин.

Джим уперся руками в гранитное покрытие стола и наклонился вперед. Мускулы, обтянутые простой белой футболкой с короткими рукавами, напряглись под тяжестью веса.

– И я не шутил. Я получил новую веселую работу по возращению людей с обрыва.

– Обрыва куда?

– В пламя ада. Как я уже говорил… в твоем случае, я был уверен, что должен удостовериться в том, что ты будешь счастлив с Девиной, но сейчас я с чертовской ясностью осознаю, как ошибался. Сейчас… дело в чем-то другом. Я просто не знаю, в чем именно.

Вин вытер рот салфеткой и уставился на большие, умелые руки Джима.

– Ты поверишь… если я скажу, что мне снился сон о Девине… в нем она словно сошла с экрана фильма «28 дней», вся прогнившая насквозь? Она заявила, что пришла по моей просьбе, что мы заключили какую-то сделку, которую я не смогу разорвать. И знаешь, что самое смешное? Сон по ощущениям совсем не казался таковым.

– Я уверен, что это был и не сон. До того, как я насмерть поцеловался с удлинительным шнуром в пятницу? Я бы сказал, что ты сумасшедший. Сейчас? Можешь не сомневаться, что я верю каждому твоему слову.

Наконец-то, по крайней мере, что-то работало за него, а не против, подумал Вин, решив выложить все карты на стол.

– Когда мне было семнадцать, я пошел к…– Боже, даже зная, как Джим стоически воспринимал новости, Вин все равно чувствовал себя полным придурком. – Я пошел к гадалке, предсказательнице… эта женщина жила в городе. Помнишь «заклинание», которое нашло на меня в закусочной? – когда Джим кивнул, он продолжил. – Раньше такое случалось часто, и мне нужно было… черт, нужно было как-то прекратить приступы. Они разрушали мою жизнь, заставляли чувствовать себя уродцем.

– Потому что ты видел будущее?

– Да, и знаешь, эта хрень не нормальна. Я никогда не напрашивался на это и был готов на все, чтобы прекратить. – В мозг нахлынули воспоминания из прошлого, о том, как он падал в приступах посреди магазинов, в школах, библиотеках и кинотеатрах. – Это была пытка. Я никогда не знал, когда нагрянет транс, не понимал, что говорил во время припадков, и люди, которых я пугал до чертиков, считали меня психом. – Он коротко рассмеялся. – Все было бы иначе, предсказывай я лотерейные розыгрыши, но я видел только плохие вести. Так или иначе, я, будучи семнадцатилетней бестолочью, дошел до ручки. Дома меня ждали жестокие родители-алкоголики, которые были не в состоянии помочь мне или посоветовать что-нибудь… Я не знал, что делать, куда пойти, к кому обратиться. В смысле, к маме и папе? Черта с два, я не попросил бы их приготовить мне завтрак, не говоря уже о подобной сверхъестественной хрени. Поэтому однажды, перед Хэллоуином, который является моим днем рождения, на обороте «Курьер Жорнал» я наткнулся на объявления каких-то психологов, целителей, и решил дать им шанс. Я поехал в центр, постучал в несколько дверей, и одна из них, в конце концов, открылась. Казалось, женщина прониклась моей бедой. Она дала мне указания, и когда я вернулся домой и сделал, что нужно… все изменилось.

– Каким образом?

– Во-первых, прекратились приступы, и потом фортуна улыбнулась мне. Родители наконец-то испарились… потом поделюсь деталями, скажем так, конец был очевиден для алкоголиков. После их смерти я чувствовал облегчение, свободу и… как-то совершенно иначе. Мне исполнилось восемнадцать, я унаследовал дом и слесарно-водопроводное дело отца… так все начиналось.

– Погоди, ты сказал, что чувствовал себя по-другому… как именно?

Вин пожал плечами. – Я рос спокойным ребенком. Ну, знаешь, не особо интересовался школой, ничем не выделялся. Но после смерти родителей… спокойствие как рукой сняло. У меня появилась эта жажда. – Он положил ладонь на живот. – Я всегда чувствовал голод. Мне всего… было мало. Будто я страдал ожирением, когда доходило до денег… нуждался в них, независимо от того, сколько зелени лежало на моих счетах. Я объяснял это тем, что когда мои родители погибли, я как раз из юноши превращался во взрослого… в смысле, я должен был обеспечивать себя, потому что больше у меня никого не было. Но я не думаю, что дело только в этом. Проблема в том, что когда я работал на полную ставку у тех водопроводчиков, я втянулся в наркобизнес. Деньги были бешеными, и чем больше я зарабатывал, тем большего хотел. Я начал строить дома потому, что таким способом стал зарабатывать легально… это было важно не потому, что мне грозила тюрьма, а потому, что за решеткой я не смог бы грести столько зелени, как на свободе. Я работал без устали. Меня не сковывали ни мораль, ни законы, ничто, только самосохранение. Ничто не приносило мне покоя… но все изменилось две ночи назад.

– Что изменилось?

– Я взглянул в глаза женщины и почувствовал… что-то иное.

Вин потянулся к заднему карману и достал изображение Мадонны. Пристально посмотрев на него, он положил карточку на стол и повернул ее так, чтобы смог разглядеть и Джим.

– Когда я посмотрел в ее глаза… я впервые в жизни почувствовал удовлетворение.

***

Наклонившись, Джим посмотрел на икону. Черт возьми… на ней была изображена Мария-Тереза. Темные волосы, голубые глаза, мягкое, доброе лицо.

– А вот это на самом деле жутко.

Вин прокашлялся. – Она – не Дева Мария. Я знаю. И это не ее изображение. Но когда я увидел Марию-Терезу, жгучая дыра в моем животе успокоилась. Девина? Она только подливала масла в огонь. Был ли это наш секс и преступаемые нами границы, или же вещи, которые она желала получить, посещаемые нами места. Она делала голод только сильнее. С другой стороны, Мария-Тереза… она – как теплый бассейн. Когда я с ней, мне не хочется быть где-то еще. Вообще.

Парень резко убрал икону, закатывая глаза. – Господи Боже, только послушайте, что я говорю. Напоминает фильм о домашнем насилии.

Джим слегка улыбнулся. – Ну, да, если все не разрешится, ты всегда сможешь начать бизнес по изготовлению поздравительных открыток в тюрьме.

– Мечтал именно о такой смене карьеры.

– Лучше так, чем штопать номерные знаки.

– Остроумнее, это точно.

Джим подумал о Девине и так называемом сне. Велика вероятность, что это был и не ночной кошмар вовсе. Да ради Бога, если Девина не отбрасывала тень при дневном освещении, то какие еще трюки она прятала в своем рукаве?

– Что конкретно ты сделал? – спросил Джим. – Когда тебе было семнадцать?

Вин скрестил руки на груди, и практически можно было услышать, как его засасывает прошлое. – То, что мне сказала сделать та женщина.

– И это было...? – Когда Вин покачал головой, Джим догадался, что обряд был из разряда жуткого хард-кора. – Женщина еще жива?

– Не знаю.

– Как ее зовут?

– Какая разница? Это в прошлом.

– Но Девина – нет, и благодаря ней ты арестован за то, чего не совершал. – Вин смачно выругался, на что Джим кивнул. – Ты открыл дверь, неплохая мысль вернуться назад и забрать от нее ключи.

– В том и проблема. Я думал, что закрыл ее. Что до гадалки, то все произошло двадцать лет назад. Сомневаюсь, что мы сможем ее найти.

Когда Вин начал убирать со стола, Джим взглянул на его неуклюже перевязанную руку. – Как поранился?

– Раздавил стакан во время разговора с тобой.

– Не удивительно.

Вин остановился, завернув хлеб из закваски лишь наполовину. – Я беспокоюсь за Марию-Терезу. Если Девина смогла сделать со мной такое, кто знает, на что еще она способна.

– Согласен. Она знает о…

– Нет, и я постараюсь, чтоб так оставалось и дальше. Не хочу втягивать Марию-Терезу в это дерьмо.

Очередное доказательство, что Вин не был глуп. – Слушай… насчет нее. – Джим хотел аккуратно преподнести эту новость. – Я запросил ее прошлое, когда ты сказал, что другой парень, убитый в переулке, также был с ней.

– О, Господи… – Вин повернулся спиной к шкафу для посуды, который только что открыл. – Этот ее бывший. Он нашел ее. Он…

– Не он. Он в тюрьме. – Джим пересказал то, что поведал ему Матиас, и, кто бы мог подумать… чем больше всплывало подробностей, тем более хмурым становился Вин. – Суть в том, – заключил Джим, – что убийцей может оказаться один из сообщников Каприцио, но вряд ли это так на самом деле – они бы никого, кроме Марии-Терезы не стали трогать.

Вин выругался… и значит, он уловил саму суть ситуации и все возможные последствия. – Кто, в таком случае? Предполагая, что она связана с двумя нападениями?

– Вот в чем вопрос.

Вин прислонился к столу, скрестив руки, он выглядел так, будто с радостью прибил бы кого-нибудь.

– Кстати, Мария-Тереза бросила, – сказал Вин через мгновение. – Ну, знаешь, то дерьмо в «Железной Маске». И, думаю, она собирается покинуть Колдвелл.

– Правда?

– Я этого не хочу, но, наверное, так будет лучше. Преследователем может оказаться один из тех... мужчин, ну, в клубе, и она… да.

Когда парень с силой сжал губы, будто его кишки покрылись коркой льда, Джим осознал, что отношения между влюбленными развивались. Быстро. Он не стал бы спорить на Пса, но поставил бы грузовик и Харлей в придачу, что Вин и Мария-Тереза стали любовниками… потому что выражение на лице парня было душераздирающим.

– Я не хочу терять ее, – пробормотал Вин. – Мне ненавистна мысль, что она всю жизнь провела в бегах.

– Ну, – подытожил Джим, – тогда я думаю, мы должны сделать так, чтобы ей было безопасно остаться здесь.

В безопасности от Девины… и преследующего ее психа, кем бы он ни был.

По крайней мере, Джим знал, что делать с тем подонком, одержимым его женщиной. Что касается Девины? Ему нужно отделаться от нее самому.

Вин посмотрел через кухню, и когда их взгляды встретились, Джим кивнул, будто понимал, что дела пойдут странно, и был не против этого. Протянув перевязанную руку, Вин сказал:

– Отличный план, дружище.

Джим аккуратно пожал предложенную лапу. – Предчувствую, что с тобой будет приятно работать.

– Аналогично. Похоже, та драка в баре была всего лишь разминкой.

– Очевидно.

Глава 29

Сев после последнего псалма на скамью, Мария-Тереза почувствовала вибрацию телефона в сумочке и сунула в нее руку, чтобы остановить это дребезжание.

Робби взглянул на нее, но она только слегка улыбнулась ему. Ей звонили лишь в трех случаях: ошиблись номером, няни… или Трэз. И как бы ей ни нравился ее бывший босс, она надеялась, что это не он.

Мария-Тереза внезапно подумала о том, что узнала в колледже об опытных парашютистах. Дело было на занятиях по психологии, их обучали распознаванию опасности и тревоги. На вопрос, когда или если они вообще испытывали страх, парашютисты, подходящие под профиль любителей риска, поголовно отвечали, что боялись только при последнем прыжке – будто их удача могла иссякнуть, и неприятности, которые до сих пор обходили их стороной, перед самим прыжком дадут о себе знать.

Забавно, когда ей было восемнадцать, и она сидела в лекционной аудитории, это казалось нелепым. Почему экстремалы теряли свои железные нервы перед последним прыжком, после стольких-то совершенных? Теперь она понимала.

Она могла уволиться прошлой ночью… но что, если это звонит Трэз насчет копов? Что, если на этот раз дело не в убийствах, а в том, чем она занималась за деньги?

В церкви рядом со своим сыном, впервые в жизни этот риск показался ей реальным. Ведь эволюция от сексуальной официантки до чего-то большего происходила в среде, где тот самый «выбор карьеры» окружающие ее люди сделали благополучно. Вдруг она поняла, что, вероятно, совсем сошла с ума. Если ее посадят, Робби окажется в приемной семье… ведь оба его родителя будут за решеткой.

Конечно же, ни Трэз, ни ее первый босс не имели проблем с полицией, но как она могла полностью полагаться на это, учитывая, что было на кону?

Боже… выбравшись с самого дна своей жизни, она другими глазами посмотрела на выбор, сделанный ею ради денег…

Окинув взглядом людей на скамьях, Мария-Тереза с потрясением поняла, что теперь смотрит на свои действия с позиции нормального человека. Как результат – она пришла в ужас от самой себя.

Бойся своих желаний, подумала она. Ей хотелось находиться среди «озабоченных здоровых», потому что среди них жилось гораздо легче, чем в ее прошлой жизни. Теперь же, ступив в этот омут, то, чем она занималась в «Железной Маске», казалось ей куда ужасней, безответственней и опасней.

А на самом деле, Мария-Тереза вела такую жизнь уже десять лет. Брак с Марком стал первым шагом в жизнь вне закона, которую раньше она видела только по телевизору. Подделка документов, чтобы обеспечить безопасность сына, – вторым. Проституция ради средств к существованию – третьим.

Взглянув на длинный проход к алтарю, Мария-Тереза разозлилась на себя и свой выбор. Кроме нее у Робби никого не было, и хотя она думала, что всегда ставила его на первое место, на деле все вышло иначе.

И отсутствие альтернатив, учитывая какие деньги она задолжала, не слишком-то успокаивало.

Когда служба закончилась, они с Робби встали и присоединились к толчее людей, собравшихся в вестибюле около Отца Нили. По большей части она сконцентрировалась на том, чтобы провести Робби вперед, но время от времени кивала людям, которых знала с молитвенной группы или с прошлых воскресений, поскольку не могла избежать контактов, не показавшись грубой.

Робби держал ее за руку, но делал это как мужчина, ведя ее вместо того, чтобы идти следом… по крайней мере, ему так казалось. Подойдя к священнику, он отпустил ее и первым пожал ему руку.

– Прелестная служба, – сказала Мария-Тереза, положив ладони на плечи сына. – И реставрация собора прекрасно продвигается.

– Да, да. – Отец Нили с улыбкой осмотрелся, его седые волосы и величественная осанка при худощавом телосложении идеально подходили для человека духовного сана. Вообще-то, он напоминал сам собор – такой же бледный и неземной. – Немного осталось, наконец-то.

– Рада, что вы и статую тоже решили почистить. – Она кивнула на пустое место, где обычно стояла фигура Марии Магдалены. – Когда ее вернут?

– О, дорогая, ты не знаешь? Ее украли. – Проталкивались люди, и Отец Нили принялся встречать взгляды других прихожан и улыбаться. – Полиция ищет вандала. Нам повезло, учитывая, что еще они могли забрать.

– Это ужасно. – Мария-Тереза потрепала Робби по плечу, он, поняв намек, взял ее за руку и начал отводить в сторону. – Надеюсь, ее найдут.

– Я тоже. – Священник наклонился вперед и сжал ее предплечье, его глаза, спрятанные под ватными бровями, светились добротой. – Всего хорошего, дитя мое.

Он всегда был добр к ней. Несмотря на то, что все знал.

– Вам того же, Отец, – хрипло сказала она.

Они с Робби вышли навстречу прохладному апрельскому дню, и, взглянув на молочно-белое небо, Мария-Тереза почувствовала перемену в воздухе.

– Ничего себе, думаю, снег пойдет.

– Правда? Было бы так круто.

Когда они шли по тротуару, повсюду заводились машины, словно вышла 500-ка «The Sunday Times», и прихожане стремились попасть домой, чтобы свернуться с газетой на диванах и креслах. По крайней мере, она так думала, увидев, сколько народу вышло из «Райт Эйд», находившемся вниз по улице, из их рук буквально вываливались «Нью-Йорк Таймс» и воскресный выпуск «Колдвелл Курьер Жорнал».

Робби без вопросов снова взял ее за руку, когда они подошли к обочине в конце квартала и стали ждать, пока хоть немного рассосется движение. Стоя рядом с ним, Мария-Тереза беспокоилась о пропущенном звонке, но также прекрасно понимала, что лучше не доставать телефон, когда сын поблизости. Ее маска была хороша, но не настолько.

Как оказалось, она победила в игре с правилами парковки, и Камри не отбуксировали, но вот двигателю холодная погода не особо понравилась. С горем пополам она завела машину и выехала на дорогу…

Лежа на заднем сиденье, ее сумочка издала слабое мурлыканье: телефон снова вибрировал, на этот раз около бумажника, что объясняло странный звук.

Вытянув руку, Мария-Тереза попыталась дотянуться до него, но проворные ручки Робби добрались до телефона первыми.

– Какой-то Трэз, – объявил он и протянул ей мобильник.

Она со страхом приняла вызов.

– Алло?

– Ты должна прямо сейчас приехать в клуб, – сказал Трэз. – Здесь полиция по поводу нападения, и они хотят задать тебе несколько вопросов.

– Какого нап… – Она взглянула на Робби. – Прости, ты о чем?

– Прошлой ночью в переулке нашли еще одного мужчину. Его ужасно избили, и он в критическом состоянии в больнице. Слушай, это тот, с которым я тебя видел… да и другие тоже. Тебе нужно…

– Мам!

Мария-Тереза ударила по тормозам, и Камри с визгом занесло, едва не задев зад внедорожника, которому она должна была уступить дорогу. Когда другая машина просигналила, мобильник выпал из ее руки, отскочил от приборной панели, долетел до окна со стороны Робби и приземлился где-то на полу у егоног.

Камри остановилась, покачнувшись с грацией быка, и Мария-Тереза повернулась к сыну.

– Ты как?

Когда она похлопала его по груди, Робби кивнул и медленно отпустил ремень безопасности, в который вцепился мертвой хваткой.

– Думаю… ты проехала… на красный.

– Точно.

Она убрала с лица волосы и посмотрела в лобовое стекло.

Разъяренный водитель внедорожника встретился с ней взглядом, но, увидев ее лицо, успокоился… что навело ее на мысль о том, какой напуганной, она, наверное, выглядела. Когда он спросил: «вы в порядке?», она кивнула, затем он помахал и уехал.

Марии-Терезе, однако, была нужна минутка. Камри, слава Богу, удачно припарковалась параллельно обочине.

Ну, на обочине.

В зеркале заднего вида она увидела, как из синей «Субару», остановившейся прямо позади нее, вышел мужчина. Подойдя поближе, он приподнял очки выше на нос и попытался пригладить свои тоненькие светлые волосы на сильном ветру. Она знала его, подумала Мария-Тереза… с молитвенной группы и с предыдущего вечера на исповеди.

Нажав на кнопку, она опустила окно, удивленная тем, что он вообще подошел. Мужчина казался стеснительным и почти никогда не разговаривал на встречах. Поэтому она предположила, что он тоже из отряда молчунов.

– Все целы? – спросил он, наклонившись и положив руку на крышу.

– Да, но еще бы немножко и… – Она улыбнулась ему. – Как мило с вашей стороны остановиться.

– Я ехал за вами, и мне следовало подать сигнал, ведь я не заметил, чтобы вы тормозили, выехав на перекресток. Думаю, вы отвлеклись. Ты тоже в порядке, сынок?

Робби молчал, рассматривая сложенные на коленях руки. Он нечасто смотрел людям в глаза, и Мария-Тереза не собиралась его заставлять.

– Он в порядке, – сказала она, удержавшись, чтобы снова проверить, не пострадал ли он.

Наступила тишина, а затем мужчина сделал шаг назад.

– Я так понимаю, вы домой едете. Берегите себя.

– Вы тоже, и еще раз спасибо, что справились о нас.

– Да не за что. Скоро увидимся.

Когда она подняла окно, откуда-то с полу раздался крик.

– Телефон! – сказала она. – О, нет, Трэз… Робби, можешь поднять?

Робби наклонился и поднял трубку. Прежде, чем отдать ей мобильник, он на полном серьезе спросил:

– Хочешь, я сяду за руль?

Мария-Тереза чуть не засмеялась, но выражение его лица не дало ей этого сделать.

– Я буду внимательней. Обещаю.

– Ладно. Мам.

Она похлопала его по колену и снова поднесла телефон к уху.

– Трэз?

– Это что, мать твою, было?

Поморщившись, она отвела трубку подальше от уха.

– Эээ… красный сигнал светофора, который я не заметила. – Она посмотрела в каждое зеркало и все окна, а затем включила поворотник. – Но никто не пострадал.

Мимо проехала синяя «Субару», и она помахала водителю. Пол… Питер… как его зовут?

– Господи Иисусе… у меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло, – прошептал Трэз.

– Так, о чем ты говорил?

Будто почти случившейся аварии было мало.

– Давай ты перезвонишь мне, когда доберешься до дома. Не знаю, сколько светофоров между тобой и…

– Теперь я вся во внимании. – Она медленно надавила на газ. – Клянусь.

Раздалось типичное мужское ворчание. Затем:

– Ладно… тогда слушай. Примерно полчаса назад сюда заявились копы. Они хотят поговорить с персоналом, и с тобой в особенности. Думаю, они ездили к тебе домой и пытались с тобой связаться, но когда у них ничего не вышло, то приехали сюда. Мне известно немного, только то, что на обоих местах были следы, которые связывают два нападения. Кажется, следы кроссовок. Не думаю, что мне полагается это знать? Кстати… это те два копа вышли наружу покурить, и они делают какие-то снимки, и обана, меня позвали. Прикинь, да.

В первую очередь Мария-Тереза подумала о том, что Вин не носил кроссовок… или, по крайней мере, две последние ночи на нем были туфли на плоской подошве.

Странно, не правда ли: больше всего ее волновало, не замешан ли в этом Вин, а не то, что Марк, сидя в тюрьме, послал за ней прихвостней. Дело-то в том, что однажды она уже сбежала от своего бывшего – сможет сделать это снова. Но мысль о том, что ее привлекает другой жестокий мужчина – от этого не так легко улизнуть.

– Трэз, есть соображения, когда… – Она взглянула на Робби, рисующего пальцем на окне. – Ты знаешь, когда это произошло? Прошлой ночью?

– После твоего ухода.

Значит, это не может быть Вин…

– У твоего мужчины неприятности, кстати.

– Прости?

– Вин ДиПьетро. Его показывают по всем новостям. По ходу, его подружка оказалась в больнице, и она утверждает, что по его вине.

Когда начался второй акт драмы, Мария-Тереза убрала ногу с педали газа и специально взглянула наверх, подъехав к перекрестку. Зеленый. Зеленый, значит, можно ехать, сказала она самой себе. Она осторожно вернула ногу на место, и Камри ответила на это со всем удовольствием пациента, находящегося на искусственной вентиляции легких.

– Возможно такое, – пробормотал Трэз, – что вы двое были вместе прошлым вечером часов так в десять?

– Да.

– Тогда вздохни с облегчением. Потому что согласно новостям, дамочка заявила, что именно в это время все и случилось.

Мария-Тереза выдохнула, но совсем чуть-чуть.

– О, Боже… что он собирается делать?

– Его выпустили под залог.

– Я могу помочь ему.

Хотя, как только эти слова слетели с ее языка, она начала сомневаться в правильности такого шага. Последнее, что ей нужно, так это засветиться в новостях: еще неясно, почему она так долго была «в безопасности» от Марка: либо он оставил ее в покое, либо посланные им люди еще не нашли ее.

– Да, но тебе лучше не впутываться в это, – сказал Трэз. – У него есть деньги и связи, а ложь всегда в конце раскрывается. В любом случае, могу я сказать полиции, что ты поговоришь с ними?

– Да… но пусть они подождут меня у тебя. – Ей точно не хотелось снова разговаривать с полицией перед Робби, поэтому она встретится с ними в клубе. – Я прямо сейчас позвоню няне.

– Вот еще что.

– Да?

– Даже если ты больше не в деле, такое прошлое нелегко забыть, понимаешь? Пожалуйста, будь осторожна со всеми вокруг тебя, при первых сомнениях звони мне. Я не хочу беспокоить тебя, но не нравятся мне эти нападения на людей, имеющих к тебе отношение.

Как и ей.

– Хорошо.

– И если тебе нужно уехать из Колдвелла, я могу помочь.

– Спасибо, Трэз. – Она повесила трубку и посмотрела на сына. – Мне придется сегодня ненадолго отлучиться.

– Ладно. А Квинеша сможет прийти?

– Я постараюсь, чтобы пришла она.

Остановившись у светофора, Мария-Тереза быстренько нашла в контактах номер службы по предоставлению нянь и нажала «вызвать».

– Мам, а кто такой «он», которому ты хочешь помочь?

Пока шли гудки, она встретила взгляд сына. И не знала, что сказать.

– Ты поэтому улыбалась в церкви?

Она повесила трубку, прежде чем на звонок ответили.

– Он мой друг.

– Ясно.

Робби перебирал складки своих хаки.

– Просто друг.

Робби нахмурил брови.

– Мне иногда становится страшно.

– Из-за чего?

– Из-за людей.

Забавно, она чувствовала себя так же.

– Не все такие, как твой… – Она не хотела заканчивать предложение. – Я не хочу, чтобы тебе казалось, что все вокруг плохие и хотят навредить тебе. Большинство людей нормальные.

Робби, казалось, размышлял об этом. Чуть погодя, он взглянул на нее.

– Но как обнаружить разницу, мам?

У Марии-Терезы замерло сердце. Боже, у каждого родителя бывают времена, когда брякнешь что-то, и в груди появляется пустота.

– У меня нет на это хорошего ответа.

Когда загорелся зеленый свет, и они вновь поехали, Робби сконцентрировался на дороге, а Мария-Тереза оставила сообщение в Центре матерей-одиночек. Повесив трубку, она надеялась, что он такой серьезный, потому что вместе с ней следит за светофорами. Но у нее возникло чувство, что не все так просто.

На полпути к дому она вспомнила имя: Сол. Того мужчину с молитвенной группы зовут Сол.

***

Вернувшись из Коммодора, Джим остановился перед гаражом и вышел из машины. Когда он поднялся наверх, Пес своей головой развел занавески на окне, и, судя по тому, как навострились его уши, и как тряслась морда, его коротенький хвост вертелся с той же скоростью, что и винт самолета.

– Ага, я вернулся, дружище.

Подойдя к двери, Джим держал ключи наготове, но не сразу сунул их в совсем новый блестящий «Шлэг», который установил после переезда.

Оглянувшись через плечо, он обратил внимание на грязную дорожку. На полузамерзшей земле виднелись свежие следы шин.

Сюда кто-то наведывался, пока его не было.

Когда по другую сторону двери Пес уже весь издергался от волнения, Джим окинул взглядом окрестности, а затем посмотрел на деревянную лестницу. Множество грязных следов, все они высохли и оставлены «Тимберлендами» – что указывало на то, что сделаны они были только им самим.

А, значит, кто бы сюда ни приходил, либо сначала вытер ноги о траву, либо подлетел к дому: у него было чувство, что непрошенные гости не просто заехали на его подъездную дорожку, сделали разворот в два приема и уехали.

Потянувшись за спину, он вынул свой нож и левой рукой повернул ключ.

Раздался щелчок, и послышался топот собачьих лап по голому полу… а также тихий царапающий звук.

Джим ждал, прислушиваясь к окружению, не обращая внимания на лай и скулеж Пса, выискивая что-нибудь другое. Ничего не услышав, он открыл дверь так резко, как только мог, чтобы не навредить при этом Псу, и осмотрелся.

Никого, но, зайдя внутрь, он увидел причину тех следов на дорожке.

Пока Пес бегал вокруг, Джим наклонился и подобрал тугой манильский конверт, лежавший на линолеуме прямо под отверстием для почты. Ни имени отправителя. Ни обратного адреса. Он весил как книга, и что бы ни было внутри на ощупь ей и казалось, прямоугольным с ровными краями.

– Как насчет того, чтобы выйти погулять, паренек? – спросил он у Пса, указывая на улицу.

Пес бросился в указанном направлении, предательски хромая, а Джим ждал у двери с пакетом в руках, пока тот сделает свои дела у кустиков около дорожки.

Держа в руках Матиасовскую версию кекса, ему пришлось убедить свой желудок не давать разрешение на эвакуацию приготовленных Вином двух сэндвичей с ростбифом.

Видите, вот в чем проблема: Голова может много чего нарешать, но это не значит, что тело с радостью примется исполнять план часа.

Забравшись по лестнице и прошмыгнув в дверь, Пес направился прямиком к своей миске с водой.

Молниеносным движением Джим бросил конверт и первым оказался у миски, поднял ее, вылил воду и вымыл с мылом. Когда он снова наполнил ее, его сердце начало биться в страшном, ровном ритме.

Дело в том, что пакет немного больше, чем отверстие в двери. Значит, они побывали внутри. И хотя они вряд ли отравили воду Пса, животное каким-то образом за последние три дня стало ему семьей, а, значит, любой, даже самый малый риск неприемлем.

Пес получил свое питье, а Джим подошел к кровати, сел и взял конверт. Как только Пес закончил, он прихромал и взобрался наверх, будто хотел знать, что в пакете.

– Съесть ты это не сможешь, – сказал Джим. – Но нассать на него – пожалуйста. Против такого беспорядка я ничего не буду иметь против. Абсолютно ничего.

Он ножом поддел жесткую тонкую бумагу и разорвал разрез, избавляясь от обертки, в которую был завернут…

Лэптоп размером со старенькую видеокассету.

Он вытащил вещицу и дал Псу ее обнюхать. Очевидно, он получил одобрение, поскольку тот подтолкнул его и свернулся калачиком, зевнув.

Джим открыл лэптоп и включил его. Начала загружаться «Windows Vista», и ну надо же, когда он зашел в меню «пуск» и в «Outlook», который был установлен, оказалось, у него есть ящик. С прежним паролем.

В папке «входящие», лежало приветственное письмо от «Outlook Express», которое он проигнорировал, и еще два от неизвестного отправителя.

– Боже, Пес, каждый раз, как я хочу уйти, они продолжают втягивать меня обратно, – сказал он, даже не пытаясь подражать Аль Пачино.

Джим открыл первое письмо и сразу перешел к его прикреплениям… которыми оказались файлы Adobe… и содержали они в себе информацию на сотрудника на добрых пятнадцати страницах.

В левом правом углу была фотография знакомого Джиму человека, а также детали, включая последний известный адрес парня, описание внешности, дела, заслуги и недостатки. Просматривая и запоминая инфу, он внимательно следил за таймером в нижней части экрана. Он был установлен на пять минут, которые быстро сократились до двух, а когда три цифры, разделенные двоеточием, превратились в 0:00, прикрепление стало кибер-пылью, будто никогда и не существовало. То же самое происходило, только сразу, если он пытался переслать, распечатать или сохранить файл.

Матиас сообразителен.

Слава яйцам за фотографическую память.

А за сами данные? На первый взгляд казалось, что нет ничего необычного, простая сводка на подозрительного парня, который как электронный файл – всего лишь воздух, пока не исчезнет совсем. Вот только остались три предательских буквы рядом со словом «СТАТУС» – ПБВ.

А, вот, значит, и задание. В той части войск, в которой находился Джим, нет такой вещи, как ПБВ. Есть ДС, ВР или СЯ: действительная служба, в резерве или сосновый ящик, последнее – красивый термин, который используется неофициально, конечно же. Джим числился в резерве, а, значит, технически его могут вызвать в любой момент, и ему придется явиться, или же рядом с его статусом появится запись «МЕРТВ». По правде говоря, ему пришлось шантажировать ублюдка Матиаса, чтобы попасть в резерв, и, учитывая, что у него есть на парня, он, возможно, смог бы в нем и остаться. Если бы ему не пришлось продать свою душу.

Что ж… задание предельно ясно: Матиасу нужно, чтобы этого человека убили.

Джим еще раз просмотрел данные, удостоверившись, что сможет закрыть глаза, прочитать текст и увидеть фото на внутренней стороне век. Затем он увидел, как таймер подошел к нулю, и все исчезло.

Он открыл второе письмо. Еще один файл, еще один таймер в нижнем углу, запустившийся, когда открылся сам документ. В этот раз там была лишь фотография парня, только теперь его лицо избито, на лбу зиял глубокий порез, из которого текла кровь. Но он не был жертвой. Его костяшки обернуты для борьбы, а за головой и плечами – красная проволочная сетка.

Изображение солдата было сканом флаера подпольной борцовской группы, практикующей смешанные виды боевых искусств. Код местности 617. Бостон.

Имечко, под которым его знали, было одновременно никуда, блин, негодным, и чертовски точным: Кулак. А настоящее – Исаак Рот.

На просмотр этого файла было отведено всего 180 секунд, и Джим просидел их, рассматривая лицо. Он видел его несколько раз, даже рядом с собой, когда они работали вместе.

Пес забрался на колени Джима и свернулся там, положив морду на клавиатуру.

Да, Матиас хочет смерти парня, потому что Исаак решил смыться – стандартная работа по стандартным правилам. Что значит, если Джим этого не сделает, этим займется кто-нибудь другой, и закончится все тем, что сам он тоже однажды утром проснется мертвым.

Все предельно просто.

Джим погладил Пса и подумал, кто же будет кормить и заботиться о парнишке, если случится что-то плохое. Черт, так странно, когда есть ради кого жить… но Джим просто не мог вынести мысли о потерянном и одиноком животном, снова голодном и напуганном.

В мире полно жестоких ублюдков, которые не пройдут мимо неряшливого страшненького пса с хромой лапой.

И все же мысль об убийстве Исаака была отвратительной. Богу известно, что Джим чертовски хотел избавиться от службы, поэтому не мог винить парня за его уход: жизнь, проходящая на грани между правильным и неправильным, законным и незаконным, не из легких.

Опять же, рано или поздно они его найдут. Они всегда находят… Идентичный звук, издаваемый двигателями Харлеев, подъехавших к гаражу, заставил и его, и Пса обернуться, и когда этот рев затих, Пес тут же начал вилять хвостом. Когда на лестнице раздались шаги, животное спрыгнуло с кровати и засеменило к двери. Стук был громким, и прозвучал лишь единожды.

Пес лапой ударил дверь. Животное из-за своего волнения казалось даже неряшливее, чем обычно, и пока бедняга не помер от восторга, Джим поднялся и подошел к двери.

Открыв ее, он встретил холодный взгляд Эдриана.

– Чего надо?

– Поговорить.

Джим скрестил на груди руки, когда Эдди присел и оказал Псу знаки внимания. Учитывая реакцию животного, было сложно поверить, что байкеры играли в команде Девины, но только то, что они с ней не в дружеских отношениях, не значит, что им можно доверять: Джиму стоило лишь подумать о тенях, которых он не видел, и замешательстве в голосе прораба Чака, когда того спросили об этой парочке.

Интересно, что за хрень такая стоит у него на пороге.

– Вы двое заврались, – сказал Джим. – Так что разговор несколько бессмыслен, не правда ли.

Пес перекатился на спину, чтобы Эдди мог основательно почесать ему брюхо, а Эдриан пожал плечами.

– Мы ангелы, а не святые. Чего ты от нас хочешь.

– Значит, вы знаете этих четырех английских психов?

– Да, знаем. – Эдриан многозначительно взглянул на холодильник. – Слушай, разговор предстоит долгий. Пивом не угостишь?

– Вы существуете?

– Пиво. Разговоры потом.

Когда Эдди встал, держа Пса в сильных руках, Джим поднял ладони, останавливая их.

