КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мутация [Кен Макклюр] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кен Макклюр МУТАЦИЯ

Прах ты и в прах обратишься.

(Быт. 3:19)

Один

— Но это невозможно! Вы уверены?

— К сожалению, сомнений нет, сэр. Результаты анализов абсолютно ясные.

В отличие от государственных больниц и поликлиник, которые стараются выглядеть соответственно своей роли — с выставленным напоказ оборудованием и прочей медицинской атрибутикой, с витающими в воздухе запахами антисептиков, — частные медицинские учреждения стремятся к противоположному. Кабинет врача сэра Лоуренса Сэмсона на Харлей-стрит представлял собой типичный городской особняк, обставленный по высшему классу, чтобы состоятельные пациенты могли быть уверены: деньги и привилегии помогут в лечении точно так же, как помогают во всех иных сферах жизни.

— О, господи! — Молодой человек рухнул в кожаное кресло, словно силы внезапно покинули его. — Вы вынесли мне смертный приговор, Сэмсон.

В кабинете повисло неловкое молчание.

Молодой человек потер лоб, словно пытаясь стереть кошмарные последствия новости, которую ему только что сообщили.

— Сколько мне осталось?

Сэмсон протестующе поднял руку.

— Прошу вас, не думайте об этом, сэр! В наши дни, при условии приема соответствующих препаратов и тщательном наблюдении, манифестация основных симптомов вполне может быть… отсрочена.

— Но в итоге мне никуда не деться, так?

— К сожалению, лечение до сих пор не разработано.

С полминуты молодой человек сидел, уставившись в пространство.

— Хотите воды, сэр?

— К черту воду, Сэмсон — мне нужно выпить!

Сэр Лоуренс помедлил, словно размышляя, считать ли это просьбой, затем поднялся из кресла и подошел к письменному столу. Открывшаяся дверца явила взору бар с алкогольными напитками. Он плеснул приличную порцию неразбавленного солодового виски в хрустальный бокал и протянул его молодому человеку.

— Вы не присоединитесь ко мне? — осуждающе спросил тот. — Видимо, это начало длинного и одинокого пути вниз, когда даже твой доктор больше не пьет с тобой…

— Меня ожидают пациенты, сэр.

— Конечно, пациенты, Сэмсон… — Молодой человек тяжело вздохнул. — Господи, что скажет отец? Это убьет его. — Он покрутил содержимое бокала в одну сторону, затем в другую. — Господи Иисусе, что за невезение! Вы не скажете ему, а?

— Разумеется, по долгу службы я обязан соблюдать конфиденциальность во всем, что происходит между нами, сэр. Но если вас интересует мое мнение, я бы советовал поставить его в известность как можно скорее. Последствия для вас и вашей семьи… впрочем, вы лучше меня это понимаете.

— Чудовищные, — покорно подтвердил молодой человек и сделал большой глоток виски, словно ища в алкоголе возможность укрыться от летящих в него стрел осуждения. — Каковы шансы на то, что медики найдут лекарство в ближайшем будущем?

— К сожалению, небольшие, сэр. Три месяца назад я был на конференции, посвященной этой проблеме, и, по общему заключению, сегодня мы не ближе к решению, чем были в самом начале.

— Спасибо за откровенность, — пробормотал молодой человек.

— Сожалею, сэр, но не вижу смысла в напускном оптимизме. Кое-кто придерживается другого мнения, но их мотивы заключаются скорее в надежде привлечь источники финансирования к своим исследованиям.

— Наверное, я должен быть благодарен вам за прямоту, Сэмсон, но в настоящий момент я отчаянно нуждаюсь в чем-то ином, чем простая голая правда! — заявил молодой человек и шмыгнул носом — всего разок, борясь со своими эмоциями.

Сэмсон сочувственно кивнул.

— Советую начать лекарственную терапию, о которой я говорил, как можно скорее.

Молодой человек кивнул и поставил бокал на столик, отрицательно покачав головой в ответ на предложение повторить.

— Я свяжусь с вами в ближайшее время, — пробормотал он вставая.

— А ваш отец, сэр?

— Я сообщу ему… Мне только нужно немного времени, чтобы самому смириться с этим.


Четыре дня спустя

Сэр Лоуренс Сэмсон объяснил пациентке, что, судя по результатам анализов, она вряд ли сможет забеременеть обычным путем, и как раз начал рассказывать об альтернативных вариантах, когда зазвонил стоявший у него на столе телефон. Сняв трубку, Сэмсон резко сказал:

— Я ведь просил не беспокоить, Ева!

— Думаю, вы захотите ответить на этот звонок, сэр Лоуренс, — мягко сказала секретарь.

— Хорошо, — ответил Сэмсон, уже сожалея, что был резок с женщиной, которая работала с ним уже шесть лет и даже помыслить не могла о том, чтобы прерывать его без уважительной причины, но он был на грани — в таком состоянии он пребывал последние четыре дня. Он извиняюще улыбнулся пациентке и замер, услышав знакомый голос.

— Да, сэр, так и есть. — Сэмсон молча выслушал собеседника, ловя на себе заинтересованный взгляд пациентки и стараясь не выдать своих эмоций. — Хорошо, сэр. Скажите водителю, что я буду на Харлей-стрит… До встречи сегодня вечером.


8 часов вечера

Сэмсон нервничал — крайне необычное ощущение для человека, привыкшего контролировать себя, но в подобных обстоятельствах любой почувствовал бы себя не в своей тарелке. Он казался сам себе актером на сцене, который играет главную роль, не зная текста и вообще не желая участвовать в представлении. Ему даже пришлось украдкой обсушить ладонь носовым платком, лежавшим в кармане, перед тем как обменяться рукопожатием с неулыбчивым хозяином кабинета, который только что вошел в дверь.

Произошел короткий обмен любезностями, Сэмсон отказался от предложенного освежающего напитка.

— Предлагаю сразу перейти к делу, сэр Лоуренс. Сын рассказал мне все. Господи, это ужасно!

— К несчастью, сэр, для вирусов ничего не значат… — Сэмсон чуть не сказал «богатство и привилегии», но, подумав, решил ограничиться «людьми». В ответном взгляде отнюдь не читалось понимание. — Я рад, что он признался вам, сэр, — продолжал Сэмсон. — Это было для него нелегким делом, учитывая обстоятельства, но я чувствую себя обязанным напомнить вам с самого начала, что, поскольку он мой пациент, я не вправе…

— Слушайте, забудьте хоть ненадолго вашу гиппократову чепуху, — прервал хозяин, пренебрежительно взмахнув рукой. — А то это становится похоже на сцену из дурацкого фильма. Я не собираюсь обсуждать с вами подробности состояния моего сына. Я просто хочу, чтобы его вылечили! Я хочу, чтобы он снова стал здоров. Мне нужно, чтобы он избавился от этой… штуки и продолжил жить прежней жизнью.

Сэмсон сглотнул — что было весьма затруднительно, поскольку у него пересохло во рту. Сбитый с толку внезапным отсутствием логики в словах собеседника, он произнес, запинаясь:

— Сожалею, сэр… Вполне реально достичь определенного периода… ремиссии, если можно так выразиться, но лечения просто не существует… По крайней мере, на этой стадии. Хотя, разумеется, исследования в этой области ведутся постоянно…

— Мне сообщили, что лечение уже разработано.

Поймав направленный на него взгляд, Сэмсон почувствовал себя словно на экзамене, который он должен провалить. Когда тишина стала непереносимой, он решил «сморгнуть» первым.

— Сожалею, сэр, но я не понимаю, о чем речь… Видимо, мне неизвестно открытие, на которое вы ссылаетесь…

— С того момента, как я узнал эту проклятую новость, я начал наводить справки — крайне осторожно, разумеется, — и мне сообщили, что лечение подобного состояния больше не находится за границами возможного. Оказалось, существует эффективная альтернатива тому, чтобы просто опустить руки и смириться с судьбой.

При слове «альтернатива» в голове у Сэмсона зазвенел сигнал тревоги. Он опасался, что его хотят затянуть в мир «народной медицины», при том, что он был уверен, что все так называемые «средства» либо являются фальшивкой, либо — в лучшем случае — основаны на эффекте плацебо.

— В самом деле, сэр? — осторожно произнес он.

— Я говорю о разработках, проведенных в берлинской клинике.

— В берлинской клинике? — эхом отозвался Сэмсон. — А! — сказал он, опуская взгляд на свои туфли, словно был не совсем рад такому повороту разговора. — Кажется, я припоминаю тот уникальный случай, который вы имеете в виду, сэр.

Хозяина явно рассердило заметное отсутствие энтузиазма со стороны собеседника.

— Почему у вас, медиков, всегда так? — возмутился он. — Вы жутко консервативны, когда речь идет о чем-то новом. Хорошо, вы-то сами как считаете — излечение имело место быть или нет?

— Я не настолько хорошо информирован о подробностях этого случая, сэр, хотя, разумеется, читал доклады. Однако я хочу сказать, что иногда пациентам… которым уже невозможно помочь, проводятся… необычные процедуры.

— Вы хотите сказать, что того пациента использовали в качестве подопытного животного?

Сэмсон в притворном ужасе поднял руки.

— Это совершенно не мое дело — критиковать решение моих берлинских коллег! Насколько я понимаю, та процедура была единственной в своем роде и проводилась пациенту, прогноз для которого уже был очень плохой, по другим причинам. Это было очень рискованное мероприятие, и было обусловлено, возможно, исключительно тем состоянием, в котором находился тот пациент. Процедура была далеко не стандартная — сомнительно, что это вообще когда-нибудь может стать стандартной процедурой.

— Мой сын — далеко не стандартный пациент, сэр Лоуренс.

— Разумеется, сэр.

— Важность того, чтобы в будущем он смог произвести на свет здоровых детей, нельзя переоценить.

— Да, сэр.

— Возможно ли это?

Сэмсон медлил с ответом, явно пребывая в унынии от того, что не смог увести собеседника с выбранного им направления.

— Думаю, теоретически это возможно — если бы нашелся идеальный донор. Условия, разумеется, тоже должны были бы быть идеальными… Но я вынужден подчеркнуть, что приготовления к подобной процедуре многого потребуют от самого пациента. Последствия этого предприятия могут оказаться катастрофическими…

— А разве есть альтернативы этому… катастрофическому предприятию, сэр Лоуренс?

— Согласен с вами, сэр, — признал Сэмсон.

— Тогда устройте это. Я отдаю здоровье своего сына в ваши руки. Я хочу, чтобы его вылечили, и хочу, чтобы это произошло в строжайшей секретности. Ни один человек никогда не должен узнать об этом.

Сэмсон покачал головой, собираясь с силами для последней попытки изменить решение собеседника.

— Я сказал, что это теоретически возможно, сэр, — сказал он. — Но практические трудности, возникающие при организации подобной операции, и особенно требование сохранить ее в секрете, просто слишком… — Сэмсон замолчал, не в силах найти подходящие слова.

— Я прекрасно понимаю, что вы не можете сделать это в одиночку, сэр Лоуренс. Я не идиот. С этой целью я собрал группу друзей, которым можно доверять, людей, обладающих властью и влиянием. Они обеспечат вас всеми ресурсами и помощью, которая вам понадобится. Вам нужно будет только попросить. Что скажете?

— Мне нужно время, чтобы подумать, сэр.

— Хорошо, позвоните мне завтра.

Два

Золотые дорожные часы, стоявшие на мраморной каминной полке, звякнули один раз — единственный звук в комнате, нарушивший затянувшуюся тишину серого февральского дня, если не считать почти неслышный гул машин на лондонских дорогах, приглушенный двойными стеклопакетами.

— Я считаю, мы все должны встретиться с сэром Лоуренсом, чтобы конкретно обсудить то, о чем нас просят, и удостовериться, что мы понимаем, во что ввязываемся, — сказал владелец Белгравия-хаус.[1] — Официальных санкций на наши действия не будет, как не будет и возможности обратиться за консультацией к кому бы то ни было, разделить вину, если все пойдет не так, и публичного признания в случае успеха. Кроме нас, никто не должен узнать обо всем происходящем — не считая, конечно, человека, который обратился к нам за помощью, рассчитывая на дружбу и верность.

Присутствующие согласно покивали.

— Можем ли мы быть уверенными, что все получится? — спросил, заметно нервничая, один из них, и от волнения сломал карандаш, лежавший рядом с блокнотом на столе перед ним. Как и остальные, он был одет в темный костюм — форменная одежда города, — хотя галстуки некоторых из присутствующих в различной степени предавали анонимность своих хозяев. Вопрос был адресован седовласому мужчине, на галстуке которого имелся значок — змей, обвивающий чашу, обозначая связь с медициной.

— Нет, — ответил он. — Наше с сэром Лоуренсом мнение таково: нет никаких гарантий. Главная составляющая планируемой процедуры является в лучшем случае рискованным делом — даже если не рассматривать основания для этого риска в данном случае. Однако, учитывая обстоятельства, это фактически единственная возможность… спасти ситуацию.

Человек, сидевший во главе стола — судя по галстуку, выпускник Кембриджского университета — слегка улыбнулся, услышав этот эвфемизм, и добавил:

— И единственная возможность предотвратить грандиозный скандал.

— Не слишком ли мы торопимся? — спросил нервный мужчина. — Я хочу сказать, такое впечатление, что мы собираемся пойти ва-банк, даже не обсудив альтернатив…

— Их не существует, — отрезал выпускник Кембриджа, и по выражению его лица было ясно, что именно такой реакции он и ожидал от собеседника. Хотя этих людей и связывали в данный момент дружеские отношения, в прошлом общались они мало, поскольку по характеру и мировоззрению находились на разных полюсах. Выпускник Кембриджа был оптимистом, уверенным в себе до степени высокомерия, тогда как нервный мужчина был склонен анализировать все до мельчайших подробностей и являлся воплощением осторожности.

— Конечно, все это очень серьезно, — продолжал нервный, — но риск, заключенный в процедуре, которую вы предлагаете, слишком велик, чтобы даже подумать об этом. По моему мнению, при правильной рекламе и соответствующем менеджменте бурю вполне можно пережить. История свидетельствует…

— Времена меняются, — прервал его выпускник Кембриджа, — а с ними меняются и люди. В частности, их восприятие многих вещей, которые в прошлом мы принимали как само собой разумеющееся. Находись сейчас страна в благополучной ситуации, вполне возможно, она пережила бы это известие, но мировой экономический кризис, растущая безработица, колеблющийся курс фунта стерлингов — даже проклятая погода ополчилась против нас этой зимой! Если в довершение всего страна узнает о состоянии, в котором оказался наш друг, это может вызвать полное крушение общественного доверия. Подобная информация станет последней соломинкой для многих людей, если они обнаружат: все, во что они верили, чему доверяли и чтили, обратилось в прах — именно тогда, когда они остались без работы, без сбережений, без будущего и без веры хотя бы во что-нибудь. Социологи уже рассматривают реальную перспективу того, что гнев общества в недалеком будущем может обернуться анархией.

— Вы сказали, что никто, кроме нас, не будет знать, — не унимался нервный мужчина. — Но ведь обязательно должны быть вовлечены и другие люди. То, что вы предлагаете, не под силу выполнить одному врачу в секретной лаборатории!

— Да, потребуется участие определенных специалистов, — согласился выпускник Кембриджа. — Но, насколько я понимаю, в ключевом моменте самой процедуры нет ничего необычного. Я прав, сэр Лоуренс?

Лоуренс Сэмсон кивнул.

— Это не совсем стандартная процедура, однако подобные операции проводятся почти ежедневно по всей стране, хотя и по другим показаниям. Отличие данного случая заключается, конечно, в том, кому будет проводиться операция и по какой причине. Отбор специалистов для первых ролей должен осуществляться с максимальной строгостью.

— Джеймс проследит за этим, — пообещал выпускник Кембриджа и повернулся к сидящему рядом мужчине в непримечательном галстуке. Джеймс Монк никак не отреагировал на его слова и продолжал сидеть молча, уставившись перед собой.

— Работа Джеймса заключается в том, чтобы обеспечивать абсолютную секретность на каждом этапе. Никто не должен в итоге «продать» свой рассказ, — он произнес эти слова с нескрываемым презрением, — или оживить свои мемуары, которым иначе грозит забвение, пикантными подробностями. Все это дело должно проходить в тайне и остаться в тайне навсегда. Это не подлежит обсуждению. Абсолютное молчание со стороны всех участников — непременное условие.

Лоуренс Сэмсон с подозрением взглянул на Джеймса Монка.

— Совершенно не уверен, что вы сможете гарантировать подобное, — сказал он, и его слова прозвучали как обвинение.

Монк слегка пожал плечами, но отвечать, по всей видимости, не собирался. Никто из присутствующих не проявил желания высказаться. Сэмсону явно не понравился вывод, к которому он пришел: существовали способы, о которых лучше не знать, но, к сожалению, он слишком хорошо понимал, что они из себя представляют.

— Мы не ожидаем от вас участия в… обеспечении безопасности, сэр Лоуренс, — сказал с улыбкой выпускник Кембриджа, в надежде успокоить Сэмсона. — Мы здесь именно для того, чтобы всеми силами обеспечить достижение двух целей — вылечить сына нашего друга и обеспечить, чтобы все это дело оставалось в тайне. Вы отвечаете только за первое.

Сэмсон понимающе кивнул.

— Я предлагаю, — продолжал выпускник Кембриджа, — чтобы каждый из нас просто занимался своим делом.

За столом послышались одобрительные возгласы.

— Хорошо, тогда давайте не будем уделять слишком много внимания обязанностям остальных. Если каждый хорошо сыграет свою партию, у нас появится хороший шанс осуществить кое-что удивительное.

— А если у нас не получится? — спросил нервный мужчина.

— Предлагаю даже не думать об этом, — сказал выпускник Кембриджа ледяным тоном.

— Верно, верно, — хором сказали несколько человек, вынудив нервного ретироваться.

— Итак, джентльмены, пришло время задать главный вопрос. Все ли мы согласны, что должны помочь нашему другу в трудный час? — выпускник Кембриджа оглядел помещение. — Чарльз?

Мужчина в галстуке Итонского университета кивнул.

— Маркус? Кристофер?

Еще двое присутствующих кивнули.

— Полковник?

— Уж я точно выполню свой долг, — отозвался мужчина в галстуке гвардейских парашютно-десантных войск.

— Малькольм?

Нервный мужчина, помедлив, ответил:

— Думаю, да.

— Доктор?

Мужчина, на чьем галстуке красовался кадуцей, произнес ровным голосом:

— Мы с сэром Лоуренсом определили лучших специалистов в стране и передали их личные дела команде Джеймса, для изучения после проведения начальных переговоров.

— Что за начальные переговоры?

— Одна из адвокатских контор согласилась выполнить просьбу, как принято, полностью на свое усмотрение.

— Все кандидаты уже находятся под наблюдением, — в первый раз за все время подал голос Монк.

— Хорошо, — отозвался выпускник Кембриджа. — Мы не хотим, чтобы кто-нибудь из них оказался на конференции, проходящей на другом континенте, в тот момент, когда он нам понадобится.

Три

— Ты очень беспокойно спал сегодня ночью, — заметила Кэсси Мотрэм, когда ее муж появился в кухне к завтраку. Джон Мотрэм поплотнее завернулся в домашний халат и вскарабкался на один из новых барных стульев, которые Кэсси приобрела «для комплекта» к недавно установленной барной стойке. Джону слегка не хватало роста, чтобы проделать это с легкостью, что только усилило его раздражение.

— Я чувствую себя персонажем американского фильма, — пожаловался он. — Ради бога, чем были плохи обычные стол и стулья?

— Надо идти в ногу со временем, — хладнокровно отмела его жалобу Кэсси. — И все-таки, может быть, расскажешь?

— Кошмары снились.

— Хм… Что-то слишком часто тебе стали сниться кошмары. Что тебя тревожит?

Ее муж покосился в сторону, словно решая, стоит ли выкладывать начистоту, затем сказал:

— Подозреваю, что в следующем году мне не дадут гранты на научные исследования по истории.

— Погоди, тебе же их давали каждый год! С чего бы сейчас им менять свою политику? Или они, как и все в стране, используют ограничение государственного кредитования как оправдание?

— Ну, не совсем так. Просто в университете назревают перемены, — сказал Джон. — Стипендии уходят в прошлое. Получение знаний больше не котируется в «коридорах власти» — должен быть «конечный продукт», то, что руководство могло бы запатентовать и продать. Всем твоим действиям должно быть экономическое обоснование.

— А изучение эпидемий чумы четырнадцатого века не отвечает этим требованиям… — грустно подытожила Кэсси.

— Они и сами не выразились бы точнее, — кивнул Джон. — Хотя, конечно, они выразились не так — предпочли ходить вокруг да около, пользуясь тем забавным языком, на котором говорят в наши дни… Надо «двигаться вперед» и «совершать упреждающие шаги по налаживанию деловых контактов», поскольку мы «стоим на пороге двадцать первого века». И откуда они только набрались этой ерунды?

— Такие люди везде есть, — сочувственно сказала Кэсси. — На днях в «Женском институте»[2] выступала одна женщина, на тему детоксикации организма, как она это назвала. Я спросила у нее, какие токсины она намерена удалять, и она высокомерно поинтересовалась, являюсь ли я профессиональным диетологом. Я сказала — нет, я просто обычный врач, и не ответит ли она все-таки на вопрос, и конечно, она не смогла. Кем, интересно, является профессиональный диетолог, стоит у плиты?

— Да, сейчас происходит слияние науки и моды, в результате чего эти псевдоученые везде суют свой нос и несут всякую чушь.

— Может быть, нам стоит подумать о том, чтобы сменить профессию? — задумчиво произнесла Кэсси, принимая из рук мужа чашку с молоком.

— Возможно, мне и придется, если иссякнут и другие гранты. Знаешь… — Джон замолчал, пытаясь справиться с банкой мармелада. — Я, наверное, стану мастером по маникюру и педикюру для знаменитостей.

Кэсси чуть не подавилась кукурузными хлопьями.

— Где ты такое услышал? — выдохнула она.

— Как-то по телевизору видел передачу, где одну женщину представили таким образом, и подумал, что это как раз для меня… Джон Мотрэм, мастер по маникюру и педикюру… К черту высшее образование, надо заняться чем-то действительно важным — например, полировать ногти богатым и известным людям. А как насчет тебя?

— Мастер по окраске волос международного класса, наверное, — отозвалась Кэсси, секунду подумав. — Источник тот же.

— Ну вот, мы фактически устроены, — сказал Джон. — Нас ждет новая жизнь.

— Жаль только, что нам уже за пятьдесят. И у меня полная приемная хирургических пациентов.

— А от меня второкурсники ждут лекцию по медицинской микробиологии, их души наполнены благоговейным страхом или даже восхищением, — улыбнулся Джон. — Эх, а я так мечтаю улететь в Лос-Анджелес, или куда там ездят эти люди на выходные…

В этот момент звякнул висевший на двери почтовый ящик и послышался звук падающего на пол письма. Кэсси сползла со стула и прошлепала в одних чулках к двери. Вскоре она вернулась и, склонив голову на бок, принялась перебирать пачку конвертов, шутливо объявляя их содержимое.

— Счет… счет… Мусор… мусор… Открытка от Билла и Дженет из Барселоны — нужно туда съездить, мы об этом сто лет говорим уже — и одно для тебя из Оксфордского университета. Бейллиол-Колледж, не иначе!

— Правда? — Джон взял конверт и в нетерпении вскрыл его большим пальцем. С полминуты он внимательно читал, затем выдохнул:

— О господи!

— Ну же? Не говори загадками!

— Это от мастера Бейллиол-Колледжа. Он хочет видеть меня на следующей неделе.

— По поводу чего?

— Не говорит. — Джон протянул жене письмо.

— Как странно. Ты поедешь?

— А что мне терять?

— Может быть, он прослышал, что ты хочешь сменить профессию, и предлагает тебе должность мастера по маникюру и педикюру?

— Не исключено, — глубокомысленно кивнул Джон. — Но я соглашусь только в том случае, если тебе предложат работу мастера по окраске волос международного класса.

— Договорились, — сказала Кэсси, надевая туфли. — А пока мне надо лечить грыжи и отправлять лентяев на работу… Удачного дня, как говорим мы, мастера по окраске волос!

— Тебе тоже. Может быть, мне стоит творчески подойти к этому вопросу…

— Абсолютно… Отбрось все сомнения!

Кэсси отправилась в больницу, а Джон принялся убирать со стола, удивленно размышляя о письме из Оксфорда. Будучи старшим преподавателем клеточной биологии в Ньюкаслском университете, он почти не имел дела с Оксфордским и Кембриджским университетами, хотя все эти годы бывал в обоих городах на различных конференциях и встречах, и любил оба эти заведения. Эта любовь была почти неизбежной: он был прирожденным ученым, а в обоих университетах очень ценились образованность и эрудиция. Когда-то Джон очень сожалел, что после окончания школы не смог принять предложение работы в Кембридже. Но в тот период чтение научных лекций в университете неподалеку от дома было предпочтительнее, поскольку давало ему возможность вносить вклад в доходы семьи — весьма существенный момент для молодого специалиста, чья мать зарабатывала на жизнь уборкой в зажиточных домах, а отец-шахтер получил инвалидность за тридцать лет, проведенные под землей.

Хотя родители Джона давно скончались, вид случайного прохожего с одышкой и кашлем до сих пор запускал цепь воспоминаний о том, какие страдания причиняли отцу в последние годы больные легкие. Его родители дожили до того момента, когда он на «отлично» закончил Даремский университет, но отец умер раньше, чем Джон получил степень доктора философии, и не смог разделить гордость, с которой его жена называла своего сына «доктором».

То, что Мотрэм не попал в Кембридж, не стало помехой его научной карьере. Блестящие способности позволили Джону после получения докторской степени стать научным сотрудником в двух престижных университетах Америки, где он проявил себя ученым международного уровня в области механизмов передачи вирусных инфекций. Однако больше всего его интересовала эпидемиология чумы прошлых столетий, хотя эта тема обычно отодвигалась на задний план, уступая место более современным проблемам, для изучения которых легче было привлечь источники финансирования.

Джон познакомился с Кэсси вскоре после получения должности лектора в Ньюкаслском университете, где она училась на последнем курсе медицинского факультета, и очень быстро решил, что эта девушка создана для него. Этому совсем не рады были родители Кэсси, которые имели более высокие социальные планы в отношении своей умницы дочери. Однако любовь Джона и Кэсси устояла перед атакой негодующих родителей, и через полгода они поженились.

Брак оказался удачным, выдержав напряжение первых нескольких лет и требований, которые предъявляла к обоим их профессия. Особенно нелегко пришлось Кэсси, которая, будучи врачом-стажером в муниципальной больнице, вынуждена была отвечать на телефонные звонки ежечасно днем и ночью. Жить стало полегче, когда у Кэсси появилась собственная врачебная практика, а Джон завоевал определенную репутацию в научной среде, что означало более щедрое финансирование его работ.

Когда у четы Мотрэмов родились двойняшки, родители уже были в состоянии обеспечить детям наилучший старт в жизни. Дочь Хлоя в настоящее время работала переводчиком в Европейской Комиссии в Брюсселе, а сын пошел по стопам матери и успешно делал карьеру в качестве хирурга. Внуков пока не было, но перспектива их появления согревала сердца обоих родителей. Кэсси, у которой был определенный дизайнерский талант, уже планировала варианты переделки одной из комнат на втором этаже их коттеджа, которая, по ее мнению, отлично подошла бы для малыша.

Четыре

Джон Мотрэм не торопясь шел по улицам Оксфорда, наслаждаясь очарованием этого места и чувствуя, как многовековая история буквально пронизывает его насквозь. Он улыбнулся, осознав, что его уважение к дремлющим шпилям было вызвано не одним лишь почтением к науке — в свое время он был заядлым фанатом инспектора Морса.[3]

Джон поймал себя на том, что непроизвольно высматривает на дороге «ягуар» «Марк семь».

Внутри Бейллиол-Колледжа тоже все осталось по-прежнему — пожалуй, даже стало еще лучше.

— Мастер готов встретиться с вами, — почтительно сообщила Джону секретарь, внешность которой — начиная с высокого воротничка, на котором красовалась брошь с камеей, и заканчивая ботинками из грубо выделанной кожи — сделала бы честь любому церковному союзу.

Мотрэма проводили в большой кабинет, который поражал воображение. Минимализмом тут и не пахло, металл и пластик играли далеко не первые роли в его интерьере. Балом правило дерево — старое полированное дерево, которое нежилось в солнечном свете, падавшем сквозь высокие окна со свинцовыми переплетами. Кроме солнца, окна впускали и колокольный звон, подтверждающий, что Мотрэм прибыл ровно в назначенное время — в одиннадцать часов утра.

Из-за письменного стола, улыбаясь, поднялся высокий мужчина с аристократической внешностью.

— Доктор Мотрэм! Как хорошо, что вы приехали. Я Эндрю Харвей, мастер Бейллиол-Колледжа. Прошу, присаживайтесь. Вам, наверное, не терпится узнать, в чем дело…

Последняя фраза была скорее констатацией факта, чем вопросом, но Мотрэм, который последнюю неделю ни о чем другом не мог думать, отозвался:

— Я солгал бы, если бы сказал, что ничуть не заинтригован.

— Понимаю, — кивнул Харвей. — К сожалению, я не силен в микробиологии, но знаю, что вы являетесь экспертом как в области современных вирусов, так и в области эпидемий прошлых веков, если можно так выразиться…

— Все верно, мистер Харвей.

— А чем для вас интересны эпидемии чумы прошлых веков, доктор?

— Причиной, их вызывавшей. Многие люди и не подозревают, что микробиология — молодая наука. Бактерии были открыты лишь в конце девятнадцатого века, а вирусы еще позже, так что выявление причины великих эпидемий прошлого основывается преимущественно на догадках… или допущениях.

Харвей улыбнулся язвительности, которую Мотрэм вложил в последнее слово.

— Слышал, что в отношении источника «черной смерти» между вами и вашими коллегами-учеными существуют… некоторые разногласия. Я прав?

— Правы.

— Будьте добры, расскажите мне об этом.

Мотрэм слегка нахмурился. Он не вполне понимал, к чему ведет собеседник, но выполнил его просьбу:

— В обществе и среди некоторых моих коллег бытует предположение, что пандемии четырнадцатого века, называемые «черной смертью», которая выкосила треть населения Европы, были вызваны вспышкой бубонной чумы.

— Боюсь, мне придется признать, что я один из «общества», кто согласен с такой точкой зрения, — сказал Харвей. — А разве было не так?

— Я так не считаю.

— Тогда как же?

— Я уверен, что эпидемии были вызваны вирусом.

Харвей явно был потрясен, и Мотрэм улыбнулся, признавая, что вопрос непростой.

— Между вирусами и бактериями существует очень большое различие, — сказал он. — Это совершенно различные организмы, но, по неведомой мне причине, люди упорно не желают учитывать этот факт.

— А, просвещение общества! — вздохнул Харвей и понимающе улыбнулся, откидываясь на спинку кресла. — Это всегда было нелегким делом. Но чем они отличаются, доктор? — ему удалось сопроводить вопрос невысказанным вслух продолжением «И что это меняет?»

— Бактерии способны к самостоятельному существованию, — объяснил Мотрэм. — Они являются живыми организмами, которые могут жить сами по себе. Они способны расти и размножаться, при условии, что найдут во внешней среде подходящее питание. Вирусы же могут существовать только в клетках живого организма. На самом деле, уже давно длятся споры по поводу того, можно ли их вообще называть живыми существами.

— Понимаю, — покивал Харвей.

— Другое существенное, особенно с практической точки зрения, отличие заключается в том, что бактериальные инфекции можно вылечить с помощью антибиотиков — тогда как против вирусов антибиотики бесполезны.

— И что же заставляет вас думать, что «черная смерть» была вирусным заболеванием, а не бактериальным, учитывая то, что вы только что рассказали?

Мотрэм несколько секунд помолчал, словно подбирая слова, затем ответил:

— Палочковидная бактерия Yersinia pestis получила свое название в честь русского микробиолога Иерсена, работавшего с Луи Пастером. Вначале она была названа Pasteurella pestis, но в итоге справедливость восторжествовала.

Харвей страдальчески улыбнулся, давая понять, что информация чересчур подробная, и Мотрэм сократил лекцию.

— Я заинтересовался этим вопросом лет десять назад, когда изучал скорость распространения «черной смерти» по Европе. Имеющиеся на этот счет данные совершенно не укладывались в картину распространения бактериальной инфекции типа чумы, кроме того, отсутствовали сезонные колебания, которые следовало ожидать в данном случае.

— Она распространялась быстрее или медленнее, чем вы ожидали?

— Гораздо быстрее. Чума — это преимущественно болезнь крыс, люди заражаются от блох. А «черная смерть» распространялась со скоростью пожара, словно переносилась воздушно-капельным путем, как, например, грипп.

— Вы одиноки в своих подозрениях?

— Уже нет, — улыбнулся Мотрэм. — Ученые изучали генетическую мутацию у людей, которые демонстрируют устойчивость к некоторым вирусным инфекциям. Мутация называется «дельта тридцать два» — считается, что она приводит к отсутствию рецепторов на поверхности определенных клеток организма, что не дает вирусам прикрепиться к этим клеткам, которые у других людей обязательно поражаются.

Харвей задумчиво помолчал, затем сказал со вздохом:

— Простите, я, должно быть, кажусь ужасно тупым, но… каким образом это связано с чумой?

— До того, как «черная смерть» пронеслась по Европе, частота мутации «дельта тридцать два» в популяции, по оценкам ученых, составляла примерно один на сорок тысяч.

— А после? — с интересом спросил Харвей.

— Примерно один на семь.

Харвей изумленно присвистнул.

— Теперь понимаю, — кивнул он. — То есть люди без мутации были более восприимчивы к чуме, чем те единицы, в генах которых имелась мутация.

— Именно так. Обладание мутацией «дельта тридцать два» в средние века явно было большим преимуществом. Самое важное, с моей точки зрения, — это то, что мутация предотвращает попадание в клетки вирусов, а не бактерий. Бактерия не испытывает необходимость проникать в клетки организма. Для нее нет никакой разницы, есть у вас мутация «дельта тридцать два» или нет.

— Вот оно что, — протянул Харвей. — Получается, вы выиграли гейм, сет и матч. Чума была вызвана вирусом, а не бактерией.

— Ну, по крайней мере, я в этом уверен.

Харвей уловил двусмысленность в ответе Мотрэма.

— Разве эта информация не положила конец всем спорам? — удивился он.

— К сожалению, нет. Старая гвардия по-прежнему настаивает, что «черная смерть» была бактериальным заболеванием, и называет результаты последних исследований «псевдонаучной чепухой» — третий вид лжи по Дизраэли, если хотите.

— Статистика, — улыбнулся Харвей.

— А те, кто переместился в «вирусный» лагерь, в настоящее время спорят о том, какой это мог быть вирус. Фаворитом в этом отношении является оспа, и учеными было доказано, что она могла вызвать «давление отбора», необходимое для такого существенного генетического изменения в популяции, тогда как чума точно на это не способна. Некоторые предполагают, что это могло быть сочетанием инфекций, кроме того, существует еще одна захватывающая возможность: с тем же успехом «черная смерть» могла быть вызвана совершенно иным вирусом — который существовал тогда, но неизвестен нам сегодня.

— Убийца из прошлого? — поднял брови Харвей. — Простите мою неграмотность, но разве нельзя выяснить причину, просто… так сказать, покопавшись в прошлом?

— Таких попыток было несколько, — сказал Мотрэм. — Но мы говорим о временном промежутке в семь сотен лет. Бренные человеческие останки не могут сохраниться так долго.

Харвей оперся локтями на стол и оперся подбородком на сплетенные пальцы.

— Знаете, — немного помолчав, заговорил он, — однажды мне довелось читать доклад группы исследователей, которые заявили, что выделили возбудителя чумы из тел жертв «черной смерти»… где-то в Европе, по-моему.

Мотрэм кивнул.

— Во Франции. Они обнаружили бациллы чумы в пульпе зуба эксгумированного трупа. Проблема в том, что никто не может воспроизвести их исследования. Все остальные попытки потерпели неудачу.

— То есть данные французских ученых… сомнительны?

— Ну, я не был бы так категоричен, — сказал Мотрэм. — Не вызывает сомнений, что тело, которое они исследовали, принадлежало погибшему от чумы, но без полноценных доказательств нельзя с уверенностью сказать, что именно чума была причиной эпидемии «черной смерти».

Харвей задумчиво покивал.

— Значит, вам несказанно помогло бы, если бы у вас в распоряжении оказалось несколько тел людей, погибших от «черной смерти», в хорошем состоянии?

— О, безусловно, — улыбнулся Мотрэм, — но по прошествии семисот лет шансы на это…

— Именно поэтому я и попросил вас приехать, доктор Мотрэм.

Пять

Дверь открылась, и секретарь внесла чай на серебряном подносе. Мотрэм задумался, нет ли у Харвея за спиной кнопки, которую тот незаметно нажал в самый подходящий момент.

— С молоком или с лимоном?

— Ни то, ни другое, — ответил Мотрэм. — Просто чай, пожалуйста.

— Хороший выбор. Первосортный дарджилинг[4] не нуждается в сопровождении.

Мотрэм взял из рук секретаря чайную пару китайского фарфора, размышляя над тем, как давно он не держал в руках подобные предметы. На его собственном письменном столе стояла обычная кружка, давно нуждавшаяся в хорошей чистке.

— Что вы знаете о Бейллиол-Колледже, доктор?

— Насколько я понимаю, это старейший колледж в Оксфорде.

— Настолько старый, что дата его основания точно не известна, но считается, что это примерно 1263 год.

Мотрэм улыбнулся.

— Даже раньше, чем появилась «черная смерть».

— Вы правы, даже раньше, — отозвался Харвей. — Соучредителями нашего университета были Джон Бейллиол, состоятельный владелец имений во Франции и Англии, и его жена Деворджилла, дочь шотландского аристократа и сама по себе очень интересная женщина. Их отпрыск, названный в честь отца, Джон Бейллиол, стал королем Шотландии, хотя и совершенно непримечательным, надо сказать, и потому был довольно быстро забыт потомками. Деворджиллу, однако, помнят очень хорошо. Кроме того, что она была соучредителем этого колледжа — именно ей принадлежит первая печать колледжа, которая хранится у нас и по сей день — она пожертвовала деньги на строительство нового цистерцианского аббатства в Дамфрисе и Галлоуэе, которое являлось дочерним монастырем Дандреннанского аббатства. Его должны были назвать Новым Аббатством, но, по определенной причине, которая может показаться мрачноватой, в итоге он стал носить имя «Возлюбленное аббатство».[5]

Харвей остановился, чтобы глотнуть чаю. Этот человек всегда точно знает, где лучше всего сделать паузу в рассказе, отметил про себя Мотрэм.

— Когда в 1269 году муж Деворджиллы скончался, она была вне себя от горя. Она велела извлечь и забальзамировать его сердце, чтобы повсюду носить его с собой в шкатулке из серебра и слоновой кости. — Увидев выражение лица Мотрэма, Харвей с удовлетворением произнес: — Вижу, вы испытываете ту же смесь восхищения и отвращения, что и многие, слышавшие эту сказку.

— Простите, — Мотрэм улыбнулся. — И продолжайте, пожалуйста.

— Когда в 1273 году в память о муже леди Деворджилла основала аббатство, монахи решили назвать его «Dulce Cor» — «сердце возлюбленного», вместо «Нового Аббатства», как было задумано вначале, и это название сохранялось за ним на протяжении семисот лет. Деворджилла и ее муж лежат в одной могиле на кладбище этого аббатства, и шкатулка с сердцем покоится у нее на груди.

— Ну и история, — сказал Мотрэм, стараясь не подать виду, что больше всего его интересует, какое это имеет отношение к чуме.

— Недавно в распоряжении колледжа оказалось нечто, добавляющее подробностей к этой сказке, — продолжал Харвей. — В одном из домов Шотландских границ были обнаружены бумаги, в которых рассказывается о семействе Ле Клерков, занимавшемся бальзамированием сердца Джона Бейллиола. Судя по всему, они имели репутацию профессионалов в своем деле и передавали свои секреты из поколения в поколение. Когда в 1346 году «черная смерть»… — Харвей сделал паузу, чтобы насладиться блеснувшим в глазах Мотрэма интересом, — поразила Англию, Шотландию вначале эпидемия обошла стороной. Правительство Шотландии, давно ожидавшее подходящего момента, решило, что это отличная возможность начать вторжение. Шотландская армия расположилась лагерем в лесах вокруг Селкерка, ожидая приказа к атаке. Приказ так и не пришел — «черная смерть» опередила его. Люди сотнями умирали в лесах Шотландских границ.

— Могу себе представить, — сказал Мотрэм, и он знал, о чем говорит. Картина чумы, разразившейся в военном лагере и превратившей его в ад, грязь и антисанитария во всех подробностях встали перед его мысленным взором. Дезертиры бежали прочь во всех направлениях, но лишь распространяли инфекцию, а не спасались от нее. Повсюду горы гниющих трупов. Зловоние разлагающейся плоти наполняло воздух под аккомпанемент криков больных, стонов умирающих…

— Когда новости дошли до городов Шотландии, знатные шотландские семейства твердо заявили, что не могут позволить, чтобы тела их любимых детей сгребли в кучу, свалили вместе с другими в лесные овраги и предали общему погребальному костру. Семейству Ле Клерков было дано задание провести бальзамирование тел членов знатных семейств, которых они смогут разыскать, и переправить их в Эдинбург, чтобы похоронить подобающим образом.

Этого так и не произошло — «черная смерть» снова опередила людей. К тому времени, как процедура бальзамирования была закончена, чума уже распространилась на север и принялась опустошать Шотландию. Тела знатных воинов остались в Шотландскихграницах, где были захоронены в секретном склепе Драйбургского аббатства — в документах, о которых я говорил, рассказывается, где расположен этот склеп. Шестнадцать жертв «черной смерти», над которыми поработали мастера своего дела, лежат там нетронутые вот уже семь столетий… Вам интересно, доктор?

Мотрэм расплылся в улыбке.

— У меня такое ощущение, словно Рождество в этом году наступило раньше обычного, — сказал он. — Восхитительная история, и какая интригующая! Хотя… — Улыбка его померкла. — К сожалению, горизонт надежды закрыт облаками. Судя по всему, финансирование моих работ в этой области не возобновится, а без этого стоимость расходов на раскопки будет для меня неподъемной.

Харвей откинулся на спинку кресла, словно был хозяином положения, и сказал:

— Знаете, мы, кажется, в состоянии вам помочь.

— В самом деле?

— Вы слышали что-нибудь о фонде Хотспера?

Мотрэм покачал головой.

— Не припоминаю.

— Я тоже узнал о нем лишь несколько недель назад, когда нас — выбрав из нескольких других научных институтов страны — попросили рекомендовать подходящих кандидатов на финансирование, «ведущих ученых», выражаясь словами газетчиков, в определенных областях. Вы попадаете в одну из этих категорий.

— Со своими эпидемиями средних веков? — недоверчиво переспросил Мотрэм.

— Ну, фонд больше интересует несколько иная область ваших профессиональных интересов, — улыбнулся Харвей, — а именно ваши знания в области механизмов передачи вирусных инфекций. Но ведь никто не мешает убить двух зайцев одним выстрелом, а, доктор? Деньги можете тратить на свое усмотрение.

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — задумчиво произнес Мотрэм. — Кто стоит за этим фондом?

— Неизвестно, — пожал плечами Харвей, — но это обычное дело в таких случаях. Может быть, одинокий миллионер, искупающий прошлые грехи, которые позволили ему разбогатеть… не хотел бы я о них знать. Пытается перед смертью купить себе билет в рай, простите мой цинизм.

Мотрэм улыбнулся.

— А что конкретно эти люди ждут от меня в ответ?

— Единственное условие — в течение нескольких следующих месяцев в любой момент могут понадобиться ваши профессиональные навыки, и вы должны быть к этому готовы. Подробностей не сообщается.

— Довольно туманно, — пробормотал Мотрэм. — Что ж, если этот фонд позволяет мне продолжить работу и дает возможность раскрыть секреты Шотландских границ — я полностью в его распоряжении.

— Значит, я предлагаю вашу кандидатуру?

— Будьте так добры… — Мотрэм запнулся. — Рискуя показаться невежливым и, возможно, даже неблагодарным, я все же хотел бы узнать, какая от всего этого польза вам и вашим коллегам?

Харвей улыбнулся.

— Престиж, доктор — то, что мы ценим более всего. Кроме того, если вы добьетесь успеха, получится, что мы поспособствовали разрешению важного научного спора, так ведь?

— Абсолютно, — кивнул Мотрэм.

— Вот и отлично! — воскликнул Харвей. — Тогда, думаю, нужно оформить наше соглашение как полагается. Я отправлю руководству вашего университета письмо с предложением назначить вас почетным научным сотрудником нашего колледжа на время исследования, и озвучу ваши права на получение финансирования от фонда Хотспера. А сейчас, может быть, вы найдете время пообедать вместе со мной?

Обед, предложенный Мотрэму, заставил его порадоваться тому, что он поехал в Оксфорд не на своем автомобиле, а на поезде. Он с недоумением размышлял, как люди, которые регулярно обедают так плотно, умудряются работать во второй половине дня, однако, надо признать, Харвей выглядел совершенно бодрым. Мотрэма интересовало еще кое-что, и он спросил:

— А почему вы решили обратиться именно ко мне?

Харвей улыбнулся.

— Мы не выбирали ваше имя наугад, если вы об этом, — сказал он. — Когда в нашем распоряжении оказались документы, добытые в Шотландских границах, мы принялись искать человека, который больше всех выиграл бы от этой находки. Ваша репутация и профессионализм — не говоря уже об известности научного спора, о котором мы говорили — подняли ваше имя в начало списка. Должен признаться, мы не предвидели появление на сцене фонда Хотспера, но зачем докапываться до истины, рискуя спугнуть счастливый случай? Сведение всех этих факторов вместе для обоюдной выгоды — в этом и заключается моя роль.

— И вы очень хорошо с ней справляетесь, — заметил Мотрэм. — Хотя, честно говоря, этот фонд Хотспера порядком меня заинтриговал.

— Как я уже сказал, благотворители-одиночки вполне обычное явление, хотя мне сообщили, что в данном случае размеры фонда более чем солидные.

— Ну, может быть, такие благотворители вполне обычное явление для Оксфордского университета, — отозвался Мотрэм, нарочно утрируя свой акцент. — Однако для нас, живущих на севере, все по-другому. Как это работает? В смысле — кто принимает решения, кто распоряжается расходами?

— В данном случае, мы имеем дело с известной лондонской адвокатской конторой, хотя было бы наивно предполагать, что именно они принимают решения. На самом деле контора отвечает за обеспечение анонимности своего клиента, выполняя роль передатчика их инструкций и пожеланий.

— Я припоминаю, что вы сказали, будто финансирование поддерживает исследования в «определенных областях», — сказал Мотрэм. — Не могли бы вы рассказать подробнее?

— Ну, если говорить в общих чертах, то сфера их интересов ограничивается вирусными инфекциями, иммунными реакциями, трансплантационными технологиями и послеоперационным уходом.

— Эх, мода, мода, — вздохнул Мотрэм. — Никто не стремится финансировать научные исследования артритов, глухоты и прочих болезней, которые превращают поздние годы жизни многих людей в сплошное страдание. К сожалению, на качество жизни пожилых людей не принято обращать внимание, все списывается на старость.

— Грустная правда, — сочувственно покивал Харвей. — Главным врагом человека считается смерть…

— …И мы будем жить вечно, если нам удастся справиться со смертельными болезнями, — с сарказмом докончил Мотрэм. — Своеобразное мышление…

— Порожденное страхом, — философски заметил Харвей. — Страхом великой неизвестности, так всегда было и будет. «Могилы — недурной приют, но нам обняться не дают».[6]

— Лучше и не скажешь, — невесело улыбнулся Мотрэм.

Харвей вновь наполнил бокалы из хрустального кувшина с надписью на латинском, которую Мотрэм все пытался прочесть целиком, но судьба никак не давала ему такого шанса.

— Расскажите мне подробней, почему вы так уверены в том, что чума была вызвана вирусом, а не бактерией, — попросил Харвей. — Уверен, вы знаете больше, чем кто бы то ни было, о том, как вирусы поражают человеческий организм. Изучая вашу кандидатуру по заданию фонда, я прочитал одну из ваших статей, и она произвела на меня очень большое впечатление. Я не ученый, но узнал из статьи много интересного. У вас потрясающие преподавательские способности. Вы больше стремитесь делиться знаниями, чем завоевывать авторитет с помощью сложности текста, что является бедой очень многих научных трудов.

— Ну что вы…

— Однако меня беспокоит один момент…

— Какой же?

— В разговоре вы упомянули о возможности того, что «черная смерть» была вызвана неизвестным нам сегодня вирусом?

— Всего лишь о возможности, — откликнулся Мотрэм.

— Все равно — если предположение окажется верным, не станет ли склеп в Шотландских границах чем-то вроде ящика Пандоры, открыв который мы выпустим на свободу безжалостного убийцу? Мне бы очень не хотелось, чтобы колледж призвали к ответу за то, что он «подарил» миру новую пандемию…

— Ну, если вас интересует мое мнение — я не считаю, что такое возможно, — успокоил его Мотрэм. — Вирусы не могут существовать вне живой ткани, а эти трупы пролежали в усыпальнице семь столетий.

— Однако мы надеемся, что они неплохо сохранились, — напомнил Харвей.

— Большинство методов консервации включает в себя прекращение жизни макроорганизма, — объяснил Мотрэм. — Когда хозяин перестает существовать, то же происходит и с вирусом. Конечно, есть метод консервации, который подразумевает поддержание процессов жизнедеятельности хозяина, но он основан на глубокой заморозке. Если этому семейству Ле Клерков, жившему в четырнадцатом веке, в самом деле удалось сконструировать морозильную камеру, которая беспрерывно в течение семисот лет поддерживала бы температуру в семьдесят градусов ниже нуля, тогда, конечно, перед нам встает большая проблема.

— Звучит вполне логично, — Харвей взял хрустальный графин, чтобы в очередной раз наполнить бокал Мотрэма. — Однако имейте в виду, что мы можем столкнуться с вирусом, о котором абсолютно ничего неизвестно.

— Согласен, — усмехнулся Мотрэм. — Если он прилетел к нам из космоса, тогда я, разумеется, ни за что не ручаюсь.

Шесть

— Оно пришло! — объявил Джон Мотрэм, взмахнув только что распечатанным конвертом.

— Замечательно, дорогой… что пришло? — рассеянно переспросила Кэсси, не отрываясь от утренней газеты.

