Сделка леди Ромэйн [Джо Энн Фергюсон] (fb2) читать онлайн

Джо Энн Фергюсон Сделка леди Ромэйн

Глава 1

Ромэйн Смитфилд сделала глубокий вдох и зажмурилась от удовольствия: холодный, свежий воздух бодрил. Как приятно сознавать, что находишься не в душном помещении и не в компании леди Фокскрофт. Старая зануда может часами нести вздор, не закрывая рта. А сегодня графиня, раздраженная оплошностями своей модистки, не преминула несколько раз указать ей на них, чем и испортила настроение всем.

Девушка ехала верхом по извилистой дороге, проложенной среди Йоркширских болот, поросших вереском, за спиной раздавался перестук копыт лошади, которой правил Тэчер. Обычно Ромэйн путешествовала в сопровождении старой гувернантки, которая по мере взросления хозяйки стала выполнять и функции компаньонки; но сегодня Грэндж была явно не в форме, и мисс Смитфилд решила взять себе в сопровождающие конюха Тэчера.

С утра надо было заглянуть к соседям. Выполнив эту скучную обязанность, девушка торопилась домой, чтобы поскорее взяться за письмо возлюбленному.

Похолодало. Поверх синего костюма для верховой езды, который по цвету был чуть темнее ее лучистых глаз, девушка накинула пальто и погрузилась в раздумья. Тяжкие мысли согнали беззаботную улыбку с лица Ромэйн. Около двух недель назад она тайно согласилась стать невестой Брэдли Монткрифа, но пока ни одна живая душа не была посвящена в их намерения. Первым об этом должен узнать ее дедушка. Брэдли уговаривал Ромэйн позволить ему поговорить с герцогом Вестхэмптоном, но девушке не терпелось сделать это самой. О своем бракосочетании ей хотелось во всеуслышание объявить с самого высокого балкона Вестхэмптон-холла.

Неожиданно ее окликнули по имени. Ромэйн оглянулась и увидела всадника, который во весь опор летел вслед за ней. Когда солнечные лучи нимбом вспыхнули над головой наездника и заиграли в волосах, еще более светлых, чем ее золотистые локоны, сердце девушки забилось в предвкушении радостной встречи, а пальцы до боли вцепились в поводья.

— Брэдли! — радостно воскликнула девушка и махнула ему рукой.

Тэчер недовольно заворчал, и Ромэйн обернулась, чтобы с пристрастием допросить слугу, чем вызвано его брюзжание, но, увидев, как вытянулось от страха лицо конюха, Ромэйн прикусила язычок и не проронила ни звука. Она была не в праве его бранить: Тэчер был вынужден повиноваться дедушкиному приказу, согласно которому Ромэйн запрещалось принимать знаки внимания от кого-либо, кроме полковника Ньюмэна.

Ромэйн скорее обрекла бы себя на вечные муки, чем позволила бы этому вояке соблазнить себя учтивыми ухаживаниями. Полковник Ньюмэн был скучным солдафоном, и от него частенько попахивало джином. В Вестхэмптон-холле никогда не подавали такой дешевой выпивки, и это обстоятельство дало девушке повод подозревать, что, прежде чем отправиться с визитом к ней, полковник часами пропитывается винными парами в какой-нибудь таверне. С Ромэйн полковник разговаривал редко, но ему удалось покорить дедушку.

Вспомнив сердитые слова, которые она в сердцах наговорила дедушке после визита полковника на прошлой неделе, девушка нахмурилась.

— Можете носиться с ним как с писаной торбой, — холодно заявила она деду, — но я за него замуж не пойду.

Герцог рассвирепел. Никогда раньше Ромэйн не видела его в таком состоянии. Конечно, с ним случались приступы злобы, но они меркли в сравнении с той яростью, в какую он пришел, натолкнувшись на открытое неповиновение внучки. Дед считал, что у Ромэйн нет права на непослушание. Он не мог смириться с тем, что внучка не желает отречься от намерения стать женой Брэдли, о котором он не мог не догадываться, и отказывается подчиниться воле деда и выйти замуж за человека, которого он, герцог, уважает.

Да, полковник был героем. Образцовый послужной список зафиксировал военные подвиги, совершенные Ньюмэном во время кампании против Наполеона. Но затем полковника ранили, и он был вынужден вернуться в Англию.

Во время ссоры Ромэйн заявила дедушке, что она вовсе не награда для героя войны. Вспоминая свои колкие слова, девушка вздрогнула, припомнив также и жестокое страдание, исказившее лицо дедушки. Но она вовсе не желала его обидеть.

— Отчего печаль твоя, дорогая? — спросил Брэдли, пуская свою лошадь рядом с лошадью Ромэйн. — А я-то надеялся, что улыбка твоя будет ярче сегодняшнего солнышка и значительно теплее.

Брэдли Монткрифа нельзя было назвать красивым, не покривив душой. В его облике было нечто незавершенное. Его мягкие волосы были прелестны, как пушок младенца, и, как у младенца, противясь усилиям парикмахеров, свободно падали на высокий лоб. Но когда жгучий взгляд серых глаз Брэдли впервые обжег Ромэйн, она не заметила художественного беспорядка его шевелюры. Девушку приводило в восхищение то, как элегантно он носит модную одежду, вовсе не будучи записным щеголем. Несмотря на то, что нос его, к несчастью, был непропорционально велик, Брэдли привлекал внимание светских женщин изысканностью своих манер. Ромэйн еще не встречала более утонченных мужчин.

— Я только что от леди Фокскрофт, — сообщила Ромэйн, уклоняясь от прямого ответа, чтобы не посвящать возлюбленного в свои печальные раздумья.

Брэдли усмехнулся:

— Должно быть, от ее болтовни у тебя заложило уши. Надеюсь, что с губами все в порядке.

Ромэйн проследила за взглядом Брэдли, брошенным в сторону конюха, но Тэчер предпочел не понять, что Монткриф желает остаться с девушкой наедине.

Тогда Брэдли дерзко чмокнул Ромэйн в щеку.

— Брэдли…

— Уф… — пробормотал молодой человек, — как я устал скрывать свои чувства.

У Ромэйн от удивления широко раскрылись глаза.

— Означает ли это, что ты разговаривал с дедушкой? Откуда ты едешь? Из Вестхэмптон-холла? Ты рассказал дедушке о своих намерениях? Что он ответил? Он был удивлен? Твое предложение … пришлось ему по душе?

Ромэйн изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но вопросы так и сыпались из нее.

Тяжело вздохнув, Брэдли покачал головой. Девушка никогда не чувствовала себя несчастнее, чем в этот момент.

— Герцог отказался принять меня. Как я могу посвататься к тебе, Ромэйн, если не имею возможности даже поговорить с ним? — Брэдли поднял на возлюбленную глаза, полные печали.

Ромэйн знала, что ведет себя бесстыдно и нарушает правила приличия, но все же положила свою ладонь поверх его руки, сжимающей поводья.

— Брэдли, дорогой, я открою ему свое сердце и скажу, что мечтаю быть твоей женой. Дедушка, конечно, не сможет пренебречь моими чувствами.

— Ничего хорошего из этого не выйдет. — Брэдли повел плечами, сбрасывая рыжевато-коричневый плащ, и добавил: — Для него я просто хлыщ.

Молодой человек понизил голос и, наклонившись к ушку девушки, прошептал:

— Мы убежим.

— Убежим?

— Тише, моя дорогая, — и Брэдли указал глазами на Тэчера, который, чем меньше слышал, тем становился все более подозрительным. — Сегодня вечером, когда все уснут, жди меня у главных ворот замка. С собой возьми только самое необходимое, чтобы добраться до Шотландии. Если мы отправимся в путь сегодня в полночь, то завтра на закате уже доберемся до реки Твид. Если все сложится удачно, мы сможем обвенчаться на шотландской стороне Колдстрима. Подумай об этом, Ромэйн. Нет смысла дожидаться благословения твоего дедушки, нет смысла ждать, когда состоится оглашение в церкви. Мы сможем обвенчаться уже завтра вечером.

Ромэйн замерла в замешательстве. Предложение было заманчивым. Брэдли был ее нежным, преданным поклонником с тех самых пор, когда они станцевали свой первый танец на балу в Лондоне. До мисс Смитфилд доходили слухи о том, что приступы гнева, которые временами случались с Брэдли, по своей силе и разнузданности не уступали дедушкиным, а также о том, что он часами просиживал за столом с зеленым сукном, потягивая горячительное, и находил в этом истинное удовольствие.

Брэдли слухов не отрицал, но обещал, что, когда будет уверен в том, что Ромэйн принадлежит только ему, изменится и изменит свою жизнь. Таким образом, побег был способом воплотить мечты в реальность.

Ромэйн хотелось, чтобы ее бракосочетание было не менее пышным, чем у леди Филомены Баумфри. Молодая вдова, чей лондонский дом находился по соседству с городским домом герцога на Гросвенор-сквер, вышла замуж год назад. Вспоминая пышный свадебный наряд Филомены и роскошные празднества, сопутствующие брачной церемонии, Ромэйн мечтала о подобном для себя и Брэдли.

— Позволь теперь мне попробовать поговорить с дедушкой, — мягко проговорила она. — Я уверена, что сумею уговорить его принять тебя.

— Нет!

— Брэдли! — тяжело вздохнула Ромэйн, удивленная его решительным отказом. — Я знаю, что ты и дедушка никогда не станете близкими друзьями, но пойми, я очень его люблю. И ты не можешь настаивать на том, чтобы я не делала попыток поговорить с ним и убедить его взглянуть на создавшуюся ситуацию нашими глазами, до того как мы решимся на такой дерзкий поступок, как бегство из дома. Вот увидишь, мне удастся убедить его выслушать нас.

Выпалив это, Ромэйн заметила, что Брэдли с такой силой сжал поводья, что даже кожаные перчатки не смогли скрыть резких очертаний выступивших под ними костяшек тонких пальцев. Ромэйн была потрясена реакцией возлюбленного. Время от времени Брэдли позволял себе высокомерное и властное отношение к ней, но он никогда не вел себя так неблагоразумно. Девушке очень хотелось нежно погладить Брэдли по руке и попытаться уговорить его прислушаться к доводам разума, но она была вынуждена сдерживать естественные порывы: ведь за ними наблюдал Тэчер. В конце концов Брэдли недовольно проворчал:

— Если тебе больше нечего делать, как тратить время и силы на увещевания этого старика, твоего дедушки, я не буду препятствовать тебе. Единственное, о чем я настоятельно прошу тебя, так это ни словом не обмолвиться о нашем разговоре. В противном случае я опасаюсь, что герцог заподозрит, что ты всецело находишься под моим влиянием.

— Ну конечно, я нахожусь под твоим влиянием, — улыбнулась Ромэйн. Она надеялась поймать ответную улыбку, но лицо возлюбленного оставалось каменным. — Разве любовь не есть влияние? Я поговорю с дедушкой сегодня же вечером. Сразу по возвращении в Вестхэмптон-холл я разыщу его и заставлю выслушать меня. И все будет хорошо.

— А если он откажется выслушать тебя?

Ромэйн ничего не ответила. Она загляделась на поля, расстилавшиеся по обе стороны дороги. Скалистые холмы еще не пробудились от скучной зимней спячки, но девушка знала, что пройдет всего несколько недель и жизнь заиграет на этих пока безжизненных пространствах.

Ромэйн родилась и провела детство под защитой крепких стен Вестхэмптон-холла, и ей всегда нравилось наблюдать за причудливыми изменениями природы, связанными со сменой времен года в этих местах.

Родители Ромэйн погибли в дорожной катастрофе, когда малышке не было еще и полгода, и ее из городского дома перевезли обратно в Вестхэмптон-холл — на воспитание вздорному деду. И вот теперь она столкнулась с необходимостью расстаться и с дедом, и с домом, где выросла, чтобы стать женой Брэдли.

Улыбка осветила ее лицо вновь, лишь когда, обращаясь к возлюбленному, девушка сказала:

— Брэдли, больше всего на свете я хочу выйти за тебя замуж. Если дедушка выслушает меня — а я молю Бога, чтобы это случилось, — я пошлю тебе записочку, чтобы ты явился завтра и обсудил с ним все, что касается нашей свадьбы.

— А если нет?

Вопрос возлюбленного не застал Ромэйн врасплох, хотя ответ означал изменение всей его жизни.

— Тогда я буду ждать тебя у ворот. Мы отправимся в Шотландию и обвенчаемся там, и дедушке не останется ничего другого, как смириться и признать наш брак.

Брэдли ухмыльнулся и сжал руку Ромэйн, затянутую в белую лайковую перчатку.

— Но даже если он не пойдет на это, знай, что ты приняла самое правильное решение в жизни, потому что мы будем неразлучны до самой смерти, в чем и поклянемся священнику, который нас обвенчает.

— Да… пока смерть не разлучит нас…

На лице Брэдли мерцала зловещая улыбка. Ромэйн перевела взгляд с возлюбленного на далекие очертания башен Вестхэмптон-холла. Что-то насторожило её в лице любимого, но она не могла понять что.

Как всегда, когда Ромэйн возвращалась домой, в огромном вестибюле, размерами не уступающем залу, ее встретил Клэйсон. Поинтересовавшись у долговязого дворецкого, где может быть дедушка, Ромэйн постаралась не заметить некоторой неловкости, блеснувшей в его темных глазах. Девушка поняла, что Клэйсон присутствовал при том, как Брэдли просил принять его и получил отказ. Она едва удержалась от искушения разузнать у слуг и детали случившегося.

Клэйсон поступил на службу к герцогу задолго до рождения Ромэйн. Его преданность хозяину была безграничной.

— Леди Ромэйн, вы можете найти его светлость в кабинете, — с безупречным хладнокровием вымолвил дворецкий.

Вообразить себе Клэйсона утратившим присущее ему самообладание было невозможно. На каждое обращение к нему — а в доме вздорного герцога его дергали постоянно — старый слуга отвечал неизменной важностью и спокойствием.

— Он один? — спросила Ромэйн и, подбросив пышные складки юбки, подняла голову, чтобы взглянуть на закрытую дверь дедушкиной библиотеки, к которой вела крутая лестница, начинающаяся в центре выложенного черно-белым мрамором вестибюля. Ромэйн не хотелось беседовать с дедом в присутствии полковника Ньюмэна.

— У него нет посетителей … сейчас.

Девушка насторожилась, уловив в словах дворецкого намек на неуверенность. Клэйсон не произнес больше ни звука, но Ромэйн была уверена, что пауза замешательства в его ответе была.

Неприязнь, которую Брэдли вызывал у герцога, была даже сильнее, чем предполагал сам Брэдли.

Поднимаясь по лестнице, Ромэйн вспомнила, что возлюбленный с нетерпением ждет, когда она уговорит деда принять его и обсудить с ним детали венчания. Ей не следует забывать о предупреждении Брэдли и держать в тайне план побега, но … она не может сбежать, не рискуя разбить сердце любимого дедушки, не предприняв последней попытки объяснить ему, что она искренне желает выйти замуж за Брэдли.

Клэйсон сопровождал мисс Смитфилд по лестнице до дверей, как будто она была почетным гостем. Ромэйн никогда не могла с уверенностью сказать, кто из двоих — дворецкий или герцог — в большей степени способствовал сохранению обстановки торжественной помпезности в доме, но предполагала, что Клэйсон наслаждался этой атмосферой.

Направляясь в библиотеку, Ромэйн опиралась рукой на дубовые перила, до блеска отполированные прикосновениями ладоней многих поколений Смитфилдов.

Когда они поднялись наверх, дворецкий протянул руку, чтобы принять у Ромэйн шляпу. Она остановилась в нерешительности, вынуждая остановиться и Клэйсона.

— Клэйсон, как я понимаю, днем здесь был мистер Монткриф.

— Вы ведь знаете, здесь, в поместье, герцог постоянно занят работой, — натянуто ответил дворецкий и тут же добавил: — Мисс Грэндж просила дать ей знать, как только вы вернетесь домой. Не прикажете ли сообщить компаньонке, что она может ждать вас, когда вы завершите беседу с его светлостью?

Ромэйн слишком часто слышала жесткие нотки в голосе дворецкого, чтобы предполагать, что может вынудить его быть искренним. Он охранял тайные помыслы Хозяина с упорством и стойкостью, присущими разве что членам кабинета министров. И хотя первоначально Ромэйн собиралась задать дворецкому еще один вопрос, после недолгого раздумья она решила все свое красноречие приберечь для беседы с дедом.

Клэйсон слегка постучал в дверь, по обе стороны которой разместились портреты деда и бабки самого герцога. Ромэйн не расслышала ответа, но, должно быть, его уловило чуткое ухо дворецкого, потому что Клэйсон распахнул дверь и произнес:

— Леди Ромэйн, ваша светлость.

Ромэйн с усилием растянула в улыбке крепко сжатые губы и вошла в комнату, которая лишь ненамного уступала в размерах вестибюлю. В этот день поздней зимы солнечные лучи с трудом пробивались в кабинет, вдоль стен которого разместились шкафы с книгами в кожаных переплетах. Массивные каменные стены и глубоко утопленные в них окна служили надежной защитой от солнца. Частично окна были украшены витражами, запечатлевшими древний герб семьи — гребень воинственной птицы, — и солнечные лучи, просочившиеся сквозь разноцветные стекла, окрасившись в золотые и кроваво-красные тона, широкими мазками ложились на тяжелые крестообразные перекрытия, поддерживающие высокий свод.

Ромэйн шествовала по темно-синему ковру, минуя многочисленные предметы мебели темно-красного дерева, заполнившие все свободное пространство обширной комнаты. Сделанные на века мастером, пренебрегшим понятием комфорта, коренастые, тяжеловесные столы и жесткие кресла не располагали к задушевной, приятной беседе. В комнате не было слышно даже веселого потрескивания поленьев, пылавших в высоком каменном камине; языки пламени не достигали облицовки, а каминная доска располагалась выше головы девушки.

Старый Вестхэмптон оторвался от изучения бумаг, которые он медленно читал, сидя за дубовым столом, и взглянул на внучку. Вокруг седой головы герцога плавало густое облако дыма от его любимых сигар, их специфический аромат заполнил все пространство комнаты и угрожал удушливым кляпом заткнуть Ромэйн рот. Дедушка не приподнялся навстречу внучке, да Ромэйн и не ждала этого: он продолжал относиться к ней как к ребенку. Девушке очень хотелось напомнить деду, что скоро ей исполнится двадцать два года и что многие ее подруги уже нянчат своих первенцев и, по слухам, не собираются медлить с рождением следующих.

Обойдя вокруг длинного стола, девушка наклонилась, чтобы поцеловать старика в щеку. Прикосновение к его морщинистому лицу всегда вызывало у него воспоминание о прикосновении к высохшему пергаменту. Герцог слегка похлопал внучку по плечу, большего она и не ждала: дедушка всегда был сдержан в отношении чувств к единственному ребенку своего единственного сына. Тем не менее Ромэйн твердо знала, что дедушка любит ее так же нежно, как и она его.

— Я думал, ты в гостях у этой зануды леди Фокскрофт, — вместо приветствия проворчал старик.

— Я была у нее.

Герцог взглянул в окно, заметил, что сумерки сгущаются, и кивнул.

— Ну и как поживает эта болтушка? Наверное, у тебя голова идет кругом от последних городских сплетен.

Ромэйн улыбнулась, стянула с рук перчатки и передала их Клэйсону. Дождавшись, когда за дворецким закроется дверь, девушка ответила:

— Полагаю, ты будешь удивлен не меньше меня, когда узнаешь, что леди Фокскрофт надеялась именно от меня услышать последние новости.

— От тебя? Но мы не были в Лондоне с начала года. Что ты можешь сообщить ей нового?

Герцог нетерпеливо застучал по столу. Ведя пальцами по резной спинке кресла и обходя вокруг стола, Ромэйн раздумывала, как бы ей затронуть деликатный вопрос, обсуждение которого при неблагоприятном подходе может вызвать стычку между ней и дедом.

— Всякие провинциальные пустяки, — ответила девушка. — Ты же знаешь, что всегда интересует помещиков: рождения, смерти, венчания,… помолвки.

Густые седые брови герцога сошлись на переносице, а на тонких губах появилась саркастическая улыбка.

— Помолвки. И где ты только наслышалась этих пустяков? Не припомню, чтобы кто-нибудь из наших соседей сплетничал об этом.

Не будучи в состоянии изображать беспечность или равнодушие, девушка, нервничая, сделала еще один виток вокруг стола и опустилась на колени возле кресла, в котором сидел дед. Ромэйн накрыла ладонью узловатую, с венозными прожилками руку старика.

— Дедушка, почему ты отказался принять Брэдли сегодня днем, когда он приехал с визитом?

— Когда ты успела увидеться с этим наглым выскочкой? — не церемонясь, с досадой пробормотал герцог. Нарушив законы приличий, старик никогда не извинялся, хотя от внучки требовал поведения comme il faut ^[1].

— Черт бы его побрал! Придется спустить с него шкуру, чтобы он понял, что не следует пренебрегать моим требованием не иметь ничего общего ни с кем из членов моей семьи. Я не хочу, чтобы он терся вокруг твоих юбок.

Ромэйн с трудом сдерживала себя, чтобы не выступить на защиту Брэдли. Если она выйдет из себя, это только повредит делу и ничего не изменит к лучшему. Надо сделать так, чтобы дедушка перестал относиться к ней как к ребенку. Она может и должна принимать самостоятельные решения. И она собирается выйти замуж за Брэдли Монткрифа. Сжимая и разжимая кулачки за спиной, Ромэйн вздернула подбородок так, что золотистые волосы волнами заструились по плечам. Припомнив предостережение возлюбленного ни словом не обмолвиться об их уговоре, девушка вымолвила только:

— Я знаю, что он собирался заглянуть к нам сегодня.

— Не сомневаюсь, что цель его визита заключалась в том, чтобы упросить меня позволить ему волочиться за тобой. — Старик покачал головой. — Тебе не следует удивляться, что откажу ему от дома, чтобы заведомо не дать возможности обратиться с подобной просьбой. Я никоим образом не хочу, чтобы моя внучка связала свою жизнь с таким, как Брэдли.

— Дорогой дедушка, надеюсь, ты и сам не веришь в то, что говоришь. Брэдли Монткриф знатный и воспитанный человек, джентльмен.

— Джентльмен? — грубо прервал ее дед. Он поднялся и направился к камину. — Монткриф отнюдь не джентльмен, и люди такого сорта не для тебя. Я надеюсь, что ты выйдешь замуж за человека, который понимает значение слов честь, достоинство, верность, а не за того, кто думает только о том, как бы набить карман. — С лицом, перекошенным от гнева, герцог обернулся к девушке: — Ромэйн, я запрещаю тебе видеться с этим повесой.

— Я не собираюсь подчиняться такому нелепому требованию.

Ромэйн стояла, вцепившись пальцами в спинку дедушкиного кресла. Их взгляды скрестились.

— Дедушка, всю свою жизнь я повиновалась твоей воле. Да, бывало, мы спорили, но ты не можешь отрицать, что в том, что было важно для тебя, я всегда тебе уступала; последнее твое требование находится за пределами моего разумения.

— Ромэйн, моя просьба очень проста. Ты приложишь все усилия, чтобы уклониться от встреч с этим человеком. Если нечаянно ты все-таки окажешься в обществе Монткрифа, ты извинишься и покинешь его.

— Нет.

Преклонный возраст герцога не сделал его походку старчески вялой. Твердыми шагами Вестхэмптон приблизился к внучке. Их разделяло только кресло. Рука с сигаретой описала круг в воздухе.

— Ромэйн, пока ты живешь в Вестхэмптон-холле, тебе придется с уважением относиться к моим требованиям.

— Последнее из них я выполнить не могу.

Неужели он не чувствует, что разрывает ей сердце своими высокомерно-насмешливыми словами? Она вовсе не желает оказаться перед необходимостью выбора между дедушкой и Брэдли.

— Я больше не намерен обсуждать с тобой этот вопрос, Ромэйн. Тебе известно мое требование, и я верю, что ты подчинишься моей воле. Надеюсь также, что у меня не будет необходимости обращаться к мисс Грэндж, чтобы убедиться в том, что ты не своевольничаешь.

Герцог опустился в кресло и углубился в чтение очередного документа. Девушка смахнула нависшие на ресницах слезы и подняла глаза на старика. Дедушка не может быть таким бесчувственным. Прежде, когда ей надо было открыть ему душу, он не отказывался выслушать ее. Должно быть, она недостаточно ясно дала ему понять, как ей хочется стать женой Брэдли. И Ромэйн несмело вымолвила:

— Дедушка, Брэдли хочет жениться на мне.

— Это невозможно, — отрезал герцог, даже не оторвавшись от бумаг. — Если тебе непременно хочется замуж и ты решила пренебречь жизненной мудростью и не выходить за Джорджа Ньюмэна, обещаю, что подыщу тебе подходящую партию во время следующего свадебного сезона.

— Мне нужна не «подходящая партия» и не мужчина, которого ты подыщешь для меня, — я хочу стать женой человека, которого выбрала я и который мне подходит.

Старик горько усмехнулся, и Ромэйн вздрогнула. Он отложил в сторону недочитанный документ и устремил взгляд на внучку.

— Хорошо, Ромэйн, я согласен на твое замужество, но выбери себе другого. Монткриф не подходящая для тебя партия.

— Почему?

— Причины этого не предназначены для девичьих ушек.

— Дедушка…

Герцог сжал губы и нахмурился.

— Я не собираюсь более выслушивать твои неприличные просьбы. Я запрещаю тебе видеться с Монткрифом. Ты поняла меня?

Ромэйн кивнула. В глазах ее стояли слезы. Она поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как встретиться сегодня с Брэдли и сбежать с ним в Шотландию, чтобы там выйти за него замуж. Надежда уговорить дедушку проникнуться ее желанием стать женой Брэдли умерла.

Старый Вестхэмптон молча наблюдал, как внучка, напомнив ему порывистого ребенка, каким она была раньше, стремительно выбежала из комнаты. Да, она уже не дитя, но он продолжал нести ответственность за нее. Дверь за девушкой захлопнулась, и герцог нахмурился. Будь проклят Монткриф за то, что тревожит и смущает пылкое сердечко его внучки своими хорошо отрепетированными соблазнительными обещаниями. Старик встал, подошел к окну и выругался про себя. Этот никчемный Монткриф совсем заморочил бедной девочке голову. Совершенно ясно, что он не осмелился рассказать Ромэйн о своей провалившейся попытке испросить разрешения у герцога Вестхэмптона посещать его внучку. Будь проклят этот низкий человек! Он вынуждает Ромэйн обычную прихоть, женский каприз принимать за нечто более важное. Молодой распутник, повеса, прожигатель жизни, Монткриф не любит Ромэйн, а вот она, как начинал подозревать старик, испытывает пылкое и искреннее чувство к своему искусителю. С тех пор как осиротевшая малышка попала в дом к деду, Ромэйн не часто сражалась с ним с такой решительностью.

Герцог устремил взгляд на потолок. Но, думая о том, как горько, наверное, плачет в этот момент в своих покоях его внучка, он не видел ни прекрасного орнамента, ни херувимов, покачивающихся на грозовом облаке. Старик сердцем чувствовал горе девочки, но ни одна слезинка не увлажнила его глаза. Это внешнее равнодушие уязвило даже его самого. Когда-то давно он был способен растрогаться, как и она, его сердце разрывалось на части при виде произвола и несправедливости, и он был не способен на жесткие требования, даже если потакание слабости наносило ему вред, точно так же, как ослепление Монткрифом наносило непоправимый вред Ромэйн. На мгновение стариком овладела надежда, что от внутренней сухости и бессердечности его могут избавить слезы, но тотчас же эта мысль была отброшена как бесполезная. Когда-то дюк находил облегчение в слезах, но слишком много воды утекло с тех пор. Слишком много горя было в его долгой жизни, и все до одной слезинки испарились. Когда-нибудь Ромэйн поймет, что прав был он, но сейчас он не может разделить с ней ее страдания. Брак с Брэдли Монткрифом разрушит ее жизнь. Он, герцог, не должен этого допустить, даже если придется разбить надежды и сердце Ромэйн.

Глава 2

Скоро все это кончится. Слова эти, произнесенные голосом возлюбленного, странным образом вторглись в сновидения Ромэйн. Просыпаться не хотелось: ей грезилось, как они с Брэдли Монткрифом обмениваются клятвами верности перед алтарем. Она, в благоухающем ароматами платье белого шелка со струящимися по плечам кружевами, протянет руку Брэдли, а он наденет ей на пальчик кольцо. Ромэйн вздохнула. Видение исчезло.

Девушка открыла глаза и оказалась во власти холода и темноты. От усталости слипались ресницы. Как ей хотелось забраться поглубже под теплое одеяло в огромной, но уютной спальне Вестхэмптон-холла и забыться сном, пока Грэндж не отдернет тяжелые занавески, затканные золотом, и солнечный свет не хлынет в комнату.

От постоянной тряски ныла поясница. Неожиданно подушка, на которую облокачивалась Ромэйн, выскользнула, девушка ударилась головой о стенку и застонала.

— Ты не ушиблась? — Стараясь сфокусировать затуманенный взор на очертаниях человека, расположившегося рядом с ней, Ромэйн нахмурилась. Если ее не обманывают глаза… то что делает рядом с ней темной ночью Брэдли и где ее компаньонка?

— Брэдли, где мы?

Несмотря на то что Ромэйн с нетерпением ожидала дня, когда они с Брэдли смогут во всеуслышание объявить о своей любви, было бы крайне опрометчиво позволить бросить тень на свою репутацию добропорядочной девушки безрассудной поездкой без компаньонки, с мужчиной. Замужество… Свадьба… Внезапно ее словно осенило, и девушка, нервно улыбаясь, выпрямилась. Вчера вечером, когда Брэдли предложил побег, ничего более романтичного она и представить себе не могла, но долгая тряска в холодной, продуваемой всеми ветрами карете разрушила прежние иллюзии.

— Скажи, уверена ли ты, что все еще этого хочешь? — донесся до нее шепот Брэдли, как будто он подслушал ее мысли.

— Вполне уверена. — Голос девушки звучал радостно. Усталость была невысокой платой за счастье стать женой Брэдли. — А ты?

— Конечно уверен, — прошептал он, сжал в руке ее детскую ладошку в лайковой перчатке и улыбнулся.

Ромэйн положила голову на плечо возлюбленному. Даже пальто из очень плотной материи — защита от холода — не могло скрыть его завидного телосложения.

— Сии, моя дорогая, я разбужу тебя, когда мы доберемся до цели.

Ромэйн закрыла глаза и замерла, ожидая, когда ею овладеет дремота. Но стоило ей подумать, какой страх за нее почувствует дедушка, когда узнает о ее поспешном побеге, как радостное чувство улетучилось. Но ведь именно дедушка лишил ее возможности выбора, уговаривала сама себя Ромэйн. Она вовсе не желает оставаться в старых девах и превратиться в такое же высохшее и древнее существо, как Грэндж. Если бы дедушка так яростно не противился ее свадьбе с Брэдли, она была бы сейчас дома и они бы мирно обсудили планы на будущее.

Ромэйн любила дедушку каждой клеточкой своего существа. Именно поэтому она оставила ему записку.

Поглядывая из-под широкополой шляпы на Брэдли, она надеялась, что возлюбленный не будет сердиться на то, что она пренебрегла его требованием не оставлять в Вестхэмптон-холле ничего, что могло бы навести на их след. Ромэйн не могла заставить себя покинуть дом, не дав понять его хозяину, куда и зачем она направляется. У старика больное сердце, и счастье внучки не должно принести горе деду. Записочку она спрятала в укромном месте, где гувернантка сможет обнаружить ее только после продолжительных поисков.

— Ты так спокойна, моя дорогая, — прошептал Брэдли.

Девушка оторвала голову от плеча возлюбленного, поправила на себе шерстяную накидку с мехом и стыдливо отвела глаза.

— Все мои мысли — в будущем. — Ромэйн надеялась, что Брэдли не расслышит в ее голосе озабоченности.

Он рассмеялся, и девушка поняла, что беспокоиться не о чем: Брэдли не мог сдержать рвавшуюся наружу радость. Ее с лихвой хватило на них обоих.

— Мы на пороге супружества, — произнес он. — Меня считали мыльным пузырем только за то, что отважился мечтать жениться на внучке герцога Вестхэмптона. Как много людей говорили мне, что ни одна женщина с такими роскошными волосами и голубыми глазами, как у тебя, даже не взглянет в сторону такого жалкого человека, как я. И тем не менее мы здесь, моя дорогая Ромэйн и я.

— Мы остановимся на ночь в Колдстриме? Там есть гостиница?

Брэдли улыбнулся:

— Тебе не надо ни о чем беспокоиться, моя милая. С сегодняшнего дня и до конца дней наших о тебе буду заботиться я.

— Но … мне хотелось знать.

— Зачем?

Вопрос Брэдли привел Ромэйн в замешательство. Раньше ему нравилось до мельчайших деталей планировать их совместную жизнь, и девушка не ожидала, что он уклонится от прямого ответа на простой вопрос. Но тут же она почувствовала болезненный укол совести: любимый был утомлен не меньше, чем она сама.

— Я устала, замерзла, и от долгой езды у меня затекло все тело, — пожаловалась Ромэйн, замечая, что с каждым произнесенным ею словом он хмурится все сильнее.

Глядя в окошечко экипажа, Брэдли пробормотал нечто неразборчивое, и Ромэйн спросила:

— Я ошиблась? Мне показалось, что крестьянин в деревне сказал Скрибнеру, что мы должны добраться до Колдстрима еще затемно. С тех пор прошло больше часа.

— Нас задержала непогода.

Кучер потянул на себя вожжи, и карета остановилась. Возница спрыгнул с козел, и экипаж сильно накренился. Брэдли приподнял занавесочку и высунулся из окна. Порывом ветра в карету нанесло снегу. Брэдли крикнул:

— Скрибнер, далеко еще до Колдстрима?

Продрогший на ледяном ветру кучер достал из-под сиденья фонарь. Приплясывая от холода, он ответил:

— Боюсь, крестьянин, к которому мы обратились, оказался шутником и указал нам неверное направление, мистер Монткриф. Похоже, что эта дорога ведет в никуда. Мы поступим мудро, если повернем назад и вернемся на главную дорогу.

— Хорошо, делай как знаешь, — приказал Брэдли и выругался. Внезапно спохватившись, он принялся горячо извиняться перед Ромэйн: — Извини, дорогая, что так случилось. Будучи так близко к заветной цели, когда я смогу считать тебя своей женой, я прихожу в ярость от необходимости терять каждую лишнюю минуту.

— Мы так долго ждали этого, — мягко заметила Ромэйн. — Вообрази, как сладостно будет обменяться клятвами в вечной любви, когда, наконец, придет желанный час.

Монткриф ухмыльнулся. Длинные тени от тусклого фонаря Скрибнера, прошедшего мимо окошечка к лошадям, исказили лицо Брэдли зловещей гримасой.

— Ромэйн, любить тебя казалось так просто. Скажи мне, что и ты любишь меня, дорогая.

Девушка начала было что-то говорить, но ее слова утонули в крике возницы, предупреждающем об опасности. Выглянув в окошко экипажа, Брэдли оттолкнул Ромэйн. Он выкрикнул приказания кучеру и снова нехорошо выругался. Ромэйн услышала нарастающий топот копыт по промерзшей дороге, предвещающий беду.

— Вывози нас отсюда! — прорычал Брэдли кучеру.

— Возможно, если ты поможешь Скрибнеру… — попыталась вмешаться Ромэйн.

— Замолчи!

Ромэйн изумилась тому, с какой злобой прозвучал окрик. Никогда раньше Брэдли не позволял себе такого обращения с ней. Девушка положила руку на плечо Брэдли, но он стряхнул ее и выглянул в окно, чтобы отдать кучеру следующие указания. Крики Брэдли утонули в шуме разыгравшейся непогоды. Карету дернуло, Ромэйн отбросило в угол экипажа — это Скрибнер пытался развернуть лошадей. Дорога была настолько узкой, что вознице приходилось заставлять лошадей двигаться в нелепом танце — назад и вперед под острым углом. Так Скрибнер пытался развернуть неуклюжую колымагу, чтобы ехать в противоположном направлении.

— Эй, ты, поторапливайся! — крикнул Брэдли, когда Скрибнер, наконец, взгромоздился на козлы.

Скрестив руки на груди, Брэдли проворчал:

— Давным-давно следовало бы прогнать его. Он размазня и приносит неудачу.

— Он старается, Брэдли, — вступилась за возницу Ромэйн, погладила руку Брэдли и вновь была поражена, когда он грубо сбросил ее ладошку.

— Интересно, будешь ли ты защищать этого увальня, когда нас сцапают?

Ромэйн в ужасе зажала себе рот обеими руками: разбойники!

Когда дождь сменился снежной бурей, какие бывают иногда в конце зимы, Ромэйн подумала, что в такую погоду разбойники им не страшны. Теперь же от страха перехватило дыхание, и девушка нервно сжала в кулачке уголок накидки. Наконец, качнувшись, карета двинулась вперед: это Скрибнер кнутом сдвинул лошадей с места. Оставалось только гадать, есть ли шансы уйти от преследователей. Усталые лошади с трудом тащили тяжелый, неповоротливый экипаж, а лошади разбойников были свежи, прытки и резво бежали по свежевыпавшему снегу.

Карета остановилась так неожиданно резко, что Ромэйн бросило вперед. Чтобы не удариться лицом в стенку, ей пришлось вытянуть руки. Боль медленно поднималась от локтя к плечу, и девушка страдальчески поморщилась.

— Брэдли! — крикнула она. — Пусть он правит вперед, скажи ему. Пусть погоняет, прежде чем…

Крик замер у Ромэйн в горле, когда занавеска приподнялась и в окно кареты медленно вполз ствол ружья. Затем показалась голова бандита. Глубоко натянутая широкополая шляпа скрывала от глаз Ромэйн его лицо. Взрыв победного смеха заставил девушку вжаться в угол. Она шарила пальчиками по скамейке, пытаясь нащупать руку Брэдли, но, оторвав взгляд от лица бандита, обнаружила, что Брэдли, подняв над головой руки, всем своим видом демонстрировал капитуляцию.

— Вполне подходящая леди, — проворчал наглый налетчик. Ружейным стволом он приподнял край шляпы Ромэйн и заржал, когда девушка отпрянула в сторону.

— Леди просто прелесть. Ваша жена, сэр?

— Еще нет, — процедил Брэдли сквозь стиснутые зубы.

Ромэйн казалось, что он крепится изо всех сил, чтобы не разразиться бранью в лицо разбойнику. Ей хотелось предупредить возлюбленного, чтобы он сдерживался и не давал волю чувствам. Одно неосторожное слово — и они лишатся жизни.

— Тогда она должна быть очень покладистой женщиной, — продолжал разбойник, говоривший с ярко выраженным акцентом жителя Нижних Земель ^[2]. — Вы оба пришлись нам очень кстати. Мои мальчики уж было подумали, что в такую ночь никто в путь не тронется, но я им сказал, что наверняка какой-нибудь жирненький англикашка попадется Даффи в лапы. Вы только подтвердили мою правоту.

— Чего вы хотите? — спросил Брэдли.

— Взаимодействия и взаимопонимания, милорд, — и он сдвинул шляпу на затылок, открывая любопытному взору ломаный-переломанный нос. Вдоль левой щеки бежал шрам, вздергивая губы так, что казалось, глуповатая улыбка не сходит с лица разбойника. — Мы объединимся — я и ваша леди.

— Оставьте леди Ромэйн в покое.

— Вы сказали, леди Ромэйн, не так ли? Претенциозное имя для такой женщины, милорд.

Выслушав выпад бандита, Ромэйн изо всех сил сжала кулачки. Она не желает слышать, как ее имя произносят нечистые губы. Однако, как ни хочется бросить в лицо бандиту слова негодования, надо вести себя осмотрительно. И ей, и Брэдли.

— Берите, что вам надо, и убирайтесь! — бросил мародеру Монткриф.

— Да, именно это мы и собираемся сделать.

Ромэйн была сдержанна и холодна, как сталь, и перевела дух, лишь когда ружейный ствол перестал топорщить занавеску. Она насторожилась и прислушалась, надеясь расслышать подтверждения тому, что они не одни на проселочной дороге. Если покажется какой-нибудь путник, разбойники должны будут побыстрее уносить ноги, чтобы меч правосудия не опустился на их немытые шеи.

Когда дверца кареты со скрипом отворилась, надежды Ромэйн угасли. Грязная рука цепко схватила ее за плечо. Девушка в ужасе крикнула:

— Брэдли!

— Ну, давай иди к нему! — сердито прорычал он в ответ.

Ромэйн не верила своим ушам.

Безжалостный похититель стащил ее с сиденья. С дороги донесся глумливый смех. Разбойник приподнял девушку над землей, а его подручные направили на нее свет своих фонарей. Ромэйн безответно взывала о помощи. Она разглядела по крайней мере полдюжины вооруженных разбойников, еще несколько человек окружили Скрибнера, сидящего на козлах, который, как и Брэдли, держал руки поднятыми кверху.

Низенькие сапожки Ромэйн были залеплены грязью; замерзшие слезинки царапали лицо. Порыв ветра донес до нее зловоние — жуткую смесь запахов едкого конского пота и изрядного количества давно не мытых мужских тел. Девушка брезгливо поморщилась. Глаза ее были устремлены на дуло пистолета в руке налетчика, а губы шептали имя возлюбленного. Как ей хотелось, чтобы он обнял ее своими сильными руками и защитил от презренных разбойников!

— Отойдите в сторону! — приказал бандит.

Ромэйн оступилась, и он подтолкнул ее острым дулом ружья.

Девушка неосторожно вступила в самую грязь и подавила крик. Обернувшись назад, девушка увидела, как из кареты спускается Брэдли. Несколько разбойников держали его под прицелом. На дуло ружей, поблескивающих в тусклом свете фонарей, падали снежинки. Ромэйн затаила дыхание. Ее похититель, который, как поняла Ромэйн, был главарем шайки, взмахом руки приказал Скрибнеру спускаться с козел. Промерзший до костей возница медленно повиновался. К затылку кучера приставили дуло пистолета, и Ромэйн вскрикнула. Ее крик перешел в зловещий хрип возницы, когда, получив удар по голове, Скрибнер повалился прямо в снег. И только шапка набухала кровью, сочившейся из раны.

Ромэйн в отчаянной надежде шарила глазами по дороге. Но местность была пустынна, как будто они находились в глуши Шотландии, а не на английской стороне реки Твид. Неровные каменные стены, уложенные вдоль дороги, изгибаясь, пропадали в ночи. Не было ни одного постороннего звука. Даже коровьего мычания не слышалось в реве и свисте ветра, почти беспрепятственно прорывающегося сквозь голые ветви деревьев, простирающих свои корявые конечности над дорогой.

Вдруг до слуха Ромэйн донесся звук голоса Брэдли, и она постаралась подавить в себе страх, чтобы услышать, что говорит возлюбленный. Слова его уносил ветер, девушка видела только его решительную фигуру. Что может он обещать этим бандитам, когда они в состоянии отобрать у него все, что им вздумается?

— Брэдли!

Толчок пистолета в спину заставил девушку замолчать.

Брэдли согнул руки перед грудью, готовясь к драке, но разбойник с вызывающе-наглой беспечностью повел плечами и расхохотался. Брэдли сжал кулаки. От страха у Ромэйн заныло в желудке. Если Брэдли, намереваясь защищать ее, ударит бандита, остальные разбойники нападут на него. Девушка сделала шажок в сторону возлюбленного, но тут же раздался ружейный лязг, и один из ее конвоиров предостерегающе рыкнул.

Должно быть, его предупреждение достигло ушей других бандитов, потому что на шум обернулся главарь банды. Чавкая глиной и снегом, он важно направился к бедной девушке. Обрызгав ее грязью, мужлан рассмеялся, и смех его был так же грязен, как месиво у них под ногами. По голубому пальто Ромэйн стекали струйки вонючей, грязной жижи; по ногам поднимался ледяной холод.

Чтобы не окоченеть, нужно было притопывать ногами, но девушка не решалась даже на это. Главарь разбойников мог воспринять это как открытое неповиновение его приказанию. Несомненно, Брэдли был прав: надо идти на компромисс, иначе можно расстаться с жизнью. Обернувшись в надежде отыскать глазами возлюбленного, Ромэйн изумилась: Брэдли сидел на ступеньках кареты с таким невозмутимым видом, будто находился среди закадычных друзей.

— А теперь… будь хорошей девочкой, — прогундосил мародер, обращаясь к Ромэйн. — Тыумеешь скакать верхом?

— Да, — ответила Ромэйн, взглянув на головореза. — Я умею скакать верхом.

— Ты сможешь удержаться в седле или свалишься, как только скотина под тобой ускорит шаг?

Ромэйн хотела было солгать, но боялась даже подумать о том, что он с ней сделает, если вранье откроется. И она вновь посмотрела на возлюбленного: уставившись на замерзшую под ногами грязь, он похлопывал себя по коленям. Почему Брэдли спокойно сидит, в то время как разбойник тычет ей оружием в спину? Ужасная мысль промелькнула в мозгу Ромэйн. Но нет, она не хочет, чтобы Брэдли бесполезно пожертвовал своей жизнью.

— Вы хорошо ездите верхом, леди Ромэйн? — издевался разбойник.

— Да, — прошептала она.

— Это хорошо. — Главарь подал знак, и ему подвели гнедую кобылу. — Поскачете за нами.

— За вами? — Ромэйн покачала головой. — Я не могу оставить Брэдли.

Разбойник усмехнулся.

— Вы поедете совсем не туда, куда отправится он.

Девушка оцепенела от ужаса, а чьи-то руки уже подхватили ее за талию. От неожиданности она вскрикнула, и в ответ снова раздался взрыв дикого хохота. Ромэйн усадили на тощую, заморенную клячу. Когда девушка начала соскальзывать с седла, главарь мошенников прицелился ей прямо в сердце.

— Постарайся сидеть смирно и ровно, милашка, иначе нам придется быть грубыми с тобой.

Ромэйн поняла, что спорить бесполезно. Главарь оседлал свою кобылу и взял в руки поводья лошади, на которой сидела Ромэйн. Ерзая в седле, девушка увидела, что Брэдли склонился над Скрибнером, а тот изо всех сил пытается подняться. Их караулили четверо бандитов.

— Брэдли! — выкрикнула Ромэйн.

Сейчас же у ее лица оказался пистолет, клацанье затвора напомнило девушке, что больше кричать не следует.

— Хватайте что угодно, парни, и покончим с этим побыстрее, — налетчик одарил Ромэйн ухмылкой, обнажившей сломанные зубы, а его люди уже вышвыривали из кареты в грязный снег вещи девушки, надеясь разыскать драгоценности. — Нас ждет веселенькая ночь, — предвкушал главарь. Ромэйн была уверена, что умрет от разрыва сердца, когда увидела похотливый блеск в глазах грязного разбойника, Неужели это расплата за то, что она не послушалась дедушку? С дрожью Ромэйн подумала о том, как будет он скорбеть, когда узнает, что с ней приключилось.

Ромэйн сглотнула комок ужаса, застрявший в горле. Она внучка герцога Вестхэмптона, уважаемого дипломата, заслуженного ветерана колониальных войн в Америке. Он никогда не сдавался. И она не станет. Подняв подбородок, бросая вызов неповиновения своему недругу, девушка получила удовольствие, когда под ее гордым взглядом разбойник опустил глаза.

Он схватил ее за левую руку, и Ромэйн вскрикнула:

— Не прикасайтесь ко мне, сэ-э-р!

— Успокойся, милашка, не нарывайся на грубость, — проревел главарь, в то время как один из его сообщников стащил с ее левой руки перчатку и швырнул ее в снег.

Торжествующие смешки разбойников озадачили девушку. Если они опасались, что ее крики могут привлечь внимание случайных путников, и угрожали ей, почему они сами веселились как на празднике? Ее недоумение стало еще сильнее, когда один из воров стащил с ее пальчика кольцо, которое она носила в знак ее обручения с Брэдли. В тусклом свете дорожного фонаря загадочно мерцала жемчужина, оправленная рубинами и золотом. Приподняв по-скоморошьи шляпу, грабитель усмехнулся и передал кольцо главарю, а тот спрятал драгоценность куда-то под рваное пальто.

— Не долго вам придется вкушать плоды своих злодеяний, — произнесла Ромэйн, призвав на помощь всю свою отвагу. — Я еще полюбуюсь, как вас вздернут.

— Еще никому не удавалось поймать Артея Даффи, милашка. И никому не удастся, — и он стал отдавать команды своим подельникам.

Трое грабителей оседлали лошадей, привыкших к своей нелегкой деятельности, и окружили девушку. Поводья ее лошади были в руках главаря, и Ромэйн могла двигаться только за его гнедой кобылой. Оглянувшись назад, девушка увидела, что двое бандитов остались сторожить Брэдли и Скрибнера, который едва держался на ногах. Наносная отвага покинула Ромэйн, она испугалась, что больше никогда не увидит Брэдли, предполагая единственную причину, по которой разбойники разлучили их. Очевидно, налетчики собирались убить их обоих, но в разных местах, чтобы сбить с толку власти.

Как раз в это время Монткриф взглянул на нее; Ромэйн подозревала, что это его прощальный взгляд. Из-за игры света и тени выражение его лица было неразличимо, но девушка сердцем чувствовала, как горячо он переживает крушение их надежд. Его решительно разведенные плечи свидетельствовали о норове, пробуждения которого в данный момент Ромэйн не желала всеми силами своей души. Девушка опасалась, что справедливое выражение гнева ни к чему не приведет, потому что жизнь их висела на волоске.

Бандиты миновали поворот дороги. Ветви деревьев и ненастные сумерки скрыли карету, брошенную на произвол судьбы. Раздался резкий выстрел, и сердце Ромэйн замерло. Вскоре последовал второй выстрел.

— Нет! — вскричала девушка.

Отзвуки пальбы растворились в ночи.

Даффи направил свою кобылу по неровной дороге, за ним трусила лошадка Ромэйн. По щекам девушки катились слезы, и она их даже не вытирала. Когда двое разбойников, оставленных у кареты, присоединились к шайке, Ромэйн не сдержалась и послала им проклятия. Бандиты расхохотались. Девушка не могла смотреть в сторону подонков, но не слышать их ликующих голосов она не могла, то было не в ее власти.

Брэдли умер, скоро та же участь постигнет и ее. Ужас овладел Ромэйн: она понимала, что ее смерть не будет такой же быстрой и легкой, как кончина Брэдли.

Внезапно раздался выстрел, и кто-то из негодяев громко вскрикнул от боли. Ромэйн изумилась, увидев, что один из разбойников свалился с лошади. Воздух сотрясался от ругательств. Бандиты направили коней к обочине дороги, где можно было скрыться в тени деревьев, и девушка поняла, что кто-то стрелял по разбойникам и этот кто-то мог стать ее союзником.

— Помогите! — закричала Ромэйн. — Они похитили меня!

— Закрой рот, женщина, — прорычал Даффи и прицелился в нее.

Девушка едва не выпала из седла. Главарь обрушился на нее с грязной руганью, и, подтянувшись, она заняла прежнее положение. После этого разбойник дернул за поводья, и кляча Ромэйн оказалась за деревьями, которые надежно скрывали бандитов от преследователя.

Даффи шепотом отдавал приказания своим людям. Пристально вглядываясь в темноту, Ромэйн поняла, что на противоположной стороне дороги происходит какое-то движение. Она молила Бога о спасении и боялась, что ей все мерещится, а на самом деле лишь ветер колышет ветви деревьев.

Даффи скомандовал — и раздался залп. В воздухе запахло порохом. От едкого дыма девушка закашлялась и едва успела пригнуться к шее лошади, когда в ответ на огонь бандитов раздался одиночный выстрел. Даффи пронзительно крикнул. Ромэйн не стала тратить время на то, чтобы выяснить, куда его ранило. Она подъехала к бандиту, выдернула поводья из его слабеющих рук и пришпорила лошадь.

Девушка стрелой пронеслась мимо ошеломленных разбойников и вылетела на дорогу, чувствуя, что каждую секунду может получить пулю в спину. Сзади послышались крики, и Ромэйн, с одной стороны, вынуждена была понукать лошадь скакать быстрее, а с другой — сдерживать и направлять ее, так как копыта несчастного животного вязли в едва схваченной морозом грязи. Девушка совершенно не ориентировалась и не знала, куда править, ее единственным желанием было вырваться из рук бандитов.

Похлопывая рукой по шее лошади, отважная наездница направила ее в сторону негустой рощицы на противоположной стороне дороги. Внезапно перед ней выросла каменная стена. Лошадь встала на дыбы, отказываясь брать препятствие, и Ромэйн, не удержавшись в седле, перелетела через голову животного.

Удар от падения был очень сильным. Ромэйн услышала звук рвущейся ткани, но состояние собственного гардероба ее совершенно не интересовало. Едва она перевела дух, как услышала топот. Времени не было даже на то, чтобы отдышаться. Если ее снова схватят, шансов спастись у нее не будет. Надо удирать. Ромэйн напряглась изо всех сил, чтобы заставить себя подняться на ноги, и вдруг сильные, тяжелые руки обхватили ее за плечи. Крича, она принялась отбиваться от нападавшего, но силы были не равны. Ее подняли за шкирку и прислонили к огромному валуну. Потом приказали: «Ложись!».

Ромэйн медленно повиновалась, не сводя взгляда с незнакомого мужчины. Его рыжие волосы и бакенбарды заиндевели. Ромэйн могла поручиться, что среди разбойников этого человека не было. Но, сообразив, что он может быть членом соперничающей шайки, которая охотится на своих конкурентов, девушка отшатнулась.

— Кто вы? — прошептала она.

Мужчина втоптал ее разорванную шляпу в грязь, а саму Ромэйн прижал к земле.

— Оставим эти тонкости для более подходящего случая. Сейчас нам надо спасать свои шкуры.

— Вы шотландец!

— Если только вы не такая пробкоголовая, как кажетесь, — сиплым голосом, в котором слышался сильный акцент, пробормотал незнакомец, — вы озаботитесь этими подробностями позже.

Ромэйн, кивнула. Она понимала, что, должно быть, выглядит глуповатой, но была так напугана, что разум и в самом деле почти покинул ее. Всматриваясь вдаль сквозь снеговую завесу, Ромэйн вздрогнула от страха, услышав ружейный выстрел. Совсем близко от них что-то лязгнуло и отскочило от валуна. Спутник ее зло выругался, поднял пистолет и прицелился. Выстрела такой силы Ромэйн не доводилось слышать никогда. Она инстинктивно прижала ладони к ушам, но даже так услышала испуганное ржание лошади.

— Вы не ранены? — спросил рыжеволосый, перезаряжая ружье.

— Нет, просто испугалась.

Девушка ни словом не обмолвилась о том, что она страшится, что убили ее жениха. Сейчас нужно думать только о том, как бы выжить. Только в этом случае она сможет помочь Брэдли и Скрибнеру… если это еще возможно.

Незнакомец улыбнулся.

— Вы были бы совсем глупышкой, если бы не испугались, — сказал он и, глядя в направлении деревьев и каменной гряды вдоль дороги, добавил: — Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок.

— Нет.

— Я не могу нести вас на себе и спасать наши жизни одновременно.

— Я же сказала, со мной все в порядке.

Если бы Ромэйн не была так раздражена его словами, она бы поразилась сама себе: как можно сердиться на человека, который спасает тебя от издевательств и смерти.

— Вы девушка с характером. Должен вам сказать, что когда я переполошил ваших бывших компаньонов, я не знал, убегаете вы от них или ваша лошадь просто понесла.

Ромэйн принялась было ему объяснять, что произошло, но незнакомец сделал знак рукой, чтобы она замолчала. Ромэйн притаилась возле своего спутника и почувствовала, как холод стремительно пробирается сквозь разорванное пальто. Рыжеволосый шептал какие-то непонятные слова, но ей было безразлично, на каком языке он говорил: на гэльском ^[3] или даже на французском — лишь бы он ее не бросил и спас от разбойников.

— Они хотят окружить нас, — прошептал незнакомец. — Надо выбираться отсюда, пока они не поняли, что нас не очень много.

— Не очень много? — В голосе Ромэйн прозвучала робкая надежда. — У вас есть соратники?

Мужчина мягко улыбнулся:

— Только один.

— Где же он?

— Она. Это вы.

Надежды Ромэйн рассеялись, как дым.

— А их шестеро.

— Сейчас — только четверо.

— Вы убили двоих? — ужаснулась девушка.

— Это вас беспокоит? Подумайте, о ком вы волнуетесь… Только безмозглые дураки собираются в такие шайки. Мы должны перехитрить их. Обладая хотя бы каплей здравого смысла, вы с неизбежностью поймете, что я могу дать вам шанс спастись; что же касается меня, то, уверяю вас, я no-сообразительнее, чем эти слабоумные грабители.

— Вынуждена верить вам на слово.

Незнакомец усмехнулся:

— Если бы я знал, что вы такая мегера, то не стал бы спасать от бандитов. Вы были бы наградой воина. Я… — выстрел заглушил его слова. — О черт! Они более настойчивы, чем я предполагал. Вы что, изнемогаете под тяжестью драгоценностей? В чем причина их пристального внимания к вам?

— Они украли у меня кольцо, — голос Ромэйн жалобно дрогнул, но она продолжала: — Это все ценности, которые у меня были.

— Оставайтесь здесь, — приказал рыжеволосый и исчез за валуном раньше, чем девушка смогла спросить, что он собирается делать. Выглянув из-за камня, она увидела, что ее освободитель крадется вдоль другого ряда камней к серой лошади, стоящей на снегу. Незнакомец вынул что-то из сумки, притороченной к седлу, спрятал это что-то под пальто и двинулся было назад, но помедлил и стал что-то нашептывать лошади.

Ромэйн не могла скрыть любопытства. Что, черт возьми, он делает рядом с лошадью, когда из-за каждого дерева ему угрожает смерть?

Внезапно кто-то напал на нее и закрыл ей рукой рот. В ужасе, краем глаза Ромэйн увидела, что один из бандитов, держа ее одной рукой, другой целится в ее спасителя. Ромэйн извернулась и впилась зубами в палец налетчика. Разбойник закричал от боли и отдернул руку. За это время ее избавитель успел перелезть через каменную стену и нанес неожиданный удар бандиту. Раздался еще один выстрел. Ромэйн нагнулась и съежилась, ожидая смерти. Вдруг она услышала настойчивый голос рыжеволосого:

— Вставайте. Надо поторапливаться, а то вдруг у остальных головорезов пороха больше, чем мозгов.

Как бы в подтверждение сказанному раздался выстрел. Пока Ромэйн перелезла через низкую каменную стену, незнакомец прикрывал ее сзади. Затем он поспешил к лошади. Девушка старалась не отставать. Ветер сбивал ее с ног; сапожки на тоненькой подошве изорвались об острые камни, припорошенные снегом. Что-то просвистело возле самого ее уха, и Ромэйн вскрикнула.

— Черт! — выругался ее спутник, перезарядил пистолет и выстрелил в темноту. — Они никогда не были так настойчивы. Чего они хотят от вас?

Он ощупал Ромэйн взглядом, и девушка невольно поежилась: глаза его были холоднее льда. Положив руку на плечо Ромэйн, незнакомец подтолкнул ее к лошади.

— Не думайте, что ваше очарование, мисс, всесильно. Они без труда добудут себе безотказную девушку, а заодно и стаканчик эля в любой деревушке. От вас они хотят чего-то другого.

— У меня ничего нет, — прошептала Ромэйн.

Рыжеволосый вытащил нож и обрезал ремни, которыми дорожные сумки крепились к луке седла. Швырнув их в сторону валунов, он сказал:

— Если жадность заставит наших преследователей остановиться, чтобы обшарить сумки в поисках добычи, это позволит нам выиграть время и спрятаться от них.

Незнакомец взялся за поводья и двинулся вперед, прячась в тени деревьев.

— Поторапливайтесь, у нас мало времени, — прошептал он.

— Куда вы меня ведете? — задыхаясь и оглядываясь назад, спросила девушка.

Он схватил ее за руку и притянул к себе;

— Какое это имеет значение, если вы живы?

Глава 3

Безлунные ночи — наилучшее время для любовников и шпионов, — думал Джеймс Маккиннон, с трудом продираясь сквозь непогоду. Для него нынешняя ночь стала наихудшим временем: вместо того чтобы заниматься своим делом, он вынужден был прийти на помощь женщине, которая сейчас брела рядом с ним. Ах, если бы она выбрала любую другую ночь, только не эту…

Еще несколько часов назад Джеймс был близок к тому, чтобы сцапать свою жертву. Его люди выследили добычу, и ему оставалось только нанести последний, решающий удар и сделать это до того, как неизвестный ему пока человек отдаст Англию в руки любителей лягушачьих лапок и их императора за горсть золотых монет. У Джеймса был приказ не допустить осуществления сделки, цена которой — будущее его страны.

Сильный порыв ветра едва не повалил женщину на землю. Маккиннон инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать ее, и выругался: резкая боль пронзила локоть и ударила в плечо. Боль и интуиция подсказывали ему, что в стычке с разбойниками он повредил руку. Но это еще не самое худшее. Самое худшее заключалось в том, что его добыча ускользнула, растворилась в темной шотландской ночи. Месяц работы — коту под хвост.

Джеймс услышал жалобный стон и оглянулся. Сражаясь с сильными порывами ветра, девушка почти выбилась из сил. Как завороженный, Маккиннон смотрел на прелестные очертания женского тела под накидкой с меховой опушкой, которую ветер безжалостно обмотал вокруг изящной фигурки. Он гадал, каким образом эта женщина, явно не здешняя (одежда ее была не ручной выделки и далеко превосходила по стоимости те суммы, которые бы могла позволить себе потратить на платье дочь крестьянина), оказалась в руках людей Даффи.

Девушка изо всех сил старалась не отстать от своего спутника, и он взял ее под руку. Джеймс закутал ее в свой черный плащ, сомневаясь, однако, что даже толстая шерсть сможет уберечь это хрупкое создание от безжалостных порывов ветра. Лицо Маккиннона запорошило снегом, ветер свистел в прорехах пальто. Слышно было, как стонали и трещали голые ветви деревьев. Когда путники пересекали поле, девушка споткнулась и упала в замерзшую борозду, а он не смог помочь ей удержаться на ногах.

— Надеюсь, что все эти негодяи нашли свою погибель, — простонала девушка, поднимаясь и потряхивая левой рукой.

Джеймс ухватил ее за запястье и убедился в том, что рука обнажена.

— Где ваша перчатка, мисс?

— Они забрали ее тогда же, когда отобрали кольцо, — и Ромэйн одарила своего спасителя такой улыбкой, какая могла бы привести в смущение и человека, в котором мужчина был выражен меньше, чем в Джеймсе Маккинноне.

Вместо того чтобы отчитать спутницу за головотяпство, он вытянул вперед руку.

— Возьмите мою. — И с досадой в голосе добавил: — Стаскивайте, я не могу сам: правая рука не действует.

Даже в сумерках угрюмой непогоды Джеймс увидел, как расширились глаза женщины.

— У вас сломана рука? — пролепетала она так тихо, что ему пришлось напрячься, чтобы в завывании ветра расслышать ее слабый голос.

— Молю Бога, чтобы не было перелома, но боль очень сильная.

Наконец вдали у разрушенной каменной стены показалось плотное темное пятно, и Маккиннон понял, что находится недалеко от хижины, где, согласно уговору, должна была произойти его встреча с Камероном. Его соратник, несомненно, с удовольствием посмеялся бы над ночными злоключениями Джеймса, но, если они не схватят этого проклятого предателя, ни одному из них не будет смешно.

Женщина взяла его под левую руку, и Маккиннон понял, что она хочет ему помочь. Должно быть, в ней значительно больше силы, чем заставляют предполагать ее изящные формы. Встреча с упрямой женщиной — это худшее, что могло произойти с ним после отъезда из Струткоилла. Это даже хуже, чем сломанная рука.

Маккиннон взмахнул здоровой рукой.

— Нам надо двигаться в этом направлении, — сказал он сначала по-шотландски и лишь затем, видя, что спутница не понимает, по-английски.

Ромэйн кивнула и покорно пошла за рыжеволосым по направлению к каменной стене.

— Где мы находимся?

— На главной дороге, ведущей с юга к Колдстриму.

— С юга к Колдстриму??

— Не хотите ли вы сказать, что не имеете представления, где находитесь? Как долго вы пробыли у бандитов?

Последнее словно он сначала произнес на шотландском, и она, конечно, не поняла. Джеймс не мог сдержать улыбку: строй речи женщины указывал на ее происхождение так же точно, как его собственный акцент на его национальность. В этой женщине он не только распознал англичанку, но понял, что она выросла и воспитывалась в графстве Йоркшир.

— С ними я пробыла недолго, но думала, что мы находимся в Англии.

— Добро пожаловать в Шотландию, — устало улыбнулся нечаянный спутник Ромэйн. — Должен уверить вас, что вы увидели страну не в самую прекрасную пору. Никаких признаков того, что дождь скоро кончится, нет, поэтому, полагаю, самое мудрое, что мы можем сделать, — это остановиться здесь.

— Остановиться? Но где?

Джеймс указал на черную тень, которая при приближении к ней оказалась разрушенной хижиной.

Под слоем снега, образуя причудливый рисунок на каменной кладке, разросся мох. Три бревна с разных сторон подпирали крышу. Внутри было темно, но убежищем от коварного ветра хибара служить могла.

— Здесь мы сможем найти приют, — продолжал рыжий шотландец. — Входите. Нам осталось сделать всего несколько шагов.

