Ты - моя тайна [Кэтрин Стоун] (fb2) читать онлайн

Кэтрин Стоун Ты — моя тайна

Пролог

— Самолет компании «Пан-Америкэн», рейс 167 из Парижа, совершил посадку в секторе 34.

«Это его самолет», — с тяжелым чувством подумала Кэрри, и сердце у нее тревожно забилось. Пока не объявили о прилете, она старалась не думать о том, что снова его увидит. Но теперь с особенной силой осознала, как ей будет трудно и насколько она не готова к встрече.

Они встретятся через несколько минут. Таможенный досмотр не займет много времени. Он быстро выйдет из салона первого класса: багажа у него нет, так что задержки не предвидится. Скорее всего он даже не выписался из парижского отеля. Как только получил сообщение Кэрри, что Меган в нем нуждается, взял билет на ближайший рейс до Нью-Йорка.

Кэрри ждала у пункта таможенного контроля в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Стояла близко к выходу, но чуть в стороне от встречающих.

Ближе всех к дверям подобрались ребятишки, нетерпеливые в своем желании поскорее увидеть дедушек и бабушек из стран Старого Света. В радостном возбуждении дети прыгали, бегали, громко смеялись и визжали от восторга. За ними толпились взрослые, большей частью родители подростков, возвращающихся домой на летние каникулы из европейских школ. Замыкали толпу встречающих в основном руководители туристических групп — эти деловито устанавливали на виду таблички с названиями фирм, подзывали носильщиков и готовили к раздаче книжечки с отрывными талонами на проживание в гостиницах.

Кэрри почти не обращала внимания на всю эту радостно оживленную суету, еще меньше занимали ее любопытные взгляды. Ее, разумеется, узнавали. Мягкие золотистые волосы, светло-голубые глаза, открытая улыбка и беспечный смех Кэрри были знакомы миллионам людей. Обычно она приветливо и сердечно встречала назойливых искателей автографов, но сегодня никто к ней не подходил. Сегодня поклонники сразу замечали усталость и тревогу в ее глазах и понимали, что за видимой безмятежностью кроются напряжение и озабоченность.

Кэрри стояла близко у двери, чтобы не пропустить его, но все же держалась в сторонке, так как ей в отличие от остальных собравшихся грядущая встреча не сулила радости.

То была вынужденная встреча в критической ситуации. Встреча с человеком, которого она поклялась больше не видеть, с человеком, прилетевшим по первому зову, чтобы быть рядом с Меган. Так он поступал всегда, когда та в нем нуждалась. Но теперь Меган были нужны они оба — и вот они здесь.

Когда-то все они были друзьями. И теперь — на время — Кэрри должна была вспомнить о дружбе и забыть о недавней горечи, о словах ненависти и о страданиях. Когда все кончится — как только кончится, — каждый из, них пойдет своей дорогой. Снова. На всю жизнь.

Кэрри гадала, выдержит ли она. Сможет ли забыть о том, что они наговорили друг другу? Какое зло причинили? Помнить только о дружбе, о чистом начале их отношений, помнить о более чем дружбе… Это труднее и мучительнее, чем вспоминать о ненависти и горечи.

«Я должна это сделать, — думала Кэрри. — Мы должны. Ради Меган. Не имеет значения, насколько это трудно».

Дверь контрольного пункта отворилась. Как и предполагала Кэрри, он вышел первым. При виде его Кэрри ощутила взрыв бурных и беспорядочных эмоций. Он остановился возле двери, спокойно поискал ее глазами — и нашел почти мгновенно. Смотрел на нее поверх шумливой толпы ребятишек, поверх оживленных семейных пар и деловитых гидов. Их взгляды встретились и застыли, неуверенные, испытующие.

В эту минуту, глядя издалека в такие знакомые светлые глаза, утомленные и озабоченные, Кэрри поняла, что они справятся с собой. Забудут обо всем, кроме дружбы, на время тяжкого испытания. Да, они справятся. По его глазам она поняла, что и он сознает, насколько это нелегко обоим. И безмолвно обещает сделать все, что в его силах.

Не отводя от нее взгляда, прежде чем сделать шаг ей навстречу, он улыбнулся. Усталой, смущенной улыбкой, как бы спрашивая: а ты постараешься?

Кэрри в ответ слегка улыбнулась. Да, она постарается.

Она ждала, пока он проберется к ней через толпу, а ее сердце громко билось, и в памяти всплывало, как он впервые ей улыбнулся, — осенним вечером семь лет назад. Сколько всего произошло за эти годы, сколько осталось в памяти, пролегло между милым давним вечером и трагедией, которая снова свела их вместе.

Кэрри вышла из задумчивости, когда он уже был рядом и мягко произнес:

— Привет, Кэролайн.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Стэнфорд, Калифорния, сентябрь 1970 года

— Ну вот мы и приехали, Кэрри. Лагунита-Холл.

Стефан улыбнулся, заметив, как широко раскрылись глаза сестры.

Кэрри крепко ухватилась за ручку дверцы. Во рту пересохло от волнения.

Наконец она здесь. В Калифорнии. В Стэнфорде. И самое главное — в Лагунита-Холле. Общежитию для первокурсниц уже более ста лет. Здесь жила в свое время ее мать. Жила бабушка. Кэрри, можно сказать, выросла на замечательных романтических рассказах о Лагунита-Холле. Ее родители познакомились на вечеринке в Лагуните. Кэрри была в подробностях известна эта история и еще сотня других.

Знала она и о традициях Стэнфорда. О меню тамошних воскресных ужинов — цыпленок, лазанья со шпинатом, свежие булочки, воздушный пирог с тыквой, о гимне Лагуниты, о ее обетах. У Лагуниты была и своя тайна — по плакучей иве легко было взобраться на балкон, а под ее поникшими почти до земли ветвями назначить свидание.

Девушка страстно ждала того дня, когда и она поселится в Лагуните и с ней приключится нечто необыкновенное. И вот она здесь.

Кэрри уставилась на огромный корпус из потемневшего от времени красного кирпича, на белые ставни, обвитые плющом, побуревшим под калифорнийским солнцем. По фронтону здания тянулось полотнище со словами: «Добро пожаловать!» На усеянной маргаритками лужайке толпилось множество людей с постерами, чемоданчиками, объявлениями, на которых можно было прочесть: «Регистрация» — с указанием начальных букв фамилий, «Стэнфордское медицинское общество», «Стэнфордский театральный клуб», «Студенты против войны во Вьетнаме», «Служба подготовки офицеров резерва», «Центр проведения Недели знакомства» и так далее. Лагунита-Холл не впервые переживал шумное оживление первой недели и старался облегчить новичкам вступление в студенческую жизнь.

Чудом, но с присущим ему умением Стефан ухитрился изящно втиснуться на забитую до отказа стоянку. Кэрри открыла дверцу еще до того, как брат выключил мотор, но подождала Стефана, прежде чем направиться к толпе. Возбуждение и нетерпение, охватившие ее шесть часов назад в Бостоне при посадке на самолет и нараставшие по мере приближения к цели, внезапно сменились неприятными ощущениями страха и усталости. Кэрри поняла, что без Стефана ей не справиться с процедурой регистрации, не найти свою комнату и попросту не дотащить багаж. Она безуспешно пыталась успокоиться и унять бурное сердцебиение, но ноги ее не слушались… нет, без помощи Стефана ей не обойтись.

— Кэрри, прежде чем выгружать вещи, давай-ка узнаем, где твоя комната. Если тебя поселили в восточном крыле, проще доехать туда на машине.

Кэрри молча кивнула. Дар речи изменил ей, она сомневалась, что сможет произнести хоть слово. Стефан заглянул в ясные голубые глаза сестры, правильно истолковал ее робкую улыбку и, обняв Кэрри за плечи, безошибочно подвел ее к регистрационному столику.

Поддержка брата и легкость, с которой она прошла регистрацию, вернули Кэрри присутствие духа. Она медленно двинулась между столиками, прихватывая по пути листовки и брошюрки, чтобы потом внимательно их прочитать. Здесь были представлены все студенческие объединения, вплоть до женской команды по хоккею на траве…

— А они кого представляют? — шепнула Стефану Кэрри, указывая на группу загорелых полуобнаженных молодых людей в самом центре лужайки.

Не заметить их было нельзя, хотя в руках у них не было ни постеров, ни листовок. Парни весело болтали, небрежно перебрасываясь футбольным мячом и внимательно наблюдая за происходящим.

— Они, моя дорогая сестренка, — ответил Стефан, приветливо помахав юношам, — представляют… меня… нас… мужчин Стэнфорда. Изучают новый урожай стэнфордских куколок.

— Стефан, но это ужасно!

Кэрри подумала, что ей стоило уделить побольше внимания растрепавшимся за время полета волосам, прежде чем они со Стефаном покинули аэропорт в Сан-Франциско.

— Я понимаю, что это ужасно. Слушай, ведь это мои друзья. Почему бы нам не подойти и не поболтать с ними?

— Нет, Стефан. Ни за что! — прошипела Кэрри.

— Ладно, ладно. Ты такая смешная… то есть я хотел сказать, странная.

Стефан крепче сжал ее плечи и повел дальше сквозь толпу. Кэрри перехватила восхищенный взгляд какой-то женщины, направленный, разумеется, на Стефана.

Давненько она не бывала с братом в обществе незнакомых людей и позабыла, какое он производил впечатление. Теперь она исподтишка посмотрела на него оценивающе и отметила, что он стал еще красивее. Его высокая, стройная фигура обрела новые очертания: плечи стали шире, а талия тоньше, руки и ноги — мускулистее. Вот что значит два года тренировок в университетской команде по гребле, подумала Кэрри. Кожа Стефана приобрела под солнцем Калифорнии бронзовый оттенок. Зеленые глаза сверкали из-под длинных темных ресниц.

— Что ты так на меня уставилась?

— Я ведь не видела тебя почти два года. Ты стал… — Кэрри запнулась — не скажешь же собственному брату, что он красавец. — Ну, старше. Понимаешь, взрослее. В хорошем смысле. Больше мускулов.

— А ты все такая же умненькая, обожаемая маленькая сестренка.

Трехкомнатный блок с балконом, в котором должна была поселиться Кэрри, выходил окнами на озеро. Дверь из коридора вела в большую комнату, где стояли кровать, диван, письменный стол и несколько стульев; в нише у окна помещался и единственный телефонный аппарат. Две комнаты поменьше располагались по бокам от центральной.

Входная дверь была широко распахнута, но в блоке никого не было. Однако на стенах висели пестрые постеры: «Шекспировский фестиваль в Эшланде — 1970», «Джефферсон Эйрплейн», «Битлз», «Джанис Джоплин», «Джаз-фестиваль — Монтерей, 1968» и прочее. На кровати лежал ворох одежды ярких тонов, белые сборчатые занавески обрамляли окно. Ясно, что по крайней мере одна из соседок Кэрри уже приехала. И заняла центральную комнату — с телефоном в оконной нише, отказываясь таким образом от права на уединение. Обе боковые оставались свободными. Кэрри выбрала ту, откуда открывался отличный вид на озеро Лагунита.

Кэрри оглядела свою маленькую, стерильно чистую комнатку и вздохнула:

— Скорее бы принесли мой чемодан. Этой комнате не мешает быть повеселей. Может, я выпрошу несколько постеров у соседки.

— Насколько я тебя знаю, очень скоро эта комната будет битком набита сувенирами. К тому же сейчас выпускают учебники в невероятно живописных обложках, — попытался подбодрить сестру Стефан.

Он понимал, что она устала и, вероятно, разочарована в Лагунита-Холле. Старозаветное здание с его потертыми коврами, потрескавшимися желто-серыми стенами и стойким запахом пыли вряд ли могло оправдать ожидания его сестры. Он знал, что со временем она полюбит Лагунита-Холл и его старомодный уют, тепло завязавшихся здесь дружеских отношений. Но на это нужно время.

— Хелло! Есть кто-нибудь?

Прежде чем Стефан или Кэрри успели ответить, она появилась в дверях. Молчание затянулось надолго. Меган — а это была именно она, — как видно, было не привыкать к подобному эффекту.

— Привет. Я Меган. А вы, должно быть, одна из моих соседок. Как вас зовут?

Меган одарила Кэрри быстрой улыбкой, а затем сосредоточилась на долгом, неторопливом и всестороннем изучении наружности Стефана. Она прислонилась к дверному косяку в соблазнительно вызывающей позе. На ней были короткие желтые шорты, изумрудно-зеленая майка с надписью «Офелия» на груди; пышная грива золотых волос была повязана шарфом радужной расцветки. Длинные загорелые ноги изящно сужались к стройным лодыжкам. Глаза, разглядывающие Стефана с нескрываемым интересом, были ярко-синие — настоящие васильки.

Кэрри онемела. Меган была ошеломляюще прекрасна. Подруги Кэрри, уехавшие в разные высшие учебные заведения, предупреждали ее о ярмарке красоток в Стэнфорде. Они были наслышаны о пресловутых стэнфордских куколках, красивых, раскованных блондинках из южной Калифорнии.

Кэрри взглянула на Стефана, взывая о помощи. Загар на его лице вдруг потемнел от вспыхнувшего румянца, но Стефан тотчас справился с собой и с откровенным удовольствием принял игру, предложенную Меган. Он ответил на ее взгляд. Кэрри почувствовала себя нежеланным свидетелем интимного свидания.

— Меня зовут Кэрри Ричардс, а это мой брат Стефан.

Смущение в голосе Кэрри вынудило парочку прервать безмолвный флирт. Меган протянула красивую руку сначала Кэрри, потом Стефану.

— Добро пожаловать, — промурлыкала она. — Я так рада, что кто-то приехал. Я здесь со вчерашнего дня, и, честно говоря, мне было скучновато. Но, как говорится, право выбора за тем, кто первый прибыл. Вот я и устроилась в центральной комнате. Не возражаешь?

Судя по ее небрежному тону, она вряд ли придала бы значение возражениям, но Кэрри на самом деле предпочитала уединенную маленькую комнату.

— Нет. Я нисколько не возражаю. Мне нравится, как ты ее украсила. Она стала такой нарядной и веселой.

Кэрри обернулась и печально оглядела свое обиталище. Какое оно скучное и бесцветное по сравнению с комнатой Меган. Да и сама она выглядит невзрачно рядом с этой изысканной красоткой. Кэрри сейчас особенно остро чувствовала, что она просто толстуха, а волосы у нее чересчур коротко острижены, кожа совсем светлая, без загара.

Лучше бы ей остаться на востоке, думала она. Там она носила бы большие теплые свитеры, шерстяные юбки, длинные жакеты, скрадывающие полноту. А здесь, судя по Меган и Стефану, принято одеваться легко, в моде хлопок — под стать климату. Кэрри была полностью обескуражена. Даже ее брат усвоил стиль солнечного западного побережья. Он, конечно, любит свою «умненькую, обожаемую» сестренку, однако явно предпочитает, чтобы женщины походили на Меган. Но Стефан засобирался уходить, и это привело Кэрри почти в паническое состояние.

— У меня тренировка по гребле, Кэрри, — сказал Стефан. — Я позвоню вечером. — Он повернулся к Меган и посмотрел на нее долгам взглядом. — Привет, Меган, надеюсь, мы скоро увидимся.

Кэрри хотелось остаться одной. Первым делом ей необходимо выплакаться, а потом собраться с мыслями и спокойно объяснить Стефану, родителям и даже Меган, что авантюра с приездом на западное побережье оказалась большой ошибкой; что она просто неотделима от своих друзей в Радклиффе — таких же, как она сама, близких и понятных. И они бы ее на самом деле поняли. До боли ясно, что ей здесь не место и никогда она ни к чему не привыкнет.

Но Меган вовсе не собиралась оставлять ее в одиночестве.

— У тебя красивый брат, Кэрри. На каком он курсе?

Меган вытянулась на белом в голубую полоску матрасе на кровати Кэрри.

— На предпоследнем.

Как ей выпроводить Меган? Неужели та не видит, что Кэрри расстроена и подавлена? Во всяком случае, ее подчеркнуто сухой, отрывистый ответ на вопрос и опущенные глаза должны о чем-то сказать.

К удивлению Кэрри, ее соседка вдруг вскочила на ноги.

— Пошли в мою комнату. Твоя слишком маленькая. К тому же мне нужно убрать вещи.

В комнате Меган Кэрри уселась в нише у окна. Неяркое вечернее солнце осени окрасило воды Лагуниты в цвет меди. Озеро было совершенно спокойно. Две яхты под неподвижными парусами лениво скользили по воде, в то время как члены их экипажей попивали пиво и весело плескались в воде. На противоположном берегу озера паслись по пожухлой луговине четыре коровы — медлительные, невозмутимые, тучные.

«На самом деле я не такая уж толстая, — подумала Кэрри. — Просто пухленькая, как говорится. Но по сравнению с Меган…» Кэрри с тоской наблюдала за тем, как ее соседка развешивала легкие платья, короткие юбки, открытые топики — все в светлых, живых тонах.

— Расскажи мне о себе, Кэрри. Это твое полное имя?

— Нет, сокращенное от Кэролайн. Но все зовут меня просто Кэрри. Рассказывать мне особо нечего. Я из Бостона. Сюда приехала потому, что здесь учились мои родители. И разумеется, Стефан. — Она хотела сказать, что Стэнфорд ей совсем не нравится, но вместо этого добавила: — Я пока не знаю, что выбрать. Я люблю писать, так что, может быть, журналистику. А ты?

— Я из Малибу. Я актриса. — Меган не сказала, что хочет стать актрисой, а заявила о своей принадлежности к этой профессии как о чем-то само собой разумеющемся. — Но мой отец зациклился на том, что мне нужно получить образование. И вот я здесь. В Стэнфорде замечательное английское отделение, и я смогу по-серьезному заняться Шекспиром.

— А в школе ты участвовала в спектаклях? — спросила Кэрри, пораженная самоуверенностью Меган.

— Само собой. Но это не считается, верно? Нет, несколько лет я выступала на настоящей сцене. Большей частью в каникулы, в гастролирующих труппах. Этим летом участвовала в Шекспировском фестивале в Эшланде. Потому и ношу вот эту майку. Я играла Офелию. И работала над ролью Джульетты. Даже пробовалась в двух утренниках. Джульетта блондинка — это не по-итальянски. Режиссер просто из себя выходил, но я отказалась надеть парик. Мои волосы подходят для роли Офелии, это понятно. Я держала в руках букет полевых цветов, которые мы нарвали прямо на лужайке. Это было чудесное лето.

Меган прыгнула на кровать, с которой уже убрала одежду.

— Ты, должно быть, выглядела великолепно, — заметила Кэрри, ее настроение значительно улучшилось: прекрасно, что в колледже можно встретить интересных и талантливых людей.

— Ха! — Меган рассмеялась и запустила длинные загорелые пальцы в свои светлые шелковистые волосы. — Я везучая. Играла хорошеньких молодых девушек. Мой режиссер Айен Найт все лето талдычил, что это обманчивая легкость. Чтобы стать настоящей актрисой, необходимы дисциплина и тренировка. Поэтому я не слишком довольна, что пришлось поступить в колледж. Я снова собираюсь играть у Айена Найта будущим летом — в Нью-Йорке!

Меган сделала многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность такого события, как возможность предстать перед зрителями в Нью-Йорке. Потом она продолжила:

— Если я эту зиму буду упорно заниматься, читать пьесы, разбираться в характерах, экспериментировать в изображении различных эмоций, то Айен обещал меня попробовать в более ответственных ролях.

Их разговор неожиданно оборвался — на пороге появилась третья соседка.

Бет держала в руке только маленькую сумочку из синей кожи — в тон ее полотняному костюму и синим туфелькам. Ее кожаные чемоданы, тоже синие, несли за ней два студента. Прежде чем войти, Бет внимательно изучила номер над дверью, молча отметив про себя, что центральное помещение уже занято, и указала своим спутникам, которые улыбнулись и подмигнули Меган и Кэрри, на единственную оставшуюся свободной комнатушку.

— Как ты думаешь, не предложит ли она им чаевые? — шепнула Меган.

Кэрри пожала плечами и тихонько хихикнула.

Студенты вернулись в комнату Меган, дружески помахали девушкам и удалились. Кэрри и Меган ждали, обмениваясь понимающими взглядами и прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Бет открывала чемоданы, потом мыла руки, что-то вешала в шкаф. Наконец она вышла к соседкам.

Когда она заговорила, Меган и Кэрри удивил ее мягкий, протяжный южный выговор.

— Меня зовут Бет. Я из Хьюстона.

— Я — Меган. А это Кэрри. Ты из Хьюстона?

— Ну да. А что?

Бет стояла совершенно неподвижно и спокойно. Ее темно-каштановые волосы, пышные и кудрявые, симметрично падали ей на плечи. Девушка совсем не выглядела разгоряченной и усталой. Кремовая шелковая блузка и синяя полотняная юбка ничуть не измялись, волосы не растрепались, и макияж был в полном порядке. Утонченная, ухоженная и, как решила Кэрри, очень хорошенькая, настоящая южная красотка: высокие дугой брови, бездонные карие глаза, маленький прямой носик, губы сердечком, полная грудь и тоненькая талия. Воплощенные целеустремленность и энергия в обманчиво деликатной упаковке.

— Я еще не встречалась ни с кем из Хьюстона. Мне нравится твой выговор. Я должна ему научиться! — восторженно произнесла Меган.

— Меган — актриса, — объяснила Кэрри.

Бет выглядела по-прежнему невозмутимой и нисколько не заинтригованной.

— Это правда, — подтвердила Меган. — И я еще ни разу не играла девушку-южанку. Теперь у меня есть шанс усвоить акцент. Как знать, может, мне повезет получить роль Бланш в «Трамвае»^[1].

Выражение лица Бет удержало Меган от намерения сообщить о своем замысле записать на пленку речи новой подруги.

— Я хочу разобрать вещи, постелить себе и вздремнуть. Поднимусь в половине шестого, и если вы не прочь, пойдем вместе на обед, — сказала Бет, которая явно не собиралась обсуждать свой выговор, но в первый вечер в Стэнфорде хотела появиться на публике вместе с соседками по комнате, ведь она пока больше никого здесь не знала.

Во всяком случае, именно так подумали Меган и Кэрри, когда Бет ушла к себе и закрыла дверь.

— Кэрри, дорогая, тебе когда-нибудь хотелось вздремнуть средь бела дня? — прошептала Меган, очень удачно копируя южный выговор Бет.

— Пожалуй, нет, разве что во время болезни. Но Бет, видно, привыкла днем отдыхать. Она красивая, тебе не кажется?

Меган немножко подумала, потом кивнула:

— Согласна. Но только она не в моем вкусе. Так и хочется растрепать ей волосы или довести до того, чтобы она выругалась. Или просто рассмеялась от души. Надеюсь, Кэрри, я удержусь и не буду ее заводить, но искушение ужасно велико. Постарайся в случае чего меня одернуть. Но мне нравится, как она говорит. Пошли пока на разведку, чтобы спящая красавица вздремнула без нас спокойно.

Всего час назад Кэрри приняла решение как можно скорее покинуть Стэнфорд. Теперь она ни за что не уехала бы — слишком ее заинтриговали новые знакомые. С Меган она себя чувствовала уже вполне свободно. Нужно попытаться получше узнать Бет. Ей самой скорее всего придется стать неким буфером между своими соседками. Когда Меган вышла через обшарпанные двери Лагунита-Холла под бледные лучи осеннего солнца, Кэрри вдруг ощутила своеобразную гордость за идущую с ней рядом стройную загорелую блондинку, почувствовала радостное возбуждение при мысли о начале учебного года и на время забыла о своей слишком объемистой талии и раздавшихся бедрах.

Глава 2

— Ну и как там сестра Кэрри? Устроилась?

Джейк знал, как волновался Стефан в связи с приездом сестры. Он не говорил Джейку о своем состоянии, однако, прожив вместе два года, они научились понимать чувства друг друга. Джейк обладал какой-то сверхъестественной способностью узнавать, что его товарищ о чем-то беспокоится, и угадывать причину беспокойства. Стефан тоже замечал, когда Джейк бывал озабочен, однако угадать причину не мог. В отличие от Стефана Джейк никогда не обсуждал с ним свои проблемы и не просил о помощи.

— Я должен был идти на тренировку, поэтому привел ее в общежитие и вскоре ушел. Она показалась мне немного подавленной. Новое нередко разочаровывает, особенно таких людей, как Кэрри. У нее были слишком большие ожидания, — сказал Стефан и слегка поморщился.

— Она была бы попросту недалекой или совершенно лишенной воображения, если бы ее ожидания всегда оправдывались. А я, зная тебя, сомневаюсь, что она из таких.

— Все верно, Джейк, хотя Кэрри совершенно на меня не похожа. Ее всегда оберегали и окружали самой нежной заботой — и я, и наши родители. Она ласковая, общительная, немного забавная и очень наивная. И совершенно не подготовлена к столкновению со скверными людьми или неприятными обстоятельствами. Ее стойкость ни разу не подвергалась испытаниям. Я попросту не знаю, готова ли она к житейской борьбе. — Стефан немного помолчал. — Мне стало чуть не до слез ее жаль, когда я увидел, как она реагирует на появление одной из своих соседок. Правда, Меган — это нечто особенное.

— Уж не та ли самая Меган? Это имя то и дело слышишь после выхода «Книги новичков» за этот год. Давай-ка посмотрим. Кажется, страница шестая.

Джейк начал листать «Книгу новичков». Это был фотоальбом с портретами вновь поступивших в Стэнфорд. Его выход вызывал в первые недели осени целый шквал звонков новеньким с предложениями «свидания с незнакомцем». Джейк передал Стефану книгу, открытую на шестой странице.

— Да, это и есть Меган, соседка Кэрри. Но эта фотография не идет ни в какое сравнение с оригиналом. Выглядит она потрясно, и это чревато некоторыми огорчениями для Кэрри. Меган без конца будут звонить. — Стефан вздохнул. — Вторую соседку я не видел.

— Почему бы нам не пригласить Кэрри на воскресный ужин? Мне хотелось бы с ней познакомиться.

Стефан знал, что Джейк говорит искренне. И Кэрри при желании обретет второго старшего брата.

Первые пять дней в Стэнфорде для первокурсников прошли по заранее составленному плану: экскурсии по кампусу, посещение магазинов и других заведений, встречи с научными руководителями, дискуссии со старшекурсниками, пикник с традиционным барбекю, полдня на пляже, вечер в Сан-Франциско и, наконец, распределение по факультетам. К концу недели новенькие могли легко и быстро найти почту, книжный магазин, библиотеку, аудитории, гимнастический зал.

По мнению Меган, с научным консультантом ей не повезло — никакого намека на творческую жилку! Кэрри считала своего «симпатичным и дельным, вполне способным помочь», а Бет своего — «концептуально наивным».

— Концептуально наивным? — переспросила Меган, в точности копируя произношение Бет.

— Он не имеет представления об отношении прикладной математики и физики к астронавтике, — с самым серьезным видом пояснила Бет.

— Что-о-о?

Кэрри уже знала, но пока не успела сообщить Меган, что Бет решила специализироваться по математике и что она мечтает работать в НАСА — Национальном управлении по астронавтике и исследованию космического пространства.

— Я тебе потом объясню, Меган, — сказала Кэрри.

— Объясни сейчас, — потребовала та.

Бет начала объяснять. По мере рассказа она все более оживлялась. Меган до сих пор такой простой ее не видела. Оказывается, под засахаренной оболочкой скрывалась целеустремленная и умная женщина. И Меган вдруг сказала:

— Это впечатляет, Бет, честное слово. До чертиков впечатляет, уж поверь мне.

Меган постоянно поддразнивала соседку, копируя не только ее акцент, но и мимику, однако сейчас она и в самом деле была поражена тем, что ей открылось. Невольно вопреки себе самой Меган восхищалась южанкой и чувствовала к ней уважение.

Кэрри очень хорошо относилась к Бет. Не понимала ее и даже немного боялась, но тем не менее любила. Кажется, та отвечала ей взаимностью. Конфликт между Бет и Меган был, так сказать, предопределен, и это стало испытанием дружеских чувств Кэрри к обеим.

— Она такая простушка, Кэрри. Никакой сдержанности. Без понятия о приличиях. Меган не настоящая леди. Это не ее вина. Росла без матери под влиянием своего отца, голливудского продюсера. И к сожалению, не работает над собой.

— Мне нравится Меган, Бет. Она открытая и честная. И немного забавная. — Кэрри с чувством некоторой неловкости вспомнила, что Меган выглядит особенно забавной, когда копирует Бет, и вздохнула: — Мне бы так хотелось, чтобы вы подружились.

— Я понимаю, ведь тебе вообще хочется, чтобы все были счастливы. Это самое замечательное в тебе, Кэрри, но в реальной жизни такое невозможно. Меган и я не можем стать друзьями. Знаешь, меня иногда удивляет, что к тебе она не цепляется. По крайней мере пока.

Стефан пригласил Кэрри на воскресный ужин по случаю окончания Недели знакомства. Такие мероприятия обставлялись с особой торжественностью: белоснежные скатерти, свечи в серебряных подсвечниках, зарезервированные заранее места, мужчины в смокингах и при бабочках, дамы в вечерних платьях. Кэрри приняла приглашение с восторгом и попросила разрешения привести с собой обеих своих соседок по общежитию.

Кэрри, Меган и Бет шли по кампусу к общежитию Стефана; Кэрри посредине, между Меган и Бет. На Меган было открытое платье, белое с голубым, изящное ожерелье и босоножки. Она выступала бодро и грациозно, излучая жизнерадостность и бьющую ключом энергию. Ее волосы, длинные и волнистые, слегка отливали золотом в лучах бледного осеннего солнца.

Бет старалась держаться поближе к Кэрри. Зачесанные назад темно-каштановые кудри волной падали ей на плечи. Бет надела желтое с белым платье, узкое в талии, с широкой юбкой, и накинула на плечи белый кашемировый свитер. Губы, как обычно, подкрашены, ресницы тоже, на шее жемчужное ожерелье, в ушах сережки с жемчужинками, на ногах нейлоновые чулки. От нее пахло духами «Бал в Версале».

В отличие от своих подружек, полностью поглощенных внешностью друг друга, Кэрри наблюдала за тем, какое впечатление они производят на окружающих. Она услышала даже негромкий шепот проехавшего мимо велосипедиста, заметила, как подмигнули друг другу двое мужчин, стоявших под пальмой, как откровенно таращились на них другие студентки. Может, они находят странным, что Кэрри затесалась в такую компанию? Посмеиваются и говорят друг дружке: «Поглядите-ка на ту, что в середине».

Стефан и Джейк ждали их в холле общежития. Кэрри чмокнула Стефана в щеку, потом увидела Джейка и покраснела. Она была наслышана о загадочном товарище брата. Все два года Джейк неизменно отклонял приглашения погостить у них в семье на каникулах, так что Кэрри ни разу его не видела, но тем не менее ей казалось, что она знает Джейка — так часто Стефан о нем рассказывал.

Джейк Истон. На три года старше Стефана. Чем он занимался до поступления в колледж? Об этом он не говорил. Родом Джейк из Западной Виргинии. Стефан предполагал, что Истоны — старинное богатое семейство, что Джейку нет особой необходимости получать образование, чтобы потом зарабатывать на жизнь. Стефану нравилась его гипотеза, однако в ней явно были недостатки. Прежде всего она не объясняла, почему сам Джейк никогда не рассказывал ни о своей семье, ни о своей юности — о своей жизни до приезда в Стэнфорд. Не объясняла она и того, почему Джейк занимается так усердно и столь серьезно относится к своему образованию. Стефан считал, что Джейк — тип истинного ученого, всецело преданного избранному предмету, хотя тот ни о чем подобном не заикался. А что касается нежелания друга говорить о своем прошлом, то в конце концов это его личное дело.

Наслушавшись рассказов брата, Кэрри ожидала встретить очаровательного беззаботного плейбоя, белокурый вариант Стефана, эдакую Меган в мужском обличье. И теперь не могла поверить, что спокойный, сдержанный человек, стоящий рядом с ее братом, и есть Джейк. Несмотря на загорелое, совершенно гладкое, без единой морщинки лицо и недлинные, выгоревшие на солнце светлые волосы, он выглядел старше своего возраста. Интересно, почему? Из-за житейской умудренности? Опыта? Перенесенных страданий?

Синие глаза Джейка потеплели, и в ответ на взгляд Кэрри его губы сложились в улыбку, но то была не жизнерадостная, открытая, беззаботная улыбка Стефана или Меган. Джейк улыбался как человек, проживший нелегкую жизнь. Кэрри думала увидеть оживление, а столкнулась с замкнутостью и сдержанностью. Может, она просто неверно истолковала выражение лица Джейка?

Кэрри бросила быстрый взгляд на Меган и Бет. Лица обеих выражали нескрываемое удовольствие и восхищение красивым братом Кэрри и не менее на свой лад красивым другом Стефана. Только и всего, не более. И Кэрри переключилась на Стефана и Бет.

Она намеренно говорила Стефану о Бет. Она была уверена, что та произведет на него сильное впечатление. Бет гораздо больше в его вкусе, нежели Меган — вопреки их откровенному флирту во время первого знакомства. Как утверждала сама Бет, она была настоящая леди. А Кэрри понимала, что для Стефана это немаловажно ~ вопреки его напускному легкомыслию. Кэрри заметила, что Бет покраснела, когда взгляд Стефана остановился на ней с явным одобрением. Потом Стефан перевел глаза на сестру, как бы спрашивая: «Ну что, сестренка, все в порядке?» Кэрри поняла его без слов и ответила вслух:

— Ты очень хороший брат, Стеф! У меня все просто замечательно. — И добавила шепотом: — Как тебе Бет?

— Я считаю, что три самые красивые девушки в Стэнфорде обитают в одном жилище, — сказал Стефан.

Кэрри улыбнулась. Потом вновь посмотрела на Джейка. Он как раз вежливо и любезно приветствовал Меган и Бет.

— Привет, Кэролайн! Добро пожаловать в Стэнфорд!

Он произнес эти слова так, будто встречал ее у входа в собственное имение. Может, вовсе и нет никакой боли в его глазах? Может, они просто очень выразительны, и не боль в них, а пресыщение и безразличие к жизни? Целая буря эмоций — неожиданных, смятенных — охватила Кэрри: гнев, сожаление… Как она может испытывать столь сильные чувства по отношению к человеку, которого видит впервые в жизни? Это же глупо! Кэрри улыбнулась и храбро взглянула в синие глаза.

— Благодарю. Я рада, что я здесь. Но все меня называют просто Кэрри.

— Знаю. Но вам так идет имя Кэролайн.

Кэрри не осмелилась спросить, что он имеет в виду. Все вместе они вошли в большую столовую.

За ужином Кэрри почти все время молчала, но с удовольствием прислушивалась к разговору Стефана и Бет по правую руку от себя и к тому, о чем говорили Джейк и Меган, сидевшие слева.

— Какая у вас специализация, Стефан? — спросила Бет так тихо, что Стефан был вынужден близко наклониться к ней, чтобы расслышать.

— Юриспруденция.

— Вы останетесь здесь и после окончания колледжа, чтобы продолжить образование на юридическом факультете?

— Нет. Я хочу заняться адвокатской практикой в Массачусетсе и планирую получить ученую степень в Бостоне.

Это означало окончание юридического факультета в Гарварде. Бет ответила Стефану ободряющей многозначительной улыбкой.

— Расскажи Стефану о твоем выборе, Бет, — сказала Меган, перегнувшись через стол к подруге и подмигнув Кэрри, которая в ответ нахмурилась.

Бет, однако, ничуть не смутилась.

— Я еще не вполне уверена. Так много интересных курсов. Трудно решить. Быть может, вы, Стефан, что-то посоветуете?

Бет казалась сейчас такой беспомощной и хрупкой, что вполне успешно «не заметила» ни вспыхнувших глаз Меган, ни удивленного выражения Кэрри. Обе знали, какое четкое расписание составила себе Бет на год, семестр за семестром: физика, вычислительная математика, инженерное дело, химия — и как строго ограничила факультативные курсы вроде современного английского языка, истории западных цивилизаций, антропологии, философии.

Кэрри была уверена, что Стефана бы поразили и заинтриговали реальные планы Бет. Однако было совершенно ясно, что он ошеломлен и беспомощностью Бет.

— Ну, как бы вам сказать, — начал Стефан, — существуют разные курсы, обязательные и факультативные…

Меган посмотрела на Кэрри, сделала круглые глаза, нетерпеливо провела рукой по шелковистым волосам и переключила все внимание на Джейка. В отличие от Стефана, завороженного Бет, Джейк следил за обменом взглядами между Кэрри и Меган и от души забавлялся.

— А вы уже сделали выбор, Меган?

— Да, сделала. — Меган моргнула и произнесла с великолепным южным выговором: — Намерена сочетать медицину и юриспруденцию с некоторым количеством физической химии.

Меган метнула взгляд на Стефана и Бет, но те были поглощены разговором о социологии — предмете, который, как знала Меган, Бет считала тривиальным.

Джейк рассмеялся глубоко и искренно. Кэрри взглянула на него. Он выглядел веселым и беспечным.

— Ваш выговор великолепен, — прошептал Джейк.

— Спасибо на добром слове, — отозвалась Меган. — Но вы тоже тянете гласные.

— Ну, теперь я и вовсе потрясен. Обычно мои собеседники этого не замечают. Но вы правы. Я из Западной Виргинии.

— Есть еще кое-что. У вас очень четкая и ясная дикция. Голос хорошо поставлен. Как у актеров. Или как у иностранца, прекрасно овладевшего английским языком. Но ни один иностранец так не растягивает слова. Вы, вероятно, актер. Да?

— Нет, я не актер. Просто у меня такой голос. Ну а вы, должно быть, лингвист?

Джейк уклонился от разговора о себе. Стефан был прав, утверждая, что о себе он никогда не распространяется. Но почему? Хочет что-то скрыть? Или это игра праздного богача?

— Я актриса.

Меган рассказала Джейку о своих планах, так же как рассказывала о них Кэрри. Джейк полностью сосредоточился на Меган, на ее энтузиазме и энергии. Сам он таким образом ушел в тень и казался совершенно спокойным. Или испытывал облегчение? Кэрри не могла себе ответить на этот вопрос.

— А вы не хотели бы попробовать себя на сцене, Джейк? Голос у вас прекрасный и внешность вполне сценичная. Я уже узнавала. Театральный клуб собирается в этом квартале поставить «Как важно быть серьезным» Уайльда. Я хотела бы играть Гвендолин, но боюсь, что они предложат мне роль Сесили. Вы были бы восхитительным Эрнестом.

Было очевидно, что Меган считает себя не меньше чем ведущей актрисой — у нее в этом не было ни тени сомнения. Джейка ее самоуверенность явно забавляла, но, видимо, не раздражала.

— Вы вполне в себе уверены, не так ли?

— Что? — Меган на секунду запнулась, обдумывая собственные слова, потом улыбнулась. — Каждый и должен быть уверен в себе. Но по правде говоря, я и в самом деле хорошая актриса. И получу роль. Остается выяснить, согласитесь ли вы быть моим партнером.

— На сцене — определенно нет. — Джейк сделал паузу, и Меган покраснела, а он, как видно, хотел смутить девушку, но тут же пришел ей на помощь: — Однако был бы счастлив с вами репетировать.

— Ловлю вас на слове, но смотрите, как бы вам не пожалеть о своем согласии проходить со мной роль. Актриса я хорошая, но мне не хватает дисциплины и терпения именно на репетициях.

Джейк ничего не ответил, только улыбнулся.

— Почему ты ничего не рассказывала нам о Стефане? — спросила Бет.

После ужина они втроем сидели в комнате у Меган.

— Чего я вам не рассказывала? — в свою очередь задала вопрос Кэрри с самым невинным видом.

— Что он красивый, умный, добрый, воспитанный…

— Ей не было необходимости это делать, потому что я уже успела с ним познакомиться, — вмешалась Меган.

— Тогда почему ты не рассказала мне?

— А чего ради? Вот о тебе я Стефану рассказала. Предостерегла его от мисс Астронавт.

— Я вовсе не собираюсь быть астронавтом. Но если леди озабочена собственной карьерой, в этом нет ничего дурного. Кроме того, — поспешила добавить Бет, заметив, что подруги смотрят на нее не слишком одобрительно, — планы могут меняться. Стефан рассказал мне о некоторых курсах, которые я могла бы включить в свое расписание. А у него есть подружка?

— Они у него появляются время от времени, но сейчас, насколько мне известно, у него нет ничего серьезного. Я очень рада, что он тебе понравился, Бет, — сказала Кэрри и пристально посмотрела на Меган.

— Мне он тоже понравился, — ответила Меган на ее безмолвный вопрос. — Выглядит великолепно и очень мило, но не в моем вкусе. Он и не может привлекать одновременно Бет и меня, верно? Мне он приятен, но больше подходит Бет.

Кэрри была довольна: Стефан понравился обеим. Меган и Бет друг друга недолюбливали, зато им нравятся и она, и Стефан. Выходит, у них теперь одна компания — Стефан, Бет, Меган, Кэрри… и Джейк.

— А что вы думаете о Джейке? — спросила она небрежным тоном.

— Прелесть! Такой красивый! Как говорится, неограненный алмаз. Без внешнего лоска, но с глубоким внутренним содержанием.

Меган явно не ожидала возражений по поводу такой характеристики, однако Бет с ней не согласилась:

— Ничего себе неограненный! Да он отшлифован так, что сверкает. И знает это. Самонадеянный, высокомерный…

Бет оборвала свою гневную речь. Ей не хотелось обижать Кэрри — ведь Джейк как-никак сосед Стефана по общежитию и его лучший друг, чего Бет просто не могла понять. К тому же она опасалась, что ее неприязнь к Джейку повлияет на отношение к ней Стефана.

— И вовсе он не самонадеянный и не высокомерный. Это всего лишь уловка, камуфляж, под которым он прячет свою серьезность и чувствительность, — возразила Меган и, подумав, добавила: — Я подозреваю, что он гордится своими успехами у женщин, и держу пари, не без основания. Просто чувствую, что он настоящий самец.

Меган с удовольствием наблюдала, как у Бет при этих ее словах захватило дух. Она также заметила, что Кэрри покраснела.

— Что ты о нем думаешь, Кэрри? — спросила она.

— Не знаю, — честно призналась та. — Право, не знаю.

Кэрри вспомнила о данном себе самой обещании и посмотрела на соседок.

— Бет и Меган, я нуждаюсь в вашей помощи, — заговорила она так серьезно, что обе девушки уставились на нее с удивлением. — Уверена, вы обе отметили, что меня никак не назовешь худышкой.

Кэрри слабо улыбнулась. Веселого в этом мало, но и вопросом жизни и смерти такое не назовешь. Просто для нее это очень важно.

Бет и Меган даже не улыбнулись и смотрели на нее с сочувствием.

— Здесь, в Стэнфорде, глядя на вас обеих, я впервые в жизни захотела хорошо выглядеть. То есть насколько это возможно. Прежде всего мне нужно сбросить лишний вес. Потом сделать что-то с волосами и с одеждой тоже. Вы могли бы мне помочь?

— Разумеется.

Бет и Меган впервые за время их знакомства были единодушны.

— Это становится весьма занимательным. Чего же ты от нас хочешь? — спросила Меган.

— Ну, для начала просто поддерживайте меня в моем намерении. Не судите строго за возможные ошибки, но и не позволяйте мне бросить диету. Я и раньше делала попытки похудеть, но всегда останавливалась на полпути, а теперь я верю, что смогу с собой справиться, потому что мне впервые в жизни хочется выглядеть привлекательной.

— Разумеется, ты справишься и будешь выглядеть замечательно. У тебя хорошая фигура, большие и ясные глаза, прекрасные волосы. Они у тебя вьются?

— Да, я кудрявая, но не такая, как Стефан.

Кэрри благодарно улыбнулась Меган и провела рукой по своим коротко остриженным волосам.

— А таких кудрей, как у Стефана, нам и не надо, мы вовсе нехотим быть похожими на ангелочка. Нам нужно очарование, не более того. Дай им отрасти, и посмотрим, что получится.

— Отлично, мой наставник!

Кэрри надеялась, что пылкий энтузиазм Меган ей поможет преодолеть предстоящие долгие и нудные недели голодания.

— Только отнесись к этому разумно, Кэрри, — предостерегла ее Бет. — Питайся правильно. Не стоит изнурять себя диетой.

— Не волнуйся, — заверила ее Кэрри, хотя на самом деле она была намерена есть как можно меньше, чтобы поскорее сбавить вес. — Да, вот еще что. Я хочу сделать Стефану сюрприз. Незачем ему знать о моей затее, пока я немного отощаю. Тогда мы пригласим его и Джейка к нам на воскресный ужин. Обещайте, что ничего им не скажете.

Девушки согласились, однако Бет казалась огорченной:

— Значит, ты несколько недель не сможешь видеться со Стефаном?

— Это значит, что все мы несколько недель не сможем видеться со Стефаном, — не без яду внесла уточнение Меган.

— Бет, ты можешь видеться со Стефаном сколько угодно, — поспешила успокоить подругу Кэрри. — Только ничего ему не говори. И сюда ему нельзя приходить.

— Но послушай, Кэрри, вдруг он сам захочет повидаться с тобой? Вы же с ним очень близки.

— Я буду чаще говорить с ним по телефону. Он очень занят: учеба, гребля. А я тоже буду много заниматься. Это так здорово — преподнести ему сюрприз! Здорово… если я стану выглядеть лучше. А если нет?

Кэрри сморщила нос.

— Не волнуйся, детка. У тебя превосходная основа. Ты будешь выглядеть потрясно!

На следующий день Кэрри нашла у себя на постели два свертка в подарочной упаковке. В первом — от Меган — она обнаружила изумрудно-зеленые шорты и три топика — один такого же цвета, как шорты, а еще голубой и желтый. Размер на этикетке внушал оптимизм. Во втором свертке, от Бет, находились различные «вспомогательные средства» для тех, кто сидит на диете: флакончик витаминов, указатель калорийности различных продуктов, сантиметр, разграфленная бумага и коробочка золотых бумажных звездочек, чтобы отмечать достигнутые результаты. Кэрри улыбнулась. Как это типично для обеих ее подруг!

Глава 3

Первые несколько дней голодания показались Кэрри обманчиво легкими. Она слишком много занималась и чересчур нервничала из-за того, чтобы не отстать, и, возможно, поэтому не чувствовала голода. Часами она торчала в книжном магазине, тщательно отбирая и приобретая необходимые книги, а также разноцветные записные книжки, ручки, карандаши. Купила она и обертки для книг, ярко-красный свитер для занятий спортом, карточки для заметок с изображениями сценок из жизни кампуса и большую сумку — все с эмблемой Стэнфорда. Для украшения комнаты приобрела красную корзину для бумаг тоже с символом Стэнфорда: большой буквы «С» с проросшим сквозь нее вечнозеленым деревом.

— Полагаю, это и есть так называемый корпоративный дух, — поддразнила ее Меган, зайдя в комнату к Кэрри. — Жаль только, что корпоративный цвет не слишком гармонирует с тоном твоих волос. То же самое, кстати, можно сказать и обо мне. Пожалуй, из нас троих только Бет выглядела бы великолепно в красном одеянии, но думаю, она скорее умрет, чем наденет красный свитер.

На лекциях Кэрри делала аккуратные и полные конспекты. Вечером она все перечитывала, кое-что записывала дополнительно и снова читала. Меган и Бет также занимались всерьез, и, как говорится, учебный процесс пошел своим чередом. Отношения между Меган и Бет тоже утряслись, тем более что обе старались изо всех сил помочь Кэрри похудеть. У Бет была такая огромная нагрузка, что Меган порой ее жалела и даже старалась обеспечить тишину в коридоре, когда та, по обыкновению, ложилась отдохнуть после лекций. Бет засиживалась за письменным столом до глубокой ночи, а вставала в шесть утра.

Жизнь в Лагунита-Холле вошла в привычную колею. Между семью и десятью часами вечера в коридорах было тихо, только из-за дверей комнат то и дело доносились телефонные звонки. Все девушки сидели у себя, с виду погруженные в занятия, однако многие на самом деле ждали «особых» звонков. Ровно в десять коммутатор общежития отключали, и никто уже не мог им позвонить до семи утра следующего дня.

В пять минут одиннадцатого все оживало. Подружки собирались в коридорах, заходили друг к другу в комнаты, возбужденно обсуждали «особые» телефонные звонки или предполагаемые причины их огорчительного отсутствия.

В половине одиннадцатого коридоры наполнял запах жареного поп-корна. Тишина сменялась бурными разговорами, слышались смех и музыка. Теперь, когда коммутатор был отключен, наступало время делиться секретами, завязывать дружеские отношения, прокалывать дырочки в ушах или делать завивку и так далее. Меган и Кэрри часто участвовали в вечерних развлечениях, Бет — никогда.

В комнатах у трех подруг обычно бывало тихо, если не считать телефонных звонков, чаще всего предназначенных Меган. Со временем, когда старшекурсники как следует изучили «Книгу новичков», не менее часто стали звонить Бет. В отличие от Меган Бет отказывалась подходить к телефону: для нее занятия наукой были чересчур важными, чтобы их прерывать из-за подобной чепухи. Существовал лишь один человек, с которым ей хотелось бы поговорить, и он звонил нередко, но всегда разговаривал только с сестрой.

Меган поддразнивала Бет и предлагала отвечать всем, что у нее уже есть друг. Всем, кроме… Бет сердилась — ей было неприятно, что Меган знает, как она ждет звонка.

— Ну почему, почему им не сказать, что ты уже занята? — не отставала Меган.

— Потому что это неправда.

— Ладно, я стану говорить, что ты социально не адаптирована, — предлагала Меган.

— Ни в коем случае! — яростно шипела Бет.

— Но ведь это и в самом деле так, Бет. Ты антисоциальна.

Несколько секунд после такого заявления обе пристально глядели друг на друга, и наконец Бет сдалась:

— Хорошо, Меган. Говори всем, что я уже занята.

И это было правдой. Бет была по горло загружена — своими занятиями.

Меган звонки старшекурсников попросту забавляли. Она держала возле телефона экземпляр стэнфордского «Ежегодника» и легко могла во время разговора его полистать и найти фото того, кто ей в данную минуту звонил. Иной раз она соглашалась прийти на свидание, но чаще всего пользовалась той же отговоркой, какую рекомендовала Бет: испускала притворно тяжелый вздох и говорила, что занята.

Она регулярно и подолгу разговаривала с Айеном Найтом и его женой Маргарет, хотя они жили далеко — в Коннектикуте. Восторженно и подробно рассказывала им о Стэнфорде, о своих соседках и о занятиях. Первое время Кэрри, невольно слушая эти рассказы, считала, что Меган говорит с родителями.

— С родителями? — переспросила Меган, на секунду вроде бы смутившись, потом немного подумала и сказала: — Собственно, Айен и Маргарет для меня все равно что семья. Такая, какой она и должна быть. В каком-то смысле это мои родители, но в то же время старший брат и сестра. Мы очень близки.

Кэрри почти каждый вечер разговаривала со Стефаном. И ни разу — с Джейком. Она гадала, говорила ли с ним Меган.

А Меган, в свою очередь, гадала — но без малейшего волнения, — когда позвонит Джейк.

Вторая неделя голодной диеты давалась Кэрри труднее. Нервный подъем исчез, и ощущение легкой тошноты сменилось болезненным и неприятным чувством обыкновенного голода. За первую неделю она потеряла пять фунтов и следующие четыре дня держалась на этом уровне. Она похудела, одежда стала ей свободнее, и это помогало Кэрри справляться с острым чувством голода и раздражением. Бет и Меган изощрялись в похвалах, хотя Бет, изредка отрываясь от занятий, обращала внимание на то, как мало Кэрри ест, и весьма скептически высказывалась насчет разумности ее метода.

К концу третьей недели Кэрри потеряла тринадцать фунтов и казалась подругам изможденной. Ей снова стало легко соблюдать диету, но, впрочем, она попросту перестала есть. Принять такое решение было легче, чем каждый день думать, что можно позволить себе съесть, а от чего следует отказаться. Если голодать, то сбросишь больше веса за меньшее время.

Это решение Кэрри приняла в начале третьей недели. В результате уже к среде голодные боли исчезли и сменились ощущением тошноты при виде пищи или даже при мысли о ней. Кэрри продолжала ходить на обед вместе с Бет и Меган. Она медленно выпивала чашку чаю, ковырялась в тарелке, но ничего не ела. Каждый вечер забирала с подноса апельсин, чтобы потом съесть его у себя в комнате, но ни разу этого не сделала.

Кэрри понимала, что столь радикальная голодовка опасна для здоровья, и давала себе слово начать есть при первых же нежелательных симптомах. Однако таковых как будто не наблюдалось. Наоборот, она сделалась куда более энергичной и стала гораздо меньше спать. Голова была ясной, а чувства обострены как никогда.

К концу четвертой недели, когда Кэрри потеряла уже двадцать фунтов, Бет решила, что пора позвонить Стефану. Такой звонок не нарушал неписаного правила, что женщина не должна первая звонить мужчине. Положение сложилось исключительное: то был звонок по причинам медицинского характера.

— Стефан? Это Бет.

— Привет, Бет. Как поживаешь?

Если Стефан и был удивлен, то ничем этого не выдал. Он привык, что ему звонят особы прекрасного пола, хоть и не ожидал подобного поступка именно от Бет. Но он как раз сам собирался ей позвонить.

— У меня все отлично, спасибо. Стефан, когда ты в последний раз видел Кэрри?

Бет прекрасно знала ответ на свой вопрос: Стефан видел сестру во время того самого воскресного ужина — план Кэрри держать Стефана на расстоянии при помощи телефонных звонков отлично сработал.

— Я ее не видел с тех пор, как вы приходили на ужин, то есть недели три или четыре. Но мы с ней часто разговаривали. У нее вроде бы все хорошо. А что такое? — В голосе у Стефана послышалось беспокойство.

— Видишь ли, она тебя избегает, так как решила сесть на диету. Хотела поразить тебя результатами. Но я встревожена. Она очень похудела и практически ничего не ест.

— Кэрри? Да что ты говоришь?

«Кэрри — молодчина», — подумал было Стефан, однако Бет продолжала:

— Стефан, один апельсин и три чашки чаю — этого слишком мало, тебе не кажется?

— На завтрак?

— На весь день! Это весь ее рацион. И я думаю, что апельсин она впихивает в себя чуть ли не силой. Как тебе, наверное, известно, у этой болезни есть название.

— Да, это так называемая нервная анорексия, то есть потеря аппетита на нервной почве, — довольно резко ответил Стефан, который рассердился на себя за то, что не повидался за все это время с Кэрри, — но ведь она выглядела такой счастливой!

— Мне кажется, что тебе и, разумеется, Джейку стоило бы прийти к нам в это воскресенье на ужин.

— Само собой. Мы непременно придем. Бет, извини за резкость. Я очень благодарен тебе за звонок.

Бет испытала облегчение, когда он произнес эти слова.

— Я надеюсь, ты на меня не сердишься, Кэрри? Ты выглядишь отлично. Я решила, что пора позвонить, — объясняла Бет.

— А Джейк тоже придет?

— Да, я пригласила обоих.

— Я нисколько не сержусь, Бет, но мне необходимо купить что-нибудь подходящее из одежды. Ты не сходишь со мной в магазин?

С помощью Бет Кэрри выбрала платье цвета слоновой кости с сиреневой отделкой, узкое в талии, со слегка расклешенной юбкой. Оно было отлично сшито — без всяких пошлых оборочек и рюшек.

— Просто и элегантно, — одобрила их выбор Меган, про себя восхищаясь отличным вкусом Бет: именно она настояла на покупке этого платья.

Меган предпочла бы огненно-красное одеяние с низким вырезом, но оно было бы совсем не к месту и ни в коей мере не сочеталось с аристократической, спокойной красотой Кэрри.

Бет также настояла, чтобы Кэрри надела ее жемчужное ожерелье и чуть-чуть надушилась ее духами «Бал в Версале». Меган, в свою очередь, с согласия Бет уговорила Кэрри подкрасить ресницы и наложить голубые тени на веки. Все трое были весьма довольны результатом.

Стефан едва узнал Кэрри — так она изменилась. Высокие скулы, которые раньше скрывала полудетская округлость щек; синие, как сапфир, глаза, ставшие особенно большими и чистыми; изящный прямой носик и красиво очерченные полные губы… Сестра выглядела необычайно привлекательной и женственной.

— Кэрри, ты просто неотразима!

Она ответила мягкой улыбкой и негромким гортанным смешком. Даже это в ней изменилось: улыбка казалась загадочно влекущей, а смех — воркующим. Но глаза были такими же веселыми, как и прежде.

— Я почти избавилась от своего непроницаемого кокона, правда, Стефан? Но мне еще нужно сбросить фунтов десять, а это самое трудное.

— Я считаю, что тебе больше не нужно сбрасывать ни единого фунта. Ты и так выглядишь потрясающе. — Тут Стефан вспомнил о встревоженном звонке Бет и добавил: — Кстати, я слышал, что ты совсем ничего не ешь. Это в высшей степени нездорово.

— О, Стефан, это вовсе не анорексия! Всего лишь сила воли и никакого психоза. Впервые в жизни я справилась с собой. И я не считаю калории в зубной пасте, можешь не волноваться. Просто порадуйся за меня.

Она снова улыбнулась и обняла брата; тот, в свою очередь, крепче прижал к себе сестренку и с удивлением ощутил, какая она хрупкая, какие у нее тоненькие ребрышки и узкая талия.

— Я тобой горжусь. Очень. Ну что, спустимся вниз?

— А Джейк пришел?

— Разумеется. Он ждет в холле.

Джейк, Меган и Бет стояли возле огромного мраморного камина в гостиной Лагунита-Холла. Меган и Джейк о чем-то болтали, а Бет порядком нервничала, дожидаясь Стефана и Кэрри.

— Вот и они, — с явным облегчением произнесла она, заметив, что Стефан держится вполне непринужденно и совершенно спокоен. Бет, признаться, боялась, что он негодует, почему ему не сообщили раньше о голодовке сестры.

Бет впервые отметила семейное сходство между братом и сестрой: у обоих высокие скулы, полные чувственные губы, прямой красивый нос, твердо очерченный подбородок. Удивительно, подумала Бет, что столь схожие черты выглядят элегантными и женственными у Кэрри и строгими и мужественными у Стефана. Меган и Джейк перестали болтать и ждали, когда подойдут брат с сестрой. Меган так и сияла. Она слегка подтолкнула Джейка:

— Ну, что ты думаешь?

— Великолепно, — ответил тот и улыбнулся Кэрри: — Ты прекрасно выглядишь, Кэролайн. — Когда они шли в столовую, он ей шепнул: — Ты очень красива.

Несмотря на бдительное око Стефана, Кэрри почти ничего не ела. Она была слишком возбуждена. Ловко распределила по тарелке мясо цыпленка и рис, создавая впечатление, что управилась со всем, кроме костей и кожи. Улыбнулась Джейку, но ничего не сказала. Он ответил улыбкой, продолжая разговаривать с Меган.

— Когда состоится читка пьесы?

— Завтра в два часа. Почему бы тебе не прийти и не послушать? Я бы не возражала, мне даже было бы легче в присутствии зрителя.

Длинные пальцы Меган мягко легли на обнаженное предплечье Джейка. Кэрри, глядя на них, позавидовала способности подруги держаться так просто и естественно. Меган считала Джейка привлекательным и откровенно давала ему это понять. Кэрри со вздохом подумала, что это совсем не в ее стиле.

— У меня завтра в два семинар по политике.

— Прекрасно! Значит, ты придешь на читку?

— Нет, но обещаю появиться на премьере.

— А я все надеялась, что ты попробуешь себя в роли Эрнеста.

На следующее утро Меган пришла в комнату Кэрри и уселась на постель. Кэрри сидела к ней спиной и расчесывала волосы. В приходе Меган ничего удивительного не было: обе посещали утренние лекции по истории западной цивилизации и нередко вместе отправлялись в колледж. Однако немного спустя Кэрри вдруг сообразила, что Меган молчит. И это было поистине удивительно. Кэрри повернулась и взглянула на подругу. Она впервые увидела, что та чем-то сильно обеспокоена.

— Меган, что-нибудь не так?

— Да. Ты. Я. Мы.

— В чем дело?

— Джейк говорит, что ты явно голодаешь и что это может плохо кончиться. А я просто любовалась тобой да еще подстрекала.

— Джейк? — прошептала Кэрри, перепуганная. Она вспомнила, как Джейк и Меган с самым серьезным видом о чем-то разговаривали вчера вечером после ужина в дальнем уголке гостиной. Ей тогда и в голову не пришло, что они могут беседовать о ней. — А почему беспокоится Джейк?

— Оказывается, он очень много знает о голодном истощении. Я не представляю откуда, но он в этом разбирается.

— Что же он говорил? — тихо и робко спросила Кэрри.

Она боялась, что Джейку не нравится, как она выглядит, и что ему кажется, будто она не в себе.

— Он, разумеется, считает, что ты очень похорошела, — поспешила заверить подругу Меган, впервые сообразив, насколько для Кэрри важно, как к ней относится Джейк: возможно, она только из-за него и затеяла всю эту историю с диетой. — Это и в самом деле так, однако он утверждает, что, судя по фактуре твоей кожи и ее цвету, а также по тому, насколько ты похудела, дело может принять очень плохой оборот, если ты ничего не будешь есть.

Меган умолкла и посмотрела на Кэрри. Та подняла на Меган свои огромные невинные глаза, полные печали.

— Я ему сказала, — продолжала Меган, — что ужинаю с тобой каждый вечер. Что я видела, как ты ешь. Он спросил, заметила ли я, сколько ты съела вчера за ужином, и заявил, что ты ровным счетом ничего не съела. Это правда, Кэрри?

— Меган, я чувствую себя отлично, — возразила Кэрри, избегая прямого ответа на вопрос. Итак, Джейк заметил. Никто больше не заметил, только он. — Я вполне здорова, полна энергии, занимаюсь успешно.

— Джейк сказал, что это часть синдрома голодного истощения, — перебила ее Меган и продолжала, повторяя слова Джейка: — Ты и будешь так себя чувствовать еще некоторое время. Но твое самочувствие обманчиво. Твое тело на самом деле уже ослабело. Мозг отчаянно нуждается в глюкозе, и твои мышцы отдают ему необходимое, все более истощаясь.

— Но я чувствую себя прекрасно, — запротестовала Кэрри. — В конце концов, это мой мозг и мое тело! Я понимаю, в каком я состоянии.

Меган помолчала. Она знала, что Джейк прав. Он даже предсказал реакцию Кэрри, ее негодование. Меган должна напугать Кэрри серьезностью происходящего, как Джейк напугал ее. Он предупредил Меган, что если не убедить Кэрри начать есть в ближайшие сутки, он поговорит со Стефаном о необходимости поместить сестру в больницу. Но как сказать об этом Кэрри, ведь она так дорожит мнением Джейка? И тогда она придумала план; хотелось бы, конечно, посоветоваться с Джейком, однако такой возможности у нее сейчас нет.

— Ладно, Кэрри, ты утверждаешь, что с головой у тебя все в порядке. Вполне тебе верю. А как насчет тела? Ты уверяешь, что сил и энергии у тебя полно. А Джейк считает, что ты опасно ослабела. Как нам это проверить?

Кэрри пожала плечами.

— Хорошо, — продолжала Меган. — У тебя есть теннисная ракетка, у меня тоже. Почему бы нам не сыграть в теннис?

— Давай сыграем, — согласилась Кэрри, так как выбора у нее не было. — Когда?

— Перед ленчем. В одиннадцать.

Они встретились на корте. И Меган, а вовсе не Кэрри скоро начала задыхаться от непрерывной беготни по площадке, между тем как Кэрри совсем не устала.

— А ты здорово играешь, Кэрри, — тяжело дыша, признала Меган. — Слишком хорошо для меня.

— Спасибо, — сказала Кэрри, полагая, что испытание окончено. — Я всегда играла неплохо, тренировалась в нашем местном клубе, выступала в школьных командах. Но из-за лишнего веса бегала недостаточно быстро, а теперь прибавила скорости.

Меган призадумалась, как бы все-таки убедить Кэрри, что силенок у нее маловато и что с опытным теннисистом она бы скоро выдохлась?

— Давай сделаем пару кругов по беговой дорожке? — предложила она.

— Для чего?

— Сама знаешь, для чего. Ну, побежали.

Кэрри не могла отказаться, но чувствовала себя неспокойно. Даже после тех минимальных усилий, которые она затратила на игру с Меган, сердце у нее учащенно билось, а голова сделалась подозрительно легкой.

Они побежали и половину уговоренной дистанции шли вровень. Потом Кэрри, внезапно задохнувшись, рухнула на землю. Она не могла выговорить ни слова, в глазах помутилось, ее сильно тошнило, все тело сотрясала неукротимая дрожь. Она чувствовала, что теряет сознание.

— Кэрри! Что с тобой? — кричала Меган. — Кэрри, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!

Но Кэрри, видимо, ее не узнавала. Меган обняла подругу, ощутила слабое, чуть слышное биение пульса; кожа у Кэрри сделалась холодной и влажной на ощупь. Через несколько минут дыхание стало менее учащенным и более глубоким. Наконец она еле слышно проговорила:

— Меган…

— Кэрри, ты в порядке? — Меган посмотрела подруге в глаза и с облегчением убедилась, что та приходит в себя.

— Я не понимаю, что произошло. Мне казалось, что я умираю. Я ничего не могла… ни дышать, ни говорить… меня трясло…

Кэрри умолкла — у нее не хватало сил говорить.

— Это голодный обморок, родная. Пойми это! — в страхе умоляла Меган, проклиная себя за то, что придумала это испытание, едва не кончившееся катастрофой. Она осторожно встряхнула Кэрри.

Кэрри кивнула — медленно, с трудом. Потом она заплакала.

— Я чувствовала себя отлично. Честное слово, — все еще пыталась она протестовать.

— Я знаю. Но у тебя уже не было сил.

— Что же мне делать? — беспомощно спросила Кэрри.

— Есть! — воскликнула Меган и крепко ее обняла. — Это не значит, что тебе необходимо растолстеть. Просто надо разумно питаться. А окрепнув, упражнять ослабевшие мускулы. Я считаю, тебе стоит записаться в теннисный клуб.

Кэрри кивнула. Она все еще была как в тумане. И не могла встать на ноги, во всяком случае, пока не могла. Но понимала слова Меган. Вскоре они уселись на газон у беговой дорожки и просидели так около часа. Меган болтала о всякой чепухе, дожидаясь, пока Кэрри придет в себя настолько, чтобы на собственных ногах дойти до Лагунита-Холла.

— Как вернемся, — оживленно говорила Меган, убедившись, что подруга полностью оправилась, — плотно пообедаем. Потом ты отдохнешь, а я отправлюсь на читку пьесы. Вернусь и расскажу тебе за вечерним чаем, как там все проходило. А после пойдем на ужин.

— Ты настоящий друг, Меган.

Меган решительно заявила режиссеру, что согласна читать только за Гвендолин и ни за что не возьмет предлагаемую ей роль Сесили. Режиссер, большой дока в драматическом искусстве, выслушав ее заявление, удивился. Меган, с его точки зрения, была типичной Сесили. Потом он обиделся. И наконец ему стало скучно. Еще одна амбициозная студенточка. Очевидно, играла в школе все главные роли и вообразила, что у нее талант, зевая, подумал он. Заглянул в список: Меган Чейз.

«Ну что ж, мисс Меган Чейз, вам предстоит превращение из большой рыбы в маленьком пруду в маленькую рыбку в океане».

Он усмехнулся и откинулся на спинку кресла, мысленно приготовившись к уничтожающему разносу первой читки ролей, которая вот-вот должна была начаться. Он не жаловал будущих актеров с большими претензиями, и жизнь, как правило, оправдывала его отношение, потому что талант начинающих крайне редко соответствовал их амбициям.

Меган помнила текст наизусть. Она не читала, а играла, жила ролью, перевоплотилась в Гвендолин. Она царила на сцене — ее жесты были грациозны, а реплики точны и эмоциональны. Меган не спешила — ее должны оценить по достоинству, а на это нужно время.

Режиссер наклонился вперед в своем кресле. Обычная закулисная болтовня стихла. Все присутствующие завороженно следили за Меган.

А ведь она и в самом деле сделала Гвендолин интересной, думал режиссер. Сильной и вместе с тем женственной. Наделила ее особым характером. Это, разумеется, не соответствовало трактовке Уайльда, и тем не менее Меган играла именно то, что он написал, придав едва намеченному автором собственную, чарующую интерпретацию.

Прослушивание закончилось. В театре наступила полная тишина. Меган стояла посреди сцены и в ожидании смотрела на режиссера.

— Роль Гвендолин, мисс… э-э… — режиссер заглянул в список, — Чейз, за вами.

— Благодарю вас.

Голос Меган выражал спокойное удовлетворение. Она кивнула, как бы одобряя решение режиссера. Когда она проходила мимо шести других девушек, которые дожидались своей очереди на прослушивание, ей и в голову не пришло, что несправедливо лишить их шанса получить роль.

В этот вечер Джейк позвонил Меган, чтобы расспросить ее о Кэрри. Он был очень недоволен и огорчен тем, что произошло, однако его обрадовало, что та оправилась от потрясения и, кажется, признала свою «диету» неудачной. Поговорив о Кэрри, Меган сообщила Джейку, что роль Гвендолин осталась за ней, и напомнила о его обещании помогать ей репетировать.

— Я знаю, что ты будешь строг со мной и не позволишь мне фантазировать. Только самое серьезное изучение роли.

— Естественно.

Неделя проходила за неделей, и вовсе не Джейк, а Меган нарушила строго деловой характер соглашения. Встречи с Джейком ей позволяли изливать свое раздражение или ярость по тому или иному поводу, беззастенчиво хвастаться своими успехами и делиться секретами и страхами. Джейк слушал с интересом и откликался участливо, но с иронией. Он поддразнивал Меган, уверяя, что ее горячность и вспыльчивость попросту глупость, и со спокойным пониманием относился к ее боязни одиночества и смерти.

— Джейк, иногда я ужасно боюсь смерти. Уйти навсегда. Никаких мыслей. Полное отсутствие сознания. Как было за миллионы лет до моего рождения. Но тогда я не существовала. А теперь страшит мысль все потерять. Навсегда. Ах, если бы я могла поверить, что попаду на мягкое пушистое облако и буду оттуда наблюдать за тем, что осталось на земле! Но я в это не верю. Верю только, что там полная пустота, черная и холодная, вечная.

Меган невольно вздрогнула.

— Я думаю, — заговорил Джейк очень медленно, как бы сам с собой, — что когда придет конец, я имею в виду естественную смерть, он будет не странным, а умиротворенным. И возможно, желанным.

Однажды вечером Меган предложила порепетировать на открытом воздухе. Октябрь в Пало-Альто выдался необычайно теплый.

— Давай отыщем какую-нибудь приятную лужайку. Сегодня такой чудесный вечер. Я даже захватила с собой кое-что перекусить.

Меган кивнула на плотно набитый рюкзачок. Джейк его поднял и без труда вскинул на плечо.

— Довольно тяжелый. Что там еще, кроме еды?

— Увидишь. Это сюрприз.

Они шли молча, наслаждаясь благоуханным воздухом осеннего вечера. В предзакатном небе, окрашенном в розовые и оранжевые тона, горела первая звезда. Пахло листвой эвкалиптов. Стрекотали цикады. Меган и Джейк направлялись к конюшням и полю для гольфа. Деревья с еще не опавшей листвой затеняли солнечный свет.

— Становится темно и страшно, как в первобытном лесу, — прошептала Меган и потуже стянула вокруг шеи рукава свитера, наброшенного на плечи.

Джейк остановился, поднял голову и взглянул на деревья, увешанные, как паутиной, тонкими побегами мха.

— Нет. По-моему, здесь просто как в волшебной сказке.

Дорога вывела их на поле для гольфа.

— Славное местечко, — заметила Меган. — Я и одеяло захватила.

Джейк опустил рюкзак на землю, чтобы она могла достать из него вещи.

— Вот и шампанское. Отпразднуем окончание наших занятий, потому что теперь четыре вечера у нас в театре будут репетиции в костюмах, а в конце недели — премьера. Я взяла с собой и свечи, так что ты сможешь подавать мне реплики. Впрочем, ты знаешь роль Эрнеста гораздо лучше, чем этот идиот Роджер. А вот и бокалы для шампанского. Я никогда без них не путешествую…

Меган вдруг умолкла. Джейк смотрел на нее удивленными и смеющимися глазами.

— Я что-то не в меру разболталась, верно? А ведь еще даже не пригубила шампанское.

Меган протянула Джейку непочатую бутылку.

— Пожалуй, да, — согласился Джейк и откупорил шампанское, направив горлышко бутылки в сторону. Он наполнил бокалы, вручил один из них Меган и спросил; — А почему?

— Может, нервничаю из-за спектакля?

— Не похоже.

— Тогда, может, из-за того, что мы с тобой одни в этом зачарованном лесу?

Меган заглянула в свой уже опустевший бокал.

— Вероятно, но почему? Чего ради нервничать?

Меган села на одеяло, закрыла глаза и провела рукой по волосам. Легкий ветерок приятно холодил ее разгоряченные щеки. После шампанского она чувствовала себя счастливой и смелой. Она повернулась и посмотрела на Джейка.

— Почему ты никогда не пытался даже поцеловать меня, не говоря уже о чем-то другом?

— Потому что ты с самого начала совершенно ясно дала мне понять, что не хочешь этого.

— Иначе ты бы предпринял такую попытку?

— Иначе я предпринял бы такую попытку.

— Ты всегда поступаешь так, как хотят женщины?

— Только с теми, кто мне нравится.

— Их много? Я имею в виду таких, которые нравятся?

— Нет, не очень. — Он опустился на одеяло рядом с ней, потянулся за свечой и своим экземпляром текста. Меган лежала на спине, глядя в темное небо с оранжевыми закатными полосами, уже усеянное множеством звезд. — Ну что, начнем?

— Начнем? — Меган села. Голова у нее кружилась, поэтому она немного помолчала, прежде чем произнести: — Я думала…

— Что ты думала? — мягко перебил ее Джейк и притянул к себе.

Меган вздрогнула, когда его губы прижались к ее губам, а ладонь нежно коснулась лица. Она прижалась к нему и ощутила крепкие мускулы и скрытую силу. То был долгий, жаркий, пахнущий шампанским поцелуй. Когда Джейк чуть отодвинулся и взглянул на Меган, его глаза были затуманены желанием. Меган случалось и прежде видеть такое выражение глаз, но никогда еще оно не вызывало у нее дрожь, как теперь.

Джейк моргнул, и это выражение исчезло, его взгляд снова стал ясным и немного дразнящим.

— Ну что ж, за дело!

Раздосадованная Меган с трудом заставила себя сосредоточиться на пьесе, а не на Джейке. Они лежали на одеяле, не касаясь друг друга. Огонь свечи слегка трепетал на ветру. Джейк вполне вошел в роль ментора, то и дело поправлял Меган и терпеливо ждал, пока она найдет нужную интонацию.

Словно и не было поцелуя, со злостью думала Меган. А что, если для него это вообще ничего не значит?

Когда они кончили репетировать, Джейк повернулся к ней, притянул к себе и начал целовать. Он целовал ее лицо, губы, шею, волосы. Меган чувствовала, как бьется его сердце, — сильно, как ее собственное. Уверенные, опытные руки Джейка проникли под ее блузку — он погладил ей спину, потом стал ласкать грудь. Меган прижалась к нему теснее, обняла за шею, коснулась тонкими пальцами мягких волос, провела ладонями по чуть влажной от пота спине и коснулась правого бедра. Она сразу почувствовала, что Джейк вдруг напрягся. Он взял ее руку в свою и поднес к губам.

— Джейк!

— Ничего, Меган, не волнуйся.

— Люби меня, Джейк!

— Меган, — пробормотал он и отодвинулся от нее. — Это безопасно?

Она не смогла посмотреть ему в глаза — ее ответ был ясен без слов.

— Нет? Но у меня ничего нет с собой. В следующий раз, дорогая.

— В следующий раз? Когда еще выдастся такой подходящий случай?

В голосе Меган звучала как бы шутливая обида, но не загаси ветер свечу, Джейк заметил бы на лице у девушки необычное выражение — смесь разочарования и возбуждения.

— Следующий раз может оказаться еще более подходящим и даже совершенно замечательным. Почему бы нам не прийти сюда после премьеры?

— Хорошо, давай так и сделаем. Это будет великолепно.

Глава 4

Элизабет Луиза Томпсон знала, что она прекрасна. Нет-нет, не просто хороша, миловидна или красива, — она именно прекрасна. У нее густые темно-каштановые волосы с золотистым отливом, бездонные карие глаза в длинных темных ресницах, совершенной формы жемчужные зубы, полные алые губы.

Нельзя сказать, чтобы Бет не хотела быть прекрасной. Она любила по-настоящему красивые вещи. Но чем старше она становилась, в ее голове возникало все больше вопросов, и красота превращалась в помеху, потому что никто не хотел слушать Бет. Всем хотелось на нее смотреть, восхищаться ею, флиртовать с ней, трогать ее. Все хотели обладать Бет, присвоить ее красоту.

Никто не старался понять Бет — такую, какой она на самом деле была в своей прекрасной раковине. Когда на нее смотрели, то видели совершенство. Чего ради заглядывать глубже? В младших классах средней школы Бет жаждала, чтобы у нее были прыщи, или скобки на зубах, или очки — и при этом был бы хоть один настоящий друг вопреки, а не благодаря ее наружности. В младших классах Бет была лидером, все хотели с ней дружить, но она чувствовала себя ужасно одинокой.

Бет была гениальной. Этого она сама не знала, просто понимала, что она не такая, как все. Да и узнай кто-то, что перед ним гений, у Бет возникло бы множество проблем. В высшем обществе Хьюстона, среди нефтяных королей-мультимиллионеров, каким был и отец Бет, только одно имело первостепенное значение для женщин — ее красота. Женщина должна была быть красивой и грациозной. А мозги? В них нет необходимости, и они, в общем, непривлекательны.

В раннем детстве Бет никогда не играла в куклы. Она, по правде говоря, ни во что не играла. При малейшей возможности она удалялась в свою огромную комнату в восточном крыле семейного особняка и читала. Ее не занимали сказки, она не увлекалась приключениями сказочных героев и не интересовалась фантастическими мирами вроде страны Оз или Зазеркалья.

Бет интересовали наука, окружающий мир. Она хотела понять суть живых существ и вещей — людей, цветов, телевизоров, животных, галактик. Она читала книги по астрономии, ботанике, физиологии, биологии, механике. Каждый вопрос, на который она находила ответ, вел ее к новым вопросам, новым книгам, новым разгадкам. Со временем стремления Бет сосредоточились в одном направлении: ее привлекал Космос. Она хотела его понять и преодолеть.

Бет никому не говорила о своей одержимости Космосом. То была ее личная тайна, табу для окружающих. Она не играла в куклы или в дочки-матери, а взамен предпочла учиться игре на фортепиано и верховой езде. И тем и другим можно было заниматься в одиночку, это не мешало думать. И то и другое требовало тренировки и дисциплины. Бет стала недурной пианисткой и получала призы за верховую езду.

Бет любила немногое: научные книги, звезды, фортепиано, свою лошадь. Зато ненавидела банальные разговоры, глупых хихикающих девиц и парней, дурной вкус. Но больше всего она ненавидела, когда прикасались к ее телу. А всем — не только мальчишкам в начальных классах, которые дергали ее за косы, или старшеклассникам в средней школе, но и, к примеру, пациентам общинной больницы, которых она посещала с благотворительной целью, непременно хотелось до нее дотронуться. Из больницы она сбежала через два дня.

Преподаватель средней школы мистер Гамильтон не подозревал о внутреннем разладе Бет, но он верно оценил ее ум и способности. В начале выпускного года он назначил ей встречу. Бет была настроена скептически. Мистер Гамильтон был неуклюжим, рассеянным и далеко уже не молодым, но тем не менее мужчиной, а ненависть шестнадцатилетней Бет распространялась на всех особей мужского пола без исключения. А вдруг ему тоже захочется до нее дотронуться? Бет явилась на встречу только из вежливости.

— Элизабет, какие у вас планы на будущее?

— Обычные, сэр. Познакомиться с приятным молодым человеком. Выйти замуж. Обзавестись детьми. Летом с удовольствием играть в теннис.

Бет дурачилась, но сердце у нее ныло. Она подумала о своей матери. Бет унаследовала от нее красоту и подозревала, что ум тоже. Однако ум ее матери работал в одном четко ограниченном направлении: планировании и подготовке светских мероприятий — камерных, в узком кругу, либо многолюдных и пышных. Порой Бет замечала в глазах матери такое выражение, что опасалась за собственный разум.

Мистер Гамильтон уставился на нее. Лицо у него покраснело. Он прикусил нижнюю губу. Внутри у него все так и кипело — и пар вырвался наружу.

— Чепуха! — выкрикнул он.

От неожиданности Бет оцепенела на несколько секунд. Потом она вдруг от души расхохоталась громким, неподобающим истинной леди смехом.

— Чепуха! — повторила она. — Вы правы, мистер Гамильтон, это настоящая чепуха.

Бет рассказала ему о своих мечтах. Это скорее были грезы, воздушные замки, потому что она до сих пор не представляла себе, как добиться своего. Мистер Гамильтон сформулировал ее желания и превратил их для нее в планы. Он хотел, чтобы Бет по возможности занималась чистой наукой, однако отец категорически отверг колледж в Радклиффе, который, по его мнению, «был чересчур заумным», и согласился на Стэнфорд, приемлемый для людей их круга. Мистер Гамильтон был удовлетворен. Бет была наверху блаженства.

Последний выпускной год пролетел для нее незаметно. Никто ее теперь не беспокоил. Она отсюда уедет. Непременно.

Стэнфорд был для нее средством достижения главной цели. Она приобретет здесь знания, необходимые для работы в НАСА. Только бы попасть туда, только бы переступить порог, а уж там она им покажет. И люди в НАСА такие же, как она сама, — целеустремленные, решительные, одержимые. Им можно верить.

Стэнфорд — это лишь первая ступенька. Долгие месяцы, строя планы и готовясь к поступлению, Бет ни минуты не задумывалась о том, с какими людьми она там встретится. Ей даже не приходило в голову, что после стольких лет душевного одиночества у нее появится друг. Она приноровилась к одиночеству, свыклась с ним. К тому же отец обещал прислать ее лошадь в Пало-Альто, как только Бет устроится.

Бет полюбила Кэрри с первой встречи. До сих пор с ней такого не случалось. Вообще, если сказать по правде, она любила немногих. Ее неприязнь к Меган была типичной реакцией Бет на незнакомцев.

Кэрри не была требовательной или властной, не предъявляла каких-то особых прав на Бет и ее красоту. Не хотела до нее дотрагиваться. Не пыталась с ней конкурировать. Кэрри желала Бет того же, что и всем остальным, — счастья. Счастья и гармонии.

Расскажи кто-нибудь Бет о Кэрри, она бы ею не заинтересовалась — сочла пресной и бесцветной. Бет с трудом могла представить, что человек настолько непритязательный может оказаться яркой личностью. Но Кэрри, безусловно, обладала индивидуальностью, оставаясь при этом искренней, любящей, кроткой и самодостаточной. Единственной целью Кэрри, казалось, было личное счастье и счастье других.

Но было в ней и нечто другое, гораздо более значительное и важное, некий внутренний стержень, который вынудил ее голодать, чтобы сбросить вес, изменить собственную наружность и сделать ее отражением внутренней сути. Кэрри была красива мягкой, хрупкой, утонченной красотой, спокойной и отнюдь не угрожающей.

Первой неожиданностью в Стэнфорде для Бет было обретение друга. Настоящего, искреннего друга. Вторая неожиданность поколебала основание тщательно выстроенной ею крепостной стены, ограждающей ее от окружающего мира.

Этой второй неожиданностью стал Стефан. Брат Кэрри. Реакция Бет и на этот раз была мгновенной, однако совершенно иной.

Без всяких усилий Стефан дал ей то, чего она всегда хотела. Он разговаривал с ней, слушал ее, восхищался ее умом — и вовсе не пытался коснуться ее. А Бет как раз и хотелось от него именно этого — прежде столь ненавистных прикосновений.

За недели, что прошли между ужином в Лагунита-Холле и премьерой «Как важно быть серьезным», Бет по уши влюбилась в Стефана.

Стефан позвонил в Лагунита-Холл на следующий вечер после воскресного ужина.

— Хелло, Стефан, — отозвалась на звонок Меган. — Я сейчас сбегаю за Кэрри. Она в холле.

— Подожди, Меган, — поспешил ее остановить Стефан. — Мне нужна Бет. Она дома?

— Разумеется, подожди секунду. — Меган улыбнулась, подумав о том, как всполошится Бет.

Настроение у самой Меган было отличное. День просто замечательный! Во-первых, Кэрри два раза нормально поела; во-вторых, она получила роль Гвендолин; в-третьих, Джейк согласился проходить с ней роль. Кроме того, произошло неизбежное. Ведь Бет и Стефан удивительно подходят друг другу.

Меган постучалась в закрытую дверь Бет и только после этого вошла. С порога она заговорила с певучим южным акцентом:

— Мисс Ска-а-рлетт, там пришел вы са-а-ми знаете кто-о…

— Что?! — изумилась Бет.