— Принципиальное разрешение от «Исторической Шотландии» на раскопки… при условии, что они сами оценят место предполагаемых работ и с нами постоянно будет находиться их инспектор, мнение которого определит все дальнейшие решения по этому вопросу.

— Господи, как быстро, — вздохнула Кэсси, глядя на мужа поверх очков. — Я думала, подобных разрешений ждут годами.

— Это означает, что мы можем начать, как только определим точное местоположение могилы — возможно, уже на следующей неделе! — Джон явно пребывал в приподнятом настроении.

Кэсси задумчиво посмотрела на него.

— А ты точно уверен, что это нужно? — спросила она.

— Конечно, уверен! — изумленно воскликнул Джон. — О чем ты?

— Я имею в виду… Ты хорошо подумал об опасности, которую представляет собой вскрытие подобной могилы?

— Милая, я уже обсуждал этот вопрос с тем парнем из Оксфорда. Прошло семьсот лет! Ни бактерии, ни вирусы столько не живут. Ты же врач, и должна это понимать.

— Ну да… — протянула Кэсси с сомнением в голосе. — Однако мы говорим сейчас о «черной смерти», а Ле Клерки, как я поняла, были профессионалами. А вдруг они нашли способ законсервировать не только тела, но и микробов…

Джон понял, что жена обеспокоена не на шутку.

— Харвей тоже высказывал такую мысль, — сказал он мягко. — Послушай, Кэсси, я ни на секунду не верю, что в этом кроется опасность, но если тебя успокоит — во время эксгумации мы все будем одеты в защитные костюмы и маски.

— Конечно, это меня успокоит, — сказала Кэсси, возвращаясь к своей газете.

Джон продолжил читать письма, но через несколько секунд вдруг воскликнул с досадой:

— О, черт!

— Проблемы? — вновь подняла голову Кэсси.

— Это от адвокатской конторы, представляющей интересы фонда Хотспера — ну, те люди, которые финансируют работу на Границах. Они просят меня выполнить свою часть сделки. Хотят, чтобы я приехал в Лондон для, как они это назвали, «консультативной работы».

— Что за консультативная работа?

— Они не говорят.

— А куда надо ехать?

— В частную клинику «Сан-Рафаэль», в западном Лондоне.

— Ты поедешь?

— А что мне остается? Я согласился на их условия, а финансирование весьма щедрое.

— То есть обследование могилы откладывается на неопределенное время?

Мотрэм улыбнулся.

— Назовем его коммерческим перерывом.


Кэсси ушла на работу, а Джон открыл портфель, достал пачку бумаг и разложил их на столе в гостиной. Руководство его университета было настолько довольно сотрудничеством с Бейллиол-Колледжем и деньгами, поступившими от фонда Хотспера, что с готовностью согласилось предоставить Джону внеочередной отпуск, чтобы он мог приготовиться к раскопкам. С него сняли все преподавательские обязанности до конца текущего семестра.

В документах, которые оказались в распоряжении Бейллиола, сообщалось, что тела, вывезенные из Селкеркских лесов, были погребены в подземной усыпальнице Драйбургского аббатства, расположенного рядом с Мелрозом. Придется просить разрешения у «Исторической Шотландии» на проведение раскопок в этом месте. Однако гораздо более серьезной проблемой было то, что Драйбургское аббатство в течение прошедших веков несколько раз подвергалось разрушению, и это крайне затрудняло получение информации о его планировке в четырнадцатом веке. В 1322 году аббатство было сожжено английскими солдатами, затем восстановлено, и снова сожжено в 1385 году. В пятнадцатом веке оно переживало период возрождения — только для того, чтобы в 1544 году снова оказаться разрушенным.

— Задача Мотрэма заключалась в определении на современном плане аббатства, лежавшем сейчас перед ним, уцелевших частей изначальных построек, которые можно было бы использовать в качестве отправной точки при трактовке информации, приведенной в письме из Бейллиол-Колледжа. Ученые Оксфорда уже перевели чосеровский английский, использованный в тексте, и Джон смог установить, что капитул существующего аббатства — пусть и окруженный руинами — находится в изначальном месте и, если судить по фотографиям в туристических брошюрах, в изобилии разбросанных на столе, на нем сохранились элементы штукатурки и окраски, датированные временем основания аббатства.

В письме из Бейллиол-Колледжа было несколько ссылок на капитул, что поначалу воодушевило Мотрэма, но когда стало ясно, что секретная гробница может на самом деле лежать под самим капитулом, он упал духом. Крайне маловероятно — научный эвфемизм понятия «никаких шансов» — что «Историческая Шотландия» разрешит проводить раскопки внутри, возможно, самой драгоценной части аббатства.

Однако когда Джон прочитал письмо до конца и произвел кое-какие расчеты, оказалось, что, хотя вход в склеп вполне мог находиться под капитулом, сам склеп располагался восточнее, за границами аббатства. Это означало, что доступ к нему возможен, если копать к востоку от стены-ограды — что было гораздо более благоприятным вариантом в смысле получения санкции властей.

Изучив прилагавшиеся к письму фотографии, сделанные с помощью аэрофотосъемки, Джон обнаружил очередную проблему. Аббатство окружали большие старые деревья — как сообщалось в письме, ливанские тисы и кедры. Предположительно они были посажены рыцарями, возвращавшимися из крестовых походов.

Кончиком карандаша Джон отметил вероятное расположение секретной могилы к востоку от капитула, но определить, насколько близко к корням деревьев она может находиться, было невозможно. Он решил, что вначале стоит попытаться проникнуть в склеп с его восточного конца, наиболее отдаленной от стены аббатства точки. Однако если с этим возникнут трудности, придется пойти на компромисс и попробовать копать с северной или южной сторон. На земле в этих участках ничего не росло, но пришлось бы копать ближе к стенам аббатства.

Прежде чем лопаты вонзятся в землю, понадобится топографическая оценка местности. Если удастся организовать ее до поездки в Лондон, можно сказать, что он хорошо поработал. Джон снова собрал бумаги в портфель и отправился в университет, намереваясь посоветоваться с коллегами и узнать, возможно ли провести топографическое исследование своими силами.

К концу дня Мотрэм пришел к выводу, что без специального оборудования не обойтись и придется обратиться за помощью к специалистам. Он позвонил в геодезическую компанию «Макстон», которую порекомендовали его коллеги из геологического факультета, и договорился, что их сотрудники прибудут на место через два дня после планируемого возвращения Мотрэма из Лондона. Затем он позвонил в «Историческую Шотландию» и рассказал о своих планах. Выслушав его заверения, что никаких работ, нарушающих земляной покров, производиться не будет, руководство «Исторической Шотландии» сообщило, что намеревается отправить одного из своих сотрудников, который будет следить за процессом на месте.


— Как прошел день? — спросила Кэсси, когда Джон вернулся домой.

— Настолько удачно, что даже не верится… Я почти вычислил, где находится склеп, и договорился с геодезической фирмой. Как только я вернусь из Лондона, она проведет геодезическую оценку этого участка.

— Надеюсь, ты проинформировал все заинтересованные организации? — поинтересовалась Кэсси.

— Да, я связался с «Исторической Шотландией». Один из их людей будет на месте к моему приезду, — сообщил Мотрэм. — Если геодезическая оценка окажется положительной, мы тут же начнем переговоры с этим чиновником о дате начала раскопок. А как прошел день у тебя?

— По сравнению с тобой довольно скучно, — усмехнулась Кэсси. — Ни одного больного чумой.

Семь

Джон Мотрэм выбрался из такси и с улыбкой зашагал по короткой полукруглой дорожке, идущей мимо ухоженного садика ко входу в клинику «Сан-Рафаэль». Больница располагалась в самом сердце Лондона, но выглядела так, что вполне простительно было принять ее за обычный жилой дом. Приемная клиники тоже разительно отличалась от шумных и суетливых приемных муниципальных больниц, где основной темой разговоров было грядущее сокращение кадров. С другой стороны, напомнил себе Джон, в частных клиниках не бывает отделений неотложной терапии и скорой помощи, сюда не поступают больные в алкогольном опьянении, с ножевыми ранениями, пострадавшие в автокатастрофе, наркоманы, здесь не встретишь скандалящих родственников — то есть ничто не может нарушить мирное плановое оказание медицинской помощи по высшему разряду.

— Доктор Мотрэм, мы ожидаем вас, — сказала секретарь приемной с улыбкой, которая заставила бы устыдиться экипаж «Бритиш Эруэйз»[7] — она даже казалась искренней! — Кейт проводит вас в учебную комнату.

В следующую секунду, словно по мановению волшебной палочки, рядом с Мотрэмом материализовалась другая молодая женщина в такой же ослепительно белой униформе, что и секретарь. — Добро пожаловать в клинику «Сан-Рафаэль», доктор. Будьте добры, следуйте за мной.

Мотрэма провели по коридору, благоухавшему ароматами свежих цветов и средством для полировки мебели, и ввели в светлую учебную комнату, оснащенную самым современным оборудованием, где уже находились четверо мужчин и две женщины. Судя по одежде, все они были высокооплачиваемыми профессионалами. Когда закончился обмен приветствиями, Мотрэм поинтересовался:

— И кто же инспектор манежа?

Присутствующие улыбнулись, а высокий мужчина в светло-сером костюме, выгодно оттенявшем средиземноморский загар, сказал:

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что мы все подумали — это вы.

— Кто-нибудь знает, зачем мы здесь? — спросил Мотрэм.

— Пока нет, — ответила одна из женщин. — Кстати, я Шейла Барнс, радиолог.

Восприняв это как сигнал к знакомству, остальные по очереди представились.

— Марк Лимонд, гематолог.

— Сьюзи Брюс, старшая медсестра.

— Джордж Симпсон, иммунолог.

— Джонатан Портер-Браун, хирург-трансплантолог.

— Том Литтл, биохимик.

Мотрэм завершил знакомство:

— Джон Мотрэм, специалист по клеточной биологии.

— Тот самый Джон Мотрэм, специалист по клеточным рецепторам? — переспросил Литтл.

— Видимо, да, — скромно сказал Мотрэм. — Это моя основная специальность.

— Я читал вашу статью в последнем выпуске журнала «Клеточная биология». Блестяще!

Беседа прервалась — в комнату, локтем повернув дверную ручку, вошел еще один хорошо одетый мужчина. В одной руке он держал портфель, а другой прижимал к себе стопку бумаг, которые, казалось, вот-вот разлетятся во все стороны.

— Прошу прощения за опоздание, — выдохнул он. — Проклятые пробки. Кстати, я Лоуренс Сэмсон. Надеюсь, вы уже познакомились?.. Хорошо, но вы наверняка хотите узнать, зачем вы здесь. — Ответом ему были лишь вопросительные взгляды. Его слушатели, в отличие от участников телевикторины, не собирались отвечать на риторические вопросы.

Восприняв это как должное, Сэмсон продолжил:

— Вы все — получатели средств от фонда Хотспера. Став ими, вы согласились оказать помощь в качестве экспертов, когда возникнет необходимость. Необходимость возникла, леди и джентльмены, — именно поэтому вы здесь. Нам нужно ваше участие в лечении пациента… ВИП-пациента, которого мы будем всегда называть однообразно и неоригинально «пациент Икс». Во время лечения кому-то из вас, возможно, станет известно его подлинное имя, кому-то нет — пусть так все и остается. Информация о том, кто он такой, ни в коем случае не должна стать достоянием общественности. Абсолютная конфиденциальность — это необходимейшее условие вашей работы. Я хочу, чтобы это было понятно с самого начала.

Присутствующие молча покивали.

— Я совершенно уверен, что все вы сдержите свое слово. Однако по долгу службы я обязан предупредить, что в рамках условий получения вашего гранта от фонда Хотспера вы подписали соглашение о конфиденциальности. Любое нарушение этого соглашения приведет к тому, что вы будете обязаны компенсировать всю сумму выделенных вам средств, кроме того, вам будет предъявлен иск о нарушении договора, выполнение которого, уверяю вас, будет преследоваться… со всей возможной настойчивостью.

Мотрэм, который не удосужился прочесть приложение к документам, касающееся условий финансирования, написанное мелким шрифтом, по взглядам, которыми обменялись некоторые из присутствующих, понял, что не он один допустил такую оплошность.

— Пациент Икс страдает тяжелой формой лейкоза. При этом он располагает неограниченными финансовыми ресурсами, по которым некоторые из вас могут предположить, из какой страны он к нам прибыл…

Послышались вежливые смешки.

— Он хочет самого лучшего обслуживания, и может себе это позволить. Но, как все мы знаем, деньги не производят впечатления на болезни. В лечении пациента Икс мы испробовали все варианты, и у нас осталась последняя надежда — пересадка костного мозга. Наша клиника располагает всеми условиями, необходимыми для подобной процедуры, и кажется, мы нашли подходящего донора. Мы просим вас проконтролировать всю процедуру. Соответственно вашей профессиональной сфере, услуги одних из вас потребуются лишь на непродолжительное время, других — на более длительный период. Те, кому придется пробыть здесь долго, до окончания работы будут размещены в отличных квартирах, предназначенных для родственников пациентов нашей клиники. Как и от членов жюри, от вас требуется не обсуждать между собой пациента Икс и любые аспекты лечения, если можно так выразиться. Как врач, несущий полную ответственность за здоровье пациента Икс, я хотел бы сейчас обговорить с каждым из вас по очереди, что потребуется лично от вас, начиная с… — Сэмсон полистал свои записи, с третьей попытки нашел нужную страницу, и закончил: — Джона Мотрэма. — Он оглядел присутствующих, и Мотрэм нерешительно поднял руку. Прошло очень много времени с тех пор, как он поднимал руку в классе, и сейчас он чувствовал себя неловко.

— Кейт проводит остальных в комнату отдыха, где вы найдете чай, кофе и отличное шоколадное печенье.

Когда остальные вышли, Сэмсон явно расслабился. Он улыбнулся Мотрэму и сказал:

— Думаю, вы выберетесь отсюда быстрее остальных. — Он взглянул на часы. — Донор скоро приедет. Нам нужно, чтобы вы провели лабораторные исследования, которые мы отметили для вас здесь. — Сэмсон вручил Джону лист бумаги. — Если вкратце, мы хотели бы от вас подтверждения, что наш предполагаемый донор идеально совместим с пациентом Икс… совместим по всем параметрам. — Увидев вопрос в глазах Мотрэма, Сэмсон добавил: — Мы не ищем донора «для галочки», что обрекает пациента на пожизненную терапию иммунодепрессантами. Нам нужна идеальная совместимость — группа крови, тканевые маркеры, дополнительные маркеры, по максимуму. Мы считаем, что нашли такого донора — и нужно, чтобы вы подтвердили это. У вас в распоряжении будут результаты проведенных пациенту Икс лабораторных исследований, а вы возьмете анализы у донора, чтобы провести сравнение. — Он вручил Мотрэму свою визитную карточку. — Сообщите нам результаты, когда будете точно в них уверены.


После обхода клиники, во время которого Мотрэм решил, что именно так должна выглядеть идеальная больница, он встретился с донором. В кабинете, где проходила встреча, вместо письменного стола стоял журнальный столик с кофейником. Это был самый вкусный кофе, который Джону когда-либо доводилось пробовать.

Перед ним сидел молодой человек в джинсовом костюме, на вид совершенно здоровый. Он был чисто выбрит, светлые волосы коротко острижены по моде — на макушке чуть длиннее, чем на висках. Парень улыбнулся, вставая, чтобы пожать Мотрэму руку, но было заметно, что он волнуется. После короткого обмена репликами об автомобильных пробках и погоде, Мотрэм сказал ему, какие анализы собирается сделать и для чего.

— Все очень просто, — подытожил он. — Есть какие-нибудь вопросы?

— Сэр Лоуренс сказал мне, что процедура очень простая. Это действительно так?

— Совершенно верно, — улыбнулся Мотрэм. — Не сложнее, чем прогулка по парку.

Молодой человек улыбнулся в ответ, но на лице его читалось сомнение.

— Знаете, у меня была двоюродная старшая сестра, которая отдала свою почку, чтобы ее пересадили брату…

— Это другое, — прервал его Мотрэм. — Пересадка органов — дело сложное, совсем другая история. Вы же просто пожертвуете небольшое количество костного мозга, которое организм очень быстро восстановит до прежнего уровня. Никаких рубцов, никаких осложнений, ничего. На самом деле, больше всего это похоже на сдачу крови.

— Спасибо, доктор, — выдохнул парень, успокаиваясь. — Это примерно то же, что сказал сэр Лоуренс, но ваши слова меня как-то больше убедили.

— Отлично. Тогда давайте пройдем в процедурный кабинет.


Когда Джон вернулся домой, Кэсси с порога вручила ему большой бокал с солодовым виски. Он благодарно улыбнулся, с наслаждением уселся в кресло и сбросил ботинки.

— Как все прошло? — поинтересовалась Кэсси.

— Я мог бы рассказать, но после этого мне придется тебя убить, — Мотрэм сделал очередной глоток.

— А ужинать собираешься?

— О, еда — это мое слабое место, — ухмыльнулся Мотрэм. — Ну ладно, так и быть, расскажу тебе — в клинику обратился больной лейкозом, которому нужна пересадка костного мозга, судя по всему, миллионер из Саудовской Аравии. Они нашли для него донора и хотят, чтобы я проверил его на совместимость.

— И это все? — разочарованно протянула Кэсси. — Вам что-нибудь рассказали об этом миллионере?

Мотрэм покачал головой.

— Совершенно ничего, кроме факта, что его нужно называть «пациент Икс». Хотя подозреваю, что «Принц Икс» подошло бы ему лучше, судя по количеству денег, которыми разбрасывается этот фонд направо и налево. Он, наверное, засыпает под звуки плещущейся в цистернах нефти.

— Тебе придется еще раз ехать в Лондон?

— Надеюсь, что нет. Некоторые простые анализы будут сделаны в «Сан-Рафаэль», их лаборанты отправят мне результаты. Более сложные я сделаю сам в нашей лаборатории, пробирки с материалом я привез с собой. Сравню все параметры, а потом продиктую по телефону результаты и свое заключение, и на этом все закончится. Деньги, можно сказать, с неба свалились.

— То есть, снова вернешься к своей чуме?

— Угадала, — сказал Мотрэм, широко улыбаясь.

Восемь

Джон Мотрэм ехал в машине на север, к Шотландским границам. Ярко светило солнце, словно отражая его настроение. Ему нравился вид округлых холмов и долины этой пограничной части страны, которые всегда казались такими мирными и тихими, несмотря на кровавую историю почти непрерывных конфликтов между Англией и Шотландией на протяжении прошлых веков. Пересекая реку Твид — одну из самых известных рек в мире, где водится лосось — Джон сбавил скорость и несколько минут наслаждался игрой солнца на подернутой рябью поверхности воды, а затем продолжил путь.

Первое, что он увидел на автомобильной стоянке аббатства, был белый фургончик с красной надписью «Геодезическое агентство „Макстон“» в сопровождении схематичного изображения буровой установки. Рядом с автомобилем стояли два человека в фирменной спецодежде, они беседовали с мужчиной в деловом костюме, который держал в руках планшет с листком бумаги.

— Алан Блэкстоун, «Историческая Шотландия», — представился мужчина с планшетом, когда Мотрэм выбрался из автомобиля и подошел к ним.

— Быстро работаете, ребята, — похвалил Мотрэм, разминая ноги после долгой дороги, а затем взглянул на часы. Было пять минут девятого.

— В такой день вовсе не трудно встать пораньше, — отозвался Блэкстоун, бросая взгляд на небо, сотрудники «Макстона» заулыбались в ответ. Одного из них звали Лес Смит, второго — Тони Филдинг.

— Вот что, — сказал Мотрэм, оглядываясь через плечо на гостиницу Драйбургского аббатства, прилегавшую к монастырской стене, — предлагаю выпить кофе и поговорить о том, что мы собираемся делать.

Когда принесли кофе, Мотрэм развернул на столе современный план руин аббатства и рассказал остальным, что ему удалось выяснить.

— Думаю, склеп находится под землей примерно вот здесь. — Он обвел концом авторучки прямоугольник за восточной стеной аббатства, взяв за ориентир три окна капитула. — Я не знаю, насколько далеко он тянется, но очень надеюсь, что вы, ребята, сможете определить…

— Конечно, сможем, — уверил его Филдинг.

— В зависимости от того, что вам удастся выяснить, мы с Аланом обсудим прямо на месте, можно ли вообще проводить раскопки. Думаю, мы попытаемся проникнуть в склеп с восточного конца либо, если этот конец окажется слишком близко к деревьям, попытаемся зайти сбоку, — с этими словами Мотрэм взглянул на представителя «Исторической Шотландии».

— Звучит разумно, — согласился Блэкстоун. — То, что склеп расположен за стенами аббатства — большой плюс. Думаю, с нашей стороны никаких возражений не будет, в том случае, конечно, если помещение не окажется очень коротким и не будет располагаться очень близко к стене капитула. Мы не можем рисковать и проводить раскопки под фундаментом.

— Об этом и речи быть не может, — кивнул Мотрэм. — Камера вряд ли будет короткой, поскольку в ней погребено шестнадцать тел, однако есть лишь один способ узнать…


Филдинг и Смит выгрузили свое оборудование и устроили его на электрическом транспортере, который медленно двинулся вдоль параллельной северу стены аббатства, затем повернул на юг и остановился на уровне окон капитула.

— Примерно здесь? — спросил Филдинг.

Мотрэм кивнул, для наглядности обозначив рукой, где, по его мнению, могла находиться могила.

— Предположим, вход в нее — здесь, — он указал на стену аббатства прямо под окнами капитула, — а здесь, скажем, десять ступеней вниз, чтобы потолок был не слишком низким… по моим подсчетам, около десяти-пятнадцати футов вниз от того места, где мы стоим сейчас.

Смит и Филдинг завели свой аппарата и медленно повели его по земле. Мотрэм, затаив дыхание, наблюдал за каждым их движением, а Блэкстоун, отвернувшись, изучал состояние камней в основании стены капитула.

Вскоре Филдинг снял наушники и показал что-то своему коллеге на графической индикаторной панели, затем повернулся к Мотрэму и сообщил:

— Вы были правы! Сомнений нет — прямо под нами полое пространство.

— Великолепно! А можете сказать, насколько далеко оно тянется? — спросил Мотрэм, зная, что от ответа на этот вопрос зависит многое.

Аппарат возобновил движение и остановился на расстоянии примерно десяти метров к востоку от стены аббатства.

— Кажется, здесь находится конец помещения, — объявил Филдинг.

— Замечательно, — с облегчением прошептал Мотрэм, все это время опасавшийся, что гробница окажется вертикальной полостью в стене, которая тянется вниз, а не в стороны. В этот момент он заметил, что ближайшее дерево находится всего метрах в двух от них, и обратился к Блэкстоуну:

— Слишком близко, чтобы пытаться проникнуть с торца склепа, как думаете?

— Боюсь, что да, — ответил Блэкстоун. — Кроме всего прочего, корни этих деревьев могут тянуться в стороны на значительное расстояние. На самом деле я удивлюсь, если они не проросли в гробницу за все эти годы — а может, и заняли ее полностью.

— Неутешительная мысль, — пробормотал Мотрэм, в глубине души соглашаясь с замечанием Блэкстоуна. — А что вы думаете по поводу подхода со стороны?

Блэкстоун помолчал, раздумывая, затем предложил:

— Давайте не будем торопиться. Подождем, пока ребята нанесут на карту всю гробницу.

Он повел Мотрэма к скамье, стоявшей на травяной площадке позади монастыря, где они уселись на солнышке и беседовали, пока геодезическая группа заканчивала работу. Наконец Филдинг подошел к ним с распечаткой в руках.

— Ну, так вот, — сказал он с улыбкой. — Почти то, что вы ожидали: подземная камера примерно десять метров длиной, три метра шириной, и около четырех метров в глубину. На северной стороне определяется полость — похоже на вырубленную в стене нишу, зато южная стена однородна на всем протяжении.

— То есть, имеет смысл пытаться проникнуть в склеп с южной стороны… Примерно посередине, как думаете? — повернулся Мотрэм к Блэкстоуну.

Тот кивнул, но, подумав, добавил:

— Может быть, еще на один метр кнаружи от стены, если не возражаете. Если выбирать между риском повредить корни деревьев и копать под стеной капитула… давайте перестрахуемся, чтобы мне не лишиться работы.

— Давайте, — улыбнулся Мотрэм. — Вот что — мне нужно съездить в Лондон в начале следующей недели, но перед тем, как ехать, я договорюсь насчет необходимого для раскопок оборудования. Тогда мы сможем начать работу сразу, как только я вернусь, если вы не против.

Дождавшись согласных кивков, Мотрэм с чувством произнес:

— Не могу даже выразить, как это все для меня важно!

— Да мы вроде догадались, — с серьезным видом сказал Филдинг, развеселив остальных.

— Обед за мной! — объявил Мотрэм.

* * *
Смит и Филдинг, по роду деятельности исколесившие весь мир, развлекали своих спутников рассказами о своих прошлых подвигах. Филдинг, как оказалось, занимался археологическими раскопками, а Смит — разработкой нефтяных месторождений.

— Знаете, а ведь мы сейчас, можно сказать, находимся на пороге исторического открытия, — заявил Мотрэм, когда принесли кофе. — Возможно, нам удастся решить загадку семисотлетней давности. Разгадывать секреты прошлого — это восхитительно, не находите?

Остальные снисходительно улыбнулись энтузиазму Мотрэма, но Филдинг неуверенно произнес:

— Меня слегка настораживает перспектива вскрытия этой могилы. Одна мысль о том, что все это имеет отношение к «черной смерти»… — Он поежился. — Вы точно знаете, что делаете? В смысле — вы уверены, что не воскресите кошмар прошлых веков?

— Даю вам слово. С тех пор, как что-либо, находящееся у нас под ногами, видело солнечный свет, прошло семьсот лет. Кроме того, вас, ребята, никто и не просит входить в склеп — это уже моя работа.

— Ну, на самом деле, я не прочь заглянуть, — заметил Смит. — Мысль о том, что ты первый человек, входящий внутрь за столько лет, просто потрясает воображение!..

— Про себя могу сказать, что буду просто счастлив, если стены аббатства не обвалятся в результате ваших раскопок, — подал голос Блэкстоун под сочувственные смешки.

Увидев, что в ворота аббатства входит группа туристов, Мотрэм поинтересовался у Блэкстоуна, будет ли доступ в аббатство открыт на время проведения работ.

— В это время года посетителей немного, — ответил тот. — Я намерен оставить аббатство официально открытым на то время, пока идут подготовительные работы, и закрыть непосредственно перед тем, как начнем вскрывать стены гробницы.

— Звучит разумно, — согласился Мотрэм.

— Мы огородим место раскопок лентой, когда начнем работать, — сообщил Филдинг. — Посетители наверняка решат, что мы ремонтируем водопровод.

— Знаете, — задумчиво произнес Смит, — я удивлен, что здесь до сих пор не появилась пресса. Это же их хлеб — «Открытие могилы с жертвами чумы» и все такое… Обычно они не упускают возможности вызвать в стране панику.

Повисла напряженная тишина, и после долгой паузы Мотрэм сказал:

— Знаете, а ведь вы правы. Я об этом не подумал.

— Я тоже, — поддержал его Блэкстоун. — Единственное объяснение этому — пресса пока ничего не знает.

— Господи, пусть так остается и дальше, — пробормотал Мотрэм. — Начиная с этой минуты, предлагаю всем быть максимально осторожными в высказываниях.

Девять

— Кого это принесло в такое время? — воскликнула Мэй Келли, когда в их коммунальной квартире на восточной окраине Глазго, в которой она жила вместе со своим мужем Брайаном, раздался звонок. Было девять часов вечера.

— Есть только один способ выяснить, — ответил ее муж, даже не потрудившись оторваться от газеты.

Мэй тяжело взглянула на него, но он не поднял глаз, даже когда потянулся за банкой светлого пива, стоявшей на журнальном столике.

— Уж ты-то точно не собираешься выяснять, — с досадой пробормотала она, откладывая вязание и поднимаясь с кресла. Вскоре она вернулась, но уже не одна. — Это офицер из подразделения, где служит Майкл, — сообщила Мэй.

На этот раз Брайан отреагировал, как положено.

— Господи Иисусе! — воскликнул он, вскакивая на ноги и роняя газету. — Что-то случилось?

— Я очень сожалею, мистер и миссис Келли, но вынужден сообщить, что ваш сын Майкл — солдат морской пехоты Майкл Келли, погиб в результате военных действий под Афганистаном.

— О, Боже, нет… Нет, нет, нет! — Мэй бросилась к мужу, который стоял, словно обратившись в камень, явно не замечая женщины, которая искала у него утешения.

— Что случилось? — медленно произнес он.

— К сожалению, Майкл скончался от раневой инфекции в госпитале гарнизона в провинции Гильманд. Врачи делали все возможное, но инфекция не поддавалась лечению. Мне очень жаль. По словам всех, кто его знал, он был отличным парнем.

— Раневая инфекция? — воскликнул Брайан. — Нам никто даже не сказал, что он был ранен. Когда это произошло?

— К сожалению, я не располагаю подробной информацией о боевых действиях, в результате которых Майкл был ранен. Насколько я понял, он получил легкие осколочные ранения, но не отнесся к ним серьезно. Но потом присоединилась инфекция, начались проблемы и его поместили в госпиталь.

— Ублюдки, — пробормотал Брайан. — Чертовы ублюдки!

Мэй, не находя успокоения в гневе своего мужа, отошла от него и достала из стоявшей в шкафу коробки пачку бумажных салфеток. Она прижала их к лицу, и замерла, как в стоп-кадре из фильма. Прошло несколько секунд, затем Брайан сказал:

— И что теперь?

— Тело Майкла переправят в Великобританию, чтобы похоронить со всеми воинскими почестями. Вам, разумеется, расскажут о деталях процедуры похорон — после того, как вы… примиритесь с этой огромной потерей.

— Примиримся? И сколько времени это, по-вашему, займет? — с негодованием отозвался Брайан. — Нашего единственного сына отправили в богом проклятую дыру… и ради чего? Ради чего, скажите-ка мне!

— Мне очень жаль, что это произошло, — сочувственно отозвался офицер.

Мэй наконец отняла платки от лица, решив, что сейчас самое подходящее время вмешаться. Шмыгнув носом в последний раз, она спросила:

— Не откажетесь выпить чаю?

— Это очень любезно с вашей стороны, миссис Келли, но я думаю, что лучше вас оставить сейчас вдвоем. В ближайшие нескольких дней с вами свяжутся по поводу организационных моментов, и я должен предупредить, что с вами, возможно, захотят поговорить журналисты. Я оставлю вам вот этот номер телефона — можете звонить по нему, если вам понадобится какая-нибудь помощь. Еще раз очень сожалею, что принес вам такую печальную новость.

Брайан пребывал в смятении. В его душе — душе человека, не привыкшего к сильным эмоциям — бушевали гнев и горе вперемешку с ощущением бессилия. Он стоял, уставившись в пространство, плохо понимая, что происходит вокруг.

— Майкл был один, когда умер? — спросила Мэй.

— Думаю, нет, миссис Келли. Полевой госпиталь очень хорошо оборудован и полностью укомплектован персоналом.

— Я просто подумала, может быть, он сказал что-то перед…

— К сожалению, я не знаю, — ответил офицер, расстроенный тем, что не может дать стоящей перед ним женщине даже крупицу утешения в самый трудный момент ее жизни.

— Я просто подумала…

— Конечно, миссис Келли, я постараюсь узнать у тех, кто был с ним рядом… в последние минуты жизни.

— Спасибо, сынок.

Когда офицер ушел, Мэй заварила чай. Она поставила чашку на журнальный столик, но Брайан даже не обратил на нее внимания. Он произнес отсутствующим голосом:

— Тебе лучше начать обзванивать родных. Надо сообщить людям.

— Так, может, оторвешь свою задницу и сделаешь хоть что-нибудь? — внезапно выкрикнула Мэй, горе которой превратилось в гнев от бессилия добиться реакции мужа.

Брайан изумленно взглянул на нее: он впервые видел жену в таком состоянии.

— Ладно, давай я схожу к Морин и расскажу им… — сказал он, поднимаясь на ноги.

— Давай, сходи, — эхом откликнулась Мэй. — Скажи ей, что ее братишка… убит… О, Господи! Господи Иисусе, что мне делать? — Она разразилась потоком слез, и Брайан неловко попытался приобнять ее за трясущиеся плечи.

— Тише, милая, — пробормотал он. — Мне так же больно, как тебе…

— Морин захочет прийти к нам, — сказала Мэй, стараясь справиться с собой. — Скажи ей, что не надо. Мне нужно побыть одной. Я поговорю с ней утром. Поцелуй за меня ребятишек.

— Ты права, — сказал Брайан, надевая куртку. — Ты справишься? Может, что-нибудь нужно…

— Все нормально, — сказала Мэй, в последний раз высморкалась и бросила салфетку в корзину. — Я допью чай, затем начну обзванивать родных.

— Вот и умница… До встречи.


Брайан вернулся через два часа. Он рассказал своей дочери Морин и ее мужу о случившемся и с тоской наблюдал, как Кейт пытается объяснить двум своим ребятишкам, разбуженным шумом, почему дедушка так поздно пришел в гости, а мама безутешно рыдает.

— Я дома! — сообщил он.

Ответа не последовало. Гостиная была пуста — с выключенным телевизором она казалась холодной и чужой. Решив, что Мэй легла спать, он направился в спальню, но бросив взглядв коридор, увидел под дверью комнаты Майкла свет. Он подошел и осторожно открыл ее. Мэй сидела на кровати сына, разложив вокруг себя фотографии сына. Она не подняла головы, когда Брайан вошел, лишь молча кивнула.

— Помнишь те каникулы в Кингхорне? — спросила она, ласково поглаживая одну фотографию. — Этот ужасный дурацкий прицеп и бесконечный стук дождя по крыше…

— Помню, — тихо отозвался Брайан. — Дождь лил каждый день.

— Но Майклу нравилось… он носился везде в своих новых резиновых сапожках. — Мэй наконец подняла голову, лицо было искажено от боли. — Господи, что теперь делать?

Брайан сел рядом с ней, зажав руки между коленями.

— Мы справимся с этим, милая. Мы вместе, правда?

Мэй молчала, уставившись вдаль.

Десять

— У тебя готов отчет для «Сан-Рафаэль»? — поинтересовалась Кэсси Мотрэм у своего мужа, когда вернулась домой с вечернего приема и обнаружила, что он готовится к раскопкам, которые должны были состояться в конце недели.

— Да.

Уловив в его ответе недоговоренность, Кэсси спросила:

— Проблемы?

— Отнюдь нет. Донор идеально подходит для его высочества по всем параметрам…

— Но?

— Я никак не могу понять, зачем им нужно было именно мое мнение. Многие анализы из тех, которые они запросили, кажутся совершенно бессмысленными в данных обстоятельствах.

— Ты же сам сказал, что они хотят получить самое лучшее и могут себе это позволить, — удивилась Кэсси. — А ты — главный специалист в этой области.

— Все, что им нужно было сделать — это удостовериться, что группа крови и тип ткани донора совместимы с реципиентом. Все остальные анализы, которые они запросили, были совершенно излишними, попыткой раздуть счет, если тебе интересно мое мнение.

— Всегда лучше получить слишком много информации, чем слишком мало, — сказала Кэсси. — К тому же это их деньги.

— Ну, возможно, ты и права.

— Зачем смотреть дареному коню в зубы? Если они хотят, чтобы ты расставил все точки над «i», это их дело, и если это помогает тебе окупить расходы на раскопки в Драйбурге, грех жаловаться.

— Ты права, — улыбнулся Мотрэм. — Мне нужно просто взять деньги и уйти.

— Ну наконец-то, хоть одна здравая мысль. Думаешь, будет дождь? — Кэсси разглядывала резиновые сапоги, стоявшие рядом с остальными вещами, собранными мужем.

— Начиная с четверга, прогноз погоды плохой, — пожаловался Мотрэм. — Сильные дожди на севере Англии и в Шотландских границах.

— В этом случае тебе следует захватить солнцезащитный крем, — улыбнулась Кэсси. — Не мне объяснять тебе, что такое эти долгосрочные прогнозы.


К сожалению, прогноз погоды оказался точным. В пятницу Мотрэму пришлось ехать в Драйбург под проливным дождем в сопровождении порывов западного ветра. Постоянно темное небо в левой части горизонта отнюдь не способствовало укреплению его надежды, что ветер быстро разгонит облака. Когда он прибыл на место, признаков присутствия Блэкстоуна и двух сотрудников геодезической компании не было, хотя их автомобили стояли на парковке. Еще сюрпризом было объявление о том, что аббатство закрыто для посетителей «на время проведения восстановительных работ». Мотрэм догадался, что его коллеги нашли убежище в гостинице. Усевшись к ним за столик и заказав себе кофе, он поинтересовался, кому принадлежит идея насчет объявления.

— Планы изменились, — объяснил Блэкстоун. — После того, что сказал Лес о газетчиках в прошлый раз, я подумал, что разумнее всего будет полностью закрыть аббатство на время раскопок. Мы прекрасно справимся и без внимания прессы.

Мотрэм уныло взглянул в окно, за которым лил дождь.

— Непохоже, что мы доставим неудобство большому количеству людей.

— Угу, — согласился Блэкстоун. — Мы как раз обсуждали, стоит ли отложить раскопки до тех пор, пока погода не улучшится.

Мотрэм ощутил волну разочарования, но постарался его скрыть.

— Ну, это уж вам решать, ребята, — сказал он, глядя на Смита и Филдинга. — Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности из-за ненадежной почвы или оползня.

— Я беспокоюсь не столько о «ненадежности», сколько о возможности подтапливания, — объяснил Филдинг. — Мы планируем копать под углом в сорок градусов по отношению к стене склепа. Если к тому моменту, как мы доберемся до каменной кладки, дождь будет лить по-прежнему, вода просто начнет стекать по скосу и начнет накапливаться внизу.

— А вы не можете воспользоваться насосом?

— Мы могли бы, но вопрос в том, куда откачивать воду. До рва, расположенного к югу от аббатства, довольно большое расстояние — около полусотни метров, а мы не хотим, чтобы избыток воды сливался под фундамент аббатства.

— Уж я-то точно не хочу, — поддакнул Блэкстоун.

— Что ж, — философски подытожил Мотрэм, — тела ждали нас семьсот лет… еще пара дней не составит большой разницы.


Всю субботу лил дождь, и Мотрэм бродил по дому, как животное в клетке, оплакивая свое невезение и убеждая Кэсси, что Бог устроил это специально для него.

— Типичная для Англии ситуация, — возразила Кэсси. — В нашей стране, планируя какие-то мероприятия на улице, никогда нельзя быть уверенным наверняка, что дождя не будет. В детстве мне казалось, что на всех приглашениях ставят пометку «В случае дождя встречаемся в стенах церкви».

Устав метаться по дому, Джон предложил Кэсси куда-нибудь прогуляться.

— Мы могли бы съездить в город, пообедать или сходить в кино…

— Давай лучше останемся дома, — сказала Кэсси, вставая рядом с мужем у окна и поглаживая ему руку. — Можем открыть бутылочку «Котэ дю Рон» и посидеть у телевизора.

— Смотреть, как сохнет краска на ногтях знаменитостей? — печально спросил Джон.

— Как будущий специалист по ногтевому дизайну ты должен поучиться, как вести себя в таких программах. Еще неделя — и ты, возможно, будешь постригать ногти… «на льду»!

Джон посмотрел в гостиной по телевизору регби, затем отправился на кухню, чтобы сварить себе кофе — и как раз в это время прозвучал финальный свисток. Включив маленький телеприемник, который Кэсси уже давно установила на кофеварке, Джон попал на выпуск новостей. Звук был приглушен — фоновый шум, как называла его Кэсси, сидевшая сейчас за кухонным столом, погрузившись в чтение поваренной книги, но Мотрэм вдруг резко повернул рычаг громкости, когда на экране появилась фотография молодого мужчины.

— Какого черта… — воскликнула Кэсси, подскочив на месте от неожиданности. Однако когда она увидела выражение лица мужа, от возмущения не осталось и следа. — Что случилось? — спросила она. — У тебя такой вид, словно ты увидел привидение.

— Так оно и есть, — бледнея, произнес Мотрэм. Он уселся за стол рядом с Кэсси, не отрывая взгляда от экрана. Когда закончился репортаж о солдате морской пехоты, погибшем в Афганистане, он медленно произнес:

— Я знал этого парня.

Кэсси широко раскрыла глаза от удивления.

— Каким образом?

— Это донор, у которого я брал анализы в Лондоне.

— А ты знал, что он военный?

— Нет. Когда мы встречались, он был в штатской одежде, и мы не заговаривали о том, чем он занимается в жизни. Меня проинструктировали не выходить за рамки профессиональных разговоров. Никакой болтовни «о том о сем».

— Бедные его родители, — вздохнула Кэсси, затем продолжила с сомнением в голосе: — Слушай, а разве у него было время вернуться в Афганистан? Ты точно уверен, что это он? Тебе называли его имя?

Мотрэм покачал головой.

— В клинике мне его не представили. Это было частью политики конфиденциальности: пациент был пациентом Икс, а донор… просто донором. Но я уверен, что это он. Он мне понравился — славный парень, немного нервничал по поводу процедуры, что кажется мне теперь несколько странным, учитывая то, чем он занимался за границей.

— Как странно, — протянула Кэсси. — Каким образом солдат морской пехоты, служивший в Афганистане, мог оказаться донором для принца из Саудовской Аравии, который находится в частной клинике в Южном Кенсингтоне?

— Очень странно, — согласился Мотрэм. — Он должен был вернуться в Афганистан почти сразу же после процедуры взятия костного мозга… и сразу оказался в боевых действиях? Какое невезение…

— Знаешь, что я думаю? — Кэсси перегнулась через стол и похлопала мужа по руке. — Ты обознался. Ты уже в том возрасте, когда все молодые люди кажутся на одно лицо…

Мотрэм рассеянно улыбнулся, продолжая напряженно размышлять.

— Знаешь, позвоню-ка я Лоуренсу Сэмсону… Сэру Лоуренсу Сэмсону с Харлей-стрит, кстати.

Кэсси состроила физиономию, изображая, что это произвело на нее впечатление.

— Передай ему привет, — пробормотала она, возвращаясь к чтению поваренной книги.

Через несколько минут Мотрэм вернулся в гостиную в мрачном расположении духа.

— Ну и как?

— Ты была права. Я обознался.

— Ну, вот все и выяснилось! — с облегчением вздохнула Кэсси.

Мотрэм продолжал стоять, погрузившись в размышления.

— Джон, да что с тобой? — не выдержала жена.

— Я просто не могу поверить, что это был не он, — объяснил Джон. — Этот моряк был его точной копией… Мне нужно снова взглянуть на его фото, чтобы рассмотреть подробнее. Может быть, на новостном сайте ВВС есть что-нибудь…

С этими словами он удалился в гостиную и включил компьютер, а Кэсси, сокрушенно покачав головой, снова взялась за книгу. Определившись, что приготовить на ужин, она как раз взялась за ризотто, когда Мотрэм вернулся.

— В новостях говорится, что парень получил осколочные ранения восьмого числа, — сообщил он. — А потом началось заражение крови, и спустя несколько дней он умер в полевом госпитале… Я встречался с донором в «Сан-Рафаэль» восьмого числа.

— Значит, это точно не мог быть он.

— Видимо, да.

Последовало долгое молчание, во время которого Джон, к досаде Кэсси, беспокойно ходил с места на место, затем внезапно сказал:

— Сообщают, что погибший моряк был родом из Глазго.

Кэсси взглянула на мужа, не понимая, какое это может иметь значение.

— Парень, которого я видел, говорил с шотландским акцентом.

Одиннадцать

К вечеру воскресенья дождь стал стихать, а в понедельник утром на несколько секунд даже выглянуло солнце, и Мотрэм выехал в Драйбург в гораздо лучшем расположении духа. Когда он прибыл на место, все согласились, что работы нужно начинать сейчас же. Филдинг и Смит еще раз уточнили расположение гробницы с помощью наземной радиолокационной станции, воткнули в землю колышки на определенном расстоянии друг от друга, а затем завели мотор миниатюрного экскаватора. Когда ковш зачерпнул первую порцию земли, Мотрэм и Блэкстоун обменялись улыбками, однако первый был охвачен радостным возбуждением, а второй — мрачными предчувствиями. Представитель «Исторической Шотландии» внимательно следил за расстоянием между ведущимися раскопками и стенами аббатства.

Через полчаса Филдинг посигналил Смиту, который управлял экскаватором, заглушить мотор. Шум прекратился, слышны были лишь затихающий скрежет содрогавшегося металла да птичьи трели. Филдинг с охапкой стальных прутьев спустился по наклонному скату до конца канавы и начал вставлять их горизонтально в отвесную стену. Когда очередной прут встретил сопротивление, он обернулся с улыбкой на лице.

— Камень, — сообщил он. — Мы попали в точку.

С величайшей осторожностью орудуя ковшом экскаватора, Смит снял слой почвы толщиной полметра, а затем вместе с Филдингом принялся удалять землю маленькими лопатками, чтобы освободить участок каменной стены площадью примерно в два квадратных метра.

Через некоторое время они выбрались из канавы, уступив место Мотрэму. Спустившись вниз, он провел рукой по камню с едва скрываемым наслаждением.

— Молодцы, — сказал он, широко улыбаясь. — Мы почти на месте.

Но его улыбка померкла, когда, выбравшись наружу, он увидел идущего к ним мужчину с портфелем.

— О господи, только не газетчики, — пробормотал Блэкстоун, тоже заметивший незваного гостя.

Все четверо стояли молча, ожидая дальнейшего развития событий.

— Доктор Мотрэм? — поинтересовался вновь прибывший, хмуро оглядев всех присутствующих.

— Это я, — отозвался Джон.

Мужчина достал из бумажника визитную карточку и протянул ее Мотрэму.

— Норман Банс, «Охрана здоровья», — представился он. — Насколько я понимаю, вы собираетесь вскрыть могилу, в которой находятся жертвы чумы…

Мотрэм закрыл глаза, надеясь, что божественное вдохновение поможет ему найти лучший вариант ответа, нежели «Какого хрена вы сюда приперлись?»

— Жертвы чумы семисотлетней давности, мистер Банс, — поправил он.

— Как бы то ни было, доктор… — начал Банс монолог, закончившийся вердиктом, которого Мотрэм и опасался. На территории аббатства ничего не должно происходить до тех пор, пока «Охрана здоровья» не даст на это разрешение.

Последовал обмен номерами телефонов, и четверым мужчинам пришлось смириться с неизбежным.

— Должен сказать, вы меня очень удивили, мистер Блэкстоун, — сухо сказал Банс. — «Историческая Шотландия» всегда была на высоте, когда речь шла о безопасности.

— Она и сейчас на высоте, — кисло ответил Блэкстоун.

— Я бы так не сказал.

— Никто не подвергается опасности. Трупам, если они там вообще есть, будет семьсот лет, — пробурчал Блэкстоун, окончательно впавший в уныние.

— Давайте оставим этот вопрос профессионалам, хорошо?

— О каких профессионалах идет речь, мистер Банс? — поинтересовался Мотрэм.

— Я сообщу начальству, и оно решит, у кого целесообразнее всего спросить совета, — объявил Банс, чувствуя, как в воздухе нарастает напряжение.

— Что ж, надеюсь, в этой области таких найдется множество, — пробормотал Филдинг себе под нос.

Вместо ответа Банс попрощался и зашагал прочь.


— Ох, не могу поверить! — сочувственно воскликнула Кэсси, услышав рассказ мужа. — Что же ты теперь будешь делать?

— Нам придется просто ждать решения.

— Но они же не могут остановить раскопки на полпути?

Мотрэм пожал плечами.

— Кто знает…

— Ну, зато тебе не придется иметь дело с подобными вещами, когда ты станешь мастером по ногтевому дизайну.

— Это точно, — улыбнулся Мотрэм. — Кстати, маникюрные ножницы могут быть крайне опасными в неумелых руках…


Спустя два дня Мотрэм наконец получил долгожданное сообщение: раскопки могут продолжаться с соблюдением определенных условий. «Охрана здоровья» хочет провести проверку оборудования и защитных костюмов, которые будут использоваться при взятии биологических материалов, находящихся в склепе. Кроме того, непосредственно перед вскрытием погребальной камеры всех четверых должен осмотреть санитарный врач и сделать им профилактические инъекции, какие сочтет нужными.

— Скорее всего, противостолбнячную сыворотку, — хмыкнула Кэсси, узнав об этом. — Я вполне могла бы сама ввести ее тебе.

— Тебе, скорее всего, придется выдать мне впридачу сертификат, подписанный двумя независимыми свидетелями и мировым судьей, — проворчал Мотрэм. — Пусть уж лучше они это сделают.

— Они просто выполняют свою работу, — попыталась успокоить его Кэсси. Взгляд, который она получила в ответ, ясно говорил, что она единственная, кто так считает. — Позитивнее, Джон! Уже совсем скоро ты попадешь в свою драгоценную могилу. — Она обняла мужа и смотрела ему прямо в глаза, пока он не сдался и не признал с улыбкой:

— Ты как всегда права.


Когда все формальности были выполнены, медосмотр проведен, а инъекции сделаны, сотрудники «Охраны здоровья» оставили наконец Мотрэма с коллегами в покое, и они могли приступить к вскрытию склепа. Джон проводил глазами отъезжающий автомобиль «мучителей», а затем нагнал остальных, неторопливо шагавших к месту раскопок.

— Ну и денек, — вздохнул Блэкстоун.

— Такие дни в науке случаются нечасто, — отозвался Мотрэм. — Научные исследования могут казаться довольно однообразными и утомительными, но когда наступает такой момент, как сейчас… Господи, ради этого стоило ждать!

— Надеюсь, что ваши ожидания оправдаются, — ответил Блэкстоун без особого энтузиазма.

Подойдя к месту раскопок, Мотрэм остановился и оглядел развалины аббатства, часть которых была так же стара, как и тайна, которую он, возможно, вот-вот раскроет. Ощущая нарастающее внутри возбуждение, он облачился в белый защитный костюм, закрывавший его с ног до головы. Смит и Филдинг тем временем готовили оборудование для вскрытия гробницы: вокруг участка стены, в котором планировалось сделать проход, уже был установлен герметичный пластиковый «тамбур». Они планировали выдолбить строительный раствор и расшатать камни, чтобы их можно было легко удалить, а затем уступить место Мотрэму, чтобы он вошел в склеп первым.

