Шершавые вирши [Борис Христианович Новосадов] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Шершавые вирши

Слог сонетный расканоним,

Развульгарим, рассвятим,

Иней слов раскипитим,

Сладкость рифмы разлимоним!..

В. Н. «Сумбурные сонеты» (1929).

«Дикое диво я ждал с опозданием…»

Дикое диво я ждал с опозданием.

В храме резвился, посвистывал храп.

Время неверным, знать, стать христианами,

С градом событий ребятам играть.

Ватой скрываю веснушки, не мушками.

Текст моих маний туманнее Темз.

Мнимые минусы мучат уснувшее

Темпом разверстки разорванных тем.

Яды приятные в склянках у Янкеля

Рабски прельстили всесильным: all right!

Честные черти загнали архангелов

В радостью душною дышащий рай.

1931 Tartu

СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

Б. В. Правдину

Заложен слоем детской злобы,

Слугою брошен в ров на слом,

Разинув рот, разбитый глобус

Свистит неистовый псалом.

Лениво скинутая нищим

В осколков пеструю страну,

Болонка блошек тщетно ищет,

Лукаво лая на луну.

Зацеловав лазурь Сицилий

Страстнее суеты сует,

Зеленой плесени бациллы

Внезапно узрят резкий свет.

1931 Pärnu

«Страшно в центре грешной страны…»

Страшно в центре грешной страны

Со страусами стройными встретиться;

Страсти стараются запортретиться

В трелях расстроенной струны.

Болезненному сердцу не по нутру

Балетно танцующий скелетик;

Выскулить игрушечный пистолетик

Лестно малолетнему Петру.

Властно скажет чижу аминь

Несносная снасть птицелова —

Сладко бросить неловкое слово

Хворостом в слабеющий камин

1931 Tartu

ЛЮБОВЬ

В пустынных просторах Средней Азии

Бродил двугорбый верблюд

И печалился в нечаянном экстазе,

Что некому сказать: люблю!

Просадив последнюю сестерцию

На смазку непристойного божка,

Про алчность волчьего сердца

Завыл голодный шакал.

Орел задыхался от восторга,

Лобзая ускользающую синь.

Даже ящеру стало дорого

Зреть улыбку при слове: merci.

1931 Tartu

«Наши мысли летят в переулки тайн…»

Наши мысли летят в переулки тайн,

Души покамест не застужены,

А ведь их не накормят ни Эйнштейн, ни

Times,

Ни разговорчики за ужином.

Нас на ярмарку глупых сердец свезла

Жажда облапать беспредельное.

Будем яблочки кушать добра и зла,

Нам ерунда — грехопадение.

Перед нами мальчишкою Авраам,

Нами сто библий пережевано.

Мы построим уже послезавтра храм

Богу наиболее дешевому.

1931 Pärnu

«Я раз прочитал украдкою…»

Я раз прочитал украдкою

Папирус своих годин

И быль их довольно краткую

Хочу завершить один.

Презренье я сделал козырем,

В азарте смешав ходы,

И смолк над бездонным озером

Зеленой, как злость, воды.

Мой разум пропах сорбонною

И загнан судьбой в тупик.

Я даму свою червонную

Кладу на девятку пик.

1931 Tartu

«Разменяв сердечко по сантиму…»

Разменяв сердечко по сантиму

На лобзанья изуверных уст,

Скоро стану я невозмутимым

И махну рукой на спазмы чувств.

Упразднив угарность ревнованья

И свиданья в качестве лекарств,

Закалюсь в солончаковой ванне

Неудач в разгадке дам и карт.

Я пройду стальным нахальным танком

Сквозь огонь пронзительных страстей

И прикажут райским пуританкам

Окурить мне опием постель.

1932 Tartu

«Водевиль „Борьба добра и зла“…»

Юрию Иваску

Водевиль «Борьба добра и зла» —

Надоевший боевик театра «Космос»,

А сменить приемы ремесла

Помешала режиссеру косность.

Пусть теперь взамен спины слона

Электроны служат креслом для природы,

Гениальный шулер Сатана

Изучил до мелочей колоду.

Умирают боги и цари,

Но работают, как каторжники, черти,

Злые и голодные псари

Только падалью питающейся смерти.

