Последнее совпадение [Роберт Голдсборо] (fb2) читать онлайн

Роберт Голдсборо Последнее совпадение

Глава 1

Ну и пусть «Таймс» назвала его лучшим бродвейским мюзиклом года — мне не впервой оказываться по разную сторону баррикад с этим многоуважаемым изданием. Я, кстати, и в театр-то пошел лишь потому, что Лили Роуэн позарез не терпелось поглазеть на это шоу; причем, как выяснилось, ей оно тоже особого удовольствия не доставило.

Правда, судя по поведению Лили, ей в тот вечер не угодил бы и сам Карузо на гребне своей славы. Непривычно тихая, за все время роскошного ужина в «Рустермане» она не произнесла и пары слов, сидела, словно воды набрала; а ведь мы лакомились форелью по-монтански, блюдом, которое ввел в меню сам Ниро Вульф, когда стал присматривать за рестораном после смерти своего старого и преданного друга Марко Вукчича. Да и позже, в театре, в самые, на мой взгляд, удачные и забавные моменты шоу Лили расщедривалась лишь на жиденькие хлопки или хилые смешки. Мои ребра за все представление так и не удостоились ни единого тычка — а именно таким образом Лили обычно выражает свой восторг в театральных ложах.

— Рискую прослыть занудой, но сегодня ты как никогда далека от той жизнерадостной и искрометно-остроумной спутницы, которая снискала мое уважение, почитание и, ух, даже обожание, — заявил я ей по дороге в такси, когда мы катили к её апартаментам, располагающимся на Восточной Шестьдесят третьей улице близ Центрального парка. В ответ меня наградили лишь вымученной улыбкой.

— Да, Арчи, я знаю… Просто я немного не в своей тарелке. Думала шоу приведет меня в чувство, но не тут-то было… Ты уж извини, дружок.

— Так и быть, передо мной можешь не извиняться, — великодушно сказал я. — Я тебя прекрасно понимаю — сколько раз и я бывал сам не свой, когда мы с Великим сыщиком влипали в очередную передрягу. Может, хочешь рассказать что-нибудь? Душу отвести.

Лили скорчила гримаску и пожала плечами.

— Нет, я как-то… А впрочем — почему бы и нет? Заскочи ко мне, пропустим по маленькой.

Я расплатился с таксистом и проследовал за Лили в вестибюль её дома; огромный зал был столь щедро разукрашен белоснежным мрамором, словно хозяин здания состоял в ближайшем родстве с владельцем мраморных копей. Консьерж, который, по моим подсчетам, служил в доме без малого лет сто, привычно приветствовал нас:

— Добрый вечер, мисс Роуэн! Добрый вечер, мистер Гудвин!

После чего проворно просеменил к лифту и нажал на кнопку вызова. Я мысленно вознес хвалу чаевым, которые Лили столь щедро раздает перед каждым Рождеством.

Побывав в апартаментах Лили уже не одну сотню раз, я до сих пор ловлю себя на том, что по приходе неизменно таращусь, как последний деревенщина, на произведения искусства и роскошное убранство. Мы с Лили «давнишние приятели», как окрестили бы нас в колонке сплетен досужие репортеры, причем не особенно погрешив против истины. Собственно говоря, мы с ней и впрямь давнишние приятели, хотя это никогда не мешало каждому из нас наслаждаться общением с иными представителями противоположного пола. Впрочем, если вы рассчитываете разузнать у меня подробности, то, извините — обратились не по адресу. Да и из Лили вам об этом ни слова ни вытянуть.

Кое-что про Лили я вам, тем не менее, готов поведать. Ее покойный папаша перебрался в Америку из Ирландии задолго до того, как я променял Огайо на Манхэттен в поисках славы и богатства; и он быстро достиг успеха как в Таммани-холле — старинном оплоте демократов, — так и в строительном бизнесе. Сопоставив отрывочные сведения, почерпнутые от Лили и Лона Коэна из «Газетт», я уяснил, что Роуэн сколотил состояние, прокладывая в Нью-Йорке канализацию. Изрядный куш от папашиного состояния достался Лили, которая быстро доказала, что способна использовать его с толком. Примером тому служат хотя бы её горное убежище в Катоне, где Лили обычно проводит уик-энды, ранчо в Монтане и несколько довольно внушительных полотен французских импрессионистов в её нью-йоркских апартаментах. Вы лучше меня поймете, если я признаюсь, что до знакомства с Лили такие имена, как Моне, Ренуар и Сезанн звучали для меня так же конкретно, как, скажем, Розенкранц и Гильденстерн.

И еще: несмотря на то, что, как вы уже догадались, Лили отнюдь не нищая, находясь в её обществе, по счетам всегда плачу я. Это я просто так, для полноты картины.

Я уселся со стаканчиком виски с содовой на одном из трех застланных белым диванов в гостиной, а Лили (с таким же стаканчиком) устроилась напротив, поджав под себя аппетитные ножки. Вдруг её темно-синие глазищи уставились на меня.

— Эскамильо, — сказала она, воспользовавшись прозвищем, которым ещё в допотопные времена наградила меня возле одного пастбища, когда залюбовалась, сколь лихо я управился с огромным быком^[1], - мне и в самом деле очень нужно посоветоваться — и в первую очередь с тобой, — но я дала зарок молчания.

— Решать, конечно, тебе, — сказал я, — но помни, что здесь, — я выразительно постучал себя по макушке, — хранится великое множество тайн, которые умрут вместе со мной.

— Я знаю, но колеблюсь лишь потому, что речь идет о Норин.

— Ты имеешь в виду свою племянницу?

Лили кивнула, легонько закусив нижнюю губку. Норин Джеймс приходилась дочерью Миган Джеймс, сводной сестры Лили. Я видел Норин всего несколько раз, но этого хватило, чтобы составить о девушке, пару лет назад закончившей колледж, вполне благоприятное впечатление.

— Наркотики? — закинул удочку я.

— Н-нет. Во всяком случае, об этом мне пока ничего не известно. Пожалуйста, не понукай меня, — попросила Лили и приумолкла, воздавая должное содержимому стакана. Затем, внимательно изучив полотно Ренуара на противоположной стене, заговорила:

— Ты ведь знаешь — у нас с Норин довольно близкие отношения. Она не только в миллион раз лучше своей матери, но и… словом ты знаешь, как я к ней отношусь.

Я и впрямь это отлично знал. Родственных чувств сестры друг к дружке не питали, и не трудно было понять — почему. Если Лили отличается общительностью, веселым нравом, душевной щедростью, независимостью суждений и — по своему собственному признанию — сибаритскими наклонностями, то Миган, в противоположность ей — особа обидчивая, вздорная, взбалмошная и завистливая. Имев несчастье вдоволь с ней наобщаться, я пришел к выводу, что быть с ней — примерно такая же радость, как застрять в пробке с нью-йоркским таксистом, которому всю жизнь не давали выговориться, но теперь он решил наверстать упущенное.

— Мы с Норин видимся довольно часто, — продолжила Лили. — Просто так, поболтать о том, о сем. Она всегда относилась ко мне с большим доверием, чем к матери, а это, сам понимаешь, не слишком способствовало улучшению моих отношений с Миган… Не скажу, впрочем, чтобы меня это особенно огорчало. Обычно мы встречаемся с Норин примерно раз в месяц.

— Да, ты говорила. В отеле «Плаза», да?

По губам Лили скользнула мимолетная улыбка.

— Норин влюблена в местную кухню. Однако в последние два раза, что мы там обедали, она была просто сама на себя не похожа. Ты же сам знаешь, какая она всегда живая, разговорчивая и непосредственная. Так вот, увидев её месяц назад, в последнюю субботу июня, я просто глазам своим не поверила. Она выглядела… изможденной — другого слова я и подобрать не могу. Как будто совершенно сна лишилась. И казалась какой-то отрешенной. Обычно она с удовольствием выслушивает, как тетка Лили сплетничает про «наш обезьянник», как ты его называешь. Мы пьем шабли, закусываем салатом и весело хихикаем. В тот же раз её словно подменили. Девочка почти все время молчала, а в ответ на мой вопрос, не случилось ли чего, пробормотала что-то насчет занятости на службе.

— Она, по-моему, устроилась в издательство? — вставил я.

— Да, в «Мельбурн Букс». Редакторская работа всегда была ей по душе. Я попыталась её расспросить, но Норин уклонилась от ответа, и мне ничего не оставалось, как сменить пластинку. Достаточно того, что и мать её постоянно шпыняет… Так вот, в последнюю нашу субботнюю встречу все повторилось. Норин выглядела мрачнее тучи — как и в прошлый раз, а, может быть, и хуже. Как я ни старалась развлечь её веселым трепом и смачными байками, она сидела, словно в воду опущенная. И молчала — будто язык проглотила. Однако тогда я решила во что бы то ни стало выведать у нее, что случилось. Поначалу, правда, она держалась стойко, ссылаясь на какие-то служебные неприятности, но я уже не верила ни единому слову. Пришлось мне признаться, что я люблю её как мать… которая вот уже полтора месяца отдыхала на Ривьере. Сегодня Миган уже должна была вернуться домой, хотя ещё не звонила. Как бы то ни было, Норин вдруг прорвало, и слова полились из неё потоком вперемешку со слезами.

Лили откинулась назад и закрыла глаза. Я снова наполнил оба бокала виски и уселся на место, не желая подгонять свою собеседницу.

— Такими темпами мне придется держать речь до самого утра, — горько улыбнулась Лили, предательски заморгав. — Ты, должно быть, уже и сам догадался, что Норин… — она судорожно сглотнула, — …обесчестили. — Лили встряхнула головой и провела рукой по пепельным волосам. — Самое гнусное во всей этой мерзкой истории, что виновником оказался её знакомый, который её и пригласил — чтоб его черти разорвали!

— Любовник-насильник, — вполголоса заметил я.

Лили поморщилась:

— Какое гадкое выражение!

— Сродни его подлому поступку. Кто он, черт побери?

— Она отказалась говорить. Мне и так приходилось из неё каждое слово едва ли не клещами вытягивать. Хотя кое-какие догадки у меня есть. — Лили отпила виски. — Она встречалась одновременно по меньшей мере с двумя парнями. Один из них очень славный… во всяком случае, мне так кажется, хотя после случившегося голову на отсечение я уже не дам! Познакомил их её брат Майкл, а служит он на Уолл-стрит. А вот другой… Господи, даже язык не поворачивается… — Франт Линвилл.

— Расфуфыренный павлин, о котором трубят все газеты?

Вместо ответа Лили удостоила меня легким кивком и гримаской.

— В течение последних месяцев Норин не раз, пусть и не очень часто, видели в компании «ранних, но богатеньких», в числе которых был и Линвилл. Ты спрашивал про наркотики; так вот, я точно не знаю, но Норин, по-моему, не увлекается ни кокаином, ни каким-либо новомодным зельем. А вот насчет других зарекаться не стану, в особенности это касается Линвилла. Я видела его всего дважды, Арчи, но он — тот ещё фрукт! В жизни не сталкивалась с более заносчивой и самовлюбленной личностью! Мне кажется, что он просто вскружил девочке голову, а азарт, веселье и шум ночных клубов довершили начатое. Представляешь, как интересно быть с парнем, которого узнают все швейцары и метрдотели!

— И ты думаешь, что именно он…

— Я уверена, Арчи. Узнав от Норин, что с ней случилось, я сразу попыталась выведать у неё имя негодяя. Но она тут же забилась в скорлупку, а потом… закатила настоящую истерику. Я поклялась, что не проболтаюсь ни единой живой душе, но к тому времени окружавшие нас люди уже так и ели нас глазами. Норин сказала, что никто, даже Миган, ни о чем не догадывается. Однако, когда я упомянула Линвилла, то по одному лишь её поведению догадалась — это он!

— И, разумеется, привлекать его к ответственности Норин не собирается.

Лили помотала головой из стороны в сторону.

— Судя по нескольким словам, что мне удалось из неё выудить, она считает случившееся своей виной.

— А ты как считаешь?

— На мой взгляд, она ведет себя именно так, как и свойственно подавляющему большинству женщин, живущих в обществе, где правит бал Мужчина; в котором обесчещенных женщин обвиняют в том, что они сами спровоцировали мужчину жестом, платьем или даже просто взглядом. И только посмей возразить!

Лили метнула на меня испепеляющий взгляд.

— И не подумаю. Ты абсолютно права.

Она неожиданно смягчилась.

— Извини, уж на тебя-то я не хотела напускаться. Но эта история совсем выбила меня из колеи, и ты даже не представляешь, насколько беспомощной я себя ощущаю. Норин такая славная, милая и добрая девушка, а тут… Как будто её уничтожили, растоптали.

— Что ж, к частичке её это, безусловно, относится. По меньшей мере, такой доверчивой она уже больше никогда не будет.

— И хорошо, — мрачно промолвила Лили. — Мужчинам нельзя доверять… Разве что тебе. Иногда.

— И на том спасибо, — криво ухмыльнулся я. — А теперь, раз уж ты так разоткровенничалась, задам тебе один вопрос, который заставит тебя переоценить мою понимающую и сочувствующую натуру. Ты уверена, что твоя племянница и впрямь невинная жертва?

Яростный взгляд пригвоздил меня к дивану.

— Что ж, — процедила наконец Лили, — я понимаю неизбежность этого вопроса. Как-никак, ты сыщик, и должен знать факты и прочую дребедень.

— И впечатления, — напомнил я.

— Неужели ты и вправду думаешь, что я бы вылила на тебя весь этот ушат грязи, если бы хоть на минутку усомнилась в Норин?

— Ты права. Однако, как ты только что справедливо отметила, вопрос был неизбежен, — сказал я, поднимаясь. — Мне пора. Если хочешь знать мое мнение, то после того, как Норин поделилась с тобой, ей хоть и немного, но полегчало.

Лили вздохнула.

— Мне, во всяком случае, точно полегчало, когда я поделилась с тобой, даже и нарушив данное ей обещание. Просто я прекрасно понимаю, что от тебя это дальше не пойдет — ты ведь у нас могила, как известно. Кстати, могила, ты можешь посоветовать что-нибудь дельное?

Уже стоя в дверях, я обернулся и пожал плечами.

— Тебе? Боюсь, что нет. В данную минуту, по крайней мере. А вот кое-кому другому я мозги вправить собираюсь.

— Надеюсь, не Норин? — испуганно спросила Лили.

— Нет — и ты это прекрасно понимаешь. Я собираюсь завтра нанести визит мистеру Франту Линвиллу.

Глава 2

Следующий день начался довольно буднично. Без четверти восемь я уже сидел за своим столиком на кухне нашего особняка, расположенного на Западной Тридцать пятой улице неподалеку от Гудзона; того самого особняка, который большую часть прожитых дней я привык именовать своим домом. А кухонный столик этот — едва ли ни единственное место, где я привык завтракать, если не гощу у Лили в Катоне или не сижу в тюремной камере; последнее, правда, за годы службы у Ниро Вульфа случалось со мной довольно часто.

Покончив с бокалом свежевыжатого апельсинового сока и чашечкой черного кофе, я уже приступил ко второй чашечке, заодно воздавая должное канадскому бекону и оладьям с тимьяновым медом, которые приготовил для меня заботливый Фриц Бреннер.

Ниро Вульф, верный своим утренним привычкам, вкушал завтрак, поданный ему на подносе прямо в постель, тогда как компанию мне составляла свежая «Таймс», укрепленная в подставку, которую я собственноручно смастерил, чтобы, читая газету, освободить себе обе руки для еды. Фриц Бреннер, непревзойденный шеф-повар и незаменимый винтик в механизме управления нашим хозяйством — тут он успешно конкурировал с Вульфом, — уже потихоньку готовился к обеду: возился с малютками-лобстерами и чистил авокадо.

Мы с Фрицем совместно разработали кодекс поведения, благодаря которому сумели все эти годы просуществовать под одной крышей в любви и согласии. Вот одно из наших золотых правил: Фриц не разговаривает со мной во время завтрака, а я не учу его готовить пищу; простенько, но действует безотказно! Впрочем, «Таймс» мне быстро наскучила: «Метс» плелись в таблице лишь на пятом месте, да и «Янки», ведомые тренером-самодуром, выглядели не лучшим образом.

Правда, после вчерашних событий удовлетворить моему взыскательному вкусу могла бы лишь статья о последних похождениях Франта Линвилла. Лили из кожи вон лезла, пытаясь отговорить меня от встречи с ним, тогда как я уверял, что даже словом не обмолвлюсь про её племянницу. Лили хмурилась, продолжая спорить, однако в конце концов сдалась, заставив меня побожиться, что про Норин я даже не заикнусь.

Покончив с завтраком, я прихватил чашечку чёрного кофе и прошагал с ней по коридору в прихожую, а оттуда в кабинет. Вульфа, ясное дело, на месте не было. И не могло быть — до одиннадцати. Каждую неделю, с понедельника до субботы, давний регламент требует его ежедневного четырехчасового (сначала с девяти до одиннадцати утра, а потом ещё с четырех до шести вечера) присутствия в расположенной на четвертом этаже оранжерее, где Вульф холит и нежит десять тысяч орхидей бок о бок с Теодором Хорсманом, почти замшелым от времени садовником, который прослужил у Вульфа ещё дольше, чем я.

Плюхнувшись за свой стол, я обвел взглядом разложенные кипы бумаги — свою работу на сегодняшний день. В основном, она заключалась в погашении счетов и обновлении картотеки орхидей, которую в течение нескольких последних лет я вел в персональном компьютере. Никакого расследования мы с Вульфом в настоящее время не вели, что как нельзя более устраивало этого лентяя, которого хлебом не корми, а позволь бить баклуши. Банковский счет наш особых тревог мне не внушал, главным образом, благодаря сногсшибательному гонорару, который сорвал наш жирный гений, определив (не без помощи вашего покорного слуги, разумеется), кто из семи слуг миллионера из Скарсдейла умыкнул его уникальную коллекцию монет, оцениваемую суммой с шестью нолями.

Еще раз обведя глазами бумаги, я отодвинул их в сторону и набрал номер Сола Пензера. Если есть среди вас такие, кто впервые знакомится с моими рассказами, поясню, что Сол — вольнонаемный (или частный, если вам так привычнее) сыщик, равных которому, на мой взгляд, нет не только в Большом Нью-Йорке, но даже во всем Западном полушарии. А может — и в Восточном. По заданиям Ниро Вульфа, например, он занимался не только наружной слежкой, но и составлял всеобъемлющие досье на людей, которые были настолько засекречены, что их имена даже никогда не всплывали в газетах.

Сол оценивает свои услуги раза в два дороже, чем любой другой собрат по профессии, и тем не менее отвергает куда больше предложений, чем принимает. Хотя Ниро Вульфу почти никогда не отказывал. Он также почти никогда не упускает случая выиграть у меня несколько долларов во время нашей еженедельной игры в покер.

— Приветик, — поздоровался я, когда со второго звонка Сол поднял трубку. — А я думал, что ты уже прочесываешь пыльные улицы нашего стольного града.^[2]

— Так оно и есть — ведь ты меня уже в дверях выловил. Любопытное дельце в Лонг-Айленд Сити сегодня заканчиваю. Чем ты собирался со мной поделиться?

— Хватит того, чем я с тобой поделился вчера, когда мой стрит нарвался на твой флеш^[3]. Мне нужны от тебя кое-какие сведения.

— Выкладывай.

— Что ты можешь мне сказать про Франта Линвилла?

— А, про этого хлыща, набитого зеленью, которого пару недель назад замели в «порше» на Гранд-Сентрал Парквей за превышение скорости. Ты, небось, и сам читал.

— Ты мне зубы не заговаривай, а говори.

— Слушай, Арчи, ты ведь тоже читаешь газеты. Тебе известно столько же, сколько и мне. Этот щелкопер просто набит деньгами. И женщин у него уйма. Словом, типичный синдром избалованного принца.

— Наркотиками не балуется?

— Вполне возможно, хотя голову на отсечение не дам. Впрочем, я особенно не интересовался. Мы с Линвиллом, хе-хе, вращаемся в несколько разных кругах.

— А где он обитает?

— Понятия не имею. А какое тебе вообще дело до этого фанфарона?

— Меня съедает зависть из-за его богатства и славы. Хочу научиться жить, как он.

— Верю, — промолвил Сол. — Слушай, я перезвоню тебе через несколько минут. Ты никуда не убегаешь?

— Нет, сижу между телефоном и «ай-би-эмкой». А что, тебе надо слетать на Лонг-Айленд?

В ответ трубка щелкнула, и послышались короткие гудки. Я повернулся к компьютеру и принялся заносить в него сведения по скрещиванию орхидей из карточек размером три дюйма на пять, которые Теодор оставил вечером на моем столе. Я предавался этому занятию минут шесть, прежде чем зазвонил телефон.

— Есть чем писать? — поинтересовался голос Сола.

— Разумеется. Ты что-то долго канителился.

— Мистер Линвилл, — произнес Сол, пропуская мой язвительный выпад мимо ушей, — является, как написали бы историки, отпрыском двух династий. Зовут его Бартон, в честь девичьей фамилии матери. Она родом из тех Бартонов, которые владеют сетью универмагов. Отцу же его, как тебе наверняка известно, принадлежит львиная доля акций мощной компании «Замороженные продукты Линвилла». Наследнику, единственному сынку, сейчас двадцать шесть лет и живет он один — большей частью, по крайней мере, — в роскошном гнездышке о трех спальнях в старом, но, как мне сказали, весьма элегантном курятнике на Восточной Семьдесят седьмой улице. — Сол назвал мне точный адрес. — Ты ни за что не поверишь, но больше всего он любит коротать вечера ни где-нибудь, а в «Моргане», где собирается вся наша золотая молодежь. Его там видят по меньшей мере два-три раза в неделю, причем обычно в обществе одной, а то и двух хорошеньких девушек, или друзей. Будучи истинным рыцарем, он славится тем, что хвастает о своих любовных победах налево и направо. На тот случай, если ты вдруг не знаешь, «Моргана» — это чудовищно и совершенно необоснованно дорогая забегаловка на Второй авеню, куда набиваются толстосумы лет двадцати и старше, которые любят, чтобы о них судачили и писали в газетах; а также обожают мозолить глаза — друг дружке, главным образом.

— Ты будешь шокирован, но я там бывал, — заявил я.

— Меня ничто не шокирует, — хмыкнул Сол, — хотя ты оказался недалек от истины.

— Непредсказуемость — мой конек. Итак, из всего тобою сказанного, я делаю вывод, что мистер Линвилл влачит жизнь отшельника и философа.

— Не верь, если кто-нибудь скажет тебе, что ты в ладах с родным языком, — съехидничал в ответ Сол. — Даже я не сказал бы лучше. Как бы то ни было, наш герой обычно проводит в «Моргане» часа по три кряду поздним вечером, после чего перемещается в Гринвидж-Виллидж или в Сохо. Пьет умеренно, главным образом скотч, но если порой случается перебрать, то может и потерять над собой контроль и дать волю рукам. Правда, драчун из него неважный. Во всяком случае, несколько месяцев назад, затеяв драку в «Моргане», Бартон Линвилл получил изрядную нахлобучку. Правда, главным образом пострадала его гордость.

— Ты просто кладезь познания, Сол. Я поражен.

— Еще бы. Могу порассказать ещё кое-что, если ты способен на пару минут оторваться от своей драгоценной «ай-би-эмки».

— Ради тебя я готов даже на эту жертву.

— Очень тронут. Так вот, наш принц служит — точнее числится — в холодильной компании своего папаши. Служба — чистейшей воды синекура, и юный отпрыск палец о палец не ударяет, чтобы получить жалованье от своего старика.

— Не парень, а сущий клад!

— Это точно. Что ж, будем считать, что благих дел с меня на сегодня достаточно. Пока, Пинкертон, я поскакал на Лонг-Айленд.

Я не успел даже проквакать что-нибудь благодарственное, как трубка запикала.

Я прошагал к полкам, на которых мы храним подборки «Таймс» и «Газетт» за последний месяц и, прихватив наудачу стопку «Газетт», вернулся на свое место. Ясное дело, интересующая меня заметка оказалась в номере на самом дне кипы. С фотографии на меня смотрела ухмыляющаяся физиономия облаченного во фрак Франта Линвилла, которого засняли во время какого-то благотворительного ужина на следующий день после задержания по случаю превышения скорости на Гранд-Сентрал Парквей. В заметке его называли «разудалым светским ухарем-гулякой», а сам Линвилл в интервью репортерам, заявил следующее: «Из-за чего сыр-бор-то? На такой машине летать надо, а не ездить. Тем более, что я был трезв как стеклышко. Я потребовал, чтобы меня проверили, и вот — как стеклышко! Да я, черт побери, лучше свою тачку на скорости в сотню миль^[4] держу, чем любой из этих козлов на сорока пяти!»

Затем я позвонил Фреду Даркину, частному сыщику, к услугам которого мы с Вульфом прибегаем в тех случаях, когда занят Сол, или когда Солу требуется подмога, или когда дело не слишком сложное. Фред, коренастый крепыш ростом пять футов десять дюймов — отнюдь не дурак, но звезд с неба не хватает. Зато он храбр, честен и надежен, а эти три качества (в моих и Вульфа глазах) с лихвой компенсируют все, чего ему недостает по части шевеления извилинами. Я знал, что в последнее время Фред частенько простаивал без дела, поэтому ничуть не удивился, застав его дома (Фред жил в Куинсе) в те часы, когда большинство двуногих вкалывают, добывая себе хлеб насущный.

— Что, мистер Вульф предлагает работу? — оживился он, не дослушав моих приветственных излияний.

— Не мистер Вульф, а я. Наружная слежка, по твоей обычной таксе.

— Я готов, — выпалил Фред. — Хоть сию минуту.

— Начнешь прямо с сегодняшнего вечера. Возможно, работа займет несколько вечеров.

Я сразу ввел его в курс дела. Про Линвилла Фред ничего не слыхал, зато знал, где расположена «Моргана». Мы уговорились, что до шести вечера (а именно в это время Вульф спускается из оранжереи) он заедет ко мне за газетной фотографией. Фред, насколько я его помню, всегда тушевался в присутствии Ниро Вульфа. Правда, на сей раз нанял его я, а не Вульф, а чем я занимаюсь в свободное время — это мое личное дело.

Глава 3

Как-то раз один наш клиент, служащий сталелитейной компании по фамилии Хазлитт, признался мне, что считает ужин за столом Ниро Вульфа исключительным событием своей жизни. Не сомневаюсь, что мистер Хазлитт выражался искренне, хотя сам судить объективно не берусь, ведь я сиживал за столом Его Пузачества столько раз, что совершенно не представляю, какие чувства испытывает человек, впервые пересекающий порог нашей столовой.

У нас заведено — и неукоснительно выполняется в девяноста девяти случаях из ста, — что обед и ужин подаются в столовой, расположенной на первом этаже напротив кабинета. Как правило, Фриц накрывает стол для двоих — Вульфа и меня, — но иногда Вульф приглашает на трапезу гостя, например, мистера Хазлитта. Сегодня вечером мы ужинали вдвоем, и Вульф (как это тоже у нас заведено) задал тему для беседы.

Воздав должное телятине, запеченной в горшочке с помидорами и морковью, Вульф пространно объяснял, почему Римская империя была обречена на гибель уже с момента образования, а я только кивал и работал челюстями, лишь время от времени задавая умный вопрос, чтобы Вульф знал: я весь внимание. Телятина, как и последовавший за ней персиковый пирог, полностью соответствовала обычному для Фрица пятизвездному стандарту. Когда мы переместились в кабинет пить кофе, Вульф немедленно погрузился в очередную книгу, «Людовик XIV: жизнеописание» Оливье Бернье, что я только приветствовал, поскольку мог без помех поломать голову над тем, как подкатить к Франту Линвиллу, если позвонит Фред. Не могу сказать, что мне приходится часто упражнять мозги подобным образом, но, когда это случается, занятость Вульфа бывает весьма кстати.

Минут сорок пять спустя, допив кофе и устав наблюдать, как Вульф переворачивает странички, я развернулся на своем вращающемся стуле к столу, включил компьютер и вновь погрузился в картотеку скрещивания орхидей. Однако буквально в следующую минуту зазвонил телефон, и я, как всегда, снял трубку и ответил:

— Контора Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

— Это Фред. Объект только что вошел в «Моргану» в сопровождении какого-то мужчины. Я нахожусь напротив, перед витриной канцелярской лавки. Буду ждать здесь. Какие указания?

— Очень хорошо. Спасибо.

Положив трубку, я подумал, что Фред от недостатка занятости через чур увлекается просмотром полицейских сериалов. Его лексикон явно нуждался в чистке. Прождав минут пять, я встал, потянулся и сладко зевнул.

— Пойду прогуляюсь, — сказал я Вульфу. — Размяться перед сном не мешает, да и вечерок вроде погожий стоит.

— В самом деле? — изогнул брови Вульф, откладывая книгу и нажимая на кнопку звонка, чтобы Фриц принес пиво. — А с кем ты разговаривал?

— С Фредом. Насчет покера уговорились. Ну, я пошел.

Ответа не последовало, хотя я его и не ждал. Выходя из кабинета, я обернулся и увидел, что Вульф уже снова уткнулся в книгу.

Работая над каким-либо делом, я порой беру такси или пользуюсь нашим «мерседесом» — владеет им Вульф, а управляю я. На сей раз, поскольку на работу я подрядился по собственной инициативе, вопрос о выборе не стоял. Выйдя на крыльцо и убедившись, что Фриц запер за мной дверь, я, вдыхая свежий, приятный воздух, прошагал по Тридцать пятой улице на восток до Восьмой авеню, где после шестиминутного размахивания руками наконец остановил такси и попросил водителя высадить меня на углу в одном квартале от «Морганы».

На улицах было немноголюдно, да и машин было — раз, два и обчелся. Словом, когда таксист доставил меня на угол Второй авеню, Фреда я увидел сразу. Он сиротливо торчал перед витриной уже закрывшейся на ночь канцелярской лавки и выглядел столь же неприметно, как леопард в прачечной самообслуживания.

— Как приятно встретить родную физиономию, — сказал я, приближаясь к нему и уже начиная корить себя за то, что поскупердяйничал и не нанял Сола.

— Арчи, если в «Моргане» нет запасного выхода, в чем я почти не сомневаюсь, то объект там, — прошипел Фред — еле слышно, хотя на расстоянии броска гранаты от нас не было ни души. — Позвонив тебе, я глаз со входа не сводил. Он пришел ещё с каким-то парнем. Линвилла я узнал сразу. Он довольно невысокий, примерно пять и восемь. Волосы темные, блестящие. Светло-коричневый спортивный пиджак, темная рубашка без галстука, рыжие брюки. Приятель же его светловолосый, волосы почти бесцветные, а росточек ещё меньше, чем у Линвилла. Пять и три^[5], должно быть, но не больше, чем пять и четыре. Одет в синий свитер, серые брюки и белую рубашку с открытым верхом.

— Спасибо, — кивнул я, устыдившись своих недавних сомнений, — Что ж, теперь я сам вступаю в игру.

Я отсчитал несколько купюр, с лихвой покрывающих потраченное Фредом время, и протянул ему.

— Вообще-то я и подождать могу, — сдавленно произнес Фред. — Ведь мистер Вульф платит мне только за расходы, а на остальную сумму выдает чеки. И ты это отлично знаешь, поскольку сам их выписываешь.

— Ты прав, — согласился я, пряча бумажки в карман. — Просто я подумал…

— Что ты подумал? — гневно вскричал Фред, забыв даже понизить голос. Что у меня в карманах ветер свищет? Что я в подачках нуждаюсь? Зря ты так!

Резко повернувшись, он зашагал прочь.

Я окликнул его, но Фред не ответил и вскоре растворился в темноте. Похоже, что первый опыт игры в работодателя вышел мне боком, подумал я. Придется, как это ни противно, подучиться у Ниро Вульфа. Я дал себе зарок завтра же непременно помириться с Фредом, и переключил внимание на противоположную сторону улицы.

Не могу сказать, чтобы дискотека «Моргана» была для меня terra incognita; разочек я там был — и с меня вполне хватило. Лет шесть назад, когда о «Моргане» только впервые заговорили, я сводил туда Лили. С нами были ещё её друзья, и меня — как сейчас помню — поразило, какую сумму выбросили владельцы на яркое стеклянно-хромированное оформление и внутреннее убранство.

Насколько я помнил, возраст посетителей колебался от молодого до среднего, но отличало всех редкое самодовольство и скучающий вид. И ещё я запомнил, что в моем виски с содовой виски присутствовало в явном меньшинстве.

Зато танцы — ха! Хотя музыка в дискотеке была соответствующей, мы с Лили не удержались и показали, как надо выписывать кренделя ногами! Мы с ней, конечно, не Астер и Роджерс^[6] — ничуть, — но мне до сих пор приятно вспомнить, как тогда эти скучающие утки впервые осознали, что такое настоящий класс.

Однако, хватит воспоминаний. «Моргана» занимала весь первый этаж внешне непримечательного пятиэтажного кирпичного здания на углу Второй авеню и Семидесятой улицы. Массивные двойные хромированные двери, видимо, для соответствия нововавилонскому облику дискотеки, были обрамлены розовым мрамором и полуприкрыты лавандовым балдахином с розовой же бахромой.

Я так и не понял, почему швейцара облачили именно в нежно-голубую ливрею, хотя должен тут же признаться, что в дизайнеры никогда не метил. Я мысленно прикинул, не попытаться ли проникнуть внутрь, тем более что бар «Моргана» при всей претенциозности, частным клубом не являлся, однако решил, что не стоит: знакомиться с Франтом Линвиллом было лучше в относительной тишине и спокойствии Второй авеню, нежели посреди бедлама дискотеки. Опершись на металлическую решетку, защищавшую витрину канцелярской лавки, я решил подождать.

Швейцар, несмотря на нелепое одеяние, все же меня порадовал: его маячившая перед входом была единственным признаком того, что в «Моргане» ещё теплится жизнь; во всяком случае, за первые семнадцать минут бдения больше я не видел ни души. Не считая, правда, нескольких случайных прохожих: старушка, божий одуванчик, даже остановилась и мило заметила, что стоит замечательная погода, а седовласый индюк в трусах и майке, бежавший трусцой, едва не сбил меня с ног, увлеченный какой-то идиотской музыкой, оравшей из наушников.

Словом, от избытка посетителей «Моргана» не страдала, если, конечно, вопреки предположению Фреда, все они не ломились с черного хода. Наконец остановившееся перед входом такси высадило молодую парочку, потом подкатила ещё одна машина, сразу после чего швейцар остановил такси для более пожилой пары, покидавшей дискотеку. Я зевнул, начиная сожалеть, что бросил курить, и поудобнее оперся на решетку, прутья которой немилосердно вгрызались мне в спину. Светящиеся стрелки наручных часов подсказали мне, что уже двадцать минут одиннадцатого. Неужели Франт Линвилл вознамерился провести в «Моргане» весь вечер?

Я уже всерьез задумывался, не покинуть ли свой пост, когда хромированные двери дискотеки распахнулись, и на улицу, сопровождаемый приятелем, степенно вышел сам Линвилл, собственной персоной. Прежде чем продолжать, хочу честно признаться, что на следующее утро, когда я посвятил Вульфа в случившееся накануне, мнение, высказанное им о моих мыслительных способностях, было не самым высоким. «Арчи, — произнес он, — как я не раз уже тебе говорил, твой злейший враг — невыдержанность. И случившееся только лишний раз это подтверждает. Ты даже не удосужился составить план действий!»

Ладно, поделом мне, ведь недавно, сидя за чашечкой кофе в кабинете, я и впрямь потратил время зря, хотя мог бы, по крайней мере, разработать хоть какую-то стратегию. Тогда же, увидев выходящего из дискотеки Линвилла, я, отринув все мысли прочь, решительно устремился к нему, едва успев увильнуть от шального автомобиля и юного корейца-рассыльного на велосипеде. Швейцар уже поднес к сложенным в дудочку губам свисток, чтобы остановить такси для своих клиентов, когда я вырос перед ними, словно из-под земли.

— Франт Линвилл? — обратился я к более высокому из парочки, прилизанному брюнету с глубоко посаженными глазами, делающими его похожим на молодого красавчика, рекламирующего продукцию Джорджио Армани.

Повернувшись ко мне, Франт Линвилл удостоил меня ослепительной улыбкой в стиле Кирка Дугласа:

— Возможно. Что вам надо?

Речь и манера держаться вполне соответствовали моим представлениям о нем. Пока.

— Я хотел бы переговорить с вами — с глазу на глаз, — ответил я.

Я многозначительно посмотрел на его светлоголового приятеля-лилипута и перевел взгляд на швейцара. Тот усиленно разглядывал пуговицы на ливрее.

— А, очередной репортеришка, — презрительно ухмыльнулся Линвилл, сложив руки на груди и вздернув подбородок. — Что-то я вас не припомню, приятель.

Знавал я любителей дешевых хот-догов на Лексингтон-авеню, которые изъяснялись куда изящнее.

— Вообще-то я не из газеты, — промолвил я, — а…

В эту минуту коротышка вставил слово, которое я на этих страницах не приведу, но которое целиков завладело моим вниманием.

— Заткнись, мини-хорек, — процедил я, угрожающе придвигаясь, — если не хочешь, чтобы я подмел тобой улицу.

Пигмей повторил это слово, и я уже вздернул было правую руку, но швейцар ловко перехватил её, прежде чем я успел размахнуться. В ту же минуту из дверей выбралась пестро разодетая парочка, и женщина в белой меховой шубке (абсолютно ненужной в эту погоду) испуганно взвизгнула. Потом проверещала заплетающимся языком:

— Ой, Джош, они тут, кажется, драку затеяли! Боже, какой кошмар!

— Какой стыд, ты хотела сказать, — поправил её Джош голосом, который свидетельствовал о том, что хоть один из этой пары был трезв, пусть даже и не умел подбирать пиджак в тон брюкам. — «Моргана» уже давно превращается в притон. Больше мы сюда ни ногой. Пошли быстрее, такси мы и сами найдем!

— Прошу вас, сэр, оставьте их в покое, — тихонько попросил швейцар, не выпуская моего запястья. Ему было уже лет под шестьдесят — седые волосы, красное лицо и голубые глаза под стать дурацкой ливрее, — и он смотрел на меня таким страдальческим взором, словно моя выходка обрекала его на голодную смерть.

— Да, приятель, послушай мудрого совета и вали отсюда, — добавил Линвилл на своем подзаборном английском. — А то выйду из себя и разрешу Холли тебя отделать!

Приятели дружно загоготали, а седовласый швейцар, прекрасно понимавший, что мне ничего не стоит размазать его по стенке, потихоньку освободил мою руку.

— Прошу вас, сэр, — умоляюще повторил он. — Оставьте этих джентльменов в покое.

— Вам бы следовало проверить значение слова «джентльмен» по словарю, — огрызнулся я, но было уже ясно, что первый раунд я проиграл. Я повернулся и, поджав хвост, убрался восвояси, подгоняемый обидным хохотом и ухарским свистом.

Глава 4

Я не любитель выпивать в барах, особенно в одиночку, но в тот вечер сделал исключение. Оставив упивающуюся победой троицу перед входом в «Моргану», я прошагал по Второй авеню к югу, кварталов, эдак, с шесть. Потом, все ещё кипя как чайник, решил завернуть в полупустой ирландский бар. Две порции виски с содовой спустя я уже начал отходить, но был все ещё достаточно зол, чтобы представлять, с каким удовольствием скинул бы Линвилла и его горлопана-приятеля с самого высокого моста в Ист-Ривер.

Однако даже расслабленность после выпивки не позволила мне забыть про необходимость доставлять пользу организму, поэтому, щедро расплатившись с барменом, домой я отправился пешком и взошел на крыльцо нашего особняка в семнадцать минут первого. Поскольку дверь была заперта изнутри, мне пришлось звонить, однако совесть моя оставалась спокойной — Фриц всегда зачитывался допоздна. Заглянув по пути наверх в темный кабинет, я убедился, что Вульф уже уединился в своей комнате.