— Это Ре-етт. Ретт Батлер.

— Меган, что за шутки?

Меган весело улыбнулась:

— Звонит Стефан. Если ты занята…

— Я нисколько не занята.

У аппарата был длинный шнур. Бет взяла телефон и вернулась к себе в комнату, прикрыв дверь.

— Я слушаю.

— Привет, Бет, это Стефан. Я хотел бы тебя поблагодарить за приглашение на ужин и за то, что ты мне рассказала о диете Кэрри.

— Ты был желанным гостем, Стефан. Я была рада видеть вас с Джейком.

Последовало молчание. Бет крепко закусила нижнюю губу своими жемчужными зубками.

— Я подумал… — начал было Стефан и смолк. Что с ним, черт побери, такое? Он делал это множество раз и никогда прежде не испытывал затруднений. Запинаясь, он произнес: — Слушай, ты не хочешь пойти со мной в кино в субботу вечером? В Мемориальной аудитории проходит кинофестиваль. Я пока не знаю, что покажут, но думаю, фильм будет неплохой.

— Я с удовольствием пойду, Стефан.

— Прекрасно. Я позвоню тебе в четверг, чтобы уточнить время. Может, поужинаем вместе?

— Это было бы чудесно.

— Вот и хорошо.

Обычно Стефан ничуть не волновался, разговаривая с кем-то по телефону, но с Бет все было иначе. Если он находился рядом с ней, то видел, как вспыхивают ее страстные глаза, как взлетают вверх тонкие брови и изгибаются в улыбке полные губы. При разговоре по телефону все это исчезало или в лучшем случае только угадывалось.

— Вот и хорошо, — повторил Стефан и, помолчав, спросил: — А далеко ли моя сестричка?

Кэрри уже вернулась, и Бет позвала ее к телефону. Прежде чем брат с ней заговорил, она поспешила сообщить, что перешла на вполне разумную диету.

— Я немножко перестаралась, — признала Кэрри. — Джейк был прав.

— Джейк? — удивился Стефан.

Отлично, подумала Кэрри, значит, Джейк даже не упомянул об их разговоре ее брату.

Гвоздем кинофестиваля была «Седьмая печать» Ингмара Бергмана. Узнав об этом, Стефан слегка забеспокоился. Как отнесется Бет к такому фильму? Не слишком ли он жесткий, мрачный, угнетающий?

— Нет, Стефан, мне очень хочется его посмотреть, — сказала Бет спокойно, когда он позвонил ей в четверг вечером. — Это же классика, а я ни разу не видела этот фильм, хотя очень люблю Бергмана.

Стефан наблюдал за ней во время показафильма. Огромные карие глаза Бет не отрывались от экрана, она самозабвенно следила за развитием сюжета. Когда картина кончилась, она взглянула на Стефана, улыбнулась и сказала:

— Очень, очень интересно.

Что это — банальная вежливость или искреннее одобрение? Позже, когда они сидели за столиком и ели пиццу, он получил ответ на свой вопрос. Бет оживленно обсуждала с ним символику картины и сожалела, что еще не очень хорошо знакома с творчеством великого шведского режиссера.

— Ты просто невероятно много о нем знаешь, Бет, — сказал Стефан.

Бет притихла. Стефан относится к ее словам критически? Она рассуждала чересчур самоуверенно или вызывающе? Бет не поняла. Она вполне искренне и откровенно общалась с Кэрри и верила ей. Отчаянно надеялась, что может верить и брату Кэрри.

— Эй! — Стефан близко заглянул в опечаленные карие глаза. — Это же комплимент. Когда ты успела столько узнать о Бергмане? Откуда?

— Я много о нем читала, — честно призналась Бет. — Я вообще очень много читала.

— Ты просто шкатулка с сюрпризами.

— Вот уж не думала!

— Это еще один комплимент.

— О! — воскликнула Бет и едва не рассмеялась. — Я к этому не привыкла.

— К чему?

— К таким разговорам. Говорить о том, что думаешь, о том, что знаешь. К откровенности.

— Мне нравится, как ты говоришь о том, что думаешь. О своих истинных мыслях. Со мной можно не скрытничать и не притворяться.

В этот вечер Бет рассказала Стефану о своих планах, о тщательно составленной ею программе занятий, которая не оставляла времени на изучение социологии и английской литературы. Стефан ее поддразнил: глупышка, почему бы не сказать ему об этом с самого начала? И весело рассмеялся. Потом рассмеялась и она. Как это славно — смеяться вместе с другом-мужчиной над тем, что забавляет обоих!

Провожая Бет до Лагунита-Холла, Стефану очень хотелось поцеловать ее — она была такая красивая, так влекла к себе. Он только начинал узнавать подлинную Бет, полную неожиданностей, Бет, которая хотела ему верить. Но он боялся ее спугнуть. Впереди еще много времени, не стоит торопить события.

Вместо поцелуя он пригласил ее провести вместе будущий уик-энд.

— Это было бы замечательно, Стефан, — протяжно произнесла она в своей очаровательной южной манере.

— И что это значит? — снова поддразнил он.

— Это значит «да», Стефан, — засмеялась Бет.

* * *

Стефан решил, что они отправятся в субботу на футбольный матч между командами Стэнфорда и другого колледжа, а потом, после игры, — на барбекю вместе с другими членами команды. Если Бет вытерпела «Седьмую печать», то высидит и футбол. Зато он получше ее узнает в непринужденной обстановке — во время игры, — там она поведет себя естественно, сбросит защитную броню.

— Ну, как тебе это? — спросил он по телефону.

— Ты что, экзаменуешь меня, Стефан? — весело сказала она.

— Нет, что ты! Но ты честно мне скажи, если тебе не хочется идти.

— А мне как раз хочется.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на многолюдной открытой трибуне, Бет нравилась эта близость, нравилось еще ближе наклоняться к Стефану, чтобы расслышать его объяснения.

Вначале Стефан ей объяснял все происходящее на поле. Бет слушала серьезно, кивала и внимательно следила за игрой. Но игра делалась азартнее, громче орали зрители и труднее становилось разговаривать.

К концу четвертого периода, в самый критический момент, был назначен пенальти.

— Что произошло? — спрашивал Стефан у приятелей, сидевших по соседству. — За что назначили, я ничего такого не заметил.

— Полагаю, что за снос, — сказала Бет.

— Что ты говоришь? — изумился Стефан.

— Я говорю, — Бет приблизила губы к самому уху Стефана, — что, по-моему, наши снесли игрока противника. Во всяком случае, мне так показалось.

Через несколько секунд судья коснулся рукой ямки под коленом, то есть снос действительно был. Стефан горячо обнял Бет и приблизил ее лицо к своему.

— Бет, ты просто неподражаема!

Их щеки на мгновение соприкоснулись, потом Стефан разжал объятие и сосредоточился на финале игры, а Бет хотелось сейчас к нему прижаться. Что, если взять его за руку? Все оставшееся время она думала только об их кратком объятии и о словах Стефана.

В машине, когда они уже ехали на пикник, Стефан спросил:

— Почему ты мне не сказала, что разбираешься в футболе?

— Не так уж и разбираюсь. Кроме того, ты меня об этом раньше не спрашивал. В детстве я ходила на матчи с отцом, чтобы побыть с ним вместе. Когда выросла, ходила сама. Чтобы было интересно, надо знать правила игры, иначе станет скучно.

— Но сегодня ты, кажется, по-настоящему увлеклась, — не отставал Стефан.

— Увлеклась. Матч оказался интересным.

Друзья Стефана из футбольной команды с любопытством поглядывали на Бет — она была совершенно не похожа на его прежних подружек. Ребята оживленно разговаривали и откровенно флиртовали с ней. Она же, как это бывало прежде, вела себя непринужденно и кокетничала напропалую. Однако в отличие от вечеринок и барбекю в Техасе, где Бет испытывала отвращение и к молодым людям, и к их заигрываниям, она только радовалась. Ее доверие к Стефану и восхищение им обратились и на его друзей. Со Стефаном она чувствовала себя в безопасности.

После ужина они танцевали на веранде. Стефан дождался, пока зазвучит медленная мелодия, и пригласил Бет. Держа за руку, он отвел ее в дальний, укромный и темный угол веранды.

В первые несколько поистине ужасных секунд Бет не знала, куда девать руки. Но Стефан разрешил ее сомнения: он обвил ее руками свою шею и сам обнял Бет за талию. Они медленно двигались под музыку, слегка покачиваясь и тесно прижавшись друг к другу.

Во время танца губы Стефана нашли рот Бет. Он ее крепко поцеловал, и ее мягкие губы откликнулись на его поцелуй. Бет закрыла глаза, чувствуя теплоту и зов его тела, силу обнимающих ее рук и желание в его бесконечно длящемся поцелуе. Бет слилась со Стефаном, став его частью. Ничего и никого больше не существовало.

Стефан раньше, чем Бет, понял, что музыка кончилась. Он молча взял девушку за руку и спустился вместе с ней по ступенькам веранды. Ночь была благоуханная, освещенная желтой осенней луной. Они пошли вокруг дома. Когда их уже никто не мог видеть, Стефан снова поцеловал Бет.

Сначала он поцеловал ее в губы. Потом, когда он покрывал поцелуями ее щеки, нос и шею, Бет сама нашла губами его рот. Стефан, удивленный, немного отклонился, с улыбкой посмотрел в ее прекрасные зовущие глаза и прошептал: «Ну хорошо». И стал целовать ее в губы, как она хотела.

Бет была не в состоянии думать. Ее разум и тело находились во власти неизведанных прежде ощущений.

Они целовались, и Стефан гладил ее волосы, щеки, стройную смуглую шею, а его рука медленно и неуклонно продвигалась к груди Бет. Он почувствовал, как девушка напряглась, тотчас убрал руку и посмотрел на Бет очень серьезно.

— Прости меня, Бет, — прошептал он.

— О, — отозвалась она, — ты не обиделся?

— Обиделся? Разумеется, нет. — Стефан привлек ее к себе и мягко, с нежностью зашептал в самое ухо вздрогнувшей от возбуждения девушки: — Мы ничего не должны делать против твоей воли.

— И ты не против?

— Ничуть, — сказал он, нежно покусывая ее ушко. — Я бы мог целовать тебя целую вечность.

— Так целуй же, прошу тебя.

В вечер премьеры «Как важно быть серьезным» Меган обеспечила Кэрри, Бет, Стефана и Джейка билетами в первый ряд. Это был ее звездный час: роль Гвендолин стала гвоздем постановки. Джейк и Кэрри смотрели на Меган с гордостью, Бет и Стефан были поражены: играла Меган оригинально, талантливо и вполне профессионально. То, что они видели, не вязалось с привычным для обоих и скорее отрицательным мнением о Меган.

После спектакля все четверо отправились за кулисы к Меган, которая пребывала в состоянии эйфории. Они рассыпались в единодушных искренних похвалах.

— Ты играла блестяще, Меган, — сказал Стефан.

— Спасибо. Я думала, ты считаешь актерскую профессию легкомысленной и незначительной.

Меган улыбалась, но в ее глазах горел вызов.

Стефан нахмурился, покраснел и ответил с неожиданной злостью:

— Да уж, профессия легкомысленная и не слишком важная, но это не значит, что ты не можешь в ней преуспеть.

Кэрри открыла рот, словно ей не хватало воздуха. Джейк и Меган были явно потрясены, но Бет не слишком успешно попыталась подавить насмешливую улыбку. Наступило долгое неловкое молчание. Первой заговорила Кэрри:

— Меган вправе выбрать любую карьеру, какую захочет. Она решила стать великой актрисой, и она ею будет, — сказала она почти вызывающе.

Кэрри продолжала дружить с Меган, несмотря на явное неодобрение Бет и даже несмотря на ее теплые отношения с Джейком: ведь Меган не виновата в том, что Джейку нравится она, а не Кэрри.

— Верная Кэролайн, ты истинный друг Меган! — Джейк улыбнулся Кэрри и с откровенной неприязнью посмотрел на Стефана.

— Это она начала, Джейк. Меган первая выпустила стрелу, — спокойно произнес Стефан.

Их пикировку прервало появление за кулисами режиссера. Он принес с собой целую охапку красных роз на длинных стеблях и вручил их Меган.

— До сих пор ни разу на представлении этой пьесы Гвендолин не была звездой постановки. Жаль, что Оскар Уайльд не видел этого спектакля. Вы были просто великолепны, дорогая!

Он был слишком поглощен успехом своей постановки, чтобы обратить внимание на настроение молодых людей и заметить назревающую размолвку, зато его вмешательство дало Бет и Стефану повод улетучиться.

— Кэрри, я провожу Бет до общежития, — негромко обратился к сестре Стефан. — Ты идешь с нами?

Кэрри сердилась на брата, но понимала, что Джейк и Меган предпочли бы остаться наедине. Она молча кивнула и помахала рукой Меган, которая слушала восторги режиссера по поводу ее игры. Как всегда, Кэрри не хватило смелости взглянуть на Джейка.

— Ты уж прости меня, Кэрри, — обратился к ней Стефан, едва они отошли на достаточное расстояние, чтобы Меган не могла их услышать. — Я просто вышел из себя.

— Ты едва знаешь Меган. Как ты мог так ее обидеть?

— Я и не думал ее обижать, но она слишком самоуверенна. И очень высокомерна, а это меня задевает.

— Я считаю, что ты ошибаешься, Стефан. Меган добра и неглупа. Она так же не уверена в себе, как и многие другие. Просто она старается казаться твердой и оптимистичной. Возможно, чересчур старается… — Кэрри оборвала речь, заметив, с каким неожиданным вниманием прислушивается к ней Бет, и поспешила добавить: — Во всяком случае, она мой друг, и я надеюсь, что ты будешь к ней доброжелателен.

— Господи, Джейк, знаешь, почему я это сделала?

— Почему же?

— Я хотела досадить Бет. Через Стефана. Мне кажется, он выступает от имени дуэта.

— Я не думаю, что Бет и Стефан составляют дуэт.

— В самом деле? Они удивительно подходят друг другу — оба утонченные, жесткие, полные скептицизма, целеустремленные, равнодушные… продолжать?

— Ты говоришь о Бет. Что касается Стефана, не забывай, что я его хорошо знаю. Твое описание несправедливо.

— Но справедливо по отношению к Бет?

— Должен сознаться, что Бет мне не слишком нравится.

— Тогда почему Стефан так ее жалует?

— Не уверен, что это так. Собственно говоря, его чувства мне неизвестны.

— Мне будет очень жаль, если это вызовет осложнения между тобой и Стефаном.

— Мне тоже.

* * *

Когда Меган переоделась и собиралась покинуть театр, пошел дождь. Крупные холодные капли упали ей на лицо, а ветер спутал волосы. Она восприняла это как наказание за триумф.

— Как только в последний раз упал занавес, вечер изменился к худшему. Слишком много для восемнадцатилетней девчонки, пусть не задается. У меня такое чувство, что и ты скоро меня оставишь.

Голос у Меган был усталый, разочарованный. Пытаясь укрыться от дождя, она прислонилась к коринфской колонне. Стояла понурившись, опустив плечи.

— Я хочу быть с тобой, — произнес Джейк спокойно, без эмоций.

Меган выпрямилась и ждала, затаив дыхание.

— На пляже есть домик. Он принадлежит моему другу. У меня есть ключи, там нам гарантировано полное уединение. Мы можем туда поехать на твоей машине, свою я одолжил на уик-энд.

— Хорошо. Ключи от зажигания у меня в комнате. Кстати, это мне позволит объясниться с Кэрри. Я ей скажу, что участники спектакля решили веселиться до утра.

Меган знала, как Кэрри относится к Джейку, хотя та никогда об этом не обмолвилась. Меган чувствовала, что и Джейк это знает; оба хотели скрыть от Кэрри интимный характер своих отношений. Оба, не сговариваясь, решили не причинять ей боль.

Дожидаясь Меган в приемной Лагунита-Холла, Джейк позвонил Стефану. За два года их совместного бытия у них почти не случалось размолвки. Порой они спорили на интеллектуальные, политические, философские темы, но никогда — на эмоциональные или сугубо личные. И никогда не злились друг на друга. Сегодняшняя вспышка была совершенно неожиданной.

— Стефан, это Джейк. Я не вполне понимаю, что произошло, но очень сожалею о случившемся.

— Дело не в ее словах, а в тоне, каким она это сказала. Словно укусила. Я в жизни до такой степени не терял самообладания.

— Она сожалеет. Мне кажется, успех вскружил ей голову и она говорила не подумав…

— Вероятно. Что-то в этом роде, не могу сказать точно. Я до сих пор не вполне пришел в себя.

— Понятно. Я беспокоюсь за Кэрри. Меган сейчас разговаривает с ней. Ведь Кэрри хочет полной и абсолютной гармонии. Хочет, чтобы все мы оставались друзьями.

— Когда это ты успел так хорошо изучить мою сестренку?

Джейк помедлил с ответом, потом сказал:

— Я не очень хорошо ее знаю. Сужу главным образом с твоих слов. — Он глубоко вздохнул. — Повторяю, что очень сожалею о случившемся. Хотелось бы разрядить атмосферу.

— Спасибо тебе. Я ведь тоже сожалею о случившемся. Тем более что это я утратил контроль над собой.

Джейк сидел за рулем. Дождь превратился в настоящий ливень, бешеные порывы ветра пронизывали всю долину. Машину заносило и вело на мокрой грунтовой дороге. Джейк правил осторожно, но решительно и уверенно. Оба молчали. Прежде чем нажать на газ, Джейк поцеловал Меган и крепко прижал к себе.

Теперь, в темноте ночи, в самый разгар бури и при серьезном, сосредоточенном молчании ее будущего любовника, Меган чувствовала себя невыразимо испуганной и одинокой. Она инстинктивно ощущала могильный холод вечности, которой она так отчаянно боялась.

Меган вцепилась в дверную ручку и сжимала ее так крепко, что у нее побелели косточки суставов и онемели пальцы. Ей хотелось дотронуться до Джейка, почувствовать его живое тепло, но она не смела нарушить его сосредоточенность на предательски узкой дороге. Вот бы положить руку ему на бедро…

Но ведь он уже предупреждал ее о том, что этого не стоит делать.

— Ты в порядке? — спросил Джейк, не сводя глаз с дороги.

Меган едва не расплакалась, испытав облегчение при звуке его спокойного, слегка отрешенного голоса.

— Да… Сейчас да.

— Мы уже почти на берегу. Домик всего в миле от нас к северу, не дальше.

Меган показалось, что он улыбается.

Вскоре они уже были в теплой комнате, у огня, который Джейк разжег в сложенном из кирпича очаге, и Меган не спеша потягивала из стакана отменного качества бренди. Непогода, бушевавшая за окном, им не угрожала. Домик был безопасным и уютным пристанищем, полным жизни, тепла и света. Меган гадала, кому принадлежит это убежище. Очевидно, что Джейку оно хорошо знакомо и он бывал здесь раньше. Любопытно, с кем?

— Я должен рассказать тебе о своей ноге. Чтобы ты не испугалась, — заговорил Джейк, глядя на огонь. — В юности со мной приключилось несчастье. Я упал с дерева и сломал бедро, точнее, большую берцовую кость. Раздробил ее. Это был открытый перелом, то есть кожа и мышцы были порваны до кости. В результате в рану попала опасная инфекция. Я долго лежал в больнице. Перенес несколько операций и поправился. Я не потерял ногу, она почти той же длины, что и здоровая. Я даже не хромаю, если не слишком устаю. Все зажило, но выглядит скверно. Просто отвратительно. Уродливо!

Джейк обернулся и посмотрел на Меган.

Она потупилась и смотрела в почти опустевший стакан с бренди, не в силах взглянуть Джейку в глаза. Голова у нее кружилась. Не из-за слов Джейка — из-за его голоса. Он словно не принадлежал Джейку. То была тщательно продуманная речь. Выученная наизусть. Все на месте. И все насквозь фальшиво.

Джейк лгал. Она была в этом уверена. Зачем? Что такое с ним произошло, о чем он не мог ей рассказать? Она поверяла ему все свои тайны, почему же он не хочет ей довериться? Со временем она убедит его рассказать ей правду.

Но не сегодня. Этой ночью она хотела быть с ним. Однажды она почти разрушила такой вот вечер. И не намерена испытывать терпение Джейка, обвиняя его во лжи. И все же ей было неспокойно. Меган допила последний глоток бренди и постаралась забыть о своей тревоге.

— Позволь мне посмотреть.

Джейк начал раздеваться, по-видимому, ничуть не смущенный. Ему нечего стесняться, подумала Меган, глядя на его загорелый обнаженный торс, мускулистый, стройный, привлекательный.

Потом он снял брюки, и у Меган перехватило дыхание. Загар доходил только до линии талии. Ниже кожа была белая как мел — бледная, нездорового оттенка. Одна нога, совершенная по форме, с великолепными мышцами, казалось, изваяна из алебастра; вторая была такой же ниже колена, но на месте бедра была кость, обтянутая кожей, иссеченной ужасными багровыми рубцами и шрамами. Лишь одна чрезмерно развитая мышца тянулась от тазобедренного сустава к колену. Благодаря этой гипертрофированной бугристой мышце Джейк мог ходить, даже не хромая.

На это ушли годы тренировок, годы боли, страданий и терпения. То был результат упорства Джейка и усилий многих искусных врачей. Неужели это все, на что способна современная медицина? Это показалось бы мрачной насмешкой, если бы не было ногой красивого молодого человека. Отличный экспонат для музея медицинских курьезов, не будь это ногой Джейка. Меган вздрогнула, разозлившись на себя за подобные мысли.

Она провела пальцами по волосам, тряхнула своей гривой, вздернула голову и показала на трусы, которые Джейк еще не снял.

— Я жду, — произнесла она низким грудным голосом.

Джейк молча взял ее за руку и увел в спальню. Он медленно ее раздел, останавливаясь, чтобы поцеловать каждую новую клеточку ее обнаженного тела, — грациозную шейку, нежные плечи, крепкие груди, плоский живот, длинные красивые ноги. Меган дрожала от его прикосновений, вся изогнувшись, прижималась к нему в неудержимом, требовательном порыве.

Они отдавались друг другу с такой страстью, что Меган задыхалась от возбуждения. Потом Джейк ее обнял и молча гладил по золотым волосам, глядя Меган прямо в глаза, и она видела в его голубых глазах радость обладания и новое желание.

Она ответила ему взглядом: «Я снова хочу тебя. Сейчас!» И он откликнулся на ее призыв…

После Меган лежала в объятиях Джейка, обессиленная, удовлетворенная, понимая, что вскоре их вновь захлестнет волна желания.

Она положила голову на плоский и твердый живот Джейка, потом медленно подвинулась ближе к бедру. Ощутила ту самую гипертрофированную мышцу, которая, как ей сейчас казалось, стремилась освободиться от своей слишком тесной оболочки. Под ней, живой, полной энергии и скрытой силы, была кость — твердая, холодная… мертвая.

Но ведь это не так, подумала Меган. Кость не мертва. Она — неотъемлемая часть живого, страстного Джейка. Меган пристроила голову в ямке на сгибе его изуродованного бедра, прижалась лбом к твердой мышце и медленно, с нежностью стала целовать дюйм за дюймом холодную неподвижную кость.

Через несколько мгновений Джейк привлек Меган к себе, и они отдались друг другу в третий раз. Спокойно, ласково и безмолвно.

Меган пробудилась оттого, что теплый солнечный луч, пробившись сквозь неплотно задернутую штору, коснулся ее сомкнутых век. Она была одна в постели. В домике стояла тишина.

— Джейк!

Ни слова в ответ. В доме ни души, кроме нее самой. Меган вышла на крыльцо.

Синий, как сапфир, океан сиял в свете раннего солнца. Ласковые пологие волны набегали на усеянный водорослями песок. Воздух был насыщен ничем не замутненной морской свежестью, резковатой и чистой. Буря, такая неистовая, разрушительная, злая, оставила после себя обновленный мир — яркий, спокойный, совершенный.

Меган решила, что Джейк должен быть где-то на пляже. Она приняла душ, оделась и стала спускаться к воде по узкой извилистой тропке.

Она увидела его издали. Джейк сидел на гладком белом песке и смотрел на океан, погрузившись в свои мысли и не замечая ее приближения.

Появившись незамеченной, Меган успела уловить выражение его лица — печальное и задумчивое. Впечатление было мимолетным, потому что Джейк ощутил ее присутствие и с улыбкой повернулся к ней.

— Доброе утро, — тихо произнесла Меган.

То были первые слова, прозвучавшие с той минуты, когда Джейк почти нагой стоял перед ней у огня. Меган вдруг почувствовала себя смущенной и неуверенной. Она села на песок в нескольких футах от Джейка.

— Доброе утро.

Джейк взял ее за руку, притянул к себе и начал целовать. Прядь длинных светлых волос Меган попала ему в рот, и он слегка отстранился, чтобы ее высвободить. Меган увидела выражение его глаз — такое же, как ночью. Она поняла значение этого знакомого взгляда.

Джейк ласковым движением опрокинул Меган на песок и начал расстегивать ее блузку.

— Джейк! — Меган села.

— Что? — прошептал он, коснувшись губами ее шеи.

— Мы не можем заниматься любовью здесь!

— Не можем? — Джейк бросил взгляд на пустынный пляж — А почему бы и нет?

Меган улыбнулась, тряхнула гривой золотых волос, снова легла на песок и протянула руки к Джейку. Почему бы и нет?

И они любили друг друга под лучами еще теплого ноябрьского солнца, их обнаженные тела обвевал мягкий и прохладный бриз, и ритм их ласк совпадал со спокойным плеском набегающих на берег волн.

Меган никогда еще не чувствовала себя такой целомудренной.

Глава 5

В понедельник в приемную Лагунита-Холла принесли букет белых роз и незабудок для мисс Чейз. Дежурная немедленно позвонила в комнату Меган. Дома была только Бет, ей как раз пора было отдохнуть от занятий. Кроме того, ей стало любопытно. И, непонятно почему, даже неспокойно. Кто мог прислать цветы Меган? Да кто угодно, если вспомнить, какой успех она имела в роли Гвендолин. И все же…

— Я сейчас спущусь за цветами.

Букет был очаровательный — такой изысканный, воздушный, изящный — и явно специально подобранный для Меган. Конверт запечатан, надпись на нем сделана, само собой, в цветочном магазине. Бет не могла удовлетворить свое любопытство. Она поставила цветы на столик у кровати Меган. Время подходило к полудню. Кэрри и Меган скоро должны вернуться с лекций.

— Меган, посмотри! — Кэрри заметила цветы, едва вошла в комнату. — Какая красота!

Меган казалась удивленной и озадаченной. Подумала немного и улыбнулась. Это, конечно, Джейк прислал цветы в память об их чудесном уик-энде. Но как он догадался?

Кэрри вручила ей конверт. Она понимала, что цветы скорее всего от Джейка. Однако новая Кэрри, которая уже смирилась с тем, что произошло в вечер премьеры, приняла отношения Меган и Джейка как само собой разумеющееся.

Меган неохотно распечатала письмо. Бет прислонилась к дверному косяку и затаила дыхание.

«По случаю незабываемого исполнения роли (твоего) и прискорбной (забываемой?) выходки (моей). Я глубоко сожалею. Стефан».

Меган дважды прочитала записку, согнула ее пополам, потом вчетверо. Она не сразу сообразила, что Кэрри и Бет ждут, что она им скажет.

— От Стефана, — произнесла она наконец.

Кэрри улыбнулась, Бет ушла к себе. Меган бросила быстрый взгляд на букет. Незабудки. Но как он мог узнать? Это невозможно, ведь она никому ничего не говорила.

Меган почти ничего не ела за ленчем, огрызалась на подруг и ходила мрачнее тучи всю вторую половину дня. В конце концов раздражение стало невыносимым для нее самой. Нет ни малейшего смысла строить предположения. Она просто должна это выяснить. Меган быстро шагала по кампусу, по дороге вспоминая далекое прошлое.

Незабудка. Ее цветок. Ее собственный, тайный символ надежды, силы и живучести…

Ей было всего пять лет, когда мать покинула Меган и ее отца. Мать вернулась в родную Швецию, к своей карьере модели, которую она оставила, встретив и полюбив Роберта Чейза. И вот она покинула обоих, дочь и мужа, покинула безоглядно.

— Твоя мать была слишком молода, — годы спустя объяснял отец дочери. — Слишком молода, чтобы понять, какую боль она причиняет нам с тобой и какую боль сама испытает впоследствии. Кроме того, — продолжал он, обращаясь к своей красивой дочери, так похожей на женщину, которую он глубоко любил, — я ни за что не позволил бы ей отнять тебя у меня.

Отец Меган находил утешение, работая до полного" изнеможения. Пользуясь уже в то время огромной популярностью в Голливуде как блестящий режиссер-новатор, он был буквально завален работой. Попечение о пятилетней дочери он доверил нянькам, домоправительницам, а позднее — дорогим частным школам.

В ту весну Меган, брошенная матерью и забытая отцом, целыми днями играла в восхитительном саду при доме ее отца в Беверли-Хиллз. Девочка создала свой собственный мирок, населенный множеством замечательных существ, роли которых играла она сама. Кусты и цветы в прекрасном саду были неотъемлемой частью этого воображаемого мира. У всех были собственные имена и черты характера. Весна мало-помалу переходила в лето, и растения цвели и развивались под заботливым и любящим взглядом ребенка.

У Меган был любимый, хрупкий на вид нежно-голубой цветок. Он рос и цвел в узких трещинах цемента или в тени под кустами роз, азалий и рододендронов. Цветок Меган только выглядел слабеньким, но на самом деле был куда более живучим и смелым, чем остальные. Его могло прибить к земле сильным ливнем, на него могла наступить чья-то неосторожная нога, но через день-два стебель выпрямлялся и тянулся к солнцу.

Однажды кто-то из садовников принялся выдергивать это растение из щелей в цементе.

— Что вы делаете? — в ужасе спросила Меган.

— Это сорняк.

— Нет! Это никакой не сорняк, а очень красивый цветок.

Садовник улыбнулся. Он знал, как безжалостно обошлась жизнь с золотоволосой девочкой, и восхищался ее стойкостью.

— Ты не хочешь, чтобы я трогал эти цветы? — спросил он.

— Да! Пожалуйста! — воскликнула Меган. — Как они называются?

— Это незабудка.

Незабудка. Это ее цветок. Это она сама. Она выживет так же, как незабудка, и так же станет тянуться к солнцу. И уже не будет забытой — никогда.

Пятилетняя Меган дала себе клятву. Она никому о ней не расскажет, это только ее тайна.

И вдруг, много лет спустя, Стефан Ричардс прислал ей букет незабудок.

Дверь в комнаты Джейка и Стефана была закрыта, но Меган слышала их голоса. Она постучала. Открыл Стефан.

— Как ты догадался?

Сердито, словно обвиняя: как ты посмел узнать?

— Добро пожаловать!

Стефан принужденно улыбнулся. Гнев внезапно охватил его с той же силой, что и два дня назад, но сейчас он вполне владел собой.

— Что случилось, Меган?

Джейк с самым непринужденным видом встал между Стефаном и Меган.

— Я послал ей букет цветов. Очевидно, невпопад, — произнес Стефан совершенно ледяным тоном.

— Но ты прислал мне незабудки… Почему?

Голос у Меган сделался мягким, почти умоляющим.

«Ну и актриса!» — негодующе подумал Стефан и глубоко вздохнул, чтобы овладеть собой.

— Они напомнили мне тебя, — пожав плечами, сказал он, чувствуя, что готов еще раз извиниться неизвестно за что.

— Меган… — заговорил было Джейк, но его перебили.

Меган вышла из затруднения так же легко, как перед этим создала его. Она тряхнула головой и с улыбкой протянула Стефану свою изящную, красивую руку.

— Прости меня за вспыльчивость. Это было так мило с твоей стороны. Сожалею, что вела себя как малый ребенок и тогда, и сейчас.

Стефан осторожно пожал ей руку и, приподняв одну бровь, поглядел на Джейка, который только молча пожал плечами. Джейк и не пытался объяснить Меган ее поведение, хотя уже начинал понимать эту девушку. Зато он мог выручить Стефана.

— Меган, твое поведение — результат гипогликемии: тебе не хватает сахара в крови. Надо срочно подкрепиться. Давай проедемся по Эль-Камино и найдем какое-нибудь тихое местечко, где можно вкусно и сытно поесть, — предложил Джейк и многозначительно подмигнул Меган: я хочу тебя, говорил его взгляд.

Он отвез Меган прямиком в «Колониальную гостиницу» — маленький мотель с пестрыми ситцевыми занавесками на окнах, обнесенный красивой оградой из кованого железа. Впоследствии этот мотель стал излюбленным местом их встреч наедине, когда не было времени добираться в пляжный домик в Сан-Грегорио.

Большинство девушек, поступивших в колледж осенью 1970 года, намеренно и сознательно хранили невинность — мало того, они хранили ее демонстративно, твердо и неуклонно с таким видом, что каждому делалось ясно: они останутся девственницами до первой брачной ночи, только так и не иначе.

Для Меган девственность была чем-то вроде кори, которую приходится вынужденно терпеть, но чем скорее от нее избавишься, тем лучше. Меган рассталась с ней за четыре года до поступления в Стэнфорд, душистой летней ночью во время пикника на пляже в Малибу. Мужчина был на десять лет ее старше — красивый самоуверенный самец, исполнявший главную роль в одном из фильмов ее отца. Меган не понравился ни он сам, ни то, что он с ней сделал, однако на следующий день она чувствовала себя чудесно — свободная и, главное, наделенная теперь особой властью над мужчинами, властью дарить наслаждение.

Меган часто этим пользовалась. Не потому, что ей нравился секс — ее как раз беспокоило, что она не испытывает никакого удовольствия, — а из-за ощущения собственной власти. Она не теряла контроля над собой. Не то чтобы она ненавидела мужчин, но немного им завидовала. Почему они получают наслаждение, прямо-таки млеют от него, а она — ничуть? Ей приходилось довольствоваться своей властью и игрой. Так было, пока она не встретила Джейка.

Она отдавалась ему с радостью. Ей нравилось сливаться с ним воедино — интуитивно, без ограничений и барьеров. Не было ничего недозволенного в их близости. Полная свобода. Меган любила ощущать в себе его плоть, любила она и их спокойные разговоры после испытанных наслаждений.

Это привычка, решила Меган, однажды задумавшись над их отношениями. Немного забавная, чудесная, возбуждающая привычка. Ее тело требовало ласки, и только Джейк мог дать ей удовлетворение. Они встречались почти ежедневно, и когда пропускали день из-за экзамена, подготовки к контрольным работам, спектакля Меган или сильной усталости, Джейк нередко находил в своем почтовом ящике записочку следующего содержания:

«Я не могу ждать до вечера. Пожалуйста, смойся один-единственный разочек со своего политического семинара. М.».

Он, в свою очередь, оставлял записку ей:

«Ближний Восток во мне нуждается».

Следовал ответ:

«Далеко не так, как я!»

И он писал:

«Жди меня возле аудитории после семинара».

Джейк охотно откликался на призывы Меган, но никогда не жертвовал своими занятиями. Его руки, губы, глаза, все его тело давали ей новые неизведанные ощущения. Искусные, чувствительные руки Джейка. Нежные губы. Испытующие, напряженные глаза. Всегда владеющий собой и непостижимый Джейк.

— О чем ты думаешь? — спросила однажды Меган, лежа в объятиях Джейка в их постоянном номере в «Колониальной гостинице».

Оставалось всего два дня до каникул по случаю Дня благодарения. Они должны были на время расстаться.

Джейк нежно погладил ее по голове и улыбнулся:

— О том, что ты прекрасна.

Он лгал, но был искренен. Не об этом он думал сейчас, но сказал правду.

Когда Меган задала свой вопрос, мысли увели Джейка, как это нередко бывало, в иное время и к другой женщине. В дни иных радостей и огромной боли.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 6

Сайгон, октябрь 1964 года

В этот самый день, шесть лет назад, было невыносимо жарко и душно, слишком жарко для того, чтобы двигаться, но при ходьбе возникало хотя бы ощущение легкого ветерка. Влажность, как во время дождя; дождь стал бы истинным благословением, но об этом можно было только мечтать.

То был день, немилосердно измотавший всех, злой и тревожный, просто наказание за то, что они ненавидели и убивали друг друга. Джейк и еще два солдата несли патрульную службу на улицах Сайгона. Они медленно вышагивали в своих пропотевших темно-зеленых рубашках с автоматами в руках. Улицы были людными, но, как ни странно, тихими. За исключением этой необычной тишины, все было как всегда: нищие, голодные дети, пестрые базарчики — разноцветный ковер, одной из самых заметных нитей в котором казалась темно-зеленая форма американской армии.

В этот день дети не плакали, нищие безмолвно протягивали руки за подаянием, а продавцы не торговались. Просто было слишком жарко, чтобы разговаривать.

Джейк с товарищами пересекали грязную улицу, потом через базар выходили на соседнюю; на своем пути время от времени они встречались с другими вооруженными патрулями, постоянно и неизменно напоминающими о военном присутствии.

Шел второй час их восьмичасового дежурства, когда произошел так называемый инцидент. Невероятно, однако они не сразу заметили этого человека — видимо, жара и тишина притупили обычно обостренное восприятие окружающего. Джейку просто повезло, что он его увидел, когда тот только начал действовать.

Черный лимузин дипломатического корпуса затормозил у тротуара прямо перед ними. Джейк и его напарники невольно остановились и уставились на автомобиль, ожидая, что из него выйдет генерал, дипломат либо высокопоставленный чиновник.

Но из машины неторопливо и грациозно появилась очаровательная молодая женщина. Ее черные как смоль волосы были подняты вверх и стянуты на макушке в тугой блестящий узел; на ней было сиреневое полотняное платье и белый, тоже полотняный жакет; на руках — короткие белые перчатки, на шее — нитка жемчуга. Женщина держала в руках плетеную корзину, полную хлеба и фруктов.

Они уставились на нее как на невероятное, прелестное, но нереальное явление в аду и ужасе мира, который их окружал. Женщина оглянулась на солдат, и ее фиалковые глаза сверкнули на прекрасном безмятежном лице. Она беззаботно намеревалась сделать то, ради чего вышла из машины, — отдать корзинку с едой нищенке, скорчившейся в пыли с двумя маленькими, тощими, безмолвными ребятишками.

Джейк так и не понял, что именно — слабый шум, почти неуловимое движение или просто интуиция — вынудило его оторвать взгляд от красавицы и обратить внимание на тень в проеме открытой двери. В то же мгновение тень обрела реальные и грозные очертания — на женщину было направлено дуло автомата.

— Ложись! — взревел он, и женщина замерла, удивленная, но не испуганная.

Джейк сгреб ее и уложил на тротуар рядом с собой.

— Что… — начала она, но ее прервал оглушительный треск автоматной очереди.

В глазах у женщины вспыхнул ужас, она вцепилась Джейку в руку.

— Немедленно в машину и лечь на пол!

Джейк повернул голову к автомобилю и увидел, что дорогу преграждает тело убитого водителя, лежащее в луже крови. Женщина задохнулась и не двинулась с места.

— Идемте, мэм. Ну!

Он крепко взял ее за руку и заставил переступить через труп; ее белые полотняные туфельки намокли и покраснели от крови. Джейк втолкнул ее на заднее сиденье лимузина, велел лечь на пол и захлопнул тяжелую дверцу.

Перестрелка, начатая очередью из автомата нападавшего и ответной стрельбой товарищей Джейка, смолкла. Джейк видел изрешеченное автоматными очередями тело убийцы, но надеялся, что женщина этого не заметила. Содержимое ее корзинки вывалилось на землю, несколько нищих спешили подобрать драгоценную еду. Женщина с двумя ребятишками исчезла. Улицу заполнили солдатские патрули и любопытные горожане.

Но инцидент был исчерпан. Остались лишь его кровавые отметины, за которыми последуют полицейские протоколы, объяснения и догадки. И еще — прекрасная женщина в белых перчатках, с жемчугом на шее и в туфельках, пропитавшихся кровью, которая лежит на полу в машине. В лимузине без шофера.

— Лучше увезти ее отсюда, — вслух произнес Джейк и сел за руль. — Пока лежите, мэм. С вами все в порядке?

— Да, благодарю вас. — Даже сейчас, когда она была явно напугана, ее голос оставался звучным, поставленным и красивым. — Я очень, очень вам благодарна.

Джейк выехал на соседнюю улицу. Она была пустынна: ее обитатели сбежались к месту происшествия. Джейк позволил женщине сесть и посмотрел на нее в зеркальце заднего вида. Красивая, испуганная — и опечаленная.

— Шофер?

— Он мертв, мэм. — Почему она спрашивает? Или она переступила через его тело не глядя? — Отвезти вас на базу?

— Как вам будет удобно. Меня туда пригласили на чай. Осталось много еды, вот я и взяла с собой корзинку. Шофер повез меня домой. Я и не думала…

Что верно, то верно, сказал себе Джейк. Произошел несчастный случай, непредвиденное убийство.

— А где вы живете?

Она точно описала ему дорогу до роскошного квартала на окраине города. Джейк понятия не имел, что такие дома и такое богатство существуют где бы то ни было — и уж разумеется, не в Сайгоне. Она жила, как и многие офицерские семьи, в домах, выстроенных французами перед войной. А ее жилище представляло собой особняк, окруженный стеной из белого кирпича, обведенной поверху металлическим забором с заостренными концами. Охранник в военной форме стоял у железных ворот.

Палец охранника лег на спусковой крючок автомата, когда он увидел, что вместо шофера из машины выходит Джейк. Он потребовал предъявить документы и объяснить, в чем дело. Утихомирился только после того, как с базы ему сообщили по телефону, что Джейк не причинит никакого вреда жене генерала.

— Жене генерала? — спросил Джейк.

— Вот именно. Вы даже не знали, кто она?

— Нет. Я просто считал необходимым увезти ее оттуда.

Она сняла окровавленные туфли, прежде чем войти в дом. Джейк остановился у входа и ждал. Чего он ждал? Чтобы его снова поблагодарили? Отпустили? Или пригласили войти?

Чтобы с ним поговорили, понял он. Она очень долго молчала. Она молчала и во время его объяснений с охранником.

Она повернулась к Джейку. Фиалковые глаза были полны слез. Губы у женщины дрожали.

— Помогите мне, — шепнула она.

Джейк быстро снял свои грязные, испачканные кровью ботинки и в одних носках ступил на мраморный пол. Поддержал женщину за локоть и проводил в гостиную — с холодного каменного пола на толстый светлый ковер. Подвел к дивану. Женщина села и, вся дрожа, закрыла лицо руками.

Джейк подавил искушение сесть рядом и обнять ее за плечи. Он был слишком разгоряченным, потным и грязным для того, чтобы касаться женщины и мебели в гостиной. Он только робко похлопал ее по дрожащему плечу.

— Это всего лишь шок, мэм. Скоро все пройдет.

Она кивнула раз и другой, потом покачала головой:

— Нет, я никогда этого не забуду. Как я глупо себя вела! Но ведь я всего лишь хотела помочь бедной женщине, и вот… Это моя ошибка.

— Вы не сделали ничего плохого.

— Разве это имеет значение? — Она подняла глаза на Джейка. Он молча пожал плечами. Женщина вытерла слезы. — Как вас зовут?

Вопрос застал его врасплох.

— Джейк. Я… простой солдат, мэм… то есть миссис…

— Джулия. Называйте меня Джулией. Вы спасли мне жизнь, Джейк. В самом деле. Ведь он хотел меня убить, верно?

— Возможно.

Джейк снова неопределенно пожал плечами, но в его голосе не было сомнения — ведь Джулия действительно была мишенью для убийцы.

— Да, — совершенно спокойно произнесла Джулия, несколько секунд молча разглядывала свои руки, потом спросила: — Сколько вам лет, Джейк?

— Восемнадцать, — солгал он.

Два года он прожил с этой ложью на устах, но через месяц ему и вправду исполнится восемнадцать, так что теперь это почти правда. Джейку очень не хотелось лгать Джулии.

Джулия удивленно вскинула глаза. Он выглядит старше. И ведет себя как вполне зрелый человек. Господи, она старше его на целых шестнадцать лет.

Ей захотелось узнать о нем как можно больше — об этом мальчике-мужчине, спасшем ей жизнь, на которого она при обычных обстоятельствах и не взглянула бы, потому что он грязен и даже не умеет правильно говорить по-английски. Почему у него такая речь? Ведь он выглядит таким уверенным в себе, красивым, выдержанным. Джулия вздохнула. Хочется побольше о нем узнать, но она слишком измотана, чтобы пускаться сейчас в расспросы. Она должна отдохнуть хоть немного, прийти в себя. Но она не намерена отпускать Джейка.

— Я должна принять душ, — сказала она. — Смыть с себя… — она запнулась, но все же закончила: — кровь. Потом мне надо прилечь и отдохнуть, выпить чашку чаю. Мне необходимо, чтобы вы остались здесь еще на какое-то время. Я чувствую себя в опасности.

Это не был вопрос или приглашение, а приказание. Наверное, научилась командовать у своего мужа-генерала, подумал Джейк и усмехнулся. Он с удовольствием останется, хотя чувствует себя неловко. Ему бы тоже не мешало смыть с себя кровь.

— За домом есть плавательный бассейн, — сказала Джулия. — И душ в раздевалке. Так что если хотите…

— Звучит заманчиво, мэм.

Джейк совсем было позабыл о жаре, но когда вышел из дома с кондиционерами в патио, нагревшийся бетон обжигал ступни ног даже сквозь носки. Джейк припустил к маленькому домику в конце двора. Там он обнаружил душ, умывальный тазик, туалет, кабинки для переодевания, а также полотенца, мыло, сандалии и купальные халаты.

Он разделся донага и бросил на пол в душе все свои вещи. Отскоблив себя, Джейк принялся нещадно тереть одежду. Мутная, грязная вода исчезала в отверстии стока, постепенно светлея, пока не сделалась почти прозрачной. Джейк тщательно отжал одежду, она была только чуть волглой. Ничего, солнце моментально все высушит. Он обернул полотенце вокруг пояса и вынес одежду во дворик.

Его снова обдало жаром; аквамариновая вода в бассейне неудержимо тянула к себе. В раздевалке Джейк не нашел купальныхпринадлежностей. Но он был совершенно один, а Джулия, пожалуй, проспит несколько часов. Он вполне может поплавать нагишом, пока его форма сохнет. А в чистом он посидит в белой гостиной.

Джейк лениво плескался в прохладной воде, иногда вылезая из бассейна, чтобы проверить, высохла ли одежда. Время проходило незаметно. Джейк не имел представления, как долго он находится в воде, и тут появилась Джулия. Она выглядела посвежевшей и отдохнувшей — элегантная, спокойная. Черные волосы свободно обрамляли ее лицо. Она была в коротком халатике поверх черного купальника.

— А у меня проблема, мэм, — улыбнулся Джейк. — Не нашел плавок.

— Вот как? — Джулия немного подумала. — Ладно, поступим так. Я закрою глаза, когда вы будете вылезать из воды.

Джулия уселась на ступеньки в том конце бассейна, где было совсем мелко. Джейк бултыхался на глубине. Время от времени он отдыхал, придерживаясь рукой за бортик. Они разговаривали. Джулия спрашивала, Джейк ей отвечал. Впервые за несколько лет он говорил правду. Только ей, одной из всех. Жене генерала. Но она, единственная в мире, не использует его откровенность во зло. Не сможет. И он был с ней откровенен.

Он рассказывал о своем доме в Западной Виргинии, в месте под названием Аппалачия. Об отце-шахтере с синими от силикоза губами в тридцать пять лет. Отец задыхался, его мозг нуждался в кислороде, между вдохом и выдохом он мог произнести не более трех слов. О матери, худой, усталой и сгорбленной. Такой он ее помнил с раннего детства — ему тогда было четыре года, а матери двадцать один. У Джейка было множество братьев и сестер и всех требовалось кормить, одевать, обувать. Джейка, самого старшего, ждала работа в шахте, такая же как у отца.

То был несвязный косноязычный рассказ, пересыпаемый бесчисленными «значит, так», «вот» и так далее. Но Джулии было не до лингвистических изысков. Она слушала повесть о безнадежном, ненавистном нищенском существовании, гадая, как же ему удалось бежать от всего этого. Она даже не сразу заметила, что Джейк вдруг умолк.

— Почему вы замолчали? — спросила она.

— Я подумал, что вам наскучило.

— Нет. Расскажите, как вы оттуда уехали.

В поселок приехали миссионеры. Они привезли книги, которые Джейк не мог читать, потому что его никогда ничему не учили, и они привезли мечты о другой жизни. Джейк слушал их и мечтал. А когда они уехали, удрал с ними, спрятался в их фургоне. Они обнаружили его уже в Чарлстоне и не отослали обратно, понимая, что это его погубит. Ему предложили поступить в армию, понимая, что и там его могут убить. Но выбор был невелик.

— Мне было шестнадцать, и я не умел ни читать, ни писать, ни считать.

— Как же вы попали в армию?

— Мэм, не обижайтесь, но ничего не стоит попасть в армию в военное время. Они были просто счастливы, когда увидели, какой я рослый и сильный. Чтобы нажимать на спуск, большого ума не надо.

Джулию передернуло — из-за того, что он сказал сущую правду.

Джейк снова умолк. Ничего себе история, размышляла Джулия. Неграмотный сын шахтера спасает жизнь утонченной интеллектуалки. Она будет по-прежнему счастлива со своим мужем-генералом. А он? Что будет с ним? Умрет в джунглях, всего в пяти милях к северу отсюда? Выживет, но сойдет с ума? Вернется «героем» с войны, которую все ненавидят, и сделается объектом ненависти? С отчаяния пойдет работать на угольную шахту? Красивый парень, речь которого безнадежно хромает. Джулия вспомнила «Пигмалиона»…

— Для меня это вовсе не конец, — внезапно заявил он, словно прочитав ее мысли.

— Кем же вы станете?

— Не знаю. Я хочу поступить в колледж, выучиться, а потом уж решать. Я сообразительный. Но пока еще не обучен грамоте. Надеялся в армии чему-нибудь научиться, но зря.

Значит, в армии он разочаровался. Джулия вздохнула с облегчением. И ни много ни мало мечтает поступить в колледж! А сам даже в начальную школу не ходил. Когда же он добьется исполнения своих желаний? До сих пор он боролся за свою жизнь и теперь вот спас от смерти ее. Что она может сделать ради его спасения?

— Считаете, что вы у меня в долгу?

Он снова прочитал ее мысли! Она взглянула на Джейка, и он ответил ей открытым и прямым взглядом синих глаз. Таких серьезных. Что в них? Уверенность в себе?

— Вы знаете, что это так и есть.

— Тогда… — произнес он и смолк.

Джулия ждала. Он мог бы потребовать, чтобы она ему отдалась. Ну что ж… Несколько минут безумия, вспышка эмоций, немного риска… все достаточно просто. Но возможно, он потребует большего. Она задержала дыхание.

— Помогите мне. Научите говорить правильно, так, как вы. Научите меня читать и писать.

Джулия пошевелила в воде длинными белыми пальцами, снова очень внимательно посмотрела на Джейка и сказала:

— Хорошо, Джейк, я постараюсь.

— Отлично! Давайте начнем! — Джейк стал выбираться из бассейна, без видимого усилия подтянувшись на сильных руках; высунувшись из воды до пояса, добавил небрежно: — Закройте глаза.

В его тоне прозвучала невысказанная мысль: «Можете, раз уж вам так хочется, разыгрывать глупую скромность, но мне нечего стыдиться своего тела».

Джулия даже глазом не моргнула. Она смотрела на его прекрасно сложенную фигуру, пока он обматывал полотенце вокруг талии и потом собирал высохшую на солнце одежду. Прежде чем удалиться в раздевалку, Джейк остановился возле Джулии.

— Наверное, не стоит начинать сегодня. После того, что произошло… и скоро ваш муж вернется…

— Нет, все прекрасно. Для меня это даже лучше — чем-нибудь занять голову. Мужа не будет дома еще по меньшей мере дня три.

— А кто ваш муж?

Джулия ответила. От ее слов Джейк замер на месте и серьезно подумал о просьбе, с которой он к ней обратился. Муж Джулии был не просто какой-то генерал, а самый главный, так сказать, всем генералам генерал. Однако он на много, очень много лет старше жены.

— И он оставляет вас здесь одну?

— У меня есть охрана, вы это знаете. Я в полной безопасности. Сегодняшнее происшествие — следствие нарушения мной обычных правил.

Она и в самом деле верит, что ей ничто не угрожает, подумал Джейк. Ей не приходит в голову, что с охранниками и водителем не так уж трудно справиться. Джулия, в сущности, мишень, и мишень удобная — наивная, беззащитная, доверчивая.

* * *

— Фрэнк, он спас мне жизнь, и как ты думаешь, о чем он попросил в награду? Попросту о праве, которым должен был обладать с момента рождения. Он здесь воюет за это право. Рискует жизнью ради того, чтобы стать таким, как все. Мне больно думать об этом.

— Ты от души хочешь ему помочь, Джулия, или просто считаешь себя обязанной? — мягко спросил муж.

— Разумеется, хочу, Фрэнк. Когда познакомишься с ним, поймешь почему. И постараешься ему помочь. Ты тоже не захочешь, чтобы он рисковал жизнью каждый день.

Ну вот, она сказала это ему. Фрэнк вернулся на два дня. Они без конца обсуждали «инцидент». Обсуждали намерение Джулии помочь Джейку и желание Фрэнка отправить ее в Вашингтон. И вот теперь она наконец сказала, чего хочет — чтобы Джейк оказался в безопасности.

Фрэнку понадобилось немало времени, чтобы осознать слова жены. Ведь это вовсе не естественное и простое желание научить неграмотного деревенщину читать и писать. Парень явно много значит для Джулии. Насколько это серьезно? Фрэнк со вздохом посмотрел на свою красивую молодую жену. Он не усомнился ни в ее любви к себе, ни в ее верности.

Но при этом он знал о ее причудах и фантазиях, ведь она все еще избалованная маленькая девочка. Избалованная ее отцом, лучшим другом Фрэнка. Избалованная самим Фрэнком, Джулия получала все, чего хотела. Фрэнк обожал ее баловать. Но это требование…

Разумеется, это в его силах. В его силах делать все что угодно на этой войне. Он может отправить этого малого и Джулию в Вашингтон хоть сегодня вечером. Но насколько это у нее серьезно? Может, всего лишь ее очередная причуда?

— Он просил об этом?

— Нет! Он просил только о том, чтобы я его учила. Не больше. Это моя идея, но я ему о ней не говорила.

Она не говорила, так как думала, что Джейк не согласится. Ведь он такой самоуверенный и мнит себя бессмертным.

— Ты считаешь, это справедливо по отношению к другим?

В ту самую секунду, как с губ Фрэнка слетел этот вопрос, он понял, насколько неразумно спрашивать у его великодушной жены, справедливо ли избавить кого-то от участия в бойне.

— Справедливо? Справедливость — это слово на войне теряет смысл. Тем более по отношению к жизни Джейка. Все свои семнадцать лет он не знал справедливости. Так ответь мне, можешь ты это сделать или нет?

— Ты же знаешь, что могу. Но подожди до тех пор, пока я с ним не познакомлюсь. Если я собираюсь перевести его в нестроевые, мне надо узнать, что он собой представляет. Он же не просто любимый ученик и ангел-хранитель. — Он поцеловал ее. — Он будет здесь завтра?

— Да. Он дежурит эту ночь. Придет на занятия во второй половине дня и останется с нами обедать. На уик-энд у него увольнение, и он проведет его с нами. Я люблю тебя.

До знакомства с Джейком Фрэнк любил единственное существо во всем мире — Джулию. После встречи с Джейком таких существ стало два. С первых минут знакомства Фрэнк понял, что защитит парня. Надо как можно скорее отправить его и Джулию в Вашингтон. Непростительным эгоизмом с его стороны было привезти жену во Вьетнам. Но она так настаивала.

Телефонный звонок раздался во время обеда. Фрэнк вернулся минут через двадцать, лицо у него было сильно встревоженное.

— Что случилось, дорогой?

— Скверная заваруха на севере. Много убитых и раненых Я должен ехать на базу.

— Я поеду с вами, сэр. — Джейк встал.

— Нет! — воскликнули одновременно Джулия и Фрэнк с такой страстностью, что удивили не только Джейка, но и друг друга.

— Нет, Джейк, — уже спокойнее заговорил Фрэнк. — Оставайтесь здесь. Берегите Джулию. В конечном счете ваши занятия гораздо важнее.

— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, — ответил, улыбаясь, Джейк.

А Джулия с ужасом поняла, что он охотно отправился бы с Фрэнком.

— Позвони мне, Фрэнк, — попросила Джулия. — Будь осторожен.

— Мне ничто не угрожает, Джулия. Ты это знаешь.

На следующий день после начала занятий Джулии с Джейком она несколько раз звонила в Штаты и подолгу разговаривала со своей подругой Кейт, которая преподавала в школе. С мисс Уиллис, которая учила ее английскому в Брин-Море. С управляющим бесплатных средних школ в Арлингтоне, чтобы выяснить, как получить диплом о заочном среднем образовании. Со своим личным секретарем — ей она поручила приобрести, упаковать и выслать почтой нужные книги, таблицы и экзаменационные вопросы. Используя все эти пособия, Джулия могла составить программу обучения, а пока она не получит книги и другие материалы, они с Джейком смогут вести борьбу с недостатками его речи — словами-паразитами, неоконченными, неправильными предложениями и дурным произношением.

— Джейк, когда вы думаете, ваши мысли складываются из слов и предложений? — однажды спросила Джулия, озадаченная тем, с каким трудом даются ее ученику первые успехи.

— Нет, мэм, — ответил он, — я думаю картинками, вроде как во сне.

— Образами, Джейк, — поправила она. — Образами.

— Образами, — повторил он, ибо они договорились, что каждое новое для него слово он будет повторять за ней и произносить так, как она.

Фрэнк уехал на базу, а Джулия и Джейк прозанимались почти до трех часов ночи: учили новые слова, спрягали глаголы и так далее. Фрэнк позвонил в полночь.

— Мне придется провести ночь на базе. У нас оказались неточные сведения о числе нападающих. Как там малыш?

— Усваивает все очень быстро.

Она улыбнулась слову «малыш» по отношению к мужчине-мальчику, чьи глаза порой заставляли ее на мгновение терять нить рассуждений; от самых невинных прикосновений которого, когда он наклонялся поближе посмотреть, как она пишет то или иное слово, у нее по коже бегали мурашки. Словечко Фрэнка безжалостно вернуло Джулию к реальности. Семнадцатилетний мальчик. Однако в душе Джейк никогда не был ребенком.

— Мне надо отдохнуть.

Это было на другой день после полудня. Они занимались без перерыва уже четыре часа. Фрэнк позвонил и попросил подождать с обедом — он собирается приехать, но попозже. Джулия потянулась совсем по-кошачьи. Джейк заметил, что у нее утомленный вид, и почувствовал себя виноватым. Был ли он вправе потребовать от нее такой помощи? Ведь это и в самом деле утомительно, да и скучно оказаться эдаким сержантом-инструктором… Но с другой стороны, она от души радуется, если он что-то делает правильно.

— Хорошо, — согласился он, хотя ему перерыв не требовался.

За неделю общения с Джулией он узнал больше, чем за все свои семнадцать лет. Она — ключ, который откроет ему дверь в настоящую жизнь. Однако он слишком нетерпелив, неразумно торопить Джулию: ведь он целиком зависит от ее доброй воли.

— Как насчет того, чтобы поплавать? — спросила она.

— Это было бы здорово.

Джейк тоже потянулся, взглянув на Джулию, и отбросил мысли о своем будущем ради настоящего. Ничего подобного в его жизни еще не было. Потягивать чай со льдом, непринужденно болтая — или пытаясь болтать — с красивой, умной женщиной, плавать вместе с ней в бассейне… В его новой будущей жизни такое будет, и Джулия помогает ему этого добиться.

— Мне, пожалуй, необходимы плавки.

— В самом деле? — бросила Джулия через плечо, уже выходя из комнаты.

Джейк разделся, аккуратно сложил свои вещи, обмотал полотенце вокруг талии и уже направился было к бассейну, но вдруг остановился. Присел на табурет в раздевалке и спрятал лицо в ладони.

Минут через пять он вновь оделся. Прошел через весь дом к хозяйской спальне. Дверь была закрыта, но он слышал через нее шаги Джулии.

— Джулия! — шепнул он в дверную щель.

— Джейк? — Она открыла дверь, одетая в короткий купальный халатик, застегнутый на все пуговицы — Я почти готова… Почему вы в одежде?

Она отступила в комнату и села на кровать. Джейк прислонился к дверному косяку.

— У меня… возник образ. Он меня напугал.

Джейк умолк, глядя на Джулию синими глазами так, как никогда прежде еще не смотрел. Но она поняла, она узнала этот взгляд.

— Напугал?

— Потому что я очень этого хотел. — Он опустил глаза, потом снова вскинул их на нее. — Очень сильно.

— Чего же? — спросила она, понимая, о чем он, потому что сама хотела того же.

— Вас.

У Джулии пересохло в горле. Сердце заколотилось бешено. На ней был только халатик. Но думала ли она о том, что такое может случиться? Или это просто сон? Нет, вовсе не сон. Джейк здесь и говорит, что хочет ее. Но он полностью одет.

— Да, — шепнула она.

Оба не двинулись с места.

— Я ухожу, — произнес Джейк.

— Уходишь? Куда?

— На базу. Подумать. Я должен решить. Вы должны решить.

— Нет.

Джулия не хотела об этом думать. Думать о том, что станет заниматься любовью с семнадцатилетним мальчиком. О том, что изменит человеку, которого любит. Она вообще не хотела ни о чем думать. Хотела лишь одного: чувствовать его тело рядом. Хотела, чтобы он говорил с ней при помощи рук и губ. Говорил о своей страсти, которую не выразить словами.

На войне другие правила. Неделю назад ее могли убить. На войне трудно принимать обдуманные, разумные решения. Это время страстей и желаний. Она хотела Джейка. Хотела его сейчас.

— Не уходи.

Джулия протянула к нему руки, но Джейк не двинулся с места. Тогда она сама подошла к нему, провела рукой по его щеке, коснулась шеи.

Он ее поцеловал, и Джулия задрожала. Он прижал ее к своему крепкому, мускулистому телу, его губы мягко и нежно прижались к ее губам. Раз, другой, еще и еще. Она хотела большего, страстно и нетерпеливо, но не могла двигаться — он слишком сильно ее обнимал.

— Джулия! Мы должны подумать, — сказал он, касаясь губами ее губ.

— Я подумала, — солгала она.

— А я нет. Не обо всем.

В словаре Джейка не было слова «двусмысленность», однако положение человека, который спит с чужой женой, женой генерала, с женщиной, от которой зависит его будущее, смущало его. Он должен, обязан обдумать, насколько это согласуется с его внутренней системой ценностей. Его грандиозными планами нельзя было жертвовать ради минутного наслаждения.

Но если его чувство к Джулии искренне, тогда оно не может быть дурным, потому что Джейк верил, что в его жизни любовь превыше всего, А для истинной любви нет иных правил, кроме веления сердца.

— Джейк, останься. Все будет хорошо. Обещаю тебе.

Что с ней? Почему она в таком отчаянии? Она, Джулия, образец верности, она, которая смеялась над многими мужчинами и отвергала их. Джулия, которая не верила в минутную страсть. Джулия, которой до брака с Фрэнком нравилось играть с мужчинами. Но Джейк вовсе не играл с ней — и она с ним тоже.

— Это может быть ошибкой. Но если мы оба решим, тогда…

Какое счастье, что она может читать по его глазам, подумала Джулия. Она понимала, что он имеет в виду. И это ее пугало. Она кивнула, и Джейк коснулся губами ее волос.

— Я вернусь в десять часов, чтобы пообедать с вами и Фрэнком и позаниматься.

Имя Фрэнка он выговорил без запинки.

Весь остаток дня Джулия металась по дому. Она пыталась составить план занятий с Джейком, но не могла сосредоточиться. В конце концов она уселась в гостиной и принялась размышлять. Она думала долго, пока не пришла к решению.

В половине одиннадцатого она забеспокоилась. Фрэнк и Джейк опаздывали, и ни один из них не звонил. В половине двенадцатого наконец раздался звонок. Джулия сразу подняла трубку.

— Джулия, прости. Тут был настоящий ад. Раньше не мог позвонить. Садитесь за стол, если вы еще не ели. Я буду через час.

Голос у Фрэнка был совершенно измученный.

— Джейка нет, — очень тихо произнесла Джулия.

— Что?! Где же он? — Фрэнк говорил с нескрываемой тревогой.

— Он отправился на базу около трех часов дня. Отдохнуть. Собирался вернуться к десяти.

— Его часть ушла в бой в шесть часов.

— В ночной бой?

— Нет, но враг всего в пяти милях к северу. Мы должны занять позицию к рассвету.

Теперь Фрэнк говорил медленно и напряженно. В сражении они понесли очень большие потери. Они недооценили способность вьетконговцев быстро передвигаться по джунглям. И дорого за это заплатили.

— Джейк должен был идти в бой? Ведь у него увольнительная? — умоляюще спросила Джулия, заранее зная ответ.

Не должен был идти, но пошел. В сложившихся обстоятельствах не мог не пойти.

* * *

Бой начался перед рассветом. Полная луна и единственная звезда еще светились на бледно-сером небе.

Этот звук запомнился Джейку навсегда — так же как и другие звуки того боя, от которых он потом пробуждался долгие годы весь в поту после ночных кошмаров, — глухие и мягкие удары пуль, поражающих здоровую мускулистую плоть. Более громкими были звуки от падения тел на влажную землю, а совсем оглушительными — крики раненых и автоматные очереди.

Все это неизгладимо врезалось в его память еще до того дня. Но день последнего боя оставил ему новые воспоминания. Он слышал, как пульсирует кровь у него в голове. Слышал, как, словно молодое дерево, с треском переломилось его бедро. Слышал собственный крик, заглушивший неистовый шум и грохот смертельного боя. Крик невыносимой боли.

Глава 7

Джулии разрешили навестить Джейка через день после его ранения. Она вошла в жаркий, полный народу двор военного госпиталя, дрожа от волнения и тревоги. Винит ли ее Джейк в том, что произошло? К какому решению он пришел в немногие минуты перед уходом в бой?

Этого она, вероятно, никогда не узнает. Их отношения, их взаимосвязь — ее, Фрэнка и Джейка — окончательно определились в последние сутки. Она и Фрэнк теперь родители Джейка, его опекуны и хранители. Она улетит вместе с ним в Вашингтон при первой возможности и будет ему матерью во время операций, которые, как утверждают врачи, понадобятся, чтобы извлечь из мышечной ткани обломки раздробленного сустава и скрепить их металлическим стержнем.

Что же он решил? Об этом она неотступно думала, проходя мимо коек, где лежали страдающие от ран, стонущие молодые парни. Стонет ли от боли Джейк? Дай-то Бог, чтобы он не так сильно страдал.

Увидев ее, он улыбнулся.

— Прости меня! — еле выговорила она со слезами на глазах.

Несмотря на улыбку и по-прежнему ясные синие глаза, Джейк явно мучился от боли. Кожа у него была бледной и слегка влажной, руки сжаты в кулаки. Джулия дотронулась до его лица — оно было холодное и тоже влажное.

— Это не ваша вина, — твердо сказал Джейк.

Джулия смотрела на него, пытаясь по выражению глаз определить его чувства. Если он в чем-то и обвинял ее, то теперь простил — в глазах были не гнев или ненависть, а боль. И печаль. Джулии хотелось обнять его по-матерински, как ребенка, но она лишь легонько сжала его руку.

— Думаю, мы улетим в Вашингтон уже завтра.

— Мы?

— Разумеется. И приготовься к занятиям. Лететь нам примерно двадцать часов. — Она увидела, как он стиснул челюсти. Значит, ему очень больно. — Позанимаемся, если ты будешь чувствовать себя хорошо, — мягко произнесла она и ласково коснулась его вспотевшего лба.

— Да, мэм.

Джейк снова с трудом улыбнулся.

За два часа до их приземления у Джейка внезапно усилилась боль. До тех пор они с Джулией проводили время за «уроками», хотя память Джейка была слегка затуманена морфином, который ему регулярно вводила военная медсестра.

Боль была новой, неожиданной и острой. Джулия сразу догадалась о ней по лицу Джейка.

— Что с тобой, Джейк?

— Нога. Что-то случилось. Позовите кого-нибудь, пожалуйста.

Лайнер нес в своем огромном брюхе шестьдесят раненых, четырех медсестер, врача и Джулию. В полете врач и сестры были очень заняты: лечебные процедуры, перевязки, внутривенные вливания. Джейк не требовал особой заботы: его состояние было стабильно. Его просто везли на родину для проведения операции. И до этой минуты случай Джейка считался обыкновенным: да, тяжелый открытый перелом, но состояние не вызывало тревоги.

Джулия переходила от койки к койке в поисках врача. Тот как раз назначал антибиотики солдату, у которого поднялась температура. Джулия посмотрела на усталое лицо молодого врача и почувствовала одновременно и страх, и сострадание. Слишком много работы для одного, ему бы отдохнуть… но не раньше чем он поможет Джейку!

Всем стало ясно, что дело серьезное, едва сняли повязку. Нога у Джейка распухла, рана гноилась. Цвет кожи из розового сделался пятнисто-багровым, стерильная повязка была в коричневых пятнах гноя.

— Когда вы почувствовали боль?

— Всего пять минут назад.

— Возможно, морфин заглушил боль, — негромко сказал сестре врач.

Джейк навсегда запомнил эти слова. Наверное, все было бы иначе, если бы ему не вводили морфин, — он бы раньше почувствовал, что мышцы отмирают. Все последующие месяцы и годы страданий Джейк почти никогда не просил дать ему обезболивающее.

— В чем дело, доктор? — спросила Джулия.

Сострадание уступило место страху. Этот человек должен помочь Джейку во что бы то ни стало, и не важно, устал ли он и сколько раненых в нем нуждаются.

А врач в эту минуту с горечью убедился, что перед ним самый тяжелый больной во всем самолете. Он назначил огромные дозы пенициллина. Потом ушел в кабину и вернулся минут через двадцать. Вид у него был еще более усталый, но, как ни странно, оживленный и уверенный. У врача появился план.

— Это называется клостридиальный мионекроз, — начал он.

— Газовая гангрена! — с ужасом прошептала Джулия.

Врач с любопытством взглянул на нее. Было само по себе примечательно, что молодая красавица жена генерала летит с ними и лично ухаживает за солдатом-деревенщиной, причем делает это с радостью. А теперь выясняется, что она знает научное название газовой гангрены.

— Да, совершенно верно, — подтвердил он, — мышечная инфекция, вызываемая особыми бактериями. Мышцы отмирают, и это причиняет сильнейшую боль. Что касается лечения…

Он отвернулся и посмотрел на Джейка. Дыхание у того участилось, а кровяное давление, видимо, упало. Однако сознание Джейка оставалось нормальным, он мыслил ясно. Такова зловещая особенность газовой гангрены: человек осознает, что ему угрожает смерть, но тем не менее остается спокойным. Но Джейк таким не казался.

— Лечение заключается в удалении пораженных мышц в кислородной барокамере, если она доступна. Я радировал Уолтеру Риду. Операционная будет готова ко времени нашего приземления. Вы должны подписать согласие на хирургическое вмешательство прямо сейчас. Это сэкономит время.

— Вы можете дать ему обезболивающее? — скорее потребовала, чем попросила Джулия.

— Нет! — ответили в унисон врач и Джейк.

— У него слишком низкое давление, — добавил врач.

Врачи удалили Джейку все мышцы бедра, кроме одной. В операционной возник спор, следует ли ее оставлять. Возможно ли избежать инфекции?

— Проще всего удалить ее сейчас, но стоит рискнуть и оставить. Если она живая, парень, возможно, со временем снова сможет ходить. Давайте ее сохраним.

Так сказал главный хирург-ортопед. Спорить с ним не было оснований: он был человеком предусмотрительным и чаще всего оказывался прав.

Джейк провел в госпитале почти год. Он перенес множество операций и заново учился ходить, а также читать, писать и говорить как джентльмен.

Красиво, грамотно и литературно выражаться его учила одна только Джулия, но, добившись в этом отношении полного успеха, она поручила его дальнейшее образование самым лучшим, дорогим и чрезвычайно заинтригованным преподавателям истории, математики, географии, литературы и других предметов.

Джейк стал всеобщим любимцем. Знаменитым пациентом госпиталя. Любимым больным медсестер. Самым способным и любимым учеником своих преподавателей. Невероятно успешным воплощением замысла Джулии.

— Он сделался игрушкой, Джулия. Твоей игрушкой, игрушкой врачей, игрушкой преподавателей. В этом нет ничего хорошего. Ему необходимо предоставить возможность развиваться самостоятельно. Сейчас он подавлен. Его индивидуальность — обаятельная мальчишеская личность — подавляется.

Последние три месяца этого года Фрэнк провел дома. Он часто навещал Джейка, но вплоть до одного июньского вечера не возражал ни против забот о Джейке, ни против программы обучения, составленной для него Джулией.

— Мне и в голову не приходило, что у тебя такие мысли, Фрэнк.

— Меня озарило только сегодня, дорогая. Мы должны забрать его из госпиталя и на время освободить от занятий. Пусть отдохнет, придет в себя.

Джейка выписали из госпиталя на следующий день. Джулия расплакалась, увидев, как он счастлив. Фрэнк был прав. Она освободила Джейка от занятий на все лето. Ему предоставили возможность привыкнуть к своему новому, но покалеченному телу и к своему тонко организованному разуму.

— Мы с Джулией хотим, чтобы ты жил с нами, сынок, но решай сам. Я понимаю, что тебе нужна независимость, самостоятельность. У нас отличный большой дом.

— Спасибо, сэр… то есть Фрэнк.

Джейк поселился в комнате для гостей на первом этаже белого особняка в колониальном стиле в Арлингтоне. К удивлению Джулии, он предпочитал одиночество — сидел у себя в комнате или гулял, медленно и с трудом, по дорожкам сада среди лилий и роз.

— Он должен найти себя, решить, кто он и кем хочет стать в будущем. Должен соединить в себе нового Джейка с прежним, — говорил Фрэнк, который чрезвычайно гордился молодым человеком, казалось, заново родившимся этим летом.

Джулия не знала, как себя вести. Джейк больше не нуждался ни в сержанте-инструкторе, ни в чрезмерно заботливой матери. Она не понимала, что ему нужно, и чувствовала себя неловко в его присутствии. Джейк должен был сам проявить инициативу. Дать ей знать, как он намерен прожить следующий этап своей жизни. И она ждала.

Однажды вечером в начале июля, за обедом, Джулия сказала, что собирается на концерт симфонической музыки.

— Одна? — спросил Фрэнк.

— Уж не стал ли ты поклонником симфоний, после того как целых полвека их терпеть не мог? — поддразнила его жена.

Фрэнк улыбнулся и весьма выразительно покачал головой. Ни он, ни Джулия не взглянули на Джейка.

— Вас, наверное, ничуть не удивит, если я скажу, что ни разу не был на таком концерте, — заговорил тот. — Но если музыка похожа на ту, что играет Джулия, когда вас нет дома, Фрэнк, я бы охотно ее послушал.

— Ты слушал мое исполнение каждый день в течение месяца, но в первый раз упоминаешь об этом, — сказала Джулия, у которой сильно забилось сердце: она очень хотела, чтобы Джейк пошел с ней на концерт.

— Мне кажется, вы бы сразу догадались, что музыка мне не нравится, — улыбнулся Джейк.

Следующие три года они с Джулией много времени проводили в художественных галереях, в опере, на концертах, в театрах. То была их общая страсть. Джейк инстинктивно тянулся к искусству, но у него был собственный вкус — ясный, определенный и неизменно совпадающий с пристрастиями Джулии.

Она нередко думала, что не учила его этому. Таков он сам, таково его восприятие. И они с ним в этом отношении очень похожи.

Фрэнк брал с собой Джейка на свои любимые зрелища — футбол, бейсбол, хоккей, баскетбол. У Джейка не было врожденного интереса к спорту, но это не имело значения. Главное, что он проводил время с Фрэнком, которого просто боготворил. Он восхищался искренним патриотизмом Фрэнка, ценил его дотошную справедливость, безошибочную интуицию и непредвзятый ум. Фрэнк говорил немного, но его слова были всегда значительны. Фрэнк уважал обязательства и неукоснительно выполнял обещания. Он глубоко любил Джулию. И Джейка.

Фрэнк брал с собой Джейка в Пентагон. Но эти поездки были уже чем-то большим, нежели просто возможностью общаться с Фрэнком. В Пентагоне ему посчастливилось познакомиться с правительственными чиновниками и высшими военными чинами.

Джейк, Джулия и Фрэнк три года жили одной семьей; Фрэнк и Джейк — как отец и сын; Фрэнк и Джулия — муж и жена; но Джейк и Джулия…

Джулия была матерью, сестрой, другом, учительницей, спутницей Джейка — и отчасти соперницей Фрэнка. Но несмотря на откровенный разговор в Сайгоне, она не стала его любовницей. За все время, что они проводили вместе, ни разу не обсуждалась возможность иного развития событий. Ни разу никто не спросил, что бы произошло, не уйди тогда в бой полк Джейка. Это не имело смысла. Ни один из них, любя Фрэнка, не предал бы его.

По мере того как Джейк становился мужчиной и превращался на глазах у Джулии в самостоятельного, думающего человека, она неотступно думала о нем. И мечтала, чтобы он испытывал такие же чувства к ней.

Джулия строила догадки, и это ее будоражило. Она считала, что Джейк по-прежнему жаждет ею обладать. В редкие, неожиданные моменты она ловила на себе такой же взгляд, каким он смотрел на нее тогда, в Сайгоне.

Однако он никогда об этом не говорил.

Порой возникшее напряжение переходило в раздражение и взаимное недовольство. Положение еще более осложнилось, когда в арлингтонском высшем обществе Джейка стали воспринимать как весьма желанного и привлекательного жениха. Он сделался как бы фаворитом сезона. Предполагалось, что он племянник одного из супругов, точно никто не знал, да это было и не важно: происхождение одинаково достойное что у мужа, что у жены, и у обоих денег куры не клюют. Мамаши охотились за ним на балах дебютанток. Папаши, в свою очередь, благоволили к нему, потому что он нравился их дочерям.

Джейк ухаживал за девицами скромно и вежливо. Он не влюбился ни в одну, но вполне удовлетворял их жажду романтики и их вожделения. Когда роман кончался, обе стороны неизменно расставались друзьями. У девиц подобный финал вызывал легкую грусть и романтические воспоминания и вместе с тем явное облегчение. Их притяжение к Джейку носило магнетический характер, неконтролируемый и потому неудобный. Они чувствовали себя гораздо лучше, когда все кончалось.

Джулия наблюдала за похождениями Джейка в высшем свете со смесью гордости, ревности и злости. На себя она злилась за то, что ревнует Джейка, а на него — за то, что он крутит романы у нее на глазах.

— Они такие молодые, — заявил он однажды вечером, собираясь на очередной прием.

Видимо, он пытался дать ей понять, что предпочитает более зрелых женщин. Но не всех, а именно ее.

— Твоего возраста, — почти огрызнулась она.

— Я вовсе не в таком возрасте. И никогда в нем не был.

— Представляю, как они восхитительны. Я имею в виду сексуальны. Стройные, цветущие тела.

— Да, конечно. В самом деле восхитительные. Горячие. Полные желания. Чистые. Непорочные. Нетронутые.

Джейк сверкнул глазами. Подобные разговоры происходили все чаще и раздражали Джулию. Но каково Джейку жить в доме, в котором она делит ложе с Фрэнком, а не с ним? У нее нет никаких оснований его упрекать.

По мере того как Джейк превращался в зрелого, красивого, привлекательного, уверенного в себе и хорошо образованного мужчину, напряжение между ними росло. Сильный и независимый, он больше не нуждался в Джулии. Зато нуждался в других женщинах.

За три месяца до начала осени, когда Джейку предстояло поступать в Стэнфорд, Фрэнка назначили послом во Францию. В июле Фрэнк и Джулия улетали в Париж. В самый последний момент Джейк объявил, что хочет на лето остаться в Арлингтоне. Разочарование Фрэнка из-за того, что Джейк не будет их сопровождать, вскоре забылось, когда Фрэнк увидел, как это подействовало на Джулию. Он прилетел в Париж с женой, которая выглядела лучше, моложе, счастливее, чем все четыре года после ранения Джейка.

Глава 8

— Хелло? — Стефан сразу понял, что это междугородный звонок.

Он невольно насторожился. Междугородные звонки, как и телеграммы, нередко сулят дурные вести. Несколько секунд спустя отозвался слабый и далекий голос.

— Джейк? — произнес незнакомый женский голос.

— Это Стефан.

— Можно Джейка? — Голос прозвучал еще слабее, в нем чувствовался страх.

Стефан передал трубку Джейку с озабоченным и встревоженным видом, тем самым молча предупреждая друга о возможных неприятных известиях. Джейк отозвался и, услышав в трубке свое имя, воскликнул:

— Джулия! Что случилось?

— Фрэнк умер.

— Нет! — Джейк побелел, на глаза навернулись слезы.

Стефан беспомощно смотрел на него.

— Джейк, мне нужно, чтобы ты сейчас был со мной. Я одна не справлюсь. Ты можешь приехать?

— Конечно! Где вы?

— Я пока в Париже. Но мы… я… Фрэнк и я… то есть тело Фрэнка… — Она умолкла на некоторое время и, овладев собой, заговорила уже спокойно: — Похороны состоятся в Арлингтоне послезавтра. Ты можешь встретить меня завтра у нас дома? Я буду там во второй половине дня.

— Я встречу вас в аэропорту.

— Нет, не надо. Госдепартамент взял все хлопоты на себя. Ты только будь дома, когда я приеду. Хорошо?

— Разумеется.

Джейк услышал негромкое «благодарю», и линия отключилась. Он медленно опустил трубку на рычаг и задумался о том, что сказала Джулия. И о том, чего не сказала: отчего умер Фрэнк и когда? Джейк вспомнил, что даже не выразил свои соболезнования. Впрочем, в этом не было нужды: они оба любили Фрэнка и теперь разделят горе утраты.

Он заказал себе билет первого класса на ближайший рейс до Вашингтона, потом пошел в свою комнату и только тут заметил Стефана и сообразил, что тот ждет объяснений.

— Мой… — Джейк запнулся, — мой отец умер. Я должен уехать.

— Глубоко тебе сочувствую, — только и смог выговорить ошеломленный Стефан.

Они прожили в тесном соседстве уже полтора года. Джейк ни разу не упоминал о своей семье. Стефан решил, что их семейные отношения либо прерваны, либо весьма прохладны. Однако глубокая скорбь, овладевшая Джейком при известии о смерти отца, свидетельствовала о любви и уважении. Что за женщина — судя по голосу, явно молодая — звонила по телефону? Сестра, о которой Джейк почему-то ему не рассказал? Когда Джейк говорил с ней, его голос был необычайно нежный и заботливый. Впрочем, Стефан уже привык к тому, что друг не отвечает на вопросы о его личной жизни.

— Что я могу для тебя сделать, Джейк? Чем помочь?

Джейк посмотрел на него сначала удивленно, потом с благодарностью и лишь пожал плечами — он был не в состоянии сейчас хоть что-то планомерно обдумать.

— Я отвезу тебя в аэропорт, — твердо заявил Стефан. — И предупрежу всех о твоем отсутствии по уважительной причине. Договорились?

Стефану хотелось успокоить друга, положить руку ему на плечо. Но с Джейком это было невозможно.

На следующий день, едва Джулия вошла в свой элегантный дом в Арлингтоне, Джейк подошел к ней и обнял. Она расплакалась, увидев его, и продолжала всхлипывать у него в объятиях. Джейк плакал безмолвно. Наконец тело Джулии перестало вздрагивать от рыданий. Она вытерла глаза, подняла голову и слабо улыбнулась.

— Ты, наверное, совсем измучилась, — заговорил Джейк, впервые в жизни обращаясь к Джулии на «ты». — Может, попытаешься хоть немного отдохнуть?

Она кивнула, повернулась и пошла к спальне — их спальне с Фрэнком. И вдруг остановилась, понурившись.

— Я не могу войти туда одна, — прошептала она, стоя спиной к Джейку. — Идем со мной.

Джейк взял ее за руку и повел по коридору, оклеенному французскими обоями. В спальне он сел на антикварное французское кресло у мраморного камина и подождал, пока Джулия переоденется. Наконец она вышла из гардеробной. Волосы причесаны, лицо умыто, одета Джулия в белую ночную рубашку с длинными рукавами, жемчужными пуговицами и гофрированным воротничком. Сейчас она была похожа на маленького ребенка, готового лечь в постель.

— Уложить тебя?

Джулия улыбнулась — такая маленькая, хрупкая и очень хорошенькая.

Джейк укрыл ее мягким пледом, нежно дотронулся до щеки и повернулся, чтобы уйти.

Джулия удержала его за руку.

— Джейк, побудь со мной, пока я не усну. Пожалуйста.

Она подвинулась, освобождая место для Джейка. Он разулся, снял рубашку и брюки и лег рядом, прижав Джулию к себе, как ребенка. Молча погладил ее по спине. Через несколько секунд оба уснули.

