КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Тайна золотой поросли [Брэм Стокер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Перевод Н.Куликова


Едва разнеслась весть о решении Маргарет Деландр поселиться в принадлежавшем роду Брентов поместье «Рок», как жители всех окрестных селений начали предвкушать новый скандал. Вообще-то говоря, в жизни как семьи Деландров, так и некогда обитавшей в «Роке» династии Брентов скандалы были отнюдь не редкостью, и если бы кому-то вздумалось написать исчерпывающую и правдивую историю нравов графства, обе фамилии заняли бы в ней достойное место. В сущности, статусы представителей обеих семей были так отличны друг от друга, что они вполне могли бы существовать на разных континентах — если вообще не в разных мирах, — а потому до поры до времени орбиты их бытия никоим образом не пересекались друг с другом.

Жители этого уголка графства были единодушны во мнении, что по складу личности Бренты всегда представляли собой людей явно доминирующего типа, а по своему социальному рангу превосходили класс фермеров средней руки, к которому принадлежала и Маргарет Деландр, как испанский идальго голубых кровей возвышается над своими крестьянами-арендаторами.

Впрочем, и Деландры принадлежали к весьма древнему роду и гордились им в неменьшей степени, чем чванились своим происхождением все отпрыски Брентов. И всё же их семья никогда не поднималась выше фермерского уровня, и, хотя в старые добрые времена заморских войн и протекционизма им удавалось довольно безбедно существовать, дуновение знойных ветров свободной торговли и маета мирной обстановки иссушили и обескровили их некогда солидное состояние. В общем, они, как любили выражаться старожилы этих мест, «прикипели» к земле всей душой и телом, пустив в неё свои корни.

С другой стороны, избрав для себя подобную «растительную» форму жизни, они и существовали во многом как растения — расцветали и плодоносили в хорошие сезоны, и чахли, когда погода портилась. Поместье их постепенно приходило в упадок и во многом напоминало населявших его людей. Те, в свою очередь, от поколения к поколению деградировали всё больше, выпуская временами в пустоту заряд накопившейся энергии: тот или иной представитель рода устраивался, например, на военную службу, добиваясь на ней, однако, лишь самого незначительною продвижения, после чего всю эту затею настигал крах — то ли по причине проявления их слишком уж безрассудной храбрости в бою, то ли из-за неумения подчиняться вышестоящему начальству, что в общем-то было свойственно многим молодым людям, которым не удалось получить должного образования и воспитания.

Таким образом, медленно и неуклонно род их опускался всё ниже: мужчины, чувствуя глубокое внутреннее разочарование и неудовлетворенность, спивались до смерти, а женщины обрекали себя на бесконечную работу по дому и выходили замуж за стоявших ниже их на социальной лестнице женихов, а то и вовсе за ни на что не годных. С течением времени все представители рода вымерли, оставив лишь двух Деландров — Вайкхэма и Маргарет. Похоже, и брат и сестра полностью унаследовали присущие их роду соответственно мужские и женские черты и, будучи очень похожими друг на друга в своей приверженности мрачноватой одержимости, сластолюбию и безрассудству, весьма неодинаково воплощали эти принципиальные пристрастия в жизнь.

История Брентов была во многом схожей, хотя упадок их рода, происходил скорее в аристократической, нежели плебейской форме. Они также посылали своих отпрысков на войну, однако их положение там было иным, и они нередко удостаивались чести, ибо знали, как проявлять свой героизм и мужество, но потомственное пристрастие к безудержной расточительности подточило и их знатное состояние.

Нынешним главой семьи — если вообще можно было назвать семьей одного-единственного человека — стал Джеффри Брент. Он являл собой образчик основательно изношенной человеческой породы, способный в некоторых областях деятельности продемонстрировать поистине выдающиеся качества, зато в остальном олицетворять собой полнейшую деградацию. Пожалуй, его можно было в чем-то сравнить с древними итальянскими аристократами, авторы портретов которых донесли до нас их незаурядную отвагу и беспринципность, утонченную похотливость и жестокость — иными словами, явную тягу к сладострастию с бесовским подтекстом.