Девушка не шелохнулась, и ее спутник повторил:

— Это хлев… хижина… входите. Мне кажется, буря крепчает.

Ромэйн потуже закуталась в разорванную накидку и пригнула голову, чтобы защитить лицо от ветра. Поверх собственного одеяния ее коконом укрывал плащ спутника.

Путники направились к хижине. Каждый шаг давался с трудом и был изощренной пыткой. Маккиннон стиснул зубы, чтобы не издать постыдного стона: даже его выносливый организм сдавал.

Постройка оказалась значительно просторнее, чем он предполагал. Заметив, что дверь заклинило, Джеймс тихо выругался. Опередив женщину, он приналег и был с силой отброшен в снег обратным движением двери. Но путь был свободен.

— Уверены ли вы, что там мы будем в безопасности? — стараясь перекричать свист ветра, спросила девушка.

— Во всяком случае, это безопаснее, чем умереть от холода или найти свой конец в неизвестной могиле с помощью мальчиков Артея Даффи.

В голове Ромэйн завертелся рой самых неприятных мыслей, и ужас отразился на ее лице.

— Откуда вы знаете его имя? — Ромэйн отпрянула назад и прижалась спиной к стене. — Вы что… один из них?

Господи, спаси и помилуй! Не хватало ему еще ее страхов.

Рыжеволосый вцепился девушке в плечо и втолкнул ее внутрь. Захлопнув дверь, он принялся ей выговаривать:

— Неужели они стали бы стрелять в своего?

— Тогда… кто вы?

Вместо ответа шотландец всмотрелся в темноту, пеленой повисшую в хижине. Он прислушался, но не расслышал ничего, кроме стонов ветра в прорехах крыши, подобных тягучим жалобам шотландской волынки.

Снег таял на их одеждах и каплями падал на настил из соломы, покрывавшей пол. Морщась от неприятного запаха гнили и плесени, Джеймс выругался, когда льдинка, упавшая с крытой соломой крыши, попала ему под рубашку и, плача, потекла по позвоночнику.

— Мы не можем оставаться здесь, — сказала Ромэйн. Страх на ее лице уступил место брезгливости. — Это не лучше конюшни.

— Но лучше быть здесь, чем умереть от холода или встретиться с Даффи.

— Но я не могу находиться здесь, — пустилась в объяснения Ромэйн, — в то время как Брэдли мучается неизвестно где, — добавила она чуть слышно.

Джеймсу показалось, что девушка всхлипнула.

— Сейчас вы не в силах помочь Брэдли, кто бы это ни был — он или она. Для начала нам надо развести огонь.

Однако и в темноте Маккиннону удалось схватить женщину за руку и рвануть на себя. Ромэйн уперлась незнакомцу в грудь, и лицо его исказила гримаса. Неожиданно Ромэйн вслух произнесла ругательство, вертевшееся у нее на языке. Джеймс был поражен.

— Не надо на меня стряхивать снег со шляпы, — резко бросила ему женщина и… чихнула. Маккиннон смахнул снежинки с ее дерзко вздернутого носика и провел ладонью по замерзшей скуле. Он удивился еще больше, когда обнаружил, что потоки соленых слез вовсе не орошают нежную кожу ее щек. Девушка не отстранилась, и пальцы Джеймса ощутили то, чего не разглядели его глаза: трепет густых женских ресниц и теплое дыхание. Маккиннон дотронулся до ее губ и подбородка, откинул роскошные шелковые волосы и обнажил маленькое ушко. Если он не ошибся, у женщины были светлые волосы.

— Довольно, — прошептала Ромэйн.

— Если вы желаете…

— Пожалуйста, не будьте слишком добры ко мне. Я знаю, что вы хотите утешить меня, но ваша доброта может только лишить меня стойкости и присутствия духа.

Ромэйн подняла голову, чтобы заглянуть в лицо своему спасителю, а он не видел ничего, кроме темных очертаний ее фигуры в черной ночи.

Джеймс чуть не разразился смехом. Какой надо быть наивной девочкой, чтобы вообразить, что он, стоя вплотную к ней, собирается ее утешать. Опытные пальцы поведали ему, что классической красотой его спутница не обладает, что упрямство, звучащее в ее голосе, отразилось и в чертах лица, но эта девушка, входя в гостиную, несомненно вызывает жадные взоры мужчин и завистливые взгляды женщин.

Изгнав из голоса нотки восхищения, Джеймс сказал:

— Я знаю, что вы напуганы, мисс. Страх вы можете отбросить, но церемониться с вами я не намерен. Я буду честен и прям с вами. Более безопасного места, чем это, нам сейчас не найти.

— Я понимаю.

— Хорошо. Где-то должна быть лампа. Вы не могли бы поискать ее?

— Где?

— Понятия не имею.

Джеймс слышал, как женщина отошла от него на пару шагов, затем раздался странный шум.

— Что, черт возьми, там происходит, мисс?

— Я упала, — всхлипнула англичанка.

Джеймс не стал медлить. Протянув в сторону левую руку, он нащупал на полке маленькую коробочку и усмехнулся. Рядом с коробочкой обнаружилась небьющаяся лампа. Находки подтвердили его предположение, что постройка, в которой они находились, служила убежищем пастуху и его стаду.

Отчаянные и жалобные всхлипы женщины вынудили Маккиннона открыть коробочку. Зажав в руке кусочек металла, он высек огонь и зажег лампу. Хижина озарилась неожиданно ярким светом. Щурясь, Маккиннон отметил, что помещение оказалось значительно более запущенным, чем ему показалось вначале. Мебели — никакой. Сломанные стропила напоминали о том, что раньше наверху был чердак; к несчастью, здесь не было даже намека на камин или печь, так что с надеждой погреться у очага надо было проститься.

Женщина поднялась на ноги и отпихнула крюк, за который зацепилась в темноте. Она резко повернулась к Джеймсу и, ни мало не смущаясь, уставилась на него. По плечам ее струились золотые волосы.

Он хорошо знал, какое зрелище откроется взору молодой женщины; космы рыжевато-коричневых волос падают на орлиный нос и сурово очерченный рот. Плечи его темно-коричневой куртки были усыпаны порохом, бесполезная правая рука безжизненно повисла. Видневшаяся из-под пальто грубая Деревенская одежда выпачкана глиной и грязью. Изношенные сапоги обхватывали ноги в грубых серых шерстяных носках.

Маккиннон взглянул на девушку прямо и искренне. Любоваться ею можно бесконечно. Чувствительные пальцы не обманули его: локоны, спускавшиеся вдоль прелестного лица в форме сердечка, делали ее похожей на фею, сошедшую с обложки детской книжки. Ее чистые, лучистые голубые глаза таили чувства, глубину которых не под силу было измерить смертному мужчине. При этом твердая линия губ и упрямый подбородок предупреждали о воле, которая не уступила бы его собственной.

Их взгляды скрестились, и в ее глазах он заметил отражение усталости и боли, ценой которых ему давалось каждое движение.

— Подержите лампу, мисс, — попросил Маккиннон, — а я проверю, крепко ли закрыта дверь.

— Есть ли еще масло? — спросила девушка, принимая лампу из его рук.

— Жестянки с маслом я нигде не заметил, но, если нам повезет, много не понадобится.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — предложила Ромэйн.

Джеймс собирался отказаться, но его собственное тело предало его. Он обессиленно сполз по стене. Судорога пробежала по всему телу, в глазах потемнело. Маккиннон глубоко вздохнул. Он насмешничал над женщиной, когда та не могла отдышаться после преследования бандитов, но она доказала, что может справиться и со страхом, и с болью. Теперь его черед.

Ромэйн бережно поддерживала своего спасителя, пока он не опустился на холодный пол. Борясь с собственной слабостью, Маккиннон заметил, что женщина опустилась на колени рядом с ним.

— Спасибо, — вымученно поблагодарил он. — Проклятый разбойник! Он чуть было не надул меня, когда подкрался к вам и заткнул вам рот, а я чуть было не оказался в засаде. — Лицо рыжеволосого стало жестким, на губах заиграла победная ухмылка. — Не придется ему больше шнырять по дороге в поисках добычи.

— Вы спасли мне жизнь, — прошептала Ромэйн. — Я должна отблагодарить вас.

— Я и впрямь спас вашу шкуру, — намеренно грубо отозвался Маккиннон, пытаясь сесть прямо.

Ромэйн бросилась ему на помощь, от которой он отказался.

— Ваша правая рука, может быть, действительно сломана, — прошептала девушка.

— Для того чтобы определить это, достаточно бросить на нее беглый взгляд, — процедил рыжеволосый. — Нет ли у вас чего-нибудь, чтобы перевязать руку?

— Бандиты выпотрошили весь мой багаж, когда напали на карету.

— Может быть, что-нибудь другое?

Повернувшись спиной к спутнику, девушка откинула грязную полу пальто. Обернувшись через плечо, она сказала:

— Я бы просила вас отвести глаза, сэр.

— Неужели мужчине, который спас вашу жизнь и страдает от боли, вы откажете в удовольствии созерцать ваши прелестные лодыжки?

— Джентльмены так себя не ведут.

— Вы правы, но я не джентльмен, — Маккиннон крепко сжал губы. — И мне безразлично, даже если вы разденетесь донага прямо здесь, передо мной. Дайте же мне что-нибудь, чтобы я мог перевязать плечо и не повредить руку еще сильнее.

Выслушав его грубость, Ромэйн вспыхнула и отвернулась. Глядя на ее обиженно приподнятые плечи, Маккиннон понял, что с этой девушкой нельзя обращаться так грубо. Она может сломаться, как ветки деревьев под непомерно тяжелым слоем снега.

Через минуту Ромэйн повернулась к раненому. В руках у нее был шелковый чулок.

— Вам уже когда-нибудь доводилось вправлять плечо? — спросил он.

— Нет.

— Да вы просто избалованная английская мисс, как я погляжу, — обрушился он на женщину.

— Неправда.

Шотландец фыркнул, выражая несогласие и презрение, и поморщился.

— А что вы сделали? Удрали от разбойников на бешеной скорости в незнакомый лес? Не удивительно, что лошадь сбросила вас, когда вы пытались преодолеть стену. Бандитам даже не стоило связываться с вами. Вы с вашими дурацкими выходками представляете серьезную опасность для самой себя и тех, кто находится рядом с вами.

— Если вы объясните мне, что я должна делать, — отрывисто выдохнула девушка, — я изо всех сил постараюсь вправить вам плечо. Даже избалованная английская мисс понимает, что нужно оказать помощь человеку, оказавшемуся в беде.

Джеймс кивнул, пропустив ее саркастическое замечание мимо ушей.

— Постарайтесь только, чтобы ваши усилия не нанесли мне еще большего увечья. Доктор может осмотреть меня только завтра. — Маккиннон помедлил и спросил: — Вы справитесь?

— Я постараюсь.

Джеймс со скрытым восхищением следил за девушкой, которая с готовностью выполняла его указания. Сначала она нашла палку и разломала ее на две части, приблизительно равные по длине его предплечью. Потом Маккиннон прижал левую руку к полу и закрыл глаза: Ромэйн в это время вправляла ему кость. Слава Богу, кость была только смещена. Он бы улыбнулся такому везению, если бы не страдал от невыносимой боли. Сквозь стиснутые зубы Маккиннон выдавил из себя:

— Постарайтесь перевязать руку сильно и крепко, так, чтобы кости не дребезжали, мисс…

— Смитфилд.

— Смитфилд — мисс или миссис? — спросил Джеймс, припоминая, что на левой руке у нее остался след от кольца, украденного грабителями.

— Леди Ромэйн Смитфилд.

Услышав это, раненый забыл даже о боли, мучавшей его. Джеймс воззрился на девушку и с придыханием повторил ее имя. Дураком он был, когда подумал, что худшее, что могло случиться этой ночью, уже позади. Что делает эта женщина в Нижних Землях? Внучка герцога должна сейчас нежиться в тепле в одной из уютных комнат, перед огромным камином.

— Мы что… встречались? — спросила Ромэйн, в замешательстве от его реакции.

— Уверен, что, будь это так, я бы не забыл этого, — ответил Маккиннон, к которому вернулись спокойствие и самообладание, и продолжал: — Даже если бы запамятовали вы. Я Джеймс Маккиннон из Струткоилла.

— Из Струткоилла?

— Это местечко, расположенное примерно в одном лье отсюда.

Больше он не прибавил ни слова; Ромэйн в это время перевязывала ему предплечье вторым чулком. Стараясь завязать чулки узлом, она слегка надавила Маккиннону на плечо, и у него вырвался стон.

— Извините, пожалуйста, — выдохнула девушка.

— Это не ваша вина, — мягко ответил он. — Проклятая рука болит сильнее, чем имеет право. — И, глядя мимо Ромэйн, он вздохнул: — Черт бы подрал мои глаза! Ужасный ход событий!

Ромэйн собралась было ответить, но Джеймс внезапно зажал ей ладонью рот. Ему почудилось, что к завыванию ветра добавился шум чьих-то шагов. Ромэйн наклонилась и достала у него из-за пояса пистолет. Раненый усмехнулся. Но когда он протянул руку, чтобы забрать у женщины оружие, она, стоя на коленях, уже целилась в дверь.

— Ромэйн, — в отчаянии прошептал Маккиннон.

Дверь отворилась, и рыжий шотландец выругался. Когда она нажимала на курок, ему все же удалось схватить ее за запястье. Рука ее дрогнула — и пуля угодила в потолок.

— Майор Маккиннон, почему, черт побери, вы стреляете в меня?

Увидев рядом с Джеймсом женщину, пожилой коренастый человек, появившийся в дверном проеме, проглотил остальные слова, готовые вот-вот сорваться с языка.

Холодно и спокойно, как будто английская леди, постреливающая из его пистолета, пока он мучается болью в сломанной руке, перевязанной ее шелковыми чулками, — обычное дело, Джеймс ответил:

— Я подумал, что вы сбились с пути в эту бурю, Камерон.

— Нет, ма… — побелевшие от инея щеки вошедшего вспыхнули.

— Вы можете договорить до конца, что хотели, — сказал Маккиннон, не будучи уверен точно, кто его сейчас раздражал больше — Камерон или женщина, которая смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами. — Она не глухая, из чего следует, что она вполне поняла то, о чем вы уже проговорились, — и, криво усмехнувшись, Маккиннон прибавил: — Леди Ромэйн Смитфилд, позвольте представить вам сержанта Фергуса Камерона.

— А вы — майор Джеймс Маккиннон, не так ли? — уточнила Ромэйн.

— Будет лучше, если вы воспримите меня вне воинского звания, просто Джеймс Маккиннон, житель Нижних Земель.

— Я не понимаю.

Девушка вновь занялась завязыванием узелков на его руке. Каждое ее движение вызывало у Джеймса мучительную боль.

— Вам и не следует понимать ничего, кроме того, что Камерон и я находимся здесь, в Шотландии, по делам, связанным с безопасностью страны.

— Чтобы положить конец бесчинствам разбойников?

— Об этом даже думать не стоит.

Ромэйн отошла в тень и сморгнула слезы, грозившие пролиться в изобилии и выдать ее горе. Джеймс Маккиннон, должно быть, воображает себя героем, потому что спас ее, но он появился слишком поздно, чтобы спасти и Брэдли.

Разговор между Джеймсом и толстяком, которого Ромэйн чуть не пристрелила, проходил в ее присутствии. Властные нотки, звучавшие в голосе Маккиннона, натолкнули ее на мысль, что он вовсе не йомен ^[4], за которого себя выдавал. Он был военным. Именно военное искусство помогло ему освободить ее из рук шести вооруженных конных бандитов.

Поведав сержанту, что с ним произошло, Маккиннон повернул голову в сторону девушки, и Ромэйн почувствовала на себе холодный взгляд его зеленых глаз. Она поежилась и опустила глаза, размышляя, не обладает ли он, подобно котам, способностью видеть то, что недоступно взору обыкновенных мужчин.

Как хотелось Ромэйн оказаться дома, в Вестхэмптон-холле! Неожиданно тяжкий стон вырвался из самой глубины ее сердца. Ах, Брэдли, где же ты?! Если бы они не отправились той злосчастной ночью в Шотландию, может, Брэдли и удалось бы уговорить дедушку благословить их брак. Ромэйн уже готова была разразиться истерикой, но прислушалась к внутреннему голосу и взяла себя в руки. Она из рода Смитфилдов. Она должна быть сильной. Ей следует всегда выбирать прямой путь и вершить добрые дела.

— Сегодня нам не удастся выйти на его след, — услышала девушка слова Джеймса, вернувшись в печальную реальность. — Я уверен, что он где-то отсиживается.

— Дорога ведет в Англию, — ответил Камерон.

— Но он не покинет Шотландию, пока не завершит здесь свою работу.

Джеймс слегка похлопал себя по карману куртки, и довольная улыбка согнала гримасу боли, которая казалась въевшейся в его лицо. Ромэйн сразу вспомнила, как рыжеволосый шотландец вытащил что-то из сумки, притороченной к седлу лошади, и спрятал у себя под курткой, но она даже не могла предположить, что это может быть. Между тем Маккиннон продолжал:

— А мы убеждены в том, что закончить работу он не сможет.

— Но если встреча произошла сегодня…

— Будем надеяться, что буря помешала этому, — отозвался Джеймс, после чего перешел на шепот: — Камерон, нам понадобится помощь. Мою лошадь пристрелили, а твой жеребец не вынесет троих. Отправляйся в Струткоилл за подкреплением.

— Я мог бы взять с собой леди. — Сержант бросил стыдливый взгляд на Ромэйн, и щеки его покрылись нежным румянцем.

— Она останется здесь, — ответил майор, не дав девушке и рта раскрыть, — я боюсь, как бы она не замерзла до смерти. — Джеймс выставил вперед перевязанную руку и продолжал: — Она великодушно пожертвовала мне свои чулки, и теперь на ногах у нее остались только лайковые туфельки. Захвати с собой несколько плащей потеплее и пару прочных сапог.

Приземистый сержант кивнул и растворился в непогоде. Дверь за ним оглушительно захлопнулась, и эхо отозвалось во всех углах внезапно утихшей хижины.

Ромэйн встала. Потирая руки, подошла к двери и тут же поспешно отпрянула: пронизывающий ветер рвался во все щели ветхой лачуги.

— Камерон вернется через несколько часов, — сказал Джеймс.

Стоя к собеседнику спиной, Ромэйн отчеканила:

— Майор Маккиннон, я вовсе не являюсь одним из ваших солдат.

— Зовите меня просто Джеймсом. Мне бы не хотелось, чтобы вы совершили ту же ошибку, что и Камерон.

— Мне будет приятно, если впредь, прежде чем принять решение, вы поинтересуетесь моим мнением.

— В общении со мной вы можете оставить великосветский тон, леди Ромэйн.

Озадаченная тем, что Маккиннон взял за правило обращаться к ней по имени, девушка обернулась и увидела, что ее спутник пытается встать. Он тяжело дышал, привалившись к стене. Только сейчас Ромэйн заметила, что, будучи выше Брэдли, Джеймс, пожалуй, был одних с ним лет.

Увидев, что брюки Маккиннона запачканы кровью, девушка вскрикнула:

— Вы ранены!

— Царапина, не более того. Пуля угодила в лошадь.

Осторожно обхватив левой рукой больную правую, Джеймс обратился к Ромэйн:

— Если вы будете столь любезны, что перезарядите пистолет, мы обретем относительную безопасность до возвращения Камерона. Правда, здесь не очень уютно и, боюсь, едва ли теплее, чем в лесу.

Взяв пистолет, девушка шепотом спросила:

— За кем бы вы сейчас охотились, не будь схватки с бандитами?

— Пожалуйста, не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить.

— Не можете или не хотите?

Улыбка стерла суровые морщины с лица Маккиннона, но взгляд его зеленых глаз напомнил девушке, что обольщаться не следует.

— Что вас больше устроит, леди Ромэйн.

— Меня мало беспокоит, чем вы занимаетесь. Мне бы просто хотелось покинуть это место и знать, что наглые головорезы схвачены. Я расскажу о них в ближайшем же населенном пункте.

— Вы не в Лондоне. — Улыбка Маккиннона была холодна, как лед. — Вы сразу же обнаружите, что здешние блюстители порядка весьма вялы и нерасторопны, когда речь идет о разбойниках с большой дороги. Мерцание золота способно ослепить даже их.

— Это неправда!

Вместо ответа раненый оперся о ее плечо и направился в другой угол хижины, где они сидели до прихода Камерона. Любое неосторожное движение — и Маккиннон мог потерять равновесие. Этого Ромэйн боялась больше всего. Несмотря на то что обхождение шотландца оставляло желать лучшего, девушка все время помнила, что именно этому человеку она обязана жизнью.

Устроившись на старом месте, Ромэйн молча перезарядила пистолет. Этим умением она овладела под руководством старого вояки, своего дедушки. А Джеймс если и был удивлен этим, то ничем удивления не выдал. Сидя рядом с девушкой, он подтянул колено и пристроил на него перевязанную руку.

Неожиданно, без всякого вступления он спросил:

— Что вы делаете в Шотландии, в тоненьком пальтишке и никуда не годных ботиночках?

— Мы сбежали. Я и мой жених Брэдли Монткриф.

— Сбежали? — собеседник криво улыбнулся. — Вы что же, не могли подождать еще пару недель, чтобы весна помогла выполнению вашего дурацкого, шутовского Плана?

— Мы хотели пожениться.

— А ваша семья не соглашалась? Или это его родные не считали вас подходящей партией?

Ромэйн взглянула на собеседника исподлобья. Неотесанный мужлан. Грубиян. Не удивительно, что начальство спровадило его из гарнизона в это забытое Богом место.

— Не суйте свой нос в чужие дела.

Пальцы Маккиннона обвились вокруг ее левого запястья и сжались, когда девушка попыталась выдернуть руку. Постепенно из твердых они сделались мягкими и нежными и начали поглаживать ее пальчики. Ромэйн тяжело вздохнула. Странно, что даже легкое прикосновение его руки обдало ее жаром. Девушка подняла глаза, стараясь угадать, какие чувства прячутся в бездонной глубине его зрачков. Но этот человек позволит разглядеть лишь то, что сам же и пожелает ей открыть.

— У ваших несостоявшихся родственников капустные кочаны вместо голов, если они считали вас недостойной их уважения. Ваш Монткриф может считать себя счастливым человеком.

Ромэйн почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Единственное его несчастье в том, что, как я думаю, разбойники убили его.

— Убили? — улыбка сошла с губ Маккиннона. — Даффи не убийца. Обычно он просто стреляет в воздух и уматывает с добычей. Я никогда не слышал, чтобы он кого-нибудь убил.

— Я слышала два выстрела. — Ромэйн взглянула на своего утешителя. — Может быть, это вы стреляли?

— Нет. Я тоже слышал выстрелы. — Маккиннон стер пальцем единственную слезинку, сбегавшую по щеке девушки.

От его неожиданной нежности Ромэйн совсем размякла. Она уткнулась лицом в плечо шотландца и всхлипнула. Джеймс укутал ее в свой плащ, и она ощутила, как резкий запах сырой шерсти обволакивает ее. Он молча гладил ее по плечу. Ромэйн оплакивала Брэдли и свои несбывшиеся надежды. Она старалась не думать о том, как прогневался дедушка, узнав о ее побеге; потому что он ее больше не пустит в дом. Общество также отвергнет ее — мисс с подмоченной репутацией.

Под размеренное биение сердца Маккиннона, как под колыбельную, Ромэйн медленно перешла от ночногокошмара реальности в настоящий сон. Но даже в полудреме она понимала, что встречи с жестокой действительностью не избежать.

Глава 4

Ромэйн очнулась от истошного крика.

Девушка всеми силами старалась избавиться от ночного кошмара.

Брэдли! Бандиты! От одного воспоминания о случившемся Ромэйн бросало в дрожь. Ей мерещился пистолет, нацеленный прямо на нее. Выстрел. Брэдли! Потом сильная рука прижала ее к земле.

— Нет! — взмолилась Ромэйн. — Брэдли! Не трогайте Брэдли!

Но рука все крепче прижимала ее. Когда, сделав глубокий вдох, девушка собрала все силы, чтобы вырваться, она даже не смогла шелохнуться.

До боли знакомый голос приказал: «Замолчи!»

— Что? — задыхаясь, переспросила Ромэйн, боясь, что этот ночной кошмар не отпускает ее. Иначе почему же слова звучат так враждебно?

Ромэйн открыла глаза и в сумраке перед собой увидела лицо с застывшей на нем гримасой боли. Тени искажали линии и сглаживали углы, но девушка узнала человека, державшего ее в своих объятиях.

Взглянув на Ромэйн, Джеймс куда-то перевел взгляд. Девушка попыталась проследить, куда он смотрит, но была ослеплена резким и ярким светом фонаря, который затмил тусклое свечение их лампы. Когда, привыкнув к новому освещению, она стала различать предметы и фигуры и поднялась на ноги, раздался окрик Маккиннона:

— Ромэйн, остановитесь!

Не обращая внимания на приказание, она рванулась и забилась в тонких и немощных руках. Снова и снова шептала Ромэйн имя своей гувернантки. Покидая дом дедушки, леди Смитфилд даже и предположить не могла, что будет так рада встрече с Грэндж.

— Дитя, с тобой все в порядке? — то и дело переспрашивала Грэндж сухим, царапающим голосом.

После бурной встречи компаньонка держалась от Ромэйн на расстоянии вытянутой руки, но старческие глаза ее были полны тепла и нежности.

Потом Ромэйн слабо улыбнулась Тэчеру, дедушкиному конюху. Сапоги и темно-красная ливрея молодого человека были забрызганы грязью, но на его насмешливом лице не было и следа усталости. Всей душой желая поблагодарить юношу, мисс Смитфилд тем не менее сдержалась: Грэндж пришла бы в ярость, если бы увидела, что ее госпожа по-дружески обращается со слугами.

Оглянувшись на Грэндж, девушка произнесла:

— У меня все в порядке, насколько можно говорить об этом при сложившихся обстоятельствах.

— Когда началась буря, я уже стала было опасаться, что мы не найдем тебя.

Ромэйн слегка погладила компаньонку по руке. Грэндж не одобрила бы бурного проявления чувств: не то что бы она была холодна, напротив, ей хотелось быть посвященной во все детали жизни своей воспитанницы, но сухощавая гувернантка никогда не переходила той тонкой грани, которая отделяла ее от Ромэйн. Она частенько напоминала девушке, что внучке герцога следует выбирать друзей только в своем кругу. К счастью, это не мешало Ромэйн считать Грэндж едва ли не самым близким своим другом.

Ромэйн поежилась. Радость свидания с домочадцами на некоторое время заставила девушку забыть о холоде.

Седовласая женщина поджала губы и незамедлительно увела Ромэйн в сторону от того места, где начал медленно подниматься на ноги Джеймс. Худое старческое тело мелко дрожало под тоненьким пальто.

— Мы обшарили окрестности Колдстрима, заглядывая в каждый хлев, в каждый сарай. Я боялась, что мы сами заплутаем. Мы поняли, что ты тоже сбилась с пути. Когда мы увидели слабый свет, пробивающийся сквозь щелку этой халупы, мы решили заглянуть и сюда.

— Да, мы потерялись. — Ромэйн подавила всхлип. — Брэдли так и подумал, что мы сбились с пути. Мы даже не знали, что проехали это местечко.

— Значит… вы не поженились?

— Нет.

Грэндж облегченно вздохнула:

— Значит, мы поспели вовремя. — Но тут компаньонка нахмурилась: — А где же мистер Монткриф?

Ромэйн прошептала:

— Я думаю, он мертв.

— Мертв? — Грэндж перевела недоуменный взгляд на Джеймса. — Что за наваждение? Когда я нашла вашу записку под подушкой (должна сказать, леди Ромэйн, это самое неоригинальное место, чтобы прятать письма), я поняла, что вы решились на побег в Колдстрим с мистером Монткрифом…

— Да, мы сбежали… я имею в виду, что мы действительно собирались пожениться… Мы достигли реки Твид, когда… я имею в виду… — Девушка замялась, вспомнив, о чем предупредил ее Джеймс. Насколько легче было бы ей поведать эту историю, если бы он не входил в число слушателей ее рассказа о несостоявшемся приключении. Но какое ей, собственно говоря, дело до того, что подумает о ней какой-то шотландец, какой-то армейский офицер?

Но тут вмешался сам Джеймс:

— С вашего позволения… Леди Ромэйн и ее попутчики сбились с пути, и на них напала банда разбойников. Их обокрали, и бандиты намеревались похитить леди Ромэйн.

— Дитя мое… — простонала Грэндж.

— Так где же мистер Монткриф? — спросил Тэчер.

Ромэйн произнесла дрогнувшим голосом:

— Боюсь, что они убили Брэдли.

Морщинистое лицо Грэндж превратилось в маску ужаса.

— Убили? Но почему?

— Я не знаю. — Глядя в потолок, сдерживая слезы, Ромэйн прошептала: — Больше я ничего о нем не знаю.

— Дитя, тебе не надо было убегать из дома. Это было просто сумасшествием. Что скажет его светлость, когда ты расскажешь эту историю ему? — Грэндж потуже запахнула пальто, из-под которого виднелся только шерстяной жакет. — Впрочем, сейчас следует беспокоиться не об этом. Боюсь, как бы из-за бури нам не пришлось остаться в этом проклятом Богом месте на вечные времена.

— Грэндж, что бы вы хотели, чтобы я сделал с ним? — спросил Тэчер. — Он отважный малый, может,… пусть живет?

— Мне кажется, мир стал бы существенно лучше, если бы в нем было на одного разбойника меньше, — равнодушно ответила старуха.

Ромэйн не сразу осознала смысл слов, произнесенных Грэндж. Но, взглянув в сторону Джеймса, она заметила, что глаза его сузились, а здоровая рука скользнула под плащ. Ромэйн резко обернулась и увидела, что Тэчер целится прямо в Джеймса.

Услышав щелканье курка, девушка бросилась вперед и направила ствол пистолета в пол.

— Нет! — вскрикнула девушка. — Не убивайте его! Мистер Маккиннон не разбойник. Он спас мне жизнь. Тэчер, уберите оружие, пока вы не причинили вреда мистеру Маккиннону.

— Нет, Тэчер, не дай этому проклятому шотландцу ускользнуть, — вмешалась Грэндж. — Держи его на мушке. Даже если он не разбойник…

— Он спас меня от разбойников! — настаивала Ромэйн.

— Из-за этого рыжего пострадала репутация леди Ромэйн, и он должен поплатиться за это. — Старая женщина сделала Тэчеру знак рукой, и он вновь поднял пистолет.

— Он не сделал ничего плохого, — убеждала домочадцев Ромэйн. — Тэчер, уберите оружие, пока вы никому не причинили вреда. Грэндж, успокойся, а то с тобой случится приступ. Мистер Маккиннон вел себя со мной как джентльмен, — Ромэйн приглушила тоненький внутренний голосочек, который пищал о том, что она подвирает. Правда сразила бы Грэндж наповал. Значит, ей следует стоять на том, что ее спаситель был добр к ней настолько, насколько позволяли обстоятельства. — Грэндж, — продолжала Ромэйн, — припомни, что я тебе сказала всего несколько минут назад: мистер Маккиннон спас мне жизнь. Он заслуживает благодарности. Мы должны помочь ему добраться до … где его осмотрит врач, а уж после этого мы сможем отправиться в Англию.

Компаньонка снова покачала головой:

— Я не могу отвезти тебя в Вестхэмптон-холл, пока ты находишься в таком двусмысленном положении. Ты единственное, чем в этой жизни дорожит герцог, и его светлость может наложить на себя руки, если узнает о твоих злоключениях, которые завершились тем, что мы обнаружили тебя в этой хижине с мужчиной. — Указывая пальцем на Джеймса, Грэндж простонала: — Боже мой! Что скажет его светлость, когда узнает, что мы обнаружили тебя спящей на плече у мужчины, который обнимал тебя?!

— Что я была достаточно мудрой, чтобы таким образом спастись от холода. Ты же слышала дедушкины рассказы о завоевании Америки. Он рассказывал, что там так же холодно.

— Но ведь ты не солдат! Ты внучка герцога. — Грэндж всплеснула руками: — Ах, его светлость будет потрясен, когда узнает об этом.

Ромэйн взглянула на Джеймса, молча слушающего их разговор. Не потеряв ни капли самоуверенности, он вел себя на удивление спокойно. Ромэйн ждала, что он хоть что-то скажет.

— Грэндж, ты не должна думать, что случилось нечто неблагопристойное, в то время как мы мечтали только о том, как бы удрать от бандитов и спрятаться от бури.

— Я ни о чем не думаю, но … ты должна выйти за него замуж.

— Замуж? За него? — разинула от изумления рот Ромэйн. Все, что она собиралась добавить, утонуло в странном шуме.

Ромэйн взглянула на Джеймса и поняла, что странный шум был его смехом. В самом деле, в эту чудную ночь все вели себя странно. Нет, скорее в это чудное утро, поправила себя Ромэйн, заметив пробивающийся сквозь неплотно закрытую дверь свет.

Джэймс сделал шаг навстречу своим собеседникам, хотя Тэчер все еще целился ему в грудь.

— Моя дорогая леди, мисс Грэндж… я не ошибаюсь? Вы не правы, если думаете, что я собираюсь исправлять досадные оплошности, допущенные леди Ромэйн во время неудавшегося побега в Шотландию, позволив заковать себя в кандалы брака.

— Как же она сможет вернуться к герцогу, когда станет известно, что мы нашли ее спящей в ваших объятиях?

Маккиннон пожал плечами и поморщился:

— Как совершенно справедливо объяснила вам леди Ромэйн, это было необходимостью, продиктованной обстоятельствами. Она бы умерла от холода, если бы, как собиралась вначале, решила уйти отсюда в поисках другого ночлега. Весь предыдущий день леди Ромэйн подвергала свою жизнь опасности, и, как мне кажется, сон был слишком сладостен, чтобы мы оба могли себе в нем отказать.

Седовласая женщина метнула в его сторону свирепый взгляд:

— Это все, что вам показалось слишком сладостным?

— Мисс Грэндж, вы могли бы заметить, что моя правая рука выведена из строя, — сухо ответил ей Маккиннон. Он явно начинал терять терпение.

«Интересно, — подумала Ромэйн, — когда последний раз кто-нибудь отваживался спорить с майором Маккинноном?»

— Каким бы лестным ни было ваше обвинение, — продолжал Джеймс, — могу уверить вас, что боль в руке заглушала все мысли и желания, кроме одного, — получить избавление от страданий.

Грэндж сложила руки на старческой высохшей груди.

— Факты неопровержимо свидетельствуют против вас, сэр. Девушка была обнаружена спящей в ваших объятиях. Ничего более компрометирующего вообразить себе невозможно.

— Грэндж, Джеймс, пожалуйста, давайте закончим эти объяснения, — взмолилась Ромэйн. — Что из того, что мы…

— Тихо! — шикнул на нее Джеймс и достал пистолет откуда-то из-под плаща. — Там кто-то на улице. Эй, ты… с пушкой…

Лицо Тэчера стало таким же белым, как волосы Грэндж, и он неожиданно для себя назвал свое имя, закончив фразу Маккиннона.

— Тэчер, охраняй женщин.

— Я не знаю, смогу ли я …

— Делайте, что он говорит, — убеждала Ромэйн конюха. — Он знает обстановку и местность лучше, чем кто-либо из нас.

Девушка положила руку на плечо Грэндж. Как бы ей хотелось раскрыть правду, сказав, что Маккиннон был военным, но слово есть слово… Она не нарушит его даже ради того, чтобы успокоить Грэндж.

Джеймс подкрался к двери. Какие еще неприятности готовит им сегодняшняя ночь? Маккиннон держал палец на взведенном курке. Жениться на Ромэйн? Любой мужчина — он почувствовал неожиданную симпатию к бедняге Брэдли Монткрифу, — мечтающий принести себя в жертву своенравной леди Ромэйн Смитфилд, — дубина.

Дверь отворилась. Маккиннон поднял пистолет. Что-то темное и толстое устремилось ему навстречу.

— Джеймс, вы еще здесь?

— Камерон! — Маккиннон услышал, как Ромэйн приказала Тэчеру опустить пистолет, да и он сам спрятал оружие под пальто. — Ты что, решил закончить эту фразу с пулей в голове?

Насмешливо улыбаясь, сержант Камерон бросил на пол гору одеял.

— Вы что, собираетесь пристрелить человека, который принес вам теплые вещи, чтобы спасти вас от холода? — улыбка сползла с губ Камерона, когда кроме Ромэйн он разглядел и ее домочадцев. — Надеюсь, этого хватит на всех.

Маккиннон заметил, что Тэчер, вначале державший его под прицелом, опустил пистолет. По лицу парня блуждала овечья улыбка.

— Кажется, ветер опять нарастает, — заметил Камерон. — Дальше кончика носа ничего не видно. Хорошо еще, что буря пронеслась над огромной территорией.

— Странно, — вступила в разговор Грэндж. — Когда мы выезжали из Колдстрима, буря стихала.

Джеймс неодобрительно покачал головой:

— Вы бы поступили мудро, если бы остались там. Какую помощь смогли бы вы оказать леди Ромэйн, если бы замерзли на одной из этих пустынных дорог?

— Но мы нашли ее, — упрямо ответила Грэндж.

— Дуракам всегда везет, — грубо оценил ситуацию Маккиннон и, не давая Грэндж возможности ответить на его выпад, продолжал: — Снегопад на некоторое время прекратился, хотя ветер еще очень сильный. Тем не менее думаю, вы согласитесь, что леди Ромэйн одета недостаточно тепло для длительного пребывания в этой хижине. — Последнее слово, произнесенное на шотландском, при виде недоумевающих английских лиц ему пришлось срочно перевести на их родной язык.

Повернувшись к Тэчеру, девушка спросила:

— Сколько у вас лошадей?

— Три. Одна из них для вас, леди Ромэйн.

— У меня две, — прохрипел Камерон. — Но ботинок для леди у меня нет. Не было времени их искать.

— Это не имеет значения, — бросила девушка, хотя ноги у нее заледенели. — Лошадей у нас достаточно. Давайте выбираться отсюда.

— Я согласен, — поддержал ее Джеймс. — Если мы отправимся в путь сейчас, в полдень сможем добраться до Струткоилла.

— В полдень? — переспросила Ромэйн.

За дверью едва начинало светать. Перспектива находиться в холоде так долго ужасала.

— Но до Струткоилла не больше лье!

Ромэйн взглядом поблагодарила Грэндж, которая набросила ей на плечи пару пледов. Закутавшись до самого подбородка, Ромэйн дерзко выпалила:

— Мне безразлично, далеко это или нет. Постараемся добраться дотуда как можно скорее. Если нам не удастся найти теплый угол и принять горячую ванну, кости мои расколются от мороза.

Маккиннон рассмеялся, но девушка расслышала в его смехе нотку страдания. Должно быть, ему значительно больнее, чем он позволяет себе показать им.

— Мисс Ромэйн, вы, безусловно, привыкли к удобствам, соответствующим высокому положению внучки герцога, но я надеюсь, что моя тетя и ее дочь разместят вас настолько комфортно, насколько позволяют условия их небольшого домика.

— Тетя? Двоюродная сестра? — Грэндж оживилась. — Надеюсь, они благонравные женщины?

— Я говорю о доме моих родственниц, а не о доме наслаждений. — Когда старая женщина зарделась, Маккиннон добавил: — Дом достаточно скромен, но там нас приютят и обогреют. — С этими словами Джеймс направился к двери.

За несколько часов, проведенных в хижине, Ромэйн успела позабыть, как безжалостно ветер царапал ей лицо. Она шла, сутулясь, пытаясь противостоять порывам ветра и не дать сбить себя с ног. Не обращая внимания на приказания Грэндж поторапливаться, Ромэйн дождалась, пока из хижины выйдут Джеймс и сержант.

— Тэчер! — позвала Ромэйн, стараясь перекричать свист ветра и скрип деревьев.

Конюх появился из серого вихря так же стремительно, как пробка вылетает из бутылки с шампанским. Следуя приказаниям хозяйки, он помог Камерону вывести Маккиннона из халупы и посадить его в седло. Джеймс бросил на девушку взгляд, значения которого она не поняла. Впрочем, безразлично, благодарит он за помощь или отвергает ее.

Снежинки, кружась, попадали прямо в сапожки Ромэйн, грозя заморозить ее. Девушка с сожалением вспоминала о том скудном тепле, которое давали ей шелковые чулочки, но вслух не проронила ни звука: Грэндж пришла бы в ярость, узнай она, что Ромэйн перевязала плечо мужчине столь интимным «предметом» туалета.

Тэчер посадил девушку на лошадь, Ромэйн приняла поводья, стараясь прижимать руки как можно ближе к телу. Ветер забирался под накидку, и она мантией развивалась за спиной Ромэйн.

Грэндж вскрикивала от страха. Лошадь нервничала.

Неслышно ругаясь, Джеймс, пошатываясь, шел сквозь снеговую завесу. Он ухватил низ накидки и обернул его вокруг ног девушки, как будто она все еще была маленькой девочкой.

— Приподнимитесь и подоткните это под себя, — приказал он. — Я не желаю, чтобы мисс Грэндж обвинила меня во всех смертных грехах.

— Что!

Ромэйн тяжело вздохнула. Следовало бы предвидеть, что с наступлением утра Маккиннон не станет более церемонным, чем был ночью. Его дерзкие высказывания грозили осложнить и без того тяжелый предстоящий день.

Ромэйн услышала вздох изумления, вырвавшийся у ее гувернантки, и поняла его причину, когда на повороте дороги сквозь сплошную пелену снега, который вновь посыпался с небес, взору путников открылась долина. Деревенька, расположенная между двумя скалистыми холмами, едва ли насчитывала дюжину домишек. Чуть выше, на одном из холмов, виднелись остатки разрушенного замка или монастыря. Крыши домов утопали под тяжелым слоем снега, так что Ромэйн не могла понять, крыты они черепицей или соломой, но стены домишек были сложены так же грубо и неказисто, как и стены хижины, приютившей её и Джеймса.

— Струткоилл, — как бы угадав мысли Ромэйн, гордо произнес Джеймс, и его усыпанные снегом брови встали домиком.

Он заговорил с девушкой в первый раз после того, как они оставили хижину. Никто не проронил ни слова, но прямая как палка спина Грэндж предупреждала ее подопечную, что по прибытии к месту назначения ее ждет выволочка.

Улицы были пустынны. Но на окнах то и дело приподнимались занавески, и Ромэйн поняла, что их появление не осталось незамеченным. Как она догадалась, незнакомые люди были редкими гостями в этой деревушке, расположенной на расстоянии всего одной мили от границы с Англией.

Камерон остановился напротив домика, ничем не отличавшегося от других. В окнах горел свет. При входе гостей приветствовала лаем собака. Путники, окоченевшие от холода, спешились, и Джеймс направился к двери. Она открылась прежде, чем он взялся за кольцо.

— Джемми? — молодая женщина с широко распахнутыми глазами и волосами, еще более рыжими, чем шевелюра Маккиннона, посмотрела ему через плечо и вновь воскликнула: — Джемми! Почему ты вернулся так быстро? Я думала, ты уехал по меньшей мере на неделю.

— Эллен, посторонись, пожалуйста, и позволь нам войти, а то леди Ромэйн и ее сопровождающие решат, что мы самые негостеприимные хозяева.

Веснушчатая девушка кивнула и отступила в угол, наблюдая, как странные путники заполняют их небольшую прихожую. Она вытерла руки о грязный передник из кисеи, и глаза ее расширились еще больше. Ромэйн могла бы развеять подозрения девушки, но время для этого еще не настало.

— Разогрей воды, — приказал Джеймс. — Мы умираем от холода.

— Ага, — пятясь прошептала Эллен, не в силах оторвать взгляда от незнакомцев.

— И принеси ее сюда, — продолжал Джеймс, указывая на комнату рядом с прихожей.

Тэчер и Камерон отправились распрягать лошадей и задать им корму, поэтому Ромэйн пришлось, обвив рукой талию Джеймса, помочь ему пройти в комнату. Грэндж едва не испепелила девушку взглядом, но Ромэйн чувствовала себя обязанной помочь Маккиннону: ведь он спас ей жизнь. Когда он оперся здоровой рукой о ее плечо, пальцы его скользнули под плед, укрывающий девушку от холода, и нежно погладили ее. Ромэйн подняла голову и увидела его лицо так же близко от себя, как это уже было однажды, когда она уснула на плече у этого мужчины.

Губы Маккиннона растянулись в улыбке, и в глазах появился добродушный блеск. Неожиданно Ромэйн ощутила сердечное тепло, исходившее от ее странного спутника, и все вокруг перестало существовать: то ли все люди покинули помещение, то ли она сама была оглушена бешеным биением собственного сердца. Сейчас для Ромэйн имело значение только то, что она утонула в изумрудной глубине его глаз.

— Эй! Помогите леди Ромэйн!

Отрывистое приказание Грэндж вернуло Ромэйн к действительности. Вся дрожа, она оторвала взгляд от лица Джеймса. Тело ее вибрировало, покоряясь магической силе его низкого голоса. Ромэйн постаралась взять себя в руки.

С помощью Эллен леди Смитфилд помогла Джеймсу доковылять до маленькой и узкой комнатки. По пути Маккиннон едва не задел головой о низкие балки, поддерживающие потолок. В комнате стоял диван и несколько стульев вокруг стола. Гостиная, предположила Ромэйн. По углам на стенах висела паутина. Каменный пол был устлан тростником, при каждом шаге сухое растение с пронзительным звуком лопалось. Треск этот заставил Ромэйн, у которой давно уже разболелась голова, страдать еще больше.

Мебель в комнате была самая незамысловатая, на окнах висели тоненькие занавески, но в целом дом был даже лучше, чем рассчитывала Ромэйн. Вдоль одной стены уходила наверх узкая лесенка. Должно быть, гостиная соседствовала еще и с другими комнатами: одна дверь располагалась рядом с камином, другая была возле окна.

Ромэйн помогла Маккиннону расположиться на диване, и он пробормотал нечто непонятное на своем родном наречии.

— Будьте любезны разговаривать по-английски.

— Вы в Шотландии, моя дорогая леди. Я сказал вам по-шотландски «позаботьтесь обо мне». Может быть, если вы научитесь заботиться о ком-нибудь, то не окажетесь больше в таком затруднительном положении.

Маккиннон усмехнулся, а Ромэйн повернулась к нему спиной. Ситуация, в которой они оказались, была отвратительной и без его жестокого юмора. Грэндж опустилась на стул рядом с камином, а на соседний стул Ромэйн сложила пледы, в которые куталась на улице.

Дверь открылась, и вошла высокая, худая, изможденная женщина. Ее золотисто-каштановые, с легкой рыжинкой, волосы никак не сочетались с морщинистым увядающим лицом.

— Джемми! — тяжело вздохнула женщина. — Что с тобой случилось?

— Небольшая неприятность, — беззаботно соврал Маккиннон, стискивая побелевшие от боли губы.

— Эллен, пошли Фергуса за доктором.

Девушка выбежала из комнаты, а высокая женщина безмятежно продолжала:

— Ты привел в дом гостей, как я погляжу. Это действительно сюрприз.

— Моя тетушка Дора Данбар, — представил ее Джеймс. — Эллен ее дочь. Дора, это леди Ромэйн Смитфилд и ее гувернантка Грэндж. Ее слуга Тэчер помогает Камерону с лошадьми. Боюсь, они застряли у нас надолго.

Маккиннон заметил, что Ромэйн недовольно нахмурилась, но ему было совершенно наплевать, как она воспримет его фамильярность. Пока он спасал жизнь этой девчонке, он профукал блестящий шанс расправиться с предателем. И, не давая возможности Ромэйн совершить ответный выпад, Маккиннон произнес:

— Что касается меня, то я бы с удовольствием хлебнул чего-нибудь согревающего.

Дора хлопнула в ладоши и сделала знак служанке, которая явилась в комнату следом за миссис Данбар и с интересом прислушивалась к разговору. Девушка бросилась исполнять желание Джеймса, а Дора произнесла:

— Будьте нашими гостями, пока не уляжется буря.

Стаскивая перчатки, Грэндж холодно заметила:

— Может статься, мы будем вынуждены воспользоваться вашим гостеприимством чуть дольше, чем длится буря. Леди Ромэйн не может вернуться в Англию опозоренной. По моему глубокому убеждению, долг вашего племянника жениться на ней.

— Жениться на ней?

Джеймс изо всех сил старался сдержать смех, услышав изумленный вопрос Доры. Видя, как мисс Грэндж пошла пятнами от ярости, Маккиннон подумал, что, должно быть, гувернантка Ромэйн никогда не поймет, почему он не рад возможности жениться на избалованной внучке всемогущего герцога.

Маккиннон окинул леди Ромэйн Смитфилд праздным, ленивым, оценивающим взглядом. Ее прелестные щечки и губки порозовели, но он почти не задержался на них взглядом, пристально наблюдая, как она снимает накидку. Изящное, гибкое тело, близостью которого он наслаждался ночью, было облачено в платье из белого муслина. Восхищаясь орнаментом тесьмы, которой был обшит лиф, Маккиннон отдал должное безупречной линии груди. При взгляде на роскошную фигуру леди Ромэйн Смитфилд в воображении возникал скорее образ страстной нимфы, чем ангела, но ее чары не для него, решил Джеймс, даже если бы у него нашлось время пофлиртовать с этой особой.

Маккиннон не проронил ни слова, а Ромэйн всплеснула руками:

— Должна заверить вас, миссис Данбар, что я пыталась вывести Грэндж из заблуждения, но безуспешно. Сейчас я в трауре по своему возлюбленному и не намерена ни за кого выходить замуж.

Дора бросила взгляд на племянника в надежде, что он выведет ее из затруднительного положения, и он сказал:

— Прошлой ночью на карету, в которой ехала леди Ромэйн, напали бандиты. Мы оба обеспокоены судьбой ее возлюбленного.

— О Боже! — только и смогла вымолвить миссис Данбар. Потом она медленно села и, опомнившись, спросила: — Неужели это Артей и его мальчики?

— Кто же еще!

— Если бы вы показали мне место, где можно отдохнуть, — вмешалась в разговор Ромэйн, — я была бы вам весьма признательна.

— Почему вы рассчитываете, что Джемми женится на леди? — спросила Дора, пропустив просьбу Ромэйн мимо ушей.

Грэндж удовлетворенно улыбнулась. Не стоило труда прочитать мысли старухи: они были написаны у нее на лице. Наконец-то Грэндж наткнулась на благодарного слушателя, которому можно поведать, что у внучки герцога не может быть сомнительной репутации.

— Его светлость находится в таком возрасте, что нужно вести себя так, чтобы не разволновать его. Если герцог узнает, что его внучка оказалась в двусмысленном положении, сердце его может не выдержать.

— Я вас понимаю, — согласилась Дора.

Между двумя женщинами возникло подобие взаимопонимания, но заслуги Джеймса в этом не было. Он не хотел вступать в дискуссию с двумя дамами, особенно когда голова его раскалывалась от боли. С трудом поднявшись на ноги, он заковылял в другой угол комнаты, туда, где, не обращая внимания на беседу, стояла Ромэйн, с любопытством поглядывая на лестницу, ведущую наверх. Эгоистичная девчонка! Она думала только о собственном удобстве в то время, как его тетка и ее компаньонка строили козни, замышляя сломать ему жизнь и сорвать выполнение важного задания.

— Ромэйн?

— Джеймс, — отозвалась девушка, — не можете ли вы попросить кого-нибудь показать мне место, где я могу отдохнуть? Больше всего мне хочется забраться под одеяло и носа наружу не высовывать, пока не согреюсь.

— Я бы советовал вам занять свои мозги чем-нибудь более важным, чем поиски кровати.

Пальцы его пробежали по ее щекам, остановились на подбородке, и Маккиннон резко повернул девушку к себе.

— Если вы не предпримите усилий, чтобы утихомирить Грэндж, то, боюсь, очень скоро вы отправитесь в постель… со мной.

Глава 5

Ромэйн в изумлении уставилась на Джеймса. Он холодно улыбался. Он был сумасшедшим, если рассчитывал, что она пригласит его к себе в постель. Минувшей ночи вполне достаточно… Ну нет, пропищал тоненький голосок внутри, быть в его объятиях прошлой ночью было приятно. Никогда раньше она не испытывала чувства полной безопасности.

— Я был бы вам весьма признателен, — добавил Маккиннон, — если бы вы укоротили болтливый язык Грэндж. Даже если бы я сходил с ума от желания жениться на вас, а я вас уверяю, что это не соответствует действительности, то и в этом случае от ее скрипучего голоса у меня разболелась бы голова.

— Но ведь подзуживает ее ваша тетя, — вступила в спор Ромэйн. Она говорила тихо, потому что у нее тоже болела голова. Бессонные ночи давали себя знать: глаза слипались. — Не можете ли вы утихомирить вашу тетушку?

— Я скорее смог бы утихомирить ветер в горах. С тех пор как я приехал к ней, она носится с мыслью, как бы стреножить меня и заставить вести оседлую жизнь, С кем же, как не с внучкой герцога, лучше всего меня окольцевать?! — Маккиннон поднял голову: — Дождусь ли я своей порции спиртного?

— Уже почти полдень. Это что… Ваше обычное время для выпивки? — не удержавшись, съязвила Ромэйн.

— Я благодарен Господу, что не имею ни малейшего желания жениться на вас. Вы разворчались, как сварливая жена, а я хочу только одного — успокоить боль в плече. — На его губах появилась саркастическая улыбка. — А вообще-то, Ромэйн, у вас такой вид, будто вы и сами не отказались бы от капли-другой. Иные покойники выглядят посвежее вас.

— Я вас умоляю, не надо, — прошептала девушка.

Маккиннон смягчился:

— Простите, я не хотел напоминать вам о женихе. Черт бы побрал боль в плече. Из-за нее у меня полное отсутствие мыслей в голове.

— Может быть, Брэдли жив.

— Может быть, — поторопился с ответом Маккиннон. — Как только распогодится, мы попытаемся разузнать об этом.

— Я слышала только выстрелы. Я ничего не видела.

— Даффи не стал бы попусту тратить порох. Это слишком дорогой товар.

— Я вас умоляю, не продолжайте, — взмолилась девушка, поворачиваясь к собеседнику спиной.

Джеймс схватил ее за локоть.

Ромэйн не поднимала глаз. Ей не хотелось, чтобы Маккиннон заметил, в какое смущение она пришла от его прикосновения. Всю ее, с головы до ног, будто омыло теплой волной. Господи! Как же она может находить прекрасным это ощущение, когда она не знает, мертв Брэдли или жив?

Не успел Джеймс и рта раскрыть, чтобы смутить ее целомудрие еще больше, как дверь распахнулась и на пороге возникла фигура долговязого мужчины. На светлых волосах вошедшего едва заметно мерцали снежинки, и Ромэйн неуверенно прошептала:

— Брэдли?

Маккиннон схватил ее за локоть, чтобы поддержать, и отпустил, только когда раздался громкий голос Эллен:

— Доктор спешил к пациенту.

А Джеймс еще раз шепнул:

— Он, может быть, жив…

— Надеюсь, вы правы и страхи мои напрасны. — Ромэйн прикрыла глаза и вздохнула. Она вышла, оставив Джеймса на попечение доктора. Мысли ее путались, а сердце отказывалось верить тому, что Брэдли больше нет. На душе было пусто и тоскливо.

Неожиданно на плечо девушки опустилась узкая ладонь, Ромэйн обернулась, рассчитывая увидеть Грэндж, но перед ней оказалась Эллен Данбар. Глаза девушки были полны сострадания.

— Леди Ромэйн, пожалуйста, присядьте поближе к огню. Вы, должно быть, устали и проголодались.

Ромэйн не успела ответить, как раздался голос Джеймса:

— Вчера вечером мы ужинали со святым Джайлсом и графом Мюрэем, Эллен.

— С графом? — изумилась Грэндж. — Здесь, в этой глуши?

Джеймс рассмеялся, но смех его скоро оборвался: это доктор начал ощупывать плечо.

Эллен поторопилась с объяснениями:

— Джеймс хочет сказать, что они с леди Ромэйн ничего не ели со вчерашнего дня, — и добавила: — Не относитесь серьезно к словам Джемми. Он всегда шутит.

— Не найдется ли чего-нибудь вкусненького для меня и леди Ромэйн? — вновь раздался голос Маккиннона. Он принял стаканчик виски, который, наконец, подала ему девушка-служанка, и сделал глоток. — После такого прекрасного виски хотелось бы вкусить чего-нибудь более существенного, чем мысли о съестном.

— Джемми, пока мистер Волластон занимается тобой, я приготовлю чего-нибудь перекусить. — Эллен захлопала в ладоши и залилась смехом: — Как хорошо, что ты снова дома! Как нам будет весело!

Невольно бросив взгляд на Джеймса, в его зрачках Ромэйн увидела отражение собственного беспокойства. Маккиннон не находил ничего смешного в сложившейся ситуации, а Ромэйн уже начала гадать, когда и как завершится этот кошмар.

Забрезжил рассвет. Джеймс поднялся с первыми лучами солнца, что давно уже стало привычкой, и оделся с помощью Камерона.

За неделю мучительная боль в плече отступила, а досада на себя и обстоятельства, которые помешали ему разделаться с предателем, осталась.

— Время пришло, Камерон, — вымолвил Джеймс.

— Для чего, сэр? — шепотом поинтересовался Камерон, сидя на сундуке в ногах кровати.

— Положить конец этой проклятой охоте.

Джеймс слегка нагнулся, чтобы поправить перед зеркалом галстук. Крыша дома имела скат, и на верхнем этаже едва ли нашлось бы место, где Джеймс мог без труда выпрямиться во весь рост.

— Должен же подлец выползти из своего логова, чтобы встретиться со связным. Не думаю, чтобы он покинул убежище в непогоду. Так или иначе, на небе вновь сияет солнце, и пришло время довести дело до конца.

Камерон кивнул и выглянул из окна: под лучами солнца плакали сосульки.

— Но если известие попадет к лягушатникам раньше, чем мы сможем перехватить его…

— Предпочитаю не думать об этом.

Это была ложь. Джеймс размышлял об этом даже слишком часто, но предпринять какие-нибудь активные действия пока не мог.

— Камерон, не согласишься ли ты совершить верховую прогулку по окрестностям?

Круглое лицо сержанта осветилось улыбкой.

— С удовольствием, сэр.

— Ты знаешь, на что следует обратить внимание.

— Ага. На все необычное, — сержант поднялся, похлопывая себя по животу, но неожиданно замялся: — Мне бы очень не хотелось оставлять вас на попечении двух женщин, решительно настроенных женить вас на леди Ромэйн.

Джеймс присел на скамеечку у окна и усмехнулся. За прошедшую неделю Грэндж ни на йоту не отступила от своего намерения спасти репутацию своей подопечной.

— Ты думаешь, что я рухну под нажимом этих двух старых куриц, которые кудахчут над девушкой, как будто она их единственный цыпленок?

— Э-э… совсем не их квохтанье беспокоит меня, сэр, — Камерон выглянул в окно. — Меня беспокоит сама девушка.

— Ей хочется, чтобы ее привязали ко мне, значительно больше, чем этого хочется мне.

— Вы правы, сэр, но что касается леди Ромэйн, то самое странное…

— Самое странное — что?

— Может быть, это не моего ума дело, но…

— Ну, говори скорее…

— Думали ли вы о том, что леди Ромэйн и ее спутники ехали тем же путем, что должен был выбрать предатель?

— Думал. И довольно часто, но мне кажется, что она ни при чем.

— А как насчет ее суженого? Вы думаете, он тоже не имеет отношения к предательству?

— Вот это-то я как раз и собираюсь выяснить.

— Как?

Джеймс поднялся.

— Только одним способом. Известна Ромэйн правда о той роли, которую он, возможно, играл в этой предательской игре или нет, но ключи от истины находятся у нее.

Камерон откашлялся и сказал:

— Полагаю, вы могли бы узнать это, не причиняя лишней боли леди Ромэйн. Думаю, она и так настрадалась.

— Я тоже так думаю, — и Джеймс повернулся к окну, чтобы сержант не заметил его неожиданной печали. — Но ей придется испытать много боли, причинить которую выпало мне, — шепотом добавил Маккиннон.

Когда Ромэйн вошла в гостиную, комната была пуста. Очень хорошо. Несмотря на то, что Тэчер и сержант Камерон расположились в амбаре рядом с домом, в самом доме было тесно. Только теперь Ромэйн смогла оценить прелесть существования в просторном Вестхэмптон-холле. Но даже дом герцога в Лондоне был больше этого маленького домика.

Ромэйн ни в чем не могла винить Дору и ее дочь, потому что с того самого момента, когда Джеймс привез их в Струткоилл, обе женщины были предельно внимательны и любезны со своими гостями, хотя те и были незваными.

Как хотелось Ромэйн уехать из Шотландии! Она была готова на все, лишь бы эти горы остались позади, лишь бы вернуться в уютный дедушкин дом. Но… примет ли он ее назад? Ромэйн никогда не была настроена более твердо, решившись тогда на побег с Брэдли. А теперь… она с радостью примет гнев дедушки, лишь бы загладить вину. Лучше ярость герцога, чем пребывание в одном доме с майором Джеймсом Маккинноном, личность и дела которого окутаны тайной.

Ромэйн подошла кокну, расположенному вблизи камина. Сосульки таяли, капельки воды оставляли некрасивые оспинки на некогда гладкой поверхности снега. Пока девушка не оказалась в вынужденном заключении в этом забытом Богом месте, она полагала, что в марте столько снега уже не выпадает. Если бы не печальные обстоятельства, Ромэйн, наверное, смогла бы любоваться заиндевевшими деревьями и домиками, покрытыми снегом. Но сейчас она чувствовала только приливы разъедающего душу страха.

Теперь, когда погода изменилась к лучшему, она наконец сможет узнать, жив ли Брэдли. Ромэйн боялась только одного: как бы суровая правда не убила надежду.

— Разве вы не слышите, что Дора зовет вас к столу? Надеюсь, вы не рассчитываете, что вам принесут еду сюда?

Ромэйн обернулась и увидела, что у камина стоит Джеймс. Наверное, она задумалась и не заметила, как он вошел. Майор подошел к ней поближе, и девушка отметила, что он передвигается по покрытию из сухого тростника беззвучно, как по мягкому снегу.

— Добрый день, сэр, — холодно произнесла Ромэйн. — Приятно видеть вас сегодня таким бодрым.

Девушка опустила глаза, чтобы собеседник не прочитал в них то, что этикетная фраза, произнесенная с сарказмом, на самом деле была правдой.

— Хорошо выспавшись в течение нескольких ночей, вы тоже выглядите намного свежее, чем раньше. — Маккиннон пощупал рукав платья, которое девушке одолжила Эллен. — Может, это и не последний крик моды, но без лохмотьев вы выглядите лучше.

— Я и не догадывалась, что вы отметили состояние моей одежды.

В глазах Джеймса появилось таинственное мерцание, а пальцы нагло поползли по ее плечу.

— Дорогая Ромэйн, неужели вы допускаете, что я мог остаться равнодушным к любой, даже самой незначительной детали вашего облика?

— В отличие от моих чувств? — уколола девушка своего собеседника, делая шаг в сторону, прежде чем его дразнящие прикосновения введут ее в соблазн совершить необдуманные поступки или предположить, что мысли Джеймса о ней связаны не только с его желанием отделаться от нее.

— Как я вижу, настроение ваше не изменилось. Но у меня есть для вас хорошие новости. Сегодня утром Камерон совершил верховую прогулку по окрестностям и доложил, что очень скоро распутица прекратится и по дорогам можно будет ездить.

— Представляю, как обрадовали эти новости вас, — съязвила Ромэйн, поворачиваясь к окну.

В ответ Джеймс произнес нечто неудобоваримое, и, несмотря на первоначальную решимость закончить беседу, Ромэйн вскинула на собеседника глаза и недоуменно спросила:

— Что вы сказали?

— Ничего. — Джеймс поправил упругую ленту, поддерживающую руку, и нахмурился. — Это просто выражение удивления по поводу вашей бросающейся в глаза незаинтересованности в возвращении домой в Англию.

Ромэйн печально улыбнулась и присела на диван.

— Очевидно, я восприняла бы ваши новости с большим воодушевлением, будь я уверена в том, что у меня есть дом, куда можно вернуться. Как вы знаете, половину своего времени Грэндж тратит на причитания о том, что огорчения, которые я причинила дедушке, могли свести его в могилу.

— Но он совершенно определенно жив.

— Откуда вы знаете? — вскинула голову Ромэйн. — У вас есть какие-нибудь известия от него?

— Вы полагаете, ваш дедушка отписал мне письмецо?

— Тогда откуда?

— Вот что вчера получил мистер Бэйн. — Маккиннон достал из-под куртки слегка помятый клочок бумаги.

— Кто такой мистер Бэйн?

— Это владелец здешнего магазина.

Разгладив бумагу на коленях, Ромэйн увидела, что это обрывок газетной полосы. Глаза ее расширились, и она прочитала:

Просьба сообщить любые сведения о местонахождении леди Ромэйн Смитфилд, которую последний раз видели в Колдстриме, Шотландия.

Далее следовало описание внешности и одежды девушки, которая была на ней в ночь побега. Приписка внизу гласила, что за любые ценные сведения, могущие помочь поиску, обещано солидное вознаграждение. Обращаться следует к герцогу Вестхэмптону, Вестхэмптон-холл, Йоркшир.

