КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Переломный момент [Сюзанна Брокман] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Пролог


К СЕВЕРУ ОТ ВАШИНГТОНА, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

СЕНТЯБРЬ 1986

ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД


У Макса было всего пять минут.

Блеск.

Пять минут, прежде чем команда снайперов спецназа будет на месте.

Пять минут до того, как Леонард Д`Анжело станет всего лишь не самой приятной работой для бригады уборщиков с суперкрепким желудком, которые протрут выложенный мраморной плиткой пол банка.

Что ж, Ленни был виновен кое в чем более серьезном, чем неудачное решение. Он пришел в этот пригородный филиал Вестфилдского Национального банка с пистолетом в кармане.

И брать заложников было уж точно еще одной очень, очень плохой идеей.

Но, даже проведя последние пятнадцать минут в фургоне наблюдения, просматривая материал с камер безопасности банка и слушая через микрофон дальнего действия разворачивающуюся в банке драму, агент ФБР Макс Багат все еще не считал, что Ленни заслуживает смерти за свои ошибки.

Очевидно, Ленни вошел в банк с запиской, требуя, чтобы кассир снял сорок семь тысяч восемьсот семьдесят три доллара двенадцать центов с одного определенного счета.

Проблема была в том, что у него не было верного идентификационного номера, чтобы получить доступ к этим средствам, так что после короткого разговора, сопровождаемого активной жестикуляцией, кассир дал сигнал охраннику. И в этот момент Ленни достал свой маленький пистолетик.

И как только он вынул его из кармана, тут же проделал небольшое аккуратное отверстие в звуконепроницаемых плитах потолка у себя над головой.

Что заставило разрыдаться почти каждого в банке, включая грабителя Ленни, который продолжал всхлипывать.

Не сделав ни единой попытки выбить пистолет из рук Ленни, горе-охранник тут же отдал оружие и первым улегся на пол, заложив руки за голову. Остальные заложники, кроме женщины, съежившейся у стены с двумя очень маленькими детьми, последовали его примеру.

Главный кассир спешил с выдачей денег для Ленни, но к этому времени его сотрудничество более чем запоздало.

Потому что шум выстрела привлек сначала местного жителя, затем полицию штата, а после – потому что один из кассиров был в родстве с федеральным судьей – команду ФБР, в которой Макс был младшим по званию. И сейчас банк окружен множеством полицейских машин: сигнальные фонари вращаются, двери открыты, а офицеры, как в штатском, так и в форме, стоят на улице так, чтобы Ленни не мог достать их из своего пистолета.

Всей оперативной группе вскоре стало очевидно, что захватчик не имел никаких замыслов по поводу ВИП-кассира и что он, в сущности, полный дилетант. Это обстоятельство было и хорошей новостью, и плохой.

Хорошая новость состояла в том, что Ленни был так криминально неумел, что продолжал стоять прямо посередине банка. Он находился непосредственно перед большими витринными окнами – чистая, четкая мишень для снайперов команды спецназа. А плохой новостью было то, что пока команда добиралась до места, он являлся потенциальным источником повышенной опасности. Человеком, оказавшимся не способным построить хоть одно четкое предложение, с тех пор как Макс начал прослушку.

Он лишь продолжал плакать, издавая странные вопли, как животное, и неловко держа оба пистолета – свой и охранника.

– Позвольте мне пойти туда, сэр, – попросил Макс руководителя группы Рональда Шоу, который также отвечал за проведение операции. Но Шоу покачал головой, даже не тратя время на ответ младшему сотруднику. Макс работал с командой лишь несколько недель и был совершенно уверен, что Шоу даже не знает его имени.

И все же он упорствовал.

– С этим парнем что-то происходит. Я хотел бы попробовать поговорить с ним.

На Леонарда Д`Анджело не было данных, судимостей он не имел. В системе не встретилось даже упоминаний о штрафах за парковку.

Отчаянно нуждаясь в информации о захватчике, Макс позвонил приятелю из налоговой, который сказал ему, что Ленни Д. был трудолюбивым налогоплательщиком и строительным рабочим. А еще женатым отцом маленького сына. Он был среднестатистическим американцем, по крайней мере, до того, как что-то заставило его озвереть. Потеря работы, потеря дома, потеря жены и ребенка из-за развода?..

Это могло быть что угодно.

Макс попытался дозвониться жене Ленни по их домашнему номеру – лишь для того, чтобы его поприветствовало автоматизированное сообщение: «Номер отключен».

Недобрый знак.

Следуя процедуре, Макс попросил местную полицию посетить крошечную квартирку Д`Анджело – с болезненной мыслью, что Лен, возможно, прикончил всю свою семью, прежде чем пуститься в этот криминальный загул.

Но Макс не верил этому сценарию. Если бы парень был настолько смертоносен, то уже пустил бы в ход свое оружие. И как насчет его запроса столь точной суммы, вплоть до пенни – что там он просил?.. Двенадцать дурацких центов.

У Макса было не так много опыта, но это пахло преступлением в состоянии аффекта. Возможно, возмездие за растранжиренные деньги или неблагоразумные вложения? Наверняка что-то было.

Поэтому, ради всего святого, почему бы Ленни не взять трубку телефона в банке и не поговорить с ними?

Он должен знать, что они здесь. Четырнадцать полицейских автомобилей довольно трудно не заметить, если только ты не слеп.

И что ж, да, Макс мог полностью ошибаться. Может, Ленни убил всю свою семью. Но даже если и так, совершенно очевидно, что его гнев погас. Сейчас он не способен на большее, чем стоять посреди банка и плакать.

Макс готов был поставить свою жизнь на то, что мог пройти прямо в те двери, точно к Ленни, и просто забрать оружие из его мягких рук.

– Я хотел бы попробовать, – снова сказал Макс Шоу.

– Это слишком опасно, – ответил Шоу, пока они стояли у фургона и наблюдали на мониторе за плачущим посреди банка бандитом.

Камера, снимающая это, была с ультрасовременным объективом, способным менять фокусное расстояние. Залитое слезами лицо Ленни, даже пойманное через отражающее стекло окна, было запечатлено четко.

– Делай то, что должен, чтобы заставить его взять телефонную трубку.

Рональду Шоу до выхода на пенсию оставалась неделя. Возможно ли, что он в действительности боялся испортить отчет, позволив одному из новеньких, зеленому переговорщику, убить себя?

Даже если это означало застрелить Леонарда Д`Анджело без единого слова переговоров?

Будь оно проклято. Макс думал, что такой человек, как Рональд Шоу, будет выше этого.

– Сэр, мы звоним туда по всем телефонным линиям, – сообщил боссу Макс. – Он не отвечает.

– Продолжай пытаться, Мэтт, – кратко приказал Шоу, отходя от фургона.

– Я Макс, – выпалил он вслед Шоу. – И продолжать пытаться до каких пор? Пока снайперы команды спецназа не прострелят Ленни голову?

Но Шоу ушел.

На улице Смитти Даркин собирал портативный мегафон.

– Д`Анджело, вы должны немедленно подойти к телефону! Леонард Д`Анджело возьмите трубку!

Смит снял палец с кнопки мегафона, и тот издал ужасный визг.

Камера показала крупным планом на телевизионном мониторе лицо Леонарда Д`Анджело – тот даже не моргнул.

Конечно, он находился в банке, но звук был чертовски громким. До зубовного скрежета и дрожи громким.

И внезапно Макс понял.

Ладно, «понял», возможно, слишком сильное слово. Решительно заподозрил, если быть точным.

Леонард Д`Анджело не ответил по телефону, потому что не слышал звонка. Макс сильно подозревал, что Леонард Д'Анджело хоть и не слепой, но, по всей вероятности, глухой.

Боже, кроме желтого линованного маленького блокнота в портфеле Макса, писать было не на чем. Он был вдвое меньше, чем требовалось, но написать было необходимо.

К внутренней панели фургона на шнурке крепился маркер – один из этих несмываемых «Шарпи»[1] Макс схватил его и потянул.

Он писал на бегу, прокладывая путь сквозь офицеров в форме, оказавшись за пределами защитного круга на улице, прямо напротив стеклянной двери банка.

«Я НЕ ВООРУЖЕН». Макс держал записку одной рукой, сбрасывая пиджак. Он расстегнул наплечную кобуру, оставляя ее на улице, вместе с запасным оружием, которое носил на спине.

В банке Ленни заметил его. Макс видел, как мужчина покачал головой, без энтузиазма направив оружие на дверь, в которую Багат должен будет войти, чтобы попасть внутрь здания.

Макс перевернул страничку блокнота. «Я ЗАХОЖУ ВНУТРЬ ПОГОВОРИТЬ». Он поднял эту надпись. Но Ленни продолжал качать головой. Макс снял галстук, затем накрахмаленную белую костюмную рубашку, и использовал маркер, чтобы снова повторить свое первое послание. «Я НЕ ВООРУЖЕН».

Пока Ленни продолжал качать головой, Макс услышал голос Рона Шоу.

– Что этот ублюдок надумал делать?

Ублюдком, которому адресовалось замечание Шоу, конечно, был Макс. Он сбросил ботинки, стянул носки, закатал штанины брюк. На этих потных ногах, Ленни, ничего. Видишь?

Он снова поднял надпись. «Я НЕ ВООРУЖЕН».

«Нет», – ответил ему Ленни, опять качая головой.

– Убирайся оттуда, Багат, – закричал Шоу.

Как вам это? Он наконец-то выучил имя Макса.

– Снайперы на позициях, и ты как раз на чертовой линии огня!

Вся местная полиция и множество гражданских наблюдали, как Макс расстегнул штаны.

Но вот дерьмо. Посмотрите, что он натянул сегодня. Макс Багат был гордым владельцем утилитарных белых трусов, которые все оказались в стирке во время утренних сборов. Он был вынужден порыться в дальней части ящика для белья и, когда оказался перед выбором между парой боксеров в розовые сердечки и черными бикини со словом «бабник», выложенным спереди красными блестками, – оба подарки от Элизабет, серьезно заблуждавшейся бывшей подруги, – пошел в красных блестках.

Прямо сейчас у Макса не было выбора. Он не собирался стоять в стороне и позволить Леонарду Д`Анджело пустить пулю в мозг.

С другой стороны, идея быть на веки вечные известным в Федеральном Бюро как «мистер Блестки» или, боже помоги ему, «мальчик-бабник» тоже была невыносима.

Что привело его к третьему варианту.

Как только Макс стянул штаны, он зацепил пальцами свои трусы и стянул их тоже. И в этот раз, когда поднял блокнот с надписью, каждому в радиусе двух кварталов стало очевидно, что он был действительно, полностью и абсолютно безоружен.

В банке рот Ленни широко открылся. Он больше не качал головой, а его рука с оружием значительно опустилась, так что Макс показал свою вторую надпись.

И вошел, совершенно голый, в этот банк.


Макс стоял у стола Рона Шоу, ожидая пока стихнет шум, и мысленно сделал пометку держать отныне в шкафчике смену белья.

Вполне возможно, что у него легкая аллергия на шерсть.

– Ты даже не слушаешь, да? – взревел Шоу еще громче.

Ой.

– Если честно, сэр, – признался Макс с гораздо более низким уровнем децибел, – когда вы начали повторять то же самое в третий раз, я отключился. Хотите что-нибудь добавить?

Шоу рассмеялся. И сел.

– Ты абсолютно уверен в себе, да, Багат?

Макс обдумал это.

– Я думаю, безопаснее сказать, что у меня богоданный талант разбираться в людях, сэр.

Войдя в банк, он всего лишь за четыре секунды завладел обоими пистолетами.

Леонарда Д`Анджело.

Макс был прав – мужчина не был преступником, не говоря уже о способности застрелить кого-нибудь.

Леонард Д`Анджело был убитым горем отцом, который наделал целую кучу отчаянных глупых ошибок.

Его двухлетний сын родился с пороком сердца. Д`Анджело и его жена продали дом и соскребли все свои совместные накопления, чтобы заплатить за операцию по восстановлению дефектного клапана мальчика. Но ребенок умер на операционном столе.

В дикой безрассудности сильного горя Ленни пошел к доктору и потребовал назад их деньги, в связи с тем, что операция не сберегла жизнь их мальчику.

Когда доктор отказался, Ленни каким-то образом выяснил, где банк, в котором этот мужчина держал свои сбережения, и пошел, чтобы получить наличные, которые, он чувствовал, должны быть возвращены ему.

Он нуждался в наличных, чтобы найти жену, которая унеслась в их единственном автомобиле, безутешная от потери ребенка.

– Я сказал тебе не ходить в банк, – напомнил теперь Шоу Максу. – Я, в частности, приказывал...

– Со всем уважением, сэр, – прервал Макс, – вы сказали мне делать то, что должен, чтобы заставить Д`Анджело ответить по телефону. Но как бы он это сделал, если не слышал звонок?

Намерение Макса состояло в том, чтобы войти – без одежды, и потому безоружным – и начать диалог с Д`Анджело. Если бы вооруженный преступник пожелал, то Макс ответил бы по телефону. И, так как глухой захватчик заложников, очевидно, не мог поддерживать беседу, то Макс послужил бы с помощью ручки и блокнота посредником между Д`Анджело и представителем ФБР на улице.

И он надеялся, что в течение переговоров кто-нибудь прислал бы его штаны.

Но все это Макс уже сказал Шоу. Собственно, несколько раз. И даже в письменной форме.

Макс также заявил, что, прежде чем он предложил действовать как посредник.

Д`Анджело, более легкой задачей показалось убедить преступника сдать свое оружие.

Что мужчина и сделал. С большим облегчением.

Макс тоже испытал облегчение.

В тот момент он сделал из своего блокнота что-то вроде набедренной повязки из канцтоваров, пока заложники устремились наружу, а полиция и ФБР ворвались внутрь.

Смитти Даркин принес в банк вещи Макса – кроме нижнего белья, которого не было с остальной одеждой. Максу оставалось лишь надеяться, что бикини выпали из его штанины, и сильный ветер занес их под какой-нибудь автомобиль, в лужу, оставшуюся после дождя прошлой ночью.

– Я восхищаюсь вами, сэр, – сказал Макс Шоу теперь. – Очень. Ваш отчет руководителя группы замечателен. И я никогда не скажу этого за пределами вашего кабинета, но, по моему мнению, вы были неправы с этими звонками сегодня. Вам стоило разрешить мне пойти к банку. Я думаю, вы знаете это, сэр.

Если бы Леонард Д`Анджело погиб в тот день, это целиком было бы на Шоу.

Полностью. И Шоу должен бы поблагодарить Макса за предотвращение трагедии.

Но Шоу не произнес ни слова. Он просто откинулся на спинку кресла, вытаращившись на Макса. Его взгляд стал ледяным, и, если бы он не имел репутации справедливого руководителя или если бы не выдал себя смешком, Макс мог бы заволноваться, что наговорил много лишнего.

Как бы то ни было, Макс воспользовался затянувшейся паузой, чтобы изучить хитроумный способ, которым Шоу делал себя полностью нечитабельным, полностью недоступным. Это было больше, чем предельное отсутствие эмоций в его глазах, больше, чем каменно-неподвижное выражение лица. Это было и в языке тела.

Он держался открыто, локти на подлокотниках кресла.

Интересно. Эта необоронительная поза фактически добавляла оттенок крутости невысказанному сообщению Шоу: «Разрази тебя, подчиненный, ты понятия не имеешь, что я собираюсь сейчас сказать или сделать».

Только Макс знал. Несмотря на все крики, Шоу наконец заметил его.

Прошли долгие три минуты, прежде чем Шоу заговорил, но Макс просто стоял, выдерживая пристальный взгляд начальника, борясь с желанием сглотнуть одной лишь силой воли.

– Моя замена Курт Хердсон, – наконец произнес Шоу.

Макс не позволил себе даже моргнуть от смены предмета разговора.

– Да сэр. Я в курсе.

– Знаешь его?

– Нет, сэр.

– Он компьютер для сложных расчетов. – Улыбка Шоу, адресованная ему, была особенно хороша. – Ты кажешься самой искренностью, Багат, так что буду с тобой откровенен: он возненавидит твой чертов характер.

– Да, сэр, вероятно, – спокойно согласился Макс. И тоже улыбнулся. – Я предвкушаю вызов.

Шоу снова рассмеялся. И опять сменил тему.

– Ты женат, сынок?

– Нет, сэр.

– Небольшой непрошеный совет. Женись. Поскорее. Когда станешь руководителем группы, у тебя не останется времени, чтобы гоняться за женщинами. Черт, у тебя даже не будет времени дышать. Если есть кто-то, без кого ты не можешь жить, прикуй себя к ней, пока она не сбежала. Знаешь старую поговорку? Жены ждут, а подружки сбегают. Это правда. Особенно с такой работой, как у нас.

Макс покачал головой:

– Я не... у меня не... я признателен за совет, сэр.

Если и был кто-то, без кого он не мог жить, то Макс ее пока не встретил.

– Даже если ты игрок, бабн... – Шоу замял слово. Иисусе. – Тебе лучше завести кого-то, чем не иметь никого, особенно если этот кто-то ждет тебя дома, стирая и готовя тебе ужин.

Теперь Макс внутренне содрогнулся по другой причине. Он был рад, что ни одна из работавших в офисе женщин их не слышит.

– Я довольно хорошо справляюсь со стиркой сам, сэр. И, кстати, об этом...

Но Шоу сделал ему знак удалиться.

– Твой секрет со мной в безопасности. Убирайся, у меня есть работа.

Макс направился к двери, но Шоу остановил его прежде, чем он закрыл за собой дверь.

– Багат.

– Да, сэр.

– Спасибо.

Макс кивнул. Ненужная смерть Леонардо Д`Анджело стала бы для Шоу адом, преследующим его всю оставшуюся жизнь.

– Пожалуйста, сэр. И вам спасибо, – сказал он и закрыл за собой дверь.

Он был на полпути к своему столу, прежде чем понял, что сказал Шоу. Когда ты станешь руководителем группы...

Когда, не если.

Черт! Макс улыбнулся. Он был на верном пути.

Четыре дня спустя, в Ист-Мидоу на Лонг-Айленде, в типовом пригородном доме времен Второй мировой, Джина Виталиано пошла в первый класс.


Глава 1


ШТАБ-КВАРТИРА ФБР, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

20 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


День был невероятным. Голубое небо. Низкая влажность. Утреннее движение на сей раз небольшое. Зеленый свет на каждом перекрестке. Место для парковки в нескольких шагах от офиса. Лифт открылся, едва Джулз прикоснулся к кнопке, и без остановки домчал его до нужного этажа. Двери снова разошлись, и вид в зеркале в холле у него был отличный.

Одетый, чтобы показать себя с лучшей стороны, в любимый черный костюм и новую рубашку, которую купил себе в подарок, Джулз Кэссиди не был среднестатистическим, посредственным агентом, это уж точно. Он положил в карман солнечные очки и поправил галстук, а затем пошел по холлу пружинистым шагом.

Когда хорошо выглядишь, то и чувствуешь себя хорошо. Несомненно, чтоб вам всем.

Стол Ларонды пустовал, но дверь кабинета Макса Багата была плотно закрыта.

Как бы рано Джулз сегодня не пришел, его босс, легендарный руководитель антитеррористического отдела ФБР, известный как «тот самый Макс» среди молодых, менее почтительных и куда менее оригинальных младших подчиненных – но никто ни за что и никогда не назвал бы его так в лицо – пришел еще раньше.

Хотя, может, Макс просто сильно задержался накануне – но вряд ли кто-нибудь мог увидеть разницу.

Даже проведя здесь семьдесят два часа подряд, Макс не выглядел помятым. Более того, случись вдруг заварушка в зоопарке и сядь на него какой-нибудь гиппопотам – первое, что сказал бы Макс, придя в себя, стало бы: «Дайте мне кто-нибудь чистую рубашку».

Этот человек держал в кабинете два полных комплекта сменной одежды, не говоря уже о веренице электробритв в ящике стола, в портфеле, в бардачке и, вероятно, в одном или паре мест, о которых Джулз не знал.

Но что это? Макс сегодня был не единственной ранней пташкой. Джулз определенно ощущал запах роскошного недавно приготовленного кофе. Макс, возможно, являлся блестящим переговорщиком, но сваренный им кофе выходил сомнительным.

Французская ваниль. Святые угодники, Джулз обожал французскую ваниль. Пусть он и не пришел в офис раньше Макса или таинственного кофевара, утро все еще оставалось действительно великолепным и многообещающим.

Джулз остановился в кухонном уголке и – спасибо тебе, младенец Иисус! – обнаружил свою любимую кружку на сушильной полке отмытой до скрипа. Контейнер с молотым кофе был пуст, но в кофеварке оставалось достаточно еще для одной приличной чашки.

По ТВ транслировали сводку новостей Си-эн-эн, но звук был приглушен. Пока Джулз наполнял свою кружку с Майти Маусом остатками кофе, слишком красивый диктор ослепительно улыбнулся ему, как бы говоря: «Доброе утро, сладкий пирожочек! Сегодня с тобой произойдет что-то очень хорошее!»

В этот момент блок новостей прервала рекламная пауза. Экран заполнила батальная сцена Второй мировой в тонах старой кинохроники – несомненно, ролик исторического канала. Но затем сражение превратилось в полноцветный крупный план молодого человека в каске. Идеальные скулы парня пересекали грязные полосы.

Ну и ну! Это же идеальные скулы Робина Чадвика! Это вовсе не реклама исторического канала, Бэтмен, это кинотрейлер. Дерьмо, это кинотрейлер. В спешке потянувшись за пультом дистанционного управления, Джулз чуть не обварил себе руку, и кружка с грохотом скользнула в раковину. Кофе брызнул – нет! – прямо на его новую рубашку.

Он сунул обожженные пальцы под струю холодной воды, а другой рукой приглушил звук телевизора. Не стоило, конечно, нужно было просто выключить проклятую штуку, но он ничего не мог с собой поделать.

Пока картинка снова изменялась, заиграла громоподобная хоровая музыка, и на этот раз показался крупный план другого юного актера, настолько же привлекательного темнокожего, насколько белокож Робин.

Адам Уиндэм.

Лживый, неверный, «сукин-сын-бывший» Джулза.

Господи, он выглядел отлично.

Как актер.

Он хорошо выглядел в фильме, приукрашенный светом и гримом. Вот что подумал Джулз. Это не было мазохистской, ищущей примирения «он-выглядит-хорошо» мыслью, пришедшей в его голову.

Нет, нет, нет, он находился в безопасной фазе «на-эти-грабли-мы-уже-наступали», поскольку Адам был занят.

Но пока Джулз охлаждал пальцы, изображение снова сменилось: на сей раз оба актера сидели плечом к плечу в военном обмундировании Второй мировой, великолепные и легкомысленные, тихо посмеивались под оглушающую музыку – заставка кинотрейлера гласила, что это полномасштабная эпическая драма.

Затем появилась новая сцена: все еще бок о бок, эти двое мужчин, вооруженные до зубов, бежали в бой к пляжу.

Изображение застыло, поймав их на полушаге, и вернулась предыдущая картинка в тонах сепии, а голос за кадром объявил: «Американский Герой. Война изнутри... Премьера в пятницу в избранных кинотеатрах».

На дорогой новой рубашке Джулза красовалось пятно, любимая кружка раскололась, кофе с французской ванилью вытек, а фильм, в котором играл его изменник экс-особенный, фильм, из-за которого он держался подальше от кинотеатров, чтобы избежать просмотра, фильм, который вынудил его отказаться от подписки на «Энтертеймент Уикли», чтобы не прочитать о нем, до этой пятницы даже не начнется.

Твою мать!

Но ладно. Небо за окном все еще оставалось голубым. А Деб Эрланже, одна из его партнеров по команде ФБР, появилась словно ангел милосердия, неся весть надежды и кофеина.

– Привет, Джулз. Мы собираемся в «Старбакс». Хочешь чего-нибудь?

Ее напарник, Джо Хирабаяши, стоял за ней. Что это такое? Национальный день «приди пораньше»?

Джулз снова приглушил звук телевизора.

– Есть ли шанс, что они начнут продавать деловую одежду?

Как и Макс, он держал в офисе запасную рубашку. Но, в отличие от шефа, использовал ее два дня назад и забыл принести смену.

Яши осмотрел повреждения и кратко резюмировал в духе дзен:

– Дерьмо, приятель. Эта рубашка уничтожена.

– Разве у тебя сегодня не что-то вроде аттестации? – спросила Деб. – С Пегги Райан?

Да, Деб. Да, действительно. На самом деле, сегодня у него не «что-то вроде» аттестации. Наоборот, это попадало в подкатегорию «аттестация, запятая, чрезвычайной важности». Джулз готовился к повышению. Пока ему было далеко до того, чтобы занять место любого из руководителей – за исключением Пегги Райан, с которой он собирался сегодня говорить.

Пегги была из тех людей, которые справлялись со своей гомофобией, притворяясь, что Джулза просто не существует.

В прошлом Джулз этому способствовал, держась от Пегги как можно дальше. Но этой встречи они оба не могли избежать. Определенно, утро обещало быть очень интересным.

– Может, это хорошо, – сказал Яши, указывая подбородком на темное пятно, которое Джулз сейчас без энтузиазма оттирал бумажным полотенцем. – Заляпанная кофе рубашка. Как будто делает тебя почти гетеросексуальным.

Он скорчил гримасу.

– Если, ну, знаешь, прищуриться...

– Тебе определенно нужен латте с дополнительными взбитыми сливками и имбирный пряник, – решила Деб за Джулза. – Мы будем прямо сейчас.

Но именно в этот момент появился Джордж Фолкнер, преградив им путь. Он запыхался, что было несколько ново. Джулз даже не подозревал, что тот умеет бегать.

– Где Ларонда? – спросил Джордж, его тон передавал все оттенки мрачной непреклонности.

– Она не придет, – сказала ему Деб.

– Почему? Почему нет?

Джулз не знал, что сегодня день без Ларонды. Она была секретарем-референтом Макса. День без Ларонды примерно так же продуктивен и весел, как день, проведенный за прибиванием большого пальца молотком. Снова, и снова, и снова. Ой-ой-ой.

– Дискуссионный клуб ее сына прошел в финал национальных соревнований, – пояснила Деб. – Нежданно-негаданно – их считали полными аутсайдерами. Макс сказал ей взять несколько дней и отправиться с ребенком в Бостон. Она не вернется до пятницы.

Вот же горе горькое!

– Макс должен это увидеть, – Джордж в это утро был ультрасосредоточен и сконцентрирован, и держал что-то, похожее на распечатку из электронной почты.

– Через час должен прибыть временный секретарь, – сказал Яши. – Положи на стол Ларонды, пусть она займется.

– Нет, – сказал Джулз. – Не-а.

Когда в последний раз Ларонду заменял временный секретарь, это было вдвойне ужасно.

– Если мы хотим сегодня что-нибудь сделать, надо установить смены.

Деб и Яши зашумели, но Джулз остановил их.

– По часу за столом Ларонды, – произнес он не терпящим возражений тоном. – Мы все выживем, если будем ассистентами Макса по часу в день. Вы же знаете, что мы сможем.

Но дерьмо, дерьмо, дерьмо. Пора двигаться, чтобы добыть новую рубашку до встречи с Пегги Райан.

– Я буду первым, потом Яши, затем Джордж, а потом ты, Деб...

– Принесу много двойного кофе, – решила Деб.

– Хорошо. Яши, позови Фрэн и Мэнни, предупреди их, – приказал Джулз. – Скажи им зайти как можно быстрее.

– Джордж, что ты хочешь из «Старбакса»? – спросила Деб.

– Максу действительно нужно это увидеть, – упорствовал Джордж, обращаясь теперь непосредственно к Джулзу. – Немедленно.

Дерьмо. Джулз взял распечатку и проглядел ее, а Деб, склонившись, читала через его плечо. То был список имен – ужасная статистика гражданских лиц, погибших во взорвавшемся гамбургском кафе. Этот последний теракт произошел в Германии лишь вчера утром, и большинство репортажей СМИ сосредоточились на малочисленности жертв – взрыв автомобиля причинил бы гораздо больше разрушений.

Однако имена в списке наглядно демонстрировали, что несколько людей погибли.

– Мы этим не занимаемся, – напомнил Джулз Джорджу. – Это дело команды Фриска. Я знаю, что Макс хочет быть в курсе, но в этих подробностях нет никакой необходимости...

– О нет, есть, – прервал Джордж.

– Вот дерьмо, – выдохнула Деб, указывая в самый конец списка. Яши тоже наклонился поближе, чтобы взглянуть и...

Джулз проследил за ее пальцем и увидел два слова, которые остановили его сердце.

Джина.

И Виталиано.

Он дважды перепроверил список. Погибшие гражданские...

– О Боже, нет, – произнес он. Только не Джина Виталиано. Единственная женщина, покорившая тефлоновое сердце Макса Багата. Женщина, которой Макс не просто позволил уйти, но женщина, которую он отталкивал и отодвигал, пока она наконец его не покинула.

Что не означало, что он ее не любил; что он не любил ее до сих пор.

Господь милосердный.

– Кто-то должен ему сказать, – прошептала Деб. Джулз поднял взгляд и обнаружил, что все смотрят на него. Как будто он руководитель их группы или что-то вроде того.

Нечестно – его ведь еще не выдвинули.

– Да, я сделаю это, – сказал он, не узнавая собственный голос. – Джина была и моим другом тоже.

Иисусе – Джина была. Он очень не хотел этого говорить. Боже, как это могло случиться?

Безоблачность голубого неба за окном теперь казалась насмешкой. Джулз желал бы прыгнуть назад в сегодняшнее раннее утро, когда его радиоприемник с таймером взорвался песней. Только в этот раз он отключит его, перевернется и продолжит спать. Но на самом деле это лишь отложило бы неизбежное. Так или иначе, они все должны были каким-то образом справиться с этим сегодня.

Джулз прочистил свое ноющее горло.

– Яши, выясни, что Джина делала в Германии. Последнее, что я знаю – будто она была в Кении с...

Проклятье, как же там? Он напрягся.

– МОС – «Международная Осведомленность о СПИДе». Свяжись с ними – найди все, что сможешь. Джордж, поговори с Уолтером Фриском. Мы хотим узнать все, что ему известно о взрыве, и прямо сейчас.

Он повернулся к Деб.

– Принеси кофе, а потом помоги Джорджу. Иди.

Они разошлись.

Когда Макс увидит эту распечатку, у него будет множество вопросов, ни на один из которых у Джулза нет ответа.

По крайней мере, пока.

Джулз вытер глаза, подтянул галстук и с тяжелым сердцем под испорченной рубашкой, которая больше не имела никакого значения, начал долгий путь к кабинету Макса.


АРЛИНГТОН, ВИРДЖИНИЯ

12 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Макс заставил себя расслабиться. Он запретил плечам напрягаться, кулакам сжиматься, и – это было труднее всего – удержал челюстные мускулы расслабленными и убедился, что не сотрет свои зубы.

Он сумел скрестить ноги и слегка приподнять одну бровь. Он знал, что в сочетании с полуулыбкой, которая приподняла уголки губ, выглядел дружелюбным и открытым для всех и любой беседы.

Он был переговорщиком ФБР – нет, он был отличным переговорщиком ФБР – больше лет, чем мог пересчитать на всех пальцах рук и одной ноги. Он использовал свою магию на вооруженных преступниках и отчаянных террористах – мужчинах и женщинах, которые слишком часто были готовы и хотели умереть.

Это должно было быть проще простого, это гражданское обсуждение между тремя рациональными, ясно соображающими взрослыми. Максом. Джиной. И Ритой Хеннимен, семейным консультантом, которого Джина нашла в «Желтых страницах».

Заголовок, без сомнения: «Худший Кошмар Макса».

Макс никогда в своей жизни не был так напуган. Джина наблюдала за ним с другого конца дивана. Сегодня она специально оделась как подросток в обтягивающую футболку, которая не доставала до пояса джинсов с низкой посадкой. Невозможно было смотреть на нее и не думать о сексе, о ее ногах, обвившихся вокруг него и посылающих его в открытый космос.

Макс прочистил горло, поерзав на месте – что заставило его приподнять левую руку выше, чем следовало, отчего он зашипел.

Иисусе, боль в плече когда-нибудь пройдет? Ему выстрелили в грудь. В его легком была кошмарная дыра, но то было лишь выходное отверстие той пули, что срикошетила и разбила ему ключицу, которая продолжала больше всего его беспокоить.

Пока Рита заканчивала читать бланки, которые они оба заполняли в комнате ожидания, Джина придвинулась ближе.

– Ты в порядке? – спросила она Макса.

– В порядке, – солгал тот.

Она на мгновение пристально взглянула на него, прежде чем снова заговорить.

– Одно из важных правил терапии то, что мы должны быть честны. Когда мы войдем в эту комнату, мы должны говорить только правду. Иначе все это просто чушь.

Когда он только сел, то зацепил свою трость за подлокотник дивана, и теперь она с грохотом упала на пол. Слава Богу. Он нагнулся, чтобы поднять ее. А когда распрямился.

Рита улыбалась им, готовая начать.

– Итак, – сказала консультант, – с чего мы начнем?

Джина все еще наблюдала за ним.

– Хороший вопрос. О чем ты хочешь поговорить, Макс?

– О баскетболе? – ответил он, и она рассмеялась, как он и ожидал.

– Полагаю, это моя ошибка, попросить тебя быть честным.

Она повернулась к Рите:

– Вот в чем дело. Согласно определению Макса, мы даже не должны здесь находиться, потому что мы не пара. Мы не вместе, мы – друзья. Только между нами что-то есть. История. Химия. Ах, да, и факт, что я люблю его, вероятно, тоже играет где-то какую- то роль. Хотя Макс скажет вам, что на самом деле я его не люблю, что после лет, лет и лет то, что я чувствую, все еще частично является «переносом». Как я говорила вам по телефону, я была на том самолете, который захватили, а Макс спас мою жизнь...

– Ты сама спасла свою жизнь, – прервал Макс.

– Очевидно, отчасти дело еще и в интерпретации, – сказала терапевту Джина. – Я знаю, что он спас мою жизнь. Он, без сомнения, может утверждать, что не делал этого. Дело в разнице в возрасте – с чем на самом деле у меня нет проблем...

Рита мельком глянула на свой планшет, очевидно, проверяя даты их рождения. Ей не понадобилось много времени, чтобы выяснить, что Джине – двадцать пять, а Максу – почти на двадцать лет больше. Но женщина была высококвалифицированным специалистом, так что даже не моргнула. Она улыбнулась, когда подняла голову и встретила его взгляд.

– Любовь не всегда останавливается, чтобы заняться подсчетами, – отметила она.

Да, но другие подсчитывали, и большинство из них еще и осуждало. Дебра, медсестра из реабилитационного центра, например, была уверена, что он Макс попадет в ад. Если бы она могла, то превратила бы его в груду пепла неделю назад. Но прямо сейчас он просто держал рот на замке и позволял Джине продолжать.

– Я не могу заставить его поговорить со мной, – сказала Джина терапевту. – Каждый раз, когда я пытаюсь, мы заканчиваем...

О нет, она не может...

– ... вместо этого сексом.

О да, она смогла.

– Я подумала, если мы придем сюда... – продолжала Джина. – Что ж, в одной комнате с вами, я подумала, мы можем, собственно, поговорить вместо… ну вы знаете.

По мере того как кошмар продолжался, становилось только хуже. Он как будто перенесся назад в свое худое, низкорослое шестнадцатилетнее тело, вынужденное голым блуждать по школьным коридорам в поисках своего шкафчика. Без сомнения, как раз пришло время проснуться. Он схватил трость.

– Извините. Я не могу этого сделать.

Он поднялся с дивана, даже несмотря на то, что понимал, как глупо убегать. Он мог уйти из комнаты, но не мог избавиться от хаоса, бушевавшего в его голове.

Джина тоже поднялась и преградила ему доступ к двери.

– Макс. Пожалуйста. Есть так много всего, о чем мы никогда не говорили, просто притворяясь, будто этого не существует, – она глубоко вздохнула, – например, Алисса.

Господи. Макс рассмеялся, потому что смех сэкономил ему сотни долларов на дантиста, в котором он будет отчаянно нуждаться, когда повредит зубы чрезмерным скрежетом. Но даже он, мастер по зубовному скрежету, не сумеет стереть зубы смеясь. Он повернулся к Рите.

– Вы не извините нас на минутку?

Но Джина скрестила руки. Она совершенно ясно никуда не собиралась.

– В этом суть терапии, Макс. Мы обсуждаем вещи, о которых не можем говорить в других случаях. Прямо здесь, перед Ритой.

Что ж, ладно. Теперь он почти жаждал сценария с наготой и шкафчиком. Или сногсшибательного повторяющегося кошмара из детства. Гигантских вилок из космоса. Он годами спал на боку, чтобы проскользнуть между зубцами и избежать смерти от протыкания.

– Почему бы нам не вернуться к этому немного попозже? – согласилась Рита. – Похоже, это особенно чувствительная тема.

– Ладно, нет, – сказал Макс. – Вы ошибаетесь. Это не так.

Он повернулся к Джине.

– Алисса Локке больше не работает на меня. Ты это знаешь. Я не разговаривал с ней...

Он собирался сказать «неделями», но это было не совсем верно.

– Я знаю, что она приходила повидать тебя в реабилитационный центр, – сказала Джина. – Ты не думаешь, что это странно – что ты не сказал об этом мне?

Что и было странно, так это обсуждать такое перед аудиторией, как участникам какого-то ужасного телевизионного реалити-шоу. Правда, Рита была одна, но у него возникло ощущение, что она ведет счет в своем блокноте. Когда пятьдесят минут их сеанса подойдут к концу, она, должно быть, склонится к Максу с сочувствующей улыбкой и скажет ему:

– Здесь твое путешествие закончилось. Ты идешь домой.

Боже, он хотел пойти домой. Не в реабилитационный центр. Не в свое жалкое подобие квартиры. И уж конечно не в дома родителей – по одному на каждом побережье.

Так куда же ему податься?

Джина ждала его ответа. Не думает ли он, что это было странно?..

– Ничего такого, что стоило бы упомянуть, – сказал он ей. – Визит Алиссы был связан с работой. Я не хотел...

Он тяжело вздохнул.

– Она не предмет для обсуждения. Но, полагаю, мы можем сделать ее таковой, если вы действительно хотите превратить это все в мыльную оперу...

Джина вздрогнула от этого, и он заткнулся, ненавидя себя даже больше, чем обычно.

– Джина, пожалуйста, – спокойно сказал он. – Я не могу это сделать.

– Чего, поговорить? – парировала она, не пытаясь скрыть боль во взгляде. Боль, которую она обычно так боялась ему показать. Это разбило ему сердце.

– Мы говорим, – сказал он.

– Ты знаешь, я забираю почту из твоей квартиры через день. Думаешь, я не узнала бы, что тот причудливый конверт от Алиссы и как-там-его-зовут был приглашением на свадьбу?

Опять Алисса.

– Сэм, – сказал Макс, – имя будущего мужа Алиссы – Сэм.

Джина повернулась к Рите.

– На самом деле, лишь несколько месяцев назад Макс попросил Алиссу выйти за него замуж. Она работала у него, он в нее влюбился, только у него есть это правило насчет связи со своими подчиненными, так что он следил за тем, чтобы они оставались просто друзьями – по крайней мере, так мне сказал Джулз. Просто друзьями – вплоть до того дня, когда он попросил ее выйти за него.

Она рассмеялась, но он подозревал, что причина ее смеха похожа на его собственную, имеющую отношение к заботе о зубах.

– Вот кое-что, о чем я никогда не решалась спросить тебя, Макс. Ты и Алисса были просто друзьями, так же как и мы?

– Нет, – сказал ей Макс, – Алисса и я никогда... – Он покачал головой. – Она работала на меня...

– Некоторых мужчин это не останавливает, – заметила Рита.

– Это останавливает меня, – категорически заявил он.

– Так для вас важно поступать благородно.

Рита сделала пометку на своем планшете, что разозлило его еще больше.

Макс повернулся к Джине.

– Слушай, мне жаль, но это слишком личное. Давай пойдем куда-нибудь в более приватное место, где мы сможем...

– Заняться сексом? – спросила она.

Макс ненадолго прикрыл глаза.

– Поговорить.

– Как мы поговорили после того, как ты получил приглашение на свадьбу Алиссы? – спросила она его.

Боже.

– А что ты хотела, чтобы я тебе сказал? «Эй, угадай, что я сегодня получил по почте»?

– Принимая во внимание, что мы вообще не произносили ее имя с тех пор, как тебя подстрелили и ты чуть не умер, – горячо парировала она, – кажется, это заслуживало, по крайней мере, упоминания – да. Но ты ничего не сказал. Я приехала и дала тебе множество возможностей поговорить со мной, и помнишь, что мы делали вместо этого?

Да, Макс определенно помнил. Чертовски трудно забыть голую Джину в его постели.

Он взглянул на Риту, которая была достаточно умна, чтобы не нуждаться в разъяснениях.

Вот только той ночью Джина совратила его. И так она делала часто. Обычно всегда.

Джина делала первый ход. Хотя, если быть справедливым, он никогда ее не останавливал.

Да, он пытался, но это никогда не было искренне. И он никогда не достигал цели.

Потому что если она так охотно и свободно отдавалась, кем он был, чтобы отвергнуть ее?

И не был ли он самым большим чертовым лгуном в мире?

Истинная правда была в том, что он страстно желал эту девушку. Днем и ночью. Их отношения были со всех сторон неправильны, и он знал, что должен держаться от нее подальше, но, – проклятье! – не мог. Поэтому, что бы она ни предлагала, он брал. Жадно.

Как наркоман, который знал, что рано или поздно его лишат кайфа.

– Давайте вернемся немного назад, – сказала консультант. – К той истории, о которой вы упомянули.

Она посмотрела на Джину.

– Я могу вкратце повторить Максу часть из того, что вы сказали мне по телефону?

– Пожалуйста.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала Рита, – но вы встретились четыре года назад, когда Джина была пассажиром угнанного авиалайнера. Это было до девять- одиннадцать[2] – самолет был в...

Она порылась в записях.

– Казбекистане, – сказал Макс.

– А вы были... переговорщиком ФБР? Я думала, Соединенные Штаты не ведут переговоров с террористами.

– Не ведут, – пояснил он, – но мы говорим с ними. Пытаемся убедить их сдаться. В худшем случае, мы останавливаемся. Мы выслушиваем их жалобы, склоняем к переговорам, пока спасатели – в данном случае команда «котиков» – берут под контроль захватчиков самолета.

Рита кивнула:

– Понимаю.

– В действительности, освобождение занимает примерно тридцать секунд, – сказала Джина терапевту, – но это сложная хореография. Они должны взорвать двери и убить захватчиков, и постараться не ранить никого из пассажиров. Требуется время, чтобы подготовиться к этому.

Рита сосредоточилась на Джине.

– И вы были на том самолете все это время. Все те... часы?

– Дни, – мрачно поправил ее Макс. Он сел обратно. Это было что-то, о чем Джине нужно было поговорить, пережить ее горький опыт заложника. Как бы он не ненавидел терапию, он готов был вытерпеть иглы под ногтями, если бы это помогло ей прийти в себя.

– Террористы, которые захватили самолет, завладели списком пассажиров и узнали из него, что дочь сенатора Кроуфорда, Карен, на борту.

– Вот только ее билет был украден, – вставила Джина.

– Захватчики потребовали от нее сделать шаг вперед. Конечно, она так не сделала, ведь ее там не было. Бандиты пригрозили, что начнут убивать каждого на борту, так что Джина встала и притворилась той девушкой.

Макс вынужден был остановиться и откашляться. Ее невероятная, самоотверженная храбрость все еще сводила его с ума.

– Они притащили ее в кабину самолета, подальше от остальных пассажиров.

– Вы все это время провели под прицелом, – Рита тяжело выдохнула, – в полном одиночестве?

Но Джина покачала головой:

– Я была не одна. Макс был со мной.

Проклятье, она всегда это говорит.

– Я был в терминале аэропорта, – сказал он терапевту, – я использовал радио, чтобы поддерживать контакт с самолетом. Джина действовала как посредник, потому что непосредственно со мной террористы говорить не хотели. Так что я говорил с ней, зная, что онислушают.

– Это не единственная причина, по которой ты говорил со мной, – сказала Джина.

Она была права. Он чувствовал неуместное притяжение к ней с самого начала.

– Она дала вам перечень повреждений, которые получила, пока я был с ней на том самолете? – спросил Макс у терапевта. Он отмечал их на пальцах. – Сломанное запястье, сломанные ребра, подбитый глаз, множество порезов и ушибов...

– Она упоминала нападение, – сказала Рита, – конечно.

– Нет, нет, мы не используем это слово, – сказал Макс, – мы предпочитаем жесткую правду. Мы называем это тем, чем оно является – насилие.

Слово, казалось, прозвенело в наступившей тишине, и он почувствовал, как сжалось горло и скрутило живот. О боже...

– Это, наверное, было ужасно, Макс, – тихо сказала Рита, – слышать все это, быть свидетелем происходящего насилия. Джина сказала, там работали камеры наблюдения.

Вероятно, это зрелище вас опустошило.

Почему она говорила с ним?

– А особенно из-за Джины, не находите?

– Я наконец начала прощать себя за это, Макс, – сказала Джина. – Боже, это же ты сказал мне, что в этом не было моей вины, что я не провоцировала их. Почему ты не можешь сделать то же самое?

Терапевт повернулась к нему.

– Давайте разберем это подробнее. Помните ли вы, что чувствовали, что вы...

– Вы что, шутите?

Конечно, она не шутила. Терапевты не шутят. На самом деле, шутки с клиентами находилось в «Гигантском Списке Вещей, Которых Нельзя Делать» в книге правил терапевтов, наряду с использованием пукающих подушек и пластмассовой рвоты и надеванием белых пальто после Дня труда.

Но Макс наконец понял. Сегодня они были тут не ради Джины, они были тут из-за него. Как будто это могло помочь. Как будто копаясь в его злости и вине и размешивая их, можно сделать что-то еще, кроме как заставить его взвыть от безысходности и боли.

Он поднялся, опираясь на трость.

– С меня хватит. Извините. Я не могу...

– Тогда что же нам делать? – мягко спросила Джина. – Наши отношения действительно лишь на время? Ты знаешь, я справлюсь с собой. Я останусь лишь на неделю-другую, пока ты не завершишь курс реабилитации. Останусь, пока ты не сможешь обходиться без трости. Но на самом деле я лгу себе. Я просто продолжаю ждать, надеясь что… я не знаю...

Она рассмеялась, и этот смех был полон боли.

– Может, я думаю, если мы продолжим заниматься любовью, ты проснешься однажды утром и скажешь: «Я не могу жить без тебя...»

Иисусе.

– Чего я не могу сделать, так это дать тебе то, что ты хочешь, – прошептал Макс.

– Даже если все, чего я хочу, это чтобы ты говорил со мной? – ее глаза наполнились слезами. – Было время, когда... Ты рассказывал мне все.

Макс не мог ответить на это. Что он мог сказать? На самом деле, нет, я слишком о многом умалчивал...

Тишина, казалось, окружила их, все сжимаясь и сжимаясь.

Рита прервала ее.

– Джина, если бы ты могла сказать что-нибудь Максу прямо сейчас – что угодно – что бы это было?

– Прекрати обращаться со мной, словно я могу сломаться. Даже когда мы занимаемся любовью, ты так... осторожен. Как будто берешь весь этот семьсот сорок седьмой в кровать каждый раз... Разве ты не можешь просто... позволить этому уйти?

Макс не мог облечь это в слова – его злость, его гнев на то, через что она прошла.

Позволить этому уйти?

Отпустить? Как он мог отпустить то, что так мучило его? Слов не было, а даже если бы он и попытался, то лишь стонал бы, и стонал, и стонал. Вместо этого он прочистил горло.

– Я не могу это сделать, – снова сказал он.

Он направился к двери.

Но Джина на секунду обогнала его.

– Не могу поверить, что я была настолько глупа, чтобы считать, будто это поможет.

Извините, что потратила ваше время, – сказала она терапевту.

– Джина, подождите. – Рита поднялась на ноги. Теперь они все стояли. Разве не забавно?

Но Джина закрыла за собой дверь. Тихо. Плотно. Прямо у Макса перед носом. Что ж, этого следовало ожидать. Макс потянулся к дверной ручке. И разве ему не предстоит мрачная, заполненная тишиной дорога к реабилитационному центру?

– Вы когда-нибудь говорили ей, как сильно ее любите? – спросила его Рита.

Ему удалось скрыть свое удивление. Ответ на этот вопрос никоим образом ее не касался. Он также не спросит почему, во имя Господа, он должен говорить это Джине, если в действительности он хотел, по-настоящему нуждался в том, чтобы она нашла счастье и покой? Чего она никогда не сможет, пока ей не удастся оставить его.

– Хотя, если честно, – добавила Рита, – на самом деле она, конечно же, знает, не так ли?

– Иногда даже всей любви в мире просто недостаточно, – сказал Макс.

Она скорчила гримаску.

– О, дорогуша. Если это одна из ваших жизненных установок, то ваш мир, должно быть, темное ужасное место.

Христос. Сохрани его от психоанализа со стороны людей, которые его даже не знают.

Она не унималась:

– Чего вы так боитесь, Макс?

Тяжело опершись на трость, Макс покачал головой и медленно вышел из кабинета за Джиной.


ШТАБ-КВАРТИРА ФБР, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ

20 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Пегги Райан разговаривала с Максом. Джулз слышал, как она смеется над какой-то репликой босса, когда Макс крикнул: «Войдите».

Они оба подняли взгляд на Джулза в открытых дверях кабинета, а тот сделал полшага внутрь.

– Извините меня, сэр.

И без малейшего усилия Макс понял.

Это было немного странно, но Джулз увидел, что это произошло. Макс посмотрел на него, глянул на документ, который принес Джулз, затем обратно, тяжело, в глаза Джулзу и каким-то образом понял.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, но сию же минуту выпрямился и протянул руку за новостями, о поступлении которых уже знал, со странно невыразительным лицом.

– Джина? – спросил он, и Джулз кивнул.

Макс не мог знать, что Джина в Германии, не говоря уже о том, что она была в этом взорванном кафе.

И хотя Джулз восхищался своим боссом и считал его гениальным, высококвалифицированным и способным на возмутительно храбрые поступки, и хотя Макс использовал передовой подход к управлению, он прочно укоренился в реальности.

Несмотря на суеверия, Джулз знал, что у Макса нет телепатических способностей.

Что значило – Макс ждал этого. Значит, каждый день, с тех пор как Джина уехала, он ждал – предчувствуя и страшась – этих самых новостей.

Что за адская жизнь.

Пегги Райан была забыта. Собственно, она без умолку трещала о том деле, над которым работала, даже когда Джулз протянул Максу список жертв среди гражданских.

Джулз повернулся к ней и оборвал ее на полуслове:

– Мэм, вы должны уйти.

Она моргнула, шокированная, лицо приняло оскорбленное выражение.

– Извините...

– Сейчас, – Джулз схватил ее и поднял с места.

– Что вы делаете? Уберите от меня руки, вы... вы гомик! – орала она, пока он подталкивал ее к двери.

За столом Ларонды ожидавший его с сотовым телефоном у уха Джордж помахал рукой, призывая остановиться.

– Ее тело в Гамбурге, – сказал он Джулзу.

– Спасибо. Займи Пегги, – бросил Джулз, не глядя на женщину, и закрыл дверь перед ее сердитым лицом. Но там он задался вопросом: а был ли он с сам с верной стороны двери.

Боже, но он просто не мог заставить себя обернуться и посмотреть на Макса.

Который сидел в холодной мертвой тишине.

Лучше бы он кричал и крушил вещи. Пробивал кулаком дыры в стене. Макс редко терял самообладание, редко терял контроль, но когда он это делал, то было эпохальное событие.

– Могу я вам помочь, сэр? – прошептал Джулз, все еще находясь лицом к двери.

– С ее семьей уже связались? – спросил Макс. Прозвучало удивительно нормально, как будто он спрашивал о чем-то не более неприятном, чем обычное утреннее движение на Кэпитал Белтвэй.

– Я не знаю, сэр, – он медленно обернулся.

Макс сидел за своим столом. Просто сидел. Джулз не мог ничего прочесть по его лицу, в его глазах. Как будто Макс отключил себя, заставил сердце остановиться.

– Но я выясню, – продолжил Джулз. – Еще мы наводим справки о том, почему Джина была в Гамбурге, почему она оставила Кению, что она делала, где останавливалась... Я передам вам информацию, как только получу ее. Джордж только сказал мне, что ее тело...

Его голос надломился. Он не мог справиться с этим. Ее тело. Тело Джины. Боже.

– Все еще в Гамбурге, – выдавил Джулз.

– Пусть Ларонда забронирует мне место на следующий рейс в Германию, – сказал Макс, все так же ровно, так спокойно. Но затем понял, что сказал, и на мгновение Джулз уловил очень краткую вспышку скрываемых им эмоций.

– Б...ь! – но Макс так же быстро спохватился и успокоился. Взял себя в руки.

– Ларонда сегодня не придет.

– Я сделаю это, сэр.

Иисусе, ну что за день для этого. Секретарь Макса Ларонда точно знала бы, что сделать, что сказать... Вроде: «Сэр, вы собираетесь в Гамбург опознать тело Джины и сопроводить его домой или найти и уничтожить террористическую группировку, ответственную за тот взрыв? Потому что второе не такая уж хорошая идея, если только вы не надеетесь закончить свою карьеру».

Джулз откашлялся.

– Только, может, вам не стоит лететь туда одному...

– Вызовите мне Уолтера Фриска, – приказал Макс, – и найдите номер телефона родителей Джины. Он должен быть где-то в компьютере Ларонды.

– Макс, господи, я так сильно сочувствую вашей потере, – его голос опять сломался. – Нашей потере. Потере всего мира.

Макс поднял взгляд, и оказаться перед такими пустыми, бездушными глазами было жутко.

– Я хочу, чтобы предварительный заказ на самолет был у меня на столе через две минуты.

– Да, сэр, – Джулз закрыл за собой дверь и отправился выполнять.


Глава 2

КЕНИЯ, АФРИКА

18 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


Где, – спросила Джина, – мы собираемся разместить их?

– Палатки? – отозвалась Молли, опуская первое подкладное судно в горшок с кипящей водой.

– Мол, ты не слушаешь. – Джина проделала то же самое с другим, стараясь не обжечь пальцы пока вытаскивала его. – Нет никаких палаток. Палатки не привезут, пока автобус не заполнится добровольцами.

Молли остановилась, убирая с влажного лица непослушные рыжеватые волосы той частью руки, которая не была прикрыта перчаткой.

– Мы получим целый автобус добровольцев? Это замечательно!

– Большая их часть будет здесь лишь на несколько дней. И только двое – надолго, – сказала ей Джина. Опять. Она нежно любила Молли Андерсон, но когда внимание ее соседки по палатке было сосредоточено на чем-то важном, отвлечь ее было трудно.

В этом случае внимание Молли было сосредоточено на четырех тринадцатилетних девочках, которых принесли в лагерный госпиталь с жуткой, опасной для жизни инфекцией.

Девочкам, сказала сестра Мария-Маргарет со своим жутким немецким акцентом, сильно повезет, если хотя бы одна из них переживет наступающую ночь.

На что Молли пробормотала:

– Только через мой труп.

И тут же принялась за работу, стерилизуя все, что будет контактировать с их новыми пациентами.

– Когда прибудет автобус? – спросила она Джину.

– Через четыре часа, – сказала Джина, добавив «Черт!», потому что обожгла пальцы.

– Милая! – предостерегла ее Молли, указывая глазами на робота-монахиню в пятичасовом направлении.

В лагере было два типа монахинь. Монашки-люди, которые смеялись и пели, и тепло обнимали самых разных местных жителей и добровольцев, которые видели стакан жизни наполовину полнным. И монашки, которых Молли прозвала «роботы», те, кто выглянул из конгрегации и увидел только грешников. Все меньшее, чем совершенство, должно было быть осуждено. «Вероятно, эти монахини-роботы, – говорила Молли Джине, – обнаружили, что проблема в том, что стакан переполнен. В конечном итоге он может пролиться, ты в курсе?»

Эта сестра, нахмурившись, окинула их обеих взглядом. Вероятно, потому, что в трехмиллионноградусную жару на кухне и Молли, и Джина осмелились закатать рукава.

– Я думаю, удостовериться в том, что двум остающимся здесь будет комфортно -хорошая идея, – сказала Джина, помогая Молли снять горшок и вылить горячую воду в слив. Интенсивность круговорота добровольцев была достаточно скверной. С учетом, что условия в лагере еще примитивнее, чем обычно.

– Мы же не хотим, чтобы сестра Грейс и Лесли Поллард передумали и уехали на следующем автобусе.

– Сестра может жить с другими монахинями, – сказала Молли, следуя в больничную палату. Она захватила хирургическую маску из груды у двери. Джина сделала то же самое, потянувшись, чтобы протянуть через нее свой «конский» хвост – вот только хвоста больше не было. Она наткнулась лишь на шокирующе короткие волны. Боже, Макс так возненавидит это. Не то чтобы он когда-нибудь признавался, но он любил ее длинные волосы.

Вот только то, что он любил, больше не имело значения. Его больше не было в ее жизни. Если он не появился до сих пор, разыскивая ее, спустя год после того, как Джина покинула округ Колумбию, то, признай это, он не появится никогда.

И она не могла походить на Молли, которая ждала, ждала, все еще ждала магического появления своего так называемого друга Джоунса. О, Молли клялась направо и налево, что больше не будет тратить время на мысли об этом парне, но Джина знала лучше.

Обычно это случалось по вечерам, после завершения их работы. Молли притворялась, что читает книгу, но ее глаза принимали отсутствующее выражение и...

С тех пор, как Молли в последний раз видела ублюдка, прошло почти три года. За все это время он не потрудился даже открытки ей прислать.

Конечно, ей ли говорить. Открытки от Макса были в нулевой колонке в файле с отметкой «дефицит».

Но чахнуть три года просто смешно. Черт подери, одного года было предостаточно – и Джина миновала эту весьма мрачную годовщину месяц назад. Определенно, пришло время перестать надеяться на то, что никогда не произойдет. Именно то время, чтобы перестать утопать в Что-если-граде и выйти за ворота.

Может, один из мужчин в утреннем автобусе будет мистером Великолепным. Может, он встретит Джину, влюбится по уши и останется в лагере добровольцем до конца ее работы здесь.

Это не было совершенно невозможным. Иногда чудеса случаются.

Конечно, если в полном автобусе добровольцев все окажутся пожилыми, или монахами, или, что наиболее вероятно, пожилыми монахами, может, пришло время пересмотреть предложение Пола Кибати Джиммо, который совершенно не шутил, сказав отцу Бену, что сторгует за руку и сердце Джины четыре беременных козы.

Пол возмутительно хорошо выглядел, был образованным, чрезвычайно добрым молодым человеком, выигравшим грант на обучение в Университете Пердью в Индиане.

Он вернулся в Кению в середине третьего курса, когда умер его старший брат, вероятно от СПИДа, хотя они не говорили об этом. Ему нужно было сбежать с семейной фермы, которая находилась за сотни миль отсюда в пустыне. Джина не знала наверняка, но готова была держать пари на все свои счета в банке плюс дом ее родителей на Лонг-Айленде, что кухня Пола была даже без микроволновки. И, весьма вероятно, без крыши.

Не совсем в стиле Джины, даже если не учитывать, что Пол уже женат на кенийской женщине по имени Рут.

– А как-там-ее-зовут может остаться в нашей палатке, – говорила Молли Джине, проверяя пульс Винни, откинув простынь, чтобы осмотреть бандаж на жутко воспаленной ране девушки.

Джина глянула искоса сквозь ресницы, молясь, чтобы... Нет, она не кровоточила, слава Богу. Конечно, это не так много значило, ведь Джина помогла сестре Мауре сменить повязку лишь час назад или около того. Но все же здесь учитывалось и пылко ценилось даже малейшее благо.

Молли подняла взгляд на Джину:

– Как ее зовут?

– Лесли Поллард, – сказала ей Джина. – Она англичанка. Ей, вероятно, около восьмидесяти лет и она ждет по прибытию чая. А не спального мешка на гнилом полу палатки. Даже если бы мы нашли дополнительную кровать, мы никогда не смогли бы приспособить ее...

– Мы можем использовать одну кровать по очереди, – сказала Молли, двигаясь к Нарари, пока Джина помогала маленькому Патрису сделать глоток воды сквозь сухие потрескавшиеся губы. – Ты и я. В любом случае, одна из нас будет здесь с девочками всю ночь. Хотя... Мы абсолютно точно уверены, что Лесли не мужчина?

Боже, что за мысль. Но «Лесли» было одним из тех имен, что подходило обоим полам.

– В сообщении из МОС ее именовали «мисс Лесли Поллард», – доложила Джина, – если только они не ошиблись...

– Что не является совершенно невозможным, – заметила Молли. Она успокаивающе положила ладонь на влажный лоб Нарари. – Ш-ш, милая, ш-ш-ш. Лежи спокойно. Теперь ты у друзей.

Но Нарари испытывала боль. Ее рана вновь открылась и сильно кровоточила.

– Сестра! – закричала Молли, и появилась бегущая медсестра. Чтобы успокоить девочку, понадобилась здоровая доза морфия.

Джина вынуждена была выйти наружу глотнуть воздуха, пока Молли помогала сестре.

Марии-Маргарет повторно укрепить бандаж. Не то чтобы снаружи воздух был менее горячим и тяжелым. Но пребывание за пределами госпиталя давало иллюзию облегчения.

Джина села на скамью прямо напротив двери – вероятно, размещенную там для людей со слабыми коленками. Ее мама, медсестра травмопункта, улыбнулась бы, увидев ее сидящей здесь. Но она обняла бы Джину и сказала бы то, что говорила всегда:

– Аварийно-спасательная служба не всем подходит.

Что она здесь делает? Джина задавала себе этот вопрос каждый божий день.

Через несколько минут со скрипом открылась дверь-ширма и наружу вышла Молли.

– Ты в порядке?

– По сравнению с Нарари... – Джина рассмеялась, вытирая глаза. Она даже не поняла, что плачет. – Да, – она покачала головой, – нет.

Она подняла взгляд на Молли.

– Что за родители поступают так с собственным ребенком?

– В прошлом году в это время у нас было девять таких, – спокойно сказала ей Молли, – конечно, они были больны не так, как эти девочки. Должно быть, в этом году они использовали грязный нож.

Она взлохматила короткие волосы Джины.

– Почему бы тебе не пойти приготовить палатку. Сделай мне одолжение, ты не против? Положи моего работягу из календаря с Нью-Йоркскими полицейскими в мой чемодан. Не думаю, что леди Лесли оценит мистера Февраль так же высоко, как мы с тобой.

Джина рассмеялась. Молли всегда удавалось ее рассмешить.

– Когда я вырасту, я хочу быть тобой.

– О, а пока загляни в мой чемодан и поищи остатки «Эрл Грей», ладно? Может, если мы устроим приветственный прием, она задержится дольше, чем на месяц?

– Уверена, что тебе не нужен перерыв? – спросила Джина, – потому что я могла бы...

– Я в порядке. В любом случае, ты прибираешься лучше, – солгала Молли. Она открыла дверь-ширму и вернулась внутрь. – Испеки немного печенья из шоколадных чипсов для нашей знатной гостьи, пока будешь там.

Джина рассмеялась. Их шоколад закончился через сорок восемь часов после прибытия для каждой пакета из дома. У нее действительно оставалось немного «Фиг Ньютонс».

– В твоих снах, – крикнула она вслед Молли.

– Каждую ночь, – откликнулась Молли, – в обязательном порядке.

Но Джина знала, что это неправда. Иногда Молли плакала во сне, но это было не из-за шоколада. Если только не существовало марки шоколада «Джоунс», продаваемой в родном штате Молли, Айове.

Недавно Джина начала молиться по ночам. Дорогой Бог, пожалуйста, пусть мне отныне и впредь перестанет сниться Макс... Конечно, когда она первая покинула округ Колумбию, она думала о Максе почти постоянно. Теперь она сократила это до, ох, лишь трех-четырех раз.

В час.

Да, с таким курсом она покончит с ним лишь к своему девяностому дню рождению.

Конечно, может, всего через несколько часов это изменится. Может быть, в этом автобусе действительно мистер Великолепный. Она бросит на него лишь один взгляд и влюбится без памяти.

Через два месяца ей даже трудно будет вспомнить фамилию Макса.

Это, конечно, было неправдоподобно, но не так уж полностью невозможно. Одной вещью, которую Джина выучила за то время, что провела здесь, было то, что чудеса иногда случаются.

Даже если она не собирается сидеть и ждать, пока чудо придет к ней. Нет, если надо, она выйдет и выследит одно. Она собирается найти счастье и смысл своей жизни, будь оно проклято, даже если это убьет ее.


САРАСОТСКИЙ ГОСПИТАЛЬ, САРАСОТА, ФЛОРИДА

1 АВГУСТА 2003

ДВАДЦАТЬ ДВА МЕСЯЦА НАЗАД


Макс подумывал умереть.

Вероятно, это принесло бы гораздо меньше боли.

Проблема была в том, что когда он открывал глаза, даже ненадолго, он видел Джину, которая оглядывалась назад на него с такой печалью на лице.

Вполне возможно, что в течение томительной туманной, пропитанной болью вечности, в которой он пребывал с тех пор, как его перевезли из операционной, она не покидала его больше чем на минуту или две.

Только все это было просто сном и по-настоящему ее здесь не было.

Но когда он был не в силах открыть глаза, он слышал ее голос. Говорящий с ним.

– Останься со мной, Макс. Не покидай меня. Мне нужно, чтобы ты боролся...

Иногда она не говорила. Иногда она плакала. Тихо, так, чтобы он ее не услышал.

Но он всегда слышал. Ее плач проникал сквозь его туман легче, чем что-либо еще.

Может, это не было сном. Может, это было адом. За исключением того, что иногда он ощущал, как она держит его руку, ощущал мягкость ее губ, ее щеки под своими пальцами.

Ад никогда не включал в себя такие удовольствия.

Но он не мог найти голоса, чтобы сказать ей это, не мог сделать больше, чем продолжать дышать, продолжать поддерживать биение сердца.

И вместо того, чтобы умереть, он жил. Даже если это означало, что он должен переосмыслить определение боли. Потому что боль, которую он испытал до того, поймав пулю в грудь, даже рядом не стояла с этой пыткой.

Но боль не терзала его так сильно, как плач Джины.

Затем, однажды вечером, он очнулся. Действительно очнулся. И голос вернулся к нему. «Джина». Это прозвучало даже громче, чем он ожидал, потому что он не хотел разбудить ее.

Но разбудил. Она спала, подобрав под себя длинные ноги, свернувшись на стуле около его кровати. Сейчас она села, откинула с лица волосы и потянулась к кнопке вызова медсестры.

– Макс!

Он знал, что всегда будет помнить этот момент, даже если проживет пятьсот лет. Как выглядело ее лицо. Оно осветилось изнутри, а глаза немедленно наполнились слезами. Он увидел на ее лице радость – смесь любви, надежды и полнейшего сияющего счастья. Это сильно испугало его.

Как кто-то может быть так счастлив?

И все же, так или иначе, он нес ответственность даже за то, что просто произнес ее имя.

– О, мой Бог, – сказала она, – о, мой Бог! Не засыпай. Не...

– Пить, – сказал он, но она пошла к двери.

– Диана! Диана, он очнулся! – закричала она. Она была так счастлива.

Совсем не как тогда, когда плакала, потому что была так несчастна, в его машине...

Когда? Христос, это было лишь прошлой ночью? Джина была ужасно расстроена, и он совершил ошибку, отправившись к ней в мотель. Поговорить. Просто поговорить. Только после того, как она перестала плакать, она поцеловала его, и он поцеловал ее, и...

Иисус святой Христос.

Что он намеревался и сделал? Макс провалился в сон после того, как они занимались любовью – впервые за много лет он хорошо отдохнул ночью. Он помнил это.

Только он был там, когда проснулся – в постели Джины. В месте, где поклялся себе никогда не быть. Это он тоже вспомнил. Слишком ясно, слишком.

Все же он хотел остаться там. Навсегда. Так что, конечно, он убежал. И бежал так усердно и так быстро, как только может человек. И он ужасно ранил ее при этом, и...

Секундочку.

Возможно, он был одурманен и смотрел на мир сквозь значительное количество тумана и неослабевающую боль, но по всей его больничной палате были расставлены кофейные чашки и банки из-под колы. На немногочисленных доступных поверхностях размещалось несколько довольно потрепанных цветочных композиций. Наряду с грудой книг и журналов. Не упоминая уже тот факт, что Джина, очевидно, знала весь сестринский персонал по имени...

Одурманен или нет, но не требовалось обширной подготовки Макса или опыта многих лет работы в ФБР, чтобы понять, он лежал в этой кровати больше, чем просто день или два.

– Как долго?.. – спросил он, пока Джина приглаживала ему волосы, убирая их с его лица и положив прохладные пальцы ему на лоб.

Она знала, что он имеет в виду.

– Неделю, – сказала она. – Мне жаль, но я не могу дать тебе попить, пока не придет медсестра.

– Неделю?

Не может быть.

– Когда ты перенес первую операцию, все было хорошо, – сказала она ему, переплетая его пальцы со своими. – Но потом, через несколько дней, температура резко поднялась и...

Боже, Макс, ты был так болен. Доктора даже провели со мной разговор «приготовьтесь-к- самому-худшему».

Неделя. Она осталась с ним на неделю.

– Но ты же, – попытался он сказать, – собиралась в... Кению.

– Я позвонила в МОС, – сказала она ему, – и снова перенесла мою поездку.

Отложить было не так хорошо, как отменить. Мысль о поездке Джины в Кению сводила его с ума. Конечно, так же как мысль о поездке куда бы то ни было, в более опасное место, чем Исландия, где жители до сих пор не запирали на ночь дверь.

– На какой срок?

– На неопределенный. – Она поцеловала его руку, прижав ее к щеке. – Не волнуйся, я останусь так долго, сколько буду тебе нужна.

– Нужна мне, – сказал он, прежде чем смог себя остановить. Это были два самых честных слова, которые он когда-либо говорил ей – вылетевшие, возможно, потому что он был одурманен лекарствами или болью, или смягчившими его новостями о том, что он обманул смерть. Опять. Или, может, отблеск счастья Джины произвел гипнотический эффект, что-то вроде сыворотки правды.

Но удача была на его стороне, потому что именно этот момент выбрала медсестра, чтобы войти в комнату. Женщина была воплощением энергичности и заглушила его своим приветливым «Здрасьте». Джина отвернулась поприветствовать ее, но сейчас же повернулась обратно.

– Прости, Макс, что ты сказал?

Он, может быть, временно был слишком человеком, или одурманен лекарствами и болью, но он не занял бы то место, которое занимал в жизни и карьере, если бы повторял те же ошибки дважды.

– Нужна вода, – сказал он, и, с позволения медсестры, Джина помогла ему выпить прохладный напиток.


КЕНИЯ, АФРИКА

18 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


В команде, вышедшей из автобуса, был один невероятный красавчик. Со светлыми волосами, симпатичным немецким акцентом и действительно потрясающими коленками, но, когда Джина подошла ближе, она обнаружила, что он был главой временных волонтеров – добровольцев, которые останутся лишь на несколько коротких дней.

И это значило, что его имя отец Дитер. И это значило, что ее шансы на то, что он влюбится в нее с первого взгляда, близки к нулю, очень близки к нулю.

Следующей свежей новостью было то, что автобус был автобусом, а не одним из девятиместных развалюх-фургончиков фольксваген, которые поднимали пыль, подпрыгивая по так называемым дорогам от селения к селению.

В группе отца Дитера было двадцать четыре добровольца – на десять больше, чем в списке имен, который видела Джина. Группа иеромонахов отца Дитера из двадцати четырех человек без палаток и багажа, спасибо тебе огромное. Большая часть которых подхватила местную версию мести Монтесумы[3] и более больны, чем собаки.

Отец Бен и сестра Мария-Маргарет бегали вокруг, организовывая рабочих – черт! – рыть больше отхожих мест, а также производя что-то вроде сортировки, чтобы обнаружить тех прибывших, кто вконец расхворался. Они не хотели отправлять их в госпиталь, пока не убедятся, что болезнь вызвана не инфекцией.

Господь, помоги им всем, если это была инфекция.

Долгожданная смена МОС с заполненным добровольцами автобусом привезла лишь большее количество работы для местной команды. Джина определила в хаосе Пола.

Джиммо. Он, вероятно, ехал в автобусе рядом с водителем, и поперек его широкой спины все еще висело выглядящее смертельно опасным оружие, пока он помогал сестре Хелен оборудовать столовую палатку, как временное жилище.

Он помахал ей и улыбнулся – вспышка белых зубов на слишком красивом лице – пытаясь ее остановить.

Но задачей Джины было разыскать Ее Величество Лесли Поллард и убедиться, что та не убежала с криками в Найроби, чтобы попасть на следующий рейс домой в Хитроу.

Вот только, кажется, за исключением новенькой монахини сестры Грейс в толпе больше не было женщин.

Джина приблизилась к отцу Дитеру, который выглядел парнем, который знает все.

– Извините, – сказала она.

И праведник – не такой красивый вблизи из-за сильного загара – выгрузил свой завтрак на ее ноги.

– О, дорогая, тут, несомненно, маленькая проблема, – решительно произнес голос с английским акцентом прямо за ней.

Но Джина не смогла обернуться и посмотреть, кто с ней говорит, потому что теперь священник медленно падал, скрючиваясь, будто собирался поцеловать землю. Он был слишком болен, чтобы почувствовать унижение, что было хорошо. Гораздо лучше, что он просто сразу потерял сознание, вместо того, чтобы попытаться принести извинения или смыть беспорядок.

Сестра Мария-Маргарет, слава богу, бросилась забрать у нее священника, оставив Джину обмывать ноги из шланга. Ох, круто.

– Боюсь, что отец Дитер не пробовал тушеную козлятину, которую можно было бы обвинить как источник пищевого отравления, – продолжил голос, косящий под «Театр Шедевров би-би-си»[4]. То был, определенно, совсем не женский голос.

Джина обернулась, и ее тревожное выражение отразилось в солнцезащитных очках.

– Пожалуйста, скажите, что вы не Лесли Поллард, – взмолилась она.

Но то, конечно, был он. А у нее между пальцами ног застряла рвота. Почему бы этому дню не стать еще хуже?

Он вздохнул:

– Власти опять записали меня как «мисс», да?

– Нет, – сказала она ему, – они записали вас как «миз»[5].

– А. И каким-то образом это... лучше? – Он поднял солнечные очки – которые оказались присоединенными к обычным – и прищурился на нее из-за линз. Его глаза были неописуемого коричневого цвета на лице, буквально покрытом белыми пятнами – средством от загара. Очевидно, он был добровольцем типа «Б».

– Я американка, – сказала Джина, протягивая ему руку для пожатия, – так что да, это лучше. Но в нашем случае лишь немного. Джина Виталиано. Я из Нью-Йорка.

Как правило, это было все, что ей следовало сказать. Лесли Поллард ответил ей вялым рукопожатием, да-а-а. Он определенно был типом «Б».

Как будто она не могла сказать этого по страшно уродливой клетчатой рубашке, которая висела на его тощей британской фигуре. Да, он был человеком, редко покидавшим свою лондонскую квартиру одетым во что-либо иное, чем твидовый жакет и слаксы, с пятнами чая недельной давности на галстуке.

Он был выше ее. Не то чтобы кто-то мог это заметить, потому что он, конечно – в лучших традициях типа «Б» – сутулился. Из-под мягкой шляпы свисали седоватые длинные грязные волосы. Трудно сказать, был ли это результат долгой поездки на автобусе, или просто предпочтение личной гигиены, продиктованное расхожей болезнью типа «Б» – тяжелой депрессией.

Джина предполагала второе. Типы «Б» обычно прибывали к ним, претерпев какие- нибудь ужасные личные трагедии. Как и добровольцы типов «А», «В» и «Д», они искали резкого старта, смысла жизни, «ощущения разницы». Но, в отличие от остальных, они не проводили в кемпинге ни дня в своей жизни. Они желали добра, да, но, о мой бог, они были плохо собраны и не подготовлены для такого не слишком роскошного образа жизни.

Обычно в свою первую неделю они спрашивали местонахождение ближайшей прачечной. Иногда монахини – монахини-люди – даже заключали пари на то, когда те отправятся обратно. Сестра, выбравшая дату ближайшую к отказу типа «Б» от миссии, выигрывала.

Да, этот тут надолго не задержится.

Хорошей новостью было то, что, несмотря на седину в волосах, субчик был все еще довольно молод. За проведенные здесь две-три недели кое-что он выполнит.

Например, он может помочь отцу Бену вырыть новый колодец.

А пока она наблюдала, Лесли Поллард забросил на плечо свою спортивную сумку и подхватил трость, лежавшую на земле рядом с ним. Похожую на ту, что использовал Макс во время своей физиореабилитации.

Отлично. Доброволец типа «Б», который не только не мог передвигаться без поддержки, но еще и будет напоминать ей, каждый раз как она его увидит, человека, которого она изо всех сил пытается забыть. Джина выдавила улыбку:

– Что ж, добро пожаловать. Извинишь меня на секундочку, пока я найду немного воды, чтобы, ну понимаешь, дервотиться?

Он улыбнулся несколько неопределенно, отвлеченный лагерной активностью. Однако.

Джина была благодарна за маленькие чудеса. Типы «Б» иногда были не способны понять их чувство юмора, и неопределенная улыбка была лучше, чем ничего.

– На самом деле, – сказал он, – если вы просто покажете мне мою палатку...

– М-м, да, – протянула Джина, – насчет этого. Видишь ли, мы до сих пор ждем отгрузки поставок, так что, боюсь, тебе придется разделить жилье.

Он кивнул, почти не слушая, озираясь.

– Конечно. Поверь мне, после этого путешествия в автобусе, я могу спать где угодно.

Джина поверила бы в это, только если б увидела. Но все же осилила следующую улыбку.

– Хорошо, потому что я расчистила немного места для твоих вещей в палатке, которую делю со своей подругой Молли Андерсон...

– Извини?

И без малейшего труда она полностью завладела вниманием Лесли Полларда. Его пристальный взгляд внезапно стал таким острым, что это немного тревожило. Она отступила на шаг, задаваясь вопросом в течение секунды, не прочла ли его неправильно, и не являлся ли он типом «А», вместо типа «Б».

Но затем он быстро заморгал, словно в плохой пародии на Хью Гранта, и сказал:

– Прости? Ты расчистила участок в вашей палатке? Так не пойдет. Нет, боюсь, так совсем не пойдет. Разве в МОС нет правил насчет этого – смешивания, сожительства? Ваша палатка открыта для незнакомцев – незнакомых мужчин – все время?

Он был серьезен. Очевидно, Лесли Поллард был даже большим ханжой, чем сестра Двойная-М.

– Если ты позволишь мне закончить, – сказала Джина, – то услышишь, как я говорю, что моя соседка по палатке и я будем проводить большую часть времени в больнице в течение нескольких следующих дней. Даже без вторжения рвотных монстров у нас здесь несколько пациентов – маленьких девочек, которые нуждаются в круглосуточном уходе. Палатка на ночь будет полностью твоей. И если тебе понадобится взять что-нибудь из сумки в течение дня, просто постучи перед тем, как входить. Я полностью освободила для тебя один чемодан – вот ключ от замка. Он не очень большой, но убедись, что поместил туда все ценные вещи для сохранности. Сестра Леа законченная клептоманка.

Лесли захлопал ресницами.

– Это была шутка, – сказала ему Джина. Очевидно, она ошиблась насчет чувства юмора. – У нас даже нет сестры Леа и... Не имеет значения. Третья палатка слева. Та, что с консервной банкой с чаем на столе вместе с плакатом «Добро пожаловать, мисс Поллард. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома».

И на этом она пошлепала прочь, чтобы найти немного воды.

Лесли Поллард стоял со всеми своими вещами внутри палатки прямо у двери. Там на столе была банка чая «Эрл Грей», упомянутая – как-там-ее-имя? – Джиной. Прямо рядом с чайником, банкой стерно[6] и, безусловно, соблазнительным пластиковым контейнером с «Фиг Ньютонс».

В животе заурчало лишь от взгляда на них. Конечно, в эти дни его живот урчал почти все время, потому что он пытался сбросить вес. Плакат, который она описала, тоже был тут: «Добро пожаловать в наш дом, мисс Поллард».

Так далеко от дома, на краю света, это была одна из самых потрепанных палаток, что он видел в жизни. Ткань штопали так много раз, что заплаток было больше, чем оригинальной ткани. Каркас напомнил ему провисшую спину мула. Старая, уродливая и, вероятно, ненадежная в шторм, но способная пригодиться в обычный день.

Как будто в этом лагере бывали обычные дни – этот благочестиво-показной притон либералов, спасающих эту экстра-дрянную часть без-малого-безнадежного мира.

Но, без сомнения, все же в этой части Африки собралось столько монахинь и священников на квадратную милю, сколько он не встречал нигде во время своих путешествий. Если кому-то нужно было спасение, то это место было самое то.

И все же Джина, с темно-каштановыми волосами и убийственно красивым телом, на самом деле думала, что никому не... что? Не будет дела? Или, может быть, что никто не заметит внезапной совместной ночевки добровольцев?

Согласно правилам и инструкциям МОС – он получил подробный буклет в офисе в Найроби – неженатым мужчинам и женщинам не позволяли «вступать в отношения».

Включая любое путешествие за пределы лагеря. Сотрудникам рекомендовали путешествовать и организовываться в группы, магическим числом являлось три.

Буклет утверждал, что эти правила были созданы, чтобы обеспечить защиту сотрудникам и послужить очевидным примером предельного уважения МОС к различным традициям и культурам Кении.

Так... разделить палатку в лагере МОС с двумя очень привлекательными женщинами?

Ни за что.

Он пошел, преисполненный недоверия, поговорить с монахиней-нацисткой со строгим лицом. Он полагал, что дойдет до высшей инстанции, чтобы выяснить, где в действительности будет проживать сегодня вечером.

Но, очевидно, лагерь исповедовал политику «баловать-новых-парней» и сестра Брунхильда тоже согласилась, что он временно останется в этой палатке, пока две женщины поспят в больнице – где, на полу? – и это будет лучшим решением проблемы переполнения.

Она дала ему понять, что все будет под ее бдительным присмотром. И он мог сказать, просто взглянув на нее, что она из тех, кто спит вполглаза. Если вообще утруждает себя сном.

Так что он был тут.

Он опустил трость и сумку на ближайшую к двери кровать – с прикованным к металлическому каркасу пустым чемоданом.

Две женщины пришили яркие трикотажные полотнища к верхним панелям палатки, и они свисали вниз там и сям, каким-то образом обращая пространство в экзотическое, вместо патетического. Койки покрывали пестро раскрашенные покрывала, внутри стояли уютные самодельные стол и стулья. Книжные полки, сработанные из старых бельевых корзин, были забиты до отказа.

Каждую доступную поверхность покрывали свечи и орнаменты, всякие мелкие безделушки, фотографии и рисунки, коллекционные предметы, каждый с собственной историей, что делало эту вылинявшую палатку в богом забытом уголке мира больше похожей на дом, чем любое место, в котором он побывал за долгие годы и что он мог припомнить.

Но на столе был и другой плакатик: «Пей воду только из бутылок» с трижды подчеркнутым текстом и примерно шестью восклицательными знаками.

Это напомнило ему о священнике, которого стошнило. Поездка сюда и предложение помощи принесет ему спасение. А также оградит его от искушения обыскать личные бумаги, письма, дневники. Он поклялся себе, что не будет этого делать.

Или, по крайней мере, не попадется.

И еще меньше шансов, что кто-то вломится к нему с неправомочным осмотром после того, как лагерь заснет. Кроме того, выглядело, как будто все, представляющее интерес, надежно спрятано в больших чемоданах. Запертых на замок, который мог сбить и начинающий преступник.

Он быстро расстегнул сумку, переложил свою одежду в пустой чемодан и закрыл его.

Его реальные ценности будут в других местах. Не то чтобы их было много. Банки театрального лака для волос «Сильвер Фокс» – незаменимого здесь в Нигделандии – разместились вверху, между верхушкой палатки и тканевым фальшивым потолком. Он подвесил их к столбу палатки так, чтобы они были незаметны ни изнутри, ни снаружи.

Паспорт он держал при себе, вместе с остатками наличности. Он вышел в двери и сделал уже несколько шагов по направлению к столовой, прежде чем его осенило, и он повернул назад. Иисусе! Это была небрежная ошибка, глупая ошибка. Что, черт возьми, с ним было не так после приезда сюда?

Но его никто не видел. Спасибо, Господи, за это.

Сердце все еще колотилось, когда он подхватил свою трость и, тяжело опершись на нее, прохромал в двери.


Глава 3


МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ДАЛЛЕС

20 ИЮНЯ 2005

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ


Джулз отвез Макса в аэропорт.

По НПР[7] передавали удивительно живое обсуждение альтернатив природному топливу, и это плюс хлопанье дворников, разгоняющих с ветрового стекла ранний вечерний дождь, избавляло их от необходимости говорить больше необходимого.

Но сейчас Макс откашлялся:

– Ты позвонил в отель в Гамбург?

Джулз прикрутил радио.

– Тот, в котором Джина...

– Да.

Останавливалась.

– Да, они не тронут ее комнату, – доложил Джулз, – до тех пор, пока вы готовы платить за дополнительные сутки...

– Я сказал, что готов.

– Да, сэр, я передал им это. Менеджер отеля сказал, что поместил на дверь табличку.

«Не беспокоить», – поведал ему Джулз, – так что комната в точности такая, какой она ее оставила.

Макс хмуро кивнул:

– Хорошо.

Он повернул регулятор громкости обратно.

Джулз ощутил потребность снова выключить радио.

– Ее комната не место преступления, – осторожно напомнил он боссу. – Она не...

Макс оборвал его.

– Я знаю, – сказал он, но Джулз должен был высказаться.

– Это была случайность, – напомнил он Максу. – Смерть Джины. Это не имело к вам никакого отношения. Вы не можете винить себя в том, что она оказалась не в том месте не в то время.

Макс потянулся и снова сделал погромче.

– Просто веди машину, – приказал он.

Так что Джулз вел, пока Тери Гросс брал интервью у Вилли Нельсона – нашел у кого спросить – по поводу топлива, сделанного из растительного масла.

Он опять взглянул на Макса.

В его ручной клади был лишь крупногабаритный портфель. Джулз воспринял это как верный знак, что его шеф действительно собирается прибыть в Гамбург, опознать Джину, забрать ее вещи из отеля и затем вернуться с ее телом – о боже – домой ближайшим авиарейсом.

Брат Джины, Виктор, планировал встретить их в аэропорту Нью-Йорка. Джулз должен был позвонить ему и сообщить об обратном рейсе. Сегодня он уже несколько раз говорил с Виком по телефону – чтобы дать знать семье Виталиано, что Макс собирается привезти Джину домой.

Выражение благодарности в обычном для южного Нью-Йорка шероховатом и жестком произношении былотрогательно красноречиво в своей простоте. Вик сказал Джулзу, что великодушие Макса позволит ему и его братьям успокоить их родителей в этот горестный час. Они заслуживают, чтобы им вернули тело Джины так быстро, как только это возможно.

Джулз снова кинул быстрый взгляд на Макса. Конечно, если бы тот собирался всерьез охотиться на террористов, то не ехал бы налегке.

И все же Джулз никогда не осмелился бы рискнуть и точно предположить, что могло быть в сумке у Макса.

Та была слишком мала для базуки или обреза. Хотя для разобранного полуавтоматического ружья подошла бы без проблем. Вместе с небольшим арсеналом пистолетов.

Было бы интересно увидеть, обязан ли могучий и сильный Макс Багат пропустить свою сумку через сканеры у входа к воротам аэропорта, или же он просто просочится сквозь них.

Дождь поутих, но движение замедлилось, потому что они выехали на дорогу к аэропорту.

Джулз направился по указателям к парковке, и Макс наконец заговорил:

– Просто высади меня у въезда.

Это был момент истины.

Большую часть поездки Джулз намеренно сосредотачивался на способах изготовления топлива из сои, чтобы не зацикливаться на подробностях того, что именно он скажет Максу, когда придет время.

– Не сходите с ума, – начал он и мысленно закатил глаза. Не сходите с ума? Конечно Макс собирается сойти с ума. Этот мужчина держался на гневе. Конечно, он запер его в себе, но Джулз знал, что гнев там был. Потому что тоже его ощущал.