1932 Tartu

БЕССМЕРТИЕ

Вечность измеряется веками

И пластами умершей земли;

Рассыпаются от ветра камни,

Гаснут солнца в мировой пыли.

Забывается язык звенящих песен

Вместе с их богами у рабов;

Письмена же поедает плесень

Даже в недрах храмов и гробов.

Только простенькая сказка чья-то

До сих пор скитается в толпе,

Да бормочат часто китайчата

Пачки слов пьянчуги Ли-тай-пе.

1932 Pärnu

«Рифмачи выцеживали строки…»

Рифмачи выцеживали строки

Из настойки выхоленных слов.

Фантазировали критики строгие

О странностях их голов.

Девушки влюблялись в поэтов,

Воспевавших экстазно весну…

Но коснулось сокращение бюджета

И духовных подачек муз.

Пришел формалист квартальный,

Поплевал на ладони слегка

И сорвал вывеску: гениальность —

С дверей лирического кабака.

1932 Pärnu

«Незачем небыли рассказывать…»

Незачем небыли рассказывать,

Слагая слова в сонет,

Про сердце — несгораемую кассу,

В которой ни копейки нет.

Тошно до-нельзя изношенным

Бежать за чем то в мираж,

А ремонт на пути невозможен —

Пора выходить в тираж.

Вернусь я в замок семибашенный,

Прикроюсь сладеньким сном,

И надену смирительную рубашку

На мечту о счастьи ином.

1932 Pärnu

«Не умею любить по-Божьему…»

Не умею любить по-Божьему

Пустую, бесплотную душу —

Тоскуют до невозможности

И рот и глаза и уши.

И разве за это взыщется

С безбрежно-жадного сердца?

Весна приходит язычницей

И горе всем иноверцам.

Нам чувств слишком мало роздано

И им ли хиреть в бездельи?

Недаром учуял Розанов,

Что дух — только запах тела.

1932 Pärnu

«Ловля слов позвонче, попевучей…»

Ловля слов позвонче, попевучей

Нам мешает на людей глядеть.

В поисках изысканных созвучий

Можно от восторга обалдеть.

Говорят, мы рождены в сорочке,

Потому и все нам трын-трава.

Знай, нанизывай на строчку строчку

Хмелем отдающие слова.

Но не стоит забывать и это:

Творчество для нас не чепуха —

Бессердечнее любви поэта

Вопль уже зачатого стиха.

1933 Pärnu

«Драчливы и злы, как голуби…»

Драчливы и злы, как голуби,

Которым кидают зерна,

Готовы мы кулаками голыми

Друг другу по скулам дернуть.

Но стоит исполниться воздушному

Замку житейского уюта —

Мы станем несносно добродушными,

Забыв и Каина и Иуду.

И будут довольны на небе,

Внимая мирным аккордам,

И только одержимый манией

Сплюнет и вспомнит чорта.

1933 Pärnu

«Настали годы новой эры…»

Настали годы новой эры

С девизом яростным: банзай!

Становятся тупыми нервы,

Осоловелыми глаза.

Пускай постится хилый Ганди

Пора пришла мечей иных.

Уже солдатскими шагами

Затоптан пепел мирных книг.

Печальный духоборец Будда

Являться в плоти перестал

И больше никогда не будет

Пришествий кроткого Христа.

1933 Pärnu

"Я совсем усталый странник…"

Я совсем усталый странник

По тропинкам пыльным слова,

Сплю без ярлыков охранных

На базарах света злого.

Знаю я, что все лишь случай

И что нет чудес без боли,

Никогда не станет лучше,

Никогда не будет воли.

Но среди гнилых предместий,

Где унылы песен звуки,

Сказку о вселенской мести

Я начну творить со скуки.

1933 Pärnu

"Я с Христом здороваюсь издали…"

худ. Карлу Буриану. Вена

Я с Христом здороваюсь издали

И в ссоре с Его Отцом,

А молюсь китайскому идолу

С неистово злым лицом.

Он глазеньем своим пронзительным

Сжигает мозги людей

И чуют угрюмые зрители,

Что нет ничего нигде.

Не уйти из святой покойницкой.