Ромэйн погладила буковки, из которых складывалось имя ее деда. Жалость к старику затопила ее сердце. Как он, должно быть, беспокоится! Вот результат ее бездумного неповиновения.

Со слезами на глазах девушка прошептала:

— Почему вы показали мне это только сейчас, если газету принесли вчера?

— Вчера эту газету доставили в магазин, а вовсе не сюда. Слуга мистера Бэйна принес этот обрывок сегодня утром… вместе с цыплятами, которых заказывала Дора.

Аккуратно сложив газету, Ромэйн намеревалась спрятать ее за корсаж, но под обжигающим взглядом Джеймса пальцы ее отяжелели, и девушка опустила листок на столик перед собой. Сообщение в газете было первым знаком того, что дедушка простил ее.

— Да… кстати о цыплятах… пойдите и подкрепитесь на дорожку.

Бесцеремонность Джеймса привела Ромэйн в бешенство. Он постоянно давал ей понять, что не собирается менять своих привычек и будет продолжать командовать ею, как будто она была одним из его новобранцев.

И леди Ромэйн холодно ответила:

— Я нахожу ваше неожиданное внимание к моей скромной персоне из ряда вон выходящим, майор.

Ромэйн рассчитывала, что Джеймс начнет умолять ее не называть его по званию, но вместо этого он улыбнулся и сказал:

— Не стоит, леди. Не при данных обстоятельствах.

— О каких обстоятельствах вы говорите?

— О тех, что мы женимся.

— Женимся? Неужели вы тоже сошли с ума? Зачем, разрешите спросить, мне выходить замуж за вас, если я влюблена в другого человека?

— Который может оказаться мертвецом.

Ромэйн, казалось, была поражена жестокостью Маккиннона.

— Но это не меняет симпатий моего сердца.

— Я тоже рассчитываю на это, но вы должны признать, что данное обстоятельство меняет вашу жизнь. Если он мертв, вы не можете выйти замуж за… Как его звали?

— Брэдли Монткриф.

— Ромэйн, я бы всей душой желал того, чтобы вы и Монткриф беспрепятственно достигли Колдстрима. Нападение Даффи в равной степени разрушило как ваши, так и мои планы, но это еще не повод думать, что оно разбило нашу жизнь, которую нам, очевидно, придется с этого момента коротать вместе. Если вы, наконец, перестанете игнорировать то, что согласно воззрениям Грэндж вы не можете вернуться в Англию незамужней, то, может быть, лучше смириться с неизбежностью?

— Выйти замуж за вас вовсе не представляется мне неизбежностью.

— Если это доставит вам удовольствие, могу вас заверить, что я не менее раздосадован, чем вы.

— Как вы жестоки! — Ромэйн вскочила и сжала кулачки.

— Надеюсь, вы не станете лицемерно требовать, чтобы я рухнул на колени и молил о вашей руке?

— Как бы я хотела, чтобы вы сейчас были там же, где ваша лошадь, — кровь отхлынула от лица девушки, она и сама изумилась своим кровожадным речам. — Вы… сосвоими сумасшедшими идеями… не смейте вмешиваться в мою жизнь!

Девушка хотела проскользнуть мимо Маккиннона, но он схватил ее за плечо. Рывок был такой силы, что Ромэйн сразу поняла, что майору не составит труда справиться с ней даже одной рукой. Он приблизил ее к себе, но не проронил ни слова. Сердце ее бешено колотилось. Ромэйн подняла глаза и утонула в таинственных, бездонных озерах его глаз на твердо вылепленном лице. Этот мужчина был так же дик, как природа, окружавшая домик, давший им приют, и для нее он становился не менее опасным, чем разбойники с большой дороги.

— Перестаньте фиглярничать, — строго осадил он девушку. — Демонстрация вашего дурного расположения духа ничего не изменит. Может быть, в доме вашего дедушки вам удавалось добиться своего капризами, но здесь вам не позволено так себя вести. Проявите хоть каплю здравого смысла и поймите, что выбора у вас нет, если вы вообще хотите покинуть Шотландию.

— Грэндж не станет принуждать меня выходить за вас замуж.

— Неужели? А мне представляется, что она более чем искренна в своем настоятельном требовании, чтобы мы поженились. И это решительное намерение родилось у нее в тот самый момент, когда она обнаружила вас спящей в моих объятиях.

— Если вы сами решительно откажетесь принимать участие в этом безумии, Грэндж осознает, что эта мысль дурацкая.

Джеймс опустился на подлокотник кресла и улыбнулся:

— Видите ли, в чем дело, моя дорогая Ромэйн, я решил, что женитьба на вас соответствует моим жизненным интересам.

— Зачем? Ведь вы и так можете получить вознаграждение, которое обещал дедушка. Уверяю вас, что оно будет таким же весомым, как и его честное слово. Чтобы требовать вознаграждения, вам вовсе нет необходимости становиться моим мужем.

— Вознаграждение не является тем единственным, на что я хотел бы предъявить права. Я спас вам жизнь, Ромэйн. Теперь вы в долгу передо мной.

Ромэйн отшатнулась от собеседника, пораженная его словами. Он спас ее. Он вел себя достойно. Ромэйн знала это и сопротивлялась только желанию Маккиннона подчинить ее своей воле и заставить выполнять свои приказания. Дедушка тоже требовал от нее безоговорочного подчинения, но его она любила и не хотела огорчать. А этого властного, самовлюбленного шотландца она не любит! К тому же Джеймс будет постоянным напоминанием о тех чувствах, которые она испытывал а к Брэдли, воспоминания о котором, как предполагала Ромэйн, будут преследовать ее до конца дней.

Девушка молчала. Тогда Джеймс мягко сказал что-то по-шотландски. Ромэйн пришла в ярость:

— Почему вы не хотите говорить по-английски? Я устала от ваших глупых речей. Вы что, хотите вывести меня из себя, обращаясь ко мне на своем варварском наречии?

— Я только хотел вас утешить, Ромэйн. Не надо плакать.

— Может быть, мои слезы убедят вас в безрассудстве ваших намерений связать наши жизни.

— Боюсь, ничто не сможет повлиять на мои чувства, — Джеймс театрально вздохнул и подошел к камину. Подбросив полено в огонь, он выпрямился.

— То, что вы говорите, не имеет никакого значения. Вы не можете скрыть, что желаете жениться на мне не больше, чем я — выйти за вас замуж. Почему вы позволяете Грэндж втягивать себя в эту игру? Вы не похожи на человека, потакающего слабостям старушек.

— Я не позволяю втянуть себя ни во что. Просто я нахожу мудрым решение вступить с вами в брак.

— Почему? Зачем?

Джеймс встал прямо перед Ромэйн и без всякого выражения отчеканил:

— Затем, что я уже послал Камерона на разведку.

— Какое отношение это имеет ко мне?

— Значительно большее, чем вы полагаете, — Маккиннон холодно улыбнулся. — Камерон докладывает, что оборотень, которого мы пытаемся захватить, уполз обратно в Англию и скрывается где-то на юге.

— Оборотень?

— Человек, который согласен торговать будущим Англии за горсть французского золота.

Колючие мурашки поползли по телу Ромэйн.

— Так это… поэтому вы оказались на дороге во время бурана?

— Не задавайте слишком много вопросов, Ромэйн, я все равно не смогу на них ответить.

Не обращая внимания на предупреждение, девушка спросила:

— Вам известно, кто он?

— Не точно. Но следы ведут в Англию. — И, сделав жест рукой, он предотвратил ее следующий вопрос. — Не спрашивайте больше ни о чем. Лишние сведения об этом предателе могут только повредить вам. Может статься, ваш бывший жених тоже это понимал.

Ромэйн рассмеялась:

— Вы хотите сказать, что Брэдли был замешан в этой истории? Никогда не слышала ничего более нелепого.

— Скажите, это вы предложили ему бежать?

— Нет.

— Почему же он не повез вас в Гретна Грин? Именно туда бежит большинство английских пар, чтобы обвенчаться.

— Колдстрим намного ближе к Вестхэмптон-холлу. Зачем ехать через всю страну?

— Он ничего больше не предлагал?

— Джеймс, уверяю вас, что Брэдли был абсолютно далек от политики. Его интересовали лишь охота и приятели.

На губах Маккиннона появилась кривая усмешка.

— Теперь я понимаю, почему ваш дедушка не был в восторге от ваших намерений выйти замуж за человека, который может быть полезен стране не более чем… жирная обезьяна.

— А вы полагаете, он будет более доволен, если я выйду замуж за вас?

— Не могли бы вы избавить меня от лицезрения вашего оскорбленного достоинства? — Джеймс сделал шаг к Ромэйн. Она собралась отступить, но он снова поймал ее руку. — Послушайте меня, Ромэйн. То, что я сообщил вам, является государственной тайной, и вы должны держать это в секрете. Камерон и я полагаем, что предатель удирает на юг. Мы должны преследовать его, но он, безусловно, заподозрит неладное, если мы ни с того ни с сего направимся в Англию. Но ни один человек не заподозрит ничего дурного, если внучка герцога Вестхэмптона прибудет с мужем в Йоркшир, чтобы представить последнего его светлости.

— Очевидно, вас зашибли еще в колыбели, если вы думаете, что я соглашусь на это, — отчеканила Ромэйн.

Маккиннон опустился на диван и усадил девушку рядом.

— Ромэйн, — серьезно сказал он, — я много размышлял над этим. Наш брак не будет настоящим.

— В каком смысле?

Джеймс улыбнулся:

— Используя свои связи здесь, в Нижних Землях, я раздобуду фальшивое брачное свидетельство. Оно не будет иметь никакой юридической силы, но его будет вполне достаточно, чтобы ввести в заблуждение окружающих.

— Даже Грэндж?

Нежно проводя пальцами по ее волосам, Джеймс осторожно повернул голову Ромэйн к себе. Девушка была загипнотизирована его словами.

— Вы должны употребить все свои чары, которыми вас в избытке одарила природа, чтобы убедить Грэндж и даже вашего дедушку в том, что вы моя законная жена.

— Я не могу еще больше ранить старика новой ложью, Джеймс.

— Вы поведали мне, что он герой войны. Он рисковал своей жизнью за Англию. Неужели он желал бы, чтобы вы остались в стороне, когда страна в опасности? Я прошу вас пожертвовать всего — лишь несколькими неделями. Я поймаю предателя еще до наступления лета. А когда станет очевидным ваше участие в раскрытии предательского заговора, вас будут чествовать как спасительницу Отечества.

Ромэйн отстранилась от него:

— Но… моя репутация? Если я буду обесчещена, что за жизнь будет у меня потом?

— Никто не сможет опровергнуть ваше утверждение о том, что вы вместе с Брэдли Монткрифом договорились перебраться в Шотландию, чтобы помочь мне.

— Но это ложь!

Маккиннон провел ладонь по щеке Ромэйн. Девушка вспыхнула.

— Неужели вы не можете пойти на крошечный грех, если в результате этого ваш бывший возлюбленный будет провозглашен героем королевства?

Всхлипнув, Ромэйн вскочила на ноги. Она даже мысли не хотела допускать, что Брэдли мертв. Ломающимся голосом Ромэйн прошептала:

— А что… если Брэдли жив? Вы обещали, что разузнаете о нем, когда буря утихнет.

— Я уже послал Камерона узнать все о Брэдли.

— Спасибо. — Ромэйн потерла руки и поежилась. В комнате было тепло, но она все равно дрожала.

— Если Монткриф выжил, он не перестанет хотеть жениться на вас, значит, он будет хранить тайну, которую вы сможете раскрыть ему, как только я загоню зверя.

Ромэйн глубоко вздохнула и покачала головой:

— Я так далека от полной шпионских страстей жизни, которой вы живете…

— Это к лучшему. — Джеймс поднялся. — Ромэйн, вы должны понимать, что я нахожусь в отчаянном положении, если собираюсь вовлечь вас и вашу семью в это опасное предприятие. Случай свел нас вместе. Я не могу не воспользоваться возможностью, которую он мне даровал.

— Наш брак действительно будет фиктивным?

— Да. Это будет сделкой Ромэйн Смитфилд.

Девушка невольно улыбнулась, когда Джеймс употребил это расхожее название брака по расчету.

— Не будет ли препятствий к тому, чтобы считать брак недействительным?

— Нельзя аннулировать то, чего нет. — И вновь лицо Джеймса стало серьезным. — Обещайте, что поможете мне защитить Англию от коварных замыслов предателя. Обещайте, Ромэйн, что станете моей дорогой женой.

Ромэйн впилась пальцами в плечо Маккиннона, а он скрепил их будущий союз горячим поцелуем. Девушка всмотрелась в изумрудное пламя его глаз и представила себе, будто нежится в их лучах. Закрывая глаза, она знала, что этому не бывать. Она любила Брэдли и будет оплакивать его всю жизнь. Но поцелуй Джеймса, каким бы целомудренным он ни был, пробудил в ней сладостные ощущения, каких она никогда не испытывала с Брэдли. Это было сумасшествием, но как избавиться от него — девушка не знала.

— Ромэйн?

Она открыла глаза, и Джеймс погладил ее по щеке.

— Хорошо, — прошептала она. — Я буду вашей женой.

Глава 6

— Слава Богу, к тебе вернулся разум, — с улыбкой удовлетворения произнесла Грэндж. — Мистер Маккиннон, конечно, не из тех, кого бы его светлость выбрал тебе в мужья, но брак с этим человеком спасет твою репутацию.

Ромэйн вздохнула. Она мерила шагами маленькую комнатку на верхнем этаже, которую отвели им с Грэндж на двоих. Проведя пальчиком по подоконнику, Ромэйн промолвила:

— Сможет ли дедушка отнестись к Джеймсу более дружелюбно, чем он относился к Брэдли?

— Но ведь он будет твоим мужем.

Ромэйн знала, что герцог был решительно настроен подыскать ей подходящую партию, и то, что внучка вышла замуж за простого шотландца без положения, чинов и звания, приведет старика в ярость.

— Это правда? — в дверь заглянула Эллен. — Ты выходишь за Джемми?

— Утром он спросил меня об этом. — Ромэйн попыталась сохранить бодрость в голосе.

— И ты согласилась?

— Да.

От радости Эллен закружилась по комнате. По лифу из некрашенного льна захлопали косы, прикрытые домашним чепцом, снизу колоколом развевалась темно-коричневая юбка.

— Ромэйн, это замечательно! — с этими словами Эллен повалилась на кровать и утонула в пуховой перине. Сбросив на пол покрывало, девушка засмеялась.

— Мама так хотела, чтобы Джемми женился, но ни одна девушка в Стуткоилле ему не нравилась. Теперь я понимаю, чего он ждал. Я думаю, вы будете замечательной парой.

Ромэйн вымученно улыбнулась. Задумывался ли Джеймс, какую боль он причинит своей семье? Ромэйн сдержала грустную улыбку. Джеймс не способен думать ни о чем, кроме как о том, чтобы захватить предателя прежде, чем тот сможет передать губительную для Англии информацию французам.

— Не думаю, что «замечательная» подходящее слово, — избежала Ромэйн необходимости выразить свое мнение.

— Ерунда! — Эллен не хотела, чтобы у Ромэйн испортилось настроение. — Когда вы собираетесь обвенчаться?

— Через несколько дней.

— Через несколько дней? — разочарованно переспросила девушка. — Но, Ромэйн, за это время никак не успеть подготовиться к свадьбе, пригласить гостей и…

Ромэйн подошла к окну. Как бы ей хотелось обернуться вольной пташкой и улететь в горы, окружающие деревню. Может, тогда кошмар этих дней оставит ее?

— Мы с Джеймсом решили, что обстоятельства складываются таким образом, что церемония бракосочетания должна быть скромной и тихой.

— И он тебя берет с ребенком? Я спрашиваю про ребенка мистера Монткрифа. Ты ведь поэтому хочешь выйти замуж так быстро?

Грэндж так и застыла с открытым ртом.

— Леди Ромэйн Смитфилд ничего не стала бы делать раньше времени, — наконец опомнилась старуха.

Эллен поспешила извиниться, но едва Ромэйн уверила ее, что не оскорблена, как Эллен вновь принялась болтать о том, какой бы она хотела видеть свадьбу своего двоюродного брата. Ромэйн не вымолвила ни слова, чтобы остановить болтушку, в отличие от Грэндж, которая прервала девушку, сказав, что леди Смитфилд следует отдохнуть.

Заснуть Ромэйн так и не смогла. Услышав тихое посапывание старушки, Ромэйн натянула сапожки и набросила на себя порванную накидку. Ей было необходимо выбраться из замкнутого пространства домика. Взглянув на свою обувь, девушка пожалела об отсутствии высоких сапог для верховой езды, которые защитили бы ноги от снега. Она была благодарна Грэндж за то, что та одолжила ей пару теплых носков.

Тихонько спустившись на крыльцо, Ромэйн огляделась и не увидела ни души ни в саду, ни на дороге. Шел снег, будто стараясь наверстать упущенное за несколько дней хорошей погоды. Морозный воздух проникал в прорехи накидки, мешал дышать. Ветер поддувал под юбку.

Услышав стук железных подковок по булыжнику, Ромэйн замерла. Она увидела Тэчера, который, по ее предположению, должен был находиться в амбаре.

Конюх давно расстался со своей ливреей и ходил в теплом пальто и штанах из некрашенной ткани. На нем были сапоги до колен, выпачканные глиной с присохшими к ней соломинками. То, что Тэчер ухаживает за лошадьми, пока она и Грэндж приходят в себя после неудачного путешествия, не удивило Ромэйн. Тэчер был влюблен в лошадей и редко покидал свои любимые конюшни в Вестхэмптон-холле.

Девушка направилась было к Тэчеру, но остановилась, услышав, что он громко обращается к кому-то, находящемуся в амбаре:

— Хорошо, мистер Маккиннон, я отведу лошадей прямо к… — Увидев Ромэйн, он осекся, но тут же, улыбаясь, спросил: — Вы не меня ищите, леди Ромэйн?

Если бы Ромэйн ушла до того, как ее заметил Тэчер, то она бы избежала разговора с Джеймсом. Но теперь делать было нечего, и девушка направилась к сараю. В проеме возникла фигура Маккиннона. Он постарался поплотнее закрыть за собой дверь, но острый глаз Ромэйн заметил в темноте мерцание полированного дерева.

— Это же карета Брэдли! — вырвалось у Ромэйн. Джеймс накрепко закрыл дверь конюшни.

— Вам не следует выходить из дома, леди Ромэйн. Вы замерзнете в этом тоненьком пальто.

— Это карета Брэдли… там… внутри, не так ли? — спросила Ромэйн, отказываясь быть пойманной на удочку его наигранного сострадания.

— Камерон доставил ее сюда с того места, где ее бросили.

— Я хочу осмотреть ее.

Джеймс покачал головой:

— Там нет ничего, что вам хотелось бы увидеть.

На девушку повеяло могильным холодом.

— Брэдли? — прошептала она.

И снова Джеймс покачал головой. Повернувшись к собеседнику спиной, Ромэйн закрыла лицо руками. Она разрыдалась, как не плакала с той ночи, которую провела в хижине вместе с Джеймсом. Маккиннон набросил на нее теплое шерстяное пальто, и Ромэйн прижалась к нему, как тогда в хижине. Как и тогда, он не утешал ее, давая возможность ее горю излиться слезами. Маккиннон гладил девушку по спине, пока она не перестала плакать.

— Дорогая, позвольте, я отведу вас домой, — пробормотал он.

Ромэйн молча кивнула, боясь, что с новыми словами прольются новые слезы. Обнимая девушку за плечи, он провел ее в гостиную. Там он снял с нее пальто и накидку и усадил на диван. Маккиннон подал ей бокал вина, и в его глазах Ромэйн почудилось сострадание. Девушка приняла бокал двумя руками, не доверяя своим дрожащим пальцам. Она сделала большой глоток и подождала, пока вино пламенем согреет ее окоченевшее тело.

— Спасибо, — прошептала она. — Расскажите мне все.

Джеймс опустился на диван рядом с ней.

— Мне нечего рассказывать. Мы подъехали к тому месту, где стояла сломанная карета, и увидели следы тел, которые проволокли по земле. На кладбище в соседней деревне появились две новые безымянные могилы. — Джеймс склонил голову. — Мне очень жаль, леди Ромэйн.

— Мне тоже.

Неожиданно Джеймс выругался, и девушка подняла на него удивленные глаза: Маккиннон укладывал правый локоть на подлокотник.

— Хорошо, что это просто сильное растяжение, — проворчал майор, — но я уже устал сидеть в тепле и ждать, в то время как человек, за которым я охочусь, продолжает свою работу.

— А как насчет разбойников? Там были какие-нибудь следы их пребывания?

— Нет, ничего не было. Карету разграбили. Я допускаю, что если бы я волей случая не оказался в ночь на вашем пути, то вскоре они убили бы и вас, а может, вы сами бы звали смерть.

— Какие ужасные вещи вы говорите!

— Да. Но это правда. Даффи не оставляет следов, чтобы не дать себя сцапать.

Ромэйн поднесла бокал к губам, а Джеймс продолжал размышлять вслух:

— Чего я не могу взять в толк, так это почему Даффи не пристрелил вас после того, как убил вашего возлюбленного?

Девушка едва не поперхнулась. Потом, поднеся ладони к глазам, изо всех сил постаралась не расплакаться.

— Как вы можете говорить такие вещи, когда…

— Нельзя закрывать глаза на правду, — выразительно произнес Маккиннон. — Даффи поступил подозрительно, и мы должны понять почему.

Ромэйн всхлипнула. Маккиннон взял левую руку девушки в свою, она медленно взглянула на него: зрачки его скрывались под полуопущенными веками. Только нежное прикосновение рук выдавало сочувствие, которое он к ней испытывал. Стараясь сдержать слезы, Ромэйн успела помечтать и о том, чтобы вновь оказаться в его объятиях. Джеймс был самым бесцеремонным мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала, даже бесцеремоннее дедушки, но вместе с тем он бывал ласковым и нежным, как первое дыхание весны.

— Думаю, завтрашний день самый подходящий для нашей свадьбы.

— Вам удалось раздобыть фальшивые документы?

— Да, они у меня: — Джеймс поднялся. — Все готово. Лишь бы были готовы вы.

— Я не буду возражать. Завтра так завтра. Наша свадьба не более чем сделка… деловое соглашение… не так ли? Было бы неблагоразумным забывать об этом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя в безопасности.

Ромэйн вздрогнула, когда он прошептал эти слова прямо ей в ушко. А Маккиннон продолжал:

— Очень скоро — если этого уже не случилось — сказка о том, как вы появились в моей жизни, будет на устах у всех деревенских жителей. Но если мы отвлечем их внимание свадебной церемонией — сплетен можно будет избежать.

— Сплетников ничто не остановит. — Ромэйн едва не рассмеялась, вспомнив о Филомене Баумфри, их ближайшей соседке в Лондоне. Филомена обожала сплетни и перемывание косточек.

Ромэйн прикрыла глаза и вздохнула: может, ей не суждено больше скоротать вечерок у Филомены.

Понемногу она начинала осознавать, как много утратила одновременно с потерей Брэдли. Но больше всего она боялась того, что завтра утром, став миссис Джеймс Маккиннон, она потеряет Ромэйн Смитфилд.

— Это только на очень короткое время, — произнес Джеймс, будто прочитав ее мысли. — Всего на несколько недель.

— Я знаю.

Но даже эти несколько недель казались ей вечностью.

Ромэйн не понадобилось много времени, чтобы подготовиться к свадьбе. Свадебным одеянием послужит то платье, в котором она отправилась в Шотландию… так думала Ромэйн, делая стежок за стежком: девушка зашивала порванную ткань, стараясь, чтобы швы не были заметны. В безутешном горе она никак не могла совладать с собой, и бесконечные слезы, набегая на глаза, мешали работать. В этом платье она собиралась пойти к алтарю с Брэдли. Выйти замуж за Джеймса, будучи облаченной в то же самое одеяние, казалось ей невероятным, кощунственным лицемерием.

— Брэдли, — прошептала девушка. — Прости меня.

— Что ты сказала, девочка моя? — переспросила Грэндж, которая в это время занималась тем, что очищала от грязи сапожки Ромэйн.

— Ничего. Ничего важного.

Это была правда. Несмотря на то что теперь, когда Брэдли был мертв, компаньонка не позволила бы себе сказать о нем ни одного худого слова, девушка чувствовала, что Грэндж с большим облегчением восприняла исчезновение Брэдли.

Грэндж отправилась проследить, как украшают к свадьбе гостиную, и в комнатку пробралась веселая Эллен с пятнистым щенком дворняжки, которого она назвала Ноккамс. Но даже радостный настрой будущей кузины не поднял настроение Ромэйн.

Никого из приглашенных она не знала. Эллен перечислила блюда, которые будут поданы на праздничный стол, и Ромэйн совсем опечалилась.

Двоюродная сестра Джеймса выглянула в окно и закричала:

— Сюда идет Реверенд Керр! Как только он стряхнет снег со своего Sporran'a, я представлю тебя как свою дорогую кузину.

— Sporran? Что это такое?

Девушка хихикнула:

— Это кошелек из кожи морского котика, который носят сбоку, у пояса. Это деталь шотландского национального костюма.

— А-а, — протянула Ромэйн. Она не могла придумать, о чем бы поговорить, и попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.

— По-моему, ты нервничаешь, — продолжая хихикать, сказала Эллен. — Если учесть, что вы с Джеймсом так стремительно влюбились друг в друга, я не сомневаюсь, что вы не думаете ни о чем, кроме свадьбы. Я бы очень удивилась, если бы это было по-другому. Если Джеймс хочет чего-либо, он добивается этого любой ценой. Мама рассказывала, что он и в детстве таким был, но я была еще маленькой и не помню Джемми до его возвращения в Струткоилл.

— Как давно он вернулся? — поинтересовалась Ромэйн.

— Не очень давно — месяц или два назад, — девушка пожала плечами и уселась на кровать Ромэйн. — Ах, Ромэйн, я так рада, что он решил жениться на тебе.

— Почему?

— Ты, должно быть, сама чувствуешь: Джеймс не привык жить в деревне. Он жил в Англии. Делал свое дело.

Ромэйн замерла, нечаянно взглянув на себя в зеркало. Лицо ее было белее платья. Неужели Эллен знает правду? Нужно разузнать.

— Чем он занимался?

Девушка пожала плечами:

— Он почти не рассказывал об этом. Я думаю, он собирался записаться в армию.

Собирался записаться в армию. Ромэйн чуть не рассмеялась.

— Я ему говорила, — продолжала Эллен, — что это безумная затея. Зачем нужно сейчас записываться в армию, если тебя могут послать на войну?

— А чем он занимался до отъезда в Англию? — Любые сведения, которые сообщит ей Эллен, могут помочь составить портрет человека, который очень скоро станет ее мужем.

И снова Эллен пожала плечами и принялась переплетать косу.

Стук в дверь опередил очередной вопрос Ромэйн. Она увидела в щелочку улыбающуюся Грэндж и кивнула. Торжественный миг настал, а она ничего не чувствует. Ни горя, ни опасения, ни смущения. Может, душа ее умерла, когда умер Брэдли, и теперь ей суждено страдать целую вечность в этом аду, среди суетящихся людей.

Отбросив в сторону скорбные мысли, Ромэйн сошла вниз по лестнице вслед за Эллен и Грэндж. Она слышала шепот гостей, но не обратила на него никакого внимания. Заглянув в гостиную, девушка увидела, что вся мебель расставлена вдоль стен. Посередине гостиной, рядом с Реверендом Керром, стоял Джеймс. Когда девушка осознала, что через несколько минут ей предстоит совершить клятвопреступление перед лицом священника, угрызения совести вновь начали смущать ее душу.

Джеймс был одет в свой обычный костюм. Он протянул ей руку, но, оставив свою насмешливую манеру, даже не улыбнулся, когда Ромэйн оперлась на нее. Девушка терялась в догадках, почему он не надел своего лучшего костюма. Неужели он не считает сегодняшнее событие важным? А может, хочет поддержать ее, которой не во что нарядиться.

— Ну как вы? — прошептал он.

— Мечтаю, чтобы все поскорее кончилось.

— Я тоже.

Джеймс не проронил больше ни слова и молча подвел девушку к суровому священнику в черном облачении.

Брачная церемония завершилась на удивление быстро. Тетушка Дора обратилась к гостям с предложением выпить в честь молодых, и кто-то услужливо протянул Ромэйн бокал с вином. На безымянном пальчике левой руки насмешливо мерцало простое золотое колечко. Интересно, подумала Ромэйн, каким образом Джеймс так быстро раздобыл свадебные кольца?

Маккиннон поднял бокал:

— За наш брак.

— Пусть он принесет вам все, о чем вы мечтаете. Да побыстрее, — добавила Ромэйн без тени улыбки.

— Вы так печальны, Ромэйн. А я-то думал, вы будете рады, что не помрете старой девой. — Джеймс прищелкнул языком, а Ромэйн нахмурилась. — Жаль только, — продолжал он, — что у вас нет возможности пожить здесь подольше, чтобы узнать наши обычаи.

— Когда мы возвращаемся в Англию?

— Чуть позже, — ответил он.

— Я думала, мы уедем завтра. Не затем ли вы так торопились со свадьбой?

— Позднее, — отрезал Джеймс и, бросив взгляд на гостей, которые отдавали должное кулинарным способностям хозяйки, добавил: — Сейчас не время и не место для обсуждения.

— Джеймс…

— Тихо. И не смотрите на меня так сокрушенно. Чего вы ждали? Вы что… хотите сыграть в неумирающую любовь к Брэдли теперь, когда мы поженились?

— Нет! Я лишь хочу, чтобы, оставив свои чудовищные манеры, вы уделили мне хотя бы час, дабы я смогла получить чуточку удовольствия за весь день.

Джеймс улыбнулся, но в глазах его оставалось выражение холодной ярости.

— Моя дорогая женушка, я не принадлежу к числу лондонских хлыщей, готовых услаждать женский слух неискренними любезностями.

— Не могу себе представить вас любезным. — С этими словами Ромэйн отошла от мужа.

Ей было все равно, обиделся Джеймс или нет, но, по правде говоря, она надеялась, что обиделся.

Ей навстречу вышла Грэндж:

— Дедушка обрадуется, когда узнает, что ты замужем, Ромэйн.

— А ты?

— Молодой женщине нужен муж, который бы заботился о ней. — И, уведя Ромэйн в уголок, Грэндж понизила голос: — Ты должна понимать, что с сегодняшнего дня в твоей жизни все изменится. Теперь для тебя не существует запретов, которые были раньше. Я не сомневаюсь, что ты познаешь любовь.

— С Джеймсом?

Старая женщина поморщила носик:

— С этим шотландцем? Первую, к сожалению, с ним. Но будут и другие.

— Ты предлагаешь мне заняться любовью с другими мужчинами, будучи замужней женщиной? — едва не вскрикнула Ромэйн.

— Ты не любишь его, он тоже мало тобой интересуется, хотя именно это и кажется мне странным.

— Тебе нет нужды удивляться Джеймсу. — Увидев изумление в глазах компаньонки, Ромэйн постаралась успокоиться и не защищать так яростно человека, которого только что бранила сама. — Грэндж, вне зависимости от того, что ты услышишь и узнаешь, — а я убеждена, что в ближайшие месяцы ты узнаешь много интересного, — уверяю тебя, что постараюсь не изменить обещаниям, которые живут в моем сердце.

— Не будь записной глупышкой! С чего это тебе хранить верность мистеру Маккиннону?!

— Вовсе не Джеймсу. — И глубоко вздохнув, Ромэйн продолжала: — Я буду верна той любви, которую я питала к Брэдли.

— Боже! — всплеснула руками Грэндж. — Что может быть глупее верности покойнику?

— Грэндж, я не могу поверить, что он умер.

— Тэчер рассказал мне, что он видел могилы.

— Я знаю, но…

— Ну и где же мистер Монткриф? — воззвала к здравому смыслу девушки Грэндж. — Будь он жив, бросил бы он тебя на произвол судьбы?! Оставил бы на милость разбойников?! Ты едва не поплатилась жизнью, стараясь ему помочь. Он что, сделал бы меньше для тебя?

Ромэйн поежилась. Ее всегда знобило, когда она думала о том, как мертвый Брэдли лежит в снегу, а вокруг бушует непогода.

Ее окликнули, и девушка оглянулась по сторонам. Джеймс властно протянул ей руку. Ромэйн собиралась не заметить этого, но подумала, что строптивость только усложнит ситуацию. Сегодня между ними не должно быть даже намека на взаимное недовольство. Она должна вести себя как женщина, которая влюблена настолько сильно, что забыла погибшего возлюбленного.

— Тебя слишком долго не было, дорогая, — сказал Джеймс, когда Ромэйн подошла к нему. — Грэндж… она что, объясняла тебе, как доставить удовольствие мужу?

Гости рассмеялись, Ромэйн вспыхнула и отпарировала:

— Она советовала мне во всем потакать мужу и быть покорной… Я не собираюсь делать ни того, ни другого.

— Она даже не намекнула тебе, как угодить мужу?

— Поцелуй новобрачную! — крикнул кто-то из гостей.

Джеймс развернул девушку лицом к себе:

— Неплохая мысль. — Маккиннон наклонился и шепнул ей на ушко: — Ромэйн, теперь ты моя жена.

— Если я не ошибаюсь, вы обещали, что это будет фиктивный брак, — прошипела в ответ Ромэйн.

— Но чтобы пустить людям пыль в глаза, я сейчас тебя поцелую. — Джеймс не шутил. — Пожалуйста, не веди себя как несчастная жертва. Подыграй мне, и мы славно справимся с этим.

Гости требовали поцелуя. Джеймс провел рукой по обнаженному плечу девушки и обнял ее за талию. Глаза его полыхали зеленым пламенем, и сердце Ромэйн бешено застучало. Он прижал ее к себе.

— Сделай вид, что я тебе не безразличен, — прошептал Джеймс и погладил молодую жену по шейке.

— Боюсь, у меня нет актерских способностей, — прошептала Ромэйн в ответ и задрожала, когда Джеймс как бы невзначай провел большим пальцем по изгибу ее шеи.

Девушка надеялась, что он не понял истинного смысла ее слов. Она не хотела притворяться, она не хотела, чтобы он целовал ее, но губы помимо ее воли искали встреч с его губами.

— Я знаю.

— Знаете? Тогда почему?..

— Постарайся, Ромэйн.

Джеймс провел рукой по ее плечам, по волосам, пальцы его поиграли ее локонами. Джеймс слегка коснулся губами ее губ и отстранился. Открыв глаза, Ромэйн увидела размытые очертания его лица. Дружеского поцелуя вполне достаточно, чтобы удовлетворить любопытство гостей, но достаточно ли его для Джеймса? И для нее? На этот вопрос Ромэйн не хотелось отвечать.

— Дорогая моя, — промурлыкал новобрачный.

— Джеймс…

— Тихо, детка, и поцелуй меня так, как любящая жена целует мужа.

При этих словах Джеймс накрыл ее губы своими.

Ромэйн едва не задохнулась от запаха виски. А Джеймс целовал ее требовательными губами, стараясь покорить и подчинить своей воле. Он прижимал ее к себе, заставляя почувствовать свое мужское, крепкое, жаждущее любовных утех тело.

Ромэйн обхватила Джеймса руками за шею, а он, крепко держа ее в объятиях, наклонился вперед, прижавшись к ней всем телом. Девушка почувствовала мощь его мускулов, напрягшихся под рубашкой. Ромэйн была потрясена удивительной нежностью его поцелуя и ответила ему помимо своей воли. В его объятиях она забыла о своей душевной боли и желала только одного — чтобы он и дальше продолжал обнимать ее.

Джеймс улыбнулся и отпустил Ромэйн. Она едва не упала. Приблизившись к ней снова, он шепнул:

— Все может получиться очень интересно, дорогая. Много лет назад я сам был таким, как ты.

— Очевидно, вы уже познали интерес, который собираетесь открыть мне, — взвилась Ромэйн.

— А в этом я с тобой не согласен. — И Джеймс подмигнул ей, прежде чем позволил своим друзьям увлечь себя к столу, уставленному бутылками.

Ромэйн присела на краешек дивана, устремив взгляд на кольцо на левой руке. Зачем она разрушила свою жизнь, выйдя замуж за человека, которого не любит, но чьи поцелуи смущают ее до глубины души?

Джеймс, зевая, поднимался по лестнице. День удался на славу. В свадебной суете и шумихе ни один человек, даже Ромэйн, от чьего взгляда мало что могло ускользнуть, не заметил отсутствия Камерона: Маккиннон послал сержанта на поиски Даффи и его прихвостней. Джеймс рассчитывал, что Камерон вот-вот появится. Сержант должен был доложить даже самые незначительные сведения, которые ему удастся собрать.

— Даже сегодня? — с недоумением спросил Камерон утром, когда Маккиннон отдавал ему приказания.

— Сегодняшний день ничем не отличается ни от вчерашнего, ни от завтрашнего.

— Сэр, грядет ваша брачная ночь. — При этих словах Камерон, который в любом трактире не скупился на скабрезности и сальные шуточки, зарделся, как девушка, чем несказанно удивил своего командира.

— Камерон, ты же знаешь, что эта свадьба не более чем ширма.

— Ага. Но я думал, что вам хотелось бы забыть об этом, ведь как бы в жены вы берете прелестную девушку.

Джеймс нагнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку, а утренние слова денщика все еще звучали у него в ушах. Но если бы Камерон знал, в какую ярость пришло высшее начальство, узнав о предателе и его планах, он бы понял, почему Джеймс не мог позволить себе даже мгновения, проведенного в блаженстве.

Жена! Кто знает, что совершил он только что: самую большую глупость в своей жизни или поступок, который поможет ему сокрушить врагов.

Джеймс взглянул на две закрытые двери. Гм… Этот вопрос они с Ромэйн совершенно упустили из виду и не обсудили, но ведь молодожены не проводят ночь в соседних спальнях! Глубоко вздохнув, Джеймс взялся за кольцо и открыл дверь.

Ромэйн стояла рядом с камином, помешивая поленья. Пляшущие отсветы пламени подчеркивали изящные линии ее фигуры, явно проступавшие под тонкой сорочкой. Взгляд Джеймса остановился на груди, едва прикрытой кружевами. Мягкие блики ложились на кожу безупречной белизны, и сердце Джеймса бешено забилось. С губ сорвалось тихое ругательство.

Услышав, что дверь открылась, Ромэйн выпрямилась и обернулась и потянулась за пеньюаром. Наконец пальчики ее нащупали мягкую ткань, но Джеймс перехватил ее руку, не дав девушке возможность одеться. Он взял пеньюар из ее рук, и Ромэйн больше не сопротивлялась. Она стояла перед ним вся в шелке и кружевах, а он томился единственным желанием — освободить ее прекрасное тело от этой мишуры.

Джеймс сделал шаг вперед, чтобы прижать девушку к себе, но остановился и взял себя в руки. Он что — сумасшедший? Если он доведет до конца процесс заключения брачных уз, то потом, когда раскроется правда, проблем не оберешься.

Джеймс подошел к кровати и рванул на себя стеганое ватное одеяло, чтобы постелить себе на полу. Это было едва ли не самое трудное решение в его жизни. На эту ночь он бы с радостью совершил сделку с предателем, обменяв свои жизненные принципы на его двойную мораль, Джеймс не задумываясь сделал бы женщиной девушку, которую все считали его женой.

— Ромэйн, помоги мне снять сапоги, — приказал Маккиннон, усаживаясь на кровать. — Боюсь, пока рука перевязана, мне не справиться с этим без посторонней помощи.

— Попросите Камерона, — отчеканила Ромэйн, набрасывая на себя пеньюар.

Джеймс прищелкнул языком и приподнял ногу, вынуждая супругу подчиниться своей воле. Единственное, о чем он сожалел, — что плотный шелк ткани скрыл от его взора волнующие линии тела Ромэйн.

— Камерон уехал.

— В Англию?

Ромэйн подалась ему навстречу, но Джеймс понимал, что любое его неосторожное движение спугнет ее, как диковатого котенка.

— Не задавайте вопросов, на которые я не могу ответить.

В глазах девушки сверкнула ярость.

— Тогда нам вообще нет смысла разговаривать.

— Ромэйн… — напомнил Джеймс, покачивая ногой.

— Ложитесь спать в сапогах.

Маккиннон встал и направился к девушке. Ромэйн отступала, держа его на прежнем расстоянии.

— Я могу всю ночь ходить за вами по пятам, — вызывающе улыбаясь, сказал Джеймс, — но я с большим удовольствием прилег бы, если бы вы мне помогли.

— Я вам не служанка.

— Это так. Вы мне жена. — Джеймс пробежал кончиками пальцев по ее щеке и отдернул руку. Он весь был во власти желания. Если бы все можно было сделать по-другому… но об этом слишком поздно рассуждать. Джеймс взял себя в руки и продолжал: — Надеюсь, вы хотите, чтобы я немного поспал сегодня, если проведу бессонную ночь, думая о том, как бы скоротать ее с вами, такой соблазнительной.

— Вы действительно жестоки.

— А вы прекрасны. — Он снова сел на кровать. — Ромэйн, подойдите и помогите мне. Вы должны привыкнуть выполнять свои обязанности. Если мы и освобождены от исполнения супружеского долга, то в течение нескольких ближайших недель мы должны хотя бы по мере сил помогать друг другу в обыденной жизни.

Глава 7

В спальню осторожно постучала Эллен. Услышав позволение войти, она усмехнулась и проскользнула внутрь. Усмешка растаяла на ее губах, как только она увидела, что происходит в комнате: на полу лежали покрывало, пара лучших маминых одеял и подушка. Эллен перевела изумленный взгляд на Ромэйн, которая, стоя перед зеркалом, укладывала волосы. Ромэйн выглядела роскошно, и Эллен задумалась над превратностями судьбы, которая заставила такую красавицу выходить замуж в деревенской глуши.

— Ах, Эллен, входи, — Ромэйн заколола волосы и улыбнулась.

— Если я мешаю…

— Конечно нет. Извини за беспорядок. Твоя мама попросила меня сосчитать, сколько одеял находится в этой комнате, чтобы она знала какое количество дать нам в дорогу, когда мы отправимся в Йоркшир.

Эллен мысленно поругала себя за то, что не сообразила это сразу.

— Как бы мне хотелось поехать с вами…

— Зачем? Ведь твой дом — здесь.

Эллен села на кровать и уперлась подбородком в колени. Выглядела она значительно моложе своих лет.

— Я так много слышала о том, какими великолепными бывают сезоны в Лондоне. Как бы я хотела побывать хоть на одном балу!

— Многие из них могут показаться просто скучными, если тебя специально не развлекают.

— Я бы рискнула, — отпарировала Эллен.

Она встала и сделала глубокий реверанс. Подав руку воображаемому кавалеру, она проворковала:

— Ну… почему бы и нет… да, милорд, почту за счастье подарить вам танец.

Девушка вышла из образа и рассмеялась. Она собиралась изобразить еще что-то, но тут раздался голос ее матери.

Эллен пулей вылетела из комнаты, а Ромэйн представила себе Эллен среди светской аристократии. Чопорные дамы были бы потрясены непосредственностью Эллен.

Собрав в охапку одеяла, на которых спал Джеймс, Ромэйн бросила их на кровать. Девушка не любила лгать, но теперь ей, видимо, придется заниматься этим, пока она «замужем».

Дверь распахнулась. На пороге, в сером платье, стояла Грэндж, скрестив руки на груди.

— Шутки в сторону, — проворчала Грэндж. — Я бы никогда не выдала тебя замуж за этого шотландца, если бы я подозревала, что он не ответит мне прямо ни на один вопрос.

— А за кого бы ты меня выдала тогда? — Ромэйн присела на край кровати, сняла порванные башмачки и принялась пересчитывать в них дырки. Интересно, раздумывала девушка, удастся ли ей добраться в них до дома, или сапожки развалятся раньше.

— Если бы я знала, что мистер Бэйн вдовец… я бы…

— Умоляю, замолчи. — Ромэйн улыбнулась и натянула башмачки. — Он почти такой же старый, как дедушка, и едва ли у него во рту больше двух зубов. Безусловно, он удачлив в делах, но это еще не причина, чтобы выходить за него замуж.

— Но тебе был нужен муж.

— Один у меня уже есть. Грэндж, какие еще несчастья ты хочешь обрушить на мою голову?

Ромэйн решила как-нибудь освободиться от старухи, которая никак не могла смириться с разрушительными изменениями, которые сама же и внесла в жизнь своей подопечной. Ромэйн сомневалась, что будет более счастлива, если Грэндж вмешается в ее жизнь еще раз.

Ромэйн надела шляпку и накинула накидку и пошла прогуляться. Размеры и фасон платья не подходили девушке, но она не стала расстраиваться по мелочам: ведь через несколько дней она окажется у себя дома, там у нее полно модной одежды, будет из чего выбрать, если… если дедушка согласится принять ее обратно в Вестхэмптон-холл.

Ромэйн тряхнула головой, отгоняя печальную мысль. Но ей это не удалось. Если дедушка откажется принять ее и Джеймса, трудно себе даже представить, что Джеймс сделает дальше.

Ноги сами привели ее в ветхий сарай, который хозяева дома почему-то называли конюшней. В Струткоилле Тэчер ухаживал за лошадьми так же самозабвенно, как делал это в теплых и хорошо оборудованных помещениях Вестхэмптон-холла. Казалось, что среди всеобщего сумасшествия он один сохраняет душевное спокойствие и живет той жизнью, какой привык жить дома.

Когда Ромэйн вошла, Тэчер ремонтировал совершенно разбитую карету. Девушка прикрыла глаза и вздохнула. Сегодня не время для слез. Нельзя распускать нюни. Как только Джеймс захватит оборотня, жизнь ее войдет в обычную колею, и у нее будет время предаться горю.

— Вышли полюбоваться на солнце? — полюбопытствовал Тэчер.

Подняв глаза, Ромэйн впервые заметила по-весеннему голубые небеса. Видимо, она была так поглощена своими мрачными мыслями, что не заметила, как распогодилось.

— Честно говоря, я решила удрать от Грэндж.

Тэчер усмехнулся и облокотился на открытую дверцу кареты.

— Кто бы мог подумать, что она и тетя Дора станут такими закадычными подружками?!

— Только не я, — шутливо ответила Ромэйн и поинтересовалась: — А карста не развалится по дороге в Вестхэмптон-холл?

— Я собираюсь прихватить с собой кое-какие инструменты и ремонтировать ее в дороге, если понадобится. — И, пряча от Ромэйн глаза, конюх добавил: — Надеюсь, мы отправимся не тем путем, что выбрал для себя мистер Монткриф.

Ромэйн замерла, но, заметив, что Тэчеру стало неудобно, постаралась улыбнуться.

— Должно быть, вы тоже хотите поскорее убраться из Шотландии, а, Тэчер?

— Мне будет не хватать ее.

— Как это?

Тэчер обвел глазами залитые солнцем холмы:

— Это загадочная страна. Она ждет своего исследователя.

— Я уверена, что дедушка отпустит вас, если…

— Нет! — конюх вспыхнул и осекся, но не извинился за столь резкий ответ. — Я пришел сюда за вами, леди Ромэйн, мои мечты о будущих путешествиях и открытиях — только мечты. Не более того.

Неожиданно улыбка его стала более искренней, а взгляд скользнул мимо нее. Ромэйн обернулась: за ее спиной стоял Джеймс. Одну руку он держал в кармане, вторая была опущена. Насмешливо улыбаясь, Маккиннон поднял обе руки и пошевелил пальцами.

— Доктор велел вам носить повязку еще две недели, — упрекнула его Ромэйн.

— Ты только послушай ее, Тэчер, — облокачиваясь на перегородку, улыбнулся Джеймс. — Она замужем за мной менее суток, а придирается, как торговка рыбой на базаре.

Ромэйн нахмурилась. Тэчер прищелкнул языком и погрузился в работу. Реакция девушки ничуть не смутила Джеймса.

— Грэндж сказала, что вы отправились на прогулку. Не хотите ли, чтобы я составил вам компанию? — предложил Джеймс.

— Я не собираюсь уходить далеко от дома. — Ромэйн рассчитывала, что он незаметит ее смущения. Вчера после его прикосновения она готова была сдаться, так что теперь опасалась оставаться наедине с мужем. Слишком сильные чувства выплескивались наружу, когда они оставались вдвоем. И то, что ее тянуло к Джеймсу, настораживало Ромэйн больше, чем ярость, которую она временами испытывала к супругу. Девушка заглянула в его загадочно мерцающие глаза, но не нашла в них ответа на вопрос, что ее ожидает сегодня.

Джеймс вынул из кармана длинноствольный пистолет. Ромэйн побледнела от ужаса.

— Успокойтесь, Ромэйн, я не собираюсь становиться вдовцом.

— Вы должны были предупредить меня, что носите такое оружие.

— Я хочу проверить руку, чтобы убедиться в том, что могу стрелять. Следует быть предусмотрительным и как следует приготовиться к дороге, на случай если мы встретимся с разбойниками.

Ромэйн закусила губку, и он взял ее за локоть. Девушка инстинктивно отшатнулась, упершись спиной в доски перегородки. Тэчер работал совсем рядом, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь понял, что ей становится не по себе от одного прикосновения мужа. Касания и взгляды Джеймса должны оставлять ее равнодушной, потому что сердце ее полно неизбывной тоски по Брэдли. Тоска, конечно, была, но, кроме тоски, было нечто, что толкало ее к Маккиннону. У нее были все основания не любить его — он был несносен. Ромэйн много раз повторяла себе это, но сердце ее не желало покоряться здравому смыслу.

Ромэйн помолчала, Джеймс убрал пистолет в карман и сказал:

— Дорогая, вам известны превратности долгого пути. Я обещаю вам, что буду держать пистолет наготове, пока мы не достигнем ворот Вестхэмптон-холла. — Он прищелкнул языком и бросил взгляд в сторону Тэчера. — К тому же, судя по тому, что я знаю о бешеном нраве вашего дедушки, мне не следует расставаться с оружием и в самом замке.

— Моего дедушку пулей не запугаешь. Он воевал в Америке, и годы не сделали его немощным.

— Я вижу, вам его очень не хватает, — произнес Маккиннон неожиданно мягким голосом.

— Я надеюсь на встречу с ним, — прошептала Ромэйн.

Джеймс снова взглянул на Тэчера и произнес:

— Пожалуй, нам пора прогуляться. Надо кое-что обсудить.

Они вышли в сад.

— Ромэйн, полюбуйтесь на горы, — попросил Джеймс. — Скоро наступит весна, все кругом зазеленеет. Пока вы не покинули Шотландию, мне хотелось бы показать вам окрестности Струткоилла.

— Мне надо помочь Грэндж, — голос девушки был так же нетверд, как и мысли.

— Ромэйн, — неожиданно раздраженно произнес Джеймс, — всего несколько минут назад вы думали только о том, как бы улизнуть от Грэндж, а теперь вы стремитесь опять попасть к ней под крыло. Я иду гулять. Вы идете со мной, или мы целый день будем играть в кошки-мышки?

— Я не думала, что мы играем.

Джеймс взял девушку под руку:

— Дорогая, мы не сказали друг другу ни одного правдивого слова.

Они вышли на дорогу. Ветер весело зашумел у них в ушах. Молодые люди миновали деревушку и отправились в сторону близлежащих холмов. Вдоль дороги змейкой вилась невысокая каменная стена. Джеймс перескочил через нее, подал руку жене и улыбнулся. Решив не заметить предложенной руки мужа, Ромэйн сделала шаг вперед. Приподняв юбку, она перешагнула через невысокое укрепление, не прибегая к его помощи. Затем она опустила юбку и вызывающе посмотрела в глаза Маккиннону. Она видела, каким восторженным взглядом обводил Джеймс ее фигуру. На сей раз она не позволит ввести себя в смущение и не опустит глаз.

Джеймс снова протянул руку, и Ромэйн положила свою ручку на его грубую ладонь. Твердые пальцы Маккиннона крепко, но нежно сжали ее пальцы, и знакомая теплая дрожь пробежала по всему телу Ромэйн.

Они молча шли по молодой травке, боясь неосторожным словом спугнуть неожиданно возникающую близость. Ласково пригревало солнце, и аромат первой зелени возбуждающе щекотал ноздри. Ромэйн хотелось, чтобы наслаждение, которое Джеймс дарил ей своим прикосновением, длилось вечно.

Джеймс вынул из кармана пистолет и знаком попросил Ромэйн встать у большого валуна. Девушка прислонилась к камню, хранившему холод зимней стужи, а Маккиннон навел пистолет на макушку дерева, росшего у другого конца поля. Палец его осторожно нажал курок. Ромэйн затаила дыхание. Выстрел растревожил всех птиц в округе. На дереве лопнула кора.

— Браво! — оценила Ромэйн точность попадания. Джеймс опустил оружие и поморщился от боли.

Ромэйн, оторвавшись от скалы, принялась осторожно растирать ему плечо.

— Доктор Волластон велел делать вам массаж.

— Да, мне становится лучше, — сказал Джеймс, облокачиваясь на валун. — Ну, все прошло, дорогая. — И глаза его сверкнули дьявольским огнем.

Ромэйн поморщила носик и слегка шлепнула по руке, которой он тянулся к ней.

— Такое быстрое выздоровление вредно для здоровья.

— Это было прекрасно, Ромэйн. Я не ожидал, что вы будете такой заботливой женой.

Девушка улыбнулась:

— Я тоже не ожидала. Может быть, вы были правы, утверждая, что нам нет смысла обмениваться бесконечными шпильками. Когда мы уезжаем?

— Думаю, завтра на рассвете, — ответил Джеймс, перезаряжая пистолет. — Мне бы хотелось погрузить вещи и тронуться в путь как можно раньше. Нам понадобится несколько дней, чтобы добраться до Вестхэмптон-холла, но гнать лошадей мы не можем, в противном случае карета просто развалится.

— Кажется, вам хочется поскорее попасть в Англию, — заметила Ромэйн.

— Каждая потерянная нами минута дает возможность предателю безнаказанно вершить свои грязные дела. — Маккиннон спрятал пистолет и выругался, потом продолжил: — Я был весьма близок к тому, чтобы схватить его, но вместо этого вынужден был заняться вами и вашими неурядицами.

Произнеся столь пылкие обвинения, Джеймс тем не менее уклонился от прямого ответа. Ромэйн поняла это и быстро зашагала прочь.

— Не уходите, — окликнул ее Джеймс.

— Это что … приказ… мой повелитель? — саркастически спросила девушка, даже не обернувшись.

— Ромэйн, было бы хорошо, если бы мы смогли быть вместе и не ссориться, но вас раздражает любая моя фраза, а это невыносимо.

Маккиннон догнал девушку. Стоя к нему спиной, чтобы не выказать слез, навернувшихся на глаза, Ромэйн прошептала:

— У меня не возникнет необходимости сердиться, если вы не будете досаждать мне. Мы встретились с вами не по моей воле, и вы не можете во всех превратностях жизни обвинять меня.

Джеймс осторожно обнял девушку и повернул к себе.

— Вы неправильно поняли мои слова. Я просто честно признался, что расстроен крушением своих первоначальных планов. — И он слегка улыбнулся. — А вы уже решили превратиться в сварливую шотландку.

— Ваши национальные особенности я оставляю вам.

— Значит, вы по-прежнему будете упрямой, властной англичанкой?

Ромэйн покачала головой:

— Мне совсем не хочется обмениваться с вами колкостями. Я провожу в Шотландии последний день. Сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь снова попала сюда.

— Да, это было бы удивительно.

Маккиннон произнес это голосом, лишенным всяких чувств, и Ромэйн не поняла, смеется он или досадует. Девушке не терпелось тронуться в путь, но, как и Тэчера, нечто в этой стране завораживало ее. «Не как Тэчера, — уточнил тоненький голосок внутри, — и не нечто, а некто».

Неужели она лишилась разума? Это фиктивный брак. Если она и дальше позволит себе млеть от прикосновений Джеймса, это будет сумасшествием.

Взгляды их встретились. Джеймс развернулся и зашагал прочь. Девушка смотрела ему в спину и не понимала, почему он первым опустил глаза. Раньше он никогда так не поступал.

Когда Джеймс заговорил снова, голос его звучал неестественно легко.

— Я не собираюсь надолго задерживаться в Англии. Эта страна лишена очарования, свойственного моей родине.

— Мне будет не хватать Эллен. — Ромэйн попыталась залечить только что открывшуюся рану и улыбнулась: — А ей будет не хватать разговоров о сезонах в Лондоне. Никогда не думала, что есть люди, которые мечтают побывать на открытии сезона в столице, мне всегда хотелось сбежать оттуда домой.

— А Эллен что… хочет в Лондон? — медленно спросил Маккиннон и повернулся к Ромэйн.

В глазах его появилось загадочное мерцание, а на губах — не менее загадочная улыбка. У Ромэйн засосало под ложечкой: Джеймс готовился вовлечь ее в свои новые интриги, а она противилась этому, как и всем его предыдущим замыслам.

— Итак, моя маленькая кузина желает войти в «общество». Принимая во внимание ваш опыт в этих тонкостях… — тихо, словно крадучись, проговорил Джеймс.

— Мой опыт? — неожиданно горячо переспросила Ромэйн. — Если бы я только заподозрила, что вы пригласили меня на прогулку, чтобы делать низкие намеки, я бы…

Но Маккиннон прервал девушку:

— Ромэйн, разве есть необходимость обижаться на все, что я говорю? Или, быть может, вы хотите что-то скрыть от меня? Кажется, вы не очень-то рветесь домой. Должен ли я отнести вашу наивность на счет своей глупости?

— Вы невыносимы, — бросила девушка и зашагала обратно к придорожной стене.

— Невыносим? Это что-то новенькое. Раньше вы говорили, что я груб, чудовищен и нелюбезен.

Джеймс перемахнул через стену и подал руку Ромэйн. Вызывающе улыбнувшись, он сказал:

— Если хотите знать правду, то я имел в виду только то, что вам приходилось быть невольной свидетельницей многих случайных связей в круговороте светской жизни в Лондоне.

Ромэйн почувствовала знакомое смущение. Уличить Джеймса было невозможно: он обращался со словами не менее виртуозно, чем с оружием.

Маккиннон легко поднял девушку на руки, перенес через стену, опустил прямо на дорогу и, не убирая рук с ее талии, спросил:

— Вы уверены в том, что ваш дедушка будет сомневаться, пустить вас в Вестхэмптон-холл или нет?

Ромэйн сделала шаг назад, высвобождаясь из его объятий, и ответила:

— Дедушка очень недоволен мной. Я ущемила его гордость. Для Смитфилдов нет ничего важнее гордости.

— Я уже заметил это. — И, не давая ей возможности вставить хоть слово, Джеймс продолжал: — Он несомненно запрыгал бы от счастья, вернись вы только со мной, но если с нами прибудут Дора и Эллен, очевидно, даже герцог Вестхэмптон не один раз задумается над тем, предоставить ли кров двум женщинам-путешественницам.

— Дедушка сам решит, как ему поступить.

Джеймс поймал руку Ромэйн и улыбнулся:

— Неужели вы не понимаете, Ромэйн, это прекрасное разрешение всех вопросов. Если вы объявите всем, что намерены ввести Эллен в общество, мы сможем появляться в высшем свете без всяких подозрений.

— Вы думаете, что предателя следует искать в светских кругах?

— Кто же еще сможет с такой легкостью путешествовать по стране! — Маккиннон нахмурился и добавил: — Как вы помните, некогда я заподозрил, что оборотень — ваш бывший суженный.

— Брэдли никогда бы не…

— Я согласен с вами.

Ромэйн зашагала по дороге домой. Ноги ее увязали в грязи.

— Почему вы так и пышете ненавистью? — наконец задала она вопрос Джеймсу.

— Потому что я не могу позволить этому негодяю ускользнуть из моих рук еще раз.

Ромэйн закрыла глаза и вздохнула. Ей нельзя забывать, что главной целью Джеймса является захват предателя. Он весь сосредоточен на выполнении своего долга, а поцелуи, разговоры с ней… это так… пустое.

— Ромэйн, вы поможете мне?

— Да. — Глубоко вздохнув, Ромэйн повернула к Джеймсу лицо. — Первое, что мы должны сделать, — это найти модистку для Эллен и портного для вас, — и, указывая на его широкие брюки, развевающиеся на ветру, Ромэйн пошутила: — Вас нельзя будет ввести в приличный лондонский дом в этих шароварах.

Маккиннон стряхнул налипшую на брюки грязь и поинтересовался:

— Вы что, собираетесь взять в оборот не только Эллен, но и меня?

— Если хотите, чтобы к Эллен выстроилась очередь обожателей, вы должны позаботиться о том, чтобы выглядеть модным, светским человеком.

Ромэйн склонила голову на плечо и окинула Джеймса оценивающим взглядом с головы до ног.

— Я бы предложила вам темно-зеленый фрак с двумя рядами золотых пуговиц. К нему подошел бы жилет в поперечную полоску — золотую и белую, белая рубашка с гофрированными манжетами и светлые, зауженные книзу брюки.

Маккиннон в изумлении изогнул бровь:

— Никогда не заподозрил бы в вас специалиста по мужской одежде.

— Джеймс, неужели вы думаете, что только мужчины замечают хорошо одетых представительниц противоположного пола? — Ромэйн приложила пальчик к подбородку. — Да, если вы хотите вращаться в свете, вам понадобится темно-синий фрак, белая жилетка и светлые брюки. Это будет костюм для посещения театров и светских раутов. У вас есть какие-нибудь чулки, кроме этих?

— Все они давным-давно в дырках. — Джеймс улыбнулся и добавил: — Уверен, что вы придумаете что-нибудь подходящее. Я принадлежу к тем мужчинам, которые не приходят в восторг от необходимости наряжаться, как петух.

Ромэйн сжала губы. Он пытался ее рассмешить. На секунду она упустила из виду, что он тоже должен быть знаком с нравами высшего света. Для многих мужчин чин майора был верхом желаний.

Ромэйн изнывала от любопытства: кем был Джеймс Маккиннон до того, как стал майором Маккинноном? Казалось, в тесном домике своей тетушки он чувствует себя вполне уютно, но несколько раз Ромэйн замечала, что, входя в комнату, он нагибает голову, как человек, не привыкший к низким потолкам и узким простенкам. Он привык к другой жизни и к другим помещениям.

— Я верю, что у вас достаточно средств для того, чтобы осуществить наши планы, — как бы невзначай бросил Джеймс.

— У меня? — изумилась Ромэйн.

Опершись о дерево, Джеймс сказал:

— Конечно, не думаете же вы, что в настоящее время я располагаю средствами, чтобы одеть Эллен по моде. Карманы мои почти пусты, и, кроме того, не забывайте, что, пока Эллен будет готовиться повергнуть ниц своих обожателей, мы с Камероном будем заняты поиском предателя.

— А я?

— Не хотите ли вы сказать, что мечтаете стать сыщиком и ловить шпиона? Дорогая, это не самый лучший образ жизни для такой замечательной леди, как вы.

— Оставьте ваши замечания при себе, — разозлилась Ромэйн. — Вы хоть раз дали себе труд задуматься над тем, что будет, когда вы, наконец, поймаете своего предателя? Аннулировать наш брак будет очень сложно. Подумайте хотя бы о своей кузине.

— Но она проведет сезон в Лондоне и, без сомнения, найдет себе мужа.

— Джеймс, нет никакой гарантии, что Эллен сразу найдет подходящую партию. Многие девушки приезжают по два, по три раза в столицу, чтобы выйти замуж за порядочного человека. А если вам не удастся схватить вашего оборотня, где вы собираетесь жить после окончания сезона? Нет, нельзя быть настолько недальновидным, рассчитывая, что дедушка обрадуется нашему возвращению в Вестхэмптон-холл, даже если он соблаговолит радушно принять вас в первый раз.

— Значит, нам придется снять дом в Лондоне.

— Как?

— Я полагаю, что деньги у вас есть. У вас весьма обеспеченная семья. Если не от дедушки, то от родителей-то вы наверняка получили наследство.

— Я не могу воспользоваться им, пока я не замужем.

— А вы уже замужем. — Маккиннон провел тыльной стороной руки по ее щеке и улыбнулся: — Несчастный я муж, если обо мне так быстро забыли.

— Джеймс, родители оставили мне совсем незначительное состояние.

— Думаю, дедушка не позволит вам умереть с голоду. Грэндж поведала мне, что вы его единственная родственница и наследница.

Ромэйн прикусила нижнюю губку, потом сообщила:

— Когда я была совсем маленькой, дедушка сделал один солидный вклад…

— И что? Погорел?

— Нет. Дедушка очень осторожен в обращении с деньгами. Он надеялся таким образом обеспечить мое будущее, но вложение денег скреплено необычным договором. Деньги находятся в трастовом обращении, пока в живых не останется последний из инвесторов. Только после смерти всех прочих вкладчиков этот последний, здравствующий, получит первоначальную сумму взноса и проценты.

— Любопытно.

Ромэйн улыбнулась:

— Я уверена, что у дедушки были свои соображения. Так или иначе, но в данный момент я могу распоряжаться только наследством, оставленным мне родителями, а его хватит лишь на несколько месяцев.

— Значит, нам должно хватить этих месяцев.

Ромэйн мягко улыбнулась:

— Никогда не думала, что вы такой наивный человек.

— Я не наивен. Мы с Камероном умеем работать: мы не позволим негодяю улизнуть от нас еще раз.

— А Эллен?

— Ромэйн, не мучайте меня. У меня очаровательная сестра, к ней выстроится очередь поклонников.

— Она будет одной из многих мисс, которые сразу со школьной скамьи выпорхнули в большой свет.

