КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мигель де Сервантес [Федор Викторович Кельин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Кельин Ф Мигель де Сервантес

Ф. Кельин

Мигель де Сервантес

СЕРВАНТЕС

(1547-1616)

Тысяча шестьсот пятый год был исключительно счастливым для культуры Испании. Ни в политическом, ни в экономическом отношении новый год не отличался от ряда предшествовавших ему годов и не сулил ничего особенно счастливого испанскому народу. Правда, империя Карла, где "солнце никогда не закатывалось", по-прежнему была мировой державой, но все сильнее разъедал ее изнутри устрашающий по своим размерам экономический кризис, все последствия которого Испании довелось оценить в следующем столетии. В 1605 году Испания вела с переменным успехом войну на море и на суше, стремясь во что бы то ни стало сохранить и по возможности расширить свои и без того необъятные владения в Европе, в Америке, в Азии и Африке, где в результате присоединения Португалии к Испании отошли по договору 1581 года все португальские колонии.

Первые годы нового столетия и царствования Филиппа (сына и наследника Филиппа II, умершего в 1598 году) прошли под знаком кровавых побед Амбросьо Спинолы над восставшими против испанского деспотизма жителями Фландрии и военных успехов в Германии. На океанах шла в ряде случаев успешная для Испании борьба за власть в колониях с главными ее соперницами - Англией, Францией и Голландией. Но ни одно из этих событий не могло сравниться по важности последствий с событием, на первый взгляд весьма скромным и незначительным. В начале января 1605-года в мадридских книжных лавках появился роман писателя, скорее пользовавшегося известностью за свои страдания в алжирском плену, чем литературной славой, человека уже пожилого, к тому же инвалида. Именно этот роман - мы имеем в виду "Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского" - был той книгой, с которой, по замечательному выражению В.Г. Белинского, "началась новая эра искусства нашего, новейшего искусства"1. С момента появления книги прошло более трех с половиной столетий. Давно отгремели битвы того времени, участником или свидетелем которых был великий испанец, сошли в могилу короли, полководцы и политики, а роман Сервантеса, как и все остальное его творчество, продолжает жить своей полнокровной жизнью, несмотря на все попытки врагов передового человечества очернить его, свести на нет его огромную прогрессивную силу. А.М. Горький сказал об этом романе, что он принадлежит к числу тех произведений, которые предстают перед нами как "изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего"2.

Кем же был гениальный творец бессмертной "повести о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову", а также замечательных по богатству мыслей и чувств "Назидательных новелл", живых и остроумных "Интермедий", пастушеского романа "Галатея" и фантастической "Северной истории" - "Странствий Персилеса и Сихизмунды", а также исполненной патриотического пафоса трагедии "Нумансия", ряда стихотворных комедий, поэмы "Путешествие на Парнас" и многих стихотворений? Из каких элементов складывалась его творческая культура? Как родились в нем те "изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего", о которых говорит А.М. Горький?

Эпоха, в которую жил Сервантес, была исключительно бурной. Великий писатель прожил шестьдесят восемь лет. Он помнил последние годы царствования Карла V, был свидетелем и непосредственным участником событий царствования Филиппа II и первых восемнадцати лет правления Филиппа III. В истории Испании эта эпоха была ознаменована постепенной утратой мирового господства. Филипп III, наследовав своему отцу, еще владел территорией, составлявшей одну пятую часть мира, с населением в шестьдесят миллионов человек. Однако эта колоссальная монархия была колоссом на глиняных ногах. Государства, неизмеримо меньшие по своим размерам - Англия, Франция, Голландия, - не только удачно отражали нападения Испании, но и вели против нее наступательные войны. С другой стороны, XVI столетие было тем временем, когда в Испании освободились народные силы, в течение ряда веков уходившие на так называемую "реконкисту" отвоевание страны у мавров, и это привело страну к пышному, хотя и кратковременному расцвету.

В области искусства эта эпоха была ознаменована появлением в Испании плеяды замечательных писателей, художников, ученых. Недаром вторую половину XVI века и XVII век, когда жили и творили Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Тирсо де Молина, Кеведо, Гонгора, Греко, Веласкес, Мурильо, - мы вспоминаем здесь только самые громкие имена, - принято называть "Золотым веком". И действительно, этот век был для испанской культуры "золотым", несмотря на все ужасы инквизиции и деспотизм властей.

Но высвобождение могучих народных сил, давшее ослепительную по яркости вспышку, было сравнительно недолгим; вскоре наступил катастрофический спад. "Это было время, - говорит К. Маркс, - когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес - в Мексике, Писарро - в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии". Но одновременно с этим "в Испании аристократия приходила в упадок, не потеряв своих самых вредных привилегий, а города утратили свою средневековую мощь, не получив современного значения... Таким образом, абсолютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы, вообще должна быть приравнена к азиатским формам правления. Испания, подобно Турции, осталась скоплением дурно управляемых республик с номинальным сувереном во главе"3. Всемирная испанская монархия с ее владениями на севере в Нидерландах, на юге на побережье Африки, на востоке в Италии, с ее необъятными и сказочными по своему богатству рудниками за океаном в Сакатекасе, Гуанаксуато и Потоси в конечном итоге была обречена на гибель. Бредовая мечта о создании испанской мировой монархии, способной утвердиться навсегда или по крайней мере на длительное время, уже в конце XVI века сама опровергла себя. Однако действия, направленные на создание этой мировой монархии, не только истощили народные силы, но и вконец их подорвали. Непрерывный приток благородных металлов, золота и особенно серебра из американских колоний привел к обесцениванию денег и к забросу рудников, имевшихся в самой Испании, к утрате интереса к занятию ремеслами и такими важными отраслями средневековой промышленности, как выработка шерстяных и шелковых тканей. В застой и упадок пришли земледелие и скотоводство. Изгнание из страны евреев и потомков мавров - морисков, составлявших, бесспорно, один из наиболее трудолюбивых элементов населения, усилило катастрофическое обнищание и обезлюдение страны. Этому же способствовала в огромной степени великодержавная политика Карла V и Филиппа П. Мировая монархия с ее бесконечными войнами требовала постоянного притока новых контингентов в армию и флот и увеличения налогов, заменивших собою прежние феодальные повинности; сбор налогов привел к появлению в государственном аппарате хищных чиновников, напоминавших своей прожорливостью саранчу. Разорение и обнищание в первую очередь коснулось тех двух сословных групп населения, которые были главной силой при отвоевании страны у мавров, - крестьян и дворянства. Последнее с утратой своих земель и своего влияния выродилось в класс безземельных "идальго", уступив свое место быстро возникшему придворному дворянству с его королевскими любимцами, фаворитами, людьми, в большинстве своем случайно оказавшимися у власти и думавшими главным образом о своем личном обогащении. Золото, серебро и другие ценные металлы, поступавшие из колоний, шли на ведение дорогостоящих войн, на содержание огромного чиновничьего аппарата и обогащали короля и его приближенных. Все это привело к крайнему обнищанию большей части населения, численность которого к концу XVI столетия снизилась на два миллиона человек (вместо прежних десяти - восемь).