Они похоронили Фрэнка на следующий день. То была формальная, сухая церемония, на которой присутствовали дипломаты, политики, много военных. У Джулии и Джейка все это вызвало неприятное чувство. Фрэнка, того Фрэнка, которого они знали и любили, словно украли у них, чтобы сделать достоянием истории.

Эту ночь и следующую они лежали вместе в супружеской постели Джулии и Фрэнка, свернувшись калачиком, словно испуганные дети; они кутались в одеяла, из-под которых не хотелось вылезать.

На третий день после похорон Джулия сказала:

— Завтра приедут юристы, чтобы огласить завещание. После этого ты вернешься в колледж.

Джейк не мог скрыть удивления внезапным решением Джулии о его отъезде. Почему она не сочла нужным обсудить это с ним? Джулия, неверно истолковав причину его удивления, слабо улыбнулась и объяснила:

— Тебе необходимо присутствовать при оглашении завещания.

Состояние Фрэнка было огромным, потому что он, как и Джулия, родился богатым. И с годами богатство умножилось. В соответствии с последней волей Фрэнка огромная сумма, составляющая его наследство, делилась поровну между его любимой женой Джулией и человеком, которого он считал своим приемным сыном, то есть Джейком.

Джейк, выслушав это, оцепенел, не в силах говорить. Когда адвокаты уехали, он сказал:

— Как же так, Джулия? Все должна получить ты.

Джулия рассмеялась. Впервые после смерти Фрэнка в комнате зазвенел ее легкий смех.

— Джейк, дорогой! Мне это не нужно. Я всегда была обеспечена, но после смерти отца я получила огромное наследство. Я не нуждаюсь в деньгах Фрэнка. Но мы с ним это обсудили и решили, что мы с тобой разделим их поровну, чтобы предотвратить сплетни. Фрэнк и я хотели бы все отдать тебе.

— Я просто не знаю, что сказать, — покачал головой Джейк.

— Это всего лишь деньги, — произнесла Джулия бесстрастно. — Они не могут вернуть Фрэнка.

— Для меня это свобода, Джулия.

— Да, с таким состоянием тебе никогда не придется зарабатывать на жизнь. Так же как твоим детям и внукам. Любопытно, чем ты станешь заниматься, — сказала Джулия, как бы размышляя вслух.

Джейк промолчал — он был как в тумане. Они почти не разговаривали в этот вечер, но уже перед сном Джулия спросила:

— Ты скоро уедешь?

— Да.

— В Стэнфорд?

— Разумеется. Завтра или послезавтра. Мне надо с кем-то посоветоваться, как быть с деньгами.

— Не спеши. Завещание утвердят не сразу, пройдет некоторое время. Адвокаты сами тебя найдут, не сомневайся. Я тебе скажу, кого стоит слушать. Если ты хочешь моего совета…

— Тогда я уеду завтра. Ты согласна?

Джейк посмотрел на Джулию, но та не ответила на его взгляд и лишь медленно наклонила голову.

— Хорошо, — сказала она и, помолчав, продолжала с улыбкой: — Но теперь надо узнать, смогу ли я спать в одиночестве.

В полночь она пришла к нему в спальню. Джейк бодрствовал. Он вообще не мог уснуть в эту ночь. Лежал и думал. О свалившемся на него богатстве, о своей жизни… планах на будущее… И о Джулии.

— Привет, — шепнула она.

— Привет.

Он притянул ее к себе — не как страдающее дитя, а как мужчина женщину. Они лежали в его постели, а не в постели Фрэнка. И она сама пришла к нему.

Он ее поцеловал, и она ответила на поцелуй так же, как несколько лет назад в Сайгоне. И так же, как тогда в Сайгоне, их близости все еще препятствовал Фрэнк. Оба понимали это.

— Джулия! — шепнул он, заранее зная ответ.

Она кивнула, нежно прижавшись щекой к его щеке.

— Да. Еще слишком рано. Просто обними меня. Я не собираюсь спать в одиночестве, пока ты дома. Это слишком большая роскошь. Другое дело завтра, когда ты уедешь…

Через пять месяцев после смерти Фрэнка Джулия прилетела в Сан-Франциско повидаться с Джейком. Без предупреждения. Неожиданно. Без приглашения. Первый вечер она провела в своем номере в отеле «Фэрмонт».

На следующий день она подъехала на такси к общежитию Джейка в Стэнфорде и негромко постучала в дверь его комнаты.

— Войдите! — не оборачиваясь, крикнул Стефан, который занимался за письменным столом спиной к двери.

Вторжения соседей были в порядке вещей, только при этом редко кто стучался — обычно врывались без спросу и немедленно приступали к делу: одолжи книгу, дай конспект лекции, позволь взять твою машину и так далее.

Стефануслышал, как дверь отворилась, потом тихо закрылась, и воцарилось молчание.

При виде незнакомки у него захватило дух, и он невольно встал. Джулия улыбнулась:

— Простите за беспокойство. Вы, вероятно, Стефан? — Она подошла к нему и протянула руку в белой перчатке. — Я Джулия.

Джулия? Стефан попытался сосредоточиться, чему до крайности мешало неожиданное появление ошеломляющей женщины. Кто такая Джулия? В голове мельтешили отрывочные воспоминания. Далекий голос в телефоне в тот вечер, когда пришло известие о смерти отца Джейка… Долгие ночные разговоры Джейка по личному телефону, который он установил после возвращения с похорон… Сестра?

— Мы с Джейком друзья, — сказала Джулия.

У нее было явное преимущество перед Стефаном: она знала его имя и знала о нем то, что Джейк счел нужным ей рассказать, а Стефан ничего о ней не знал. И еще одно очко в ее пользу: в этот невероятно жаркий майский день она стояла перед ним такая свежая и спокойная, в белоснежной полотняной юбке и сиреневой шелковой блузке, а Стефан был без рубашки, босиком, в одних только стэнфордских гребных трусах, и весь взмок от жары и смущения.

— Джейк вас ожидает?

— Нет, это сюрприз. Он здесь?

— Да, он в кампусе. Сегодня у него семинар по внешней политике как раз в это время. Он освободится часа через два. Я схожу за ним, если хотите.

— Нет, не стоит ему мешать.

Она хорошо знает Джейка, это ясно. Ей отлично известно, что занятия для него — самое главное в жизни.

— Я просто его дождусь, если вы не возражаете.

Джулия быстро оглядела жаркую, тесную комнату общежития с ее жалкой мебелью, ветхим диваном, без ковра на полу, с видом на стоянку машин и удивилась, что Джейк не снял себе квартиру за пределами кампуса. Впрочем, причина ясна: он дорожит дружбой со Стефаном, а тот не в состоянии позволить себе подобные траты.

Кроме того, подумала Джулия, Джейк не хочет выделяться. И улыбнулась: как будто он может не выделяться — при своей врожденной уникальности! Правда, он мог затеряться в столпотворении стэнфордского кампуса, поскольку здесь каждый изо всех сил старается выглядеть уникальным, необыкновенным, выдающимся. А Джейк, напротив, изо всех сил стремится быть незаметным.

— Может, я пока прогуляюсь по кампусу?

Стефан окинул ее скептическим взглядом.

— Вы слишком нарядно одеты, — сказал он.

— Что есть, то есть, но все мои вещи остались в отеле. — Джулия устремила свои фиалковые глаза на Стефана. — Собственно, все, что мне нужно, это шорты вроде ваших, футболка да пара босоножек. Верно?

— Это вполне подошло бы, — ответил Стефан, совершенно не представляя себе Джулию в шортах и футболке.

— Здесь поблизости есть магазин? — спросила она, доставая из сумочки бумажку в пятьдесят долларов. — Вы не могли бы что-то для меня купить? Но вы, кажется, занимаетесь…

— Я как раз собирался сделать перерыв. Слишком жарко для занятий. Могу быть вашим гидом, если хотите.

Джулия быстро переоделась в комнате Джейка и появилась перед Стефаном еще красивее, чем в своей изысканной одежде.

Она распустила свои черные волосы, и они густыми, слегка волнистыми прядями легли ей на спину. Лицо разрумянилось и сияло молодостью.

Они бродили по кампусу, вызывая откровенно любопытные взгляды, — этакая красивая черноволосая парочка. Приятели Стефана приветствовали его с явной заинтересованностью. Осмотрев все достопримечательности, Джулия и Стефан уселись на берегу озера Лагунита, наблюдая за пловцами и гребцами.

— Представляю, как Джейку нравится здесь сидеть и любоваться всей этой прелестью, — сказала Джулия, однако Стефан возразил:

— Джейк удивительно серьезный человек. Он очень много занимается и не склонен к развлечениям.

Про себя он добавил, что Джейк тем не менее иногда не ночует дома и нередко уезжает на весь уик-энд, но вслух этого, разумеется, не сказал. Он не имел представления, проводит ли Джейк это время один или с кем-то.

— Он человек целеустремленный, — тихо промолвила Джулия.

— Вот как? — поспешил спросить Стефан, надеясь узнать побольше о своем соседе.

— Вероятно. По крайней мере он производит такое впечатление.

Это был ответ совершенно в духе Джейка — вежливый, риторический и неопределенный. Стефан вдруг осознал, что за те часы, которые они провели вместе, Джулия очень много о нем узнала, но сама она так и осталась для него загадкой: она вежливо и грациозно, умело сохраняла дистанцию. Точь-в-точь как Джейк.

Когда они вернулись, Джейк был уже дома.

— Джулия!

Озабоченность в его голосе почти тотчас сменилась радостью, едва по виду Джулии Джейк понял, что ничего тревожного не произошло.

— Джейк, привет! Я просто оказалась неподалеку…

Джулия не кончила фразу. Джейк уже не улыбался. Его лицо выражало теперь нечто иное, не раздражение, а пожалуй, досаду.

— Я предложил Джулии побродить вдвоем по кампусу, — вмешался Стефан, ощутив возникшее напряжение и пытаясь разрядить ситуацию.

— Я надеялась, что ты будешь свободен нынче вечером. — Джулия взглянула на Джейка.

Джейк неопределенно пожал плечами. Он собирался провести уик-энд в Кармеле с девушкой по имени Сьюзен. Они должны были уехать через два часа. Ему и в голову не приходило, что Джулия может приехать без предупреждения. Это ее решение, но не его. Однако Джулия есть Джулия…

— У тебя машина?

— Нет, меня привез местный таксист. Если ты занят, я могу уехать обратно тоже на такси.

— Надолго ли ты приехала?

— Только на уик-энд, — холодно ответила Джулия.

Не проронив больше ни слова, Джейк ушел в свою спальню и закрыл за собой дверь. Джулия и Стефан остались ждать в гостиной в тягостном молчании. Из-за двери доносился голос Джейка, который говорил с кем-то по телефону.

— Видимо, у него были другие планы на уик-энд, — произнесла наконец Джулия и вздохнула.

Ее сюрприз вышел боком. Ей просто не пришло в голову, что ее приезд окажется некстати. Она считала, что они оба выжидают после смерти Фрэнка, пока не пройдет достаточно времени. Но Джейк не ждал. Или, может быть, ждал слишком долго.

Джейк вышел к ним минут через десять с легким чемоданчиком в руке.

— Поехали. Но может, ты сначала переоденешься?

— Куда мы едем?

— К тебе в отель, потом пообедаем. Полагаю, найдем где-нибудь свободное местечко, — ответил он сухо, не скрывая досады, что ему приходится менять свои планы из-за Джулии.

— Да, — прошептала или, скорее, прошипела она.

Джулии хотелось, чтобы Стефан не был свидетелем их разговора, но тем не менее его присутствие помогало ей сохранять выдержку — и Джейку, очевидно, тоже.

— Я переоденусь в отеле, — сказала она и, сделав над собой усилие, с улыбкой поблагодарила Стефана за прелестную прогулку.

Потом она молча пошла вместе с Джейком на автостоянку. Будь у нее другое настроение, она непременно поддразнила бы его за непрезентабельный вид его машины. Джулия знала, что он любит хорошие автомобили, она сама приучила его любить красивые и дорогие вещи. Но Джейк и в этом хотел оставаться неприметным. Ничего показного — по крайней мере здесь, в Стэнфорде.

В полном молчании ехали они по уютным улицам Пало-Альто и Этертона с их тщательно ухоженными садиками, где пышно цвели фуксии и сирень. Дневная жара уже спала, веял легкий ветерок, теплый и душистый. Это был настоящий калифорнийский весенний вечер. Он был бы еще лучше, не испорти его Джейк. Злость Джулии возрастала.

— Ты ублюдок! — произнесла она, сама удивляясь тому, сколько яда в ее голосе.

Губы Джейка моментально сложились в чуть заметную улыбку.

— Это новые правила игры, Джулия.

— В каком смысле?

— Правила Джейка. — Он помолчал. — Есть и правила Джулии. Но теперь уже не только прихоти Джулии.

— Стоит только дать мужчине немного денег…

Ей хотелось немного его подразнить, чтобы разрядить атмосферу, но Джейк перебил ее серьезным тоном:

— Это не имеет отношения к деньгам, и ты это отлично понимаешь.

Она понимала. Это касалось их обоих — уже давно сложившихся отношений между юношей и женщиной, которые держались в определенных границах из-за Фрэнка. Но вот Фрэнк умер. Скорбь утихла. Женщина стала свободной. А юноша стал мужчиной. Мужчиной со своей собственной гордостью, своей системой ценностей, своими правилами. И Джулия пришла к заключению, что он ее хочет.

Но Джейк никогда не играл по ее правилам, начиная с того ужасного дня в Сайгоне, когда он заставил ее обдумывать, чего он хочет. И теперь она прилетела в Сан-Франциско, потому что хотела быть с ним, потому что печаль и скорбь о Фрэнке уже не были препятствием. Потому что она была к этому готова. И не представляла, что может застать Джейка врасплох.

Джулия замолчала, ругая себя за глупость.

Джейк свернул на лесную дорогу и остановил машину. Он погладил Джулию по щеке, потом притянул к себе и поцеловал. Джулию охватила дрожь. Поцелуй был долгим, но наконец Джейк его прервал и слегка отстранился от Джулии, чтобы на нее взглянуть.

— Я хочу быть с тобой, Джулия.

— Я тоже. Как всегда.

— И теперь время пришло?

— Да.

— Ты уверена?

— Да.

Джейк быстро поцеловал ее и запустил мотор.

— Куда мы едем обедать? — спросил он небрежно.

Джулия уже собиралась назвать ресторан, потом передумала и улыбнулась:

— Да куда хочешь!

— Значит, можно приручить сварливую бабенку? — рассмеялся Джейк.

— Ты просто сукин сын! — весело огрызнулась она, счастливая оттого, что он снова с ней, что они снова близки; ее глаза сверкнули, когда она задала вопрос: — Кто же она?

— Кто?

— Другая женщина. Твой план на уик-энд.

— Тут нет ничего смешного. Ты вынудила меня нахамить милой, незакомплексованной и непритязательной женщине.

— Почему же ты не дал мне взять такси, вернуться в отель и провести уик-энд в одиночестве?

— Мог бы. Но не сделал этого.

— Потому что хочешь быть со мной?

— Возможно.

Джулия с улыбкой посмотрела на Джейка.

— Мне было так страшно у вас в общежитии, — заговорила она. — Я боялась, что все разрушила. Что ты ко мне переменился.

— Мы должны быть внимательными друг к другу, вот и все. Очень внимательными.

— Хорошо, — прошептала Джулия.

В отеле, когда Джулия с Джейком направлялись к лифтам, предназначенным только для обитателей номеров «люкс», на нее исподтишка бросали весьма любопытные взгляды. Лифтер и консьерж отлично помнили изысканно одетую леди, которая несколько часов назад покинула отель в такси. Теперь она вернулась в красных спортивных шортах и легкой футболке; убранные с утра в строгую прическу черные волосы были распущены по плечам и спине — удивительное, хоть и прекрасное преображение.

Когда они подошли к лифтам, Джулия хихикнула; Джейк хранил полную серьезность.

— Кто это научил тебя быть таким важным? — спросила она, но пожалела о своем вопросе, услышав вполне предсказуемый ответ.

— Фрэнк, — сказал спокойно Джейк, беря ее за руку. — Фрэнк — это частица нас обоих. И так будет всегда.

Когда они поднялись на последний этаж, Джулия дала Джейку ключ от апартаментов. Он отпер тяжелую дубовую дверь и пропустил Джулию в номер.

— Очень мило, Джулия, — произнес он, оглядев дорого и со вкусом обставленную гостиную с видом на залив.

На столике у дивана Джейк увидел бутылку шампанского во льду, два хрустальных бокала и вазочку с черной икрой. Он приподнял брови с легкой улыбкой.

— Я не была вполне уверена, что залучу тебя к себе, — пожав плечами, ответила Джулия на его немой вопрос. — Но все же надеялась и заказала на всякий случай то, что ты любишь.

— Ты хочешь немного шампанского? — спросил Джейк, взяв в руки бутылку и глянув на этикетку, — вино было дорогим, самой лучшей марки.

— Налей себе. Я хочу принять душ.

— Хорошо, иди в душ, — ласково согласился он.

Когда Джулия вышла, Джейк посмотрел на часы: ровно шесть. Он кому-то позвонил, потом прошел через спальню и легонько постучал в дверь ванной комнаты. Там шумел душ, и Джулия не услышала стука. Джейк открыл дверь и вошел.

— Джулия! — окликнул он ее, раздеваясь.

— Джейк!

— Можно к тебе?

— Да, — ответила она, удивленная, однако подчиняясь правилам Джейка.

— Хорошо, — сказал он и подошел к двери в душ. — Ведь я никогда не говорил тебе о моей любимой фантазии там, в Сайгоне.

— Не говорил, — отозвалась Джулия, когда он открыл дверь.

— Боже, как ты красива, Джулия!

Он встал под струи воды и обнял ее нагое намыленное тело. Прижал губы к ее уху и шепнул:

— Красивая и скользкая.

— Расскажи мне о своей любимой фантазии, — слабым голосом попросила Джулия, не в силах сосредоточиться, охваченная приступом желания от прикосновения Джейка.

— Моя любимая фантазия… — начал он, но умолк, чтобы поцеловать Джулию.

Пауза была долгой. Достаточно долгой, чтобы вода смыла с них мыльную пену. Достаточно долгой, чтобы оба поняли, что за ней последует. И очень скоро.

— Джейк, я так тебя хочу, — задыхаясь, проговорила Джулия.

— Джулия, дорогая, я твой.

Он увел ее в спальню и любил нежно, страстно, наслаждаясь каждым драгоценным моментом близости. Они ждали так долго — то были годы тайных желаний, сомнений и мечтаний, годы воспоминаний о запретном поцелуе, о тщательно скрываемом чувстве. Теперь все это воплотилось во всепоглощающем соединении, радостном и бурном, а после оргазма — в умиротворенном покое отдохновения.

Они уснули в объятиях друг друга и пробудились в девять часов.

— Ой! — воскликнула Джулия, взглянув на часы.

— Что с тобой?

— Наш ужин в «Голубой лисе»!

— Я давным-давно позвонил и отменил заказ. У нас есть икра и шампанское. Я сейчас их принесу сюда.

— Принеси и потом расскажи мне о своей фантазии, — напомнила ему вслед Джулия.

— Так вот, о моей любимой фантазии, — заговорил Джейк после того, как наполнил шампанским бокалы. — Я мечтал любить тебя в бассейне, у тебя дома в Сайгоне. Это была необычайно чувственная фантазия и очень красочная — жаркое золотое солнце, прохладная аквамариновая вода, долгие неторопливые часы любовных наслаждений с тобой. Без конца.

— Эта последняя часть мне особенно нравится, — мягко произнесла Джулия. — Без конца.

На следующее утро Джейк спросил:

— Ты не очень хочешь осмотреть Сан-Франциско?

— Ну, пожалуй, — не слишком убедительно протянула Джулия: ей вовсе не хотелось покидать номер.

— Это возможно без особых хлопот, Джулия, и ты без труда ответишь на вопросы друзей о цели твоей поездки, — бодро и весело заявил Джейк и протянул Джулии махровый купальный халат с монограммой. — Вот, надень это.

Джулия «осматривала» Сан-Франциско из окон своей гостиницы. Джейк указывал ей на главные достопримечательности города: мост «Золотые ворота», Алькатрас, крепость, парк у «Золотых ворот», Юнион-сквер, фуникулеры.

— Замечательная экскурсия, — пошутила Джулия после окончания «осмотра».

— Не желаете ли увидеть еще что-нибудь, леди? — тоном дотошного гида спросил Джейк.

— Благодарю вас, больше ничего, — ответила Джулия и показала Джейку язык.

— Отлично. В таком случае нет никакого резона покидать номер, а?

— Справедливо замечено, ровно никакого.

— Ты и в самом деле хочешь уехать завтра утром? — поинтересовался Джейк вечером в воскресенье.

— Да. А что?

— Студенту колледжа попросту лестно обзавестись любовницей, занимающей «люкс» в отеле «Фэрмонт».

— Любовницей? Таков мой статус?

— Ты можешь быть кем пожелаешь, — серьезно ответил Джейк, добавив про себя: любовницей, подружкой, женой.

Джулия молчала. Она терзалась вопросами, которые страшилась задать. «Что дальше? Куда мы поедем отсюда? Хочешь ли ты меня по-прежнему? Так же, как я тебя?» Она ждала.

— Какие у тебя планы на лето?

— Планы? — робко переспросила она, и сердце у нее сильно забилось.

— Видишь ли, в чем дело. — Джейк говорил очень серьезно и озабоченно. — Предположим, ты договорился провести уик-энд с какой-то женщиной, но вдруг отменяешь уговор в последнюю минуту. Должен ли ты провести с этой женщиной все лето?

Джейк замолчал. Джулия затаила дыхание, сердце у нее так и прыгало. Она медленно покачала головой.

— Или же, — продолжал Джейк все тем же ровным и серьезным голосом, — ты захочешь провести лето с женщиной, которую любишь?

— С женщиной, которую любишь, — прошептала Джулия. — С женщиной, которая любит тебя.

* * *

В последующие несколько недель они ежедневно обсуждали по телефону планы на лето. После ежегодного планового осмотра больной ноги Джейка они с Джулией улетят в Монте-Карло и снимут виллу, где смогут жить наездами. Оттуда отправятся в Вену послушать любимые оперы, потом с той же целью побывают в Милане, затем совершат круиз вокруг Греции, проведут неделю на скандинавских фьордах и две недели в Южном Уэльсе. Впрочем, планы менялись ежедневно, потому что Джулия придумывала все новые замечательные приключения.

Только два места оставались неизменными: Париж и Монте-Карло. После смерти Фрэнка Джулия еще не была в Париже, который полтора года был их домом. Джулия считала, что должна туда вернуться — и непременно вместе с Джейком. В Монте-Карло она хотела побывать, так как собиралась приобрести там виллу для себя.

Джейк соглашался со всеми предложениями Джулии. Лето после первого курса он провел в Париже с Фрэнком и Джулией и теперь стремился туда снова. Хотел подтянуть свой французский. Впрочем, по большому счету ему все равно куда ехать — лишь бы вместе с Джулией.

Ортопеды и нейрохирурги в клинике провели обследование в рекордно короткий срок — всего за три дня — и пришли к заключению, что нога Джейка ведет себя просто замечательно. Когда Джейк явился в арлингтонский дом, он обнаружил Джулию свернувшейся в комок в большом кресле в гостиной; она сидела, уставившись в стакан чая со льдом. Они собирались в Париж на следующее утро.

— Что случилось, Джулия?

— Я пока еще не готова уехать. Давай побудем здесь и улетим через несколько дней.

— Это из-за Парижа?

Джейк присел на подлокотник кресла и погладил Джулию по голове.

— Нет, это из-за того, что я не хочу делить тебя с остальным миром. Пока не хочу. Побудем еще немного вдвоем, хорошо?

Джейк поцеловал ее в макушку.

— Это просто чудесно.

Они редко выходили из дома. Строили планы и неизменно отвергали один за другим. Ни с кем не встречались. Продукты им доставляли на дом. Джулия учила Джейка готовить. Это было спокойное, мирное время. Напряжение, которое грозило разрушить их отношения, когда они жили в Арлингтоне несколько лет назад, бесследно исчезло. Они вели неторопливые, ласковые разговоры, обсуждали прочитанные пьесы, прозу, стихи, слушали музыку и занимались любовью.

Однажды вечером в конце июля Джейк спросил:

— Поедем ли мы в конце концов в Париж?

— Тебя это беспокоит? — встревожилась Джулия.

— Нет, ты ведь знаешь, что я блаженствую здесь. — Джейк помолчал. — Но мне казалось, что тебе хочется поехать в Париж.

— Да. Это так. Но август в Париже ужасен. Парижане в отпуске. Жарко. Скучно.

— Быть может, тебе неловко, что тебя увидят со мной?

— Нет! Что ты. Я тебя люблю. Горжусь тем, что мы вместе. И Фрэнк, я уверена, был бы счастлив, то есть… ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. А на остальных мне наплевать. Ты хотел бы, чтобы мы чаще показывались на людях?

— Нет. Я просто хотел знать.

— Я не хочу отсюда уезжать только по одной причине — потому что я очень счастлива с тобой.

— А как же Париж?

— Давай представим, что мы уже там. Целую неделю будем говорить только по-французски. Договорились?

Джейку легко давались языки. За два года в Стэнфорде он изучил французский и итальянский и говорил на них свободно. Они с Джулией общались друг с другом и читали на трех языках. Этим летом Джейк начал самостоятельно заниматься арабским и ивритом. Джулия не разделяла с ним этого увлечения, а Джейк не стал ей объяснять причину своего интереса к языкам. Джулии казалось, что он преследует какой-то план, однако она ни о чем не расспрашивала. Если он не хочет объяснять, что ж, следует набраться терпения и подождать. Она училась жить по правилам Джейка.

Август пролетел быстро. Слишком быстро. В четверг, накануне Дня труда, Джейк предложил пообедать где-нибудь вне дома — впервые за все лето. Джулия охотно согласилась, потому что ей стало любопытно. Интересно, что толкнуло Джейка на этот шаг?

Джейк заказал столик в лучшем ресторане Вашингтона, излюбленном месте всех вашингтонских знаменитостей, где Джулия узнавала каждого и ее все узнавали. Замысел Джейка она поняла, едва он назвал ей ресторан. Это было испытание: он хотел убедиться, что она ничуть не опасается быть увиденной друзьями Фрэнка в обществе Джейка. Но зачем? Для чего нужно это испытание?

В ресторане были все сливки общества: друзья Фрэнка, друзья Джулии, родители тех девиц, за которыми Джейк в свое время волочился, с которыми переспал, но ни на одной так и не женился. Все они подходили к столику.

— Джулия, дорогая, как ты? Где пропадала?

— Я была здесь. В Арлингтоне. Мы — вы ведь помните Джейка, не правда ли? — провели очень тихое лето, — отвечала Джулия, глядя на Джейка с улыбкой, которая не оставляла ни малейшего сомнения в характере их отношений.

— Ну и как? — спросила Джулия, когда они покинули ресторан.

— О чем ты?

— Выдержала ли я экзамен?

— С честью. Есть ли претензии ко мне?

— Никаких.

— Отлично.

Некоторое время они ехали молча. Терпение, сдерживала себя Джулия, только терпение.

Минут через пять Джейк заговорил:

— У меня созрел план, как объединить состояние Фрэнка.

— Какое совпадение! У меня тоже.

— В самом деле?

— Да. Я составила новое завещание. Ты получишь все деньги. Фрэнка и мои.

— Это не смешно, Джулия, — сердито отозвался Джейк. — Я хочу на тебе жениться. Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

— Ты всерьез? — почти машинально спросила Джулия, но тут же осеклась: Джейк был серьезен как никогда, и она внутренне вздрогнула.

— Разумеется, всерьез. Я тебя люблю, а ты любишь меня, правда?

— Правда. Я тебя люблю, — сказала Джулия, подумав с неожиданной горечью, что любит так, как не любила никого и никогда. — Я очень тебя люблю.

— Значит, ты выйдешь за меня?

Джулия глубоко вздохнула и заговорила медленно, с расстановкой:

— Джейк, ты меня удивляешь. Я никогда не помышляла об этом. Давай оставим все, как есть.

— За исключением того, что мы не женаты. За исключением того, что я намерен провести с тобой всю жизнь. За исключением того, что занятия начинаются через три недели, и я хотел бы знать, переберешься ли ты в Пало-Альто или мне переезжать в Вашингтон. Все остальное просто великолепно.

— Джейк, я уже немолода. Слава Богу хоть, что я теперь не старше тебя вдвое.

— Что?

— В Сайгоне тебе было семнадцать, а мне тридцать четыре. Ровно вдвое. — Джулия сморщила нос. — Это было ужасно.

— Глупости. Я даже не верю, что для тебя что-то значит возраст. Ты выглядишь на восемнадцать, а ведешь себя так, словно тебе десять. Особенно сейчас.

— Это не имеет отношения к делу, Джейк. Я польщена и горжусь тем, что ты сделал мне предложение, но в то же время очень удивлена. Мне надо подумать.

Два дня они не заговаривали об этом. Джулия казалась мрачной и сосредоточенной. Терпение Джейка мало-помалу истощалось и переходило в раздражение. Наконец Джулия решилась:

— Я не могу за тебя выйти.

— Не можешь? Ты не хочешь. Что значит не можешь? Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. — Джейк с трудом сдерживал гнев.

— Нет. Я не могу. Я слишком тебя люблю для этого. — Джулия рассмеялась. — Никогда бы не поверила, что такое возможно: слишком сильно любить кого-то, чтобы выйти за него замуж. Считала, что так бывает только в романах, но, оказывается, такое случается в жизни.

— Я этому не верю. Причина, выдуманная тобой, лишена всякого смысла.

— Нет. Она вполне осмысленная. Я просто понимаю, что ничего из нашего брака не получится.

— Почему?

— Из-за моего возраста. Из-за моей потребности быть лидером, хотя настоящий лидер — ты. Мне придется либо чахнуть от тоски, либо бунтовать. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы бунтовать, значит, стану чахнуть.

Джейк ждал, когда Джулия назовет ему истинную причину.

— И потом, из-за Фрэнка и Сайгона, из-за чувства вины за все происшедшее. — Она имела в виду его ранение, ставшее воздаянием за ее порочные желания. Джулия вздохнула и продолжала: — Слишком много воспоминаний. Слишком многое в прошлом. Вряд ли я смогу найти в себе смелость или силы всегда любить так, как я люблю тебя сейчас.

Это самобичевание было очень болезненным для Джулии. Ей пришлось беспристрастно оценить самое себя. Свою глубокую любовь к Джейку. Уверенность в том, что они неизбежно причинят боль друг другу. Собственное стремление избежать душевных страданий. Смерть Фрэнка причинила ей мучительную боль. И ей больше не хотелось рисковать. Она была вынуждена признать себя трусихой. И гедонисткой.

— Мне хочется верить, что мы могли бы пожениться, жить счастливо и не мучиться. Или считать, что во имя счастья стоит страдать. Но я не верю. По крайней мере сейчас.

— И не осмеливаешься рискнуть?

— Я не могу. Нет, ты прав. Не хочу.

Джейк ушел из дома и вернулся только на следующее утро. Джулия сидела в кухне и пила тепловатый перестоявшийся кофе. Было ясно, что оба не спали всю ночь.

— Так что ты надумала насчет нас, Джулия? — измученным голосом спросил Джейк.

— Я всегда буду тебя любить и хочу, чтобы мы были вместе.

— Как любовники?

— Как кто угодно. Неужели нельзя оставить все как есть? Ничего не меняя?

— Нет. Жизнь вокруг меняется. И мы меняемся вместе с ней. Если мы не будем вместе, то встретим других людей…

Джейк умолк.

Джулия тихо заплакала и кивнула.

— Ты совсем не спала.

— А ты?

— Тоже, но это не имеет значения. Позволь мне уложить тебя.

Джулия не возражала. Мысли ее путались, глаза слипались. Джейк укрыл ее и поцеловал в щеку.

— Спокойной ночи, дорогая.

Когда она проснулась, Джейка уже не было. Он забрал свою одежду и книги. Записки не оставил. Просто уехал.

На следующий день, отдохнув, Джулия все спокойно обдумала. Да, сейчас она чувствовала одиночество, печаль, даже гнев, но вместе с тем и облегчение. Она сбросила со своих плеч огромную тяжесть, и это давало ей свободу любить Джейка. Она может жить в свое удовольствие, не испытывая ответственности за необычайно серьезного и целеустремленного молодого человека, которого она любит.

А еще через день Джулия почувствовала себя совсем хорошо. Она знала, что увидит его, снова будет с ним, снова будет отдаваться ему. Просто ему нужно время. Чтобы прошли, забылись боль и гнев. В конце концов, так лучше для обоих.

Джулия неделю ездила по магазинам перед отъездом в Монте-Карло. Там она купит виллу. Потом улетит в Париж. Теперь она была готова к этой поездке, чувствовала себя сильной и уверенной. Беспокоило ее только то, что Джейк ей не звонит. Но ничего, когда-нибудь он позвонит непременно. Надо подождать. Пусть это будет его решением. Игра по правилам Джейка.

Три недели, оставшиеся до начала занятий, Джейк провел в пляжном домике в Сан-Грегорио, доставшемся ему в наследство от Фрэнка. Он читал, слушал музыку, ездил в Сан-Франциско в оперу и драматические театры… и думал о Джулии. Вспоминал ее слова и тщетно пытался вникнуть в их смысл. Пробовал ее возненавидеть, но из этого ровно ничего не вышло.

В конце концов он смирился. Их отношения с Джулией не закончились. Они будут продолжаться, но в иной форме, придется привыкать играть по правилам Джулии. Через несколько месяцев он ей позвонит.

Спустя три недели после отъезда из Арлингтона они со Стефаном познакомились с Кэрри, Бет и Меган. Еще через два месяца Джейк привез Меган в домик в Сан-Грегорио.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 9

Стэнфорд, Калифорния, ноябрь 1970 года

В середине ноября мирные отношения, нарушенные после столкновения вечером в день премьеры, наконец-то восстановились. По настоянию Кэрри Меган и Бет объявили перемирие. Меган проводила много времени вне общежития. Она не рассказывала, где проводит уик-энд, но Бет и Кэрри пришли к заключению, что у нее кто-то есть. Кэрри считала, что это Джейк.

Тревоги Бет из-за букета, присланного Стефаном Меган, вскоре рассеялись. Она решила, что это просто жест вежливости, не более. Со временем она обретала все большую уверенность в чувствах к ней Стефана. Благодаря ему Бет стала счастливее, терпимее, общительнее. Во время общих вечерних перерывов в занятиях она даже стала участвовать в веселых тусовках в коридоре общежития.

Однажды вечером в середине семестра Меган и Кэрри принялись петь свои любимые песенки из мюзиклов, начав с «Моей прекрасной леди».

— Хоть бы кто-нибудь умел играть на пианино, — сказала Меган. — Мы пошли бы в гостиную, пригласили всех желающих из нашего общежития и пели бы весь вечер!

— Я играю на фортепьяно, — спокойно заявила Бет.

— Правда? — обрадовалась Кэрри. — И ты могла бы сыграть эти песенки?

— Я могу сыграть любую мелодию на слух.

— Так идем же!

Это стало традицией. Каждый четверг в Лагунита-Холле звучало пение с десяти вечера до полуночи. Репертуар Бет был чрезвычайно обширен: мюзиклы, баллады, народные песни, старинные любовные романсы. Особенно восхищалась подругой Кэрри.

— Но ведь это нетрудно, — говорила ей Бет, немного смущенная, но очень довольная своим новым положением в Лагунита-Холле: ее полюбили за то, что она делала хорошо и с удовольствием.

— Многие этого не умеют, Бет, а ведь мы даже не знали, что ты играешь.

— Но это сущие пустяки, просто развлечение. По-настоящему я играю и очень люблю классическую музыку. Но для этого нужно ежедневно часами упражняться. У меня просто нет времени.

Требования слушателей тем временем возрастали.

— Ты знаешь «Зажги мой огонь», Бет? — спросил кто-то однажды.

Бет неуверенно повторила название и покачала головой.

— Это группа «Дорз», Бет, — пояснила Меган со значением, но, спохватившись, добавила: — Бет пока не очень разбирается в рок-музыке.

— Если бы я услышала, то могла бы подобрать, — предложила Бет.

После этого разговора она согласилась выучивать по записям по три новые песни в неделю. Из огромного списка Меган сама отобрала наиболее популярные вещи. К концу осени Бет уже играла отдельные песни из репертуара «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Дорз» и других групп. Это радовало всех и прежде всего саму пианистку.

Стефан все больше уважал Бет. За ее быстрый ум, за обдуманные, взвешенные суждения, за ее человеческие качества. Уважал он и ее сексуальные принципы, как бы они ни усложняли их жизнь.

Кэрри придерживалась своей «разумной» диеты и даже потеряла еще несколько фунтов. Стефан утверждал, что она слишком худа, но Бет и Меган считали, что все в полном ажуре.

Никто не замечал, что Кэрри переменилась внутренне. Это произошло в вечер премьеры. Об этой глубокой перемене знала она одна. И никому об этом не говорила. Однако Кэрри недооценила Майкла…

* * *

Майкл Дженкинс небрежно оперся о край большого дубового письменного стола и посматривал на своих студентов. Курс современного английского языка был обязателен для всех в Стэнфорде. Студенты попадались разные: талантливые энтузиасты, скучные зануды, спесивые неучи, упивавшиеся собственным многословием болтуны… Но в этом году — втором году его работы в Стэнфорде — Майклу повезло заполучить по-настоящему талантливую студентку.

Он посмотрел на пачку листков на столе — последняя работа студентов. Он читал и перечитывал эссе, которое лежало на самом верху. Это было глубоко личное сочинение об одиночестве, утраченных иллюзиях и душевной боли, эмоциональное, но отнюдь не слезливое, грустное, но в высшей степени оптимистичное и полное надежд. Проникнутое тонким, деликатным юмором.

Когда студенты забирали свои работы, Майкл взял из пачки сочинение Кэрри. Увидев ее, поманил к себе и заметил, как ее обычно спокойное лицо мгновенно сделалось встревоженным. На секунду он пожалел о своем намерении с ней поговорить.

Майкл поощрял студентов писать о себе, о своих впечатлениях о колледже, отношении к новым философским концепциям, идеологиям, общественным течениям. Большинство же предпочитало такие темы, как Вьетнам, целомудрие, марихуана, рок-музыка, экзистенциализм; писали также о политических и общественных деятелях. А Кэрри писала о жизни, о любви, об ожиданиях, разочаровании и утрате иллюзий. Вместо констатации фактов, чем ограничивались другие студенты, Кэрри рассказывала о своей душевной борьбе, о конфликтах с самой собой. Ее сочинения были очень личными, эмоциональными, порой счастливыми, иногда тревожными, но всегда яркими и самобытными.

Два месяца Майкл молча следил за ее переживаниями. Он проводил целые часы, делая осторожные замечания на страницах ее сочинений, Порой критические, порой восторженные, и каждый раз просил о свидании. Однако она не соглашалась, а уже был близок День благодарения и, следовательно, окончание семестра. Майкл предоставлял ей все возможности проявить инициативу, но так как Кэрри не откликалась, решил взять ее в свои руки.

Когда Кэрри увидела у Майкла свое последнее эссе, она всполошилась. Ей захотелось отобрать у него свое сочинение. Как глупо было писать об этом! Но ведь Майкл постоянно им твердил о честности…

Она написала о том роковом вечере — вечере премьеры, большого успеха Меган и в то же время последнем вечере существования прежней, доверчивой, наивной и жизнерадостной Кэрри. Этот краткий миг стал поворотным в ее жизни. Тогда она узнала, что такое зависть и злоба, предательство и ненависть. Она ненавидела их весь вечер: Стефана и Бет — за их высокомерную чопорность, Меган — за ненасытное честолюбие и даже Джейка — за то, что он спал с Меган. Кэрри ненавидела их и за то, что они вызвали в ней ненависть — чувство, которое она испытала впервые в жизни.

Вспышка миновала, отчасти вылившись в слова, которые Кэрри в ярости написала на тех страницах, что держал сейчас Майкл. Наутро гнев и ненависть угасли, оставив после себя глубокую печаль. Никто не заметил перемены в Кэрри, но за ночь она повзрослела.

Теперь она осознала, что поступила так ради того, чтобы бросить вызов Майклу Дженкинсу, который настойчиво побуждал своих студентов писать искренне. Она сполна выдала ему то, чего он хотел, и вот теперь ей придется вновь пережить последствия шока, испытанного в тот незабываемый вечер.

— Простите. — Она улыбнулась и протянула руку за листками. — Я хотела бы взять свою работу.

Но это оказалось нелегко. Майкл крепко сжимал листки.

— Кэролайн.

— Кэрри, — немедленно поправила она; только Джейк и школьная преподавательница английского языка называли ее Кэролайн.

— Хорошо, Кэрри, — со вздохом согласился Майкл, чувствуя, что ей хочется от него удрать. — Могу я пригласить вас на чашку кофе? Вы сейчас свободны?

Он застал Кэрри врасплох. Она не привыкла отказывать мужчинам и находить отговорки. Меган и Бет ее предупреждали, что следует выработать для таких случаев особую тактику, чтобы избегать нежелательных ситуаций. Ей не хотелось пить кофе с Майклом Дженкинсом. Но она была свободна и призналась в этом.

Майкл нашел столик на двоих в дальнем углу студенческого кафе. Кэрри прихлебывала чай и поедала глазами свое эссе, которое преподаватель, сложив трубочкой, сунул в карман вельветового пиджака. Он пил черный кофе и жевал кусок лимонного торта с безе.

— Вы будете что-нибудь? — спросил он у Кэрри, когда они только еще пробирались между столиками. — Уже не сидите на строгой диете?

— Просто поразительно, что вы узнали о моей диете!

Первые недели занятий весь поток слушал лекции в большой аудитории. К тому времени как она попала в группу Майкла Дженкинса, Кэрри успела потерять двадцать пять фунтов и была, даже по собственным придирчивым критериям, вполне стройной.

— О да, я ведь вас видел во время Недели знакомства на барбекю, — объяснил Майкл, расплатившись с кассиром и проталкиваясь вместе с Кэрри в конец зала.

— Вот как! — Кэрри ответила не сразу, смущенная тем, что он тогда, разумеется, счел ее унылой, блеклой, толстой девицей. Ну и пусть, она терпеть не могла, чтобы ее жалели, а уж Майкл в особенности. — Видели, так сказать, более полную версию.

— Другую версию. Иная обложка, но книжка та же самая.

— В каком смысле?

— В том смысле, что я запомнил не вашу внешность. — Он хотел добавить, что и выглядела она неплохо, но решил избежать откровенной лести. — А то, как вы себя вели. Вы были где-то между участником развлечения и сторонним наблюдателем. И вас такое положение как будто вполне устраивало: не в одиночестве, не в стороне. Но в отличие от прочих вы не пыжились, не старались изо всех сил что-то кому-то доказать.

— Не помню, чтобы я чувствовала себя особенно уютно, — пробормотала Кэрри.

— А может, неуютно?

Майкл улыбнулся. Ему не удавалось вызвать Кэрри на непринужденный разговор. Он решил как можно медленнее поглощать свой торт: хорошее воспитание не позволит девушке покинуть соседа по столу, пока он не доел, а Кэрри была явно хорошо воспитана.

— Нет. — Она улыбнулась и пожала плечами. — Неуютно я себя тоже не чувствовала.

Они немного помолчали, прежде чем собрались с духом заговорить вновь. Майкл немного опередил девушку.

— Ваше эссе прекрасно, Кэрри. — Он вынул листки из кармана и протянул девушке. — Вы очень талантливы. Богато одарены. Признаюсь, я устроил нашу встречу ради того, чтобы поговорить с вами, получше узнать вас. Вы собираетесь стать писательницей?

— Я об этом не думала. И впервые написала нечто очень личное здесь, в Стэнфорде. Написала только потому, что пережила определенный душевный кризис.

— Надеюсь, вы останетесь в моем семинаре и на следующий семестр. Боюсь отпугнуть вас тем, что я прочитал вслух написанное вами. Или тем, что я обнаружил у вас талант и сказал вам об этом.

Майкл смотрел на Кэрри взглядом родителя, готового принять любое объяснение своего ребенка. Ему стало ясно, что она собирается поменять семинар.

— Я полагаю, что мой, как вы это называете, талант может не выйти за рамки личного дневника, — поморщилась Кэрри.

— Пусть так. Но я прошу вас остаться у меня хотя бы еще на один семестр. Сам я не писатель, но считаю себя неплохим критиком.

Он сказал правду: он был проницательным, конструктивным критиком, но Кэрри постеснялась сказать ему об этом.

— Разве вы не писатель?.. — с вопросительной интонацией произнесла она, подразумевая: так кто же?

— Собственно, я журналист. Автор конкретных, фактографических, беспристрастных статей о событиях.

— Так что же вы здесь делаете? — рассмеявшись, спросила Кэрри.

— Это долгая история. — Майкл отодвинул тарелку с недоеденным тортом и рассказал Кэрри о себе. Без всяких эмоций. Только факты. Как журналист-репортер. Родился на Лонг-Айленде двадцать восемь лет назад. Учился в муниципальных школах. Степень получил в Гарварде. Потом аспирантура в Колумбийском университете по специальности журналистика. Да, был еще брак, а затем развод. Детей нет. Потом неизбежная дилемма профессионального ученого: собравшись с духом, погрузиться в мир реальной действительности или поработать в замкнутой, изолированной академической среде.

— И вы предпочли последнее.

— Нет, решил сначала познакомиться с жизнью на западе, чтобы потом вернуться в Нью-Йорк и заняться журналистикой.

— И как скоро? — из чистой вежливости поинтересовалась Кэрри — его ответ, в сущности, был ей безразличен.

— В будущем году, — достаточно неопределенно ответил Майкл.

Через неделю после их первого разговора Майкл вышел из аудитории вместе с Кэрри. Оба поразились перемене погоды, которая явно ухудшилась, пока они были на занятиях. Небо потемнело, шел дождь, громыхал гром.

— Хорошо бы это кончилось до вечера, — сказала Кэрри.

— У вас какие-то планы? — вежливо осведомился Майкл.

— Да. Мы собираемся в Филмор. Послушать музыку на пару часов, чтобы успеть вернуться, пока не закроют двери.

Кэрри никогда не бывала на концерте рок-музыки, и ей очень хотелось туда попасть. Она полюбила музыку, которая доносилась из-за каждой двери в общежитии, привыкла к ее ритму, могла под нее заниматься, одеваться, делать гимнастику и даже танцевать — в комнате Меган.

— Ну, этого вполне достаточно! А кто еще едет?

— Да вся наша компания — Стефан, Джейк, Меган, Бет.

Майкл, прочитав многое между строк в эссе Кэрри, сообразил, что едут две парочки плюс Кэрри. Она сумеет примириться с такой ситуацией, но это для нее нелегко.

— Вам нужен шестой спутник, — сказал он нерешительно.

— О, верно! Вы не хотите поехать?

Майкл потом не раз подшучивал над Кэрри и утверждал, что она первая назначила ему свидание, напоминая о веселом и счастливом начале их отношений, а Кэрри неизменно отвечала со смехом, что ни о каком свидании не было и речи. Однако никуда не денешься — формально именно она предложила ему прокатиться в Филмор.

Дождь шел до вечера. Хорошо, что Майкл поехал с ними. Он преодолел неловкость ситуации, всю дорогу оживленно болтая с Кэрри и рассказывая о различных случаях из собственной жизни. Его жизнь показалась Кэрри полной приключений, свободной от душевных травм и неуверенности, но такое впечатление создалось благодаря тому, что Майкл, искушенный журналист, очень осторожно выбирал сюжеты. Он, например, ничего не рассказывал о своем браке и о бывшей жене Саре.

Майкл и Сара познакомились на семинаре по литературе в первый год учебы в Гарварде. Они стали неразлучны, их объединяли общие интересы: политика, литература, театр и регби. Оба любили игры в слова, любили обсуждения и споры, от души радовались умелой аргументации в интеллектуальных дискуссиях. Им было весело друг с другом. Жизнь стала легкой, удобной, беспечной. Они были почти равнодушны к окружающему. Они образовали свой собственный, самодостаточный мир под названием «Сараимайкл».

Они поженились в первый же уик-энд после окончания Гарварда; на церемонии, как и было решено заранее, присутствовали только их родные и несколько самых близких друзей.

Однако в день свадьбы Майкл вдруг подумал, что это событие счастливое, но отнюдь не радостное.Мысль его тревожила и растравляла душу.

Парочка обосновалась в Нью-Йорке. Майкл поступил в аспирантуру. Сара работала редактором в издательстве, выпускающем медицинскую литературу, и писала короткие рассказы. Сара была увлечена работой и счастлива в замужестве. Просыпаясь по утрам, она радовалась предстоящему дню. Временами мрачное настроение Майкла она приписывала — если вообще его замечала — занятиям в аспирантуре и беспокойству о будущей карьере. Ей и в голову не приходило, что он чувствует себя несчастным в браке.

Да, они теперь уже не смеялись так часто, как раньше, но, вполне резонно рассуждала Сара, пришла пора повзрослеть. Они не слишком часто занимались любовью — так они и раньше не очень-то этим увлекались. И пока они продолжали ласкать и обнимать друг друга, все было в порядке. Но к концу первого года совместной жизни Сара заметила, что нежные объятия почти прекратились.

Наконец Майкл признался ей, что неудовлетворен в браке. Чего-то не хватает. Нет, он не знает чего, но чувствует это давно. И это вовсе не ее вина. Чего-то не хватает с самого начала. Разумеется, он ее любил… Нет, единственное, что она может сделать, это дать согласие на развод. Он должен получить свободу.

Понадобилось два месяца, чтобы Сара ему поверила, два месяца физического отчуждения, мучительных разговоров, слез, мольбы, тревожных ночных телефонных звонков. Майкл был непреклонен в своем желании порвать с Сарой; чем больше она противилась, тем решительнее и тверже он становился. Майкл был в отчаянии, Сара тоже, но в конце концов он победил.

Когда Саре стало ясно, что Майкл всерьез хочет с ней развестись, она уяснила и еще кое-что: во всем виновата она сама. И тогда пришло решение о самоубийстве: ведь она нелюбима, недостойна любви и потому лишилась замечательного человека.

Сара стала вести себя как человек, всерьез задумавший покончить счеты с жизнью. Она ни с кем это не обсуждала; ее напускная бодрость была с величайшим облегчением воспринята коллегами и Майклом. Она избавилась от своего состояния, главным образом щедро жертвуя на благотворительные цели. Она составила тщательно продуманный план действий.

Сара многому научилась за время работы в медицинском издательстве. Она знала, что такое сверхдозы барбитуратов; знала, как устают терапевты и невропатологи. С ее честным, интеллигентным лицом, с ее знанием болезней и имен известных врачей, в том числе крупного невропатолога из Бостона, ничего не стоило запудрить им мозги. Заполучить достаточное для смертельной дозы количество таблеток оказалось на удивление легко. Она начала собирать их в пятницу вечером и предполагала закончить в воскресенье, но уже вечером в субботу благодаря усталости, доверчивости или просто сочувствию трех врачей, которые, выслушав придуманные ею истории, выписали рецепты, Сара приобрела три больших флакона фенобарбитала.

Ее немного беспокоило, что она на сутки опережает намеченный график. Она будет мертва уже второй день, когда ее хватятся на работе в понедельник, но до вторника вряд ли начнут искать. Потом она решила, что это не имеет особого значения.

Она высыпала капсулы в небольшую чашку, а пустые бутылочки выбросила в мусорный контейнер за несколько кварталов от дома. Купила бутылку коньяку, села на аккуратно застланную кровать и с удовлетворением окинула взглядом свою прибранную, чистенькую и почти пустую комнату. Потом налила себе рюмку коньяка.

Сара два дня не ела, а накануне проспала всего несколько часов. Коньяк очень скоро на нее подействовал. Опьянев, она как завороженная смотрела на капсулы фенобарбитала. Сейчас она последний раз в жизни поиграет ими в «эрудита». Выложила капсулами имя МАЙКЛ, подумала и вперекрест с буквой Л выложила слово УБЛЮДОК. Посмотрела на эти два слова и вдруг расхохоталась. Убить себя из-за этого ублюдка? Много чести!

А ведь она могла бы стать врачом. Она так много знает о болезнях и их лечении. Или еще лучше — она может писать увлекательные рассказы о медицине. Сара улыбнулась, легла на постель, прямо на капсулы и крепко уснула.

Когда она пробудилась спустя сутки, то первым долгом собрала все капсулы, открыла их, высыпала смертельно опасный порошок в унитаз, сохранив оболочки. Нанизала их на нитку, и у нее получилось ожерелье, которое она могла трижды обмотать вокруг шеи. Она будет носить его в память о собственном безумии и о том, как она его преодолела.

Она надела ожерелье и позвонила Майклу:

— Привет. Я только хотела тебе сообщить, что завтра утром подаю на развод. Все пройдет быстро и легко. Пора с этим кончать.

Голос у нее был спокойный, и чувствовала она себя прекрасно.

— Ладно. Очень хорошо.

Слова Майкла прозвучали неуверенно. Он этого хотел и наконец добился желаемого, но почему-то бодрый и уверенный голос Сары его опечалил.

На следующий день, повидавшись со своим поверенным, Сара начала первый из серии рассказов о загадках медицины. Ее произведения имели шумный успех.

Майкл сбежал в Стэнфорд. В поисках того недостающего, что так и не сумел определить.

Глава 10

Джейк часто думал о Джулии, но не пытался с ней связаться вплоть до Дня благодарения. Он отклонил приглашение Меган провести уик-энд в пляжном домике ее отца в Малибу. Стефан, Бет и Кэрри поехали.

Джейк не пытался понять, почему отказался, но когда он позвонил по особому номеру Джулии, который она установила специально для него, то понял ответ. Он хотел остаться один и поговорить с Джулией.

Но телефон молчал. Скорее всего Джулии нет дома. Вероятно, она в Европе. Быть может, номер уже не принадлежит ей…

Шесть гудков. Семь.

— Джейк? — наконец отозвалась Джулия.

Когда зазвонил телефон, Джулия уставилась на него словно завороженная. Звонить мог только Джейк — только ему был известен этот номер. Или это ошибка…

— Привет.

— Привет.

Джулия почувствовала невероятное облегчение. Столько времени она боролась с искушением позвонить, написать или даже поехать к Джейку. Теперь ее терпение вознаграждено.

— Поздравляю с Днем благодарения.

— Спасибо.

— Как ты?

— Я отлично, Джейк. Все время в бегах, как всегда. Куча дел. — Она помолчала. — Соскучилась по тебе.

— Я тоже соскучился.

Джулия первой нарушила надолго воцарившееся после этих слов молчание.

— Я купила виллу в Монте-Карло.

— Ты давно этого хотела.

— Да. И нашла превосходную. Высоко в горах, с видом на море.

— Звучит заманчиво.

Снова молчание. И снова его нарушила Джулия:

— Почему ты позвонил?

— Потому что соскучился. Знаешь, я смирился с твоим решением, хоть не до конца его понял.

— Это правда?

— Правда.

— И ты приедешь в Вашингтон на рождественские каникулы?

— Я уже получил извещение из больницы. Надо пройти плановое обследование.

— А потом?

— У меня нет определенных планов. А что?

— Может, приедешь на Рождество на виллу?

— Ты едешь с кем-то?

— Нет. Одна. Я должна быть в Париже в канун Нового года.

— В Париже?

— Да. Я уже побывала там этой осенью, все обошлось хорошо.

Молчание. Ну, Джейк, теперь твоя подача. Джулия ждала.

— Я бы очень хотел приехать.

Стефан, вернувшись из Малибу, застал Джейка за письменным столом, с головой ушедшего в работу.

— Надеюсь, ты не торчал за письменным столом весь уикэнд?

— Нет, я отлично провел время. Как поездка?

— Отец Меган — преуспевающий продюсер. Приятный парень. Дом просто шикарный. — Стефан явно хотел, чтобы его последние слова произвели впечатление на Джейка. — У Меган очень молодая мачеха.

— Вы там ладили друг с другом? Я имею в виду ты и Меган.

— Да, вполне. Меган была на высоте. Кстати, ты бы при случае позвонил ей.

Стефан едва не забыл об этом. Когда он высаживал девушек из машины, Меган сказала небрежно:

— Стефан, попроси Джейка мне позвонить, когда сможет.

Трубку подняла Кэрри.

— Привет, Кэролайн! Это Джейк. Я слышал, вы отлично провели время.

— Чудесно! Очень жаль, что ты не смог с нами поехать.

— И я жалею об этом. — Он помолчал. — Меган, кажется, хотела, чтобы я ей позвонил.

Кэрри передала трубку Меган и вышла из комнаты.

— Я схожу с ума, — прошептала Меган в трубку. — Мы не виделись целых пять дней.

— Что ты предлагаешь? — спросил он и посмотрел на часы — было еще рано.

Меган не ответила, и Джейк понял, что она уже не одна.

— Я заеду за тобой через полчаса, идет?

— Разумеется, спасибо.

Меган произнесла это бодро и беспечно — через комнату проходила Бет.

В конце зимнего семестра шли бесконечные дожди. Пасмурное небо хмуро нависло над раскисшей от влаги землей. Настроение у всех было унылое. Только и оставалось что заниматься, а в перерывах болтать, есть или говорить по телефону с Майклом, Джейком или Стефаном.

— Терпеть не могу дождь! — то и дело возмущалась Меган.

Бет тоже его терпеть не могла, так как он лишал ее удовольствия в солнечные дни посидеть на берегу озера рядом со Стефаном.

Кэрри считала, что в дождливую погоду сидеть дома особенно уютно, однако не смела высказать вслух эту еретическую мысль.

— А знаете ли вы, что если здесь у нас идет дождь, то в горах выпал снег? И как это мне раньше в голову не приходило? — неожиданно весело заявила Меган в конце самой дождливой недели.

Без лишних слов, но с таким знакомым озорным блеском в голубых глазах она велела Бет освободить телефон и заказала междугородный разговор. Через полчаса все было решено. Они могут занять домик ее отца на озере Тахо. Поедут все — Джейк, Меган, Стефан, Кэрри и Майкл.

— А твой отец там будет? — спокойно спросила Кэрри.

— Что? О, понимаю. Кто будет за нами присматривать? — Меган не могла понять морального кодекса Кэрри, но старалась с ним считаться. — Мы сами за собой присмотрим. Это большой дом, Кэрри. Там множество спален. У каждого из нас будет отдельная комната, тебя это устраивает?

— Право, не знаю…

Кэрри заботили ее отношения с Майклом. Как ему отказать? Она должна внести ясность до поездки, иначе он воспримет приглашение определенным образом. А ехать без Майкла Кэрри не хотелось. Да, положение затруднительное. Может, им с Бет расположиться в одной комнате?

Поехали в фургончике Майкла, нагруженном доверху съестными припасами, лыжами и учебниками. Организовала все Меган; она составила список необходимого, купила продукты, узнала, в каком состоянии дорога, и нетерпеливо дожидалась в приемной Лагунита-Холла нарочного с ключом от дома, забыв о своем раздражении по поводу надоедливого дождя.

Стефан и Джейк согласились поехать при условии, что им позволят без помех заниматься. Оба везли с собой кучу книг. Джейк собирался готовиться, в то время как остальные катаются на лыжах. Только он и Меган знали, что из-за ноги ему нельзя даже и думать встать на лыжи.

«Домик» оказался на самом деле вместительным особняком, элегантным, в сельском стиле — со старинным очагом из кирпича, тяжелыми деревянными потолочными балками, стенами, обшитыми деревянными панелями из дивно пахнущего кедра. Он был отлично обставлен удобной мебелью и устлан мягкими коврами.

Бет и Кэрри устроились в спальне на двоих; у них была отдельная ванная. Джейк, Стефан и Майкл выбрали себе по комнате с двуспальными кроватями, а Меган поселилась по соседству со спальней Джейка.

Наутро после приезда все, кроме Джейка, отправились кататься на лыжах. Когда вернулись, Майкл и Стефан внесли Меган в дом на руках: она подвернула лодыжку. Кэрри держала в руках пару костылей.

— Она прикидывается, — улыбаясь, потихоньку шепнула Джейку Кэрри. — Она превосходная лыжница.

— Я была превосходной лыжницей! — театрально воскликнула Меган, сопроводив свои слова негромким смешком. — Увы, моя карьера трагически и преждевременно закончилась. Ужасно глупо! Как же я теперь пойду вечером в казино?

— Ты никуда не пойдешь, — в один голос заявили Джейк и Стефан.

— Вечером уложим твою ногу повыше и будем прикладывать лед, — безапелляционно произнес Джейк. — Я останусь с тобой.

Перспектива оказаться наедине с Джейком заставила Меган забыть о боли и жалости к себе, однако она тут же спохватилась и сочла это несправедливым.

— Нет, Джейк, ты и так проторчал здесь целый день. К тому же ты собирался поиграть в покер. Я здесь в полной безопасности, а мне надо много заниматься. Просто устройте меня у пылающего очага, дайте немного вина и мои книги, и я буду совершенно счастлива.

Так и сделали. Но когда Меган уже усадили у камина, а все остальные в лыжных шапочках, куртках и перчатках направились к дверям, Стефан вдруг остановился и сказал, что, пожалуй, побудет дома — слишком запустил за последнее время занятия. В душе он считал, что небезопасно оставлять Меган одну.

Четверо ушли, а Стефан собрал свои книги и молча уселся напротив Меган у огня. Примерно через час он подошел к столику и налил себе стакан вина, потом так же молча наполнил стакан Меган и сел на место.

Меган вдруг засмеялась.

— Знаешь, что мне это напоминает? — со вспыхнувшими глазами спросила она.

— Нет.

— Хочешь узнать?

— Разумеется, — сухо ответил Стефан, глядя в стакан с вином.

— Ты читал «Женщину французского лейтенанта»?

— Ты сама знаешь, что читал. Это обязательное чтение по курсу современной литературы, — сказал он по-прежнему сдержанно — ему не хотелось заниматься пустыми играми с Меган.

— Так вот, помнишь, как женщина, я уже забыла ее имя, с вывихом лодыжки, сидит у камина? А он… Господи, это вино ударило мне в голову, его имени я тоже не могу вспомнить! Да, и он приходит… — Меган оборвала фразу и передернула плечами. — Ладно, извини, что оторвала тебя от чтения.

Она сама уткнулась в книгу.

— Мисс Вудраф, — Стефан опустился перед Меган на колени, глядя на ее ногу, — боюсь, что вам больно. Не позвать ли врача?

Актриса в Меган отозвалась мгновенно: слова пришли сами собой, ей не пришлось вспоминать имя героя — язык тотчас выговорил его:

— Мистер Смитсон, я хотела бы больше никогда не встречаться с вами.

Это прозвучало скромно, застенчиво, невинно…

Стефан взял ее маленькие ручки в свои, такие большие и сильные.

— Я должен был снова вас увидеть.

— Я так рада этому…

Теперь они забыли о тексте. Стефан взял лицо Меган в свои ладони и поцеловал ее. Меган ответила на поцелуй, провела рукой по его красивым черным кудрям, заглянула в загоревшиеся страстью глаза.

Он отнес ее к себе в спальню и начал ласкать — нежно, медленно, осторожно. Меган подумала: наверное, он считает ее девственницей. Сара Вудраф была невинной, но Смитсон этого не знал. Быть может, Стефан все еще играет? В таком случае она должна ему подыгрывать. И в эту минуту, впервые в жизни, Меган захотела, чтобы все было по-настоящему, чтобы она принадлежала ему, и только ему одному.

Когда все кончилось, он ее обнял и робко погладил по золотистым волосам.

— Меган, — шепнул он.

— Мистер Смитсон!

Меган сразу пожалела, что произнесла это имя, — Стефан весь напрягся. Он вовсе не играл. А она?

— Стефан, это так странно.

— Тебе было больно? — встревоженно спросил он.

Значит, он верит, что она была девушкой. Как же Джейк объяснял соседу свои ночные отлучки и уик-энды вне общежития? Да никак. Джейк не нуждался в том, чтобы откровенничать, а Стефан не расспрашивал. Можно ли быть настолько наивным? Впрочем, Стефан — брат Кэрри, и для него такие вещи важны.

— Нет. — Она ни за что ему не признается. — Но как странно, что это произошло. Ты это предвидел?

— Нет. Но теперь это кажется неизбежным. И вполне естественным.

— И чудесным, — очень тихо добавила Меган.

— И чудесным.

Стефан снова поцеловал Меган и прошептал ее имя.

— Я думала, ты меня ненавидишь, — сказала она после того, как они отдались друг другу во второй раз; прижавшись к Стефану, она старалась не думать о Джейке, Бет, Кэрри и о своем прошлом.

— Хм-м, я и сам удивляюсь, как все изменилось. — Это его беспокоило. Чувства, испытываемые им сейчас, были такими же сильными, как и недавняя злость. Злость он научился обуздывать, однако новые эмоции и внезапно вспыхнувшее желание сдерживать вовсе не хотелось. — Я не питал к тебе ненависти, ты просто меня злила. И я тебя тоже.

— Возможно, теперь мы станем доставлять друг другу только радость и счастье.

— Милая Меган…

На следующее утро Меган вышла из своей комнаты отдохнувшая и сияющая. Ее хромота почти прошла.

— Доброе утро! Как было в казино?

Бет и Кэрри пекли оладьи и поджаривали бекон, Джейк разжигал огонь. Он не обернулся, чтобы взглянуть на Меган, но спина у него напряглась, едва он услышал ее голос. Она это заметила. Неужели Стефан ему сказал? Меган огляделась, ища Стефана, но его в комнате не было.

— В казино было очень весело. Джейк выиграл кучу денег в покер, — ответила Кэрри.

Джейк продолжал возиться с поленьями в очаге.

— А где же Майкл и Стефан? — невиннейшим голоском спросила Меган.

— Грузят вещи в фургон. Они считают, что мы должны уехать сразу же после лыжной прогулки. Чтобы не попасть в пробку на дороге.

— Стефан, кажется, торопится домой, — безразличным тоном произнес Джейк, не поворачивая головы.

Меган подошла и опустилась было на пол рядом с ним, но у нее заболела нога, и она выпрямилась.

— Ты не хочешь прогуляться со мной к озеру? — спросила она. — Боюсь споткнуться еще раз.

Джейк молча кивнул. Минут пять они шли молча.

— В чем дело? — не выдержала наконец Меган.

Джейк мог все узнать, только если ему рассказал Стефан, но это казалось ей неправдоподобным.

— Это ты мне скажи, в чем дело.

— Я не обязана. И не верю, что это сделал Стефан.

— Нет. Он ничего не говорил. Это же очевидно, Меган, без слов.

— Ты догадался обо всем по его виду?

Меган безуспешно пыталась скрыть удовольствие при мысли о том, что прошедшая ночь явно изменила Стефана.

— И по твоему тоже. Две кошки забрались в клетку с канарейками. Повсюду валяются перышки.

— Ты как-то странно себя ведешь.

— А чего бы ты хотела? Праведного негодования? Гнева по поводу неизбежного?

— Неизбежного? — недоверчиво спросила Меган.

— Разумеется. Ваша связь была предопределена с первой встречи. Прежде чувство было сильным, но не находило выхода. Надо надеяться, что случившееся к добру.

— Ты считаешь, что это возможно? Что прошедшая ночь только начало?

— Да. А ты разве так не думаешь?

— Да, — тихо произнесла она, внезапно осознав, насколько это важно для нее.

Они молча пошли дальше и остановились у самого озера, покрытого льдом. И ветер дул ледяной.

Меган взглянула на Джейка. Ветер дул прямо ему в лицо.

— А как же мы с тобой?

— Мы?

— За все это время мы ни разу не поговорили о нас с тобой. О наших отношениях. — Она помолчала. — А теперь все кончено.

— И труп не нуждается во вскрытии, — сказал Джейк, не отворачиваясь от ветра. Он тоже помолчал и добавил просто: — Мне будет не хватать тебя, Меган. Не хватать нас.

Меган и Стефан старались — довольно безуспешно — скрывать взаимные чувства до возвращения в кампус. Но на обратном пути Бет безошибочно поняла, что случилось. Кэрри обратила внимание на молчаливость Джейка, но не понимала, в чем дело, до самого вечера, когда Меган ей сказала:

— Мы с твоим братом любим друг друга, Кэрри.

— Ты потрясная актриса, Меган. Я почти тебе поверила.

— Но это правда. Все выяснилось прошлой ночью. То есть все встало на свои места.

— На свои места?

— Вся эта борьба. Мы ведь считали, что ненавидим друг друга. Чувствам надо было дать верное направление. И прошлой ночью это произошло.

— Бет знает? — мгновенно спросила Кэрри и добавила тихонько: — А Джейк?

В то же самое время на другом конце кампуса Стефан постучался к Джейку. Тот никогда еще не видел его таким счастливым и возбужденным.

— Ведь вы с Меган настоящие друзья, верно?

Джейк даже отпрянул, услышав вопрос. Неужели Стефан не знает, что они с Меган любовники? Впрочем, вполне возможно, ведь он сам никогда даже не намекнул на это. Зато Кэрри почувствовала это немедленно, и они очень старались скрывать от нее свои отношения.

— Да. Искренние друзья.

— Я думаю, что полюбил ее, — гордо объявил Стефан.

Он никогда не узнает, поклялся себе Джейк. Надо попросить Меган, чтобы она не проговорилась.

— Это чудесно, — совершенно искренне сказал Джейк.

Они с Меган были великолепными любовниками и добрыми друзьями, но они не любили друг друга.

На следующее утро Джейк встретился с Меган после первой лекции.

— Надо поговорить.

— Хорошо.

Меган посмотрела на совершенно спокойное лицо Джейка — он явно не намерен заниматься «вскрытием трупа».

— Стефан ничего о нас не знает. Я считаю, что пусть так и будет.

— Согласна. Спасибо тебе.

— Это во-первых, а во-вторых, я хотел бы предложить Стефану, вернее, вам обоим, домик в Сан-Грегорио. Живите там, если понравится.

Джейк знал, что платить за мотель Стефану не по карману, а влюбленным необходимо уединение.

— Но я считала, что домик принадлежит твоему приятелю!

— Он надолго предоставил его в мое распоряжение. Но я все же решил переговорить с тобой, прежде чем сделать такое предложение.

— Из-за того, что мы с тобой там бывали?

— Да.

— Ты просто удивительный! Мы любили этот домик, верно? Почему ты предлагаешь его нам?

— Потому что вы оба мне дороги. Мне нравится заботиться о вас.

— Ты и позаботился!

— Я же сказал, что мне будет тебя не хватать.

В тот же вечер Стефан позвонил Бет. Трубку, как обычно, подняла Меган.

— Стефан!

Она очень ждала от него звонка.

— Привет, — поздоровался он. — Меган, я должен поговорить с Бет. Объяснить ей.

— Понимаю. Хорошо. А когда мы увидимся?

— Я перезвоню тебе после того, как поговорю с Бет. Мне необходимо встретиться с ней сегодня вечером. Хорошо?

Бет заявила, что не хочет встречаться со Стефаном. Это не нужно, она все прекрасно поняла. Стефан очень просил ее о встрече, ему хотелось объяснить ей, что он ничего не мог с собой поделать, причина не в ней, а в нем и в Меган, это было выше его сил.

— Не надо ничего объяснять, Стефан. Я же сказала, мне все понятно.

— Как же так, Бет? Я и сам ничего не могу понять!

— Ну хорошо, это произошло. Больше нечего обсуждать. До свидания, Стефан.

Бет поняла одно: все это штучки Меган. Это вина Меган, а не Стефана. Бет возненавидела Меган. Ненавидеть Стефана она не могла.

В последующие недели, которые стали для Бет временем боли и тоски, к ней вернулось одиночество, ее постоянный спутник до встречи со Стефаном. Ледяные барьеры, защищавшие и отгораживавшие Бет от всего остального мира, вновь поднялись. Бет ушла в себя. Она отказалась присутствовать на музыкальных вечерах по четвергам, сославшись на занятость. Но это была неправда; ей просто стали не нужны ни веселье, ни смех, ни друзья.

Бет скрывала от Меган свою боль, для этого она была слишком горда. Держалась так, словно ничего особенного не произошло. Но в эту весну их комнаты напоминали линию фронта. Ни смеха, ни шуток, ни болтовни. Только вежливая враждебность.

Кэрри видела, что Стефан еще никогда не был так счастлив и так сильно влюблен. Изменилась и Меган. Ее заносчивость как рукой сняло, самовлюбленность тоже, она искренне, самозабвенно привязалась к человеку, которого полюбила. Она оберегала Бет от подробностей своих отношений со Стефаном. Меган не хотела никому причинять боль и меньше всего Бет. Все, чего она хотела, это быть вместе со Стефаном в их собственном мирке.

Бет и Кэрри дружили по-прежнему. Бет не делилась с Кэрри своими страданиями. Но Кэрри и так все понимала, потому что сама испытывала муки женщины, покинутой ради другой. И для них с Бет разлучница была одна и та же — Меган.

Глава 11

Джейк в полном недоумении смотрел на письмо, лежавшее перед ним на столе. Он прочел его один раз и был не в силах перечесть.

«Мой дорогой Джейк.

Когда ты получишь это письмо, я стану графиней Жан-Филип Пино. Я знаю графа целую вечность. Ему пятьдесят, он очень привлекателен — настоящий французский граф (но не зануда). Разведен, жаждет обзавестись «законной» спутницей жизни. Я устала от сплетен, от одиночества и потому согласилась выйти за него замуж. И начались обычные предсвадебные хлопоты.

Джейк, я понимаю, что ты рассердишься и огорчишься. И вряд ли поймешь. Но это именно то, что мне сейчас необходимо…»

Письмо было на пяти страницах, исписанных изящным почерком Джулии. Обычная болтовня перемежалась серьезными попытками объяснить свое решение и слезливыми просьбами понять, пусть и не сразу, чем оно вызвано.

Если Джейк и слышал стук в дверь, то вряд ли его осознал. Голова его была как в тумане, он не помнил себя от гнева и возмущения. Он негодовал, вспоминая факты, которые никак не вязались с содержанием письма: Рождество, великолепно проведенное в Монте-Карло пять месяцев назад; твердое желание Джулии избежать обстоятельств и сложностей брака; их планы провести вместе лето. Зато теперь стали вполне объяснимыми горькие слезы Джулии, когда они расставались в декабре…

Они провели восемь дней на вилле Джулии, в экзотическом убежище, наполовину скрытом под пестрой мантией бугенвиллей и глициний. До самого горизонта сверкала на солнце синева Средиземного моря.

Джейк и Джулия занимались любовью, неторопливо и спокойно беседовали, читали, легко и естественно поддавшись тому образу жизни, какой вели прошлым летом в Арлингтоне.

На Рождество многие покинули Монте-Карло, чтобы провести его со своими близкими. Вместо них княжество Монако гостеприимно встречало тех, кто мог провести Рождество в любом уголке мира, но предпочел Монте-Карло. Эти люди хотели провести праздники со своими друзьями, птицами того же, что и они, полета — богатыми, сильными и знаменитыми.

Джулия настояла — это был вопрос этикета, — чтобы они с Джейком присутствовали на знаменитом торжественном балу в казино, приеме для сливок общества, где гостей встречали князь и княгиня Гримальди. Джулия была знакома с большинством приглашенных — членов королевских семейств, главами государств и просто сказочными богачами. Они знали Джулию. Их явно заинтересовал ее красивый молодой спутник.

За исключением этого бала и короткой поездки по Монте-Карло (Джейк был здесь впервые), они не покидали виллу. Они не обсуждали предложение Джейка о браке или отказ полученный им от Джулии; они вообще избегали тем, которые нарушили бы идиллию, омрачили их счастье снова быть вместе.

Джейка удивило настойчивое намерение Джулии одной поехать на Новый год в Париж, удивило, но не обеспокоило. Это, без сомнения, опять было связано с этикетом, Джулия, вероятно, дала какое-то обещание, когда еще не знала, что Рождество они проведут вместе. Джейк не волновался, потому что знал, какие чувства она питает к нему.

Джулия была необычайно грустна, когда они расставались в парижском аэропорту: она возвращалась на такси в отель «Георг Пятый», он уезжал в Стэнфорд. Джейк вспомнил, как поразил его поток слез, струившийся из прекрасных фиалковых глаз Джулии.

Кэрри снова постучала в дверь блока, который занимали в общежитии Джейк и Стефан, на этот раз более громко и нетерпеливо.

— Стефан!

Кэрри повернула дверную ручку и вошла в комнату. Она была пуста, но дверь в спальню Джейка открыта настежь. Кэрри инстинктивно подошла к ней.

Джейк сидел за письменным столом, полностью погруженный в свои мысли. Было очевидно, что стука он не слышал. Девушка помолчала, потом позвала шепотом:

— Джейк!

Он обернулся и уставился на нее.

— Кэролайн! Я не слышал, как ты вошла.

Ей показалось или он и в самом деле быстро переложил бумаги на столе? Движение его рук привлекло внимание Кэрри к небрежно вскрытому конверту голубого цвета и исписанным листкам голубой же бумаги. Важное, поглощающее все внимание письмо Джейку, но от кого? Во всяком случае, не от Меган. Но может, это письмо объясняет, почему Джейк так искренне радовался тому, что произошло между Стефаном и Меган? Может быть, у Джейка есть другая? Вот еще одна из его загадок.

— Я должна была встретиться здесь со Стефаном и Меган. Мы собирались на митинг.

Она говорила об одной из демонстраций в знак протеста против войны во Вьетнаме с речами, оркестрами, пением и танцами.

— Они ушли. Они долго тебя ждали, потом решили, что вы как-нибудь там встретитесь. Ушли совсем недавно.

Джейк отметил, насколько спокойно отнеслась Кэрри к его сообщению. Ее ничуть не волновало, что она отправится на митинг одна. Она посмотрела на Джейка и улыбнулась.

— Я тебя подожду. Мы можем пойти вместе.

— Я не собираюсь туда идти.

— Не собираешься? — Кэрри, не веря своим ушам, уставилась на Джейка широко распахнутыми, удивленными глазами. — Почему?

— Не могу.

— Не можешь. О, понимаю. Ты занят. Настолько занят, что у тебя нет времени на протест против этой презренной, грязной войны. Или смешаться с толпой простых людей ниже твоего достоинства?..

Кэрри внезапно умолкла, так ее напугало гневное выражение лица Джейка.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, Кэролайн, — произнес он ровным голосом и крепко сжал губы.

— Наше правительство и армия уничтожают там тысячи ни в чем не повинных людей, настойчиво повторяя, что все это в наших кровных интересах. Я это знаю. И понимаю, что это плохо. Преступно.

Собственное негодование Кэрри придало ей храбрости.

— Молодые американцы, — медленно и раздельно начал Джейк, — почти мальчики, моложе тебя, Кэролайн, умирают в то время, когда люди вроде тебя поют и танцуют под майским солнышком в Калифорнии, приветствуя интеллектуалов, утверждающих, что эта война безнравственна. Глупые мальчишки, сумевшие избежать ее ужасов, поступив в колледж. И неимущие, которые не смогли от этого откупиться. Не все, но многие верят, что их и ваша свобода стоит того, чтобы отдать за нее свою молодую жизнь. Они умирают за то, чтобы вы могли, легко одетые, почти без всего, чувствовать себя свободными, справедливыми и чистыми в прекрасный солнечный день.

Кэрри сегодня надела короткие зеленые шорты и такого же цвета топик, которые подарила ей Меган в первый день знаменитой диеты. Теперь эта одежда сидела на ней отлично, и Кэрри чувствовала себя в ней очень удобно — вплоть до той секунды, когда Джейк произнес свое «почти без всего». Его слова просто жестоки, и он не имел права…

— Что за скверную игру ты ведешь, Джейк? Ты чувствуешь себя виноватым из-за своего привилегированного положения и рядишься в одежды патриота для оправдания мерзостей, творящихся во Вьетнаме? Тебе никого не обмануть, Джейк! Но это вполне в твоем духе! Ты всегда ставишь себя выше всех. Ты не можешь позволить себе опуститься до общего уровня, даже если это уровень твоих друзей. Ты самый настоящий высокомерный сноб!

Пока она говорила, вспышка боли, которую Кэрри замечала и раньше, исказила черты Джейка. Но это быстро прошло и сменилось выражением, которое она не могла истолковать. Ее гнев мгновенно улетучился. Кэрри ждала. Джейк вздохнул.

— Думай что хочешь, — еле слышно прошептал он.

Поединок завершился. Джейк отступил. Но Кэрри была не готова к такому финалу.

— У меня не укладывается в голове, как американец может по доброй воле отправиться на войну, если он, конечно, не патологический убийца.

— Я ведь тебе говорил, почему они туда попадают. У них нет выбора.

— Ни один человек в здравом уме не смирится с таким выбором, не захочет убивать себе подобных.

Кэрри принимала это как нечто само собой разумеющееся. Эта концепция была очень распространена и живуча в студенческих кампусах семидесятых годов: убийство противоречит законам природы. Если некий индивид намерен вас убить, следует поговорить с ним по-человечески, по-братски — и он поймет. Если грабитель приставил пистолет к вашему виску и потребует кошелек или жизнь, эта концепция с полной уверенностью в успехе рекомендовала предложить грабителю половину ваших денег, чтобы потом расстаться с ним друзьями.

Кэрри от души была готова подписаться под этой теорией, поскольку она совпадала с ее собственным представлением о доброте как основе жизни.

— Ты просто ничего не понимаешь, — неохотно произнес Джейк.

Ему так не хотелось разрушать мир добрых фантазий Кэрри. Он неизбежно рухнет сам, когда Кэрри повзрослеет и волей-неволей познакомится с обратной стороной жизни.

— А ты понимаешь?

— Да.

— Почему? — не отступала Кэрри, которая никогда еще так не разговаривала с Джейком, она вообще стеснялась с ним разговаривать.

— Я там был, — помолчав, неохотно ответил Джейк.

— Где?

В голосе Кэрри прозвучала тревога: неужели сейчас она узнает то, чего не хотела бы знать?

— Во Вьетнаме.

— Ты там не был! — Кэрри не могла поверить услышанному. — А, понимаю, ты там был до войны.

— Я был на войне. Участвовал в ней.

— Как специалист? — быстро предположила она.

— Как солдат.

Сердце у Джейка заколотилось. Теперь это стало неизбежным. Неизбежно разрушительным для них обоих. Он поклялся никому ничего не рассказывать. Джейк почти убедил себя в том, что то была часть не его, а чьей-то жизни. Чепуха, это часть именно его и только его жизни, теперь и навсегда. Ни забыть о ней, ни исключить ее из прошлого ему не удастся — слишком сумеречную тень она отбрасывает на его настоящее.

— Но ты не воевал! — Кэрри почти умоляла. — Ты никогда никого не убивал!

Джейк молчал. Ему нечего было сказать.

Кэрри задрожала, потом ее вдруг передернуло, и она вскрикнула:

— Я тебе не верю! Это неправда. Только не ты!

Она тряхнула головой и вдруг зашаталась. Джейк поспешил ее обнять обеими руками. Подвел к своей кровати, усадил и сам сел рядом с ней и снова обнял, сначала очень легко и даже неуверенно, а потом, когда она прижала мокрое от слез лицо к его груди, смелее и крепче.

Он нежно гладил ее по голове своей сильной, твердой ладонью, а Кэрри тем временем обуревали мучительные сомнения и беспорядочные мысли. Это руки убийцы, думала она. Сколько мужчин он убил? Сколько женщин? Детей? Убивали ли эти руки, что так ласково ее гладят? Она чувствовала, как он целует ее волосы, крепко прижимаясь к ним мягкими губами, и бормочет: «Кэролайн, дорогая, не плачь. Мне очень жаль. Пожалуйста, не плачь».

Нежность его прикосновений, неожиданная мягкость губ, еле слышный шепот спутали все мысли Кэрри и возбудили в ней еще неизведанное страстное желание. Слабое подобие этого чувства она испытала во время первой встречи с Джейком, но сейчас происходило нечто совсем иное. Она хотела, чтобы он к ней прикасался, целовал ее, обнимал. Она повернулась лицом к Джейку и в его глазах прочла те же чувства.

Их губы встретились, и Кэрри обволокло тепло его тела. Джейк притянул ее к себе. Она вспомнила позже — смутно, однако уверенно, — что у него было что-то не в порядке с ногой. Когда она прижалась к его теплому, живому телу, какая-то его часть казалась холодной, безжизненной. Тогда она почти не обратила на это внимания, но потом, вспоминая, недоуменно испытывала смутную тревогу.

Они пролежали одетые на кровати Джейка несколько часов. Целовались, обнимались, но и только — как бы по молчаливому уговору. Стоило Джейку чуть-чуть от нее отодвинуться, как к Кэрри возвращались все ее ужасные мысли и она начинала тихонько плакать. Джейк поцелуями осушал ее слезы, целовал в губы — и ужасы исчезали. Усталая и растерянная, Кэрри наконец уснула в объятиях Джейка.

Джейк услышал, как отворилась входная дверь, и быстро вскочил с постели. Накрыл Кэрри одеялом и шепнул: «Оставайся здесь».

Меган, Стефан и Майкл стояли в общей комнате, раскрасневшиеся от солнца, спиртного и весело возбужденные.

— Кэрри так и не приходила?

— Приходила. Она до сих пор здесь. Думаю, спит на моей кровати. Она плохо себя почувствовала. Я предложил ей отдохнуть, прежде чем отправляться на митинг.