Он был красив той орлиной, властной красотой, в которой женщины с легкостью и почти мгновенно распознают стремление доминировать всегда и во всём. В общении с мужчинами он предпочитал держаться холодно и отчужденно, однако подобные манеры никогда не распространялись на женщин. Непостижимые законы полов устроили и организовали всё таким образом, что даже самая робкая особа в юбке почти никогда не испытывает страха перед свирепостью и надменностью мужчины. И получилось так, что не оставалось в пределах видимости из окон «Рока» ни одной дамы того или иного свойства или качества, которая не испытывала бы хотя бы тайного восхищения этим симпатичным мотом. А круг этих почитательниц был весьма широк, ибо дом его располагался на вершине высокого холма, так, что и за сто миль можно было разглядеть его старинные башни и крутые крыши, которые устремлялись ввысь и словно взрезали окружавшие их леса, селения и раскиданные по всей округе постройки.

До тех пор, покуда мотовство Брента ограничивалось пределами Лондона, Парижа и Вены, — одним словом, любого другого места, находившегося вне вдалеке от родного дома, — людская молва покорно помалкивала. В самом деле, легко, с бесстрастием воспринимать отголоски далеких слухов и пересудов, относиться к которым можно с недоверием, пренебрежением, презрением — одно, а когда скандал подступает к твоим собственным дверям — уже другое дело. В подобной ситуации стремление людей к независимости вкупе с тягой к единению, присущие любой неиспорченной общине, во весь голос заявили о себе и потребовали всеобщего осуждения для подобного поведения.

И всё же люди продолжали проявлять известную сдержанность и раскрывали рты не чаще, чем того требовала настоятельная необходимость. Маргарет Деландр вела себя столь бесстрашно и открыто, и с такой естественностью играла роль едва ли не официальной спутницы Джеффри Брента, что селяне стали задаваться вопросом, не состоят ли они в тайном браке, и потому предпочитали пока попридержать на тот случай, если всё так и окажется — ведь иначе они бы нажили себе в её лице лютого врага.

Единственный человек, который своим вмешательством мог бы рассеять все сомнения, волею обстоятельств оказался, увы, отстранённым от дел. Вайкхэм Деландр пребывал в ссоре со своей сестрой — точнее, она находилась в ссоре с ним, — так что оба поддерживали между собой отношения не просто вооруженного нейтралитета, но, скорее, открытой вражды.

Незадолго до переезда Маргарет в «Рок» их вражда обострилась настолько, что они едва не доходили до рукоприкладства; стороны обменивались бесконечными взаимными угрозами, и в итоге одержимый яростью Вайкхэм однажды указал сестрице на дверь. Та сразу же подчинилась и, не удосужившись даже упаковать свои вещи, покинула отчий дом. Уже у порога она на несколько секунд задержалась и с горечью в голосе пригрозила Вайкхэму, что он до конца дней своих будет испытывать стыд и раскаяние за этот поступок.

После этого прошло несколько недель, соседи стали поговаривать, что Маргарет перебралась в Лондон, но она неожиданно объявилась в обществе Джеффри Брента и всей округе едва ли не в одночасье стало известно, что Маргарет поселилась «Роке». В непредвиденном приезде Брента не было ничего удивительного, ибо подобное поведение было вообще в его правилах. Даже его личные слуги никогда не знали точной даты его приездов, поскольку он всегда пользовался собственной потайной дверью, отпираемой личным ключом, — через неё он и проникал в дом, хотя никто из прислуги даже не догадывался о присутствии хозяина. В общем, это была его обычная манера возвращаться после долгих странствий к родному очагу.

Вайкхэма Дсландра подобное известие повергло в ярость. Он жаждал отмщения и, как бы желая достичь соответствия между рассудком и накалившимися страстями, впал в очередной запой. Несколько раз он предпринимал попытки переговорить с сестрой, но та всякий раз наотрез отказывалась принять его. Тогда он попытался объясниться хотя бы с Брентом, но и тот отверг его домогательства. Наконец, он попробовал было остановить его за пределами поместья, однако и эта затея с треском провалилась, ибо Джеффри был не из тех, кто уступил бы попыткам втянуть его в какие-то контакты. Несколько раз мужчинам действительно приходилось встречаться — при этом они обменивались взаимными угрозами, хотя от исполнения их пока воздерживались. Под конец Вайкхэму Деландру, затаившему в сердце угрюмую жажду мести, не осталось ничего иного, кроме как смириться со сложившейся ситуацией.