Я знаю: нет новых вех,

А за мной в темноту погонится

Его неприятный смех.

1933 Pärnu

"Я не прочь признать грехопаденье…"

Я не прочь признать грехопаденье,

Как завязку главного узла.

Продал дьявол Евочке без денег

Божье дерево добра и зла.

Все свершилось в час злосчастный разом: —

Мир стал жертвой рока и сивилл,

А неукротимый робот — разум

Человечью прыть закабалил.

И с тех пор Земле, всеобщей маме,

С рельс казенных больше не сойти,

И нельзя ни словом, ни томами

Оправдать нелепого пути.

1933 Pärnu

"Неизвестно — кому молиться…"

Неизвестно — кому молиться

И какие мямлить слова:

Потускнели сонные лица

Невеселого божества.

Все туманней новые весны

И отчетливей скучный путь.

Примирись лучше с жизнью постной

И о счастьи совсем забудь.

Ничего нет — один обычай

Или похоть: существовать.

Не побрезгав мелкой добычей,

Сядет смерть на мою кровать.

1934 Pärnu

"Надо уметь кидаться…"

Борису Нарциссову

Надо уметь кидаться

В пропасть, раскрыв глаза,

А не как принц Датский,

Хватаясь за волоса.

Надо забыть о смерти,

Одетой в желтый скелет,

И скукой из толстой Берты

Выпалить на тот свет.

Надо прославить гимном

Времени едкий яд

И не считать дивным,

Что Божьи трупы горят.

1934 Pärnu

"Около — ни души…"

Около — ни души.

Тьма кругом холодна.

Шепчет чорт: согреши,

Выкинься из окна.

Горечь дум и обид

Рад я перемолоть,

Только кто воскресит

Жадную мою плоть?

Дайте изведать всласть

Раньше мир и себя.

В бездну хочу упасть,

Жизнь до слез полюбя.

1935 Pärnu

"Нам не считать рублей…"

Нам не считать рублей,

Нас не волнуют внуки.

И это — только клей

На паутине скуки.

Знаем, создатель скуп

В ласках для скандалистов.

Сварим себе суп

И без лавровых листьев.

Будет дни, как семечки грызть,

Свету в ладошки хлопать

И выкурим свою жисть

В небес голубую копоть.

1935 Pärnu

HIGH LIFE

Борису Правдину

Принц Уэльский, принц Уэльский…

Свят господской скуки лоск,

Скепсис англо-саксо-кельтский,

Скорбь без искренности слез.

В льстивом вальсе стиль улыбок:

Знай, по лисьему виляй!

А шартрез зеленый выпукл

В трезвом блеске хрусталя.

Маска сладкого бесстрастья —

Ласковый к безволью плюс,

И закат усталой касты

Вкусно преподносит Пруст.

1935 Tallinn

VA BANQUE

Постыло торчать пешкой

Невыдвинутою в бой —

Как тебя там, не мешкай,

Не хнычь над моей судьбой!

Скорей посылай в атаку

На вражеского ферзя —

Прислушиваться к тик-таку

Часов больше нельзя.

Гроссмейстер, ты слишком скучен

Медлительностью игры —

Рискуй! А не то научим

Тебя транжирить миры.

1935 Tallinn

"Замела нас крысой жалость…"

Заела нас крысой жалость

Мука о легионах —

Так еще не дрожалось

Даже сердцам влюбленных.

Пускай над нами гогочут

Праведных злые толпы —

Каждый из них захочет

Добиться однажды толку.

Поймут и пойдут за нами,

Глупыми и смешными,

И наше рваное знамя

Станет для них святыней.

1935 Tallinn

HEITI TALVIK

Из цикла "Dies irae" (1934)

9.

Дать ли сигнал: мы тонем!

Иль спину согнуть холуем?

Нет! За борт всех тех, кто стонет,

И вновь овладеть рулем!

Пусть призрев катастрофы.

Влагу пьяную пьет наш челн —

Долг наш втиснуть в изящные строфы

И стихийную ярость волн.

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

HEITI TALVIK

Из цикла "Сумерки Богов" (1934)

4

Вера во вселенскую суть —

Мягкое ложе сонливым.