— С ней все в порядке? — озабоченно спросил Майкл.

— В полном. — Это сказала сама Кэрри. Она стояла в дверях, завернувшись в одеяло. — Я себя чувствую гораздо лучше. Вздремнула на славу.

— Вы оба пропустили великолепное… — начал было Стефан, но Кэрри его перебила:

— Беда невелика. Наверстаем в следующий раз. А я, пожалуй, вернусь в общежитие. Надо позаниматься. — Она стянула с себя одеяло, сложила и отдала Джейку: — Спасибо.

Не сказав больше ни слова и даже не взглянув на Майкла, она вышла из комнаты. Она спешила уйти от всех. Проходя мимо письменного стола Джейка, она заметила, что письмо, явно написанное женщиной, начиналось словами: «Мой дорогой Джейк…»

Кэрри было необходимо остаться наедине с собой, подумать, что-то написать, попытаться разобраться в хитросплетениях событий и чувств этого дня.

Кэрри не видела Джейка две недели. Он и не звонил ей. Кэрри сказала Майклу, что не сможет провести с ним лето в Нью-Йорке. Это означало, что она не готова вступить с ним в серьезные длительные отношения, так как не уверена в их прочности.

— Ну что ж, решено, Кэрри, — сказал наконец Майкл после долгих до изнеможения споров и объяснений. — Но я надеюсь, что мы останемся друзьями. Я хочу быть твоим другом. Я и сейчас твой друг. Навсегда.

Кэрри не рассказала ни Майклу, ни кому-нибудь другому о том, что произошло у них с Джейком. Следующие две недели Кэрри почти совсем не ела, спала урывками и очень медленно и обдуманно записывала слова, которые шли у нее из глубины души.

Они снова встретились совершенно случайно. Кэрри проснулась в пять часов. Предрассветное небо было жемчужно-серым. Кэрри решила прогуляться. Ей нравился тихий и спокойный по утрам кампус. Через несколько часов пустая сцена оживет и тысяча действующих лиц как бы отодвинет на задний план высокие здания, росистую траву и высокие шелестящие пальмы. Кэрри любила время, когда сцена уже готова к выходу актеров, но еще пуста, когда можно слушать одинокую песню фонтана, не в общей симфонии голосов, велосипедных звоночков, радиопередач и автомобильных гудков. У фонтана был чудесный собственный голос, музыкальный, повествующий только о своем. Она часто сидела возле него по утрам и слушала.

Но сегодня ее место было уже занято. Он обернулся на звук ее шагов и встал, узнав ее.

— Кэролайн!

— Джейк! — прошептала она. — Что ты делаешь у моего фонтана?

— Я могу задать тебе тот же вопрос.

— Но я никогда не видела тебя здесь раньше.

— Верно. Это не мое обычное время. Признаю.

Кошмары обычно поднимали Джейка с постели часа в два ночи. Он бродил по кампусу и подолгу сидел у фонтана, потом возвращался к себе в комнату и пытался уснуть. Но именно в эту ночь он встал в два и решил уже не ложиться — понял, что это бесполезно.

Они слушали пение фонтана, потом заговорили разом.

Кэрри рассмеялась, и это разрядило напряжение.

— Ну как ты? Готовишься к экзаменам? — спросил Джейк.

— Пока только думаю о подготовке… и о тебе.

— Ты едешь летом в Нью-Йорк?

— С Майклом? Нет. Не стоит. Я полагаю, что он рад вернуться к своей журналистике. — Кэрри помолчала. — Я собираюсь играть в теннис в клубе Бостона. Я занималась там и раньше, еще школьницей. А ты что собираешься делать?

— Послушать кое-какие курсы в Беркли. Читать.

Снова наступило молчание.

Кэрри хотелось уйти. Их встреча оказалась случайной. Он не хотел ее видеть. Он не звонил. А она так мечтала, чтобы он позвонил, хотела с ним встречи… Кэрри выпрямилась и протянула Джейку руку, прохладную от утренней свежести.

— Ладно, если я тебя больше не увижу в этом году, то желаю хорошо провести лето.

Джейк взял ее холодную ладонь обеими руками.

— Кэролайн, я хотел тебе позвонить, извиниться.

— Почему же не позвонил?

— Боялся, что ты неверно меня поймешь, не так истолкуешь мой звонок.

«Воображу, что ты ко мне неравнодушен», — с горечью подумала Кэрри. Она попробовала высвободить руку, но Джейк держал ее крепко.

— Как же, по-твоему, я могу это истолковать? — спросила Кэрри.

— Ты могла бы обо всем забыть или простить меня. Это бы означало, что ты готова говорить со мной. Возможно, быть моим другом.

Кэрри слушала внимательно и вдумчиво. Что он сказал? Что они могли бы стать друзьями. Только друзьями. Она хотела бы стать Джейку другом… если бы это и вправду было возможно.

— Чего ты хочешь? — медленно и раздельно проговорила она.

— Я хочу пригласить мою маленькую, невероятно худенькую подружку пообедать со мной в одном из лучших ресторанов Сан-Франциско.

— Пообедать? — Кэрри улыбнулась.

— Да, я собираюсь научить тебя тонкому искусству обедать. Мы начнем сейчас, а продолжим будущей осенью. Согласна?

— Да!

Джейк провел лето в домике в Сан-Грегорио. Он установил телефон, но тот все лето молчал. Никто и не знал, что Джейк там живет. Он пользовался телефоном, чтобы заказывать обеды или билеты в театр в Сан-Франциско. Он собирался покинуть домик, чтобы предоставить его, как и обещал, Меган и Стефану.

Джейк взвалил на себя тяжелое бремя занятий: разговорный китайский, разговорный японский, внешняя политика Ближнего Востока, Шекспир. Он занимался в библиотеке, питался в кафетериях. Даже на каникулах кампус в Беркли оставался средоточием политической активности. Антивоенные деятели собирались регулярно; митинги вошли в привычку.

Джейк не привлекал к себе внимания. Он ни с кем не общался на занятиях и самым недвусмысленным образом отклонил авансы очень хорошенькой девушки, которая вместе с ним занималась разговорным китайским. Джейк не нуждался ни в разговорах, ни в обществе, почти не думал о своей личной жизни и сосредоточился на занятиях: совершенствовался в языках, вникал в политику. И восхищался гением Шекспира.

Он вернулся в Стэнфорд за неделю до Дня труда^[2]. Согласился занять должность наставника в одном из общежитий, то есть старшекурсника, опекающего студентов младших курсов. Это дало ему возможность поселиться в отдельном большом блоке с гостиной, спальней, холодильником и даже видом на озеро. Лето он провел в одиночестве и, возможно, поэтому был так рад своему отдельному жилью, но вообще-то ему надоело общежитие, и он подумывал снять квартиру за пределами кампуса.

Он удивился, обнаружив на почте в своем ящичке два письма. Первое, со штемпелем «Женева. 29 июля», было от Джулии. Он порвал его, не читая, и выбросил в корзину для мусора. Второе, отправленное 18 июля из Бостона, было надписано незнакомымпочерком, совсем непохожим на изящно-небрежный почерк Джулии. Джейк поинтересовался отправителем — Кэролайн Ричардс.

Джейк направился к фонтану и устроился рядом. Уже смеркалось. Кампус накануне Дня труда был почти пустынен. В последних лучах солнца Джейк прочел письмо:

«Дорогой Джейк!

Ты говорил, что летом будешь в Пало-Альто, поэтому я надеюсь, что письмо до тебя дойдет.

Ты знаешь, мне ужасно понравился наш обед в Сан-Франциско. Ресторан потрясный, и вообще вечер был очень милый. Спасибо тебе.

Стефан и Меган довольно щедро оплачивают пассажирское сообщение между Нью-Йорком и Хартфордом. Стефан очень доволен работой в юридической конторе. Меган живет в Пайнхэвене, имении супругов Найт в Коннектикуте. У нее главная роль в новой постановке Айена, и она в ужасе от того, что тот теперь считает ее «серьезной» актрисой. Думаю, своей метаморфозой она во многом обязана твоей помощи в работе над ролью Гвендолин. Мы планируем семейную поездку в Нью-Йорк в августе — на спектакль. Он идет не на Бродвее, как постоянно подчеркивает Меган, но тем не менее в Нью-Йорке. И отзывы очень лестные.

Мои занятия в теннисном клубе довольно успешны.

Еще раз спасибо за обед.

Кэрри (Кэролайн!)».

Джейк читал и улыбался. В этом письме — вся Кэрри с ее честностью, прямотой и скромностью: о себе она упоминает только вскользь и в самом конце. Надо надеяться, что она счастлива. Он видел ее несчастной, он сделал ее несчастной в тот день минувшей весной. И никогда об этом не забудет. Он вообще не забудет ничего, что связано с Кэролайн: обед при первой встрече, другой обед, через месяц после первого, когда Кэролайн уже успела похудеть, премьера пьесы Уайльда, концерт в Филморе, уик-энд у озера Тахо, утро у фонтана, их обед в Сан-Франциско. Воспоминания были живые и ясные, и сама память о Кэрри вселяла в его душу покой.

Вечером он позвонил в Бостон. Трубку взял Стефан.

— Стефан? Это Джейк.

— Джейк! Голос из прошлого. Мы уже собирались держать пари на то, когда и где ты объявишься.

— Вот я и объявился. Когда вы с Меган приедете?

— В следующую среду. У нас еще будет время устроиться в домике до начала занятий. Он по-прежнему свободен?

— Разумеется. По правде говоря, я жил там летом. Там многое изменилось к лучшему. Появились телефон, мойка для посуды, стиральная машина и сушилка. Вполне цивилизованное жилище.

— И он в самом деле наш?

— Да. Мой друг обожает счастливых и аккуратных жильцов. — Джейк поспешил переменить тему: — Может, встретить вас в аэропорту?

— Это было бы здорово.

— В котором часу прилетаете?

— Сейчас посмотрю, а ты пока поговори с Меган.

— Привет, Джейк!

— Как поживаешь?

— Отменно. Просто замечательно! Это было великолепное лето. И я с удовольствием возвращаюсь в колледж.

— Из-за Стефана?

— Да. И из-за домика. Мы просто жаждем быть вместе.

— Как твоя пьеса?

— Спасибо. Все хорошо. Это настоящая, крутая роль с переодеваниями. Словом, это как раз для меня. В кампусе что-нибудь собираются ставить этой осенью? Ты ничего не слышал?

— Ты просто неугомонная! Не лучше ли провести в уютном гнездышке со Стефаном всю осень?

— Я и проведу. Но сцена мне нужна как воздух.

Прежде чем Джейк ответил, трубку взял Стефан.

— Меган должна играть, Джейк. Это ее навязчивая идея. — В голосе у Стефана звучали одновременно и легкая ирония, и огромная гордость. — Она просто одержимая. Ладно, теперь данные о нашем рейсе, записывай. Спасибо, что встретишь нас.

— Мне это доставит удовольствие, — ответил Джейк, записал номер рейса и небрежным тоном спросил: — Как там Кэролайн?

— Отлично. Она сегодня, как обычно, в клубе. В девять вечера у нее игра. Она скоро вернется. Думаю, в Стэнфорде она войдет в клубную команду. Кэрри здорово продвинулась, — сказал Стефан, который явно гордился обеими своими женщинами.

— Ну, пока. Увидимся в среду.

Джейк нажал на рычаг, потом набрал новый номер и услышал:

— Брентвуд-клуб. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Да. Я пытаюсь связаться с Кэролайн Ричардс. Она сейчас не на корте?

— Минутку, я позову.

Кэрри отозвалась через несколько секунд, ничуть не удивленная звонком, — видимо, ей нередко звонили по поводу игр и тренировок.

— Это Джейк. Надеюсь, ты сегодня выиграла?

— Да. Только что закончила. — Она отвечала механически, голова у нее внезапно закружилась, а сердце сильно забилось. Джейк. Как он ее нашел? Почему он позвонил? — Джейк, у тебя все в порядке?

— Само собой. Я все лето пробыл недалеко от Стэнфорда, но за почтой зашел только сегодня. И получил твое письмо. Решил сообщить тебе об этом, чтобы ты не подумала, будто я его получил и просто не ответил.

— Очень мило с твоей стороны. Как у тебя прошло лето?

— Отлично. Очень продуктивно. Я слышал, ты стала классно играть в теннис.

— Так считает только мой братец.

Чем дольше он слушал ее голос, тем больше ему хотелось с ней говорить. Он понимал, что ей очень неудобно разговаривать из клуба, и едва не попросил у нее разрешения перезвонить попозже, но вдруг понял, что ему больше нечего ей сказать. Он просто хотел слышать ее голос, ее радостный, оптимистичный рассказ о событиях, свидетелем которых она была.

— Джейк, ты меня слышишь?

— Да. Я думал. Ты когда вернешься в кампус?

Она ответила.

— Ты не хочешь пообедать со мной еще разок? Ох, нам придется съесть кучу всякой всячины, прежде чем мы исчерпаем список лучших ресторанов Сан-Франциско.

— Я с удовольствием.

— Как насчет следующего вечера после твоего возвращения?

— Прекрасно.

— С кем ты будешь жить в этом году? И где?

— По-прежнему в Лагуните. Вместе с Бет. У нас будет двухкомнатный блок.

— Я позвоню тебе вечером в день твоего возвращения, чтобы уточнить наши планы.

— Какое платье надеть и так далее?

Кэрри весело рассмеялась, но сердце у нее все еще трепетало.

Они попрощались. И Джейк вдруг подумал о Бет. За эти три месяца он почти забыл о ее существовании. Нелегко будет Кэрри жить с ней рядом и проводить время со Стефаном и Меган.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 12

Стэнфорд, Калифорния, сентябрь 1971 года

Джейк зашел за Кэрри в Лагунита-Холл. Он придержал входную дверь для черноволосой девушки в джинсах, которая несла большую и, очевидно, тяжелую коробку. Девушка откинула со лба прядь густых растрепавшихся волос и взглянула на него.

— Спасибо, — поблагодарила она, и Джейк безошибочно узнал этот растянутый выговор.

— Бет! Погоди, дай-ка я тебе помогу. А ты мне покажешь дорогу к вашей обители. Я зашел за Кэролайн.

Бет неохотно уступила ему коробку. Не нужна ей помощь Джейка, да и встреча с ним пробуждает тяжелые воспоминания. Джейк — лучший друг Стефана. Он всегда плохо к ней относился и очень хорошо — к Меган. Может быть, мнение Джейка повлияло на Стефана?

Когда они вошли, Кэрри расхаживала по комнате. После месяцев летних тренировок ей здесь не хватало движения. Вчера в самолете она вдруг осознала, что летом у нее совершенно не было времени на размышления. Она ежедневно упражнялась до полного изнеможения, потом спала как убитая, а утром снова отправлялась на корт. Кроме глупого письма Джейку, она не написала за эти месяцы ни слова.

В школьные годы сочинительство служило Кэрри отдушиной. А этим летом такой отдушиной стал спорт. Причем он не требовал душевных усилий, не причинял сердечной боли, наоборот, действовал как лекарство, создавая состояние полной отрешенности от неприятностей и порождая чувство гармонии с окружающим миром. Кэрри не испытывала потребности писать, выворачивая душу наизнанку, копаться в своих страданиях, потому что страданий вообще не было.

— Хелло, Кэролайн! Ты готова?

Джейку хотелось поскорее избавиться от Бет и остаться наедине с Кэрри.

— Ты не находишь, что Бет выглядит восхитительно? — спросила Кэрри, когда они шли вдвоем по коридору.

— Бет выглядит лучше, но вовсе не восхитительно. Красота есть красота. — Он помолчал и поглядел на Кэрри. — Вот ты и в самом деле выглядишь замечательно.

— И ты недурно, — сказала Кэрри и слукавила, потому что Джейк был нехорош — вид утомленный и какой-то слишком напряженный, а некую иллюзию здоровья сообщал ему загар.

— Занимался на свежем воздухе, на солнышке. Расскажи мне о своем клубе.

Джейку нравилось слушать рассказы Кэрри. У нее всегда были в запасе забавные житейские истории, и, как он заметил, в отличие от Меган и Джулии она никогда не являлась центром повествования. То были истории не о ней, а о том, что происходило в ее присутствии. Она была проницательным наблюдателем и отличным рассказчиком. За обедом она говорила, а он слушал, очарованный, счастливый впервые за несколько месяцев.

— Я, как всегда, не в меру разболталась.

— Я не жалуюсь. Продолжай, мне очень любопытно.

Кэрри начала рассказывать о каком-то избалованном, истеричном богатом юнце, но вдруг замолчала и посмотрела через стол на Джейка. Очертания его лица казались нечеткими в свете свечей.

— А ведь ты, наверное, богат? — спросила она напрямик.

— Вынужден признать, что это так, — улыбнулся Джейк.

— Ага!

— Но я никогда не был избалованным богатым отпрыском, так что твоя история меня не задевает.

— Это твое личное богатство или деньги твоей семьи?

— Личное, только не говори мне, что ты охотница за золотом! — рассмеялся Джейк.

В голове у Кэрри теснилось множество вопросов, предназначенных Джейку. Ей хотелось знать все. Кто он? Почему попал во Вьетнам? Любил ли он Меган? Что он почувствовал, когда она влюбилась в Стефана? Почему он выглядит таким усталым? Любит ли он сам кого-нибудь? Почему он такой печальный? Что у него с ногой? И кто ему пишет «Мой дорогой Джейк»?

Кэрри не знала, какой вопрос задала бы первым, реши она их задать. Она улыбнулась Джейку, и ее глаза засияли.

— Ты очень забавная, — сказал он.

— Забавная? — Кэрри поняла, что он решил сменить тему.

— Не такая, как все. Единственная в своем роде.

— Странная?

— Особенная, уникальная и восхитительная.

— Ты относишься ко мне как к забавному ребенку. Пожалуй, занимательному, но такому, с которым можно не считаться.

В голосе Кэрри прозвучало едва заметное раздражение. Джейк, как всегда, полностью владел собой, а ее это невероятно злило.

— Не понимаю, что значит — не считаться. Я принимаю тебя всерьез, Кэрри.

Некоторое время оба молча ели, потом Кэрри снова набралась храбрости.

— Домик на пляже принадлежит тебе, верно?

Его удивленный взгляд стал ответом на ее вопрос.

— Пожалуйста, не говори об этом Стефану и Меган.

— Хорошо, — кивнула Кэрри, которой было приятно стать хранительницей тайны Джейка.

— А ты, оказывается, мастер расспрашивать и строить догадки, мне это нравится, — сказал Джейк.

— А мне нравится побольше знать о своих сотрапезниках.

— Ты слишком много знаешь о сегодняшнем сотрапезнике, — серьезным тоном произнес Джейк.

Что это, предостережение?

— Я вовсе не стараюсь скрыть свое прошлое, но не могу взять в толк, какое значение оно имеет для других. Разве не было бы лучше для нас обоих, не узнай ты о Вьетнаме?

— Но ведь это часть тебя. Ты, так сказать, продукт своего прошлого.

«Помоги мне Бог, если это и в самом деле так», — подумал Джейк, а вслух ответил:

— Но человек может бежать от своего прошлого или по крайней мере пытаться это сделать.

И Кэрри тотчас переключилась на свои занимательные истории. Ей удавалось рассмешить Джейка, а когда он смеялся, она чувствовала себя почти счастливой. То был искренний, веселый смех.

После ужина они гуляли по набережной. Джейк шел рядом с Кэрри, лишь изредка касаясь ее руки, когда хотел на что-то обратить ее внимание.

— Мне нравятся корабли. У тебя есть яхта?

— Нет, — со смехом ответил Джейк.

— А самолет?

— Тоже нет.

— И ты считаешь себя богатым? — поддразнила Кэрри.

— Да, — снова засмеялся Джейк. — Очень богатым.

Он пожелал ей спокойной ночи у входа в общежитие.

— Спасибо, что согласилась пообедать со мной, Кэролайн, — сказал он, уходя.

Кэрри улыбнулась, кивнула и вошла в общежитие смущенная, радостно возбужденная и неспокойная — как всегда после встречи с Джейком.

Кэрри нравился новый облик Бет: та держалась более свободно и естественно и стала, как подумала Кэрри, еще красивее. Она скоро поняла, что внутренне Бет не изменилась, разве что стала увереннее и настойчивее после тяжелого и горького разочарования в Стефане и после того, как целое лето проработала в НАСА.

Бет вернулась в Хьюстон в июне и немедленно обратилась в отдел личного состава НАСА. Переговоры ей пришлось вести с мужчиной, и она получила работу. «Это из-за моей наружности, — не без самодовольства подумала она, — но я им покажу».

Должность ей предложили незначительную, но она быстро зарекомендовала себя. Она дала понять самому главному начальнику, что стажировка ей нужна для будущей карьеры, и ее не беспокоили объем и сложность работы.

За неделю она изменила свой привычный облик, чтобы выглядеть по-рабочему. Носила брюки, закатывала рукава, прятала волосы под большой берет. Трудилась бок о бок с мужчинами, которые восхищались ее умом. Они заметили и ее красоту, но верно истолковали ее ледяную холодность. Догадывались, что за прекрасной наружностью, которую не портил даже долгий рабочий день, скрываются глубокие душевные переживания.

Бет и в самом деле мучилась. Она ненавидела Меган так сильно и страстно, что это пугало ее самое. К Стефану она ненависти не испытывала. Она его любила и будет любить всегда. Меган одурачила ее. Сильная, умная Меган. В минуты наивысшей ярости Бет, не владея собой, уверяла себя, что Меган увела Стефана ей назло.

Бет винила во всем одну лишь Меган. Она верила, что той все это скоро наскучит и она ради нового романа бросит Стефана, как старую игрушку. Бет очень тревожило, что он оказался таким глупым, потому что до этой истории она считала его совершенством. Он не был похож на тех мужчин, которых она знала раньше. Однако у него нашлось слабое место — им завладела недостойная женщина.

Бет будет в Стэнфорде, когда Меган порвет со Стефаном. Только бы поскорее наступил этот день. Бет очень тосковала по Стефану. Если все это протянется слишком долго, может случиться, что она его возненавидит. Это мучило ее больше всего. Что, если Стефан — просто один из многих, такой же, как все мужчины? Что, если в конце концов он ей станет и в самом деле ненавистен?

То, что Бет узнала этим летом в НАСА, кардинально изменило ее восприятие действительности. Она узнала, что есть мужчины, которые восхищаются ее умом. Впервые в жизни она была довольна своим внешним обликом: коротко остриженными волосами, с которыми не было никаких хлопот, полным отсутствием косметики, аккуратно обрезанными короткими ногтями. Впервые в жизни тело перестало быть ее врагом, оно не предавало ее, привлекая нежелательное для Бет внимание.

Она узнала, что ее ненависть к Меган может стать таким же смыслом жизни, как и любовь. Ее мысли были поглощены таким же сильным желанием отомстить, как и ее страсть к Стефану.

А еще она узнала, что компьютеры — неизменная составляющая ее будущего. Чем скорее она их освоит, тем лучше. Ее математический ум справлялся со сложными задачами, но на это порой требовалось немало времени. Компьютер решал их с невероятной скоростью, это был умный, разносторонний по своим возможностям советчик. Если она овладеет его языком, он станет ее незаменимым помощником.

Вернувшись в Стэнфорд, Бет записалась на два компьютерных курса для совершенствующихся, заверив профессора, что ее опыт работы в НАСА избавляет от необходимости осваивать вводный курс. На самом деле опыта у нее почти не было, но ей не терпелось поскорее заняться более сложными компьютерными программами.

Бет была единственной девушкой в двух немногочисленных семинарских группах. Впервые в жизни Бет попала в отстающие: она просто не знала основ компьютерного языка, а учебники подразумевали, что основы эти ею уже усвоены.

Бет нуждалась в помощи. Она решила, что самое лучшее — нанять одного из студентов в репетиторы. Обратись она за помощью к профессору, он бы, чего доброго, выгнал ее из семинаров.

Все ее соученики походили один на другого: серьезные, в очках, высоколобые, но далеко не атлетического сложения. В них ее привлекал прежде всего ум, а также то, что никто из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Она выбрала высокого тощего блондина с вечно взъерошенными волосами.

— Джон! — окликнула она его в коридоре, и он обернулся к ней лицом.

— Да? О, простите, я не знаю вашего имени.

— Бет. Вы не уделите мне несколько минут? — Бет сделала паузу, во время которой Джон смотрел на нее с выжидательной улыбкой. — Понимаете ли… Словом, не могли бы вы, разумеется за плату, позаниматься со мной и научить меня основам компьютерного языка? Я чувствую, что немного отстаю от других.

— Немного?

— Пожалуй, много.

— Занимались ли вы раньше этим предметом?

— Не то чтобы…

— Знаете ли вы, сколько курсов обучения прошли все остальные? Вам не кажется, что по меньшей мере самонадеянно подключаться к курсу высшего уровня?

— Я и в самом деле немного самонадеянная. Но и очень сообразительная. У меня для этого соответствующий склад ума. Учусь я быстро. Не думаю, что обучение займет много времени…

— Вы считаете, что три года занятий — это не так уж много?

— Я много читала. Вы только должны отвечать на мои вопросы. Просто есть вещи, которые мне не совсем понятны. — Она помолчала. — Я буду платить вам пятьдесят долларов в час.

Джон откинул голову назад и засмеялся — у него был приятный смех.

— Пятьдесят долларов в час?

Джон работал всю свою жизнь; у него и в Стэнфорде была временная работа, но он никогда не получал больше пяти долларов в час. В голове у него промелькнуло, что все это, должно быть, шутка — ее присутствие на семинарах, этот разговор, ее предложение. Что ж, если шутка, то очень забавная. А если нет, то перед ним поистине замечательная женщина. Джон глянул в ее темные глаза — они были серьезными, ни малейшего намека на розыгрыш. Ни даже искорки.

— Если вы научите меня тому, что я хочу знать, я не потрачу деньги зря.

— Если я обучу вас тому, что вы хотите знать, в разумный срок, можете мне платить.

Было не так-то просто найти подходящее время для занятий. Джон работал в кафе кампуса официантом, а также играл там на гитаре. Каждый час ему полагался небольшой перерыв.

— Давайте заниматься во время ваших перерывов. Я займу столик, закажу кофе, и дело пойдет.

— Вы шутите!

— Нисколько. Я приду туда сегодня в девять вечера. Принесу с собой вопросы.

Во время первого перерыва Джон подошел к ее столику, с трудом подавляя улыбку. Она сидела в углу, уткнувшись в полутьме в свои книги. Единственная в зале, она занималась, не обращая внимания на шум, табачный дым, слабое освещение, запах марихуаны и разговоры окружающих.

— Ладно, спрашивайте.

После второго вопроса Джон понял, что Бет говорила правду. У нее был соответствующий склад ума, она много читала. И самое главное, она действительно быстро все схватывала. Ему нравилось ей объяснять, потому что, узнавая новое, она реагировала так же, как он, — радостно, торжествующе, сильно.

У всех, кто работал в кафе, помимо обслуживания столиков были и другие обязанности. Джон играл на гитаре и пел баллады и популярные народные песни. Когда Бет впервые появилась, Джон спросил ее, что она думает.

— О чем?

— О моих песнях.

Джон знал, что у него приятный и сильный голос.

Бет смутилась. Поглощенная своими книгами, она не слышала, как он поет. На следующий вечер прислушалась, и пение Джона произвело на нее впечатление. Бет с грустью подумала о своей игре на пианино. Как же давно она в последний раз прикасалась к клавишам инструмента. Даже летом, дома, у нее не оставалось на это времени.

К концу первого урока Джон понял, что за немногие часы сосредоточенной работы они с Бет достигнут цели. Как глупо, что эти часы приходится дробить на минуты из-за его работы. Глупо — и все же чудесно.

К концу первой недели они с Бет уже обсуждали вопросы, которые и для него были сложны. С ней он говорил об идеях, которые никогда не обсуждал с другими участниками семинаров, потому что они либо были к этому не готовы, либо он им не доверял. Раздражение от того, что приходилось все время прерывать разговор из-за его работы официантом или на эстраде, стало слишком велико. Они договорились вместе пообедать.

В конце второй недели Бет вручила Джону пятьсот долларов. Оба понимали, что Бет догнала остальных. Вечерние занятия, по существу, превратились в дискуссии, продолжение обсуждения проблем, разбираемых на занятиях.

— Что это? — простодушно спросил Джон, когда Бет протянула ему конверт.

— Пятьсот долларов. Я не посчитала те часы в кофейне, когда мы не разговаривали, — почти виновато ответила Бет.

— Я не возьму.

— Мы заключили сделку. Вы мне здорово помогли. Если вы не возьмете, я их просто выброшу.

За две недели общения с Бет Джон хорошо понял, какой она решительный человек.

— Перестаньте, ведь это просто смешно! Вы за пять минут все усекли, так что заплатите мне десятку. В остальное время мы просто обменивались информацией.

— Нет, Джон. Мы заключили сделку. — Она запнулась. — Уверяю вас, я вполне могу себе это позволить. Вы сэкономили мне по меньшей мере год обучения. Я, вероятно, смогу получить степень на год раньше. Так что возьмите.

Она сунула ему конверт, и Джон взял его, чтобы она не сердилась.

— Когда я стану миллионером, верну вам долг с процентами.

— Миллионером?

— Даже мультимиллионером. Да. У меня есть план. — Он ненадолго задумался, как бы сверяясь сам с собой. — Когда-нибудь я расскажу вам об этом.

Джон никому не говорил о своем плане, ни единой живой душе о том, что хочет стать миллионером. Но Бет он когда-нибудь расскажет, так он решил по зрелом размышлении. Он нуждается в ее мнении, у них похожий образ мыслей. Он знал, что она воспримет это всерьез и ответит ему честно и по совести.

Глава 13

Примерно через неделю после возвращения осенью в кампус Меган пробовалась на главную роль в «Кошке на раскаленной крыше» — пьесу собирались ставить в студенческом театре. Она получила эту роль, напряженную, требующую полной эмоциональной отдачи. К тому же Меган в этой пьесе могла опробовать заимствованный у Бет южный выговор. В свободное время она устраивала гнездышко для себя и Стефана, для их долгой совместной жизни. Она повесила белые с голубым занавески на окна, застелила постель шотландским пледом, посадила в ящики для цветов маленькие кустики азалий, а между ними — незабудки.

— Незабудки? — спросил Стефан, увидев это красивое нововведение Меган.

И тогда она поведала ему о маленькой испуганной и одинокой пятилетней девочке, которая придумала для себя собственный мир — мир цветов, где королевский трон занимали незабудки. Пока она говорила, Стефан ласково держал ее за руку и смотрел ей в глаза.

— Это ты моя незабудка. Драгоценная незабудка, навсегда — тихонько произнес он, когда Меган кончила свой рассказ.

Влюбленные сидели на крыльце домика в Сан-Грегорио, глядя на безбрежный океан, озаренный осенним солнцем. Внизу на пляже молодая мать играла в пятнашки с двумя детьми. Стефан и Меган смотрели, как ребятишки резвятся на теплом песке, слышали их веселый смех и радостные крики.

— Какие прелестные дети, — сказала Меган. — Такие счастливые, свободные и беззаботные. Такими должны быть и наши дети.

— Наши дети? — спросил Стефан, сделав ударение на первом слове.

Меган повернулась к нему, ее голубые глаза засверкали.

— Да! Наши прекрасные малыши. — Она вдруг умолкла, заметив на лице у Стефана легкую тень тревоги. — Ведь ты хочешь, чтобы у нас были дети?

— Наверное. Да, разумеется. Когда-нибудь. — Он произнес это медленно и задумчиво, потом поднес руку Меган к губам и добавил: — Но пока все, чего я хочу, это ты. Только ты, Незабудка.

В ноябре у Меган начались ужасные головные боли. Стефан ей твердил, что она переутомляется. Но даже во время отдыха боли не оставляли ее в покое. Беспокойство Стефана росло, и он наконец обратился за помощью к Джейку.

— Она не хочет идти к врачу, а я боюсь, что с ней что-то серьезное.

— Возможно, она тоже этого боится, — предположил Джейк, зная о страхе Меган перед смертью.

— Может, ты с ней поговоришь? У нас по этому поводу всегда споры.

— Разумеется, поговорю.

Джейк проконсультировался у невропатолога в клинике Пало-Альто. Описал симптомы и договорился о приеме. Потом он пригласил Меган в полдень на чашку кофе. Они встретились у входа в Дом союза студентов.

— Давай прокатимся куда-нибудь. У меня машина.

Меган не удивилась. Они с Джейком проводили много времени вне кампуса и всегда радовались возможности куда-то поехать. Джейк привез ее прямиком в клинику и припарковал машину на стоянке. Меган моментально все поняла и вжалась в спинку сиденья.

— Вы со Стефаном два чертовых лживых копа, вот кто вы такие!

— Меган, не говори чепухи, это не игрушки. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы устроить для тебя консультацию. К этому врачу записываются за несколько месяцев вперед.

— Стефан знает, что ты это сделал?

— Нет. Он просто попросил меня о помощи. Я понимал, что если сообщить все тебе, ты улизнешь.

— Я улизну прямо сейчас.

— Не будь ребенком. И не смей делать из меня дурака.

Джейк никогда раньше ею не командовал. Меган стало ясно, что выбора у нее нет. Она медленно открыла дверцу машины.

— Ты ублюдок!

Головные боли у Меган прошли в течение месяца после визита к врачу. Она никому не рассказывала, почему они исчезли, и только повторяла, что все это чепуха, ничего серьезного. Улучшение было столь очевидным, что все поверили: да, с Меган все хорошо, никаких неприятностей.

В декабре, за день до того, как Стефан получил извещение о зачислении на юридический факультет Гарварда, они с Меган объявили о помолвке. Свадьбу наметили на июнь; она должна была состояться на другой день после получения Стефаном диплома. Подружка невесты — Кэрри, шафер жениха — Джейк.

— Везде только белые розы и незабудки! — объявила Меган за ленчем на следующий день после помолвки. — Кэрри, нам с тобой придется позаботиться о платьях. Давай прямо сейчас составим список гостей. Так, прикинем. Ваша семья, моя семья, семья Джейка.

— Семья Джейка?

— Разумеется. Думаю, к выпуску они уж наверняка приедут!

— Верно. Я тоже так считаю.

— И само собой, Айен и Маргарет. — Меган очень хотела видеть на свадьбе режиссера Айена Найта с женой, ведь они, по существу, стали для нее второй семьей. — Я уверена, они прилетят из Коннектикута.

— А Бет?

— Нет, ни в коем случае! Да она и не придет. Ведь ей до сих пор кажется, что я увела у нее Стефана. Не понимает, что он никогда ей не принадлежал.

Это было правдой. Кэрри все труднее становилось дружить одновременно с Бет и Меган. Бет и слышать не хотела о Меган и Стефане. Кэрри надеялась, что извещение о свадьбе ее утихомирит, однако оно только подлило масла в огонь.

— Бедный Стефан! — со злобой произнесла Бет и добавила убежденно: — Свадьбы не будет.

— Она непременно состоится, Бет! Они по-настоящему любят друг друга. Мне бы так хотелось, чтобы ты примирилась с неизбежностью!

— Меган любит только себя. Ей нравится играть в любовь со Стефаном, но это ей скоро приестся, Кэрри. Задолго до июня.

По молчаливому уговору Бет и Джон встречались дважды в неделю. Бет пила чай со льдом, Джон поглощал комплексный обед, и они без конца говорили, говорили о компьютерах, науке, аэронавтике. Никогда о личном, хотя Джон время от времени пытался что-то узнать о Бет.

— На днях я сделал одно интересное открытие.

— Ну?

— Я видел твою фотографию в прошлогоднем альбоме новичков.

— О, — только и произнесла Бет без малейшего интереса.

— От красавицы с Юга до… — Джон запнулся — в самом деле, до чего? Неприступной и агрессивной красотки-вамп?

— До девушки-ковбоя, — закончила за него Бет.

— Вряд ли. Но все равно, почему такая перемена?

— Чтобы избежать назойливого внимания, это ясно! — Бет даже удивилась. — Чтобы мужчины оставили меня в покое.

— Если это и срабатывает, то не из-за внешности. Ты отлично умеешь выразить… — Он снова запнулся, не уверенный в том, как далеко может зайти в выборе подходящего определения.

— Презрение? — предложила Бет.

— Вот именно. Ты никому не даешь шанса.

— Это неверно. Я не даю шанса кому попало. В основном люди так тривиальны. Самовлюбленные пошляки. Я таких не люблю. А ты, Джон, относишься ко всем, вероятно, так же критически, как и я.

— Не отрицаю.

Бет хотела сказать что-то еще, но внезапно в глазах у нее появилось выражение, которое испугало Джона, хотя относилось не к нему: она смотрела в окно на шедшую мимо пару. Красивый черноволосый мужчина и очаровательная женщина с золотыми волосами держались за руки, о чем-то весело разговаривали и смеялись. Джон их не знал, однако, наблюдая за Бет, понял, что она, с ее блестящим умом и острым языком, невероятно способная и все понимающая, глубоко ранена. И рана была свежая, еще открытая. Возможно, вообще неизлечимая.

Бет вздохнула и опустила глаза.

— Если бы взгляд мог убивать, — заговорил Джон, — эти двое давно бы канули в Лету.

— Нет. — Бет с трудом улыбнулась. — У меня иная цель. Только один из них стал бы историей.

Джон ждал, что она скажет больше. Он не хотел ее торопить, но прождал слишком долго. Бет посмотрела на часы:

— Мне пора.

Каждые две недели Джейк возил Кэрри обедать в Сан-Франциско. Им было легко и весело вдвоем. Кэрри отказалась от попыток узнать прошлое Джейка. Ей не хотелось разрушить их растущую дружбу. Ей достаточно быть с ним вместе. На его условиях.

Условия были такие: ни объятий, ни поцелуев — разве что братские. Запретные темы: прошлое Джейка, будущее Джейка, сам Джейк. Темы дозволенные: все что угодно о Кэрри. Ходит ли она на свидания? — Кет. — Почему? — Никто не нравится. К тому же занята. — Пишет ли что-то? — Да. — Хотела бы, чтобы он прочитал написанное ею? — Нет.

От Джулии приходили письма. Джейк их выбрасывал, не распечатывая. Однажды вечером в феврале, когда он собирался пойти за Кэрри и уехать с ней в Сан-Франциско, принесли телеграмму.

«Жан-Филип проводит пасхальные каникулы со своими детьми. Я не могу их видеть. Приезжай на виллу, прошу тебя. С любовью, Джулия».

Джейк скатал желтую бумажку в тугой шарик и сердито швырнул на пол. К общежитию Кэрри он подъехал в полной ярости. Она открыла дверь сразу же, едва он постучал. Она так и сияла свежестью и чистотой, была счастлива его видеть, рада быть с ним.

— Бет дома? — спросил он.

— Нет. Джейк, что случилось?

Кэрри отступила в комнату; Джейк последовал за ней и закрыл дверь.

— Да ничего хорошего. Мы не сможем поехать сегодня, Кэролайн. Произошло нечто неприятное. — Говоря это, он держался за ручку двери.

— Ты не заболел? — спросила она неуверенно и грустно — несмотря на разочарование, она о нем беспокоилась.

Джейку было невыносимо на нее смотреть.

— Я здоров. Прости меня. Я должен разобраться в этом сегодня. Не гожусь в собеседники, пока не разберусь.

Джейку хотелось поскорее уйти. Было ужасно видеть боль на лице Кэрри.

— Ты же знаешь, что я твой друг. Расскажи мне, в чем дело, вдруг я сумею тебе помочь?

Велико было искушение рассказать ей обо всем. Об адюльтере, который начался бы в Сайгоне, если бы его не ранило. Об адюльтере, о котором он думал сейчас. Это самое худшее — ведь он серьезно думает о том, чтобы уехать к Джулии и побыть с ней, пока ее муж проводит время со своими детьми.

Он думал рассказать Кэрри о том, какой он на самом деле. Избавить обоих от беды, к которой приведет их безнадежная дружба. Прекратить эти отношения. Потому что Кэрри никогда не поймет. Она узнает о нем всю правду и отвернется от него.

И все будет кончено.

Джейк молчал. Он не осмеливался ей рассказать. Боялся с ней расстаться.

Почти час Джейк ехал куда глаза глядят, потом свернул на дорогу к Сан-Грегорио. Впервые в жизни он нуждался в совете. Он хотел рассказать Стефану о Вьетнаме, о Джулии и Кэрри. Сам он не мог разобраться в собственных чувствах.

Он постучал в дверь.

— Кто там?

— Это я, Джейк.

Меган тотчас открыла дверь. Лицо у нее было красное, глаза опухли от слез. От нее пахло виски.

— Где Стефан? — спросил Джейк, делая вид, что не замечает подавленного состояния Меган.

— В Бостоне, подыскивает для нас жилье и должен встретиться кое с кем по поводу работы на лето.

— Черт побери!

— А что у тебя стряслось?

— Да ничего такого, что нельзя поправить с помощью виски. А у тебя что? — небрежно спросил он.

У него не было настроения расспрашивать Меган о ее неприятностях. Он налил себе полный стакан виски и поднес к губам. Они взглянули друг на друга и выпили. Меган вдруг захихикала:

— Ненавижу тебя. Ты такой задавака!

— Я тоже тебя ненавижу. — Джейк улыбнулся.

— Был ли ты когда-нибудь настолько поглощен кем-то, что боялся потерять самого себя?

— Может, и был, — серьезно ответил Джейк. Может, был раньше, а может, поглощен и сейчас. — Мне думается, ты переживаешь обычную предсвадебную лихорадку. Поделись со мной, Меган, тебе станет легче.

Это не было похоже на обычные театральные штучки Меган. Это явно что-то другое.

— Я не могу!

— Ладно. Приятно было с тобой повидаться, — сказал он и встал, собираясь уходить.

Меган встала перед дверью и, когда он попытался пройти, поцеловала его. Джейк ответил на поцелуй.

— Займись со мной любовью, Джейк. Как в прежние времена.

— О чем ты, Меган! Ты выходишь замуж за моего лучшего друга.

— Это не имеет отношения к Стефану. Совсем другое! Это не в счет.

— Не в счет?

— Да. Я вовсе не изменяю Стефану.

— В самом деле? По чьим же это правилам?

— Ни по чьим, по самым простым.

По правилам Меган. Может быть, по правилам Джейка. Разумеется, по правилам Джулии. Но не по правилам Стефана. Или Кэрри.

Меган заплакала.

— Я понимаю. Это просто…

— Просто с тобой что-то творится… В чем дело, Меган? Что-то не так?

Меган затрясла головой:

— Я не могу тебе сказать. Не сейчас. Но я так устала и изнервничалась!

— Тебе нужно выспаться. Утром ты все увидишь в ином свете.

Джейк думал о телеграмме, которую пошлет утром Джулии: «Нет. Даже через миллион лет». Он направил машину к Лагунита-Холлу. Было уже за полночь. Джейк просто хотел проехать мимо.

В комнате у Кэрри горел свет. Джейк остановил машину и вышел; он улыбался, собирая в горсть мелкие камешки, которые потом очень осторожно и аккуратно бросил в окошко комнаты Кэрри на втором этаже. Свет погас, и Джейк увидел ее силуэт за стеклом.

Через несколько минут она вышла к нему. Для второкурсников времена «комендантского часа» давно миновали. Кэрри выскользнула через пожарный выход, в котором уже несколько лет назад без ведома администрации отключили сигнализацию. На Кэрри были мешковатые синие джинсы, напоминавшие о ее прежних габаритах, и спортивный свитер. Значит, она сидела за письменным столом.

— Я заехал, чтобы извиниться.

— Не стоит, — довольно холодно произнесла Кэрри.

— Я получил телеграмму от друга, который просил меня сделать то, что я считал неправильным.

— Но тебе хотелось это сделать.

— Пожалуй. — Джейк вздохнул. — Мне пришлось крепко подумать.

— И ты решил проблему?

— Да. За мной обед.

— Ты мне ничего не должен.

— Ты будешь свободна сегодня вечером?

— Нет. Как раз об этом я собиралась тебе сказать. Я организовала университетскую теннисную команду. Начиная с этого уик-энда мы станем ездить в другие учебные заведения на побережье или принимать у себя их команды. Таким образом, все уик-энды у меня будут заняты.

Джейк не знал, что сказать. Явно, что Кэрри провела вечер, принимая решение. Она больше не хотела с ним встречаться. Он не вправе винить ее за это. И тем не менее решение, которое принял он сам — не ехать к Джулии, не быть с Меган, — вселяло надежду, что, возможно, когда-нибудь он и Кэрри…

— Холодно и поздно. Я иду к себе, — сказала Кэрри, не глядя на Джейка.

— Слишком поздно, — прошептал он, а потом произнес вслед уходящей девушке: — Береги себя, Кэролайн.

Кэрри, заливаясь слезами, поспешила в свою комнату.

— Ты помнишь, прошлой осенью я тебе говорил, что собираюсь стать миллионером?

— Мульти! — поправила Бет.

Джон усмехнулся. Разумеется, она помнила. Бет ничего не пропускала мимо ушей и все запоминала. Так уж был устроен ее ум.

— Ладно, я готов тебе рассказать о своей идее, чтобы узнать твое мнение. Твое откровенное мнение.

Холодные карие глаза Бет расширились в изумлении.

— Ох, прости, я и забыл, что нет нужды напоминать тебе о подобных вещах. Честность и прямота во всех случаях жизни. У меня здесь все подробно изложено, а общий смысл вот какой…

Персональные компьютеры для дома, компьютеры для мелких предприятий, компьютеры обучающие, может быть, даже игровые компьютеры.

— Портативные компьютеры, Джон? Которые можно легко перемещать? — спросила Бет с любопытством, но без малейшего скепсиса.

— Да. Послушай, Бет. Мы уже живем в век компьютеров — ты, я, наука и техника, крупные предприятия. Но через пять, десять, двадцать лет компьютеры будут повсюду. Они станут нужны любому предприятию, любому человеку. Это будет огромное промышленное производство.

— Но кто сможет работать на этих маленьких компьютерах? — В голосе Бет прозвучал на этот раз привычный для нее скептицизм.

— Бет, ну ты просто интеллектуальный сноб! Я… мы… можем производить компьютеры, удобные в пользовании. Мы создадим программы. Различные типы программ для любых нужд — планирования бюджета, сбора информации, записывания текстов, расчетов. Интеллектуалы придумают программы, простые, ясные и четкие инструкции и заработают на этом кучу денег.

— А кто будет производить компьютеры?

— Это серьезная проблема. Самое лучшее — иметь собственную компанию. Ведь если я обращусь с этой идеей в «Ксерокс», ИБМ или «Меморекс», пусть даже я ее запатентую, они мне заплатят за идею, а потом сами сделают на ней миллионы. Поэтому я написал бизнес-план, чтобы попытаться заинтересовать проектом инвесторов, которые еще не заняты в компьютерном бизнесе. У меня есть список имен. Беда в том, что когда ты излагаешь кому-то свою идею, хотя бы в самом общем плане, то рискуешь, что тебя попросту обкрадут, не важно, есть у тебя патент или нет. К тому же я скорее всего не единственный, кто до этого додумался. Держу пари, что крупные компании уже над этим работают.

— Не знаю. Но перспектива прекрасная.

Бет замолчала, ее большие глаза слегка сузились. Это означало, что она о чем-то размышляет, — Джон нередко замечал у нее такое выражение, которое обычно предшествовало озарению.

— А ты знаешь людей, умеющих делать компьютеры?

— Я сам сумел бы его сделать.

— Сколько это может стоить? Какую сумму ты рассчитываешь получить от инвесторов?

— У меня есть расчеты. Предварительная подготовка, процесс производства, маркетинг. Все это ориентировочно. Но если бы я мог сделать один запатентованный компьютер и потом продать… Это обошлось бы не слишком дорого. Это, конечно, еще не собственная компания, но…

Джон был обескуражен. Бет откликнулась совсем иначе, нежели он надеялся. Он хотел, чтобы она одобрила идею, а она, просматривая его проект, над составлением которого он провел годы, дольше всего изучала страницу с расчетом затрат.

— Я не думаю, что ты должен довольствоваться меньшим, чем собственная компания, — сказала она наконец. — И считаю, что твоя смета неоправданно занижена. Тебе нужна по крайней мере сотня тысяч, чтобы дело пошло.

У Джона упало сердце. Его потолок составлял двадцать пять тысяч, да и на это он почти не надеялся. Он пожал плечами и хотел было забрать у Бет свои расчеты, свою золотую мечту. Она не отдала.

— Это единственный экземпляр?

— Да!

— Могу я взять его с собой?

— Зачем?

— Чтобы ознакомиться поподробнее.

— Не думаю, что это изменит твою точку зрения. Я объяснил тебе смысл своей идеи, но на тебя это не произвело особого впечатления.

— Возможно, ты никогда раньше не видел меня под впечатлением. Я считаю, что это самая сенсационная идея из всех, о которых я слышала. Я просто не хочу, чтобы ты ее потерял, чтобы у тебя ее украли. Мы должны быть очень осторожны. Говорил ты об этом кому-нибудь еще?

— Нет.

— Хорошо. Дай слово, что не обратишься ни к одному инвестору до тех пор, пока я не изучу все это досконально.

— Не беспокойся. Это действительно единственный экземпляр.

Он гадал, можно ли ей верить, но Бет уже знала достаточно, чтобы при желании похитить идею.

Спустя три недели Бет пришла в кафе. Она не упоминала о проспекте и не вернула его. К тому же она пропустила четыре дня занятий, что было совсем не в ее духе. Она стояла в дверях, пока Джон не подошел к ней.

Он увидел, что глаза у нее блестят, и улыбнулся, заинтригованный и одновременно обрадованный тем, что снова ее видит.

— Как дела?

— Ты лучше скажи, как ты назовешь свою компанию?

— Что?

Джон почти ничего не расслышал из-за музыки.

— Ты мог бы уйти отсюда пораньше? Лучше прямо сейчас. Мне нужно с тобой поговорить.

— Подожди здесь.

За четыре года Джон не пропустил ни одного рабочего дня и не отпрашивался пораньше даже в дни экзаменов. Хозяин, увидев Бет, узнал в ней загадочную прошлогоднюю собеседницу Джона, и согласно кивнул:

— Ладно, малыш. Сегодня дела идут вяло.

— Что произошло, Бет? — возбужденно спросил Джон.

— Надо поговорить без свидетелей. Где ты живешь?

Они были знакомы уже более полугода, но Бет не имела понятия, где он живет и с кем.

— В коттедже садовника при доме профессора Фрэнклина.

— Еще кто-нибудь там живет?

— Только моя жена и наш трехлетний ребенок.

— О, а я и не знала, что ты женат. — Бет помолчала и пожала плечами. — Думаю, твоей жене тоже следует об этом узнать. Можем мы отправиться туда прямо сейчас?

Джон кивнул, удивленный и немного задетый: Бет совершенно равнодушно отнеслась к его упоминанию о женеи ребенке. В полном молчании они подъехали к крохотному однокомнатному коттеджу, который Джон арендовал за гроши. Свет не горел, даже на крыльце он был выключен.

— Они, должно быть, спят, — прошептала Бет, потихоньку закрывая дверцу машины.

— Кто?

— Твоя жена и ребенок.

— Да нет у меня ни жены, ни ребенка, Бет.

— Зачем же ты соврал?

— Зачем, зачем! Зачем ты играешь в игры?

— Я не играю. А чего ради ты этим занимаешься?

Джон впустил ее в маленькую неприбранную комнатку. К одной из стен был придвинут матрац на ножках. Джон поспешно прикрыл дешевым покрывалом старые мятые простыни. Книги и журналы валялись повсюду на полу, громоздились на грубых фанерных полках. Ни телефона, ни телевизора, ни стереосистемы.

Бет обратила внимание на беспорядок, но гораздо больше ее поразила вопиющая бедность. Она припомнила реакцию Джона на те пятьсот долларов, которые она ему в свое время дала. Ничего удивительного! Как же он воспримет ее сегодняшнее предложение?

Бет огляделась, куда бы присесть. Кроме старого потрепанного кресла из алюминиевых трубок и пластика, небрежно задвинутого под заляпанный кухонный стол, заваленный книгами и бумагами, в комнате не было другой мебели.

Бет поставила свой портфель на пол и достала проект Джона, а также обычный скоросшиватель и бутылку шампанского.

— Мы должны все это вместе просмотреть.

Джон показал на матрац:

— Это по совместительству диван.

— Прекрасно. Вот твой проект. А вот пространный юридический документ, который позволит тебе получить сто тысяч долларов и основать собственную компьютерную компанию… А это шампанское, чтобы отпраздновать такое событие и мой двадцать первый день рождения.

У Джона дрожали руки, когда он листал контракт. В нем было восемнадцать машинописных страниц. Он даже не пытался его прочесть, но, листая, видел два имени, которыми пестрел текст: свое и Бет.

— Я не понимаю, Бет.

— Со дня моего совершеннолетия я имею полное право распоряжаться наследством, оставленным мне умершим дедушкой. Я решила использовать его часть, чтобы поддержать новую, пока еще безымянную, компьютерную компанию, главой которой станешь ты. Если она будет процветать, ты вернешь мне долг без всяких процентов. Мой адвокат чуть не умер от изумления, составляя этот документ, зато твой был весьма рад.

— Мой адвокат?

— Я знала, что у тебя нет своего адвоката, и поэтому наняла его для тебя. Во всяком случае, мы скорее партнеры, чем должник и заимодавец, и будем делить прибыль. Если… то есть когда ты разбогатеешь, разбогатею и я. Думаю, это справедливо.

— Справедливо! Я просто не могу поверить. Бет, это полностью твоя заслуга.

— Нет, это сделал ты. Хотя я не намерена быть бессловесным партнером.

— Я и не хочу, чтобы ты была таким! Я нуждаюсь в твоих идеях. Ты видишь вон ту кучу бумаг? — Джон показал на опасно накренившуюся стопу папок и листков. — Все это чертежи, наброски схем, идеи программ.

— А как все-таки насчет названия компании?

— Я не заходил так далеко.

— В контракте это единственный пробел, который мы должны заполнить. И подписаться.

Джон некоторое время молча смотрел на контракт, не читая его; потом сказал очень тихо:

— Видишь ли, я и знать не знал, что у тебя есть деньги.

— Понимаю. Во всяком случае, от этого выигрываем мы оба.

— А что, если дело не выгорит?

— Такого не может быть. Но даже если это случится, я, разумеется, разозлюсь на тебя, но никакого возмещения не потребую. — Бет улыбнулась такой редкой на ее лице прекрасной улыбкой. — У тебя теперь есть по-настоящему умный и проницательный юрист.

— Просто не верится!

Ему хотелось до нее дотронуться, обнять, поцеловать. Ему и прежде этого хотелось, но даже теперь это было невозможно.

— Давай откроем шампанское, — слегка покраснев, предложила Бет, — прочитаем контракт и подпишем его. Папа и мои брокеры звонят каждый день, уговаривают меня пересмотреть решение и вложить деньги в нефтяные акции.

Бет ушла, оставив Джону подписанный контракт.

— Подумай о названии и поскорее его впиши.

На следующее утро на семинаре Джон передал Бет записку:

«Заседание правления фирмы «Компьютеры Бет-Стар» состоится сегодня вечером в здании Союза студентов.

Джон Тейлор, президент».

— Не смей! — прошипела Бет через всю комнату.

Джон улыбнулся и одними губами произнес слова: «Слишком поздно».

Глава 14

В мае, за месяц до свадьбы, Меган позвонила Кэрри и пригласила ее пообедать.

— Кто еще будет?

— Только Джейк.

— Боюсь, что не смогу принять твое приглашение.

— Черт возьми, Кэрри, вы оба очень мне нужны. Это важно. Прошу тебя.

В последние два месяца Меган стала чрезвычайно нервной. Она была слишком перегружена: главная роль в «Ночи игуаны», подготовка к свадьбе и переезду в Бостон, да еще занятия в колледже. Но дело заключалось не только в этом. Головные боли вернулись и усилились. Меган никому об этом не говорила, но почти вся ее энергия уходила на то, чтобы преодолевать боль и казаться бодрой в присутствии Стефана.

— Меган, что с тобой?

— Ничего. Прости, Кэрри. Я сильно замотана, вот и все. Что-то произошло между тобой и Джейком? Ты поэтому не хочешь приехать?

— Нет, я его не видела с февраля. Боюсь, что я тоже замотана. Приятно будет отвлечься и провести вечер с друзьями. Я, разумеется, приеду.

В тот же вечер ей позвонил Джейк. Все эти три месяца Кэрри то раскаивалась в своем импульсивном поступке из-за такого пустяка, как несостоявшееся свидание, то уверяла себя, что их редкие встречи в конечном счете принесут ей только печаль. Да, она радовалась, когда он смеялся ее шуткам и когда был серьезен, но в то же время раздражалась и сердилась на него за скрытность, за подчеркнутую физическую отдаленность. Он с самого начала дал ей понять, что они могут быть только добрыми друзьями, не больше, а Кэрри этого было недостаточно… Нет, она приняла правильное решение — следует себя защитить.

Но ей очень его не хватало.

— Кэролайн? Это Джейк.

— Привет.

— Я могу подвезти тебя к Стефану и Меган. Я понял, что мы единственные приглашены к ним на обед.

— В этом нет необходимости.

— Я не знал, что ты обзавелась машиной.

— Я возьму машину Бет.

Молчание после этой фразы так затянулось, что Кэрри показалось, будто Джейк повесил трубку, но он дал отбой только после того, как произнес:

— Заеду за тобой в пятницу в половине шестого.

* * *

— Произошло нечто совершенно замечательное! — заговорила Меган, когда все уселись на крылечке домика полюбоваться закатом.

Кэрри посмотрела на подругу: ока была бледная, усталая, напряженная — короче, по ее виду не скажешь, что произошло нечто приятное. И голос у нее неуверенный. Кэрри взглянула на брата — Стефан был явно удивлен. Значит, ему неизвестно, в чем дело… Бога ради, Меган, не причиняй ему боль! Кэрри сразу вспомнилось безапелляционное утверждение Бет, что этой свадьбе не бывать.

— Что такое, Меган? — Она не могла скрыть тревогу.

— Когда я была весной в Нью-Йорке, Айен мне предложил участвовать в летних гастролях его труппы. В этом году им предстоит поездка в Европу, будут играть и одновременно повышать свое мастерство. Отменная поездка, ничего не скажешь!

— Это и в самом деле замечательно, дорогая, — сказал Стефан, искренне радуясь за свою нареченную. — Мне будет не хватать моей суженой, однако, возможно, я сумею на какое-то время к вам присоединиться.

— Я надеюсь, что сможешь. Это будет так весело! Уверена, что ты уговоришь своих законников отпустить тебя хотя бы на недельку.

Меган говорила с улыбкой, но в ее голосе не было ни радости, ни оживления.

Что-то здесь неладно, — подумалось Джейку. Какой-то подводный камень, не иначе.

— Когда же начинаются гастроли, Меган? — спросил он спокойно.

— В этом-то и проблема. — Меган смотрела на Джейка и сердито, и в то же время с облегчением. — Через две недели. А пробудем мы в Европе до середины сентября.

Она не смотрела на Стефана, но он не сводил с нее глаз.

— Через две недели? — прошептал он и тотчас повысил голос: — Ты хоть подумала о нашей свадьбе?

— Пожалуйста, не сердись, Стефан! — В голосе Меган чувствовались слезы, и она вовсе не играла. — Разумеется, подумала. Поэтому и хотела, чтобы мы собрались здесь все четверо. — Она сглотнула и продолжала с дрожащей улыбкой: — Я подумала, что мы могли бы отложить свадьбу до октября.

Молчание.

— Мы можем пожениться и сейчас, до моего отъезда. Или я откажу Айену. Я ведь считала, что летом у тебя будет много работы, Стефан. А тут такая блестящая возможность! Ведь мы с тобой договорились, что я должна заботиться о своей карьере.

Вновь наступившее тягостное молчание наконец прервал Стефан:

— Я полагаю, нам незачем спешить с браком. Вы трое можете планировать любые свадьбы, а у меня на этот счет свои планы.

Он встал и ушел.

— Как ты могла придумать такое? — сердито спросила Кэрри и устремилась следом за братом.

Когда она добралась до начала дорожки, он уже был далеко и бежал по песку. Стефан обычно пробегал семь или восемь миль в день. Видимо, в этот вечер дистанция будет длиннее.

Кэрри немного постояла, потом неохотно вернулась к домику. Жаль, что она не воспользовалась машиной Бет: могла бы уехать, не прощаясь с Меган.

Джейк некоторое время смотрел на плачущую Меган, потом обнял ее содрогающееся тело.

— Я предлагаю тебе сказать ему правду, какой бы она ни была.

Меган посмотрела на него с удивлением.

— Ты не такая уж великая актриса. Я знаю, что ты лжешь. Стефан и Кэрри не умеют лгать, поэтому они, возможно, тебе поверили. Но что бы это ни было, Меган, скажи ему.

— Я сказала правду, только правду.

— Не считай его дураком, Меган. — Джейк не обратил ни малейшего внимания на ее возражения. — Он может быть добрым и ласковым, но он не дурак. И он очень гордый.

— Оставь меня в покое, Джейк! — огрызнулась Меган и высвободилась из его рук.

— Ладно. Это ты заварила кашу. Выпутывайся как знаешь.

Джейк увидел Кэрри на дорожке возле дома. Видимо, она стояла так уже некоторое время.

— Поехали, — предложил он, подходя к ней.

— Ты ей не веришь? — спросила Кэрри, едва они отошли подальше.

Джейк открыл дверцу машины, подождал, пока Кэрри сядет, и только тогда ответил:

— Нет.

— Зачем ей лгать?

Джейк улыбнулся и протянул было руку, чтобы коснуться лица Кэрри, но тут же спохватился и отдернул ее. Кэрри покраснела.

— Я слышала, как ты говорил, что мы со Стефаном не умеем лгать.

— Это был комплимент.

— Но почему лжет Меган?

— По той же причине, по которой лжет большинство людей, — потому что правда причинит сильную боль.

— Кому? Ничто не причинило бы боль Стефану сильнее, чем ее слова. Мне кажется, ей тоже больно, как ты считаешь?

— Согласен.

— Ты не думаешь, что она полюбила кого-то еще?

— Нет!

— Может, она больна?

— Вполне вероятно.

— А не считаешь ли ты, — очень медленно заговорила Кэрри, — что она просто не любит Стефана? Что это ее способ сбежать?

Именно это предсказывала Бет. Джейк покачал головой:

— Я не знаю, Кэролайн. Я просто не знаю.

К счастью, Меган и Стефан решили проблему. Когда гнев Стефана улегся, он возражал не столько против ее планов, сколько против формы, в какой она все это преподнесла.

Он согласился, что Меган представилась жизненно важная для нее возможность. Ведь они уже обсуждали ее артистическое будущее. Понимали, что порой им придется разлучаться надолго: Меган собиралась играть в театрах Нью-Йорка и Лондона, Стефан — заниматься юридической практикой в Бостоне. Считали, что их любовь достаточно сильна, чтобы выдержать испытание временем и расстоянием.

Всю неделю накануне отъезда Меган они с Кэрри, помимо всего прочего, строили планы свадьбы на полуострове Кейп-Код в октябре. Романтической свадьбы, как говорила Меган.

За неделю до выпуска из Стэнфорда Джейк получил телеграмму от Джулии: «Развод с Жан-Филипом дело решенное. Теперь мы можем встретиться? Джулия».

Джейк думал об этой телеграмме два дня. Потом дважды позвонил по телефону. Сначала — на виллу в Монте-Карло, где они с Джулией провели Рождество полтора года назад.

На вилле никто не подошел к телефону. На всякий случай Джейк набрал частный номер в Вашингтоне. Быть может, теперь он принадлежит кому-то другому?

— Ты получил мою телеграмму? — спросила Джулия.

— Да.

Джейк забыл ее голос. Мягкий. Слабый. Он не слышал его полтора года. Голос был прежним и напомнил ему о прошлом.

— Как твои дела?

— Хорошо. Скоро выпуск.

— Я знаю. Хотела бы присутствовать на церемонии.

— Спасибо, только меня там не будет.

Он произнес эти слова довольно резко и сам это почувствовал. Воспоминания… И хорошие, и плохие. Недавние были скверными. Гнев не притупился. Джейку хотелось подавить его. Хотелось увидеть Джулию, быть с ней.

— Вот как! — Джулия ощутила его резкость.

— Я буду в Вашингтоне. Нужно пройти курс обучения.

— Обучения? В Вашингтоне? — Джулия произнесла это с надеждой.

— Собираюсь работать в госдепартаменте.

— И чем заниматься?

— Чем прикажут. Я хотел бы работать за границей. В дипломатическом корпусе. В вооруженные силы меня не зачислят, это ясно.

Ясно, подумала Джулия, не зачислят из-за искалеченной ноги. Из-за того, что произошло, когда он был солдатом. Но зачем ему все это?

— Почему бы тебе просто не заняться своим состоянием? Вполне безопасная, хоть и достаточно нелегкая работа, которая займет все твое время.

Последовала долгая пауза. Оба знали ответ. Однако Джейк все же произнес его вслух:

— Я это делаю ради Фрэнка. Я ему кое-чем обязан и должен заняться тем, во что он верил.

Подтвердились худшие опасения Джулии. Джейк хотел работать во имя безопасности и господства демократии.

Он не собирался работать в посольстве в Англии. Хотел находиться на передовой линии, вести мирные переговоры с террористами. Именно из этих побуждений он принял участие в бою во Вьетнаме в тот день, когда находился в увольнительной. Он поступил так не ради Фрэнка, а ради самого себя, из патриотических побуждений. В этом отношении Джейк был все равно что родным сыном Фрэнка.

— На кого тебе придется работать?

— На Стюарта Доусона.

Джейк произнес это имя спокойно, почти небрежно. Ему было известно, что Джулия знает и этого человека, и сферу его дипломатической деятельности: наиболее опасные миссии в самых горячих точках планеты. Фрэнк познакомил Джейка со Стюартом незадолго до своей смерти. Теперь все обрело смысл — изучение иностранных языков, истории внешней политики и общей истории.

— О, Джейк, — тихонько произнесла она.

— Я хочу этим заниматься, Джулия. Меня это увлекает. Я считаю, что могу хорошо делать такую работу, быть полезным.

— Я уверена, что ты можешь. А как твоя нога?

— Уже несколько лет она меня не беспокоит. На следующей неделе мне предстоит ежегодное контрольное обследование. Видишь ли, я ведь не собираюсь быть тайным агентом. Просто буду активно работать мозгами. — Голос Джейка стал мягче, он вдруг осознал, как ему не хватало Джулии. — И вспомни, кто был моим учителем!

Джулия промолчала. Тема была исчерпана. Что дальше?

— Последний экзамен у меня в следующую пятницу в полдень. Возьму билет на вечерний рейс — значит, прилечу около двух. У меня сохранился ключ от дома, если мне будет позволено им воспользоваться.

— Я встречу тебя в аэропорту.

Усаживаясь в машину, чтобы покинуть кампус, в котором он прожил четыре года, Джейк подсознательно принял решение проехать по знакомым улицам и бросить последний сентиментальный взгляд на здание почты, Дом союза студентов, фонтан на Уайт-Плаза, театр, озеро. Он доберется до противоположного конца студенческого городка и тогда уже двинется в путь. Приближаясь к Лагунита-Холлу, он принял еще одно решение: он не остановится, не станет пытаться ее найти. Просто проедет мимо.

И тут Джейк увидел Кэрри, возвращавшуюся в общежитие после игры в теннис. Она слегка помахивала ракеткой, погруженная в свои мысли. Джейк сначала притормозил, потом все-таки догнал Кэрри.

— Привет!

Кэрри обернулась, удивленная, и тотчас смутилась — она была во влажной от пота майке, мокрые колечки волос прилипли ко лбу. Джейк был в серых брюках, бледно-голубом спортивном пиджаке, белой рубашке с длинными рукавами и при галстуке.

— Джейк!

— Я думал, сезон тенниса уже закончился. Твоя команда победила, верно?

— Да. Я просто тренировалась. Это хороший отдых от занятий.

— Я собрался уезжать…

— Уезжать? И даже не останешься на присуждение степени? Я думала, твои родные захотят при этом присутствовать.

Родители Кэрри, узнав, что свадьба отложена, отказались от приезда в Стэнфорд на церемонию вручения диплома Стефану. Это позволяло сэкономить деньги на свадебные торжества в Бостоне в октябре.

— Нет. Мне не терпится поскорее попасть в мир реальности.

— Что ты собираешься делать?

— Поступить в одну международную корпорацию. Придется много разъезжать по свету.

— Звучит весьма пышно.

— Посмотрим. — Джейк помолчал. — Я все еще должен… то есть я бы очень хотел когда-нибудь еще пообедать с тобой.

— Вспомнить старые добрые времена? — спросила Кэрри по возможности беспечно; то было ни к чему не обязывающее предложение: возможно, они больше никогда не увидятся. Тут Кэрри подумала о свадьбе. — Ты мог бы это сделать в октябре, когда приедешь на свадьбу Стефана.

— Да, я не хотел бы это пропустить, — как-то странно произнес Джейк, но на лице у него вдруг промелькнуло выражение тревожной озабоченности.

В чем дело, гадала Кэрри. Он обеспокоен тем, что не сможет быть на свадьбе? Или тем, что, по его мнению, свадьба не состоится?

— Тогда мы и повидаемся, — сказала она вслух.

— Береги себя, Кэролайн.

Джейк сел в машину и направился в аэропорт Сан-Франциско. Его охватило почти болезненное уныние, чувство потери и пустоты. Почему он не сказал ей, как жалеет обо всем, что произошло? И вообще ему безумно хотелось сказать ей о многом.

Джейк и Джулия без труда привыкли к приятной совместной жизни. Четыре недели Джейк проводил иногда по шестнадцать часов в сутки в госдепартаменте, а ночи — у Джулии. Занятия были интенсивными: обычаи, обряды, история, политика, разговорные жаргоны тех языков, которые Джейк осваивал в аудиториях Стэнфорда и Беркли. Потом начались проверки: подробные допросы, психологическое тестирование, задачи на запоминание, на физическую выносливость. Нередко он возвращался к Джулии, не в силах даже говорить. Они молча сидели в креслах на веранде, потягивали вино, наслаждались прохладой вечернего ветерка, слушали Моцарта.

— Мне кажется, они готовят тебя к шпионской работе.

— Нет, — ответил он, хотя и сам порой удивлялся, к чему нужны все эти выматывающие тренировки и проверки.

Свое первое задание Джейк должен был выполнить в Саудовской Аравии — в Эр-Рияде и Джедде. Впрочем, это не было заданием в полном смысле слова, просто еще один тест, учебная тренировка. Саудовская Аравия как бы замерла на долгие годы, политически оставаясь инертной. Вполне подходящий учебный полигон.

Джейк и Джулия вместе полетели в Ниццу. За восемь часов беспосадочного перелета они впервые после возвращения Джейка из Пало-Альто могли спокойно, без помех и усталости наговориться всласть. Они держались за руки и пили шампанское в салоне первого класса. Это было первое преимущество, которое Джейк получил в самом начале работы в госдепартаменте. Он имел право лететь первым классом и останавливаться в дорогих отелях по своему выбору по пути к месту выполнения задания.

— Хочешь поговорить о нас? — спросила Джулия. — Мы так долго избегали этой темы.

— Ты знаешь мои чувства. Они все те же. Я не изменился.

— Нет, ты изменился.

— В самом деле? — Джейк приподнял брови.

— Да. Ты отдалился от меня, стал более озабоченным, беспокойным. Угрюмым.

— Может, это из-за новой работы, Джулия. Я волнуюсь, не могу отрицать.

— Нет, здесь что-то другое. Или кто-то другой.

— Ага! Леди ревнует?

— Возможно. Что, есть причина?

— Мое предложение все еще остается без ответа, хоть я и не понимаю почему.

— Выйти за тебя замуж? Возможно, я когда-нибудь скажу «да», чтобы разоблачить твой блеф!

Разговор явно превращался то ли в поддразнивание, то ли в шуточную перепалку. Джулия решила его прервать. Однако ей хотелось знать, что… нет, кто занимал мысли Джейка в последние два года. Когда-нибудь он ей это скажет.

Джейк оставил Джулию в Ницце и сел на самолет компании «Эр Франс».

Он присоединился к американской делегации в Эр-Рияде, столице Саудовской Аравии. Предстояло сыграть роль, к которой его так тщательно готовили несколько недель в Вашингтоне. Он изображал мелкую сошку, был самым незаметным в группе. Такое положение было вполне понятно хозяевам: почти невидимый, незначительный служащий, обязанный прислуживать, и только. На него не стоит обращать внимания.

Джейку нравилась эта роль, потому что он осознавал ее смысл и важность; на деле он был ушами и глазами делегации. Он представлял отчеты руководителю, ответственному за переговоры. Он ему рассказывал, о чем беседуют саудовцы между собой, когда их слышит он один. Неделями Джейк готовился изображать человека, который ни слова не понимает по-арабски.

Маска была отменной благодаря способности Джейка казаться тупым и приниженным из-за его внешности. Высокий, — белокурый, голубоглазый, красивый. Типичный американец, так сказать, настоящий янки. Не способный говорить ни на одном иностранном языке или даже понимать хоть слово.

Джейку нравилось его положение и по другой причине: он мог подолгу находиться в одиночестве, был предоставлен самому себе. Пока его начальники развлекались, он изучал города, сначала Эр-Рияд, а потом и Джидду, порт на Красном море. Города эти в общем были схожи: чистые белые здания, отделанные темным резным деревом, белый песок, улицы, забитые непрерывно сигналящими автомобилями. Шум стоял невообразимый. Саудовские водители ездили быстро, держа руку на клаксоне. Джейк смотрел на женщин, одетых в черное, некоторые были с закрытыми лицами, но совершенно беззаботные. Они ходили по улицам без страха. Их защищала религия, а религия в этой стране была законом. Преступление против женщины каралось немедленно и строго.

Джейк гулял по пристани в Джидде. Древнее Красное море, чистое, синее, мирное, сверкало под палящими лучами экваториального солнца. Он бродил по базарной площади. В Джидде он приобрел первые из многих вещей, которые потом покупал во время своих поездок. Купил старинный ковер, сочетающий все оттенки синего, зеленого и цвета слоновой кости. Ковер напоминал Джейку о его мечте. Мечте о будущем, когда вот этот ковер и другие сокровища найдут себе место в доме, его собственном доме. Джейк улыбнулся. То была мечта о счастье.

На рынке у ювелиров он купил ожерелье для Кэрри. Зачем? — подумалось ему, когда он платил владельцу лавки. Затем, что оно будет выглядеть так красиво на ее юной прелестной шейке. Ожерелье было для него тем же, что и ковер. Частью мечты. И снова он улыбнулся. Когда-нибудь он увидит Кэрри и отдаст ей ожерелье.

Время пролетело быстро. Миссия в Саудовской Аравии была завершена успешно в течение десяти дней. Джейк удачно справился со своей ролью. Он будет полезен на службе. В сентябре его ждет более ответственное задание в Сирии, в Дамаске. А пока он должен вернуться в Вашингтон для дальнейшей подготовки.

Глава 15

В июне письма от Меган приходили регулярно. Это были бодрые, страстные письма, полные любви: «Мой обожаемый Стефан, я так тебя люблю! Я так скучаю по тебе. Но дело есть дело, я должна трудиться». Она подробно рассказывала о пьесах, которые видела на сцене, об актерах, с которыми познакомилась, о местах, которые посетила. На каждом конверте была новая марка: Лондон, Париж, Тур, Вена.

В начале июля в письмах появилась новая тема: «Я так занята. Не думаю даже, что твой приезд осуществим. Мы должны потерпеть до сентября. Думай о встрече!»

Потом она написала в ответ на письмо Стефана: «…Нет, не приезжай. У меня просто не будет возможности уделить тебе хотя бы минутку. Это вызовет серьезные осложнения. Айен разозлится, а мне нельзя с ним ссориться. Я так боюсь потерять все, чего я достигла, потерять в самом конце гастролей. Дорогой, Айен может обеспечить мне работу на Бродвее. И вполне может сделать так, что мне не дадут работать нигде. Пожалуйста, не сердись».

В следующем письме, от 14 июля, Меган написала: «Ты становишься несправедливым. Если бы ты только мог себе представить, как сильно я тебя люблю и как все это трудно для меня. Пожалуйста, не веди себя так! Осталось всего два месяца».

Стефан ответил ей любящим, всепрощающим, понимающим письмом. Он не приедет. Он вытерпит оставшиеся два месяца, но пусть она знает, что он считает дни.

Потом письма от Меган перестали приходить. Стефан не знал, где ее искать. Маршрут ее гастролей и поездок был непредсказуемым. В каждом письме она сообщала, куда он должен посылать на него ответ. Прошла неделя. Потом две. В начале третьей Стефан в отчаянии ухватился за единственную соломинку — позвонил в Коннектикут в дом Айена. Ответил женский голос. Стефан назвал себя.

— О Стефан, я рада тебя слышать! Это Маргарет. — Так, это жена Айена, с ней Стефан познакомился прошлым летом, когда Меган жила в Пайнхэвене. — Как твои дела?

— Простите, что беспокою вас, но я уже две недели ничего не знаю о Меган. Не имею представления, где она находится, и беспокоюсь, не случилось ли с ней чего-нибудь.

— Случилось! — повторила Маргарет.

— Что, несчастный случай?

Маргарет рассмеялась:

— Нет. Не беспокойтесь. Я говорила с Айеном два дня назад. Меган чувствует себя превосходно. Вероятно, она слишком занята, чтобы написать. Или что-то неладно с почтой. Они в Италии, а эта страна славится забастовками своих почтовых служащих.

— Вы знаете, где они сейчас? Мне бы хотелось позвонить Меган.

Пауза.

— Н-нет. Погодите, они, кажется, собирались в Неаполь. Но Айен непременно позвонит мне через день или два. Я попрошу, чтобы Меган связалась с вами. И не волнуйтесь, у нее все хорошо.

— Благодарю вас. Совестно было вас беспокоить, но я ужасно тревожился.

В этот вечер Джейк позвонил Кэрри в клуб.

— Привет, Кэролайн.

— Джейк? — Кэрри не верила своим ушам; во время их последнего разговора, когда Джейк покидал Стэнфорд, у нее сложилось впечатление, что на свадьбу Меган и Стефана он не приедет. Что она никогда больше не услышит и не увидит его. — Мне кажется, что ты говоришь откуда-то издалека.

— Всего лишь из Вашингтона. Но я побывал очень далеко отсюда. Только что вернулся.

— Тебе нравится твоя новая работа?

— Очень. Послушай, я мечтаю о нашем замечательном обеде. Как ты к этому относишься?

Кэрри была слишком удивлена его звонком, слишком счастлива слышать его голос, чтобы вспоминать свое февральское решение.

— Я бы с удовольствием, — совершенно искренне ответила она.

— Как насчет этого уик-энда? У тебя или у меня? То есть мне приехать в Бостон или ты прилетишь сюда?

— Ты наконец купил себе самолет? — поддразнила она.

Родители были бы против ее поездки в Вашингтон. Можно, конечно, слетать туда, но без их согласия. Кроме того, был еще Стефан, охваченный лихорадочным беспокойством о Меган. Ему бы не мешало поговорить с другом.

Но она хотела эти несколько часов провести наедине с Джейком.

— Нет, но к твоим услугам несколько авиалиний, выбирай любую.

— Видишь ли, у нас тут кое-какие проблемы. Стефан уже довольно давно не получает известий от Меган. С ней все в порядке, она недавно говорила с женой Айена. Но Стефан волнуется и строит самые дикие предположения.

— Значит, лучше мне прилететь к вам?

— Кто еще может помочь ему? Но кажется, ты не слишком удивлен молчанием Меган.

— Я как-то об этом не думал. Однако Меган большая любительница преподносить сюрпризы.

— Я знаю. Это нас и тревожит. Ты помнишь ее последний сюрприз?

— Итак, решено, я лечу в Бостон.

— Думаю, это хорошее решение.

Кэрри вздохнула. Она не могла сказать ему «нет». Быть может, лучше ей вообще не видеться с Джейком, но Стефан нуждался в нем даже больше, чем она.

— Я побуду со Стефаном, пока ты работаешь, но мы с тобой пообедаем только вдвоем, как всегда. Идет?

Кэрри улыбнулась, кивнула и прошептала в трубку:

— Идет.

Джейк прилетел в Бостон спустя два часа после того, как с дневной почтой доставили письмо от Меган с почтовым штемпелем Амстердама. Стефан, как обычно, заглянул домой за почтой. Он вскрыл конверт.

«Дорогой Стефан!

Я не писала тебе из-за того, что должна сообщить. Я много думала о нас с тобой последние два месяца. Теперь я поняла, что между нами все кончено. У нас совершенно разные жизненные цели и ценности. Наша разлука, к счастью, была удачей, потому что она уберегла нас обоих от ужасной ошибки. Ты, возможно, еще не осознал этого, но это не имеет значения. Я разобралась в своих чувствах и понимаю, что для меня правильно (и что неправильно). Пожалуйста, не пытайся связаться со мной. Обсуждать нам нечего.

Меган».

Стефан уставился на письмо, не веря своим глазам. Он был один в доме, родители и Кэрри еще не вернулись с работы. В нем поднимался неудержимый гнев — таких приступов ярости он не испытывал после того, как встретился с Меган. Чего он хотел сейчас? Разбить что-нибудь? Нет. Причинить себе боль? Нет. Причинить боль Меган? Да. Причинить ей такую же боль, какую испытывал сам. Он ненавидел ее за ее поступок и за то, что она оказалась такой малодушной.

Стефан поехал в клуб и узнал, что Кэрри дает урок тенниса. Когда занятия кончились, он молча отдал ей письмо. Кэрри по выражению его глаз поняла, что новости скверные.

— Я не понимаю, — тихо проговорила Кэрри, прочитав письмо.

— Я тоже. И она даже не потрудилась объяснить.

Стефану было трудно говорить. Гнев смешивался с горем. Он не мог думать ясно.

— Я рада, что как раз сегодня приезжает Джейк, — прошептала Кэрри и посмотрела на большие часы над центральным кортом. Самолет Джейка уже должен был приземлиться. Вероятно, сейчас он едет в клуб. Удачное совпадение.

Кэрри увела Стефана за столик под светло-голубым зонтиком на открытой террасе клуба. Заказала для него чай со льдом.

— Я должна продолжать урок, Стефан, но скоро заканчиваю. Если ты здесь посидишь, то увидишь Джейка, как только он подъедет.

Занимаясь на корте с ученицей, Кэрри увидела, как Джейк приехал и прочитал письмо Меган. Окончив занятие, она подошла к брату и Джейку, который встал и улыбнулся при ее появлении. На время Кэрри забыла о страданиях брата, о предательстве Меган, о боли, которую ей причинил Джейк. Она вообще забыла обо всем, заглянув ему в глаза. За два месяца он повзрослел, выглядел спокойным и явно был счастлив встрече с ней. Он подвинул ей стул и, когда она села, слегка коснулся рукой ее щеки.

— Почему она так поступила, Джейк?

Кэрри сделала глоток чаю. Джейк пил бурбон со льдом. Было два часа дня.

— Кто знает?

— Письмо написано так, словно она меня ненавидит, словно я причинил ей зло. Я ума не приложу, чем я мог вызвать подобное отношение, — заговорил Стефан с болью в голосе.

Кэрри не могла смотреть на брата. А ведь это лишь начало; Стефан сейчас оглушен. Настоящее страдание впереди — и чувство одиночества, и неприятие случившегося, и горечь.

— Ты не сделал ничего плохого, — с глубокой убежденностью произнес Джейк. — Все это какая-то глупость. Меган чересчур импульсивна и не принимает во внимание обстоятельства. Мне хотелось бы, чтобы она не отправляла этого письма.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что она сама не знала, чего хочет. Она пожалеет об этом письме. И снова к тебе вернется.

Про себя Джейк подумал, что неизвестно, насколько разрушительно подействует эта нелепая история на отношения Стефана и Меган. Прошлой весной Меган нанесла им почти непоправимый удар. Теперь все зависит от того, сможет ли Стефан ее простить и на этот раз.

— Если бы я мог рассчитывать на то, что она изменит свои намерения!

— Не думаю, что с Меган можно на что-то рассчитывать, — произнесла Кэрри с неожиданной для нее самой горечью.

Джейк собирался ей возразить, но вместо этого допил свой бурбон и заказал официантке еще одну порцию.

— Я считаю, — начал он медленно, — что все произошло чересчур быстро для Меган. Она пренебрегла лучшим, что у нее было в жизни. Тобой, мой друг. — Он повернулся к Стефану. — А ведь ты — лучшее, что было у нее в жизни. Как ее друг, я бы попросил тебя подождать с окончательными выводами и простить ее. Как твой друг, я посоветовал бы тебе забыть о ней. Не трать времени на бессмысленные предположения, как и почему это случилось. Попросту выбрось обломки и продолжай жить дальше.

Он явно что-то скрывал. Было ли Джейку известно нечто особое или он просто хорошо понимал Меган? Кэрри не могла сообразить. А еще она удивлялась, как это Джейк так много пьет и совсем не пьянеет.

Джейк повез ее обедать в тот же вечер. Стефан не испытывал ни малейшего желания к ним присоединяться. Он уже понял, что только работа поможет ему справиться со своей бедой.