Блэкстоун молча ходил неподалеку взад-вперед, оставив Мотрэма наедине с его мыслями. Джон сел на траву, прислушиваясь к стуку долота по камню и наблюдая через пластиковый лицевой щиток за сгорбившимися фигурами Смита и Филдинга. Вскоре шум прекратился и, казалось, во всем мире воцарилась мертвая тишина, а затем двое рабочих вышли наружу. Опустив маску, Филдинг просто сказал:

— Ваша очередь, док.

— Удачи, — напутствовал его Блэкстоун.

Мотрэм взял протянутое Смитом долото — на случай, если оно понадобится — шагнул в пластиковый «тамбур» и закрыл за собой входное полотнище. Опустившись на колени, он расшатал пару камней и безо всякого затруднения вытащил один из них. Брешь увеличивалась по мере того, как камни ровными рядами ложились по обе стороны от прохода, и Джон упорно боролся с искушением остановиться и посветить в дыру фонариком до того момента, пока пролом не стал достаточно большим, чтобы он мог войти внутрь. Он на секунду помедлил, чтобы перевести дыхание, мимоходом напомнив себе, что надо бы больше уделять времени физическим упражнениям, затем просунул в склеп голову и осторожно шагнул внутрь.

Двенадцать

В скудном свете, падавшем сквозь пролом в стене за его спиной, Мотрэм смог разглядеть стоявшие по обеим сторонам склепа каменные скамьи. Ему повезло, что Смит и Филдинг выбрали для пролома участок стены как раз между этими скамьями. Джон включил фонарик, но, к его удивлению, все осталось черным. Черными были стены гробницы, скамьи, даже тела, лежавшие на них, тоже оказались завернуты в черную материю.

Мотрэму сразу вспомнились мумифицированные обитатели египетских пирамид, но в данном случае рядом с телами не было предметов, которые должны сопровождать усопших в загробную жизнь — ни красочных керамических изделий, ни золота, ни винных кубков, только черные силуэты тел, которые лежали здесь непотревоженные семь столетий.

Первый этап был пройден, тела найдены — но самый главный вопрос оставался пока без ответа. Шестнадцать обитателей склепа имели форму человеческих тел, но пока Джон не вскроет их саваны, он не может знать наверняка, насколько успешны были методы бальзамирования семейства Ле Клерков и насколько хорошо тела сохранились за столь долгий период. А от этого зависело все. Мотрэм посветил фонариком в сумку, которую принес собой, и вытащил рулон пузырчатой пленки с завернутыми в нее хирургическими инструментами. Разложив их на земле, он надел резиновые перчатки и выбрал скальпель. Наступил главный момент.

Осторожно положив руку на грудную клетку одного из трупов, Джон сразу почувствовал неладное. Было совершенно ясно, что под саваном пустота. Мотрэм погрузил конец скальпеля в ткань в области шеи, но при этом неосторожно сильнее оперся на грудную клетку левой ладонью. В следующую секунду опора подалась, и его рука прошла через обертывающий материал, имевший форму тела, оставив в нем зияющую дыру. Поднявшаяся из отверстия пыль издевательски клубилась в луче фонаря, стоявшего на соседней скамье. Прах и сухие хрупкие кости — вот все, что осталось от тел, проведших семьсот лет в могиле.

Мотрэм стянул маску с лица, ощущая накатившую волну разочарования. Разумеется, он предполагал, что такое может произойти, но ему не удалось достаточно серьезно отнестись к вероятности этого исхода. Он бездумно позволил себе поверить, что методы бальзамирования в четырнадцатом веке были настолько совершенными, что могли сохранить ткани тела в течение семисот лет, и был одержим идеей войти в историю как человек, разгадавший тайну «черной смерти». Теперь он расплачивался за это отчаянным разочарованием.

Джон настолько пал духом, что почувствовал физическую слабость и вынужден был присесть на одну из каменных скамей, чтобы собраться с силами. Ему предстояло встретиться лицом к лицу с остальными, ожидавшими снаружи, и сообщить им о провале всего предприятия. Однако минуты шли, а легче не становилось — напротив, состояние Джона ухудшалось. Разочарование превратилось в гнев, а гнев грозил перерасти в ярость. Границы между этими эмоциями стремительно размывались. На лбу у Джона выступил пот, и он вдруг почувствовал себя совершенно больным…


Взглянув на часы, Блэкстон озабоченно спросил:

— Как вы думаете, там все в порядке?

— Давайте не будем тревожить его в момент славы, — улыбнулся Филдинг. — Может быть, это вершина всей его карьеры…

— А мне все равно хочется самому посмотреть, что там есть — если он, конечно, пустит меня, — заявил Смит. — Жутко интересно!

— А вот и он! — воскликнул Филдинг, заметив движение за пластиковым пологом. Все трое двинулись к канаве, желая поскорее услышать, что скажет им Мотрэм. Увидев, что ученый явно испытывает затруднения, Филдинг наклонился, чтобы помочь ему открыть пластиковую «дверь».

— Ну? — в нетерпении спросил Блэкстоун.

Мотрэм, держа в одной руке фонарь, медленно поднимался по крутому скату, не произнося ни слова. Блэкстоун растерянно взглянул на остальных и наклонился вперед со словами:

— Джон, вы в порядке?

Мотрэм поднял голову — глаза его горели словно угли. В следующую секунду безо всякого предупреждения он ударил тяжелым фонарем Блэкстоуну в лицо.

Левая щека Блэкстоуна превратилась в кровавую рану. Завопив от боли, он повалился навзничь, хватаясь за Филдинга в попытке удержаться, чтобы не свалиться в канаву. Смит попытался помочь Филдингу, которому грозила опасность тоже быть стянутым вниз, но невольно оказался в пределах досягаемости Мотрэма. Вновь замахнувшись фонарем, ученый на этот раз обрушил его на затылок Смита. Все трое рухнули в канаву позади Мотрэма. Блэкстоун в отчаянии пытался защитить разбитое лицо, Филдинг наполовину перекувырнулся через него, а в следующую секунду на него всем своим весом рухнул Смит.

Медленно и тяжело поднявшись по скату, Мотрэм направился по траве к экскаватору. Он взобрался в него, нажал кнопку запуска двигателя и, бормоча что-то себе под нос, пытался справиться с незнакомым механизмом.

Смит был без сознания, а Блэкстоун от боли плохо понимал, что происходит вокруг, зато Филдинг слишком ясно видел маленький желтый экскаватор, двинувшийся в их направлении, и пару горящих жаждой убийства глаз, уставившихся прямо на него.

— Какого черта, парень! — завопил Филдинг в панике. Он понимал, что должен выбраться из канавы, если хочет спастись, но, казалось, вечность ушла на то, чтобы освободиться из-под лежавшего на нем Смита. Все происходящее было похоже на ночной кошмар.

К тому времени, как Филдингу удалось наконец встать и перекинуть одну ногу через край канавы, экскаватор был уже совсем близко. Разгадав маневр Филдинга, Мотрэм направил экскаватор в его сторону и резко опустил ковш.

В следующий момент Филдинг снова упал в канаву, крича от боли и сжимая поврежденное колено. Он в отчаянии наблюдал, как после серии неудачных попыток справиться с рычагами управления Мотрэму все-таки удалось развернуться. Было ясно, что ученый намеревается направить экскаватор вниз по склону, переехать тела лежавших там людей, и возможно, продолжить движение прямо в стену склепа.

К облегчению Филдинга, Мотрэм пренебрег балансировкой курса экскаватора, и после неуверенного переключения передач машина резко рванулась вперед. Экскаватор не вписался в узкий въезд в канаву, отчего левая гусеница поднялась над землей, а вторая начала съезжать по склону. Угол наклона оказался для экскаватора слишком большим, и он опрокинулся на край канавы. Мотрэма выбросило на траву, где он некоторое время дергался, схватившись за горло в попытках вдохнуть, затем перекатился на спину и затих.

Двигатель экскаватора заглох, в окрестностях аббатства воцарилась тишина, еще сильнее подчеркивающая нереальность произошедшего. Филдинг некоторое время не мог оторвать взгляда от неподвижного тела Мотрэма, отчаянно желая, чтобы тот не очнулся, а затем перевел взгляд в небо.

— Чокнутый ублюдок, — пробормотал он и полез в карман за мобильным телефоном.


— Он сделал… что? — воскликнула Кэсси Мотрэм, когда полиция рассказала ей, что произошло.

— Судя по всему, у него случилось помутнение рассудка, доктор. Пострадавшие рассказывают, что он просто обезумел — чуть не убил одного из них и нанес серьезные травмы остальным.

— Вы говорите сейчас о моем муже! — запротестовала Кэсси. — Господи, он же ученый! Он самый кроткий, добрейший человек на земле. Он даже паука убить не способен. Это наверняка какая-то ужасная ошибка!

Старший из двух полицейских, посланных сообщить о случившемся, сочувственно пожал плечами.

— К сожалению, врачам пришлось ввести ему успокоительное и поместить его в изолятор местной больницы, — сказал он. — Они не исключают, что все это могло быть какой-то… реакцией на то, что было в могиле.

— Реакцией? Что вы имеете в виду? Что за реакция?

Полицейские беспомощно смотрели на нее.

— Врачи говорят, что это могло быть какое-то отравление или инфекция…

Кэсси опустилась в кресло, сжав голову руками. В первую секунду она не могла даже заставить себя подумать о том, что ей сейчас сказали.

— Давайте по порядку, — попросила она, стараясь говорить спокойно, хотя на самом деле больше всего ей хотелось сейчас завопить. — Вы говорите, что Джон вошел в гробницу в здравом уме, а вышел оттуда обезумевшим?

— Да, именно это мы вам и сказали, доктор.

Кэсси тряхнула головой, словно пытаясь вернуть мыслям четкость.

— Мне нужно к нему, — сказала она внезапно, поднимаясь на ноги. — Районная больница Шотландских границ, вы говорите?

— Да, доктор. Простите, что принесли вам такую плохую новость…


На следующее утро «плохая новость» стала достоянием желтой прессы. Бульварные газетенки переживали свой звездный час. Вскрытие средневековой могилы с жертвами чумы и последующее безумие главного исследователя было мечтой любого редактора. Они очень живо принялись обсуждать тему проклятия, которое обрушилось на ученого, впервые за сотни лет потревожившего средневековую могилу, не упуская возможности провести параллели с судьбами тех, кто навлек на себя «гнев фараонов», вскрыв египетские пирамиды.

Тринадцать

— Ох уж эти девчонки, — пожаловался Питер. — Почему они всегда так копаются?

Стивена Данбара развеселило нетерпение его юного племянника. Они стояли у дверей раздевалки дамфриширского бассейна в ожидании, пока оттуда выйдут дочь Стивена Дженни и его племянница Мэри.

— Так устроен мир, Питер. В жизни есть много вещей, с которыми нам, мужчинам, приходится мириться. — Видя, что Питер остался при своем мнении, он добавил: — От долгого ожидания пицца покажется еще вкуснее.

Стивен, врач по образованию, работавший следователем в инспекторате «Сай-Мед» на базе Министерства внутренних дел в Лондоне, уже месяц находился в отпуске. Он уехал в Шотландию, чтобы восстановить здоровье после особенно тяжелого задания, которое едва не убило его и опустошило не только физически, но и морально. Сам он работал в Лондоне, но его дочь Дженни жила здесь, в деревеньке Гленвэйн, вместе со свояченицей Стивена Сью, ее мужем Питером и их детьми — Питером и Мэри. Так повелось с тех пор, как жена Стивена Лиза скончалась от опухоли мозга. Тогда Дженни была еще совсем малышкой, поэтому другой жизни она не знала.

Обычно Стивен проводил в Шотландии каждые вторые выходные, но, выполняя последнее задание, он не видел Дженни полтора месяца, и теперь пытался наверстать упущенное. Любимым развлечение у детей было посещение дамфриширского бассейна, за которым следовало поедание пиццы и такого количества мороженого, какое они могли осилить. Частью традиции было то, что по возращении домой Стивен получал притворный нагоняй от Сью — это тоже доставляло детям особое удовольствие.

— Наконец-то! — воскликнул Питер, когда девочки вышли из раздевалки. — Что вы там делали?

— У нас много волос, которые нужно было хорошенько высушить, — сказала Мэри и не удержалась, чтобы не поддразнить: — У тебя-то их мало.

— Высушить, как же, — проворчал Питер. — Наверняка, как всегда, просто болтали.

— Мы пойдем есть пиццу и мороженое, пап? — спросила Дженни.

— Угадала.

— Даже если тетя Сью разозлится? — уточнила она, вместе Мэри едва сдерживая хихиканье.

— С тетушкой я все улажу, — уверил ее Стивен.

Они вышли на залитую солнцем улицу, взявшись за руки, перешли дорогу и отправились по широкой набережной реки Нит.

— Пап, а можно мы немного пройдемся по мосту? — спросила Дженни, когда они проходили мимо старого каменного моста, перекинутого через реку.

— О, да, давайте! — воскликнул Питер, принимаясь набивать карманы галькой.

— И я с вами, — подхватила Мэри.

Дженни с удовольствием взяла отца за руку.

— Мне нравится этот мост. Он очень старый, да? — спросила она, проводя ладонью по камням.

— Ему несколько сотен лет, — кивнул Стивен.

Дженни остановилась, чтобы прочитать табличку с названием.

— Дев… Девор… Деворджилла?

— Мост Деворджиллы, малышка.

— Смешное имя. Почему он так называется?

— Он назван в честь одной знатной леди по имени Деворджилла. Очень давно она жила вместе со своим мужем Джоном здесь, в Галлоуэе. В книгах по истории говорится, что они очень любили друг друга. У них был сын, который стал королем Шотландии.

Дженни несколько секунд молчала, потом спросила:

— А ты очень любишь Талли, папа?

Стивен поперхнулся. Он не ожидал такого вопроса. Выполняя прошлое задание, он познакомился с Натали Симмонс, работавшей врачом в больнице Лейстера, и полюбил ее. Отношения с Натали очень много значили для него. Неделю назад Стивен привез ее в Шотландию, чтобы познакомить с Дженни, и пребывал в уверенности, что встреча прошла хорошо.

— А ты сильно расстроишься, если я скажу да, малыш? — спросил он, пытаясь заглянуть Дженни в глаза, но девочка стояла, уставившись себе под ноги.

— Ты любишь ее больше, чем меня?

Стивен опустился рядом с дочкой на колени и крепко прижал ее к себе.

— Я никогда никого не буду любить больше, чем тебя, Дженни.

Дженни удовлетворенно улыбнулась, но затем продолжила допрос:

— А если вы с Талли станете жить вместе… я тоже приеду? Мне придется уехать от тети Сью и дяди Питера?

— А как бы ты хотела?

— Я думаю, мы все можем жить вместе. В доме тети Сью много комнат.

Стивен улыбнулся замечательному решению девочки.

— Такое вряд ли получится, солнышко. Талли работает врачом в большой больнице в Лондоне, и ей приходится лечить много детей. Они будут ужасно скучать по ней, если ей придется уехать.

— А-а-а… — протянула Дженни, решив закончить беседу. — Может, пойдем уже в пиццерию?


Когда дети уже спали, Стивен рассказал Сью о том, что Дженни спрашивала о его взаимоотношениях с Талли.

— Совершенно естественно, что девочка задает такие вопросы, — сказала Сью. — Бедная малышка. Это очень нелегко, когда тебе девять лет, и ты вдруг понимаешь, что привычный уклад жизни будет вот-вот разрушен…

— Я не хочу разрушать ее привычный уклад жизни, — вздохнул Стивен. — Ты знаешь, как много для меня значит Дженни, но… к Талли я испытываю серьезные чувства. Господи, у меня такое ощущение, что я босиком иду по битому стеклу!

— Бедный, бедный Стивен. Можешь быть уверен — что бы ты ни решил, Дженни всегда будет полноценным членом нашей семьи. Она может оставаться у нас столько, сколько захочет.

— Совершенно верно, — поддакнул Питер. — На самом деле — и я знаю, что это вряд ли поможет тебе принять решение — мы бы очень не хотели, чтобы она уехала.

— Спасибо, ребята, — с чувством ответил Стивен. — Вы не представляете, как я благодарен вам за все, что вы для меня сделали.

— Представляем, — смущенно улыбнулась Сью, которая всегда чувствовала себя неловко, когда ее хвалили. — В общем, держи нас в курсе.

Поднявшись в свою комнату, Стивен позвонил Талли и рассказал ей о событиях прошедшего дня.

— Счастливчик, — отозвалась Талли. — А я валюсь с ног — даже не было времени пообедать.

— Наша государственная служба здравоохранения — предмет зависти всего мира, Талли.

— Да-да, особенно на расстоянии, Данбар, — проворчала та. — Кстати, о расстояниях — насколько велика вероятность того, что мы сможем встретиться в ближайшем будущем? Или у тебя больше нет времени для женщины номер два в твоей жизни? — Прежде чем он успел ответить, она продолжила: — Прости, Стивен. Это было несправедливо. Я знаю, для тебя все это также трудно, как и для Дженни.

— Я уверен, что вы поладите.

— А я уверена, что она замечательный ребенок.

— Но?

— Никаких «но». Я просто подумала, что не стоит торопить события, вот и все. Не хочу оказываться рядом с ней, куда бы она ни шагнула. Ей нужно время побыть наедине с папой, а мне нужно время побыть наедине со своим мужчиной. Давай не будем торопиться играть в «счастливую семью».

— Хорошо…

Попрощавшись с Талли, Стивен погрузился в невеселые размышления. Лежавший на прикроватном столике телефон просигналил, что пришло сообщение. Стивен надеялся, что это Талли желает ему спокойной ночи, но ошибся. Сообщение было от дежурного офицера «Сай-Мед». Отпуск Стивена закончился, и ему надлежало первым самолетом вернуться в Лондон.

Четырнадцать

Брайан Келли готовился выйти из дома. Он стоял перед зеркалом в прихожей, изучая свое отражение, поворачиваясь то так, то этак, и, судя по всему, был весьма удовлетворен увиденным. Центнер живого веса с внушительным «пивным» животиком, обтянутым футболкой с логотипом футбольной команды Глазго, заправленной в давно не стираные джинсы. В качестве дополнительного символа верности любимой команде вокруг шеи был обмотан клубный шарф. Ансамбль довершала суконная кепка в цветах команды.

— Уйдешь ты наконец? — проворчала Мэй, проходя мимо. — С кем играют сегодня?

— С Абердином. Мы разгромим их и еще наберем шесть очков сверху.

— Надеюсь, — сказала Мэй, которой на самом деле было все равно, но она считала, что Брайан в хорошем настроении — это лучшая перспектива, чем Брайан в плохом настроении.

— До встречи!

Но едва Брайан взялся за дверную ручку, как раздался звонок. За дверью стоял парень в форме солдата морской пехоты.

— Ух, как быстро вы открыли, — удивленно выдохнул он.

— Я как раз собирался выходить, — объяснил Брайан, борясь с эмоциями. Он узнал униформу и сообразил: парень того же возраста, что и его погибший сын.

— Меня зовут Джим Лесли. Мы с Миком были друзьями.

— О… да… да, — пробормотал Брайан. Все мысли о предстоящей игре улетучились. — Входи, сынок. — Он повернулся и позвал: — Мэй, тут пришел приятель Майкла!

Мэй поспешно вышла из комнаты с сияющим от радости лицом.

— Как хорошо, что вы зашли повидать нас, Джим! Вы издалека? Голодны? Давайте, я что-нибудь приготовлю. — Она повернулась к мужу. — Брайан, может быть, предложишь Джиму пива?

— Не волнуйтесь, миссис Келли, я не голоден, — отозвался паренек. — Я приехал в отпуск. Сегодня утром я выехал из базы в Арброте — еду к своей девушке в Солфорд, и решил заглянуть к вам по дороге.

— Я рада, что ты так решил, сынок, — улыбнулась Мэй.

— Ага, — подхватил Брайан, — молодец! Ты уверен, что не хочешь пива?

Лесли с улыбкой отклонил предложение.

— Ты хорошо знал Майкла? — спросила Мэй.

— Мы с Миком познакомились в Афганистане. Когда идешь в дозор с человеком, сходишься с ним очень быстро — ты должен доверять парню, который прикрывает тебе спину, если вы понимаете, о чем я. Мы быстро сдружились. Он часто рассказывал о вас… и о своей сестре Морин и ее ребятишках. Мик очень гордился тем, что у него есть племянники.

— Тесс и Кэлам обожали его, — сказала Мэй, и ее глаза наполнились слезами.

— Для вас это, наверное, было ужасным потрясением, — сочувственно произнес Лесли.

— И не говори, — кивнул Брайан.

— Что вы знаете о смерти Мика?

Этот внезапный вопрос, совершенно неожиданный в контексте этой «утешительной беседы», застал чету Келли врасплох.

— Ты о чем, сынок? — поднял брови Брайан.

— Что вы знаете об обстоятельствах смерти Мика?

Брайан пожал плечами, чувствуя себя неуютно. Его охватили дурные предчувствия.

— Только то, что нам сообщили: он умер в полевом госпитале от раневой инфекции, против которой не помогло никакое лечение.

— Кстати, тот офицер так и не пришел ко мне больше, — прервала его Мэй, задумчиво глядя вдаль. — Он обещал, что выяснит, сказал ли Майкл что-нибудь перед смертью, но так и не выполнил обещание…

— Тот парень рассказал вам, в каких обстоятельствах Мик получил ранение?

Брайан покачал головой.

— Мы спрашивали его, но он сказал, что не в курсе. Толковал, что ранения были нетяжелые, и что на самом деле Мика убила инфекция.

— Перед смертью он возвращался в Великобританию.

Брайан и Мэй уставились на гостя в немом удивлении, которое очень быстро сменилось растерянностью.

— Мы об этом не знали!.. Он не сообщал нам, что возвращается сюда. И домой не заезжал.

— Вряд ли у Мика была такая возможность, — сказал Лесли. — Все это делалось в большой спешке. Он и мне тоже отказался рассказывать, даже после моих поддразниваний, что у него друзья важные «шишки» и что он на особом счету.

— А сколько он провел в Великобритании? — спросил Брайан.

— Примерно две-три недели, насколько я знаю. По моим расчетам, он как раз возвращался в часть, когда произошел этот… инцидент.

Интонация, с которой Лесли произнес последнее слово, вызвала в комнате напряженное молчание. Брайан внимательно посмотрел моряку в лицо.

— Что ты пытаешься нам сказать, сынок? — спросил он подозрительно.

Лесли выпрямился и развел руками.

— Я очень хотел бы говорить конкретнее, мистер Келли, но оказывается, что никто не знает, что произошло с Миком на самом деле. Как я уже сказал, он возвращался в часть, а потом вдруг нам сообщают, что он ранен и лежит в полевом госпитале. Я поехал туда, чтобы повидаться с ним, но когда я добрался до госпиталя, Мика уже перевели в больницу в Кэмп Бастион. А несколько дней спустя мне сказали, что он… умер.

— То есть, ты хочешь сказать, что обстоятельства, при которых он был ранен, вызывают подозрения? — уточнил Брайан, начиная злиться. — Его что, подстрелил кто-то из своих? Ты об этом толкуешь? — Он произнес это с таким отвращением и злобой, что Лесли даже отпрянул. — А ну, скажи мне, сынок, здесь не обошлось без этих ублюдочных американцев… которые палят в людей сверху, чтобы спасти свою задницу?

— Нет, не думаю, что было именно так, мистер Келли. Но как бы то ни было, инцидент явно произошел до того, как Мик вернулся в часть, потому что мы его так и не увидели. Я бы точно знал, если бы он вернулся. Судя по всему, что-то произошло по дороге от аэропорта до нашего лагеря — но дорога из аэропорта очень оживленная и хорошо защищена. Если бы что-то случилось — была засада или произошел какой-то взрыв, или обстрел с воздуха — мы бы об этом услышали. Но нам не сказали ни слова, ни тогда, ни после, хотя на самом деле об этом только и должны были говорить… Абсолютная тишина! Это означает, что Мик был абсолютно один в тот момент… а где же тогда остальные, летевшие в том самолете? Здесь что-то не так, но все упорно молчат.

— Значит, нам рассказали не всю историю, сынок, — пробормотал Брайан. — Ну, вот что… я собираюсь добиться правды!

Мэй промолчала, но по ее выражению лица было ясно, что она предпочла бы не расследовать историю, в которую оказалась замешана.

Пятнадцать

Стивен успел на девятичасовой самолет авиакомпании «Бритиш Эруэйз», летевший из Глазго в Лондон, но экипажу пришлось почти час кружить над Уэст-Дрейтоном в ожидании очереди на посадку. Впрочем, Стивен был не против задержаться. Он испытывал смешанные чувства по поводу возвращения на работу — возможно, это было результатом его прошлого задания. Не то чтобы он пытался избежать опасности — опасность уже давно стала частью его жизни — скорее надеялся, что ничего подобного не произойдет, хотя бы во время его следующего задания.

Он изо всех сил постарался уверить Талли, что прошлый раз был исключением и что его работа обычно гораздо более спокойная и состоит в основном из возни с бумагами, а не из стрельбы и автомобильных погонь. Талли, которая как раз оказалась в гуще того кошмара, явно нуждалась в подобном заверении, и Стивен боялся, что длительные отношения, на которые он очень надеялся, будут разрушены, если он снова окажется в передряге.

Он влюбился в Талли, а она в него, но она была умной женщиной и понимала, что любовь нуждается в крепком фундаменте. Большой вопрос был в том, может ли вообще работа в «Сай-Мед» отвечать этому требованию. Стивен размышлял об этом, наблюдая за игрой тени и света в салоне, пока самолет кружил над землей. Он вдруг задумался о том, как сложилась бы его жизнь, если бы он последовал зову традиций и сделал карьеру в медицине.

Стивен родился и вырос в деревне Гленриддинг в Озерном Крае и провел счастливое детство в горах Камбрии. Он хорошо учился в школе и, как от многих одаренных детей, от него ждали карьеры в области медицины. Он подчинился этому давлению — в основном, чтобы угодить родителям и учителям — но после окончания университета и прохождения практики признался себе и наиболее близким людям, что ему не по душе перспектива всю жизнь работать врачом.

Вместо того чтобы плыть по течению, Стивен принял серьезное решение — уволиться из больницы, где работал младшим врачом-стажером, и пойти в армию. Благодаря крепкому телосложению и врожденным спортивным способностям, он чувствовал себя как рыба в воде. Стивен сделал успешную карьеру, начав со службы впарашютно-десантных войсках и закончив вступлением в войска спецназа, что дало ему возможность побывать во многих горячих точках мира. Армия, всегда стремившаяся брать по максимуму, никогда не теряла из виду его медицинского образования, и со временем он стал экспертом в полевой медицине — медицине поля битвы, где операционной Стивену служили пустыни и джунгли.

Однако спецназ — игра для молодых, и, перешагнув тридцатилетний рубеж, Стивен оказался лицом к лицу с неопределенным будущим в качестве штатского. Его навыки, приобретенные за годы участия в военных действиях, в гражданской медицине были востребованы мало, а менять профессию, по его мнению, было поздно. Ему оставалась лишь какая-нибудь «периферийная» работа — консультантом в фармацевтической компании или штатным врачом в крупном коммерческом предприятии. Однако Стивену удалось избежать этой малоприятной перспективы с помощью Джона Макмиллана — теперь уже сэра Джона Макмиллана, который заведовал небольшим следовательским отделом — инспекторатом «Сай-Мед» при Министерстве внутренних дел Великобритании. Этот отдел занимался правонарушениями в высокотехнологичных областях науки и медицины, где полиция была малокомпетентна или некомпетентна вовсе. Макмиллан подбирал сотрудников с научным или медицинским образованием, но никогда не брал новичков: он требовал, чтобы все следователи серьезно поработали в условиях реальной жизни, прежде чем прийти к нему, и достойно проявили себя в максимально стрессовых ситуациях. Игры в пейнтбол по выходным и сплав по бурной реке с коллегами по работе не засчитывались, попадание под обстрел в Косово — да. А превыше всего в своих подчиненных Макмиллан ценил здравый смысл.

За несколько лет Стивен быстро стал одним из главных следователей «Сай-Мед», но для этого ему пришлось в какой-то степени пожертвовать личной жизнью. Его работа и близко не стояла с обычным офисным расписанием «с девяти до пяти», и хотя он упорно пытался преуменьшить ее риск — даже перед самим собой — опасность всегда была неотъемлемой ее частью, в чем Стивен неоднократно убеждался на собственной шкуре. Причиной нежелания признавать это было глубочайшее чувство вины, которую он ощущал, сознательно продолжая заниматься опасной работой, будучи при этом отцом маленькой девочки, которая уже потеряла мать. Какой бы счастливой и размеренной ни была жизнь Дженни в семье Сью и Питера, это не снимало с него ответственность за ее судьбу.

После смерти Лизы Стивен был уверен, что никогда больше не встретит женщину, с которой захотел бы быть вместе, однако за прошедшие годы жизнь несколько раз испытывала эту уверенность на прочность, каждый раз подтверждая народную мудрость: «время — великий врач». И каждый раз Стивен вынужден был заново пересматривать ситуацию с Дженни и свое отношение к семейной жизни, однако обстоятельства всегда менялись прежде, чем требовалось перейти Рубикон. В любви ему катастрофически не везло по разным причинам — начиная с трагедии и заканчивая банальной бытовой несовместимостью. Но теперь в его жизнь вошла Талли, и перед Стивеном вновь встали все старые вопросы.

После первой встречи Талли и Дженни Стивен был уверен, что они вполне смогли бы поладить, но Талли нужно было думать о собственной карьере. Сейчас она работала старшим ординатором в больнице Лестера, но скоро ей предстояло повышение в виде должности врача-консультанта, и это могло быть в какой угодно точке страны. Стивен не мог ожидать от Талли, что она бросит свою работу ради возможности поиграть в «маленький домик в прерии».

— Простите за задержку, леди и джентльмены, нам наконец-то дали разрешение на посадку, — прозвучал в динамиках голос капитана, положив конец невеселым размышлениям Стивена.


Открыв дверь в свою квартиру, расположенную в районе Мальборо Корт, Стивен поморщился — он всегда терпеть не мог возвращаться домой после долгого отсутствия. Холодная пустая квартира вызывала у него гнетущую тоску и неизменно напоминала о самой большой потере в его жизни. Как обычно, он попытался заглушить это чувство, включив все электроприборы — начиная от центрального отопления и заканчивая телевизором и электрическим чайником; включать свет на этот раз не было необходимости, так как было позднее утро и в окна ярко светило солнце.

В поступившем от «Сай-Мед» распоряжении вернуться в Лондон ничего не говорилось о срочности, поэтому Стивен сварил себе кофе и уселся с чашкой в свое любимое кресло у окна, где сквозь просвет в стоявших напротив домах виднелась река. Следя за ее неторопливым течением, он принялся составлять план действий. Его не было дома две недели, поэтому первым делом надо было проверить, не разрядился ли аккумулятор его новенького «Порше». Кроме того, ему придется заполнить холодильник, который он опустошил перед тем, как уехать в Шотландию. Поход в магазин был неизбежен, но Стивен решил перенести его на поздний вечер, чтобы избежать очередей.

Допив кофе, Стивен побрился, затем сменил удобные джинсы и рубашку поло на официальную одежду. Джон Макмиллан был в высшей степени старомоден, когда дело касалось внешнего вида сотрудников. «Стадо», как он выражался, может перестать носить галстуки и ходить на работу в кроссовках, а его люди — нет. Темно-синий костюм Стивена, галстук парашютно-десантных войск и начищенные до блеска оксфордские туфли вполне отвечали этому требованию.

Он решил отправиться в министерство после обеденного перерыва — на тот случай, если у Макмиллана сегодня по расписанию бизнес-ланч. Обычно начальник перекусывал бутербродами за рабочим столом, но как минимум раз в неделю он приглашал кого-нибудь из «коридоров власти» пообедать с ним в его клубе. Это был его способ оставаться в курсе происходящего в парламенте Великобритании. При желании Макмиллан мог выглядеть воплощением чиновника английского правительства — высокий, седоволосый, элегантный и аристократичный, с обходительными манерами, однако во многих отношениях он был диссидентом, ревностно оберегавшим независимость «Сай-Мед» и пресекавшим все попытки контролировать его действия.

Остановившись в закусочной на берегу реки, Стивен утолил голод сэндвичем в сопровождении кружки чешского пива, а затем отправился в Министерство внутренних дел.

— Давненько вас не было, — улыбнулся охранник, когда Стивен показал свое удостоверение. Джин Робертс, секретарь Макмиллана, сказала примерно то же самое, когда Стивен просунул голову в дверь ее приемной.

Как всегда, она подробно расспросила о Дженни и ее успехах в школе, и, как всегда, Стивен поинтересовался, как идут дела в Баховском хоровом обществе, которое было основным увлечением Джин во внерабочее время. Затем последовала легкая пауза, после которой Джин поинтересовалась:

— А как у тебя… на личном фронте?

— Все отлично, — бодро отозвался Стивен и добавил в ответ на вопросительный взгляд поверх очков: — Честно! Спасибо, что спросила…

— Ну, хорошо, — сказала Джин, решив на этот раз поверить его словам. — Рада, что вернулся. — Нажав кнопку селектора, она сообщила начальнику о прибытии мистера Данбара.

Шестнадцать

— …В настоящее время Мотрэм находится в изолированном боксе городской больницы Шотландских границ, под Мелрозом, — закончил Джон Макмиллан свой рассказ. — Его держат на больших дозах успокоительных ради безопасности медсестер и медперсонала, и он будет оставаться в больнице до тех пор, пока не будут готовы результаты всех анализов.

— Ну и история, — задумчиво протянул Стивен. — А почему он вообще решил проводить раскопки в Драйбургском аббатстве?

— По словам его жены, несколько недель назад с Мотрэмом связался мастер Бейллиол-Колледжа. В распоряжении колледжа оказались какие-то древние письма, в которых говорилось, что тела нескольких жертв чумы — солдат шотландской армии, которая стояла лагерем в Селкеркском лесу в середине четырнадцатого века в ожидании возможности начать вторжение — были забальзамированы по просьбе их родственников. Работу выполняло известное семейство, которое специализировалось на подобных процедурах, после чего тела были захоронены в секретной могиле. Судя по всему, это же семейство отвечало за бальзамирование сердца лорда Галлоуэя, Джона Бейллиола… чтобы жена могла носить его с собой в специальной шкатулке, — Макмиллан поморщился. — Не совсем обычный способ напоминать себе о бренности бытия.

— Деворджилла, — сказал Стивен.

— Вы знаете эту историю? — удивленно воскликнул Макмиллан.

— Вы забыли, моя дочь живет в том районе. Эта леди хорошо известна в Дамфрисе и Гэллоуэе. На днях мы с Дженни как раз проходили мимо моста Деворджиллы. А почему Бейллиол-Колледж обратился именно к Мотрэму?

— Мотрэм интересуется эпидемиями чумы прошлых веков и их причинами, хотя на самом деле он известный специалист по клеточной биологии и ведущий эксперт в области механизмов передачи вирусных инфекций. Его личный конек — это уверенность, что чума была вызвана вирусом, а не бактерией, как нас всех учили. Если бы тела в могиле сохранились достаточно хорошо, у Мотрэма был бы шанс доказать свою теорию.

— Но тела не сохранились…

— Насколько я понял, они банально «обратились в прах».

— И какой интерес это все представляет для нас?

Макмиллан поставил локти на стол и оперся подбородком на переплетенные пальцы.

— Вполне может оказаться, что у этого ученого приключилось нервное расстройство — возможно, в результате разочарования, которое его охватило, когда он обнаружил, что от тела в могиле остались лишь пыль и прах. Однако, с другой стороны, его состояние может быть связано…

— …С самой этой пылью, — докончил за него Стивен.

— Точно. Бульварная пресса изо всех сил старается раздуть панику сказками о проклятиях, дошедших до нас через века. Было бы неплохо получить более объективную картину происходящего.

Стивен кивнул.

— Насколько я понимаю, место происшествия оцеплено?

— И аббатство закрыто для посещений. Эпидемия — последнее, что нужно сейчас нашей стране, в довершение всех неприятностей.

— Не сомневаюсь, что пресса истолкует это как проклятие Господа, обрушившееся на нас… — улыбнулся Стивен. — А что с остальными людьми, которые присутствовали на месте в тот момент? Мотрэм ведь наверняка был не один?

— Да, с ним были еще трое — парочка ребят из геодезической компании «Макстон», которые определили местоположение погребальной камеры и провели раскопки, и инспектор из «Исторической Шотландии», который приглядывал за ними… — Макмиллан полистал свои записи, — Алан Блэкстоун. Кроме Мотрэма, никто в могилу не входил, однако, лишившись рассудка, он нанес остальным травмы различной степени тяжести. Больше всего досталось Блэкстоуну: Мотрэм размозжил ему тяжелым фонарем половину лица. В настоящий момент его готовят к челюстно-лицевой операции в больнице Эдинбурга. Остальные двое идут на поправку. Один лишился сознания от удара по затылку, а у второго повреждена нога — ковш экскаватора перебил колено, но все трое вполне в здравом уме и, спешу вас обрадовать — никаких признаков инфекции.

— Видимо, сначала мне стоит поговорить с ними.

— Джин приготовила вам досье с именами и адресами, — кивнул Макмиллан.

— Кто еще участвует в этом расследовании?

Макмиллан улыбнулся.

— Обычная компания — хотя полицию отозвали, поскольку Мотрэма держат в больнице и, возможно, отправят на принудительное лечение по закону о психическом здоровье, а пострадавшие не хотят возбуждать дело, учитывая обстоятельства. Однако представители службы здравоохранения, «Охраны здоровья» и основные комиссии по чрезвычайным ситуациям в этой сфере обязательно примут участие в расследовании. Портон-Даун тоже проявил интерес и наверняка скажет свое веское слово.

Стивен слегка нахмурился при упоминании о лаборатории при Министерстве обороны, занимающейся вопросами химической и бактериологической защиты.

— Вот так сюрприз, — пробормотал он.

— Думаю, стоит ожидать, что они захотят обследовать гробницу, вычистить там все и взять образцы пыли. Возможно, они установят на месте передвижную лабораторию, как и остальные организации, но вы имеете такое же право находиться там и задавать вопросы. Не позволяйте им оттеснить себя.

— А то, — отозвался Стивен. У него за плечами уже было несколько эпизодов противостояния с Портон-Дауном. — О чем еще мне следует позаботиться?

Макмиллан скривился.

— Не обошлось без религиозного интереса, — сказал он. — Сейчас идет межконфессиональная дискуссия по поводу того, что делать с обитателями склепа и как утилизировать их останки — тот самый прах, но вам не стоит об этом беспокоиться. Никто ничего не может предпринять, пока не будет объявлено извещение о прекращении дела, а это произойдет только тогда, когда представители службы здравоохранения решат, что опасности нет. Я проинформировал соответствующие структуры, что «Сай-Мед» интересуется происходящим.

— Тогда приступим.


Вернувшись домой, Стивен внимательно изучил досье. Впрочем, изучать было почти нечего. Джон Мотрэм, пятидесятидвухлетний преподаватель Ньюкаслского университета, был признанным экспертом в области передачи вирусных инфекций. Он проживал вместе со своей женой Кассандрой в деревне Лонгторн, чуть севернее Ньюкасла, она работала в частной медицинской компании, обслуживающей их район. В анамнезе у Мотрэма не было психических заболеваний и особых проблем со здоровьем. Во всех отношениях это был совершенно нормальный, уважаемый в своей среде человек, у которого, безо всякой видимой причины, поехала крыша после того, как он побывал в могиле семисотлетней давности, где покоились жертвы «черной смерти».

Понимая, что внимание Макмиллана привлекла именно связь с чумой, Стивен задумался над фактом, что это заболевание вызывает страх и ужас даже по прошествии семи сотен лет после того, как оно выкосило треть населения Европы. Простого упоминания о чуме в двадцать первом веке было достаточно, чтобы побудить «Сай-Мед» начать расследование.

Поначалу Стивен был готов отмести любую возможность связи между чумой и болезнью Мотрэма. Однако тем самым он соглашался с фактом, против которого спорил Мотрэм — что «черная смерть» представляла собой эпидемию бубонной чумы. Действительно, бактерии не могли сохраниться в прахе разложившихся тел столь долгое время, кроме того, среди разнообразных и ужасающих симптомов чумы не фигурировало сумасшествие. Однако все доводы были бы неактуальны, если бы «черную смерть» вызывал совершенно иной возбудитель. Мысль отнюдь не утешительная…

Информация о том, что происшествием заинтересовался Портон-Даун, тоже не способствовала поднятию духа. Стивен сильно сомневался, что в случае, если будет доказано наличие прежде неизвестного микробного агента, ученые Портон-Дауна поделятся своими открытиями с широким научным сообществом. Если смотреть правде в глаза, такое было просто невероятно. Скорее следовало ожидать: Министерство обороны объявит, что дело подпадает под действие Закона о государственной тайне. Чем скорее Стивен попадет на место происшествия, тем лучше.

Малейшее упоминание о биологической войне вызывало у Стивена стойкое отвращение. Сама идея того, что представители Homo Sapiens готовы вступить в сговор с микробами — до сих пор являвшимися проклятием человечества — с целью создания еще более опасных вирусов и бактерий, казалась ему воплощением дьяволизма. Стивен прекрасно понимал: Портон-Даун будет настаивать на том, что их интересуют исключительно меры защиты государства, но так заявляет любая военная лаборатория, работающая с микробами. Достаточно было вспомнить о лабораториях, полных вирусов оспы, которых полно было в Советском Союзе после падения Берлинской стены — именно в то время, когда Всемирная Организация Здравоохранения обсуждала, стоит ли уничтожать последние лабораторные штаммы этого вируса, чтобы освободить планету от оспы.

Стивен попытался отвлечься от невеселых размышлений решением более приземленных вопросов. В Шотландии ему понадобится автомобиль. Стоит ли добраться до Эдинбурга или Глазго самолетом и арендовать автомобиль на все время пребывания в стране — или отправиться на север на своей машине? Чтобы определиться, нужно выяснить один момент. Стивен принялся пролистывать папку, которую подготовила для него Джин Робертс, в поисках телефонного номера областного отдела здравоохранения.

Поговорив с доктором Кеннетом Глассом, заведующим облздравотделом, который занимался происшествием в Драйбурге, Стивен узнал хорошую новость — его сотрудники первыми оказались на месте происшествия. Они уже побывали склепе, разумеется, при строгом соблюдении правил биологической безопасности, и взяли всевозможные образцы для анализов. Опасения, что Портон-Даун и Министерство обороны доберутся в аббатство первыми и закроют остальным заинтересованным лицам доступ в склеп, оказались беспочвенными. Стивен решил отправиться в Шотландию на своем автомобиле.

Семнадцать

Рано утром Стивен тронулся в путь. Он с нетерпением предвкушал возможность проверить свой новый «Порше Бокстер», который он приобрел вместо предыдущего автомобиля, пострадавшего во время выполнения последнего задания. К счастью, «Сай-Мед» брал на себя решение вопросов страхования имущества своих сотрудников, и Стивену не пришлось объяснять в агентстве, при каких обстоятельствах его автомобиль слетел с трассы в поле и превратился в столб пламени.

К полудню Стивен добрался до Шотландии, но только съехав с автомагистрали и оказавшись на открытой всем ветрам проселочной дороге, он начал по-настоящему наслаждаться своим автомобилем. Радостное возбуждение от скоростной езды по петляющим дорогам все еще бурлило в крови Стивена, когда он поставил автомобиль на стоянку Центральной больницы Шотландских границ и заглушил мотор. В этой больнице находился не только Джон Мотрэм. Тони Филдинг, чье колено было травмировано металлическим ковшом экскаватора, проходил здесь лечение в ортопедическом отделении.

В отличие от больниц центральной части города, где всегда крайне трудно найти место на стоянке, здесь было на удивление просторно. В приподнятом настроении Стивен вышел из машины и направился к регистратуре, где попросил о встрече с доктором Тоби Майлзом, который, как указывалось в досье, был лечащим врачом Мотрэма.

Майлз оказался приземистым круглым человеком с жесткими как проволока волосами и красным лицом. На нем был серый костюм в мелкую полоску, розовая рубашка и пурпурный галстук, который лишь подчеркивал нездоровый цвет лица. Внимательно изучив удостоверение Стивена, Майлз вернул его и спросил:

— Чем могу помочь, доктор Данбар?

— Насколько я понимаю, вы лечащий психиатр Джона Мотрэма. Мне бы хотелось узнать ваше мнение о том, что с ним произошло.

Казалось, прошла вечность, прежде чем Майлз вышел из задумчивости, и Стивен даже заподозрил собеседника в склонности к театральным эффектам, когда тот наконец сказал:

— Сожалею, доктор Данбар, но, по правде говоря, я не знаю. Джон Мотрэм просто сошел с ума.

— Это слишком сложное объяснение для меня, доктор, — сказал Стивен с улыбкой, и лед между ними был разбит.

— Я никогда не видел ничего подобного, — признался Майлз. — Мне сказали, что у него нервный срыв, но сейчас я склонен думать, что проблема совсем не психиатрического плана. Это больше похоже на делириум, и тот факт, что у больного имеются проблемы с дыханием, подтверждает это. Кроме того, в анализах обнаружились признаки нарушения работы печени, так что этот случай уже выходит за рамки моей компетенции и должен быть передан в руки терапевтов. Конечно в первые моменты после происшествия совершенно естественным было предположить, что доктор Мотрэм страдает от некоего расстройства здоровья, вызванного стрессом или нервным потрясением, но это не так. Сейчас клинические проявления все больше похожи на отравление или инфекционное заболевание.

Это было совсем не то, что Стивену хотелось услышать. Призрак опасности, выпущенной из средневековой могилы, чтобы посеять панику в современном обществе, пока отказывался сдаваться.

— Будем надеяться, что случай излечим, — сказал он без тени улыбки.

Майлз пожал плечами.

— Может быть, все прояснится, когда будут готовы все лабораторные анализы.

— Он в сознании?

— Временами. Нам приходится постоянно вводить успокоительные, чтобы не подвергать опасности медсестер. При попытке снизить дозу он начинает буйствовать.

— Доктор Мотрэм говорит хоть что-то, проливающее свет на случившееся?

— Лишь отдельные слова и ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке происходящего у него в голове.

— Слова английские?

— О, да! Он не говорит на неизвестных языках, если вы это имеете в виду. Слова английские, но явно возникают у него в сознании в случайном порядке, так что никакой последовательности мышления выявить пока не удалось.

— Бедняга…

— Вы хотели бы взглянуть на него?

Стивен кивнул.

— Хотя бы соотнесу имя с живым человеком, — сказал он и, поднявшись на ноги, последовал за Майлзом.

Джон Мотрэм находился в запертой комнате под постоянным видеонаблюдением. Он будет оставаться там до тех пор, пока врачи не исключат вероятность того, что он страдает от инфекционного заболевания. Ученый бодрствовал, половину его лица закрывала кислородная маска. На первый взгляд — обычный пятидесятидвухлетний мужчина, подумал Стивен, но присмотревшись внимательнее, убедился, что доктор Мотрэм вряд ли осознает происходящее вокруг. Он не спал, однако как будто ничего не видел. Стивен указал на это Майлзу.

— Он не слеп, — сказал врач. — Следит глазами за медсестрой, когда она входит в палату. Вряд ли он воспринимает ее как личность, но явно ее видит, мы в этом уверены.

Майлз прибавил громкость динамиков. Мотрэм что-то бормотал себе под нос, но, как и предупредил психиатр, это казалось потоком случайных слов.

— Красный, семнадцать, синий, крути, поворачивай, толчок, алмазы, алмазы, трава, желтый, небо…

Поблагодарив Майлза за помощь, Стивен вышел. Теперь ему предстояло посетить ортопедическое отделение.


Он застал Тони Филдинга за разгадыванием кроссворда в газете «Таймс». Филдинг лежал один в двухместной палате, из окна которой открывался чудесный вид на горы. Его левая нога была в гипсе, на котором уже красовалось несколько подписей. Стивен улыбнулся, прочитав фразу, написанную красным карандашом: «Папа, я тебя люблю. Льюис».

— Ему семь, — пояснил Филдинг.

Представившись Филдингу, Стивен объяснил причину интереса «Сай-Мед» к этому делу.

— Удачи вам! — отозвался Филдинг. — Пока еще никому не удалось выяснить, что нашло на Джона. Выйдя из могилы, он был словно одержим дьяволом. Господи, я уже говорю словами бульварной прессы!

Стивен снова улыбнулся — этот человек ему определенно нравился.

— Такие фразы, как назло, легко запоминаются, — сочувственно сказал он.

— Главное — не использовать это выражение, если снова появятся журналисты, — усмехнулся Филдинг.

— Насколько я понимаю, вы не имеете ни малейшего представления, что произошло с доктором Мотрэмом?

— Ни малейшего. До того, как Джон вошел в склеп, он был приятнейшим парнем из всех, с кем мне доводилось встречаться, но когда он вышел… — Филдинг поморщился. — У него в голове была только одна мысль — убить. Господи, я снова так выразился! Надо следить за своей речью… В общем, я считаю, мне повезло, что я отделался только вот этим, — он похлопал по загипсованной ноге. — Если бы Джону действительно удалось пустить экскаватор под уклон, сейчас некому было бы рассказывать все это.

— Жутковатая история, — покачал головой Стивен. — Я так понимаю, вы лично не входили в могилу?

— Никто из нас не входил, кроме Джона. А вы действительно думаете, что там что-то есть? Что-то… из прошлого?

— Здравый смысл говорит, что нет, — пожал плечами Стивен. — С другой стороны, я даже представить не могу причину, по которой Джон оказался в таком состоянии. Однако… просто для записи, — попросил он, доставая блокнот, — вы могли бы рассказать обо всем, что случилось в тот день — до того момента, как доктор Мотрэм вошел в могилу?

Филдинг надул щеки и медленно выдохнул.

— Особо говорить-то и нечего. Мы четверо — Джон, Алан Блэкстоун, Лес и я — встретились на автостоянке аббатства и ждали, пока люди из «Охраны здоровья» проинспектируют оборудование, которое мы собирались использовать для раскопок. Когда они закончили ставить галочки в своих анкетах и дали нам отмашку, мы пошли в гостиницу к санитарному врачу, назначенному службой здравоохранения. Он по-быстрому расспросил нас о здоровье, поставил прививку от столбняка и сказал, что с его стороны претензий нет. Затем вся наша компания отправилась на место раскопок, и мы с Лесом начали расшатывать камни в могильной стене. Когда мы закончили, то передали инициативу Джону и наблюдали, как он извлекает камни, чтобы получился проход. Затем он скрылся внутри и пробыл там довольно долго — больше двадцати минут, но мы решили, что он переживает, так сказать, свой момент славы, и не стали его беспокоить.