— Дорогая, вы носите фамилию Маккиннон, но вы не нашего рода. Вы не понимаете, что Маккиннон не отдаст просто так то, чем хочет владеть. А сейчас один Маккиннон хочет изменить то обстоятельство, что он не целовал жену со вчерашнего дня.

Ромэйн замерла, но он не выпустил ее из своих объятий.

— Вы и так воспользовались этим вчера.

Весьма выразительно улыбаясь, Джеймс накрутил на палец завиток ее роскошных волос.

— Да, конечно, я воспользовался возможностью поцеловать самую красивую женщину, которую я когда-либо видел. Какой дурак упустил бы такую возможность?

— Не стоит потчевать меня комплиментами. Я прекрасно знаю, что вы беспокоились о том, какое производите впечатление на окружающих, боясь, как бы дружки не посмеялись над вами, если вы не поцелуете свою невесту.

Маккиннон провел рукой по ее щеке и прошептал:

— Я думал не только о впечатлении, которое произвожу. Вы прекрасны, Ромэйн, и когда вы бросаете взор на мужчину, внутри у него что-то переворачивается, а в голову приходят разные мысли… об обладании вами.

Маккиннон осторожно приблизил свои губы к ее лицу. Ромэйн всю ночь преследовало сладостное воспоминание об их первом поцелуе, но даже оно померкло, когда он вновь поцеловал ее, нежно и крепко, и дрожь пробежала по всему ее телу. Джеймс обнял ее за талию, а Ромэйн обвила руками его крепкую шею, и пальчики ее утонули в его жестких, но приятных на ощупь волосах.

Джеймс провел кончиком языка по опущенным векам девушки. С каждым его прикосновением внутри у нее будто вспыхивал тлеющий уголек. Ромэйн чувствовала, что слабеет. Все ближе и ближе прижималась она к мужу. Сердце ее бешено билось. И когда, наконец, Джеймс притронулся языком к ее ушку, с губ девушки сорвался непроизвольный стон. Маккиннон сейчас же воспользовался тем, что губы ее раскрылись, настойчиво понуждая их сделаться мягкими и податливыми. Язык его кружил у нее во рту, лаская ее язычок. Воспламененная незнакомыми мужскими ласками, Ромэйн прижалась к Маккиннону. Язык Джеймса соскользнул на ее шейку. Ей не хватало дыхания. Теперь Ромэйн сама подставила Джеймсу губы для поцелуя, сама искала его ласк. Неожиданно она услышала его глухой смешок и в изумлении открыла глаза: Маккиннон усмехался. Потрясенная, она не могла вымолвите ни слова, а Джеймс прошептал:

— Вы странно ведете себя для женщины, которая испытывает отвращение к мужу.

— Я вовсе не испытываю к вам отвращения, — мягко ответила девушка. Каждое слово давалось ей с трудом. — На самом деле кое-что в вас мне нравится.

— То, что я пристаю к вам.

Ромэйн покачала головой, пробегая пальчиками по его выразительному лицу.

— То, что я упорно добиваюсь вашей помощи в моей работе?

— Конечно нет! — вскипела девушка и вздохнула, притронувшись кончиком пальца к его губам, которые она мечтала вновь ощутить на своих губах.

— Что тогда? — настаивал Джеймс.

Глядя ему прямо в глаза, пожираемая огнем желания, Ромэйн, обняв его за шею, сама приблизила губы Джеймса к своим. Разглядев довольное мерцание в его глазах, она опустила веки. Девушка нежилась в объятиях странного спутника жизни, млея от каждого его прикосновения. Она отрешилась от всех мыслей, зная, что сейчас находится в полной власти мужа. Как ей хотелось верить, хотя бы в этот краткий миг, когда он держит ее в своих объятиях и страстно целует, что он не использует ее в своих целях.

Глава 8

Отерев пот рукавом рубахи, Джеймс вновь принялся за работу. На этот раз они, кажется, починили ось. Если судьба подбросит им еще какое-нибудь испытание, вряд ли можно будет надеяться, что они схватят предателя.

Камерон с беспокойством вглядывался вдаль. Местность была пустынна. Джеймс сунул руку под куртку и нащупал пистолет. Он слишком хорошо понимал беспокойство Камерона. С тех пор как им стало известно, что Даффи и его сообщникам хорошо заплатили за то, что они найдут карету Монткрифа и убьют всякого, кто в ней находится, Джеймс в любой момент был готов отразить нападение. Монткриф, очевидно, погиб, но Ромэйн чудом спаслась. Чей враг подкупил Даффи — Монткрифа или ее? Пока не станет известен точный ответ на этот вопрос, нельзя спускать с нее глаз.

— Позови леди, — приказал Джеймс Камерону, махнув рукой в сторону женщин, которые невдалеке грелись на солнышке.

— Да, сэр.

Камерон ушел исполнять приказание, а Тэчер еще раз нагнулся, чтобы проверить ось, и что-то пробурчал.

— Что ты сказал? — спросил Джеймс.

Тэчер ответил совершенно серьезно:

— На вашем месте я бы так не спешил, — и оглянулся.

Джеймс проследил за взглядом конюха и увидел смеющихся Эллен и Ромэйн.

— Герцогу придется привыкнуть к мысли, что его внучка вышла за меня замуж.

— Герцог не привык приспосабливаться к чему-либо, кроме своих собственных желаний.

— Значит, это от него Ромэйн унаследовала вопиющее упрямство.

Тэчер уложил инструменты в ящик и выпрямился.

— Его светлость еще менее, чем Ромэйн, склонен считаться с желаниями других. Будьте осторожны с ним.

— Я собираюсь вести себя осмотрительно, но и ему придется быть осторожным со мной.

Подоспевший Камерон улыбнулся словам своего командира, но вновь помрачнел, едва Джеймс бросил в его сторону недовольный взгляд. Сержанту следует знать, что никому, даже раздраженному и капризному старику герцогу не позволено расстроить их планы.

— Ромэйн говорила, что ее дед был военным человеком, — вымолвил Камерон. — Может быть, он все поймет, если вы будете откровенны с ним.

— А ты захотел бы что-нибудь понять, если бы тебе сказали, что твоя внучка вышла замуж только для того, чтобы своим замужеством оказать услугу правительству и государству?

Круглое лицо Камерона стало еще шире.

— Весьма пикантная ситуация, сэр.

Джеймс холодно улыбнулся:

— Я рассчитываю только на то, что наш брак и усилия для преодоления неприятностей, связанных с этой пикантной ситуацией, не окажутся тщетными.

Когда карета подъезжала по широкой дороге к главному входу в Вестхэмптон-холл, Ромэйн выглянула из экипажа и лишний раз убедилась в том, что нет ничего прекраснее родного дома.

Сколы древних камней, из которых был выложен замок, сверкали на солнце. Много раз она подъезжала к родному гнезду по этой дороге, но никогда не было так мучительно радостно, как теперь.

Каждая косточка, каждый мускул ее тела ныли при воспоминании о проделанной дороге из Струткоилла. Дважды им пришлось делать длительные остановки: два дня назад сломалась ось, и мужчины полдня потратили на то, чтобы починить карету, а накануне одна из лошадей повредила копыто. С этой неприятностью они справились довольно скоро, но попали в ураганный ветер и промерзли до костей в ветхой карете. Ночь они провели в гостинице, но тяжелый дух промокшей шерсти преследовал путников весь день: за время короткого ночного отдыха одежда не успела как следует просохнуть.

Ромэйн оглядела своих спутников. Грэндж сморщивалась с каждой милей, приближающей ее к дому, — так вянет хрупкое растение под лучами жаркого солнца. Тетушка Дора спала, рот у нее был полуоткрыт, но во сне добрая женщина, в отличие от Грэндж, не сопела и не храпела. Камерон насвистывал какую-то песню, но бедный малый был совершенно лишен слуха, и мелодия, которую он насвистывал, казалась Ромэйн созвучной скрипу камешков под колесами экипажа.

Улыбалась одна Эллен. Никакие трудности не могли сломить ее неудержимой радости от долгого путешествия на юг и грядущей возможности красоваться в высшем свете. То и дело выглядывая из окна, девушка пыталась утихомирить непоседу Ноккамса.

Ромэйн слегка покачала головой. Морока со щенком началась с самого начала путешествия. Он лаял на всех и вся, но Эллен была непреклонна и не соглашалась расстаться с ним.

Тэчер натянул поводья, и карста остановилась. Джеймс соскочил на землю и протянул руку Ромэйн. На этот раз девушка позволила помочь ей выйти из полуразвалившегося экипажа.

— Замерзла? — спросил Джеймс.

— Думаю, что никогда не захочу уходить дальше десяти дюймов от Вестхэмптон-холла. — Ромэйн хотела улыбнуться, но усталость взяла верх, и девушка зевнула.

Джеймс слегка обнял ее за талию и замер в ожидании, когда Тэчер и Камерон помогут остальным женщинам выйти из кареты. Джеймс предупредил Эллен, чтобы она передала щенка Камерону, который отведет псину куда следует, и обратился к Ромэйн:

— Ну что?.. Идем?

Ромэйн окинула взглядом прочные входные двери и глубоко вздохнула:

— Пожалуйста, не говорите ничего, пока я не выясню, в каком расположении духа находится дедушка, — попросила Ромэйн, когда они вместе поднимались по ступенькам, — если вы скажете что-то не то…

— Да, я понимаю…

Ромэйн скривила губки:

— Не думаю. Это невозможно, пока вы не встретитесь с дедушкой лично.

— Дорогая, мне давали нагоняй самые грубые офицеры, которых можно найти в армии. Вряд ли ваш дедушка своенравнее их.

— Вряд ли?

Джеймс крепко взял ее под руку:

— Как он смеет быть таким людоедом, когда его внучка так хороша, что заставляет своего мужа желать, чтобы их брак был чем-то большим, нежели вынужденная сделка.

— Джеймс, сейчас не время для подобных разговоров.

— Почему вы так боитесь правды?

— Я не боюсь.

— И своего дедушку тоже не боитесь?

— Нет.

— А меня?

— Нет.

— А своей чувственности? — И Джеймс нежно поцеловал жену.

Оторвавшись от ее губ, он вздохнул:

— Почему вы такая соблазнительная, дорогая?

— Джеймс…

Маккиннон шутя приложил палец к ее губам:

— Сначала нам нужно разобраться с дедушкой, дорогая.

Ромэйн кивнула и поправила шляпку. Подходя об руку с Джеймсом к двери, она бранила себя. Наивно было надеяться, что Маккиннона можно будет хоть чем-нибудь отвлечь от исполнения своего долга.

Ромэйн взялась за кольцо, и дверь открылась. Девушка замерла от радости, увидев худое, вытянутое лицо Клэйсона. Но не успела она и рта раскрыть, как дворецкий отчеканил:

— Уберите эту развалюху подальше от замка. Если вы принесли что-то на продажу, подойдите к черному ходу. Я…

— Клэйсон, — осторожно перебила его девушка, — неужели ты не нашел других слов, чтобы встретить меня?

Дворецкий в недоумении уставился на нищенку, которая оказалась внучкой его господина, посторонился и пропустил девушку в вестибюль. При виде многочисленной процессии, следовавшей за Ромэйн, Клэйсон хотел было что-то вымолвить, но не проронил ни звука. Ромэйн поняла, что в измятой шляпке и дурно пахнущих лохмотьях выглядит много неприглядней, чем предполагала.

Тяжело дыша, дворецкий забормотал:

— Леди Ромэйн… мы думали… мы боялись… да… подождите… я сообщу его светлости.

Не успел Клэйсон сдвинуться с места, как откуда-то сверху раздался твердый, властный голос:

— Клэйсон… что за суета?! Ты же знаешь, сейчас время отдыхать.

Ромэйн изо всех сил старалась сдержать счастливый смех. Она дома! Обычно дедушка отдыхал в спальне или в библиотеке, прихватив с собой бутылочку бренди.

Ромэйн задрала голову и сквозь набежавшие слезы увидела ошеломленное лицо дедушки.

— Ваша светлость, — начал было Клэйсон, стараясь сохранить хотя бы видимость порядка, — леди Ромэйн…

Все прочие слова были похоронены под громким криком изумления, исторгнутым герцогом. Невидимый ранее слуга выскочил откуда-то из комнаты, чтобы помочь хозяину спуститься по лестнице в холл. Ромэйн хотелось броситься к дедушке и подставить ему свое плечо, но она боялась неловко оскорбить немощь старика — и не тронулась с места.

Девушка впилась взглядом в лицо деда, но он спускался, не отрывая глаз от ступенек крутой лестницы. Ромэйн надеялась, что это не признак дряхлости, что дедушка избегает встретиться с ней взглядом и невольно выразить свое отношение к ее бесславному возвращению. Герцог любил, чтобы последнее слово оставалось за ним, и сейчас Ромэйн с радостью оставляла право суда за ним. Она чувствовала себя очень виноватой.

Герцог спустился в холл, и Ромэйн присела в глубоком реверансе.

— Ваша светлость, — прошептала она.

Девушка услышала шорох платьев у себя за спиной и поняла, что остальные тоже кланяются.

— Ромэйн, — задыхаясь от волнения, пробормотал старик. Он вытянул руки навстречу внучке, обнял и прижал ее к себе. — Дитя мое, я думал, что тебя больше нет. Не получив никаких известий от Грэндж и ни одного отклика на заметку в газете… — Он прервал свою речь и прижал внучку к себе еще крепче; потом отступил на шаг, окинул Ромэйн с головы до ног радостным взглядом и властно потребовал ответа: — Ромэйн, где же, черт возьми, ты пропадала?

— Дедушка, я…

— Что означает этот парад оборванцев? — спросил он, глядя мимо внучки.

Едва поблагодарив Грэндж и Тэчера кивком головы, герцог начал сыпать приказаниями:

— Встаньте прямо! Не ежьтесь, как сборище дураков! Где ты подобрала всех этих нищих? С какой целью ты это сделала, Ромэйн? Если они помогли тебе вернуться домой — я, клянусь тебе, предполагал, что подобное может случиться, — скажи Клэйсону, какая награда причитается каждому из них, и отошли их прочь.

Герцог взглянул на Эллен, как на пустое место, и девушка вопросительно посмотрела на Ромэйн.

— Дитя, побыстрее. Я не хочу, чтобы в доме появились блохи.

В холле воцарилось неловкое молчание. Нарушая его, Ромэйн мягко сказала:

— Дедушка, было бы мудро отложить этот разговор.

— Отложить? — недоуменно переспросил старик, и его седые кустистые брови сошлись на переносице.

— Пожалуйста, давай поговорим наедине. — Ромэйн бросила взгляд на Клэйсона, который прислушивался к разговору, даже не скрывая острого любопытства.

Герцог покачал головой:

— Я вовсе не желаю, чтобы эта свора бродяг слонялась по моему дому. Ромэйн, отделайся от них побыстрее и пойдем поговорим.

— Я не могу.

— Что?! — герцог в изумлении уставился на внучку.

Ромэйн читала мысли деда так легко, будто он произносил их вслух. Он не думал, что после долгого отсутствия его внучка будет вести себя с таким упрямством: ему было непонятно, какую власть имеют над ней незваные пришельцы. Ромэйн хотелось объясниться с дедушкой, но она не могла говорить о сложных и деликатных вопросах в присутствии слуг, которые разнесут сплетни о ее пребывании в Шотландии по всей округе. Лучше отложить этот разговор.

Повернувшись к нему спиной, Ромэйн нежным голосочком распорядилась:

— Клэйсон, пожалуйста, проведите мисс Данбар и ее матушку наверх. Грэндж поможет вам привести в порядок апартаменты, которые, по ее мнению, подойдут нашим гостям. — Тэчер, я знаю, что вы беспокоитесь о лошадях. Думаю, что вы можете найти в конюшне место для Ноккамса.

— Слушаюсь, леди Ромэйн, — ответил Тэчер, переводя взгляд с Ромэйн на герцога.

— Тогда выполняйте, — уколола его девушка.

Прочитав благодарность в глазах конюха, она поняла, что Тэчер признателен ей за то, что она избавила его от необходимости присутствовать при скандале, который вот-вот должен был разразиться.

Дверь за Тэчером захлопнулась.

— Ваша светлость, — обратился Клэйсон к хозяину за дальнейшими распоряжениями.

Ромэйн никогда раньше не замечала, чтобы у дворецкого тряслись руки.

На лице деда глубокими складками лежала печать оскорбленного негодования.

— Ромэйн, я бы предпочел, чтобы ты использовала свой язык для ответа, а не для распоряжений дворецкому.

— Пожалуйста, дедушка… — Она потянулась к его руке, но герцог отстранился, отнимая у девушки надежду уговорить себя. Ромэйн вздохнула и взглянула на Джеймса.

— Мы бы хотели поговорить с тобой без посторонних.

— Мы?!

— Пожалуйста, дедушка, — снова взмолилась Ромэйн.

Может, жалобный тон тронул старческое сердце, может быть, он устал ссориться с внучкой в присутствии слуг, но старик сжалился и кивнул. Он приказал Ромэйн следовать в библиотеку. Держась за плечо дюжего слуги, Вестхэмптон зашагал к лестнице, не оглядываясь на Ромэйн. Он был уверен, что она покорно последует за ним.

— Эллен, ступай с Грэндж, — прошептала Ромэйн девушке. — И возьми с собой тетушку Дору.

— Если ты хочешь, я пойду с тобой, — шепнула ей в ответ Эллен.

— Нет.

Ромэйн даже передернуло, когда она представила, как прогневается дедушка, если кто-нибудь без приглашения осмелится сопровождать его в библиотеку.

— Грэндж поможет вам устроиться. Если захотите принять ванну, позвоните.

— Так… мы остаемся? — неуверенно спросила Эллен.

Ромэйн не ответила. Она сделала знак Джеймсу следовать за ней. Ей показалось, что Маккиннон лениво прищурился. Пораженная его непочтительностью и беспечностью, Ромэйн все-таки надеялась, что ошиблась.

Герцог не вымолвил ни слова, когда Джеймс вошел за ним в тускло освещенную комнату. Старик безмолвствовал, глядя, как нежданный гость вслед за его внучкой пересек комнату по синему ковру и остановился возле камина. Сидя за рабочим столом, за которым он занимался государственными делами, Вестхэмптон молча ждал, когда слуга покинет комнату. Когда дверь за ним закрылась, старик поднял глаза на Джеймса.

— Как я понимаю, сэр, вы и есть часть того, что моя внучка хочет объяснить мне в отсутствие слуг, — усмехнулся он.

— Боюсь, что я не часть, а главное из того, о чем Ромэйн желает поведать вам, — в тон ему ответил Джеймс, не забыв ухмыльнуться.

— По вашему акценту я догадался, что вы из страны Фоморов.

Джеймс стиснул зубы, но тон его не изменился.

— Вы правы, если предполагаете, что я из Шотландии.

— Как вас зовут?

— Джеймс Маккиннон.

— А эти оборванцы? Это что… ваша семья?

— Да, ваша светлость. Моя тетушка, моя кузина, мой слуга — все мы находимся здесь по приглашению вашей внучки, — ухмыляясь, Джеймс обернулся к Ромэйн, которая, греясь возле камина, слушала разговор мужчин. Ах! Если бы было возможно так же просто победить холод, притаившийся внутри! Ромэйн всеми силами старалась выглядеть бесстрастной. Герцог Вестхэмптон ценил силу. Особенно в своей внучке.

— У тебя действительно были причины пригласить этих шотландских бродяг в наш дом? — спросил он, обращаясь к девушке.

Она вспыхнула:

— Да, дедушка. Джеймс спас мне жизнь, и …

— … и ты сочла себя обязанной притащить всю эту компанию в наш дом?

— Они не незнакомые люди. — Ромэйн глубоко вздохнула и, покоряясь неизбежному, выговорила: — Дедушка, они теперь и моя семья, потому что Джеймс — мой муж.

— Твой муж? Не смеши меня, Ромэйн. Ты моя внучка. Ты не можешь выйти замуж за неотесанного шотландца.

Ромэйн всеми силами старалась говорить спокойно.

— Джеймс мой муж, дедушка.

— Пф! Я расторгну этот нелепый брак.

— Дедушка… Джеймс и я… мы уже поженились. Ты должен смириться с этим. Мы … — Голос ее сорвался, и герцог перевел взгляд на Джеймса, но обращался по-прежнему к Ромэйн.

— Сначала возле тебя отирался этот пустышка Монткриф, и ты сбежала с ним, как обыкновенная потаскушка. Вернувшись из скандального путешествия, ты объявляешь мне, что взяла в мужья этого вшивого шотландца.

— Дедушка, Брэдли… — продолжать Ромэйн не могла: она неожиданно поняла, что известие о смерти ее возлюбленного могло еще не достигнуть Вестхэмптон-холла. Да и вряд ли кто-нибудь, кроме жителей нескольких забытых Богом шотландских деревушек, знал о разбойниках и убийцах, которые напали на карету.

— Говори, говори, — холодно отчеканил герцог. — Хотя пока я не вижу смысла в твоих объяснениях.

Опустившись на колени возле кресла деда, Ромэйн прошептала:

— Я тебе уже говорила: Джеймс спас мне жизнь.

— Женившись на тебе? — Губы герцога побелели. — Черт бы побрал эту Грэндж! Это она внушила тебе эту странную мысль, не так ли?

Ромэйн собралась было отвечать, но старик не дал ей и рта раскрыть.

— Не трудись объяснять мне, Ромэйн. Когда я сказал Грэндж, что хочу, чтобы она нашла тебя до того, как ты выйдешь замуж за Монткрифа, а в противном случае не желаю видеть тебя в доме, она неправильно поняла меня. Скажи мне, это она подсказала тебе, что спасти репутацию семьи можно, только выйдя замуж? Это она заставила тебя стать женой грязного шотландца?

Ромэйн покачала головой. Ей было бы намного легче, если бы дедушка извергал проклятия, вместо того, чтобы обращаться с ней с прозрачной искренностью. Потеря дедушки для нее еще тяжелее, чем потеря Брэдли.

— Джеймс не просто спас мою честь и репутацию семьи — он спас мне жизнь. Он освободил меня от … — неожиданно для самой себя Ромэйн произнесла слово по-шотландски и лишь затем, опомнившись, по-английски, — …разбойников.

Ромэйн обернулась на странный звук: это Джеймс прищелкнул языком, очевидно глумясь над тем, что, долгое время пробыв в Шотландии, первое слово на неродном языке девушка произнесла у себя дома, в английском замке. Однако Джеймс выбрал неудачное время, чтобы испытать на окружающих свое чудное, специфически национальное чувство юмора.

— Джеймс спас меня, а его собственные планы оказались нарушенными. Он собирался присоединиться к Серым Шотландцам, — торопливо прибавила Ромэйн. Она знала, что лгать дедушке нельзя, но эту выдумку она должна была поведать ему во имя правды. Это Джеймс предложил ей рассказать дедушке о том, что он, якобы, намеревался примкнуть к шотландским формированиям, сражающимся против Наполеона. И Ромэйн согласилась, потому что эта уловка позволяла объяснить любые оговорки, которые Джеймс мог допустить, употребляя военную терминологию. Но теперь, когда Ромэйн оказалась, наконец, в родном гнезде, больше всего на свете ей хотелось покончить с полуправдой и этим дурацким браком.

Герцог выпрямился в своем резном кресле:

— Вы служите в кавалерии, Маккиннон?

— Я надеялся служить в кавалерии, — ответил Джеймс и, заложив руки за спину, продолжал: — Надежды мои рухнули, когда разбойники, напавшие на вашу внучку, пристрелили мою лошадь.

— У меня есть много прекрасных жеребцов. Не уверен, что среди них есть кони серой масти, но я прикажу Тэчеру проверить это.

Джеймс с улыбкой выслушал рассказ старика о чистокровных племенных скакунах, гордости его конюшни, о различных линиях скрещивания. Герцог подчеркнул, что в его лошадях нет примесей иноземной крови, что, несомненно, было ненавязчивым предостережением: старик намекал на свое нежелание, чтобы к чистой крови древнего рода Смитфилдов подмешалась капелька шотландской крови. Старик предпочел бы расстаться с чистокровной лошадкой и тем самым освободиться от нежеланного мужа внучки. А муж, подумал Джеймс, оказал бы большую услугу древнему роду Смитфилдов, если бы погиб на поле брани. Вдовство Ромэйн казалось герцогу более привлекательным, чем подобное замужество.

— Какое великодушное предложение, ваша светлость, — вымолвил Джеймс, когда старик сделал паузу. — Это выше всех моих ожиданий. Но в данный момент я думаю лишь о том, чтобы вы и Ромэйн помирились.

Старик взглянул на Ромэйн, а Джеймс неожиданно вспомнил, какой радостью озарилось лицо старика, когда он увидел внучку. Потом герцог перевел взгляд на Джеймса. Было ясно, что упрямство и непокорность Ромэйн унаследовала от деда.

— Она сбежала, не сказав ни слова, — вымолвил дюк. — Она сбежала с этим пустозвоном, а вернулась с мужем-шотландцем. Она не сочла нужным прислать мне даже весточки, чтобы сообщить, что она жива. Какой ребенок способен так неблагодарно вести себя по отношению к своей семье?

Джеймс помог Ромэйн подняться с колен. Обняв девушку за плечи, он произнес:

— В этом вы должны обвинить меня, ваша светлость.

— Я и так виню вас во всей этой несуразице. Тем не менее Ромэйн могла бы…

— Думаю, — прервал Джеймс речь старика, повергнув его в глубокий шок своей бесцеремонностью, — вы с Ромэйн должны посмотреть друг другу в глаза и помириться. Она собиралась написать вам, но я запретил, — солгал он.

— Вы запретили? — грозно приподнялся из-за стола Вестхэмптон. Он больше не казался немощным и дряхлым стариком.

Глядя на разъяренного герцога, Джеймс без труда представил себе, как несколько десятилетий назад он лихо вел в атаку солдат: весь его облик дышал привычкой властвовать и подчинять.

Поборов в себе соблазн быть абсолютно искренним со старым воякой, Маккиннон ответил старику холодным взглядом.

Опершись обеими руками о стол, герцог улыбнулся:

— Должно быть, вы крепкий орешек, Маккиннон, если вам удалось удержать мою упрямую внучку от исполнения того, что она задумала.

— Просто… она согласилась, что план, предложенный мною, разумен. Я хотел привезти Ромэйн в родной дом и дать вам обоим возможность объясниться с глазу на глаз.

— А зачем вы притащили ко мне всю свою семью?

— Чтобы Эллен, двоюродная сестра Джеймса, провела сезон в Лондоне.

— Твой неотесанный муж хочет, чтобы его сестра породнилась с английской знатью? Ты что, с ума сошла?! Можно ли рассчитывать, что порядочный человек откроет для нее двери своего дома?

— Дедушка, но теперь она… и моя кузина.

— Заверяю тебя, что ваше родство временное.

В разговор вмешался Джеймс:

— Но мы женаты, ваша светлость.

— Ромэйн, — прорычал герцог, не отрывая взгляда от Джеймса, — тебе следует заняться гостями.

— Но это может сделать Грэндж.

— Хозяйка Вестхэмптон-холла — ты. Во всяком случае до тех пор, пока я не приму окончательного решения по поводу твоего будущего и будущего несчастного полукровки, которого ты могла зачать, — произнес герцог со скрытой угрозой в голосе.

— Я не могла зачать, дедушка.

— Не могла?

Ромэйн виновато взглянула на Джеймса, и он, поняв, что, стремясь смягчить удар, который она нанесла любимому деду, Ромэйн сболтнула лишнее, ровным голосом произнес:

— Ваша светлость, вы вторгаетесь в ту область отношений, куда имеем доступ только Ромэйн и я.

— Займись своими гостями, дитя, — сердито повторил старик.

— Хорошо, дедушка, — сдалась Ромэйн.

Пока Ромэйн шла к двери, Маккиннон не спускал с нее глаз. Казалось, она устала так,что едва передвигает ноги. Тем не менее Ромэйн обернулась, чтобы встретиться взглядом со своим молодым мужем. В глубине ее голубых глаз мерцало непокорное упрямство, и Джеймс заподозрил, что старого герцога ждет еще не один сюрприз.

У Ромэйн был вид женщины, решительно настроенной на то, чтобы не дать себя сокрушить.

Глава 9

Герцог Вестхэмптон подошел к заветному шкафчику и налил в стаканчик брэнди. На губах его заиграла довольная улыбка. Жест был понятен: его светлость не намерен делиться с Маккинноном ничем — ни бренди, ни внучкой. Внучкой — в особенности.

— Маккиннон, — обратился он к Джеймсу со снисходительной улыбкой. — Не вижу необходимости жеманничать с вами. Я хочу, чтобы вы покинули мой дом.

— Если я уйду, со мной уйдет моя жена.

— Я не позволю, чтобы моя внучка — какой бы растяпой она ни была — прозябала в лачуге, которую вы называете своим домом.

Джеймс опустился на один из жестких стульев и заметил, как недобро прищурился герцог. Если старик надеется запугать его, то он просчитался — Джеймс Маккиннон еще себя покажет.

— Вам достаточно расспросить обо всем Ромэйн. Она расскажет, что в Шотландии у моей тетушки есть вполне уютный домик.

— Меня не интересуют домики ваших родственников. Мне интересно, как вы, Маккиннон, собираетесь обеспечивать мою внучку.

— Как я уже сказал, раньше я собирался записаться в армию.

— Достойный выбор. — Воинственно поблескивая глазами, старик словно помолодел, и Джеймс снова представил, как он, будучи молодым офицером, плывет на корабле покорять Америку. — Человек со связями мог бы испросить для вас хорошую должность.

Обхватив руками колени, Джеймс улыбнулся:

— Ваша светлость, я и не думал просить вас хлопотать за меня. Честно говоря, теперь, когда обстоятельства изменились, идея пересечь Ла-Манш, чтобы сразиться с любителями лягушачьих лапок, теряет свою привлекательность. Лучше я останусь в Англии, с женой. — Сказав это, Джеймс с интересом принялся изучать выражение лица старика.

Вестхэмптон выругался и зашвырнул стаканчик в самый дальний угол шкафчика с такой силой, что Джеймс ожидал услышать звон бьющегося стекла. Тэчер не преувеличивал, говоря о вздорном нраве герцога, но только теперь Маккиннон понял, почему Ромэйн, которая искренне любила дедушку, не была уверена, что в Вестхэмптон-холле им окажут радушный прием.

Дюк опустился в кресло за рабочим столом. Маккиннон молча выжидал, предоставляя старику право действовать первым. Джеймс давно выучился терпению и осмотрительности. Таким образом ему часто удавалось угадать правду, которую не могла скрыть даже самая изощренная ложь.

А что если и старый герцог знал толк в таких играх?

— Итак, вы спасли ей жизнь, — проворчал Вестхэмптон, удивив этим Джеймса, который подозревал, что молчание растянется надолго. Может, старик нетерпелив, как и Ромэйн?

— Как странно, что вы оказались в нужном месте в нужное время!

— Тогда я не был уверен, что это счастливый случай. По крайней мере для меня, — ответил Маккиннон, потирая вывихнутое плечо. — Моя лошадь пала, запасы провизии мне пришлось бросить, чтобы удирать от бандитов налегке, и я так сильно вывихнул руку, что опасался перелома. Если бы не мужество Ромэйн, ситуация могла бы разрешиться плачевно. Так или иначе, нам удалось ускользнуть от бандитов и уцелеть в буране. Потом нас отыскали Грэндж и Тэчер.

Герцог нахмурился:

— Можете не сомневаться, я выясню у Грэндж все детали.

— Правды в том, что вы услышите, будет значительно меньше, чем щекотания нервов.

— Проклятая девчонка! Пустоголовая! Сбежать с ним, а вернуться с вами! Я вышвырну ее из Вестхэмптона-холла и не дам ни пенса!

Джеймс улыбнулся и отметил, как поражен его улыбкой герцог.

— Вы же сами знаете, что это не более чем пустая угроза.

— Пустая? Вы так в этом уверены?

— Прогоните ее, если хотите, — вскипел Джеймс. — Лишите ее наследства, оставьте без фартинга, но мне, ваша светлость, вы кое-что должны.

Старик насмешливо фыркнул:

— Ничего я вам не должен. Вы обесчестили и сломали жизнь моей внучке.

Откуда-то из-под дорожного сюртука Джеймс извлек мятый газетный листок. Маккиннон надеялся припереть им герцога к стене — Ромэйн должна оставаться в доме. Это имело решающее значение для планов Джеймса. Он развернул листок и швырнул его на стол.

— Это ваша просьба о помощи, ваша светлость. Полагаю, что было напечатано по вашему приказанию. Из написанного следует, что того, кто сможет сообщить достоверные сведения о местонахождении Ромэйн Смитфилд, ждет щедрая награда.

— И вы думаете, что я отдам награду вам?

Джеймс усмехнулся и скрестил руки на груди.

— Я не думаю, что вы уклонитесь от исполнения обещаний, ваша светлость. Ромэйн, например, всегда держит слово. Я думал, что она научилась этому у вас.

— Уж больно вы речисты, Маккиннон.

— Правда легко дается тем, кто ее не боится.

Герцог расхохотался. Под высокими сводами комнаты его раскатистый смех подхватило эхо.

— Я наконец нашел зацепку. В какую сумму вы оцениваете свои услуги?

Джеймс прищурился и предусмотрительно переспросил:

— Вы называете это услугами, ваша светлость?

— А вы хотите, чтобы я спросил еще более прямо? — Старик водрузил сморщенные руки на стол. — Сколько вы хотите получить за то, чтобы сгинуть из жизни Ромэйн после того, разумеется, как будут подписаны все необходимые документы, расторгающие этот брак?

— Вы хотите, чтобы я развелся с ней?

Герцог покачал головой:

— Боже мой! Я бы просил о разводе, только если бы хотел сокрушить Ромэйн окончательно. Я хочу, чтобы брак был аннулирован.

— Сейчас это невозможно.

— Ромэйн проговорилась, что этот брак из разряда браков по расчету и заключен под давлением обстоятельств.

Джеймс присел на край стола и продолжал сидеть, даже когда заметил, что эта вольность покоробила старика. Недовольство Вестхэмптона перешло в ярость, когда он услышал циничные слова Джеймса:

— Мой расчет заключается в том, чтобы иметь под боком такую красивую и чувственную женщину, как Ромэйн. — Он убрал в карман листок с объявлением о розыске и продолжал: — Ваша светлость, прошу позволения откланяться. Ромэйн поведала мне, что вы привыкли переодеваться к ужину, я хотел бы немного побыть с женой наедине до трапезы. — Он улыбнулся. — Уверен, что вы меня понимаете, ваша светлость.

Маккиннон не стал дожидаться ответа герцога, но, прикрыв за собой дверь, прислушался, не последует ли после его ухода бурного приступа гнева. За дверью была тишина.

Может быть, он слишком грубо и непочтительно обошелся со старым человеком? При других обстоятельствах герцог ему понравился бы и он, Маккиннон, вел бы себя иначе. Другие обстоятельства… Как часто эти слова мелькали у него в мозгу, с тех пор как в его жизнь оказалась впутанной Ромэйн.

Джеймс бросил взгляд на входную дверь. У входа стоял дворецкий.

— Клэйсон? — окликнул его Джеймс.

— Да, мистер Маккиннон? — Подергивания морщинистого носа не оставляли сомнения в том, что старый слуга не испытывает к незваным гостям иных чувств, кроме презрения. Но служба есть служба.

— Его светлости, возможно, понадобится помощь слуги, который состоит при нем. — И несмотря на все возрастающее любопытство, с которым взирал на него дворецкий, Джеймс поинтересовался только тем, где находятся комнаты его и жены.

— Комнаты леди Ромэйн расположены выше, мистер Маккиннон.

— Буду признателен, если вы покажете мне, где находятся наши комнаты.

Клэйсон сжал губы в ниточку и махнул куда-то в сторону, должно быть указывая на восточное крыло замка.

Джеймс поднялся по широкой лестнице. Верхний этаж был таким же внушительным, как и нижний. Таким он и представлял себе дом герцога.

Блуждая по коридору, Джеймс набрел на уютные и элегантные апартаменты и с улыбкой подумал о том, с каким, должно быть, трудом привыкала Ромэйн к простенькому дому Доры.

Джеймс без стука вошел в комнату, которая, по его мнению, принадлежала Ромэйн. Открыв ее, он так и застыл с жалкой улыбкой на губах: комната была обставлена дорогой, изысканной мебелью, стены были задрапированы белым шелком. Прелестное гнездышко для молодой леди. Но в нем не было места человеку, который предпочитал балдахину звездное небо над головой, а землю — мягкой кровати.

Джеймс прикрыл за собой дверь и направился к камину, облицованному белым мрамором. Стягивая с себя влажный сюртук, он рассматривал превосходную мебель, стоящую на голубом ковре восточной выделки, устилающем пол рядом с кроватью. Маккиннон швырнул сюртук на кресло и ослабил галстук, который раздражал его весь день. Оттянув пальцем жесткий воротник рубашки, Джеймс открыл следующую дверь. Это была гардеробная. Он вытянул руку и потрогал ближайшее к нему платье из дюжины, висевших здесь. Пошуршав шелком между пальцами, он присвистнул: одно это платье, должно быть, стоит столько, сколько его лошадь.

— Для того, чтобы вывести Эллен в свет, ей сначала надо будет сшить почти столько же платьев, — раздался за спиной знакомый голос.

Джеймс обернулся: перед ним стояла совсем не знакомая ему Ромэйн. Затянутая в роскошный пеньюар из розового шелка, она только что закончила причесываться. Мягкие волосы золотой волной струились по плечам и спине. Джеймса манил едва уловимый волнующий запах дорогих духов, исходящий от нее. Ромэйн подошла поближе. Больше всего на свете майору Маккиннону хотелось плюнуть на все договоры и насладиться молодой, прелестной женщиной. Но…

— Вы отправились сюда на разведку, майор? — Ромэйн закрыла дверь в гардеробную и присела на голубой шелковый диванчик, стоящий в центре комнаты. — Здесь нет ни шпионов, ни вообще чего-либо, представляющего интерес для вас.

— Странно, мне кажется, все наоборот.

Ромэйн провела щеткой по волосам и прислушалась к шагам Джеймса за своей спиной. Она страстно желала знать, о чем говорили Джеймс и герцог, но, боясь узнать грустную правду, ни о чем не спрашивала.

Ромэйн вздрогнула, почувствовав руки Маккиннона на своих плечах, и бурная радость переполнила ее сердце.

Джеймс оперся одним коленом о подушечку, отчего диванчик жалобно скрипнул, нагнулся к ней и прошептал:

— Тебе не стоило торопиться принимать ванну без меня, милая женушка. Я бы получил удовольствие, помогая тебе мыть кудряшки.

— Признаться, я больше думала о своем удовольствии.

— Да?! — Джеймс пробежал пальцем вдоль полукруга ее ушка, доставляя ей мучительно-сладостное ощущение от своего прикосновения. Потом, осторожно приподняв ее локоны, он прикоснулся к трепетно бьющейся жилке, вызывая этим в Ромэйн горячее желание.

Потом он развернул девушку к себе лицом и поцеловал ее. Руки Ромэйн оказались под рубашкой Джеймса, и он млел от ее поглаживаний. Со стоном желания Джеймс изо всех сил прижал девушку к себе. Ромэйн часто дышала, чувствуя прикосновения его обнаженной груди.

Внезапно раздался стук в дверь, и девушка отпрянула. Джеймс улыбнулся и снова прижал ее к себе. Пряча лицо, Ромэйн прошептала:

— Кто-то … стучит…

— Пусть стучит, дорогая женушка, — горячо шептал Джеймс, а пальцы его проскользнули под узелок пояска, которым был перехвачен пеньюар.

Ромэйн выпростала руку из-под рубашки, чтобы остановить его, но рука замерла в воздухе, когда он коснулся ее груди. Щемящее чувство, более сильное, чем все физические переживания, испытанные ею ранее, затмило ей разум. Заглянув в зеленые глаза Джеймса, которые на сей раз не скрывали его желаний, Ромэйн вытянулась, чтобы прижаться к его губам. Желание переполняло девушку, его было слишком много, чтобы не поделиться им со своим нечаянным супругом.

Конец ее экстазу положил внезапный крик. Ромэйн опустилась на диванчик и увидела полные ужаса глаза Грэндж. Старая гувернантка ринулась через комнату, схватила Ромэйн за руку и заставила подняться.

Стоя между Ромэйн и Джеймсом, старуха поплотнее запахнула на девушке пеньюар и потуже затянула поясок.

— Где твой разум? Неужели ты потеряла остатки рассудительности? То ты говоришь его светлости, что это брак по расчету, а то…

— Я никогда не говорила такой… — Ромэйн осеклась при взгляде на Джеймса, который обошел диванчик с другой стороны. Его отрешенное лицо свидетельствовало о сильных чувствах, бушующих внутри, о чувственности, которой было согрето каждое его прикосновение, и о многом другом, с чем бы ей не хотелось столкнуться.

— Его светлость распорядился, чтобы мистер Маккиннон занял комнаты для гостей в западном крыле дома. — И не давая ни одному из супругов вымолвить ни слова, Грэндж затараторила: — Мистер Маккиннон, мисс Данбар желает говорить с вами. Ее комната расположена с противоположной стороны коридора через одну дверь налево от комнаты мисс Ромэйн.

— Эллен поселили рядом, а меня выслали в западное крыло? — Джеймс рассмеялся и перекинул сюртук через плечо. — Его светлости не удалось запереть меня в чулане где-нибудь за пределами графства Йоркшир, и тогда он распорядился выселить меня в дальнюю комнату Вестхэмптон-холла. — И, повернувшись так, чтобы только Ромэйн могла видеть радостный блеск его глаз, добавил: — Не терзай себя, дорогая. Мне, несомненно, удастся убедить твоего дорогого дедушку, что мое место рядом с тобой.

— Здесь?

Он хмыкнул:

— Или в западном крыле, если пожелаешь. Я бы и сам предпочел, чтобы наши дела касались только нас. — Рука его обвилась вокруг талии Ромэйн, и он прошептал ей в ушко, вызывая томное трепетание девичьего сердца: — Подумай о моем предложении, дорогая. Представь себе: только ты и я в уединенном месте, где никто не сможет нам помешать.

Но тут опять вмешалась Грэндж:

— Деточка, его светлость ждет тебя к обеду, не опаздывай, будь добра.

Вместо прощальных слов Джеймс, покидая покои супруги, обнял ее за талию и поцеловал в губы с такой силой, что на губах Ромэйн еще долго оставался вкус его страсти.

Тяжко вздохнул, Ромэйн обернулась к компаньонке, готовая принять ее упреки.

Надежды на то, что все беды закончатся с приездом домой, оказались пустыми. Она была дома, в безопасности, огражденная от всех тревог и печалей, кроме вспыхнувшей страсти к мужчине, которому она поклялась никогда не отдавать своего сердца.

Ромэйн провела пальчиком по ажурному деревянному орнаменту, украшающему галерею. Она любила этот просторный старый замок со всеми его крыльями и ответвлениями, которые пристраивались к основному зданию как попало, когда в семье появлялись лишние деньги и желание привести дом в соответствии с новыми архитектурными веяниями. Ромэйн глубоко вздохнула. Ей почудился запах воска и мыла, при помощи которых Вестхэмптон-холл содержали в безупречной чистоте. Девушка взглянула на фамильные портреты, украшающие галерею. На нее взирали лики всех поколений Смитфилдов — от самых древних до умерших уже в современной Англии. В детстве Ромэйн побаивалась напыщенных лиц своих важных предков, но теперь они радушно предлагали ей приют, о котором совсем недавно она могла лишь мечтать.

Из столовой до слуха девушки донеслись голоса. Подобрав двумя руками шелковые юбки, она заторопилась в просторный зал, будучи уверенной, что Грэндж никогда бы не одобрила такой поспешности и такой скорой походки юной леди. Впереди Ромэйн ждала церемония ужина. Но ей не хотелось ни с кем разговаривать, пока не удастся привести в порядок спутанные мысли.

Путь в столовую лежал через анфиладу комнат.

Девушка подошла к резным, украшенным орнаментом деревянным дверям и открыла одну створку. В зале для балов царил полумрак, но ей и не нужно было света: по родному дому она смогла бы передвигаться и в кромешной тьме.

Холодный мраморный пол был покрыт слоем пыли. Ромэйн не могла припомнить, когда впервые она начала думать о парадном зале, в котором давали балы, как о рае. Здесь можно было пройтись по гладкому полу или посидеть на скамеечке под сумрачными старинными полотнами. Никто не войдет и не помешает тебе. На памяти Ромэйн только однажды, когда еще была жива бабушка, здесь зажигали люстры, — старый Вестхэмптон не любил званых вечеров и гостей.

Сегодня Ромэйн просто необходимо было побыть в раю. После того как Грэндж прочитала ей нотацию о том, как следует вести себя с временным мужем, девушке надо было все тщательно обдумать и взвесить.

— Моя дорогая, никогда не забывай, что он твой временный муж. Не стремись испытать на себе его страсть, чтобы не сокрушаться о ней, когда он тебя покинет.

Джеймс на самом деле и не был ей мужем. Настоящей свадьбы у них тоже не было. Тот человек, за которого она собиралась выйти замуж, покоился в мерзлой земле Шотландии. Ромэйн была готова восхищаться майором Джеймсом Маккинноном за его преданность Отечеству, но почему, зная ему цену как супругу, она дрожит, когда он приближается к ней и заключает ее в свои объятия?

Неожиданно чья-то рука схватила ее за плечо, и Ромэйн вскрикнула. Обернувшись, она увидела Джеймса. Таким она его еще никогда не видела. Даже в сумраке комнаты невозможно было не заметить, какой чистотой блистает его черный бархатный фрак и как блестят пряжки на туфлях.

Молча, чтобы не нарушить тишину зала, он положил одну руку ей на талию, а другой взял за руку и закружил девушку в вальсе. Ромэйн нечаянно споткнулась.

— Слушайте музыку, дорогая, — прошептал Джеймс.

— Музыку? Какую музыку?

— Слушайте внимательно, и я уверен, вы услышите ее.

Маккиннон танцевал очень грациозно. Глядя прямо в таинственно мерцающие глаза мужа, Ромэйн приноравливалась к его движениям и свободно скользила в захватывающем танце. Наконец они добились полной слаженности движений, но подняли целое облако пыли. Он вел ее в танце под звуки музыки, которая была музыкой их сердец, и шелковые юбки Ромэйн с шуршанием колыхались в такт движениям.

Джеймс прижал девушку к себе. Слегка склонившись над ней, он поцеловал ее. Едва он дотронулся до нее горячими, жадными губами, сердце Ромэйн затрепетало. Девушка обвила шею Джеймса руками и отдалась волшебству поцелуя. Когда ей показалось, что Джеймс слишком быстро прервал поцелуй, она мягко запротестовала, но он, все еще удерживая ее за плечи, отступил назад.

— Спасибо за танец, моя госпожа, — промурлыкал Маккиннон, направляясь к стене, чтобы получше рассмотреть картину. На полотне был изображен английский пейзаж, в точности соответствующий виду, какой открывался из окна замка.

— Моя госпожа? Не припомню, когда вы последний раз так меня называли.

— Пребывание в этом огромном замке напомнило мне, что вы являетесь внучкой герцога, хоть я и думаю о вас как о чумазом подростке. Но вы оказались настолько пустоголовой, что позволили мне уговорить вас стать частью моего хитроумного замысла.

Ромэйн сжала кулачки и ринулась в бой. Потянув Джеймса за рукав, она спросила:

— Что вы сказали дедушке?

Маккиннон осторожно высвободился и нахмурился, как бы напоминая Ромэйн, что рука его еще полностью не зажила.

— Мы беседовали о нашем путешествии и о моей семье.

— Вы полагаете, что я должна поверить в то, что вы и дедушка вели невинную беседу? Дедушка никогда не позволяет вовлечь себя в то, что считает занятием для слабоумных, и больше всего на свете ненавидит пустую болтовню.

Джеймс пожал плечами и погрузился в созерцание картины на стене.

— Вам известно имя художника?

— Вы хотите, чтобы я поверила в бессодержательную беседу? — не унималась Ромэйн. Голос ее дрожал от негодования. — Мне показалось, вы презираете «игры в слова», так, я слышала, вы именуете вежливую беседу.

Джеймс улыбнулся:

— Герцог был готов вышвырнуть вас из дома. Я стремлюсь к тому, чтобы дать вам обоим возможность разрешить недоразумение.

— Этого не понадобилось бы, не втяни вы меня в свои темные интрижки.

Джеймс снова улыбнулся и обнял ее за плечи:

— Ромэйн, не волнуйтесь. Все идет так, как я и предполагал. Герцог сосредоточит на мне всю свою ярость, а у вас будет возможность объяснить ему… кое-что.

— Но что он сказал вам, когда я вышла? — в десятый раз спросила Ромэйн. Джеймс чмокнул ее в щечку и улыбнулся.

— Ничего, что не было бы вам уже известно. Я надеюсь, что со временем мне удастся найти общий язык с вашим дедушкой.

— Почему бы и нет?! Вы оба полные дураки! — уколола его девушка.

— Я бы предпочел думать, что мы оба достаточно разумные люди, чтобы оценить ситуацию как необратимую в настоящее время.

Ромэйн прекрасно понимала, что Джеймс обманывает ее, и это ее очень беспокоило, потому что сам он всегда ратовал за честность и прямоту. Почему он стремится утаить от нее самое главное из их разговора? Недосказанность и беспокойство порождают дурные предчувствия. Может быть, ее страхи развеет сам дедушка? Однако Ромэйн не без основания опасалась, что старик окажется не менее скрытным, чем Джеймс.

— О Боже! — неожиданно раздался возглас восхищения. — Какое великолепие! — Ромэйн увидела Эллен и вздохнула. На сегодня рай отменяется.

Эллен крутила головой, потому что сразу хотела разглядеть все. Увидев Ромэйн, девушка бросилась ей навстречу, но замерла на полпути. Глаза ее были широко раскрыты.

— Какое восхитительное платье! Ромэйн, как ты, должно быть, страдала, нося наши лохмотья!

— Я не страдала, — автоматически отозвалась Ромэйн и лишь затем осознала, что в словах Эллен была большая доля правды.

— Вы не очень достоверно изображаете мученицу, — промурлыкал Джеймс.

— Вы тоже недостоверно играете лжеца, — вскипела Ромэйн.

Джеймс слегка щелкнул ее по носу и игриво поинтересовался:

— Мы так и будем перебраниваться каждый вечер?

— Очевидно, — продолжала сердиться Ромэйн.

Беспечность покинула Джеймса, но Ромэйн не получила удовольствия от одержанной победы. Товарищеские отношения, которые сплачивали их во время путешествия в Вестхэмптон-холл, улетучились, и Ромэйн не знала, как вернуть их.

— Тогда будем считать, что вечер начался, и надеяться, что он закончится прежде, чем моя спина окажется исколотой кинжалами ваших сердитых глаз. — Джеймс направился к двери, сделав знак обеим женщинам следовать за собой.

Эллен покачала головой:

— Джемми, сегодня все должны радоваться, потому что Ромэйн и ее дедушка наконец встретились, — и, положив руку на плечо кузена, упрямо добавила. — Все мы устали после долгого путешествия, но нам следует сдерживаться, чтобы ничем не обидеть ни Ромэйн, ни его светлость.

— Не должны ли мы перегрызть глотку друг другу, чтобы потом быть друг другу приятными? — спросил Маккиннон, проходя мимо Эллен, чтобы подать руку Ромэйн, но, когда ладонь девушки легла на его руку, в глазах Джеймса можно было прочитать, что он не стал бы пренебрегать и другими способами доставить ей удовольствие.

А в это время тоненький голосок нашептывал Ромэйн изнутри: «Да, конечно, мы могли бы быть приятными друг другу сегодня вечером».

Поднеся руку Ромэйн к губам, Джеймс поцеловал ее указательный палец, оставив на нем влажный и теплый след от прикосновения кончиком языка. Ромэйн затаила дыхание и замерла, не желая делить наслаждение ни с кем, кроме Джеймса. Видя, что глаза партнера горят желанием, девушка поняла, что они оба должны прилагать усилия, чтобы контролировать страсть, которая росла с каждым днем и толкала их друг к другу. В противном случае их брак перестанет быть фиктивным.

Глава 10

Ужин не заладился с самого начала. Несмотря на то, что Грэндж всегда была желанным гостем за столом, на сей раз герцог не позволил ей сесть с господами. Войдя в столовую в сопровождении мужа и ошеломленной Эллен, Ромэйн пожалела, что ужин не накрыли в уютной и удобной гостиной, где они обычно завтракали. Просторная столовая, которая могла вместить более сотни человек, едва освещалась мерцанием нескольких свечей, расставленных в подсвечниках по всей длине стола красного дерева.

Свечи в латунных люстрах не были зажжены. Пламя, бушующее в камине, не успело прогреть воздух и изгнать из комнаты зимний холод. Герцог, очевидно, имел намерение подавить незваных гостей великолепием замка, однако Ромэйн полагала, что это вряд ли приведет к желаемым результатам.

Эллен медленно обводила глазами стены, задрапированные телком, затканным золотом, и обшитые деревянными панелями цвета спелой вишни. Джеймс, по-видимому, остался безразличен к изысканному убранству столовой. Его пристальное внимание привлек только длинный ряд картин, едва заметных в полумраке.

Ромэйн чувствовала себя беспокойно. Кем был человек, за которого она вышла замуж? Он чувствовал себя одинаково уверенно и в домишке Доры Данбар, и в покоях Вестхэмптон-холла, но, кажется, более всего ему была по вкусу грубая солдатская жизнь. И при этом его костюм, хотя и не последней моды, был сшит, несомненно, искусным портным, из добротного и дорогого материала. Когда Джеймс попал в полосу света, девушке удалось разглядеть, что светлые брюки были подобраны в тон полосатому жилету. Что касается галстука, он был повязан с изысканной элегантностью.

Где же настоящий Джеймс Маккиннон? Этот? Или грубый солдафон, который тем не менее вызволил ее из лап бандитов и спас ей жизнь? Кто же из них настоящий?

— Удивительно! — восхищенно прошептала Эллен. — Эта комната еще больше, чем зал для танцев.

— Берегись пауков, которые живут за фризом, — весело предупредила ее Ромэйн. — Перед редкими приемами гостей, когда мы обедаем в этой столовой, слуги стараются вытравить насекомых отсюда, но некоторым всегда удается уцелеть, и тогда они нападают на ничего не подозревающих гостей как раз перед подачей соуса.

Послышались тяжелые, размеренные шаги герцога, и Эллен не успела ответить. Ромэйн глубоко вздохнула и сделала шаг вперед, чтобы поприветствовать дедушку. Он подставил ей щеку для ежевечернего поцелуя, затем устремил полные ярости глаза на Джеймса, и взгляд этот поведал Ромэйн, что беседа между мужчинами добром не кончилась.

— А где остальные? — строго спросил герцог.

— Мы ждем только Камерона и тетушку Дору, — ответила Ромэйн.

— У тебя нет никакой тетушки Доры!

— У Джеймса есть, — пробормотала Ромэйн.

И снова старик взглянул на Джеймса так, будто одно упоминание его имени жалило хуже крапивы, и приказал:

— Дитя, помоги мне пройти к столу. С тех пор как ты сбежала, мне приходится во всем зависеть от Блама. Ты знаешь, он относится ко мне так, будто я все еще бегаю в коротких штанишках. Это стало невыносимо.

Ромэйн повиновалась. Затем повернулась к Джеймсу и Эллен, чтобы они поторопились занять свои места. Поддерживая дедушку, она вспомнила, как они руку об руку бродили по парку.

— Ты любишь этого мужчину? — герцог спросил тихо, чтобы шепот не достиг посторонних ушей.

— Я вышла замуж совсем не потому, что люблю его, — Ромэйн помедлила и с отчаянием прошептала: — Ты же знаешь, я любила Брэдли.

— Фу-у! На самом-то деле ты никогда не любила этого никчемного повесу.

— Дедушка, разве ты можешь судить о том, что подсказывает мне сердце?

Старик повернулся к ней лицом и улыбнулся:

— Дитя мое, я познал любовь задолго до рождения твоего отца. Я видел ее в глазах твоей бабушки, когда ухаживал за ней. Потом я видел те же глаза у твоего отца, когда он предлагал руку и сердце твоей матери. Я хорошо это знаю, хотя в моей стариковской жизни почти нет места любви. Верь мне, девочка, когда я говорю, что ты не любила Брэдли.

— Но я собиралась выйти за него замуж. — Слезы повисли на ресницах Ромэйн. — Дедушка, я была готова забыть все, что было у меня здесь, я была готова оставить тебя — лишь бы стать женой Брэдли.

— Может, и так, но, когда ты говорила о Монткрифе, в твоих глазах не было огня любви. — Старик крючковатым пальцем смахнул слезинку со щеки внучки и, сухо усмехнувшись, добавил: — Не спрашивай меня, что это такое. Это тебе подскажет только сердце.

— Но я оставила тебя, дедушка.

Герцог откашлялся и с помощью Ромэйн проделал остаток пути до кресла.

— Грэндж объяснила мне, что произошло.

— Не брани ее.

— Я и не браню, но она не должна была принуждать тебя вступать в брак с этим человеком, если ты этого не хотела.

Герцог тяжело опустился в кресло и сложил руки между хрустальных кубков и серебряных тарелок.

— Теперь я хотел бы выслушать твое объяснение.

Ромэйн провела языком по пересохшим губам. Она не могла честно рассказать обо всем дедушке, потому что обещала Джеймсу, что никому не раскроет его тайну. Но лгать она хотела меньше всего.

— Я не могу объяснить тебе ничего, кроме того, что это было наилучшим выходом из положения, — прошептала она.

— К черту! Это не ответ! — прорычал старик, стукнув кулаком по столу.

Зазвенело серебро, тонко и остро пискнули два хрустальных кубка, ударившись об пол. — Ромэйн, я никогда не считал, что у тебя меньше мозгов, чем у этого записного болтуна, который волочился за тобой.

— Брэдли…

В беседу неожиданно вмешался Джеймс:

— Он вычеркнут из жизни моей жены.

Ромэйн была удивлена не столько тем, что Маккиннон вмешался в разговор, сколько испытанным в этот момент облегчением.

Джеймс подошел и обнял ее за плечи, а герцог недобро прищурился.

— Ваша светлость, — продолжал Джеймс. — Высмеивать Ромэйн за ее решение выйти за меня замуж — самое неблагодарное занятие. Мы уже женаты, и в самое ближайшее время вы убедитесь в том, что никакие ваши действия не смогут изменить этого.

Молчание было прервано глухим громким стуком. Это старый герцог отодвинул свое кресло в сторону. Когда он выпрямился, Ромэйн обратила внимание, что мужчины почти одного роста.

Прежде чем дед успел раскрыть рот, чтобы отдать немилосердный, непоправимый приказ, Ромэйн положила руку ему на плечо:

— Если Джеймса выгонят из Вестхэмптон-холла, мне придется ехать вместе с ним.

— Ерунда!

— Нет.

Грудь старика высоко и тяжело вздымалась. Чуть позже, глядя на внучку, он с трудом опустился в подставленное кресло и крикнул, чтобы подавали первое блюдо.

— Я надеюсь, ты предупредишь своих новых родственников, что в этом доме не принято опаздывать к ужину и что впредь им следует являться вовремя, — недовольно проворчал герцог.

Ромэйн подняла глаза и увидела, что в столовой появился Камерон.

— Хорошо, дедушка, — послушно вымолвила она и наклонилась, чтобы поцеловать деда в знак молчаливого извинения. Вестхэмптон похлопал внучку по руке, но строго приказал занять свое место, чтобы слуги могли быстро обслужить обедающих.

Джеймс взял жену под руку, чтобы усадить ее справа от герцога. Отодвигая стул, он тихо спросил:

— Вы всегда ходите на задних лапках перед дюком?

— Когда это необходимо.

— Странно, — пробормотал Маккиннон, — что вы пренебрегли этой привычкой, когда решились убежать с Монткрифом.

— Мне трудно далось это решение.

— Неужели? И вы ожесточенно сражались с собой?!

Джеймс улыбнулся, а Ромэйн нахмурилась. Почему он относится к ней уважительно и нежно только на людях? Зачем он злит дедушку?

Оставляя Ромэйн, Джеймс как бы невзначай провел пальцем по выемке у Ромэйн на шее, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы скрыть наслаждение, которое она испытала от его прикосновения. Девушка недоумевала, как случилось, что он захватил полную власть над ней. Даже когда она пребывала в ярости, ему было достаточно одного-единственного прикосновения, чтобы она начала думать только о том, как бы слиться с ним в поцелуе.

Джеймс сел справа от нее, накрыл своей ладонью ее ручку и слегка сжал ее. Ромэйн не могла сдержать блаженной улыбки, глядя в заповедную глубину его зеленых глаз. Девушка высвободила руку из-под его ладони и едва сдержалась, чтобы не погладить его по щеке, да и то только потому, что Джеймс указал ей глазами на герцога, от чьего взора не укрылось ни одно движение.

Ромэйн бранила сама себя. Прав был дедушка, что не спускал с нее глаз. Она не могла больше полагаться на себя, потому что теряла разум, лишь только Джеймс к ней прикасался. Если она будет покорной настолько, что позволит ему соблазнить себя, у нее не будет возможности восстановить свою безупречную репутацию, когда закончится весь этот маскарад.

Вошел Клэйсон и объявил, что Дора просит принять ее извинения: она слишком утомлена изнурительным путешествием, чтобы выйти к столу.

Старый герцог выругался:

— Проклятые вшивые шотландцы! Никакого представления о приличиях!

— Дедушка, — умоляюще прошептала Ромэйн, — они наши гости.

Вестхэмптон ничего не ответил на упрек внучки, так как в это время слуга подал суп.

— Тэчер сказал, что Ноккамс постепенно привыкает к своему месту в конюшне, — произнесла Эллен при всеобщем молчании. Она сидела наискосок от Ромэйн и улыбалась во весь рот.

— Ноккамс?

Эллен обернулась к герцогу и пояснила:

— Это мой щенок, ваша светлость. Тэчер вызвался …

— Мисс Данбар, — вымолвил герцог, — надеюсь, вы благосклонно отнесетесь к моим старческим наставлениям, поскольку они продиктованы добрым отношением к вам. Здесь, в Вестхэмптон-холле, мы взяли за правило не говорить во время ужина о беспородных дворняжках, вне зависимости от того, сколько у них ног — две или четыре. Уверяю вас, что этого правила придерживаются во всех аристократических домах Лондона.

Сердце Ромэйн переполнилось жалостью к девушке, когда она увидела ее удрученное личико, но Ромэйн ни в чем не упрекнула деда. Тоненький голосок нашептывал ей, что высший свет будет намного беспощаднее к Эллен, чем ее дедушка. В Лондоне никто не станет принимать во внимание, что детство и отрочество Эллен провела в безмятежном созерцании природы, что ее никто не школил и не готовил к вхождению в общество. Одна ошибка, допущенная Эллен, сможет повлечь за собой неприятности, которые будут преследовать девушку еще не один сезон. Свет не был жестоким, но светским львам и львицам давно все прискучило, и единственное развлечение они находили в том, чтобы насмехаться над теми, кто оступился.

— Хорошо, что основные события этого сезона начнутся не раньше чем через несколько недель, — сказала Ромэйн. — Нам это даст возможность хорошенько подготовиться к выходу в свет.

— В чем она, безусловно, остро нуждается, — цинично вставил герцог.

Чтобы не дать Эллен возможности расплакаться, Ромэйн поспешно спросила:

— Дедушка, когда ты планируешь отправиться в Лондон?

— Ты же знаешь, я никогда не пропускаю вечеров у миссис Кингсли, — ответил старик, потянувшись к супнице. — Это будет через две недели. — Он взглянул на Эллен, вздохнул и обратился к Ромэйн: — Ты что, полагаешь, что сможешь подготовить ее за две недели?

— Да, — не колеблясь, ответила Ромэйн, в глубине души убежденная, что ей и Эллен поможет только чудо. Эллен предстояло постигнуть светские науки: как вести себя в обществе, как поддерживать светскую беседу. Кроме того, ее надо было полностью одеть. Легко, будто не придавая этому первостепенного значения, Ромэйн вымолвила:

— Я пошлю за мадемуазель Лабомбард. Если я объясню ей важность этого события, уверена, она откликнется и приедет. Кроме того, мы пригласим мистера Такермана.

— Этот портняжка не приедет, если не пообещаешь ему двойную цену.

— Я понимаю это, — согласилась Ромэйн.

Герцог взглянул сначала на внучку, потом на Джеймса и насупился.

— Надеюсь, ты не промахнулась, выйдя замуж, и тебе нечего беспокоиться о таких пустяках, как деньги.

— Нет конечно, — отозвалась внучка. Завтра утром она пошлет записочку адвокату, который ведет дела семьи, и тогда будет ясно, как долго она сможет помогать новоявленным родственникам на средства, оставленные ей родителями.

Старик холодно улыбнулся:

— Ты удивляешь меня, Ромэйн. Тем не менее я предполагаю, что ты и твоя родня остановитесь в моем лондонском доме.

— Если ты не будешь возражать, дедушка.

— А что скажете вы, мистер Маккиннон?

Джеймс с неудовольствием положил ложку. Лучшего овощного супа, чем этот, ему давненько не доводилось пробовать, и он рассчитывал расправиться с ним прежде, чем вкуснейшее блюдо остынет. Ромэйн блестяще поддерживала беседу с герцогом, и Джеймс не видел никаких оснований вмешиваться. Но теперь, после вопроса старика, выбора у него не было.