Громадные и зачастую бесполезные денежные траты двора принуждали обращаться за помощью к иностранным капиталистам, вроде немецкого банкира Фуггера и генуэзцев, в руки которых постепенно переходили важнейшие отрасли народного хозяйства. Но обращение к иностранным кредиторам, в свою очередь, возлагало новые тяготы на плечи трудового населения и еще более осложняло и без того запутанное положение.

К концу XVI столетия в Испании уже явно обнаружились все признаки экономического упадка, в дальнейшем приведшего к упадку и политическому распаду мировой монархии Карла V и Филиппа II и к утрате господствующего положения, которое занимала Испания в Западной Европе.

Обнищание народных масс и обезлюдение страны, застой в торговых и промышленных делах, полная запущенность земледелия и скотоводства, непомерное налоговое бремя - все это должно было вызвать и вызвало в стране социальный сдвиг большой силы. В недрах народа произошло перемещение слоев. Довольно скоро выявились две основные группы среди тех, кого экономический кризис, голод и нищета принуждали искать новые средства существования. Более жизнеспособные, волевые люди находили применение своим силам за океанами, в армии, где в лучшем случае им удавалось обеспечить себе сносную жизнь. Однако таких счастливцев было немного. Гораздо значительнее было число тех, кто, не находя заработка, бродяжничал или нищенствовал. Тяжелый экономический кризис создал особый тип "авентуреро" - авантюристов, живших главным образом за счет своих ближних. Число бродяг и профессиональных нищих, по данным эпохи, в конце XVI века достигло в Испании чудовищной цифры в полтораста тысяч человек (мужчин, женщин и детей).

Другую группу составляли монахи и иные приверженцы католической религии. Как велико было число людей второй группы, красноречиво говорят такие данные эпохи: в 1570 году в Испании насчитывалось более семисот тысяч лиц духовного звания (из них одних монахов и монахинь четыреста тысяч человек).

Вполне естественно, что в условиях тягчайшего застоя и оскудения в толще народной зарождалось чувство безысходного отчаяния. Правда, народ не безмолвствовал. То тут, то там вспыхивали восстания, принимавшие порою характер широких движений, подавляемых правительственными силами (примерами могут служить восстания в Каталонии, Португалии, Бискайе и в итальянских владениях Испании в первой половине XVII столетия). Однако безвыходность положения и отчаяние, постепенно овладевавшее все более широкими кругами населения, своим прямым последствием имели не усиление активности, а, наоборот, отход от жизни. Этим, а не чванливым отказом обедневших дворян заниматься ремеслами или каким-либо производительным трудом - что, впрочем, также имело место - объяснялись апатия, праздность и лень, которые иностранные современники считали характерными для испанского национального характера. В свою очередь, отчаяние, пустившее глубокие корни в самую гущу народа, приводило к усилению в нем мистических настроений, к спорам о предопределении и свободе воли, к религиозному фанатизму, к восприятию мира как чего-то временного, преходящего, как некоего сновидения. "Жизнь есть сон" - так называется замечательная драма великого испанского драматурга XVII столетия Педро Кальдерона де ла Барки. Король и двор могли жить своей сытой, привольной жизнью, а голодный, обнищавший народ продолжал все глубже погружаться в стихию равнодушия, из которой его неспособны были вывести ни утрата Испанией господства на морях, перешедшего в руки ее счастливых соперниц, ни постоянные поражения на суше, лишившие ее к концу XVII столетия почти всех ее завоеваний. От всего великолепия предшествовавшей эпохи, от блеска ее и шума, от пестрой галереи сменявших друг друга деятелей остались одни воспоминания, перешедшие в область истории, и сейчас мы глядим на них сквозь "дым столетий". Но зато вечный, непреходящий блеск излучают замечательные произведения искусства, созданные в эту эпоху гением испанского народа, и среди них одно из первых, если не самое первое место, принадлежит Сервантесу и его замечательному роману.

Бурной и тревожной, полной непрерывных взлетов и падений была жизнь испанцев того времени. Но вряд ли среди всех тех жизней, память о которых в форме биографий дошла до нас, найдется подобная жизни Сервантеса. Судьба как будто сознательно ополчилась против великого человека с самого его рождения. Начать с того, что нужда в самом своем неприглядном виде преследовала писателя с его появления на свет и до могилы. Сам Сервантес в своей поэме "Путешествие на Парнас" говорит о себе как о человеке, измученном проклятой нищетою. На вопрос одного кавалера из свиты французского посла о Сервантесе лиценциат Маркес Торрес, только что подписавший в качестве цензора разрешение к печати второй части "Дон Кихота", вынужден был ответить, что "он старик, солдат, идальго, бедняк". На это один из кавалеров, восторженно говоривших о творчестве Сервантеса, "о том уважении, которым пользуются во Франции и в сопредельных королевствах его творения", в недоумении воскликнул: "Значит, такого человека Испания не обогатила и не содержит на государственный счет?" "Тут, - продолжает свою запись этого характерного разговора, происшедшего 27 февраля 1615 года, то есть немногим более чем за год до смерти писателя, Маркес Торрес, - вмешался другой кавалер, высказавший остроумную мысль: "Если заставляет его писать нужда, дай бог, чтобы он никогда не жил в достатке, ибо своими творениями, будучи сам бедным, он обогащает весь мир". Лиценциат мог бы ответить на заданные ему вопросы словами: государство не только не обеспечило писателя, но и самый его роман был начат или, по крайней мере, задуман в королевской тюрьме в Севилье в 1602 году. Это было третье по счету тюремное заключение писателя.

Удары судьбы один за другим обрушивались на Сервантеса. Рана, полученная им в морской битве при Лепанто 7 октября 1570 года, сделала его инвалидом. Захват пиратами галеры "Солнце", на которой Сервантес в 1575 году возвращался на родину, привел его к пятилетнему ужасному плену в Алжире. Сама слава пришла к Сервантесу, лишь когда ему исполнилось шестьдесят лет (до этого Сервантес говорил о себе как о писателе, который "одержал в стихах меньше побед, чем на его голову сыплется бед"). Беды, "сыпавшиеся на его голову", не озлобили его, не ожесточили его сердце; до конца своей многострадальной жизни он сохранял ясность ума, остроту творческого взгляда, любовь к людям, удивительное беззлобие и жизнелюбие, которыми дышит посвящение последнего его романа "Странствий Персилеса и Сихизмунды", написанное, когда он уже "занес ногу в стремя" смерти, на другой день после совершения церковного обряда соборования. В гениальном испанце как бы нашли себе живое воплощение все положительные свойства чудесной души испанского народа: его доброта, здравый, насмешливый ум, чувство собственного достоинства, непреклонность в борьбе, душевная стойкость, то "врожденное верное чувство всего великого и благородного", которое Н.Г. Чернышевский считал характерным для испанского народа, сумевшего сохранить это чувство "в продолжение этих темных времен своей истории"4.