— Что произошло, когда доктор Мотрэм наконец вышел?

— Сразу было видно, что с ним что-то не то… Он с трудом открыл пластиковый полог, и я подал ему руку. Алан попытался заговорить с ним, и тут… начался ад. Джон точно съехал с катушек. Он ударил Алана по лицу фонарем, который держал в руке, а затем ударил Леса, когда тот попытался помочь Алану. В итоге мы трое свалились в канаву, а Джон явно вознамерился задавить нас экскаватором. На наше счастье, он не справился с управлением, и это спасло нам жизнь. Экскаватор завалился на бок, а Джона выбросило наружу.

— Он потерял сознание от удара?

— Нет, — сказал Филдинг задумчиво. — То есть, я точно могу сказать, что он не ударился головой. Мне показалось, что ему стало трудно дышать. Он какое-то время лежал на траве, хватая ртом воздух, а затем, слава Богу, отключился.

Стивен поблагодарил Филдинга за помощь и вышел из больницы. Взглянув на часы, он обнаружил, что еще успеет поговорить с Кеннетом Глассом из службы здравоохранения, если отправится туда сейчас же. Стивен решил так и сделать, отложив посещение места происшествия в Драйбурге, поскольку в четыре часа дня в марте уже начинало темнеть. В аббатство он наведается завтра с утра.

Гласс оказался приятным обходительным человеком лет тридцати пяти, крепко стоявшим на земле обеими ногами, и с ходу отмел любую идею проклятья или чумы, «дошедшей до нас через века».

— Некоторые анализы еще не готовы, — объяснил он, — но, думаю, я могу сказать вам, что произошло с доктором Мотрэмом.

— Можете? — воскликнул Стивен. — Это замечательно… Или наоборот, если окажется, что мы — на пороге эпидемии…

— Ничего подобного, — отмахнулся Гласс. — В лаборатории обнаружили, что доктор Мотрэм отравился микотоксином рода Аманита,[8] — причем, очень большой дозой…

— Да-да, продолжайте, пожалуйста, — в нетерпении попросил Стивен.

— Мы не считаем, что в склепе присутствуют какие-либо живые организмы. Скорее всего, там произошло накопление большого количество спор грибов, они и присутствовали в пыли, которую поднял Мотрэм, войдя внутрь. Мы думаем, что он вдохнул их, когда снял маску, что и привело к нарушению дыхания и поражению печени, клинические проявления которого мы уже отмечаем.

— А психическое расстройство?

— Нет нужды говорить, что может натворить большая доза микотоксина. Это очень сильный яд!

— Что ж, мы все у вас в долгу, доктор! — с чувством произнес Стивен. — Получается, что у доктора Мотрэма не было никакого нервного припадка, и его не поразил какой-то средневековый микроб. Он отравился.

— Именно так все и выглядит, — согласился Гласс. — Однако есть один момент, вызывающий недоумение…

— Какой же?

— Мы не смогли обнаружить этих спор в пробах воздуха, взятых в склепе. До сих пор все анализы показывают, что в могиле нет ничего, кроме безвредной пыли.

— Насколько я понимаю, входя внутрь, ваши сотрудники были одеты в биозащитные костюмы?

— Разумеется! Но мы провели всевозможные анализы. Воздух в склепе, конечно, не назовешь особо свежим, но в биологическом отношении он совершенно нормальный. Джону Мотрэму, должно быть, сильно не повезло: споры могли присутствовать в останках одного из тел, которое доктор решил вскрыть.

— Бедняга, — вздохнул Стивен. — Но, слава Богу, вы нашли ответ. Чем скорее пресса успокоится и снова займется своими любимыми ворами-банкирами, тем лучше.

— Согласен с вами, — кивнул Гласс. — Кстати, наша передвижная лаборатория еще на месте происшествия. Вы можете воспользоваться ею для любых анализов, какие сочтете нужными. Когда все заинтересованные лица закончат брать пробы, мы проведем полную дезинфекцию.


Стивен вернулся за руль, чувствуя огромное облегчение. Никакой опасности эпидемии в результате вскрытия могилы не существовало. Мотрэм отравился, надышавшись грибковыми спорами, что не имело абсолютно никакого отношения к чуме. Единственной проблемой Стивена теперь было то, что ему негде остановиться на ночь, если он по-прежнему намеревается осмотреть место раскопок завтра утром. Но потом он вспомнил, что в папке, подготовленной Джин Робертс, говорилось о гостинице при Драйбургском аббатстве. Он позвонил туда и забронировал номер.

Восемнадцать

Уже стемнело, когда Стивен наконец добрался до гостиницы. Он был рад, что его рабочий день закончился, доволен тем, что расследование наконец сдвинулось с мертвой точки, но в то же время чувствовал страшную усталость после долгого переезда из Лондона и беседы с двумя ключевыми персонажами драмы — хотя в случае Джона Мотрэма «беседа», конечно, была неподходящим словом. Больше всего Стивену нужен был сейчас горячий душ, пара бокалов джин-тоника и пристойный ужин.

Даже в темноте было видно, насколько близко гостиница расположена к руинам аббатства, и, судя по шуму бегущей воды, река Твид была совсем рядом. Идиллическое месторасположение, подумал Стивен, остановившись, чтобы полюбоваться ночным небом.

Обменявшись дежурными любезностями с девушкой за стойкой регистрации, Стивен поинтересовался, насколько заполнена гостиница.

— На прошлой неделе, после того, что случилось с доктором Мотрэмом, у нас был аншлаг, но сейчас гостиница заполнена как обычно — примерно на одну треть, — охотно объяснила та. — А перед Пасхой опять будет много народу.

— Вы знали доктора Мотрэма? — удивился Стивен, услышав имя ученого.

— Он со своими коллегами несколько раз заходил к нам выпить кофе и перекусить, когда готовились к раскопкам. Как вы, наверное, заметили, мы находимся совсем рядом с аббатством. Приятный человек, гораздо приятнее, чем все эти журналисты, которые толпой хлынули сюда после того, что случилось.

Стивен улыбнулся.

— О господи! — испуганно воскликнула девушка. — Вы ведь не журналист, надеюсь?

— Нет, — рассмеялся Стивен. — Просто пытаюсь выяснить, что случилось. Кстати, могу я получить номер с видом на аббатство?

— Без проблем. Я дам вам номер, в котором за прошлую неделю побывали все журналисты. Это было похоже на налет саранчи, — фыркнула девушка. — А теперь стая переместилась на новые пастбища.

— А ученые случайно не появлялись? — спросил Стивен, имея в виду заявленный интерес Портон-Дауна.

— Если и появлялись, то нам они не представились.

Стивен не спешил расписываться в журнале, пробегая глазами список имен в надежде встретить кого-нибудь знакомого, но напрасно.

— Сегодня аббатство смотрится особенно красиво, — сообщила девушка, вручая ему ключи. — Чистое небо, полная луна…

После ужина Стивен немного посидел в холле, потягивая кофе с бренди и перебирая туристические буклеты, наперебой расхваливавшие красоты аббатства. Красочные фотографии в сочетании с действительно великолепным видом, открывавшимся из окна его номера, побудили его прогуляться в одиночестве. Сунув в карман маленькую карту развалин, любезно предлагавшуюся в одном из рекламных проспектов, Стивен вышел на улицу.

Из буклетов он узнал, что Драйбургское аббатство было последним пристанищем сэра Вальтера Скотта и фельдмаршала Дугласа Хейга, двух совершенно разных людей. Известный новеллист романтизировал горную Шотландию и ее клановую культуру до неузнаваемости, тогда как вояка тысячами посылал своих людей на верную смерть в аду Первой мировой — войны, которая должна была положить конец всем другим войнам. Стивен размышлял об этой несправедливости, стоя у могилы Вальтера Скотта, расположенной в двух шагах от надгробного памятника Дугласа Хейга.

Трава начала покрываться изморозью, которая посверкивала в лунном свете, казавшемся необычно ярким в атмосфере, лишенной обычного для города светового загрязнения. Стивен дошел до восточного края аббатства, где, по его расчетам, находился капитул. Он хотел прочувствовать атмосферу этого места, которое стало свидетелем такого количества исторических событий. На ступенях восточной галереи сверкал иней. Стивен осторожно спустился по ним и, обойдя вокруг капитула, остановился у начала каменной лестницы, уходящей в темноту. Снизу до него доносился сильный запах влажной штукатурки и чего-то еще… В тот самый момент, когда Стивен понял, что это был запах мужского одеколона — он услышал металлический щелчок взведенного курка. Метнувшись назад, он перекатился по покрытой инеем траве, уходя из поля зрения того, кто стоял внизу.

В следующее мгновение он поднялся на ноги, готовый броситься к ступеням галереи и опасаясь, что не успеет, и вдруг снизу до него донесся смех.

— А ты шустрый, Данбар! — сказал мужской голос. — Мне просто повезло, что ты без оружия.

Стивен узнал голос, но никак не мог вспомнить имя. Кто бы это ни был — этот человек знал его и знал, что он безоружен. Стивен действительно не носил оружия, за исключением случаев, когда его жизни угрожала опасность.

— Кто вы? — резко выкрикнул он.

На каменные ступеньки поднялся высокий мужчина и вышел на лунный свет. Стивен разглядел высокий лоб и слегка выступающий подбородок.

— Риксен, разведслужба! — воскликнул он, узнав офицера разведки, с которым пересекался однажды, выполняя задание. — Что за игры, черт побери?

— Не смог устоять, старина. Я только что приехал. Когда увидел в журнале твое имя и девочка за стойкой сказала мне, что ты вышел прогуляться… решил устроить тебе небольшую проверку.

Стивен чувствовал злость, смешанную с облегчением. Чтобы успокоиться, он принялся счищать с одежды иней и остатки травы.

— И что ты тут делаешь? — поинтересовался он, когда наконец взял себя в руки.

— Няней работаю, — усмехнулся Риксен. — Утром из Портон-Дауна приедет парочка яйцеголовых. Я должен присмотреть за ними, убедиться, что они взяли свои пробы или что там им еще нужно. — Риксен кивнул в сторону ступеней капитула. — А чем вызван интерес «Сай-Мед»?

— Хотим узнать, что случилось с Джоном Мотрэмом.

— Нервный срыв для ученого в порядке вещей, — хмыкнул Риксен. — Отличие данного случая в том, что этот срыв произошел в могиле семисотлетней давности, где были погребены жертвы чумы, и об этом пронюхали газетчики.

— Ты, видимо, еще не в курсе, — парировал Стивен. — Это не был нервный срыв. В лаборатории местной больницы выяснили, что Мотрэм отравился грибковыми спорами.

— Что ж, это избавляет нас от множества проблем, — пожал плечами Риксен. — И портит хорошую историю для бульварной прессы. Не желаешь выпить?

— После этого представления, которое ты устроил, выпивка за тобой.


Стивен в последний раз бросил взгляд в окно на развалины аббатства, затем задернул штору и лег спать. Ему было не по себе, но он никак не мог определить, в чем причина. Возможно, это было результатом дурацкого розыгрыша Риксена, но Стивен чувствовал, что дело в чем-то более серьезном. С разведслужбой у него всегда были непростые отношения. На первый взгляд, они с «Сай-Мед» были на одной стороне, но с одним важным отличием: «Сай-Мед» действовал независимо от правительства, тогда как разведслужба полностью ему подчинялась. В прошлом не раз бывало, что люди Джона Макмиллана беспощадно вытаскивали на свет божий то, что правительство и разведслужба предпочли бы скрыть. Из-за этого «Сай-Мед» был источником проблем для правительственных кругов, хотя каждое очередное руководство быстро начинало понимать, что любая попытка нейтрализовать «Сай-Мед» будет использована оппозицией Ее Величества как ниспосланная Богом возможность нажить политический капитал.

Лежа в темноте, Стивен планировал предстоящий день. Он осмотрит могилу — и что дальше? Изначально он собирался посетить Алана Блэкстоуна и Леса Смита, но учитывая то, что выяснила лаборатория, в этом уже не было особого смысла. Они могли лишь повторить рассказ Тони Филдинга, притом что, по уверениям Кеннета Гласса, в могиле кроме грибковых спор не скрывалось ничего странного.

Стивен еще немного поразмышлял о микотоксине, послужившем причиной плачевного состояния Мотрэма. «Большая доза», по словам Гласса, вызывала большое недоумение, учитывая, что персонал лаборатории не смог определить наличие грибковых спор во взятых ими пробах воздуха. Даже если Гласс был прав в том, что Мотрэму не повезло и споры находились в прахе того трупа, который он попытался вскрыть, следовало ожидать, что хоть какое-то количество этих спор будет присутствовать в склепе…

Девятнадцать

Стивен уже заканчивал завтракать, когда в гостиничном ресторане появился Риксен и уселся за его столик.

— Мои ребята будут часам к десяти, — сообщил он. — Какие у тебя планы?

— Собираюсь осмотреть могилу, — ответил Стивен.

— Хочешь убедиться, что твои предшественники не проморгали ангела смерти, сидящего в уголке? — хохотнул Риксен.

— Что-то в этом роде. Затем загляну в лабораторию службы здравоохранения, чтобы узнать, не удалось ли им выяснить что-нибудь еще. После этого с легкой душой вернусь домой. А ты?

— Если ребята из Портона получат, что нужно, свалю отсюда еще до обеда. Надеюсь, упаковка пыли не отнимет много времени.

Стивен взглянул на часы.

— Если я потороплюсь, то побываю там до их приезда, — сказал он, вставая из-за стола.

— До встречи! — кивнул Риксен.

Стивен не был до конца откровенен с Риксеном — он не упомянул, что собирается поговорить с женой Мотрэма, прежде чем возвращаться в Лондон. Возможно, это было результатом той «занозы», гнездившейся на задворках сознания, но он чувствовал необходимость узнать больше об этом ученом.

Он прошелся пешком до того места, где была установлена лаборатория службы здравоохранения, и представился дежурному.

— Доктор Гласс предупредил, что вы можете зайти, — сказала молодая рыжеволосая женщина, которая устанавливала оборудование для последующей дезинфекции помещения. — Вам, наверное, нужна униформа расхитителя гробниц?

За десять минут Стивен облачился в защитный костюм, надел маску и был готов войти в склеп через герметичный шлюз. В фонаре не было необходимости — сотрудники службы здравоохранения провели внутри временное освещение. Через пролом в стене был виден почти весь сводчатый склеп. На первый взгляд он напоминал спальню, в которой на каменных скамьях лежали шестнадцать черных человеческих фигур, по восемь с каждой стороны.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что в грудной клетке каждого тела имеется круглое отверстие — возможно, таким образом проверяли, что все трупы, как и тот, который попытался вскрыть Мотрэм, обратились в прах. С другой стороны, могло быть и так, что ученый от разочарования и отчаяния принялся пробивать кулаком каждое тело по очереди. Стивен поправил маску, затем сунул обтянутую перчаткой руку в одно отверстие. Рука без сопротивления прошла прямо до каменной скамьи: саван был пустой оболочкой, внутри которой остался лишь прах и хрупкие кости.

Какое невероятное разочарование должен был ощутить Мотрэм, когда обнаружил это. Обрадоваться, увидев, на первый взгляд, отлично сохранившиеся тела, но затем, при первом же прикосновении, обнаружить, что они превратились в прах… Несомненно, это было сокрушительным ударом для ученого, и Стивен легко мог представить, как Мотрэм в отчаянии срывает маску, проклиная злую судьбу — и при этом неосторожно вдыхает поднявшуюся пыль, зараженную микотоксином.

Смысла оставаться здесь дальше не было. Стивен вымылся в душе и прошел процедуру обеззараживания в передвижном модуле, подозревая, что это скорее формальность, чем необходимость, а затем узнал у дежурной, что никаких новых данных из лаборатории не поступало.

— Я разговаривала с доктором Глассом сегодня утром, — сообщила девушка. — Безвредная пыль, так он сказал. Он считает, что поход в общественный бассейн может быть опаснее, чем вдыхание этой пыли.

Следующим пунктом в плане Стивена была деревня Лонгторн. Выезжая со стоянки, он обратил внимание на только что прибывший белый фургон без опознавательных знаков. По сложным вентилирующим устройствам на крыше он понял, что это та самая передвижная лаборатория из Портона, которую ждал Риксен. При виде ее у Стивена снова возникло неприятное ощущение. Он явно что-то упустил…

Доктор Кэсси Мотрэм находилась в отпуске по семейным обстоятельствам, о чем Стивен узнал, позвонив ей утром на работу. По словам директора клиники, доктор Мотрэм пробовала ходить на работу как обычно, несмотря на случившееся, — но когда на сцене появились газетчики, она решила, что больше не может работать с пациентами. Некоторые из них всерьез опасались, что могут заразиться от нее чумой.

— И еще какое-то время народу потребуется, чтобы осмыслить, что такое микотоксин Amanita, — добавил директор.


Выражение крайнего раздражения, появившееся на лице Кэсси Мотрэм, когда она открыла дверь, заставило Стивена поспешно уверить ее, что он не имеет никакого отношения к прессе. Взглянув на его удостоверение, Кэсси сказала:

— Никогда о вас не слышала.

— О нас мало кто слышал, — отозвался Стивен с улыбкой и коротко объяснил, чем занимается «Сай-Мед». Пожав плечами, Кэсси впустила его в дом.

— Я готовлю обед, — сообщила она. — Если не возражаете, поговорим на кухне.

— Как вам будет удобно.

Устроившись на одном избарных стульев, Стивен некоторое время наблюдал, как Кэсси сосредоточенно смешивает ингредиенты, изредка заглядывая в поваренную книгу, лежавшую на стойке. Придя к выводу, что она просто пытается занять себя, чтобы хоть немного заглушить переживания о муже, он посочувствовал ей от всей души.

— Как дела у доктора Мотрэма? — поинтересовался он.

— Не очень, — хмуро ответила Кэсси, помолчала, сосредоточенно взвешивая муку на цифровых весах, а затем спросила: — Так что конкретно вы расследуете?

— Меня послали выяснить, что произошло с вашим мужем в могиле Драйбургского аббатства, — просто ответил Стивен.

— И имеет ли это отношение к трупам погибших от чумы, — добавила Кэсси с кривой улыбкой.

— Не скрою, мы опасаемся этого, — согласился Стивен. — Идея о том, что чума может вернуться, не на шутку встревожила обитателей Уайт-холла, но теперь мы знаем, что произошло на самом деле — сочетание грибковых спор и ужаснейшего невезения.

Кэсси искоса взглянула на Стивена и, помолчав, сказала:

— Буду откровенна с вами, доктор Данбар. Когда Джон сказал мне, что планирует вскрыть средневековую могилу, в которой захоронены погибшие от чумы, я была совсем не в восторге. Будучи врачом, я понимала, что мои страхи беспочвенны. Вероятность возникновения чумы в двадцать первом веке ничтожно мала, но даже при одной мысли о том, что такое возможно, волосы встают дыбом.

— Понимаю, о чем вы говорите, — кивнул Стивен. — Сегодня утром я побывал в этом склепе. Как бы ты себя ни готовил, стоит оказаться внутри, воображение начинает работать на всю катушку.

— Но ваши страхи оказались беспочвенными, доктор, а мои — нет, — грустно произнесла Кэсси, опуская руки. — Мой муж не вернулся ко мне. Сегодня утром, когда я звонила в больницу, врачи решали вопрос об искусственном жизнеобеспечении.

— Мне очень жаль. — Увидев тоску в глазах Кэсси, Стивен почувствовал, как комок подкатывает к горлу.

Однако она быстро взяла себя в руки.

— Хотите кофе, доктор Данбар?

— Не откажусь. Без сахара, пожалуйста.

Ощущая симпатию к хозяйке дома, Стивен предпринял попытку подбодрить ее:

— Теперь, когда врачи разобрались, что случилось с Джоном, им быстрее удастся найти лечение…

— На самом деле от врачей сейчас ничего не зависит, — возразила Кэсси. — Доктор Майлз отказался от Джона, а токсиколог, с которым я говорила, признался, что на данный момент ему нужно только искусственное жизнеобеспечение и хороший уход. Он считает, что Джон вдохнул очень большую дозу микотоксина.

— То же самое мне сказали сотрудники службы здравоохранения, — кивнул Стивен. — Однако их лаборатории не удалось найти никаких спор в образцах пыли и пробах воздуха, что вызывает у них сильное недоумение.

Кэсси пожала плечами, но ничего не ответила.

— Я тоже был озадачен, — продолжал Стивен, — поэтому проконсультировался по этому поводу с врачами из нашей лаборатории. По их мнению, дело могло быть не в дозе микотоксина, а в имевшейся у доктора Мотрэма гиперчувствительности. У него была какая-нибудь аллергия?

Кэсси в сомнении покачала головой.

— Разве что на кошек, — сказала она. — Он очень любил их, но начинал чесаться, если слишком долго с ними общался. Погладив кошку, он потом обязательно мыл руки, и только.

Однако Стивен не желал сдаваться.

— Другой причиной мог быть стресс. Как мне объяснили, в состоянии стресса у человека вполне может повыситься чувствительность к действию токсинов. Как вы считаете, Джон мог испытывать какое-то напряжение? У него в последнее время были проблемы?

Кэсси снова покачала головой.

— Четно говоря, я так не думаю. Вскрытие склепа в Драйбургском аббатстве занимало все его мысли в течение нескольких недель — с тех пор, как он получил письмо из Оксфорда.

Стивен кивнул, показывая, что в курсе насчет Бейллиол-Колледжа.

— Джон, конечно, расстроился, когда вмешалась «Охрана здоровья» и начало раскопок было отложено, но гораздо меньше, чем я ожидала. Я бы сказала, что он был скорее раздражен, чем расстроен.

— Да, эти люди кого угодно достанут, — сочувственно улыбнулся Стивен.

— А, еще ему пришлось съездить в Лондон. Поездка была не совсем обычной, но вряд ли могла стать причиной стресса. Все прошло нормально. — Увидев по выражению лица Стивена, что он не прочь услышать подробности, Кэсси продолжила: — Его вызвали в одну лондонскую клинику, чтобы обследовать человека, который должен был стать донором костного мозга для пациента с тяжелым лейкозом.

— А почему именно Джона, если эта больница находится в Лондоне?

— Это была, если можно так выразиться, услуга за услугу — компенсация за финансирование раскопок в Драйбурге. По условиям соглашения, финансирующая компания имела право вызвать его в качестве консультанта. Он отсутствовал всего один день, и собирался доделать часть анализов в своей лаборатории. Но это все делалось открыто, никакого давления и напряжения.

Стивен молча кивнул, ожидая продолжения.

— Вообще-то… Может быть, это не имеет никакого отношения к делу, но после той поездки произошла одна странная вещь…

— Какая же?

— Через несколько дней после возвращения Джона по телевизору в новостях показывали сюжет о молодом моряке, погибшем в Афганистане. Увидев фотографию на экране, Джон заявил, что это тот донор, с которым он работал в Лондоне.

— А это был он?

— Оказалось, Джон просто обознался. Моряк был ранен в Афганистане в тот самый день, когда Джон брал анализы у того парня в Лондоне.

Двадцать

Выехав из Лонгторна, Стивен позвонил Талли в Лестер.

— Стивен! Где ты сейчас?

— Двигаюсь на север. Собираюсь вернуться в Лондон. Послушай, я мог бы остановиться у тебя на ночь, если конечно, у тебя нет других планов.

— О, это было бы здорово! Я несколько раз звонила, хотела узнать, как ты. И все время попадала на твой автоответчик.

— А я на твой, — отозвался Стивен. — Давай сегодня где-нибудь поужинаем и наверстаем упущенное.


— Знаешь, в душе я романтик, — признался Стивен, подходя к французскому ресторану, где они с Талли обедали вскоре после их первой встречи.

— Приятное место, — улыбнулась Талли, разглядывая прованские плакаты на стенах. — Послушай, я знаю, что тебе пришлось нелегко. Я не собиралась… соревноваться с Дженни за твое внимание.

— Никогда не тешил себя иллюзией, что две женщины в жизни одного мужчины — это легко, — сказал Стивен с усмешкой, отдавая себе отчет, что начал опасную тему.

— Особенно когда вторую зовут Дженни и ей девять лет, — парировала Талли, бросив на него ледяной взгляд.

— Ты знаешь о моих чувствах к тебе…

— Если бы они были аналогичны твоим чувствам по отношению к твоему «Порше» — это было бы пределом моих мечтаний. Кстати, как тебе новая машина?

— Тебе и в подметки не годится.

— Ответ верный. Но слишком патетичный, Данбар. И все же я, видимо, должна радоваться, что он не полыхает сейчас где-нибудь в поле, а наш разговор не прерывают звуки выстрелов за окнами ресторана и звон разбитого стекла.

— Тот раз был исключением, — с нажимом сказал Стивен. — Обычно расследования, которыми занимается «Сай-Мед», совершенно простые и довольно скучные.

— И как же проходит текущее расследование? Или ты не можешь рассказать?

— Почему же, могу. Я побывал в Драйбургском аббатстве, расположенном в Шотландских границах. Один ученый сошел там с ума и напал на своих коллег после того, как вошел в средневековую могилу, где были захоронены шестнадцать жертв чумы.

— Я что-то читала в газетах, — кивнула Талли.

— Беспокойство «Сай-Мед» вызвала возможная связь состояния ученого с содержимым могилы.

— А что оказалось на самом деле?

— В могиле не было ничего, кроме праха и костей, что сильно расстроило всех, но, к несчастью для доктора Мотрэма, в прахе в большом количестве присутствовали токсичные грибковые споры. Он вдохнул их и получил тяжелое отравление микотоксином. Большой вопрос, выздоровеет ли он. Но теперь, когда повода для паники нет, службы здравоохранения продезинфицирует все помещение, и расследование будет закончено. Видишь, я же говорил, что ты преувеличиваешь опасности моей работы.

— М-м-м… — протянула Талли, все еще не убежденная до конца. — Чем займешься теперь?

— Пока не знаю. Вернувшись в Лондон, напишу отчет по Драйбургу, и узнаю, что мне приготовил Джон Макмиллан.

— Замечательно.

— Скорее всего, что-нибудь приземленное и скучное…

— Ну, хорошо, Данбар. Только смотри не переборщи.

— А ты чем занималась? — Стивен был рад возможности сменить тему.

— Работала не покладая рук в недоукомплектованной, недофинансированной, с излишком руководящего аппарата больнице, где начальство — и я употребляю этот термин в комическом смысле — больше озабочено заполнением анкет, чем лечением больных детей.

— То есть все без изменений…

— Государственная система здравоохранения, предмет зависти всего мира? Она прогнила насквозь, как и банковская система! Люди просто еще не осознали этого.

— Значит, пришла пора переменам, — подытожил Стивен. — Как тебе идея пойти работать на полную ставку мамой девятилетней девочки?

Несколько секунд Талли молча смотрела на него, затем вздохнула:

— Перестань придуриваться, Стивен. Мы все это уже проходили. Мне нужно делать карьеру, ты знаешь, насколько это для меня важно. Я люблю медицину, люблю детей, я ненавижу только эту убогую систему здравоохранения!

— Прости, — сказал Стивен. — Я знаю и, поверь мне, все понимаю.

— Понимаешь? — переспросила Талли, вглядываясь в его лицо, словно надеясь прочитать в нем правду.

— Да, — заверил ее Стивен. — Но еще… я люблю тебя, и это серьезно.

Талли уже собиралась сказать что-то, но тут зазвонил телефон Стивена. Извинившись, он объяснил, что должен ответить — сотрудники «Сай-Мед» не имели права отключать свои мобильные ни при каких обстоятельствах. Он вышел в небольшой коктейльный бар, примыкавший к ресторану, который в тот момент был пуст, и присел на барный стул.

— Доктор Данбар? Это Кэсси Мотрэм.

Стивен вспомнил, что, уходя, оставил Кэсси свою визитку и попросил звонить, если она вспомнит что-нибудь важное.

— Здравствуйте, доктор Мотрэм. Чем могу помочь?

— Вы смотрели вечерний выпуск новостей, доктор?

— Большую часть дня я провел в дороге. А что, там было что-то интересное?

— Оставляю за вами право решить, доктор. Но мне это показалось очень странным. Сообщите мне, пожалуйста, что думаете об этом, когда посмотрите новости.

Кэсси отключилась, и Стивен несколько секунд молча глядел на телефон в полной растерянности.

— Проблемы? — поинтересовалась Талли, когда он вернулся за столик.

Стивен пожал плечами.

— Даже не знаю. Это звонила Кэсси Мотрэм, жена того ученого, который отравился в Драйбурге — кстати, тоже врач. Так вот, она хотела знать, смотрел ли я сегодня новости.

— Мы что-то пропустили?

— Она не сказала.

Талли явно была удивлена.

— Как странно…

Официант принес первое блюдо, и они попытались продолжить ужин, но телефонный звонок не выходил у обоих из головы.

— Может, поедем домой? — спросила Талли, не доев горячее, когда заметила, что Стивен снова погрузился в размышления. Он принялся уверять ее, что спешить нет нужды и что в новостях наверняка сообщили что-то маловажное, но Талли усмехнулась:

— А вдруг это сообщение о вспышке чумы в Шотландских границах?..

— О Господи! — воскликнул Стивен. — Ты серьезно?

Талли улыбнулась.

— Думаю, есть что-то в этих сериалах, когда героиня обвиняет мужчину в том, что он женат на своей работе и уходит в глубоком возмущении, хлопнув дверью… но поскольку мы собираемся ко мне домой, этот вариант мне не подходит.

— Вот и хорошо, — с утрированным облегчением произнес Стивен.

— Однако если вся эта история с теленовостями окажется замысловатой уловкой, чтобы пораньше оказаться в постели, Данбар… ты проведешь ночь на диване!


Домой они добрались к половине десятого. Стивен включил телевизор, настроил его на канал новостей и уселся ждать очередного обзора, а Талли отправилась на кухню варить кофе.

— Есть что-нибудь? — спросила она, входя с подносом и ставя его на кофейный столик у дивана.

— Пока нет.

Талли похлопала по дивану ладонью.

— Здесь, в общем-то, совсем неплохо спится…

Стивен уже открыл рот, чтобы ответить, но в следующую секунду замер и уставился на экран. Фраза «Семья погибшего моряка требует ответа» полностью завладела его вниманием. Сообщалось, что семья солдата морской пехоты Майкла Келли, погибшего в Афганистане, заявила, что им не сказали всю правду о смерти сына. Супруги Келли сообщили, что располагают информацией о том, что Майкл перед смертью побывал в Великобритании, выполняя какую-то секретную миссию, и что обстоятельства его смерти намеренно скрываются. Они требовали ответа.

Выпуск закончился, но Стивен продолжал сидеть, уставившись в экран невидящим взглядом.

— Это и есть та самая новость? — удивленно воскликнула Талли. — Но как она может быть связана с чумой и раскопками в Драйбурге?

— Замечательный вопрос, — медленно произнес Стивен, переводя взгляд с телеэкрана на Талли. — По словам Кэсси Мотрэм, увидев сообщение о смерти этого моряка по телевизору, ее муж был уверен, что это тот самый донор костного мозга, у которого он брал анализы. Однако затем выяснилось, что моряк был ранен в Афганистане в тот самый день, когда Джон Мотрэм встречался с донором в Лондоне, и Мотрэмы решили, что Джон просто обознался. Но теперь…

— Значит, если семья моряка говорит правду, он в итоге вполне может быть тем донором?

— Очевидно, да.

Талли вышла, оставив Стивена сидеть в глубокой задумчивости. Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами бренди и вручила ему один.

— Знаешь, что тебе сейчас нужно? — серьезно спросила она.

— Что?

— Пораньше отправиться в постель.

Двадцать один

— У тебя до сих пор озабоченный вид, — заметила Талли за завтраком. В открытые окна лился яркий солнечный свет.

— Я думал, расследование закончено, а оказалось, что нет, — неохотно признался Стивен. — Меня явно пытаются одурачить.

— Каким образом? Ты же сказал вчера, что все просто и понятно.

— Так я думал. Но именно это — чтобы я так думал — кому-то очень нужно. Я наконец сообразил, что ускользало от меня с того самого момента, как я приехал в Шотландские границы. Они неправильно выбрали время.

Талли озадаченно посмотрела на него.

— Какое время? И кто «они»?

— Разведслужба.

Талли широко открыла глаза.

— Я что-то пропустила? — удивленно переспросила она. — Какое отношение ко всему этому имеет разведслужба?

— Когда Мотрэм «сошел с ума», и возникло подозрение, что это может быть связано с его посещением склепа, Джон Макмиллан сообщил мне, что этим заинтересовался Портон-Даун.

— Отдел по биологической защите?

Стивен кивнул.

— И это было понятно. В подобных обстоятельствах именно этого и следовало ожидать. На самом деле я переживал о том, что они уже добрались туда и закрыли остальным доступ в могилу, но оказалось, что люди из службы здравоохранения опередили их: позвонив, я узнал, что они уже побывали в могиле и взяли пробы. Когда я приехал туда, из Портон-Дауна еще никого не было. Офицер разведслужбы, командированный с целью соблюдения их интересов, прибыл уже после меня, и сказал, что ожидает прибытие ученых из Портона следующим утром. Когда я уезжал, они только подъехали на стоянку.

— И что?

— Они приехали туда ради проформы, — объяснил Стивен. — В Портон-Дауне прекрасно знали, что состояние Мотрэма не связано ни с каким новым вирусом «из средневековой могилы». Они приехали «брать пробы» исключительно ради меня.

— О господи! — выдохнула Талли. — Ты снова собираешься скрестить шпаги с разведслужбой?

— Пока нет, — ответил Стивен. — Но я точно не собираюсь заканчивать расследование.

Талли вдруг ахнула, сообразив, что опоздает на работу, если сейчас же не выйдет из дома. Она заметалась по квартире, причитая о куче дел, натянула туфлю на одну ногу, прыгая на другой, торопливо поцеловала Стивена в щеку и выскочила в дверь. Стивен улыбнулся призраку исчезнувшей Талли, затем принялся убирать со стола, размышляя, с какой стороны лучше взяться за новое расследование — на которое он должен получить одобрение от Джона Макмиллана, прежде чем начать действовать. Но если Управление военной разведки и Портон-Даун вовсе не спешили расследовать причину заболевания Джона Мотрэма… это означало, что они уже ее знают.


— А может, вы видите в событиях то, чего нет? — с сомнением спросил Джон Макмиллан. — Я хочу сказать — может быть, Портон просто слегка замешкался, только и всего?

— Портон-Даун и разведслужба мешкают, когда стране угрожает неизвестный смертельно опасный вирус? — воскликнул Стивен. — Я так не думаю. До их приезда служба санэпиднадзора успела обследовать могилу, взять пробы, проконсультироваться с ребятами из лаборатории и выяснить, что послужило причиной болезни Мотрэма… Если бы руководство разведслужбы действительно верило в возможность существования опасности…

— Сотрудники службы здравоохранения просто не попали бы туда, — докончил Макмиллан.

— Они устроили представление из своего приезда и взятия проб исключительно для нас.

— Но зачем?

Стивен несколько секунд молчал, затем медленно, с расстановкой сказал:

— Я думал об этом всю дорогу. Единственное объяснение, которое я нашел — разведслужба точно знала, что произошло с Джоном Мотрэмом. Возможно даже, что они и были причиной случившегося, при участии Портон-Дауна или без него.

У Макмиллана было лицо человека, которому только что сообщили крайне плохие новости.

— И зачем им делать что-то подобное?

— Пока не представляю. Я могу ошибаться, но сейчас я совершенно уверен, что болезнь Мотрэма имеет большее отношение к погибшему моряку и пересадке костного мозга, чем к разложившимся трупами средневековой могилы в Шотландии.

— А что нам известно об этом погибшем моряке, которым вы так внезапно заинтересовались?

— Пока ничего. Я решил сначала поговорить с вами, узнать, что вы думаете по этому поводу.

— Насколько я понимаю, вы хотели бы взяться за это дело? — спросил Макмиллан без особого энтузиазма.

— Хотя бы потому, что кто-то из разведслужбы или Портон-Дауна думает, что им удалось нас одурачить.

— Не очень хороший повод, — уныло сказал Макмиллан.

Стивен предпринял последнюю попытку убедить начальника.

— Кассандра Мотрэм — приятная женщина, замечательный врач, чей муж — судя по отзывам, тоже достойный человек и блестящий специалист своей области — в настоящее время находится при смерти. Думаю, разведслужба имеет к этому какое-то отношение или хотя бы знает, кто это сделал.

— Уже лучше, — кивнул Макмиллан, — гораздо лучше. Я попрошу Джин собрать всю возможную информацию о погибшем моряке. А вы тем временем займитесь выяснением обстоятельств операции по пересадке костного мозга, в которой участвовал Мотрэм.

— Уже бегу.


Когда Стивен вышел из Министерства, ярко светило солнце, и он решил прогуляться по набережной. Он планировал позвонить Кэсси Мотрэм позже, чтобы подробно расспросить об отношениях ее мужа с лондонской клиникой, а пока его больше занимало, каким образом Мотрэм отравился микотоксином. Если предположение о том, что разведслужба знает больше, чем хочет показать, верно, значит, ученого отравили намеренно.

До Мотрэма в склепе никого не было, значит, споры не могли оказаться там — отравление должно было произойти до того, как ученый вошел в могилу. Это объяснило бы, почему сотрудники Кеннета Гласса не смогли найти грибковых спор в пробах воздуха. Там их просто не было.

Но если так, некто, вознамерившийся вывести Мотрэма из строя, должен был устроить ему контакт с токсином непосредственно перед вскрытием гробницы, чтобы направить всех по ложному следу, как это и произошло: поскольку ученый «сошел с ума» в склепе, все решили, что причину нужно искать именно там. Эта теория сужала круг подозреваемых до трех коллег Мотрэма — сотрудников геодезической фирмы и наблюдателя от «Исторической Шотландии» Алана Блэкстоуна.

Не слишком многообещающий вывод, учитывая, что все трое серьезно пострадали, уныло подумал Стивен, но тут вспомнил, что тем утром на месте раскопок присутствовал еще кое-кто. Тони Филдинг упомянул, что до начала работ им пришлось пообщаться с сотрудниками «Охраны здоровья» и врачом службы здравоохранения, и, что более важно — непосредственно перед началом работы всем четверым участникам вскрытия гробницы были сделали инъекции. Инъекции!..

Стивен торопливо набрал номер Кеннета Гласса.

— Привет, Стивен, — отозвался тот. — Рад сообщить, что все пробы из Драйбурга остаются отрицательным.

— Спасибо, Кеннет, но, честно говоря, я звоню по другому поводу. Один из ваших врачей был на месте раскопок в то утро, когда происходило вскрытие могилы. Он осмотрел всех четверых, включая доктора Мотрэма, и ввел им противостолбнячную сыворотку.

— Неужели? — удивился Гласс. — Я не знал об этом. Вам известно имя этого врача?

При этих словах у Стивена похолодела кровь.

— К сожалению, нет. Я попробую узнать у Филдинга или Леса.

— Лучше я поспрашиваю у своих и сообщу вам, как только узнаю.

Уже закончив разговор, Стивен сообразил, что не знает имен и сотрудников «Охраны здоровья». Возможно, Мотрэм упоминал о них в разговоре с женой, надо будет не забыть спросить у нее.

Гласс перезвонил через десять минут, и у Стивена возникло четкое ощущение, что он сейчас услышит плохие новости.

— Привет, Стивен. К сожалению, у нас никто не знает о том, кто вводил ребятам в Драйбурге противостолбнячную сыворотку. На самом деле мы даже не знали, что этот факт вообще имел место.

— Спасибо, — мрачно произнес Стивен. — Этого я и боялся.

Он поежился при мысли о своем открытии. Теперь казалось вероятным — и даже правдоподобным — что кто-то приехал в Драйбургское аббатство, прикинувшись сотрудником службы здравоохранения, и ввел Джону Мотрэму микотоксин, который воздействовал на его мозг. Это прекрасно объясняло отсутствие спор в пробах воздуха и предположительно большую дозу, доставшуюся ученому. Но целью злоумышленника был только Джон Мотрэм. Остальные получили обычную инъекцию, судя по отсутствию последствий. Напали именно на Мотрэма, поскольку… он знал что-то о моряке, который был убит в Афганистане?

Это все меняло. Стивен решил, что звонка Кэсси будет недостаточно — нужно поехать в Лонгторн и поговорить с ней лично. Кроме того, ему нужно снова повидаться с Тони Филдингом, чтобы порасспросить его о людях из «Охраны здоровья» и службы здравоохранения, точнее, о людях, которые не являлись сотрудниками «Охраны здоровья» и службы здравоохранения. Не мешкая, Стивен позвонил Кэсси и предупредил ее о своем приезде, намереваясь после разговора с ней отправиться в больницу и поговорить с Филдингом.

Поглощенный размышлениями, Стивен не заметил, как добрался до дома. Он не так уж много знал о микотоксинах, зато в Портон-Дауне о них знали преотлично. Кто-то «наверху» принял решение не убивать Мотрэма, а просто вывести из строя его мозг.

— Ну, погодите, ублюдки, я вас выведу на чистую воду, — пробормотал Стивен, засыпая в кофеварку зерна эспрессо.

Двадцать два

Прежде чем выехать на север, Стивен забрал в Министерстве папку с материалами о погибшем моряке. Джин Робертс извинилась за скудные подробности — она успела только добыть официальный пресс-релиз из Министерства обороны и приложила к нему всю информацию, какую смогла найти в газетах. Джона Макмиллана в офисе не было, поэтому Стивену не удалось поговорить с ним о фиктивном чиновнике службы здравоохранения и о своих выводах.

Дорога была спокойной, Стивен сделал лишь одну остановку, чтобы выпить кофе на станции техобслуживания, во время которой он успел прочитать тоненькую папку по Майклу Келли. В начале второго он уже подъехал к дому Кэсси Мотрэм. Поздоровавшись, Кэсси сообщила, что приготовила бутерброды на случай, если он не обедал. Стивен улыбнулся, подумав про себя, что такая предупредительность как раз в духе миссис Мотрэм, и с благодарностью согласился перекусить.

Кэсси проводила его в оранжерею, примыкавшую к тыльной стене дома, а сама отправилась на кухню.

— Сегодня утром так светило солнце, и я надеялась, что мы сможем посидеть в саду… — вздохнула Кэсси, ставя на журнальный столик поднос с бутербродами и чаем. — Но оптимизм был напрасным. Как мне хочется, чтобы зима поскорее закончилась! Мне этого постоянно хочется, но сейчас еще слишком рано и слишком холодно. Ну, положите конец моим мучениям, доктор Данбар. Что вы скажете о выпуске новостей?

— Именно поэтому я и приехал, — кивнул Стивен. — Когда я увидел тот сюжет, после вашего рассказа о том, как Джон решил, что донор и погибший моряк — один и тот же человек, у меня в голове зазвенел тревожный звонок. Это не могло быть простым совпадением. Мне нужно знать все, что вы можете вспомнить о поездке Джона в Лондон и о той операции по пересадке костного мозга, в которой он участвовал — как все проходило, имена участников, словом, абсолютно все, до мельчайших подробностей.

Кэсси серьезно посмотрела на него.

— Вы думаете, это каким-то образом связано с тем, что произошло с Джоном? — спросила она.

— Да, я так считаю.

— То есть его болезнь не имеет отношения к раскопкам?

— Я так не думаю.

— Тогда в чем причина?

— Именно это я намерен выяснить. Давайте начнем с самого начала.

Кэсси глотнула чай, немного помолчала, собираясь с мыслями, и начала:

— Когда Бейллиол-Колледж сообщил Джону о письмах, в которых говорилось, что в секретной гробнице под Драйбургом могут быть захоронены бальзамированные тела погибших от чумы, он был на седьмом небе от счастья. Но у него не было средств на подобный проект — его гранты на работы в области истории не были продлены. Однако мастер Бейллиола сказал, что финансирование будет осуществляться из нового источника под названием фонд Хотспера. Все, что требовалось от Джона — это согласиться выступить в роли консультанта по своей специальности, когда поступит вызов со стороны этого фонда, причем не предавая это огласке. Джон, разумеется, согласился, поскольку счел это «дорогой в жизнь» для своих исследований и шансом разрешить давний спор относительно источника возбудителя чумы. Он подписал все бумаги, что называется, не глядя, а через несколько недель его вызвали в Лондон, в частную клинику в Южном Кенсингтоне. Она называлась «Сан-Рафаэль».

Удовлетворенно кивнув, Стивен записал название в блокнот.

— От имени кого поступил вызов? — спросил он.

— От лондонской адвокатской конторы, представляющей интересы фонда Хотспера.

— У вас сохранилось письмо от них?

Кэсси вышла из комнаты и через несколько секунд вернулась с почтовым конвертом в руках.

— Этот человек или группа людей, стоящие за фондом Хотспера, очевидно, очень стремятся остаться неизвестными, поскольку воспользовались адвокатами, чтобы обеспечить свою приватность. По словам Джона, мастер Бейллиол-Колледжа предполагал, что это какой-нибудь миллиардер, искупающий свои прошлые грехи.

Стивен улыбнулся.

— Таких людей не так уж и много, — заметил он. — Обычно их имена можно найти в ежегодных почетных списках.

— Когда Джон приехал в больницу, там уже было несколько человек, специалистов в различных областях… По-моему, он сказал — шесть, но я не уверена.

— Он называл их имена?

— К сожалению, имен он не запомнил, но человек, отвечавший за весь процесс, который объяснял им задачу, представился сэром Лоуренсом Сэмсоном. С Харлей-стрит, не иначе.

— И все эти люди находились там, потому что должны были принимать участие в операции по пересадке костного мозга?

— Да, у пациента был тяжелый лейкоз. В качестве последней меры врачи решили попробовать пересадить ему костный мозг. Работа Джона заключалась в обследовании донора на совместимость. Он рассказал, что все было обставлено с величайшей секретностью. Пациента называли исключительно «пациент Икс», хотя прозрачно намекнули, что он баснословно богат. Донора называли просто «донор». Врачам-консультантам не разрешалось обсуждать пациента друг с другом, за исключением профессиональных вопросов, и теоретизировать насчет его личности. Для любого, нарушившего условия, предусматривалось серьезное денежное наказание, хотя, по-моему, Джон вообще не понимал, зачем нужны эти угрозы. Его роль — обследование донора — показалась ему крайне простой и прямой: по его словам, любая лаборатория могла сделать все нужные анализы. Он не мог понять, зачем ему — точнее, его университету — платят такие деньги за обычную работу. Мы с ним решили, что пациент покупает лучшее из лучшего просто потому, что может себе это позволить.

— Я правильно понимаю, что Джон вообще не видел пациента — только донора?

— Да, верно.

— И он не знал имени донора?

— Нет. По его описанию, это был молодой парень с шотландским акцентом.

— Который был похож на погибшего моряка, о котором сообщили в новостях, — задумчиво произнес Стивен.

— Джон был уверен, что это именно тот парень, которого он видел в Лондоне, но сэр Лоуренс постарался убедить его в обратном. Судя по датам, это действительно не мог быть один и тот же человек. Но когда вчера вечером я услышала эту историю по телевизору…

— То есть, Джон озвучил свои подозрения Лоуренсу Сэмсону? — переспросил Стивен, увидев в этом ключ к разгадке.

Кэсси кивнула.

— Джон был просто убежден в своей правоте. Он позвонил Лоуренсу сразу после того, как увидел новости. Сэр Лоуренс заверил его, что это ошибка. — Она снова наполнила чашку Стивена. — Так кто из них лжет?

— И зачем? — пробормотал Стивен вместо ответа.

Он решил не сообщать Кэсси о своих подозрения по поводу подставного врача из службы здравоохранения и о вероятности того, что Джона отравили намеренно, однако рассказал ей о погибшем моряке.

— Если тот солдат действительно был донором, которого ваш муж обследовал в Лондоне, его зовут Майкл Келли, он из Глазго. Официальная версия такова: он получил осколочное ранение в столкновении, имевшем место в провинции Гильменд, на юге Афганистана. Рану не сочли серьезной, но затем произошло инфицирование, и никакое лечение не помогло. Майкл Келли скончался от заражения крови в военном госпитале в Кэмп Бастион, куда его перевели из полевого госпиталя. Тело транспортировали в Великобританию, чтобы похоронить со всеми военными почестями.

Кэсси озадаченно посмотрела на собеседника.

— А что конкретно заявила его семья? — спросила она.

— Родители Майкла пожаловались местному члену шотландского парламента, что им не сказали всю правду о смерти сына. Они заявили, что незадолго до смерти он побывал в Великобритании, но они об этом не знали. Они также пожаловались на скудную информацию о военных действиях, во время которых он якобы получил ранение. Член парламента решил разобраться в этом и передал их претензии в Министерство обороны — в Шотландии оно не передает полномочия своим представителям. Судя по всему, он также встречался с журналистами.

Кэсси растерянно покачала головой.

— Значит, вполне вероятно, что этот молодой человек был донором? Господи, хотела бы я знать, что происходит!

— Что ж, моя работа и состоит в том, чтобы выяснить это, — Стивен поднялся из-за стола. — Если вспомните что-то еще, что посчитаете важным, сообщите мне, пожалуйста.


По дороге к городской больнице Шотландских границ Стивен размышлял о том, что ему рассказала Кэсси Мотрэм, и пытался сопоставить эту информацию с тем, что он уже знал или подозревал. Если Джон Мотрэм действительно оказался объектом нападения, мотивы вряд ли удастся выяснить, особенно если в этом участвовала разведслужба. Возможно, Джона просто хотели заставить замолчать о чем-то, имевшем отношение к таинственной пересадке костного мозга, но о чем? Он ведь и так ничего не знал. Однако Джон озвучил свои подозрения по поводу того, что донор и погибший моряк — один и тот же человек. Неужели этого было достаточно, чтобы решить его судьбу таким изощренным способом?

Двадцать три

— Я уж не думал, что снова вас увижу, — признался Тони Филдинг, когда Стивен просунул голову в дверь его палаты.

— Мне пришлось вернуться по делам, и я решил заскочить к вам, узнать как дела, — ответил Стивен. — Как нога?

— Врачи говорят, заживает хорошо. Просто поразительно, что они вытворяют с болтами и гайками в наши дни. Послезавтра меня отпустят домой. А теперь назовите мне настоящую причину вашего визита, доктор.

Стивен улыбнулся.

— Я хотел бы расспросить у вас о людях из «Охраны здоровья» и службы здравоохранения, которые обследовали вас перед раскопками.

— Что конкретно?

— Имена, внешность…

Филдинг явно был удивлен.

— Вы хотите сказать, эти люди не те, за кого себя выдавали?

— Скажем так — у меня возникли трудности, когда я попытался их разыскать.