– Почему вы лгали?

Эдриан глянул на своего соседа, затем снова посмотрел на Джима.

– Не знал, сможешь ли ты выдержать все это дерьмо.

– И что же заставило тебя передумать.

– То, что ты выяснил, кто такая Девина, и не струсил. Ты поверил в то, что увидел на том тротуаре в больнице.

– Точнее в то, чего я не увидел.

Джим уставился на этих двоих, думая, что они точно следили за ним… и, может, это их Девина почувствовала тогда на больничной парковке.

– Нет, – сказал Эдриан, – мы тебя замаскировали, чтоб она тебя не увидела. Вот что она поняла, когда оглядывалась. Есть преимущества в том, чтоб она считала, что ты сам по себе и в растерянности.

– Вы еще и мысли читаете?

– И я в курсе, как не нравлюсь тебе в этот момент.

– Тебе не привыкать, – произнес Джим, задумываясь, суждено ли ему когда-нибудь работать не с придурками. – Итак… вы двое здесь, чтобы мне помогать.

– Ага. Девина тоже найдет себе помощников.

– Я не люблю лжецов. Слишком много опыта с ними.

– Больше не повторится. – Эдриан провел рукой по своим смехотворно великолепным волосам. – Слушай, нам тоже нелегко… Честно, я с самого начала сомневался в том, что задействовать тебя – хорошая идея, но это уже мои проблемы. Ты здесь, с этим ничего не поделаешь, и либо мы работаем вместе, либо Девина получает серьезное преимущество.

Что ж… логика чертовски неопровержимая.

– Я прикончил всю «Корону» на днях, поэтому остался только «Бад», – сказал Джим минуту спустя. – В банках.

– Именно этого жаждет ангел, – ответил Эдриан.

Эдди кивнул.

– Звучит неплохо.

Джим отошел в сторону и распахнул дверь.

– Вы живые?

Эдриан пожал плечами, когда они заходили.

– Сложный вопрос. Но я знаю, что люблю пиво и секс, такой ответ сойдет?

– А Пес что такое?

На этот вопрос ответил Эдди:

– Считай его другом. Очень хорошим другом.

Животное… или что оно там… стеснительно вильнуло хвостом, будто понимало каждое слово и волновалось, что он обиделся, и Джим почувствовал непреодолимое желание наклониться и слегка почесать ему подбородок.

– Я так понимаю, прививки ему ставить не нужно?

– Неа.

– А что с хромотой?

– Просто он такой, какой есть. – Большая ладонь Эдди прошлась по жесткой шерсти пса. – Такой, какой есть.

Когда они с Псом сели на кровать, а Эдриан начал ходил туда-сюда, Джим потащил свою задницу к холодильнику, схватил три «Бада» и раздал банки, как карты. По комнате пронеслось трио щелчков и шипений, а затем – коллективное «аааааах».

– Как много вы обо мне знаете? – спросил Джим.

– Все. – Эдриан огляделся и задержался на двух одинаковых стопках чистого и грязного. – В ящички комодов ты не веришь, да?

Джим посмотрел на стопки одежды.

– Неа.

– Серьезно, какая ирония.

– Почему?

– Увидишь. – Эдриан подошел к столу и сел на него. Притянув к себе коробку из-под обуви, полную шахматных фигурок, он заглянул внутрь. – Ну, так о чем ты хочешь узнать. О ней, нас, о чем угодно.

Джим сделал очередной глоток своего «Бада» и задумался.

– Для меня важно только одно, – сказал он. – Ее можно убить?

Оба ангела замолчали. И медленно покачали головами.

Глава 30

Учитывая, за что именно его арестовали и в целом положение вещей, Вин не мог поверить, чей номер высветился на экране его телефона.

Отвечая на звонок, он приглушил местные новости и собрался с духом.

– Мария-Тереза?

Последовала пауза. – Привет.

Крутанувшись на рабочем кресле, он окинул взглядом Колдвелл. Было сложно представить, что всего пару ночей назад он смотрел на панораму города с чувством господства. Сейчас он чувствовал себя так, будто его жизнь вышла из-под контроля, и он сражался за то, чтобы удержаться на насиженном месте, вместо того, чтобы стать, наконец, царем горы.

Он никогда не ходил вокруг да около. – Слышала новости? Обо мне?

– Да. Но прошлой ночью, когда все случилось, ты был со мной. Я знаю, что ты этого не совершал.

По телу прокатилось облегчение… по крайней мере, относительно этой проблемы. А другое нападение? В переулке?

– Сейчас я направляюсь в «Железную Маску». Полиция хочет поговорить со мной.

– Я могу с тобой встретиться? – выпалил он с отчаянием, которое поразило бы его при обычных обстоятельствах.

– Да.

Вин удивился ее незамедлительному ответу, но черта с два он станет возражать. – Я сейчас дома, в Коммодоре, поэтому могу подъехать куда угодно и в любое время.

– Я приеду к тебе, когда закончу в клубе.

– Мой этаж – двадцать восьмой. Я передам швейцару, чтобы пустил тебя.

– Не знаю, сколько времени займет разговор с полицией, но я напишу по дороге к тебе. – Глаза Вина переместились левее, он представлял, в скольких кварталах на юго-запад от него она находилась.

– Мария-Тереза?

– Да?

Он подумал о ней и ее сыне… от каких людей ей приходилось скрываться… до сих пор. Бывший мог легко добраться до нее из тюрьмы, может, уже добрался; и даже если те нападения не имели с ней ничего общего, или их совершил кто-то другой, ей все равно нельзя было высовываться.

– Не пытайся защитить меня.

– Вин…

– Я все объясню, когда ты приедешь сюда, – мрачно сказал он. – Скажем так, я знаю, как много ты потеряешь, если твое лицо попадет в СМИ.

Молчание. Потом: – Откуда?

Он мог сказать по напряжению в ее голосе, что она не одобрила вмешательство в ее прошлое. – У Джима, моего друга… есть связи. Я не просил его об этом, между прочим, но он сообщил мне, что выяснил.

Длинная пауза. Такая, что Вин чертовски пожалел, что не придержал эту маленькую бомбу до ее прихода. Но потом она выдохнула.

– Отчасти, это облегчение. Ну, что тебе известно.

– Разумеется, я никому не скажу.

– Я доверяю тебе.

– Хорошо, потому что я никогда не причиню тебе боли. – Сейчас настала очередь Вина замолчать. – Боже, Мария-Тереза…

Раздался слабый визг тормозов. – Я перед клубом. Поговорим чуть позже.

– Не защищай меня. Прошу.

– Скоро увидимся…

– Молчи. Не втягивай себя в мои проблемы с полицией. Ради своего сына, ради себя. Это не стоит такого риска.

На этом он остановился. Ни за что на свете он не станет выкладывать всю правду о Девине… отчасти потому, что сам полностью не понимал происходящего, но главным образом потому, что ему была ненавистна мысль, что Мария-Тереза посчитает его психом.

– Это не правильно. – Ее голос сорвался. – Ее обвинения. Это не…

– Я знаю. Просто верь мне, я со всем разберусь. Я справлюсь с этим.

– Вин…

– Ты знаешь, что я прав. Скоро увидимся. – Когда они закончили разговор, Вин молился на ее здравый смысл… и по сомнениям в ее голосе решил, что она правильно подсчитала уравнение.

Так было нужно.

Вместо того, чтобы отправиться в центр и попытаться найти того медиума, к которому он обратился за помощью в семнадцать лет – именно этим он изначально планировал заняться – Вин провел весь следующий час в гостиной, убирая разбитое стекло и разбросанные книги. Расставляя на место кресла и диваны. Он даже достал пылесос и попытался реанимировать ковер, собрав осколки, но ничего не смог сделать с пятнами от спиртного. Все время Вин держал телефон рядом с собой, и когда пришло сообщение от Марии-Терезы, он, закатив «Дайсон» обратно в шкаф, взбежал по лестнице, чтобы переодеться в чистую шелковую рубашку.

На самом выходе из спальни до него дошло, что он был в тех же боксерах и брюках, что и в камере.

Верно. Назад, за свежими.

Второй заход в спальню, и он надел черные брюки и черные боксеры. Также сменил носки. На ногах остались туфли от Бэлли, которые он носил всю прошлую неделю.

Она приехала вовремя.

Вин спустился в фойе, и в эту секунду зазвонил домашний телефон. Он велел швейцару впустить девушку. По пути к двери он взглянул в разбитое зеркало, убеждаясь, что рубашка была тщательно заправлена, а волосы лежали аккуратно… по-бабски, подумал он, и тем не менее.

Уже в коридоре, когда двери лифта открылись с тихим «дзинь», Вин отступил назад, предоставляя Марии-Терезе немного пространства, хотя сам бы лучше привлек ее в свои объятия…

О, боги. Она была прекрасна. В простых джинсах, темно-красной кофте из флиса, волосы распущены, на лице ни грамма макияжа, и для него она была королевой красоты.

– Привет, – сказал он, как идиот.

– Привет. – Она поправила сумку на своем плече, переведя взгляд на открытую дверь в дюплекс. Получив полный обзор его украшенного золотом фойе, она слегка приподняла брови.

– Не хочешь зайти? – Он сделал шаг в сторону, приглашая ее жестом. – Но будь осторожна… там до сих пор бардак после…

Когда она прошла мимо него, Вин сделал глубокий вдох. Ну, кто бы мог подумать. Аромат чистого белья все еще был его любимым парфюмом.

Закрыв дверь, Вин запер ее на дверной засов и цепочку. И даже эти меры казались недостаточными для безопасности: Девина довела его до нервной паранойи. Интересно, смогут ли стандартные средства защиты помешать ей войти в дом?

– Не хочешь чего-нибудь выпить?

Из не спиртного, конечно. По крайней мере, не в гостиной. Одному Богу известно, здесь ничего не осталось.

Мария-Тереза направилась к окну. – Здесь немного… – Она помедлила, перешагивая через пятно на ковре, потом окинула взглядом комнату, а не пейзаж за окном.

– Было хуже, до того, как я попытался немного прибраться, – сказал он. – Господи… я понятия не имею, что здесь произошло.

– Зачем твоей девушке лгать?

– Бывшей девушке, – напомнил он.

Мария-Тереза посмотрела в разбитое зеркало, встречая его взгляд, и при виде черт ее лица на осколках стекла, Вин чертовски перепугался… настолько, что был вынужден подойти к ней, надеясь стереть ее образ с этого мучительного отражения.

Когда она повернулась к нему лицом, в ее взгляде сквозил страх.

– Вин… тот мужчина, на которого напали. Это ему я помогла тогда в ванной… мы зашли в нее, он рассказал о своей девушке, на которую хотел произвести впечатление. – Она прикрыла рот рукой и задрожала. – О, боже… он был со мной, а потом его…

Вин обнял девушку, прижимая к себе. Когда она сделала глубокий вдох, мужчина почувствовал его всем телом, и, дьявол его сожри, но он хотел убивать, лишь бы защитить ее.

– Это не может быть Марк, – сказала она, уткнувшись в его рубашку. – Но что, если он послал кого-то, чтобы найти меня?

– Иди сюда. – Он взял ее за руку и повел к дивану. Но, с другой стороны, он действительно хотел говорить с ней посреди остатков произошедшего здесь насилия?

Помедлив, он подумал о своем кабинете…и вспомнил, как переспал с Девиной на том гребаном ковре. Наверху… а, ну точно, в спальню путь заказан, и не просто потому, что просьба подняться туда прозвучит с сексуальным подтекстом, а этого он не хотел. Та комната хранила чересчур много воспоминаний о Девине.

Остановив свой выбор на обеденном столе, Вин расставил два стула таким образом, чтобы сесть напротив Марии-Терезы.

– Знаешь, – сказала она, положив сумочку, когда они уселись рядом. – На самом деле, я крепкий орешек.

Он улыбнулся. – Охотно верю.

– Кажется, мы просто встретились в трудное время.

Протянув руку, Вин коснулся локона около ее лица. – Я хочу помочь чем-нибудь.

– Я уезжаю из Колдвелла.

Его сердце остановилось. Возражение вертелось на языке, но он не имел на это прав… совсем никаких. К тому же, было сложно спорить с ее решением: вероятно, так будет лучше.

– Куда отправишься? – спросил он.

– Куда-нибудь. Не знаю.

Ее руки, лежащие на коленях, переплелись, словно отражали запутанные мысли в ее голове.

– У тебя достаточно денег? – спросил он, несмотря на то, что заранее знал ее ответ.

– Я буду в порядке. Как-нибудь… у нас с Робби все будет нормально.

– Ты позволишь мне помочь?

Она медленно покачала головой. – Не могу. Я не могу… попасть в очередной долг. У меня возникло достаточно проблем, расплачиваясь с людьми, которым я уже должна.

– Как много?

– Еще тридцать тысяч, – сказала она, ее ладони замерли. – Вначале было сто двадцать.

– Что, если я дам их тебе, и ты, наконец, расплатишься? Наверняка они пересчитают проценты…

– Долг есть долг. – Она печально улыбнулась. – Было время, когда я надеялась, что появится мужчина и спасет меня. И он пришел…. Но спасение превратилось в сущий кошмар. Сейчас я спасаю себя сама… и значит, платить буду сама. Всегда.

Но, тридцать тысяч? Господи, сущие пустяки для него.

И подумав, что она заработала те деньги, занимаясь…

Вин зажмурился на мгновение. Черт, ему были ненавистны образы, мелькавшие в мозгу… эти простые предположения о том, во что Мария-Тереза ввязалась, больно били по нему. Ему ничего не стоило избавить Марию-Терезу от долга… но он понимал причины ее поведения: именно такое «спасение» привело ее в бега, а от подобного урока слишком трудно оправиться.

Он прокашлялся.

– Что сказала полиция во время вашего разговора?

– Они показали мне фотографию парня, я сказала, что видела его в клубе и перекинулась с ним парой слов. Я боялась, что всплывут очевидцы, которые видели, как мы заходили в ванную, но копы не упомянули ничего подобного. А потом…

Пауза затянулась, и у него возникло ощущение, что она аккуратно выбирает слова.

Он тихо выругался. – Скажи, что ты не упомянула про меня.

Потянувшись к его рукам, она крепко сжала их.

– Поэтому я уезжаю.

Когда его сердце заклинило, он серьезно задумался, чтобы вообще приказать органу не утруждать себя биением. – Нет. О, Боже… тебе следовало остаться в стороне от…

– Когда они спросили меня, что произошло после разговора с тем парнем, я сказала, что ушла из клуба с неким Винсентом ДиПьетро, и что мы провели вместе всю ночь. С девяти тридцати и примерно до четырех часов. – Он начал убирать руки, но она удержала их на месте. – Вин, в своей жизни я сделала достаточно постыдных вещей. Я годами позволяла мужчине жестоко обращаться с собой... даже перед своим сыном. – Ее голос сорвался, но потом стал еще тверже. – Я продавала себя. Лгала. Делала вещи, из-за которых я раньше свысока смотрела на других женщин… и с этим покончено. Никогда больше.

– Гребаный ад, – пробормотал он. – Гребаный ад.

Не думая, он наклонился и быстро поцеловал ее, потом высвободил руки и поднялся со стула. Не в состоянии сдержаться, он измерил шагами длину гостиной, пройдясь взад-вперед. Потом повторил. Все время она наблюдала за ним, держась одной рукой за спинку богато украшенного кресла, на котором сидела.

– Я оставила полицейским свой номер, – сказала она, – и я вернусь, если потребуется дать показания. Я решила собраться вместе с Робби сегодня ночью и просто уехать. Если пресса не будет знать, как меня найти, мое лицо нигде не всплывет.

Вин замер в арочном проходе гостиной, подумав о записях с камер наблюдения с так называемым «его» лицом. Мария-Тереза понятия не имела, во что себя втянула, потому что дело было не в простом обвинении. Так что, да, ей лучше покинуть город. Возникло предчувствие, что Вину и его странноватому приятелю Джиму нужно будет придумать способ избавиться от Девины, и просто послать ее на три буквы – это не вариант.

А что насчет вероятного преследователя Марии-Терезы? Это была явно не Девина, потому что проблемы начались… черт, в ту ночь, когда он встретился с Марией-Терезой в «Железной Маске».

– Что такое? – спросила Мария-Тереза.

Он воспроизвел в памяти события памятной ночи. Девина ушла прежде, чем они и Джим ввязались в драку с двумя студентами. И значит, теоретически, она могла убить тех парней в переулке… бессмыслица какая-то. Зачем ей выслеживать парней, пристававших к Марии-Терезе? Как в случае с бывшим мужем, других причин не было, и, более того, на тот момент их с Марией-Терезой ничего не связывало.

– О чем ты думаешь, Вин?

К сожалению, этого он ей поведать не мог. Вообще.

Он сделал еще один круг… и потом его осенило. Благодаря тому, что Мария-Тереза взяла на себя ответственность, он поставил ее в безвыходное положение. А он был мужчиной, который всегда извлекал выгоду из подобных ситуаций.

– Оставайся здесь, – сказал он. – Я сейчас вернусь.

Он вышел из комнаты, направляясь в кабинет.

Пять минут спустя он вернулся с полными руками, и когда Мария-Тереза увидела, с чем он пришел, то открыла рот, намериваясь возразить.

Вин покачал головой, прерывая ее. – Ты сказала, что платишь по своим долгам. – Одну за другой, он положил на стол пять пачек стодолларовых купюр. – Ну, я уверен, ты позволишь мне заплатить по своим.

– Вин…

– Пятьдесят тысяч долларов. – Он скрестил руки на груди. – Возьми их. Используй, чтобы заплатить свой долг и пожить на них пару месяцев.

Мария-Тереза встала со стула. – Я рассказала правду, и не нужно делать мне услугу…

– Прости, этот спор тебе не выиграть. Я должен тебе за свою защиту, и я твердо уверен, что цена вопроса – пятьдесят тысяч. Тебе остается просто согласиться.

– Да черта с два. – Она взяла сумку со стола и водрузила на плечо. – Я не…

– Ханжа? Позволю не согласиться. Думаешь, у тебя одной есть гордость? Говоришь, что мне не позволяется чувствовать себя признательным? Чертовски ограниченно.

– Ты переиначил мои слова!

– Да? – Он кивнул на деньги. – Я так не думаю. И я также не думаю, что ты выжила из ума, чтобы удрать из города без средств. Используешь свою кредитку, вот и след. Снимешь деньги с банковского счета, опять след.

– Будь ты проклят.

– Меня терзают смутные сомнения, что я уже себя проклял, спасибо большое. – Наклонившись, он сдвинул пачки в ее направлении. – Возьми деньги, Мария-Тереза. Возьми их и знай, что это безо всяких условий. Никогда не захочешь увидеть меня, пускай. Но не уезжай с пустыми руками. Ты не можешь поступить так со мной. Я не смогу с этим жить.

Наступило напряженное молчание, и Вин осознал, что впервые с того момента, как он начал зарабатывать деньги, отдавал их просто так. Ну, по крайней мере, пытался. Все эти годы он никогда не поддерживал благотворительные организации… когда деньги покидали его карман, он должен был получить что-то материальное взамен, причем большей ценности.

– Ты возьмешь их, – прошептал Вин. – Потому что сейчас не время для рыцаря в сияющих доспехах. Я не пытаюсь спасти тебя. Я возвращаю свой долг и даю тебе один из инструментов, чтобы построить лучшее будущее.

Когда она не ответила, он постучал по одной пачке. – Думай об этом как… будто я помогаю тебе купить своего собственного белого коня… Гретхен, ради бога, ты должна взять эти деньги.

***

Ублюдок использовал ее настоящее имя. Сволочь.

Боже… ее так давно не называли «Гретхен». Для Робби она была «мама». Для всех остальных – Мария-Тереза. Однако ей всегда нравилось ее настоящее имя, и, услышав его сейчас, ей захотелось вернуть его назад.

Гретхен… Гретхен…

Мария-Тереза уставилась на деньги. Вин был прав: взяв их, она сможет вздохнуть спокойно. Но… чем данная ситуация отличалась от прошлого? Ее опять спасал мужчина. Все казалось таким неправильным.

Она подошла к нему и ладонями обхватила его лицо.

– Ты замечательный, замечательный мужчина, Винсент ДиПьетро. – Она потянула его вниз для поцелуя. Он покорно поддался, слегка положив руки на ее плечи, когда их губы встретились. – И я хочу поблагодарить тебя. – Радость вспыхнула на жестких чертах его лица. Лишь на мгновение. – Я всегда буду помнить твой поступок, – прошептала она.

– Ты не должна идти тернистым путем, – ответил он, нахмурившись. – Ты…

– Но, понимаешь, вот, что я выучила. Для меня сейчас все сложно потому, что в начале я попыталась пойти легким путем. – Мария-Тереза улыбнулась ему, думая, что запомнит на всю жизнь обращенный на нее взгляд. – Вот она, проблема с белыми конями. Либо платишь за них сам, либо всю жизнь пользуешься чужими поводьями.

Вин очень долго смотрел на нее. – Ты на самом деле разбиваешь мое гребаное сердце на части. – Его руки напряглись на ее плечах, потом он расслабил их и сделал шаг назад. – Будто… Я могу протянуть руку и прикоснуться к тебе, но тебя уже нет рядом.

– Мне жаль.

Он посмотрел на деньги. – Знаешь… Я никогда не понимал этого раньше. Но деньги на самом деле всего лишь бумага.

– Со мной все будет в порядке.

– Да? – Он покачал головой. – Прости, это плохо звучит.

Правильно, что он беспокоился. Черт, ей тоже следовало. – Я буду на связи.

– Я бы хотел этого…. Есть идеи, куда отправиться?

– Не знаю. Не особо думала об этом.

– Ну... что, если я скажу, что у меня есть пустующий дом, который я мог бы сдать тебе? В другом штате… – Он поднял руку, когда она собралась возразить. – Подожди минутку. Он в Коннектикуте, рядом с лошадиной фермой. Домик деревенский, но расположен близко к городу, значит, ты не будешь изолирована. Можешь переночевать там пару дней, почувствуешь землю под ногами, решишь, что делать дальше. Там лучше, чем в гостинице, потому что не придется использовать кредитку. Ты можешь съехать из своего дома завтра, после наступления темноты, и доберешься туда меньше, чем за два часа.

Мари-Тереза нахмурилась, будто обдумывала предложение.

– Никаких подачек, денег и обязательств, – добавил он. – Просто место, где ты со своим сыном сможешь передохнуть. И когда будете готовы отправиться в путь, просто закроешь дом и почтой отправишь мне ключ.

Мария-Тереза подошла к окнам столовой и взглянула на изумительную панораму города, словно пытаясь продумать план действий на следующий день, неделю, месяц…

Ничего не пришло на ум. Ни зацепки.

Вполне очевидный знак, что ей нужно безопасное место, чтобы хорошенько все обдумать. – Хорошо, – тихо сказала она. – Я воспользуюсь твоим предложением.

Она услышала, как Вин подошел сзади, и когда он обнял ее, Мария-Тереза развернулась, чтобы обнять его в ответ.

Долго, очень долго они стояли в объятиях друг друга.

Было сложно сказать, когда все изменилось для нее… когда она начала замечать не только уют его широкой груди, но и тепло его тела, силу его мускул, пряность дорогого одеколона.

Но он был теплым.

И очень сильным.

И таким…

Мария-Тереза скользнула руками по его спине, чувствуя мягкость его шелковой рубашки, но концентрируясь на твердом мужчине под тканью. Словно вспышкой, она увидела его отражение в зеркале, в той старой спальне, он был обнажен, вздымался над ней, мускулы бугрились на его спине.

Вин отодвинул бедра.

– Думаю… нам, наверное, стоит… – Она выгнулась, прижимаясь к нему, и почувствовала эрекцию, которую он пытался скрыть. – Будь со мной. Прежде, чем я уеду… займись со мной любовью?

Все его тело задрожало. – Боже, да.

Вин взял ее за руку, и вместе они быстро взбежали по лестнице. Повинуясь инстинкту, Мария-Тереза направилась к черно-золотой спальне с огромной кроватью, но он потянул ее в противоположную сторону.

– Не туда.

Он завел ее в другую спальню, которая была меньше по размерам и выполнена в красных и желто-коричневых тонах. Упав на укрытый атласом матрас, они прижались друг к другу бедрами, сливаясь губами, встречаясь языками. Их руки пытались справиться с замками, пуговицами и пряжками на ремнях.

Мария-Тереза сорвала с него рубашку и, обнажив грудь, скользнула руками по гладкой коже и напряженным мускулам. Чуть сдвинувшись, она помогла снять джинсы и кофту и потом сосредоточилась на избавлении его от брюк.

– Милостивый боже, – прохрипел Вин, когда она стянула брюки до середины бедер и обхватила его эрекцию через брифы.

Слившись в поцелуе, посасывая его язык, Мария-Тереза ласкала его сквозь тонкий, эластичный хлопок белья, пока головка члена не начала рваться из-за пояса брифов. В мгновение, когда девушка коснулась его кожи, Вин оторвался от ее губ и, выдохнув, зашипел сквозь стиснутые зубы.

Его Армани повторили судьбу брюк – были жестко сдернуты, и девушка начала прокладывать дорожку вниз по его груди, целуя и прикусывая, позволяя волосам щекотать его кожу.

Когда Мария-Тереза подняла член и собралась обхватить его губами, Вин руками сжал ее руки. – Подожди…

Одна блестящая капелька, выступившая на головке, скатилась вниз, прямо на девичью ладонь.

– Твой член не хочет ждать, Вин, – она хрипло сказала в ответ.

Вторая капля последовала за первой, будто слова Марии-Терезы были столь же эротичны, как и все, что она делала с ним на физическом уровне.

– Ты должна знать… кое-что.

Мария-Тереза нахмурилась. – Что?

– Я… – Подняв руки, Вин потер лицо так сильно, будто хотел стереть черты лица. – С тобой я не такой, каким был раньше. Ну, знаешь, с другими.

– Это… хорошо?

– Я уверен в этом. – Он уронил руки. – Но, честно говоря, я занимался нетрадиционным сексом. С незнакомыми мне людьми.

Мария-Тереза почувствовала, как ее брови взмыли вверх, будто по собственному желанию. – Например?

Он встряхнул головой, словно не хотел вспоминать. – Никогда – с мужчинами. Но это – единственная черта, которую я не переступил. Я просто… давно не проверялся и не всегда соблюдал осторожность. Мне кажется, что ты заслуживаешь знать это, прежде чем мы сделаем нечто больше, чем поцелуемся или займемся сексом с презервативом.

– Ты не был моногамен с Девиной? – спросив это, она поняла, что вопрос не имел смысла, ведь сама женщина не была верна ему.

– Вместе с ней были другиеженщины. Если ты поняла, что я имею в виду.

Перед глазами возникло непрошеное изображение Вина посреди женских тел. – Вау.

Она собралась отпустить шутку насчет того, что только выдающийся мужчина может заставить проститутку покраснеть, но, учитывая его реакцию, когда она в прошлый раз упомянула свою «профессию», Мария-Тереза вовремя остановила себя.

– Но с тобой все будет иначе. – Он глазами впитывал вид ее волос, лица, обнаженной груди. – Для меня… ты все, что мне нужно, все, чего я хочу. Я не могу объяснить. Просто когда ты целуешь меня, мне больше ничего не нужно… Что?

Она улыбнулась, нежно погладив его. – Ты заставляешь меня чувствовать себя драгоценной.

– Иди сюда и я покажу, насколько ты драгоценна.

Он нежно потянул ее вверх, но она воспротивилась, не желая уходить от цели. Забавно, было странно и восхитительно незнакомо желать того, что она хотела сделать.

– Вин, прошу, позволь мне дать тебе это… – Двигая рукой вверх и вниз, она наблюдала, как он запрокинул голову, его губы приоткрылись, а грудь приподнялась. – Я лишь проконтролирую, чтоб ты не кончил. Как такой план?

Прежде, чем он успел возразить, она наклонилась, и головка его члена разделила ее губы… Вин застонал от удовольствия, его бедра взмыли вверх, эрекция устремилась еще глубже в ее рот. Она вобрала его целиком, и руки Вина сжали покрывало, мышцы напряглись, грудь и кубики на животе затвердели.

В таком виде он был великолепен: растянувшийся на красном атласе, его тело было возбуждено до критической точки …

И в это горячее, эротичное мгновение Вин был именно там, где Мария-Тереза хотела его видеть.

Глава 31

– Погоди… что ты сказал? Что Вин дал ей?

Джим посмотрел через всю комнату на Эдриана, и ему не понравилось выражение на лице парня. Ублюдок, казалось, побледнел.

– Кольцо, – сказал Джим. – Он подарил ей обручальное кольцо. Или, точнее, он сказал, что она оставила его у себя, когда они расстались.

Лицо парня напряглось еще сильнее. – Из чего оно сделано?

– Бриллиант.

– Не камень. Оправа.

– Не знаю. Может, платина. Вин из тех парней, кто покупает самое лучшее. – Когда Эдди покачал головой и выругался, Джим сказал, – Окей, а сейчас самое время объяснить, почему у вас такие рожи, будто кто-то нассал в ваши бензобаки.

Эдриан пригубил свое пиво и поставил банку на паршивый кухонный стол. – Знаешь что-нибудь о черной магии, друг мой?

Джим медленно покачал головой, не удивленный тому, куда шел этот разговор. – Ну, так просвети меня.

Эдриан покопался в обувной коробке и одну за другой вытащил все пешки, выстраивая их в ряд.

– Черная магия реальна. Она существует и распространена шире, чем ты думаешь… и я имею в виду не певцов, откусывающих на сцене головы летучим мышам, или шайку подростков, которые накуриваются, а потом балуются со спиритической доской, или так называемых исследователей паранормальных явлений, которые садят свои надпочечники в заброшенных домах. Я говорю о настоящем дерьме, которое крепко может цапнуть тебя за задницу. О демонах, овладевающих душами … о заклинаниях и проклятьях, которые работают не только в этом мире, но и загробном.

Повисла тяжелая и мрачная, но многозначительная пауза.

Которую нарушил Джим, подняв руки и воскликнув, – Отдай свое сердце!

Эдди, по крайней мере, рассмеялся. Эдриан показал Джиму средний палец и подошел к холодильнику за следующей порцией.

– Не будь придурком, – рявкнул парень, открывая бутылку.

– О, точно, потому что два идиота в компании – явный перебор. – Джим откинулся на кровати, прислоняясь к стене. – Слушай, я просто хотел снять напряжение. Продолжай.

– Это не шутка. – Когда Джим кивнул, Эдриан сделал долгий глоток Бада, снова приземлился на свое место, и, казалось, пролистывал каталог в своей голове. – Со временем ты многому научишься. Так что, назовем это уроком первым. Демоны коллекционируют вещи своих жертв. Чем больше они получат, тем лучше, и предметы остаются у них, пока кто-нибудь не заберет их назад. Исходя из практики, это как… рейтинговая система. Подарки стоят дороже, чем то, что было украдено, и самый серьезный из них – это подаренный металл. Например, платина. Золото. Серебро, в меньшей степени. Металл выступает в роли связующего вещества. И чем больше демоны получат от человека, тем сильнее узы.

Джим нахмурился.

– А смысл? Я имею в виду, что получит Девина, кроме ячейки, полной побрякушек?

– Убив Вина, она получит его на всю вечность… в сущности, эти узы означают право собственности. Демоны как паразиты. Они присасываются, и могут пройти годы, пока они не овладеют человеческой душой… но это происходит. Они проникают в голову человека, влияют на его решения, и с каждым прошедшим днем, неделей, месяцем демоны медленно заполняют жизнь жертвы, развращая, засоряя, загрязняя. Душа тускнеет от инфекции, и, когда наступает подходящий момент, выходит демон, и происходит смертельный случай. Твой приятель Вин сейчас как раз в этой критической точке. Девина привела механизм в движение, подстроив его арест. Это – как домино, и в ближайшем будущем все только ухудшится. Я наблюдал за подобным чересчур часто, чтобы описать словами.

– Господи… Боже.

Когда в голове Джима всплыл вопрос, он сказал, – Но почему Вин? Почему она в самом начале выбрала его?

– Должно быть входное отверстие. Можешь сравнить со столбняком, подхваченным от ржавого гвоздя. Должна быть в душе некая рана, через нее и входит демон.

– Рана от чего?

– Да много от чего. Каждый случай индивидуален. – Эдриан расставил пешки буквой «Х». – Но однажды проникнув в душу, демон должен быть изгнан.

– Ты сказал, что Девину нельзя убить.

– Но мы можем послать ей адское извещение о выселении. – Эдди одобрительно зарычал. – И мы научим тебя изгнанию.

Нда, он умирал, как хотел послушать эту лекцию.

Пропустив руку через густые волосы, Джим встал с кровати. – Знаете, что? Вин рассказал кое-что о… Вин сказал, что когда ему было семнадцать, он пошел типа к гадалке/медиуму. У него случались приступы, во время которых он видел будущее, и он отчаянно хотел прекратить их.

– Что она велела ему сделать?

– Он не вдавался в подробности, но после припадки прекратились. Однако он упомянул, что после того, как выполнил указания, удача повернулась к нему лицом.

Эдриан нахмурился. – Нужно выяснить, что он сделал.

– И мы должны вернуть кольцо, – вступил в разговор Эдди. – Прежде чем убить Вина, она попытается привязать его к себе еще сильнее, и платина – сильнейшая узда.

– Я знаю, где она живет, – сказал Джим. – Точнее, видел, как она заходила в один дом в центре города.

Эдриан поднялся, за ним Эдди. – Ну, тогда вперед, совершим кражу со взломом? – предложил Эд, сгребая пешки и укладывая их обратно в коробку. Прикончив пиво, он похрустел костяшками. – Мой последний бой с сучкой закончился слишком быстро.

Закатив глаза, Эдди посмотрел на Джима. – Стычка произошла в средневековье, а он никак не придет в себя.

– Так давно?

– Нас отложили в долгий ящик, – пояснил Эдди. – Мы чуть более падшие, чем устраивает наше начальство.

Эдриан улыбнулся, как последняя сволочь.

– Как я упоминал, обожаю цыпочек.

– Как правило, парами. – Эдди, опустив собаку, погладил ее по макушке. – Пес, мы еще вернемся. – Животное, казалось, не обрадовалось расставанию и начало мельтешить под ногами всех, кто находился в комнате, включая диван… логично предположить, что собака сочла, что предмет мебели будет у ребят на подхвате. У Джима на уме было другое.

Нет, он прихватит с собой кое-что помощнее.

Подойдя к пустой книжной полке в углу комнаты, он достал черную сумку. Джим расстегнул ее, и взгляду предстал металлический кейс размером четыре на три фута. Скользнув пальцами по кнопочной панели, мужчина открыл замок и поднял крышку. Три пушки внутри, упакованные в набивочный материал, совсем не отражали света из-за матово-серого покрытия. Проигнорировав полуавтоматическую винтовку, он взял один из двух Зигов под правую руку, изготовленных специально для него.

Эдриан покачал головой, будто Зауэр был не лучше водяного пистолета. – И что ты надумал делать с этим куском железа, Грязный Гарри?

– Это мой парашют, вот так-то.

Джим быстро проверил оружие, закрыл кейс и спрятал сумку. Пули он хранил за банками в шкафчике над раковиной. Джим взял достаточно, чтобы наполнить обойму.