Мигель де Сервантес Сааведра родился, как это устанавливается на основании записи о его крещении в одной из церквей г. Алькаладе-Энарес, 29 сентября 1547 года. Его родителями были вольнопрактикующий лекарь Родриго де Сервантес и Леонора де Кортинас. Писатель был четвертым ребенком в семье, где кроме него было трое мальчиков и три девочки.

По отцу Сервантес принадлежал к старинной, но ко времени рождения писателя пришедшей в упадок дворянской семье, на примере которой можно без труда проследить историю обеднения испанского дворянства и роста так называемой "идальгии" - дворян, "лишенных состояния, сеньорий, права юрисдикции и высоких общественных постов". Если дед писателя Хуан занимал довольно видное положение в Андалусии, был одно время старшим алькальдом города Кордовы и обладал известным состоянием, то отец Сервантеса, Родриго, страдавший глухотой, не занимал никаких судебных и административных постов и не пошел дальше вольнопрактикующего лекаря, то есть был человеком даже с точки зрения "идальгии" совсем незначительным. К кругу бедных дворян принадлежала и мать писателя.

Нужда, упорно преследовавшая писателя в течение всей его жизни, свила себе гнездо в его семье, стояла у его колыбели. Родриго де Сервантес в поисках заработка был вынужден переезжать с места на место. Семья следовала за ним. Судя по тем героическим усилиям, которые родители Сервантеса затратили на то, чтобы собрать необходимую сумму для выкупа Мигеля и его младшего брата Родриго из алжирской неволи, семья была дружной и крепкой.

Переезды имели для маленького Мигеля и свою положительную сторону. Он уже в детстве познакомился с подлинной, а не показной жизнью испанского народа, с оскудением того низового слоя дворянства, к которому по рождению принадлежал он сам и из среды которого он взял своего Дон Кихота. Недаром, став уже писателем, в одной из своих комедий он написал: "Быть бедняком присуще идальго".

Странствующий лекарь Родриго де Сервантес в поисках работы объехал с семьей ряд испанских городов и сел, пока наконец не поселился в 1551 году в Вальядолиде, тогдашней официальной столице королевства. Но и здесь он прожил недолго. Не прошло и года, как Родриго был арестован за неуплату долга местному ростовщику; в результате ареста и без того скудное имущество семьи было продано с торгов. Снова началась бродяжническая жизнь, приведшая Сервантеса сперва в Кордову, затем возвратившая его в Вальядолид, оттуда перебросившая в Мадрид и, наконец, в Севилью. К вальядолидскому периоду относятся школьные годы Мигеля. Десятилетним подростком поступил он в коллегию иезуитов, где оставался четыре года (1557-1561). Свое образование Мигель завершил в Мадриде у одного из лучших по тому времени испанских педагогов, гуманиста Хуана Лопеса де Ойоса, ставшего несколько позднее его крестным отцом в литературе.

К концу шестидесятых годов XVI столетия семья Сервантесов, как это показывают документы, собранные о юности писателя учеными-сервантистами, вступила в полосу окончательного разорения. В связи с этим Мигелю и его младшему брату Родриго пришлось подумать о том, чтобы самим зарабатывать хлеб, избрав одну из трех возможностей, открывавшихся перед испанскими дворянами средней руки, - искать счастья в церкви, при дворе или в армии. Мигель, воспользовавшись рекомендацией своего учителя Хуана Лопеса де Ойоса, провозгласившего его "своим дорогим и любимым учеником", избрал вторую возможность. Он поступил на службу к чрезвычайному послу папы Пия Пятого, монсеньору Джулио Аквавива-и-Арагону, приехавшему в 1568 году в Мадрид для принесения соболезнования в связи со смертью наследника испанского престола дона Карлоса и для разрешения некоторых спорных вопросов, существовавших между Испанией и Ватиканом. Вместе с послом Сервантес покинул Мадрид и в начале 1569 года прибыл в Рим. При Аквавиве он занимал должность камерария (ключника), то есть приближенного лица. Причины, побудившие Сервантеса покинуть Испанию, до сих пор полностью не выяснены. В литературе о Сервантесе есть даже указание, что его отъезд был вызван приказом об аресте некоего Мигеля де Сервантеса в связи с тем, что он будто бы убил на поединке одного испанского дворянина. Навряд ли Аквавива принял бы на службу - несмотря на то, что поединки с кровавым исходом в Испании и во всей Западной Европе были в то время делом обычным, - человека, об аресте которого был издан приказ. Но каковы бы ни были поводы к отъезду, основной и главной причиной, несомненно, было бедственное положение семьи Сервантесов, вынуждавшее ее искать какого-либо исхода, а также непреодолимый дух "бродяжничества", жажда приключений, свойственные значительной части испанской молодежи того времени и заставлявшие ее искать счастья за пределами родины, в рядах испанской армии во Фландрии и в Италии или в колониях за океаном.

На службе у Аквавивы, ставшего с весны 1570 года кардиналом, Сервантес провел около года. Заручившись необходимыми бумагами о незапятнанности своего испанского происхождения (или, как говорили в то время, "о чистоте крови"), Сервантес во второй половине 1570 года поступил в испанскую армию, расквартированную в Италии, в полк Мигеля де Монкады. Покидая службу у Аквавивы, Сервантес, по-видимому, следовал патриотическому порыву, стремлению принять участие в отражении турецкой агрессии, все шире развертывавшейся в районе Средиземного моря.

Пять лет, проведенных Сервантесом в рядах испанских войск в Италии, были очень важным периодом в его жизни. Они дали ему возможность посетить крупнейшие итальянские города - кроме Рима, он побывал в Милане, Болонье, Венеции, Палермо - и основательно познакомиться с укладом итальянской жизни. Не менее важным, чем тесное соприкосновение с жизнью Италии XVI века, с бытом ее городов, было для Сервантеса и знакомство с богатой итальянской культурой, особенно с литературой. Длительное пребывание Сервантеса в Италии позволило ему не только овладеть итальянским языком, но и расширить гуманитарные познания, приобретенные им в мадридской школе. К основательному знакомству с античной литературой и мифологией Сервантес присоединил широкое знакомство со всем лучшим, что создало итальянское Возрождение как в литературе, так и в области философии, - с поэзией Данте, Петрарки, Ариосто и их наследников, с "Декамероном" Боккаччо, с итальянской новеллой и пастушеским романом, с неоплатониками. Конечно, это знакомство осуществилось не сразу - оно продолжалось в течение всего творческого пути писателя, постоянно расширяясь и обогащаясь. Хотя Сервантес и называл себя полушутя "талантом, в науке не искушенным", он был, по собственному его признанию, страстным читателем. Эта самооценка подтверждается обилием имен писателей, на которых всегда кстати ссылается Сервантес. Наряду с величайшими представителями античной литературы - Гомером, Вергилием, Горацием, Овидием и другими, а также упомянутыми выше писателями итальянского Возрождения в перечне фигурируют персонажи Священного писания и восточной (арабской) письменности. Если мы дополним этот перечень указанием, что на мировоззрение Сервантеса оказали влияние идеи Эразма Роттердамского и что он был замечательным знатоком национальной испанской литературы, народной поэзии (романсов) и вообще национального фольклора, то мы получим приблизительное представление о тех элементах, из которых слагалась духовная культура этого "не искушенного в науке" человека. В истории же ее формирования очень важную и благодетельную роль сыграли именно пять лет, проведенные им на военной службе в Италии.