Несмотря на бурно проведенный вечер, спал я как убитый, набирая свою привычную норму, а утром в обычное время уже сидел за своим столиком, просматривая «Таймс», потягивая кофе и воздавая должное вкуснейшим оладьям и прочим лакомствам, которые приготовил на завтрак Фриц. Подспудно в дальнем уголке моего мозга теплились мысли о том, как бы снова подкатить к Линвиллу. Один проигранный раунд — ещё не поражение, всегда считал я.

Без четверти девять, уже сидя в кабинете, я продолжал вынашивать планы мести, когда зазвонил телефон.

— Арчи! — ворвался мне в ухо полузадушенный голос Лили. — Ты… ты…

— Что? Послушай, ты не заболела?

— Арчи, ты встречался с ним… вчера вечером?

— С Линвиллом? Да, но мне не хотелось бы это обсуждать. Боюсь, что особых лавров я не снискал, хотя…

— Арчи, он мертв!

— Что!? Ты имеешь в виду Франта Линвилла?

— Да, — еле слышно прошелестела она. — Он мертв. Его убили. В гараже. Этой ночью. Я…

— Постой-ка, — перебил я, — и выслушай меня. Я тут ни при чем, если ты этого опасаешься. Хотя, каюсь, после личного знакомства с этой обаятельной личностью, мысли о зверской расправе не раз посещали мою голову. Расскажи, что знаешь.

— Я только что услышала об этом по радио. Включила новости и… передали, что он мертв.

— Как это случилось.

— Тело нашли утром в гараже, где он держит свою машину. Он… Его ударили чем-то по голове.

— И все это передали по радио?

— Да, на волне новостей. Я обычно включаю эту станцию, пока сушу волосы. Господи, Арчи, что случилось? Это не твоих рук…

— Не верещи, пожалуйста, я ведь уже тебе объяснил, что не виновен. Я видел его вечером, было дело, возле «Морганы», в компании дешевого дружка-сквернослова, которого он называл Холли. Мы перебросились парой-тройкой слов, и не более того. А больше по радио ничего не передали?

— Почти ничего, — сказала Лили. — Гаражный служащий нашел труп Линвила на бетонном полу возле его машины. Кажется, рано утром.

— Да, поэтому «Таймс» не успела ничего сообщить. Хорошо, мне нужно кое-куда забежать; я буду держать тебя в курсе. Однако перед уходом мне было бы приятно знать, что ты мне поверила.

— Ну, конечно же, я тебе верю, Арчи, — без секундного колебания ответила Лили. — Просто мне показалось странным, что не прошло и дня после нашего разговора, как…

— Да, я все понимаю. Значит кто-то ещё вынашивал в душе свинство по отношению к мистеру Линвиллу-младшему.

Мы распрощались, и я уже хотел было звякнуть в «Газетт» Лону Коэну, когда в дверь позвонили. Фриц отправился на рынок, поэтому я сам выбрался в прихожую и посмотрел в прозрачное с нашей стороны стекло. На крыльце стоял ни кто иной как Фред Даркин с встревоженной физиономией и в галстуке, помнившем времена покорения Запада.

— Приветик, давно не виделись, — поздоровался я, впуская его. — Заваливай.

Фред, с живейшим интересом разглядывая костяшки собственных пальцев, пробормотал слова благодарности, затем промямлил:

— Арчи, по поводу вчерашнего вечера. Я…

— Пойдем в кабинет, — пригласил я. — Посидим и все обсудим. Кофе хочешь?

Фред помотал головой и, проследовав за мной в кабинет, уселся в одно из желтых кресел, тогда как я занял место за своим столом. Снова потупив взор, Фред прокашлялся.

— Извини, что я вчера нагрубил тебе, — пробормотал он, сокрушенно качая головой.

Я усмехнулся.

— Не о чем говорить, старина. Мы с тобой уже не один пуд соли вместе съели, чтобы обижаться друг на друга.

— Да, но я все равно не имел права так заводиться. Откровенно говоря, Арчи, я ведь и вправду сижу без работы, вот потому-то, должно быть, и нервничаю. Но все равно я не должен был на тебя срываться.

— Все, проехали. Надеюсь, что теперь-то, придя сюда, ты примешь чек за вчерашнюю работу?

— Да, — кивнул он, смущенно улыбаясь.

Я достал своючековую книжку и выписал Фреду чек на сумму, которую уплатил бы ему и Вульф.

— Кстати, — сказал я, — ты не слышал утренние новости?

Фред покачал головой из стороны в сторону.

— Дело в том, что объект нашего вчерашнего внимания, похоже, погрузился в сон. Вечный.

— Его убили?

— Да. В вечерних газетах наверняка напечатают подробности. Я пока сам почти ничего не знаю. Однако вполне допускаю, что твои услуги мне вновь потребуются.

Фред встал и взял чек, вид у него был озадаченный.

— Можешь на меня рассчитывать, Арчи, — произнес он. — А… тебе это ничем не грозит?

Я расхохотался.

— Нет. Но ты уже второй человек за это утро, который меня подозревает.

Проводив Фреда, я позвонил Лону Коэну.

Не знаю, как называется должность, которую занимает Лон в «Газетт», однако сидит он едва ли не на расстоянии вытянутой руки от её владельца и знает о Нью-Йорке буквально все, от светских скандалов до ложных пожарных тревог в бедняцких кварталах. Но главное, Лон — мой друг; его бесценные сведения не раз выручали нас с Вульфом, да и мы, в свою очередь, старались платить ему той же монетой, то и дело подбрасывая жареные фактики, достойные самых громких заголовков.

Лон снял трубку с первого звонка.

— Что надо? — протявкал он своим обычным гнусным тоном, означавшим: «могу уделить тебе не более семи секунд».

— Просто любопытствую, что тебе известно про убийство Линвилла?

— А какое твое собачье дело? — буркнул Лон со свойственной ему любезностью.

— Сам ещё толком не знаю, — соврал я. — Более того, не уверен даже, что смогу признаться тебе и в дальнейшем.

— Вот оно — истинное отношение к свободной прессе, — вздохнул Лон. — А ещё друг называется. Ладно, запоминай: Бартон Дэвид Линвилл, кличка «Франт», двадцать шесть лет от роду, наследник состояния, оцениваемого примерно в шестьсот миллионов долларов, в половине пятого утра был найден мертвым гаражным служащим в гараже «Марк-2» на Восточной Семьдесят седьмой улице. Тело лежало на бетонном полу возле собственного автомобиля Линвилла, «порше» последней модели. Череп размозжен, но оружие убийства не найдено. Полицейские полагают, что парня ударили монтировкой или гаечным ключом, но пока это только догадки.

— Кого подозревают?

— Пока не знаю. Малый был совершенно шальной, гонял на своем «порше», словно в гонках «Индикар»; женщинам голову кружил, несколько раз ввязывался в пьяные потасовки, но ничего более серьезного припомнить не могу.

— Так, значит?

— А что ты ожидал? Труп обнаружили только четыре с половиной часа назад. Все, приятель, твое время истекло — меня дела ждут.

Не прошло и пятнадцати секунд после завершения нашего разговора, как телефон задребезжал снова; я догадался, кто это, не успев поднять трубку.

— Неужели то, что я сейчас услышал по радио — простое совпадение, о которых порой пишут в «Ридерз Дайджесте»? — спросил Сол Пензер.

— Да ты его и не получаешь вовсе, — сказал я.

— Не уклоняйся от ответа.

— Да, это совпадение! — огрызнулся я. — Может, когда-нибудь я даже тебе и расскажу про него. Или — нет.

— Любишь ты у нас загадки. Ладно, Арчи, если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти.

Я сказал, что очень тронут, и откинулся на спинку стула, задумчиво созерцая ряды корешков на книжных полках у противоположной стены. Вульф должен был спуститься после утреннего свидания с орхидеями лишь через сто минут, так что у меня ещё оставалось время придумать, как поделиться с ним последней новостью. В две минуты двенадцатого я все ещё сидел в прежней позе, продолжая ломать голову над этой задачей, когда громыхание лифта подсказало мне, что Вульф спускается из своей поднебесной оранжереи.

— Доброе утро, Арчи. Ты выспался?

В ответ на стандартный вопрос Вульфа, я удостоил его обычным же утвердительным ответом. Вульф, разместив свою слоновью тушу в самом просторном и прочном кресле Северной Америки, позвонил, чтобы Фриц принес пива, и перебрал стопку корреспонденции, которую я аккуратно положил на пресс-папье. Он затем прочитал и подписал три отпечатанных мною письма, а я все сидел и мучился сомнениями. Дождавшись, пока он наполнил стакан охлажденным пивом, я произнес:

— Поговорить бы надо.

— В самом деле? — Вульф изогнул брови, откинувшись на спинку кресла, переплел пальцы на полюсе своего необъятного пуза — настоящий подвиг, если видеть его размеры.

— Да, представьте себе. Я, правда, клятвенно обещал держать язык за зубами, но вы не в счет. Сами говорили, что в деловых вопросах мы с вами одно целое. Не уверен, что сказанное мной когда-либо перерастет в наше общее дело, но оно приблизилось к нему уже почти вплотную.

— Продолжай, — сказал Вульф, сидя с закрытыми глазами. И я выложил ему все без утайки, включая разговор с Лили, события вчерашнего вечера, приход Фреда и телефонные разговоры с Лили, Лоном и Солом.

Вульф поочередно кривился, хмурился, пил пиво и время от времени перебивал меня вопросом или замечаниями — в частности, изрек тот самый глубокомысленный афоризм насчет моей невыдержанности, о котором я вам только что упоминал.

— Ты знаешь, что я доверяю твоей интуиции, — произнес он, когда я закончил. — Как думаешь, насколько велика вероятность, что приятель мистера Линвилла или швейцар могли тебя узнать?

— Сложно сказать, — ответил я. — Боюсь показаться нескромным, но личность я довольно известная. Благодаря вам, конечно. А вы входите в «Сотню самых известных жителей Нью-Йорка», составленную журналом «Биг Эпл».

Вульф насупился и хмуро таращился на меня несколько секунд, пока в дверь не позвонили. Во второй раз за это утро я направился в прихожую смотреть на посетителя. Правда, на этот раз я вернулся в кабинет, так и не отперев двери.

— Думаю, что на ваш последний вопрос уже ответили, — сказал я Вульфу. На нашем крыльце торчит — и не брызжет весельем, к слову сказать — не кто иной как инспектор Кремер.

Глава 5

Вульф скривился.

— Проклятье! — вздохнул он, страдальчески морщась, — Впусти его.

Как бы Вульф ни разглагольствовал про священные узы, связывающие хозяина с гостями, и ему случалось делать исключения — инспектор нью-йоркской полиции Кремер был среди них самым заметным. Не стану с пеной у рта доказывать, что Вульф и Кремер — враги, но убежден: оба втайне обожают вступать в свои извечные словесные перепалки. А уж возможностей за все эти годы им предоставлялось хоть пруд пруди. Как бы то ни было, большинство визитов Кремера к нам заканчиваются тем, что он швыряет на пол недожеванную сигару (метит в корзину, но неизменно промахивается), выскакивает на улицу, кипя от злости, нарушая тем самым приверженность Вульфа к порядку и соблюдению правил хорошего тона (хотя виной тому всякий раз оказывается сам Вульф, привыкший доводить инспектора до белого каления).

— Доброе утро, инспектор, — осклабился я, широко распахивая входную дверь. — Чему мы обязаны столь нежданной радости?

Кремер ожег меня испепеляющим взглядом и ворвался в прихожую.

— Ты… — он вдруг осекся и, погрозив мне пальцем, покачал головой и, оттерев меня могучим плечом, протопал в кабинет.

Как всегда, не дожидаясь приглашения, инспектор Кремер плюхнулся в красное кожаное кресло. Под тяжестью его внушительной фигуры кресло жалобно заскрипело.

— Ну? — рявкнул он, уставившись на Вульфа и втыкая в рот незажженную сигару. Кремер грызет дешевые сигары вместо жевательной резинки.

— Что «ну»? — вскинул брови Вульф. — Мы с вами не виделись уже несколько месяцев, сэр. Как ваши дела?

— К чертям собачьим ваши любезности! — прорычал Кремер. — Вы прекрасно знаете, почему я здесь.

— Не торопитесь с выводами, мистер Кремер. И, раз уж вы пришли, поделитесь с нами своими мыслями. Выпить хотите?

В глазах Вульфа любой человек, добровольно согласный ежедневно окунаться в пучину окружающего мира, доводится кем-то сродни Марко-Поло бесстрашный, несгибаемый и немного не в своем уме.

Кремер глубоко вздохнул, стиснул зубами сигару и нагнулся вперед, уперев руки в колени.

— Пить я не буду, спасибо, — ворчливо отказался он. — Ладно, давайте исходить из того, что вам ничего неизвестно, хотя я вам ни на йоту не верю. Так вот, этой ночью в одном ист-сайдском гараже убили парня — если можно назвать парнем двадцатишестилетнего мужчину. Его звали Бартон Линвилл. Возможно, вам доводилось слышать это имя.

Вульф кивком показал, чтобы Кремер продолжал.

— Работник гаража обнаружил тело Линвилла возле его «порше». Голова его слева была проломлена, что и послужило причиной смерти. Врач установил, что смерть наступила между полуночью и часом ночи. Никаких других ран или признаков насилия на теле не обнаружено. Орудие убийства тоже не найдено.

Вульф откинулся на спинку кресла.

— И вы пришли просить совета? — спросил он.

— Я ещё не закончил! — рявкнул Кремер. — Во-первых, этот Линвилл, по кличке «Франт» — богатый наследник, — его родители заправляют сетью универмагов и холодильников. А это значит, что шумиха поднимется изрядная, хотя вам, понятно, на это плевать. Так вот, проверяя, чем он вчера занимался, мы обнаружили нечто любопытное.

Кремер приумолк, выжидательно глядя на Вульфа, однако тот даже не удосужился приподнять брови. Тогда Кремер продолжил:

— Мы побеседовали с приятелем Линвилла, который провел с ним часть вечера — его зовут Тодд Холлибертон. По словам Холлибертона, когда вчера вечером они вдвоем с Линвиллом выходили из ночной дискотеки «Моргана», которая находится на Второй авеню, к Линвиллу подскочил какой-то малый и ни с того, ни с сего попытался затеять ссору. Как по-вашему, кто бы это мог быть?

— Мистер Кремер, — произнес Вульф, устраиваясь поудобнее, — если вы заглянули ко мне, чтобы затеять игру в гадалки, то вы рискуете немедленно лишиться своей аудитории. Предлагаю вам перестать играть в кошки-мышки и перейти к делу.

Физиономия Кремера приобрела пунцовый оттенок.

— Ах, значит кошки-мышки? Что ж, будь по-вашему — я перехожу к делу. Так вот, человек, попытавшийся затеять ссору с Линвиллом, находится сейчас в этой комнате!

Вульф допил пиво и, неспешно отставив в сторону пустой стакан, смачно вытер губы чистым платком, стопку которых на его столе Фриц обновляет ежедневно.

— Это уже чересчур, сэр, — сказал Вульф. — Неужели вы намекаете, что я ночами напролет брожу по каким-то сомнительным заведениям и затеваю ссоры?

— Даже не знаю, кому из вас я с большим удовольствием свернул бы шею вам или Гудвину, — вздохнул Кремер. — В беседе с Холлибертоном, которая состоялась лишь час назад, он сказал, что на выходе из «Морганы» их поджидал Гудвин, причем вид у него был довольно угрожающий. По словам Холлибертона, он сразу же узнал Гудвина по газетным фотографиям. Сами знаете — ваши рожи мелькают там очень часто. Что вы на это ответите?

Кремер посмотрел на меня, перевел взгляд на Вульфа и злобно воззрился на сигару, словно недоумевая, каким образом та перекочевала изо рта в кулак.

— Неужели, сэр, вы готовы принять на веру подобные показания, даже не удосужившись найти им подтверждение? — сухо поинтересовался Вульф.

Кремер наклонился вперед, выпятив подбородок.

— Нет — и вы это отлично знаете! Однако я вам отвечу: наряду с фотографией Гудвина из нашего архива — копией того фото, что он в свое время сдал для возобновления лицензии, — мы предъявили им фотоснимки наших ребят в штатском, и Холлибертон без малейшего колебания указал на Гудвина. Никаких сомнений у него не было.

— Я очень тронут, инспектор, что вы держите на меня досье, — ухмыльнулся я.

— Угу. Главным образом, в нем содержатся газетные вырезки о ваших с Вульфом похождениях; причем большая часть принадлежит перу вашего приятеля Коэна. Я просматриваю их всякий раз, когда нуждаюсь во вдохновении.

Я был уверен, что Вульф не преминет воспользоваться этим высказыванием, чтобы лишний раз кольнуть Кремера, но Вульф только скривил губы.

— Мистер Кремер, — произнес он, — не хотите ли вы сказать, что мистер Гудвин каким-либо образом причастен к печальной участи, постигшей этого молодого человека?

— Да, черт побери! — взорвался Кремер. — А теперь позвольте с присущей мне врожденной неотесанностью, как вы однажды изволили выразиться, задать вам три вопроса. Первый: в самом ли деле Гудвин затеял с Линвиллом свару перед входом в эту ночную забегаловку? Второй: если да, то почему? И третий: где находился Гудвин от полуночи до рассвета?

— Что ж, Арчи, хочешь ответить? — спросил Вульф, изгибая брови.

— Конечно, почему бы и нет? Ответ на первый вопрос: да. На второй пока ответить не могу, да и вообще сомневаюсь — смогу ли. А на третий: я был наверху, в своей комнате. Спал и видел во сне, как «Метс» в пух и прах разносят «Янки». Между прочим, Фриц впустил меня в дом ровно в семнадцать минут первого. Если мистер Вульф не возражает, можете пойти и спросить.

— Ха, мне только этого не хватало! Проверять твое алиби у таких объективных лиц как Бреннер!

— Ваше дело, я только помочь хотел.

— Чушь собачья! — проревел Кремер. — Если ты и правда такой заботливый, то зачем тогда скрываешь причину стычки с Линвиллом?

— Мне кажется, сэр, мы вели себя достаточно терпеливо, — вмешался Вульф. — Вы не продемонстрировали никакой связи между этой стычкой и последовавшей затем смертью Линвилла; хотя таковой связи и быть не может.

— Значит, по-вашему, я должен поверить, что это просто совпадение?

Кремер уже расправился с бедной сигарой и теперь выглядел так, словно был готов вцепиться зубами в край письменного стола Вульфа.

Вульф приподнял и тут же уронил плечи.

— Это уже ваше дело, — сказал он.

— И почему всякий раз, как в этом городе случается нечто серьезное, вы оказываетесь замешанными по самые уши? — пробурчал Кремер, вставая.

— Везет просто, — пожал плечами я.

— Послушайте, Вульф! — прогремел Кремер, тыча мясистым указательным пальцем в сторону Вульфа. — После всего случившегося, мы можем устроить Гудвину очень тяжелую жизнь, и вы это прекрасно понимаете. Вот тогда посмотрим, кто смеется последним!

Он швырнул останки сигары в корзинку для бумаг и, как всегда, промахнулся. В первые годы я думал, что он не способен толком прицелиться, но недавно сообразил: Кремер почти всегда выходит от нас настолько взбешенным, что пытается хоть таким образом немного поквитаться с чистоплюем-Вульфом.

К тому времени, как встал и я, Кремер, передвигающийся для человека его габаритов с удивительным проворством, уже очутился в прихожей. Открыв входную дверь, он повернулся ко мне для прощального напутствия.

— На сей раз, Гудвин, ты здорово обожжешься; да и Вульф тоже. И, клянусь Богом, я даже пальцем не шевельну, чтобы вам помочь!

Я не успел даже приблизиться, как он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что небольшой офорт с изображением мельницы, красовавшийся на стене возле вешалки, накренился и едва не слетел на пол. Поправив картинку, я вернулся в кабинет.

— Мне показалось, что этот человек чем-то слегка огорчен, — сказал я Вульфу.

— Арчи, ты у нас любишь оценивать шансы, — произнес он. — На сей раз в роли букмекера выступлю я. Ставлю пятнадцать против одного, что мы ещё не отделались от этой истории.

— Очень забавно, но примерно то же самое, хотя и не столько изысканными словами, высказал перед уходом и Кремер, — ответил я. — Как бы то ни было, пари ваше я не принимаю. Даже, предложи вы мне двадцать пять против одного!

Глава 6

Не прошло и двадцати четырех часов, как пророчество Вульфа подтвердилось. Однако я чуть забежал вперед. Я знал, что «Газетт» сделает целое событие из убийства Линвилла, и Лон Коэн не разочаровал моих ожиданий. Под огромным заголовком «УБИТ БОГАТЫЙ НАСЛЕДНИК» материал занимал почти половину полосы и переходил на вторую полосу, где разместились также фотография улыбающегося Линвилла в черном галстуке и фотоснимок с места происшествия — из гаража в Ист-Сайде. В передовой, помимо описания трагедии, речь шла о том, что в наши дни необузданной жестокости и насилия никто не застрахован от убийства — ни бедный, ни богатый. В пятничном выпуске «Таймс», который я просматривал за завтраком, события описывались не столь красочно, но под них также отвели первую полосу, причем под портретом Линвилла, почти таким же, как в «Газетт», расположились целых две колонки репортажа с места события.

Однако вернемся к предложенному Вульфом пари. Утром в пятницу, в самом начале десятого, проглотив и завтрак и «Таймс», я сидел в кабинете и заносил в компьютерную картотеку свежие данные по размножению орхидей, когда позвонила страшно расстроенная Лили Роуэн.

— Арчи, полиция задержала брата Норин, Миган рвет и мечет, а…

— Постой, я за тобой не поспеваю. Расскажи мне все по порядку, что именно… Секунду, а что, если я сам к тебе приеду? Как ты на это смотришь?

Лили срывающимся голосом заверила, что это будет замечательно, благодаря чему пятнадцать минут спустя я уже отпирал своим ключом её дверь, а одному везучему таксисту перепали бешеные чаевые. Когда Лили вошла в гостиную — бледная и потрясенная, — я уже сидел на софе.

— Только прошу тебя, — предупредил я, — начни с самого начала и говори помедленнее. Насколько я понимаю, фараоны зацапали твоего племянника… Майкла, кажется, да?

Лили кивнула и, переведя дыхание, заговорила:

— Миган мне позвонила прямо перед нашим разговором. Если тебе показалось, что я нервничаю, то ты бы послушал, как она говорила! С ней была самая настоящая истерика. Прошло несколько минут, прежде чем мне удалось выудить из неё хоть что-то членораздельное. Суть же вот в чем: похоже, история о том, что Норин изнасиловал именно Франт Линвилл, просочилась наружу. Должно быть, по возвращении из Европы, Миган каким-то образом заставила Норин проговориться. Как бы то ни было, мне удалось узнать, что…

Лили приумолкла, потому что зазвонил стоявший на столике телефон.

— Это опять Миган, — сказала она, зажимая рукой микрофон трубки. — Наверное, мне лучше к ней заехать. Может, поедешь со мной?

Я молча кивнул.

— Миган, у меня сейчас Арчи. Я бы хотела захватить его с собой… Да, я знаю, но, во-первых, он самый надежный человек из всех, кого я знаю, а во-вторых, он знает, как обращаться с полицией. Он… Нет, конечно, он не побежит ни в газеты, ни на телевидение. — Лили посмотрела на меня и закатила глаза. — Да… Конечно же, Миган, именно это я и хочу сказать. Да. Хорошо. Постараемся как можно быстрее.

— Ну вот, — со вздохом сказала она, положив трубку, — моя дражайшая сестрица опять бьется в истерике, но у неё по крайней мере хватило здравого смысла пригласить меня. Ну и тебя, разумеется.

— Похоже, особого восторга по моему поводу она не высказала.

— Будь снисходительнее, Арчи. Она сразу увидит, какой ты душка. Да и к тому же сейчас её можно уговорить на все, что угодно.

— Спасибо за комплимент, — усмехнулся я, постаравшись вложить в голос весь свой сарказм.

Мы спустились и взяли такси.

* * *

Мне никогда прежде не приходилось бывать в квартире Джеймсов, которую Лили описывала как «цитадель декоративного искусства». Безразлично относясь к декоративному искусству, я, тем не менее, оказался не готов к тому зрелищу, с которым столкнулся, выйдя из лифта на шестом этаже ничем с виду не примечательного кирпичного строения в районе Восточных Восьмидесятых улиц. Вдоль стен просторного овального вестибюля, обставленного черными мраморными колоннами и высоченными, до потолка, зеркалами, выстроились изящные канапе в римском стиле и серебряные канделябры; мягкий свет падал и с потолка, богато украшенного лепниной.

— Главного ты ещё не видел, приятель, — заметила Лили. — Ее скромная конурка занимает весь этаж, все одиннадцать комнат.

В эту минуту распахнулась дверь, и в проеме возникла невысокая смуглолицая и темноволосая женщина в фартучке горничной.

— Привет, Кармелла, — улыбнулась Лили.

Кармелла улыбнулась ей в ответ, присев в неглубоком книксене, после чего впустила нас в прихожую, которое могло с таким же успехом сойти за фойе какого-нибудь небольшого здания из Рокфеллеровского центра. Прошагав через прихожую, мы оказались в гостиной, словно сошедшей с голливудских экранов. Только вместо Алексис Колби^[7] нас встретила Миган Джеймс, мрачно стоявшая возле персиковой софы, на которой без труда разместились бы все питчеры «Метс». Вместо же Керрингтона рядом с небольшим баром расположился аристократического вида седеющий субъект в роскошной коричневой тройке; он хорошо смотрелся бы в Палате лордов или, в крайнем случае, на журнальной рекламе выдержанного виски.

— Здравствуй, Миган, — произнесла Лили, едва мы вошли. — Ты, наверное, помнишь Арчи Гудвина?

— Да, — отозвалась её сводная сестра, выходя из-за софы, но не протягивая мне руки. Она была облачена в элегантное черное платье с пояском, подчеркивавшее её стройную фигурку. — Спасибо, что приехали. Это мой друг, Эдвард Памсетт. Эдвард, ты уже знаком с Лили. А это мистер Гудвин.

— Мисс Роуэн, рад вас снова видеть. Рад познакомиться, мистер Гудвин.

Памсетт улыбнулся и с легким поклоном протянул нам руку, за которую мы с Лили поочередно подержались. Ладонь у лорда оказалась неожиданно твердой — очко в его пользу.

Миган ничуть не изменилась с тех пор, как я видел её в последний раз: худенькая, одни кожа да кости. Не будь она такой сухопарой да прилизанной, её можно было бы даже назвать красивой, но гладко зачесанные волосы, тонкие губы и вечно недовольный вид портили все впечатление. Небрежно махнув рукой, она предложила нам сесть, и почти тут же вошедшая Кармелла принесла нам с Лили кофе на серебряном подносе.

— Пожалуйста, введи нас в курс дела, — попросила Лили продолжавшую стоять Миган.

— Не знаю, с чего и начать, — протянула та, доставая сигарету, которую Памсетт тут же услужливо зажег. — Кое-что я тебе уже рассказала по телефону. Когда я вернулась из Антиба, Эдвард с детишками устроили мне торжественную встречу, но при первом же взгляде на Норин, я поняла: что-то неладно. Это просто бросалось в глаза! Она… Мистер Гудвин, я знаю, что вы близкий друг Лили и она уже рассказала вам о постигшей нас беде. Я прошу… нет, я умоляю вас быть как можно осторожнее, ведь на карту поставлена честь нашей семьи. Сами понимаете: дело крайне щепетильное.

— Можете не умолять, — сказал я, борясь с накатившим на меня раздражением. — Думаю, Лили сказала вам по телефону, что я — могила.

Миган нервно затянулась сигаретой и раздавила её о донышко квадратной пепельницы из черного оникса, весившей, должно быть, не меньше кегельного шара.

— Да, конечно, — неуверенно произнесла она. — Словом, когда я приперла Норин к стенке, она рассказала мне про… Линвилла. Надеюсь, вам не нужно говорить, в каком она была состоянии. Вот тогда-то, — Миган покосилась на Лили, — я и узнала, что она уже все тебе выложила. Я рада, что ты хоть как-то её утешила, хотя после этого чувствую себя почти… ненужной. Бесполезной.

Миган даже не пыталась унять сквозившую в голосе горечь.

— Но ведь ты была за океаном! — напомнила Лили. — Девочка не хотела расстроить твой отдых.

— Допустим, это так, но я все-таки предпочла бы… — голос Миган предательски задрожал и она повела плечами, словно подчеркивая свою беспомощность.

— И надо же, чтобы это случилось именно с Норин! — вставил Памсетт. — Ведь более милой и славной девушки днем с огнем не найти.

— Не будь таким наивным, Эдвард! — резко сказала Миган. — Норин ничуть не лучше всех остальных. Порой мне кажется, что три четверти современных молодых женщин одеваются и ведут себя так, словно сами напрашиваются, чтобы их изнасиловали…

— Миган! — глаза Лили гневно засверкали.

— Но ведь это правда, — настаивала Миган. — Я знаю, что…

Пора было срочно переменить тему.

— А когда брат Норин узнал о случившемся? — громко спросил я.

Миган, едва успев притушить наполовину выкуренную сигарету, уже вытащила следующую, но закурила сама, нервно отмахнувшись от услужливого Памсетта, который уже щелкнул золотым «данхиллом».

— Тогда же, когда и я, — ответила она. — Во время торжественной вечеринки по случаю моего приезда. До этого она хранила молчание… если не считать Лили, конечно. — Тон Миган не оставлял сомнений в том, с каким неодобрением она относится к доверительным отношениям дочери с сестрой. — И вот теперь, пожалуйста: Майкла допрашивает полиция, а Дойл суетится, пытаясь выведать, в чем дело. Кошмар какой-то!

Тут мне придется вам кое-что объяснить. Дойл, которого упомянула вконец расстроенная Миган, приходился ей бывшим мужем и отцом обоих детей. С Дойлом Джеймсом я встречался дважды, последний раз — лет десять назад. С Миган он развелся едва ли не в прошлом веке, но, хотя я особенно не знал никого из бывших супругов, глядя на Миган, причину было определить нетрудно. Дойл — простой, общительный, почти разбитной парень, тогда как Миган — замкнутая и обидчивая светская женщина. Родом Дойл из Джерси-сити и в жизни всего добился сам; начал с крохотной химчистки в джерсийском захолустье, а с годами открыл целую цепь химчисток и прачечных самообслуживания, раскинувшихся на добрую половину штата. Первый миллион, по словам Лили, он сколотил уже давно. Далее вы уже познакомитесь с Дойлом сами.

Миган наконец соизволила присесть, к вящему удовольствию собравшихся, однако не успела она развалиться на софе, как звякнул дверной колокольчик, и её тут же подбросило, как из пращи.

— Это, должно быть, Дойл! — выкрикнула она, устремляясь в прихожую. Однако Кармелла её опередила, и несколько секунд спустя Дойл уже стоял в дверях гостиной, обводя нас взглядом. Лишь увидев его, я вспомнил одну его черту, поразившую меня в свое время: Дойл один из тех людей, которые сразу приковывают к себе всеобщее внимание.

И дело тут вовсе не в его габаритах, хотя природа его не обидела: при росте шесть футов и четыре дюйма Дойл весил около двухсот тридцати фунтов. Так вот, выделяла его какая-то исключительная самоуверенность, подобную которой Вульф даже называет апломбом — так, во всяком случае, он в свое время выразился, описывая меня. На волевом румяном лице Дойла Джеймса всегда играла легкая полуулыбка-полуусмешка, а вот копна густых ухоженных волос за время, что я его не видел, почти совсем поседела.

— Привет, Миган, — без особого дружелюбия кивнул он бывшей благоверной. — Лили! Здравствуй, красавица! — В три шага он пересек гостиную и, сграбастав Лили в медвежьи объятия, расцеловал её так, что мне пришлось напоминать себе об их весьма отдаленном, пусть и бывшем, родстве. — Привет, Памсетт, — добавил он, словно при зрелом размышлении. — И… О, это ведь, кажется, Арчи Гудвин? Похоже, старина, мы с вами не виделись с тех самых пор, как сводили этих сестренок на стадион лет, эдак, девять назад.

— Да, у вас хорошая память, — кивнул я, пожимая его руку. — Мы играли против Филадельфии. Вынесли их в дополнительном иннинге в пух и прах.

— Да и вы, я вижу, на память не жалуетесь, — подхватил Дойл, принимая чашечку кофе от Кармеллы. — Янгблад залепил тогда так, что мяч за трибуны улетел.

— Я очень рада, что вы вспомнили друг друга, — фыркнула Миган. — Дойл, что ты выяснил? Что там вообще творится, черт подери?

Дойл покачал головой.

— К Майклу меня не пустили. Поскандалил немножко, но пробился только к лейтенанту Роуклиффу, полнейшему придурку, который признал лишь то, что Майкл у них. Встретиться с ним не разрешил, но сказал, что допрос закончится примерно к утру.

— Господи, Дойл, но ведь Майкл и так во всем идет им навстречу. Стоило им только приехать к нему, и он тут же отправился с ними в полицию. Сам. — Миган яростно встряхнула головой и обратилась ко мне: — Вы знаете их порядки. Разве они не обязаны допускать членов семьи или адвоката, по нашей просьбе?

— Сколько лет вашему сыну?

— Двадцать семь.

— Значит, он уже взрослый. Ему уже зачитали стандартное предупреждение.

— А что это такое? — нахмурилась Миган. Видимо, она не увлекалась полицейскими сериалами.

— Обычное напоминание о его конституционных правах — что все им сказанное может быть использовано против него. Что он также имеет право отвечать на вопросы в присутствии своего адвоката. Это правило введено с незапамятных времен, после того как…

— Постойте-ка, — прервал меня Дойл. — Этот, как его… Роуклифф сказал мне, что Майкл отказался от адвоката. Я как раз хотел вызвать своего знакомого юриста.

— И, разумеется, не вызвал, — ядовито процедила Миган. — Господи, неужели от тебя даже в таком деле толку нет?

Дойл приподнялся.

— Послушай, черт побери, если ты…

— Мне это не нравится, — вмешался я, выразительным взглядом пригвоздив Дойла к стулу. — Как вы узнали, что Майкла вызвали на допрос? — обратился к Миган.

Миган метнула ледяной взгляд на Лили, словно желая напомнить, что она была изначально против моего присутствия здесь. Лили в ответ нежно улыбнулась.

— Он утром позвонил мне из своей квартиры, — пояснила Миган. — Он живет в Вест-Сайде. По его словам, к нему приехал полицейский и попросил заехать в участок, чтобы дать показания по поводу смерти Линвилла. Я спросила, не могу ли чем-нибудь помочь — вызвать адвоката, например, — но он сказал, что нет. Тон у него был довольно беззаботный. Но вот теперь эти мерзавцы, должно быть, не позволяют ему звонить оттуда!

— Это вряд ли, — покачал головой я. — Дело ведет инспектор Кремер, а я его слишком хорошо знаю. Он, кстати, знавал и вашего с Лили отца. Он резок и упрям, но отличается честным и справедливым нравом; вдобавок он умен, сколько бы Ниро Вульф не утверждал обратного. Он никогда не поставит под угрозу исход дела, нарушая или пренебрегая какими-либо процессуальными порядками.

— Тогда почему вам это не нравится? — требовательно спросила Миган, нервно меряя шагами комнату.

— Да, я тоже хотел задать вам этот вопрос, — поддакнул Памсетт, прокашливаясь и теребя шелковый галстук, словно для того, чтобы привлечь к нему внимание.

— Господи, да помолчите вы! — не выдержал Дойл. — Дайте ему самому сказать.

Я пропустил их реплики мимо ушей.

— Известно ли кому-либо из вас, чем мог заинтересовать полицию Майкл в связи с убийством Линвилла? Знают ли они о том, как поступил Линвилл с вашей дочерью?

— Представления не имею, — покачал головой Дойл. — Впрочем, я, как вы понимаете, в этом доме не частый гость. — Он метнул взгляд на Памсетта, который пытался напустить на себя безразличный вид. — А ты, Миган? спросил он. — Ты что-нибудь знаешь?

— Не думаешь же ты, что я могла им сказать! — отрезала она, изучая свои длинные, ярко-накрашенные ногти и перстень с изумрудом размером с Коннектикут. — Хватит с меня и того, что все эти люди, — кивок в нашу с Лили сторону, — в курсе дела.

— Учитывая повышенное внимание прессы к убийству Линвилла, есть вероятность, что дело примет ещё большую огласку, — сказал я. — Вам лучше быть к этому готовыми.

— Только этого нам не хватало! — взвилась Миган, гася сигарету. — Чтобы на нас пальцами указывали…

— Ты бы лучше из-за Майкла побеспокоилась, — произнес Дойл, устремляя на неё гневный взгляд. — Я надеялся, ты хоть с возрастом немного оттаешь. Гудвин, объясните, пожалуйста, что вы имели в виду, говоря, что вам это не нравится.

Я отпил кофе и уже раскрыл было рот, когда зазвонил телефон. Памсетт находился к аппарату ближе всех, но Миган молнией метнулась к нему и схватила трубку.

— Алло!.. Да, я слушаю… Да… Что?… Но это же просто нелепо. Я… Да, конечно… Нет… А когда можно его увидеть… Да… Хорошо…

Миган положила трубку и повернулась к нам, ни на кого не глядя.

— В чем дело, Миган? — озабоченно спросил Памсетт, наклоняясь к ней.

— Майкл, — выдавила она. — Он… только что сознался… в убийстве Франта Линвилла.

Глава 7

Воцарившееся молчание продлилось секунд двенадцать; казалось, что все состязались, кто дольше задержит дыхание. Миган рухнула в кресло рядом с телефоном и закрыла лицо руками.

— Возьми себя в руки, женщина, и не устраивай дешевую мелодраму! — рявкнул Дойл. — Кто тебе звонил?

— Сержант полиции, — прошептала Миган, проводя пальцами по щекам. — Боюсь, что фамилию не запомнила.

— Стеббинс? — предположил я.

— Да, кажется. Он сказал, что звонит по просьбе Майкла, который просит передать нам, что он сознался. Наверное, его там избили!

— Нет, — убежденно сказал я. — Отвечу вам, почему я сказал, что мне это не нравится. Я сразу догадался, что он собирается сознаться, когда узнал об его отказе от услуг адвоката.

— Но почему? — плаксивым голосом спросила Миган. — Майкл такой мягкий и ранимый… Спросите Лили. Он и мухи не обидит, не говоря уж…

Голос её оборвался и она всплеснула руками.

— Не знаю, что сказал или в чем сознался ваш сын, — произнес я, — но можете быть уверены, что если ребята окружного прокурора в курсе того, как обошелся Линвилл с вашей дочерью, они раскрутят версию «разгневанный брат мстит за поруганную честь сестры» до конца. Это также означает неизбежный допрос Норин. Есть и ещё одна возможность…

Дойл нетерпеливо посмотрел на меня.

— Не тяните кота за хвост, Гудвин. Выкладывайте, что там у вас еще.

— Чтобы это понять, вовсе не нужно быть гением вроде Ниро Вульфа, — огрызнулся в ответ я. — Возможно, Майкл взял вину на себя, чтобы выгородить кого-то другого.

— Чушь какая! Кого ему выгораживать? — истерично взвыла Миган.

— Какого-то близкого человека — члена своей семьи, например.

Я украдкой покосился на Лили; выглядела она довольно задумчивой.

— Это просто возмутительно, мистер Гудвин, — с расстановкой отчеканила Миган. — Я… не нахожу слов! Не будь вы близким другом моей сестры, я бы указала вам на дверь!