Дневная жара уже спала, оставив после себя голубовато-розовую дымку — легкое, в пастельных тонах напоминание о слишком ярком, жарком и к тому же мучительном дне. Казалось, на душу должно было бы снизойти умиротворение, но Кэрри все еще пылала негодованием.

— Я ненавижу Меган за ее поступок! — выпалила она.

— Не стоит ее ненавидеть. Она нуждается в том, чтобы ты оставалась ее другом.

— Как я могу остаться ее другом после того, что она сделала?

— Но ведь ты и есть ее друг. И ты справедлива.

— Она была несправедлива по отношению к моему брату.

— Это так, но она пострадает от их разрыва сильнее, чем Стефан.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что Стефан, как и ты, оптимист. Потому что вы оба верите в добро. Вы оба найдете себе достойную пару, того, кто сделает вас счастливыми.

— Меган сделала Стефана счастливым. Он не был таким до встречи с ней, — возразила Кэрри.

— Только не сегодня. И не прошлой весной.

— Значит, она его не стоит? Я думала, ты ей друг.

— Это так и есть. Мы с ней в чем-то очень похожи.

Они немного помолчали.

— У меня есть для тебя подарок. — Джейк слегка улыбнулся, доставая из кармана узкий длинный футляр. — Я привез это из моих странствий.

— Почему? — не подумав, спросила Кэрри.

— Потому что когда я это увидел, то вспомнил о тебе. Тебе оно пойдет. Открой.

Это было золотое ожерелье, в котором короткие звенья изящных цепочек перемежались хрупкими золотыми кисточками. Кэрри никогда не видела ничего подобного.

— Это так красиво! Просто не верится, очень, очень красиво. Спасибо тебе.

— Носи на здоровье. Надень его.

— Я не могу, пока машина в движении.

Она не могла, потому что у нее дрожали руки.

— Мы уже на месте. Давай я тебе помогу.

Джейк выключил мотор и потянулся через сиденье к Кэрри. Она отдала ему ожерелье и подвинулась поближе. Он быстро застегнул замочек и слегка откинулся назад, чтобы полюбоваться эффектом. Ожерелье выглядело так, как он и предполагал, — простое, элегантное, изящное. Синие глаза Кэрри сияли радостью, ее полные чувственные губы слегка дрожали.

Джейк наклонился и поцеловал ее в губы. Они были такие теплые, влажные и мягкие. Она ответила на его поцелуй так, как уже сделала это однажды. И Джейк нарушил обет, который дал себе тогда: оставить Кэрри в покое, она слишком хороша для него, слишком дорога ему. Но сейчас он ничего не мог с собой поделать, потому что она ответила на его поцелуй. Потому что от этого поцелуя ему стало хорошо на душе и он ощутил себя любимым. Потому что она была такая цветущая, цельная, чистая. Потому что он выпил слишком много бурбона. Словом, у него был миллион причин нарушить обет.

Через несколько минут Джейк отодвинулся и посмотрел на Кэрри. На ее щеках, таких нежных и гладких, появился слабый румянец; длинные пряди светлых волос выбились из высокой прически и упали на шею; глаза сверкали.

— Нам, пожалуй, надо войти в ресторан, — пробормотал он. — В этих шикарных заведениях не любят, когда клиенты надолго задерживаются на стоянке.

Пока Кэрри в туалетной комнате приводила в порядок прическу, Джейк заказал коктейли с шампанским.

— Думаю, тебе это понравится.

— А я думаю, что ресторан может лишиться лицензии на продажу спиртного.

— Господи, тебе все еще двадцать?

— Двадцать один исполнится в сентябре.

— Тогда позволь тебе пожелать счастливого дня рождения.

— А где ты будешь в сентябре?

— Вероятно, снова на Ближнем Востоке, в Саудовской Аравии.

— Это там ты купил мне ожерелье? — Кэрри потрогала его подарок кончиками пальцев. Ожерелье было на месте. — Что же ты там будешь делать?

— Консультировать тех, кто в этом нуждается. Различные компании нуждаются в разного рода консультациях.

— И ты будешь то и дело уезжать? Надолго?

— Когда как. Моя первая поездка продолжалась две недели, а на следующую уйдет от шести месяцев до года.

— До года? Ты можешь уехать на целый год? — Сердце у Кэрри упало — когда же она теперь вновь его увидит? Через год, чтобы разок где-нибудь пообедать… — Просто не могу поверить. Мне будет не хватать… наших обедов.

— Я тоже буду по тебе скучать. Но думаю, с желающими с тобой пообедать проблем не возникнет. И каждый из них захочет на тебе жениться.

— Жениться!

— Ну да. Только будь осторожна, не подцепи кого-нибудь вроде меня. — Джейк сделался серьезным. Он явно хотел дать ей понять, что их поцелуй ничего не значит. — Забудь обо мне. Как Меган о Стефане.

— А почему?

— Потому что я не создан для семейной жизни. Очень беспокойный. И ненадежный.

Джейк старался говорить беззаботно, но продолжал гнуть свою линию.

— Я тоже не создана для семейной жизни, — сказала Кэрри, потом заглянула Джейку прямо в его глубокие голубые глаза и добавила: — Но если и решусь выйти за кого-нибудь, он должен быть таким, как ты.

Джейк задумчиво посмотрел на нее. Если бы это было возможно… Когда-нибудь, в далеком будущем, как в его мечте. Он нежно коснулся щеки Кэрри.

— Тогда очень удачно, что ты не создана для семейной жизни. Но когда я закрываю глаза, то вижу, как ты живешь в деревенском имении, окруженная чудесными счастливыми ребятишками, пишешь романы и ухаживаешь за своими выставочными розами.

— А чем занимается мой муж?

— Восхищается тобой.

— И ты не видишь меня среди профессиональных теннисистов?

— Нет, но не потому, что ты на это не способна.

— А среди журналистов?

— Тоже нет и тоже не потому, что ты на это не способна.

— Майкл говорит, что он может найти для меня работу в Нью-Йорке, когда я окончу университет. В сфере журналистики.

— Я и не думал, что ты до сих пор поддерживаешь с ним отношения.

— Он всегда с интересом относился к моим писаниям.

— И к тебе самой.

Кэрри прищурилась. Какое Джейку до этого дело?

— Он все еще хочет жениться на мне, говорит о браке. Как это сочетается с антуражем деревенского имения?

— Никак. Мне нравится Майкл, но…

Кэрри подождала. Но Джейк так и не добавил, что она заслуживает лучшего.

— Мне он тоже нравится, но не настолько, чтобы выйти за него замуж. Даже будь я создана для семейной жизни.

Джейк улыбнулся. Он почувствовал облегчение. Может, просто знать ничего не хотел о человеке, который мечтает жениться на Кэрри.

Когда они вернулись, Стефан сидел в гостиной. Ему не приходило в голову, что им хочется побыть наедине. Кэрри понимала, что Джейк больше ни за что не поцелует ее. Было ясно, что Стефану необходимо поговорить с Джейком. Кэрри пригляделась к обоим. И тот и другой явно сильно устали.

— Я, пожалуй, пойду спать. Сегодня был длинный день, — сказала она и добавила мягко, обращаясь к Джейку: — Спасибо за ожерелье. — Она чмокнула в щеку Стефана, потом Джейка, шепнув ему: — Желаю удачи в твоих консультациях.

Через несколько часов она проснулась и посмотрела на часы: половина шестого. Послышался шум мотора, и Кэрри подошла к окну. Это уезжал Джейк. На полгода или даже на год. Она дотронулась до своего драгоценного ожерелья, которое так и не сняла на ночь. Это память. И напоминание.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава 16

Стэнфорд, Калифорния, сентябрь 1972 года

На предпоследнем курсе Бет и Кэрри решили жить вместе. Это решение было продиктовано скорее инерцией, нежели сознательным выбором. Бет было безразлично, где жить. Она решила получить диплом в конце курса и уйти в «Бет-Стар». В это лето она оставалась в Пало-Альто и вместе с Джоном готовилась к открытию компании. Три месяца она не вспоминала ни о Стефане, ни о Меган. Она торжествовала минувшей весной, когда свадьба была отложена, но примолкла, узнав о переносе торжества на осень. Новости, привезенные Кэрри осенью из Бостона, натолкнули Бет на мысль о еще одном проекте.

— Когда же свадьба? — вяло спросила она у Кэрри.

— Свадьбы не будет, Бет. Ты была права, — печально ответила Кэрри.

Последние два месяца она наблюдала, как ее брат сохнет от одиночества и тоски, как он работает словно одержимый. Он исхудал, редко улыбался и был очень подавлен. Его гнев утих и сменился жалостью. Кэрри знала, что он предпринимал безуспешные попытки отыскать Меган.

— Что?

— Не будет свадьбы. Ты была права. Меган отреклась от Стефана.

— Почему?

— Без всякой видимой причины. Может, это каприз. Ты это предвидела, Бет. Ты всегда ей не доверяла, а я ее защищала. Ты оказалась права.

— Как Стефан?

— Он в отчаянии. Меня приводит в ярость то, что она с ним сделала.

— Он уже приступил к занятиям на юридическом факультете?

— На этой неделе. Это все, что у него осталось.

— У тебя есть его адрес? Я хотела бы ему написать.

Кэрри заколебалась. Она знала, как Бет относится к Стефану. Ведь именно она, Кэрри, считала их подходящей парой. Некоторое время так оно и было. Однако убедившись, что брат поглощен любовью к Меган, она поняла, что его отношения с Бет не были по-настоящему серьезными. Кэрри знала, как Бет ненавидит Меган.

— Ладно, я дам тебе адрес. Только учти: ниодного плохого слова о Меган и никаких «я тебя предупреждала». Он к этому не готов.

— Я вовсе не собираюсь на него нападать! Я его друг. Мне очень жаль, что Меган так его ранила.

После этого разговора Бет удалилась к себе, заперла дверь и села на кровать. Она должна была все обдумать и составить план.

Вначале, невероятно взбудораженная услышанным, Бет не могла сосредоточиться. Стефан свободен. Доступен. Разумеется, не сейчас, строго напомнила она себе. Он должен это пережить. Но в конечном итоге он, ее Стефан, снова будет с ней.

Однако через некоторое время Бет заставила свой дисциплинированный ум сосредоточиться на главном. Она привыкла долгими часами систематически отыскивать решения сложных и запутанных математических задач. Она была мастером терпеливо, взвешенно, логично находить необходимый ответ. Она должна и сейчас пустить в ход эти свои способности и подавить почти непреодолимое желание немедленно поехать к Стефану. Надо думать, думать и думать… пока она не придумает то, что должно сработать.

Она неподвижно просидела на кровати до рассвета. И придумала четкий план.

Он сработает, рассуждала она, лежа в постели, но не в состоянии заснуть от возбуждения даже под утро, после долгой бессонной ночи. Самое главное — время. Она должна ждать и запастись терпением. Она была рада, что Кэрри не дала ей телефон Стефана в Бостоне.

В эту осень Кэрри занималась теннисом и сочинительством. Как и предсказывал Джейк, ее интерес к теннису мало-помалу угасал, и она почти полностью сосредоточилась на творчестве. В конце лета она поговорила с Майклом. Он ее убеждал перебраться в Нью-Йорк. Сам он ушел из газеты и работал на телевидении. Был убежден, что найдет и для нее работу. По примеру Бет Кэрри решила получить диплом в конце предпоследнего курса. Кампус казался совсем пустым без Стефана, Джейка и Меган. Кэрри хотелось поскорее заняться собственной карьерой.

В день своего совершеннолетия Кэрри получила поздравление по телефону от Стефана, розы от Майкла, бутылку «Курвуазье» от Бет и телеграмму от Джейка из Дамаска: «Счастливого дня рождения и счастья, Кэролайн. Неизменно преданный Джейк».

Это была первая ласточка; в последующие полтора года он пришлет ей множество телеграмм и писем, напоминая о том, что жив и здоров, что думает о ее счастье и о ней самой. Письма без обратного адреса, ни одной почтовой марки из Соединенных Штатов. Кэрри писала ему письма и прятала их в коробку из-под обуви.

Через неделю после Дня благодарения раздался телефонный звонок. Звонила дежурная из приемной.

— Кэрри, к вам гость.

Сердце у Кэрри так и запрыгало: Джейк!

— Кто это?

— Не знаю. Какая-то женщина. Попросить ее к вам подняться?

В приемной дежурили первокурсницы; за это им платили, но ни одна из девушек не принимала дежурство всерьез. Так и сегодняшняя даже не удосужилась спросить у посетительницы, как ее зовут. Кэрри знала очень немногих «женщин», и ни одна не собиралась ее навещать. Тем не менее она вышла в коридор встретить гостью. Та скоро появилась, и в ней, несомненно, было что-то знакомое, однако Кэрри окончательно узнала ее только вблизи. Это была Меган.

Она действительно выглядела как женщина, причем немолодая, усталая и больная. Походка медленная. Где та весна, когда Меган была похожа на газель, готовую умчаться прочь? Плечи опущены, исчезла горделивая прямая осанка. Некогда золотые волосы утратили блеск и казались тускло-сероватыми; они сильно поредели и были коротко острижены. Сама Меган сильно исхудала, на бледном лице лежали тени.

— Меган! — задохнувшись от волнения, только и могла вымолвить Кэрри.

Она вспомнила, как Джейк ее предупреждал, что Меган будет нуждаться в ее дружбе. И мигом забыла все свои гневные речи, все обличения и ненависть, которые хотела обрушить на Меган при встрече.

— Привет. — Даже голос сделался слабым, исчезла очаровательная хрипотца. — Я знала, что ты откажешься меня видеть, если я позвоню. Поэтому я просто пришла.

— Входи.

Кэрри подумала, что нужно предложить Меган сесть — уж очень слабой она выглядит, чтобы долго стоять на ногах.

— Что с тобой? Ты ужасно выглядишь.

— Я перенесла грипп три недели назад. Наверное, даже что-то посерьезнее, потому что меня положили в больницу и кололи антибиотики. Сейчас я уже совсем выздоровела, только выгляжу как смерть. Еду в Малибу погреться на солнышке. Я чувствую себя сносно. Между прочим, я получила роль в пьесе, которая идет в Нью-Йорке, правда, не на Бродвее. Премьера в середине января. Мне надо привести себя в порядок, чтобы через три недели начать репетировать.

— Не могу себе представить, что через три недели ты настолько поправишься, чтобы самой заботиться о себе в Нью-Йорке.

— Как раз с этим все отлично устраивается. Маргарет и Айен пригласили меня пожить у них, пока я не поправлюсь окончательно. Потом я поеду в Нью-Йорк вместе с Айеном. — Глаза у Меган слегка блеснули. — Его жена недавно родила девочку. Мы с Маргарет будем вместе выздоравливать. И играть с девчушкой.

— А что с твоими волосами?

— В больнице они свалялись, и я попросила меня остричь. Должно быть, я лежала в бреду.

— Вид у тебя ужасный.

— Если бы Стефан увидел меня такой, он, наверное, был бы рад, что мы не поженились.

Так вот ради чего она приехала. Хочет все выяснить. Узнать, что происходило после последнего ее письма.

— Ты говорила с ним, Меган?

— Нет. — Она помолчала. — Как он?

— Его сердце разбито. — Кэрри ощутила внезапный гнев. — Как ты могла так поступить с ним?

— Я должна была это сделать. У нас все равно ничего хорошего бы не вышло.

— Но почему ты не объяснилась с ним?

— Он бы не понял…

— Это просто смешно.

— Я не могу объяснить это даже самой себе, как же объяснить ему?

— Ты встретила кого-то другого?

— Нет!

Они умолкли, сидя на кровати Кэрри.

— Ты меня ненавидишь? — заговорила наконец Меган.

— Я ненавижу то, что ты натворила.

— Ты могла бы ему позвонить и объяснить вместо меня?

— Ты мне ничего не рассказала! — Кэрри посмотрела на подругу; та выглядела угнетенной и подавленной. — Я позвоню и скажу ему, что по крайней мере ты жива. Вернее, еле жива. Ты и в самом деле надеешься поправиться?

— Да. Я уже здорова. Ты понимаешь, что и у меня разбито сердце? — сказала Меган, и слезы выступили у нее на глазах.

— Почему бы тебе не вернуться к нему? Не начать все сначала? — спросила Кэрри, вспомнив, как Джейк говорил, что Меган захочет вернуться.

— Я не могу. Слишком поздно.

Кэрри обняла ее за плечи, пугающе худые, почти бесплотные — кожа да кости.

— Пошли на ленч. Расскажешь мне о своей пьесе.

— Спасибо.

Меган сжала руку Кэрри в своей, худой и костлявой. Ничто не было прощено и забыто, но они могли общаться. Возможно, как подруги.

Джон заметил перемену в Бет. Вначале это было почти неуловимое беспокойство, но по мере приближения Рождества оно становилось все явственнее: Бет была чем-то полностью поглощена. Чем-то, совершенно не связанным с «Бет-Стар» и оттеснившим фирму на второй план.

В конце концов до него дошло, что Бет что-то задумала, но не уверена в успехе своих планов. Она явно собиралась что-то предпринять.

— Я подумываю о том, чтобы провести год в Гарварде и получить там степень по астрофизике, — объявила она небрежно как-то в декабре.

— Зачем?

— Чтобы ликвидировать все пробелы.

— Я считал, что ты стремишься попасть в Хьюстон, чтобы включиться в программу освоения космоса.

Он попытался убедить ее провести еще год в Пало-Альто и помочь ему с «Бет-Стар», но она отказалась. Намеревалась отправиться в Хьюстон, где ее уже ждала работа. Джон теперь понял, каковы ее планы, но не мог до конца в них разобраться.

— Я, разумеется, ознакомлюсь с программой. Съезжу к Кэрри в Бостон на Рождество и. заодно проверю, стоит ли заниматься аэрофизикой в Гарварде.

— По-моему, не стоит. У тебя нет никаких пробелов.

Бет очень серьезно готовилась к поездке в Бостон. Она давно уже избавилась от пышных нарядов красавицы с Юга, но ведь именно в них Стефан и увидел ее при первом знакомстве. Новую Бет он не знал.

Бет хотелось быть для него красивой. Как добиться этого, сохраняя свой нынешний облик, такой привычный и удобный теперь для нее самой? Она уже забыла, что была когда-то южной красоткой.

Стефан должен пожелать новую, изменившуюся Бет. Ей хотелось верить, что так оно и будет, и все же она нервничала. В самом начале рождественской недели она поехала в шикарный магазин и купила персикового цвета шелковое платье для коктейля — с прозрачными рукавами, подчеркнутой талией, со слегка расклешенной юбкой. Стильно, однако без оборочек, вполне в нынешнем вкусе Бет.

В самом фешенебельном салоне красоты в Хьюстоне Бет обратилась к устрашающего вида парикмахерше за советом, как ей постричься. Начались долгие препирательства, и Бет уже собиралась сбежать из салона, но тут к ней подошел стилист и молча принялся за работу. Через полчаса он создал шедевр, уложив густые темные волосы Бет легкими волнами вокруг ее аристократического лица. Прическа подчеркивала ее высокие скулы, большие карие глаза, полные алые губы и стройную белую шею.

Бет была очень довольна: все в ее вкусе, ничего искусственного, прекрасное, естественное впечатление.

Кэрри и Стефан встретили Бет в аэропорту на третий день Рождества. Кэрри знала, как Бет относится к Стефану, но понимала, что брату сейчас не до этого: он еще не оправился после истории с Меган. Бет подчеркнула, что цель ее приезда — познакомиться с гарвардской аспирантурой. Кэрри устала наблюдать, как мучается брат; ей очень хотелось, чтобы он отвлекся.

В первую минуту ни Кэрри, ни Стефан не узнали Бет. Кэрри уже привыкла видеть ее в джинсах, с беспорядочной шапкой темных кудрей, падающих на глаза. Стефан ожидал узреть волосы до плеч, аккуратно подвитые на концах, белые перчатки и жемчуга.

Но перед ними предстала сама элегантность. Бет надела юбку в складку из шерстяной шотландки, шелковую блузку и зеленый кашемировый жакет. На другом это бы выглядело как школьная форма, но Бет в такой одежде казалась женственной и привлекательной. Короткие волосы мягко обрамляли лицо, темные глаза были большими и влекущими.

Поздравляя брата и сестру с Рождеством, она отметила про себя, насколько изменился Стефан: лицо бледное, волосы сильно отросли, под глазами темные круги от бессонных ночей. Однако его улыбка придала Бет уверенности. Она решила, что ему понравилось, как она выглядит.

Кэрри очень мало виделась со своей подружкой за те пять дней, что она у них гостила. Почти не видела она и брата: впервые с июля Стефан отвлекся от мыслей о Меган. Он был заинтригован Бет с ее мягкой прелестью, острым язычком и быстрым разумом. Так было и раньше, но теперь Стефан был поражен ее умом, убедившись, что судил о нем лишь поверхностно и не знал его подлинной глубины, искусно скрываемой Бет. Теперь притворство исчезло.

Вначале, когда она расспрашивала его о юридическом факультете, Стефан отвечал отрывисто. Но любопытство Бет явно не было праздным, она проявляла искренний интерес. Что они тебе преподают? Объясняют, как строить систему доказательств, как думать, логически аргументировать?

Бет и в самом деле хотела все это знать, и Стефана радовал ее интерес. Ему, по сути, не с кем было поговорить о своих занятиях, о том, что ему нравится и что не устраивает.

Бет понравился гарвардский кампус, пульсирующий молодостью, энергией и тягой к общению. Стефан гулял с ней по дорожкам, протоптанным в снегу. Он порой прикасался к ней и коротко поцеловал на прощание. За пять дней ни разу не было упомянуто имя Меган, ни разу не зашел разговор о возможном переезде Бет в Бостон. После ее отъезда Стефан скучал несколько дней, потом к нему вернулись ночные кошмары и сны связанные с Меган. Радостные, светлые дни, проведенные с Бет, позабылись.

Бет вернулась в Стэнфорд, ничего толком не решив. Раны Стефана были еще слишком свежи. Быть может, через девять месяцев придет ее черед. А что, если он вообще не придет? А вдруг Меган решила вернуться? Последняя мысль была самой мрачной. Что, если Бет напрасно строит планы на июнь, когда она начнет работать в НАСА?

Но вдруг все сбудется и Стефан ее полюбит? Тогда игра, безусловно, стоит свеч.

Джон надеялся, что Бет вернется из Бостона в более спокойном состоянии, но оказалось совсем не так — она была возбужденной, напряженной, раздражительной. Благодаря новой прическе Джон теперь видел ее прекрасные глаза. Они были темно-карие, то сверкающие, то озабоченные, а порой мечтательные, словно она была где-то в будущем, в другом месте и с другими людьми.

«Бет-Стар» опережала намеченный график, но энтузиазм Бет угас. Было ясно, что компания будет иметь огромный, взрывной успех, на который они и рассчитывали. Бет понимала это и утверждала, что очень рада.

Однако она не делилась с Джоном своими тревогами.

Стефан изучал право с целеустремленностью и решительностью, которые могли бы напугать его однокашников, не будь он таким дружелюбным и в то же время таким печальным. Обаяние его манер и доброжелательность оставались неизменными, но он всегда держался в стороне. Вежливо отклонял приглашения на вечеринки и предложения провести уик-энд на берегу океана. Стефан, бесспорно, лучший студент на курсе, пребывал в постоянной тоске — это было очевидно всем. Но из-за чего? Из-за кого? Это оставалось его тайной.

Стефана злило, что даже спустя полгода у него начинает болеть желудок, а глаза застилает туман при мысли о Меган. Он ненавидел ее за то, что она с ним сделала, вернее, с ними обоими. Хотел ее увидеть, объясниться, попытаться понять. Кэрри ему сказала, что Меган останется у Айена и Маргарет до своего полного выздоровления. Сестра настоятельно ему советовала не ездить туда до тех пор, пока она не поправится. Тогда он стал писать Меган письма, но они возвращались нераспечатанными, словно он совершил какую-то непростительную ошибку.

Премьера пьесы, в которой играла Меган, состоялась в январе. Воскресная «Нью-Йорк таймс» посвятила полторы колонки пьесе и еще половину колонки «пленительной, талантливой, волшебной» юной звезде Меган Чейз.

Итак, она в Нью-Йорке. Здорова. Отлично играет. Час настал.

В следующую пятницу Стефан поехал в Нью-Йорк посмотреть спектакль и увидеть Меган. Она явно оправилась от болезни. Он никогда еще не видел ее такой красивой, сильной и здоровой. За последние месяцы она превратилась в зрелую женщину. Игра ее была совершенно новой, богатой оттенками, эмоциональной. Меган полностью владела сценой и зрителями. Стефан любовался ею, испытывая благоговение, гордость и грусть.

После спектакля Стефан ждал у служебного выхода. Стоял больше часа на холоде, его лицо онемело от порывов ледяного ветра. Может, он ошибся? Может, новая Меган вышла через главный вход, окруженная фанатичными поклонниками? Может, новая Меган не боится толпы, как прежняя, его Меган?

Щелкнул дверной замок, и дверь медленно и неуверенно отворилась. Оттуда, из-за двери, улица казалась пустынной. Меган не могла заметить Стефана. Она и не заметила и сразу направилась к такси.

— Меган!

Она остановилась спиной к нему. Не обернулась, только замерла. Тогда он подошел. Она не двигалась, лишь вздохнула и закрыла лицо руками в перчатках. Плачет?

— Что? — прошептала она без гнева или любопытства. Только с изнеможением, как будто она все силы истратила на одно короткое слово. Стефан встал так, чтобы видеть ее лицо. Должно быть, это ветер выжал слезы у нее из глаз. Разумеется, ветер. Теперь она смотрела на Стефана с явной злостью. И со страхом — это тоже было очевидно.

Ему хотелось ее обнять, успокоить, утешить, но вместо этого он лишь спросил слабым голосом:

— Может, зайдем куда-нибудь выпить?

— Зачем?

— Затем, что я хочу с тобой поговорить.

— Я не могу. Сейчас… слишком поздно.

— Тогда увидимся завтра за ленчем… или за обедом.

Он не отстанет от нее, пока она не согласится, и она это знает. Они вообще хорошо изучили друг друга.

— Нет.

— Тогда сейчас, — произнес он твердо.

— Ну хорошо, сейчас, — согласилась она со вздохом.

Когда они вошли в бар, Меган успокоилась. И выбрала себе роль — друга семьи. Но у Стефана был заготовлен другой текст, и этого она боялась.

— Как твои занятия правом?

— Отлично, — ответил он с яростью: его всегда бесило, когда она начинала играть. А сейчас она играла.

— Ты добился своего. Я за тебя рада.

— Ты тоже добилась своего.

— Да. — Пауза. — Как там Кэрри?

— Я здесь не для того, чтобы говорить о Кэрри. — При этих его словах Меган отвернулась. — Скажи мне, что произошло. Скажи правду.

— Нам просто не следовало жениться. Наверное, мы недостаточно любили друг друга.

— Ты имеешь в виду, что не любила меня?

— Большинство подобных связей кратковременны. — Меган пожала плечами. — Нам было хорошо некоторое время, но потом все кончилось. Такое случается.

— Ты кого-то встретила? У тебя кто-то есть?

Меган не могла солгать. Она молча покачала головой.

— Так ответь мне по-человечески! Ведь это ты меня бросила. Прервала отношения, не потрудившись объяснить почему. Ответь мне, почему, черт побери!

— Я тебе ответила. Из этого ничего бы не вышло. Не то время, не то место. Мы были слишком молоды и честолюбивы.

— Меган, это всего лишь клише из банальной пьесы.

— За этими клише скрывается неприятная правда. Ты просто не хочешь признать, что наши отношения были неглубоким и неудачным романом.

— Они такими не были, и ты это знаешь.

Стефан рассердился и обиделся. Меган не хотела откровенности и пряталась за расхожими пошлостями.

— Извини, мне пора. — Она встала. — Спасибо, что приехал на спектакль. Тебе понравилось?

— Это было чудесно. Ты играла великолепно… Меган, не уходи!

— Я должна, Стефан, — прошептала она.

Она ушла. Стефан был слишком ошеломлен, чтобы последовать за ней. Ночным поездом он вернулся в Бостон.

По дороге к Джону Бет остановилась возле почты. Сегодня четырнадцатое февраля, Валентинов день. Об этом ей напомнил дурацкий плакат в приемной Лагунита-Холла. Надо поскорее куда-нибудь смыться!

На ее имя пришло письмо с почтовым штемпелем Кембриджа. Стефан! Изящные, ловкие пальчики Бет сделались неуклюжими. Она надорвала конверт и вынула листок. «Дорогая Бет, было бы славно, если бы в будущем году ты приехала в Бостон…» — так начиналось это короткое письмо, в котором Стефан сообщал кое-какие новости, а кончалось оно так: «Дай мне знать, приедешь ли ты и когда. Я могу тебе помочь найти квартиру и устроиться. Стефан».

Это было немного, но все же кое-что.

Бет кинулась в крошечный коттедж, который Джон пышно именовал правлением компании «Бет-Стар». Каждую неделю они с Бет проводили в домике по многу часов, сидя рядышком на бугристом матраце на ножках. Они спорили, планировали, фантазировали…

— Я уезжаю в Бостон!

Щеки у нее горели, глаза сияли, тревога и напряжение исчезли как по волшебству.

— Тебя приняли там в аспирантуру месяц назад, — спокойно заметил Джон.

Он собирался выяснить, в чем дело, но не был уверен, хочет ли это знать.

Бет рассказала ему. О Стефане. О Меган. О том, как Меган поступила со Стефаном. Рассказала о том, о чем не говорила никому.

Джон терпеливо выслушал всю историю. Она его огорчила, рассердила, но более всего встревожила.

— Я считал, что ты ненавидишь всех мужчин.

— За исключением Стефана. И тебя, — секунду помолчав, добавила Бет.

Про себя она подумала, что это касается и мужчин в НАСА.

— Ты на нем зациклилась. Ради него ты забросила все, что имело для тебя значение.

— Я потрачу год для получения степени, которая очень важна для моей научной карьеры. Вряд ли это можно считать пустой тратой времени.

— А потом ты собираешься перебраться в Хьюстон? И он уедет с тобой? Переведется туда с последнего курса юридического факультета?

— Если все удастся, я могу немного изменить мои планы.

— Ты готова на все ради тупицы, которому нет до тебя дела. Это ниже твоего достоинства, Бет. Где твоя гордость?

— Он вовсе не тупой. И ему есть до меня дело.

— Только он сам знать об этом не знает, верно? Господи, Бет, ты и в самом деле на нем зациклилась!

— Я ожидала, что ты будешь рад за меня.

— Верь я, что в конечном счете ты будешь счастлива, я бы радовался, — неестественно ровным голосом произнес Джон.

— Но ведь это вообще тебя не касается, не так ли? — холодно спросила Бет.

— Ни в малейшей степени, — вздохнул Джон.

Глава 17

Зазвонил телефон. Кэрри как раз перемешивала соус для спагетти.

— Взять трубку? — спросил Майкл.

— Разумеется.

— Слушаю.

— Это Джейк Истон. Можно попросить Кэролайн?

— Джейк! Это Майкл.

Кэрри сняла кастрюльку с огня. Прошло полтора года с того вечера в Бостоне. Джейк присылал открытки, телеграммы, письма, но она ни разу с ним не говорила.

Кэрри наблюдала за Майклом. Он был явно рад пообщаться с Джейком. Они подружились, когда Кэрри училась на первом курсе в Стэнфорде. Как давно это было! Она присела на краешек дивана в своей крохотной квартирке и ждала очереди поговорить с Джейком. Майкл наконец-то передал ей трубку и жестом показал, что пойдет прогуляться.

— Привет, — начала Кэрри после ухода Майкла. — Где ты?

— В Сан-Франциско. Хотел пригласить тебя пообедать. В мое время люди обучались в колледже по четыре года.

— И были куда образованнее. Но ты же знаешь нас, неразумных юнцов, мы так и рвемся поскорее в большой мир. — Кэрри старалась говорить бодро и весело, но в эту минуту она бы все отдала, чтобы учиться в Стэнфорде четвертый год. — Ты приедешь?

— К сожалению, нет. Мне стоило немалых усилий тебя отыскать, Кэролайн. Я целых две недели торчал в Вашингтоне по делам. Твой телефон мне дал Стефан.

— Он сообщил тебе новости?

— Да. Они с Бет собираются пожениться.

— Ты говоришь об этом без… особого восторга.

— Верно. Бет… как бы сказать? Не в моем вкусе.

— Я знаю.

Только она да теперь вот и Стефан хорошо относились и к Меган, и к Бет; все прочие принимали сторону либо той, либо другой.

— Он счастлив? — спросил Джейк.

— Скорее доволен. Видимо, такого, как с Меган, у него больше не будет.

— Меган знает?

Это был вовсе не праздный вопрос: для Джейка явно почему-то важно, чтобы Меган знала.

— Я ей не говорила.

— Разве вы с ней не видитесь? Ведь вы обе живете в Нью-Йорке.

— Она сейчас в Лос-Анджелесе. Снимается в кино. Она почти что звезда. — Кэрри была рада, что Джейк не знает, где Меган; рада и тому, что ей он позвонил первой. — Ну а где был ты?

— За тысячи миль отсюда.

— Знаю. У меня набралась целая коллекция открыток из самых экзотических мест.

— Ты получала их и после переезда?

— Да, я перевела почту на новый адрес. Кстати, запиши его. — Она продиктовала адрес, потом сказала: — Я отвечала на все твои письма. Но ты их не получал, потому что ответы остались у меня.

— Честное слово? — Джейк был явно обрадован.

— Да, — ответила Кэрри, и ее голос оборвался, потому что она заплакала.

— Что с тобой?

— Я хочу тебя видеть.

— Я тоже хочу тебя видеть. Мне очень нужно с тобой поговорить. У меня даже есть для тебя подарок. Я хотел выкроить время, чтобы прилететь в Нью-Йорк нынче вечером и успеть вернуться к завтрашнему утреннему рейсу на Гонконг. Но это невозможно.

— Как славно, что ты об этом хотя бы подумал.

— Ты не живешь с Майклом?

— Что? О нет! Ведь мы с тобой обсуждали это полтора года назад. Ничто не изменилось. И не изменится. Майкл — мой босс. Он нашел мне замечательную работу и собирается позже подключить меня к телепередачам. Иногда он забегает ко мне поужинать. Скажи, ты приедешь на свадьбу Стефана? Она состоится в августе в Хьюстоне.

— Постараюсь.

— Хотя и не одобряешь!

— Я приеду повидаться с тобой.

Кэрри снова заплакала.

— Кэролайн, ты еще меня слушаешь?

— Да. О чем ты собирался со мной поговорить?

— Об этом я скажу тебе в Хьюстоне.

— Ладно. Дать тебе телефон Меган?

Он записал номер, и они поговорили еще несколько минут.

— Мы увидимся в августе, Кэролайн.

Джейк медленно положил трубку и еще раз выругал себя за глупость. Он так долго об этом думал. Был уверен, что все будет, как он спланировал. Но надо было проявить побольше проницательности.

На Рождество, после их обеда в Бостоне, Джейк решил жениться на Кэрри. Он тогда же сказал об этом Джулии; он должен был ей объяснить, что они больше не могут оставаться любовниками.

В январе Джейк купил для Кэрри обручальный перстень, очень красивый. Издалека он казался обычным золотым кольцом, и только вблизи можно было разглядеть причудливое переплетение белого, розового и желтого золота. Джейк купил его в Амстердаме, словно скрепляя принятое им решение. Он начнет свою жизнь с чистого листа, как это было не раз. Он посвятит ее Кэрри и сделает эту женщину счастливой.

Он купил кольцо и отправил Кэрри открытку:

«Дорогая Кэролайн, я в Амстердаме. Думаю о тебе. О нас.

С любовью, Джейк».

Через три дня он улетел из Амстердама в Дамаск, потом в Каир, а оттуда в Калькутту. Прошел год. Джейк носил кольцо с собой. Посылал открытки и письма Кэрри.

Кольцо лежало у него в кармане в тот январский день, когда он летел из Вашингтона в Сан-Франциско. В тот вечер он собирался показать кольцо Кэрри и просить ее выйти за него замуж после его возвращения из Камбоджи. Вместо этого у них состоялся междугородный разговор по телефону, после чего Джейк успел слетать в Лос-Анджелес ради позднего ужина с Меган.

На следующий день он улетел в Гонконг, а оттуда в Камбоджу.

Переговоры в Камбодже шли трудно. Джейк играл свою раболепную, неприметную роль, прислушиваясь к смеси китайско-кхмерских диалектов, которые он осваивал две недели в Вашингтоне — две сверхнапряженных недели, когда он находился всего в часе полета от Кэрри. Во время занятий он не мог отлучиться, зато вполне мог лететь в Гонконг через Нью-Йорк.

Эта мысль его преследовала нестерпимо жаркими, влажными днями и одинокими душными ночами в Камбодже.

Прошло два месяца. Заключение соглашения между сторонами увязало во лжи, недоверии и постоянном напряжении. По улицам вокруг здания, где велись эти проклятые переговоры, ходили вооруженные патрули, напоминая о недавних кровавых событиях.

Однажды вечером Джейк пробудился от своего чуткого и беспокойного сна, потому что в его комнатушке кто-то двигался нарочито шумно, без опаски. Он увидел двоих — они, видимо, хотели, чтобы он проснулся.

Они заговорили с ним на самом распространенном кхмерском диалекте — проверяли, понимает ли он их язык. Эти люди явно были подосланы властями, чтобы выяснить, ведомы ли Джейку их секреты.

Джейк был подготовлен к подобным провокациям и ни при каких обстоятельствах не выдал бы себя. Один из пришельцев приставил ему к горлу нож. Джейк задрожал и притворился смертельно испуганным.

— Я сосчитаю до десяти и перережу твою трусливую глотку, если ты не отдашь нам все твои ценности! — почти выплюнул тот Джейку в лицо.

То была еще одна провокация. Джейк мог умолять их по-английски, мог предлагать деньги, но ни в коем случае не упоминать о ценностях — негодяи сразу сообразили бы, что он их понял, что он шпион, и убили бы его. Однако похоже, что они в любом случае с ним расправятся. У второго был пистолет.

— Раз, — негромко начал считать по-кхмерски головорез, и стальное лезвие прижалось к горлу Джейка.

— Что вам нужно? — с трудом выговорил Джейк. — У меня есть деньги.

— Два.

— Возьмите деньги. В верхнем ящике.

— Три. Четыре. Пять. Шесть.

Лицо Джейка по-прежнему выражало только ужас и удивление.

— Возьмите одежду, спиртное. Пожалуйста, не трогайте меня.

Нож чиркнул по коже, потекла кровь. Еще немного, и ему перережут глотку. Он думал о Кэрри, он хотел быть с ней.

— Семь. Восемь.

Человек, который вел счет, поглядел на своего напарника. Джейк понял: они заключили, что он и в самом деле не понимает их языка. Что они сделают с ним теперь?

— Девять. Десять.

При слове «десять» человек убрал нож и посмотрел Джейку в глаза. В них он увидел только страх.

— Думаю, нам следует для отвода глаз его ограбить, — обратился первый к напарнику по-кхмерски, и тот кивнул. — Ладно, американский трус. Где твои деньги? — спросил первый на этот раз по-английски.

— М-мои д-деньги в верхнем ящике. По… пожалуйста, возьмите их.

Негодяи обшарили ящик. Забрали пятьдесят долларов вместе с бумажником и часы. Они обнаружили маленькую деревянную коробочку, где лежало кольцо для Кэрри, и тоже забрали.

На следующий день Джейк рассказал руководителю делегации о ночном происшествии.

— Я ничуть не удивлен, — ответил тот. — Они нам не доверяют. Переговоры почти бесполезны. Тебе следует вооружиться, сынок. Лучше всего ножом. Я постараюсь, чтобы нас как можно скорее отозвали из этой чертовой дыры. А до тех пор побереги себя.

Во второй половине дня, в самый разгар переговоров, один из ночных посетителей Джейка вошел в комнату. Он был в форме капитана камбоджийской армии. Едва войдя, он уставился на Джейка.

Тот сделал вид, что не узнает его.

Капитан поднял руку и коснулся ею своего лица — чтобы показать Джейку, что на мизинце у него кольцо. Кольцо Кэрри.

Все-таки они распознали в нем шпиона. Ведь он единственный член делегации, понимающий по-кхмерски. И он станет говорить то, что они велят.

Выбор был невелик: сотрудничество или смерть…

Джейк купил стилет — тонкий и острый, как бритва, с перламутровой рукояткой, инкрустированной сапфирами. Выглядело это так, будто он покупает красивый сувенир, а вовсе не оружие.

Капитан явился к нему и в эту ночь. Один. Заговорил по-английски:

— Я знаю, что вы шпион. Прошлой ночью вы хорошо держались. У вас крепкие нервы.

— Не понимаю, о чем вы.

Джейк тупо смотрел на капитана, но его рука под простыней крепко ухватилась за рукоятку стилета. Противник сжимал в правой руке кривой нож, на мизинце у него все еще было кольцо Кэрри.

— Вы отлично играете роль простака, Истон. Или вы станете сотрудничать с нами, или я докончу то, что начал прошлой ночью.

— Я не понимаю, — повторил Джейк и слегка отодвинулся, чтобы изготовиться к отражению удара.

Капитан бросился на него, нацелившись ножом в горло, но Джейк увернулся, и скользящий удар лишь оцарапал плечо. Он скатился на пол и вскочил на ноги в ту секунду, когда противник собирался нанести ему второй, на этот раз смертельный удар. Стилета он не заметил. Джейк нанес свой удар снизу под грудину.

Бей вверх и влево. Когда почувствуешь, что нож вошел в сердце, дерни его слегка на себя. Это расширит рану, и смерть наступит быстрее.

Это входило в программу обучения Джейка — умение убивать быстро и бесшумно.

Джейк ни разу не спрашивал инструктора, как определить, что попал в сердце. Он считал, что это ему никогда не понадобится. Но теперь он сразу ощутил толчки молодого умирающего сердца, передавшиеся через стилет его руке. Джейку понадобились все силы, чтобы удержать стилет и сделать последний смертельный рывок. Горячая кровь хлынула ему на руку.

«Господи, помоги мне!» — лихорадочно думал он, полный отвращения к себе и к тому, что натворил. Лучше бы противник перерезал ему глотку ножом. Убить или быть убитым. Что хуже?

Сердце камбоджийца наконец перестало биться. Тяжелое теплое тело навалилось на Джейка. Он опустил убитого на пол и извлек стилет из его груди. Потом пошел в ванную, вымыл руки и оружие. Его вырвало.

В ванной он провел почти полчаса, пытаясь хоть как-то оправиться от совершенного убийства и решить, как избавиться от трупа.

Джейк не знал, пришлось ли ему во Вьетнаме кого-то убить. Пули издалека поражали невидимые цели. Он видел, как люди падают, то ли раненые, то ли убитые. Видел, как пули врагов косят его друзей и приятелей. Упал однажды и он сам.

Но это было несравнимо с тем ужасом, который он только что испытал. Чувствовать, как жизнь, неистово сопротивляясь, уходит из тела другого человека, уходит от твоего удара. Расчетливое, преднамеренное убийство…

Джейка передернуло и снова вырвало. Он наконец вернулся в спальню. Крови было немного. В этом, как говорили Джейку, заключается преимущество стилета — его удар вызывает внутреннее кровотечение, и кровь скапливается в грудной клетке. На груди у мертвого уже подсыхало небольшое круглое пятно. Очень аккуратное.

План Джейка не отличался оригинальностью, но делать было нечего, время поджимало. Он решил привязать к трупу груз и утопить его в грязной и мутной реке, которая вяло несла свои воды под окном обиталища Джейка, футов на двенадцать ниже балкона. Джейк спрячет тело убитого, можно сказать, на задворках собственного дома.

В половине четвертого Джейк вышел на пустынные улицы в поисках подходящего груза. В конце концов он нашел два шлакоблока, почти вывалившиеся из полуразрушенной стены. Джейк прикрепил их к трупу ремнем убитого, вытащил тело на балкон и осторожно перевалил через перила.

Что-то сверкнуло в свете луны — золотое колечко на мизинце мертвеца. Кольцо Кэрри. Символ мечты, глупой и несбыточной, с горечью подумал Джейк.

Он столкнул мертвое тело, груз и кольцо в грязную реку. И на его глазах все это мгновенно поглотила темная вода.

Через два дня делегация вернулась в Гонконг. Переговоры были приостановлены.

Из Гонконга Джейк позвонил Джулии.

— Джулия, ты мне нужна.

— Где ты?

— В Гонконге. Ты ко мне приедешь?

— Почему бы тебе не приехать сюда? Или давай встретимся в Монте-Карло.

Джейк коротко объяснил ей обстановку на переговорах в Камбодже.

— Не нравятся мне длинные путешествия ради платонических отношений, — сказала Джулия, но она говорила неправду, потому что ради Джейка была готова на все.

Джейк заказал номер для себя и Джулии в лучшем отеле. Пять дней он торчал на заседаниях с участием Стюарта Доусона, а ночи проводил с Джулией. Он ей рассказал обо всем, что случилось в Камбодже, что он никогда не посмеет просить Кэрри выйти за него.

— Помнишь, как ты мне сказала: «Я слишком тебя люблю, чтобы выйти за тебя замуж»?

— И ты в конце концов меня понял?

— Я понял это для себя и Кэролайн, но не для нас с тобой, — серьезно проговорил он и притянул ее к себе. — Почему бы нам не пожениться?

— Потому что я для тебя на втором месте! Потому что я хочу, чтобы ты женился на Кэролайн. Ты так ее любишь, Джейк! Потому что иначе этот ублюдок убил бы тебя, и я убеждена — Кэролайн все поймет.

— Ты говоришь с такой уверенностью, словно знаешь ее.

— Нет, но ты много о ней рассказывал, и мне кажется, я ее хорошо понимаю. — Джулия помолчала. — Я ее видела. Она ведет ток-шоу на телевидении. Это потрясающе. Дело в том, что меня попросили участвовать в этой передаче.

— В качестве кого?

— Пожалуйста, не изображай удивление. Ты прекрасно знаешь, что в промежутках между путешествиями я участвую в дельных проектах. Думаю, сейчас речь пойдет о реставрации исторических и архитектурных памятников.

— И ты намерена принять предложение?

— До приезда сюда я всерьез подумывала об этом. Мне очень хотелось познакомиться с Кэрри. Ведь она ничего обо мне не знает, верно?

Джейк молча кивнул.

— Ну вот, теперь я отказалась от этой мысли. Во всяком случае, пока.

Мрачное настроение Джейка беспокоило Джулию. Случай в Камбодже глубоко его травмировал. Ему вообще крепко досталось от жизни: тяжелое ранение, которое его искалечило, Вьетнам, разбитые мечты о Кэрри. Если такова цена патриотизма, то она чересчур высока. Он заплатил достаточно, чтобы вернуть все долги.

Джулия позвонила Стюарту. Он занимал маленький номер в том же отеле — двадцатью этажами ниже. Джейк в это время спал.

— Стюарт, это Джулия.

— Джулия? Где ты? Тебя так хорошо слышно!

Джейк не счел нужным сообщить Стюарту о приезде Джулии.

— Я здесь. С Джейком. — Тон ее голоса не допускал ни малейших сомнений в том, что она здесь с Джейком как с любовником, а вовсе не в качестве его приемной матери или вдовы Фрэнка.

— Черт побери! — Стюарт присвистнул с завистью и одновременно с гордостью.

— Слушай, Стюарт, Джейка надо избавить от всего этого, хватит с него. Тебе известно, что произошло в Камбодже?

— С тем капитаном? Разумеется.

— Джейк совершенно искренне считает, что было бы лучше, если бы этот парень убил его. Он просто с ума сходит от тоски.

— Я понимаю, Джулия.

Господи милостивый, она, конечно, прекраснейшая женщина, но почему она принимает мужчин за идиотов!

— Значит, он снят с крючка? — настаивала она.

— Он никогда и не был на крючке. Он сам принимал решение.

— Ты не отправишь его снова в Камбоджу?

— Нет. В любом случае я бы Джейка туда не послал.

Они бы его прикончили, добавил он про себя. Вздохнув, Стюарт продолжал:

— Видишь ли, сейчас поговаривают о ближневосточном урегулировании. До начала переговоров, если они вообще состоятся, еще более полугода. Я уже говорил об этом Джейку. До тех пор он ничем заниматься не будет. Но, Джулия, для ближневосточного дельца он мне нужен позарез. Без него я как без рук.

— А что говорит Джейк?

— А Джейк говорит: «Если нужно Стюарту, я это сделаю», — раздался у Джулии за спиной голос Джейка.

Она обернулась. Джейк стоял в дверях спальни, одновременно улыбаясь и хмуря брови. Ему пришлось по душе, что Джулия сама призналась Стюарту в своем присутствии и не захотела прятаться.

— Ой-ой, Стюарт, знал бы ты, кто меня застукал! Твой лучший шпион, звезда разведки!

Джулия повесила трубку и виновато посмотрела на Джейка: вдруг он рассердится? Она вспомнила свой неожиданный визит в Стэнфорд. Правила Джейка. И правила Джулии.

— Чем это ты тут занимаешься? — Он угрожающе шагнул к ней, но его губы улыбались.

— Ты и вправду уйдешь в отставку? — спросила она.

— Да, — твердо ответил он и начал ее раздевать.

— А как же с делами на Ближнем Востоке? — не отставала она, но он уже целовал ее грудь и гладил бедра.

— Дела на Ближнем Востоке? — повторил он, уткнувшись лицом ей в грудь.

Джулия легонько вздохнула.

Джейк и Джулия улетели из Гонконга на Таити. Три дня они провели в отеле «Тахараа», не спеша бродили по пляжу, молча любовались оранжево-розовыми закатами, разговаривали мало и много занимались любовью. Они объездили весь остров, купались на безлюдных пляжах, побывали в музее Гогена, обедали в уютных французских ресторанчиках.

Джулия наблюдала за Джейком с тревожной беспомощностью. Он мало спал. Боялся ложиться в постель. По ночам просыпался весь в поту, задыхаясь от ужаса, и потом просил прощения у Джулии:

— Прости, дорогая, для тебя это не слишком приятно.

— Расскажи мне о твоих кошмарах, Джейк. Возможно, они отступят.

— Я не могу. — Он покачал головой. — Пока не могу.

Его нынешние кошмары были слишком ужасны. Джейк, убийца, жестоко расправлялся с теми, кого любил: с Кэрри, Джулией, Меган, Стефаном, Фрэнком. Жертвы молили о пощаде, говорили о своей любви к нему. Но он был беспощаден.

В том, что его мучили кошмары, не было ничего загадочного — это была вполне объяснимая реакция на пережитое в Камбодже. Джейк это понимал, но ничего не мог с собой поделать.

С Таити они переплыли под парусом на Бора-Бора и прожили там неделю в бунгало на сваях. Оно находилось в столь уединенном месте, что Джейк мог плавать, не рискуя никому попасться на глаза: никто, кроме Джулии, не видел его изуродованной ноги. Они ныряли в масках прямо из бунгало и плавали под водой среди тысяч фантастически окрашенных рыбок, обитателей коралловых рифов. Джейк забывал о себе и своих тревогах в безмолвии подводного мира, целиком погружаясь в созерцание мирной и естественной красоты. Он проводил долгие часы в теплой прозрачной воде. Джулия загорала обнаженной на веранде их бунгало и наблюдала за Джейком все с той же неусыпной тревогой.

Немногое отвлекало его от мрачных и тяжких мыслей: плавание, любовные наслаждения да еще спиртное. Джейк слишком много пил в эти недели. И в отличие от времени, проведенного в воде или в постели с Джулией, когда его разум и чувства оставались высокими и ясными, алкоголь, даря мгновенное забвение, притуплял восприятие. Мысли о безнадежности его жизни исчезали, и потому Джейк пил много, даже чересчур. Джулия знала, что он в состоянии жестко контролировать себя. Не случайно же он отказался от болеутоляющих даже в те трудные и долгие месяцы, когда врачи делали все, чтобы сохранить ему ногу. Однако в эти недели он и не пытался ограничивать себя в употреблении спиртного.

Потом они улетели в Ниццу и провели лето на вилле в Монте-Карло.

Надежда постепенно, маленькими и короткими шагами, возвращалась к Джейку. Пил он гораздо меньше. Иногда смеялся. Их любовные ласки стали нежнее и спокойнее, чем в неистовые ночи в Полинезии, когда оба задыхались от страсти.

— Мне кажется, что скоро тебе придется уехать, — сказала однажды Джулия в конце июля.

— Ты так хорошо меня понимаешь.

— Я рада, что к тебе вернулась воля к действию. Это хороший знак. Значит, ты выздоровел. Какие у тебя планы?

— Поеду на свадьбу в Хьюстон. После думаю перебраться в Нью-Йорк, в ожидании известий от Стюарта буду строить планы на будущее, когда меня отставят от шпионской деятельности.

Голос у Джейка был почти счастливый. Джулия взглянула на него многозначительно.

— Я не знаю, смогу ли поговорить с ней о главном, Джулия. Сейчас или потом. Не узнаю, пока не увижу ее.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Глава 18

Хьюстон, Техас, август 1974 года

Кэрри ждала появления Джейка. Она вежливо разговаривала с матерью лучшей школьной подруги Бет. Эта женщина была в числе двухсот гостей — близких друзей семьи, — приглашенных на прием на открытом воздухе. По случаю бракосочетания Стефана и Бет именитые граждане Хьюстона целую неделю закатывали приемы один пышнее другого: на каждом последующем угощение было еще изысканнее, наряды еще дороже и гости еще избраннее, нежели на предыдущем. Кульминацией торжеств должна была стать уже через два дня сама свадьба.

Кэрри находилась в Хьюстоне четыре дня и пока не слишком устала от чудесных приемов. Порой в вихре празднества она почти забывала, что отмечают они самую большую ошибку из всех, какие когда-либо совершал ее брат, и, главное, непоправимую. Стефанвыглядел счастливым, спокойным, безмятежным. Казалось, он очень доволен своим разумным, с его точки зрения, шагом. Окружающие считали его и Бет прекрасной парой, но это лишь потому, что никто, кроме родителей Кэрри и Стефана, не видел ее брата рядом с Меган.

Сердце у Кэрри забилось сильнее при виде Джейка. Он пересек идеально ухоженную лужайку, направляясь к Стефану, который встретил его с бурной радостью. Они немного поговорили, потом Стефан в ответ на вопрос Джейка кивнул, огляделся и, обнаружив Кэрри, поманил ее к себе. Она извинилась перед собеседницей и пошла к брату и Джейку. До этой минуты никто не знал, приедет ли Джейк. Никто не говорил с ним с того январского вечера. Он не писал Кэрри более полугода. Она получила только длинное письмо из Гонконга, посланное три дня спустя после его телефонного звонка из Сан-Франциско. А потом ничего. Кэрри часами беспокойно думала о Джейке. В безопасности ли он? Не случилось ли с ним несчастья? Здоров ли он? Увидит ли она его снова? Не влюбился ли он?

Она не видела его целых два года.

— Джейк, как мы все рады, что ты здесь!

Она вежливо протянула ему руку, а ей так хотелось броситься к нему в объятия! Но не теперь, когда на Джейка устремлено столько глаз. Может, позже…

— Я тоже этому рад.

— Где ты был? — спросил Стефан.

— Я был за восемнадцать часов лета отсюда. Вы должны простить реактивный лайнер за небольшое опоздание, — улыбнулся Джейк.

Кэрри подумала, что он так и не сказал им, где был. И не скажет.

— Вы не хотели бы подняться к себе в комнату и немного отдохнуть? — спросила мать Бет.

— Нет, благодарю вас. После стольких часов сидения в самолете я предпочел бы погулять по вашему великолепному саду. Кэролайн, вы не хотели бы составить мне компанию?

— С удовольствием, — спокойно ответила Кэрри.

Быть может, темные круги под глазами и тревожное выражение лица — всего лишь от переутомления после долгого перелета? Она сразу это заметила, несмотря на весьма импозантный вид Джейка, который привлек внимание многих гостей, едва он появился на лужайке.

— Ты выглядишь восхитительно, — шепнул он ей, когда они отошли на некоторое расстояние.

Кэрри и сама знала, что выглядит недурно. Новая работа придала ей уверенности в себе. Рыжевато-золотистые волосы мягкими волнами падали ей на плечи, а голубое шелковое платье для коктейля оттеняло цвет глаз. На шее у нее, как всегда, было золотое ожерелье, подаренное Джейком.

Он захватил с собой открытую бутылку шампанского и два хрустальных бокала. Они медленно уходили прочь от собравшихся через розарий и дальше, к лесу. Прошли уже около двух миль, когда в жарком и влажном августовском воздухе раздались раскаты грома. Минут через двадцать на горячую землю упали первые тяжелые капли дождя. Начиналась гроза.

— Добро пожаловать в Хьюстон! — засмеялась Кэрри, но тут же сообразила, что через несколько минут они промокнут до нитки и продрогнут в мокрой одежде.

Они ушли слишком далеко от большого дома, чтобы добежать туда до начала ливня. Кроме того, Кэрри ни разу не видела, чтобы Джейк бегал, точно так же, как не видела его в шортах.

Кэрри вспомнила о коттедже в саду. Пока они с Джейком бесцельно брели по парку, она не обращала внимания на окрестности, но дождь вынудил отвлечься от раздумий, и она сообразила, что во время прогулки с Бет та показала ей домик для гостей.

— Я подумала, что Джейку и Меган будет приятно пожить именно здесь, — сказала Бет и добавила: — Если они приедут.

Кэрри подавила негодование по поводу сказанного Бет и тона, каким она это сказала. Вообще зачем сделали такую глупость — пригласили Меган! Кэрри была поражена небрежным намеком Бет на то, что Джейк и Меган — любовники. Откуда она узнала? Очень просто: Бет весьма наблюдательна. Откуда узнала Кэрри? Тоже очень просто: когда кого-то любишь, а у него есть другая, ты это замечаешь, и тебе больно. Кэрри надеялась, что Бет не расскажет об этом Стефану. Не станет его расстраивать.

— Тут поблизости есть домик для гостей. Кажется, вон там, за деревьями.

Коттедж был не заперт; с тех пор как Кэрри побывала здесь два дня назад, его приготовили к приему гостей. Во всех комнатах — букеты свежих роз, в ванной аккуратные стопки чистых полотенец, в камине уложены дрова, на подносе в гостиной стоят напитки и стаканы. Очевидно, Бет велела все подготовить — на всякий случай.

— Это немного напоминает мне дом в Сан-Грегорио.

Дом Джейка, любовное гнездышко Стефана и Меган. А также, наверное, Джейка и Меган, подумалось Кэрри.

— Только немного. Там был настоящий деревенский дом, а этот коттедж — дорогая стилизация под стражу.

— Тот домик мне очень нравился. Сейчас там кто-нибудь живет?

— Не знаю. Я его продал, — безразлично ответил Джейк, словно вместе с домом он продал и воспоминания.

Кэрри вздрогнула — оттого, что намокшая одежда холодила тело, и от старых, все еще болезненных воспоминаний о том, как Джейк возвел вокруг себя непреодолимую стену. Что он сказал тогда в январе? Мне надо с тобой поговорить.

— Я, пожалуй, разожгу огонь. А тебе лучше снять одежду. Я налью нам выпить. Что-нибудь покрепче шампанского. Что бы ты предпочла?

— Бренди.

— Знаешь ли, это миф, что бренди согревает, — улыбнувшись, заметил Джейк, наливая порядочную порцию бренди в бокал.

У Кэрри уже немножко кружилась голова от выпитого шампанского и оттого, что она наедине с Джейком, но тем не менее она сделала большой глоток бренди и вопреки утверждению Джейка ей стало тепло и спокойно.

Джейк налил себе большой стакан бурбона.

— Ты дрожишь. Здесь наверняка есть одеяла или еще что-нибудь в этом роде.

Кэрри нашла в шкафу в спальне одеяла и два махровых халата, совершенно одинаковых. Она переоделась в халат; он едва доходил ей до колен. Джейку он придется до середины бедра.

Когда она вернулась в гостиную, Джейк, по-прежнему в своем костюме-тройке, стоял у огня. Кэрри протянула ему второй халат.

— Тебе он будет короток, но вполне сойдет.

Зачем она это делает? Поддразнивает его, в очередной раз пытаясь проникнуть в его тайну.

Джейк взял у нее халат и пожал плечами.

— Моя одежда почти высохла, пока я стоял у огня.

Кэрри взглянула на его совсем еще мокрый костюм — ее огорчила откровенная ложь Джейка. Она присела на диван. Она так надеялась, что на этот раз им удастся поговорить откровенно. Джейк и сам этого хотел. Правда, более полугода назад. С того времени что-то произошло. Между ними встала новая тайна.

Она сделала еще глоток бренди. Новая волна тепла и уверенности в себе ее согрела, но вместе с уверенностью пришла злость. Она сидит, закутанная в нелепый банный халат, потому что Джейк велел ей снять мокрое платье, а сам он и не подумал переодеться из-за своей тайны.

— Я знаю о твоей ноге, — заговорила она и заметила, как сразу напряглось лицо Джейка. — То есть знаю, что с ней что-то неладно. Мне никто об этом не говорил, но за все годы нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы ты бегал, не видела тебя в шортах. Иногда ты прихрамываешь. И еще… — Она умолкла.

— Что же еще?

— Еще… — Кэрри сделала глубокий вздох. Воспоминание было очень интимным, но ведь это их общее воспоминание. — Я кое-что почувствовала в тот день, когда так глупо расшумелась по поводу антивоенного митинга.

«Когда ты меня обнял и поцеловал», — добавила она про себя.

Кэрри смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она не хотела говорить Джейку, сколько раз бессонными ночами она строила самые ужасные предположения о его недуге. Саркома, из-за которой ему отняли ногу… Все последние месяцы она страшилась, что опухоль дала метастазы. В легкие, потому что Джейк теперь то и дело покашливает. Она боялась, что он умирает.

Он прочитал в ее взгляде невысказанную тревогу и разозлился на себя за то, что ей приходится за него тревожиться.

— Кэролайн, нога у меня искалечена. С детства, из-за несчастного случая. Выглядит безобразно, да и работает неважно. Однако… — Он подошел к ней и ласково коснулся ее щеки. — Однако это не смертельно.

Он с горечью улыбнулся. Меньше всего он хотел, чтобы именно Кэрри узнала правду о его ноге, пока он сам не решится ей рассказать. Но она заметила, да, Кэрри должна была заметить. И встревожилась понапрасну.

— Тогда сними свой мокрый костюм, — прошептала она, и это был вызов: докажи, что мне не о чем беспокоиться.

Джейк налил себе еще бурбона, добавил бренди в стакан Кэрри и вышел из комнаты. Кэрри подготовила себя к тому, что увидит нечто безобразное, но когда и вправду увидела ногу Джейка, это ее ошеломило. Она нахмурила брови.

— Это не несчастный случай в детстве.

Даже в разгар войны в таких случаях освобождали от военной службы. Джейк не прошел бы комиссию.

— Нет.

— Это случилось во Вьетнаме?

— Да.

— Расскажи.

— Нет.

— Господи, Джейк, ведь я взрослая женщина. Не крошка Кэрри, которую любой ценой надо уберечь от жестокой правды жизни. Я устала от нашей половинчатой дружбы, в которой столько притворства. Как ты можешь позволять людям тебя любить и платить им за это ложью и скрытностью?

— Может быть, — очень медленно и задумчиво заговорил Джейк, — я просто боюсь, что если люди, которые меня любят, узнают, какой я на самом деле, они перестанут меня любить.

— Это глупо и совсем по-детски.

«Кэрри, Кэрри, вспомни, как ты ужаснулась, узнав, что я был во Вьетнаме!»

— А может, я просто не хочу, чтобы меня любили.

— Тем хуже. Это еще глупее.

Джейк усмехнулся:

— Слишком много бурбона, Кэролайн. И слишком много воспоминаний. — Он посмотрел на нее, и Кэрри в который раз заметила промелькнувшее на его лице страдальческое выражение. — Что ж, если это так много для тебя значит, если ты чувствуешь, что не поймешь меня, не узнав моего прошлого, я тебе все расскажу.

— Начинай.

Кэрри забилась в угол дивана, как ребенок, готовый слушать любимую сказку. Она была убеждена, что все знает наперед: пресыщенный отпрыск богатой семьи, скучающий, легкоранимый, возможно, сильно переживающий неудачный школьный роман, бежит на войну. Бежит в поисках придуманных им самим приключений, а все это оборачивается бедой — тяжелым ранением, утратой иллюзий и горечью. Такая история вполне объясняет угрюмость и отчужденность Джейка.

Но он рассказал ей совсем другую историю. Правдивую. Рассказал о своем детстве, об изнуренных тяжелой жизнью родителях, о безымянных братьях и сестрах, о своей неграмотности, о безнадежности. Ту самую историю, которую когда-то рассказывал Джулии, только теперь она звучала гораздо красноречивее и эмоциональнее.

— Сколько у тебя братьев и сестер?

— Я не помню.

— Ты не возвращался туда?

— Нет! Зачем?

В самом деле, подумала Кэрри, зачем? Чтобы увидеть могилы родителей? Попытаться найти общий язык с братьями и сестрами, которые не поймут ни его слов, ни его жизни? Нет, ему незачем туда возвращаться. Но как он попал сюда?

Джейк все понял по ее глазам и продолжил. Он рассказал о своем знакомстве с Джулией, смягчив подробности их первой встречи: водитель в этом варианте был только ранен, убийца схвачен и арестован. Говорил, как Джулия согласилась учить его читать, писать и правильно говорить. Рассказал правду и о злосчастном уик-энде — почему он вернулся в казарму, почему пошел в бой, в котором был ранен шрапнелью.

— И ты решил, что случившееся с тобой — наказание за ваши с Джулией чувства? — предположила Кэрри.

— Я раздумывал над этим. Собственно говоря, мы обсуждали эту версию. Но кто наказывал меня за грех? Фрэнк? Посылая предполагаемого любовника своей жены на верную смерть? Нет, это исключено. Бог? Но Господь, можно сказать, отрекся от Вьетнама задолго до того сражения. Нет, то, что произошло со мной, необъяснимо.

Джейк рассказал Кэрри о газовой гангрене, о годе, проведенном в клинике, о мучительном лечении и о тщательном и строгом обучении, которым руководила Джулия.

— Джулия была безжалостна в стремлении дать мне образование, — сказал Джейк, и в его голосе прозвучала глубокая нежность. — Мы успели многое. Я получил диплом об окончании средней школы и поступил в Стэнфорд…

Он несколько минут просидел молча, погруженный в свои мысли. Потом пожал плечами и повернулся к Кэрри.

— Ну вот. Остальное ты знаешь.

Нет, она еще многого не знала и понимала это. Но скорбная исповедь стоила Джейку большого напряжения — лицо у него было совершенно измученное. Он сообщил ей лишь голые факты своего прошлого, без их нравственной или просто эмоциональной оценки. Так сказать, одни наметки.

— Ты продолжаешь встречаться с Фрэнком и Джулией? — спросила Кэрри самым невинным тоном.

— Фрэнк умер, когда я учился на втором курсе, — ответил Джейк и, помедлив, добавил медленно и раздельно: — Он оставил мне половину своего состояния.

Его голос дрогнул, и стало ясно, что деньги для него мало что значат. Истинным наследием Фрэнка были и оставались его любовь к приемному сыну и гордость за него.

— Что касается Джулии, — продолжал Джейк твердо и чуть насмешливо, — то она, как обычно, пребывает в состоянии междубрачия. Но я постоянно думаю о том, сколько терпения она проявила, пытаясь чему-то меня научить.

— Пытаясь? Боже милостивый, Джейк, она добилась успеха. Это, должно быть, замечательная женщина.

— Замечательная. Только избалованная. Порой неприятная. Но замечательная, это так.

— Но ведь она все свое время отдавала тебе! — запротестовала Кэрри. — Это настоящая самоотверженность.

Она тут же вообразила самоотверженную, наивную, ласковую женщину, полную материнских чувств.

— Это был величайший проект в жизни Джулии. Потребовались весь ее талант и энергия. То был тяжкий труд, но Джулии льстило оказаться в положении Пигмалиона, ощутить себя творцом, способным создать человека.

— Идеального человека? В полном соответствии с ее воображением? — спросила Кэрри, которую немного позабавили слова Джейка — странная смесь любви, гордости и неприятия.

— Не думаю! — Джейк рассмеялся. — Но ей нравилось, что я выгляжу респектабельно и могу ходить. Моя любовь к театру, литературе и музыке врожденная, как и у нее. А поскольку Фрэнк не любил искусства, я стал спутником Джулии. Идеалом человека и мужчины был для нее Фрэнк.

— Ей, должно быть, тебя не хватает. До сих пор не хватает, — повторила Кэрри, воодушевленная выпитым бренди.

— В ее кругу образованных людей хоть отбавляй. Если Джулии кого и не хватает, так того неграмотного, чувственного, диковатого семнадцатилетнего изгоя, которого она подцепила во Вьетнаме. Но его больше нет.

Нет, Джейк ошибается, подумала Кэрри. Тот юноша скрывается под покровом культуры, образования, внешней элегантности, он живет в глубине его души.

Через несколько минут Джейк, пошевелив дрова в камине, подошел к окну.

— Дождь кончился, — произнес он самым обычным, будничным тоном, повернулся и посмотрел на Кэрри, которая, дрожа, съежилась под одеялом и казалась ему неимоверно маленькой и хрупкой.

— Ты замерзла? Дать тебе второе одеяло?

— Нет, не надо, мне тепло.

Она и в самом деле дрожала не от холода, а от того, что сильнее, чем прежде, ощутила свою непричастность к жизни Джейка. Она никогда еще так его не хотела. Им ведь довелось не часто общаться: несколько обедов, несколько писем, несколько прикосновений, два поцелуя. Ничего существенного. Ничего, подумала Кэрри, что можно было бы соизмерить с годами, проведенными им с Джулией. Ничего, что можно было бы сопоставить с чувствами, которые Джейк испытывал к Джулии и Фрэнку.

В жизни Джейка были и есть люди, которых он глубоко любит, с которыми старается встречаться. Кэрри не из их числа. Джейк никогда ей не лгал; она сама себя обманывала. Кэрри безуспешно попыталась сдержать слезы.

— Кэролайн, что с тобой?

Он сел рядом, ласковый, встревоженный, каким мог быть брат, Стефан.

— Ничего, — прошептала она. — Ничего серьезного. Просто глупость.

Она попыталась улыбнуться, но слезы не унимались.

— Господи, Кэролайн, чем я вызвал твои слезы?

— Я сама виновата, Джейк. Я просто глупая девчонка.

— Вряд ли это так, — с нежностью проговорил он.

И поцеловал ее. Вовсе не братским поцелуем. Поцелуем возлюбленного — жарким, требовательным, нежным, бесконечным. Кэрри закрыла глаза. Минуту или час, или целую жизнь длился этот поцелуй, а когда он кончился, оба лежали на диване в объятиях друг друга, скромно и целомудренно закутанные в свои халаты. Джейк посмотрел на Кэрри и ласково провел пальцем по ее щеке и вокруг рта.

Взгляд у него был задумчивый, любящий, но тревожный.

«Он хочет мне что-то сказать, — подумала Кэрри, замирая в ожидании. — Он пытается принять решение».

Джейк молча привлек ее к себе, прижался к ней всем телом. И почувствовал биение ее сильного молодого сердца. Точно так же билось другое молодое сердце, но умирающее. Сердце камбоджийского капитана. Джейк попытался прогнать эту мысль и сосредоточиться на Кэрри, на их будущем.

— Возьми меня, Джейк, — шепнула Кэрри.

Она вдруг ощутила, как напряглось его тело и на секунду остановилось дыхание. Сердце Кэрри все так же сильно билось у самой его груди. И с каждым ударом ощутимее оживало воспоминание о той жизни, которую он недавно отнял. «Нет, ты не можешь ею овладеть. Ты ее недостоин».

— Нет!

Он высвободился и сел на край дивана.

— Нет? — удивленно спросила Кэрри слабым голосом, словно не поверив услышанному. Она отодвинулась в угол дивана и посмотрела на Джейка совершенно беспомощным взглядом, но почти тотчас же вскипела от негодования: — Что значили твои письма, Джейк? Что значила открытка из Амстердама? Почему ты мне позвонил и сказал, что тебе нужно со мной поговорить, что у тебя есть для меня какая-то вещь? Все это было ложью, Джейк?

Странность их взаимоотношений не укладывалась у Кэрри в голове. Джейк писал ей все эти слова, он подарил ей ожерелье. И он ее поцеловал. Быть может, он сознательно вводил ее в заблуждение? Или что-то изменилось?

— Нет, — ответил Джейк, и за этим коротким словом последовала долгая пауза. — У меня была одна вещь для тебя, но ее у меня украли.

Невероятная горечь прозвучала у него в голосе. Украли гораздо больше, чем кольцо. Украли его надежды и мечты.

— Украли? — словно эхо откликнулась Кэрри.

— Все изменилось, Кэролайн. Но я никогда тебе не лгал и не хотел причинить боль.

Джейк вышел из комнаты и вскоре вернулся уже в костюме. Он подождал, пока оденется Кэрри. Они молча шли по сырому лесу. Небо было серое, плоское и унылое. От нагретой земли поднимался пар. Аромат влажных после дождя роз стоял в вечернем воздухе.

Кэрри пыталась разобраться в своих чувствах, в нелепой смеси гнева, унижения и раскаяния. И еще ненависти, которой ее научили несколько лет назад Джейк и Меган.

— Мне очень жаль, Кэролайн, — нарушил молчание Джейк, когда они подошли к дому.

— Не стоит сожалений! — отрезала она, и ее слова прозвучали как выстрел.

Джейк не произнес больше ни слова.

Во время грозы гости укрылись в доме, но с тех пор прошло уже несколько часов, и теперь почти все разъехались, однако появилась и новая гостья.

— Приехала Меган, — сообщила Бет, едва увидев Джейка и Кэрри.

Бет сама настояла на приглашении Меган, но сейчас ее слова прозвучали далеко не восторженно. Стефан впервые за всю неделю предсвадебных увеселений выглядел подавленным.

К черту эту Меган, подумала Кэрри. Как это бестактно! Но ничего не поделаешь, ее пригласили.

— Где она? — спросила Кэрри.

— Ее комната рядом с твоей. А комната Джейка в конце того же коридора. Если ты хочешь повидать Меган, то заодно можешь проводить Джейка до его комнаты. Джейк, у тебя совершенно измученный вид.

— Пустяки. Мне просто надо немного отдохнуть. Когда вы снова ждете гостей? — вежливо спросил Джейк без особого энтузиазма.

— Ужин в десять. Коктейли подадут в гостиной в девять.

Джейк кивнул и последовал за Кэрри по широкой лестнице с перилами. На пути к его комнате они должны были пройти мимо комнаты Меган.

— Меган?

— Кэрри! — Меган появилась в дверях. Кэрри была поражена тем, как прекрасно она выглядит — совсем по-прежнему. — И Джейк! Что с вами? Вы похожи на двух промокших несчастных котят. Заходите!

Меган крепко обняла Кэрри и чмокнула Джейка в щеку, несмотря на его явное сопротивление.

— Не ожидала встретить тебя здесь, Джейк. Я очень рада.

Меган долго сомневалась, стоит ли ехать на свадьбу. Но в последний момент, подогреваемая отличными отзывами о ее игре в недавно вышедшем на экраны фильме, решилась. Присутствие Джейка пришлось очень кстати.

— Я не особенно рассчитывал попасть сюда, потому что был за границей.

— И как обычно, недосягаем. Кэрри, как ты считаешь, чем занимается Джейк в этих загадочных путешествиях за тридевять земель?

Кэрри только пожала плечами. Ее это больше не касалось.

— Я, пожалуй, пойду к себе и вздремну. Мы еще увидимся, — устало произнес Джейк и ушел.

— Что это с ним?

— Наверное, устал.

— А ты? Что с тобой?

— Так, житейские неприятности. — Кэрри вымученно улыбнулась. — Вообще-то мне тоже стоит вздремнуть. Увидимся вечером.

Меган и Кэрри спускались к ужину вместе.

— Ты не рада моему приезду?

— Это зависит от того, как ты себя поведешь, — честно сказала Кэрри.

— Ты же знаешь, что меня пригласили. И я считаю, что должна была приехать. Иначе Бет решит, будто я не явилась из-за того, что она в конце концов заполучила Стефана. Эта мысль для меня просто невыносима. Она, видите ли, приобрела, а я потеряла.

— Меган! Ты не потеряла Стефана, ты его бросила! — огрызнулась Кэрри, до сих пор не простив Меган то, как она поступила со Стефаном.

— Ладно, пусть так. Теперь это дело прошлое. Я была немного удивлена, что они меня пригласили.

Они не приглашали, подумала Кэрри, это сделала Бет.

Ужин проходил в узком кругу. Кроме новобрачных, присутствовали родители Бет, родители Стефана и Кэрри, Джейк, Кэрри и Меган.

— Когда ты защищаешься? — спросил Джейк у Стефана.

— В июне будущего года.

— У тебя есть какие-то планы?

— Да, я поступаю в одну из юридических контор в Бостоне. Потом целое лето буду готовиться к получению лицензии на право заниматься адвокатской практикой.

— Фирма, в которую он поступает, лучшая в Бостоне, — с откровенной гордостью добавила Бет.

— В какой области ты собираешься практиковать? — задала вопрос Меган, стараясь говорить как можно непринужденнее.

В свое время они часто это обсуждали, сидя вечерами на крыльце домика в Сан-Грегорио и глядя, как солнце опускается в синие воды Тихого океана, или же во время неторопливого обеда в Сан-Франциско, или в постели, после любовных ласк.

— Я буду заниматься юридическим оформлением контрактов.

Стефан с вызовом посмотрел на Меган. Оба знали, что это совершенно иное решение, чем то, к которому они пришли когда-то. Стефан отказался от планов стать общественным защитником в суде, и Меган могла усмотреть в этом влияние Бет, которая убедила Стефана заняться более выгодным и престижным делом.

Однако это было неправдой. Бет поддержала бы любой выбор, сделанный Стефаном. Меган, а не Бет повлияла на его решение. Меган бросила Стефана, а он отказался от их совместных планов. За столом воцарилось неловкое молчание; в конце концов его нарушил Стефан, обратившись к Джейку:

— Джейк, ты виделся с Джулией во время этой поездки? Джулия — друг семьи Джейка, — пояснил он остальным. — Весьма богатая женщина из высшего света.

Джейк украдкой бросил взгляд на Кэрри, но та не подала виду, что имя ей знакомо. Меган слегка приподняла брови: она ничего не слышала о Джулии.

— Да, я ее видел. Она сейчас живет в Монте-Карло.

— А ты с ней знаком, Стефан? — вежливо спросила Кэрри.

— Я всего лишь однажды с ней встречался, но эта женщина незабываема, — ответил тот.

— Кстати, о незабываемом, — заговорила Меган и, подождав, пока всеобщее внимание не обратится на нее, продолжала: — Я бы охотно послушала о новом шоу Кэрри. Отзывы в прессе самые лестные, а отрывки, которые я видела, просто восхитительны.

— Я слышал, ты стала звездой, — заметил Джейк.

Кэрри на него уставилась. Откуда он знает о шоу? Ведь он был в отъезде. Кто мог ему рассказать? И внезапно ее как громом поразило. Джулия Спенсер это и есть Джулия Джейка. Та самая Джулия, которую Кэрри пригласила выступить в шоу. Красивая богатая вдова знаменитого генерала, основавшая после смерти мужа фонд реставрации архитектурных памятников. Та самая Джулия, которая вначале с охотой приняла предложение Кэрри, а в последнюю минуту от него отказалась без всяких объяснений. И Джейк, разумеется, об этом знал. Вероятно, он и отговорил Джулию выступать.

«Ненавижу тебя», — подумала Кэрри.

— Это замечательное шоу, Джейк. Кэрри в нем хозяйка и каждый раз принимает одного или двух гостей — знаменитостей, политиков, репортеров и так далее. И она просто разговаривает с ними, так, как может она одна, а они рассказывают ей о том, о чем никому другому в жизни не рассказали бы. Да, у нашей Кэрри особый дар, — с гордостью сказал Стефан.

Кэрри покраснела. Она не воспользовалась своим талантом ни в этот день, ни прежде, пытаясь добиться, чтобы Джейк рассказал о себе. Что он теперь о ней подумает? Тут она вспомнила, что это уже не важно.

— Стефан, я вовсе не торгую сплетнями!

— Разумеется, нет, в этом-то и все дело! Именно поэтому твое шоу так интересно. Оно честное, откровенное и разумное, как ты сама. Это не развлечение, а общение, вот в чем его уникальность.

— Мы по-настоящему тобой гордимся, Кэрри! — воскликнула Меган.

— Спасибо на добром слове. Если ты немного пробудешь в Нью-Йорке… — начала Кэрри, но Меган ее перебила:

— Не в этом дело, дорогая. А что касается Нью-Йорка, то у меня плохие новости. Как раз перед ужином я говорила по телефону со своим режиссером. Боюсь, мне придется лететь в Нью-Йорк первым же утренним рейсом. Нужно повторить некоторые неудавшиеся куски новой радиопостановки и сделать это до конца недели. Мне очень жаль.

Как только Меган увидела Бет и Стефана вместе, она поняла, что они счастливы. Поняла она и другое: надо уехать, потому что ей больно на них смотреть. Ей это не пришло в голову из-за того, что говорила ей Кэрри. Та, при всей своей любви к Бет, считала брак с ней Стефана большой ошибкой.

Кэрри была не права. Возможно, потому, что Бет и Стефан выглядели совершенно не так, как Стефан и Меган, когда любили друг друга. Они держались спокойно — никаких явных проявлений привязанности, никакой аффектации или восторженности. Но Меган хорошо знала Стефана, лучше всех. И как только она его увидела, то поняла, что он счастлив, искренне, до глубины души. Это было ясно и по выражению его глаз. Стефан любил.

Он любил Бет. Возможно, это не было ясно Кэрри, зато болезненно очевидно для Меган. Стефан уважал Бет и восхищался ею. И любил ее.

Меган почти сразу поняла почему. Бет очень изменилась. Чопорная южная красотка исчезла, а ее место заняла непосредственная и естественная красавица. Бет больше не нужно было скрывать свой ум. Она была любима мужчиной, который восхищался всем в своей невесте. Гордился ее красотой, ее умом, ее сексуальностью.

В другое время, в другом месте и при других обстоятельствах Меган полюбила бы эту новую Бет и восхищалась бы ею. Но не здесь. Не на торжествах по случаю свадьбы Стефана и Бет.

Меган, собираясь в дорогу, приготовилась жалеть их за ту ошибку, которую они совершают. Между Бет и братом Кэрри не может быть ничего даже отдаленно похожего на то, что было у нее со Стефаном, пусть и в прошлом. Но, увидев их вместе, она поняла, что жалеть ей некого, кроме самой себя.

Кэрри ушла к себе сразу после ужина. Села за старинный письменный стол и принялась писать — яростно и блестяще, как писала как-то однажды в ноябрьскую ночь. На этот раз никто, кроме нее, этого не прочтет. Она сохранит написанное на память, чтобы читать и перечитывать, если ей придет в голову помечтать о Джейке, о верности и честности.

Через несколько часов она услышала, как хлопнула соседняя дверь. Должно быть, вернулась Меган.

Кэрри вышла в коридор и постучалась к ней. Меган приоткрыла дверь. Она переоделась в изумрудно-зеленый шелковый халат.

— Кэрри!

— Я только хотела сказать… Мне жаль, что ты считаешь нужным уехать, но ты вправе поступать как знаешь. Я бы многое отдала, чтобы улететь тем же рейсом, что и ты.

— Зачем? Слушай, заходи. Джейк и я…

Меган распахнула дверь.

Джейк стоял у окна, его лицо было в тени. Он снял вечерний костюм и переоделся в более удобные коричневые брюки и рубашку с открытым воротом. Ситуация была ясной как день. Меган и Джейк в тайне от всех договорились встретиться наедине, из благоразумия и осторожности.

Джейк приветствовал появление Кэрри коротким кивком. Она не ответила, желая одного: как можно скорее убежать из этой комнаты.

— Я как раз рассказывала Джейку о своем шикарном жилище. Мне не удалось уговорить Кэрри переехать туда вместе со мной, — объяснила Меган, повернувшись к Джейку.

«Мне это не по карману, — подумала Кэрри. — И я люблю жить одна».

— И твоим соседом собирается стать Джейк? — спросила Кэрри так, словно того не было в комнате.

Почему бы и нет? Меган была ее соседкой, потом жила со Стефаном. Почему ей не жить теперь с Джейком?

— Нет, — ответил Джейк, глядя на Кэрри, но она отвела взгляд.

— Я хочу, чтобы он купил другую квартиру на той же крыше. Зеркальное отражение моей. Хорошо иметь соседом знакомого.

— Разве Джейк переезжает в Нью-Йорк?

Меган переводила взгляд с Джейка на Кэрри. Их враждебность была почти физически ощутимой. Что происходит?

— Я собираюсь поселиться в Нью-Йорке, — произнес Джейк без всякого выражения.

— Это замечательно, — саркастически ответила на это Кэрри и обратилась к Меган: — Нынче был долгий день. Приятно с вами пообщаться, но я очень устала. Увидимся в Нью-Йорке в ближайшее время.