Седьмого октября 1571 года произошла знаменитая морская битва при Лепанто, когда соединенный флот Священной лиги (Испании, папы и Венеции) под командованием выдающегося полководца того времени дона Хуана Австрийского поражением, нанесенным турецкой эскадре, положил конец экспансии Турции в восточной части Средиземного моря. В тот день Сервантес болел лихорадкой, но потребовал, чтобы ему разрешили участвовать в бою: до нас дошли благодаря свидетельству одного из его товарищей произнесенные им слова: "Предпочитаю, даже будучи больным и в жару, сражаться, как это и подобает доброму солдату... а не прятаться под защитой палубы". Просьба Сервантеса была удовлетворена: во главе двенадцати солдат он охранял во время боя лодочный трап и получил три огнестрельные раны: две в грудь и одну в предплечье. Эта последняя рана оказалась роковой: Сервантес с тех пор уже не владел левой рукой, как он сам говорил, "к вящей славе правой". Тяжелые ранения привели писателя в госпиталь в Мессине, откуда он вышел только в конце апреля 1572 года. Но и увечье не побудило его оставить военную службу. Зачисленный в полк Лопе де Фигероа, военачальника талантливого и известного своей суровостью, Сервантес провел некоторое время на острове Корфу, где был расквартирован полк. 2 октября 1572 года он участвовал в морской битве при Наварине, а в следующем году вошел в состав экспедиционного корпуса, направленного под начальством дона Хуана Австрийского в Северную Африку для укрепления крепостей Голеты и Туниса. В 1573 году полк Сервантеса был возвращен в Италию для несения гарнизонной службы сперва в Сардинии, а несколько позднее (в 1574 г.) в Неаполе. 20 сентября 1575 года писатель вместе со своим братом Родриго, служившим также в армии, на борту галеры "Солнце" отбыл из Неаполя в Испанию.

Возвращаясь на родину, Сервантес запасся рекомендательными письмами на имя короля Филиппа II. Имена лиц, его рекомендовавших, дона Хуана Австрийского и вице-короля Неаполя, герцога де Сесы, звучали очень внушительно. К тому же письма, насколько мы можем судить об этом по тому впечатлению, которое они произвели в годы алжирского плена Сервантеса, были составлены в самых лестных для него выражениях. Не менее красноречивыми, чем письма, были раны, полученные Сервантесом в боях. "Шрамы на лице и на груди солдата - это звезды, указывающие всем остальным, как вознестись к небу почета и похвал заслуженных", - так Сервантес говорит о своих ранах в предисловии ко второй части "Дон Кихота", вышедшей в свет через сорок лет после неудавшейся в 1575 году поездки писателя на родину.

Все то, на что рассчитывал Сервантес для улучшения своего положения, роковым образом обратилось против него в Алжире, куда вместе со своим братом он был доставлен пиратами, захватившими галеру. Рекомендательные письма вызвали у его первого хозяина, грека-ренегата Дели Мами, и у правителя Алжира Гассана Паши преувеличенное представление о его богатстве и знатности происхождения. Прямым следствием этого было назначение непомерно высокого размера выкупа в пятьсот золотых эскудо и содержание в особо тяжелых условиях (с железным кольцом на шее и в цепях), чтобы сделать пленника более сговорчивым. Но письма имели и свою положительную сторону: они спасли Сервантеса от смерти. В ожидании богатого выкупа алжирские хозяева, хотя и обрекли его на жестокие условия плена, все-таки старались сохранить ему жизнь.

За пять лет, проведенных Сервантесом в плену, в полном блеске проявились высокие качества его души: его свободолюбие, умение смотреть опасности в глаза, огромная сила воли, предприимчивость. Там же выявились и другие ценные его свойства - доброта, благородство, чувство товарищества, чувство долга. Организатор трех неудачных попыток к бегству, Сервантес всегда принимал на себя всю ответственность, хотя и мог поплатиться за это мучительной смертью. Своей смелостью он внушил уважение даже такому палачу и истязателю, каким был Гассан Паша. Находясь в условиях жесточайшей неволи, Сервантес не только не терял веру в возможность избавления, но и поддерживал эту веру в других... Сервантесу пришлось ждать годы, пока семья ценой полного разорения сумела скопить необходимую сумму для его выкупа. Наконец 19 сентября 1580 года Сервантес был освобожден и 24 октября покинул Алжир, чтобы ступить через несколько дней на родную землю.

Пять лет, проведенных писателем в неволе, еще в большей степени, чем военная служба, наложили отпечаток на всю его жизнь и на все его мировоззрение. "Алжирская" тема вошла в его творчество, облекаясь то в форму повестей, то вставных эпизодов ("История пленника" - XXXIX, XL и XLI главы первой части "Дон Кихота") или, наконец, комедий. Но еще важнее тот факт, что именно пребывание в условиях жесточайшей неволи, тоска по горячо любимой родине, страстное желание вырваться на свободу, тягостная зависимость от выкупных денег - все это, вместе взятое, должно было укрепить в Сервантесе и довести до наивысшего накала жившие и без того в его душе любовь к родине, к свободе и ненависть к власти золота, от которого зависела судьба стольких людей.

Родина встретила Сервантеса неласково. Уже с первых шагов он смог убедиться, что он, заслуженный ветеран, участник Лепантской битвы, на родине никому не нужен и всеми, кроме своих близких, забыт. Семью он тоже нашел в состоянии весьма плачевном. Отец его окончательно оглох и в связи с этим вынужден был отказаться от врачебной практики (он умер в 1585 г.). Главой семьи до конца своей жизни сделался Мигель. Вместо более или менее обеспеченной и спокойной жизни, на которую Сервантес мог рассчитывать, возвращаясь на родину в 1575 году, ему пришлось сразу же начать поиски работы. Неизбежная спутница писателя - нужда опять наложила на него свою руку. Перед Сервантесом открылись две возможности: вернуться на военную службу или зарабатывать на жизнь литературным трудом. Сервантес вступил на первый путь, суливший большие возможности.