— О господи, — пробормотал Филдинг, непроизвольно потирая предплечье в том месте, куда была сделана инъекция. — Но зачем?

— Именно это я пытаюсь выяснить.

— Банс, — сказал Филдинг. — Норман Банс — парень из «Охраны здоровья». Белый, метр семьдесят ростом, шатен, лысеющий, в костюме, с портфелем и планшетом, постоянно всем недовольный, рот — как кошкина задница, мне он показался совершенно настоящим.

Стивен записал описание.

— Сколько раз вы встречались с этим Бансом?

— Дважды. Первый раз — когда он неожиданно появился в аббатстве и заявил, что нам нужно разрешение. Второй раз — утром в день раскопок, когда он прибыл с двумя парнями, чтобы проверить наше оборудование.

— Опишите их.

— Здоровяки, больше похожи на вышибал, чем на инспекторов безопасности. Белые, за метр восемьдесят, говорили мало, но с заметным английским акцентом, как у Банса.

— Что-нибудь еще помните?

Филдинг пожал плечами.

— Вроде нет, я не обратил на них особого внимания.

Стивен задумчиво покивал, затем поинтересовался:

— А что вы можете сказать о враче из санэпиднадзора?

— Доктор Моррис, Саймон Моррис. Белый. Обходительный. Метр восемьдесят — восемьдесят пять ростом. Хорошо сложен, короткие темные волосы, залысины на лбу, бородавка… на левой щеке.

Стивен вопросительно посмотрел на него — деталь была довольно подробной.

— Я все думал, как ему удается так чисто сбрить щетину вокруг нее, пока он расспрашивал меня о здоровье, — объяснил Филдинг.

Стивен улыбнулся.

— А какие вопросы он задавал?

— Да обычные — были ли у меня серьезные заболевания, повышенное давление, курю ли я, пью… ну, вы сами знаете.

— А затем он сделал вам инъекцию…

— Противостолбнячную сыворотку.

— Были какие-то реакции?

— Нет… Господи, значит, вот что вызвало сумасшествие Джона? Инъекция?

Стивен пожал плечами.

— Слишком рано говорить что-то, но я буду премного обязан вам, если вы пока оставите свои подозрения при себе.

— Без проблем, — сказал Филдинг с кривой усмешкой. — Честно говоря, я с удовольствием просто выбросил бы всю эту историю из головы.

— Надеюсь, вы скоро встанете на ноги, и все останется в прошлом, — сочувственно сказал Стивен.


Изначально Стивен собирался навестить семью погибшего моряка в Глазго, но сегодня отправляться туда было уже поздно. Он хотел остановиться на ночь в окрестностях Босуэлла или Мелроза, но затем вспомнил, что находится совсем рядом с Драйбурским аббатством. Если он снова остановится в гостинице аббатства, возможно, ему удастся узнать еще какую-нибудь информацию о псевдочиновнике службы здравоохранения от персонала. Ставка на то, что в отеле найдется свободный номер — до Пасхи оставалось еще две недели — оправдалась, и Стивену достался тот же номер, в котором он останавливался в прошлый раз.

— Рада снова видеть вас, доктор, — приветствовала его девушка за стойкой регистрации. Узнав ее, Стивен поинтересовался, помнит ли она что-нибудь о Саймоне Моррисе. Повисла неловкая пауза, затем девушка напряженно произнесла — словно читая по бумаге:

— К сожалению, мы не имеем права обсуждать наших гостей, доктор.

Улыбнувшись, Стивен показал свое удостоверение.

— Все в порядке, — уверил он. — Вы не нарушаете никакие правила.

Девушка явно испытала облегчение, избавившись от необходимости следовать корпоративной этике.

— Это был врач из службы здравоохранения, — охотно объяснила она. — Единственный постоялец в этом году, который платил наличными. Потерял свою кредитку.

— Вот незадача, — хмыкнул Стивен, отметив про себя этот умный ход. Наличные невозможно проследить.

— Он приезжал, чтобы обследовать людей, которые занимались раскопками. Мы выделили им комнатку на цокольном этаже.

— Он оставил домашний адрес, когда съезжал?

Девушка покачала головой.

— Просто написал в гостевой книге — «Служба здравоохранения».

— И наверняка ничего не оставил после себя?

Очередное отрицательное качание головой.

— Могу я посмотреть комнату, в которой он работал с пациентами?

Кивнув, девушка вышла из-за стойки.

— Это не совсем смотровой кабинет, — пояснила она. — Это бельевая. Мы просто освободили ее на один день.

Стивен убедился, что комната снова заполнена бельем.

— Надеюсь, он убрал все за собой, — улыбнулся он. — Не оставил разбросанные шприцы и иглы…

— Он был очень любезен, — сообщила девушка. — Убрал все, когда закончил. И слава Богу — с детства боюсь крови, уколов…

— Настоящий профессионал, — похвалил Стивен, имея в виду совершенно другую профессию.

Поднявшись в номер, он позвонил Джону Макмиллану домой, начав с обычных извинений, что беспокоит его во внерабочее время.

— Это лучше, чем молчание, — успокоил его Макмиллан. — Терпеть не могу оставаться в неведении. Джин сказала, вам удалось выяснить что-то насчет раскопок в Драйбурге?

Стивен рассказал начальнику о самозванце, который делал инъекции всем четверым участникам раскопок.

— Вы уверены, что это был жулик?

— Абсолютно. В службе здравоохранения никогда о нем не слышали, я проверил. Кроме того, в гостинице он расплачивался наличными.

— Итак, по вашему мнению, именно он устроил сумасшествие Джона Мотрэма, — задумчиво произнес Макмиллан.

— Именно так, — ответил Стивен. — Трое остальных получили инъекцию без последствий, и я уверен, что Мотрэму ввели что-то другое.

— Это означает, что он был единственным объектом.

— Думаю, ему хотели закрыть рот.

— Странный способ добиться молчания…

— Но умный, — отозвался Стивен. — Если бы не лаборатория, которая не смогла обнаружить споры в воздухе…

— Вы хорошо поработали, — похвалил Макмиллан.

— Суть в том, что все это не могло бы провернуть частное лицо. Скорее это дело рук секретных служб, как вы считаете?

На другом конце провода Макмиллан глубоко вздохнул, затем с чувством сказал:

— Черт! Только этого нам не хватало.

— Вам удалось выяснить еще какую-нибудь информацию о погибшем моряке? — поинтересовался Стивен.

— Министерство обороны упорно держится за официальную версию: все это — голые домыслы. В министерстве очень сочувствуют родителям погибшего, но считают их предположения чепухой и вздором. Он собираются выступить с заявлением, что член парламента, к которому обратилась семья Келли, принадлежит Шотландской националистической партии, и вся эта затея направлена на то, чтобы доставить проблемы Вестминстерской партии лейбористов.

— М-м-м, — протянул Стивен. — Если честно, я сомневаюсь, что семья Келли способна на что-то подобное, а вы? Удалось выяснить, какие у них основания предполагать, что их сын возвращался в Великобританию?

— Я поговорил кое с кем из правительства, но никто ничего не знает, — признался Макмиллан.

— Я собираюсь поехать к Келли завтра, — сообщил Стивен. — Попытаюсь все выяснить.

Макмиллан помолчал, затем поинтересовался:

— А вы узнали что-нибудь еще от жены Мотрэма?

— Она не многое смогла добавить к тому, что мы уже знаем, — ответил Стивен. — Научные исследования Мотрэма финансировала организация под названием фонд Хотспера. В качестве компенсации он должен был провести обследование донора для пересадки костного мозга некоему пациенту с тяжелым лейкозом. Заведовал всей процедурой сэр Лоуренс Сэмсон, врач с Харлей-стрит, а сама операция проводилась в частной клинике «Сан-Рафаэль», расположенной в Южном Кенсингтоне. После того сюжета в новостях Мотрэм позвонил Сэмсону и сказал о своей уверенности в том, что погибший моряк был тем самым донором, у которого он брал анализы. Сэмсон заявил, что Джон ошибается.

— А затем кто-то вывел его из строя… — пробормотал Макмиллан. — Тут явно какой-то заговор!

Двадцать четыре

Район Бэрони на восточной окраине Глазго казался унылым и безрадостным. Стивен заподозрил неладное, когда таксист, услышав адрес, странно оглядел его и спросил, точно ли он хочет туда попасть.

— А почему вы спрашиваете?

Снова оглядев клиента с ног до головы, таксист принялся перечислять:

— Кожаный пиджак за триста фунтов, фирменные джинсы, часы Ролекс — ты не из здешних краев, парень. Местные быстро это сообразят… Когда ты выйдешь из моей машины, они решат, что это подарок судьбы…

— Высади меня в конце квартала, — попросил Стивен. — Пройдусь тихими улочками.

В душе он порадовался, что не воспользовался своим автомобилем. «Порше» ему нравился… с колесами.

— Удачи! — напутствовал его водитель с сердечной улыбкой, когда Стивен, расплачиваясь, добавил щедрые чаевые.

В любом городе Англии есть такие места, размышлял Стивен, обходя стороной группу подростков, перегородивших тротуар, — да, наверное, в любом городе мира. Обычно их называют «бедными районами», но их обитатели испытывают недостаток не только в деньгах, но и в оптимизме, самоуважении, энтузиазме и надежде. Разумеется, бывают исключения — люди, которые изо всех сил стараются обойти судьбу — но в итоге «отбросы» побеждают, потому что «отбросы» побеждают всегда. Ленивые, слабые, глупые, преступники, постоянно недовольные задавят и задушат семена надежды, чтобы пустыня существовала вечно.

Стивен не удивился, когда оказалось, что лифт в подъезде, гденаходилась квартира Келли, сломан. Возможно, это и к лучшему, подумал он: первый этаж по запаху больше напоминал общественную уборную — и отправился вверх по лестнице, перешагивая через обертки от фастфуда и пивные бутылки. Остановившись на третьем этаже, он огляделся и подумал, что решение Майкла Келли вступить в армию было вполне объяснимо. Отыскав дверь Келли — табличка с фамилией над кнопкой звонка была написана шариковой ручкой, и от сырости буквы основательно потекли — он позвонил.

Открывшая дверь немолодая женщина быстро произнесла:

— Нам больше нечего сказать журналистам. Пожалуйста, уходите.

Она собралась закрыть дверь, и Стивен придержал ее, изобразив на лице дружелюбную улыбку.

— Я не журналист, миссис Келли. Меня зовут Стивен Данбар. Я пытаюсь выяснить правду о смерти вашего сына.

Миссис Келли подозрительно оглядела его с головы до ног.

— Откуда мне знать, что вы не лжете? — проворчала она.

Не отпуская дверь, Стивен одной рукой достал удостоверение и показал ей.

— Здесь говорится, что вы врач, — заметила женщина.

— Да, но я работаю следователем. Я действительно пытаюсь выяснить правду о смерти Майкла.

Миссис Келли сдалась.

— Проходите…

Она провела его в крохотную гостиную и жестом предложила сесть.

— Мистер Келли на работе?

— Спит.

— Спит?

— Он болен.

— Ничего серьезного, надеюсь?

— На него напали двое рейнджеров.

Стивен, покойная жена которого была родом из Глазго, был хорошо осведомлен о взаимной ненависти болельщиков двух крупнейших футбольных клубов города.

— Насколько я понимаю, он болеет за кельтов? — сочувственно спросил он.

Мэй кивнула.

— Здесь сплошные болельщики, — мрачно сказала она. — Брайан выходил из пивной, на нем была кельтская куртка, и эти парни набросились на него и сильно избили.

Стивен покачал головой.

— Сочувствую. Вы, наверное, знаете, о чем я собираюсь вас спросить?

— О том же, что и остальные — откуда у нас информация о том, что со смертью Майкла не все так просто, как нам сказали.

— Примерно так, — кивнул Стивен. — В частности, что заставило вас решить, будто ваш сын возвращался в Великобританию для выполнения «секретной миссии», как это назвали газетчики?

— Я не могу вам сказать, — ответила Мэй. — У парня, который рассказал нам об этом, будут большие проблемы. Но поверьте мне, он знал, о чем говорит.

Стивен уже собирался задать очередной вопрос, но в этот момент открылась дверь соседней комнаты, и на пороге в кельтской куртке и кальсонах появился Брайан Келли, заполнив собой весь дверной проем.

— Я предупреждал тебя не пускать в дом этих педиков! — проревел он, обращаясь к Мэй.

— Он не из газеты, — тихо ответила жена. — Он следователь.

— Какой, в задницу, следователь! — взорвался Брайан. Сильно разбитое лицо придавало ему еще большую свирепость. Он попытался наброситься на Стивена, но тот мгновенно вскочил с места, ловко избежал захвата и в следующую секунду скрутил Брайану руки за спиной. Медленно и осторожно усадив противника в кресло, на котором только что сидел сам, Стивен представился:

— Я Стивен Данбар из инспектората «Сай-Мед». Я хотел бы задать вам несколько вопросов, мистер Келли.

Брайан бросил злобный взгляд на свою жену и сказал неохотно:

— Будь добра, приготовь нам чаю.

Мэй вышла из комнаты, а Стивен сел напротив Келли и оглядел его лицо.

— Господи, вы словно в боевых действиях побывали.

— Ублюдки рейнджеры, — процедил Келли сквозь зубы, касаясь пальцем распухшей скулы. — Я так понял, вы тут, как и остальные, хотите выяснить, кто помог нам устроить скандал лживым ублюдкам из Министерства обороны? Так вот, мы не скажем.

— Это поможет выяснить подробности о смерти вашего сына.

— Нет, не поможет, — отрезал Келли. — Мы сказали все, что им нужно, чтобы ответить на наши вопросы, но им важнее добраться до парня, который дал нам эту информацию.

— Что ж, выходит, он единственный, кто знает, что произошло на самом деле, — заметил Стивен. — Вы вполне могли все это придумать.

— Иди в задницу, — злобно прошипел Келли.

— Впрочем, ваша жена уже сказала мне, что вы не собираетесь ничего рассказывать об источнике информации, и я уважаю ваше решение.

Келли поднял глаза на Стивена, и тот с удивлением увидел в глазах мужчины страх.

— Мы обещали, — пробормотал Брайан. — Мы обещали парнишке, что никому не скажем…

— Разумеется. — Стивен видел, что Келли явно хочет еще что-то рассказать. — Но?..

— Именно это хотели узнать те ублюдки рейнджеры, — прошептал Келли.

— Что? — воскликнул ошеломленный Стивен. — Люди, которые напали на вас, хотели знать, кто рассказал вам, что со смертью Майкла что-то нечисто?

Келли молчал, уставившись в пол.

— Ваше молчание означает, что вы им сказали?

— Мне пришлось. Они из меня чуть кишки не вынули.

— Что ж, значит, кот в любом случае уже не в мешке.

Келли явно был пристыжен.

— Это товарищ Майкла, — сказал он. — Джим Лесли.

— Он тоже моряк?

Келли кивнул.

— Он попросил нас не говорить никому, но был сильно взбешен тем, что случилось с Майклом.

— А что на самом деле случилось с Майклом? — осторожно спросил Стивен.

— Джим сказал, что Мика вызвали в Великобританию, но он не знал, зачем — это был секрет. Майкл сказал, что не имеет права рассказывать. А следующее, что узнал Джим — что Майкл опять в Афганистане, лежит в полевом госпитале. Ему сказали, что Мик получил осколочное ранение и началось заражение крови, но никто ничего не знал об обстоятельствах ранения, а Джиму удалось попасть к Майклу… когда уже было слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Они дали ему возможность проводить его в последний путь.

— То есть Джим Лесли видел тело вашего сына в Афганистане после его смерти? — уточнил Стивен.

— Именно это я сказал, — проворчал Келли. — А теперь у Джима будут большие проблемы, потому что я проболтался.

— Не думаю, что у вас был выбор в той ситуации, мистер Келли, — сказал Стивен, но это, конечно, было слабым утешением.

В этот момент вернулась Мэй, неся на круглом металлическом подносе с изображением венецианского Гранд-канала три чашки чая и три шоколадных бисквита. Она подозрительно оглядела мужчин, словно пытаясь понять, что происходит. Они выпили чай с печеньем в неловком молчании, затем Стивен сказал:

— Что ж, очень жаль, что вы не смогли помочь в моем расследовании, мистер и миссис Келли, но я, разумеется, все понимаю.

Келли бросил на него благодарный взгляд.

— И примите мои соболезнования по поводу потери сына, — закончил Стивен.

Двадцать пять

Выйдя из дома Келли, Стивен намеревался пешком дойти до автомагистрали и поймать там такси или дождаться идущего в город автобуса. Он чувствовал себя ланью в каменном лесу — глаза охотников неотрывно следили за ним, и нужно было постоянно быть настороже. Трое юнцов, стоявших на крыльце подъезда, явно обдумывали, не завладеть ли бумажником и сотовым телефоном Стивена, но, видимо, тот факт, что Стивен был за метр восемьдесят ростом и в хорошей физической форме, заставил их передумать. Он, не сбавляя шага, прошел мимо них, предчувствуя, что скоро прибудет подкрепление — один из парней, надвинув поглубже капюшон, звонил по мобильному телефону.

Однако до автострады он добрался без происшествий и сел в желто-зеленый автобус, который вскоре появился на остановке. Глядя в окно второго этажа автобуса, Стивен размышлял о том, что узнал от Брайана Келли. Тот факт, что Келли избили не болельщики другой футбольной команды или фанатики-сектанты, внушал серьезные опасения. Реальной целью нападавших было выяснить, откуда Брайан добыл информацию о смерти сына, и это могло означать, что Джим Лесли в большой опасности. Как только Стивен окажется в менее людном месте, он предупредит «Сай-Мед». Однако от Брайана он узнал и кое-что положительное: Майкл Келли точно умер в Афганистане. Джим Лесли видел там его тело, значит, вероятность того, что Майкл мог встретить свою смерть в Англии, исключалась. Если Джон Мотрэм был прав и Майкл оказался тем самым донором — а в этом почти не было сомнений — он вернулся в Афганистан сразу после процедуры взятия костного мозга.

Но что случилось потом? Простое невезение? Майкл был убит, как только сошел с трапа самолета? Ведь он не успел даже вернуться в свою часть. Однако никто не знал ни о каком происшествии, во время которого предположительно был ранен Майкл — так сказал родителям друга Джим Лесли, который видел тело погибшего в Кэмп Бастион… тело погибшего Майкла… тело Майкла.

Стивена снова одолели сомнения. В конце концов, нельзя исключить возможность того, что Майкл Келли умер в Великобритании. Может быть, в Афганистан вернулся лишь его труп.

Стивена все сильнее интересовала пересадка костного мозга, происходившая в Лондоне. Каким образом солдата морской пехоты, служившего в Афганистане, могли выбрать в качестве донора? Кем был пациент? Здесь наверняка замешано нечто более важное, чем деньги, иначе как объяснить такую конспирацию? Согласившись с Мотрэмом в отношении возможной личности пациента, Стивен предположил, что цена могла значительно вырасти, если пациентом был член одного из руководящих семейств какой-нибудь арабской страны, от поддержки которой зависело благосостояние Великобритании или США. Он даже мог быть влиятельной фигурой в администрации не очень дружественной страны, которому пришлось искать помощи в Лондоне, не имя возможности получить ее у себя дома — и за эту услугу ему придется расплатиться позже. Однако какая необходимость так тщательно скрывать тяжелый лейкоз, который требует отчаянной меры — пересадки костного мозга?..

Выйдя из автобуса, Стивен отыскал безлюдное местечко и набрал номер «Сай-Мед». Он попросил дежурного офицера немедленно запросить Министерство обороны о текущем местопребывании и состоянии здоровья солдата морской пехоты Джеймса Лесли, несущего службу в 45-м отряде коммандос в составе Северной тактической группы провинции Гильменд. Он надеялся, что если «Сай-Мед» проявит интерес, то противник дважды подумает, прежде чем совершать против Джеймса какие-либо незаконные действия.

Стивен перекусил сэндвичем и пивом в кафе в центре города, а затем по дороге к автомобильной стоянке позвонил Талли. Он вздохнул, в очередной раз услышав автоответчик. Работа врачом в муниципальной больнице означала, что человек редко может ответить на звонок в дневное время. Стивен оставил Талли сообщение о том, что закончил дела в Шотландии и может остановиться у нее по дороге обратно, если ее это устроит. И попросил ее сообщить, если она не сможет.

Часа через три Стивен остановил машину на заправочной станции. Погода была приятная, выглянуло солнце. Он не торопясь обошел автостоянку и остановился подальше от людей, там, где забор граничил с полем, чтобы без помех поговорить с Джоном Макмилланом. Стивен рассказал начальнику о нападении на Брайана Келли.

— Ну, вот и объяснение вашему предыдущему звонку, — удовлетворенно сказал Макмиллан. — Дежурный офицер передал мне, что вы запрашивали у Министерства обороны информацию по солдату Джеймсу Лесли. Кстати, она только что поступила…

— Что-то слишком быстро…

От наступившей паузы волосы на затылке у Стивена зашевелились волосы.

— Солдат морской пехоты Лесли погиб вчера в автомобильной катастрофе, — медленно произнес Макмиллан. — Он находился в Англии в отпуске по семейным обстоятельствам — его девушка недавно потеряла ребенка на последних месяцах беременности. Лесли возвращался на корабль военно-морских сил под названием «Кондор» в Арброт, где базируется его отряд.

— Но они же сейчас находятся в Афганистане! — прервал Стивен.

— Они должны были вернуться домой в апреле, — пояснил Макмиллан. — Видимо, начальство решило, что нет смысла отправлять их обратно в Гильменд, если они все равно через месяц поедут домой.

— И вместо этого отправило их в Арброт…

— Машина Лесли съехала с трассы между Данди и Арбротом вчера примерно в три часа дня. Полиция ищет свидетелей происшествия.

Стивен со злостью выругался и объявил:

— Я хочу, чтобы этому делу присвоили статус «Красный».

— Согласен, — откликнулся Макмиллан без возражений.

Соглашаясь на статус «Красный», Макмиллан санкционировал перевод прежнего расследования Стивена в полноценное следственное дело. Таким образом Стивен получал полную поддержку со стороны Министерства внутренних дел, включая право при необходимости потребовать сотрудничество полиции. Кроме того, Стивену станут доступны некоторые дополнительные возможности, начиная с финансового обеспечения и заканчивая консультациями ученых и экспертов. К нему специально будет прикреплен дежурный офицер «Сай-Мед» — точнее, три офицера, несущих круглосуточное дежурство — и он получит право носить оружие, если решит, что в этом есть необходимость. В отличие от организаций, основанных на порядке соподчиненности, следователи «Сай-Мед» могли проводить расследование так, как считали нужным. Любые разбирательства их действий откладывались до окончания следствия.

— Какие у вас планы? — поинтересовался Макмиллан.

— Пойду напрямик. Собираюсь попросить у сэра Лоуренса Сэмсона и руководства клиники «Сан-Рафаэль» объяснений по поводу происходящего.

— А если вы ничего не добьетесь?

— Тогда поеду в Афганистан. Майкл Келли является ключом ко всей этой истории. Мне нужно выяснить, где и при каких обстоятельствах он умер.


— Как поживает цветущая Шотландия? — с улыбкой спросила Талли, когда около восьми вечера Стивен приехал в ее квартиру.

— Не такая уж цветущая, — отозвался он. — На текущее дело пришлось запросить статус «Красный».

Талли прекратила разливать джин-тоник и уставилась на него в немом изумлении.

— Что же поменялось в этом скучном и неинтересном расследовании? — язвительно спросила она.

— Один ученый с токсическим поражением мозга и два погибших солдата, — коротко ответил Стивен, понимая, что шагает по тонкому льду.

— А что ожидает тебя, Стивен? Поражение мозга или просто смерть?

— Послушай, я знаю, что ты чувствовала в прошлый раз…

— Знаешь? Ты действительно думаешь, что знаешь?

— Послушай, Талли, я не ищу проблем специально… просто иногда так случается.

— Наверное, именно это и скажут на похоронах, когда твое изрешеченное пулями тело извлекут из сгоревшего автомобиля. Я буду стоять возле гроба, вся в черном, слушая, как тебя благодарят от имени всего государства и стараясь не разрыдаться… Черта с два!

Повисла напряженная пауза. Талли мужественно пыталась справиться с собой, но слезы сами брызнули из глаз.

— Почему ты не оставишь полиции расследовать это дело? — воскликнула она.

— Они не знают, с чего начинать, и здесь замешаны военные… — беспомощно проговорил Стивен.

— Ну, тогда военной полиции!

— В данном случае имеется медицинский аспект, который…

— …Понимает только Стивен Данбар, — докончила Талли.

— Если хочешь, так, — тихо сказал он.

Талли молча смотрела на Стивена.

— Я люблю тебя, Талли… — начал он.

— И я люблю тебя, Стивен, — прервала она. — Но такая жизнь не по мне. Пожалуйста, уходи сейчас же.

Двадцать шесть

Добравшись до дома, Стивен попытался найти утешение в джин-тонике. Было поздно, он жутко устал, перенервничал, и любые аргументы со стороны совести, что он просто жалеет себя, были отметены без размышлений. Он в очередной раз наполнил бокал и, опустившись в кресло у окна, уставился на звезды, сверкавшие в безоблачном небе — сегодня они были необычайно яркие, несмотря на городское освещение. В голове у него стучала единственная мысль: «Я так и знал!» Очередные отношения разбились о скалы его работы.

Может быть, Талли изменит свое решение, а может, нет, и тогда это точно конец. Наверное, он должен сейчас думать о смысле жизни, анализировать свою ситуацию, как часто советуют обреченным… Нет, джин лучше. Боль утихала, острота чувств размывалась — на губах Стивена даже появилась кривая улыбка при мысли о том, что по крайней мере не придется сообщать Талли о предстоящей поездке в Афганистан.

На следующее утро Стивен позволил себе поспать подольше, затем долго торчал в душе, опустошил три чашки крепкого кофе, и только после этого задумался о грядущем дне. В итоге он начал его со звонка Джин Робертс и просьбы назначить ему встречу с руководством клиники «Сан-Рафаэль» и с сэром Лоуренсом Сэмсоном.

— Насколько настойчивой мне следует быть? — поинтересовалась Джин.

— Начни издалека, но если понадобится, настаивай на встрече в полицейском участке…


Встреча с руководителем больницы «Сан-Рафаэль» была назначена на два часа дня. Стивену, приехавшему за несколько минут до указанного времени, было предложено подождать в комнате для гостей. Не заинтересовавшись ни одним из многочисленных красочных журналов, Стивен предпочел любоваться ухоженным садом, вид на который открывался через огромное венецианское окно, и наслаждаться ароматом весенних цветов, стоявших в хрустальных вазах по всей комнате. Из скрытых динамиков почти неслышно лилась «Пасторальная симфония» Бетховена, причем уровень звука был оптимальный. Судя по всему, уровень всего в этой клинике был оптимальным.

— Мистер Снеддон готов встретиться с вами, доктор, — с улыбкой сообщила девушка в белоснежной одежде. Она проводила Стивена в кабинет, где его приветствовал мужчина в элегантном костюме с Савил-Роу[9] — с такой сердечностью, словно ждал этой встречи несколько недель. Он вернул удостоверение Стивена, даже не взглянув на него, со словами:

— Я уверен, доктор, вы имеете полное право находиться здесь. Чем могу помочь?

— Мне нужна информация, мистер Снеддон. Я хочу знать подробности операции, имевшей место несколько недель назад, консультантом в которой выступал Джон Мотрэм.

— Вы могли бы назвать точную дату? — спросил Снеддон, открывая настольный ежедневник.

Сделав вид, что поверил забывчивости собеседника, Стивен коротко сказал:

— Восьмое марта.

— А, вот она, — сказал Снеддон, водружая на нос безоправные очки. — Конечно, теперь припоминаю. Доктор Мотрэм приезжал, чтобы обследовать потенциального донора костного мозга. Реципиентом был больной с тяжелым лейкозом…

— Это я знаю, — кивнул Стивен.

— Тогда что же вас интересует? — Снеддон озадаченно посмотрел на него.

— Я хочу знать имя донора, имя пациента и исход операции.

Снеддон принял вид глубоко потрясенного человека.

— П-простите, — начал он, правдоподобно изобразив заикание, — мы не имеем права разглашать подобную информацию. Это не подлежит обсуждению.

Стивен принял вид человека, совершенно не удивленного ответом.

— Мистер Снеддон, расследование, которым я занимаюсь, санкционировано Министерством внутренних дел. Мне нужна эта информация.

— Доктор, наша клиника… это учреждение… весь этот бизнес основывается на полнейшем соблюдении правил строжайшей конфиденциальности. Это даже важнее, чем наши врачи, медсестры, наши операционные и палаты для выздоравливающих. Без этого мы просто не сможем существовать!

— У меня есть право требовать ответа на свои вопросы, — коротко произнес Стивен.

Дружелюбие в глазах Снеддона сменилось ледяной непреклонностью.

— Не думаю, что у вас есть право, — парировал он. — Если только вы не занимаетесь расследованием убийства, я не обязан что-либо говорить вам.

Стивен молча признал его правоту и на секунду задумался, как поступить дальше. Он и не рассчитывал, что Снеддон расскажет ему все — его целью было просто устроить переполох.

— В настоящее время доктор Мотрэм серьезно болен, — сказал он.

— Да, я слышал, — отозвался Снеддон, с достойной восхищения легкостью изображая заботу и беспокойство. — Нервный срыв, я слышал. Бедняга…

— Нет, это не нервный срыв, — усмехнулся Стивен. — Он отравился, и его состояние каким-то образом связано с участием в операции, в которой он выступал консультантом.

Снеддон очень правдоподобно изобразил ошеломление.

— Вы не всерьез это говорите!

— Всерьез, — ровным голосом ответил Стивен.

— Но он участвовал во вскрытии средневековой гробницы! — запротестовал Снеддон. — Насколько я знаю, предполагают, что его состояние имеет отношение к чуме. Какая вообще может быть связь между всем этим и тем, чем он занимался в нашей клинике?

Проигнорировав вопрос, Стивен сообщил:

— Донор, с которым работал доктор Мотрэм, был солдатом морской пехоты. Спустя некоторое время он погиб.

— А, так это был банальный случай ошибочного опознания! — воскликнул Снеддон, словно испытав облегчение от того, что ситуация наконец прояснилась. — Сэр Лоуренс объяснил все доктору Мотрэму…

— Доктор Мотрэм не поверил ему, — отрезал Стивен, вставая. — Я тоже.

Снеддон, неожиданно растеряв весь свой апломб, явно чувствовал себя неловко.

— Что ж, это вам стоит выяснить с самим сэром Лоуренсом, — раздраженно произнес он, начиная передвигать на столе бумаги, словно диктор в конце выпуска новостей.

— Именно это я и собираюсь сделать, — сообщил Стивен, любезно улыбаясь.

Он вышел из больницы, весьма довольный устроенным переполохом. Он был на сто процентов уверен, что Снеддон сейчас звонит Сэмсону.

Его встреча с сэром Лоуренсом была назначена на четыре часа, поэтому он купил сэндвич и бутылку газированной воды и неторопливо прогулялся до парка, где разделил свою трапезу с утками. Общение с простыми созданиями, у которых была лишь одна цель — выжить, обладало лечебным эффектом. У них не было сложных и запутанных понятий конфиденциальность и чести, они не знали, что такое лицемерие и ложь, обман и двурушничество. Стивена внезапно поразила ирония того факта, что несмотря на множество социальных слоев человеческого общества, лежащая в основе всего движущая сила была на самом деле такой же простой, как у этих уток. Возможно, это стоило иметь в виду, поднимая переполох: если ты встанешь у меня на пути, я столкну тебя с дороги…

Ожидая в приемной сэра Лоуренса Сэмсона, расположенной на Харлей-стрит, Стивен понимал, что находится в одном из самых престижных медицинских учреждений страны. Однако будучи в глубине души мятежником, он не мог избавиться от мысли, что было время, когда врачи на этой известной улице почти ничего не знали о медицине. Но, как и у африканских шаманов, до сих пор все решали тайны мастерства, известные лишь посвященным…

— Доктор Данбар, я опоздал на несколько минут. Прошу прощения…

Стивен улыбнулся, поднимаясь Сэмсону навстречу.

— Нет нужды извиняться, сэр Лоуренс. Мистер Снеддон наверняка сообщил вам, что происходит.

В глазах Сэмсона мелькнуло раздражение, но лишь на секунду.

— Нет… А разве должен был сообщить?

Вместо ответа Стивен объяснил ему, что хотел бы узнать, и получил тот же ответ, что и от Снеддона. Тогда он сделал ход конем.

— Доктор Джон Мотрэм может умереть, а юный солдат уже преждевременно погиб — на самом деле, два солдата, хотя смерть второго в настоящий момент вас не касается. — Прямо взглянув в глаза Сэмсону и с удовлетворением отметив в них удивление, Стивен продолжал: — Есть предел тому, насколько далеко вы можете зайти в своих играх в конфиденциальность, после чего ваши действия станут препятствовать очень серьезному криминальному расследованию.

Выражение лица Сэмсона ясно говорило, что переполох удался на славу.

— Спасибо, что уделили мне время, доктор Лоуренс.

Двадцать семь

— Вы с пользой провели время, — усмехнулся Макмиллан, когда Стивен позвонил ему.

— Почему вы так говорите?

— Мой телефон раскалился докрасна — оказалось, есть немало желающих остановить вас.

— Кто-нибудь интересный звонил?

— В основном люди, занимающие высокие посты, но…

— «Но» что?

— Не знаю… Вообще-то я уже привык к таким вещам, но в этот раз все по-другому, и я никак не могу разобраться, в чем дело. Обычно я могу вычислить первичный источник любого «артобстрела», но не сейчас.

— Может быть, я разозлил всех в равной степени? — предположил Стивен.

Макмиллан одобрительно хохотнул, но затем сказал серьезно:

— Будьте осторожны, Стивен! Кстати, вы все еще намерены посетить жаркие страны?

— Да, я связался со своими старыми приятелями в Херефорде. Они готовятся к выполнению задания в долине Сангин на севере провинции Гильменд — именно там, где действовал сорок пятый отряд коммандос. Я договорился лететь с ними, по прилету они обеспечат меня снаряжением и автомобилем. После этого они пойдут своей дорогой, а я своей. Я планирую начать с полевого госпиталя, где лечили Майкла Келли до того, как перевести его в Кэмп Бастион.

— Вы понимаете, что мы могли бы проделать все это через официальные каналы? — задумчиво спросил Макмиллан.

— Предпочитаю действовать самостоятельно, — отозвался Стивен. — Официальные каналы могут дать утечку информации, а поскольку, по вашим словам, кое-кого из правительственного аппарата очень не радуют мои действия, я предпочитаю не быть… неподвижной мишенью. Пусть мои планы остаются в тайне.

— А после того, как побываете в полевом госпитале?..

— Буду действовать по обстоятельствам. С помощью своего удостоверения я рассчитываю получить нужные мне ответы, если только преступники не предприняли серьезные меры для сокрытия преступления. Если так и окажется, я вам сообщу.

— Не забудьте свой спутниковый телефон.

— Уже в чемодане.

— Берегите себя, Стивен!


Оказавшись на базе САС в Херефорде, Стивен словно вернулся в прошлое. Он неоднократно обращался за помощью к старым друзьям с тех пор, как начал работать в «Сай-Мед», но последний раз это было три года назад. Не являясь больше активным членом полка, он, конечно, не участвовал в предполетном инструктаже, и был не настолько глуп, чтобы задавать вопросы о предстоящем задании. Он и сам не распространялся о цели своего путешествия, но отношения между ним и старыми товарищами оставались по-прежнему теплыми, что обе стороны очень ценили. Как выразился один из них: «Что такое быть живым, понимаешь только, когда окажешься на волосок от смерти». Между людьми, вместе пережившими такое, возникали особые взаимоотношения. Стивену было приятно, когда один солдат из нового набора второго парашютного полка — того самого, в котором когда-то служил он сам — заметил, что в Херефорде Стивена до сих пор вспоминают добрым словом.


Перелет до Афганистана проходил по знакомому Стивену сценарию. В течение первого часа все на борту были взбудоражены предстоящим путешествием, и в салоне то и дело раздавались шутки и взрывы смеха, но понемногу все успокоились до такой степени, что утверждение Джона Донна казалось ошибочным — каждый человек, пусть и ненадолго, стал «островом».

Стивен не был исключением: откинув голову на спинку кресла, он снова погрузился в свои мысли. Взглянув на часы, он высчитал, что Дженни сейчас в школе — возможно, раскрашивает одного из тех животных, которых она любила демонстрировать ему, когда приезжал проведать ее, и наверняка спорит с подругой по поводу выбора цвета. В мире Дженни прекрасно уживались красные слоны и зеленые тигры. «Если ты не видел их, это вовсе не означает, что их не бывает», — заявляла маленькая командирша.

Талли, должно быть, сейчас на дежурстве — изо всех сил старается вернуть здоровье больным детям, а может, делает утренний обход, читает истории болезни, изучает анализы, обсуждает больных с коллегами или раздает инструкции медсестрам. Интересно, она по-прежнему злится на него или за прошедшие несколько дней смягчилась и, может быть, передумала. Получится ли вернуть все обратно? Возможность примирения с Талли показалась Стивену раем… «Потерянный рай»? Господи, только не это!

Стоило Стивену закрыть глаза, ему представлялось, как он с Талли отдыхает в горах Шотландии, в уединенном коттедже, где время остановилось и они принадлежат только друг другу… Внезапно Стивен сообразил, что Талли не знает, где он сейчас. Если бы она знала… Как там любят говорить журналисты? Раскалилась бы добела, точно! Он снова закрыл глаза и попытался заснуть.


Помахав вслед своим попутчикам и наблюдая, как их внедорожники скрываются в пустыне, Стивен на секунду пожалел, что не может отправиться с ними. Не то чтобы ему хотелось снова испытать ту ужасную пустоту в желудке, которая возникает в предчувствии неизвестного, но он тосковал по духу товарищества. Его друзьям предстояло сражение с бойцами Талибана, а Стивен отправится в сто семьдесят девятый полевой госпиталь, куда поступил Майкл Келли после того, как у него началось заражение ран.

Сверившись с картой, Стивен настроил навигатор. До госпиталя было всего сорок километров, но дорога была плохая. Он во второй раз проверил уровень топлива и масла и удовлетворенно оглядел внушительный запас бутылок с питьевой водой в багажнике «Ленд-Ровера». Стивена также снабдили оружием, которое, он надеялся, ему не понадобится.

Перед тем как сесть за руль, он в последний раз окинул взглядом пустыню. Служа в спецназе, Стивену уже доводилось бывать в Афганистане — через несколько лет после того, как русские прекратили войну с моджахедами и вывели войска из страны, которую все считали их Вьетнамом. Мелкий, как тальк, песок и изрезанные суровые горы вызвали множество воспоминаний, и не все из них были приятными…


Хотя Стивен давно уже стал гражданским, он не разучился общаться с военными. Ему легко удалось убедить караул сто семьдесят девятого полевого госпиталя в том, что он имеет право пройти внутрь. Его просьба устроить встречу с командующим офицером майором Томом Льюисом выполнили без лишних вопросов.

* * *
Льюис, приземистый мужчина лет под пятьдесят, с почерневшим от длительного пребывания на солнце лицом, долго изучал удостоверение Стивена, затем с улыбкой признался:

— К сожалению, мне оно мало что говорит, доктор. Где конкретно находится ваша база?

— В Министерстве внутренних дел.

— Как же вас сюда занесло? — удивленно взглянул на него Льюис.

— То же самое могу спросить и у вас, — отозвался Стивен.

— Справедливое замечание, — кивнул майор. — Раньше я работал хирургом-ортопедом в городской больнице Кардиффа.

— В жизни всякое бывает… — философски заметил Стивен.

— Чем могу вам помочь?

— Вам о чем-нибудь говорит имя Майкл Келли?

— Конечно. Мы все читаем газеты.

— Насколько я понимаю, он проходил лечение в вашем госпитале?

Льюис кивнул.

— Солдат морской пехоты Майкл Келли поступил к нам по скорой помощи с диагнозом запущенная раневая инфекция. К тому времени, как мы его увидели, состояние уже было крайне тяжелое.

— Уже было? — переспросил Стивен. — А где он лечился до вас?

— Я не в курсе, — ответил Льюис. — Мне сообщили, что солдат морской пехоты Келли получил легкое осколочное ранение, но посчитал его несерьезным. К несчастью, рана инфицировалась, и ему пришлось обратиться за медицинской помощью. Такова была ситуация на момент его поступления к нам, но он наверняка уже страдал несколько дней.

— Вам не показалось это странным?

Льюис пожал плечами.

— Меня больше заботило его состояние на тот момент.

— Вы расспрашивали больного о том, где его лечили раньше?

— Он не мог адекватно отвечать, поскольку получал большие дозы обезболивающих.

— А что было потом?

— После беглого осмотра я решил, что ему нужно более современное лечение, чем мы могли предложить в нашем палаточном городке — если у него вообще есть шансы выжить — поэтому я приказал переправить его в Кэмп Бастион.

— Понимаю… — Стивен несколько секунд задумчиво молчал, затем спросил: — Вы сами осматривали Майкла Келли?

Льюис кивнул.

— Насчет тех осколочных ранений… куда он был ранен?

— Трудно сказать, — вздохнул Льюис, — поскольку была поражена большая площадь поверхности тела. Но мне показалось, что центр находился в районе верхней части бедер, возможно, была задета и нижняя часть живота.

Стивен поблагодарил Льюиса за помощь и поинтересовался, сколько времени займет у него дорога до Кэмп Бастион.

— Вы будете там до наступления ночи.


Стивен с благоговением оглядел размеры Кэмп Бастион. Лагерь тянулся на несколько миль, представляя собой мини-городок, в котором проживал большой военный гарнизон, и госпиталю было отведено несколько зданий. Командующий офицер, полковник Джеймс МакКриди, шотландец по происхождению, явно гордился своим детищем. Он устроил Стивену настоящую экскурсию по госпиталю.

— Мы здесь можем почти все, — сообщил он, — кроме, разве что, пластической хирургии. Кстати, какая у вас специальность, доктор?

— Полевая медицина, — ответил Стивен.

МакКриди удивленно поднял брови:

— Так вы были военным?

Стивен кивнул:

— Добрых несколько лет.

— Значит, все это должно быть вам знакомо?

— Не совсем, — покачал головой Стивен, ощущая неловкость. Он предпочел бы избежать подобных вопросов. — На самом деле я служил не в медсанчасти…

— А где, могу я узнать?

— Во втором парашютном и в САС.

— А! Значит, пришить отрезанный большой палец вам — раз плюнуть! — К великому облегчению Стивена, МакКриди, вполне удовлетворился этим заключением. — Так что же конкретно вы хотели бы узнать о солдате морской пехоты Келли?

— С каким диагнозом он поступил к вам?

— Инфицированное осколочное ранение. К нам его направил сто семьдесят девятый полевой госпиталь. Мы сделали все возможное, чтобы стабилизировать его состояние. Начали массивную антибиотикотерапию, но, несмотря на все наши усилия, через два дня он скончался.

— Почему?

МакКриди явно удивился глупости этого вопроса.

— Потому что так бывает, доктор. Его инфекция не поддавалась лечению. Микроб оказался устойчивым ко всем антибиотикам, которые мы перепробовали.

— А вы знаете, что это была за инфекция?

— У нас тут отличная лаборатория, — с гордостью ответил МакКриди. — Это был Staphylococcus aureus, золотистый стафилококк. Солдат морской пехоты Келли скончался от так называемой MRSA — метициллин-устойчивой формы золотистого стафилококка.

— Возможно, вам покажется, что это не относится к делу, полковник, но не могли бы вы рассказать, какое ранение привело к развитию этой инфекции?

— Мне сказали, что раны были довольно легкие, и больной отказался — по неизвестным мне причинам — сразу показаться врачу. К сожалению, ему пришлось дорого заплатить за это.

Стивен кивнул, внешне оставаясь спокойным, но внутри у него бушевал гнев. Майкл Келли действительно скончался в Афганистане, но не в результате осколочного ранения. Он умер от метициллин-резистентной стафилококковой инфекции после того, как стал донором костного мозга в Лондоне. В таких случаях костный мозг обычно берется из бедренных костей через иглы с широким просветом. «Осколочные ранения» на самом деле были проколами в результате введения игл, которые, видимо, оказались инфицированными. Вместо того чтобы лечить Майкла в Лондоне, его отправили умирать в Афганистан, сфабриковав историю о том, что он был ранен в боевых действиях.

Двадцать восемь

— Что-то не так, доктор? — поинтересовался МакКриди у Стивена, который уже довольно долго молчал, погрузившись в размышления.

— Какая запутанная история, полковник… — Стивен невесело улыбнулся.

На лице у МакКриди появилась растерянная улыбка.

— Вы могли бы описать бригаду скорой помощи, которая привезла солдата Келли? — спросил вдруг Стивен.

Нахмурившись, МакКриди покачал головой.

— Нас больше заботят пациенты, чем солдаты, которые их привозят.

— То есть это точно были солдаты?

— Я не видел их лично, но уверен, что они были солдатами. — Полковник явно начинал раздражаться. — Если бы они были специально нанятыми бухгалтерами, уверен, кто-нибудь отметил бы это.

— Простите, — сказал Стивен. — То есть никто не заметил в них ничего необычного?

— Нет.

— А у вас сохранились лабораторные культуры микроорганизма, от которого погиб Майкл Келли?

— Разумеется, — кивнул МакКриди. — Как я уже сказал, у нас тут отличная лаборатория. А почему вы интересуетесь?

— Я бы хотел взять образец культуры с собой.

— А зачем это вам? — подозрительно спросил полковник с внезапно прорезавшимся шотландским акцентом. — Вы сомневаетесь в качестве лечения солдата Келли?

— Нет, что вы! К вам никаких претензий нет, — уверил его Стивен. — Так вы можете дать мне культуру микроба, который убил Майкла Келли?

МакКриди пожал плечами.

— В принципе, да. Я попрошу лаборантов вырастить штамм — он будет готов утром. Чем-нибудь еще могу помочь вам?

— Было бы хорошо где-нибудь устроиться на ночь, — улыбнулся Стивен. — У меня не было времени договориться об этом заранее.

МакКриди недоуменно взглянул на Стивена.

— Да запросто. Скажите… а какое отношение инспекторат «Сай-Мед» имеет к военным?

— Никакого, — просто ответил Стивен.

МакКриди несколько секунд стоял молча, затем легкая улыбка тронула его губы, и он сказал:

— Что-то подсказывает мне, что если я продолжу задавать вопросы, ответы мне не понравятся, и все это закончится кучей канцелярской работы.

— Мне кажется, холодное пиво было бы лучшей альтернативой, — отозвался Стивен.

За этим разговором последовал приятнейший вечер в офицерской столовой. Стивен хорошо выспался, а наутро успел в самолет Королевских военно-воздушных сил Великобритании, возвращавшийся в Брайз-Нортон. В чемодане Стивена, завернутый в абсорбирующий упаковочный материал, лежал небольшой стеклянный пузырек с культурой микроорганизма, которая была причиной смерти Майкла Келли.


— Как вас встретило кладбище империй? — поинтересовался Джон Макмиллан, когда Стивен появился у него в кабинете.

— Негостеприимно, как всегда, — отозвался Стивен. — Но поездка оправдала себя — у нас определенный прогресс.

Взглянув в окно, за которым ярко светило солнце, Макмиллан произнес:

— Что ж, самое малое, что я могу сделать для вас в качестве благодарности — это предложить пообедать. Давайте прогуляемся до моего клуба… Можем пройти через парк.

По дороге Стивен рассказал о своих открытиях.

— Значит, военные ни в чем не замешаны? — уточнил Макмиллан.

— Нет, я в этом уверен. Они сделали все что могли, когда Келли появился у них на пороге, но никто из них не задался вопросом — как он там оказался.

— Но военные в первую очередь должны были участвовать в выборе Келли в качестве донора для этой загадочной пересадки, — задумчиво произнес Макмиллан.

— Или кто-то, имевший доступ к военной медицинской картотеке…

— Интересно, чем их не устроили гражданские в качестве донора?

Стивен помолчал, обдумывая ответ, затем предположил:

— Может быть, совместимость была неполная… Например, у пациента была редкая группа крови или тип ткани, и Майкл Келли был единственным, кто подходил по всем параметрам.

— Логично. Жена Мотрэма упоминала что-нибудь об этом?

— Нет, — признался Стивен. — Напротив, она упомянула, что Джон посчитал это совершенно рутинной работой — деньги сами плывут в руки, как он выразился. Он не понимал, для чего им нужен настолько полный отчет.

Наступило молчание, затем Макмиллан сказал:

— Знаете, что меня больше всего беспокоит? Этот «кто-то», имеющий доступ к медицинской военной картотеке, должен также обладать достаточным влиянием, чтобы использовать эту информацию с практической целью. Это точно не рядовой служащий.

— Здравая мысль, — согласился Стивен. — И тревожная. Может быть, это один из тех высокопоставленных чиновников, которым не нравится, что я копаюсь в этом деле?

— Что ж, нравится или не нравится, мы все равно продолжим.

Стивен улыбнулся, услышав резолюцию Макмиллана.

— У вас есть еще какие-нибудь предположения по поводу того, кто может быть нашим противником? — спросил он.

— Я до их пор в этом не разобрался, — вздохнул Макмиллан. — Но уверен, что это не обычные «подозреваемые». Это не Министерство обороны, несмотря на участие военных, и я наверняка узнал бы руку наших коллег из Министерства внутренних дел, если бы это были они. Не могу исключить департамент здравоохранения, но эта версия все равно не объясняет множество вещей.

— Разведслужба? — предположил Стивен, имея в виду появление Риксена в Драйбургском аббатстве.

— На них совсем не похоже, — покачал головой Макмиллан. — Вряд ли они могли затеять такое, хотя подозреваю, что они знают больше, чем хотят показать. И опять же, чем с большим противостоянием мы сталкиваемся, тем больше они выдают себя.

— Утешает, — хмыкнул Стивен.

Макмиллан понимающе улыбнулся — именно Стивену придется принимать на себя удар любого будущего «противостояния».

За обедом они не обсуждали расследование, предпочитая беседовать на другие темы — начиная от смены климата и заканчивая слухами о скандале, разразившемся по поводу слишком высоких доходов членов парламента, но когда принесли кофе и бренди, пришло время вернуться к делу.

— Вот как я это вижу, — сказал Стивен. — Транспортировка Майкла Келли в Афганистан с заражением ран метициллин-резистентным штаммом золотистого стафилококка была равносильна убийству. Он вполне мог выжить, если бы его лечили здесь.