– Ты не сможешь пристрелить ее этим, – спокойно сказал Эдди.

– Без обид… но не поверю, пока не увижу собственными глазами.

– И в этом ты провалишься.

Эдриан, выругавшись, толкнул дверь. – Супер, ты снова будишь в нем Йоду. Может, пойдем уже, прежде чем он начал левитировать мой байк?

Когда Джим запер дверь, и они все вместе спустились по лестнице, Собака уселась на спинку дивана и выглянула в окно. Пес ударил лапой по стеклу, как бы протестуя против того, что его оставили не у дел.

– Поедем на моем грузовике, – сказал Джим, выйдя на дорожку из гравия. – Создает меньше шума.

– В нем же есть радио, да? – Эдриан начал распевать свой голос, звуча при этом как лось, которому чесали зад теркой для сыра.

Джим покачал головой Эдди, когда парни открыли двери. – Как ты выносишь его вопли?

– Селективная глухота.

– Обучи меня мудрости, о, Мастер.

Дорога до центра длилась четыре столетия… преимущественно благодаря Эдриану, который нашел рок-станцию: «Панама» Вэн Холена никогда не звучала так погано, но она даже в сравнение не шла с тем, что случилось с песней Мит Лоуфа «Я бы сделал все ради любви (но не сделаю)».

Когда они добрались до района складских помещений, Джим наложил вето на дерьмо-оке Эда, радуясь, как младенец, кнопке регулирования звука.

– Здание через пару улиц.

– Вот там можно припарковаться, – сказал Эдди, указывая налево.

Бросив Ф-150, они прошли один квартал вниз, повернули направо, и, кто бы мог подумать… в очередной раз, выбор времени – это все. Как только они свернули за угол, перед дверью Девины остановилось такси.

Тройка нырнула в укрытие, и минуту спустя мимо проехала машина с сидящей на заднем сиденье Девиной, которая красила губы, смотрясь в зеркальце.

– Она ничего не делает без причины, – тихо сказал Эдриан. – В этом можешь быть твердо уверен. Все, что раздается из ее рта, – почти всегда ложь, но ее действия… всегда имеют мотивы. Нам нужно попасть внутрь, найти кольцо и быстро свалить.

Двигаясь быстро, они подошли к двойным дверям и, распахнув их, вошли в вестибюль, который дизайном ничем не отличался от морозильной камеры: бетонные полы, отбеленные стены, и в помещении было холодней, чем снаружи. Единственным предметом интерьера, помимо лампы в промышленном стиле, был ряд из пяти почтовых ящиков из нержавеющей стали, а также интерком со списком из пяти фамилий. Девина Эвейл шла пятой.

К несчастью, двери в самом помещении были закрыты на засов, но Джим все равно пару раз дернул ручку. – Мы всю вечность прождем, пока кто-нибудь…

Эдриан подошел ближе, ухватился за ручку и открыл одну створку двери, не моргнув глазом.

– Или можно просто открыть хреновину, – поморщившись, сказал Джим.

Махнув светящейся рукой, Эд ухмыльнулся. – Хорошо управляюсь с руками.

– Очевидно лучше, чем с голосовыми связками.

***

Он не любил работать.

Ненавидел тратить свое время, катая неблагодарных людишек по Колдвеллу в такси, провонявшем пищей предыдущего водителя. Но практические стороны такой работы были на лицо, к тому же, объект его страсти оставалась дома в дневные часы.

Он придерживался политики игнорирования. Никогда не смотрел на клиентов, отказывался носить их багаж, говорил не больше необходимого. Неплохая стратегия… особенно учитывая то, во что вылились его ночные преследования: нет причин рисковать, оставляя о себе смутные воспоминания.

Еще один выученный им горький урок.

– Как моя помада?

Услышав женский голос, он сжал руль. Ему было плевать, как выглядит рот какой-то бестолковой женщины.

– Я спросила… Как моя помада? – Сейчас тон был резче, от чего мужчина только сильнее стиснул ладонями рулевое колесо.

Прежде чем она повторно задала вопрос и окончательно его взбесила, он посмотрел в зеркало заднего вида. Чтобы там ни ожидала сучка на заднем сидении…

Черные глаза зацепились за него и не отпускали, будто женщина нагнулась вперед и схватила его за шею. И потом он почувствовал, как она потянулась к нему и…

– Моя помада, – намеренно громко сказала она.

Он мельком глянул на улицу, которая была свободна от машин на ближайшие два квартала, и снова посмотрел в зеркало заднего вида.

– Э… выглядит хорошо.

Неторопливым движением наманикюренного пальчика она стерла помаду с нижней губы, потом сжала губы.

– Ты религиозный человек, понимаю, – прошептала она, закрывая зеркальце.

Он глянул на крест, приклеенный к приборной панели. – Не моя машина.

– О. – Она откинула волосы назад, продолжая смотреть на него.

Вскоре он почувствовал себя так, будто кто-то включил обогреватель, и мужчина даже специально проверил, не работал ли кондиционер. Нет. Просто она была красивой женщиной, которая смотрела на него, словно он был кем-то стоящим. Что случалось так же часто, как и…

– Как тебя зовут? – выдохнула она.

Он лишился дара речи, и внезапно стал сомневаться в ответе, поэтому указал на водительские права с фотографией. Прочитав написанное, он сказал, – Сол. Сол Уивер.

– Приятное имя.

Когда они подъехали к светофору с красным сигналом, он нажал на тормоз, и в мгновение, когда такси полностью остановилось, он снова посмотрел в зеркало… заднего… вида…

Радужные оболочки ее глаз расширялись до тех пор, пока интенсивно черный не поглотил весь белок… и хотя от этого он должен был закричать, он почувствовал, будто жидкий оргазм вытеснил кровь из его вен.

Удовольствие прокатилось по телу, вознося мужчину ввысь, однако он не оторвался от сиденья; вторгаясь в него, но кожа оставалась не тронутой; овладевая им, хотя между их телами не наблюдалось видимого поводка.

– Сол, – сказала женщина, ее голос трансформировался в нечто более низкое, чем голос мужчины, и более хриплое, чем мог быть женский голос. – Я знаю, чего ты жаждешь.

Сол напряженно сглотнул и услышал свой голос, словно издалека. – Да?

– И я знаю как получить желанное.

– Зна… ешь?

– Сверни в этот переулок, Сол. – На этих словах она распахнула пальто, обнажая тесную белую кофточку, из-под которой выделялись соски, словно их ничто не укрывало. – Сверни, Сол, и позволь рассказать, что ты должен сделать.

Вывернув руль, он зарулил в тенистый переулок между двумя зданиями и поставил автомобиль на парковку. Когда Сол повернулся, чтобы взглянуть на нее, он был полностью пленен: каким бы притягивающим ее взгляд не был в зеркале, остальная часть ее тела была пределом мечтаний. Она была… нереальна, и не только по причине своей красоты. Смотря в эти черные дыры, он чувствовал, что его понимали. Что его принимали, и без сомнений знал, что найдет то, что ищет, вместе с ней. У нее были ответы.

– Пожалуйста… скажи мне.

– Иди сюда, Сол. – Женщина скользнула наманикюренным пальчиком от шеи до ложбинки грудей. – Впусти меня.

Глава 32

Сложная задача – не кончить.

Мария-Тереза творила чудеса над его эрекцией, и Вин чувствовал, как кожа полыхала огнем, кровь кипела, а костный мозг превратился в молнию. Каждым скольжением своего рта Мария-Тереза толкала Вина к самому краю, его тело покачивалось на обрыве, с которого ему смертельно хотелось спрыгнуть… но это было запрещено. Боже… самоконтроль убивал его наилучшим образом; голова откинулась на подушке, бедра онемели, сердце гулко билось в груди. Она в равной мере возносила его к небесам и низвергала в ад, и Вин хотел, чтобы это длилось вечно.

Но на самом деле он не продержится долго.

Потребовалась вся его сила, чтобы поднять голову, и, посмотрев вниз на свое тело, мужчина конвульсивно дернулся. Рот Марии-Терезы был широко раскрыт, ее красивые, сочные груди покачивались, соски касались его бедер…

– О, черт. – Он ринулся вперед, отстраняя ее от своего члена, его пальцы впились в ее предплечья, когда он отчаянно пытался не кончить.

– Ты…

Вин прервал ее крепким поцелуем и перекатился наверх. Прежде, чем он успел остановить себя, Вин обхватил одной рукой колено Марии-Терезы, раскрывая ее. Он рычал, стал абсолютно диким, и…

– Ты нужен мне, Вин, сейчас! – Она вонзила ногти в его зад, обмякнув под его телом.

– Черт… да…

Они синхронно замерли. И одновременно выпалили, – Презерватив.

Вин стиснул зубы и потянулся к прикроватной тумбочке, от этого движения он еще теснее прижался к ее изгибам… и она нисколько не облегчала положение вещей, извиваясь под ним.

Когда чувственное ощущение прижатой к нему плоти волной прокатилось по его телу, Вин выронил пакетик «Троджана» из рук, маленький квадратик выскользнул из его хватки, словно брал уроки пилотирования. – Черт возьми!

Он наклонился к полу, его бедра сместились, и член последовал за ними, скользнув по ее горячему, влажному лону. Вин резко отстранился, потому что не хотел потерять контроль, и…

Блин, все пошло наперекосяк, когда квадратный пакетик опять ускользнул из его неловкой руки.

– Давай помогу, – сказала Мария-Тереза, присоединяясь к охоте.

Именно она поймала бледно-голубой приз; поднявшись, она со смехом вытянула его над головой. – Попался!

Вин начал смеяться вместе с ней, и внезапно притянул девушку ближе, обнимая ее. Он был все еще возбужден и страстно жаждал разрядки, но также он чувствовал легкость и свободу, улыбаясь, и, когда она захихикала, они начали кататься по кровати, спутывая покрывала. Презерватив снова потерялся, попеременно появляясь и исчезая, словно рыба в воде.

В конце концов, пакетик прилип к его боку, будто решил сдаться на милость. Или же взять в плен Вина.

Вин отклеил его от кожи, снял фольгу, и упаковал себя. Перекатив Марию-Терезу на спину, он проложил себе путь к ее бедрам и убрал прилипшие к ее лицу локоны.

Столкновение было неминуемым, электрическим, но само мгновение поражало нежностью: девушка светилась, смотря в его глаза.

– Что? – прошептала она, обхватывая ладонями лицо Вина.

Одно мгновение он пытался запечатлеть в памяти ее черты, ощущение женских изгибов под собой, смотрел на нее не просто своими глазами, но чувствовал всем телом и душой.

– Привет, красавица… привет.

Когда Мария-Тереза прелестно покраснела, он крепко поцеловал ее, лаская своим языком ее язык, устраивая их тела удобней. Он передвинул бедра, и эрекция устроилась в нужном положении, и потом Вин медленно двинулся вперед, погружаясь в девушку. Когда ее сердцевина приняла его плоть, и эта изумительная теснота резонансом отдалась по телу, Вин уронил голову в копну ее волос и позволил себе вести.

Погружаясь, медленно, глубоко… сейчас было не до смеха… лишь восхитительное удовольствие душило его и снова приводило в чувство. То же самое он чувствовал, когда она ласкала его губами: несмотря на всю невозможность, он не хотел, чтобы это заканчивалось.

Охваченный оргазмом, Вин закричал, содрогаясь всем телом, и словно издалека он услышал, как Мария-Тереза выкрикнула его имя, почувствовал, как ее ногти царапали его спину, впитывал волны ее наслаждения.

Он все еще был тверд, когда они восстановили дыхание, и, придерживая презерватив, он вышел из нее. – Я сейчас вернусь.

Закончив в ванной, он вернулся в комнату и растянулся подле нее.

– Знаешь, что у меня там? – Он указал большим пальцем в сторону мраморной комнаты, в которой умылся.

– Что? – Она погладила его руки и плечи.

– Шесть. Душевых. Головок.

– Да лаааадно.

– Ага. Ларри. Келли, Мо, Джо и Фрэнки.

– Стой, а почему имен всего пять?

– Ну, есть еще Фрики, но я не думаю, что он вписывается в эту смешанную компанию.

Ее смех был для него словно очередной оргазм, он согревал Вина изнутри и снаружи.

– Разрешишь навестить тебя? – выдохнул он. – После твоего отъезда.

Не стоило открывать рот. Радость испарилась с ее лица.

– Прости, – быстро сказал он. – Мне не стоило спрашивать. Черт, не следовало…

– Я бы хотела этого.

Ее ответ был столь же робким, как и его вопрос, и невысказанное «но» повисло между ними, словно едкий дым.

– Пошли со мной, – сказал он, желая закрыть тему. У них было мало времени, и он не собирался рушить то немногое, чем они обладали. – Позволь мне смыть мой пот с твоей кожи. – Она положила на его руки свои, желая остановить его.

Покачав головой, он легонько поцеловал ее в губы. – Никаких обещаний, я понимаю.

– Жаль, что я не могу дать их.

– Я знаю. – Скользнув с кровати, он подхватил ее на руки. – Но ты есть у меня сейчас. Верно?

Он понес ее в ванную… держал на весу, включая душ… в своих объятиях, когда поставил руку под струю воды и ждал, пока она нагреется.

– Не обязательно нести меня, – сказала она, уткнувшись в его шею.

– Знаю. Я просто не хочу отпускать тебя, пока ты все еще здесь.

***

– Ты видел «Роковое влечение»? – спросил Эдриан.

Когда двери грузового лифта в доме Девины закрылись перед ними, Джим окинул взглядом помещение размером с целую комнату. Черт, в этом лифте можно было поднять даже рояль.

– Что, прости? – переспросил он.

– «Роковое влечение». Фильм. – Эдриан скользнул рукой вверх и вниз по металлической стенке. – С отличной сценой в лифте, напоминающий этот. Входит в мою десятку любимых.

– Дай угадаю, остальные девять можно найти в интернете.

Эдди нажал кнопку с цифрой «5», и лифт дернулся как дикая лошадь. – Гленн Клоуз играла маньячку в этом фильме.

Эдриан пожал плечами и, судя по озорной улыбке, он примерил на себя ту сцену. – Но, как много, на самом деле, это значит, ведь так?

Эдди и Джим посмотрели друг на друга и даже не стали закатывать глаза. А смысл? С Эдрианом это войдет в привычку, и тогда остаток жизни можно провести, уставившись в потолок.

Лифт остановился на пятом этаже, и двери загремели, когда Эдди опустил отжимной рычаг и распахнул их.

В коридоре было чисто, но темно как в сарае, кирпичные стены покрыты доисторической, отсыревшей известкой, а деревянный дощатый пол износился в хлам. Слева располагалась металлическая дверь с табличкой «ВЫХОД» над ней. Справа – другая дверь, выполненная из никелированных стальных панелей.

Достав пистолет, Джим снял предохранитель. – Есть вероятность, что она живет не одна?

– Вообще-то она в самостоятельном полете. Хотя, время от времени она заводит животных.

– Ротвейлеров?

– Плюющихся кобр. Медноголовых змей. Любит она пресмыкающихся… А может, пускает их в оборот, в качестве исходного материала для сумочек и обуви. Кто, черт возьми, знает.

Когда они подошли к никелированной двери, Джим присвистнул. Семь дверных засовов, выстроенных один над другим, сияли, словно почетные медали на груди солдата. – Господи, вы только гляньте на эти замки.

– Сынок, даже у параноиков бывают враги, – пробормотал Эдриан.

– Ага, ты мог бы завязать с этим «сынком».

– Тебе сколько лет? Сорок? А мне четыре столетия.

– Океей, хорошо. – Джим глянул через плечо. – Ты можешь поколдовать над этим, бабуля?

Эдриан показал средний палец, положил руку на дверную ручку и… ничего не смог сделать. – Дерьмо. Она заблокировала ее.

– В смысле?

– Очень мощное заклинание. – Эдриан мрачно кивнул Эдди. – По твоей части.

Когда молчаливый мужчина сделал шаг вперед, Эдриан схватил Джима за руку и потянул назад. – Тебе же лучше предоставить ему пространство.

Эдди поднял руку и, закрыв глаза, замер, словно статуя. Сильное лицо с пухлыми губами и квадратный подбородок подразумевали твердую решимость, и, спустя мгновение, он начал напевать заклинание… но, насколько видел Джим, губы мужчины… ангела… кем бы он ни был…. не шевелились.

О, минутку… это было не заклинание.

Словно жар, поднимающийся от асфальта в летний день, волны энергии вырывались из ладони ангела и, прокатываясь по воздуху, создавали ритмичный звук.

Засовы открывались один за другим, и потом, с финальным щелчком, дверь медленно отворилась, словно комната за ней облегченно выдохнула.

– Мило, – прошептал Джим, когда Эдди открыл глаза. Парень сделал глубокий вдох и размял плечи, словно те затекли. – Действовать нужно быстро. Мы не знаем, как долго она будет отсутствовать.

Первым зашел Эдриан, на его лице горела самая злобная ненависть. Эдди шел следом.

– Что… за… чертовщина… – выдохнул Джим, войдя в помещение.

– Постоянно коллекционирует их, – выплюнул Эдриан. – Сука.

Первым на ум Джима пришло изображение огромного, открытого помещения, типа гребаного стокового магазина для старой мебели. В комнате были сотни, тысячи часов, сгруппированных по типу, и все же спонтанно: напольные часы стояли неровным кругом в дальнем углу, будто вели хоровод и замерли, как только дверь открылась. Круглые настенные часы были прибиты к деревянным опорным балкам, пересекающим потолок по вертикали. Каминные часы – разбросаны на полках, вместе с будильниками и метрономами.

Но жуть наводили именно карманные часы.

Подвешенные к высокому потолку с двутавровыми балками, словно пауки на своей паутине, карманные часы всех форм и размеров покачивались на черных шнурках.

– Время бежит… утекает… как песок… в будущее, – прорычал Эдриан, обходя комнату.

Но, в действительности, это было не так. Абсолютно все часы не работали. Черт, они не просто остановились… маятник напольных часов замер в воздухе, на самом верху арки.

Джим оторвал взгляд от мешанины хронометров и заметил другую коллекцию.

У Девины был только один вид мебели: письменные столы. Их около двадцати или тридцати, и расставлены они были неорганизованной кучей, будто один комод, в самом центре, созвал собрание. Как в случае с часами, столы были всевозможных типов: антикварные просились в музей, новые лоснились глянцем, а дешевые на вид были сделаны в Китае и куплены в «Таргет».

– Черт, могу поспорить, она спрятала кольцо в одном из них, – сказал Эдриан Эдди, когда они пробирались к собранию столов.

– Чем воняет? – спросил Джим, потирая нос.

– Ты не хочешь этого знать.

Черта с два он не хотел. Что-то шло не так, и не только потому, что Девина явно страдала серьезным случаем ОКР, когда дело доходило до дизайна: в воздухе пахло чем-то, от чего по коже Джима побежали мурашки. Сладкий аромат… чересчур сладкий.

Предоставив Эдди и Эдриану искать иголку в стоге сена, Джим принялся рассматривать местность. Как и на всех чердаках, здесь не было разделения на комнаты, за исключением одного в углу, подразумевавшего ванную. И значит, кухонные ножи лежали на виду.

На гранитном столе были разложены всевозможные виды ножей: охотничьи, швейцарские армейские, острые столовые, разделочные, сделанные в тюрьме, десертные, канцелярские. Лезвия были короткими и длинными, ровными или с зазубринами, покрыты ржавчиной или блестели. И, как и в случае с часами и столами, они были разбросаны тут и там, рукоятки и лезвия смотрели в разные стороны.

Для мужчины, побывавшего в тех еще передрягах, эта ситуация была в новинку.

Джиму казалось, будто он высадился в стране «Все Наперекосяк».

– Не ходи туда, Джим, – крикнул Эдди, посмотрев на своего приятеля. – Джим! Нет…

Ага, катись к черту. Запах был аналогом пятицентовика на вкус, и только одна вещь дает такой стальной привкус…

Прямо из ниоткуда, впереди возник Эдди, преграждая ему дорогу. – Нет, Джим. Ты не можешь войти туда.

– Кровь. Я чую кровь.

– Я знаю.

Джим говорил медленно, будто Эдди вконец сошел с ума. – Значит, кто-то истекает кровью.

– Если ты сломаешь печать на этой двери, то можешь включить сигнализацию. – Эдди указал на пол. – Видишь?

Джим нахмурился и посмотрел вниз. Прямо перед его ботинками пролегала тонкая линия из грязи, будто ее насыпала чья-то аккуратная рука.

– Откроешь дверь, – сказал Эдди, – и, переступив черту, раскроешь нас.

– Как?

– Перед уходом, она обработала дверные края особенной кровью и кладбищенской землей. Кто-нибудь пройдет через нее, и высвободится энергия, которую Девина учует, словно атомный взрыв.

– Какой кровью? – спросил Джим, зная, что ответ ему не понравится. – И почему она не сделала это на входной двери?

– Ей нужно контролировать окружающую среду, чтобы нанести заклинание. В коридоре? Она не может быть уверена, что уборочный персонал не смажет линию, или кто-то не попытается влезть. А все это – Эдди окинул рукой помещение – не так важно, как то, что находится за этой дверью.

Джим уставился на закрытую дверь так, будто в любой момент он мог обернуться Суперменом и пройти сквозь нее.

– Джим. Джим… ты не можешь войти туда. Нам нужно найти кольцо и убраться отсюда.

Было что-то еще, подумал Джим. Также как тогда, когда Эдриан появился в его каморке, ангелы давали ему информацию, необходимую в данный момент, и ни крупицей больше. И значит, здесь определенно происходило какое-то неизвестное ему дерьмо…

– Джим.

Он уставился на дверную ручку, расположенную на расстоянии вытянутой руки. Ему надоели все недомолвки, и если для того, чтобы получить доступ к информации, нужно встретиться лицом к лицу с Девиной, то, что ж, не такая плохая идея.

– Джим.

Глава 33

Теплая вода на ее груди и бедрах… теплые губы на ее губах… теплый пар вокруг нее…

Мария-Тереза скользнула мыльными руками по широким плечам ее любовника, восхищаясь различиями между их телами. Вин был таким твердым, его мускулы напрягались и расслаблялись, когда они терлись друг о друга, изворачиваясь, ища и находя. Горячая эрекция касалась живота Марии-Терезы, а ее промежность была также готова для большего, как и сам Вин.

Губы Вина оторвались от ее и потерлись о ее шею, потом спустились на ключицу… и ниже, чтобы пососать сосок, а потом лизнуть твердую вершинку. Когда Мария-Тереза зарылась пальцами в его влажные, скользкие волосы, Вин опустился на колени перед ней, прямо на мраморный пол, схватив ее бедра, и уставившись на нее пылающим взглядом. Их глаза встретились, и Вин ртом коснулся ее пупка, нежно, словно вода, которую мгновение спустя вытеснил его розовый язык.

Прислонившись спиной к мраморной стене между двумя душевыми насадками, Мария-Тереза раздвинула ноги шире, когда он начал сцеловывать дорожку к ее бедру. Белоснежные зубы на короткое мгновение задели выступающую кость, а потом слегка прошлись по коже ее живота прежде, чем повторить этот путь губами.

Ниже.

Чтобы предоставить ему больше доступа, она поставила ногу на мраморную скамейку, вмонтированную в угол кабинки, и рот Вина двинулся прямо к внутренней части бедра. Вин был настойчив и нежен одновременно, приближаясь все ближе и ближе к пульсирующему лону. Мария-Тереза умирала от желания почувствовать его там, куда он направлялся, и когда Вин замер у вершины ее бедра, она едва могла дышать.

– Пожалуйста, – хрипло сказала она.

Вин прижался к ней, а потом одним уверенным движением скользнул языком по ее плоти. Когда крик Марии-Терезы раздался посреди шума падающей воды, Вин крепко ухватил ее бедра и застонал напротив средоточия ее женской сущности. Жадные глотки перемежались ласками языка, пока девушка не осела на скамейку, пристроив одну ногу на полочке для мыльницы, а вторую перекинув за спину Вина.

И тут он серьезно взялся за дело. Приподняв голову и встретив ее взгляд, он поднял руку и вобрал два пальца в рот. Облизав их, он снова склонился над ее лоном, ведомый розовым языком.

Проникновение сопровождалось легкими касаниями его языка.

Мария-Тереза кончила, сильно и громко, и когда последние спазмы пошли на убыль, девушка откинулась на твердом камне, расслабленная, как сама вода. Выскользнув из ее тела, он облизал пальцы, медленно прохаживаясь по ним языком и наблюдая за девушкой из-под бровей.

Он был возбужден. Возможно, очень сильно возбужден, учитывая, насколько напряженными были его бедра.

– Вин…

– Да? – его голос скрипел, словно гравий.

– До спальни, где остались презервативы, на самом деле очень далеко.

– Да.

Она опустила взгляд на его эрекцию. – Я не хочу, чтобы ты ждал так долго.

Он страстно улыбнулся. – Ты что-то задумала?

– Я хочу наблюдать.

Низко рассмеявшись, он прислонился к стеклянной стенке, раздвигая бедра, его огромный член лежал вдоль накаченного живота. Боже, он изумительно выглядел на фоне кремового мрамора. – За чем конкретно ты хочешь наблюдать?

Она покраснела. Боже помоги ей, она действительно покраснела. Но, с другой стороны, он растянулся на полу душевой, блестел с головы до пят, жадный до секса… и ждущий ее указаний.

– Что ты хочешь, чтобы я показал тебе? – протянул он.

– Я хочу, чтобы ты… положил свою руку…

– Сюда? – сказал он, опустив ладонь на грудь.

– Ниже, – выдохнула она.

– Ммм… – Широкая ладонь скользнула вниз по ребрам, к вершине фигурного пресса. – Сюда?

– Ниже…

Он проигнорировал головку эрекции и положил руку на бедро. – Еще ниже?

– Левее. И Выше.

– А, ты говоришь об, – когда его рука обхватила член, он выгнулся, закрывая глаза, – этом?

– Боже, да….

Двигая бедрами, он все же не шевелил рукой, и Мария-Тереза получила именно то, чего жаждала: изумительный вид его головки, исчезающей и появляющейся в его руке, снова и снова. Его массивная грудь поднималась и опускалась, когда он, приоткрыв губы, ласкал себя.

Он медленно поднял веки и посмотрел на Марию-Терезу, его мерцающие глаза притягивали ее. – Мне нравится, что ты наблюдаешь за мной…

На этом он скользнул другой рукой к бедрам и обхватил крепкую мошонку. Сжав ее, он замедлил движения руки на эрекции и застонал.

– Не знаю, как долго я протяну…

Милостивый… Боже. Все здание могло полыхать синим пламенем, но Мария-Тереза все равно не смогла бы сдвинуться с места. Он снова сжал мошонку, потом уделил особое внимание головке. Надавив большим пальцем, Вин подключил вторую руку, его дыхание начало вырываться из легких.

Лаская себя, он не отрывал глаз от Марии-Терезы.

Он был таким чувственным, таким… раскрывшимся перед ней, ничего не утаивал, был одновременно сильным и уязвимым. – Ты собираешься… заставить меня… оттянуть… – он простонал между резкими вдохами. Его жадный взгляд блуждал по телу девушки, и она перенесла его эротичный вид в разряд долгосрочной памяти, будто вырезала изображения на камне. – Мне… нужно…

– Кончи для меня, – прошептала она. Она хотела, чтобы это мгновение не заканчивалось, но также понимала, что скоро наслаждение превратится в боль.

Его грудь начала вздыматься, рука двигалась все быстрее и жестче, так, что напряглись мускулы.

Вин кончил на живот и бедра, не в силах остановиться. И в процессе он не отрывал взгляда от Марии-Терезы, даже когда его руки замерли, расслабленно обвиснув по бокам.

Когда Вин восстановил дыхание, Мария-Тереза улыбнулась и подошла к нему, обхватив ладонями его лицо, нежно целуя. – Спасибо.

– В любое время, как захочешь взглянуть на подобное представление, просто дай мне знать?

– Будь уверен.

Когда они, наконец, сполоснулись и вышли из душа, на их лицах играли одинаковые довольные улыбки, и Вин подал ей одно из полотенец с вешалки. Белая махровая ткань была столь огромной, что укрыла Марию-Терезу от груди и до лодыжек, и, обмотав второе полотенце вокруг головы, она почувствовала себя полностью укрытой мягкой тканью.

Вин взял третье полотенце, высушил волосы так, что они начали торчать во все стороны, и обмотал его вокруг бедер. – Мне нравится видеть тебя в своих полотенцах.

– Мне нравится носить их на себе.

Он подошел и поцеловал ее, и в последующей паузе ее дыхание замерло в горле.

Она знала, что он хотел сказать. И согласилась, что было рано, слишком рано для подобных слов.

– Хочешь что-нибудь поесть? – спросил он.

– Мне… наверное, пора уезжать. – Ей нужно упаковать много вещей.

– Окей… хорошо.

Пар пропитался грустью, когда они, взявшись за руки, вышли из ванной…

– Я не помешала?

Мария-Тереза замерла, равно как и Вин.

Женщина, с которой он был в «Железной Маске» стояла посреди спальни: ее руки спокойно свисали по бокам, длинные блестящие волосы лежали на плечах, а черное пальто было перетянуто ремнем на крошечной талии.

В своем звучном спокойствии, на первый взгляд она выглядела как любая шикарная модель, но было с ней что-то не так. Совсем не так.

Во-первых, прошлой ночью она была зверски избита, а на лице – ни царапинки; черты лица и кожа были гладкими и нетронутыми, словно вырезанные из мрамора. Во-вторых, смотря на них, она выглядела так, будто была способна на убийство.

О… Боже. Ее глаза. Вокруг черных радужек не было белка, вместо глаз на них пристально смотрели дыры, черные и бездонные, как два сточных колодца.

Но как такое возможно?

Когда кожа на затылке Марии-Терезы сжалась, женщина обратила на нее внимание и улыбнулась как мясник в поисках следующей жертвы.

– Дорогая, видела твою сумку внизу, в столовой. Судя по пачке денег рядом с ней, я бы сказала, что твоя цена взлетела до небес. Мои поздравления.

Жесткий голос Вина вспорол воздух. – Как ты вошла?! Я закрыл все…

– Ты не понял, Винсент? Твоя дверь всегда открыта для меня.

Вин вышел вперед, прикрывая своим телом Марию-Терезу. – Уходи. Сейчас же.

Ее высокий смех был словно царапающий по классной доске гвоздь, он заставлял съеживаться от ужаса.

– С нашей первой встречи, мы играли по моим правилам, Вин, и сейчас это не изменится. Я многое вложила в тебя, и уверена, что настало время позвать тебя назад.

– Имел я тебя, Девина.

– Так и было, – протянула женщина. – Причем, основательно, осмелюсь добавить. Но ты был не единственным. Твой друг Джим тоже хорошо услужил мне, и думаю, мне он понравился больше тебя. С ним мне не нужен кто-то другой.

– Ага, кстати, я получил больше, чем ты могла мне дать, – оТрэзал Вин.

От женщины прокатилась волна холода, и ее глаза, эти ужасные черные дыры, переместились на Марию-Терезу. – Ты встречала Джима, не так ли? Была наедине с ним? Может… в машине? Когда он отвозил тебя домой вчера?

«Откуда, черт возьми, она узнала об этом», удивилась Мария-Тереза.

Когда Вин напрягся всем телом, женщина продолжила. – Когда ты отвезла Джима в дерьмовую комнату над его гаражом, тебе понравился вкус его члена, верно… но ты бы отсосала у него, даже если бы не понравилось. Тебе нужны любые деньги, а он был готов заплатить.

Мария-Тереза посмотрела на нее через всю комнату. – Этого не было. Никогда. Я не ездила к нему домой.

– По твоим словам.

– Нет, по твоим словам. Я знаю, что делала, чего не делала, и с кем именно. Ты же, с другой стороны, отчаявшаяся стерва, которая пытается ухватиться за того, кто ее не хочет.

Женщина слегка отшатнулась, и Мария-Тереза призналась себе, что это доставило ей удовольствие.

Но потом Вин отступил в сторону, и один взгляд на его побледневшее лицо заставил Марию-Терезу осознать всю трагическую правоту Трэза. У прошлого, такого, как у нее, длинные руки, а они с Вином не знали друг друга достаточно долго, чтобы возникло элементарное доверие… тем более, вера в то, что «проститутка» не занималась «работой» с его другом.

Слава Богу, что на ней были слои полотенец, подумала она.

Потому что внезапно Мария-Тереза почувствовала себя так, будто ее выставили на холодный ветер.

***

– Джим.

Стоя перед дверью в ванную Девины, Джим оценил выражение лица Эдди: чертовски серьезное. Более того, эта здоровенная туша мгновенно окажется перед ним, если Джим сделает хоть одно движение в сторону ручки.

Ослабляя напряжение в мускулах, Джим расслабился всем телом и посмотрел через плечо на груду столов. Эдриан методично открывал ящики, копался в них… и судя по шороху, вещей там было полно.

– Окей, – пробормотал Джим. – Похоже, нам следует присоединиться к охоте за пасхальным яйцом?

– Я знаю как это трудно, – сказал Эдди. – Но ты должен довериться мне.

Эдди хлопнул рукой по спине Джима, и они вместе повернулись, намереваясь присоединиться к приятелю. Джим сделал шаг вперед…

И резко обернувшись, схватил дверную ручку. Под громкие проклятья падшего ангела, Джим распахнул дверь, но тут же замер.

Обнаженная молодая девушка висела над фарфоровой ванной, ее ноги были раздвинуты в V-образной форме, ее лодыжки были привязаны черной веревкой к округлому пруту, к которому должна крепиться занавеска для ванны. Руки были связаны вместе той же черной веревкой и тесно прижаты к телу, так, что пальцами она едва касалась гениталий. На всей плоскости живота глубокие порезы образовывали какой-то рисунок, и кровь, покрывавшая белоснежную кожу девушки, стекала по груди, огибала ее подбородок и челюсть, и вниз, по белокурым волосам.

Заткнутая пробкой ванная была наполнена кровью.

О, Господи… девушка висела в двух дюймах над ванной. Ее глаза были открыты и не мигая смотрели вперед, рот едва заметно шевелился…

– Она жива, – воскликнул Джим, устремившись вперед.

Эдди схватил его и дернул назад. – Нет, не жива. И благодаря тебе, нам сию секунду нужно выметаться отсюда.

Джим вырвался из хватки и ринулся вперед, поднимая руки, готовый развязать запутанные веревки…

Твердая, тяжелая ладонь ухватилась за его плечо.

– Она мертва, мать твою, а у нас возникла серьезная проблема. – Когда Джим резко покачал головой и начал вырываться, Эдди повысил голос. – Она мертва… это автономные конвульсии, а не признаки жизни. Видишь разрезы по обе стороны ее горла?

Джим окинул взглядом тело, отчаянно пытаясь найти признаки неглубокого дыхания или понимания на ее лице того, что ее спасут… кто-то… что угодно…

– Нет! – он указал на ее пальцы, когда они едва заметно дернулись. – Она жива!

Он напрягся всем телом и закричал, и сцена сменилась перед его взглядом, с настоящего ужаса к трагедии из прошлого. Он увидел свою мать, всю в крови, ее веки едва моргали, губы шевелились, пытаясь произнести нужные слова, моля, чтобы он оставил ее.