А нам не дают уснуть

Острой тревоги приливы.

Пусть порыв наших воль

Ищет в вере путей к нирване,

Жизни соль —

В дерзаньи.

Пляска идей да слов —

Только мираж линючий.

Знанье, твердыню трусов,

Бомбардирует случай.

Мы не знаем,

Что зреет в нас на галерке

За фонарным светом сознанья…

Будем зорки!

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

BETTI ALVER

Зубы

Мои зубы всё считают

Миндалем и райской манной —

Много жаждав и изведав,

Станет мысль в итоге пряной.

Высоко в кривой мансарде

Я о меде, злате Eesti

Напишу однажды эпос,

Пост блюдя по долгу чести.

В платье бархатном, парадном,

Щеки пудрою скрывая,

Вниз гляжу, как ястреб, зорко,

Кофей хлебом заедая.

И жую я спешно, плачу,

Слыша голос новой эры —

Зубы, ведомо, фальшивы,

Ну, а слезы стоят веры.

(перевод с эстонского.)

1935 Tallinn

Из цикла "Лето 1934-го года"

написанного Марии Яновне Л. († 1935)

Чуял я — не к добру

Нашего счастья свежесть…

Б.Н. (1935)

Начинается всегда плохо

И кончается нехорошо.

Плачется иногда сквозь хохот

И не хочется, что большой.

Дурманят часто надежды,

Клокочет от весен кровь.

Счастье прячется где же?

Или — одна любовь?

И вот — мне нельзя не злиться,

Что рок — бездарный поэт:

Меняются только лица,

Влагаемые в сюжет.

1934 Pärnu

"Любовь моя несуразная…"

Любовь моя несуразная —

Нечленораздельный жаргон.

Тобою, как тряпкой красною,

Я взбешен и раздражен.

А Ты мой порыв улыбкою

Гоняешь только вокруг

И тело Твое гибкое

Выскальзывает из рук.

И становлюсь я матовым,

Смиряю свои мечты —

Меня, чудака лохматого,

Разве полюбишь Ты?

1934 Pärnu

Тобой навсегда отравлен

И вижу: выхода нет,

Зацепят чортовы грабли

Скоро и мой скелет.

Для жизни осталось мало,

Для вечности — ни гроша.

У древа добра поймали

Сердитые сторожа.

За все я скажу: спасибо,

Махну рукой и айда!

А пристальных глаз красивость

Оплачу в пути туда.

1934 Pärnu

"Живу и стишки рожаю…"

Живу и стишки рожаю,

Каждый — в двенадцать строк,

Радуюсь словесному урожаю

И думаю: это в прок.

Мир для меня огромен

И неуютно пуст.

Тишь сменяется громом

Без трепета Божьих уст.

Но сам я к себе ласков

И к Тебе, голубой,

А песнь моя стала пляской

Священною пред Тобой.

1934 Pärnu

"Света мало в окошке…"

Света мало в окошке.

Дышится как нибудь.

Вечно черные кошки

Перебегают путь.

В счастье — нездешний Китеж —

Веры нет у меня.

Это и Ты видишь,

За холодность не кляня.

Не полюбить мне вовсе,

Как следует, горячо,

И встретит меня осень

Уже потухшей свечой.

1934 Pärnu

"Теряю от страсти голову…"

Теряю от страсти голову

И чувствую все острей,

А сердце мое, как олово,

Плавится на костре.

Любовь я восторгом праздную

И сладкой бессонницей чту.

А тело Твое прекрасное

Лелею, словно мечту.

Есть много в Тебе лучистого,

Ты — солнышко на снегу,

И я, влюбленный неистово,

Как честь Тебя берегу.

1934 Pärnu

"Припаду к Твоим ногам сегодня…"

Припаду к Твоим ногам сегодня

И скажу: не раб я, не слуга,

Но реке, как море многоводной,

Не войти обратно в берега.

Ты — костер в моем морозном мраке,

Без Тебя — на плахе голова.

Как укусы бешеной собаки,

Жгут Твои прощальные слова.

Для меня осталась Ты святыней,

Пред которой босиком стою,

Воспевая варварской латынью

Роковую праведность Твою

1934 Pärnu