У всех этих клише из фильмов, где агент ФБР продолжает яростно мстить после смерти любимой, была причина. Те же самые качества, которые делали обоих, Макса и Джулза, от природы хорошими кандидатами на долгосрочную карьеру в правоохранительных органах, не позволяли им оставаться в стороне и позволять какой-то другой команде искать террористов, ответственных за смерть Джины.

Джулз кашлянул и начала сначала:

– Сэр, я знаю, вы не собираетесь поступать как...

Пока они проезжали мимо, Макс пристально и с явной тоской глядел на переход, по которому люди, один за другим, тянулись на вылет.

– Я не нуждаюсь в бебиситтере[8].

– Нет, сэр, – согласился Джулз, – не нуждаетесь. Но, так или иначе, вам нужен друг.

Макс раздраженно фыркнул:

– Мы не друзья, Кэссиди.

Джулз остановился у одного из автоматов стоянки и потянулся через окно, чтобы нажать на кнопку и взять талончик, а Макс продолжил:

– И если ты действительно думаешь, что я хочу твоей компании...

– Я думаю, вам нужна Джина, – тихо сказал Джулз. – И я думаю, никто другой в мире ее не заменит.

Макс не закончил. Он одарил Джулза самым ужасным презрительным взглядом:

– Ты, должно быть, действительно хочешь этого повышения.

Ай!

– Вы знаете, что да, – ответил Джулз.

Ворота открылись, и он наклонился вперед, всматриваясь сквозь влажное ветровое стекло в поисках знака длительной стоянки. А вот и она. Прямо по курсу.

Он не отводил от нее взгляда, потому что страшное лицо Макса, как известно, заставляло подчиненных пачкать штаны, а в его сумке с необходимыми вещами, хранящейся в багажнике, были только чистые рубашки и аккуратно скатанная пара джинсов.

Он чувствовал плавящий металл взгляд Макса, проезжая знак «Стоянка заполнена» и поднимаясь по рампе на следующий уровень.

– Хотя, знаете, я думаю, что уже добился цели, дав волю рукам и накричав на Пегги Райан, – сказал Джулз боссу. – Впечатляюще всыпал ей, вам не кажется? Я в деле. По-крупному. Этот текущий расход на авиабилет до Гамбурга в последнюю минуту – просто страховка. Потому что я посчитал, понимаете, что вы, наверное, не захотите сексуальных услуг.

Макс снова издал этот похожий на смешок звук, но Джулз не мог сказать, был это хороший знак или плохой.

– Мне стоит тебя уволить.

– Вы можете это сделать, – согласился Джулз. – Но вы знаете, что Пегги, вероятно, тоже уволится. Из солидарности, потому что я ей очень нравлюсь. И я все-таки полечу в Гамбург с вами, уволенный или нет, так что станет ли вам от этого действительно лучше?

Джулз обнаружил, возможно, последнее свободное место для стоянки на всей парковке. Оно было настолько далеко от прохода к терминалу, насколько возможно. И все же, пока он парковался там, вознес благодарственную молитву святому покровителю стоянок, а также его благородному брату – герою, который изобрел багаж на колесиках.

Макс снова погрузился в молчание. Но сейчас, как только Джулз вынул ключ из зажигания, предпринял последнюю попытку.

– Мы не друзья.

Джулз обернулся и встретил чрезвычайно злой взгляд Макса.

– Вы можете обо мне так не думать, – сказал он, – но я думаю о вас, как о друге. Вы всегда относились ко мне с добротой и уважением, так что я собираюсь отплатить вам услугой, нравится вам это или нет. Я не собираюсь притворяться, что знаю, что вы чувствуете сейчас, но Джина была и моим другом, так что я знаю, насколько паршиво мне. Так что вперед, сладкий. Вот он я. Будьте со мной так грубы, как должны. Или даже можете не разговаривать со мной – я не восприму это на свой счет. Я просто буду сидеть рядом с вами во время полета. Я займусь всеми приготовлениями. Я займусь всеми деталями: куда нам надо будет пойти и что сделать, так что вы будете от этого избавлены. И, нравится вам это или нет, я пойду с вами в морг. Потому что никто не должен делать подобное в одиночку, особенно когда есть друг, который любит его.

Макс ничего не говорил очень, очень долго. Он просто сидел, пытаясь испепелить Джулза взглядом.

– Я должен просто убить тебя и бросить в багажнике, – сказал он, когда наконец открыл рот.

Дерьмо. Джулз очень старался не отреагировать. Он лишь кивнул и смог беспечно пожать плечами.

– Что ж, полагаю, вы, конечно, можете попробовать...

Макс просто сидел и свирепо смотрел. Но затем покачал головой. Вышел из машины и пошел к терминалу, не побеспокоившись подождать Джулза.

Который схватил дождевик и сумку и последовал за ним.


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

11 НОЯБРЯ 2003

ДЕВЯТНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


– Не надо, – сказал Макс, закрывая глаза, чтобы помешать Джине сделать еще один снимок ее новой цифровой камерой и запечатлеть для потомства, каким тюфяком он был: одетый в пижаму, в постели с подоткнутым одеялом, здесь, в Шеффилдском центре реабилитационной физиотерапии, в четыре часа дня, готовый задремать.

– Как дела? – спросила она.

– Прекрасно, – солгал он. По правде говоря, процедуры причиняли ему боль. Адскую.

Также его привело в уныние то, как слаб он был, как быстро уставал. Как это его изматывало.

Джина отошла к столу, вмонтированному в стену позади его кровати, и осторожно положила на него камеру.

Она приобрела эту чертову штуковину для своей поездки в Кению. Макс надеялся, что то, что она извлекла ее из коробки и разобралась, как ею пользоваться, не означает, что.

Джина перенесла свой рейс.

Кения. Господи.

Он пытался поговорить с ней о всеохватывающем веселье и авантюрах юридического факультета в Нью-Йоркском университете. Джину приняли бы туда по рекомендации Макса в мгновение ока.

– Кевин думает, что ты испытываешь серьезную боль и не хочешь от нее избавляться, – сказала она ему, подобрав ноги и усевшись на кровать. – Он был очень впечатлен.

Кевин был одним из тех открыто проявляющих свои эмоции физиотерапевтов, что готовы махать чирлидерскими помпонами даже по самым незначительным поводам. Старая миссис Клайнджер, приходящая в себя после инсульта, смогла двинуть указательным пальцем на правой руке на целых полдюйма! Ура! Ура! Ура! Аджай Моусли взял карандаш и впервые после автокатастрофы написал своей бабушке! Ого-го! Забудьте о том, что парень, возможно, никогда не будет снова ходить. Забудьте о том, что его маленькое тощее тельце получило такие повреждения, что ему нужна новая почка, и что его держат на диализе, чтобы он оставался жив.

Макс безучастно уставился на Джину.

– Если ты уже спросила у Кевина, как дела, зачем спрашивать меня?

– Потому что мне нравится, как ты принимаешь героический вид настоящего мужчины, – сказала она, склоняясь к нему. Ее рот был опасно близок от его, а рука обжигала ему бедро. – Меня это так заводит.

Она шутила. Это должно было быть забавным. Шутка. Он знал это, но, так или иначе, у него пересохло во рту.

Он обнаружил, что пристально всматривается в ее глаза, оказавшиеся очень близко.

И хочет ее. Ужасно. Да, доктор Яо был прав. Он определенно начинает чувствовать себя так же хорошо, как и прежде.

Ему пришлось использовать каждую унцию самообладания, что у него имелась, чтобы помешать себе потянуться к ней. Каждую унцию.

Хорошая новость состояла в том, что эта внезапная, почти ощутимая сексуальная энергия, что окружила их, напугала ее так же, как и его. Она отодвинулась. Встала и отошла посмотреть в окно. Испуганная и уязвимая.

Они не были так близки к поцелую с той ночи, до того как его подстрелили, той ночи, когда он... когда они...

Поправка: Джина часто целовала его тогда в больнице, когда они оба были во Флориде, и после того, когда он переехал в Колумбию. Но то все были поцелуи «до встречи». Ничего похожего на поцелуи той ночи. Не то чтобы у них была возможность страстно целоваться, пока он был подсоединен ко всем этим аппаратным трубкам. И со всем этим движением туда-сюда в его палате, днем и ночью.

Он смотрел, как она прислонилась головой к оконному стеклу. Его палата – он находился в ней один – была маленькой, но вид на окружающий пригород был хорош.

Лучше, чем тот грязный мусорный контейнер, что он видел из окон спальни своей квартиры в округе Колумбия.

– Мой брат звонил. Виктор. Ни с того ни с сего. – Джина посмотрела на Макса через плечо. – Он прилетает вечером. Он никогда не был в Вашингтоне – пропустил поездку в седьмом классе. Острый фарингит.

– Обязательно отведи его к Мемориалу Второй мировой войны, – сказал Макс, радуясь, что она сменила тему. Он почти ожидал, что она выберет другой путь.

Противостояние. Спросит: «В тот момент ты думал о том, чтобы поцеловать меня? Потому что у меня возникло чувство, что тебе этого хотелось».

И что тогда ему полагается сказать? «Дорогая, в день нет такого мгновения, в которое я не думал бы о том, чтобы поцеловать тебя...» Да, это помогло бы.

– Он в списке, – сказала Джина, наконец повернувшись к нему лицом и усевшись на подоконник. Ее юбка развевалась от ветерка, дующего из кондиционера. Она придерживала ее. – Мы потратим на осмотр достопримечательностей целый день. Вьетнамская стена.

Музей Холокоста, Мемориал корейской войны, памятник Линкольну... – Она загибала пальцы. – Но я совершенно уверена, что настоящая причина его приезда – проверить меня. Думаю, вся семья немного возбуждена. Понимаешь, потому что я остаюсь с Джулзом.

Представьте себе, как бы они напряглись, если бы Макс выбрал амбулаторную терапию, если бы вернулся на квартиру вместо того, чтобы жить здесь. Если бы он сделал так, то Джина пришла бы, чтобы удостовериться, что у него есть все необходимое, и через десять минут наедине они оказались бы в кровати. Через десять минут после этого она распаковала бы свой чемодан и развесила одежду в шкафу.

Потому что правда была в том, что у Макса хватало сил сохранять от нее дистанцию лишь на короткое время. Если она будет упорствовать и превратит свое «героические мужчины меня так заводят» в нечто большее, чем шутка, он будет готов. У него нулевая сопротивляемость ей. И он молился, чтобы она никогда об этом не догадалась. Если она догадается...

Так или иначе, все хорошо. Это место не столь публично, как больница, но все же здесь люди стучали в его дверь в разное время дня. Она не запрыгнет на него здесь. Просто не сможет. Что было второй причиной, по которой он выбрал стационарную физиореабилитацию.

И, таким образом, вместо того, чтобы переехать с Максом, Джина вынуждена была остаться с Джулзом Кэссиди. Квартира младшего агента находилась относительно недалеко от этого здания. Кроме того, Макс ни за что и никогда не позволил бы Джине оставаться в его квартире одной. Его район не был безопасным. Не для молодой женщины, живущей одной. За последние десять месяцев его дважды обворовывали. Не то чтобы он владел чем- то, стоящим кражи.

– Не думаю, что они действительно верят, что Джулз – гей, – продолжила Джина, возвращаясь к нему. – Или, может, они боятся, что я настолько неотразима, что верну его на путь истинный.

Она закатила глаза и рассмеялась.

– Вик совершенно точно не мистер Политкорректность – я даже не думаю, что он знаком с хотя бы с одним геем. Мы с Джулзом поспорили: я дала Вику двенадцать часов, прежде чем он принесет извинения и убежит домой. Джулз думает, что он продержится дольше. – Она остановилась у изножья его кровати. – Медсестра сказала, что у тебя только что был массаж, но ты не выглядишь расслабленным.

Приятель, она была прекрасна. У Ван Моррисона[9]  есть песня «Кареглазая девушка». Она звучала у Макса в голове каждый раз, когда Джина улыбалась ему так, как сейчас.

– Знаешь, что тебе нужно? – спросила она.

Он напрягся, потому что знал, что слова, которые она собиралась произнести, могли все испортить.

– Мне нужно много чего, – ровно произнес Макс. – Мир во всем мире. Общество без насилия. Исчезновение религиозного фанатизма...

– Хороший конец. Тебе следовало бы попросить один, – перебила его Джина с озорством и смехом во взгляде. Примерно с полсекунды он не понимал. А затем понял. И тоже рассмеялся.

– Ага, не думаю, что у них в массажном меню это есть. К тому же массажист – здоровый парень, кажется, Пит – не мой тип.

– Я твой тип, – заметила она, и он прекратил смеяться.

Ох, черт. И хорошо. Да. Макс фантазировал на сексуальную тему с тех пор, как ему исполнилось примерно десять лет и он впервые увидел Энн-Маргрет, когда на одиннадцатом канале показывали «Да здравствует Лас-Вегас!» в «Фильмах на миллион»[10].

И тогда, и сейчас в его фантазиях присутствовала грудастая, невероятно великолепная молодая женщина. Она заглядывает в дверь – нужное подчеркнуть: кабинета, класса, ванной, конференц-зала, спальни – и приближается к нему со знакомой улыбкой, раздеваясь до своего невероятно сексуального нижнего белья.

– Эй, – сказал он, когда юбка Джины упала на пол, но в своей попытке остановить ее он прозвучал почти восторженно, – это не...

– Ш-ш, – предупредила она, поднеся палец к губам, – не разговаривай.

Джина, очевидно, все еще делала покупки в «Виктория Сикрет». Сегодня, как обнаружилось, она надела чрезвычайно привлекательный чисто-черный бюстгальтер и необыкновенно миниатюрные трусики и... Это трусики-тонг. Да.

Господи. Последние лучи вечернего солнца, струящиеся через окно, заставляли искриться кольцо в ее пупке и сиять ее голую кожу. У нее такая красивая кожа. Макс знал наверняка, как мягка она будет под его руками, его губами...

– Джина, – сказал он, но вышло больше похоже на вздох.

Она улыбнулась, а затем присоединилась к нему в постели, на сей раз на коленях, и опять потянулась к нему. Тем не менее, в этот раз она не остановилась.

На этот раз она поцеловала его. Сначала в губы, пока разбиралась с управлением кровати, опуская ее в более наклонное положение, так что вся эта кожа скользнула под его пальцами.

– Джина, – попытался он еще раз, но она заставила его замолчать другим глубоким, иссушающе-сладким поцелуем. Продолжая целовать его, она откинула одеяла, расстегнула его пижаму, а потом... Она целовала его снова и снова.

О да.

В какой-то момент – как только его рот освободился – следовало сказать ей остановиться и одеться. Они были друзьями. Помните ту дискуссию – все два ее предложения – пока он был в госпитале? Он сказал: «Я не хочу вводить тебя в заблуждение. То, что произошло между нами той ночью...» А она перебила его, сказав: «Я здесь как друг».

Но его «друг» сейчас был...

Ох, приятель.

– Джина, – снова попытался он, но не смог найти достаточно воздуха, чтобы сказать ей, что нежно любит ее, действительно любит, но это не тот тип отношений, что он от нее хочет.

Лжец. По правде говоря, он хотел, чтобы она жила под его столом и могла делать то же, что и сейчас, шесть-семь раз в день и... Бо-о-оже...

Ее нижнее белье присоединилось к одежде на полу. Она натянула на него презерватив, который наколдовала из ниоткуда, и тотчас же оседлала его. Самая красивая, яркая, великолепная, храбрая, шикарная, забавная, захватывающая женщина, которую он когда-либо знал – голая и задыхающаяся от удовольствия, потому что он был в ней.

Невероятный поворот.

Она медленно двигалась сверху с закрытыми глазами, запрокинутым лицом, падающими на плечи волосами, и Макс почувствовал, что начал покрываться потом, наблюдая за ней, запоминая ее, выжигая несмываемую фотографию этого момента, этой женщины в своем мозгу. Этой женщины, которую он жаждал каждой клеткой своего тела, с каждым вздохом, что он делал...

Ее рот, немного приоткрытый, с мягкими и влажными губами. Ее шея, такая элегантная, изящная и длинная. Ее ресницы, такие темные на фоне гладких щек. Ее груди, такие полные. Ее тело, напряженное от желания, гладкое и мягкое, и приглашающее. И его.

Целиком его.

Он кончил с напором, который застал его врасплох, прорвавшись сквозь него с интенсивностью и энергией, что заставила его на секунду вскрикнуть.

Да.

Да?

Да, что? Да, он кончил. Да, это было невероятно великолепное ощущение.

Без чертовых шуток.

Он почувствовал и ее оргазм тоже, открыл глаза и попытался сфокусироваться, пока его сердце намеревалось выскочить из груди. Он хотел посмотреть на нее, хотел извлечь побольше из этой самой дурацкой, плохой ошибки, что он мог совершить. Это была ошибка, которой он не мог позволить случиться вновь.

Кончив, она не обрушилась на него, все еще внимательная и осторожная с его новыми шрамами, с его израненной ключицей. Она лишь сидела на нем, крепко обхватив себя руками, сильно сжав его бедрами – глаза все еще закрыты, лицо все еще запрокинуто – и изо всех сил пыталась восстановить дыхание. Солнечный свет обтекал ее сзади, и она была похожа на какого-то язычника, отправляющего обряд. Затем она открыла глаза и посмотрела вниз на него, слегка нахмурившись.

– Та выставка в музее шпионажа еще открыта? Держу пари, Вику действительно бы хотелось сходить туда.

Что?

– Нет, думаю, она закрыта, – ответила она сама себе. – То была выставка с ограниченным числом посещений. Верно?

– Я не, м-м... – Макс покачал головой, – помню.

Одна его часть изумлялась тому, что они просто продолжают беседу о визите ее брата, как будто у них только что не было секса и он до сих пор не находился в ней. Другая его часть – та, что всегда с удивленным волнением ждала, чтобы только увидеть, что Джина потом скажет или сделает – уже готова была снова включиться.

Обнаженные женщины так действовали на него, а Джина умела быть обнаженной с большой буквы О. Она была невероятно прекрасна.

– Не против, если я воспользуюсь твоим лэптопом и погуглю это? – спросила она.

До тех пор, пока ты не оденешься.

Макс сжал зубы и не произнес этих слов. Беззаботное подшучивание превратило бы то, что они только что сделали, из сумасшедшей ошибки в начало реальных отношений.

Счастливый конец, тупица. Джина не искала окончания чему бы то ни было.

И он открыл рот, чтобы сказать, что он не может этого сделать, что он пока не готов, что, возможно, он никогда не будет готов для того, чего она хочет, как кто-то громко постучал в дверь.

– Проверка артериального давления! – ручка двери загрохотала, как будто медсестра намеревалась запросто войти, но замок выдержал, хвала Господу.

Медсестра снова постучала.

– Вот черт, – выдохнула Джина, смеясь и скатываясь с него. Она потянулась, чтобы снять презерватив, который они только что использовали, встретилась... с ним и перехватила взгляд Макса. А затем подняла свою одежду с пола и скрылась в ванной.

– Мистер Багат? – Медсестра снова постучала в дверь. На этот раз даже громче. – Вы в порядке?

Ох, черт, конечно.

– Войдите, – крикнул Макс, поправил одеяло и потянулся к кнопке, переводящей его кровать в сидячее положение. На некоторых таких устройствах была и кнопка разблокировки двери рядом с кнопкой вызова медсестры.

– Здесь заперто, – отозвалась медсестра, о чем он знал.

– О, извините, – сказал он, пока вытирал лицо краем простыни. Много потеете в кровати, в полном одиночестве, мистер Багат? – Я должно быть... Дайте мне понять как...

Он на секунду остановился, чтобы пригладить волосы, верх пижамы, а затем, молясь, чтобы медсестра была простужена и не учуяла запах секса, который витал в воздухе, нажал на кнопку.

– Пожалуйста, не запирайте вашу дверь днем, – отругала его вошедшая в комнату женщина и подошла к его кровати. Это была Дебра Форсайт, женщина примерно его возраста, которую он мельком видел во время своей регистрации. Она должна была уже быть на пути домой, чтобы разобраться с небольшой проблемой со своими детьми, и это тоже не прибавляло ей счастья.

– И ночью тоже не запирайте, – добавила она, – пока вы остаетесь здесь.

– Извините.

Он одарил ее застывшей обезоруживающей улыбкой, а она пристально поглядела на него, прищурив глаза. Она ничего не сказала, просто обернула вокруг его руки манжету для измерения кровяного давления и накачала в нее немного больше воздуха, чем нужно было, – ой – и в это время Джина открыла дверь ванной.

– Я слышала кого-то у двери? – живо спросила она. – О, привет. Дебби, верно?

– Дебра.

Медсестра зыркнула на Джину и обратно, ее отвращение стало очевидно для Макса по сжатию ее губ. Но затем она сосредоточилась на циферблате манометра в своей руке.

Джина прошла в комнату, пересекла ее позади медсестры и состроила ему гримаску, означающую?..

Макс послал ей вопросительный взгляд, а она ему подмигнула. Она просто подняла свою юбку, открыв быстрый, но полный обзор. Что означало... Боже.

Медсестра обернулась взглянуть на Джину, которая тут же распрямилась, перестав рыскать по полу.

Это происходило с ним и с пропавшим бельем?

Джина сладко улыбнулась:

– Его давление должно быть хорошим и низким. Он очень расслаблен – ему только что сделали массаж.

– Знаете, я не сочла вас нарушителем спокойствия, когда вы зарегистрировались вчера, – сказала Дебра Максу, записывая цифры в карту.

Джина вернулась к осмотру пола, но снова невинно выпрямилась, когда медсестра повернулась к ней.

– Я думаю, вы, вероятно, ищете вот это. – Дебра потянулась и...

С кончика ее ручки свешивались трусики Джины. Они были на полу, прямо у благопристойно обутых ног женщины.

– Ой, – произнесла Джина. Макс мог сказать, что она унижена, но лишь потому, что так хорошо ее знал. Она выдавила еще более солнечную улыбку и попыталась объяснить.

– Это было просто... он пробыл в госпитале так долго и...

– И у мужчин есть потребности, – прогудела Дебра, совершенно не тронутая. – Поверьте мне, я слышала все это и раньше.

– Нет, вообще-то, – сказала Джина, все еще пытаясь превратить это во что-то, над чем они могли бы посмеяться, – у меня есть потребности.

Но было очевидно, что эта медсестра не смеялась с тысячу девятьсот восемьдесят пятого года.

– Тогда, может, тебе стоит найти кого-то твоего возраста для игр. Только что поступил профессиональный хоккеист. Он в восточном крыле. Второй этаж, – она заговорщицки понизила голос. – Полно денег. Просто твой тип, я уверена.

– Простите? – Джина не собиралась этого так оставить. Возможно, она и была без трусиков, но ее лонг-айлендское происхождение витало сейчас вокруг нее, как плащ супергероя. Она даже приняла бойцовскую стойку с руками на бедрах.

Дебра указала поджатыми губами в направлении Макса:

– Ночные гости запрещены. Никаких исключений.

– Вы только что осмелились судить меня? – Джина преградила медсестре путь к двери. – Не имея обо мне ни малейшего понятия?

Дебра подняла бровь:

– Что ж, я видела твое нижнее белье, дорогуша.

– Точно, – сказала Джина, – вы видели мое нижнее белье, не мой личностный профиль, или мое резюме, или диплом колледжа, или...

– Если ты хоть на секунду подумала, – возразила медсестра, – что в этой ситуации хоть что-нибудь уникально...

– Достаточно, – сказал Макс.

Джина, конечно же, проигнорировала его.

– Я даже не думаю так, я знаю это, – сказала она. – Она уникальна, потому что я уникальна, потому что Макс уникален, потому что...

Дебра наконец рассмеялась.

– Ох, милая, ты так... молода. Вот предупреждение, которое я обычно не считаю нужным говорить таким девушкам, как ты: если я нахожу на полу трусики, то лишь вопрос времени, когда я найду еще одни. И я очень не хочу говорить это тебе, милочка, но девушка, которая выйдет из ванной в следующий раз, что ж... это можешь быть не ты.

– Во-первых, – жестко произнесла Джина, – я женщина, не девушка. А во-вторых, бабуля... хотите поспорить, что это могу быть не я?

– Я сказал, достаточно, – повторил Макс, и обе обернулись взглянуть на него.

Наконец-то. Он привык получать полное внимание аудитории лишь откашлявшись.

– Мисс Форсайт, вы измерили мое давление и получили необходимую вам информацию, хорошего вам дня, мэм. Джина...

Он хотел сказать ей расправить трусики и надеть их, но не осмелился.

– Сядь, – приказал он вместо этого, передвинув стул от столика к кровати.

– Пожалуйста, – добавил он, когда медсестра Зло ухмыльнулась на пути к двери.

– Я не могу остаться. Вик прилетает сразу после семи. Если я не уйду сейчас, я опоздаю, – Джина наклонилась поцеловать его в губы.

– М-м, – произнесла она и поцеловала его снова, на этот раз дольше, продолжительнее, теперь, когда они снова остались наедине. Она пригладила волосы назад.

– Спасибо за прекрасный полдень.

Да. Насчет этого...

– Нам нужно... – начал Макс.

Но она подхватила свою камеру и махнула ему, выплывая в двери.

Оставив его держать...

Да, она впихнула их ему в руку во время последнего поцелуя.

Ее трусики.

Конечно.

Ее намерение было очевидно. Она хотела, чтобы он провел следующие несколько часов, думая о том, как она бродит по вашингтонскому аэропорту «Балтимор» без них.

Да.

Вот вам и подремал.


Глава 4


КЕНИЯ, АФРИКА

22 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


Через сорок восемь изнурительных часов после того, как бедная Нарари испустила последний вздох, для Молли стало очевидно, что три другие девушки собираются выжить.

По крайней мере, пока. Женщины, которые были обрезаны, как эти, часто боролись со вторичным инфицированием. Тяжелым. Им будет трудно и даже очень опасно рожать. И если мужчины, за которых они выйдут замуж – мужчины, которым родители их почти продали – будут ВИЧ-положительными, то девушки тоже будут иметь большой риск заразиться.

Риск? Для большинства из них это практически гарантия.

Молли спряталась в душе, когда семья Нарари приехала за телом, потому что сестра Двойная-М запретила ей говорить с ними. Она стояла там гораздо дольше, чем нужно было, позволяя воде барабанить по ее голове, и плакала. Пытаясь слезами выразить гнев на родителей Нарари, на монахинь, на себя.

За то, что не нашла времени, чтобы познакомится с девушками получше. За то, что не ощущала, что они в опасности и не уговорила их бежать.

За то, что не защитила их.

Прошло много времени, прежде чем Молли наконец выключила воду. Опустошенная, она просто стояла, пока по ней стекали капли, не желая двигаться, но зная, что в конечном итоге придется.

Правда была в том, что не было места, куда бы ей хотелось сейчас пойти.

Джина спала в их палатке. В соседстве были и плюсы, и минусы.

Но, по крайней мере, соседей по палатке у нее было уже не двое. Этим утром они избавили свое жилище от английского гостя, когда автобус, полный священников, вернулся в Найроби.

Молли жалела, что пропустила встречу с ними. Беседа с новыми лицами пошла бы ей на пользу.

Но некоторые из приезжих все еще болели, и госпиталь больше не мог заботиться о них.

Джина рассказала ей об инциденте со-рвотой-между-пальцами, который заставил Молли подумать о Дейве Джоунсе, что, конечно, не было настоящим именем мужчины.

Она научилась говорить о нем как о Джоунсе, несмотря на то, что по-настоящему его звали Грейди Морант, потому что слишком много отвратительных людей хотели смерти Моранта. И хотя Молли сомневалась, что они проделают такой долгий путь через джунгли Южной Азии сюда, к той прекрасной, но запустевшей части Кении, она на собственной шкуре убедилась, что у зла очень длинные руки.

Поэтому она приучала себя и думать о нем тоже только как о Джоунсе – конечно, лишь в те редкие моменты, когда позволяла себе думать о нем.

Например, как сейчас.

И, принимая во внимание, что в одну из ее первых встреч с Джоунсом тоже была рвота на кроссовках, для мыслей о нем сейчас была убедительная причина.

В отличие от эпизода Джины с отцом Дитером, та обувь, слава Богу, была не на ногах Молли. Они с Джоунсом были в ее палатке, в лагере, очень похожем на этот – за исключением того, что он находился на другом конце света, на маленьком, пышном, зеленом острове в Индонезии.

Американский эмигрант и предприниматель – что было политкорректным обозначением контрабандиста с черного рынка – заболел, а Молли была добрым самаритянином и заботилась о нем. С той же долей доброты, которую она оказала бы ему, даже если бы не считала его таким привлекательным. Случай с гриппом стал началом того, что в конечном итоге переросло в жаркую любовную интригу. И – как и большинство любовных интрижек – она закончилась ужасно.

Однако было время, когда Молли искала Джоунса всюду, куда бы ни пошла. Она ожидала, что однажды обернется, а он будет стоять там.

Она честно думала, что он найдет ее, что не сможет оставаться далеко. Он любил ее.

И все еще любит, где бы он ни был. Она всем сердцем верила в это.

Но, по прошествии почти трех долгих лет, больше не ждала и не выглядывала его.

И она действительно мечтала о нем лишь в те моменты, когда хорошая романтическая одержимость могла уничтожить боль дня реальной жизни. Вроде того, когда тринадцатилетний ребенок умер в результате женоненавистнического невежества.

Молли закончила тщательно расчесывать волосы и спрятала душевые принадлежности обратно в шкафчик.

Она повесила полотенце на веревку, решая, в чем нуждается больше – в пище или во сне.

Еда победила, и она направилась к столовой. В этот ранний утренний час там было пустынно. Не было видно даже сестры Хелен, самопровозглашенной королевы кухни – ужасно милой, но чрезвычайно болтливой. Одиночество – вот все, в чем нуждалась Молли, и она знала, что, несмотря на то, что их взгляды часто не сходились, за исчезновение Хелен ответственна сестра Двойная-М.

Молли взяла из груды поднос и налила себе стакан чая, затем угостилась хлебом и небольшой порцией божественно пахнущего овощного блюда, которое Хелен сохраняла теплым для персонала госпиталя. Это более чем восполнило серьезную нехватку шоколада.

Она повернулась, чтобы отнести свой поднос к столику и...

Англичанин, Лесли Как-его-там, тяжело опирался на свою трость прямо в дверях.

Странно, но она не слышала, как та открывалась. Как будто он просто материализовался там.

С тех пор, как он прибыл в лагерь, она видела его только на расстоянии. Это была их первая встреча лицом к лицу.

И он оказался в точности таким, как описала его Джина: почти болезненно худой с ужасной осанкой. Как Джина и говорила, он был воплощением трагически плохих стрижек.

Лесли нанес такое количество солнцезащитного крема, что мог бы взять крылья и взлететь к солнцу, не обгорев при этом. Очки с оправой двенадцатилетней давности в сочетании со слегка оторопелым молчанием довершали вид путешествующего во времени профессора антропологии.

Молли была недостаточно близко, чтобы сказать, было ли верным недоброе предположение Джины, что и дыхание у него скверное, но она бы не удивилась, если бы подруга оказалась права. По крайней мере, он выглядел так, как будто пах эмоциональным пренебрежением.

– Лесли, верно? – сказала она, найдя для него улыбку, ведь в том, что он блуждал тут во время ее одиночества, не было его вины. Англичанин в бесконечном поиске чая. – Я – Молли Андерсон.

Он не сдвинулся ни на дюйм, и в том, как он сжимал трость, было что-то такое, что заставило ее обратить внимание на его руки. Они были большими и не столь бледными, как она ожидала, вовсе нет. У него были длинные, крепкие пальцы, и он схватился за трость так сильно, что суставы почти побелели. Его руки были...

Дорогой Отец Небесный. Она пристально вгляделась в его глаза за очками и...

Он потянулся к ней, но было слишком поздно. Ее поднос упал на деревянный пол со стуком и грохотом металлической посуды, достаточно громким, чтобы разбудить мертвого.

Он резко выругался, таким знакомым голосом Дейва Джоунса, идущим из тела незнакомца.

– Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, как невероятно трудно было застать тебя одну?

Вдобавок ко всему, у нее начались галлюцинации? Но он снял очки, и она увидела его глаза более ясно и...

– Это ты, – выдохнула она с хлынувшими слезами. – Это действительно ты.

Она потянулась к нему, но он отступил. На шум через лагерь, заслонив глаза и вглядываясь в оконные сетки, спешили сестры Хелен и Грэйс.

– Не подавай виду, что знаешь меня, – быстро сказал Джоунс Молли низким грубым голосом. – Ты никому не должна говорить – даже твоему другу священнику во время исповеди, понимаешь?

– Тебе грозит какая-то опасность? – спросила она его. Боже милостивый, он был так худ. И была ли необходимость в трости, или она просто реквизит?

– Не шевелись. Чтобы я могла...

– Нет. Не надо. Мы не можем... – Он снова отступил. – Если ты скажешь что-нибудь.

Мол, клянусь, я исчезну и никогда больше не вернусь. Разве что... если ты не хочешь, чтобы я был тут – и я не упрекну тебя, если ты не хочешь...

– Нет! – Все, что она успела произнести, прежде чем сестра Хелен открыла дверь и осмотрела все: от беспорядка на полу до пораженного выражения лица Молли.

– О, дорогая.

– Боюсь, это моя вина, – сказал Джоунс с британским акцентом, голосом, совершенно отличавшимся от его, пока Хелен мчалась к Молли. – Полностью моя вина. Я принес мисс Андерсон плохие новости. Я просто не понимал, насколько разрушительными они будут.

Молли начала плакать. Это было более чем хорошим способом скрыть смех от этого акцента – по ее лицу текли настоящие слезы, и она не могла их остановить. Хелен отвела ее к одному из столов и помогла сесть.

– О, моя дорогая, – сказала монахиня, становясь перед ней на колени с беспокойством на круглом лице, и взяла ее за руку. – Что случилось?

– У нас есть общий друг, – ответил ей Джоунс, – Билл Болтен. Он узнал, что я отправляюсь в Кению, и подумал, если так случится, что я столкнусь с мисс Андерсон, она захочет узнать, что их друг недавно... что ж, умер. Карты на стол, верно? Имя друга Грейди Морант, также он известен под псевдонимом Джоунс.

– О, дорогая, – снова произнесла Хелен, поднеся руку ко рту в искреннем сочувствии.

Джоунс склонился ниже к монахине, понизив голос, но не настолько, чтобы Молли не услышала:

– Его самолет упал – горел – газ взорвался... Ужасная потеря. Нет шансов, что он выжил.

Молли спрятала лицо в ладонях, не способная думать.

– Билл беспокоился, что она могла услышать об этом сперва от кого-то другого, – сказал он, – но, видимо, она не слышала.

Молли покачала головой – нет. Новости быстро расходились по сарафанному радио.

Работники, оказывающие помощь пострадавшим, знали других работников, и... Она могла услышать о смерти Джоунса, не видя его, стоящего прямо перед ней.

Разве это было не ужасно?

– Я очень рад, – пылко продолжил Джоунс, явно имитируя Колина Ферта. – Очень, очень рад. Вы не представляете, как рад... – Он откашлялся. – Ненавижу приносить плохие вести, но ваш... друг был кем-то вроде преступника, как я слышал. За его голову назначили цену – миллион – некий торговец наркотиками, который хотел его смерти. Он беспощадно преследовал его, годами. Полагаю, этот Джоунс работал на него – и, боюсь, это было омерзительно. Рискованно было даже просто выпить с Джоунсом – вы могли погибнуть в перекрестном огне. Конечно, главная ирония в том, что торговец наркотиками умер за две недели до Джоунса. Он не знал этого, но наконец стал свободным.

И когда он посмотрел на нее глазами, о которых она мечтала долгие месяцы, Молли поняла.

Джоунс был тут сейчас только потому, что торговец наркотиками, известный как Чай, опасный и садистский ублюдок, который провел годы, охотясь на него, наконец умер.

– Вполне возможно, что тот, кто принял бизнес этого торговца, – продолжил он, – будет продолжать искать Джоунса. Конечно, он, вероятно, не отправится за ним на край света... Хотя, имея дело с такими опасными типами, лучше быть осмотрительным, я полагаю.

Послание доставлено.

– Не то чтобы о Джоунсе стоило волноваться, – добавил он. – Считаю, он оставил земные горести позади. Однако подозреваю, там, куда он направился, достаточно жарко.

Да, прямо сейчас в Кении определенно было горячо. Молли открыла рот, изображая рыдания вместо смеха.

– Ш-ш-ш, – прервала его Хелен, думая, конечно, что он имеет в виду не земную высокую температуру. – Не говорите так. Она любила его. – Она повернулась обратно к Молли. – Это тот Джоунс, о котором ты так часто говорила?

Молли увидела по лицу Джоунса, что Хелен выдала ее. И она с таким же успехом могла высказать правду.

Она вытерла глаза носовым платком, который был наготове у Хелен, а затем встретила его пристальный взгляд.

– Я очень его любила. Я всегда буду любить его, – сказала Молли человеку, который объехал почти полмира ради нее, который очевидно годами выжидал, пока не будет достаточно безопасно присоединиться к ней, который фактически подумал, когда прибыл, что она может отослать его.

«Если ты не хочешь, чтобы я был тут – и я не упрекну тебя, если ты не хочешь – скажи лишь слово...»

– Он был добрым человеком, – продолжала Молли, – с добрым сердцем. Ее голос задрожал, потому что, дорогой Боже, в его глазах тоже теперь были слезы. – Он заслужил прощения – я уверена, что он в раю.

– Я не думаю, что для него это будет просто, – прошептал он. – Не должно быть...

Он закашлялся и снова водрузил очки на нос.

– Мне так жаль, что я расстроил вас, мисс Андерсон. И я даже не представился подобающим образом. Где мои манеры? – Он протянул ей руку. – Лесли Поллард.

Даже через очки она видела, что вскоре он ее поцелует.

Но это подождет до того момента, когда он войдет в ее палатку... Нет, подождите, там будет Джина. Молли должна пойти к нему.

«Позже», сказала она ему взглядом, а тем временем потянулась и впервые за долгие годы коснулась руки человека, которого любила.

Ей даже не пришлось стараться, чтобы ее слезы выглядели убедительно, и Хелен помогла ей подняться на ноги.

– Пойдем, дорогая, давай отведем тебя к твоей палатке. Я принесу тебе поднос с какой-нибудь едой.

Покидая столовую, Молли оглянулась на Лесли Полларда, который уже помогал сестре Грэйс прибирать беспорядок, который она устроила. Джина ошибалась. Его дыхание нисколько не было дурным.


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН,

ВИРДЖИНИЯ 13 НОЯБРЯ 2003

ДЕВЯТНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Джина нашла Макса в комнате отдыха. Он сидел у окна с чашкой кофе, поглощенный книгой.

Может, страстным любовным романом?

Она улыбнулась смехотворности мысли, что Макс мог читать что-нибудь не связанное непосредственно с его работой, и остановилась за дверью, в тени, где ему трудно было бы ее разглядеть, если б он посмотрел. Она ждала, пока ее брат закончит в мужском туалете – не хотела исчезать из виду. А еще она не хотела идти туда в одиночку и дать Максу возможность сказать ей, что их секс был огромной ошибкой.

Это произошло впервые с тех пор как... с другого первого раза, несколько месяцев назад, до того, как Макса ранили.

То, что это произошло снова – здесь, в реабилитационном центре, и не иначе – было так же совершенно неожиданно для нее, как, очевидно, и для него. Она не хотела обсуждать эту проблему, хоть и была готова к битве в случае необходимости.

Потому что, Господи, то, как он смотрел на нее, когда думал, что она не видит...

Это случалось не очень часто. В основном, когда он был обессиленным или сразу после пробуждения.

Но Макс хотел ее, и Джина знала это. Она была уверена в этом так же, как в том, что небо голубое, а земля круглая. Это знание придало ей храбрости, чтобы разыграть вчера ту небольшую сценку соблазнения. Это и решение дежурить в последние дни и ночи в госпитале, пока Макс парил на грани смерти.

Она любила этого мужчину всем сердцем и душой.

И все те причины, по которым она была готова убежать от него, поехать в Кению и убраться подальше – они больше не имели значения. Что ж, он попросил кого-то другого – Алиссу Локке, великолепную, прекрасную женщину, которая работала с ним в Бюро – выйти за него замуж. И что? Алисса его не хотела.

Она по-дурацки отшила его. Ее потеря.

И приобретение для Джины.

Потому что, не означало ли это, что Джина помогла ему восстановиться? Ее больше не заботило, что она была вторым выбором Макса. Ее не обеспокоило бы, будь она и пятым выбором.

То, что Макс чуть не умер, помогло ей определиться с ключевым моментом. Который состоял в том, что она просто хотела быть с ним.

И два дня назад она доказала свою теорию: секс был трещиной в его броне. Теперь она знала, что ее метод – это их взаимное притяжение. И она собиралась бесстыдно это использовать, чтобы получить то, в чем нуждалась – стать частью жизни этого человека.

И если эхо отношений имеет тенденцию заканчиваться, потому что эхо отлетает – что ж, тут этого не произойдет. Джина собралась держаться за Макса изо всех сил.

Напротив, в комнате, он перевернул страницу книги. Было приятно иметь возможность смотреть на него, пока он не видит.

И не занимает оборонную позицию номер один.

Он был в потертых джинсах и в мягкой старой гавайке, на ногах – шлепанцы.

Рубашка и шлепанцы были стилем по необходимости – все еще заживающая ключица лишала его возможности натянуть через голову футболку. И он практически признал, что ему больно завязывать тапочки.

Он был в очках для чтения, но Джина знала, что если приблизится, он быстро их снимет. Возможно, потому, что он не мог рассмотреть ее в них. Или, может, из тщеславия.

Страх показаться старым, возможно?

Она хотела знать, почемуих разница в возрасте была для него такой большой проблемой. Конечно, было бы хорошо поговорить с ним об этом.

Ха. Как будто он пойдет на это когда-нибудь добровольно.

Что за выражение она недавно слышала? Пока снег не выпадет на холмах ада.

Она всегда думала, что Макс хороший собеседник. Бог знает, что они часами болтали по телефону, когда она пыталась собрать свою жизнь воедино после угона. Но лишь недавно она поняла, что это не свидетельствовало о его способности говорить. Он был хорошим слушателем.

Она открылась перед ним, поведала ему свои секреты, свои мечты, свои надежды, а он в ответ рассказал ей лишь немного. Ему нравился Джимми Хендрикс. Его родители развелись, когда он учился в колледже. У него была умственно-неполноценная сестра. Он был слишком похож на ботаника, чтобы встречаться с кем-нибудь в старшей школе, но в Принстоне у него три года была страстная любовь с девицей по имени Беверли. Они расстались, когда он выпустился экстерном. Год спустя она вышла за другого и родила двоих детей.

Джина была почти уверена, что он не говорит ей всего об этой истории, тем не менее, он сделал особый упор на том, что эти дети оба были примерно возраста Джины.

Сейчас она прислонилась к дверному косяку, наблюдая, как Макс маркером отмечает абзац в книге. Чересчур для ее теории о любовном романе, разве что он делает заметки для следующего раза, когда они будут вместе голыми.

Грохот и повышенный голос у бильярдного стола заставили его поднять взгляд, и она отпрянула подальше от двери.

– Да! Да!

То был маленький мальчик в специальном причудливом экстра-высоком инвалидном кресле, играющий с одной из женщин-сотрудниц. Он выглядел лет на двенадцать, но Джина подозревала, что на самом деле он даже младше.

Он бросил свой бильярдный кий на плитки пола и совершал круг почета вокруг стола, распевая и выкрикивая:

– Кто выиграл? Я! Кто выиграл? Я!

Его лицо было ангельским – большие карие глаза, роскошная темно-коричневая кожа. Но руки и ладони выглядели так, словно он долго пробыл в аду. Он был настолько обожжен, что его руки по-настоящему больше не были руками. То, что осталось от его пальцев, было искривлено и похоже на когти под толстыми шрамами.

– Аджай! Аджай! – произнесла сквозь смех сотрудница. – Ш-ш-ш! Джентльмен пытается читать.

Мальчик сидел так, словно не мог пользоваться ногами – колени немного вбок, голени вместе. Но он стремительно и уверенно подкатил к Максу, управляя креслом правой рукой.

– Я тренируюсь на бильярдного жулика, понимаешь, когда деньги по страховке закончатся. Ты готов потерять двенадцать баксов?

Макс улыбнулся и опустил свою книгу.

– Не прямо сейчас, спасибо. Я ожидаю визита друга.

Джина была тем другом, которого он имел в виду.

Друг. Не девушка. Не любовница.

Но хорошо. Как бы ни была печальна эта новость, хорошо было узнать свой статус.

Джина продолжила наблюдать, Аджай протянул Максу руку.

– Я Аджай Моусли. Автомобильная авария.

Это был явный тест, и Макс блестяще справился. Он без колебаний взял деформированную руку мальчика и потряс ее.

– Макс Багат. Подстрелен.

– Да, я знаю. Ты большой герой, о котором все шумят. Мистер ФБР, который поймал от террористов пулю в грудь, но все еще способен разобраться с подонками[11]. Запросто. – Аджай откинулся на спинку кресла. – Так что говорят обо мне? «Бедный маленький Аджай скоро умрет и не найдет себе новую почку?»

Он притворился, что шмыгает носом и утирает слезу из глаза.

Макс покачал головой.

– Не-а. Ты как я. У тебя самого тут рейтинг С.К.У.

Аджай снова откинулся в кресле и несколько секунд изучал его, прищурив глаза.

– Лады, кореш, – наконец сказал он, – я поверю. Что такое, как там его – С.К?

– Слишком крут, чтобы убивать, – сказал ему Макс.

Аджай рассмеялся, явно обрадованный.

– Это чертовски верно.

Приблизилась сотрудница.

– Аджай, пришло время повидать Кевина.

– Кевин – палач, – сказал Аджай. – О, счастливый день! Вы еще не встречались с Кевстером, мистер ФБР?

Он без усилий перешел на калифорнийский серферский акцент:

– Чувак! Давай-давай! Работай сильнее! Мы оба знаем, что ты будешь завтра так же счастлив, как тебе больно сегодня, когда кровь идет из твоих ушей, чувак!

Макс рассмеялся.

– Да, – сказал он ему, – я посещаю его пыточную камеру дважды в день для физической терапии. И мое имя Макс.

– Как насчет дружеской игры в бильярд завтра? – спросил Аджай. – Примерно в десять? Нет необходимости сразу брать бумажник. По крайней мере, пока я не выясню, лучше ли ты, чем я.

Медсестра осторожно развернула его кресло.

– Я уверена, что у мистера Багата есть дела, которыми он должен...

– Завтра утром звучит хорошо, – перебил Макс. – Но до десяти у меня Кевин, и мне нужно будет отлежаться после. Хочешь встретиться в десять тридцать? Если я выживу?

– Мисс Лебланк, – сказал Аджай сотруднице с преувеличенно британским акцентом. – Пожалуйста, проверьте мой график... – он произнес это на английский манер: граф-фик – и запишите на утро встречу с моим добрым другом Максом.

Он ухмыльнулся.

– До встречи, брат.

Джина отступила еще дальше назад в коридор, пока медсестра и мальчик покидали комнату. Но было слишком поздно – Макс обнаружил ее.

– Виктор вернулся в Нью-Йорк? – спросил он.

– Нет, он здесь. – Джина указала за плечо, в коридор, где она в последний раз видела своего брата. – Думаю, он там флиртует с медсестрами.

Она вошла в комнату.

– Как дела?

Настороженный взгляд, нейтральное выражение лица.

– Все еще слишком много сплю.

– Спать хорошо, – сказала она. – Быстрее выздоравливаешь.

И они оказались здесь лицом к лицу. Очевидно, что оба думали о том времени, когда в последний раз были вместе, о том, как Джина толкнула его на кровать и как взобралась на него и...

О да, Макс определенно думал об этом. Он пытался это скрыть, но она поняла.

Может, привести ее брата, чтобы он играл компаньонку, было плохой идеей. Может быть, если бы Джина пришла одна, то не случилось бы обсуждения, которого она боялась.

Может, все, что должна была сделать девушка – это позволить Максу заглянуть в ее глаза и увидеть, как сильно она хотела заняться с ним снова любовью и протянуть руку и...

– Извините.

Джина и Макс обернулись и увидели в дверях сотрудницу, которая играла в бильярд с Аджаем.

– Извините, что перебиваю, – произнесла женщина, – я просто... Я Гейл, – сказала она, подойдя и пожав их руки, – мы еще не были представлены. Я преимущественно работаю с Аджаем.

У нее было милое лицо и теплая улыбка.

– Я просто хотела... что ж, это одолжение, и я надеюсь, вы не будете сильно против, но у Аджая есть брат – Рик – который всегда обещает навестить его, а появился, может, лишь раз полтора года назад, и... я просто хотела вас попросить не строить с Аджаем планов, которых вы не сможете выполнить. Мне жаль, если это прозвучало оскорбительно.

Но разочарование... В миру он носит позитивную маску и... я единственная, кто слышит, как он плачет ночью, – сконфужено закончила она.

– Сколько ему лет? – спросил Макс.

– Четырнадцать, – ответила ему Гейл. – Не уверена, что повлияло на его рост: несчастный случай или терапия. Все, что я знаю – это чудо, что он выжил. Вся его семья погибла – за исключением Рика, которого не было в автомобиле. Три года он был здесь и не здесь. Каждый раз после нового хирургического вмешательства он возвращался и... у него были проблемы со шрамами, а теперь с почкой...

Макс кивнул.

– Можете сказать ему, что я увижусь с ним завтра в десять тридцать.

Гейл тоже кивнула, но, очевидно, все еще беспокоилась.

– Макс будет там, – заверила ее Джина, – но я уверена, он не будет возражать, если вы позвоните в его палату, чтобы напомнить ему.

– Абсолютно, – сказал Макс, – если это заставит вас чувствовать себя лучше...

– Спасибо вам, – произнесла Гейл.

– Вот так так, – сказала Джина после того, как медсестра покинула комнату. – В этом месте по-настоящему преданный персонал. Мне стоит ревновать?

Дурацкий вопрос. Он дал повод затронуть нежелательную тему.

– Мы должны поговорить о том, что случилось на днях, – сказал ей Макс.

– Хорошо. – Она села напротив него. – Какую часть ты хочешь обсудить сначала?

Дикий секс? Часть, где ты подарил мне, вероятно, лучший оргазм за всю мою жизнь?

Он закрыл глаза.

– Джина...

Она подалась вперед и понизила голос.

– Или часть, где я сперва протолкнула тебя на всю длину в себя и, господи, это было так удивительно...

– Стоп.

– ... хорошо. – Без шансов. Джина потянулась к его руке. – С тех пор, как я ушла отсюда, я думала о том, как снова заняться с тобой любовью. О том, как это было великолепно. О том, что меня заводит даже просто сидеть здесь, как сейчас.

Он не отодвинул свою руку. И когда он поднял глаза и встретил ее взгляд, в его глазах был жар.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – произнес он, – и это...

– Работает? – закончила она за него, смеясь, потому что да, ее слова работали. По крайней мере, для нее. Если бы они сейчас находились в его палате, она бы заперла дверь.

И он бы не возражал. Она знала это.

По крайней мере, не слишком.

Она надавила на него сильнее.

– Знаешь, я подумала, может, если мы снова займемся сексом, это заставит меня прекратить так сильно хотеть тебя. Но это лишь заставило меня хотеть тебя больше. – Она придвинулась ближе. Заговорила еще более мягко: – Днем и ночью, Макс. Я постоянно думаю о тебе. Иногда я думаю, что если бы мы могли заниматься любовью каждые шестьдесят минут в час, этого было бы недостаточно. Я хочу провести таким образом – с тобой во мне – две недели, без остановок.

О-о, да. Прямое попадание. Ее решительный подход и сконфузил его и завел. Ну разве не забавно?

– Но что потом? – спросил он. – После этих двух недель?..

– Я не знаю, – честно сказала она ему. – Почему бы нам не попробовать и не выяснить это? Кому это может повредить...

– Тебе, – резким тоном произнес он. – Это может навредить тебе, и я не хочу этого делать. Джина...

– Эй, вот вы где.

Джина подняла взгляд, и Макс воспользовался возможностью убрать руку. Черт, Виктор выбрал паршивое время. Или, может, совсем наоборот.

– Привет, Макс, – сказал Виктор.

Макс остался сидеть и пожал Виктору руку.

Конечно, он все еще держал при себе трость. Вероятно, чувствовал себя на ногах неуверенно. Или, может, он не поднялся по другой причине.

Джина могла лишь надеяться.

Вик, конечно, сжал руку Макса, очевидно, оценивая его, вытворяя эти «мачо- пожатие» штучки, что сводили Джину с ума.

– Он моложе, чем я запомнил, – сказал он Джине. Прекрасно. Огромное тебе спасибо, Виктор. А затем снова Максу: – Мы встречались – очень коротко – несколько лет назад.

Выглядишь, словно не против быть подстреленным.

– Это самая идиотская вещь, что я от тебя слышала, – сказала Джина парню, который только что переместился на первое место по тупости среди ее трех очень тупых братьев.

– Что? – Вик пожал плечами и подтянул к себе стул. – Я просто говорю – Макс выглядит хорошо. Ну, знаешь, для старичка. А чего, ты типа сбросил вес, пока был в госпитале?

– Да, Виктор, – сказала Джина. – Они называют это «Почти Смертельная Диета».

Она повернулась к Максу.

– Мой брат идиот.

– Все в порядке, – отозвался тот, сгибая пальцы, без сомнения, чтобы проверить, не сломал ли Виктор ему руку. – Все еще живешь на Манхэттене, Вик?

– Не-а, офис переехал в Джерси примерно через год после девять-одиннадцать.

Дорога туда и обратно убивала меня, так что я наконец загрузил старый Ю-Хаул[12] и пересек реку, – сказал Виктор. – Я в чертовом Хакенсаке[13]. Просыпаюсь по утрам и удивляюсь – как, черт возьми, это случилось?

– Знакомое чувство, – сказал Макс. Комментарий был адресован ей, но Джина отказалась его принять.

– Ты можешь найти новую работу, – предложила она брату.

– На этом рынке? Не думаю. – Вик покачал головой. – С моей удачей о поисках разнесется молва, и меня уволят. Мы все не так удачливы, чтобы получить большую судебную компенсацию от авиакомпании на свой сберегательный счет, Джин.

– Удачливы? – повторил Макс. Слово сочилось скептицизмом.

Джина знала, он подумал, Виктор и в самом деле полагает, будто это удача, что террористы захватили авиалайнер, что джазовый оркестр ее колледжа поехал в европейский тур. Что деньги, которые она получила от авиакомпании как судебную компенсацию, сделали это испытание стоящим того.

Она коснулась руки Макса.

– Он не это имел в виду.

Виктор не обратил внимания на тот факт, что только что обеими ногами протоптался по одной из красных кнопок Макса.

– Кроме того, я купил квартиру, когда процентные ставки были низки. Я мог больше не дождаться таких цифр.

Когда Макс сжал зубы, мускулы на щеках дрогнули.

– Все в порядке, – мягко произнесла Джина. – Это меня не беспокоит.

Он не произнес ни слова – он не решался признать это, – но она знала, что все из ее опыта в том угнанном самолете все еще беспокоит его.

Очень сильно.

Мистер Невежество проверил часы.

– Нам, вероятно, пора убираться, – объявил ее брат, вставая. – Встречаемся с парой друзей по колледжу в Фэйрфаксе.

Он снова протянул руку.

– Макс. Приятно увидеть тебя снова, даже несмотря на то, что слегка бросает в дрожь от того, что ты и моя маленькая сестренка...

– Спасибо, Виктор, – перебила Джина.

Он пожал плечами.

– Просто говорю. Просто честен. Ты всегда говоришь «будь честным»...

– Иди и побудь честным в коридоре. Я нагоню тебя через секунду, – приказала она.

– Поправляйся, мужик, – крикнул Виктор, вышагивая прочь.

– Если он вскоре не отправится домой, – сказала Джина, – я могу заработать обвинение в убийстве. Ты бы слышал, о чем он спрашивал Джулза.

Она закатила глаза.

– Он пытался заставить его признать, что тот не настоящий гей. «Кэтрин Зета-Джонс, парень. – Она скопировала голос брата. – Ты приходишь домой, а она голая в твоей постели – и ты взаправду говоришь, что уйдешь от этого видения? И если ты это скажешь, ты ожидаешь, что я тебе поверю?»

Макс улыбнулся, но все еще оставался мрачен.

– Тебе стоит просто позволить мне убить его за тебя.

– Это все еще выводит тебя, – сказала Джина, – верно? То, что случилось со мной в самолете.

Она не стала дожидаться его ответа.

– Тебе бы стоило увидеть, как ты напрягся, когда он отпустил то тупое замечание про компенсацию. Мы действительно должны поговорить об этом как-нибудь. Например, через две недели?..

Она надеялась, что отсылка к их раннему разговору заставит его снова улыбнуться, но он сильнее сжал зубы.

Она потянулась через стол поцеловать его. Он не то чтобы ответил, но и не отодвинулся.

– Его самолет улетает завтра в двенадцать тридцать, – сказала ему Джина. – Я подброшу его в аэропорт утром. Я встречу тебя в твоей палате после игры в бильярд. Тебе будет не сложно узнать меня – я буду будущей-обнаженной женщиной, сидящей на твоей кровати с угощением на ланч.

Она снова поцеловала его и пошла к двери, прежде чем он смог возразить.

Но, конечно, вполне возможно, что он не появится. Что он – как это назвал Виктор? – просто уйдет от этого видения.

Но Джина оглянулась и увидела в его глазах страсть.

И она знала, что он будет там.


Глава 5


ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЬ 2005

НАШИ ДНИ

Тело Джины доставили в аэропорт.

Глава отдела ФБР Уолтер Фриск сам встретил Макса с самолета – должно быть, работа Джулза.

Фриск лишь просто пожал Максу руку, кратко пробормотал что-то насчет горя и потери, а затем воспользовался местными привилегиями, чтобы беспрепятственно пройти через таможню и терминал, и спустился в морг аэропорта.

Все это тоже было работой Джулза. У младшего агента определенно хватало пороху.

Когда они подошли к двери в комнату, где находилось тело Джины, Джулз поблагодарил Фриска, а затем вежливо, но твердо отослал того, сказав ему – не спрашивайте – подождать снаружи в холле с охранником.

Предоставив Максу возможность войти одному.

Что он и сделал. На ногах, ставших внезапно свинцовыми. Как бы ни были ужасны последние двенадцать часов, следующие несколько минут будут гораздо хуже, и он собрался с духом.

В помещении временного хранения Джина была не одна. Вдоль стен сложили множество подписанных контейнеров с телами, что выглядели как космические капсулы.

Без сомнения, они принадлежали другим жертвам теракта, наряду с туристами, скончавшимися от сердечного приступа или погибшими в автомобильной катастрофе, а также несколькими эмигрантами, которые наконец возвращались домой.

Кто-то передвинул открытый контейнер с Джиной – Макс просто не мог думать о нем как о гробе – к столу в центре комнаты. Еще они натянули белую простыню ей на лицо. Он просто стоял там, уставившись на ее профиль под саваном.

Ее выдающийся нос.

Джина, смеясь, называла его клювом. Своим флаером на дополнительный огромный кусок тирамису, когда она обедала в «Маленькой Италии». Макс никогда не говорил ей, но считал, что это делало ее экзотическое лицо даже более красивым. Только он никогда не говорил, как любил его.

Как любил ее.

Время шло. Минуты. Много, много минут.

А Макс не поднимал простыни. Он не мог заставить себя пошевелиться. Он не хотел видеть ее мертвой.

Все же он знал, что должен посмотреть. Он не мог поместить ее на обратный рейс домой до того, как опознает тело и подтвердит, что это она.

Но до тех пор, пока он не увидел ее, пока не коснулся холодного, безжизненного лица, он мог притвориться, что это неправда. Что Джина в действительности не мертва.

Что ее глаза все еще лучились так же, как когда она смеялась и наклонялась, чтобы поцеловать его.

«Я останусь, пока буду нужна тебе».

Но она не осталась. Вероятно, потому, что Макс уверил ее, будто не нуждается в ней.

А теперь она его больше никогда не поцелует. Потому что он был чертовски напуган.

– Макс, я вхожу. – Джулз Кэссиди закрыл за собой дверь с сильным щелчком.

Иисусе. Каким-то образом Макс обрел дар речи.

– Не надо.

Слова лишь немного отличались от рыка. Кэссиди не вздрогнул и не поколебался.

– Сладкий, ты простоял здесь примерно полчаса, – мягко сказал он. – Я лишь собираюсь отвернуть простыню с ее лица, чтобы мы смогли его увидеть, ладно?

Очевидно, Джулз не ждал от Макса ответа на этот вопрос, потому что не дал тому времени. Просто потянулся и... Боже, боже, боже!

Джина была страшно, ужасно обожжена.

Макс отшатнулся, отступил на шаг назад, но затем...

Он остановился. Весь воздух вышел из него, как будто его ударили в живот, он не мог дышать, не мог говорить.

Но Джулз мог.

– Это не она, – прошептал он с удивлением в голосе. – Святые угодники, это не Джина.

Кто бы ни был в этом гробу, она была молода, женского пола, с длинными темными волосами и выдающимся носом. Будучи живой, она, вероятно, немного походила на Джину, особенно на расстоянии. В полумраке. Но, кем бы она ни была, она не была Джиной Виталиано.

Определенно, Макс собирался взорваться.

Но он знал, что не мог, потому что скандал отнял бы слишком много времени.

Вместо этого он обернулся взглянуть на ряды гробов, выстроенные вдоль стен, и Джулз – отличный парень – точно понял, о чем тот подумал. И быстро пришел на помощь.

Замки не были заперты. Они распахнули один и...

Старик.

– Простите, что побеспокоили вас, сэр. – Джулз Кэссиди осторожно закрыл крышку.

Макс двинулся к следующему, буркнув: «Он мертв, ему все равно».

Он щелкнул замком, откинул крышку, и его сердце остановилось, потому что внутри лежала еще одна молодая темноволосая женщина, но – еще раз спасибо, Господи, – она тоже не была Джиной.

Однако что-то в нем наконец щелкнуло.

Он, должно быть, издал какой-то звук, потому что Джулз оказался прямо рядом с ним.

Джулз – единственный знакомый Максу человек, который извинялся перед трупом. Или осмелился заключить босса в утешающие объятья, человека, чьи перфекционизм и нетерпимость к глупым ошибкам – один страйк, и ты вне команды – были легендарными.

– Мы найдем ее, сладкий, – сказал Джулз Максу прямо в ухо, – найдем. Но я, честно, не думаю, что найдем здесь.

Несколько оглушающих секунд казалось, Джулз был единственным, кто удерживал Макса.

– Господи, я хочу, чтобы она была жива, – выдавил Макс, осмелившись облечь чувства в слова.

Он так сильно хотел этого, он не доверял себе в беспристрастности к совпадениям.

Макс отстранился от Джулза, вытер слезы с лица. Черт возьми, пока он не найдет Джину, у него нет времени на слезы.

– Ты правда думаешь, что она еще жива?

Доброта и симпатия, что он увидел в глаза Джулза, взбесили его.

– И, черт возьми, не отвечай, как мой друг! Ты мне не друг. К черту дружбу! – выпалил Макс, до жути осознавая при этом, что с любым другим подчиненным у него бы не произошло такой беседы. – Ты работаешь на меня. Отвечай, как будто твоя работа зависит от того, скажешь ли ты правду, как ты ее видишь – как опытный оперативный сотрудник.

Джулз кивнул, одновременно закрывая второй гроб и принося извинения тамошнему обитателю, на сей раз тихо.

– Это был бы не первый раз. – Он посмотрел на Макса, пока они переходили к следующему контейнеру. – Не то тело. Вы знаете это так же, как и я, сэр. Путаница происходит очень часто.

Он открыл замки, и Макс напрягся, пока поднималась крышка и...

Молодой мужчина. Очень обгоревший, очень мертвый молодой мужчина. Где-то плачет его мать.

– Но я думаю, – продолжил Джулс, пока они двигались к следующему, – суть в том, что нормально позволить себе хоть немного надежды.

Максу пришлось снова вытереть лицо. С тех пор, как он услышал о смерти Джины, он не плакал. Он просто превратил свое сердце в твердый камень. Но сейчас эти чертовы слезы просто не могли остановиться.

Потому что его сердце снова билось. Он ощущал его бешеные удары в груди.

Он ощущал не только надежду. Еще он боялся. Если Джина жива, то где же она, черт возьми? Если она не мертва, то, должно быть, в опасности.

– Нам тут нужно небольшое содействие, – продолжил Джулз, посмотрев туда, где гробы были сложены примерно по шесть в высоту. – Я останусь. Фриск может прислать кого-нибудь из своей команды на помощь.

Он сделал паузу, удостоверился, что Макс слушает.

– Еще мы должны перепроверить в лаборатории анализ на ДНК. Ты ведь понимаешь это, верно?

– Да.

Некоторые из погибших в результате террористического акта представляли собой буквально мешанину из частей тел. Это мрачное знание помогло сдержать поток брани.

– Почему бы вам не вернуться в отель? – предложил Джулз. – Я все проверю с командой Фриска, выясню, почему они внесли эту девушку в список как Джину Виталиано. Ну, знаете, был ли при ней паспорт Джины, или его нашли где-то на мостовой и решили, что он принадлежит этой девушке. Боже, Макс, если паспорт Джины потерялся или был украден...

Возможно, Джина путешествовала по вспомогательному маршруту, скажем, в Берлин. По стране. Возможно, она может и не знать, что ее паспорт пропал. Черт, она может даже не знать, что считается мертвой. Если паспорт Джины украли, она может вернуться в свой отель, прямо сейчас.

– Я знаю, это смелое предположение, – произнес Джулз, – но ведь не впервые случается такая путаница, даже и... Стой!

Переизбыток надежды поставил Макса на колени.

Очевидно, если он не позволит себе плакать, как маленькая девочка, чтобы облегчить то эмоциональное давление, что собралось в нем, он рискует свалиться в глубоком обмороке.

Джулз скрючился над ним, проверяя пульс.

– Ты в порядке? У тебя же не типа сердечный приступ или удар, нет?

– Пошел ты, – огрызнулся Макс, отводя его руку. – Я не так стар.

– Если ты думаешь, что болезни сердца случаются из-за возраста, то тебе определенно стоит записаться на прием к кардиологу, например, завтра...

– Я просто... споткнулся, – сказал Макс, но когда попытался встать, обнаружил, что равновесие пока к нему не вернулось. Проклятье.

– Или, может, ты стал на колени, чтобы помолиться, – произнес Джулз, поскольку Макс опустил голову, пережидая головокружение. – Так звучит несколько правдоподобнее, если ты хочешь правды.

«Алло, Бог? Это я, Макс. Я знаю, что уделял Тебе мало внимания последние, м-м-м, лет сорок, но если Ты дашь мне второй шанс, я совершенно точно скажу Джине, как сильно ее люблю. Потому что я абсолютно уверен, что не сделал никому из нас ни на миг лучше, умолчав об этом, ведь так?»

– Я сделал то, что... – Макс остановился. Черт с ним. – Я не обязан объясняться перед тобой.

– Верно, не обязан. – Джулз проигнорировал попытки Макса оттолкнуть его и помог шефу подняться. – Но, может, ты захочешь подготовить что-то вроде речи «Прости-меня-за-то-что-был-такой-задницей», когда столкнешься лицом к лицу с Джиной. Правда, должен признать, что падение на колени может оказать сильное влияние. Это определенно придаст драмы.

Макс поправил костюм, отряхнул брюки. Глубоко вдохнул, тяжело выдохнул.

Нужно было не забывать продолжать дышать.

Потому что Джина не собиралась ждать его в номере отеля. Жизнь не так проста и легка.

Для начала, он все еще не знает, почему она оставила Кению, или даже с кем путешествовала, если уж на то пошло.

– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил его Джулз. – В отель? Так ты не упадешь снова, чтобы, может, на этот раз разбить нос и...

Макс покачал головой.

– Мне нужно, чтобы ты оставался тут.

Кроме Макса, Джулз единственный мог опознать Джину.

Все еще был шанс, что она среди этих тел, просто не в своем контейнере.

И еще больше шансов, что ей понадобится один из них, чтоб добраться домой. Он должен помнить об этом. Даже если она жива, она пропала.

Но есть и вероятность, что ее нет в живых. Потому что, если она и не погибла от взрыва, то, возможно, паспорт украл кто-то, кто не хочет, чтоб она сообщила об этом. В лучшем варианте сценария она связана и заперта где-нибудь в подвале. В худшем – она уже под грязным полом подвала.

Но вероятность, что Макс найдет Джину живой, была больше, чем когда он впервые вошел в эту комнату. И он был за это благодарен.

Джулз взялся за ручку двери, сигналя телом «готов?».

Макс в последний раз вытер лицо. Он был готов, как и всегда, но сначала прокашлялся.

– Спасибо.

Может быть, впервые в жизни Джулз Кэссиди не попытался пошутить. И не стал придавать этому особое значение как-либо иначе. Он просто кивнул и распахнул двери, сказав:

– Пожалуйста, сэр.

И они оба вышли из комнаты.

Сэр.

Не «сладкий». Даже не Макс.

Не там, где кто-то может нечаянно услышать.

Но когда они вышли в холл к Фриску и охраннику, Джулз просто не смог сдержаться.

– Так насчет повышения, – пробормотал он таким тихим голосом, что даже Макс с трудом его расслышал. – Оно у меня в кармане, верно, плакса?

И Макс сделал то, что, как он думал, больше никогда не доведется. По крайней мере, час назад, когда пересекал гамбургский терминал, чтобы опознать тело Джины в хранилище аэропорта.

Он по-настоящему рассмеялся.


КЕНИЯ, АФРИКА

23 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


Было уже за полночь, когда Молли наконец пришла в его палатку.

Джоунс ждал этого, ждал ее, и он знал, что ему следует делать.

Он только не осознавал, как трудно это будет.

– Ты не можешь войти, – сказал он ей, но она заговорила одновременно с ним, проходя внутрь.

– Никто меня не видел, – сказала она и затем поцеловала его.

О чем он думал? Что Молли кротко ждала бы снаружи, что она поймет, что хоть угроза и стала меньше, но не исчезла, что они не могут знать наверняка, что никто не видел, как она шла сюда?

И Иисусе, неужели он вправду по-глупому верил, что когда снова окажется с ней наедине, как сейчас, то сможет отступить и сказать ей не целовать его?

Он вечность прождал, чтобы быть с ней – это было так чертовски долго...

Она крепко целовала его. И герой, которым он был, не мог удержаться, чтобы не целовать ее так же в ответ. Он целовал ее, даже зная, что не должен, не может. Потому что – пошло оно! Она пылала в его руках и так прижималась к нему, что и он чуть ли не дымился, потому что столько лет так сильно хотел ее.

Она дотронулась до него, пробежала ладонями по его спине и плечам, шее и волосам, как будто хотела убедиться, что он и правда весь здесь. Истинный джентльмен, он сосредоточил свое внимание и обе руки на ее восхитительной заднице, а она открылась ему, обвив одну ногу вокруг него в попытке прижаться еще ближе.

– Ты такой худой, – выдохнула она. – И трость – ты в порядке?

– Да, сказал он, – я в порядке. Трость – притворство.

Он знал, что должен попросить ее называть его теперь Лесли или Лес. Но проклятье, он любил быть Дейвом Джоунсом. Это Джоунс впервые встретил ее. Это в Джоунса она влюбилась.

Она поцеловала его снова и, да, она определенно хотела быть ближе – она расстегнула его штаны, задрала свою юбку, придвинулась и...

Молли вскрикнула, и Джоунс знал, что он тоже, и только внезапное понимание, что они слишком громко себя ведут, помешало ему кончить прямо там и прямо сейчас, с первым сладким толчком внутрь нее.

О Боже, о Боже... Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе...

Вот только это случилось совсем не так, как он себе представлял.

В его фантазии, в совершенной версии их воссоединения, когда он наконец возвращался, Молли всегда приветственно целовала его так сладко и нежно. Она была такой мягкой и теплой, а ее красивые глаза всегда были полны слез. Одна скатывалась вниз, и он убирал ее большим пальцем, и обхватывал лицо Молли ладонями, и шептал, что мечтал об этом дне.

Вместо этого он жадно целовал ее, пытаясь поглотить звуки, которые она издавала, прижимаясь к нему, балансируя на одной ноге, на цыпочках, пока он ее трахал.

Или, скорее, энергично занимался с ней любовью.

Молли чрезвычайно не любила Т-слово.

Несмотря на то, что она определенно любила заниматься кое-чем на букву Т. Он никогда не учитывал этого в своей маленькой фантазии, но ему следовало бы. Очевидно, не у него одного долгое время была бессексовая диета.

Она тоже ждала его – вот только она держалась на чистой вере. Она не знала, что он планирует найти ее. Она понятия не имела, что он провел каждый день с их последней встречи, работая на этот особый момент.

Эмоции разрывали его, и он знал, что соль, которую ощущал, целуя ее, была не только от ее слез.

И, благодаря Бога, он добавил в список «Вещей, за Которые он Благодарен» темноту в палатке. Есть предел тому, что может вынести человек.

Он почувствовал ее оргазм – еще раз спасибо, Боже – потому что у него оставалось, может, всего три секунды до своего – Иисусе! – а он не надел презерватив. Он быстро вышел из нее, и она немедленно поняла почему.

– У меня есть один, – сказала она, возясь в кармане.

Она принесла с собой презерватив – и Джоунс знал, что это было не случайно. Она пришла сюда сегодня, намереваясь с головой нырнуть обратно в их отношения горячие и страстные, точно такие же, как они закончились. Никаких вопросов, никакого «итак, чем именно ты занимался последние три года?».

И стоя здесь, тяжело дыша, вглядываясь в ее лицо в темноте, он влюбился в нее заново.

Его женщина.

Что ж, ладно, на самом деле он никогда не называл ее так в лицо.

Но прямо сейчас было не время.

– Сохрани его, – сказал он ей, но она потянулась к нему.

– Нет, Молли, стоп.

Он видел ее неверие даже в полумраке.

– Мы уже пробыли тут слишком долго, – сказал он и застегнул штаны – что было не так-то просто сделать – оставив рубашку навыпуск. Он вытер глаза рукавом, пригладил волосы, нашел очки Лесли, заправил проволочные дужки за уши.

– Поправь свою юбку.

Она не поняла и не двинулась, чтобы поправить одежду, пока он не схватил ее одной рукой, а трость – другой, и не вытащил девушку из палатки на лунный свет.

– Боюсь, это ужасно неуместно, – произнес он с британским акцентом Лесли Полларда, и хромая пошел вперед ко все еще освещенной столовой, – что вы пришли в мою палатку в столь поздний час без сопровождения, мисс Андерсон.

– Мне жаль, – сказала она.

Она вроде не выглядела как женщина, у которой только что был секс. Нет, покрасневшее, залитое слезами лицо и всклокоченные волосы, возможно, принадлежали женщине, которая тосковала и горевала.

Если у вас было воображение категории Джи[14]

– Но я...

– Я знаю, что у вас много вопросов о нем. Вашем умершем друге. Дейве Джоунсе.

Он рылся в карманах штанов в поисках носового платка, пользуясь благоприятной возможностью и пытаясь хоть наполовину уменьшить давление на яички. Но нет, это было безнадежно. Он был обречен.

Прежде, чем протянуть Молли носовой платок, он воспользовался им, чтобы вытереть уголок рта: господи, забыл, что она начала пользоваться помадой и оставила предательский след на его лице.

– Я не уверен, что могу поведать вам больше, – добавил он. – Я встречал его лишь несколько раз.

Трудно было сказать, что смутило ее больше: его требование соблюдать приличия, его крайне правдоподобная хромота или то, что он носил носовой платок.

Она вытерла глаза, высморкалась.

– Я слышала сплетни, что... Дикие вещи, как будто он убил того человека и, не знаю, сбежал, вероятно, с его женой, – сказала она. – Но потом кто-то сказал, что он и ее тоже убил...

Не может быть. Эта старая история проделала такой путь к чертовой Африке?

Очевидно, она была искажена и изменена, как сообщение в известной игре в испорченный телефон, но до сих пор...

– Я хорошо его знала, – продолжила Молли. – Дейва Джоунса. Он никогда бы не причинил никому вреда.

Гм... Джоунс сделал мысленную пометку – обговорить это в другое время. Прямо сейчас, так или иначе, у него были другие первостепенные задачи. Они наконец выбрались из хорошо прослушиваемого окружения спящих палаток, и он склонился пониже к девушке, понизив голос и сменив тему:

– Важно, чтобы ты не делала ничего необычного, Мол. Это может показаться сумасшедшим или параноидальным, но, проклятье, если ты успела услышать про...

Послушай, я не хочу, чтобы у дурных людей появился повод говорить, что моя добродетельная экс-подруга внезапно закрутила с каким-то парнем, которого только встретила. Разве что теперь ночевки с незнакомцами обычное дело в твоем репертуаре.

– Ты же знаешь, что нет, – сказала она ему.

Ага. Он кивнул.

– А значит любой, у кого есть мозги, сложит два и два и поймет, что это, должно быть, я.

Она остановила его, положив свою руку на его. Но прикосновение продлилось недолго – ведь она знала, что в столовой сестра Маура пьет чай, отдыхая после ночной смены в больнице.

Может монахиня и не могла видеть их здесь в лунном свете, но они не могли знать этого наверняка.

– Значит, мы должны быть осторожны, – сказала она. Ее глаза опять наполнились слезами. – Не могу поверить, что ты действительно здесь. Ну и ну, это ужасная стрижка.

– Мы были осторожны в Индонезии, – ответил ей Джоунс.

Он снял очки, протер их краем рубашки. Так можно занять руки. Чтобы не попытаться убрать волосы с ее лица. Или снова притянуть ее, чтобы поцеловать и закончить то, что они начали.

– И сколько времени прошло, прежде чем весь лагерь оказался в курсе? Два дня или три?

– Тогда мы должны быть даже более... – начала она.

Он перебил ее.

– Осторожности недостаточно. – Вернул очки обратно. – То, что случилось в моей палатке сегодня ночью... Мол, это не должно повториться опять.

– То, что случилось в твоей палатке, – заметила она, – случилось лишь наполовину.

Да. Он хорошо это знал.

– На какое-то время, так или иначе, – добавил он.

– Ты серьезно, ведь так? – спросила она, ища его взгляд.

Он изо всех сил постарался выглядеть решительным. В теории эта часть его грандиозного плана была легче.

– Нам нужно сделать все правильно, – пояснил он ей, напоминая об этом и себе.

– Когда? – спросила она. – Как долго продлится «какое-то время»?

– Месяцы, – произнес он.

Молли рассмеялась – взрыв недоверия.

– Ты объехал полсвета, чтобы...

– Выпить кофе, – кивнул он. – С тобой. Сидеть за одним столом с тобой. Черт, Мол, сидеть в одной столовой с тобой уже достаточно – мне даже не надо быть за тем же столом.

– Месяцы, – уточнила она. – Периоды времени, которые состоят из полного лунного цикла.

– Да, – сказал Джоунс. – И мы должны начать с того, что ты не будешь говорить со мной, не знаю, может, несколько недель.

Она начала заводиться. Она просто не могла этого принять.

– Ты не можешь всерьез...

– Джоунс умер, – сказал он ей. – Подумай об этом. Я тот, кто принес тебе эту весть.

Есть выражение, ну знаешь, насчет пристрелить посланника... Что ж, ладно, набожные леди обычно не стреляют в людей, но, вероятно, они какое-то время их избегают.

– Я определенно достаточно взрослая, чтобы отделить плохие новости от того, кто их принес, – парировала она. – Или ты не заметил три новые морщины на моем лице...

– Нам нужно сделать эту картинку реальной, – снова прервал ее он. – Разве ты не понимаешь, что меня до ужаса пугает даже просто быть здесь? Я не подвергну тебя опасности. Снова. Господь знает, гореть мне в аду за то, что я сделал в прошлый раз...

Она оборвала Джоунса, отмахиваясь и от его смертных грехов и от лет, что он провел в отчаянной попытке их искупить.

– То есть ты думаешь, если я буду игнорировать тебя неделю или две, это убедит людей, которые следят за нами – которые могут даже не делать этого, смею добавить – что ты не ты. Ну и что дальше?

Одна из тех, кто мог даже не следить – бой-баба, сестра Мария-Маргарет – открыла скрипучую дверь большого деревянного дома, в котором ютились монахини. Она двинулась к ним, повязывая на ходу пояс вокруг талии.

Он вынужден был заговорить быстрее.

– Затем мы постепенно сблизимся. Время от времени будем разговаривать в столовой.

В конечном итоге ты пригласишь меня к себе на чай. Днем. И в присутствии твоей соседки.

Мы растянем это на столько месяцев, сколько понадобится чудику вроде Лесли Полларда, чтобы понять, что он тебя любит. Затем прибавим немного энергии, чтобы наконец что-нибудь с этим сделать.

Перед ними выросла сестра.

Лесли повернулся к монахине.

– Простите, мы разбудили вас? У мисс Андерсон проблемы со сном, естественно, после таких дурных вестей... Она пришла в мою палатку с кое-какими вопросами, и, конечно, это было не подходящее место для беседы, так что... Я подумал, возможно, стакан горячего молока?.. – он заговорщически понизил голос. – Она была так расстроена, я просто не хотел оставлять ее одну.

Сестра Мария-Маргарет не закудахтала, не обняла Молли, не проявила ни малейшего сочувствия. По правде, взгляд, которым она одарила Джоунса, был исполнен подозрения.

Но, должно быть, точно так же она смотрела на каждого мужчину, что ходил по Божьей земле.

Он повернулся к Молли, посылая ей безмолвное извинение и добавляя прощальный кивок:

– Оставляю вас в хороших руках, мисс Андерсон.

– Спасибо за то, что были так добры, – проговорила Молли, – мистер Поллард. И прошу прощения за то, что нарушила ваш покой и за... все.

Он точно знал, что она подразумевает под всем, и да, он знал, что следующие несколько месяцев будут самыми длинными в его жизни.


Глава 6


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

7 ДЕКАБРЯ 2003

ВОСЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


– Каким ты был в детстве? – Вопрос Джины прервал постсексуальный пыл.

Это было краткое время сразу после занятий любовью, когда Макс держал ее на руках и казался почти расслабленным.

Ей пришло в голову, что вместо того, чтобы откинуться назад и насладиться моментом, можно поговорить.

Но Макс покачал головой:

– Я никогда не был ребенком.

Она рассмеялась и повернулась взглянуть на него.

– Нет, был. Давай. Каким был твой любимый... подростковый сериал?

Он опять покачал головой:

– Я не часто смотрел телевизор.

– «Ангелы Чарли», – предположила она, засмеявшись, когда он закатил глаза. – Готова спорить, ты был из тех парней, у кого на стене в колледже висела картинка с как-там-ее–Фаррой.

– Без комментариев. – Но он улыбнулся. – В колледже я больше увлекался музыкой, чем телевидением. Имею в виду, мы, конечно, смотрели «Субботним вечером в прямом эфире», но... Мне подавай Крисси Хайнд из «Претендерс». В любое время суток. Она была горяча.

И действительно умела петь.

Музыка. Они много говорили о музыке. Об этом говорить было просто.

– Какой у тебя был любимый сериал, когда тебе было, например, десять? – спросила она его.

– Черт, я не знаю, – ответил он. – Я смотрел то, что хотели смотреть мои брат и сестра. Они были намного старше... Тим фанател от спорта, так что мы смотрели множество бейсбольных и баскетбольных матчей. А когда их не было рядом... Мой дедушка очень любил Элвиса. С ним я посмотрел много фильмов с Элвисом.

Фильмы с Элвисом. Так забавно.

– Сколько тебе было, – спросила Джина, – когда с твоим дедушкой случился удар?

– Девять.

– Должно быть, ужасно.

– Ага.

Она немного помолчала, просто глядя на него, немного надеясь, что он скажет больше, но зная, что не станет.

Однажды он сказал ей – очень давно – что ему было девять, когда его сестра впервые попыталась покончить с собой. Тот год, наверное, был просто кошмарным.

Первый из многих.

Не удивительно, что он не знал детства.

Она потянулась поцеловать его в щеку, но он повернулся и перехватил ее губы своими.

Господь всемогущий, этот мужчина умел целоваться. Так легко было бы позволить этому стать заключительным знаком препинания в конце разговора. Позволить поцелую направить их в одну из ночей с двумя презервативами.

Но это затянется надолго, а она не могла остаться навсегда.

Как бы ей не хотелось.

Она осторожно отстранилась.

– Так какой твой любимый фильм с Элвисом? – спросила она.

Он рассмеялся.

– Да ладно, – сказала она. – Это несложно, ты можешь ответить.

– Не знаю, – сказал он. – Я, правда, смотрел лишь потому, что этого хотел дедушка.

– И... что? – спросила Джина, приподнимаясь на локте, чтобы взглянуть на него. – Ты просто сидел с ним в гостиной и решал в уме квадратные уравнения, пялясь в пространство?

Он снова закатил глаза.

– Ладно, – произнес Макс. – Просто... дай передохнуть – мне было девять, хорошо? И мой дедушка потерял способность говорить, но когда он смотрел те фильмы, он, я не знаю… Выглядел почти счастливым. Иногда даже смеялся. Черт, да я бы влез в один из этих фильмов, чтобы постоянно там жить, если бы мог. Так что, да, у меня быллюбимый фильм. «Следуй за мечтой». Что, вероятно, тебе ни о чем не говорит.

– Эй, я видела некоторые знаменитые шоу Элвиса, – запротестовала она. – Это тот с кучей детишек и автомобилем-универсалом, верно?

Он рассмеялся.

– Ну и ну! Да ты тайный почитатель Элвиса.

Боже, она любила, когда он вот так улыбался.

– У меня есть двоюродная бабушка, которая держит в своей квартире в Бэйсайде две картины, – сказала ему Джина. – На одной Иисус, а на другой Элвис.

– «Черный бархат»?

– Ты знал. Мой брат-идиот сказал мне, что это один из известнейших святых, и я...

Что ж, я приняла это на веру. Трудно сказать, сколько мне было, когда я поняла, что это шутка.

Теперь была ее очередь закатывать глаза. Это вызвало у нее мягкий смешок.

– Святой покровитель рок-н-ролла, – произнес Макс. – Мне нравится. В смысле, он был ступенькой к более продвинутой музыке, но для меня, определенно, все началось с Элвиса.

Вернулись к музыке. Ну ладно.

– Ты играл на каком-нибудь инструменте, когда был ребенком? – спросила его Джина.

Он взглянул на нее и, видимо, решив, что эта тема достаточно безопасна, сказал:

– Когда я учился в средней школе, я действительно хотел играть на гитаре. Я тогда открыл Хендрикса[15], понимаешь?

Она кивнула.

– Так что я пошел к школьному учителю музыки и... Она дала мне скрипку, которую держала наготове – для тех детей, которые хотели попробовать, прежде чем впрягаться в это на целый год.

– Скрипку?

– Да, – сказал Макс. – Очевидно, с этого нужно было начинать на струнном отделении в нашей школе. Помню, она сказала мне, что я должен заслужить право играть на гитаре.

– Ох, парень, – произнесла Джина. – Учительница музыки из твоей средней школы довела бы учительницу музыки из моей средней школы до инфаркта. Подозреваю, в учительской у них бы случилась драка на ножах. И ты больше никогда не возвращался к музыке?

– Не совсем, – признался он. – Я... Что ж, я понял, насколько это трудно.

Он издал звук отвращения:

– Катастрофа. Я всегда во всем был хорош, но...

– Не со скрипкой, – поняла она. – Это один из самых трудных инструментов для игры.

Глупость со стороны учительницы.

 – Ага, – согласился Макс, – я слушал «Сквозное движение» и «Бессменно на сторожевой башне», а учительница хотела, чтобы я осилил «Трех слепых мышек» на том куске дерьма, который не мог даже настроить. К тому же толерантность к шуму в нашем доме упала до минус пяти. В смысле, я мог слушать Хендрикса в наушниках. Но учиться играть... – Он пожал плечами. – Я ушел через неделю.

– Это тогда твоя сестра...

– Да, – сказал он. – Какой был твой любимый фильм с Элвисом?

Ладно. Джина получила от этой истории со скрипкой больше, чем ожидала, так что уступила.

– Тот, где он играл священника, – поведала она ему. – Хочу сказать, я же думала, что он святой, понимаешь?

– Так сколько же тебе было, когда ты поняла, что это не так? – спросил Макс.

– Третий класс, – ответила она. – Это было ужасно. Тот тупой пятиклассник – Патрик О`Браен – не прекращал трепаться о том, какой отстой Элвис и как он умер от передоза. Так что я разбила ему губу и поставила синяк – я реально выбила из него дерьмо, прямо на игровой площадке. У меня были такие неприятности. Директриса отправила меня в библиотеку – сразу после драки моя одежда вся запачкалась, это было так оскорбительно.