Хладнокровный голос Эдди раздался у самого уха Джима, будто парень не говорил вовсе, а имплантировал свои слова в его мозг:

– Джим, нам нужно убираться отсюда.

– Мы не можем оставить ее. – Это был его голос? Такой слабый и сиплый?

– Она умерла. Ее больше нет.

– Мы не можем бросить ее… она…

– Ее с нами нет, Джим. Мы должны уйти. Чтобы спасти Вина, мы должны вытащить тебя отсюда.

В дверном проходе раздался голос Эдриана. – Что, черт возьми, с тобой творится…

–Захлопнись, Эд. – оТрэзал Эдди. – Ему не нужны твои пинки под яйца. Джим… Я хочу, чтобы ты вышел из ванной.

Джим знал, что парень был прав. Девушка умерла, истекла кровью, словно животное, и это не самое плохое. На ее лице застыла маска ужаса, будто она пережила великие муки. – Пошли, Джим.

Помоги ему Господь, Джим понимал, что должен послушаться ангела, заставить себя принять факт, что здесь не за что сражаться: время для борьбы и возможность самой победы пришла и ушла, не поставив его в известность. И он верил Эдди, насчет необходимости уходить. В данный момент сражение с Девиной было очень нежелательно.

Сейчас, ровно треть всей команды вышла из строя.

Джим собирался повернуться, но его схватили со спины, огромная рука Эдди ухватила его лицо, удерживая неподвижно.

– Смотри прямо перед собой. Выходи вслед за мной. Не поворачивай голову. Ты понял? Я хочу, чтобы ты отступал назад вместе со мной, не меняя положения головы. Мы сейчас выйдем.

– Я не хочу оставлять ее, – прошептал Джим. – О, черт…

Столько страданий, ужаса отпечаталось на мягких чертах ее бледного, красивого лица. Где были ее родители? Кем она была? Уставившись на труп девушки, он запоминал все ее черты, начиная с родимого пятнышка на бедре и голубизны ее безжизненных глаз, заканчивая узором, вырезанном на ее животе.

– Она умерла, – тихо сказал Эдди. – Тело – просто сосуд… в нем больше нет души. Ты ничего не можешь сделать для нее, а мы сейчас находимся в опасной ситуации. Нам нужно вытащить тебя отсюда.

Но чем больше он на нее смотрел, тем сильнее вопило его нутро, и он не мог… Неожиданно он услышал шум, напоминавший топот грызунов по канализационной трубе. Но это были не сотни крыс. Заработали часы, абсолютно все из них начали идти в одно и то же время, хаотичное тиканье секундных стрелок поднялось в помещении, заполняя воздух.

Голос Эдриана прозвучал не зло, а мрачно. – Нам нужно уходить…

Его слова прервал грохот, и потом вибрация прошлась по полу, настолько сильная, что затрещало закоптелое окно над туалетом, а на поверхности крови в ванной пошла рябь.

– Прямо сейчас.

– Я не хочу оставлять ее…

Голос Эдди перешел на рык. – Она умерла. И нам нужно…

– Пошел к черту! – Джим ринулся вперед.

Огромные руки Эдди напоминали железные балки. Джим озверел, боролся против захвата, рвался, но ничего не достиг.

Раздались голоса – его и Эдриана. Но Эдди промолчал, начав вытаскивать Джима из ванной.

Но потом, сквозь звуковой хаос и шорох одежды, прорвался голос Эдди: – Выруби его! Я не смогу оградить его от взгляда в зеркало!

Эдриан вышел вперед, сжал кулак и занес руку назад. Удар был резким и сильным, раздался треск… и Джим, оглушенный, наконец, подчинился.

Джима вытащили из ванной в оцепеневшем состоянии, каблуки его Тимберлендов волочились по жесткому полу, а голова звенела, словно колокол. Когда его ботинки миновали порог ванной, Эдриан захлопнул дверь, а Эдди оторвал Джима от пола и перекинул через плечо.

Испытывая головокружение и дезориентацию, Джим попытался опознать флотилию новых звуков, доносившихся будто издалека. Посмотрев на кухонный стол, он увидел, что ножи двигались, выстраивались, создавая порядок из прежнего хаоса. То же самое происходило с комодами… что объясняло вибрацию: они дрожали на своих ножках, выстраиваясь в ряд, словно солдаты.

Джин смутно помнил, как они покинул чердак, не особо осознавал путь вниз по лестнице… но холодный воздух на улице привел его в чувство, так, чтобы он смог вырваться из хватки Эдди и на своих двоих добраться до грузовика.

Когда Эдриан увозил их прочь, перед глазами Джима стояло лицо девушки.

В этот раз никто не пел.

И не сказал ни слова.

Глава 34

Насмешка Девины металась в голове Вина, словно шарик по пинбол-автомату, вызывая звон всевозможных злобных колокольчиков и совсем ненужные мысли: Джим и Мария-Тереза одни… в ее машине… возвращаются к нему в квартиру…

– Ты помнишь всех, с кем была? – сказала Девина Марии-Терезе. – У тебя, должно быть, невероятная память. Но прямо сейчас важен только один из тех мужчин… не правда ли, Вин?

Вот оно, перепутье, подумал Вин. Место выбора того или иного пути.

И он абсолютно четко понимал, что если позволит словам Девины пустить корни, то пропадет навеки, и все же, какой-то части него казалось, что в них была немалая доля правды: Мария-Тереза оставалась наедине с Джимом, она спала с мужчинами за деньги, а если эти двое были вместе в сексуальном плане, этого Вин не сможет вынести.

Голос Девины понизился до шепота.

– Ты всегда боялся превратиться в своего отца. И посмотри теперь на себя – забавляешься со шлюхой.

Вин резко сделал шаг к ней, отступая от Марии-Терезы. Забавляешься со шлюхой…

Слова Девины и осознание того, чем Мария-Тереза зарабатывала на жизнь, лишь усилили эффект от воспоминаний об отце и матери.

Забавляешься со шлюхой…

Он сконцентрировался на Девине, на самом деле видя ее…

– Ты так права, – прошептал он, когда правда открылась ему.

Вдруг лицо и глаза Девины изменились, сочувствие согрело ее черты и избавило от гнева.

– Я не хотела этого для тебя. Ничего из этого. Просто вернись ко мне, Вин. Вернись.

Он шел вперед, приближаясь все ближе и ближе к Девине, которая протянула к нему руки. Оказавшись перед ней, он убрал с ее уха темную прядку. Наклонившись к губам женщины, он с силой вцепился в ее волосы.

– Вин… о да, Вин. – Она выдохнула его имя с облегчением и триумфом. – Все так и должно быть…

– Иди. На. Хер. – Когда она попыталась отпрянуть, он остановил ее, удерживая за волосы. – Это ты – шлюха.

Трэз упоминал об этом. Тогда, в «Железной маске», парень сказал, что наступит момент, когда Вину придется поверить в то, что он знает о Марии-Терезе, а не в то, что, как он всегда боялся, окажется правдой о женщине, которая ему не безразлична.

– Тебе здесь не рады, – сказал Вин, отпустив Девину, отталкивая ее прочь, и вернулся к Марии-Терезе. Взяв свою женщину за руки и загородив своим телом, он пожалел, что они сейчас не в главной спальне, ведь там он хранил пистолет. – Выметайся. Отсюда.

Вдруг воздух вокруг Девины исказился, будто ее ярость вызвала возмущения на молекулярном уровне, и Вин приготовился к удару. Хотя казалось, что вместо того, чтобы наброситься на него, она пытался сдержать себя.

Со зловещим самоконтролем она подошла к окнам, и первой мыслью Вина было отослать Марию-Терезу из комнаты. К сожалению, расстояние между панорамой города и открытой дверью было достаточно коротким, чтобы Девина могла легко его сократить. К тому же сучка смотрела на стекло, обеспечивая себе обзор происходящего за спиной.

– Ты не можешь расторгнуть соглашение, Вин. Не выйдет.

– Черта с два.

Девина развернулась и подошла к кровати. Наклонившись, она взяла его боксеры и окинула взглядом смятое одеяло и разбросанные подушки.

– Какой бардак. Хочешь рассказать мне, что именно ты с ней сделал, Вин? Или мне воспользоваться воображением? У нее так много опыта, уверена, она хорошо тебя ублажила.

Девина нарочно поправила подушки, вернув их к изголовью кровати. Когда она немного отвлеклась, Вин быстро толкнул Марию-Терезу в ванную и закрыл дверь. Услышав, как замок тут же повернулся, он глубоко вздохнул, хотя было ясно, что даже лучшие засовы «Шлэг» не представляют для Девины никаких проблем.

Девина пронзила его черным взглядом.

– Ты ведь понимаешь, что если я захочу попасть туда, то попаду.

– Сначала тебе придется пройти через меня. И я почему-то не думаю, что тебе это удастся. Если бы ты собиралась убить меня или ее, то сделала бы это в ту самую секунду, как зашла.

– Продолжай так думать, если тебе от этого легче. – Наклонившись, она вытащила что-то из скомканного одеяла. – Ну, так вот. Я считаю, что у меня…

Девина замерла на середине предложения и повернула голову так, чтобы выглянуть в окно. Вдруг брови нависли над черными дырами, заменявшими ей глаза, и черты лица слегка изменились, демонстрируя проблеск ее истинной сущности, которую ему однажды довелось увидеть. На долю секунды вместо всей этой великолепной красоты появились гниющие серые пласты кожи, и Вин был готов поклясться, что уловил слабый запах тухлого мяса.

Черт, это должно было напугать его до чертиков, но по опыту он знал, что необъяснимое и необъясняемое из-за своей бредовости менее реальными не становятся. И, что более важно, Мария-Тереза стояла по другую сторону тонкой двери, и он будет биться до смерти, чтобы защитить свою женщину, какая бы хренотень ей ни угрожала.

Человек… демон… гибрид. Дефиниция не играет роли.

Девина снова посмотрела на него. Положив что-то в карман своего пальто, она сказала очень странным, отдающимся эхом голосом:

– Скоро встретимся с вами двумя. У меня дела кое-где.

– Собираешься масочку сделать? – произнес он. – Вот и правильно.

Зашипев, будто хотела выцарапать ему глаза, она превратилась в серый туман и растворилась в воздухе, с гневом пронесшись над ковром и вниз по лестнице.

Вин рванул вперед, захлопнул дверь спальни и запер ее, хоть у него возникло ощущение, что в туманной форме она могла запросто пролезть под ней. Но это лучшее, что он мог сделать.

Он подошел к ванной и постучал.

– Она ушла, но я не знаю, когда…

Мария-Тереза распахнула дверь. Она была бледна и напугана до смерти, но первое, что она сказала, это:

– Ты в порядке?

И в этот самый момент он понял, что любит ее. Просто и ясно.

Но сейчас не было времени углубляться в рассуждения.

Вин поцеловал ее.

– Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. На случай, если она вернется.

Как только Мария-Тереза окажется в безопасности, он позвонит Джиму. Ему позарез нужен был один из тех крылатых, и он не мог придумать никого лучше, чем сукиного сына, однажды уже победившего смерть и не перепугавшегося того дерьма, из-за которого большинство парней наложили бы в свои «Кельвины».

Она вдруг покачнулась.

– Я… я думаю, что сейчас потеряю сознание…

– Наклони голову… давай, встань на колени… – Он положил руку на ее обнаженное плечо и аккуратно опустил Марию-Терезу на пол. Затем наклонил так, чтобы ее длинные волосы касались мрамора, а руки упали к щиколоткам. – Дыши осторожно и медленно.

Когда она сделала пару вдохов и задрожала, ему захотелось содрать кожу с самого себя. Чтоб его, он был даже хуже ее бывшего мужа. Нес с собой гораздо больше разрушений.

И хоть сердце его впервые за всю взрослую жизнь находилось там, где и должно быть, то, что он открыл ей, ужасало сильнее, чем все, что шайка того мудака могла вытащить из своих задних карманов.

А ведь те гангстеры в стиле «Крестного Отца» не какой-то простой шпаной были.

Мария-Тереза посмотрела на него.

– Ее глаза… Что я, блин, только что видела?

– Вин! Эй, Вин?

Он выглянул из-за косяка на звук приглушенного оклика и крикнул:

– Джим?

– Да, – послышался ответ. – Я тут с подкреплением, ну, как они говорят.

– Тогда поднимайтесь.

Идеально. На втором этаже располагался запасной выход, через который можно вывести Марию-Терезу, и разве не чудесно будет сделать это с хоть каким-то прикрытием.

– Я пойду, поищу одежду, – сказал он ей. – Как насчет того, чтобы тоже одеться?

Она кивнула, он поцеловал ее, вышел и принес ей одежду, а затем закрыл за собой дверь спальни.

Когда на лестнице послышались тяжелые шаги, Вин пошел к себе в комнату, надел пару треников и вытащил из стола пистолет, чертовски надеясь, чтобы «подкрепление» было на одной с Джимом стороне.

Надежды оправдались. Именно этих двух здоровых ублюдков он встретил в госпитале, когда Джима ударило током, и, несмотря на внешность гражданских, взгляд у них был воинственный.

У Джима же был стеклянный, пустой взгляд человека, побывавшего в ужасной аварии. Очевидно, что у парня недавно случилось нечто плохое, но, тем не менее, его голос был по-прежнему сильным и спокойным, когда он кивнул сначала на того, кто стоял слева.

– Это Эдриан. И Эдди. Они вроде как наши друзья, если ты понимаешь, о чем я.

Зашибись, подумал Вин.

– Вы как раз вовремя, – сказал он, пожимая им руки. – Не поверите, кто только что ушел.

– О, спорю, что поверим, – пробормотал Джим.

– Итак, у меня к тебе есть несколько вопросов, – сказал парень с пирсингами. – Мы знаем твою подружку. Очень хорошо знаем, к несчастью.

– Она не моя подружка.

– Ну, она пока не исчезла из твоей жизни, к сожалению. Но мы попытаемся об этом позаботиться. Наш парень Джим сказал, в семнадцать лет ты совершил какой-то ритуал. Можешь его описать?

– Он должен был избавить от того, что внутри меня.

И, конечно же, Мария-Тереза открыла дверь в гостиную именно в этот момент. Одевшись в свои джинсы и кофту, она собрала волосы в хвост и сунула руки в передние карманы пуловера.

– Что внутри тебя? – спросила она.

Вин потер лицо и взглянул на мужчин. Мария-Тереза оборвала его ментальные упражнения прежде, чем он смог сообразить, как подобающе скрыть правду.

– Я хочу знать все, Вин. Все. Теперь, увидев ее вблизи, я заслуживаю правду, потому что, честно говоря, я не знаю, что только что видела.

Дерьмо. Как бы он ни хотел удержать Марию-Терезу подальше от сверхъестественной хрени, возражать ее логике было очень тяжело. Но, блин, как же ему хотелось, чтобы этот разговор вообще не происходил.

– Джентльмены, дадите нам минутку наедине? – спросил он, не отрывая взгляд от ее глаз.

– У тебя тут есть пиво? – спросил Эдриан.

– Холодильник около бара в гостиной. Джим знает дорогу.

– Вот и славно. Потому что заправиться нужно именно ему. Вы двое спуститесь, когда будете готовы, и не волнуйтесь, мы убедимся, что Девина сюда не вернется. У тебя же на кухне есть соль?

– Эээ, да. – Он взглянул на него с недопониманием. – Но зачем тебе…

– Где она у тебя?

После того, как Вин пожал плечами и сказал парню, что она в шкафчике с бакалейными продуктами, мужчины снова вышли на лестницу, а Вин повел Марию-Терезу к кровати. Он не мог стоять на месте, поэтому начал ходить кругами.

Подойдя к окну, он задумался, почему оказался в таком положении. Почему начал там, где начал. И чем все это для него кончится.

Глядя на дорогу у реки и машины, едущие по своим полосам, Вин завидовал людям, сидящим за рулем тех автомобилей и на тех пассажирских сиденьях. Велика вероятность, что подавляющее их большинство занимались обычными делами, например, ехали домой или в кино, или пытались принять сложнейшее решение в духе «а что же приготовить на ужин?».

– Вин? Поговори со мной. Обещаю, что не буду тебя судить.

Он прокашлялся и ужасно надеялся, что это правда.

– Сможешь поверить в…

Ну и как ему закончить этот вопрос? Составить список всякой брехни типа спиритических досок и карт таро, черной магии и вуду, и… демонов… по большей части демонов? Прекрасно. Просто великолепно.

Она нарушила тишину, которую он никак не мог заполнить.

– Ты про те случаи, которые происходят с тобой?

Он потер лицо.

– Слушай, то, что я скажу, не будет звучать как нечто реальное… черт, оно даже правдоподобным-то звучать не будет. Но, пожалуйста, не уходи, пока я не закончу, ладно? Каким бы странным это все ни казалось?

Он продолжал смотреть на пейзаж, не желая показывать ей слабость, отразившуюся на лице. По крайней мере, его голос звучал наполовину нормально.

Изголовье кровати скрипнуло, говоря о том, что она села еще дальше на матрац.

– Я никуда не уйду. Обещаю.

Еще одна причина любить ее. Будто он нуждался в них.

Вин глубоко вздохнул и начал с пресловутой преамбулы:

– Когда ты молод, то думаешь, что все, происходящее с тобой, вокруг… внутри тебя, нормально. Потому что ничего иного ты не знаешь. А в пять лет я пошел в детский сад, где на горьком опыте узнал, что другие дети не могут двигать вилки, не прикасаясь к ним, или останавливать дожди на задних дворах, или знать, что будет на ужин, не разговаривая со своими матерями. Понимаешь, мои родители не могли сделать ничего из того, что мог я, но я все равно всегда чувствовал огромную разницу между нами, поэтому не думал, что это странно. Просто думал, что они не такие, как я, потому что они – родители, а не дети.

Он не стал углубляться в то, как различными способами узнавал, что не похож на других детей, и как эти маленькие говнюки поступали с ним, наказывая за странности. Рассказ о постоянных побоях со стороны парней, или насмешках девчонок не повлияет на то, поймет и поверит ли ему Мария-Тереза, или же нет. Кроме того, от жалости ему всегда становилось не по себе.

– Я чертовски быстро научился не болтать о своих способностях, да и скрывать это было не сложно. К тому же тогда я проделывал лишь небольшие фокусы, ничего особо из ряда вон выходящего, но все изменилось, когда мне исполнилось одиннадцать, и я начал выдавать этот гребаный бред с бормотаниями. Это стало большой проблемой. Видения приходили где и когда угодно. Я не имел над ними никакой власти, и вместо того, чтобы вырасти из этого, что произошло со всеми теми манипуляциями и небольшими видениями будущего, припадки становилось только хуже и хуже.

– У тебя дар, – сказала она с немалым трепетом.

Вин оглянулся через плечо. Краски возвращались к лицу Марии-Терезы, на что он даже надеяться не смел, но с ее мнением он согласиться не мог.

– Я считаю это проклятьем. – Он снова посмотрел в окно, на ряды крошечных машин далеко, далеко внизу. – Повзрослев, я стал больше и сильнее, поэтому издевки перешли в разряд менее существенных проблем, но эти видения не прекращались. Меня все больше и больше раздражало ощущать себя уродом. В конце концов, я решил, что должен поговорить с кем-то, поэтому пошел к этому экстрасенсу в центре Колди. Чувствовал себя полнейшим, блин, идиотом, но был в отчаянии. Она мне помогла, объяснила, что делать, и хоть я не особо верил, пришел домой и сделал, как она сказала… и все изменилось.

– У тебя прекратились эти припадки?

– Да.

– Тогда почему сейчас они вернулись?

– Не знаю.

И почему они начались, он тоже не знал.

– Вин? – Когда он обернулся, Мария-Тереза похлопала по кровати. – Присядь. Пожалуйста.

Не обнаружив на ее лице ничего, кроме теплоты и сочувствия, Вин подошел и опустил свой зад рядом с ней на матрас. Когда он уперся кулаками в одеяло и сгорбился, Мария-Тереза, нежно прикоснувшись рукой к его спине, стала медленными кругами поглаживать ее.

От ее прикосновения Вин ощутил невероятный прилив сил.

– Когда припадки закончились, все стало по-другому. И вдруг, ни с того ни с сего, вскоре после этого умерли мои родители… не такой уж сюрприз, на самом деле, учитывая их жестокость по отношению друг к другу, это было лишь делом времени. Как только их не стало, я бросил школу и устроился на работу к начальнику моего отца помощником водопроводчика. Мне тогда уже исполнилось восемнадцать, так что я мог на законных основаниях работать в этой сфере, и я поставил перед собой цель всему научиться. Вот как я оказался на стороне, заключающей контракты. Никогда не брал отпуск. Никогда не оглядывался, и с тех самых пор жизнь была…

Забавно, пару дней назад он бы сказал прекрасной.

– С той поры моя жизнь и вправду казалась гладкой со стороны.

Но он начинал думать, что все совершенное им было всего лишь блестящим жирным слоем краски на гниющем сарае. Он никогда не был счастлив, не испытывал радости от заработанных денег… обманывал честных людей и воровал бесчисленные акры земли, а ради чего? Все его поступки замаривали червячка в животе, управляющего им. Ничего из этого не приносило ему пользу.

Мария-Тереза взяла его за руку.

– Итак… кто та женщина? Что она такое?

– Она… я не знаю, как ответить ни на один из этих вопросов. Может те два парня, что пришли с Джимом, смогут. – Он взглянул на дверной проход, а затем на Марию-Терезу. – Я не хочу, чтобы ты считала меня уродом. Но в любом случае, я не буду тебя винить.

Опустив голову, он впервые за долгое, долгое время хотел быть кем-нибудь другим.

Слова лучше, чем ничего, когда нужно что-то объяснить. И, тем не менее, в некоторых ситуациях их бывает недостаточно.

Эта как раз из тех, подумала Мария-Тереза.

В ее жизни вещи вроде тех, о которых рассказывал Вин, случались только в кино или книгах… о них шепчутся тринадцатилетние на пижамной вечеринке со своими друзьями… подобные байки размещают в разделе объявлений в конце дешевого журнала. Подобные сверхъестественные явления не могут существовать в реальном мире, и разум Марии-Терезы отказывался думать иначе.

Проблема крылась в том, что она видела своими глазами: женщину с черными дырами вместо глаз и ауру, которая, казалось, заражает сам воздух вокруг нее; съежившегося Вина, произносящего непонятные ему слова… И теперь гордого мужчину с поникшей головой, который стыдился того, что не было ни его виной, ни его желанием.

Мария-Тереза продолжала гладить его плечи, жалея, что не может сделать большего, чтобы успокоить его.

– Я не… – она не закончила предложение.

Его недоверчивые серые глаза вдруг посмотрели на нее.

– Не имеешь понятия, что сказать обо мне, да?

Ну, да… только она не будет озвучивать эту мысль из страха, что подберет неверные слова.

– Все нормально, – сказал он, сжав ее руку, а затем встал с кровати. – Поверь, я ни капли тебя не виню.

– Чем я могу помочь? – спросила она, когда он начал расхаживать по комнате.

Вин взглянул на нее, остановившись у окна.

– Уезжай из города. И, возможно, нам не следует видеться. Возможно, так будет безопасней для тебя, а прямо сейчас для меня нет ничего важнее этого. Я не позволю ей добраться до тебя. Независимо от того, что мне придется сделать. Она до тебя не доберется.

Глядя в его лицо, Мария-Тереза почувствовала, как что-то всколыхнулось глубоко внутри нее, и поняла, что он – ее ожившая сказка: стоящий перед ней мужчина был готов сражаться за нее, где бы ни разразился бой… Был готов принять на себя раны, жертвовать ради нее… Был истребителем драконов, его она искала в молодости и, повзрослев, потеряла веру в его существование.

И, что также важно, когда ему было проще поверить в ложь той женщины, когда он мог послушать Девину, несшую полную чушь о том, что она спала с Джимом, он решил быть о ней более высокого мнения. Он поверил в нее, доверился, вопреки как ее прошлому, так и своему собственному.

На глаза навернулись слезы.

– Слушай, мне нужно спуститься и поговорить с ними, – резко сказал он. – Может, ты захочешь уйти.

Но она покачала головой и встала на ноги, думая, что в игру «рыцарь в сверкающих доспехах» могут играть двое.

– Я останусь, если ты не против. И я не думаю, что ты – урод. Ты… – Она пыталась подобрать верные слова. – Ты хорош именно таким, какой есть. Больше, чем просто хорош – ты удивительный человек и замечательный любовник, и ты просто… нравишься мне. – Она покачала головой. – Я бы ничего не стала в тебе менять, и я уж точно тебя не боюсь. Я жалею лишь о том… что не встретила тебя годы и годы назад. Вот и все.

Тишина затянулась.

– Спасибо, – хрипло сказал он.

Она подошла к нему и, заключив его в объятия, прошептала:

– Ты не должен меня благодарить. Таковы мои чувства.

– Нет, это подарок, – сказал он ей в волосы. – Всегда нужно благодарить человека, дающего тебе нечто незаменимое, и для меня… понимание – самое бесценное, что ты когда-либо можешь мне предложить.

И, когда она остолбенела, стоя у его груди, он произнес три коротких слова:

– Я люблю тебя.

Глаза Марии-Терезы распахнулись от неожиданности, но он отступил и протянул руку, чтобы ей не пришлось заикаться.

– Таковы мои чувства. Вот он я. И я не жду никакого ответа. Просто хотел, чтобы ты знала. – Он кивнул на дверь. – Пойдем вниз и со всем разберемся.

Когда она осталась стоять на месте, он слегка ее потянул.

– Пойдем.

После того, как Вин поцеловал ее, Мария-Тереза позволила вывести себя из комнаты. И, учитывая головокружение, она была удивлена, что ее координации хватило на то, чтобы спуститься по лестнице и пройти в гостиную, не свалившись на пол.

Даже когда они присоединились к остальным, ей казалось, что она должна сказать ему что-то в ответ, что угодно, но он и в самом деле не ждал взаимности или даже признательности.

Что каким-то странным образом заставляло ее чувствовать себя удостоенной честью, возможно потому, что это означало безусловность его дара.

Мужчины, очевидно, нашли пиво, поскольку все держали в руках по бутылке, и Джим представил ей тех двух парней, пришедших с ним. По странной причине она прониклась к ним доверием… что было очень непривычно, учитывая, что она обычно испытывала рядом с большими, чрезмерно мускулистыми представителями противоположного пола.

Прежде, чем кто-либо из них смог заговорить, она произнесла громко и четко:

– Что она, блин, такое? И как сильно мне следует волноваться?

Мужчины уставились на нее, будто у нее выросла вторая голова.

Эдди, если она правильно расслышала его имя, первым вышел из ступора. Наклонившись, он поставил локти на покрытые джинсами колени. После минутного размышления он просто пожал плечами, будто пытался все приукрасить и решил-таки не лгать.

– Демон. И сказать, что волноваться следует сильно, – значит, ничего не сказать.

Глава 35

Вин был в восторге от своей женщины. Только-только пройдя через отвратительное и пугающее вступление в нереальный мир, а затем натолкнувшись на бомбу под названием «я тебя люблю», она все еще хранила самообладание, глядя на Эдди спокойными умными глазами, осмысливая его ответ.

– Демон, – повторила она.

Когда Эдди с Эдрианом кивнули в унисон, Джим просто сел на диван, приложил бутылку с холодным пивом к опухшему лицу и прислонился к ободранным подушкам. Дрожащий выдох, вырвавшийся из его рта, говорил о том, что новые синяки, которыми он тут светит, выглядели хуже и сильно болели.

Богу одному известно, как он… о, погодите-ка, костяшки Эдриана были разбиты.

– Что это значит? – спросила она.

Голос Эдди был спокойным и рассудительным:

– Твое общее представление о демонах в ее случае очень даже точно. Она – злобное существо, поглощающее жизни, а затем и души людей. Ходячее разрушение, и ей нужен Вин. Всё и все, кто встанет у нее на пути, тут же окажется в опасности.

– Но почему Вин? – Она посмотрела на него. – Почему ты?

Вин открыл рот, но ничего стоящего сказать не смог:

– Я… я и вправду понятия не имею.

Эдди начал расхаживать по комнате, от книжных полок к разбитому зеркалу.

– Ты говорил, что ходил к экстрасенсу, которая рассказала тебе о ритуале. Что ты сделал, чтобы призвать ее к себе?

– В этом-то и загвоздка, – сказал Вин. – Я не призывал ее. Я пытался избавиться от видений. Вот и все.

– Ты что-то сделал.

– Уж точно не вызывался добровольцем на это дерьмо, поверь мне.

Эдди кивнул и оглянулся через плечо.

– Я тебе верю. Но вот только я чертовски уверен, что все было подстроено. Я не знаю, что именно тебе рассказали, но готов поспорить, что не об избавлении от этих припадков. Понимаешь ли, чтобы Девина приступила к работе, ты должен был впустить ее. – Эдди перевел взгляд на Марию-Терезу. – Поэтому то, что ему сказали сделать, настежь открыло дверь в него, и Девина воспользовалась этим преимуществом.

– Так она не связана с его видениями?

– Нет. Она может затмевать их, вцепившись в Вина мертвой хваткой, но, скорее всего, они снова начали у него появляться, потому что связь немного ослабла. И насчет «почему он»? Думай об этом как… метафизическом эквиваленте автомобильной аварии. Вин оказался не в том месте не в то время, благодаря чьему-то плохому совету. – Эдди снова встретил взгляд Вина. – Тот экстрасенс, как ты ее нашел? У нее была какая-то вендетта против тебя?

Значит, видения вернутся. Прекрасно.

– Эээ, я ее даже не знал. – Вин пожал плечами. – Просто какая-то женщина в центре, к которой я случайно заскочил.

Казалось, Эдди вздрогнул, будто Вин только что заявил, что у него на толстой кишке оперировал водопроводчик.

– Вот как, ладно… что она сказала тебе сделать?

Вин начал расхаживать по комнате, уперев руки в бедра. Ночь, когда он поднялся по лестнице и заперся в своей старой комнате, предстала перед ним, и он явно не горел желанием поделиться подробностями с очень разношерстной компанией.

Эдди, похоже, все понял.

– Ладно, мы к этому еще вернемся. Где ты провел ритуал?

– В своей спальне. В доме моей семьи… эй, притормози-ка… во всем этом я виноват? – Вин потер грудь, из-за сокрушительного веса над сердцем ему стало трудно дышать. – Если бы я к ней не пошел, я бы не… не жил этой жизнью?

Тишина была ему ответом.

– О… чтоб меня. – И тогда он все понял. Девина сказала, что дала ему все… значит ли это, что она также и забрала кое-что? – О, Боже мой… даже смерти? То есть… я и к смертям отношение имею?

– Чьим смертям?

– Моих родителей. Они умерли где-то через неделю после этого.

Эдди взглянул на Эдриана.

– Как сказать.

– Зависит от того, хотел ли я когда-либо их смерти?

– А ты хотел?

Вин посмотрел на Марию-Терезу и надеялся, что когда ответит, она увидит в его глазах сожаление. Проклятье, родители ужасно относились друг к другу, а к нему и того хуже, но это не значит, что он хотел стать причиной их гибели.

– В молодости у меня было два желания, – резко сказал он. – Разбогатеть и выбраться из царившего дома кошмара.

– Как они умерли? – тихо спросил Эдди, будто знал, что Вину нелегко это дается.

– После того, как я… сделал то, что сделал в своей комнате, я просто вернулся к нормальной жизни, понимаешь? К школе, ну, в каком-то роде, потому что я часто прогуливал. Никогда не думал, что это сработает, да я и не особо зацикливался на этом. А потом до меня дошло, что прошла уже целая неделя без припадков, и тогда я начал задумываться, может, я смог исправить то, что было со мной не так.

Вин подошел к окнам, чтобы взглянуть на пейзаж, но вместо этого уставился на пятно на ковре. Темный круглый след, оставшийся от разбитой бутылки бурбона, не выведешь никаким средством.

– Я помню, как пришел домой, отработав смену отца, что часто делал, когда тот нажирался до такой степени, что даже стоять не мог. Была почти полночь. Я взялся за дверную ручку и взглянул на полную луну. Я как ненормальный считал прошедшие дни. Знаешь, как «Ха, ты не веришь, что со мной теперь все хорошо?». А потом зашел в дом и обнаружил их в крови у подножия лестницы. Они оба умерли, и, возможно, случилось это из-за того, что один толкнул другого, да те и свалились напару.

– Ты тут не причем, – заметил Эдди.

Коснувшись ладонями стекла, Вин опустил голову.

– Чтоб меня.

Без какой-либо веской причины и, возможно, потому, что в тот момент только это могло заставить его чувствовать себя еще хуже, он подумал о сэндвиче с арахисовым маслом и джемом. Особенном сэндвиче. Единственном, приготовленным его отцом.

Они вдвоем поздно вернулись с работы, а на столе не было ужина. Оно и ясно, ведь единственный человек, кто мог его приготовить, валялся на диване в отключке со сгоревшей дотла сигаретой в руке.

Отец направился к холодильнику за пивом, но нарушил традицию, достав по пути хлеб, джем и арахисовое масло. Он прикурил сигарету, разложил четыре кусочка хлеба, намазал клубникой, а потом «Джифом». Схватив «Миллер», он бросил один сэндвич Вину и вышел из кухни.

На белом хлебе были черные следы от пальцев, потому что отец не вымыл руки.

Вин выбросил сэндвич, воспользовался раковиной и мылом, и сделал себе чистый.

Теперь он почему-то сожалел, что не съел чертов бутерброд.

– Что ты сделал? – спросил Эдди. – Что за ритуал?

– Экстрасенс сказала…

Вин вернулся в прошлое.

После того, как он в очередном припадке свалился перед школой на идиотском собрании, Вин заглянул в газету в поисках экстрасенса, посчитав, что если они, как и он, видят будущее, то могут знать, как, наконец, перестать видеть вещи до того, как те произойдут.

Субботним утром Вин сел на мотоцикл и без колебаний поехал к набережной, кучке ветхих маленьких магазинчиков с дешевыми неоновыми вывесками, вроде «Гадания на картах Таро!», «Судьба по звездам!», и «100%-ая точность! $15!». Он зашел в первую дверь, на которой была изображена ладонь с кругом, но там выстроилась очередь. Поэтому он подошел к следующей, но она оказалась закрытой. Третья гласила «заговоры».

Внутри было темно и пахло чем-то странным. Темным. Пряным. Позже он узнал, что так пахнет взрослый секс, в котором дозволено все.

Из-за занавесей вышла женщина, одетая в черное, с черными волосами и черной подводкой. Но вместо кафтана, парика и смятого колпака, на ней был облегающий комбинезон, и выглядела она как модель из «Плейбоя».

Он захотел ее. И она это знала.

Когда эхо той встречи прокатилось по телу, Вин встряхнулся, возвращаясь в настоящее.