Макмиллан согласно кивнул.

— Нелепый поступок.

— Но может быть… он не был единственным, кто заразился этой инфекцией в клинике «Сан-Рафаэль»! — воскликнул Стивен, внезапно увидев новую перспективу в расследовании. — Если были и другие случаи, мы можем попросить лабораторию сравнить местный метициллин-резистентный штамм стафилококка с той культурой, которую я привез из Афганистана. И если ДНК окажется идентичным, это докажет, что Майкл Келли заразился инфекцией в клинике «Сан-Рафаэль». Тогда расследование его гибели превращается в расследование убийства. В этом случае клинике придется обнародовать подробности операции.

— Блестяще! — воскликнул Макмиллан. — Единственная проблема — «Сан-Рафаэль» ни за что не признает, что является рассадником метициллин-резистентного стафилококка.

— М-м-м…

Оба замолчали, поскольку рядом появился официант с серебряным кофейником и принялся наполнять чашки.

Когда официант ушел, Макмиллан спросил загадочно:

— Скажите-ка мне, что, по вашему мнению, делаетчастная клиника, когда обнаруживает метициллин-резистентный стафилококк у своих пациентов?

Улыбка тронула губы Стивена.

— Избавляется от этих пациентов, — сказал он. — Переводит пациентов в ближайшую муниципальную больницу.

— Зашлю-ка я в соседние больницы своих разведчиков, — протянул Макмиллан.

— Хорошая идея. Однако я по-прежнему считаю — нам нужно выяснить, что делало Майкла Келли таким исключительным, — сказал Стивен. — Впрочем, от «Сан-Рафаэль» и от сэра Лоуренса Сэмсона мы вряд ли это узнаем.

— Зато мы можем запросить подробности у военных, — предложил Макмиллан. — Но если мы так поступим…

— Тем самым предупредим противника о своих намерениях, — докончил за него Стивен.

— Лучше бы найти другой вариант.

— Кэсси Мотрэм упомянула, что Джон собирался сделать часть анализов в лаборатории университета, где он работал… Если бы удалось раздобыть пробирки с материалом донора, мы могли бы отдать их для анализа в нашу лабораторию.

— Что ж, неплохая мысль! Стоит попробовать…

Двадцать девять

Вернувшись домой, Стивен нашел под дверью конверт. На нем не было марки, а его имя было написано фиолетовыми чернилами идеальным каллиграфическим почерком. Письмо было от соседки, Синтии Клеменс, работавшей адвокатом одной из городских юридических контор. Она информировала жильцов дома, что мисс Гринуэй, председатель ассоциации жителей района Мальборо Корт, попала в больницу. Синтия решила, что неплохо было бы всем сложиться и послать ей букет цветов. Стивен положил в конверт десять фунтов и оставил его на телефонном столике, намереваясь по пути опустить в почтовый ящик мисс Клеменс.

На автоответчике новых сообщений не было. При виде зеленой цифры ноль Стивен ощутил сосущую пустоту в желудке — каждый прошедший день уменьшал вероятность того, что он снова встретится с Талли.

Домашний телефон Кэсси Мотрэм не отвечал, и Стивен позвонил ей на работу. Ему сообщили, что она вышла из отпуска, но в данный момент занята с пациентом. Регистратор пообещала сообщить доктору Мотрэм о звонке, когда та освободится. Кэсси перезвонила ему через десять минут.

— Снова в строю? — пошутил Стивен.

— Мои пациенты в конце концов пришли к выводу, что не могут заразиться от меня чумой, — сообщила Кэсси. — Их внимание отвлекли новые заботы, конкретно — свиной грипп.

— Рад слышать, — отозвался Стивен. — Люди обязательно найдут повод для паники. — Напомнив Кэсси о пробирках с материалом донора, с которыми ее муж работал в своей лаборатории, он спросил: — Как вы думаете, насколько вероятно, что они до сих пор в лаборатории?

— Вполне вероятно. Вряд ли кто-то выбросил их, разве что сам Джон, когда закончил работу, но аккуратность никогда не была его отличительной чертой. Вероятнее всего, они до сих пор стоят в холодильнике лаборатории.

— Вот и хорошо! — Стивен не скрывал своей радости. — Я планирую наведаться в лабораторию завтра утром, чтобы взглянуть на них.

— Могу я узнать, зачем?

— Пытаюсь выяснить, что особенного было в том доноре, которого Джон обследовал в лондонской клинике. Я уверен, он является ключом ко всему происходящему. Кстати, образцы тканей, взятые у самого пациента, тоже сгодились бы, но, насколько я понял, доктору Мотрэму их в руки не давали?

— Нет, — с сожалением ответила Кэсси. — Ему выдали только результаты лабораторных анализов пациента для сравнения.

— А отчет по пациенту был таким же подробным, как и результаты, которых от Джона ждали в отношении донора? — спросил Стивен.

— Вообще-то нет, — ответила Кэсси. — Помню, Джон упомянул, что в отчете имелись лишь существенно важные подробности, в то время как его попросили провести донору все возможные анализы, в большинстве которых он не видел смысла.

— Интересно… — задумчиво произнес Стивен. — У вас, конечно, нет этого отчета?

— У меня нет, но, может быть, он есть в лаборатории Джона. Ой, я вижу, как старушка миссис Джексон заволновалась в комнате ожидания, — заторопилась Кэсси. — Сейчас еще начнет жаловаться в приемной, что ей приходится так долго ждать. Сожалею, но мне нужно идти…

— Простите, что оторвал вас от работы.

— Удачи вам! — от души пожелала Кэсси.

* * *
Стивен успел на утренний рейс «Бритиш Эруэйз» до Ньюкасла, а затем доехал до города на такси. Дорога заняла так мало времени, что у него в запасе осталось еще полтора часа до встречи с заведующей факультетом клеточной биологии, с которой Джин Робертс договорилась заранее. Он прогулялся пешком, радуясь хорошей погоде, а затем перекусил в кафе с видом на мост через реку Тайн.

Стивену всегда нравилось находиться рядом с грандиозными сооружениями, будь то здания, мосты или природные объекты, например, горы. О них исходила энергия, которая позволяла Стивену чувствовать себя не пассивным зрителем в представлении под названием «жизнь», а актером, исполняющим хотя бы эпизодическую роль. На Тайне сегодня совершенно нет тумана, отметил он про себя, шагая к университету.

— Есть какие-нибудь новости о перспективе возвращения доктора Мотрэма? — спросила, обменявшись с ним рукопожатием, профессор Мэри Лайонс. Это была невысокая женщина лет шестидесяти, с седыми волосами, которые когда-то были светлыми, и морщинками на щеках, говорившими о склонности много улыбаться. На ней был темно-зеленый костюм в желтый цветочек.

— К сожалению, нет, — со вздохом ответил Стивен.

— Какая ужасная трагедия! Такой милый человек, и к тому же один из наших лучших ученых. Все по нему скучают — хотя, надо сказать, некоторые из нас больше по эгоистичным соображениям.

Стивен вопросительно посмотрел на нее.

— Исследования Джона в области клеточных рецепторов к вирусам — одна из главных причин того, что наш университет имеет такой высокий рейтинг. По результатам прошлогодней Программы оценки качества исследовательской работы нам была присвоена четверка, — объяснила Лайонс. — Это очень важно, когда речь идет о привлечении финансирования и студентов.

— Понимаю.

— Чем могу вам помочь, доктор?

Стивен объяснил, что ему нужны пробирки с материалом, над которым работал доктор Мотрэм, и Лайонс кивнула.

— Не вижу в этом проблемы. Думаю, Луиза Эйвери вам поможет. Она научный ассистент Джона — работает в одной из других групп, пока Джон… нездоров. — Лайонс сняла телефонную трубку и набрала трехзначный номер.

Через несколько минут в дверь, постучав, вошла высокая стройная девушка в белом лабораторном халате, с каштановыми волосами, собранными в простой «конский хвост». Выслушав объяснение Лайонс, она ответила с северо-восточным акцентом:

— Нет проблем.

Идя по коридору рядом со Стивеном, девушка задала тот же вопрос, что и Лайонс. Стивену пришлось разочаровать и ее.

— Такая жалость, — сказала Луиза, открывая своим ключом лабораторию. — Я скучаю по нему. Джон так замечательно шутил.

Стивен с трудом мог представить, что человек, находившийся в изолированном боксе в городской больнице Шотландских границ, мог «замечательно шутить», но девушка продолжала:

— Он сказал мне, что собирается бросить науку и стать мастером по ногтевому дизайну, если ему не продлят финансирование.

Стивен широко улыбнулся — не в последнюю очередь потому, что фраза «мастер по ногтевому дизайну» приобретала дополнительный колорит, будучи произнесена с непередаваемым акцентом джорди[10] — и поймал себя на том, что испытывает дружеские чувства к человеку, которому принадлежали эти слова. Некоторые ученые воспринимают свою работу чересчур серьезно. Мотрэм определенно не принадлежал к их числу.

— Ну и как, финансирование продолжилось? — спросил он.

— Для работ по истории — страсть Джона — нет, но ему удалось получить какие-то деньги от организации под названием фонд Хотспера. Как говорится, в одном месте убыло, в другом прибыло.

Стивен кивнул, соглашаясь с философией с акцентом джорди.

— Если Джон не выбросил образцы, они должны быть тут, — сказала Луиза, открывая верхнюю дверцу большого холодильника.

— А вы сами работали с ними? — спросил Стивен, внезапно сообразив, что девушка могла располагать именно той информацией, которая ему нужна, но надежда тут же растаяла.

— Нет. Джон сказал, что он должен сделать все сам. Перепоручать работу не разрешалось.

— И результатов наверняка не видели?

Очередное качание головой.

— В этом не было необходимости. Анализы не имели никакого отношения к нашей работе здесь. Джон проверял совместимость донора костного мозга… но вы, наверное, и сами знаете.

Стивен кивнул.

— Вам повезло! — объявила Луиза, доставая из холодильника проволочный штатив. В нем находилось несколько пластиковых пробирок различной формы и размера. — Не ошибешься, — усмехнулась она, доставая штатив. На бирке было написано: «Донор костного мозга».

Луиза достала небольшую полистироловую коробку и немного сухого льда. Стивен наблюдал, как она упаковывает пробирки.

— Давно вы работаете с Джоном? — спросил он.

— С тех пор, как закончила университет, — ответила девушка. — Лет восемь уже.

— Довольно долго. Какие планы на будущее?

— Думаю попробовать подать документы на степень магистра, если Джон согласится. Могла бы учиться и продолжать работать здесь. А потом посмотрим.

— На доктора философии?

— Возможно.

Разговор, начавшийся с вежливого обмена репликами, породил в голове Стивена план.

— Должно быть, в области клеточной биологии вы знаете не меньше доктора Мотрэма, — сказал он.

Луиза улыбнулась.

— Как только узнаешь о существовании чего-то нового, тут же оказывается, что этого не существует.

— Что это значит? — спросил Стивен, заинтригованный ее ответом.

— Люди думают, что цель научных исследований — получить ответ. Это не так. На самом деле целью являются вопросы, правильные вопросы. Из сотни вопросов, которые вы задаете, только один или два будут правильными. Остальные… ну, они обеспечивают работу ученым…

— Погодите, — сказал Стивен, увидев, что Луиза собирается закрыть коробку. Первоначально он намеревался отвезти пробирки в Лондон и передать в одну из лабораторий, работающих на «Сай-Мед», для анализа. С такими просьбами никогда не было проблем в прошлом, и не было причин опасаться, что на этот раз что-то пойдет не так. Однако, зная о противодействии со стороны правительства его расследованию, Стивен решил перестраховаться.

— Луиза, а что вы сказали бы, если бы «Сай-Мед» попросил вас провести анализ содержимого этих пробирок?

— Это зависит от того, что скажет профессор Лайонс.

— Предположим, она согласится?

— Тогда конечно, без проблем. Что конкретно вы от меня хотите?

— Мне нужно знать все, что вы сможете сказать мне о доноре, основываясь на содержимом пробирок.

— Вообще-то Джон по ходу работы упомянул, что донор идеально подходит пациенту, — заметила Луиза, — если именно это вас беспокоит. На самом деле… — Она открыла ящик лабораторного стола и после недолгих поисков выудила листок бумаги, который вручила Стивену. — Это данные пациента. Помню, Джон сказал, что они слишком обычные, чтобы держать их в секрете.

— Спасибо! — с чувством произнес Стивен. — Могу я оставить их себе? — Когда девушка кивнула, он продолжил: — Знаете, я хотел бы подстраховаться. Давайте разделим содержимое пробирок на две части: я отвезу вторую часть в нашу лондонскую лабораторию, чтобы продублировать ваши анализы. Что скажете?

— Да хоть в десять лабораторий, — улыбнулась Луиза.

Тридцать

Покинув университет, Стивен вылетел в Лондон, увозя в портфеле небольшой пакет с пробирками. Чтобы исключить непредвиденные обстоятельства, он планировал отвезти их в лабораторию до конца рабочего дня. Самолет приземлился в Хитроу — самом нелюбимом его аэропорту, и он уже начал проталкиваться через толпу взволнованных пассажиров, чтобы успеть на экспресс-электричку, идущую в город, когда его остановили двое мужчин, помахав перед носом удостоверениями Спецслужбы. Их сопровождали двое вооруженных полицейских. Стивен показал им свое удостоверение, однако оно не оказало никакого эффекта.

— Мы знаем, кто вы такой, доктор, но у нас приказ задержать вас. Будьте добры, пройдите с нами.

Стивена провели в комнату для переговоров, где один из офицеров Спецслужбы взял у него портфель. Открыв его, он достал пакет, в котором находились пробирки.

— Что вы делаете, черт возьми? — воскликнул Стивен. — Я следователь инспектората «Сай-Мед», выполняю операцию, санкционированную Министерством внутренних дел. Уберите руки от моих вещей!

— Простите, сэр, но к нам поступила информация, которая вызвала необходимость изъять это и задержать вас на некоторое время.

— Какая информация?

Офицер взял пакет.

— Она касается содержимого пакета, сэр.

— В этом пакете находятся образцы биологических тканей, — сказал Стивен, стараясь сохранить спокойствие, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. — Они крайне важны для расследования, которое я провожу в настоящий момент, и должны попасть в лабораторию сегодня до ее закрытия, иначе они испортятся. — Строго говоря, это не было правдой: сухой лед сохранит содержимое пробирок в течение одного-двух дней, но Стивену было не до честности. — Дайте сюда, я покажу вам, что внутри.

Офицер отодвинул пакет так, чтобы Стивен не смог дотянуться.

— К сожалению, это невозможно, сэр. Спецслужба сама намерена изучить содержимое.

— Тем самым они провалят официальное расследование «Сай-Мед»! — заявил Стивен, теряя терпение. — И если такое произойдет, я прослежу, чтобы вы двое остаток своей жизни рассказывали детям о правилах дорожной безопасности на Внешних Гибридских островах!

— У нас приказ, сэр.

Один из офицеров вышел из комнаты с пакетом, второй остался.

— Что еще? — процедил Стивен сквозь зубы.

— К сожалению, вам какое-то время придется оставаться в комнате временного содержания.

— Великолепно! — фыркнул Стивен. — Имею я право на телефонный звонок?

Офицер кивнул, и Стивен позвонил Джону Макмиллану.

— Меня задержали в аэропорту Хитроу. Спецслужба конфисковала биологический материал, который я привез с севера.

— Что? — воскликнул Макмиллан. — Вы не сказали им, кто вы?

— Разумеется, сказал, — проворчал Стивен. — Это не оказало эффекта.

— Я с этим разберусь! — прогремел Макмиллан. — Буду на связи.

Стивен провел в изоляторе временного содержания аэропорта полтора часа, и наконец звуки и движение за дверями сказали ему, что его заключение подошло к концу. Сэр Джон Макмиллан прибыл лично проследить, что его освободили.

— Похоже на то, как папа выручал меня из трудных ситуаций, — пошутил Стивен.

Они оба сели на заднее сиденье черного автомобиля, водитель которого ожидал у здания на площадке, запрещенной для парковки.

— Так что же происходит? — спросил Стивен.

— Хотел бы я знать, — отозвался Макмиллан. — Спецслужба принесла свои извинения за то, что они назвали «досадной ошибкой», но за этим кроется нечто большее, я в этом уверен. — Он явно был озабочен. — Это не было ошибкой. Люди, обладающие властью и влиянием, что-то затевают…

Стивен едва удержался, чтобы не сказать: «И что в этом нового?»

— …Но не обычным способом, — продолжал Макмиллан. — Они просят оказать услугу за услугу, используя старые школьные связи, обращаясь к давним товарищам. Вот почему я не могу вычислить людей, которые препятствуют вашему расследованию. Движущей силой является не конкретное ведомство — это люди, занимающие высокие посты в целом ряде ведомств, которые просят друг друга об услуге.

— От военных до Спецслужбы, — задумчиво протянул Стивен. — Извинения предусматривали возвращение нам пробирок с содержимым?

— В настоящий момент они должны уже быть возвращены, — ответил Макмиллан. — Я попросил их отправить пробирки прямо в Министерство внутренних дел.

— И что все это значило? — размышлял Стивен вслух, пока они тащились в медленно двигавшемся потоке машин. — Они задержали меня в аэропорту, отобрали пакет, а теперь говорят, что все было ошибкой. В какую ошибку мы должны поверить? Ошибочное опознание личности? Они знали, кто я такой… Выборочная проверка? Они точно знали, что ищут.

Макмиллан кивнул.

— Совершенно ясно, что они знали, где вы были, что вы там делали и что возвращаетесь именно в Хитроу. Кто-то прослушивал ваш телефон.

— Или телефон Кэсси Мотрэм! — подхватил Стивен. — Она — единственная, кому я говорил, что собираюсь лететь в Ньюкасл за образцами ткани донора.

— Я поручу электронщикам проверить ваши телефоны, как только мы вернемся обратно, — пообещал Макмиллан.

— Но если они так сильно хотели заполучить эти пробирки… почему сейчас заявляют, что все это было ошибкой, и возвращают их обратно?

— Предпочитаю думать, что это из-за устроенной мною шумихи, — улыбнулся Макмиллан. — Я объявил им, что последствия вмешательства в работу одного из моих следователей, действующего при полной поддержке министра внутренних дел, закончатся тем, что формы увольнения посыплются на Спецслужбу, как листья ветреным осенним днем.

— Вполне возможно, это и было причиной, — кивнул Стивен. — Насколько я понимаю, вам не удалось выяснить, куда они носили пробирки?

— У меня сложилось четкое впечатление, что Спецслужба на самом деле ничего не знала о содержимом пробирок, — сказал Макмиллан. — Догадываюсь, что кто-то попросил кого-то задержать вас, отобрать пакет и куда-то его отправить…

— Услуга на высшем уровне, — добавил Стивен.

— Точно, но у них это не сработало. Мы получим наши пробирки обратно, — продолжал Макмиллан, выходя из машины, остановившейся у крыльца Министерства внутренних дел, — и, если повезет, они уже ждут нас внутри.

По словам дежурного, пробирки прибыли пятнадцать минут назад. Макмиллан попросил Стивена проверить, вскрывали ли пакет.

— Вроде нет, — сказал Стивен, быстро осмотрев со всех сторон белую полистироловую коробку, обклеенную коричневым скотчем. — Но я не могу сказать наверняка, — признал он, — поскольку даже если его открывали, то вполне могли снова запечатать.

— Может, имеет смысл проверить содержимое, прежде чем я попрошу Джин отправить курьера в лабораторию? — предложил Макмиллан.

В кабинете Джин Робертс Стивен открыл коробку и заглянул внутрь. На первый взгляд, все было в порядке — на одной из пробирок, которую он вытащил наружу, по-прежнему виднелась засохшая кровь.

Через десять минут прибыл курьер на мотоцикле и его проинструктировали доставить коробку в лабораторию как можно скорее, вместе с данными по пациенту, которые Стивен раздобыл у Луизы Эйвери. Джин позвонила в лабораторию, предупредила, чтобы там ждали прибытия курьера, и попросила провести полный анализ содержимого пробирок.

— Ну что, делу время, потехе — час, — вздохнул Макмиллан, усаживаясь в кресло в своем кабинете и делая глоток шерри, которое налил себе после того, как вручил бокал с напитком Стивену. — Как думаете, что обнаружит лаборатория?

— Даже не представляю, — признался Стивен. — Все это кажется крайне странным. Но ведь наверняка есть что-то, чего мы не должны были узнать о доноре. Что они пытаются скрыть?

— Личность пациента? — предположил Макмиллан без энтузиазма.

— Вряд ли все дело в этом, — возразил Стивен.

— Все это организовано как-то… по-дилетантски, — сказал вдруг Макмиллан, и в ответ на удивленный взгляд Стивена пояснил: — Люди, обладающие властью, которые не до конца понимают, что делают, пустили в ход связи, чтобы повлиять на тех, кто знает, что делает, но не говорят им правды, потому что это… секрет. — Макмиллан с таким отвращением произнес последнее слово, что Стивен не удержался от улыбки.

— Конечно, может быть, мы просто что-то упустили, — сказал он. — Что-то, что нам и в голову не пришло искать…

— Пока не пришло, — поправил Макмиллан.

— Кстати, вам удалось узнать в больницах хоть что-нибудь о пациентах с метициллин-устойчивой стафилококковой инфекцией, поступивших из клиники «Сан-Рафаэль»?

Макмиллан грустно усмехнулся.

— Я упустил из виду один фактор, — сообщил он. — Глупо было рассчитывать, что руководство больниц признается в том, что они приняли такого пациента в свою больницу. Их можно понять. Представьте себе, что могут сделать журналисты, попади им в руки такая информация.

— «Частные клиники сплавляют свою заразу в муниципальные больницы!», — нараспев произнес Стивен.

— Думаю, в этом деле можно забыть об официальных каналах, — вздохнул Макмиллан. — Все, что нам остается — это низы, простые люди.

— Болтливые медсестры и недовольные уборщики…

В этот момент на столе Макмиллана зазвонил телефон. Из лаборатории подтвердили получение пакета с пробирками и пообещали закончить работу как можно скорее.

— Кажется, нам нужно разработать план Б, — сказал Стивен и в ответ на вопросительный взгляд Макмиллана пояснил: — Что мы будем делать, если лаборатория сообщит, что у донора вторая группа крови, резус положительный и что совместимость с пациентом идеальная? Конец истории?

— Мы прочитаем то, что напечатано мелким шрифтом — все дополнительные тесты, которые попросили провести Мотрэма. Там наверняка что-нибудь обнаружится.

Тридцать один

Прежде чем отправиться домой, Стивен решил прогуляться по набережной. Он ощущал легкую вину перед Макмилланом за то, что намеренно ничего не сказал ему о своей просьбе продублировать анализы. Он многим был обязан сэру Джону и с легкой душой доверил бы ему свою жизнь, но в настоящий момент в коридорах власти затевалось что-то серьезное, и он не знал, насколько далеко все зашло. Это было похоже на рак: все видели метастазы, но никто не знал, где притаилась сама опухоль.

Уже произошла одна попытка помешать «Сай-Мед» провести анализ биологических тканей донора — и Стивен не хотел, чтобы подобное повторилось. Его просьба к Луизе Эйвери продублировать анализы была спонтанной и не запланированной, так что об этом он не упоминал ни в личной беседе, ни в телефонном разговоре. Пусть так и остается. Он вспомнил любимую поговорку: двое могут хранить секрет, если один из них мертв.

Стивен продолжал размышлять об этом, когда зазвонил его телефон. Это был Макмиллан.

— Джин сообщила мне, что техники закончили проверять телефонные линии. Ваш телефон не трогали, зато над линией миссис Мотрэм поработали. Довольно профессионально, по словам техников.

— Может, имеет смысл оставить все как есть, — предложил Стивен. — На случай, если возникнет необходимость скормить противнику гуано.

— Я тоже так подумал, — согласился Макмиллан. — Попросил их ничего пока не трогать.

Возможно, возникшее у Стивена неприятное ощущение было вызвано тем, что он узнал о прослушивании телефона Кэсси Мотрэм, но, когда он подходил к дому, чувства его обострились. Он попытался убедить себя в том, что это лишь игра воображения, но начал подозревать, что за ним следят. Когда он в последний раз перешел дорогу, то заметил мужчину в темном костюме примерно в ста метрах позади себя, и тут же припомнил, что видел его за несколько минут до того, как ушел с набережной.

Пройдя еще сто метров, Стивен остановился и, полуобернувшись, притворился, будто ищет что-то в портфеле, в действительности стараясь разглядеть боковым зрением, что делает его преследователь. Он находился там же, но, поскольку Стивен продолжал свои «поиски», мужчина свернул на боковую улицу и исчез из виду. Стивен слегка расслабился, недовольный тем, что дал волю своему воображению. С улыбкой размышляя о том, до чего может довести постоянное нервное напряжение, он добрался наконец до своего поворота и пошел по тропинке, ведущей к улице, где находился его дом. Однако улыбка исчезла в одно мгновение, когда он уловил в воздухе запах лосьона после бритья — он узнал этот запах. Стивен продолжал идти с прежней скоростью, но, едва свернув направо, скользнул в дверной проем и затаился.

Мимо прошла темная фигура, а в следующую секунду Стивен заломил преследователю руку за спину и прижал щекой к стене прежде, чем тот сообразил, что происходит.

— Ты попался, Риксен, — прошипел Стивен.

— Ради бога, Данбар! — заикаясь, произнес сотрудник разведслужбы. — Я здесь ради твоего блага. Просто хотел поговорить с тобой.

— Ты идешь за мной с тех пор, как я вышел из министерства. У тебя была куча возможностей поговорить со мной, но последние десять минут ты предпочел сидеть у меня на хвосте. Затем ты обогнав меня, зашел вперед, и ждал на тихой тропинке…

— Это потому что я не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как я говорю с тобой, — простонал Риксен.

Стивен медленно отпустил его, по-прежнему не понимая, что происходит, и настороженно наблюдал, как Риксен отряхивает одежду.

— Валяй, рассказывай, — сказал он наконец.

— Что-то происходит, и мне это не нравится, — сообщил Риксен. — На самом деле не только мне не нравится — мой босс тоже крайне недоволен, но насколько я понял, он ничего не может поделать.

— Я весь внимание. — Стивен не на шутку заинтересовался.

— На сцене появился бывший сотрудник разведслужбы: он ведет себя так, словно его снова взяли на работу, но я уверен, что это не так. Однако факт остается фактом — кое-кто танцует под его дудку, нравится нам это или нет. Ходят слухи, что его отрядили следить за тобой… А может, и больше, чем просто следить…

— Зачем?

Риксен пожал плечами.

— Не знаю. И похоже, никто не знает. Но мы с тобой всегда ладили, и я подумал, что стоит тебя предупредить. Клянусь, официально все это не имеет отношения к разведслужбе, даже если выглядит совсем наоборот.

— Кто этот парень?

— Монк. Джеймс Монк, — ответил Риксен. — Он проработал у нас три года, а потом его уволили за то, что он был… ну, слишком активен в выполнении своей работы, если можно так выразиться. Слишком много «случайных» смертей. Люди, за которыми ему поручали следить как за потенциальными врагами, кончали жизнь самоубийством в лесу, если ты понимаешь, о чем я.

— Если не можешь решить проблему, избавься от нее…

— Точно.

— Он психопат?

— Где-то на грани, а может, и диагноз стоит, но он из «хорошей» семьи. Отец в Беркшире, денег куры не клюют. Поговаривают, что не папашины гончие во время охоты разрывали лисиц на кусочки… В другой ситуации Монка уже засадили бы за решетку, но поскольку папаша щедро платил за учебу в школе и в Оксфорде, ее величество Спецслужба до последнего была очень довольна… пока мы не почуяли в отношении него неладное.

— А теперь он вернулся…

— Как я сказал, не официально.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Стивен. — Я твой должник. Этот Монк — парень под метр девяносто, крепкого сложения, бородавка на левой щеке?

— Точно! Тебе доводилось с ним пересекаться?

— Лично пока нет.

— Будь осторожен, — серьезно сказал Риксен.

— Ты тоже, — откликнулся Стивен. — Кстати, хочешь совет? Смени лосьон после бритья.

— Что? — Риксен не скрывал своего возмущения. — Моей жене он нравится — она сама мне его подарила.

— Значит, она из КГБ. С таким же успехом ты мог нарисовать мишень у себя на заднице.

— Она мать моих детей! — запротестовал Риксен.

— Возможно, все дело в количестве, — сказал Стивен, получая удовольствие от возможности поддразнить агента разведслужбы. — Пол-литра за раз — это слишком много.

— Я начинаю жалеть, что решил предупредить тебя…

— Честно говоря, рад, что ты решил, — сказал Стивен, посерьезнев. — Спасибо.

С этими словами он повернулся и пошел прочь.

— Эй, а ты не собираешься рассказать мне, что вообще происходит?

— Я тоже не знаю, — не оборачиваясь, ответил Стивен. — Это тайна.


Приняв душ, Стивен переоделся в джинсы и кроссовки. На улице похолодало, поэтому он натянул свитер и джинсовую куртку и направился к лифту, ведущему в гараж. Первым пунктом в его плане было посещение ресторана «Нефритовый сад», где он обедал раз в месяц. У Стивена было несколько излюбленных ресторанов, которые он посещал более-менее регулярно, выбранных прежде всего потому, что там хорошо готовили, а еще для того, чтобы разнообразить ежедневное меню, состоявшее в основном из продуктов быстрого приготовления. Он так и не научился готовить, и не собирался менять свои привычки.

Ченг Фенг, владелица «Нефритового сада», в первый же раз, когда Стивен воспользовался кредиткой, узнала, что он врач, и с тех пор никогда не упускала возможности рассказать ему о здоровье своем и своей семьи. Она нравилась Стивену, и он частенько давал общие медицинские рекомендации, которые превращались в дополнительные блюда на его столике, не отмеченные в счете. Это было простое, милое соглашение между двумя людьми, которые меньше чем друзья, но больше чем чужие. Что более важно, они были симпатичны друг другу.

Возвращаясь в машину после обеда, Стивен размышлял, как провести оставшийся вечер. Он мог вернуться домой и пораньше лечь спать, но сомневался, что сможет заснуть, так как его очень встревожило сообщение Риксена. Очень неприятно знать, что на тебя охотятся, и не иметь представления, почему. Расследование приостановилось до той поры, пока не будет проведен полный анализ донорской ткани, но вместо того, чтобы отдохнуть, Стивен собирался пройтись по больницам, которые могли принять пациентов со стафилококковой инфекцией, поступивших из «Сан-Рафаэль».

Однако, поразмыслив, Стивен решил пойти другим путем. Если уж он вознамерился добывать информацию с помощью сплетен, а не через официальные каналы, с которыми Макмиллан уже потерпел поражение, с таким же успехом можно попытаться наладить контакт с персоналом самой «Сан-Рафаэль».

Подъехав к клинике, он принялся колесить вокруг, разыскивая забегаловки, в которых можно было встретить сотрудников больницы. Ближе всего был расположен бар «Голубая лагуна», но Стивена смутило его название. Подозревая, что это могло быть место встречи гомосексуалистов, он решил оставить его на потом и поискать что-то более подходящее.

«Рене», на первый взгляд, удовлетворял требованиям. Оставив машину в паре кварталов от него, Стивен вернулся пешком, вошел и заказал в баре бутылку чешского пива. Небольшое помещение было заполнено наполовину, в основном парочками. Однако за одним столиком разместилась компания бизнесменов, которые, пристроив портфели под стол, обменивались историями о своей удали в торговых джунглях. За барной стойкой мужчина читал вечернюю газету, раскрытую на разделе «поиск жилья», а молодая женщина была поглощена своим мобильным.

Стивен поискал признаки того, что она могла быть медсестрой, закончившей дежурство — удобные туфли на низком каблуке, черные чулки, мелькнувшая под пальто белая униформа — но не нашел. Он просидел, склонившись над своим пивом, минут двадцать, затем встал и вышел. Можно было еще покататься по району, но Стивен уже не чувствовал уверенности, что его подход сработает. Рядом с больницами обычно находилось несколько забегаловок, где многие из сотрудников могли быть завсегдатаями, но с «Сан-Рафаэль» было по-другому. Клиника находилась в элитном районе, в котором не было никаких забегаловок. Возвращаясь обратно, Стивен от отчаяния решил попытать счастья в «Голубой лагуне».

Название Стивен интерпретировал правильно — бармен, оценивающе оглядев его с головы до ног, сказал:

— Вы новичок.

— Приехал сегодня, — улыбнулся Стивен.

— И что занесло вас в «Лагуну»? — спросил бармен, хотя глаза его ясно говорили, что он знает ответ.

— «Сан-Рафаэль», — ответил Стивен. — Я устроился сюда на работу.

— Медбратом?

Стивен кивнул.

— Значит, вы никого тут не знаете, раз только что приехали?

— Верно. Совсем один в большом городе…

— Робби работает в «Сан-Рафаэль», — объявил бармен, словно только что вспомнил. Отвернувшись от Стивена, он оглядел зал. Посетители были исключительно мужчинами и в основном сидели парами, хотя за одним столом явно праздновали день рождения — все шестеро были в праздничных колпачках.

— Робби! Робби! — позвал бармен. — Подойди-ка сюда и познакомься с… — Он повернулся и вопросительно взглянул на Стивена.

— Стив.

— Иди и познакомься со Стивом!

Стивен наблюдал, как из-за одного столика поднялся невысокий коренастый человечек и направился к барной стойке. Бармен представил их друг другу и пересказал историю Стивена.

— Пойдем к нам, — предложил Робби. — Лондон — жутко одинокое место, если никого тут не знаешь.

Стивен последовал за Робби к его столику, где был представлен Клайву, причем Робби особо подчеркнул, что это его партнер.

— Так что руки прочь, — хихикнул он, изобразив рукой легкий шлепок.

Стивен обменялся рукопожатием с высоким симпатичным парнем.

— Так значит, вы медбрат, — сказал Робби, когда они уселись. — Клайв тоже был медбратом, пока не взлетел в небеса и не стал стюардом.

— В «Бритиш Эруэйз», — коротко пояснил Клайв.

— Я не знал, что у нас в «Рафе» новенький, — сказал Робби. — Вы, наверное, вместо бедняжки Ивонны.

— Ивонны? — изобразив недоумение, переспросил Стивен.

— Медсестра-полячка, — объяснил Робби и, потирая нос, сообщил заговорщицким тоном: — Ее с позором услали домой.

— Как так? — спросил Стивен, чтобы поддержать беседу, и отчаянно стараясь продемонстрировать заинтересованность местным скандалом. Он ожидал услышать рассказ о преступном сексе в бельевом шкафу.

— Мне, конечно, нельзя об этом рассказывать, — прошептал Робби, наклоняясь вперед, — но поскольку вы все равно уже сотрудник больницы…

Стивен наклонился ему навстречу.

— MRSA! — объявил Робби, делая ударение на каждой букве.

Стивен не мог поверить в свое везение. Ему захотелось обнять и расцеловать Робби — и в подобном заведении это не показалось бы чем-то из ряда вон выходящим — но вместо этого он произнес с наигранным возмущением:

— Вы шутите!

Робби покачал головой, явно довольный реакцией Стивена.

— Носитель, — объяснил он. — Инфицировала трех пациентов, прежде чем выяснили, что она источник проблемы.

— Бедняга, — посочувствовал Стивен, надеясь, что не слишком переигрывает, — это же совершенный кошмар, жить с этим! Просто не представляю, как бы я справился. Надеюсь, она не была нелегалом?

— Ну что вы! — воскликнул Робби, обменявшись потрясенными взглядами с Клайвом. — «Рафа» — это лучшая больница, мой друг. Самый лучший персонал, самая высокая зарплата. В «Рафе» все абсолютно законно и открыто. Ивонна была квалифицированной и, надо сказать, отличной медсестрой. Это носительство просто… несчастливое стечение обстоятельств. От такого никто не застрахован.

— Так проблема в итоге решилась? — уточнил Стивен.

— И без малейшего намека на скандал, — прошептал Робби. — Нам повезло. Газетчики размазали бы нас по стене, если бы узнали.

— Эти лицемеры на все способны, — поддакнул Стивен.

— А где ты работал раньше, Стив? — спросил Клайв, который все это время молча буравил Стивена ничего не выражающим взглядом.

— В Глазго, — ответил Стивен после секундной заминки — он внезапно сообразил, что не подготовил легенды. — В западной больнице.

— Жесткий город, — заметил Клайв.

— Поэтому я здесь, — ответил Стивен, снова понадеявшись, что не слишком жмет «голубую» кнопку. Он начал подозревать, что у Клайва насчет него сомнения.

— Ты полюбишь «Рафу», Стив! — пообещал Робби.

— А что означает «MRSA», Стив? — внезапно произнес Клайв к удивлению Робби, который, казалось, был растерян поведением партнера.

— Это что, допрос? — воскликнул он.

— «Methicillin-resistant Staphylococcus aureus»,[11] — невозмутимо ответил Стивен, — хотя многие думают, что это означает «multiply-resistant».[12]

Клайв улыбнулся.

— Ответ верный. Извини, Стив. — Повернувшись к Робби, он объяснил: — Мне показалось, что он из прессы.

Глаза Робби стали круглыми, как блюдца.

— Ты не из газеты, Стив, так ведь? — спросил он испуганно.

— Нет, — успокоил его Стивен, — не из газеты.

Он заказал на всех выпивку и вскоре засобирался домой, сославшись на усталость после долгой дороги.

— До встречи в больнице, — попрощался Робби.

— Спасибо за гостеприимство, — Стивен кивнул обоим и помахал бармену, направляясь к двери.

— Скоро увидимся! — Бармен выразительно посмотрел на Стивена, продолжая натирать стаканы.

Тридцать два

Вернувшись домой, Стивен позвонил дежурному офицеру «Сай-Мед».

— Мне нужна информация, и как можно скорее. Недавно в клинику «Сан-Рафаэль» на работу устроилась медсестра-полячка по имени Ивонна. Все было легально, поэтому с получением информации проблем быть не должно, однако не обращайтесь в саму клинику. Мне нужно: полное имя медсестры, сколько времени она проработала в «Сан-Рафаэль», официальная причина ее увольнения и какая лаборатория службы здравоохранения была в этом задействована. Если понадобится, поднимайте людей с постели.

— Будет сделано.


В пятом часу утра Стивена разбудил телефонный звонок от дежурного, который, поздоровавшись, пошутил, что Стивен оказался в списке тех, кого надо было «поднять с постели».

— Очень смешно, — проворчал Стивен. — Что удалось выяснить?

— Ивонна Тлосцинска проработала в клинике операционной медсестрой четыре с половиной месяца — с декабря прошлого года по начало апреля нынешнего. Она пришла с отличными рекомендациями. Руководство было о ней высокого мнения, пока не возникли проблемы, и всему персоналу пришлось пройти обследование в рамках расследования причины послеоперационного заражения нескольких пациентов. Ивонну сочли не подходящей для работы в операционной, после чего она вернулась домой в Гданьск, получив более чем щедрое выходное пособие.

— Отлично, — похвалил Стивен. — Вы выяснили, кто проводил обследование?

— Первые анализы делала лаборатория клиники, но затем была задействована частная лаборатория, которая проводит микробиологические анализы для «Сан-Рафаэль». Когда они подтвердили выделение метициллин-резистентного стафилококка, субкультуры микроорганизма были переправлены властям службы здравоохранения и в соответствующую лабораторию в Колиндэйле на севере Лондона, в соответствии с правилами, действующими в подобной ситуации.

— Блестяще! — воскликнул Стивен.

— Любимое словечко моей мамы, — отозвался дежурный.


Понимая, что люди, которых дежурный потревожил ночью, не преминут утром пожаловаться на это коллегам и тем самым вызовут подозрения противника, Стивен прибыл в лабораторию Колиндэйла до начала рабочего дня и стал ждать, пока сотрудники придут на работу. Озвучив свои полномочия, через пятнадцать минут он безо всяких проблем получил от лаборантов стеклянную пробирку с культурой метициллин-резистентного стафилококка, выделенного у медсестры Ивонны Тлосцинской. Еще двадцать минут — и культура была в лаборатории «Сай-Мед» для того, чтобы провести анализ и сравнить с ДНК метициллин-резистентного стафилококка, который Стивен привез из Афганистана.


Стивен ждал Макмиллана в Министерстве внутренних дел. Проходя мимо него в свой кабинет, начальник бросил:

— У вас очень самодовольный вид, Данбар. Вам это не идет.

Стивен весело подмигнул Джин, та в ответ прыснула.

— Пусть войдет, — ожил через несколько минут селектор на столе у секретаря.

Стивен поведал Макмиллану о событиях предыдущих дней и об успешной детективной работе, проделанной дежурным офицером.

— «Голубая лагуна», говорите… — задумчиво повторил Макмиллан, перекладывая бумаги на столе. — Какое везение, что вы проводите вечера в подобных заведениях…

— Я не провожу вечера… — начал Стивен и замолчал, увидев улыбку на лице начальника. — Просто решил проверить идею, которая пришла мне в голову, — улыбнулся он в ответ.

— Чертовски неплохая была у вас идея, как оказалось. Однако я не уверен, что лаборатория согласится: они всю прошедшую ночь возились с материалом, который вы привезли с севера, а теперь им еще предстоит работенка. Кстати, результаты по донору мы получим сегодня в районе обеда.

Стивен взглянул на часы.

— Тогда пойду выпью кофе и прогуляюсь. Увидимся в обед.

Он шел любимой дорогой через парк Святого Джеймса, наслаждаясь признаками наступающей весны и лениво размышляя, что принесет ему этот год. Он всегда по-детски радовался приходу весны, которая означала новые надежды и свершения. Осень казалась ему слишком печальной и тоскливой, а зима — слишком стерильной, чтобы вызывать какие-то чувства. Лето тоже, конечно, приятное время года, но именно весна приносила с собой оптимизм, являясь прелюдией к новому этапу жизненного пути.

Стивен снова задумался о личности пациента Икс и о том, во сколько человеческих жизней уже обошлась эта секретность. Кто в нашем мире мог считаться настолько важным, чтобы сохранять его лейкоз в тайне такой ценой?

Никто, решил Стивен, но некоторые явно придерживались иного мнения: люди, обладающие властью и влиянием, позволяющим им безнаказанно творить что угодно. О, Стивен достаточно насмотрелся на них в прошлом! Он всегда испытывал бессильный гнев, видя, как виновный оказывается на свободе, потому что дальнейшее расследование дела «не в интересах граждан», а «преследование по суду не в интересах страны». Пусть хотя бы в этот раз, они — кто бы это ни был — заплатят за содеянное! И возможно, первый шаг к этой цели будет найден в лабораторном отчете по Майклу Келли.


Когда Стивен вернулся в министерство, Макмиллан уже изучал отчет. Поприветствовав Стивена, он снял очки и откинулся на спинку кресла.

— В общем, именно то, чего мы боялись, — объявил он. — Майкл Келли имел первую группу крови, резус положительный, и почти идеально подходил для пациента Икс.

— Вот дерьмо, — пробормотал Стивен.

— Согласен, — вздохнул Макмиллан, — придется начинать все заново.

— И все-таки я хочу понять… Должно быть что-то особенное в этом Келли. Первая группа, резус положительный — это можно сказать почти про каждого второго жителя страны!

— Есть еще параметр тканевой совместимости, — напомнил Макмиллан.

— Верно, — кивнул Стивен, — но все равно ни к чему прочесывать медицинские карточки гражданских и военных по всей стране, чтобы найти степень совместимости, какая имеется в нашем случае. — Он взял лабораторный отчет. — Донорствокостного мозга проводится гораздо чаще, чем пересадка органов. Иное дело, если бы они искали сердце или почку, или другой жизненно важный орган для пациента Икс, но это не так… Они пытались спасти жизнь человека с тяжелым лейкозом… Человека, чья личность должна оставаться в секрете любой ценой. Зачем? Мы по-прежнему что-то упускаем…

— И выяснение этого я отдаю в ваши искусные руки, — докончил Макмиллан, поднимаясь из кресла. — Прошу прощения, у меня встреча.

— Могу я взять отчет?

— Разумеется.


Стивен провел вечер дома, безрезультатно пытаясь понять, что особенного было в Майкле Келли. Внимательное изучение результатов анализов не помогло: в Келли не было ничего уникального. Он был обычным солдатом с достаточно распространенной группой крови и типом ткани, который заразился метициллин-резистентным стафилококком после того, как у него взяли костный мозг для пересадки другому человеку. Попытка скрыть случившееся и истинную причину смерти была, выражаясь словами Макмиллана, дилетантством, но факт оставался фактом — любому, проявившему хоть малейший интерес к Келли или к обстоятельствам его смерти, угрожала смертельная опасность…

Чтобы прервать цепочку размышлений, которая никуда не вела, Стивен позвонил Луизе в Ньюкаслский университет и поинтересовался, как идет работа над анализами.

— Они будут готовы послезавтра, — сообщила девушка. — Хотите, я отправлю отчет по электронной почте?

Стивен на секунду задумался. Послезавтра будет пятница. Подчинясь порыву, он решил поехать в Шотландию и провести выходные с Дженни.

— Нет, — ответил он. — Если вас устроит, я заеду в лабораторию в пятницу.

— Далековато ехать, — заметила Луиза.

Стивен рассказал ей о своих планах на выходные, и они немного поговорили о Дженни и о том, где она живет.

— Это чудесный район, — сказала Луиза. — Замечательное место для ребенка. У моих родителей там летний домик… рядом с южным побережьем.

— Я хорошо его знаю. Пляжи, которые тянутся бесконечно…

— Разве они не чудесные! — воскликнула Луиза, явно радуясь возможности поговорить с тем, кто разделяет ее любовь к той части Шотландии, которую туристы частенько обходят вниманием. — Мы с братом обожали проводить там каникулы. На самом деле, раз вы заговорили об этом, я тоже, наверное, прокачусь туда на эти выходные. Это будет первая поездка в этом году. Обожаю открывать коттедж после зимы — словно поднимаешь крышку сундука, полного детских воспоминаний! Родители вряд ли туда сейчас поедут, скорее всего, подождут, пока немного потеплеет. Они уже не так молоды…

— Что ж, я рад, что помог вам определиться с выходными, — пошутил Стивен. — Увидимся в пятницу.

Тридцать три

Утром в пятницу, выруливая на автостраду, Стивен понимал, что выходные будут не таким приятными и спокойными, как он надеялся. Если быть честным перед собой, следовало признать, что он бежал от расследования, которое основательно застопорилось, потому что он не понимал, в каком направлении двигаться дальше. Скорее всего, анализы, которые делала Луиза, окажутся простой формальностью и совпадут с результатами лаборатории «Сай-Мед», поэтому за отчетом он отправился «для галочки». С его помощью вряд ли ему удастся хоть на йоту приблизиться к выяснению того, что особенного было в Майкле Келли.

Единственное, что можно еще предпринять — это провести анализ штамма стафилококка, носителем которого была медсестра из «Сан-Рафаэль». Если штаммы совпадут, это будет неопровержимым доказательством того, что Майкл Келли был инфицирован в клинике «Сан-Рафаэль», и, возможно, вынудит руководство больницы признаться, кто такой пациент Икс.

Впрочем, Стивен не испытывал по этому поводу большого энтузиазма. На самом деле его интересовало не это. Принародное оглашение личности пациента Икс только выведет из себя тех, кого назначили держать это в тайне. За смертью Майкла Келли и его друга Джима Лесли крылось нечто большее, чем казалось на первый взгляд, и в этих обстоятельствах был серьезный риск, что истинная причина их смерти останется тайной, как и причина страшного отравления микотоксином Джона Мотрэма.


Стивен постарался устроить свои дела так, чтобы успеть пригласить Луизу Эйвери на обед в знак благодарности за помощь. Разумеется, «Сай-Мед» заплатит ей официально, но, как и в большинстве таких ситуаций, университет заберет себе деньги — почти так же, как чаевые изымаются у официантов в плохом ресторане. Поскольку Луиза ожидала его прибытия, Стивен не стал отмечаться в регистратуре, а отправился прямо в лабораторию Мотрэма и постучал в стеклянную дверь. Ответа не было.

Он взглянул на часы, боясь, что девушка уже ушла на обед, но было еще только двенадцать. Тогда он вспомнил слова Мэри Лайонс о том, что в отсутствие Джона Мотрэма Луиза работает в другой научной группе. Он вернулся в регистратуру, чтобы узнать наверняка.

— Ее сегодня нет, — ответил дежурный, раскладывавший письма по отделениям за стойкой регистратуры. — Взяла в пятницу выходной.

— Вы уверены? Она ожидала меня.

— Должно быть, забыла.

— А профессор Лайонс здесь сегодня? И, предваряя ваш вопрос — нет, у меня не назначена с ней встреча.

Дежурный кисло взглянул на Стивена и снял телефонную трубку.

— Ваше имя?

— Доктор Данбар, инспекторат «Сай-Мед».


Войдя в кабинет, Стивен встретился с озадаченным взглядом Мэри Лайонс и сразу понял: что-то не так.

— Доктор Данбар, вот так сюрприз!

— Я договаривался с Луизой встретиться сегодня, — объяснил Стивен. — Приехал за ее отчетом.

— Но… ваш коллега уже встречался с ней вчера… Она отдала отчет ему. — Озадаченность переросла в растерянность, а затем сменилась тревогой, когда профессор увидела реакцию Стивена. — Он не был вашим коллегой, так? — медленно произнесла она, заметно бледнея.

Стивен покачал головой, чувствуя, как внутри все переворачивается.

— Я работаю один.

— О господи! — Мэри Лайонс прижала руки к вискам. — Вчера утром мне позвонил мужчина, сказал, что он из «Сай-Мед». Он хотел удостовериться, весь ли материал, который имелся у доктора Мотрэма, вернулся в Лондон. Я сказала, что весь — кроме того, с чем в настоящий момент работает Луиза. Объяснила ему, что вы приедете сегодня утром за отчетом.

Стивен беспомощно молчал, собираясь с мыслями.

— Что он сказал на это? — спросил он наконец.

— Он сказал, что в данном расследовании обнаружилась новая информация, и поинтересовался, можно ли ему заехать за результатами днем раньше. Я спросила у Луизы, и она сказала мне, что постарается закончить после обеда, и что этот человек может приехать в любое время после половины четвертого. Он приехал в десять минут пятого, и Луиза отдала ему отчет и оставшийся в пробирках материал. Мы подумали, что дело этим закончилось… но, судя по всему, ошиблись. Я очень сожалею.

— Луиза сегодня здесь? — спросил Стивен. Его первоначальная тревога немного поутихла, поскольку ему никак не удавалось понять, что противник получал от такого шага. Да, он завладел образцами, но у «Сай-Мед» была вторая часть содержимого пробирок, и противник это знал. Более того, у «Сай-Мед» уже имелся лабораторный отчет.