— Ваша светлость, мы будем счастливы принять ваше предложение. Оно весьма разумно.

— Предложение?! — расхохотался герцог, но голос его смягчился. — Похоже, что и вы добились согласия на брак у моей внучки быстрым умом. А она уже испортила себе жизнь из-за того, что слишком прислушивалась к речам сладкоголосого распутника.

— Ваша светлость, благосклонности вашей внучки я добился отнюдь не разговорами.

Камерон прищелкнул языком, Эллен хихикнула, Ромэйн покраснела. Вовсе не от смущения, а от злости. Не следует заходить слишком далеко. До настоящего времени она была союзником Джеймса. Молчаливым союзником поневоле. Ему не следует провоцировать ее и вынуждать раскрыть тайну, чтобы оправдать себя. Это создаст слишком много проблем, с которыми Джеймсу придется столкнуться, покуда он не выполнит свою миссию.

— Если мы отправимся в Лондон несколькими неделями раньше, нам не придется вызывать модистку и портного сюда, в Вестхэмптон-холл. Мы сможем пригласить их прямо в лондонский дом или даже сами зайти в их магазин.

— Хорошо бы тебе до этого научиться заказывать наряды, будучи без фартинга в кармане, — съязвил герцог, когда слуга унес супницу.

Джеймс с тоской посмотрел на свою тарелку с супом, уплывающую за дверь, а оттуда на кухню, и вздохнул. Его слуга мог бы поступить так коварно только один раз.

Старик тем временем продолжал:

— Да, Ромэйн, может, ты и преуспеешь в поиске подходящей партии для мисс Данбар. В конце концов, нашла же себе мужа Филомена Баумфри, чей папаша вот-вот был готов надеть зеленую шляпку.

— Ее папа носил шляпку? — у Эллен округлились глаза.

Ромэйн мягко улыбнулась:

— Это означает, что у него совсем не было средств.

— Он был банкротом, — пояснил Джеймс сестре и обратился к герцогу: — Ваша светлость, пожалуйста, извините Эллен. У себя в Шотландии мы привыкли называть вещи своими именами, не прибегая к эвфемизмам. Когда человек банкрот, мы так и говорим — банкрот.

Не успел герцог вступить в перепалку с Джеймсом, как вмешалась Ромэйн:

— Я не сомневаюсь, что такая прелестная юная леди, как Эллен Данбар, не встретит препятствий в выборе подходящей партии. Может быть, на ее руку будут претендовать сразу несколько мужчин из тех, кого больше интересует улыбка женщины, чем ее состояние.

— Деревенщина даже в королевском наряде остается деревенщиной, — парировал герцог.

Джеймс с интересом наблюдал за Ромэйн и Вестхэмптоном. Оба они подались к столу и азартно перебрасывались репликами, и было непонятно, кто выйдет победителем из этой словесной перепалки. Только теперь он понял, почему Ромэйн так тосковала без дедушки: глубокая привязанность, связывающая их, была сильнее даже того раздражения, которое они время от времени вызывали друг у друга.

— Но Эллен выступит во всей красе. — Ромэйн улыбнулась Эллен и Камерону, выражение лица которого свидетельствовало о том, что сейчас он предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. — Пока для Эллен готовят наряды, я займусь ее манерами.

Глядя на мясо, которое Блам положил ему в тарелку, герцог усмехнулся и сказал:

— Тебе осталось только научить ее дрыгать ногами.

— Дедушка, я научу Эллен танцевать. Это будет не трудно. Ты и сам должен признать, что она резва, как весенний ветерок. — Эллен поблагодарила ее улыбкой, и Ромэйн добавила: — Надеюсь, мы все похорошеем в твоих глазах после ночного отдыха.

— Ты имеешь в виду сон? Ты этим собираешься заниматься сегодня ночью? — Герцог уставился на кусок оленины и, обращаясь к Джеймсу, добавил: — Маккиннон, вы довольно своеобразный муж, если сразу после свадьбы вам предпочитают сон.

Чувствуя, что волна смущения поднимается из глубины сердца и заливает щеки, Ромэйн собралась было ответить, но ее опередил Джеймс:

— Я был бы неотесанным мужланом, каким меня обозвали вы, если бы в первую очередь не думал о том положении, в котором находится Ромэйн.

— Ромэйн! — всплеснула руками Эллен. — Почему ты мне ничего не сказала?

— Успокойся, — рассмеялся Джеймс. — Я не имею в виду только то, что все мы валимся с ног от усталости после долгого переезда. Тем не менее, Ромэйн, кое-что вы утаили и от меня…

Не зная, сердиться на Джеймса или радоваться тому, что он разрядил обстановку, Ромэйн вновь вернулась к разговору о предстоящем сезоне в Лондоне. Эллен на лету ловила каждое слово невестки, но Ромэйн видела, что дедушка задремал. Он потерял интерес к суматохе светской жизни после смерти своей жены, хотя изредка — скорее по привычке, чем из любопытства — выезжал в свет.

Во время перемены блюд Ромэйн молчала, а Эллен забрасывала ее вопросами. Девушке показалось странным, что герцог не пресекал Эллен, хотя терпеть не мог пустой болтовни.

— Эллен, ты все увидишь сама, — сказала Ромэйн, осознав, что кузина Джеймса никогда не удовлетворит своего любопытства. — Может быть, будет лучше, если мы тронемся в Лондон, как только оправимся после путешествия из Струткоилла.

— Я бы предложил задержаться здесь, — робко вмешался Камерон. — Похоже, что здесь можно неплохо поохотиться, Джеймс.

От неожиданности Ромэйн чуть не поперхнулась, Петляя по лабиринтам недосказанности, она забыла о главном: возможно, Джеймс и желал найти для Эллен подходящую партию, но все это отступало на задний план перед его решимостью поймать и наказать предателя.

— Да-а, — отозвался Джеймс, легонько пожимая ей руку. — Мне бы и вправду хотелось узнать, чем может заняться спортивный мужчина в Йоркшире.

— Вы охотник, мистер Маккиннон? — живо встрепенулся герцог.

— Иногда, — Джеймс заговорщицки подмигнул Ромэйн.

Как ему это нравилось! Он наслаждался, дурача дедушку! Ромэйн сердито отодвинулась, давая понять, что не желает участвовать в его играх и делать что-либо сверх ранее обещанного. Она вовсе не хотела ставить дедушку в двусмысленное положение.

— Думаю, вы никогда не участвовали в псовой охоте, — продолжал интересоваться герцог.

— Вы правы. Обычно я охочусь не только без собак, но и пешим, хотя во время той охоты, когда я встретил Ромэйн, я был на лошади.

— Вы охотились во время бури? Я думал, даже у дураков шотландцев больше здравого смысла.

— Дедушка, я бы просила тебя не употреблять таких выражений.

Герцог рассмеялся и поднял бокал, ожидая, когда его наполнят.

— Ромэйн, пусть твой муж обороняется сам. Если ты будешь с такимостервенением бросаться на его защиту, все подумают, что ты испытываешь к нему глубокую сердечную привязанность.

— Но Эллен и Камерон тоже из Шотландии.

Герцог слегка кивнул в сторону Эллен:

— Приношу свои извинения, мисс Данбар. Я не хотел обидеть вас.

Ромэйн вздохнула. Дедушка был неисправим, но, заметив, что Джеймс улыбается, она решила, что эти мужчины — два сапога пара.

В столовую вошел Клэйсон и легким покашливанием привлек внимание герцога:

— Ваша светлость, посетитель.

— Клэйсон, мы не хотим, чтобы нам мешали, — ответил старик, не отрывая взгляда от Джеймса. — Итак, Маккиннон, расскажите мне, на кого вы охотились во время бурана.

Второй раз за день дворецкий пришел в замешательство. Взгляд его остановился на Ромэйн, и он сказал:

— Я знаю, ваша светлость, что время ужина вы проводите со своими близкими, но это исключительный случай.

— Ба! Нет ничего исключительного, что позволило бы вам беспокоить меня во время трапезы. Пусть посетитель идет своей дорогой. Скажи, что я приму его завтра.

— Это посетитель к леди Ромэйн. Я думаю, она сочтет его визит важным.

Герцог не шелохнулся.

— Пусть остудит пятки на морозе и придет, когда леди будет дома, ты понял меня? Я уверен, что с этим можно повременить.

— Дедушка, — прошептала Ромэйн, заметив остекленевшие глаза дворецкого. — Если ты позволишь, я разберусь с этим делом и быстренько вернусь.

— Так вот каких манер набралась ты в доме своего муженька! Выпрыгиваешь из-за стола, как деревенский мальчишка, и бежишь открывать дверь!

Джеймс опустил вилку и сказал:

— Ваша светлость, ваша внучка желает только, чтобы вы отужинали в мире и спокойствии после многих ночей, которые, она не сомневается, вы провели в тревоге о ней.

— Она не нуждается в вашем заступничестве, Маккиннон. — Герцог махнул рукой и распорядился: — Иди, Ромэйн, если хочешь. Постарайся вернуться до следующей перемены блюд, или я прикажу убрать твой прибор.

Ромэйн улыбнулась, заметив, что глаза деда сияют добродушием. Она собиралась предупредить Джеймса, что герцог счастлив тем, что может поддеть и подразнить его. Но Вестхэмптон не был единственным хитрым лисом в лесу. Ромэйн надеялась, что Эллен и Камерон поймут, как рад старик тому, что его внучка вернулась цела и невредима, и простят его за некоторые вольности поведения. Не то чтобы он был доволен ее замужеством, но он простил ее. Ромэйн чмокнула деда в морщинистую щеку и отправилась вслед за Клэйсоном.

Возле двери Ромэйн оглянулась и увидела, что Джеймс улыбается. Возможно, пришло ей в голову, что дедушка наконец встретил человека, который чувствовал себя с ним на равных, после долгих лет, в течение которых окружающие заискивающе заглядывали в глаза властному герцогу.

Пока Ромэйн шествовала за дворецким в комнату для посетителей, она распорядилась, чтобы в комнату миссис Данбар подали горячий ужин.

Они спустились вниз, и Клэйсон указал на небольшую комнату, где ее дожидался незнакомец. Девушка поблагодарила Клэйсона и отдала распоряжение накормить просителя.

— Сударыня, — пробормотал Клэйсон, и гримаса боли исказила его лицо, — если вы хотите, я останусь здесь.

— Это еще зачем?

Дворецкий раскрыл рот, но не смог издать ни звука. Озадаченная необычным поведением Клэйсона, Ромэйн открыла дверь в комнатку. Это изящно убранное помещение было одним из любимых Ромэйн. В детстве она часто забегала сюда полюбоваться выложенным из камня фамильным гербом, красовавшемся над камином. Вокруг очага стояла добрая дюжина диванчиков и стульев, но это, казалось, не делало ее тесной.

Напротив двери, там, где лунный свет лился сквозь окно и падал на каменный пол, стоял мужчина. Тень скрывала его лицо, и Ромэйн могла с достоверностью сказать только то, что он одного роста с Джеймсом.

— Добрый вечер, сэр, — поприветствовала посетителя Ромэйн. — Мне передали, что вы желаете говорить со мной.

Мужчина вышел в полосу света и воскликнул:

— Ромэйн! Это действительно ты! Я не могу поверить, что ты жива!

— Брэдли… — прошептала девушка, устремив взор на то, что, должно быть, было призраком.

Глава 11

Человек шагнул навстречу Ромэйн, и лампа, стоящая на столе, осветила его лицо. Она не ошиблась! Это был Брэдли Монткриф!

Он улыбался, и глаза его мерцали нежным теплом. Брэдли протянул к ней руки в кружевных манжетах:

— Я пришел, чтобы вымолить у тебя прощение.

Брэдли замолчал, ожидая, что скажет девушка. Но Ромэйн потеряла дар речи. Она лишь молча взирала на него. У призрака был голос Брэдли, на нем был модный сюртук, цвета красного бургундского вина, поверх ярко зеленой жилетки. От темечка, едва прикрытого редеющими волосиками, до кончиков сияющих глянцем ботинок, выглядывающих из-под брюк, перед ней был именно тот Брэдли Монткриф, которого она оплакивала.

Но этого не могло быть! Джеймс сказал ей, что Брэдли и кучер были убиты и похоронены на кладбище при церкви, у которой и названия-то не было. Вряд ли Джеймс стал бы лгать ей о кончине Брэдли. Кроме того, она уже согласилась участвовать в плане Джеймса.

Ромэйн пришла в замешательство.

— Ромэйн, моя дорогая Ромэйн, — прошептал Брэдли, взяв ее за руку. — Неужели ты не простишь меня? Клянусь, я разыскивал тебя в ту страшную буранную ночь, но негодяи словно растворились вместе с тобой в шотландской ночи. — Он прижал руку к гофрированному жабо. — Подумай, что я пережил, Представляя, как они обижают тебя. А сейчас я вижу тебя, и сердце мое переполняется радостью.

— Ты жив, — смогла, наконец, вымолвить Ромэйн.

— Несмотря на то, что они бросили меня, несколько парней вызвались помочь мне. Мы вернулись к карете в надежде разузнать что-нибудь о тебе, но нашли только труп Скрибнера и останки одного из бандитов. Прости мне грубое обхождение с тобой, дорогая.

— Да, конечно, — прошептала Ромэйн, не вполне понимая смысл происходящего.

Брэдли жив! Тогда почему она не испытывает ничего, кроме пустоты, которую она ощутила при известии о его смерти? Она должна быть счастлива.

— Мы разыскивали тебя несколько дней, но, увы, не нашли ничего, что навело бы на твой след. Затем я вернулся сюда, чтобы поведать твоему дедушке о том, что ты пропала. — Голос его дрогнул. — Об этой ночи я боюсь даже вспоминать.

— Я думала, тебя убили: я слышала выстрелы, я видела… — голос Ромэйн упал до шепота.

— Все страхи позади, моя дорогая. Ночной кошмар кончен для нас обоих. Мы начнем все сначала. Мы ведь собирались пожениться.

— Брэдли…

Он приложил палец к ее губам:

— Нет, дорогая, послушай меня. Мы были глупцами, когда собирались удрать из Йоркшира. На этот раз никакого побега не будет. Всеми силами мы попытаемся уговорить твоего дедушку смириться с нашей любовью.

— Брэдли…

И снова Монткриф перебил девушку:

— Ничего не говори, дорогая. Я мечтаю только о том, чтобы любоваться тобой и прижать тебя к своей груди.

Брэдли улыбнулся той дразнящей улыбкой, которую она так любила, и взял ее за руку. Но когда Монткриф заметил золотое колечко на безымянном пальце Ромэйн, выражение его лица резко изменилось. Он уронил ее руку, крепко сжал губы и устремил взгляд куда-то мимо Ромэйн.

Ромэйн не было необходимости оборачиваться, но она все равно обернулась. Как она и предполагала, за ее спиной стоял Джеймс. Лицо его было равнодушнее парадных ликов ее предков. Ромэйн понимала, что должна что-нибудь сказать — все равно что, — но все слова, казалось, вылетели у нее из головы.

— Сэр, — строго и четко выговорил Брэдли. — Это частная беседа. Леди Ромэйн и я хотели бы поговорить без посторонних лиц.

— И сейчас хотите?

Ромэйн была поражена: в голосе Джеймса слышалась явная угроза. Происходило что-то из ряда вон выходящее: сначала Клэйсон потерял свое хваленое самообладание, теперь Джеймс вел себя возбужденно и агрессивно, как бы забыв об обычном насмешливом равнодушии. Слишком много осложняющих деталей для и без того сложной ситуации.

— Я хотел поинтересоваться, не забываете ли вы, что разговариваете с леди? — Джеймс повернулся к девушке: — Ромэйн, ты не находишь, что наш посетитель допускает некоторые вольности в разговоре?

— Сэр, — натянуто ответил Брэдли, — вы слишком вольны в обхождении с моей невестой.

Ромэйн стала между мужчинами, прежде чем они пустили в ход ярость, пылавшую в их глазах. Девушка почувствовала, что Джеймс способен взять себя в руки, но за Брэдли она бы не поручилась, — впрочем, она не поручилась бы и за Джеймса, если бы Брэдли, не сдержавшись, бросил ему вызов. Ромэйн отдавала себе отчет в том, что, в случае если дуэль состоится, преимущества будут на стороне Джеймса: он более искусен в стрельбе из пистолета. Она не могла предупредить об этом Брэдли, чтобы не причинить ему новой боли, помимо той, которая заключалась в мучительной правде ее нового положения.

— Брэдли, успокойся, — мягко попросила Ромэйн.

— Ты, как всегда, бросаешься на защиту этого бесполезного щенка, — сделал выпад Джеймс.

Ромэйн подняла на него глаза. Ему не следовало еще больше усугублять ситуацию. Своей репликой он причинил вред ей. И самым холодным из своих голосов Ромэйн отчеканила:

— Джеймс, это мой жени… это Брэдли Монткриф. Брэдли, это Джеймс Маккиннон, — она замешкалась, но понуждаемая пристальным взглядом Джеймса, добавила: — Джеймс — мой муж.

— Твой муж? — изумился Брэдли. Лицо его посерело. — Так ты … замужем?

— Теперь ее зовут леди Ромэйн Маккиннон, — сообщил Джеймс раньше, чем девушка успела открыть рот. — И так как вы ее старый знакомый, я не буду возражать, если вы будете называть мою супругу неполным именем.

Ромэйн пришла в ярость: Джеймс говорил о ней, как будто она была не более чем его собственность. Закон лишал замужнюю женщину почти всех прав. Об этом сообщил ей дедушка, когда Ромэйн впервые заикнулась о своем желании выйти замуж за Брэдли. Но девушка всеми силами души сопротивлялась тому, чтобы ее считали собственностью какого-то мужчины, чем-то вроде его пожиток.

— Почему бы нам не присесть? — предложила она.

Мужчины не шелохнулись.

Выругавшись про себя, Ромэйн опустилась на ближайший стул и слегка успокоилась, когда на соседнем стуле оказался Джеймс. Брэдли стоя взирал на супругов, скрестив руки на груди.

— Это, безусловно, неожиданность для вас, Монткриф, — сказал Джеймс. — Но согласитесь, не часто кому-либо из нас доводится беседовать с воскресшими покойниками. По-моему, вы вполне оправились от смертельных ран.

— Брэдли не пострадал, — Ромэйн с трудом двигала сухими губами. — Он говорит, что погибли его кучер и один из разбойников.

— Тогда… почему вы бросили свою карету?

Брэдли пожал плечами:

— Какой был в ней толк, если дверцы болтались, крыша проломлена, а внутри карета была забрызгана кровью?

Ромэйн взглянула на Джеймса: тот улыбался. Впервые после того, как вышел из-за стола. Он похлопал ее по колену, и в голосе его зазвучали благосклонные нотки:

— Тогда, в Струткоилле, мы с Тэчером не хотели, чтобы ты заметила пятна крови на обшивке кареты.

— Спасибо за заботу, — поблагодарила Ромэйн.

— Так… моя карета … у вас? — спросил Брэдли.

— Если вы отправитесь на конюшню, Тэчер скажет вам, куда он отволок ее после того, как мы благополучно вернулись на ней в Вестхэмптон-холл. Боюсь, после того, что ей пришлось вынести во время нашего возвращения из Шотландии, она долго не протянет. Будьте осторожны, когда будете ее забирать. Задняя ось ломается в самый неподходящий момент. — И, не давая Брэдли опомниться, Джеймс спросил:

— Каким образом вы добрались до Йоркшира?

Губы Брэдли тронула улыбка.

— Несколько желторотых юнцов из Джорджии согласились купить мою клячу. Обратный путь — сквозь вьюгу и снег — был ужасен.

— Значит, вы не собираетесь вновь возвращаться в Шотландию?

Ромэйн вся напряглась, осознав глубинный смысл вопросов Джеймса. Несмотря на то, что Маккиннон сообщил ей, что больше не подозревает Брэдли, было ясно, что он ему не доверяет. Ромэйн едва не начала объяснять, что Брэдли не способен предать свою страну Франции.

Если бы деньги были так важны для него, он бы не стал свататься к ней. Он-то прекрасно знал, что, выйдя замуж, Ромэйн может рассчитывать только на получение денег, оставленных ей родителями.

— Надеюсь, что никогда больше не загляну в это проклятое Богом место, — ответил Брэдли. — Я мечтаю забыть все, что со мной там произошло.

— Но вот ты и дома — живой и здоровый, — перебила его Ромэйн. — Худшее — позади.

— Верно ли это? — Брэдли взглянул на торжествующе улыбающегося Джеймса. — Не могу представить себе ничего страшнее того, что ты вышла замуж за другого человека. — И неосознанно Брэдли снова взял руку Ромэйн в свою.

Джеймс напрягся, оставив свою спокойно-ровнодушную позу. Брэдли не отступил, но девушка почувствовала, как вздрогнула его рука.

— Я лгал, моя дорогая, когда говорил, что стремлюсь забыть каждую минуту, проведенную в Шотландии. Я смотрю в твои глаза и вспоминаю тепло, которое я ощущал, целуя твои губы, когда обнимал тебя в карете.

Услышав угрожающее рычание Джеймса, Ромэйн отдернула руку.

— Брэдли, пожалуйста, не говори ничего, что могло бы усугубить положение.

Брэдли выругался, но поспешил извиниться.

— Ромэйн, я надеюсь, ты видишь, как я расстроен всем происходящим.

— Может, и так, — мрачно проговорил Джеймс, — но с вашей стороны было бы крайне мудро убраться отсюда, чтобы собрать остатки разума. Уверен, что моя жена будет рада принять вас в следующий раз, когда будет дома. — И, обращаясь к Ромэйн, он холодно произнес: — Я зашел сюда сообщить тебе, что дедушка весьма обеспокоен твоим долгим отсутствием.

Переводя взгляд с одного мужчины на другого, Ромэйн припомнила свое давнее желание, чтобы нападение разбойников оказалось только ночным кошмаром. Девушка сидела между двумя мужчинами, одному из которых она клятвенно обещала выйти за него замуж, а второму незаконно клялась быть верной женой до гроба.

— Джеймс, пожалуйста, передай дедушке, что я вернусь так скоро, как только смогу.

— А может быть, ты предпочтешь сказать ему это сама?

Несколько мгновений Ромэйн думала, не стоит ли ей воспользоваться тем способом исчезновения, который предлагал Джеймс, ей не хотелось травмировать Брэдли.

— Нет, — прошептала девушка, вставая одновременно с Джеймсом, — я уверена, ты принесешь извинения за меня.

Рыжие брови Джеймса изогнулись, что случалось, когда Маккиннон пребывал в самом дурном расположении духа.

— Полагаю, ты принесешь извинения лично. А я побеседую с тобой позже, в нашей комнате.

— В нашей комнате? — вырвалось у Ромэйн, но она зажала себе рот рукой. В присутствии Брэдли это нельзя было обсуждать. Заметив изумление Монткрифа, Ромэйн поспешно добавила: — Я думала, после ужина вы с дедушкой отдохнете за бокалом вина.

— Может быть, так мы и сделаем, но мне жаль терять время, когда я мог бы обнять тебя у нас в опочивальне. — И, оглянувшись на бывшего жениха, Маккиннон добавил: — Спокойной ночи, Монткриф. Примите мои поздравления с возвращением с того света.

Ромэйн сложила руки на груди, стараясь сдержать раздражение. Джеймс делал все возможное, чтобы оскорбить Брэдли. Зачем? Неужели он надеется, что Брэдли сознается в предательстве и раскается в этом?! Это невозможно!

Гнев Ромэйн был потушен волной желания, захлестнувшей ее при мысли о том, где они будут беседовать. Должно быть, дедушка согласился с мнением Джеймса, что комнаты у молодоженов должны быть общими. В тишине ее покоев — если отослать Грэндж в ее собственную комнату — никто не сможет помешать им, если он обнимет ее и его губы предложат ей разделить с ним восторг любви. Ромэйн не терпелось познать, что же произойдет в «нашей» комнате.

— Черт бы побрал этого шотландца, — проворчал Брэдли, когда дверь за Джеймсом закрылась.

— Брэдли, сядь, пожалуйста, — произнесла Ромэйн, найдя в следовании этикету убежище от нескромных мыслей о страсти, которую она не должна испытывать. — Если хочешь, я позвоню и прикажу подать тебе что-нибудь перекусить.

— Я поужинаю позже, у леди Фокскрофт. — Он сел рядом с Ромэйн и прижал ее к себе. — Моя дорогая Ромэйн, я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и объяснила, как ты могла позабыть, что собиралась стать моей женой.

— Я думала, ты умер.

— Я жив. Ты убедишься в этом сама, если позволишь прикоснуться к тебе чуть дольше секунды. — Он сжал ее пальчики. — Дорогая, как тебе в голову могла прийти такая нелепая мысль?

— Я слышала выстрелы.

Брэдли прикусил губу.

— Я тоже слышал. Много выстрелов. Поэтому-то я так и удивился, узнав, что ты жива. Когда я услышал эти новости, я бросился сюда, не медля даже для того, чтобы себе самому объяснить, как могло произойти такое чудо. Мы не могли отыскать никаких следов, ведущих к тебе, кроме перчатки с твоей руки. Я опасался, что, даже если тебе удастся выжить в перестрелке, ты заплутаешь в буране и замерзнешь.

— Почти так и случилось.

Ромэйн коротко рассказала, как Джеймс освободил ее от разбойников. Заметив, что Брэдли перекосило от злости, а глаза его недобро сузились, Ромэйн оборвала рассказ. Ну что она за бесчувственное существо? С самого начала было ясно, что Брэдли рассвирепеет, выслушав рассказ о героизме Джеймса. Но тоненький голосок нашептывал изнутри: тебя спас именно Джеймс.

Брэдли подался к ней, желая заглянуть в глаза. Девушка отшатнулась.

— Ромэйн, неужели тебе неприятны мои прикосновения? — спросил Брэдли.

— Я замужем за Джеймсом, — был ответ.

Брэдли грязно выругался, не подумав на этот раз принести извинения, потом, быстро вскочив, произнес:

— Ты должна понять, что я подавлен известием о том, что ты так быстро нашла мне замену. Когда вы поженились?

— Какое это имеет значение?

— Для меня — имеет. — Брэдли больно схватил девушку за предплечье. — Долго ли ты оплакивала меня, прежде чем позволить этому шотландцу уложить тебя в постель?

— Брэдли, ты делаешь мне больно!

— Это ничто по сравнению с тем, как болит мое сердце, когда я думаю о том, что на месте этого человека мог быть я!

Ромэйн поморщилась от боли и постаралась высвободиться. Брэдли сжимал ее руку все сильнее, и девушка похолодела от ужаса, припомнив рассказы о приступах ярости, которые случались с Брэдли. Раньше она пропускала их мимо ушей, но теперь, когда сжатые губы Брэдли корчились в дикой усмешке, Ромэйн впервые допустила мысль, что слухи эти правдивы. Если она начнет спорить с Брэдли, как она спорила с Джеймсом, это может привести к несчастью.

— Брэдли, — прошептала девушка, — мне больно.

Пробурчав сквозь зубы извинения, он ослабил хватку, и Ромэйн объяснила:

— Я вышла замуж за Джеймса неделю спустя после того, как должна была состояться наша с тобой свадьба.

— Спустя неделю? — Брэдли сжал кулаки, кровь бросилась ему в лицо. — Лучше бы мне умереть! — Он глубоко вздохнул: — Я поражен, что ты так быстро перестала горевать обо мне.

— У меня не было выбора, — ответила Ромэйн.

— Значит, ты вышла замуж за этого Маккиннона всего за день или два до отъезда сюда?

— У меня не было выбора, — повторила девушка. — Грэндж настояла на том, чтобы я вышла замуж, дабы сохранить репутацию леди, и, по правде говоря, Брэдли, я чувствую себя обязанной Джеймсу за то, что он спас мне жизнь.

— Но почему надо было выходить замуж? — сухо потребовал объяснения Брэдли.

— Я утратила бы свое доброе имя, если бы вернулась из Колдстрима одна, без мужа.

— Моя дорогая, ручаюсь тебе, что узнай высший свет историю нашего романтического приключения, он бы вынудил твоего дедушку согласиться на наш брак, чтобы придумать сказочной истории любви счастливый финал.

— Но ведь я полагала, что ты умер! — Ромэйн содрогнулась, представив себе безжизненное тело Брэдли посреди заснеженной пустыни. — О чем мы должны были думать, когда обнаружились две свежие могилы на церковном кладбище, а ты не подал о себе ни весточки?!

— Мы? Ты и твой шотландец?

Ромэйн повела плечами, осознав, что Джеймс был прав, когда говорил, что Брэдли понадобится время, чтобы собраться с мыслями. Постоянные взаимные уколы причиняют только боль. Ах, если бы она могла рассказать Брэдли, что вышла замуж за Джеймса только ради того, чтобы помочь ему схватить предателя! Брэдли все понял бы, но пока время еще не приспело.

— Брэдли, мы с Грэндж горевали, не зная, где ты.

— Эта старая ведьма горевала? Да она с радостью пристрелила бы меня собственной рукой!

— Ну… довольно, — твердо произнесла Ромэйн и, подойдя к двери, добавила: — Если ты захочешь забрать карету, то завтра я буду дома.

Одним прыжком Брэдли подскочил к Ромэйн, схватил ее за плечи и тряс, пока она не начала задыхаться.

— Ты не можешь так просто дать мне отставку. Я… я был твоим женихом. Теперь я вижу как нельзя лучше, что ты нуждаешься в сильном мужчине, таком, как я, который поведет тебя по жизни и предостережет от ошибок. А тобой будет вертеть Маккиннон! Ты для него ничто! Он о тебе не заботится. Он женился на тебе только потому, что рассчитывал на щедрость твоего дедушки.

— Он прекрасно знает, что у меня лично почти ничего нет.

— Но тем не менее ты позволила этому шотландцу посвататься к тебе еще до того, как, по твоему разумению, должно было окоченеть мое тело. Почему ты так поступила?

— Я должна была выйти за него замуж. Я имею в виду…

— Должна была? — Брэдли ощупал ее взглядом.

— Чтобы выполнить свой долг перед ним, — закончила фразу Ромэйн.

— Значит, ты не хочешь быть его женой? — На губах Брэдли заиграла довольная улыбка. — Это вносит некоторые изменения в создавшуюся ситуацию, моя дорогая.

Ромэйн пришла в замешательство. Еще несколько дней назад она смогла бы, не задумываясь, ответить на этот вопрос. Тогда она не желала ничего другого, кроме как видеть Брэдли живым и пребывать в его объятиях. Но… это было в прошлом. Все так быстро меняется… Она изменилась… и, как начала подозревать Ромэйн, изменились ее сердечные привязанности.

Девушка испытывала неловкость. Когда она согласилась выйти замуж за Джеймса, она всей душой желала, чтобы Брэдли был жив, — таким образом, она могла вернуться к возлюбленному, когда Маккиннон завершит свою работу и необходимость в маскараде отпадет. Ромэйн мечтала о том времени, когда сможет открыть Брэдли правду и вынудит его простить ее.

— Брэдли, Джеймс Маккиннон мой муж.

— И это соответствует действительности?

— Должно соответствовать.

Брэдли ринулся к двери и распахнул ее, но на пороге остановился, вздохнул и обернулся к Ромэйн:

— Прости меня, Ромэйн. Слишком тяжело в одночасье найти тебя и вновь потерять.

— Я понимаю.

Ромэйн приблизилась к Монткрифу и опустила ладошку ему на плечо. Девушка прислушалась к себе и обнаружила, что не испытывает того трепетного восторга, который охватывал ее всякий раз, когда она прикасалась к Джеймсу. Все ясно. Брэдли она любила!

— Мне жаль, Брэдли.

— Ты пожалеешь еще сильнее, если тебе не придется больше никогда испытать это. — Он обнял ее и прижался губами к ее губам.

Ромэйн уперлась ручками в грудь Монткрифа и оттолкнула его. Она увидела огорчение на лице бывшего возлюбленного, но была не в силах объяснить ему, что в его объятиях она чувствует себя удобно, уютно, по-домашнему, а это так банально! Когда же ее обнимает Джеймс — она испытывает восторг страсти.

— Брэдли, — прошептала девушка, — вне зависимости от того, что желает каждый из нас, я замужем за Джеймсом. Не заставляй меня предавать его и нарушать клятву, данную мной ему.

— А как насчет клятв, данных мне? — Брэдли накрыл ее ручку своей, чтобы не видеть блеска золотого кольца. — Ты обещала стать моей женой и любить меня до гроба. Неужели эти клятвы ничего не стоят, моя дорогая?

— Ты знаешь, что я дорожу любовью, которую мы испытали, но этому надо положить конец.

Брэдли снова обнял ее и нежно поцеловал.

И снова Ромэйн испытала только тоску по тому чувству, которое возбуждал в ней Маккиннон. Ромэйн рассердилась на себя и принялась внушать себе, что перед ней стоит тот, кто ей нужен. Ей нужен мужчина, который не рычит в доме, как дедушка… и Джеймс.

Брэдли ослабил объятия и прошептал:

— Дорогая, я тоже дорожу нашей любовью и не хочу обрывать наши отношения. Завтра я должен уехать в Лондон. Поехали со мной.

— Нет. Я больше никуда не побегу. — Ромэйн вышла вместе с Брэдли в вестибюль. — Мы отправимся в Лондон через две недели, чтобы вывезти в свет двоюродную сестру Джеймса.

— Ты решила надеть на себя еще одно ярмо? Ромэйн, девушка из провинции бросит тень не только на себя, но и на тебя. Зачем ты поступаешь так глупо?

— Эллен еще удивит всех, — уверенно проговорила Ромэйн. — Дедушка собирается на прием к миссис Кингсли и возьмет нас с собой. Увижу ли я там и тебя?

— Если не раньше. — Брэдли улыбнулся, поймал девушку за руку и поцеловал ее. Завершив вялый поцелуй томной улыбкой, он сказал: — Спокойной ночи, дорогая. Я появлюсь у тебя, как только получу известие, что ты в Лондоне.

— Да, пожалуйста.

Ромэйн проводила Монткрифа взглядом до дверей. Когда у выхода появился Клэйсон, чтобы открыть дверь, девушка уже направлялась в столовую. Ее с недовольным видом встретил дедушка. Она только мягко сказала:

— Знаешь, а ведь Брэдли жив. Почему ты мне ничего об этом не сказал?

Герцог заковылял ей навстречу.

— Я понятия не имел о твоем неведении, что он жив, пока, несколько минут назад, Маккиннон не рассказал мне, что якобы видел могилу Монткрифа. Ромэйн, держись от него подальше! Он тебя не любит.

Ромэйн не выдержала и расплакалась.

— Почему я должна слушаться тебя? Ты ненавидишь Брэдли! Джеймса ты тоже ненавидишь.

— А ты любишь кого-нибудь из них?

Ромэйн съежилась и опустила плечи. Раздражение ее рассеялось.

— Дедушка, я больше ничего не понимаю.

Старик протянул к ней руки, и Ромэйн уткнулась лицом ему в плечо. Она рыдала, выплескивая терзавшие ее чувства.

Глава 12

Фергус Камерон водил по полу конюшни ножом, отстругивая кусочки дерева.

— Майор, он как сквозь землю провалился. Но нам надо его разыскать.

Джеймс стоял, опираясь на горизонтальную планку, идущую вдоль стойла, и наблюдал за сержантом. Камерон нервничал. Но при этом он был чертовски счастливым человеком. У него была только одна проблема — найти предателя.

Джеймс вздыхал, размышляя о том, каким образом жизнь его стала такой сложной. Он должен был схватить крысу прежде, чем она ускользнет в нору, чтобы не выманивать ее потом снова.

Кроме того, у него была жена, которая каждый день получала письма от бывшего жениха, в то время как ее законный супруг пытался не замечать ее дразнящей привлекательности и спал на неудобном диванчике, который был на целый фут короче, чем он сам.

Джеймс чувствовал себя несчастным и униженным. Он лежал в двух шагах от жены, не смея вкусить тех прелестей, которыми она обладала в избытке. Как могла ему в голову прийти дикая мысль требовать, чтобы его поселили вместе с Ромэйн?!

Ситуация осложнялась еще и тем, что Монткриф остался в живых и делал попытки немедленно вернуть Ромэйн. Джеймс ловил себя на мысли, что думает об этом слишком много в ущерб работе. Если Ромэйн желала путаться с Монткрифом, значит, она легкомысленная пустышка, и он, Джеймс Маккиннон, должен только радоваться, что скоро избавится от нее. Почему же тогда он чувствовал себя так скверно всякий раз, когда замечал очередное письмо от Монткрифа, зажатое в ее руке?

Время от времени Джеймс тешил себя фантазиями о том, как было бы замечательно заставить Ромэйн забыть Монткрифа. В конце концов, она его жена, и…

— Сэр?

Голос Камерона вернул Джеймса к действительности. Тяжело вздохнув, Маккиннон заставил себя сосредоточиться на задании, выполнение которого привело его в Йоркшир, и оставить мысли о делах личных. Может, после неудачи, постигшей его при заключении брака, ему удастся добиться успехов в работе. Он должен взять реванш.

— У тебя есть хоть какие-нибудь предположения о том, где сейчас может находиться наш герой? — спросил Джеймс, довольный уже тем, что голос не выдал его мыслей.

— Следы ведут в Лондон.

— Нам это подходит. — Джеймс встал и потянулся. Ему уже прискучила спокойная жизнь в Вестхэмптон-холле. Если он проведет здесь еще некоторое время, то станет таким же слабым и немощным, как герцог. — Не пройдет и недели, как мы окажемся в Лондоне.

Камерон воткнул нож в деревяшку и сложил руки на коленях.

— Не поздновато ли?

— Думаю, нет.

— А что если оборотень двинется дальше, на юг?

Джеймс покачал головой:

— Вряд ли. Если бы он надеялся передать сведения французам таким способом, он бы никогда не отправился в Шотландию. Ты же знаешь, люди Стургиса держат берег под контролем. Они перекрыли входы и выходы. Даже мышь не проскользнет незамеченной.

— Надеюсь.

— Я тоже, — согласился Джеймс. — Ради Бога, Камерон, — взмолился Маккиннон, — своим пессимизмом ты способен разжалобить даже святых на иконах.

Камерон вытащил нож из доски и спрятал его куда-то под темно-коричневый жилет, пуговицу от которого он потерял в один из последних дней.

— Майор, я бы чувствовал себя значительно бодрее, если бы мы не стали откладывать нашу поездку в Лондон.

— И не станем. И даже бесконечные примерки Эллен не остановят нас.

Камерон улыбнулся.

— Вот уж кто наслаждается жизнью, так это Эллен! Никогда не думал увидеть ее разодетой словно великосветская барышня. Стоит ей приподнять платье и показать прелестную щиколотку, как все женихи Лондона будут у ее ног.

— Ах ты старый ловелас, Камерон!

С этими словами Джеймс снял фонарь с крюка.

Вечерело. Работа еще не была выполнена. Если он хочет вздремнуть хотя бы несколько часов нынешней ночью, надо пошевеливаться.

— Майор?

Джеймс обернулся, уловив беспокойство в голосе всегда спокойного Камерона.

— Что случилось?

— Я о леди Ромэйн. Как долго, по-вашему, вы сможете держать ее в неведении?

— Если нам удавалось так долго не возбудить подозрения у Эллен, думаю, нам удастся то же и в отношении Ромэйн.

— Эллен девушка не без мозгов, но сейчас она так поглощена собственным превращением в настоящую леди, что не обращает внимания ни на что больше.

Джеймс похлопал сержанта по спине:

— Дора полагает, что все идет как надо. Камерон, не забивай себе голову такими пустяками. У нас есть дела поважней.

— И я бы охотно занялся ими, — пробормотал Камерон.

Джеймс почувствовал угрызения совести: он не должен был позволить себе забыть, что из-за необходимости выполнить дело государственной важности откладывалась женитьба Камерона. Джеймс вырос с убеждением, что воинская служба не оставляет времени для семьи, но он знал, какое значение имела женитьба для Камерона.

— Вероятно, нам удастся схватить оборотня в течение нескольких недель после приезда в Лондон, потому что, оказавшись в высшем свете, он наверняка потеряет бдительность.

— В течение нескольких недель? — горестно переспросил Камерон и слабо улыбнулся. — Впрочем, я, конечно, могу подождать еще несколько недель, чтобы потом не разлучаться со своей любимой. — Внезапно улыбка слетела с его губ. — А как насчет дамы вашего сердца, майор? Здесь она живет в роскоши и достатке и вряд ли захочет последовать за вами туда, куда направит вас армейское начальство. А это ее долг, пока брак ваш не будет аннулирован.

У Джеймса не было ответа на этот вопрос. Кроме того, о некоторых вещах он не мог откровенничать даже с Камероном.

И высоко подняв фонарь, Маккиннон шагнул в ночь, подставляя грудь сильным порывам ветра, задувающего с болот.

От сильных порывов ветра в гостиной Ромэйн дребезжали стекла, и Грэндж задернула тяжелые, плотные занавеси, почти не пропускающие свет. Старуха поставила еще одну лампу на столик с мраморной крышкой, стоящий посреди комнаты, и зажгла ее.

— Кажется, сегодня его светлость пребывает в не свойственном ему благодушии, — сказала компаньонка, взбивая подушки на диванчике.

Ромэйн без труда оторвалась от поэтического сборника, который пыталась читать. Она принуждала себя наслаждаться красотами слога, пока к ней не впорхнула Грэндж в коричневом платье с красной каймой по лифу и рукавам, видом своим напоминающая птицу-переростка и не начала метаться по комнате.

— Может, — предположила девушка, — дедушка получил долгожданные известия с курьером, который прибыл сегодня?

— Курьер? Какой курьер?

Ромэйн с улыбкой захлопнула книгу:

— Дорогая Грэндж, могу ли я поверить, что появление в Вестхэмптон-холле нового человека прошло мимо тебя?

— Клэйсон ничего мне об этом не сказал.

— Значит, это событие не вселенской важности.

Девушка вздохнула и снова раскрыла книгу. Она старалась погрузиться в чтение стихов, но строчки кривились, а буквы плясали перед глазами. Ромэйн захлопнула книгу так громко, что Грэндж вздрогнула.

— Что с тобой, дорогая? — всполошилась старуха.

— Ничего. — Ей не хотелось признаваться, что она сглупила и выбрала для чтения «Песни шотландского края». Раз ей хотелось выбросить Джеймса из головы, то следовало бы почитать что-нибудь английское.

Грэндж не успела озадачить девушку очередным вопросом, так как отворилась дверь, и на пороге показалась Эллен.

— Посмотрите! Посмотрите! — закричала девушка и закружилась по комнате.

Белый шелк прекрасно оттенял ее темно-рыжие волосы. Лиф был украшен цветами, голубыми, как глаза Эллен.

Ромэйн захлопала в ладоши, а Грэндж и тетушка Дора, появившаяся вслед за дочерью, широко заулыбались. Это было старое платье Ромэйн, но его надставили и украсили лентами и кружевами, и теперь оно было вполне подходящим, чтобы Эллен могла надевать его, пока лондонская портниха не сошьет новой модной одежды специально для нее.

— Мамочка, ну разве оно не прелесть?! — Эллен подбежала, чтобы чмокнуть Дору в щеку, и закружилась по комнате, как будто ее вел в танце невидимый партнер.

— Я жду не дождусь, когда приеду в Лондон. Я буду похожа на принцессу из старой сказки. Все будет таинственно и прекрасно.

Дора хлопнула в ладоши — получилось сухо и резко. Эллен повернулась к матери и услышала:

— Все. Ступай и сними это платье, если не хочешь испортить его еще до того, как доберешься до Лондона.

Смеясь, Эллен бросилась к Ромэйн и заключила ее в объятия.

— Сон становится явью, — прошептала девушка. — И за все это я должна благодарить тебя, Ромэйн.

— Это Джеймс настоял, чтобы ты поехала с нами, — старалась быть до конца честной Ромэйн.

— О, Джемми такой милый! Когда он приехал жить к нам с мамой и с …

— Иди, девочка, — прервала ее восторги Дора. — Мы уже устали от твоей болтовни.

— Ромэйн, пошли покажу, что мама сделала со шляпкой, чтобы ее можно было надеть вместе с этим платьем.

— Ромэйн посмотрит шляпку завтра, — распорядилась тетушка Дора. — А сейчас будь умницей и оставь нас одних. Мне надо поговорить с Ромэйн.

Грэндж вывела Эллен из комнаты, а Ромэйн ощутила беспокойство. Было ясно, что женщины договорились обо всем. Их предыдущий замысел осуществился вполне: она вышла замуж за Джеймса. Оставалось только уповать на то, что разговор с тетушкой Дорой не будет началом новых бед.

Дора прикрыла дверь за Эллен и Грэндж. Кивком поблагодарив Ромэйн за приглашение сесть, Дора медленно прошлась по голубому ковру и опустилась рядом с девушкой на диван.

— О чем вы хотели поговорить со мной? — спросила Ромэйн, будучи уверенной, что этот разговор лучше не откладывать. От неприятного предчувствия у нее засосало под ложечкой.

— Об Эллен.

— Вы можете не беспокоиться о ней, — улыбнулась Ромэйн. — Она усвоила уроки хорошего тона и ведет себя так, будто родилась и всю жизнь воспитывалась в одном из лучших домов Англии.

— Я знаю, она не сделает ничего, что могло бы бросить тень на ее семью, но вот о чем я хочу спросить вас: каковы реальные шансы Эллен найти подходящую партию?

Ромэйн подумала и сказала:

— Сестры Джонс на выданье и в этом сезоне постараются подыскать себе мужей. Они близняшки, отец их денежный мешок, значит, у них не будет недостатка в поклонниках. Думаю, леди Марлена Ллойд, дочь графа, также будет в центре внимания. Кроме того…

— Нет, нет, не перечисляйте… Перечень имен и титулов ничего не значит для меня. Нет ли у вас на примете какого-нибудь порядочного человека, который был бы не прочь жениться на скромной девушке? У Эллен нет ни титула, ни особого приданого, которое могло бы привлечь женихов.

— Уверяю вас, то, что ей покровительствует внучка герцога Вестхэмптона, не останется незамеченным.

Дора положила морщинистую руку на плечо Ромэйн:

— Дорогое дитя, вы дали моей дочери шанс, о котором мы и мечтать не могли.

— Но я ведь не могу ничего обещать…

— В этом вопросе никто не может дать обещаний… — Дора встала и улыбнулась: — Вы заметили, как изысканно она выглядит в этом платье? Какой мужчина, если в нем еще теплится жизнь, способен устоять против такой красоты? Как Джеймс был покорен вами, так и Эллен сразит кого-нибудь.

Надеюсь, что нет, — подумала Ромэйн. Эллен заслуживает большего, чем сделка, какой было ее собственное замужество.

Лицемерно улыбаясь, Ромэйн заметила:

— Надеюсь она вкусит так же много радости, как мы с Джеймсом… а то и больше.

В дверь заглянула Эллен. Лицо ее светилось счастьем.

— Ромэйн, подойдем, я покажу тебе чулки, которые разыскала для меня Грэндж!

Поднявшись с дивана, Ромэйн последовала за девушкой вниз. Она была готова заниматься чем угодно, лишь бы не думать о собственном муже и о том, как она жаждет его прикосновений.

Ромэйн, зевая, возвращалась к себе. Вечером дедушка был странно оживлен, рассказывая Эллен и тетушке Доре о военных действиях в Америке. Он не изменил своего мнения о Соединенных Штатах, называя правительство этой страны «эгоистичными выскочками».

Ромэйн улыбнулась, подумав о том, как будет расстроена миссис Кингсли, если дедушка решит поделиться своими политическими воззрениями с ее гостями. Разговорчивая великосветская вдовушка не желала, чтобы ее приемы омрачались унылыми политическими выпадами, и с каждым годом она все настойчивее предупреждала Ромэйн, что герцогу Вестхэмптону в своих политических высказываниях следует ограничиться Палатой лордов. И лишь тот факт, что другие гости забавлялись, глядя на старика, заставлял миссис Кингсли каждый раз приглашать его к себе.

Когда тетушка Дора и Эллен оказались не в состоянии бороться с усталостью, они оставили Ромэйн наедине с дедом. Это только обострило беседу, потому что, сколько девушка помнила себя, герцог всегда требовал, чтобы она защищала точку зрения, противоположную той, какой придерживался он. То, что она иногда разделяла его воззрения, не имело никакого значения: она должна была защищать те взгляды, которые приписывались ей позицией в споре. Очень часто — как случилось и на этот раз — обмен остроумными колкостями затягивался за полночь.

Войдя в комнату, Ромэйн бросила взгляд на свое отражение в трюмо, располагавшееся рядом с дверью. Как сильно отличается она от девочки, какой была в начале последнего сезона! Тот наивный ребенок даже представить себе не мог, какие события произойдут в течение нескольких следующих месяцев. Тогда она, как сейчас Эллен, мечтала о молодом, сильном мужчине, который будет носить ее на руках и обещать вечную любовь.

А теперь она содрогалась от ужаса, представляя, какое любопытство вызовет в высшем свете, как только прибудет в Лондон. Брэдли наверняка уже распустил о ней слухи по всему городу. Но какую бы басню он ни выдумал, ясно, что он изобразил себя лучшим другом его светлости, а Джеймса эдаким лопоухим дурачком.

В таком состоянии, думала Ромэйн, лучше всего поскорее заснуть и во сне позабыть все печали. Завтра утром, когда солнце будет таким же ярким, как улыбка Эллен, препятствия, которые уготовила ей жизнь, не будут казаться непреодолимыми.

Ромэйн услышала, как часы на башне пробили два раза, и начала вынимать заколки из прически. Локоны свободно рассыпались по спине, а Ромэйн с трудом подавила очередной зевок. Девушка закрыла дверь, прислонилась к ней на секунду и опять зевнула. Следует привыкать ложиться спать в столь поздний час; как только начнется сезон, ей не удастся ложиться раньше.

Ромэйн направилась к столику, чтобы засветить лампу. Пламя вспыхнуло и угасло, комната погрузилась в темноту.

— Черт возьми! Как я теперь буду читать газету?

Ромэйн обернулась на знакомый голос и уставилась на Джеймса.

— Ты поздно ложишься спать, — заметил он. — Я думал, ты давно легла, когда обнаружил, что дверь в спальню заперта.

— Ты пришел слишком рано.

Джеймс улыбнулся и с легкой иронией произнес:

— Значит, нам обоим следует сообщать друг другу об изменениях в нашем распорядке.

— Не думаю, что мне следует заранее ставить тебя в известность о своих планах.

— Сядь, Ромэйн, я устал, да и ты выглядишь ненамного лучше. Это дедушка задержал тебя, обличая глупость и недальновидность твоего замужества?

— Обличая?… Да. — Ромэйн обессиленно опустилась в кресло. Бросив руки на подлокотники, она скинула туфельки и устало положила ножки на столик. Улыбнувшись, она переспросила:

— Замужество? Нет.

— Когда я проходил мимо библиотеки, мне показалось, я слышал, как вы разговариваете на повышенных тонах.

— Должно быть, ты полз, прижавшись ухом к двери: сквозь эти толстые деревянные створки ни один звук не просочится.

— Это не относится к голосу твоего дедушки.

Ромэйн улыбнулась:

— Пожалуй. Однако тебе не следует беспокоиться о том, что мы говорим. Я с радостью сама расскажу тебе об этом. Мы с дедушкой обсуждали преимущества нашего военного флота перед американским.

— И какова твоя позиция?

Девушка снова улыбнулась:

— Она всегда противоположна дедушкиной. — Ромэйн быстро растолковала Джеймсу правила игры, которой они развлекались, когда оставались вдвоем. — Дедушка считает, что я проявляю интерес к проблеме, только когда защищаю точку зрения, противоположную его.

— Должно быть, ты по-настоящему устала, но мне придется еще на некоторое время занять твое внимание.

— Камерон что-нибудь выяснил?

Джеймс в изумлении изогнул бровь.

— Мне следует запомнить на будущее, что от твоего всевидящего ока ничего не скрыть.

— В будущем я не буду твоей женой. — Ромэйн поднялась, обошла вокруг столика и остановилась напротив Джеймса. Она нежно потерла ему виски и прошептала: — Тебепридется подыскать кого-нибудь другого, кто будет рядом с тобой, когда ты в дурном расположении духа, — кого-нибудь, кто не будет шарахаться от тебя, когда ты разворчишься.

— Тот, кого мы преследуем, направляется в Лондон. — Джеймс прикрыл глаза и устало откинулся на спинку стула.

— Тебе это на руку.

— Да, но здесь, где нет ни одной знакомой души, придется использовать всю остроту ума, чтобы не упустить его.

— Могу ли я тебе помочь?

Губы Джеймса сложились в подобие улыбки.

— Ты должна будешь держать общество в состоянии возбужденного любопытства по поводу своего замужества, чтобы они не слишком обращали внимание на меня самого и не интересовались местом моего пребывания.

— Любопытно!

— Любопытно? — переспросил Джеймс.

Он поймал руку жены, потянул вниз и заставил Ромэйн сесть рядом с собой.

— Джеймс, — сказала Ромэйн, — ты должен понимать, что не в твоих интересах выказывать пренебрежение свету. — Она высвободила свою руку. — Как они могут не заинтересоваться тобой, когда всем ясно, что наша женитьба — из ряда вон выходящее событие. Представь себе, какое удовольствие получат все эти светские львы и львицы, проследив за мной и за тобой и обнаружив, что мы избегаем друг друга!

— Черт! — Джеймс встал с намерением налить себе бокал вина. Наполнив два бокала, один он протянул Ромэйн. — Ты сводишь меня с ума, особенно когда ты права.

— Спасибо.

— За вино?

— За комплимент. — Ромэйн облокотилась на спинку дивана и подогнула под себя ноги.

— Я не собирался расточать тебе комплименты.

— Это самое приятное из того, что я слышала от тебя с того времени, как обнаружилось, что Брэдли жив.

Джеймс поморщился:

— Не стоит быть такой обидчивой, Ромэйн. Ты знаешь, я рассчитываю, что через несколько месяцев ты окажешься в объятиях своего разлюбезного Брэдли и уже в его уши вольешь все свои жалобы.

— Я не о многом жалею. — Девушка улыбнулась и сделала глоток вина. — Ты не очень-то легкий супруг, Джеймс, даже в качестве временного мужа, как величает тебя Грэндж.

— Временного? — Джеймс с силой сжал локоть девушки. — Ты что… все ей рассказала?

Ромэйн высвободила руку, с сожалением посмотрев на расползающееся по платью пятно от выплеснувшегося вина. Она промокнула пятно салфеткой и едва не задохнулась, когда Джеймс, грубо схватив ее за подбородок, заставил взглянуть себе в глаза.

Глаза Маккиннона пылали яростью.

— Кто еще знает об этом, Ромэйн? Неужели ты рассказала своему горячему поклоннику, почему мы поженились?

— Я никому ничего не говорила. — Ромэйн отвела лицо. — Я дала тебе слово сохранить тайну, а Смитфилды не нарушают клятв.

— Но ты сказала, что Грэндж считает наш брак временным.

— Потому что она даже мысли не допускает, что дедушка позволит нам долго оставаться мужем и женой. Она мне все уши прожужжала о тех, за кого дедушка сможет выдать меня замуж, когда наш брак будет аннулирован.

— Ба! — Он осушил стакан и поставил на стол.

— Ба? Не такого ответа я ждала.

Джеймс тяжело опустился на диван, положив ногу на ногу.

— А чего ты ждала?

Ромэйн собиралась дать ему достойный отпор, но вдруг заметила, что к подошве туфель Джеймса прилипла грязь и соломинки. Значит, он наведывался в конюшню. Должно быть, именно там они с Камероном провели вечер, ведя тайные беседы. Ромэйн взглянула на пол, где остались грязные отпечатки его туфель. Грэндж лопнет от злости, когда завтра утром обнаружит следы Джеймса в женской спальне.

— Джеймс, я никогда не знаю, чего от тебя ждать, — посетовала Ромэйн, слишком усталая, чтобы продолжать игры в слова.

— Честно?

— Всегда.

— Всегда?

К своему удивлению, девушка улыбнулась и созналась:

— Обычно.

— Тогда, — начал Джеймс, подсаживаясь к ней на диван, — отвечу искренностью на искренность. Боюсь, что когда я зажигал лампу, то нечаянно опрокинул стопку писем. Но ты, Ромэйн, можешь быть уверена, что я не удовлетворил своего любопытства и не стал читать их. Я также не стал читать ответное послание твоему разлюбезному Брэдли.

Ромэйн сдвинула кипу писем на край стола и встала. Джеймс начал было что-то говорить, но слова его повисли в воздухе, когда Ромэйн сгребла гору бумаг и бросила их в камин. Пламя заплясало по тонким листкам: края записочек сначала темнели и сморщивались, а потом и вовсе превращались в пепел.

Глаза Маккиннона помрачнели и стали серо-зелеными, как море в непогоду. Джеймс встал и низко склонил голову:

— Сожалею, что вмешался в вашу жизнь, леди Ромэйн. Доброй ночи.

Вспоминая о том, что произошло дальше, Ромэйн не могла с уверенностью сказать, кто — он или она — был поражен больше, когда она кинулась за Джеймсом и уцепилась за его рукав. Вкус искренности был слишком сладостен, чтобы позволить разговору завершиться ничем. За последние две недели ей пришлось произнести слишком много лжи, ей нужен был человек, который мог бы выслушать и понять ее.

— Джеймс, — прошептала девушка, — ты слишком спешишь и не даешь мне возможности что-либо тебе объяснить.

— Ну объясни. — Голос его был тверд, как будто Маккиннон отдавал приказы своим подчиненным.

— Брэдли действительно мне писал, но я не отвечала.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты не воспользовалась возможностью сообщить Монткрифу о своей бессмертной любви хотя бы для того, чтобы держать его на поводке?

Только тонкая ткань отделяла пальчики Ромэйн от тела Джеймса, и она не желала упускать возможности прикоснуться к нему.

— У меня нет никакой необходимости дурачить Брэдли.

— Но он уверен, что ты любишь его.

— Значит, он более уверен, чем я.

— Ты его больше не любишь?

— Я больше не уверена в этом… я ни в чем не уверена.

Рука Ромэйн как бы случайно сказалась под шелком его жилетки. Джеймс рассмеялся и потряс головой. Он окружил ладонями ее личико и прошептал:

— Если наш план завершится лишь тем, что ты дашь этому недотепе от ворот поворот, я все равно буду считать наше предприятие удачным.

— Вот уж не думала, что тебя занимает что-нибудь, кроме твоей работы.

— Я дурачил тебя, дорогая, я…

Ромэйн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Джеймс крепко обнял ее. Девушка нежилась в объятиях супруга, покрываемая его поцелуями.

Джеймс ласкал ей ушко и шейку, он шептал ее имя, делая реальностью нежности, о которых она мечтала долгими одинокими ночами.

— Пожар! — неожиданно раздался крик за дверью.

— Опять нам помешали, — Джеймс едва не выругался. Он отпустил ее так быстро, что Ромэйн едва не ударилась о диван. Маккиннон бросился к ближайшему окну, она за ним: к черному бархатному небу поднимались оранжевые языки пламени. Снизу доносились крики о помощи. Ромэйн издала стон отчаяния.

— Ты можешь определить, что горит? — спросил Джеймс.

— Постройки рядом с конюшнями.

— Внутри Вестхэмптон-холла?

Ромэйн кивнула, и Джеймс увидел ее глаза, полные ужаса. Это поразило его: даже во время схватки с бандитами девушка выглядела менее испуганной. Лишь спустя некоторое время Джеймс понял, что Ромэйн любит этот замок почти так же сильно, как своего дедушку.

Схватив со спинки стула сюртук, Джеймс бросился к выходу и на миг остановился в дверном проеме, услышав, что его окликнула Ромэйн:

— Подожди, Джеймс, я иду с тобой.

Когда он оглянулся, Ромэйн исчезала у себя в спальне, на ходу скидывая домашние туфельки. Он услышал, как дверь гардеробной ударилась о стенку, после чего на пороге гостиной появилась его жена, держа в руках коротенький жакет и шляпку.

— Нужно торопиться, — выдохнула девушка. — Нельзя дать огню распространиться.

Джеймс схватил Ромэйн за руку, и так, взявшись за руки, они миновали коридор, затем спустились по лестнице в обширный вестибюль, где уже толпились слуги. Ромэйн обратилась к ним и каждому дала поручение, последовательно дополняющее предыдущее. Джеймс улыбнулся: не всякий — даже бывалый — офицер смог бы так умно распорядиться людьми. Он пообещал себе, что позже, когда они вернутся к себе, он обязательно сделает ей комплимент.

Влажная трава скрипела под ногами, значит, похолодало, — весна отказывалась вступать в свои права. Сегодня это могло стать спасением для Вестхэмптон-холла. Ветра не было, и пламя не могло перекинуться на главный замок.

Джеймс не успел сказать Ромэйн, чтобы она держалась подальше от огня, как ему сунули в руки ведро, и он стал членом пожарной команды. Ледяная вода расплескивалась, одежда на Джеймсе заиндевела, но работа мужчин — передавать по цепочке тяжелые ведра с водой — требовала напряженных усилий, и вскоре Маккиннон уже истекал потом. Мужчины в цепочке периодически менялись местами, и очень скоро Джеймс оказался рядом с горящим амбаром. Жар опалил ему лицо, он начал задыхаться. Тем не менее он старался не нарушать ритма, в котором работали стоящие позади него мужчины.

Спасатели прекратили свою работу только тогда, когда рухнула последняя стена, и стало ясно, что подсобные строения спасти невозможно, хотя локализовать огонь им удалось.

Не оставалось ничего другого, как только ждать, когда догорят, подобно утренней звезде, последние тлеющие угольки.

Кто-то сунул ему в руки кружку, и Джеймс жадно прильнул к ней. Горький эль смочил пересохшую глотку. Отойдя в сторонку от других «пожарников», Джеймс печально усмехнулся, увидев знакомую фигуру.

— Тэчер! — окликнул он.

Молодой человек обернулся на зов и помахал ему рукой. Джеймс подошел поближе к конюху и остановился недалеко от того места, где раньше была дверь. Тэчер сказал:

— Я рад, что вы пришли нам помочь, мистер Маккиннон. Как видите, нам дорога каждая пара рук.

— Каковы потери?

— Ничего ценного не сгорело. В старом амбаре мы хранили отслужившие свой век инструменты. Если бы вам понадобились какие-нибудь части для ремонта кареты или телеги, их можно было бы разыскать здесь, — Тэчер хмыкнул и отер пот со лба. — Именно здесь я пытался починить карету мистера Монткрифа.

— А что… он не забрал ее, прежде чем уехать в Лондон?

Тэчер покачал головой.

— Мистер Монткриф ни словом не обмолвился о том, что ему нужен экипаж, и карета все время находилась здесь.

— Значит, теперь он лишился кареты.

— Это не единственное, чего он лишился, — Тэчер улыбнулся, но внезапно сделался необычайно серьезным. — Мистер Маккиннон, держите с ним ухо востро. Он дурно воспитан и иногда ведет себя низко.

— Я знаю, как вести себя с Монткрифом.

— Уверен в этом, просто хотел предупредить вас.

Джеймс похлопал Тэчера по плечу и направился на поиски Камерона. Он обнаружил сержанта, когда тот обследовал кусты возле амбара. Подозрения, в которых Джеймс не смел признаться даже самому себе, подтверждались тем, что удалось разыскать Камерону.

Сделав доклад, сержант остался выполнять свои обязанности, а Джеймс отправился по своим делам, выговаривая себе за то, что разнюнился и позволил мягким губкам Ромэйн отвлечь его от выполнения государственного долга.

Джеймс подошел к группе женщин, с которыми разговаривала мисс Смитфилд, взял Ромэйн за руку и молча повел ее по направлению к замку. Пока они не добрались до гостиной, Маккиннон не проронил ни звука. Первой начала разговор Ромэйн:

— Джеймс, я должна наблюдать за работами. Я — глаза дедушки.

— Ты останешься здесь.

— Ты мне не хозяин и не повелитель.

— Я — твой муж. — Маккиннон крепко взял девушку за плечо и усадил в кресло. — Послушай меня, Ромэйн.

— Не собираюсь, если ты будешь вести себя как чудовище.

Девушка вскочила со стула и бросилась в спальню. Джеймс поймал ее за руку и развернул лицом к себе.

— Послушай меня. Здесь что-то не так!

— Да! С тобой!

Удерживая жену, Джеймс мягко сказал:

— Если хочешь, можешь злиться на меня, но выслушай. Камерону удалось обнаружить весьма подозрительные улики.

— Ты думаешь, что пожар не был случайностью? — прошептала Ромэйн и побледнела.

И Джеймс неумолимо ответил:

— Да, я так думаю.

Глава 13

Эллен выглянула из окошечка кареты, от восторга у нее захватило дух:

— Представляешь, Джемми! Лондон даже больше, чем я воображала!

Джеймс бросил беглый взгляд в окошко. Единственное, что интересовало его в Лондоне, так это проклятый предатель. Он надеялся, что Камерон, прибывший в город несколькими часами раньше, уже вышел на след оборотня.

— Не могу поверить, — продолжала Эллен, — что уже вечером мы отправимся на праздник.

— Это будет крошечная вечеринка, — объяснила Ромэйн. — Брэдли хочет отпраздновать наш приезд в Лондон. Приглашенных будет мало.

— Это будет на площади Сохо? Ромэйн, правда, я хорошо выучила свой урок?

— Да, это так, и сегодня вечером тебе представится прекрасная возможность попрактиковаться. Эта вечеринка даст тебе представление о том, что ждет тебя в дальнейшем.

— Разве ты не умираешь от любопытства? — спросила Эллен.