— Постой-ка, Миган, — прогромыхал Дойл. — Я, конечно, пришел позже остальных, но думаю, что Гудвин находится здесь именно потому, что разбирается в уголовных преступлениях, а также знает толк в методах полиции.

— Гудвин находится здесь потому, что его пригласила я! — заявила Лили. — Впрочем, если он сейчас встанет и уйдет, не попрощавшись, я его винить не стану. Однако ты прав, Дойл, он и в самом деле собаку съел не только в уголовных преступлениях, но также и в уголовном праве, и в полицейских методах. Поэтому, если вас, черт возьми, хоть чуточку волнует судьба Майкла, вы должны внимательно выслушать, что скажет Арчи.

Миган пыталась испепелить меня взглядом, а вот Дойл согласно закивал и опустился в кресло.

— Я понял, Лили, — сказал он. — Что ж, Гудвин, мы вам внемлем — что, по-вашему, мы должны делать?

— Прежде всего необходимо подыскать вашему сыну первоклассного адвоката, хочет он того или нет, — сказал я. — Общественному защитнику я бы его судьбу не доверил. Не то, чтобы там собрались одни бездари, но в вашем случае нужен настоящий тяжеловес. Могу кое-кого предложить, если хотите. Я также поговорю с парнями из уголовки — возможно, удастся выведать, что там всплыло во время допроса.

— Я до сих пор не могу поверить, что это случилось, — прохныкала Миган. — И ведь сам даже не позвонил, какого-то шпика попросил.

— Похоже, что он по какой-то причине не хочет с вами общаться, — предположил я.

— Никто не заставит меня поверить в виновность Майкла! — завопила Миган, размахивая руками, как не в меру усердный регулировщик на Пятьдесят седьмой улице. — А от тебя толку, как от козла молока! — процедила она Дойлу, затягиваясь очередной сигаретой. В гостиной запахло, как в вагоне для курящих вечернего поезда на Уайт-Плейнс. — Когда ты предпримешь первые активные шаги, нас будут возить в инвалидных колясках или в богадельне с ложечки кормить!

— Уймись, Миган, — поморщился Дойл, мотая головой и пряча руки в карманы. — Не строй из себя идиотку.

— Да, хамить ты не разучился, — Миган одарила бывшего супруга змеиной улыбкой. — К сожалению, некоторые привычки с возрастом не меняются.

Она продолжала что-то бубнить, но я не слушал, разглядывая молодую особу, неожиданно возникшую в дверях, за спиной у Миган.

Хотя я и не видел её уже несколько лет, мне не составило труда узнать эту босоногую, облаченную в купальный халат женщину с взъерошенными черными волосами и удивленными голубыми глазами. С тех пор, как я видел её в последний раз, Норин Джеймс заметно повзрослела и похорошела: так мосластый жеребенок превращается в стройную лошадку. А вот темнеющие под глазами круги её совсем не украшали — похоже, последние события дались бедняге нелегко.

Дойл увидел её в то же время, что и я.

— Нори, деточка моя, я и не знал, что ты здесь! — вырвалось у него. Он встал и шагнул к ней. — Как ты, солнышко?

Норин вздрогнула и попятилась, на лице её отразились сразу обида и удивление.

— Норин уже два дня живет со мной, — обратилась Миган к нам с Лили, делая вид, что не замечает поползновений Дойла. — Мне казалось, что так будет… лучше.

Судя по интонации, Миган подразумевала, что больше никто в целом свете не защитит и не согреет бедную девочку.

— Здравствуй, Нори, — приветливо улыбнулась Лили. — Надеюсь, ты ещё помнишь Арчи Гудвина?

— Э-ээ… да, да, — рассеянно откликнулась Норин и, повернувшись к Кармелле, попросила кофе.

Горничная поспешила на кухню, а Норин, проведя рукой по влажным растрепанным волосам, смущенно огляделась по сторонам: она словно впервые осознала, что стоит полуодетая среди полностью одетых людей, один из которых — а именно я — был ей почти незнаком. Однако уже в следующую секунду Норин, легонько передернув плечами, приблизилась ко мне и, улыбнувшись как старому другу, протянула руку, которую я и пожал. Представляете, какое самообладание!

По мере того как остатки сна улетучивались, Норин, похоже, стала осознавать ещё кое-что. Она нахмурилась и обратилась к матери:

— А по какому случаю все собрались?

Миган встала и подошла к ней, однако по неловкости, с какой они обнялись, было очевидно, что мать с дочерью не самые закадычные подруги.

— Это все из-за Майкла, — пробормотала Миган. — Он… ну…

— Господи, да хватит тебе мямлить! — не выдержал Дойл, резко хлопнув себя кулаком по ладони. — Она уже взрослая, хотя ты и пытаешься делать из неё ребенка. Дело в том, Нори, что Майкла задержала полиция. Насколько нам известно, а знаем мы совсем мало, твой брат сознался, что убил Бартона Линвилла.

Лучшего испытания для самообладания Норин нельзя было и придумать. Но она, следует воздать ей должное, преодолела его с легкостью ножа, проходящего сквозь масло.

— Майкл? Но ведь этого быть не может! — твердо заявила она, задрав голову и поочередно обводя взглядом все лица. — Неужели кто-то и в самом деле верит, что Майкл способен на… такое?

— Ну, разумеется, нет, дорогая, — увещевающе произнесла Миган. — Именно это мы и обсуждали, когда ты вошла. Мистер Гудвин как раз объяснял нам полицейские порядки и все такое прочее. 

Сперва я подумал было, что Миган снова язвит, но потом понял, что это не так. Она наконец осознала всю серьезность положения, и тревога за сына пересилила гнев и раздражение, которые она питала ко мне.

— Господи, куда сигареты-то подевались? — в сердцах бросила Норин, шаря глазами по комнате.

— Вот, пожалуйста. — Любезный ухажер Памсетт, который в старые добрые времена мог составить достойную конкуренцию Фреду Астеру, поднес ей раскрытый серебряный портсигар, а потом, когда Норин выбрала сигарету, щелкнул «данхиллом» — все это он проделал с легкостью и изяществом, которые, должно быть, отрабатывались годами.

Норин глубоко затянулась, потом окинула меня неуверенным взглядом.

— Значит, вы тут главный специалист, — произнесла она. — Должно быть, вам уже известно… все, что было у нас с Франтом Линвиллом. Что вы об этом думаете?

Самообладание она чуть-чуть подрастеряла, а вот едва уловимую враждебность я в её голосе ощутил.

Я посмотрел на Лили, которая в ответ кивнула точь-в-точь как Ниро Вульф — то есть опустила подбородок на одну восьмую дюйма.

— Я знаю, что довелось побывать в сложной переделке, — уклончиво сказал я.

— Вы очень дипломатичны, — с натянутой улыбкой сказала Норин. — А что вы думаете насчет переделки, в которую угодил Майкл?

— Как я уже говорил перед вашим приходом, положение у вашего брата очень сложное. Во-первых, если верить полиции, он сознался. Во-вторых, он отказался от услуг адвоката, а это означает, что на суде ему придется довольствоваться лишь помощью общественного защитника. Это довольно скверно, ведь судя по всему, именно в зале суда будет решаться его судьба. В-третьих, учитывая, какой широкий резонанс получит этот процесс — ведь убит богатый наследник, отпрыск известной и влиятельной фамилии, — прокуратура возьмется за дело, засучив рукава и станет добиваться быстрого вынесения приговора. Вдобавок, это я уже тоже сказал вашим родителям, вас тоже наверняка вызовут на допрос. Скорее всего, сегодня.

— Я их не боюсь, — чуть слышно заявила Норин, сжимая ладони в кулачки. — Мы, конечно, наймем самого лучшего адвоката? — вопрос она адресовала своему отцу.

— Еще бы, черт побери! Я сейчас же начну звонить. Послушайте, Гудвин, а мы не можем попытаться вызволить его под залог?

— Это зависит от нескольких обстоятельств: в частности, от веса вашего адвоката и от того, не было ли у Майкла прежде неприятностей с полицией? Он всегда был в ладах с законом?

— Конечно же! — взвилась Миган. — В худшем случае, его могли оштрафовать за неправильную парковку, да и то вряд ли. Я же говорила вам он и мухи не обидит.

— Это мы уже поняли, Миган, — сухо произнесла Лили.

Улыбкой поблагодарив Лили за поддержку, я продолжил:

— Тогда и в том случае, если вы и в самом деле прибегнете к услугам лучшего адвоката, думаю, что Майкла могут выпустить под залог. Хотя утверждать не стану.

— Абсурд какой-то, — пробормотала Норин. — Конечно, узнав, что со мной случилось, Майкл просто рассвирепел, но не настолько, чтобы пойти на… такое.

— Да, ваша мать сказала примерно то же самое, — кивнул я. — Однако со стороны дело выглядит предельно ясным. Подумайте сами.

— Да, я понимаю. Мы должны что-то предпринять — помимо обращения к классному адвокату. Ведь невинных людей и прежде осуждали, верно?

— Да, и не раз, — подтвердил я.

— Послушайте, мистер Гудвин! — срывающимся голосом произнесла Норин, неожиданно опускаясь рядом со мной на софу и цепко ухватывая меня за локоть. — Я бы хотела обратиться за помощью к Ниро Вульфу. Уж он-то разберется в этой заварухе и изобличит настоящегоубийцу!

— Что за ерунда! — Миган ожгла свирепым взглядом дочь, а потом и меня. Должно быть, посчитав, что это я надоумил Норин вспомнить про Ниро Вульфа.

— Это вовсе не ерунда, мама. Мистер Гудвин, разве сам Ниро не утверждает, что он гений? И разве вы не считаете его гением? — Истеричность сквозила не только в голосе, но даже в глазах Норин. Пальцы её сжали мой локоть, как тиски.

— Да, в гениальности мистеру Вульфу не откажешь, — признал я. — Порой я и сам вынужден это признавать, скрипя сердцем.

— Мама, ты ведь знаешь, что Майкл не убийца! — вскричала Норин, высвобождая мою руку и придвигаясь к Миган. — Мы с папочкой это знаем наверняка. Но если он предстанет перед судом…

— Она права, — вмешалась Лили. — Никто из нас не знает, что именно сказал Майкл полиции, но суд, учитывая обстоятельства, о которых говорил Арчи, может и впрямь превратиться в судилище.

— Ты всерьез хочешь, чтобы мы наняли Ниро Вульфа? — спросила Миган с таким ужасом, будто узнала, что «Тиффани» начинает торговать тракторами и кормом для скота.

Норин вздернула голову.

— Мама, деньги у меня есть, если тебя это волнует. Я знаю, что услуги Ниро Вульфа стоят дорого.

— Деньги, Норин, меня волнуют меньше всего, — лед, прозвучавший в голосе Миган, загасил бы геенну огненную. — Подумай сама, что случится, если ты наймешь частного сыщика, который купается в лучах славы и каждый шаг которого становится известен газетчикам…

— Мне все равно! — крикнула Норин. — Меня только судьба Майкла волнует.

Я следил за схваткой обеих женщин, каждая из которых по уступчивости напоминала в эту минуту железобетонную опору. И вновь Дойл посчитал своим долгом вмешаться.

— Послушай, милая, это ведь и всех нас волнует, — произнес он, обнимая дочь за плечи. — Раз ты хочешь нанять Вульфа, то я сам оплачу его услуги.

Норин резко вырвалась, глаза её гневно засверкали. На мгновение мне показалось, что перед мной стоит совсем ещё юная Лили.

— Нет, папочка! Майкл попал в беду по моей вине, и я сама должна ему помочь. Мистер Гудвин, я хочу встретиться с Ниро Вульфом!

Миган отвернулась, театрально всплеснув руками. Мне показалось, что Лили получает удовольствие от этой сцены. Во всяком случае, несмотря на серьезное лицо, в глазах её плясали знакомые бесенята.

— Вы многого хотите, — сказал я Норин. — Мистер Вульф берется за работу только когда сам пожелает, а это случается с ним крайне редко. Это одна из причин, почему служить у него — одно удовольствие.

— Помогите мне тогда уговорить его, — сказала Норин, устремляя на меня молящие синие глаза. — Когда мы можем с ним встретиться? Я могу выйти хоть через десять минут. Поедем?

Я метнул на неё оценивающий взгляд, затем посмотрел на Лили, которая озорно улыбнулась, словно давая понять: «ты у нас считаешься знатоком по женской части, приятель; сам выкручивайся — не надейся на мою помощь».

— Согласен на компромисс, — произнес я, в упор глядя на Норин. — С Ниро Вульфом я поговорю сам, без вас. Гарантировать ничего не могу — он своенравен и упрям, как стадо ослов. Но будет лучше, если я поступлю по-свойски. Если не верите мне, спросите свою тетушку: она уже знает его как облупленного.

Норин метнула быстрый взгляд на Лили, которая на сей раз поддержала меня увесистым кивком, а не каким-то судорожным подергиванием с амплитудой в одну восьмую дюйма. Плечи Норин поникли.

— Хорошо, — вздохнула она. — Но вы сможете поговорить с ним прямо сейчас же?

— Да, честное индейское, — заверил я, глядя на часы. — Я, пожалуй, уеду прямо сейчас. Ровно через тридцать семь минут он спустится в кабинет, и для нас будет лучше, если я его встречу.

— И вы расскажете ему про Майкла? — с надеждой спросила Норин. — И про меня?

— Норин, ты совершаешь ошибку! — прозвенел голос Миган. — Страшную ошибку. Ты…

— Господи, да оставь же её в покое! — прогремел Дойл. — Она способна принимать решение сама, без твоего дурацкого вмешательства!

Миган уже собралась было ответить ему в том же духе, но я помешал. В противном случае, кровопролитие было бы неизбежным.

— Я поговорю с мистером Вульфом при первой же удобной возможности, — громко пообещал я Норин, не глядя на её нахохлившихся, как петухи перед схваткой, родителей. — Как выразился один мудрец — не спрашивайте меня, какой именно, — «главное — точно рассчитать время».

Поднимаясь на ноги, я украдкой посмотрел на Лили.

— Миган, Дойл, мне уже тоже пора, — сказала Лили Роуэн, вставая. Пока, малышка, — нежно добавила она, обнимая Норин, которая зарылась мордашкой в её плечо.

Когда мы с Лили очутились вдвоем в лифте, женщина моей жизни задумчиво потерла хорошенький подбородок.

— Что ж, я прочитала твой топорный намек, — сказала она. — Не так уж я непонятлива, как тебе порой кажется. Что тебя гложет?

— Майкл, — ответил я, когда двери лифта открылись внизу, в вестибюле.

Пока консьерж подзывал нам такси, разговор больше не возобновлялся.

— Что насчет Майкла? — спросила Лили, когда мы уже сидели в такси, за рулем которого сидел некий Луис Рамирес, украсивший приборный щиток тремя парами розовых детских пинеток.

— Я не имею чести быть с ним знаком, — ответил я, — поэтому хотел бы знать твое мнение: он или не он?

— Убил Линвилла? Не знаю, Арчи. Если попробовать сыграть в твою излюбленную игру, то я сказала бы так: девять против пяти, что Майкл невиновен. Впрочем, я как-никак его родственница, так что суди сам.

— Он тебе нравится?

— Майкл? Безусловно. Очень славный парень. Серьезный, трудолюбивый сейчас проходит управленческую практику в штаб-квартире «Метрополитен Траст Компани» на Уолл-стрит.

— А какой у него нрав?

Лили задержала внимание на роскошной коллекции вечерних платьев, выставленных в витрине магазина, мимо которого мы проезжали.

— Он очень милый и обаятельный, хотя порой бывает несколько занудлив; это у него с детства. Впрочем, сидение в банке, как известно, занудливости не убавляет.

— Не удивительно, — заметил я. Слово «убил» привлекло внимание Луиса Рамиреса, который сидел, навострив уши. Бедняга так выгнулся, ловя каждое наше слово через щель в плексигласовой перегородке, отделяющей водителя от пассажиров, что я начал всерьез опасаться, как бы он не свернул себе шею. — А с кем он общается?

Прежде чем ответить, Лили немного помолчала.

— Женщины у него есть, но постоянной подружкой он пока, по-моему, не обзавелся. Что касается компании, то в основном он вращается в обществе ребят, с которыми вместе учился или работает. Внешне он очень привлекателен.

— Опять же нисколько не удивительно, если посмотреть на его отца.

Лили метнула на меня загадочный взгляд.

— Странно слышать это от тебя, — промолвила она.

— Лично я ничего странного в своих словах не нахожу, — пожал плечами я.

— Арчи, мне кажется, что я потихоньку впускаю тебя в святая святых нашей семьи, постепенно приоткрывая дверь за дверью. Дело в том, что существует некоторое сомнение на тот счет, доводится ли Дойл отцом Майклу. По крайней мере сам Дойл в этом не уверен.

— Продолжай, пожалуйста.

Луис Рамирес извивался на сиденье ужом; мы едва избежали лобового столкновения с грузовичком.

— Судя по всему, у Миган было какое-то серьезное увлечение, совпавшее с рождением Майкла. Я об этом знаю только от Дойла — за последние годы мы с ним общаемся чаще, чем прежде. Миган, понятно, разговор на эту тему никогда не поднимала.

— Не хочу звучать как запиленная пластинка, но и это меня тоже не удивляет. А Майкл что-нибудь про это знает?

— К сожалению, да, и винит в случившемся свою мать. Я также знаю, тоже из уст Дойла, — что это послужило причиной довольно серьезной размолвки, которая произошла у него с Миган много лет назад.

— Понятно. Однако разошлись они позже?

— Да, у них был один из тех браков, которые долго агонизируют уже после кончины. Старая сказка — мучились и изводили друг дружку ради детей.

— А кто отец Норин? — спросил я.

— Дойл, конечно, тут уж сомнений нет, — ответила Лили. — Она появилась на свет через три года после Майкла, когда этот дурацкий роман Миган уже завершился. Мне даже показалось, что в тот период их отношения стали как-то налаживаться.

— Надеюсь, у неё не с Памсеттом был роман?

— О, нет! Он новичок на этой сцене. Вдовец, очень богатый, нажил несметное состояние на производстве лекарств. Познакомился с Миган на каком-то благотворительном вечере.

— Что ж, внешность у него вполне приятная.

Лили пожала плечами.

— Наверное. Светский и образованный, но совсем не в моем вкусе.

— В том смысле, что я не светский и не образованный?

— У тебя, мой милый, savoir vivre^[8] больше, чем мыслимо. Если не знаешь, что это означает, можешь спросить у своего босса.

— Я догадываюсь, — фыркнул я, прикидываясь обиженным, но тут же ухмыльнулся. — Что ещё поведаешь про своих немыслимых родственничков?

— Господи, неужели тебе мало?

— Пожалуй, да. Мне показалось, что я вдруг стал участником очередной серии «Династии», — сказал я, когда такси остановилось перед домом Лили. — Что ж, моя госпожа, вот вы и дома. А я попробую уговорить Живую легенду разобраться с Джеймсовскими злоключениями.

— Удачи тебе. И не забудь спросить его про savoir vivre, — бросила мне вдогонку Лили, когда такси уже отъезжало от тротуара. В ответ я презрительно ухмыльнулся, но Лили уже беседовала с консьержем, и ничего не заметила. Вся она в этом: всегда оставляет последнее слово за собой.

Глава 8

Когда мистер Рамирес лихо подкатил к крыльцу нашего особняка, стрелки моих часов показывали десять пятьдесят девять, а это означало, что когда я расплачусь с водителем, оставлю ему чаевые и дождусь, пока Фриц отомкнет дверь, Вульф уже угнездится в своем мастодонтовском кресле и начнет разбирать утреннюю почту. То есть, плакали мои планы его встретить.

— Доброе утро. Вы выспались? — спросил я, войдя в кабинет и улыбаясь, оттого что перехватил его обычную приветственную реплику.

Наградой моей остроте послужили насупленный взгляд и гримаса, которую любой шестилетний мальчуган истолковал бы так: где тебя носило, черт побери?

— Возможно, вас интересует, где меня носило? — безмятежным тоном спросил я, плюхаясь на свой стул. — С другой стороны, я могу и ошибаться.

— Арчи, — сказал Вульф, извергнув из груди вздох, который, должно быть, свалил с ног колдовавшего на кухне Фрица. — Мне, разумеется, ничего не стоит прикинуться безразличным к твоим эскападам, однако тогда ты, несомненно, приложишь все силы своего изощренного ума к тому, чтобы отвлекать и подкалывать меня и, вообще, сделать мою жизнь невыносимой. В результате обстановка станет настолько нагнетенной, что может отразиться на моем пищеварении. Я не ошибусь, предположив, что твои сегодняшние похождения связаны с семейством мисс Роуэн?

— Нет.

— Проклятье! Что ж, докладывай, — проворчал он, извергая ещё один жалобный вздох.

— Да, сэр, — ответил я, с трудом сохраняя серьезное выражение. И я изложил ему дословно все беседы, которые велись в домах Лили Роуэн и Миган. Вульф слушал, закрыв глаза и переплетя пальцы на экваторе своего необъятного пуза. Признаки жизни он проявлял лишь для того, чтобы хлебнуть пива — Фриц, как всегда, принес две бутылочки. Вопросов Вульф не задавал — что было для него несвойственно, — зато по ходу моего рассказа то и дело привычно кривился, а в самом конце, когда речь зашла о том, что Норин возмечтала прибегнуть к его услугам, скорчил свирепую гримасу.

— Пф! Пусть обратится в полицию. У них достаточно сил и возможностей, чтобы установить невиновность или вину её брата.

— Черт возьми, да ведь фараоны уже убеждены, что Линвилла прикончил её брат! Что может быть для них проще — убийца сам пришел к ним с повинной. Нет, сэр — ей нужны вы. И она пообещала, что заплатит.

— Меня это не интересует, — отрезал Вульф, потянувшись за книгой.

— Я с вами не согласен и готов привести сразу два довода, — заявил я. — Первый — Лили Роуэн, а второй — состояние нашего банковского счета. Пока оно ещё не плачевное, верно, но мы с вами оба прекрасно знаем, как быстро это мнимое благополучие может измениться. Во-первых, подходит срок основного платежа за «мерседес». Во-вторых…

— Гр-рр! — рыкнул Вульф.

— Вы, как всегда, правы, сэр! Так вот, во-вторых, наш старый отопитель подлежит замене — на следующей неделе уже придет человек смотреть его. А, между прочим, именно вы жаловались зимой, что сквозняки стали вконец невыносимы. Не говоря уж о том, что пора перекрашивать весь фасад и…

— Замолчи, Арчи!

— Подумайте тогда о Лили Роуэн, которая самозабвенно восхищается вами, и которая, в свою очередь, удостоилась даже более чем добрых слов от вас. Речь, между прочим, идет не о ком-нибудь с улицы, а об её любимой племяннице, молодой женщине, над которой жестоко надругался человек, считавшийся её другом.

— Это с её слов, — прорычал Вульф, откладывая книгу и устремляя на меня недовольный взгляд.

— Вы вновь правы, сэр, но Линвилл мертв, и подтвердить или опровергнуть её слова не может. Однако вы сами неоднократно говорили, что я разбираюсь в женщинах, — напомнил я, довольный, что завладел его вниманием. — Так вот, судя по моему впечатлению от краткого общения с Норин Джеймс, а также судя по словам Лили, эта юная особа и впрямь подверглась надругательству со стороны мистера Л. Я готов даже поставить на кон свое недельное жалованье.

Вульф насупился, осушил стакан пива и, выдвинув ящик письменного стола, хмуро воззрился в его объемистое чрево. Он подсчитывал бутылочные пробки определяя таким образом размеры своего суточного потребления хмельного зелья.

— Хорошо, — вздохнул он, покончив с этим занятием, — я готов встретиться с мисс Джеймс. В каком она настроении?

Не удивляйтесь этому вопросу — не раз и не два мне случалось наблюдать, как Вульф стремглав улепетывает из кабинета при малейших признаках женских слез или других предвестников того, что он рассматривает — справедливо или не очень — как истерику.

— Веселостью не брызжет, но держится вполне достойно, — ответил я. Она во многом напоминает мне Лили. Та же смесь человечности, самообладания, упрямства и интеллекта. И, кто знает — может, как и её тетка, она найдет вас очаровательным и неотразимым.^[9]

Вульф пропустил мой укол мимо ушей, как я, впрочем, того и ожидал. Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза, ухватившись пальцами за подлокотники. Кто-либо другой мог подумать, что Вульф размышляет над делом, тогда как я знал точно: этот гурман предвкушает скорый обед, ведь потрясающий аромат бараньих ребрышек под соусом, изобретенным несколько лет назад Фрицем в соавторстве с самим Вульфом, уже проник в кабинет и начал приятно щекотать ноздри. Признаюсь, что и у меня самого слюнки побежали.

— Извините, что вторгаюсь в ваши сладкие грезы, но когда вы готовы принять Норин? — спросил я. — Может, сегодня днем? Часа в три, скажем.

Вульф принюхался.

— «Сладкие грезы» — это оксюморон^[10], - изрек он. — Я никогда не погружаюсь в грезы.

Однако я тоже не лыком шит — не зря ведь я добрых полжизни выслушивал лексические изыски Вульфа.

— У вас просто окклюзия сознания, — парировал я. — Не хотите в три — назовите другую цифру. Интуиция подсказывает мне, что Норин готова явиться в любое удобное для вас время.

Как я и рассчитывал, это его доконало. Вульф видит, как расширяется с годами мой лексикон, однако совершенно теряется, когда с моих уст срываются словечки наподобие окклюзии. Неужто он считает себя единственным, кто читает колонку Сэфайра в воскресном выпуске «Таймс»?

— Мисс Джеймс может прийти к трем, — смилостивился он. — Однако мое согласие на встречу с ней вовсе не означает, что я готов взяться за её дело — и это она должна ясно понимать.

— Я убежден, что она уже знакома с вашими методами. Более того, в знак своей глубочайшей признательности, она преподнесет вам щедрые дары: новое иллюстрированное методическое пособие по выращиванию орхидей, два ящика пива «Реммерс» и целую кипу кроссвордов, между прочим, неразгаданных. Разумеется, я сказал ей, что вы совершенно неподкупны, но она…

Я прикусил язык, поскольку остался в одиночестве. Вульф с неожиданным проворством устремился вон из кабинета и затопал в столовую, где его уже поджидало дымящееся блюдо бараньих ребрышек под соусом. Как, впрочем, и меня.

Глава 9

Поскольку во время трапез в нашем доме на деловые разговоры наложено строжайшее табу, имя Норин Джеймс за обедом не всплывало. Однако стоило нам только, воздав должное волшебным ребрышкам и малине со взбитыми сливками, перейти в кабинет пить кофе, как я набрал номер Лили.

— Мистер Вульф готов принять твою племянницу в три часа, — сказал я. — До трех осталось всего сорок минут. Ты можешь передать ей это послание?

— С радостью. С меня причитается, Арчи — как насчет ужина в «Ля Ронде»?

— Заметано, хотя каждый доллар этого ужина я уже отработал. Кстати, о деньгах: ты ведь понимаешь, что Ниро Вульф задаром не напрягается. Как у твоей племянницы с…

— «Презренным металлом», ты хотел сказать? Казна от него просто ломится. Или ты сомневаешься, что она способна расплатиться самостоятельно?

— Я просто не уверен, есть ли у неё источники дохода, помимо работы в издательстве. И не придется ли ей доить одного из родителей, особенно мамашу. Мне не слишком улыбается заполучить в клиенты твою драгоценную сестрицу.

— На этот счет можешь не беспокоиться. Вообще-то я не люблю вторгаться в финансовые дела членов своей семьи, но, со слов самой Норин, я знаю, что когда ей исполнился двадцать один год, она получила первую выплату из своего страхового фонда, которая составила свыше миллиона. И уже через несколько лет её ждет вторая выплата. В отличие от меня, её деньги не испортили — по окончании школы, она сама пошла на службу, да и денег на ветер не бросает. Несмотря на одеяние, в котором она предстала перед тобой сегодня утром, она любит покупать красивые платья. У неё хороший вкус. Это все к тому, что вы с Вульфом можете с чистой совестью драть с неё свои чудовищные гонорары.

— Моя совесть и так всегда чиста, — горделиво заявил я. — И ты вовсе не испорченная, а обыкновенная лентяйка. Да, безусловно, не испорченная.

— Льстец, — промурлыкала Лили. — Если в течение ближайших десяти минут я не перезвоню, то ровно в три Норин будет у вас.

На самом деле звонок в нашу входную дверь прозвучал в семь минут четвертого.

— Это мисс Джеймс, — сказал я погруженному в книгу Вульфу, который даже вида не показал, что меня слышит.

Рассмотрев Норин Джеймс через одностороннее стекло в двери, я убедился, что передо мной стоит совсем не та женщина, которую я видел утром в квартире её матери. За эти три часа Норин окончательно проснулась, накрасилась, уложила волосы и облачилась в очаровательное синенькое платьице с белым пояском и в белые же туфельки. Лили не ошиблась, одевалась Норин со вкусом.

— Добрый день, — приветливо поздоровался я, открывая дверь. — Проходите, пожалуйста.

— Еще раз здравствуйте, мистер Гудвин, — улыбнулась Норин. — Спасибо за помощь — я даже не надеялась, что все устроится так быстро.

— Зовите меня Арчи, а вот благодарить не стоит. Одна из моих обязанностей состоит в том, чтобы не позволять моему боссу ржаветь от бездействия.

Я провел Норин в кабинет и представил Вульфу. Должно быть, Лили её тщательно проинструктировала — во всяком случае, Норин знала, что Вульф терпеть не может обмениваться рукопожатиями.

— Я очень признательна за то, что вы согласились меня выслушать, — сказала она, устраиваясь в красном кожаном кресле и не спуская глаз с Вульфа. — Чековая книжка у меня с собой, и я могу сразу…

— Одну минутку, мисс Джеймс, — жестом остановил её Вульф. Если перспектива заполучить в клиенты женщину его и страшила — а такое не раз наблюдалось за ним прежде, — то виду он не подавал. Поразительная все-таки личность. — Дав согласие на встречу с вами, я не взял на себя никаких иных обязательств. Возможно, я и соглашусь взяться за ваше дело, но приму решение только после того, как узнаю дополнительные подробности.

— Хорошо, — кивнула Норин, положив руки на колени и глядя ему в глаза. Похоже, ни сам Вульф, ни его габариты её не смутили — меня это тронуло. — Первым делом я должна сообщить вам обоим последние новости: Майкла выпустили под залог. Мой отец воспользовался вашим советом, мистер Гудвин… Арчи. Его юрист порекомендовал нам криминального адвоката по фамилии Харгроув, который сделал упор на то, что Майкл никогда прежде не преступал закон и происходит из уважаемой семьи. И вот — Майкла освободили.

— На время, по меньшей мере, — уточнил я. — Хотя это уже победа. С Харгроувом я, правда, не знаком, но слышал, что он настоящий боец.

Вульф хрюкнул — это приблизительно соответствовало его мнению об адвокатском сословии.

— Не хотите ли что-нибудь выпить, мисс Джеймс, прежде чем мы начнем? Сам я пью пиво, но мистер Гудвин может предложить вам напиток по вашему вкусу.

Норин, поблагодарив, отказалась, а Вульф позвонил, чтобы Фриц принес пива, и поерзал в кресле, устраивая свою махину поудобнее.

— Очень хорошо. Мистер Гудвин вкратце обрисовал мне положение, но у меня к вам множество вопросов, причем некоторые — личного свойства.

— Я готова.

— Тогда начнем. Каким образом вы познакомились с мистером Линвиллом?

— Через мою подружку по комнате — Полли Марс. Мы с ней вместе учились в Смитовском колледже, а последние два года жили в одной квартире, в Вест-Сайде. Она сейчас работает фотомоделью; звезд не хватает, но спросом пользуется.

— А как мисс Марс познакомилась с мистером Линвиллом?

— В «Орионе» — это такой бар на Второй авеню, куда наши сверстники наведываются довольно часто.

— И вы тоже?

Щечки Норин зарделись.

— Полли пару раз водила меня туда, — сказала она, откидывая со лба прядь волос. — Вообще-то я не любительница подобных заведений. Во-первых, в них слишком шумно, а во-вторых, люди там большей частью какие-то дутые, если вы понимаете, что я имею в виду.

Вульф не понимал, но интереса не проявил.

— Значит, вас познакомила мисс Марс?

— Не совсем, — ответила Норин, забрасывая ногу на ногу и поправляя подол юбки. — На самом деле, они уже несколько встречались с… Франтом, и я впервые увидела его, когда они с Полли поздно вечером зашли к нам домой, посидев перед этим в нескольких барах. Я сразу поняла, что понравилась ему, поэтому не слишком удивилась, когда несколько дней спустя он позвонил мне и пригласил на свидание.

— А как отнеслась к этому мисс Марс?

— Да, мне это тоже сразу пришло в голову, — кивнула Норин. — Еще прежде чем связаться с Франтом, она знала, что репутация у него довольно дурная, но это её не остановило. Судя по её словам, ей было с ним весело. Однако, когда он позвонил мне, я сразу согласия не дала — попросила перезвонить попозже. И тут же рассказала все Полли. Она сказала, что ей ничуть не обидно, что ей надоело таскаться с ним по одним и тем же местам типа «Ориона» или «Морганы». Жаль, что вы не знакомы с Полли, мистер Вульф. Она настоящая красавица — высокая, натуральная блондинка. От мужчин у неё просто отбоя нет. Ее не раз приглашали мужчины такие же богатые и известные, как Франт, поэтому она не так уж и дорожила их отношениями.

— Она не пыталась предупредить вас на его счет? — спросил Вульф.

— Вы имеете в виду… — Норин глубоко вздохнула, потом резко помотала головой из стороны в сторону. — Нет. У меня вообще создалось впечатление, что ничего серьезного между ними не было. Впрочем, в то время я лишних вопросов ей не задавала, а сама она тоже в подробности не вдавалась. Мы с ней близкие подруги, но никогда не разговариваем про… это, если вы понимаете, что я имею в виду.

Я знал, что Вульфу подобная тема претит. Однако я также знал, что из уважения к Лили Роуэн он готов вытерпеть и не такое.

— Итак, вы дали согласие на встречу с мистером Линвиллом?

— Да, и самый первый вечер в его обществе мне очень понравился. Откровенно говоря, накануне я немного побаивалась. До него я встречалась только с очень серьезными молодыми людьми. Должно быть, потому что я и сама довольно серьезная. Словом, я была польщена его вниманием. В первый вечер он сводил меня на очень забавную комедию в Гринвич-Виллидж. Потом мы заглянули выпить по стаканчику в «Моргану», где он встретил своих приятелей. Мы немного посидели, а потом он отвез меня домой — все очень прилично. Господи, как же он меня провел! Как последнюю дурочку!

Вульф отпил пива и недовольно уставился на почти опустевший стакан.

— И потом последовала новая встреча? — осведомился он.

Норин кивнула.

— Да. К тому времени я начала считать, что слухи о Франте Линвилле, раздутые газетчиками, совершенно не соответствуют действительности. Как бы то ни было, я согласилась встретиться с ним ещё раз.

Вульф задумчиво посмотрел на нее, но промолчал. Норин выдержала его взгляд, затем посмотрела на меня. Лишь каменный истукан в эту минуту не проникся бы к ней сочувствием, а даже Ниро Вульф в глубине души отнюдь не истукан. Мы оба с ним молча выжидали, пока Норин заговорит сама.

— И вот субботним вечером, во второй раз, когда он меня пригласил, мы с ним посидели сперва в «Орионе», а потом — естественно, — в «Моргане». Домой он отвез меня довольно рано и напросился в гости. Полли на уик-энд уехала к родителям, в Бронксвилл.

— А мистер Линвилл знал, что ваша подружка уехала? — поинтересовался Вульф.

— Нет, хотя, по-моему, я сказала об этом, когда мы поднимались в лифте. Дома мы выпили по бутылочке пива, я запустила какую-то музыку, а потом…

Голос Норин сорвался, а плечи безвольно поникли. Вульф откинулся назад, закрыв глаза, потом подался вперед и уже хотел было заговорить, но Норин его оборвала.

— Прежде чем вы меня спросите, мистер Вульф, я хочу ответить сама, произнесла она. — Я никоим образом — повторяю: никоим образом не провоцировала и не поощряла его. С тех пор, как это случилось, я ломала над этим голову раз сто, и твердо убеждена, что ни словом, ни жестом не дала ему понять, что я…

Ее голос задрожал.

— Я вовсе не собирался задавать вам этот вопрос, мисс Джеймс, — спокойно сказал Вульф. — Я хотел спросить только, общались ли вы с мистером Линвиллом после того вечера?

Голос Норин вновь окреп. Меня это порадовало. У Вульфа, должно быть, все поджилки тряслись при одной мысли о том, что она может вот-вот разразиться слезами.

— С тех пор я больше его не видела — никогда. Несколько раз он звонил, но всякий раз, услышав его голос, я вешала трубку. Он даже звонил Полли и просил её подозвать меня, но, узнав, кто это, я отказывалась брать трубку.

— А вы рассказали мисс Марс о том, что случилось?

— Нет, но мне кажется, что она догадалась по моему поведению, а также по синяку на моей скуле, хотя я сказала, что ударилась, когда ехала в автобусе, а водитель резко затормозил. Она все время спрашивала, что за кошка пробежала между мной и Франтом. Я ей не отвечала… Я не могла…

Норин перевела дыхание, но в ответ на мое предложение дать ей что-нибудь выпить, ответила отказом. В лице её не было ни кровинки.

— А кому и когда вы об этом рассказали? — спросил Вульф. Пожалуй, я был единственным смертным, кто был способен определить, что рассказ молодой женщины затронул его за живое.

— Впервые я открылась тете Лили — в субботу за обедом, — сказала Норин. — До этого же носила свою тяжкую в себе. Мама, которая могла бы хоть как-то мне помочь, была в отъезде, а с Майклом мы в последние годы общались мало; без особых причин, просто каждый жил своей жизнью. То же самое и с папой, которого я уже месяца два не видела. Собственно говоря, я и тете Лили не призналась, кто именно это сделал, однако она догадалась. Она знала, что я была с Линвиллом. Кажется, она даже добавила, что и сама с ним знакома, хотя подробностей я не помню.

— Значит, мистер Линвилл знал мисс Роуэн?

— Э-ээ… да, — пробормотала Норин. — А что?

— А знал он, что мисс Роуэн дружит с мистером Гудвином? — осведомился Вульф, пропуская её вопрос мимо ушей.

Норин наморщила носик.

— Кажется, это как-то всплывало. Да, однажды, когда я упомянула тетю Лили, он сказал, что мистер Гудвин очень известный и добавил нечто в этом духе.

Стоило Норин завести речь о моей славе, как Вульф скривил физиономию.

— А когда ваша мать узнала о том, что произошло между вами и мистером Линвиллом?

— Она вернулась из Европы во вторник, и мы с Майклом устроили ей вечер встречи у неё дома. Шампанское, воздушные шарики, плакат на двери — все как полагается. Мы пригласили и Эдварда… мистера Памсетта; они ведь с мамой уже несколько лет очень дружат. Я из кожи вон лезла, чтобы казаться веселой и беззаботной, но мама меня почти сразу раскусила.

— И вы ей во всем признались?

— Не то слово! Меня вдруг просто прорвало. Вот так торжественная встреча, да? Бедная мамочка — я отравила ей всю радость от возвращения!

Норин потупилась, разглаживая юбку пальцами.

— Значит, во вторник о случившемся узнала не только ваша мать, но и ваш брат с мистером Памсеттом? — уточнил Вульф. — Вы ведь назвали имя мистера Линвилла?

Норин кивнула.