– Я объяснил ей, чего хотел, и она, казалось, тут же все поняла. Дала мне черную свечу и сказала идти домой и растопить ее на плите. Когда та станет жидкой, я должен был вытащить фитиль и отложить его в сторону, а затем… – Он глянул на Марию-Терезу и ужасно хотел рассказать какую-нибудь другую историю. – А затем я должен был оТрэзать у себя прядь волос и кинуть ее туда, вместе с кровью и… эээ… кое-чем еще…

Вин был не из тех парней, кто жует слова или заикается. Но признаться малозначащим для него парням и женщине, с которой хотел провести жизнь, что мастурбация там тоже имела место – не тот шаг, на который он стремится пойти.

– Ладно, проехали, – сказал Эдди, спасая его задницу. – Что потом?

– Ну, я должен был остудить воск, снова сделать из него свечу и подняться наверх. Раздеться. Нарисовать солью круг. Эээ… – Он нахмурился. Странно, первая часть была предельно ясной; а вот то, что произошло дальше, определенно нет. – С этого момента все такое расплывчатое… Думаю, я снова себя порезал и капнул кровью в центр круга. Я лег, зажег свечу. Сказал какие-то слова, не помню, какие именно. Что-то вроде… я не знаю, призывая вещи поднять бремя или еще какую-то чушь.

– Полную чушь, – настойчиво сказал Эдди. – Но что после?

– Я не… я не могу точно вспомнить. Думаю, я, наверное, просто уснул, потому что проснулся примерно через час.

Эдди уныло покачал головой.

– Да, это ритуал одержимости. В воске, который она тебе дала, содержалась часть нее, ты добавил свою половину, и дверь открылась.

– То есть… это была Девина?

– Она приходит во многих формах. Мужчина, женщина. Может быть взрослым, ребенком.

– Мы не думаем, что она превращается в животных или в неодушевленные предметы, – ожил Эдриан. – Но у сучки есть приемчики. Не слабые. Есть возможность попасть в тот дом? Или нам придется вламываться?

– Вообще-то, я все еще им владею.

Два парня глубоко вздохнули.

– Хорошо, – сказал Эдди. – Нужно поехать туда и попытаться вытащить ее из тебя. Вероятность успеха больше, если мы вернемся на место проведения ритуала.

– Нам также нужно вернуть твое кольцо, – добавил Эдриан.

– Бриллиант? – спросил Вин. – Зачем?

– Это часть связи. Он инкрустирован в платину? Джиму так показалось.

– Конечно в платину.

– Ну, вот. Благородный металл, твой ей подарок.

– Но я не дарил ей кольцо. Она нашла его.

– Но купил-то ты его для нее. Твои мысли и чувства, когда ты его покупал, запечатлелись в металле. Хоть и намерения могли измениться.

Вин опустил руки и встал, как полагается. Обе его ладони оставили следы на гладком холодном стекле, и он смотрел, как они исчезают.

– Вы сказали, она крадет души. Значит ли это, что она захочет меня убить?

– Но мы можем попытаться это остановить, – шепотом произнес Эдди.

Вин развернулся и посмотрел на Марию-Терезу. Она была обессилена, стояла, прислонившись к арочному проходу. Вин подошел к ней и заключил в свои объятия. Когда они обнялись, он снова был поражен и благодарен тому, что она приняла его… даже после того, как с лука сняли очередной слой.

– Что мы можем сделать, чтобы обеспечить Марии-Терезе безопасность? – спросил он. – Она может сделать что-нибудь, чтобы защитить себя? Потому что Девина только что ушла отсюда, увидев нас вместе.

Пока парни обдумывали ответ, ее глаза вспыхнули и скользнули к Эдди.

– Я сегодня уезжаю из города, по другим причинам. Это поможет? И есть какие-нибудь…эээ, заклинания, или…?

Запинка красноречиво поведала как о неверии, так и смирении со всем этим сумасбродным дерьмом, только что внесшим «реальное» в ее реальность.

Эдди прямо встретил ее взгляд.

– Девина вездесуща, так что ответ на вопрос о твоей безопасности – это освобождение Вина… мы вытащим Девину из него, а затем ты по определению соскочишь с ее радара, потому что не тебя она хочет, не на тебя претендует. Девина будет следить только за ним… и всем, что встанет между ними.

Эдриан выругался.

– Эту сучку волнуют только те, на ком есть ее имя. Это одно из ее достоинств.

– Может, единственное, – поддержал Эдди.

– Ну, так давайте сделаем это, – оТрэзал Вин. – Прямо сейчас. Поедем в тот дом и позаботимся обо всем, потому что Девина ушла в спешке, одному Богу известно ради чего. Я не хочу, чтобы она вернулась и…

– Она будет занята кое-какое время. Поверь. – На другом конце комнаты Эдриан улыбался как придурок. – Она ненавидит бардак. А я просто охренеть как хорош в наведении беспорядка в ее грязном белье.

Вин недовольно глянул на него.

– Следи за языком.

– Нет, не в том смысле… ты понял… – Эдриан поднял обе руки. – Я про ящики с ним говорил…

– Вин вернул тебе сережку? – вдруг сказал Джим Марии-Терезе. – Кольцо, которое ты потеряла у «Железной маски».

– Как ты узнал, что я… – Мария-Тереза нахмурилась. – Ну, да, вернул.

– Тогда где она?

Она потрогала мочки.

– О… нет. Я опять ее потеряла.

Но сережки были на ней, когда она зашла в дюплекс, вспомнил Вин.

– Кровать, – сказал он, охваченный ужасом. – Наверху. Кровать… Девина взяла что-то с кровати. Проклятье.

***

Когда Вин кинулся наверх по лестнице с Марией-Терезой позади себя, Джим подумал, что должен бы помочь им, но чувствовал себя так, будто обе его ягодицы приклеились к дивану на суперклей.

Эдриан поставил пиво и пошел за ними.

– Если Девина получила золотую сережку той женщины, то нас опять перехитрили.

Джим приложил свой «Догфиш» к лицу и вновь позволил голове упасть на подушку позади. Закрывать глаза было опасно, поскольку голова кружилась, поэтому он опустил веки настолько низко, насколько это было возможно, чтобы при этом видеть полоску когда-то идеальной, а теперь разгромленной гостиной.

Блин, ломать вещи куда проще, чем потом убирать их.

– Она была девственницей, так ведь, – тихо сказал он. – Девушка в той ванной.

– Да.

– Часть ритуала.

Пауза.

– Да.

Боже, а он думал, что увиденное им на службе в войсках было ужасно. Но обнаруженное сегодня стало настоящей трагедией: для молоденькой девушки, которая должна гулять где-нибудь в торговом центре, больше не будет ни школьных блокнотов, ни занятий по биологии или танцев с мальчиками.

– Что станет с ее телом? – спросил он.

– Думаю, Девина избавится от него. Ей придется, причем довольно скоро.

– Так каждый раз, когда той сучке нужно выйти из дома, она убивает?

– Печати действуют какое-то время, или пока кто-нибудь кроме нее не сломает их. Поэтому я не хотел, чтобы ты прошел через ту дверь.

Прекрасно. Теперь на его совести еще одна смерть, потому что ей точно придется снова защитить свой дом.

Джим поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток. А после сказал:

– Да что там такого с этой ванной? В ней же ничего нет.

– Ничего, что ты видел, к превеликому счастью.

Эдди начал выписывать круги по комнате. Большинство картин и книг были поставлены на место в подобии порядка – доказательство того, что Вин или же его горничная немного прибрались. Но все выглядело не так, и Джиму показалось, что комната напоминала женщину, чью сделанную в парикмахерской прическу растрепал сильный ветер: что бы она ни сделала, пытаясь все исправить, как прежде уже ничего не будет.

Эдди поправил собрание книг, его большие руки двигались аккуратно и плавно.

– В ванной она хранит свое зеркало, ее вход и выход в этот мир. С его помощью она одевается и меняет обличие. Оно – источник всего, чем она является, средоточие ее силы.

– Тогда почему мы просто не разбили эту штуку, – потребовал Джим, сев прямо. – Черт побери, вы такие крутые, что ж вы тогда не сделали этого годы назад?

– Разобьешь, и оно завладеет тобой. – Голос Эдди стал напряженным. – Оно можно поймать тебя, если ты заглянешь в него, но даже если подойдешь к нему с молотком и завязанными глазами, в то самое мгновение, как оно разобьется, осколки расщепятся в тысячи порталов и поглотят тебя по кусочкам, независимо от того, видишь ты его или нет.

Вдруг Эдди перешел к другой полке и продолжил выравнивать книги.

– Девина взбесится, узнав, что мы сломали печать, и что Эдриан рылся в ее барахле. Более того, ей придется переехать. Она не захочет оставлять то зеркало в скомпрометированном месте.

– Но зачем ей беспокоиться о том, где оно? Если мы не можем разбить его, какая тогда разница?

– Ну, мы можем разрушить его, но тот, кто это сделает, пожертвует собой. Навеки. Его загробная жизнь не будет похожа на что-то, виденное тобой, когда ты встречался с начальством. Мы избавились от предшественника Девины таким путем… значительная потеря для команды.

Миссия: Самоубийство. Фантастика.

– Ну, так какой силой мы владеем?

– Мы можем заключить ее в зеркало. Это сложно, но возможно.

У лестницы послышались шаги, и Эдриан сообщил неприятную новость.

– Мы не можем найти сережку, так что приходится думать, что ее забрала Девина.

Эдди покачал головой, будто к бремени, которое он нес на своей спине, добавили еще один кирпич.

– Проклятье.

Вин обнял Марию-Терезу, как бы защищая ее, а Эдриан подошел к своей куртке и поднял ее.

– Итак… Мария-Тереза, тебе нужно присутствовать при ритуале, и домой перед этим заскочить не получиться. Если не хочешь рисковать, что она сядет тебе на хвост, и подвергнуть сына опасности.

Женщина застыла.

– Как… как ты узнал, что у меня есть сын? О, подожди… ты проверил мое прошлое.

Эдриан пожал плечами и солгал:

– Да. Именно так. У тебя есть, кому посидеть с парнишкой?

Мария-Тереза взглянула на Вина и кивнула.

– Да. И если она не сможет остаться, материнский центр найдет, кем ее заменить.

– Хорошо, потому что мы не можем провести над твоим домом обряд очищения или укрепить периметр, не приведя при этом к немуДевину, а я не хочу сражаться с ней на глазах у твоего сына.

– Мне нужно всего лишь позвонить.

– Погоди секунду, – вмешался Вин. – Почему мы не можем позаботиться о том, что касается Марии-Терезы здесь и сейчас?

– У нас нет необходимых принадлежностей, и, как сказал Эдди, вероятность на успех больше, если мы вернемся туда, где ты открыл Девине дверь. Сначала мы вытащим ее из тебя, а потом, если мне удастся найти сережку, сделаем то же самое с Марией-Терезой. Хорошая новость, связь не так уж и сильна, и с нами она будет в большей безопасности. Уверен, ты согласишься, что на волю случая полагаться не стоит.

Очевидно, так и было, потому что Вин уныло кивнул.

– Ни в коем случае.

– Звони своей няне, окей? – Когда женщина вытащила свой телефон, Эдриан кивнул Джиму. – Вы с Эдди будете наблюдать за ритуалом в старом доме, но я помогу с подготовкой, прежде чем уйду.

Джим нахмурился, уставившись на жесткую линию подбородка парня.

– А ты где будешь?

– Возвращать гребаный бриллиант и ту сережку.

Эдди выругался себе под нос.

– Не нравится мне, что ты один пойдешь.

Когда он посмотрел на своего товарища, глаза Эдриана стали древними. Безусловно, древними.

– Нам нужно использовать каждое имеющееся у нас оружие. И давайте признаем, то, что я могу с ней сделать, лучшее, что у нас есть.

Да, и спорим, не про маникюр с педикюром речь, подумал Джим.

Когда детали ночной битвы были улажены, Джим знал, что ему придется вновь пораскинуть мозгами. Этой глупой, странноватой рутине должен прийти конец, и не только потому, что им предстоит вступить в бой с врагом. Он до сих пор думал, что слова «падший ангел» символизировали вечную жизнь. Очевидно, это было не так, и если он потеряет Эдди и Эдриана прежде, чем узнает необходимые основы, то ему ой как не повезет.

Минут через десять, они спустились в лифте здания и вышли из Коммодора. Грузовик стоял не дальше, чем в квартале отсюда, и небольшая прогулка по прохладному воздуху помогла.

– Первая остановка – супермаркет «Ханнафорд», – сказал Эдриан, снова сев за руль.

Джим и Эдди втиснулись в кабину, и Джим закрыл дверь.

– Хочу выпустить Пса, если нас не будет всю ночь.

– А я все равно оставил свой байк у тебя.

Эдриан посмотрел в зеркало заднего вида и выехал с парковки.

Пока они ехали, Джим думал о двух своих попутчиках, гадая, какие трюки припрятаны у них в рукавах, ну кроме очевидного, – способности выбирать, кто и когда их видит. И способности проходить сквозь замки и дверные цепочки, свидетелем которой он стал на складе Девины и в дюплексе Вина…

И тут до него кое-что дошло.

Джим взглянул на Эдриана из-за большой груди Эдди.

– Той ночью, когда мы втроем были в клубе… в четверг. Почему ты указал мне на Девину, будто хотел, чтобы я ее трахнул?

Эдриан остановился на красный свет и оглянулся… только чтобы в тишине отвернуться к лобовому стеклу.

– Почему, Эдриан.

В этот раз уже меньше вопроса, больше требования.

Широкая ладонь парня медленно прошлась по рулю.

– Я говорил. Не хотел работать с тобой.

Джим насупился.

– Да ты меня не знал даже.

– И не хотел с тобой работать, ты мне не нравился, и я говнюк. – Он поднял палец – знак, означающий попридержи коней. – Но я извинился. Помнишь?

Джим откинулся на сиденье.

– Ты все подстроил. Практически отдал меня ей.

– Не я пошел за ней на ту парковку. Не я поимел ее…

– Если бы не ты, я бы ее и не заметил!

– Ты о чем вообще? Ты бы ни за что не пропустил…

– Заткнитесь. Оба. – Эдди выпрямил руки, будто был готов применить силу, если придется. – Это неважно. Забудь об этом, Джим.

Джим стиснул зубы. Блин, это как быть с Матиасовскими акулами. Даже те люди, с которыми ты работаешь, которые по идее на одной с тобой стороне, способны скормить тебя врагу.

– Скажи мне кое-что, Эдди, – не сдержался Джим.

– Что?

– Те узы, о которых ты говорил. Секс один из способов, каким Девина привязывает к себе людей? – Когда ответом ему была лишь тишина, он сказал, – Так ведь? Так?

– Да, – наконец ответил парень.

– Будь ты проклят, Эдриан, – сказал Джим громко и четко. – Будь ты по-настоящему проклят.

Эдриан вывернул руль вправо, надавил на тормоза и поставил авто на «паркинг». Когда другие машины начали сигналить, а люди выкрикивать ругательства, сукин сын вышел из грузовика и обогнул капот с выражением парня, у которого в руке лом.

Он рывком открыл дверь со стороны Джима.

– Выходи, и давай разберемся.

Спусковой крючок Джима сработал, подпитываясь той мертвой невинной девушкой, страхом на лице Марии-Терезы, агрессией, которую выказывал Эдриан… и тем фактом, что демон оседлал его бедра и скакал на нем, пока они оба не кончили.

Как тут не взорваться.

– Может вы, придурки эдакие, не станете махать кулаками на публике? – рявкнул Эдди.

Даже не надейся. Джим поднял руки и был готов пустить их в ход прежде, чем подошвы его ботинок коснулись обочины, и Эдриан также приготовился к драке.

– Я извинился, – брызнул Эдриан. – Ты думаешь, мне нравится моя работа? Думаешь, я горел желанием вернуться на землю для дрессировки какого-то гребаного молокососа?

Джим не стал ничего говорить. Он просто размахнулся и ударил ублюдка прямо в челюсть, костяшки хрустнули, в мгновение ока достигнув цели. Удар был настолько сильным, что голова падшего ангела откинулась назад, из-за чего его прекрасная прическа превратилась в нечто в стиле Фарры Фосетт, с развевающимися на ветру локонами.

– Это за ванну Девины, ублюдок, – сказал Джим. – А теперь отплатим и за другое.

Эдриан сплюнул кровь.

– Я тебя вырубил, чтобы спасти твой зад, сынок.

– Отвали. Дедуля.

Последнее слово выведет из себя любого.

Эдриан ринулся на Джима, схватил его и пришпилил к грузовику. Когда боль от удара прокатилась по всему телу, Джим просто встряхнулся, не обращая внимания на вмятину шириной с тело, которую наверняка оставил на кузове. Не тратя ни секунды, он схватил Эдриана за волосы и врезал парню по носу, а когда из него гейзером забила кровь, заливая их обоих, ответ Эда был таким же быстрым. Он вернул оскорбление, так сильно заехав коленом Джиму по члену, что тот, задохнувшись, ухватился за свои яйца.

Чеееееееерт. Ничто не заставляет мужчину видеть звезды так, как лобовое столкновение яичек с твердой костью; в глазах помутилось, а желудок всерьез задумался над тем, чтобы авиапочтой выслать пиво, которое он только что выпил у Вина, на рубашку Эда. Благодаря силе воли и только ей, Джим сумел превозмочь боль в члене, сделать выпад, схватить Эда за голени и заставить его растянуться на траве.

Перекат. Много перекатов. Полет кулаков. Обмен ворчаниями. Повсюду грязь. От пары животных их отличало только наличие одежды.

И остановились они только потому, что вмешался Эдди, схватив Джима за воротник и ремень, и оторвав его от Эдриана. Когда Джима вытащили из драки и отбросили в сторону, как упавшую с дерева ветку, он приземлился лицом на пожухлую траву, а все его тело пульсировало, напоминая рекламу «ХэдОн».

Ну, или в его случае, «ВсегребаноетелоОн».

Вдыхая холодный воздух, пахнувший примесью из свежей грязи и крови, Джим чувствовал боль во всем теле, но в то же время ему стало легче. Перевернувшись на спину, он, взирая на молочное небо, позволил рукам упасть по бокам. В облаках Джим видел лицо девушки, которую покинул в той ванной: казалось, она смотрела на него, наблюдала за ним.

Подняв руку, он попытался прикоснуться к ее лицу, но порыв весеннего ветра развеял облако, а с ним и ее милые, печальные черты.

Он узнает, кем она была.

И отомстит за нее.

Так же, как отомстил за свою мать.

Ублюдки в той «Камаро» были первыми тремя людьми, кого он убил.

– Закончили, детишки? – рявкнул Эдди. – Или мне отшлепать вас так, что до следующей зимы сидеть не сможете?

Джим поднял голову и взглянул на Эдриана. Ублюдок выглядел не лучше, чем Джим себя чувствовал.

– Перемирие? – произнес парень окровавленными губами.

Джим вздохнул так глубоко, как только смог… но из-за боли ребра отказывались расширяться. Что ж, блин. Может, он и не мог доверять ангелам, но ему необходима помощь… а он, к сожалению, мастерски срабатывался с мудаками.

– Да, – грубо сказал он. – Перемирие.

Глава 36

– Ладненько, я люблю тебя. Приду домой поздно. Веди себя хорошо при Квинеше. Что? – Пока Вин вез их к спальному району города, Мария-Тереза, выслушивая сына, теряла самообладание. Его голос был одновременно и очень близким, и столь далеким. – Да. Да, можно. Я люблю тебя. Пока.

Она нажала на кнопку «завершить» и уставилась на экран, ожидая вопросов Вина о том, как прошел разговор. Ее бывший всегда так делал. Всякий раз, как она говорила по телефону, будь то телемагазин, домоправительница или же просто спрашивали Марка, ему нужно было знать все подробности.

Но Вин ничего не спросил и, казалось, не ждал, что она во все его посвятит. И предоставленное им пространство было… приятным. Марии-Терезе нравилось, как оно, предоставляя свободу выбора, красноречиво говорило об уважении, доверии и всех тех вещах, которых она раньше была лишена.

Ей хотелось сказать «спасибо». Но вместо этого она прошептала:

– Он хотел мороженого. Да уж, я просто ужасная мать. Скорее всего, испорчу ему ужин. Он ест рано. В пять.

Вин накрыл ее руку своей.

– Ты не ужасная мать. Уверяю тебя.

Когда они проезжали мимо автобусной остановки, Мария-Тереза выглянула в окно. Люди, стоявшие в будке из органического стекла, уставились на М6, когда Вин поравнялся с ними, а чуть позже машину проводила взглядом группа прохожих, и у Марии-Терезы возникло чувство, что куда бы Вин ни направился, он всюду приковывал к себе взгляды, полные зависти, трепета… и алчности.

– Марку тоже нравились хорошие машины, – сказала она без какой-либо особой на то причины. – Он был помешан на «Бэнтли».

Боже, она помнила, как ездила в тех его автомобилях. Он каждый год покупал новую, как только выходила улучшенная модель, и поначалу она сидела рядом с ним на пассажирском сиденье с высоко поднятой головой, поглаживая кожу салона. В те моменты, когда на нее смотрели люди, Мария-Тереза была преисполнена гордости, что хозяин автомобиля принадлежал ей, что сама являлась частью какого-то узкого круга избранных, куда не пускали остальных, что была королевой рядом со своим королем.

Но те времена прошли. Сейчас в тех похотливых взглядах она видела лишь людей, плененных фантазией. Только то, что ты сидишь за рулем модного ««БМВ»», не значит, что тебе выпал выигрышный билет в лотерее под названием «Жизнь». Оказалось, что она была гораздо, гораздо счастливее, будучи на твердом тротуаре, а не на мягком сиденье.

И гораздо богаче, учитывая, чем она занималась.

– Но я плохая мать, – прошептала Мария-Тереза. – Я лгала ему. Мне пришлось.

– Ты сделала то, что должна была ради выживания.

– И буду продолжать лгать ему. Не хочу, чтобы он когда-либо узнал.

– Ему это и необязательно. – Вин покачал головой. – Думаю, задача родителей в том, чтобы защищать своих детей. Может, это и старомодно, но я считаю именно так. Ему незачем проходить через то, что ты выстрадала. Того, что тебе самой приходится иметь с этим дело, более чем достаточно.

Мысль, то появлявшаяся, то исчезавшая в ее головы с тех пор, как она была с Вином прошлой ночью, вновь дала о себе знать. И она не могла придумать причины, почему не должна произносить ее вслух.

– Я делала кое-что, чтобы выжить, но иногда мне кажется… – Она прокашлялась. – Я закончила колледж. У меня есть степень по маркетингу. Я могла устроиться на работу.

По крайней мере, теоретически. Но она не была на сто процентов уверена в своих фальшивых документах, и это остановило ее. Если бы она устроилась на настоящую работу, мог бы всплыть факт фиктивности номера ее социального страхования.

Но также на тот выбор ее подвигло нечто более темное.

Вин покачал головой.

– Ты не можешь оглядываться назад и пересматривать все свои поступки. Ты сделала лучшее, что могла, учитывая, где была…

– Думаю, я хотела себя наказать, – выпалила Мария-Тереза. Когда Вин посмотрел на нее, она встретила его взгляд. – Я виню себя за то, через что прошел мой сын. Я вышла не за того человека, и это моя вина, и я чувствую, как он страдал. Быть с теми… мужчинами. Было ненавистно мне. В конце каждой ночи я плакала, иногда мне было физически плохо. Да, я продолжала работать ради денег… и при этом намеренно причиняла себе боль.

Вин взял ее руку, поднес к своим губам и горячо поцеловал.

– Послушай. Это твой бывший был подонком… не ты.

– Мне следовало раньше уйти от него.

– И теперь ты свободна. Ты свободна от него и больше не занимаешься тем… другим дерьмом. Ты свободна.

Она смотрела в окно. Вот только, если это правда, тогда почему она до сих пор чувствует себя в западне?

– Ты должна простить себя, – резко сказал Вин. – Только так тебе станет легче.

Боже, она настолько поглощена собой, подумала Мария-Тереза. Если предположить, что все, сказанное теми мужчинами в дюплексе, правда – а учитывая, что она увидела в глазах Девины, то будет идиоткой, если станет считать иначе, – Вин только что узнал, что виновен в смерти своих родителей.

– Ты тоже. – Она сжала его руку. – Ты должен сделать то же самое.

Вин хмыкнул, что послужило стоп-сигналом: насколько он уважал ее тайны, настолько Мария-Тереза уважала его секреты. Как бы ей ни хотелось заставить Вина поделиться тем, что ему тогда сказали, давить на него она не станет.

Откинув голову на спинку сиденья, Мария-Тереза наблюдала, пока он вел машину. Вин ловко и уверено управлялся с рулем, его брови опущены, а губы сжаты сильнее, чем обычно, когда он сосредоточен.

Она была так рада, что встретила его. И благодарна за его веру в нее, когда это так много значило.

– Спасибо, – сказала она.

Он взглянул на нее и слегка улыбнулся.

– За что?

– За то, что поверил мне. А не ей.

– Иначе и быть не могло.

Ответ Вина был таким же уверенным, как и его руки на руле, и почему-то от этого на глаза набежали слезы.

– Почему ты плачешь? – Он полез в пиджак, доставая чистый белый носовой платок. – Держи. Любимая, не плачь.

– Со мной все будет нормально. И лучше выплакаться сейчас, чем потом.

Вытерев щеки пальцами, она взяла экстра-мягкий, супер-тонкий льняной квадратик и развернула его на коленях. Из макияжа для похода в церковь на ней все еще оставалась тушь, и ей не хотелось портить столь деликатную вещь, использовав по назначению… и все же Марии-Терезе нравилось держать этот платочек. Нравилось водить пальцем по рельефной вышивке его инициалов, В.Ш.ДП.

– Почему ты плачешь? – мягко повторил он.

– Потому что ты потрясающий. – Она коснулась буквы «В», выполненной незамысловатым шрифтом. – И потому, что когда ты говоришь нечто вроде «я люблю тебя», я тебе верю, а меня это пугает. – Она перешла к «Ш». – И потому, что я очень сильно ненавидела себя… но когда ты смотришь на меня, я не чувствую себя такой грязной. – Наконец, она коснулась «ДП», его фамилии. – Хотя, преимущественно потому, что из-за тебя я снова строю планы на будущее, чего не делала уже целую вечность.

– Ты можешь мне доверять. – Он снова нашел ее руку. – А что касается твоего прошлого, дело не в твоих поступках, а том, кто ты есть. Для меня важно только это.

Мария-Тереза вновь вытерла слезы, глядя на Вина, и хотя она смутно видела его красивое лицо, она прекрасно помнила его черты, так что это не имело значения.

– Тебе и в самом деле следует воспользоваться моим платком.

– Не хочу его испортить.

– У меня есть куча других.

Она вновь посмотрела на его инициалы.

– Что означает «Ш»?

– Шон. Мое второе имя Шон. Мама была ирландкой.

– Правда? – Глаза Марии-Терезы увлажнились еще сильнее. – Так по-настоящему зовут моего сына.

***

– Вы, два придурка, останетесь здесь.

Эдди с такой силой хлопнул водительской дверью, что грузовик пошатнулся, и пока он шел ко входу в «Ханнафорд», люди разбегались в стороны, убираясь с его пути.

Яйца Джима все еще болели. Сильно. Будто они перекатывались в граненом хрустале – все звенело и болело одновременно.

На соседнем сиденье Эдриан с отвращением на лице потирал плечо.

– Ублюдок сказал нам оставаться тут. Какого черта, он нас что, поучать решил? Да пошел он.

Джим выглянул в окно и заметил, как мимо грузовика прошла мать с ребенком на руках, посмотрела на его лицо и постаралась отойти подальше.

– Думаю, мы не в той форме, чтобы на людях показываться.

Эдриан потянулся и повернул в свою сторону зеркало заднего вида.

– Несмотря ни на что я великолепен… ого. Я…

– Дерьмово выглядишь, – закончил Джим. – Но ты, по крайней мере, сможешь идти прямо, если придется. А тебе не пора за драгоценностями?

Эдриан потрогал свой нос.

– Думаю, ты его сломал.

– А я, скорее всего, на всю оставшуюся жизнь остался стерилен. Твоя-то опухоль спадет.

Эдриан откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. И они дружно глубоко вздохнули.

– Джим, ты можешь мне доверять.

– Доверие с неба не падает. Его нужно заслужить.

– Тогда именно это я и собираюсь сделать.

Издав какой-то нечленораздельный звук, Джим осторожно сменил положение на сиденье, чего его яички не оценили. Наконец устроившись поудобнее, он вновь стал наблюдать за людьми на парковке. В каком-то предсказуемом ритме они выходили из своих машин, заходили в магазин и возвращались с полными тележками или парой пакетов в руках. Созерцая все это, Джим внезапно осознал, сколь великая пропасть пролегла между ним и остальной планетой. И не только потому, что он теперь играет в паранормальную игру, в реальность которой большинство из этих милых посетителей не поверили бы.

Он всегда держался в стороне. С тех самых пор, как нашел свою мать на кухонном полу, его корни будто выдернули из почвы и пронесли через дорогу, чтобы закопать на другом участке земли. Работа ситуации не улучшила. Личностные качества и подавно. И теперь он сидит рядом с падшим ангелом, о существовании которого у него до сих пор возникают сомнения… и который не чурается грязных приемов в драке.

Черт, не имеет значения, стерилен ли он. Теперь дети ему точно не светят, а изъятие своей паршивой ДНК из генофонда, несомненно, самая лучшая вещь, которую он когда-либо сделает для человечества. Минут через десять появился Эдди с тележкой, набитой пластиковыми пакетами, и, когда он подошел к кузову и начал все перекладывать, Джим больше не смог выносить своих мыслей и вышел помочь. А мамочки и маленькие детишки могут идти на все четыре стороны, если им не нравится его внешний вид.

Эдди не сказал ни слова, пока они вместе разбирали покупки, – явный знак, что как бы Джим с Эдрианом ни подмазывались, он на поезд «Кумбая» не сядет. Честно говоря, Эдди выглядел так, будто относился подобным образом ко всему и всем.

И без обид, но у парня был странный набор чертовых продуктов.

Соли «Мортон» хватит, чтобы усыпать обледенелое шоссе. Куча бутылок перекиси водорода и гамамелиса. Галлон уксуса. Лимоны. Свежая полынь в прозрачных ящичках. И четыре огромных банки тушеной говядины «Динти Мур»?

– Какого черта, – спросил Джим, – мы будем делать со всем этим?

– Много чего.

На то, чтобы вернуться в квартиру Джима, у них ушло примерно пятнадцать минут, и тишина была чуть менее напряженной. Когда они подъехали к гаражу, между шторами, висевшими на большом окне, показалась морда Пса.

– Это нужно заносить? – спросил Джим, когда все вышли.

– Только один пакет, и я возьму его.

Джим поднялся по лестнице, держа в руке ключи, и как только он отворил дверь, Пес ударился в о-мой-боже-ты-вернулся, наматывая круги по лестничной площадке, а хвост его вертелся, словно пропеллер.

Обернувшись через плечо, Джим нахмурился и рассеяно похлопал пса. Внизу, на подъездной дорожке, Эдди с Эдрианом стояли близко друг к другу, Эдди тряс головой и что-то говорил, а Эдриан смотрел куда-то за левое ухо парня, будто уже слышал все это раньше, и интересно ему не было.

В конце концов, Эдди схватил его за шею и заставил посмотреть на себя. Губы Эдриана немного пошевелились, и Эдди закрыл глаза.

После последовавшего быстрого объятия, Эдриан завел свой «Харлей». Выругавшись, Эдди вытащил пакет из кузова грузовика и потопал по лестнице.

– У тебя плита работает?

– Ага.

Десять минут спустя они с Эдди присели за две огромные тарелки тушенки – вот зачем понадобился «Динти Мур».

– Годами этого не ел, – сказал Джим, поднеся ложку ко рту.

– Нужно подкрепиться.

– Что ты сказал Эдриану?

– Не твое дело.

Джим покачал головой.

– Извини, ответ неверный. Я часть этой команды, и думаю, что учитывая, сколько всего вы знаете обо мне, пора бы уже начать отвечать тем же.

Эдди натянуто улыбнулся.

– Удивительно, как это вы двое не поладили.

– Может, и поладили бы, если бы вы со мной разговаривали.

Последовавшая долгая тишина царила до тех пор, пока Эдди не поставил на пол свою тарелку, чтобы Пес мог прикончить остатки.

– Я знаю об Эдриане три вещи, – сказал парень. – Во-первых, он всегда делает то, что хочет, и когда хочет. Его не вразумишь и не переубедишь. Во-вторых, он до последнего будет сражаться за то, во что верит. И, в-третьих, падшие ангелы не живут вечно.

Джим откинулся на спинку стула.

– Я задумывался над этим.

– Да, мы не вечны, лишь относительно. И когда дело касается Эдриана, этот факт игнорировать опасно.

– Почему?

– Желание умереть. Однажды… удача изменит ему, и мы его потеряем. – Эдриан медленно погладил Пса по спине. – Мы с тем ублюдком через многое прошли за все эти годы. Знаю его лучше, чем кто-либо, и я, возможно, единственный, кто в самом деле может с ним работать. Когда его не станет, меня это убьет…

Эдди не продолжил, но ему и не нужно было.

Джим тоже однажды потерял партнера, и это дерьмо лишает тебя всякого желания жить.

– Что у него сегодня с Девиной?

– Ты не хочешь об этом знать, – тут же последовал ответ.

Глава 37

Перед тем, как выйти из дюплекса, Вин упаковал маленький перекус для него и Марии-Терезы, остатки которого теперь были разбросаны по изношенному столу в старой семейной кухне. Фольгу, в которую были завернуты сэндвичи, «Колу», уже почти пустую, и разделенный ими пакет картофельных чипсов «Кейп Код», убрать не долго.

Десертом послужило единственное яблоко «Грэнни Смит», найденное у него в квартире, он поочередно – то ей, то себе – оТрэзал от него по кусочку. К данному моменту от фрукта осталась почти одна сердцевина, и, добравшись до последнего пригодного ломтика вокруг семян, Вин отдал его девушке.

И почему-то вспомнил свои слова Марии-Терезе:

Дело не в твоих поступках, а в том, кто ты есть.

Вин был абсолютно уверен, что относительно нее утверждение верно… а также в том, что к нему оно ни чуть не подходило. Его образ жизни как нельзя точно выражал его сущность – жадного до денег ублюдка без какой-либо совести.

Но он, как и Мария-Тереза, оставлял позади свою старую жизнь. Червячок в животе по-прежнему давал о себе знать, но сейчас Вин смотрел на него как на проблему, а не указатель к действию. Вот только он понятия не имел, что его ждет в будущем.

– Держи, последний кусочек. – Он снял с лезвия ломтик и протянул его через стол. – Осторожно оТрэзал.

Она протянула чудную руку и приняла то, что он хотел ей дать.

– Спасибо.

Когда она его съела, он прибрался, собрал мусор и засунул его обратно в пакет «Хоул Фудс», в котором все и принес.

– Когда они придут? – спросила она.

– Сказали, через час после заката. Похоже, подобная сверхъестественная хрень всегда происходит после наступления темноты.

Мария-Тереза слегка улыбнулась и вытерла губы салфеткой. Наклонившись в сторону, она выглянула в окно, ее волосы упали через плечо и теперь качались в воздухе.

– Еще пока довольно светло.

– Да.

Оглянувшись, он представил, как бы могла выглядеть кухня. Гранитные столешницы. Электроприборы из нержавеющей стали. Снести стену справа и сделать пристройку для общей комнаты. Выдрать все ковры. Картины. Обои. Косметический ремонт зачуханных ванных.