Ни Маргарет, ни Джеффри также не отличались миролюбивым нравом: вскоре и между ними стали вспыхивать ссоры. Одно цеплялось за другое, а поскольку обоюдные упреки обильно подпитывались вином, которое в доме Брента всёгда лилось рекой, конфликты их стали приобретать всё более ожесточенный характер. Стороны в весьма недвусмысленной форме сыпали угрозами и оскорблениями, чем немало смущали и даже пугали слышавших всё это слуг.

Чаще всего эти ссоры заканчивались тем же, чем кончается большинство семейных перебранок — примирением стычки ради самих стычек – и случаются у некоторых людей едва ли не повсеместно, становясь при этом объектом их всепоглощающего интереса, и вряд ли следует считать, что их «семейный» характер снижает ожесточенность противоборства сторон. Что до Джеффри и Маргарет, то они периодически покидали «Рок», причем по времени эти их отъезды совпадали с отлучками Вайкхэма. Правда, он всякий раз с некоторым запозданием узнавал об их отсутствии и потому, возвращаясь несолоно хлебавши, неизменно погружался в ещё более горькое отчаяние и тоску.

Как-то однажды отлучка Маргарет затянулась дольше обычного. Всего несколькими днями раньше она и Джеффри в очередной раз повздорили, причем, как никогда ранее, ожесточенно. Однако и этот раунд боёв им удалось локализовать, вслед за чем слугам было сообщено об отъезде хозяев на континент. Через несколько дней уехал и Вайкхэм Деландр, а вернулся лишь спустя несколько недель, причем все заметили, что вид у него был, как никогда, загадочный — удовлетворённый, возбужденный, ну, в общем, такой, которому они и названия-то подобрать не могли. Сразу же по приезде он направился в «Рок», где опять потребовал встречи с Брентом, а когда узнал, что тот ещё не вернулся, проговорил с угрюмой решительностью в голосе, что не ускользнуло от внимания слуг:

— Что ж, приду потом. Новости у меня не пустячные, могу и подождать!

Неделя шла за неделей, месяц за месяцем; вскоре по округе поползли слухи, которые позднее получили своё подтверждение: где-то в Зерматской долине произошло несчастье. На опасном участке дороги экипаж, в котором ехала английская дама, вместе с кучером свалился в пропасть. Сопровождавший её господин — Джеффри Брент — чудом уцелел, поскольку за несколько минут до этого- вышел из кареты, чтобы помочь управлять лошадьми. На основании его сообщения были организованы поиски.

Сломанное ограждение, разбитая дорога, следы лошадиных копыт, когда животные делали отчаянные попытки отпрянуть от бездны, — всё указывало на трагическую развязку. Зима в тот год выдалась снежная, повсюду всё размокло, отчего река вышла из берегов, а её русло, изобиловавшее водоворотами, было забито мелкими кусками льда. После долгих поисков удалось найти обломки экипажа и труп одной из лошадей, который прибило к берегу. Позднее ниже по течению у песчаного обрыва в куче речного мусора наткнулись на тело кучера, однако ни женщину, ни вторую лошадь нигде так и не нашли — все посчитали, что их тела, точнее, то, что от них осталось, снесло течением Роны к Женевскому озеру.

Вайкхэм Деландр сделал всё от него зависевшее, чтобы добиться расследования дела, однако сестра его бесследно исчезла. В нескольких отелях ему удалось обнаружить записи о постояльцах — «мистере и миссис Джеффри Брент». В память о сестре он водрузил в Зермате надгробный камень, а в церкви Бреттена, в ведении которой находились оба поместья, укрепил мемориальную дощечку, на которой сестра была указана под фамилией мужа.

После этих трагических событий минуло около года, и жизнь селян стала постепенно возвращаться в привычную колею. Брент по-прежнему отсутствовал, а Деландр пребывал в ещё более хмельном, мрачном и мстительном настроении.