Но она заставила меня изучить подробности смерти Элвиса. – Джина вздохнула. – То был недобрый день. Помню, мама работала, так что меня забрал дядя Фрэнк – он жил у нас, потому что не мог найти работу. Драка считалась серьезным делом. Меня отстранили на два дня, и, прежде чем вернуться, я должна была принести извинения Патрику и его родителям.

Только я знала, что от этого станет только хуже, ведь так? Представь, что ты тот ребенок, а третьеклашка приходит в твой дом и...

Макс улыбнулся:

– Бедный ублюдок.

– Ага, ты думаешь, что это забавно, но я была подавлена, – сказала она ему. – С разбитым сердцем. Все эти молитвы были фальшивому антисвятому? Мой герой наркоман?

Ты знаешь, что я происхожу из целого поколения пожарных и копов. Употребление наркотиков в моей семье шло наряду с убийством и поджогом.

Она поудобнее устроилась на нем, сильнее прижав его руку к себе.

– Не могу поверить, что никогда не рассказывала тебе эту историю. Ведь рассказывала, разве нет?

– Нет.

Он потянулся, чтобы убрать волосы с ее лица.

– Дядя Фрэнк усадил меня и рассказал, что герои иногда ошибаются, – сказала Джина.

– Он заметил, что, может, Элвиса все равно стоит считать святым, несмотря на все сделанные им ошибки, потому что тот принес так много света в жизни многих людей.

Например, двоюродной бабушке Тилли, у которой осталось негусто поводов для радости после смерти дядя Германа.

– Он также заставил меня принять душ и переодеться, – продолжила она. – Отвез прямо к дому О`Браенов и научил, что сказать, чтобы Патрик не терроризировал меня до конца года. – Джина фыркнула. – Фрэнк сказал, что я должна пощадить его гордость и моя речь должна быть такой: «Извини, я была не права. Спасибо за то, что не стал бить меня, ведь я девочка и слабее тебя, и ты, вероятно, знаешь, что мальчики не должны бить девочек». Но я была в своем репертуаре: «Но он не бил меня – я победила в драке, честно и справедливо! Как насчет моей гордости?» Так что Фрэнк разрешил мне написать Патрику письмо и передать его, пока не видели родители, а там говорилось: «Если я когда-нибудь еще услышу, как ты называешь Элвиса отстоем, я заставлю тебя пожалеть». – Она рассмеялась. – А когда мы добрались до дома, Фрэнк впервые разрешил мне сыграть на его барабанной установке. Детям запрещали даже дотрагиваться до нее, но в тот день он разрешил мне поиграть, фактически, дал мне урок, и это было волшебно... Конечно, после этого я пробиралась вниз каждый раз, когда никого не было дома, и играла. Думаю, он знал об этом... Так или иначе, с тех пор Патрик О`Браен всегда избегал меня на площадке.

Макс снова улыбнулся:

– Мой дедушка тебя бы обожал.

Как-то давно Макс рассказывал ей историю о том, как встретились его дедушка и бабушка – американка – в Индии в двадцатых. Им обоим было по тринадцать, когда его бабушка Венди отстала от своей школьной группы. Раза Багат проводил ее домой. А затем пошел и за невероятное время – примерно за две недели – выучил английский, чтобы говорить с ней и легко ее понимать.

Очевидно, притяжение было взаимным. В тридцатых они поженились – в то время их отношения рассматривали как межрасовые и очень скандальные. Ухудшало положение то, что Раза не принадлежал к высокой касте.

После Второй мировой войны Раза, Венди и их сын Тимоти – отец Макса – переехали в Америку, где не были такими изгоями, особенно после того, как Раза получил высокооплачиваемую работу в авиации.

Раза с энтузиазмом постигал страну жены: место, где родилось ракетостроение, а чернорабочий не должен был проводить всю жизнь, развозя удобрения.

– С удовольствием бы встретилась с ним, – сказала Джина. – И с твоими родителями тоже.

Макс недоверчиво посмотрел на нее.

– Что? – спросила Джина.

– Ничего.

– Сколько тебе было, когда они развелись? – спросила она.

Он вздохнул и ответил:

– Первый год в колледже. Мы действительно должны продолжать?

– Должно быть, это трудно для тебя, – сказала она. «Давай Макс, расскажи что-нибудь значимое...»

– Не-а, – сказал он. – Это все в прошлом.

– Если есть причина, почему ты не хочешь ее обсудить?

– Потому что тут не о чем говорить, – парировал Макс. – Я сделал то же, что и всегда.

Повел себя правильно. Выпустился экстерном. Джина, уже поздно.

Ох, ладно. Беседа свернула на менее комфортную для него территорию, и он поступил как обычно. Попытался избавиться от Джины.

Если она сдастся, ничего хорошего не выйдет. Если она так сделает, Макс просто закроется еще больше.

Так что Джина продолжила.

– Большой день завтра? – поддразнила она. – Игра в кункен[16] с Аджаем?

– Я имею в виду для тебя. Ты должна вернуться к Джулзу сегодня.

– Ага, а затем забрать завтра твою почту. Утомительно, – произнесла она.

Он не улыбнулся. Он и так едва удерживался, чтобы не заговорить о ее возвращении в Нью-Йорк и поступлении на юридический факультет... Она просто знала это. И тогда она не удержится от того, чтобы послать его и...

Закончится тем, что она уйдет расстроенная. Ночь была для этого слишком хороша, даже если беседу преимущественно поддерживала лишь Джина.

– Так что же ты используешь для выхода своего творческого потенциала? – спросила она, прежде чем он успел произнести какую-нибудь глупость.

– Что?

Она смутила его. Хорошо.

– С тех пор, как ты отказался от скрипки, – пояснила она. – Если бы у меня не было моих барабанов, я бы свихнулась.

– У тебя нет твоих барабанов, – заметил он. – Они в Нью-Йорке.

Р-р-р.

– Да, – сказала она, – но я нашла студию звукозаписи примерно в двух кварталах от квартиры Джулза. У них есть установка. Владелец, Эрни, не возражает, если я прихожу во внерабочее время и... Разве я не говорила тебе об этом?

– Нет, – нахмурился Макс. – Эрни?

– О. – Она поцеловала его. – Ревность?

Джина не позволила ему ответить.

– Он женат и у него двое детей. Так что перестань уклоняться от моего вопроса. Что ты делаешь? Пишешь стихи? Или – я знаю! – занимаешься скрапбукингом, верно?

Он рассмеялся, как она и надеялась.

– Да. Весь избыток свободного времени.

– Серьезно, – сказала она. – Ты пытался рисовать, или заняться скульптурой, или...

– Некоторые люди рождены для того, чтобы создавать искусство, а другие – для того чтобы сидеть в зрительном зале.

Джина села и повернулась лицом к нему.

– Ты же не веришь в это на самом деле, правда? – Она была оскорблена. – Это так же глупо, как сказать ребенку, что, прежде чем играть на гитаре, он должен овладеть скрипкой.

Это два совершенно разных инструмента, к тому же...

– Ш-ш-ш, – сказал он, но при этом улыбался, – люди спят.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – сказала она ему. – Ты делаешь это нечасто.

И тут же его улыбка пропала.

– Я знаю, – пробормотал он. – Извини.

И вот они снова уставились друг на друга.

Уставшие. И испуганные. По крайней мере, она была испуганной. Неуверенной.

Эмоционально вычерпанной от необходимости быть все время так чертовски осторожной с ним. В страхе, что он скажет ей «все, баста», что они не могут продолжать.

Она не знала, что он чувствовал, потому что он никогда ей не говорил.

«Пожалуйста, – взмолилась она Святому Элвису, – пошли мне какой-нибудь знак...»

Ей не нужно, чтобы Макс говорил, что любит ее, но это бы чертовски не повредило.

Возможно, сыграло роль, что они были голыми в его кровати, но, как всегда, когда они смотрели друг на друга, что-то вспыхнуло. Зажглось и, потрескивая, окружило их.

«Что мы здесь делаем, Макс?» – не спросила Джина.

Вместо этого она сказала:

– Поздно.

– Да, – согласился он. А затем удивил ее. Он практически спел ей. Тихо и немного фальшиво, но определенно подражая Элвису: «Боже Всемогущий, я чувствую, как моя температура поднимается...»[17] Джина засмеялась.

Макс потянулся к ней, а жар в его глазах сказал, что никуда она не денется.

По крайней мере, не сейчас.


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Джина не ждала его в комнате отеля «Эльбе Гоф».

Макс этого на самом деле и не ожидал.

Но боже, как же он надеялся.

На полу лежал конверт – без сомнения, счет за номер – который просунули под дверь.

Макс поднял его, когда вошел.

Закрывая за собой дверь, он не потрудился включить свет – занавески были открыты, и две аккуратно застеленные кровати омывал предзакатный свет. В комнате царила типичная гостиничная обстановка: кровати, шкаф, столик с телефоном, телевизор. Мягкий стул и торшер. Стулья и столик для завтрака у окна. Характерно универсальный приятный интерьер – он мог находиться где угодно в мире угождения американским путешественникам.

За исключением того, что здесь пахло Джиной. Она не пользовалась духами, по крайней мере, не теми, что в бутылочках, ее шампуни, мыло и лосьоны обладали сладковатым ароматом.

В ванной пахло сильнее. Как будто она была здесь. Только невидимая.

На стойке лежала косметика, словно она только что ею пользовалась. Словно оставила комнату в полной уверенности, что вернется.

В спальне повсюду лежали книги в мягких обложках: на шкафу, на столе, даже на полу. Джина шутила, что ее съемки эротик-шоу «В гостях у сказки» проходили бы в книжном магазине. Единственная вещь, способная заставить ее публично снять рубашку – сигнальный экземпляр последнего Дина Кунца или Дж.Д.Робба.

В том уголке Кении, где она работала, не было книжных, и Макс ощутил укол раскаяния. Ему стоило подумать об этом и купить для нее последние издания. Джулз мог отослать их ей, от них обоих потребовалось бы не так много времени и усилий.

Макс бросил конверт на ближайшую к ванной кровать, чтобы освободить руки и осмотреть все ящики.

Джина распаковалась. Вместо того чтобы держать свои вещи в сумке, как делают все нормальные люди, когда путешествуют, она пользовалась гостиничным шкафом.

Определенно, тут она поступила так же.

В стенном шкафу тоже висела одежда, и Макс подошел поближе посмотреть.

Одежда Джины и кого-то еще.

Но рубашек, или развешанных костюмов, или тапочек мужского размера на полу шкафа не обнаружилось. Кто-то еще был женщиной.

Макс стоял и смотрел на платье, которое не подходило Джине ни по стилю, ни по размеру и ощущал... Что? Облегчение?

Не совсем.

Хотя да, ладно. Может, немного. Номер был зарезервирован для Джины Виталиано и гостя. До этого момента Макс не сомневался, что гость без вопросов мужчина.

Лесли Поллард, который прибыл в лагерь Джины около четырех месяцев назад.

Англичанин. Между тридцатью и сорока.

Эрудированный.

Очаровательный.

Или как там Джина описала этого сукина сына в коротком письме Джулзу: «Я встретила пленительного мужчину»?

Но, если только часть очаровательности Полларда не заключалась в привычке носить платья со смелыми цветочными принтами, не он был ее попутчиком.

Джулз показал Максу письмо Джины сразу после того, как навел справки и выяснил из отчетов МОС, что Поллард записался в добровольцы более десяти лет назад после кончины своей жены. Этот человек долго работал с другими благотворительными организациями – в Китае, Южной Африке и в Индии. Он был выходцем из маленького городка в Англии, где преподавал в частной школе для богатых девочек. Школьное расследование, проведенное до того, как там даже задумались о том, чтобы нанять его, превосходило большинство правительственных мер безопасности.

Лесли Поллард был – как сообщили в МОС Джулзу, а тот передал Максу – тихим, набожным человеком, оплакивающим свою жену, которую все еще крепко любил.

Но у Джины, с ее жизнерадостностью, прямотой, чувством юмора и телом кинозвезды, было все, чтобы научить любого принимать жизнь и влюбиться снова.

Господи, это походило на роман. Джина скрывается в Кении, убегает, чтобы не разбить свое сердце в ужасных отношениях с Максом, который с такой радостью занимался с ней сексом каждый раз, когда она просила, но оставался бессердечным ублюдком и не открывал ей своих чувств.

Тем временем Поллард посвящает себя спасению собратьев после смерти жены – вероятно, от чего-нибудь болезненного и затяжного, вроде рака. Он нежен, чувствителен и изранен, и достаточно бесстрашен, чтобы говорить искренне. Она откровенна и забавна, и так чертовски красива и полна жизни, что у него дух захватывает.

Помогая искать пропавшего козла – нет, лучше пусть будет пропавший ребенок, – они оказываются вместе в дикой местности вдали от лагеря. Вынужденные прижаться друг к другу, чтобы сохранить тепло. Между ними разгорается страсть и...

Да. Это очень помогает. Фантазии о том, как Джина и проклятый англичанин впервые занимаются любовью, действительно помогут Максу найти ее.

Он более тщательно прошелся по одежде Джины в поисках коробка со спичками из ресторана или другого ключа, который помог бы ему проследить ее путь. Он пытался сосредоточиться, думая, как опустошительно трудно было бы это сделать, если бы тело в морге оказалось ее.

Он отвлекся от мыслей о ее сексе с мистером Пленительным, но снова чуть не заплакал.

Да, это тоже не поможет. Плакса. Черт. Что с ним не так?

В ящиках Джины одежда была преимущественно прочной, для кемпинга. Шорты- карго. Джинсы. Футболки. Легкие рубашки. Толстые носки. Нижнее белье – не такое прочное, как остальная одежда. У нее был грандиозный запас всяких вычурных штучек с кружевами.

О боже.

Но под одеждой ни одной визитки Усамы бен Ладена или его ассистентов.

На столе была груда бумаг. Рекламные брошюры местных музеев. Рваная карта города. Краткий список покупок в аптеке, написанный знакомым небрежным почерком Джины: мыло, крем для загара, ватные палочки и салфетки, вода в бутылках, крекеры...

Но никаких распечаток с кредитки, вообще никаких счетов.

Макс осмотрел ее багаж и обнаружил на полке в шкафу пару пустых спортивных сумок.

Он потянулся достать их и... Что это, черт возьми, такое?

Верхняя сумка была тяжелее, чем полагается пустой сумке. Она была закрыта и прикреплена к решетчатой полке велосипедным шнуром, из тех, что запирались на цифровой замок. Шнур обвивался вокруг матерчатых ручек.

Как будто это помешало бы грабителю скрыться с добычей.

Макс достал перочинный нож и перерезал ручки.

Сумка принадлежала Джине. Ее фамилия была написана на ней несмываемым маркером. Он отнес сумку к кровати, отодвинул брошенный там конверт...

Хорошо. Стоп. Он либо вымотался, либо спал на ходу, потому что конверт не был из гостиницы, как ему сперва показалось. Он прибыл по почте – на нем был штамп. Направлен Джине по адресу гостиницы, комната восемьсот семнадцать. Отправитель – некий А.М.К., отсюда, из Гамбурга.

Раз уж он достал и открыл нож, то сперва занялся сумкой, вспоров ткань рядом с застежкой-молнией.

Внутри оказались... Цифровая камера Джины и, да, как он и ожидал – груда счетов.

Макс сел на кровать, просматривая клочки бумажек. Она подписала те из счетов, по которым было непонятно, за что они. Обед, обед, обед, ланч, завтрак, ланч. Книги, книги, книги, книги.

Примерно две дюжины почти нечитабельных счетов разных форм и размеров. Он более подробно просмотрел их, когда понял, что А.М.К. – это...

Стоп.

Поверх груды лежал большой документ, свернутый втрое, чтобы соответствовать остальным. Бумага была тонкой, почти прозрачной и Макс прочел, задом наперед и вверх тормашками, жирный шрифт, гласящий «Американская медицинская клиника».

АМК.

Он развернул его и...

Это была оплата медицинских услуг.

Вверху напечатано полное имя Джины и адрес отеля, комната восемьсот семнадцать.

Видимо, она посещала доктора и...

Иисусе.

Она сдавала тест на беременность.

Макс разорвал присланный запечатанный конверт. Внутри находилось письмо. Он достал его, встряхнул, открыл и...

АМК на самом деле оказалась «Американской медицинской клиникой».

Вверху снова напечатано имя Джины и временный адрес. Письмо начиналось с «Дорогой пациент».

Несколько коротких абзацев на английском. В первом сообщалось, что результаты теста готовы, но самих результатов не было.

Ну конечно, нет.

Во втором абзаце ее упрекали за пропуск запланированного обследования и сообщали, что оплатить его придется в любом случае, поскольку она не предупредила за двадцать четыре часа.

А в третьем абзаце таился кикер[18]. Ей напоминали о важности дородового ухода.

Он перечитал еще раз, но слово все еще оставалось там. Дородовый.

Джина действительно была беременна?

Ладно, а если нет? Это определенно стандартный бланк. Пропущенная ею дата – вчера – была вписана от руки.

Вероятно, этот тип женской клиники продвигает важность дородового ухода при малейшей возможности.

Это ничего не значило.

И даже если она беременна, что с того? Он лучше примет ее живой и беременной, чем беременной и мертвой.

Но как можно было быть таким полным, чертовым дураком? Макс опустил голову между коленей – внезапно у него закружилась голова, перестало хватать воздуха. Джина осталась бы, попроси он об этом.

Она была бы в безопасности и...

Если бы она осталась, ее ребенок мог бы быть от него.

Что за жуткая мысль? Что бы он, черт возьми, делал с ребенком?

Чисто теоретический вопрос. Она не осталась.

И вроде Макс сделал то, что и собирался – выбросил ее из своей жизни навсегда.

Подарил ее другому мужчине, который был слишком глуп, эгоистичен или небрежен, чтобы защитить ее как следует.

Разве что она любила этого сукина сына, и ее беременность была запланирована.

Но если это так, почему он не поехал с ней? И кто, черт возьми, та женщина, с которой она путешествовала?

Кроме одежды в комнате не было ничего, что помогло бы ее опознать.

Макс нашел счета Джины, а где же тогда счета второй?

Он встал с кровати, чтобы закончить поиски в корзине для бумаг.


КЕНИЯ, АФРИКА

23 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


Дейвид Джоунс был мертв.

Джина помогала Молли справиться с шокирующей новостью, подменяя ее в госпитале.

Она же предложила устроить сегодня поминки. Только они вдвоем, бутылка вина, пожертвованная по такому поводу сестрой Хелен, и все истории, которыми Молли сможет поделиться – и не покраснеть – про ее слишком короткий роман с любимым мужчиной.

Молли согласилась, что идея хороша, но удивила Джину. Дважды.

Сначала известием, что она выздоравливающий алкоголик, и поэтому откажется от вина, но в любом случае – спасибо.

Эта информация, заставившая Джину призадуматься, была не самой удивительной.

Молли говорила ей, что начала карьеру в гуманитарной помощи, как искренний волонтер типа Б. Подростковая беременность, ребенок, отданный на усыновление, мертвый бойфренд... Молли годами боролась с трудностями, прежде чем нашла свой путь.

Вторым сюрпризом стало то, что Молли планировала пригласить на поминки Лесли Полларда.

Джина быстро поняла, что Молли хочет не просто рассказать про Джоунса. Она хочет и послушать про него. А длинноволосый заика-англичанин знал этого человека.

Или хотя бы встречался с ним несколько раз.

Предчувствие говорило, сегодня в палатке намечается странный вечер. Если, конечно, допустить, что старина шутник-Лес примет приглашение.

Джина закончила стерилизовать судна в госпитале и пошла в столовую, накормить Винни и других девочек ланчем.

Лагерь практически замер в полуденном зное.

И это не было преуменьшением.

Этот лагерь, существовавший в ритме «глотаем-пыль-за-ползущими-впереди- черепахами», впадал в кому каждый день сразу после обеда.

Джину, жительницу Нью-Йорка до мозга костей, сначала расстраивал такой медленный темп. Она глубоко вдыхала, чтобы не хлопать в ладоши и не кричать: «Быстрее! Двигайтесь быстрее!» И так как не спала в тихий час, полуденные перерывы казались ей тратой времени.

Но сейчас ей это нравилось. Весь лагерь засыпал, и у нее появлялось время для себя.

Как в том эпизоде «Стартрека», когда капитан Кирк остался на «Энтерпрайзе» один. Оказалось, он так разогнался, что члены экипажа не могли его увидеть – так быстро он двигался – и...

Нет, она спутала эту серию с той, в которой пришельцы построили макет звездного корабля и...

Дерьмо. Восемнадцать месяцев без секса, и она превратилась в свою кузину Кэрол-через-э, которая слишком много времени проводила, задаваясь вопросом, влюбится ли мистер Спок в Уинифред, может ли он интегрироваться в Баффиленную[19].

Кэрол-через-э была чудилой, и не только потому, что очевидно же: противоположности притягиваются, а Баффи победит Спока одной левой.

– Мисс! Пардон, мисс!

Джина обернулась и увидела скрывающуюся в тени душевой палатки женщину.

Молодую, почти девочку, не старше восемнадцати, в ярком цветном платье, буквально кричащем «деньги».

Откуда она здесь взялась?

– Я должна поговорить с вами.

Ее английский был по-лондонски высококлассен, лицо – безупречно красивым, с темно-коричневой кожей и огромными, выразительными глазами.

– Но нас не должны видеть вместе. Мы можем войти внутрь?

В душевую палатку?

Девушка ощутимо беспокоилась, и Джина кивнула.

– Конечно.

Табличка снаружи палатки гласила «Мужчины», но лагерь проспит еще целый час.

К тому же, в этот час генератор выключен. Любой, желающий искупаться, получил бы сейчас, в лучшем случае, лишь прохладную воду.

Девушка открыла деревянную дверь.

– Скорее, – подогнала она Джину, что прозвучало как плохая шутка, учитывая, что двигалась та как слишком многие местные женщины – медленно, осторожно, словно каждый шаг отдавался болью.

И как только девушка двинулась, стало очевидно, что она не была миленькой толстушкой, как сперва подумала Джина.

Она была беременна.

– Вам нужен доктор? – спросила ее Джина. – Или сестра?

Многие женщины в этой части Кении отказывались от услуг докторов-мужчин. Или, скорее, их мужья отказывались за них.

И отец Бен, и МОС пытались в течение многих лет найти в лагерь врача-женщину. Сестры пошли еще дальше и начали собирать деньги, планируя послать сестру Марию-Маргарет в медицинскую школу. Хотя Джина была абсолютно уверена, что сестра Двойная-М могла преподать профессорам по акушерству и гинекологии в Гарвардском медицинском пару-тройку вещей об обеспечении дородового и послеродового ухода за женщинами в странах третьего мира.

– У нас есть очень хорошая, профессиональная сестра, – продолжила Джина, пытаясь убедить ее.

– О да, я знаю, – сказала девушка. – Мы пришли сюда – мой муж и я – к вашей сестре.

Но мой муж, он без предрассудков, понимаете. Он решил, что меня должен осмотреть доктор, что, к сожалению, означает, что он будет со мной во время осмотра и... – Она приоткрыла дверь и выглянула в щелку. – У меня мало времени. Я сейчас должна отдыхать.

Они принесли меня в палатку и... Вы американка, о которой я так много слышала?

– Я из Америки, – ответила ей Джина, – да, но...

Женщина взяла ее за руки.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала она. – Моей сестре Люси исполнится шестнадцать в ближайшую неделю. И когда это произойдет, они скажут, что она согласилась, и сделают с ней то же, что и со мной.

Ох, дерьмо.

– Но это незаконно, – сказала Джина и немедленно ощутила себя идиоткой. Что за глупости, конечно, это незаконно.

– Да, верно, – согласилась девушка. – Попытайтесь, тем не менее, добиться судебного преследования в таком городе, как Нарок. Это большой город, и у дяди там есть ферма, на которой Люси живет до сих пор. Сейчас они с тетей навещают меня, но через неделю после среды должны будут вернуться. Так что видите, мы должны сделать это очень быстро.

– Сделать это? – запинаясь, откликнулась Джина.

– Я собираюсь устроить диверсию, – сказала ей девушка. – В один из ближайших дней. Я уже отдала Люси немного денег, что у меня были, некоторые драгоценности... У нас есть друг на севере в Марсабите, он поможет ей добраться до Лондона. До того, как умер наш отец, мы год прожили в Англии. У нас там остались друзья, которые о ней позаботятся. Она готова ехать, мисс. Пожалуйста, скажите, что вы поможете ей добраться до Марсабита.

– Конечно, – сказала Джина. Святые угодники...

– Спасибо. – Девушка начала плакать. – Будьте благословенны. Женщина, которая работает на кухне у моей тещи, сказала, что вы помогли бежать всем ее семерым дочерям, что вы ангел, рискнувший ради ее детей. Она сказала, что есть такие злые люди, что заставят вас исчезнуть навсегда, если вы осмелитесь выйти за пределы лагеря, но вы все равно поможете мне.

Так вот оно что.

Причина, по которой Молли – единственная другая американка в лагере – неоднократно отклоняла возможность отправиться на сафари или в кенийскую деревушку.

Потому что планировала свою версию подпольной железной дороги двадцать первого века для побега кенийских девушек.

– Возвращайтесь в свою палатку, – сказала ей Джина, провожая обратно к дверям. – Я найду Молли, хорошо? Она та женщина, о которой вам говорила подруга, а я просто... помощница.

По крайней мере, отныне. Она удостоверилась, что снаружи никого нет.

– Скажите Люси найти Джину или Молли, когда она приедет, ладно? Скажите, что мы все подготовим для нее. И безопасно доставим ее в Марсабит.

Кивнув, девушка – черт, Джина не спросила ее имени – ушла.

Джина качала головой, пока ждала в палатке. На всякий случай, если кто-нибудь следил, она не хотела следовать сразу за девушкой. Хотя, если кто-нибудь наблюдал, то не имело значения, сосчитает она до десяти или до десяти тысяч прежде, чем выйдет. Раз у палатки нет черного хода, очевидно, что если два человека вышли из нее друг за другом, они были там вместе.

Так зачем беспокоиться обо всем этом?

Она поступает так лишь потому, что это делали шпионы в фильмах. Довольно глупая причина. Конечно, она худшая в мире лгунья. Увиливание не было ее сильным качеством.

С другой стороны, Молли, очевидно, всех в этом превзошла. Все эти месяцы они дружили, а Джина ни о чем не подозревала.

Какие еще секреты ее соседка по палатке скрывает от нее?

Джина выглянула из двери и – вот дерьмо! – прямо сюда шел Лесли Поллард с полотенцем на плече. Словно он выбрал сегодняшний день для ежемесячного отбеливания.

Инстинкт заставил ее отступить. Инстинкт заставил ее пригнуться и спрятаться за одной из перегородок. Ее гребаный инстинкт. Кинув взгляд назад, – а за полотняной перегородкой эта мысль очень быстро расцвела в голове Джины – она поняла, что вместо пряток ей стоило распахнуть дверь и выплыть наружу. Приветливо помахать шутнику-Лесу Полларду и громко сказать – если его заинтересует – что проблема с трубами уже решена.

Конечно, это все еще было возможно.

А затем в палатке чуть ли не эхом прозвучал звук расстегиваемой застежки-молнии.

Дерьмо, дерьмо!

Но, может, и хорошо, да? Значит, он безопасно разместился в другой огороженной части, погрузившись в медитативные размышления под прикосновения мыла и воды.

Все, что ей надо – на цыпочках пройти мимо этого занавеса к двери и...

Шкр-р-ряб! Если бы ее жизнь сопровождала музыка, сейчас весь лагерь перебудил бы звук иглы, проехавшейся по старомодной долгоиграющей пластинке. Потому что Лесли Поллард, очевидно, не ощутил потребности уединиться за перегородкой, считая, что один в палатке.

Он казался таким же ошеломленным, увидев ее, как и она, увидевшая так много его.

Хорошая новость: пока он не обрел дар речи, чтобы спросить ее, что она делает в душевой палатке, если на двери висит табличка «Мужчины».

Но кому-то из них явно нужно было что-то сказать, поэтому Джина выдавила «Привет», потому что, черт, Лесли Поллард в белых трусах с кармашком спереди был... Не таким уж бледным и цыплячье-тощим, как она вообразила Не то чтобы она много себе навоображала, честно говоря, даже не задумывалась.

Но мужчина оказался куда моложе, чем она считала: ближе к тридцати, чем к сорока.

Мускулистый, с кубиками пресса. Загар почти исчез, но все еще держался. В поле зрения ни кусочка цыплячьей кожи, без всяких сомнений. Хотя его загар почти полностью исчезал у самых вершин бедер и...

И матерь Божья!

Он мог повернуться к ней спиной. Но вместо этого потянулся за полотенцем и обернул его вокруг талии одним гибким движением, от которого мускулы на руках и торсе перекатились, как у киногероя.

Лесли Поллард – Спаситель Дня.

Джина рассмеялась от мысли про постер к такому фильму, что было очень, очень неправильно. Бог не запрещает врываться к незнакомцам в нижнем белье и начинать внезапно хихикать, так что она превратила смех в кашель.

– Простите. Пыль в моем... Не обращайте на меня внимания, я просто проверяла... – Трубы, собиралась она сказать, но остановилась, потому что, о, мой Бог. В этом был двойной смысл. Проверить трубы – почти проверить твои трубы. Чего она действительно не собиралась делать. Совсем. Вот только до полотенца она заметила загар и его отсутствие в некоторых местах, и это было просто... там.

– Напор воды, – сказала она вместо этого. – Хорошая новость. Напор есть. Он очень... водяной и напористый... – Каким-то образом она добралась до двери. – Приятного дня.

Хорошо, ладно.

Большая часть лагеря все еще пребывала в коме, и Джина добралась до палатки, которую делила с Молли, не встретив ни одного полуголого сотрудника. Например, сестру Марию-Маргарет.

О-о-ой.

Она ворвалась в двери, и испуганная Молли перевернула бутылочку с лаком для ногтей.

– Блин! – раздраженно воскликнула она, пытаясь навести порядок.

Молли была в шелковом бирюзовом платье, с полотенцем вокруг головы и грязевой маской Джины на пол-лица.

Что ж, полдень становился все более и более нереальным. Вместо того, чтобы тосковать и орошать слезами подушку, Молли устроила себе то, что Джина называла «спа-день», завершив его покрыванием ногтей на ногах красным цветом.

Конечно, каждый горюет по-своему.

– Прости, что беспокою, – сказала Джина подруге, – но это не может ждать...


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Макс впустую тратил время, пытаясь уговорить администрацию «Американской медицинской клиники» нарушить правила их политики конфиденциальности клиентов.

Он знал, что они не дадут личную информацию Джины, и тем более не по телефону, но не мог не попробовать.

Стоило ему начать объяснять, кто он такой, почему сейчас в Гамбурге, описывать оба счета и письмо из АМК, женщина, которая подняла трубку, перебила его:

– Подождите, пожалуйста.

Так что он ждал. И ждал. Он знал, это должно было отбить ему охоту, но у него было не так много зацепок, чтобы отступить.

Ожидая, он разложил счета Джины на кровати, рассортировав их по датам.

Он обнаружил, пристально изучив расходы, что Джина оплачивала ланчи, завтраки и обеды своей подруги.

Если только не ела, в буквальном смысле, за двоих.

Прекрасно. Теперь он точно знал, где и что Джина ела в Гамбурге, и где покупала книги – все в непосредственной близости от гостиницы – но больше ничего.

Осмотр ее мусора ничего не дал. И осторожный осмотр остальной части гостиничного номера не приблизил его к опознанию спутницы Джины.

Чертовски странно, как будто она путешествовала с безымянной Джейн. Или, может, с Джеймсом Бондом. Кем бы ни была эта женщина, она обезличила себя получше некоторых оперативных сотрудников верхушки безымянного агентства, которые контактировали с Максом на протяжении его карьеры.

Каковы шансы, что такая нехватка опознавательных знаков случайна?

Все еще ожидая на линии, он проверил одежду во второй раз в поисках меток и обнаружил, что когда-то почти к каждой вещи были пришиты именные бирки. Два маленьких кусочка ткани.

Именные бирки срезали.

Женщина с ужасным немецким акцентом вернулась на линию:

– Мне жаль, сэр. Без разрешения, подписанного пациентом...

– Я хотел бы записаться на прием, чтобы поговорить с доктором, который обследовал ее, – сказал Макс. Он искоса взглянул на счет: – с доктором Лесли Крамером.

Женщина немного помолчала, потом произнесла:

– Как насчет сентября? Семнадцатое. Это среда...

И это через три месяца.

– Простите, вы не понимаете. Я из...

– Нет, – оборвала она его. – Я понимаю. Вы из ФБР – или говорите так. Боюсь, ваша история не так уж оригинальна.

– Что?

– Мы каждую неделю получаем несколько звонков из ФБР, полиции, ЦРУ. Как будто это магические слова, которые заставят нас выдать конфиденциальную информацию.

Его телефон пикнул – поступил другой звонок. Он глянул на номер. Джулз.

– Да, – сказал Макс администратору АМК, – но я действительно...

– Сожалею, сэр, предлагаю вам поговорить со своей подругой, если вы хотите быть в курсе ее здоровья. Мы не даем информацию без специальной формы допуска, подписанной...

– Послушайте, – сказал он. – Она пропала. Я пытаюсь ее найти. Я хочу поговорить с доктором Крамером, спросить, была ли Джина сама или с кем-нибудь, когда приходила на прием.

– Сожалею, сэр...

– Доктор Крамер вечером принимает?

Он видел в заголовке письма, что в АМК сегодня есть вечерние часы приема.

– Простите, сэр, мы не даем информацию о нашем персонале.

Потенциальным сумасшедшим. Она не произнесла этих слов, но Макс знал, что подумала.

– До свидания, – сказала она и повесила трубку.

Проклятье.

Джулз перестал звонить, и Макс набрал его сам.

– Что ты нашел на женщину, с которой путешествовала Джина? – спросил он, когда Джулз ответил.

Младшего агента не беспокоило отсутствие традиционного приветствия вроде «алло».

– Ничего, – ответил он. – Пока. Но я жду звонка от Джорджа. Он связался с оперативниками в Найроби, которые практически въезжают в лагерь, и мы сможем переговорить со священником, который им управляет. Связь там, в лучшем случае местами, и мы никак иначе не можем связаться с ним. Священника зовут Бен Солдано. Я дам вам знать, как только услышу что-нибудь от Джорджа.

– Что еще ты нарыл? – спросил Макс.

– Я связался с кредитной компанией Джины. Никаких платежей со дня взрыва.

– Черт, – сказал Макс.

– Да, жаль, – откликнулся Джулз. – Но это вам не понравится еще больше. В день взрыва был оплачен билет в один конец из Гамбурга в Нью-Йорк – отправление сегодня после полудня. На имя Джины. Еще раньше, в тот же день, перевели большую сумму – двадцать тысяч долларов – на счет компании «НТС-Международный», которая странным образом прекратила существование.

Иисусе.

– Мы пытаемся ее отследить, – добавил Джулз, – но пока безуспешно.

– Значит, кредитную карточку украли, – сказал Макс. Он не хотел даже думать о том, что это значит. Если паспорт Джины и бумажник украли...

– Мы тоже так думаем, – заметил Джулз. – Хотя, подождите, есть еще. И более странное. У Джины была еще карта от другой компании. За десять дней до взрыва она сняла крупную сумму – десять тысяч долларов – с этой карты в банке в Найроби.

– Что за черт? – сказал Макс. Десять тысяч долларов наличными?

– О, – произнес Джулз, – я получил сигнал от Джорджа. Я перезвоню вам. Это займет несколько минут...

Он прервал связь, и Макс закрыл свой сотовый. Проклятье, с кем Джина связалась?

С каким-то жалким подонком, который не только сделал ей ребенка, но и вымогал крупные суммы, потом украл ее паспорт и бумажник, и...

И убил ее.

Нет.

Пожалуйста, Отец Небесный, нет.

Камера Джины лежала на кровати, и Макс поднял ее.

Давай, Кэссиди. Перезвони.

И доложи, что оперативники добрались до лагеря в Кении только чтобы обнаружить, что Джина вернулась туда, целая и невредимая – оставив все свои пожитки?

Если бы лишь вещи и косметику, Макс позволил бы себе в это поверить. Но она ни за что не оставила бы все эти книги.

Его телефон не звонил и не звонил, так что Макс включил камеру – как обычно, Джина сохранила дюжину снимков – и...

На первом снимке, появившемся в маленьком окошке камеры, был он. Она сохранила его фото, что это значило? Что ей до сих пор не все равно?

Или что она сохранила его как предупреждение? Типа «никогда не забывать, какими паршивыми были твои отношения с этим неудачником»...

Это был не особо удачный снимок. На самом деле, даже досадный.

Макса сняли в его палате в Шеффилде сидящим на кровати. Это фото Джина сделала в день его прибытия туда. Он выглядел как кусок дерьма, потный после своего первого сеанса терапии, и смотрел в камеру с негодованием, потому что, черт возьми, не хотел фотографироваться.

Он вообще не хотел, чтобы Джина была в комнате.

Как будто это могло помешать ей прийти...

«Знаешь, что тебе надо? Счастливый конец...»

Он нажал кнопку и перешел к следующему кадру.

Еще одно фото Макса. На этот раз с Аджаем.

О боже.

Они сидели за столом в комнате отдыха в реабилитационном центре и играли в карты. Аджай широко улыбался, несмотря на то, что сидел в инвалидном кресле, несмотря на то, что шрамы превратили его ужасно обожженные руки в пугающие когти. Комнату украсили к Рождеству. Макс до упаду смеялся над чем-то, что только что сказал мальчик – без сомнения, какая-нибудь смехотворно глупая неприличная шутка.

Ребенок понял, прямо во время их первой карточной игры, что малейший юмор веселит Джину. И что, когда смеется Джина, смеется и Макс.

На следующем фото Аджай снял Макса и Джину. Она сидела у него на коленях за тем же столом в реабилитационном центре, обвив рукой его шею и надев шапочку с оленьими рогами, которую принесла Аджаю. Макс вымученно улыбался и словно боялся дотронуться до нее. Боялся, как бы она не узнала, как ему нравится дотрагиваться до нее. Боялся запечатлеть это, боялся...

Будь оно проклято, но он хотел шагнуть в эту фотографию. Хотел хлопнуть себя по лбу и сказать себе... Что?

Наслаждайся моментом. Не спеши. Смакуй его. Дорожи им.

Потому что это не навсегда.


Глава 7


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

6 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Они словно играли.

Макс пытался держать поблизости Джулза или Аджая, а Джина пыталась аккуратно их отослать. И остаться наедине с Максом.

Тем не менее, если начистоту, Макс не особо старался. Он сдавался почти через день.

Вскоре это стало его любимой частью недели. Джина. На нем.

А еще интересно было видеть, как быстро секс из роскоши превратился в хроническую потребность.

Зависимость.

И по-настоящему опасным было то, что Джина это знала.

– Доброе утро, Джина.

Макс услышал, как ее поприветствовала медсестра в коридоре.

Достаточно было одного лишь голоса Джины, чтобы его артериальное давление подскочило. Сегодня с ней не было Джулза, что означало: Максу следует дотянуться до телефона и сказать Аджаю собираться на игру в карты.

Вот только он не мог пошевелиться. Он не хотел сегодня играть в карты. Он просто сидел и слушал, как две женщины обсуждают погоду.

– ... несколько снежинок и все начинают ехать, как моя двоюродная бабушка Люсия.

На самом деле, обсуждала только Джина. Дебра лишь вставляла нейтральные ответы: «Да», «м-м», «угу».

– Мой кузен преподает в пятом классе в окрестностях Бостона. Он сказал мне, что они не закрывают школу по поводу меньшему, чем снежная буря. Макс в комнате?

– Он отдыхает.

– Спасибо, я тихонечко.

– Хм.

Итогда Джина сделала это. Очевидно, натерпелась.

– Что вы имеете против меня? – спросила она.

Вот так прямо. Бух!

Ее голос был тих. Он услышал лишь потому, что дамы стояли прямо у его приоткрытой двери.

Дебра издала нервный смешок. Да, Дебра. Бойся. Сильно бойся. Джина может быть настоящим питбулем. Она вряд ли уйдет без удовлетворяющего ее ответа.

И у Дебры не было возможности смутить ее темой секса.

– Не будь смешной, дорогая. Я ничего не имею против тебя.

Даже и близко нет. Макс мог представить, как Джина скрестила руки. Первый знак, что она намерена сражаться. Отступать было поздно – каждому из противников.

– Ох, да перестаньте. Мы обе знаем, что вы нечестны. Я точно знаю, о чем вы думаете каждый раз, когда я прихожу сюда. – Джина великолепно сымитировала голос пожилой женщины: – «О, привет, дорогая. Время мистеру Багату потрахаться, да?»

Сейчас голос Дебры был напряжен:

– Ты же не будешь отрицать...

– Нет.

Ах.

– Секс важная часть наших отношений. Я не собираюсь этого отрицать, – сказала Джина. – Я не стыжусь этого – да и не должна. Я люблю его.

Это не было новостью, но услышать, как она произносит вслух...

Джина не закончила:

– Мы можем начать заново? Или по крайней мере будьте со мной цивилизованны. Вы ошибались насчет белья на полу, верно ведь? У него здесь не снуют толпы девушек.

– Боюсь, я не смогу прокомментировать. Лучше вам спросить его на этот счет.

– Вы такая стерва, – сказала Джина, и медсестра задохнулась от этого произвола. – Почему вы продолжаете намекать...

Дебра заговорила одновременно с ней, и ее голос повысился:

– Я не обязана терпеть...

– А я не обязана терпеть ваши узколобые предположения ни секундой дольше, – выпалила Джина в ответ. – Вы думаете, молодая женщина, мужчина намного старше – значит, я разбиваю его счастливую семью, да? Так знаете что? Макс никогда не был женат, вы все истолковали совершенно неверно. Никто, кроме меня, не захотел его. Я единственная достаточно сумасшедшая, чтобы надеяться на достаточно долгие отношения с ним, и, скажу вам прямо сейчас, это уже отстой!

Ай.

Джина не закончила:

– Только потому, что ваш муж бросил вас ради кого-то помоложе...

– Где ты услышала... Моя личная жизнь не... – бессвязно забормотала Дебра.

Но Джина шла напролом.

– Деб. Мне жаль, что ваш бывший – придурок, что он так вас обидел, но Макс не такой. Он жил в своей квартире совершенно один много лет. Он женат на своей работе, и если это делает меня его любовницей, что ж, ладно. Я хочу ею быть. Эй, не убегайте от меня! Я терпела ваше молчаливое неодобрение слишком много недель! Если вам есть что сказать мне, говорите!

– Ты не единственная женщина, которая приходит его навестить, – сурово произнесла Деб. – Не мое дело рассказывать, кто приходит сюда и закрывает двери, но, если у тебя есть хоть немного мозгов, ты должна знать, что каждый посетитель отмечен на стойке регистрации.

– Пегги Райан, Деб Эрланже, его помощница Ларонда, – перечислила Джина. – Фрэнни Стюарт... Все эти женщины работают с ним, и вы знаете это. Точка. Конец. Знаете что? Забудьте это, Дебра, ладно? Можете просто продолжать меня игнорировать. Мне неинтересно заводить дружбу с кем-то таким ядовитым, как вы.

Макс закрыл глаза, услышав, что Джина открывает его дверь, а затем закрывает ее за собой.

– Черт, – сказала она. – Черт. Почему я вообще беспокоюсь?

Потом помолчала минуту, просто разглядывая его, а он дышал медленно и ровно.

Словно спал.

Она говорила ему, что принесет завтрак, и он наконец услышал, как она пошевелилась и поставила как минимум два бумажных пакета на стол.

Она села не на его кровать, а в кресло рядом. И вздохнула.

– Я знаю, что ты не спишь. Я знаю, ты слышал каждое слово.

Макс открыл глаза и посмотрел на нее. Шторы были закрыты, так что пробивались лишь полосы света на потолке. Они мягко освещали ее печальное лицо, заставляя его сиять.

Ему захотелось сфотографировать ее.

– Когда я сказала, что это отстой... – попыталась она объяснить, – я имела в виду, что... – она запнулась.

– Что это отстой? – закончил он за нее.

Она рассмеялась, но глаза были полны горя. Это разбивало ему сердце, потому что он не хотел для нее такого.

Она должна быть сумасшедшей, чтобы хотеть его. Хорошо, что она это знает. Потому что следующий шаг – осознать, что она не до такой степени сумасшедшая.

Что же до его желаний...

– Я просто... – начала Джина. – Я подумала... Я больше не знаю, о чем думать, Макс.

Я просто... я люблю тебя, но... Боже.

Она пристально посмотрела на него, и впервые он не смог ее прочитать. Обычно ее переполняли надежда и оптимизм. И уверенность. Но сейчас он видел лишь печаль.

Может, из-за него. Может, она собиралась встать и выйти из комнаты. Из его жизни.

Он смотрел на то, что делает, словно со стороны. Он знал, что не должен был так поступать, что надо было просто сидеть и позволить ей уйти.

Вместо этого он протянул к ней руку. Четкое послание «иди сюда». Прежде он никогда не делал первого шага. Подстрекателем, если можно так выразиться, всегда была она.

И если печаль в ее глазах сменилась чем-то другим, если они слегка затуманились, когда она взяла его за руку, он этого не увидел. Он закрыл глаза и потянул ее в кровать.

Обычно она прокрадывалась к нему обнаженной, но сейчас была полностью одета.

Это было сексуально в обратном направлении.

Конечно, он считал Джину сексуальной, когда она приветствовала медсестер в коридоре. Когда играла в кункен с Аджаем. Когда гримасничала над капкейками с розовой присыпкой, которые Аджай считал идеальным десертом. Когда смеялась, когда говорила, когда дышала...

Он намеревался всего лишь обнять ее, позволить ей отдохнуть на нем, в его объятиях, но когда она вытянула поперек него ногу, то столкнулась с его... восторженным откликом на ее присутствие.

Она рассмеялась и потянулась к пульту, чтобы запереть дверь.

– Что ж, по крайней мере, теперь я не чувствую себя такой нежеланной.

Она поцеловала его, но он отстранился и встретился с ней глазами.

– Я всегда хотел тебя, Джина. Это никогда не было проблемой.

– Так в чем проблема? – спросила Джина. – И если ты выдашь мне какое-нибудь дерьмо, вроде того, что не заслуживаешь меня, я закричу.

– Не играет роли, чего я заслуживаю, – сказал он ей. – Я просто не считаю... – он поправился, – я знаю, что не смогу дать того, что тебе нужно.

– Хочешь поспорить?

Она поцеловала его еще раз, и он, как всегда, проиграл.

Он помог ей немного освободиться от одежды, его пальцы скользили по ее гладкой коже, в то время как она потянулась за презервативом и...

Да.

– Макс.

Он открыл глаза и обнаружил, что она пристально смотрит на него. Волосы взъерошены, рубашка полурасстегнута, лифчик с черным отливом едва сдерживает полные прекрасные груди.

Лицо серьезное. В глазах вопрос.

– Для тебя это действительно просто секс? – прошептала она. – Это все просто... какая-то игра, в которую мы играем?

Он заколебался и в тишине услышал, как земля заскрипела, останавливаясь на орбите, потому что целая вселенная ждала его ответа.

Два очевидных ответа были: а) да; б) нет. Макс выбрал ответ «в». Он закрыл глаза и поцеловал ее, молясь, чтобы она одновременно и поняла и не поняла того, что он сам еще не начал постигать.

И, очевидно, даже если это не было абсолютно правильным ответом, то был очень близок к нему.


КЕНИЯ, АФРИКА

23 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


– Каждый, – говорила Джина, пока Молли заканчивала готовить палатку к визиту Дейва Джоунса, – ну хорошо, почти каждый в нашей профессии пережил какую-нибудь личную трагедию в прошлом.

Молли расправила покрывало на кровати, затем проверила, не начала ли закипать вода. Начала. Молли налила ее в заварочный чайник.

– Сестра Хелен, – сказала Джина. – Она рассказывала мне, что посвятила жизнь Богу после того, как ее сестру убили прямо в гостиной.

Джина все еще была расстроена из-за Молли. Утром с ней случился своего рода шок: узнать, что Молли... оказывает незаконную помощь беглым девушкам.

– И сестра Двойная-М несет довольно тяжелый багаж, – продолжала Джина. Она все еще пыталась поговорить с Молли насчет позволения помочь.

– Я знаю, – сказала ей Молли. – И я не буду просить никого из них помочь мне доставить Люси в Марсабит.

В мерцающем свете фонаря она разглядывала чайные чашки, проверяя, чтобы из них не выползло ничего мерзкого. По мнению Молли, Джине не пошло бы на пользу участие в рискованной затее. С тех пор, как она пережила адский опыт похищения на угнанном самолете, прошло не так много лет.

– К тому же, – прибавила Молли, – я не собираюсь ехать на север в одиночку. У меня есть надежный контакт.

Она подняла руку, чтобы остановить возможные вопросы.

– Тебе не нужно знать, кто это, просто знай, что о Люси позаботятся.

– Так... что? – спросила Джина. – Я просто притворюсь, что забыла все, что знаю об этом? А когда появится следующая девушка?

– Ты сделаешь то же, что и сегодня, и скажешь мне. А я позабочусь о ней, – ответила Молли. – Джина, послушай, мне жаль. Я должна была сказать тебе об этом гораздо раньше.

– Да, – сказала Джина, – должна была.

Молли знала, что Джина злится не потому, что подруга не позволяет ей поучаствовать. Она злилась потому, что Молли скрывала от нее главный секрет все то время, что они дружили.

Но сейчас у Молли был другой секрет. Еще больший. Но если она только заикнется об этом, то выложит все Джине в считанные минуты.

После прибытия Джоунса.

Это было таким очевидным решением: просто сказать Джине, что Лесли Поллард и Джоунс одно лицо.

И не было бы неловкого любопытства «почему Молли красит ногти на ногах вместо того, чтобы переживать горе?» И Молли не нужно было бы нести груз еще одной тайны от своей лучшей подруги.

А лучше всего, Джоунс мог нанести визит в их палатку на чай, и всему миру это показалось бы приличным – вот только он и Молли могли поговорить открыто.

В присутствии Джины, конечно. Лагерные правила требовали наличие компаньонки. Но это лучше, чем торопливый шепот в столовой.

Конечно, Джоунс согласится.

– Давай, – сказала Молли Джине, – помоги мне.

Джина без энтузиазма заканчивала убирать свою половину палатки. Она сняла с веревки для белья пару носков, которые постирала и повесила сушиться несколько дней назад.

– Ты же не думаешь в самом деле, что Лесли покажется сегодня? – спросила она, отправляя носки в свой чемодан.

Молли не просто не думала так, она это знала.

– А почему бы и нет? – спросила она.

Джина покачала головой.

А Джоунс постучал по деревянному каркасу палатки.

Сердце Молли подпрыгнуло. Вот только это должны быть поминки. Она постаралась придать себе должный вид, пока открывала дверь.

– Мистер Поллард. Пожалуйста, входите.

– Спасибо.

Их глаза встретились лишь на миг, но этого было достаточно, чтобы ей захотелось глупо улыбаться. «Не улыбайся».

Он одел одну из этих ужасных клетчатых рубашек и застегнул ее на шее и на запястьях. Голову покрывала шляпа от солнца, хотя снаружи было темно. Он тоже не улыбался. Но ему удалось дотронуться до нее, когда он вошел в палатку.

О Всевышний.

– Чаю? – спросила она неестественно высоким голосом.

– Пожалуйста, – ответил он, приветственно кивнул Джине и устроился на одном из двух стульев. Молли чувствовала, что он наблюдает за ней, пока она разливает чай. Внезапно стало очень тепло.

Джина откашлялась.

– Так… э-э… Лесли, – неловко произнесла она – что было странно. Когда это Джина была с кем-нибудь неловкой? – Как хорошо вы, м-м, знали Дейва Джоунса?

Он тоже откашлялся и ответил:

– Боюсь, не очень хорошо.

Молли подала ему чайную кружку и послала умоляющий взгляд.

– Я действительно думаю, что мы должны рассказать Джине правду о...

В ответном взгляде было отчетливое предупреждение.

– Правду о том, что Джоунс вызвал гнев некоторых очень опасных индонезийцев, – сказал Поллард с акцентом торговца слоновой костью. – Если бы он не умер, эти очень отчаянные люди в конечном итоге догнали бы его, потому что он не был достаточно осторожен.

И на случай, если она не поняла его сообщение четко и ясно, немедленно пустился рассказывать многословную историю о его поездке сюда из Найроби в автобусе, полном священников.

Спиной к Джине, Молли состроила ему гримасу.

Он даже не приостановился, описывая автобус в мельчайших деталях, а затем перешел к попутчикам.

– Отец Дитер – вы, конечно, встречали его. У него по-настоящему прекрасный певческий голос...

Молли была бы счастлива просто сидеть, пить чай и слушать, как он зачитывает телефонную книгу. Смотреть, как его руки держат кружку, и просто наслаждаться теплом воспоминаний...

Как долго они должны играть в эту игру?

Он, конечно, понимал, о чем она думает, потому что намеренно избегал ее взгляда. Просто продолжал историю.

– Отец Том рассказал нам, как жил в Маниле ребенком. Ему было семь, когда напали японцы.

В противоположном конце комнаты Джина была неестественно тиха. Она сидела на кровати настолько далеко от Джоунса, насколько позволяли приличия, язык тела – полностью закрытая: немного развернута от него, руки плотно скрещены.

– Мать Тома убили, – продолжал Джоунс. – Подозреваю, жестоко. Его старший брат Элвин убежал с ним в джунгли.

Пока Молли наблюдала, Джина исследовала потертость на рукаве рубашки. Как будто готова была смотреть куда угодно, лишь бы не на Джоунса.

Который все еще рассказывал.

– Они были почти парой партизан и ответственны за значительную часть диверсий во время войны.

Возможно ли, что Джине неудобно находиться здесь с ними? Не то чтобы у них в палатке каждый день бывали мужчины. А если и бывали, то обычно священники. Или дружелюбные Тройные-П, как называла их Джина: пятидесятилетние, приветливые и прочно женатые.

– Они смешивались с местными жителями и никогда не попадались, – продолжал Джоунс. – Никто не ожидал, что дети могут быть причастны к таким крупным повреждениям линии поставки. Замечательные люди. Элвин все еще жив и сейчас в Сан-Франциско. Тогда ему было всего одиннадцать.

И перешел к детальному описанию отца Юргена.

Может, Джоунс был такого же роста и телосложения, как один из мужчин, которые взяли Джину в заложники и держали под прицелом. Или, может, виноват его смешной фальшивый акцент, так похожий на акцент одного из захватчиков.

Джина вроде бы легко прошла через это испытание, несмотря на то, что миновало не так много лет. Она казалась психически здоровой и хорошо адаптировалась.

Конечно, ключевое слово «казалась». Молли не могла проникнуть в голову Джины. Но возможно, что это все было лишь грандиозным представлением.

Заключение: Молли и Джина должны поговорить.

– Не помню точно, – говорил Джоунс, – кто пел нам партию Бальтазара «Вот волхвы с востока идут», пока мы въезжали в Накуру, отец Дитер или отец Юрген, хотя, полагаю, это был отец Юрген.

Он перевел дыхание, и Молли прервала его:

– Еще чаю, мистер Поллард?

Он взглянул на свои часы:

– Нет, благодарю вас. Уже поздно. Мне пора.

Это что, шутка? Он пришел лишь пятнадцать минут назад. Молли не удержалась и издала разочарованный звук.

Что заставило Джину податься вперед:

– Мы должны поделиться воспоминаниями о Дейве Джоунсе. Я никогда его не видела, так что не очень помогу, но вы-то видели. Каким он был?

Джоунс взглянул на Молли:

– Что ж. Он был... высок.

– Высок.

Джина тоже кинула взгляд на Молли. Вот только в ее глазах читалось: «Можешь поверить, что за идиот?»

– Очень высок, – сказал ей Джоунс. – Выше меня.

Он поднялся.

– Мне правда нужно идти.

Протянул Молли кружку, постаравшись, чтобы их пальцы соприкоснулись, пусть и коротко, а затем «спасибо» и «доброго вечера» отметили его путь к выходу из палатки.

Молли не стала дожидаться, пока его шаги удалятся, и повернулась к Джине.

– Ты в порядке?

– А ты в порядке? – вполголоса парировала Джина. – Подруга, мог ли этот парень быть более бестолковым? Ты хотела поговорить о Джоунсе и... все, что он смог выдать – что тот был высок? И он действительно думает, что мне интересно, у которого из сидений позади водителя, пятого или четвертого, более оригинальная обивка?

Молли прикрыла улыбку рукой. Это уж слишком.

– Кое-кто болтает, когда возбужден, – предположила она.

А кое-кто болтает, когда хочет сделать так, чтобы заговорили другие.

Джина упала назад на кровать и закрыла глаза руками.

– О, мой Бог, Молли, что мне делать? То, что он пришел сюда сегодня со всем этим... Он так очевидно заинтересован, но только потому, что думает, будто я совершенная извращенка.

– Ух ты, – произнесла Молли. – Погоди. Я что-то запуталась.

Джина села с выражением одновременно серьезности, ужаса и веселости на своем хорошеньком лице.

– Я тебе не говорила, но после нашего разговора с сестрой Люси – мы были в душевой палатке, чтобы нас не увидели – я выпустила ее первую, а затем подождала минутку, чтоб нас не заметили выходящими вместе. И прежде чем смогла выйти, он вошел.

Он.

– Лесли Поллард? – уточнила Молли.

Джина кивнула.

– Я испугалась, когда увидела, что он идет, и это глупо, знаю, но я спряталась. И нужно было дождаться, пока я не услышу шум воды, но, господи, может, он и не стал бы задергивать занавеску, потому что считал, что один...

Молли начала смеяться.

– Вот это да!

– Да, – сказала Джина. Вот это да. Так что я решила пробежать мимо, только вот он был не за шторкой, а возле лавочки, понимаешь?

Молли кивнула. Лавочка в главной части помещения.

– В одном белье, – закончила Джина, округлив глаза. – О, мой Бог.

– Правда? – спросила Молли.

Очевидно, Джоунс очень серьезно отнесся к смене личности. Он ненавидел любое нижнее белье, но, видимо, решил, что ходить без белья не в характере Лесли Полларда.

– Боксеры или трусы-плавки?

Джина глянула на нее, но затем, слава Богу, тоже начала смеяться.

– Плавки. Очень короткие плавки.

Она прикрыла рот руками.

– О, мой Бог, Молли, он... Думаю, он пошел в душ в полдень, потому что знал, что там никого не будет, так что можно, понимаешь, сердечно пообщаться с мистером Рукой.

Ох, дорогая.

– А теперь я знаю, и он знает, что я знаю, и он, наверное, думает, что я сидела в засаде в душе, – продолжила Джина. – И то, что он все-таки пришел вечером на чай вместо того, чтобы скрыться от меня в своей палатке навсегда, означает... что-то кошмарное, не думаешь? А я упоминала, что у него типа невероятное тело?

Молли покачала головой. Ох, дорогая.

– Нет.

– Да, – произнесла Джина как-то мрачновато, учитывая тему. – Кто бы мог подумать, что под этими рубашками он настоящий бог? И, может, именно это больше всего меня и шокировало.

– Ты имеешь в виду, потому что... тебя влечет к нему? – спросила Молли.

– Нет! – сказала Джина. – Боже! Потому что меня не влечет. Я ничего не чувствую. Я стояла там и он... Помнишь, я говорила, что он напомнил мне Хью Гранта?

Молли кивнула, не в силах говорить.

– Что ж, я ошиблась насчет Хью. Этот парень сложен, как Хью Джекман. А под шляпой, кремом от загара и очками у него еще есть скулы и линия челюсти. Говорю тебе, абсолютно красивые. И я определенно могу оценить это с одной стороны, но...

Она окинула взглядом стол в поисках камеры, которую выложила сегодня из чемодана.

Что, как знала Молли, означало, что Джина провела полдень, рассматривая сохраненные фотографии. В которых было по крайней мере несколько снимков Макса.

Облегчение Молли от того, что не придется иметь дело с без памяти влюбленной в Лесли Джиной несколько потускнело.

Она хотела бы, чтобы кто-нибудь пришел и украл камеру. Может, это помогло бы ее подруге двинуться дальше.

– Дорогая, нет никаких причин, почему бы тебе не почувствовать притяжение к Лесли Полларду, – сказала она, потянувшись к рукам Джины. – Рано или поздно ты встретишь кого-нибудь, и все сложится и...

Джина вздохнула.

– Я знаю... я просто... – Она вновь закатила глаза. – Кроме того, что Лесли заинтересовался мной потому, что считает извращенкой, я думаю, он... Что ж, он тут, верно? С МОС. Так что он вроде хороший. Унылый, но хороший. И я не хочу задеть его самолюбие. Так что просто... Не приглашай его больше на чай, ладно? Держи его подальше от нашей палатки. Думаю, если какое-то время его избегать, он поймет, что я им не интересуюсь.

Не приглашать его на чай? Без вариантов.

– Знаешь, забавно, – раздумывала Джина, – видеть кого-то вроде Лесли в совершенно ином, неожиданном свете. Ведь ты не смотришь на него и не думаешь «ух ты, должно быть голый он великолепен». Я имею в виду, чего еще мы о нем не знаем? Как думаешь, он один из тех парней, что дают своим пенисам имена? Или, может, у него пирсинг на языке, или...

– Что если ты ошибаешься? – спросила Молли. – Что если он интересуется не тобой?

– Что?

И не было ли это выражение на лице Джины полным непониманием?

Очевидно, даже бледная тень мысли, что Лесли Поллард мог прийти на чай из-за Молли, а не Джины, не закрадывалась в голову младшей женщины.

Это уязвляло, и Молли подавила вспышку.

– Думаешь, я слишком стара для него? – спросила она слегка пронзительным тоном.

– Ты? И... Лесли? – Удивление Джины вышло наружу, но она быстро поняла, как это оскорбительно прозвучало и немедленно пошла на попятный. – Конечно, нет, ты не слишком стара. В смысле, ты не старая. Я имею в виду, ты, наверное, старше его. И он, наверное, младше, чем ты думаешь – я думала, что он старше, но теперь, после, ну ты знаешь... Я думаю, ему самое большее тридцать.

Она лишь делала хуже и знала это.

– И он не слишком юн для тебя, – продолжила она.

– Я просто... я не думаю, что ты... я имею в виду... ты в трауре, – добавила Джина, но – умница – задумалась над тем, что только что произнесла. А потом посмотрела вниз на отполированные красные ногти на пальцах ног Молли, затем ей в глаза, и внезапно стало совершенно очевидно, что Молли не в трауре. Совсем.

– О мой Бог! – Пришло полное понимание. – Лесли это...

– Ш-ш-ш, не говори этого, – остановила ее Молли.

Джина уставилась на нее глазами на пол-лица.

– Ох, черт, я права?

Ох, проклятье.

– Права, – выдохнула Джина. – Боже. Еще одна твоя тайна? О которой ты никогда не собиралась говорить мне?

Ее гнев почти немедленно трансформировался в радость.

– Ох, Мол, ты отстой, и я собираюсь так разозлиться на тебя попозже, обещаю, но это чудесно! Я так рада за тебя – думаю, я упаду в обморок! – Джина обняла ее. – Ты знала, что он приедет? Он написал или...

Молли покачала головой.

– Он просто появился? – Джина пыталась понизить голос. – О, мой Бог! Ты реально чертова обезьяна!

Молли кивнула со слезами на глазах.

– Горилла. Джина, ты никому не должна рассказывать.

– Я не буду. Клянусь.

– Я хотела рассказать тебе, но он из тех, кто... За его голову назначена высокая цена, он боится, что люди все еще ищут его.

– Люди? – спросила Джина.

– Люди, связанные с человеком, назначившим цену за его голову, – пояснила Молли.

– Может, даже охотники за головами, не знаю. Все, что я знаю – он намерен действовать медленно. Он боится, если пойдет слух, что я закрутила страстный роман с каким-то новичком в лагере – это будет как взметнувшийся красный флаг. И он прав. Люди сплетничают и...

Она покачала головой.

– Как бы мне не хотелось, в ближайшее время я не прокрадусь в его палатку. Он говорит, осторожности мало, мы должны ждать месяцы, прежде чем мы сможем хотя бы, я не знаю, взяться за руки...

– Мой Бог.

– Он говорит, что даже не хочет часто приходить на чай, потому что это может привлечь ко мне внимание.

– Не обязательно, – сказала Джина. – Люди видят то, что хотят увидеть, особенно если немного им помочь. Я приглашу его на чай. Я сяду рядом с ним за обедом – тогда ты сможешь присоединиться к нам, верно? Я напишу несколько писем. Пэмми в офис в Найроби. И ты говорила, Электра отправилась в Шри-Ланку? Я и ей напишу. «Я встретила пленительного мужчину...» Затем, через пару месяцев я брошу его, а ты подберешь, чтобы утешить. Шлюшка.

Молли начала смеяться, забрезжила надежда.

– Это правда сработает?

– Можешь поставить свою голову, что сработает, – сказала Джина. – А сейчас вопрос на миллион долларов: Джоунс знает...

– Лесли. Теперь его зовут так.

– Верно. Он знает, что ты не можешь покинуть лагерь без вооруженной охраны, потому что, если ты это сделаешь, то тебя могут выследить и убить? И это прямая цитата, спасибо вам, сестра Люси.

– О, перестань, – сказала Молли. – Это преувеличение, и ты об этом знаешь.

На самом деле она думала, что вопрос на миллион будет об именах для пениса. Но Джина придумала еще более неудобный вопрос.

Джина упорствовала:

– Он знает?

– Ты же знаешь, что нет, – парировала Молли. – И нет, я не собираюсь говорить ему.

Не сейчас. Он и так расстроится, что ты знаешь, кто он. Джина, он сказал, что уедет, если я не буду играть по его правилам.

– Хорошо, тогда ладно, – сказала Джина, усаживаясь на кровати по-турецки, – и я ему не скажу. Если ты позволишь мне тоже помочь Люси.


Глава 8


ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ

Брат Джины Виктор перезвонил Джулзу после того, как перестал плакать. Вик состряпал смешное оправдание, почему Джулз должен был повисеть на линии: поступил сигнал о новом вызове – но Кэссиди не купился ни на секунду. «Что ты говоришь? Моя сестра, которая, по твоим словам, погибла в жутком террористическом взрыве, все же не мертва? Ох, я должен ответить на звонок, это из библиотеки. Наконец-то появилась книга, которую я заказывал».

Что ж, ладно.

– Это точно не Джина? – спросил его Виктор.

– Определенно нет. – Джулз сказал ему то же самое, что недавно говорил Максу. – И дело не в том, что ее тело переместили по ошибке. Она не в морге. И пока все тесты на ДНК отрицательны. – Он глубоко вдохнул. – Но это не значит, что она не мертва.

В последнее время он часто это повторял, эдакий мальчик Смерть, распространяющий уныние и источающий упадок духа, шествуя – ну, ладно, на самом деле его везли – по улицам Гамбурга.

Его водитель был высоким блондином с симпатичным акцентом и таким же голубым, как ноябрьский день в Скенектади. Он с легкостью рулил по переполненным улицам, везя Джулза к месту взрыва по просьбе Макса.

Джулз предпочел бы присоединиться к шефу в гостинице Джины. Он не был уверен, что стоит хорошо осмотреть место взрыва. Но не ему было спрашивать, почему. Его задачей было найти иглу в стоге сена. Или как получится.

Но если Макс не думал, что в мусоре можно найти что-то, принадлежащее Джине – обувь или кольцо, которое она обычно носила – его поездка казалась бессмысленной.

Словно Макс нашел ему занятие, чтобы держать подальше от гостиницы.

И в этом – ага! – был смысл, понял Джулз. Макс хотел осмотреть вещи Джины приватно, когда окажется перед фактом, что позволить ей уйти было крайне жопоголовой дурацкой ошибкой.

– Это удивительно, – произнес Виктор, полностью проигнорировав мрачное предупреждение Джулза.

– Это не значит... – снова начал он, но Вик оборвал его.

– Да, да, – сказал он, – что она не мертва. Я понял. Но нам сейчас не нужно никакой фигни про «стакан наполовину пуст». Можешь поведать факты, в которых ты уверен?

Но Виктору не нужны были все факты, он хотел знать лишь хорошие и обнадеживающие.

Надежда, знал Джулз, могла быть замечательной вещью – в строгой дозировке. Но если она станет слишком большой, если заменит реальность, если игнорировать все дурные вести и придерживаться теории, что Джина все еще жива, что ж, когда правда наконец поднимет свою уродливую голову, это может оказаться слишком тяжело.

– Паспорт Джины оказался у молодой женщины, которую мы сейчас склонны считать террористкой, – Джулз повторил те новости, которые только что передал Максу. По его мнению, они не были особенно хорошими. Это значило, что, хоть Джина и не погибла при взрыве, она, вероятно, умерла несколькими днями ранее. Но, если произнести это достаточно бодро, может, Виктор и не поймет что к чему.

– Он находился у женщины в потайном кармане под блузой, – продолжил он.

Свидетели вспомнили, как женщина, которую он и Макс нашли в гробу Джины, покинула «Фольксваген-Джетта» и вбежала в кондитерский магазин за мгновение до взрыва.

Джулз сказал об этом Максу, но не мог поделиться с семьей Джины. Как не мог и сказать, что при женщине был билет на имя Джины на перелет до Нью-Йорка – в один конец – на тот же самый день, когда взорвалась бомба.

На сленге ФБР – Та Еще Долбанная Зацепка. В смысле, привет, если кто-то заплатил дурильон евро за билет на самолет до Нью-Йорка, кажется сумасшествием просто пойти и взорвать себя в захолустном гамбургском кафе.

Однако до сих пор у них были сомнения, что билет купила не сама Джина. И эта была одна из причин, по которой Джулзу было необходимо поговорить с ее братом.

– Когда в последний раз Джина говорила с тобой, она ничего не упоминала о поездке домой, нет? – спросил Джулз Виктора. – Ну, знаешь, краткий визит?

– Нет.

– Она не хотела, ну, типа удивить вас? – упорствовал он. – Может, юбилей бабушки или другой повод для сбора семьи? Свадьба? Похороны? Понимаешь, что-нибудь, что она вроде как собиралась пропустить, но потом...

– Нет. Мы даже не знали, что она в долбаной Германии, – категорически отрезал Вик.

– Последнее, что мы слышали – она останется в Кении еще на девять месяцев. – Он остановился. – Возможно ли, что на самом деле она еще в Африке? Что ее паспорт украли или скопировали, или еще что-то?

– Нет. Мы наконец переговорили с Беном Солдано – начальником ее лагеря МОС. –

Джулз уже подумал об этом. – Она с подругой – женщиной по имени Молли Андерсон – покинула Кению в прошлый четверг.

– Ты уверен, что этот парень говорит правду?

– Принимая во внимание, что они указаны в пассажирской декларации рейса «Люфтганзы» в Гамбург, не говоря уже о том, что Солдано священник, а Бог реально не любит, когда священники лгут… вот дерьмо! – Джулз вытаращился в окно машины, когда они проехали мимо лиц Адама и Робина – части гигантской рекламы фильма «Американский герой»: «American Hero. Der Amerikanische Held. Ab Donnerstag. MancheKriege führst Du in Dir[20]» – что, вероятно, было переводом слогана фильма: «Война изнутри».

– Иисусе!

– Что?

– Ничего, – сказал Джулз, – прости.

Он считал, что здесь в безопасности, что голливудские фильмы о Второй мировой так быстро в Германию не попадают.

О, как же он ошибался.

– Что? – настаивал Вик. – Ты не мог просто так выкрикнуть «Вот дерьмо!» и «Иисусе!».

– Это не из-за Джины, – рассмеялся Джулз. – Правда, Виктор, тебе не нужно знать.

– Пошел ты, чмо, рассказывай, что случилось?

Ладно.

– Мой экс-любовник и его... новый друг – оба снялись в фильме, который, очевидно, пошел в мировой кинопрокат, – сказал ему Джулз, даже несмотря на то, что это было не совсем правдой. Робин переспал с Адамом лишь однажды – в порядке эксперимента, по крайней мере, так утверждал актер-гетеросексуал. Но Джулз ни за что не стал бы объяснять это Виктору. – Я всюду натыкаюсь на фото – кинорекламу. Сейчас я здесь, в гребаной Германии... – он использовал прилагательное Виктора, – и все равно не могу от них убежать.

Тишина.

– Ты еще здесь? – спросил Джулз. – Или от того, что я использовал слово «экс-любовник» с тобой случился сердечный приступ?

– Нет, – произнес Виктор, – я просто... должно быть, отстой все это. Он... Том Круз?

Джулз рассмеялся. Почему все гетеросексуальное и подспудно гомофобное мужское население Америки считает Тома Круза геем? Потому что считают его привлекательным и это их пугает?

– Нет, сладкий. Его зовут Адам. Ты вряд ли его знаешь – это его первый настоящий фильм.

Но, очевидно, со всей этой шумихой вокруг «Американского героя» далеко не последний.

– Я бы не вынес, если бы кто-то из моих бывших был вот так, на рекламных афишах. – Виктор звучал почти сочувствующе. – Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим. В смысле, в свете того... Я просто... Я знаю, что ты очень заботился о Джине.

Слышать такие деликатные слова от человека, который когда-то спросил, не является ли гомосексуальность лишь маской, чтобы клеить цыпочек, было странно. Вик действительно так и сказал – цыпочек. Кто так говорит?

Хотя он же был джентльменом, спросившим, не кажется ли Джулзу жутким, что такой старый парень, как Макс, погружает свой фитиль в такую молодую девушку, как Джина.

Что ж, да, это действительно было жутким, когда Вик вот так это преподнес.

Особенно учитывая, что речь шла о его сестре.

Фу.

– Спасибо, но бывший на рекламных афишах ничто в сравнении с тем, через что проходит твоя семья, – сказал Джулз, в то время как водитель завернул за угол на мощеную булыжником улицу. Здания в этой части города походили на сказочные. – Послушай, Джина упоминала о ком-то по имени Лесли Поллард?

Из Англии? Он появился в лагере МОС в Кении примерно четыре месяца назад...

– Ни намека, – сказал Вик, – но я спрошу Лео и Бобби. И маму. Она и Джинни не были так близки, как должны бы. Ты понимаешь. До, м-м, угона. Лестер, как говоришь его зовут?

– Лесли, – поправил Джулз.

– Чувак, это девчачье имя.

– На самом деле, – сказал Джулз, – нет. Хорошо, оно подходит обоим полам.

– Да, но что за родители назовут своего сына Лесли? – спросил Вик. – Иисусе, все равно что сделать гребаное тату «я гомик» на лбу несчастного придурка и отправить его в школу на заклание.

Джулз откашлялся. Это уж чересчур.

– Просто сказал, – произнес Виктор. – Без обид.

– Да какие обиды.

– Ты же знаешь, это правда. В смысле, да ладно!

– Что на самом деле делает это более обидным. – Джулз отвлекся, потому что водитель остановился у обочины. Оставшуюся часть пути до места взрыва придется проделать пешком.

– Подождите меня, пожалуйста, – попросил он водителя и вышел из автомобиля. Он не собирался задерживаться.

Виктор тактично, хоть и не так красноречиво, сменил тему, пока Джулз показывал свой значок вооруженным охранникам, стоящим рядом с большими бетонными заграждениями, которые... что? Помешают другому террористу-смертнику устроить крушение?

Слишком мало, слишком поздно.

Но, возможно, эта идея создает иллюзию безопасности в мире, который просто больше не был безопасным.

– Так что насчет того, что мы слышали в новостях? – спросил Вик. – Что взрыв в Гамбурге был просто огромной ошибкой – какие-то террористы облажались, и этого не должно было произойти?.. Что насчет этого?

Рабочая теория заключалась в том, что гамбургский взрыв действительно произошел по ошибке.

– Мы думаем, вероятно, взрывчатые вещества сработали случайно, – сказал ему Джулз и прикрыл нос носовым платком, поскольку дошел до забивших улицу развалин.

Господи, ну и запах.

– Что, черт подери, это значит? – спросил Вик.

Это значит, аналитики подозревали, что вместо одного мега-взрыва в не очень стратегически важной части города, террористы намеревались устроить четыре разных взрыва. Достигнув на четырех разных коммерческих авиарейсах не только Нью-Йорка, но также Лондона, Парижа и Мадрида.

Это имело смысл. И объясняло паспорт, авиабилет на имя Джины, отсутствие четырех террористов-смертников в машине, когда единственный мученик прекрасно справится с работой.

Только если их планом действительно не было взорвать регулярные войска в булочной и кафе Шнайдера.

– Прости, Вик, я не могу обсуждать детали, – сказал Джулз, – не сейчас.

Но Виктор не был так глуп, как иногда казался.

– Та девушка в гробу Джины, – сказал он. – Та, с ее паспортом. Если она была террористкой... Она собиралась лететь в Нью-Йорк и подорвать самолет и часть аэропорта или какую-то часть Манхэттена, я прав? – Он рассмеялся. – Можешь не отвечать. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Просто... такие люди – люди, которые планируют дерьмо вроде этого... Они ведь не сказали «пожалуйста», когда забирали паспорт Джины, верно?

– Нет, – тихо ответил Джулз.

Виктор мгновение помолчал, реальность притушила сияние его надежды.

– Вы сможете найти ее? – наконец спросил он покорно. – Если она, ну знаешь...

Мертва.

– Будем стараться изо всех сил, – пообещал ему Джулз.

Завершив телефонный разговор, он обошел угол и остановился.

Вот это да.

Воронка от взрыва была глубокой и широкой, и теперь он действительно понял, почему Макс отправил его сюда. Нужно было, чтобы он сам увидел это. Своими собственными глазами. Потому что только этой паре глаз во всей Европе Макс доверял, как своим собственным. Что было чертовски сильным комплиментом. Джулзу необходимо обдумать это позже.

Прямо сейчас...

Боже всемогущий, вот это был взрыв.

И еще одно чертово чудо. То, что бомба взорвалась в таком бесполезном месте, действительно удивительно. Проедь автомобиль еще квартал на север, и количество жертв, возможно, исчислялось бы тысячами, а не дюжинами. Определенно, это результат бомбоделова эквивалента преждевременной эякуляции.

Кроме того, глядя на глубину кратера, Джулз понял, что если бы террористы действительно планировали взорвать автомобиль, то снарядили бы его багажник так, чтобы сделать взрыв более мощным в стороны и вверх, а не в землю. Сделай они так, тоже погибло бы гораздо больше людей.

Еще, судя по яме, любой, кто был близко к автомобилю – скажем, тело того, кого убили и бросили в багажнике с паспортом Джины – должен был исчезнуть без следа.

Для теста ДНК, вероятно, вообще ничего не осталось.

Конечно, глядя на этот кратер и смутно представляя объем автомобильного багажника, который был широким для маленькой машины, но не чрезмерно... С таким количеством взрывчатки, чтобы проделать такую дыру, Джулз не мог поверить, что в багажнике оставалось место для тела.

Это не прибавило полезной информации к поискам Джины. Но теперь можно было вычеркнуть еще один пункт из списка «Возможных мест в Гамбурге, где предположительно погибла Джина Виталиано».

Но проблема в том, что минус бесконечность все еще оставалась огромным числом.

Все еще держа платок у носа, Джулз развернулся и пошел обратно к ожидающему его водителю.


КЕНИЯ, АФРИКА

2 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


– Не могу поверить, что ты рассказала ему! – прошипела Джина.

– А я не могу поверить, что ты думала, я не скажу, – ответила Молли так же тихо, но не менее напряженно.

– С каких пор друзья прибегают к шантажу?

– Эй, – Джоунс попробовал вмешаться, но они обе откровенно игнорировали его. Он присел на кровать Молли.

– Возможно, – сказала Джина, – тогда же, когда одна подруга обнаружила, что другая ей лжет.

– О нет, не может быть! – выпалила Молли ей в лицо. – Я никогда не лгала тебе.

– «Куда ты идешь?» – Джина изобразила себя, а потом ответ Молли: – «Просто проветриться». Немного опустила, верно? Вроде «и помочь нескольким местным девушкам сбежать от их родителей туда, где им не причинят вреда».

Их аргументы – произносимые шепотом, чтобы никто не подслушал – звучали еще более странно, потому что Джина дрожала в своей кровати, заболевшая чем-то очень похожим на желудочную вирусную инфекцию в начальной стадии, которая подкосила полный автобус навестивших их священников.

Джоунс не мог уловить сути. Может потому, что для него самого ничего святого не было.

Молли поочередно то ругала Джину, то прикладывала прохладную ткань к ее голове.

– Не драматизируй, – сказала она ей, – я лишь посредник.

– Сейчас, – поправила ее Джина. – Потому что ты потенциальная мишень.

– На нее могут напасть, если она покинет лагерь. Она говорила тебе об этом?

Напасть?

– Иисусе, Молли! – В голосе Джоунса звенело отчаяние.

Теперь-то они обе повернулись к нему.

– Ш-ш-ш!

Это было бы забавно, если бы не было так серьезно. Мысль, что Молли подвергает себя опасности, заставила его желудок сжаться.

– Моя очередь говорить, – сказал он, изо всех сил пытаясь не повышать голос.

– Хорошо, – признала Молли, – одно время я подвергала себя опасности, но с прошлого года Пол Джиммо занимается контрабандой девушек на свою ферму, а потом...

– Моя, – сказал он, – очередь говорить.

Или не говорить, потому что он пытался найти смысл во всей той информации, что поступила к нему за последние несколько минут.

Начиная с того, что Джина «догадалась», по словам Молли, что он на самом деле Дейв Джоунс.

Что само по себе туманило разум, учитывая, что он не «настоящий» Джоунс. На самом деле его звали Грейди Морант. Джоунс был всего лишь очередной псевдоним в веренице псевдонимов. По крайней мере, этого Джина не знала.

Остальные факты были гораздо менее ясными.

Пол Джиммо, дружелюбный кенийский парень, который часто приезжал в этот лагерь, недавно получил тяжелую рану в племенном споре о правах на воду. Его перебросили по воздуху в больницу в Найроби. До сих пор не было известно, выживет ли он.

Пятнадцатилетняя кенийская девушка Люси сейчас скрывалась здесь, в очень обособленной палатке Джоунса. Очевидно, вчера Молли назначила встречу с Джиммо, чтобы отвезти девушку на север в Марсабит.

Чего Пол, естественно, сделать не сможет.

– От чего эти девушки убегают? – спросил Джоунс. – От брака по договору?

Молли и Джина обменялись взглядами, и его сердце упало. Что бы они не собирались ему сказать, хорошим это не было.

– Ты знаешь, что такое ЖГМ? – спросила его Молли.

Он покачал головой.

– Нет. – Но понял, что узнает.

– Женская генитальная мутиляция[21], – сказала Джина. – Также известное, как менее описательное женское обрезание.

Ох, черт.

– Хорошо, да, – сказал Джоунс. – Я знаю, что это.

Ритуал обряда полового созревания для женщин, и это так же ужасно, как звучит.

Медицинский термин – клиторэктомия. Но обычно процедуру выполняли люди без медицинского образования, используя ножи или даже куски стекла, которые даже не стерилизовали. Эта мысль заставила его содрогнуться.

– Я думала, что знаю, что это, – сказала Джина, – а потом приехала сюда.

– Это очистительный ритуал, – пояснила Молли. – Некоторые культуры верят, что женские гениталии нечисты, что контакт с необрезанной женщиной опасен для мужчины.

Джоунс недоверчиво рассмеялся.

– Так что: «Смотри! Я собираюсь прикоснуться к тебе своими нечистыми частями!» – и все мужчины убегают с криком?

Он прибыл из совершенно другой культуры.

– Обрезание лишь часть процесса, – сказала ему Молли. – Некоторые племена также практикуют кое-что под названием инфибуляция[22].

– Это когда сшивают вместе то, что осталось, так, что, когдазаживет, девушка по сути остается с зарубцевавшимся шрамом и отверстием величиной с булавочную головку, – сказала Джина. – Эквивалент физического пояса целомудрия – способ хоть куда, чтобы держать всех девушек и женщин в узде, ха? Если полное удаление клитора не умаляет их страсти, их останавливают невозможностью проникновения.

– И еще хуже, – сказала Молли, сочувствуя его бледности, – когда они выходят замуж, в их брачную ночь жених должен разрезать или порвать шрам, чтобы...

– Да, – сказал Джоунс, – я понял.

Хорошо, это заставило бы его убежать с криками.

– Это если они выживут после обряда инициации, – сказала Джина. – Нарари не выжила.

Нарари была... О, проклятье, эти маленькие девочки в госпитале...

Им же не больше тринадцати лет. Он взглянул на Молли, та кивнула.

– В Кении теперь новый закон, – сказала ему Молли, – который вроде бы запрещает обрезание девушек младше шестнадцати лет. И, по идее, она должна дать свое согласие на процедуру.

– Но в этой части света нет супергероев, – добавила Джина. – Девушка без шрама не может доказать свою чистоту, так что мужчины не хотят на ней жениться. Что означает, семья не получил выкуп за невесту. Девушка может сказать «нет», а потом ее семья говорит «да»...

– Люси, – пояснила ему Молли, – сказала «нет».

Джоунс кивнул.

– Ладно, – сказал он, – раз Пол Джиммо в реанимации, как мы собираемся доставить ее в Марсабит?


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

9 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Старший брат Аджая наконец пришел его навестить.

Пропустив и Рождество, и Новый год, он просто появился без предупреждения и вошел в комнату отдыха, где Макс и Аджай играли партию бесконечного кункена, ожидая, пока появится Джина.

– Йоу, Джей-мен...

Аджай посмотрел вверх. Моргнул.

– Привет, ничего себе, Рики! – Ребенок выглядел странно невеселым, учитывая, с каким благоговением он всегда отзывался о брате. – Наконец добрался, ага?

Высокий и тощий, Рик Моусли был старше, чем Макс предполагал – лет двадцать пять. А еще он был очень белым, как скандинав, с волосами, которые были бы светлыми, потрудись он их вымыть.

Он не потрудился. Да и одежда выглядела так, словно в ней спали.

Даже при том, что множество юношей упорно трудились, чтобы достичь небрежного вида и неопрятной прически, это не походило на дань моде. Парень выглядел, словно ночевал за мусорными контейнерами.

И он двигался, как будто не мог долго стоять на одном месте.

– Чувак!

Рик обошел стол по широкому кругу и двинулся к большим венецианским окнам, что выходили на пригород.

– У тебя здесь неплохой вид, ага?

– Да, отозвался Аджай, – он великолепен.

Рик не обнял Аджая, не прикоснулся даже к плечу мальчика. Возможно, он не хотел подходить ближе, чтобы не смутить мальчика зловонием, но Макс в этом сомневался. Рик даже не смотрел на Аджая. Он отводил глаза весь разговор. Если только можно назвать этот никчемный обмен репликами разговором. Почему не спросить «как дела»?

Аджай попытался сменить тему, когда стало понятно, что Рик этого не сделает.

– Эй, как Синди?

– Эшли, – поправил его Рик. – С Синди покончено. Эшли гораздо круче. Она, мм, ну, понимаешь, снаружи в машине... Ага, так вид тут...

Макс откашлялся.

– О, да, это Макс, – подал реплику Аджай. – Макс, Рики. Мы сводные братья, если тебе интересно, – пояснил он. – Мой папа устроил «Семейку Брэди» с его мамой. У нас появилась единокровная сестра, но она не... Ты знаешь.

Макс знал. Она не выжила в автокатастрофе.

У окна Рик провел ладонями по лицу.

Правда, ему, вероятно, тяжело было потерять всю семью. Без сомнения, видеть младшего брата в инвалидном кресле, неспособного ходить, с ужасно травмированными руками, тоже тяжело. Макс мог лишь представить.

Однако отказ Рика смотреть на мальчика был воспринят как отвращение – по крайней мере, так показалось Аджаю. Он убрал руки из поля зрения, спрятал под полы чрезмерно большой рубашки, как будто они были чем-то, что необходимо скрывать.

– Макс, – наконец повернувшись, произнес Рик. – Ты тут работаешь, Макс? Я спрашиваю затем, что не мог бы ты отвезти кресло Аджая в его комнату, чтобы мы могли...

– Макс – пациент, – сказал Аджай, и его тон был немного выше обычного. – Веришь ты или нет, он играет со мной в карты, потому что хочет.

– Счастливчик Макс, – произнес Рик, приближаясь к креслу Аджая, – кое-кому из нас нужно оплачивать счета.