Восьмидесятые годы XVI столетия в политической жизни Испании были отмечены присоединением к Испании в 1581 году Португалии и дальнейшим усилением борьбы за владычество на морях. Эта борьба привела Испанию в 1588 году к катастрофе гибели в водах Ла-Манша и Северного моря огромного флота, готовившегося к нападению на Англию. Флот этот, носивший горделивое название "Непобедимой Армады", был на пути застигнут и рассеян бурей. Но само по себе освоение территории Португалии и ее колоний, а также подготовка хотя и провалившейся, но все же грандиозной по своим размерам попытки захвата Англии открывали широкое поле деятельности для предприимчивых людей, а именно таким и был Сервантес. Вернувшись на военное поприще, он сперва пробовал найти себе применение в Португалии. В 1581 году в качестве военного курьера ездил в Северную Африку, в Оран и некоторое время состоял при ставке герцога Альбы в Томаре. Однако, по-видимому, разочаровавшись в военной службе, которая не принесла ему материального благополучия, Сервантес окончательно от нее отказался. Приходилось искать другой, более надежный источник существования. Между тем материальное положение семьи за это время не только не улучшилось, но становилось с каждым годом все тяжелее, тем более, что семья пополнилась внебрачной дочерью Сервантеса, Исавелью де Сааведра. Не помог подняться семье и брак Мигеля (1584) с уроженкой города Эскивьяс, девятнадцатилетней Каталиной де Саласар-и-Паласьос, принесшей ему очень маленькое приданое. Будущее не сулило писателю и его семье ничего радостного. Заработок Сервантеса был, по-видимому, в эти годы случайным. В 1587 году, покинув на время семью в Эскивьясе, он стал искать счастья на стороне и с этой целью перебрался на юг страны, в Андалусию, которая благодаря своим оживленным торговым связям с американскими колониями открывала широкие возможности для частной инициативы. Следующие по времени пятнадцать лет Сервантес прожил в Севилье, крупном торговом центре и наиболее богатом городе Андалусии.

Счастье на первых порах как будто улыбнулось писателю. В связи с безумным предприятием по захвату английского побережья, которое занимало тогда все мысли королевского правительства и являлось основной его заботой, Андалусия в восьмидесятых годах XVI столетия была главным районом, откуда шли поставки на армию и флот, и притом в огромных для того времени размерах. Совершенно естественно, что самый размах продовольственных операций требовал большого обслуживающего их аппарата. Осенью 1587 года Сервантесу удалось получить место комиссара по срочным заготовкам для "Непобедимой Армады" в городах и селах, расположенных в окрестностях Севильи.

Поставки на армию в основном производились путем реквизиции излишка продуктов у населения. Для людей с нечистой совестью, для "рыцарей легкой наживы", поставки были средством быстрого обогащения. Но там, где другие продовольственные комиссары наживали взятками, хищениями и т. п. целые состояния, Сервантес терпел одни неудачи. Он предпочитал жить на скудное жалованье, которое выплачивалось к тому же весьма нерегулярно. Нежелание Сервантеса идти на сделки с совестью едва не кончилось для него трагически: добросовестное выполнение комиссарских обязанностей вовлекло его в спор с церковным управлением в городке Эсихе и грозило ему отлучением от церкви, а это, в свою очередь, могло привести его в застенки инквизиции. К тому же Сервантес при всем его большом и трезвом уме не отличался аккуратностью. Небрежность в отчетах вела к столкновениям с органами финансового контроля, к обвинениям в незаконных реквизициях, в утайке денег. Одно из таких столкновений закончилось для Сервантеса заключением, правда, кратковременным, в тюрьму города Кастро-дель-Рио (1592). Таким образом, служба в продовольственном ведомстве не только не улучшила материального положения Сервантеса и его семьи, по-прежнему жившей в Мадриде, но, наоборот, еще более осложнила его и ухудшила.

Новое назначение на место сборщика налоговых недоимок в королевстве Гранады, состоявшееся в середине 1594 года, явилось для Сервантеса источником новых бедствий. Съездив в Мадрид и обеспечив себя денежным поручительством, Сервантес приступил к сбору недоимок и уже в августе того же года смог передать севильскому банкиру Симону Фрейре де Лима для перевода в Мадрид сумму в семь тысяч четыреста реалов. Именно здесь Сервантеса постигла очередная неудача, по своим размерам превзошедшая все остальные. Банкир объявил себя банкротом, и хотя казначейству и удалось взыскать с него врученную Сервантесом сумму, однако дело этим не кончилось. Несмотря на то, что Сервантес сдал в законном порядке казначейству весь остаток собранных им недоимок, казначейство, обвинив его в сокрытии, предъявило ему значительный по своим размерам иск. А так как Сервантес не смог привести доказательства своей невиновности и уплатить по иску, то он был в сентябре 1597 года посажен в Севильскую королевскую тюрьму, в которой и просидел около трех месяцев. Новое тюремное заключение все по тому же делу о сокрытии сумм постигло его и в 1602 году. Однако власти на этом не успокоились. В ноябре 1608 года, то есть через десять-одиннадцать лет после предъявления иска, они снова вызвали Сервантеса для дачи показаний. Это все, что дала королевская власть "заслуженному ветерану войны", проливавшему за нее кровь на полях сражений и честно исполнявшему возложенные на него тяжелые обязанности по реквизиции и сбору недоимок.

В 1604 году Сервантес расстался с Севильей и поселился во временной столице Испании - городе Вальядолиде, куда затем переехали члены его семьи (за исключением жены, продолжавшей жить в Эскивьясе). К этому времени семья Сервантеса уменьшилась - во Фландрии погиб его младший брат и товарищ по алжирскому плену Родриго - и состояла теперь из двух его сестер, Андреи и Мадалены. внебрачной дочери Исавели де Сааведра и племянницы Костансы Овандо. Материальное положение семьи продолжало оставаться бедственным.

Переездом в Вальядолид завершается третий и очень важный период в биографии Сервантеса, охватывающий двадцать пять лет его жизни, - период окончательного становления его таланта. К третьему периоду творческой жизни Сервантеса, иногда не совсем правильно называемому "севильским", хотя в него входят и произведения, написанные им в первые годы по возвращении на родину из алжирского плена, относятся его пастушеский роман "Галатея" и до тридцати драматических произведений, "комедий", большая часть которых до нас не дошла.

Сведения о драматургии Сервантеса "севильского" периода его творчества ограничиваются тем, что говорит о своих ранних драмах сам Сервантес в предисловии к выпущенному им в 1615 году сборнику "Восемь комедий и восемь интермедий", где он сообщает, что в театрах Мадрида были играны его "Алжирские нравы", а также "Разрушение Нумансии" и "Морское сражение", и признает себя автором написанных им в то время двадцати или тридцати пьес. Не дошедшее до нас "Морское сражение", насколько мы можем предположить по заглавию пьесы, прославляло знаменитую победу при Лепанто, сыгравшую такую роковую роль в жизни Сервантеса. Написанные вскоре после возвращения его на родину и не позднее 1585 года "Алжирские нравы", несмотря на наличие в них излюбленной Сервантесом темы всепобеждающей любви, явились горячим протестом против того равнодушия, с которым относилось королевское правительство к горестной судьбе алжирских пленников. Своим пафосом, своей предельной для того времени реалистической силой "Алжирские нравы" возбуждали в испанском зрителе гнев против жестокосердия и черствости властей.