Вскоре в жизни всех этих людей произошло ещё одно волнующее событие. Оказывается, «Року» Брента предстояло обрести новую хозяйку. Джеффри лично информировал письмом местного викария о том, что несколько месяцев назад он женился на итальянке и что в скором времени они возвращаются домой.

Имение Брента заполонила маленькая армия строительных рабочих; застучали молотки, заскрипели пилы, атмосферу здания наполнил густой запах краски. Одно из крыльев дома — южное — предполагалось целиком реконструировать, что и было сделано, после чего рабочие ушли, оставив после себя кучи строительного мусора и материалов, предназначавшихся для ремонта старого зала. Джеффри настоял на том, чтобы все работы в нем проводились исключительно под его личным контролем.

Вскоре прибыл и он, привезя с собой кучу рисунков и эскизов того зала, который имелся в доме отца молодой жены, ибо ему очень хотелось воссоздать у себя ту обстановку, к которой она успела привыкнуть дома. На потолках помещения требовалось заменить лепку, а потому были возведены строительные леса и сооружен большой деревянный ящик для приготовления цементного раствора, рядом с которым лежали штабели мешков с цементом.

В день приезда новой хозяйки «Рока» звонили церковные колокола, и было устроено пышное празднество. Жена Джеффри представляла собою прелестное создание, полное духа поэзии и южной страсти, а то, с какой милой и очаровательной неправильностью она произносила немногие известные ей английские слова, сразу же покорило сердца местных жителей, плененных музыкальностью её голоса и жгучей красотой её темных глаз.

Пожалуй, никогда ещё Джеффри Брент не был так счастлив. Однако давно знавшие его люди стали подмечать на лице господина непонятное странно-встревоженное выражение и обращать внимание на то, как он временами вздрагивал, словно от резкого звука, который оставался неслышимым для других.

Месяц сменял месяц, и вскоре по селениям поползла весть о том, что в семье Брентов должен появиться наследник. С женой Джеффри был подчеркнуто нежен — казалось, что грядущие качественно новые узы, которые должны были ещё более сплотить молодых, существенно смягчили его нрав. Он стал уделять больше внимания жителям окрестных селений, стал оказывать им содействие в их нуждах, чего также раньше не наблюдалось; не было недостатков и в проявлениях благотворительности как с его стороны, так и со стороны его молодой супруги. Казалось, все свои надежды он теперь связывал с появлением наследника, и постепенно та мрачная тень, которая временами наплывала на его лицо, стала наконец рассеиваться.

А Вайкхэм Деландр всё это время лелеял свою месть. В глубине его сердца давно созрел коварный замысел, который лишь ждал момента, чтобы выкристаллизоваться и принять конкретные очертания. Его смутные идеи постоянно кружились вокруг жены Брента, поскольку он понимал: лучше всего бить человека по тому, что ему дорого. Он был уверен, в том, что недалекое будущее неизбежно предоставит ему возможность для осуществления долгожданного замысла.

Как-то вечером он сидел в одиночестве в гостиной своего дома. Некогда она представляла собой весьма уютное помещение, однако время и запустение сделали своё дело, и сейчас гостиная скорее напоминала руины, а от былого изящества и достоинства её убранства почти не осталось следа. Он пил уже несколько дней подряд и потому пребывал сейчас в состоянии сильного отупения.

Ему показалось, что он услышал характерный звук; словно кто-то открыл и снова закрыл входную дверь. Вайкхэм поднял голову, грубовато крикнул, чтоб входили. Ответа не последовало. Бормоча себе под нос проклятья, он снова потянулся за бутылкой, после чего опять погрузился в полузабытье пока не почувствовал, что перед ним стоит кто-то или что-то, похожее на призрачное видение его истерзанной сестры.

На несколько мгновений его обуял безоглядный страх. Перед ним действительно стояла женщина, черты ее лица были искажены, пылающий взор имел лишь отдаленное сходство с человеческим, и единственное, что во всём ее облике реально напоминало ему сестру, были роскошные золотистые волосы, к которым, однако, сейчас заметно примешивалась седина.

Она смотрела на брата долгим холодным взглядом; да и он тоже, глядя на неё и начиная осознавать материальность её присутствия, ощущал, как ненависть к нему со стороны этой женщины всколыхнула в его сердце волны забытого гнева. Словно вся злобная страстность минувшего года снова выплеснулась наружу, когда он произнес:

— Зачем ты здесь? Ты умерла и тебя похоронили.