Он потянул кресло, но оно не двинулось с места.

– Как, мать его, работает эта штука?

– Тут тормоз, – сказал Макс, указывая. – Вы должны отпустить... Знаете, Аджай может управлять...

– Нет, я могу...

Рик попытался отпустить тормоз слишком резко, так что Аджаю пришлось схватиться за подлокотники. Но он быстро спрятал руки обратно.

Макс поднялся, но Рик наконец-то справился с креслом и покатил брата прочь.

– Как сестры за тобой присматривают? Хорошо?

Макс услышал вопрос, пока брат вез Аджая по коридору.

Он не услышал ответ Аджая.

Макс обнаружил, что идет за ними – не по пятам. Он все еще не мог развивать такую скорость.

Но когда он добрался до регистратуры, коридор, ведущий в комнату Аджая, был пуст.

Он и его брат исчезли.

Макс стоял в искушении прогуляться мимо двери Аджая, посмотреть, не закрыта ли она, не может ли он услышать разговор.

Но это просто сумасшествие. Он определенно слишком долго занимается правоохранительной деятельностью. Не все кругом преступники.

Рик не был опасен, он не был угрозой, по крайней мере, не для собственного брата.

Он просто бездельник двадцати с чем-то, который хорошо погулял субботней ночью, и изо всех сил пытался собрать свою жизнь обратно после ужасной трагедии. Его не было в той машине с Аджаем, но очевидно, что во многом отношении он тоже ужасно травмирован.

Макс заставил себя повернуть направо и прошел через передние двери в сад к симпатичному участку с лавочками, защищенному от ветра. В такой не по сезону теплый день, как сегодня, там хорошо было ждать Джину.

Приятно и на людях.

Едва он присел, как передняя дверь открылась от слишком сильного толчка и со стуком врезалась в стену здания.

Это вышел сводный брат Аджая.

Странный визит. Не прошло и пяти минут, с тех пор как он вывез Аджая из комнаты отдыха.

Парень двигался быстро и громко выругался, когда чуть не столкнулся с пожилым человеком – приятным парнем по имени Тед, младшим офицером во время Второй мировой войны – который пришел навестить сестру.

Макс поднялся.

– Эй!

Рик не остановился, даже не притормозил.

Пока Макс доволочил ноги до двери центра, Рик подбежал к своему автомобилю – битому пикапу с номерами Западной Вирджинии – забрался на водительское сидение и покинул стоянку, только шины завизжали.

Старая миссис Лейн оставила свое инвалидное кресло у дамской комнаты, и Макс воспользовался им, усевшись на сидение. Он пронесся по коридору.

Дверь Аджая была приоткрыта.

Он чуть не убился, тормозя – направил кресло в стенку, чтобы остановиться полностью, и инстинктивно откинулся подальше, фиксируя себя и зашипев от боли в сломанной ключице. Иисусе. Он поднялся, отпихнул кресло обратно в коридор и вошел, постучав и распахнув дверь пошире.

Аджай сидел у окна.

– Ты в порядке? – спросил Макс. – Рик так быстро ушел...

– Эшли ждет его в машине, – ответил Аджай, едва сдерживая слезы.

По полу были рассыпаны таблетки. Множество, они крошились под ногами

– Что здесь произошло? – спросил Макс.

– Ничего.

– Перевернул бутылочку тайленола? – спросил он, зная, что не в этом дело.

Наклонился и подобрал одну таблетку, чтобы рассмотреть поближе.

– Да, – сказал Аджай, – так и случилось. У меня болит голова. Ужасно. Думаю, я прилягу...

– Это не тайленол, – сказал Макс.

– Забавно, – отозвался Аджай, – потому что на бутылочке написано...

– Что ты сделал? – спросил его Макс. – Украл для своего брата таблетки из медицинского шкафчика, вот только взял не ту бутылочку?

– Нет! Пошел ты! Ты ни черта не знаешь!

– Я знаю, что Рики был под кайфом. Что он принял, Аджай? Метамфетамин?

– Убирайся!

– Ему, вероятно, нужны деньги, верно? Это дорогая привычка...

– У тебя нет права приходить сюда...

– И еще я знаю, – сказал Макс одновременно с ним, – что случается, когда украденные лекарства, отпускаемые по рецепту, продают на улицах для развлечения. Кто- то берет их, чтоб накидаться и похихикать, садится за руль, не понимая, насколько искажено восприятие, и ведет свою машину прямо в другую машину, и убивает целую семью.

Просто стирает их с лица земли.

– Я не крал их! – выкрикнул Аджай. – Я не крал! Он хотел, чтобы я это сделал, но я не крал. Он сказал, что они держат в кладовой какой-то «Окси», что там баночки, и я просто могу взять их, и никто даже не заметит. Только они держат наркотики запертыми и переписанными, а даже если бы и нет, я не вор. Он – может быть, но я – нет! Это мои таблетки, только он их не захотел...

Макс понял, что на полу больше одного типа таблеток – дюжины доз лекарств, которые Аджай выманил у медсестер, лишь притворяясь, что принимает, но на самом деле те даже никогда и не были у него во рту.

Потому что он берег их для своего психованного, жуткого сводного братца.

Будь оно проклято!

– Эй, ребята. – Джина постучала и толкнула дверь. – Что...

– Позови медсестру, – приказал Макс. – Этот идиот не принимал ни одной таблетки с...

Он взглянул на Аджая.

– Как долго?

– С Рождества, – признался тот сквозь слезы. – Мне так жаль. Я только хотел, чтобы он пришел меня навестить, так что я сказал ему, что у меня есть то, что ему нужно, только это не то, и он швырнул их в меня...

Джина почти сразу вернулась, сопровождая не только Гейл, но и Дебру и дежурного врача.

– Ты напортачил, – сказал ему Макс.

– Я знаю, – плакал Аджай, – я знаю.

Джина схватила его за руку и потянула к двери.

– Они должны осмотреть его.

– Прости, – сказал ему Аджай. – Я не хотел, чтобы ты злился на меня, Макс.

– Очень плохо – я злюсь на тебя, – высказал Макс. – Ты знал, что у твоего брата проблемы и не попросил о помощи. Знаешь, что бы сделал я, будь у моего брата проблемы с наркотиками? Я бы попросил помощи, потому что даже несмотря на то, что я много знаю, я ничего не знаю о том, как помочь наркоману. Ты ребенок. В инвалидном кресле. С серьезными медицинскими проблемами. Как ты собирался помочь Рику? Подкупая его, чтобы он приходил тебя навестить?

– Думаю, ему и так достаточно плохо, – сказала медсестра по имени Гейл и попыталась подтолкнуть его оставшуюся часть пути к коридору.

Но Макс не закончил.

– Так ты ему не помогал, – сказал он Аджаю. – Ты поступил эгоистично.

– Я знаю, – захлебывался от рыданий Аджай, – я знаю.

– Ты хочешь помочь своему брату? – спросил Макс паренька. – Я помогу тебе найти, с кем поговорить насчет того, что мы можем сделать, только, должен предупредить, некоторых просто невозможно спасти. Он должен захотеть помощи сам...

– Мистер Багат, прямо сейчас вы совсем не помогаете.

Гейл выглядела готовой вырубить его.

Макс не отступал.

– После того, как доктор тебя осмотрит – если глупый отказ от лекарств на более чем три недели не отправит тебя в госпиталь, – сказал он Аджаю, – приходи в комнату отдыха.

Я буду там с Джиной. Может, и Гейл захочет к нам присоединиться. У нее могут быть кое- какие соображения насчет помощи твоему брату.

После того, как поговорим, можем окончить нашу игру, потому что у меня на руках хорошая карта и я не собираюсь это так оставить.

Усилия Джины и подталкивания медсестры наконец вытеснили его в коридор, и дверь закрылась практически перед его носом.

Он стоял, качая головой, чертовски злой. Три недели. О чем Аджай думал?

И о чем думал он, вот так вот сорвавшись?

Джина обняла его сзади за талию, прижалась мягким телом.

– Она ошибалась, ты же знаешь. Что ты не помогаешь.

– Ага, – криво усмехнулся Макс, – всегда полезно назвать искалеченного ребенка дураком и эгоистом.

– Ты был честен, – сказала Джина. – Поэтому ты ему так и нравишься, понимаешь?

Ты не вешаешь ему лапшу на уши.

И не затыкаешь ему рот. Ты просто... разговариваешь с ним, – она сжала его крепче, а затем отпустила.

– Мой брат социальный работник.

Она вынула сотовый телефон и повела Макса обратно к комнате отдыха, пролистывая список телефонных номеров.

– Он в Нью-Йорке, но может знать о каких-нибудь программах тут, в округе Колумбия. Понимаешь, для Рика.

Кто из ее трех старших братьев был?..

Биржевой маклер, учитель, пожарный...

Джина приложила телефон к уху.

– Пожарный – Роб – еще преподает в Хофстре[23]. Вик – брокер, но Лео тоже работает на Уолл-стрит. Он заработал достаточно денег к двадцати восьми, чтобы выйти из игры, но заскучал и снова пошел учиться и... – Она отвернулась поговорить по телефону. – Да, Тэмми, это Джина. Мой брат рядом? – Она рассмеялась. – Да, спасибо. – Снова Максу: – Ты бы знал моих братьев получше, проведи мы больше времени за разговорами, вместо... Да, Ли, это я, привет.

Она выразительно пошевелила бровями Максу – безмолвное окончание предложения.

– Нет, я все еще в Колумбии, – говорила она брату. – Ладно, на самом деле в пригороде, в Вирджинии...

Комната отдыха была пуста, и Макс пошел к окну, пока Джина разговаривала по телефону. Ее смех витал вокруг него.

Ирония состояла в том, что они достигли того момента в отношениях – если можно это так назвать – когда ему не хотелось говорить. Он научился действительно хорошо притворяться спящим.

Джина в свою очередь стала действительно хорошо избегать смены темы.

– Он перезвонит и назовет несколько телефонных номеров, – сказала Джина Максу и положила телефон в сумку на длинном ремне. Она села на подоконник лицом к нему спиной к стеклу.

– Знаешь, мне правда жаль, что ты не можешь быть со мной таким же честным, как с Аджаем.

Проклятье. Макс вздохнул.

– Послушай, я знаю, что тебе сейчас это не надо, – тихо произнесла Джина. – Я знаю, ты беспокоишься за Аджая и... Хорошо, Джулз сказал мне, что доставил еще больше файлов – значит, ты больше работаешь – что противоречит указаниям врача, могла бы я добавить, но... я нашла женщину, психотерапевта, она консультирует пары.

О боже.

– Джина...

– Я говорила с ней по телефону, – сказала Джина. – Почти два часа. Я рассказала ей все. Про изнасилование и... все.

Если и было что-то, чем она могла заткнуть его, то вот оно. Он закрыл глаза, избавляясь от вспыхнувшей картины Джины, брошенной на пол в кабине того авиалайнера, пытающейся уползти, кричащей от ужаса и боли...

– Она мне понравилась, – добавила Джина. – Большинство психотерапевтов бесили меня, но она... Я думаю, ей действительно не все равно. Так что... Я записалась на прием к ней в среду.

Она печально улыбнулась, встретившись глазами с Максом. Он уговаривал ее пойти к терапевту, сколько они оба помнили.

– Большой шаг, ага? Ты пойдешь, ну, знаешь, со мной?

– Однозначно, – сказал Макс. – Но...

Она хотела честности.

– Мы действительно пара? – Что ж, вышло намного более резко, чем ему казалось в мыслях. – Я имею в виду, это просто так... Не знаю, думаю, изолированно. Как будто нереально. – Он попытался объяснить. – Я знаю, что сейчас январь, но у нас как будто курортный роман.

И не смог начать объяснять, что может случиться, когда выйдет отсюда и вернется в реальность.

– Доктор говорит, я выживу.

Они оба обернулись и увидели въезжающего в комнату Аджая.

– Дай нам минутку, – отозвался Макс, но Джина уже была на ногах.

– Не беспокойся, я поняла, что ты имеешь в виду, – сказала Джина, но, очевидно, он причинил ей боль.

Будь оно проклято.

Это не первый раз, когда он причиняет ей боль, и, вероятно, не последний.

И вот так это началось.

Начало конца.


Глава 9


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Макс вынужден был опустить телефон, потому что его руки тряслись.

Молли Андерсон.

Так звали попутчицу Джины, что подтвердило очередное сообщение по телефону от Джулза Кэссиди. Соцработница не сильно изменилась с тех пор, как Макс встретил ее несколько лет назад. Она все еще носила длинные вьющиеся красновато-каштановые волосы в стиле защитников природы из Сан-Франциско[24]. Ее улыбка оставалась все такой же теплой и искренней.

И пока он смотрел сохраненные в цифровом фотоаппарате фотографии, Макс понял, почему Джина пропала, почему ее паспорт оказался у другой женщины. Он понял, что случилось.

К этому имел отношение мужчина по имени Грейди Морант, также известный как Дейвид Джоунс и, вероятно, еще под дюжиной имен.

Должен быть он.

Грейди Морант был опасен – сбежавший из страны бывший сержант, которого в США разыскивали за целый список преступлений, включая дезертирство и торговлю наркотиками.

На короткое время Морант выдал себя, влюбившись в Молли Андерсон. Но это быстро закончилось, когда он продал ее за чемодан, полный наличных.

Макс сел на одну из кроватей в номере.

И проклял себя.

Если Джина мертва, то из-за него.

Господи.

Он поднял камеру и снова пролистал фотографии, не в силах удержаться и не просмотреть их.

Джина, Молли и группа женщин: некоторые улыбаются, некоторые со строгими лицами. Джина с короткими волосами смеялась, держа за руки двух кенийских детей.

Молли в гавайской рубашке танцевала на фоне интерьера палатки. Мужчина с седыми волосами и очками, отразившими вспышку камеры, сидел чинно и очень прямо с чаем в руках. За его стулом Джина смеялась в объектив, а ее руки нежно обвивали его шею.

Следующий снимок того же мужчины, на этот раз одного, в такой позе, словно он фотографировался на паспорт.

Максу не было нужды смотреть метку, вшитую на изнанке рубашки, чтобы понять,

что это тот самый чрезвычайно пленительный Лесли Поллард.

Они получили его описание от священника, который управлял лагерем МОС. Вместе с последней новостью, что Поллард исчез сразу после того, как Молли и Джина уехали в Германию.

Да, верно. Поллард сделал полное адьес за два дня до взрыва в гамбургском кафе, убившего молодую женщину с паспортом Джины.

Как правило, Макс не верил в совпадения. Поллард должен был быть вовлечен в... что бы это ни было.

Похищение. Похищение с целью выкупа.

Боже, пожалуйста, не убийство.

Согласно базе данных аэропортов Соединенных Штатов – а Джулз получил ее даже раньше, чем Макс попросил – не было записей о том, что Лесли Поллард вылетел из какого-либо аэропорта в Кении в какой-либо аэропорт в Европе. Ни один человек с таким именем не приземлялся в Германии. Макс велел своей команде расширить поиск, сверяя списки пассажиров поездов и пароходов. Но он уже знал, что они найдут.

Ничего.

Он снова посмотрел на фотографию в камере Джины, пытаясь превратить лицо англичанина в лицо Грейди Моранта, но не смог. Он видел его лишь однажды, и то после того, как мужчину жестоко избили.

Макс открыл телефон, набрал офис в Колумбии и попросил Пегги Райан найти фотографию Моранта времен его службы в армии и переслать по электронной почте.

Отключив камеру, он понял, что солнце садится. Оно скользнуло за здание на противоположной стороне улицы, которое отбрасывало длинную тень. Без подсветки от камеры гостиничный номер был темен и...

На столе мигал красный огонек сообщения на автоответчике – слабая вспышка в полумраке.

Макс поднялся.

Как, черт возьми, он пропустил это?

А точно ли пропустил? Ведь он посмотрел на телефон, когда вошел. Он припомнил, что лампочка сообщения не светилась.

Макс щелкнул выключателем настольной лампы, и даже такая маломощная лампа дала достаточно света, чтобы индикатор сообщений показался выключенным.

«Сукинсын!»

Он поднял трубку и нажал на кнопку, чтобы прослушать сообщение.

Вероятно, это было приветствие от администрации, удостовериться, что Джине и Молли удобно и...

«У вас одно новое сообщение», – сообщил компьютер голосовой почты приятным женским голосом на прекрасном английском с приятным немецким акцентом. «Первое сообщение получено девятнадцатого июня в шесть пятьдесят семь утра».

«Черт, где ты?» Теперь голос был мужским и неровным от напряжения. «Тебе нужно убираться из Гамбурга». Связь была ужасной, линия потрескивала. Макс вынужден был напрягаться, чтобы разобрать слова. «Выходи из отеля прямо сейчас, без сборов, оставь свои вещи. Просто иди. Черт, в американское посольство, если придется. Иди и оставайся там, никуда не выходи, слышишь меня? Ты в опасности...»

Затем возникли помехи, и наступила тишина.

«Конец сообщения, – сказал компьютер. – Чтобы удалить сообщение, нажмите семь. Послушать заново – нажмите два. Чтобы сохранить сообщение...»

Макс нажал два. Компьютер снова поведал о новом сообщении. Что означало, что Джина и Молли его не получали. Снова слушая сообщение, он открыл свой сотовый, набирая Джулза Кэссиди.

– Где ты? – спросил Макс, когда Джулз ответил.

– Как раз покидаю место взрыва, – сообщил младший агент. – Движение – отстой. Это определенно был несчастный случай, вот только с бомбой. Что случилось, босс? Что я должен сделать?

– Ты нужен мне здесь, – сказал ему Макс. – Сейчас. Мне нужна цифровая копия сообщения, которое в гостиничном номере Джины оставил неизвестный мужчина.

Сообщение повторялось снова и снова, и он поднес телефон, чтобы Джулз смог его услышать.

– Думаете, это Поллард? – спросил Джулз.

– Не знаю, – мрачно ответил Макс, удостоверившись, что сохранил сообщение, прежде чем повесить трубку гостиничного телефона. – Послушай, мне как можно скорее нужен твой лэптоп, чтобы загрузить фотографии с камеры Джины.

Тогда он сможет послать файл в собственную лабораторию своей команде в Колумбии, что будет быстрее, чем отправлять вагон оборудования ФБР сюда в Гамбург.

Кроме того, у команды Фриска было достаточно материала.

– Водитель говорит, что мы в сорока минутах от вас, – сообщил Джулз, – и это в лучшем случае, если движение ослабеет. Что на фото?

– Не что, – ответил Макс. – Кто. Лесли Поллард. Джина сделала снимок, на котором должен быть он. А у Пегги есть фотография Грейди Моранта. Я собираюсь приказать аналитикам провести компьютерное сравнение двух мужских лиц.

– Ладно, – сказал Джулз. – Ого. Грейди Морант. Тот самый Грейди Морант, о котором вы просили собрать информацию.

...когда это было? После дела о похищении фон Хопфа, верно?

Несколько лет назад Макс взял Джулза в команду, которая помогала в розыске очень важного лица – сына отставного агента ЦРУ. Очень важное лицо захватила одна из многих групп мятежников, контрабандистов наркотиков, террористов и воров, которые расположились лагерем на отдаленном острове в Индонезии.

Том самом острове, где Молли Андерсон работала как волонтер Корпуса Мира.

Отпрыска вернули семье живым, но прежде, чем улеглась пыль, Молли Андерсон подвергла себя огромной опасности из-за отношений с – динь-динь-динь, точно на два очка! – Грейди Морантом.

После того, как они вернулись в округ Колумбию, Макс дал Джулзу задание.

Чрезвычайно скрупулезный сбор информации «не для протокола».

«Узнай все, что сможешь о бывшем сержанте войск специального назначения по имени Грейди Морант и сохрани это в тайне», – и под озадаченным взглядом Джулза Макс добавил: «Я не хочу получить звонок "какого черта?" от кого-либо из Пентагона или ЦРУ, ясно?»

– Его считают дезертиром, верно? – произнес Джулз. – И вы... думаете, что Морант это Поллард?

– Я думаю, мы должны отбросить эту возможность, – сказал Макс Джулзу, – что сможем сделать, сравнив две фотографии.

Морант точно в этом замешан.

Будь оно проклято.

Когда Джина записалась в «Международную Осведомленность о СПИДе», Макс встревожился, что она едет в Кению волонтером вместе с той самой Молли Андерсон.

Подругой военного диверсанта.

Шеф Кен Кармоди, будь он неладен, представил их друг другу, и обе женщины тут же поладили по электронной почте.

Но после тщательного расследования Макс решил, что Молли разорвала все связи с Морантом.

Она двинулась в Африку, а Морант в то время и до недавних пор продолжал регулярно бороздить небо над Индонезией в своем маленьком потрепанном самолете. У Молли с этим человеком не было ни единого контакта, по крайней мере, известного Максу.

Вот и обжегся. Макс считал себя обязанным знать все, держать под контролем, отразить бедствие, предотвратить трагедию.

– Погодите минуту, – сказал Джулз, нарушая тишину, которая с каждой секундой становилась все более и более мрачной. – Разве мы не получили секретный отчет агентства с документом «дело закрыто», именем Моранта в шапке и сообщением, что он мертв? Я же показывал его вам, сэр? Это было примерно, сколько? Четыре или пять месяцев назад?

– Да, – сказал Макс. И это было так глупо, что он почувствовал боль раскаяния. – Мне нужно проверить ту информацию. Я хочу знать, видел ли кто-нибудь тело, соответствуют ли отчеты дантиста.

– Как раз занимаюсь этим, – отозвался Джулз.

Макс подозревал, что ответом, который найдет Кэссиди, будет «нет». А этот Морант все еще очень даже жив.

Джулз попытался продолжить:

– Так вы думаете... Морант сфальсифицировал свою смерть, чтобы поехать за Молли Андерсон, потому что... он не может без нее жить?

Кэссиди был безнадежным романтиком.

– Думаю, он услышал о награде, которую Молли получила за спасение как-там-его-зовут фон Хопфа, – мрачно сказал Макс.

– Алекс, – подсказал Джулз. Словно это имело значение.

– Думаю, Морант поехал в Кению, чтобы потребовать свою часть.

И если бы Молли воспротивилась, то Морант забрал бы все и исчез. Джина была бы лишь невинным свидетелем, а получение прибыли от продажи ее паспорта тому, кто предложит самую высокую цену, вполне соответствовало профилю Моранта.

Иисусе.

Максу вообще не стоило позволять Джине находиться рядом с Молли Андерсон – идея, которая хороша лишь в теории.

Но в реальности Макс не имел власти позволить или запретить Джине делать что- либо, и знал это.

Все же он мог попытаться. Он мог сказать: «Останься, потому что я люблю тебя, потому что моя паршивая жизнь без тебя будет еще паршивее».

Может, тогда она осталась бы поблизости.

Хотя бы на какое-то время.

– Я просто не хочу в это верить, – сказал Джулз. – Это не соответствует прошлым отчетам о Моранте, когда он служил. Он был образцовым...

– И таким же образцовым он был, – заметил Макс, – когда обучал команду, как охранять отгрузку героина для Нанг-Клао Чая.

– Он не дал им ничего такого, чего нельзя было бы легко найти в Интернете, – возразил Джулз.

– И большую часть своего времени с Чаем он провел как санитар. – Без сомнения, он мог бы вести дело Сатаны. Его падение с небес произошло не по его вине... – Вспомните, Чай вытащил его из тюрьмы. Знаете, какую пытку в том месте применяли ежедневно?

– Человека держали постоянно скрюченным – напряженным голосом ответил Макс.

– Эй, – сказал Джулз. – Сладенький, я знаю о чем ты подумал, но брось.

Маловероятно, что это какая-то месть. А даже если так, то определенно это не месть вам.

Вы почти позволили парню уйти.

Да. Макс сделал это.

Он позволил.

Подонку.

Уйти.

Он держал Моранта под арестом – и позволил ему уйти в минуту мягкосердечного безумия.

Потому что ублюдок походил на Хана Соло, потому что тот пожертвовал и собой, и чемоданом с наличными, но в конечном итоге спас чертов людской груз, включая сынка агента ЦРУ. Морант также бился со своими бедами до полусмерти и, паря в тумане боли, готов был отправиться обратно к Чаю за еще более сильными пытками, но команда морских котиков вышла на него и вытащила его оттуда. Так что Макс облегчил Моранту побег из госпиталя.

На самом деле не так уж и облегчил. Сукин сын должен был уйти со сломанной ногой.

Но он ушел. И исчез.

А сейчас пропала Джина. И она, вероятно, мертва.

Джулз, проницательный маленький ублюдок, верно истолковал молчание Макса. Он вздохнул.

– Вы не можете обвинять себя в этом.

– Позвони Фриску, – сурово приказал Макс. – Узнай, есть ли поблизости от отеля кто- то из его агентов. Они, так или иначе, собираются взглянуть на этот номер – просто сделай так, чтобы собрались побыстрее. Убедись, что они захватят оборудование – им нужно записать это голосовое сообщение. И позвони в американское посольство. Проверь, что Джина и Молли не сидят там где-нибудь в безопасной комнате.

И как только он это произнес, его желудок скрутило. Будь оно проклято, он все бы отдал за то, чтобы это было так.

Но Джулз разбил его надежды.

– Их там нет, – сказал он. – Мне жаль, сэр, я уже подумал об этом и – чтоб тебя! Мы остановились. Ах, дерьмо, это глобальная пробка – некоторые даже вышли из машин и пошли вперед. Сэр, позвольте мне позвонить в отель. У них должен быть бизнес-центр или, не знаю, лэптоп, который вы сможете одолжить или взять напрокат, чтобы загрузить то фото.

Конечно. Хвала Господу, хоть один из них мыслил ясно.

– Я позвоню в регистратуру, – сказал Макс. – Просто... приезжай как только сможешь.


КЕНИЯ, АФРИКА

25 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД


Молли была готова закричать.

Согласно правилам МОС, им нужна была компаньонка. Из уважения к разного рода обычаям местных жителей, не состоящие в браке мужчина и женщина не могли отправиться в четырехдневную поездку на север.

Дьявол, да они даже не могли зайти вдвоем на десять минут в продуктовый магазин – а там был такой.

Для доставки маленькой Люси на север ей и Джоунсу, известному как Лесли Поллард, нужен был третий человек.

Но Джине в последние полчаса было очень плохо.

– Я все равно поеду, – говорила она.

Она была бледной, ее трясло от холода и бросало в пот от лихорадки, но она растягивала рот в улыбке.

– Я могу поехать. Я могу. Я просто что-то не то съела. Теперь мне намного лучше.

Ее слова потеряли часть правдоподобия, потому что она снова перегнулась над краем кровати, схватив ведро.

И более чем очевидно, что дело не в плохой еде. Она подхватила тот же вирус, от которого страдали священники. Они привезли это в лагерь, специальная доставка.

«Господи, пожалуйста, – взмолилась Молли, обтирая лицо Джины влажной тканью, – не дай мне тоже подхватить это, пока я не доставлю Люси в Марсабит».

– Думаю, можно с уверенностью сказать, что ты никуда не поедешь, – сказала она подруге.

– Вы можете посадить меня в кузов грузовика, – хватая ртом воздух, произнесла Джина.

– И что, привязать тебя, чтобы ты не вывалилась наружу на ухабистой дороге? Вот это да, и как же я об этом не подумала?

– Я серьезно. – Джина схватила ее за руку. – Мол, в любую минуту дядя Люси сообразит, что она ушла, и они обо всем догадаются и скоро будут тут.

Молли хорошо это знала. Им нужно было покинуть лагерь.

Сейчас.

Джоунс готов был отвезти Люси на север сам, но европеец, который едет один с несовершеннолетней девушкой... Их заметят. И остановят для расспросов. Так как эта страна была одной из самых слаборазвитых в мире, торговля детьми здесь оставалась проблемой. Такая попытка была бы слишком опасной.

И Молли не могла уехать с девушкой сама по очевидным причинам. Одна из них была в том, что Джоунс – что за выражение использовала Джина? Обезьянье дерьмо.

Одна из причин была в том, что Молли отослала его привести сестру Хелен. Вот только, когда он вернулся и постучал в дверь, то вошел в палатку с сестрой Марией-Маргарет, страшной Двойной-М.

О чем он думал? Молли сделала огромные глаза, говорящие ему – нет!

Он покачал головой.

– У нас проблема, – сказал он. – Все в лагере подцепили то же, что и Джина. Сестра Хелен, сестра Грейс... Все слегли. Я привел вам последнюю не заболевшую сестру.

– Где девочка? – сухо спросила сестра Двойная-М.

Ох, боже правый, он рассказал ей?..

Но Джоунс покачал головой.

– Эй, я не говорил ни слова.

– Не смотрите так удивленно, – проворчала сестра. – Я не дура. Я видела, что она приехала. А потом мы получили сообщение от жены мистера Джиммо о том, что он в госпитале, с обескураживающей строкой «так что он не сможет помочь этой девочке». – Она взглянула на Молли. – Я знала, что ты должна быть частью этого. Я просто не ожидала, что ты втянешь в это мистера Полларда.

По крайней мере, не так быстро.

У Молли было два варианта: сказать правду или солгать.

– Я отвезу девочку в безопасное место. – Она ненавидела лгать. – Мистер Поллард согласился поехать со мной. Мы надеялись, что Хелен сможет поехать как наш третий.

Сестра покачала головой.

– Она больна. А даже если бы не была, это не то, что мы делаем.

Сердце Молли упало.

– Знаете, это правило МОС о компаньонах устарело...

– Если вы просите у меня разрешения нарушить его, – сурово произнесла Двойная-М, – мой ответ – определенно нет.

– Мы можем надеть кольца, – предложил Джоунс. – Притвориться, что женаты.

– А если кто-то увидит вас в дороге? – спросила сестра. – А так непременно случится.

– Она покачала головой. – Правила МОС созданы, чтобы завоевать и поддерживать доверие всего множества культур в этом регионе – очень религиозном к тому же. Да, нарушив их, вы спасли одного ребенка. Но скольких мы потеряем потом? Мы тяжело трудились над тем, чтоб миссионеров приняли, ради шанса предложить альтернативные, менее травмирующие обряды посвящения для этих девушек, ради возможности дать образование, научить...

– Нашим компаньоном будет Люси, – сказал Молли. – По крайней мере, по дороге на север. А в Марсабите мы можем нанять кого-нибудь, кто бы поехал с нами на юг.

Это было решение – должно было быть.

Но сестра Двойная-М не впечатлилась.

– А когда приедут дядя и кузены Люси? – спросила сестра. – В поисках девочки? Злые. В уверенности, что мы ее увезли. Что я должна им сказать, когда они спросят, куда вы увезли Люси?

– На ферму Джиммо, – ответила Молли. – Помочь его семье, пока он в госпитале. Это не будет ложью – мы остановимся там по пути на север.

– А когда они узнают, что это не конечный пункт вашей поездки? – Сестра покачала головой. – Они раскусят вашу легенду. И МОС станет известна не как организация, которая помогает и обучает, а как организация, которая крадет их девушек. – Она продолжала качать головой. – Нет. Если вы ночью уедете из лагеря, я не позволю вам вернуться.

Молли села на койку. Идти за помощью к монахиням было рискованной игрой – и она проиграла.

– Тогда я соберу свои вещи, – сказала она спокойно.

Люди здесь были ее друзьями, ее семьей, и покинуть это все означало разбить себе сердце, но жизнь девочки была под угрозой. Что же, она будет просто стоять и позволит дяде Люси забрать девочку домой? Брыкающуюся и кричащую, зовущую на помощь?

Молли дотянулась до рюкзака под кроватью, поставила его рядом с собой и расстегнула молнии на его отделениях.

– Джина, впихнешь к себе то, что я не смогу...

– А что если вы скажете им – дядюшкам Люси – что мы в законной поездке? – перебил Джоунс. – Что если вы скажете им, что мы отправились в медовый месяц?

Что?

– Молли и я, – уточнил он.

Не только она уставилась на него, замерев.

– Это решает обе проблемы, не так ли? – сказал он. – И проблему с компаньоном и другую? Мы одолжим в лагере грузовик и уедем в туристический поход – шанс провести немного времени наедине. Боже, я всегда мечтал увидеть Марсабит. И если нам случится по дороге подобрать автостопщицу, что ж, это будет наше дело и ничье больше. Это не будет иметь никакого отношения к МОС.

– И кто поверит, что вы поженились в разгар эпидемии? – произнесла Джина.

– Безобидная ложь, – сказал Джоунс. – Мы уехали как раз до начала вспышки эпидемии.

Он адресовал эти слова монахине.

– Вы ведь сможете немного солгать, чтобы спасти девушку, да? – Не дождавшись ее ответа, он повернулся к Молли. – Ты готова к замужеству?

Он был совершенно серьезен. А как же его страх, что кто-то заметит, как она внезапно начала делить с ним палатку, что это будет словно поднятый красный флаг?..

Кстати говоря, его акцент ускользал.

– Лесли, – сказала она, чтобы напомнить ему. – Это сумасшествие.

– Нет, если мы сделаем это, чтобы спасти Люси, – добавил он, вернув акцент. – Да, мы едва знаем друг друга, но вы мне нравитесь. Очень. Да, некоторым это покажется странным, но людям – вашим друзьям – которые знакомы с вашим великодушием... Они поймут, что это было для спасения Люси.

И тогда Молли тоже поняла. Из-за спасительной сплетни мир не примет во внимание, что она вышла замуж практически за незнакомца, чтобы спасти жизнь девочки. Местные могут и поверить, что это любовь с первого взгляда – и тогда Джоунсу не нужно будет волноваться о них.

– Ты правда думаешь, что это сработает? – выдохнула она.

– Да, – прошептал он, не отрывая от нее глаз, – я готов.

Сестра Двойная-М изо всех сил старалась испортить удовольствие.

– Небольшая ложь – это одно. Но таинство брака не принимают так легко...

– Никто и не примет это легко, сестра, – оборвала ее Джина. Она чувствовала себя отвратительно, но ей было что сказать. – Если вы собираетесь это сделать, Лесли, вы должны опуститься на одно колено и сделать предложение по всем правилам.

Джоунс проигнорировал обеих.

– Вы хотите этого? – спросил он Молли. Его акцент снова почти пропал.

– Я имею в виду, действительно сделать это? Потому что мы можем его аннулировать, позже, если... вы не захотите действительно быть... ну, замужем. За мной.

Молли стояла и смотрела в глаза человеку, которого любила всем сердцем. Сомнение, которое она там видела, было реальным. Он правда думал...

– Вы действительно просите меня? – произнесла она. – Потому что вы не задали вопрос, который на самом деле должны были задать, и на который я определенно ответила бы... да.

Он не поцеловал ее. Не при сестре Атилле. Но Молли знала, что ему хотелось.

Вместо этого он опустился перед ней на колено, мельком взглянув на Джину.

– Так правильно?

– По мне – сойдет, – сказала Джина.

Он взял Молли за руку, посмотрел вверх на нее.

– Выходи за меня.

– Это не вопрос, это приказ, – пожаловалась Джина. – Попытайся снова.

Молли начала смеяться – чтобы не расплакаться.

– Молли, ты выйдешь за меня?

– Да, – сказала ему Молли и добавила для сестры Двойная-М: – ради спасения Люси.

Сестра откашлялась и Молли повернулась к ней, готовая сражаться.

Но в глазах пожилой женщины стояли слезы.

– Я приведу отца Бена, – выговорила она. – Бог определенно помогает своим детям неисповедимыми путями.

Пять минут спустя они принесли свои клятвы тут же в палатке, с Джиной в постели в качестве свидетеля, и оба добавили «чтобы спасти Люси» после слов «согласен».

Тем не менее, оба знали, что это не было правдой.

Наоборот, Люси спасла их.


МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

28 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Джина не могла в это поверить.

– Ты сказал «нет»?

Джулз поглядел в зеркало заднего вида, прежде чем посигналить и выехать на полосу обгона.

– Это большой шаг.

– Это всего лишь свидание, – сказала она ему с пассажирского сидения – он вез ее в Шеффилд повидать Макса.

Они только что отправили ее машину в мастерскую – электросистема снова вышла из строя.

– И это короткое свидание. Встретитесь и выпьете после работы. Это даже не ужин.

Даже при том, что Джулз сегодня работал на дому – непростая задачка с тех пор, как Джина загостилась и уезжать не собиралась – он был в рабочем костюме. Садясь в машину, он снял пиджак, но все еще выглядел великолепно. Белая рубашка с закатанными рукавами, ослабленный галстук, темные очки, идеальный нос, идеальные волосы, идеальная линия подбородка, идеальные скулы и, конечно же, идеальная белозубая убийственная улыбка – самый прекрасный мужчина, которого она видела в жизни.

И странно, что красивые незнакомцы не приударяли за ним постоянно.

Или, может, не странно. На первом курсе у Джины была соседка по комнате – потрясающе красивая, как и Джулз. Она провела много одиноких ночей: парни слишком боялись подойти к ней.

– Ты вроде бы приглянулся Стефану, – заметила Джина.

Джулз объявил наблюдения за милашкой с того момента, как подтянулась фура и новый сосед начал перемещать из нее мебель в квартиру ниже по улице. В прошлые недели и он, и Джина провели ужасно много времени, выглядывая в окна и хихикая – или выбегая забрать что-нибудь «забытое» из машины – чтобы лишь мельком увидеть мистера Прекрасного.

У высокого, смуглого и по-настоящему невероятного Стефана-нового-соседа были самые симпатичные ореховые глаза и самые длинные ресницы, которые Джина когда-либо видела у мужчин. Кроме Джулза. В плане ресниц. Глаза Джулза были насыщенного шоколадно-карего цвета.

– Да, что ж, внешняя привлекательность – это одно, – вздохнул Джулз. – Просто... я знаю, что буду разочарован. Стефан из моих фантазий намного более... великолепный, чем реальная живая версия.

– А что если нет? Что если реальный парень гораздо круче самых диких фантазий? – спросила Джина.

Джулз хмыкнул.

– Сомневаюсь в этом. Кроме того, он подкатывает, как круиз-контроль – его намеки на автопилоте.

– Поправь, если я ошибаюсь, – сказала Джина, – но разве парень-круизер, который хочет лишь секса, не имеет тенденцию пропускать приглашения на выпивку?

– Да, верно, – признал Джулз, – но... может он просто хотел пить.

– Может, – парировала Джина, – ты трус.

Джулз издал оскорбленный возглас.

– Нет, не трус.

– О да, трус. И ты так и не ответил на мой вопрос, – заметила Джина. – Что если ты пойдешь выпить со Стефаном и обнаружишь, что он великолепен?

Джулз посигналил у въезда в реабилитационный центр.

– Я просто... не думаю, что я готов к этому. Великолепен он или нет...

И Джина поняла.

– Да ты двойной трус, потому что боишься, что этот парень может быть великолепным. Ты боишься, что можешь связаться с ним, а тогда, в какой-то момент Адам свалит от Брэнфорда и наконец приползет обратно, и что ты тогда будешь делать?

Джулз вздохнул.

– Валяй. Я знаю, ты еще не закончила. Хоть и могла бы уже.

– Как долго ты собираешься сидеть и ждать этого... этого...

– Полного говнюка? – подсказал Джулз.

– Верно! Вернется и скажет тебе, что ошибся – снова? – спросила Джина. – И что это вообще за претенциозное лос-анджелесское пластиковое имя Брэнфорд? Фу! Избавься уже от него. Я серьезно. Стефан может быть прекрасным...

– Ты знаешь, что я люблю тебя, – прервал он ее, – но пока мы обсуждаем наши слабости и ошибки, хочу заметить, что это не я тот, кто прямо сейчас не вКении. «Алло, МОС?» – спародировал он высокий и хрипловатый голос Джины, – просто хочу сообщить, что собираюсь посвятить свою жизнь неопределенному ожиданию человека, который не может или не хочет признать, что любит меня, и который просто считает все наши отношения, простите, дружеские отношения – а мы устраиваем мамбо без музыки при любом удобном шансе – но мы действительно только друзья. Так или иначе, он считает наши дружеские отношения курортным романом средней школы.

Джина натужно рассмеялась.

– Ничего себе, должно быть, я действительно задела тебя, упомянув Адама, – сказала она, не в силах унять дрожь в голосе, – потому что это было очень, очень злобно.

Джулз вздохнул.

– Прости, – сказал он, и, очевидно, действительно сожалел, так как это отразилось на его лице.

Он потянулся к ее руке, и она встретила его на полдороге, переплела свои пальцы с его и легонько сжала.

– Все в порядке, – сказала она. – Потому что ты же знаешь, что прав.

– И ты тоже права, – проговорил он. – Стефан пугает меня потому что, да, я думаю, он может быть прекрасным. Он такой... хороший, и умный, и забавный. Это почти смешно. Я не говорил тебе, но несколько дней назад, когда я вернулся он домой, он выгуливал собаку, и мы немного поговорили и... милосердный Господь. Но ты совершенно права. Я не хочу признавать, что не избавился от как-там-его-зовут. Потому что какой... какой...

– Дурак? – подсказала Джина.

– Да, – согласился он. – Какой дурак будет желать мусор вроде Адама, когда мистер Возможно Прекрасный находится прямо напротив него?

Сердце Джины болело за него.

– Что ж, ладно, – сказала она. – Может, ты прав. Может, ты еще не готов к свиданию.

– Как насчет тебя, Кимосаби[25]? – спросил Джулз, подъезжая к реабилитационному центру. Он направлялся к парковке у двери. – Ты готова признать поражение с мистером Брюзгой?

– Не знаю, – сказала Джина. – Я просто... – Она покачала головой, пока он парковал машину. – Я обещала оставаться до тех пор, пока буду нужна ему. Может, я выдаю желаемое за действительное, но не могу избавиться от мысли, что так и есть. Я нужна ему.

– Ох, сладкая... – Джулз обнял ее. – Прости, что я был таким язвительным.

Интересно, что он не сказал, действительно ли думает, что Макс правда нуждается в ней. И Джина тоже сменила тему.

– Так над каким важным делом работает Макс?

Пару последний дней он просто приклеился к телефону. Вчера она его вообще не видела.

Она собиралась с ним пообедать, но движение было ужасным, дождь лил, как сумасшедший, сработала подушка безопасности и у нее начались спазмы. Когда она позвонила, чтобы сказать, что опоздает, он отвечал односложно, и тогда она все отменила.

Надеясь, что разочарует его.

Он ничего не сказал. Кроме: «Я должен ответить на этот звонок...»

– Ты же знаешь, что я ничего не могу тебе рассказать, – проговорил Джулз, выходя из машины.

– Это должно иметь какое-то отношение к той попытке убийства в Афганистане, – сказала Джина, тоже собираясь выйти.

– Ведь так? Наверняка какие-то террористы, которые...

– Где-то всегда есть какие-то террористы, – бросил Джулз. – Джина, ты знаешь, чем мы занимаемся. Окажи себе услугу и не спрашивай Макса об этом.

Он надел пиджак и пальто тоже. Сегодня не было холодно.

– Великолепно, – проворчала Джина, обматывая шарф вокруг шеи. – Больше тем, которых надо избегать.

Она сгребла последнюю охапку комиксов, которые получила для Аджая. И Макса.

Она подозревала, что ему тоже нравится их читать. Она присоединила их к цветам, которые принесла для пожилой миссис Клингер.

– Захватишь это, ладно?

Джулз поднял с заднего сидения гитарный чехол за ручки.

– Ты действительно собираешься просто... отдать это Максу?

Джина знала, что сам Макс никогда ее не купит.

– Он всегда хотел гитару, – сказал она.

– Макс? – Джулз смотрел скептически.

– Я подумала, что смогу дать ему урок или два.

– Ты играешь?

– Немного, – сказала она. – Ну, знаешь, достаточно, чтобы сфальшивить несколько куплетов «Я потрясен».

– Могу я посмотреть, как он учится это играть? – спросил Джулз. – Пожалуйста, пожалуйста! Макс, играющий песню Элвиса. – Он рассмеялся. – Я другой стороны, я, возможно, никогда не избавлюсь от этого зрелища.

– Макс фанат Элвиса, – сказала ему Джина, идя за ним по парковке.

– Не. Может. Быть.

– О да.

– Он сказал тебе это? – Джулз не мог ей поверить.

– Ага, – ответила Джина. – Знаешь, иногда он действительно со мной говорит.

Полными предложениями и такое прочее.

– Он так и сказал, – настаивал Джулз, – он сказал: «Я Макс Багат, и я фанат Элвиса»?

– Пожалуйста, даже не думай дразнить его, – сказала Джина. – Клянусь, это смертоубийство, и я не знаю ничего, что сделает его более мрачным. Экстра-мрачным. А я даже не могу вспомнить, когда он улыбался в последний раз.

– Макс улыбается? – воскликнул Джулз с недоверием в голосе. – Он фанат Элвиса, и ты правда видела, как он улыбается?

– Стоп, – ответила Джина, смеясь, – или я приглашу Стефана-нового-соседа на ужин.

С моим братом Виктором. «Чувак, нет, нет, чувак – три слова: Сара Мишель Геллар. Скажи мне в лицо, прямо мне в лицо, что ты не вдул бы Саре Мишель Геллар».

– Ладно, ладно, – сказал Джулз, открывая ей дверь, – ты выиграла.


Глава 10


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ

Копируя фото из камеры Джины в компьютер, взятый в бизнес-центре отеля, Макс в сороковой раз за последние полчаса проклял себя, что не принес свой собственный, привычный лэптоп.

Стук в дверь раздался в тот самый прекрасный момент, когда Багат уже почти изошел пеной, сточил зубы в крошку и чуть не выбросил чертов жесткий диск в окно.

– Ты выбрал удачное время, – коротко бросил он Джулзу, открывая дверь, и...

– Привет, Макс.

Мир вошел в режим суперслоумо[26].

Макс, окаменев, почти полжизни простоял, глядя в глаза Грейди Моранту, также известному как Дейв Джоунс, также известному как негодяй, который наряду с Максом нес ответственность за исчезновение Джины.

Та его часть, что вот уже два десятка лет была агентом ФБР, перешла на автопилот, быстро впитывая важную информацию.

Руки подняты и пусты – намеренно держит так, чтобы Макс мог их видеть.

Выпуклость под левым рукавом куртки: возможно, бумажник, а возможно, оружие.

– Привет, Макс. – Морант ожидал, что он откроет дверь, знал, что он здесь.

Грейди Морант выше, больше и как минимум на двадцать пять фунтов тяжелее Макса.

Прошел серьезное обучение рукопашному бою в спецвойсках.

Когда-то в тысяча девятьсот затертом. Прошло много лет, с тех пор как Морант был в армии. Достаточно много лет, чтобы потерять конкурентоспособность, выйти из формы, размякнуть.

Чертов ублюдок не выглядел размякшим.

Вежливый голос его доктора: «Выглядишь хорошо, Макс. Ключица зажила нормально. Просто... попытайся какое-то время не напрягаться».

А часть Макса, что была гребаным чокнутым психом, не стала ждать, пока обработается поверхностная информация, и сделала вывод, что лучшее решение – потянуться под собственный пиджак, достать оружие и под прицелом завести Моранта в номер, чтобы расспросить его о местонахождении Джины.

Его долбаная сумасшедшая психическая часть была поглощена хаосом, яростью, страхом и горьким разочарованием.

То болезненное воспоминание, как он увидел имя Джины в списке погибших черным по белому.

То тело под саваном, с лицом, которое ей не принадлежало.

Макс был потрясен до глубины души, в нем все еще кипели гнев и горе, только теперь к ним присоединилась надежда, крошечное зерно которой уже начало давать первые ростки.

Должно быть, Макс схватил Моранта и втащил его внутрь. Должно быть, дверь за ними захлопнулась, но Багат этого не услышал.

Он осознал лишь, что Морант перелетел через стул и врезался в стену у окна.

Макс оказался сразу за ним с пистолетом в руке, незнакомой «Астрой», которую он, наверное, каким-то образом отобрал у Моранта. Багат швырнул оружие в сторону и отбросил с дороги стул.

Морант поднялся на ноги и произнес что-то, чего Макс не услышал из-за шума в голове.

– Где Джина? – зарычал Багат, перекрывая его. – Тебе лучше, мать твою, сказать мне, где Джина, или я, черт возьми, убью тебя. Я порву тебя на кусочки прямо, мать твою, сейчас, сукин ты сын!

Морант попытался оббежать стол, но Макс схватил негодяя и повалил на пол. Они упали вместе и опрокинули лампу, которая, упав, разбилась.

Макс сильно ударился головой о кровать, но ни это, ни возникшие перед глазами плывущие звездочки его не замедлили. Он вслепую подбирался к горлу Моранта, хватаясь за его пояс, рубашку, волосы.

– Я сказал, что не знаю, где она... ох, Иисусе!

Кулак у лица Макса ничем не помог ублюдку – не хватило скорости. Но затем агент ощутил кровь. Вероятно, он отключился от боли, потому что Морант снова попытался освободиться. Ткнул Макса локтем в бок, и тот задохнулся от резкого удара, но не отступил.

Морант думал, что выгадал секунду или две, но ошибся. Он попытался отползти на руках и коленях и оказался именно там, где Макс и хотел: в удушающем захвате. Багат обхватил рукой его шею, а коленом уперся ему в спину, ломая позвоночник.

– Ты сошел с ума? – выдавил Морант, прежде чем Макс сжал его, отбирая воздух, необходимый тому, чтобы говорить.

Воздух, необходимый ему, чтобы дышать.

Конечно, Моранта слишком хорошо тренировали, чтобы он теперь просто лег и умер.

Он перекатился на Макса спиной, пытаясь разорвать захват. Несколько раз сильно оттолкнулся от стены, пытаясь сокрушить Багата своим весом или хотя бы ослабить его смертельную хватку.

Потому что она была смертельной.

Макс хотел убить Моранта.

И он убивал Моранта.

Тот цеплялся за руку Макса, отчаянно пытаясь дотянуться до лица агента, до его глаз, но безуспешно. Тогда он забился, как выброшенная на берег рыба, пока Багат не понял, что Морант дотянулся до своего кармана и что-то оттуда достал.

Не нож, не пистолет – ручку. Из дешевого пластика, с выщелкивающимся стержнем.

Хорошо обученный человек мог убить и ручкой. Или хотя бы ранить. И поэтому Макс спрятал лицо за широкой спиной Моранта и приготовился к новому нападению.

Макс Багат, несомненно, сорвался. Джоунс видел такое раньше во время обучения в спецвойсках и на службе у Чая: мужчины, которые слишком старались и слишком далеко заходили в стремлении всего добиться.

Он даже сам это испытал, в тюрьме.

Пытки – несомненно, развязывающая языки тактика теперь была и в американском арсенале – могли сделать такое с человеком.

Здравомыслие исчезает, и у руля встает инстинкт. Принятые решения и сделанный выбор имеют мало общего с личными убеждениями, с устоявшимся пониманием добра и зла.

Чертовски очевидно, что Макс или не в состоянии услышать, или отступил в такое темное место, куда не донеслись задыхающиеся объяснения Джоунса: «Я не знаю, где Джина, но я знаю, что она с Молли, и они обе все еще живы».

Или: «Эй, что там у тебя вместо мозгов? Мы на одной стороне!»

А потом Макс сильнее сдавил его горло, и Джоунс не мог больше говорить. Не мог больше дышать.

Что за черт?

Возможность умереть в ближайшее время была очень вероятна.

Просто не верилось, что это случится прямо здесь. Прямо сейчас.

Вот так.

Он не был готов.

Джоунс подумал о Молли и принялся бороться сильнее, но свет вспыхнул искрами, перед глазами поплыли черные пятна, и он понял, что отключается.

Не сказав Максу того, что тот должен знать.

Будь оно проклято. Дейв разыскал ручку, которую носил в кармане брюк, проклиная себя за то, что скрупулезно следовал правилам: никогда ничего не записывать. Никогда не оставлять бумажного следа. Когда Макс будет обшаривать его карманы, то ничего не найдет.

Он щелкнул ручкой – его «ручкой мужа» – благодаря Бога, что захватил ее с собой.

Джоунс начал носить при себе ручку, чтобы не бежать в палатку или в госпиталь каждый раз, когда Молли поворачивалась к нему и спрашивала:

– У тебя есть ручка?

Иисусе, стена была слишком далеко, чтобы писать на ней.

Руку свело, и он выронил ручку. Нащупал, поднял.

А затем отвернул рукав и в последние несколько секунд своей жизни написал то, что хотел, прямо на руке, как раз перед тем, как мир потускнел, сменившись бездной мрака.


ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН,

ВИРДЖИНИЯ

28 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД


Джулз последовал за Джиной в здание, неся гитару Макса.

Ну, ладно. Пока не Макса, но Кэссиди нравилось называть ее так. Это было настолько не по-максовски. Отчасти похоже на чудные, не вяжущиеся с боссом клетчатые пижамные штаны и футболку со Снупи, в которых Джулз застал босса однажды поздней ночью несколько месяцев назад.

Джина тоже участвовала в той сюрпризной вечеринке.

Сегодня за стойкой регистрации была медсестра Кошмар, и, несмотря на их продолжающуюся вражду, Святая Джина бодро приветствовала ее, помахав принесенными комиксами:

– Привет, Дебра. Где прячется Аджай? Я нашла последних «Людей-Икс».

Джулз не расслышал ответа Дебры, поскольку придержал дверь для двух парней, которые, вероятно, были профессиональными хоккеистами и приходили навещать товарища по команде.

И – ух ты! – симпатичный блондин задержал взгляд на Джулзе и поблагодарил его. Не то чтобы это было неинтересно. Конечно, парню около двадцати, так что, может, он всего лишь наивный канадец и... Нет.

На Джулза кинули дерзкий быстрый взгляд через плечо, и милашка весьма откровенно оглядел его с ног до головы. И под конец этого длительного зрительного контакта ему фактически подмигнули.

Хорошо. Ух ты. Джулзу, пожалуй, стоит начать смотреть хоккей.

Звук бьющегося стекла отвлек его от пейзажа на парковке. Ой. Джина уронила цветы, принесенные для старой миссис Клингер. Банка из-под майонеза, в которой девушка их несла, разбилась о плиты пола.

Комиксы тоже разлетелись, и сперва Джулз подумал, что Джина упала на колени, чтобы собрать их, но, пока он спешил к ней, Дебра вышла из-за стойки и...

Женщины вцепились друг в друга?

Господи... Кэссиди пустился бежать, когда заметил слезы Джины и услышал ее вопрос: «Макс знает?»

И это было хорошо, поскольку означало, что не Макс упал замертво. Это был кто-то еще, но теперь рыдала и Дебра, и с болезненной очевидностью Джулз понял, что это могло значить лишь одно. При всей нелюбви друг к другу этих двух женщин кое-что объединяло...

– Макс нашел его, – сказала Деб Джине.

– О Боже, нет, – всхлипнула Джина.

– Нашел кого? – спросил Джулз, присаживаясь рядом с ними, хотя и так уже знал.

Аджай. Они обе обожали Аджая.

– Но он был таким молодцом, – произнесла Джина, словно хороший, солидный аргумент, почему мальчику не стоило умирать, мог вернуть его к жизни.

– Отказали почки? – спросил Джулз.

Деб покачала головой и вытерла глаза.

– Инфекция. Она пробилась через его иммунную систему. Он пожаловался на боль в горле за обедом, и я измерила ему температуру. Она была не выше нормы. Никто из нас не думал... Но когда Макс нашел его всего лишь несколько часов спустя, мальчик пылал.

Мы тут же отправили его в больницу, где он и умер в отделении скорой помощи около полуночи. Его бедное маленькое сердечко просто отказалось от борьбы.

Теперь они все плакали.

– Бедный Макс, – сказала Джина. – Должно быть, он опустошен. – Она начала подниматься. – Мне лучше найти его. Не могу поверить, что он не позвонил мне.

Джулз мог поверить в это. Макс мог быть опустошен, но он никогда бы никому в этом не признался. Даже Джине.

Может быть, особенно Джине. Кэссиди помог Деб тоже подняться.

– Наверное, это случилось сразу после моего звонка вчера ночью, – решила Джина.

– Нет-нет, милая, – отозвалась Дебра. – Это было не прошлой ночью, а накануне.

Вот черт.

Сначала Джина не поверила. Джулз видел, как она изо всех сил пытается осознать эту информацию.

– Вы уверены? Я разговаривала с Максом вчера и...

Кэссиди знал, о чем она думает: «И он ни слова об этом не сказал».

Аджай умер, и Макс даже не потрудился сказать ей об этом.

Джина резко повернулась и пошла к комнате Макса.

– Батюшки! – Деб указала на осколки на полу. – Я уберу беспорядок, – сказала она Джулзу, – а вы попытайтесь удержать ее.

Очень удачно выбран глагол: попытайтесь. Кэссиди подхватил гитару и побежал за Джиной.

– Сладкая, может, тебе стоит притормозить, сосчитать до десяти...

– Зачем? Чтобы не сказать чего-то, о чем потом пожалею? Не волнуйся, я намерена сказать лишь три жалких слова: «Иди к черту!» Может, добавлю четвертое: «Макс».

– Джина...

– Я действительно считала, что нужна ему, – сказала она. – Блеск, никогда еще так не ошибалась.

Дверь в палату Макса была закрыта, но Джина просто вошла, даже не постучав.

Багат разговаривал по телефону, стоя у окна и глядя в него, но тут же обернулся.

Может, причина была в дыме, который валил из ушей Джины, но он понял, что просьба подождать секунду ее не остановит.

– Я перезвоню вам, – произнес Макс в трубку и закрыл телефон.

Он был отличным переговорщиком, но чтобы договориться с этой девушкой, требовалось чудо.

Джулз остался в коридоре. Он знал, что должен развернуться и уйти, но не мог. Он словно наблюдал крушение поезда в замедленной съемке.

– Тебе не кажется, – сказала Джина, – что смерть Аджая – это что-то, о чем бы я хотела знать?

Макс оставался очень спокоен.

– Я подумал... – Он покачал головой. – Ты чувствовала себя нехорошо, – продолжил он.

– Я чувствовала себя нехорошо вечером в четверть шестого, – выпалила она. – Через – сколько? – шестнадцать часов после смерти Аджая. – Джина начала плакать. – Иисусе, Макс! Ты не мог позвонить раньше?

Он ничего не сказал. А что он мог сказать?

– Что, ты был слишком занят? – спросила она его. – Типа, что ж, ладно. Дерьмо случается. Маленькие мальчики умирают каждый день, какое мне дело до еще одного?

Джулзу было совершенно очевидно, что Макс чувствует себя ужасно, что он опустошен. И что он не знает, как сказать ей, что прямо сейчас не знает, что сказать. Что он не способен найти слова, которые передали бы его боль.

Или, может, Кэссиди просто хотел это увидеть. Вместо этого бесчувственного человека с каменным лицом.

– Что с тобой не так? – прошептала Джина.

Ее слова, казалось, повисли в воздухе, как пыль в солнечном свете, пробивающемся в окно, потому что все погрузилось в тишину.

Пока телефон Макса не начал звонить.

Багат откашлялся.

– Мне жаль, – натянуто произнес он. – Я достаточно часто повторял тебе: я не могу дать то, что ты хочешь.

– Полагаю, нет, – сказала Джина. – Но огромное спасибо за попытку. Ой – ты же не пытался.

Она повернулась к Джулзу, который как идиот продолжал стоять в коридоре.

– Я собираюсь взять такси до твоего дома.

– Джулз может тебя отвезти, – сказал Макс, а его телефон продолжал названивать.

– Я знаю, что тебя ждут дела, – холодно произнесла Джина.

– Это может подождать, – возразил Багат.

– Как хочешь, – ответила она и вышла из комнаты.

Джулз держал гитару.

– Ты хочешь, чтобы я...

– Оставь ее, – сказала Джина и ушла.

Кэссиди вошел в комнату, в то время как его босс разговаривал по телефону.

– Багат, – сказал Макс. – Да. – Он закрыл глаза. – Да.

Он должен был знать, что Джина не вернется.

Его не заботило, что она даже не потрудилась сказать «прощай»?

Желудок Джулза скрутило от боли за них обоих, пока он ставил гитару в углу. Какая потеря.

Макс открыл глаза, увидел, что Кэссиди все еще стоит в комнате, и, махнув рукой, пробормотал ему «иди» сквозь стиснутые зубы.

– Сожалею о вашей потере, сэр, – произнес Джулз, но он не был уверен, что Багат его вообще услышал.


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Без сомнения, хороший/сумасшедший агент ФБР работал не так хорошо, когда хорошего агента не было в комнате.

Не говоря уже о том, что предполагаемое безумие было частью действия.

Когда Грейди Морант обмяк, действительность хлестнула Макса по лицу двумя неопровержимыми фактами. Первый: сукин сын не пытался ткнуть в него ручкой. Второй: если Морант умер, то не сможет помочь Максу найти Джину.

Поправочка. Если Морант останется мертвым, он не сможет помочь найти Джину.

Осторожно, на случай, если обморок притворный, Багат отпустил ублюдка и...

Хорошей новостью было то, что Максу не пришлось отбивать атаку Моранта, который якобы хотел воткнуть ему ручку в глаз.

А плохой новостью – то, что он совершенно не имел понятия, сколько времени продержал шею Моранта в захвате или как долго в его мозг не поступал кислород.

Макс перекатил тело на спину, выдвинул подбородок, проверяя, нет ли преград доступу воздуха. Ага, верно – о, в этом не было необходимости. Причиной, препятствующей ублюдку вдохнуть, был Макс.

Он вдохнул воздух в рот Моранту – давай же, давай – быстро отбросил ручку за пределы досягаемости и провел обыск на предмет обнаружения другого оружия, не замеченного во время борьбы, проверил пульс на запястье с синими чернилами. Что за?..

Вместо того чтобы нанести Максу удар ручкой, Морант начал писать роман. На своей долбаной руке.

Выделялись слова «Джина» и «жива» – о Христос! – но пульса, черт возьми, не было.

Багат попробовал нащупать пульс на шее Моранта, пока дышал за сукина сына. Если пульс и присутствовал, то был, черт возьми, слишком слабым, и что бы Макс там ни чувствовал, он мог всего лишь выдавать желаемое за действительное.

Черт, черт, черт.

Багат склонился к груди Моранта, попытался надавить на нее, а затем, подобрав ритм, на автопилоте нажимал, вдыхал и нажимал снова.

Давай, давай, пожалуйста, Боже, давай...

Он чуть ли не приклеился пальцами к горлу ублюдка, пытаясь понять, не повредил ли ему чего во время борьбы. Если горло Моранта распухло, если воздух не может пройти...

Но затем Багат нащупал пульс – да! – как раз перед тем, как Морант закашлялся, выплюнув брызги слюны, крови и еще бог знает чего прямо ему в лицо.

По крайней мере, это была не рвота.

Трясущимися руками – это было так чертовски близко – Макс вытер лицо и толкнул Моранта на бок, чтобы тот продышался, прохрипелся и выкашлял остаток дыма, тлеющих углей и ядовитой адской слизи, проскользнувших в его легкие за те долгие минуты, что злодей был мертв.

Багат прислонился спиной к стене и попытался восстановить собственное дыхание.

Его нос кровоточил, но не слишком сильно. Как раз достаточно, чтобы досаждать.

– Тебе надо в больницу? – наконец спросил он.

Иногда ткани горла повреждались настолько, что требовалась медицинская помощь.

Иногда недостаточно просто прекратить душить кого-то, а затем вернуть его к жизни.

Не то чтобы душить людей было для Макса привычкой. Однако он изучал анатомию. Он хорошо знал все смертельные точки, а горло было особенно уязвимым.

Но Морант покачал головой. «Нет». Едва слышный шепот, но он не оставлял сомнений. Пока Багат наблюдал, Морант перекатился на спину, закрыл глаза и просто дышал.

Его одежда была порвана не так ужасно, как у Макса. Один рукав пиджака агента болтался вокруг запястья. Порвался шов на спине – он чувствовал прохладный воздух на промокшей от пота рубашке.

Морант же выглядел чертовски хорошо для человека, который только что вернулся из мертвых, для человека, который предположительно умер несколько месяцев назад, для человека, которого разыскивали слишком многие правительства за слишком многие преступления.

Его одежда была недорогой – типичное облачение волонтера – и потому меньше пострадала в стычке. Брюки карго, ботинки, хлопчатобумажная рубашка и такая же куртка.

Он выглядел так, словно Африка приняла его. Здоровый. Аккуратный.

Макс подтолкнул ногой руку Моранта, чтобы прочесть написанное на ней.

Это было похоже на адрес электронной почты: «RoyallyEffed@freemail.com». Потом шли буквы «П» и «В», а потом что-то похожее на... «джай»?

«Джина+Молли живы», затем «СПАСИ ИХ» – подчеркнуто три раза. И что-то похожее на «отпечаток».

«... х... модель» – закорючка. Невозможно прочесть.

Остальное тоже было неразборчиво, но Максу большего и не требовалось, чтобы понять, как чертовски близок он был к убийству невиновного.

Человека, который использовал то, что ему показалось навыками из прошлого, чтобы передать Максу информацию, необходимую для спасения Джины и Молли.

Он был повержен.

– Мне действительно жаль, – сказал Макс. Это звучало неадекватно. «Мне жаль, что пытался убить тебя»?

Это даже правдой не было. Он не просто пытался, он преуспел.

Морант повернул голову, взглянуть на Макса.

– Пахнет, словно она здесь, – прошептал он. – Моя жена.

Его?.. Багат глубоко вдохнул.

Припомнил, что дышать – хорошо.

– Спорим, ты никогда бы и не подумал, что я буду произносить эти два слова вместе, как сейчас, – продолжил Грейди Морант. И снова закашлялся, пытаясь прочистить горло.

– Я тоже никогда так не думал.

– Молли? – спросил Макс.

– Да, Молли, – со скептическим видом подтвердил Морант.

Он хрипел и какое-то время еще будет хрипеть.

– А ты думал, кого я имею в виду? Джину?

Макс запачкал оторванный рукав кровью из носа.

– У меня был о-очень плохой день.

Джина, наконец нашедшая счастье с опасным разыскиваемым преступником, укладывалась в общую канву.

Хотя «день» – это не совсем точно. Больше подходит «плохой год».

– Она всегда говорила, как ты великолепен, – сказал Морант. – Полный придурок, но великолепен. Не заставляй поверить, что она ошибалась.

«Придурок» было ее словом или Моранта? И не должно ли это интересовать его лишь в последнюю очередь?

– Где они? – спросил Макс вместо этого. – У кого они – у Лесли Полларда? Ты просил доказательства, что они живы?

– Индонезия, – ответил Морант. – Все, что у меня есть на человека, похитившего их, это инициал – Э. – и описание. Не делай стойку. Оно почти бесполезно. Этот человек среднего роста, среднего телосложения, с темными волосами и усами, говорит на безукоризненном литературном английском с акцентом, возможно, французским. Разве только, может, он твой друг?

Багат покачал головой. Несмотря на то, что под это описание мог подходить кто угодно. Это мог быть Макс с накладными усами, которые делали его похожим на инспектора Клузо.

– Так я и думал, – продолжил Морант. – Но я знаю, что он не Лесли Поллард, потому что сам похоронил Лесли – то, что от него осталось – в Таиланде. И, благодаря местной фауне, к тому времени, как я его нашел, от него мало что осталось. – Он мрачно улыбнулся. – Я подумал, что его имя ему больше не нужно. К сожалению, его паспорт был изжеван и превратился в невосстановимую массу.

Так Грейди Морант, известный как Дейв Джоунс, был еще и Лесли Поллардом, который женился на Молли Андерсон. Или заявил так.

Но кусочки мозаики, связанной с Джиной, все еще отсутствовали. Ее письмо Джулзу: «Я встретила самого пленительного мужчину!»

– Ты знаешь о беременности Джины? – спросил Макс у Моранта.

В ответ вспышка абсолютного удивления. Удивления и чего-то еще. Макс не был точно уверен, чего, но удивление было настоящим. Никто не мог так хорошо сыграть.

– Джина?

– Значит, ребенок не от тебя, – сказал Макс.

– Черт, нет, – рассмеялся Морант, но затем остановился. – Иисусе, так поэтому ты пытался меня убить?

– Она познакомилась с кем-нибудь? – спросил Макс. – Может, с этим Э.?

– Нет. Тире? Грейди Морант говорил уверенно. – Он появился в лагере – по крайней мере, я полагаю, что он тот человек, который прислал мне сообщение по электронной почте – лишь после того, как Молли и Джина уехали в Германию. Он прилетел на арендованном вертолете и разговаривал с сестрой Хелен, а она сказала мне, что никогда не видела его раньше. Она дала мне его описание, я видел его лишь на расстоянии. Он, кстати, приехал как механик.

Потрясающе.

– Джина покидала лагерь? – спросил Макс. – На уик-энд или... не знаю, выходные дни?

Возможно, она встретила этого Э., кем бы он ни был, в Найроби.

– Не-а, – ответил Морант. – Я имею в виду, Джина и Молли были в Найроби лишь один раз за все то время, что я был в лагере. Выходные дни... Она никогда не прекращала работать. И никогда не говорила о ком-то еще: друге или любовнике, или... Но я пробыл в лагере лишь четыре месяца, так что...

Так что, возможно, отношения уже завершились.

Говорила ли она когда-нибудь о Максе? Кроме, конечно, того случая, когда назвала его великолепным придурком.

Вопрос не годился для расследования. Но она должна была что-то упоминать – откуда еще Морант мог узнать, что Макс тут, в Гамбурге, ищет ее?

– Что насчет Молли? – спросил Багат вместо этого. – Она когда-нибудь покидала лагерь без вас? Возможно, что она могла завести интрижку с...

– Нет, – ощетинился Морант. – И пошел ты с такими предположениями.

Это было стандартное расследование: задать вопрос, были ли похищенные знакомы с похитителями. Со стороны похитителя легче подружиться с жертвами, тогда они охотно садятся в автомобиль. Если этот парень ошивался там – не в лагере, потому что незнакомца бы заметили, а в Найроби...

Если Макс собирался найти Джину, то необходимо проследить все возможные направления. Багат уже сделал мысленную пометку, чтобы Пегги проверила все компании по аренде вертолетов в Кении.

– Просто потому, что ты не хочешь верить, будто Джина не идеальный маленький ангел, – сказал Морант, – вместо того, чтобы думать о ней как о женщине из плоти и крови, каковой она и является... – Он осекся. – Знаешь, может, я не прав насчет отсутствия бойфрендов. Этот кенийский парень. Пол Джиммо. Его убили вскоре после моего приезда. Весь лагерь воспринял это очень тяжело, особенно Джина.

Пол Джиммо.

Его глубокая ненависть к мертвому парню по имени Пол Джиммо не поможет отыскать Джину. Все же одно слово не ускользнуло от внимания Макса.

– Убили?

– В очередной схватке длительного противостояния за права на воду, – ответил ему Морант. – Не думаю, что он был причастен. Думаю, это просто было неправильное место, неправильное время и феномен «молчаливого наблюдателя».

Не шикарно ли? Максу не хотелось думать, что если Джина крутила роман с этим Джиммо, то ей просто повезло, что она не была с ним в тот момент.

Но прямо сейчас он должен был сосредоточиться на том, чтобы найти ее.

– Это ты оставил сообщение на телефоне в отеле? – спросил Макс. – Сказал Молли и Джине идти в посольство?

– Да, это был я.

– Они его не получили, – заявил Багат. – Когда я пришел сюда, оно не было прослушано.

– Я понял. И что они не пошли в посольство – тоже. Э. действительно прислал доказательство того, что они живы – фотографию по электронной почте. Они обе сфотографированы перед телевизором, по которому показывают воскресный футбол. Да, возможно подменить фон на компьютере, но я в этом сомневаюсь. Выглядело, словно они на каком-то складе, а телевизор был из тех маленьких, дешевых.

Джина жива. Или, по крайней мере, была воскресным вечером. Теперь руки Багата действительно тряслись.

– Ты в порядке? – Морант сел и тут же схватился за голову. – О Боже.

Помимо хрипоты какое-то время он будет испытывать головную боль и головокружение.

И не он один. Максу тоже досталось.

– Я хочу взглянуть на фотографию, – сказал он.

– Они в порядке, – заверил его Морант, снова улегшись на пол. – Они хорошо выглядят – не слишком счастливыми, но они не ранены. Кто бы ни забрал их, он знает толк в похищениях. О них заботятся.

– Я хочу увидеть фотографию, – повторил Макс. – А затем мы должны написать сукиному сыну по электронной почте и объяснить ему, что ничего не произойдет – ничего – пока я не поговорю с Джиной по телефону.

И скажу ей... что? Мне так жаль...

– Что мы должны сделать, так это выбраться отсюда, – сказал Морант, снова садясь, на этот раз медленно и аккуратно. – Я пробыл здесь слишком долго. Он наклонил голову в одну сторону, затем в другую, положив руку сзади на шею.

Кто бы это ни был, они знают толк в похищениях. Учитывая, что работодатели Грейди Моранта из Индонезии, можно сказать, что он знаком с этим бизнесом. А в той части мира это и был бизнес.

– Если мы сейчас потратим время на то, чтобы войти в Интернет... – начал Морант.

Макс оборвал его:

– У тебя был доступ к Интернету в лагере в Кении?

Он точно знал, что это не так.

Все же этот Э. вроде как написал Моранту по электронной почте?

– Нет, – ответил тот. – Нам везло, если хотя бы была теплая вода в душе.

– Но у тебя есть электронный адрес?..

У Моранта наготове было вполне подходящее изящное объяснение.

– Когда я работал на Чая...

– То есть на печально известного наркобарона и убийцу Нанг-Клао Чая? – уточнил Макс.

Морант замолчал и просто смотрел на Багата.

– Ладно, – наконец произнес он. – Да, я говорю об этом Чае. Намек понял. У тебя множество причин не доверять мне. Собираешься дослушать меня или снова выбить из меня дерьмо? Я готов ко всему.

– Слушаю, – сказал Макс.

– Но к чему я не готов, так это сидеть здесь и ждать, пока к тебе не приедет подкрепление, достаточное для того, чтобы затащить мою задницу в тюрьму, – продолжил Морант. – Если таков твой план...

– Когда ты работал на Чая… – подбодрил его Макс.

Морант продолжил. Он чертовски хорошо знал, что выбора не было.

– Когда я работал на Чая, мы всегда использовали для общения электронную доску объявлений в Интернете. Когда я прибыл в Гамбург, будь уверен, на ней меня уже дожидалось сообщение. Код, который мы обычно использовали, отправил меня в уже настроенный аккаунт электронной почты. Кто бы ни были похитители, они хороши.

– Сколько денег они хотят? – спросил Макс, пока Морант начал подниматься на ноги.

Агент вытащил оружие и нацелил его на мужчину. – Я не говорил, что ты можешь встать.

Морант посмотрел на него, затем на пистолет. Он не выглядел впечатленным.

– Если мы не уйдем отсюда в ближайшее время – которое приближается к «прямо сейчас», – твои друзья из гамбургского офиса придут сюда, увидят меня и приложат все усилия, чтобы отправить обратно в Штаты. В таком случае мы все окажемся в дерьме. Ты, я, Молли и Джина.

Конечно, Морант не ощущал угрозы от оружия в руке человека, который уже однажды убил его сегодня. Убил, а потом вернул к жизни.

– Я застрелю тебя, – сказал Макс. – Знаю, ты так не думаешь, но я сделаю это...

– На самом деле, думаю, – ответил Морант. – На самом деле, я на это рассчитываю – все к тому идет. Но все же должен предупредить. Если ты застрелишь меня здесь, транспортировка моего тела в Индонезию одному магнату станет чертовской головной болью.

И внезапно все обрело смысл. Неразборчивые слова на руке Моранта. Это не было «отпечаток модели», это было «обменяй их на меня».

Людям, забравшим Джину и Молли, не нужны были деньги. Им был нужен Грейди Морант.

И, если они не могли никак иначе заполучить его, Морант был готов к обмену.

– Я точно не знаю, кому так уж понадобился, – спокойно произнес Морнат, – но, кто бы это ни был, он связан с Чаем. И значит, они не собираются играть по правилам. Их цель – причинить мне такой вред, который только они способны. Если они получат меня живым, то не освободят Молли и Джину. Вместо этого похитители заставят меня смотреть, как девушки умирают.

Иисусе.

– Я не позволю этому случиться, – продолжил Грейди, – но мне нужна твоя помощь.

Он мрачно усмехнулся.

– Твоя и тех морских котиков, с которыми ты работал, когда мы в последний раз встречались. Вот как это будет, и, к слову, это дело не подлежит огласке. Ты используешь свои ресурсы, чтобы помочь мне найти Молли и Джину. Ты и твои супермены поможете мне вывести их живыми. Если все пройдет хорошо и я все еще буду жив по окончании операции, я весь твой. Можешь написать признание сам – я подпишу все, что ты захочешь. Но ты и твое долбаное правительство не тронете меня, пока Молли не окажется в безопасности, в надежном месте. И пока не гарантируете, что она там и останется.

Макс уставился на Моранта. По правилам он должен был отойти в сторону от этого дела. Багат был лично в нем заинтересован – он не мог действовать и принимать правильные решения, когда на кону стояла жизнь Джины. Но неужели он действительно собирался передать ее в чужие руки?

Кому он мог такое доверить?

Морант прав – первым делом им нужно убраться отсюда. Как только появится команда Фриска, шансов не останется.

Макс поставил пистолет на предохранитель. Убрал его в кобуру. Снял то, что осталось от пиджака.

– Подними свой пистолет, – сказал он Моранту. – Идем.

И, конечно же, потому что это был совершенно сумасшедший, неудачливый, гребаный год, было слишком поздно.

В дверь номера кто-то постучал.


Глава 11


ГДЕ-ТО В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

ТОЧНАЯ ДАТА: НЕИЗВЕСТНА

НАШИ ДНИ


Они были живы.

По крайней мере, пока оставались.

Джина слышала, что коэффициент выживания похищенных существенно снижается с того момента, как они садятся в машину с похитителем.

Она задалась вопросом: каковы шансы для похищенных, которых поместили в металлический корабельный контейнер?

Хотя они впервые за несколько дней не были под прицелом оружия громадной женщины, говорящей на английском ровно настолько, чтобы приказать им молчать.

– Ты в порядке? – прошептала из темноты Молли.

Джин занозила задницу, столкнувшись с деревянным поддоном. Она уверилась, и не однажды, а много раз за несколько последних размытых дней, что умрет насильственной смертью.

Ах да, и сейчас она сидит в коробке без единого источника света.

Не тянет на «в порядке».

Но все же это была, по крайней мере, большая коробка. Не настолько, чтобы они могли в ней встать, но можно было удобно сидеть и даже лечь.

– Да, я в порядке. А ты? – спросила она, потому что заноза в заднице не шла ни в какое сравнение с тем, что должна чувствовать Молли. Это было совершенно не то, что имел в виду доктор, когда давал Молли рекомендации некоторое время не волноваться.

– Мне немного больно, – призналась Молли. – И тошнит. Тоже мне новость. Джина, мне так жаль...

– Мне тоже, – сказала Джина.

Темнота давила на нее, и она придвинула лицо ближе к короткой трубе, через которую к ним поступал свежий воздух. Где бы их ни держали, несло дизельным топливом, было сыро и грязно.

И очень, очень темно.

Господи, ей нужен был Макс. Она хотела, чтобы он пришел и спас ее. Она хотела услышать его голос, который велит ей оставаться спокойной, потому что он уже в пути.

Что он сожалеет о том, что был таким придурком, и любит ее и хочет провести всю свою жизнь ее личным рабом, пытаясь загладить вину.

Эй, она могла бы поспать вместо того, чтобы строить воздушные замки.

– Не могу поверить, что ты не сбежала, пока был шанс. – Голос Джины дрожал. – Его пистолет был направлен на меня.

– И оставить тебя? – возразила Молли. Джина услышала, как она двигается где-то поблизости. – Никогда. Кроме того, им нужна я. Тут рядом с нами что-то есть. Бутылки. Пластиковые.

– То имя, которое постоянно повторял итальянец, – спросила Джина у Молли и тоже осторожно потянулась в темноте, чтобы рассмотреть то, что нащупала, – Грейди Морант?

– Это настоящее имя Джоунса.

Именно так Джина и подумала. Молли рассказала ей, что Дейв Джоунс такой же псевдоним, как и Лесли Поллард, но никогда не говорила настоящего имени своего мужа.

Грейди. Ха, он не выглядел, как Грейди.

– А те люди с оружием в студии Гретты? – спросила Джина, пряча руку под одеяло.

Не под одно, а под два. – Они тоже ищут Грейди Моранта?

Вооруженные громилы, которые начали стрельбу в студии мошенницы... Чудо, что Джину и Молли не убили.

Ту женщину, Гретту – которая сделала Джоунсу новый и очень дорогой фальшивый паспорт – убили. Из ее прошитого пулями тела фонтаном била кровь, и на какое-то ужасное мгновение Джина вернулась обратно в угнанный самолет. Туда, где террористы убили пилота, и он упал на пол позади нее с полуотстреленной головой; где Алоиз Набулси избивал и трахал ее в припадке агрессии, которой она совершенно не заслужила.

О боже, о боже, о боже, ее сейчас стошнит.

– Я не знаю, кто это был, – сказала Молли, пока Джина опустила голову, молясь, чтобы отпустили волны головокружения. – Он спас нас, ну понимаешь – итальянец.

Спас их? Она сбрендила?

Спас их, отведя под дулом пистолета в темный, сырой склад, и заставил часами сидеть молча на деревянных поддонах, пока сам ушел, чтобы завершить обустройство этой роскошной металлической коробки?..

Но главный вопрос, конечно, был в том от чего именно он их спас.

– Он, казалось, извинялся, – заметила Молли, – когда запирал нас тут. Он сказал, что не хочет причинить нам вред.

– Он врал, – сказала Джина, и ее скрипуче-пронзительный голос походил на голос экзорциста, изгоняющего демона, только Молли ее не слушала.

Она считала вслух.

– Девятнадцать, двадцать... двадцать один, – объявила Молли. – У меня здесь двадцать одна бутылка воды и пакет памперсов для взрослых – спасибо, Господи, за маленькую любезность.

Спасибо, Господи? Спасибо за то, что опасный, вооруженный итальянец–похититель швырнул пакет гребаных подгузников для взрослых в их корабельную корзину, в то время, как отправил их черт знает куда, где они могут мочиться не в трусики?

За последние несколько недель на Молли обрушивались бедствие за бедствием, и, тем не менее, ее оптимистическое отношение неизменно заставляло Джину краснеть от стыда.

А в области позитивного мышления обычно была талантлива именно она.

– Вода – это хорошо, – продолжала Молли. – Вода означает, что он хочет, чтобы мы оставались в живых.

Да, но что с ними произойдет, когда в пункте назначения их распакуют – где бы это ни было?

Легко догадаться, что они всего-навсего приманка. А приманка должна оставаться свежей лишь до определенного момента.

Джина была уверена, что вооруженный итальянец убьет их после того, как сфотографировал рядом с телевизором, когда они впервые прибыли на склад. Это называют доказательством жизни. Обычно похищенные держат газету, но, вероятно, прямая футбольная кабельная трансляция по телевизору тоже годится.

Иногда это не было доказательством жизни. Иногда это было доказательством удержания. И после того, как факт был доказан, заложники могли стать ненужными.

Раздался громкий шум – заработал двигатель. Крен, и они двинулись.

Направляясь бог знает куда.

Несясь навстречу судьбе.

Джина ничего не могла с собой поделать. Она начала плакать.

Молли придвинулась к ней в темноте, нашла ее и обняла.

– Господи, Джина, я напугана до смерти и могу лишь представлять каково тебе.

– Меня словно заперли в коробке, – произнесла Джина, неловко вытирая лицо и, без сомнения, лишь еще больше размазывая грязь. – Словно она уже умерла, но еще не знала об этом. Ее голос задрожал. – Мне действительно не хватает Макса.

– Я знаю, дорогая, – сказала Молли, обнимая ее. – Прямо сейчас даже мне не хватает Макса, но я зла на него за то, что он обидел тебя.

Джина рассмеялась. Неуверенно, но рассмеялась.

– Ты никогда ни на кого не держала зла.

Наряду с абсурдным оптимизмом Молли была быстра на прощение. Джоунс – Грейди – однажды пошутил, что она и Ганнибалу Лектору дала бы второй шанс. Что вернуло Джину к менее смешной теме.

– Не позволяй парню с пистолетом – итальянцу – одурачить тебя, – сказала она подруге. – Он не принимает нас за людей. Мы лишь черви на его крючке. Если для его целей мы нужны живыми, мы будем живы. Если нет... Знаешь, как говорят: «Когда ждешь от людей лучшего, и получаешь лучшее»? Но не в этот раз.

Молли молчала. Обычно, когда она была не согласна, то не молчала, но сейчас сдержалась. Джина знала, что если бы было светло, выражение лица выдало бы ее. Ее возражения начались бы с «но». «Но он казался таким любезным. Но он казался джентльменом. Но...»

– Я серьезно, Мол, – сказала Джина. – Не заводи дружбы с этим парнем.

Потому что, когда он жестоко изобьет и изнасилует их, прежде чем убить, от этого будет только хуже.

– В этот раз ты не одна, Джина, – сказала ей Молли. – Мы пройдем через это. Вместе.

Джоунс придет и...

– Позволит себя убить, – заметила Джина.

– Нет, если я в этом что-то понимаю. – В голосе Молли прозвенело осуждение. – И нет, если ты понимаешь тоже.


ОТЕЛЬ «ЭЛЬБЕ ГОФ», ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Джулз стоял позади агента Джима Ульстера, который снова постучал в дверь номера.

– Вы уверены, что нам сообщили верный номер? – спросил Ульстер у напарницы, коренастой женщины с дружелюбным лицом, которую он называл Голди.

– Это он, – сказал им Джулз. – Восемь–семнадцать.

Голди, чье настоящее имя было Вера Гольдштайн – перепроверила свои записи.

– Да, – подтвердила она. – Эта комната. Может, мистер Багат вышел.

– Маловероятно, – сказал Джулз.

– Время обеда, – парировала она. – Даже легенда должна питаться.

– Поверьте мне, – сказал он. – Макс не прервался бы на обед, даже если бы дело, над которым он работает, не было личным.

Он там. Но, может быть, не хочет, чтобы его беспокоили.

– Я слышала, что он немного странный на этот счет, – сказала Голди. – Что нужен пропуск, чтобы войти к нему в кабинет.

Низенький, тонкий как хлыст, исходящий нетерпением Ульстер рядом с деликатной Голди были словно Рен со Стимпи. Он не хотел стоять и разговаривать, и постучал в дверь снова. Громче.

– Нет, – сказал Джулз, – это неправда. В смысле, да, когда говоришь с ним, лучше четко представлять, что хочешь сказать. Он даст тебе знать, если тратишь его время, но...

– Я, правда, не думаю, что он тут, – произнес Ульстер, успев проверить часы, мобильный, и быстрым едва уловимым движением поправить мужское хозяйство.

И дверь открылась.

– Простите, что заставил вас ждать, – сказал Макс. – Случился небольшой инцидент, и мне нужно было прибраться.

Эгей! Прямо по курсу обманщик.

Голди и Ульстер определенно были одурачены, ослеплены сиянием славы «того самого Макса Багата». Хотя в нынешнем состоянии назвать его «сияющим» можно было только с большой натяжкой.

Джулзу было очевидно, что кто-то совсем недавно надрал зад его легендарному боссу.

Настолько недавно, что нос Макса все еще кровоточил. Он, разумеется, сменил рубашку, но пиджака и галстука ощутимо недоставало. Багат держал у носа тряпку для мытья посуды, пока агенты представлялись, словно пара одержимых знаменитостями школьниц.

Теперь запинался даже Ульстер.

– Я запутался в шнуре от электрической лампы, – сказал он им. Очаровательный, разговорчивый Макс Багат – лгущий изо всех сил. – Разбил чертову штуковину. Лампу, не нос. Спасибо Богу хоть за это.

Это определенно было странно. Судя по тому, как сейчас выглядел Макс, здесь должно быть тело или, по крайней мере, очень злой и избитый неудачник, прикованный наручниками к сливу под ванной. И, как принято в правоохранительных органах, когда парни с разбитыми носами собираются после стычки и ареста плохих парней, Макс должен указать на связанного неудачника и сказать: «За решетку, Данно»[27].

Или в их случае: «За решетку, Голди». А не ля–ля, лампа, ля–ля, нос.

Стоя в коридоре, Джулз внезапно увидел Макса в совершенно безумном, но и совершенно восхитительном образе Эдварда Нортона из «Бойцовского клуба», из последних сил продержавшегося несколько раундов низкого и грязного, ультражесткого боя без правил.

Странно – это еще мягко сказано.

А потом... стало еще страннее.