— Брэдли умеет развлечь. Я думаю, мы прекрасно проведем время.

Джеймс смотрел в окно, но ничего не видел: мысли его были заняты другим. Он почти вслух рассмеялся словам супруги, которые противоречили всему, что она сказала ему прошлой ночью. Наивный человек! Он чуть было не поверил, что Ромэйн была искренна, говоря о том, что Монткриф больше не правит ее сердцем. А сейчас она не может скрыть восторга, рассказывая, как развлекал ее Брэдли.

Приглашение на вечеринку было получено накануне отъезда из Вестхэмптон-холла. Джеймс заметил, как дрожали пальцы Ромэйн, когда, приняв от Клэйсона письмо, она спрятала крошечное послание за лиф платья.

Джеймс был согласен с герцогом в одном: Монткриф был не лучшей партией для Ромэйн. Похоже, жизнь его никому не была во благо. Игрок, сохраняющий стойкий интерес к дешевым тканям и винам, Монткриф изо всех сил избегал платить своим кредиторам, и только женитьба на богатой наследнице могла позволить ему продолжать вести разгульную жизнь.

Джеймс нахмурился и забарабанил пальцами по стеклу кареты. Он не мог понять, почему Монткриф выбрал Ромэйн. Отбросив предположение, что он мог любить Ромэйн — по мысли Джеймса, Монткриф всегда заботился только о собственном удовольствии, — Маккиннон задумался о том, знал ли Брэдли о финансовом положении своей бывшей невесты. Ромэйн показывала Джеймсу письмо своего поверенного, и он понимал, что те несколько сотен фунтов, которыми она владела, иссякнут вмиг, если ей вдруг придется остаться без щедрой дедушкиной помощи. Монткриф, если верить молве, проигрывал и больше всего за одну игру.

Джеймс ломал голову над этим вопросом в течение всего пути, но достойного ответа так и не нашел.

— Сегодня вечером, Эллен, ты познакомишься с избранными молодыми людьми.

Голос Ромэйн напомнил Маккиннону о необходимости следить за разговором.

— Он был так добр, что пригласил нас, — растаяла Эллен. — Не так ли, Джемми?

— Да, Монткриф — человек редкого великодушия, — сквозь зубы отозвался Джеймс.

Ромэйн вспыхнула, и Маккиннон понял, что она раскусила его сарказм. Он вел себя неблагоразумно, в чем уже не раз обличала жена. Но больше всего его бесило то, что, будучи его женой, Ромэйн не желала вести себя в соответствии со своим положением.

Черт возьми! Во всем сплошная путаница, а они еще больше запутывают все своим приездом в Лондон. Теперь он должен был не только выискивать предателя, но и приглядывать за Ромэйн, чтобы уберечь ее от Монткрифа, который вмиг начнет ухаживать за ней.

Кучер натянул вожжи, и карета медленно покатилась вдоль ряда великолепных зданий, фасадами выходящих на сквер в центре Гросвенор-сквер. Джеймс помимо своей воли пришел в восхищение от скромной элегантности псевдоантичных колонн, которые украшали верхние этажи одного из домов. Классический стиль больше соответствовал вкусу Джеймса, чем средневековые изыски Вестхэмптон-холла.

— Неужели мы будем жить здесь? — в восхищении произнесла Эллен.

Джеймс посмотрел в ее сияющие глаза. Эллен погрузилась в жизнь, о которой даже мечтать не смела. В конце концов, это неплохо. Как сказал Камерон, Эллен была слишком поглощена примеркой платьев, приглашениями на балы, чтобы выдать планы мужчин.

— Да, — сказала Ромэйн с улыбкой, которая слетела с ее губ при первом же взгляде Джеймса.

Черт! Она была достаточно хороша, чтобы заставить его забыть обо всем, кроме любви к ней!

Он постарался посмотреть на нее таким же оценивающим взглядом, какой он бросил на здание. В шляпке, украшенной бледно-розовым кружевом, которое прелестно гармонировало с кружевным воротником-стойкой, виднеющимся из-под темно-синего короткого жакета, Ромэйн была вызывающе прекрасна.

Но нельзя поддаваться соблазну, потому что он более чем кто-либо другой знает, как трудно противостоять безудержному желанию обнять и прижать ее к себе.

— Замечательно! — не унималась Эллен.

Путешественники уже входили в дом, а Эллен все продолжала восхищаться. Слуги, которых отправили сюда раньше, проветрили и привели дом в порядок. Джеймс заметил, что, приветствуя прибывших, Клэйсон усмехнулся над восторженностью Эллен.

Ромэйн показала Эллен помещения первого этажа и объяснила, что апартаменты гостей находятся на верхнем этаже, а внизу располагаются подсобные помещения и комнаты для слуг.

— Эллен, — сказала Ромэйн, когда они преодолели один виток лестницы, — твои комнаты будут с этой стороны холла. Надеюсь, они тебе понравятся. Они выходят окнами в сад.

Эллен рассмеялась и захлопала в ладоши:

— Не могу поверить в то, что происходит! Я в Лондоне и сегодня иду на прекрасный вечер! Ромэйн, я думаю, что могу надеть платье с голубыми лентами. Как ты считаешь, будет это уместно?

— Оно прелестно сидит на тебе и как нельзя лучше подходит к сегодняшней немноголюдной вечеринке.

— Джемми, не хочешь ли заглянуть ко мне в комнату?

Гляди на Ромэйн, Джеймс ответил:

— Думаю, я поброжу по дому и познакомлюсь с ним.

Маккиннон заметил вопросительный взгляд жены, но понял, что вслух она не задаст ни одного вопроса. Она вела себя как верный союзник, особенно после того, как он отвел ей самостоятельную роль в задуманной им игре. Неужели она догадалась, что теперь ему хотелось, чтобы она сыграла несколько другую роль?

— Дорогая, мы поговорим с тобой позже, — пробормотал Джеймс.

— Конюшни находятся за домом, — спокойно отозвалась Ромэйн. — Разумеется, все лошади в твоем распоряжении.

— Я ценю твое великодушие.

И твое терпение, добавил он про себя. Джеймс сомневался в том, что сам мог бы быть таким же терпимым, не будучи посвященным в чужие секреты.

Он подошел, чтобы поцеловать Ромэйн в щеку, и заметил, что она едва заметно подалась ему навстречу. Если бы он обнял ее за талию, она бы сейчас же всем телом прильнула к нему. Подавив стон желания, Джеймс стремительно отпрянул назад, чтобы не позволить собственному телу выдать сокровенные томления.

Часом позже, сунув нос во все углы и закоулки, обследовав все комнаты в доме, Джеймс так и не смог обнаружить Камерона. Само по себе это было неплохим знаком. Сержант доложит обо всем, что удалось выяснить, как только вернется.

Может, Камерону удастся раздобыть информацию, при помощи которой они вгонят последний гвоздь в крышку гроба предателя, убив в нем — раз и навсегда — надежду обогатиться, изменив своей стране.

Но ему надо было получить ответ еще на один вопрос, пока не произошла следующая катастрофа.

Пожар в замке не был несчастным случаем. Розыски Камерона подтвердили это. Но кому и по какой причине понадобилось подпалить подсобные помещения Вестхэмптон-холла?

Ромэйн и герцогу грозит опасность.

Если он не ошибается, а Джеймс был уверен в своей правоте, покушавшийся на карету Монткрифа не сомневался в собственной удаче. Ни один человек, отважившийся прибегнуть к таким серьезным мерам, как поджог замка, не позволит какому-нибудь незначительному событию, вроде приезда Джеймса Маккиннона, разрушить свои планы. Теперь, когда Джеймсу стало ясно, что удар был нанесен по семье Смитфилдов, ему предстояло держать под пристальным наблюдением обоих — Ромэйн и ее деда.

Маккиннон поднялся по лестнице и направился в апартаменты, отведенные Ромэйн и ему. Он шел по холлу, стены которого были украшены обоями в голубой и белый цветочек, и радовался, что их покои располагались вдали от тех, где Эллен все еще продолжала болтать о том, что она наденет сегодня вечером. Джеймс положил ладонь на ручку двери и вздохнул.

Надо еще раз побеседовать с герцогом об опасности, грозящей Ромэйн. Во время их первого разговора старик поднял на смех Джеймса со всеми его подозрениями, но Маккиннон заметил, как остро прищурился старик, и понял, что в глубине души он разделяет эти предчувствия.

В городском доме своей гостиной у Ромэйн не было, и Джеймс очутился прямо в спальне. Он криво улыбнулся: опять он в царстве кружев и оборок. То, что Ромэйн выбрала такое убранство, удивило его. Ему казалось, что леди Смитфилд предпочитает строгую элегантность.

Джеймс подошел к туалетному столику и взял в руки серебряную щетку для волос. Одна эта вещица стоила дороже, чем их дом и земли в Струткоилле. Может, ее враг жаждал получить это богатство? Нет, ведь ей оно не принадлежало.

Джеймс снял сюртук и слегка ослабил галстук. Он с трудом терпел эти изысканные вещи. Но сейчас бессмысленно было вздыхать по рубахе свободного покроя и старому сюртуку. Ом прибыл в Лондон выслеживать свою жертву, значит, надо вспомнить хорошие манеры и привычки, которые он старался забыть в течение последних пяти лет.

Дверь открылась. Джеймс оглянулся: Ромэйн была уже без жакета, и платье мягкими складками облегало ее тело, к которому Джеймс прикасался слишком редко. Девушка закрыла дверь, повернула ключ в замке и схватила его за руку.

— Почему ты вернулся так рано? — спросила она. — Камерону… удалось что-нибудь узнать?

— Все будет ясно, когда он вернется. — Джеймс повернулся к Ромэйн спиной и добавил: — Ты, кажется, расстроена чем-то, дорогая женушка. Не рада приезду в Лондон?

Ромэйн в ужасе отшатнулась от Джеймса, услышав слова, которые, будучи произнесенными любым другим человеком, были бы восприняты как простая банальность.

Девушка заметила, что на спинку ее любимого стула был брошен его сюртук. И, обратившись к воспоминаниям, она, не удержавшись, бросила взгляд на огромную кровать красного дерева, покрытую белым атласным покрывалом. Нельзя пускать в нее Джеймса. Она знала это и тем не менее мечтала лишь о том, чтобы оказаться с ним именно там и именно в тот момент. Ромэйн разрывалась между желаниями и здравым смыслом.

— Я вовсе не расстроена своим приездом в Лондон, — ответила Ромэйн, надеясь, что нарочитая сухость тона скроет сомнения, одолевавшие ее.

— Так, значит… моим присутствием в спальне? Не волнуйся, мы сможем распределить спальные места по твоему выбору. Правда, это потребует большей изобретательности, чем в Вестхэмптон-холле. Здесь, к несчастью, нет гостиной, где стоял бы диванчик для твоего мужа.

— Здесь есть гардеробная.

— Может, Грэндж пустит меня к себе? — Он с трудом улыбнулся. — Без сомнения, она предпочтет, чтобы я спал с ней, чем с тобой.

Ромэйн повесила сюртук Джеймса в шкаф и сказала:

— Я уверена, что пройдет немного времени, и вы с Камероном выполните задание. До тех пор, в течение всего этого трудного времени, нам придется терпеть неудобства и приспосабливаться друг к другу.

Джеймс взял ее за плечи и повернул к себе; глаза его недобро зеленели.

— Трудное время? — уточнил он. — Так ты называешь эту ужасающую путаницу?

Ромэйн взяла его за запястья и осторожно сняла его руки со своих плеч.

— Почему ты злишься на меня? Я стараюсь выполнить свои обещания. Я устроила для Эллен поездку в Лондон и ширму для твоей работы. Мне удалось, хотя и не без труда, убедить окружающих, что я не собираюсь разрывать наш брак. Я сделала все, о чем ты меня просил. Почему тогда ты ведешь себя так, будто я не выполнила своих обязательств, оговоренных нашей сделкой?

Он поднял руку, и девушка попятилась. Губы его были крепко сжаты, но он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Ей следовало бы избегать таких возбуждающих ласк. Благая мысль промелькнула в мозгу и исчезла, а руки Ромэйн уже тянулись к Джеймсу, стараясь дотронуться до его шеи. Когда Маккиннон прикасался к ней, ей всегда хотелось ответить ему тем же. Ромэйн отказывалась понимать, почему это происходит: ведь в ее отношениях с Брэдли ничего подобного не было.

— Я бы просил тебя не делать этого, — прошептал Джеймс, почти касаясь губами ее ушка и все сильнее прижимая Ромэйн к себе. — Ты вынуждаешь меня откладывать преследование неприятеля ради таких мгновений с тобой.

Джеймс провел губами по щеке Ромэйн, оставляя на ее коже огненный след, воспламеняющий все ее существо. Девушка закрыла глаза. Он нашел губами ее губы, а Ромэйн обхватила мужа за шею и затем пробежала пальчиками по твердым мускулам торса. Каждое его прикосновение, каждый удар сердца призывал ее покориться запретной страсти. Рука Джеймса скользнула вдоль тела супруги, его язык возбуждал ее вожделенный ротик, наращивая ее желание.

Когда Джеймс отпустил ее, девушка едва держалась на ногах. Он улыбнулся, подхватил ее на руки и уложил на кровать, а сам лег рядом, дразня ее своей близостью. Пальцы Маккиннона скользнули вдоль тела жены, приводя ее в трепет, но и Ромэйн в свою очередь услаждала его бесстыдными ласками. Она хотела его, желала, мечтала о том, чтобы удары их сердец слились в единое биение.

Джеймс прошептал ее имя, Ромэйн открыла глаза и словно очнулась. Она потянулась, чтобы откинуть назад непослушные пряди его рыжих волос и заглянуть в его таинственные глаза. Но рука замерла в воздухе, когда девушка почувствовала, что Джеймс провел пальцем вдоль лифа на ее груди. Шелк плавился от прикосновений его горячих рук. Дрожа от желания, которого нельзя было больше сдерживать, Ромэйн потянулась к Джеймсу губами, но тут же протестующе вскрикнула, когда Джеймс ожесточенно выругался и отпрянул от нее, прежде чем губы их соединились. Ромэйн села и протянула к нему руки. Взглянув на нее, Джеймс встал и направился к окну.

— Джеймс? — прошептала Ромэйн, когда уже не было сил переносить нависшее молчание.

— Не надо говорить таким несчастным голосом, — ответил он, все еще глядя в окно. — Ты не сделала ничего неверного. Неверного? — он хмыкнул. — Боже милосердный! Ты все сделала правильно. Это я дурак. Я должен всегда помнить о том, что даже когда я держу тебя в своих объятиях, это все равно ничего не значит, потому что наш брак — это сделка. Между нами не должно быть и не может быть страсти.

Взгляд Ромэйн упал на обручальное кольцо на руке, оно приобрело странную власть над ее жизнью.

— У тебя есть все основания быть недовольным мной. Никогда не думала, что смогу нарушить свои обязательства таким нетрадиционным способом.

— Если бы твой натиск не был столь стремительным, дорогая, я бы сумел трезво оценить свою роль в этой сделке.

— Я ничего не могу с этим поделать. Джеймс, если хочешь, я могу распорядиться, чтобы тебе приготовили другую комнату.

— Неплохая мысль. — Он вздохнул и добавил: — Но это невозможно.

Ромэйн сжала кулаки и беспомощно прошептала:

— Но ведь многие женатые люди спят врозь… И если мы собираемся…

Все еще не глядя на Ромэйн, Джеймс сказал, будто не услышав ее последних слов:

— Ненавижу Лондон.

Удивленная тем, что он неожиданно сменил тему разговора, Ромэйн поняла, что Джеймс не хочет ссориться. Это поразило ее. С того самого момента, когда они повстречались в огне перестрелки, они спорили друг с другом по любому поводу, а сейчас Джеймс хотел избежать ссоры. Ссоры из-за страсти, которая обуревала их, — Ромэйн поняла это, и теплая волна признательности затопила ее. Он не хотел овладеть ею, а потом разорвать ей сердце напоминанием о скорой разлуке. Он был решительно настроен сделать все в соответствии с первоначальной договоренностью и не запятнать ее репутации.

— В Лондоне есть одно место, где тебе обязательно понравится.

— Здесь, в этом изящном каменном мешке? Сомневаюсь. — Обернувшись к девушке, Джеймс печально улыбнулся. — Тебе нет необходимости извиняться за то, что ты живешь той жизнью, которая тебе нравится, Ромэйн.

Сбитая с толку, девушка слегка нахмурилась:

— Лондону я предпочитаю Вестхэмптон-холл. Думаю, тебе об этом известно. Я нахожу забавным некоторое время покружиться в праздничном вихре, но здесь я не могу скакать верхом, как делаю это там. — На губах ее появилась лукавая улыбка. — Хочешь верь, хочешь нет, иногда высшее наслаждение для меня заключается в том, чтобы вскочить на лошадь и нестись во весь опор.

— Тогда почему же ты не ездила верхом, пока мы были в Вестхэмптон-холле?

— Ты ни разу не подарил мне такой возможности. Ты все время был занят с Камероном.

Джеймс улыбнулся и пальцем шлепнул ее по носику.

— Скорее всего ты была занята с модисткой, которая колдовала над Эллен, чтобы превратить ее в элегантную леди.

— Тогда давай внесем некоторые изменения в нашу жизнь здесь.

— И отправимся на прогулку верхом?

Ромэйн сначала кивнула, но затем энергично замотала головой:

— Грэндж еще не распаковала мой костюм для верховой езды. Почему бы нам не взять кабриолет? Я покажу место, которое должно тебе понравиться.

— В Лондоне? Вряд ли такое можно отыскать.

Ромэйн улыбнулась:

— Хочешь, я докажу тебе обратное?

— Думаю, ты берешь непосильный груз на свои плечи.

— Не сейчас, когда я уверена в своей правоте.

— Ну, тогда, дорогая, у тебя есть возможность познакомить меня с Лондоном, как я познакомил тебя со Струткоиллом. Уверен, что мы оба получим истинное наслаждение.

Ромэйн заметила, что глаза Джеймса сияют огнем неутоленной страсти, и ей захотелось, чтобы они снова оказались в окрестностях полусонной шотландской деревни, где можно было спокойно целоваться. Сомнительно, что в Лондоне им удастся найти такое же уединенное место, но Ромэйн надеялась, что Джеймс воспользуется для этого любой возможностью, какую им предоставят обстоятельства.

В сумерках Гайд-парк казался почти пустынным. Всего несколько наездников гарцевали каждый по своей полосе, и это безлюдие очень устроило Ромэйн. Неподвижность вековых деревьев и сон цветов на клумбах, которые оживут с первым теплом весны, обещали девушке спокойствие, которое она утратила во время скоропалительной подготовки Эллен к сезону.

— Здесь прелестно, не так ли? — поинтересовалась она, поудобнее устраиваясь на подушках кабриолета. Слегка приподняв шляпку, чтобы видеть Джеймса, Ромэйн улыбнулась. Он рассмеялся:

— Ромэйн, я ценю твою попытку дать мне свободно вздохнуть, но это не Шотландия.

Девушка взяла спутника под руку, а он держал одной рукой поводья, направляя кабриолет по песчаной дорожке.

— Когда ты выполнишь свое задание, ты уедешь в Шотландию?

— Я должен быть там, куда пошлет меня командование, — весело ухмыльнулся Джеймс и добавил: — Но сейчас моя жизнь связана с тобой, Ромэйн. К добру или к худу.

— Очевидно, к последнему.

— Ты действительно так думаешь?

Ромэйн хотелось ответить что-нибудь легкое и остроумное — она пребывала в хорошем расположении духа, — но слова увяли у нее на губах, когда она поймала его страстный взгляд. Девушка склонила голову к плечу Джеймса.

— Вот те на! Это настоящий сюрприз!

Неожиданное восклицание заставило ее отпрянуть от спутника. Ромэйн посмотрела через плечо и увидела хорошо сложенного мужчину верхом на лошади. Заметив рядом с ним другого, долговязого, Ромэйн скорчила гримасу.

Великан подскакал к кабриолету и сжал ей руку. На нее повеяло запахом дешевого джина.

— Моя дорогая, милая леди Ромэйн!

Джеймс высвободил свою руку, чтобы удержать незнакомца от лобызаний руки девушки. Ромэйн спокойно сказала:

— Полковник Ньюмэн, не думаю, чтобы вам приходилось встречаться с моим мужем, — и, глядя сквозь него на второго наездника, приближавшегося к ним на приличествующей скорости, добавила: — Мистер Баумфри, рада вас видеть.

Всадник слегка приподнял шляпу, глаза его блеснули в предвкушении забавы при виде спутника, который не мог скрыть восторга от встречи с Ромэйн.

Во время предстоящего сезона Норман Баумфри, одетый с иголочки по самой последней моде, будет предметом назойливого внимания многих матерей, у которых есть незамужние дочери.

— Филомена ничего не сообщила мне о том, что вы приехали в Лондон.

— Мы приехали только что, — ответила Ромэйн, и, обратившись к Джеймсу, добавила: — Это Норман Баумфри, чья золовка, леди Филомена, живет по соседству с нами на Гросвенор-сквер. Мистер Баумфри, а это мой муж, Джеймс Маккиннон.

— Так, значит, вы и есть Маккиннон, — вмешался в разговор полковник. — Я слышал кое-какие сплетни о хитроумном шотландском браке, который придумал герцог Вестхэмптон. Меня потрясло то, что он поступил не лучше, чем вы.

— Полковник Ньюмэн! — у Ромэйн перехватило дыхание. — Нет необходимости в таких словах.

— Похоже, Монткриф поступил мудро, когда, бросив вас, занялся леди Филоменой.

— Филоменой? — Ромэйн вопросительно взглянула на мистера Баумфри, который хмурился, глядя на полковника Ньюмэна.

В каждом своем письме Брэдли уверял ее в своей пылкой преданности. Должно быть, разум полковника туманился парами джина. Вспомнив о роли, которую она должна играть, Ромэйн сказала:

— Полковник, вам следует знать, что мне как замужней женщине совершенно неинтересно, что делает мой бывший жених.

Полковник рассмеялся:

— Жених? Да ведь герцог никогда не дал бы своего согласия на ваш брак с этим хлыщом. — Тут его длинный нос сморщился. — Но с другой стороны, он позволил вам выйти замуж за этого шотландца.

— Как мне припоминается, его светлость не дал своего согласия на брак леди Ромэйн с вами, — вмешался Джеймс.

— Я отказался жениться на ней, когда узнал, как старик распорядился деньгами. Как я понимаю, для вас это новость, мистер Маккиннон. Леди Ромэйн никчемная партия.

— Странно, но я только что думал, какое Ромэйн сокровище.

Полковник приготовился было ответить, но Норман Баумфри заставил его продолжить прогулку. Когда, ворча и ругаясь, полковник отъехал на приличное расстояние, Баумфри сказал:

— С тех пор как он узнал, что вы, леди Ромэйн, вышли замуж, он заглядывает на дно каждой бутылки. Подозреваю, что он будет для вас обоих как кость в горле, пока не найдет леди, достойную внимания.

— Благодарю за предупреждение, — облегченно вздохнула Ромэйн.

До этого она встречалась с мистером Баумфри всего один раз: то ли он был редким гостем в доме своей невестки, то ли Ромэйн не посчастливилось ни разу застать его у Филомены.

— Мое почтение, миссис… — Попрощался Баумфри, приподнимая шляпу, и, поклонившись в сторону Джеймса, добавил: — Маккиннон.

Ромэйн заметила, что Джеймс с силой сжимает поводья, и накрыла его руку своей. Он слегка расслабился и направил кабриолет по дорожке, окаймляющей парк.

— Не могу поверить, чтобы герцог тешил себя мыслью выдать тебя замуж за этого выпивоху, — произнес он. — Хотя …очевидно, он давал себе труд протрезветь перед визитами в Вестхэмптон-холл.

— Не всегда.

— Теперь я начинаю понимать, почему ты считала Монткрифа бесценным подарком.

Ромэйн помрачнела:

— Не говори больше о Брэдли.

— А когда, ты думаешь, мы должны поговорить о нем? Вечером, когда он примется волочиться за тобой на глазах у своих гостей?

— Мне казалось, что ты расстроился, когда мы получили приглашение.

— Нет. Визит к нему даст мне возможность побольше узнать о тех, кто называет себя друзьями Монткрифа.

Сцепив пальцы, не глядя в лицо Джеймсу, Ромэйн спросила:

— Ты все еще считаешь, что предатель — Брэдли?

— Не думаю, что он достаточно умен, чтобы самому составить заговор, а также что у него есть связи для получения столь важной информации.

— Он знаком со многими влиятельными людьми в правительстве через своих друзей по клубу.

— Никак не пойму, ты защищаешь его или наоборот примеряешь на него наряд оборотня?

— Ни то, ни другое. Я констатирую факт. Дедушка тоже член этого клуба, наряду с полковником и мистером Баумфри. Ты подозреваешь в измене их всех?

Маккиннон натянул поводья и остановил кабриолет в тени вековых деревьев.

— Ромэйн, ты так яростно защищаешь Монткрифа… но ведь ты сказала мне, что больше не любишь его.

— Я сказала тебе, что не уверена в этом.

— Значит, сегодня вечером ты постараешься определиться в чувствах?

— Надеюсь, — Ромэйн бросила взгляд на Джеймса. — У тебя есть тайные мысли насчет сегодняшнего праздника?

Маккиннон осторожно сдвинул назад ее шляпку:

— Разве ты не знаешь, что все мои мысли связаны с тобой? Я не могу выбросить тебя из головы.

Ромэйн прикрыла глаза и прошептала:

— Ты не должен так говорить.

— Почему?

— Разве ты можешь не думать об этом?

Она лишь слегка выделила запретное слово интонационно и поцеловала его в губы. Ромэйн не могла больше сдерживаться, она трепетала от прикосновений его пальцев, властно и нежно скользящих по ее телу. И лишь когда Джеймс мягко уложил ее на подушки, девушка опомнилась и в ужасе потрясла головой:

— Джеймс… я думала… ты сказал… — Она зарделась и поправила шляпку.

— …что мы должны быть не более чем партнерами в этой игре, целью которой является спасение Англии. — Улыбка, появившаяся на его лице при этих словах, была холодна, как шотландская ночь.

— Да.

— Но мы очень близкие партнеры, дорогая, потому что мы женаты.

— Мы только делаем вид, что женаты.

Джеймс посмотрел ей на руку и дотронулся до колечка под лайковой перчаткой.

— Да, только делаем вид. Теперь ты понимаешь, как это опасно?

— Опасно?

— Опасно позволить себе испытывать страсть, которой не должно быть.

— Ты просишь, чтобы я отвергла чувства, которые… — в словах ее звучал страх и опасение, что она не сможет совладать с собой… — Я постараюсь, Джеймс.

Улыбка его была одновременно теплой и извиняющейся.

— Я знаю, что ты постараешься, дорогая. Мы не должны позволить себе забыть настоящую причину, по которой мы произносили клятвы перед священником. Цена забывчивости может оказаться значительно выше твоей подмоченной репутации. Наше беспамятство может стоить свободы каждому английскому гражданину.

Глава 14

— Пожалуйста, не спускайте с нее глаз.

Ромэйн с удивлением подняла глаза. Дора была рада тому, что перед Эллен открылись такие блестящие возможности, но в голосе ее звучало беспокойство.

Грэндж поторопилась ответить вместо Ромэйн:

— Не беспокойтесь, милочка, можете быть уверенной, я буду следить за Эллен так же пристально, как и за леди Ромэйн.

— А вы, Ромэйн… прошу вас тоже не спускать глаз с Эллен.

— Ну конечно, — отозвалась девушка, удивляясь тому, что Дора не заметила, как ее повторная просьба оскорбила Грэндж. Но потом, вздохнув, она поняла причину: на совести Грэндж уже был побег Ромэйн.

Не успела Ромэйн успокоить гувернантку, как в комнату влетела Эллен. Она завертелась юлой, и платье колоколом завертелось вокруг нее. Когда шелест шелковых юбок затих, девушка рассмеялась. Банты на ее бальных туфельках отсвечивали серебром. Радостно захлопав в ладоши, Эллен воскликнула:

— Ромэйн! Ты выглядишь потрясающе! Твое платье можно было бы выставить напоказ в самом лучшем модном салоне.

Слегка улыбаясь, Ромэйн расправила складки по краям глубокого выреза платья из голубого крепа. При каждом шаге девушки таинственно шуршал украшенный цветами белый лиф. Из-под подола юбки выглядывали прелестные замшевые туфельки.

— Подойди ко мне и давай поищем какие-нибудь украшения, чтобы еще больше подчеркнуть красоту твоего наряда, — сказала Ромэйн, открывая шкатулку из черешневого дерева.

Она вынула верхнее отделение шкатулки с жемчугом и отложила его в сторону. Перебирая пальчиками золотые и серебряные броши, Ромэйн искала что-то более подходящее.

Эллен едва не задохнулась от восторга, когда Ромэйн приложила к ее шейке ожерелье из сапфиров в серебряной оправе тончайшей работы.

— Неужели я смогу надеть это?

— И это тоже, — и Ромэйн опустила в дрожащую ладошку Эллен пару сережек. — Все это очень подойдет к твоему платью.

Эллен подбежала к зеркалу, надела сережки и ожерелье. Взглянув на свое отражение, она засмеялась от радости. Не в силах скрыть своего восторга, она повернулась к Ромэйн и спросила:

— Ты действительно не возражаешь, если я поношу эти прекрасные украшения?

Ромэйн улыбнулась:

— Я уже сказала: они идеально подходят к этому платью. В конце концов, зачем им без пользы лежать в шкатулке? — С этими словами Ромэйн натянула длинные перчатки и потянулась к шляпке, отделанной шелком.

Внезапно Ромэйн вспомнила, что так и не выбрала никаких украшений для себя. Пальчики ее пробежали по золотой цепочке, украшенной жемчужиной. Вздрогнув, девушка вставила верхнее отделение в шкатулку и захлопнула крышку. Жемчужина живо напомнила ей о том, как разбойник сорвал кольцо с ее пальчика. Может быть, через некоторое время, когда воспоминания о той страшной ночи перестанут так ранить ее, она снова сможет носить жемчуг, но не сегодня, когда ей предстоит войти в общество совсем другой, взрослой женщиной, а не той наивной девочкой, которая покинула его несколько месяцев назад.

— Ах, Ромэйн, смогу ли я вспомнить, что должна говорить и делать?

Заставив себя улыбнуться, Ромэйн ответила:

— Все будет хорошо, Эллен. Запомни, что твое официальное представление свету состоится лишь на следующей неделе, а сегодня тебе следует только поддерживать легкую светскую беседу.

— Ты хочешь сказать, что мне не стоит бесстыдно флиртовать?

Увидев, что тетушка Дора в ужасе всплеснула руками, Эллен рассмеялась. Она чмокнула мать в щеку и набросила на плечи позаимствованную у Ромэйн голубую шелковую шаль.

— Дорогие Ромэйн, мама и Грэндж! Мне совсем не интересен пустой флирт. Я обещаю вам вести себя благоразумно. Честно говоря, я думаю только о том, как бы не оплошать. — И внезапно задрожавшим голосом она спросила: — Как вы думаете, я справлюсь?

Ромэйн обняла девушку:

— Я ничуть не сомневаюсь в твоем успехе. Тебе нужно только улыбаться, и, уверяю тебя, толпы поклонников окажутся у твоих ног.

— Какая ужасная мысль! Кому хочется, чтобы земля под ногами кишела поклонниками?!

Ромэйн засмеялась и повела Эллен по коридору верхнего этажа.

— Думаю, ты поразишь всех прежде всего своейискренностью.

— Я постараюсь быть приятной для окружающих, — пообещала Эллен.

Пока девушки в сопровождении Грэндж спускались по лестнице, Эллен не переставала трещать без умолку. Джеймс уже заждался их внизу. Ромэйн почти не обращала внимания на болтовню Эллен. Она была уверена, что светские дамы, которые в равной степени наслаждаются как возможностью пофлиртовать, так и показать свои туалеты, без сомнения, обратят внимание на Эллен, но Ромэйн беспокоило, какого мнения о ее юной приятельнице останутся мужчины, слетевшиеся на праздник Свадебного Марта. Эллен была прелестна, но у нее не было ни титула, ни состояния, чтобы стать наградой победителю. Если большинство приглашенных Брэдли составляют его закадычные друзья, то Ромэйн не сомневалась, что ей без труда удастся уговорить кого-нибудь из них поухаживать за Эллен. Некоторые из них цепко держались за свой статус холостяка, не позволяя никому накинуть на себя семейную узду по крайней мере до тех пор, пока их не утомит светский круговорот, но Ромэйн надеялась, что всем придется по душе доброжелательность и остроумие Эллен.

— Джемми! — закричала Эллен, сбегая вниз по ступенькам. — Посмотри на нас! Ну разве мы не хорошенькие?!

Ромэйн было рассмеялась, но смех застрял у нее в горле, когда она взглянула вниз. В вестибюле стоял Джеймс, разодетый как лондонский денди. Через секунду Ромэйн сообразила, что на нем был тот самый костюм, который она придумала для него накануне отъезда из Струткоилла. Чтобы воплотить ее фантазию в жизнь, он даже заказал золотые пуговицы и нанковые брюки.

Джеймс протянул ей руку, и Ромэйн возложила свою на его безукоризненно белые перчатки. Он помог ей сделать последние несколько шагов по лестнице, и губы его все шире распускались в улыбке при виде ее искреннего восхищения.

— Не могу же я выглядеть оборванцем!

— Ну и ну! — прошептала Ромэйн, не находя других слов.

Как, должно быть, странно, что женщина, вышедшая замуж месяц назад, смотрит на своего мужа как трепетная возлюбленная, испытывающая первые пробуждения любви.

Любовь! Ромэйн задумалась над этим словом. Влюбиться в Джеймса было бы верхом безрассудства: он так ясно дал ей понять, что, несмотря на то, что он не прочь разделить с ней ложе, единственное, ради чего он готов пожертвовать почти всем в жизни, — это выполнение долга. Она ни в чем не может упрекать его: он предупредил ее об этом еще днем.

Слегка сжав ее пальцы, Джеймс прошептал:

— Ты можешь говорить сколько угодно, что я не изменился, но я-то видел, каким восхищением сияли твои глаза.

— Если ты хочешь, чтобы я была искренна с тобой, то должна тебе признаться, что никогда не ожидала, что ты сможешь так изысканно повязать галстук.

— Не пора ли отправиться в путь, миссис Маккиннон? — театрально обратился к ней Джеймс. — Полагаю, мы приедем достаточно поздно, чтобы не нарушить правил хорошего тона.

— Мы приедем более чем поздно, — вмешалась Грэндж. — Я уже стала подумывать, что моя подопечная охотнее бы провела этот вечер в объятиях мистера Маккиннона, чем на рауте мистера Монткрифа.

Ромэйн улыбнулась резкому выпаду Грэндж.

Сосредоточившись на проблемах Эллен, Ромэйн совершенно позабыла о своих собственных. А ведь сейчас ей придется встретиться со своими друзьями, которые, безусловно, проявят интерес к ее скоропалительному, странному браку с человеком, которого они никогда не видели.

Тэчер, одетый в элегантную алую ливрею, обошел вокруг кареты, чтобы открыть дверцу. Когда Грэндж величественно поднялась в карету, Эллен сделала слабый знак Ромэйн, чтобы та последовала за своей компаньонкой. Ромэйн поняла, что Эллен ни на секунду не хочет оставаться наедине со старухой.

Джеймс помог Ромэйн подняться на подножку и спросил:

— Должен ли я ожидать, что ты сегодня будешь кокетничать с Монткрифом?

— Перестань, Джеймс, — прошептала Ромэйн и, пригнув голову, шагнула в карету. Когда супруг опустился рядом с ней, девушка вздрогнула. Он повернул ее к себе так, что она не могла избежать его глаз, и требовательно спросил:

— Неужели до сих пор он единственный человек, которому ты готова беспрекословно подчиняться? Какую власть имеет над тобой этот проходимец?

— Ты не можешь ожидать, что я так быстро позабуду о своей любви к Брэдли.

— О той любви, которая была, или о той, которая осталась?

Будучи уверена, что Грэндж не пропустила ни единого слова из их разговора, Ромэйн тихо сказала:

— Джеймс, я твоя жена.

— Это так, но нам обоим хорошо известно, что колечко на твоем пальчике отнюдь не является символом твоей сердечной привязанности. — И Джеймс громко приказал: — Эллен, поторапливайся, не то мы уедем без тебя.

Девушка поднялась в карету с помощью Тэчера, и дверца захлопнулась.

Ромэйн была рада хотя бы тому, что путь к дому Брэдли был недолгим. Все молчали, недовольные друг другом. Ромэйн безмолвствовала, даже когда Джеймс помогал ей пройти от кареты до двери дома Монткрифа. Затем он вернулся, чтобы помочь Грэндж и Эллен, а Ромэйн молча взирала на дом, где раньше ее принимали как желанную гостью. Холодная дрожь прокатилась по спине, когда Ромэйн представила себе, какой прием может ожидать миссис Джеймс Маккиннон за ярко освещенной дверью. Чтобы избавиться от дурных мыслей, она бросила взгляд на Эллен. Праздничное возбуждение девушки должно подействовать на нее как лекарство от хандры.

— Это будет самая замечательная ночь в моей жизни, — прошептала Эллен и, преисполненная благоговейным страхом, начала подниматься по лестнице.

Как только швейцар открыл перед ними дверь и они оказались в залитом светом холле, Грэндж извинилась и отправилась туда, где в ожидании господ сидели слуги.

Как только многочисленные, но молчаливые слуги, бесшумно скользящие по паркетному полу вестибюля, разобрали шляпки и накидки прибывших гостей, Ромэйн оказалась со всех сторон окруженной своими знакомыми, каждый последующий из которых с еще большей жадностью, чем предыдущий, расспрашивал ее обо всех подробностях «путешествия» в Шотландию. Стараясь держаться ровно и вежливо, Ромэйн отговаривалась тем, что ей сперва надо поздороваться с хозяином дома.

— Воронье надеется урвать кусочек с прогнившего трупа твоих отношений с Монткрифом, — прошептал Джеймс, предлагая ей руку.

Девушка с благодарностью позволила ему провести себя сквозь толпу любопытных. Оглянувшись назад, чтобы убедиться в том, что Эллен следует за ними, Ромэйн прошептала:

— Неожиданное изменение планов всегда порождает сплетни. Они хотят знать правду.

— Или хотя бы подобие правды, чтобы передать это кому-нибудь еще.

Ромэйн не ответила. Она молча взирала на женщину, стоящую рядом с Брэдли в проеме двери, ведущей в зал, где и должен был состояться праздник. На ослепительно красивой брюнетке было надето белоснежное платье. Ромэйн никогда бы ни с кем не спутала леди Филомену Баумфри. Эта женщина обладала редкой красотой, поразившей женившегося на ней мистера Баумфри. Их любовь завершилась сердечным приступом, который случился у мистера Баумфри всего лишь через два месяца после свадьбы. Леди Филомена осталась вдовой.

Ромэйн вспомнила ехидные слова полковника Ньюмэна. Ей не хотелось верить, что Брэдли с такой быстротой забудет ее и примется ухаживать за Филоменой, но брюнетка, держа Брэдли под руку, на правах хозяйки раута приветствовала гостей.

Всей душой желая провалиться сквозь землю, Ромэйн отважно шагнула вперед. Она знала, что в эту секунду за ними наблюдает множество глаз. Дав себе обещание не посрамить чести своей семьи, Ромэйн протянула руку Брэдли, но вздрогнула, когда он поднес ее к губам. Мягкое прикосновение его губ привело ее в еще большее смущение. Взгляды их скрестились, и в его глазах Ромэйн увидела сильное волнение.

— Добрый вечер, Брэдли, — произнесла Ромэйн. — Надеюсь, вы помните, это мой муж Джеймс Маккиннон.

— Ваш брак с ним — это то, что я вряд ли забуду.

Боясь, что их беседа начнется с того самого места, на котором прервалась в прошлый раз, Ромэйн обратилась к Филомене, которая стояла рядом с Брэдли, холодно улыбаясь:

— Филомена, добрый вечер. Не думаю, чтобы вы были знакомы с моим мужем Джеймсом Маккинноном.

— Джеймс, это леди Филомена Баумфри. Сегодня днем мы встретили ее шурина.

— Рад знакомству с вами, леди Филомена. Мое почтение, Монткриф, — добавил Джеймс с холодностью, которая дала Ромэйн понять, что он заметил выражение лица Брэдли.

— А это двоюродная сестра Джеймса, Эллен Данбар, — поспешно произнесла Ромэйн, не давая возможности мужчинам сцепиться в словесной схватке.

Брэдли склонился к протянутой руке Эллен и произнес:

— Вы приехали последними из приглашенных. Почему бы нам не войти в зал всем вместе?

— Да, да, пожалуйста, пойдемте вместе, — пленительным голосом пропела Филомена. — Я ждала вас, чтобы вы поведали нам все детали вашего романтического путешествия в Шотландию.

— Полагаю, Брэдли уже успел сообщить вам, что ничего романтического в нем не было.

— Пойдем, пойдем, мы же подружки, — сменив тон и обращение, Филомена взяла Ромэйн под руку и увела в сторонку от мужчин. — У тебя не должно быть от меня секретов. Ты сбежала в Шотландию с Брэдли, а вернулась с этим великолепным образцом мужской стати. Подозреваю, что ты сама все подстроила.

К счастью, к дамам подошел Джеймс, обнял Ромэйн за талию, спасая ее от необходимости отвечать на подобные вопросы. Он никак не объяснил свой бесцеремонный поступок, и Филомена поняла, что единственной целью Маккиннона было желание положить конец их беседе.

— Какая ерунда, — усмехнулся Брэдли. — Мистер Маккиннон, пусть дамы немного пошушукаются, а мы с вами опрокинем по стаканчику чего-нибудь покрепче, чтобы промочить горло и смыть с него лондонскую пыль.

Сделав это предложение, Брэдли склонил голову в легком поклоне и выразительно взглянул на Ромэйн, но она так и не поняла, что он хотел сказать ей этим взглядом.

Избавившись от назойливых расспросов Филомены, Ромэйн вдруг почувствовала, что Эллен оказалась в затруднительном положении. Она улыбнулась девушке, ободряя ее, и задала вопрос леди Баумфри:

— Филомена, скажи, лорд Киммель приглашен сегодня? Ведь он был твоим верным поклонником.

Филомена провела рукой по темным вьющимся волосам:

— Мы разорвали помолвку.

— Прости. Мне очень жаль.

— Это к лучшему. — Леди Баумфри помолчала, а затем произнесла: — Ромэйн, надеюсь, мы добрые друзья, и я могу не скрывать правды. Когда Брэдли поверил, что ты мертва, ему понадобился внимательный слушатель, который разделил бы с ним горе. Мы и не предполагали, что наши задушевные беседы разбудят в нас чувство. Как же я могу выйти замуж за Аллена Киммеля, если я люблю Брэдли.

Ромэйн слушала, не спуская испытующих глаз с Филомены. Да, она вышла замуж за Джеймса, будучи влюбленной в Брэдли, но ведь она находилась в очень необычной ситуации. Но сейчас Ромэйн не могла пускаться в объяснения, потому что в основе ее брака лежала чужая тайна.

— Я рада, что у тебя все так чудесно устроилось, прежде чем ты поклялась в вечной любви лорду Киммелю. — Мысленно Ромэйн похвалила себя за то, что хорошо держалась. — Как отнесся к этому известию твой отец?

Филомена вздохнула:

— Папа ничего не знает. Болезнь приковала его к постели, и доктора сомневаются, что он когда-нибудь встанет. Я не хочу усугублять его тяжелое положение рассказами о своих сердечных метаниях. Он так хотел, чтобы я вышла замуж за титулованную особу, и был так разочарован, когда моей сердечной привязанностью оказался мистер Баумфри.

— Пожалуйста, передай своему папе, что мысленно мы поддерживаем его в трудном положении и желаем ему выздоровления. — Извини нас. На следующей неделе Эллен будет представлена свету, и я хотела бы познакомить ее с некоторыми людьми, которые будут приглашены к нам на бал.

Едва они отошли на несколько шагов от леди Баумфри, как Эллен прошептала:

— Она совершенная мегера. Мистер Монткриф должен быть умалишенным, чтобы ухаживать за ней.

— Эллен!

— Не надо ругать меня, ты же ее тоже недолюбливаешь.

— Она моя подруга.

От удивления бровки Эллен поползли наверх.

— У тебя странные подруги, Ромэйн. Они пытаются извлечь выгоду из несчастий других. Она нисколько не сожалеет ни о болезни отца, ни о разрыве помолвки.

— Между Филоменой и лордом Хакотом никогда не было близости, какая обычно существует между отцами и дочерьми. На это есть … — Зная, что такие деликатные вещи не принято обсуждать на вечеринках, Ромэйн тихо закончила, — … много причин.

— Не надо ее защищать. Она зловредное насекомое.

В глубине души Ромэйн не могла не согласиться с выводами Эллен.

Между тем праздник начался.

Для тех, кто хотел танцевать, заиграл оркестр, и Ромэйн надеялась, что супруг разыщет ее, чтобы пройтись в вальсе, как они сделали это в Вестхэмптон-холле. Они могли быть прекрасной парой и на балу и в постели. Ромэйн прикрыла глаза, прогоняя неожиданное желание, охватившее ее. Джеймс прав: завершить их отношения физической близостью равносильно для нее самоубийству. Это подорвет ее репутацию и лишит шанса выйти замуж по-настоящему после того, как можно будет раскрыть правду. Она это знала. И тем не менее Ромэйн стремилась почувствовать на себе его горячие руки и отдаться любви, как это едва не случилось сегодня утром. Как бы она хотела приблизиться к нему, поймать его за руку и умолить стать ее возлюбленным. Но это было невозможно, тем более, что ее мечты о танце так, кажется, и останутся мечтами. Джеймс продолжал беседовать с Брэдли. Это удивило Ромэйн, но времени на размышления у нее не было: она в сотый раз повторяла историю своих приключений, которая вскоре облетит весь Лондон.

— Леди Лоример, мне больше нечего добавить, — вздыхая, говорила Ромэйн, в то время как любопытная вдова все сильнее наседала на нее.

— Но, Ромэйн…

— Если она говорит, что добавить нечего, можете ей поверить, — раздался за спиной у дам голос еще более звучный, чем голос Джеймса.

Ромэйн обернулась: говоривший был почти на десять лет старше ее. Черноволосый, с легкой проседью, со щеточкой седых усов над верхней губой. Одетый по последней моде, он выглядел прекрасно.

— Добрый вечер, лорд Калвер.

— Как я рад вас видеть! — он нагнулся, чтобы поцеловать руку Ромэйн, но глаза его были устремлены на Эллен. — Мне показалось, что надо бросаться вам на выручку, моя госпожа. — Взгляд его вернулся к Ромэйн, карие глаза весело поблескивали. — Бесконечное любопытство слегка ослабнет, только когда свет найдет следующую жертву.

— Думаю, вы правы. — Чувствуя странную робость Эллен, Ромэйн положила руку девушке на плечо, чтобы подбодрить ее. — Это двоюродная сестра моего мужа мисс Эллен Данбар. Эллен, это лорд Калвер.

— Очень приятно, мисс Данбар, — лорд поднес ручку Эллен к губам, но так и не поцеловал ее.

Поймав пристальный взгляд виконта, устремленный на зардевшееся лицо девушки, Ромэйн почувствовала себя так, будто вторгается во что-то личное и запретное.

— Очень рада, милорд, — едва дыша, ответила Эллен.

— Это слишком много для меня, — ровно ответил лорд и обратился к Ромэйн: — Слышал, что вы вышли замуж, дорогая, но никогда не знаешь, какой сплетне верить.

— Уверяю вас, что эта сплетня оказалась правдой. А вы, сэр? Правду ли говорят, что вы еще помышляете о возвращении в Вест-Индию?

— За плантациями, которые я оставил там, требуется постоянный надзор. Отсутствующий помещик имеет большие шансы быть обобранным присутствующим управляющим. Я рад, что здесь, в Англии, есть люди, которым я могу доверять. Увы! Я предпочитаю умеренный климат моей родины страшной жаре, но каждый должен выполнять свои обязанности.

— Жаль расставаться с вами.

Лорд улыбнулся:

— Как великодушно с вашей стороны поддержать старика такими словами. Могу ли я просить вас об одолжении, мадам? Не позволите ли похитить мисс Данбар и задержать ее на один танец? Надеюсь, мисс Данбар, вы не будете возражать?

— Мисс Данбар еще не готова танцевать, виконт, — спокойно ответила Ромэйн.

— Тогда могу ли я испросить позволения угостить мадемуазель каким-нибудь прохладительным напитком?

Эллен вопросительно взглянула на Ромэйн.

— Хорошо, Эллен, иди, если хочешь.

В душе Ромэйн была рада. Трудно было и мечтать о более подходящем кавалере. Лорд Калвер был джентльменом во всем. Теперь за Эллен можно было не беспокоиться. Ромэйн улыбнулась, проследив за тем, как эти двое, согласно кивая друг другу, прошествовали через зал.

— Виконт позаботится о ней, а ты… может, станцуешь со мной, Ромэйн? — перед девушкой выросла фигура Брэдли.

Ромэйн хотелось спросить, где Джеймс, но это было некрасиво. Но танец — это хорошая мысль! Так много вопросов интересовало ее, так много вещей надо было прояснить, и помочь в этом мог только Брэдли.

Ромэйн не удивилась, не обнаружив в себе возбуждения, которое всегда охватывало ее, когда к ней прикасался Джеймс. Она удивилась тому, что не чувствует досады при мысли о скорой свадьбе Брэдли с женщиной, которая считалась ее подругой. Теша себя мыслью, что если она любит Брэдли, то должна желать ему счастья, Ромэйн позволила партнеру вывести себя на середину зала. Но Брэдли не остановился, а повел ее дальше.

— Брэдли, но сейчас заиграет музыка.

— Дорогая, мы не может разговаривать среди этого шума, а поговорить нам надо обязательно.

Монткриф привел девушку в темную комнату с альковом, окна которой выходили в сад. Ромэйн села на мягкую скамеечку, и он спросил:

— Почему ты не отвечала на мои письма? Я каждый день ждал ответа. Тебе Маккиннон запрещал писать?

Она улыбнулась:

— Джеймс не стал бы тратить время на такие пустяки.

— Почему? Ты ему безразлична?

— Джеймс знает, что я никогда не нарушу своего слова и буду ему верной женой, — торопливо ответила Ромэйн, и, положив руку на плечо собеседнику, добавила: — Филомена сказала мне, что вы с ней достигли полного взаимопонимания.

— Я не могу любить Филомену так же сильно, как люблю тебя. Она была моей утешительницей, но ей мерещится жених там, где его на самом деле нет.

— Брэдли, ты должен быть честен с нею.

Монткриф вздохнул:

— Это трудно. Должен признаться, возможно, я и дал ей повод думать, что собираюсь жениться на ней. Дорогая Ромэйн, неужели ты не понимаешь? Когда я решил, что потерял тебя, мне стало безразлично, как покатится моя жизнь. Теперь ты здесь, и я хочу, чтобы ты была моей женой.

— Ты просишь о невозможном.

— Если ты подашь прошение о…

Ромэйн покачала головой и поднялась.

— Джеймс не даст мне развода.

Брэдли криво улыбнулся и тоже встал. Потом он обнял ее одной рукой за талию.

— А не дать ли нам ему повод самому подать на развод?

— Брэдли! Ты сумасшедший!

По-прежнему улыбаясь, он впился в нее губами. Ромэйн отшатнулась и изо всех сил толкнула Брэдли, чтобы высвободиться из его объятий. Отступив на шаг, она оказалась прижатой к стене и поняла, что он загнал ее в угол.

— Дорогая Ромэйн, не отказывайся от того, чего ты хочешь не меньше меня.

— То, чего хочу я, не имеет к происходящему никакого отношения. — И она повторила то, что твердила последние несколько недель постоянно: — Я жена Джеймса.

— Но ведь ты по-прежнему любишь меня. Я вижу это в манящем блеске твоих глаз и чувствую сердцем.

Не давая девушке ответить, Монткриф снова обнял ее. Он целовал ее, и объятия его становились все крепче и крепче. Было мгновение, когда она едва не дрогнула: быть замужем за Брэдли означало жить спокойно, просто, без ссор и без… страсти.

Ромэйн рванулась из объятий Монткрифа, и он отпустил ее. Взглянув направо, леди Маккиннон едва не вскрикнула, увидев остолбеневшую Эллен. Девушка резко повернулась и бросилась в зал, где танцевали гости.

— Эллен! — крикнула Ромэйн. — Эллен! Подожди!

— Зачем? — разрыдалась девушка, и слезы брызнули у нее из глаз. — Чтобы видеть, как ты наставляешь рога Джем-ми?

Ромэйн подошла к Эллен, взяла ее за руку и стала уговаривать:

— Это совсем не то, что ты думаешь.

— Ты была в объятиях бывшего жениха, и он целовал тебя. Я это видела. Я думаю, что Джемми совершил ошибку, женившись на тебе. Не удивительно, что ты не осуждаешь жестокосердную леди Филомену. Ты и сама не лучше.

— Эллен, как ты можешь произносить такие слова? Я думала, ты мой друг.

Эллен мелко вздрагивала от рыданий, слезы текли у нее из глаз.

— Да, я была твоим другом. Но если в Лондоне принято жить так, лучше я уеду в Струткоилл. Там мы держим свои клятвы.

— Я тоже держу.

— Так ли это, Ромэйн?! — печально спросила Эллен и убежала.

Ромэйн с ужасом смотрела ей вслед.

Глава 15

Джеймс разгуливал по саду, позволяя любому желающему втянуть себя в беседу. Находилось много жаждущих получше узнать шотландца, который похитил сердце леди Ромэйн Смитфилд. Отвечая на вопросы любопытствующих полуправдой, Джеймс незаметно направлял беседу в нужное ему русло, однако не выяснил ничего полезного.

Джеймс убеждал себя, что нельзя напасть на след предателя в первый же день пребывания в Лондоне, но все равно был собой недоволен. Маккиннон совсем упустил из виду, что светские люди могут говорить часами, не сказав друг другу ничего достойного внимания. У них не было другого занятия, кроме как получать удовольствие от болтовни за бокалом вина. Ведь они не были заняты преследованием оборотня.

В одном из гостей Маккиннон узнал Нормана Баумфри. Яркое освещение позволило ему разглядеть свежий шрам, уродующий щеку нового знакомого.

— Добрый вечер, мистер Баумфри, — обратился он к Норману, подхватив с подноса проходившего мимо официанта два бокала вина. Один из них Джеймс предложил Норману. — Не вижу причин позволить вину выдерживаться хотя бы минуту дольше.

— Лучше бы ему побыть в бочонках еще хоть немного, — ответил Баумфри, отпив глоток.

— У вас отменный вкус, — сделал ему комплимент Джеймс.

— Для этого не требуется особого вкуса, достаточно просто знать, что Монткриф всегда выбирает самые дешевые вина. — Норман обежал взглядом зал. — Где же ваша очаровательная жена?

Джеймс пожал плечами:

— Последний раз я видел ее, когда она беседовала с моей кузиной и лордом Калвером. Кажется, ваша золовка серьезно увлечена хозяином дома.

— Филомена могла бы рассчитывать на кого-нибудь получше Монткрифа, но она промахнулась, заключив свой первый брак. — Он хихикнул: — Она относится к числу женщин, которые доводят до конца все, что задумали, а она поставила на Брэдли. Маккиннон, я хочу предупредить вас, что не желаю брать на себя обузу и жениться, не вздумайте сводить меня со своей сестрой.

— Этими проблемами занимается Ромэйн.

Баумфри потер неровный шрам на щеке:

— До меня дошли слухи, будто вы хотите сделать карьеру на военной службе.

— Да, — ответил Джеймс, пытаясь скрыть удивление. Он не посвящал в свои планы никого, кроме герцога Вестхэмптона. Может, Ромэйн случайно проговорилась? Надо будет предупредить ее, чтобы она рассказывала об этом как можно меньше. В Лондоне нельзя доверять никому.

— Подумайте хорошенько, прежде чем отправляться за воинской славой. Можете понести большие потери, чем изуродованное лицо.

— Вы служили на континенте?

— Дольше, чем хотел, — Баумфри снова улыбнулся. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Неожиданно Джеймс заметил в толпе знакомое лицо. Быстро извинившись, он прервал Баумфри на полуслове.

На его губах играла улыбка хищника, когда он прокладывал себе путь в толпе гостей. В конце концов, может, эта ночь принесет свои плоды.

Все попытки Ромэйн поговорить с Эллен ни к чему не привели. Эллен избегала ее, проводя время с лордом Калвером, который весь сиял от удовольствия. Ромэйн ждала только одного: прекращения бесконечных расспросов о ее замужестве. Еще она боялась, что ее легкомысленное согласие побеседовать с Брэдли обернется разрывом дружбы с Эллен.

Ромэйн окончательно сникла, когда заметила, что к ней направляется Джеймс, энергично прокладывая себе путь в толпе. Даже если Эллен не побежит к нему ябедничать, очень скоро он узнает правду, и шаткий мир из дедушкиного дома будет изгнан.

— Почему ты здесь прячешься? — широко улыбаясь, спросил Джеймс. — Избегаешь встречи со своим любимым Монткрифом?

Не желая, чтобы Джеймс догадался, как он близок к правде, Ромэйн ответила:

— Присматриваю за Эллен, как и обещала твоей любимой тетушке. Твоя кузина развлекается с лордом Калвером.

Джеймс повернулся, чтобы увидеть Эллен, а Ромэйн пояснила:

— Вечер только начался, а Эллен уже удалось вызвать интерес виконта.

— Что ты знаешь о Калвере?

— Он как сыр в масле катается, если ты это хочешь знать. Его мать унаследовала все владения своей семьи на Ямайке, сейчас ими владеет он; кроме того, ему принадлежит Калвер-парк в графстве Кент. Насколько я знаю, он много и удачно вкладывает в…

— Достаточно. Надеюсь, ты не думаешь, что я сужу о человеке по богатству, которым он владеет?

— Я согрешу против истины, если скажу, что не думаю. Мне кажется, ты озабочен только обеспечением комфортного будущего для Эллен.

— Я думал, ты обо мне лучшего мнения.

Соглашаться с этим Ромэйн не хотелось, но пришлось. Джеймс желал значительно большего для Эллен, чем материальное благополучие, — он хотел, чтобы она была счастлива. И Ромэйн тихо сказала:

— Они просто беседуют. Дай ей возможность насладиться праздником и влюбиться.

— Так было и с тобой?

Ромэйн опустила голову и ответила:

— Джеймс, мое прошлое касается только меня. Надеюсь, ты запомнишь это.

— Я помню об этом. Но твое прошлое не только в прошлом. Монткрифа отнюдь не прельщает роль простого воздыхателя. Не мечтает ли он заполучить тебя в свои объятия так же сильно, как ты желаешь в них оказаться?

Ромэйн молчала, а Джеймс продолжал:

— Эллен рассказала мне, что обнаружила тебя в объятиях Монткрифа. Неужели ты хочешь разрушить все, что я задумал, и привлечь к нам внимание всего света?

— Здесь неподходящее место для обсуждения.

— Пойдем поищем подходящее, — Маккиннон потащил ее к двери.

Они вышли в сад. Вид у Джеймса был угрожающим: он потребовал объяснений.

— Эллен рассказала мне, что комната, куда вы с Монткрифом удалились, ходила ходуном.

— И ты поверил?

— Что ты не была верной женой? — он холодно улыбнулся. — Нет, Ромэйн, я не верю в твою измену, хотя подозреваю, что Эллен верит. Я надеюсь, ты понимаешь, что вступать сейчас с Монткрифом в какие-нибудь отношения — это безрассудство.

Ромэйн сухо рассмеялась:

— Веришь мне? Почему я должна думать, что ты веришь мне, если ты требуешь отчета за каждое свое движение, будто я ребенок.

Джеймс схватил девушку за плечо.

— Ромэйн, неужели ты не догадываешься, почему я прицепился к тебе? Конечно, мне хочется заключить тебя в объятия, но главное в том, что я опасаюсь за твою жизнь.

— Ты сошел с ума. — Ромэйн вырвалась и крикнула: — Если ты хотел пошутить со мной, то должна признаться, что не нашла в этом ничего забавного.

— Это не шутка. — Он поймал девушку за руку и повернул к себе. — Ты можешь не принимать мои слова всерьез, но я то знаю, что это правда. Ты можешь попасть в беду.

— Кто может мне угрожать и почему?

Джеймс вздохнул и огляделся по сторонам.

— Ответ на этот вопрос зависит от двух вещей, которые я не могу открыть тебе. Но, судя по информации, которой я владею, налет разбойников на вашу карету не был случайностью.

— Что? — Ромэйн медленно опустилась на холодную каменную скамейку. — Джеймс, скажи, что ты шутишь!

— Я бы хотел, чтобы дело обстояло именно так.

Взяв Ромэйн за руку, он медленно обвел глазами сад и окна дома, выходящие во дворик. Девушка сделала то же самое, но ничего не заметила. Должно быть, Джеймс увидел то, что ускользнуло от ее внимания, потому что он произнес:

— Здесь и сейчас я не могу тебе ничего объяснить, но считаю, что спасение Монткрифа не только ничего не меняет, но и доказывает, что карету остановили из-за того, что в ней находилась ты.

— Бред какой-то, — ответила Ромэйн. — Я никому не нужна.

— Должна быть какая-то причина, — Джеймс снова положил руку ей на плечо. — Ромэйн, причину этого мне нужно выяснить до того, как твой враг совершит следующее покушение на твою жизнь.

Ромэйн придвинулась к лампе и склонилась над сложным узором своей вышивки. На улице был туман, и у Ромэйн не было другого выбора, кроме как сидеть и трудиться над рукоделием. Грэндж убеждала ее в том, что это должна уметь делать каждая дама. Не то чтобы Ромэйн не любила вышивку, но ей уже надоело томиться дома третий день подряд.

Вздохнув, она призналась себе, что должна быть довольна хотя бы тем, что с ней в домашнем заключении не было Джеймса. После его возмутительного предположения, высказанного на вечере у Брэдли, Ромэйн стала избегать супруга. Впрочем, это было совсем нетрудно: каждое утро он уходил из дома на рассвете, а возвращался ночью, когда она уже спала.

Услышав знакомые шаги, Ромэйн с удивлением подняла голову. Почему-то она была уверена, что он уже ушел по своим делам. Джеймс был одет в длинный сюртук, доходивший до края сапог. В одной руке он держал касторовую шляпу с высокой тульей, в другой — перчатки.

— Ромэйн, мне нужно, чтобы сегодня ты поехала со мной.

От неожиданности она уколола себе пальчик и поморщилась. На пальчике сейчас же набухла темно-красная капля. Всякий раз, когда Джеймс разговаривал в таком тоне, она вспоминала о том, что он майор Маккиннон.

— Куда? — просто спросила она.

— В то место, которое называется «Три оленя». Это в пригороде.

— Что это такое — «Три оленя»?

— Ты бы назвала это притоном.

Выронив рукоделие, Ромэйн возмущенно вскинула на него глаза:

— Ты хочешь, чтобы я поехала в притон? Не достаточно ли того, что ты испортил мою репутацию, навязав мне брак. Ты что, хочешь мне всю жизнь испортить?

Джеймс облокотился на спинку стула, на котором сидела Ромэйн, и нагнулся вперед, так, что его губы едва не касались ее. Единственное, что надо было сделать сейчас, чтобы удовлетворить возникшее желание, так это… Но Ромэйн отвернулась.

— Ромэйн, я не прошу тебя входить в это грязное место. Я лишь подумал, что ты с радостью составишь компанию мне и Камерону в этом путешествии. Ты так часто повторяла, что хотела бы вернуться в деревню, а такой случай не скоро представится.

— Ты думаешь, что твой предатель покинул Лондон?

— Нет. Дорогая, я не стал бы подвергать опасности твою жизнь, если бы нам предстояло преследовать негодяя. Мы едем только для того, чтобы получить сведения, которые для нас собрали. — Он провел пальцем по ее губам и прошептал: — Я так скучал без тебя в эти несколько дней. Я скучал по твоим ласкам, острым словечкам и нежностям.

Джеймс прижался губами к ее губам. Ромэйн не сопротивлялась. Она вся была во власти его силы, его запаха, запаха крепкого кофе, который он пил за завтраком, и волнующего аромата его мужского тела.

— Я соскучился без тебя, дорогая, — прошептал он.

— Я тоже соскучилась по тебе, — созналась Ромэйн, когда он помог ей встать и обнял.

— Уедем со мной прочь из города. Давай насладимся великолепным днем на лоне природы.

Девушка рассмеялась:

— Великолепным днем? Сейчас холодно, сыро и туманно.

— Тебе будет тепло, когда ты окажешься в моих объятиях.

— У тебя язык без костей, шотландец.

— Да еще какой, дорогая!

Ромэйн ответила ему поцелуем, на который отозвалось все ее существо. Может, пришел день, когда можно забыть о задании, которое он должен выполнить, и просто радоваться жизни.

Но ей хотелось большего, нежели радости.

Ей хотелось любви.

Джеймс, как всегда, был на высоте. Он заказал закрытый экипаж, чтобы защитить супругу от любопытных взоров. Как только они проедут Гросвенор-сквер, ни один человек не сможет догадаться, что внучка герцога Вестхэмптона ищет дешевый трактир для подлого люда, который находится где-то на юге, в пригороде Лондона.