Кэрри спала урывками. Через несколько часов, когда неяркий утренний свет наполнил ее комнату, Кэрри услышала, как дверь из соседней комнаты в коридор отворилась и снова захлопнулась.

Глава 19

Мысль обзавестись собственным домом все настойчивее овладевала Джейком. Это было частью его мечты и, быть может, единственным, что он еще мог сохранить. После покупки на базаре в Джидде восточного ковра в зеленых, кремовых и синих тонах он приобрел другие ковры, а также мебель, картины, скульптуры и вазы со всех концов света. После каждой покупки, сообщая торговцу адрес складской компании в Вашингтоне, Джейк обещал себе, что когда-нибудь он непременно обзаведется спокойным, мирным домом для своих сокровищ.

Воплотить другую мечту, как он понял после случившегося в Хьюстоне, не удастся. Ему придется коротать мирные и спокойные дни в одиночестве.

Квартира была новой, из нее открывался вид на весь город. Джейк колебался, стоит ли селиться в непосредственном соседстве с Меган, но колебания оказались недолгими. Положительные доводы перевесили отрицательные.

Меган с интересом, не лишенным скептицизма, наблюдала за тем, как он выбирает драпировки и ковры. Толстые, пушистые ковры кремового цвета, тяжелые шелковые шторы в пастельных тонах.

— Не кажется ли тебе, мой друг, что все эти нежные оттенки неуместны в мужских апартаментах? — поддразнивала Меган.

— Побереги свой скептицизм до тех пор, пока не увидишь результат, — твердо отвечал Джейк.

Через месяц он пригласил ее на новоселье. Украшенный его коврами, его вазами, его мебелью, его картинами, пентхаус превратился в жилище, которое могло принадлежать только Джейку.

— Мне очень нравится! — воскликнула Меган. — Что скажет Кэрри, когда увидит? Все просто очаровательно. Посмотришь, тебе не захочется отсюда уезжать.

Джейк улыбался. Он был очень доволен. Это самый лучший дом для него. Именно о таком он и мечтал.

Но Кэрри никогда его не увидит.

В следующие три месяца Джейк покидал свое убежище дважды: вместе с Меган ездил в имение Найтов в Коннектикуте на второй день рождения их дочки Стефани и присутствовал на спектакле с участием Меган. Все остальное время он провел дома и не страдал от одиночества. Его посещали бизнесмены, видные юристы и экономисты, президенты корпораций. Джейк занимался биржевыми операциями. Вежливо выслушивал предложения представителей крупнейших компаний принять на себя управление их заокеанскими концернами. И Джейка, и Стюарта это не удивляло: дела большого бизнеса и правительственных кругов, дела политиков и военных во все времена тесно переплетались. Некоторые предложения привлекали Джейка, и он обещал, что через некоторое время даст знать о своем решении.

Джулия приезжала к нему на неделю, и в это время Джейк никого не принимал.

Меган появлялась регулярно. Она всегда звонила первой. Таковы были правила Джейка. Впрочем, иногда и он звонил. Случалось, что она проводила у него ночь.

— Какого черта ты творишь со своей жизнью? — спросила Меган через неделю после Рождества.

— Я отдыхаю, — ответил он, и это было правдой.

После Камбоджи его постоянно беспокоила нога, но в последнее время боли заметно уменьшились. Джейк был полон оптимизма. Если он понадобится Стюарту во время мирных переговоров на Ближнем Востоке, то он готов и вполне может поехать.

— Неужели только отдыхаешь?

— Обдумываю кое-что на досуге.

Он ждал. Ждал, когда позвонит Стюарт. До тех пор не было возможности осуществлять какие бы то ни было планы. Если же его услуги понадобятся, все задуманное придется отложить на потом. Только будет ли оно, это «потом»?

— Ты кажешься невероятно благодушным.

— А я такой и есть.

Сейчас его судьба от него не зависела.

— Ты смотришь шоу Кэрри?

После Хьюстона попытки Меган поговорить с Кэрри о Джейке — и наоборот — были безуспешны. И Кэрри неизменно отказывалась от приглашений Меган посетить ее жилище.

— Иногда.

— Сенсационно, не правда ли?

— Угу.

— Что происходит между тобой и Кэрри?

— Ничего!

— Ты можешь мне рассказать, что случилось?

— Нет.

Стюарт позвонил шестого февраля.

— Ты нам нужен, сынок.

— Хорошо.

— Это опасно, Джейк.

— Я понимаю.

— Ты можешь быть у нас в понедельник?

Разговор происходил в четверг.

— Да.

Джейк повесил трубку и нашел номер телефона, который он переписал из записной книжки Меган. Он медленно и вдумчиво набирал цифру за цифрой.

— Кэролайн?

Кэрри сразу узнала этот голос. Полгода прошло с того дождливого вечера в домике для гостей в Хьюстоне. Полгода, и все это время она старалась не думать о Джейке и если вспоминала, то лишь о его жестокости, пренебрежении и обмане.

— Да.

Кэрри разозлилась на себя за то, что сердце у нее неистово забилось, едва она услышала этот голос, и в это мгновение она была готова его простить. Всей душой она хотела спросить: «Как ты, Джейк?» — но разум подсказал, что он только снова причинит ей боль. И Кэрри сделала вид, что не узнала Джейка.

— Это Джейк.

— А, привет.

— Я позвонил в неудобное время? Ты занята?

— Да нет, не очень.

Кэрри испытывала страшную слабость. Буря эмоций разразилась в ее душе. Как она его ненавидит! Как она счастлива его слышать! Но тем не менее она твердо решила оставаться хоть и вежливой, но холодной как лед и совершенно равнодушной.

— Ты не хотела бы пообедать со мной сегодня вечером?

— Нет.

— Можем мы увидеться до конца этой недели? — спросил он, уже сознавая, что она не хочет вообще с ним видеться.

— Нет, — почти прошептала Кэрри, и слезы выступили у нее на глазах; говорить она больше не могла.

Джейк тоже молчал, но не опускал трубку.

— Кэролайн, — начал он очень нежно, — я сожалею о том, что произошло в Хьюстоне. Я не хотел тебя обидеть. Именно тебя больше чем кого бы то ни было я никогда бы не хотел обижать.

«Но я постоянно это делаю, — подумал он. — Чтобы защитить себя, я причиняю боль тебе».

— Джейк, это не имеет значения. Все кончено. — Голос у Кэрри был твердый, она собралась с силами и добавила как можно спокойнее: — Мне пора уходить, Джейк. Всего хорошего.

Она надавила на рычаг, но не выпускала из рук трубку, словно в ней оставалась частица Джейка. Кэрри плакала.

«Мне придется с этим примириться», — размышлял Джейк. Ему стало ясно, что Кэрри его ненавидит. Совсем иначе он представлял себе их прощание. Потому что собирался повидаться с ней в последний раз… «Нет, вовсе не так, — возражал он себе, — потому что я хочу избавить ее от страданий». И у него остался последний шанс с ней поговорить. Последнее задание Джейка Стюарт назвал опасным, и голос у него звучал встревоженно. А Джейк думал о боли в ноге, которая переместилась в точку, где к суставу прикреплялось сухожилие, удерживающее мышцы бедра. Было ясно, что оно скоро оторвется от кости. Это лишь вопрос времени. Если соблюдать осторожность, Джейк успеет выполнить задание, но потом…

Следующие два часа Джейк возился с укладкой вещей и другими приготовлениями к отъезду. Оставил записку для Меган. Уведомил своих поверенных. Написал письмо Джулии.

За эти два часа он принял решение. Чего бы это ни стоило, при любых обстоятельствах он должен повидать Кэрри. И добьется своего. Заставит себя выслушать.

Звонок в дверь ее удивил и внезапно вернул к действительности. Часы, прошедшие после телефонного разговора с Джейком, она провела в трансе, без мыслей и эмоций. Кэрри огляделась и не узнала свою квартиру в наступивших сумерках. Она включила лампу, протерла глаза и заковыляла к двери на онемевших от долгого сидения ногах.

— Кто там? — спросила она.

На двери не было глазка.

— Джейк.

Он тоже был не в себе. Голос Кэрри его потряс. «Вот я здесь, — подумал он, — и она дома». Плана у него не было. Никаких заранее заготовленных речей. Все придет само собой. Если Кэрри откроет дверь.

Она открывала медленно, словно противясь своей зависимости от него, которая возрастала с каждым поворотом ключа в замке.

— Привет, — произнесла она слабым голосом, отводя взгляд.

— Можно войти? — спросил он и прислонился к двери, потому что после подъема по лестнице у него болела нога.

Он посмотрел ей в лицо, такое грустное, напряженное, измученное. Кэрри по-прежнему от него отворачивалась. Не отвечая на вопрос, она широко распахнула дверь и жестом предложила ему войти.

— Ты хромаешь, — сказала она ему в спину, и ее голос наконец ожил — от беспокойства за него.

— Немного.

Он обернулся, и их глаза встретились. Джейк протянул руку, но не двинулся с места. Он не хотел ее напугать.

Кэрри двинулась к нему — медленно и робко. Она не могла не заметить, не могла неверно истолковать выражение его глаз. Он ее любит. Наконец-то! Теперь она в этом не сомневалась. Кэрри была не в состоянии рассуждать.

— Кэролайн, — прошептал он и заключил ее в объятия.

Он целовал ее, вначале осторожно, потом страстно. Кэрри отвечала самозабвенно и порывисто, а он все повторял шепотом ее имя.

Джейк отвел ее в спальню. Бережно и нежно раздел и разделся сам. Лег рядом с ней, взял ее лицо в свои ладони и посмотрел на Кэрри полными любви глазами, в которых не было даже тени сомнений. Он знал, что сегодня биение сердца Кэрри не вызовет в его памяти призраков и ночных кошмаров — он этого не допустит. Эта ночь принадлежит Кэрри, и она должна быть прекрасной.

Их глаза встретились. Они выражали любовь и желание. Но в чудесных голубых глазах Кэрри отражались еще смятение и страх.

— Милая, что с тобой?

Кэрри отвернулась, едва он заговорил.

— Я никогда… — Она замолчала, не в силах ему сказать.

— Никогда что? — Он произнес это ласково, обеспокоенно, явно ничего не понимая.

Кэрри помотала головой. Он вряд ли мог такое предположить. Но через несколько минут все равно узнает. Ее ответ был едва слышен, но она знала, что Джейк услышал ее слова, так как его тело вдруг напряглось.

— У меня никогда не было мужчины…

— Никогда? — повторил он, пораженный; у него не было сомнений насчет Майкла, и он полагал, что были и другие.

Джейк взглянул в широко открытые, доверчивые, невинные голубые глаза, и они сказали, что она принадлежит ему, и только ему одному.

— А сейчас ты хотела бы этого?

— Да, — ответила она тихо и твердо.

Джейк крепко прижал ее к себе, чувствуя тепло и мягкость ее тела. И напряжение — Кэрри немного боялась. Джейк молча ее обнимал. Он так сильно ее любил и жаждал близости. Но больше всего он хотел, чтобы она познала всю силу его чувства и поверила в него, прежде чем он ею овладеет, чтобы их физическая близость стала чудесным подтверждением их глубокой любви, долгим напоминанием о радости и наслаждении. Такого могло и не случиться после первого сближения.

Будь у них побольше времени!

— Я люблю тебя, Кэролайн, — сказал он.

И ощутил, как подействовали на нее его слова. Напряжение как рукой сняло, и Кэрри крепче прижалась к нему. Страх в ее глазах сменился желанием, страстным и бесстрашным. Кэрри нашла своими мягкими, чувствительными губами его губы.

Как долго и как часто мечтала она об этом, не веря в осуществление своих грез! Но теперь это стало реальностью, куда более чудесной и богатой, чем все ее мечты. Джейк рядом, и сила его рук, биение его сердца, тепло его губ, страстное выражение его глаз — все это говорит о его желании. И ее тело ему отвечает, отвечает естественно и беззаветно. Она хочет Джейка все сильнее и сильнее с каждым его поцелуем, с каждым прикосновением. Она хочет ощутить его в себе. Ей нужен он весь, вся его любовь…

— Я люблю тебя, Джейк, — успела выговорить она перед тем, как ее тело познало его.

Джейк продолжал держать ее в объятиях, нежно целуя, и Кэрри отвечала на его поцелуи с такой же нежностью. Ее девственность сделала их взаимное обладание особенно интимным, необычайным, единственным. Навсегда.

— Тебе не было больно? — спросил с беспокойством Джейк, слегка отстраняясь.

— Ничуть, — ответила Кэрри, снова привлекая его к себе. Близость, тесная связь, возникшая между ними, свет любви в его глазах — все это придало ей смелости; после долгих лет она могла наконец легко и свободно разговаривать с Джейком. — Я просто счастлива.

— Я тоже, — сказал Джейк.

Он продолжал молча держать ее в объятиях, навсегда запечатлевая в памяти малейшие подробности произошедшего между ними. Наконец он заговорил:

— Все эти годы… Моя одержимость тобой. Твоя… — Он умолк.

— …Одержимость, — быстро добавила Кэрри.

— Одержимость мной. Я просто не мог допустить, чтобы это кончилось, а ты так и не узнала, что я чувствую, что я чувствовал так долго. Я хотел, чтобы ты знала, что я хотел любить тебя, быть с тобой, обладать тобой с первой минуты нашего знакомства. Помнишь? Ты помнишь первый наш воскресный ужин в Стэнфорде?

— Толстушка Кэрри.

— Прекрасная, умная, наивная, юная Кэрри. Ты была полна оптимизма и надежд, так верила, что жизнь прекрасна.

— А ты знал, что это не так, что я витаю в облаках.

— Нет. Я верил, что у тебя все будет хорошо. Я хотел этого для тебя. И хочу до сих пор.

Джейк поцеловал ее в макушку и теснее привлек к себе.

— Но не с тобой, — прошептала Кэрри, глядя ему в глаза.

— Моя жизнь разбита, если не сказать больше. Я никому не принесу много счастья, особенно тебе. Как раз наоборот.

— Почему ты никогда не говорил об этом раньше?

— Меня удерживал главным образом собственный эгоизм. Я понимал, что если бы мы попробовали, то потерпели бы неудачу. А предложи я тебе, ты захотела бы попробовать. И я бы потерял тебя. Было время, когда я поверил, что это возможно…

— Когда, любимый?

— Ты знаешь. Открытка из Амстердама, мои письма. Я жил тогда нашим будущим. По глупости поверил, что оно возможно.

— Что же это разрушило, Джейк? Что произошло перед твоим приездом в Хьюстон и убило мечту?

Джейк грустно улыбнулся и дотронулся до щеки Кэрри.

— Я так сильно тебя люблю, Кэролайн! Ты так хорошо меня понимаешь. Слишком хорошо. Но в моей жизни есть нечто, о чем тебе не стоит знать. Потому что ты заслуживаешь лучшей доли. Ты можешь встретить человека, который, как и ты, полон оптимизма, верит в счастье. Зачем тебе просыпаться по ночам из-за моих кошмаров, страдать из-за перемен в моем настроении? Кэролайн, я боюсь ночи из-за призраков, которые являются мне, едва я закрываю глаза. Я видел слишком много ужасов. Я не хочу, чтобы ты о них знала. — Джейк помолчал, чмокнул Кэрри в кончик носа и добавил: — Ты заслуживаешь мужа, который будет гулять с тобой в обнимку, играть в теннис, танцевать с тобой, бегать наперегонки с вашими ребятишками и учить их ездить на велосипеде. А я скоро вообще лишусь своей уродливой ноги.

— Для меня это не имеет значения.

— Надеюсь. Но, Кэролайн, ничего путного у нас не выйдет. Будь довольна тем, что у нас было. Что бы ни случилось, продолжай жить своей жизнью. Обещай мне.

Что бы ни случилось… О чем он ей не рассказал? Он снова в отчаянии. Она должна обещать.

— Я обещаю, — сказала Кэрри и заплакала.

Джейк поцеловал ее мокрые глаза и обнял Кэрри так, чтобы она не видела его собственных слез.

— Я люблю тебя больше всего на свете.

— О Джейк, я люблю тебя!

Они снова отдались друг другу. И снова. Их близость была великолепной, нежной и самозабвенной.

Их разбудил телефон. В квартире царил мрак; темно было и на улице. Часы у кровати показывали одиннадцать. Кэрри потянулась за трубкой.

— Привет, Кэрри. Это Меган. Ты спала?

Подруга обычно звонила Кэрри поздно.

— Всего лишь задремала. Привет, Меган.

Джейк взял Кэрри за свободную руку и крепко ее сжал. Черт бы побрал эту Меган! И ведь хотел же ей сказать!

— Как насчет того, чтобы позавтракать вместе в воскресенье?

— Извини, не могу.

Был еще только четверг. Джейк мог уехать утром, а мог и сегодня вечером. Она не хотела строить планы заранее. И ей было приятно, что Джейк держит ее за руку.

— Скажи, Меган, что-то случилось?

— Нет, не совсем. Но я только что получила очень грустное прощальное послание Джейка и подумала, что надо бы собраться перед его отъездом. Хорошо бы вам наконец помириться. Кто знает, когда мы теперь увидим его снова?

— Мысль прекрасная, Меган, но я не смогу. Повидаемся как-нибудь на следующей неделе, ладно?

Кэрри повесила трубку и взяла руку Джейка в свои ладони.

— Далеко ли ты уезжаешь? Что тебе предстоит делать? Когда ты вернешься?

— Честное слово, не знаю, где я буду. Это выяснится только в понедельник в Вашингтоне.

— В Вашингтоне?

Джейк вздохнул. Он дал себе слово не лгать ей.

— После колледжа я работал на госдепартамент. Главным образом участвовал в торговых переговорах за океаном. — Джейк улыбнулся — как славно вот так с ней разговаривать! — Оказалось, что у меня к этому большие способности.

Кэрри понимала, что он говорит ей правду, но подслащенную и смягченную.

— Это не значит, что приходилось только сидеть в посольствах и попивать чай?

— Нет. Но я ведь не Джеймс Бонд. Вспомни, что я не слишком подвижен.

— И тем не менее это опасно?

— Всякое может быть. Но скоро всему конец. С ногой у меня неважно. И я почти уплатил долг Фрэнку.

«Что бы ни случилось». Эти слова Джейка внезапно ей вспомнились, и Кэрри похолодела.

— Но это задание, это последнее задание более опасно, не так ли? И поэтому ты здесь?

Так вот почему Меган была так озабочена его грустным прощальным письмом. Он может не вернуться!

— Да.

— Джейк, ради Бога, не езди!

— Я должен.

— Почему?

— Я уже тебе говорил. На этот раз во мне очень нуждаются.

Кэрри заплакала.

— Прости, но я не понимаю, почему мы не можем всегда быть вместе, как теперь.

— Любимая, это и есть наше всегда. Сейчас оно у нас единственное.

Джейк был серьезен. Он проклинал себя. Безумием было считать, что так он причинит ей меньше боли. Лучше бы она его возненавидела. Ненавистное забывается. А любимое…

Кэрри села и погладила Джейка по щеке.

— Когда ты уезжаешь?

— В Вашингтон — в понедельник утром.

— Когда ты уезжаешь от меня?

— В понедельник утром.

— Хорошо. У меня есть три с половиной дня на то, чтобы ты навсегда запомнил, как сильно я тебя люблю.

— Любимая, ведь мы ничего не предпринимали для того, чтобы ты не забеременела, — сказал Джейк однажды вечером.

— А зачем? Я хотела бы родить от тебя ребенка. — Она пристально взглянула на Джейка. Мгновение он казался озабоченным, а потом — обрадованным. — К сожалению, мы опоздали примерно на неделю. Кстати, я тебе не говорила, что Бет беременна?

— Уже? — Джейк рассмеялся. — И какой срок?

— Всего четыре месяца. Но они сделали ультразвуковое исследование, потому что Бет слишком уж располнела. Оказалось, что у нее близнецы!

Кэрри говорила с увлечением; Джейк подумал, что она сама станет со временем чудесной, любящей матерью, и испытал вспышку безотчетной ревности к ее будущему мужу.

— Я не думал, что Стефан хочет стать отцом.

— Почему ты так говоришь? — с удивлением спросила Кэрри.

— То есть я полагаю, что именно так он был настроен, пока учился в колледже. Наверное, сейчас он другого мнения.

— А я даже не знала, что он так думал. Он говорил тебе об этом?

— Нет, это Меган мне сказала, — ответил Джейк, припомнив рассказ Меган о том, как отнесся к проблеме деторождения Стефан, когда они вместе однажды на закате сидели на крылечке домика в Сан-Грегорио и наблюдали за игрой на пляже двух ребятишек с матерью.

Джейк вспомнил также, как безуспешно пытался убедить Меган, что слова Стефана вызваны его глубокой любовью к ней, поглощенностью своим счастьем, а вовсе не тем, что он вообще не хочет иметь от нее детей. Но тут он спохватился, что Кэрри смотрит на него озабоченно, удивленная его задумчивым молчанием, и поспешил заговорить:

— Я не предполагал, что Бет захочет рожать. Вот уж кого я не могу представить матерью.

— Думаю, она еще окончательно не определилась. Но Стефан просто в восторге. Быть может, их брак все-таки будет удачным.

— Я считаю, что Стефан все еще любит Меган.

— В самом деле? — бросила Кэрри, но не удивилась.

— Почему бы и нет?

— Потому что она ужасно с ним поступила, причинила ему невероятную боль… — Кэрри внезапно замолчала и добавила чуть погодя: — Впрочем, это общий недостаток семьи Ричардсов — любить вопреки страданиям и мукам.

— Поосторожнее с определениями, дорогая. Вряд ли это недостаток, — с улыбкой возразил Джейк.

— Когда ты на меня вот так смотришь, я теряю способность рассуждать здраво! — Кэрри закрыла глаза. — Ты считаешь, Стефан понимает, что до сих пор любит Меган?

— Дай он себе труд над этим задуматься, понял бы. Но это не в духе Стефана.

— А что хорошего, если бы он до этого додумался? Ведь Меган его не любит.

Глаза Кэрри были все еще закрыты, и поэтому она не увидела удивления на лице Джейка. «Она и знать ни о чем не знает, — с грустью подумал он. — А следовало бы. И Стефану тоже. Как жаль, что я не проявил тогда настойчивости, но теперь уже слишком поздно».

Глава 20

Три месяца спустя после отъезда Джейка Кэрри получила возможность несколько дней отдохнуть. Она ехала по зеленым весенним холмам из Нью-Йорка в Ист-Таун в Западной Виргинии и чувствовала себя счастливой.

Джейк уехал в тот февральский понедельник, оставив ей незабываемые воспоминания любви. И кое-что еще: крошечное чудо, которое росло в ней. Кэрри верила, что Джейк вернется к ней и их ребенку. А пока этого не произошло, она должна заботиться о себе и об их еще не родившемся чаде. И постараться узнать как можно больше о жизни Джейка.

Она решила начать с родительского дома в Ист-Тауне. На неторопливую поездку понадобится дня два. Кэрри по дороге отдыхала, регулярно питалась и хорошо спала. По мере приближения к Ист-Тауну пейзаж стал унылым. Современное ровное шоссе сменилось узкой, с выбитыми колеями дорогой. Округлые зеленые холмы уступили место голым каменистым склонам, лишь кое-где поросшим чахлым низкорослым кустарником.

Ист-Таун, о въезде в который сообщала покосившаяся и помятая табличка на придорожном столбе, представлял кучку полуразвалившихся домишек вокруг маленького, тоже весьма потрепанного временем и непогодой магазина. Тощие собаки, орущие грязные ребятишки и осунувшиеся, изможденные молодые женщины составляли население городка с сухими, пыльными улочками. Кэрри остановила машину у магазина, сделала глубокий вдох — и вошла.

В помещении атмосфера была такой же гнетущей, как и во всем городке. Здесь толклась группа детишек и женщин, громко разговаривающих между собой и с владельцем лавки. Едва на пороге появилась Кэрри, воцарилось молчание и все глаза устремились на нее. Она улыбнулась и сделала вид, что заинтересованно присматривается к замызганным мешкам с мукой, сахаром, пшеницей и кукурузой.

Потом она увидела ее — женщину, как две капли воды похожую на Джейка. Его мать? Но Кэрри помнила из рассказа Джейка, что его мать уже в двадцать пять лет была почти при смерти. Эта женщина, несмотря на изможденный вид, казалась молодой. Наверное, ей примерно столько же лет, сколько и самой Кэрри. То же болезненное, страдальческое выражение она порой замечала на лице у Джейка, но здесь оно было обычным, постоянным. Эта молодая женщина могла быть такой же красивой, как и ее старший брат. При здоровом образе жизни ее волосы стали бы шелковистыми, платинового оттенка, а темно-голубые глаза засияли бы, будь их обладательница хоть чуточку счастливее.

Кэрри подошла к женщине, не имея ни малейшего представления, с чего начать разговор. Что она скажет этой бедняжке? Простите, не было ли у вас пропавшего брата? Ах, был! Ну, так он стал мультимиллионером, он отец моего будущего ребенка, в известной мере герой войны. Но у него нет ни малейшего желания повидаться со своей родней.

— Привет, — произнесла она вместо всего этого. — Меня зовут Кэрри.

— Да, мэм.

— А вы кто?

— Эмили.

Кэрри поняла, что говорит с сестрой Джейка. Она назвалась репортером. Кажется, Эмили не поняла, что это значит, но это было не важно. Она не возражала против разговора с Кэрри. Он ей ничем не грозил.

Кэрри стала расспрашивать Эмили о ее семье. Все ли они живут в Ист-Тауне? Да, но их родители умерли. Сколько их всего, братьев и сестер? Шестеро. И все в Ист-Тауне? Пятеро в Ист-Тауне, один брат умер. Умер? Утонул в реке, уже давно. Наверное, тяжко было тому, кто нашел его тело? Тела не нашли. Как давно это было? Десять или двенадцать лет минуло с тех пор. Ему было шестнадцать, а ей тогда исполнилось девять. Как его звали?

Эмили широко раскрыла большие голубые глаза, в них вспыхнуло беспокойство, но тут же исчезло. Она не помнит его имени. Это случилось так давно.

В благодарность за потраченное время Кэрри подарила Эмили свой шелковый шарф. И уехала.

Слезы застилали ей глаза, когда она ехала из Ист-Тауна. Джейк правильно поступал, что не возвращался в родной город. Ему бы это причинило одно горе. Он никогда не смог бы ничего объяснить Эмили и остальным. Кэрри дала себе слово, что не обмолвится Джейку о своей поездке в Ист-Таун.

На следующий день, когда Кэрри ехала по Пенсильвании, она почувствовала болезненные спазмы. Вначале они были слабыми, как перед началом месячных, но потом усилились, и Кэрри вдруг осознала, к чему это может привести.

Этого не должно случиться, твердила она себе, и следующие шестьдесят миль старалась не замечать болей, но тут началось кровотечение.

Нет, нет, думала она со все возрастающим ужасом.

Свернула к мотелю. Надо только отдохнуть, и тогда все пройдет. Все будет хорошо.

Кэрри промучилась всю ночь, а наутро уже случился выкидыш. Через час боли и кровотечение прекратились. Она потеряла ребенка Джейка.

Кэрри вернулась в свою квартиру в Нью-Йорке в половине одиннадцатого вечера. Справилась на коммутаторе, не звонили ли ей. Может, есть известия от Джейка? На работу она должна была выйти только через три дня.

Звонила Меган. Звонил Стефан. Звонил Майкл.

— А еще звонил мистер Марк Лоуренс, — объявила телефонистка с торжеством в голосе, явно желая произвести грандиозное впечатление на Кэрри: Марк Лоуренс был ведущим вечерних теленовостей, знаменитостью и одним из самых желанных в Америке холостяков. Кэрри никогда с ним не встречалась. — Он сказал, что ему очень важно с вами поговорить. Я сообщила, что вы должны вернуться сегодня к вечеру. Он оставил номер своего телефона и просил связаться с ним, как бы поздно вы ни вернулись.

Энтузиазм и любопытство телефонистки были явными, но не заразительными. Вероятно, Марк Лоуренс хотел сам бы выступить в ее шоу или порекомендовать кого-то из своих знакомых. Вряд ли это что-нибудь важное, откуда Лоуренсу знать что-нибудь о Джейке?

Кэрри приготовила себе чашку чаю и легла. Она позвонит Лоуренсу после того, как выпьет чай. Или завтра утром. Она закрыла глаза и попыталась — безуспешно — не думать о своем погибшем ребенке.

Телефон зазвонил в полночь. Телефонистка сообщила, что мистер Лоуренс на линии. Он знает, что она дома.

— Я слушаю.

— Хелло, это Кэрри Ричардс? Говорит Марк Лоуренс. Вы уже спали?

— Да. Я уснула, прежде чем собралась вам позвонить.

Кэрри села на край постели, стараясь поскорее прийти в себя и сосредоточиться.

— Я прошу прощения, но мне совершенно необходимо с вами поговорить.

— Слушаю вас.

— Как вы знаете, я веду шестичасовые новости. Я решил, а отдел со мной согласился, что мне нужен соведущий. По-моему, вы и есть нужный нам человек.

— Что? — Кэрри несколько опешила. — Но ведь у меня нет опыта.

— У вас немалый опыт работы перед камерой, остальное приложится. Я уверен, что вы быстро освоитесь. Кстати, вы можете по-прежнему вести свое шоу.

— А почему вам понадобилось переговорить со мной именно сегодня?

— Это первый вопрос, который мы должны решать завтра с утра. Мне надо знать, заинтересовались ли вы моим предложением. Ну так как?

Заинтересована ли она? Сейчас ей просто безразлично. У нее нет сил думать о чем-либо, кроме гибели ребенка.

— Я не знаю, — вполне откровенно сказала она, вяло сознавая, что даже не испытывает признательности за то, что выбор пал на нее.

Марк, как она и подумала, это заметил.

— Вы здоровы?

— Не совсем. Извините. Время для разговора, к сожалению, неудачное.

— Могу я по крайней мере сообщить, что вас это предложение заинтересовало?

— Разумеется! — произнесла Кэрри, уже слегка улыбаясь.

— Стало быть, можно рискнуть и оставить место за вами, пока вы не будете знать точно? — поддразнил он Кэрри.

— То есть вы сами хотели бы знать, когда я дам ответ? Через два дня. Или к тому времени вы выберете кого-нибудь другого?

— Нет (потому что он им этого не позволит!). Могу я позвонить вам в пять часов во вторник?

— Конечно. Благодарю вас.

Марку Лоуренсу было сорок два года. Год назад он, после успешной работы за рубежом и в качестве корреспондента при Белом доме, стал ведущим в передаче вечерних теленовостей. В том же году он избавился от своей второй жены, сигарет и тридцати пяти фунтов лишнего веса. Прием алкоголя он превратил из обычного явления в редкое и, стройный и в меру мускулистый, облачался в невероятно элегантные костюмы, рубашки и галстуки.

В нынешнем году различные газеты и журналы объявили Марка одним из самых элегантных, наиболее привлекательных, самых сексуальных и интеллектуальных мужчин Америки. Десять лет назад все эти титулы и сопровождающая их известность значили бы для Марка многое и, разумеется, больше, чем жена, дети и собственное здоровье. Теперь это была лишь цена за приобретенный им статус, и цена достаточно высокая. Марк наконец получил то, чего добивался, и это его радовало.

Марк любил свою новую жизнь, успех, которого он достиг, дерзая и соперничая с другими журналистами, любил свою привлекательность, свою популярность, свои деньги. В конце концов успех порождает успех. Марк всегда работал много и всегда стремился к совершенству, но теперь работа его не угнетала, а радовала и занимала. Его идеи всегда были смелыми и свежими; сейчас он имел возможность их осуществить.

Мысль о женщине-ведущей, которая работала бы вместе с ним, пришла ему в голову однажды вечером, когда он просматривал записи ток-шоу Кэрри. Он решил, что ему нужна женщина, и более того — что ему нужна именно Кэрри. Пока агенты телесети искали кандидатов на местных телестанциях по всей стране, он с нетерпением ожидал возвращения Кэрри из короткого отпуска. Он предъявлял сверхвысокие требования к каждой кандидатуре и намеревался забраковать всех, кроме Кэрри. Ему даже не приходило в голову, что она может отказаться.

В ноябре, девять месяцев спустя после того как Джейк холодным и снежным февральским утром покинул квартиру Кэрри, он негромко постучал в тонкую, оклеенную фанерой дверь.

— Пол? Это Джейк.

Пол Эббот открыл дверь своего номера в гостинице и улыбнулся:

— Мы этого добились, Джейк. Час назад они подписали мирный договор. Копии уже отправлены в Вашингтон, Каир и Иерусалим. Через два часа в посольстве состоится торжественный прием в нашу честь. После этого мы можем отправляться домой.

Джейк улыбнулся. Долгие, трудные месяцы в конце концов привели к успеху. То были девять месяцев напряженной интеллектуальной и психологической борьбы, а для него еще и месяцы постоянной физической боли. Нога покраснела и опухла. В последние четыре месяца его хромота сделалась столь заметной, что он был вынужден приезжать на заседания раньше всех и уезжать последним: он понимал, что любое проявление слабости, в том числе и физической, может повлиять на твердость и устойчивость их общей позиции.

Вначале Пол Эббот относился к нему весьма скептически. Он неприятно удивился, когда Стюарт Доусон ему сообщил, что Джейк, молодой человек, который провел какое-то время во Вьетнаме, получил затем в Стэнфорде диплом специалиста в области политологии и был «все равно что родным сыном» Фрэнка Спенсера, назначен его советником на важнейших переговорах на Ближнем Востоке.

— Черт побери, Стюарт! Это самое важное дело за последние годы, а ты даешь мне в помощь неизвестного и неопытного любителя. Хочешь, чтобы мы провалили переговоры?

— Он вовсе не любитель, Пол. А неизвестен он потому, что я старался держать его в тени. Он оставался за кулисами, анализировал ситуацию, переводил, собирал нужную информацию и так далее во время самых ответственных наших предприятий. У него сверхъестественные способности. Мне просто невероятно досадно его отпускать.

— Отпускать?

— Это его последнее задание. На этот раз он будет сидеть за столом переговоров рядом с тобой, совершенно в открытую. Когда все завершится, он вернется к гражданской жизни, полностью оплатив свой долг Фрэнку, как он считает. У парня к тому же проблемы со здоровьем, у него нога не в порядке. Мы вынуждены его отпустить и дать ему возможность жить собственной жизнью. Я бы не включал его даже в эту группу, но он тебе очень и очень пригодится, Пол, я уверен.

Теперь, когда Пол смотрел с улыбкой на Джейка, он понимал, что Стюарт был полностью прав. Пол и в самом деле нуждался в Джейке, честном и справедливом, в его способностях и умении предвидеть развитие событий. Он нуждался в Джейке и как в друге все эти долгие, порой обескураживающие месяцы. Их миссия была обязана своим успехом, причем успехом гораздо большим, чем можно было ожидать, трезвому и холодному разуму Джейка, его поистине уникальному чувству времени. Они выиграли бой, и это Джейк им говорил, когда следует подождать, а когда начинать действовать.

— Под этим договором должна была бы стоять твоя, а не моя подпись, Джейк, — сказал Пол, и это был с его стороны редкий и большой комплимент, от которого пожелтевшие щеки Джейка неожиданно порозовели.

Джейк вручил Полу запертый атташе-кейс. В нем находились сжатые и обобщенные впечатления Джейка об иностранных участниках и обо всем процессе переговоров. Все это могло понадобиться Стюарту в будущем.

— Разумеется, я это возьму, — сказал Пол. — А как твоя нога?

Пол не знал подробностей и ни о чем не спрашивал Джейка, однако по его лицу догадывался, что тот мучается от боли.

— Думаю, отдых мне поможет, — ответил Джейк. — И надеюсь, что еще немного я вытерплю…

— Я тоже надеюсь, — подхватил Пол, которому очень хотелось помочь парню, только он не знал, как и чем. — Увидимся за обедом. Это будет настоящий праздник.

«Несколько месяцев интенсивных переговоров привели к заключению договора о мире на Ближнем Востоке. Эксперты считают это колоссальным триумфом». Кэрри смотрела на красный глазок телекамеры и читала экстренное сообщение. Она выглядела уверенной, заинтересованной и красивой. Ее вид, а также свежесть и непосредственность были залогом ее большого и постоянного успеха.

И в эту секунду ее вдруг осенило. Был ли на переговорах Джейк? Быть может, все это время он находился именно там? Девять месяцев ничего о нем не было известно. Ведь он сам ей говорил, что у него талант к переговорам и что на этот раз его миссия будет особо опасной. У Кэрри сильно забилось сердце. Значит, он вернется домой живым и невредимым. Она верила вопреки всему, что он непременно вернется — вернется к ней.

Двумя часами позже Кэрри позвонили домой и вызвали в студию. Через полчаса ей вручили распечатку специального выпуска, который ей пришлось читать прямо в эфир.

«Сегодня вечером, через три часа после подписания исторического мирного договора, бомба…» Голос у Кэрри дрогнул, и она словно завороженная уставилась в камеру полными слез глазами.

— Бомба, — продолжала она, стараясь по мере сил, чтобы голос не срывался, — взорвалась в американском посольстве во время торжественного обеда по случаю подписания договора о ближневосточном урегулировании… Судя по первым сообщениям с места трагедии, никто не остался в живых.

Кэрри уронила голову на руки. Режиссер вынужден был немедленно дать рекламу.

Когда передача возобновилась, Марк Лоуренс, приехавший на студию через несколько минут после Кэрри, своим спокойным, твердым голосом продолжил рассказ о событиях этого исторического, отныне трагического дня. Марк Лоуренс вел беседу с американским корреспондентом, который стоял возле уничтоженного взрывом здания посольства США и видел, как уносят накрытые брезентом тела погибших.

— Что с договором? — спросил Марк, на мгновение отвлекая своего коллегу от того ужаса, которому он стал свидетелем.

— Террористический акт не окажет влияния ни на цели договора, ни на его ратификацию.

После окончания передачи Марк направился в гардеробную Кэрри. Он думал о тех месяцах, что они проработали вместе. Его идея о двух ведущих новостей имела большой и прочный успех; рейтинг передачи, и без того высокий, поднялся еще выше с появлением на экране Кэрри.

Вне работы их отношения оставались только деловыми, приятными, полными юмора и совершенно лишенными личного оттенка. Кэрри многое знала о жизни Марка, потому что желтая пресса с интересом в ней копалась. Ее соведущий сам оставался непреходящей новостью. Кэрри видела в журналах фотографии обеих его жен и двоих детей. Видела она и снимки Марка, почти неузнаваемые, того времени, когда он работал за рубежом, — лишний вес, темные круги под глазами и неизменная сигарета во рту. Читала она и статейки о его беспутном поведении, внебрачных связях и злоупотреблении алкоголем. Но ничто из прочитанного ею о его прошлом не напоминало Кэрри сегодняшнего Марка, каким она его знала. Это был другой человек.

— Кэрри! — окликнул ее Марк, постучавшись в дверь гардеробной.

— Входи. — Кэрри сидела в кресле, поджав под себя ноги и сжавшись в комочек. — Марк, мне очень жаль.

— Не о чем жалеть. Это станет хитом, новым открытием в тележурналистике. Я имею в виду искреннее выражение подлинных человеческих чувств, — произнес Марк с улыбкой.

— Я ничего не могла с собой поделать. Я была не подготовлена. Мне просто сунули в руки текст. — Кэрри замолчала, и румянец, вызванный комплиментом Марка, в одно мгновение сбежал с ее щек.

— Что с тобой, Кэрри?

— Это глупо, — со вздохом отвечала она, — ведь у меня даже нет точных сведений. Но я думаю… то есть я боюсь… что в посольстве находился мой очень близкий друг.

Марк уставился на нее невидящим взглядом, внезапно осознав, что на обеде могли присутствовать и его близкие друзья. Их он знал в течение многих лет — и в Вашингтоне, и за океаном. Он просиживал с ними ночи в грязных кабаках многих стран, делился своими замыслами и секретами, страхами и одиночеством. Они говорили друг с другом так, как никогда не говорили со своими женами и любовницами. Да, у него есть очень близкие друзья, которые вполне могли оказаться тогда в посольстве. И больше всего его сейчас встревожило, что он до сей минуты даже не подумал о них.

— Кто этот твой друг? — спохватившись, спросил Марк.

Кэрри сказала.

— Никогда о нем не слышал, — негромко произнес он, обращаясь скорее к самому себе. — Но я, пожалуй, знаю того, кому он хорошо известен.

Минут через пятнадцать он добился, чтобы его соединили с кабинетом Стюарта. Еще четверть часа пришлось ждать, пока тот возьмет трубку. Все эти полчаса они с Кэрри не обменялись ни словом.

— Доусон слушает, — отозвался наконец Стюарт, и голос у него был измученный и злой.

— Марк Лоуренс, Стью. Не беспокойся, звонок неофициальный.

— Да.

— Не было ли среди участников переговоров некоего Джейка Истона?

— Кто это хочет узнать? — спросил Стюарт, разозлившись еще сильнее: Джейк был его сокровенной тайной, а теперь вот самый известный в стране ведущий теленовостей называет его имя.

— Кэрри Ричардс, она вместе со мной ведет передачи, как ты, разумеется, знаешь. Она близкий друг Истона и предположила, что он мог быть в посольстве, но точно она не знает.

— Я видел, как она читала бюллетень, но не знал, что она его друг.

— Итак? — поторопил Стюарта Марк.

— Да. Джейк там был. Но у нас пока нет результатов идентификации всех погибших. Через несколько дней все станет ясно. Передай мисс Ричардс, что я глубоко ей сочувствую.

Стюарт ощутил кровную связь с Кэрри: они оба любили Джейка. И почувствовал себя виноватым. Ведь это он послал Джейка на заведомо опасное задание, зная при этом, насколько ценно там присутствие Джейка.

Пришли фотографии для опознания и записи дантистов. Стюарт ощутил спазмы в желудке и горле при виде снимков искалеченной ноги Джейка. Он и представления не имел, как страшно это выглядит. Через день или два кто-то поглядит на изувеченные останки, которые можно будет опознать только по изуродованной конечности, и мрачно скажет: «Да, это он. Джейк Истон».

Стюарт бросил быстрый взгляд на мерцающие на телефоне огоньки. Официальные звонки и звонки от жен, сестер и детей. Все звонили ему, потому что он был организатором этого дела; он послал людей на смерть.

Марк положил трубку и повернулся к Кэрри:

— Он участвовал в переговорах, Кэрри.

Она молча кивнула.

— Они узнают, был ли он на обеде в посольстве, только через несколько дней. Возможно…

— Он там был, — перебила его Кэрри. — Должен был там находиться. Он все доводил до конца.

— Я отвезу тебя домой.

— Нет, спасибо. — Кэрри попыталась встать и вдруг поняла, что не сумеет добраться сама. Она чувствовала себя слабой и беспомощной. Как тогда, в первый день в Стэнфорде, когда не решалась двинуться с места без помощи Стефана. Ей нужен кто-то и сейчас. — То есть… да. Прошу тебя.

Когда они подошли к дверям ее квартиры, Кэрри отдала свою сумочку Марку. Он достал связку ключей и сам отпер все замки.

— Ты не хочешь мне о нем рассказать? — спросил он.

Всю дорогу со студии Кэрри молчала и сейчас вздрогнула от звука голоса Марка.

— Пожалуй, нет. Это просто друг. Сосед моего брата по общежитию в колледже.

«Надо бы позвонить Стефану и Меган», — подумала она, но тут же поняла, что не в силах это сделать.

— Мы все учились примерно в одно время, нас было пятеро друзей. То были счастливые времена. — Кэрри дотронулась до золотого ожерелья на шее и вздрогнула. — Марк, ты прости. Я просто в шоке.

— Налить тебе чего-нибудь выпить?

— Нет. Мне надо просто побыть одной. Спасибо тебе.

Собственные слова ее испугали: вот теперь она и в самом деле осталась одна. С первой встречи с Джейком Кэрри не могла себе представить будущее без него. Теперь ей придется поверить, как Джейк и говорил ей, что у них нет будущего…

Марк с удивлением увидел Кэрри в студии на следующий день.

— Со мной все в порядке, Марк. — Она еле заметно улыбнулась. — Спасибо за вчерашний вечер.

Через четыре дня Кэрри позвонили на студию. Она назвала себя, подняв трубку, и услышала:

— Говорит Стюарт Доусон.

— Да-да! — Кэрри затаила дыхание.

— Мы его не обнаружили. Считаем, что нашли все тела, но его среди них не оказалось.

— Что это значит?

— Не могу сказать. Мы нашли его портфель с заметками и докладом в номере у Пола Эббота.

Стюарт не сказал, что одежда и другие личные вещи Джейка остались у него в номере, однако паспорт и бумажник исчезли. Но и то и другое Джейк, разумеется, всегда носил с собой.

— Почему же он не связался с вами? — лихорадочно спросила Кэрри.

Этот вопрос Стюарт задавал себе постоянно. Если Джейк спасся и находится в безопасности, почему он не связался с ним сразу после взрыва в посольстве?

— Не знаю.

— Не считаете ли вы, что его удерживают как заложника?

— Не знаю, — повторил Стюарт, который боялся именно этого. — Могу я попросить вас об одном одолжении?

— Разумеется.

— Пожалуйста, не говорите никому, что он там был. Так безопаснее и для него, и для нас.

— Хорошо. Знает только Марк. Больше я никому не говорила.

— Отлично.

Замечательная женщина. Такая же замечательная, как и Джулия. Стюарт пытался разыскать Джулию все эти четыре дня. Она была где-то в Европе. Он распорядился оставить для нее сообщение на коммутаторе отеля в Париже, самому ему было страшновато с ней говорить.

Восемь гудков. Девять. Десять. Он не хотел вешать трубку. Она должна быть там.

Наконец послышался отклик — очень тихий. Он поздоровался с ней по-французски, испытывая величайшее облегчение. Она дома.

— Джейк!

— Он самый, — ответил он снова по-французски, и дальше они продолжали говорить на этом языке.

— Где ты?

— В Ницце. В аэропорту. Ты все еще в состоянии безбрачия? — спросил он с нарочитой небрежностью, хотя это было очень существенно.

— Да. Где ты пропадал, дорогой? Я получила от тебя письмо девять месяцев назад.

То было очень длинное письмо, полное ностальгии и любви. И как она боялась, прощальное.

— Было дело. Опасное, успешное и, слава Богу, законченное.

В голосе Джейка она уловила усталость.

— Чего ради мы болтаем по телефону? Садись в машину и приезжай.

— У меня нога в скверном состоянии. Я не могу вести машину. Возьму такси.

— Не надо. Я приеду сама. Через сорок пять минут.

— Спасибо. Я тебя люблю.

Джулия приехала точно через сорок пять минут.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала она, когда он сел в машину.

Его хромота была очень заметной. Одежда мятая и пыльная. Кожа на скулах натянута и блестит. Глаза потускнели.

Джулия включила нейтральную скорость, и Джейк поцеловал ее долгим, крепким и жадным поцелуем. Джулия ответила на поцелуй и обняла его. Он в этом нуждался. Она видела, что ему больно.

Им начали сигналить — сначала весело, потом раздраженно, и Джулия была вынуждена дать газ.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Я не знал, но надеялся. Следовало бы предварительно позвонить, но когда я просмотрел расписание вылетов, то обнаружил, что ближайший рейс через полчаса. Сгреб свой паспорт и в путь. Подразумевается, что как раз сейчас я сижу на большом дипломатическом обеде. Но думаю, меня никто там не хватится. Я свое дело сделал. Я работал с Полом Эбботом. Ты его наверняка знаешь.

— Разумеется. Они с Фрэнком были друзьями. Если в деле участвовал Пол, значит, оно очень важное.

— Так и есть. Я тебе потом расскажу.

— Повторяю: ты выглядишь ужасно.

— А ты прекрасно.

Джейку очень нравилась вилла Джулии с великолепным видом на Средиземное море из всех окон, укрытая от дороги густыми зарослями и окруженная выкрашенной в веселый голубой цвет кованой решеткой. Никто из мужчин не имел доступа в это убежище Джулии, только Джейк, но она не говорила ему об этом.

В доме были две спальни для гостей, но ими никто не пользовался. Одежда Джейка висела рядом с платьями Джулии, стопки аккуратно выглаженного белья лежали на полках в ее шкафу.

— Я рад, что ты в ажиотаже уборки не повыкидывала все мои вещи.

— Давай-ка выбросим то, что надето на тебе сейчас. Отмокни в джакузи, потом я тебя накормлю.

— Разве ты моя матушка?

— Ни в коем случае! Я твоя жадная до наслаждений, требовательная любовница, и в таком статусе мне нет цены!

Тень беспокойства промелькнула на лице у Джейка при этих словах Джулии. Что-то произошло, подумала Джулия, близости между ними не будет. В свое время Джейк скажет ей все. Когда отдохнет.

Джулия смотрела, как он раздевается и бросает в кучу свою одежду, и увидела иное объяснение подмеченному ею беспокойству. Нога Джейка привела ее в ужас — красная, распухшая, в гнойных потеках. Боль была очевидной: когда он снимал с себя вполне просторные брюки, то морщился от каждого прикосновения ткани к телу. Вот почему они не смогут заниматься любовью. По крайней мере какое-то время.

— Джейк, что случилось?

— Я думаю, что оторвались сухожилия. Мне не следовало перенапрягаться. Нас ведь предупреждали, что такое может случиться.

Он сказал «нас». Это верно. Джулия тогда была с ним. Врачи предлагали либо ампутировать ногу, либо закрепить связки на коленном суставе. Ампутация считалась более радикальным решением проблемы — при условии пользования в дальнейшем хорошим протезом. Однако ногу пришлось бы отнять на уровне тазобедренного сустава. В то время Джулию при одной мысли об этом бросало в дрожь. Она содрогнулась и теперь.

Потом она подошла к Джейку и обняла его.

— Прости, — прошептала она.

Она все еще чувствовала себя в ответе за происшедшее с ним. Если бы только ее не тянуло с такой силой к чувственному, неграмотному семнадцатилетнему юноше. Останься он с ней в тот день… Предупреди она Фрэнка, что Джейк вернулся на базу…

— Это не твоя вина, Джулия. — Голос Джейка прозвучал необычайно серьезно; они обсуждали все это много раз и прежде. — Могло бы обойтись и без осложнений, будь у меня возможность больше отдыхать, лежать, держа ногу повыше, прикладывать лед. Но у них там и льда-то не было. Остается надеяться, что дело поправимое. Во всяком случае, стоит попытаться.

— Ты принимаешь обезболивающее?

Джулия помнила, что Джейк остерегался анальгетиков после того, как из-за приема морфина не почувствовал начала газовой гангрены.

— Нет. Однако я около девяти месяцев мечтал о коньяке.

— Это самое простое. Я также думаю дать тебе снотворное. Оно поможет тебе отдохнуть.

К концу первой недели боли в ноге у Джейка уменьшились. Наверное, он мог бы теперь и заниматься любовью.

Джулия ждала, понимая, что Джейку нужно принять решение. В конце концов он рассказал ей об уик-энде с Кэрри.

— Я мечтал о будущем с Кэролайн, но понимаю, что этого не может быть. Вероятно, я никогда больше с ней не увижусь. Но для меня сейчас еще слишком рано быть с кем-то еще, даже с тобой, при всей моей любви к тебе. — Джейк помолчал, потом слабо улыбнулся и добавил: — Я верен воспоминанию. Это безумие, правда?

— Вовсе нет, — сказала Джулия; Джейк так похож на Фрэнка — если уж отдает свое сердце, то без остатка. Она повторила с нежностью: — Не безумие. Просто радость. Очень-очень большая.

Они долго сидели и смотрели на Средиземное море, по спокойной синеве которого в разных направлениях двигались яхты и рейсовые пароходы.

— Возвращайся к ней, — произнесла наконец Джулия.

— Я уже тебе говорил, что мы расстались с миром. Она избавилась от меня, Джулия. Так лучше для нее.

— А ты? Что лучше для тебя?

— Это лучше для нас обоих. Другое невозможно.

Три недели отдыха, обезболивающие, коньяк и постоянный уход Джулии сделали свое дело. Опухоль и боли исчезли. Лицо обрело здоровый цвет, глаза — ясность, и впервые за последние годы Джейк казался полным надежд. Он с радостью говорил о своем будущем:

— Я намерен разобраться в делах наших компаний, твоих и моих, проверить, все ли в порядке. И не нуждаются ли некоторые из этих компаний в президенте.

— Ты воображаешь, что самое трудное и опасное дело — участие в переговорах о мире. Подожди, пока не попадешь на заседание совета директоров и не объявишь о своем плане руководить компанией. Это невероятно сложное и ответственное дело. А теперь мне стоило бы проверить, что там накопилось на коммутаторе моего отеля в Париже. Кто знает, сколько брокеров нажило язву желудка, дожидаясь моего ответного звонка?

— А разве сюда не переключают звонки с коммутатора?

Задав этот вопрос, Джейк вдруг сообразил, что телефон не звонил ни разу за все три недели. Вот почему они были такими спокойными — ни телефонных звонков, ни газет, ни телевизора.

— Нет, — ответила Джулия. — У них нет моего номера. Его нет вообще ни у кого.

Кроме тебя — вот что это значило.

Джейк наблюдал за тем, как она перебирает оставленные для нее на коммутаторе просьбы и поручения. Выражение любопытства и удовольствия, не сходившее с ее лица, пока она просматривала деловые и финансовые сообщения, внезапно сменилось озабоченностью. Она тщательно записала один номер и повторила его вслух для точности. По этому номеру она не звонила годы.

— Кто это?

— Стюарт Доусон. Срочный звонок. Три недели назад. Который час теперь в Вашингтоне?

Это был чисто риторический вопрос, поскольку Джулия уже набирала номер.

Прежде чем ответить на звонок, Стюарт бросил взгляд на часы. Три часа утра. Он сдвинул брови. Телефонные звонки среди ночи, как правило, не сулят ничего хорошего. Он включил ночник, сел и одновременно потянулся за телефонной трубкой и за карандашом.

— Доусон слушает.

— Стюарт? Это Джулия. Прости, что разбудила. Я только что узнала о твоем звонке трехнедельной давности. Меня не было в Париже.

В ответ она сначала услышала вздох Стюарта, потом он сказал:

— Джулия, это касается Джейка Истона. Он исчез.

Джейк увидел, как лицо Джулии осветила улыбка; ее фиалковые глаза сверкнули.

— Он вовсе не исчез, Стюарт. Я знаю, где он.

Она передала трубку Джейку.

— Стюарт? Это Джейк, — заговорил тот, немного смущенный, но ничуть не встревоженный.

По мере того как Стюарт рассказывал ему о том, что случилось, плечи Джейка опускались все ниже.

— Я ничего не знал, — сказал он с горечью и продолжал слушать; через несколько минут произнес: — Как она узнала, где я? Пожалуйста, Стюарт, сообщи ей, что со мной все в порядке.

Джулия придвинулась к нему поближе. Она, разумеется, и предположить не могла, о чем рассказывает Доусон. Что-нибудь о Кэрри?

Под конец Джейк задал несколько вопросов и сказал, что вылетает завтра утром. Повесил трубку и повернулся к Джулии.

Они прилетели в Вашингтон вместе и вместе побывали на могилах Пола Эббота и остальных погибших. Джулии было тяжко на кладбище, грустные воспоминания о Фрэнке и его друзьях ее одолевали, и через два дня она поняла, что должна покинуть Вашингтон. Она вернется к себе на виллу и найдет забвение в развлечениях курортного сезона в Монте-Карло.

Джейк обнял ее на прощание. Он знал, что с Джулией все будет хорошо. Она не из тех, кто унывает.

— Ладно, дорогая, веселись напропалую. — Он поцеловал ее в макушку и добавил: — Люблю тебя.

Целую неделю Джейк провел в клинике, где ему тщательно обследовали ногу.

— Сухожилия были порваны, однако частично восстановились. Они должны продержаться еще некоторое время. Джейк, когда настанет время что-то предпринять, возвращайтесь сюда. Я ничего не обещаю, но хирургия сейчас делает чудеса, у нас есть новые лекарства, новые методы лечения. Думаю, мы сможем вам помочь.

Джейк внимательно смотрел на доктора Филипса, но по его как всегда корректному и сдержанному выражению лица не мог определить хотя бы отдаленно, сколько у него шансов на спасение ноги, — один из двух или один на миллион. Незачем задавать вопросы. Знай это доктор Филипс, он бы и сам сказал.

— Привет!

— Джейк! Где ты, черт побери, пропадал столько времени? — воскликнула Меган.

— Да, пропадал. Но теперь вернулся. Как ты?

— Отлично. У меня появилась сожительница.

Джейк замер. Неужели Кэрри?

— Это Гвендолин. Послушай, она хочет с тобой поздороваться.

Джейк явственно услышал в трубке чье-то пыхтение.

— Хочешь ей что-нибудь сказать, Джейк? Уверена, что ты ее полюбишь. Очаровательная девочка-спаниель, вся рыжая! Ты когда приедешь домой?

— Завтра.

— Завтра канун Рождества!

Меган даже обиделась. Как это типично для Джейка — никаких планов на Рождество. Она не знала, что в детстве Джейку не приходилось отмечать этот веселый праздник, а когда он стал взрослым, то рождественские каникулы обычно проводил в клинике, где ему обследовали ногу.

— Мне это известно. Ты куда-нибудь уезжаешь?

— Мы с Гвендолин едем в деревню и отпразднуем Рождество со Стефани, Айеном и Маргарет, — сообщила Меган и умолкла, задумавшись: мысль о том, что кто-то проводит Рождество в одиночестве, была для нее невыносима. И тут ее осенило: — Слушай, а почему бы тебе не поехать с нами? Ты не видел Стефани больше года. Ей уже три с половиной. Она такая взрослая и красивая. И будет без памяти рада увидеть своего дядюшку Джейка.

— Я тоже был бы рад ее повидать, — совершенно искренне ответил Джейк, которому очень нравилась дочка Айена и Маргарет.

— Прекрасно! Значит, решено. Ты где? Я бы хотела отправиться прямо с утра.

— Тогда я прилечу сегодня вечером.

— Великолепно! Я так рада, что ты в порядке! Я о тебе беспокоилась. И скучала.

— Скоро увидимся.

Собирая вещи, Джейк попутно смотрел передачу новостей, которую вели Марк и Кэрри. Стюарт рассказал ему о горестных переживаниях Кэрри и о ее радости. Он следил за реакцией Джейка, но ничего не заметил. А в голове у Джейка тем временем громом отдавались слова: «Все, что я делаю, причиняет ей боль».

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Глава 21

Нью-Йорк, февраль 1976 года

Два месяца спустя после возвращения Джейка в Нью-Йорк Меган устроила грандиозный прием с коктейлями в честь спонсоров их постановки, на который были приглашены и ее друзья, среди прочих Кэрри и Джейк.

Кэрри сказала Меган, что не сможет прийти, но не объяснила почему. Накануне приема Марк пригласил ее с ним поужинать. Приглашение удивило Кэрри. Их отношения по-прежнему были товарищеские и деловые.

Кэрри не могла найти повод для отказа и к тому же подумала, что провести вечер с Марком будет славно. И тут же вспомнила о приеме у Меган.

— Тебе не хотелось бы сначала появиться на приеме у Прекрасной Дамы? — спросила она.

Настал черед Марка удивляться. Кого это Кэрри так пышно титулует?

— И кто же эта Прекрасная?

— Меган Чейз.

— Ты с ней знакома? — снова удивился Марк, который видел все спектакли с участием Меган и даже по нескольку раз.

Кэрри засмеялась:

— Она моя лучшая подруга. В колледже мы были соседками по комнате. — Кэрри могла бы добавить, что эта женщина разбила сердце ее брата, что она фактически живет с человеком, которого она любит без памяти, но вместо этого улыбнулась и повторила: — Моя лучшая подруга.

— Кэрри Ричардс, ты никогда не перестанешь поражать мое воображение.

* * *

Джейк встретил их у входа — он помогал Меган принимать гостей. Она уверенно заявила, что Кэрри не приедет.

И вот она перед ним. Уже целый год Джейк видел ее только по телевизору. Она смотрела на него ничего не выражающими голубыми глазами, холодными как лед. А раньше, с самой первой их встречи осенним воскресным вечером, эти глаза ярко вспыхивали для него, горели жизнью и казались такими счастливыми.

— Кэролайн! — прошептал он.

— Привет, Джейк. — Кэрри смотрела куда-то мимо него. — Позвольте вас познакомить. Марк Лоуренс — Джейк Истон.

— Джейк Истон, — повторил Марк, чтобы оживить память.

И тут же вспомнил. Кэрри говорила ему, что тело этого человека не нашли после взрыва в посольстве. Однако она не сказала, что Джейк остался в живых и вернулся домой.

Марк пристально посмотрел на Кэрри, та пожала плечами.

— Кажется, я забыла тебе сказать, что он не погиб, — произнесла она сухо и безразлично, почти неприязненно.

В беломраморной прихожей появилась Меган.

— Кэрри, как я рада, что ты приехала! И кого привезла с собой! Добро пожаловать, великий человек! Я — Меган.

Она протянула Марку длинную, тонкую руку.

— Я знаю, кто вы такая.

Джейк следил за Кэрри, стараясь улучить момент, чтобы поговорить с ней наедине. Ему очень хотелось, чтобы выражение ненависти пропало из ее глаз. Но Кэрри и Марк все время были окружены любопытными. Эта пара была новейшей сенсацией Нью-Йорка, и они впервые появились на людях вместе.

Собственно говоря, на этом приеме каждый был своего рода сенсацией, но никто ничего не знал о Джейке. Очень немногим было известно, что это единственный уцелевший из участников недавних важных переговоров, президент одной из крупнейших в мире корпораций, один из самых богатых людей в стране, сын простого шахтера. Однако те, кто ничего этого не знал, относили его к сливкам общества — он был красив, безупречно одет, с по-европейски прекрасными манерами. Вероятно, иностранец. Возможно, даже член королевской семьи. Явно богат и хорошо воспитан.

— Просто не могу поверить, что Кэрри привела с собой Марка Лоуренса! — в радостном возбуждении твердила Меган: еще бы, такое украшение ее праздника!

— Я думал, что Кэрри вообще не придет, — сказал Джейк.

— Я тоже ее не ждала.

— У нее с Марком свидание?

— Само собой! — Меган улыбнулась многозначительно и поцеловала Джейка в губы.

Она никак не могла разобраться в том, что происходит между Джейком и Кэрри, но его сегодняшняя реакция была совершенно определенной. Когда похорошевшая, преуспевающая Кэрри явилась об руку с самым популярным и желанным холостяком в Нью-Йорке, Джейк определенно заревновал.

Что ж, тем лучше для Кэрри, решила Меган. Из наивной толстушки студенточки она превратилась в прекрасную, уверенную в себе женщину, не утратив при этом ни прежней впечатлительности, ни оптимизма, ни своих убеждений. Что бы Кэрри ни делала, она оставалась по-прежнему скромна. И судя по тому, как смотрит на нее Марк Лоуренс, Кэрри завоевала его сердце. Меган невольно подумала о собственной жизни. Она тоже добилась огромного успеха, но какой ценой?

С той самой минуты, как Стюарт ей сообщил, что Джейк жив, Кэрри находилась в состоянии безотчетной радости и ожидания. Джейк благополучно вышел из последнего испытания. Он вернется домой, он будет в безопасности, он вернется к ней.

Тогда, в феврале, она себя убедила, что больше никогда его не увидит — слишком опасное дело ему предстоит и скорее всего он погибнет, но поверить в то, что он не вернется к ней, если все обойдется, Кэрри не могла. Однако дни и недели после его возвращения в Нью-Йорк, дни и недели, когда она так ждала его звонка, убедили ее в полной реальности сказанных им слов: «Ничего путного у нас не выйдет. Я не могу дать тебе счастья, которого ты заслуживаешь. Любимая, так будет всегда, другого нам не дано».

Все эти недели Кэрри гадала, нет ли еще какой-то причины, почему он не звонит. Возможно, это из-за ноги. А может, он ждет подходящего случая. Но едва она увидела Джейка — красивого, здорового, отдохнувшего, — все ее недоуменные вопросы, все несбывшиеся надежды свелись к одной простой истине: он к ней не вернется. Все кончено.

Кэрри была не подготовлена к собственной реакции — к ненависти, более сильной, чем та, которую она испытывала в Хьюстоне, к тому же разжигаемой почти неодолимым желанием обнять Джейка и сознанием полной невозможности это сделать, потому что он не хотел быть с ней. Он, несомненно, был рад встрече с Кэрри, но его отчужденность она чувствовала безошибочно. Джейк уверенно двигался к началу своей новой жизни. Кэрри сохраняла чудесные воспоминания о прошлом, таком теперь далеком.

Кэрри была не готова и к тому, что ее появление у Меган вместе с Марком произведет такой эффект. Она, по существу, оставалась равнодушной к собственной известности. Кэрри радовалась своей работе и гордилась ею. Сложившийся стиль их отношений с Марком был для нее удобен и во всех смыслах приемлем. Меган пыталась ей внушить, какой известной она стала, но Кэрри не обращала на это внимания.

А здесь, в окружении знаменитостей, которых она легко узнавала и которые — все поголовно — просто жаждали с ней познакомиться, Кэрри чувствовала себя ошеломленной. Она робко улыбалась, вежливо и скромно отвечала на вопросы, то и дело поглядывала на Марка, ища у него поддержки, и при этом еще должна была сдерживать эмоции, вызванные встречей с Джейком.

Через час Кэрри целеустремленно начала пробиваться сквозь толпу к комнате Меган. Ей было необходимо отключиться, побыть одной, унять свое волнение, прежде чем оно вырвется наружу.

Кэрри любила спальню Меган, полное цветов святилище в голубых и кремовых тонах. Изысканно красивые обои в гардеробной французской работы были расписаны от руки незабудками, любимым цветком Меган. Во время долгого отсутствия Джейка Кэрри немало вечеров провела в этой комнате; подруги разговаривали о своих успехах или вспоминали счастливые минуты прошлого. Но в этих воспоминаниях зияли большие провалы, и далеко не обо всем они говорили друг другу. Кэрри никогда не упоминала о Джейке, а у Меган, несомненно, тоже были свои секреты.

Кэрри вошла в комнату и прикрыла дверь, так что неумолчный шум сборища превратился в почти неслышный ропот. Кэрри направилась к голубому шелковому шезлонгу и вдруг обнаружила, что она не одна.

На большой кремовой с голубым подушке возле кровати возлежал рыжий щенок-спаниель и смотрел на Кэрри влажными карими глазами. Она опустилась на колени и очень медленно и осторожно приблизилась к подушке.

— Здравствуй, малышка, ты кто такая? — ласково обратилась Кэрри к собачке.

Влажные карие глаза смотрели на незнакомку недоверчиво, но хвостик несколько раз дернулся из стороны в сторону.

— Ты очень милая, и тебе, наверное, не по душе весь этот шум?

Хвостик задвигался быстрее. Кэрри уселась на пол рядом с подушкой.

— Ты можешь посидеть у меня на коленях, если хочешь. Не бойся. Я отлично понимаю, что ты чувствуешь. Я и сама убежала оттуда.

Щенок забрался к Кэрри на колени.

— Шерстка у тебя такая шелковистая, — продолжала Кэрри, поглаживая собачку. — Тебе нужна ласка, верно, дружок?

Кэрри прижала щенка к себе покрепче и заплакала.

— Кэролайн!

Джейк, оказывается, последовал за ней из гостиной. Давно ли он здесь? Кэрри выпрямилась, но не обернулась. Поспешно осушила слезы, прижавшись лицом к мягкой шерстке спаниеля. Услышав голос Джейка, щенок встрепенулся. Джейк уселся на пол.

— Я вижу, вы подружились с Гвендолин.

— Гвендолин!

Меган назвала щенка именем героини пьесы Оскара Уайльда в память о том, какой успех она имела в роли Гвендолин. В память о счастливом для нее времени, о своем романе с Джейком, об их споре в вечер премьеры, о букете, присланном Стефаном…

Собака вырвалась у Кэрри из рук и перебралась на колени к Джейку.

— Она тебя знает.

— Я ее любимец и к тому же нянька, — улыбнулся Джейк, но Кэрри по-прежнему не смотрела на него. — Мы с Гвендолин скоротали немало вечеров вдвоем, пока Меган в театре. Читаем, жуем кожаные игрушки, играем в мяч.

— Меган крепко к ней привязана?

— Да, Гвендолин дарит ей то, в чем она больше всего нуждается, — бескорыстную любовь.

— Но Меган и без того купается в бескорыстной любви!

— Верно. Твоей. Моей. Айена, Маргарет и… — Джейк запнулся, потом продолжил: — Поклонники переменчивы. Продюсеры тоже. А это маленькое существо — нет. К тому же Меган по натуре воспитательница. Ей нравится наблюдать, как кто-то или что-то растет. Ты только взгляни на ее цветы.

— Мне кажется, это направленный в иное русло материнский инстинкт. Наверное, Меган нужен ребенок.

Джейк ничего на это не сказал и продолжал возиться с Гвендолин. Кэрри потянулась погладить собачку, ее рука на секунду коснулась руки Джейка, но она тотчас ее отдернула.

Они сидели и молчали. То было спокойное, мирное молчание. Оба понимали, насколько хрупки и драгоценны эти мгновения.

Ненависть Кэрри к Джейку исчезла. Она вспомнила, как молилась, чтобы его не убили: даже если им больше не суждено встретиться, пусть только он останется жив. И ее молитва была услышана: вот он сидит рядом, живой, здоровый, невредимый, и сидит потому, что ему так хочется. Есть ли у него что ей сказать? Что-то такое, о чем он умолчал в тот долгий уик-энд?

Кэрри ждала. Но Джейк не говорил ни слова. Все самое главное уже сказано. И он пришел сюда только затем, чтобы своим присутствием подтвердить это главное. Все кончено. У них есть только прошлое. Джейк не мог допустить, чтобы она его возненавидела, но и не мог что-то изменить. Он хотел только, чтобы она пребывала с ним в мире.

В мире с тем решением, которое он принял за них обоих, подумала Кэрри. В эти минуты, пока он был рядом, она была согласна с этим. Но как ей быть всю оставшуюся жизнь?

Кэрри понимала, что едва он ее покинет, она начнет тосковать, а со временем тоска превратится в ненависть и злобу. Но что же делать? Она должна научиться с этим жить. Возможно, они даже останутся друзьями; возможно, будут иногда обедать вместе. Сумеет ли она снова его рассмешить? Можно будет попытаться…

— Меган говорит, что у тебя теперь есть собственный бизнес.

— Да. Я разобрался с принадлежащей мне компанией и сделал себя ее президентом, — улыбнулся Джейк.

— Вот как? — поддразнила его Кэрри; ей нравилось его поддразнивать, потому что он этому радовался.

— Да вот так! — Он снова улыбнулся и посмотрел ей в глаза, вспыхнувшие в ответ.

— Ох уж эти мне богачи!

— Не волнуйся, до кровопускания не дошло.

— Я полагаю, что ты просто устал выполнять приказания, — задумчиво произнесла Кэрри. — Захотел стать сам себе хозяином.

«Она все понимает и всегда понимала меня», — подумал Джейк. Она точно определила причину. Он выполнял приказания всю свою жизнь. В детские годы — бесконечные поручения по дому. Потом армия и Вьетнам. Уроки Джулии: английский язык, манеры, умение одеваться, беспощадные тренировки. Колледж: тесты, сочинения, расписание. И наконец, годы после колледжа, когда он делал только то, что велел Стюарт Доусон. Джейк не слишком от этого страдал, он сам поставил себя в положение человека, которому отдают приказания.

Однако теперь он предпочел, чтобы никто им не командовал. И только Кэрри поняла почему. Вовсе не ради того, как, не спрашивая у него, решили Джулия и Меган, чтобы командовать другими. Нет, просто ради того, чтобы самому стать себе хозяином.

— Твое дело в Нью-Йорке?

— Да, но у нас большие международные связи.

— И тебе приходится много ездить?

— Для меня это стало второй натурой.

— А ты знаешь, что я никогда еще не бывала за границей?

«Зато побывала в Ист-Тауне, штат Западная Виргиния, — добавила Кэрри про себя, — посетила эту далекую страну».

— Мне трудно в это поверить.

Сколько раз во время своих разъездов по Европе и Азии он мечтал, чтобы она была с ним и радовалась таким замечательным городам, как Париж и Каир, Венеция и Гонконг. Джейк постарался прогнать от себя эту мысль, она пробуждала в нем гнев и досаду: он никогда не сможет показать ей все это, а кто-то другой сможет… когда-нибудь.

— Ах вот вы где! — Меган вошла в спальню, Гвендолин бросилась к ней и мгновенно оказалась на руках у хозяйки. — Три моих самых любимых существа в мире! Кэрри, Марк упомянул о заказанном им столике.

Кэрри глянула на часы: они должны были быть в ресторане час назад. Сколько же времени они просидели здесь с Джейком? Она не слишком хорошо знала Марка, но опасалась, что он рассердится.

— Мне пора. Спасибо, Меган, за чудесный вечер.

Кэрри вышла из комнаты, не попрощавшись с Джейком: это было выше ее сил.

Марка она нашла в гостиной среди целой толпы гостей.

— Извини, — сказала она так, чтобы услышал он один.

— Ничего, — так же тихо ответил он, а потом, взглянув на свой «Ролекс», громко произнес: — Господи, Кэрри, ты знаешь, который час? Если мы не уйдем прямо сейчас, то опоздаем.

Кэрри кивнула: оба понимали, что столик в ресторане и ужин они упустили, но обоим уже хотелось уйти.

— Интересный вечер, — сказал Марк, когда они спускались на лифте с девятнадцатого этажа.

— Тебе не было скучно? — спросила Кэрри.

— Ничуть. Я познакомился со многими людьми, о которых мне довелось и читать, и писать самому, и делать о них передачи. Это было весьма занимательно. У тебя замечательные друзья.

— Я дружна только с Меган… и Джейком.

— Я понимаю. Именно их я и имел в виду.

— А ты успел поговорить с Джейком?

— Нет, — признался Марк. — А ты?

— Немного. Мы еще не виделись после его возвращения.

Марк с трудом скрыл удивление. Возможная смерть этого человека довела Кэрри до отчаяния. О нем он звонил Доусону, что было нарушением профессиональной журналистской этики и правил военной секретности. Марк позвонил, потому что этот человек был важен для Кэрри, а она, оказывается, даже не виделась с ним после его возвращения.

— Мне жаль, что мы не поужинали, — поспешила Кэрри переменить тему.

— Ты голодна?

— В общем, да. Весь вечер только отхлебывала шампанское, но ничего не ела.

— Я тоже. Неудобно разговаривать с полным ртом. А разве попадешь куда-нибудь в Нью-Йорке в субботу в девять вечера, если не заказал столик заранее?

— К тебе или ко мне? — спросила Кэрри без всякой задней мысли, и Марку даже не пришло в голову, будто она имеет в виду что-то иное, кроме ужина.

Марк не успел толком приглядеться к жилищу Кэрри, когда был здесь впервые, но сегодня, усевшись на удобном диване в маленькой гостиной и лениво потягивая шампанское, он внимательным оком опытного журналиста изучил все вокруг. Какие определения он бы употребил, возьмись вдруг писать статью под названием «Квартира Кэрри»? Ну что же, домовито и уютно, квартирка небольшая, удобная, старомодная, и каждая вещь в ней говорит о характере хозяйки.

— Все в духе Кэрри, — произнес он вслух.

— Что? — спросила она, нарезая ломтиками яблоки и сыр.

— Обстановка. Здесь все в духе Кэрри.

— Ну и как? — беззаботно бросила она уже из кухни.

— Мне нравится.

— Спасибо, — после недолгой паузы поблагодарила Кэрри, слегка покраснев оттого, что не сразу сообразила, как ответить.

— Ты, вероятно, живешь здесь с тех самых пор, как приехала в Нью-Йорк. Почему бы не найти жилье попросторнее, с красивым видом из окон, более современное и в приличном районе?

— Потому что мне здесь хорошо, — немного резко возразила Кэрри и, спохватившись, продолжала мягче: — Меган хотела, чтобы я приобрела пентхаус рядом с тем, в котором живет она.

— Почему ты этого не сделала?

— Потому, — заговорила Кэрри, внося в гостиную поднос с нарезанным сыром и яблоками, — что тогда мне это было еще не по карману. И кроме того, тебе не кажется, что это вообще не мой стиль?

— А этот второй пентхаус все еще продается?

— Нет.

— Кто же там теперь живет?

— Там живет Джейк, — ответила Кэрри таким тоном, что стало ясно — второй раз за вечер, — что на этом тема закрыта.

Они пили шампанское и рассказывали друг другу забавные и вполне безобидные истории из своей жизни. Марк сильно смягчал то, что ему довелось пережить во время войны во Вьетнаме и как корреспонденту на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Кэрри знала, какую цену он заплатил, поднявшись с самых низов. Она читала о нем и о его жизни в журналах, слышала неизбежные разговоры о нем в студии. Она порой узнавала об этом по выражению его глаз, по голосу, когда он излагал события трагические, или счастливые, или полные пафоса. Его чувствительность проявлялась так же, как и ее собственная, — именно поэтому они были в телестудии такой гармоничной парой.

— Ты, кажется, дико голоден, — заметила Кэрри, когда Марк опустошил вторую тарелку с сыром и ломтиками яблок. — Я могла бы предложить тебе всего лишь банальный омлет…

— Я сам банальный нью-йоркский холостяк и отлично умею готовить омлет.

— В таком случае, сэр, принимайтесь за дело. У меня, по правде говоря, это плохо получается.

Марк последовал за ней в кухню. Кэрри вручила ему все необходимое, а потом стояла и смотрела за его поварскими усилиями. Марк занимался приготовлением омлета привычно легко, что на самом деле отражало многолетнюю практику и скрупулезное внимание к мелочам.

— Восхитительно! — Кэрри, сияя темно-синими глазами, весело зааплодировала. — Ты будешь кофе? Или чай?

— Чаю, пожалуйста. Я не пью кофе.

Они пили чай в гостиной. Кэрри вдруг заметила, что лицо у Марка сделалось очень серьезным. В конце концов он самым беззаботным тоном спросил:

— Итак, ты не собираешься рассказать мне о Джейке?

— Конечно, нет, — с улыбкой подтвердила она.

— С моей точки зрения, это несколько необычно.

— А что тут особенного?

Голос Кэрри звучал резче, чем ей бы хотелось. Однако точка была поставлена в третий раз за вечер: Кэрри не собиралась говорить о Джейке.

Марк чувствовал себя обиженным. Он имеет право, пусть и совсем крошечное, что-то знать. Марк вздохнул. Вечер с Кэрри был так хорош, что его не стоило портить.

— Хрампф! — пригнув голову, прорычал он.

— Сам ты хрампф! — отозвалась Кэрри, и оба расхохотались.

* * *

После приема Меган, Джейк, Айен и Маргарет собирались на поздний ужин. Меган предоставила свое жилище опытной команде уборщиков. Когда она вернется, в пентхаусе не останется никаких следов минувшего празднества. Все четверо провели еще часок, играя с Гвендолин, так как столик для ужина был заказан на двенадцать ночи.

— Все прошло отлично, Меган. Ты создала прецедент — ведущая актриса устраивает прием для спонсоров и продюсеров, задолго до начала репетиций.

Это была правда. До сих пор никто так не поступал. Репетиции новой пьесы должны были начаться не раньше чем через четыре месяца, а премьера намечалась месяцев через восемь. Однако спонсоры уже приняли на себя материальные обязательства, продюсер и режиссер были определены.

— Это выдумка Джейка. Он говорил, что это доброе дело — поблагодарить спонсоров заранее. Значит, ты им доверяешь.

— Более того, оказываешь исключительное доверие, — вмешался Айен. — Но насчет этой пьесы ни у кого нет сомнений.

Айен стал продюсером пьесы, а режиссуру поручил Алеку Мэтьюзу. Он так поступил, ибо много раз был режиссером Меган, а роль в новой пьесе была чрезвычайно важной для нее. Айен не был уверен в своей беспристрастности к игре Меган. Он отказался от режиссуры неохотно, но знал, что такое решение лучше и для Меган, и для пьесы. К тому же как продюсер он будет ежедневно присутствовать на репетициях.

— Это было просто сенсационно — заполучить на прием Кэрри и Марка, — сказала Маргарет.

— Сенсационный сюрприз. Когда я приглашала Кэрри, она ответила, что вряд ли приедет.

Джейк и Меган вернулись в пентхаус в половине третьего. Джейк проводил ее до двери.

— Какие у тебя планы?

— Я собираюсь лечь спать!

Джейк задумчиво посмотрел на Меган и принял решение. Пришло время что-то делать с собственной жизнью, ведь он только что видел, как поступила со своей Кэрри. Целый год он жил воспоминаниями о четырех днях их любви. Джейк верил тому, что сказал тогда Кэрри: будущего у них не будет. Что бы ни случилось, они попрощались друг с другом навсегда. До сих пор драгоценная для него, глубоко интимная память о Кэрри удерживала Джейка от близости с кем бы то ни было.

Но сегодня, увидев Кэрри с Марком, Джейк осознал, что не сможет вечно жить лишь воспоминаниями. Жизнь продолжается.

— Ты хотела бы, чтобы кто-то составил тебе компанию? — спросил он наконец.

Меган не ответила, но открыла дверь и увела его к себе в спальню.

Глава 22

В конце второго месяца репетиций Алек пригласил Меган с ним поужинать.

— Обещаю — ни слова о работе, — сказал он.

— Отлично… если только мы сможем об этом молчать.

Меган относилась с глубоким уважением к способностям Алека как режиссера. Он неукоснительно требовал точного исполнения своих указаний, но благодаря его таланту исполнительское мастерство Меган поднялось на новый уровень.

Айен был потрясен: шедевр создавался у него на глазах. Одаренность Алека, изумительно талантливая игра Меган и блестящий текст сливались воедино. Каждый день репетиций просто потрясал. Это будет пьеса года, роль Меган станет ролью года. Алеку обеспечена репутация великолепного режиссера.

Насколько мог судить Айен, личных отношений между Алеком и Меган не возникло. Просто каждый уважал талант другого, обходилось без капризов и обид, без борьбы самолюбий. Меган понимала важность своей роли — такая выпадает на долю актрисы раз в жизни. И в их отношениях с Алеком на первом месте было дело. Вот почему Айен не мог дольше оставаться режиссером Меган. Он был слишком ей близок, слишком о ней беспокоился. Не мог жестко требовать, настаивать на своем, спорить с ней, как Алек.

Айен встревожился бы, узнай он, что у Меган и Алека свидание. До премьеры оставалась всего неделя. Спектакль был, в сущности, готов, оставалось отшлифовать детали, которые отличают обычное от великого. Зачем рисковать именно сейчас? Если бы Айен знал, он попросил бы Меган подождать со свиданием до премьеры. После несомненного огромного успеха пусть делает что вздумается.

Но Меган ничего не сказала Айену, потому что это ей казалось сущим пустяком — подумаешь, ужин с деловым партнером. Совершенно безопасная вещь, она не собирается увлечься ни Алеком, ни вообще кем бы то ни было.

Алек Мэтьюз был привлекателен: темно-каштановые волосы, глубоко посаженные темные глаза, тонкие губы, белые, как жемчуг, зубы. Движения по-кошачьи изящные, чувственные. Говорил он красивым, поставленным голосом, с легким акцентом, сохранившимся с детских лет, проведенных в Уэльсе.

За ужином Алек буквально очаровал Меган, заворожил ее и возбудил. Его чувственные, страстные глаза посылали ей совершенно открытый и неотразимый призыв. И тело Меган инстинктивно откликнулось на него. Она давно уже не испытывала ничего подобного.

Они оставили почти не тронутыми тарелки с изысканной едой и поехали к Меган. Едва они вошли, Алек ее поцеловал, притиснув к стене и прижавшись к Меган всем своим сильным телом. Поцелуй был жарким, требовательным и многообещающим. Алек запустил руки под платье Меган и еще крепче прижал ее к себе. Они целовались несколько минут.

Затем Алек неожиданно отпрянул от нее, подошел к бару и не спеша налил себе полный стакан виски. Меган он выпить не предложил. Не глядя на нее, сел на диван в гостиной.

— Иди сюда, Меган.

Голос Алека звучал грубо, он распоряжался, как на сцене. Что он затевает? Что это за игра? Меган обиделась, однако подчинилась команде.

— Снимай одежду, снимай медленно, — продолжал Алек. — А теперь покажи мне, как бы ты хотела, чтобы я тебя ласкал. Но делай это по-настоящему, не забывай, что я сразу распознаю игру.

— Отлично, Алек. — Меган деланно рассмеялась и несколько раз хлопнула в ладоши. — В следующий раз как я услышу, что ищут актера на роль сексуального психопата, я порекомендую тебя. Ты великолепно справишься. А теперь убирайся ко всем чертям!

Меган пошла к двери, но Алек в мгновение ока подскочил к ней и грубо схватил за руку.

— Я сказал — раздевайся!

— Нет! — К негодованию Меган на этот раз примешался страх. Глаза у Алека горели, губы уродливо скривились. Это была вовсе не игра, он вполне серьезен. — Немедленно отпусти меня, Алек!

Он сжал ее руку с такой силой, что ногти впились в тело до крови. Алек был сильным, а в ярости стал неуправляем.

— Ты сделаешь то, что я велю тебе, Меган. Я твой режиссер! — прорычал он сквозь свои ослепительно белые зубы.