– Вы знакомы с Биллом Джоунсом из вашингтонского офиса? – спросил Макс Ульстера и Гольдштайн, отступив и позволив им пройти в комнату.

Что еще за?..

Но в номере за столом действительно сидел человек и говорил по гостиничному телефону, словно это был настолько «Очень Важный Звонок», что ему даже недосуг открыть дверь.

Конечно.

Большинство людей отстойно изображали фальшивые разговоры по телефону, и Билл Джоунс не был исключением.

Он был высок, темноволос, по-своему красив, и Джулз как-то встречал его, но это точно было не в вашингтонском офисе. И имя, которым он тогда назывался, точно не было Билл.

Он повесил трубку, но не поднялся, пока Макс представлял его агентам Фриска Может, потому, что Макс сломал ему оба колена.

Что здесь произошло?

– Вы ведь работали с Биллом раньше, верно, Кэссиди? – Макс вроде бы задал вопрос, но, по правде говоря, это был прямой приказ.

Так что Джулз ответил так же, как отвечал на все приказы босса: «Да, сэр». Он протянул Джоунсу руку для пожатия.

– Билл. Как ты, приятель? Приятно снова тебя увидеть.

И после этого Макс перестал быть единственным лжецом в комнате.

Да, суставы Билли были разбиты, а на челюсти набухал синяк. И что он придерживал левой рукой в кармане пиджака?

Вероятно, там совсем не его любимая мягкая игрушка.

И посмотрите-ка в переполненную мусорную корзину. Тот комок темной ткани, должно быть, изодранный пиджак Макса.

Порванный и окровавленный, без сомнений, после столкновения со шнуром от лампы.

Радует, что они привели все в порядок.

– Боюсь, вы зря проделали весь этот путь, – сказал Макс – любезный, харизматичный, дружелюбный Макс – и сочувствующе улыбнулся Ульстеру и Гольдштайн.

Это все равно, что очутиться в параллельной вселенной, где у мистера Спока растет борода, а Макс жизнерадостен.

– Я смог загрузить фотографии из камеры, – продолжал веселый Макс. – Я уже отправил файлы моей команде в Штаты. Хорошая новость – минус одно задание для вашей команды. Я знаю, что Фриск требователен, и все устали.

Джулз направился к окну, притворившись, что хочет посмотреть на вечерний город в свете блестящих огней. Он переступил через сломанную лампу и склонился к стеклу, чтобы взглянуть на шумную улицу внизу.

Его хорошему другу Билли Джоунсу это совершенно не понравилось. Это означало, что он должен одновременно следить и за Джулзом, и за Максом, который все еще оставался на другом конце комнаты. Это означало, что надумай он вытащить своего бини бэби, ему придется решить, в кого первого стрелять.

Парень сделал свой выбор и принялся следить за Джулзом.

Может, потому, что Макса он уже разоружил. Хотя стоп. Не наплечная ли это кобура и личное оружие Макса там, на кровати? Словно он положил их туда, пока менял окровавленную рубашку.

Все страньше и страньше.

Макс увлеченно беседовал с Ульстером и Гольдштайн – обсуждали информацию, которая появилась после того, как аналитики изучили более тысячи изображений со спутника.

Они проследили машину, взорвавшуюся у кафе, в обратном хронологическом порядке от места взрыва до захудалой квартирки, где скрывалась эта террористическая группировка. Они также отметили, что по пути в аэропорт тем утром террористы делали остановку.

– Они останавливались у дома и студии... – Голди сверилась с маленьким блокнотом, но, очевидно, не смогла разобрать собственный почерк. Нахмурившись, она посмотрела на Ульстера. – Это Гретель или Гретта?

Боже, прости, она делает ошибку, разговаривая с Максом Багатом.

Джулз был уверен.

И он не стремился тоже облажаться перед Максом, позволив, например, опасному преступнику, который мог знать, где находится Джина, сидеть с заряженным пистолетом, спрятанным под левой рукой.

– Гретта Краус, – сказал Ульстер с быстро пропавшей уверенностью. – Я думаю.

За столом Билл Джоунс наконец дал Джулзу шанс, повернувшись к Максу.

– Гретта Краус? – повторил он. – Художница-мошенница?

Джулз воспользовался преимуществом и стремительно переместился за спину Джоунса. Нагнулся, притворившись, что поднимает что-то с пола, и вытянул пистолет из наплечной кобуры. Поднялся, пряча оружие. И за мягкой спинкой стула, где его не могли увидеть Голди и Ульстер, нацелил ствол пистолета на спину мужчины.

Другую руку Джулз положил на очень широкое, очень мускулистое плечо Джоунса и тихо зашептал прямо в его привлекательное ушко. Кэссиди улыбался, словно они по- дружески делились секретом или обменивались жалобами по работе. «Можешь поверить, что наш говнюк-шеф не дает даже десяти минут, чтобы перехватить кусочек пиццы?»

– Подними руку и положи ее на стол, дружище.

– Гретта Краус, занимается подделкой документов, – сказала Голди Максу. – У нее был прибыльный бизнес по созданию паспортов, водительских прав, свидетельств о рождении – вы говорите, что надо, она это делает. И, да, уверена, в определенных кругах ее считали художницей.

– Отвали, – пробормотал Джоунс Джулзу и спросил погромче: – Считали?

Его рука оставалась в кармане.

Джулз разозлился. Он снова наклонился, чтобы прошептать Джоунсу, что, пока тот не положит руку на стол, ему лучше не умничать, или он умрет, но «Билл» прямо-таки зашикал на него.

А Макс, как обычно знающий обо всем, что происходило вокруг него, встретился взглядом с Джулзом и покачал головой. Это было едва заметное движение, сделанное, пока он улыбался – да, мальчики и девочки, и настойчиво улыбался – Вере Гольдштайн.

Это покачивание было очевидным предупреждением, тихим эхом приказа Джоунса отвалить. Но теперь Джулз просто не мог не задаться вопросом, был ли Макс, на которого, вероятно, надавили, в состоянии принимать верные решения.

Так что Кэссиди остался где был.

– Мы пришли задать несколько вопросов, – доложила Голди, – а там все были мертвы: Гретта, ее муж, их сыновья, ее помощник.

– Ох, черт, – выдохнул Джоунс.

– Криминалисты считают, что они умерли в тот же день, когда произошел взрыв, – продолжила Голди, принявшись рыться в своей сумке на длинном ремне, – но они жили в той части города, где не сообщают о выстрелах, так что...

Макс кивал, показывая, что слушает, но подошел к кровати, поднял кобуру и надел ее.

Послание для Джулза?

Определенно. Но Джоунс мог вынуть все пули из того пистолета, что Макс положил в кобуру и застегнул на «липучку».

Голди продолжала говорить и рыться в сумке.

– Все камеры в мастерской Гретты были разбиты, поэтому мы отрабатываем версию, по которой террористическая группа вошла, убила всех и забрала, что хотела: поддельные паспорта, визы и удостоверения личности. Но затем мы проверили электронику... – Она торжественно извлекла DVD-диск в экономичной упаковке. – И мы нашли резервную копию с одной из этих скрытых камер видео-нянь. Звука нет, но изображение очень чистое. Мы сделали для вас цифровую копию, сэр, так что вам не придется ехать в центр города, чтобы посмотреть ее.

Она важно передала Максу диск.

– Спасибо, – сказал Макс, потянувшись, чтобы пожать ей руку и одновременно отступая к двери. Это был явный сигнал, что беседа окончена, хотя обычно он делал так в квартире: «Закрою за вами дверь». – Я непременно посмотрю это позже...

Однако Ульстер не двинулся с места.

– Нет, сэр, мне жаль, мы плохо объяснили. – Он разрушил весь эффект от этого благородного «мы», бросив весьма красноречивый взгляд «ты идио-о-отка» на свою напарницу. – Мы не уверены, но думаем, ваша, мм, подруга, Джина и ее попутчица имели, мм...

– Не слишком законную связь с Греттой Краус, – закончила за него Голди. – Вероятно, это последнее, что вы хотели бы услышать, сэр, но в соответствии с этими материалами, – она указала на диск, – они были там, в студии, когда нагрянули террористы. Они едва успели убраться живыми.

«Ох, черт» – кажется, это стало новой мантрой Джоунса.

Веселый Макс пропал. Багат понес диск к столу, а Джоунс включил компьютер.

– Почему, бога ради, они пошли в мастерскую Гретты Краус? – задал Макс риторический вопрос.

Джоунс держал рот на замке, но Джулз понял, что он знает ответ.

– Мы надеялись, вы нам скажете, – сказал Максу Ульстер.

Диск запустился и оба – Макс и Джоунс – прильнули к экрану. Джулзу открывался великолепный вид над широким плечом Джоунса.

Макс – настоящий Макс, который мог превратить уголь в алмазы по мановению руки – воспользовался случаем, чтобы вполголоса сквозь стиснутые зубы сказать Джоунсу:

– Я убью тебя. На этот раз медленно и мучительно...

Но затем между ними оказалась Голди, оставив угрозу Макса недосказанной.

На этот раз? Джулзу оставалось только гадать, что это значит.

Женщина указала ручкой на экран, где застыло изображение чего-то вроде студии архитектора. Тенденциозно освещенные рабочие заготовки, стеллажи, чистые линии, яркие цвета, срезанные цветы в керамических вазах – выглядело словно страница из эксклюзивного раздела каталога «Икеи». Она прокрутила изображение вперед.

– Это Гретта.

Гретта не была ни типичной мошенницей-задротом из голливудских триллеров – с кучей ручек в нагрудном кармане, толстыми очками и чернильными полосами на лице и руках, – ни джеймсбондом в удобном облегающем комбинезоне а-ля «дитя зла». Она была стопроцентной немецкой домохозяйкой. Пятидесятилетней и плохо одетой. К счастью для нее, не соответствующей ожиданиям.

Вот только погодите. Не к счастью – учитывая, что они наблюдают несколько последних минут ее жизни. Она собиралась стать новой девушкой с плаката акции «Преступления никогда не оправдываются».

– Муж Гретты и ее сыновья. – Голди снова ткнула ручкой в монитор, указывая на трех мужчин, склонившихся к компьютеру почти так же, как сейчас Макс, Джоунс и Джулз.

Вот только у последних зубы были целы. Пока они наблюдали, мужчина постарше вынул свои, поместив это – их? – на тарелку, рядом с чем-то вроде пончика.

Ой.

В дверной проем вошла моложавая женщина.

– Помощница Гретты, – подсказала Голди. – И посмотрите на мистера Крауса, когда она приводит женщин. Он позвонил по телефону.

На мониторе помощница провела... Да, определенно это была Джина, но с восхитительной стрижкой и в сопровождении какой-то женщины. И точно – в компьютере мистер Краус глянул на них, затем вставил зубы и схватился за телефон.

Джулз увидел, что Макс и Джоунс напряглись, и «Билл» чертыхнулся.

– Это она, – сказал Макс Голди и Ульстеру, отчаянно пытаясь вернуть веселого Макса, но, учитывая обстоятельства, безуспешно. – Джина. И ее подруга Молли Андерсон. Также известная как миссис Лесли Поллард. Она недавно вышла замуж. Когда именно?.. Помнишь, что нам говорил отец Солдано, Билл?

– Примерно четыре месяца назад, – напряженным тоном сказал Джоунс, не отрываясь от экрана.

И Джулз наконец отвалил, потому что теперь понял. Очевидно, Джоунс так же заинтересован найти Молли и Джину, как и Макс. И по какой-то причине – ведь ясно, что он должен быть на полу, в наручниках и выслан в США – Макс не был готов открыть его настоящее имя Ульстеру и Гольдштайн.

Хотя Джулзу доверили правду. Он вернул пистолет в кобуру, притворившись, что чешет под мышкой.

Молли на экране казалась раздраженной. Статная, рыжеволосая, с одеждой и позой, просто кричащими «ЮНИСЕФ-мама-все-только-натуральное», она говорила и говорила, но Гретта лишь продолжала мрачно качать головой.

– Мне жаль. – Похоже, именно это она говорила. И – «нет». – Найн.

Джина стояла, обняв свой эргономичный рюкзак, с таким видом, словно предпочла бы оказаться где-нибудь в другом месте.

Джулз не мог дождаться, когда узнает, что девушки там делали. Хотя подозревал, что, если бы он спросил «Кто здесь нуждается в профессионально изготовленном фальшивом паспорте и удостоверении личности?», лишь один человек поднял бы руку со сбитыми костяшками.

Но что за жалкий ублюдок посылает двух женщин буквально в воровской притон?

По прогнозам Джулза, как только Макс отошлет Голди и Ульстера, кое-кто может снова споткнуться о шнур от лампы.

Молли на мониторе не сдавалась. Она просто продолжала говорить. Джулз хотел бы, чтобы на записи был звук. Он мог лишь представлять, как разочарован Макс.

Теперь злой выглядела Гретта. Она вынесла из кабинета папку-файл, швырнула ее на стол и, жестикулируя, заговорила с Молли. Может, то было лишь живое воображение Джулза, но Гретта должно быть говорила, по-немецки, разумеется:

– Кто собирается за это платить? А? А? А?

В папке определенно находился поддельный шедевр. Что бы там ни было, в камеру это не попало. Джулз решил, что там паспорт. И готов был спорить на огромные деньги, что фото в том документе будет поразительно похожим на сидящего перед ним человека.

Имя в паспорте, конечно, может стоять любое. Любое, кроме Грейди Морант, Дейвид Джоунс или Лесли Поллард.

«Билл» уже пользовался этими именами, он определенно выбрал что-то новенькое и свеженькое.

Что-то, мм, скажем, не из списка самых разыскиваемых.

На экране компьютера Джина рылась в своем рюкзаке. Открыла бумажник. Теперь Молли спорила с ней, а она вручила Гретте... кредитную карту?

Еще более абсурдным было то, что Гретта ее взяла. Она исчезла из поля зрения камеры, а Молли и Джина шагнули ближе друг к другу, продолжая спорить.

– НТС–Международный, – пробормотал Макс.

Конечно. Таинственно исчезнувшие с кредитной карты Джины двадцать тысяч долларов. «НТС–Международный» был временным прикрытием для незаконного бизнеса Гретты. Неудивительно, что им так трудно было его отследить.

– Сейчас вот здесь ее мужу позвонят, вероятно, из главного офиса. – Голди указала на экран. На заднем плане мистер Краус действительно поднял телефон. Какова вероятность, что старичка звали Клаус? – А сейчас он входит и...

Мистер Краус вернулся в студию вместе с каким-то мужчиной.

Джулз никогда раньше его не видел, но Джина и Молли определенно его узнали. Они отступили, словно боялись его.

– Чертов ублюдок, – выпалил Джоунс, вероятно, исчерпав запасы ругани. – Очевидно, это наш парень, а эти дурачки просто впустили его.

– Ты его знаешь? – спросил Макс у Джоунса, который оставался живым только благодаря присутствию Голди и Ульстера.

– Нет. А ты?

– Нет.

Пока на экране все тихо переговаривались, мужчина – темные волосы, средние рост и телосложение, усы, примерно за пятьдесят – небрежно вынул пистолет. Его поведение не было угрожающим, но оружие реально повысило уровень страха с легкого испуга до смертельного ужаса.

Гретта Краус начала говорить, а Джина немного передвинулась, заслоняя Молли.

Настала очередь Макса чертыхаться. Он впился взглядом в Голди.

– Вы его опознали?

– Пока нет, сэр, – сказала она. – Низкий приоритет, поскольку он, кажется, не связан с террористами и... Смотрите, здесь Джина держит свой паспорт за спиной, он в ее бумажнике. Видите, она отступает к столу Гретты и...

И они увидели, благодаря камере, расположенной позади стола, как Джина выронила свой бумажник – тяжелый, из коричневой кожи – в разбросанные там бумаги.

Может, она пыталась скрыть свою личность. Или, может, думала, что без паспорта не сможет покинуть страну.

– Там был и паспорт Молли, – произнес Джоунс. Он глянул на Голди и добавил: – Возможно. В смысле, у нее нет сумочки или чего-то подобного, так что я предположил...

– А сейчас начнется стрельба, – продолжил рассказ Джим Ульстер.

На экране все подскочили, словно в соседней комнате внезапно раздался шум. Гретта, которая стояла рядом с Джиной, тяжело опустилась на пол, истекая кровью.

– О господи, – выдохнул Макс, без сомнения заметив выражение чистого ужаса на лице Джины.

Она не знала, что именно происходит. Она просто продолжала стоять там.

Комната вокруг нее взорвалась: пули прошивали пластиковые стены, лампы, вазы со срезанными цветами. А усатый вооруженный преступник, который уже схватил Молли, потащил Джину за собой на пол. В дальнем конце комнаты двое младших Краусов схватились за оружие – чертовски серьезные автоматы военного образца – готовые дать отпор. Но их все еще неизвестный бандит не потратил и секунды на ответный огонь. Он прокричал что-то Джине – он держал ее за запястье – и она подхватила Молли. А потом он увел их обеих из-под угла обзора камеры.

– Задняя дверь находится за камерой, слева от экрана, – поведал им Ульстер, пока они наблюдали, как Краусы падают, пронзенные пулями.

– Кто бы он ни был, – сказала Голди, – он определенно спас жизнь Джине и ее подруге.

Может, и так. Но Джулзу было очевидно, что Макс не склонен награждать мистера Усатого медалью.

Голди потянулась и поставила диск на паузу.

– Остальные на записи – террористы, громящие дом в поисках паспортов. Они нашли бумажник Джины на столе Гретты – ясно, что именно так он попал к ним. Это так же объясняет, почему в тот же день с ее кредитной карты был оплачен билет в один конец на ее имя. Мы больше не рассматриваем ее как возможную связь с террористической ячейкой.

Они действительно думали, что Джина?.. Джулз возмущенно хмыкнул, даже зная, что они должны рассматривать все варианты.

– Мне нужно знать, кто этот бандит, – приказал Макс. – Поднимите приоритет.

Зазвонил его телефон.

– Извините.

Он отвернулся, чтобы ответить, и в этот момент зазвонил телефон Джулза.

Пока он тянулся за ним, начали звонить Голди и Ульстеру.

Это никогда не было хорошим знаком. Четверо агентов одновременно получают звонки?

Случилось что-то серьезное: покушение на жизнь президента, ядерные разрушения или...

– Будь оно проклято! – С ревом вернулся к жизни настоящий Макс, на сей раз полный сил. Он отключил микрофон телефона. – Не отвечай, Кэссиди!

Или террористическая атака.

Джулз держал телефон в руке.

– Это Яши. Из штаб-квартиры в Вашингтоне.

Макс уже вернулся к своему звонку.

– Пожалуйста, повторите, мне плохо вас слышно.

– О, мой Бог, – сказала Голди в трубку. – Немедленно. Да, мэм. Да, мэм!

– Они сделали это? – Ульстер тоже был обеспокоен, он говорил, закрывая пальцем второе ухо. – Вот дерьмо. Ладно. Да, ладно. Мы будем прямо сейчас.

Иисусе, это не к добру.

– Что происходит? – спросил Джулз Ульстера, как только тот закончил разговор.

– Мы должны идти, – сказал Ульстер. – У нас как минимум три коммерческих авиарейса посылают сигнал SOS. Воздушные маршалы предотвратили угон, но они полагают, что на борту есть бомбы, которые взорвутся, если самолет попытается приземлиться.

– Мы также раскрыли заговор с целью разместить несколько «грязных» бомб[28] в разных городах США и Европы. – Голди подхватила свою сумку и пошла к двери. – Мы вычислили три бомбы, но две все еще не найдены.

– Связь плохая, – произнес Макс в телефон. – Я вас не слышу. Перезвоните мне.

Он повесил трубку, Ульстер и Гольдштайн задержались в дверях, ожидая, что он их отпустит.

– Идите, – сказал он, и агенты ушли.

– Джулз.

– Да, сэр?

– Ты слышал, что произошло?

– Да, сэр.

Очевидно, они находились на грани глобальной террористической атаки. Той, которую они всегда ждали – и на этот раз были готовы. Очевидно, они уже предотвратили бóльшую часть того, что должно было произойти, а теперь должны остановить остальное.

– Тот, кто тебе звонил, сказал бы тебе, – хмуро поведал ему Макс, – тащить свой зад обратно в Вашингтон. Когда ты перезвонишь, тебе скажут, что ты должен попасть на военный транспорт, потому что все коммерческие рейсы в США отменены.

Сладчайший младенец Иисус.

– Все?

– Да. Я не полечу, – сказал ему Макс, – по очевидной причине. Но командовать будет Пэгги Райан, я полностью ей доверяю. Всем отделом. И тобой тоже. Но я знаю, что ты и Пэгги не сошлись характерами, так что... Просто скажи мне, куда ты хочешь быть назначен, и отправишься туда. Как руководитель группы. В конечном счете она привыкнет к тебе.

Что?

– Простите, сэр, вы говорите так, словно никогда не вернетесь.

Макс кивнул:

– Да.

Черт.

Черт подери.

Джулз не ожидал, что Макс попросит его остаться и помочь найти Джину и Молли.

Не так многословно, во всяком случае. Но он действительно не ожидал, что тот спросит, куда Кэссиди хочет быть назначен, и прочей «проживи хорошую жизнь» чуши.

Что не означало, будто Джулз не может остаться добровольно. Особенно учитывая количество человеческих ресурсов, необходимых для освобождения заложников. Если Макс думает, что сможет попросить помощи у любого подразделения спецназа, как, например, шестнадцатый отряд морских котиков, чтобы спасти Молли и Джину... Милый, тебе бы пораскинуть мозгами как следует.

В следующие несколько дней эти ребята будут немного заняты, спасая мир и все прочее.

А это означает... что? Макс и неизвестный Джоунс выломают дверь похитителя собственными малыми силами?

– Боже, вы знаете, я действительно ненавижу Пэгги Райан, – сказал Джулз. – Она такая заноза в заднице. Если вам без разницы, сэр, то я просто продолжу помогать вам с этим делом. Лишь то, что весь мир в огне, не означает, что две похищенные женщины не имеют значения. Они нуждаются в спасении, так давайте спасем их.

Макс покачал головой.

– На том, что случится в следующие несколько дней, сделают карьеры, – заметил он.

Джулз просто смотрел на него несколько долгих секунд.

– Это, наверное, самая отвратительная вещь из тех, что вы когда-либо говорили мне.

Макс не выглядел смущенным. Тем не менее, его ноздри слегка раздулись.

– Но от этого не менее правдивая.

Джоунс, так же известный как Грейди Морант, наблюдал за ними из-за стола. Джулз заметил, что сейчас, когда команда комиков Ульстер и Гольдштайн вышли из здания, его левая рука покинула карман.

– Почему, – спросил Джулз у Джоунса, – этот Макс не может просто посмотреть мне в глаза и сказать, что хочет, чтобы я остался, что ему нужна моя помощь?

Джоунс покачал головой. Пожал плечами.

– Я не... – сказал он, – ты знаешь. Гей.

Джулз, к его удивлению, рассмеялся.

– А какое это имеет отношение к?..

Джоунс думает, что?.. Ладно.

Очевидно, в этом направлении помощи не дождаться.

Джоунс поднялся.

– Мы можем уйти отсюда? Нужно придумать, как, черт возьми, добраться до Джакарты. Если отменили все коммерческие рейсы...

Телефон Джулза снова зазвонил. Агент повернулся к Максу.

– Вы велели мне сказать, куда я хочу быть назначен, я так и сделал. Что от меня еще требуется?

Макс, казалось, принял решение. Он кивнул.

– Ответь, – сказал он Джулзу. – И скажи Яши, что я назначил тебя главным. И что ты ведешь расследование этого похищения, и что тебе нужны три места на авиарейс до Индонезии – коммерческий или военный, не важно, пока ты можешь беспрепятственно провести на борт двух пассажиров.

– Я веду расследование? И что? Вы мне помогаете? – Джулз рассмеялся, но Макс к нему не присоединился. – Ух-ты. Постойте, сэр, я...

– Скажи ему, – заговорил одновременно с ним Макс, – как глава отдела, я подал тебе рапорт об отставке, а ты его принял.

Что?

Звонки сводили его с ума. Джулз сказал в телефон:

– Яши, я сейчас тебе перезвоню. – И отключился. – Сэр, я очень сильно прошу прощения, но, черт возьми, что?

– Я не могу вести это дело, – сказал Макс. – Ни в одном из официальных званий.

Джина моя... девушка.

И возможно, что он вообще впервые назвал ее так. На самом деле, он едва не задохнулся от этих слов.

Но, прежде чем Джулз смог поддеть его – что за ребячество и что за глупое слово, чтобы так на него реагировать, произнося вслух, потому что Джина не была девушкой и, привет, он даже не видел ее почти полтора года – Макс снова заговорил.

– Она для меня все, – прошептал он. – Она моя жизнь. Без нее...

Он покачал головой.

И с болью в сердце Джулз понял, что в глазах Макса стоят слезы. Видеть этого человека рыдающим после открытия, что Джина не мертва, одно дело, но такое...

– Я пожертвую ради нее всем, – добавил Макс. – Включая твою карьеру. Так что да. Я хочу, чтобы ты остался и помог мне вернуть ее.

Джулз не колебался.

– Я принимаю назначение, – сказал он своему другу. – И я принимаю твою... ты понял.

Отставку. Он принял ее, но не смог заставить себя произнести это вслух.

Макс кивнул.

– Звони Яши, – приказал он. – Я соберу лэптоп, так что мы сможем связаться с похитителем – он называет себя Э. Нужно написать ему по электронной почте, он уже связывался с Морантом через специальную учетную запись. Я собираюсь потребовать дополнительное доказательство жизни. Он прислал фото, но я хочу телефонный разговор.

О, и тебе, вероятно, стоит знать – прежде чем подать в отставку, я заключил сделку с мистером Морантом. Мы не трогаем его, пока Молли и Джина не окажутся в безопасности под нашим присмотром. После этого он весь наш, – он оборвал себя. – Твой.

– Лишь в моих мечтах, – отозвался Джулз, набирая номер. – Потому что, вы же слышали, парень сказал, что он не гей.

Джоунс проигнорировал его.

– Я знаю, шансов на успех мало, но нам нужна любая информация, которую можно раздобыть, про оба почтовых ящика – его и тот, что он завел для меня. Может, мы сможем отследить его местоположение.

– Вас понял, – сказал Джулз. Он также лихорадочно соображал, кто бы в вашингтонском офисе мог выделить ему какого-нибудь сотрудника, хотя это было очень маловероятно. Пэгги Райан не будет скучать по нему – в этом у него не было сомнений.

Он также знал, что она добровольно не пошлет никого из своей команды, пока продолжается ситуация с «грязной» бомбой в национальной столице.

Хотя, может, в команде есть кто-то еще, в ком она подозревает гея.

Пока он слушал автоответчик Яши, его телефон пикнул. Поступил входящий звонок – от Пэгги Райан. Потрясающе. Он вынужден говорить с самой Злой Западной Ведьмой.

Он предвидел подтекст ее сообщения: «Отлично, ты лети в Индонезию и будь геем там, за тысячу миль от меня и важных пресс-конференций, на которых я собираюсь выступить».

Он даже мог представить ее едва прикрытую удивленную снисходительность к тому, что он наконец стал во главе группы – без самой группы.

– Привет, Пэг, – сказал Джулз, ответив на звонок и наблюдая, как Джоунс смотал и передал Максу шнур питания от лэптопа, который тот упаковывал в свою сумку для ноутбука.

Кто сказал, что под его командованием нет группы? И это была не просто настоящая группа – это была «дрим-тим».

Но постойте – шнур был от гостиничного компьютера. Макс понял это одновременно с Джулзом. Только, кажется, Джоунс в любом случае хотел его забрать, как запасной.

А затем – ох! – пока Джулз смотрел, Макс схватил Джоунса за грудки и прижал к стене.

– Подожди, пожалуйста, – прервал Джулз серию коротких приказов Пэгги. Отключил микрофон. – Отойди, – сказал он Максу.

Макс не двинулся.

– Сукин сын послал свою жену и Джину за новым паспортом к...

– Я не посылал! – с жаром воскликнул Джоунс. – Она не собиралась туда идти.

– О, так они с Джиной просто прилетели в Гамбург для чего? Покупок? – спросил Макс.

Команда Джулза была на грани того, чтобы снова «споткнуться о провод лампы».

– Отойди, – приказал он сквозь стиснутые зубы, – от него. Дай мне поговорить с Пэгги, а потом мы это уладим. – Макс все еще не двигался. – Это не просьба, Макс.

Чудо из чудес, но тот действительно послушался. Он отпустил Джоунса почти без альфа-самцовой борьбы.

И теперь эти двое уставились друг на друга с заметным отвращением.

Джулз снова включил звук.

– Прости, Пэг. Продолжай.

Вероятно, назвать их «дрим-тим» было крохотным преувеличением.


Глава 12


ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

ТОЧНАЯ ДАТА: НЕИЗВЕСТНА

НАШИ ДНИ


Молли сощурилась от яркого света, когда контейнер, в котором они с Джиной «путешествовали» последние пятнадцать часов, наконец-то открыли.

Свежий воздух был божьей благодатью, и обе женщины жадно глотали его.

Похититель сделал извиняющее лицо, держа у носа платок.

– Памперсы сработали не так хорошо, как я надеялся.

– Нет, – сказала ему Джина, – не сработали.

Совсем не сработали, когда под конец путешествия ее настигла морская болезнь.

– Ну, что ж, попробовать стоило.

Аккуратный и элегантный, с сединой на висках, итальянец, приказавший им зайти в контейнер под дулом пистолета, говорил на прекрасном английском языке с едва лишь уловимым акцентом. Он оставался так же миролюбиво вежлив, как и тогда в Гамбурге.

– Моя подруга тоже больна, – сказала Джина. – Ей нужен имбирный эль или кола – что-нибудь, чтобы успокоить желудок.

Молли уже не тошнило, и она была так голодна, что кружилась голова. Это было ужасным сочетанием. Чудо, что ее еще не вывернуло наизнанку.

Хотя, конечно, все еще могло.

– Непременно, – ответил мужчина. – Мы просто свяжемся с обслуживанием номеров.

В голове стоял такой туман, что она не могла сказать, издевался ли мужчина над ней или говорил серьезно. Конечно, очень трудно доверять человеку, который упаковал двух взрослых женщин в контейнер и отправил их морем...

Молли не знала, куда именно их привезли, но поняла, что здесь гораздо теплее, чем в Германии. И солнечнее, хотя свет, заставивший ее сощуриться, шел от голой лампочки на потолке.

Пока другой мужчина – моложе, смуглее, ниже, но шире – пялился на них, не выпуская лома, которым открыл контейнер, Молли помогла Джине подняться. Или, может, Джина помогла Молли. Трудно сказать, кто из них лучше держался на ногах.

Старший резко заговорил с парнем на языке, звучавшем как итальянский – без сомнения, призывая к осторожности с автомобилем, припаркованным рядом с ними.

«Импала» цвета морской волны – автомобиль той поры, когда «больше» означало «лучше». Для своего возраста, примерно того же, что и у владельца, она хорошо сохранилась.

– Нам нужен душ и смена одежды, – сказала ему Молли со всем достоинством, на которое была способна, учитывая обстоятельства.

Они находились в гараже с закрытыми окнами и бетонным полом. Бетон был смешан с кусочками ракушек – похож на тот, который делали на острове Парвати.

– Ты в порядке? – прошептала Джина Молли.

– Жить буду.

Помимо бунтующего желудка, Молли отбила пятки, пытаясь привлечь внимание стуком по металлическим стенам их тюрьмы. Еще она охрипла, зовя на помощь.

Никто их не слышал. По крайней мере, никто, кому было до них дело.

Старший мужчина завел их в дом. В прихожую, а затем в весьма приятно обставленную комнату с широкой кроватью и диваном с бамбуковыми ножками и спинкой. Даже с телевизором, хотя было бы странно, если бы он вдруг работал.

В открытом дверном проеме обнаружилась современная ванная – вся сверкающая белой плиткой и хром.

Кондиционированный и прохладный воздух – спасибо тебе, Иисусе – все гораздо лучше, чем во многих отелях, где она останавливалась. Если не учитывать полное отсутствие вида из окна.

Потому что окон вообще не было.

– Если вы сложите свою одежду за дверью, – сказал похититель, – моя невестка ее постирает.

И с величавым поклоном закрыл за собой дверь.

Он что, просто оставил ее незапертой?

Джина подумала о том же и подошла к двери. Открыла ее.

Молодой мужчина, которого они видели в гараже, стоял на страже в коридоре и все еще держал лом.

Джина быстро закрыла дверь.

– Ладно, – сказала она, отходя от двери, и повторила, понизив голос: – Ладно.

Она явно почувствовала себя лучше.

Хотела бы Молли сказать то же самое.

– Их трое, – продолжила Джина. – Мы пока видели только двоих, но он упомянул третью – невестку. Я видела только один пистолет, а в последнее время и он пропал. Что нам надо сделать, так это быть готовыми, когда они вернутся. Может, мы попросим Лома помочь. Скажем, например, что в туалете не работает слив, а когда он войдет, ударим по голове.

Она подошла к кровати и стянула покрывало, чтобы взглянуть на металлический каркас.

– Мы должны сбежать. Сейчас – пока не прибыло подкрепление.

Голос Джины становился все слабее и слабее, словно она говорила с большого расстояния, а не в нескольких шагах от Молли. Плохой признак.

– Поможешь мне с этим? – спросила Джина, пытаясь сдвинуть матрас.

Молли попыталась подойти к ней, но оказалась на кровати. Ноги ее не слушались.

– О, это действительно поможет. – Тон Джины был резким, пока она не подняла взгляд. – Молли? Ты в порядке?

Щека Молли прикоснулась к свежим простыням. Как она здесь очутилась?

– Только... закрою глаза, – пробормотала она. – Только на секунду... Можем мы... сбежать... чуть позже?


АВИАБАЗА «РАМШТАЙН», ГЕРМАНИЯ

22 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Пока они ехали к авиабазе «Рамштайн», Джулз Кэссиди объявил тайм-аут.

Это мало чем отличалось от тех тайм-аутов, что делал отец Макса во время долгих семейных поездок.

Макс сидел на заднем сидении между братом и сестрой, и не только потому, что был самым младшим, но и потому, что обычно ладил с обоими. Когда они принимались драться, то вынуждены были драться через него. Хотя бывали и раздражающие случаи, когда они объединяли силы и нападали на него.

И тогда его отец обычно требовал полной тишины.

Прямо как Джулз, когда они покинули отель.

По пути на авиабазу они останавливались лишь дважды: чтобы взять напрокат автомобиль, и в торговом центре.

Как хороший командир, Джулз убедился, что его команда должным образом – и на самом деле – оснащена. Он захватил пару джинсов с полки, даже не спрашивая размера Макса. Несомненно, он и так знал, что носил Макс, вплоть до фасона и марки.

Добавил пару тапочек – и снова он знал, на какой полке их найти – и легкий пиджак, прежде чем они спустились к машине и тронулись в путь.

Лишь когда они приехали на авиабазу, почти после полуночи, Джулз позволил Максу и Моранту заговорить друг с другом, не говоря уж о выяснении отношений.

Но сначала он проверил, что в запасе еще есть целый час для взаимного убийства, прежде чем они поднимутся на борт самолета в Индонезию, и отвез всех в укромный уголок летного поля, где их не смогут подслушать.

– Кто будет первым? – спросил Джулз, приподнявшись на носочки, словно рефери в боксе.

Грейди Морант, он же Лесли Поллард, он же Дейв Джоунс, поднял руку, но не заговорил.

Он осмотрел территорию, отмечая активность на летнем поле – автоматически, по привычке.

Так же, как и Макс. Джулз знал, если они войдут в терминал, то оба двинутся к одному креслу. Спиной к стене, чтобы легче было увидеть, кто входит и выходит.

Он и Морант в чем-то были похожи.

Вот только Макс не связал свою жизнь с криминалом.

Морант наконец-то откашлялся, а затем открыл заседание, совершенно неожиданно признав свою вину.

– Послушай, я знаю, что это из-за меня – и только – похитили Молли и Джину. – Он глубоко вдохнул. – Но...

Ладно, вот и она. Часть «это совершенно не моя вина».

– Клянусь, – продолжил он, – я не посылал их в студию Гретты Краус. Я даже не говорил Молли, где она. Понятия не имею, как она нашла это место, и... Единственная причина, которая приходит мне в голову, почему они пошли туда – Молли поняла, что за ней следят. Может, она хотела попытаться предупредить меня. – Он покачал головой с горестным выражением лица. – Будь оно проклято, стоило догадаться, что нельзя доверять Краусам.

Совершенно очевидно, как похититель нашел его и Джину с Молли. Они видели это на DVD. Молли и Джина вошли, мистер Краус позвонил, а через пять минут появился мужчина, называющий себя Э.

Совпадение? Не похоже.

Морант не закончил.

– Я просто... я должен был рискнуть. Были причины спешить.

Были. Причины. Спешить. Макс с трудом удержался от того, чтобы вцепиться ублюдку в горло. Причины, вроде заработать миллион долларов в каком-нибудь почти законном деле – о, за исключением той его части, которая была незаконной? Или, может, Морант собирается надавить на чувствительные струны их душ, поведав что-нибудь сентиментальное. Например, что его старая мама больна. Или что двоюродному брату нужна пересадка почек.

Максу не терпелось это услышать.

Но Джулз вмешался в разговор и направил его в другое русло.

– Если ты не собирался отправлять Молли в мастерскую Краус, как именно ты собирался достать паспорт?

– Планировалась встреча в баре, – пояснил Морант. – В Гамбурге. Моя, – добавил он.

– Моя и одного из сыновей Краус. И я хотел расплатиться наличными. Поверь мне, я никоим образом не хотел вовлекать в это Молли, ни в малейшей степени.

– Но Джина совсем другое дело, верно? – спросил Макс, и от гнева у него заискрилось в глазах. – На нее тебе плевать, использовать ее кредитку для оплаты – это идиотизм.

Это, конечно, о тех десяти тысячах долларах, снятых с кредитки в Найроби.

– Или, может, ты украл ее карточку, – добавил Макс, – а она даже не знала.

Морант выглядел так, словно вот-вот набросится на Макса с кулаками.

– Да пошел ты!

– Пошел ты! – Макс просто надеялся, что тот попытается.

Джулз встал между ними:

– Пользы это не принесет.

– Я не крал карточку Джины, – возбужденно заговорил Джоунс. – Она знала, что я делаю, и сама настояла. И мы не использовали ее карту. Она сняла наличные в одном банке, я поместил их в другой и передал Краусам.

– Оба банка были в Найроби?

– Нет, – съехидничал Морант, – мы сгоняли в Париж... Конечно, они оба в Найроби. Слушай, я знаю, что ты зол...

Макс был за гранью злости. Любой, кто хоть немного владеет хакерскими навыками, мог отследить продвижение денег по кредитной карте Джины. И это был лишь один из многих, многих способов, при помощи которых похититель Э. использовал сделку Моранта с Краусами, чтобы выследить его.

– Сколько в Найроби банков, Морант?

– Черт, не знаю, – сказал тот. – Да, я доверял Краусам и... Это была очевидная ошибка. Я рискнул, понятно? Я не знал, что еще сделать. Я должен был отправить Молли обратно в Айову, а она не хотела ехать безменя!

– Ты сделал фото на новый паспорт на камеру Джины, верно? – спросил его Макс. – И отослал его Краусам по электронке? Копия все еще там, сохранена в файл.

– Если ты это знаешь, – бравада Моранта граничила с отчаянием, – почему спрашиваешь? Да. В смысле, и что? Надеешься, что я солгу насчет...

– Моей команде понадобится десять минут на то, чтобы опознать тебя как Грейди Моранта на той фотографии, – Макс повысил голос и заговорил одновременно с ним. – Ты отослал Краус такое же фото. Ей, вероятно, понадобилось немного больше времени, может, час, чтобы понять, с кем же, черт возьми, она ведет дело, – сейчас он кричал во всю глотку, – и что ее новый клиент назначил цену за его чертову голову. Воры ведь так честны, а, Грейди?

– Я сказал, что это моя вина, – выпалил Морант в ответ. – Это моя вина. Это моя вина!

Что ты еще хочешь, чтобы я сказал? Знаешь, Джина хотела помочь. Она спросила, может ли помочь...

– И ты, черт возьми, не смог ее удержать, – зарычал Макс. – О чем, мать твою, ты думал?

– Я думал, мать твою, – проревел Морант, – что если ничего не сделаю, то моя жена умрет от гребаного рака!

Его трясло от гнева, который довел его почти до крика.

– Ты тупой эгоистичный ублюдок, – прошипел Морант сквозь стиснутые зубы. – Ты, может, и вышвырнул Джину из своей жизни, но я не собираюсь потерять Молли без борьбы!


НАЙРОБИ, КЕНИЯ

8 ИЮНЯ 2005

ТРИНАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД


– Они хотят, чтобы я отправилась в Гамбург на биопсию, – сказала побледневшая Молли, выйдя из кабинета врача.

– Что? – Джоунс поднялся.

– Они хотят отправить меня в Гамбург, – снова повторила она. – В Германию.

– Я знаю, где находится Гамбург, – сказал он.

Иисусе, это не могло произойти.

Предполагалось, что это будет мини-побег – для Молли это было новой главой в отношениях с Джоунсом. Они должны были приехать в Найроби, посетить доктора, у которого действительно есть медицинское образование, узнать, что уплотнение, которое она нащупала, было нормальным или придуманным, пообедать, провести ночь в лучшей гостинице, крича от страсти все время, а затем вернуться в лагерь к утру.

Он совсем не планировал этого «они хотят отправить меня в Гамбург».

Да, она была в том же возрасте, что и ее мать, когда той диагностировали рак молочной железы. Да, опухоль, которую она нашла, была такого же размера и плотности, как и у матери. Даже в той же самой груди.

– Что это, по их мнению? – спросил он, даже считая, что знает ответ. Биопсия. Они не делают биопсию из-за воспаленных гланд или вирусов.

Молли крепко обняла его за талию.

– Скорее всего, ничего.

– Мол, это не «скорее всего, ничего», если тебя отправляют в Германию, мать их так.

– Она вздрогнула, и он повернулся к людям – большей частью женщинам – занимавшим почти все стулья в приемной. – Извините меня. Этот доктор думает, что у моей жены, которую я люблю больше жизни, рак груди, поэтому я выругаюсь еще, наверное, с десяток раз. Вы не возражаете?

Она взяла его за руку и потянула к двери.

– Давай пройдемся.

– Не думаю, что тебе стоит ехать в Гамбург, – заявил Джоунс, пока она вела его на лестничную площадку, а потом вниз на первый этаж. – Думаю, тебе неплохо было бы отправиться домой. В Айову. Показаться онкологу твоей мамы. Потому что она же в порядке, верно? Прошло – сколько? – двадцать лет, а она в порядке.

В холле было почти пусто и намного прохладней, чем на залитой солнцем улице. У стены под красочным плакатом стояла лавочка.

– Давай присядем, – сказала Молли.

Она попыталась потянуть его за собой, но он заупрямился.

Если до этого он боялся, то сейчас просто оцепенел.

– Давай пройдемся, – сказал он, – давай присядем... Молли, что бы ты ни хотела мне сказать, пожалуйста, просто скажи.

– Я даже и не знаю как.

На ее глазах выступили слезы.

Тогда Джоунс присел рядом и переплел свои пальцы с ее.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, да?

Она кивнула.

– Что ж, я люблю тебя не из-за твоих грудей, – сказал он ей. – Если одна из них – или обе – пропадут, значит, так тому и быть. Это не изменит того, что я к тебе чувствую. Это ничего не изменит.

Молли начала плакать.

– Эй, – позвал он, – предполагалось, что это сделает тебя пусть и не счастливой, но хотя бы...

Она поцеловала его. Радостно.

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на него и сказала:

– Я тоже тебя люблю. – И каким-то образом это вызвало новый поток слез.

– Молли, ты правда пугаешь меня, – сказал Джоунс. – Доктор вынес тебе смертный приговор или что?

– Просто... – Она покачала головой, посмотрела на стиснутые руки. – Помнишь ту ночь, когда ты вошел в столовую, а я тебя узнала и уронила поднос?

Теперь кивнул Джоунс. Он не понимал, к чему она клонит.

– А потом, позже, я пришла в твою палатку, и у нас случилось что-то вроде... секса на скорую руку?

Он снова кивнул. Секс на скорую руку... Он взглянул на нее, осознавая. Она говорит, что?..

У них был быстрый секс без презерватива.

– Но я не кончил. В смысле, эту часть я помню очень хорошо.

– Очевидно, – заметила она, – тебе и не надо было.

Джоунс несколько долгих мгновений набирал воздух для вопроса.

– Ты серьезно? Ты...

– Беременна, – сказала она. – Четыре неполных месяца.

Что значит, через пять месяцев... Ох, черт.

– Я думал, что у тебя – как там это называется? – перименопауза[29], – сказал он.

– Да, – сказала Молли, – так и есть, но, очевидно, за последние несколько месяцев мой цикл сместились, потому что... из-за этого.

Она пристально, испытующе посмотрела на него.

– Ты совершенно напуган?

– Черт, да, – сказал он, – но не из-за того, что ты думаешь. Тебя можно лечить от рака во время беременности?

И вот оно. Она отвела от него взгляд.

– Не так, как мне бы хотелось. Доктор сказал, что после первого триместра небольшая доза химеотерапии не представит опасности для ребенка, по крайне мере им неизвестно о таких случаях.

Но Джоунс слишком хорошо знал это выражение лица Молли и продолжил за нее:

– Но?..

– Они не делали достаточно продолжительных испытаний. Я не собираюсь травить этого ребенка.

Так вот оно что! Доктор не дал Молли смертного приговора, но она, вероятно, подписала его себе сама.

– Это должно было стать хорошей новостью, – сказала она, – что я беременна.

Прибавки «доктор хочет, чтобы я полетела в Гамбург на биопсию» не должно было быть.

Джоунс покачал головой.

– Конечно, для ребенка это не хорошо, просто...

Она знала, что он скажет.

– Рак не навредит ребенку.

– Ты уверена? – запальчиво спросил он. – А на этот счет они провели достаточно гребаных продолжительных испытаний?

– Ш–ш–ш, – сказала она, бросив взгляд на охранника у двери. – Давай...

– Нет, – сказал Джоунс и поднялся. – Нет, Молли. Ты не можешь искренне заявлять мне, что хочешь родить ребенка, которого не сможешь вырастить.

– Этого мы не знаем. Если биопсия подтвердит рак, и он лишь на первой или второй стадии, то они подождут несколько месяцев...

– Пять месяцев, – сказал он. – Пока рак будет ускоренными темпами расти и вытягивать из тебя все жизненные соки. Гормоны, которые выработает твое тело. Это безумие...

Она тоже поднялась.

– У нас в любом случае нет выбора.

– Нет, есть!

Теперь и она разозлилась.

– Ладно, – ответила ему, – да. У нас есть выбор. Мой выбор. И я выбираю сделать больше анализов, поговорить с большим количеством врачей и полететь в Гамбург на биопсию. Как тебе такой вариант?

Что, черт возьми, он делает? Зло спорит с женщиной – его женщиной – которая только что сказала, что у нее, возможно, рак. Как это ей поможет? Да, он напуган, но ведь и она, должно быть, тоже.

Джоунс потянулся к ней и нежно обнял.

– Да, – сказал он, – мне подойдет. Молли, господи, мне так жаль.

Она прильнула к нему.

– Мне тоже.

Он не собирался позволить ей умереть. Не собирался потерять ее.

Но, обнимая ее, Джоунс знал, что на самом деле мало что может сделать.

Да он и так уже натворил сполна.


ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

ТОЧНАЯ ДАТА: НЕИЗВЕСТНА

НАШИ ДНИ


Молли проспала уже несколько часов, когда Джина услышала тихий стук в дверь.

Она и сама задремала, но сейчас подскочила с колотящимся сердцем.

Сначала она была слишком занята, чтобы бояться. Помогла Молли снять грязную одежду и умыться. Отогнула край бинта, скрывавший шов от биопсии, и убедилась, что он хорошо заживает и нет заражения. Укутала подругу в прохладные хлопковые простыни на одном краю широкой кровати.

Она так долго спала на раскладушке, что современная большая кровать показалась ей излишне широкой.

Неужели хоть кому-то на земле нужна настолько большая кровать?

Джина приняла душ и сполоснула их одежду в раковине. Она ни за что не оставила бы ее в коридоре для стирки невидимой невестке. Сделай она так, одежда могла никогда не вернуться, прибавляя трудностей к и без того непростой задаче сбежать.

Конечно, в нынешнем своем состоянии Молли не способна бежать. Если бы только ее можно было увезти отсюда...

Если бы Джина была одна, она бы уже рискнула. Она была выше парня с ломом.

Дверь приоткрылась. Сначала появилась узенькая щелочка, затем она увеличилась.

Джина плотнее закуталась в халат.

Откуда бы ни взялись эти халаты, они были хороши, совсем как из дорогого отеля.

Но, будучи белыми, чуть ли не светились в темноте. Бежать в них было бы все равно что в неоновой шляпе с мигающей надписью «Я здесь!».

Джина не хотела надевать халат – это ведь не отель, а тюрьма – но кондиционированный воздух был слишком прохладным. Она затянула пояс и поднялась на ноги.

В коридоре было темно, и она не могла знать, кто там стоит, пока человек не заговорил.

– Антон сказал, что вы отказались от подноса с едой, который он принес.

Это был мужчина с пистолетом. А Антоном он, вероятно, называл крошечного парня с ломом.

Значит, их охраняли всего двое мужчин с одним пистолетом на двоих. Мужчина с пистолетом упоминал и третью – невестку – но Джина не слышала даже женского шепота.

Вполне возможно, он выдумал ее, чтобы им было спокойнее. Словно если они подумают, что среди охранников женщина, то решат, что все будет в порядке.

Как будто была хоть какая-то разница.

Джина чуть ли не в миллионный раз пожелала, чтобы Молли не спала, была начеку и готова бежать со всех ног.

– Мы не голодны, – солгала она, а мужчина с пистолетом вошел в комнату. На самом деле она умирала от голода. Но если бы она держала двух пленников всего лишь с одним помощником и одним пистолетом, то напичкала бы их еду транквилизаторами.

– А, – сказал он, – но когда вы проголодаетесь...

Он принес сетчатую сумку, раздувшуюся от тяжести, и начал выкладывать содержимое на туалетный столик. Это была еда – примерно дюжина жестянок разной величины. Он аккуратно их выставил и положил маленький консервный нож на верхушку одной из банок, как украшение.

– Если вы хотите их разогреть, мы, конечно, готовы...

– Нет, – ответила Джина, становясь так, чтобы закрыть от него Молли. Та выглядела слишком беззащитно, лежа вот так с выставленным из-под одеяла гладким плечом.

– Как пожелаете.

– Мы желаем, – резко сказала Джина, – вернуться в отель в Гамбурге.

– Боюсь, это невозможно.

Он выглядел оправдывающимся, но Джина была осторожна.

Ее ноги дрожали, но она свела колени и задрала подбородок.

– На кого вы работаете? – спросила она. – Сколько бы вам ни платили, мы заплатим больше.

– Боюсь, все не так просто, – тяжело вздохнул он.

– А могло бы быть, – возразила она, в глубине души зная, что этот человек удерживает их не из-за денег.

Комната была слишком хороша, а его одежда – да и весь его облик – кричали о достатке.

– Вы пробудете тут какое-то время, – сказал он. – Пожалуйста, дайте знать, если вам что-нибудь будет нужно.

Он пошел к двери.

Что Джине было нужно, так это присутствие Макса.

Одному богу известно, где он был и что делал – если он вообще знал, что она в опасности.

Да и с чего бы ему? Единственный, кто знал, что они с Молли пропали, был Лесли Поллард, он же Дейвид Джоунс, он же Грейди Морант.

Учитывая все обстоятельства, Лесли–Дейвид–Грейди вряд ли обратится в ФБР за помощью.

Он придет за ними, за Молли. Джина ни на секунду в этом не сомневалась. Но ему будет не так-то просто до них добраться, где бы они ни были.

На это могли уйти недели.

Месяцы.

По крайней мере, сейчас Джина была сама по себе.

Мужчина с пистолетом пошел к двери, но Джина остановила его.

– Как тебя зовут?

– Эмилио, – сказал он ей.

– Я Молли, – солгала она. – Послушай, моя подруга действительно больна. В знак доброй воли...

– Боюсь, это невозможно, – оборвал он ее, уже зная, что она попросит отпустить Молли.

– Почему? – заупрямилась Джина. Это не имело ничего общего с самоотверженностью и храбростью, хотя она знала: услышь это Макс, он подумал бы иначе. И был бы не прав. Дело было в том, насколько быстро Молли в ее нынешнем состоянии сможет бежать – совсем не быстро. Если придется тащить с собой Молли, шансы Джины на побег стремятся к нулю.

– Она тоже называет себя Молли, – сказал он. – Кому из вас я должен верить?

– Мне, – произнесла Джина. – Она солгала. В смысле, ну же, посмотри на нее. Она годится мне в матери. Ты, правда, думаешь, что она и Джоунс, – она поправилась, – Грейди...

Он вновь перебил.

– Я думаю, она красивая женщина, а настоящая любовь презирает условности, – сказал он ей. – И еще я думаю, что она куда больше подходит под описание женщины Грейди Моранта, чем ты. Поэтому, полагаю, лжешь ты.

Она сочла захватчика Шерлоком Холмсом и мастером Йодой в одном лице.

– Почему ты это делаешь? – спросила Джина. – Ты выглядишь порядочным человеком...

– У них моя жена, – сказал он и, кивнув, вышел за дверь, аккуратно закрыв ее за собой.


Глава 13


ВОЕННЫЙ САМОЛЕТ С-130 – 28 000 ФУТОВ НАД ПОЛЬШЕЙ

22 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Прошло много лет с тех пор, как Джоунс был пассажиром американского военно- транспортного самолета.

Он и не ждал, что снова поднимется на борт – по крайней мере, без наручников и ножных кандалов.

И никогда, даже в самом страшном сне, Дейв не мог себе представить, что на крейсерской высоте агент ФБР-гей – куда катится этот мир? – спросит, не угодно ли ему добавить в кофе сахар и сливки.

– Черный подойдет, – ответил он.

Как только Джулз скрылся в бортовой кухне, Джоунс посмотрел на Макса, который в противоположном конце салона говорил по сотовому. Один из звонков был в какую-то гражданскую охранную фирму под названием «Траблшутерз Инкорпорейтед». Багат надеялся нанять резервную команду.

Судя по выражению его лица, новости были плохими.

– Ты в порядке? – спросил маленький агент-гей с искренней заботой во взгляде, вернувшись с кофе в пластмассовом стаканчике.

– Да, – ответил Джоунс. – Спасибо.

Если только безумный страх за Молли можно назвать «в порядке».

Джулз сел в соседнее кресло. В их распоряжении был весь самолет – сегодня перевозили не так много солдат. По крайней мере, не в Индонезию. То, что они вообще поднялись в воздух, произошло лишь благодаря колоссальным связям Макса. Вероятно, один из звонков, сделанных бывшей шишкой из ФБР еще на земле, что окончательно добило Джоунса, был вице-президенту США.

– Мы найдем ее, – произнес Джулз. Для того, кто не очень-то вышел ростом, и к тому же был красивее двух третей женщин планеты, Джулз Кэссиди просто излучал богом данную ему уверенность.

– Где бы она ни была, мы вытащим ее оттуда. Невредимой. И Джину тоже.

– Лишь мы втроем? – не поверил Джоунс. Даже признавая, что для терактов вообще не бывает удачных дней, время для этого было выбрано особенно неудачно.

Командование шестнадцатого отряда морских котиков отклонило запрос Джулза на поддержку.

– Если придется. – Джулз не просто нес ерунду, он действительно в это верил.

В своем углу Макс все еще беседовал по телефону. От усталости на его лице залегли морщины.

– Я не представляю, как тебя называть, – продолжил Джулз, вновь переключая внимание Джоунса. – Ну, понимаешь, какое имя выбрать. У тебя их так много.

– Да как захочешь, так и называй, черт возьми.

Он снял крышку с кофейного стакана.

– Просто... тебе вроде было не по себе, когда Макс назвал тебя Морантом.

Джоунс сделал глоток кофе, которым тут же ошпарил все внутри.

– И уровень моего дискомфорта волнует тебя, потому что?..

– Давненько ты не играл в команде, Грейди, верно? – улыбнулся Джулз.

– Знаешь, – протянул тот в ответ, – думаю, я бы предпочел, чтобы ты называл меня Джоунсом.

– Больше не ощущаешь себя Грейди, да? Должно быть, странно. – Глаза Джулза над чашкой кофе были полны сочувствия. Он сделал глоток. – Плюс, когда ты впервые встретился с Молли, то использовал имя Дейв Джоунс. Представляю, как ты привязан к этому имени. Как она тебя называла?

– Не твое гребаное дело.

Джулз вздохнул:

– Я знаю, что ты переживаешь...

– Ты и понятия не имеешь, – отрезал Джоунс.

– Ты прав, – мягко согласился Джулз, – не имею. Вот только и у меня есть люди, которых я люблю и за которых тоже волнуюсь, так что могу представить, каково тебе.

Если это как-то поможет, моя тетя Сью выжила после рака груди. И еще дюжина женщин из группы РСГЛ[30] моей мамы. Люди проходят это испытание и живут дальше.

Джоунс хорошо знал разные методы руководства. От метода болевой угрозы, которым пользовались типы вроде Чая, до праведного и сверхотважного, выбранного Максом, об этом часто говорила Джина.

Видимо, работать на Макса Багата было желанным назначением в Бюро, но агент должен был его еще заслужить, даже если уже числился в команде этого человека. Давай посмотрим, достаточно ли ты хорош, чтобы не отставать от меня и, если да, то я, может быть, разрешу тебе поцеловать мое кольцо.

А еще был раскрепощенный стиль руководства, которого придерживался Джулз.

Будучи санитаром в армии, Джоунс и сам много раз разыгрывал карту «мы все приятели»: «Как поживаешь, солдат? С тобой все будет в порядке. Откуда ты? Ну, похоже, ты побываешь дома, если продержишься еще немного...»

– Избавь меня от ободряющей беседы, – сказал Джоунс. – Не пытайся схватить меня за яй... – Он осознал, что только что произнес и быстро добавил: – В смысле, фигурально. Я не обвиняю тебя в...

Джулз просто сидел и, улыбаясь, наблюдал, как Дейв выпутывается.

– Если хочешь, мы можем составить список запрещенных слов, – сказал агент, когда бормотание Джоунса прекратилось. – Не знаю, например «Дик»[31]. Если тебе понадобится его произнести, просто замени на «дерьмо». Это сработает.

К своему удивлению, Джоунс рассмеялся.

Улыбка Джулза была расслабленной. Спокойной. Ему было абсолютно комфортно с собой. Такого трудно не полюбить, или, по крайней мере, не восхититься им.

– Просто... прекрати пытаться влезть в мою голову, ладно? – произнес Джоунс.

– Прими к сведению, я на твоей стороне, – заявил ему Джулз. Он глянул на Макса, который все еще разговаривал по телефону.

«Плохой коп», а Джулз «хороший коп»?

Джоунс озвучил то, о чем они оба подумали:

– В отличие от Макса, который серьезно настроен навредить мне. Спасибо тебе за... ну знаешь, что сдерживаешь его.

Джулз снова рассмеялся. Но, когда его взгляд упал на коллекцию синяков Джоунса, улыбка исчезла.

– Вы действительно сцепились там, в гостинице, да? – На самом деле это был не вопрос, и он не ожидал, что Джоунс ответит.

– Сильно Макс тебя помял?

Джоунс покачал головой. Ему было неловко, учитывая, что он намного крупнее Макса. Намного выше, намного тяжелее.

– Все в порядке.

– Я могу лишь представить, как он душит тебя почти до... – Джулз пристально посмотрел на ссадины на горле Джоунса. – Да он ведь и в самом деле…

– Я в порядке.

Кэссиди, казалось, был немного потрясен, когда снова посмотрел на Макса.

Какое-то время они просидели молча, затем Джулз откашлялся.

– Несколько лет назад, – начал он, – Макс попросил меня собрать о тебе информацию.

– Я знаю, о чем ты собираешься спросить, – перебил Джоунс. – Ответ «да». Я действительно работал на Чая.

– О. Нет. Вопрос не в этом. У нас много доказательств твоей незаконной деятельности – не только с Чаем, но и с целой толпой индонезийских наркобаронов и оружейных контрабандистов, да и просто с заурядными ворами.

– Великолепно, – произнес Джоунс. – Это... просто великолепно.

Его десять-двадцать лет тюрьмы только что увеличились еще на десятилетие. Или три.

– Есть идеи, кто из них может стоять за похищением? – Джулз прикончил остатки кофе. – Любое недовольство, или вендетта, или даже простая обида ...

– Быстрее будет составить список тех, кто не обижен.

– Нам предстоит долгий перелет. С ума сойдем. – Фэбээровец вынул из кармана блокнот и протянул его Джонсу. Где-то по дороге Джулз успел переодеться в джинсы, футболку и легкий пиджак, скрывающий кобуру. Сейчас он пытался найти ручку. – Хочу сделать перекрестную проверку записей, чтобы посмотреть, не окажется ли кто-нибудь из твоего списка, связан с нашим похитителем. Кстати, мы идентифицировали его как Эмилио Теста. Ничего не припоминается?

– Нет. – У Джоунса с собой была ручка Молли. Он отыскал ее первым и помахал ею Джулзу, который произнес:

– Кажется, Макс умыкнул мою, подлец. Ну да ладно. Теста, Эмилио Джузеппе.

Родился в Северной Италии, переехал в Шри-Ланку в возрасте около тридцати лет. То было еще в Эру Водолея, сейчас ему шестьдесят два, но я бы дал пятьдесят – должно быть, он правильно питается. В отделении ЦРУ в Джакарте на него хранится довольно толстая папка. Множество мелких нарушений: продажа краденого, облапошивание туристов, спекуляция. Был информатором – сливал нашим братьям-шпионам кое-какие горячие новости в обмен на дополнительные карты освобождения из тюрьмы[32]. О, вот это тебе понравится: лет десять назад власти подозревали, что Теста состоит в банде похитителей людей, но копаться не стали, потому что жертвы всегда возвращались. Это хорошие новости, верно? Хотя, может, и нет, учитывая, что он хочет обменять женщин на тебя, а мы не хотим этого допустить.

Ага, потому что они хотят убедиться, что следующие пятьдесят лет Джоунс проведет взаперти. Потрясающе.

– Предположительно, Теста вышел из игры, – продолжил Джулз. – Согласно моим данным, как минимум лет десять он жил честно. Что, вероятно, проясняет, почему ты с ним не сталкивался. По слухам Эмилио женился, осел, завел детей. Отошел от жизни мелкого преступника.

– Уже нет, – сказал Джоунс и добавил в свой список самопровозглашенного «генерала» Бадаруддина, наряду с Мастером Подземелий[33] Чая, Рамом Субандрио.

Последнее, что он слышал – оба живы и здоровы. Хотя в этой части мира все так быстро меняется.

– Верно, – согласился Джулз. – Тебе известны три главные причины, по которым человек готов взяться за старое? – Он не стал дожидаться ответа. – Страх, удовольствие и жадность.

Макс закончил говорить по телефону и подошел к ним с мрачным выражением лица.

– Тупик. Все слишком заняты. Секретарь «Траблшутерз» в запарке, они готовятся оказывать помощь.

Джулз кивал, пока Макс усаживался в кресло через проход.

– Отделение в Джакарте тоже перегружено. Что ж, ладно. Справимся своими силами, могло быть и хуже. Но есть и хорошие новости, начиная с того, что Джина умна. Вряд она скажет похитителю, что ее близкий друг агент ФБР. Значит, наше появление будет неожиданным. Мы определим его местонахождение, установим наблюдение...

Этот парень в своем уме? Джоунс перебил его:

– Ты бывал в Индонезии? Она огромна, там сотни островов. Нам понадобится лодка, чтобы перебираться с одного на другой, и... – Он зло рассмеялся. – Если этот Теста не хочет, чтобы его нашли, мы же не сможем просто... найти его.

Джулз удивленно уставился на него.

– А я разве тебе не сказал? Прости. Видимо, «этот Теста» хочет быть найденным. Мой источник говорит, что он живет на Палау-Миде. Это маленький островок около Пулау-

Романга, к северу от Восточного Тимора. Вроде бы примерно неделю назад он уезжал в путешествие, но сейчас вернулся. Как раз этим утром, его видели на местном рынке.

Иисусе, Джоунс был рад, что сидит.

– Нам нужен вертолет или гидросамолет, чтобы добраться из Джакарты до Миды, – продолжил Джулз. – Но не думаю, что с тамошней экономикой это будет сложно.

– Теста не ожидает, что ты так быстро доберешься до Джакарты из Гамбурга, – сказал Макс Джоунсу. – Особенно сейчас, когда гражданским путешествовать не так-то просто.

На нашей стороне будет элемент неожиданности.

Зазвонил телефон Джулза. Агент поднялся.

– Извините.

Неужели все действительно так просто?

Приземлиться в Джакарте, нанять перевозчика до этого Пулау-Мида, убедиться, что у Тесты нет армии для охраны Молли и Джины, выбить дверь...

И благополучно сопроводить их домой.

Иисусе, ну как это может быть настолько просто?

Да такого просто никогда не было и никогда не будет. А тут еще, как нарочно, рукой подать до Восточного Тимора, в котором десятилетиями бушевала кровопролитная гражданская война.

Джоунс посмотрел на Макса, но глаза агента были закрыты. Вероятно, сейчас не лучшее время для допроса с пристрастием о текущей политической ситуации в Восточном Тиморе и Индонезии.

Дейв тоже закрыл глаза, вспоминая наивность своей брачной ночи. Тогда он полагал, что остаток его жизни будет блаженно легким.

До того визита к доктору в Найроби. До того, как обнаружили рак.

Самое смешное, что он был абсолютно готов к трудностям. Снова обрести Молли и все же не иметь возможности быть с ней.

Не то чтобы это его беспокоило. Джоунс прополз бы голым на животе по горячим углям, лишь бы оказаться рядом с ней. Просто рядом с ней, по категории Джи.

И все же внезапно так и случилось. Их поженили. Не абы кто, а католический священник. Его мама плакала бы от счастья.

«Мистер Поллард, вы можете поцеловать невесту».

По такому поводу Молли надела платье с яркими узорами, которое сестра Двойная-М явно не одобрила, несмотря на длинные рукава. Оно подчеркивало все изгибы тела и жизнерадостный цвет волос.

Он обожал это платье. Он обожал Молли.

Но в палатке, полной простуженных монашек, поцеловал ее как Лесли Поллард:

легчайшее, пресное прикосновение губ к губам.

И лишь позже ночью, добравшись вместе с Люси до фермы Джиммо, он поцеловал Молли так, как на самом деле хотел поцеловать во время церемонии.

Пол Джиммо находился в госпитале в Найроби – потом они узнают, что на следующий день рано утром парень скончается от полученных ран, – но его мать и сестры пригласили их в дом.

Было уже поздно, Люси определили в постель с младшей из девочек и быстро отправили спать. А Джоунсу и Молли отдали то, что, очевидно, считалось хозяйской спальней.

Молли, конечно же, воспользовалась их неожиданным уединением, чтобы поговорить по душам. Едва он закрыл дверь, как она начала.

– Я хочу, чтобы ты поклялся на Библии, – заявила она, – что женитьба на мне не подвергает тебя опасности.

На это Дейв рассмеялся:

– Ты же знаешь, что твоя и моя клятвы на Библии – две абсолютно разные вещи. Для меня это совсем другое, Мол.

– Тогда поклянись тем, что тебе действительно дорого, – парировала она.

– Той, – прошептал он. – И я уже поклялся. Все те обещания, что я дал тебе сегодня – я говорил серьезно. Я никогда не сделаю ничего, что поставит тебя под угрозу.

Вот тогда-то Джоунс ее и поцеловал.

У них была целая ночь на двоих и настоящая кровать. Ему не стоило так торопиться, но, проклятье, она была огнем в его руках.

Он возился с застежкой-молнией на спине ее платья. Потребовалось слишком много времени, чтобы найти бегунок – ему пришлось оторваться от Молли и развернуть ее спиной к себе.

Но она отодвинулась от него. Прежде Молли никогда не смущалась, а сейчас подошла к лампе с явным намерением погасить свет.

Он поймал ее за руку.

– Ты шутишь, да?

– Я набрала вес.

– Я не заметил. Но даже если и так, что с того? Мне нравится. Набери еще.

Как Дейв и надеялся, она рассмеялась.

– Ты сумасшедший.

– Нет, – сказал он, снова целуя ее. – Молли, ты еще красивее, чем я запомнил. И поверь, в последние несколько лет я часто вспоминал тебя. Фантазируя о... об этом. О том, как занимаюсь с тобой любовью. Вот так. При свете.

Она взглянула на него со слезами на глазах, но не удержалась от поддразнивания.

– Ты отрепетировал эту фразу? Заниматься любовью… вместо…

– Нет, – с притворным возмущением произнес он, но она слишком хорошо его знала.

Теперь в ее глазах плясали чертики.

– Что ж... да, может быть, немного, – признался Джоунс. Он убрал волосы от ее лица, намотал одну длинную прядь на палец. – Я просто... я не знаю. Тренировался произносить много чего. «Я отправился искать тебя, как только смог». И «ни дня не проходило, чтобы я не думал о тебе и о том, как буду с тобой».

Снова выступили слезы.

– Это было прекрасно, – прошептала Молли.

– Я полагал, что мне придется ползать на коленях, чтобы ты хотя бы поговорила со мной, не говоря уже о том...

– Чтобы я позволила затрахать себя до смерти? – она воспользовалась словами, которыми он однажды назвал этот особенный акт.

Джоунс рассмеялся. Его всегда заводило, когда этот ротик произносил такие словечки.

– Теперь я твой муж. Не думаю, что мне впредь такое позволят.

– Хочешь поспорить? – рассмеялась и она.

На сей раз она поцеловала его, прижимая к себе, пока они не упали на кровать, сплетясь в объятьях.

Но как только он попытался снять с нее платье, она снова его остановила.

– Я должна признаться, – сказала Молли. Ее волосы разметались по белой подушке, юбка задралась, обнажив ее длинные-длинные ноги. – Я солгала, на самом деле я не так много набрала.

Отвлекаясь, он поцеловал гладкую бледную внутреннюю поверхность бедра, пробираясь выше под юбку.

Проклятье, как она хорошо пахла! Ее трусики были из белого кружева – очень миленькие. Очень тонкие и подобающие невесте. Но они не нужны, и Дейв разорвал их.

– Эй! – засмеялась Молли. – Ты слушаешь? Я тут кое в чем признаюсь.

– Нет, – ответил он и поцеловал ее.

Возможно, она продолжила беседовать с ним, но, скорее всего, нет.

Но даже если и так, Джоунс не слышал ни слова. За исключением молящего «пожалуйста», когда она дотронулась до него и потянула на себя.

У Молли наготове был презерватив, но ему пришло в голову, что в этом нет необходимости, они же женаты. И что? Он что, сумасшедший? Им нельзя заводить детей.

Он совсем спятил?

Она помогла натянуть презерватив и направила Дейва в себя, а между ними путались и мешали ее проклятое платье, его рубашка и брюки, сползшие к щиколоткам. Только это не имело значения, потому что Молли прильнула к нему, и он был дома, он был дома, он был дома...

И лишь намного, намного позже, когда Джоунс все еще полулежал на ней, а она водила пальчиками по его волосам и спине, обтянутой тканью, он понял, что, наверное, остаться в рубашке было к лучшему.

Если бы он разделся, Молли обнаружила бы неровный шрам у его правой лопатки.

На спине Джоунса было множество шрамов – памятные сувениры о многолетнем пребывании в тюрьме, где применяли всевозможные пытки. Но этот был новым, Молли расстроилась бы, увидев его, и...

Он приподнялся и посмотрел на нее сверху, потому что внезапно понял, откуда взялась ее скромность.

Тогда в Индонезии ее подстрелили из-за него. Они нашли чемодан, битком набитый деньгами. За ним охотились все, кому не лень: каждый никудышный головорез, каждый, косящий под террориста. Джоунс и Молли поступили правильно, вернув чемодан в тайник.

Вот только он струсил. Сделал вид, что дело в жадности. Неужели он действительно оставит эту кучу денег просто лежать там?! Так что Джоунс забрал чемодан и сбежал. Но бежал он не от бандитов, жаждущих наживы. Он убегал от Молли. От того, насколько хорошо с ней было. От понимания, что не может обеспечить ей защиту и безопасность, пока Чай жив.

Конечно же, плохие парни пришли за деньгами. А когда не нашли их, подстрелили Молли.

– Дай мне взглянуть, – сказал он, слезая с нее и помогая сесть на кровати.

Молли точно знала, о чем он говорит.

– Все не так уж и плохо.

– Тогда почему ты так вцепилась в это платье?

– Это же моя брачная ночь, грубиян, – честно ответила она. – Я намерена сохранить побольше чудесных воспоминаний о том, как, став мужем и женой, мы первый раз любили друг друга. Прости за мелочность, но меня совершенно не прельщает воспоминание, как мужское достоинство моего жениха съежилось до размеров арахиса, стоило лишь снять свадебный наряд.

Руки Молли выскользнули из рукавов, и...

Ох, Иисусе.

Она попыталась отвлечь его, сняв одновременно и лифчик. Ему нравились ее груди, такие мягкие и полные, и она это знала, но...

Боже правый.

В каком-то смысле она была права. Действительно не так уж и плохо. Просто это было именно тем, чем было – маленьким, слегка сморщенным шрамом от сквозного пулевого ранения в предплечье, и от этой неприглядной истины его замутило.

– Мне так жаль, – прошептал он.

– Мне тоже, – отозвалась Молли. – Но ведь могло быть гораздо хуже.

Без шуток, пуля, ранившая ее в руку, могла попасть в грудь. Или в горло. Или в голову.

Если бы так случилось, она была бы уже три года как в могиле. И он бы тоже умер.

Может, не физически, но эмоционально – точно.

Его охватила паника. А если он ошибается насчет того, что все у них будет легко и просто?

Он уверенно заявил ей, что они в безопасности, и даже настаивал на этом. История Молли Андерсон, вышедшей замуж за какого-то придурка из «МОС» ради спасения кенийской девушки, станет известна в международных кругах. Во всяком случае, это пойдет на пользу: подтвердит слухи, что Грейди Морант, известный также как Дейвид Джоунс, безвременно скончался.

Они будут в полном порядке, пока не привлекут к себе излишнего внимания. Да, ему придется оставаться Лесли Поллардом до конца своих дней, но существовали вещи и похуже.

Сейчас его сводило с ума, что какие-то люди намерены застрелить Молли по причинам, не имеющим отношения к Джоунсу.

Хотя, может, если он будет оставаться рядом с ней и никогда не выпустит ее из поля зрения...

Она очень нежно поцеловала его.

– Ты в порядке?

Джоунс отстранился и посмотрел ей в глаза.

– Это последний раз, когда мы занимались чем-то подобным, – сказал он Молли. – Мы доставим Люси в Марсабит, вернемся в лагерь и потратим каждую свободную минуту, чтобы выяснить, как заниматься сексом бесшумно.

Брезентовые стены такие тонкие и все...

– Думаю, мне придется много практиковаться, – сказала она, снова целуя его.

– Предлагаю запасной вариант – я научусь говорить «кто твой папочка?» с акцентом Лесли.

Он попробовал:

– Кто твой папочка?

Молли расхохоталась. Ему нравилось слушать ее смех. Но она быстро замолчала.

– Не могу ничего обещать насчет... ну ты знаешь, – сказала она. – Если в лагерь придет другая девушка и попросит помощи...

– Да. – Этого-то Джоунс и боялся. – А как тебе такое: ты не покинешь лагерь без меня? Никогда. Никаких исключений. И если ты подставишься, тебе придется делать это, зная, что, если кто-то выстрелит в тебя, Мол, я, черт возьми, приложу все усилия, чтобы поймать эту пулю вместо тебя.

Очевидно, он потряс ее этим заявлением. Хорошо. Может, теперь она дважды подумает, прежде чем впутаться в неприятности.

Молли попыталась обернуть все в шутку.

– Ты что, собираешься стать одним из тех требовательных, властных мужей?

– Вроде тех, которые жутко расстраиваются, когда в их жен стреляют? – подхватил он. – О, да.

Джоунс поцеловал шрам на ее руке, ее плечо, ее шею, ее груди, а когда она схватила его за рубашку, пытаясь раздеть, помог ей, дал уложить себя обратно на кровать и оседлать.

– Вроде тех эгоистов, которые запрещают женам возвращаться обратно в Штаты – ты, правда, так подумала? – спросил он. – Там твоя семья.

В долбаной Айове. Что она делает в Кении?

– Теперь моя семья здесь, – ответила Молли.

А потом поцеловала его, словно знала, как много для него значат эти слова, словно знала, что заставила его совершенно потерять голову.

Он был большим, жестким и опасным парнем, и не представлял, что будет с повлажневшими глазами думать: «Черт, это лучшие слова, которые я когда-либо слышал». И не ожидал, что у него будет кружиться голова от одного только взгляда на эту женщину и от мысли: «Эй, теперь она моя жена».

Он всегда считал, что его любимая фраза из трех слов «трахни меня посильнее», а не «я люблю тебя».

Конечно, Молли это Молли, и той ночью она прошептала ему на ухо оба варианта.

Джоунс знал, что она не прокричала их во все горло лишь потому, что училась сохранять тишину.

Им обоим предстояло как следует над этим поработать. Хорошо поработать.

Будет не так-то просто.


ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

24 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ


Джина ела тушеную обезьянку руками прямо из банки и смотрела Си-эн-эн по телевизору, который Эмилио предоставил в их распоряжение.

Ладно, ладно, может, и не обезьянье мясо, но на этикетке не было английского текста, и она не могла даже предположить, что там написано. На банке была маленькая картинка – мультяшная голова подмигивающей обезьянки в щегольской красной фуражке.

Вероятно, всего лишь логотип компании, а не указание на то, что внутри.

Как та русалочка на банках с тунцом.

Когда Джина была маленькой, она отказалась есть салат из тунца, опасаясь сжевать одну из менее популярных сестер Ариэль. Три старших брата беспощадно над ней насмехались. В доме Виталиано «сестры Ариэль» до сих пор считались семейной шуткой.

Здесь, на другой от Ист-Мидоу и Лонг-Айленда стороне земного шара, Джина отдала бы что угодно, лишь бы братья снова ее дразнили.

Она задалась вопросом, о чем они думают, что делают. Пошли ли на работу или остались дома из-за террористической угрозы.

Когда Джина попыталась включить телевизор, то не ожидала, что он заработает.

Должно быть, у Эмилио была спутниковая антенна, потому что Эйч-би-оу и Шоутайм ловились так же хорошо, как и разные новостные кабельные каналы.

По одному из каналов без остановки крутили «Секс в большом городе», который она не смотрела уже больше года, но Джина буквально приклеилась к новостям, приглушив звук, чтобы не потревожить все еще крепко спящую Молли.

Она пощелкала вперед-назад по каналам новостей, глядя, как разные ведущие стараются выжать максимум из попытки теракта. Аль-Каида грозилась взорвать «грязные» бомбы, заложенные в крупнейших городах мира, и цветовой код на этих участках вырос до пронзительно-оранжевого.

Предполагали, что где-то в районе Сан-Франциско находилась еще одна неразорвавшаяся бомба. А может, она была в округе Колумбия.

«Вскоре: Как выжить при взрыве «грязной» бомбы. Не переключайтесь».

Господи.

Если целью террористов было навести ужас, то благодаря некоторым информационным программам они преуспели в этом, даже не взрывая бомбу.

Бегущая строка сообщала о трех попытках угона авиалайнеров. Все самолеты благополучно приземлились в Новой Шотландии, после того как прямо в воздухе, в результате затяжной и очень рискованной операции, пропущенные багажными сканерами смертоносные бомбы были обезврежены.

Джина могла представить, что творилось в этих самолетах. О да, очень даже хорошо могла представить.

Вся цепь событий началась со взрыва бомбы в пригороде Гамбурга – в тот же самый день, когда ее и Молли похитили и запихнули в корабельный контейнер.

Ох, ничего себе. Она ошибалась насчет металлического контейнера. На земле были места и похуже, в которых она могла бы оказаться.

Например, в эпицентре взрыва.

Или, скажем, на месте 24В в одном из угнанных самолетов.

Слава богу, у нее не нашлось времени позвонить родителям и рассказать им, что она летит через Германию. Иначе сейчас они бы сходили с ума от беспокойства.

По телевизору показали центр Вашингтона. Вокруг Белого дома выставили охрану, среди которой мелькали мужчины и женщины в куртках с большими белыми надписями «ФБР» на спинах.

Джина прильнула к экрану, отыскивая взглядом Джулза. Она не ожидала увидеть Макса – он должен быть в оперативном центре вместе с президентом. Или, может, в Пентагоне. В безопасной камере, непроницаемой для радиации.

Что означало – он не придет ее спасать.

По крайней мере, не скоро.

Конечно, именно так она себе и говорила с самого начала, но, включив телевизор, испытала такую волну разочарования, что стало очевидно – на самом деле Джина в это не верила.

А теперь поверила.

Без сомнений, она осталась одна.

Джина выключила телевизор и пошла в ванную сполоснуть банку из-под обезьяньей тушенки, прежде чем выкинуть.

Ее рубашка, свисающая с душевой насадки, почти высохла, но штаны все еще оставались влажными.

Она отдала бы что угодно за возможность поговорить с Максом, услышать его голос.

И сказать ему: «Эй, просто хочу убедиться, что в случае, если я умру, ты в курсе – я никогда не прекращала тебя любить. До самого последнего дня».

Да, он никогда не позволял ей дойти до части «если я умру».

«Завязывай с мрачными мыслями. Ты не умрешь».

Но тебя здесь нет, чтобы спасти меня.

«Но я и в последний раз тебя не спас, верно?» Ей не составило труда представить напряжение в его голосе, возникающее каждый раз, когда они говорили о захвате самолета, который она пережила несколько лет назад. «Я ничего не добился, пока террористов не перебили. Пока не стало слишком поздно».

Ты был со мной. Все время. Джина на самом деле ощущала, что она в самолете не одна. Она чувствовала присутствие Макса с того мгновения, когда он впервые вышел на связь по бортовому радио.

«Ага, я был так же полезен, как воображаемый друг».

Джина улыбнулась, вспомнив, как всегда сходила с ума, когда он говорил что-то подобное.

Ладно, мой воображаемый друг. Что мне делать сейчас? Она уже проверила всю комнату, убедившись, что за мебелью и под ковром нет никаких потайных дверей.

Вентиляционные отверстия были слишком малы, чтобы бежать через них, а стены построены из крепкого бетона.

Потолок выглядел гипсокартонным. Джина попыталась поковырять его консервным ножом, но лишь засыпала волосы штукатуркой. Чтобы здесь пробиться, ей нужна пила, и даже тогда это займет много времени. Эмилио или парень с ломом заметят дыру, и девушки вернутся к тому, с чего начали.

Или хуже. Их свяжут.

Она категорически не хотела провести остаток жизни связанной.

Джина присела на крайванны, закрыла глаза и попыталась вызвать в воображении Макса. Что бы он сказал, находясь на том конце телефонного провода или лучше в этой комнате с ней?

«Узнай, чего они хотят на самом деле. Ключ к успеху любых переговоров не в том, чтобы выполнить требования террористов, а в том, чтобы понять, чего они действительно хотят». Будь он здесь, оперся бы о стол, демонстрируя расслабленную небрежность.

Смешно. Из всех людей, которых Джина встречала, Макс был самым нервным.

Самым закрытым, все держал в себе.

Как-то, когда они болтали – но не о том, что действительно имело значение, вроде, чего они хотят от своих отношений или что на самом деле чувствуют глубоко в душе – он сказал ей: «Иногда это даже более трудная задача, потому что некоторые люди не знают, чего на самом деле хотят».

Он рассказал ей, как однажды вел переговоры в ситуации с заложниками, где террорист выдал целый список требований: деньги, вертолет для побега, публикация в газете письма, поясняющего его действия, прощение от губернатора, и так далее, и так далее. А на самом деле он всего лишь хотел, чтобы кто-то его выслушал – по-настоящему выслушал.

Макс неоднократно вел переговоры, когда захватчики хотели, чтобы спецназ их застрелил. Но придурки этого даже не осознавали.

Так или иначе, было предельно ясно, чего хотел Эмилио.

«У них моя жена».

Джине необходимо выяснить, кто такие эти «они». Кто держит его жену и почему они хотят Лесли-Дейва-Грейди в обмен на нее.

Может, ей стоило присесть с Эмилио и рассказать ему о Максе. Объяснить, что сейчас Багат немного занят, но через неделю-другую приедет сюда и со своей командой из ФБР найдет и спасет жену Эмилио, и...

И все они будут жить долго и счастливо.

Внезапно отражение в зеркале словно подшутило над ней. Пристально вглядываясь, она вдруг четко увидела свое лицо распухшим и побитым.

Точно так же Джина выглядела еще несколько недель после того, как ее избили и изнасиловали. Тогда, будучи заложницей в самолете, она пыталась говорить с захватчиками. Она считала, что установила контакт по крайней мере с одним из них. Как же она ошибалась.

Она не поняла, чего они хотели на самом деле – их призом была смерть. Не поняла, что ей уже подписан смертный приговор, даже когда они разговаривали с ней, смеялись и шутили. Что в их глазах она уже была мертва.

То, что Джина тогда выжила, было чудом. Чудом, организованным Максом и его оперативной группой. Чудом, которое он считал провалом. Своим провалом.

«У них моя жена», – снова прозвучал голос Эмилио.

«Не верь ему, – иронически усмехнулось ее избитое, распухшее лицо. – Ты так ничему и не научилась?»

Но что если Эмилио говорит правду?

Открой глаза. Оглянись вокруг. Комната без окон. Дверь запирается только снаружи.

Эмилио оборудовал это помещение не на один раз. Чего он на самом деле хочет?

«Чего он хочет на самом деле? – откликнулся голос Макса. – Иногда он этого даже не знает».

У них был только один пистолет. Двое мужчин, один пистолет. Если и был подходящий для побега момент, то сейчас.

«Не забывай про лом, – напомнило отражение. – Тогда тебя избивали прикладом ружья. Можешь представить, каково быть избитой ломом? Кроме того, до сих пор они вели себя довольно прилично, а если ты нападешь на них, то откроешь двери насилию.

Одному богу известно, что они с тобой сделают. Этот парнишка с ломом выглядит так, словно у него есть пара подходящих идей».

Нет, не выглядит. Это все ее страх, это он возродил все эти непристойные воспоминания. Лицо мужчины с ломом было невыразительным.

«Да-да, просто не прекращай повторять себе это, – продолжало издеваться ее отражение с заплывшим и почти закрывшимся глазом. – Так что ты собираешься делать?

Ударить Эмилио крышкой от сливного бачка и разбить ему голову? Схватить его пистолет, застрелить Лома... Ты видела трупы, один совсем недавно. Ты действительно готова убивать? Посмотри на себя. Твои руки дрожат при одной только мысли об этом.

Или, может, ты не хочешь забирать пистолет? Может, ты промахнешься, и это он достанет пистолет и застрелит тебя. Может, именно этого ты на самом деле хочешь, потому что тогда все это просто закончится. Может, все чего ты хочешь, так это, чтобы Эмилио тебя убил...»

Нет. Джина встала, повернула кран и сполоснула лицо холодной водой.

Она была выжившей, не жертвой и уж точно не трусихой. Она собирается выжить и на этот раз. Нужно лишь понять как.

«Чего на самом деле хочет Эмилио? – снова произнес голос Макса. – Иногда он даже сам не знает. Иногда он даже самому себе не может признаться...»

Джина взяла полотенце и вытерла лицо. Если бы Макс сейчас стоял перед ней, она спросила бы его: «Чего ты на самом деле хочешь? В смысле, от меня».

«А чего ты на самом деле хочешь от меня?» – в типичной для Макса манере он вернул ей ее же вопрос.

«Честности», – вот ее ответ.

«Правда?»

«Это ты к чему? Да, правда. Хочу, чтобы ты поговорил со мной. По-настоящему поговорил. Знаешь, Макс, все эти годы, что мы знакомы, я могу по пальцам пересчитать, когда ты говорил о себе, например, о своем детстве. И даже тогда приходилось вытягивать из тебя слова».

Воображаемый Макс усмехнулся – так, как он иногда ей усмехался. Как будто знал изюминку какой-то сногсшибательной шутки и просто ждал, что Джина догонит и уловит смысл.