Молодая семья была бы тут счастлива.

– Пойдем со мной, – сказал он, протягивая руку.

Мария-Тереза вложила в нее свою ладонь.

– Куда?

– На улицу.

Он провел ее через гараж на задний двор, который трудно назвать образцово-показательным. Лужайка так же привлекательна, как и борода старика, дуб являл собой скелетообразные останки некогда величественного дерева… но, по крайней мере, было уже не так холодно.

Обернув вокруг нее руки, Вин крепче обнял девушку и нежно опустил ее веки подушечками пальцев.

– Хочу, чтоб ты представила, будто мы на пляже.

– На пляже.

Уголки ее губ приподнялись.

– Флорида. Мексика. Юг Франции. Калифорния. Где твоей душе угодно.

Она положила голову ему на грудь.

– Ладно.

– Небо окрашивается персиковыми и золотыми тонами, а на синем море стоит штиль.

Разговаривая с Марией-Терезой, Вин сконцентрировался на опускавшемся диске солнца, пытаясь представить, что оно заходило за линию океана, а не битумную крышу соседнего дома.

Вин начал двигаться, переминаясь с ноги на ногу, и, поняв намек, Мария-Тереза стала покачиваться в его руках.

– Воздух мягкий и теплый. – Он уперся подбородком ей в макушку. – И волны накатывают на песчаный пляж, вперед, назад, вперед и назад. Вокруг нас пальмы.

Он помассировал ее плечи, надеясь, что она видит то, что он описывает, надеясь, что ее унесло оттуда, где они находились на самом деле: паршивый задний двор обшарпанного дома в холодном Колдвелле.

Ближайший берег был каменистым и находился у Гудзона.

Он закрыл собственные глаза и просто чувствовал женщину, которую держал в объятьях, и чтоб вы знали: это она преобразила его пейзаж, а не его слова. Именно из-за нее он чувствовал тепло.

– Ты прекрасно танцуешь, – сказала она ему в грудь.

– Разве? – Когда она кивнула, он это почувствовал. – Ну, это потому что у меня хороший партнер.

Они двигались вместе, пока свет не начал исчезать с неба, а температура упала слишком низко. Вин остановился, и Мария-Тереза подняла голову и посмотрела на него.

Когда он положил руку ей на лицо и просто смотрел на нее в ответ, она прошептала:

– Да.

Вин повел девушку обратно в дом, в свою спальню. Закрыв дверь, он прислонился к деревянной панели, наблюдая за тем, как Мария-Тереза сняла через голову кофту, а затем расстегнула простую белую рубашку. За ней последовал лифчик, и значит, когда она наклонилась, намериваясь снять джинсы, ее грудь покачнулась.

Вин возбудился еще до того, как Мария-Тереза начала раздеваться, но при виде ее, такой естественной и прекрасной, брюки начали ему жать.

И все же, дело было не в сексе.

Когда Мария-Тереза предстала перед ним обнаженной, Вин медленно подошел к ней и поцеловал, долго и настойчиво. Ее тело под его руками было теплым и податливым, таким маленьким и спокойным по сравнению с ним, и Вину нравились контраст и мягкость. Ее аромат и вкус.

Обхватив девичью грудь ладонью, он сомкнул губы вокруг одного из сосков, потирая при этом второй пальцем, и когда девушка выгнулась ему навстречу, в порыве удовольствия с ее губ слетело имя Вина.

Боже, ему нравилось, как оно звучало.

Свободной рукой он погладил ее бедро, а затем скользнул дальше, между ее ног. Мария-Тереза была, боже, так готова для него. Влажная и горячая.

Выругавшись себе под нос, Вин отнес ее к своей детской кровати. Через мгновение Вин оказался в чем мать родила и вытянулся рядом с девушкой, прижав член к своему животу, соединяя их бедра.

Больше поцелуев.

Руки на его коже. Ее.

Руки у ее лона. Его.

Мария-Тереза оказалась сверху, раздвинув для него бедра и сладкие складочки. Когда Вин надел презерватив, Мария-Тереза накрыла его эрекцию, опустившись медленным, ошеломительным движением, лишившим его дыхания и разума. В ответ Вин выгнулся дугой, его спина оторвалась от кровати, и он вошел в нее еще глубже.

Положив ладони ему на плечи, Мария-Тереза оперлась на них, то опуская, то поднимая бедра, затерявшись в сокрушительном ритме.

Мария-Тереза брала его, и Вин был более чем готов дать ей все, что она пожелает. Вин задыхался под ней, снедаемый жаждой, ее тело возносило его к небесам.

Она смотрела на него сквозь опущенные веки, ее глаза горели голубым огнем.

Который поглощал его без какой-либо боли.

***

– Вот дом Вина.

Когда Эдди показал на дом справа размером с «Хэппи-Мил», Джим остановил грузовик и поставил его на «паркинг». Он осмотрелся по привычке. Типичный жилой район для низшего среднего класса, машины преимущественно стояли на подъездных дорожках, уличные фонари располагались через каждые двадцать ярдов, из маленьких гостиных и кухонь лился свет. На улице – ни души из-за темного времени суток. Спрятаться особо негде, поскольку кусты и деревья еще не покрылись листвой.

Когда Джим с Эдди вышли из машины, направляясь к багажнику за сумкой со снаряжением, и в мрачном освещении отразились все оттенки серого, пейзаж походил на черно-белую фотографию.

««БМВ»» Вина стоял на подъездной дорожке, в самом доме горел свет, поэтому подойдя к входу, они постучали. В ответ со второго этажа тут же донесся крик, но парней пустили внутрь не сразу, оно и ясно: волосы Вина были явно взлохмачены чьими-то пальчиками, а к его щекам прилила кровь.

Окинув внутреннее убранство взглядом, Джим сначала подумал, что дешевая мебель действительно ужасно смотрится, когда старится. Судя по тому, что предстало его взгляду, все, начиная с потерявших цвет обоев до паршивого дивана в гостиной и унылой кухни позади, было сделано в двадцатилетнем «Сирс Ройбаке».

Джим вырос в окружении такого же старья, и сейчас, впервые со встречи с парнем, он подумал, что у него с Вином есть что-то общее.

Эдди поставил на пол один из пакетов и пристально посмотрел на ковер в холле, который отличался новизной.

– Они умерли у подножия лестницы. Твои родители.

– Да. – Вин неловко поерзал. – Откуда ты знаешь?

– Я вижу их тени.

Эдди шагнул в сторону, взглянул на Джима, а затем кивнул куда-то вниз.

Джим задумался, в чем тут дело, потому что, посмотрев на пол, он видел только…

Он протер глаза, дабы убедиться, что ему не почудилось. Но, да, все верно. У основания лестницы, где лежал свежий ковер, Джим увидел странное колебание, визуальное эхо того, что когда-то было двумя людьми, переплетенными в некий клубок. Женщина с завитыми тусклыми волосами была одета в желтый халат. На мужчине – зеленый комбинезон, такие носят электрики или водопроводчики. Кровавое пятно под их головами растеклось по всему ковру.

Джим прокашлялся.

– Да, я тоже их вижу.

Наверху показалась Мария-Тереза.

– Куда нам идти?

– Я провел ритуал в своей спальне, – сказал Вин.

Эдди оставил кое-что из своей ноши в прихожей и направился на второй этаж.

– Тогда нам туда.

Учитывая, сколько пакетов Джим держал в руках, ему пришлось повернуться боком, чтобы уместиться на лестнице, и Вин без проблем взял несколько из них.

– Что там такое? – спросил парень.

– Куча гребаной соли.

Когда они вчетвером втиснулись в комнату, декорированную тусклыми синими обоями и школьной мебелью годов эдак семидесятых, Эдди поднял плетеный коврик в центре.

– Ты тут провел ритуал?

И так ясно, учитывая выцветший круг, оставшийся на половицах.

– Нам не нужно его для начала почистить? – спросил Джим.

– Что почистить? – Вин сел на корточки и провел рукой по якобы деревянному полу. – Тут ничего нет.

– Да вот же…

Эдди схватил Джима за руку и покачал головой, а затем стал открывать пакеты. Он протянул по упаковке соли «Мортон» и Вину, и Марии-Терезе.

– Насыпьте линию по периметру лестницы. Должен быть замкнутый барьер, за исключением того окна. – Он кивнул вправо. – Оно пусть останется чистым. Если мешает мебель, плевать, просто обойдите ее, а затем вернитесь к стене. Если что, в пакетах есть еще соль.

Удовлетворившись тем, как они принялись за дело, Эдди вытащил из-под своей куртки пару дешевых сигар и передал соль и одну из них Джиму.

– Мы с тобой сделаем то же самое и кое-что еще, но на первом этаже.

– Заметано.

Спустившись вниз, Эдди вытащил черную зажигалку «Бик» и прикурил свою кубинскую сигару или что там это было. Выдохнув нечто, по запаху напоминавшее… чистый океанский воздух, он предложил огоньку, и Джим наклонился, чтобы прикурить свою сигару. Один вдох, и он оказался на небесах. Вкус у табака был потрясающий, Джим никогда не пробовал ничего подобного, и если сигара будет входить в число его должностных обязанностей, Джим был только «за».

Боже, ему нравилось курить. И, очевидно, о раке теперь можно не беспокоиться.

Эдди убрал зажигалку в карман и открыл соль.

– Нам нужно заходить в каждую комнату и выдыхать, пока воздвигаем тут барьеры. Мы очищаем среду и создаем препятствие для Девины. В сумке есть еще «Мортон».

Джим взглянул на девочку с зонтиком в своих руках.

– Соль и в самом деле ее не пропустит?

– Усложнит ей путь. Эдриан займет ее, насколько сможет, но даже с его внушительными талантами, она поймет, мы что-то затеваем.

Сломав печать на своей упаковке, Джим понял, что ему нравились испытываемые им ощущения. К лучшему или к худшему – ну, скорее, к худшему, – но он был рожден для сражений, и не только потому, что вырос тяжеловесным ублюдком. Конфликт бурлил в его крови, мозгах и бьющемся сердце.

Ему снова хотелось оказаться на задании. Перевернув баночку с «Мортон», Джим с удовольствием окуривал помещение, наблюдая, как тонкая белая струйка соли вытекала из серебряного носика на дрянной ковер. Эдди обрабатывал заднюю часть дома, коридор и кухню, поэтому Джим взялся за гостиную. Работа заняла немного времени – нужно было лишь пройтись вдоль плинтусов, отталкивая с пути пыльные шторы, – и она доставляла удовлетворение: Джим чувствовал, будто помечает свою собственную территорию, заявляет на нее права.

Боже, он почти надеялся, что сучка пройдет через дверь, чтобы он смог надрать ей зад.

Кстати, об изменениях. В прошлом он строго проводил грань между мужчинами и женщинами. Он убил бы мужчину без колебаний. Покалечил, затоптал или вырубил. С женщинами, однако, дело обстояло совершенно иначе. Приди к нему одна с ножом, он бы ее обезоружил. И точка. Выведение из строя случалось лишь в крайних случаях, и наименее болезненным и «вечным» способом.

Но Девина больше не была для него женщиной. Черт, она не была женщиной, и точка.

Соль шуршала, пока Джим чертил небольшую волнистую линию, и, хотя было сложно положиться на что-то, чем приправляют картошку фри в «МакДональдсе», все же Эдди не казался ему дураком. Не в столь рискованных случаях.

И сигара была отменная. Это точно.

К тому времени, как они закончили, на первом этаже пахло «Флоридой», да и «ДастБастер» пришелся бы кстати, и по пути на второй этаж Эдди начертил белую линию по всем ступенькам, из-за чего лестница напоминала посадочную площадку.

Вин с Марией-Терезой были заняты, и после того, как Эдди проверил их труды, он позволил им передохнуть на небольшой кровати и попросил Джима помочь ему в ванной около лестницы. Используя раковину в качестве смесительного бачка, парень поместил туда перекись водорода, гамамелис и лимонный сок наряду с белым уксусом, и размешал все собственными руками. Как только едкий запах ударил в нос Джима, Эдди что-то тихо заговорил на языке, которого Джим не понимал, повторяя фразу снова и снова.

Внезапно запах преобразился. Перестав быть отвратительным, он напомнил аромат свежей травы на весенней полянке.

Эдди вынул руки из смеси и вытер их о свои джинсы, затем залез в куртку и достал два хрустальных…

– Это пистолеты?

– А то. – Парень снял с одного затычку и погрузил вещицу в раствор, на поверхность стали всплывать пузырьки, пока оружие полностью не наполнилось. Он протянул его Джиму. – Положи в кобуру. В отличие от твоей автоматики, эта штука действительно сработает против демона.

Когда Эдди наполнил собственный, Джим повертел в руках кусок мокрого хрусталя. Оружие было настоящим произведением искусства, вырезанным, как ему показалось, из чистого кварца и точно спроектированным. Ощупав его, он прицелился в стену ванной и нажал на курок. Тонкая четкая струя раствора попала именно туда, куда ему хотелось.

– Неплохо, – пробормотал Джим, пряча свой ЗИГ.

– Я покажу, как их делать. – Эдди заткнул пистолет и сунул его куда-то за спину. – Твое умение резать по дереву пригодится.

Когда они вернулись к остальным, Вин расхаживал по комнате, а Мария-Тереза сидела на кровати. Эдди сбросил куртку и осмотрел пакеты из «Ханнафорда», которые значительно похудели.

Вытащив свежую полынь, он открыл пластиковый контейнер и дал пучок Марии-Терезе.

– Держи и ни во что не вмешивайся. Что бы ты ни увидела, что бы ни случилось, не бросай траву и держи обеими руками. Она предоставит тебе некоторую защиту.

– А мне что делать? – требовательно спросил Вин.

Эдди оглянулся через плечо.

– Раздевайся.

Глава 38

Последний раз, когда Вин раздевался перед публикой, обстоятельства были другими.

Скинув рубашку, брюки и боксеры на комод, он убедился, что оружие лежало сверху, и, обернувшись, приготовился сделать все, чтобы покончить с этим. Забавно, его оперировали всего раз в жизни, примерно десять лет назад. Ему пришлось восстанавливать колено после многих лет игры в баскетбол и теннис, а также бега… и сейчас Вин чувствовал тоже, что и тогда: он был готов вернуться к нормальной жизни. Надеялся на положительный результат, когда отступит боль.

Вин посмотрел на Марию-Терезу. Она неподвижно сидела на кровати, держа черенки молодой полыни так, что пушистые листья выглядывали между ее пальцами, а тонкие стебли свободно свисали с ладони. Когда она встретила его взгляд, Вин подошел к ней и быстро поцеловал в губы. Девушка была напугана, но держалась молодцом… и как бы Вин ни хотел, чтобы она осталась в стороне от происходящего, он был согласен с Эдрианом: у нее не было выбора. Предполагая, что Девина получила ту сережку.

Эдди достал компас и четыре белые свечки, и когда он сделал с приспособлением какой-то бойскаутский трюк, они с Джимом отметили мелом «север», «юг», «восток» и «запад» на голом полу. Потом рассыпали соль в форме круга. Наблюдая за ними, Вин вынужден был признать, что их круг вышел аккуратней сделанного им двадцать лет назад, но тогда ему пришлось торопиться. Было неизвестно, как долго его родители пробудут в отключке.

– Как я уже говорил, ты совершил тогда ритуал одержимости. – Эдди зажег каждую из четырех свечей. – Ты взял три частички себя – волосы, кровь и… ты понял – и предложил ей. Она приняла дары и вселилась в твою, так сказать, духовную кожу. Мы собираемся изгнать ее из тебя.

– Ага. Слушай, – прервал его Вин, – ты уверен, что сначала мы не можем позаботиться о Марии-Терезе, а потом уже заняться мною?

– Нет. Очагом являешься ты. Ты призвал Девину. К тому же, связь Марии-Терезы разорвать легче, предполагая, что сережка у Девины. – Парень исчез в ванной, потом вернулся с мокрыми руками, держа их навесу, словно был хирургом. – Джим, залезь в мою куртку и достань свиток из кожи в правом кармане.

Покопавшись в куртке, Джим выудил сверток десять дюймов длиной и два дюйма шириной, который был перевязан белой атласной лентой.

– Раскрой.

Руки Джима проворно развязали бант, и потом он развернул сверток, обнажая кинжал. Сделанный из стекла.

– Не трогай нож, – велел Эдди.

– Что, черт возьми, ты собираешься сделать с этим? – спросил Вин.

– Мы собираемся вскрыть тебя. – Мужчина указал на круг, ограниченный свечами. – Это спиритическая хирургия, и прежде чем ты спросишь, да. Будет чертовски больно. Но когда все закончится, у тебя не останется шрамов. А сейчас, ложись головой на север.

Вин взглянул на мужские лица, смотрящие на него. Мрачные. Серьезные. Особенно Эдди.

– Никогда не видел ножа, подобного этому, – пробормотал Вин, уставившись на оружие.

– Он хрустальный, – сказал Эдди, будто зная, что Вину нужна минутка, прежде чем приступить к ритуалу. – И да, сделай глубокий вдох, нам нужно начинать. – Он посмотрел на своего приятеля. – Джим? Стой рядом с Марией-Терезой. Со временем ты сам научишься проводить ритуал, но сейчас посидишь в команде зрителей. Если дело выйдет из-под контроля, будешь ответственным за нее.

– Ты читаешь мысли? – спросил Вин у Эдди.

– Иногда. А сейчас, мы можем приступить к делу. Не знаю, как долго Эдриан сможет сдерживать Девину.

Вин посмотрел в глаза Марии-Терезы, надеясь, что она прочтет в них все, что он так хотел сказать. Когда она кивнула, будто отлично его поняла, он переступил через соль и растянулся в кругу, который Эдди подобрал нужного размера: пятки Вина едва касались дальнего края, в то время как его голова легла точно перед «северной» свечой.

– Закрой глаза, Вин.

Вин напоследок посмотрел на Марию-Терезу и потом, опустив веки, попытался расслабить тело. Пол под его лопатками, задницей и пятками был твердым; его сердце в грудной клетке пустилось вскачь. Худшим была неспособность видеть… он не просто чувствовал себя изолированным, окружающие звуки стали звучать на порядок выше. Все, начиная с его собственного дыхания и шагов Эдди, заканчивая нашептываемыми над его обнаженным телом словами, действовало на нервы.

Вскоре Вин потерял терпение. Вот он, словно какой-то ужин, подготовленный к употреблению, лежал перед Марией-Терезой, которая, без сомнений… Едва уловимая вибрация прокатилась по полу.

Вин ощутил камертоновую реверберацию сначала ладонями и ногами, потом она направилась внутрь него, концентрическими кругами подбираясь к центру его груди. В то время как Вин впитывал ритмичные волны, легкий ветерок всколыхнул волосы на руках, бедрах и груди, и он удивился, не открыл ли кто окно.

Нет… все начало вращаться.

Был ли это он, или же крутилась комната, Вин не знал, но внезапно волны и легкий ветер слились воедино, стали неотличимы, циркулируя вокруг него… или наоборот. Скорость, подобно убегающей в трубу воде, нарастала, желудок Вина взбунтовался, от тошноты ему казалось, что съеденный ранее сэндвич протух внутри.

Прежде чем его вырвало, бешеная карусель остановилась, и он повис, словно в невесомости. Вин замер в теплом воздухе, благодаря за это бога. Сделав глубокий вдох, он позволил животу успокоиться, ослабляянапряжение в руках и ногах, расслабляя мускулы.

И потом к нему вернулось зрение. Милостивый Боже, несмотря на опущенные веки, он видел белый свет, исходивший откуда-то снизу, пронзая пол, на котором он предположительно должен был лежать; его тело выделялось на фоне иллюминации.

Над ним возникло лицо Эдди.

Губы парня двигались, будто он говорил, но Вин не слышал слова, они возникали в его сознании:

Сделай глубокий вдох и лежи очень спокойно.

Вин попытался кивнуть, но когда Эдди покачал головой, он просто подумал «да», смотря на парня.

Над грудью Вина занесли хрустальный кинжал, Эдриан уверенно держал оружие в своих массивных руках. Когда белый свет коснулся лезвия, на его длине засверкала яркая радужная палитра, все оттенки, начиная с розовых, нежно-голубых и бледно-желтых, и заканчивая темно-синими и глубокими фиолетовыми.

Неразборчивые слова проносились в голове Вина, пока Эдди говорил, все быстрее и быстрее.

Собравшись с духом, Вин сосредоточился на бритвенно-остром лезвии ножа.

Он войдет в его сердце. Вин знал это.

Когда произошел неотвратимый удар, он оказался быстрее одного мгновения и дольше, чем целый век… и сам удар был намного больнее, чем ожидал Вин. В секунду, когда кинжал вошел в плоть Вина, он почувствовал, будто каждый нерв его тела передавал боль.

Потом Эдди вспорол ему грудную клетку.

Вин закричал в водовороте, когда его тело раскрылось в районе грудины, и спина напряглась, взлетая вверх. Он смутно слышал слова Эдди, а потом сияющая рука мужчины опустилась к эпицентру агонии, стократно усиливая боль.

Кулак что-то нащупал. Схватил. С усилием потянул.

То, что Эдди пытался выдернуть из тела Вина, не желало поддаваться, и внезапно Вин не смог дышать из-за колоссального давления на ребра и легкие. Задыхаясь, он попытался втянуть в себя воздух.

Он снова начал кричать. Бессмысленно, учитывая, что он не мог дышать.

Борьба над извлечением чего-то там набирала обороты, и Вин не сдавался не из-за себя, а из-за Марии-Терезы. Он не умрет на ее глазах. Он не умрет этой ночью, прямо перед ней. Он не…

Эдди не снижал темпа, а эта хрень не поддавалась, и Вин начал терять силы. Его сердце стало замедлять ход, и с фибрилляцией пришло онемение, завладевшее всем его телом. Он попытался бороться с этим, старался приказать своему телу вернуться к нормальному функционированию, но не осталось сил, которые он мог бы призвать на помощь. Его разум и душа хотели остаться, а тело уже сдалось.

Но затем зло ослабило хватку.

По началу, он чувствовал едва уловимое скольжение, будто удалили только один из усиков, присосавшихся к нему. Но потом оторвался второй, третий, остальные из этого пучка. И…

Со скрипом, будто металл рвали на две части, из его тела вынули черный сгусток, оторвали от него… и первым делом он подумал, что с отсутствием черной дряни в своем теле, он чувствовал себя намного легче. А потом подумал, что умирает…

Белый свет вернул его к жизни.

Внезапно, будто свет знал, как мало времени осталось Вину, его реанимировали, окутывающее тепло иллюминации уменьшило боль, а потом и вовсе стерла ее, будто пережитая Вином пытка приснилась ему.

Вин исступленно плакал от облегчения и благодарности.

Впервые за тридцать три года он был один в своем собственном теле.

***

В глазах Джима вспыхнул конфликт лояльности.

Каждый раз, когда по улице медленно проезжала машина, он выглядывал в окно. Любой шум снаружи дома? Треск деревьев? Пробегавший по крыше ветерок? То же самое. Он все время был настороже, ожидая, что вот-вот с криком ворвется Девина.

А потом происходящее в центре комнаты поглотило его.

Он никогда не видел ничего подобного. Начиная с мгновения, когда Вин оторвался от пола, и этот поток белого света возник из ниоткуда, и, заканчивая эпической секундой, когда Эдди пустил в ход кинжал. Невероятно.

Господи, этот нож.

Самая красивая вещь, когда-либо виденная Джимом: когда свет коснулся оружия, из лезвия вырвался весь спектр ярких красок, цвета были столь яркими и четкими, будто Джим снова стал маленьким ребенком и впервые видел их.

Но сама борьба… Джим был уверен, что Вин погибнет. Находясь в столбе света, Эдди пронзил мужчину кинжалом и, запустив руку в его грудь, начал тянуть ее назад, словно пытался вытянуть машину из болота. В ответ на его действия Вин закричал как будто издалека, мучительные вопли вырывались из его горла, в то время как тело напрягалось от усилий.

В эту минуту Мария-Тереза устремилась вперед, но Джим вовремя поймал ее. Интуиция подсказала ему, что девушке лучше не становиться на пути, сколь бы ужасным ни казалось происходящее. Вмешательство посторонних не входило в план действий: это хирургия для души, и раковую опухоль нужно было удалить. Даже если человек умрет в процессе, попытка извлечения была необходима.

Джим удерживал Марию-Терезу так аккуратно, насколько это было возможно, и в итоге она оказалась прижатой к нему, впилась в его предплечья ногтями, беспомощно наблюдая, не в силах, как и он, повлиять на происходящее.

Все было в руках Эдди, Вина и того, что уготовила им судьба.

И потом произошел перелом. Эдди начал выигрывать битву… то, что он вытаскивал, начало поддаваться, сначала понемногу, но потом от заключительного, взрывного разделения, ангела отбросило на задницу. Однако праздновать было рано.

Как только черную хрень вынули из Вина, эта злобная тень оказалась на свободе, спущенная с цепи… и в мгновение ока она нацелилась на Марию-Терезу. Прокатившись по воздуху, тьма сгустилась, потемнела, будто набирая силу, и бросилась к ней.

Джим спрятал девушку за собой, прижимая ее к стене. Проворно двигаясь, он выстрелил из хрустального пистолета в нее, заливая ее тем, что содержалось внутри орудия.

Жаль под рукой не было ведра для этой дряни.

Развернувшись, он собрался духом, когда тень бросилась на него. Столкновение было не из приятных, дымчатое вещество врезалось в его кожу, словно тысячи пчелиных жал. Мария-Тереза закричала…

Нет, это была не она. Черный сгусток с визгом разбился в дребезги, словно пульки, которые раскидали по полу.

Хреновина перегруппировалась, но не стала пробовать еще раз. Она устремилась к одному из окон, подоконник которого не посыпали солью, и звон разбитого стекла пронесся по дому.

В ту же минуту свет из круга испарился, и его исчезновение было еще громче, от сверхзвукового хлопка у Джима зазвенело в ушах, а зеркало над комодом разлетелось вдребезги. Выброс энергии отбросил Эдди назад, и он ударился о стену. В это мгновение взору предстал Вин, лежащий на полу, бледный, сотрясаемый дрожью, покрытый потом.

Когда он свернулся на боку и подтянул колени к груди, Мария-Тереза вырвалась из хватки Джима и кинулась к любимому.

– Вин? – Она отбросила его волосы с лица. – О, Господи, он весь окоченел. Подай мне одеяло.

Джим сдернул пуховое одеяло с кровати и вложил в руки девушки; потом решил проверить Эдди, который, казалось, лежал без сознания.

– Здоровяк, ты в порядке? Эдди?

Парень дернулся и оглянулся вокруг, словно заблудившийся. К его чести, даже в невменяемом состоянии, он продолжал сжимать в кулаке хрустальный кинжал, костяшки побелели, будто орудие собирались отнять у него при помощи пассатижей.

Выражение его лица не было торжествующим.

Когда Эдди попытался встать, Джим подхватил его под руки, помог оторваться от пола и присесть на кровать.

– Ты не выглядишь так, будто все прошло удачно.

Эдди пару раз глубоко вдохнул.

– Он чист… и… мастерский ход с Марией-Терезой.

– Решил, что так будет намного эффективней. – Джим перекинул толстую косу через плечо парня, не в силах понять, почему Эдди был расстроен. – Я не понимаю. В чем проблема?

Эдди уставился на разбитое окно и покачал головой.

– Все прошло слишком просто.

Блиииииин.

Если это была прогулка по парку, то на что, черт возьми, похожа настоящая битва?

Глава 39

Сол, пребывая в состоянии шока, заехал на подъездную дорожку и припарковал такси. В мерцании гаражных ламп он посмотрел в зеркало заднего вида и склонил голову набок. Он коснулся порезанным пальцем выстриженного участка около уха, вспоминая, как переспал с женщиной на заднем сидении автомобиля. Они занимались сексом.

В первый раз за десять лет, с того момента, как его выпустили из тюрьмы.

Ему понравилось… по крайней мере то, что происходило до кульминации. Впоследствии, когда он обмяк под ней, его охватила странная, тошнотворная летаргия, он чувствовал себя не расслабленным, а плененным.

И тогда она достала ножницы. Женщина двигалась проворно, так что даже будучи предупрежденным, он не смог бы остановить ее: локон его волос, кусочек кожи. Потом она промокнула состриженное с его головы его же кровью, слезла с его бедер и скользнула руками под юбку.

После этого она оставила Сола там, где и поимела: на заднем сиденье такси.

Она даже не закрыла дверь. Несмотря на холод, остудивший его пыл, Сол не сразу смог протянуть руку и закрыться в автомобиле. Застегивая ширинку, он поддался истощению, игнорируя визг диспетчера и тот факт, что было не слишком умно с его стороны валяться уязвимым, посреди дня и в центре города.

Его сон был ужасающим, и, сидя сейчас в приглушенном свете салона, он повернул голову назад, убеждаясь, что заднее сиденье пустовало. Но, конечно, там никого не было… Сол закрыл все двери, как только снова сел за руль.

Боже… кошмар. Во сне его поимел разлагающийся монстр, который был и одновременно не был женщиной, с которой он переспал… во сне он заключил с ней некую сделку. Но не мог вспомнить, что получил взамен.

Его возлюбленная… сделка была связана с его возлюбленной.

Уже стемнело к тому времени, как каких-то два сопляка разбудили его, открыв передние двери и начав обшаривать его рюкзак и куртку.

Рука на автомате метнулась вперед, схватив хвост того парня, что оказался у рулевого колеса. С силой дернув, Сол осознал, что стал в тысячу раз сильнее, чем был до гротескного сна. Сильнее, более сосредоточенным. Он был словно… машиной-убийцей.

Парень на пассажирском сиденье лишь раз посмотрел в лицо Сола, выронил бумажник и испарился в дикой спешке.

Сол свернул шею парня с хвостом, наполовину перетащив его на заднее сиденье и поворачивая голову, пока не раздался хруст, и парень не скончался.

Он бросил остывающий труп прямо наземь, туда, где было припарковано такси. И посмотрел на камеру слежения.

Какая удача. Красная лампочка, означающая работу камеры, не мигала. Так что не осталось записей ни его, ни женщины, ни двух парнишек.

Не удача, подсказал ему голос. Часть сделки.

И тут он вспомнил: он всегда хотел свободы от пытливых глаз, делать все, чего ни пожелает душа, и не бояться быть пойманным. Никакого спрятанного оружия, заметания следов, маскировки, увиливаний.

Получите и распишитесь.

Сев на водительское сиденье, он чувствовал одновременно тяжесть и эйфорию, и в это же мгновение он осознал, что двигатель работал с тех пор, как женщина покинула его. Так почему же он не задохнулся угарным газом? В салоне было холодно, но печка все время работала.

Езжай домой, услышал Сол в своей голове.

Обхватив руками руль, он мгновенно последовал направлению, заданному непреодолимой тягой в центре его груди: Ему нужно ехать домой. Быстрее.

Сол осознавал лишь это и в точности выполнил приказ. Он направился прочь из центра Колдвелла, в сторону пригорода, так быстро, насколько мог… хотя после всех совершенных им убийств, он был законопослушен, как жена священника.

И все же, несмотря на странную силу, циркулирующую по его телу, он чувствовал, будто его заклинило, словно двигатель, потерявший сцепление: он мог смотреть лишь вперед.

Где-то глубоко в подсознании его беспокоила беспечность относительно третьего убийства в переулке. Ему следовало сдать машину и исчезнуть. Сны это, конечно, круто, но они оставались фантазиями, а не реальностью. И тех, кто убивал людей, могли поймать…

Не тебя. Больше нет.

Иди внутрь.

Мысль была такой же четкой, как и удар колокола в рассветный час. Открыв двери, он вышел из машины и оглянулся вокруг, все еще с трудом понимая произошедшие с ним метаморфозы. Он был чужим в собственной коже, и каким бы приятным ни было ощущение, он чувствовал, будто выиграл лотерею, но его билет уже обналичили. Что, если силу заберут? Что, если кто-то подкрадется из-за спины и…

Не волнуйся об этом. Зайди внутрь.

Доставая ключи от дома, Сол заметил, что перед соседним домом был припаркован грузовик, а на подъездной дорожке – модный автомобиль, но не придал этому большого значения. Ему нужно зайти внутрь.

Попав в передний холл, он посмотрел через гостиную в сторону кухни, которая была завалена мешками из МакДональдса, коробками от пиццы и пустыми бутылками из-под колы. Что дальше? Он не был голодным или уставшим, и дьявол его сожри, не мог понять, почему ему нужно было оказаться в доме.

Он выждал.

Ничего не пришло к нему, поэтому он сделал то, что делал каждый раз по возвращении домой – пошел наверх.

В мгновение, когда он вошел в спальню, мраморная статуя его женщины тут же привлекла все его внимание, и он кинулся вперед, опускаясь перед ней на колени. Обхватив руками точеное мраморное лицо, он ощутил, как ладони согревали холодный мрамор.

И тогда он вспомнил заключенную сделку, слово в слово. За малую цену можешь обрести желаемое. Я могу сказать, что нужно сделать, дабы завладеть ею, удержать ее. И я защищаю свою собственность. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь произошло. Никогда.

Ты можешь обрести желаемое.

Убей ее – и она твоя.

Ему нужно просто отправиться к ней домой и попасть внутрь. Ему нужно найти путь, подобраться к ней достаточно близко, чтобы…

От звука разбившегося стекла его голова взметнулась вверх. Окно дома, располагающегося по соседству, разбилось с невиданной силой, и осколки градом обрушились на дом Сола, звонко ударяясь об алюминиевую обшивку.

И потом, в контрастной и благодатной тишине, шторы по ту сторону образовавшегося отверстия разлетелись в стороны, будто внутри дома давление было намного больше, чем снаружи… и его возлюбленная предстала перед взором.

Освещенное светом с потолка, лицо Марии-Терезы испещрили черты ужаса и страха, когда она взглянула на место, где раньше располагалось окно. Ее волосы и одежда намокли, лицо без кровинки… она еще сильнее напоминала статую.

Уставившись на нее в изумлении и радости, Сол не беспокоился, что она могла заметить его. Он стоял в темноте, невидим для нее и для двух других мужчин вместе с ней.

Интересно… один из них был в том омерзительном клубе. Он был в том коридоре, дрался с парнями, которых позднее прикончил Сол.

Не трать время. Иди… иди…

Сол вскочил на ноги, вылетел из спальни, сбежал вниз по лестнице… поражаясь женщине из автомобиля.

Она обладала силой. Настоящей мощью.

Было секундным делом нырнуть в такси и вытащить пистолет из под водительского сиденья.

***

Мария-Тереза укутала Вина в пуховое одеяло и прижала к себе. Его тело напоминало глыбу льда, статический объект, испускающий холод. Мария-Тереза растирала его, пыталась согреть, но ему не становилось лучше. Он сотрясался... подрагивал в конвульсиях, будто совсем не понимал, где находился или что только что произошло.

– Шшш… я здесь, – сказала она ему.

Очевидно, Вину нужно было услышать именно звук ее голоса, потому что он успокоился.