— У мамы началась настоящая истерика, хотя волновало её главным образом опасение, что эту историю раздуют газеты. Боже упаси, если на такую фамилию, как наша, упадет тень. А представляется, какая теперь поднимется шумиха вокруг нашей фамилии? Майкл тогда настолько рассвирепел, что саданул кулаком по стеклянному столику для коктейлей с такой силой, что по тому трещина прошла. Только Эдвард оставался спокойным. Он предложил нам обратиться в полицию, но этим лишь окончательно вывел маму из себя.

— А вы помните, что сказал ваш брат?

— Ох, он бушевал как раненый тигр. Вопил, что я неблагодарная, дескать, надо было ценить дружбу с Дугом. Правда, злился он больше на себя самого — за то, что не сумел меня уберечь.

— Кто такой Дуг?

— Дуглас Роджек — мы с ним довольно часто встречаемся. Потом он стал кричать, как с… — Норин перевела дыхание раз, потом другой, словно не могла заставить себя произнести это слово, — насильниками обращаются в других странах. Он… был предельно откровенен и выразителен.

— Он не высказывал конкретных угроз по адресу мистера Линвилла?

— Нет, но я никогда не видела его таким взбешенным. Впрочем, Майкл вообще таков — лает, но не кусает. Он никогда даже не дрался, если не считать занятий боксом в колледже. Махать кулаками не в его стиле.

— Понятно, — сухо произнес Вульф. — Давайте однако вместе проследим за развитием событий. Молодая женщина становится жертвой погрязшего в кутежах богатого распутника. Вскоре после этого распутника обнаруживают мертвым, судя по всему, убитым. Старший брат молодой женщины, по задержании полицией, признается в содеянном. Должно быть, вы и сами со мной согласитесь, что с точки зрения правоохранительных органов ситуация предельно ясна. Будь я окружным прокурором, я бы посчитал, что дело в шляпе.

Норин нахохлилась:

— Вы рассуждаете не как друг, а как враг!

Вульф удостоил её снисходительным взглядом.

— Зачастую только друг способен сказать нам то, что нам меньше всего хотелось бы слышать.

Норин с сомнением воззрилась на него, затем перевела взгляд на меня. Я приподнял одну бровь и улыбнулся.

— Вы, конечно, правы, — вздохнула Норин, усаживаясь поудобнее. — Извините, что я вспылила, но я абсолютно уверена, что Майкл не виновен. Помогите нам, пожалуйста!

Вульф изучающе посмотрел на её, затем перевел взгляд на настенные часы: до дневного свидания с орхидеями оставалось уже всего ничего.

— Мадам, — произнес он, — вы, разумеется, слышали о том, что суммы, которые я требую за свои услуги, многие называют непомерными?

— Да, — с вызовом сказала Норин. — Я способна вам заплатить.

Вульф закрыл глаза и переплел пальцы на пупке. Я прекрасно понимал, что он придумывает причину, как бы отказать Норин. Он и без того не выносил впрягаться в работу, но женщина-клиент была в его представлении двойным злом. Исчадием ада. Но Вульф также знал, что, отшив Норин, будет вынужден терпеть мои постоянные упреки по поводу и без того скудного банковского счета. Словом, Вульф оказался между Сциллой и Харибдой. Секунд тридцать спустя он открыл глаза и устремил на Норин хмурый взгляд.

— Очень хорошо. Я берусь за ваше дело, но только с двумя оговорками: во-первых, успеха, если подразумевать под ним оправдание вашего брата, я не гарантирую. Хотя, безусловно, изыщу все возможности, чтобы найти на роль убийцы мистера Линвилла иного кандидата. Во-вторых, мне почти наверняка придется побеседовать с вашими друзьями — с мисс Марс и, возможно, с тем господином, с которым вы часто встречаетесь. С мистером…

— Роджеком. Дугом Роджеком.

— Да. Вполне возможно, что в процессе беседы всплывет упоминание о досадном эпизоде, случившемся между вами и мистером Линвиллом. Является ли это для вас непреодолимым препятствием?

Норин заморгала, потом ответила:

— Еще вчера я сказала бы, что да, но теперь это уже утратило прежнюю значимость. Мой брат невиновен, мистер Вульф. Спрашивайте кого угодно о чем угодно, лишь бы помочь ему.

— Что ж, мисс Джеймс, вы мыслите вполне здраво, — произнес Вульф. В его устах это прозвучало как похвала. — Что касается меня, то я вынужден вас оставить, однако мистер Гудвин введет вас в курс дела и объяснит, что нужно делать. — С этими словами, Вульф поднялся из-за стола, пересек кабинет и затопал в прихожую, к лифту.

Под словами «введет вас в курс дела и объяснит, что нужно делать» Вульф подразумевал в числе всего прочего и обсуждение размеров его гонорара. Сам он от разговоров на меркантильные темы предпочитает уклоняться, перекладывая эту неблагодарную миссию на мои плечи. Вульф прекрасно знает, что, будучи его главным бухгалтером, кассиром и плательщиком по счетам, я прослежу, чтобы наших доходов хватало на закупку свежей рыбы, мяса и овощей, без которых Фриц не мыслит своей кулинарии, ящиков пива, которое Вульф поглощает как насос, а также на жалованье, которое он исправно выплачивает нам с Фрицем и Теодором. До сих пор бумажки, выпускаемые федеральным казначейством, неизменно поступали к нам в достаточном количестве, чтобы обеспечить издавна заведенный Вульфом жизненный уклад. В чем, я считаю, изрядная доля моих заслуг.

— Что ж, мисс Джеймс, — сказал я, — разворачиваясь к ней на своем вращающемся стуле, — прежде чем двигаться дальше, позвольте ввести вас в курс дела.

Глава 10

Итак, мы официально обзавелись клиентом, причем таким, которому наши «непомерные» гонорары вовсе таковыми не показались. Более того, когда я назвал сумму — шестьдесят тысяч долларов, — половина которой выплачивалась сразу, а половина — по завершении расследования, Норин, даже глазом не моргнув, сказала:

— Надо же, я думала, будет больше.

После чего тут же, не сходя с места, достала из сумочки чековую книжку с клетчатой красно-синей обложкой и выписала чек на тридцать тысяч долларов с такой легкостью, будто покупала продукты. Затем спросила, что делать дальше.

— Дальше, если вы располагаете временем, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — улыбнулся я.

— Конечно же, я располагаю временем, мистер Гудвин… Ах, извините Арчи! Я полностью в вашем распоряжении. Тем более, что это мне следовало бы спросить, располагаете ли временем вы, — серьезно сказала Норин, сидя в красном кожаном кресле точь-в-точь как студентка на экзамене.

Я начал понимать, почему Лили в неё души не чаяла; Норин владела по меньшей мере двумя из трех наиболее мною ценимых достоинств: волевым характером и умением себя вести. Третье — чувство юмора — Норин, учитывая случившееся, пока проявить не смогла; если им обладала, конечно.

В числе всего прочего я спросил её, насколько хорошо она узнала Линвилла за две встречи.

— Должно быть, не очень хорошо, раз допустила такое, — задумчиво ответила она. — На мой взгляд, он был просто беспутным парнем, а вовсе не зарвавшимся и беззастенчивым сорви-головой, каким его пытаются выставить в газетах.

— Пил он много?

— Да, пожалуй, многовато. Особенно учитывая его склонность садиться за руль в любом состоянии. Я даже собиралась когда-нибудь поговорить с ним об этом, продлись наше знакомство дольше.

— А с друзьями он вас знакомил?

— Да, с двумя или тремя. Одного из них, Тодда Холлибертона, я видела оба раза, что мы встречались с Франтом.

Я поневоле припомнил задиристого коротышку, с которым столкнулся возле «Морганы.

— А что он за птица? — поинтересовался я.

Норин пожала плечами.

— Парень как парень. Довольно славный, по-моему. Робкий только какой-то. Он и рта почти не раскрывал.

Должно быть, что мы с ней общались с разными Тоддами Холлибертонами.

— А он был один или с девушкой? — поинтересовался я. — И каков он внешне?

— В первый раз, это было в «Орионе», он был один, а во второй, когда мы пришли в «Моргану», с ним был ещё один парень. Чарли какой-то — фамилию забыла. А внешне… Ростом он не вышел — ниже Франта, во всяком случае. Чем был Франт, — поправилась она. — И волосы ещё такие белесые, почти седые. Стрижка короткая. А что?

— Любопытно просто, — сказал я. Все-таки мы оба имели в виду одного парня. — А чем он занимается?

Норин легонько нахмурилась.

— Мне кажется, он кто-то вроде счетовода. И ещё я помню, как он сказал, что живет в Гринвич-Виллидж. Вот, пожалуй, и все.

— Кто, по-вашему, мисс Джеймс, мог до среды знать о том, что случилось между вами и Франтом и Линвиллом?

— Мне казалось, что мы уговорились называть друг друга по имени, — напомнила она. — Меня зовут Норин, Арчи! Так вот, как я уже говорила, Лили знала об этом ещё с субботы, а мама, Майкл и Эдвард узнали во время торжественного вечера. Ну и папа тогда же — мама ему позвонила.

— Они часто общаются?

— Нет, я бы не сказала. Отношения между ними довольно натянутые, но они разговаривают, особенно, когда дело касается меня или Майкла. А тогда мама сама ему позвонила. Она была просто вне себя.

— Не знаю, как вас, но меня это не удивляет.

— Да, вы правы, — вздохнула Норин. — Пожалуй, будь у меня дочь, я бы среагировала так же.

— Расскажите мне про своего друга Роджека, с которым вы, по вашим словам, часто встречаетесь.

Норин устало провела по волосам.

— Дуг — славный парень, просто душка. Нас Майкл познакомил. Они вместе спортом занимались. Дуг служит в брокерской фирме «Максвелл и Миллс».

— Насколько у вас серьезные отношения?

Щеки Норин снова порозовели.

— Я ещё точно не знаю, но… Пожалуй, ещё рановато об этом говорить.

— А как он к вам относится?

Она ответила не сразу:

— Мне кажется, я ему нравится, хотя он, как и я, время от времени встречается с кем-то еще.

— А знает Роджек про этот случай с Франтом?

— Вам это покажется странным, но я точно не уверена.

— Да, это и впрямь звучит странновато. Объясните — может, тогда я и пойму.

Прежде чем ответить, Норин обвела взглядом книжные полки, а потом уставилась на глобус.

— Мы с Дугом встречались примерно раз в неделю уже несколько месяцев. В кино ходили, в бары, как-то раз даже на бейсбол. Я говорила — он и в самом деле очень славный парень. Однако после того, что со мной сделал Франт, я не могла больше встречаться с Дугом… Да и вообще с кем бы то ни было. И я отказала ему несколько раз подряд. Под разными предлогами: то плохо себя чувствовала, то с папочкой встречалась, или просто говорила, что занята…

— Знаю, — закивал я. — Я тоже через это проходил.

Норин слабо улыбнулась.

— Я понимала, что Дуг уже устал от моих отговорок, поэтому, когда он в очередной раз позвонил мне и куда-то пригласил, я согласилась. С тех пор мы несколько раз были вместе, но он чувствовал, что со мной что-то не так. Я ведь до сих пор… — голос её задрожал и прервался, — … сама не своя.

— Хорошо, допустим он понял: вы не в своей тарелке. Но он мог знать, что вы встречались с Линвиллом?

— Не знаю, разве что Полли ему сказала.

— С какой стати она бы ему сказала? — спросил я. — Или она всерьез обиделась на вас из-за того, что вы встречались с её ухажером?

— Нет, это вряд ли. Просто Полли всегда казалось, что Дуг — именно тот человек, который мне нужен, поэтому всякий раз, когда он за мной заезжал, или забегал к нам глотнуть пивка, она была к нему очень внимательна. Все время твердила мне, какой он замечательный, и… Я, правда, в этом не уверена, но мне кажется, что он мог позвонить Полли и… попытаться выяснить, в чем дело.

— Да, обычная история, — отмахнулся я. — Влюбленный паренек обращается за советом к лучшей подруге объекта своей страсти.

— Да, нечто в этом роде, — произнесла Норин, награждая меня улыбкой; на этот раз не натянутой, а полновесной.

— Хорошо, допустим тогда, что мистер Роджек знал про ваши встречи с Бартоном Линвиллом. Однако вы не уверены, знал ли он то, что случилось между вами в тот вечер?

— Да. Он даже ни разу не упомянул его имя. Хотя Дуг вообще довольно скрытный. Если он даже и ревнует, то вида никогда не покажет. Одну минутку, мистер… Арчи, — сказала Норин, глядя мне в глаза. — Не думаете ли вы, что Дуг мог его…

Последние слова повисли в воздухе.

— Пока я ровным счетом ничего не думаю, — сдержанно произнес я. Сейчас мы исходим из того, что ваш брат не причастен к убийству Бартона Линвилла. Раз так, то в том гараже по голове мистера Л. тюкнул кто-то другой. Не исключено, хотя и маловероятно, что найдется добрая дюжина незнакомых вам людей, давно выстроившихся в очередь, чтобы вручить ему билет на тот свет. Людям его круга вообще-то не свойственно выяснять отношения с помощью убийства. Скорее всего к праотцам его отправил кто-то из тех, кого вы знаете — и любите. Я говорю это лишь потому, что даже если мы выручим вашего братца, на его месте может оказаться другой близкий вам человек.

— Я это понимаю, — тихонько произнесла Норин, встряхнув головой, и посмотрела на кончики туфелек.

— Просто не представляю, как вы вынашивали в себе такое целый месяц, сказал я. — Вы к врачу то хоть обращались?

— Да. И это… оказалось труднее всего. — Норин прикусила нижнюю губу и попросила попить. Я налил ей охлажденной воды из термоса, подменявшего нам портативный бар на столе. Норин, поблагодарив, отпила. — Я обратилась к гинекологу, к которому ходит моя подруга — не могла же я пойти к нашему с мамой врачу. Я наплела ему с три короба о том, как… словом, излишнеувлеклась, а он подверг меня целой серии всяких тестом. Господи, какой это был кошмар!

— Извините, что я такой назойливый, но без этого в нашем деле нельзя. Еще один неприятный вопрос: вы не боялись, что Линвилл… ну, скажем, вернется?

— Э-ээ, в некотором роде да, но я… мне удалось его ранить.

— В физическом смысле?

Норин кивнула и осушила стакан.

— А смею я поинтересоваться — каким образом?

— О, нет так, как вы думаете, — ответила она, зардевшись. — Во-первых, я расцарапала ему физиономию, а во-вторых — стукнула по глазу. Очень больно, потому что он даже… завопил. Очень громко. Зря я, наверное, это говорю, но порой мне жаль, что я его не убила!

Последние слова прозвучали очень искренне.

— Может, это вы его убили, Норин? — спросил я, как бы невзначай.

В течение нескольких секунд она, не мигая, смотрела мне в глаза, а потом зажала двумя пальцами нижнюю губу.

— Нет, — сказала она наконец, — хотя по ночам мне не раз снится в кошмарных снах, как я его убиваю. Самыми разными способами. Я понимаю, насколько ужасно это звучит, но избавиться от ночных кошмаров мне не удается. — Голос её предательски задрожал.

Я кинул на Норин изучающий взгляд, пытаясь определить, правду она говорит или играет. Не знаю, какая часть моего мозга это определяет, но я остановился на правде.

Норин словно поняла, что происходит в моей голове, потому что снова заговорила лишь минуту спустя:

— А вы уверены, что его убили именно из-за того, что случилось со мной?

— Очень похоже, что да. Судите сами: целый месяц вы держали рот на замке, а проговорились лишь несколько дней назад. А потом, не прошло и суток, как Линвилла убили. Или у вас есть другие предположения?

Норин снова закусила нижнюю губу — сегодня ей здорово доставалось.

— Нет, но ведь возможно, что повод был какой-то иной, правда? Например, грабеж — кто-то мог затаиться в гараже и подождать, пока подъедет дорогой автомобиль…

— В нашем городе нет ничего невозможного, — признал я. — Однако грабитель скорее всего был бы вооружен пистолетом или хотя бы его макетом чтобы просто напугать жертву. А вот человек с вырубалкой уже заранее настроен агрессию.

Брови Норин поползли на лоб.

— Что такое вырубалка?

— Дубинка, монтировка, клюшка для гольфа, мешочек с песком все что угодно. Насколько я знаю, полиция ничего не нашла.

— Однако вы уверены, что убийца — мужчина? — спросила Норин.

— Увы, даже это не могу сказать наверняка, хотя знавал я случаи, когда дамочки пользовались вырубалками с поистине дьявольской изобретательностью. Например, мистер Вульф как-то раз помог полиции отправить в каталажку одну особу, которая прикончила мужа бейсбольной битой. А монтировкой человека, в особенности ничего не подозревающего, может оглушить и ребенок. Главное рассчитать силу и не проломить череп, в противном случае…

— Прошу вас, не надо! — взмолилась Норин, зажимая уши. — Это просто… ужасно.

— Да, любая насильственная смерть ужасна. Лишь в кино это бывает не страшно. Все, конец проповеди.

Норин деревянно кивнула.

— Спасибо, вы очень четко обрисовали мне ситуацию. Что нам делать дальше?

— Дальше я побеседую с мистером Вульфом и получу от него указания. Впрочем, вы уже знаете со слов мистера Вульфа, что я собираюсь побеседовать с вашим братом, с вашей подругой, а также с мистером Роджеком. Кроме того мне предстоит ещё раз побеспокоить обоих ваших родителей. Это для начала.

— И сколько времени займет расследование?

— Трудно сказать — это зависит от того, насколько быстро мне удастся раскачать Ниро Вульфа. Никому в мире не удается допечь его лучше меня, но даже тогда это сродни попытке вести машину с пустым бензобаком. Могу обещать одно: я сделаю все, что в моих силах. Напоследок хочу задать вам ещё один вопрос.

— Да, пожалуйста.

— Что вы делали в среду после девяти часов вечера?

— Я была у мамы. А что? О!.. — Норин осеклась и её глаза расширились, как у испуганной лани. — Я поняла: вас интересует, где я была, когда… его убили!

— Совершенно верно. Не обижайтесь — мистер Вульф не делает исключений даже для своих клиентов.

Щеки Норин заполыхали, приобретя цвет моего любимого модного галстука. Потянувшись за сигаретами, она чиркнула спичкой, прежде чем я успел щелкнуть зажигалкой. Как бы ни разгневал её мой вопрос, она отчаянно пыталась не показывать вида.

— Откровенно говоря, я ненадолго выходила из дома. Я была настолько расстроена после предыдущего вечера и маминой истерики, что отправилась на прогулку. Я бродила по городу несколько часов, пытаясь унять нервы. Я шла куда глаза глядя, лишь бы подальше от дома и всех людей.

— Вас, наверное, никто не сопровождал?

Она кивнула.

— Я пошла на восток, обогнула Бикман-плейс и Саттон-плейс, а потом ходила взад-вперед по Первой и Второй авеню.

— В котором часу это было?

— Ушла я примерно в девять сорок пять, а вернулась около половины первого. Честно говоря, на часы я не смотрела.

— И не встретили никого из знакомых?

Норин покачала головой из стороны в сторону.

— Никого. Хотя народу на улицах было предостаточно, особенно на Второй авеню. Из этого следует, что я тоже попадаю в число подозреваемых, да?

— Не обязательно, но ожидать этого стоит. Как бы то ни было, я выяснил у вас все, что хотел. Я, конечно, буду держать вас в курсе дела, но и вы не стесняйтесь — звоните, если что. Устраивает?

— Вполне. — Норин встала и протянула мне руку. Она не улыбалась, но я не возражал; мне вообще больше по душе люди, чувства которых написаны на их лицах, а у Норин Джеймс, как я уже упоминал, повода улыбаться пока не было.

Глава 11

Остаток пятницы, если не считать ужина, я провел в бесплодных попытках призвать Вульфа поучаствовать в обсуждении дела Джеймса-Линвилла. Дело в том, что когда Вульф упирается, даже мне расшевелить его не удается, хотя, как я похвастался перед Норин, никто в мире не перещеголяет меня по части допекания Вульфа.

Наконец, проведя в кабинете после ужина уже целый час, я сдался.

— Бог свидетель, я не многого от вас прошу, — сказал я обложке раскрытой книги, скрывавшей от меня лицо Вульфа. — Мне нужно всего-навсего несколько пустячных указаний, чтобы знать, в каком направлении двигаться. Мы взяли деньги у доверчивой молодой женщины, которая, по каким-то непонятным причинам, поверила в ваши сыскные способности. В эту самую минуту она, должно быть, сидит дома, строя догадки о том, как продвигается расследование….

Вульф свирепо отложил книгу в сторону и пронзил меня взглядом, которому позавидовал бы сам Месмер.

— Арчи, ты становишься совсем невыносимым.

— Да, сэр. Просто моя обывательская совесть меня вконец замучила; все нашептывает, проклятая: «кончай бить баклуши — работать надо».

К сожалению, и этой своей фразой и вариациями на ту же тему я добился лишь того, что Вульф снова уткнулся в книгу. Еще несколько минут я посидел за своим столом, обиженно шмыгая носом, после чего поднялся, громко, с подвыванием, зевнул и вышел восвояси.

Нельзя сказать, чтобы мне и вправду было нечего делать: перед самым ужином позвонил Сол Пензер и пригласил меня к себе сгонять партию в покер. Обычно наша карточная компания собирается у него по четвергам, а сегодняшним приглашением я был обязан какому-то заезжему приятелю Сола, остановившегося у него переночевать. «Мог бы хоть заранее предупредить», проворчал я Солу в ответ на приглашение, добавив, что скорее всего буду занят и прийти не смогу. Теперь же, когда Вульф впал в очередную зимнюю спячку, мне ничего не оставалось, как порадовать Сола.

Я бы с удовольствием рассказал вам, каких успехов добился, проведя остаток вечера в обществе пик, треф, бубей, червей, фишек и пятерки заядлых картежников, однако случилось так, что мне пришлось не раз и не два залезать в бумажник, а к часу ночи, когда сеча завершилась, по меньшей мере трое из этих шулеров сумели существенно повысить свое благосостояние за мой счет.

Вот так бесславно завершилась пятница. На следующее утро я всерьез вознамерился лишить Вульфа спокойной жизни. По субботам распорядок дня в нашем особняке ничем не отличается от будничного: наш господин и повелитель, как заведено, проводит четыре часа — с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести вечера — в оранжерее, где лелеет и холит десять тысяч орхидей. О том, чтобы побеспокоить его во время этого священнодействия не могло быть и речи (Вульф рассматривает посягательство на возню с цветами как тяжкое преступление, аналогичное попытке произнести в его присутствии такие оскорбительные для слуха глаголы, как «сконтактировать» или «отксерить»), поэтому я собрался ждать одиннадцати утра.

Обе утренние газеты поместили репортажи, посвященные аресту Майкла Джеймса, причем «Дейли Ньюс» тиснула его фотографию аж на первой полосе. На снимке, надпись под которым гласила «АРЕСТ В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ МОЛОДОГО НУВОРИША», Майкл шел с опущенной головой в сопровождении адвоката, который только что добился освобождения своего клиента под залог. «Таймс» тоже дала материал на первой полосе, однако обошлась лишь заголовком шириной в два столбца и довольно скучным изложением подробностей убийства, а также отдельных фактов биографии Миган и Дойла Джеймсов. Однако в обеих газетах подчеркивалось, что Майкл не привел никаких причин для убийства Линвилла.

Я знал, что Вульф уже все это видел: он всегда прочитывает обе наши газеты, пока поглощает у себя в спальне принесенный Фрицем завтрак.

Позавтракав сам, я принялся печатать письма и заносить в компьютерную картотеку свежие данные по размножению орхидей. В двадцать минут десятого я уже покончил с этим занятием и пытался расширить свой лексикон, разгадывая кроссворд в «Таймс», когда зазвонил внутренний телефон: Вульф удостаивал меня звонком из оранжереи.

— Я хочу дать тебе несколько поручений, — пробрюзжал он, всем своим тоном давая понять, насколько ему неприятно говорить о делах, пребывая в оранжерее.

— Я весь внимание.

— Сегодня должны хоронить мистера Линвилла. Ты должен там присутствовать.

— Да, похороны назначены на двенадцать тридцать, а я собрался быть там и без ваших указаний…

Вульф недовольно хрюкнул и продолжил:

— Кроме того я хотел бы в одиннадцать часов встретиться с инспектором Кремером.

— Сегодня утром?

— Разумеется, — ворчливо ответил Вульф. Он почему-то вбил себе в голову, что все только спят и видят, как бы попасть к нему на аудиенцию.

— А вдруг он не успеет?

— Успеет. Скажи ему, что Майкл Джеймс — наш клиент. И попроси мисс Роуэн заехать к нам в три часа. Ты к тому времени уже вернешься. Кроме того, я хочу сегодня же вечером встретиться с Майклом Джеймсом. В девять. Если его сестра захочет составить ему компанию, то скажи ей, что я настаиваю на беседе с ним с глазу на глаз.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Это я решу позже, но вполне допускаю, что завтра тебе придется кое-куда поехать.

— Как, в воскресенье? В мой единственный выходной? Я уже купил билеты на завтрашнюю игру с «Кардиналами».

— Верни их, — буркнул Вульф.

Я попался на крючок, и он это прекрасно знал. Я был зол, не желая пропускать бейсбол, но, с другой стороны, радовался, что Вульф наконец решился пораскинуть мозгами. Короче, я приступил к выполнению заданий, начав с Лили, которая оказалась дома.

— Мистер Вульф любезно предлагает тебе провести часик в его обществе, промурлыкал я в телефонную трубку. — Причем уже сегодня, в три часа пополудни.

— Мы польщены, — проворковала в ответ Лили; я, скрипя сердцем, признал, что у неё слащавый тон получился лучше, чем у меня. — Смею я спросить, обязана ли я этим приглашением Майклу или твой босс наконец пал жертвой моего неотразимого обаяния?

— И то и другое верно, но первое, пожалуй, превалирует, — сказал я.

— Что ж, тогда до трех, любовничек. Чао!

— Чао, чао! — проворчал я и, нажав на рычажки, набрал номер приемной Кремера. Какой-то незнакомый мне сержант ответил, что инспектор занят. Тогда я сказал, что звоню от имени Ниро Вульфа по крайне важному поводу. Трубка ненадолго замолчала, потом послышались неразборчивые голоса.

— Вульф? — прогудел Кремер; судя по голосу, в лотерею он не выиграл.— Чего вам?

— Это Гудвин, я звоню от имени Ниро Вульфа, — ответил я. — Он интересуется, не сможете ли вы заскочить к нам? Часиков в одиннадцать, скажем.

— С какой стати, черт возьми? Он собирается заявить, что перебирается в Черногорию?

— К сожалению для вас — нет, — съязвил я. — Однако он взял в клиенты Майкла Джеймса и, должно быть, собирается обсудить с вами это дело.

Кремер изрыгнул некое междометие, однако, видимо не удовлетворенный тембром или звучанием, изрыгнул его снова. Я молчал.

— Так я и знал, — свирепо процедил инспектор. — Причем с той же минуты, как мне доложили, что ты тут замешан… Чтоб вам с ним пусто было!

Он бросил трубку, что я расценил как знак согласия.

Потом я позвонил домой к Миган Джеймс, где Норин, как она сама мне сказала, собиралась провести уик-энд. К телефону подошла Кармелла и, узнав, кто звонит, отправилась за нашей настоящей клиенткой.

— Арчи! Что-нибудь случилось? — зазвенел мне в ухо встревоженный голос Норин.

— Ровным счетом ничего нового, — сообщил я. — Как там Майкл?

— Он… какой-то отстраненный, — ответила Норин. — Молчаливый и старается держаться особняком. Почти ни с кем не разговаривает.

— Он останется там?

— Да, хотя и не знаю — надолго ли. Он уединился в спальне. Наш адвокат, мистер Харгроув, сказал, что в свою квартиру ему пока возвращаться не стоит. Он не хочет, чтобы к Майклу приставали репортеры. И просит, по возможности, оградить его от любого общения.

— Не выйдет — мистер Вульф хочет поговорить с Майклом сегодня же вечером.

— Я не уверена, смогу ли привезти его к вам, — встревоженно сказала Норин. — Меня пугает его состояние.

— Попытайтесь. Ниро Вульф, конечно, гений, пусть и не всегда, но даже он не в силах сотворить чудо, не потолковав с обвиняемым с глазу на глаз.

Ответила она не сразу:

— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах. В котором часу вы его ждете?

— В девять.

— А мне можно приехать?

— Это не обязательно. Если в противном случае он не согласится, то приезжайте. Однако мистер Вульф все равно попросит вас подождать в гостиной.

Я перезвонил Вульфу в оранжерею, чтобы поделиться последними новостями, но вместо благодарности удостоился лишь недовольного хрюканья. А пять минут спустя загромыхал его персональный лифт, доставляя Вульфа вниз из поднебесного рая.

— Рановато вы, — заметил я, когда он угнездился в кресле и накинулся на утреннюю почту.

— Рановато? Разве что на минуту, не больше, — ответил он, приподняв брови. — Я пересадил все проростки в новые горшочки — больше у меня на утро ничего намечено не было.

Боже упаси, чтобы Вульф хоть раз нарушил свой неизменный распорядок ради такого незначительного события, как приход инспектора полиции. Тем более, что, как вскоре выяснилось, спускаться раньше времени ему было ни к чему. Покончив с почтой, Вульф уткнулся в книгу.

Дверной звонок задребезжал в пять минут двенадцатого. Честь впустить высокого гостя я передоверил Фрицу: Кремер был и так уже достаточно раздражен, чтобы мне мозолить ему глаза лишний раз. Впрочем, мой ход ни к чему не привел — Кремер ворвался в кабинет подобно несущемуся на всех парах локомотиву.

— Что ж, я здесь, — прорычал он, грузно плюхаясь в красное кожаное кресло и тыча толстым пальцем в сторону Вульфа. — Выкладывайте, что там за аферу вы затеяли с Майклом Джеймсом?

— Насколько я понимаю, мистер Гудвин уже известил вас об этом по телефону, — миролюбиво произнес Вульф, закрывая книгу и помечая нужное место золотой закладкой, которую ему преподнес несколько лет назад один благодарный клиент.

— Черт побери, парень во всем сознался! — проревел Кремер. — Он сам сказал, что прикончил Линвилла. Хотя теперь его адвокат и распинается, что признание вырвали у него чуть ли не пытками.

— А это не так?

Кремер вновь употребил свое излюбленное словцо, правда на сей раз лишь однажды.

— Да он раскололся, не успев даже в комнату войти!

— Что побуждает меня спросить, — произнес Вульф, — каким образом вы вообще вышли на мистера Джеймса?

— Какая вам разница? — переспросил инспектор, нагибаясь вперед.

— Возможно, и никакой, — спокойно ответил Вульф. — Я просто задал вам вполне невинный вопрос.

Кремер скорчил свирепую гримасу и, достав из кармана сигару, зажал её зубами.

— Я отрядил своих людей в бары, в которых часто видели Линвилла. Бармен из «Ориона» рассказал, как в тот самый вечер, когда Линвилла нашли мертвым, туда заглянул Майкл Джеймс, буквально кипящий от ярости. Он сказал, что ищет Линвилла, чтобы…

Кремер осекся и, прищурившись посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Вульфа.

— Продолжайте, — разрешил Вульф.

— Я думаю, вам обоим известно, с какой целью Джеймс разыскивал Линвилла. Иначе и быть не может, ведь Гудвин — близкий дружок Лили Роуэн. Кремер насупился. — Это также объясняет, почему Гудвин пытался наехать на Линвилла перед входом в «Моргану». Однако я предпочитаю услышать из ваших уст, — Кремер ткнул в сторону Вульфа сигарой, — что именно так разозлило юного Джеймса. Я должен быть уверен, что вам это известно.

— Разумеется, — согласился Вульф, склоняясь над столом. — Я ничего иного и не ожидал, тем более, что дело крайне деликатное. Так вот, хочу сразу рассеять ваши сомнения: мы с Арчи знаем о том, что произошло между мистером Линвиллом и мисс Джеймс — я имею в виду тот самый случай, который вызвал столь бурную ярость у Майкла Джеймса.

Кремер фыркнул и покачал головой из стороны в сторону.

— Ну хорошо, — устало произнес он, — будь по-вашему. Знали бы вы, какой ценой мне далась эта история! Я ведь с их семьей едва ли не с детства знаком. И папашу их я знал ещё до того, как Лили с Миган на свет появились — это ведь Роуэн помог мне устроиться в полицию. Поэтому они все мне как родственники. — Кремер взглянул на Вульфа и стиснул зубы. — Впрочем на ход полицейского расследования это никак не повлияет, — добавил он.

— А каким образом бармен опознал Майкла Джеймса?

— Он и раньше захаживал в «Орион», — пояснил Кремер. — Там вечно тусуется золотая молодежь.

При слове «тусуется» лицо Вульфа перекосило.

— И мистер Джеймс сам взял и сказал бармену, зачем ему понадобился Бартон Линвилл?

— Да, приблизительно. По словам бармена, он ворвался в «Орион», извергая громы и молнии, и с места в карьер осведомился про Линвилла, заявив, что собирается свести с ним счеты. Пару раз всплывало и имя Норин. Бармен добавил, что не нужно было иметь мозги Эйнштейна, чтобы догадаться о причинах подобного поведения Майкла.

— И что случилось, когда вы его задержали?

— Как я уже говорил, он раскололся, не успев даже в комнату войти. Сказал, что пытался разыскать Линвилла в его излюбленных точках — в «Моргане», «Орионе» и парочке других, но тщетно, — а потом отправился к нему домой и хотел было вломиться силой. Консьерж показал, что Майкл заявился около половины первого ночи вдребезги пьяный и потребовал, чтобы его впустили к Линвиллу, которого, ясное дело, дома ещё не было. После этого, по словам самого Майкла, он вышел на Семьдесят седьмую улицу и вдруг увидел, как Линвилл на новехоньком «порше» въезжает в гараж. Майкл проник в гараж, пока двери ещё не закрылись, где-то по пути подобрал увесистую монтировку и настиг Линвилла, когда тот уже выходил из машины. Майкл обозвал его мерзкой свиньей и сказал, что знает про них с Норин. Линвилл замахнулся кулаком, а Майкл в ответ ударил его монтировкой — причем не один, а несколько раз. Говорит, что не мог себя сдержать — да и не хотел.

— А не сказал вам Майкл Джеймс, почему именно хотел убить Линвилла,— спросил Вульф.

— Нет, — ответил Кремер, скрестив на груди руки. — Должно быть, хотел отомстить за честь сестры. Стоит нам задать этот вопрос, как он тут же замыкается и уходит в себя. Даже упоминать Норин не хочет.

— А орудие убийства вы нашли?

— Нет еще. По словам Майкла, он выбежал из гаража как угорелый, и не может вспомнить, куда задевал монтировку. Похоже, его никто не видел ночью в том гараже никто не дежурит, а владельцы машин отпирают автоматическую дверь сами.

— И вы поверили в его рассказ?

Кремер деланно пожал плечами.

— А почему бы и нет? Расправившись с Линвиллом, парнишка запаниковал. А монтировку, наверное, выбросил по дороге в канализационный люк или в какой-нибудь мусорный бак. Навряд ли нам удастся её найти — должно быть, мусорная баржа уже вывозит её в открытое море; мусорщики у нас сейчас шустрые.

— В ночном выпуске новостей передали, что мистера Линвилла вполне могли убить монтировкой из набора инструментов, который находится возле самого въезда в гараж, — заметил Вульф. — Ее там как раз недостает.

— И что из этого? — хмыкнул Кремер.

— А то, что наш мистер Джеймс располагал вполне достаточными сведениями, чтобы оговорить себя.

— Послушайте, Вульф, черт бы вас побрал! — вскочив с кресла, Кремер шарахнул кулаком по столу Вульфа. — Вы сами отлично знаете: я только и мечтаю, чтобы Майкл оказался невиновен, однако все улики свидетельствуют против него! Он прикончил Линвилла.

Вульф и Кремер с вызовом посмотрели друг на друга, затем инспектор отступил на шаг. — Да и в любом случае, — с горечью произнес он, — дело уже попало в лапы окружного прокурора!

Он круто развернулся и затопал к дверям. Я, как это повторялось уже не одну сотню раз, затрусил за ним в прихожую и проводил его прощальным взглядом. Наружная дверь с шумом хлопнула.

— Кремер ушел с сигарой в зубах, — недоуменно произнес я, вернувшись в кабинет. — Неужели ему наконец надоело швырять её мимо корзинки?

— Мистер Кремер не на шутку озабочен, — изрек Вульф, звоня Фрицу, что пора нести пиво.

— Н-да. Его слова о том, что Линвилла прикончил именно Майкл, не показались мне особенно убедительными. Да и вам он на сей раз не велел умыть руки.

— Ты договорился, чтобы мисс Роуэн была здесь в три часа? А мистер Джеймс в девять?

— Насчет Лили дело в шляпе. Что касается Джеймса, то полной уверенности у меня нет, хотя его сестрица пообещала его доставить. Если понадобится, я его на собственном горбу приволоку.

— Не забудь про похороны, — напомнил Вульф, не слишком впечатленный моим пылом.

— Мчусь на всех парах, саиб!

Глава 12

— Похороны, разумеется, выльются в показуху, — сухо произнес Вульф, когда я находился уже на полпути к дверям. — Однако ты не хуже меня знаешь, что подобные варварские церемонии притягивают всякий сброд, в том числе, и убийц.

— Да, сэр. Возможно, вам даже посчастливится лицезреть часть этой показухи прямо не сходя с места, — сказал я, кивая в сторону телевизора. Наградой за остроумие мне послужил его злобный, исподлобья взгляд.

В последний путь безвременно сподобившегося Линвилла провожали в маленькой протестантской церквушке на Пятой авеню. Денек стоял погожий и, имея целый час в запасе, я прогулялся туда пешком, заметив первые признаки показухи уже за пару кварталов. Чтобы облегчить проезд похоронной процессии, полицейские выставили уличные заграждения, ограничив движение обычного транспорта всего двумя полосами. Одних только телевизионщиков я насчитал целых четыре бригады. Зеваки уже толпились за канатами, жадно высматривая разных понаехавших знаменитостей.

Вдоль канатов стояли полицейские, однако доступ в саму церквушку был свободный. Я поднялся по ступенькам, взял листовку, предложенную мрачным человечком с крохотным цветком в петлице и, войдя внутрь, проскользнул на последний ряд. До начала службы оставалось пятнадцать минут, но святилище, вмещающее, по моим подсчетам, человек шестьсот, было заполнено уже на три четверти.

Притворившись, что внимательно читаю листовку, оказавшуюся программкой церемонии, я стал осторожно поглядывать на собравшихся. Клинта Томаса, лучшего обозревателя «Газетт», я узнал сразу. Мне показалось также, хотя голову на отсечение я бы не дал, что неподалеку сидела журналистка из «Таймс». Что касается телевизионщиков, то их внутрь не пропустили — по меньшей мере это относилось к их камерам, юпитерам и прочему снаряжению; тележурналисты, вооруженные ручками и блокнотами, наверняка околачивались где-то поблизости.

Когда заиграл орган, я почувствовал на левой щеке тяжелый взгляд и, повернувшись, убедился, что чутье меня в очередной раз не подвело: слева, привалившись спиной к дальней стене, торчал сержант Пэрли Стеббинс, который пытался пробуравить во мне глазами дырку. Я улыбнулся и послал ему воздушный поцелуй, удостоившись в ответ лишь грозного нахмуривания бровей. Я изобразил губами слова: «Хвост морковкой, Пэрли!», на что он невежливо отвернулся, шаря глазами по собравшимся.