«Я тот, кто есть. Но, очевидно, не тот, кем ты хочешь меня видеть».

«Ох, давай, свали все на меня, – зло сказала Джина. – Это все моя вина, да?»

«А разве нет?» – Он невозмутимо смотрел на нее. Удивительно. Даже воображаемый, Макс вывел ее из себя.

А затем он выдал: «Ты ведь меня бросила».

«Что? – возмутилась Джина. – Ох, прекрасно. Да иди ты! Конечно, ты сказал именно это, потому что ты не настоящий ты, ты – это я». Она лишь представляла его, поэтому, конечно, на сцену вышло ее огромное чувство вины.

Да, она его бросила. Потому что он не подпускал ее к себе. Бросила его, потому что только неразумный человек мог продолжать так долго биться головой о нерушимую стену. Бросила его, потому что хотела большего.

Вот только сейчас все, что занимало ее мысли – это их разговоры о семье Макса. Его измученная депрессией сестра так часто пыталась покончить с собой, что скорая помощь на подъездной дорожке стала почти привычной картиной. Боже, как, наверное, ужасно было с этим жить. Его родители – вечно сердитые, вечно напуганные, вечно скандалящие.

Его замечательный дедушка, наставник и хороший друг, больше не в состоянии разговаривать из-за инсульта. Брат его лучшего друга погиб во Вьетнаме. Его собственный брат, его последний союзник, самый близкий к нему по возрасту, никогда не был хорошим учеником. Он сбежал в армию, как только ему стукнуло восемнадцать, бросив Макса в доме, мрачном от безысходности.

А как же Макс? Как он справился? Уж конечно, не просто смотря фильмы с Элвисом.

«Я стал отличником».

Она всегда думала, что эти слова уловка. Выдумка, чтобы не обсуждать его истинные чувства.

И все же...

«Ты стал отличником, потому что оценки были одними из немногих вещей, которые ты мог контролировать, верно?»

Воображаемый Макс бесстрастно смотрел на нее.

«Если тебе хочется так думать...»

«Ты пытался быть идеальным, – обвинила она его. – Но никто не идеален. И даже если ты идеален, все равно есть вещи, которые ты не в силах контролировать. Так что, потерпев неудачу, ты сходишь с ума, казнишь и обвиняешь себя – даже несмотря на то, что это не твоя вина».

Она была его величайшим провалом. Его слова. Он помог сохранить самолет, полный людей, но не смог уберечь ее от жестокого нападения. И не простил себя за это.

Не имело значения, что он не мог контролировать причины, по которым потерпел неудачу. Не имело значения, что, по мнению множества людей, он справился. Джина выжила – как это могло быть провалом?

Это совершенно не имело смысла.

Но для него в этом был смысл. Потому что его реакция была иррациональной.

Чистые голые эмоции.

Она думала, что Макс скрывал от нее свои чувства, но он все это время размахивал ими перед самым ее лицом.

И не удивительно, что все эти годы он боролся с тягой к ней.

Можно спорить, прав он или нет, но что на самом деле важно, так это его мысли и чувства. И, по словам Макса, каждый раз, оказываясь в одной комнате с Джиной, он снова сталкивался с эмоциональной болью от того сокрушительного провала. С ужасным самобичеванием.

«Я не могу дать тебе то, что ты хочешь». Сколько раз Макс говорил ей эти слова?

Что если он был прав?

Что если он не мог дать ей то, что она хотела, потому что она не могла дать ему то, что он хотел – шанс оставить боль его неудачи в прошлом?

«Ты покинула меня», – снова сказал ее воображаемый друг Макс, все еще виня ее.

«Да, но ты за мной не пошел», – сказала она ему. Сказала себе. Пытаясь не заплакать.

Не пошел тогда и не собирается приходить за ней сейчас.

Тихий стук заставил ее подскочить.

– Ты там в порядке? – Голос Молли. Проснулась, наконец.

Джина вытерла глаза, шагнула прямо туда, где стоял воображаемый Макс, и открыла дверь ванной.

Молли до сих пор была бледна, но выглядела значительно лучше. По крайней мере, она могла стоять.

– Ты в порядке? – спросила ее Джина.

– Все еще немного трясет, – призналась Молли. – Не против, если я приму душ?

Она была слишком деликатной, чтобы спросить, с кем Джина разговаривала. Тем более, когда беглый осмотр крошечной ванной явно показывал, что девушка была там совершенно одна.

– Конечно, нет. – Джина сняла их почти высохшую одежду с веревки, на которой висела душевая занавеска.

– Эмилио – мужчина с пистолетом – принес консервы. Как вымоешься, ты должна хоть что-нибудь съесть, а потом нам нужно поговорить о том, как выбраться отсюда.


Глава 14


ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

24 ИЮНЬ, 2005

НАШИ ДНИ


Джулз мог сказать, что ожидание доводило Макса до сумасшествия.

Еще более безумного, чем обычно.

По правде говоря, его бывший босс действительно тронулся. Джулз достаточно насмотрелся на признаки душевного пожара, чтобы сразу распознать их. Конечно, оставаясь верным себе, Макс Багат не может гореть спокойно.

Нет, он угаснет с грандиозным фейерверком.

То, что он провел двадцать раундов с Грейди Морантом, – как без толку размахивать красной тряпкой.

Даже сам Макс это заметил. Он признался Джулзу, что почти проиграл.

Чувак, ты так считаешь?

Насчет почти можно серьезно поспорить.

Это, плюс отказ ото сна, плюс сотня пристально изученных миль, полностью превратили главу отдела ФБР, всегда одетого с иголочки, в какое-то крепко пахнущее подобие террориста... Правда, джинсы и кроссовки – заслуга Джулза, но щетина в стиле «Джи Кью» и копна сильно запущенных волос – уже вклад Макса.

Да, в последние несколько дней у них не было доступа к мылу и воде, а погода стояла очень жаркая и влажная, но, черт возьми!

Путь из Джакарты в восточную часть Индонезии состоял из адской серии прыжков от острова к острову на самолете. И все этапы путешествия оказались куда длиннее, чем надеялись парни. Самый последний отрезок был особенно невероятен: поездка на лодке в темноте от Купанга до этого отдаленного острова, расположенного посреди неизвестности.

А потом, конечно же, подъем в горы через джунгли – и все так же под покровом ночи – к наблюдательному посту ЦРУ, который как бы случайно оказался по соседству с жилищем Эмилио Тесты.

Постом оказалась скромная угловая квартирка с окнами на центральную открытую площадь, выглянув из которых можно было увидеть рынок, знавший лучшие времена.

По-видимому, еще в семидесятых Мида пользовалась популярностью у туристов.

Здесь построили множество фешенебельных гостиничных комплексов и роскошных летних вилл для богатых европейцев, привилегированных клиентов авиалиний. Но десятилетиями длящиеся народные волнения в соседнем Восточном Тиморе придали новый смысл обещаниям турагентств об уникальном, незабываемом отпуске, и богатые- пребогатые перестали приезжать.

Менее зажиточных людей, расположившихся в опустевших элегантных домах, не волновало насилие в Восточном Тиморе, творившееся чуть ли не на их заднем дворе.

Бизнес этих личностей был не совсем честным, и он не только процветал в таких беззаконных условиях, но и поднялся на совершенно новый уровень.

Квартира ЦРУ, которую они сейчас занимали, была оборудована почти год назад, чтобы следить за местным преступником, вроде бы связанным с Аль-Каидой.

Он был просто очередным счастливым, приветливым соседом мистера Тесты, живущим всего в двух домах от самого мистера Т.

Невероятное совпадение? Бог его знает. Хотя, если Теста связан с террористами, после того, как они его захватят, Джулзу будет гораздо легче ответить «да» на вопрос Макса, может ли он задушить негодяя.

Однако сейчас удушение откладывалось. Макс, возможно, кипел от нетерпения, но Джулз был благодарен за этот необходимый простой. И благодарен за то, что им предоставили место базирования, включающее крышу.

– Почему бы тебе тоже не передохнуть? – спросил Джулз Макса, присаживаясь рядом с ним напротив окна.

Они убедились, что в доме Тесты, где держали Джину и Молли, не было черного входа, не было даже задних или боковых окон. Одной стороной здание примыкало вплотную к скале, а другой выходило на открытую площадь, и единственным способом войти или выйти были парадные двери.

Если только это тот дом. Если контакт Джулза в ЦРУ, человек по прозвищу Бенни, передал верную информацию об Эмилио Тесте.

Бенни не пришел на встречу в доках Джакарты, что ужасно расстроило Джулза, ведь агент должен был предоставить им настоящий шведский стол техно-игрушек ЦРУ.

Подслушивающие устройства. Инфракрасные очки. Множество микрофонов и микрокамер. И на звонки Бенни не отвечал, так что пришлось садиться в гидроплан без оборудования.

Что разожгло новую дискуссию между членами прославленной, неофициальной, на пятьдесят процентов криминальной, на пятьдесят процентов психованной «дрим-тим».

Макс взглянул туда, где в полумраке квартиры ЦРУ на диване растянулся Джоунс.

Мистер Самый Разыскиваемый до этого провел несколько часов, блуждая по окрестностям и изучая обстановку.

– Не думаю, что смогу заснуть, – пробормотал Макс. – Я немного подремал, пока мы летели в Купанг...

– Всего минут сорок, – заметил Джулз. – И, к твоему сведению, это было несколько часов назад.

Макс только покачал головой.

– Я просто не могу...

Он рассматривал из окна стены противоположного здания, стоявшего на другой стороне площади. Джулз знал, что Макс продал бы душу за рентгеновское зрение, лишь бы мельком увидеть Джину, убедиться, что она жива и невредима.

Все стекла были зеркальными, иначе Макс уже был бы там, полз по стене, как Человек-паук, пытаясь заглянуть внутрь.

Пожалуйста, Боже, пусть Джина и Молли будут живы.

– Может, тебе стоит просто лечь и хотя бы попытаться... – «Отдохнуть» снова хотел сказать Кэссиди, но Макс перебил:

– Нет.

Вместо того чтобы заставить его расслабиться, Джулз добился лишь того, что Багат заиграл желваками. Проклятье. Сладкий, ты меня убиваешь.

Он не знал, чем помочь. Будь на месте Макса любой другой, Джулз посидел бы с ним какое-то время, глядя в ночь, а потом завел бы разговор. Сперва вроде бы ни о чем, подготавливая почву для перехода к более сложной части.

Хотя, может быть, если попробовать сейчас, то и этот человек раскроется – ха-ха-ха!

Безудержный хохот. Как будто это вообще возможно – или встанет и уйдет от разговора, что оторвет его от окна, где нечего рассматривать, и, может, Багат хоть на какое-то время закроет глаза.

Определенно стоило попытаться.

Конечно, существовали и другие возможности. Макс мог взять Джулза в удушающий захват и сжимать до полной отключки.

Ну да ладно. Начнем разговор. Хотя с какой стати Макса расслабит надоедливая неуместная болтовня?

И не были ли эти два слова – «Макс» и «расслабиться» – теми, которые никогда не используются вместе в одном предложении?

Это невозможно, так что имело смысл решиться и начать.

Да и существует ли лучший способ сказать другу, что его выбор самая большая глупость всех времен и народов, и что он сам был, короче говоря, тупоголовой дубиной?

Макс не мог не заметить покашливаний и бормотаний Джулза.

– Если хочешь что-то сказать, ради всего святого, говори уже. Не издавай эти странные звуки.

Что?

– Какие звуки? Я не издаю странных звуков.

– Нет, издаешь.

– Ну, например? Какие? – Он вытянул руку, приглашая Макса продемонстрировать.

– Например... – Макс тяжело вздохнул. – Например... – Он прицокнул языком.

Джулз рассмеялся.

– Это не странные звуки. Странные звуки это вроде «вап-вап-вап», – сымитировал он звуки из «Трех балбесов», – или «вр-р-р».

– Иногда мне действительно нужно постараться, чтобы вспомнить, что ты один из лучших агентов в бюро, – сказал Макс. – Если есть что мне сказать, Кэссиди, говори. Или закрой, твою мать, рот.

– Ладно, я скажу. – Джулз глубоко вдохнул. Выдохнул. – Хорошо, видишь ли, я, что ж, я люблю тебя. Очень, очень сильно и...

Как же продолжить?..

Вот только его откровенные слова заслужили не просто мимолетный взгляд Макса, а полное и всестороннее внимание. Что немного настораживало.

Интерес в глазах Макса был подлинным, и это по-настоящему застало Джулза врасплох.

Макс ведь подумал... к своему удивлению, Джулз рассмеялся.

– Ох, нет! Не так. То есть, понимаешь, совершенно платонически, не по-гейски.

Джулз увидел на лице Макса понимание и облегчение. Как же он устал, если позволяет эмоциям настолько открыто проявляться.

– Прости. – Макс даже улыбнулся. – Я просто... – Он резко выдохнул. – В смысле, говорить о сокровенном даже сложнее...

Невероятно. Макс не отшатнулся в ужасе от этой идеи. Он забеспокоился о Джулзе, как бы не ранить его нежные чувства. И даже сейчас не попытался свести все к плохой шутке.

И еще заявляет, что они не друзья.

Джулз почувствовал, как сжалось его горло.

– Ты даже не представляешь, – прошептал он своему другу, – как сильно я ценю твое одобрение и уважение.

– Мой отец родился в Индии, – сказал ему Макс, – в тысяча девятьсот тридцатом году. Его мать была белой – американкой. А отец был не просто индусом, но еще и из самой низшей касты. Нетерпимость, которую он испытал и там, и позже в Америке, сделала его... очень желчным, очень трудным, очень, очень несчастным человеком. – Он снова взглянул на Джулза. – Я знаю, это зависит от личности, и, может, ты просто сильнее его, но... Люди постоянно ломаются. И могут просто так и оставаться, погрязнув в этом состоянии, а могут... Делать, как сделал ты – как ты делаешь. Так что да. Я уважаю тебя больше, чем ты думаешь.

Святые угодники!

Слезы наверняка были плохой идеей, так что Джулз ухватился за альтернативу – пошутил.

– Я даже не был уверен, что у тебя есть отец. В смысле, по офису ходят слухи, что ты прибыл на летающей тарелке...

– Я бы предпочел не слушать бессмысленную болтовню всю ночь напролет, – оборвал его Макс. – Так что, если ты это хотел сказать...

Ой.

– Ладно, – произнес Джулз. – Я тоже не собираюсь погрязнуть в этом. Потому что я прав. Видишь ли, я сказал то, что сказал, потому что думал использовать с тобой тот же подход, что и к восьмилетним детишкам. Ну, знаешь, сказать, как сильно люблю тебя, и какой ты замечательный в первой части своей речи...

– Речи… – повторил Макс.

– Потому что вторая часть сильно перегружена невысказанным, но угадывающимся «ты такой долбанный идиот».

– О боже, – пробормотал Макс.

– Так что я люблю тебя, – снова повторил Джулз, – совершенно в духе фильмов о мужской дружбе, и просто хотел сказать тебе об этом. Мне нравится работать на тебя, надеюсь, что с божьей помощью ты вернешься, и я снова буду на тебя работать.

Понимаешь, мне нравится, что ты мой руководитель, не потому что ты назначен высоким начальством, а потому что отработал каждый квадратный дюйм своего роскошного углового кабинета. Мне нравится, что ты не только умен, но и обладаешь широкими взглядами – ты готов прислушаться к тем, у кого иная точка зрения, а когда они говорят, ты готов слушать. Как сейчас, к примеру. Ты же слушаешь, верно?

– Нет.

– Лжешь. – И Джулз продолжил: – Знаешь, не случайно ведь многие продали бы родную бабушку, чтобы стать частью вашей команды. Сэр, вы не просто сверхспециалист – и ваша маленькая речь ко мне лишь подтверждает это. Вы пугаете нас до смерти, потому что мы боимся, что не соответствуем вашим высоким стандартам. Но у вас такая крепкая спина, и вы всегда, так или иначе, умудряетесь вести нас за собой, даже когда мы сомневаемся. Некоторые люди этого не видят, они на самом деле тебя не понимают – знают лишь, что без колебаний отправятся в ад, если ты отдашь приказ. Но, видишь ли, я знаю, что ты будешь там, в первых рядах, а им придется бежать, чтобы не отстать от тебя.

Ты никогда не отступаешь. Ты никогда не колеблешься. Ты никогда не отдыхаешь.

Немигающий взгляд Макса впечатается в эти стены навеки.

– Что, по-твоему, случится, – тихо спросил Джулз, – если ты отдерешь от рубашки эту гигантскую «S» и поспишь? Если позволишь себе провести час, вечер, черт возьми, да целые выходные просто дыша и получая удовольствие от прожитого момента? Что произойдет, Макс, если – после того, как все закончится – ты позволишь себе действительно насладиться компанией Джины? Сидеть в ее объятиях и разрешить себе быть счастливым. Не обязательно быть счастливым всегда – лишь на этот короткий промежуток времени.

Макс промолчал.

И Джулз продолжил:

– А потом, может, ты позволишь себе побыть счастливым и в следующие выходные.

Не слишком счастливым, – быстро добавил он, – этого мы не хотим. Но немножечко, потому что эта невероятная женщина – часть твоей жизни, потому что она заставляет тебя улыбаться и, вероятно, фантастически трахается, и… Видишь? Ты слушаешь. Не убивай меня, я лишь хотел убедиться, что ты не отключился.

Теперь Макс наградил взглядом его.

– Ты закончил?

– Ох, сладкий, нам некуда идти, и до рассвета уйма времени. Я только начал.

«Черт», – закатил глаза Макс. Но не поднялся и не ушел. Просто сидел.

На той стороне площади и прежде не было ни малейшего движения, и сейчас ничего не изменилось. Но Макс снова принялся наблюдать.

Джулз помолчал целых полторы минуты.

– Просто на случай, если я неясно выразился, – сказал он, – я всем сердцем верю, что ты полностью заслуживаешь всего счастья, которое можешь ухватить. Не знаю, какой ущерб нанес тебе твой отец, но...

– Я не знаю, смогу ли... – перебил Макс. – Ну знаешь, то, что ты говорил. Просто приходить с работы домой и...

Святые угодники, Макс действительно заговорил. Об этом. Или, по крайней мере, говорит. Джулз подождал еще, но Макс лишь покачал головой.

– Знаешь, что случается, когда работаешь задницей? – наконец спросил Джулз и сам же и ответил: – В следующий раз ее просто не будет. И тогда тебе придется задействовать другую жизненно важную часть тела. Ты должен дать себе время отрастить новую, перезарядиться. Когда ты в последний раз был в отпуске? В тысяча девятьсот девяносто первом или девяносто втором?

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я был в реально долгом отпуске как раз...

– Нет, сэр, не считается. Госпитализация и восстановление после почти смертельного ранения – не отпуск, – взорвался Джулз. – Разве в отделении интенсивной терапии ты не думал время от времени, почему совершил ту глупую ошибку, результатом которой стала пуля в твоей груди? Может, это случилось из-за сильной усталости, вызванной вечным шилом в заднице, которое заставляло тебя работать без продыху семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки?

Макс вздохнул, затем кивнул.

– Знаю, я облажался, в этом нет сомнений, – он помолчал минуту. – И делал это неоднократно в последнее время. – Он бросил взгляд туда, где Джоунс притворялся спящим, прикрывая глаза поднятой рукой. – Я слишком часто изображал Бога. Не знаю, может, я уже начинаю верить в судьбу, и она воздает мне по заслугам.

– Но не по заднице, – вставил Джулз.

Макс улыбнулся, но улыбка быстро пропала.

– Да, похоже, что по горлу. – Он потер лоб, а Джулз сидел и смотрел на него. – Это всегда в моей голове, – тихо продолжил Макс. Джулз едва его слышал. – Все, что я должен сделать. Все, что не сделал. Я не могу избавиться от этого, как от документов на моем столе, и просто пойти домой налегке. – Он взглянул на Кэссиди, и в глазах отразилась сильная боль. – Как я вообще мог ожидать, что кто-то вроде Джины смирится с этим?

Ух ты.

Ладно. Они сейчас не просто болтали, они разговаривали.

– Отчего же ты ждал, что Алисса смирится с этим? – парировал Джулз. – Ты ведь попросил ее выйти за тебя замуж.

Тишина затянулась, и Джулз уже готов был врезать себе за то, что упомянул Алиссу.

Локке – его подругу, бывшего напарника и, очевидно, ахиллесову пяту – когда Макс заговорил.

– Она проводила на работе еще больше времени, чем я, – сказал он. – Иногда я чувствовал себя просто бездельником.

Джулз и сам с этим сталкивался: когда бы он ни пришел на работу, не имеет значения, насколько рано, Алисса уже была там.

– Какое-то время я даже считал, что она экономит на арендной плате, живя в офисе, – коротко рассмеялся Кэссиди. – Но шутки в сторону, ты же знаешь, что она работала, чтобы отвлечься, правда? В смысле, сейчас, когда она работает в гражданском секторе – к слову, то, чем она как раз любит заниматься – то даже берет выходные. Отгулы. Они с.

Сэмом только что купили новый дом – целиком нуждающийся в ремонте. И собираются проделать всю работу самостоятельно.

– Это... – улыбнулся Макс, – как сказал бы Сэм? Поверить, мать твою, не могу.

– Она очень счастлива, – сказал Джулз.

– Я рад, – кивнул Макс. – Она сделала правильный выбор, не выйдя за меня.

– Потому что... ты на самом деле ее не любил?

– Иисусе, я не знаю, – ответил Макс. – Любовь заставляет чувствовать, что тебе может понадобиться серьезное лечение? Словно ты вот-вот взорвешься, потому что одновременно хочешь и девушку, и защитить ее – и получить можно либо одно, либо другое, а сделать ничего не можешь, отчего твои внутренности завязываются узлом, заставляя действовать, как чокнутый безумец, и в итоге проигрывают все? Черт.

Подперев пальцем щеку, Джулз притворно задумался.

– М-м, я приму это за «нет». Что ты действительно не любил Алиссу, потому что говоря «девушка», ты на самом деле имеешь в виду Джину, и – сладкий, очнись! – Джина, которую я знаю, стопроцентная женщина. Для начала, ты должен превратиться в настоящего человеческого мальчика[34] и действовать менее безумно, лады? Пожалуйста, перестань называть ее той, кем она не является.

Макс окатил его ледяным взглядом.

– Так все, что нужно сделать, это перестать называть Джину девушкой, и все будет хорошо? Вот так запросто мы заживем долго и счастливо.

– Ты не станешь счастливым, пока не разрешишь себе быть счастливым, – возразил Джулз. – Пока не примешь тот факт, что не можешь спасти каждую жизнь в этом мире.

Люди умирают, Макс. Каждый божий день. Ты не можешь спасти их всех, но кое-кого можешь. Если не убьешь себя слишком тяжелой работой. Тогда вот чем для тебя дело кончится... давай-ка подсчитаем, простая арифметика: получается – никого не сможешь спасти. Число, как я понимаю, равно нулю.

– Что если Джина одна из тех, кого я хочу спасти? Что если я хочу для нее чего-то…

Я не знаю … «Лучшего», черт побери, не то слово.

Но Джулз уже вцепился в него.

– Лучшего, чем что? – с отвращением фыркнул он. – Лучше, чем разделить свою жизнь с мужчиной, который, по твоим же словам, становится от нее «чокнутым безумцем»? С мужчиной, который заслужил уважение и восхищение каждого человека, с которым когда-либо работал, включая трех американских президентов? Мужчиной, который сексуален даже тогда, когда от него плохо пахнет? Макс, да брось, насколько еще лучшим тебе надо быть? По моему мнению, тебе нужна серьезная, серьезная психотерапия.

– Нет, – сказал Макс. – Не... я имел в виду другое. Менее... не знаю, трудно. Менее... – Он закрыл глаза. Выдохнул. – Я представляю будущее и вижу, как делаю ей больно. И... боже, я вижу, как она делает больно мне. Это неизбежно. Но я не могу держаться от нее подальше. Я собираюсь пойти туда. – Он ткнул во все еще тихий домик на площади. – Собираюсь вызволить ее, собираюсь отвезти ее домой и собираюсь никогда ее не отпускать. Сколько смогу. До неизбежного разбитого сердца.

Ладно. Джулз выдержал долгую паузу.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Так держать, мистер Романтик. И жили они жалко и раздраженно, и не то чтобы вечно.

– Давай просто перестанем говорить об этом, – снова заиграл желваками Макс. – От этого не легче.

На этот раз Джулз позволил тишине ночи виться вокруг них целых три минуты.

– Знаешь, я годами... – наконец прервал он молчание, потому что, проклятье, а вдруг Максу поможет, если он услышит эти слова? – ...поддерживал по-настоящему отравляющие отношения с парнем по имени Адам, который просто... Он все время рвал мое сердце из груди… Нет. Я постоянно позволял ему вырывать мое сердце. И лишь пытался вернуть его обратно.

Дело в том, что я дошел до той точки, когда заранее знал, что он снова причинит мне боль. Понимаешь, я все выучил, только ничему не научился. И делал ту же ошибку снова и снова, потому что какая-то бесстрашная часть меня, этот голос в моей голове просто отказывались принять реальность, типа: «В этот раз все будет по-другому. В этот раз он действительно будет любить меня так, как я хочу».

В итоге я пришел к тому, что заставил замолчать ту чересчур оптимистичную шестилетнюю «Санта существует» часть меня. Нужно было запереть ее, что я и сделал. И как только я это сделал, сразу же смог уйти от Адама. Да фиг с ним, я понял, что могу уйти от... кого угодно, если понадобится. Что не означает, будто я не сожалел о потерянных отношениях: черт, они были отстойными, но я жалел.

Джулз помолчал, думая об огромных киноафишах и изображениях на автобусах, куда бы он ни отправился. А затем сказал:

– Вот только однажды я проснулся и понял, что больше жалею о потере своего внутреннего ребенка. Мне не нравилось, в кого я превращаюсь без этого счастливого маленького голосочка – в слишком мрачного типа, понимаешь?

«Чересчур похожего на тебя». Кэссиди этого не произнес, но знал, что Макс понял.

– Так что я задумался всерьез и надолго, а чего же на самом деле хочет мой внутренний ребенок, – тихо продолжил Джулз, – и обнаружил, что в действительности не Адама. И даже не Робина – другого... Неважно. Это не то... – Он покачал головой. – Я хочу сказать, что понял: я не хотел Адама, я хотел мой идеальный образ Адама. Я хотел кого-то, как Адам, которого я вообразил. Я хотел любить кого-то, кто будет любить меня в ответ в соответствии с моим представлением о любви и уважении.

– Ты когда-нибудь сидишь просто? Тихо? Без разговоров? – вздохнул Макс.

– Хочешь, чтобы я замолчал, прежде чем доберусь до сути? – спросил Джулз.

– А в этой истории есть суть? В таком случае...

– Пошел ты. Сэр.

– ...продолжай.

– Суть в том, – сказал Джулз, – что я был в состоянии принять весь этот хаос, немного перенастроиться и снова выпустить моего внутреннего шестилетку.

Макс явно не понял.

– Вместо того, чтобы превратиться в какого-то угрюмого, мрачного, несчастного человека, – пояснил Джулз, – без чувства надежды, – о, скажем, как твой отец, – я поменял установку. И во мне снова зазвучал искренний детский боевой клич: «Однажды мой принц явится за мной». Есть определенные проблемы, знаю. Я имею в виду, что ищу совершенство. Так или иначе, я стремлюсь к лучшему. И говорю тебе все это, потому что знаю: где-то внутри тебя, в какой-то давно забытой паучьей норе притаился твой полный надежд внутренний ребенок. Тебе нужно найти его, сладкий. И нужно позволить ему выйти и порезвиться. Если не хочешь, то и не трать время на психоанализ, вычисляя, почему же – может, из-за отца? – запер эту верующую в Санту часть тебя. Хотя это и не повредит. Я большой поклонник саморефлексии и самопознания. Но даже если и нет, ты все еще можешь дать этой части себя новую установку: «Я разрешаю себе быть счастливым. Я разрешаю Джине любить меня». И, может быть, тогда, после того как мы завтра выбьем те двери, ты сможешь отвезти ее домой без всей этой чуши про неизбежный фатум.

Макс кивнул.

– Да, – сказал он. – Вот только, я думаю, Джина беременна.

Что?

– Да быть не может, – заявил Джулз. – Она ни с кем не встречалась. В смысле, за исключением симпатии, которой она вроде бы прониклась к Лесли-Джоунсу, когда впервые его встретила, о чем ты так не хотел слышать. Серьезно, я же всего месяц назад получил от нее письмо. Она бы мне сказала. И ты знаешь, что я бы сказал тебе.

– Да, вот только она встречалась кое с кем, – возразил Макс. – В Кении. Пол Джиммо. Несколько месяцев назад его убили в стычке за водные права.

– Нет, – успокаивающе произнес Джулз. – Ты ошибаешься. Джина упоминала о нем в одном из своих писем. Он владел фермой примерно в сотне миль от лагеря. Жил там с женой и детьми. Сладкий, он был женат.

Макс уставился на него.

– Вроде бы он просил Джину стать его второй женой, – поведал Джулз. – Некоторое время это было чем-то вроде их дежурной шутки, потому что, ну, Джина... не годится на роль второй жены. И даже если бы он ей нравился... Поначалу так и было, но потом он стал несколько настойчивым, и она испугалась... Но даже если, Боже, даже если бы она его любила, она никогда не спуталась бы с женатым мужчиной. Только не Джина. Ты знаешь это не хуже меня.

От таких новостей взгляд Макса стал ужасен.

И Джулз знал, о чем он думает. Если Джина ни с кем не встречалась...

– Откуда ты знаешь, что она беременна? – спросил Джулз.

Макс вынул из кармана лист бумаги, развернул его и протянул Кэссиди.

На самом деле это были два листа бумаги. Какое-то письмо и что-то вроде квитанции.

Джулз прочел оба.

– Ты звонил...

– Да, – перебил Макс. – Они не стали со мной говорить, а у меня не было времени, чтобы пробить по своим каналам. Я даже не знаю, как в Германии обстоят дела с конфиденциальностью – была бы у меня вообще возможность узнать что-либо даже по спецканалам?

– Это всего лишь стандартный бланк, – заметил Джулз. – А что до теста, может, она просто проверялась. Женщины ведь вроде бы должны делать это раз в год, верно? Джина находилась в Кении, а тут неожиданно попала с Молли в медицинский центр и решила – а почему бы и нет? Может, в этом месте тест на беременность является частью ежегодной проверки.

– Да, – откликнулся Макс, – может быть.

Прозвучало неубедительно.

– Ладно. Давай пройдемся по худшему сценарию. Она беременна. Я знаю, она не из тех, кто заводит интрижки на одну ночь, но... – Джулз запнулся. Он хотел помочь, но «Эй, отличные новости – женщина, которую ты любишь, могла забеременеть после случайного секса с незнакомцем» – чертовски не подходит в качестве утешения.

Не имеет значения, что эта идея менее ужасна, чем альтернатива – что Пол Джиммо продолжал настаивать и не принял ответ «нет».

Очевидно, об этом Макс и подумал, учитывая, как он сжимал челюсти.

– Что ж, – сказал Джулз, – похоже, наш короткий разговор не принес тебе облегчения.

Когда Макс не ответил, стало ясно, что он изо всех сил пытается не выпрыгнуть из окна и не полететь через улицу, используя свой гнев как движущую силу, чтобы пробить дыру в форме тела в стене того здания, где держали в заточении Джину и Молли – пожалуйста, Отче небесный, пусть они будут там.

И Джулз знал: если окажется, что этот Пол Джиммо все-таки прикоснулся к Джине без ее согласия, Макс найдет могилу парня, вытащит его тело, вернет к жизни, а затем убьет сукиного сына снова.

* * *
Когда Молли вышла из ванной, Джина разбирала металлический каркас кровати, раскручивая гайки и болты голыми руками.

– У нас будет лишь один шанс, – сказала она, вручая Молли громоздкий кусок металла – бывшую ножку кровати с маленьким колесиком на конце. Оказалось, очень сложно ухватиться за длинную L-образную железку, предназначенную удерживать вес пружинного матраса. – Мы должны быть готовы. Определенно, стоит одеться. Вещи все еще влажные, но нужно приготовиться бежать.

– У них оружие, – заметила Молли. Она попыталась ухватить металлическую штуку как бейсбольную биту, готовясь замахнуться сплеча. Ножка была тяжелой, но достаточно ли тяжелой для того, чтобы лишить взрослого мужчину сознания?

– Пистолет, в единственном числе, – заметила Джина.

– Этого мы не знаем.

Джина прислонила матрас к стене, чтобы Молли вытащила из-за маленького столика в углу один из двух стульев.

– В последний раз, когда Эмилио заходил, оружия не было видно. Знаешь, возможно, у него нет патронов, – проинформировала ее Джина, никогда не имевшая счастья быть подстреленной. – Он ни разу не воспользовался своим пистолетом, даже когда в нас стреляли.

– Или у него может быть тьма-тьмущая боеприпасов. – Молли опустилась на стул, ноги до сих пор были ватными.

Правда в том, что ему достаточно лишь двух пуль, чтобы оборвать три жизни.

– А может, и нет, – возразила Джина. – Если это не так, то нас здесь держит только наш страх.

– Это, и сердитый маленький человечек с ломом в коридоре, – напомнила ей Молли.

– Он показался тебе злым? – заколебалась Джина.

– Либо он зол, либо мучается от ужасного запора. – Пока она принимала душ – осторожно, по чуть-чуть поливая себя, спасибо биопсии – Джина прорабатывала оба мировых события и множество местных заголовков, вычисляя таинственных «тех», кто хотел обменять Грейди Моранта на похищенную жену Эмилио, сотворив целую цепочку боли.

– Оденься, – снова приказала Джина, несомненно, опять впустую. – Серьезно, Мол, и теннисные тапочки тоже. Я открою дверь, как только ты будешь готова. Насколько мы знаем, парня с ломом поблизости нет. Если он... – Она взвесила свою железяку с колесиком.

– Я не совсем уверена, будет ли от меня какой-нибудь толк, – сказала ей Молли, натягивая влажные штаны. – У меня все еще кружится голова. И тошнит. И уж точно не в моем стиле бить людей по голове.

– Тебе стоит что-нибудь съесть. – Джина направилась к банкам с едой.

Фу-у-у, гадость.

– На самом деле, пожалуйста, не стоит, – поморщилась Молли.

– Мы лучше возьмем еду с собой, – решила Джина. Она стянула одну из наволочек и принялась нагружать ее консервами. – Я знаю, тебе не по душе причинять кому-либо вред, но альтернативы...

– Я знаю, каковы альтернативы, – ответила подруге Молли, завязывая шнурки теннисок.

Смерть Джоунса. Или даже хуже. Смерть их обеих, да еще и ребенка. Или еще хуже.

– И я ударю, если придется, уж поверь. Я лишь имею в виду, что у меня, наверное, не очень хорошо получится. – Она снова села. – Но, тем не менее, ты пока так и не убедила меня, что у нас есть хоть малейший шанс против пистолета.

– Ш-ш-ш, – сказала Джина, подняв руку.

В коридоре звучали голоса. О боже.

– Мы должны бежать в гараж – прямо по коридору и налево, – проинструктировала Джина, придвигаясь ближе к двери и занося металлическую ножку в позицию для удара.

О боже.

– Дорогая, пожалуйста, мы можем сначала попробовать что-то другое? – скороговоркой произнесла Молли, перемещаясь за Джину, не совсем уверенная, где ей встать. Ведь ударить нужно было того, кто войдет в двери, а не подругу, да и самой желательно не попасть под удар. – Например, притвориться по-настоящему больными.

Как будто одной из нас нужно в больницу. Может, Эмилио...

– Он не собирается просто отпустить нас, – сказала Джина. – Ты сошла с ума, если думаешь...

– Мы могли бы хотя бы поговорить с ним, – ответила Молли.

– Ш-ш-ш, – снова произнесла Джина.

Что это за звук в коридоре? Словно какое-то животное или...

Очень маленький ребенок?

Дверь открылась, и на пороге, пошатываясь, замер маленький мальчик – едва ли старше двух лет.

– Нет! – крикнула Молли Джине.

Но Джина не собиралась бить малыша. На самом деле она шагнула к Молли, готовая блокировать ее удар.

В этот момент появился Эмилио. Взглянул на них – Молли все еще стояла с занесенной над головой железной ножкой – и схватил ребенка в объятия.

Хотя трудно было сказать, хочет ли он защитить мальчика или использовать его как щит.

– Вижу, вы тут были заняты, – сказал он с очаровательным акцентом. – Могу я представить своего внука Данжуму? Покорнейше благодарю вас обеих, что не причинили ему вреда.


Глава 15


С рассветом улица пришла в движение.

Макс сидел возле окна и рассматривал людей, спешивших на работу или рынок, детей, выбежавших поиграть на пыльную площадь.

Когда зазвонил сотовый Джулза, Грейди Морант, выразивший желание именоваться Джоунсом, поднялся на ноги.

Как и большинство оперативников со стажем, Макс знал по опыту, что Джоунс может легко перейти ото сна к полной боевой готовности. Конечно, Максу вообще не приходилось об этом беспокоиться. Он просто решил совсем не спать.

Во всяком случае, он не спал с тех пор, как пропала Джина.

– Мы получили еще один адрес электронной почты, – объявил Джулз, прижимая телефон к уху. – Это Яши, – кивнул он Максу. – Джо Хирабаяши, – уже Джоунсу. –

Напарник вернулся в Вашингтон, – снова Максу. – Я попросил его посмотреть учетную запись электронной почты, пытаясь проследить… Да, Яши, продолжай. Подожди, подожди, ты пропадаешь… – Кэссиди развернулся и подошел ближе к окну. – Так лучше.

Давай.

Макс и Джоунс остались стоять на месте, уставившись друг на друга.

– Ты действительно должен отдохнуть, – сказал Джоунс. – Я слышал, ты выходил прошлой ночью, после того как я вернулся. Ты вообще спишь?

Макс посмотрел на него.

– Лучше, наверное, тебе в ближайшие несколько дней свести все разговоры к «да, сэр» и «нет, сэр».

– Пошел ты. – Смешок Джоунса напоминал скорее оскал, чем обычную улыбку. –

Думаешь, что знаешь меня, идиот? – Он подошел ближе, понизил голос, очевидно, зная, что Джулз постоянно следит за ними. – Думаешь, ты знаешь, кто я и на что способен?

Макс не шелохнулся.

– Ты способен оставить двух невинных женщин в опасности. Какой номер ты выкинешь в следующий раз?

– Я готов отправиться за ними хоть сейчас, – сказал Джоунс. – Я отдохнул и могу пойти туда и забрать их. Я пришел к тебе за помощью, но так как ты явно не можешь помочь, я просто…

– Гениальный план. – Макс преградил ему путь. – Перейти улицу, выбить дверь и...

Что? Как ты уберешься с этого острова?

– Примерно в трех милях выше по дороге есть взлетно-посадочная полоса. Думаю, такдалеко ты не ходил. На этом острове куча денег, если ты не заметил.

– Так ты возьмешь самолет и полетишь… куда? – спросил Макс.

– Не все ли равно?

– При том, что у твоей жены рак, и она нуждается в лечении… Мог бы и учесть эту маленькую деталь.

– Ты думаешь, я хоть на секунду об этом забыл? – ощетинился Джоунс.

– Думаю, забыл, – парировал Макс. – У тех, кто хочет тебя найти, достаточно денег, чтобы перевезти сюда Джину и Молли без паспортов из Германии. Ты действительно думаешь, что они не выделят необходимые средства, чтобы выследить тебя? Ага, мечтать не вредно.

– Есть способы обезопасить ее, – заметил Джоус, – выход всегда есть.

– Например? Отвезти ее в американское посольство? Есть одно в Дили. Там она, в отличие от тебя, будет в безопасности. Так как же ты поступишь? Оставишь ее? Отлично, за стенами она будет в безопасности. Но едва выйдет из здания, чтобы поехать в аэропорт и улететь домой, как тут же снова превратится в мишень. Как ты собираешься обезопасить ее в этом случае? Собираешься доверить ее жизнь охранникам из посольства?

Может быть, нескольким девятнадцатилетним морским пехотинцам?

– Именно поэтому я не возьму ее в посольство, – сказал Джоунс.

– Ах да, ты ведь предпочтешь рискнуть ее жизнью…

– Проклятье, ты ведь прекрасно знаешь, я не хотел, чтобы ей что-то угрожало. Но знаешь что? Риск все равно существует. Он существует, даже если она будет сидеть у себя дома в Айове вместе с матерью. Я все сделал правильно, – выпалил Джоунс. – Я был чертовски уверен, что все спокойно, когда отправился в Кению. Я годами выжидал, чтобы угроза миновала. Но, вот дерьмо, ошибся – не учел, что она может заболеть. И что не поедет в Айову без меня. Она отказалась уезжать и, поверь мне, я попробовал все, чтобы ее переубедить. Я сказал ей, что собираюсь исчезнуть, чтобы дать ей возможность свободно уйти, но она ответила, что все равно будет ждать меня в лагере. Что если я хочу, чтобы она не получила ультрасовременное медицинское лечение, то это верный способ, и… – Гнев Джоунса поутих, но глаза выдавали отчаяние и уязвимость. – Я люблю ее, – сказал он Максу уже спокойно. – Я рискнул, доверившись Краус. Если бы я мог, то вернулся бы и сделал все по-другому. Знаешь, и так всю жизнь.

Макс знал.

Несколько лет назад, когда Джоунс был Грейди Морантом, его подразделение попало в засаду в тайной войне, которую Соединенные Штаты вели в Юго-Восточной Азии против одного влиятельного наркобарона.

Вся его команда была уничтожена. По крайней мере, так говорилось в официальных отчетах, которые видел Макс.

Вроде бы обнаружили и тело Моранта. Точнее, некоторые части тела вместе с армейским жетоном, явно недостаточные для опознания по отпечаткам пальцев и стоматологической карте.

Как и всегда, когда солдата, павшего в бою, не удавалось опознать по останкам, поползли слухи, но все просто решили, что принимают желаемое за действительное.

Когда же слухи об американце, переводимом из тюрьмы в тюрьму, не стихли, началось вялое расследование. Но оно стоило слишком дорого и отнимало много времени, так что в конечном итоге прекратилось. Результат: без результата.

Так было до недавнего времени, пока по анализу ДНК не установили, что похороненный в могиле Грейди Моранта на самом деле Грейди Морантом не являлся.

Примерно в это же время пошла молва о новом старшем лейтенанте Чая, якобы американце и бывшем спецназовце.

Грейди Морант не погиб в той засаде. Вместо этого он провел несколько лет в адской бездне тюрьмы в Юго-Восточной Азии, где его пытали похитители. Он молился, чтобы кто-нибудь его нашел, пришел за ним и отвез его домой.

Несколько лет назад Макс действительно сочувствовал Моранту. После встречи с ним стало ясно, что годы, проведенные в тюрьме, реальны. Грейди не предал свое подразделение, как все считали, узнав, что он работает на Чая. Он не был дезертиром, наоборот – это страна бросила его.

Жизнь отстой.

По мнению Макса, даже вся срань мира не оправдывает того, что сделал Морант, когда известный наркобарон, с которым он боролся, наконец пришел к нему на помощь и освободил его.

Макс бы скорее умер. Он скорее сгнил бы в этой тюрьме, чем согласился работать на врага.

И вот этот кусок дерьма и неудачник – как минимум, лжец, контрабандист и вор – обрел все-таки счастье. Он нашел любовь. Молли Андерсон действительно вышла замуж за этого сукина сына.

Ну да, конечно, жизнь подбросила им очередную подлянку. Но у Макса не было абсолютно никаких сомнений, что, как только они благополучно доставят девушек домой, Молли выиграет эту борьбу с раком и проживет долгую счастливую жизнь.

Как миссис «Неудачник-Морант» или Поллард, или Джоунс, или Смит, или какой там другой псевдоним Дейв себе выберет.

Черт, вероятно, с такой удачей Джоунс если и предстанет перед судом за свои многочисленные преступления, то сразу выйдет из-за какой-нибудь формальности.

В то время как Макс живет в мучениях.

В то время как в сотне миль от его персонального ада Джина воспитывает ребенка убитого Джиммо.

– В жизни нет возможности отмотать пленку назад, – сказал Макс Джонсу.

– Нет, – согласился тот, – только второй шанс.

– Ладно. – Джулз щелчком закрыл телефон и вновь присоединился к ним. – Вот какое дело. Наш парень послал новое электронное письмо. Он хочет номер телефона, чтобы связаться с нами и дать дальнейшие инструкции. Яши организует номер, который Эмилио не сможет отследить. Вызов переадресуется на мой телефон. – Он посмотрел на Макса. –

Я знаю, ты хочешь поговорить с Джиной, но, поверь, нет никакой возможности это сделать. Мы хотим, чтобы похититель думал, что Джоунс один. И ни в коем случае не хотим предъявлять слишком много требований. А вот когда мы свяжемся с Теста…

– Я знаю, – сказал Макс.

– Я попросил Яши убедиться, что последние четыре цифры фиктивного номера совпадают с цифрами твоего личного мобильного, чтобы Джина знала, если каким-то образом увидит его, что мы здесь. Шансов мало, но… – пожал плечами Джулз.

– Спасибо, – ответил Макс.

– Яши также вызывает офис ЦРУ в Джакарте, – сообщил Джулз. – Посмотрим, сможем ли мы отследить телефон Бенни. В любом случае, я пытаюсь получить оборудование для наблюдения.

– А помощь военных? – спросил Джоунс.

Джулз покачал головой.

– Все в режиме ожидания. Уровень террористической угрозы все еще высок, и приоритет нашего дела по-прежнему меганизкий. Я знаю, что это сводит тебя с ума, сладкий, но мы просто должны сидеть и ждать.

* * *
Молли притворилась, что потеряла сознание.

Джине хотелось зааплодировать – настолько удачно был выбран момент, – но Эмилио не кинулся на помощь. Вместо этого, все еще с ерзающим внуком на руках, он немного отступил, выходя из зоны удара, и рявкнул какой-то приказ на языке, звучавшем как итальянский.

Злой коротышка с ломом вошел в комнату и резко остановился при виде Молли, исполняющей пародию на финал «Лебединого озера». Но затем быстро подскочил к Джине и помог ей поднять матрас с пола. Тем не менее, все это время он посматривал за самодельным оружием, прислоненным к стене.

Как только Джина постелила простыни и одеяла, коротышка продемонстрировал, на что способен, легко подняв Молли на руки и перенеся ее на кровать.

Молли был обеспечен «Оскар» за лучшую женскую роль, ведь она во время перемещения даже не пикнула и не открыла глаз. Более того, она не открыла глаза, даже оказавшись на кровати, и лишь когда Джина склонилась над ней, веки начали трепетать.

Браво.

Эмилио снова крикнул что-то в коридор, появилась темноволосая женщина и, опустив голову, робко подала ему несколько бутылок воды, а затем снова исчезла.

– Ей надо в больницу, – сказала Джина Эмилио, потому что теперь, когда пробиваться к выходу больше не было возможности, они могли опробовать идею Молли.

Он передал воду парню с ломом, который сердито протянул ее Джине. Она взяла бутылки, лишь бы он их не бросил в нее.

Боже, он ее пугал.

– Как видишь, – сказал ей Эмилио, – питье, как и еда, запечатаны.

Джина открыла одну бутылку, помогла Молли сесть и сделать глоток.

– Она вся горит, – пришлось солгать, ведь, проклятье, кожа Молли была едва теплой.

Фактически, у нее были все симптомы обезвоживания.

– Ты в порядке? – спросила она Молли, внезапно осознав, что все ее достойное Мерил Стрип выступление вовсе не было игрой на публику.

Молли с гримасой отвернулась от воды, оттолкнув руку Джины.

– Ванная, – сказала она, и Джина помогла ей, проводив в крошечную, облицованную плиткой комнату так быстро, как только смогла.

Желудок Молли взбунтовался. Джина прикрыла дверь, оставив Молли интимно побеседовать с унитазом, и позволила настоящему беспокойству за подругу отразиться в голосе.

– И это может длиться часами. – Еще одна ложь, но почему бы и нет? – У нее сильное обезвоживание и высокая температура. Когда она в последний раз так болела, начались судороги.

Эмилио выглядел потрясенным этой новостью, хотя вся его тревога, вероятно, тоже была притворством.

– Ей нужно в больницу, – снова сказала Джина.

Эмилио покачал головой.

– Это невозможно.

– Ты действительно готов дать ей умереть?

Из ванной послышался шум льющейся воды. Джина приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Молли над раковиной брызгала водой себе в лицо. Совсем не подходящий момент, чтобы выйти и сказать то, что она обычно говорила после редких приступов утренней тошноты:

– Ух ты, я чувствую себя гораздо лучше.

Джина взяла только что открытую бутылку и проскользнула с ней в ванную. Не стоит легкомысленно оставлять ее без присмотра.

– Я помогу тебе вернуться в постель, – прошептала она Молли. – Я сказала им, что тебе нужно в больницу, так что притворись, будто так и есть, хорошо?

Молли вытерла лицо полотенцем.

– Я не хочу, чтобы они узнали, что я беременна, – прошептала она в ответ.

– Я знаю, – сказала Джина. – Я сказала ему, что у тебя высокая температура. Постарайся так себя и вести. – Она открыла дверь, а Молли прильнула к ней.

Эмилио до сих пор не ушел, его внук сидел на полу, играя с консервными банками.

Пока Джина помогала Молли добраться до кровати, мужчина передвинулся так, чтобы оказаться между ними и ребенком.

Зачем? Разве Джина собиралась схватить маленького мальчика и пригрозить сломать ему шею?

Боже, какая ужасная идея. Поступила бы она так, если бы это означало получать свободу? Какой неожиданный поворот: заложники захватывают заложника. Она сможет приказать Эмилио отдать оружие. И как только у них окажется пистолет…

А что если он разгадает ее блеф? На самом деле она ни за что и никогда не причинит боли беспомощному малышу, и, конечно, Эмилио понял бы это, едва взглянув ей в глаза.

Люди, которые берут заложников, сказал ей однажды Макс, должны быть готовы убить их. Должны быть готовы забрать хотя бы одну человеческую жизнь. Если они к этому не готовы, переговорщики почувствуют это и отправят группы захвата. А те просто выбьют двери и закончат противостояние без кровопролития.

По крайней мере, без пролития крови невинных.

– У вас красивый внук, – сказала Молли Эмилио, когда Джина передала ей бутылку с водой, а сама открыла другую. – Его зовут… Данжума?

Услышав свое имя, мальчик поднял голову, а затем, когда одна из банок покатилась прочь, рассмеялся и пополз за ней.

– Способность детей эмоционально восстанавливаться меня поражает, – пробормотал Эмилио, тоже наблюдая за мальчиком. – Его отца, моего сына, казнили прямо у него на глазах лишь месяц назад.

О Боже.

– Мне очень жаль, – сказала Молли.

– Его мать, – продолжил Эмилио, – моя невестка – вы видели ее несколько минут назад – была уверена, что и его убьют. Они иногда так делают: убивают детей, особенно наших мальчиков, чтобы те не выросли и не стали солдатами оппозиции. Его эта участь миновала. Вместо этого его бросили в тюрьму. Бросили в тюрьму всех троих, моя жена тоже была с ними, понимаете? Она видела, как умирал ее единственный сын.

Молли полностью купилась на эту историю. У нее в глазах стояли слезы. Джина не знала, зачем он рассказывает им это. Чтобы завоевать их симпатии? Чтобы они поняли, почему находяться здесь в заложниках?

– Кто они? – спросила она.

– Плохие люди, – последовало в ответ. – Жадные люди, которые могут очень многое потерять, если в Восточный Тимор придут закон и порядок.

– У них есть имена? – не унималась Джина.

– Их имена ничего вам не скажут, – ответил Эмилио. – Но для меня и моих соседей они – причина дрожать от страха. – Он повернулся к Молли, очевидно, решив, что она лучшая аудитория для его драматической истории. – В тюрьме моего внука долго удерживали отдельно от матери. Имельда, мать Данжумы, была вне себя. Когда мальчика наконец отдали ей обратно в руки, она была готова выполнять их требования. – Он оглянулся на дверь и понизил голос, чтобы невестка не подслушала.

Если предположить, что она могла говорить по-английски.

Молли сжимала руку Джины, совершенно очевидно веря каждому ужасному слову этой истории.

Все, о чем могла думать Джина – это где сейчас был пистолет Эмилио и как можно им завладеть.

Был ли его рассказ правдой? Может быть.

Если Джина чему в жизни и научилась, так это тому, что люди способны делать страшные, жестокие вещи друг с другом.

Она подумала о Нарари из Кении, которая умерла в тринадцать лет. О Люси, которую она помогла спасти, и чья старшая сестра все еще оставалась там, ожидая скорого появления своего ребенка и зная, что когда младенец родится, она будет обрезана снова[35].

Подумала о террористе, которого прозвала Бобом; он рассказал ей свою историю, пока держал ее в заложниках в самолете. Джина сочувствовала ему – его жизнь была одна сплошная борьба. Она видела в нем личность, а не просто человека с ружьем.

А он видел в ней только средство для кровавого финала.

– Я не знаю всего, что они сделали с Имельдой, – продолжал Эмилио. Его голос стал тише, но зазвучал тверже. – Она сказал мне, что ее заставили поблагодарить за убийство мужа, прежде чем отпустили с Данжумой на руках. Поблагодарить за убийство моего сына, – его голос сломался. – Простите меня.

– За то, что вы в ответ похитили нас? – спросила Джина. – Нет проблем, мы простим, только дайте нам уйти.

Но Молли пробормотала:

– Это ужасно.

– Они велели ей, – произнес Эмилио со слезами на глазах, – найти меня и сказать, что у них Сумая. Моя жена. Если я хотел увидеть ее снова, то должен был… – Он указал на помещение вокруг них. – Я не использовал эту комнату более десяти лет, по крайней мере, не по прямому назначению. Да, в свое время я сделал состояние на... несчастиях других, это правда. Но это было много лет назад. Мои… навыки растерялись. Я знал, что будет проще заманить Грейди Моранта сюда, заставить его прийти ко мне…

Молли прервала его:

– Но должен быть другой способ забрать вашу жену из этой тюрьмы. – Она повернулась к Джине. – Ты могла бы позвонить…

Джина сильно сжала ее пальцы и взглядом предупредила не произносить имя Макса, не говоря уже о его принадлежность к ФБР. Она громко перебила Молли, просто на случай, если та не поняла.

– Моему брату? Он полицейский в Нью-Джерси, – солгала она Эмилио. – Может, он знаком с кем-то, ну, не знаю, в ФБР или ЦРУ, или что-то вроде этого – с кем-то, кто мог бы помочь.

Молли поняла. Мачикса чилучше чине упочимичинать.

Эмилио тем временем с сожалением покачал головой.

– Слишком поздно.

Джина знала, что это было самое нелюбимое выражение ее оптимистичной подруги.

Молли снова села.

– Никогда не поздно.

– Сумая мертва, – сказал им Эмилио. – Сегодня утром пришло сообщение от контактного лица в тюрьме. Ее тело захоронили в братской могиле на прошлой неделе. Я это подозревал, потому что все мои неоднократные просьбы о доказательстве жизни – ну, помните, как мы сделали с телевизором на складе? – были проигнорированы.

Он повернулся к Джине, которая пыталась осмыслить этот последний поворот в рассказе.

– Я вижу, вы не впечатлены. Почему вы должны верить всему, что я вам наговорил?

Мое состояние нажито на выкупах. Я держал вас под прицелом и провез через полмира запертыми в корабельном контейнере против вашей воли. Я могу уверять вас, пока не сдохну от натуги, что ничего не имею против вас. Я не хотел навредить вам, моей единственной целью было спасти женщину, которую я люблю.

Если бы он начал плакать, Джина осталась бы настроенной скептически, но он этого не сделал. Вместо этого его голос и глаза стали жесткими, полными горечи, злыми.

– Но она мертва, и моя цель изменилась. Последнее, что я хочу сделать – это дать им то, чего они хотят. Я не уверен, как вас защитить, потому что мой враг здесь, повсюду вокруг нас на этом острове и на соседних островах тоже. Я бы доставил вас в больницу Дили, но, боюсь, там будет еще менее безопасно. У меня действительно есть друг врач.

Мой новый план, если вы согласны, таков: я отвезу вас к нему домой, там вы сможете получить необходимую медицинскую помощь. Там вы будете в безопасности.

– Почему бы не отвезти нас в американское посольство? – Джина поднялась на ноги.

Неужели это действительно произойдет?

Неужели он действительно собирается просто… отпустить их?

– На этом маленьком островке нет ни одного. И даже если бы и было… – Он засмеялся. – Помогая вам, я не хочу навредить себе. Имельде, Данжуме и мне придется покинуть наш дом навсегда, но мы не найдем убежище в Америке, могу это гарантировать. – Он покачал головой. – После того как я отправлю вас к моему другу, вы сможете договориться о перелете к ближайшему посольству. У него есть самолет и пилот, которого тоже очень легко уговорить. Видите ли, моим врагам не потребуется много времени, чтобы понять, что я уехал, и поэтому вас двоих будут усиленно искать.

Он нашарил что-то в кармане. Пистолет? Джина сделал шаг назад, а он вытащил… сотовый?

– Вот, – сказал Эмилио, протягивая ей.

Джина открыла телефон, не смея поверить… Но иконки на экране показывали, что батарея заряжена и прием сильный.

Он снова что-то достал из кармана. Лист бумаги.

– Мои контакты в Джакарте обнаружили Моранта. Он здесь, в Индонезии. Позвоните ему. – И протянул ей лист.

Это была… распечатка из электронной почты? И номер телефона. Жду дальнейших сообщений. Г.М.

Хотя подождите!

Джина знала этот номер телефона наизусть, по крайней мере часть его.

Последние четыре цифры были такими же, как в номере Макса. Ей нужно присесть.

Боже мой, Макс тоже здесь.

Весь остальной мир рушился, но Макс был здесь, пытаясь найти ее.

– Позвоните ему, – повторил Эмилио. – Скажите ему, что я доставлю вас в резиденцию доктора Oлана Катипа на северной стороне этого острова, Пулау-Миды. Мы рядом с Пулау-Ветар. У Катипа охраняемое поместье…

Он, наверное, продолжал говорить, но Джина его уже не слушала. Она встала и отошла, поскольку Молли попыталась выхватить у нее телефон и бумагу.

Сердце колотилось, Джина набирала номер телефона, молясь, чтобы жизнь не обошлась с ней так жестоко, и эти цифры не оказались простым совпадением.

* * *
Примерно в десять часов утра мобильный телефон Джулза зазвонил снова.

Джоунс рылся на кухне, разыскивая на забитых полках какую-нибудь еду с повышенным содержанием углеводов.

Он остановился на одной из трех, стоящих прямо по центру, банок с говядиной и макаронами в томатном соусе. Невероятная роскошь – не выбирать консервы на давно забытой полке, чтобы владельцы квартиры не догадались о визите незваных гостей.

Джулз сказал ему, что эту квартиру агенты ЦРУ использовали в рамках ведущегося расследования террористической деятельности.

Интересующий их террорист жил через два дома от жилища подозреваемого похитителя.

Какое счастливое совпадение. Или было бы, если бы Джоунс верил в удачу или совпадения.

Он знал, как здесь все работает, на этих изолированных островках. Если выслеживаемый террорист переехал практически в соседний с Тестой дом, на то была серьезная причина.

Но, невзирая на совпадение, эта квартира – просто божий дар. Если бы не она, парни провели бы всю прошлую ночь на крыше и вымокли до нитки под предрассветным ливнем.

Конечно, сегодня этот вариант все еще мог произойти – неизвестно, сколько еще придется ждать, чтобы выбить дверь Эмилио Тесты. Потому что гребанное сегодня началось с вестей из Джакарты о том, что Бенни, связной Джулза в ЦРУ, имел несчастье оказаться мертвым.

Джулз и Макс как раз дискутировали, должны ли они остаться или уехать. Имела ли смерть Бенни какое-то отношение к ним. Вернуться ли Джулзу в Джакарту, чтобы получить оборудование для наблюдения, которое они хотели.

Но сейчас Джулз смотрел на свой звонящий телефон.

– Ладно, – сказал он достаточно громко, чтобы привлечь Джоунса к разговору, – это не Яши, я не узнаю этот номер. Это может быть наш человек.

Джоунс вышел из кухни.

– Значит, ответить нужно мне.

– Я включу громкую связь, – согласился Джулз. – Помни, он может сделать то же самое.

Джоунс почувствовал всплеск адреналина, но заставил себя поверить в обещание Джулза, что Теста не сможет найти их по спутнику, благодаря Яши, который находился сейчас в Вашингтоне. Дейв заставил себя сосредоточиться. В волнении легко было чего-то не услышать. Или услышать только то, что хочешь услышать, или неправильно понять даже простейшую информацию.

Но даже все психологические тренировки Джоунса не подготовили его к тому, что он услышал после того, как Джулз ответил на звонок, после того, как он сам включил идентификатор. Морант. Он не мог припомнить, когда в последний раз так представлялся.

– Эй! Это я! – Святой Иисусе. Это была Джина.

На другом конце комнаты Макс по-прежнему следил одним глазом за домом Тесты, откуда, с тех пор, как они начали вести наблюдение, так никто не вошел и не вышел. Но теперь он вмиг повернулся, жестами показывая Джулзу отключить микрофон, чтобы Джина, или кто-либо другой, не могли его услышать. Макс испытал огромное облегчение, услышав голос Джины, узнав, что она была еще жива, по крайней мере, пока. Но стоило Джулзу отключить микрофон, как Джоунсу понял, что Макс намерен выяснить, жива ли Молли тоже, не ставя под угрозу безопасность женщин.

– Она не сказала: «это Джина», – скороговоркой произнес Макс. – Она сказала: «это я». Не называй ее и Молли по именам. Теста может не знать, кто есть кто, и лучше держать его в неведении и дальше. Спроси: «Ты в порядке, вы обе в порядке?»

Макс кивнул, Джулз включил микрофон, и Джоунс повторил все в точности.

-Да, – сказала Джина, и Джоунс вновь начал дышать. Спасибо тебе, Боже. Он должен был сесть, поскольку чувство облегчения было колоссальным. Как Максу удается оставаться спокойным?

– Мы обе в порядке, – продолжала она. – Только Молли, ну, она немного обезвожена.

Вот вам и теория Макса «не называем имен».

– Мы обе обезвожены, – снова заговорила Джина. – Быть заложником, скажу я вам, совсем не весело, даже если вокруг бегает лишь один человек с маленьким пистолетом.

Джулз отключил микрофон, качая головой в восхищении:

– Она просто рассказала нам…

– Да, – прервал его Макс, потому что Джина продолжала говорить:

– Я имею в виду, Имельда довольно застенчива, а ее сыну, Данжуме, всего лишь два года, но… парень с ломом довольно страшен. Конечно, в доме, который мы не видели, может быть больше людей…

Джоунс встал, поняв, почему Джулз улыбается. Джина только что просто рассказала им, что ее похитителей всего четверо, и у них, вероятно, был только один маленький пистолет.

– Давайте просто выломаем эти гребанные двери, – не сдержался он.

Но Джина снова заговорила. Наступила пауза, они услышали голос на заднем плане, а затем она сказала:

– Эмилио говорит, что я напрасно трачу время. Мне очень жаль. Но… Макс с вами? Потому что… – Она недоверчиво засмеялась. – Эмилио собирается нас отпустить.

– Что?!

– У них его жена, – продолжала Джина, – но Эмилио узнал, что она мертва, что люди, у которых она была, убили ее, поэтому он не хочет... Слушайте, это все так запутано, я просто думала, что было бы легче сделать это, если бы Макс был с вами... Он там? Могу ли я... Пожалуйста, я должна поговорить с ним.

Макс забрал у Джулза телефон. Включил микрофон.

– Джина, – сказал он, – я здесь.

– О, Макс! – Голос Джины переполняли эмоции. – Слава Богу… – И тут она пропала.

Зато появился другой голос, мужской, возможно, принадлежавший Эмилио.

– Эта воссоединение очень трогательно, но время не ждет. Я собираюсь отвезти женщин к другу в северную часть Пулау-Миды, на островок севернее Восточного Тимора. Там они будут в полной безопасности, пока вы не приедете.

* * *
Через несколько минут после того, как Эмилио забрал у Джины телефон, началось светопреставление.

Минуту Эмилио спокойно разговаривал с Максом по телефону, объясняя, как добраться к дому врача. Но затем он замолчал, как будто слушая то, что говорит ему Багат. А потом начал кричать.

Итальянский Молли в основном ограничивался словами, благодаря которым она могла заказать десерт, но слово «спешите» она знала. И слышала его сейчас от Эмилио в избытке.

Вбежала Имельда, схватила ребенка и выбежала.

Парень с ломом вошел без предупреждения, отбарабанил поток итальянских слов, взял у Эмилио что-то, похожее на брелок для ключей, и затем исчез.

А в очень уверенной руке Эмилио появился тот противный маленький пистолет, который они не видели с тех пор, как входили в корабельный контейнер.

Он направил ствол прямо на Джину, которая все еще выглядела ошеломленной от мысли, что Макс пришел за ней, и что она на самом деле разговаривала с ним по телефону.

Она замешкалась, когда Эмилио бросил ей мобильник, но все же поймала его.

– Что происходит? – спросила Молли.

– Скажите вашему другу, – приказал Эмилио Джине, – что, если хоть кто-то зайдет в дом, вы умрете первыми.


Глава 16


Макс совершил ошибку, позволив похитителю узнать, что они на Пулау-Миде. Более чем очевидно, что Эмилио не ожидал их прибытия в Индонезию так быстро. И совершенно ясно, что он ждал Джоунса одного, и присутствие Макса его ошеломило.

Макс как раз выслушивал план Эмилио по отправке Молли и Джины в поместье какого-то доктора.

Где был – ах, как удобно! – самолет, на котором Джоунс увез бы их прочь.

Вот тогда-то Макс и прокололся, предложив Эмилио сдать заложников прямо сейчас, в его доме. Макс благополучно увез бы их с острова. Пусть он и не сказал Эмилио, что находится через улицу, но дал понять, что подобрался очень близко.

Теста тут же перешел на крик, а затем отключил микрофон на своем телефоне.

Макс должен был на все соглашаться, а потом перехватить девушек по дороге.

Конечно, тогда он застал бы врасплох человека, у которого был по крайней мере один смертоносный пистолет. А оружие и неожиданные сюрпризы плохо сочетаются.

– Проклятье, – сказал Багат.

– Да, – согласился Джулз, глядя на улицу. – Еще я поймал очень странный сигнал.

Пахнет ловушкой. Но если он искренне хотел позволить им уйти...

– К черту его «хотел – не хотел». – Джоунс был полностью готов. – Я пойду туда, прежде чем он заберет их и сбежит.

– Внимание! – объявил Джулз. – Гаражная дверь открывается.

Без малейших усилий Джоунс выбил защитную сетку и выскочил через боковое окно.

Проклятье. Он должен был идти последним, а не первым. Ради бога, он же гребаная мишень!

Но затем в телефоне раздался голос Джины:

– Макс, у Эмилио пистолет, он говорит, что не хочет, чтобы ты... входил?.. Где ты? О мой бог, ты действительно так близко? Да, да, понимаю, – голос зазвучал раздраженно, очевидно, она говорила с Эмилио. – Макс, он велит сказать тебе, что застрелит меня, если ты войдешь. – Снова Эмилио: – Я сказала ему, ладно?

– Белый фургон покидает гараж, – объявил Джулз, перекрывая визг шин.

Проклятье!

– Вы с Молли все еще в доме? – спросил Макс и последовал за Джоунсом. До земли было почти десять футов, но Багат приземлился на ноги, а совсем рядом с ним – Джулз.

– Да, – сказала Джина.

– Вы не в движущемся автомобиле? – Ему необходимо было убедиться.

На улице был припаркован потрепанный «форд эскорт», Джоунс уже открыл ржавую дверь и пытался завести чертову штуку, замкнув провода.

– Нет, – четко произнесла девушка.

– И Молли с тобой? – спросил Макс.

– Она прямо здесь, – ответил Джина. – Макс, что происходит?

Джулз с пистолетом наизготовку уже проник в гараж. Кто бы ни уехал в том фургоне, он так торопился, что оставил гараж нараспашку, а дверь в дом – приоткрытой.

И это была та еще дверь. Вроде дверей в бункере, построенном на случай серьезного нападения.

Макс тихо позвал Джулза:

– Притормози.

Джулз зажал что-то между косяком и дверью, чтобы она точно не захлопнулась, кивнул, сигналя, что он принял сообщение и не собирается дальше внутрь.

– Джоунс, – прошипел агент, вернувшись к поднятой двери гаража и пытаясь привлечь внимание Дейва. Кэссиди молча подал Джоунсу сигнал убраться с улицы. Затем указал на гараж и пантомимой изобразил руль. Его послание было яснее ясного. Внутри была машина.

Джоунс кивнул, закрыл дверцу «эскорта» и двинулся к агентам.

Макс сосредоточился на Джине, находившейся на том конце телефона.

– Скажи Эмилио, что я снаружи и хочу войти – просто поговорить. Без пистолета, совершенно безоружный, с поднятыми вверх руками. Скажи ему, я могу полностью раздеться, если он захочет. Господь свидетель, я уже так делал раньше.

– Правда? – Джина даже рассмеялась.

– Да, скажи ему.

Ее голос звучал... совершенно так же, как и всегда. Макс не знал, чего ожидал – может, подавленную, испуганную, разбитую Джину, побежденную страхом осознания, сколь малы шансы выбраться из этой ситуации невредимой.

– О, Макс, – сказала она, – ты не представляешь, как я рада слышать твой голос.

– Просто скажи ему, Джина, – велел он, но не смог удержаться, чтобы не добавить: – Я тоже.

Багат отключил микрофон, пока Джина передавала сообщение, увидев, что Джулз хочет что-то добавить.

Но Джоунс заговорил первым:

– У нас не так много времени до прибытия подкрепления.

– А мы уверены, что он лжет? – спросил Джулз. – Если бы я кого-то похитил и решил потом отпустить, а ее очень разгневанный муж внезапно оказался бы у моего порога, я бы тоже вел себя, как животное, загнанное в угол. Если жена Эмилио мертва...

– Если у него вообще есть жена, – заметил Джоунс.

– Поколдуй над этой развалюхой, – приказал Джулз Дейву. – Теста может не захотеть передать нам ключи. Нужно быть готовыми двигаться. Я собираюсь позвонить в посольство в Дили, известить их о ситуации. – Он повернулся к Максу: – Нужен твой телефон, я дам тебе свой.

Макс выудил аппарат из кармана и передал его Кэссиди.

– Макс? – в трубке Джулза вновь раздался голос Джины.

– Я здесь.

– Ты можешь войти. Но он хочет, чтобы ты был в футболке, без куртки, без головного убора, руки подняты вверх, как ты и говорил. Он сказал, если услышит в коридоре хоть какой-нибудь шум, пока ты здесь, то застрелит меня.

– Понял. – Макс уже раздевался: куртка, кобура, оружие – все в кучу на бетонном полу. – Я вхожу, – сказал он Джулзу.

Джоунс высунулся из автомобиля:

– Не дай ему причинить им боль.

– Не дам, – пообещал Макс.

Наверное, нелегко было оставаться здесь, когда Молли была там, но Джоунс кивнул.

– Не могу связаться с посольством, – сообщил Джулз.

– Продолжай пытаться. Джина, – сказал Макс в трубку, – скажи Эмилио, что я открываю дверь из гаража в дом. Оставь телефон включенным, если сможешь, ладно? Я оставлю свой аппарат Джулзу. Хочу, чтобы он мог все слышать. – Багат передал телефон с отключенным микрофоном и понизил голос, глядя на напарников. – Если я скажу «огонь», вы быстро входите и стреляете на поражение. Понятно?

Джоунс кивнул.

– Макс, – Джулз придержал его за руку. – Не сваляй слишком уж большого дурака.

– Где же ты был со своими советами полтора года назад? – Макс вошел в дом. – Я иду по коридору, – громко крикнул он, держа пустые руки поднятыми.


* * *
Джулз Кэссиди тоже здесь?

У Джины не было времени задаваться вопросом, сколько еще членов команды привез Макс, или как Джоунс вышел с ними на связь, потому что Эмилио передвинул пистолет от ее бока к подбородку.

Ствол был холодным и тяжелым. И способным полностью снести ей голову с плеч, стоит только Эмилио нажать на спусковой крючок.

Она держалась очень спокойно, в руке был все еще включенный телефон.

Но затем в дверях комнаты появился Макс. Он быстро окинул помещение взглядом, подмечая все – Молли, сидящую на кровати, пистолет в руке Эмилио – прежде чем встретиться взглядом с Джиной.

– Привет, – сказал он так просто, словно они столкнулись в хлебном отделе супермаркета. Вот только какое приветствие подошло бы в такой ситуации?

Но больше его приветливости Джину сбило с толку, насколько другим выглядел Макс. Она обнаружила, что думает о всяких глупостях, например, что его ключица достаточно зажила, раз позволяет ему вот так держать руки поднятыми. Может быть, из-за того, как черная футболка обтягивала его грудь и плечи или из-за того, как он держал руки – отчего на бицепсах натянулась ткань,– но Макс выглядел полностью вернувшим форму за те месяцы, что Джины не было.

Вернувшим форму и кое-что еще.

Но не только великолепный внешний вид делал его похожим на незнакомца.

Очевидно, с тех пор, как он в последний раз брился, прошла уйма времени, и его подбородок покрывала густая щетина. Темные волосы растрепались и спутались, словно он много дней не снимал головной убор. Вместо элегантного костюма – джинсы и кроссовки, хотя она привыкла видеть его в повседневной одежде в реабилитационном центре.

Нет, это глаза придавали ему незнакомый вид – она определенно никогда не замечала у него такого взгляда. Джине всегда нравились глаза Макса – бездонные и настолько экзотически темно-карие, что казались почти черными. Сейчас он смотрел на нее так, как ей всегда хотелось: ничего не скрывая, показывая ей все чувства, которые испытывал прямо сейчас. Страх, гнев, уязвимость, отчаяние – все совершенно очевидно наряду с невероятным облегчением и огромной надеждой.

– Привет, Макс, – прошептала она в ответ.

Но тот уже сосредоточился на Эмилио и пистолете.

– Отойдите от нее, мистер Теста. В этом нет необходимости. Просто отпустите ее, сделайте два шага назад и цельтесь в меня.

– Сколько с вами человек? – спросил Эмилио. Он тяжело дышал, его била крупная дрожь, и Джина чувствовала спиной, как колотится его сердце. Или, может, это было ее сердце.

– Отойдите от девушки. Женщины, – поправился Макс, покачал головой и адресовал Джине извиняющую гримасу. – Тогда мы поговорим.

– Пистолет у меня, и я устанавливаю правила, – голос Эмилио стал напряженным.

– Я знаю, вы не хотите ее ранить, – тон Макса был мягким, спокойным, – поэтому просто возьмите меня на прицел и...

– Грейди Морант тоже здесь? – спросил Эмилио. – Он ведь в гараже? Я не хочу, чтобы он входил.

– Не войдет. И если вы отойдете от Джины, – повторил Макс, – мы обсудим, как всем нам лучше выбраться отсюда целыми и невредимыми.

Джина стала молиться, чтобы Эмилио не напрягал палец на спусковом крючке и не подстрелил ее, намеренно или случайно. И не только потому, что она не хотела, чтобы ее мозги брызнули на стену, но и потому, что она знала – если Эмилио вот так ее убьет, Макс никогда от этого не оправится.

А она и без того уже принесла в его жизнь слишком много боли.

– Прямо сейчас, – сказала она ему, – юридический факультет Нью-Йоркского университета выглядит реально упущенной возможностью.

Макс улыбнулся – губы едва дрогнули.

– Да. – Но он даже не взглянул на нее, сверля Эмилио взглядом.

А тот наконец-то отпустил Джину.

Девушка пошатнулась, внезапно потеряв опору. Уронив телефон, она приземлилась на четвереньки и отползла подальше, пытаясь убрать голову от пистолета.

Вот только теперь Эмилио направил чертову штуковину на Макса.

– Хорошо, – произнес Макс явно для Джулза. – Держите его прямо, цельтесь в меня.

– Пожалуйста, не стреляй в него, – взмолилась Джина. – Уж лучше бы ты застрелил меня, чем...

– Это не поможет, – сказал ей Макс.

– ...снова пройти через это, – закончила она. – Ты можешь просто положить пистолет на пол? Пожалуйста.

– Макс может держать руки поднятыми, – вмешалась Молли. – Мы все хотим одного: выбраться отсюда живыми. Так что давайте просто все успокоимся.

Эмилио опустил пистолет.

От облегчения ноги Джины подкосились, и она присела на край кровати.

– Спасибо.

Молли подалась вперед и обняла подругу.

А Макс продолжил работу:

– Давайте сделаем это. Позвольте мне отвести Джину и Молли в доки. Мы наймем гидроплан, чтобы добраться до американского посольства в Дили. Мы просто выйдем отсюда. Просто уйдем. Мы можем выйти все одновременно – вы можете уйти в одну сторону, мы пойдем в другую. Теста, мы не пытаемся осложнить вам жизнь. Мы просто хотим, чтобы Джина и Молли были в безопасности. Я вижу, что вы о них хорошо заботились. Мы все это очень ценим...

– Как вы нашли меня так быстро? – спросил Эмилио.

– Не имеет значения, – ответил Макс. – Нужно сосредоточиться...

– Нет, имеет, – перебил Эмилио. – Потому что у меня было время подумать. Я не хочу, чтобы ублюдки, убившие мою жену, остались безнаказанными. Если у вас есть... связь. С вашим правительством, с ЦРУ – я знаю, что они здесь на Пулау-Миде... Если вы нашли меня с их помощью и если вы гарантируете... Как это называется? Амнистию? И, возможно, материальный стимул, который позволил бы мне переехать... У меня есть информация, которой я готов поделиться.

Эмилио Теста, несомненно, предположил, что если они охотно пошли на сделку с Грейди Морантом, то готовы провернуть то же самое с кем-нибудь еще. Сам Джоунс подонку не доверял, но Макс и Джулз говорили с Тестой – Джулз по одному сотовому, в то время как по другому все еще пытался связаться с посольством – словно были его новыми лучшими друзьями. Конечно, сложно сказать, верят ли они Эмилио на самом деле или просто пытаются заставить его так думать. Как бы то ни было, это радикально отличалось от той тактики переговоров, что Макс использовал, когда открыл дверь номера гамбургского отеля и обнаружил в коридоре Джоунса. И все же, что бы они ни делали, они поступали верно.


* * *
– Джоунс, – позвал Джулз, и тот отвлекся от попыток взломать замок багажника «импалы».

На пороге стояла Молли. Она выглядела усталой и бледной, а волосы заплела в косу.

Ее одежда предназначалась для лета северной Германии. Молли закатала штанины, чтобы приспособиться к жаре Индонезии, а рукава трикотажной рубашки повязала вокруг раздавшейся талии.

– Мэм, вам нужна медицинская помощь? – спросил ее Джулз.

Но она заметила Джоунса. И бросилась к нему. И вот, ох, Иисусе, он уже обнимает ее.

– Пожалуйста, скажи мне...

– Ты?.. – Она отступила и окинула его взглядом так же, как и он оглядел ее.

– Со мной все в порядке.

– Я в норме.

Оба произнесли это одновременно и сразу же добавили:

– Точно?

Джоунс не знал, плакать или смеяться. Молли делала и то, и другое, пока он ее целовал. Но вдруг она вздрогнула, и Дейв быстро ослабил объятия.

– Ты ранена. Я убью его...

– Нет, нет – это из-за биопсии.

О боже. Он совершенно забыл. Джоунс отстранился и посмотрел на нее:

– Это?.. – он не смог договорить.

– Не знаю, – покачала головой Молли. – Для получения результата нужно было время.

– Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться мужу. – Я чувствовала, как ребенок шевелится. Мы с Джиной ужинали в Гамбурге, и я его почувствовала.

Ребенок. Джоунс знал, что должен что-то сказать, но не мог врать.

– Это было так волнующе, – продолжала она. – Официант принес нам бесплатный десерт, чтобы отпраздновать.

Бог знает, он не мог сказать ей правду. Джоунс осторожно прижал ее ближе, так, чтобы она не могла видеть его лица и понять, о чем он думает.

– Мне так жаль, – прошептал он вместо этого. – За все это.

– Мне тоже. – Затем она отстранилась, и ее лицо приняло строгое учительское выражение. – Ты не должен был приезжать, – пожурила она.

– Да, верно, и ты не должна была.

– Хотя я даже не знаю, где мы находимся, – призналась Молли.

– Восточная Индонезия, – пояснил он. – Очень близко к Восточному Тимору.

– Ну конечно. Из всех беззаконных островов в этой части мира мы оказались возле самого беззаконного.

На той стороне гаража Джулз продолжал сражаться с обоими телефонами и следить за улицей.

Чем они там в доме занимаются?

Молли ответила не его невысказанный вопрос:

– Они выходят – просто пытаются придумать, как сделать это так, чтобы Эмилио не чувствовал угрозы. Думаю, он тебя боится.

– Умный парень.

– Собираюсь напомнить тебе, что ты мишень, и попросить тебя не лезть на рожон. И собираюсь забраться с тобой на заднее сидение, – сказала она, – и, не знаю даже, отвлекать тебя всеми возможными женскими уловками, чтобы ты не подстрелил Эмилио.

Или не выкинул что-то в таком духе.

Молли «сделала лицо»: приняла то особенное выражение, которое появлялось у нее всякий раз, когда она была с чем-то совершенно не согласна.

Джина тоже очень хорошо «делала лицо», но Молли была бесспорной королевой:

немного приподнимала брови, округляла глаза, втягивала воздух – чтобы буква «С» прозвучала отчетливее. Уголки губ слегка приподнимались, и когда она собиралась выдать убийственный аргумент – ей нравилось спорить, – и когда бывала очень раздражена.

Прямо сейчас Молли была раздражена.

Джоунс снова заключил ее в объятия и поцеловал, не давая возразить.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Давай сядем в машину и умчимся. Я хочу убраться отсюда.

Она понизила голос, взглянув через гараж на Джулза:

– Тебе стоит убраться отсюда. Прямо сейчас.

Джоунс покачал головой:

– Я не уеду без тебя, малышка.

– Ты должен. – Она была чертовски серьезна. – Мы поедем в посольство в Дили. Если ты согласишься...

– Да, прости, я не уеду, пока не буду уверен, что ты в безопасности. Отсюда до Дили долгий путь. – Он потянул ее за собой в машину.

– Но они упрячут тебя за решетку, если... – начала она.

– Вероятно, – отозвался Джоунс. – Но только когда мы вернемся в Штаты. – И снова поцеловал ее.– Я рискнул, Мол, и мы проиграли.

– Рискнул? – не поняла она.

– Пытаясь получить паспорт, чтобы вернуться домой. У Краус. Я все еще не знаю, кто за этим стоит, или что они хотят, но я знаю, что ГреттаКраус продала меня.

– Эмилио нашел нас в ее студии, – кивнула Молли.

– Знаю, – мрачно сказал он. – Я видел запись с камеры наблюдения. Явились террористы, устроили стрельбу, и, кстати, тебя едва не убили, черт возьми.

– Боже. Это было невероятно. Я сперва даже не поняла, что происходит и...

– Невероятно, – поправил ее Джоунс, – когда кто-то открывает огонь в церкви или универмаге. А когда такое случается в мастерской профессионального фальсификатора, куда преступники приходят за новыми личностями, это чуть меньше чем невероятно. Тебя не должно было там быть.

Но все произошло так, как он и ожидал. Она беспокоилась за него.

– Я хотела тебя предупредить, – сказала Молли. – Я знала, что за нами следят. Мы заметили Эмилио в коридоре отеля у нашего номера, когда вернулись из церкви. Я боялась, что...

– Я бы смог о себе позаботиться. – Ему хотелось встряхнуть ее. – Ты должна была отправиться прямиком в посольство.

– Но это именно то место, куда ты бы ни за что не пошел, – резко возразила она.

– Как ты вообще нашла эту студию? – Он определенно не давал ей адрес Краусов.

– Мы заглянули в... одно второсортное заведеньице, полагаю, отчасти ломбард, отчасти бордель, и просто притворились, что нам нужны паспорта, чтобы добраться до Нью-Йорка.

Иисусе. Он мог лишь представить, что это был за притон. И только подумав об этом, он тут же захотел выбить из негодяев все... Как там говорит Джина? Обезьянье дерьмо.

Хотя, если бы Джоунс попытался выйти на связь с Греттой Краус, понадобилось бы недели полторы и куда больше одного визита в дрянной бордель.

– Мы вошли, – рассказывала Молли, – прикинулись, что плохо говорим по-немецки: «Извините, помогать, пожалуйста...», сделали щенячьи глазки... – Она продемонстрировала. – Плюс ужасно кашляли, чтобы никто не подходил слишком близко. Мне даже не пришлось сверкать декольте.

О боже! Сейчас на его лице тоже возникло специфическое выражение, которое появлялось у него время от времени и проходило под кодовым названием «Что за на?»

Но на этом история еще не закончилась.

– Джина запихнула куртку под рубашку и притворилась, что тоже беременна. Это было нашей легендой – причиной так рваться в Америку. Чтобы наши дети могли родиться там.

Она была чертовски горда собой, что придумала такое для визита в бордель, заполненный, без сомнения, худшими образчиками рода человеческого. Ворами. Сутенерами и работорговцами. Наркоманами, толкачами, убийцами, насильниками...

– Она повторяла лишь «Не говорить английский, шпрехн кайн дойч» и притворялась плачущей, когда кто-нибудь на нее смотрел, – закончила Молли. – Она была великолепна. – И в свою очередь поцеловала Джоунса. – Пожалуйста, уезжай, - попросила она. - Давай договоримся, где мы встретимся, когда все это закончится. После того, как я приеду домой и побываю в больнице.

«Побываю в больнице». Словно избавиться от рака – как по парку прогуляться.

Словно счастливый исход гарантирован.

Но Молли была непреклонна.

– Где-нибудь в Перте или на Тайване, или, может, в Куала-Лумпур – мы могли бы помочь с ликвидацией последствий торнадо. Там все еще нужны волонтеры.

– Не могу, – сказал ей Джоунс.

– Конечно, можешь...

– Нет, – сказал он. – Даже если ты убедишь меня, что будешь там в безопасности, я не уеду. Я продал душу дьяволу, чтобы найти тебя, Мол.

Она не поняла.

– Я заключил сделку с Максом, – пояснил он. – Обменял себя на тебя и Джину. В отличие от некоторых людей он, по крайней мере, не желает мне смерти.

Это была жалкая попытка пошутить, и, конечно, Молли не рассмеялась. Но перестала уговаривать его бежать, как будто искренне верила, что он человек чести, человек, который держит свое слово.

В это же время на той стороне гаража Джулз обсуждал что-то с Максом по телефону.

– Нет, – говорил Кэссиди. – Сделаю. – Пауза. – Нет. Я сделаю это. Кто-то должен остаться с Джиной и Молли и...

Наблюдается недостаток тестостерона. Очевидно, появилась опасная работенка для настоящего героя.

А человек чести Джоунс сидел в машине, обнимая жену.

– Нет, – сердито пропыхтел Джулз. – Я здесь главный, так что заткнись, чтобы я мог сказать тебе, что нужно сделать.

Ха! А у парнишки-гея есть яйца.

– Мы наймем адвоката, – сказала Молли, возвращая Джоунса в зияющую черную дыру неуверенности, что была их будущим.

– Да, – отозвался он и выдавил улыбку, глядя ей в глаза, молясь, чтобы она не заметила ужас, охватывающий его каждый раз при мысли, что он может ее потерять.

Даже если они уедут сейчас и через какой-нибудь портал попадут прямо к дому ее матери в Айове, все еще оставался шанс, что он похоронит Молли в ближайшие несколько лет.

Джоунс повысил голос, зовя Джулза:

– Нужно ехать. Чего так долго?

Джулз снова услышал сигнал «занятно», наконец оставил попытки дозвониться в посольство и убрал телефон.

Пора ехать.

Проверил оружие, в тысячный раз пожалев, что патронов мало. Его утешительным призом была шляпа. Мятая фетровая шляпа, которая выглядела так, словно ее сдуло с головы Хамфри Богарта на съемках «Рифа Ларго», унесло в небо во время кино-урагана и спустя шестьдесят лет выбросило на другом конце света. На голову Джулзу. Пусть она и хранилась в чулане за домом и пахла так, словно провела как минимум тридцать лет в поддоне птичьей клетки.

Да, сэр! Надеть ее почти так же здорово, как коричневую кожаную летную куртку.