— Я и правда здесь, Вайкхэм Деландр, но отнюдь не из любви к тебе, а лишь потому, что ненавижу другого человека больше, чем тебя.

В глазах женщины пылал огонь.

— Его?! — спросил он таким яростным шёпотом, что даже сестра на какое-то мгновение замерла, но к ней тут же снова вернулось прежнее спокойствие.

— Да, его! — ответила она. — Только смотри, не соверши ошибку. Моя месть — это моё дело, а тебя я хочу использовать лишь как орудие, как помощника в нём.

— Он женился на тебе?— неожиданно спросил Вайкхэм.

Изуродованное лицо женщины расплылось в омерзительном подобии улыбки. Нет, это была зловещая пародия на улыбку, поскольку искорёженные, изломанные черты и затянувшиеся раны приобрели теперь странные очертания и необычный оттенок, а в тех местах, где напрягшиеся мышцы давили изнутри на рваные рубцы, сейчас появились зазубренные белесые полосы.

— А тебе надо это знать? Твоя гордость будет польщена, если ты узнаешь, что сестра сочеталась законным браком! Так вот, ты никогда этого не узнаешь. Таково будет моё отмщение тебе, и я ни на йоту не изменю его. А пришла я сюда лишь затем, чтобы ты знал, что я жива и если там, куда я сейчас собираюсь идти, со мной что-то случится, то у меня будет свидетель.

— Куда ты собираешься идти? — требовательным тоном спросил Вайкхэм.

— Это мое дело!

Вайкхэм встал, но спиртное уже сделало своё дело — он тут же покачнулся и рухнул навзничь на пол. Даже лёжа у кресла, он продолжал бормотать что-то насчёт своего намерения пойти следом за сестрой; озаряемый вспышкой желчного юмора, он сказал, что пойдёт за ней и дорогу ему будут освещать струящиеся из её волос золотистые лучи, равно, как и её красота.

При этих словах женщина повернулась к нему и сказала, что найдутся и другие, помимо него, кто также горько пожалеют и о её волосах, и о былой красоте.

— Как пожалеет он, — прошипела женщина, — ибо красота рано или поздно уходит, а волосы остаются. Мало он думал о моей красоте, когда выдергивал чеку из колеса экипажа и тем самым столкнул нас в пропасть. Как знать, может, и его красота, подобно моей, исчезнет под шрамами, когда его также закружит в водовороте и начнет швырять о камни, а потом вколотит у берега в паковый лед. Что ж, пусть ждёт своего часа: он грядёт!

Она яростным жестом распахнула дверь и ступила в темноту.

Той же ночью, но чуть позже, миссис Брент, пребывавшая в полусне, внезапно открыла глаза и обратилась к мужу:

— Джеффри, ты ничего не слышал? Мне почудилось, что внизу щелкнул замок.

Но Джеффри — хотя, как ей показалось, он тоже вздрогнул при этом звуке, — похоже, тяжело дыша, крепко спал. Миссис Брент снова задремала, но вскоре опять очнулась — на сей раз уже оттого, что муж встал с постели и наполовину оделся. Он стоял перед ней, мертвенно побледневший, и когда свет лампы упал ему на лицо, женщина невольно содрогнулась при виде его странно блестевших глаз.

— Ты что, Джеффри? Куда ты идешь?

— Тише, малышка, — проговорил он незнакомым, каким-то осипшим голосом. — Ложись. Мне что-то не спится, да и внизу надо что-то доделать.

— Ну, так принеси эту работу сюда, — взмолилась миссис Брент. — Мне так одиноко и страшно без тебя.

Вместо ответа он лишь поцеловал её и вышел, притворив за собой дверь. Некоторое время она продолжала лежать с открытыми глазами, но затем природа взяла своё, и женщина снова уснула.

Внезапно она вздрогнула и очнулась — в ушах всё ещё стоял отголосок прозвучавшего где-то неподалеку приглушенного крика. Она вскочила, бросилась к двери и прислушалась, но теперь её окружала гнетущая тишина. Миссис Брент охватила тревога за мужа, и она позвала:

— Джеффри! Джеффри!