Я последовал его примеру. Публика, как и следовало ожидать, нагрянула вполне приличная. Разодетая, по крайней мере. В основном, средневозрастная категория — друзья и соратники родителей, — хотя попадалась и молодежь, ровесники Франта Линвилла. В двенадцать двадцать пять через боковую дверь вошли члены семьи покойного и, чуть постояв возле закрытого гроба, который высился на постаменте, прошли на первый ряд скамей со спинками. Отца и мать Линвилла я узнал по фотографиям в газетах и по телевизионной хронике. Затем подтянулись ещё какие-то родственники, разместившиеся во втором и третьем рядах. Через другую дверь вошли восемь молодых людей, собиравшихся нести гроб. Белесые волосы Холлибертона выделяли его из группы, даже несмотря на крохотный росточек.

Ровно в двенадцать тридцать курчавый и неожиданно молодой священник в малиновой рясе открыл службу, и мы все встали под первые звуки гимна. Затем курчавый клирик начал проповедь, силясь объяснить, из-за чего в нашем бренном и грешном мире ещё случаются убийства. Потом вновь прозвучал гимн, священник произнес положенные слова и носильщики, прокатив постамент на колесиках по центральному проходу, на плечах вынесли гроб из церкви и зашагали к катафалку.

Там уж репортеры и телевизионщики налетели как стервятники. Телеоператоры так тесно облепили катафалк, что носильщикам с гробом приходилось буквально силой пробиваться через толпу, рассекая её плечами. Репортеры орали свои вопросы, едва ли не втыкая микрофоны прямо в лица родителям Линвилла, пытавшимся пройти к лимузину, однако полицейские оттеснили их, выстроившись словно регбисты; одного особенно заядлого писаку так огрели по спине резиновой дубинкой, что он отлетел назад, громко изрыгая проклятия по адресу злобствующих легавых.

На то, чтобы погрузить всех особо важных персон в дюжину черных лимузинов, вереницей выстроившихся за катафалком, ушло около пятнадцати минут. Стоя на ступеньках лестницы и глазея на суматоху, я вдруг высмотрел Эдварда Памсетта. Облаченный в небесно-голубой свитер, он стоял чуть поодаль от толпы и неотступно поедал глазами катафалк. Я не был уверен, заходил ли он в церковь.

Когда процессия, ведомая полицейскими машинами с включенными мигалками и сиренами, и шестью мотоциклистами, медленно двинулась вперед, я, в последний раз взглянув на Памсетта, который, похоже, меня не заметил, тихонько улизнул в противоположную сторону. Свернув в переулок, я едва не налетел на желтый таксомотор со знакомым номером и не менее знакомой физиономией за рулем; такси, с зажженной вывеской «в парк» стояло прямо знаком «стоянка запрещена».

— Типичное для тебя место, — сказал я, проскальзывая на заднее сиденье.

— Удивлен? — улыбнулся Херб Аронсон, самый надежный таксист во всем мегаполисе. — Между прочим, я ждал тебя именно там и именно во столько, где и когда ты обещался быть. Вопрос: я хоть раз подводил тебя за последние двадцать лет? Ответ: нет, и ещё раз нет! Следующая остановка — Лонг-Айленд, верно?

— Да, — кивнул я, откидываясь на спинку сиденья.

И такси покатило к набережной.

* * *

На кладбище репортеры и телеоператоры вели себя лишь чуть-чуть менее оголотело и нагло, чем возле церкви. Хотя число их ничуть не уменьшилось. Должно быть, обстановка умиротворяла. Херб, по моей просьбе, высадил меня за сотню ярдов до места захоронения, прикрытого пока зеленым пологом. Прибыли мы вовремя: тяжеловесные лимузины ещё только подкатывали к кладбищу. Нацепив солнечные очки, я незаметно (как полагал) расположился посреди толпы зевак и сочувствующих.

Занялся я тем же, что и прежде, а именно — высматриванием знакомых личностей. Пэрли, разумеется, тоже торчал неподалеку, но на сей раз даже не удостоил меня взглядом. На противоположной от меня стороне могилы вдруг материализовался Эдвард Памсетт; высившись в окружении незнакомых мне физиономий, он внимательно наблюдал за происходящим. Должно быть, тоже на такси примчался. Почему-то у меня вновь возникло ощущение, что Памсетт меня не заметил. Впрочем других возможностей я решил ему не предоставлять. Убедившись, что больше никого интересного вокруг нет, я незаметно растворился в толпе и возвратился к Хербу. который в ожидании меня листал ежедневный скаковой бюллетень.

— Назад, на Большую землю? — осведомился Херб.

Я мрачно кивнул. Кладбищами и похоронами я был сыт по горло.

Глава 13

После того, как Херб высадил меня у крыльца нашего особняка и уехал, разбогатев на сорок пять долларов, я рассказал Вульфу про похороны и приступил к выполнению прочих, оставшихся со вчерашнего вечера, поручений, которые состояли в последовательных посещениях Полли Марс — подружки Норин, — её же непостоянного дружка Дугласа Роджека, а также Тодда Холлибертона, хамоватого коротышки, с которым я имел несчастье познакомиться в последнюю ночь жизни Франта Линвилла.

Позвонив Норин, по-прежнему находившейся в доме матери, я признался в намерении повидать её подружку, и услышал в ответ, что днем по уик-эндам Полли обычно сидит дома, если, конечно, не уезжает к родителям в Бронксвилл. А вот в будни Полли легче застать часов в шесть вечера.

— К этому времени она всегда заканчивает работать и готовится к очередному свиданию, — сказала Норин. — Полли ведь пользуется большим успехом.

Мое намерение посетить Роджека её в восторг не привело, но телефон и адрес — её приятель жил в Бруклине — она мне дала. Однако про Холлибертона, которого сама встречала лишь дважды в жизни, Норин ничего существенного рассказать больше не смогла. Лишь повторила, что он обитает в районе Гринвич-Виллидж и работает в какой-то крупной страховой компании. Так, во всяком случае, ей казалось.

Заглянув в Манхэттенский справочник, я отыскал там Т.С. Холлибертона, который и впрямь жил в Гринвич-Виллидж на Кинг-стрит, после чего принялся размышлять над планом действий, время от времени посматривая на недвижного как изваяние Вульфа, с головой погруженного в очередную книгу. Я пришел к выводу, что звонить не стоит, а лучше заехать к каждому из интересующей меня троицы сразу — в расчете на неожиданность, если, конечно, им было чего бояться. Однако, убедившись, что уже без четверти три, то есть до прихода Лили остается всего пятнадцать минут, я счел за лучшее прошмыгнуть на кухню, чтобы заморить червячка. Я решил нанести один визит сегодня, а два остальных отложить на воскресенье.

А вот бейсбол мой плакал. Поначалу я пригласил с собой на игру Сола, но теперь мне пришлось перезвонить ему и спросить, найдет ли он себе подходящего компаньона вместо меня. Сол сказал, что его приятель (тот самый, который накануне помог ему обчистить меня в покер) решил задержаться в Нью-Йорке ещё на один день, поэтому мой отказ для него как нельзя более кстати — представляете, с какой радостью я все это выслушал? Нахалюга, правда, предложил возместить мне расходы на билеты, но я решил сделать широкий жест, и заявил, что дарю их, чтобы дешевые заезжие провинциалы поминали добром великодушных нью-йоркцев. Сол подавился, а затем, придя в себя, проквакал, что заедет за билетами чуть позже.

Поскольку дальнейших указаний или пожеланий от Вульфа не поступало, я решил начать поездки с мисс Марс. Самого Вульфа я в свои замыслы посвящать не стал, тем более что ему порядок посещения этих трех личностей был, безусловно, безразличен.

Как я ни ломал голову, я не мог понять, зачем Вульфу понадобилось встретиться с Лили. Самое разумное объяснение состояло в то, что Лили была единственной на Земле женщиной, общество которой он мог спокойно переносить. Возможно, на Вульфа повлияло её пристрастие к орхидеям, которые он ей показывал, причем совершенно беспрекословно, едва ли не два раза в месяц.

Как бы то ни было, беседа с Лили не прибавила к тому, что Вульф уже знал от Норин и от меня, ровным счетом ничего; Лили лишь повторила, что Норин с Майклом Джеймсом оба очень порядочные и славные, хотя Майклу иногда не достает выдержки, а вот Франт Линвилл был при жизни самовлюбленным, развязным грубияном, да и в целом — совершенно невыносимым типом.

Однако Вульф ухитрился растянуть их беседу на целый час, и я понял почему: хитрец явно рассчитывал на то, что Лили попросит его показать ей орхидеи, которые она уже не видела едва ли не несколько дней, — и она его ожиданий не разочаровала. В четыре часа, когда Вульф отправился на неизменное свидание с орхидеями, он был не одинок.

— Хорошо, детки, поразвлекайтесь с цветочками, — напутствовал я эту парочку, когда двери лифта уже начали смыкаться. Вульф ожег меня свирепым взгялдом, Лили лукаво подмигнула, а я отправился на кухню предупредить Фрица, что до ужина меня скорее всего не будет.

* * *

Четырехэтажный дом в районе Западных Восьмидесятых улиц, в котором снимали квартиру Норин Джеймс и Полли Марс, давно знавал лучшие времена. Когда я выбрался из такси и взбежал по трем ступенькам на крыльцо, стрелки моих наручных часов показывали четыре тридцать три пополудни. Надавив на кнопку звонка рядом с табличкой «Марс-Джеймс, 3-В», я выждал пятнадцать секунд, тихонько чертыхнулся, затем позвонил ещё разок. На сей раз я был вознагражден голоском, протрещавшим в переговорное устройство домофона:

— Да?

— Это Арчи Гудвин, — сказал я, — приятель вашей подруги, Норин.

Я говорил медленно и громко, прижав губы едва ли не вплотную к микрофону. Дама с белым пуделем, проходившая мимо по тротуару, остановилась и удивленно воззрилась на меня.

— Я вас не знаю, — проскрипел голосок. В ответ я предложил ей позвонить Норин, чтобы та сама подтвердила мои полномочия.

Прошли две минуты, три, затем пять, наконец устройство прохрюкало что-то вроде «Ладно, заваливайте!», и дверь в подъезд открылась. Я поднялся пешком на третий этаж по пропахшей клопами темной лестнице и, постучав в дверь квартиры 3-В, ещё раз назвался. Дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка, и моему взору представилась тонкая полоска довольно хорошенькой мордашки.

— Это вы Арчи Гудвин? — поинтересовалась мордашка. — А удостоверение у вас есть?

Я вытащил закатанную в пластик лицензию частного сыщика с моей фотографией и протянул в щелку.

— Да, это вроде бы вы, — сказала Полли Марс, распахивая дверь и позволяя мне убедиться, что мордашка и в самом деле прехорошенькая. Норин и вправду нисколько не преувеличивала, расхваливая свою подружку.

— Извините, что заставила вас столько ждать, — сказала Полли, — просто времена сейчас, сами знаете какие. Лучше перестраховаться. Да и волосы я едва закончила мыть, когда вы позвонили, — добавила она, указывая на закрученное вокруг головы белое полотенце, из под которого выбивались мокрые светлые пряди. — Заходите, пожалуйста. И присаживайтесь, где вам удобнее.

Не слишком просторная гостиная выглядела тем не менее очень уютно — приятная неожиданность после знакомства с обшарпанным фасадом и вонючей лестницей. Играла приглушенная музыка — из какой-то оперы, как мне показалось. Я разместился на бежевой софе, а Полли Марс, облаченная в свободную белую маечку, синие джинсы и кроссовки, присела в кресло напротив.

— Я послушалась вашего совета и позвонила Норин, — сказала она. — Она сказала, что вы хотите побеседовать со мной по поводу Франта и всего прочего. И ещё сказала, что с вами можно держаться со всей откровенностью. Ужасно, что её брата арестовали, да?

Говоря, она как бы помогала себе изящными руками с красиво накрашенными ногтями, жестикулируя ими в такт каждому слову.

— Да, мисс Марс. А когда вы об этом узнали?

Она замахала ещё оживленнее:

— О, да только что, от Норин. Она страшно расстроена. Наверное, про это и в газетах сообщали, и ещё где-нибудь, но мне вечно недосуг в них заглядывать, хотя и зря, конечно. По её словам, вы с Ниро Вульфом пытаетесь доказать, что Майкл… словом, что он не убивал.

— Совершенно верно. Однако меня больше занимает ваше мнение: что могло побудить Майкла Джеймса убить мистера Линвилла?

Полли закусила нижнюю губку и, придав себе задумчивый вид, обвела глазами комнату. Определенная сценическая выучка в ней чувствовалась профессиональная тренированность модели, должно быть. Мне ничего не стоило представить, как она рекламирует зубную пасту по телевидению.

— Вообще-то… — замялась она, — пожалуй, я все-таки не знаю.

— Вспомните слова Норин, — подсказал я, улыбнувшись, — Со мной вы можете быть откровенны.

Полли поджала под себя одну ногу и легонько нахмурилась, словно вспоминая.

— Что ж, вы ведь наверняка знаете, что Норин гуляла с Франтом?

Я кивнул, и она продолжила:

— Ну вот, а во время их второго свидания что-то между ними произошло. Она мне ничего не сказала, но я и сама видела; я ведь не слепая.

— И что вы видели?

— Во-первых, она была сама не своя. Замкнулась, мы почти перестали разговаривать. На тот уик-энд я как раз ездила к родителям, в Бронксвилл, а когда вернулась — передо мной была совсем другая Норин. Молчаливая… только скользила как тень. Но одно бросалось к глаза — она даже слышать не хотела про Франта Линвилла.

— А какую-нибудь причину привела?

— Нет. — Полли так замотала головой, что полотенце чуть не соскользнуло. — Я спросила, почему она отказывается подходить к телефону, когда звонит Франт, а Норин ответила, что он её просто перестал интересовать. А в ответ на мой вопрос, ничего ли у них не случилось, ответила «нет». Мне даже стало совестно, ведь это я познакомила её с Франтом.

— Мне бы хотелось услышать от вас, как это выглядело.

Полли наморщила носик, поерзала в кресле и уставилась на меня, словно собираясь исповедаться.

— Не знаю, рассказывала ли вам Норин, но я и сама одно время гуляла с Франтом… и вот как-то раз вышло так, что возвращаясь с ним поздно вечером, я пригласила его к нам пропустить рюмашку, и… познакомила с Норин.

— Любопытно. А насколько хорошо вы знали Линвилла?

— Ну, мы ходили с ним по разным местам. Скучать он мне не давал, такой был общительный — всех знал.

Длинные пальцы Полли так и порхали, пока она говорила.

— А вот, если верить газетам, то он был совсем бесшабашный. Эдакий разудалый гуляка. Это так?

— Ну, он обожал быстро ездить — гонял как угорелый. Да и никакая модная тусовка без него не обходилась — вот, пожалуй, и все.

Мне показалось, что последние слова она произнесла без особой уверенности.

— Хорошо, вернемся к Норин. Как по-вашему, что все-таки случилось между ней и Линвиллом?

На этот раз Полли не только не только наморщила носик, но и закатила глаза.

— Не знаю. Может, он попытался к ней пристать…

— А такое за ним водилось?

Полли зарделась, но играть на сей раз не стала.

— Я и в самом деле не знаю, — отрезала она.

— Да полно вам, — сказал я, наклоняясь вперед и упираясь ладонями в колени. — Один человек мертв, другой обвинен в его убийстве, а ваша лучшая подруга ходит сама не своя. Я понимаю, что дело крайне противное, но, извините за банальность, на карту поставлена человеческая жизнь. Хватит деликатничать — расскажите мне про свои отношения с Франком Линвиллом.

Полли рассказала, и, должен признаться, в восторг меня её откровения не привели. Вынужденный, по понятным соображениям, опускать подробности, скажу вам, что при последней встрече с Линвиллом её постигла примерно та же участь, что и Норин. Слезы навернулись на глаза Полли уже в самом начале её трогательного, немного бессвязного и путаного повествования, а к самому концу его бедняжка так разрыдалась, что мне пришлось одолжить ей собственный носовой платок.

— Мисс Марс, я обещаю вам, что дальше меня и Ниро Вульфа все это не пойдет, разве только возникнет жизненная необходимость установить чью-либо невиновность или вину. Однако вынужден задать вам ещё один непростой вопрос: учитывая то, что случилось между вами и Линвиллом, как вы могли отпустить Норин на свидание с ним?

Прежде чем приподнять замурзанную мордашку и ответить, она жалобно застонала и высморкалась в носовой платок.

— Господи, это самое ужасное из всего! Мне просто подумать страшно, что было бы, расскажи я о случившемся своим родителям, Норин или даже моему психотерапевту. Но я — лучшая актриса, чем Норин — я смогла удержать все это в тайне. Да, ещё забыла вам рассказать: Норин заинтересовала Франта ещё раньше… Я имею в виду — до того, что вышло у нас с ним. Он даже спросил меня — как раз перед нашей последней встречей, если её можно так назвать, не стану ли я возражать, если он ей позвонит.

— А вы?

— А я ответила, что, мол, Бога ради, я нисколько не возражаю. Что было, кстати говоря, сущей правдой. Я ведь никогда Франта всерьез не принимала — просто я люблю повеселиться на всю катушку, а он умел обращаться с женщинами, как никто другой. Я, конечно, не имею в виду то, что…

— Да, я вас понимаю, — с серьезным видом кивнул я. — Только позвольте уточнить: он пригласил Норин на свидание уже после того, что случилось между вами?

— Да! — почти сплюнула она, прижимая платок к опухшим глазам. — После его звонка Норин спросила меня, не стану ли я возражать против их встречи, и я просто растерялась. Я несла какую-то чушь, но сумела хотя бы честно признаться, что Франт меня нисколько не интересует. Теперь-то я понимаю, что вела себя как последняя дура. Готова волосы на себе рвать, что её не предупредила! Однако потом, когда Норин ушла, я позвонила Франту и потребовала, чтобы он держался от неё подальше. И добавила, что в противном случае расскажу ей, как он обошелся со мной.

— А он что?

— Он заявил, что обошелся со мной так, как я сама хотела. А потом расхохотался! Расхохотался, представляете? Сказал, что я никогда не посмею разболтать об этой истории, потому чтосама тогда предстану в дурном свете, а это, мол, для меня страшнее всего. И ведь он оказался прав, черт бы его побрал! Мистер Гудвин, вы представить себе не можете, как я его тогда возненавидела! А потом, после того, что он сделал с Норин, я вообще была его убить готова! Но больше всех я возненавидела себя — за то, что не предупредила ее! — Слезы на её лице вмиг просохли и сменились на ярость. — Господи, и почему я такая трусиха?

— Успокойтесь, — сказал я, прикасаясь к её руке. — Скажите, насколько вы близки с Норин?

— Мы вместе учились в колледже, а последние два года снимаем одну квартиру. Но даже несмотря на это, мы никогда не обсуждаем… самое личное, если понимаете, что я имею в виду.

Это подтвердило слова Норин.

— Да, понимаю, — кивнул я. — Как по-вашему, что произошло во время последней встречи Норин с Линвиллом?

Полли нервно сжала в кулачке мокрый платочек.

— Господи, да это же ясно как день Божий. Она мне, конечно, ничего не рассказывала, но у неё все на лице написано. Но, увы, даже зная, каково ей приходится, я не осмелилась высказать ни слова утешения. Даже не попыталась хоть как-то облегчить её страдания. Лучшая подруга, нечего сказать!

— Значит, так вы и жили бок о бок, натерпевшись от одного человека, и даже вида не показывали?

Полли уныло кивнула. Я невольно задумался, сколько ещё настрадавшихся и запуганных подобным образом девушек томилось в темнице одиночества и отчаяния. Должно быть, их было несравненно больше, чем тех, которые осмелились признаться в случившемся.

— Мисс Марс, — мягко произнес я, — вы, конечно, знакомы с Майклом Джеймсом. Что вы думаете по поводу его ареста?

— Что вы имеете в виду?

— Как по-вашему, это он убил Линвилла?

Полли передернула плечами, не один раз, а дважды, потом возвела на меня припухшие глаза. Я решил, что у такой женщины куплю любую зубную пасту.

— Я не слишком близка с ним знакома, — пролепетала она. — То есть, я хочу сказать, что встречалась с ним всего несколько раз, и мы даже толком ни разу не поговорили. Но, сказать по правде, я не слишком удивлюсь, если окажется, что с Линвиллом расправился именно он.

— У вас есть основания так судить?

— Дело в том, мистер Гудвин, что у меня тоже есть старший брат — его зовут Крис; так вот, я абсолютно убеждена, что, узнай он о том, как поступил со мной Франт, он бы тоже убил его, не колеблясь.

— Мисс Марс, — спросил я, пристально глядя ей в лицо, — где вы были вечером в среду?

— Вечером в среду? Сейчас вспомню. Я была… Постойте, а почему вы спрашиваете? — Сообразив сама, она театрально содрогнулась.

— А что такого в моем вопросе? — с невинным видом осведомился я.

— Значит, вы подозреваете, что это я… — она не договорила, устремив на меня укоризненный взор.

— Я ведь ничего такого вам не сказал, — напомнил я. — Однако вы должны сами понимать, что у вас имелись веские основания недолюбливать Линвилла.

— Да, тем более, что причина теперь вам известна.

— Однако на мой вопрос вы пока так и не ответили, — напомнил я.

Полли поправила полотенце на голове и снова посмотрела на меня глазами, полными укоризны, словно надеясь, что я передумаю и извинюсь за свои нелепые подозрения. Но я сидел с непреклонным лицом, не раскрывая рта, и ждал.

— В среду вечером, — сказала она наконец, — я была… я допоздна работала на съемках, в студии на Восточной Пятьдесят второй улице.

— Уточните, пожалуйста, время.

— Я оставалась там до… половины восьмого.

— А потом?

— Поужинала в итальянском ресторанчике на Шестой авеню, неподалеку от Центрального парка.

— В одиночестве?

— Да. Вышла часов в девять и приехала на такси домой.

— По-прежнему одна?

— Да. Никто меня не сопровождал. Норин, как вам, наверное, известно, была у своей матери.

— Как вы провели остаток вечера?

— Сидела дома, смотрела телевизор, погладила кое-какие тряпочки, и часов в одиннадцать легла спать. То есть, алиби у меня, по-видимому, нет, — заключила она безразличным, как ей, должно быть, казалось, тоном.

— Да, — кивнул я.

— Если не считать того, что Майкл Джеймс уже признался, что Линвилла убил он, — продолжила она, не слишком, видимо, довольная моей репликой. — Мистер Гудвин, винить его в содеянном неправильно! Надеюсь, ему все-таки не придется расплачиваться за содеянное. Это было бы преступлением. Лично я считаю его поступок геройским. Я бы вообще его наградила за это!

Глава 14

Полли Марс продолжала превозносить Майкла Джеймса как Всеамериканского спасителя вплоть до самого моего ухода. Она уже пришла в себя, в чем не последнюю роль сыграл стаканчик бренди, который я наполнил для неё из непочатой бутылки, хранившейся у них с Норин в шкафчике на кухне. На прощанье я ещё раз заверил её, что все сказанное ею останется между нами с Вульфом, если не возникнет насущная необходимость.

— Сделайте все, чтобы помочь Майклу! — напутствовала меня Полли, и я, кивнув, спустился по мрачной лестнице и вышел на улицу, под накрапывавший дождик. По счастью, уже полминуты спустя я остановил такси и, добравшись до дома, успел до ужина умыться, двадцать минут вздремнуть, и нацепить чистую рубашку. А на ужин, между прочим, был каплун по-суворовски.

Приготовленный Фрицем каплунчик оказался настолько восхитительным, что я даже позабыл о деловой встрече, назначенной у нас на девять часов. Вспомнил же я про неё лишь тогда, когда, сидя в кабинете и попивая кофе, Вульф полюбопытствовал, как прошла встреча с Полли. Я, как всегда, пересказал ему нашу беседу дословно, а Вульф внимал мне, закрыв глаза и переплетя пальцы на экваторе своего необъятного пуза. Когда я закончил, он ничего не сказал, однако, позвонил, чтобы Фриц принес пиво.

Дверной звонок задребезжал в десять минут десятого. В прозрачное с одной стороны стекло я разглядел озабоченную Норин, рядом с которой мок под дождем крепкий темноволосый парень с волевым лицом, которого я принял за её брата. Лицо у него было приятное и честное, но несколько безжизненное.

— Заходите! — приветливо пригласил я, гостеприимно распахивая перед ними дверь.

— Мистер Гудвин… я хочу сказать — Арчи, — извините за опоздание; мы никак не могли поймать такси из-за этого дождя, — сказала Норин, отряхивая зонтик. — Это мой брат, Майкл.

Она выдавила улыбку, а я, улыбнувшись в ответ, повесил на крючок его плащ, после чего протянул Майклу руку, которую тот с готовностью, хотя и молча, пожал. Он был одет в серые брюки, белую спортивную рубашку с открытым воротничком и голубой спортивного же кроя пиджак. По лицу Майкла было несложно догадаться, с какой неохотой он поддался на уговоры сестры приехать к нам.

— Я понимаю, что я тут лишняя, — прошептала мне Норин, переводя взгляд с меня на Майкла и обратно, как будто присутствовала на теннисном матче. — Где мне лучше подождать?

— Идемте сначала в кабинет, а потом я пристрою вас в гостиной, — сказал я, провожая их к Вульфу. Тот при виде посетителей отложил книгу и посмотрел на них без всякого выражения. Я представил Майкла и усадил его в красное кожаное кресло, после чего препроводил Норин в гостиную и пообещал, что скоро придет Фриц и чем-нибудь её угостит. Затем быстренько смотался на кухню и наказал Фрицу проследить, чтобы Норин не мучилась от жажды.

Когда я вернулся в кабинет, Вульф, вперив в Майкла пронизывающий взгляд, говорил:

— Вы влипли по самые уши, мистер Джеймс, Однако…

— Послушайте, — перебил его Майкл, вскинув голову и проводя рукой по густым, слегка вьющимся волосам, — я пришел сюда исключительно по просьбе своей сестры — только потому лишь, что не мог ей отказать. Я поначалу даже не поверил, что она и вправду решилась прибегнуть к вашим услугам. Ведь, черт возьми, я и в самом деле убил этого…

Он замялся, подбирая подходящее определение, затем произнес, с чувством:

— … подонка!

— Значит, я сижу в обществе убийцы, — негромко произнес Вульф, поглаживая нос указательным пальцем. — Тогда, коль скоро вы здесь, позвольте узнать, что подтолкнуло вас на столь решительный шаг.

Майкл казался озадаченным.

— Постойте, — выпалил он, — Норин сказала, что вам все известно…

— Она рассказала только о печальном инциденте — так я предпочитаю называть то, что случилось между ней и мистером Линвиллом, — сказал Вульф. — Меня же в данную минуту интересует ваше отношение к этому событию.

— Ба! — вырвалось у Майкла. Поправив пряжку ремня, он натянуто улыбнулся. — Вы же знаете, что сотворил этот мерзавец… я имею в виду Линвилла — с Норин!

— Я знаю только то, что мне рассказали. А как вы об этом узнали?

— Я не видел Норин несколько недель, — неохотно пробурчал Майкл. Потом, когда наша мать вернулась из Франции, мы устроили ей торжественную встречу, и вот тогда я и увидел, что Норин… просто сама на себя не похожа. Выглядела как ходячая смерть. А мать наша так устроена… словом, она мигом из неё все вытянула. Вот тогда мы и узнали…

И Майкл бессильно откинулся на спинку кресла.

— И вы, как подобает благородному рыцарю, взялись отомстить?

Майкл посмотрел на Вульфа исподлобья. Глаза его горели.

— Послушайте, я никому не позволю обижать мою сестру!

— Смело сказано, сэр. Скажите, а вы ни с кем не поделились тем, что узнали в тот вечер со своей матерью?

— Так, в некоторых чертах, — туманно ответил Майкл, отводя взгляд в сторону.

— Поясните.

— На следующий день я обронил буквально несколько слов Дугу Роджеку. Норин, наверное, говорила вам о нем. За последние месяцы они довольно часто встречались.

— Поясните — что значит «несколько слов»? — попросил Вульф.

Майкл ссутулился.

— Мы с ним пошли на ланч в Бэттери-парк — пару раз в неделю мы берем там хот-доги с содовой и уплетаем, сидя на скамейке. А это… как-то само собой вдруг всплыло. Я все ещё был на взводе после услышанного и, сам даже не знаю, как вдруг проболтался. Только Бога ради, не рассказывайте об этом Норин!

— И как отнесся мистер Роджек к вашему рассказу? — поинтересовался Вульф, пропуская его последнюю реплику мимо ушей.

— Он сразу затих и больше не раскрывал рта. Я себе просто места не находил от досады. Он был жутко огорчен.

— А вы не поделились с ним своими планами относительно возможного возмездия?

— Нет, что вы, Дуг не имеет ни малейшего отношения к тому, что произошло! — поспешно заявил Майкл. — Это только моих рук дело, и я до сих пор не понимаю, с какой стати мои родители решили тратиться на адвоката. Не говоря уж о Норин, готовую спустить на ветер целое состояние, чтобы вы попытались…

Вульф резко оборвал его:

— Когда именно вы замыслили расправиться с мистером Линвиллом? — спросил он.

— Пожалуй, в ту самую минуту, когда Норин нам все рассказала. Поначалу, правда, я думал только отделать его по первое число, чтобы впредь неповадно было. Разукрасить его мерзкую рожу!

— А когда к вам в голову пришла мысль об убийстве? — настаивал Вульф.

Майкл пожал плечами.

— Трудно сказать. Должно быть, когда я увидел эту монтировку на полу в гараже.

— Вы его специально выслеживали?

— Наверное. Во всяком случае, я обошел несколько баров и забегаловок, где он обычно ошивался.

— Вы были с ним знакомы?

— Нет, хотя я встречал его раза три-четыре в «Орионе». Его ведь ни с кем нельзя было спутать. Он везде вел себя как король.

Вульф чуть приумолк, отпивая пиво, а потом спросил Майкла, не хочет ли тот что-нибудь выпить. В ответ брат Норин только помотал головой из стороны в сторону.

— А знали ли вы прежде, что мистер Линвилл встречается с вашей сестрой?

— Конечно нет, черт побери! В противном случае, я бы сразу положил этому конец! — Майкл в гневе потряс кулаком невидимому противнику.

— Вот как? — вскинул брови Вульф. — И мисс Джеймс позволяет вам так ею командовать?

Майкл выпрямился, угостил Вульфа гневным взглядом и повернулся ко мне. Я сидел с каменным лицом. Тогда он снова, поджав губы, посмотрел на Вульфа.

— Вы правы, она далеко не всегда меня слушается, — произнес он со вздохом. — Однако по крайней мере она узнала бы, как я отношусь к этому… подонку.

Я понял, что в голове у него бродили словечки покрепче, но присутствие Вульфа заставило его остановиться на этом.

— Мистер Джеймс, — терпеливо произнес Вульф, — что вы сказали мистеру Линвиллу перед тем, как отправить его на тот свет?

— Господи, но ведь я уже сто раз говорил это Кремеру и прочим полицейским ищейкам!

— Да, сэр, я знаю. Однако прошу вас набраться терпения: дело в том, что полицейские не слишком охотно делятся полученными сведениями со мной и мистером Гудвином.

— Ну, ладно, — кивнул Майкл, растирая пальцы. — Я увидел, как Линвилл подъезжает к гаражу, в котором держит свой «порше», и…

— Извините, но я хотел бы знать, на каком удалении находится этот гараж от дома мистера Линвилла.

— На каком удалении? — озадаченно переспросил Майкл. — Ну, кварталах в трех-четырех к западу.

В его голосе явственно просквозило раздражение.

— А откуда вы знали, что он держит свой автомобиль именно там?

— Я… Я этого не знал. А что?

— Тогда как случилось, что вы оказались там, когда мистер Линвилл туда подъехал?

— Мне просто… Я так рассчитал.

— Или плохо рассчитали, — сухо заметил Вульф, глядя на потолок. — Значит, вы преследовали его до гаража пешком?

— Да, — буркнул Майкл.

— Очень хорошо, — сказал Вульф. — Расскажите мне, пожалуйста, про эту монтировку.

— А что рассказывать-то? Она валялась на полу, прямо возле двери, которую Линвилл отомкнул, прежде чем заехать. Я вошел в дверь, увидел среди прочих инструментов монтировку и подобрал её.

— Какие там ещё были инструменты?

Майкл наморщил лоб.

— Там было темно, но, кажется, я разглядел домкрат, какие-то гаечные ключи и такую штуковину с четырьмя концами, с помощью которой отвинчивают гайки с колес… Больше ничего не помню.

— Вполне объяснимо, — согласился Вульф. — Ведь, как вы сказали, там было темно. Теперь, если позволите, один гипотетический вопрос. Давайте на минуту вообразим, что там не оказалось ни кучи инструментов, ни этой злополучной монтировки. Как бы вы, в таком случае, осуществили задуманное по отношению к мистеру Линвиллу?

— Ну, я бы его отлупил, — неуверенно ответил Майкл. — Я ведь занимался в колледже боксом, поэтому вполне мог забить его до смерти.

— Тем не менее вы сразу подобрали монтировку, чтобы воспользоваться ею?

— Да, — рявкнул Майкл. — И нисколько об этом не жалею.

— Очевидно. Вы что-нибудь сказали мистеру Линвиллу, прежде чем нанести смертельный удар?

— Когда он вылезал из машины, я его окликнул… по имени. Он посмотрел в мою сторону, довольно удивленный. Он ведь не знал, кто я такой, хотя я его и видел несколько раз, как, например, в «Орионе». Потом я к нему приблизился и сказал, кто я такой. Он сразу не понял, и я пояснил, что Норин — моя сестра. Тогда он улыбнулся, странной такой улыбочкой, словно до него дошло, зачем я там оказался.

— Вам не показалось, что он пьян? — спросил Вульф.

— Трудно сказать. Может быть. Он вдруг расхохотался, а я тогда обозвал его подлецом и замахнулся монтировкой. Не помню даже, сколько раз я его ударил, — безжизненно закончил Майкл.

Вульф допил пиво, отставил стакан в сторону и хмуро воззрился на него.

— Скажите, а как был одет мистер Линвилл? — поинтересовался он.

— А это ещё зачем? — окрысился Майкл.

— Так, любопытно просто, — ответил Вульф. — Что вы, кстати, сделали, когда он упал?

Майкл заерзал в кресле.

— Я все это уже рассказал в полиции. Побежал к выходу и выскочил на улицу.

— И куда направились?

— Домой.

— Как вы шли?

— Сначала к западу по Семьдесят седьмой улице, а потом, на Второй авеню, взял такси.

— А что сделали с монтировкой?

— Я уже говорил об этом Кремеру с компанией: мне казалось, что оставил в гараже, но точно я не помнил. По их словам, в гараже её не нашли значит, я унес её с собой.

— На Вторую авеню? — уточнил Вульф.

— Я помню одно: когда я сел в такси, этой чертовой монтировки при мне уже не было. У меня тогда все в голове смешалось. Вообще-то адвокат, которого мне взяли родители, запрещает мне говорить на эту тему. Я только ради Норин согласился с вами встретиться. Про вас говорят, что вы гений, но даже вы ничего для меня не сделаете. Моя песенка спета.

В течение нескольких секунд Вульф неотрывно смотрел ему в глаза. Наконец сказал:

— Вполне возможно, сэр, что это так, и все мои усилия окажутся тщетными. Однако, ваша сестра искренне верит в вашу невиновность.

— А что ещё ожидать от сестры? — грустно улыбнулся Майкл. — Ей ведь не хочется, чтобы меня изжарили на электрическом стуле.

— А вот вам хочется, — заметил Вульф.

— А что мне ещё делать? Я ведь не жалею, что отправил Линвилла к праотцам. Поступил с ним так, как он того заслуживал. Более того, доведись мне пережить все это заново, я бы его опять убил: монтировкой, голыми руками — чем угодно… Я знаю, мистер Вульф, что ваши услуги стоят очень дорого, и это вполне справедливо. Я знаю также, что Норин может позволить себе потратить такие деньги, хотя, на мой взгляд, это совершенное безрассудство. Давайте договоримся так: верните ей деньги, а я возмещу вам всю сумму в обмен на ваше обещание бросить мое дело. Это ведь и вправду безнадежно, поверьте мне. Полиция задержала кого нужно.

— Что ж, мистер Джеймс, ваше предложение не лишено привлекательности, — согласился Вульф. — Более того, при определенных обстоятельствах я был бы готов даже рассмотреть его, однако сейчас вынужден отказаться.

— А в чем дело? Вы не верите, что у меня есть деньги? — резко спросил Майкл.

— Напротив, мистер Джеймс, я совершенно уверен, что они у вас есть.

— Тогда, что вас заботит? Вы сказали, что «при определенных обстоятельствах» вы бы, как вы выразились, были бы готовы рассмотреть мое предложение. Что вы имели в виду? Что это за обстоятельства?

Вульф слегка переместил свою махину в кресле.

— Первым и основополагающим обстоятельством для меня стала бы виновность лица, сделавшего мне это предложение. Вы же, сэр, совершенно очевидно, к убийству непричастны.

Майкл Джеймс привстал было, гневно посмотрел на Вульфа, ответившего ему не менее свирепым взглядом, и снова уселся.

— Послушайте, Вульф, — сказал он, — возможно, вы и гений, но на сей раз вы сели в лужу. Неужто вы и вправду считаете, что получите денежки моей сестры после того, как я чистосердечно сознался в убийстве Линвилла? Если да, то у вас с головой не все в порядке. Крыша поехала.

Тут я должен прерваться и признаться вам, что на самом деле Джеймс такое выражение не употреблял. Дело в том, что Вульф строго настаивал на том, чтобы в своих изложениях я избегал матерщины, по возможности, заменяя самые крепкие словечки эвфемизмами. На сей раз я обошелся оборотом «крыша поехала», но вы вправе подставить вместо него другие слова. Возможно, даже угадаете.

Вульф же в ответ только хрюкнул и возразил:

— На мой взгляд, ваша сестра вполне способна найти верное применение своим средствам. Будь я шарлатаном, она бы это поняла сразу и поступила соответствующим образом. Впрочем, если хотите, можете поделиться с ней своими соображениями относительно моих намерений — это отнюдь не возбраняется.

— Именно так я и сделаю! — воскликнул Майкл, выскакивая из кресла. — Где она?

Я вывел Майкла в прихожую, оставив Вульфа наедине с любимой забавой пивом и книгой, и сопроводил в гостиную. Норин, завидев нас, поспешно встала; в течение нескольких секунд брат с сестрой молча смотрели друг на друга.

Я прервал эту сцену, заявив, что они могут остаться и обсудить сложившееся положение наедине. Норин, по-моему, хотела воспользоваться моим советом, тогда как Майклу явно не терпелось удрать как можно быстрее. Он буквально взашей вытолкал сестру на улицу. Дождь снаружи уже перестал, а вот в воздухе висела устойчивая сырость. Уже на крыльце Норин обернулась и кинула на меня извиняющийся взгляд — мол, что делать, таков наш Майкл.

— Ну что, как вам наш юный подозреваемый? — спросил я Вульфа, вернувшись в кабинет.

— Пф! Этот человек невинен, как новорожденный ягненок, — фыркнул Вульф.

— Точно. Если он хоть ногой ступал в этот гараж, то я — нобелевский лауреат по ядерной физике!

Вульф поморщился и раскрыл новую книгу. «Краткую историю времени» Стивена В. Хокинга. Рабочий день для него завершился, а я был не в настроении его шпынять. В конце концов завтрашний распорядок был мне уже известен, а у Вульфа, стань я снова, как он выражается, «несносным надоедалой», вполне хватило бы извращенной наглости, чтобы отменить уже данные мне поручения.