– Вин, я хочу, чтобы ты лег рядом со мной. – Когда она притянула его к себе, он последовал ее указаниям, откинувшись у нее на коленях, держась за нее. – Шшш… с тобой все в порядке. Со мной все в порядке…

Когда он прижался лицом к ее боку, Мария-Тереза не могла поверить тому, что видела, и все же не сомневалась, что произошедшее было реально. У нее также возникло четкое ощущение, что она понимала то, что в действительности произошло.

К счастью, Эдди не орудовал ножом всерьез, этим прозрачным кинжалом, наведенным прямиком в грудную клетку Вина. Но агония казалась реальной для обоих мужчин во время их борьбы. И потом… ну, она, на самом деле, не знала, что случилось потом: Эдди отбросило назад, когда он якобы что-то вытащил из Вина, и затем Мария-Тереза почувствовала острейшую панику, не связанную ни с чем конкретным… по крайней мере поначалу.

Потом все мгновенно изменилось. Она ощутила, как злобный дух нацелился на нее, и в этот момент Джим спрятал ее за себя и затем обрызгал раствором с морским запахом. Злой дух, казалось, разлетелся на осколки вокруг нее, а затем разбилось окно.

Вин перевернулся в ее руках и посмотрел в ее лицо. – Ты на самом деле… в порядке? – Он едва мог говорить – так сильно стучали его зубы.

– Со мной все хорошо.

– Ты промокла.

Она отбросила влажные волосы за спину. – Похоже, это спасло меня.

Эдди заговорил, его голос был хриплым. – Так и есть. Джим с этим не прогадал. – Мужчина кивнул один раз, потом сосредоточился на плохом состоянии своего приятеля, а не на каких-то комплиментах. – Уверен, что тебе ничего не нужно? – спросил он у Эдди.

– Нам нужно беспокоиться об Эдриане. Она не показалась, и его здесь нет, и значит…

«Проблемы», – подумала Мария-Тереза.

– Возникли проблемы, – закончил Джим. – Думаю, мне нужно заправиться магическим раствором. – Когда Джим направился в ванную, Вин застонал и попытался сесть.

– Вот так, – сказала она, обернув руки вокруг его груди и приподнимая верхнюю часть его тела от пола. Когда он смог держать себя в вертикальном положении, она подтянула одеяло с его бедер, укрывая целиком.

Он пропустил руку через свои волосы, приглаживая их. – Со мной закончено? Я… свободен?

Эдди, накренившись, поднялся на ноги.

– Еще нет. Нет, пока мы не вернем тот бриллиант.

– Я могу с этим помочь?

– Нет, будет лучше, если с кольцом разберется один из нас.

Вин кивнул, и, спустя минуту, начал подниматься. Несмотря на то, что он весил намного больше ее, Мария-Тереза помогла ему по мере своих возможностей. Когда Вин был в состоянии стоять без чужой помощи, она отошла от него, чтобы он смог размять мышцы.

Когда он начал одеваться, ей не хотелось выглядеть матерью-наседкой, поэтому девушка подошла к разбитому окну. Она уставилась на нанесенный ущерб, и в ее голове роились вопросы, собираясь вместе. Стекла были разбиты целиком, остались лишь мелкие кусочки в оконной раме, и Мария-Тереза выглянула наружу. Внизу, на земле лежали осколки стекла и деревянные щепки, размером не больше шариковой ручки.

– Держись подальше от окна, – сказал Эдди, и, подойдя к ней, подвинул девушку в сторону своим огромным телом. – Оно не запечатано, и значит…

Эдди начал задыхаться и руками вцепился в горло, будто его кто-то схватил сквозь отверстие позади. Когда он опрокинулся назад, его голова и плечи начали проваливаться через окно, и Мария-Тереза бросилась к нему… только чтобы быть утянутой вслед за ним.

– Н… нож… – выдохнул Эдди.

Течение времени словно замедлилось, когда она крикнула через плечо. Слава Богу, Джим уже вбежал в комнату из коридора, направляясь прямо к хрустальному кинжалу, оставленному на кровати. Когда Эдди схватил кинжал, он тут же начал бороться, вывернувшись и пронзив то, что держало его.

Мария-Тереза вцепилась в ногу Эдди, а Джим медвежьей хваткой обернул руки вокруг талии парня. Пока они вместе тащили его, Вин схватил пистолет с комода и повернулся, направляя дуло на сплетение тел. Она верила, что он станет стрелять только если…

В дальней части спальни, через открытую дверь, Мария-Тереза заметила, как по лестнице поднимался мужчина. Он молчаливо приближался к ним, двигаясь с непреклонной сосредоточенностью. Когда он повернул голову, их глаза встретились…

Сол… из молитвенной группы. Что он дела…

Он поднял руку с пистолетом, целясь в нее. – Возлюбленная, – сказал он почтительно. – Моя, отныне и вовеки веков.

Оружие выстрелило.

Вин что-то прокричал, одновременно с этим Джим бросился под траекторию пули: он с грацией атлета прыгнул в воздухе, подставляя грудь на пути предназначавшегося Марии-Терезе свинца, его руки были широко раскинуты, торс повернут в сторону стрелявшего. Таким образом, Джим создал идеальное из всех возможных укрытие, чтобы защитить девушку.

Когда резкий, оглушительный хлопок отдался эхом, Эдди, перевалившись через раму, выпал из комнаты. И потом раздался второй выстрел.

Глава 40

Вин вырвался из летаргии в мгновение, когда началась заварушка у окна. Он наполовину надел брюки, когда услышал шум борьбы, и первым делом подумал, что Мария-Тереза…. Но оказалось, что сражалась не она. Джим среагировал быстрее: он передал Эдди хрустальный кинжал, и вцепился в парня изо всех сил. Мария-Тереза оказалась рядом, не давая вытащить Эдди из окна тому, что его тянуло.

Первой мыслью Вина стало побуждение схватить пистолет. И он тут же последовал импульсу. Сняв большим пальцем предохранитель, Вин навел дуло на сплетение тел у окна. Он понятия не имел, во что стрелять, поэтому замер…

Но тут выражение на лице Марии-Терезы сменилось с решимости на откровенный ужас, когда она уставилась на дверной проем.

В доме был кто-то еще.

Вин развернулся на пятках, встречаясь с кульминацией увиденного когда-то видения: Мужчина с тонкими светлыми волосами вывернул из-за угла и, подняв оружие, направил его прямо в спальню. Да… вот оно. Нажмет курок, пуля за доли секунд пронесется в воздухе… и попадет в Марию-Терезу.

– Нет! – крикнул Вин, когда раздался выстрел.

Уголком глаза он увидел, как Джим выпрыгнул перед ней, огромным телом блокируя предназначавшийся девушке свинец. Пуля попала Джиму в грудь, и от удара мужчину отбросило назад, сбивая девушку с ног.

Инстинкты Вина велели ему метнуться к Марии-Терезе, но он понимал, что такой ход был неуместен. Развернувшись с пистолетом в руках, он знал, что должен убедиться, что нападающий не получил второго шанса… только так он мог увеличить вероятность их выживания.

Хотя, у него возникло холодное, ужасающее подозрение, что Джим уже не выкарабкается.

Крепко держа оружие, Вин встал в дверном проходе, и элемент неожиданности сработал ему на руку… стрелявший наивно предполагал, что в комнате было всего трое.

Вин без заминок пустил пулю прямо в сердце парня, удар сбил прицел нападавшего, но также заставил нажать на курок. И Вин словил пулю в плечо.

Слава Богу, в левое.

Когда атаковавший рухнул на спину, а его пистолет отлетел в сторону, Вин взвел курок и выстрелил в парня, снова и снова, пока тот не смог бы моргнуть, не говоря о том, чтобы схватить оружие.

С каждым выстрелом тело мужчины, его руки и ноги дергались, как у марионетки.

– Мария-Тереза, ты не ранена? – спросил Вин, когда шум стих.

– Нет… но, о Боже… Джим едва дышит, а Эдди выпал из окна.

Кровь капала с его руки на джинсы нападавшего, когда Вин переступил через парня и сбросил пистолет с лестницы. Он все еще не верил, что парень мертв, поэтому навел дуло своего пистолета на бледнеющее лицо и прислушался к возможным шагам на первом этаже.

– Достань телефон, – сказал он Марии-Терезе. – Звони 911.

– Уже набираю, – ответила она.

Он хотел посмотреть через плечо и лично убедиться, что она в порядке, но не стал рисковать. Было неизвестно, кто еще находился в доме, а грудь нападавшего все еще медленно поднималась.

Когда секунды перетекли в минуты, Вин окончательно удостоверился, что цвет покидает ничем не примечательные черты парня, но Господи… кто он такой? Что он такое?

Хотя, возможно он был простым человеком, раз пуля смогла остановить его. В комнате раздался голос Марии-Терезы.

– Да, была стрельба на Один-шестнадцать по Авеню Крествуд. Двое мужчин… трое получили ранения… срочно нужна скорая помощь. Мария-Тереза Бодро. Да… да. Да… нет, это не мой дом…

Веки нападавшего внезапно открылись. Вин посмотрел в бледно-карие глаза, которые уставились на что-то иное, чем то, что стояло над ним. Посеревшие губы конвульсионно дернулись и начали шевелиться.

– Неееееет… – Он протянул слово, испуганно выдохнув, будто на фоне виденного им сейчас ночные кошмары были не страшнее комедийных сериалов.

Ублюдок дернулся, и с выдохом отправился в загробный мир, выражение ужаса застыло на его лице, а струйка крови стекла из уголка его рта.

Вин пару раз пнул его по ногам и потом снова прислушался. Он слышал, как ветер мчался вверх по лестнице, никаких других звуков не раздавалось.

Он медленно отошел назад, оружие в его руке раскачивалось из стороны в сторону, на случай, если кто-то поднимется снизу или выскочит из дверных проемов на втором этаже.

Вернувшись в спальню, он протянул руку, и Мария-Тереза, подойдя к нему, крепко обняла. Ее всю трясло, но она держалась изо всех сил то мгновение, когда они стояли вместе.

– Ты можешь оказать первую помощь Джиму? – спросил он. – Или подержишь оружие, пока я…

– Нет, я позабочусь о нем. – Она подошла к мужчине, опустилась на колени и приложила ухо ко рту Джима. – Дыхание есть, но слабое.

Стянув флисовую кофту, Мария-Тереза свернула ее и приложила к кровоточащей ране на груди парня, проверяя при этом пульс. – Такой слабый… но все же есть, поэтому я не смогу сделать массаж сердца. Скорая прибудет в течение пяти минут.

Вечность в подобной ситуации.

– Не стреляй! – раздался слабый голос снизу лестницы. – Это я.

– Эдди? – крикнул Вин. – Джим ранен!

Когда Эдди показался на вершине лестницы, он хромал и выглядел так, будто его сбила машина. Эдди взглянул на нападавшего. – Этот окончательно умер. Как Джим?

– Хорошо, – прошептала Мария-Тереза, поглаживая лицо мужчины. – Ведь так, Джим? С тобой все хорошо, ты поправишься. Все будет отлично…

Вин положил пистолет на кровать и сел на колени по другую сторону от Джима, копируя позу Марии-Терезы, когда она протянула руку к раненому мужчине.

– Он спас меня, – сказала она, поглаживая руку Джима. – Ты спас меня, Джим. Я была бы мертва, не будь тебя… О, Боже, Джим, ты спас мне жизнь…

Вин скользнул взглядом по широкой груди парня: не нужно иметь медицинскую степень, чтобы понять, что рана, полученная мужчиной, была смертельна. Дыхание Джима было столь же поверхностно, как и у нападавшего некоторое время назад, и скоро он ступит на ту же дорожку, что и стрелявший: цвет на лице парня увядал с тревожной быстротой, указывая на внутреннее кровотечение.

Черт, они ничего не могли сделать, оставалось лишь ждать приезда медиков с носилками. Восстановление сердечной деятельности – не вариант, пока у Джима бился пульс, и парень мог дышать самостоятельно, а приложенное давление ни чем не поможет порванной артерии.

Впервые в своей жизни, Вин молился, чтобы раздались звуки сирен.

***

В Джима стреляли и раньше. Закалывали. Один раз подвесили. Его ранили в драках – кулаками, монтировками, складными ножами и ботинками. Даже проткнули ручкой Монблан.

Во всех перечисленных ситуациях он знал, что выживет. Несмотря на испытываемую боль, кровь, льющуюся ручьем, и каким бы сучьим не было оружие, он знал, что ранения не были смертельными.

И сейчас, с той же уверенностью Джим понимал, что пуля в груди отправит его к праотцам.

Ангел или нет, но он умирал. Забавно, боль была не сильной. Конечно, он чувствовал острое жжение, возникли проблемы с дыханием – либо потому, что кровь начала заполнять его легкие, либо грудина заполнилась до краев, – но в целом, ему было удобно. Может, немного прохладно, но удобно.

Значит, он был в состоянии шока.

Похоже, пуля зацепила артерию.

Он открыл рот, повинуясь инстинкту, а не потому, что хотел молить о скором приезде скорой: он тонул в своем собственном теле.

Не такой уж плохой исход, на самом деле. Благодаря Четверке он знал, что скоро встретится со своей матерью. И он надеялся увидеть симпатичную светловолосую девушку, которая не заслужила столь жестокой смерти.

Все это успокоило его.

Забавно, но, представив тех англичан в белых мантиях и с собакой, он посочувствовал им, жалея парней. Похоже, ангелы ошиблись. Он не был ключом к решению их проблем… хотя ему, по крайней мере, удалось направить Вина и Марию-Терезу на верный путь.

И было странно это осознавать, но вышло так, что на перепутье оказался он, а не Вин.

Когда он увидел поднятый, готовый выстрелить пистолет, Джим мог думать лишь о Вине и Марии-Терезе. Спасти ее значило спасти обоих, а их любовь стоила намного больше одной презренной жизни.

Он впервые совершил подобный поступок. Впервые в жизни он повел себя не просто самоотверженно, но и руководствуясь чем-то большим, нежели злость или месть. И никогда он не был столь уверен в чем-то, не считая необходимости отомстить за маму годы назад.

Собрав последние силы, Джим сфокусировал взгляд и увидел Марию-Терезу и Вина, которые склонились над ним. Вин, схватив руку Джима, говорил с ним, лицо мужчины было напряжено до неузнаваемости, черты натянуты, взгляд горел. Джим попытался сконцентрироваться, заставить слух работать, но восприятие звуков было выше его возможностей. Наиболее вероятно, что парень просил его держаться, говорил, что скорая уже в пути, держись, она на подходе… О, Боже, Джим, останься с нами…

С другого боку, Мария-Тереза беззвучно плакала, ее красивые глаза блестели от горя, кристальные слезы падали с щек на грудь Джима. Она держала его за другую руку и медленно гладила предплечье, будто пыталась согреть его.

Он не чувствовал прикосновений, и все же его тронула забота Марии-Терезы.

К несчастью, у него осталось немного времени с ними, а для слов не хватало дыхания… поэтому он сделал единственную вещь, на которую был способен.

С последним усилием Джим соединил их руки над отверстием в его груди, которое изменило все для них троих. Он держал их руки вместе, сплетая в единое.

Когда зрение начало пропадать, он посмотрел на переплетенные пальцы – маленькие и побольше. Внезапно он осознал, что пару ждет светлое будущее. Демон был изгнан из Вина, и каким-то образом Эдриан заполучил оба талисмана. Эти два замечательных, но сломленных человека излечат друг друга и будут идти рука об руку часы, дни, годы и десятилетия, и это было хорошо. Так было правильно.

Он сделал достойную вещь. Годами забирая жизни, он спас одну наиболее важную. А в итоге – две.

Он сделал мудрый выбор на перепутье.

Внезапно грудь Джима сжалась, он зашелся в кашле, во рту стало влажно. Следующий вдох перешел в бульканье, а сердце пустилось вскачь. Смерть близка, очень близка.

Джим не мог дождаться, когда увидит свою мать. Он удивлялся тому, сколько всего пришлось сделать, чтобы обрести покой.

В то мгновение, когда красные огни заиграли на потолке – признак заехавшей на подъездную дорожку машины скорой помощи – Джим испустил последний вздох… и умер с улыбкой на устах.

Глава 41

Поездка на машине скорой помощи выдалась ухабистой из-за скорости и ярко-освещаемой по причине включенных на машине проблесковых маячков. Звук сирен, однако, раздавался лишь время от времени. Мария-Тереза приняла это за хороший знак.

Сидя на встроенной лавке подле Вина, одной рукой она ухватилась за ручку из нержавеющей стали, чтобы сохранить равновесие, другой крепко держала Вина за теплую ладонь. Она решила, что если бы он на самом деле находился в опасности, прорезающий воздух, высокий вой сирен раздавался бы непрерывно.

А, может, она просто пыталась успокоить себя.

Вин лежал на каталке с закрытыми глазами, его лицо было бледным, но мужчина не расслаблял хватку на руке Марии-Терезы. И каждый раз, когда машина наезжала на выбоину, Вин морщился, стискивая губы… и значит, он не был в коме или сильном шоке. А это хорошо, ведь так?

По сравнению с худшим сценарием развития событий.

Мария-Тереза посмотрела на медсестру. Женщина не отрывала глаз от экрана портативного аппарата ЭКГ, ее лицо не выдавало ни единой эмоции.

Наклонившись в бок, она попыталась углядеть, какие показания считывал прибор… и увидела лишь белую линию, выписывающую какой-то узор на черном фоне. Мария-Тереза не знала, что это значит.

Посмотрев в окно автомобиля скорой помощи, она молилась о появлении уличных фонарей… высоких строений вместо стрип-моллов и жилых домов…. И машин, припаркованных параллельно обочине.

Потому что это будет означать, что они, наконец, добрались до центра.

И не только ради Вина.

Передвинувшись вперед на скамье, она смогла выглянуть в лобовое стекло и утешиться тем фактом, что проблесковые маячки скорой впереди них, в которой везли Джима, еще были включены. Разделив мужчин по степени необходимости получения помощи, они вызвали вторую команду, и сперва занялись Джимом… а ей пришлось ждать вместе с Эдди в коридоре, когда в комнату вкатили портативный дефибриллятор, и раненая грудь подверглась одному разряду… второму…

Лучшие, когда-либо слышанные ею слова, произнес мужчина со стетоскопом: Есть пульс.

Мария-Тереза надеялась, что его удастся сохранить. Мысль, что Джим погибнет, спасая ей жизнь, была невыносима.

А что до Сола… он не нуждается в скорейшей транспортировке до больницы. Для этого будет еще время.

Милостивый Боже… Сол?

Он всегда был незаметен на собраниях молитвенной группы, тихий, лысеющий мужчина сидел, словно в воду опущенный, с видом человека, которому не везло по жизни. Он ничем не выражал свою одержимость ею, но проблема заключалась в том… что он был именно из тех людей с неприметной внешностью.

Вспоминая, как она наткнулась на него в церкви в ту ночь, перед исповедью, Мария-Тереза гадала, сколько раз она не замечала его. В конце концов, именно он остановился, когда она чуть не попала в аварию в день службы. И значит, он ехал прямо за ней.

Как часто он следил за ней до дома? Приходил ли он в «Железную Маску»?

По телу пробежала ледяная дрожь… это он убил тех мужчин, которых видели с ней?

Все это не могло заставить ее порадоваться за то, каким поддонком был ее бывший. Но сейчас она высоко оценила меры предосторожности, принятые ею из-за Марка.

За лобовым стеклом мелькнули офисы «Колдвелл Курьер Жорнал», и Мария-Тереза сжала руку Вина.

– Почти приехали.

Его веки поднялись. Серые глаза, пленившие ее с первого взгляда, снова повторили этот трюк: смотря в них, Мария-Тереза чувствовала, будто они затягивают ее, она падала, не зная, куда приземлится.

Хотя, ведь это давно не правда. Она прекрасно знала, что Вин собой представляет, и он не был мужчиной, которого ей следует опасаться.

Он был мужчиной, которого не хватало в ее жизни. Она хотела его – в своей жизни.

Склонившись над ним, Мария-Тереза коснулась волос, погладила еле заметную щетину и заглянула в его глаза.

– Я люблю тебя, – сказала она, целуя его в губы. – Я люблю тебя.

Его губы изогнулись поверх ее. – Тоже люблю… тебя.

Боже, она загоралась изнутри при звуке его хриплого голоса.

– Хорошо. Тогда мы квиты.

– Мы…

Автомобиль скорой помощи снова на что-то наехал, и все содержимое, начиная от аппаратуры и медсестры, и заканчивая каталкой Вина, подпрыгнуло следом. Когда он от боли втянул воздух и с силой зажмурил глаза, Мария-Тереза снова посмотрела в окно, желая увидеть огни комплекса Святого Франциска… надеясь, что когда она заметит их, время каким-то образом ускорит свой бег.

Давай… ну давай же…

Внезапно красные огни скорой, двигавшейся впереди них, потухли, и сам автомобиль снизил скорость до предельно допустимой. Потом машина, в которой везли Вина и Марию-Терезу, быстро нагнала и даже перегнала бывшего лидера.

– Почему они снизили скорость? – спросила она у медсестры, настраивающий монитор ЭКГ. – Они выключили сигналы. Почему они тормозят?

Ее не удивил полученный в ответ кивок. Это была трагедия: спешка требуется, когда пациент жив. Поэтому никто не занялся Солом, когда засвидетельствовали его смерть.

Смерть предоставляет целую вечность, чтобы разобраться с телом. Здесь спешка ни к чему.

Мария-Тереза втянула воздух, и когда на глаза набежали слезы, она отпустила ручку, смахивая соленые капли. Меньше всего она хотела, чтобы Вин открыл глаза и увидел ее скорбь.

– Расчетное время прибытия – две минуты, – крикнул водитель.

Медсестра достала карточку. – Мадам, я забыла спросить вас: вы его ближайшая родственница?

Утерев слезы, она ради Вина собралась с силами, чертовски точно зная, что не окажется за боковой линией, когда дело дойдет до лечения Вина. Знакомые и друзья не особо ценятся докторами и медсестрами из отделения неотложной помощи.

– Я его жена, – ответила Мария-Тереза.

Кивнув, женщина сделала запись в карточке. – И ваше имя?

Не было и секундной заминки. – Гретхен. Гретхен Каприцио.

***

– Вы очень везучий мужчина.

Два часа спустя принимающий терапевт Вина с возгласом «вот это да» стянула ярко-голубые хирургические перчатки и выбросила их в оранжевый контейнер.

Она была права. Ему потребовалась лишь местная анестезия, пару стежков, чтобы закрыть входное и выходное отверстия раны. Кости и сухожилия все целы, никаких других ран. Этот ублюдок с пушкой попал в мясо, к счастью для Вина и к позору – для гада.

Вину и правда подфартило.

К сожалению, услышав хорошие новости, его тут же вырвало в розовое судно рядом с головой. И от движения боль в плече стала ошеломительной… это только усилило рвоту…. что сделало сильнее боль…. и так далее по замкнутому кругу. И все же, он не мог не согласиться с женщиной в хирургическом халате. Он был счастливчиком. Самый удачливым ублюдком на всей планете.

– Однако, у вас непереносимость «Демерола», – сказала врач.

Спасибо за информацию, подумал Вин. Его выворачивало наизнанку уже минут тридцать, с тех пор, как они вкололи ему дозу.

Когда последние рвотные позывы пошли на спад, Вин снова откинулся на подушке и закрыл глаза. Прохладная ладонь вытерла полотенцем его рот, и он улыбнулся. Мария-Тереза – в действительности Гретхен – была бесподобна с махровой тканью в руках.

И, Бог даст, ей больше не представится возможность использовать эти свои навыки.

– Я сделаю ему инъекцию против тошноты, – сказала доктор, – и если рвота прекратится, мы сможем вас выписать. Швы нужно удалить в течение десяти дней, это сможет сделать и ваш терапевт. Мы лишь поставим укол от столбняка и выпишем рецепт на антибиотики... у нас имеется несколько образцов, и один из них мы уже вкололи. Есть вопросы?

Вин открыл глаза и посмотрел на Гретхен, а не на доктора. Она любила его. Она так сказала в автомобиле скорой помощи. Он слышал, как слова сорвались с ее губ.

Так что, нет, у него нет вопросов. Пока он знал о ее чувствах, он согласен со всем остальным.

– Просто сделайте мне укол, Док, чтобы я мог поскорее выбраться отсюда.

Женщина надела новые перчатки, вскрыла шприц и вставила иглу прямо в вену. Когда она нажала на поршень, Вин ничего не почувствовал, и значит, тошнота того стоила.

– От этого вам мгновенного полегчает…

Вин придержал дыхание, не особо ожидая…

Черт возьми. Эффект был моментальным, будто его живот засыпали нежностями вроде «расслабься-большой-мальчик». Выдохнув с дрожью, все его тело расслабилось, показывая, насколько хорошо он бы себя чувствовал, не возникни рвота.

– Посмотрим, подействует ли, – сказала врач, закрыв шприц и выбросив в оранжевую корзину. – Просто полежите здесь, и когда я вас выпишу, мы вызовем такси для вас и вашей жены.

Он и его жена.

Вин поднес руку Гретхен к губам и поцелуем коснулся костяшек. – Звучит неплохо? – спросил он. – Дорогая?

– Идеально. – Улыбка расцвела на ее губах. – Как только ты будешь готов. Дорогой.

– Еще какой дорогой.

– Хорошо, я вернусь, чтобы проверить вас. – Доктор направилась к занавеси, отделявшей койку Вина от остальной части неотложки. – Слушайте, Отделение полиции хочет поговорить с вами. Я могу сказать, чтобы они связались с вами…

– Отправьте их сюда, – сказал Вин. – Нет причин откладывать.

– Вы уверены?

– А что плохого может произойти? Снова начнется рвота, и вместо судна я воспользуюсь карманами бедолаги? Я готов пойти на риск.

– Окей, договорились. Если визит затянется, нажмите кнопку вызова медсестры, и мы вмешаемся. – Доктор кивнула, отодвигая занавеску в сторону. – Удачи.

Когда штора вернулась на место, Вин тут же сжал руку Гретхен, не зная, сколько времени у них было.

– Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду.

– Всегда.

– Что случилось с Джимом? Он…?

Ком в горле, который она сглотнула перед тем, как ответить, сказал сам за себя, и чтобы избавить девушку от горьких слов, Вин снова поцеловал ее ладонь. – Шшш, все хорошо. Не обязательно говорить это…

– Он был твоим другом. Мне так жаль…

– Не знаю, как сказать это, но все же скажу. – Вин потер большим пальцем бьющийся пульс на ее запястье. – Я рад, что ты все еще здесь. Для своего сына. Для меня. Джим совершил невероятный, самоотверженный, героический поступок, и как бы я ни хотел, чтобы он не погиб из-за этого, в то же время я очень признателен, что он сделал то, что сделал.

Склонив голову, она кивнула, ее волнистые волосы упали вперед. Пока его палец выписывал круги на ее тонком запястье, взглядом Вин окидывал блестящие локоны. Последний поступок Джима на Земле оставил охренительное наследие, а именно спасенную жизнь… сына, который не лишился своей матери… и любовника, чье сердце не разлетелось вдребезги от возможной потери.

Потрясающее наследие.

– Он был настоящим человеком. – Вин прокашлялся. – Джим был… настоящим мужчиной.

Пребывая в молчании, Вин – лежа на каталке, Гретхен сидела рядом на пластиковом стуле, они крепко держались за руки… так же, как мужчина, спасший жизнь Гретхен, соединил их над своей грудью.

По другую сторону серо-голубой занавески мимо проносились люди, их голоса смешивались, раздавалось шарканье обуви, они плечами касались шторы, раскачивая ее на металлических крючках.

Он и Гретхен, с другой стороны, сидели не двигаясь.

Смерть делала такое с человеком, подумал Вин. Она останавливала его посреди взлетов и падений его жизни, изолировала в звенящей тишине. Смерть вступает в свои права, и все меняется, но ее последствия напоминают машину, въехавшую на скорости в стену, – внутренности автомобиля продолжают работать, не понимая, что к чему… А результатом становится полный хаос: вся одежда умершего превращается в некий исторический экспонат, который вычистит плачущий самый близкий-и-родной… журнальные подписки, бухгалтерские отчеты и записки о посещениистоматолога перейдут из «корреспонденции» в разряд «макулатура»… а место, в котором жил человек, вместо дома станет обычным жилым помещением.

Все замирало… и уже ничто не будет как прежде.

Боже, когда сообщают о смерти кого-то знакомого вам, ваша реакция – уменьшенная версия того, что в полной мере познал покойный: вы резко замираете, бросая все дела, и колокольный звон отдается в вашем мозгу и теле. И, так как люди были теми еще занудами, как правило, первой их мыслью становится: Нет, это невозможно.

Жизнь, однако, не приходит с кнопкой перемотки, и ей откровенно плевать на мнение жалких людишек.

Штору отодвинули в сторону, и перед ними предстал коренастый мужчина с темными волосами и глазами. – Вин ДиПьетро?

Вин оставил свои рассуждения. – Эм… да, это я.

Мужчина зашел внутрь и достал значок. – Я детектив Де ла Круз из убойного отдела. Как вы себя чувствуете?

– Рвота прошла минут десять назад.

– Ну, рад за вас. – Он кивнул Гретхен и слегка поклонился. – Сожалею, что вынуждены встречаться так скоро… и при таких обстоятельствах. А сейчас, вы можете мне кратко пересказать случившееся? И, слушайте, вы не под арестом… но если предпочтете говорить в присутствии адвоката, я пойму.

Вин еще не звонил Мику Роудсу, который, без сомнений, не посоветовал бы разговаривать без его присутствия, но Вин слишком устал, чтобы заботиться от таких нюансах… сотрудничество с полицией не повредит, когда ведешь себя в рамках закона.

Вин покачал головой на подушке. – Нет, все в порядке, Детектив. А что касается произошедшего… мы были наверху, в спальне с… – Непонятно почему, инстинкт подсказала Вину не упоминать имени Эдди, настолько сильный императив, что Вин не смог ему противиться, – …с Джимом.

Детектив достал маленький блокнот и ручку в стиле Коломбо. – Что вы делали в доме? Соседи сказали, что в нем никто не проживал.

– Дом принадлежит мне, и я, наконец, решил сделать в нем ремонт перед продажей. Я застраиваю участки недвижимости, а Джим работает… работал… на меня. Мы приехали в дом обсудить проект, ну знаете, осмотрели комнаты… похоже, я оставил входную дверь незапертой, и когда все случилось, мы были на втором этаже. – Когда Детектив кивнул и начал делать пометки в блокноте, Вин дал ему время, чтобы все записать. – Мы были в спальне, разговаривали, не успел я опомниться, как услышал выстрел. Все произошло так быстро… Джим прыгнул перед ней и принял пулю на себя… я стоял у комода, спиной к двери, и тут же потянулся к моему пистолету… который, кстати, зарегистрирован, у меня есть лицензия на ношение. Я выстрелил в парня, и он свалился.

Очередные записи в блокноте. – Вы стреляли в него несколько раз.

– Да, стрелял. Я не собирался давать ему вторую попытку.

Детектив пролистал свой блокнот, шелестя страницами, исписанными чернилами. Снова подняв взгляд, он коротко улыбнулся. – Ну, хорошо… так почему бы вам не попробовать еще раз, и сейчас рассказать правду. Что вы делали в этом доме?

– Я сказал вам…

– Повсюду была рассыпана соль, в воздухе пахло фимиамом, и в комнате разбито окно. Раковина на втором этаже забилась какой-то грязью, и валялась куча пустых бутылок из-под перекиси водорода… а круг, нарисованный на полу той спальни та еще прелесть. О… и вас нашли без рубашки и обуви, странный выбор гардероба для решения деловых вопросов. Так что… хотя я склонен вам поверить насчет стрельбы, потому что могу читать траекторию пуль не хуже других… насчет всего остального вы откровенно врете.

Повисла почти осязаемая тишина.

– Дорогой, я думаю, нам стоит рассказать ему правду?

Вин посмотрел на нее, гадая, о какой именно правде шла речь.

– Прошу, – сказал детектив. – И слушайте, я расскажу то, что знаю наверняка, если это поможет. Убитого парня звали Юджин Лок, он же Сол Уивер. Был осужден за убийство, и его выпустили шесть месяцев назад. Он снимал соседний дом и был одержим… – детектив кивнул на Гретхен, – вами.

– Этого я понять не могу… почему… – Гретхен остановилась. – Минутку, откуда вы это узнали? Что вы нашли в его доме?

Детектив оторвался от записей, уставившись перед собой. – Ваши фотографии.

– Какого рода фотографии? – спросила она безжизненным голосом.

Когда Вин погладил ее руку, детектив посмотрел ей в глаза. – С фотоаппарата, телефона.

– Как много?

– Достаточно.

Рука Гретхен напряглась. – Вы нашли что-то еще?

– На втором этаже была статуя. Украденная из Собора Святого Патрика…

– О, боже мой, Мария Магдалена, – воскликнула Гретхен. – Я видела, что она пропала из церкви.

– Именно она. Не знаю, заметили вы или нет, но она очень похожа на вас.

Вин поборол желание убить парня, снова и снова. – Мог этот Юджим… Сол… или как там его, быть виновным в убийствах и нападении в переулках?

Детектив пролистал свои записи.

– Так как он мертв, и поэтому нет ни единого шанса опорочить его репутацию… скажу, что смогу привязать его к обоим делам. На данный момент жизнь мужчины, получившего рану головы прошлой ночью, все еще висит на волоске. Если он выживет, я уверен, что он заявит, что нападавшим был темноволосый мужчина, потому что, покопавшись в доме Лока, мы обнаружили черный парик со следами крови. Тесты уже проводятся, но я убежден, что кровь совпадет с одной или даже всеми жертвами. Также у нас есть отпечаток обуви с места первого преступления, который чертовски сильно напоминает те ботинки, которые Лок надел этой ночью.

– Так что да, сопоставив все факты… – Детектив снова просмотрел страницы, потом еще раз посмотрел на Гретхен. – Я думаю, этот Лок выбирал в качестве цели мужчин, с которыми или для которых вы танцевали в клубе, что объясняет те нападения. Большая удача – точнее, неудача – что он жил в соседнем доме. Потому что он не знал, что место принадлежит вам, не так ли?

Вин покачал головой. – Я был здесь лишь раз за последний месяц, а раньше… даже не вспомню. И я не думаю, что он знал мое имя, чтобы пролистать реестр недвижимости. К тому же, как долго он жил по соседству?

– С момента освобождения из тюрьмы.

– Да, но с Гретхен я познакомился… три дня назад.

Де ла Круз сделал очередную запись. – Окей, я выложил все начистоту. Может, вернете услугу…? Вы собираетесь рассказать правду относительно вашего пребывания в том доме?

Гретхен заговорила прежде, чем Вин открыл рот. – Вы верите в призраков, детектив?

Мужчина моргнул пару раз.

– Эм… не знаю.

– Родители Вина умерли в этом доме. И он хотел сделать там ремонт. Но проблема в том… что в доме живет злой дух. Точнее, жил. Мы пытались его изгнать.

Брови Вина взлетели вверх. Матерь божья. Потрясающее объяснение, подумал Вин.

– Правда? – спросил детектив, его карие глаза как теннисные мячики метались от Вина к Гретхен.

– Правда, – ответили они в унисон.

– Серьезно? – пробормотал детектив.