— Нет, — покачала головой Мэри Лайонс. — Она вчера так интенсивно работала, торопясь закончить отчет, что я предложила ей взять в пятницу выходной. Я знала, что на эти выходные она собирается поехать в Дамфрис и Гэллоуэй, в летний домик родителей, поэтому предложила ей три дня выходных… Я сделала что-то ужасное, да? — произнесла профессор упавшим голосом. — Я ведь даже не подумала спросить у этого человека удостоверение после телефонного звонка! Все это выглядело так… правдоподобно.

— Не вините себя, — сказал Стивен. — Вы не могли предусмотреть этого. — На самом деле он злился на себя, что тоже не предусмотрел такой поворот событий. Противник узнал о существовании пробирок с донорскими тканями в Ньюкаслском университете с помощью прослушки, установленной на телефоне Кэсси Мотрэм, решил проверить, не осталось ли тут еще чего-нибудь, и не прогадал.

— Вы видели этого человека? — спросил Стивен.

— Да. Я подумала, что будет правильно, если я буду в курсе ситуации. Подождала вместе с Луизой его прибытия, а затем присутствовала при их разговоре. Он назвался Моррисом — доктор Саймон Моррис, высокий, атлетически сложенный…

— С бородавкой на левой щеке, — докончил Стивен. Это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос.

— То есть, вы его знаете? Он работает в вашей организации?

Стивен покачал головой.

— Нет, но это долгая история, — произнес он. — О чем они с Луизой говорили в отношении отчета?

Мэри Лайонс пожала плечами.

— По-моему, общее заключение было таково, что донор почти идеально подходит для пациента.

Услышав ожидаемый ответ, Стивен снова задумался, с какой стати Монк примчался сюда, чтобы заполучить пробирки или отчет, который уже имелся у «Сай-Мед» — особенно если в нем не было ничего интересного…

— Вообще-то, Луиза отметила одну вещь, — продолжала Мэри Лайонс.

— Правда? Какую же? — вскинулся Стивен, готовый схватиться за любую соломинку.

— К сожалению, я не знаю, — извиняющимся тоном призналась Мэри Лайонс. — Луиза показала что-то в своем отчете Моррису — что она считала довольно необычным: она подписала это в конце от руки, и мне с моего места не было видно. Доктор Моррис отверг это, сказав, что информация не имеет никакого отношения к пересадке костного мозга, и Луиза, кажется, согласилась, поэтому я не стала спрашивать.

У Стивена возникло ощущение, что весь мир ополчился против него, но он находил утешение в мысли, что Луиза сможет рассказать ему при личной встрече об этом «необычном», когда вернется после выходных. Он уже собирался встать и уйти, как вдруг сообразил — одновременно ощутив жуткую сосущую пустоту в желудке — что если эта «необычная» вещь все же имела значение, Джеймс Монк знал, что Луиза это заметила. Такое знание могло быть смертельным: Луизе грозила серьезная опасность.

— Луиза упоминала в разговоре о своих планах насчет выходных? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал обычно.

— Кажется, они об этом говорили, — кивнула Мэри Лайонс. — Да, я уверена! Помню, Луиза выразила надежду, что погода будет достаточно хорошая, чтобы она смогла прогуляться по берегу, может быть, даже босиком… Я еще подумала — не рановато ли…

Стивен понял, что все еще хуже, чем он думал. Только присутствие собеседницы не дало ему выругаться от души в адрес злобного рока.

— Вы могли бы точно сказать мне, куда Луиза собиралась на эти выходные? — спросил он. — Она говорила, это где-то на южном побережье… — Голос выдавал охватившее его нетерпение.

— Точного адреса я не знаю… Но припоминаю, что дача находится в деревне под названием… дайте подумать… — Секунды шли, Стивен с трудом сдерживал нетерпение. — Лифорд. Да, точно, Лифорд! Вы правы, это на Южном побережье. Мы говорили о тамошнем маяке.


Стивен внес координаты поселка в навигатор «Порше» и, взревев мотором, отправился через всю страну в сторону Дамфриса и Гэллоуэя. На прямом участке между Аннэном и Дамфрисом — после того, как ему пришлось тащиться за медленно ползущим грузовиком, не имея возможности обогнать — его остановила полиция за превышение скорости выше допустимых восьмидесяти пяти миль в час. Один полицейский осматривал «Порше», второй задавал обычные вопросы. Стивен уверил офицера, что скорость превысил намеренно, поскольку является следователем «Сай-Мед» и выполняет оперативное задание, санкционированное Министерством внутренних дел. Дав понять, что хотел бы вернуться к его выполнению как можно скорее, Стивен показал свое удостоверение и продиктовал номер телефона, по которому можно было получить подтверждение.

Ответ, который услышал в телефонной трубке офицер, произвел внезапную перемену в отношении к нарушителю. Оба полицейских теперь просто жаждали помочь Стивену и даже поинтересовались, не нужно ли ему сопровождение. Стивен взглянул на свой «Порше», затем на полицейский «Вольво».

— Наверное, нет, — ответил он. — Просто сообщите своим коллегам, что я буду находиться на вашей территории день-другой.

Дорога, ведущая от Дамфриса к побережью Солуэя, еще более ограничила скорость передвижения Стивена. Не считая бесконечных поворотов, она была предельно загружена — пятница, час пик, многочисленные служащие возвращались из Дамфриса домой.

Ближе к Солуэю стало попросторнее, и Стивен смог набрать скорость на идущей вдоль побережья дороге, похожей на «американские горки». Теперь, когда он оказался рядом с морем, ему очень захотелось иметь больше времени, чтобы насладиться природой. Небо, прежде затянутое облаками, очистилось, и заходящее солнце осветило Солуэй-Ферт, напомнив Стивену то счастливое время, когда они с Лизой проводили здесь выходные на диких пустынных пляжах, изучая окрестности или просто наслаждаясь обществом друг друга. Стивен всегда любил здешние пляжи. В отлив вода уходила на несколько миль, оставляя после себя огромные пространства ровного песка, который на горизонте, казалось, встречался с небом, и на фоне этого зрелища все жизненные проблемы казались мелкими и пустячными. Всегда полезно вспомнить, что ты всего лишь песчинка во Вселенной…

Десять минут спустя Стивен свернул с магистрали на однополосную окружную дорогу, ведущую в Лифорд. Мотор «Порше» замедлил обороты до прерывистого недовольного урчания, поскольку скорость снизилась почти до пешеходной — Стивен искал глазами хоть кого-нибудь, у кого можно было узнать о местонахождении домика семьи Эйвери.

Для этого Лифорд оказался неудобно маленьким — он состоял, насколько удалось разглядеть Стивену, из нескольких домов, жавшихся друг к другу на вершине скалы. Поселок не мог похвастаться ни кафе, ни автостоянкой, ни магазинами, и лишь в некоторых домах горел свет. В основном окна были закрыты деревянными ставнями. Типичный дачный поселок до начала сезона, подумал Стивен. Как и многие подобные местечки, Лифорд оставался поселком-призраком до тех пор, пока летнее солнце не выманит его владельцев из города. Он вспомнил слова Луизы о том, что это ее первая поездка сюда в этом году.

Миновав дорожный указатель на тропу, ведущую к бухте, Стивен увидел свет в окнах второго от дороги домика. Он остановил машину и прошелся назад пешком. Издалека снизу вечерний бриз доносил запах моря, и Стивен обратил внимание, что фасад дома, к которому он направлялся, украшен ракушками. Маленький трехколесный велосипед лежал в палисаднике, прикрытый видавшей виды клеенкой. Стивен постучал и, когда дверь ему открыла женщина лет тридцати пяти, извинился за беспокойство.

— Боже, вы второй человек, который спрашивает о доме Эйвери сегодня, — сказала она с улыбкой, и по акценту можно было предположить, что она родом из этих мест. — Луиза устроила вечеринку? Я думала, мы первыми откроем нынешний сезон, но, видимо, ошибалась.

Ее слова на секунду оглушили Стивена: оправдались его худшие опасения. Если тот, кто спрашивал о доме Эйвери, был Монк, значит, он точно увидел в Луизе потенциальную угрозу и приехал… устранить проблему. Надеяться на чудо было бессмысленно. Прошлое и репутация Монка свидетельствовали, что он из тех, кто доводит дело до конца.

— Все в порядке? — поинтересовалась женщина, обеспокоенная реакцией незнакомца. Маленькая девочка, выйдя из комнаты, подошла к матери и прижалась к ее ноге.

— Иди в дом, Зоя, — напряженно сказала женщина.

— Простите, — Стивен наконец вышел из ступора. — Так вы могли бы рассказать, как добраться до домика Эйвери?

— Пройдете три дома по главной улице по той же стороне, что и наш дом, — объяснила женщина. Она махнула рукой, показывая направление и одновременно закрывая дверь второй рукой. — Домик с синими ставнями.

Тридцать четыре

Дверь закрылась, унеся с собой поток желтого света, и сразу стало видно, что от солнца осталось лишь красноватое воспоминание в западной части небосклона. Стивен вернулся на главную улицу. Поскольку поселок был маленький, уличное освещение не предусматривалось, и это затрудняло определение цвета ставней дома, который он счел домиком Луизы, еще и потому, что в окнах не горел свет. Он оставил свой «Порше» на небольшом пустыре с другой стороны дороги — там уже стояли три машины, но Стивен не знал, какая из них принадлежала Луизе — прошел по гравийной дорожке и громко постучал в парадную дверь.

Судя по отсутствию света, ожидать ответа не было смысла. Стивен не стал больше стучать, и обошел дом сзади, где было светлее. Тыл дома находился высоко над пляжем и был ориентирован на запад, поэтому красные лучи заходящего солнца омывали стену дома, напомнив Стивену освещение фотолаборатории.

Он постучал в дверь, состоявшую из двух горизонтальных половинок, и позвал Луизу по имени, но ответа по-прежнему не было. В его голове сами собой рождались картины того, что могло оказаться внутри, но он все еще тешил себя надеждой, что Луиза могла передумать приезжать сюда на выходные. Однако в следующее мгновение он заметил открытое окно слева от задней двери, и надежда умерла.

Подергав задвижку на двери, Стивен обнаружил, что она открыта. Он шагнул внутрь, ступив на потрескавшийся линолеум маленького подсобного помещения с побеленными стенами, в котором стоял холодильник и стиральная машина со следами ржавчины на передней панели, там, где откололась эмаль. Он снова позвал Луизу, прекрасно понимая, что лишь оттягивает момент, когда обычная с виду ситуация обернется кошмаром. Двигаясь вперед, Стивен нащупал на стене выключатель и зажег свет. В гостиной все было спокойно. Признаков борьбы не было, посередине на полу стояла коробка с продуктами — в ожидании, пока ее отнесут на кухню и разложат все по местам. Он прошел по всему дому, и прежде чем открыть каждую дверь, живо представлял то, что может увидеть внутри.

Пройдя три пустые комнаты, Стивен вошел в ванную, где остановился, приготовившись найти мертвое тело, уставившееся на него из ванной, полной воды. Страх мгновенно испарился, когда он обнаружил, что комната пуста и приятно пахнет чистящим средством для ванной. Луизы не было дома… но она побывала здесь.

Он вышел в темный сад и долго смотрел в сторону Солуэя, пытаясь представить ход мыслей Монка. Монк был профессионалом, он не стал бы убивать девушку и оставлять ее тело на полу или в ванной, спровоцировав тем самым активные действия полиции по поиску убийцы и негодование прессы. Он сфальсифицировал бы ее смерть, чтобы она выглядела как несчастный случай, как он поступил с Джоном Мотрэмом и наверняка подстроив автокатастрофу с Джимом Лесли. Очень высока вероятность того, что с Луизой тоже произошел «несчастный случай», решил Стивен, и человеку, стоящему в садике дома, расположенного на верхушке скалы, не нужно быть членом клуба интеллектуалов, чтобы представить, что это будет за происшествие.

Он прошел через идущий под уклон садик к ограде из штакетника, которая обозначала границу между садом Эйвери и заросшим травой крутым склоном, по которому, начинаясь на вершине скалы, петляла тропинка. Его сердце замерло, когда он заметил полосу примятой травы — по ней явно протащили что-то тяжелое.

Стараясь не оступиться в угасающих сумерках, Стивен перешагнул изгородь и пополз на четвереньках по примятой траве туда, где полоса упиралась в гаревую дорожку. Менее чем в пяти метрах справа, где дорожка круто поворачивала, он увидел, что деревянная ограда, отделяющая дорожку от стофутового обрыва, была проломлена. Она проломилась под тяжестью… либо кто-то хотел, чтобы так выглядело. Стивен был уверен, что перед ним место произошедшего с Луизой «несчастного случая».

С тяжелым сердцем он спустился по извилистой тропинке и вышел на пляж — чтобы обнаружить то, что ожидал: Луиза Эйвери со сломанной шеей и конечностями, расположенными под неправдоподобным углом, лежала распростертая на песке — глаза были открыты, но жизни в них уже не было.

— Прости меня, — пробормотал Стивен, чувствуя накатывающую вину. Зачем только он попросил ее делать эти чертовы анализы!

— Ты ублюдок, Монк! — проревел он, снова и снова ударяя в песок кулаком. Когда силы наконец закончились, он достал мобильный и набрал номер полиции.


Через час, закончив объясняться с полицией, Стивен позвонил Джону Макмиллану и рассказал о случившемся, начиная со своей просьбы к Луизе Эйвери сделать анализ биологического материала Майкла Келли и заканчивая обстоятельствами ее смерти.

— Кажется, ситуация выходит из-под контроля! — воскликнул Макмиллан, быстро сложив в уме все факты, и задал правильный вопрос: — Что известно местной полиции?

— Я сообщил им только очевидные факты, — сказал Стивен. — Поскольку им больше не на что опираться, они расценят это как трагическое происшествие — падение с вершины скалы после того, как не выдержало ограждение…

— Тогда как мы точно знаем, что все было по-другому, — пробормотал Макмиллан.

Стивен лишь промычал в ответ, борясь со вновь вспыхнувшим гневом.

— Зачем он убил ее?

— Судя по словам начальницы Луизы, которая присутствовала при их разговоре, когда Монк приехал забрать отчет, Луиза отметила в анализах кое-что необычное, и обратила на это внимание Монка. Думаю, это и было причиной ее гибели.

— Но мы видели отчет, сделанный нашей лабораторией, — возразил Макмиллан. — В нем не было совершенно ничего необычного.

— Знаю, — вздохнул Стивен. — Я тоже этого не понимаю.

— Предполагаю, что результаты работы мисс Эйвери были теми же, что и нашей лаборатории?

Стивен скривился, услышав этот вопрос.

— Я не видел отчет Луизы, — признался он. — Она отдала его Монку.

— И не оставила копии? — изумился Макмиллан.

— Сомневаюсь — в большинстве университетов правила в отношении работы на заказ таковы, что все нужно отдавать заказчику, когда работа закончена. С целью соблюдения конфиденциальности в лаборатории не делают копий — это обычная практика. Господи, я должен был предвидеть, что Монк решит проверить, не осталось ли в университете пробирок с образцами… Какой глупец!..

— Не обвиняйте себя, — тихо произнес Макмиллан. — Никто из нас даже представить такое не мог. Кроме того, они так быстро вернули нам наши пробирки после «ошибки» в аэропорту, что даже непонятно — какая разница, оставалось что-то в университете или нет.

— Это еще один вопрос, на который я не могу ответить.

— Вы по-прежнему собираетесь провести выходные с дочкой?

Стивен тяжело вздохнул.

— Нет, видимо, мне придется изменить планы. Я вернусь в Лондон, как только расскажу начальнице Луизы Эйвери о том, что случилось. Не хочу, чтобы она узнала об этом из газет. Родителям Луизы сообщит полиция.

— Загляните ко мне, когда вернетесь. Нам нужно кое-что обсудить — пришли анализы по культуре стафилококка, выделенной у медсестры. Штамм тот же, что и у Майкла Келли.

Стивен тяжело вздохнул. Обычно ему удавалось отключаться от работы на то время, пока он был с Дженни, и переходить в «семейный» режим, но сейчас точно был другой случай. В душе у него кипела смесь бессильного гнева, жалости и вины, а в таком состоянии лучше ни с кем не общаться. Стивен не хотел, чтобы темный мир его работы закрыл солнце Гленвэйна. Он позвонил Сью и извинился, что приходится отменить приезд.

— Не занимайся из-за этого самоуничижением, Стивен, — сказала Сью, которая всегда все понимала. — Если не можешь приехать, значит, не можешь. Мы все знаем, что для этого наверняка есть веские основания — и, наверное, лучше, если мы не будем о них знать, — добавила она.

— Спасибо, Сью. Я позвоню Дженни, когда… все хоть немного наладится.

— Будь осторожен, Стивен. Я передам ей от тебя привет.

Стивен молча возблагодарил судьбу за то, что она послала ему такую свояченицу, и задумался над тем, как часто ему приходилось звонить Сью, когда работа становилась совсем несовместимой с нормальной жизнью. Это, в свою очередь, заставило его признать, что Талли была права. Его попытки преуменьшить опасности работы были нелепыми. Опасность и смерть всегда таились за горизонтом. В таких обстоятельствах он не мог ожидать от отношений с женщинами большего, чем мимолетный роман. Только этого вывода не хватало ему, чтобы и без того ужасный день стал еще хуже…

Было уже начало десятого вечера, и Стивен сел в машину, обдумывая, как сообщить новость Мэри Лайонс. У него был ее университетский номер телефона, но в это время она, скорее всего, уже дома, а завтра суббота, выходной. Зная, что в последнее время многие предпочитают не вносить свои телефонные номера в общественные справочники, он решил все равно проверить и, позвонив в справочную, спросил номер Мэри Лайонс в районе Ньюкасла.

— Бельведер Роуд, тридцать семь? — уточнила оператор.

— Да, — сказал Стивен, не видя другого варианта.

— Хотите, чтобы я вас соединила?

Мэри Лайонс ответила, четко озвучив свой телефонный номер, что показалось Стивену очаровательно старомодным и гораздо более интересным, чем банальное «Да?»

— Профессор Лайонс, это Стивен Данбар. К сожалению, у меня для вас очень плохая новость.

— Я этого боялась, — вздохнула Мэри Лайонс. — Это касается Луизы, да?

— С ней произошел несчастный случай… со смертельным исходом. Сегодня днем она упала со скалы в Лифорде.

В трубке послышалось легкое всхлипывание, затем повисла долгая пауза, а потом Мэри Лайонс сказала:

— Я прекрасно понимаю, что вы рассказали мне не всю историю, доктор Данбар. Это все имеет отношение к человеку, который вчера приезжал к нам на кафедру?

Стивен оказался в затруднительном положении.

— Он является частью истории, — признался он, — но все это очень сложно…

— Если бы только я была умнее…

— Нет, профессор, уверяю, от вас ничего не зависело, — сказал Стивен, впрочем, прекрасно понимая бесполезность этих слов в подобной ситуации. — Это просто несчастливое стечение обстоятельств, которое никто не мог предугадать.

— Насколько я понимаю, этот «несчастный случай» будет расследовать полиция?

— Власти не оставят камня на камне, чтобы выяснить правду, — твердо произнес Стивен, хотя и опасался, что его слова звучат как выступление министра. — Обещаю вам, справедливость восторжествует.

— Я просто не могу поверить, что это случилось… Бедные родители девочки…

— Полиция сообщит им. Профессор… я знаю, вы переживаете ужасное потрясение, но я должен кое-что спросить у вас… Вы сказали, что-то в результатах анализов показалось Луизе странным и она отметила это в разговоре с человеком, который приходил к вам на кафедру?

— Да, но они оба согласились, что это не имеет отношения к пересадке костного мозга.

— Вы не видели, что написала Луиза в отчете, но, может быть, она что-то сказала по этому поводу во время разговора? Я готов ухватиться за любую соломинку…

— Нет, к сожалению, ничего. Эта странность была упомянута мимоходом.

— Что ж, ладно, — сказал Стивен, со всей остротой чувствуя горе собеседницы, а теперь еще и ее огорчение от того, что она не смогла ему помочь.

— Но вы можете посмотреть сами, — вдруг сказала профессор.

— Простите?

— Я кое-что вспомнила. Когда вы попросили Луизу сделать анализы, и она обратилась ко мне за разрешением, я сказала, что нужно оставить компьютерный файл отчета, как того требует руководство университета. Они очень строго относятся к работе «на сторону», точнее, даже не они, а страховые компании, финансирующие университет. Для Луизы на кафедральном сервере был создан файл, чтобы она заносила туда информацию обо всем, что делает — так проще подсчитать затраты на использованное оборудование и реактивы. Последнее, что ей надо было внести в файл — это окончательный отчет, который будет оставаться на сервере до тех пор, пока заказчик не получит счет и не рассчитается.

— И вы думаете, что она могла сделать это перед тем, как распечатать отчет для «Сай-Мед»?

— Я почти уверена, что она так и сделала.

— Кто об этом знает?

— Только я и заведующая лабораторией.

— Замечательно. Насколько понимаю, когда вы с Луизой встречались с самозванцем, об электронном файле речь не заходила?

— Это не относилось к делу, — объяснила Мэри Лайонс. — Хотя когда тот мужчина поблагодарил нас перед уходом, я напомнила ему, что он получит счет.

Подумав, Стивен решил, что это не могло вызвать подозрений Монка.

— Для меня крайне важно увидеть этот отчет, — сказал он. — И думаю, не нужды говорить, что об этом никто не должен узнать, профессор.

— Я поняла. Когда вы хотите приехать?

— Завтра с утра, если можно.

— Отлично. Это суббота, людей будет мало, особенно в бухгалтерии.

Закончив разговор, Стивен поехал в Дамфрис и снял номер в местной гостинице. Он поужинал в баре, выпил несколько порций джин-тоника и провел беспокойную ночь — волны вины перед Луизой Эйвери накатывали на берега сюрреалистичных снов, в которых тела с переломанными конечностями лежали на красных пляжах под черными скалами и темными небесами. В этих волнах тонула даже та незначительная радость по поводу того, что расследование, возможно, сдвинулось с мертвой точки… Проснулся Стивен в шесть утра, и сразу выехал в Ньюкасл.

Тридцать пять

Ощущая стук крови в висках, Стивен сидел в кабинете Мэри Лайонс, наблюдая, как она набирает пароль для входа на сервер кафедры и ищет файл Луизы Эйвери. Движения ее пальцев были медленными и неуверенными, взгляд слишком часто перемещался с клавиатуры на экран и обратно. Это заставило Стивена задуматься о проблеме возраста. Независимо от интеллектуальных способностей многим пожилым людям, несмотря на все их усилия, общение с компьютерами дается с трудом.

— А, вот он! — сказала Мэри Лайонс, затем последовала очередная пауза. — И… да, она внесла данные в файл.

Стивен закрыл глаза и мысленно возблагодарил судьбу — казалось, что с плеч упал тяжеленный груз. Заведующая кафедрой нажала еще несколько клавиш, затем торжественно прошла через весь кабинет к принтеру и остановилась возле него в ожидании. Через минуту она вернулась с распечатанным отчетом и вручила его Стивену со словами:

— Надеюсь, это поможет справедливости восторжествовать!

Стивен кивнул, не решаясь высказать очередную просьбу. Видимо, его нерешительность была заметной, потому что Мэри Лайонс сама заговорила об этом:

— Вы хотите попросить меня никому ни о чем не говорить, в том числе и полиции?

— Я знаю, что прошу слишком многого, но обещаю вам, что в расследовании смерти Луизы не будет никакого укрывательства. Справедливость восторжествует — может быть, окружным путем, но это обязательно произойдет.

Они попрощались, и Стивен отправился обратно в Лондон. Он заранее позвонил дежурному офицеру в «Сай-Мед», попросил его связаться с Макмилланом и передать просьбу встретиться как можно скорее. Он знал, что сэр Джон с женой часто уезжает из дома на выходные, но всегда оставляет в «Сай-Мед» контактный телефон на случай крайней необходимости.

— Я возвращаюсь из Ньюкасла, — объяснил Стивен дежурному. — Выезжаю прямо сейчас.

— Что-то еще?

— Нам понадобится научная консультация.

— Какого рода?

— Эксперт по трансплантационной хирургии, желательно, научный работник.

— Я посмотрю, кто у нас есть в списке, — пообещал дежурный. В «Сай-Мед» имелся список консультантов, у которых при необходимости можно было попросить совета. Это были исключительно эксперты в своих областях, которым платили предварительный гонорар и, что еще более важно, которые уже завоевали репутацию, консультируя членов правительства.

— Вы хотите, чтобы я вызвал эксперта, или подождете до встречи с сэром Джоном?

— Сначала поговорите с сэром Джоном и озвучьте ему мою просьбу. Посмотрим, что он скажет, и начнем плясать оттуда.

— Будет сделано.


Стивен уже добрался до автомагистрали М1, когда ему на телефон пришло сообщение, что встреча с Макмилланом назначена на четыре часа дня в Министерстве внутренних дел. Дежурный интересовался, успеет ли мистер Данбар приехать.

— Без проблем, — отозвался Стивен.

Он приехал за десять минут до назначенной встречи, но Макмиллан уже был в министерстве — пытался совладать с кофеваркой в кабинете Джин Робертс. Стивен взял на себя руководство процессом.

— Эксперт будет? — спросил он.

— Хирург-трансплантолог, — кивнул Макмиллан. — Джонатан Портер-Браун. Зачем он нам нужен?

— Нам нужно, чтобы он выяснил, что именно Луиза сочла необычным в результатах анализов. Узнав это, мы, возможно, поймем, зачем Монку было ее убивать.

— Тогда почему в нашей лаборатории этого не обнаружили?

— Будем надеяться, что наш эксперт сможет объяснить нам и это. У нас еще не было возможности сравнить отчеты. Они могут отличаться.

К тому времени, как прибыл Джонатан Портер-Браун, кофеварка наконец справилась с заданием. Стивен оторвался от мытья подставки для чашек, чтобы обменяться рукопожатием с высоким загорелым мужчиной, и с удивлением обнаружил, что рукопожатие гостя вялое, а ладони влажные.

— Не желаете кофе? — спросил он. — Я как раз оттачиваю свои способности в роли баристы.

— Не откажусь, — улыбнулся Портер-Браун. — Эспрессо, будьте добры.

Втроем с чашками кофе в руках они прошли в кабинет Макмиллана, и тот поблагодарил Портер-Брауна за то, что тот согласился прийти.

— Я еще девственник в отношении «Сай-Мед», — пошутил хирург. — Конечно, я знал, что числюсь в вашем списке, но до сегодняшнего дня меня еще не вызывали. Чем могу вам помочь?

— Вы трансплантолог, мистер Портер-Браун, и первоклассный специалист в своей области. Нас интересует ваше мнение об участниках одной операции по пересадке костного мозга. Мы хотели бы, чтобы вы изучили лабораторные отчеты анализов, взятых у пациента и донора, и сказали нам, видите ли вы в них что-то необычное.

— Задача несложная, по крайней мере, на первый взгляд, — сказал Портер-Браун. Он продолжал улыбаться, но Стивен не мог отделаться от мысли, что хирург нервничает. Язык его тела говорил о том, что в этой ситуации он чувствует себя крайне неуютно. Это было нетипично для хирурга: Стивен неоднократно убеждался, что уверенность в себе — иногда даже чересчур выраженная — была необходимым условием для этой профессии. Может быть, дело в том, что хирурга попросили приехать в министерство немедленно? Кроме того, он только что признался, что «Сай-Мед» обращается к нему за помощью впервые…

Макмиллан вручил Портер-Брауну лабораторный отчет по пациенту Икс.

— Это результаты анализов реципиента.

Внимательно изучив отчет, хирург сказал:

— Не вижу ничего необычного.

— А это отчет по донору, — сказал Макмиллан, протягивая еще более подробный отчет, сделанный лабораторией «Сай-Мед».

— Боже, — сказал Портер-Браун, перелистывая папку. — Всеобъемлющий, ничего не скажешь… Лаборатории заплатили за анализы? Не хватает только размера шагового шва.

Макмиллан улыбнулся, но Стивен снова отметил признаки нервозности: пока Портер-Браун читал отчет, над его верхней губой выступили капли пота.

— Я бы сказал, что донор почти идеально подходит для пациента, на лучшее не стоит и рассчитывать, — объявил он наконец, кладя папку на стол.

— Совсем ничего необычного? — переспросил Макмиллан.

— Единственная необычная вещь, которую я вижу — это полнота проведенного обследования донора. Откровенно говоря, я не уверен, что понимаю цель половины из этих анализов.

— Мы запросили у лаборатории максимально полный отчет, — объяснил Макмиллан.

— Что ж, вы его получили, но как хирурга-трансплантолога меня интересовала бы лишь совместимость по группе крови и тканевая совместимость, а они идеальные.

Стивен протянул Портер-Брауну копию отчета Луизы.

— Не могли бы вы взглянуть и на этот отчет?

Портер-Браун взял папку.

— Пациент или донор?

— Донор, — сказал Стивен.

Портер-Браун начал читать, затем взял отчет лаборатории «Сай-Мед» и принялся их сравнивать.

— Это анализы одного и того же человека, — закончив, озадаченно сказал он. — Иначе быть не может. Это должен быть тот же самый донор. Насколько я вижу, результаты идентичны.

— Так и есть, — согласился Стивен. — Просто анализы сделаны в разных лабораториях.

— А, вот оно что, — на лице хирурга появилась понимающая улыбка. — Вы проверяли работу лабораторий. — Стивен и Макмиллан улыбнулись, но промолчали. — Что ж, джентльмены, могу только повторить, что донор идеально подходит для пациента. Результаты работы обеих лабораторий совпадают.

— И совершенно ничего необычного? — настаивал Макмиллан.

Стивен заметил, что Портер-Браун снова занервничал, но после секундной заминки тот пожал плечами и сказал:

— С моей точки зрения, совершенно ничего. Что касается всех дополнительных — и с моей точки зрения, совершенно ненужных — анализов, я все-таки не истина в высшей инстанции. Я простой хирург, джентльмены.

— Спасибо вам, мистер Портер-Браун, — улыбнулся Макмиллан. — Мы вам очень признательны. Еще раз прошу прощения за то, что побеспокоили вас в выходной.

— Рад был оказаться полезным, — отозвался хирург, вставая. Мужчины снова обменялись рукопожатием. Ладони по-прежнему влажные, отметил про себя Стивен.

Макмиллан проводил хирурга до выхода. Вернувшись, он сказал невесело:

— Что ж, судя по всему, мы опять на том же месте.

— В этом что-то ужасно неправильное, — пробормотал Стивен. — Задницей чую, как говорила моя старая бабушка.

— Не могли бы вы — или ваша бабушка — выражаться конкретнее?

— Думаю, мы сильно ошиблись, попросив Портер-Брауна проконсультировать нас.

— У него безупречная репутация. Он лучший специалист в своей области, — возразил Макмиллан.

— Не сомневаюсь, но таким же специалистом был Джон Мотрэм, — сказал Стивен. — Вот почему его пригласили для консультации в «Сан-Рафаэль». Если судить по словам Кэсси Мотрэм, все участники этой чертовой пересадки были лучшими специалистами.

Глаза Макмиллана расширились, когда до него дошел весь смысл сказанного Стивеном.

— Только не говорите мне, что Портер-Браун на самом деле был участником операции!

— Это объяснило бы, почему на протяжении всей беседы он нервничал, как нашкодивший котенок, — пожал плечами Стивен. — Очень нетипично для хирурга. Ему действительно было здесь очень неуютно, и у меня сложилось четкое впечатление, что он скрывал что-то каждый раз, когда вы интересовались, не было ли чего-то необычного в отчетах.

— Черт возьми, — пробормотал Макмиллан, — если Портер-Браун на самом деле проводил ту операцию — что мы наделали? Можно сказать, открыли свои карты… — Он подошел к барному шкафу и плеснул в бокал шерри. — В моменты стресса алкоголь просто необходим, вы не думаете?

Стивен взял протянутый бокал.

— Они знают все, — задумчиво произнес он.

— Только если вы правы насчет Портер-Брауна, — поправил Макмиллан.

— О, он наверняка позвонил своим кукловодам, как только получил от нас вызов. Они знают, что мы заполучили отчет Луизы Эйвери…

— Но он идентичен тому, который у нас уже есть! — возразил Макмиллан, теряя терпение.

— Судя по словам нашего… «просто» хирурга, это так, — кивнул Стивен. — Но этого не может быть. Я повторюсь: мы что-то упустили из виду.

Он взял два отчета по донору и посмотрел на Макмиллана.

— Предлагаю пройтись по нему мелким гребнем, даже если на это уйдет вся ночь.

Секунду помедлив, сэр Джон согласно кивнул.

— А почему бы нам не воспользоваться оборудованием в одной из наших комнат для совещаний? — предложил он. — Если мы выведем оба отчета рядом на большом экране, легче будет заметить отличие. Это проще, чем всю ночь просматривать массу бессмысленных букв и цифр, сгорбившись за столом.

— Хорошая мысль, — согласился Стивен. — Но у нас нет отчетов на дисках, они только в бумажном виде.

— Тогда давайте прибегнем к старому проверенному способу. В двенадцатом кабинете есть диапроектор.

Тридцать шесть

Мужчины поднялись в кабинет для семинарских занятий, представлявший собой комнату без окон. У стены, перед выстроенными полукругом креслами, стояли стол, несколько стульев и кафедра. Пока Стивен устанавливал диапроектор, Макмиллан сдвинул кафедру в сторону и опустил проекционный экран. Стивен положил первые страницы двух отчетов рядом на стеклянную панель проектора и настроил фокус, добившись максимальной четкости текста.

Форматы отчетов были разные, поэтому просматривать их параллельно было невозможно, но на первой странице каждого были выведены большинство тестов совместимости, и Стивен с Макмилланом скоро пришли к заключению, что здесь различий нет. Дальше все стало гораздо труднее, поскольку порядок анализов начал варьировать. Прошло полтора часа, как вдруг Стивен пробормотал:

— Погодите…

— Что-то заметили?

— Четвертая строка сверху в разделе под заголовком «Ко-рецепторы». В анализе Луизы стоит «CCR5-/-», но я совершенно уверен, что во втором отчете… — Замолчав, Стивен поменял одну из страниц, лежавших на панели проектора. — Да, точно. Взгляните, в отчете лаборатории «Сай-Мед» написано «CCR5+/+».

— Верно, — согласился Макмиллан. Он несколько секунд смотрел на экран, затем спросил:

— Есть какие-нибудь идеи, что это означает?

— Никаких, но это определенно различие.

— Различие, — вздохнул Макмиллан и потер глаза. — И в настоящий момент это может быть именно та иголка в стоге сена, которую мы искали. Однако прежде чем звать ученых, предлагаю просмотреть оставшиеся части отчетов на предмет еще каких-нибудь отличий.

Еще через полчаса оба пришли к соглашению, что в двух лабораторных отчетах было лишь одно различие. Звук вентилятора проектора стих, и Стивен включил верхнее освещение.

— Неужели в этом все дело? — с сомнением спросил Макмиллан.

Стивен вполне разделял его сомнение, но сказал:

— Думаю, мы не узнаем это, пока не поймем, что означает этот параметр.

— Давайте на этот раз поговорим с кем-нибудь из нашей лаборатории, — сказал Макмиллан. — Посмотрим, что они смогут сказать по поводу этих различий.

— Сейчас вечер субботы, — заметил Стивен.

— Если ваши подозрения в отношении Портер-Брауна верны, время не на нашей стороне. Пусть дежурный вызовет Люкаса Нёйбауэра. Я хочу, чтобы он приехал сюда сегодня вечером. Скажите, пусть постарается к восьми.


Доктора ЛюкасаНёйбауэра, заведующего биологической секцией «Ландборг Аналитикал», казалось, ничуть не возмутил тот факт, что его вызвали на работу субботним вечером. Когда Стивен заговорил об этом, ученый ответил:

— «Арсенал» проиграл сегодня — для чего теперь жить?

— Всегда есть следующий сезон, — сказал Стивен с сочувственной улыбкой, понимая, что надежды «Арсенала» на титул чемпиона премьер-лиги практически нулевые. — На те деньги, которые вам заплатит «Сай-Мед», вы запросто можете купить им нового нападающего…

Подшучивание прекратилось, когда в комнату вошел Макмиллан и поблагодарил Люкаса за то, что тот согласился прийти в такое время. Объяснив, в чем заключается проблема, он вручил Люкасу два отчета.

— Различие, судя по всему, в чем-то под названием «CCR5», — добавил Стивен. — В вашем отчете напротив этого параметра стоят два плюса, тогда как вторая лаборатория поставила два минуса.

Люкас, высокий мужчина славянской внешности лет сорока пяти, передвинул очки на лоб и принялся сравнивать два документа, поднеся их к самым глазам и поворачивая голову от одного к другому. Точь-в-точь орел, созерцающий свой обед, подумал Стивен. Ничто не могло пройти мимо внимания Люкаса Нёйбауэра: он был прирожденным ученым.

— Интересно… — пробормотал он через какое-то время и снова погрузился в молчание.

— А давайте вы сначала скажете нам, что такое CCR5? — попросил Макмиллан.

— Это ко-рецепторы на поверхности человеческих иммунных клеток, называемых Т-хелперами, — коротко ответил Люкас, не прерывая чтения.

Макмиллан хмыкнул, намекая на то, что все еще ждет ответа на свой вопрос — понятного ему ответа.

— Для нас важно то, что вирусы пользуются этими рецепторами, чтобы проникать в Т-хелперы, — объяснил Люкас.

— Но как это относится к пересадке костного мозга человеку с тяжелым лейкозом?

— Никак.

Стивен оживился. Это совпадало с рассказом Мэри Лайонс о том, что Луиза заметила в анализах нечто странное, но посчитала, что это не имеет значения. Однако Монк все равно решил убить ее — потому что она это узнала.

— Насколько я понимаю, знак плюс означает, что ваша лаборатория обнаружила присутствие CCR5, а вторая лаборатория не обнаружила? — сказал Макмиллан. — Кто-то из них ошибается?

— Я так не думаю, — подумав, ответил Люкас. — Я совсем так не думаю… Видите два значка «плюс»? Это означает, что донор унаследовал фактор CCR5 и от матери, и от отца. Однако другая лаборатория отметила двойной минус, что означает, что у донора вообще нет CCR5. Он унаследовал отсутствие этого рецептора от обоих родителей, такое нечасто встречается. Мы называем такую ситуацию «гомозигота». Кстати, у этой отрицательной мутации даже есть имя. Она называется «Дельта тридцать два».

— Отсутствие CCR5 как-то влияет на здоровье? — поинтересовался Макмиллан.

— Пока нам известно, что она дает человеку определенные преимущества. Люди с мутацией «Дельта тридцать два» обладают иммунитетом к некоторым вирусам — эти вирусы не могут проникнуть в иммунные клетки. Не думаю, что это имеет отношение к нашему пациенту, но точно знаю, что эта мутация упоминается в исследованиях эпидемий чумы прошлых веков.

— Точно! — воскликнул Стивен, внезапно вспомнив резюме научной работы Джона Мотрэма, имевшееся в папке, которую приготовила для него Джин Робертс в начале расследования. — Именно после эпидемии чумы частота мутации «Дельта тридцать два» среди населения Европы резко выросла.

Люкас кивнул.

— Судя по всему, в то время иметь такую мутацию было большим преимуществом.

— Именно это лежит в основе научной работы Джона Мотрэма, — продолжал Стивен. — Тот факт, что «Дельта тридцать два» делает человека невосприимчивым к чуме, позволяет предположить, что чума была вызвана вирусом, а не бактерией. Джон — эксперт по этой мутации.

— Возможно, именно поэтому его пригласили в группу, занимающуюся пересадкой костного мозга — если ориентироваться на то, к чему мы сейчас пришли, — сказал Макмиллан. — Очередная деталь головоломки встала на место.

— Итак, — сказал Стивен, повернувшись к Люкасу, — если Луиза говорит, что у донора была мутация «Дельта тридцать два», а вы утверждаете, что нет… кто из вас прав?

— Мы оба, — сказал Люкас.

Стивен и Макмиллан непонимающе переглянулись.

— Вы не можете оба быть правы, — сказал наконец Стивен.

— Нет, можем… если анализы взяты у разных людей, — усмехнулся Люкас. — Таково мое предположение.

— Как раз тогда, когда я подумал, что мы добились хоть какого-то прогресса… — печально произнес Макмиллан.

— Но я сам видел, как содержимое пробирок было разделено на две части, — сказал Стивен. — Я наблюдал, как Луиза Эйвери это делает. Она взяла одну часть пробирок, я привез с собой вторую и отдал вам.

— Аэропорт! — воскликнул Макмиллан. — Пробирки были изъяты у вас в аэропорту Хитроу! Они находились где-то в течение нескольких часов…

Стивен в задумчивости потер лоб.

— Но если вы предполагаете, что пробирки подменили, прежде чем отдать их обратно, это означает, что у них имелись анализы кого-то другого… кто также был идеальным донором для пациента Икс!

— Но не имел мутации «Дельта тридцать два», — добавил Макмиллан.

Это было настолько неправдоподобно, что в комнате повисла тишина. Вдруг Стивен широко улыбнулся и воскликнул:

— Не было у них второго донора! Они вернули нам пробирки с биологическим материалом пациента. Это не представляло для них трудности, поскольку у них был в распоряжении материал пациента. Анализы, которые провела наша лаборатория, были анализами пациента Икс. Единственным различием между ними и анализами Майкла Келли был тот факт, что у Келли имелась мутация «Дельта тридцать два», и именно это наш противник и пытался скрыть. Луиза же, сделав анализы донорского материала, заметила этот нюанс, поэтому ей пришлось умереть.

— Что ж, поздравляю, с этим мы разобрались! — Макмиллан с облегчением вздохнул. — Теперь нам нужно только узнать — зачем. Люкас, можете вы объяснить это?

Люкас улыбнулся.

— Кажется, могу. Мутация «Дельта тридцать два» является ответом к одной научной загадке, — пояснил он. — Ученые давно уже заметили, что некоторые люди обладают иммунитетом к вирусу иммунодефицита человека. Неважно, как часто они контактируют с вирусом и какой образ жизни ведут — они никогда не становятся ВИЧ-инфицированными и, следовательно, у них никогда не развивается СПИД. Это крайне интересно для медицинской науки, потому что лечения СПИДа до сих пор не найдено, и нет особой надежды на то, что удастся разработать вакцину. Оказывается, вирус иммунодефицита человека использует рецепторы CCR5, чтобы проникать в Т-хелперы — тогда у человека и развивается инфекция. Если у вас нет CCR5, вирус не сможет проникнуть в ваш организм. Все очень просто. Если вы получаете мутацию «Дельта тридцать два» от одного из родителей и не получаете от другого, риск заразиться у вас снижается. Получив мутацию от обоих родителей, вы будете полностью невосприимчивы к вирусу.

— То есть Майкл Келли был полностью невосприимчив к ВИЧ-инфекции, — подытожил Макмиллан. — Почему же это так важно для больного лейкозом?

— Потому что реципиент не был болен лейкозом, — покачав головой, заговорил Стивен. Люкас согласно кивнул — он тоже понял, что все это значит. — Они пытались изменить ВИЧ-статус человека, у кого был положительным анализ на ВИЧ-инфекцию… Человека очень важного… ради которого можно было пойти на убийство!

— Разве такое возможно? — потрясенно воскликнул Макмиллан.

— Теоретически — да, — сказал Люкас. — Пару лет назад в Берлине один врач провел подобную процедуру. Его пациент был ВИЧ-инфицирован и умирал от лейкоза — ему крайне нужна была пересадка костного мозга. В виде эксперимента ему пересадили костный мозг донора, который унаследовал мутацию «Дельта тридцать два» от обоих родителей. После пересадки анализы пациента на вирус иммунодефицита стали отрицательными. Насколько я знаю, так оно и оставалось дальше. В прессе об этом было мало информации, потому что медицинское сообщество дало понять, что подобная процедура никогда не войдет в практику.

— Это объясняет трудности в поиске донора, — сказал Стивен. — Вот почему пришлось так широко расставлять сети — охотиться за медицинской информацией и гражданских, и военных. Они не просто искали идеального донора костного мозга — они искали идеального донора, который унаследовал мутацию «Дельта тридцать два» от обоих родителей.

— Ну вот, теперь мы все знаем, — пробормотал Макмиллан.

— И все равно это очень рискованная процедура, — продолжал Стивен. — Для того чтобы провести такую пересадку, нужно разрушить собственную иммунную систему пациента, подвергая его рентгеновскому облучению на протяжении многих часов.

— То есть это очень опасно для пациента, который не болен лейкозом? — спросил Макмиллан.

— Чрезвычайно опасно, — кивнул Стивен.

— Но получается, что кто-то — точнее, группа людей — посчитали, что риск оправдан, и провели пациенту Икс подобную операцию?

— Видимо, да.

— То есть они купили лучшие мозги, какие есть в стране, нашли идеального донора и воспользовались услугами самой лучшей клиники, чтобы провести эту процедуру… Ну, им это даром не пройдет! — объявил Макмиллан. — Они оставили за собой кровавый след по всей стране, и, ей-богу, — они за это заплатят! Такой самонадеянности… — он замолчал, не находя слов от возмущения.

Тридцать семь

— Итак, какими будут наши действия? — спросил Стивен.

— Теперь, когда мы знаем, что за всем этим стоит, мы воспользуемся доказательством того, что Майкл Келли получил инфекцию в клинике «Сан-Рафаэль», и что отсутствие должного лечения в значительной степени послужило причиной смертельного исхода. С этой информацией мы обратимся в Столичную полицию и вынудим клинику назвать имя пациента Икс и имена ответственных за его лечение — если это вообще можно назвать лечением…

— Я бы не стал недооценивать противника, — возразил Стивен. — Он уже показал, что обладает огромной властью и влиянием.

— Плевать мне на это! — заявил Макмиллан. — Я хочу разоблачить их, всех до единого.

— Если пациент Икс окажется важной политической фигурой какой-нибудь страны, правительство может подать прошение о дипломатической неприкосновенности или даже апеллировать к Закону о государственной тайне, чтобы остановить полицейское расследование.

— А я на это скажу, что защита государства включает в себя защиту его граждан от нанесения увечий и убийства, — заявил Макмиллан. — Вы не согласны?

— Совершенно согласен, — кивнул Стивен. Ему нравилось наблюдать начальника, оседлавшего своего любимого конька. — Однако в данной ситуации мы должны понимать, против чего и кого мы выступаем. Нашей крови захотят не только те, кого попросили об одолжении, но также и те, кто финансирует всю эту затею. У ребят под Роркс-Дрифт[13] и то было больше шансов победить, чем у нас.

— Поступать правильно не всегда легко, Стивен, — назидательно произнес Макмиллан и тяжело вздохнул. — Трудный был день… Джентльмены, предлагаю выпить у меня в клубе.

— Согласен, только на большую порцию, — улыбнулся Стивен.

— У меня сейчас гостит теща, — сообщил Люкас. Стивен и Макмиллан вопросительно переглянулись, не понимая, для чего он это сказал. — Выпить было бы здорово, — пояснил тот.

Троица вышла из министерства и направилась в клуб Макмиллана, расположенный в десяти минутах ходьбы.

— Вы не в курсе, доктору Мотрэму не стало лучше? — спросил сэр Джон Стивена.

— Я звонил его жене пару дней назад. Позиция лечащего врача в отношении прогноза остается неизменной, но Кэсси считает, что Джон, возможно, узнал ее, когда она в последний раз приходила в больницу. Проблема в том, что никто не берется предсказать отсроченные побочные эффекты токсина. Надежда может оказаться ложной. В любом случае, выздоровление займет очень много времени.

— Бедная женщина, — вздохнул Макмиллан. — Сегодня ты замужем за умнейшим ученым страны, а завтра мечтаешь о том, чтобы научить его читать и писать.

Когда они вошли в парк, Стивен зашагал впереди остальных, чтобы не занимать всю тропинку, поскольку в это время в парке было много бегунов. Большинство из них чаще смотрели на показания приборов на своих запястьях, чем перед собой.

— Хорошо хоть нет этих нахальных велосипедистов, — проворчал Макмиллан, который редко упускал возможность пройтись насчет тех, кого считал самыми эгоистичными членами общества.

Один бегун, обогнав их, бросил в урну перед ними пустую пластиковую бутылку и отрывисто кашлянул.

— Типичная картина, — фыркнул Макмиллан. — Что бы ни случилось с…

Не закончив предложения, он потерял сознание и рухнул на землю. Стивен, опустившись рядом на колени, принялся в отчаянии искать пульс.

— Люкас, будь добры, вызовите скорую! Возможно, у него сердечный приступ.

Скорая приехала через три минуты. Стивен, поднявшись на ноги, уступил место двум фельдшерам в зеленых костюмах, которые занялись Макмилланом, и подошел к стоявшему в стороне Люкасу.

— Что с ним? — тревожно спросил ученый.

— Представления не имею. Вроде бы не жаловался на боль в груди и плохое самочувствие — просто потерял сознание. Чем скорее они отвезут его в больницу, тем лучше.

Безвольное тело Макмиллана осторожно погрузили в машину скорой помощи, и водитель придержал дверь, чтобы Стивен мог войти следом. Увидев, что Люкас явно не собирается ехать, из машины выпрыгнул один из фельдшеров.

— Это может быть свиной грипп, сэр, — объяснил он. — Вам тоже нужно поехать, чтобы принять профилактические меры.

Он почти насильно затолкал Люкаса в машину и захлопнул дверь.

Странное поведение бригады и последующее осознание того факта, что оба фельдшера сели в кабину водителя, не на шутку встревожили Стивена. Что-то было не так. Подтверждение этому не заставило себя ждать. Оказалось, что отсек, в котором они находились, был укреплен спереди и сзади стальной решеткой и проволочной сеткой — изнутри дверных ручек не было. Они были накрепко заперты в клетке. Тот факт, что водитель не включил сирену, Стивен заметил, услышав вдалеке сирену другой скорой помощи — той, которую они на самом деле и вызвали.

— Это все подстроено! — выкрикнул он, пытаясь пробраться к Макмиллану, что оказалось нелегким делом в быстро движущемся автомобиле. Теперь было ясно, что мужчины, сидевшие в кабине, намеренно постарались прибыть до приезда настоящей скорой помощи. Потеря сознания Макмиллана явно была спровоцирована. С ним что-то случилось в парке, и Стивен бросился осматривать его, чтобы как можно скорее выяснить, что именно.