Через несколько секунд дверь из зала открылась, и появился Джеффри.

— Тихо! — проговорил он мягким шепотом, а потом резко и даже сердито добавил: — Тихо! Ложись в постель! Я работаю и мне нельзя мешать. Ложись спать, а то весь дом перебудишь!

Почувствовав странный озноб — ей ещё не приходилось слышать, чтобы муж говорил таким тоном, — она вернулась в постель и, слишком напуганная, чтобы плакать, начала вслушиваться в каждый шорох.

Воцарилась долгая, бесконечная тишина, которую затем сменили приглушенные звуки ударов металла о что-то твёрдое. Потом послышался стук, который издаёт при падении тяжёлый камень, а вслед за ним до неё донеслись сдержанные проклятия мужа. Вот что-то куда-то потащили — и опять удары камня о камень.

Всё это время миссис Брент лежала, объятая диким страхом и чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди. Её уши различили странный скрежещущий звук, за которым в очередной раз наступила тишина. Наконец, дверь открылась — в ней появилась фигура Джеффри. Миссис Брент притворилась спящей, но сквозь прикрытые веки заметила, как он отмывает руки от чего-то белого, похожего на цемент.

На следующее утро он даже не обмолвился о событиях минувшей ночи, а она была слишком напугана, чтобы о чём-то спрашивать.

С того самого дня что-то изменилось в поведении Джеффри Брента, словно над ним зависла неведомая тёмная тень. Принимал ли он пищу, спал ли — всё это он теперь делал иначе, не так, как всегда; снова вернулась эта привычка вздрагивать, словно кто-то внезапно начинал говорить у него за спиной.

Старый зал, казалось, оказывал на него завораживающее воздействие. Он по нескольку раз на день заходил в него, однако очень раздражённо реагировал, если кто-либо, даже жена, также пытались туда заглянуть. Когда бригадир строителей решил наведаться и спросить насчет возможности продолжить работу, Джеффри был в отъезде. Мастер прошел прямо в зал, а когда Джеффри вернулся, слуга сказал ему о его приходе. Пробормотав проклятие, он оттолкнул старого лакея и поспешил в зал. Бригадир встретил его у дверей, но Джеффри промчался мимо него — тому не оставалось ничего иного, кроме как двинуться следом.

— Прошу меня простить, сэр, — начал извиняться бригадир, но я хотел кое-что проверить. Дело в том, что я распорядился тогда привезти двенадцать мешков цемента, а сейчас их только десять, вот я...

— Какой к черту цемент? И при чем тут десять или двенадцать мешков?! — с явным раздражением, сбивчиво воскликнул Джеффри.

Мастер удивился столь неожиданной реакции и попытался сменить тему разговора.

— Видите ли, сэр, нашим людям надо было кое-что переделать... Но вы не беспокойтесь, управляющий распорядился, чтобы дополнительные работы были проведены за его счёт.

— Я не понимаю, о чём вы говорите.

— Понимаете ли, сэр, речь идет о каменной плите — той, что в камине. Какой-то болван установил на неё одну из опор лесов, и она не выдержала. Треснула прямо посерёдке. С виду никогда не подумал бы, — такая она толстая и прочная.

Несколько секунд Джеффри стоял, не произнося ни слова, а затем заговорил, уже мягче:

— Передайте своим людям, чтобы на время приостановили работы в зале. Пускай пока всё останется, как есть.

— Хорошо, сэр. Я пришлю парней, чтобы сняли леса, убрали мешки, да и вообще всё здесь прибрали...

— Нет! Нет! Оставьте всё как есть. Когда понадобитесь, я сам за вами пришлю. Тогда и продолжите работу.

Бригадир повернулся, чтобы уйти, но напоследок сказал:

— Вы не станете возражать, сэр, если я пришлю счёт за проделанную работу? Боюсь, в этом месяце у нас туговато с деньгами...

Пару раз Деландр пытался остановить Брента на дороге, а когда понял, что это ему не удастся, однажды бросился бежать за экипажем, крича на ходу:

— Что случилось с моей сестрой, вашей женой?