— Алек, ради Бога, отпусти меня. Пожалуйста!

Он почувствовал ее страх, и это придало ему уверенности. Она сделает то, что он прикажет!

Он заставил Меган расстегнуть платье. Оно упало к ее ногам, обнажив тело. Алек одной рукой схватил ее за грудь, а другую сунул ей в промежность.

Меган сжала кулаки и замахнулась на него.

— Убирайся! — прошипела она в ярости.

— Не смей мне угрожать!

Он схватил ее платье и отшвырнул в сторону.

— Встань на колени!

— Нет!

Алек дал ей пощечину. Меган закричала. Он снова вцепился ей в руку и ударил еще раз, еще и еще…

— Прошу тебя, перестань, — зарыдала Меган.

— Ты готова сыграть сцену?

— Убирайся! Убирайся! — рыдая, повторяла Меган.

Ее выкрики разбудили Гвендолин. Собачка вбежала в гостиную, помахивая хвостом, но, увидев Алека, громко и зло залаяла.

Алек грубым пинком отшвырнул Гвендолин в угол. Собачка упала бездыханная.

Ярость Меган при виде того, что сделал Алек с собакой, придала ей силы. Она бросилась на насильника, но он только безобразно оскалился и свалил Меган на пол; потом он поставил ее на колени и, удерживая одной рукой, расстегнул брюки и выдернул из них ремень.

— Я дам тебе то, чего ты хочешь, шлюха. Открой рот!

Меган мотнула головой. Он хлестнул ее ремнем, и она вскрикнула от боли.

— Открой рот. И делай все как надо. Это твоя лучшая роль. — Алек помолчал и добавил с угрозой: — Иначе я тебя убью!

Меган подчинилась. Немного погодя он ухватил ее со злостью за волосы и откинул голову.

— Ты слишком торопишься. Помедленнее.

Эти самые слова он повторял ей много раз за день на репетициях. Слова режиссера. Гения режиссуры. Он руководил теперь ею как режиссер. И ей придется ему подчиняться. У нее нет выбора.

— Медленно, медленно. Тебе это нравится, Меган. — Голос у него стал мягким, каким был в ресторане за ужином. — Теперь быстрее.

Подчиняясь его командам, Меган думала только о том, чтобы он ее не убил.

Он кончил ей в рот, потом уложил навзничь и широко раздвинул ей ноги.

Меган понимала, что ей не справиться с противником. Джейк! Где же Джейк? Меган перед уходом ему звонила, чтобы попросить приглядеть за Гвендолин в ее отсутствие. Но она не застала Джейка дома. Но даже если он у себя, то не услышит ее криков. Стены здания слишком прочные, построены на совесть.

Внезапно Алек ухватил ее за лодыжки, согнул ей ноги в коленях и грубо втолкнул ей свою плоть в задний проход. Меган закричала от дикой боли.

— Джейк! Джейк! Помоги!

Алек накрыл ей рот ладонью.

— У тебя прекрасный защитник, Меган, — осклабился он.

Меган впилась в его ладонь зубами, почувствовала вкус крови, но Алек продолжал насиловать ее с яростью.

Кэрри легонько коснулась небритой щеки Марка. Она почти физически ощущала его напряжение и усталость, так ясно обозначившиеся у него на лице. Он не спал уже две ночи.

Две ночи ожидания и тревоги. И теперь они снова сидели в приемной отделения интенсивной терапии. Кэрри, Марк, его бывшая жена Шейла и их сын Эндрю вместе ждали новостей.

Взаимные обиды и враждебность бывших супругов отступили на задний план. Их маленькая дочка могла умереть. Врачи прилагали все старания, чтобы она выжила. Им помогала сама Бекки, крепкая и здоровая двенадцатилетняя девочка.

Такой она была до тех пор, пока не проснулась две ночи назад с сильной болью в животе. Шейла позвонила в «Скорую помощь» и Марку.

У Бекки были высокая температура, низкое кровяное давление и острый живот, как выражаются в подобных случаях врачи.

— Мы должны ее немедленно оперировать.

— Что с ней?

— Мы не узнаем, пока не проникнем во внутренние органы.

Марка ужаснуло это «проникнем». Он достаточно нагляделся на то, как «проникают» полевые хирурги во Вьетнаме. По тут речь шла о его маленькой дочке.

— В чем, по-вашему, дело? — спросил Марк.

— Острый аппендицит. Случается, что гнойный процесс с прободением брюшной полости начинается без предварительных симптомов, однако это бывает редко.

Доктор замолчал и наконец узнал Марка. «Ах вот что это за персона», — подумал он с неудовольствием. Врач знал, что пациенты, требующие особого внимания и, так сказать, управляющие собственным лечением, часто поправляются хуже, чем простые смертные.

Шейла подписала согласие на операцию: именно она была законной опекуншей дочери. В графу о возможных опасностях врач вписал слова «вероятный смертельный исход». Шейла кивнула и поставила свою подпись.

Все это происходило вчера утром. Бекки находилась на операционном столе уже четыре часа. У нее начался острый гнойный перитонит. Удалили громадное количество гноя, но жизнь девочки все еще была под угрозой.

Из операционной Бекки перевели в отделение реанимации — она была слишком слаба и лежала под капельницей.

Девочка была без сознания. Марк и Шейла стояли по обеим сторонам ее койки и держали дочь за руки — холодные, посиневшие и безжизненные.

В половине четвертого пополудни Марк вспомнил, что даже не позвонил на студию. Он поспешил связаться с Кэрри.

— Я вполне без тебя справлюсь.

— Нет, я приеду.

— Не смеши меня.

— Я должен выбраться отсюда. Нам не разрешают подолгу возле нее находиться. В основном мы сидим в приемной.

— Почему бы мне не приехать и не подождать вместе с вами, как только передача закончится?

— Хорошо. Это было бы славно.

Марк звонил вовсе не потому, что опасался за передачу. Он просто очень хотел видеть Кэрри. Оба понимали, что он не может уходить из больницы. И теперь Кэрри приедет и будет с ним рядом. Ему даже не пришлось ее просить.

При других обстоятельствах во время случайной встречи Шейла не преминула бы пустить в ход свой ядовитый язычок и пройтись насчет возраста Кэрри и соответственно возраста Марка, который Кэрри в отцы годится, ну и так далее. Но сейчас она была просто рада поддержке.

Кэрри принесла Шейле кофе, а Марку — чаю, заказала для них еду, причем сделала это так ненавязчиво, без суеты. Кэрри постаралась развлечь Эндрю: они играли в карты, в настольные игры и в слова. Кэрри жила в двух шагах от больницы, и все этим воспользовались, чтобы по очереди подремать, принять душ и вообще немного отключиться.

Именно Кэрри задавала выходившим в приемную врачам те вопросы, какие и следовало задать; в умении неназойливо обо всем разузнать и заключался ее талант.

На все вопросы Кэрри врачи отвечали терпеливо и спокойно.

Бекки снова оперировали в ночь на четверг, а потом еще раз во второй половине дня в пятницу. В десять часов вечера после четырехчасовой операции девочку вывезли из операционной. Кэрри, Марк, Шейла и Эндрю несли дежурство в крохотной комнатке рядом с реанимационным отделением.

— Ей лучше, — сказал вышедший к ним врач.

Волнение захлестнуло Марка и Шейлу, они не могли говорить. Кэрри понимала, что сейчас они не в состоянии ни о чем спросить.

— Вы считаете, что она справится? — решилась она задать главный вопрос.

— Да. — Врач снова ей улыбнулся. — Я считаю, что справится.

Кэрри и Эндрю к Бекки не пустили — только отца с матерью.

— Нам велено отправляться домой! — с торжествующим видом объявил Марк, выйдя из палаты. — Значит, Бекки и вправду лучше. Они хотят, чтобы она отдохнула и чтобы никто ее не беспокоил.

— Думаю, они также понимают, что нам всем необходимо хорошенько выспаться, — мягко заметила Кэрри. Усталость все еще была заметна во всем облике Марка, но напряжение уменьшилось. — Ты оставил им номер моего телефона?

Он кивнул.

В одиннадцать Марк уже спал в постели Кэрри.

Глава 23

В пятницу Джейк собирался провести спокойный вечер дома, но днем позвонила одна из служащих его компании и пригласила в оперу.

— У меня два билета на сегодняшний вечер. Хочешь пойти со мной?

— Разумеется.

«Аида» в «Метрополитен-опера». Это было весьма заманчиво, к тому же Джейку было приятно встретиться с Джоан Бреннер. Она была умным, проницательным, энергичным, преуспевающим юристом. Ей льстило, когда ее видели рядом с красивым и богатым мужчиной. И нравилось заниматься любовью с Джейком.

Иногда он звонил ей. Иногда звонила она. Все шло прекрасно.

Во втором акте Джейк увидел, что Джоан стало нехорошо. Он взял ее за руку. Рука была влажной. Он пригляделся к ней в полумраке театрального зала.

— Давай уйдем, — предложил он шепотом.

— В конце акта, — отозвалась она тоже шепотом, скривившись от боли.

— Ты не вытерпишь, — возразил он — до конца действия оставалось четверть часа. — Минуты через две наступит подходящий момент, тогда и выйдем.

Он проводил ее до дамской комнаты. Джоан вернулась через десять минут. Лицо у нее было бледно-зеленое, однако она пыталась улыбаться.

— Поищем врача?

— Нет. Я уверена, что это пищевое отравление. Я съела что-то за ленчем. Какая досада!

— Я отвезу тебя домой.

Джейк недолго оставался в квартире у Джоан. Убедившись, что ей лучше, он попросил ее в случае необходимости позвонить и уехал.

В четверть двенадцатого он повернул ключ в замке своего пентхауса. Закрывая за собой дверь, Джейк услышал какой-то шум. Отдаленный, короткий, но, несомненно, женский вскрик. Джейк вышел в холл между своим пентхаусом и квартирой Меган и задержал дыхание. Тишина. Он подошел к двери Меган и прислушался. Ни звука.

Джейк вернулся к себе встревоженный. Позвонил Меган, никто не ответил. Странно. Она редко выходила из дома, даже вечером по пятницам. Он набрал ее номер еще раз и долго ждал ответа, но никто так и не подошел к телефону.

Тревога не давала Джейку покоя. Уйди Меган куда-нибудь, она непременно попросила бы его присмотреть за Гвендолин. Он достал ключ от входной двери квартиры Меган из ящика кухонного шкафа. Сначала позвонил, потом постучал.

— Меган, это Джейк.

Никто не ответил на его стук.

Он вставил ключ в скважину и повернул. Дверь не открывалась. Значит, опущен ограничитель. Но Меган никогда им не пользовалась. Они жили в охраняемом доме. Собственный лифт пентхауса приводился в движение ключом с первого этажа либо при помощи кода из пентхауса.

Джейка вдруг прошиб холодный пот. Он заколотил в дверь, выкрикивая имя Меган. Есть ли у него ключик от ограничителя? Он вернулся к себе в кухню. В том же ящике валялся блестящий новенький ключик. Наверное, Меган сама положила его туда.

Джейк попытался воспользоваться ключиком, но дверь неожиданно отворилась.

— Алек!

— Добрый вечер, Джейк.

Алек выглядел как обычно и был совершенно спокоен.

— Где Меган?

— Дома.

— Вы меня слышали?

— Конечно. Мы были… м-м… заняты, — улыбнулся Алек.

— О, извини. Мне почудились крики.

Алек вновь улыбнулся — многозначительно и высокомерно. Джейку это не понравилось.

— С Меган все в порядке?

— По правде говоря, она меня сегодня разочаровала. Она это понимает и потому расстроена. Успокой ее, скажи ей, что это всего лишь репетиция. И что я позвоню ей завтра.

Алек не спеша, уверенным шагом проследовал к лифту и уехал.

Страх, охвативший Джейка раньше, не проходил. Он слышал вскрик. Он видел зловещую ухмылку Алека. Он широко распахнул тяжелую дубовую дверь.

— Меган! — окликнул он негромко.

И вдруг увидел ее. Она скорчилась на полу в гостиной. Голая, вся в синяках, в крови, сжимая в руке изорванное платье, которое Алек швырнул ей перед уходом со словами: «Оденься, шлюха, к тебе пришли». Голова запрокинута, спутанные светлые волосы закрывают лицо.

Джейк на мгновение растерялся. Что делать — броситься на помощь Меган или бежать за Алеком? Джейк знал, что если он его догонит, то убьет. Ему приходилось убивать людей, гораздо менее заслуживающих смерти. Мужчин, которые всего лишь родились в стране, воевавшей с его страной.

Джейк подошел к Меган. Он сел рядом с ней на пол и ласково до нее дотронулся. Она взглянула на него, и, несмотря на слезы и синяки, Джейк увидел в ее взгляде нечто пострашнее, чем боль, унижение или гнев: он увидел в ее глазах полную безнадежность и беспомощность.

— Он убил Гвендолин, — прошептала Меган, кивнув в ту сторону, где лежала на полу кучка золотистого меха.

Гвендолин бессильно лежала, но се грудка чуть вздрагивала при вдохе.

— Гвендолин, — позвал Джейк, и собачка еле заметно вильнула хвостом.

Джейк подошел и потрогал ее. Гвендолин вскочила. Джейк ощупал ее тельце с величайшей осторожностью, но у собачки казалось, все было в порядке. Когда он ее поднес к лежавшей на полу Меган, Гвендолин начала вырываться у него из рук. Меган ее обхватила и прижала к себе, а собачка принялась слизывать слезы с лица хозяйки.

— Он так сильно ударил ее ногой, что после этого она не двигалась.

— Собаки иногда прикидываются мертвыми из инстинкта самосохранения. Она жива и здорова. Что он с тобой сделал?

— У нее могут быть внутренние повреждения. Джейк, прошу тебя, отвези ее сегодня к ветеринару. Хорошо?

— Хорошо, если ты так хочешь, — согласился Джейк, глядя на резвившуюся по комнате собаку. — Ради Бога, скажи, что сделал с тобой Алек?

Меган молча уставилась на Джейка пустыми, безнадежными глазами.

— Милая, я считаю, что мы должны позвонить в полицию.

— Зачем? Ты подоспел вовремя.

— Он тебя изнасиловал?

— Что? Да. Но он меня не убил.

Меган бросилась в объятия Джейка, вся дрожа и всхлипывая. Он гладил ее по голове и по спине; его рука коснулась чего-то липкого — кровь. Джейк снова вспыхнул от ярости, но оставить Меган одну он не мог. И не мог убить Алека. Во многих других странах это было бы легко и просто, но, увы, не в Америке.

— Мне необходимо принять душ, — заявила Меган.

— Меган, послушай. Этот скот тебя избил и изнасиловал. Нельзя, чтобы такое сошло ему с рук. Я… мы… словом, надо позвонить в полицию. Им нужны доказательства. Чем скорее я им позвоню, тем скорее все кончится, и ты примешь душ. Согласна?

Это было все равно что разговаривать с ребенком. Меган вполне спокойно его выслушала, а потом твердо сказала:

— Нет!

— Хорошо. Можешь ты мне рассказать, что произошло?

— Зачем?

Она смотрела ему прямо в лицо, и теперь в ее взгляде наряду с безнадежностью и беспомощностью появились недоверие и подозрительность. Господи, подумал Джейк, если он вынудил ее утратить ко мне доверие, я точно его убью.

— Затем, что, наверное, стоит обсудить это.

— Нет. Я просто хочу принять душ. Я так и сделаю, а ты отвезешь Гвен к ветеринару. Когда вернешься, мы сможем поговорить.

— Меган, посмотри на нее. Она великолепно себя чувствует.

— Ты обещал!

Ее взгляд говорил: я знала, что тебе нельзя верить. Джейк огромным усилием воли подавил раздражение.

— Ладно. Договорились. Я отвезу Гвендолин к ветеринару, но не могу оставить тебя одну. Позвоню-ка я Айену. Сейчас самое время сообщить ему о том, что произошло.

— Нет! Не звони.

— Почему?

— Он на меня рассердится.

Джейк уставился на нее непонимающими глазами.

— Из-за пьесы, —пояснила Меган.

— Меган, ты рассуждаешь совершенно нелогично. Я понимаю, через что тебе пришлось пройти…

— Нет, ты не понимаешь.

— Ладно, ты права. Я не понимаю. Потому что ты мне не рассказала, — терпеливо согласился Джейк. — Во всяком случае, ты потрясена и подавлена. Я не могу оставить тебя одну. Кому ты хочешь, чтобы я позвонил?

— Кэрри, — прошептала Меган.

— Дай мне номер ее телефона, — со вздохом произнес он.

Было уже половина первого ночи. Марк схватил трубку после первого же звонка. Кэрри села на постели.

— Да? — сказал Марк.

— Марк? — слегка запнувшись, предположил Джейк.

— Да, это я.

— Марк, говорит Джейк Истон. Прошу прощения, что беспокою так поздно. Мне срочно нужно поговорить с Кэрри.

— О Бекки?

— Нет. О Меган. Кэрри дома?

Марк без объяснений передал Кэрри трубку.

— Кэролайн, это Джейк. Меган… м-м… подверглась нападению.

— Что ты сказал? Что значит нападению? Она в порядке?

— Физически да. — Джейк взглянул на Меган. Ее синяки побагровели и распухли. — Вся в синяках, но это не беда. Главное, что она очень подавлена. Убита. Даже не хочет позвонить в полицию.

— Она знает, кто это сделал?

— Да. Это Алек, режиссер ее пьесы.

— Он ее изнасиловал?

— Да. — «Я не хочу, очень не хочу впутывать тебя в это, — думал он, — поверь мне, поверь». — Она ничего мне не рассказывает и не слушает меня.

— Где вы?

— У Меган.

— Я немедленно приеду.

— Я пошлю за тобой лимузин.

Кэрри помедлила с ответом, но подумала, что так безопаснее и проще.

— Хорошо, — сказала она и повесила трубку.

— Ты одна не поедешь, — запротестовал Марк, еще не вполне очнувшийся после недолгого — всего часа полтора — и такого необходимого ему сна.

— Непременно одна, — улыбнулась ему Кэрри; он слишком устал, чтобы спорить. — За мной пришлют лимузин. Номер их телефона я оставлю на столике.

Пока ждали машину, Кэрри связалась с больницей. Состояние Бекки не вызывало тревоги.

Джейк встретил ее у двери. Он сразу заметил перемену, которая произошла с Кэрри за то время, что они не виделись после приема у Меган. Она излучала уверенность и независимость, стала строже, утратила непосредственность и естественность. В чем дело, спрашивал себя Джейк, хотя ответ был ему ясен. Дело в любви Марка, в защите, которую давала Кэрри эта любовь, в том, чего никогда не мог дать ей он, Джейк. Марк ее любил, и оттого она стала сильнее, увереннее в себе и, как ни парадоксально, независимее. Это должно было бы обрадовать Джейка, именно такой он хотел ее видеть. Но он загрустил.

Их глаза встретились. Кэрри слегка улыбнулась, но тут же отвела взгляд. Сердце у нее так и прыгало. Господи, она ужасно выглядит в старых линялых джинсах, клетчатой рубашке и свитере. Да еще причесана кое-как, под глазами темные круги от усталости и недосыпа. А Джейк кажется таким элегантным в вечернем костюме.

— У тебя все хорошо? — спросил он.

— Разумеется. Если не считать двух суток очень тяжелых переживаний, то все отлично, — ответила Кэрри и снова попыталась изобразить на лице улыбку.

— Никогда не видел тебя такой.

То была не критика, а просто констатация факта, но Кэрри внутренне вспыхнула: она не нуждается в его умозаключениях. В последние месяцы она его любила, ненавидела, пыталась понять — и очень осторожно строила доверительные и надежные отношения с Марком. Казалось, вся энергия и эмоции последних месяцев сконцентрировались в одном этом мгновении.

— Где Меган? — отрывисто спросила она Кэрри.

И увидела Меган. Та все еще сидела на полу посреди гостиной. Джейк набросил на нее голубой купальный халат, но не мог уговорить двинуться с места. Гвендолин спала рядом с хозяйкой. Меган подняла голову, и Кэрри задохнулась, увидев ее лицо. Она подбежала к подруге, взяла ее за руки и заглянула в глаза.

— О Меган, бедная моя! — только и выговорила Кэрри, и слезы хлынули у нее из глаз.

— Не плачь, Кэрри, — сказала Меган и заплакала сама.

Через несколько секунд Кэрри встала и за руки потянула Меган за собой.

— Идем. Я приготовлю чай.

Меган, не сопротивляясь, встала. Ее качнуло, однако она справилась с собой и удержалась на ногах. Пушистый кремовый ковер в том месте, где сидела Меган, стал коричнево-красным. В центре пятна чернел большой сгусток запекшейся крови.

Кэрри быстро повернулась к Джейку и выговорила одними губами: «Надо позвонить в полицию». Джейк только молча кивнул на Меган и пожал плечами, давая понять, что она на это не соглашается.

— Меган, ты посмотри, сколько крови. Откуда она? — спросила Кэрри.

Меган начала было распахивать полы халата, но что-то глубоко в ее сознании подсказало: не надо показывать Кэрри это. Она повернулась к подруге спиной и приспустила халат с плеч. Большие кровавые рубцы, подернутые тонкой корочкой запекшейся крови, покрывали хрупкую спину.

Кэрри взглянула Меган под ноги. Кровь все еще текла из нее, каждую секунду или две на ковер падала ярко-красная капля.

— У тебя месячные?

Меган медленно покачала головой:

— Подумай о другом отверстии. — Меган коротко рассмеялась. Ее смех был полон отчаяния и унижения. — Я ничуть не удивляюсь, что у меня идет кровь. У девственниц так и бывает. А я была девственницей… в том месте. — Она помолчала. — Верно, Джейк? У девственниц кровь отовсюду течет. У тебя большой сексуальный опыт. Ты должен знать.

Ее слова были полны злобной ярости, и Джейк не выдержал:

— Что это значит, Меган? Как ты смеешь…

— Меган, — мягко перебила его Кэрри, — это сделал с тобой Алек, а вовсе не Джейк. Джейк никогда не причинил бы тебе боли.

— Нет, — спокойно согласилась Меган. — Джейк всегда очень нежен.

Кэрри прикусила губу. Она не хотела, не могла слышать о сексуальных отношениях Джейка и Меган. Глядя в пол, она сказала:

— Меган не это имела в виду. Ты просто попался ей под руку.

Меган необходим доктор. Кэрри подумала о враче, с которым познакомилась на днях в больнице у Бекки. Глядя на кровавые капли, которые продолжали стекать на пол к ногам Меган, она сказала.

— Тебе необходимо показаться врачу.

— Нет!

— Ты потеряла очень много крови.

— Я приложу лед, и все обойдется, — твердо заявила Меган.

— Хорошо, давай попробуем. Но если не поможет, обратимся к врачу.

— Кстати, о врачах. Я собираюсь отвезти Гвендолин в ветеринарную клинику. Я обещал Меган это сделать.

Джейк говорил сердито. Ему очень хотелось хоть ненадолго отвязаться от них обеих.

Когда Джейк два часа спустя вернулся, Кэрри сидела в гостиной одна и пила чай. Она прикрыла пятна на ковре двумя большими полотенцами. Дверь отворилась, и Кэрри вскочила. Что, если это вернулся Алек? Из короткого сбивчивого рассказа Меган она поняла, насколько опасен этот человек.

— Как Гвендолин? — спросила Кэрри, быстро опомнившись от страха.

— Прекрасно, как ты сама видишь. Однако врач считает, что этот ублюдок все-таки сломал ей ребро. Внутренних повреждений нет… А где Меган?

— В постели. Надеюсь, что спит.

— Кровотечение остановилось?

— Да.

— И само собой, она приняла душ. Уничтожены все прямые доказательства.

— Верно. Однако ее не убедишь. Я никогда ее не видела такой упрямой. Возможно, она слишком много выпила.

— Меган вообще не пьет.

— Что? Насколько я помню, раньше она выпивала.

— Я знаю. Но она бросила с тех пор как… Давно. Несколько лет назад.

Они говорили о ее лучшей подруге, а Кэрри только сейчас узнала то, что должна была бы знать.

— Она все еще в шоке.

— Видимо. Она тебе об этом рассказала?

— Не очень подробно. Но у меня сложилось впечатление, что она больше всего боялась того, что он мог с ней сделать, не услышь ты ее крики.

— Она считает, что он мог ее убить.

— Да. Она все еще его боится. Ты думаешь, он может осуществить свою угрозу?

— Нет! Меган не привыкла к насилию. Но Алек явный извращенец и садист. Думаю, сейчас ее страхи безосновательны. Реальной угрозы нет. — Джейк помолчал, потом сказал, обращаясь скорее к самому себе: — Другое дело, оправится ли она психически. Она так много страдала.

Кэрри смотрела на него с недоверием. Страдала? Меган? Меган, золотая девушка. Все, к чему она прикасалась, обращалось в золото. Она получала любого мужчину, которого хотела. Джейка, Стефана… Она шутя сделала карьеру, играла главные роли на Бродвее, критики ее расхваливали. Это Меган причиняла многим страдания, например, Стефану, но сама никогда не знала душевных мук. До сих пор жизнь Меган была райским наслаждением.

О чем же говорил Джейк?

Текли минуты, а у Кэрри не было сил задать ему вопрос. У нее никогда не хватало энергии что-то у него выведать.

— Ты хочешь чаю?

— Нет, спасибо. Не налить ли тебе немного бурбона? — спросил он, наливая себе бренди.

— Она не собирается рассказать Айену о случившемся, — сказала Кэрри.

— Господи! Что же она намерена предпринять? Спектакль состоится? И как она думает себя вести, когда встретит Алека после всего? Как обычно?

— Она актриса.

— Ты в самом деле считаешь, что она в состоянии пройти через это? У нее же нет твоей выдержки.

— Она хочет играть в этой пьесе.

— Айен должен все знать, — твердо произнес Джейк.

— Все узнают при взгляде на ее лицо.

— Я расскажу Айену утром. — Джейк говорил твердо, принимая решение за Меган. Он взглянул на Кэрри. — Ты выглядишь совершенно измученной, Кэролайн.

— Долгий день, перешедший в ночь, — слабо улыбнулась Кэрри.

— Лимузин ждет внизу. Тебя отвезут домой. Я останусь здесь на случай, если она проснется.

Кэрри встала. Джейк проводил ее до лифта. Он хотел ее обнять, но не решился.

Вместо этого он прошептал:

— Прости меня.

Кэрри улеглась в постель рядом с Марком в половине шестого. Марк поднялся в восемь и поехал в клинику, а Кэрри спала. Он вернулся в одиннадцать. Кэрри пробудилась, когда он вошел в спальню.

— Бекки говорила со мной! — со слезами на глазах сообщил Марк.

Кэрри протянула к нему руки. Он подошел к ней.

— Я так рада, милый!

Семь месяцев назад ничто не могло бы заставить Кэрри хоть на секунду забыть о Джейке. Теперь она не думала о нем днями. А когда вспоминала, старалась поскорее прогнать эти мысли и вспыхнувшую вместе с ними боль.

Рана снова открылась с той секунды, как она увидела Джейка прошедшей ночью. Но едва Марк ее обнял, все прошло.

— Что же мы будем делать в этот прекрасный осенний день?

— Давай останемся дома.

Марк нырнул к ней в постель.

Телефон зазвонил в полдень. Меган повернулась на постели и сняла старомодную позолоченную трубку, украшенную слоновой костью.

— Привет, Меган. Это Маргарет. Мы тебя ждем. У тебя все хорошо?

Меган предполагала провести уик-энд в деревне вместе с Маргарет, Айеном и Стефани.

— Вчера вечером я очень плохо себя почувствовала и поздно заснула. Я еще в постели. Прости, Маргарет, но в этот уик-энд я никуда не смогу поехать. — При этих словах Меган подняла голову и увидела в дверях спальни Джейка.

— Расскажи Айену, — прошептал он, но Меган в ответ выразительно замотала головой.

— Мы можем тебе чем-нибудь помочь?

— Спасибо, ничего не нужно. Это всего лишь простуда. Поцелуй за меня Стефи.

Меган с задумчивым лицом медленно повесила трубку.

— Я жалею о том, что сказала тебе вчера, — обратилась она к Джейку со слезами на глазах.

— Я не понимаю, почему ты так поступила, — негромко отозвался Джейк.

— Я не соображала, что говорю.

Наступило долгое молчание. Джейк думал о том, как себя вести дальше. Понимая, насколько Меган потрясена случившимся и напугана, он в то же время сознавал, что она прежде всего актриса и бесконечно любит театр.

— Нельзя сказать, что ты была совершенно невменяема. Ведь ты сообразила, что не стоит показывать свою рану Кэрри. Почему же ты так обошлась со мной? Это было жестоко и совершенно не нужно.

Джейк не собирался ей потакать; она должна знать, что причинила ему боль.

Меган перестала плакать и серьезно взглянула на Джейка. Что ей делать, если она его потеряет? Чего ради она на него напала? Меган попыталась найти ответ:

— Я не знаю, почему я так сказала. Я была очень зла и напугана. Впервые в жизни такое со мной случилось. Я доверяла Алеку. Джейк, меня к нему очень тянуло. И я в нем ужасно ошиблась. Поэтому засомневалась в себе самой, в правильности оценок, которые даю своим друзьям.

— Даже мне?

— Вероятно. Я просто не знаю. Но я очень сожалею. Прости меня, если можешь.

— Постараюсь, — коротко ответил он. — Ты провоцируешь мужчин, Меган. Ты говоришь некоторые вещи, даже не дав себе труда задуматься… Временами ты вызываешь неудержимый гнев.

Меган широко раскрыла глаза. Вероятно, это правда. Меган вспомнила в эту секунду о Стефане… об Айене… и о Джейке. Но ведь она не нарочно! Джейк, разумеется, ее понимает… Но тут она осознала, что Джейк говорит об Алеке.

— Я не провоцировала Алека! — В ее глазах снова вспыхнуло недоверие.

— Дорогая, он тебя изнасиловал. Злобно и жестоко. Но ведь не совершил же он это вдруг, ни с того ни с сего.

— Тем не менее это так, Джейк. Я же тебе говорила, что меня к нему тянуло. Я не прочь была заняться с ним любовью.

— Он был пьян?

— Нет, не думаю. Он просто пришел в ярость без всякого повода. Он не владел собой.

Насколько он опасен? — спрашивал себя Джейк. Страх Меган, когда она говорила об Алеке, был совершенно очевидным. Меган — женщина сексуально опытная. То, что Алек с ней сотворил, было унизительным и болезненным, но обычной реакцией Меган скорее стал бы гнев, а не страх.

— Я хочу, чтобы ты немедленно позвонила Айену, Меган. Расскажи ему обо всем.

Меган, уже не в силах противиться и опасаясь ссоры с Джейком, протянула руку за трубкой, но в это время зазвонил телефон.

— Отсрочка, — улыбнулась Меган. — Я слушаю.

— Доброе утро, Меган.

— Как ты смеешь! — Вся кровь отхлынула от лица актрисы, руки у нее затряслись.

— Я всегда звоню, чтобы поблагодарить женщину за свидание, — бархатным голосом ответил Алек.

— Даже если ты ее избил и изнасиловал?

— Это совершенно необоснованные обвинения, Меган.

Уже никакого бархата не было в его голосе.

— Но это правда.

— Ты нагоняешь на меня скуку своей мелочностью. Увидимся в театре в понедельник. И помни, что на этой неделе все должно быть в порядке.

Это была угроза. Когда Меган положила трубку, она понимала, что не сможет встретиться с ним с глазу на глаз. Ни в понедельник, ни вообще когда-либо.

Не глядя на Джейка, она набрала номер Айена, и тот обещал в тот же вечер вернуться в Нью-Йорк.

Кэрри позвонила в четыре. Трубку поднял Джейк и объяснил, что ему пришлось долго говорить по телефону и что раньше звонил Алек.

— Какая невероятная наглость!

— Возможно, он хотел узнать, стоит ли ему чего-то опасаться. Меган сказала достаточно, чтобы он забеспокоился. Скорее всего он позвонит еще, чтобы убедиться, насколько все серьезно.

— Беспокоиться не о чем, раз не сообщили в полицию.

— Айен в курсе.

— Это хорошо. Могу я с ней поговорить?

— Она снова принимает душ. Попросить, чтобы позвонила тебе?

— Нет. Только если она сама захочет.

Айен приехал в девять. Увидев распухшее, все в синяках лицо Меган, он крепко ее обнял, даже не подумав, не болезненны ли для нее эти объятия. Но Меган даже не вздрогнула, потому что нуждалась в его поддержке.

— Джейк заставил меня тебе позвонить, — начала Меган. — Он был прав. Ты должен знать, что я не стану больше работать с Алеком.

Айен не слишком удивился, просто был очень серьезен.

— Зачем, во имя Господа, ты с ним куда-то пошла? — заорал он — повышать голос вошло у него в привычку за годы работы режиссером.

— А почему бы и нет? — заорала, в свою очередь, Меган. — Откуда мне было знать, что твой гениальный режиссер — сексуальный маньяк и убийца. Как ты мог его нанять?

Айен моргнул и сощурился.

Он что-то припоминает, подумал Джейк. Что-то глубоко запрятанное в его душе. Джейк занервничал.

— Вы оба подписали контракт, — медленно заговорил Айен, явно пытаясь что-то вспомнить и вместе с тем решить, что делать. — Контракт с Алеком действителен до конца первых двух недель постановок. Ты подписала контракт на восемь месяцев.

— Что все это значит? — спросила Меган.

— Я не могу уволить Алека.

— Выходит по-твоему, он не совершил ничего предосудительного?

— Он не нарушил условий контракта. И у нас нет прямых доказательств совершения им противоправных действий.

— Погляди на меня! Взгляни на мое лицо! Какие еще тебе нужны доказательства? — прошипела Меган.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Я знаю, что по какой-то причине ты и Джейк считаете, что ничего особенного не произошло, что во всем виновата я одна.

— Ни один из нас этому не верит, Меган, — сказал Джейк.

— Но вы оба настроены скептически.

— Просто трудно себе представить, что Алек мог учинить такое безумие.

— Я считаю, что все упирается в неустойку, которую тебе придется заплатить, — заявила Меган.

Некоторое время все трое сидели молча, испытывая неловкость из-за этого, увы, вполне обоснованного замечания.

— Хорошо, Айен, — нарушила молчание Меган. — Я выведу тебя из затруднения. Тебе не придется увольнять твоего драгоценного режиссера. Уйду я. Подыщи себе другую актрису на главную роль.

— Если ты уйдешь, я подам на тебя в суд за несоблюдение условий контракта, — невозмутимо ответил Айен.

— Чего же ты хочешь? — растерянно произнесла Меган.

Айен опустил голову на руки и задумался. То была знакомая поза: так он обычно принимал решения…

— Я хочу, чтобы мы встретились втроем — ты, я и Алек. И все обсудили.

— Что именно?

— Многое. Но главное, чтобы он знал: глаз с него не спущу в оставшиеся три недели до окончания его контракта.

В конце концов Меган с большой неохотой согласилась на встречу.

— Но я хочу, чтобы Джейк тоже присутствовал, — потребовала она.

Айен был задет. Он сам сможет защитить Меган. В присутствии на встрече Джейка нет необходимости.

Утром в понедельник Алек и Айен приехали в театр одновременно.

— Меган сегодня в театре не будет, — сказал Айен. — Я тебе предлагаю приехать ко мне домой в полдень. Нам троим следует обсудить ситуацию.

— Какую ситуацию?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

Алек пробурчал себе под нос нечто невнятное.

Айен снимал для себя квартиру в городе. Он оставался там иногда всю неделю, если расписание репетиций было напряженным, но уик-энды неизменно проводил с Маргарет и Стефани в своем имении Пайнхэвен в Коннектикуте.

Меган уселась в дальний угол дивана, подобрав под себя ноги. Синяки у нее на лице успели пожелтеть, опухоль спала, так как Меган прикладывала лед.

— Привет, Меган! — Алек посмотрел ей в глаза и заулыбался. — Разве ты никогда не слышала о макияже?

— Ты имеешь в виду чадру?

Алек глянул на Айена и покачал головой:

— Видимо, мы тут собрались из-за того, что после нашего свидания Меган повела себя как примадонна.

— Меган говорит, что ты ее избил и изнасиловал. То, что избил, совершенно очевидно, — ровным голосом произнес Айен, глядя Алеку в лицо.

— Дозволено ли мне обратиться к пострадавшей стороне? — В голосе у Алека не звучало ни страха, ни чувства вины, ни раскаяния, только чуть-чуть иронии и обиды, словно он имел дело с милым, но избалованным ребенком.

Айен кивнул. Меган инстинктивно забилась еще глубже в угол дивана.

— Скажи, Меган, тебе хотелось… заняться со мной любовью в пятницу вечером?

— Да, но…

— Отвечай на вопрос, — приказал Алек.

— Да.

Алек многозначительно посмотрел на Айена, как бы говоря: тебе все ясно? Айен явно сомневался, и Алек продолжал:

— Это вопрос стиля, Айен. Мне нравится секс определенного типа. Меган, очевидно, предпочитает другой. Я ожидал, что она окажется более… изощренной. Признаю, что я был несколько груб. Некоторым женщинам это нравится. Можно сказать, большинству. Вероятно, и Меган такое могло бы со временем прийтись по вкусу.

Алек сделал паузу и убедился, что его внимательно слушают.

— Главное в том, что Меган хотелось лечь со мной в постель, чем мы и занялись. Играли по моим правилам. В следующий раз будем играть по правилам Меган. И обещаю, что я не стану кричать об изнасиловании.

Айен был рад, что до полиции дело не дошло. Суд скорее всего оправдал бы Алека.

— Меган не считает для себя удобным работать с тобой дальше, — заметил Айен.

— В таком случае она должна была уведомить об этом заблаговременно, но я полагаю, что ее с успехом заменит дублерша. Жаль, что Меган губит свою замечательную карьеру. — Он снова сделал паузу, потом произнес многозначительно: — Я же намерен соблюдать условия контракта.

Айен ждал. Меган проглотила слезы, но ничего не сказала. Алек нетерпеливо посмотрел на часы.

— Хорошо, — заговорил наконец Айен. — Премьера через неделю. И первые две недели Алек продолжит вести спектакль. Сможем ли мы вести себя мирно и профессионально работать следующие три недели?

Для Меган это звучало примерно так: будешь ли ты послушной девочкой?

— Алек?

— Разумеется. Как всегда.

— Меган?

Если Меган и кивнула, то это разглядел только Айен. Но он истолковал ее молчание как знак согласия.

— Хорошо. Меган приступит к работе в среду.

— Айен, у нас в субботу премьера! — вознегодовал Алек.

— Мне это известно.

После ухода Алека Айен присел на диван рядом с Меган.

— Ты не хотела бы перекусить?

— Я тебя ненавижу. Ты меня предал! Думаю, вы с Алеком еще посмеетесь над этой историей в свое удовольствие. Глупая Меган, она ничего не смыслит в сексе! Даже не представляет, что изнасилование попросту забавно!

В голосе у Меган звучала такая горечь, что Айен поежился.

— Ты прекрасно знаешь, Меган, что я люблю тебя всем сердцем. Люблю как дочь. — «Больше чем дочь», — подумал Айен, но это была его тайна. — Я очень много об этом размышлял.

Когда он ушел от Меган поздно ночью, у него был лишь один замысел: уничтожить Алека. Он вполне мог навсегда разрушить его карьеру. Он мог вынудить его отказаться от постановки без всяких вопросов и возражений.

Но в воскресенье он вдруг вспомнил, что его тревожило все эти дни. Никто особо не говорил о том случае. Айен знал о нем, потому что от корки до корки читал газеты и у него была фотографическая память.

Речь шла о спектакле в каком-то третьеразрядном театрике за пределами Бродвея два года назад. Никому не известная, но очень одаренная актриса была убита. Айен припомнил текст сообщения: жестоко избита, подверглась изощренным сексуальным домогательствам. Айен вспомнил даже название пьесы: «Черный котенок». И он видел это название еще раз — в curriculum vitae Алека, его послужном списке, представленном при поступлении в театр в качестве режиссера. Ради полной уверенности Айен это проверил. Режиссером той пьесы был Алек.

Разумеется, не было никаких доказательств того, что Алек замешан в убийстве двухлетней давности. Айену было бы известно о малейшем подозрении. Такого рода слухи распространились бы быстро и очень широко, тем более после того, как Алека признали талантливым новым режиссером. Однако Айен тем не менее встревожился.

— Я думаю, что он очень опасен, Меган. Я не могу ничего доказать. Никто не может. Но мы оба этому верим. Я считаю, что безопаснее всего его не провоцировать. Постарайся, прошу тебя… Нет-нет, Меган, ты должна выдержать эти три недели. Справишься?

Меган кивнула.

— Ты веришь, что он хотел меня убить?

— Считаю это вполне вероятным. Обещай мне, что больше ни на минуту не останешься с ним наедине. Никогда! Понимаешь?

— Да.

— Я буду возле тебя в театре каждый день и на всех спектаклях. Каждый вечер буду отвозить тебя домой. Возможно, стану у тебя ночевать.

Меган улыбнулась и коснулась его щеки.

— Ты такой милый. Охрана нашего дома на высоте. Со мной ничего не случится.

Джейк уже перебрался к ней, но Меган считала, что Айену незачем об этом знать.

Вопреки ее обвинениям, что ни Джейк, ни Айен не принимают ситуацию всерьез, их поведение это опровергало.

«Ливень» имел грандиозный успех. Три недели прошли без единого неприятного инцидента, как будто и не было той злосчастной ночи. После последнего представления, которое вел Алек, он подошел к Меган.

— Ты не хотела бы выпить со мной в память о прежней дружбе?

Меган с деланной улыбкой отказалась.

Алек выглядел совершенно невозмутимым. На следующий день он улетел в Лондон, чтобы приняться за новую постановку. Успех «Ливня» принес многочисленные деловые предложения. Алека признали великим режиссером.

В тот вечер, когда он улетел, Джейк, Меган, Айен и Маргарет отпраздновали его отъезд и успех пьесы за изысканным ужином.

Глава 24

— Как там близнецы? — Все полтора года со дня их рождения Джон неизменно начинал свои телефонные разговоры с этого вопроса и только где-то в середине долгой беседы спрашивал как бы невзначай: — А как ты, Бет?

О Стефане он не спрашивал никогда.

Бет и Джон перезванивались каждую среду по утрам. Таким образом Бет держала, так сказать, руку на пульсе компании «Бет-Стар», которой она и Джон продолжали совместно руководить, несмотря на разделявшее их расстояние в три тысячи миль.

Джон всегда спрашивал Бет о близнецах, потому что ему нравилась нежность в ее голосе, с которой она говорила о детях. Каждую неделю она с гордостью ему сообщала об новых достижениях: улыбке, прорезавшемся зубике, первых шагах, первых словах. Бет приберегала нежность в своей душе для сыновей, это чувство родилось в один день с ними.

Джон всегда выжимал из нее все подробности о детях, но слишком скоро, с его точки зрения, их разговор переходил на дела, и Бет немедленно превращалась в жесткую, расчетливую деловую женщину.

Роберт и Джеймс были, как говорят медики, однояйцовые близнецы; Роберт появился на свет двумя минутами раньше. Тем не менее каждый был индивидуальностью. Джейми — вдумчивый, предусмотрительный, осторожный — как и сама Бет. Робби — невероятно активный, порывистый, энергичный, как Стефан. У обоих темно-каштановые волосы и зеленые глаза. Красивые, счастливые дети.

— Они просто невероятные, — ответила на этот раз Бет на обычный вопрос Джона. — Каждый день что-нибудь новое. Ты получил фотографии, которые я тебе послала?

— Да, получил. — Бет вкладывала фотографии в каждое письмо Джону. — Мальчики просто прелесть, такие же умные и красивые, как ты.

Бет засмеялась, и Джон решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы поговорить о важном.

— Бет, я считаю, что мы должны перевести «Бет-Стар» на восточное побережье.

— Вот как? Почему?

— Во-первых, мы уже выходим на тамошний рынок, и следует находиться поближе. Во-вторых, я считаю, что мы с тобой должны регулярно встречаться. Телефонные переговоры недостаточно действенны.

— Но ты же не хочешь покидать Пало-Альто.

— Это не имеет значения. То, о чем я говорю, гораздо важнее. Переезд жизненно необходим.

— Значит ли это, что ты переедешь в Бостон?

— Да. Как ты считаешь, где мне поселиться?

— Надо сообразить… Подожди-ка. Я думаю, тебе придется по вкусу Кейп. Там прекрасный пляжный коттедж. Красивые окрестности, полное уединение. Дом в деревенском стиле, но дорогой.

— Звучит заманчиво.

Бет была рада, что Джон решил перебраться в Бостон. Приятно будет увидеть его снова. Хотя они постоянно поддерживали связь по телефону, но не встречались с тех пор, как Бет вышла замуж за Стефана. Вплоть до этого, весь первый год после окончания Стэнфорда, Бет сопровождала Джона во время важных деловых встреч в Чикаго, Денвере, Далласе, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Вдвоем они составляли отличную команду — Джон с его энтузиазмом и способностью продвинуть на рынок и продать компьютеры и Бет с ее острой деловой сметкой.

Джон прав. Им необходимо встречаться, обмениваться идеями и вдохновлять друг друга. Бет вспомнила события последних трех с половиной лет — ее переезд в Бостон в июне после окончания Стэнфорда, постепенное возобновление отношений со Стефаном, поступление в докторантуру по философии в Гарварде с намерением защитить диссертацию, потом в декабре — предложение Стефана выйти за него замуж, их чудесная свадьба в августе следующего года, медовый месяц на Барбадосе, ее беременность…

Бет забеременела в ноябре, через три месяца после свадьбы. Стефан говорил ей, что хотел бы иметь детей. Не было необходимости особенно с этим спешить, однако и тянуть тоже незачем. Тем не менее беременность Бет потрясла Стефана. Сама она страшилась материнства из-за своей любви к идеальному порядку и нетерпимого отношения ко всякой суете и житейскому хаосу. Сможет ли она стать любящей и нежной матерью?

Сомнения отпали, едва она прижала к груди своих теплых крошек. Теперь она поняла: она может быть и будет замечательной матерью своим драгоценным маленьким сыновьям.

Через две недели после появления на свет близнецов Бет попросила о продлении ее трехмесячного отпуска по беременности и родам на неопределенное время. Степень доктора философских наук может подождать. Для Бет ничто не могло быть важнее, чем постоянное общение с ее мальчиками и замечательным мужем.

Стефан был любящим мужем, преданным отцом и надежным товарищем. Его чисто физическое влечение к Бет оставалось неизменным до и во время беременности — он постоянно ей твердил, как она прекрасна с животиком, — и после рождения близнецов.

Бет и Стефан разговаривали обо всем откровенно и честно. Но только не о Меган. Они никогда о ней не говорили и о перерыве в их отношениях, вызванном влюбленностью Стефана в Меган, тоже молчали. В этом не было смысла. Бет знала, что Стефан ее любит и не стоит подвергать его чувство проверке. Ей не нужны его заверения, что он любит ее больше, чем любил Меган. Он не сможет этого сказать. Но она понимала, что Стефан любит ее глубоко и верно, совсем по-другому, чем любил Меган.

Этого было достаточно. Даже много. Мир Бет был совершенен.

Когда близнецам исполнился год, Стефан и Бет переехали из скромной квартиры в просторный, заново отремонтированный дом с собственным садиком. Распаковывая коробки, которые она привезла еще три года назад из Стэнфорда в Бостон, Бет обнаружила в одной из них копию контракта между ней и Джоном на восемнадцати страницах, знаменующего рождение «Бет-Стар».

Бет улыбнулась, вспомнив, как потрясен и удивлен был Джон. Она показала контракт Стефану.

— Что ты на это скажешь, адвокат?

Она наблюдала за тем, как Стефан читает контракт. Он нахмурился, потом недоверчиво покачал головой.

— Ты дала Джону Тейлору сто тысяч долларов, — негромко произнес он, подумав про себя, как мало знает о «компании» Бет и о ее президенте Джоне Тейлоре.

— Ну да, — рассмеялась она. — Я дала ему эти деньги.

В контракте, составленном для Бет двумя весьма скептически настроенными юристами, не было статьи о штрафных санкциях. Джон мог делать с деньгами все, что заблагорассудится, мог вообще их потерять, и Бет не получила бы никакого возмещения. Она об этом знала. Ее поверенные тоже знали, так же как и нанятые ею адвокаты Джона. Теперь узнал и Стефан. Но вряд ли об этом знал сам Джон, подумала Бет. Если он вообще читал когда-нибудь контракт.

Но теперь это вообще не имело значения. «Бет-Отар» была на вершине успеха. Джон и Бет получали невероятные доходы.

— Но почему? Почему ты просто отдала ему деньги?

— Я верила в успех дела. Это было далеко не так рискованно, чем вложить деньги в нефтяные акции, как советовал мне сделать отец, — почти с обидой ответила мужу Бет.

— Но это же куча денег, — задумчиво проговорил Стефан.

Состояние Бет было огромным, и это имело свои неудобства. Бет понимала, что Стефан хочет и может содержать семью, особенно после того, как он стал одним из компаньонов своей фирмы. Он не хотел пользоваться деньгами Бет. Капитал был положен на ее имя и умело управлялся финансовыми советниками в Хьюстоне, за исключением доходов от «Бет-Стар» — они поступали в трастовый фонд близнецов.

— Я знаю, Стефан. Но уже сейчас ясно, что это было удачное вложение, к тому же перспективы самые блестящие.

Стефан несколько минут молчал. Бет гадала, о чем он думает. Пожалуй, лучше было бы не показывать ему контракт, но ей казалось, что Стефана просто позабавит столь необычный документ. Она даже не подумала при этом о деньгах, которые одолжила Джону.

— Хорошо ли ты знала его в то время? — спросил наконец Стефан — они с Джоном ни разу не встречались.

— Достаточно хорошо, чтобы спокойно сделать то, что я сделала.

— Что он за человек? — спросил Стефан, который раньше никогда этим не интересовался.

Бет даже растерялась.

— Джон? Право, не знаю. Думаю, что он гений. А гении обычно совершенно лишены деловой смекалки.

Это было все, что она сочла нужным сказать.

— Я хотел бы с ним познакомиться.

— Чего ради? — удивилась Бет.

Ее удивление было искренним. Она не могла себе представить, о чем бы стали говорить между собой Джон и Стефан. У них нет ничего общего. Она вспомнила необъяснимую враждебность Джона и его резкие замечания о ее муже, которого он ни разу не видел.

— Ради любопытства, я полагаю, — ответил Стефан.

Через полгода, когда Бет рассказала о планах Джона перевести «Бет-Стар» в Бостон, Стефан сказал:

— Наконец-то я с ним познакомлюсь.

— Я вовсе не хочу, чтобы устраивали прием в мою честь! — заявила Меган.

— Но ведь ты одна из тех, кто получил «Тони». Это же высшая награда актрисе за исполнительское мастерство. Кроме того, Айен и Маргарет очень этого хотят. Для них это повод весной устроить прием в Пайнхэвене. — Джейк улыбнулся Меган и покачал головой. — Если ты намерена стать знаменитостью, а я полагаю, что отступать уже некуда, тебе не отвертеться от поздравительных церемоний.

Уик-энд приближался, и мысль о приеме все больше нравилась Меган: так славно провести конец недели в деревне с друзьями. Дни с чудесным угощением, теннисом, верховой ездой, долгими прогулками по весенним садам. Уик-энд веселья и отдыха от работы и города. Несколько дней со Стефани.

Когда Меган думала о Стефани — а это случалось часто, — она чувствовала себя счастливой. У девочки было такое детство, какое и должно быть у чудесной малышки. Оно было и у Меган, пока ее не покинула мать. У Стефани любящие, преданные родители, жизнь ее радостна и беззаботна, ей не придется страдать из-за того, что ее бросят и забудут. Стефани любима. Какое счастье! Меган всегда с нетерпением ждала уикэнда в Пайнхэвене.

Они с Кэрри отправились покупать наряды для Меган на предстоящий уик-энд. Раз уж Меган в конце концов вдохновилась мыслью о приеме, следовало позаботиться и о гардеробе. Подруги сделали перерыв в своих хождениях по магазинам, чтобы перекусить.

— Джейк поедет с тобой? — как бы невзначай спросила Кэрри.

— В качестве моего кавалера? — сощурила глаза Меган. — Не знаю. В одной машине? Возможно, если он не поедет с кем-то еще… А что? Тебя это волнует?

— Не очень. — То, что ее это все еще волнует, раздосадовало Кэрри: ведь они с Марком так счастливы. — Просто любопытно. Думаю, я до сих пор стараюсь его понять.

— Не трать попусту времени. Вы с Джейком самые близкие мои друзья, но я не в состоянии разобраться ни в тебе, ни в нем. Отдельные его черты вроде бы мне ясны, но никак не получается сложить их в одно целое. Какие-то кусочки отсутствуют.

Голос у Меган был мягкий и ласковый, как всегда, когда она говорила о Джейке. Он ее дорогой и верный друг.

— Он с кем-то встречается?

— Встречается? Какое архаическое словечко! У Джейка куча женщин, все они умны и красивы. Это большей частью сотрудницы корпораций, связанных так или иначе с его компанией, — юристы, служащие, архитекторы, программистки… Он завидный жених. Красивый, богатый, сильный и сексуальный… — Меган взглянула на Кэрри: долгие годы она остерегалась говорить с подругой о Джейке. Но теперь они повзрослели, и столько всего произошло. Кэрри живет с Марком, любит его. Нет нужды больше щадить ее чувства. И Меган продолжила: — Да, сексуальный и чувственный.

— Чувственный?

— Я так считаю. Джейк живет чувствами, но слишком привык их контролировать для того, чтобы считаться истинным гедонистом. Он любит изысканную еду, хорошую музыку, отличное вино и отменный секс. Однако он не позволяет себе много пить, курить или переедать.

— Секс — главный для него способ отвлечься?

— Наверное, — сказала Меган.

— У него есть постоянная пассия?

— Нет. Чем больше, тем безопаснее. Кроме того, мне кажется, Джейк, безусловно, создает впечатление человека, которого надолго не завоюешь.

— А как же его нога? — спросила Кэрри.

— Нога? — Меган удивилась: откуда Кэрри знает? — Он говорил тебе о своей ноге?

— Да, — негромко ответила Кэрри. Разумеется, это не имеет значения для его красивых сексуальных женщин.

— Меня это удивляет, — заговорила Меган, — потому что Джейк всегда стремился оберегать тебя и Стефана от неприятностей. Стефану о своей ноге он никогда не говорил.

Кэрри немного помолчала. Ну что ж, она уже зашла достаточно далеко — была не была.

— А как насчет тебя и Джейка? Вы с ним близки? — спросила она, хоть и знала ответ.

— Кэрри, ты и в самом деле в совершенстве владеешь искусством брать интервью. Да, иногда мы с ним занимаемся любовью.

Сейчас Меган не занималась этим ни с кем, кроме Джейка. Она помнила, как осторожно и нежно он возвращал ее к жизни после истории с Алеком. Ночь за ночью он оставался с ней, поддерживал ее, ласкал и, когда она была в состоянии, занимался с ней любовью.

— Ты его любишь?

— Конечно, я люблю Джейка… так же как люблю тебя. Как дорогого и заботливого друга. Но это не любовь.

— Но может быть, он тебя любит?

Зачем она расспрашивает Меган, удивилась самой себе Кэрри.

— Я знаю, что нет. И не знаю, может ли он вообще любить. Во всяком случае, не думаю, что он из разряда любящих.

— Ну а ты, Меган? Надеешься ли ты полюбить… снова?

— Нет, — очень серьезно ответила Меган. — Думаю, что отношения с твоим братом излечили меня от этого навсегда. — Меган низко склонилась над тарелкой. Ей не хотелось говорить с Кэрри о Стефане: ведь подруга так и не простила ее окончательно, и Меган боялась, что когда-нибудь Кэрри заставит ее рассказать правду. — Довольно обо мне! Как у вас с Марком?

— Мы счастливы, — улыбнулась Кэрри. — И знаешь, собираемся пожениться.

— Правда? Поздравляю! Когда же это произойдет?

— Позавчера он подарил мне обручальное кольцо. Я так удивилась!

— Где же оно?

— У ювелира, он подгоняет его по размеру. Но я надену его на прием в твою честь.

Гости начали съезжаться в пятницу к семи вечера. Они пили шампанское и закусывали в буфете, который непрерывно пополнялся.

Кэрри и Марк приехали в девять.

— Мои поздравления, Марк, — громко произнесла Меган, встречая их в дверях.

— Спасибо. Я тебя тоже поздравляю.

Марк помахал Айену, который тотчас поманил его к себе. Марк чмокнул Кэрри в щеку и начал пробиваться сквозь толпу гостей.

— Покажи кольцо, — шепнула Меган.

Кэрри покраснела и вытянула левую руку, бросив взгляд на подошедшего к ним Джейка. Сначала он удивился, потом понял.

Кольцо было с бриллиантами и сапфирами, оправленными в золото. Оно было словно специально сделано для Кэрри — изящное и элегантное. Меган нашла кольцо прекрасным и сказала об этом.

— Я тоже считаю, что оно замечательное, — сказала Кэрри, и ее сапфировые глаза вспыхнули.

— Поздравляю. Очень красивое кольцо, — признал и Джейк, но тут же добавил негромко, как бы про себя: — Я всегда думал, что ты предпочла бы простое золотое кольцо.

Кэрри это услышала — и Меган тоже. Кэрри отдернула руку и сжала ее в кулак так сильно, что косточки ее пальцев побелели. Она старалась сдержать негодование, боль и унять бешеное биение сердца.

— Не пытайся меня заставить ненавидеть тебя еще сильнее. Ты в этом уже давно преуспел.

Бледная от гнева Кэрри быстро прошла мимо Джейка и направилась через гостиную к выходящему в сад французскому окну. Ей необходимо было уйти.

Изумленная Меган уставилась на Джейка. Итак, она явно пропустила несколько глав из саги о Кэрри и Джейке. Никогда еще она не видела Кэрри в такой ярости. И никогда не слышала, чтобы Джейк говорил с такой нежностью.

Джейк смотрел на нее, беспомощный и смущенный. Потом повернулся и последовал за Кэрри.

Она стояла на краю причала на маленьком озере. Был чудесный весенний вечер: полная луна, запах сирени, разлитый в воздухе, неумолчное стрекотание цикад. Совсем как в тот памятный день в Хьюстоне. В мире царила гармония, только в их отношениях властвовал хаос.

Джейк медленно подошел к Кэрри. Она неотрывно смотрела на серебристые лунные блики на поверхности воды, рябившей от ветра.

— Кэролайн, прости меня.

Кэрри резко повернулась и посмотрела прямо ему в лицо. Ее глаза были сухими и негодующими.

— Не смей называть меня Кэролайн! И не смей просить прощения. Не прикидывайся, что ты не то имел в виду.

— Я вовсе не хотел тебя рассердить.

— Нет, ты просто не ожидал этого. Ты хотел проверить, можешь ли ты и теперь причинить мне боль, огорчить меня.

— Это было неосторожное замечание, — поспешил признать Джейк.

— Брошенное мне человеком, который участвовал в заключении самого значительного договора о мире на Ближнем Востоке. Человеком, главное достоинство которого заключается в том, что он высказывает только обдуманные, взвешенные утверждения. Нет, Джейк, слово сорвалось с твоих губ совсем не случайно.

— На этот раз вышло именно так. — Джейку невыносимо было видеть выражение ее глаз. — Кэролайн, пожалуйста…

— Не смей называть меня Кэролайн! — повторила она. — Долгие годы я верила, что ты называешь меня так, потому что считаешь особенной. И это делало особенными нас обоих. Но это вовсе не так. Мы такими никогда не были.

— Ты забыла обещание, которое мы дали друг другу?

— Обещание, которое я дала человеку, думающему, что он идет на смерть? Нет, я его не забыла. Но ты вернулся, Джейк, живой и невредимый. Ты вернулся к Джулии, к Меган, ко многим другим женщинам. Но ты не вернулся ко мне.

— Я говорил тебе, что не вернусь.

— А я тебе не поверила. Потому что даже тогда я понимала, что люди, любящие друг друга, думают о том, как им быть вместе, несмотряни на что. — Кэрри задумчиво посмотрела на свое обручальное кольцо; оно отражало весенний лунный свет. — Люди, которые любят друг друга, не разлучаются во имя любви.

— Я думал, что ты поняла, — прошептал Джейк.

— Я понимаю. Теперь, после стольких лет, я понимаю, Что была именно той наивной идеалисткой, которой все меня считали. Простушкой, верящей в любовь, доверие и честность.

Кэрри внезапно умолкла. Когда она вновь заговорила, в ее голосе звучала горечь, от которой у Джейка защемило сердце.

— Должно быть, для тебя те четыре дня были ужасными. Человек с твоим опытом нарвался на девственницу. Я тогда ничего не знала о наслаждении, о том, как его дать или получить. Тебе, наверное, было очень скучно. Разве что рассказать потом эту забавную историю Джулии.

Это значило, что получать наслаждение от любовных ласк ее научил Марк. Научил тому, чего она не узнала от Джейка. Не узнала. Джейка охватило невероятно мучительное чувство вины. Что он ей сделал? Столько горечи, столько ненависти в ее словах.

— Кэрол… Кэрри. Эти четыре дня были чудесными. Изумительными. Разве ты не помнишь? — почти умоляюще произнес он.

То были счастливейшие четыре дня в его жизни. Память о них поддерживала его все месяцы, проведенные на Ближнем Востоке, и продолжала поддерживать до сих пор. То, что Кэрри разделяла и всегда будет разделять эти чувства, делало память о тех днях особенно ему дорогой.

И вот теперь Кэрри от всего отреклась. Это было иллюзией. Память отравлена горечью.

Кэрри молчала. Одно за другим она уничтожила все, что напоминало ей о Джейке. Мрачным и холодным февральским вечером она сожгла в камине все письма, которые она написала, но так ему и не показала. Потом та же участь постигла открытки и письма, которые он присылал ей со всех концов света. Последними полетели в камин книжечки спичек, взятые ею в тех ресторанах, где они с Джейком обедали. На следующий день Кэрри уложила золотое ожерелье в прежний футляр и отдала его на хранение в свой банковский сейф.

Труднее всего оказалось справиться с воспоминаниями о тех четырех днях в феврале, два года назад. Не важно, что она была девственницей, неискушенной в искусстве любить, потому что Джейк обращался с ней с такой нежностью, так восхищался тем, что она принадлежит только ему одному… Но нет, все это самообман, твердила себе Кэрри. Если бы он ее любил, то непременно вернулся бы к ней.

Кэрри посмотрела на Джейка. Она никогда не видела его таким страдающим и беспомощным и на мгновение ощутила раскаяние. Но горькие воспоминания оказались слишком сильны, и, снова ощутив гнев, она задала неожиданный для себя вопрос:

— Ты купил для меня обручальное кольцо?

— Да, — неохотно произнес Джейк.

— Где?

— В Амстердаме, в ту осень.

Так, значит, это и был подарок, о котором он ей писал и который потом у него украли.

— Что же случилось?

Голос у Кэрри дрожал. Когда-то он отказался рассказать ей о том, что произошло в Камбодже.

— Слишком много. Слишком много безобразного. Такого, что сделало пропасть между нами непреодолимой.

Он и теперь не намеревался ничего ей рассказывать.

— Убийства? — прошипела Кэрри.

Она увидела боль в глазах Джейка. «Где же я научилась такой жестокости?» Ответ пришел немедленно: «Я научилась этому у Джейка».

— Боже, как я тебя ненавижу, Джейк! — сказала она.

Повернулась и пошла к берегу. Джейк не пытался последовать за ней. Когда Кэрри подошла к дому, из темной тени навстречу ей выступил мужчина. Марк. Они не заговорили друг с другом, Марк просто обнял Кэрри и увел ее в дом.

Джейк дрожал от ярости, тоски, страха. Он во всем винил только себя. Зачем он упомянул о кольце? Безотчетная глупая ностальгия. Сентиментальная мысль, высказанная вслух. Если бы он удержал ее при себе! Как сказала Кэрри, он не из тех, кто позволяет себе необдуманные высказывания. Почему же на этот раз не сдержался?

— Джейк! — Голос Меган нарушил ход его размышлений, но он несколько секунд смотрел на нее непонимающими глазами. — Что произошло между тобой и Кэрри?

— Ужасающее взаимное непонимание. Я должен попытаться все объяснить ей.

Он расскажет ей все. О Камбодже. Об убитом капитане. О ее кольце. О его мечтах. И тогда она поймет.

— Они с Марком уехали. Кэрри казалась невероятно расстроенной. — Меган взглянула на Джейка и увидела, что в глазах у него стоят слезы. Что это с ним? — Ты, кажется, тоже.

— Разве это имеет значение? — безучастно спросил он.

Кэрри уехала. Но даже расскажи он ей все, она бы не поняла. Единственное, что он может сейчас сделать, это оставить ее в покое. Навсегда.

Меган и Джейк в молчании двинулись к дому. Меган положила руку Джейку на плечо. Свет из окон дома словно резанул его по глазам. Он посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Лучше бы ему сюда не приезжать. За один вечер он сумел причинить столько боли… во имя любви!

Послышался звонок в дверь. Джейк пошел вместе с Меган отворить.

Стефан.

— Простите, что опоздал. У меня было несколько деловых встреч в Нью-Йорке. Они затянулись. Поздравляю тебя, Меган. Это тебе.

Он протянул смущенной, но улыбающейся Меган букет из белых роз и незабудок.

— Спасибо. Они так красивы. Сейчас я найду для них вазу.

Меган, охваченная дрожью, исчезла в кухне.

— Как поживаешь, Джейк? У тебя усталый вид.

— Длинный день. Ты хорошо выглядишь.

— Я хорошо себя чувствую. Рад, что приехал сюда.

Стефан посмотрел мимо Джейка на кухонную дверь.

— Почему бы тебе не помочь Меган? Она, кажется, не представляет…

Не дослушав, Стефан направился в кухню.

Меган сидела у резного дубового стола в огромной веселой деревенской кухне. Букет лежал на столе. Меган опустила голову на руки.

— Меган?

Она подняла голову, и Стефан все мгновенно понял. Она его не приглашала и не знала, что он здесь будет.

Меган улыбнулась немного неуверенно. Она не видела Стефана со дня его свадьбы, почти три года. Он выглядел старше, серьезнее и представительнее в сером костюме с жилетом. Но зеленые глаза сияли. Он был рад видеть Меган. Очень удивился, получив ее приглашение. Его принесли к нему в офис, и речь шла только о нем. Бет не приглашали, и Стефану пришло в голову, что это вполне в духе Меган.

— Твой друг Джейк… — начала Меган.

— Да, боюсь, что это его затея. Мне очень жаль, — сказал Стефан, и в его голосе прозвучало откровенное разочарование.

— А мне нет, — возразила она, — такие чудесные цветы.

— Мне не грозит наказание за незабудки?

— Нет. — Меган рассмеялась. Господи, почему это она дрожит? — Надо найти для них вазу.

— Я тебе помогу.

Они открывали и закрывали дверцы шкафов в веселой, белой с голубым, деревенской кухне с красным кирпичным полом. Меган нашла высокую хрустальную вазу, поставила в нее цветы и водрузила их на середину стола.

— Ты не хочешь чего-нибудь выпить?

Прежде чем Стефан ответил, послышалось постукивание коготков спаниеля по кирпичному полу. За Гвендолин медленно шла сонная девчушка с черными кудрявыми волосами и огромными голубыми глазами.

Меган затаила дыхание.

Стефан засмеялся.

— Кто это? — спросил он, наклонившись погладить собачку. — А ты кто? — обратился он к девочке, которая пересекла кухню и забралась к Меган на колени.

— Это Гвендолин. Выпусти ее за дверь, пожалуйста. А это… — Меган мысленно приказала себе успокоиться, — это Стефани.

— Привет, Стефани.

Девочка теснее прижалась к Меган и застенчиво улыбнулась незнакомцу.

— Это дядя Стефан. — Меган взглянула на Стефана, вопросительно приподняв брови.

У девчушки была целая череда дядюшек и тетушек: дядя Джейк, дядя Марк, тетя Меган, тетя Кэрри…

— Привет, Стефани, — произнес новоиспеченный дядя.

— Привет, дядя Стефан, — весело откликнулась девочка, окончательно проснувшись.

— А я-то думала, что вы с Гвендолин спите, малышка, — с глубокой нежностью сказала Меган. — Или здесь слишком шумно, чтобы заснуть?

Стефани подумала и кивнула. Подумала еще и добавила:

— А Гвендолин очень голодна.

— Правда? А ты тоже? — спросила Меган и пояснила Стефану: — У Стефи и собаки очень похожий обмен веществ.

— Да, я хочу плюшку.

— Ладно. Слезай на пол и давай поищем булочки. Ты тоже хочешь сладкую булочку, дядя Стефан?

— Само собой.

— А молока? Кофе?

— Кофе был бы очень кстати.

Они ели плюшки и говорили о Стефани.

— Она просто чудо.

— Да. Айен и Маргарет так ею гордятся. К тому же она умница. Верно, Стефи?

— Сколько тебе лет? — спросил Стефан.

— Вот сколько. — Стефи подняла четыре пальчика. — Но скоро будет вот столько. — Она прибавила к остальным большой палец.

Гвендолин вернулась через десять минут. Стефани к этому времени осовела, и Стефан предложил отнести ее в постельку. Они с Меган уложили девочку, а когда Меган потом заглянула ее проведать, то увидела, что рядом со Стефани на кровати спит Гвендолин. В коридоре возле детской Стефан легонько тронул Меган за плечо.

Она плакала.

— Что с тобой, моя радость?

— Ничего. Ты же знаешь, у меня вечно глаза на мокром месте.

— Меган, которую я знал, никогда не плакала, — твердо заявил Стефан.

Да, та Меган крепко держала жизнь за хвост и не тратила времени даже на мысли о слезах.

— Это в прошлом. А новая Меган то и дело плачет, ей ничего не стоит разреветься.

Стефан мягко привлек ее к себе. К его удивлению, она не противилась, наоборот, теснее прильнула к нему. Через секунду она уже была в его объятиях и беззвучно плакала, положив голову ему на грудь. Стефан гладил ее светлые шелковистые волосы и слегка покачивался вместе с ней, как бы убаюкивая. Наконец Меган, всхлипнув почти театрально, высвободилась из его объятий, вытерла глаза и посмотрела на него с тем вызывающим и одновременно доверчивым выражением, которое было так свойственно прежней Меган.

— Хочешь кое-что узнать? — промурлыкала она.

— Да. — Стефан затаил дыхание.

— Я не могу стоять так близко к тебе и не быть в твоих объятиях.

Он снова ее обнял и поцеловал так, словно к нему вернулись прежняя страсть и желание, а пережитые страдания куда-то улетучились.

— Мне тебя не хватает, Меган.

— Так возьми меня!

— Где я могу это сделать, дорогая? Где мы можем остаться наедине?

Меган повела его к своей спальне.

— Я должна пожелать своим гостям доброй ночи. Попрощаться с ними до утра. Ты меня подождешь?

— Да.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Меган отсутствовала около получаса. Когда она вернулась, Стефан, одетый, сидел на постели.

— Ты еще здесь! — С этими словами Меган бросилась к нему в объятия.

Они не занимались любовью и не разговаривали, только время от времени шепотом называли друг друга по имени. Так и пролежали обнявшись до рассвета. Когда первые лучи весеннего солнца пробились сквозь тюлевые занавески, Стефан пошевелился.

— Я должен идти.

— Нет!

— Да, моя милая, драгоценная незабудка, — сказал он с грустной улыбкой.

И Стефан ушел. Смущенный, счастливый, печальный, торжествующий и огорченный. Он ничего не узнал. И ни о чем не спрашивал.

И не сказал, что любит ее.

Он вел машину навстречу пробуждающемуся дню, и мечта постепенно тускнела, как видение ночи, ее причуда, исчезающая при солнечном свете.

У него есть жена и два чудесных сына… и ночь в объятиях Меган. Его жизнь и будущее связаны с Бет и мальчиками. Меган осталась в прошлом, в его мечтах.

«Мне нужно было сказать, что я все еще ее люблю», — думал он, неуклонно двигаясь к дому — в Бостон, к Бет.

Глава 25

В июне, два месяца спустя после приема в честь Меган, в контору театра передали сообщение для Айена. Пьеса шла уже девятый месяц. Айен приходил на один или два спектакля в неделю, однако на субботнем представлении присутствовал неизменно: сразу после окончания спектакля они с Меган уезжали в Пайнхэвен, чтобы провести воскресенье и понедельник с Маргарет и Стефани.

Сообщение было срочным. От Маргарет. Понадобилось сорок пять минут лихорадочных усилий, чтобы разыскать Айена, который обычно во время спектакля бродил по театру — по артистическим уборным за сценой, стоял в боковых кулисах, гулял в фойе. Он позвонил жене через минуту после того, как его обнаружили.

Она подняла трубку после первого же звонка.

— Маргарет! Что случилось?

— Стефани пропала! — рыдая, еле выговорила Маргарет.

— Что ты несешь? Как это пропала? Сбежала? Потерялась? В чем дело?

— Ее похитили.

— Маргарет, расскажи спокойно, что произошло. Возьми себя в руки!

— Я отвезла Стефани на урок плавания во второй половине дня. После этого она должна была обедать у Карсонов, и Ева Карсон обещала забрать ее из клуба, а потом привезти домой. Они задерживались, было уже поздно, и я позвонила Еве.

— Ну и?

Маргарет понадобилось несколько секунд, чтобы справиться со слезами и заговорить снова:

— У Карсонов ее не было. Она сказала Сьюзен Карсон, что пообедает дома, потому что сегодня приедет тетя Меган.

— Господи! Сьюзен кого-нибудь видела? Или Ева?

— Они никого не видели.

— Ты позвонила в полицию?

— Я позвонила тебе. И ждала ответного звонка.

Айен услыхал аплодисменты в зале. Конец первого акта. Антракт. Он принял решение.

— Вызови полицейских и задержи их до моего приезда. Я буду через час.

Айен негромко постучался в артистическую уборную Меган.

— Это Айен.

— Заходи. Сегодня спектакль идет отлично и… — Меган застыла с открытым ртом, увидев отражение Айена в зеркале, и быстро повернулась к нему. — Что случилось?

Он взял ее руки в свои и сел рядом. На глазах у него были слезы.

— Кажется, кто-то похитил Стефани.

— Не-е-е-ет! Нет! Нет! Нет!

Почти пять минут Айен пытался унять поток слез и дрожь, сотрясавшую Меган. Потом он встал.

— Переодевайся. Я сейчас вернусь.

Айен велел дать сигнал об окончании антракта — на десять минут раньше обычного, но с приказаниями Айена никто никогда не спорил.

— Включите освещение на сцене.

Он вышел на середину — внушительная фигура с поднятыми руками, призывающая к тишине. Зрители умолкли, большинство еще стояло в проходах.

— Леди и джентльмены! Я Айен Найт. Второго акта сегодня не будет. Я распоряжусь, чтобы всем вам были выданы билеты на другое представление или возвращены деньги. Поверьте, я пожертвовал бы чем угодно, лишь бы не отменять сегодняшний спектакль.

Когда Айен и Меган приехали, у дома стояли две полицейские машины и многоместный автомобиль Карсонов.

Полицейские, Ева, Сьюзен и Маргарет сидели в гостиной. Полицейские осторожно пили чай из чашек лиможского фарфора и поднялись с мест при появлении Меган и Айена.

— Они считают, что мы должны позвонить в ФБР, чтобы как можно скорее началось прослушивание нашего телефона. — Маргарет говорила спокойно, однако избегала смотреть на Меган.

— Так точно, сэр.

— А что, если похитители потребуют, чтобы полиция не вмешивалась? — спросила Меган.

— Они всегда так говорят, мэм. Но статистика свидетельствует, что в тех случаях, когда полиция и Федеральное бюро не подключены, дело принимает плохой оборот.

— Я уверен, что вы правы, — сказал Айен, который уже принял решение. — Как нам связаться с ФБР?

— Мы можем это уладить, сэр, если вы позволите воспользоваться вашим телефоном.

Офицер куда-то позвонил.

— Агент будет здесь к полуночи.

— А что, если похитители позвонят до его приезда?

— Вы о них не услышите по крайней мере до завтрашнего утра, — уверенно заявил полицейский.

Полицейские уехали. То же сделали и Сьюзен с Евой. Они мало что могли добавить к уже сказанному. Правда, Сьюзен сказала, что, кажется, Стефани увез какой-то мужчина, но она его не видела.

Айен, Меган и Маргарет остались в гостиной. Сидели и тупо молчали, но молчание угнетало больше, чем ожидание.

— Я должна сообщить Джейку. У него друзья в ФБР. Попробую ему позвонить, — произнесла Меган и начала набирать номер Джейка, но почти тотчас же положила трубку.

— Вот проклятие! — прошептала она. — Он в Европе.

— Тебе известно, где именно?

— Нет, но обычно он мне оставляет маршрут своей поездки. Кладет на мой письменный стол. Думаю, он так сделал и на этот раз.

— Съездить за ним к тебе?

— Нет, я позвоню Кэрри. Если она по каким-то причинам не сможет привезти его записку, попробую уговорить швейцара ненадолго покинуть свой пост. К тому же кто-то должен присмотреть за Гвендолин.

Было половина двенадцатого ночи. Марк потянулся было за телефонной трубкой, чтобы ответить на звонок, но Кэрри его опередила.

— Меган! — шепнула она Марку.

Кэрри начала волноваться с той минуты, когда в одиннадцатичасовых новостях сообщили о загадочной отмене второго акта самой популярной пьесы на Бродвее и поспешном отъезде продюсера и исполнительницы главной роли.

— Меган, какое ужасное несчастье, родная! Что мы можем сделать? Хорошо. Разумеется. Только предупреди швейцара, чтобы нас впустил. Да, я разыщу Джейка. Гвендолин мы возьмем на ночь к себе. Привезу ее к тебе завтра утром. Хорошо. Позвони, как только что-нибудь узнаешь.

Кэрри сразу нашла на столе у Меган маршрут путешествия Джейка, аккуратно отпечатанный его секретарем. Так, с 23 по 25 июня он должен находиться в отеле «Георг Пятый» в Париже. Телефонный номер указан.

Пока Марк собирал корм для собаки и ее игрушки, Кэрри заказывала разговор. В Париже половина седьмого утра, Джейк, разумеется, в номере.

Однако вопреки ее ожиданиям номер Джейка не отвечал. После переговоров сначала с телефонисткой на коммутаторе отеля, которая не говорила по-английски, потом с портье, который владел этим языком в совершенстве и преисполнился сердечным сочувствием к бедной похищенной крошке и ее родителям, Кэрри оставила сообщение для Джейка и номер телефона телевизионной студии, откуда ей позвонят немедленно.

— Как ты считаешь, нам нужна собака? — спросил Марк, передавая Кэрри сопротивляющегося спаниеля, а сам нагрузился коробками с собачьим кормом, игрушками и одеяльцами Гвендолин.

— Я считаю, что ты не должен менять свои планы и отказываться от встречи со своими детьми. Сегодня более чем когда-либо ты должен с ними увидеться.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Я знаю. Но в общем-то сегодня я весь день буду за рулем. Утром отвезу Гвендолин, потом к половине третьего поеду встречать Джейка в аэропорт Кеннеди.

— Мне это не нравится.

— Я понимаю. Но это неизбежно. Меган в нем нуждается. Я хочу ей помочь, если смогу. Может быть, она поедет в аэропорт вместе со мной.

— Ты больше беспокоишься о ней, чем о Маргарет и Айене, а ведь Стефани их дочь.

— Да. Но Стефани очень дорога Меган.

Этот разговор происходил в воскресенье в девять утра. Никаких новостей пока не поступало, только звонок о часе прибытия Джейка, который вернулся в отель вскоре после звонка Кэрри.

— Я вечером тебе позвоню, — пообещала Кэрри. — Или передам сообщение, если будут какие-то новости.

— Хорошо, дорогая.

Марку тяжело было думать о том, что Кэрри проведет весь день в тревогах и волнении. Но еще мучительнее была для него мысль о том, что ей придется встретиться с Джейком Истоном. Ведь она сама дала ему понять, не вдаваясь в детали, что лучше бы ей никогда с ним больше не видеться. И это было всего два месяца назад.

* * *

Кэрри приехала в Пайнхэвен в одиннадцать. У входа ее перехватил агент ФБР, предупрежденный о ее приезде.

— Мы не хотим, чтобы газеты и телевидение муссировали эту историю, мисс Ричардс.

Кэрри молча удивилась этому замечанию и вошла в дом.

Никаких сообщений от похитителей еще не поступало — это можно было сразу понять по выражениям лиц, нервных, измученных и полных тревоги. Все уверяли, что им удалось немного поспать, но Кэрри в этом сомневалась.

Меган немного приободрилась, узнав, что Джейк уже в пути.

А что, собственно, может сделать Джейк? Кэрри удивляло, что подруга возлагает на него столько надежд.

Меган отказалась ехать с ней в аэропорт. Она должна быть здесь, когда раздастся звонок от похитителей.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

Глава 26

Нью-Йорк, июнь 1977 года

— Самолет компании «Пан-Америкэн», рейс 167 из Парижа, совершил посадку в секторе 34.

Сердце у Кэрри тревожно забилось, когда она услышала объявление. Это было все то же возникающее само собой чувство, которое она испытывала каждый раз при встрече с Джейком, — возбуждающее, острое. Но на этот раз, сказала она себе строго, удивленная знакомой реакцией, сердце у нее бьется вовсе не от радостного предвкушения, а от страха и неприятного предчувствия, от воспоминаний о горьких, полных ненависти словах.

Пока она ждала, стоя близко к двери, но в стороне от толпы встречающих, ей вспомнился недавний — всего два месяца прошло — весенний вечер. Вспомнились и другие времена, счастливые, не отравленные болью свидания.

…Первый воскресный ужин в Стэнфорде, когда она только что с ним познакомилась — и сразу влюбилась; их обеды в лучших ресторанах Сан-Франциско, когда они весело смеялись и болтали; вечер в Бостоне, когда он подарил ей золотое ожерелье и поцеловал ее; его открытки и письма со всех концов света; телеграмма из Амстердама; их счастливый уик-энд в снежном феврале.

Но на каждое радостное воспоминание приходилось по горестному: Джейк и Меган; несостоявшееся свидание; ужасный дождливый вечер в домике для гостей в Хьюстоне; тайны Джейка; его возвращение с Ближнего Востока, но не к ней; прием у Меган в пентхаусе и, наконец, гневные, полные ненависти слова — ее слова — два месяца назад. Слова, перечеркнувшие счастливые воспоминания. Слова, которые означали окончательный разрыв. Ей не следовало больше с ним встречаться.

Но вот теперь она ждала с бурно колотящимся сердцем, охваченная воспоминаниями, одолеваемая вопросами. Может ли она, могут ли они оба, забыв о боли, вспомнить о дружбе, о счастливых минутах и пройти через тяжкое испытание? Они должны. В последний раз. Ради Меган. Ради Маргарет и Айена. Ради Стефани. Не имеет значения, насколько трудным это для них будет.

Дверь из таможенного пункта отворилась. Как и предполагала Кэрри, Джейк вышел первым. Вид у него был такой, словно он не спал ночь. Само собой разумеется, подумала Кэрри. Его всю ночь не было в гостинице. В Париже, городе любви. С кем он был?

Джейк и в самом деле не спал почти всю ночь, разбуженный кошмаром. Не в состоянии снова заснуть, он вышел на улицу, чтобы пройтись, но ушел не слишком далеко. В последние дни к нему вернулась знакомая изнуряющая боль в ноге. Сухожилие вновь оторвалось. Он провел ночь до рассвета на скамейке у Сены напротив собора Парижской Богоматери…

Джейк задержался у двери, отыскивая глазами Кэрри, и почти тотчас ее нашел. Их взгляды встретились, и в ту секунду, когда Кэрри посмотрела в усталые, бесконечно знакомые глаза, она поняла, что они оба смогут это сделать. Как бы ни было трудно — сказал ей взгляд Джейка. Он улыбнулся ей усталой, смущенной, вопрошающей улыбкой, и Кэрри улыбнулась в ответ, изо всех сил стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции.

Когда Джейк наконец подошел, он ласково произнес:

— Привет, Кэролайн.

— Привет, Джейк, — спокойно ответила она, удивляясь мягкости собственного голоса.

— Спасибо, что приехала меня встретить, — сказал он все с той же нежностью. Помолчав немного, спросил уже тверже и озабоченнее: — Есть новости?

— Нет.

Кэрри рассказала ему все, что ей было известно, и кончила свой короткий рассказ к тому времени, как они подошли к машине. Заметно было, что Джейк прихрамывает, и потому Кэрри приноровилась к его медленному шагу, но спрашивать ни о чем не стала.

— Как Меган?

— Она ужасно подавлена. И на грани истерики. Подавлена даже сильнее, чем…

— Чем Айен и Маргарет? — закончил Джейк за нее.

— Да. И они оба очень за нее тревожатся.

— Можем ли мы заехать ко мне домой? Мне нужно кое-что взять с собой. Номера нужных телефонов, ну и еще разные мелочи.

Итак, он включается в поиски. Меган была права.

— Разумеется.