Что, по правде, было не очень-то справедливым сравнением по отношению к куртке – великолепно сохранившийся антиквариат, и совсем без запаха. И определенно сработает в его пользу, с точки зрения кое-каких его детских фантазий. Но день превращался в адово пекло – наверное, миллиард градусов в тени. Чтобы уж наверняка получить тепловой удар, не хватало только перчаток или, может, шерстяного шарфа.

– Сегодня в роли Индианы Джонса, известного как Грейди Морант, Джулз Кэссиди, – произнес он, просовывая руки в рукава.

Неужели на это кто-то купится? Джоунс гораздо выше. На самом деле вопрос на миллион, конечно, в том, наблюдают ли за ними вообще и нужен ли этот маскарад?

Эмилио Теста был убежден, что да. Он предположил, что если наблюдатели увидят, как от его дома отъезжает автомобиль, где один человек держит другого под прицелом, то решат, будто Морант под стражей.

Теория номер два – первая, что за ними все-таки следят – так называемые наблюдатели немедленно прыгнут по своим машинам и последуют за Эмилио. И если его перехватят...

Сюрприз: в машине нет Грейди Моранта – только Джулз.

А тем временем Джоунс и остальные смогут уехать на «импале» незамеченными.

Теория номер три, что машина размером с крейсер действительно может проехать незамеченной, ну да ладно.

По согласованному плану они возьмут две машины и поедут в один пункт назначения – к дальним докам в гавани. Джулз и Эмилио должны добраться туда первыми и встретить ожидающийся в скором времени гидроплан, принадлежащий человеку, которому по заверениям Тесты можно доверять. Пилот доставит их в американское посольство в Дили в Восточном Тиморе. Остальные по плану затаятся в ожидании звонка «все в порядке» от Джулза.

В случае, конечно, если все будет в порядке.

Обе стороны все еще не слишком друг другу доверяли. Например, несмотря на настойчивые утверждения Эмилио, что теперь он за них, мужчина отказывался сдать оружие. И хотя Джулзу не нравилось быть занудой, но в драматической истории Э. с похищением и убийством оставались кое-какие темные пятна.

А как насчет того, что Джулз, Макс и Морант вошли в дом через распахнутую дверь гаража целых пятнадцать минут назад? Сразу после того, как белый фургон с ужасающим визгом шин исчез на изрытой дороге, наверняка привлекшим внимание наблюдателей.

Эмилио отметил этот факт и использовал его как аргумент для немедленного вылета.

Ладно. Но все же, как насчет белого фургона? Кто в нем уехал и куда они так поспешно направились?

Эмилио сказал им, что его ассистент Антон увез его невестку и внука в безопасное место.

Хорошо, но по данным ЦРУ выходило, что Эмилио женился всего лишь десять лет назад. Что это за сын-акселерат, который в девятилетнем возрасте успел завести семью и ребенка?

Но если указать на несоответствия в рассказе Эмилио, дело не продвинется, так что Джулз держал комментарии при себе. Переговоры с вооруженным мужчиной затянулись дольше, чем они ожидали, и главное было убрать Молли и Джину подальше от пистолета Эмилио.

Джулз все еще не был уверен наверняка, кем были «они» – и наблюдатели, и те, кому наблюдатели подчинялись, но сейчас это не имело значения.

Эмилио упомянул о связи с человеком по имени Рэм, но было непонятно, сменил ли этот Рэм на троне наркобизнеса недавно почившего Чая и жаждал голову Грейди Моранта, или же работал на правительство Индонезии. Конечно, на этом отдаленном острове очень может быть, что Рэм играл на оба фронта. Без сомнения, они во всем разберутся, если и когда достигнут американского посольства.

Хотя – просто чтобы добавить перцу – Джулз все еще не смог связаться с посольством в Дили.

Он звонил и знакомым дипломатам в Джакарте, и в местный офис ЦРУ, но везде было занято. Яши тоже присоединился к международному фестивалю гребаного игнора и не подходил к телефону в Вашингтоне.

Ого-го-го!

Наконец на пороге появилась Джина. Эмилио крепко ухватил ее за руку и прижимал пистолет к ее спине. Макс держался в нескольких шагах позади и выглядел так, словно колючку проглотил.

Мистер Э. выглядел точно так же, как на записи с камер наблюдения. Подтянутый.

Ухоженный. Даже вблизи он выглядел не старше пятидесяти пяти. Ну ладно, кожа на шее выглядела на шестьдесят. Одеколон тоже был хорош, но уж очень много Теста его на себя вылил.

Он точно знал, как склонить людей к сотрудничеству – держать ствол как можно ближе к заложнику, в данный момент – к Джине. Если Эмилио нажмет на спусковой крючок, то ни за что не промахнется.

– Спасибо, что делаешь это, – обратилась Джина к Джулзу.

Ага, словно он вообще разрешил бы Максу пойти к Эмилио.

И не только потому, что Теста был вооружен и опасен, а Макс больше не являлся правительственным агентом. Джулз слышал каждое слово, которыми они тогда обменивались, и ему было совершенно очевидно, что Макс уже должен бы заключить Джину в объятия и повторить поцелуй Хана Соло и принцессы Леи – лучший момент в фильме «Империя наносит ответный удар».

Может, когда Джулз и Э. выйдут из гаража и заберутся в тот древний «эскорт» – оказывается, он принадлежит Тесте – Макс воспользуется возможностью и крепко, страстно поцелует эту женщину, которую столь явно обожает.

А может, нет.

– Дорогуша, мне нравится твоя стрижка, – сказал Кэссиди Джине, отдавая Максу сотовый обратно. – Для женщины, которая пять дней была мертва, ты выглядишь невероятно.

– Что? – спросила она, но пора было идти.

– Макс тебе расскажет, – подмигнул он. Вот оно. У Макса точно слезы навернутся на глаза, когда он будет рассказывать Джине, что получил известие о ее смерти. И тогда Джина его как минимум обнимет. И если Макс не воспользуется этим моментом для все проясняющего поцелуя, он не заслуживает этой женщины.

– Ой, – вырвалось у Кэссиди, когда Эмилио прижал ствол к его почке.

– Прости. – Эмилио постарался придать голосу извиняющиеся нотки, но, очевидно, был так напряжен, что забыл изобразить раскаяние и на лице. Выглядело жутковато. Тем более что затем он еще раз ткнул Джулза. – Пойдем.

Ух ты, намечается забава?

Тем временем Макс вышел вперед, закрывая собой Джину. Поймал взгляд Джулза.

– Будем ждать твоего звонка. – А молча передал совсем другое послание. Если Эмилио доставит Джулзу малейшие неприятности, тот должен застрелить преступника.

И неважно, что у Эмилио заряженный пистолет. Неважно, что Джулз держит пустые руки на виду и получит огромную дыру в боку, стоит ему запустить руки под куртку.

Несмотря на невыгодное положение, Макс непоколебимо верил в способность Джулза выкрутиться с пустыми руками.

Вполне возможно, что это был самый выдающийся момент за всю карьеру Джулза – здесь, в этом грязном гараже с негодяем, прижавшим пистолет к боку Кэссиди.

– Увидимся, – пообещал Джулз Максу, надвинул шляпу на лицо и медленно вытянул руки перед собой.

Так они и вышли.


Глава 17


Макс наблюдал, как «эскорт» Тесты, фыркая и чихая, наконец поехал по улице. За рулем сидел Джулз.

Багат обернулся. Джина стояла, обняв себя, и смотрела на него так, словно он убил ее щенка.

– С ним все будет в порядке.

– Что Джулз имел в виду, сказав тогда в комнате, что ты больше не его начальник? – спросила она.

– Он имел в виду, что я больше не его начальник, – отозвался Макс. – Слушай, нам нужно поторапливаться и...

– Извини, ты прав. Я просто... Здорово было тебя увидеть. Какое-то время. – Она явно сильно разозлилась на него и отвернулась к машине, с заднего сидения которой Джоунс вытаскивал Молли.

– Мы пойдем пешком, – пояснил Макс, опережая вопрос Джины. – И я рад тебя видеть.

Больше чем она могла представить.

– Пешком? Но...

Он знал: она слышала, как он говорил Эмилио о поездке на «импале».

– Машину брать не будем, – пояснил он, – потому что Теста хотел, чтобы ее взяли.

Мы ему не доверяем. – Повернулся к Джоунсу. – Можешь отвести нас на то летное поле, которое нашел прошлой ночью?

– Запросто.

– Но ты позволил Джулзу уехать с ним. – Джина была недовольна.

– Я ничего Джулзу не позволял. К тому же он может о себе позаботиться. У нас есть чем прикрыть головы Джины и Молли? – спросил Макс у Джоунса.

– Вроде бумажных мешков? – съязвила Молли. – Знаю, мы, должно быть, выглядим ужасно, но...

– Шарфы. Чтобы спрятать ваши волосы.

Она еще находила время для шуток. Но две американки все равно будут выделяться своей западной одеждой, даже с покрытыми головами.

Вполне возможно, что это и не важно, вот только рыжеватые волосы Молли бросаются в глаза.

– Может, здесь есть что-нибудь. – Джоунс нашел лом и попытался вскрыть багажник «импалы».

– Мы могли бы посмотреть в доме, – предложила Джина.

– Нет, не хочу тратить время, – решил Макс. – Давайте просто...

– Ух ты. – Джоунс открыл багажник.

Молли подошла взглянуть:

– Господи всемогущий!

– Ах ты черт! – Джина была немного менее почтительна.

Макс молча рассматривал коллекцию оружия, заполнявшую багажник автомобиля.

Чего тут только не было: от пистолетов до американских автоматических винтовок М3 и автоматов HK-MP5, от снайперских винтовок «ремингтон» с оптическими прицелами до каких-то весьма смертоносного вида дробовиков.

Достаточно, чтобы вооружить маленькую армию.

Или дюжину террористических ячеек.

Нутро подсказывало ему не доверять Эмилио Тесте, просто он не понял, насколько сильно.

– Думаю, «ах, я несчастный, они похитили и убили мою жену», было просто лапшой на уши, – произнес Джоунс.

Удачно развешанной лапшой. С таким выбором оружия Эмилио позволил им – и тем, кто выехал отсюда в белом фургоне – считать, что у него только один маленький пистолет. Макс почти восхищался Тестой. Почти.

– Джулз с этим парнем, – сказала Джина.

Словно он забыл.

– Ага. – Maкс достал телефон, чтобы позвонить Джулзу, и в то же самое время, как и Джоунс, залез в багажник и вооружился одним из автоматов, прихватив щедрый запас патронов.

Но, проклятье, это был не его телефон, а Джулза. Они так и не поменялись обратно, а значит, Максу нужно набрать свой номер, чего он никогда не делал... Он нашел себя в телефоне Джулза под буквой «Б». Только не «Багат», а «Босс, Макс». Позвонил.

– Выдвигаемся. – С телефоном, прижатым к уху, он двинулся по улице.


* * *
Как только Джулз выехал на дорогу, ведущую вниз с горы в гавань, Эмилио открыл телефон. Он опустил пистолет, едва автомобиль миновал площадь и свернул на эту узкую, петляющую дорогу, окруженную джунглями.

Тогда-то Джулз и подумал, что, возможно, Эмилио говорил правду. Может быть, следующие несколько минут пройдут в полном соответствии с планом, и они относительно нормально доберутся в доки.

– Извини, – сказал Джулз. – Я бы предпочел, чтобы ты никуда не звонил, пока мы не приедем...

– Да, – ответил Эмилио по телефону. Он не просто демонстративно проигнорировал реплику Джулза, но и снова поднял пистолет.

Ну не чудесно ли.

Эмилио скороговоркой говорил на языке, который Джулз не узнал. Но он не нуждался в ученой степени по портунисскому – или как там называлась эта смесь португальского и индонезийского? – чтобы догадаться, о чем толкует Эмилио. «План изменился. Морант в моем доме, ждет звонка, что все в порядке, а затем поедет в доки в моей синей «импале». Тогда его и возьмете».

Но тут Теста перешел на английский, как будто к линии подключился кто-то еще.

– Нет, – сердито произнес Эмилио. – Нет, неправильно. Я заманил его на остров и это все, что я обещал сделать. Дальше дело за вами...

Джулз ощутил, как в кармане его кожаной летной куртки начал вибрировать телефон. Это было странно. Он же поставил телефон Макса на виброзвонок, а не свой...

Черт. Он оставил Максу не тот аппарат.

Кэссиди потянулся за трубкой, но Эмилио резко его одернул:

– Держи руки на руле, чтобы я их видел!

Несомненно, он решил, что Джулз потянулся за оружием, что, если подумать, было чертовски отличной идеей.

Эмилио не мог застрелить Джулза, потому что тот вел машину. Узкая дорога с крутыми поворотами осыпалась, ограждение местами проржавело. Не так уж и много нужно, чтобы автомобиль пошел юзом и оказался на суперскоростной трассе вниз с горы.

Нет, Эмилио не мог застрелить Джулза. Но Джулз мог застрелить Эмилио.

– Останови машину, – приказал Эмилио, закончив разговор и закрыв телефон.

– Я так не думаю, – отозвался Джулз и вдавил педаль газа в пол.


* * *
– Проклятье, – выругался Макс.

Этого не было в списке фраз, которые Молли ожидала услышать от него прямо сейчас. Что-то типа «Ура!», например. А сразу за ним: «Мы в безопасности, можем больше не убегать!» А потом: «Кто хочет на завтрак барбекю и шоколадный торт?»

Утренняя тошнота закончилась, и появилось ненасытное чувство голода.

– Я только что потерял сигнал своего телефона, – произнес Макс вместо этого.

– Может, мы подошли слишком близко к вышке, – еле выдохнула Джина. Бег в гору тоже явно не входил в список ее развлечений.

А им довелось много побегать, с тех пор как Молли зашили после биопсии.

– Что это, черт возьми? – спросил Джоунс.

Что там? Они остановились на пыльной грязной дороге. Молли наклонилась вперед, пытаясь отдышаться, как вдруг...

Без сомнения, это звук приближающегося грузовика. Сама машина все еще оставался вне поля их зрения, но десять к одному, что это не фура с праздничными бумажными тарелками и салфетками для местного «Уолмарта».

– Вот черт, – произнес Джоунс.

В прошлый раз Молли провела достаточно времени в этой части мира и знала, что звук грузовика – шум двигателя, рев мотора – означал только одно.

И Макс объяснил Джине, что именно:

– Это, вероятно, военный транспорт.

И двигается он в их сторону.

Вопрос на миллион долларов: чьи войска он везет?

Поскольку американское посольство переехало в соседний Восточный Тимор, должны быть и морские пехотинцы, чтобы его защищать, верно? Так что вполне вероятно, что грузовик мог быть полон союзников.

Но взгляды, которыми обменялись Макс и Джоунс, сказали Молли, что мужчины не полагаются на этот сценарий.

– Мы можем спрятаться и подождать, пока он проедет? – спросила Джина.

– Звук такой, будто грузовик не один, – откликнулся Джоунс. – Они могут искать нас и просто не проедут мимо.

К тому же дома вдоль дороги стояли вплотную и друг к другу, и крутому склону горы. А по другую сторону высилась отвесная скала. Вид открывался невероятный, но спрятаться совершенно негде.

– Туда, – приказал Макс, и они отправились обратно, откуда пришли.

Потому что выбор был невелик.

Недавно они прошли тропинку, уходящую от дороги в гору.

– Тупик, – буркнул Джоунс, когда Молли пошла в ту сторону.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Я был там прошлой ночью. – Дейв даже не запыхался. Конечно, он ведь не был беременным или с заштопанной грудью. – К этому летному полю есть другая дорога, – обратился Джоунс к Максу. – Не такая прямая. Часть пути нам нужно будет пройти вниз по склону, а затем вернуться назад и обойти гору с другой стороны.

«Идти вниз» звучало неплохо.

Тем более, что на обратном пути отвесная скала слева превратилась в обрыв, покрытый непроходимыми джунглями. Макс повел их вперед, через ограждение, остановившись, чтобы подать руку Джине, а затем Молли.

– Осторожно, – сказал он, но Джина поскользнулась. – Джоунс!

Тот шел сразу за Молли и крепко ее держал, а Макс схватил Джину за шиворот.

– О мой бог! – Падая, Джина приземлилась на пятую точку и сбила Макса с ног. Но он ее не выпустил. Держал, и они оба скользили и скользили, почти проложив новую тропинку, пока ему наконец не удалось зацепиться рукой за одно крепкое деревце.

К этому моменту Джина ухватила его за ногу.

Молли услышала, как Макс спрашивает Джину, в порядке ли она.

– О мой бог, – вновь произнесла та.

Джоунс обхватил запястье Молли, показывая ей, как плотно сцепить их руки, чтобы получился замок.

Они начали очень медленно спускаться.

– Жаль, что нет веревки, – произнес он.

– Будь у меня возможность загадать желание, я бы не стала тратить его на веревку, – отозвалась Молли.

– Точно подмечено, – произнес он, пока они тащились вниз по холму. – Я бы хотел иметь в запасе хотя бы лет шестьдесят, чтобы состариться с тобой в маленьком домике в каком-нибудь маленьком городке, не знаю даже, в Северной Калифорнии?

К своему удивлению, она рассмеялась:

– Серьезно? Я думала, ты ненавидишь Штаты.

– Ну да, – пожал плечами Джоунс. Возможно, признание этого факта привело его в замешательство. – Но это не значит, что я не хочу вернуться домой.

Молли подумала, что желание вернуться в Америку была чистой самоотверженной жертвой, и за это она любила его еще больше, но времени сказать ему об этом уже не оставалось, потому что они нагнали Джину и Макса.

Макс показал Джине, как хвататься за заросли, если она снова поскользнется.

Этот дурачок держал ее за талию, крепко прижав к себе, а она закинула руку ему на шею. Они шли практически нос к носу, но он не сделал и попытки поцеловать ее.

Вместо этого Макс ослабил объятие и взглянул вверх на Джоунса:

– В какую сторону?

– Не знаю, – признался тот. – Я не успел обследовать эту часть горы прошлой ночью.

Макс не обрадовался.

– Я тоже.

– Я почти уверен, что мы сейчас севернее дома Эмилио, – сказал Джоунс. – Мы идем прямо на юг и попадем на скалу, который нависает над крышей здания. Лучше взять восточнее, подальше от дороги.

Значит, на восток.

Макс возглавил группу, держа Джину так же, как Джоунс держал Молли.

– Думаешь, сможешь идти быстрее? – спросил ее Джоунс.

Быстрее? О боже...

– Могу попытаться, – сказала Молли.

Но скользить вниз по склону было даже сложнее, чем бежать вверх, и вскоре она запыхалась. Джоунс замедлил шаг.

– Почему бы тебе не пойти за помощью? – спросила Молли, с трудом выговаривая слова. Господи, сердце так колотилось.

– Исключено. – Он обнял ее за талию, и они пошли еще медленнее.

– Грейди, пожалуйста...

– Я тебя не оставлю.

– Но...

– Никаких «но». Береги дыхание.


* * *
Джулзу нужны были обе руки на руле, когда машина, встав на два колеса, одолела первый крутой поворот и с оглушительным визгом задела боком ограждение.

Эмилио вцепился в ручку над дверцей. Вооруженной рукой.

Сейчас или никогда, и Джулз мысленно воздал хвалу Крэнки Хэнку, бывшему рейнджеру, который управлял стрелковым полигоном, где постоянно тренировалась команда Макса, и заставлял Кэссиди стрелять левой рукой снова и снова, пока у того глаза не сходились в кучку.

Джулз потянулся за своим оружием, пытаясь одной рукой держать скользящий автомобиль прямо.

Легче сказать, чем сделать, и, прежде чем они перевернулись, он быстро положил обе руки на руль.

– Ублюдок! – или что-то подобное на итальянском выкрикнул Эмилио.

Он выстрелил, и пуля разнесла пассажирское окно за Джулзом.

Иисусе! Она разминулась с головой агента всего на пару миллиметров. Кэссиди резко швырнул машину влево, почти к самому ограждению, и приготовился ударить по тормозам, потому что как только они остановятся – внезапно и неожиданно для Эмилио – можно будет дотянуться до своего оружия и...

Ладно, пробить ограждение не входило в его план, и...

Машину тряхнуло, и она полетела вниз. Джулз изо всех сил вцепился в руль.

А Эмилио каким-то образом ухитрился опять в него выстрелить.


* * *
Небо.

Над ними было слишком много ярко-синего неба, и Макс крепче сжал запястье Джины, пока они медленно спускались.

Примерно на полсекунды он осмелился надеяться, что они дошли до дороги, которая простиралась по эту сторону горы. Но для обычной дороги неба было слишком много.

– Погоди, – крикнул Багат Джоунсу, отставшему вместе с Молли.

Вместо того чтобы найти дорогу, они пришли на край света.

Конечно, не на самом деле, но выглядело именно так.

Джунгли закончились отвесной скалой.

– Держись за него. – Он прицепил Джину к крепкому дереву, убедился, что она сжала руки вместе, и аккуратно приблизился к краю.

– Будь осторожен, – с тревогой окликнула она.

Макс пошел еще медленнее. Он не хотел ее напугать. Богу известно, Джина напугала его за них двоих, когда заскользила вниз у ограждения.

Ему сильно повезло, что он смог ухватить ее за рубашку и удержать.

Правда, если бы не смог, то нырнул бы за ней головой вперед.

У него ушло слишком много времени, чтобы схватиться за растение, которое не вырвалось с корнем под их весом. Неожиданно перед ним мелькнуло четкое видение, как они оба катятся с горы, и он, черт возьми, не способен ничего сделать, чтобы спасти их.

Просто удивительно, насколько страх притупляет боль.

Какая-то ветка врезала ему прямо по яйцам, но он ничего не почувствовал, пока подтягивал Джину в свои объятия и затем просто лежал с ней посреди джунглей.

И трясся от ужаса.

Грань между жизнью и смертью никогда не была настолько призрачной. Словно тончайшая линия, пересечь которую возможно в любой момент.

Добравшись к краю обрыва, он проверил каждое направление, каждую точку опоры под ногами.

– Макс, – снова позвала Джина.

– Я в порядке, – отозвался он. Нужно было удостовериться, что утес просто выглядит устрашающим с этой точки, а...

Нет. Ни следа, ведущего вниз, ни явного или легкого пути.

От вида сверху захватывало дух: зелень джунглей, покрывающая холмы и долины внизу, словно манила попрыгать, как на мягкой перине. Городская гавань походила на вспышку цвета вдали, океан за ней мерцал синевой.

Обрыв изгибался к югу – на первый взгляд без единого шанса его обогнуть.

Макс вскарабкался по крутому склону к Джине. Подниматься вверх было легче, чем спускаться, потому что он мог хвататься и подтягиваться за уже проверенные ветки и корни, которые точно выдержат его вес.

– Сюда, – сказал Багат и указал на параллельную утесу дорогу.

Девушка потянулась к нему, и он взял ее за руку.

И они снова двинулись в путь.


* * *
Джулз выбил боковое окно с водительской стороны, чтобы выползти из разбитого автомобиля.

Двигатель дымился и издавал тикающий звук, обычно появляющийся у остывающих моторов после сильного перегрева.

Эмилио исчез. Он не пристегивался и каким-то образом вылез из машины – либо по собственной воле, либо случайно. Возможно тогда, когда, падая со скалы, Джулз смог достать пистолет из плечевой кобуры и выстрелить.

Он не мог точно прицелится, но, по забрызганному кровью боковому стеклу, знал наверняка, что попал в сукиного сына.

Так как же грандиозный уход Эмилио? Выбрался он сам или нет, Джулз надеялся, что это произошло с костедробильной скоростью.

И все-таки он не просто так стал главой группы ФБР. Сжимая пистолет, Джулз протиснулся в окно, которое стало уже обычного из-за частично смятой крыши.

Проклятье, ему чертовски повезло, что он маленького роста.

Правая нога плохо двигалась, и вместо того, чтобы стать возле машины, он упал на землю. Чертова конечность не держала его вес и вообще не хотела двигаться. Словно это была чья-то чужая нога, приделанная к телу Кэссиди.

Он пополз от машины, опираясь на локти. Ой, ой, ой.

И, о боже, его голова. Несмотря на подушку безопасности, Джулз ударился обо что- то твердое. Агент плохо соображал, зрение затуманилось, все двоилось и плыло.

Но он был жив.

И знал, что жив, потому что каждая клеточка его тела болела. Болели его подмышки.

Даже ногти на ногах.

Но сначала главное – нужно предупредить Макса.

Джулз вынужден был перекатиться на спину, почувствовав себя беззащитным, словно черепаха или таракан. Но только так можно было докопаться до телефона.

Он нашел его – покрытым кровью.

Сукин сын, это была его кровь. Ублюдок Теста подстрелил его!

Джулз положил пистолет на живот, в пределах досягаемости, и проверил рану.

Пуля – мелкого калибра, иначе он до сих пор оставался бы в машине, разорванным на куски трупом – попала ему в бок и прошла насквозь. Выходное отверстие было относительно хорошей новостью.

Остановка кровотечения была бы еще лучшей.

Он зажал рану левой рукой, а правой вытер телефон о джинсы.

Проклятье, неудивительно, что сесть так же трудно, как и встать. Неудивительно, что ему так зверски больно.

Он порадовался, что хотя бы голова осталась на плечах. Проклятье, его тошнило. Но окей. Главные вещи все еще на первом месте. Это не его телефон, а Макса, что означает, ему придется позвонить самому себе. Он сосредоточился, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Они уничтожили вышки сотовой связи. Сигнал не пройдет.

Вот же чертово дерьмо чертового дерьмового мира!

– Похоже, надежда, что ты сломал шею, была напрасной, – сказал Джулз Эмилио, поворачивая голову, чтобы заглянуть прямо в дуло пистолета – да, надежда, что Теста потерял проклятую штуковину при падении, тоже была напрасной.


* * *
Джина узнала этот звук. Это был звук из ее кошмаров.

– Пригнись, пригнись, пригнись! – тут же принялся кричать Макс, который шел в нескольких шагах сзади.

В них стреляли.

Он закрыл ее собой, защищая и подталкивая вперед.

– Давай! Давай!

Джина побежала, Макс – сразу за ней.

Всего лишь мгновение назад ей было так легко. Они наконец спустились с горы на дорогу, которая привела их обратно к домам. Но дорога свернула направо и...

Макс и Джоунс разразились несколькими крепкими словечками.

Потому что они вернулись к тому, с чего начали. К дому Эмилио.

Оставалось только идти вперед. Дорога вывела их на городскую площадь – пустой, пыльный рынок, окруженный низкой стеной и несколькими зданиями.

Там никого не было – по крайней мере, никакого движения. Когда они уходили из дома Эмилио, на площади играли дети, но теперь и рынок и улицы выглядели так, словно принадлежали городу-призраку.

Пока не началась стрельба.

На другой стороне площади стоял грузовик, нет – два. Один был поменьше – джип – с чем-то вроде пулемета сверху. Именно оружие, подпрыгивая на крыше автомобиля, издавало эти ужасные вспарывающие звуки.

– Отведи их внутрь! – прокричал Джоунс.

Макс схватил Молли – Джину он уже держал – и потащил обеих за собой в темноту гаража Эмилио.

Звуки стрельбы стали громче, Джоунс открыл ответный огонь по грузовикам, прикрывая путь к гаражу, а Макс опустил гаражные двери.

Кто-то кричал, и лишь когда Макс произнес ей прямо в лицо: «Джина! Куда тебя ранило?» – она поняла, что сама подняла этот шум, и замолчала, потому что, господь свидетель, криком делу не поможешь.

– Ты не ранена? – снова спросил он, проверяя ее, трогая, поворачивая кругом.

– Не думаю, – ответила Джина. – А ты?

Джоунс вышел из дома – что было странно, она не видела, чтобы он входил.

– Чисто, – сказал он Максу.

– Хорошо. – Макс осторожно подтолкнул девушку к Молли. – Идите внутрь.

– Мы в дерьме, – сказал Джоунс Максу. – Тут нет черного хода, помнишь? Нас прижали.

– Этот дом построен, как крепость, – заметил Макс. – Мы могли застрять и в худшем месте. Давай занесем внутрь столько, сколько сможем. – Он вытащил оружие из синего автомобиля Эмилио и передал его в руки Джоунсу.

– Я могу помочь, – сказала Джина.

Макс вытащил из багажника рюкзак:

– Вот.

Тот был так тяжел, что Джина согнулась под его весом.

– Боеприпасы. Неси внутрь. Давай!

Джина передала рюкзак Молли, предупредив: «Тяжелый!», и Макс выдал ей другой.

На этот раз она была готова.

Войдя в дом через эту дверь, она поняла, что он выглядел словно банковское хранилище.

Или бомбоубежище.

Или обычный дом, если вы суперпараноидальный контрабандист оружия, похититель и абсолютный плохиш, и хотите выдержать осаду целой армии.

– Джина, ты?.. – Ладонь Молли была в крови. Она снова коснулась рюкзака – теперь и пальцы оказались в крови. Ярко-красной.

Джина взглянула на свои руки, держащие рюкзак.

Тоже окровавлены.

– Это не моя.

С комом в горле Джина вернулась в гараж, где Макс истекал кровью.


Глава 18


– У тебя кровь идет, – снова произнесла Джина.

– Я знаю, – повторил Макс, рассматривая оружие и патроны, которые они прихватили из багажника машины, – но я в порядке.

Он отвел обеих женщин в ту комнату, где, как ему показалось, держали заложников, пока Джоунс, более шустрый без пули в заднице, тщательно осматривал другие помещения.

Макс быстро осмотрел нижний уровень: кухня, одна жилая комната с окном, другая – без. Красноречивое описание Джоунса подтвердилось один в один – это место действительно гребаный бункер.

В своем тесном маленьком двухэтажном домике Эмилио установил не только множество супердверей. Окна – все в фасадной части здания – были забраны крепкими решетками.

На первый взгляд, точно так же, как в других состоятельных особняках, примыкающих друг к другу в этой части нищего острова. Но, в отличие от остальных, эти решетки спроектированы не для того, чтобы задержать случайного грабителя, а чтобы не впустить более навязчивых гостей.

Массивные стены – по два-три фута в некоторых местах. Даже внутренние. Что, мягко выражаясь, необычно.

Миниатюрные камеры у входа – высокотехнологичный штрих к общей неприступности.

Джина преградила ему путь.

– В порядке – это когда ты не истекаешь кровью. – Она была возмущена.

И перепугана до смерти, понял Макс. За него.

Он сосредоточился на девушке и сказал:

– По большей части, это просто ушиб. – Должно быть, такой сценарий был для нее кошмаром. Бог свидетель, он сам словно в аду побывал, когда началась стрельба, и она закричала. Его тут же прошиб холодный пот. Думать, что Макс может умереть в любую секунду - последнее, что нужно Джине сейчас. – Пуля ударила меня почти на излете.

– Я не понимаю, что это значит: «на излете». – Она все еще выглядела обеспокоенной.

– Подумай о физике стрельбы, – пояснил он, принимаясь разбирать патроны:

девятимиллиметровые в одну сторону, сорок четвертый калибр в другую. Схватить не тот патрон может оказаться смертельным. Девятимиллиметровый пистолет-пулемет MP5 грозный тигр среди оружия. Но MP5 с рожком, полным сорок четвертого, не грознее пуделя.

– Пуля следует по своей траектории, пока не заденет что-нибудь, верно? – продолжил Макс. – Но что если нечего задевать? Ты не можешь стрелять из оружия ближнего боя на побережье Джерси и рассчитывать попасть в кого-нибудь в Испании хотя бы потому, что между вами океан.

– Ну да, – кивнула Джина. – Это очевидно.

– Пуля летит, пока не израсходует запас энергии, – сказал он ей. Шло хорошо. Они разговаривали, она уже выглядела не такой испуганной, и эта тема ничего не прибавит к хаосу, кружащему в его голове.

Он даже сумел говорить равнодушно. Спокойно.

– Но когда запас заканчивается, она не останавливается или падает, как в мультиках про Багса Банни, а продолжает двигаться, но все менее и менее результативно. Это излет.

– Если пуля, попавшая в тебя, была на излете, – сказала она, скрестив руки, – почему ты в крови?

– Почти на излете, – поправил он.

– Дай мне посмотреть. – Джина снова преградила ему путь.

– Позже, – солгал Макс.

Каким-то образом она поняла. У нее всегда был очень острый и суперчувствительный нюх на ложь.

– Я хочу посмотреть сейчас.

– Ты хочешь, чтобы я спустил штаны? – спросил он. – Прямо здесь?

Она не сказала ни слова. Ей и не нужно было. Просто смотрела на него.

И тут вспыхнул тот же жар, который возникал всегда, когда Макс слишком долго смотрел в глаза Джины. Мгновенный скачок температуры – словно он вошел в парилку.

Но еще горячее Макс хотел Джину. И в то же время не хотел.

И все же хотел.

Он испытывал эти два чувства одновременно, потому что когда ему сказали, что она погибла, больше всего на свете он мечтал, чтобы она просто была.

Просто была.

Просто Джиной. Живой.

Теперь она стоит рядом с ним, живая, дышит, и все перемешалось: и секс, и радость, и вина, и воспоминания о ее улыбке и о тех искорках удовлетворения в ее глазах, когда он... когда они...

Она резко отвернулась, разорвав зрительный контакт, и Макс – просто мастер довести внутренний хаос до кипения – задался вопросом, возникало ли у нее такое же животное притяжение с отцом ее будущего ребенка? Он очень осторожно положил две девятимиллиметровых беретты на горстку соответствующих патронов. Не самое подходящее время для подобного разговора.

Джина вздохнула, и Макс почти уверился, что она собирается уйти, может, чтобы проверить, как там Молли.

Но вместо этого девушка повернулась к нему:

– Послушай, извини, но я просто хочу убедиться, что ты действительно в порядке.

Иисусе.

– Джина, рана будет выглядеть плохо, и тебе станет нехорошо. Так что просто доверься мне. Я не собираюсь истечь кровью до смерти. Я не собираюсь умирать. – Он ее не оставит. Ни за что, никоим образом. – По крайней мере, если ты дашь мне минутку подумать и сообразить, что делать дальше.

Это было грязная игра, но она сработала. Джина отступила.

– Чем я могу помочь?

– Сходи проверь, в порядке ли Молли.

Едва они вошли, Молли метнулась в ванную и закрыла за собой дверь.

– Она в порядке, – поведала ему Джина. – Просто дала нам возможность побыть наедине. Ну, знаешь, если нам захочется сказать что-нибудь сердечное. Вроде «Спасибо, что уволился с работы, чтобы спасти меня».

Она была умной женщиной. Макса не удивило, что она обо всем догадалась.

– На случай, если ты не заметила, – сказал он, – мне пока не очень удалось тебя спасти.

– Или «Прости, что до сих пор тебя раздражаю», – продолжала она.

– Ты меня не раздражаешь... – раздраженно выдохнул Макс.

– Или, может, даже что-то вроде «Я действительно совсем не ожидала, что ты приедешь», – тихо сказала Джина.

Проклятье, что он мог на это ответить?

– Ты думала я просто – что? – глухо спросил он. – Отмахнусь от этого? Потому что больше не несу за тебя ответственности?

– Великолепно! Слово на «о». А я-то думала, сколько времени пройдет, пока я его услышу. Я никогда не была – я никогда не хотела, чтобы ты нес за меня ответственность.

Ты только поэтому проделал весь этот путь? Потому что даже если я больше не под твоей ответственностью, ты все еще чувствуешь – вот неожиданность! – что отвечаешь за меня?

Да ради любви господней...

– Джина, как насчет того, чтобы поругаться после того, как спасемся?

– Как же ты выжил, Макс? – продолжала злиться она. – Все эти месяцы, пока я была в Кении... Тебя не сводила с ума мысль, что меня могут сожрать дикие животные, или... или... убить туземцы в какой-нибудь местной заварушке?

Как ее приятеля Пола Джиммо.

Макс сорвался. Почувствовал, что просто... сломался.

– Да, это сводило меня с ума! – Он обнаружил, что кричит на нее и одновременно смотрит на это со стороны в полнейшем ужасе. – Я слетал от этого с катушек!

– Что ж, такого не должно было случиться, – накинулась она на него в ответ. – Ты вынудил меня уйти. Два варианта сразу не получаются, Макс. Я либо есть в твоей жизни, либо меня нет. И ты выбрал, чтобы меня не было, так что ты потерял право слетать с катушек! Ты потерял право...

– Потерял? – не веря, переспросил он. – Ты меня бросила.

– Нет, – бросила Джина ему в лицо. – Ты бросил меня. Ты хоть понимаешь, каково это было...

– Пытаться жить со мной? – закончил он на повышенных тонах. – Да, Джина, я понимаю, потому что вынужден жить с собой! Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И мне жаль, что я заставил тебя тоже пройти через это. Будь оно проклято, я жалею обо всем – обо всем! И хочешь услышать, что самое поганое? Больше всего я жалею, что не поехал в Кению и не притащил тебя домой еще полтора года назад!

Ладно, этого, наверное, ей вовсе не стоило слышать.

В наступившей затем мертвой тишине Джина смотрела на него с таким удивленным лицом, словно перед ней отцовские шнауцеры начали петь оперу. Да еще и в лад.

Прогромыхав по лестнице, к ним вошел Джоунс и спас от дальнейших неловких попыток вежливо поговорить после этого диалога-катастрофы.

Глупее всего было то, что Макс хотел попросить у Джины прощения уже очень, очень давно. Он и впрямь задолжал ей извинение, но, господи, принес его совершенно неправильно. Чего ему по-настоящему хотелось, так это сказать ей, что он искренне, честно, неподдельно жалеет почти обо всем, что произошло между ними в последние несколько лет.

Ну, почти обо всем.

Ночь, когда Макс наконец-то заснул, потому что она была в его объятиях, то, как она смешила его, как упорно читала ему вслух, пока он был в больнице, ее взгляд из-под ресниц и улыбка, с которой она закрывала дверь...

Ладно, за это он тоже ощущал вину, но куда бóльшую и непростую.

– Верхний этаж поделен на пять маленьких комнат, – доложил Джоунс, и Макс заставил себя переключиться на него.

Даже Молли вышла послушать из ванной, что означало – время наедине официально закончилось.

Слава богу.

– Две расположены по фасаду, – продолжал Джоунс, – но окно есть только в одной из них. Три задние комнаты без окон, а в одной из них такая же система слежения, как и на кухне: три монитора показывают изображения с внутренних и внешних камер. Все комнаты оказались гораздо меньше, чем должны быть, но потом я понял, что стены оченьтолстые даже там, наверху. По-моему, Эмилио разыгрывал хозяина перед более чем одним невольным гостем за раз и не хотел, чтобы они общались друг с другом.

Джина все еще сверлила Макса глазами, полными слез.

Великолепно. Отличная работа, Багат. Довел девушку – женщину, черт... Довел женщину до слез.

– Что за профессиональный преступник строит дом-крепость, – привлек Макс внимание к вопросу, над которым сейчас стоило подумать, – но не делает задней двери, ведущей к туннелю для побега? Ты осмотрел камеры наблюдения? – спросил он Джоунса.

– Да, я собирался упомянуть об этом, – кивнул тот и потер щетину на подбородке тыльной стороной руки. – Седьмая внешняя камера, верно? Ты думаешь...

– О да, – сказал Макс.

Снаружи на доме Эмилио располагались семь камер. Одна на крыше, две под разными углами на фасаде, одна в гараже и две по сторонам дома. Сзади камера не требовалась, ведь здание примыкало к крутому склону горы.

И все же эта таинственная последняя камера была. Она показывала что-то похожее на густые джунгли неизвестно где.

Эта камера, видимо, расположена в конце туннеля для побега Эмилио. Она должна быть там.

– О чем вы говорите? – попыталась вникнуть Молли.

– Мы думаем, что у Эмилио должно быть что-то вроде туннеля, выводящего отсюда наружу, – пояснил ей Джоунс. – Просто мы еще не нашли этот чертов проход. – Он повернулся к Максу. – Может, тебе стоит осмотреть кухню и гостиную – вдруг ты что-то найдешь? Потому что у меня не получилось.

Бум!

– Что это было?– спросила Джина.

– Граната, – ответил Джоунс, уже направляясь на кухню. Молли шла рядом. – Им понадобится что-нибудь помощнее, это здание прочное.

Макс последовал за ними гораздо медленнее, пытаясь не вздрагивать от боли в заднице в буквальном смысле. Джина шагала сразу за ним, наблюдая за каждым его движением.

– Так ты потащил бы меня домой за волосы? – спросила она, понизив голос.

Что? О, прекрасно. Должна же она была что-то сказать на «притащил бы тебя домой из Кении».

– Потому что я точно не поехала бы с тобой. Разве что ты потащил бы меня за волосы.

Как она может шутить на подобную тему?

– И хорошо бы пару раз постучать себя по груди, – добавила Джина. – Ничто меня так не заводит, как жесты пещерного альфа-самца.

«Хорошо, – собирался сказать он, – уже можно остановиться». Но внезапно перед ним промелькнуло воспоминание: не смеющаяся Джина верхом на нем, а замотанная в саван девушка, которая должна была быть ею, лежащая в морге аэропорта. И все, что он смог – это не упасть на колени, благодаря Бога, что нашел Виталиано живой.

– Я тебя еще не взбесила? – спросила Джина. – Ой, погоди. Это же ты обычно бесишь меня.

Он схватился за кухонную стойку, и она приняла это за проявление боли.

– Ладно, Макс. – Сарказм наконец-то пропал из ее голоса. – Ты в порядке?

Он кивнул, желая успокоить ее, но побоялся, что вместо слов из его рта вырвется лишь сип.

– Мне так жаль. – Джина обняла его, и, господи, это едва его не прикончило.

– Мне тоже жаль.

Макс отстранился от нее, определенно разозленный – на себя за то, что вызвал это испуганное выражение на ее лице.

Но нужно было сосредоточиться на текущей проблеме, и он осмотрел комнату в поисках потайного хода.

Если бы он был Эмилио, где бы он его устроил?

Этот человек не мелочился: кухонные приборы были дорогие и подобраны со вкусом.

Макс потратил еще несколько секунд, чтобы восстановить дыхание и полностью вернуться в этот мир, реальный мир, где Джина была живой, а не трупом на столе.

Он заставил себя проверить вмонтированные в стену видеомониторы – технология девяностых, когда цифровое оборудование стоило бешеных денег. Все камеры наблюдения были целы и транслировали картинку на три экрана, переключаясь с одного вида на другой, а затем на следующий. Судя по изображениям, окружившая их армия все еще держалась на расстоянии. Никаких повреждений от гранаты не наблюдалось.

Это было хорошо.

Вероятно, ему или Джоунсу нужно ненадолго подняться на второй этаж и выпустить пулю или пару дюжин пуль в пыльную улицу, чтобы эта армия держалась подальше.

Последнее, что им нужно было, чтобы какой-нибудь лихач подобрался к окнам и попытался выломать решетки. Не то чтобы это было просто сделать.

Макс никогда не бывал по эту сторону военной операции, невзирая на то, что эта армия была не так хорошо вооружена и могущественна как та, с которой он привык работать. Местные солдаты и грузовики все равно впечатляли. Багат знал, что с каждым часом будет прибывать подкрепление.

И первое, что сделает командир, когда организует своих людей, – разобьет камеры наблюдения. При условии, что он знает о наличии камер.

Макс предполагал, что кто-то в курсе, что Эмилио все еще жив. И весьма вероятно, что человек, построивший этот дом, охотно укажет его слабые стороны.

Это значит, что он также покажет и выход из чертового потайного хода, который команда Макса поискала бы еще полчаса назад, если бы оценила Эмилио по достоинству.

– Разве мы не можем просто остаться здесь, пока Джулз не приведет помощь? – спросила Джина, на этот раз достаточно громко, чтобы услышали все.

Джоунс кинул на Макса взгляд: «Хочешь ей ответить, или лучше мне?»

Макс решился. Несколько раз откашлялся, пытаясь придумать, как смягчить свой ответ.

– У Джулза... может не выйти прислать помощь. Он, мм, вероятно, столкнется с еще большими трудностями, чем мы считали. Те солдаты снаружи, Джина, стреляли по нам.

Это не ТПД – типичный порядок действий. Стрелять по гражданским без предупредительного выстрела или оглашения намерений? Нет, в этом – в похищении, во всей заварухе – принимает участие какая-то большая шишка из командования. Кто бы это ни был, они в состоянии вывести из строя любую вышку сотовой связи на этом острове. –

Он покачал головой, поняв, что сказать помягче не получилось, и она прочла всю правду по его лицу.

Джина высказалась начистоту:

– Ты думаешь, Джулз мертв.

– Думаю? Надеюсь, нет. Я думаю, он, наверное... в беде. – Макс снова откашлялся, наблюдая, как Джоунс помогает Молли отодвинуть холодильник, чтобы посмотреть, нет ли за ним потайного хода. Смешно. Такой ход должен быть легко доступным. Все же они продолжили попытки. – Но надеюсь, что нет.

Девушка взяла его руку и сжала ее.

– Он в порядке, ты же знаешь. Люди недооценивают Джулза, потому что он вечно шутит. И потому что так отпадно выглядит. Он миленький и кажется таким молодым, поэтому они считают... Но с ним все будет в порядке.

– Да, – согласился Макс.

На глаза Джины снова навернулись слезы, но она попыталась улыбнуться, оставаться позитивно настроенной. Но Багат, как ни пытался, не смог улыбнуться в ответ.

За холодильником ничего не было. И за печью тоже.

Джоунс опустился на колени, исследуя пол под раковиной.

– Если бы у меня были неограниченные средства, – сказал он Молли, – я бы устроил потайной ход в самом неожиданном месте. И пусть враги выкусят.

Бум.

По одному из экранов поплыли клубы дыма.

– В этот раз звучало громче, – заметила Молли.

Макс вышел в другую комнату, посмотрел на мебель, которую Джоунс отодвинул от стен в поисках хода. Стало очевидным, какие деньги вложены в этот дом.

– Это не так, – донесся с кухни успокаивающий голос Джоунса. – Не позволяй обстановке запугать тебя.

– Это не твоя вина. – Джина пошла за Максом, тронула его за руку, привлекая внимание. – Знаю, я говорила, что ты не должен отпускать Джулза с Эмилио, но ты был прав. Ты его не отпускал, ты просто не смог его остановить.

Макс кивнул. Верно.

– Похоже, я так поступаю со всеми друзьями.

– Ненавижу это слово, – процедила она сквозь зубы. – Прости, Макс, но хватит уже.

Разве мой статус не был хотя бы немного выше статуса Джулза?

– Да, – ответил он, заметив, что она употребила прошедшее время. Потому и он, снова заводясь, поступил так же: – Ты была моим самым лучшим другом. И когда я отпустил тебя – дорогая, я же просто подтолкнул тебя это сделать – я был... – Он заткнулся и вернулся на кухню, потому что только что в приступе злости и отчаяния кристально ясно понял, где искать.

– Самое неожиданное место, – сказал Макс Джоунсу, – на втором этаже. Смотри, если кто-то охотится на тебя и ты бежишь наверх, то они не торопятся, потому что считают тебя загнанным в угол. Ход наверху. Должен быть.

Джоунс отряхнул руки и встал. Посмотрел на Джину и снова на Макса, явно не решаясь открыто возразить.

– Ты сказал, что внутренние стены толстые, – настаивал Макс. – У него, должно быть, через весь дом идут ступени, ведущие в проход в скале и... – он указал на изображение джунглей с седьмой камеры, – сюда.

Багат посмотрел на Джину, на лице которой появилось непонятное выражение.

Пожалуйста, Боже, только не жалость...

– Звучит достаточно сумасшедше, – заявил Джоунс. – Ужасно дорогое дерьмо, но, может, именно это мы и ищем. В какое самое дорогостоящее место можно засунуть вход в потайной туннель? Хотел бы я так жить…

– Ты в порядке?

Макс услышал, как Молли расспрашивает Джину, медленно поднимаясь по лестнице за Джоунсом.

– Вообще-то, – услышал он ответ Джины, – да, я... да.

– Джекпот! – крикнул Джоунс со второго этажа. – Это здесь: долбаный фальшивый книжный шкаф и все такое.

Возможно – всего лишь, возможно – им начинает везти.


* * *
Эмилио все время держался у машины, достаточно близко, чтобы укрыться за ней.

– Держи руки так, чтобы я их видел, – приказал он.

Джулз, к несчастью, отполз от автомобиля достаточно далеко – на случай, если тот взорвется. Кэссиди оказался на открытом пятачке, если так можно назвать участок земли, небо над которым полностью закрывал шатер из листьев и ветвей. Агент всегда считал джунгли зарослями с таким подлеском, что прорубаться сквозь него нужно с мачете. Но так как сюда не попадало солнце, растений выросло не так много: несколько чахлых папоротников и что-то еще, вероятно, – с его-то удачей – какая-то разновидность местного сумаха.

Джулзу негде было скрыться, тем более что он мог лишь перекатываться. За то время, пока он дотащится до ближайшего сплетения корней и стволов, Эмилио его настигнет.

Джулз уронил телефон и выставил открытую правую руку. Думай, думай. Черт, его боковое зрение начало затуманиваться – плохой знак.

Но все же он пока не мертв. Пистолет лежал на груди, скрытый от Эмилио просторным рукавом кожаной летной куртки. Все, что нужно сделать, это схватить его и...

Вот только как он собирается убраться отсюда, когда видимость резко уменьшилась?

И ладно бы только зрение, как он собирается убраться отсюда на бесполезной потяжелевшей ноге, сломанной бог знает во скольких местах? Ладно, что ж, не торопи события...

– Руки! – повторил Эмилио. – Обе! Живо!

– Моя левая рука сломана. – Джулза пришла в голову гениальная идея. Отчасти он понимал, что чудо уже то, что в него не стреляют. Возможно, Э. тоже ударился головой, и медлительность Джулза кажется ему нормальной. – Не могу ею пошевелить. Совсем.

Разве что поднять ее правой рукой...

Тогда он мог бы схватить оружие и...

– Просто не двигайся, – приказал Эмилио.

Джулз понял, что, наверное, выглядит еще хуже, чем есть на самом деле. Он глянул мельком на кровь, запятнавшую рубашку и джинсы, собравшуюся в лужицу под ним и...

Черт, он действительно плох.

Как и Эмилио... Мужчина подошел ближе, и Джулз увидел кровь на его лице и шее.

Скорее всего, он сломал нос, потому что рубашка была забрызгана. Правой рукой Эмилио держался за торс, как бы поддерживая себя. Вероятно, повредил плечо или ключицу. Или, может, сломал пару ребер.

В любом случае он двигался так, словно это причиняло ему боль.

Хорошо.

Потому что если только с неба не спустится команда морских котиков, чтобы спасти его задницу, вполне вероятно, Джулз погибнет от руки Эмилио.

Ладно, Бог. Посылай уже вертолет. Когда тебе будет удобно, и хорошо бы прямо сейчас...

Но все, что он слышал – отдаленную стрельбу. Несчастливый звук, означающий, что и Макс в ближайшем будущем его не спасет.

А это, в свою очередь, означало, что жить Джулзу или умереть – зависит от удачи.

Кэссиди ничего не оставалось, кроме как схватить свой пистолет, после чего Эмилио немедленно выстрелит агенту в голову. И, скорее всего, прежде чем Джулз успеет поднять оружие и прицелиться.

Вероятность выиграть в этой игре в ковбоев, если можно так выразиться, была не в его пользу.

К тому же перед глазами плыли пятна, и его бросило в холод – следствие потери крови.

Уговорить парня сдаться представлялось маловероятным, но Кэссиди не собирался просто лежать и ждать смерти.

– Не делай этого. – Джулз пытался говорить членораздельно, что было трудно – у него зуб на зуб не попадал.

– Во что бы ты ни ввязался, я помогу тебе выпутаться.

– Ты поможешь мне? – рассмеялся Эмилио, медленно прихрамывая ближе.

Что не так с этой картинкой?

Было что-то, на что Джулз должен обратить внимание. Это не просто ситуация, о которой он никогда не задумывался – такой сценарий мог привести и, наверное, приведет к его смерти.

Над верхней губой Э. собрались бисеринки пота, а его рука с пистолетом дрожала, но лишь немного. Между тем он продолжал приближаться.

– Сомневаюсь, что ты можешь мне помочь, – продолжил мужчина. – Но я собираюсь помочь тебе. Боюсь, твоим союзникам не так повезет. Они будут умолять о пуле в лоб, как только попадут в руки полковника Субандрио.

Что еще за полковник?

И – да, теперь Джулз точно не мог умереть. Он отказывался. Это слишком мелодраматично – словно парень изучал кодекс поведения злодеев по фильмам о Джеймсе Бонде. Если беседа с этим идиотом последнее, что Джулз сделает на земле, то такой вариант слишком жалок.

Бог не может быть так несправедлив.

Но затем он подумал про своего бывшего, Адама, который теперь встречается с Робином, а Робин был единственным пожилым мужчиной, который серьезно заинтересовал Джулза...

О да, вообще-то Бог может быть так несправедлив.

Что ж, ладно. Если Джулзу суждено уйти, он уйдет сражаясь.

Однако нужно подождать, пока мистер Трагедия пройдет мимо машины, прежде чем доставать свой пистолет. Кэссиди не упустит свой единственный, во имя Девы Марии, шанс выстрелить, потому что сукин сын скроется за колесом.

– Ты не знаешь моих друзей, – сказал Джулз, пытаясь заставить Эмилио говорить, а себя – оставаться собранным. Иисусе, он замерзал. – Не думаю, что Макс вообще умолял когда-нибудь в своей жизни.

– Так кто же он? – спросил Эмилио, подтягиваясь ближе. – Очевидно, он кто-то повыше дипломата, которым назвался.

Ага, как будто Джулз собирался рассказать этому ублюдку что-нибудь про связь с ФБР.

Эмилио явно понятия не имеет, кто такой Макс. Просто сотрясает воздух, убивает время. Что очень хорошо для Джулза. Каждый шаг Эмилио увеличивает шансы Кэссиди.

Конечно, микроскопически, но он воспользуется всем, чем сможет.

– Фактически, Макс сейчас безработный, – ответил Джулз, поддерживая беседу. –

Хотя его начальник вроде как отказался принять заявление об отставке. Тем не менее, думаю, после того, как он убьет тебя, полковника Как Там Его и остальных, с кем ты работаешь, Макс возьмет отпуск. Проведет месяцок где-нибудь на пляже с Джиной.

– А, – протянул Эмилио. – Милая Джина. Возможно, полковник использует ее, чтобы научить Макса умолять.

Пошел ты. Джулз стиснул зубы и смолчал.

– Разве тебе не становится плохо после убийства? – спросил он вместо этого. – В смысле, каково это, вот так потратить свою жизнь?

– В этом, американцы, ваша проблема, – начал Эмилио. Ля-ля-ля. Джулз перестал слушать.

Потому что Эмилио приблизился достаточно, чтобы попасть Джулзу в голову, что он и сделает рано или поздно. Подошел достаточно близко, да еще и может укрыться за автомобилем.

Вот только...

Весьма вероятно, что, в отличие от Джулза, Эмилио не так часто тренировался стрелять не ведущей рукой. В голове Джулза прозвучал победный гудок.

Что не так с этой картинкой?

Даже с долбаным сотрясением Джулз понял: Эмилио, который делал все правой рукой – говорил по телефону, размахивал пистолетом – сейчас держал оружие в левой.

Должно быть, у парня тоже туго с патронами, поэтому он подошел так близко, чтобы убедиться, что не промахнется, посылая менее разработанной рукой так называемую пулю милосердия в замершего в ожидании Джулза. Который наконец дождался, пока болтающий Эмилио станет перед машиной, чтобы прикончить Кэссиди.

Джулз был готов. Он перекатился, потянулся за своим пистолетом, поднял его и нажал на спусковой крючок. И еще раз.

Эмилио рухнул камнем с двумя маленькими отверстиями в своей уже мертвой голове.

Джулз выстрелил в него еще раз на всякий случай, потому что в глазах все еще двоилось. Иногда, стреляя и убивая кого-нибудь, он чувствовал себя плохо, так же как сейчас. Вот только сейчас ему было плохо от того, что никто другой не избавил мир от этого мешка с дерьмом намного раньше.

Хорошо. Дыши. Кислород – это хорошо. Сейчас совершенно не время праздновать победу, повалившись без сознания. Держись, Кэссиди.

Первый шаг: не истечь кровью. Он выпутался из куртки. Стянуть футболку оказалось еще труднее, но Джулз справился и порвал ее на полосы, чтобы использовать как бандаж.

Закончив, надев и застегнув куртку, он полностью вымотался. Голова плыла еще больше, накатывала чернота.

Однако он все еще осознавал, что должен сделать. Забрать оружие Эмилио. Спрятать в карман свой пистолет и сотовый, который придется искать на болотистой поверхности джунглей ощупью, потому что зрение с каждой секундой все больше затуманивалось. Он должен найти телефон. Потому что, может быть, кто-нибудь заставит эти вышки снова работать...

Пальцы Джулза нащупали и подняли по-прежнему липкий от крови аппарат. Трясясь от озноба в восьмидесятиградусную жару, Джулз начал сползать вниз по склону, по одному болезненному дюйму за раз, пытаясь разыскать дорогу.


Глава 19


Такой простой выход.

Следуя за Молли по сырым, опутанным паутиной ступенькам, Джоунс легко мог вообразить разговор между рядовым солдатом и старшим офицером.

– Какую часть в слове «засада» вы, идиоты, не поняли?

– Сэр, дверь открылась, сэр! Мы стреляли, как было приказано!

– И дверь тут же закрыли и заперли. Ни травм, ни убитых, ни пленников.

– Сэр, да, сэр! С нашей стороны тоже нет убитых, сэр! Возможно, новенькая форма и десятиминутное обучение все же не делают нас солдатами! Сэр!

Сердце Джоунса все еще колотилось. Должно быть, это опасно. Вероятно, пока они находятся в туннеле – этом существенном недостатке в проекте безопасности Эмилио, – войска двинулись в дом.

Конечно, в совершенном мире, в окружении приспешников, не было бы необходимости в камере у двери потайного хода. Потому что в совершенном мире работали бы телефоны. Один звонок Игорю на кухню, и они знали бы, хорошее приняли решение или нет.

Не имея ни телефона, ни Игоря, Джоунс открыл дверь о-о-очень осторожно.

Макс приготовился к неприятностям – он нес с собой швабру, захваченную на кухне.

Пока они шли по туннелю, Джоунс считал, что Макс воспользуется ею для опоры, потому что ранен сильнее, чем показывает. Но когда тот принялся сбивать шваброй паутину, Джоунс решил, что в отношении ползучих тварей блистательный и могущественный Макс Багат остался ребенком.

Конечно, когда они открыли дверь – вообще-то люк – Джонус обнаружил, зачем на самом деле агенту швабра.

Тот медленно высунул ее из люка, словно голову осматривающегося человека...

И выстрел выбил швабру из рук Макса.

Люк снова запечатали.

Они спаслись.

Или попали в ловушку.

В зависимости от того, как посмотреть.

Несомненно, еще одна безвыходная проигрышная ситуация почти не играла роли для Джоунса. Он уже встрял в одну с беременностью и раком.

Он не знал, что ответить, когда Молли сообщила, что почувствовала, как шевелится ребенок. Она всегда твердила о честности, но Джоунс был чертовски уверен, что в этот раз она не захочет услышать от него: «Боже, а я-то надеялся, что обстановка спровоцирует выкидыш».

Но ладно. Молли всегда демонстрировала позитивное мышление, и раз уж Джоунс не мог быть честным, то постарался выглядеть оптимистично, чтобы это скрыть. Да, в удобной маленькой крепости Эмилио они были в безопасности. По правде им оставался только план Б, но – ух ты, ура-ура, вперед, команда! – в их версии план Б означал блокаду.

То есть, давайте, стреляйте, ублюдки. За исключением прямой атаки с серьезной артиллерией, они защищены от нападения.

Отсутствующий хозяин даже проделал для них большую подготовительную работу, благослови Боже его черное сердце.

Что означало, после того как команда Макса дважды проверила все двери и окна, убедившись, что пока угрозы нет, задраила все кондиционеры и вентиляционные отверстия на случай газовой атаки и наполнила ванны, раковины и все доступные емкости водой, а теперь не сводила глаз с мониторов видеонаблюдения, показывающих временное затишье...

Они получили небольшую передышку.

И поэтому, как только эти двое по очереди побывали в душе – о, спасибо, Иисус – Макс наконец-то созрел разрешить Джоунсу взглянуть на свою так называемую просто царапину от пули.

Пока Дейв вычищал кухню – как давно он делал это в последний раз? – Молли и Джина вымыли длинный стол и накипятили воды, чтобы простерилизовать коллекцию ножей и прочую кухонную утварь, которая могла понадобиться Джонусу при извлечении пули из Багата.

В конечном счете генератор, найденный в подвале, израсходует весь газ. Нужно пользоваться, пока есть такая возможность.

Они нашли пакет первой помощи, оказавшийся размерами с коробку для школьных завтраков и с почти исчерпанными запасами. Осталось несколько лейкопластырных повязок, которыми можно скрепить швы.

Это хорошо, потому что вместо хирургического шелка кто-то положил в пакет дорожный набор для шитья. Нехватка шовного материала волновала Джоунса меньше отсутствия антибиотиков. В таких климатических условиях, с пулей в заднице, которая прошла сквозь грязные джинсы, Максу грозила серьезная опасность заражения.

Эмилио потратил миллион долларов на камеры слежения, но, очевидно, не смог расстаться с парой баксов на более серьезные запасы медикаментов.

Поди пойми.

В белом купальном халате, на котором уже проступила кровь, но больше похожий на самого себя, благодаря найденной в ванной одноразовой бритве, Макс сейчас обыскивал бар Эмилио.

– Если ничего не найдешь, – сказал ему Джоунс, – сахар – хорошая замена. Думаю, ты ищешь антибиотик, а не анестетик?

Макс не потрудился ответить. Дурацкий вопрос. Вместо этого Багат сказал:

– Когда закончим, нужно будет провести инвентаризацию: осмотреть каждый кабинет, каждую каморку. Посмотрим, сможем ли найти коротковолновое радио.

– Хорошая идея, – отозвалась Молли.

– Не могу поверить, что в Кении ты ни разу не помогал в больничной палатке.

Джоунс не сразу понял, к кому она обращается – настолько нелогично звучали слова Джины. Не просто обращается – нападает на него.

Он закрыл рот, прежде чем с языка сорвалось «Да что с тобой, черт возьми?»

Ведь понятно, что с ней. Девушка до смерти боялась, что рана Макса опаснее, чем тот говорил. Плюс совсем недавно Джина перекинулась парой слов с Багатом, как это тактично назвала Молли.

Джоунс не воспринял враждебное отношение Джины, как личное, осознавая, что она волнуется и за Джулза Кэссиди, о котором Макс сказал «наверное... он в беде».

Достаточно иносказаний. Макса подстрелили, они с Джиной шумно поссорились, а Джулз определенно был мертв.

«Беда» Кэссиди закончилась. Помощь еще могла подоспеть, но не от него.

Нет, если они хотят спастись, нужно ждать, как бы долго это ни было, пока кого-нибудь в офисе ЦРУ в Джакарте осенит, что Макс и Джулз пропали на краю земли.

А это, вероятно, потребует времени. У правительства США было чем заняться на этой неделе.

И вполне вероятно, что вообще никто не придет на помощь.

Выдержать осаду можно только с безграничным количеством еды и воды. В конечном итоге их запасы кончатся.

А когда это произойдет, они перейдут к плану Г. Г – гибель. Как он и полагал.

Ладно, сейчас он смотрел на все под прямым углом, но картинка получилась довольно мрачная. Оказывается, невозможно одновременно быть честным и мыслить позитивно.

– Он не мог работать в лагерной больнице, – вступилась за Джоунса Молли. – Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал о его медицинском опыте, не мог рисковать, чтобы кто- нибудь связал Лесли Полларда с Дейвом Джоунсом или Грейди Морантом.

Джина повернулась к нему.

– Так ты настоящий доктор или?.. – Она состроила гримаску, полунедоуменную и чисто нью-йоркскую. Перепугана до смерти и пытается это скрыть за стервозностью.

Нью-йоркцев с младенчества учат не выказывать страха.

– Я был санитаром в армии. – Среди прочего. – Обучался лечить раны, полученные в сражении. Огнестрел – это по моей части.

– Но разве санитары не помогают пациентам продержаться до настоящего госпиталя? – прорвалось наружу беспокойство Джины.

– Он два года проработал в госпитале у Чая. – Молли обняла младшую подругу. – Что можно считать эквивалентом пункта первой помощи в городе вроде Нью-Йорка или Чикаго. Спас много жизней. – Она убедилась, что привлекла внимание и Макса. – Прежде чем скажете «Ага, наркоторговцев, убийц и воров», подумайте о том, что его пациенты были обычными людьми, работающими на Чая, потому что в том месте это был единственный постоянный работодатель. Или потому что они знали: если откажут ему – закончат в какой-нибудь братской могиле. До того как Грейди начал лечить, если эти людей получали раны в столкновениях с другими бандами, их просто оставляли умирать.

Стерилизуя самый острый нож, Джоунс глянул на Макса.

– Господь на небесах, – произнес тот, – как же часто люди дают нам повод для смущения.

– Смейся надо мной сколько угодно, я просто говорю. – Лицо Молли приняло оскорбленное до глубины души выражение, которое могло одурачить Макса, но Джоунс знал – это маскировка неумолимого крестоносца. Молли изо всех сил старалась склонить Макса на сторону Дейва, если у них получится выбраться отсюда живыми. И она не закончила. – Да, Грейди Морант несколько лет работал на Чая – после того как Штаты бросили его умирать в камере пыток. Ах, он такое зло, только чем же он занимался эти два года? О, спасал жизни?..

– Я практиковал без лицензии, – заметил Джоунс. – Ты просто даешь Максу еще одно основание засудить меня, когда мы вернемся домой.

«Когда», не «если». Он использовал это слово нарочно, даже не будучи уверенным, что они вернутся в США. Молли бросила на него благодарный взгляд.

Джоунс одарил ее своим фирменным взглядом «О да, детка! Позже ты сможешь отблагодарить меня наедине», и она улыбнулась, как он и надеялся.

Макс тем временем откупорил бутылку рома. Сто пятьдесят один градус – йи-и-ха-а.

– Давайте сделаем это, – произнес он и повернулся к Джине.

– Я не уйду, – заявила Джина, предупреждая слова Макса. – На случай, если ты надумал подтолкнуть меня.

Очевидно, она ссылалась на предыдущий разговор, и, конечно же, Багат, вздохнув, закрыл глаза:

– Мне жаль, что я вышел из себя.

– А мне нет, – отозвалась она. – Мне жаль, что я тебя покинула... – Она рассмеялась с досадой и покачала головой. – Я ошибалась. Я должна была остаться и не позволить тебе прогнать меня только потому, что ты испугался.

– Черт, Джина, – встрял Джоунс, – ты мастерски выбираешь время.

– Что, – огрызнулась она, – мне нужно подождать, чтобы сказать это? До каких пор?

Пока мы не останемся наедине? О, если не считать взвода солдат снаружи, у которых есть высокотехнологичные подслушивающие устройства.

– А может, и нет, – произнес Дейв. – В этой части света не так уж много высокотехнологичных...

Джину это не заботило.

– Ведь так ты сделал? – спросила она Макса. – Отослал меня прочь?

– Можешь ты хотя бы позволить моему пациенту добраться до стола, прежде чем допрашивать его?

– Пожалуйста. – Джина отступила и развела руками. – Не хотела мешать процессу.

Макс предпринял последнюю попытку:

– Я бы предпочел, чтобы ты вышла в ко...

– Нет.

Макс взглянул на Молли.

– Я поймаю ее, если у нее закружится голова, – заверила та.

Он лишь покачал головой, бесспорно осознав, что если и было самое время сдаться, то оно настало сейчас. По крайней мере, он сделал это здесь, в кустарной операционной, а сделка с собирающейся на улице армией была бы совсем другой историей.

Макс залез на стол и улегся лицом вниз, положив голову на согнутые руки.

Джоунс откинул край халата и...

– О мой бог, – выдохнула Джина.

Под халатом оказалась вовсе не царапина. Доставать пулю будет больно, а затем рану необходимо вычистить.

– Вот уж точно «О мой бог», – восторженно подхватила Молли. – Отличная задница, Багат.

– Эй! – отозвался Джоунс, преимущественно потому, что она этого ожидала. Как обычно, женщина, у которой, вероятно, рак, поддерживала всеобщий оптимизм.

Конечно же, она посмотрела на него с выражением невинной девочки из фильма категории Джи про воскресную школу.

– Тут же действительно просто царапина. В смысле, останется небольшой симпатичный шрам... – Молли развернулась к Джонусу. – Дорогой, у тебя тоже отличный зад.

– О мой бог, – повторила Джина более слабым голосом, и Дейв быстро взглянул на нее. Она позеленела, оправдывая полученную в Кении репутацию. Стоило Джине войти в больничную палатку, чтобы помочь, как сестра Двойная-М начинала бормотать:

«Держите наготове кровать для Виталиано».

– Мол, – бросил он.

– Ага, вижу.

– Джина, иди сюда, возьми меня за руку, – произнес Макс сквозь зубы, а Молли усадила девушку на стул и пригнула ее голову к ногам. – Джоунс, не мог бы ты, черт возьми, сказать ей, что я буду в порядке?

– Джина, он будет в порядке – повторил Дейв. Вторую часть предложения он относил и к себе. При условии, что в армии снаружи нет эксперта-подрывника, который придумает, как пробить дыру в стене крепости Эмилио.


* * *
Джулз услышал голоса.

Вполне вероятно, это были хорошие голоса реальных людей, а не те, что звучали в его голове и убеждали всего лишь на мгновение закрыть глаза, отдаться, хотя бы ненадолго, темноте.

Он решил, что безопаснее поддержать беседу с голосами в голове. «Все мы знаем, если я закрою глаза, все будет кончено».

Разве не лучше, чтобы все закончилось? Это называется вечный покой по причине...

«Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись», – твердил он как мантру. Или, может, скорее как походный марш. Выставить правый локоть на первом «Заткнись», упереться, подтянуться на следующем. Иногда Джулз мешал короткую версию с более длинной: «Заткнись нафиг, заткнись нафиг».

Но теперь голоса, которые он слышал, исходили извне. Если, конечно, голоса в его голове не приобрели больше полномочий, объединившись с двоящимся зрением и непрекращающейся болью, и не заставляют его галлюцинировать.

В таком случае он в пролете.

Ладно, это было так не по-джулзовски.

Один из голосов имитировал самого Кэссиди. Он не в пролете. Он отказывается быть в пролете. Просто продолжит их игнорировать.

Потому что вечный покой – это слишком скучно. Он не хотел вечного покоя. Он хотел вечных каникул в Провинстауне с парнем его мечты. Он хотел быть бесконечно любимым, даже женатым. Завести двух детей и собаку.

Но такая любовь просто миф. На самом деле он хотел бесконечного секса.

«О, заткнись, – подумал Джулз, продолжая ползти. Солнце теперь пекло ему в макушку. – Это не миф. Бесконечный секс – это бонус к бесконечной любви».

Ага, точно. Он же не верит в это по-настоящему?

«В Стивене это было. Черт, я собирался сказать Джине про Стивена, про феерический визит к нему...»

Вернувшись из последней поездки в Лос-Анджелес, Джулз наконец-то собрался с духом пойти и позвонить в дверь очаровательного, но уже не только что переехавшего соседа Стивена.

– Я собирался позвать его на ужин, – поделился Джулз. – На свидание, понимаешь?

Типа «Привет, как поживаешь? Давно не виделись. Хотел спросить, свободен ли ты вечером...»

Вот только дверь открыл не Стивен, а Брайан. Полицейский Брайан, который выглядел странной мускулистой копией Джулза. Крепко сбитый, симпатичный, темноволосый и кареглазый. Забавный и дружелюбный. И со всей очевидностью по уши влюбленный в Стивена, который в свою очередь был так счастлив, что просто сиял.

– Так что я остался и поужинал с ними обоими, – сказал Кэссиди Джине, вот только, стойте – ее же не было рядом.

И все же она не ошиблась насчет Стивена. Он был идеальным. Джулз мог бы быть на месте Брайана. Упаковывать вещи, собираясь в Массачусетс на свою свадьбу.

– Я имею в виду, он идеально подходит Брайану, – просветил Джулз голоса.

Черт, как жарко. Почему внезапно стало так ужасно жарко?

И почему внезапно голоса принялись кричать на него на непонятном языке?

Множество голосов, и все говорили одновременно, обращались друг к другу – довольно впечатляющий дешевый трюк, ведь голоса были частью Джулза. Темной стороной, правда, но когда это его темная сторона успела записаться на курсы повышения образования, а светлая сторона ни сном ни духом?

«Эй, – возмутился Джулз, – если вы не заговорите по-английски, я продолжу вас игнорировать».

Но, ух ты, вдруг его голоса обрели ноги. Много ног. Голых, обутых в поношенные сапоги и сандалии.

Ступни и ноги, и... Джулз попытался разглядеть, но солнце светило слишком ярко.

Один из голосов наклонился, превратившись из расплывчатой тени в мутное, раздвоенное лицо.

Азиат: темные волосы. темные глаза, убийственные скулы, усы Фу Манчу над говорящим ртом.

– Прости за рубашку.

Но его губы продолжали двигаться, как в плохо дублированном фильме.

– О`кей, – сказал Джулз. – Ты определенно не существуешь.

Появилось другое лицо – лица.

– Избегай этой гадкой Пегги Райан.

– Не смешно, – заявил Джулз. Очень, очень не смешно. Именно это Робин, который был ему так дорог, сказал вместо «Прощай», когда они в последний раз были вдвоем. – Убирайся!

Вернулось первое лицо.

– Надеюсь, когда-нибудь мы сможем быть друзьями.

Достаточно значит достаточно.

– Уйдите к черту от меня! – выпалил Джулз, и они все убрались. Он потянулся за оружием, неуклюже пытаясь вытащить пистолет из этой духовки – кожаной куртки.

Одна из ног примерилась к его голове, словно та была футбольным мячом. Джулз не мог пошевелиться, но что с того? Галлюцинация не могла ему навредить...

Хрясь.

Джулз и услышал, и почувствовал удар, ощутил, как его отбрасывает назад, а тело следует за головой. Что, вероятно, было хорошо.

Новая боль смешалась со старой. Вспыхнули и поплыли зведочки. Но прежде чем серость сменилась чернотой, в поле зрения опять появился Фу Манчу, склонился ближе.

– Цель! – заявил он, словно комментатор международного футбольного матча.

Джулз пытался заговорить. «Американец», – хотел он сказать. И «посольство». «В Дили». Но мир погрузился в черноту.


* * *
– Может быть больно, – предупредил Джоунс.

Может быть? Может?

Словно все, что было до этого, не причиняло боли.

Макс лежал с закрытыми глазами и стиснутыми зубами, обливаясь потом.

Иисусе, Мария, Иосиф.

– На три, – заявил Джоунс. – Готовы? Один, два...

– Держись, – мягко проговорила Джина около его уха. – Макс, ничего страшного, если ты закричишь.

– Нет, – с трудом выдавил Багат.

– Да. И открой глаза. Я где-то читала, что если открыть глаза, то меньше болит. Когда глаза закрыты, ты сосредоточен на боли и...

Макс открыл глаза. Джина была прямо перед ним – ее глаза, ее лицо. Она сидела на стуле, который приволокла Молли, держала его руки в своих ладонях и выглядела немного бледной, – Мне нет нужды кричать.

– Я поспорила с собой, что ты не закричишь. Не позволяй мне выиграть.

Что?

Макс попытался убрать ладонь из ее рук – он слишком сильно их сжимал, – но она не позволила.

Он многое испытал в жизни, а последние пять минут были просто адскими. Но даже они не шли ни в какое сравнение с последними днями.

– Три, – сказал он Джоунсу. – Просто сделайте это.

Матерь божья! Макс не удержался и зажмурился.

– Открой глаза, – убеждала Джина. – Давай, Макс, кричи.

– Давай, Макс, – вмешалась где-то рядом с источником его боли Молли. – Мы все закричим вместе с тобой.

– Не хочу... пугать тебя. О боже, Джина...

– Нет. – Голос девушки дрожал. – Ты не хочешь напугать себя. Меня-то ты не пугаешь. Ты так до сих пор и не понял? Я вообще тебя не боюсь.

– Почти закончил, – объявил Джоунс, и боль немного ослабла.

Конечно, она тут же вернулась с новой силой.

– Боже, – вновь выдохнул Макс.

– Знаешь, ты тоже самый лучший друг, который у меня был, – поведала ему Джина.

Все еще прошедшее время. Он открыл глаз и сразу же увидел ее. С царапиной на щеке, пересекающей идеально гладкую кожу, вероятно, полученной во время их идиотских метаний по джунглям. Скорее даже рубцом – выступающим и розоватым, – хотя Макс видел, что там, где хлестнувшая ее ветка рассекла кожу, выступило несколько крошечных капелек крови.

Глаза блестят от слез, как бы она ни пыталась их сдержать. Одна слезинка скатилась по щеке.

Чудесное изобилие жизни. Джина была так полна им, так восхитительно жива, жизнь просто сочилась сквозь нее.

Сквозь ее губы.

– Хотя мне, наверное, стоит использовать другие слова, – сказала она. – Что-то вроде «любовь всей моей жизни».

Возможно, каша в голове частично объяснялась проклятой горящей задницей, но необходимо выяснить время, которое Джина употребила.

– Был? – вымучил Багат. – Или?..

Джина выдержала пристальный взгляд с той же решимостью, которая так впечатлила его в самый первый раз, когда он говорил с ней по радио в угнанном авиалайнере.

– Какая тебе разница? – спросила она. – Ведь ты специально не позвонил мне, когда умер Аджай, чтобы я тебя оставила.

– Почти закончил, – снова сказал Джоунс.

– Не повторяй это, мать твою, пока действительно не закончишь! – Скорее вой, чем крик, но Джина оказалась права. Это до чертиков его напугало.

– И я сыграла как по нотам, – продолжала Джина. – Ведь так?

– Да, – прошипел Макс сквозь стиснутые зубы. – Я эгоистичный осел, ладно? И я твердил тебе об этом с самого начала.

– Это так ты говоришь себе? Что ты эгоист? Это принять легче, чем правду: что ты боишься?

– Проклятье!

– Ну и что бы произошло, Макс, если бы ты подпустил меня ближе? Что бы произошло, если бы ты не только позволил себе оплакать Аджая, но и разделил это чувство со мной?

– Не знаю, не знаю. Иисусе, Джина. Джоунс, какого черта?..

– Почти закончил.

– Боже... – Теперь ему определенно хотелось выть, но он боролся с собой и слова больше походили на хрип.

– Прокх-х...

– Почему ты так боишься быть человечным? – спросила Джина. – За это ведь я тебя и люблю, знаешь.

Настоящее время. Боже, Господи, настоящее время!

Она даже не остановилась вдохнуть воздуха.

– Потому что как бы ты ни пытался это скрыть, я вижу в тебе человечность. Ты не идеален – и никто не идеален. Черт, Макс, разве ты не знал? Я не хочу идеал, я хочу тебя.

Хочу маленького мальчика, который смотрел со своим дедушкой фильмы с Элвисом.

Хочу мужчину, который пробил кулаком стену, потому что не смог помешать каким-то злодеям причинить мне боль. Но знаешь что? Я хочу даже того, кто так... холоден и… и отстранен, и винит себя во всех своих неудачах. Я просто хочу, чтобы ты понял, люди извлекают уроки из неудач. Мы учимся, растем и отпускаем свои ошибки, потому что знаем: в следующий раз поступим по-другому. Если нам повезет, и будет следующий раз.

Она все еще держала его за руки, поэтому вытерла щеки рукавами футболки и добавила:

– Есть. Ответ на твой вопрос. Ты есть любовь всей моей жизни. И знаешь что? Я выучила урок. Если ты простишь мне, что я ушла от тебя, если сможешь дать нам второй шанс, я не позволю тебе отпугнуть меня снова.

Иисусе.

– Достал, – торжествующе сказал Джоунс. – Прости, это был маленький кусок дерьма или ткани, или еще чего-то, но я его достал. Готов к небольшому стопятидесятиодноградусному промыванию?

– Да, – отрывисто произнес Макс. Есть. Настоящее время. Если он ее простит? Джина, похоже, серьезно.

И, да, сейчас он готов едва ли не ко всему.

Стоило Джоунсу полить на рану первосортным ромом, как Макс взревел:

– И-и-исусе! И-и-исусе! И-и-исусе!

Как и обещали, Джина и Молли зашумели и заорали вместе с ним, вот только Джина, скорее, смеялась. Наверняка сказать было трудно – при этом она еще и заливалась слезами.

Было так шумно – даже Джоунс подвывал, – что они едва слышали голос.

Голос, усиленный мегафоном.

– Грейди Морант.

Молли услышала это последней, и Джина с Дейвом зашикали на нее.

– Грейди Морант, – прогрохотало еще раз.

– О боже, – выдохнула Джина, когда Макс наконец отпустил ее ладони.

Джоунс быстро перевязал рану и пошел к раковине вымыть руки. Багат поднялся на четвереньки.

– Кто-нибудь видел мои штаны?

– Они насквозь мокрые, – сообщила Молли. – Я пыталась отстирать кровь, но...

– Я найду тебе что-нибудь другое. – Джина скрылась из виду.

– Грейди Морант, ты полностью окружен, – продолжал голос с мегафоном. – Сдайся мирно, чтобы спасти своих компаньонов. Мирно сдайся, и никто не пострадает.


Глава 20


Пока мужчина с мегафоном продолжал уговаривать Грейди сдаться, Джина перенесла охапку вещей из бывшей гардеробной Эмилио в кухню.

Молли и Джоунс уже поднялись наверх, чтобы выглянуть в окно через бинокль Эмилио.

Макс умывался, стоя над раковиной.

– Вот и момент истины, – сказал он, закручивая кран.

Джина бросила одежду на один из кухонных стульев и протянула Максу полотенце, висевшее на дверце холодильника.

– Спасибо. – Макс вытер лицо. – Вот мы и выясним, на кого работал Эмилио.

Возможно, солдаты, которые пытались нас убить, действовали не по приказу властей.

Если это так, то, может, нам дадут возможность сдаться в посольство в Дили в чрезвычайных обстоятельствах. Если я смогу это организовать, мы спокойно полетим домой.

Джина кивнула. А если Макс не сможет?

– Если же не смогу я… – печально улыбнулся Макс и посмотрел ей в глаза, – то не сможет никто. И это не демонстрирую самонадеянность.

– Знаю. – Джина принялась перебирать одежду. – Не против надеть нижнее белье Эмилио? – Она повернулась к Максу, держа двое найденных в ворохе одежды трусов разногофасона. – У вас примерно один размер. И они чистые. Были завернуты в бумагу, словно только что из прачечной.

Макс исподлобья посмотрел на нее, потому что помимо стащенных у Эмилио очень хороших дорогих боксеров из черного шелка она позаимствовала еще и его стринги.

– А что? – спросила Джина. Стринги определенно были мужскими. В покрое имелось дополнительное место для всяких неженских частей тела.

– Не глупи.

– И не думала, – ответила она, пытаясь сохранить серьезность. – Во-первых, прошло какое-то время и, возможно, твои вкусы изменились. А во-вторых, в них тебе на самом деле может быть удобно, учитывая, где у тебя повязка и… – Макс взял у нее боксеры. –

Очевидно, я ошибалась.

Джина отвернулась и принялась перебирать брюки и шорты, пытаясь не слишком привлекать внимание к тому, что краем глаза наблюдала за Максом, боясь, что он упадет.

Верно.

Надев трусы, Макс снял халат и…

Ладно, он определенно не был таким худым, как после продолжительного пребывания в больнице. Брюки Эмилио, вероятно, все же ему не подойдут. Хотя были тут одни свободного кроя, которые сели бы хорошо… А вот и они. Ярко-зеленые шорты до колен.

Макс снова недоверчиво посмотрел на нее, вешая халат на спинку стула.

– Неужели правда похоже, что я хоть раз в жизни носил шорты такого цвета?

Джина попыталась сдержать улыбку.

– Честно говоря, не думаю, что у тебя есть выбор. – Она позволила себе поднять на него глаза. – Можешь пока что походить в одних трусах. По крайней мере, пока твои брюки не высохнут. Хотя знаешь, что действительно бы к ним подошло? Галстук-бабочка.

– Она повернулась, словно намереваясь метнуться в гардеробную. – Уверена, у Эмилио есть смокинг. Судя по остальной одежде, он, скорее всего, из полиэстера и зеленовато- желтый, но, возможно, бабочка…

– Джина. – Макс остановил ее до того, как она дошла до двери. Поманил ее к себе.

Джина протянула ему зеленые шорты, но Макс взял не их, а ее руку, и привлек девушку к себе.

– Я люблю тебя, – сказал он таким голосом, словно сообщал какую-то жуткую скорбную весть, которая все же отчего-то отчасти его забавляла.

Джина надеялась, что он это скажет, даже молилась об этом, но то, что Макс умудрился при этом улыбнуться, пусть и мимолетно, было просто чудом.

А потом, не дожидаясь, что ее замершее сердце снова забьется, Макс ее поцеловал.

И о, к этому чуду она тоже не была готова: к сладкой мягкости его губ, к сильной хватке обнимавших ее рук. Почти восстановив форму, Макс стал крупнее и объемнее, чем после больницы – и это тоже было потрясающе. Джина водила руками по его гладкой мускулистой спине и плечам, и поцелуй из нежного перерос в страстный.

И, боже, это тоже было чудом.

Вот только Джина не могла не думать о словах, которые Макс выдавил из себя, словно возможность сказать их вслух стоила ему души. Зачем он признался ей в любви именно сейчас?

Да, она много лет ждала этих слов, но…

– Ты… Ты сказал, что… Думаешь, мы умрем? – спросила Джина.

Макс удивленно засмеялся.

– Нет. Почему ты… – Он догадался сам. – Нет, нет, Джина, просто… Мне следовало сказать тебе раньше. Стоило признаться много лет назад, но на самом деле надо было сказать эти слова вместо, ну знаешь, «привет». – Снова усмехнулся, очевидно, недовольный собой. – Боже, я идиот. Ну то есть, привет? Я должен был войти и сказать:

«Джина, ты нужна мне. Я люблю тебя, не оставляй меня никогда».

Девушка пристально посмотрела на него. Возможно, и хорошо, что он не сказал ей этого тогда, потому что она бы упала в обморок.

Было очевидно, что Макс чего-то ждет, но она совершенно утратила дар речи.

– Ладно, – сказал Макс. – Теперь я боюсь, что, хм, опоздал? – Неуверенность превратила его утверждение в вопрос. – Я опоздал? – снова спросил он, словно на самом деле думал…

Хотя Джине и нравилось наблюдать, как Макс нервничает, она заставила легкие и голосовые связки вновь заработать.

– Ты…

Ей пришлось откашляться, но к тому времени уже было не важно, что она скажет, потому что выступившие на ее глазах слезы совершенно ясно сказали ему все, что он хотел услышать.

Джина увидела, что Макс успокоился, и, да, страх не покинул его, но теперь к нему примешивалась надежда. И то, что чертовски сильно походило на счастье.

Счастье – в глазах Макса.

– Ты на самом деле просишь меня дать тебе второй шанс? – умудрилась выдохнуть она в едином порыве.

И Макс поцеловал ее, словно не мог стоять так близко к ней, не касаясь ее губами.

– Пожалуйста, – выдохнул он, целуя ее снова, пробираясь языком в рот и… Господи…

Джина могла бы стоять там и целоваться с Максом вечно, но человек с рупором упорно не хотел затыкаться.

Кроме того, ей хотелось убедиться, что между ними происходит нечто большее, чем просто секс.

– Ты хочешь, чтобы я была в твоей жизни? – спросила Джина. – То есть, очень здорово, что я тебе нужна, но…

«Нужна» подразумевает некий недостаток свободы воли. «Хочу» же…

– Хочу, – кивнул он. – Да, я хочу тебя. В своей жизни. Джина, без тебя я не был собой.

– Он осекся. – Точнее… – Он покачал головой. – К черту. Я полный придурок, но если ты все равно по какой-то причине меня любишь… Если ты действительно имела в виду то, что сказала, о том… – И снова это чувство вспыхнуло в его глазах. Надежда. – Что все равно меня любишь.

– Я люблю тебя не все равно, – с бешено колотящимся сердцем сказала Джина. – Я люблю тебя, потому что. – Она коснулась его лица, его гладко выбритых щек. – Хотя, раз уж ты об этом упомянул, ты действительно полный придурок, и я, наверное, заслуживаю… компенсации в некоторых аспектах. То есть, в любых отношениях нужно выторговать определенный объем компромиссных решений, верно?