Искомое оказалось небольшой стрелой. Обнаружив ее в тыльной поверхности бедра, Стивен осторожно извлек ее и внимательно осмотрел. Стрела была гораздо меньшего размера, чем те, которые используются в ветеринарии, чтобы усыплять животных. Возможно, выстрел был сделан из маленького духового пистолета, например, калибра 4,5. Стрела была переделана, чтобы нести в себе небольшой объем жидкости — около миллилитра. Стивен вспомнил бегуна, который, миновав их, бросил в урну бутылку, а затем кашлянул… кашель мог заглушить звук выстрела! Он понял это слишком поздно, но озвучить свое сожаление Стивен не успел: в заднем отсеке автомобиля извергла свое содержимое емкость с каким-то газом.


Очнувшись, Стивен тут же пожалел об этом: голова болела так, словно по ней проехал поезд, а в горле было так сухо, будто он вдохнул небольшую пустыню. Попытавшись взглянуть на ситуацию с положительной стороны — что оказалось не таким уж легким делом — он решил, что если может чувствовать себя так погано, значит, по крайней мере, жив. Он попытался перекатиться на бок, но вынужден был отложить эту операцию из-за невыносимой головной боли.

Последней мыслью Стивена перед тем, как отключиться, было: жизнь закончилась. Возможности избежать вдыхания газа, который заполнил весь задний отсек автомобиля, не было, а по запаху он никак не мог определить, что это за газ и насколько он может быть опасен. У него по очереди отключались все органы чувств, но происходило это довольно медленно, и теперь он чувствовал облегчение от того, что не потерял чувство собственного достоинства и не начал умолять несуществующего бога о спасении своей жизни. Каким образом встретить смерть, было для Стивена очень важно. Макмиллан все это время оставался без сознания, Люкас до последней секунды тарабанил кулаками в стенку, отделяющую их от водителя, требуя освободить их, а Стивен свернулся на полу, думая о Лизе, и Дженни, и Талли… и вспоминая хорошее.

Он открыл один глаз и попытался разглядеть, что над ним. Он явно находился в помещении, судя по лампам дневного света на потолке. Их рассеянный яркий свет заставил Стивена отвернуть голову, и он увидел… мебель? Белую мебель… Кухонные буфеты? Нет, кухней здесь не пахнет, подумал он, снова прикрывая глаза — если только здесь не обработали все сильным химическим средством. Внимание Стивена привлек чей-то стон.

— Кто здесь? — Он был неприятно удивлен тем, как хрипло прозвучал его голос.

— Это вы, Стивен? — послышался такой же хриплый голос.

— Люкас?

— Да. Как, черт возьми, мы тут оказались?

Стивену его реакция показалось странной.

— Где «здесь»? — уточнил он и сглотнул, пытаясь прочистить горло.

— В моей лаборатории.

— В вашей лаборатории? — хрипло воскликнул Стивен. — Они привезли нас в вашу лабораторию? — Ему наконец удалось перекатиться на бок и приподняться на одном локте. Он увидел, что лежит на полу между двумя лабораторными столами. — Вы связаны? — спросил он, слегка озадаченный собственной свободой движений, учитывая то, что их похитили.

— Нет, — послышался ответ с другой стороны стола, стоявшего слева от него. — А вы?

— Нет. Сэр Джон с вами?

— Я его не вижу. Погодите, я хочу оглядеться… встану на колени. Господи, что это было…

Стивен не ответил. Он сосредоточился на том, чтобы перейти в вертикальное состояние. Когда ему это удалось, пришлось опереться обеими руками на стол, чтобы удержаться на ногах.

— Он здесь! — донесся голос Люкаса. — Приходит в себя.

С трудом передвигая ноги, Стивен пошел в сторону, откуда доносился голос. Поравнявшись с раковиной, он поинтересовался, можно ли пить воду из крана.

— Вполне, это обычный водопровод, — ответил Люкас. — Погодите, я дам мензурки.

Он медленно поднялся на ноги, опираясь рукой о стол, открыл стеклянную дверцу стенного шкафа и вытащил три маленьких мензурки. С трудом усадив Макмиллана спиной к шкафу, Стивен взял у Люкаса мензурку, наполнил ее водой, протянул Макмиллану, а сам взял вторую. Никогда еще вода не казалась ему такой чудесной на вкус. Взглянув на остальных, он понял, что они испытывают те же чувства.

— Ну прямо сцена из фильма «Трудный путь в Александрию», — просипел Макмиллан, выдавив улыбку. — Где мы?

— Лаборатория в Ландборге, — ответил Люкас со смесью растерянности и удивления.

— Ваша лаборатория? — воскликнул Макмиллан. — Боже, кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Стивен озвучил, что ему удалось воссоздать на основании собственных воспоминаний.

— Они привезли нас сюда? — переспросил Макмиллан. — Но как они попали в лабораторию?

— Должно быть, воспользовались моим электронным ключом, — объяснил Люкас. — Я держу его в бумажнике. — Пошарив по карманам, он с удивлением обнаружил, что бумажник на месте. Люкас достал из него свой ключ и сказал изумленно:

— Они вернули его на место! Но забрали мой сотовый… — Добавил он, изучив содержимое бумажника.

— Мой тоже, — отозвался Стивен, обыскав свои карманы.

Макмиллан сообщил, что его телефон тоже исчез.

— Какой-то дурдом, — пожаловался он. — Они привезли нас сюда, а затем оставили на полу и просто ушли? Забрали у нас телефоны, и больше ничего…

— Может быть, им нужны были именно наши телефоны? — предположил Стивен с сарказмом. Тот факт, что они живы и теоретически могут уйти, воодушевил всех троих.

— Вы видели, кто это был? — спросил Макмиллан.

— Нет. Мы очнулись незадолго до вас, — сказал Стивен. — В парке мы видели двух фельдшеров-самозванцев, приехавших на скорой, но не обратили на них должного внимания — в тот момент мы боялись, что вы умираете. С тех пор как мы пришли в себя, никто не появлялся, и это начинает меня пугать. За всем этим наверняка стоит Монк, и он держит все под контролем. Если нас троих уберут с дороги, не останется никого, кто мог бы задавать опасные вопросы…

— Тогда почему они оставили нас в живых? Почему дают возможность уйти? — недоумевал Макмиллан.

— Для чего используется эта комната, Люкас? — спросил Стивен, который пришел в себя настолько, что смог оглядеться.

— Это наша лаборатория по биологической защите, — ответил тот. — У нас три лаборатории, но именно в этой мы работаем с опасными микроорганизмами.

— Что в ней особенного?

— Здесь имеются изолированные камеры, — сказал Люкас, указывая на две стеклянные «коробки», перед которыми стояли стулья. — Нам не часто приходится иметь дело с патогенными микроорганизмами, но, работая с ними, мы пользуемся этими камерами. Рабочий просовывает руки в отверстия, находящиеся в боковых стенках камер, чтобы проводить манипуляции с тем, что находится внутри. Кроме этого, вся комната постоянно находится под отрицательным давлением, чтобы воздух не выходил наружу. Вдобавок в двери встроена шлюзовая система. И еще мы включаем лампы ультрафиолетового света для стерилизации комнаты, когда в ней никого нет.

— Мы заперты здесь? — поинтересовался Макмиллан.

— Мы не можем быть заперты, — пояснил Люкас. — Они не взяли с собой мою магнитную карточку. Это главный ключ. — Он достал его из бумажника и направился к двери.

— Стоп! — закричал вдруг Стивен.

Тридцать восемь

— Не прикасайтесь к двери! — предостерег Стивен. — Вы сказали, что помещение находится под постоянным отрицательным давлением, но… слышите? Вентиляционная система не работает.

— Мы отключаем ее на выходные, — пожал плечами Люкас. — Но, с другой стороны, она должна включаться автоматически, когда кто-нибудь входит в помещение…

Стивен, который все это время осматривал лабораторию, поднял две стоявшие на столе стеклянные чашки Петри, по одной в каждой руке, и спросил:

— Что это?

Люкас подошел к Стивену с озадаченным выражением лица.

— Мы не оставляем культуры микроорганизмов просто так, где попало, — задумчиво произнес он, беря одну чашку у Стивена и внимательно изучая ее содержимое. — Похоже на грибок, — объявил он. — Ничего не понимаю. — Он оглядел другие предметы, стоявшие на столе — еще чашки Петри, штативы с пробирками, колбы… — Мы ни с чем таким не работали. Совершенно не понимаю, для чего все это здесь…

— Зато я понимаю, — мрачно отозвался Стивен. — Монк создал декорации для одного из своих «несчастных случаев».

Макмиллан, подойдя к ним, внимательно изучил «сцену» и обеспокоенно попросил:

— Продолжайте.

— Не думаю, что это культура грибка, — объяснил Стивен. — Это микроорганизм, которым они отравили Джона Мотрэма. Культуры оставили здесь для того, чтобы все выглядело так, как будто мы изучали этот микроорганизм, а потом произошел несчастный случай. Во всяком случае, именно это должны подумать власти, когда обнаружат нас с кашей вместо мозгов.

— Но как? — все еще не понимал Макмиллан. — Мы же не собираемся вдохнуть его сами. — Его взгляд переместился на культуру микроорганизмов на столе. — Так ведь?

— Разумеется, нет, — усмехнулся Стивен. — Это для отвода глаз. Предполагалось, что мы очнемся, возблагодарим судьбу за то, что остались живы, а затем попытаемся выйти отсюда… тогда-то все и произойдет.

Он направился к выходному шлюзу, Макмиллан с Люкасом последовали за ним. Подняв голову, Стивен внимательно осмотрел потолок, задержавшись на прямоугольной проволочной решетке, расположенной прямо над входом.

— Это для того, чтобы в комнате возникал воздушный поток с положительным давлением на входе, — сказал Люкас, проследив направление его взгляда. — Воздух, выходящий из лаборатории, должен проходить через систему фильтров, которая поддерживает разницу давлений. — Он махнул рукой на ряд устройств в другой стороне помещения.

— Более чем уверен, в систему запустили грибковые споры, — сказал Стивен. — Как только мы попытаемся открыть дверь, вентиляторы оживут и комната заполнится микотоксином вместо свежего воздуха, который они по идее должны гнать. Монк наверняка блокировал дверь по ту сторону шлюза, чтобы мы не смогли выбраться наружу.

— Значит, мы в ловушке, — негромко подытожил Макмиллан.

— Если только мы не придумаем способ выбраться отсюда, не запуская вентиляционную систему, — задумчиво произнес Стивен, глядя на Люкаса, но тот в ответ лишь покачал головой.

— Здесь установлено с полдюжины систем безопасности, обеспечивающих включение вентиляции, как только открывается входная дверь лаборатории, — сказал он. — Имеется даже запасной электрогенератор на случай отключения электричества.

Стивен в отчаянии выругался.

— А что, если мы просто будем сидеть и ждать? — спросил Макмиллан. — Конечно, эти выходные покажутся нам очень долгими, но когда кто-нибудь из сотрудников Люкаса придет сюда в понедельник утром…

— Он запустит вентиляторы. Пока они сообразят, как открыть дверь, мы будем мертвы, и это опять же будет выглядеть как несчастный случай. Кроме того, Монк не даст этому случиться. Он наверняка придет сюда гораздо раньше — проверить, как идут дела, и разблокировать дверь, чтобы этот «несчастный случай» выглядел идеально.

— Если ваши рассуждения верны, и мы должны вдохнуть микотоксин… сколько у нас осталось времени? — спросил Люкас.

— Зависит от того, сколько времени мы будем убивать друг друга, — сказал Стивен. Остальные в ужасе взглянули на него. — Я много думал о том, что случилось с Джоном Мотрэмом. Не сомневаюсь, что работники службы здравоохранения и врачи правильно идентифицировали грибок, но они вряд ли догадываются, что он был генетически модифицирован. На всех симптомах, которые имеются у Мотрэма, виден почерк Портон-Дауна — сумасшествие, агрессия… Этот микроб, — он поднял одну из чашек Петри, — разработан в качестве биологического оружия. В наши дни выгодно создавать не то оружие, которое просто убивает, а такое, которое вызовет максимальное разрушение и создаст огромную брешь в ресурсах врага. Что-то, что сведет твою жертву с ума и превратит ее в маньяка, человекоубийцу, одержимого жаждой крови своих товарищей — вот что такое идеальное оружие. Тот факт, что сама жертва не умирает, но у нее развиваются проблемы с дыханием и поражение печени, требующие дорогостоящего лечения, наряду с необходимостью изоляции, можно считать глазурью на этом «пирожном».

Макмиллан покачал головой.

— Как Монку могло попасть такое в руки?

Стивен пожал плечами.

— Возможно, по старой дружбе, — хмыкнул он. — Друг чьего-то друга в Портон-Дауне решил посмотреть, как их последний проект работает на практике… Открытие гробницы в Драйбурге оказалось идеальным сценарием для проведения теста.

Макмиллан заметно побледнел, и Стивен знал, почему. Сэр Джон принадлежал к старой школе и не мог заставить себя поверить, что его страна может участвовать в подобных вещах — несмотря на множество свидетельств обратного, имевших место на протяжении последних лет. Он никогда до конца не смирился с идеей, что для того, чтобы выжить, надо стать таким же плохим, как и сами «плохие парни».

— Это всего лишь предположение, — беспомощно сказал он.

— Тогда будем надеяться, что я неправ.

— Что, по-вашему, сделает Монк, когда вернется и обнаружит, что мы еще живы? — подал голос Люкас.

— Запустит вентиляцию, — отозвался Стивен.

— Насколько я понимаю, у нас нет доказательств, что предположение Стивена верно, но мы не можем рисковать и проверить это, — мрачно произнес Макмиллан. — Нужно найти способ выбраться отсюда, не запуская вентиляционную систему.

— Легче сказать, чем сделать, — проворчал Стивен, начиная терять терпение — время шло, и Монк наверняка должен скоро вернуться.

— Но мы ведь можем позволить системе заработать, если после этого нам достаточно быстро удастся выбраться?

— Нам придется задержать дыхание на все это время.

— А я вот подумал о взрыве… — сказал Макмиллан. — Если бы нам удалось проделать дыру в стене, мы могли бы выбраться наружу. У нас есть для этого необходимые средства, Люкас?

Ученый с сомнением покачал головой.

— Это биологическая лаборатория, сэр Джон, — сказал он. — У нас не было необходимости во взрывчатых веществах… — Он без особого энтузиазма взглянул на стеклянный шкаф с химикатами.

— А что в красном баллоне?

— Водород. С его помощью мы создаем анаэробные условия для бактерий, которым не нравится кислород.

— Если я не ошибаюсь, с помощью водорода можно устроить неслабый взрыв… — полувопросительно произнес Макмиллан.

— Конечно, можно, — вмешался Стивен, с трудом сдерживая раздражение. — Мы запросто можем взорвать себя к чертовой матери, и эта смерть, без сомнения, будет гораздо более быстрой, чем от микотоксина. Но если вам нужна дыра в стене — о водороде можно забыть. Если только Люкасу не удастся отыскать здесь что-нибудь типа нитроглицерина, с помощью чего мы сможем устроить контролируемый, локальный взрыв.

— Прошу прощения, — развел руками Люкас, — но мне не удастся.

— И что нам теперь делать? — воскликнул Макмиллан.

Стивен взглянул на часы.

— Мы очнулись минут двадцать назад. Монк рассчитывает, что ловушка сработала, и сейчас мы старательно убиваем друг друга. Скорее всего, он вернется через часок, чтобы… прибраться тут и довершить задуманное.

— О, господи! — выдохнул Нёйбауэр. Макмиллан промолчал.

— Насколько я понимаю, у нас нет возможности отключить вентиляционную систему по причинам, которые озвучил нам Люкас: слишком много механизмов безопасности — так что у нас остается один вариант. Нужно удалить грибковые споры из системы. У Монка и его помощников было немного времени, чтобы установить их, и это наверняка должен быть какой-то несложный механизм, помещенный в вентиляционный канал, идущий у нас над головой. Попробую забраться туда и посмотреть — может, что найду. Что скажете, Люкас? Там достаточно места?

Люкас с сомнением посмотрел на Стивена, а затем на решетку в потолке.

— Будет тесновато, особо не повертитесь.

— Надо попробовать, — сказал Стивен решительно.

Трое мужчин принялись за дело, сдвигая лабораторную мебель, чтобы создать под решеткой помост.

— Мне нужна отвертка, фонарик, влажная ткань, кусачки либо ножницы, или нож, на худой конец, — продиктовал Стивен.

— Фонарик у нас есть, — объявил Люкас, бросив строительство помоста и принимаясь один за другим с грохотом открывать ящики. — И отвертка… Кусачек нет, к сожалению… Черт, где ножницы? Куча скальпелей… ткани нет — мы пользуемся одноразовыми полотенцами, но я могу разорвать лабораторный халат…

Взобравшись на помост, Стивен начал откручивать винты, которыми решетка крепилась к потолку.

— А что будет, если окажется, что решетка соединена с системой вентиляции? — глядя на Стивена снизу вверх, поинтересовался Макмиллан, державший помост.

— Нам конец, — ответил Стивен, не прерывая работы.

— Что ж, спасибо за честность, — пробормотал сэр Джон, опуская взгляд.

Сняв решетку, Стивен подал ее Люкасу, который в этот момент подошел к помосту с тем, что ему удалось найти в лаборатории. Стивен взял все, что протянул ему Люкас, и положил внутрь открытого люка. Смысла распихивать все по карманам не было, потому что ему не хватит места, чтобы достать их потом в вентиляционном канале. Он лишь сунул пару скальпелей под браслет наручных часов. Все остальные предметы ему придется толкать перед собой. Под конец Стивен снял свитер и рубашку и бросил их на пол. В последний раз, оглянувшись, он схватился за края люка и прошептал:

— Ну, поехали!

Тридцать девять

Протиснувшись в отверстие, Стивен на секунду подумал, что дальше продвинуться не сможет. Места, чтобы пролезть в канал головой вперед, ему хватило, но руки оказались прижаты к спине, и он не мог двинуться ни вперед, ни назад. Он крепко сидел в вентиляционном канале, как пробка в бутылке.

Сначала надо был справиться с паникой, которая только ухудшала ситуацию. Беспорядочные движения ничего не дадут. Стивен сосредоточился на правой руке, используя малейшее пространство, чтобы переместить ее под себя, а затем проталкивал ее мимо головы, пока наконец не высвободил перед собой. Это придало ему уверенности — теперь было место для того, чтобы повторить процесс с левой рукой. Когда обе руки оказались перед головой, у него появилась точка опоры. Он мог двигаться.

Стивен включил фонарик и посмотрел перед собой: участок вентиляционного канала уходил вперед примерно на шесть метров, а затем Т-образно разветвлялся — там ему потребуется принять первое решение. Он выключил фонарик, чтобы сберечь батарейки, и полез вперед, продвигаясь мучительно медленно. Горло тут же пересохло в адской жаре ограниченного пространства, пот струился по лицу…

Добравшись до разветвления, Стивен понял, что решения не потребуется. Правая ветвь канала, длиной около метра, была перегорожена панелью, в которой торчали болты — судя по всему, это был смотровой люк. У Стивена вспыхнула было надежда, что таким образом они могут спастись — если люк ведет в другое помещение, но, внимательно приглядевшись, различил концы болтов с нарезкой: шляпки были с другой стороны панели. Изнутри выкрутить болты было невозможно.

Тогда Стивен заглянул в левую ветвь канала и обнаружил большой неподвижный вентилятор, который перегораживал канал примерно в восьми метрах от разветвления. К сожалению, фонарик был слабоват, чтобы разглядеть подробнее. Одна из лопастей вентилятора была освещена достаточно хорошо, и Стивену удалось разглядеть раму, но он не смог увидеть то, что хотел — приспособление, которое должно распылить споры грибков в воздухе. Существовало ли оно вообще? Стивен почувствовал, что уверенность начинает покидать его.

Если это приспособление существует, обезвредить его можно лишь при условии, что оно располагается на этой стороне вентилятора. Если оно окажется на обратной стороне, Стивену не удастся до него добраться. Ему только и останется бессильно разглядывать его сквозь насмешливо поблескивающие лопасти вентилятора. Стиснув зубы, Стивен снова пополз вперед.

К этому времени ему приходилось постоянно моргать, чтобы убирать пот, заливающий глаза, но зато из-за увлажнения кожи трение снизилось, что позволило ему легче продвигаться в узкой трубе. Через три метра Стивен остановился и снова включил фонарик, но по-прежнему ничего не увидел на передней стороне вентилятора. Выключив фонарик, он бессильно уронил голову на руки. Он был на грани отчаяния, и взял себя в руки, только вспомнив сержанта, который обучал его много лет назад. Однажды в горах Северного Уэльса, когда под завывания зимнего ветра с неба их поливал ледяной дождь, тот сержант прокричал Стивену:

— Когда тебе кажется, что уже нечем больше жертвовать, мистер Данбар… на самом деле, черт побери, есть чем, так что шевелись и давай попробуем еще раз!

Остановившись в двух метрах от вентилятора, Стивен щелкнул фонариком. И вот оно, самое прекрасное зрелище на свете — небольшой круглый контейнер! Пусковой механизм оказался примитивным: проволока, идущая от контейнера, крепилась к одной из лопастей вентилятора. Когда вентилятор начнет вращаться, проволока сорвет крышку контейнера и его содержимое будет распылено в воздухе.

Стивен продвинулся ближе и внимательно осмотрел все, чтобы ничего не пропустить. Сняв защитный колпачок с одного из скальпелей, он перерезал проволоку, идущую к вентилятору.

— Ну, вот и все, — пробормотал он, уронив голову на вытянутые руки. Он пролежал так без движения почти минуту, ожидая, пока дыхание успокоится и станет поверхностным, как у спящего человека. Пот по-прежнему стекал по лицу, но Стивена это больше не волновало — он даже получал детское удовольствие, отслеживая дорожку каждой капли, которая выбирала максимально короткий путь вниз. Все закончилось. Он справился. Они спасены. Через несколько секунд он начнет долгий путь обратно, извиваясь ногами вперед, и скоро вернется в лабораторию. Потом они безбоязненно откроют дверь, войдут в шлюзовую камеру и вышибут заблокированную входную дверь.

Чувствуя физическое опустошение, но огромное моральное облегчение, Стивен собрался с силами, чтобы начать отступление. Как он и боялся, двигаться назад оказалось еще труднее, чем вперед: требовалось совершать другие движения, более неестественные, отчего он почти выдохся к тому времени, как добрался до разветвления. Стивен чуть не потерял самообладание при мысли о том, как трудно будет повернуться назад под прямым углом — ему казалось, что ноги слишком длинные для этого.

Исчерпав весь свой словарь ругательств, используя их во всевозможных комбинациях, он наконец смог обогнуть угол. Пришлось немного отдохнуть, чтобы успокоиться. Легчайшее дуновение холодного ветра коснулось его щеки…

Дуновение превратилось в ураган — это заработал вентилятор. Стивен попытался закричать, но вынужден был пригнуть голову под сильным напором ветра. В следующую секунду он понял, что все это означает. Монк вернулся, он сейчас внизу — как раз когда Стивен уже вышел на финишную прямую… Монк победит — он все равно сможет инсценировать несчастный случай и уйти безнаказанным.

Второй раз за несколько часов Стивен оказался перед лицом смерти без малейшей надежды спастись. Дженни вырастет и будет рассказывать друзьям, что ее папа погиб в результате несчастного случая, когда она была маленькая, зато хотя бы Талли не придется говорить людям, что она вдова.

— Прости, любимая, — пробормотал он. — Ты была права, а я нет.

По какой-то прихоти сознания перед его глазами вдруг возник тот сержант.

— Пока все не закончилось — это еще не конец, мистер Данбар! — прокричал он.

Стивену пришлось признать, что недостаток литературности этого изречения с лихвой компенсировался его влиянием на образ мыслей. Он не собирается встретить смерть с достоинством и смирением, как в машине скорой помощи! Нет, он встретит ее как воин, который верно служил своей стране, и использует любую возможность, чтобы продолжать бой до самого конца.

Стивен оставил фонарик и остальные вещи возле вентилятора — когда решил, что его задание выполнено — но у него остался один из скальпелей, которые он сунул под браслет часов. Скальпель будет его единственным оружием, если ему представится шанс им воспользоваться — тонкая стальная рукоять с узким трехсантиметровым лезвием, которое сломается при малейшем нажатии, но настолько острое, что разрежет плоть до костей прежде, чем человек это почувствует.

Стивен понимал, что он не в том физическом состоянии, чтобы вступить в борьбу с Монком. Кроме сохраняющихся до сих пор побочных эффектов отравления газом, смелая выходка в вентиляционном канале отняла у него все оставшиеся силы. Монк — пограничный психопат, получивший полноценную подготовку в разведслужбе и, скорее всего, вооруженный, хотя он вряд ли собирается стрелять, если по-прежнему планирует обставить все как несчастный случай.

— Вылезай, Данбар, ты же не собираешься просидеть там целый день, — донесся снизу крик, когда Стивен приблизился к люку настолько, что ступни повисли в воздухе.

Судя по интонации, говоривший забавлялся. У Стивена стиснуло горло от мрачных предчувствий. Он повернулся на локтях — ноги при этом болтались над импровизированным помостом — и попытался разглядеть внизу опору.

— Полегче, мы не хотим, чтобы ты упал и ушибся!

Стивен живо представил, как Люкас и Макмиллан сидят на стульях со связанными за спиной руками. Он не видел Монка, а это было важно, поэтому он продолжал торчать в проеме, ожидая, пока тот заговорит снова. Ему нужно было определить, где находится противник, чтобы, спускаясь, скрыть от него наличие скальпеля.

— Нет смысла оттягивать неизбежное, Данбар, — донесся снизу ленивый голос.

Звук шел слева.

Собрав свои — как он опасался, последние — силы, Стивен сполз в проем так, чтобы к Монку была обращена наружная поверхность его левой руки. Его нога нашла поверхность помоста, который слегка качнулся, приняв на себя весь вес Стивена. Монк в расслабленной позе стоял в метрах четырех от него, держа в правой руке пистолет. Стивен, обессилевший, обнаженный по пояс, мокрый от пота и с головы до ног покрытый грязью, был близок к тому, чтобы сдаться, но голос сержанта снова зазвучал у него в ушах. «Еще не конец…»

Он опустил голову, словно остался совсем без сил, но на самом деле высматривая самый безопасный участок помоста, место, которое послужит самой крепкой точкой опоры, чтобы спрыгнуть, если ему представится шанс совершить свой последний гамбит.

Монк сделал шаг к нему.

— Мне говорили, что ты служил в спецавиации, Данбар. По-моему, это был девчачий скаутский отряд…

Еще один шаг вперед, на который и надеялся Стивен, и Монк оказался в пределах досягаемости… Сейчас или никогда! В одном последнем, исключительно на адреналине сделанном рывке, Стивен выхватил скальпель из-под браслета часов на левом запястье, шагнул на безопасную часть помоста, которую присмотрел заранее, и бросился на Монка.

Монк не ожидал этого, совершенно уверенный в том, что полностью контролирует ситуацию. Он и представить себе не мог, что стоящий перед ним измученный человек вдруг превратится в мчащегося на него девяностокилограммового мстителя. Впрочем, у него не было времени осознать свою ошибку. Взмахнув скальпелем, Стивен перерезал ему горло, и в тот момент, когда они оба рухнули на пол, Монк был уже мертв.

Стивен и не собирался пробовать другие варианты. Не было ни малейшего смысла пытаться справиться с Монком, чтобы затем отдать его в руки правосудия. Такое возможно только в комиксах для школьников и в сказках. Единственный шанс выжить заключался для Стивена в том, чтобы убить Монка одним ударом, и он успешно сделал это — а в следующую секунду его стошнило в лабораторную раковину. Немного придя в себя, Стивеносвободил Макмиллана и Люкаса. Едва успев закончить, он снова метнулся к раковине.

Почувствовав ободряющее похлопывание по плечу, он обернулся и увидел Макмиллана.

— Рад, что ты так себя чувствуешь, — сказал начальник, а затем оставил Стивена наедине со своими мыслями и совершенно пустым желудком.


Макмиллан взял на себя руководство ситуацией. Он занялся телефонными переговорами и попросил руководство Министерства внутренних дел проследить, чтобы место происшествия как можно скорее привели в порядок, не информируя соответствующие службы. Стивен и Люкас тем временем переместились из лаборатории в комнату для персонала.

Ученый был в шоке. За прошедшие десять минут он не сказал ни слова, просто сидел, уставясь в пол, словно погрузившись в размышления, но на самом деле просто был в ступоре от увиденного. Стивен с переменным успехом пытался отвлечься, разглядывая признаки «обычной» жизни — глянцевые журналы на столике, развешенные по стенам открытки курортов, ряд кофейных чашек с именами персонажей мультфильмов, коробка с пакетиками чая и кофе… Эти вещи принадлежали нормальным людям, которые не делали то, что он только что сделал… должен был сделать, напомнил себе Стивен, вынужден. Но он боялся, что это утверждение снова и снова будет ставиться под сомнение — в те предрассветные часы, когда остаешься наедине со своей совестью…

Сорок

Через несколько минут к ним присоединился Макмиллан.

— Скоро мы сможем разойтись по домам и отдохнуть, — пообещал он. — Стивен, я попросил приехать группу биологической защиты и уборщиков. Сможете объяснить им, где находятся споры и как проще всего их удалить?

Стивен кивнул.

— Вы отлично поработали. — Макмиллан помолчал, подыскивая слова. — Я знаю, вам сейчас нелегко, но у вас не было выбора. Если бы не вы… никого из нас уже не было бы в живых. И хотя это, наверное, не очень подходящее слово — я хочу сказать вам спасибо!

— Да, спасибо, Стивен, — встрепенулся Люкас, выдавливая из себя подобие улыбки. — От имени моей жены и детей, спасибо вам огромное! Я никогда не думал, что работа в лаборатории может быть такой… — Он замолчал, не в силах найти подходящего слова.

Стивен молча кивнул в ответ, больше всего на свете желая, чтобы собеседники закрыли эту тему. В его душе еще свежо было ощущение ужаса от содеянного.

— Монк рассказал вам что-нибудь об этом деле? — спросил он, чтобы переменить тему.

— Ничего, — покачал головой Макмиллан. — Высокомерен, холоден как лед и слишком умен, чтобы злорадствовать или хвастаться. Мне доводилось встречаться с такими людьми. Он убил бы нас, не моргнув глазом. Обнаружив, что вы вывели из строя его ловушку в вентиляционной системе, он даже не проявил раздражения: просто принял это к сведению и перешел к «плану Б». Ничто не остановило бы его на пути к цели.

Закрыв глаза, Стивен живо представил, как Монк толкает Луизу Эйвери со скалы на верную смерть.

— А цель его — заставить нас молчать об операции, которая должна была изменить ВИЧ-статус богатого ублюдка, — докончил он.

— Да, — кивнул Макмиллан. — Для меня это тоже непостижимо.

На стоянку подъехали два черных автомобиля без опознавательных знаков, и две группы техников — всего восемь человек, облаченные в белые защитные костюмы, коротко переговорив с Макмилланом, принялись убирать последствия столкновения Монка и Данбара. Первым делом тело Монка переложили в мешок для трупов и унесли. Участия полиции не предполагалось, не будет также ни патологоанатомического вскрытия, ни фотографирования, ни взятия анализов. Обойдется и без представителей уголовного суда — потому что суда не будет. Монк жил вне закона — там он и останется после смерти.

Еще двое техников были откомандированы к Стивену, чтобы он проинструктировал их, как добраться до контейнера со спорами. Один из них настойчиво называл Стивена «папаша». Первым делом техники поинтересовались, нужен ли им полный костюм биологической защиты. Стивен уверил, что в этом нет необходимости — контейнер не был поврежден. У одного из рабочих уже имелся план вентиляционной системы здания, и Стивену оставалось только отметить на ней место расположения контейнера.

— Контейнер был помещен туда снизу, и удалить его следует тем же путем, — посоветовал он. — Он герметичный, так что будьте осторожны.

— Хорошо, папаша.

— Погрузите его в дезинфицирующий раствор, как только достанете…

Во втором часу ночи фургоны наконец уехали. Лаборатория вернулась к своему первозданному состоянию, а контейнер со спорами был обезврежен в соответствии с инструкцией. Через некоторое время под окнами остановились машины, приехавшие, чтобы развезти всех по домам. Люкас запер дверь лаборатории, и все трое вышли на улицу.


Стивен понимал, что уснуть ему не удастся, поэтому не стал даже пытаться. Он сидел в своем любимом кресле у окна, глядя в небо, слушая Майлза Дэвиса и потягивая джин-тоник. Теперь, когда появилось время подумать, оказалось, что ему трудно разобраться в своих чувствах. Единственное, что Стивен мог сказать точно — чувствовал он себя отвратительно. Под утро ему все-таки удалось забыться поверхностным сном. Впрочем, он был рад снова проснуться — дурные сны не принесли никакого облегчения измученному событиями мозгу.

Когда первый серый свет зари начал теснить оранжевое свечение уличных фонарей, Стивен заставил себя встать и встретить новый день, начав его с долгого душа, а затем позавтракал тостами с кофе. В девять утра он уже был в кабинете Макмиллана.

— Я попросил комиссара столичной полиции встретиться с нами, — сообщил сэр Джон. — Мы расскажем ему все и дадим понять, что «Сай-Мед» не намерен участвовать в укрывательстве. Я хочу, чтобы это тайное деяние стало достоянием общественности, независимо от того, кто такой этот пациент Икс.

— Хорошо, — кивнул Стивен. Он не сомневался в искренности Макмиллана, но задумался, как все это будет выглядеть на практике. В прошлом он был свидетелем ситуаций, когда «Сай-Мед» вынуждали отступить «в интересах общественности», но, надо отдать должное Макмиллану, подобные случаи были редкими и немногочисленными. С тех пор, как сэр Джон крепко встал на ноги и был уже в состоянии выдерживать серьезное давление со стороны «коридоров власти», такого не случалось. В свое время Макмиллан даже добился снятия с должности некоторых очень влиятельных людей, которые вообразили себя вне закона. Ни для кого не было секретом, что именно в результате того дела его посвящение в рыцарское звание было отложено на много лет.

Стивен слушал, как Макмиллан рассказывает комиссару обо всем случившемся, при необходимости добавляя подробности, особенно по поводу лечения Майкла Келли и «несчастного случая», в результате которого погибла Луиза Эйвери. Когда Макмиллан закончил, комиссар несколько секунд молчал, постукивая концом ручки по столу, затем сказал:

— Я давно подозревал, что происходит нечто странное. Слухи ходят разные, но ни один из моих людей не смог в этом разобраться. Обычно так бывает, когда в деле замешана разведслужба, но в данном случае она оказалась ни при чем… по крайней мере, официально.

Стивен испытывал симпатию к комиссару — он озвучил то ощущение досады и бессилия, которое Стивен и Макмиллан испытывали последние несколько недель.

— Я считаю, вся эта затея организована кучкой негодяев, — объявил сэр Джон.

— Но негодяев, обладающих властью и влиянием, — поправил его комиссар.

— Как бы то ни было… — начал Макмиллан и разразился повторной тирадой насчет того, что укрывательства не будет. Выслушав его, комиссар поднялся на ноги.

— Мне нужно кое с кем посовещаться, — сказал он. — Я вернусь к вам, скажем, часа через два… нет, лучше через три, поскольку сегодня воскресенье.

— Что ж, игра начата, Ватсон, — проводив комиссара, объявил Макмиллан, но в его словах было мало веселья. — Выпьем?

Стивен не мог себя заставить даже смотреть на алкоголь.

— Может быть, прогуляемся по парку? Или по набережной? — быстро поправился он, сообразив, что вид бегунов в парке воскресит в памяти события предыдущего вечера.

— По набережной, — сказал Макмиллан, который подумал о том же.

Они только начали наслаждаться воскресным утром на Темзе, как зазвонил телефон Макмиллана. Стивен мало что смог понять из односложных ответов начальника. Время от времени сэр Джон задавал вопросы, и ответы ему явно не нравились.

— Это был комиссар. Собирается совещание, — сказал Макмиллан, закончив разговор.

— Где?

— В конспиративной квартире разведслужбы в Кенте, — ответил сэр Джон, старательно выговаривая каждое слово.

Сорок один

— Что? — воскликнул Стивен. — Какого черта…

— Он попросил меня не задавать вопросов. Пообещал объяснить все позже. Встреча назначена на восемь вечера.

— То есть, вы не знаете, кто там будет? — полуутвердительно спросил Стивен.

— Не имею представления, — покачал головой Макмиллан. — Но точно знаю, что мне это очень не нравится. У меня ощущение, что Его Величество Правительство собирается попросить нас заткнуться. Не удивлюсь, если нас посетят лично министр иностранных дел и министр обороны и от лица своих… друзей будут умолять сохранить случившееся в тайне.

— А если так и будет?

— Не выйдет! Вы знаете мое решение.

— Странный выбор места для встречи, — заметил Стивен. — Интересно, вернемся ли мы оттуда…

— Я разговаривал по телефону с комиссаром столичной полиции, — возразил Макмиллан. — Не с каким-нибудь главарем мафии…

— Который договорился с разведслужбой по поводу использования одной из их явочных квартир, — напомнил ему Стивен. — Хотя, возможно, я просто слишком близко к сердцу воспринимаю в последнее время несчастные случаи…

— Может, вы и правы, — неохотно признал Макмиллан. — Теперь уже неизвестно, кому можно доверять. Перед отъездом я запишу все, что мы узнали, на компакт-диск, для страховки, и отправлю его по почте на домашний адрес Джин с инструкциями, что делать, если сегодня вечером с нами что-то случится.

— Насколько я понимаю, мы поедем вместе в одном из служебных автомобилей?

— Вообще-то нет, — слегка растерянно ответил Макмиллан. — Смысл просьбы был в том, чтобы привлекать как можно меньше внимания — ни служебных автомобилей, ни водителей.

— Только мы… в уединенном загородном доме, — произнес Стивен без выражения.

— Вы считаете, что мы должны отказаться и предложить свое место встречи? — обеспокоенно спросил Макмиллан.

— Нет, просто играю в «адвоката дьявола». На самом деле я с нетерпением жду возможности узнать, кто из политиков извивается на этом крючке.


Около шести вечера Стивен заехал за Макмилланом в министерство, и они отправились в Кент — сначала до Кентербери, а затем до деревеньки Патриксборн, откуда, следуя подробным указаниям, добрались до Лэнсинг Фармхаус, в котором некогда располагалась плодосушильня.

— Тихое местечко, — заметил Стивен, когда они медленно подъехали к старому дому, сложенному из красного кирпича, и остановились рядом с другими автомобилями — двумя «Рейндж-Роверами», «Вольво-Универсалом» и темным седаном, на решетке радиатора которого скромно красовался значок «Мазерати». Было без восьми минут восемь, и Стивен с Макмилланом были последними, как сообщил встретивший их комиссар.

— Значит, «стильно опоздавших» не будет, — сказал Стивен, и в его голосе слышалось удивление.

— Вы скоро узнаете, почему, — отозвался комиссар, провожая их дом. — Здесь никто не опаздывает.

Зайдя в комнату, Стивен понял, что имел в виду комиссар — перед ним сидели главы разведслужбы, военной контрразведки и спецслужбы.

Макмиллан моментально напрягся. Оглядев комнату, он по очереди поприветствовал каждого, затем хмыкнул:

— Вижу, джентльмены, у нас тут собралось внушительное войско мартышек. Может одна из них поинтересоваться, где же наш государственный деятель-шарманщик?

— Государственных деятелей не будет, Джон, — тихо сказал комиссар. — Верите или нет, никто из политиков не знает об этом деле.

Во взгляде Макмиллана читалось сомнение, но он сказал лишь:

— Продолжайте.

— Все мы понимаем, — обратился комиссар к главам разведки и контрразведки, — что последние несколько недель что-то происходит, но никто из нас не мог прижать хоть кого-нибудь к стенке. Мы знали отрывки, но не знали всей истории. Когда этим утром я поговорил с сэром Джоном и Стивеном, стало ясно, что «Сай-Мед» хорошо поработал и заполнил большинство пробелов, но после разговора с остальными и я могу поставить на место еще один кусок головоломки, возможно, самый важный во всей этой истории. — Он повернулся к Макмиллану. — Джон, расследование Стивена привело «Сай-Мед» к заключению, что операция, проведенная в клинике «Сан-Рафаэль», была направлена на изменение ВИЧ-статуса пациента и представляла собой политическую услугу важной фигуре в нефтяном бизнесе либо правительстве одной из ближневосточных стран. Сегодня вечером вы приехали сюда с намерением потребовать, чтобы все это было предано гласности.

Макмиллан молча слушал.

— Вы правы насчет одного, но не правы насчет другого. Джордж сможет рассказать нам подробнее.

Джордж Мичер, глава разведслужбы, откашлялся.

— Когда сегодня комиссар позвонил мне и сказал, что удалось выяснить «Сай-Мед», одно наше расследование внезапно обрело смысл. Примерно неделю назад с сэром Малькольмом Шэндом, бывшим послом в СССР, случился нервный приступ, потребовавший госпитализации. Мы заинтересовались этим, когда до наших ушей дошли сведения, что он утверждает, будто его жизнь в опасности и некто по имени Монк был нанят, чтобы убить его. Имя Монка довольно часто всплывало в последнее время, и мы, разумеется, хорошо знали, кто он такой. Учитывая прошлые связи Шэнда с Советским Союзом, мы попросили Мартина разобраться, что задумал Шэнд.

— Мы отправились побеседовать с ним, — кивнул Мартин Крессфорд, глава контрразведки.

— Как я уже сказал, — продолжал Мичер, — у Шэнда произошло нервное расстройство, и он страшно паниковал по поводу грозящей ему опасности. Многое из сказанного им не имело особого смысла, но одна тема повторялась в каждом разговоре: кто-то решил, что Шэнд не сможет хранить тайну, поэтому Монк убьет его. Нам удалось выяснить у Шэнда лишь то, что тайна, о которой идет речь, имеет отношение к медицинской операции. Услышав о том, что удалось узнать вам, ребята, мы снова поехали к Шэнду. Мы уверили его, что опасность ему больше не угрожает: Монк мертв. Когда он немного успокоился, мы раскрыли ему некоторые подробности… намекнув, что его бывшие друзья, возможно, постараются найти замену Монку. Тогда Шэнд сдался и много чего рассказал.

Комиссар достал из конверта формата А4 фотографию и поднял ее так, чтобы все видели.

— Вот, джентльмены, пациент Икс.

— Господь всемогущий! — воскликнул Макмиллан. Стивен на какое-то время потерял дар речи.

Казалось, комиссар был доволен их реакцией.

— Джентльмены, — сказал он, — час назад я чувствовал себя очень одиноко наедине с этим открытием. Спасибо, что присоединились ко мне.

Стивен и Макмиллан с трудом пытались осмыслить происходящее.

— Его отец решил, что может избежать монументального скандала, повторив берлинский эксперимент, и для этого позвал на помощь своих друзей, — объяснил комиссар. — Мы все знаем, что такое друзья на высоких постах. Однако выше головы не прыгнешь. Их ошибкой было обратиться к Монку. Они надеялись, что Монк сможет обеспечить сохранность всего предприятия в тайне, но, как мы теперь знаем, все закончилось сокрытием преступления.

— Они поручили убийце-психопату проследить, чтобы никто не заговорил… — качая головой, медленно произнес Макмиллан, словно не мог в это поверить. — И что они ожидали?

Присутствующие согласно закивали.

— Но у него была серьезная поддержка, — заметил Стивен.

— Люди не склонны задавать слишком много вопросов, когда их просьбы выполняются, — отозвался комиссар. — Они закрывают глаза, выдают санкции… Да вы сами знаете, как это бывает.

— Значит, если в этом не замешаны государственные деятели, государственные деятели ни о чем и не узнают, так? — уточнил Макмиллан.

— В той мере, насколько это зависит от нас, — сказал комиссар. Он оглядел присутствующих, ожидая подтверждения, которое не заставило себя ждать. — Следовательно, главный вопрос сегодняшнего вечера: что делать… Что, черт побери, нам делать?

Судя по выражению лиц остальных, ответа ни у кого не было. Первым заговорил Макмиллан.

— Думаю, все хорошо представляют, что произойдет, если этот карточный домик развалится, — сказал он.

— Время они выбрали — хуже некуда! В стране уже и без того нестабильная ситуация… — отозвался глава разведслужбы, в ответ все согласно закивали.

Стивен не мог не согласиться с ними. Его накрыла волна гнева и бессилия. В результате стремления сохранить все в тайне погибли и пострадали люди. Неужели их жизни ничего не стоили? Он не мог больше молчать.

— Вот что бывает, когда высшие слои общества стараются действовать по… плану, — с отвращением сказал он. — Просто спортивные состязания в городе идиотов.

Макмиллан бросил на него неодобрительный взгляд, но остальные предпочли промолчать.

— Если никого из политиков не призовут к ответственности, какая компенсация предполагается семьям пострадавших?

— Трудный вопрос, — покачал головой комиссар.

— Ничего особо не придумаешь, — эхом откликнулись остальные.

— Однако благодаря Шэнду мы знаем имена участников, — сказал глава спецслужбы. — Трудно будет доказать, что они прямо участвовали в деяниях Монка, но зато мы можем дать им понять, что обо всем знаем. Может быть, если воззвать к лучшей стороне их души…

— И к лучшей стороне души их «друга», — не удержавшись, с горечью сказал Стивен.


— Стивен, — неуверенно заговорил Макмиллан, когда они возвращались в Лондон. Он хорошо понимал кипевший в душе его спутника гнев. — Думаю, нам обоим нужно время, чтобы успокоиться и все обдумать…

— Нет, — отрезал Стивен. — Утром у вас на столе будет мое прошение об отставке.

Макмиллан тяжело вздохнул.

— Не торопитесь, прошу вас, — тихо сказал он.


Вернувшись домой, Стивен набрал номер Талли.

— Слушаю?

От звука ее сонного голоса у Стивена язык прилип к небу.

— Слушаю, кто это? — повторила она.

— Это бывший торговец стеклопакетами, а ныне безработный, интересуется, помните ли вы еще его?

— Стивен? Это действительно ты?

— Он самый.

— Что случилось?

— С «Сай-Мед» покончено. Я подал в отставку.

— О, Боже! — воскликнула Талли, окончательно просыпаясь. — Ты не шутишь?

— Нет. Мое решение что-то меняет?

— Каждую ночь я засыпала с твоим именем на губах… Я желала тебе всего самого хорошего, но даже не думала, что когда-нибудь увижу тебя…

— Давай постараемся, чтобы это наконец случилось, — осторожно предложил Стивен.

— Договорились! — не скрывая своей радости, отозвалась Талли.

Примечание автора

Хотя события в книге являются вымышленными, они основаны на научном факте. Изучение белка CCR5 — хемокинового рецептора на поверхности Т-хелперов — продемонстрировало, что его отсутствие (мутация «Дельта тридцать два») определяет иммунитет к некоторым вирусам, в том числе и к вирусу иммунодефицита человека. Внезапное резкое увеличение количества людей, имеющих мутацию «Дельта тридцать два» среди населения Европы в четырнадцатом веке, сразу после эпидемии бубонной чумы, дало основание заподозрить, что «черная смерть» была вызвана не бактерией, как все были уверены, а еще не известным науке вирусом.

В ноябре 2008 года немецкий гематолог, доктор Геро Хюттер, сообщил об изменении ВИЧ-статуса с положительного на отрицательный у пациента, которого он лечил от лейкоза, после пересадки ему костного мозга, взятого у донора, унаследовавшего мутацию «Дельта тридцать два» от обоих родителей. На момент этого сообщения ВИЧ-статус пациента в течение двух лет оставался отрицательным, пациент не получал никаких антивирусных препаратов, которые являются стандартным лечением при наличии вируса иммунодефицита человека.

Примечания

1

Белгравия (Belgravia) — район Вестминстера к юго-западу от Букингемского дворца. На востоке граничит с Мэйфэром, на западе — с Найтсбриджем и Челси, на севере — с Гайд-парком, на юге — с Пимлико. Со времен Регентства район Белгравия слыл одним из самых фешенебельных в английской столице. Здесь проживали многие поколения британской элиты, а также состоятельные иностранцы.

(обратно)

2

«Женский институт» — организация, объединяющая женщин, живущих в сельской местности; в ее рамках действуют различные кружки.

(обратно)

3

«Инспектор Морс» — многосерийный теледетектив о преступлениях в Оксфорде; транслировался «Независимым телевидением» с 1987 по 1991 год; инспектора полиции Морса играл известный актер Дж. То (John Thaw).

(обратно)

4

Сорт черного чая, выращивается в окрестностях одноименного города в северной горной части Индии в Гималаях. Дарджилинг иногда называют «чайным шампанским». Он традиционно ценится выше прочих черных чаев, особенно в Великобритании и бывших британских колониях.

(обратно)

5

Sweetheart Abbey, аббатство Суитхарт.

(обратно)

6

Строка из стихотворения Эндрю Марвелла «К застенчивой возлюбленной» (перевод И. Бродского).

(обратно)

7

British Airways — частная авиакомпания, обслуживающая международные и внутренние пассажирские и др. авиалинии; по объему перевозок является крупнейшей в Западной Европе.

(обратно)

8

Amanita.

(обратно)

9

Улица в Лондоне, где расположено ателье дорогих мужских портных.

(обратно)

10

Английский диалект или акцент жителя или уроженца графства Нортумберленд, Тайнсайда.

(обратно)

11

Метициллин-устойчивый золотистый стафилококк.

(обратно)

12

Множественно устойчивый.

(обратно)

13

Сражение у Роркс-Дрифт (Battle of Rorke's Drift), известное так же как «Оборона Роркс-Дрифт» — боевое столкновение зулусов и англичан, которое произошло 22–23 января 1879 года во время англо-зулусской войны 1879 года.

(обратно)

Оглавление

  • Один
  • Два
  • Три
  • Четыре
  • Пять
  • Шесть
  • Семь
  • Восемь
  • Девять
  • Десять
  • Одиннадцать
  • Двенадцать
  • Тринадцать
  • Четырнадцать
  • Пятнадцать
  • Шестнадцать
  • Семнадцать
  • Восемнадцать
  • Девятнадцать
  • Двадцать
  • Двадцать один
  • Двадцать два
  • Двадцать три
  • Двадцать четыре
  • Двадцать пять
  • Двадцать шесть
  • Двадцать семь
  • Двадцать восемь
  • Двадцать девять
  • Тридцать
  • Тридцать один
  • Тридцать два
  • Тридцать три
  • Тридцать четыре
  • Тридцать пять
  • Тридцать шесть
  • Тридцать семь
  • Тридцать восемь
  • Тридцать девять
  • Сорок
  • Сорок один
  • Примечание автора
  • *** Примечания ***