Что касается третьей из упоминаемых Сервантесом в предисловии к сборнику 1615 года ранних его пьес, "Нумансии", то это одна из вершин испанского театра Золотого века. Относящаяся, по-видимому, к концу восьмидесятых годов XVI столетия, трагедия повествует о беспримерном героизме защитников древней столицы кельтиберов Нумансии, осажденной в 134-133 годах до н.э. войсками римского полководца Сципиона. Глубокий патриотический смысл "Нумансии", тот факт, что героем ее является народ, прославлению которого служит трагедия, обеспечили ей успех у зрителя. Не приходится удивляться, что "Нумансия" оказалась самой живой из всех пьес Сервантеса. В переработке Рафаэля Альберта она шла в Мадриде в годы героической борьбы испанского народа против объединенной международной реакции.

Началом следующего, подлинно великого периода в творчестве Сервантеса, периода, давшего миру его бессмертный роман в двух частях "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский", его замечательные новеллы, сборник "Восемь комедий и восемь интермедий", поэму "Путешествие на Парнас", важную не только в автобиографическом отношении, но и обнаружившую большой поэтический талант ее автора, а также "Странствия Персилеса и Сихизмунды", следует считать первые годы XVII столетия, точнее, 1603 год, к которому, по-видимому, относится начало написания "Дон Кихота". Эти даты устанавливаются на основании слов самого Сервантеса, что его роман родился "в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних лишь унылых звуков". Писатель, вернее всего, имел в виду свое заключение в севильской тюрьме в 1602 году. "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский" является не только вершиной творчества Сервантеса и одним из величайших созданий мировой литературы, но и основным произведением заключительного периода его творчества.

Роман, как известно, состоит из двух частей, причем вторая часть была написана Сервантесом на десять лет позже первой. Между обеими частями стоят другие произведения Сервантеса, а именно: "Назидательные новеллы" (1613) и "Восемь комедий и восемь интермедий", составивших сборник 1615 года. Однако все эти произведения, несмотря на их бесспорно крупные художественные достоинства, меркнут в свете гениального романа: так велики те сокровища ума и сердца, которые собрал в нем автор.

О "Дон Кихоте", о всечеловеческом и национальном значении романа написаны тысячи страниц. Вряд ли найдется среди писателей с мировым именем хотя бы один, кто не выступил бы со своим толкованием романа или суждением о нем. По словам Поля Лафарга, "Дон Кихот" был любимой книгой Карла Маркса. В дореволюционной России о романе высказывались Пушкин, советовавший Гоголю в момент создания им "Мертвых душ" брать пример с Сервантеса, Белинский, не скупившийся на восторженные похвалы "Дон Кихоту", Герцен, Чернышевский, Тургенев, противопоставивший в своем знаменитом очерке эгоизму Гамлета прекраснодушие ламанчского идальго, Достоевский, Горький, Луначарский. Известно, как любил в детстве историю хитроумного идальго Маяковский, какую благотворную роль сыграл он в формировании художественного дарования многих советских писателей (К. Федина, Вс. Иванова и др.). Доказывать величие книги, выдержавшей все испытания веков, было бы делом нелепым. Поэтому мы здесь расскажем лишь то немногое из истории романа, что необходимо знать каждому, чтобы лучше понять его.

Роман, как мы уже говорили, состоит из двух частей, при всем единстве фабулы существенно отличающихся друг от друга. "История хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", к написанию которой Сервантес приступил на пятьдесят пятом или пятьдесят шестом году своей жизни, умудренный большим и притом весьма горьким житейским опытом, была, по-видимому, задумана в форме повести, сходной с теми, которые позднее составили сборник "Назидательных новелл". Возможно, что на возникновение ее сюжета повлияли какие-нибудь случайные обстоятельства (знакомство с анонимной "Интермедией о романсах", герой которой, сельский житель Бартоло, начитавшись, подобно Дон Кихоту, рыцарских романов, отправляется на войну с англичанами) или литературные воспоминания (новелла флорентийца Франко Саккети). Однако Сервантес отвел чисто анекдотической стороне только первые пять глав своего романа. Как писатель, наделенный огромным художественным чутьем, Сервантес, дойдя до шестой главы, то есть до окончания эпизода первого выезда Дон Кихота, по-видимому, осознал, какие богатейшие возможности предоставляет ему избранный им сюжет. Не лишено вероятия предположение, что успех пяти первых глав, с которыми автор мог познакомить друзей или представителей литературного мира, побудил его продолжить повествование.

На протяжении всего своего романа Сервантес стремится убедить читателей, что единственной причиной, побудившей его писать, было стремление высмеять нелепости рыцарских романов, убить их "силой смеха". Учитывая большую популярность этого литературного чтива - достаточно отметить, что с1508по1612 год в Испании появилось около ста двадцати произведений рыцарского жанра, из которых лишь немногие, вроде "Амадиса Галльского" или "Пальмерина Английского", обладали художественными достоинствами, - приходится признать законность и важность предпринятой Сервантесом борьбы. Вместе с тем мы знаем, что, "расправившись" с рыцарской литературой в шестой главе первой части романа (истребление рыцарской библиотеки Дон Кихота), приведя своего безумного героя в соприкосновение с окружающей его жестокой действительностью, Сервантес строго судит не только его, но и окружающую его социальную несправедливость. По мере развития действия пародия осложняется, она перестает быть чисто книжной, ее обличительный характер становится все очевиднее. Она продолжает играть роль связующего звена, необходимого для сохранения единства действия, но поскольку сатирическая направленность романа могла вовлечь автора в конфликт с инквизицией, тем более для него страшной, что он во время своей службы по интендантскому ведомству едва не был отлучен от церкви, Сервантес в дальнейшем вынужден прибегнуть к маскировке: он вводит в роман "арабско-ламанчского историка" Сида Ахмета Бенинхали и приписывает ему отдельные из своихсатирических высказываний. Сервантес в этом случае оказался много дальновиднее своего героя: Дон Кихот, по замечательному выражению Карла Маркса, "должен был жестоко поплатиться за свою ошибку, когда вообразил, что странствующее рыцарство одинаково совместимо со всеми экономическими формами общества"5. Испытав на себе противоречие между мечтой о Золотом веке и испанской действительностью и помня, что в 1559 году Филипп II устроил невиданное по своим размерам публичное сожжение "еретиков" (под это понятие инквизиция подводила не только морисков и евреев, но и всех инакомыслящих), Сервантес должен был проявлять особую осторожность. И надо удивляться, с какой смелостью и гениальной находчивостью сумел он обойти подводные камни, стоявшие на его пути.