Когда Джеймс сказал Тэчеру, куда ехать, конюх был потрясен, но не сказал ни слова. Маккиннон подал Ромэйн руку и подсадил в экипаж.

Когда они подъехали к месту назначения, Джеймс велел Ромэйн оставаться в экипаже, а сам вместе с Камероном отправился к полуразвалившейся лачуге. Сидя наверху, на козлах, Тэчер ждал, держа наготове заряженный пистолет. На лице его сияла широкая улыбка.

— Ты получил нужные сведения? — спросила Ромэйн, когда Джеймс устроился рядом с ней и велел править к Лондону.

— Это только начало.

— Ты достаточно долго занимался этим делом, чтобы все еще быть в самом начале.

Он рассмеялся, вытянул руку вдоль спинки сидения и погладил девушку по щеке.

— В этом занятии есть только начало и конец. То, что посередине, не имеет значения.

— Как ты думаешь, когда настанет конец?

— Через несколько лет, если судьба улыбнется нам ярче сегодняшнего солнца.

Ромэйн прикрыла глаза. Несколько недель назад такой ответ заставил бы ее трепетать от радости. Тогда она была твердо убеждена в том, что не сможет любить никого так же сильно, как Брэдли. В известной степени это оставалось правдой, потому что та любовь, которую ей хотелось предложить Джеймсу, была совершенно не похожа на мертвенно-бледные чувства, которые она считала любовью во времена ухаживания Брэдли. Дедушка был тысячу раз прав, когда однажды заметил, что глаза ее не сияют от радости при виде бывшего возлюбленного.

Теперь все изменилось. Должно быть, любовь — это восторг, испытываемый от его прикосновений, замирание сердца при звуках его голоса, ярость и обиды, адресованные только ему и никому другому.

— Дорогая, открой глазки, — раздался голос Джеймса.

Ромэйн повиновалась, надеясь, что слезы, душившие ее, не брызнут из глаз.

— А я-то думал, что ты будешь веселой, хотя бы ради меня.

— Я весела ради тебя.

— Но не ради нас.

— Запомни, «нас» не существует, мы живем во лжи.

— Но вот они — мы, — и он обнял ее за плечи. — И пришло время сознаться, что…

В это время что-то произошло с каретой: она накренилась и дико затряслась. Джеймс выругался. Что-то ударилось в борт. Жалобное ржание лошадей напоминало плач насмерть перепуганных детей. Ромэйн хотела схватить Джеймса за руку, но руки ее поймали пустоту.

— Ромэйн!

Перемежая имя мужа со стонами, девушка сползла с сиденья. Крик затих, и карета опрокинулась. Ромэйн швырнуло в сторону. Сначала она почувствовала боль в руке, потом удар по голове. Медленно переворачиваясь, экипаж скатился на обочину.

Ромэйн попыталась ухватиться рукой за сиденье или еще за что-то устойчивое, но дверь распахнулась, и девушка вывалилась из кареты. У нее перехватило дыхание, в голове потемнело, и мир покрылся пеленой, густой как туман.

Странные голоса вторглись в безмолвие, в котором она пребывала. Ромэйн попыталась вникнуть в смысл слов, но слышала только неясное бормотание. Вдруг она почувствовала прикосновение чьих-то рук, срывающих саван бесчувственности. Сильная боль пронзила все ее тело, и Ромэйн застонала.

— Как ее зовут? — спросил чей-то хриплый голос.

— Леди Ромэйн Маккиннон.

— Ромэйн, — потребовал первый голос. — Открой глаза, Ромэйн. Дай нам знать, что с тобой все в порядке.

Она попыталась. Она силилась сделать то, о чем ее просили, довольная хотя бы тем, что ей удалось выбраться из небытия.

— Ромэйн, открой глаза.

Девушка повиновалась. Беспомощно моргая, она попыталась придать зыбким теням, колышущимся перед ней, отчетливый человеческий облик. Но они по-прежнему оставались для нее лишенными плоти и крови призрачными существами.

— Выпей это!

Она снова подчинилась. Эль обжег ей горло и внутренности. Ромэйн ухватилась за новую боль и с ее помощью постаралась выползти из глубокой бездны небытия. Под собой она чувствовала только холод голой земли. Небо над головой девушки заволокло густым туманом. Вокруг нее суетились с полдюжины мужчин. Одного из них она узнала.

— Камерон, — позвала Ромэйн, но с губ сорвался только стон.

Камерон успокоил ее:

— Лежите спокойно, леди Ромэйн. Вот так прогулочка! — Он поднялся и посмотрел налево. — Пойду позабочусь о других.

Камерон ушел, и кто-то накрыл Ромэйн грязным пальто.

— Джеймс! Где же Джеймс!

Никто не пришел на ее крики. Собравшись с силами, Ромэйн повернула голову. Уставившись на обломки кареты, девушка почувствовала смертельный ужас. Экипаж выглядел так, будто гигантская ступня опустилась на него сверху и с силой втоптала в землю. Теперь ничто не напоминало о том, что это та самая прелестная карета, которая утром отъехала от Гросвенор-сквер.

— Джеймс… — Ромэйн приложила все усилия, чтобы шепот ее звучал как можно громче.

Когда жуткая картина разрушения стала уплывать, Ромэйн с радостью рассталась с этим видением, надеясь на то, что утром ночной туман рассеется и она вновь окажется в объятиях Джеймса.

На лоб Ромэйн положили что-то теплое и влажное, боль сошлась именно в это место, и девушка вздохнула. Она открыла глаза и увидела склоненное над ней лицо верной компаньонки. Грэндж находилась в спальне, в доме на Гросвенор-сквер. Значит, она дома. Она свободна. Все так, как и должно быть.

— Ты медленно просыпаешься, — промурлыкала Грэндж. Ты проспала почти целый день, моя госпожа.

— Грэндж, мне приснился удивительный сон, — прошептала Ромэйн. — Как будто мы отправились в Шотландию. Сядь рядом, я хочу рассказать тебе его.

— Она проснулась, — сообщила Грэндж кому-то, кого девушка не видела. — Но думаю, у нее сотрясение мозга. — Звук мягких шагов заставил Ромэйн повернуть голову влево. Глаза ее скользнули по драному жилету, по разорванной простыне, которая была намотана вокруг талии, по расцарапанному лицу, которое она видела в своих снах.

— Полагаю, это был вовсе не сон, — мягко сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

Память постепенно возвращалась к ней, и Ромэйн сказала:

— Скоро я приду в себя. Тебе надо отдыхать. Что у тебя болит?

— Я снова вывернул плечо, но оно скоро заживет.

— А как Камерон?

— Его немного зашибло, но завтра он уже снова будет на ногах. Мы втроем оказались счастливее, чем заслуживали.

— Втроем? А что с Тэчером?

Джеймс покачал головой:

— Ударом его сбросило с козел. Он умер сразу же.

Ромэйн залилась слезами. Милый Тэчер! Он не испугался ни шотландской бури, ни дедушкиного гнева и доставил ее домой. Он всегда думал о ее благополучии и комфорте. Больше его нет.

Джеймс поблагодарил Грэндж за то, что она принесла для него стул. Старуха поменяла компресс на лбу Ромэйн и тихо выскользнула из комнаты.

— Не могу поверить, чтобы Тэчер сбился с дороги даже в таком густом тумане.

— Это не был несчастный случай, — усмехнувшись, ответил Джеймс. — Ты помнишь тяжелый удар по карете за мгновение до того, как колесо соскользнуло на обочину? Кто-то столкнул нас.

— Это может быть несчастным случаем. День сегодня очень туманный.

— Был, — мягко улыбнулся Джеймс. — Уже далеко за полночь, дорогая.

— А сведения, которые ты получил? Документы не потерялись?

— Они в надежном месте.

— Здесь?

— Нет.

Облегченно вздохнув, Ромэйн откинулась на подушки. Она не хотела подвергать дедушкину жизнь опасности.

— Именно об опасности такого рода я пытался предупредить тебя. Дорогая, я ломал себе голову над тем, чтобы выбрать место, где бы ты была в безопасности. Мне это не удалось. В Шотландии на тебя напали. Вестхэмптон-холл кто-то подпалил. В Лондоне тебе тоже угрожает опасность. Я надеялся уберечь тебя, не спуская глаз.

— Но никто не хочет убить меня. У меня нет врагов.

— Есть. По крайней мере один.

— Кто? Брэдли? Мистер Баумфри? Лорд Калвер? — голос Ромэйн был полон сарказма. — Почему бы тебе не сказать еще — дедушка?

— Это твой перечень, дорогая, не мой. Хотя я не сомневаюсь, что твой дедушка думает только о твоем благополучии. О других не могу сказать ничего с уверенностью.

Ромэйн покачала головой и сразу пожалела об этом. Боль, как шарики ртути, разбежалась по всей голове.

— Джеймс, ты хочешь, чтобы я согласилась с тем, что один из моих друзей желает мне смерти. Уверяю тебя, это абсурд. Всякий раз, когда со мной происходил несчастный случай, рядом был ты, если не считать налета на экипаж Брэдли.

— Я точно знаю, что это была спланированная акция.

— Почему бы тебе не открыть мне, кто ее спланировал?

— Я не знаю. Даффи никогда не встречался лицом к лицу с теми, кто нанял его ограбить карету Монткрифа. — Джеймс нежно прикоснулся губами к ее руке. — Моя дорогая, обещаю тебе, что найду того, кто хочет нанести тебе вред, и узнаю почему. И тогда подлец поплатится за все, что тебе пришлось перенести.

— Джеймс, будь осторожен.

— Я поклялся жизнью сделать то, о чем сказал, и надеюсь, что ни ты, ни я не погибнем прежде, чем подлец заплатит по всем счетам. — Маккиннон криво улыбнулся и добавил: — Он поплатится жизнью.

Глава 16

Джеймс и Камерон вели беседу на задворках лондонского дома герцога. Оба нервничали и сходили с ума от недельного бездействия.

— В Брайтоне задержали английского шпиона, но он отказывается назвать своего лондонского агента. — Джеймс развернул листок бумаги и протянул его Камерону: — Вот что передал мне Волен в «Трех оленях».

Камерон пробежал написанное глазами и нахмурился.

— Вы же знаете, майор, я не читаю по-французски.

— Дай мне, — Джеймс взял в руки листок и прочитал написанное по-французски.

— Переведите! — взревел Камерон.

Джеймс рассмеялся и сказал:

— Здесь говорится, что агент прибыл и намеревается встретиться с предателем, как и было условлено, во вторник в партере театра Ковент-Гарден. Там они обмениваются информацией.

— Во вторник? — Камерон даже перестал дышать. — Именно в этот день произошла катастрофа.

— Да, и мы упустили еще одну возможность поймать негодяя в ловушку.

— Но ведь в записке нет никаких примет, по которым мы могли бы распознать оборотня.

— Волен сообщил мне, что записку должны были доставить в клуб, к Бруксу.

— Но мы не можем подозревать каждого члена клуба в государственной измене. В конце концов адресат записки может оказаться не более чем курьером. Значит, эти сведения не прибавят ничего нового к тому, что нам уже известно: наша добыча принадлежит к высшему свету. — Камерон с досады выругался. — Пройдет еще немного времени, и французы пошлют еще одного шпиона для организации следующей встречи. Если мы не определим, откуда ветер дует, все пойдет прахом.

— Нет нужды напоминать мне обэтом.

— Итак, майор, каковы наши планы на ближайшее время?

Джеймс вздохнул:

— Я и сам хотел бы знать, что надо делать.

— Входи, мой мальчик, входи!

Джеймс весьма скептически отнесся к сердечному приветствию герцога, входя в небольшую гостиную, где в кресле у окна, выходящего на площадь, сидел Вестхэмптон.

— Добрый день, ваша светлость.

Джеймсу нравилась эта уютная комната, не столь просторная, как остальные помещения дома. Стены нежно-голубого цвета прекрасно оттеняли мебель темного дерева. Джеймс догадался, что кое-что из мебели привезли сюда из Вестхэмптон-холла, чтобы герцогу было привычнее.

— Что привело вас ко мне, Маккиннон?

— Я хотел справиться, как здоровье Ромэйн.

Старик поднялся и нахмурился.

— Дайте девочке возможность прийти в себя от ужаса, — он бросил взгляд на широкий медицинский пояс, все еще перехватывающий талию Джеймса. — Полагаю, впрочем, что выглядит она лучше, чем вы. Кот после драки выглядит тоже лучше, чем вы.

— Надеюсь, у меня не меньше жизней, чем у того кота, о котором вы говорите, но одну из них я уже израсходовал в тот печальный день.

— Думаю, девять жизней — это единственное, что роднит вас с котом. Я бы не хотел, чтобы вы опозорили нашу семью любовными похождениями, Маккиннон.

— Неужели я, с перевязанной рукой, выгляжу способным к таким похождениям? — с улыбкой спросил Джеймс.

Стук в дверь опередил ответ герцога, и Джеймс расстроился. Когда же он обернулся посмотреть, кто стучится в дверь, у него перехватило дыхание.

По плечам Ромэйн струились золотые локоны. Пеньюар цвета красного вина был перехвачен пояском, подчеркивающим ее талию и очертания очаровательной груди. Губки девушки соблазнительно алели. Ромэйн направилась к мужчинам, обдавая их ароматом своих любимых духов, как бы напоминая Джеймсу об удовольствиях, которые пригрезились ему в недолгом сне.

— Почему ты встала с постели? — резко спросил герцог.

— Я чувствую себя достаточно хорошо, — ответила Ромэйн деду, не сводя, однако, глаз с Джеймса, как бы напоминая ему о тех мгновениях, когда он сжимал ее в объятиях.

— У тебя тяжелый ушиб головы, дорогая, только этим, очевидно, можно объяснить то, что ты разгуливаешь по всему дому неодетая.

— Дедушка, но вы с Джеймсом члены моей семьи.

— Нет необходимости напоминать мне об этом, — разворчался герцог. — Возвращайся к себе. Мы с Маккинноном едем в клуб.

Джеймсу лучше, чем Ромэйн, удалось скрыть свое удивление при последних словах герцога. Его первоначальные подозрения подтверждались: старик хотел с ним что-то обсудить. Нечто необычайно важное, то, что герцог хотел сохранить в тайне от внучки.

— Вы идете, Маккиннон? — спросил Вестхэмптон. Он направился к двери и задержался ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы поцеловать внучку.

— Да, ваша светлость.

Проходя мимо Ромэйн, Джеймс слегка обнял ее здоровой рукой за талию и был награжден поцелуем.

— Будь осторожен, — прошептала Ромэйн так же, как в день происшествия.

— Буду, дорогая. Я распознаю врага сразу, как только увижу его.

— Вы идете, Маккиннон? — раздался из вестибюля сердитый голос старика. — Или хотите, чтобы я ждал вас весь день?!

Джеймс заторопился вниз. Разговор предстоит не из легких, но, судя по всему, он будет интересным и… громким.

Черная карета остановилась перед зданием из нежно-желтого кирпича. Верхняя часть дома была украшена пилястрами с основаниями, обрамленными железными оградками. Не было необходимости уточнять адрес, Джеймс и без того знал, что они прибыли в Брукс-клуб. Это здание было известно даже тем, кто не относил себя к высшему свету. Минуя швейцара у двери и следуя за стариком в просторный вестибюль, Джеймс отметил подобострастный прием, который оказывали здесь герцогу.

Старик остановился у основания пологой витой лестницы с изящно выточенными поручнями, принимая восхищение окружающих как дань своему происхождению и титулу.

Джеймс прятал улыбку, рассматривая ниши верхнего этажа, украшенные бюстами выдающихся членов клуба, что, по мысли завсегдатаев, должно было поразить воображение неофитов.

Он, Джеймс, был так же не к месту в этом клубе, как лис в курятнике. Будь он настолько самонадеян, чтобы просить о приеме в члены клуба, его бы забаллотировали сразу же, и первый черный шар бросил герцог.

Джеймс поклоном приветствовал членов клуба, которые со скрытым любопытством разглядывали новичка. Заметив, что его шотландский акцент шокирует джентльменов, Маккиннон улыбнулся. Но ведь не для того привел его сюда старый Вестхэмптон, чтобы эпатировать уважаемых лордов. Джеймс ждал, когда старик раскроет свой замысел.

Во время ничего не значащей общей беседы, Джеймс думал о том, что, когда они с герцогом уходили из дома, Ромэйн выглядела печальной и расстроенной. В гостиной у дедушки он впервые за все утро увиделся с нею. Джеймс позавтракал, пока жена была еще в постели. Он был уверен, что Ромэйн не спала. Вчера, после того как он удалился в гардеробную на неудобный соломенный тюфячок, она еще примерно час ворочалась без сна.

Джеймс вздохнул. Он сделал глупость, отвергнув ее предложение об отдельной спальне. Не было никакого смысла в подобных уловках, когда лишь Эллен не догадывалась, что мистер и миссис Маккинноны спят врозь. Наличие собственной спальни позволило бы ему с меньшими потерями противостоять чарам Ромэйн.

— Пойдемте, мистер Маккиннон, — приказал герцог, прерывая на полуслове одного из джентльменов. — Мы можем приятно поболтать в комнате для кандидатов. Вам, должно быть, известно, что не членам клуба вход в Главный зал подписания закрыт.

Джеймс никогда не мечтал о том, чтобы стать членом этого чопорного объединения, хотя не раз слышал разговоры других о том, что бы они сделали, получи они волею судьбы доступ в закрытые комнаты закрытого клуба. Помещение, куда они зашли, было заставлено вымпелами и всевозможными знаками клуба. Герцог прошел в дальний угол комнаты. Там он расположился так, чтобы видеть тех, кто находится в холле. Джеймс устроился поблизости.

Откуда ни возьмись появился официант с подносом, на котором стояли бутылка бренди и два стаканчика, сервировал небольшой столик и молча удалился. Герцог обратил на официанта не больше внимания, чем на картину на стене или на люстру. Подняв стаканчик, он произнес:

— Вот куда джентльмен приходит выпить.

Джеймс отпил глоточек бренди, которое оказалось намного мягче, чем та дешевая жидкость, которую он залпом проглотил в «Трех оленях».

— Ваши слова заставляют меня предположить, что вам известно содержание беседы, которую вели мы с Ромэйн, прежде чем уехать за город.

— Беседы? — фыркнул герцог. — Вы всегда разговариваете с моей внучкой на повышенных тонах?

Джеймс ухмыльнулся и откинулся на кожаную спинку стула, жалобно скрипнувшего под ним.

— Ваша светлость, я очень хорошо помню разговор с вашей внучкой. По правде говоря, я обращался к ней тише, чем обычно, потому что большая часть сказанного относилась к частной беседе. Ума не приложу, почему Грэндж сообщила вам, что я повысил голос.

— У Грэндж есть склонность к преувеличениям.

— Да, я заметил, — Джеймс не удивился тому, что герцог и не думал отрицать, что приставил Грэндж шпионить за ними. — Но ее беспокойство о репутации Ромэйн привело к нашему браку.

Герцог подался вперед. Глаза его сузились.

— Каковы ваши планы? Не собираетесь ли вы забрать Ромэйн с собой на вашу забытую Богом родину?

— Мы не собираемся возвращаться в Шотландию, — Джеймс выбирал слова осторожно.

Все в позе герцога говорило о том, что он приближается к главному пункту беседы. Положив руку на подлокотник, старик ехидно спросил:

— Следовательно, вы изначально готовились к тому, что вашим домом будет Вестхэмптон-холл? Очевидно, Ромэйн не сообщила вам, что холл переходит к ее тетке.

— Я и понятия не имел, что у Ромэйн есть здравствующие родственники, кроме вас.

— Может, Ромэйн и запамятовала, что у ее отца была сестра, которая, правда, покинула Вестхэмптон-холл еще до рождения Ромэйн. Моя дочь Стелла, это бельмо на моем прошлом, — герцог брезгливо повел плечами, но в голосе его звучала печаль. — Она сглупила, выйдя замуж, и я отрекся и от нее, и от ее подлеца мужа. Но, так или иначе, она остается моей дочерью, и она и ее дочь наследуют холл. Когда я сделаю им одолжение и отойду в мир иной, кузина Ромэйн получит титул. Вы просчитались, если собирались жениться на наследнице. Вы не получите никакого дохода от замка.

Джеймс улыбнулся:

— Но Ромэйн принадлежит пай в тех вложениях, которые вы сделали.

— Да, — герцог сложил треугольником указательные и большие пальцы у себя под носом, — но это не то, о чем бы я хотел поговорить с вами сегодня.

— О чем вы хотели поговорить со мной, ваша светлость?

— О моей внучке, разумеется.

— К вашим услугам.

— И о вас, Маккиннон.

— К вашим услугам, — снова повторил Маккиннон.

Где-то рядом раздались шаги. Джеймс нахмурился, заметив, как по-хозяйски к ним направляется Монткриф.

— Ах, Монткриф, какая приятная неожиданность! — Приветствие герцога было настолько лицемерным, что Джеймс был поражен, почему Брэдли не обиделся. Монткриф пожал руку старику с улыбкой, которая улетучилась, едва он взглянул на Джеймса.

— Я и не думал, что вы так решительно измените свои привычки: теперь вы посещаете не грязный притон, а наш клуб.

— Моим первоначальным намерением было увидеть в Лондоне гораздо больше, — отпарировал Маккиннон.

— А что вам нравится больше? Подозреваю, что вонючая таверна, пропахшая потом и дешевым виски.

— Вы хорошо осведомлены в этом вопросе.

Монткриф вспыхнул:

— Я только повторяю то, что слышал от других.

— Такова планида болтуна. — Джеймс подал знак официанту наполнить стаканчик и продолжал: — По опыту своей жизни я знаю, что лучше самому вкушать наслаждения жизни, чем довольствоваться лишь рассказами других.

Монткриф сжал кулаки, и Джеймс улыбнулся. Юный дурак понял смысл сказанного.

Брэдли Монткриф не был джентльменом. Несмотря на то что он играл некоторую роль в светской круговерти, когда истощались кошельки и щедрость его влиятельных друзей с улицы Сен-Джеймс, он занимал деньги у ростовщиков и кредиторов, подвизающихся на задворках Лондона. Это вовсе не было преступлением, но удовольствие Монткриф находил в том, что корчил из себя лорда перед мошенниками и перекупщиками в самых грязных районах Лондона, в чем много раз убеждался Камерон, беседуя с ними.

— Скажите, Монткриф, а вы член этого клуба? — спросил Джеймс.

Блондин снова вспыхнул:

— К сожалению, я не удостоился этой чести.

Джеймс спрятал ухмылку, заметив приятное удивление герцога. Очевидно, старик уже кинул черный шар, когда решалась судьба потенциального жениха внучки.

— Присаживайтесь, Монткриф, если у вас не хватает понятия о приличиях, чтобы дать нам возможность продолжить беседу, — резко приказал герцог.

— Да, ваша светлость, — Монткриф опалил взглядом лицо Джеймса. Как только молодой человек сел в кресло, герцог приказал:

— Сидите тихо, Монткриф, пока я не закончу дел со своим зятем. Джеймс, я хочу сделать вам предложение.

— Предложение, ваша светлость? — Джеймс едва не рассмеялся над тем, как назвал его герцог. Это означало некоторое изменение в их отношениях, но вряд ли к лучшему.

— Буду откровенен, так как замечаю откровенность в ваших речах. Каждый человек имеет свою цену, назовите свою, чтобы я мог расплатиться с вами за то, что вы оставите мою внучку в покое.

Указывая пальцем на Монткрифа, Джеймс спросил:

— Вы что же, намереваетесь передать Ромэйн в его руки? А может, вы хотите выдать ее замуж за Ньюмэна?

— Это не ваша забота.

— Это верно. — Заложив ногу за ногу и взяв в руки стаканчик, Маккиннон сказал: — Думаю, я не стал бы беспокоиться о ее счастье, выйди она замуж за другого.

Герцог улыбнулся:

— Я предполагал, что вы разумный человек. Я слышал, что шотландцы знают цену шиллингу.

— А также цену его дорогой сестричке — гинее.

Насупив брови, герцог впился взглядом в Джеймса:

— Назовите свою цену.

— Сперва я хотел бы узнать, что вы мне предлагаете. Потом мы поторгуемся. — Маккиннон приказал наполнить себе стакан еще раз и улыбнулся: — Ваша светлость, должно быть, вы слышали также, что шотландцы обожают торговаться и заключать сделки.

— Довольно, — прорычал Вестхэмптон. — Я жду вашего ответа. Во сколько мне обойдется расторжение вашего брака?

Джеймс откинулся на стуле и улыбнулся:

— Почему бы вам не заказать бутылочку чего-либо более праздничного, чем бренди, ваша светлость? Я уверен, вы назовете цену, приемлемую для нас обоих.

В доме на Гросвенор-сквер, не обращая внимания на головную боль, Ромэйн маялась, бессмысленно переходя из комнаты в комнату. Ее беспокоило то, что дедушка пригласил Джеймса в клуб. В свое время он отказался замолвить словечко и помочь Брэдли стать членом этого клуба. О том, что дедушка станет относиться к Джеймсу как к члену семьи, Ромэйн могла только мечтать. С тех пор как они приехали в Лондон, дедушка сказал Джеймсу не более дюжины слов, все — из области этикета.

Войдя в одну из дальних комнат, служившую библиотекой, Ромэйн подошла к окну, которое выходило в сад. Ее терзало беспокойство, и она даже не заметила появления первых весенних цветов. Все складывалось не так, как хотелось бы. Дедушка вел себя странно. Грэндж не могла скрыть неудовольствия, что Ромэйн позволила себе посетить такое низкое место, как таверна «Три оленя». Брэдли вел себя еще более несдержанно, чем Джеймс. Джеймс…

Слезы отгородили от нее сад. Если не считать поцелуя, которым он наградил ее при отъезде в клуб — исключительно чтобы позлить дедушку, — с момента происшествия он вел себя с ней как брат. Ромэйн ценила его жалость и заботу о себе, но она страстно мечтала вновь оказаться в его объятиях и почувствовать на губах его поцелуи, отгоняющие прочь все жизненные неурядицы.

В ушах у нее звучали его предупреждения. Неужели кто-то хочет убить ее? Ромэйн предпочла бы не верить в это, но Джеймс никогда ее не обманывал.

Дверь заскрипела, и вошла Грэндж, следом за ней тенью вплыла Дора. Ползая по всему дому и суя нос в чужие дела, эти две дамы стали неразлучны.

— Ромэйн, ты же должна была уехать в модный салон еще час назад! — вместо приветствия вскричала Грэндж. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Я просто-напросто забыла о договоренности. Я была слишком поглощена раздумьями о том, не подвергает ли Джеймс свою жизнь опасности?

Грэндж нахмурилась:

— Подумай о том, как рассердится модистка, что ты забыла о визите к ней.

— Правильно, — поддакнула Дора. — А заодно подумайте о том, как это скажется на качестве платьев, которые она сошьет для Эллен. Пока девочка не выйдет замуж, она должна быть привлекательной.

— Ерунда, — Ромэйн потерла лоб. — Мадам Лабомбард прямой и честный человек. Она не будет строить свои отношения с клиентами на досадных недоразумениях.

— Тебе следует думать и о других, не только о себе, — проворчала Грэндж.

А Дора добавила:

— Вы должны думать об Эллен.

Ромэйн замахала руками:

— Успокойтесь! Обе! Я забыла о времени примерки, назначенном модисткой. Я пошлю мадам записку с извинениями. Она не будет ни обижена, ни рассержена, потому что я не первая и не последняя из тех, кто забывает прийти в назначенное время. Если же она все-таки обидится, мы обратимся к другой модистке. Она не одна в Лондоне. Кроме того, хочу предупредить вас, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь. А сейчас, уверена, вы найдете другой объект для своих нападок.

— Леди Ромэйн!

— Грэндж, у меня никогда не было необходимости приказывать тебе, надеюсь, это не понадобится и сегодня. Я также предлагаю тебе подумать над тем, хорошо ли подслушивать под дверьми.

— Я никогда…

— Не обманывай меня, — Ромэйн печально покачала головой. — Ты думаешь, я не видела твоей крадущейся по коридору тени, когда Джеймс пришел предложить мне проехаться в карете в тот день, когда произошел несчастный случай?

Делая вид, что смотрит в окно, Ромэйн по отражению в стекле видела, как женщины, переглянувшись, выплыли из комнаты, с шумом захлопнув за собой дверь. Ромэйн сникла. Прислушавшись к бою часов в холле, она поняла, что дедушка и Джеймс уехали всего час назад. Если дедушка не изменит своим привычкам, домой мужчины вернутся не скоро. Надо найти какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время. Подойдя к книжному шкафу, Ромэйн окинула взглядом ряды книг, выстроившихся за стеклом.

Взяв первую попавшуюся книгу, девушка устроилась с ней на диванчике. Она открыла титульный лист и рассеянно посмотрела на рисунок и подпись под ним. Слезы застилали глаза, и буквы не складывались в слова.

Кто-то постучал кольцом по двери, Ромэйн, сцепив пальцы рук, едва не крикнула, чтобы Грэндж нашла себе другое занятие, но из-за двери на нее смотрели испуганные глазки Эллен. Когда Эллен крепко-накрепко закрыла дверь на ключ, Ромэйн забеспокоилась. Поведение Эллен свидетельствовало о том, что назревала беда.

— Это правда? — шепотом спросила девушка.

— Что правда? — откладывая книгу в сторону, переспросила Ромэйн.

Эллен подсела к Ромэйн, и ее розовое платье приятно зашуршало.

— Правда, что ты вышла замуж за Джемми, только чтобы помочь мне найти мужа?

— Кто вложил в твою голову эту мысль?

— Я просто услышала, как мама говорила Грэндж, что, когда я выйду замуж, она с Фергусом и Джемми может уехать в Шотландию. Мама не сказала — она, Фергус, Джемми и ты. Неужели ты вышла за него замуж только для того, чтобы я могла побывать в Лондоне, о чем мечтала?

— Нет, конечно, нет, — ответила Ромэйн, уставившись в книгу.

— Почему же ты вышла за него? Пока мы не приехали в Лондон, я думала, что ты любишь его. — Голубые глаза Эллен широко распахнулись. — Неужели ты до сих пор любишь мистера Монткрифа?

— Уверяю тебя, Брэдли вычеркнут из моей жизни. Я замужем за твоим кузеном.

— Но он не верит в это. Я боюсь, он хочет заставить Джемми вступиться за твою честь, чтобы убить его. Как ты думаешь, он будет вести себя так глупо?

— Кто — Джеймс или Брэдли?

— Конечно мистер Монткриф. Джемми прекрасный стрелок. — Но тут глаза у нее снова широко раскрылись. — А может, мистер Монткриф тоже профессионально владеет оружием?

Вместо ответа Ромэйн задала единственный вопрос, который ее интересовал:

— Почему ты хочешь знать все подробности, связанные с нашим браком?

— Мне надо знать, вышла ли ты замуж за Джемми, только чтобы дать мне возможность приехать в Лондон, потому что… — Эллен закрыла глаза и вздохнула: — Я не хочу, чтобы твой брак распался сразу же после моего замужества.

— Ты принимаешь ухаживания лорда Калвера?

— Мы еще ничего не решили, однако он очень приятный человек.

Ромэйн старалась сохранять спокойствие. Слишком быстро все получалось. Даже Филомена была знакома с мистером Баумфри целых две недели, прежде чем приняла его предложение.

— Тебе следует быть мудрой и хорошо подумать. Ты знаешь лорда Калвера очень мало. Тебе не кажется, что должно пройти еще некоторое время, чтобы ты смогла принять правильное решение?

— Нет.

— Эллен, ты еще не выходила в свет. Почему ты хочешь так быстро прервать свой первый сезон? Я не хочу высказать неуважение к лорду, но…

— Я знаю, но…

Ромэйн мягко перебила девушку:

— Здесь нет места «но». Он значительно старше тебя, Эллен. Неужели ты готова упустить свой шанс и не насладиться Лондоном только потому, что лорд Калвер предложил тебе обеспеченную жизнь и титул виконтессы? Ведь он собирается вернуться к себе на Ямайку.

— Ромэйн, это меня не беспокоит.

— Но должно беспокоить! — Ромэйн поднялась и поставила книгу в книжный шкаф. — Береги свои мечты, потому что, если однажды пойдешь на компромисс, ты рискуешь потерять их навсегда.

Эллен взяла руку Ромэйн в свою:

— Дорогая Ромэйн, зря ты беспокоишься.

— Ты не хочешь выходить за лорда Калвера?

Девушка слегка улыбнулась:

— Он не сделал предложения мне и не поставил маму в известность о своих намерениях.

— Тогда почему мы это обсуждаем?

— Потому что я хочу знать правду. Ты все еще мой задушевный друг. Ты все еще заботиться обо мне, после того как я наговорила тебе гадостей. Я напрасно предполагала, что ты изменяешь Джемми с мистером Монткрифом. Я хочу извиниться перед тобой, хотя мне очень нелегко это сделать.

— Тебе не нужно просить прощения. То, что ты видела, было действительно ужасно, но, могу тебя уверить, мне будет трудно простить Брэдли его выходку.

— Значит, ты любишь Джемми?

Ромэйн замолчала. Эллен разбередила ей душу.

— Я не знаю.

— Тогда… как же ты вышла за него замуж?

— Он просил меня об этом.

— А ты хотела сохранить свою репутацию? — Глаза Эллен обвиняли. — Я не поверила, когда Грэндж сказала об этом маме, но это так, да?

— Все значительно сложнее.

— Как это может быть сложнее? По какой другой причине, как не по любви, люди женятся?

— По какой причине?

Когда-то она думала так же, как Эллен, но позже поняла, что для женитьбы существует столько же причин, сколько людей стремятся разрешить свои проблемы с помощью брака.

— Я задала этот же вопрос Джемми, — продолжала Эллен, — но и у него не нашлось для меня другого ответа, кроме того, что мне не следует торопиться с выводами.

Ненавидя те слова, которые ей предстоит произнести, но, сознавая, что выбора у нее нет, Ромэйн только и смогла вспомнить, как дедушка в свое время запретил ей видеться с Брэдли. Было ли ему так же тяжело, как ей сейчас?

— Должно быть, Джеймс видит причины, по которым считает этот брак неблагоразумным.

— Он беспокоится только о том, чтобы я вышла замуж за богатого человека.

— Это не совсем так. Он хочет…

— Почему меня должно беспокоить то, что хочет Джеми? — Эллен едва не расплакалась. — Он превратил свою жизнь в сплошную неразбериху. Я была бы дурочкой, позволив ему расстроить и мою жизнь.

Эллен бросилась к двери.

— Подожди, послушай меня… — только и успела прошептать Ромэйн.

Эллен открыла дверь и обернулась к старшей подруге:

— Почему я должна слушать тебя? Твоя жизнь еще более запутанна, чем жизнь Джемми. Именно ты предала свои мечты. — Девушка убежала, хлопнув дверью.

Ромэйн упала на диван. Эллен права. Влюбившись в собственного мужа, она ничего больше не понимала в своей жизни. Раньше она жила мечтами, и мечты эти разрушились. Слезы потекли у нее из глаз, и Ромэйн не могла сдержать их. Она оплакивала роковое стечение обстоятельств.

Глава 17

То, что дедушка и Джеймс вернулись домой в хорошем расположении духа, разволновало Ромэйн еще больше. Последние слезы она отерла со щек уже около часа назад, но отчаяние ее не уменьшилось. Несмотря на то, что она искренне желала, чтобы они были друзьями, в такую мгновенную дружбу девушка не верила. Заметив, что, поднявшись вверх по лестнице, дедушка дружески похлопал Джеймса по спине, Ромэйн заторопилась к мужу поинтересоваться, что произошло.

— Об этом чуть позже, — с возбуждающей ее любопытство улыбкой ответил он.

— Но, Джеймс…

Он чмокнул ее в щеку:

— Не будь сварливой женой. Дай мне спокойно подготовиться к сегодняшнему вечеру. Ты же не хочешь, чтобы я заявился к миссис Кингсли в грязных брюках и повседневном сюртуке.

Ромэйн не желала мириться с тем, что на нее не обращают внимания, и, последовав за Джеймсом в спальню, вцепилась в спинку стула, куда в изнеможении опустился ее супруг.

— Тебе понравилось в клубе?

— Забавный маленький клуб, — ответил он и, не глядя на Ромэйн, продолжал стаскивать сапоги.

— Перестань! — потребовала Ромэйн. — Джеймс, я полагаю, что заслужила объяснения.

— Почему?

— Я твоя жена.

— Тогда я снова спрашиваю почему. То, что ты моя жена, еще не дает тебе права подвергать меня допросу только потому, что я провел утро в клубе с герцогом Вестхэмптоном.

— Но я же рассказываю тебе, куда иду и зачем, если ты интересуешься.

Джеймс пожал плечами и улыбнулся:

— Моя дорогая Ромэйн, у меня такое право есть: ты моя жена.

Девушка стала перед ним, уперев руки в бока:

— Ты еще более жесток, чем всегда. Если ты вспомнишь, я никогда не признавала тебя своим господином и повелителем.

Джеймс встал, положил руку ей на плечо и слегка толкнул на диванчик. Когда Ромэйн попыталась подняться, он слегка прижал ее к подушкам. И нагнулся над ней. Ромэйн старалась вырваться.

— Я знаю, ты хочешь принадлежать другому мужчине, — сказал Джеймс.

— Я не хочу принадлежать никому. Я не предмет обладания. Ни для дедушки, ни для тебя.

— Но сейчас, согласно закону, ты принадлежишь мне.

— Ты прекрасно знаешь, что мы заключили фиктивный брак. И я не позволю тебе вертеть мною.

Неожиданно Джеймс смягчился и сказал:

— Обстоятельства складываются так, что я смогу предоставить тебе свободу гораздо раньше, чем собирался.

Он встал и направился в гардеробную.

— Джеймс! — слабо окликнула его Ромэйн, и ей показалось, что, когда он обернулся, лицо его было печально. — Что это значит? Ты нашел предателя?

— Это значит, — поддразнил ее супруг, — что я собираюсь побыстрее переодеться, чтобы вы с моей двоюродной сестричкой не опоздали на прием к миссис Кингсли. Мы ведь никого не хотим возмутить своими провинциальными манерами, не так ли?

Ромэйн поднялась и спросила:

— Джеймс, что произошло в клубе, что тебе сказал дедушка?

— Не могла бы ты послать за Камероном? До отъезда мне надо кое-что ему сказать.

— Джеймс! — в негодовании вскричала Ромэйн.

— Не будь любопытной, жена. Твое имя было упомянуто в нашей беседе всего один раз, и то когда дедушка выразил озабоченность твоим будущим. Он очень беспокоился о тебе.

— И все?!

— А ты полагала, что мы только о тебе и разговариваем? — Джеймс положил ей руки на плечи и поцеловал в лоб. — Ромэйн, оденься как можно красивее. Сегодня Эллен должна гордиться нами.

Вспомнив об Эллен, Ромэйн произнесла:

— Джеймс, мне надо поговорить с тобой об Эллен и… о лорде Калвере.

Улыбка Маккиннона превратилась в гримасу.

— Об этом и говорить нечего.

— Она думает, что испытывает к нему симпатию.

— Возможно ли это, если они только что познакомились? — Джеймс двинулся к гардеробной. Взявшись за ручку двери, он обернулся и сказал: — Ромэйн, не спорь со мной хотя бы из-за этого.

— Я и не собираюсь. Мне кажется, что ты прав.

— Неужели? Хотел бы надеяться на это.

Ромэйн вышла из кареты, глотая слезы. Несмотря на первоначальное намерение, она не удержалась и бросила взгляд на козлы. Джефри улыбнулся ей, но Тэчера уже не было.

Услышав рядом с собой тихие всхлипывания, Ромэйн обняла Эллен. Девушка успела подружиться с Тэчером уже в Вестхэмптон-холле, когда они вместе ухаживали за щенком, и сейчас была не в силах скрыть свое горе.

— Может, нам лучше вернуться? — предложила Ромэйн. — Не хотелось бы приходить к миссис Кингсли зареванными.

— Может, ты и права, — согласилась Эллен.

Джеймс покачал головой:

— Ерунда! Мы уже приехали, и вам было бы полезно повеселиться и побыть на людях.

— Джемми, какой ты бессердечный! — Эллен смахнула с глаз слезинку.

Недовольный таким поворотом дела, Джеймс крепко сжал руку Ромэйн и прошептал:

— Уговори ее пойти на вечер.

— Почему?

— Мне надо поговорить кое с кем из приглашенных.

— О…

Джеймс приложил палец к ее губам:

— Ни слова об этом.

— Я попытаюсь.

— Ты должна попытаться, иначе…

С улыбкой Ромэйн поднесла палец к его губам:

— Тихо, Джеймс, а то сам проговоришься…

— Ты просто ведьма, дорогая.

Ромэйн поднялась на цыпочки и чмокнула мужа в щеку. В ней сразу же проснулось желание. Но она взяла себя в руки. Обняв Эллен за талию, Ромэйн что-то прошептала ей на ухо, и девушка согласно закивала.

— Тэчер был таким добрым парнем, — вздохнула Эллен.

— Я знаю, но теперь прах его покоится дома, в Вестхэмптон-холле.

Поднимаясь по ступенькам, Эллен стерла с лица последние слезинки. Ромэйн обернулась и увидела, что снизу за ними пристально наблюдает Джеймс. Девушке захотелось еще раз задать мужу вопрос: может ли человек, с которым должен встретиться Джеймс, помочь ему в поимке предателя? И потом … когда долг будет исполнен… как долго они останутся вместе?

Дом миссис Кингсли сиял огнями, но Ромэйн было не до веселья. Едва лорд Калвер увел Эллен в зал для танцев, где стены были украшены живописными сценами из жизни древних греков, как Джеймс обнял Ромэйн. Они прошлись по всем комнатам, полным гостей. Ромэйн молчала, Джеймс, казалось, тоже не был расположен разговаривать. Она видела, что муж внимательно присматривается к собравшимся, и гадала, кого же он разыскивает. Неожиданно, растолкав гостей, к ним приблизился невысокий человек с пышными темными усами и полувопросительно обратился к Джеймсу:

— Джеймс Маккиннон?

— Полагаю, вы — Фармер, — напряженно улыбнулся Джеймс.

— Капитан Честер Фармер, недавно вышедший в отставку из ее величества конной артиллерии. — Коротышка поклонился Ромэйн: — Надеюсь, леди Ромэйн простит нас, если мы немного поговорим о делах.

— Найдется ли здесь тихий уголок, где мы могли бы поговорить без посторонних?

Капитан Фармер покачал головой:

— Еще одна комната на этом этаже занята теми, кто обществу прекрасных дам предпочитает карты. — И он улыбнулся Ромэйн так обезоруживающе тепло, что девушка не сдержалась и одарила его ответной улыбкой.

— Тогда нам придется разговаривать здесь, — распорядился Джеймс. — Ромэйн, не могла бы ты постоять на часах. Особенно внимательно следи за тем, чтобы никто не подошел настолько близко, чтобы услышать наш разговор. — Джеймс указал Ромэйн место слева от себя.

— Я прикрою вас справа, майор, — отчеканил Фармер, но тут же осекся и вспыхнул. — Извините.

Джеймс слегка улыбнулся:

— Ничего. Что у вас есть для меня?

— Еще один француз высадился на побережье. Не прикажете ли задержать его?

— Нет, но пусть кто-нибудь следит за каждым его шагом.

— Слушаюсь, мистер Маккиннон. — Фармер помедлил и прибавил: — Когда у вас появится свободное время, Волен рад будет увидеться с вами в Брайтоне.

Ромэйн так сильно сжала в руках веер, что едва не сломала его. Она была поражена тем, что Джеймс и капитан Фармер обмениваются секретными сведениями на глазах у всех.

— Как его найти? — поинтересовался Джеймс.

— Я могу сообщить вам куда больше, чем его адрес. Почему бы нам не встретиться завтра? Мы могли бы поехать на Брайтон вместе.

— Хорошо. Завтра. Скажем, в полдень.

Договорившись о месте встречи, Джеймс снова обнял Ромэйн, и они устремились прочь от капитана. Ромэйн не сопротивлялась. Она вновь увидела в Джеймсе майора Маккиннона. Даже когда они скрывались в хижине в Шотландии, она не относилась к нему как к майору, он был просто джентльменом, который пришел помочь женщине, оказавшейся в беде.

Ее муж, человек, о любви которого она мечтала, был солдатом, который мог отдать жизнь за родину в любой момент, даже завтра.

Ромэйн покорно следовала за супругом, оглядывая зал невидящими глазами. Она представляла себе, как Джеймс едет в бой, больше дорожа своей честью, чем жизнью. Потом она представила себе Джеймса, истекающего кровью, и содрогнулась от ужаса.

— Ромэйн, — произнес вдруг еще вполне живой Джеймс, — я думаю, мы поступим мудро, если обратим внимание еще на один очень важный объект.

Ромэйн проследила за взором Джеймса, и взгляд ее уперся в лорда Калвера. Ромэйн так и подмывало наброситься на мужа с обвинениями. Он что, беспокоится только о том, чтобы Эллен вышла замуж прежде, чем раскроется тайна их незаконного брака? А потом, когда его задание будет выполнено, он умчится за славой прочь из Лондона?

— Конечно, — безвольно ответила Ромэйн.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет. Просто я устала.

— Если в Брайтоне все пойдет как надо, я закончу свои дела очень скоро.

— Знаю.

Джеймс нахмурился, выслушав ее бесцветный ответ, но Ромэйн ничего больше не сказала, и они отправились туда, где виконт любезничал с Эллен. Лорд Калвер радостно приветствовал их.

— Вот они, счастливые жертвы несчастного случая, — с улыбкой произнес он. — Леди Ромэйн, вы прелестны как всегда, а у вас, Маккиннон, внешность лихого храбреца, героя войны.

— Что-что, а эту роль я бы играть не хотел.

Неожиданно Ромэйн сказала:

— Прошу простить меня.

— Ромэйн? — удивился Джеймс.

Не глядя на мужа, девушка произнесла:

— Я вижу своего друга, с которым должна поговорить.

Это была ложь, и Ромэйн знала, что Джеймс догадается об этом, если увидит печать горя на ее лице.

Девушка поспешно вышла из комнаты, не дав спутнику возможности задать вопрос и тем самым нарушить хрупкое равновесие чувств.

Сквозь круговерть гостей Ромэйн шла так быстро и целеустремленно, что никто не осмелился остановить ее разговором. На другом конце зала она тихонько устроилась на скамеечке под прикрытием какого-то развесистого растения, наполовину скрывшего ее. К несчастью, ее надежды на уединение были разрушены: рядом выросла фигура Филомены Баумфри.

Ромэйн пришлось улыбнуться. Филомена любезно произнесла:

— Я хотела поблагодарить тебя за приглашение присутствовать на приеме в честь первого выхода в свет твоей кузины.

— Рада принять благодарность от тебя, — от смущения Ромэйн проговорила эту фразу запинаясь. У Филомены были все основания невзлюбить ее, потому что Брэдли вел себя так, будто после возвращения Ромэйн в свет Филомены не существовало.

— Давай как-нибудь поболтаем дома.

— Буду рада, но давай встретимся в доме моего дедушки: мне бы не хотелось беспокоить твоего отца. Кстати, как он себя чувствует?

Лицо Филомены превратилось в трагедийную маску.

— Отец угасает на глазах. Его доктор сомневается только в том, сочтены ли его дни или уже часы.

— Мне очень жаль, Филомена. Я понимаю, каково это — жить в страхе за того, кого любишь.

Вместо ответа прекрасная брюнетка встала и поспешила уйти. Ромэйн хотела было последовать за ней, решив, что Филомена неверно поняла ее. Она, Ромэйн, вовсе не имела в виду Брэдли. Ее чувства к нему иссякли, как только выяснилось, что бывший жених жив. Она имела в виду возможный отъезд Джеймса в армию.

— Ты не можешь ей помочь. — Ромэйн нахмурилась, услышав голос Брэдли. В его холодных словах не было ни капли сострадания.

— Тогда постарайся утешить ее сам.

— Сегодня она не нуждается в моей помощи, дорогая.

— Ты не должен называть меня так теперь, когда… — и Ромэйн бросила виноватый взгляд на Филомену, которая беседовала … с лордом Киммелем. Возможно ли, что она возобновила отношения с человеком, которого отвергла ради Брэдли?

— Филомена знает, что мои чувства к тебе несравнимы с отношением к ней.

— Но даже в этом случае тебе не следовало прерывать отношений с ней до того, как…

Брэдли взял затянутую в перчатку ручку девушки:

— Ромэйн, пусть тебя не мучают душевные сомнения. Всем ясно, что дни лорда Харкорта сочтены. Он хороший человек, поэтому ему обеспечено место на небесах.

— Тем не менее Филомену должно быть ужасает мысль потерять сразу обоих — отца и тебя. Тебе надо подумать о ее чувствах, — сказала Ромэйн и отдернула руку.

Брэдли не стал обижаться. Опустившись на скамеечку рядом с девушкой, он обнял ее за талию, слегка отодвигая к стене, в тень. Он улыбался.

— Отпусти меня, — приказала Ромэйн.

— Отпустить? Не верю, чтобы Маккиннон так быстро изменил тебя. Разве ты не помнишь, как раньше это тебе нравилось?

Прижимая Ромэйн к стене, Брэдли губами пытался поймать ее губы. Ромэйн отталкивала его, пытаясь высвободиться. Она задыхалась. Каждое его прикосновение вызывало неприятную дрожь. Отворачиваясь от Монткрифа, Ромэйн приказала:

— Брэдли, прекрати!

— Скоро ты будешь разведенной женщиной, оскорбленной требованиями своего мужа.

— Развода не будет!

— Разве? — таинственно улыбнулся Брэдли; пальцы его бегали вдоль ее тела. — Маккиннон не стал делать большого секрета из своего намерения освободиться от тебя и избавиться от вашей сделки, — Брэдли рассмеялся. — Сделка мисс Смитфилд? Сделка Ромэйн Смитфилд, не так ли, дорогая?!

— Это не сделка Ромэйн Смитфилд, — упиралась девушка. Щеки ее пылали.

— Разве нет? Я слышал другую версию, но, возможно, Маккиннон лжет. Чего еще можно ждать от вшивого шотландца?!

— Не смей называть его так! — Ромэйн оттолкнула руку Брэдли, протянутую, чтобы прикоснуться к лентам на высоком лифе. Подняв подбородок, девушка гневно проговорила: — Не знаю, каких идиотских сплетен ты наслушался о Джеймсе, но он и я…

— Скоро разведетесь. Не старайся отрицать это: я своими ушами слышал, как об этом сообщил сам Маккиннон в клубе.

— Ты не член клуба!

— Я присутствовал при беседе. Герцог обратился ко мне с просьбой засвидетельствовать договоренность с ним твоего будущего экс-супруга.

— Дедушка мог пригласить тебя только на тот свет, и никуда больше!

Улыбка слетела с губ Монткрифа.

— Может ты и права, дорогая. Но я был там и слышал весь их разговор. Маккиннон все пытался не продешевить, но герцог согласился на все его условия, лишь бы избавить тебя от шотландца. Не удивляйся, если он испарится еще до конца недели.

— Ты лжешь!

— Зачем мне тебя обманывать?! Я говорю правду, так как считаю, что ты должна ее знать.

— Почему ты так считаешь? — изумилась Ромэйн. — Ты полагаешь, что если эта умопомрачительная история правдива, так я должна быть тебе обязанной за то, что ты мне открыл глаза? Я ничем не обязана тебе, Брэдли Монткриф, и никогда не буду! — Глаза Ромэйн наполнились слезами. — Даже если то, что ты сказал, правда, я могу с уверенностью сказать тебе, что никогда не выйду замуж за человека, который получает удовольствие от пересказывания сплетен, Джеймс и дедушка были правы: ты жестокий и двуличный человек. Сначала, беспокоясь только о своей жизни, ты бросил меня на растерзание разбойникам; потом ты причинил боль Филомене, оставив ее именно в тот момент, когда она нуждалась в тебе сильнее всего; теперь ты снова пытаешься разбить мое сердце, но это не в твоей власти, потому что для меня ты больше не существуешь!

И Ромэйн ушла, не дожидаясь ответа.

На следующее утро, когда Ромэйн и Эллен еще сидели за завтраком, Джеймс вошел в комнату в дорожном костюме. Темно-коричневый сюртук и палевые брюки подчеркивали стройную силу его мускулистого тела. Даже медицинские повязки не портили облика довольного жизнью помещика, решившего прогуляться по лужам и полянкам.

Джеймс сел рядом с Эллен и налил себе кофе.

— Эллен, так рано, а ты уже на ногах! Я думал, после вчерашнего вечера ты не скоро проснешься!

Девушка улыбнулась:

— Я пришла к выводу, что лорд Калвер превосходная компания. Он рассказывал мне презабавные истории о присутствующих, и я даже не могла сдержаться, чтобы не рассмеяться. Тем не менее я подозреваю, что он рассматривает наши отношения значительно серьезнее, чем я. Ромэйн, ты была совершенно права: в свой первый сезон было бы неразумно думать только об одном человеке.

— Я рада, что ты поняла меня, — ответила Ромэйн, изо всех сил пытаясь скрыть изумление: обычно Эллен вела себя не менее упрямо, чем ее двоюродный братец.

Джеймс улыбнулся:

— Даже Данбары могут вести себя неразумно, так, Эллен?

Прежде чем ответить, Эллен отпила горячего шоколада.

— Я согласна, хотя Данбарам нелегко признаваться в собственных ошибках.

Выслушав это признание, Ромэйн забеспокоилась, не пропустила ли она чего-либо важного.

— Эллен, это что же… перемены в сердце? — спросила Ромэйн. — Что привело тебя к такому решению?

— Мистер Баумфри, — с восторженной улыбкой ответила Эллен.

Видя, что Джеймс застыл, не донеся чашки до рта, Ромэйн поняла, что он изумлен не менее ее.

— Норман Баумфри? — переспросила она.

— Вчера я беседовала с ним, и он был очень внимателен ко мне. — Эллен водрузила локти на стол, а подбородок томно пристроила сверху. — Как вы думаете, не заглянет ли он ко мне, когда будет навещать леди Филомену?

Ромэйн даже не нашлась, что сказать. Все услышанное было верхом банальности. Эллен не следует принимать посетителей, пока не состоится ее официальное представление свету. Но эта отговорка лишь скрывала правду, которая заключалась в том, что, несмотря на всю привлекательность мистера Баумфри, денег у него было не больше, чем у Эллен. От крайней бедности его спасало только великодушие его снохи. Надо будет сообщить об этом Джеймсу, но не сейчас, когда Эллен, очарованная мистером Баумфри, сидит рядом.

В комнату вошел Клэйсон:

— Мистер Маккиннон, его светлость просит вас присоединиться к нему для осмотра конюшни.

Джеймс слегка сжал руку Ромэйн и ответил:

— Пожалуйста, передайте герцогу, что я приду немедленно.

Дворецкий поклонился и исчез. Ромэйн нахмурилась:

— Конюшня? Почему дедушка захотел поговорить с тобой именно там?

— Почему бы тебе не пойти со мной, чтобы увидеть все собственными глазами? — Джеймс поднялся и взялся за спинку ее стула. — Ромэйн, прежде чем отправиться на верховую прогулку, я бы хотел поговорить с тобой.

— Куда ты едешь? — спросила Эллен.

— Как вы считаете, я нуждаюсь в том, чтобы вы, как две кошки, присматривали за мной как за слепым котенком? Оставь придирки ко мне на долю Ромэйн, сестричка.

Эллен показала ему язык, и Джеймс рассмеялся.

А Ромэйн пришла в дурное расположение духа, заподозрив, что Джеймс собирается на свидание со смертью.

— Ромэйн?

Она вздохнула, почувствовав нетерпение Джеймса. Она должна помочь ему сейчас, когда он так близок к успеху. Ромэйн положила ладошку на руку Джеймса и позволила ему помочь себе встать. Выходя из комнаты, она оглянулась на Эллен, которая весело помахала им вслед рукой.

Ромэйн и Джеймс вышли в сад. Девушка накинула на плечи кашемировую шаль с кистями; весеннее тепло приятно ласкало лицо. Между каменными плитами, которыми были выложены дорожки сада, показалась нежная весенняя травка. Птичий щебет оповещал всех вокруг, что всевластию зимы настал конец. Пришла весна.

— Ты не улыбалась с тех пор, как оставила меня вчера одного на вечере у миссис Кингсли, — мягко заметил Джеймс. — Неужели Монткриф опять обидел тебя словом или поступком?

Ромэйн остановилась и взглянула прямо в лицо Джеймсу:

— Какое это имеет значение для тебя, если ты готов на все, лишь бы добиться успеха в своих делах?

— Ты думаешь, я могу уйти, не оглянувшись?

— А не это ли ты собираешься сделать?

— Если бы у меня разум преобладал над чувствами, я бы ответил «да», но ведь ты знаешь, что это не так.

Неожиданно раздалось громкое ржание.

Ромэйн высоко подняла юбки и отправилась вслед за Джеймсом в конюшню. Она помедлила возле входа, давая глазам привыкнуть к сумеречному свету, а потом с удивлением заметила дедушку, который с недовольным видом рассматривал наковальню.

— Что ты здесь делаешь? — сердито спросил старик, обращаясь к внучке. — Джеймс, я же сказал, что хочу поговорить только с вами, — сделал выговор Маккиннону герцог.

Ромэйн бросила удивленный взгляд на Джеймса, который с улыбкой прошептал ей:

— Разве ты не знаешь, что теперь мы друзья?

— И ты поверил ему?

— Думаешь, я сумасшедший? Он до сих пор считает меня мошенником, моя дорогая английская жена.

— Дитя мое, — обратился герцог к внучке, — оставь нас, чтобы мы могли продолжить беседу.

Ромэйн решила, что весь мир сошел с ума.

— Ту, которую вы начали еще вчера в клубе?

— Кто рассказал тебе об этом?

Опередив Ромэйн, Джеймс хмыкнул и ехидно сказал:

— Монткриф, кто же еще. Вчера вечером он едва дождался, когда Ромэйн останется одна. Ромэйн, поведай нам, что за ерунду он сказал тебе?

— Очевидно, он сказал правду, которая состоит в том, что ты, дедушка, предложил Джеймсу деньги за то, чтобы он оставил меня, а Джеймс согласился. Не буду отвлекать вас от расчетов. Надеюсь, Джеймс, ты не упустишь возможности сорвать куш и окончательно подорвать мою репутацию! И разобьешь мое сердце!

Девушка круто развернулась и пустилась бежать по дорожке к дому, пытаясь спастись от душевной боли. Дома Ромэйн бросилась в спальню, но дверь за ней почему-то не захлопнулась. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Джеймсом. Он был в гневе, но тихо закрыл дверь и повернул ключ в замке.

— Настало время поговорить. Мне надо многое сказать тебе, но до встречи с Фармером у меня очень мало времени.

— Хорошо, потому что я хочу тебе кое-что сказать, прежде чем ты уедешь в Брайтон.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать.

— Неужели?

Джеймс кивнул, снял сюртук и аккуратно повесил его на крючок в гардеробной.

— Я знаю, что разрушил твою жизнь, Ромэйн. Я виноват и сожалею об этом. Но ты должна знать, что я не намерен принимать предложений твоего дедушки. Это причинило бы тебе боль, а я перед тобой в неоплатном долгу.

— Ты можешь отплатить мне, — сказала Ромэйн, положила руки ему на плечи и заставила повернуться к себе лицом. — Не езди в Брайтон. Это слишком опасно.

Джеймс не верил своим ушам.

— Ты хочешь, чтобы я поверил в твое беспокойство обо мне? Тебе будет намного проще, если ты станешь вдовой героя! Тогда ты сможешь выйти замуж за Монткрифа. Останется только пролить несколько лицемерных слезинок над моей могилой — и танцуй на собственной свадьбе!

И тут он получил пощечину. Джеймс поймал руку Ромэйн. Она смотрела на него с ужасом: она впервые ударила человека. Джеймс приблизился к жене на полшага. Она отпрянула назад, к стене, затаила дыхание и не могла сдвинуться с места. Джеймс уперся руками в стену, и она оказалась в ловушке.

— Скажи, ты действительно хочешь выйти замуж за Брэдли Монткрифа? — спросил Маккиннон с обманчивым спокойствием.

— Нет, боюсь, что раньше я смотрела на него другими глазами.

— Чистыми и честными. — Джеймс нежно погладил ее по голове и прошептал: — Ромэйн, я никогда не хотел использовать тебя в своих целях, я всегда хотел помочь тебе.

— Ты и помог мне, Джеймс, но ты хочешь слишком многого от меня. Слишком многого от сердечка, которое дрожит в растерянности, как кошка в комнате, где полно собак.

— Так-то ты меня представляешь… Хищник, готовый сожрать тебя? Ты так часто называешь меня чудовищем.

— Ты и есть чудовище.

— Без сомнения. А ты красавица, которая выманила чудовище из его берлоги. Ромэйн… — Он едва коснулся губами ее губ: — Я постараюсь вернуться вовремя, чтобы успеть на бал Эллен, но не беспокойся обо мне, если я опоздаю.

— Неужели ты пропустишь этот момент? Это разобьет ей сердце.

— И мне тоже. — Джеймс еще раз провел рукой по волосам Ромэйн и прикоснулся к ним губами. — Дорогая, мне надо уйти.

Дверь за ним захлопнулась, и Ромэйн осталась стоять с вытянутыми руками. Джеймс отправился на поиски своего врага. Она боялась, что после завершения своего дела он навсегда выкинет леди Ромэйн Смитфилд из своего сердца.

Глава 18

— Где же Джемми?

Ромэйн обернулась и увидела расстроенное личико Эллен.

— Он сказал, что может несколько задержаться.

— Он не будет присутствовать на моем первом выходе в свет? — девушка раздосадованно топнула ножкой. — Как он мог? Как он мог уехать в такой день?

Ромэйн кивком головы отослала Грэндж прочь и взяла дрожащие пальчики Эллен в свои.

— Присядь, Эллен.

— Я не хочу мять платье.

Вздохнув, Ромэйн согласилась. Она прекрасно понимала желание Эллен появиться сегодня на вечере во всей красе. Так и будет. Сегодня Эллен была в белоснежном шелковом платье со скромным вырезом. Узкие плечики платья были украшены перламутровыми пуговками, а короткие рукавчики заканчивались бахромой.

Для себя Ромэйн выбрала платье насыщенного розового цвета, из французского газа, которое, на ее взгляд, подходило замужней женщине. Глубокий вырез платья украшали кружева и золотая тесьма. Нарядные туфельки, обтянутые шелком, длинные перчатки, оставалось только застегнуть на шее золотое ожерелье — и она готова к приему гостей.

Если бы Джеймс был здесь… Не только потому, что это важно для Эллен, но и потому, что она, Ромэйн, смертельно боялась за его жизнь.

— Джеймс просил меня, — сказала Ромэйн, закрывая шкатулку с драгоценностями, — передать тебе, что он сожалеет о своем опоздании. Он обещал вернуться как можно скорее.

— Откуда?

— Вчера на вечере у миссис Кингсли он встретил одного джентльмена. Сегодня они отправились на конную прогулку.

Ромэйн прекрасно понимала, сколь мало стоили ее извинения, и Эллен взорвалась:

— Это нелепо! Он отправился на прогулку с малознакомым человеком! Сегодня!! Вместо того чтобы быть здесь, рядом со мной!

— Эллен, у твоего брата есть и другие занятия, — ответила Ромэйн.

Эллен вняла увещеваниям старшей подруги и подавила гнев.

— Как ты думаешь, ему не грозит опасность?

— Нет, — солгала Ромэйн. За последние несколько недель она привыкла ко лжи и лгала с легкостью. Услышав голоса за дверью, она сказала: — Эллен, тебя ищет мама.

— Я должна идти. Мне очень жаль, что я повысила голос на тебя. Джемми никогда не опаздывает — вот почему я беспокоюсь о нем.

— Я тоже, — едва слышно прошептала Ромэйн.

Она закрыла дверь за Эллен и подошла к окну. Площадь была ярко освещена. Ромэйн долго смотрела в окно, и ей стало казаться, что фонари мерцают, как звезды, подмигивающие из-за облака.

В голове у нее все время вертелось предупреждение Джеймса о грозящей ей опасности, и Ромэйн гадала, подвергаются ли такой же опасности те, кто ее окружает. Она бы поверила мужу, если бы могла назвать хоть одну причину, по которой кто-то желает ее смерти. Жалкое состояние, которое она унаследовала от родителей, скоро уйдет в уплату модистке, а о том, сколько денег она получит от дедушки, Ромэйн и понятия не имела.

Ромэйн провела рукой по обнаженным плечам. Если сегодня Джеймсу повезет, она ждет его в последний раз. Он исчезнет из ее жизни, как туман перед восходом солнца. И тем не менее она желала мужу удачи, потому что неудача грозила бы страшной катастрофой не только ему, но и стране.

— Джеймс, торопись домой, — прошептала девушка. — Не совершай опрометчивых поступков. — И, отпустив портьеру, Ромэйн отошла от окна.

Поправив перчатку, она прислушалась к цоканью копыт по булыжной мостовой. Одинокий всадник. Может, это Джеймс возвращается? Ромэйн подошла к туалетному столику и взглянула на себя в зеркало. На нее смотрело бледное, печальное лицо. А сегодня ей надо выглядеть по-королевски. Ради Эллен.

Ромэйн спустилась вниз. Там царило оживление. Клэйсон давал поручения лакеям. Это был первый прием гостей после официального представления свету Ромэйн, которое произошло в прошлом году. Нельзя было допустить даже малейшей оплошности.