– Зуб даю, – ответил Вин. – Соль должна была создать некий барьер, а фимиам очистил воздух. Слушайте, не стану притворяться, что понимаю все тонкости… – Черт, он до сих пор многого не знал, – Но я уверен, что сделанное нами сработало.

Потому что он чувствовал себя иначе. Он был другим. Сейчас он стал самим собой.

Де ла Круз перешел к следующей страничке и что-то записал. – Знаете, моя прабабушка умела предсказывать погоду. А на ее чердаке стояло кресло-качалка, которое двигалось само по себе. Что было брошено в окно?

– Вы поверите, если я скажу, что оно само разбилось? – ответил Вин.

Де ла Круз отоврался от блокнота. – Не знаю.

– Ну, это так.

– Похоже, чтобы вы там ни сделали, оно сработало.

– Сработало. – Вин потер глаза свободной рукой, но в плече зародилась ноющая боль, которую он не смог проигнорировать, и пришлось остановиться. – Будем надеяться, что так все и останется.

Последовала пауза, а потом Де ла Круз посмотрел на Гретхен. – У меня последний вопрос для вас, если вы не возражаете. Вы заявили медикам, что ваше имя Гретхен Каприцио, но у меня вы записаны как Мария-Тереза Бодро. Будьте так любезны, помогите мне разобраться с этим маленьким затруднением?

Гретхен предоставила детективу подробное объяснение, и пока она говорила, Вин смотрел на ее красиво лицо, желая забрать у нее всю боль, причиняемую прошлым, и стресс, полученный в настоящем. В ее взгляде отражались тени; они так же пролегли и под глазами, но ее голос был уверенным, а подбородок высоко поднят.

Боже, он любил эту женщину.

Когда она закончила, детектив качал головой. – Я сожалею обо всем этом. И полностью вас понимаю… хотя и жалею, что вы не были честны с нами с самого начала.

– Главным образом, я опасалась прессы. Мой бывший муж в тюрьме, но связи его семьи оплетают всю страну… и в том числе, в правоохранительных органах. После случившегося с моим сыном, я не доверяю никому… даже людям со значками.

– Что заставило вас раскрыться этой ночью?

Ее глаза переместились на Вина. – Обстоятельства иные, и я решила покинуть город. Я сообщу вам свое местонахождение, но… я должна уехать из Колдвелла.

– После всего сказанного, я вас понимаю… но нам нужны контакты для связи с вами.

– Я вернусь в любое время, когда понадоблюсь.

– Окей. И, слушайте, я поговорю со своим сержантом. Предоставление поддельных документов полиции – это преступление, но учитывая ваши обстоятельства… – Он убрал записную книжку. – Я также слышал, что медперсонал называет вас его женой?

– Я хотела быть рядом с ним.

Де ла Круз слегка улыбнулся. – Я поступил так однажды. Был на свидании со своей женой, и она сильно порезала палец, готовя салат. Я привез ее в больницу и солгал, что мы женаты.

Гретхен взяла руку Вина и быстро поцеловала. – Я рада, что вы понимаете нас.

– Понимаю. На самом деле. – Детектив кивнул Вину. – Так, вы только начинаете встречаться?

– Да.

– Похоже, вашей предыдущей подружке это не сильно понравилось, не так ли?

– Ага... моя бывшая выбралась из ада.

В буквальном смысле.

Внезапно, Вин вспомнил бардак в дюплексе и ложь Девины, заявленную полиции.

– Детектив, она – дурная женщина. Хуже, чем вы можете себе представить. И я не бил ее, ни в ту ночь, никогда вообще. Мой отец жестоко обращался с матерью, а я не вытворяю подобного. Я выйду, оставив все свое барахло позади, прежде чем ударю женщину.

Детектив сузил глаза и посмотрел орлиным взглядом на Вина. Спустя мгновение, парень кивнул.

– Ну что ж, хорошо. Я не занимаюсь подобными делами, они не моей юрисдикции… но не удивлюсь, если дело зайдет в тупик. Я смотрел в лица сотен людей, избивающих своих жен, и вы на них не похожи.

Де ла Круз убрал блокнот и ручку и посмотрел на часы. – Эй, гляньте-ка. Вас не рвало уже почти полчаса. Хороший знак… может, они вас даже отпустят.

Вин протянул свободную руку, не обратив внимания на возражения плеча. – Вы отличный парень, Детектив, вы в курсе?

Он протянул в ответ твердую ладонь, и они пожали руки. – Надеюсь, у вас все будет в порядке. Я буду держаться на связи.

После того, как парень ушел, и занавеска вернулась на прежнее место, Вин сделал глубокий вдох. – Как долго мне придется ждать, прежде чем я смогу уйти?

– Давай выждем еще полчаса, и если никто не придет, чтобы проверить тебя, я найду доктора.

– Окей.

Но проблема в том, что он не любил сидеть на месте, беспомощный и ожидающий, словно хороший мальчик. Спустя пять минут он порывался нажать кнопку вызова медсестры, но помешала отодвинутая в сторону занавеса.

– Время в самый раз… – Вин нахмурился. Вместо медсестры или доктора он увидел Эдди, который выглядел так мрачно, как мог выглядеть человек, потерявший друга и упавший со второго этажа.

Надо же.

Первым побуждением Вина было сесть, но это не шло ни в какие ворота. Когда его плечо взревело, словно оперная певица, Вину пришлось закрыть рот, чтоб прекратить рвотные позывы… но, по крайне мере, дело было не в Демероле.

Когда Гретхен кинулась за чистым судном, а Эдди поднял обе руки в универсальном жесте «тише-тише», Вин качался на самом краю.

Слава богу, рвотный позыв ослабел, а желудок, наконец, расслабился.

– Прости за это, – сказал он хрипло. – У меня тут проблемка.

– Конечно. Без вопросов.

Вин делал вдох через нос и выдыхал через рот.

– Мне жаль насчет… Джима. – Гретхен подошла к Эдди и ухватила его за массивные руки. Стоя рядом с ним, она казалась крошечной, но очень энергичной. – Я обязана ему жизнью.

– Обеими нашими жизнями, – добавил Вин.

Эдди коротко ее обнял и кивнул Вину. Очевидно, он хорошо контролировал эмоции… это Вин уважал.

– Я ценю это. А сейчас – зачем я пришел. – Эдди полез в карман, и вынул руку, на ладони лежали кольцо с бриллиантом и золотая сережка. – Эдриан сделал, что должен был, и забрал у нее украшения. Вы оба полностью свободны и сейчас вне пределов ее досягаемости. Можете не беспокоиться. Она не вернется назад. Просто, не теряйте это, хорошо?

Когда Гретхен забрала украшения и снова обняла Эдди, Вин позволил ее объятию выразить все, что сказать он не осмеливался. Он немного остолбенел, и не потому, что его желудок опять скрутило: порой огромная признательность оказывает на живот тот же эффект, что и тошнота. Дело в том, что Вин не мог понять, какую выгоду получили мужчины, помогая ему и Гретхен. Джим был мертв, Эдди выглядел ужасно, и одному Богу известно, что Эдриану пришлось сделать с Девиной.

– Берегите себя, хорошо? – пробормотал Эдди, поворачиваясь к выходу. – Мне пора.

Вин прокашлялся. – Насчет Джима… Не знаю, планировал ли ты притязать на его тело, но я бы хотел организовать подобающие похороны. Самые лучшие. На самом деле.

Эдди посмотрел через плечо, его странные, красновато-карие глаза были полны горя. – Было бы неплохо… доверяю это тебе. Уверен, он бы оценил.

Вин кивнул, скрепляя сделку. – Хочешь знать, когда и где? Можешь дать мне свой номер?

Парень произнес несколько цифр, которые Гретхен записала на клочке бумаги. – Сообщи подробности, – сказал Эдди. – Не знаю, где буду. Я уезжаю.

– Не хочешь сходить к доктору?

– Нет нужды. Я в порядке.

– Ну… хорошо. И спасибо тебе… – вымолвил Вин, не зная, как выразить то, что было у него на душе.

Эдди улыбнулся своей древней улыбкой и поднял руку. – Не нужно ничего говорить. Я понимаю тебя.

И потом он ушел.

Когда занавеска вернулась на место, Вин посмотрел, как под ее краем тяжелые ботинки повернули направо, сделали один шаг… и испарились в воздухе. Будто их вообще там не было.

Подняв к лицу правую руку, Вин протер глаза. – Похоже, у меня галлюцинации.

– Хочешь, чтобы я позвала доктора? – Подошла Гретхен, вся взволнованная. – Я могу нажать кнопку вызова…

– Нет, все нормально… Прости, наверное, я слишком устал. – Кто его знает, может, парень просто свернул налево и к этому времени, широко шагая, покинул отделение неотложки.

Вин притянул Гретхен ближе к себе. – Похоже, что все закончилось. Все это.

Ну, кроме его видений – они останутся с ним…. По крайней мере, согласно заявлению Эдди. Но может, это и не так плохо. Может, ему удастся найти способ перенаправлять их, использовать во благо других.

Нахмурившись, он осознал, что нашел новую цель. Только она будет служить другим людям, а не ему.

Не такой уж плохой исход, принимая все во внимание.

Гретхен открыла ладонь, и украшения, особенно бриллиант, засияли в ее руке. – Если ты не против, я положу их в банковскую ячейку.

Когда она затолкала их поглубже в карман джинсов, Вин кивнул, – Ага, и давай больше не терять их, хорошо?

– Ни за что. И никогда.

Глава 42

Когда такси остановилось перед арендованным Гретхен домом, восходящее солнце озаряло Колдвелл волной персикового и золотисто-желтого света. Поездка из больницы Св. Франциска была куда приятней, чем в реанимацию на той машине скорой помощи, но Гретхен ясно понимала, что Вину еще лечиться и лечиться. Судя по бледному напряженному лицу, он испытывал немалую боль, да и с перевязанной рукой передвигаться будет проблематично. Кроме того, Вин выглядел как бездомный в распашонке, которую ему предоставила больница, а распахнутый воротничок демонстрировал белоснежную повязку, обмотанную вокруг шеи и укрывающую одну сторону груди.

– Следующая остановка – Коммодор, верно? – спросил водитель через плечо.

– Да, – ответил Вин измученным голосом.

Гретхен выглянула в окно на свой небольшой дом. Машина няни стояла на улице, и на кухне был включен свет. Наверху, в комнате Робби, царила темнота. Ей не хотелось, чтобы Вин в одиночку возвращался к себе в дюплекс. Она не знала наверняка, как Робби воспримет встречу с ним. И разрывалась между ними двумя.

Повернувшись к Вину, Гретхен всмотрелась в знакомые, красивые черты лица. Он говорил с ней… похлопывал ее по руке… возможно, просил ее немного отдохнуть, позаботиться о себе, позвонить ему, когда проснется…

– Пожалуйста, зайди, – выпалила она. – Останься со мной. В тебя только что стреляли, и нужно, чтобы кто-то позаботился о тебе.

Вин остановился на полуслове и просто уставился на нее. Так же, как и таксист в зеркало заднего вида. Ничего странного – приглашение вкупе с частью про выстрел, несомненно, удивило обоих мужчин, и именно в указанном порядке.

– А Робби? – спросил Вин.

Гретхен подняла голову и встретилась взглядом с таксистом. Боже, как же ей хотелось, чтобы был какой-то способ воздвигнуть между ними перегородку, чтобы парень за рулем не слышал всего этого.

– Я представлю вас друг другу. А там посмотрим.

Челюсть Вина напряглась, и Гретхен приготовилась к отказу.

– Спасибо… С удовольствием познакомлюсь с твоим сыном.

– Вот и славно, – прошептала она со смесью облегчения и страха. – Пойдем.

Она заплатила и первой вышла из такси, чтобы помочь Вину, но тот лишь покачал головой и ухватился за кузов, чтобы подняться. Хорошее решение, учитывая то, как сжались мышцы в его предплечье. С его-то весом, она, скорее всего, рухнула бы на него, а не поставила на ноги.

Как только он выпрямился, Гретхен подхватила Вина под его невредимый бок, закрыла дверь и помогла ему держаться прямо.

Вместо того чтобы попытаться найти ключи, она тихо постучала, и Квинеша тут же открыла дверь.

– Боже правый, вы только на себя посмотрите.

Женщина отошла в сторону, и Гретхен провела Вина до дивана, на который он не столько сел, сколько упал на подушки… и она поняла, что его силы на исходе.

Все довольно долго ждали, понадобится ли отвести его в ванную.

Когда показалось, что он более или менее владеет собой, Квинеша не стала забрасывать их вопросами. Она подарила Гретхен одно из ее быстрых крепких объятий, спросила, может ли что-нибудь сделать, и, получив в ответ искреннее «спасибо, но нет», уехала.

Гретхен закрыла дверь и положила сумочку на ветхое кресло около телевизора. Вин откинул голову на спинку дивана, опуская веки, и Гретхен не удивилась, когда он сделал несколько долгих глубоких вздохов, совсем при этом не двигаясь.

– В ванную? – спросила она, надеясь, что его не стошнит.

Когда он покачал головой, Гретхен скрылась на кухне, взяла из буфета стакан, и наполнила его льдом. Благодаря сыну, в доме всегда было две вещи: имбирный эль и соленый крекер, так же известный как материнская панацея. Несмотря на домашнее обучение, Робби играл с другими детьми в ИМКЕ, и все сиделки периодически приходили с детьми, больными гриппом, простудой и расстройством желудка. И мама никогда не может знать наверняка, когда понадобиться магическая комбинация.

Открыв баночку «Канада Драй», Мария-Тереза вылила содовую в стакан со льдом и принялась наблюдать за тем, как все зашипело, и пена поднялась до самого края. Ожидая, пока та успокоится, Гретхен достала упаковку крекеров и поставила двухдюймовую стопку на свернутую салфетку.

Она было собралась налить в стакан содовой, как услышала из гостиной сиплый голос Вина:

– Привет.

Первым импульсом было желание устремиться в гостиную и успокоить Робби, но знала, что тогда сделает ситуацию похожей на проблему, добавит пущего драматизма. Взяв то, что она приготовила для Вина, Гретхен заставила себя спокойно зайти в гостиную.

Волосы Робби были взлохмачены на макушке, как и всегда, когда он вставал с постели, и в своей пижаме «Человек-Паук» он выглядел ниже, чем был на самом деле, потому что Гретхен специально купила ее на два размера больше.

Просто стоя в комнате, он рассматривал нежданного гостя подозрительным и любопытным взглядом.

Боже… сердце колотилось, в горле образовался ком, а лед в имбирном эле гремел из-за того, как тряслись ее руки.

– Это мой друг Вин, – тихо сказала она.

Робби бросил на нее взгляд, а затем вновь сосредоточился на диване.

– Мощный «Бэнд-Эйд». Поранился?

Вин медленно кивнул.

– Да.

– Обо что?

Гретхен уже открыла рот, но Вин ответил первым.

– Упал и поранился.

– Поэтому на тебе еще и повязка?

– Ага.

– Ты не выглядишь таким уж классным.

– Потому что не чувствую себя таковым.

Наступила долгая пауза. А затем Робби шагнул вперед.

– Можно посмотреть на твой «Бэнд-Эйд»?

– Да. Конечно.

Вопреки сильнейшей боли, Вин снял с плеча лямку повязки и медленно расстегнул позаимствованную рубашку. Распахнув ее, он продемонстрировал материал, марлю и ленту.

– Обалдееееть, – сказал Робби. Подойдя к нему вплотную, он протянул руку.

– Не трогай его, пожалуйста, – тут же произнесла Гретхен. – Ему больно.

Робби опустил руку.

– Извини. Знаешь… мама прекрасно залечивает мои порезы.

– Правда? – хрипло спросил Вин.

– Агась. – Робби обернулся через плечо. – Видишь? Она уже принесла имбирный эль. – Снизив голос до шепота, он добавил, – Она всегда дает мне имбирный эль и соленый крекер. Они мне не так уж сильно и нравятся, но съев их, мне мгновенно становится лучше.

Подойдя к дивану, Гретхен поставила крекеры на столик рядом с Вином.

– Держи. Они успокоят желудок.

Вин взял стакан и посмотрел на Робби.

– Не против, если я поваляюсь на твоем диване какое-то время? По правде говоря, я очень устал, и мне нужно место, чтобы отдохнуть.

– Нет. Можешь остаться, пока тебе не станет лучше. – Ее сын протянул руку и представился. – Я Робби.

Вин протянул в ответ здоровую руку.

– Приятно познакомиться.

После того, как они обменялись рукопожатиями, Робби улыбнулся:

– Взаимно.

Когда он уходил из комнаты, Гретхен сказала ему вслед:

– Переоденься, пожалуйста.

– Хорошо, мам.

Гретхен с трудом удержалась, чтобы не стиснуть сына в объятиях, когда он проходил мимо, но Робби вел себя как глава семьи, и даже у семилетние дети имели право на гордость.

– Думаешь, все прошло нормально? – тихо спросил Вин.

– Думаю, что да. – Она быстро заморгала и села рядом с ним. – И, пожалуйста, выпей немного.

Вин сжал ей руку и затем сделал глоток.

– Не думаю, что осилю крекеры.

– С этим можно и подождать.

– Спасибо… за то, что дала познакомиться с ним.

– А тебе спасибо за то, что был так добр с Робби.

– Я останусь на диване, ладно?

– Ага, а мы можем позаниматься на кухне. Я обучаю его на дому, а сегодня понедельник.

– Я люблю тебя, – сказал Вин, повернувшись к ней лицом. – Я, блин, так сильно тебя люблю, что это причиняет боль.

Она с улыбкой наклонилась, чтобы поцеловать его.

– Это, должно быть, твое плечо говорит.

– Нет, что-то ближе к центру груди. Думаю… это сердцем называется? Не уверен, у меня его раньше никогда не было.

– Да, думаю, это сердце.

Наступила пауза.

– Все еще планируешь переехать в мой фермерский дом?

– Если ты все еще не возражаешь, то да.

– Ничего, если в комнате для гостей поживет еще кое-кто? Знаешь, типа сосед. Место большое, и над кухней есть помещение для прислуги, которое он сможет занять, а у вас с Робби будет весь второй этаж. Я могу поручиться за парня. Он опрятный и чистоплотный, тихий и вежливый. Давно его знаю. Он пытается собрать свою жизнь по кусочкам, и ему нужно место, где остановиться.

Она погладила лицо Вина и подумала, что они не так давно друг друга знают, если подсчитывать часы… но, учитывая, через что они прошли, казалось, что проведенное вместе время впору измерять, к примеру, в собачьих годах. Или даже еще в большем.

– Думаю, идея замечательная.

Они снова быстро поцеловались, и Вин сказал:

– Если ничего не получится, я сразу же уеду.

– Почему-то мне кажется, что все будет хорошо.

Вин улыбнулся и еще немного отпил из стакана.

– Как же давно я не пил имбирный эль.

– Как твой желудок…

Вернулся Робби, все еще в пижаме.

– Держи, это поможет!

Когда он протянул свой любимый комикс «Человек-паук», Гретхен взяла содовую, чтобы Вин смог принять подарок.

– Выглядит очень круто, – прошептал Вин, положив комикс на колени и открыв его на первой странице. – Помогает забыть о проблемах.

Робби кивнул, будто говорил, основываясь на десятилетиях опыта:

– Иногда, когда тебе больно, нужно отвлечься.

«Отвлечься» у него вышло как «атвлесся».

– Мне нужно готовиться к занятиям. Оставайся здесь. Выпей это. Мы с мамой тебя проверим.

Робби с важным видом вышел из комнаты, будто бы все устроил. И Вин воспользовался представившейся возможностью.

Глава 43

Опять свежая травка.

Но, по крайней мере, в этот раз Джим знал, в какой дыре находился.

Открыв глаза, он вперился взглядом в мягкий простор яркой зелени. Он повернул голову набок и вдохнул полной грудью. Все тело болело, и не только там, куда попала пуля, и Джим выждал, пока все немного успокоится, а затем попытался сделать хоть какое-то движение, например… о, поднять голову.

По ходу то, что он валялся лицом вниз, означало, что он действительно умер…

Пара идеально отполированных белых кожаных туфель заслонила ему поле зрения, и над аккуратной обувью свисали льняные брюки со стрелками, идеальной линией заканчиваясь у щиколоток.

Низ манжет резко подтянули вверх, а затем Найджел сел на корточки.

– Как приятно снова тебя видеть. И нет, ты вернешься вниз. У тебя впереди еще много заданий.

Джим застонал.

– Мне каждый раз придется умирать, прежде чем попасть сюда? Без обид, но, черт возьми, я мог бы просто дать вам мобильник для связи.

– Ты отлично справился, – сказал Найджел. Мужчина… ангел… неважно… протянул руку. – Даже очень хорошо.

Джим оттолкнулся от упругой земли, перевернулся и пожал протянутую ладонь. Небо было настолько ярким, что он быстро заморгал и отпустил руку, чтобы протереть глаза.

Боже… ну и поездочка. Но, по крайней мере, та пара была в порядке.

– Ты опустил одну важную деталь, – сказал он ангелу. – Это я стоял на распутье, так ведь. Когда вылетела шальная пуля, это я должен был сделать решающий выбор, а не Вин.

– Да, ты прав. Переломный момент наступил, когда ты предпочел спасти ее, а не себя.

Джим позволил рукам упасть по бокам.

– Это был тест.

– И ты прошел его, между прочим.

– Да ну.

Подошли Колин и два других франта, все трое были одеты как Найджел, в отутюженные белые брюки, кашемировые свитера, персиковые, желтые и небесно-голубые, соответственно. Свитер Найджела был кораллового цвета.

– Парни, вы когда-нибудь носили камуфляж? – проворчал Джим, оперевшись на ладони. – Или плебейская одежда оскорбляет ваш вкус?

Колин сел на колени… действительно поставил их на траву – видно, на Небесах в здешней прачечной пользуются «Клороксом».

– Я даже горжусь тобой, приятель.

– Как и мы. – Берти погладил своего волкодава по голове. – Ты удивительно преуспел.

– Удивительно, именно. – Байрон кивнул, и его розовые очки блеснули в рассеянном свете. – Но я знал, что ты сделаешь мудрый выбор. Я всегда был уверен, да, был уверен.

Джим посмотрел на Колина.

– Что еще вы от меня скрываете?

– Боюсь, мы откроем тебе все по мере необходимости, приятель.

Запрокинув голову назад, Джим уставился на молочно-голубое небо, которое простиралось в милях отсюда, но в то же время достаточно близко, на расстоянии вытянутой руки.

– А вы случаем не знаете мудака по имени Матиас?

Подул мягкий бриз, потревожив траву. Вопрос Джима остался без ответа, поэтому он с трудом, но таки встал на ноги. Когда Берти и Байрон наклонились, чтобы помочь ему, он оттолкнул их, хоть и держался так же устойчиво, как карандаш, стоящий на ластике.

Джим знал, что будет дальше. Другое задание. Семь душ, а он спас одну… или две?

– О скольких мне еще нужно будет позаботиться? – требовательно спросил он.

Колин махнул рукой влево.

– Сам увидишь.

Джим нахмурился и посмотрел на замок. На вершине его самой высокой стены развевался массивный треугольный флаг ярко-красного цвета, окутанный легким ветром. Он был невероятно ярким, столь же ясным, как и зеленая трава, и, когда тот колыхался от ветра, он не смог двинуться с места.

– Вот почему мы носим пастельное, – сказал Найджел. – Твой первый флаг чести развернут, и с этим не сравнятся действия «зеленых».

– За Вина?

– Да.

– Что с ними будет?

– Они проживут остаток своих дней в любви, и, когда попадут в рай, то счастливо проведут вместе целую вечность, – заговорил Байрон.

– Ну, если ты не накосячишь с другими шестью, – заметил Колин, вставая. – Или все бросишь.

Джим навел на парня палец, словно пистолет.

– Не брошу.

– Посмотрим… посмотрим.

– Ты такой придурок.

Найджел серьезно кивнул:

– Даже очень.

– Потому что я логически мыслю? – Казалось, Колина это совсем не заботило, или со-о-всем, как бы сказал он, растягивая первый слог. – В каждом стремлении есть точка, когда человек чувствует жжение, возникшее от слишком упорного движения вверх. Все мы испытали это на себе, как и ты. Нам остается надеяться, что когда ты дойдешь до той точки…

– Я не собираюсь никуда уходить, придурок. Можешь не беспокоится.

Найджел скрестил на груди руки и решительно посмотрел на Джима.

– Теперь, когда Девина знает тебя, и ты кое-что у нее забрал, она начнет давить на твои слабости. Все станет гораздо сложнее и более личным.

– Сучка может катиться на три веселых буквы, как тебе это?

Колин ухмыльнулся.

– Даже странно, что мы до сих пор не поладили.

Байрон прокашлялся.

– Думаю, нам всем стоит воспользоваться моментом и поддержать Джима, а не подвергать сомнению его намерения. Он совершил удивительный, смелый поступок, и я горжусь им.

Когда Берти присоединился к разговору, а Таквин завилял хвостом, Джим поднял ладони.

– Я в норме… О, Боже, никаких объятий, нет…

Слишком поздно. Байрон обернул вокруг Джима на удивление сильные руки и обнял его; за ним последовал Берти, Таквин поднялся и положил лапы Джиму на плечи. Ему пришлось признать, что от ангелов приятно пахло… дымом от тех сигар Эдди.

Хотя, к счастью, Найджел и Колин были не из разряда «братьев по оружию».

Иногда удача просто на твоей стороне.

Забавно, Джим был немного тронут, хотя признавать этого не собирался. Он также почувствовал внезапную готовность вернуться на поле. Тот флаг, материальный символ успеха, почему-то стал серьезным мотиватором: может, потому что в его прошлой жизни степень готовности работы определялась по надгробиям, а это развевающееся знамя привлекало и подбадривало гораздо сильнее.

– Итак, дело вот в чем, – обратился он к группе. – Мне нужно кое с чем разобраться перед следующим делом. Найти человека, пока того не убили за просто так. Это часть моей старой жизни, и просто закрыть на это глаза я не могу.

Найджел улыбнулся, его странные красивые глаза поймали взгляд Джима, будто он видел самую суть.

– Конечно, поступай, как знаешь.

– Так мне приходить сюда после того, как я закончу, или…?

Эта всезнающая улыбка еще больше расползлась по лицу ангела.

– Просто позаботься обо всем.

– Как мне с вами связаться?

– Не ищи встречи с нами. Мы сами тебя найдем.

Джим выругался себе под нос.

– Вы точно не знаете Матиаса?

– Ты ведь понимаешь, что Девина может обратиться чем и кем угодно? – заговорил Колин. – Мужчиной, женщиной, ребенком, каким-то животным. Она существует во многих формах.

– Я это запомню.

– Никому не доверяй.

Джим кивнул ангелу.

– Без проблем, у меня в этом дерьме много опыта. И еще… вы и правда связывались со мной через телевизор, или у меня крыша поехала?

– Желаю успеха, Джим Херон, – произнес Найджел, подняв ладонь. – Ты достойно сражался с нашим врагом. Повтори свой успех, ублюдок ты упрямый.

Джим в последний раз взглянул на стены замка и представил свою мать, счастливую и находящуюся в безопасности по другую сторону каменного массива. Затем из руки ангела вырвался поток энергии, расщепивший Джима на молекулы и отправивший в полет.

***

Жестко. Холодно. Ой, блин.

Это были первые мысли Джима, когда он вновь проснулся, и, открыв глаза, он получил очередной заряд молочного рассеянного света, который, казалось, исходил из ниоткуда. Что заставило его задуматься, не дала ли маху пылающая ладонь Найджела, отправив его туда, где он и находился до этого.

Только воздух не был свежим. И вместо постели из упругой травы он почувствовал под собой полосу тротуара…

Когда с его лица сдернули простынь, Джим чуть ли из кожи не выпрыгнул.

– Привет, – сказал Эдди. – Готов?

– Черт! – Он схватился за грудь. – Ты меня до смерти напугать хочешь?

– Для этого уже поздновато.

Джим осмотрелся. Пол, стены и потолок были отделаны бледно-зеленой плиткой, также имелся целый блок дверей из нержавеющей стали три на два фута с ручками как на двери в морозильную камеру для мяса. Пустые столы из того же материала с подвесными весами и каталки были выстроены в стройную шеренгу, в дальнем углу протянулись раковины размерами с ванну.

– Я что, в гребаномморге?

– Ну, да. – Под этим подразумевалось «а что, не видно?».

– Господи Иисусе…

Сев, Джим обнаружил, что в двух столах к низу от него и на самом деле лежал мешок для трупов, накрытое простыней тело, чьи пальцы торчали из-за соседней двери.

– Так они и вправду на пальцы бирки вешают, да?

Эдди пожал плечами.

– Не похоже, что те могут сказать свое имя.

Выругавшись, Джим свесил ноги со стола, на котором лежал, и только тогда увидел Эдриана. Ангел стоял в комнате около двойных дверей и был погружен в себя, что странно. Обычно ничего не стесняясь, теперь он накрепко скрестил на груди руки, а ноги его были поставлены вплотную друг к другу. Губы являли собой лишь сплошной порез, кожа была цветом с «Клинекс», и парень смотрел на кафельный пол с опущенными бровями, ресницы темной линией выделялись на фоне его бледных щек.

Он страдал. Как морально, так и физически.

– Я принес тебе одежду, – сказал Эдди. – И да, я вернулся и забрал Пса. Он в нашем грузовике, просто в поросячьем восторге.

– Так я мертв?

– Как дверной гвоздь. Именно так и положено.

– Но Пес все равно останется со мной, даже если я… – Труп? Боже, а есть ли политически корректное слово для мертвеца, задумался он. Или это как раз тот случай, когда став большой шишкой о политике беспокоиться не нужно?

– Ага, он твой. Куда ты, туда и он. – Почему-то для Джима это стало огромным облегчением. – Так тебе нужны эти шмотки?

Джим посмотрел на то, что Эдди держал в руках, а затем на себя. Его тело казалось прежним, большим, мускулистым и твердым. Глаза, нос и уши вроде бы отлично функционировали. Так как же все это работает?

– Для объяснений будет лучшее время и место, – произнес Эдди, протягивая одежду.

– По-любому.

Джим взял джинсы, футболку с AC/DC и кожаную куртку. И обувь – ботинки. Носки толстые и белые. Все по размеру.

Одеваясь, он время от времени посматривал на Эдриана.

– С ним все будет в порядке? – тихо спросил Джим.

– Через пару дней.

– Могу что-нибудь сделать?

– Ага. Не расспрашивать его ни о чем.

– Заметано. – Завязав шнурки на ботинках, Джим накинул на плечи куртку. – Слушай, как мы объясним, что я восстал из мертвых? То есть, пропадет тело…

– Ничего не пропадет.

Эдди показал на стол, на котором лежал Джим, и… ни хрена себе. Его тело. Лежит там как кусок мяса, кожа серая, прямо посреди груди дырка от пули.

– Твой испытательный срок закончен, – сказал Эдди, накрыв лицо трупа простыней. – Обратного пути нет.

Джим опустил взгляд на «горы и долины», покрытые пеленой, и решил, что действительно рад тому, что его мать не дожила до того, чтобы «оплакивать» его. Так гораздо проще.

И Матиас теперь не дышал ему в спину.

Из-за чего Джим слегка улыбнулся.

– А ведь в том, чтобы лежать в могиле, есть свои преимущества.

– Иногда да, иногда нет. Просто, что есть, то есть. Давай уже свалим отсюда.

Все еще глядя на свой труп, Джим сказал:

– Мне надо в Бостон на какое-то время. Не уверен, насколько. Парни наверху не против.

– И мы отправимся с тобой. Команда держится вместе.

– Даже если это не ваше сражение?

– Ага.

Мысль о собственном подкреплении была привлекательной. Трое определенно могут охватить большее пространство, нежели один, и лишь Богу одному известно, сколько времени займет поиск цели Матиаса.

– Ладно, здорово.

В тот момент в комнату вошли два белых халата, оба со стаканами кофе в руках и не закрывающимися ртами. Джим приготовился спрятаться за что-нибудь, за что угодно, и только потом понял, что он мог видеть парочку, чувствовать запах их напитков, слышать скрип кроксов по кафельному полу, а они даже не подозревали, что с ними в комнате еще три человека.

Ну, или не человека, подумал он.

– Хочешь заполнить документы на этого? – спросил парень справа, кивая на тело Джима.

– Ага. И я знаю, кому нужно будет позвонить, если его не заберут. Это… Винсент ДиПьетро.

– Эй, он построил мой дом.

– Да?

Они поставили кружки на стол и взяли пюпитры с формами.

– Да, мы с женой живем в том комплексе у реки.

Мужчина подошел к столу, убрал простынь с ног Джима и прочитал бирку, висевшую на его большом пальце.

– Должно быть мило.

– Так и есть. – Он начал заполнять клетки, одну за другой. – Но дорого. Мне повезет, если я к восьмидесяти выплачу ипотеку.

Джим задержался, чтобы попрощаться с самим собой, и это было ужасно странно, но в то же время приносило облегчение. Он пытался начать все заново, когда приехал в Колдвелл, и, черт, у него таки получилось. Теперь изменилось все: кто он, чем занимается, на кого работает.

Будто бы заново родился, а мир вновь не познанный.

Уходя из морга со своими крылатыми товарищами, Джим чувствовал странный эмоциональный подъем… и был полностью готов снова сражаться. Ему казалось, что в течение следующей пары лет «Ну, попробуй, сучка» станет его чертовым лейтмотивом.

А потом он вспомнил.

– Мне нужно вернуться на тот склад, – сказал он им в коридоре. – Прямо сейчас. Мне нужно тело той девушки.

Голос Эдриана являл собой лишь скрип:

– Его нет. От того, что хранилось на том складе, ничего не осталось.

Джим замер посреди коридора. Когда санитар в прямом смысле слова протолкнул через них троих тележку, нагруженную простынями, Джим почувствовал не больше, чем пробежавшую по телу дрожь, и, может, при других обстоятельствах он бы заострил на этом внимание, но сейчас был одержим и заботился лишь об одной вещи.

– Куда Девина забрала ее? – потребовал он.

Эдриан только пожал плечами, все еще смотря в пол, его пирсинги злобно мерцали во флуоресцентном свете коридора.

– Куда ей вздумается. Когда я проснулся на полу посреди того места, там уже ничего не было.

– Как она так быстро все вывезла? Там было много всякого барахла.

– У нее есть помощь. Такая, что она может достаточно быстро мобилизоваться. Я был прикован, иначе я бы… – парень остановился. – Я задержал их часа на два, думаю. Может, дольше. Тогда я то отключался, то приходил в себя.

– И они перевезли тело девушки?

Эдриан кивнул.

– Чтоб избавиться от него.

– И как они это сделают?

Ангел снова начал идти, будто на какое-то время закончил обсуждать дело.

– Так же, как и все. Разрежут на кусочки и закопают.

Потребность в мести душила Джима, когда он шел за ним, и сосредоточенность его усилилась до боли. Ему нужно будет больше узнать о девушке, ее семье, где окажется ее тело. И рано или поздно, он отыграется на Девине за смерть невинного человека.

О, да, все становится личным, так и быть.

Реальным, кровавым и личным.

Джима ждет работа.

КОНЕЦ.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43