Гениальным по своей проницательности представляется самый выбор главных героев романа - рыцаря и его оруженосца. Сервантес не случайно взял их из среды испанского захудалого дворянства - идальгии, к которой принадлежал он сам, и безземельного крестьянства, составлявших в его время основную массу населения. Неся большую социальную нагрузку, образы Дон Кихота и Санчо Пансы предоставляли Сервантесу исключительные по своей широте и глубине возможности. В уста рыцаря, прикрываясь его безумием, Сервантес вкладывал все те уроки нравственного совершенствования, политической мудрости и честности, которые он хотел преподать своим современникам.

В эти уроки Сервантес вложил свой богатый жизненный опыт и сокровища своей духовной культуры, своей образованности, в которой гармонически сочеталось наследие античной и национальной испанской старины с лучшими достижениями итальянского Возрождения, в которой плоды восточной, арабской и еврейской философии находили себе место рядом с "Похвалой глупости" Эразма Роттердамского и философией Луиса Вивеса, в которой ученая поэзия прекрасно уживалась с напевным стихом испанских народных романсов. Устами Санчо Пансы говорит многовековая народная мудрость, находящая себе выражение в богатейшем испанском фольклоре, составляющем одну из основ романа, здравый практицизм крестьянина с его вечной тягой к земле (именно этой тягой объясняются постоянные мечты Санчо об острове). В сущности, великий роман Сервантеса - это непрекращающийся диалог рыцаря и его оруженосца. Без Дон Кихота немыслим Санчо, так же как без Санчо немыслим Дон Кихот. Непрерывный обмен мнениями жизненно необходим обоим; он ведет к взаимному обогащению, к гармоническому слиянию двух начал: возвышенной гуманистической мысли и здоровой народной мудрости. Обмен очень широк и касается большинства жгучих для того времени вопросов; во многих случаях он носит (особенно во второй части) хотя и скрытый искусно, но ярко обличительный характер. Этому способствует самый выбор места действия романа: почти все действие романа развертывается на фоне кастильской деревни, в одной из самых бедных испанских провинций - в пустынной, холмистой Ламанче с ее мельницами, проезжими дорогами, харчевнями, с ее плутоватыми, невежественными, добрыми и несчастными людьми.

Во время пребывания своего в герцогском замке, где герои становятся предметом издевательств со стороны герцогской четы и ее прихвостней, они на время разлучаются. Но эта разлука служит красноречивым доказательством прочности их дружбы, плодотворности их союза. Санчо, всерьез поверивший в свое шутовское губернаторство, проявляет недюжинный талант администратора. Главы второй части романа, посвященные его губернаторству, равно как и те мудрые советы, которые дает Дон Кихот своему оруженосцу перед отправлением его на остров, представляют собою острую сатиру на социальную несправедливость и уродство испанского государственного строя в царствование трех Филиппов, уродство и несправедливость, частой жертвой которых был сам Сервантес. Рыцарь очень скоро убеждается в нелепости дальнейшего своего пребывания при герцогском дворе. Отказ Санчо от губернаторства, его встреча с Дон Кихотом, отъезд их обоих из замка и тот вдохновенный гимн свободе, который писатель вкладывает в уста рыцаря, знаменуют собою моральную победу героев над окружающим их миром алчности, тунеядства, себялюбия, духовного ничтожества, жестокости, олицетворением которого в романе является не только герцогский замок с его гнусными обитателями, но и вся испанская действительность XVII века.

Бессмертный роман Сервантеса дорог передовому человечеству и особенно нам, советским людям, не одним художественным совершенством образов Дон Кихота и Санчо Пансы и не только тем, что он представляет собою, по приведенному выражению А.М. Горького, "изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего". Он дорог нам, людям нового времени, величием содержащихся в нем идей, пронизывающих все творчество Сервантеса и с особой яркостью и полнотою выраженных в истории о хитроумном ламанчском идальго. Действительно, когда читаешь "Дон Кихота", невольно поражаешься тому, до чего идеи Сервантеса о защите слабых и угнетенных, как о священном долге человека, о Золотом веке, "когда люди не знали слов твое и мое", и о веке железном, о родине, о войнах справедливых и несправедливых, о мире и о свободе созвучны с ведущими идеями нашей эпохи.

Именно эта прогрессивная сущность "Дон Кихота" и является причиной непримиримого отношения к роману испанских фашистов, устами одного из своих идеологов, Эрнесто Хименеса Кавальеро, объявивших Сервантеса "предтечей коммунизма" и потребовавших "изгнания "Дон Кихота" как произведения, подрывающего веру в подлинную Испанию бога и кесаря".

Той же цели, но в мировом масштабе, безуспешно добиваются в наши дни мракобесы разного толка и ранга, всячески стремящиеся очернить и опошлить великий роман. Выполняя эту грязную работу, они продолжают дело, начатое испанской реакцией еще при жизни Сервантеса.

Вторая часть "Дон Кихота" была написана, по-видимому, в 1613 году и появилась в продаже в ноябре 1615 года. Но ей предшествовал подложный второй том "Дон Кихота" некоего Алонсо Фернандеса Авельянеды, вышедший в свет летом или осенью 1614 года. Кем был автор этой фальшивки, скрывший себя под псевдонимом, до сих пор, несмотря на ряд высказанных более или менее веских гипотез, остается невыясненным. Сервантес узнал о появлении подложного "Дон Кихота", когда писал LIX главу второй части. Очень вероятно, что слух о скором выходе в свет продолжения "Дон Кихота" распространился в литературных кругах вскоре после того, как Сервантес приступил к написанию второй части. Не лишено вероятия, что Сервантес знакомил со второй частью своих литературных друзей, и не случайно подложный "Дон Кихот" Авельянеды опередил на год вторую часть романа. Но если подлинное имя автора фальшивки остается до сих пор невыясненным, то совершенно очевидна ее реакционная направленность. Об этом свидетельствует предисловие, написанное в оскорбительном для Сервантеса тоне, полное язвительных намеков и прямой издевки. С большой долей основания можно предположить, что автор подложного "Дон Кихота", столь надежно скрывший себя под псевдонимом, и круги, его вдохновившие, преследовали не просто спекулятивно-коммерческую цель, а старались нанести удар мировой славе романа. Возможно, что в данном случае за Авельянедой стояли агенты инквизиции, в свое время недооценившие социальную направленность "Дон Кихота" и теперь сводившие с романом свои счеты. Действительно, запрещать книгу, когда она приобрела такую громкую и почетную известность повсюду - в Западной Европе и за океанами в колониях, - было бы делом нелепым. Гораздо целесообразнее казалось подорвать значение книги, ослабить к ней, а следовательно, к ее продолжению интерес у читателей.