Улыбаясь, Ромэйн направилась в зал для ганцев. Хрусталики люстр сверкали чистотой, зеркальные панели, отражающие даже тусклый свет фонарей, попадающий в зал через окно, были тщательно протерты. Пол блестел от многочасовых усилий слуг. В дальнем углу комнаты музыканты настраивали инструменты. Гости будут встречены музыкой и угощением, которое официанты начнут разносить в самом начале бала.

К Ромэйн вышел повар и доложил, что дела в кухне идут своим чередом. Следом за ним к Ромэйн пришла экономка с бесконечным списком вопросов. Девушка успокоила ее и все разъяснила.

— Где твой муж? — спросила Грэндж, когда Ромэйн осматривала вино, которое Клэйсон распорядился принести из погреба. На гувернантке было самое лучшее из ее платьев, но и оно было ее любимого — серого — цвета. — Это он должен вникать в подобные детали, — продолжала Грэндж. — У тебя много других обязанностей. Скоро начнут собираться гости. Дора уже спустилась вниз. Его светлость тоже. Даже Эллен уже готова.

Ромэйн бросила взгляд через зал, где Дора и его светлость болтали, как закадычные друзья. Это страшно удивило Ромэйн: даже в лучшие дни эти двое удостаивали друг друга лишь холодным кивком, если им невзначай случалось встретиться где-нибудь в зале. Может, дедушка намерен устроить представление для гостей?

— Уверена, что у Джеймса есть веская причина для опоздания, — ответила Ромэйн гувернантке.

— Может, это потому, что он очень не любит носить платье, к которому обязывает этикет, — проворчала Грэндж. — Его бы воля, он ходил бы только в этих ужасных лохмотьях, что носил в Струткоилле.

Ромэйн бросила гневный взгляд на Грэндж.

— Я буду рада видеть его в любой одежде, которую ему захочется надеть, — отпарировала Ромэйн и, не дожидаясь комментариев Грэндж, пошла прочь.

Проходя через зал, она улыбнулась Эллен:

— Не нервничай. Сегодня ты будешь в центре внимания.

— Джеймс еще не приехал?

— Не волнуйся, он непременно будет на твоем празднике, — сказала Ромэйн, не очень веря в собственные слова.

— Ромэйн… сейчас… ну, в последний раз… объясни мне, как приветствовать графа и графиню.

В течение следующего часа Ромэйн имела возможность убедиться, что Эллен усвоила ее уроки блестяще. По одну руку от Ромэйн стояла ее кузина, по другую герцог Вестхэмптон, и они все трое встречали гостей.

Эллен вела себя безупречно, будто правила этикета постигала годами, а не овладела ими за несколько недель. Изредка она нервно пожимала руку Ромэйн, и это было выражением ее внутреннего смятения.

— Надо будет навещать мою дорогую Филомену почаще, чтобы наслаждаться прекрасными видами площади, — сказал мистер Баумфри, склоняясь к руке Ромэйн. Затем он поднес к губам руку Эллен: — Моя дорогая мисс Данбар, ваша красота заставит сжиматься от зависти сердца других молодых девиц.

— Вы так добры, мистер Баумфри, — последовал ответ.

— Могу ли я осмелеть настолько, чтобы просить вас подарить мне сегодня хотя бы один танец?

Эллен вопросительно взглянула на Ромэйн, и та произнесла:

— Уверена, что это возможно, мистер Баумфри.

Он поклонился и отправился разговаривать с другими гостями, а Эллен прошептала:

— Разреши мне станцевать с ним первый танец.

— Бал ты должна открывать в паре с Джеймсом, — твердо сказала Ромэйн.

— Ты что, забыла, что его нет? — уколола наставницу Эллен.

— Если Джеймс не появится, дедушка будет рад оказать тебе честь и открыть твой первый сезон танцем с тобой. И не расстраивайся. Впереди у тебя — дюжина танцев.

Ромэйн не могла больше ничего добавить к сказанному: на них катилась новая волна гостей. Приветствуя приглашенных и представляя им Эллен, Ромэйн была поражена тем, что никто из гостей не отметил отсутствия ее супруга. Однако по любопытствующим взглядам, которыми обменивались гости, она заключила, что именно вокруг этого обстоятельства будут виться сегодняшние разговоры.

Леди Филомена подошла под руку с лордом Киммелем. Красавица поцеловала Ромэйн в щеку и сказала:

— Дорогая Ромэйн, нам надо поговорить. Мы сможем залечить раны друг другу, потому что, как я полагаю, задеты одним и тем же нечутким человеком.

— Хорошо, — согласилась Ромэйн.

Вечер начался как нельзя лучше, но Джеймса не было, и он не видел, каких восхищенных взглядов удостоилась его кузина. Когда все приглашенные собрались в зале, герцог предложил Ромэйн руку, и они в сопровождении Эллен направились к гостям.

— Вот уж не думал, что твой муженек сбежит, даже не забрав денег, которые я предложил ему, — скрипучим шепотом произнес герцог.

— Джеймс не позволит тебе купить себя.

— Многие продаются за деньги.

— Он не такой, как многие.

— Вижу, что не такой. — И, обернувшись к Эллен, старик произнес: — Мисс Данбар, сочту за честь быть вашим партнером в первом танце.

Ромэйн смутилась. То, что дедушка не стал ей перечить в разговоре о Джеймсе, удивило ее.

Ромэйн приняла приглашение мистера Баумфри стать с ним второй парой после герцога и Эллен. Ей не составило труда заметить, что кузина была бы не прочь поменяться с ней местами. Когда первый танец закончился, Ромэйн с улыбкой оставила своего партнера. Мистер Баумфри никогда не станет официальным женихом Эллен, но легкий флирт с ним не повредит девушке.

Неожиданно кто-то взял хозяйку дома за руку, и улыбка слетела с ее губ.

Перед ней стоял Брэдли.

— Ты прекрасно выглядишь, дорогая, — прошептал он.

— Что ты здесь делаешь? — Ромэйн не могла поверить, что дедушка послал приглашение Монткрифу.

— Ромэйн, неужели ты могла подумать, что я пропущу первый бал твоей провинциальной родственницы? — Брэдли не отпускал ее руки.

— Пожалуйста, не обижай Эллен.

— Почему бы и нет, ведь паршивка оскорбила тебя в моем доме.

— Сердце ее разрывалось на части, когда она увидела, что я не верна ее брату.

Брэдли обвел глазами зал:

— Где же проклятый шотландец?

— Он… — ответ Ромэйн прервала странная волна голосов, которая катилась на нее с другого конца зала, набирая мощь с каждым произнесенным словом. Ромэйн увидела, что взгляды всех приглашенных устремлены к дверному проему за ее спиной. Девушка обернулась и замерла от изумления. Там стоял ее муж, но совсем не тот, которого она знала вот уже несколько месяцев, а другой, не известный ей Джеймс. Вместо грубого костюма, который он носил в Струткоилле, или элегантного платья, в котором он показывался в обществе, на нем был шотландский национальный костюм. Гости уже начали перешептываться, а Джеймс гордо продолжал стоять в дверях.

Как он мог совершить такой эпатирующий поступок на первом балу своей кузины? Джеймс медленно вошел в зал, и гнев Ромэйн испарился. Колыхание красной клетчатой юбки в бело-зеленую клетку подчеркивало красоту его упругой походки. Через плечо была переброшена широкая лента из шерстяной клетчатой ткани, схваченная на плече золотой брошью. Спереди она ложилась изящными складками на черный шелковый жилет под зеленой бархатной курточкой, а сзади ниспадала на спину в виде короткой мантии, которая колыхалась в такт шагам Джеймса. Пряжки на его бархатных башмаках сверкали так же ярко, как глаза, но не так опасно.

Ромэйн услышала оскорбительный шепот позади себя и едва сдержала ярость, когда Брэдли произнес на весь зал:

— Посмотрите! У него на поясе болтается какое-то дохлое животное!

— Это кошелек! — вскипела Ромэйн. — Его делают из меха котиков.

— Кошелек! — усмехнулся Брэдли. — Дорогая, вы стали блестящим специалистом в области шотландского быта, не так ли? Безусловно, вы хорошо запомнили уроки, которые вам преподали, пока вы гостили в Шотландии.

Ромэйн холодно ответила:

— Вам должно быть стыдно, что за время, пока я гостила в Шотландии, вы не потрудились научиться хорошим манерам. Всего доброго, мистер Монткриф.

Брэдли потянулся рукой к Ромэйн, но его остановила другая, крепкая и сильная рука. Ромэйн пришлось встать между мужчинами. Джеймс молча отпустил Брэдли и протянул руку ей. Ромэйн молча позволила увести себя прочь от Брэдли, который бранился им вслед.

— А не потанцевать ли нам? — как ни в чем не бывало предложил Джеймс. Глаза его сияли удовольствием. Только сейчас Ромэйн поняла, что ее супруг наслаждается той сумятицей, которую сам же и учинил.

— Пожалуй, — сдержанно согласилась Ромэйн.

— Только что-нибудь спокойное. Боюсь, на мне надето не очень много кружевного белья, и, если в буйном танце юбка задерется, зрителям откроется нечто большее, чем полоска кружев.

Ромэйн с трудом удержалась от смеха.

Задрав подбородок, Джеймс в сопровождении жены направился через весь зал к Эллен. Было совершенно очевидно, что он жаждет вопросов по поводу своего странного облачения.

Как только Джеймс оказался рядом, Эллен бросилась ему на шею, оставив лорда Калвера, с которым собиралась танцевать, в недоумении.

— Джемми, ты так замечательно выглядишь! Я сразу же вспомнила о доме…

— Я думал, тебе это будет приятно, — ответил Маккиннон, с улыбкой глядя на виконта. — Добрый вечер, мистер Калвер.

— Маккиннон… — виконт бросил на Ромэйн взгляд, молящий о помощи.

При первых звуках музыки Джеймс подал Ромэйн руку, и она позволила увлечь себя в царство звуков и волшебства, силу которого впервые испытывала на себе в пустом зале для танцев в Вестхэмптон-холле. Джеймс прижался щекой к ее лицу и спросил:

— Не случилось ли здесь чего-нибудь интересного?

— Ничего, кроме спектакля, который разыграл ты.

— Ромэйн, это не спектакль, — прошептал он ей прямо в ухо.

Девушка сбилась с ритма, и они начали танец с первой фигуры.

— Неужели ты думаешь, что предатель находится здесь? — взволнованно спросила Ромэйн.

— Я в этом уверен.

— Но кто он?

— Точно не знаю, — Маккиннон улыбнулся. — Ну что я за муж, если разговариваю с женой о делах, вместо того, чтобы петь дифирамбы ее чарующей красоте?

— Джеймс, что тебе удалось выяснить сегодня?

— Мне следовало бы знать, что отвлечь твое внимание комплиментами не удастся. Но ведь чем-то можно тебя отвлечь?!

Маккиннон провел языком за ушком у Ромэйн, и дрожь восторга пробежала по ее телу. Она подалась навстречу мужу, не позволяя ничему — даже собственным страхам — встать между ними и восторгом, который их ожидал.

— По-моему, я нашел замечательный способ успокоить тебя, дорогая, — прошептал Джеймс.

— Да вы проказник, Джеймс Маккиннон.

— А вам очень понравилось, Ромэйн Маккиннон.

Музыка кончилась, и Ромэйн не смогла до конца насладиться волшебными звуками фамилии, которую еще месяц назад она ненавидела.

Джеймс внимательно ощупывал взглядом каждого гостя. К ним подлетела Эллен и обняла их обоих сразу.

— Мне так хорошо! Джемми, ты ведь рад, что не пропустил такого веселья, правда?

— Надеюсь, сегодня сбудутся все твои желания, — Джеймс слегка щелкнул кузину по носу и посмотрел мимо нее на Баумфри: Норман свысока взирал на них.

Джеймс бросил быстрый взгляд на жену и заметил в ней некоторое беспокойство. Должно быть, ей не понравилось что-то в отношении Баумфри к Эллен. Маккиннон понимал, что Ромэйн прекрасно разберется в том, сможет ли тот или другой кавалер стать мужем Эллен. Когда Джеймсу показалось, что Баумфри собирается вновь пригласить его кузину, он опередил Нормана предложением:

— Баумфри, не желаете ли чего-нибудь выпить? Дадим возможность дамам посекретничать.

Баумфри вынужденно кивнул и согласился:

— Только недолго, мисс Данбар. Я бы хотел еще раз насладиться танцем с вами.

Светало. Последние гости разъезжались по домам. Ромэйн с трудом выпроваживала мистера Баумфри за дверь, в то время как Дора с неменьшим трудом уводила Эллен по лестнице.

Джеймс нагнулся, чтобы поднять с полу стаканчик, закатившийся в угол.

— Оставь это, слуги уберут. Джеймс, мне нужно поговорить с тобой.

Маккиннон расслышал нотки страха и беспокойства в голосе жены и увел ее в спальню. Она шла по коридору, склонив голову к его плечу. Ромэйн прервала молчание, только когда за ним закрылась дверь.

— Почему ты решил надеть этот костюм сегодня?

— Полагаю, предатель знает, что его преследователь — шотландец. Это лучший способ напомнить ему: этот человек — я!

Ромэйн опустилась на диванчик возле окна.

— Ты подвергал риску наши жизни всю ночь.

Джеймс подал ей руку и заставил встать.

Поплотнее задернув шторы, он сказал:

— Держись подальше от окон.

— О чем ты говоришь?

— Любой человек с такой игрушкой, — он вынул из складок юбки пистолет, — попадет в тебя с улицы. Подумай только, сколько горя причинит это твоему дорогому Монткрифу.

Неожиданно глаза девушки широко раскрылись, ноги подкосились, она зарылась лицом в его рубашку из кисеи и разрыдалась. Джеймс обнял ее и губы их встретились. Чувства, которые Ромэйн была больше не в силах сдерживать, вырвались наружу. С невероятной быстротой ею овладело желание. Она обняла мужа. Любое прикосновение к этому мужчине заставляло Ромэйн пылать огнем. Джеймс попытался отстраниться, но Ромэйн требовала любви и поцелуев. Он провел языком по внутренней поверхности ее губ, и она прильнула к нему.

— Я не хочу выходить ни за Брэдли, ни за полковника Ньюмэна, — наконец прошептала Ромэйн. — И я люблю тебя, Джеймс.

— Ты выдумщица.

— Глупо любить мужчину, который сначала заполнил твои мысли, а потом поселился в сердце, правда?

Джеймс накрутил на палец локон жены и погладил ее по плечам.

— Ну, ну… ты выдумщица. Дорогая, разве ты не знаешь, что я последний человек, которого ты можешь полюбить?

— Надеюсь, нет. Клянусь, я буду любить тебя до последнего дыхания.

— Ромэйн, ты должна знать…

Поцелуем она заставила его замолчать. Джеймс застонал, и Ромэйн ощутила такой мощный прилив желания, которому едва ли могла противостоять. Сдерживать себя она не хотела, особенно теперь, когда поняла, что в любую минуту может потерять его.

Джеймс взял ее на руки, Ромэйн засмеялась и сбросила туфельки. Муж бережно опустил ее на кровать. Ромэйн обхватила его за шею и заставила нагнуться над собой.

Обрекая жену на муки ожидания любви, Джеймс пальцем пробежал по всему ее телу, заставляя ее, изнемогающую от желания, сдаться на милость победителя. Ромэйн приподнялась, и он расстегнул крючочки, длинный ряд которых вился по спинке платья. Платье медленно сползло вниз, обнажая сначала плечи, потом грудь. Ромэйн подняла руки, чтобы удержать наряд на прежнем месте.

С улыбкой на лице Джеймс опустил сначала одну ее руку, потом другую.

— Дорогая, дай мне увидеть тебя такой, какой я вижу тебя в своих грезах.

— Неужели ты тоже мечтал об этом?

Вместо ответа Джеймс хрипло рассмеялся, и этот смех отозвался где-то глубоко внутри ее, напоминая о пустоте, которую она хотела, чтобы он заполнил собой.

— Дорогая, я думаю об этом с той самой минуты, когда ты впервые заснула в моих объятиях.

И Джеймс нежно, но требовательно поцеловал жену. Затем, не прерывая поцелуя, Джеймс осторожно освободил Ромэйн сначала от платья, а потом от всей остальной одежды, сбросил ворох белья на пол, и они остались лежать на смятом покрывале. Ромэйн дрожала, чувствуя на себе возбуждающие прикосновения его рук. Джеймс накрыл чашечками ладоней ее груди и слегка погладил острые, вожделеющие соски. Ромэйн застонала от наслаждения и впилась пальцами ему в плечо.

Заставив мужа лечь рядом с собой, девушка начала расстегивать булавку, с помощью которой шотландская юбка держалась на талии. В это время Джеймс пропел языком по ее грудям, и Ромэйн замерла, не в силах выйти из волшебного оцепенения. Потом в ответ на его ласку она провела язычком около его уха и поцеловала в шею.

Джеймс умело руководил ее эмоциями, поцелуями и поглаживаниями, заставляя Ромэйн воспламеняться все сильнее и сильнее.

Ромэйн лениво провела пальчиком по ленте, перекинутой через плечо, и Джеймс быстро скинул одежду. Взглянув на его красивое, мускулистое тело, которое очень скоро станет частью ее самой, девушка поняла, что никогда не видела ничего прекраснее и никогда ничего так не желала.

Она протянула к нему руки и прошептала:

— Любовь моя, иди ко мне.

— Не могу представить себе, что бы еще я сделал с такой охотой.

Джеймс сел и с осторожностью снял с нее шелковые чулки. Она желала его. Ничего более прекрасного и быть не может.

Джеймс откинулся на спину и уложил Ромэйн к себе на живот.

Их тела идеально подходили друг к другу. Ромэйн не могла сдержать нетерпеливого возбуждения. Она слышала биение его сердца, она хотела полностью слиться с ним и стать одним целым.

Неожиданно Джеймс застонал, перевернулся, прижимая к себе Ромэйн, и она оказалась под ним. Он нашел ее губы, возбуждение охватило все ее существо, и она поняла, что все то, о чем она мечтала и чего боялась, сейчас станет явью.

Отдыхая, Ромэйн уткнулась подбородком в углубление возле плеча Джеймса. Она наслаждалась влажным теплом его кожи. Он оказался требовательным любовником, но стремился, однако, удовлетворить и любое ее желание, дать ей возможность испытать любое ощущение, и Ромэйн поняла, что до конца жизни героем всех ее любовных фантазий будет Джеймс.

Он с нежностью погладил ее тело. Потом поцеловал в голову, и Ромэйн подняла на мужа радостно-удивленный взгляд. В ответ он усмехнулся, поцеловал и обнял ее.

— Ну, теперь я убедила тебя, что не хочу выходить замуж за Брэдли?

— Мне не остается никакого выбора, кроме как просить его назвать секундантов, если он осмелится еще раз прикоснуться к тебе.

Ромэйн закрыла глаза.

— Дорогая, не думай о будущем, думай только о том, что сейчас ты в моих объятиях…

— Но, Джеймс…

— Нет! — отрезал он. — Не позволяй овладеть собой мыслям о разлуке, в то время как я хочу думать только о том, что соединит нас на веки.

Зная, что возлюбленная находится еще во власти грез и желая отдалить боль, которую ей придется испытать завтра, Джеймс поцеловал ее и прошептал:

— Думай только о любви.

Глава 19

Джеймс прислонился к грязной изгороди и посмотрел в сторону. В конце аллеи была старая конюшня, за которой он наблюдал. Накрапывал дождь. И без того плохое настроение продолжало портиться. Был вторник. В этот день в этом месте должен был совершиться предательский обмен: информация за золото. Джеймс дежурил здесь с рассвета. За это время ничего не случилось.

Камерон выругался и с досадой воткнул в землю деревянную щепочку. Сейчас она была не толще лучины, а когда Камерон начал обстругивать ее, была размером с мужскую ладонь.

— Может, они перенесли встречу на другой день, — предположил Камерон.

— Может быть. Они ведь могли заподозрить неладное, когда мы перехватили их первого связного, но Волен уверен, что их планы не переменились.

— Волен отсутствовал, когда Господь раздавал мозги, — пробормотал Камерон.

— Хорошо же ты отзываешься о полковнике.

— Зато верно, и вы это знаете, сэр.

— Да, я хорошо знаю это. Если бы я обращал внимание на все приказы, которые он исторгает из себя, я бы уже давно отправился на тот свет с пулей между лопаток. Но ничего. Мы добьемся успеха несмотря ни на что.

Камерон причмокнул и выглянул из засады.

— Вы уже решили, как поступите с леди Ромэйн, когда мы закончим?

— Я все время откладываю свой разговор с ней.

— Иногда женщины немного расстраиваются, когда узнают, что их мужья оставляют их, чтобы немного повоевать с любителями лягушачьих лапок, — заметил сержант.

— Ты думаешь, нас пошлют во Францию?

— А вы думаете иначе? — отозвался Камерон. — Или у Волена есть еще какая-нибудь работенка, которую он боится делать сам?

Вместо ответа Джеймс шикнул на Камерона; они прижались к стене: мимо них прошли две женщины.

Чуть позже разговор возобновился.

— В доме герцога я живу в роскоши, которая пришлась бы по вкусу всякому, — сказал Джеймс.

— На некоторое время.

— Да, — без энтузиазма согласился Маккиннон и подал знак сержанту не спускать глаз с конюшни.

Вспомнив, как они с Ромэйн любили друг друга этой ночью, Джеймс ощутил, что все его тело напряглось. Никогда еще он с таким нежеланием не брался за работу, как сегодня утром, когда покидал еще спящую жену.

— Майор, посмотрите, — еле слышно прошептал Камерон.

Отогнав воспоминания, Джеймс взглянул на улицу. Он сразу же понял, что имел в виду сержант: к ним приближалась карета без всяких опознавательных знаков и без ливрейного кучера, по одежде которого можно было бы определить владельца экипажа.

— Камерон, приготовься, — прошептал Джеймс.

Вместо ответа он услышал какое-то ворчание, и что-то тяжелое ударило его по затылку. Над телом звучал довольный смех.

Джеймс уже должен быть дома!

Ромэйн с тревогой вздохнула, выглянув в окно и не разглядев за дождевой завесой даже очертаний домов, образующих площадь. Джеймс сказал, что вернется домой еще до полудня. Уже стемнело. Если они поженятся по-настоящему, ей предстоит именно такая жизнь.

В горле у Ромэйн застрял комок. Пошел второй день, как она была настоящей женой Джеймса, но брак их оставался пока фиктивным.

Ромэйн услышала дедушкины шаги и отошла от окна. Взглянув на герцога, она увидела саркастическую улыбку на старческом лице.

— Прелестная картинка, — холодно заметил старик. — Добропорядочная жена ожидает возвращения мужа.

— Дедушка, в твоем сарказме нет необходимости. Я прекрасно знаю, ты надеешься, что Джеймс в ближайшие дни навсегда покинет нас.

Герцог опустился в кресло и сложил на коленях венозные руки.

— Я не желаю твоему мужу ничего плохого.

— Нет конечно, но я знаю, что ты хочешь избавиться от него.

— Он не тот человек, за которого я хотел бы выдать тебя замуж.

— Я тоже не собиралась выходить за него. — Ромэйн улыбнулась и опустилась на одно колено рядом с дедом. — Но, дедушка, я люблю его.

Герцог впился пальцами в подлокотник:

— Я думал, ты мудрее, чем твоя тетка, которая не желала внять голосу разума и вышла замуж против моей воли.

— И каждый день она сожалела об этом необдуманном поступке.

— Откуда ты знаешь?

Ромэйн накрыла ладошкой его руку и улыбнулась:

— Тетушка Стелла разделяет твою неприязнь к Брэдли. Когда она узнала, что он ухаживает за мной, она послала мне письмо с предупреждением не иметь с ним ничего общего.

— Неужели мы со Стеллой в чем-то сошлись во мнениях? — Старик потер подбородок. — Может статься, я пошлю за ней. — Помолчав еще, он добавил: — Слишком много времени прошло с тех пор, как мы в последний раз думали одинаково.

— Это будет замечательно: вы объединитесь и вместе будете бранить меня за недостаток благоразумия.

— В отношении Монткрифа? Ты уже выкинула его из головы?

— Я люблю Джеймса, — снова прошептала Ромэйн.

Тяжело вздохнув, герцог ответил:

— Я был бы неискренен с тобой, сказав, что это то решение, на которое я надеялся.

— Почему тебе не нравится Джеймс? Он так похож на тебя! Он упрямый и сварливый, как ты, а я люблю вас обоих.

— Я дурно отношусь к происходящему не потому, что я недолюбливаю его лично, а потому, что ты снова признаешься в любви к человеку, которого совсем не знаешь.

— Я хорошо знаю Джеймса.

— Неужели? — герцог дружески потрепал Ромэйн по руке, но спросил сухо и настороженно: — Чем он занимался до того, как ты наткнулась на него во время снежной бури?

— Он охотился.

Старик недовольно хмыкнул:

— Это не то, о чем я спрашиваю. Где он был до того, как объявился в этой забытой Богом шотландской деревне? Чем он занимался?

Ромэйн села на корточки. Когда-то и ее беспокоило неведение, но, не получив от Джеймса удовлетворительных ответов, она перестала его расспрашивать.

— Я не знаю, но какое это имеет значение?

— Чем он будет заниматься после того, как вы уедете из Лондона? Куда он повезет тебя?

— Я не знаю, — повторила Ромэйн. Такой поворот в их беседе заставил ее нервничать. — Может, если ты пригласишь тетю Стеллу в холл, мы заедем туда. Мне бы хотелось с ней повидаться.

— Даже несмотря на то, что однажды она лишит тебя Вестхэмптон-холла?

Ромэйн прикусила губку. Конечно, она не хотела, чтобы кто-то еще считал Вестхэмптон-холл своим домом, но спокойно заметила:

— Я все понимаю, дедушка. Я понимаю это с тех пор, как выросла настолько, что мне стало известно о твоем завещании.

— Дитя мое, я позаботился о том, чтобы ты была обеспечена и ни в чем не нуждалась, так что тебе не следует расстраиваться. — Он потрепал внучку по щеке: — Улыбнись, Ромэйн. Поверь своему деду, что в будущем ты не будешь обездолена.

Ромэйн попыталась улыбнуться. На этом их беседа завершилась.

Ромэйн решила, что будет наблюдать за улицей из своей спальни, чтобы ей никто не мешал.

Открыв дверь в комнату, она обнаружила, что слуги еще не заходили к ней, чтобы вынести воду и прибрать в комнате после ароматизированной ванны, которую она приняла уже час назад.

Волшебство близости с Джеймсом совершенно ослепило ее. Дедушка не может понять ее, потому что не знает, что Джеймс вовсе не бедный шотландский провинциал. Но на вопросы, которые задал дед, у нее не было ответа. Ничего не изменилось. Джеймс скоро отправится на службу и оставит ее, и она больше никогда его не увидит.

Слезы застилали ей глаза. Ромэйн откинула портьеру и выглянула в окно. В эту непогоду площадь выглядела такой же пустынной, как болота, простиравшиеся за Вестхэмптон-холлом.

Дверь открылась, и Ромэйн быстрым движением вытерла слезы. Девушка не хотела, чтобы Грэндж, которая пришла, очевидно, проследить, вынесли ли воду из комнаты, видела ее печаль. Но вместо голоса Грэндж она услышала:

— Черт подери! Ромэйн, разве я не просил держаться подальше от окон? Неужели у тебя разума не больше, чем у гусыни?

Девушка круто развернулась и увидела рассерженное лицо Джеймса.

Она хотела было вспылить, но осеклась: сюртук его был порван, на левой щеке красовался кровоподтек. Ромэйн сделала шаг навстречу мужу и остановилась в ужасе:

— Джеймс!

Улыбнувшись, он плотно закрыл за собой дверь. Ромэйн приблизилась к нему и поняла, что синяк на щеке — результат мощного удара кулаком в челюсть. Джеймс попытался подмигнуть жене, но сморщился от боли:

— Что случилось? — спросила Ромэйн.

— Можно повременить с ответом? Я бы хотел присесть.

Молодая женщина взяла мужа под руку и помогла опуститься в кресло.

Смочив кончик полотенца, лежавшего на бортике ванны, в воде, она приложила его к щеке Джеймса.

Витиевато выругавшись, он прорычал:

— Ромэйн, будь осторожна. Мне сегодня и так досталось.

— Что случилось?

— На нас кто-то напал.

— Как Камерон?

— За ним ухаживает Дора. Он чувствует себя лучше, чем я. Это он отразил нападение. Одного из нападавших Камерон несколько раз пырнул ножом. Дорожка из пятен крови пересекает Ковент-гарден.

Джеймс выругался и перехватил руку Ромэйн, прежде чем она успела в третий раз приложить полотенце к его щеке.

— Ради Бога, Ромэйн, перестань.

— Как я понимаю, ты даже не видел нападавших.

— Нет, он сразу же ударил меня чем-то тяжелым сзади по голове.

— Сзади по голове? Но у тебя разбита щека!

— Должно быть, я ударился о камень, когда упал, — откинувшись на спинку стула, продолжал Джеймс. — Это значительно осложняет выполнение задания. Если меня увидят в городе с разбитой физиономией, у наших врагов не останется никаких сомнений в том, что именно я выслеживал предателя.

Ромэйн помедлила и спросила:

— Они успели передать информацию?

— Нет. Крики Камерона испугали проклятых французишек.

Ромэйн поднялась и направилась в гардеробную. Оттуда она вернулась с небольшой коробочкой, которую протянула Джеймсу.

— Что это?

— Рисовая пудра. Ею иногда пользуется Грэндж. Она поможет скрыть синяки.

— А что поможет избавиться от боли?

Джеймс взял жену за руку и усадил к себе на колени.

— Я?

— Придумай что-нибудь, дорогая.

— Я так и сделаю, — успела пролепетать Ромэйн, прежде чем прильнуть к его губам.

Напевая мелодию своего любимого вальса, Ромэйн постучалась в комнату Эллен. День был солнечный и теплый — великолепное время для визитов. Увидев возле дома Филомены экипаж, Ромэйн поняла, что ее соседка дома. Если зайти ненадолго, то это не повредит больному отцу Филомены, а Эллен сможет отточить светские манеры.

Ответа на стук не последовало. Ромэйн постучала еще раз. Посильнее. Снова молчание. Тогда она открыла дверь и заглянула в спальню.

— Эллен, ты здесь?

Оглядев комнату, Ромэйн нахмурилась. Стул рядом с туалетным столиком был опрокинут, одежда разбросана. Задернутые шторы не пропускали в комнату свет.

— Эллен?

Ответа не было. Это казалось очень странным, потому что Дора и Клэйсон сказали, что Эллен у себя. Ромэйн собралась уже уходить, когда неожиданно наткнулась взглядом на записочку, подсунутую под деревянную раму зеркала над туалетным столиком. Ромэйн подняла стул, достала листок, развернула его и прочитала:

Я отправилась на конную прогулку с леди Филоменой и мистером Баумфри. Я скоро вернусь.

Записка была без подписи.

Сумасшедшая! Ей не следует ездить на прогулки с мистером Баумфри, даже в сопровождении Филомены. Не удивительно, что в комнате все вверх дном. Должно быть, получив приглашение, Эллен пришла в такой восторг, что козой носилась по комнате в поиске одежды, подходящей для прогулки с мистером Баумфри.

Ромэйн вздохнула, сложила записку и оставила ее на туалетном столике. Надо ехать за Эллен, но куда она могла отправиться? Вероятнее всего в Гайд-парк. Ромэйн застонала. В это время там много народу, и все уже наверняка отметили оплошность Эллен. Медлить нельзя.

Ромэйн забежала к себе за соломенной шляпкой и заторопилась вниз по лестнице. Клэйсон медлил, не решаясь выполнить ее указание, когда Ромэйн распорядилась подать к дому кабриолет.

— Что-нибудь случилось, леди Ромэйн?

— Надеюсь, нет.

Клэйсон послал слугу в конюшню, а Ромэйн повернулась к зеркалу. Нельзя выглядеть мрачной. Если кто-нибудь заподозрит правду, репутация Эллен будет навсегда подорвана.

Шорох колес кабриолета, остановившегося у парадного входа, музыкой прозвучал в ушах Ромэйн. Не дожидаясь Клэйсона, она подошла к двери, сама открыла ее и… очутилась лицом к лицу с Брэдли. Он уже поднял руку, чтобы взяться за кольцо.

— Мистер Монткриф, для вас меня нет дома, — произнесла леди Ромэйн, натягивая перчатки.

Брэдли схватил ее за плечо, не обращая внимания на предупреждения дворецкого. Он взорвался:

— Ромэйн, хватит витать в облаках и жить иллюзиями.

— Какую из них вы имеете в виду? Может, ту, что я была влюблена в вас?

— Ромэйн, ты знаешь, я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой.

— За последнее время ты слишком часто обсуждал этот вопрос. Ответ мой не изменился: я люблю Джеймса и не собираюсь разрывать брак. А теперь я должна ехать. Надеюсь, вы извините меня.

— Ехать — куда?

— По делам.

Брэдли покачал головой:

— Не советую. Ты поступишь разумно, если послушаешь то, что я собираюсь сказать твоему деду.

— Дедушка так же мало настроен выслушивать твои сплетни, как и я. — Обернувшись через плечо, Ромэйн распорядилась: — Клэйсон, не могли бы вы показать мистеру Монткрифу выход?

Дворецкий сделал шаг вперед, но тут же отшатнулся. Брэдли грубо выругался, схватил Ромэйн за руку и потащил к лестнице. Наверху Ромэйн увидела дедушку и Джеймса. Маккиннон бросился вниз, вынуждая Монткрифа отпустить жену. Брэдли покорился только после того, как герцог подтвердил требование Джеймса.

— Тебе не больно? — спросил Маккиннон у Ромэйн, сверля глазами Брэдли.

— Нет, со мной все в порядке.

Джеймс перевел взгляд на Монткрифа:

— Брэдли, леди Ромэйн просила вас покинуть этот дом. Надеюсь, мне не придется приказывать Клэйсону вышвырнуть вас на улицу.

— Это не ваш дом, — зашипел Брэдли. — И не вы распоряжаетесь здесь.

— И не вы, — сказал герцог, медленно спускаясь вниз.

Брэдли выстрелил взглядом в Джеймса и произнес:

— Ваша светлость, если вы уделите мне пять минут вашего драгоценного времени — думаю, вы не пожалеете, узнав некую тайну.

Герцог покачал головой:

— Убирайтесь вместе с вашими сплетнями.

— Ваша светлость, думаю, вам будет интересно узнать это.

— Сомневаюсь, что у вас есть нечто, могущее меня заинтересовать.

— Даже это? — и Монткриф достал что-то из-под сюртука.

Ромэйн попыталась разглядеть то, о чем говорил Брэдли, но он показал это только герцогу. Джеймс впился пальцами ей в руку, и она увидела его искаженное яростью лицо.

Герцог протянул руку и взял у Монткрифа клочок бумаги, совершенно такой же, как тот, что Ромэйн нашла в комнате Эллен. В душу ей закрался страх. Каждая минута, похищенная Брэдли, могла привести Эллен к несчастью. Прочитав записку, старик сначала нахмурился, потом улыбнулся.

— Это правда?

— Я получил верные сведения из нескольких источников, — ответил Брэдли. На губах его заиграла коварная улыбка.

— Из нескольких надежных источников?

— Абсолютно надежных, ваша светлость.

— Что это, дедушка? — вмешалась Ромэйн.

Он передал ей записку:

— Надеюсь, ты непричастна к этому, дитя мое, иначе тебе придется покинуть этот дом.

Буквы, написанные торопливым почерком, расплывались перед глазами, когда она читала обличительные слова.

Свидетельство, полученное мистером Маккинноном, подделка. Леди Ромэйн Смитфилд и Джеймс Маккиннон не являются мужем и женой, и представление, которое я разыграл перед свидетелями, сплошной обман.

Внизу стояла подпись: Реверенд Керр.

— Вы за этим посылали в Шотландию, Монткриф? — спросил Джеймс.

Ромэйн была поражена его спокойствием. Брэдли тоже, это читалось по его лицу. Герцог был в ярости.

— Это было доставлено мне тем, кто полагает, что эти сведения могут заинтересовать меня.

— Так кем же?

Монткриф усмехнулся:

— Неужели вы думаете, что я выболтаю вам это? Я слышал, вы меткий стрелок, мистер Маккиннон. Я бы не хотел обнаружить своего доброжелателя с дыркой в голове.

— И сами, наверное, не хотели бы получить пулю?

Блондин поник, но продолжал:

— Если со мной что-нибудь случится, мистерМаккиннон, знайте, здесь стоят два свидетеля, которые должны будут дать правдивые показания на процессе.

— Жена не может свидетельствовать против мужа.

В разговор вмешался герцог:

— Если вы не можете доказать, что написанное здесь — ложь, значит, Ромэйн не жена вам.

Он повернулся к внучке и распорядился:

— Дитя мое, иди к себе и оставайся в комнате, пока я не пошлю за тобой.

— Нет, дедушка. — Сжав пальцы в кулачки, Ромэйн взмолилась: — Дедушка, ты должен был узнать все, что случилось, до того, как прочитал это письмо.

— Ромэйн, это письмо объясняет достаточно много, иди к себе, пока я не приказал гувернантке увести тебя, как расшалившегося ребенка, каким ты была на протяжении нескольких последних месяцев.

— Дедушка…

— Иди, — мягко сказал Джеймс.

Ромэйн покорилась: настало время доказать, что она доверяет ему. Поднимаясь вверх по лестнице, Ромэйн оглянулась только однажды. Должно быть, Джеймс почувствовал на себе ее взгляд, потому что тут же поднял на нее глаза. Ромэйн ждала от него подбадривающей улыбки, но он сразу же отвернулся к мужчинам.

Молодая женщина вошла в спальню, где градом вопросов ее встретила Грэндж. Ромэйн начала было отвечать, но не сдержалась, и слезы хлынули у нее из глаз. Бросившись на кровать, она принялась оплакивать любовь, которая с самого начала была обречена на смерть.

Ромэйн даже предположить не могла, как долго она спала. Подушка ее все еще была мокрой от слез, которыми она смывала с себя кошмар потери Джеймса. Она услышала скрипучий дедушкин голос и решила посмотреть в глаза деду и умолить его простить ей двуличие и, более того, помочь уговорить Джеймса узаконить их отношения.

— Я запрещаю Ромэйн выходить из комнаты. Даже для еды. — Тон и слова дедушки не оставляли сомнения в том, что ярость его только усилилась. — У нее больше не будет возможности пускаться в сомнительные приключения, пока я не буду уверен, что она действительно вышла замуж.

— За мистера Маккиннона? — пропищала Грэндж.

— Ба! Я скорее за дьявола ее выдам, чем за этого изолгавшегося, вшивого шотландца. Все! Ему — отставка. Впредь двери ему не открывать, в дом не пускать!

— Тогда… за кого выходит замуж Ромэйн?

— Как только будут получены все необходимые документы, моя внучка станет миссис Брэдли Монткриф.

Глава 20

Ромэйн поднялась на кровати и поискала глазами Джеймса. Увидев на полу солнечные блики, она нахмурилась. Почему в полдень она находится в постели?

Прикрыв глаза руками, Ромэйн вспомнила утренние неприятности. Джеймса изгнали из дома, а дед был так решительно настроен спасти репутацию семьи, что даже согласился отдать ее за Брэдли.

— Не унывай, дорогая, все не так плохо!

Ромэйн подняла глаза и с удивлением воскликнула:

— Джеймс!

— Тсс! — прошептал он, усаживаясь на постель возле нее.

— Что ты здесь делаешь?! Вдруг тебя увидят?!

Маккиннон улыбнулся:

— Не волнуйся, дорогая. В этом доме многие не хотели бы видеть тебя законной подстилкой Монткрифа.

Услышав грубость, Ромэйн вспыхнула и ответила:

— Если Грэндж не из их числа, она побежит с доносом к дедушке как только обнаружит, что ты здесь.

— Не волнуйся о Грэндж. Подозреваю, что меня она недолюбливает меньше, чем Монткрифа. Дорогая, долго болтать я не могу. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь.

— Выбор у меня небольшой. Я здесь почти в заточении.

— Я не шучу, Ромэйн.

Расслышав в его голосе жесткие и строгие нотки, Ромэйн выпрямилась и спросила:

— Предатель?

— Я вернусь, как только смогу. Мы с Камероном должны продолжать слежку за клубом. Фармер подозревает, что информация проходит именно через Брукс-клуб. Если он не ошибается, мы выйдем на след предателя. — Джеймс погладил щеку Ромэйн: — Дорогая, я должен быть уверен, что ты здесь в безопасности.

— Не было ли еще каких-нибудь неприятностей сегодня Джеймс?

— Еще нет. — Он встал. — Оставайся здесь. Поговори с Эллен.

— Думаю, ее еще нет. — Ромэйн хотела было что-то добавить, но остановилась на полуслове. Не надо говорить Джеймсу про Эллен, хватит с него и того, что он подвергает свою жизнь опасности во благо нации.

— Потом поговори с Дорой и Грэндж. И все время будь здесь. Обещай мне это, дорогая.

— Обещаю, — покорилась Ромэйн.

— А я обещаю тебе, что, если ты не пустишь никого в свою постель, я вернусь, чтобы разделить ложе с тобой.

— Но дедушка никогда не позволит тебе войти в этот дом, — прошептала Ромэйн. — Неужели ты снова хочешь пробраться сюда тайком?

— Ромэйн, не ломай голову над моими проблемами. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.

Поцелуй его был мимолетен и оставил на губах только надежду на следующий. Джеймс исчез. Дверь за ним закрылась, и Ромэйн успела только прошептать:

— Береги себя.

Клэйсон, нервничая, вошел к Ромэйн и объявил:

— Леди Ромэйн, к вам посетитель.

— Дедушка не разрешил мне никого принимать, — ответила женщина, не отрывая глаз от рукоделия. Ей требовалось какое-нибудь занятие, которое бы могло отвлечь ее и дать возможность подумать. Ромэйн беспокоилась за Джеймса.

— Меня — можно, — раздался за спиной Клэйсона самодовольный голос Брэдли.

Прежде чем отложить вышивание, Ромэйн сосчитала до десяти и сделала глубокий вдох.

— Сомневаюсь, чтобы дедушка позволил входить в мою спальню даже вам.

— Можете идти, — отдал Монткриф распоряжение дворецкому, как будто был уже хозяином в доме.

Клэйсон в беспокойстве взглянул на Ромэйн. Он сообщит о визите Грэндж, которая тут же займет свой пост у дверей и все подслушает.

Брэдли сел рядом с Ромэйн и попытался поймать ее руку. Женщина прятала руку под шаль, сжимая в пальчиках иголку.

— Ты можешь не быть такой застенчивой со мной, Ромэйн. В начале следующей недели ты станешь моей женой.

— Брэдли, вы можете испросить разрешение на брак, но ни вы, ни даже дедушка не можете принудить меня выйти за вас замуж.

— Это правда.

Ромэйн сохраняла холодность на лице, хотя в действительности была удивлена тем, что Брэдли признал ее правоту.

— Тогда вам следует согласиться с тем, что здесь вам не место.

— Я соглашаюсь и с этим. — Брэдли встал и попросил: — Давай вместе сходим к Филомене. Ее отец может не дожить до заката, ей не следует оставаться одной.

— Я не хочу показываться где бы то ни было в вашем обществе, мистер Монткриф.

Услышав отрицательный ответ, он весь сжался, но произнес:

— Перестань причитать над своими неурядицами и подумай о бедняжке Филомене.

— С ней Эллен.

— Но твоя кузина почти посторонний человек для Филомены. Филомена имеет право рассчитывать, что в столь тяжкий миг, когда ее отец почти прощается с жизнью, рядом с ней окажется верный и преданный друг.

— Мысленно я с ней, но телом я останусь здесь.

— Почему?

— Дедушка…

— Но надо использовать любую возможность, чтобы помочь другу.

Ромэйн посмотрела в окно. Джеймс предупредил ее, что он вернется не раньше чем стемнеет. Если она выйдет хотя бы на минуточку, чтобы навестить Филомену…

— Нет…

— Ромэйн, будь благоразумна.

— Я благоразумна. Я не нарушу обещаний, данных Джеймсу, потому что он всегда вел себя искренне и прямо по отношению ко мне, — сказала она себе.

— Всего доброго, мистер Монткриф.

Брэдли направился к двери, но обернулся:

— Ромэйн, ты можешь навредить себе, если не смиришься с мыслью, что твоим мужем буду я. Как только мы поженимся, ты будешь в полном моем подчинении. — Монткриф открыл дверь и улыбнулся. — Твой дед заверил меня, что знает священника, который нас обвенчает вне зависимости от твоего согласия. — И Брэдли хлопнул дверью.

Ромэйн облегченно вздохнула. И выглянула в окно. Джеймс, торопись назад. Не знаю, как долго я выдержу без тебя.

Грэндж шныряла по комнате Ромэйн, как ищейка, и при этом не переставала болтать. Поведение гувернантки было невыносимо, но Ромэйн старалась не обращать на это внимания. Принесли ужин для Ромэйн, и Грэндж засуетилась возле стола.

— Я обещала, что буду есть, — сказала девушка, кладя вилку на место, — но не тогда, когда ты следишь за мной. Иди к себе и поешь, Грэндж.

— Моя госпожа, я… — компаньонка поднялась и кивнула. Пройдя несколько шагов к двери, она повернулась и сказала: — Мне так жаль…

— Что я должна выйти замуж за Брэдли Монткрифа? Мне, признаться, тоже.

— Да, но не только.

— Чего же еще? Ты имеешь в виду Джеймса?

Перебирая морщинистыми руками передник, Грэндж прошептала:

— Я знаю, ты ведь думала, что любишь его.

— Я люблю его на самом деле.

— Даже после того, как он соблазнил тебя, зная, что ваш брак незаконен?

— Я знала… — Ромэйн прикусила язычок, чтобы не сболтнуть лишнего. И, сделав глубокий вдох, произнесла: — Я знала, что сделаю все, чтобы человек, которого я люблю, был счастлив.

— А сейчас ты повержена.

— Если бы я была повержена, я бы стоила того, чтобы со мной так обошлись.

— Леди Ромэйн!

Вместо ответа Ромэйн намазала маслом кусочек хлеба и начала есть. Грэндж вышла за дверь, и Ромэйн выплюнула хлеб: от страха ее мутило.

Женщина взглянула в сторону окна: Джеймс, безусловно, скоро вернется. Из гардеробной послышался легкий шум. Оставив поднос, Ромэйн резво вскочила и прошептала:

— Джеймс?

Она опасалась говорить громко, чтобы нечаянно не выдать его.

Открыв дверь в гардеробную, молодая женщина нахмурилась: в комнате тускло горела только одна свеча. Ромэйн потянулась, чтобы засветить другую. Неожиданно над ее головой что-то взорвалось, и мир окутался мглой.

Первое, что услышала Ромэйн, был стон. Мало-помалу она осознала, что источником стонов была она сама. Женщина открыла глаза: на нее опускался незнакомый потолок. Фриз, выточенный в виде виноградной лозы, она видела много раз. Женщина повернула голову и увидела брюнетку, склонившуюся над ней.

— Филомена! Почему я нахожусь у тебя в доме?

— Ромэйн! Ты очнулась? — Филомена рассмеялась и прижала руки к лифу синего платья. — Что за странный вопрос я задала! Конечно, ты очнулась, раз разговариваешь со мной.

— Как я сюда попала? — Ромэйн заставила себя подняться и обнаружила, что лежит на диване в гостиной леди Филомены Баумфри.

Увидев, что по другую сторону низенького столика сидит Эллен, Ромэйн решила, что разум и зрение отказывают ей. Красные припухшие глаза и следы пудры на лице свидетельствовали о том, что Эллен долгое время провела в слезах. За стулом Эллен стоял Норман Баумфри, шрам на щеке делал его улыбку загадочной.

— Очень рады, леди Ромэйн, — великодушно поприветствовал ее Норман. — Как вы себя чувствуете?

Ромэйн осторожно прикоснулась к затылку:

— Это вам я обязана головной болью?

— Я надеялся, что нам не придется прибегать к насилию, но вы ведь отказались уйти с Монткрифом.

— С Брэдли? А где он?

Филомена присела рядом с Ромэйн на диван и разгладила складки платья на коленях.

— Он скоро придет. Но пока его нет, мы можем выпить по чашечке чаю. — Прекрасная женщина позвонила в серебряный колокольчик.

— Нет, благодарю вас. Я должна вернуться домой. — Ромэйн попыталась встать, но ноги отказывались ей служить, и она вновь опустилась на диван.

— Ромэйн! — Эллен обежала вокруг стола и опустилась на колени возле своей наставницы. Она гневно обратилась к Филомене:

— Зачем вы причинили боль и ей тоже?

Ромэйн подняла голову:

— Тоже? Эллен, с тобой все в порядке?

— Головная боль у нее скоро пройдет, — с жестоким смешком сказал Норман Баумфри.

Ярость прибавила Ромэйн сил.

— Мистер Баумфри, и вы, Филомена, полагаю, я заслуживаю объяснений, что происходит.

— Ничего ты не заслуживаешь, — бросила Филомена. С лица ее будто смыло все признаки благорасположения. — Но чтобы повеселиться самим, мы скажем тебе правду: мисс Данбар по чистой случайности попала сюда. Человек, которому мы поручили схватить и привести сюда тебя, перепутал вас и приволок Эллен.

— А записка?

— Записка предназначалась Маккиннону, — ответил Баумфри. — Мы надеялись, он не разберет, что она написана не рукой его жены. Задумано было отлично, но пустоголовый исполнитель все перепутал.

Мурашки побежали по телу Ромэйн. Неужели все снова? А она-то высмеивала мужа, когда он предупреждал о смертельной опасности, которая ей грозит. Но нет… Филомена была ее другом. Ромэйн взглянула на высокую брюнетку и не увидела в ее глазах ничего, кроме ненависти.

Ромэйн взяла Эллен за руку и почувствовала, что та дрожит.

— Мистер Баумфри, я здесь, и вы можете отпустить Эллен.

— Это было бы неразумно. Она свидетельница вашего похищения и расскажет обо всем — а это существенно осложнит мою жизнь.

— Вам следовало предусмотреть все, прежде чем пускаться в опасные проделки. — Ромэйн, держа Эллен за руку, направилась к двери. — Доброго вам вечера и до свидания.

Она не успела дойти до косяка, как дверь распахнулась и на пороге появился Монткриф. Скаля зубы, он помахивал листком бумаги.

— Здесь то, чего вы желали! Я… — все прочие слова утонули в вопле ужаса. Монткриф оцепенел.

Увидев за спиной Брэдли очертания знакомой фигуры. Ромэйн крикнула:

— Джеймс! Эллен, это Джеймс, бежим!

Неожиданно кто-то схватил ее за руку и чуть не сбил с ног, что-то вспыхнуло возле лица. Ромэйн скосила глаза и увидела, что Баумфри держит пистолет в дюйме от ее виска. У женщины подкосились ноги, но Норман, крепко держа ее за руку, не дал ей упасть. Ромэйн увидела, что Джеймс опускает свой пистолет, не угрожая больше Монткрифу.

— Так-то лучше, — процедил Баумфри.

— Брэдли, ты идиот! Ты что, не видел, кто идет следом за тобой?! — прошипела Филомена и сделала Монткрифу знак рукой, чтобы он вошел в комнату. Ее шурин усмехнулся.

— А чего ты от него ждала? Сначала он увез леди Ромэйн в Шотландию и едва не спутал нам все карты. Потом…

— Успокойся. — Голос Филомены снова сделался медовым. Она обратилась к Эллен: — Милочка, вы кажетесь совсем слабенькой. Вы можете сесть. Надеюсь, вы будете молчать.

— Если вы думаете, что я буду молча наблюдать, как Ромэйн… — храбро начала она, но замолчала, когда Баумфри взвел курок, целясь прямо в затылок Ромэйн.

— Эллен, делай, что она скажет, и спасай себя, — прошептала Ромэйн.

— «Делай, что она скажет», — передразнила Филомена и угрожающе добавила: — Сядь и замолчи, или ты и твоя Ромэйн умрете вместе с Маккинноном. Поняла?

Губы у Эллен дрожали, но она лихо задрала подбородок кверху.

— Да, я поняла, леди Филомена, что вы пустоголовое существо, если осмеливаетесь бросать вызов Данбарам.

— Тихо, девочка, или по твоей вине Ромэйн придется проститься с жизнью. — Филомена рассмеялась, видя, что Баумфри толкнул Ромэйн пистолетом. — Надеюсь, ты будешь хорошей девочкой, — продолжала Филомена.

— Джеймс, — прошептала Эллен.

Он не двинулся с места.

— Делай, что тебе говорят.

— Но они убьют тебя.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Эллен завернулась в кружевную шаль и опустилась на стул.

— Хорошо, — с удовлетворением произнесла Филомена. — А теперь, майор, я предлагаю вам бросить оружие на пол и войти в комнату. Мне бы не хотелось омрачать последние часы моего папочки.

— Майор? — с удивлением спросила Эллен.

— Я же приказала тебе молчать, — повысила голос Филомена. — Одного шотландского мученика на сегодняшний день достаточно, — и, повернувшись к своему шурину, сказала: — Норман, все идет, как я и предсказывала. Годами ты мечтал прибрать к рукам леди Ромэйн Смитфилд. И вот ты ее получил.

Джеймс выругался и рванулся вперед, но замер, услышав щелчок взводимого курка. Ромэйн стояла с широко раскрытыми глазами. Если суждено умереть, то пусть ее последний взгляд останется на человеке, которого она любила.

Джеймс, сможешь ли ты простить, что я пренебрегла твоими предупреждениями?

— Почему бы тебе не убить ее? Ты же знаешь, что Ромэйн должна умереть, — сказал Монткриф и налил себе стаканчик виски. — Филомена, моя дорогая, она должна проститься с жизнью раньше, чем твой отец.

— Почему? — спросила Филомена.

Монткриф с усмешкой победителя взглянул на леди Смитфилд:

— Дорогая Ромэйн, моя дорогая, милая, невероятно глупая Ромэйн. — Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Тебе дьявольски, невероятно повезло, но счастье твое кончилось. На сей раз я своими глазами увижу твою смерть.

— Смерть? Я не понимаю. Почему ты хочешь, чтобы я умерла?

— Неужели ты верила моим объяснениям в любви? Ты прелесть, моя дорогая, но я больше никогда не буду под властью твоего проклятого деда. Я уеду во Францию. Так или иначе, но у тебя была возможность стать бесценной леди, именно поэтому я хотел, чтобы ты была моей женой. Моей покойной женой. Но всякий раз, когда мы ставили тебе ловушку, тебе удавалось выжить.

— Так это ты договорился с Даффи, что меня похитят и убьют? Так это ты столкнул нашу карету на обочину? — Ромэйн проглотила слезы. — Во время этой катастрофы погиб Тэчер!

— Я не собирался причинять ему вред.

— А пожар?

— В карете оставалось то, что могло стать вещественным доказательством и свидетельствовать против меня.

— Но почему ты желаешь моей смерти? Ты же знаешь, что согласно завещанию дедушки я могу получить весьма скромное наследство.

Брэдли усмехнулся и толкнул ее на диван:

— За исключением одного вклада.

— Сумма возврата не может быть очень большой. Дедушка вложил пятьдесят тысяч фунтов. Даже если помещение денег было высокодоходным…

— Деньги были вложены по схеме tontine, Ромэйн.

— Tontine? — переспросила Ромэйн.

Эллен уже возносила молитву.

— Твой дед, хитроумный лис, сделал все, чтобы ты никогда не смогла потратить деньги, которые были вложены на паях семью участниками соглашения. Каждый из его друзей внес определенную сумму с условием выплаты денег детям, но герцог подписывал бумаги последним, и до первой смерти одного из участников сделки никто не обратил внимания, что деньги герцог вложил на имя не своих детей, а внучки. Он прекрасно понимал, что дети его друзей уйдут из этого мира намного раньше тебя.

— А при такой системе вклада последний, оставшийся здравствовать, получает все деньги с процентами. Триста пятьдесят тысяч фунтов — это начальный капитал, который увеличился во много раз, — сказала Филомена.

— Все остальные участники сделки умерли? — спросила Ромэйн.

— За исключением одного. — Баумфри указал на потолок: — Лорд Харкорт — еще один оставшийся в живых из тех, кто подписал соглашение.

Джеймс рассмеялся, и Ромэйн посмотрела на него. Зачем он их дразнит?

— Трое подлецов, остро нуждающиеся в деньгах, особенно с тех пор как источник финансирования из Франции зачах, мечтают наложить лапу на деньги, вложенные герцогом.

— Франция? — прошипел Монткриф. — Какое отношение имеет Франция к добрым английским фунтам?

— Спроси свою сообщницу, Монткриф, что было в записочке, которую ты принес из клуба и передал ей.

Лицо Филомены пошло багровыми пятнами.

— Брэдли, убей его! Я не хочу выслушивать оскорбления в доме моего отца!

— Леди Филомена, чем больше вы оскорблены — тем, что я называю вас распутной женщиной или предательницей? — Джеймс скрестил руки на груди и язвительно улыбнулся.

— Застрели его! — взвизгнула Филомена.

— Вы хотите, чтобы Монткриф застрелил меня прежде, чем я открою ему глаза на то, как вы пытались торговать Англией за французское золото, не так ли?

Ромэйн была потрясена. Так предателем была Филомена?! Но разве это возможно? Едва ли она когда-либо выезжала дальше поместья своего отца.

Монткриф достал пистолет, и Ромэйн взмолилась:

— Брэдли, не делай этого! Разве ты не понимаешь, чего хочет эта женщина? Она заставляет тебя убить меня, Джеймса и Эллен, а потом тебя вздернут как убийцу.

— Она лжет, — произнесла Филомена, обнимая Брэдли. Она подняла его безвольную руку, сжимавшую оружие, навела пистолет на Ромэйн и прошептала: — Убей их всех, и все денежки достанутся нам.

— Убей нас, — поддакнул Джеймс, — и твоя дорогая Филомена выйдет замуж за своего возлюбленного — шурина Нормана Баумфри. В конце концов, это же они все придумали. Они устроили заговор после того, как Норман вернулся с континента, попав туда в качестве военнопленного. Французы внушили ему, что единственный путь, каким можно избежать жестокой мясорубки войны, лежит через предательство интересов Англии. Или… еще… — тут Джеймс улыбнулся. — Сначала Баумфри и теперешняя вдова его покойного брата решили завладеть денежками, которыми, как они считали, располагает брат Нормана. Каким ударом для вас, мистер Баумфри, было то, что все состояние ваш брат растранжирил, сидя в клубе за столом с зеленым сукном!

— Как вы узнали об этом? — требовательно спросил Баумфри.

— Прекрати свою болтовню! — визжала Филомена.

— Леди Филомена, вы совершили самую большую оплошность, — продолжал Джеймс так же спокойно, как начал, — когда выполняли роль связного. Я обратил внимание, что письмо французского шпиона начинается словами Моя дорогая. Женщина!

Филомена что-то прошептала на ухо Монткрифу и отступила на шаг. Он поднял пистолет.

— Маккиннон! Мы больше не желаем слышать вашей лжи. Брэдли! Убей его!

— Только если хочешь умереть первой! — раздались громовые раскаты знакомого голоса.

— Дедушка! — вскрикнула Ромэйн.

Герцог Вестхэмптон поднял дуэльный пистолет. Баумфри мгновенно спрятался за Ромэйн. Раздался выстрел. Норман застонал и отпустил женщину. Ромэйн прижалась к стене. Еще выстрел. Над головой Ромэйн что-то треснуло.

Она застыла в ожидании смерти. К ее плечу прикоснулась чья-то рука, и Ромэйн застонала.

— Все прошло, Ромэйн.

Она подняла глаза, увидела перед собой Джеймса и бросилась ему на шею. Они обнялись, а сверху на них сыпались кусочки штукатурки. Должно быть, один из выстрелов повредил потолок. Джеймс на мгновение прижал ее к себе и отпустил.

— Со мной все в порядке, — прошептала Ромэйн, поймав на себе его взволнованный взгляд.

— С нами тоже. — Джеймс обернулся и крикнул: — Фармер, вы поймали их?

— Да, сэр, — был ответ. — Всех троих.

— Ну что ж… Вы сами знаете, куда их следует доставить.

— Да, сэр… майор.

Джеймс слабо улыбнулся и помог Ромэйн устроиться на диване. Потом он сел рядом и обнял ее.

— Что с Эллен? — шепотом спросила женщина.

— Камерон отведет ее к матери, пока Дора не упала в обморок. Камерон и Дора будут бесконечно рады, что вся эта неразбериха закончилась и они могут зажить своей настоящей жизнью.

— Настоящей жизнью? Так Эллен не твоя кузина? — спросила ошеломленная Ромэйн. — И Дора не твоя тетя?

Джеймс улыбнулся:

— Дора — жена Фергуса Камерона. Эллен — его падчерица. Я думаю, что должен сообщить об этом и Эллен тоже. Она ни разу не задала мне ни одного вопроса с тех пор, как Фергус привез меня в Струткоилл и сказал ей, что я дальний родственник ее покойного отца.

Ромэйн опустила глаза и посмотрела на руки.

— Все кончено, не так ли? Ты поймал предателей. Теперь ты можешь вернуться к своей привычной жизни и снова стать майором Маккинноном, а я постараюсь начать жить в соответствии с требованиями света, которые будут предъявлены мне, когда выяснится, что наш брак был только уловкой.

— С этим могут возникнуть небольшие осложнения, — вмешался герцог, опускаясь на стул недалеко от Ромэйн.

— Какие? — поинтересовалась она.

На этот вопрос ей никто не ответил. Джеймс протянул герцогу руку и сказал:

— Спасибо, ваша светлость, за помощь в этом деле.

— Ты помог Джеймсу? — Этим Ромэйн, казалось, была потрясена больше, чем всем происшедшим с ней раньше. — Я думала, ты хочешь избавиться от него.

— Я тоже умею вести двойную игру, — хитро улыбнулся старик. — Я выучился игре в шпионов задолго до вашего появления на свет. Я получал удовольствие, помогая вам, майор.

— Но… как?..

Герцог потер руки:

— Дорогой мой, неужели вы думаете, что я приму в дом первого попавшегося мужчину, который назовется мужем моей внучки? О том, что в моем доме появится некто Джеймс, я узнал задолго до вашего прибытия в Вестхэмптон-холл, но вообразите мое удивление, когда выяснилось, что этим Джеймсом является майор Джеймс Маккиннон, старший сын моего доброго друга маркиза Лейткерна!

— Маркиза? Ты наследуешь титул маркиза? — переспросила Ромэйн у Джеймса, который сидел возле нее в рваных брюках и мятой рубашке.

— Надеюсь, этот титул еще долгие годы не ляжет тяжким грузом на мои плечи: отец мой находится в добром здравии.

Ромэйн укоризненно покачала головой:

— Джеймс, а, может быть, ты забыл мне еще что-нибудь рассказать?

— Да, одну вещь, — ответил герцог вместо Маккиннона. — Но пусть о ней тебе поведает твой муж.

Ромэйн повернулась к Джеймсу:

— Мой муж?

— Твой дедушка имеет в виду небольшую хитрость, на которую мне пришлось пуститься.

— Обман? — в ужасе переспросила Ромэйн, но, видя дедушкину улыбку, предположила: — Ты хочешь сказать, что никакого фальшивого свидетельства о браке не было?

— Нет. Мои связи в Нижних Землях оказались не столь солидными, как я надеялся.

— Но что же тогда принес Брэдли?

— Это то, о чем мы предварительно договорились с Реверендом Керром. Я предположил, что рано или поздно оборотень поймет, что я и есть тот шотландец, который преследует его. И в случае, если к нему обратятся, Реверенд Керр должен был написать письмо, которое и оказалось в руках Баумфри.

— Но… если у нас нет свидетельства о браке… как же Реверенд Керр согласился обвенчать нас?

— У нас есть свидетельство о браке, — сказал Джеймс.

— Но ты же говорил…

— У нас есть подлинное, настоящее свидетельство о нашем браке.

Ромэйн недоуменно посмотрела на Джеймса, разрываясь между недоверием и восторгом. В этом заключалось то, о чем она мечтала, но Джеймс всегда очень ясно давал понять, что любые узы будут для него обременительны, что он оставит ее, как только поймает предателя.

Ромэйн мягко спросила:

— Так… мы женаты… по-настоящему?

— Боюсь, что да.

— Почему же ты не открыл мне всю правду раньше?

Джеймс встал и взъерошил рукой волосы. Она сразу увидела в этом взрослом человеке несносного мальчишку, который сует свой нос куда не следует, но который сам привык выпутываться из беды.

— Я опасался, что ты не согласишься выйти за меня замуж по-настоящему.

— А это расстроило бы твои планы.

— Нет. Это расстроило бы мои планы в отношении тебя. — И он нежно поцеловал ее.

Ромэйн позволила ему взять себя на руки и обняла за шею. Прервав на секунду поцелуй, Джеймс произнес:

— Позволь мне узнать твое истинное желание. Согласишься ли ты быть моей женой, Ромэйн?

— Да, — прошептала она.

Когда их губы вновь слились, радость переполнила сердце Ромэйн, и она поняла, что их сердца заключили изумительную сделку, которая наполнит восторгом каждый подаренный им Богом день.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Приличного (франц.).

(обратно)

2

Нижние Земли — низинные районы юга и востока Шотландии (примеч. перев.).

(обратно)

3

Язык гэлов, жителей горной Шотландии (примеч. перев.).

(обратно)

4

Мелкий землевладелец.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

*** Примечания ***