Джеффри пустил лошадей в галоп, тогда как преследователь, заметивший по его побледневшему лицу и по тому, что миссис Брент готова была вот-вот упасть в обморок, понял, что, наконец, достиг своей цели. Остановившись, он угрюмо расхохотался и побрёл обратно к дому.

В тот же вечер Джеффри зашел в зал и направился прямо к большому камину. Приблизившись к нему, он со сдавленным криком тут же отступил назад. С трудом взяв себя в руки, он вышел и через пару минут вернулся в зал с лампой в руках. Наклонившись над разбитой каминной плитой, он принялся разглядывать поверхность камня, желая удостовериться, не является ли увиденное результатом игры лунного света, проникавшего в помещение через высокие окна. И в то же мгновение с мучительным стоном опустился на колени.

Теперь он совершенно отчетливо видел, как из трещины в камне наружу прорастали тысячи золотистых, заметно тронутых сединой волос.

Расслышав донёсшийся со стороны дверей звук, он обернулся и увидел жену, которая стояла на пороге зала.

В порыве отчаяния Джеффри резко дёрнулся в сторону, чтобы собственным телом заслонить своё открытие, а затем чиркнул спичкой, чтобы зажечь лампу, и, чуть пригнувшись, словно невзначай поднес её к волосам, возвышавшимся над поверхностью камня. Потом он выпрямился и как ни в чем не бывало повернулся, изобразив на лице удивление при виде неслышно подошедшей сзади жены.

Вся следующая неделя превратилась для него в сплошной кошмар. То ли по воле случая, то ли по чьему-то злому умыслу, но ему никак не удавалось побыть в зале более или менее длительное время наедине с самим собой. При каждом очередном визите туда он замечал, что волосы вновь прорастали сквозь трещину, а потому ему приходилось соблюдать особую осторожность, чтобы никто не узнал о его страшной тайне.

Он намеревался найти место вне дома, куда можно было бы перепрятать тело убитой женщины, однако всякий раз ему кто-то мешал. Однажды, когда Джеффри решил воспользоваться своим персональным входом в дом, он неожиданно столкнулся с женой, которая, естественно, принялась задавать ему в этой связи массу вопросов. Сначала он изображал удивление по поводу того, что ей раньше не было ничего известно о существовании этой двери, однако потом всё же пришлось показать миссис Брент, где та находится.

Джеффри искренне и страстно любил свою жену, а потому одна лишь мысль о том, что она может догадаться о его кошмарной тайне или у неё хотя бы зародятся какие-то подозрения на этот счет, переполняла его сердце мучительными страданиями. И, тем не менее, через несколько дней он вынужден был признать, что жена о чем-то всё же догадывается.

Как-то вечером, вернувшись с прогулки, миссис Брент вошла в зал и застала мужа сидящим в задумчивости перед пустым камином.

— Джеффри, — проговорила она. — Я только что разговаривала с этим человеком — Деландром. Он рассказывает ужасные вещи. Утверждает, что неделю назад его сестра ввернулась домой вся израненная, изувеченная, совершенно не похожая на ту, которой была когда-то раньше. По его словам, он узнал сестру лишь по пышным золотистым волосам. Он постоянно спрашивал меня, где она сейчас... О, Джеффри, он говорит, что она умерла, умерла! Так как же она тогда могла вернуться? Я просто в ужасе, боюсь теперь здесь и шаг ступить!

Вместо ответа Джеффри разразился потоком грубой брани, заставившей женщину вздрогнуть. Он проклинал Деландра, его сестру, весь их род, а особенно неистовые ругательства неслись в адрес золотопушистых волос Маргарет.

— Замолчи! Замолчи! — воскликнула миссис Брент и также умолкла, заметив, какой зловещий эффект произвели на мужа его собственные слова. В порыве гнева Джеффри выпрямился и отошёл от камина, но затем резко остановился, заметив в глазах жены выражение безумного страха. Он проследил за её взглядом и также вздрогнул — на разбитой каминной плите поблёскивала золотистая прядь пробивавшихся сквозь трещину в камне волос.

— Смотри! Смотри! — пронзительно завопила она.—Это привидение мертвеца! Уйдём отсюда, уйдём!