Глава 15

По воскресеньям устоявшийся с незапамятных времен в нашем особняке жесткий распорядок дня получает передышку. У Фрица в воскресенье выходной день, хотя иногда он остается дома и помогает нам с Вульфом сварганить что-нибудь съедобное на обед. Однако чаще он все-таки отсутствует, и тогда Его Пузачеству ничего не остается, как самому метаться по кухне, занимаясь стряпней. Оранжерейное расписание в такие дни тоже летит к чертям. Теодор обычно на весь день уезжает к сестре в Нью-Джерси, и Вульф лишь для очистки совести заглядывает наверх, да и то не всегда. Как правило, он целый день бьет баклуши, развалившись в своем слоновьем кресле и разгадывая кроссворд в воскресном выпуске «Таймс».

У меня по воскресеньям планы обычно бывают самые неопределенные. Я тоже ковыряюсь на кухне, особенно по утрам, а потом, покончив штудировать собственный экземпляр «Таймс», частенько навещаю Лили в её пентхаузе. Порой мы обедаем у неё или посещаем какой-нибудь концерт, шоу, а то и на бейсбольный матч заглянем. Если же Лили занята, то я развлекаюсь сам, например, приглашаю на бейсбол Сола или даже жертвую свой билет заезжим шулерам — как в последний раз.

На самом деле я вовсе не прочь поработать и в воскресенье, тем более что даже Вульф — зануда из зануд — и тот понимает, что пот, пролитый в выходной день, стоит двух будней, и вполне охотно компенсирует мне затраченное время. Что, кстати, и позволяет мне порой улизнуть в загородную резиденцию Лили, что близ Катоны, и приплюсовать несколько деньков к уик-энду, не разрывая отпуска.

А клоню я к тому, что решил посвятить это туманное воскресное утро Дугласу Роджеку. Правда, когда я, покончив с омлетом, колбаской, тостом, апельсиновым соком, двумя чашками кофе и воскресным выпуском «Таймс», встал из-за стола, потянулся и объявил Вульфу, что отправляюсь на промысел, было уже начало двенадцатого. Вульф одобрительно хрюкнул, но глаз от газеты не оторвал; тогда я, со свойственным мне остроумием пожаловался, что он меня недооценивает, после чего нацепил парадный костюм и, напомнив Вульфу, чтобы запер за мной дверь, был таков. Излишняя осторожность не мешала, поскольку Вульф успел обзавестись таким количеством врагов, которое не поместилось бы и в Мэдисон Сквер Гардене, а наш адрес был известен почти всем.

Для разгара июля в Нью-Йорке, денечек выдался приятно прохладным; в воздухе попахивало дождем. Поначалу я подумал было взять из гаража «мерседес» — как-никак, Роджек жил по ту сторону Ист-Ривер, — но потом остановил свой выбор на такси, которое поймал на Восьмой авеню. Услышав про Бруклин-хайтс, водитель заартачился, но стоило мне спросить его фамилию и записать в блокнот номер, как он сменил гнев на милость и ворчливо разрешил сесть в машину; весь путь мы проделали, храня гордое молчание, что меня как нельзя более устроило.

Двадцать две минуты и один мост спустя я очутился на зеленом, обсаженном высокими деревьями холме, застроенном весьма богатыми на вид домами. В основном, меня окружали трех- и четырехэтажные особняки, фасады которых выглядели как лица молодящихся женщин, пару лет назад сделавших подтяжку кожи. Детей видно не было — не удивительно, если принять во внимание стоимость жилья в окрестных домах.

Особняк Роджека, отделанный с тем же изяществом, что и окружающие строения, насчитывал три этажа, а сам Роджек, судя по наклейкам на почтовом ящике, проживал один в квартире 3-Н. Либо отпрыск богатых родителей либо знал, как добывать золото в каньонах Уолл-стрит. Я надавил кнопку его звонка и услышал в ответ ещё одно писклявое «да?» в домофон. Не успел я сказать, что являюсь другом Норин Джеймс, как послышалось жужжание, и входная дверь распахнулась. Я поднялся по ухоженной лестнице на третий этаж и увидел худощавую физиономию, таращившуюся на меня из-за приоткрытой двери.

— Что вам угодно, — пожелала знать физиономия.

— Вы, должно быть, Дуглас Роджек? — осведомился я своим наидружелюбнейшим тоном, присовокупив к нему широчайшую улыбку.

— Да. А вы кто?

Дверь открылась чуть шире, и я увидел перед собой довольно серьезную личность с удлиненным высоколобым лицом, широковатыми скулами и почти песочной всклокоченной шевелюрой. Владелец квартиры встретил меня в брюках цвета хаки и синей рубашке с расстегнутым воротничком. На пальце поблескивал колледжский перстенек с темно-синим камнем.

— Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю у Ниро Вульфа, о котором вы, возможно, слышали. Мистер Вульф расследует убийство Бартона Линвилла, а его клиентка Норин…

— Норин, — перебил он, качая головой. — Я… Ой, заходите же! Я до сих пор не могу прийти в себя после случившегося. — Дуглас Роджек провел меня в просторную гостиную, обставленную современной и очень недешевой мебелью. На полу, сложенный в две аккуратные стопки, красовался воскресный выпуск «Таймс».

— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласил Роджек, показывая на софу, а сам придвинул к себе стул.

Роста в ухажере Норин было примерно шесть футов и три дюйма, а вот весил он, должно быть, всего фунтов сто шестьдесят, да и то в одежде, зимнем пальто и ботинках на толстой подошве.

— Итак, мистер Гудвин… так, кажется? — Роджек угловато поежился и уселся на стул, раздвинув ноги. — Расскажите, что вообще происходит. Я, конечно, читаю газеты и смотрю выпуски новостей, но сам с Норин поговорить не смог: к телефону подходит её мать, которая никого к ней не подпускает. А Майкл — его и вправду выпустили под залог? Господи, просто не верится, что все это правда! Просто кошмар какой-то! — Роджек потряс головой и, вытащив из кармана пачку сигарет, нервно закурил; потом, спохватившись, предложил сигарету мне, но я отказался.

— Да, уж для Джеймсов это точно кошмар, — согласился я. — Вы, кажется, хорошо знаете Майкла? Как по-вашему, способен он на убийство? И мог ли он убить Франта Линвилла?

— Ну… если верить газетным сообщениям, то на убийство он пошел из-за… некоторых событий, которые произошли между ним — я имею в виду Линвилла и Норин. — Роджек отвел глаза и уставился на стопку деловых журналов, лежавших на кофейном столике со стеклянным верхом.

— Газеты я тоже читаю — меня интересует ваше мнение.

Роджек загасил лишь на треть выкуренную сигарету о пепельницу и задумчиво провел рукой по лицу.

— Не знаю, что и думать. Все это просто выше моего понимания.

— Расскажите про ваши отношения с Норин.

Роджек снова воспроизвел ритуал с закуриванием сигареты.

— Она изумительный человек, — произнес он наконец. — Впрочем, наверное, это не стоило говорить — вы же сами её видели.

— Да, — кивнул я, — однако сейчас речь идет о ваших с ней отношениях.

Роджек глубоко затянулся и проводил взглядом облачко дыма, растаявшее у самого потолка. Должно быть, он в свое время насмотрелся фильмов с участием Хэмфри Богарта; как, впрочем, и я. Понимая, что он испытывает, я терпеливо ждал, готовый дать ему на размышление целых тридцать секунд. Однако Роджеку хватило двадцати.

— Вообще-то я люблю Норин, — сказал он. — По-настоящему люблю. В последние месяцы мы с ней много общались и…

— И?

Роджек беспомощно пожал костлявыми плечами.

— Нам с ней было хорошо, — пробормотал он и вдруг порывисто добавил — Даже замечательно!

— Давайте вернемся к Майклу. Как по-вашему, это он убил Линвилла?

Роджек покачал головой из стороны в сторону.

— Не знаю я, — горестно произнес он. — Мне трудно в это поверить, но… — Он беспомощно развел руками.

Я начал терять терпение.

— Послушайте, мистер Роджек, — сказал я, — что именно вам известно про отношения между Бартоном Линвиллом и Норин Джеймс?

Он затушил вторую сигарету и понуро уставился на пепельницу.

— Я знаю, что раза два он водил её в бар, — медленно произнес он. — Однако это личное дело Норин.

— Вам это было неприятно?

Он снова пожал плечами.

— Пожалуй, да, хотя я прекрасно понимаю, что никаких прав на неё не имею. Норин свободна делать все, что пожелает.

— Очень благородно с вашей стороны, мистер Роджек. Скажите, вы не строили относительно Норин каких-либо далеко идущих планов?

— Вы имеете в виду брачные узы?

— В том числе.

— Что ж… да, черт побери! В том смысле, что я задумывался об этом.

— А Норин это знала?

— Вы задаете очень личные вопросы! — сдавленным голосом проговорил Роджек.

— Боюсь, что полиция будет церемониться ещё меньше, — сказал я. — Хватит ходить вокруг да около! Когда вы узнали о том, что случилось с Норин?

На сей раз Роджек вперился взглядом в пол, стиснув руки между коленками.

— Майкл мне сказал, — пробормотал он, — за ланчем.

— Что вы при этом почувствовали?

— Не знаю. Кажется, я был ошеломлен. Оглушен. Трудно это описать… Он вскинул голову и, судорожно сглотнув, спросил: — Как Норин?

— С ней ничего страшного, по крайней мере, выглядит она сейчас лучше, чем вы. Значит, вы все узнали ещё до того, как Линвилла убили?

Похоже, удар достиг цели. Роджек ответил не сразу, и голос его предательски дрожал:

— Да, ну и что из этого? Какое это имеет значение? Куда вы клоните?

— Так, просто подметил. Кстати, когда вы разговаривали с мисс Джеймс в последний раз?

Роджек наморщил лоб.

— Я же вам сказал, я несколько дней безуспешно пытался ей дозвониться.

— А до этого, до смерти Линвилла?

Не знаю, всегда ли Роджек так дергался, но на этот раз, прежде чем ответить, он смахнул со лба волосы, потом поскреб щеку и подбородок, ещё раз провел рукой по волосам, и лишь тогда ответил:

— Мне неприятно говорить с вами на эту тему, понимаете? Обсуждать Норин…

— Как угодно. Однако имейте в виду, вам почти наверняка придется иметь дело с нашей полицией, а они не станут так деликатничать.

— Почему? — тупо спросил Роджек.

— Потому что Майкл Джеймс не убивал Франта Линвилла, — твердо заявил я. — Это установленный факт.

Роджек облокотился на колени и, обхватив руками голову, горестно уставился на пыльный ковер под ногами.

— Хорошо, — неуверенно произнес он наконец, подняв голову и испустив тяжкий вздох, — я вам отвечу. Мы с Норин не виделись уже больше двух недель. Она… не хочет ни видеть меня, ни даже разговаривать со мной.

— Почему, можете предположить?

— Я думаю, это из-за Линвилла. Из-за того, что он… с ней сделал. Майкл сказал мне, что это случилось… Господи, уже почти месяц прошел! Вот с того дня Норин и стала меня избегать.

Некоторое время я молча наблюдал за Роджеком, отчего бедняга совсем занервничал. В конце концов он не выдержал и вскочил, засунув руки в карманы.

— Ну а теперь-то что будет? — плаксиво спросил он, поворачиваясь ко мне спиной и глядя в окно.

— Теперь вы скажете мне, где вы были в ночь со среды на четверг.

Роджек круто развернулся, не вынимая рук из карманов, и прошипел:

— Это просто подло и гнусно с вашей стороны!

— Подлость и гнусность — отличительные черты моего характера, — охотно согласился я, в свою очередь поднимаясь, чтобы быть с ним вровень. Подобно Вульфу, я не люблю изгибать шею, чтобы смотреть в глаза собеседнику. — Послушайте, мистер Роджек, я прекрасно понимаю, что вы не обязаны изливать мне душу — я всего лишь частный сыщик. Однако я нахожусь на короткой ноге со многими парнями из полицейского управления. Не подумайте, что я вам угрожаю, но…

— Но это именно то, что вы делаете, — закончил Роджек, снова плюхаясь на стул и вынимая очередную сигарету; впрочем, закуривать он пока не стал. — Мы оба с вами понимаем, что я не обязан вам ни черта говорить, но я все же расскажу. — Голос его внезапно окреп и посерьезнел. — По вечерам в среду я обычно хожу играть в волейбол в ближайший парк. Многие вам это подтвердят.

— Вы играете на специально освещенной площадке? — полюбопытствовал я.

— Нет, — покачал головой Роджек, — мы ведь просто любители.

— Значит, когда вы закончили играть, ещё не было девяти часов? уточнил я.

Роджек пожал плечами.

— Да, было, наверное, без четверти девять. Хотя на часы я не смотрел.

— Но ещё не стемнело?

— Да, — отрывисто бросил он, разглядывая сигарету. — Потом мы вшестером завалили в местный бар. Мы всегда заходим туда после игры. Название вас интересует?

— Потом, быть может. Как долго вы там находились?

— Час или чуть больше. Как и всегда, я выпил две кружки пива.

— А потом?

— А потом, мистер Гудвин, я вернулся домой, немного почитал на ночь, и заснул. Один. Так что никакого алиби у меня нет. Что вас ещё интересует?

— Хорошая у вас квартирка, — заметил я, осматриваясь по сторонам. Сами здесь живете?

— Да.

— Зарабатываете, должно быть, прилично.

— Да, я зарабатываю прилично, — огрызнулся Роджек, вставая и выпрямляясь во весь рост. Он бросил незажженную сигарету в пепельницу. — И еще, хотя это уж совсем не ваше дело, у меня есть довольно щедрые родители. А теперь, если не возражаете…

— Можете не продолжать, — перебил я и, улыбаясь, протянул ему руку. — Я сам понимаю, когда нельзя дальше злоупотреблять гостеприимством. Однако, на вашем месте, я бы приготовился к тому, что это не последнее вторжение в ваш вигвам. Ждите полицию, а может даже и снова меня.

Ответа я не получил, да и не ждал его. Мистер Оскорбленное Достоинство, ни слова не говоря, прошагал к двери и распахнул её перед мной. Я гордо прошествовал в коридор, ещё раз улыбнувшись на прощанье. Роджек проводил меня неприязненным взглядом. Выглядел он как побитая собака. Что ж, мы, сыщики, смешить и не обязаны.

Глава 16

Выйдя на улицу, я огляделся по сторонам; поймать в воскресный полдень такси в Бруклине — дело не простое. Мне пришлось преодолеть квартала три и выйти на Флэтбуш-авеню, прежде чем удача мне улыбнулась, и к тротуару подкатила «канарейка». В результате, менее чем через четверть часа я уже был в Гринвич-Виллидж на Кинг-стрит, к западу от Шестой авеню. Район был тоже зеленый и довольно богатый, как и роджековский, хотя некоторые дома и нуждались в облагораживании. Впрочем, по меньшей мере два из них были как раз обнесены строительными лесами.

Тодд Холлибертон обитал в четырехэтажном строении, который, похоже, уже миновал стадию косметического ремонта. Как и Роджек, коротышка, судя по наклейке на почтовом ящике, жил один на верхнем этаже. Я надавил кнопку звонка, но безрезультатно. Немного выждав, повторил попытку, но — с тем же успехом. Что ж, двое из троих — тоже недурно, решил я, спускаясь на тротуар и обдумывая, устроить ли засаду или пойти куда-нибудь заморить червячка.

Желудок одержал верх, и в двенадцать сорок я уже набивал его персиковым пирогом, сидя на табурете в дешевом баре и попивая дешевый кофе. Пирог оказался на удивление недурным, и я, посмотрев на часы, заказал себе ещё порцию. С тех пор, как я звонил в дверь Холлибертону, прошло сорок минут — настало время попытать счастья ещё разок. Уединившись в телефонной будке возле дверей бара, я набрал его номер, и уже с третьего звонка услышал хриплое «алло». Повесив трубку, я мысленно лягнул себя за то, что не дождался грубияна на Кинг-стрит. Теперь придется по домофону уламывать его впустить меня, что будет посложнее, чем в случаях с Полли и Роджеком.

На обратном пути я обмозговывал различные варианты, пока наконец не остановился на самом, как мне показалось, надежном.

На сей раз, нажав кнопку звонка, я почти сразу услышал знакомый голос, прорычавший нечто вроде «Хто тамм?»

— Я учился с Франтом в колледже, — соврал я, поднимая голос на октаву выше.

Послышалось жужжание, и я в третий раз за этот уик-энд заковылял вверх по незнакомой лестнице. Если так будет продолжаться и впредь, то за мою талию можно не волноваться, подумал я. На площадке четвертого этажа меня уже поджидала приоткрытая дверь. Я приблизился почти вплотную, когда Холлибертон — все его пять футов и пять дюймов — распахнул её настежь.

— Привет, вы… Как, это ты! — завопил он, выпучив глаза. Он попытался было захлопнуть дверь перед моим носом, но я со свойственным мне проворством успел вставить ногу между дверью и косяком.

— Что тебе надо, черт побери? — вскричал Холлибертон, безуспешно пытаясь раздавить мне ступню.

— Всего несколько минут твоего драгоценного времени, приятель, — ухмыльнулся я, решительно вдавливая его плечом в квартиру.

— Если ты не уберешься, вызову полицию! — взвизгнул он, пятясь задом в гостиную.

— Валяй, — усмехнулся я. — Могу даже тебе номер и назвать фамилию парня, которой тебя выслушает. Между прочим, с благодарностью — они уже давно тебя разыскивают.

— Что ты несешь? — ощерился коротышка, однако глаза его тревожно забегали. Он был одет в теннисные шорты и аляповатую безрукавку, на месте кармана у которой был нашит то ли страдающий пучеглазием аллигатор, то ли зубастый головастик.

— Я имею в виду убийство твоего приятеля Линвилла.

Плюгавец ощетинился.

— Они же взяли этого малого! Я по телику видел. И в газетах это было. Слава Богу!

— Они взяли не того, кого надо, — поправил я.

— Это кто сказал? — вскинулся Холлибертон.

— Ниро Вульф, — спокойно ответил я. — А когда Ниро Вульф говорит, полиция почтительно слушает.

Согласен, это звучало напыщенно, но на данную аудиторию повлияло; чего я и добивался.

— Секундочку, я хочу разобраться, — покрутил головой Холлибертон. Значит Ниро Вульф — твой босс, я знаю, — считает, что Франта пришил не Майкл Джеймс? Ты мне что — лапшу на уши вешаешь, что ли? В газетах пишут, что он сознался.

— Не верь всему, что пишут в газетах. Не возражаешь, если я присяду?

Коротышка, безусловно, возражал, но карты были в моих руках, поэтому он тоже счел за благо присесть, выглядя примерно таким же счастливым, как жулик-налогоплательщик, к которому внезапно нагрянула налоговая полиция. Я мельком огляделся по сторонам: гостиная, в которой мы сидели, была не слишком просторная и в ней господствовал типично холостяцкий бардак. Ни малейшего сравнения с апартаментами Роджека или уютным гнездышком Полли Марс и Норин Джеймс. Если так пойдет дальше, то я скоро смогу тиснуть в какой-нибудь журнал статейку о разнообразии жилищ нью-йоркской богемной молодежи.

— Ладно, слушай подноготную, — произнес я. — У Ниро Вульфа есть клиент…

— Ха! Так я и думал, — обрадовался Холлибертон. — Этот жирный слизень хочет нагреть руки, вот и…

— Послушай, — холодно сказал я, в свою очередь обрывая его, — я понимаю, что тебе мой приход не по вкусу. Однако чем ты больше ты будешь разевать пасть, тем дольше я здесь задержусь. На твоем месте, я бы просто заткнулся и послушал умного человека. — У меня руки чесались врезать ему по роже, но, как и в прошлый раз, я сдержался. — Так вот, как я уже сказал, у Ниро Вульфа есть клиент. Вернее, клиентка — Норин Джеймс…

— Норин? — У него отвисла челюсть, а брови вновь поползли на лоб. — Так это она наняла Ниро Вульфа?

— Да, — кивнул я. — Тебя это удивляет?

— Э-ээ, наверное, нет, — пожал плечами Холлибертон. — В том смысле, что он ведь её брат и все такое.

— Ты, разумеется, знаком с мисс Джеймс?

Он снова пожал плечами.

— Ну, встречал её где-то пару раз… Когда её Франт приводил.

— И как она тебе показалась?

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, я ясно спросил. Какое мнение у тебя о ней осталось?

Холлибертон по-прежнему выглядел так, будто налоговая полиция копалась в его бумагах.

— Милая девушка, — механически пробормотал он. — Очень приятная.

— Ты ей тоже понравился, — соврал я.

— Ну да? — его физиономия сразу разгладилась.

— Так она мне сказала. Ты её куда-нибудь водил?

— Кто, я? Мы же с Франтом были дружбаны — водой не разольешь! Чтоб я пригласил его девчонку — да я бы себе скорее руку отрубил!

— А давно вы с Линвиллом знали друг друга?

— Года три-четыре. На какой-то дискотеке познакомились. Мы тогда только школу закончили.

— Но не одну школу?

Холлибертон отмахнулся, как от назойливой мухи.

— Нет, конечно. Франт учился в каком-то закрытом колледже в Новой Англии. Я же — нью-йоркец до мозга костей.

— И тем не менее вы подружились?

Я уже чувствовал, что его терпение иссякало.

— У нас были общие интересы, — с вызовом сказал он. — По одним и тем же барам шлялись.

— Ваши забавы были довольно дорогостоящими, — заметил я. — Что касается Линвилла, то он был набит деньгами. А тебе не сложным представлялось держаться с ним на одной ноге?

— А я, между прочим, тоже парень не промах, — обиделся коротышка. — И у меня деньжата водятся. Хотя Франт никогда на друзей не скупился, это верно.

— В том смысле, что по вашим счетам платил он?

Холлибертон буркнул, что да.

— А по девочкам вы с ним вместе тоже ходили?

— Да, пару раз, может. Редко, в общем.

— Ты бывал у него дома?

— Был раз-другой, а что тут такого? Слушай, ты чего ко мне прицепился? И кто, по-вашему с Вульфом, пришил Франта, если не Джеймс?

— Я уже заканчиваю, — сказал я, пропуская его вопрос мимо ушей. — Как думаешь, по какой причине Майклу Джеймсу или кому иному понадобилось убивать Линвилла?

Он в очередной раз пожал плечами.

— Я себя уже четвертый день это спрашиваю.

— Брось, — усмехнулся я. — Ты отлично знаешь, что так взбесило Джеймса. Вдобавок в ту ночь у «Морганы» тебя тоже наверняка обуяло любопытство, из-за чего это я вдруг на вас наехал.

— Черт побери, да я просто принял тебя за очередного репортера! После того, как его оштрафовали за превышение скорости, газетчики его просто осаждали.

— Однако полиции ты сказал, что узнал меня.

В квартире коротышки работал кондиционер, однако его узкое чело покрылось капельками пота.

— Да, — процедил он, — но тем не менее я решил, что и ты к нему прицепился все из-за того же. Его узнавали на улице и буквально прохода не давали.

— Ага, а ты защищал его, давая им отповедь. Очень отважно с твоей стороны. Ладно, теперь помоги мне немного, и дело с концом — обещаю. Судя по газетным сообщениям, Джеймс разыскивал Линвилла в ночь убийства и не скрывал, что точит на негозуб. Однако причину своего гнева назвать отказался. Как по-твоему, чем мог прогневить его Линвилл?

Холлибертон тихонько выругался сквозь зубы, словно соображая, как бы от меня отделаться.

— Я ничего не знаю, — пробурчал он наконец. — Разве что…

— Продолжай, не стесняйся, — подбодрил я.

— Думаю, что это как-то связано с Норин, — неохотно добавил он.

— Логично. А как?

— Откуда мне знать? Я за Франтом не следил.

— Попробуем сыграть в угадайку: чем может вызвать гнев брата, причем очень бурный, какой-либо человек, общавшийся с его сестрой?

Холлибертон развел руками.

— Это вроде и ежу ясно! — фыркнул он.

— Что именно? — не отставал я.

— Слушай, парень, если ты добиваешься, чтобы я опорочил своего покойного друга, то ты не такого напал! — окрысился коротышка. — Его лишь вчера земле предали!

— Значит по твоим словам, ты не знаешь, насколько далеко зашли отношения Линвилла с Норин Джеймс? Или знаешь, но не говоришь?

Холлибертон смачно выругался. Я был вынужден признать, что лексикон у него богатый.

— Не знаю, куда ты клонишь, — сказал он, — но, должно быть, у её братца дела совсем плохи. Значит легавые взяли кого надо. У тебя что-нибудь ещё ко мне, а то у меня дела, знаешь ли…

— Еще два вопроса, — сказал я, поднимаясь. — Как закадычный дружбан Линвилла ты, конечно, знаешь, были ли у него враги?

— Нет, — ответил он, также вставая. — Франт был славный парень, душа нараспашку. За друзей он в огонь и в воду лез.

Комментировать его высказывание я не стал.

— Очень хорошо, тогда последний вопрос. Что случилось в ту самую ночь после того, как вы с ним вдвоем покинули «Моргану»?

— В каком смысле?

— Куда вы поехали? Когда расстались и все такое?

Холлибертон поджал губы.

— Я уже сто раз это легавым рассказывал.

Я вздохнул и закатил глаза, давая ясно понять: не ответив, ему от меня не избавиться.

— Мы взяли мотор и доехали до «Совы» — это небольшой такой бар на Второй авеню. Посидели немного, пивка тяпнули, а потом, около половины двенадцатого, я взял такси и укатил домой. Франт оставил машину всего в паре кварталов от «Совы» и предложил подбросить меня, но я отказался. Ему не по пути было бы.

— А он, значит, остался в баре?

— Он собирался только допить пиво, а потом уехать. В «Орион» хотел ещё заскочить. Больше я его не видел. Живым, во всяком случае.

— Вы там видели кого-нибудь из знакомых?

Холлибертон потряс головой.

— Нет, мы там редко бывали. Лично я — так вообще один или два раза.

— Ладно, — холодно произнес я, — будем считать, что этого достаточно. Пока, по крайней мере.

Я повернулся и зашагал к выходу; Холлибертон затрусил следом. Я сам открыл дверь, смерил его на прощанье строгим взглядом и вышел. Судя по запаху на лестничной клетке, кто-то готовил к обеду говяжью тушенку с капустой. Дверь за мной громко захлопнулась, и голос коротышки отчетливо произнес:

— Не вздумай больше сюда соваться!

Отчаянный храбрец!

Глава 17

Хотя мне и казалось, что времени прошло не так много, часы мои, когда такси высадило меня перед крыльцом нашего особняка, показывали двадцать минут третьего. Пообщавшись с Тоддом Холлибертоном, я поначалу подумал было прогуляться из Гринвич-Виллидж до дома пешком, что мне не раз уже случалось проделывать, но потом решил, что могу позволить себе потратить немного денег Норин Джеймс на такси. В конце концов, разве не я только что провел целых пятнадцать минут своей жизни в обществе двуногого хорька? Одно это, на мой взгляд, давало мне право хоть слегка пороскошествовать, пусть даже ещё разок на такси прокатиться.

Взбежав на крыльцо, я позвонил, отлично зная, что в отсутствие Фрица Вульфу придется самолично протащиться из кабинета в прихожую, чтобы впустить меня. За распахнутой дверью меня поджидал его свирепый взгляд.

— Соскучились по мне? — нежно проворковал я.

— Двадцать минут назад позвонил инспектор Кремер, — хмуро сказал Вульф. — Похоже, они отыскали оружие, с помощью которого был убит мистер Линвилл.

— Рассказывайте, — заявил я, проходя в кабинет. — Я весь внимание.

— Отрадно слышать, — провозгласил Вульф, причем без тени иронии. Между прочим, это и вправду оказалась монтировка, — добавил он, разместив свою слоновую тушу в кресле — подвиг, сравнимый с тем, чтобы ввести в док «Куин Элизабет». — Судя по всему, именно та, которой недостает в куче инструментов на полу гаража. По словам инспектора, её нашли в мусорном контейнере в нескольких кварталах к востоку от дома мистера Линвилла.

— А Джеймс сказал, что пошел в западном направлении.

Вульф едва заметно шевельнул головой — в его представлении это был кивок.

— Мистер Кремер стоит перед выбором. С одной стороны, он арестовал лицо, сознавшееся фактически добровольно в убийстве Бартона Линвилла и тем самым спасшее полицию от критики и давления со стороны прессы и разных чинов. С другой стороны, он взял под стражу молодого человека, семью которого сызмальства считал едва ли не своей родней.

— Никто никогда и не говорил, что жизнь это сахар, — заметил я, — особенно для инспекторов полиции.

Порой, что бы ни говорили, и я был не прочь немного пофилософствовать.

— Согласен. Хотя в данном случае лично я склонен немного посочувствовать инспектору.

— Очень трогательно! — восхитился я.

— Скорее практично, — сухо поправил Вульф. — Когда мистер Кремер позвонил, я сказал ему, что ты захочешь взглянуть на орудие преступления.

— А он в ответ бурно расхохотался?

— Ничего подобного, он согласился без промедления.

— Да, похоже, бедняге и впрямь несладко, — покачал головой я.

— Он прекрасно понимает, что арестовал невиновного, поэтому готов сейчас уцепиться за любую соломинку.

— Даже за ту, которую протягивает Ниро Вульф? — язвительно осведомился я.

— Да. Он сказал, чтобы ты связался с сержантом Стеббинсом, который покажет тебе оружие убийства.

* * *

Вот как случилось, что вместо того, чтобы понаслаждаться блистательной игрой Дуайта Гудена, едва ли не в одиночку обыгравшего парней из Сент-Луиса, мне пришлось тащиться в полицейское управление к Пэрли Стеббинсу, который, по-моему, как и сам Кремер, никогда не отдыхает. Несколько слов к портрету нашего уважаемого сержанта: Пэрли — достойнейший представитель старой школы. Он и выглядит как типичный полицейский прошлых лет, по крайней мере, в моем представлении. Могучий, но без единой унции лишнего жира, примерно на дюйм повыше меня, но гораздо шире в плечах и крепче. Красавцем бы его никто не назвал, однако лицо его из тех, что внушают уважение: крупные уши, волевой подбородок, щетинистые брови и цепкий, все подмечающий, взгляд. Смеется Пэрли редко, но ведь и поводов для смеха у него не так много. Преступников всех мастей и калибров он ненавидит лютой ненавистью, однако и к частным сыщикам, включая нас с Вульфом, особой любви не питает. Нет, держится он с нами вежливо — насколько может быть вежлив Пэрли, — но при этом не скрывает неприязни к тем, кто заколачивает деньги на деле, заниматься которым должны, в его представлении, лишь полицейские. Вдобавок, и тут с ним нельзя не согласиться, по меньшей мере пару раз Вульф выставил его на посмешище.

Как бы то ни было, Пэрли неукоснительно выполняет любые приказания начальства и по одному слову Кремера готов вцепиться в глотку любому.

— Вот, пришли, — ворчливо произнес он, введя меня в крохотную бесцветную комнатенку без единого окна, в которой за письменным столом сидел и ковырялся в каких-то бумагах невысокий коренастый человечек в очках и в белом халате.

— Покажи нам эту штуковину, Дженкс, — попросил его Пэрли.

Дженкс, на руках у которого были резиновые хирургические перчатки, выдвинул ящик небольшого шкафчика и вытащил из него серебристую монтировку около фута длиной.

— Только не трогайте, — предупредил он меня, осторожно протягивая её мне.

— Похоже на запекшуюся кровь, — профессионально указал я на буроватое пятно на головке инструмента.

— Возможно, — кивнул Дженкс.

— Да, возможно, — эхом откликнулся Пэрли, устремляя на меня красноречивый взгляд: «ты, мол, все видел, и можешь теперь проваливать на все четыре стороны». Я и в самом деле увидел все, что хотел, но задержался уже из чистого упрямства, чтобы досадить Пэрли.

Пристально вглядываясь в монтировку, я спросил:

— Какие-нибудь отпечатки нашли?

Дженкс вопросительно посмотрел на Стеббинса, но тот — как всегда верный долгу, черт его дери! — помотал головой из стороны в сторону. Никаких поблажек частным ищейкам!

— Хватит с тебя, — хмуро произнес он. — Пошли отсюда! Спасибо, мистер Дженкс.

Человечек в халате молча кивнул и проводил нас безучастным взглядом. У выхода я поблагодарил Пэрли за гостеприимство и добавил, что Вульф будет чрезвычайно признателен; это, похоже, его проняло — во всяком случае, он мигнул раз или даже два.

Вернувшись домой на такси — ещё одна прореха в кошельке Норин Джеймс, — я позвонил, но дверь мне отпер уже вернувшийся откуда-то (спрашивать, откуда именно, я не стал) Фриц. Когда я вошел в кабинет, Вульф сидел в кресле, плотно закрыв глаза.

— Дрыхните, небось? — игриво осведомился я, плюхаясь на свой вращающийся стул.

Вульф недовольно хрюкнул и раскрыл глаза, не утруждая себя никакими иными движениями.

— Докладывай, — велел он.

— Вас интересует только моя поездка в полицейское управление или все сегодняшние достижения? — уточнил я.

— Все, — сказал он, звоня, чтобы Фриц принес пиво.

Я изложил ему все подробности посещения Роджека и Холлибертона, дословно пересказав диалоги, но не утруждая себя комментариями. Это заняло двадцать три минуты.

— Какие у тебя остались впечатления от обоих мужчин? — спросил Вульф, когда я закончил.

— Смешанные; попробую разобраться по очереди. Сначала — Роджек: в целом, малый вполне приличный, хотя больше напоминает большого ребенка. Если обладает чувством юмора, то скрывает его необычайно искусно. Как он относится к Норин Джеймс? Питает к ней довольно глубокое чувство — так он сказал, и я склонен ему верить. Он ли убил Линвилла? Возможно. Поначалу я бы голосовал обеими руками за то, что это невозможно, однако потом решил, что влюбленные способны на все, особенно когда объект их страсти подвергся бесчестью. Вспомните хотя бы тот случай в Джерси, когда занюханный продавец универмага пристрелил профессионального борца, который…

— Хватит! — рыкнул Вульф, поднимая ладонь. — Я тебя понял. Переходи к мистеру Холлибертону.

— После нашей первой памятной встречи возле «Морганы» мое мнение о нем не изменилось. Если он и хамил в этот раз меньше, то лишь потому, что мы с ним были один на один, и он явно боялся получить от меня по роже; сказать по правде, меня так и подмывало вмазать ему как следует. На мой взгляд, он мерзавец и лизоблюд, а за Линвиллом увивался вовсе не из дружбы, а лишь потому, что Линвилл разъезжал на дорогих автомобилях, окружал себя красивыми девушками и швырял деньги на ветер.

— Не мог он пристукнуть своего дружка?

— Кто, Холлибертон? Вряд ли. Хотя он и мерзавец, он также отъявленный трус.

— Однако тебе показалось, что он тоже был увлечен мисс Джеймс?

Я кивнул.

— Держу пари, что он в неё влюблен. Причем явно пытался пускать ей пыль в глаза, поскольку Норин искренне считает его вполне приличным молодым человеком. Однако не могу представить, чтобы он убил кого-либо, а тем более своего приятеля, простой монтировкой.

— Ты её видел? — спросил Вульф.

— В присутствии самого Пэрли Стеббинса, — гордо заявил я. — Монтировка как монтировка. Самая обычная, если не считать бурого пятна.

— Отпечатки пальцев?

— Занятно, что вы спросили. Я тоже задал этот вопрос Стеббинсу и парню, который надзирает за вещдоками, но они не соизволили ответить.

Вульф стиснул зубы.

— Свяжись с инспектором Кремером, — коротко приказал он.

Я набрал номер, трубку со второго звонка снял Пэрли Стеббинс. Однако когда я сказал, что Вульф хочет пообщаться с его боссом, Пэрли вдруг заартачился.

— Слушай, они сегодня уже виделись, — напомнил я. — Это все по тому же делу.

В ответ донеслось невнятное, но многообещающее ворчание. Я кивнул Вульфу, чтобы он снял свою трубку.

— Да? — голос Кремера звучал слаще патоки.

— Инспектор, вам наверняка известно, что мистер Гудвин недавно ознакомился с орудием, которое, возможно, послужило причиной смерти мистера Линвилла. Так вот, мистер Гудвин поинтересовался, не найдены ли на этом орудии отпечатки пальцев, но ответа не получил.

Кремер выругался и прикрыл трубку ладонью, но недостаточно плотно, чтобы я не услышал разноса, который он учинил провинившемуся Пэрли. Смысл его монолога сводился к тому, что Стеббинсу было приказано оказывать Гудвину всяческое содействие, однако Кремер при этом пользовался столь яркими и образными выражениями, что приводить их здесь я не рискую.

— Отпечатков на монтировке не оказалось, — сообщил мне Кремер, покончив с отповедью. — Похоже, что их стерли намеренно.

— А как насчет бурого пятна, которое заметил мистер Гудвин?

Чуть помолчав, Кремер ответил:

— Кровь группы О, той же, что у Линвилла. Правда, черт побери, такая же группа почти у половины населения Соединенных Штатов.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Вульф. — У меня к вам просьба.

— Как, ещё одна? — не выдержал Кремер.

— Да. Вы уже сообщили прессе о том, что нашли орудие преступления?

— Нет. Эту чертову штуковину обнаружили только сегодня утром. Даже в конторе окружного прокурора об этом ещё не знают. А в чем дело?

— Я бы хотел, чтобы вы умолчали об этой находке в течение хотя бы ближайших двадцати четырех часов.

— Господи, а это ещё зачем?

— Затем, что подобные действия с вашей стороны, а точнее их отсутствие, помогут изобличить истинного убийцу мистера Линвилла, — спокойно произнес Вульф.

— Чушь собачья! — прогремел Кремер. Затем примерно с четверть минуты в трубке слышалось только его тяжелое сопение. — Я подумаю на этот счет, — сказал он наконец и швырнул трубку.

Буквально в ту же секунду в дверь нам позвонили, и я, опередив Фрица, выскочил в прихожую. Одного взгляда в прозрачное с нашей стороны стекло хватило мне, чтобы, круто развернувшись, поспешить назад в кабинет.

— Снаружи прелюбопытная парочка, — с места в карьер известил я Вульфа, который уже успел погрузиться в книгу. — Миган и Дойл Джеймсы! Что прикажете делать?

Глава 18

Вульф метнул на меня испепеляющий взгляд, из того разряда, что предназначаются мне при особо злостном нарушении его распорядка дня. Когда в дверь вновь позвонили, недовольство Вульфа заметно возросло.

— Ладно, — прорычал он наконец, — впусти их.

— Какой приятный сюрприз, — заулыбался я бывшим супругам, широко распахивая перед ними дверь. — Чем обязаны такой чести?

Ответных улыбок я не удостоился.

— Мы пришли к Вульфу, — сухо бросила Миган, облаченная в серое шелковое платье с плотным шлейфом из духов «Опиум». Вид у неё был мрачный и решительный, да и лицо Дойла за её спиной не светилось радостью. — Нам известно, что он почти никогда не выходит из дома, поэтому не трудитесь объяснять, что его нет, — заявила Миган.

— Господи, да за кого вы меня принимаете? — обиженно воскликнул я, сопровождая их в кабинет.

При виде посетителей, Вульф отложил книгу в сторону, а я представил его и бывшую чету друг другу.

— Мистер Вульф, — сказала Миган, прежде чем я даже успел рассадить их, — мы пришли, чтобы обсудить с вами ход вашего так называемого расследования. Мы…

— Извините, мадам, — перебил её Вульф, — но я предпочитаю вести разговор, глядя своим собеседникам в глаза. Поскольку вставать я не собираюсь, то предлагаю вам сесть.

Его слова немного сбили с неё гонор, чего Вульф, безусловно, и добивался, и я предложил ей желтое кресло, тогда как Дойл уселся в почетное красное.

— Итак, вы пришли, чтобы обсудить мое, как вы изволили выразиться, «так называемое расследование», — вкрадчиво произнес Вульф.