Кэрри ни разу не была в пентхаусе Джейка и почему-то думала, что он похож на жилище Меган. Она ошиблась. Здесь все было совершенно иное. Экзотическое, иноземное, мистическое — попурри из предметов искусства, ковров, мебели со всех концов света, подобранных с изысканным вкусом. Это был дом воспоминаний и грез для мужчины, который чувствовал себя удобно, где бы ему ни довелось жить.

— Джейк, здесь чудесно!

На мгновение словно вернулись счастливые времена. Как будто не было прошедших лет, и Кэрри снова стала той наивной и жизнерадостной девочкой, какой она была при первом знакомстве с Джейком.

— Я рад, что тебе нравится, Кэролайн… Кэрри, — поправился он, вспомнив, что два месяца назад она запретила называть себя именем, которое ему нравилось.

Все это твое, подумал Джейк. В завещании, которое он написал перед отъездом на Ближний Восток, он оставил пентхаус и все, что в нем было, Кэрри и не собирался менять свою волю.

Кэрри жилище Джейка казалось очаровательным, полным сокровищ и красоты, свободным от тяжелых воспоминаний. Здесь ничто не напоминало ей о прошлом, потому что она не бывала вместе с ним в его доме.

— Безумно нравится, Джейк.

Кэрри сидела в прекрасной гостиной в пастельных тонах и слушала Моцарта, пока Джейк принимал душ и переодевался. С собой он взял небольшой чемоданчик с одеждой и записную книжку. Перед уходом открыл в гостиной сейф за картиной Матисса и достал оттуда какой-то длинный, тонкий предмет, завернутый в пурпурный шелк. Кэрри не поняла, что это такое, а Джейк ничего не объяснил.

На полпути к имению Найтов Джейк спросил с деланной небрежностью:

— Меган позвонила Стефану?

— Стефану? Не думаю.

Джейк кивнул.

Тем не менее через час после отъезда Кэрри в аэропорт Меган позвонила Стефану. Всю ночь она промучилась, решая, как быть. Подумала было, не стоит ли обсудить это с Айеном и Маргарет, но не посмела. Кроме того, решать должна была она и только она одна. Агент ФБР прослушал разговор в великом изумлении и записал его.

Бет, Стефан и мальчики играли в гостиной. Это был замечательный, беззаботный денек в кругу семьи. Воскресенье они всегда проводили вместе. Как бы ни был Стефан загружен работой, он неизменно находился в этот день в обществе Бет и близнецов.

Трубку подняла Бет.

— Бет, это Меган. Мне нужно срочно поговорить со Стефаном.

Бет оцепенела. Нет, пожалуйста, нет. Годами она боялась этого дня. Но все складывалось прекрасно, и она почти забыла о своем страхе.

— Что-нибудь с Кэрри?

— Нет. Это касается только меня и Стефана.

— Между тобой и Стефаном нет ничего личного.

— Дай мне поговорить с ним, Бет.

— Нет!

Стефан стоял рядом с женой. Услышав имя Кэрри и заметив выражение испуга и страха на лице у Бет, он взял трубку из ее дрожащей руки.

— Кто говорит? — спросил он.

— Это Меган.

— Я тебя слушаю, — сказал Стефан, удивляясь про себя, с чего это Бет так враждебна и агрессивна.

— Стефани похитили.

— Какой ужас! Бедные Айен и Маргарет. Чем я могу помочь?

Последовала долгая пауза.

— Стефани — моя дочь.

— Я этого не знал. Прости, пожалуйста.

Снова долгая пауза.

— Стефан, ты не понимаешь. Она моя дочь, но и твоя тоже. Дорогой, она наша малышка. Кто-то похитил нашу дочку. — Голос у Меган оборвался, она заплакала.

Кровь отхлынула от лица Стефана. Бет с ужасом смотрела на мужа. Так это правда, ее худшие подозрения оправдались. Но к тому же явно случилось нечто скверное. Что?

— Меган, я должен повесить трубку, — прошептал наконец Стефан.

Он так и сделал. Бет ждала.

— Ты знала, Бет?

— Что знала?

— Что Стефани моя дочь?

— Нет, я не знала, но догадывалась. Я считала, что Меган той весной забеременела. Я даже спросила ее, но она все отрицала. Я не знала, что у нее родился ребенок, не знала, где он, если родился. Вот только имя…

Имя, подумал Стефан. Они дали ребенку его имя. Но они не думали, что он когда-нибудь увидит Стефани или узнает правду о ее существовании. Неудивительно, что Меган так нервничала на приеме.

— Стефани — ребенок Айена и Маргарет, но на самом деле она моя дочь, — отрешенно произнес он.

Бет не могла понять, как и когда Стефан видел девочку, но теперь было не время пускаться в расспросы.

— Что заставило Меган сказать тебе об этом сегодня?

— Стефани похитили.

— О нет!

У Бет упало сердце. Она сразу подумала о своих мальчиках: каково бы ей было, случись с ними такое? О том же думал и Стефан, но сейчас его дочь, о существовании которой он до сих пор не знал, похищена. Бет обняла мужа. Он стоял неподвижно, словно окаменев.

— Я должен ехать в Коннектикут.

К тому времени, как Джейк и Кэрри приехали в Пайнхэвен, никаких известий о Стефани еще не было. Прошли уже сутки. Пообедали холодным мясом и пюре из шпината. Ели в полном молчании. После этого Айен и Маргарет ушли к себе.

Джейк, Меган и Кэрри сидели на веранде. Вечер выдался прекрасный — мирный, благоуханный июньский вечер. Светила полная луна, неумолчно стрекотали цикады.

Один из агентов ФБР поднялся на веранду.

— Приехал Стефан Ричардс. По правде сказать, мы ожидали его появления, но так как никто нам не сообщил, что его следует пропустить, мы на всякий случай решили проверить.

Джейк метнул быстрый взгляд на Меган. Кэрри посмотрела на Джейка, вспомнив его вопрос о том, позвонила ли та Стефану. Меган не обратила внимания на взгляд Джейка и молча кивнула агенту.

Стефан вошел в патио. Он уже знал от агента, что новостей пока никаких. По дороге из Бостона в Коннектикут он сочинил сотню речей — гневных, грустных, обиженных, однако, увидев лицо Меган, все забыл. Он хотел узнать только одно.

— Почему?

Меган не ответила.

— Что значит почему, Стефан? — взволнованно спросила Кэрри, опасаясь, что уже знает ответ.

— Ты не понимаешь? Может быть, Джейк еще не знает? Тогда я тебе скажу. Стефани — мой ребенок. Мой и Меган. Я узнал об этом всего несколько часов назад.

Кэрри посмотрела на брата, Меган и Джейка. Все они давно стали друзьями. Они любили друг друга. И все-таки Меган скрыла от них свою тайну. Ни одному из них ее не доверила. Кэрри взглянула на Джейка, и сердце у нее упало. Меган все ему открыла, это ясно…

— Джейк давно об этом знал, верно? — тихо спросила она, вспомнив, как тот сказал ей когда-то, что Меган будет нуждаться в друге, что она достаточно страдала, что Меган не пьет с тех пор, как…

Джейк кивнул.

— С каких пор? — спросил Стефан.

— С того вечера весной, когда мы вместе обедали в Стэнфорде. Когда я тебе сказала, что уезжаю на гастроли, — ответила Меган.

— И ты ничего мне не сообщил? — обратился Стефан к Джейку.

— Я обещал Меган держать все в тайне.

— Я считаю, что мы должны сейчас обо всем узнать, — сказала Кэрри.

— Я забеременела случайно. — Меган заговорила твердым, уверенным голосом — она явно испытывала облегчение оттого, что раскрыла свою тайну. — Я не могла принимать противозачаточные таблетки, от них у меня и начинались ужасные головные боли, помните? Я старалась быть осторожной, всегда начеку. Но иногда… — Голос у Меган дрогнул: она вспомнила, как часто они были близки и она забывала обо всем. — Ведь ты не хотел иметь детей, я это знала.

— Не хотел иметь детей? — эхом откликнулся удивленный Стефан.

— Ты так сказал.

— Я хотел быть с тобой. Я мог сказать, что мне пока не хочется делить тебя с кем-то, но не помню, чтобы я говорил, будто не хочу иметь детей. Я просто не мог даже выговорить такое.

Он пожал плечами, вспомнив о своих любимых близнецах и о чудесной девочке, его дочери, которая внезапно исчезла.

— Зато я помню, — заявила Меган решительно.

Она ошиблась? Джейк тогда еще пытался ее убедить, что она стала жертвой недоразумения, неверно истолковала чувства Стефана к детям. Нет, она не могла ошибиться. Цена, которую она заплатила, потеряв Стефана и отказавшись от ребенка, была слишком высока, чтобы считать ее результатом недоразумения.

— Айен и Маргарет отчаянно хотели ребенка, но не могли иметь детей. Я знала, какими замечательными родителями они будут. Знала, что могу доверить им вырастить нашу девочку, — продолжала Меган. — Тогда я решила, что рожу ребенка и отдам его им, а сама вернусь к тебе и мы поженимся, как и задумали.

— Так значит, не было европейских гастролей?

— Айен был в то лето в Европе на гастролях. Я оставалась здесь, с Маргарет. Мы отправляли ему письма, а он пересылал их тебе из Европы.

— Что же случилось потом, Меган?

Меган не могла больше говорить. Она плакала.

— Меган была очень больна, — продолжал за нее Джейк. — Во время беременности у нее началось гормональное расстройство. Еще в Стэнфорде возобновились головные боли. Здешний врач уложил ее в постель, едва она приехала. К концу июля повысилось кровяное давление, появились отеки, в моче обнаружили белок.

— Да, — вздохнула Меган. — Я чувствовала себя ужасно. Я начала ненавидеть ребенка и ненавидеть Стефана.

— И тогда ты написала мне то самое письмо?

— Да, — тихо уронила Меган.

— Твой приезд к нам, Джейк, совпал с получением этого письма, — грустно сказала Кэрри.

— Когда я тебе позвонил, я только что вернулся из Саудовской Аравии. Я не разговаривал с Меган. Я ничего не знал до разговора с тобой. Ты помнишь, я просил тебя прилететь в Вашингтон?

Кэрри кивнула.

— Но потом ты поговорил с Меган.

— Хорошо, что мы с тобой договорились, чтобы я приехал в Бостон, — твердо сказал Джейк.

— Меня поместили в больницу первого августа, а Стефи родилась двадцать седьмого, — продолжала Меган, но Джейк снова перехватил инициативу:

— Весь месяц Меган делали внутривенные вливания, она принимала препараты, снижающие кровяное давление, находилась на строгом постельном режиме, сидела на бессолевой диете. Первый апоплексический удар случился у нее двадцать четвертого августа. Она была без сознания.

— Врачи считали, что мой мозг мог умереть двадцать четвертого, — снова продолжила Меган, — но старались сохранить мне жизнь, чтобы ребенок родился доношенным. Все решения должны были принимать Айен и Маргарет, на них легла вся ответственность.

— Все это время Джейк находился там? — спросил Стефан. — А меня не было!

— Случись это теперь, мы ни за что бы так не действовали. С самого начала все шло вкривь и вкось. Теперь мы это понимаем.

Он взглянул на Меган, она опустила глаза на свои стиснутые руки.

— Двадцать седьмого августа у Меган началось заражение крови. Врачи срочно сделали кесарево сечение и извлекли ребенка.

— И это конец истории, — стараясь говорить бодро, заявила Меган. — Я потрясла всех тем, что взяла и выздоровела. А Стефани…

— Ты дала ребенку мое имя, но отдала девочку другим людям. Ты поступила незаконно, понимаешь?

— Так преследуй меня в судебном порядке! — воскликнула Меган, но тотчас раскаялась в своих словах. Она не хотела сердить Стефана, понимая, насколько все это для него тяжко. Это было тяжко и для нее. Она заговорила мягче: — Все вышло не так, как было задумано, Стефан. Я тогда была очень молода, помни об этом. Мне казалось, что я ухватила удачу за хвост. Я была счастлива и влюблена. Верила, будто все на свете мне по плечу. Считала, что могу распоряжаться своей и твоей жизнью и жизнью нашего ребенка. Но получилось как раз наоборот.

— К тому же вдруг выяснилось, что мы вообще не любили друг друга.

— Я была очень больна и подавлена, когда писала тебе то письмо.

— Ну а позже? Пятнадцатого октября? В день нашей предполагаемой свадьбы?

— Я тогда еще толком не выздоровела. Кэрри видела меня спустя месяц, и я только-только начинала возвращаться к жизни. Слишком много всего произошло.

— И ты разлюбила меня именно тогда?

— Я не…

Меган оборвала себя на полуслове при звуке телефонного звонка. Все бросились в гостиную. Меган подняла трубку в спальне. Агент ФБР записывал разговор. Он включил усилитель. Все слушали, оцепенев от ужаса.

— Стефани у меня, — произнес мужской голос, явно измененный. — Пока с ней все в порядке. У меня есть определенные требования. Они должны быть удовлетворены очень быстро. Я уже слегка устал. Предоставляю вам решить, чего стоит ваш ребенок. Кстати, насчет участия в поисках полиции и ФБР. Зря вы это. Это повысит цену.

Разговор прервался. На лестнице послышались шаги.

— Алек! — еле слышно выговорила Меган.

— Кто это, мэм? — спросил агент ФБР.

— Считаю, что это Алек Мэтьюз.

— Вы узнали голос?

— Не вполне уверена. Голос был изменен. Скорее я узнала его обычную лексику и манеру говорить.

В это время в гостиную вошел Айен со словами:

— Это Алек.

— Меган тоже так считает.

— Что он с ней сделает? — Меган вздрогнула; она была рада, что не поделилась подробностями о том, как обошелся Алек с ней самой, ни с кем, кроме Джейка. — Моя малышка…

Айен услышал ее слова и повернулся к Стефану.

— Мы все знаем, Айен, — сказала Кэрри. — Полагаю, агенты ФБР тоже знают.

— Ладно, самое главное — вернуть ее домой, — твердо проговорил Айен и обратился к агенту: — Вероятнее всего, что похититель знаком Стефи. Алека она знает. Прошлым летом он провел здесь несколько уик-эндов. Она бы его не испугалась.

— Кто он такой?

Айен коротко рассказал и добавил:

— Насколько мне известно, в самое последнее время он ставил в Лондоне «Кентерберийские рассказы»^[3]. Но это было уже несколько месяцев назад.

— Зачем ему понадобилось похищать вашу дочь?

— Это месть, — горько ответила Меган.

Айен коротко поведал о происшедшем и сообщил агенту об актрисе, участвовавшей в поставленном Алеком спектакле и убитой в то время.

— Ты знал об этом, Айен? — резко спросил Джейк.

— Вспомнил уже после инцидента с Меган. Не думаю, что Алека тогда заподозрили. Это стало бы известно.

— Нужно, чтобы Джейк принял участие в деле, — решительно предложила Меган. — У него есть соответствующий опыт.

Агент посмотрел на Джейка весьма критически.

— Опыта в подобных делах у меня нет, но есть другой опыт, который может оказаться полезным. К тому же я знаю Алека и Стефи в лицо. Мог бы помочь, когда понадобится освободить девочку.

Агент еще раз смерил Джейка скептическим взглядом. Он не был склонен принимать помощь любителя, не получив о нем сведений. Агент несколько раз позвонил по телефону, и Джейк стал членом команды.

— Приглашаю всех остаться у нас, — обратился Айен к присутствующим. — Будем вместе ждать развития событий. И пожалуйста, помните, что самое важное сейчас — это безопасность нашей малышки. Пусть каждый выберет себе комнату по вкусу. У нас их много. Устраивайтесь поудобнее.

Глава 27

Письмо доставили в понедельник после полудня. Судя по штемпелю, его отправили в субботу, 23 июня, в десять вечера из Саутбери, небольшого городка неподалеку от Пайнхэвена.

В конверте обнаружили сделанный «Полароидом» снимок Стефи — она сидела в кресле и весело улыбалась. Улыбка была счастливая и вполне искренняя. Девочка явно не была напугана и ничего плохого не подозревала.

Джейк очень тщательно изучил снимок. На нем была оклеенная обоями комната, скорее в частном доме, а не в отеле. Необычной казалась дверная ручка — резная, богато украшенная. Что ж, это, так сказать, особая примета, решил про себя Джейк.

Через несколько минут после получения письма позвонил Алек.

— Мы знаем, что это ты, Алек! — проревел Айен.

Мнения агентов ФБР по поводу разумности открытого столкновения разделились. Психолог, которого решили пригласить, помочь в данном случае не мог. Полиция твердо считала, что Алек — главный подозреваемый в деле об убийстве актрисы, но улик было недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение.

— Браво, Айен! Это облегчает дело. Мне не придется объяснять свои требования. Ты поймешь и так.

— Какие же это требования?

— Я хочу Меган. И два миллиона долларов. И обычный гарантированный безопасный отъезд. Я не убью Меган. Мы с ней просто завершим неоконченное дело. Если она поведет себя послушно, ей ничто не угрожает. Если я не получу Меган и деньги, то заменю ее ребенком. Не вынуждай меня так поступать, Айен. Это твой выбор. У вас есть время до среды.

Алек повесил трубку.

Меган всхлипывала. Джейк ее обнял. Стефан вопросительно посмотрел на Кэрри.

«Я не могу ему сказать, — думала Кэрри. — Не могу сказать, что сделал Алек с Меган и что он намерен сделать со Стефани. Пусть кто-нибудь другой ему объяснит». Но все они слишком любили Стефана и понимали, как он страдает из-за дочери. Поэтому никто ему ничего не объяснил.

— Он где-то поблизости, — сказал Джейк. — Строит планы обменять Меган на Стефи. Вероятно, он очень близко. И дал нам тридцать шесть часов, чтобы его обнаружить.

Агенты ФБР дружно кивнули, соглашаясь, и один из них спросил:

— Есть идеи, где бы он мог находиться?

— Нет. Однако ключом к разгадке может послужить фотография. Ее надо сильно увеличить.

Агент еще раз пристально посмотрел на снимок. Приказ о включении в группу Джейка Истона, агента высшего класса с блестящим умом, пришел из Вашингтона. Велено было следовать его указаниям и прислушиваться к его советам.

— Зачем, сэр? — поинтересовался агент.

— Обои и резная дверная ручка достаточно характерны, чтобы кто-то мог опознать место. Возможно, это и не удастся, но попробовать стоит.

Агент молча кивнул и передал снимок другому агенту. Через три часа привезли сильно увеличенные фотоснимки дверной ручки и рисунка обоев. И то и другое выглядело дорогим и необычным. Айен и Маргарет не узнали ни ручку, ни обои.

— Ну и что теперь, Джейк? — спросила Кэрри.

— Думаю, нам следует показать это всем агентам по продаже недвижимости, владельцу магазина скобяных изделий и специалисту по оформлению интерьера в этом районе. Может быть, кто-то из них узнает комнату. Мы исходим из немногих предположений, которые могут оказаться неверными. Во-первых, из того, что он где-то поблизости. Во-вторых, что Алек все еще в том месте, где был сделан снимок.

— По крайней мере нам есть чем заняться, — сказал Стефан.

— Подождите минутку… — начал агент. — Если он где-то близко, то может догадаться, чем мы заняты. Тогда он смоется. Если что-то попадет в выпуск новостей… — сказал он и посмотрел прямо на Кэрри.

— Не попадет! —отрезала она.

— Я предлагаю установить для всех следующие правила, — снова заговорил Джейк. — Мы никому не сообщаем, что мы ищем на самом деле. Прикиньтесь, что вы намерены красиво оформить свой дом, что вы видели в музее такие-то фотографии, ну и так далее, придумайте что хотите, лишь бы оно было далеко от правды. Если ухватитесь за ниточку, немедленно сообщите мне или агенту Престону. Не пытайтесь его искать. Даже не проезжайте мимо предполагаемого дома. Понятно?

Он говорил очень серьезно. Остальные молча кивнули.

— Хорошо. Разобьемся на пары. Стефан и Меган, Кэро… м-м… Кэрри и я. Айен и Маргарет останутся дома на тот случай, если позвонит Алек.

Айен явно хотел возразить, но Джейк предупреждающе поднял ладонь:

— Айен, тебя знают и знают, что произошло. Ты должен остаться.

— Кэрри и Меган тоже хорошо здесь известны.

— Верно, но мы попытаемся устроить небольшой маскарад париков.

Агент смотрел на них с недоверием. Все кивнули, соглашаясь с необходимостью хранить тайну и сообщать всю информацию только Джейку и агенту. Но выдержат ли они? Меган очень эмоциональна, к тому же она мать ребенка. Стефан — преуспевающий и напористый до агрессивности юрист, отец девочки. Кэрри — звезда телевидения… Нет, он верил только Джейку. Это опытный игрок. Он понимает, как важно вести игру точно по правилам, особенно если речь идет о жизни и смерти.

Они разделили по карте всю территорию в радиусе тридцати миль. Кэрри и Меган надели шляпы, полностью скрывающие волосы, нацепили темные очки. Джейк и Стефан взяли с собой пейджеры, чтобы связываться друг с другом и с Престоном.

День уже клонился к вечеру; до закрытия магазинов и офисов оставалось совсем немного времени, но все четверо очень хотели начать действовать. К семи часам они вернулись в Пайнхэвен без всяких результатов, сильно обескураженные.

Разговор за обедом вертелся главным образом вокруг Алека.

— Он ведь не знает, что Стефи — дочь Меган.

— Слава Богу!

— У него явно мания величия. Преувеличенное представление о собственных возможностях.

— Он просто психопат, — уныло заметила Меган.

Джейк внезапно встал, через французское окно вышел из комнаты и направился к озеру. Кэрри безотчетно последовала за ним. Она увидела, что он стоит в дальнем конце причала. Что он там делает? Бранит себя? Она подошла к нему.

— Джейк!

Он вздрогнул при звуке ее голоса. Обернулся, но смотрел куда-то мимо нее, вдаль. И вдруг глаза его вспыхнули.

— Я должен был убить этого ублюдка, когда у меня была возможность!

— Джейк! — Голос Кэрри звучал умоляюще. — Не терзай себя. Это не твоя вина.

— Я должен был его убить. Это было так просто…

— Нельзя просто так убивать людей, Джейк!

Ей хотелось до него дотронуться, обнять, умерить его тревогу и тоску.

— Вот как? — Он рассмеялся хриплым смехом. — Еще как можно. Это очень легко.

— Нет, Джейк. Я имею в виду, что ты этого не можешь. — Кэрри дотронулась прохладной ладонью до его горячей щеки. — Ты не можешь, дорогой. Это приносит тебе слишком большой вред.

Джейк осторожно привлек ее к себе, нежно обнял и поцеловал ее шелковистые волосы.

— О Кэролайн…

Кэрри чувствовала, как он страдает. Ей казалось, что он казнит себя за принятые решения, о которых сожалеет. За то, что не сказал Стефану о беременности Меган. За решение не трогать Алека. Есть ли еще что-то, в чем он раскаивается? Не сожалеет ли он о том, что решил отказаться от их совместного будущего?

Кэрри подумала о решениях, принятых ею самой: никогда не говорить Джейку об их неродившемся ребенке. Теперь, когда он держал ее в объятиях, она понимала, что не скажет ему об этом ни за что на свете. Это нанесло бы ему глубокую рану. Сама она все еще горевала о ребенке, но горе смягчали свойственные ей оптимизм и надежда. Для Джейка это известие станет еще одним подтверждением того, что он приносит только страдания тем, кого любит. Что у него нет права мечтать.

Кэрри подумала и о другом принятом ею решении — выйти замуж за Марка. Она вздохнула и легонько отстранилась от Джейка. Посмотрела ему в глаза:

— Самое лучшее для нас, Джейк, найти этого ублюдка. Завтра мы с тобой непременно его отыщем.

Вечером в понедельник Бет уехала из Бостона в Вудз-Хоул. Это импульсивное решение она приняла вскоре после телефонного звонка от Стефана. Она оставила близнецов под надежным присмотром миссис Пирсон, их экономки, дала ей телефон, по которому можно в случае необходимости с ней связаться, и двинулась в путь.

Бет должна была с кем-то поговорить. Последние сутки были худшими в ее жизни. Стефан звонил дважды, его голос был полон боли и тревоги за дочь. Бет страдала за мужа и его ребенка. Но было и еще что-то в голосе Стефана, совершенно новое. Наряду с болью и тревогой в нем звучало облегчение и даже радость. Стефан узнал то, что дало ему свободу и надежду. Очевидно, Меган рассказала ему о чем-то таком, что сделало его счастливым, несмотря на похищение дочки. Когда он говорил о Меган, его голос становился нежным и любящим, без тех гневных и горьких интонаций, которые раньше слышались в редких случаях при упоминании имени Меган.

Бет ничего не оставалось, как прийти к заключению, что Меган рассказала Стефану правду и он ее простил.

«Я ее ненавижу, — думала Бет по дороге в Кейп. — За то, что она сделала раньше. За то, что она еще может сделать. За то, к чему она может вынудить Стефана». И тем не менее материнское сердце Бет содрогалось при мысли о том, что было бы с ней самой, случись подобное несчастье с ее мальчиками, и тогда она от души жалела Меган. И Стефана.

В половине десятого Бет свернула на покрытую гравием дорожку к уединенному дому Джона. Она сама нашла для Джона этот дом, солидный и красивый, обшитый деревом, выкрашенный белой и голубой краской, с большими солнечными комнатами и замечательным видом на пролив Нантакет.

Джон любил этот дом — четыре сложенных из кирпича камина, полы из твердого дерева, музыкальную комнату и отдельное крыло для «Бет-Стар». Он не знал, что Бет долго осматривала каждый мало-мальски подходящий дом в окрестностях и наконец выбрала этот, потому что он показался ей лучшим для Джона.

Бет нравилось работать в этом доме. Каждую среду она проводила здесь. Случалось, что Джон приезжал в Бостон на встречу с юристами или консультантами по маркетингу. Дважды они с Бет вместе ездили по делам в Нью-Йорк. Но точно так же, как в маленьком коттедже садовника в Пало-Альто родилась идея о «Бет-Стар», теперь мозгом и штаб-квартирой компании стала залитая солнечным светом комната в доме на берегу пролива Нантакет.

Бет не позвонила Джону перед выездом и обрадовалась, увидев, что в доме горит свет, а его машина стоит во дворе, но рядом чья-то еще.

Бет негромко постучала в тяжелую дубовую дверь. Подождала и постучала снова, погромче.

Джон открыл дверь.

— Бет!

Он явно был удивлен. Он стоял перед ней в махровом купальном халате, держа в руке полупустой стакан с белым вином.

— Привет, Джон, — с чувством неловкости поздоровалась Бет.

Чего ради она приехала? Несколько часов назад это казалось ясным: ей было нужно с кем-нибудь поговорить. Нет, поговорить именно с Джоном.

— Зачем ты приехала, Бет? — прямо спросил он.

— Я хотела с тобой поговорить.

— О «Бет-Стар»?

— Нет. О личном.

Джон распахнул дверь. Бет вошла и сразу остановилась, пораженная. В камине пылал огонь, а на диване свернулась клубочком женщина в точно таком же махровом халате, как у Джона. Вполне понятно, чему она помешала.

— Бет, это Мерилин. Мерилин, это Бет.

Мерилин подняла стакан с вином.

— Я много слышала о вас, Бет. И о компании тоже.

«Я-то никогда о тебе не слышала», — подумала Бет. Она была потрясена. Ясно, что это не случайное свидание; Мерилин — часть жизни Джона.

— Полагаю, я неудачно выбрала время для разговора, — неуверенно произнесла Бет.

— Если не хочешь поговорить с нами обоими. — Голос Джона выдавал досаду из-за ее вторжения. — Возможно, мой телефон не работает?

— Нет… я… просто я была так расстроена, что села в машину и поехала сюда…

— Расстроена? — повторила Мерилин, явно удивленная холодностью Джона по отношению к Бет.

— Да. Кое-что случилось. Я подумала, что мне стоит поговорить с Джоном, так как он знает людей, с которыми это произошло. — Неловкость, испытываемая Бет, бросалась в глаза, так же как и ее беспомощность. — Я вижу, ты занят. Можно ли мне повидаться с тобой завтра?

Джон молча смотрел на нее, и невозможно было точно определить его чувства. Он злится? Или просто озабочен?

Мерилин встала.

— Что за глупости, Бет! Вы проехали сегодня вечером большое расстояние. Джон, завтра моя смена начинается в семь утра. Пожалуй, мне пора.

— Нет, Мерилин, — твердо ответил на это Джон.

Мерилин недоумевала. Почему он так себя ведет? Это на него не похоже. К тому же Бет явно нуждалась в помощи Джона, а он не хотел ей помочь. Мерилин всегда считала, что они близкие друзья.

Джон пожал плечами:

— Бет, дай нам один час, хорошо?

Он говорил со снисходительностью, не ускользнувшей от внимания Бет. Однако она была слишком ошеломлена, чтобы сказать хоть что-то. Наконец она собралась с мыслями.

— Я пойду в кабинет. Пожалуйста, не спешите. Спасибо, Мерилин. Рада была с вами познакомиться.

Бет повернулась и ушла в отдельную часть дома, где были расположены кабинет и музыкальная комната.

— Что все это значит, Джон? — спросила Мерилин, едва Бет ушла.

— Ты о моем поведении? Она не имела права вторгаться сюда без предупреждения и при этом воображать, что ради нее я должен бросить все.

— Но она так подавлена. Приди она к нам в отделение «Скорой помощи» такая усталая и подавленная, мы бы немедленно отправили ее в палату и уложили в постель.

— Да, кажется, она скверно выглядит, — согласился Джон, и в его голосе впервые за все время прозвучало беспокойство.

— Да. Ты догадываешься, что произошло?

— Думаю, да. — Голос Джона снова стал жестким. — Она сама создает себе проблемы.

— И тем не менее это проблемы. — Мерилин помолчала и добавила: — Я считала, что вы с ней близкие друзья.

— Друзья? — Джон рассмеялся. — Нет. Мы всего лишь деловые партнеры. Это ты мой друг.

Джон подошел к ней и поцеловал. Мерилин горячо ответила на его поцелуй, потом отстранилась.

— Я чувствую себя немного неловко.

— Потому что мы не одни?

— Угу.

— Так или иначе, но она нарушила наши планы, верно? — с горечью спросил Джон.

— Да… но ведь мы счастливы. А она по какой-то причине несчастна. Мне ее жаль. Я надеюсь, ты будешь добр к ней.

— Говорил ли тебе кто-нибудь, что ты прекрасный, сострадательный врач?

— Только ты, когда я зашивала тебе палец.

Бет мерила шагами кабинет, мельком поглядывая на диаграммы и проекты, и пыталась определить смысл реакции Джона. Она была слишком измучена и смущена, чтобы толком проанализировать его поведение.

Не в силах успокоиться, она вошла в музыкальную комнату. Бет обычно избегала туда заходить, потому что там стояло большое пианино, старое, расстроенное и потускневшее. Оно осталось от прежних хозяев. Джон не проявлял к нему интереса и не реставрировал, как ни настаивала Бет.

Бет остановилась в дверях. Пианино было выдвинуто на середину комнаты, полностью обновленное. Бет медленно провела ладонями по великолепно отполированному дереву.

Как давно, уже много лет, она не прикасалась к инструменту. Бет коснулась клавиатуры, потом осторожно нажала на новую белую клавишу. Тон был совершенным — звучный и чистый. Бет села и начала играть. Она закрыла глаза. Играла, как всегда, с большим чувством и умиротворением, почти полчаса без перерыва, не открывая глаз, забыв о времени и о присутствии Джона.

Когда она наконец остановилась, то услышала, как Джон тихонько произнес:

— Бет!

Она резко обернулась. Джон стоял, прислонившись к стене, в дальнем конце комнаты. На нем были клетчатая рубашка с закатанными до локтя рукавами и коричневые брюки. Волосы еще мокрые — он успел принять душ и переодеться после того, как она ушла из гостиной.

Мирное очарование момента было нарушено; на Бет снова обрушилась реальность с ее тревогами. Стефан, Меган, Стефани… а теперь еще враждебность Джона.

— Я не имел представления, что ты играешь, Бет! — произнес Джон с искренним восхищением.

Он сам был музыкантом и мог по достоинству оценить талант Бет.

— Мы очень многого не знаем друг о друге, — холодно ответила Бет и отвела глаза.

— Это верно.

— Например, — продолжала она спокойно, — я думала, что мы друзья.

— Вот как? — Это прозвучало саркастически едко. — А собственно говоря, на каком основании ты так думала?

Бет пожала плечами. Она смотрела на клавиатуру. Джон молчал и не двигался с места.

— На том основании, что у нас все было общим, что мы много времени проводили вместе… «Бет-Стар». — Бет снова пожала плечами. — Ну, просто я считала, что мы друзья, вот и все…

— Этого еще недостаточно для того, чтобы так считать. Чтобы стать другом, Бет, необходимо теснее общаться, быть в курсе дел и чаяний друга. Заботиться о нем. — Джон помолчал и добавил сердито: — Тебе не кажется нелепым, что, зная, как я люблю музыку, да и ты, кстати, тоже, ты никогда мне не говорила, что играешь на пианино? За все эти годы ты ни разу об этом не упомянула!

— А ты никогда не говорил мне о Мерилин! — ощетинилась Бет.

— Я бы непременно сказал, прояви ты к этому хотя бы крошечный интерес. Я старался стать тебе другом, Бет. Пытался хоть что-то о тебе узнать, годами выуживал какие-то обрывки, мелочи… — Джон замолчал, потом произнес медленно и горько: — А ты ни разу не задала мне ни единого вопроса о моей жизни… даже самого простого, вроде «как поживаешь?».

Бет покачала головой. Нет, она этого не сознавала. Была убеждена, что знает Джона. Что они с ним друзья. Но в последние сутки она уже была не так уверена в правильности своих убеждений. И в самой себе…

Крупные слезы покатились у нее по щекам. Одна из них капнула на блестящую белую клавишу. Бет поспешила стереть слезу дрожащим пальцем.

Джон наблюдал за ней с удивлением, потом с раскаянием. Он был слишком резок с ней, оттолкнул ее от себя. Он пересек комнату и опустился рядом с Бет на банкетку у пианино. Ему хотелось коснуться ее и успокоить.

— Теперь ты начнешь злиться из-за того, что я плачу. Ты ведь и не думал, что я умею плакать.

— Действительно, не думал, но я вовсе не злюсь, а чувствую себя виноватым.

Бет повернулась к нему, ее глаза блестели от слез, но она улыбалась.

— Сказать по правде, Джон, я и сама не думала, что умею плакать. Это поистине ночь открытий.

— Прости, что я тебя обидел. Был к тебе недобрым.

— Но ты был честным. А я поступила самонадеянно, полагая, что ты дома и, безусловно, захочешь со мной поговорить, — извиняющимся тоном произнесла Бет, встала и направилась к двери.

Джон удержал ее за руку. Это удивило обоих, и Джон тотчас отпустил Бет.

— Я понимаю, что это очень тяжело для тебя, Бет, — сказал Джон.

— Что именно?

— Похищение.

— Откуда ты узнал? — прерывающимся шепотом спросила Бет.

— Прочел в газетах. И даже видел по телевизору.

— Что тебе известно?

— Ничего особенного. Но я думаю, что это ребенок Стефана и Меган. Иначе с какой стати она приехала бы в имение? И с какой стати тебе было мчаться сюда? Ведь миллион лет назад в Валентинов день ты рассказала мне о Стефане и Меган, когда собралась уезжать в Бостон. Ты еще говорила тогда, что, по-твоему, Меган беременна.

— И ты запомнил?

— Как я мог забыть? — тихо проговорил Джон.

Бет снова заплакала.

— Мне так жаль эту маленькую девочку! Я ужасно хочу, чтобы ее освободили, спасли. Я понимаю, насколько это тяжко для Стефана…

— Но?

— Но произошло еще что-то.

— Что же это? — С каждым вопросом голос Джона становился все нежнее; Бет не ответила, опасаясь, что, обрати она свои страхи в слова, они станут реальностью. — Ты боишься, что это вновь сведет вместе Стефана и Меган? Он сейчас с ней?

Бет кивнула, отвечая сразу на оба вопроса.

— Ты с ним говорила?

— Да. Но не об этом, разумеется. Знаешь, было что-то необычное у него в голосе.

Некая надежда в почти безнадежной ситуации. Надежда, которая могла появиться только в связи с Меган. Бет вздрогнула от страха и усталости. Она все еще стояла между пианино и дверью в полном расстройстве чувств. Стояла на расстоянии вытянутой руки от Джона. Он подошел к ней. Бет казалась такой слабой и беспомощной.

— Тебе холодно? Хочешь кофе? Или вина?

— Немного холодно. Мне пора.

Джон не собирался ее отпускать, особенно в таком состоянии. Ехать ей просто опасно. Он осторожно взял ее за руку и повел за собой.

— Сейчас я приготовлю кофе. Идем наверх к огню.

Бет молча смотрела, как он варит кофе и подбрасывает поленья в огонь. Села в большое кресло у камина и свернулась клубочком.

— Ты и поешь? — спросил Джон.

— Пою? Нет. Так, напеваю иногда близнецам.

— Почему у тебя нет пианино?

— Не знаю. До сегодняшнего вечера я даже не представляла, как мне его не хватает. — Она замолчала, чувствуя, как панический страх все сильнее ее охватывает. — Джон, что, если Стефан оставит меня? Что, если он вернется к Меган?

— Тогда ты выбросишь осколки и начнешь все сначала. Ты сильная женщина, Бет.

— Вовсе нет. Не думаю, чтобы я могла начать сначала, если он уйдет.

— Не будь смешной! — рассердился Джон.

— Ох, я забыла, что ты не любишь Стефана.

— Неправда. В тот единственный раз, когда мы с ним встретились — ведь ты за все эти годы лишь один раз пригласила меня к себе, — он мне понравился.

Это была правда. Стефан понравился Джону. Они встретились первый и пока единственный раз три недели спустя после переезда Джона в Кейп. На обеде, который Стефан и Бет давали его партнерам по юридической фирме. Джон понять не мог, чего ради Бет его пригласила. Сначала он отказался — ему не хотелось видеть ее в обществе мужа. Однако она настаивала, потому что настаивал Стефан, и Джон в конце концов согласился. Впрочем, ему тоже было любопытно посмотреть на Стефана.

Джон был рад, что побывал на приеме. Он никогда не видел Бет такой красивой. Она надела черное шелковое платье, облегающее фигуру; на шее, стройной и белой, сверкало бриллиантовое ожерелье. Зачесанные назад волосы подчеркивали большие влекущие глаза, слегка подведенные тенями. Женщина, которую он так хорошо знал, с блестящим умом и острым языком, выглядела сейчас красавицей южанкой, идеальной хозяйкой дома и женой.

Это нисколько не изменило чувства Джона к Бет, только сделало его более ясным и определенным для него самого.

Джон очень внимательно приглядывался к Стефану. Как и Кэрри, которую Джон более или менее близко узнал в последний год в Стэнфорде, Стефан был добрым, великодушным, дружелюбным и сердечным. Трудно было не полюбить такого человека. Он явно гордился женой и уважал ее. Весь вечер он и Бет то и дело обменивались улыбками, как добрые друзья, ценящие и понимающие друг друга, испытывающие взаимное восхищение.

Однако Джон понял, что любви между ними нет…

— Стефан мне нравится, — повторил он.

Бет по-прежнему смотрела на огонь в камине.

— Но ты не думаешь, что произойдет, если Стефан меня оставит?

— Я думаю, что это даст тебе возможность сделать жизненно важный выбор. Решить, чего ты на самом деле хочешь, что самое важное для твоего счастья. Держу пари, что ты пока этого не знаешь.

— Вот как? — с иронией произнесла она.

— Да. В чем твое счастье, Бет? Чего ты ждешь от будущего?

Бет продолжала смотреть на огонь, обдумывая вопрос Джона. Наконец она ответила:

— Для меня счастье — воскресенья со Стефаном и близнецами. Близнецы — это навсегда. Думаю, я вновь открыла для себя пианино. Я чувствую себя счастливой, когда играю. Я даже забыла, какое это счастье.

Бет умолкла, сомневаясь, говорить ли еще об одном. По правде, это ее удивило, и она не совсем понимала, что оно значит. Она вздохнула.

— И среды, — сказала она очень тихо.

Среды она проводила здесь, с Джоном. Они разрабатывали планы и идеи для «Бет-Стар». Бет уезжала из Бостона каждую среду в шесть утра и чаще всего возвращалась не раньше десяти вечера. В хорошую погоду иногда брала с собой Джейми, Робби и миссис Пирсон. Во время перерывов в работе они с Джоном играли с близнецами, все вместе съедали ленч на большой открытой веранде. Веселились и резвились на теплом весеннем солнышке под мягким морским ветерком. То были счастливые, прекрасные дни.

Бет мечтала о средах, даже если близнецы оставались в Бостоне. И ей всегда было немного грустно уезжать отсюда вечером домой.

Сказать, что среды делают ее счастливой, по существу, значило признать, что встречи с Джоном для нее счастье.

Они посидели молча, осмысливая сказанное Бет. Наконец она заговорила снова:

— Ты собираешься остаться в будущем моим другом?

— Вероятно, — улыбнулся Джон. — А что?

— Ладно. Тогда расскажи мне о Мерилин.

— Что ты хотела бы узнать?

— Кто она? Чем занимается? Намерен ли ты на ней жениться?

— Тебя это беспокоит? — рассмеялся Джон.

— Джон, не дразни меня. Я не скончаюсь, если ты мне не расскажешь, но как твоему другу мне это интересно.

— Она врач. Да, я подумываю жениться на ней.

Бет не знала, что на это ответить. Друг сказал бы, что это прекрасно, что он рад за друга. Однако Бет совсем не радовалась. Это было бы нечестно. Точно так же Джон в свое время не чувствовал себя особенно счастливым, когда она выходила замуж за Стефана, и не говорил ей ничего подобного…

— Хочешь еще кофе?

Бет поглядела на свои часы: половина второго.

— Я не знала, что уже так поздно. Мне надо ехать.

— Бет, ты не можешь ехать домой ночью. Ты слишком устала. Это было бы опасно, — очень серьезно возразил Джон. — Если это так уж необходимо, я сам тебя отвезу. А если нет, оставайся здесь. Комната для гостей готова.

— Хорошо, я останусь.

— Ты хочешь лечь прямо сейчас?

— Нет. А ты?

— Нет. Этого, кстати, ты еще обо мне не знаешь. Я ложусь обычно еще позже, потому что люблю поиграть на гитаре.

— Тогда налей мне еще чашечку кофе. И расскажи побольше о Мерилин.

— О Мерилин? Видишь ли, насчет женитьбы на ней… Тут есть одна сложность. — Джейк взглянул на Бет. — Дело в том, что я люблю другую.

— В чем же сложность? Почему бы тебе не жениться на той, которую любишь?

— Это невозможно. Она замужем.

— Ах вот оно что! И она не хочет расстаться с мужем?

— Сомневаюсь, что она хотела бы этого. Но я ее не спрашивал.

— Но у тебя с ней роман?

— Нет.

Джон снова посмотрел на Бет. Выражение ее лица не изменилось.

— А она тебя любит?

— Не знаю.

— Ты говорил ей о своем чувстве?

— Нет.

— Мерилин об этом знает?

— Нет.

— Что же ты намерен делать?

Джон медлил с ответом. А что ему, собственно, делать? И он сказал:

— Женюсь на Мерилин.

— О! — Бет поднесла к губам кружку с горячим кофе, держа ее обеими ладонями, но пить не стала. Попросила спокойно: — Расскажи мне об этой замужней женщине.

Джон улыбнулся и начал со вздохом:

— Попробую. Замужняя женщина. Она очень умна. Очень красива. Очень привлекательна. Порой бывает не слишком приятной в общении, однако это поверхностное. В глубине души она добрая и любящая.

— Давно ты ее знаешь?

— Достаточно давно.

— И ты любил ее с самого начала вашего знакомства?

— Да.

— Она должна была понять, как ты к ней относишься. Почувствовать, понимаешь?

— Наверное. Но видишь ли, она не любит, когда к ней прикасаются.

— Ты мог бы ей признаться в любви.

— Нет. Она умна. И должна сама догадаться.

— А если она и вправду догадается?

— Пойми, я не хочу брать на себя ответственность за разрушение брака. Это она должна сама прийти ко мне. Сделать первый шаг.

Бет неожиданно поднялась на ноги и одним большим глотком допила свой кофе.

— Я очень устала. Пожалуй, пора спать, — сказала она, не глядя на Джона.

Услышав, как захлопнулась дверь в комнате для гостей, Джон уселся перед огнем и принялся играть на гитаре и петь. Песни пробуждали воспоминания, хоть и сладкие, но неизменно окрашенные горечью. Он старался не вспоминать о недавнем, совсем недавнем, — о том, что он только что сказал Бет. Она его выслушала. И поняла его слова. И поспешила уйти, не глядя на него.

Не нужно было ей говорить.

Бет сидела в темноте на постели в гостевой комнате. Мысли ее путались. Что такое сказал ей Джон? Правильно ли она его поняла? Вправду ли он имел в виду именно ее?

Что все это может значить? И что значит все происходившее за последние сутки? Бет пыталась найти в событиях хоть какой-то смысл, но тщетно. Они просто происходили. И ей с ними жить.

Самое главное и самое неприемлемое — это возобновление близких отношений между Стефаном и Меган. Стефан узнал нечто новое, о чем ему рассказала Меган… или он сам это почувствовал… и теперь счастлив.

Однажды Меган уже отняла у нее Стефана. Может ли она сделать это еще раз? Ответ только один — да. Она уже сделала это. Если Стефан вернется домой и станет жить с Бет, никогда не упоминая о Меган, все равно все изменится, станет другим. Бет поняла по голосу Стефана: он все еще глубоко любит Меган.

Как же Бет жить с ним, зная об этом? Ей необходимо решить, отпустить ли Стефана от себя и как это сделать… Нет, жить со Стефаном, зная, что он мечтает быть с Меган, она не сможет. Бет понимала, что их браку пришел конец.

Они обсудят все это, когда ужасное испытание, связанное с похищением Стефани, будет позади. Вместе решат, как им устроить жизнь врозь. Близнецы останутся с ней, но Стефан сможет видеться с ними сколько хочет. Ведь он тоже их любит.

Бет не могла себя заставить возненавидеть Стефана. Он ни в чем не виноват, и он так много ей дал! Не дал лишь одного — истинной, всепоглощающей любви. Такой любовью он любит лишь Меган.

Бет прислушалась к приглушенному пению Джона, и сердце у нее вдруг сильно забилось, едва она вспомнила о том, что он говорил ей. А сама-то она разве любила Стефана всепоглощающей любовью? Бет не нашла ответа на этот вопрос, но ее мысли невольно обратились от Стефана к Джону.

Когда Бет вошла в гостиную, Джон все еще играл на гитаре и негромко напевал. Он не слышал ее шагов и догадался о ее присутствии, только когда Бет остановилась прямо перед ним. На ней была одна из его рабочих хлопчатобумажных рубашек. Джон перестал играть и положил гитару на пол.

— Привет, — сказал он.

— Я думала о твоей замужней женщине, — произнесла Бет слабым, неуверенным голосом.

— Хорошо, — очень ласково откликнулся он.

— Она сексуальна?

— Очень. — Джон взглянул на нее. — Даже в измятой рабочей рубашке.

Бет медленно покачала головой. Джон ждал, но она не двигалась. Глаза были скрыты упавшими на лоб спутанными волосами.

— О чем ты думаешь, Бет? — осторожно спросил он.

— Я думаю о средах. Порой, если не считать близнецов, я живу только ради сред. И я даже не осознавала этого. — С этими словами Бет наконец посмотрела на Джона большими темными зовущими глазами.

— Я тоже живу ради сред, — помог ей Джон: она должна сделать первый шаг, но он может ей помочь.

— Когда я не здесь, — продолжала она, не сводя с него глаз, — то часто ловлю себя на мысли: Джону бы это понравилось. Или: надо рассказать об этом Джону…

— Джону, не Стефану?

— Джону, не Стефану. — Бет опустила глаза и произнесла: — Но я любила Стефана.

— Я знаю.

Сердце у Джона так и запрыгало. Она сказала «любила»!

Бет снова взглянула на него:

— Джон, я не знаю, как это делается.

— Что именно? — спросил он с нежностью.

— Первый шаг, — еле слышно выговорила она. — Первое прикосновение.

— Ты знаешь. Попробуй.

Медленно и нерешительно она протянула руку и коснулась его щеки. Джон поймал ее руку и поцеловал. Потом притянул Бет к себе и поцеловал в губы. Губы Бет были теплыми, мягкими и отзывчивыми. Все те годы, что Джон ее любил, он гадал, неужели она так же холодна и сдержанна сексуально, как и эмоционально? Но теперь, когда ее поцеловал, он сразу же ощутил ее жаркую чувственность и, несмотря на кружащую ему голову бурную радость, понял, что Бет сама удивлена своей страстностью. Ее тело отвечало на его ласки инстинктивно и доверчиво. Ее тело больше не было ее врагом. Она больше не хотела и не могла сдерживаться.

— Ты не против устроиться на полу в гостиной? — спросил он шепотом.

— Не против, — последовал немедленный ответ, которому сама Бет удивилась.

Джон колебался. Он не мог увести Бет в свою спальню. Слишком много ночей провели они там с Мерилин — и сегодня тоже.

— Как насчет комнаты для гостей? — спросил он между поцелуями.

— Стоит попробовать. Но до нее далеко.

Они четыре раза останавливались по дороге до гостевой комнаты. Целовались, раздевали друг друга, ласкали, с каждой секундой все сильнее желая близости, наслаждались друг другом, продлевая любовную игру до тех пор, пока желание не сделалось неудержимым.

— Люби меня прямо сейчас!

— Но мы еще не дошли.

— Тогда не целуй меня здесь.

— Я должен. Я хочу.

— Я тоже хочу тебя.

— Я тебя люблю.

Глава 28

В два часа дня во вторник, пока Айен договаривался со своими банкирами о деньгах для выкупа, Джейк обнаружил, где находится Алек. Или по крайней мере где он находился раньше.

— Разумеется, я узнаю эту дверную ручку. Ими снабжен весь дом, каждая дверь. Полагаю, такие ручки изготовляют в Италии.

Владелец лавки скобяных изделий, человек лет шестидесяти, говорил спокойно и вежливо. Было очевидно, что его маленький магазинчик с трудом выдерживает конкуренцию с полудюжиной магазинов фурнитуры, расположенных всего за полквартала отсюда. Чем-то он напоминал Джейку Фрэнка.

— Как вы считаете, владелец дома может вспомнить, где точно были изготовлены эти ручки? Я бы мог к нему зайти.

— Владелец уехал отсюда года три назад. Он сдает дом и участок в аренду. Это приносит ему неплохой доход, поскольку горожанам нравится снимать дом на весну и лето.

— Ах вот оно что! — Джейк прикинулся разочарованным, хотя на самом деле задрожал от радости. Похоже, что Алек все еще там, раз он оплатил аренду фермы.

— Я надеюсь, что агенты по продаже недвижимости знают, как связаться с владельцем, — сказал владелец лавки.

— Хорошая мысль. Вам известно, к какому из агентов следует обратиться?

Вскоре Джейк со всеми подробностями уже знал, как найти ферму и как она выглядит. Находилась она в двух милях к северу от города.

Когда все будет кончено, он расскажет милому старику правду. И даст ему денег, много денег, так что скобяная лавка станет самой процветающей в городе.

Агентство по недвижимости находилось на противоположной стороне улицы, которая досталась Кэрри. Вероятно, она еще не успела там побывать. Джейк пересек улицу и вошел в контору. Здесь он сообщил, что ищет такой-то дом и хочет узнать, имеется ли он в картотеке агентства. Агент показал ему фотографии, чтобы оба убедились, что имеют в виду одну и ту же собственность. Оказалось, что описание мистера Данворта в точности соответствует фотографии.

— Можно ли его арендовать?

Агент справился в документации и кивнул:

— Да. Его сняли в марте. Так, посмотрим, дом сняли на полгода, но тут есть приписка, что он освободится к первому июля. Думаю, что теперешний жилец будет рад переуступить аренду на июль и август.

— Прекрасно! Можете вы мне сообщить имя или телефон этого человека? Или, быть может, сами уладите это дело?

Агент явно обрадовался:

— Разумеется! У нас нет номера его телефона. Я съезжу и сам переговорю с ним.

Джейк сосчитал про себя до пяти. Агент сказал «с ним», значит, дом снял мужчина и, судя по записям в картотеке, до сих пор живет там один.

— Слушайте, если дом не устроит мою жену, мы с вами только зря потратим время. Прежде чем беспокоить жильца и подавать ему надежду, я бы лучше проехался мимо вместе с женой. Мы сделаем это в самом начале будущей недели. Если вы дадите мне вашу карточку, я вам позвоню после нашей поездки.

Было три часа дня. Джейк уже составил план действий. Первым делом необходимо отвезти в Пайнхэвен Стефана, Меган и Кэрри, пока они тоже не обнаружили местопребывание Алека.

С Кэрри он столкнулся у дверей агентства, из которого только что вышел. Уклонившись от ответа на вопрос, добился ли он успеха, Джейк ее уговорил вернуться вместе с ним в Пайнхэвен. Кэрри ему напомнила, что времени на поиски осталось совсем мало.

— Я знаю. Но мне кажется, нам надо выяснить, что планируют агенты ФБР. Пора подумать о том, как схватить его завтра.

Кэрри охотно согласилась. Она устала, была обескуражена и встревожена. Меган твердо настаивала на том, чтобы принять требования Алека и обменять себя на дочь.

Стефан и Меган уже вернулись. Их вызвали агенты по пейджеру. Им было нужно переговорить с Меган.

— Мы хотим подослать к нему женщину, офицера полиции.

— Нет! Как же вы не понимаете? Алек хорошо меня знает. Если он заподозрит ловушку, то просто удерет и увезет с собой Стефи. Это должна быть только я.

— Хорошо, но тогда мы должны научить вас приемам защиты. Вы умеете обращаться с огнестрельным оружием?

— Вы хотите, чтобы я убила Алека? Я бы сделала это с удовольствием, но мертвый Алек нам не скажет, где Стефи. Увы, я не умею стрелять.

— Тебе необходимо иметь при себе оружие, Меган, — очень серьезно сказал Джейк.

Агент вложил маленький револьвер в дрожащие руки Меган и объяснил, как им пользоваться. Время от времени он поглядывал на Джейка, и в этих взглядах ясно читалось, что ничего хорошего из их затеи не получится, что они подвергают Меган смертельному риску. Однако Джейк оставался невозмутимым.

Алек позвонил в семь и сообщил окончательные инструкции. Меган должна выехать из имения одна в машине и с деньгами в шесть часов утра. Он дал ей указания, как и куда ехать. Джейк отметил про себя, что в четырех милях от фермы Меган должна свернуть к северу. Видимо, Алек намерен перехватить ее где-то по дороге. Он может увлечь ее на один из бесчисленных проселков, и тогда им ее не найти. Машина, следующая за ней, будет находиться слишком далеко. Маячок, установленный в машине Меган, окажется бесполезным, если Алек пересадит ее к себе.

Лучшее, что они могли сделать, это расставить в укрытиях по пути следования легковые и грузовые машины. А если Алек перехватит Меган в какой-нибудь миле от Пайнхэвена? На запутанных, извилистых проселках они очень легко могут ее потерять. Джейк и агенты отлично понимали, что если следовать требованиям Алека, они как пить дать потеряют и Меган, и Стефи.

В девять часов Джейк тихо и незаметно покинул имение через кухонную дверь.

В девять пятнадцать Стефан постучал в дверь спальни Меган, которая ушла наверх еще в восемь. Выпрямившись, она сидела на постели. В комнате было темно.

— Входи, — сказала Меган, узнав при свете в коридоре красивое и озабоченное лицо Стефана.

Он уселся в ногах ее постели.

— Я не хочу, чтобы ты это делала.

— Я должна.

Они долго сидели молча на противоположных концах кровати. Говорить было не о чем. Стефан понимал, что должен встать и уйти, но не мог. Вполне возможно, что он видит Меган в последний раз.

— Пожалуйста, Меган, не езди, — снова начал он.

— Я должна, неужели ты не понимаешь?

Стефан понимал. Для Меган это возможность расплатиться за свои ошибки. Хоть она и отдала свою драгоценную дочурку людям, которые ее любили как собственное дитя, она все же бросила своего ребенка, как когда-то ее самое бросила мать. Ради спасения дочери Меган была готова пожертвовать жизнью. Но цена была слишком велика, наказание слишком сурово.

— Я понимаю, почему ты считаешь себя обязанной так поступить, но я тебя прошу не делать этого.

Голос Стефана звучал уверенно. Он принял решение. Меган не поедет. Он просто не позволит ей это сделать.

— Почему? — спросила Меган.

— Потому что я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — быстро ответила она. — Я никогда не переставала тебя любить.

Стефан привлек ее к себе.

— Выходи за меня замуж.

Меган засмеялась — искренним, счастливым смехом, которым смеялась так часто в Стэнфорде. Этот смех словно перенес Стефана в счастливейшие дни его жизни.

— Выходи за меня, Меган, — повторил он.

— Но ты женат! — сверкая глазами, поддразнила его она.

— Бет… — начал было Стефан и тут же умолк.

Об этом он еще не думал. Он лишь понял, что должен быть с Меган. Он принадлежит ей, всегда принадлежал. Но все это очень нелегко.

— Ты считаешь, она поймет? Нет, Бет этого не поймет, — беспечно заявила Меган, — ведь все это лишь милая сердцу фантазия.

— Наши отношения с тобой никогда не были самыми легкими в мире, верно? С чего бы им меняться сейчас? — улыбнулся Стефан.

Он обнял ее и поцеловал долгим поцелуем.

— Завтра я должна поехать. Когда все кончится и Стефи будет в безопасности, тогда мы обсудим наши планы, согласен? — серьезно сказала Меган.

Что ж, может, у него есть какой-то шанс. Ради этого стоит жить.

* * *

Кэрри позвонила Марку в половине десятого вечера. Он все еще был в студии.

— Как ты там?

— Очень боюсь за Меган.

— Она все-таки решилась пройти через это?

— Да. Я не знаю, что планируют агенты и смогут ли они ее защитить. Знаю только, что они тревожатся. И Джейк тоже.

— Джейк… — пробормотал Марк.

— Что?

— Нет, ничего. Я скучаю по тебе. И беспокоюсь.

— У меня все в порядке. Честно. Но мне кажется, что настоящий ужас только начинается.

— Я постараюсь приехать завтра утром.

Марк больше всего хотел бы поехать немедленно, однако должен был дежурить у телефона. В Дамаске назревала скверная заварушка. Ему надо было принимать особо важные сообщения.

Джейк приехал на место в десять. Он оставил машину в миле от фермы и прошел это расстояние по изрытому кротами, бугристому выгону, освещенному луной. Когда он наконец подошел к дому, колено у него сильно болело. Он передохнул несколько минут, обдумывая ситуацию.

Дом был маленький, одноэтажный. Джейк предполагал, что спальни находятся в задней половине. Там было темно. Свет горел только в передних комнатах и на крыльце.

Джейк не заметил машины, но она могла быть спрятана за сараем. Вечер был тихий, лишь цикады заливались стрекотом да шуршала высохшая трава под его неровными шагами. Подойдя поближе к дому, он услышал голоса. Джейк замер, прислушиваясь к разговору. Было что-то неестественное в монотонном, долгом диалоге. Да это же телевизор, сообразил Джейк. Алек, видимо, слушает новости.

Джейк потихоньку поднялся на заднее крыльцо. Заглянул в окно неосвещенной комнаты. Это была спальня. Он разглядел чемодан, мужскую одежду, переброшенную через спинку стула. На постели лежали трубка, дорожная карта и фотоаппарат. Это явно была комната Алека. Пустая. Джейк, затаив дыхание, перешел к следующему окну. Хоть бы ты была здесь, малышка!

На первый взгляд вторая спальня казалась необитаемой. В ней он увидел стул, резную дверную ручку и обои — такие же, как на фотографии. Кровать стояла прямо под окном. Когда глаза Джейка привыкли к темноте в комнате, он увидел на постели маленькую фигурку спящего ребенка.

Джейк смахнул навернувшиеся от волнения слезы и проглотил комок в горле. Слава Богу, девочке пока не причинили вреда. Он осторожно надавил на окно. Заперто. Шпингалет был закреплен слишком высоко, чтобы Стефи могла до него дотянуться, даже если бы ему удалось ее разбудить. Он сам дотянулся бы, если бы на что-то встал. У него был с собой стеклорез.

Весь дом опоясывала веранда, но стулья и столы находились у ярко освещенного крыльца. Двор был чистый и незахламленный.

Джейк направился к сараю, что было рискованно: дорожка могла быть видна из гостиной, и если Алеку придет в голову выглянуть… Джейк пригнулся и пошел, стараясь держаться в тени, по дорожке.

Машина стояла за сараем. Джейк проверил, на месте ли ключи. Он воспользовался бы машиной, чтобы бежать отсюда вместе со Стефи, но ключей не оказалось, и Джейк повыдергал какие попало провода, чтобы хоть на время лишить Алека возможности уехать.

Джейк обнаружил в сарае деревянный ящик с овсом и высыпал его содержимое на землю. Тоненько заржала лошадь. Джейк набрал пригоршню зерна и скормил ей.

Он вернулся с ящиком к окошку спальни. Стефани еще спала. Джейк вырезал стеклорезом квадратный кусок стекла в верхней части окна и при помощи резиновой присоски аккуратно вынул его и положил подальше, чтобы не раздавить при бегстве. Потом он снова встал на ящик и принялся возиться со старым, проржавевшим шпингалетом. Несколько бесконечно долгих минут он расшатывал и поворачивал его, и наконец шпингалет поддался с негромким щелчком.

Стефани повернулась, вытянулась на постели и снова уснула. Джейк принялся поднимать покоробившуюся раму, на которой не было наружной ручки. Рама поддавалась со скрипом, и этот скрип разбудил Стефи. Девочка села на постели.

Только бы она не вскрикнула, думал Джейк.

Он негромко постучал по окну. Когда Стефи подняла голову и посмотрела на него, Джейк улыбнулся и приложил палец к губам. Девочка не проронила ни звука. Встала в постели на ноги и поманила Джейка к себе — скорее, скорее! Она улыбалась, но явно была напугана. Джейк по губам прочитал слова Стефи: «Скорее, дядя Джейк, пожалуйста, скорее!» Он улыбнулся и снова приложил палец к губам, призывая девочку к молчанию. Поднял раму повыше, чтобы тоненькая пятилетняя девчушка могла пролезть в отверстие.

— Просунь сначала голову и руки, а я тебя вытащу. Тебе может быть больно, ты тогда потихоньку мне скажи, — прошептал он.

Стефи утвердительно тряхнула темными кудрями. Джейк взял ее маленькие ручонки в свои и сильно потянул. Черт, ей, наверное, здорово больно, с досадой подумал он, но в следующую секунду девочка оказалась у него на руках и крепко-крепко обняла его за шею.

— Я люблю тебя, дядя Джейк. Ты меня спас! — прошептала она.

— Я тоже люблю тебя, моя радость. Теперь держись крепче и поспешим домой.

— Привет, Истон.

Джейк резко повернулся и увидел Алека. Стефани еще крепче прижалась к нему.

В руке у Алека был револьвер. Джейк спустил Стефи на землю и поставил позади себя; она полностью была заслонена его телом. Стояла и держалась за его ногу, однако руки у Джейка были свободны. Опуская Стефи на землю, он успел достать кое-что из заднего кармана брюк.

— Привет, Алек.

— Прекрасная розыскная работа, Истон. Как тебе удалось?

— По фотографии комнаты. Дверная ручка, обои. Вроде отпечатков пальцев.

Джейку была привычна такая игра в кошки-мышки. Попытка заставить противника расслабиться, улучить момент и напасть. Джейк прошел немало подобных тренировок. Алек же не был подготовленным агентом или законченным преступником, но зато был кое-кем похлеще — безумцем. Он играл не по правилам, его поведение было непредсказуемым. В любую секунду он мог без предупреждения нажать на спуск револьвера, направленного на Джейка и Стефи. Джейк понимал, что Алеку скоро наскучит состязаться с ним в остроумии. И тогда он выстрелит.

— Что ж, это моя ошибка, — пожал Алек плечами.

— Какая там ошибка, — небрежно возразил Джейк. — Это просто делает игру интереснее.

Алек слегка пошевелился. Мускулы у Джейка напряглись.

— Где же твои друзья? — язвительно спросил Алек. — Где агенты ФБР?

Он знал, что Джейк пришел один и что все карты в руках у него, а не у Джейка.

— Они поблизости, за деревьями.

Алек на секунду встревожился, потом рассмеялся.

— Неплохая выдумка, Истон. Но я тебя знаю. Ты — герой-одиночка. Хочешь славы только для себя. Может, ради того, чтобы произвести впечатление на Меган? На этот раз ты ошибся. — Голос у Алека сделался угрожающим. — А теперь отдай мне ребенка.

— Нет.

Алек подступил на шаг ближе. Его палец надавил на спуск, и Джейк, взревев: «Беги, Стефи, беги!», ринулся вперед. Раздался звук выстрела, потом тяжелый удар, сопровождаемый жутким воплем. Снова раздался крик. Потом громкий плач ребенка, тяжелый топот мужских ног, вой сирены.

А где-то далеко по-прежнему неумолчно стрекотали цикады и ржала лошадь.

* * *

В половине двенадцатого в Пайнхэвене зазвонил телефон. Агент ФБР поднял трубку секундой раньше Айена.

— Она в безопасности, сэр. — Голос агента слегка дрогнул — у него самого была пятилетняя дочь. — Ваша малышка жива и здорова. Будет дома через час.

— Благодарю вас! Слава Богу! — Айен положил трубку, но тут же спохватился: а вдруг это ложный звонок? Он дважды нажал на рычажок, чтобы связаться с агентом, расположившимся в гостиной.

— Слушаю, сэр.

— Это было?..

— Взаправду, сэр? Да, все так и есть. Звонил агент Престон. Девочка у них, сэр, никаких сомнений.

Со слезами на глазах Айен побежал наверх.

— Меган, вставай, дорогая! Она спасена. Стефи в безопасности.

Меган кинулась к двери.

— Это правда?

— Истинная правда. Прихвати Стефана и спускайтесь вниз. Девочка скоро будет дома.

Кэрри проснулась от шума в коридоре.

— Я зайду за Джейком, — сказала она и почти бегом побежала в дальний конец коридора.

Дверь была закрыта. Кэрри постучала и громко позвала Джейка. Ответа не было. Она знала, что Джейк спит чутко и беспокойно. Почему он не откликается? Кэрри вздохнула и отворила дверь.

Кровать была застелена, и ночник включен. На покрывале лежал лоскут пурпурного шелка. Кэрри видела его раньше, в квартире у Джейка. Тогда он вынул из сейфа завернутое в этот шелк что-то тонкое и длинное.

Кэрри, вся дрожа, села на постель.

От страха ее поташнивало.

Нет, ради Бога, нет!

Все нетерпеливо ждали и нервничали. Маргарет готовила в кухне какао. Меган держала Стефана за руку.

— Где же Джейк? — спросила она.

— Не знаю, — ответила Кэрри. — В комнате его нет.

— Значит, он со Стефи. Они в безопасности. Так и должно быть, — сказала Меган. Косточки пальцев у нее побелели.

В полночь парадная дверь распахнулась, и Стефани вбежала в дом. Ее длинные черные кудри были спутаны, но она выглядела счастливой, здоровой и вовсе не походила на ребенка, с которым плохо обращались.

— Мамочка! Папа! Тетя Меган! Тетя Кэрри!

Взрослые по очереди крепко обнимали и целовали ее, перехватывая друг у друга.

— Алек тебя обижал, мое солнышко? — спросила Меган.

Стефани удивилась и энергично помотала головой:

— Нет. Но он был такой скучный. Не позволял мне ничего делать. И не отпускал домой, хотя я ему говорила, что хочу вернуться к маме и папе.

— Ты теперь дома, Стефи, и мы все счастливы. — Меган обняла ее. — Мы очень хотели, чтобы ты была дома.

Стефани кивнула и вывернулась из объятий Меган. Она невероятно возбудилась оттого, что стала центром общего внимания. Остановилась перед Стефаном и улыбнулась ему. Он наклонился и посмотрел в голубые глаза — точь-в-точь такие, как у Меган. А волосы у нее черные и кудрявые, как у него. Как же он сразу не заметил сходства?

— Я знаю тебя, ты мой… — Стефани запнулась.

— Я твой… — Стефан тоже запнулся, вздохнул и произнес: — Я твой дядя Стефан. Мы с тобой познакомились на вечере в честь тети Меган, помнишь?

Стефани снова кивнула, очень довольная.

— Ты видела дядю Джейка, Стефи? — спросила Кэрри.

Агент Престон поспешил сделать знак, чтобы она ни о чем не расспрашивала девочку, но было уже поздно.

— А где дядя Джейк? — Стефани посмотрела на агента Престона. — Он меня спас. Вытащил через окно, только я немного поцарапалась. А дядя Алек грозил нам пистолетом. Дядя Джейк велел мне бежать и ударил Алека. Дядя Джейк меня спас. Где он?

— Он немного ушибся и поехал к доктору. Скоро он поправится, — объяснил агент Престон и многозначительно взглянул на Маргарет. Та сразу все поняла.

— Стефи, пойдем на кухню, выпьешь какао.

Стефани галопом понеслась в кухню, следом шла Маргарет. Остальные слушали Престона.

— Алек мертв. Его убил Джейк.

— А что с Джейком? — быстро спросила Кэрри.

— Он получил пулю в плечо. Ничего страшного, кость не задета. Но кажется, он сильно повредил ногу. Не думаю, что это пулевое ранение, скорее всего он порвал связку, когда бросился на Алека.

— Где же он?

— Он очень настаивал, чтобы его отвезли в клинику к Уолтеру Риду. Это чертовски тяжелая поездка в его состоянии, но он не желал слушать никаких резонов. Надеюсь, что все обойдется. Он и в самом деле спас жизнь Стефани, но сам едва не был убит. Не напади он на Алека так молниеносно…

— А где же были вы? — спросил Стефан.

— Там же, но на некотором расстоянии. Мы ничего не могли сделать, из-за ребенка это было бы слишком опасно и рискованно. Оставалось только наблюдать и надеяться.

— Как же вы их нашли? — спросила Кэрри.

— Истон открыл местонахождение похитителя, расспрашивая о дверной ручке. Он нашел человека, который эту ручку узнал. Нам здорово повезло, потому что неизвестно, чем бы обернулся завтрашний план… Так что нас можно поздравить со счастливым концом этой дикой истории.

Все дружно закивали и начали пожимать агентам руки. Когда другие направились в кухню, Кэрри немного приотстала. Она подслушала разговор агентов о случившемся.

— Что, Истон и в самом деле уложил этого типа одним ударом? — спросил второй агент у Престона.

— Он пронзил ему сердце стилетом. Причем рукоятка этого стилета отделана жемчугом, золотом и сапфирами. Явно подцепил его где-то на Востоке. Настоящая драгоценность. После окончания следствия мы вернем стилет Истону.

— Значит, он заколол Алека кинжалом, а у того в руке был револьвер?

— Так точно, сэр. Истон нанес очень точный удар. Видимо, ему приходилось делать это и прежде.

Кэрри медленно брела в кухню, а слова агентов так и стучали у нее в мозгу.

Позже она позвонила Марку и в студию. Срочное сообщение было готово к двум часам ночи; впервые его передали по радио в три часа, а потом передавали каждый час вплоть до выпуска утренних новостей. Кэрри рассказала в своем репортаже о героизме Джейка Истона.

В среду утром они позавтракали вместе со Стефи, а потом разъехались, чтобы вернуться к своей обычной жизни. Стефан уехал в Бостон — рассказать обо всем Бет. Он заверил Айена и Маргарет, что не станет предъявлять своих прав на Стефани, и повторил Меган, что любит ее.

После завтрака Кэрри коротко поговорила по телефону с Марком. Потом она поехала в аэропорт и успела на рейс до Вашингтона.

Она долго шла по блестящему линолеуму длинных коридоров клиники Уолтера Рида. В приемном покое ей сообщили номер палаты Джейка. В справочном бюро объяснили, как добраться до отделения ортопедии и реабилитации.

Ей помогло то, что ее узнавали. Все считали, что она явилась в клинику взять интервью у героя. Все, разумеется, смотрели утренний выпуск новостей — сообщение, подготовленное Кэрри, передавали по большинству каналов. И на всех производило впечатление то, что такая знаменитость, как Кэрри, прилетела в Вашингтон лично взять интервью у Истона. Только позже стало известно, что она сама участвовала в этой истории.

Никто не знал истинной причины ее приезда. Да и она сама представляла себе это довольно смутно.

Медсестра указала Кэрри нужную палату. Она глубоко вздохнула и остановилась на пороге открытой двери.

Джейк, выпрямившись, сидел на кровати, его глаза были закрыты. Лицо бледное… очень бледное… лоб в бисеринках пота. Видимо, его мучила сильная боль.

Спиной к двери сидела женщина с длинными черными волосами; она держала Джейка за руку и разговаривала с ним негромко и ласково. Услышав шаги Кэрри, женщина с улыбкой обернулась и поздоровалась.

Она красива, подумала Кэрри, которую поразили моложавость Джулии (она сразу сообразила, кто перед ней) и ее изящество. Черные блестящие волосы мягко обрамляли красивое лицо с тонкой и гладкой кожей и бездонными фиалковыми глазами. Лицо спокойное, приятное и завораживающее. Ничего удивительного, что Джейк полюбил эту женщину. Любит ли он ее и сейчас?

Они назвали друг другу свои имена, но то была ненужная формальность: каждая очень много знала о другой.

Джейк открыл глаза.

— Кэрри!

— Привет. Я приехала тебя поблагодарить за всех нас, за всю семью. Мы перед тобой в неоплатном долгу.

Кэрри все еще стояла в дверях, чувствуя себя незваной гостьей. Ее слова прозвучали словно заученные наизусть.

— Спасибо, — произнес Джейк с неуверенной улыбкой.

Джулия встала. Она все еще держала руку Джейка в своей.

— Кэрри, добро пожаловать. Садитесь сюда и подержите его за руку. Моя уже устала оттого, что он слишком крепко ее сжимает. Может быть, вам удастся уговорить его принять демерол.

— А почему он не принимает демерол?

— Хочет, чтобы разум оставался ясным и незамутненным, когда он разговаривает с врачом.

Джулия посмотрела на Джейка с любовью и гордостью.

— Видишь ли, врачи намерены привести все в прежнее состояние и сделать это лучше, чем в последний раз. И возможно, уже навсегда. Я не хочу, чтобы из-за приема обезболивающих симптомы оказались смазанными.

— Но, Джейк, ты ведь знаешь, что понадобятся по крайней мере три дня для анализов, прежде чем врачи примут решение, — сказала Джулия. — Ты не сможешь так долго терпеть боль. И очень устанешь.

— Мы с Джулией уже через это проходили, — улыбнулся Джейк. — Она, разумеется, права.

— Кэрри, одно только ваше присутствие делает его более сговорчивым. Я пойду выпить кофе и по пути скажу сестре, чтобы она ввела Джейку демерол.

Джулия вложила руку Джейка в ладонь Кэрри. У Кэрри не оставалось выбора. Она села в кресло, нагретое телом Джулии, держа холодную и влажную руку Джейка. Через несколько минут появилась сестра со шприцем и сделала внутривенное вливание. Кэрри думала, что демерол вызовет сонливость и вялость, но ничего подобного не произошло. Джейку стало легче разговаривать.

— Как там Стефи?

— Чудесно. Я считаю, что Алек не причинил ей вреда. Она в полном порядке и очень гордится своим дядей Джейком.

— Как хорошо, что все так закончилось.

— Повезло, что ты оказался там, вот что, — возразила Кэрри. — Какая жалость, что ты повредил ногу.

— К этому все равно шло. — Джейк пожал плечами. Ему явно не хотелось говорить ни о своей ноге, ни о своем героизме. — Что с Алеком?

— Он мертв, Джейк.

Джейк мрачно кивнул. Он этого не знал. Сухожилия в ноге окончательно порвались, когда он бросился на Алека. От боли Джейк почти потерял сознание. Натренированные руки выполнили свое дело автоматически. Тот же самый прием он использовал в Камбодже — и тоже успешно.

Джейк взглянул на руку Кэрри — на ней было обручальное кольцо, подаренное Марком. Он слегка повернул кольцо на ее пальце, о чем-то задумавшись.

— Когда вы с Марком должны пожениться? — спросил он наконец.

— В декабре. Через полгода. — Кэрри вздохнула и добавила: — Ты знаешь, Джейк, я не придаю особого значения тому, чем кончится дело с твоей ногой. Ведь ты останешься самим собой…

Слушает ли он ее?

— Ты с ним счастлива? — спросил Джейк, все еще глядя на ее руку.

— Конечно! — совершенно бездумно ответила Кэрри; вовсе не об этом она хотела говорить с Джейком и теперь произнесла уже серьезно: — Джейк, лучше для всех, что ты убил Алека. Для всех, кроме тебя.

Выслушай меня, Джейк!

Он посмотрел на нее и улыбнулся:

— О чем мы, собственно, говорим?

— Ты прекрасно знаешь о чем. О самом главном. Я говорю о том, что важно для меня, — сказала Кэрри. Глаза у Джейка были безжизненные — от боли, от демерола, от недосыпа… и от второго убийства. Безнадежно ожидать, чтобы он понял, что она хочет ему сказать. — Четыре дня, которые мы провели вместе тогда, в феврале…

В палату вошел врач. Джейк сел на постели. Разговор оборвался.

— Доктор Филипс, это Кэрри Ричардс.

— Мисс Ричардс, я с удовольствием смотрю вашу передачу. И меня порадовал ваш репортаж в сегодняшних новостях.

— Спасибо.

— А теперь, Джейк, позвольте мне взглянуть на вашу ногу.

Врач обнажил ногу Джейка, и Кэрри увидела, что мускулы, которые тянулись прежде во всю длину бедра, теперь словно сбились в комок где-то посередине. Связки, которые раньше удерживали мышцы, были порваны.

— Я считаю, что оперировать мы будем через три дня. За это время вы должны решить, что для вас предпочтительнее: чтобы я ампутировал ногу или заблокировал коленный сустав. После ампутации вам придется пользоваться протезом, но вы к нему привыкнете. Зная вас, могу даже предсказать, что ходить вы будете не хромая. Если мы заблокируем коленный сустав, вы сохраните ногу, однако не сможете сгибать ее в колене. Она останется прямой как палка. Вы никогда не сможете ходить или сидеть нормально.

— А как насчет того, чтобы… — произнес Джейк.

— …вернуть ногу в прежнее состояние? — закончил за него врач. — Я буду знать точнее после анализов, однако окончательно это станет ясно только в ходе операции. Если мы пойдем таким путем, то потребуется пересадить часть мышц с другой ноги, ну и так далее. К тому же реабилитационный процесс займет много времени.

— К этому мне не привыкать.

— Вы знаете, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти вам ногу. Но если не смогу, ваше дело решать, чего вы хотите. Зайду еще раз, когда мы получим результаты анализов. Рад был с вами повидаться, мисс Ричардс.

Доктор ушел.

С приходом врача Джейк отпустил руку Кэрри, но теперь потянулся за ней снова. Он держал ее с нежностью, потому что хотел ее чувствовать.

Кэрри с грустью поняла, что говорить им больше не о чем. Каждый из них возвращается к своей обыденной жизни: Кэрри к Марку и своему обету больше не встречаться с Джейком; Джейк будет решать судьбу своей ноги и вернется к Джулии. Возможно, у Меган и Стефана все начнется снова. Время покажет. Но для них, для Джейка и Кэрри, все кончено. У Кэрри нет необходимости, повода и права оставаться здесь дольше.

— Ты счастлива, Кэрри? — спросил Джейк, читая ее мысли.

— Конечно, — повторила она, вставая. — Ну, мне, пожалуй, пора.

Она не смотрела на него. Не могла.

— Береги себя, Кэролайн, — прошептал он, когда она ушла.

Эпилог

Весь следующий день Кэрри мучилась сознанием пустоты и потери. Все позади. Окончательно. И хорошо, что кончилось вот так — спокойным прощанием в больничной палате у Джейка: это куда лучше тех горьких и полных ненависти слов, которые были сказаны два месяца назад.

Лучше, но тяжелее. Печальнее.

Кэрри понимала, что боль и тоска по не состоявшейся совместной жизни с Джейком пройдут. Она надеялась, что врачи восстановят ногу Джейка.

Она бы предпочла верить, что нога сохранится, что Джейк будет счастлив.

Телефон — ее частная линия в гардеробной на студии — неожиданно зазвонил и вывел Кэрри из задумчивости. Это, должно быть, Марк. Удивляется, что она так задержалась. Их вечерний выпуск новостей уже закончен. Они собирались где-нибудь пообедать, чтобы отпраздновать счастливое возвращение Стефани домой и возвращение Кэрри к Марку.

Улыбаясь, Кэрри сказала в трубку:

— Привет! Я уже иду!

Молчание.

«У нее такой счастливый голос, — подумал он. — Что я делаю?»

Но он принял решение. Принял его вскоре после того, как она ушла, когда память о том, что он ее видел, касался ее руки, была еще совсем свежа. Он заставил себя подождать, посмотреть, как это решение будет выглядеть утром, после того как его мозг освободится от воздействия лекарств. Он уснул, думая о своем решении. Впервые за долгие годы он видел светлые, счастливые сны. Никаких кошмаров.

Утром его решение укрепилось. День шел своим чередом. Он посмотрел ее вечернюю передачу новостей. Посмотрел до конца, а потом позвонил.

Когда Джейк услышал голос Кэрри, веселый, сердечный, счастливый, и понял, что она ждала звонка от Марка и отвечает ему, он запнулся. Но только на секунду.

Он принял решение. И должен дать ей возможность принять свое.

— Кэрри!

— Джейк?

— Привет.

— Привет, — ответила она как-то неуверенно.

Почему он позвонил?

— Я много думал о нашем вчерашнем разговоре, — медленно проговорил он. — Если это можно назвать разговором.

— Если можно, — повторила Кэрри, и сердце у нее вдруг забилось сильно и часто.

— Я хотел бы тебе сказать о самом главном. — Джейк умолк, охваченный целой бурей эмоций. Как часто он мечтал об этой минуте! Справившись с собой, он тихо произнес: — Я тебя люблю и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Слезы хлынули у Кэрри из глаз. Она не могла говорить.

Джейк слышал только молчание. Долгое, ничем не нарушаемое молчание. Неужели он неправильно понял то, что она сказала ему вчера? Быть может, у него была слишком затуманена голова? Или Кэрри не имела в виду ничего особенного? Или он просто поздно спохватился?

— Кэрри! — произнес он наконец.

— Мое имя Кэролайн, — прошептала она с дрожью.

— Кэролайн, — повторил он с нежностью — неповторимой, свойственной ему одному.

Снова молчание. И снова слезы.

— Ты в самом деле этого хочешь, Джейк? — спросила она наконец еле слышно.

— В самом деле, любимая.

Множество почти неразрешимых вопросов обрушилось на нее лавиной. А как же Марк? Их отношения? Ее чувство к Марку? Как быть с прошлым? Можно ли все забыть? И как избежать боли в будущем? Стоит ли рисковать?

Вопросы были трудными, но ее ответ Джейку пришел легко.

— Да, Джейк, я выйду за тебя замуж.

— Выйдешь? — задыхаясь от волнения, спросил он, желая удостовериться, что не ослышался.

— Выйду, — твердо повторила Кэрри.

Теперь настала очередь ошеломленного Джейка молчать. Когда он наконец заговорил, в голосе у него прозвучала нескрываемая радость:

— Я люблю тебя! Когда мы поженимся?

— Быть может, прямо сейчас? Или даже вчера? Почему бы мне не прилететь к тебе немедленно, чтобы это обсудить?

— Это было бы чудесно. А ты можешь?

— Полагаю, что да, — медленно ответила Кэрри.

Оба подумали о Марке. О Марке, который ждал Кэрри на праздничный ужин. Как он отнесется к происшедшему? Разозлится — на Джейка, не на нее. Скажет ей с полной уверенностью в своей правоте, что она совершает ужасную ошибку. Но на самом деле он будет не слишком удивлен. И не станет ее останавливать. И Кэрри повторила спокойно:

— Полагаю, что да. — Потом добавила задумчиво: — Но тебе надо бы узнать, что будет с твоей ногой.

— Со вчерашнего дня ничего не изменилось, — сказал Джейк с некоторой обеспокоенностью. — Я подумал, что это не имело бы особого значения.

— Это не имеет значения, Джейк.

Кэрри снова заплакала. И Джейк наконец понял, как сильно она его любит. Понял, что для нее имеет значение лишь одно: быть вместе с ним.

— Ты счастлива? — очень ласково спросил он ее о том, о чем уже дважды спрашивал вчера.

— Я никогда еще не была такой счастливой! Никогда. Я люблю тебя, Джейк.

— Я тоже тебя люблю, Кэролайн.

Примечания

1

Речь идет о пьесе американского драматурга Т. Уильямса «Трамвай "Желание"». — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Отмечается в первый понедельник сентября.

(обратно)

3

Спектакль по мотивам одноименного произведения английского поэта Д. Чосера (1340–1400).

(обратно)

Оглавление

Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

  Глава 16

  Глава 17

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

Эпилог

*** Примечания ***