Она лихорадочно, словно безумец, вцепилась в запястье мужа и потащила его из комнаты.

Всю ночь мисс Брент провела, как в лихорадке. Вскоре прибыл местный доктор, который по телеграфу попросил прислать из Лондона подмогу.

Джеффри пребывал в полном отчаянии; мучимый переживаниями за жизнь жены, он почти забыл про всё содеянное им самим.

Вечером доктору пришлось покинуть их дом — у него были назначены другие визиты. Миссис Брент он оставил на попечение мужа, а перед уходом сказал:

— Запомните, вам следует всячески подбадривать, даже веселить её, поддерживать у неё хорошее настроение. И так до самого моего прихода — я вернусь завтра утром. Если удастся, постараюсь найти врача, который мог бы всё изменить. В любом случае оберегайте её от сильных негативных эмоций. Держите cyпpyгy в тепле. Вот, пожалуй, и всё, что можно и нужно сейчас сделать.

В тот же вечер, но значительно позже, когда остальные обитатели дома улеглись спать, миссис Брент встала с кровати и позвала мужа.

— Иди сюда! Давай пройдем в зал! Теперь я знаю, откуда берётся золото, и мне хочется посмотреть, как оно растёт!

Джеффри, конечно же, мог бы силой остановить жену, но он опасался, что мучимая своим ужасным подозрением, она может не вынести напряжения и тем самым подвергнуть серьёзной угрозе собственную жизнь. Поэтому, увидев, что все попытки отговорить жену от задуманного оказались тщётными, он хорошенько укутал её в плед, и они прошли в зал. Оказавшись там, миссис Брент повернулась, притворила дверь и заперла её на замок.

— Сегодня вечером нам троим посторонние не нужны, — со слабой улыбкой проговорила она.

— Нам троим? Но ведь нас здесь только двое, — воскликнул Джеффри, резко дернув плечами; сказать что-либо большее он не осмелился.

— Садись вот сюда,— сказала жена, зажигая лампу. — Садись у камина и смотри, как появляется золото. Замечаешь, как ревнует его этот серебристый лунный свет ! Видишь, как он подкрадывается по полу к золоту — к нашему золоту.

Джеффери поднял взгляд и увидел, да за несколько истёкших часов пряди волос, пробивавшиеся сквозь трещину в камне, заметно удлинились. Oн попытался было скрыть их, встав обеими ногами на разлом в плите, но миссис Брент усадила его назад в кресло. Пододвинувшись ближе к мужу, она склонила голову ему на плечо.

— Не надо закрывать, дорогой, — проговорила она. — Давай спокойно посидим и посмотрим. И тогда мы откроем тайну этой золотой поросли...

Джеффри обнял жену. Так они и сидели — в полной тишине и молчании: Глядя на полосу лунного света, медленно кравшегося по полу, женщина погрузилась в сон.

Джеффри боялся разбудить её и продолжал сидеть, не издавая ни малейшего звука и чувствуя себя вконец несчастным.

Шли часы...

Прямо перед его расширившимся от ужасного зрелища взором золотистые пряди продолжали тянуться ввысь, и по мере их роста холод всё глубже проникал ему в сердце, покуда он не лишился последних остатков сил, и объятый неведомым доселе страхом, продолжал наблюдать за своей надвигающейся погибелью.

Утром, когда из Лондона приехал доктор, слуги нигде не могли найти ни Джеффри Брента, ни его жену. Они заглядывали во все комнаты, но так и не отыскали хозяев. Последним решили проверить старый зал, для чего пришлось взломать запертые изнутри двери. Когда все в него вошли, взорам слуг предстала печальная картина.

Напротив пустого камина сидел Джеффри, а рядом с ним его жена — оба бледные, окоченевшие, мертвые; у женщины на лице сохранилось умиротворенное выражение; глаза её были сомкнуты, словно она продолжала пребывать во сне. При взгляде же на лицо мужчины все невольно вздрогнули, поскольку оно хранило на себе отпечаток беспредельного, непередаваемого ужаса. Широко распахнутые, неподвижные глаза уставились под ноги туда, где ступни обвивали густые пряди золотистых, тронутых сединой волос, произраставших из трещины в каминной плите.