До сих пор остается невыясненным, знал или не знал Сервантес подлинное имя автора фальшивки. Обычно принято считать, что не знал. Но это маловероятно. Подложный "Дон Кихот" был встречен Сервантесом с большим и вполне законным раздражением и, несомненно, ускорил его смерть. И все же Сервантес ограничился лишь гневной отповедью по адресу своего таинственного врага. Если он и не знал его имени, то мог иметь на этот счет свои подозрения и как человек, уже не раз страдавший от произвола властей, предпочел отказаться от прямой схватки. Впрочем, подложный "Дон Кихот", несмотря на свою бесспорную литературность и бойкость написавшего его пера, особенного успеха не имел и прошел, в общем, незамеченным.

В промежутке между выходом в свет первой и второй частей "Дон Кихота", в 1613 году, вышло в свет второе по своей литературной значимости произведение Сервантеса, а именно его "Назидательные новеллы". Новеллы заслужили похвалу даже литературных врагов Сервантеса, не говоря уже о друзьях и почитателях автора. Переведенные вскоре после своего появления на французский, английский, итальянский и голландский языки, новеллы послужили источником для ряда сценических переделок. Радушный прием, оказанный испанскими писателями "Назидательным новеллам", является хотя и косвенным, но все же бесспорным признанием справедливости слов Сервантеса о том, что "он был первый, кто начал писать новеллы по-кастильски, ибо все печатавшиеся в Испании многочисленные новеллы были переведены с иностранных языков". Никто не оспаривал и авторских прав Сервантеса, выраженных в словах: "...все повести сборника - моя полная собственность; сочиняя их, я никому не подражал и никого не обкрадывал. Они зачаты в моей душе, рождены на свет моим пером, а ныне им предстоит расти и расти на руках у печатного станка". И Сервантес в своем утверждении был совершенно прав, так как ничего равного "Назидательным новеллам" не знала до него испанская проза. "Назидательные новеллы" "открывали свободный путь", как выразился о них сам Сервантес в своей поэме "Путешествие на Парнас", не только "кастильской речи". Этот "свободный путь" заключался в искусном сочетании художественного вымысла, элементов сказочного, фантастического с реалистическим восприятием окружающей действительности.

По содержанию своему "Назидательные новеллы" перекликаются со вставными эпизодами "Дон Кихота" и с основной сюжетной тканью романа и являются своеобразными литературными "заготовками", которые благодаря их художественным достоинствам обрели право на самостоятельную жизнь. Написанные в различные периоды творческой жизни Сервантеса, "Новеллы" отличаются большим разнообразием сюжета. К "Назидательным новеллам" следует отнести также вставные главы и эпизоды "Дон Кихота" ("Повесть о безрассудно-любопытном" и рассказ пленника из первой части романа).

Заключительный период в жизни Сервантеса, очень богатый в творческом отношении, протекал в основном в Мадриде, куда Сервантес перебрался после провозглашения этого города столицей королевства и переезда туда двора в 1606 году. Последнее время его пребывания в Вальядолиде было омрачено незаконным и совершенно нелепым арестом, которому были подвергнуты как сам Сервантес, так и его близкие в связи с убийством вблизи их дома одного молодого дворянина, а также препирательством с казначейством по делу о финансовой отчетности.

Когда именно Сервантес окончательно обосновался в Мадриде, точно не выяснено, но, по-видимому, около 1608 года. Как и в Вальядолиде, он жил здесь в бедных кварталах. Несмотря на ту громкую известность, которую принес писателю "Дон Кихот", материальное положение его семьи не стало легче. Мало что изменилось в отношении к нему официальной Испании и ее литературных кругов: для них он по-прежнему был человеком неугодным, малоприемлемым. Но, не улучшив положения Сервантеса, огромный успех его романа побудил писателя продолжать работу над прозой, непревзойденным мастером которой он был.

1605-1610 годы были временем усиленной его работы над произведениями, вышедшими позднее, - новеллами, комедиями, интермедиями и второй частью его романа. Эти годы для него были омрачены кончиной обеих его сестер, перед смертью постригшихся в монахини, и вторым браком его дочери Исавели де Сааведра, увеличившим материальную стесненность писателя в связи с требованием жениха гарантировать приданое. Примеру сестер Сервантеса последовала и жена его, также принявшая постриг. Да и сам Сервантес вступил в 1609 году в состав Братства рабов святейшего причастия, членами которого были не только высокопоставленные особы, но и ряд крупных испанских писателей (в том числе Лопе де Вега и Кеведо). Позднее, в 1613 году, Сервантес стал терциарием (членом полумонашеского религиозного Братства мирян) Францисканского ордена и накануне смерти принял "полное посвящение". Мы упоминаем здесь об этом потому, что на основании этих фактов реакционные литературоведы и критики пытаются зачислить Сервантеса в ряды писателей-реакционеров, сделав из него нечто вроде покаявшегося в конце своей жизни грешника. Между тем поступками Сервантеса в этом случае могли руководить соображения не религиозного характера, а стремление заручиться покровительством влиятельных членов Братства и обеспечить себе помощь в случае болезни и острой нужды (такая помощь входила в круг обязанностей терциариев). В пользу такого предположения говорит тот факт, что своих двух покровителей: графа Лемосского, которому он посвятил "Назидательные новеллы", "Восемь комедий и восемь интермедий", вторую часть "Дон Кихота" и "Странствия Персилеса и Сихизмунды", и кардинала - епископа Толедо и главного инквизитора дона Бернардо де Сандоваля-и-Рохаса - Сервантес нашел именно среди Братства. Как ни мала была помощь этих покровителей, она все же вносила некоторое облегчение в его скудную жизнь, гарантировала от новых притеснений со стороны мелких властей.

Сервантес умер 23 апреля 1616 года. Он был похоронен в указанном им самим монастыре за счет благотворительных сумм Братства.

Завершилась многострадальная, но исполненная благородства и величия жизнь писателя и гражданина. "Простите, радости! Простите, забавы! Простите, веселые друзья! Я умираю в надежде на скорую и радостную встречу в мире ином". С таким прощальным приветом обратился гениальный испанец к своим читателям в предисловии к своему последнему творению.

Однако не в мире ином, несуществующем, загробном, встретился он снова со своими друзьями и почитателями: эта встреча произошла в том реальном мире, в котором он жил и творил. Сервантес вечно жив в памяти людей, так же как живы и его бессмертные герои - рыцарь и оруженосец, по-прежнему странствующие в поисках добра, справедливости и красоты по необъятным равнинам своей многострадальной родины. И с особой силой и полнотой эта любовь прогрессивных людей всего мира к гениальному писателю проявляет себя в Советском Союзе, где его книги выходят огромными тиражами на языках нашей многонациональной страны, где его жизнь и творчество являются предметом постоянного любовного изучения.

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. XIII, с. 3.

2 Горький М. Беседы о ремесле. М., Гослитиздат, 1952, с. 515.

3 Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 10, с. 431.

4 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч., т. IV. М., 1948, с. 226.

5 Маркс К. Капитал, т. I. M., Гослитиздат, 1955, с. 88, примечание.