— Да, — кивнула Миган. — Мы с Дойлом хотим знать, чего вы добились и почему не ставите нас в известность. — Она отчеканивала каждое слово. — Мне кажется, что вы обязаны это объяснить.

— Вот как? — изумление, отразившееся на лице Вульфа, в очередной раз напомнило мне, что Голливуд, возможно, потерял великого актера. — А вот мне представляется, что я вам ровным счетом ничем не обязан. К числу моих клиентов вы не относитесь.

— Но наша дочь — ваша клиентка! — прошипела Миган. Дойл, пригнувшись вперед, согласно закивал.

— Ваша дочь — взрослый человек, — напомнил Вульф. — Мои обязательства относятся только к ней, и без её согласия я не собираюсь обсуждать ход дела с кем бы-то ни было.

— Можно подумать, что вы информируете её о каждом своем шаге, — фыркнул Дойл, распрямляя плечи и скрещивая руки на груди. — Так-то вы понимаете свои обязательства!

— Я не располагаю сведениями, сэр, что ваша дочь недовольна ходом расследования. Во всяком случае, мне она ничего подобного не говорила. Тем не менее я не могу сказать, что ваш неожиданный приход оказался совсем уж некстати. Мистер Гудвин как раз собирался посетить каждого из вас.

— Неужели? А зачем? — спросил Дойл.

— Прежде чем мы продолжим, я хотел бы предложить вам что-нибудь выпить. Сам я предпочитаю пиво.

— А что? Я тоже с удовольствием выпью пивка, — сказал Дойл; экс-супруга метнула на него гневный взгляд. Вульф нажал кнопку несколько раз, давая знать Фрицу, сколько принести пива.

— Мистер Вульф, мы пришли сюда не для того, чтобы пьянствовать, процедила Миган. — Я — по крайней мере. Мы пришли, чтобы добиться от вас ответа. — Она заметно раскипятилась. Было видно, что ей хочется закурить, но я уже заметил, что она успела обвести глазами кабинет в поисках несуществующей пепельницы. — Навряд ли стоит напоминать вам, что на карту поставлена жизнь нашего сына.

— Вы совершенно правы, мадам, ваше напоминание излишне. Давайте перейдем к делу: где вы были вечером в среду, двадцать шестого числа?

Я получил истинное наслаждение, наблюдая, как Миган тщетно пытается сдержать ярость.

— Что за дурацкий вопрос? — взвизгнула она. — Или вы пытаетесь отработать свой баснословный гонорар, придумывая новых подозреваемых?

Вульф посмотрел на неё с недоумением.

— Мой вопрос вызвал у вас затруднения, мадам?

— Нет, — снова отчеканила Миган. — В тот вечер я была дома. Я продолжала распаковывать вещи после поездки в Европу.

— Кто-нибудь ещё с вами был?

— Майкл заезжал перед ужином навестить Норин. Вы, конечно, знаете, что Норин сейчас живет у меня. Узнав о случившемся, я больше не собиралась оставлять её одну. — Она вызывающе взглянула на Дойла, словно напоминая, что он не уберег дочку в её отсутствие.

— И в тот вечер вы обе сидели дома? — поинтересовался Вульф.

— Я — да, а Норин пошла прогуляться, часов в десять, по-моему. Я пыталась её отговорить, но она сказала, что хочет подышать свежим воздухом и подумать.

— Значит, она ушла, а вы остались в одиночестве?

— Да, — ответила Миган.

— А консьерж в вашем доме есть?

— Конечно.

— Он подтвердит, что вы никуда не выходили?

Она метнула на Вульфа взгляд, от которого увял бы даже кактус.

— Не понимаю, какое вам дело до моих приходов и уходов! — взвилась Миган.

— Нет, так дело не пойдет, — промолвил Вульф, наливая себе пива — Фриц уже успел потихонечку принести его: две бутылочки Вульфу и одну вместе с охлажденным стаканом — Дойлу. — Вы выражаете озабоченность, что я плохо представляю интересы вашей дочери в деле, от которого зависит судьба вашего сына. Тем не менее, стоит мне только попытаться копнуть, как вы отказываетесь отвечать.

— Да, Миган, он прав, — заявил Дойл, поворачиваясь к своей бывшей благоверной. — Не тяни кота за хвост, прошу тебя! Если ты куда-то выходила, то лучше признайся сразу — он ведь все равно это выяснит.

— Иди к дьяволу, Дойл! Мне только твоих дурацких советов тут не хватало. За все годы, что мы прожили вместе, я никогда не слышала от тебя дельного совета. — Она посмотрела на Вульфа. — Хорошо, черт возьми, я вам скажу. Да, я выходила из дома… вскоре после ухода Норин. Я не хотела оставаться одна и пошла навестить друга.

— Памсетта, конечно, — ехидно заметил Дойл.

— Памсетта, конечно! — передразнила его Миган. — Он прав: я была у Памсетта. Я должна была выговориться. Он мой старый друг — вы с ним знакомы, мистер Гудвин.

Я кивнул в подтверждение, что слушаю её со всем вниманием.

— И сколько времени вы там провели? — спросил Вульф.

— Понятия не имею, — пожала плечами Миган. — Ушла я около десяти, сразу вслед за Норин. Когда я вернулась, было, кажется… около половины первого. Во всяком случае, дверь в спальню Норин была закрыта, и я была спокойна, что моя дочь вернулась.

— Хотя вы её не видели?

— Нет… но, уходя, она всегда оставляет дверь своей комнаты открытой.

— Вы уезжали и возвращались на такси?

— Да, но номеров машин и имен водителей не помню. Вы уж извините, — съязвила Миган.

Вульф пропустил колкость мимо ушей и переместил взгляд на Дойла.

— Мистер Джеймс, вы можете рассказать о том, где были в среду вечером?

— Могу, — ухмыльнулся тот.

— Прошу вас.

— Я живу сразу в двух местах: у меня есть дом в Джерси, под Принстоном, и квартира в Манхэттене — я люблю наезжать в Нью-Йорк.

— Еще бы, — ядовито процедила Миган. — Ты ещё скажи им, что наезжаешь только ради того, чтобы сходить в театр или в музей!

Дойл натянуто улыбнулся и поспешил хлебнуть пива.

— Я прошу у вас прощения за поведение моей бывшей супруги, — обратился он к Вульфу. — Как бы-то ни было, я наведываюсь в Нью-Йорк довольно регулярно, раз или два в неделю, причем порой, как это ни странно, и в самом деле посещаю музеи и театры. Собственно говоря, в среду вечером я как раз и приехал, чтобы посмотреть свежее бродвейское шоу. К сожалению, дама, которую я собирался на него сводить, буквально в последнюю минуту заболела, и мне пришлось сдать билеты.

— Значит теперь мы знаем, где вы не были в тот вечер, — произнес Вульф. Дедукция, достойная гения, верно?

— Да, вы правы, — сказал Дойл. — В итоге я просидел вечер в своем любимом французском ресторанчике на Восточной Пятьдесят третьей улице. Метрдотель вам подтвердит — я уверен, что он меня запомнил.

— В котором часу вы покинули ресторан?

— Я как раз пытался припомнить, пока мы с вами беседовали. Около десяти, по-моему. Вечер стоял такой тихий и приятный, что я прогулялся до дома пешком. Я живу неподалеку от здания ООН. Вернулся я, должно быть, в половину одиннадцатого; или без двадцати одиннадцать. Это я точно знаю, потому что посмотрел одиннадцати часовой выпуск новостей по телевизору.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вернулись именно тогда?

— Сомневаюсь, — покачал головой Дойл. — Консьерж у нас есть, но он не особенно следит за жильцами. Вечно сидит, уткнувшись в книжку.

— Вообще-то мы пришли к вам для того, чтобы услышать ответ от вас, а не отвечать на ваши вопросы, — проскрипела Миган. — Что вы вообще себе позволяете? Объясните наконец, что происходит! Мы имеем право это знать.

Вульф взглянул на неё и нахмурился.

— Мадам, мы уже обсуждали с вами этот вопрос и я не собираюсь к нему возвращаться. Всего доброго!

Он встал, обогнул стол и, протопав в прихожую, повернул в сторону кухни.

— Какая наглость! — взъярилась Миган, провожая его горящим взглядом. — Никаких представлений о приличии!

— Вообще-то я тоже не припомню, чтобы мистер Вульф назначил вам аудиенцию, — терпеливо произнес я. — А в правилах хорошего тона нежданный приход, кажется, не числится.

— Это точно, Гудвин! — усмехнулся Дойл, хлопая себя по коленке. — Я говорил Миган, что так она ничего не добьется, но она меня не слушала. Она уверена, что может кого угодно загнать в угол.

— Тем не менее ты со мной притащился! — рявкнула строптивица.

— Просто, чтобы защитить тебя от тебя самой, дорогуша, — фыркнул он. — Должен же кто-то сказать тебе, что пора и честь знать. Так вот, пора! Попрощайся с мистером Гудвином, моя прелесть.

Миган Джеймс настолько взбесилась, что лишилась дара речи — за что я был безмерно признателен Дойлу. Она встала и вылетела вон без единого слова, а Дойл, уже в дверях, лукаво подмигнул мне.

Приятно было видеть, что по меньшей мере он сохранил доброе расположение духа, ведь в такси на обратном пути бывшая половина должна была, как я представлял, перепилить его пополам. Но что-то в его хорошем настроении меня даже смутно тревожило. Разве не его дочь изнасиловали, и не его сыну грозил электрический стул? Нет, я бы на его месте так не веселился. Я решил, что должен поломать над этим голову.

Глава 19

Закрыв дверь за препирающимися Джеймсами, я прошагал на кухню, где застал Вульфа и Фрица, которые с мрачными физиономиями разглядывали кастрюльку.

— Только не говорите, что опять разошлись во мнениях, как готовить рыбу в белом вине по-ново-орлеански, — шутливо хмурясь, подосадовал я. — Скорее израильтяне помирятся с арабами, чем вы тут договоритесь.

Как будто меня там и не было. Оба продолжали ворчать и спорить, а мне это уже стало надоедать.

— Я вам больше сегодня не понадоблюсь? — спросил я наконец Вульфа.

Патрон посмотрел на меня так, будто я завопил благим матом во время спиритического сеанса.

— Нет, — рассеянно ответил он, снова поворачиваясь к злополучной кастрюльке.

— Что ж, тогда удачной вам ухи! — пожелал я и отбыл восвояси, подгоняемый двумя недобрыми взглядами. Я, правда, намеренно полез на скандал: назвать в их присутствии ухой рыбу в белом вине по-ново-орлеански — то же самое, что на глазах у гордого собаковладельца назвать его шар-пея перекормленной дворняжкой.

Вернувшись в кабинет, я взгромоздился на свой стул и набрал номер Лили; она ответила с третьего звонка.

— Так случилось, что весь день меня преследовали трудности, — сказал я, — но теперь, извини за аллюзию, в конце тоннеля показался свет. Давай воспользуемся возможностью, чтобы отужинать вдвоем и поделиться мечтами и помыслами.

— Эх, твоими бы устами да мед пить, — вздохнула Лили. — Я, конечно, могла бы и покапризничать за столь позднее приглашение, но, так и быть, на сей раз это вопиющее нарушение этикета сойдет тебе с рук. При одном условии, разумеется.

— Ты заговорила прямо как Вульф, — укоризненно покачал головой я. — О'кей, что за условие?

— Что ты поведешь меня в «Рустерман». «Ля Ронде» я оставляю на свой день рождения.

— Заметано. Тогда я заскочу за тобой на такси минут через двадцать?

— Что-то ты сегодня чересчур прыткий, Эскамильо, — звонко рассмеялась Лили и повесила трубку.

Полчаса спустя мы уже сидели вдвоем с Лили за нашим любимым угловым столиком в небольшой зале на втором этаже «Рустермана» — Франц, новый владелец ресторана, оказал нам такую честь.

— Что ж, Эскамильо, — сказала Лили после того, как мы заказали напитки, а я рассказал про неожиданный визит Мигана с Дойлом, — как тебе теперь нравится общаться с разными членами моего семейства?

— Умеренно, если необходимо выразиться одним словом.

— Может, объяснишь поподробнее, или Ниро Вульф заставил тебя принести обет молчания?

Я приподнял одну бровь, хитро улыбаясь.

— Рядом с тобой меня не страшат никакие подробности. Я готов раструбить тебе любые секреты, но это будет тебе кое-что стоить.

— Зная твою корыстную натуру, иного я от тебя и не ожидала — тебе нужны кое-какие сведения?

— Господи, ты просто нечеловечески догадлива! — восхитился я и тут же, не сходя с места. принялся излагать события последних двух дней.

— Очень любопытно, — сказала Лили, когда мы оба набросились на салат. — Похоже, наша Миган набирает свою боевую форму.

— Как и Вульф. Хотя боюсь, как бы после сегодняшней стычки с ним не случился рецидив; уйдет ведь тогда навсегда к своим орхидеям, книгам, пиву и яствам.

— Ерунда! Миган не заслуживает такого внимания. Хотя, по-моему, твой босс и без того живет именно так, как ты только что описал.

— Хорошо, будем считать, что я погорячился. Теперь вопрос: способна ли твоя сестра — для удобства буду звать её так — на убийство? И, если да, то возможно ли, чтобы она сделала козлом отпущения собственного сына?

— Вообще-то это не один, а два вопроса, но я спорить не стану. Отвечаю на первый вопрос: безусловно, да. На мой взгляд, Миган может пойти на убийство, если оно ей выгодно, и если она рассчитывает выйти сухой из воды. Второй вопрос посложнее. Они с Майклом, мягко говоря, не слишком ладили. Я же говорила тебе, что с его отцовством не все ясно. Майкл прослышал об этом несколько лет назад, когда учился на одном из первых курсов колледжа. Однако, вместо того, чтобы излить гнев на отца — я его разок видела, но впечатления он на меня не произвел, — который живет сейчас в Европе, Майкл взвалил всю вину за случившееся с ним на свою мать. Квалифицировал её как женщину, мягко говоря, не слишком моральную. Майкл — очень консервативный молодой человек, поэтому он не мог ни понять, ни простить поступка матери. Прежде они были очень близки, а вот с тех пор между ними словно кошка пробежала. И тем не менее я бы не сказала, что Миган готова сделать его козлом отпущения.

— Значит индульгенцию ей даешь? — спросил я, запуская зубы в аппетитную телячью ножку.

— Ты задал мне вопрос, Эскамильо, даже два вопроса, и я попыталась честно на них ответить, исходя из знания характера и склада ума своей сводной сестры. Если это называется «выдать индульгенцию», то вы правы, Ваша честь.

— Ладно, я больше не буду, — пообещал я, пережевывая вкусное мясо. — А что ты можешь сказать насчет Дойла Джеймса? Исходя из знаний его характера и склада ума, конечно.

— Извини, Арчи, но и это не совсем просто. Видишь ли, с одной стороны, Дойл вполне мог убить Линвилла — его мне даже легче представить в роли убийцы, чем Миган. Но я категорически отвергаю, чтобы он спокойно отправить Майкла в тюрьму вместо себя.

— Несмотря даже на то, что Дойл, по всей видимости, не настоящий отец Майкла?

— На мой взгляд, для Дойла это не столь важно. Жизнь он, конечно, вел бурную — женщины, виски, финансовые аферы. Правда, все это началось после развода с Миган, потому как человек-то он вполне порядочный и честный. Выдержки, правда, порой не хватает, но сердце у него доброе. Словом, рассуждаю я сейчас сердцем, а не умом.

— Я, конечно, знаю его куда хуже, чем ты, — сказал я. — Собственно говоря, до последней недели я его много лет не видел. Но я согласен: впечатление он оставляет приятное. Да и Миган может на место поставить, а это уже говорит о многом.

— Кажется, ты не в восторге от моей драгоценной сестрицы...

— Как ты догадалась? Кстати, о сестрице: что ты думаешь про её безукоризненного дружка Памсетта? Помимо того, о чем мы вчера говорили.

— Ты хочешь спросить, мог ли Эдвард убить Линвилла? Боюсь, что в данном случае я — пас. Однако, хотя я его знаю не слишком хорошо, мне трудно представить, как он замахивается на кого-то монтировкой в темном, грязном гараже. Там же можно руки запачкать, не говоря уж о пиджаке за четыре сотни.

— Да, он чистюля, это точно.

— К тому же, — продолжала рассуждать вслух Лили, — что могло подтолкнуть его на убийство?

— Невероятно, конечно, но не мог ли он сыграть перед Миган в героя, отомстив за поруганную честь дочери?

— Сыграть в героя без её ведома? Хотя, с другой стороны, убийцы обычно не похваляются своими подвигами даже перед подружками. Но даже, если допустить, что а) Эдвард Памсетт и впрямь убил Линвилла, и б) Миган об этом знала, я не верю, что Миган могла бы пожертвовать сыном ради Памсетта. Уж настолько-то я свою сестру знаю.

— Допустим. Как бы ты, кстати, описала отношения Миган с Памсеттом?

Лили отпила вина и промокнула губы салфеткой.

— Вопрос непростой. Если между ними есть любовь, то её умело скрывают, хотя лично я, зная Миган и наблюдая за Эдвардом, в этом сомневаюсь. Думаю, им просто приятно бывать вместе и вращаться в одних и тех же кругах. Ты же знаешь: они обожают светские приемы, званые вечеринки и тому подобное.

— Угу. То, к чему и ты пытаешься меня привлечь.

— Да, но Эдвард оказался в этом смысле куда податливее и уступчивее, чем ты.

— Это клевета! Не далее как в прошлом месяце ты затащила меня в «Черчилль» на какую-то костюмированную тусовку.

— Да, но ты помнишь, как извел меня там? Весь обскулился просто.

— Еще бы! Попробовала бы сама попотеть три часа в костюме Генриха VIII! Ладно, мы отвлеклись. Итак, ты считаешь, что Миган и Памсетт относятся друг к дружке чисто платонически и ходят парой лишь для того, чтобы число гостей на званых вечеринках оставалось четным?

— Да, примерно. Ну и вдобавок они, безусловно, между собой ладят. Эдвард человек добродушный и обходительный, как ты, будучи, по собственному выражению, тонким знатоком человеческой натуры, успел сам заметить. По-своему, он человек уникальный: не только терпит бесконечные стервозные выходки Миган, но и делает это с улыбкой на устах. Да и внешность у него завидная, настоящий светский лев. Нечто среднее между Дугласом Фэрбенксом и Омаром Шарифом.

— Эх, вот бы меня так когда-нибудь описали!

— Уж тебе, по-моему, грех жаловаться. Я ведь сказала, что тебя с savoir vivre все в порядке. Разве этого недостаточно?

— Вот только это меня и согревает, — вздохнул я. — Кстати, Миган призналась Вульфу, что в тот вечер, когда убили Линвилла, сама она провела пару часов в гостях у Памсетта. За разговорами.

— Лично я в этом не сомневаюсь, — сказала Лили. — Она не раз говорила мне, что у Памсетта есть крайне привлекательное для неё качество: он умеет слушать. Не удивлюсь, если она и тогда пришла, чтобы выплакаться в его жилетку.

— В таком случае он обеспечит ей алиби. Частичное, по меньшей мере.

— Судя по твоему голосу, тебя это не слишком радует.

— Возможно, однако после полуночи за неё пока поручиться некому. Позволь задать тебе академический вопрос: если — подчеркиваю «если» — Миган на самом деле не изливала Памсетту душу в означенное время, стал бы он лгать, чтобы её выгородить?

Лили посмотрела на свою уже почти опустевшую тарелку и наморщила свой хорошенький лобик — без сомнения, лучший на Восточном побережье.

— Ну и вопросик, — протянула она. — Хорошо, попробую ответить твоим языком — ты ведь у нас любитель держать пари. Так вот, я бы поставила два против одного, что Памсетт солгал бы ради Миган, попроси она его об этом. Однако, предвосхищая твой следующий вопрос, добавлю: пять против двух, что она его об этом не просила. Раз уж она сказала, что была у него, значит была.

— Предвосхититель из тебя замечательный, — сказал я. — Или такого слова нет?

— Скорее всего нет, но я бы предоставила судить на сей счет твоему боссу: слова это его епархия. Попробую теперь предвосхи… предугадать твой следующий ход — сегодня или завтра ты собираешься навестить мистера Памсетта.

— Кажется, я стал прозрачным, — горестно произнес я. — Эта женщина читает мои мысли как открытую книгу.

— Неужели ты только теперь это понял? Почему, по-твоему, я всегда опережаю тебя на один шаг? Кроме тех случаев, когда сама этого не хочу, конечно.

— Да, это меня всегда удивляло, — признал я. — Кстати, как насчет того, чтобы опередить меня на шаг прямо сейчас?

Лили в ответ игриво подмигнула мне и улыбнулась. Улыбнувшись в ответ, я поспешил заказать десерт.

Глава 20

Когда я выбрался из такси перед нашим крыльцом, было уже почти одиннадцать. Зная, что дверь уже на засове, я позвонил, и Фриц в считанные секунды впустил меня.

— Арчи, в гостиной тебя дожидается какой-то господин, — зашептал он, едва я ввалился в прихожую. — Уже больше двух часов. Сидит и журналы читает. Он хотел поговорить с мистером Вульфом, но тот был тогда в оранжерее, и отказался спускаться. Когда же я сказал мистеру Вульфу, как зовут этого господина, мистер Вульф велел мне впустить его и передать, чтобы он тебя дождался.

— Господи, да скажи мне наконец, кто он! — в сердцах воскликнул я. — И перестань шептать, ты не хуже меня знаешь, что двери у нас звуконепроницаемые.

Фриц зарделся — он всегда краснеет, как девушка, когда я на него напускаюсь, — и сказал:

— Это Эдвард Памсетт. Настоящий аристократ, одет с иголочки. Я то и дело к нему заглядывал, но он всякий раз говорил, что будет ждать. От кофе и напитков отказывается, хотя я трижды предлагал.

— А где мистер Вульф?

— Уже наверху, в спальне. Лишь десять минут назад поднялся, а до этого читал в кабинете. Я сказал ему, что мистер Памсетт ещё здесь, и он разрешил, чтобы мистер Памсетт посидел ещё полчаса, после чего, если ты не вернешься, мне следовало предложить ему уйти.

— Понятно. Хорошо, я поговорю с ним. Спасибо.

Фриц кивнул и заторопился на кухню. Я знал, что он задержится там до тех пор, пока я не выпровожу посетителя. Фрицу даже страшно подумать, что может случиться, если вдруг у гостя проснется аппетит, а шеф-повара на кухне не окажется, или — страшно подумать — обслужить его придется мне. Фриц почему-то не слишком высокого мнения о моих кулинарных способностях.

— Добрый вечер, — поздоровался я, открывая дверь в гостиную.

— О, мистер Гудвин! — обрадовался Эдвард Памсетт, поспешно вскакивая и роняя журналы. — Вы меня помните? Мы встречались на прошлой неделе у Миган Джеймс.

— Конечно, мистер Памсетт, — сказал я, восхищаясь его превосходного покроя синим пиджаком с модным шелковым галстуком и темно-синим платочком, аккуратно выглядывавшим из наружного кармана. — Мне сказали, что вы давно ждете.

— Э-ээ… да. Извините, что нагрянул просто так, без звонка. Вы, возможно, не поверите, но порой я бываю… неоправданно импульсивен.

— Поверю вам на слово. Давайте пройдем в кабинет, там нам будет удобнее. — Я распахнул дверь в кабинет, впустил его, усадил в красное кожаное кресло, а сам занял место за своим столом. — Итак, что привело вас к нам в столь поздний воскресный час?

— Я пришел, чтобы поговорить с мистером Вульфом или с вами, конечно, — ведь вы, насколько мне известно, способны изложить ему дословно любую беседу?

— В той или иной степени.

— Да… дословно. Дело в том, что сегодня мне позвонила Миган по поводу… вечера в среду.

Памсетт затеребил узел галстука и посмотрел мне в глаза, словно дожидаясь ответа. Я, в свою очередь, предпочел выжидательную тактику, и наблюдал, как он мнется и борется сам с собой.

— Вдобавок, — сказал он, прокашлявшись, — Миган рассказала, что они с Дойлом приходили к вам сегодня и она упомянула вам, что была у меня в среду вечером.

— Совершенно верно.

— Так вот, причина моего прихода заключается в том, что я… хочу подтвердить её слова насчет… того, что мы были вместе. Насколько я помню, она пришла в начале одиннадцатого и оставалась у меня примерно до полуночи. Потом я спустился вместе с ней, чтобы усадить её в такси. — С этими словами он обезоруживающе улыбнулся и развел руками, словно давая понять, что добавить ему больше нечего.

— Мистер Памсетт, я несколько озадачен, — произнес я. — Все это вы вполне могли сказать мне по телефону — зачем было приезжать через весь город, да ещё без предварительной договоренности, и дожидаться меня целых два часа?

И вновь он угостил меня смущенной улыбкой и развел руками.

— Вы правы, мистер Гудвин. Единственное могу сказать в свое оправдание: я предпочитаю видеть глаза собеседника. Впрочем, есть ещё одно обстоятельство.

— Так я и думал, — кивнул я.

— Дело в том, что сегодняшняя встреча с мистером Вульфом, мягко говоря, выбила Миган из колеи. Мне кажется, что ей хотелось, чтобы её слова о нашем с ней вечернем свидании в среду вечером… получили хоть какое-то подтверждение. С моей точки зрения, это послужило серьезным основанием для моего приезда к вам.

Я понимающе кивнул.

— Это миссис Джеймс попросила вас приехать к нам?

— Вообще-то, нет, — сказал Памсетт. На сей раз улыбка получилась довольно жалкой и вымученной. — Буду вам очень признателен, если вы умолчите ей о моем визите. Миган может счесть это вмешательством в её личные дела, хотя, Бог свидетель, это вовсе не так.

— Хорошо, вы приехали и подтвердили её слова. Это все, что вас заботило?

— Э-ээ… не совсем. Я думал… возможно, у вас возникнут вопросы.

— Вопросы? Минуточку… Да, я хотел бы кое-что прояснить: звонила ли вам миссис Джеймс в среду вечером, прежде чем приехать?

Памсетт откинулся на спинку кресла, возвел глаза к потолку и сделал вид, что вспоминает.

— Я… Впрочем, да, звонила, — с расстановкой произнес он. — Позвонила и спросила, может ли заехать.

— Такое у вас часто случается?

— Что, простите? — встрепенулся он.

— Вы не увидели в её просьбе ничего необычного?

— Нет, — выдавил Памсетт, напряженно силясь удержать улыбку.

— А что именно она сказала вам, когда позвонила?

— Только то, что хочет поговорить со мной. Мы с ней вообще очень много разговариваем.

— О чем?

Он элегантно повел плечами.

— Обо всем: о её детях, о моих детях, о политике и благотворительности, о театре — о чем угодно.

— Но она уточнила в среду вечером, о чем именно собирается поговорить с вами?

— Скажите, мистер Гудвин, это останется между нами? — спросил Памсетт, понизив голос и заговорщически глядя на меня.

— Не обещаю, — ответил я. — Я частный сыщик с лицензией, выданной властями штата Нью-Йорк. Узнав, например, о совершенном преступлении, я обязан известить об этом соответствующие органы. В остальных случаях я соблюдаю интересы наших клиентов. Что касается не-клиентов, то это зависит от конкретного дела.

— Понимаю, — с сокрушенным видом закивал Памсетт, видя, что подход «это, мол, наши мужские дела» со мной не сработал. — Что ж, придется мне тогда на вас положиться.

— Дело ваше.

— Разумеется. Так вот, Миган пришла, чтобы поговорить со мной про Норин и посоветоваться о… том, что с ней произошло.

— Не сочтите неуважением, мистер Памсетт, но чем именно, по мнению миссис Джеймс, вы могли ей помочь?

— В первую очередь — сочувствием, — ответил он. — Миган знает, что может быть со мной до конца откровенной, не опасаясь нарваться на осуждение или критику.

— Как бы вы описали свои отношения с миссис Джеймс?

— В каком смысле? — улыбки как ни бывало.

— Мне показалось, что я достаточно ясно выразился. Отвечайте, как вам удобнее. Если мне покажется, что что-то не так, я так и скажу.

— На мой взгляд, это чересчур интимныйвопрос, — в голосе Памсетта, с трудом пытавшегося сохранить остатки дружелюбия, прозвучали нотки раздражения.

— Как хотите, — пожал плечами я. — Не забудьте только, что это вы попросили, чтобы я задавал вам вопросы, причем лишь несколько минут назад. Вот я и задаю. А уж отвечать или нет — ваше дело.

Памсетт закинул ногу на ногу и задумчиво воззрился на свою руку.

— Мы с Миган знакомы друг с другом уже шесть или даже семь лет. Я вдовец, мои дети давно выросли и расселились не только по Штатам, но и по разным странам. Миган, как вам известно, состоит в разводе. Мы проводим вместе довольно много времени. Ходим по ресторанам и театрам, посещаем различные светские мероприятия. У нас много общего и нам хорошо вдвоем. Словом, если позволите высказать сравнение — с должным, замечу, уважением, — то наши с Миган отношения весьма сродни вашим отношениям с её очаровательной сводной сестрой.

Тут он уложил меня на обе лопатки. Тем более что уже в самом начале его рассказа об их совместном с Миган времяпровождении меня поразило его сходство с тем, чем занимались мы с Лили.

— Я вас понял, — сказал я с широкой ухмылкой, давая тем самым ему понять, что ничуть не обиделся. — Как по-вашему, кто мог убить Линвилла?

Памсетт почесал ухо, потом потряс головой.

— Не могу поверить, чтобы это сделал Майкл. Что бы ни натворил Линвилл, не в характере Майкла вершить такую расправу. С другой стороны, больше и подумать-то не на кого. Могу я спросить, чего вам с мистером Вульфом уже удалось достичь в этом направлении?

— Мистер Вульф пока об этом умалчивает. Я не исключаю, что имя настоящего убийцы ему уже давно известно, однако поделиться со мной он пока нужным не счел.

Памсетт нахмурился и провел рукой по своей волнистой седой шевелюре. И внешностью и речью он походил на актера из классического английского кино.

— А не могли бы вы предположить, когда он соблаговолит поделиться своими соображениями?

— Прошу прощения, но во-первых, вы не клиент, а во-вторых, я не покривил душой, говоря, что Ниро Вульф предпочитает до поры до времени не распространяться о своих умозаключениях. Так что, извините, но догадок на этот счет я строить не буду.

— Понимаю. Что ж, благодарю вас за потраченное на меня время, тем более, что время уже совсем позднее, — произнес Памсетт, вставая с кресла.

— Напоследок я хотел бы задать вам ещё один вопрос, — произнес я как бы невзначай.

— Да?

— Скажите, как случилось, что вы присутствовали на панихиде по Франту Линвиллу? А заодно и на похоронах?

До сих пор Памсетт неплохо владел собой, однако последний вопрос поверг моего посетителя в легкую панику. Тем не менее он быстро взял себя в руки.

— Да, да, — с нарочитой рассеянностью произнес он, — я был и там, и там, верно. А вот почему — это, конечно, вопрос.

— Да, мне тоже так показалось, — с готовностью подтвердил я.

— Дело немного щекотливое… Видите ли, причина моего появления там связана с Миган.

Я недоверчиво приподнял одну бровь.

— В самом деле?

— Да, мистер Гудвин, я, как бы вам сказать, пошел на панихиду, потому что… опасался, что там появится Миган и закатит сцену. Начнет поносить родителей покойника и тому подобное.

— Мне кажется, это как раз тот случай, когда у страха глаза велики, — промолвил я.

— Вы плохо знаете Миган, — многозначительно произнес Памсетт.

— Возможно. Вот только не пойму: зачем ей бы это понадобилось? Что бы она выиграла, закатив сцену?

— Ничего, наверное. Однако Миган в последние месяцы стала на редкость взбалмошной. А эта ужасная история с Норин вконец выбила её из колеи. Я к ней замечательно отношусь, мистер Гудвин, поверьте. Я один из немногих людей, кто знает, какая она на самом деле славная — она мало перед кем раскрывается. Но, увы, порой в неё словно бес вселяется.

И Памсетт молитвенно посмотрел в потолок.

— А почему вы не остались с ней в день похорон? Уж тогда вы точно удержали бы её от любого пагубного шага.

— Она бы поняла мои намерения, — развел руками Памсетт. — Она знает меня как облупленного. Впрочем, как выяснилось, все предосторожности оказались излишними: она так туда и не приехала.

— Не приехала, — согласился я.

— Что ж, мне пора идти. Еще раз спасибо за потраченное время.

Я проводил его к дверям и сказал, что легче всего поймать такси на Восьмой авеню. Памсетт ещё раз поблагодарил меня и, пожав на прощание руку, растворился в ночи. Элегантный и подтянутый.

Я также поблагодарил Памсетта, хотя и мысленно, за то, что он избавил меня от необходимости посещать его на следующий день.

Глава 21

В понедельник утром, без пяти девять, покончив с привычным завтраком из свежих булочек, колбасы, яиц, апельсинового сока, молока и кофе, я уже сидел в кабинет, рассортировывая в компьютере последние сведения по скрещиванию орхидей, когда зазвонил телефон.

— Арчи, признаю, что я тупоумный осел, но ведь я, черт меня побери, лишь сегодня утром сообразил, что к чему, хотя ты, поросенок, мог хотя бы намекнуть старому другу о том, как обстоят дела, — затараторил Лон Коэн в ответ на мое «алло».

— Объяснись, старина, — попросил я.

— С удовольствием. Я изучал наши материалы по Майклу Джеймсу, и вдруг меня осенило, что Роуэн, его покойный дед, приходился также отцом закадычной подружки одного известного в Нью-Йорке частного сыщика. Заодно я припомнил твой звонок про Франта Линвилла и, сложив два и два, сообразил, что дело нечисто. Это так?

— Не исключено.

— Не исключено? И у тебя хватает совести отвечать так старому другу? Брось, Арчи, вспомни лучше, сколько раз ты делился со мной бесценными для нас сведениями про ваши с Вульфом расследования.

— И сколько раз тебе или другим парням из «Газетт» удавалось пронюхать нечто такое, что выручало моего уже готового опустить руки патрона?

— Ладно, считай, что комплиментов мы друг другу наговорили предостаточно. Теперь скажи: Вульф и правда пытается выгородить Майкла Джеймса и найти вместо него другого убийцу?

— Довольно любопытное умозаключение.

Понизив голос, Лон произнес, медленно выговаривая каждое слово:

— Арчи, ты же сам знаешь, что я тебе ещё пригожусь. Давай выкладывай!

Видали вы таких нахалов?

— Ты прав, — ответил я, — так и быть, намекни в завтрашнем выпуске, что из осведомленных источников просочились слухи, будто Ниро Вульф заинтересовался этим делом.

— Господи, и это все, на что ты способен?

— Пока — да, хотя готов пообещать: если и как только что-нибудь случится, ты узнаешь об этом первый. Между прочим, так всегда и раньше было. А теперь… между прочим, ещё даже орудие преступления не найдено верно?

— Да, насколько мне известно. Слушай, Арчи, но ведь юный Джеймс сам признался! Почему Вульф считает, что он невиновен?

— Молодец, тонко подкапываешь, — похвалил я. — Однако больше мне пока добавить нечего.

— Эх, Арчи, я ожидал от тебя большего, — укоризненно произнес Лон, на что я остроумно заметил, что до сих пор не включен в штат платных осведомителей «Газетт». В ответ Лон употребил одно излюбленное Кремером словцо, и швырнул трубку.

Не у спел я положить свою трубку, как позвонили в дверь. Выходя в прихожую, я обдумывал, что понадобилось Кремеру на сей раз, и был несказанно удивлен, увидев в прозрачное с нашей стороны стекло нашу клиентку.

— Заходите, — любезно пригласил я. — Хотя, должен признаться, что не ожидал вас увидеть.

Судя по её лицу, Норин всю ночь проплакала или вообще не смыкала глаз. А может и то, и другое сразу.

— Я… должна была увидеться с вами, — произнесла она прерывающимся голосом.

— О'кей, — кивнул я, усаживая её в красное кожаное кресло, а сам устроившись на своем стуле. — Я весь внимание.

— Это я его убила! — провозгласила Норин. — Своими руками.

— Вы убили Линвилла? Вы?

— Да. — Она смотрела сквозь меня невидящим взглядом.

— А полиция об этом уже знает?

— Нет, я… думала, что лучше сначала сказать вам. Мне ужасно стыдно, что я… солгала и вам и мистеру Вульфу.

— И вы согласились, чтобы ваш брат взял вашу вину на себя? — резко спросил я.

— Что вы — нет, конечно! Поначалу я надеялась, что он откажется от своих показаний, но он не отказался! Это просто ужасно!

— Еще бы. Ну хорошо, Норин — как именно вы убили Линвилла?

— Вы уже это знаете, — жалобно проскулила она. — В гараже… с помощью этой железной штуковины…

— Вы имеете в виду монтировку?

Она кивнула.

— А откуда вы знаете, где он держал свою машину?

— Я… Он как-то упомянул про это, когда мы… были вместе. Он очень любил свою машину и часто про неё рассказывал.

— А у вас завидная память. Долго вы дожидались, пока он приедет?

— Больше двух часов.

— В гараже или на улице?

— Господи, ну не все ли вам равно? — взмолилась Норин.

Я был непреклонен:

— Полиция все равно захочет это знать. Они не любят, когда концы с концами не сходятся. Скажите, сколько раз вы ударили? Крови было много?

— Господи, не знаю я! Я ничего не знаю! — Она уже кричала так громко, что перепуганный Фриц всунул голову в дверь — проверить, не требуется ли его помощь. Я жестом отослал его прочь.

— Сказал ли он что-нибудь после того, как вы его ударили? — не унимался я. Впрочем, нужды продолжать уже не было: Норин, уронив голову на колени, сотрясалась от рыданий. Я вручил ей носовой платок.

— Послушайте, Норин, — увещевающе заговорил я, когда речка чуть пообмелела, — я даже не могу погладить вас по головке за это нелепое представление. У мистера Вульфа и без того достаточно забот, чтобы беспокоить его такой ерундой. Да вздумай я только пересказать ему ваши слова, он бы вмиг меня уволил — и был бы прав! Однако лично я готов вас простить, поскольку вы наверняка пытались спасти своего брата. Это так?

Она кивнула, утирая моим платком замурзанную мордашку.

— Вы… вы держались со мной грубо, — всхлипнула она.

Я коротко хохотнул.

— Заявись вы со своими байками в полицию, вот тогда вам показали бы, что значит «грубо». — Я кинул взгляд на часы. — Послушайте, Норин, до прихода мистера Вульфа осталось меньше десяти минут. Я думаю, вы сами понимаете, что вам лучше исчезнуть подобру-поздорову. В том случае, конечно, если вы хотите остаться его клиенткой.

Норин снова кивнула, и я позволил ей в течение двух минут припудрить и легонько намазать заплаканное лицо. Она была настолько убита горем, что больше не раскрывала рта, и мне удалось выпроводить её на улицу без трех минут одиннадцать.

Четыре минуты спустя громыхание лифта возвестило о прибытии Вульфа с двухчасового свидания с орхидеями.

Он протопал через кабинет к своему столу, воткнул в вазу обильно цветущий онцидиум шиллериана, усадил свою тушу в кресло и удостоил меня привычным приветствием.

— Прежде чем вы начнете просматривать почту, большая часть которой это обычный мусор или нечто в этом роде, у меня есть для вас одна новость и один вопрос, — сказал я.

Вульф столь же привычно изогнул брови, а я продолжил:

— Во-первых, только что забегала наша клиентка. Призналась в убийстве Линвилла.

— Детский лепет, — презрительно фыркнул Вульф, звоня, чтобы принесли пиво.

— Совершенно верно. Я продемонстрировал ей короткий — и очень мягкий образчик полицейского допроса, и она удалилась.

— Ребячество. Попытка выручить брата. Я ожидал от неё лучшего, — произнес Вульф.

— Согласен. Теперь — обещанный вопрос. Меня раздирает любопытство, почему вы отказались встретиться с мистером Памсеттом вчера вечером. Бедняга битых два часа просидел в гостиной, развлекая себя журналами, пока не вернулся я.

— Он не условился о встрече, — процедил Вульф, начиная просматривать почту.

— Вы правы, но ведь мы расследуем убийство! Такое, во всяком случае, у меня создалось впечатление. Я, конечно, виртуоз по части допроса, но тем не менее с присущей мне скромностью признаю, что вам — гению, как известно, порой удается выудить кое-какие сведения, которые ускользают от моего ограниченного внимания. Вполне возможно, что нечто подобное могло случиться, соизволь вы пообщаться с мистером Памсеттом.

Вульф раздраженно приподнял голову.

— Поскольку я не соизволил, то положусь на твое ограниченное искусство. Докладывай.

Я дословно пересказал ему разговор с Памсеттом, причем Вульф слушал меня с закрытыми глазами.

— Ты поверил, что миссис Джеймс и в самом деле была у него? — спросил Вульф, когда я закончил.

— Да. Если её я и мог заподозрить во лжи, то Памсетта — никак. Из него лгун прескверный. Ставлю семь против двух, что он не наврал. Кстати, что из того, что они были вместе до полуночи? Что это доказывает? Любой из них мог потом преспокойно добраться до Семьдесят седьмой улицы и ухлопать Линвилла. Если верить Кремеру и газетным сообщениям, то Линвилл был убит после полуночи.

— А откуда они могли знать, где у него гараж? — спросил Вульф.

Я пожал плечами.

— Майкл Джеймс, судя по всему, тоже этого не знал. По его собственному признанию, которому можно верить или нет, он просто ошивался перед неприятельским домом и дождался, пока Линвилл заехал в гараж. Этот гараж и впрямь находится в нескольких шагах от его дома. Если поверить Майклу, то так же могли поступить Миган или Памсетт.

— Или кто-то еще, — заметил Вульф.

— Совершенно верно. Забавно, что именно в ту ночь, когда расправились с Линвиллом, в Нью-Йорке как бы случайно очутился и Дойл Джеймс, который обычно живет в Джерси. А в довершение всего алиби у него тоже отсутствует по крайней мере на время убийства. А где была в это время Норин? Шаталась по ночным улицам — свидетелей нет. А Полли Марс? Сидела одна дома — опять же свидетелей нет. То же самое с Роджеком. Даже Холлибертон и тот утверждает, что торчал в это время дома. Самое интересное, что даже я сам остался бы без алиби, не впусти меня домой Фриц в четверть первого. И наконец…

Я замолчал, потому что Вульф меня не слушал. Он откинулся на спинку кресла, поочередно втягивая и выпячивая губы. В это время связь с внешним миром у него отсутствует. Вульф и сам не в состоянии объяснить, что происходит с ним в такие минуты. Впрочем, я глубоко убежден, что, принеси сейчас Фриц блюдо с жареными скворцами — а это, возможно, самая любимая еда нашего гурмана, — и подсунь ему под самый нос — так Вульф даже тогда не очнется. Лично я во время этих его упражнений молча сижу за столом и засекаю время. Так вот, лишь четырнадцать минут спустя Вульф наконец моргнул, открыл глаза и выпрямился.

— Арчи, в нашей машине есть монтировка?

— Конечно, как и в любой другой.

— Как выглядит наша?

— Понятия не имею, никогда её в руки не брал.

— Вынь её и принеси сюда. Прямо сейчас.

— Пожалуйста, — пожал плечами я, всерьез опасаясь, что на сей раз гениальный мозг дал осечку. Вульф позвонил, чтобы Фриц принес пиво, а я выбрался из дома и зашагал к нашему гаражу, который помещается на Десятой авеню между Тридцать пятой и Тридцать шестой улицами и в котором мы уже испокон веков держим свои машины. Войдя в гараж, я поздоровался с Биллом Карреном, который там заправляет, и сказал, что хочу кое-что взять из нашего «мерседеса».

— Пожалуйста, Арчи, он на обычном месте, — сказал Билл, продолжая растирать до зеркального блеска свой «ягуар», о котором заботился как о единственном ребенке; хотя я знал, что на самом деле у Билла дома трое детей. Наш «мерседес» и впрямь стоял на обычном месте — между «бентли» и ещё одним «ягуаром». Я открыл багажник и вынул из него матерчатую сумку с инструментами, выглядевшую так, как будто к ней ещё ни разу не прикасались. Я попрощался с Биллом и унес с собой всю сумку.

Когда я вернулся в кабинет, Вульф приканчивал свою первую за этот день бутылочку пива.

— Вот сумка с инструментами, — пояснил я, отлично зная, что без моей подсказки Вульф ни за что не распознал бы её. — А вот монтировка, — добавил я, извлекая из неё нужный инструмент и кладя перед ним на стол. — Кстати, сегодня утром я общался с Лоном Коэном и, по его сведениям, орудие убийства до сих пор не найдено — значит, Кремер сдержал слово.

Вульф взял монтировку в руки, повертел так и этак и хорошенько разглядел.

— Похожа она вещь на ту, что показывал тебе мистер Стеббинс?

— Как две капли воды, — сказал я. — И по форме и по размерам.

— Приемлемо, — произнес Вульф. — Позвони мисс Джеймс и скажи ей, что расследование завершено. И пригласи её к нам на сегодня, на девять вечера. Кроме того я хочу видеть здесь Майкла, Дойла и Миган Джеймсов, мистера Памсетта, мистера Роджека и мисс Марс. Ну и, разумеется, мисс Роуэн.

— Как прикажете, — сказал я. — Может, просветите своего верного цепного пса, что происходит?

— После того, как ты всех обзвонишь, — сказал Вульф, упрятав монтировку в ящик стола, и раскрыл книгу.

Дозвонился я всем и получил согласие на приход от всех же, хотя и не без борьбы. Проще всего было с Норин: от слов Вульфа она пришла в такое возбуждение, что сразу задала мне миллион вопросов, но, стоило мне признаться, что я нахожусь в таком же неведении, как и она, — тут же согласилась прийти. Еще во время нашего разговора она возвестила о новостях брату и матери, которые также изъявили свое согласие. Правда, при этом до моих ушей донеслось какое-то ворчание, причина которого сразу выяснилась, стоило только взять трубку мисс Стерве.

— Что у вас ещё за встреча? — истерично завопила она. — По-моему, мы уже и так достаточно от вас с Вульфом натерпелись.

Я дипломатично пояснил, что на сей раз речь идет не о том, чтобы нас терпеть, а о том, чтобы помочь её дочери, и Миган поутихла. Затем я дозвонился Лили, которая тоже сгорала от любопытства, но приехать пообещала сразу.

А вот для того, чтобы заполучить остальных, мне пришлось изрядно попыхтеть: я звонил, много раз оставлял сообщения и просил перезвонить, прежде чем добился успеха. В конце концов Роджека я разыскал на службе, в уолл-стритовском кабинете — он поупирался, но, узнав, что речь идет о личной просьбе Норин, сдался. Полли Марс перезвонила мне сама, получив сообщение от своей телефонной службы; она твердила, что вечером занята на фотосъемке, а я уговаривал её отказаться. В итоге она уступила, хотя и посетовала на упущенные доходы. Памсетт, тоже занятый по горло, поддался на мои уговоры, услышав, что все остальные кроме него уже согласились. Труднее всего мне было разыскать Дойла Джеймса, однако в середине дня он проявился и пообещал, что на него можно рассчитывать.

Без двадцати семи три я повернулся к Вульфу и сказал:

— О'кей, все собраны. Что теперь?

— Соедини меня с мистером Кремером.

Этого я, естественно, ожидал.

Как бывает почти всякий раз, когда я звоню Кремеру, снимающий трубку недоумок начал допытываться о том, что именно Вульфу надо от инспектора.

— Могу сказать только, что инспектор ждет не дождется этого звонка, — сухо сказал я. — Мистер Вульф располагает свежими данными по интересующему его делу.

— Сообщите их мне, я передам, — процедил недоумок.

— Пока, приятель, — отрезал я, и мы с Вульфом одновременно положили наши трубки. — Ставлю десятку, что не пройдет и десяти минут, как Кремер перезвонит нам, — сказал я недовольно скривившемуся Вульфу.

— Пари я не принимаю, — ворчливо ответил он, — а осадил ты его неплохо.

Три минуты и семнадцать секунд спустя зазвонил телефон; мы с Вульфом одновременно взяли трубки.

— Вульф! — проревел мне в ухо голос Кремера. — Что у вас там творится?

— Вам бы, сэр, следовало научить своих подчиненных вежливо разговаривать по телефону, — проворчал Вульф.

— Вы только ради этого звонили?

— Нет. Сегодня вечером в девять часов мы ожидаем здесь мою клиентку, мисс Джеймс, а также её мать, отца, брата и ещё троих людей: Эдварда Памсетта, Дугласа Роджека и Полли Марс. Я выскажу свои соображения касательно смерти Бартона Линвилла; возможно, вы сочтете нужным присутствовать.

— Вульф, если у вас есть что сказать по поводу убийства Линвилла, скажите мне сейчас! — прогремел Кремер. — Я не могу ждать, когда на карту поставлены интересы таких почтенных семей.

— Нет, сэр, — Вульф был непреклонен. — Вы прекрасно знаете, что это бесполезно.

— Хорошо, тогда я приеду прямо сейчас!

— Нет! Я прикажу, чтобы вас не впускали, и отменю свое приглашение на вечер.

На другом конце провода громко засопели.

— Хорошо, значит в девять?

По напряженному голосу было ясно, насколько тяжело дался Кремеру сдержанный тон.

— Да. Присутствие сержанта Стеббинса или кого-то из его коллег тоже будет не лишним.

Кремер пробурчал нечто такое, в чем с трудом угадывалось, что он приведет Стеббинса, и бросил трубку.

— Хорошо, — обратился я к Вульфу, — теперь выкладывайте подноготную.

Вульф так и сделал, и я был вынужден признать, что вновь дал маху: все необходимые факты я знал, и разгадка была у меня прямо под носом. Затем Вульф обрисовал мне сценарий предстоящего вечера и велел связаться с Солом и Фредом.

— Хватило бы и одного, — закончил он, — но лучше, если приедут оба.

Мне повезло: Сол только что вернулся, а Фред сидел дома без дела, и был счастлив уцепиться за любое предложение. Не прошло и часа, как оба уже сидели у нас кабинете; Фред потягивал пиво (он пьет его лишь для того, чтобы угодить Вульфу), а Сол — свое излюбленное шотландское виски. Вульф обрисовал обоим сыщикам их роли, а затем извинился и быстрым шагом покинул кабинет. Редкий случай — он опаздывал на свидание с орхидеями на целых четыре минуты.

Глава 22

Осушив стаканы, Сол с Фредом ушли, а я отправился на кухню, чтобы посвятить Фрица в наши вечерние планы. Подробности Фрица, конечно не интересуют, но он всегда радуется, когда очередное расследование завершается. Для него это в первую очередь означает, что Вульф снова начнет нормально питаться. Лично я никогда не замечал, чтобы во время расследования гастрономические привычки Вульфа хоть как-то меняются, но Фриц уверяет, что тревога за исход дела серьезно отражается не только на аппетите, но и на пищеварении патрона.

Как бы то ни было, я оставил Фрица на кухне в прекрасном настроении. Вернувшись в кабинет, я принялся готовиться к вечеру: принес ещё несколько кресел и пополнил небольшой бар в углу. Затем попытался сосредоточиться на бумагах, но безуспешно — когда Вульф завершает очередное дело, мне уже не до бумажек. Наконец, устав от бесплодных усилий, я сказал Фрицу, что хочу прогуляться, и больше часа бродил по улицам, перебирая в голове последние события и пытаясь предугадать, что может случиться вечером. Такая уж у меня натура беспокойная.

Когда я вернулся, Вульф громоздился за столом в кабинете, читая книгу и попивая пиво. Я поднялся в свою комнату, немного вздремнул, потом умылся, нацепил свежую рубашку с галстуком и спустился как раз к ужину, на который Фриц сварганил вкуснейшую телятину в красном вине и кабачки в сметане. За ужином Вульф разглагольствовал и возрождении расизма в Европе, которое, по его мнению, любой мало-мальски грамотный социолог мог предсказать ещё четверть века назад. Я, как водится, больше слушал, а ещё больше раздумывал про грядущее вечернее испытание.

После ужина, вернувшись в кабинет, я поймал себя на том, что едва ли не ежеминутно посматриваю на часы. Вульф же напротив с головой ушел в книгу и, казалось, напрочь позабыл про время. Без восьми девять в дверь позвонили, и я, потрусив в прихожую, увидел в полупрозрачное стекло Дойла Джеймса.

— Входите, — вежливо пригласил я. — Вы первый.

Дойл с улыбкой поприветствовал меня жестом и вошел. Я проводил его в кабинет и едва успел усадить на кресло во втором ряду, когда вновь послышался звонок. На сей раз нагрянула целая толпа Джеймсов — Норин, Майкл и Миган, — а также Памсетт. Особой радости на их лицах я не заметил, но самым мрачным выглядел Майкл, что, учитывая различные обстоятельства, было вполне объяснимо.

— Надеюсь, вы не водите нас за нос? — прошипела Миган, проходя мимо меня. — В противном случае, я вам не завидую!

Я усадил Норин в красное кожаное кресло, разместив рядом с ней Майкла, а за Майклом — Миган; они заняли весь первый ряд. Представив Памсетта Вульфу, я предложил ему кресло во втором ряду рядом с Дойлом Джеймсом, который уже поздоровался с сыном и дочерью и буркнул что-то экс-супруге, а с Памсеттом обменялся рукопожатиями.

И вновь прозвучал звонок. На сей раз опирать пошел Фриц, который и ввел в кабинет Полли Марс, облаченную в белоснежную блузку и клетчатую юбку с высоким разрезом. Она сухо кивнула мне, до сих пор не простив, что пропустила из-за меня ценную фотосъемку. Я усадил Полли по соседству с Памсеттом, который кивнул ей и машинально поправил узел на синем в желтую полоску галстуке. Не успел я проследить, всем ли удобно, как раздался очередной звонок, и мне пришлось идти отпирать. На крыльце стоял Роджек, за спиной которого я увидел поднимавшихся по ступенькам Кремера и Стеббинса. Пока я их впускал, возле тротуара остановилось такси, из которого выпорхнула Лили и, расплатившись с водителем, степенно поднялась на крыльцо, всем свои видом выражая удивление по поводу столь раннего прибытия остальных.

Уже в прихожей я представил её и обоих полицейских Роджеку, после чего провел всех в кабинет, где познакомил с другими визитерами. Роджека, обменявшегося быстрым взглядом с Норин, я усадил во втором ряду рядом с Полли, а Кремер со Стеббинсом по привычке заняли места в третьем ряду, за спинами остальных. Как я и ожидал, появление полицейских вызвало недовольное шушуканье.

— Мистер Вульф, — сказала Миган, размахивая рукой, на которой красовался перстень с камнем размером с грецкий орех, — прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы вы объяснили, с какой стати здесь присутствуют люди из управления полиции. Насколько я понимаю, это частное расследование, предпринятое по инициативе моей дочери.

— Совершенно верно, мадам, — ответил Вульф, устроившись поудобнее. Однако расследуется столь тяжкое преступление, что я был вынужден пригласить представителей полиции. Вас это смущает?

— Это… как-то неправильно! — отчеканила Миган, устремив на Вульфа уничтожающий взгляд.

— Вполне возможно, однако и мистер Кремер и мистер Стеббинс присутствуют здесь скорее как зрители, а не как официальные лица. Если, конечно, их услуги не понадобятся нам позднее.

При этих словах все вокруг снова зашептали и поочередно посмотрели на Майкла Джеймса, который сидел с отрешенным видом, уставившись на орхидею, стоявшую в вазочке на столе Вульфа. Миган ответ Вульфа вряд ли удовлетворил, однако она смолчала.

— Прежде чем мы приступим к делу, я хотел бы предложить вам всем выпить, — возвестил Вульф. — Сам я, как видите, пью пиво.

Памсетт попросил скотч с содовой, а Роджек, к моему удивлению, заказал себе бурбон со льдом; других желающих промочить горло не нашлось. Дойл Джеймс, который в черном свитере с отложным воротничком казался даже крупнее обычного, пробурчал, что не ожидал застать здесь вечеринку. Вульф пропустил его выпад мимо ушей и, залпом осушив стакан, поставил его на стол рядом с пресс-папье.

— Как вам всем известно, моим клиентом является мисс Джеймс, — начал он, чуть наклонив голову в сторону Норин. — После смерти мистера Линвилла она пришла ко мне с просьбой вызволить её брата, чего я, по понятным причинам, гарантировать не мог. Однако я дал согласие взяться за расследование, которое сегодня и завершил. — Вульф обвел глазами присутствующих.

— Мы, конечно, рады это слышать, — язвительно вмешался Кремер. Однако хотелось бы знать, услышим ли мы о результатах в течение ближайшего часа или дело ограничится только пустой болтовней?

— Вам, сэр, отлично известно, какую значимость я придаю лаконичности речи, — сказал Вульф. — Ничуть не меньше я ценю точность в словах и аккуратность в формулировках. Для вас, на мой взгляд, это особенно важно.

Покончив таким образом с инспектором, Вульф вспомнил про пиво и наполнил себе стакан из второй бутылочки.

— Едва ли не с самого начала нашего с мистером Гудвином расследования, — продолжил он, — меня поразило необычайное обилие совпадений. Позвольте, я перечислю их — не обязательно в хронологическом порядке. Первое: мистера Линвилла убили менее чем через сорок восемь часов после возвращения миссис Джеймс из Европы, где она отдыхала продолжительное время. Второе…

— Одну минутку! — взорвалась Миган Джеймс, привставая с кресла, словно «боинг-747», отрывающийся от взлетной полосы. — Если вы полагаете, что я имею отношение к его смерти, то я вас…

— Я ровным счетом ничего не полагаю, мадам, — прорычал Вульф, пригвождая Миган к месте свирепым взглядом. — Я лишь подчеркиваю, что мы столкнулись с поразительной серией совпадений. Если позволите, то я продолжу. Второе: Дойл Джеймс, утверждающий, что посещает свою манхэттенскую квартиру нечасто, выбрал именно ту ночь, когда убили мистера Линвилла, чтобы остаться в Нью-Йорке.

Вульф выжидательно посмотрел на Дойла, однако тот в ответ только криво улыбнулся.

— Третье: в ту же ночь, по словам консьержа, Майкл Джеймс околачивался неподалеку от дома мистера Линвилла…

— Я там вовсе не околачивался, — нервно выпалил Майкл, сжав кулак и трижды ударяя им по подлокотнику кресла. — Я и вам и полиции говорил, что поджидал Линвилла. Чтобы… потолковать с ним про… Норин.

— Хорошо, пусть вы его там поджидали, — согласился Вульф. — Не стану препираться из-за истолкования слова. Во всяком случае…

— Одну минуту! — прогромыхал Кремер. Сегодня все словно сговорились перебивать Вульфа. — Я не согласен, что последний случай относится к совпадениям. Это лишь подтверждение умысла в намерениях Джеймса.

Вульф, уже заметно раздраженный, глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Инспектор, наберитесь терпения, — произнес он. — Я исхожу из предпосылки, что этот человек невиновен. Если вы хотя бы на минуту согласитесь с этой предпосылкой, тогда становится очевидным, что его пребывание возле дома мистера Линвилла в ночь смерти последнего, не более, чем простое совпадение. Должен заметить, сэр, что именно вы, которому так не терпится сократить эту встречу, делаете все, чтобы она затянулась. Теперь четвертое совпадение: за исключением мисс Роуэн, ни один из присутствующих в этой комнате — я имею в виду мисс Джеймс, мисс Марс, миссис Джеймс, мистера Роджека, мистера Памсетта, и обоих мистеров Джеймсов — не имеет алиби на ту ночь. Точнее, на период от полуночи до часа ночи, в течение которого, по свидетельству полицейского врача, и был убит мистер Линвилл.

— А что в этом необычного? — вмешался Роджек, прокашлявшись. — Я, например, живу один, и поэтому никогда не смог бы доказать, что возвращаюсь домой между полуночью и часом.

Вульф пропустил его слова мимо ушей.

— Я взвесил все подобные обстоятельства и пришел к выводу, что, взятые как по отдельности, так и вместе, они вполне правдоподобны. Однако остается ещё одно совпадение, опровергнуть которое с подобной легкостью я не сумел. Хотя узнал я о нем едва ли не сразу, значение его я осознал лишь в самую последнюю очередь.

Вульф вздохнул, приподнял плечи на целых полдюйма, потом опустил их и ещё раз вздохнул.

— Сэр, — обратился он к инспектору Кремеру, — я хочу прилюдно извиниться за те слова, которые высказал вам в этой комнате несколько дней назад. Когда вы упомянули о стычке, случившейся между мистером Гудвином и мистером Линвиллом перед заведением под названием «Моргана», я легкомысленно отмахнулся, заявив, что никакой связи между этим эпизодом и последовавшей за ним гибелью мистера Линвилла нет. Сожалею, но я ошибся.

Тут Вульф наконец завладел всеобщим вниманием, причем большинство присутствующих — в том числе и Лили — украдкой посматривали на меня. Я же, дабы сохранить торжественность момента, старательно избегал их взглядов, погрузившись в свой блокнот.

— Остановитесь-ка на этой ошибке, — попросил Кремер внезапно охрипшим голосом.

— Несомненно, — угрюмо ответил Вульф. — Тем более, что мне за неё мучительно стыдно. Я просто сгораю от стыда.

— Это бросается в глаза, — едко вставил Пэрли Стеббинс, и, будь я проклят, но Кремер резко приказал ему заткнуться.

— Должно быть, некоторые из вас уже осознали важность этой злополучной стычки на тротуаре, — произнес Вульф.

— А вот другие не столь сообразительны, — развел руками Дойл Джеймс. Мне, например, ничуть не стыдно признать, что я ни черта не понимаю во всей этой галиматье про «Моргану».

— И я, — поддержал его Памсетт, вновь теребя узел галстука.

— Да замолчите вы оба! — прикрикнула на них Миган, сверкая глазами как расфуфыренная кошка. — Неужели вы не видите, что он просто блефует? Ловит рыбку в мутной воде. Мне кажется, мы только зря теряем время!

Она обвела взглядом комнату в поисках пепельницы, но, как и в прошлый раз, безуспешно.

Норин, до этой минуты сидевшая, уставившись на свои колени, гневно посмотрела на мать и стала уже ей что-то выговаривать, но Вульф оборвал её.

— Мадам, я менее всего настроен тратить мое и ваше время, — сказал он, потянувшись к кнопке звонка. — Это слишком большая роскошь. Как сказал шекспировский Ричард II, «Я долго время проводил без пользы, зато и время провело меня»…^[11] А, Сол, Фред, заходите и пригласите сюда нашего гостя.

Все обернулись к дверям. Тодд Холлибертон, стоявший между Солом Пензером и Фредом Даркином, таращился на сборище с нескрываемым недоумением.

— Слушайте, вы же сказали, что меня ждет Ниро Вульф, — напустился он на Сола.

— Не петушитесь, мистер Холлибертон, — попросил Вульф, предостерегающе приподнимая руку. — Ниро Вульф это я. Спасибо, что пришли — я в самом деле вас ждал. Вскоре я объясню, для чего мне понадобилось собрать здесь всех этих людей. За исключением мисс Джеймс, мисс Марс, инспектора Кремера, ну и, разумеется, мистера Гудвина, вы никого из них не знаете.

Вульф представил Холлибертону остальных посетителей, после чего предложил занять последнее свободное кресло во втором ряду; Сол с Фредом остались стоять. Хорек уселся, но казался озадаченным, что, впрочем, меня нисколько не беспокоило.

— Так вот, сэр, — сказал Вульф, глядя на вновь прибывшего, — мы все собрались здесь, чтобы обсудить обстоятельства насильственной смерти вашего друга, мистера Линвилла. Сожалею, что мистеру Пензеру и мистеру Даркину пришлось пойти на небольшую хитрость, чтобы доставить вас сюда, но я счел ваше присутствие необходимым.

— Какую, к черту, хитрость? — выкрикнул Холлибертон. — Они меня едва ли не силой приволокли.

— Так это он был закадычным дружком Линвилла? — Дойл Джеймс обернулся и в упор уставился на Холлибертона.

— Да, — ответил Вульф. — И именно он опознал мистера Гудвина после той злополучной стычки на тротуаре.

— Ну и что? — нетерпеливо спросила Миган.

— Я хочу доказать, что эта стычка имеет очень важное значение, сказал Вульф, наполняя стакан остатками пива из второй бутылочки и глядя, как оседает пена. — Дело в том, что инспектор Кремер узнал про неё именно от присутствующего здесь мистера Гудвина.

— И что тут удивительного? — хмыкнул Дуглас Роджек. — Фотографии Гудвина не раз появлялись в газетах. Я сам его не раз видел. Как, кстати говоря, и вас.

— Я не сомневаюсь, что мистер Гудвин добился некоторой известности по крайней мере среди меньшинства нью-йоркцев, читающего газеты, — признал Ниро Вульф. — Хочу теперь обратиться к вам, мисс Джеймс. Когда вы пришли к нам впервые, я спросил, верно ли, что мистер Линвилл знаком с вашей тетушкой, мисс Роуэн, и получил утвердительный ответ. Это так?

— Да, — подтвердила Норин, нервно сглатывая. — Они встречались раз или два.

— Два, — холодно уточнила Лили.

— Хорошо. Потом я спросил, знает ли Линвилл о дружбе между мисс Роуэн и мистером Гудвином. Что вы ответили? — Вульф чуть склонил голову в сторону Норин.

— Я сказала, что это вроде бы всплывало в одном разговоров, но точно я не помню.

Вульф прикоснулся к своему носу.

— Мистер Холлибертон, знали ли вы о дружбе между мисс Роуэн и мистером Гудвином до того, как здесь об этом заговорили?

— Нет… Да и с какой стати? И вообще, какое мне до этого дело? — воинственно ответил он, скрещивая руки на груди.

— Кто знает, может и никакого, — загадочно произнес Вульф, опершись обеими ладонями на пресс-папье. Затем его взгляд переместился на Норин. — Мисс Джеймс, вы прибегли к моим услугам, чтобы я доказал непричастность вашего брата к убийству Бартона Линвилла. В самом начале я предупредил вас, что успеха не гарантирую. Более того, я вполне допускаю, что по окончании сегодняшней встречи вас ждет разочарование. В таком случае вы, несомненно, не заплатите мне ни цента. Теперь же…

— Эй, постойте-ка! — возмутился Кремер. — Не хотите ли сказать, что сорвали нас с места понапрасну?

— Нет, сэр. Тем не менее я вполне допускаю, что вы можете счесть мои выводы всего лишь догадками. Однако давайте вернемся к последнему вечеру жизни мистера Линвилла, — сказал Вульф, наливая себе пива из бутылочки, которую под шумок принес Фриц. — Мистер Линвилл вместе со своим другом, мистером Холлибертоном, сидели вечером в баре «Моргана», откуда вышли около половины одиннадцатого. Это так, сэр?

— Да, — неохотно буркнул Холлибертон. — Я уже рассказывал об этом полиции.

— Правильно. На выходе из бара обоих друзей поджидал разгневанный мистер Гудвин, который вступил с ними в перепалку. В ссору вмешался швейцар, и мистер Гудвин…

— Едва не звезданул меня по уху! — громко выпалил Холлибертон.

— И мистер Гудвин удалился, — закончил Вульф, свирепо глядя на Холлибертона. Мне показалось, что в следующего, кто осмелится его перебить, полетит бутылка пива. Или из-под пива.

— Господа Линвилл и Холлибертон, по словам последнего, отправились оттуда пешком в другое заведение, расположенное в нескольких кварталах от «Морганы», где посидели ещё немного, после чего расстались… В котором часу это было, мистер Холлибертон?

— Я же сказал Гудвину — около половины двенадцатого, — пробубнил коротышка. — И полиции я так же сказал. — Он посмотрел на Кремера и развел руками. — Сколько можно повторять одно и то же!

— Итак, после конфронтации с мистером Гудвином вы оставались вместе ещё около семидесяти минут, — констатировал Вульф, не замечая его жалобу. — И вы узнали мистера Гудвина сразу?

— Да! Это я тоже говорил.

— Но мистер Линвилл его не узнал?

— Наверное, раз вы так говорите!

— Я бы хотел услышать это от вас, сэр.

Холлибертон стиснул зубы. потом процедил:

— Да, Франт не узнал Гудвина. Он не только никогда не встречал его, но даже не видел его фотографий — или не обращал на них внимания. Вы удовлетворены?

— Вполне, спасибо. — Вульф обвел глазами кабинет. — Теперь позвольте мне высказать свои соображения о том, что произошло после того, как мистер Линвилл и мистер Холлибертон покинули «Моргану». Думаю, что мистер Холлибертон не преминул заметить, что их обидчиком был не кто иной как Арчи Гудвин, известный частный сыщик. В ответ на что мистер Линвилл, любивший прихвастнуть своими любовными подвигами, сообразив что к чему, признался своему дружку, что мистер Гудвин наверняка пытался отомстить ему за то, что он, Линвилл, сотворил с племянницей закадычной подруги мистера Гудвина, мисс Роуэн.

— Вы гадаете на кофейной гуще! — презрительно фыркнул Холлибертон.

— Я строю свои умозаключения на железной логике, сэр, — сказал Вульф. — Так вот, сказанное мистером Линвиллом не просто вывело вас из себя, но и взбесило.

— Это ещё с какой стати, черт побери? — выкрикнул Холлибертон, распрямляясь. — Что бы ни натворил Франт, это его дело! Сугубо личное.

— Не совсем личное: мисс Джеймс знали вы оба. Однако, если их отношениях характеризовались как страсть и насилие, перемешанное с ненавистью с её стороны, то вы питали к ней любовь, хотя и невостребованную.

— С чего вы это взяли? — взвизгнул Холлибертон, потупив взор и уставясь на кончики ботинок. Его уши пылали так, как в былые времена физиономия Кремера.

— Мне было вполне достаточно вашего описания, сделанного вчера мистером Гудвином, — ответил Вульф. — По его словам, ваши чувства по отношению к этой молодой женщине нельзя было перепутать ни с чем.

— Мне Холли про свои чувства не говорил, — робко вставила Норин. — Мы и встречались-то всего пару раз!

— Слышите, Вульф? — рявкнул Кремер. — Как мог этот малый, — он жестом указал на Холлибертона, — влюбиться, если они знакомы без году неделю?

Вульф устремил на него суровый взгляд.

— А разве не дважды Данте видел Беатриче? Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы зажечь страсть, пылающую вот уже многие века. Думаю, что мистер Холлибертон скрывал свое чувство, понимая, что не встретит взаимности. Как бы то ни было, он относился к ней с высочайшим уважением, а поэтому, услышав, как его подвыпивший приятель хвастает своей победой…

— Господи, нужны ли здесь все эти подробности? — поморщилась Лили.

Вульф посмотрел на нее, а потом откинулся на спинку кресла и смежил очи на десять секунд.

— Мадам, — обратился он затем к Норин, — хотите ли вы, чтобы я продолжал, или вам кажется, что я вторгаюсь в запретную область?

— Нет, продолжайте, пожалуйста. Тетушка Лили, — сказала она, пытаясь сохранять спокойствие, — я уже давно готовила себя к такому повороту событий. Все в порядке, не беспокойтесь.

Лили в ответ одарила её той особенной улыбкой, которая так поддержала меня в свое время.

Вульф пригнулся вперед, обводя присутствующих широко раскрытыми глазами.

— Я действую исключительно в интересах своей клиентки, — провозгласил он. — Есть у кого-нибудь возражения?

Все молчали, включая и Кремера, который выглядел так, словно был готов изжевать целую коробку сигар сразу.

— Очень хорошо, — продолжил Вульф. — Так вот, узнав о гнусной выходке своего дружка, мистер Холлибертон вознегодовал. Думаю, что план мести созрел в его голове в ту же минуту. И тогда…

— Врете вы! — выкрикнул Холлибертон и добавил то самое словечко, за которое у меня ещё в тот вечер руки чесались размазать его по стенке. Я уже почти успел замахнуться, чтобы врезать ему по роже, когда Вульф, ловко нырнув под стол — невероятный подвиг при его габаритах, — секунду спустя показался из-под него, держа в руке монтировку, которую я забрал из багажника нашего «мерседеса». Нижний конец он предусмотрительно обернул носовым платком, чтобы не касаться металла, и вот теперь, на глазах у всех, он осторожно опустил инструмент на стол и посмотрел в упор на Холлибертона.

— Так вот, сэр, — сказал он, — я какраз собирался…

— Что… это? — пролепетал бледный как полотно Холлибертон; глаза у него почти вылезли из орбит.

— Монтировка, как видите. Я хотел…

— Не-е-ет! — Холлибертон вскочил из кресла, словно подброшенный катапультой. Голос его сорвался на визг. — Вам никогда это не доказать! Вы не можете знать! Вас там не было! Франт хвастал, не переставая… Он же всегда был… Когда же я его ударил… — Холлибертон уже бессвязно лопотал, ловя посиневшими губами воздух. Взгляд его блуждал по лицам. — Норин, я…

Он вдруг замолчал, словно музыкальная шкатулка, у которой кончился завод, и остановился перед Норин. По щекам его градом катились слезы. Пэрли Стеббинс в два шага очутился рядом с ним и начал заученно бубнить, доставая наручники:

— Вы имеете право не отвечать на вопросы и хранить молчание…

Норин тоже встала и, подойдя к своему брату, опустилась перед ним на колени и приникла к его груди. Дойл Джеймс гладил её по плечам и спине. Даже Миган прослезилась, а Лили и вовсе рыдала в открытую. И двух ручейков слез хватило бы, чтобы вывести Вульфа из равновесия, соленая же Ниагара добила его. Никто толком и не заметил, как он встал и, быстро прошагав через весь кабинет, вышел и свернул на кухню. Типичная для Вульфа выходка: набедокурить — и оставить меня расхлебывать кашу.

Глава 23

— Ах, старый лис, до чего же ловко вы ввернули ему эту железяку, — произнес Кремер, удобно разваливаясь в кресле и отпивая пива. — И как я сразу не догадался, что вы неспроста послали Гудвина взглянуть на монтировку, которой укокошили Линвилла.

Складки на щеках Вульфа обозначились резче — для него это означало улыбку. Теперь, когда после изобличения Тодда Холлибертона прошло уже часов пятнадцать, он чувствовал себя замечательно. Вчера вечером, когда напряжение уже спало и наши посетители большей частью разошлись, Вульф вернулся в кабинет, где Дойл Джеймс от имени дочери вручил ему чек; сегодня утром я уже поместил его в ближайшее отделение «Метрополитен Траст Компани». Сейчас же, в двенадцать сорок, натешившись всласть с орхидеями, Вульф уже предвкушал, как будет поглощать печеные гребешки, которые приготовил на обед Фриц.

— Да будет вам, инспектор, — благодушно ответил он. — Вам наверняка доводилось устраивать ловушки и похитрее.

— Да, цель оправдывает средства, — согласился Кремер. — В рамках закона, конечно.

— Разумеется. Хотя вы, безусловно, понимаете, что я не стал бы прибегать к подобной хитрости, окажись убийцей миссис Джеймс, мистер Памсетт или даже Дойл Джеймс. Эти люди восприняли бы подобную уловку совершенно иначе, тогда как эмоциональный характер мистера Холлибертона, описанный во всех подробностях мистером Гудвином, позволял мне надеяться на удачу.

— Главное, что ваша затея сработала, — заключил Кремер, без тени негодования или зависти в голосе. — Представляю, как вы ликуете! Как, кстати, и я, хотя и по другим причина, которые прекрасно вам известны. А бедняга Холлибертон всю ночь не мог успокоиться: так и сыпал подробностями расправы над Линвиллом. Такое впечатление, что он гордится своим поступком, воспринимая его как подвиг. Он даже от адвоката отказался, искренне полагая, что, избавив общество от Линвилла, оказал всем неоценимую услугу. Хочет, чтобы суд состоялся прямо завтра.

— Да, порой убийца кажется сам себе героем, — заметил Вульф. — Такое не раз уже случалось. А пока, мистер Кремер, приглашаю вас отобедать со мной. Сегодня у нас гребешки, запеченные в раковине.

Кремер, прищурившись, полюбовался на свой стакан пива.

— Пожалуй, вот уже несколько месяцев я не получал столь привлекательного предложения, — сказал он, поворачиваясь ко мне и подмигивая.

— Арчи, попроси Фрица принести ещё один прибор, — сказал Вульф.

Теперь вы поняли, в каком он был настроении?

Глава 24

Как я и обещал, «Газетт» узнала подробности в первую очередь. Поздно вечером в понедельник, когда дым сражения рассеялся, я позвонил Лону домой и выложил всю подноготную, приукрасив свой рассказ несколькими цитатами из Вульфа. Материал этот стал главной сенсацией дневного выпуска «Газетт», который мы с Вульфом с удовольствием прочитали, проводив отдувающегося после проглоченных гребешков Кремера. Посетовав, что опоздал вставить жареные факты в утренний выпуск, Лон отыгрался сполна на дневном: во всю первую полосу развернулся заголовок «НОВОЕ ПРИЗНАНИЕ В УБИЙСТВЕ ЛИНВИЛЛА!», ниже поместились статья, комментарии и множество фотографий, включая снимок Вульфа с подписью «великий сыщик».

Семейство Холлибертона все-таки подобрало ему классного адвоката, который сумел добиться вердикта «убийство вследствие помешательства». В итоге коротышка угодил в тщательно охраняемый сумасшедший дом.

Когда все страсти вокруг судебного процесса улеглись, Майкл Джеймс признался своим близким, что взял вину на себя, будучи на все сто убежден, что убил Линвилла один из них. Положительным достижением следует считать примирение Майкла с матерью, последовавшее вслед за душераздирающей сценой взаимного прощения.

Норин благополучно оправилась от душевной травмы, что меня приятно удивило, ведь подробности случившегося с ней несчастья газеты и телевидение раструбили на всю страну. После суда она рассталась с Роджеком, признавшись Лили, что он «слишком ограниченный». Теперь, по словам той же Лили, Норин предложили довольно высокий пост в крупном чикагском издательстве, с перспективами, о которых Норин в «Мельбурн Букс» и снились.

— Жаль, что Норин уедет, — сказала Лили, — но вдали от Нью-Йорка и, особенно, от мамаши ей будет лучше.

И я готов подписаться под каждым её словом.

Примечания

1

Рекс Стаут «Где Цезарь кровью истекал…» (Здесь и дальше прим. перев.).

(обратно)

2

Имеется в виду Нью-Йорк как столица одноименного штата.

(обратно)

3

Комбинации в покере. Стрит — пять карт подряд, флеш — пять карт одной масти, старше стрита.

(обратно)

4

Около ста шестидесяти километров в час.

(обратно)

5

Пять футов и три дюйма составляет примерно 160 см.

(обратно)

6

Фред Астер и Джинджер Роджерс — главные исполнители и герои нашумевшего музыкального фильма «Джинджер и Фред».

(обратно)

7

Главная героиня сериала «Династия».

(обратно)

8

Здесь — знать правила хорошего тона (франц.).

(обратно)

9

См. Рекс Стаут «В лучших семействах».

(обратно)

10

Сочетание противоположных по значению слов, например «живой труп», «сладкая горечь».

(обратно)

11

«Король Ричард II», пер. М.Донского. Акт пятый, сцена пятая.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

*** Примечания ***