Макс действительно счел, что она говорит всерьез.

– Ну да.

– Значит, если, скажем, я намекну, как невероятно сексуально ты бы выглядел в этих стрингах…

Макс с облегчением усмехнулся:

– Черт, а я думал, ты всерьез.

– Черт, – поддразнила Джина, – так и есть.

Макс взял ее лицо в ладони, и от пылкости в его глазах колени Джины подогнулись.

– Я их надену, если ты тоже наденешь…

Он снова поцеловал ее, и на этот раз его поцелуй дышал чистой страстью. Его требовательные губы больше не были мягкими, он притягивал ее все ближе к себе, а она в свою очередь льнула к нему, запустив пальцы в волосы. Джина хотела коснуться его всего – этого невероятного здорового Макса, его мускулистых рук, широкой спины и живота с намеком на кубики, который удивил ее в тот самый первый раз при виде обнаженного любимого – в ее номере мотеля во Флориде, кажется, сто лет назад.

Или не совсем сто лет, а – для Макса – два пулевых ранения назад. И, целуя его, Джина гадала, действительно ли агенты ФБР измеряют время различными телесными повреждениями.

Также она думала, знает ли Макс, что ей совершенно все равно, сексуальное ли у него тело или нет. Худое или толстое, мускулистое или дряблое – ей было плевать. Она хотела, чтобы он был жив и здоров и предпочтительно достаточно счастлив, чтобы улыбаться ей – вот и все, что ее волновало.

Но она все равно никак не могла насытиться прикосновениями к нему. Его спине, рукам, плечам.

И, о, от него так хорошо пахло.

Джина потерялась в его поцелуях – отчаянных, голодных, властных поцелуях, на которые отвечала тем же. Потерялась в касаниях его рук, ощущая его мощную грудь, пока Макс размещался между ее ногами – и вот уже его твердость прижалась к ее мягкому телу.

Задней поверхностью бедра Джина уперлась в стол, чувствуя пальцы Макса на пуговице пояса, а затем, боже, она уже помогала ему. Стягивала с себя брюки, чтобы он мог поднять ее на стол, чтобы между ними больше ничего не было. Она обхватила Макса ногами, и он…

Господи.

Как она скучала по нему, скучала по этому, и попыталась озвучить свои мысли, но Макс целовал ее так, словно пытался языком достать до души.

И существовала вероятность, что он преуспеет.

И все, что Джина смогла выдохнуть, – только «Еще…» и «Пожалуйста…».

Макс держал ее на весу, чтобы позвоночник не бился о жесткий деревянный стол, и Джине было невообразимо хорошо в его руках, невероятно хорошо, когда он целовал и целовал ее, все глубже и глубже вонзаясь в ее тело.

Только Макс и секс, но этот раз не был похож ни на один из тех, что у них случались прежде, потому что Макс не вел себя излишне заботливо. Он не беспокоился о сломанной ключице, которая давно срослась. И не щадил Джину.

Она не была сверху.

Джина знала, что он предпочитал позу наездницы, потому что так она управляла ситуацией. Даже когда его раны достаточно зажили, чтобы допустить иные позиции, Макс всегда был слишком зажат и слишком боялся, что Джина почувствует себя пришпиленной к поверхности, если они сменят дислокацию.

Джина знала также, что он пытался все упростить, а не усложнить, но из-за его поведения, закрывая глаза, почти всегда вспоминала угнанный самолет и изнасилование.

Это сквозило в его осторожности, в постоянных проверках, все ли с ней нормально, в попытках скрыть, что он думает о прошлом. Он всегда о нем думал.

Всегда.

Но теперь прошлое между ними не стояло. Между ними не было ничего.

Только Макс. И он не пригвождал ее собой, а ставил на якорь, дарил безопасность.

– Джина, – выдохнул он, когда она напряглась под ним, желая прижаться к нему еще крепче, еще плотнее. – Ты…

«Не спрашивай, все ли со мной в порядке. Прошу, не спрашивай…»

– Боже, – выдохнул он, и слово словно вырвалось из глотки. – Мне так хорошо. Я не могу… нет…

Его внезапная разрядка подарила Джине невероятный прилив возбуждения, и она быстро и бурно кончила в вихре ослепляющего удовольствия, ставшего еще более насыщенным из-за знания, что Макс переживает то же самое.

– Я люблю тебя, – ахнула она в такт биению сердца, а Макс просто держал ее, все еще прижимая к себе, пока они пытались перевести дух. Джина не помнила, говорила ли ему раньше эти слова.

– Черт! Простите! – донесся голос Джоунса.

О боже! Джина повернулась к дверному проему между кухней и коридором – там даже не было двери, которую при необходимости побыть наедине можно было бы закрыть.

Макс сразу же принялся прикрывать ее наготу халатом и своим телом.

Но Джоунс не стоял в дверях.

По крайней мере, больше не стоял.

– Я не смотрю! – крикнул он из коридора. – Извините, просто… вы нам действительно нужны наверху.

Голос по-прежнему монотонно повторял то же самое сообщение в мегафон. Забавно, что спустя некоторое время Джина перестала его слышать.

– Хотя, Иисусе, Багат, я лучше воспользуюсь этой ниткой, чтобы наложить тебе швы, если ты собираешься… Что?

Молли что-то неразборчиво забормотала, и послышался звук удаляющихся шагов.

Совершенно униженная, Джина начала смеяться.

– Боже мой, – сказала она, – неужели мы и вправду только что это сделали?

И, черт возьми, без презерватива. Совершенно не в обычной манере Макса.

Возможно, он лгал, говоря, что не думает об их неизбежной смерти. Предохранение от беременности не имеет значения, если им осталось жить всего несколько дней – или часов.

Натягивая жуткие зеленые шорты, Макс всем своим виноватым видом просил прощения. Он открыл рот, но Джина его остановила.

– Не смей говорить, как тебе жаль, – предупредила она, – потому что мне не жаль. Да, все случилось совсем… невовремя, и нам, наверное, стоило бы…

– Я тоже тебя люблю, – перебил ее Макс. – Это можно сказать? И да, ты права, я, кажется, собирался добавить, что мне жаль, что…

– Да, это можно, – вклинилась Джина, – но вторую половину слушать я не стану. Ля-ля- ля…

– …Что это случилось вот так, а не где-то – не знаю, в более романтичном или по крайней мере уединенном…

– Шутишь? – спросила Джина. – Секс на кухонном столе – одна из главных романтических фантазий женщин всех времен и народов, как и риск быть застигнутыми на горячем Фредом и Этель[36]. Конечно же, в фантазиях риск должен оставаться всего лишь риском. Боже мой. – Она снова засмеялась.

Макс тоже захохотал, но, проверив повязку, поморщился.

Дерьмо, Джина на самом деле забыла о его последнем ранении.

– Я не причинила тебе боли? – встревожено спросила она.

– И близко нет. – Макс поцеловал ее, одновременно выхватывая из вороха одежды одну из рубашек Эмилио. – Я не стану тебя ждать, ладно?

Джина кивнула. Ей определенно нужно было привести себя в порядок. Потрясающе, что Макс не дергается по поводу отсутствия контрацепции – посткоитальный шок и чувство сожаления пока его не накрыли.

– Я быстро. Мне нужно только…

– Джина! – раздался сверху крик. Молли. – Мне очень жаль, но нам на самом деле нужен Макс. Прямо сейчас!

Макс снова поцеловал ее и пошел к выходу. Но обернулся, прежде чем покинуть кухню.

– Ах да, – добавил он, – я собирался сказать еще кое-что. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

И с этими словами ушел.


* * *
Невероятно.

Абсолютно невероятно. Молли была в ярости.

– Кому бы ни пришла в голову идея использовать в этих целях ребенка – этот человек заслуживает виселицы!

Всех жителей соседних домов уже эвакуировали. Многие из них стояли за шеренгой солдат, наблюдая за идущей к концу драмой.

Или не идущей, потому что обстановка не менялась уже несколько часов. Но теперь один из англоговорящих солдат завладел мегафоном и принялся призывать Джоунса сдаться.

Другой солдат выхватил ребенка – младенца месяцев восьми – из рук матери.

Закрываясь тельцем малыша как щитом, он пересек площадь, двигаясь к осажденному дому.

Ребенок кричал и тянулся к матери, которая тоже голосила, сдерживаемая несколькими пожилыми женщинами.

В других обстоятельствах было бы забавно смотреть, как сразу же разбежались гражданские. В одну секунду они здесь, а в следующую их уже нет. За исключением отчаявшейся молодой матери и двух ее спутниц все зрители исчезли в длинных послеполуденных тенях.

Но в использовании младенца в качестве живого щита не было ничего даже отдаленно смешного.

Один из солдат подошел к рыдающей матери. Поднял пистолет. Женщина упала на колени – если не затихнув совсем, то по крайней мере подуспокоившись.

– Не стрелять! – сказал солдат с мегафоном по-английски и повторил приказ на диалекте, который Молли худо-бедно поняла. Он отличался от языка острова Парвати, где она провела несколько лет, но достаточно походил на него, чтобы узнать сходные слова.

– Что происходит? – поинтересовался Макс, заходя в комнату. Он на ходу застегивал рубашку, и помимо слегка неловкого взгляда на Молли и попытки быстро пригладить волосы его внимание было целиком сосредоточено на разворачивающейся ситуации.

– Они несут нам что-то вроде радиопередатчика, – сообщил Джоунс, протягивая ему бинокль.

Окно было тонированным – снаружи выглядело зеркальным. Осажденные видели происходящее на улице, а внутрь никто заглянуть не мог. Но Джоунс все равно предупредил Молли, что на другом конце площади вполне может оказаться снайпер с прицелом достаточно высокотехнологичным, чтобы просветить такое стекло. Макс, видимо, думал о том же. Он немного отступил в сторону, глядя сквозь зарешеченное окно.

– Радиопередатчик? – недоверчиво переспросил Макс.

– Ага, – кивнул Джоунс. – Но не тешь себя надеждами. Думаю, это будет одноканальная рация. Наш переводчик, наверное, не знал нужного слова.

– М-м-м, – выразил признательность Макс, наводя бинокль на военных, столпившихся на дальнем краю площади. – Они думают, что находятся вне пределов нашей досягаемости. Они не должны знать, что у нас здесь имеется серьезное оружие.

Интересно…

– Возможно, они знают, что мы им не воспользуемся, – предположила Молли. – То есть, они должны знать, что мы не выстрелим в солдата из страха попасть в малыша.

– Ребенок для нас, – сказал ей Макс, не отрывая глаз от бинокля. – Нам полагается поверить, что, если на пороге будет ребенок, мы не окажемся под обстрелом, когда откроем дверь.

Солдат с младенцем приближался, и Молли разглядела, что он действительно несет что-то еще помимо ребенка.

– Я иду вниз, – решил Макс.

– Я тоже. Дверь открыть должен именно я, – добавил Джоунс.

– А если это бомба?

Молли повернулась к Джине, стоящей на пороге с таким обеспокоенным видом, словно она уже села в обратный экспресс из рая.

– Эта радиоштука, которую они так хотят нам передать, – уточнила Джина. – Что если на самом деле это вовсе не передатчик?

Макс покачал головой:

– Судя по тому, что я вижу, сомневаюсь в наличии у них технологий…

– А если они все же есть?

Макс посмотрел на девушку, и Молли задержала дыхание. Но его ответ не прозвучал снисходительно или высокомерно вроде «Так как все знают, что мы только что занимались сексом, я притворюсь, будто уважаю тебя и отвечу так, словно твой глупый вопрос существенен».

Вместо этого Макс ответил честно.

– Будет плохо, – сказал он. – Но общаться с ними нужно, Джина. Не вижу для нас выбора.

– Удостоверься хотя бы, что это настоящая рация, – кивнула она, – прежде чем заносить ее в дом.

– Это будет нелегко, – предупредил Джоунс.

Джина пристально посмотрела на него.

– Да ладно. – Она указала на окно. – Крикните похитителю детей, чтобы он послал сообщение своему руководству с передатчика, который доставляет. Пусть скажет им повторить наше сообщение в мегафон. Сообщение должно быть чем-то необычным, таким, что они не сказали бы просто так – ну, например, куплет из песни. Тогда мы поймем, что это настоящая рация. – Она нахмурилась. – Разве что у него есть запасная…

Макс снова поднес бинокль к глазам.

– Не вижу на нем никаких проводов. И сомневаюсь, что у них есть микроэлектроника и наушники, учитывая, что, очевидно, денег нет даже на бронежилеты.

– Хотя, – сказала Джина, очевидно намереваясь сыграть роль адвоката дьявола до конца, – что если он не говорит по-английски?


* * *
Доставившему рацию солдату как раз хватило знания английского.

Стратегия Джины чудесно сработала. Рация была одноканальным хреновым средством связи ограниченного радиуса действия – вызвать подмогу с ней выйдет. Макс взял устройство на пороге и закрыл дверь, не схлопотав пулю.

Ребенка отнесли на другой конец площади и вручили рыдающей матери.

Все было просто здорово – включая улыбку Джины, потому что Макс воспользовался словами из старой песни Элвиса Пресли.

– Я зам ни знал, и я нипанимал, шо з ниоткуда в никуда. - Мегафон грохотал высокопарным слогом с жутким акцентом. Словно в игре в испорченный телефон, большинство слов  были непоняты или неправильно расслышаны. – Куда вэли менья глаза, в глазах двоих найдья лубви пожар…

Но смысл примерно был понятен.

Все было чудесно – за исключением одного аспекта, имевшего наибольшее значение.

Переговоров.

Глава операции четко следовал приказам – Макс понял это за пятнадцать секунд разговора с переводчиком. Командир не был профессиональным переговорщиком и сообщил Максу, что не уполномочен заключать договоренности любого рода.

С его стороны это было более чем недостатком воображения. У офицера определенно имелась единственная цель – спасти собственную шкуру. Существовали люди, четко придерживающиеся правил, потому что верили в них. Но этот командир делал так потому, что был напуган.

Макс почти тридцать минут объяснял – деликатно, чтобы не напугать собеседника еще больше, – что является американцем и желает поговорить с кем-нибудь из американского посольства, и да, знает, что на острове Мида посольства нет. Он пытался донести, что желает поговорить с кем-то из посольства в Восточном Тиморе, в Дили.

И узнал лишь, что посольство в Дили закрыто, а сотрудники эвакуированы. Из-за возросшей угрозы терроризма весь персонал вывезли в более безопасное место.

А затем последовали самые плохие новости.

Руководство сообщило командиру, что Грейди Морант является предводителем печально известной террористической организации, разыскиваемой властями как Индонезии, так и США. И да, командир упомянул, что ему приказано застрелить их всех в ту же секунду, что они выйдут за дверь, даже с поднятыми руками.

Чтобы никто не пострадал.

Возможно, здесь и возник языковой барьер, но у Макса просто не получалось убедить собеседника, что произошло серьезное недоразумение.

– Я хочу поговорить с Эмилио Теста, – наконец сказал Макс.

– Кто такой Эмилио Теста? – последовал ответ.

Макс обернулся и увидел, что Джина не сводит с него глаз. Она знала, почему он задает этот вопрос. Если Эмилио жив, то Джулз, вероятно, уже нет.

– Он живет в этом доме, – сказал в рацию Макс.

Повисла тишина, и Джина тихо произнесла:

– Если Джулз не погиб, если он ведет сюда помощь, он ведь уже прибыл бы, верно?

Макс не мог ей солгать.

– Да.

– Мы не знать этого человека, Теста, – ожила рация.

– Возможно, это ложь, – обратился к Джине Макс. – А может, и нет. Возможно, Теста имел дело с кем-то в более высокой инстанции.

– Вы готовы сдаться? – спросил голос из рации. Набор слов прямиком из методички о переговорах.

Шутит он, что ли? Если капитуляция означает открыть дверь и получить пулю…

– Я хочу поговорить с американцем, – сказал Макс. – Предпочтительно с кем-то из штаба ЦРУ в Джакарте или из американского посольства. Но я готов взять… поговорить с любым офицером любого рода войск армии Соединенных Штатов. С любым. Любым американцем, – повторил он.

– Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования, – последовал ответ, также прозвучавший как цитата из учебника.

– Как раз таки в том, – возразил Макс. – У нас вдоволь еды и воды, чтобы продержаться несколько месяцев. – Неправда, но если у командира нет связи с Эмилио Теста, то доподлинно он не знал. – Вы на самом деле хотите сидеть там так долго?

– Полковник приезжает завтра. Как и танк.

Макс резко выпрямился. Какого черта?

– Он сказал «танк»? – вытаращив глаза, переспросила Джина.

– Пожалуйста, повторите, – сказал в рацию Макс.

Но эфир был мертв. Кто бы ни был на связи, этот человек выключил рацию.

Неудивительно, что их переговорщик не слишком силен в своем деле. Ему это вовсе необязательно.

Полковник – кем бы он ни был – уже в пути. Хорошие это новости или плохие – до его прибытия осажденные понять не смогут.

А что касается танка – здесь не было загадки. Это не просто плохие новости, а ужасно плохие.


Глава 21


– Возможно, они блефуют, – предположила Молли.

– Возможно, и нет, – глядя в глаза Джоунсу, сказал Макс. – У тебя есть какой-нибудь опыт с...

– Танками? – Джоунс пожал плечами, пытаясь скрыть страх. Первая волна испуга захлестнула его в тот момент, когда Макс сообщил новости, и с тех пор страх постоянно накатывал на него, наконец надежно угнездившись в кишечнике. – Достаточный, чтобы знать: есть два места, где мне никогда не хотелось бы оказаться. Во-первых, внутри танка во время боя, когда у противника имеется противотанковая артиллерия. Во-вторых, в точке, куда ублюдки в танке направляют пушку. Ну, то есть, да, здесь довольно крепкое убежище, но… Танк нанесет кое-какой ущерб.

И это еще мягко сказано.

Здесь осаждаемые разделились: Молли и Джоунс пошли наверх, Джина и Макс остались внизу. Кухня стала их операционной базой, пока группа обыскивала все шкафчики и чуланы в доме в поисках радиопередатчика. Или чего угодно, способного помочь им убраться отсюда в целости и сохранности.

Пара серебряных башмачков? Магический портал в другое измерение? Набор «Собери вертолет» с особым силовым полем, способным защитить беглецов от обстрела во время взлета из окна второго этажа?

Пока что удача им не улыбалась.

Хотя удалось отыскать аэрогриль и кофемашину. Караоке-проигрыватель, вызвавший ложную тревогу, так как походил на радио. По крайней мере, больше, чем аэрогриль.

Также обнаружились копировальный аппарат и пять коробок с бумагой. Годовой запас свеч. Старая коробка от прибора, умеющего готовить нечто под названием «Няшки- вкусняшки», доверху наполненная бейсбольными карточками в идеальном состоянии – включая Тома Сивера и Теда Уильямса.

Отставив эту коробку – разве не мило будет, если Эмилио поможет оплатить грядущие медицинские счета Молли? – Джоунс перешел в спальню Эмилио, где, открыв шкаф, обнаружил телевизор с плоским экраном.

При включении телевизор показывал лишь помехи, но рядом с ним располагался дивиди-плеер, а неподалеку – три полки с дисками.

Похоже, у Эмилио был пунктик насчет порноактрисы под псевдонимом Руксана, одетой на всех обложках фильмов с ней в форму католической школы и с убранными в два хвостика волосами.

Молли, конечно же, застала Джоунса за просматриванием дисков.

– Дай-ка угадаю, – сказала она. – Ты разглядываешь их, чтобы лучше понять, кто такой Эмилио. Чтобы затем догадаться, где он мог спрятать что-то вроде радио. Если у него имелось радио, чтобы его спрятать.

– В точку! – рассмеялся Джоунс. Сам он не смог бы лучше оправдать свое занятие. – Я обнаружил, что у нас с Эмилио много общего: оба предпочитаем симпатичных девчонок.

Молли взглянула на обложку диска в руках Джоунса и рассмеялась. Название на английском приводилось мелким шрифтом внизу изображения: «Шаловливая девственница в большой беде». Очевидно, трудности перевода.

– Если я когда-нибудь сяду за мемуары, – сказала Молли, – непременно воспользуюсь этим названием. – Она перевернула коробку. – И кто бы мог подумать, что у меня столько общего с этой Руксаной?

Джоунс поднял на нее глаза. Почти лишенный окон дом освещался слабо – осажденные жгли свечи, пытаясь сэкономить бензин в генераторе. Но Молли была поистине лучиком света в темноте.

Она улыбнулась, ставя диск обратно на полку.

– Итак, если бы у тебя был радиоприемник, куда бы ты его спрятал?

– У меня бы его не было, – отозвался Джоунс, играя с прядью ее волос. Из-за жары Молли собрала их в хвост, но несколько локонов все равно выбились из прически и теперь обрамляли ее лицо. – Когда работаешь один, нет нужды в радио. Но если бы я работал с кем-то, с кем нужно держать связь, то держал бы приемник в машине, самолете или на яхте.

– Думаешь…

– В «импале» ничего нет, – сказал он. – Я уже ее обыскал. Пару раз, еще до стрельбы. – Джоунс закрыл глаза, представляя приборную доску паршивой малогабаритной машины, ранее припаркованной на улице. Той самой, на которой уехали Эмилио и Джулз. Джоунс начал было заводить машину без ключа, когда подумал, что Молли внутри белого фургона, который так поспешно уезжал.

Он попытался представить перчаточный ящик, вспомнить, был ли на нем более прочный замок, чем обычно. Но ничего не получилось. Он просто ничего не помнил.

– Что? – спросила Молли.

– Если бы я был на месте Эмилио, – пояснил Джоунс, – я бы держал приемник в машине, которую всегда использовал, гм, не совсем следуя букве закона. Менее приметной машине вроде маленького форда, который он сбросил с горы.

– Черт. – Молли редко ругалась, но сейчас было самое время. Они с Джоунсом обыскали каждый ящик, шкафчик и чулан на этаже.

Никакого радио. По крайней мере, ничего, что можно было использовать в качестве передатчика.

Но Джина вошла в комнату, лучась воодушевлением.

– Эй, вы нашли… – Она увидела Молли и Джоунса у шкафа. – Шикарно, именно это я и искала.

– Порно? – спросил Джоунс.

– Милый, – обратилась к нему Молли своим супертерпеливым голоском жены из комедийного сериала. – Джине не требуется порно, чтобы разнообразить сексуальную жизнь.

– О, мистер Разносчик Пиццы, – произнес Дейв высоким тембром с придыханием, изображая Джину. – Правда? Прямо здесь, на кухне? Пока мои друзья наверху? Хорошо! Чики-поки, чики-поки!

– Заткнись! – засмеялась Джина, тут же покраснев. – Дай передохнуть, я полтора года его не видела.

– Значит, первым делом нужно на него прыгать? Даже без… – Джоунс понял, что собирается сказать. Молли посмотрела на него. Ой.

– Мы просто не хотели, чтобы тебе было больно, – сказала Молли Джине.

– Я в плену в бункере, замаскированном под дом, на далеком индонезийском острове, – сказала Джина, – в окружении армии, чьему командиру приказано стрелять на поражение, даже если мы сдадимся. Сюда идет танк, и нас собираются отсюда выкурить.

– Понял тебя, – кивнул Джоунс. – Так зачем ты искала порно? – Он забрал у Джины коробку из-под диска. «Руксана в Ватикане». – Неужели Руксана получила за этот фильмец какую-то премию? Например, самый безвкусный и оскорбительный кусок дерьма года?

– Ой-ой, – охнула Молли, увидев обложку. – Это просто непристойно.

– Открой коробку, – попросила Джина.

Ага. Внутри оказался не диск, а компьютерная дискета.

– Мы думаем, это что-то вроде резервной копии, – объяснила Джина. – Диск лежал в кладовой. Рядом со старым компьютером, который там стоял. Будто кто-то купил себе ноутбук, но не захотел выбрасывать настольный компьютер. Я подумала, что весьма странно прятать там диск, поэтому… Конечно, это порно, и, думаю, любители клубнички прячут такие фильмы в самых неожиданных местах, но я открыла коробку, и…

Молли уже сняла с полки еще один диск, открыла коробку, и…

– Здесь еще одна.

Джоунс схватил стопку дисков и тоже включился в поиски.

– Макс на кухне, настраивает компьютер, – объяснила Джина. – Если он сможет его включить, то попробуем посмотреть, что на этих дисках.


* * *
Компьютер можно было счесть антиквариатом, монитор в сравнении с современными выглядел просто крохотным. Когда Джина привела Молли и Джоунса в кухню, системный блок с тихим гудением оживал.

– Нашли что-нибудь еще? – спросил сидящий на подушке Макс. Сидеть ему было больно, но полуопустившись на подушку еще более-менее терпимо.

– Золотую жилу, – ответила Джина. – Еще десяток дисков.

Содержимое кладовой валялось по всему полу кухни: от пачек старых газет и пакетов с собачьим кормом до коробки с листовками – половина на индонезийском, половина на португальском – похоже, для политической агитации. Пришлось перешагивать через все, чтобы добраться до стола.

– Кто-нибудь еще хочет чаю? – спросила Молли, подойдя к плите.

Джина положила диски на стол рядом с Максом.

– Да, я тоже хочу, но сама приготовлю. – Она коснулась затылка Макса и пошла к Молли. Касание было очень легким, но одновременно интимным и собственническим, и Макс внезапно осознал, что именно на этом столе они недавно…

Ладно. Думает ли об этом кто-нибудь еще в кухне? Макс глянул на Джоунса, который перехватил его взгляд и постарался не улыбнуться, а…

Да, Джоунс тоже об этом думал.

– Садись, – скомандовала Джина. – Положи ноги на стул.

– Спасибо, дорогая. – Молли подошла и села за стол прямо напротив Макса.

Макс притворился, что завороженно смотрит на экран, где зависла иконка с песочными часами.

Краем глаза он видел, как Джоунс пододвигает стул, чтобы Молли подняла на него ноги.

– Лодыжки начали опухать, – пожаловалась Молли. Она обращалась напрямую к Максу, а он не мог поднять на нее глаза. Черт, неужели он правда покраснел? – С недавних пор.

Стоп. Опухшие лодыжки – это… Разве у нее не рак груди?

Молли улыбнулась ему через стол.

– Не волнуйся так, Багат. Это нормально. Возможно, дело в жаре. Мне просто нужно быть поаккуратнее, потому что, ну, мне уже за тридцать…

Теперь Макс оказался окончательно заинтригован.

Улыбка Молли стала шире.

– Что? Ты смотришь на меня, будто… – Тут ее улыбка померкла, и Молли повернулась к Джоунсу. – Ты не сказал ему о моем положении, – догадалась она, – верно?

– Ты тоже беременна? – спросил Макс и посмотрел на Джоунса. – Нет, он мне не говорил.

Джоунс потер лоб, словно у него болела голова.

– Мол, я думал, это тайна. Пока мы не получили результатов биопсии…

Молли разозлилась:

– Ты думал, что сможешь уговорить меня на аборт?

– Я думал, – перебил ее Джоунс, – что после консультации с врачом или двадцатью докторами ты, возможно, решишь, что в приоритете сохранение твоей жизни, и поэтому, может, желаешь сейчас оставить все в тайне…

– Я желаю сохранить этого ребенка, – сказала Молли.

Макс посмотрел в глаза Джине, стоявшей на другом конце кухни. Должно быть, она думает о том же, что и он – что они в долгу перед Молли и Джоунсом за спор в их присутствии. Присутствовать при чужой ссоре мучительно тяжко.

– Я знаю, – мрачно кивнул Джоунс. – И мне жаль так говорить, но я его не хочу. Боже, Молли…

– Хорошо. Я рада, что ты наконец-то набрался смелости признаться в этом мне. –

Молли встала. Она всегда держала ровную осанку, как у статуи, но сейчас вытянулась еще больше. – Прошу меня извинить, – сказала она Максу и пошла к выходу.

Между тем Джоунс очевидно расстроился. И рассердился.

– Я собирался сказать: «Боже, Молли, только не ценой твоей жизни». Черт, Мол, не надо…

Но она уже вышла из кухни. Джоунс погнался за ней, но, двигаясь слишком быстро, перепрыгнул через пакет с собачьим кормом. В прыжке он сбил коробку с политическими листовками, и они разлетелись по всей кухне.

– О черт, блин, простите!

– Я все уберу, – пришла ему на помощь Джина. – Просто иди.

Но Джоунс остановился. Наклонился и поднял одну из листовок, не отрывая глаз от фотографии улыбающегося кандидата.

– Черт, – снова сказал он. Перевернул листовку, очевидно в поисках текста на английском.

Но такого не обнаружилось.

– Молли! – крикнул он. – Ты нужна мне здесь! – Он посмотрел на Джину. – Сходи за ней.

Джина не выглядела уверенной, что сейчас это стоит делать, но Джоунс был непреклонен.

– Скажи Молли, что она должна помочь мне прочитать вот это, – сказал он. – Она понимает в языках больше моего. – Джоунс повернулся к Максу. – Думаю, я знаю, из-за чего весь сыр-бор. Думаю, я понял, кто меня ищет. – Он поднял листовку. – Видишь этого парня? Он заплатил Чаю кругленькую сумму, чтобы я убил его любовницу.


* * *
– Его зовут Херу Нусантара, – рассказал Джоунс. – Не знаю, на какой пост он баллотируется, но кто-то явно спонсирует его кампанию.

– Не думаю, что это кампания, – возразила Молли. Она снова сидела за столом, разглядывая листовку. – Думаю, это просто, не знаю, пропаганда?.. Здесь не говорится, на какую должность он баллотируется. По крайней мере, я здесь такого не вижу. То есть в этом языке существует сходство с теми диалектами, которые я умею читать, но…

– Ты справляешься намного лучше, чем сделала бы я, – успокоила ее Джина. Чай наконец заварился, и она налила его в две чашки и протянула одну Молли.

– Эта часть каким-то образом связана с Восточным Тимором. – Молли указала на верхнюю половину листовки и слабо улыбнулась Джине. – Спасибо.

Джина взяла свою чашку и села за стол рядом с Максом, который щелкал мышкой и двигал полосой прокрутки, отсматривая информацию на найденных дискетах.

Было более чем очевидно, что Молли перегрелась, устала, расстроена и напугана –

Джина ее прекрасно понимала. Месяц выдался адским, и ему еще конца-края не видно.

Словно прочитав ее мысли, Макс, до этого упиравшийся рукой в подбородок, изменил позу, и его рука легла на спинку стула Джины. В кухне было слишком жарко для полноценного прикосновения, но Макс все равно дотронулся до нее – всего лишь кончиками пальцев легонько погладил ее по спине.

И Джина чуть не расплакалась.

Он здесь. Рядом с ней.

Он любит ее – и наконец смирился с этим.

И больше она ничего не хотела – разве что прожить еще сотню лет рядом с Максом.

Проблема заключалась в том, что еды и воды у них хватит лишь на несколько недель.

Максимум. И это не учитывая приближающегося танка.

Но Макс все равно был здесь. Был не просто голосом по радиосвязи, не просто плодом воображения.

– Здесь что-то написано о какой-то входящей на рынок американской компании. –

Молли посмотрела на Джоунса. – В Восточном Тиморе есть… Знаю, не нефть…

– Природный газ, – уточнил он. – Но никто сюда не лезет из-за бесчинств – постоянных схваток на острове.

– Похоже, здесь говорится, что этот политик, Херу Нусантара, помог заключить сделку с компанией под названием «Альянс корпорейшн», – сказала Молли. – Подразумевается, что она создаст в регионе рабочие места, увеличит благосостояние населения и раз и навсегда сделает Восточный Тимор полноценной частью Индонезии.

– Ага, – фыркнул Джоунс. – Как будто случится именно это. Кто-то разбогатеет, и вовсе не голодающий народ Восточного Тимора. Гарантирую.

– Здесь также идет речь о том, как в Дили появилось американское посольство, – продолжила Молли. – Очевидно, дипломаты прибыли поддержать «Альянс».

Предполагается, что присутствие американцев обеспечит стабильность в Восточном Тиморе.

– И как этот политик связан с тобой? – спросил Джоунса Макс.

– Нусантара был одним из… Не знаю, как сказать, думаю, его можно назвать деловым партнером Чая, – объяснил Джоунс.

– Тут говорится, что он вернет в Индонезию добропорядочность и благонадежность, - пренебрежительно фыркнула Молли. – Прямо-таки расписывается, какой он герой.

Неподкупный. Ха. Херу, герой народа. Точно.

– Если дело в этом, – протянул Джоунс, – я догадываюсь, зачем он меня ищет. У меня есть на него серьезный компромат.

– Например? – спросил Макс, не отрывая глаз от компьютера. – Ты упомянул… его любовницу?

Джоунс кивнул:

– Ей было едва ли шестнадцать. Беременная. Чай передал ее мне и приказал убить.

– Господи, – ахнула Молли.

– Я не убил, ясно? – вскинулся Джоунс. – Но спасибо за вотум недоверия.

Молли выглядела так, будто сейчас расплачется.

– Я не хотела…

– Знаю, – сказал он. – Черт, прости. – Он потер лоб, глядя сквозь пальцы на Молли. – Есть… вещи, о которых я тебе никогда не говорил. Вещи, за которые я заслуживаю, чтобы… – Он замолчал и начал с чистого листа: – Просто позволь мне… попробовать…

Побледневшая Молли кивнула. Без обычной улыбки на ее лице четко обозначились морщины. Она выглядела усталой.

И впервые с тех пор, как Молли обнаружила уплотнение в груди, Джина поняла, что ее подруга может умереть.

Но было очевидно, что Джоунс не мог думать ни о чем другом с той самой минуты, когда узнал, что Молли требуется биопсия. Также было ясно, что он расценивает ее болезнь как некую кармическую месть. Наказание за его грехи.

И в истории, которую он собирался сейчас им рассказать, тоже найдется парочка грешков.

С самой первой встречи с Джоунсом Джина подозревала, что его репутация опасного человека не совсем сфабрикована. Но его исповедь от этого выслушать будет не легче.

А ему история о своем прошлом выдастся еще тяжелее, особенно теперь, когда Молли уже расстроена.

Но пока Джоунс сидел, собираясь с мыслями и пытаясь подобрать верные слова, Молли взяла его за руку.

– Просто расскажи, что хотел, – ласково попросила она. – Ты же знаешь, я люблю тебя Прошлое – это прошлое. Я не собираюсь осуждать тебя, как и все здесь. Все мы в жизни ошибались.

Джоунс долго смотрел ей в глаза, но затем кивнул.

– Это было… – Он глубоко вдохнул и с силой выдохнул. – Это произошло ближе к концу моего… партнерства с Чаем. Думаю, именно потому он и принял решение от меня отделаться. Но началось это, думаю, когда он заметил, что большую часть своего времени я провожу в больнице. Спасаю жизни, а не шляюсь вокруг и… – Он потряс головой, отгоняя воспоминания. – Не знаю, возможно, я думал, что щедро отплатил ему за освобождение из той тюрьмы. Я на самом деле не знаю, о чем тогда думал. Это было… словно в прошлой жизни. Но я совершенно точно самоустранился от, хм, неприглядных аспектов его бизнеса. Уверен, что когда это случилось, он проверял мою преданность. – Джоунс усмехнулся. – Очевидно, экзамен я провалил. Видите ли, в то время Нусантара был… Не знаю, мэром, что ли. Или губернатором чего-то… Даже не могу вспомнить название города, острова, или чем он там управлял. Все словно в тумане. Место определенно было никудышным и совершенно нищим, но Нусантара все равно баллотировался на перевыборы, и гонка была жесткой. Поэтому, думаю, он решил разыграть карту героя. У него была ниточка…

– У Нусантары? – уточнил Макс.

– Ага, – подтвердил Джоунс. – У него были довольно жесткие терки с криминальным авторитетом, который действовал на соседнем острове. Тот парень спровоцировал немало беспорядков – активно занимался пиратством, что в Индонезии весьма развитое направление бизнеса. Короче, тот человек в иерархии стоял на четыре-пять ступенек ниже Чая. Чай и бровью бы не повел, умри тот бандит в сиянии славы. И Нусантара подставил преступника. Заплатил каким-то наемникам, чтобы авторитета пристрелили во время обеда в патио. Вот только незадача: угадайте, кто в тот день пришел к нему на обед, наверное, чтобы уговорить пирата держаться подальше от местных рыбаков? Правильно, политический оппонент Нусантары. С женой и двумя малолетними детьми.

– О Боже, – ахнула Молли.

– Ага, – согласился Джоунс. – Просто кровавая баня. Никто не выжил. Нусантара постарался, чтобы его никак не смогли связать с убийствами. Он подставил нанятую банду – а те оказали сопротивление задержанию, и все были убиты. А он остался ни при чем. Но узнав, что среди трупов были дети, Нусантара испугался. Позвонил кому-то, и его любовница, Эсма, услышала разговор. К счастью Эсмы, он брезговал совершить убийство своими руками, но отнюдь не чурался передоверить право совершить преступление кому- нибудь другому. Он явился с девушкой к Чаю и сказал ему, что та должна исчезнуть. А Чай передал задание мне.

Джоунс замолчал и кашлянул.

– Если я скажу, что никогда не убивал по приказу Чая, то солгу, – тихо произнес он, глядя на Молли. – Наверное, я всегда оправдывал свои действия тем, что избавляю мир от негодяев и… Но это задание я выполнить не мог. Вот только знал, что если не возьмусь я, его передадут кому-нибудь другому. Поэтому воспользовался преимуществом многозначной трактовки приказа. Босс распорядился избавиться от девушки. С концами.

Так я и сделал. Нанял гидросамолет и улетел с Эсмой с операционной базы Чая. Мы прилетели в деревню на этом островке – с воздуха я заметил церковь, приземлился и доплыл до бухты, потом мы пешком шли по холмам, и… Я сказал старейшинам деревни, что Эсма вдова, а я убил ее мужа. Якобы потом я узнал, что она беременна от него, и больше ее не хочу. Но вместо того, чтобы убить девушку, готов оставить ее с ними, хотя если увижу ее еще раз, то убью. А потом вернусь и перебью их всех. Также я пригрозил, что если вернусь, а ее в деревне не будет, то уничтожу всех жителей поселения. Я оставил Эсме немного денег, любезно предоставленных Чаем. Немного, но достаточно для начала жизни счистого листа. Потом вновь пустился в путь по холмам, дошел до самолета и улетел – вот и вся история. – Джоунс усмехнулся. – Точнее, не совсем. Наверное, я подумал, что – потому что был, знаете ли, любимым сыном Чая, его ручным американцем, – мы с Чаем просто посмеемся над разным пониманием фразы «избавься от нее». Я сказал ему, что Эсма считай что мертва, и мы больше никогда о ней не услышим. Короче говоря.

Нусантара сильно разволновался. Он хотел, чтобы Эсма умерла, хотел получить доказательство ее смерти. Наверное, он боялся, что однажды она внезапно появится с незаконнорожденным ребенком в подоле и начнет обвинять его в убийстве. – Джоунс покачал головой. – Так вышло, что Чаю нужна была поддержка Нусантары в контрабандной перевозке наркотиков. Требовалось, чтобы полиция держалась подальше от перевалочного пункта, и поэтому Чай должен был чем-то подмаслить Нусантару. И он избил меня, что было… не совсем неожиданно. Но я не сказал, куда отвез девушку. Не потому что я герой, – тихо добавил он, обращаясь к Молли, – но потому что ожидал чего- то подобного. Покинув остров, я специально покружил в воздухе, и поэтому был без понятия, на каком именно острове ее оставил. То есть, я знал примерный район, но… И я им это сказал. И Чаю, и Нусантаре. И знал, что из них двоих Нусантара точно мне не поверил. Вскоре я обнаружил, что Чай готовится меня подставить. Он собирался продать меня обратно в Штаты как дезертира, что после трех лет в той тюрьме казалось плохой шуткой, но… Ладно, неважно. Вот такая история. У народного героя Херу Нусантары руки в крови. Должно быть, он собирается баллотироваться на какой-то высокий пост. Премьер-министр, президент? Кто там у них в Индонезии? Я как-то никогда не обращал внимания.

– Президент, – подтвердила Молли. Наверное, она сжала руку Джоунса, которую не выпускала все это время, потому что он посмотрел на нее и попытался улыбнуться, но в глазах застыло затравленное выражение.

– Кажется, будто все это было черт знает когда, – тихо сказал Джоунс. – Невыносимо даже думать об этом. – Он тяжело выдохнул и повернулся к Максу. – Поэтому, полагаю, Нусантара вычищает из шкафа потенциальных скелетов. Как думаешь? Я с ума сошел или…

– Думаю, – ответил Макс, по-прежнему глядя в монитор, – что Эмилио недавно продал информацию об американском посольстве в Джакарте и чертову уйму оружия весьма влиятельному члену Аль-Каиды, с две тысячи первого года числящемуся пропавшим без вести в Афганистане. – Макс поднял глаза, вынимая дискету из дисковода и вставляя туда следующую. – Наверное, он не погиб.

– Нужно кому-то рассказать, – решила Молли.

– Можем поделиться с полковником, который едет сюда, – предложила Джина.

Джоунс кашлянул:

– Я имел в виду, что вы думаете о…

– Полагаю, ты уже понял, кто тебя ищет и зачем, – перебил его Макс. – Пока что я обнаружил весьма тесную связь между Эмилио и Нусантарой. Эмилио заплатили за распространение этих листовок, а он не слишком хорошо справился с заданием, верно?

Попробуй угадать, каков был размер вознаграждения за эту работенку?

– Наверное, приличный куш, – фыркнул Джоунс. – Сколько? Десять, двадцать кусков?

– Как насчет полумиллиона долларов, американских? – усмехнулся Макс.

– Ого-о, – протянула Джина. – Ты серьезно?

Но потом она поняла. Деньги были лишь авансом из суммы вознаграждения за доставку Грейди Моранта на этот остров.

– Нусантара заплатил ему напрямую? – поинтересовался Джоунс.

– Нет, – покачал головой Макс. – Была еще третья сторона. Кто-то по имени… Рам Субандрио. Знаешь его?

Джоунс откинулся на спинку стула.

– О да, – кивнул он, и Джине стало ясно, что знакомство было отнюдь не радужным. –

Помнишь, что мы плывем по дерьмовой реке без весел, с этим идущим сюда танком и все такое? Так вот, наша лодка только что перевернулась. Мой старый «друг» Рамелан Субандрио раньше работал на Чая. Тот нашел Рама в той же тюрьме, что и меня – вот только Субандрио был с другой стороны кнута. – Джоунс не закончил. Мрачным голосом он сбросил последнюю бомбу: – И последнее, что я о нем слышал – ему дали звание полковника в каком-то особом подразделении тайной полиции.


Глава 22


– Если бы ты считал, что мы завтра умрем, сказал бы мне об этом? – спросила Джина, пока они с Максом готовили ужин.

Если, конечно, можно назвать приготовлением ужина вскрытие банок с ее давним любимым лакомством – обезьяньей тушенкой – и выкладыванием каждому по маленькой порции.

Они экономили еду и воду, что казалось немного сумасшествием. Если, конечно, угроза приближающегося танка была просто блефом.

– Не думаю, что мы завтра умрем. Я думаю, что приедет полковник, и собираюсь провести с ним переговоры, и мы уладим это все мирно.

Макс подошел к огромному мешку сухого собачьего корма. Открыл его и переворошил все до дна, без сомнения, в поисках спрятанного внутри радио. Специально для наблюдавшей за ним Джины он понюхал корм и даже откусил кусочек.

Макс улыбнулся ожидаемому выражению ее лица и протянул горсточку корма.

Она покачала головой:

– Нет, спасибо.

– Не так уж и плохо.

– Подожду, пока не придет нужда, – ответила Джина, но двинулась к нему, притянутая задержавшейся улыбкой и теплотой в его глазах.

Неверный свет от мониторов камер слежения, служивший, кроме мерцающей свечи на столе, единственным источником освещения, играл на ее лице.

Макс явно был изнурен и расстроен содержимым каморок Эмилио, все еще разбросанным по кухонному полу. Джина знала, что он сильно подавлен их текущим затруднительным положением. Находиться в осаде – это, по сути, ситуация за пределами контроля, и она достаточно хорошо знала Макса, чтобы понимать, как он досадует.

Девушка была уверена, что даже если бы смогла уговорить его пропустить ужин и найти комнату с дверью и кроватью, его сон был бы короток. Макс бодрствовал бы, чтобы просто сидеть – осторожно, потому что сидение причиняло ему большую боль, чем он показывал – и таращиться на все эти совершенно бесполезные вещи, найденные в каморках и комнатах.

Сидеть и пытаться понять, что он пропустил. Или как можно использовать эти случайные предметы домашнего обихода, чтобы собрать радио.

– Не думай, что я не заметила, как ты уклонился от моего вопроса, – сказала она ему.

– Я ответил на него, – произнес Макс, когда Джина подошла достаточно близко, чтобы заключить ее в объятия, и притянул девушку к себе.

Он смотрел на нее так, как ей всегда хотелось. Словно не боялся дать ей понять, что любит ее. Это было замечательно – или было бы, не окружай их вооруженные люди, желающие им смерти.

Джина обвила руками его шею и поцеловала неспособного сопротивляться искушению мужчину. Его губы были теплыми и сладкими, и нет, она не собиралась позволить ему отвлечь ее таким образом.

– Нет, не ответил. Вопрос в том, сказал бы ты мне честно. Это подразумевает простой ответ: да или нет.

Макс снова поцеловал ее, на этот раз дольше, медленнее. Словно армия снаружи не пугала его до смерти.

Конечно, может, и не пугала. Может, лишь приводила в бешенство. Может, она единственная здесь боится. Может, он никогда прежде не бывал в подобных ситуациях, ведь Макс всегда находился по ту сторону мегафона.

– Мы могли бы забыть про ужин, – задыхаясь, произнесла Джина, – и просто найти комнату с дверью.

Она отстранилась, приготовившись потянуть его в коридор, но он ее не отпустил.

– Да, я сказал бы тебе, – проговорил Макс, как будто знал, что отчасти ее настойчивость происходит от страха, что это их последняя ночь вместе, их последняя ночь на земле. – Я обещаю. И нет, я честно не думаю, что мы умрем.

– Мы – это ты и я? – спросила она. – Или мы все, включая Джоунса-Грейди? Ну знаешь, парня с кучей имен, мужа моей лучшей подруги.

Он опять улыбнулся ей, но на этот раз улыбка очень быстро исчезла.

– Мы здесь из-за Грейди Моранта, – наконец последовал снова не вполне ответ.

– Он хороший человек. Возможно, несколько раз поступил плохо...

– Очень плохо, – согласился Багат.

– Но сперва плохо обошлись с ним, – парировала она. – Его оставили умирать... гнить в тюрьме под пытками настоящих негодяев. Три года, Макс. Да знаешь ли ты...

– Да. Я знаю.

Молли немного рассказывала о мытарствах Джоунса, совсем чуть-чуть. Избиение, пытки – как физические, так и психологические. Кожа Джины покрывалась мурашками от одной лишь мысли об этом.

– Ты думаешь, это оправдывает тот факт, что он стал работать на Чая? – спросил Макс.

Чай вытащил Джоунса оттуда и положил конец пыткам.

– Да, думаю. – Джина не колебалась.

– Интересный этический спор, – кивнул Макс.

– Это не этический спор. – Джина отстранилась от него, переступила через груды газет и вернулась к тарелкам с едой. – Это человеческая жизнь.

– Да. Веришь или нет, но мне он тоже нравится. А это о чем-то говорит, потому что сначала не понравился. Просто я не так, как ты, уверен, что он имел право на эту прежнюю преступную жизнь.

– Пожалуйста, не отдавай его полковнику и этому парню, Нусантаре. – Джина выскребла еду, которую отложили для Молли и Джоунса на две другие тарелки. Более чем очевидно, что эти двое не спустятся, а при такой жаре еда долго не продержится.

Холодильник они отключили, и температура там теперь почти комнатная. – Если он сказал, что его убьют, его определенно убьют.

– Он кажется готовым пойти на эту жертву, – заметил Макс.

Джина передала ему тарелку и вилку.

– Он любит Молли.

– В это я верю. Он готов умереть за нее.

– Умереть за кого-то – это глупее глупого, – сказала ему Джина. – Хочешь быть настоящим героем? Придумай, как спасти обоих: себя и того, кого любишь. А затем всю оставшуюся жизнь рви задницу, чтобы сохранить здоровые отношения. В смысле, умереть легко. Жить – вот настоящая задача.

Макс кивнул, и они оба съели тушенку прямо здесь, стоя. Мясо оказалось холодным и немного жирным.

– Собачий корм лучше, – не сдержался он, и она рассмеялась.

– Да, готова побиться об заклад. – И облизала свою тарелку. – Я собиралась сказать, не нужно умирать за меня, но передумала, я говорю: не нужно умирать вообще.

Макс улыбнулся.

– Я люблю тебя. – В этот раз, признаваясь в любви, он не выглядел таким мучеником.

Словно эта идея его больше не пугала.

Это было несколько нереально.

– Так что произошло? – спросила она, пока он тоже облизывал тарелку.

Джина делала это совершенно без намека, просто такой способ мытья посуды при нехватке еды и воды показался лучшим. Но когда Макс облизывал тарелку, все, о чем можно было думать – найти комнату с дверью. Зеленые бермуды никогда еще не были такими соблазнительными.

Она прокашлялась:

– Я имею в виду, между тем, как я уехала, и тем, как ты решил, что хочешь, ну, жениться на мне. Что изменилось?

– Я соскучился по тебе.

Джина глянула на него, протирая тарелки и вилки тряпкой. Ее мать, королева чистоты, пришла бы в ужас, но опять же, ее мать никогда не бывала в осаде.

– Что, и все? Ни тебе предсмертного откровения, где Авраам Линкольн, Уолт Уитман и Элвис оттолкнули тебя от света и в три голоса велели найти меня? В смысле... как ты меня нашел?

Улыбка Макса стала шире, и если бы девушка притворилась, что не видит, в каком он напряжении, то почти бы поверила, что он счастлив просто стоять здесь вечно и смотреть на нее.

– И почему я считал, что смогу прожить без тебя? – вслух удивился он.

Джина никогда не думала, что услышит эти слова в реальности. Ее сердце пропустило удар, а его улыбка отправила ее в свободное падение. Боже, она просто не могла привыкнуть к тому, как он смотрит на нее.

– Что ж, да, я твердила тебе это годами. – Джина скрестила руки и прислонилась к стойке. Из этого положения открывался чудесный вид на кухонный стол. Это, плюс улыбка Макса, и то, как он облизывал тарелку, и его глаза, его руки, его губы и зеленые шорты, и вообще все делали мысли о чем-то другом кроме секса невозможными. Просто будет слишком неловко, если Молли и Джоунс спустятся и вновь застукают их. – Как ты нашел меня? Джоунс позвонил тебе, или?..

– Вообще-то, нет. – Макс тоже прислонился к стойке, осторожничая с ягодицами и слегка вздрогнув, что он, конечно же, попытался скрыть. – Я был... уже в Гамбурге.

– Та террористическая бомбежка. Я видела в новостях. Когда мы впервые попали сюда, телевизор работал, до того как армия тьмы подстрелила спутниковую антенну. Ты ведь поэтому был в Гамбурге, верно?

– Вроде того. – Он надолго замолчал, а затем сказал: – Твое имя было в списке погибших в том взрыве.

– Что? – испуганно прошептала Джина и подалась вперед.

– Я прилетел в Гамбург, чтобы опознать твое тело, – поведал ей Макс беспристрастным спокойным голосом переговорщика. Но выражение его глаз и лица не было ни беспристрастным, ни спокойным. – Выяснилось, что твой паспорт оказался у другой женщины. Когда ты потеряла его у мошенников, террористы, ответственные за взрыв, подобрали его и...

Джина не могла вдохнуть.

– Я не хотела, чтобы Эмилио узнал, кто из нас Молли, – сказала она, все еще не веря. – Макс, боже мой, ты действительно думал, что я умерла?

Она увидела ответ в его глазах, когда он кивнул.

– Предсмертное откровение было иного рода. Они поместили тебя на тот стол и... я должен был войти в комнату, полагаю, морг, прямо в аэропорту, и... – Его голос дрожал, на самом деле дрожал. – Только это была не ты, так что...

Но он думал, что это она. Ему сказали... Джина шагнула к нему, он притянул ее в объятия и просто крепко сжал.

– Как долго? – прошептала она, и он понял.

– Между тем, как я узнал новости, и тем, как выяснилось, что это не ты, прошло почти двадцать четыре часа. – Он выдавил улыбку. – Это был очень, очень плохой день.

– Прости, – сказала Джина. Но о боже. – А мои родители?

– Они знают, что ты жива, – заверил Макс, касаясь ее лица, словно все еще не мог поверить, что она не мертва.

Она отчасти знала, каково ему пришлось. Ведь она сидела с ним в больнице, когда он едва не умер, днями напролет, касаясь его, согласная просто быть рядом.

– Джулз старался держать их в курсе наших дел, – продолжил Макс, – пока, ну, мы не потеряли телефоны.

Джулз.

Макс явно тоже подумал о нем – на его лице заиграли желваки, когда он стиснул зубы.

– Джина, – произнес он, отступая и беря ее за руки. – Я знаю, ты говорила, что любишь меня. Всего меня и... Лишь прошлой ночью я говорил Джулзу, что боюсь причинить тебе боль. Что я не хотел, чтобы ты... была в моей жизни, в моем мире, со всей моей... грязной работой и... не могу обещать тебе, что не будет ужасно. Могу лишь пообещать, что я попытаюсь. Однажды ты обвинила меня, что я не пытаюсь и... – Он кивнул. – Ты была права. Но еще ты всегда говорила, что я... не разговариваю с тобой, и...

– Насчет этого я ошибалась, – мягко произнесла она, сплетая свои пальцы с его.

– Я говорил с тобой больше, чем когда-либо с кем-либо, – признался Макс. – Я не, ну понимаешь, не как Джулз. Он действительно мог просто... говорить. Действительно переходить к чрезвычайно личному и очень быстро. Я сидел там прошлой ночью и думал: слава богу, что он гей – иначе вы бы уже давно сбежали вдвоем. Я просто... Есть вещи, о которых мне нелегко говорить. Так что если ты этого хочешь...

Джина рассмеялась.

– Когда я встретила Джулза, – поведала она Максу, – я уже любила тебя. Не имеет значения, гей он, или гетеросексуал, или кто-то еще. Чего я хочу, так это тебя. И, пожалуйста, перестань говорить о Джулзе, словно он мертв. Этого мы не знаем.

Может, и нет, но Макс был почти уверен в этом. Джина видела по глазам.

– Я тоже уже давно люблю тебя, – сознался он. – Вероятно, с тех пор, как ты спросила, уборщик ли я.

Он мягко рассмеялся, покачав головой.

– Что? Когда это я?.. – Она понятия не имела, о чем он говорит.

– Это одна из первых фраз, которую ты сказала мне по радио, когда была на захваченном самолете, – пояснил Макс. – Я спросил, в порядке ли ты, а ты спросила, уборщик ли я в аэропорту, и это правда был дурацкий вопрос. Учитывая обстоятельства.

– Я этого не помню.

– Я помню, – сказал он. – Помню, думал, что ты самая храбрая женщина на планете.

Сделать то, что ты сделала. Пережить то, что ты пережила, и быть в состоянии шутить и... Не бояться жить. – Он помолчал. – Простить мне, что я позволил этому случиться.

– Твоя вина в том, что ты позволил этому случиться, не больше моей, – отозвалась Джина. Боже, не дай ему снова начать ту же тему.

– Знаю. Но не могу не желать все переделать. Кое-что во время захвата я мог сделать по-другому. Не должен был – это рискованный шаг, я знаю. Знал. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Я потратил так много времени, проигрывая в голове все эти сценарии «А что, если бы...». Что, если бы я поступил иначе, что, если бы сделал так, вместо...

– Если бы ты сделал что-нибудь по-другому, – заметила Джина, – я могла бы быть убита, вместо...

– Знаю, – снова повторил Макс. – Я знаю. Я знал. Логически, рационально – все было правильно. Но я просто не мог это отпустить. – Он почти плакал. – А потом... – выдавил он. – Потом мне сказали, что ты мертва. Погибла во взрыве, устроенном террористами в Гамбурге. – Он сглотнул. – Я думаю, до этого я просто ждал, что ты вернешься. Думаю, я ожидал, рассчитывал, что ты одумаешься и, и... найдешь способ вернуться в мою жизнь когда-нибудь. И внезапно взорвалась бомба, и когда-нибудь закончилось. Ты ушла.

Навсегда.

– Ох, Макс, – выдохнула она.

– И все перестало иметь значение, – прошептал он. – Все это. Что я должен был сделать четыре года назад, что я мог сделать... Важно было лишь то, чего я не сделал в прошлом году, когда у меня был шанс: не сказал тебе, как сильно люблю, и не признал, что хочу, чтобы ты была в моей жизни – если ты достаточно чокнутая, чтобы вынести меня.

Джина не могла вымолвить ни слова – у нее сжалось горло. Что она могла сделать – и сделала – это поднести его руку к губам и поцеловать. Его пальцы, ладонь. Он погладил ее по щеке, и когда она посмотрела на него, в его глазах было столько любви, что перехватило дыхание.

Любви и страсти. Желания.

Это немного смутило его, или, может, он счел это недопустимым, потому что печально улыбнулся и отвел взгляд.

– Знаешь, я люблю, когда ты так смотришь на меня, – прошептала она.

Он снова посмотрел в ее глаза и... О, да, определенно пора найти комнату. С дверью. И вовсе необязательно с кроватью.

Вот только...

– Ох, черт. Я должна тебе кое-что сказать.

Но шанса не представилось, потому что мониторы камер слежения вспыхнули и затем совсем погасли.

– Генератор, – тихо доложил Джоунс, потому что в соседней комнате все еще спала его жена. – Закончился бензин.

Он видел, Джину успокоили сведения, что это не действия армии снаружи – не какая-то одновременная атака на все камеры наблюдения перед куда более яростным и катастрофическим ночным натиском.

– Не думаю, что они вообще в курсе про наши камеры слежения. – Макс наблюдал в бинокль из окон второго этажа за армией, расположившейся лагерем по периметру.

Выискивая возможность побега под покровом ночи.

Это был самый жизнеспособный из обсужденных сегодня во время коллективного мозгового штурма многих вариантов как-либо убежать или подать весть друзьям и союзникам.

Молли, которая, несмотря на беспокойство за Джоунса, пыталась бодриться, подала несколько глупых идей.

В доме оказалось много коробок с бумагой. Можно было сделать тысячи самолетиков, написать на них «Помогите» и выпустить из окна.

Они могли попытаться взорвать выход из туннеля. Может, прокопать альтернативный ход. Казалось маловероятным, но все же стоило сходить и взглянуть на конструкцию, что Джоунс и проделал, а вернувшись, отверг и эту идею.

Двое из них могут устроить диверсию, пока двое других возьмут «импалу» и пробьют путь наружу из гаража.

В этом случае «импала» и все, что внутри нее, будет изрешечено пулями.

Так что этот вариант – как и риск все же воспользоваться туннелем, где у выхода солдат гораздо меньше – отправился в файл с плохими идеями.

Молли подумала, что они могли бы петь караоке. У Эмилио был диск лучших песен Уитни Хьюстон для караоке. «Я буду любить тебя всегда» в их исполнении, настаивала она, заставит солдат нарушить строй и разбежаться с криками.

Вот только для караоке требовалось электричество, которое они пытались использовать лишь для компьютера и камер слежения, учитывая, что генератор на тот момент почти исчерпал бензин.

Да, потому-то эта идея и была глупой.

Но, тем не менее, вызвала столь необходимый смех.

Тогда Джина предложила использовать их огневую мощь для привлечения внимания.

Если они примутся стрелять, в воздух или по улице, может, кто-нибудь приедет это расследовать. Или обмолвится кому-нибудь в ближайшем американском посольстве, что на Пулау Миде развернулось сражение. Или еще лучше: они могли бы стрелять в определенном ритме.

У Джины вроде бы был приятель, морской котик, который подрывал взрывчатку в ритме «Собачьего вальса» – бах-бах-бах-бахбах – в надежде, что товарищи услышат его и найдут.

Она предположила, что они могли бы исполнить что-нибудь узнаваемое американское.

Например, «Возьми меня с собой на бейсбол», или «Звездное знамя», или «Шлепни меня, детка, еще один раз». Это было бы вроде как выступить с сильнейшей в мире партией ударных инструментов.

Конечно, SOS азбукой Морзе требовал меньшего таланта, но тоже мог сработать.

Или, может, когда прибудет полковник, Макс должен сказать, что они могут предоставить диск с деталями планирующегося на американское посольство в Джакарте нападения. На диск он поместит сообщение «Мы здесь», если повезет, оно попадет в нужные руки.

Джоунс заметил, что до сих пор им не везло, и стоит начать обдумывать вариант использовать его как козырь в переговорах. Молли при этом взвилась, посчитав, что он имел в виду, что Максу стоит начать думать о том, как сдать Джоунса полковнику. Она хотела, чтобы Багат пообещал, что не будет рассматривать этот вариант.

Конечно, Макс не давал обещаний, которых не мог сдержать, так что Молли театрально вышла из комнаты второй раз за день.

Джоунс последовал за ней.

Злясь на него, Молли отказалась от разговора, но, тем не менее, увлекла его в кровать, где вид повязки, прикрывающей швы после биопсии, еще больше выбил Джоунса из колеи. После чего она расплакалась, чем едва не разбила ему сердце.

Она заснула перед самым закатом, обняв его так крепко, словно намеревалась никогда не отпускать.

Наступила ночь, и самый их жизнеспособный вариант – побег под покровом тьмы – больше не представлялся возможным.

Потому что кто-то там снаружи не растерялся и разогнал тьму. На площадку загнали три джипа, чьи яркие фары осветили весь фасад дома. Противотуманные фары тоже зажгли, что означало: чтобы погасить огни, понадобится не шесть выстрелов, а двенадцать – вопиющее безобразие.

Следивший за мониторами камер Макс сказал Джоунсу, что у выхода из туннеля проделали то же самое, правда, было сложно разглядеть, больше ли там одного джипа. И насколько хватало обзора камер...

Теперь, когда они перестали работать, мужчинам оставалось следить за окружившей их армией по старинке.

– Хочешь посторожить первым или это буду я? – спросил Джоунс.

Макс держал бинокль, но больше не смотрел в него. Он, слегка нахмурившись, уставился в стену. Ладно, возможно, от недостатка сна у него начались галлюцинации, так что Джоунс решил за него.

– Я посторожу первым. Я не так устал. – Он обратился к Джине: – Убедись, что он действительно поспит.

Но Макс не выпустил бинокль.

– Погодите. Ух ты, думаю, я знаю, как нам отсюда выбраться. – Он посмотрел на Джину. – Всем нам.

Макс повернулся к Джоунсу, и стало очевидно, что он не терял связи с реальностью.

Он мог быть усталым, но оставался собранным и совершенно определенно здесь.

– Мне нужно связаться с командиром по рации, – заявил он. – Помоги мне его разбудить.


* * *
– Молли. Мол.

Она проснулась и обнаружила, что Джина мягко трясет ее, а свет от свечи заставляет тени плясать по комнате и по ее мрачному лицу. Молли ухватилась за простыню, осознав со вспышкой страха, что Джоунса в кровати больше нет.

– Что случилось? Где Грейди?

– Ничего страшного, – заверила ее Джина. – Они с Максом собираются немного пошуметь и пострелять. Я не хотела, чтобы ты проснулась от этих звуков и решила, что нас атакуют.

Недолгое облегчение разорвал звук стрельбы из автоматов вокруг них. Молли подпрыгнула, несмотря на то, что ожидала этого. Стрельба все еще сильно ее нервировала. Что за ужасный шум. Она схватила Джину за руки, и так они и сидели, просто держась друг за друга и пытаясь не дрожать.

Она знала, что Джина тоже ненавидит этот звук.

Но Макс и Грейди посылали SOS – она узнала ритм.

Джина перехватила ее вопросительный взгляд и кивнула.

– Двух зайцев сразу, – крикнула она.

Затем наступила тишина. Лишь на мгновение, а потом Макс и Джоунс повторили последовательность.

Молли могла лишь представить, как громко это звучало бы, будь дверь открыта.

– Что происходит? – спросила она Джину, когда вокруг внезапно снова зазвенела тишина.

– Макс хочет опять провести переговоры с командиром, – сказала ей Джина. – Ты знаешь про информацию о нападении на посольство, которую он нашел на резервных дисках Эмилио?

Американское посольство. В Джакарте. Молли кивнула.

– Макс не собирается отдавать диск с информацией, – поведала ей Джина, – и молиться, чтобы он попал к кому-нибудь, кто сможет расшифровать его просьбу о помощи. Вместо этого он просто скажет командиру, что у нас есть сведения о предстоящей террористической атаке. Если ему нужны подробности, он должен привести представителей американских властей, чтобы помочь в переговорах про нашу маленькую осаду.

Боже правый.

– Как только в дело вмешаются американцы, надеюсь, вся эта охота, стрельба и осада прекратятся, – продолжила Джина. – Грейди, конечно, арестуют, но он будет содержаться под американской стражей. А это лучше, чем умереть.

Молли кивнула. Лучше.

– По сути, Макс дает командиру выбор. Если он передаст Грейди американцам, Нусантара и его загадочный полковник разозлятся, верно? Но если он скроет эту информацию про террористическую атаку и на посольство нападут...

– Могут погибнуть невинные люди, – сказала Молли. Она это ненавидела.

– Да, – согласилась Джина. – И Макс хочет, чтобы командир об этом задумался. А также о том, что информация о его знании и бездействии обнаружится. Переводчик будет свидетелем, и его помощники... Люди узнают об этом и станут обсуждать. Они всегда так делают. И они смогут обсуждать и полковника, и Нусантару. Вот что Макс говорит этому парню прямо сейчас: связаться с Нусантарой и сказать ему это. Поскольку начнутся ликвидационные мероприятия, он должен будет сделать выбор. Что больше повредит политической карьере Нусантары? Обвинения в убийстве от не заслуживающего доверия преступника или то, что личные интересы помешали ему остановить террористическую атаку?

Не заслуживающий доверия преступник.

Джина всегда хорошо читала мысли Молли.

– Ты же понимаешь, что я не считаю Джоунса таким, правда? Я просто пытаюсь показать, как это прозвучит...

Как по заказу, Джоунс просунул голову в дверь.

– Мы опоздали, – ровным тоном произнес он. – Посольство атаковали вчера.

– В «импале» есть бензин, – заметил Джоунс.

– Но кто пойдет за ним в гараж? – взглянула на него Молли.

– Послушай, Мол...

– Не послушаймолкай мне! – сердито перебила она. – Ты сам говорил, что гараж не укреплен. Опасно даже просто открыть ту дверь. Если там окажется кто-нибудь...

– Народ, – мягко произнес Макс, оглядывая окружившую их армию в бинокль.

Солдаты расходились, возвращались ко сну.

– Я просто говорю, – продолжил Джоунс, – что в «импале» есть бензин, а нам нужен бензин для генератора...

Они все сидели на полу в большой комнате на втором этаже, стараясь не мелькать в окнах. Все, кроме Макса, который стоял в стороне у двери.

Во время последних переговоров Джоунс достал зеркало из аптечного шкафчика в ванной. Ему удалось настроить его так, чтобы можно было наблюдать за армией из окна, не попадая при этом под прицел снайперов.

– Если нам удастся запустить компьютер и пошарить в нем, – снова заговорил Дейв, – может, удалось бы найти что-нибудь еще на одном из дисков.

– Может, это мне стоит пойти за бензином, – сказала Молли.

Проклятье. Если бы Макс окружил четырех преступников, он не тратил бы время на сон. Он говорил бы с ними по радиосвязи. Не давал бы им спать и держал в напряжении.

Устроил бы какой-нибудь непрерывный грохот: музыкальную какофонию, или действующие на нервы звуки через громкоговоритель, или повторяющуюся в случайном порядке непрерывную стрельбу.

Это взаимное время на сон было нелепостью.

Разве что, конечно, к ним действительно едет танк.

– Что, ты собираешься слить бензин из машины через сифон?.. – спросил Джоунс.

– Я знаю, как это делается. – Казалось, Молли оскорблена, что он подумал иначе.

Макс посмотрел на джипы со сверкающими фарами. Оценил расстояние, попытался сделать расчеты. Двенадцать огней. Сколько это займет времени после первого выстрела?

Двенадцать выстрелов разделить на двух стрелков...

– Мы можем вам помочь. – Молли упрашивала и Джоунса, и Макса. – Джина и я. Мы ведь не... не... мешки с картошкой, которые ожидают, пока мужчины их спасут. Мы тоже кое-что умеем. Сливать бензин через сифон меня научила в стране третьего мира одна монахиня, которая сильно злилась из-за отмены финансирования. Она могла бы, наверное, даже вам преподать уловку другую, как смухлевать на черном рынке.

Но если бы у них было три стрелка...

– Как у тебя со стрельбой по мишеням? – перебил ее Макс.

– В смысле, из пистолета? – заморгала Молли.

– Из винтовки.

– Использование смертоносных палок не моя сильная сторона, – покачала она головой.

– Вот протыкать дротиками шарики с водой я действительно хорошо умею. И раздражать моего мужа. В этом я отменно хороша.

– Джина? – спросил Макс, думая, что уже знает ответ.

– Прости, – сказала Джина.

– Ты меня не раздражаешь, – обратился Джоунс к Молли. – Ты меня пугаешь. Давай, тебе нужно вернуться в постель. Ты практически падаешь. Как ты можешь шутить, когда...

Джоунс и Молли, споря, вышли из комнаты, и Джина придвинулась поближе к двери.

Она сидела на полу под окнами, прислонившись к стене спиной.

Девушка ногой подтянула подушку, на которой раньше сидел Макс, и устроила ее рядом с собой – безмолвное приглашение подойти и присесть.

– О чем думаешь?

Макс покачал головой.

– О том, что мы могли бы расстрелять фары, но это не сработает. Их слишком много. Я хорош, но я не Алисса Локке. – Он взглянул на Джину. – Она снайпер. Ты знала об этом?

Конечно, знала. Алисса помогала разбираться с угнанным самолетом. Она была среди снайперов, которые сняли террористов в кабине пилота, где держали Джину.

Джина весьма знакома со смертельной точностью винтовки Алиссы.

– Ты упомянул свою бывшую подругу, потому что?.. – подняла она брови.

Макс пожал плечами и снова посмотрел в бинокль.

– Мы могли бы использовать снайпера. Я неплох, но... Хотя даже Алиссе понадобилось бы много времени – двенадцать выстрелов. Даже сделай она это относительно быстро, как только свет погаснет, после всего этого шума... Одно дело проскользнуть мимо военных, когда они спят. Но когда бодрствуют... Это было бы сложно. Может, мы могли бы переодеться в одежду Эмилио, попытаться сделать ее похожей на униформу, попытаться смешаться с... – Он покачал головой и передал ей бинокль. Пришлось наклониться почти до пола, и его нога начала деревенеть. – Отсюда должен быть выход, но это не он.

Макс осторожно опустился рядом с Джиной на подушку.

– Мне жаль, что я не могу стрелять, как Алисса Локке, – сказала Джина. Прозвучало скорее раздраженно, чем с сожалением.

Рассердилась на него за упоминание о коллеге.

Даже приревновала.

Хорошо. Пусть лучше ревнует, чем до смерти боится того, что грядет.

Макс потянулся и коснулся ее подбородка, разворачивая ее лицом к себе. У нее такая красивая кожа, такая мягкая. Он придвинулся ближе. Поцеловал ее.

Она воспротивилась – на какую-то десятую долю секунды. А через несколько секунд настал его черед отстраниться.

Сторожить первым подразумевало сторожить, что означало: его глазам нужно быть открытыми. Он посмотрел в окно при помощи зеркала. Все оставалось таким же: ни движения, ни изменений.

– Боже, я ненавижу, что ты можешь вот так, – подала голос Джина, переведя дыхание. –

Ты до того хорошо целуешься. Это должно быть незаконно. Ты выбешиваешь меня разговорами о своей бывшей подружке, а потом просто целуешь, и я такая «Нет! Нет... да, да, да!»

– Она не была по-настоящему моей подружкой, – сказал Макс. – Алисса. Я любил ее, да, но не по-настоящему. Не так, как я люблю тебя. Я увлекся ею, но это не было... Я держался подальше, потому что она на меня работала. Знаешь, спать с подчиненными плохая политика. В любом случае, я знал, что должен сохранять дистанцию, и так и делал.

Мне было совсем не сложно. Но когда я попытался держаться подальше от тебя... – Он рассмеялся. – Я мог уйти от любой женщины в мире, но не от тебя.

– Ну да, – отозвалась Джина, и раздражение из ее голоса явно пропало. – Потому что я тебя преследовала.

– Нет, – сказал Макс, – тут нечто большее. Помнишь семейного консультанта, к которому мы ходили? – Он взглянул на нее.

– Рита, – кивнула Джина.

Макс тоже кивнул.

– После того, как ты вышла из комнаты, она спросила, чего я так боюсь. – Он снова взглянул на девушку. Она определенно больше не сердилась. Более того, выглядела прямо-таки ошеломленной тем, о чем он говорил.

– У меня было много времени над этим поразмыслить, и... – тихо произнес он. – Я не пытаюсь найти оправдания, но... в моем мире не стоит любить кого-то или что-то так сильно. Это слишком... рискованно. Ты любишь – и теряешь. Поэтому ты испугала меня до смерти. Быть с тобой казалось неправильным по многим причинам, а я в своей голове создал из этих причин настоящую проблему и притворился, что не страх был настоящей и наибольшей трудностью. А потом появилась Алисса – красивая и умная. Достаточно сильная, чтобы выдержать всю мою фигню. И самое лучшее: я любил ее, но не слишком сильно. Я знал, что смогу прожить без нее.

Я попросил ее выйти за меня, потому что думал, это поможет держаться от тебя подальше, – признался Макс. – Потому что я боялся того, как сильно люблю тебя. – Он откашлялся. Боже, не так давно он бы сделал что угодно, лишь бы Джина не узнала правды. А сейчас просто сидел здесь и все это выбалтывал. – Я просто хотел, чтобы ты это знала.

Они немного посидели молча.

– Не стесняйся поцеловать меня, – сказала Джина, – как только почувствуешь такую необходимость.

– Да, что ж, предполагается, что я сторожу, – рассмеялся Макс.

– Сторожишь что? Они не собираются двигаться, пока не приедет танк.

– И все же.

– Ты пытался когда-нибудь заниматься любовью и все время не закрывать глаз? – спросила Джина.

Он взглянул на нее.

– Что? Я просто поддерживаю беседу.

– Верно. – Макс снова глянул на нее, и она улыбнулась ему той особенной улыбкой.

Той исполненной обещаний легкой улыбкой «Следующая остановка рай». И он знал, что она знала, что он на самом деле подумал о...

– Ой, – сказал Макс, понимая, что только так можно было притормозить. – Моя нога действительно болит.

– Хорошо, – отозвалась Джина. – Ты победил. В смысле, я могла бы сказать, что поцелую ее, и она перестанет болеть, но не стану.

– Хороший план, – согласно кивнул Макс. – Не надо. Ну, знаешь, говорить это.

Ему хотелось смеяться. Это чувство полной удовлетворенности обескураживало.

Они здесь попали в серьезные неприятности. Если танк не был блефом – а чутье подсказывало, что это не так, – Грейди Моранта придется отдать волкам на съедение.

Если он это сделает, Джина никогда ему не простит.

На этот раз тишина продлилась почти двенадцать секунд.

– Могу я рассказать тебе кое-что забавное? – спросила Джина. Она не дождалась его согласия или отказа. – Это про, ну... понимаешь, возрастной вопрос.

– Возрастной вопрос, – повторил Макс. – Ты уверена, что это забавно?

– Это все еще беспокоит тебя? – спросила она. – Что ты немного старше меня? И история более странно-забавная, чем забавно-смешная.

– Двадцать лет это не совсем немного, – сказал он.

– Скажи это палеонтологам, – возразила она.

Хорошо, с этим он мог согласиться.

– Просто расскажи свою историю.

– Давным-давно, когда Джоунс впервые приехал в Кению, – начал Джина, – я не знала, кто он. Молли мне не сказала, а он пришел в нашу палатку на чай, и... Может, это даже не странно-забавная история. Может это скорее история про мой идиотизм, потому что я немедленно сделала вывод, что он крутится рядом, потому что запал на меня. Мне и в голову не пришло – эта мысль даже не посетила мой ограниченный маленький мозг – что он может быть увлечен Молли. И что она, может, всего лет на десять его старше. Помню, я сидела там, после того, как все открылось, и думала «Черт. Люди строят гипотезы, опираясь на возраст. Макс был не таким уж и сумасшедшим». – Она улыбнулась ему. – По крайней мере, сумасшедшим не больше обычного. Я считаю... Я просто хочу извиниться за то, что все время тебя поддразнивала.

– Все нормально, – сказал Макс. – Я просто напоминаю себе, что любовь не всегда останавливается, чтобы заняться подсчетами. – Он посмотрел на девушку. – Пытаюсь убедить себя в этом. Ну, как прозвучало? Впечатляюще?

– Это было очень хорошо. – Они снова помолчали, а потом Джина заговорила: – Может, мне стоит обзавестись футболкой с надписью «Я не его дочь, я его жена».

– Ты все еще меня поддразниваешь, – кивнул Макс со смехом.

– Да. Потому что мне действительно плевать, что думают окружающие, и, полагаю, тебе тоже не стоит об этом беспокоиться.

Он рассматривал ночь в отражении зеркала.

– Этой ремаркой про жену ты намекнула, что выйдешь за меня замуж?

– Погоди. – Джина взяла бинокль и отползла к двери. Поднялась и выглянула в окно, подкрутив линзы. – Просто хочу убедиться, что нас не прервут снова, – пояснила она.

– Ты собиралась здесь сказать что-то важное, – напомнил Макс.

– Да, и это немного странно и сложно, – откликнулась она.

– Ты беременна?

– Как ты?.. – удивилась Джина. – И это отчасти тоже, но я на самом деле не знаю...

Она вползла обратно в комнату и опять села рядом с ним. – Я точно не уверена, но да, думаю, могу быть.

Макс кивнул. Не ревнуй, не ревнуй.

– Не злись, но когда я пытался найти тебя, то разыскал твой отель и... Там был бланк из клиники, где ты проходила тест на беременность.

Теперь она смотрела на него с лукавой усмешкой.

– В смысле, я могла забеременеть, потому что когда мы, ну, там, на кухне... Жаркий секс, не предохранялись...

– Но... Ты прошла тест на беременность. В Германии.

– Я проходила тест не потому, что считала себя беременной, – сказала ему Джина. – Я знала, что не беременна.

Ладно, он очень устал, но в этом определенно не было смысла. Макс знал, что должен был испытать облегчение, но слишком растерялся.

– Так зачем ты сделала тест? – поинтересовался он.

– Ты правда думал, что я беременна? – спросила она, начиная осознавать. – Ты думал...

Боже, Макс, кого же ты считал отцом?

– Не знаю, – покачал он головой. – Это не важно. Я хочу сказать, если бы ты все еще любила его, но казалось, будто нет, так что...

– Боже, – снова повторила она, повернулась и посмотрела на него. – Сколько женщин у тебя было с тех пор, как я уехала в Кению?

Она это серьезно?

– А кухонный стол считается?

– Ноль? – спросила Джина. – Так как я провела больше года вообще без секса, моя беременность была бы очень особенной. И для протокола, кухонный стол отжег по полной. Надеюсь, нам не придется провести без секса еще один год, прежде чем мы повторим.

Макс рассмеялся. Она совершенно его рассмешила.

– Все закончилось довольно быстро, – заметил он.

– Мне нравится быстро, – отозвалась Джина. – И давай уже, не одной же мне тут унижаться. У тебя тоже в последний год не было секса?

– Да, – признался он. – Я люблю тебя, а тебя рядом не было – что мне оставалось?

– Ты действительно смущен? – задала она вопрос. – Потому что ты вроде не из распутников, и...

– Нет, – ответил Макс. – Я смущен тем, что мне понадобился целый гребаный год и еще шесть месяцев, и худший кошмар в моей жизни, чтобы понять, что я без тебя не могу жить.

Глаза Джины сияли – она выглядела удивительно счастливой, учитывая, что их окружила армия людей, жаждущих их смерти.

– Вообще-то, – сказала она, – тебе понадобился весь не гребаный год и шесть месяцев.

Ладно, вот что с тестом на беременность. Когда Молли обнаружила, что беременна и что у нее может быть рак груди, я провела кое-какие исследования, потому что знала – Грейди растеряется. Он на самом деле хотел, чтобы она прошла весь курс лечения – с химией и облучением – как можно скорее, но она не сделает этого, пока носит ребенка. Разве только если прервет беременность.

Я прочитала кое-что о суррогатном материнстве – это когда третий человек, например я, выносит для родителей ребенка до срока. Это отличается от традиционного суррогатства, потому что ребенок будет от Грейди и Молли – и яйцеклетка, и сперма. Я предоставлю лишь матку и, ну, девять месяцев своей жизни. Сначала я думала, что они смогут взять ребенка у Молли и, понимаешь, просто переместить его, но это невозможно.

Может, когда-нибудь разработают технологию...

Опять же, Молли бесилась от мысли про химию и облучение еще и потому, что после могла быть не в состоянии иметь детей, – продолжила Джина. – Полная процедура могла привести к ранней менопаузе или бог знает чему еще. В любом случае, я хотела предоставить ей больше возможностей, поэтому предложила себя в суррогатные матери, если когда-нибудь она захочет или будет в этом нуждаться. Я просто подумала, это облегчит ее ношу, хотя бы чуть-чуть, если она будет знать, что я буду там, чтобы помочь, если... Господь отвернется, понимаешь?

Для суррогатных матерей обязателен тест на беременность, равно как и чистая медицинская справка. Имеет смысл, верно? Поэтому я пошла в клинику вместе с Молли, проверилась, запустила процесс. Хотя, пока я была там, доктор сказал мне, что еще слишком рано. Они рекомендуют раковым больным подождать несколько лет, чтобы полностью очиститься, прежде чем заводить детей. – Джина глубоко вздохнула. – Поэтому я дала Молли обещание. Это означает, есть шанс, что черезпару лет нам придется добавить строчку «И я беременна ребенком своей лучшей подруги Молли» на той забавной футболке, которую я собираюсь носить.

Макс не знал, плакать или смеяться, и предпочел воздержаться от обоих вариантов.

– На это я согласен, – сказал он. – И, кстати, думаю, что теперь люблю тебя даже больше.

Она опустила голову ему на плечо, и теперь настала ее очередь сдерживать слезы.

– Могу я спросить у тебя еще об одном?

– Конечно, – ответил он. Зная Джину, это будет тот еще вопросец.

– Ты позвал меня замуж лишь потому, что считал, будто я беременна? От кого-то другого?

Вот черт.

Макс знал, что придется сказать правду.

– Нет. Я позвал тебя замуж, потому что люблю тебя. – Он сделал паузу. – И потому что думал, что ты можешь быть беременна от кого-то, и я не хотел, чтобы тебе пришлось иметь с этим дело в одиночку. И потому что на самом деле неважно, кто этот кто-то, но я надеялся, что это кто-нибудь, кого ты любила хотя бы немного, а не тот, кого ты не любила вовсе. И еще я надеялся, что в любом случае ты узнаешь, что единственная вещь, имеющая для меня значение, это то, что ты жива и здорова, и рядом со мной.

Она долго молчала, прежде чем заговорить.

– Хороший ответ. Если мы завтра умрем...

– Завтра мы не умрем.

– Да, но если умрем, – произнесла она, и он знал, что Джина действительно верит в такую возможность, – по крайней мере, у нас есть эта ночь.

Она закрыла дверь ногой, и та захлопнулась со щелчком. Передала ему бинокль со своей фирменной улыбочкой.

– Джина, – произнес Макс.

– Ш-ш, я должна проверить твою повязку, – сказала она, расстегивая его брюки. – Я буду нежной, обещаю.

И Макс обнаружил, что держать глаза открытыми действительно сложная задача.


Глава 23


Такого жуткого похмелья у Джулза еще не бывало.

Первое, что он увидел, открыв глаза, – свет. Слишком много света.

Пламя свечей, несомненно, предназначенных для создания романтического настроения, почему-то казалось слишком ярким. Пришлось прикрыть глаза, оставив лишь узкие щелочки, чтобы мозг не раскололся. Можно было бы сказать, что так легче, но в голове пульсировало, живот, чтоб его, разрывался от боли, а внутри все горело.

Джулз находился в незнакомой комнате, в незнакомой постели. Да что, черт возьми, с ним такое? Он же завязал с подобным поведением, едва окончив колледж.

Голоса. Смех. Далекий, словно из другой комнаты. А может… Снаружи? Вечеринка еще в разгаре?

Рядом с ним кто-то пошевелился. Он повернул голову, но, проклятье, стало так больно, что пришлось зажмуриться и подождать, пока мозг встанет на место.

Джулз медленно приоткрыл глаза, едва разомкнув веки…

Черт побери, кто… она?

Он открыл глаза пошире, отчего голова едва не раскололась надвое, но ему нужно было присмотреться получше, потому что рядом с ним лежала без сомнения девушка.

Вероятно, самая красивая из всех, каких ему доводилось видеть. Джулз разглядел длинные темные волосы, тонкие индонезийские черты лица и еще кое-что: мало того, что рядом с ним женщина, так ей к тому же не больше шестнадцати и…

Память со свистом вернулась к нему, окатив волной адской боли.

Он вспомнил эту девушку. Вспомнил, как она склонилась к нему, и на ее прелестном личике отразилось беспокойство. Как говорила с мужчинами, которые его несли, на непонятном для Джулза языке. Как откинула его волосы, чтобы взглянуть на лицо. И как непрерывно болтала, пока его не положили на кровать. Девушка командовала мужчинами, в этом Джулз не сомневался. Но потом она заметила, что глаза его открыты. Ну или по крайней мере более открыты, чем были ранее. И улыбнулась.

– Теперь выкарабкаетесь, – произнесла она на почти идеальном американском английском.

Джулз вспомнил ноги. Лица. Индонезийца с усами и козлиной бородкой.

Аварию. Машину, рухнувшую с крутого холма.

Эмилио, упавшего замертво.

Эмилио, а не Джулза. Боль, которую Джулз чувствовал, доказывала, что он все еще жив. Едва.

В той не-совсем-случайной аварии он сломал ногу и ударился головой. И вдобавок схлопотал пулю из пистолета Эмилио.

Так вот откуда эта боль.

Он вспомнил Макса. Гараж. Макс будет волноваться.

Будет, если ему, Джине и остальным удалось не угодить в ловушку Эмилио. Если они еще живы.

Джулз осознал, что кожаный пиджак исчез, а вместе с ним иcчезли мобильник и оружие. Штаны тоже пропали. И даже нижнее белье было чужим.

Боже, Джулз надеялся, что юная мисс Индонезия не играла с ним, как с гигантским Кеном. Не ради себя. Ради нее. И все-таки, что она делает с ним в постели?

Итак, она спит. Поверх укрывающей его простыни. Рядом, на случай, если он проснется.

К своему облегчению, Джулз осознал, что она просто присматривала за ним.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до девушки, заставить проснуться, но движение вызвало жуткую боль. И хотя он не закричал, звук, сорвавшийся с губ, очень походил на крик.

Цель достигнута. Широко раскрыв глаза, девушка села.

– Привет, – прохрипел Джулз пересохшим горлом, еле шевеля потрескавшимися и опухшими губами. Его что, ударили по лицу? – Не одолжишь мне телефон?

Она заговорила, громко и быстро, на непонятном языке.

Вот дерьмо.

Должно быть, воспоминания о ней, говорящей на чистом английском, были галлюцинацией.

– Меня зовут, – приложив руку к груди, медленно произнес он, – Джулз Кэссиди. Мне нужен, – он сложил пальцы в знак, похожий на жест «Я тебя люблю», и переместил руку к уху, – телефон?

Возможно, имейся у нее ручка и бумага, он нарисовал бы один.

Боже, голова просто разрывалась от боли. Последнее, в чем нуждались Джулз и его раскалывающаяся черепушка, так это играть в угадай картинку на грани жизни и смерти.

В комнату вошла женщина постарше и поставила рядом с его неумолкающей постельной подружкой поднос со стаканом, в котором, как надеялся Джулз, была питьевая вода.

Девушка взяла стакан и придерживала его, пока Кэссиди пил. А потом здорово удивила.

Джулза, выдав на чистом английском:

– Мне очень жаль, мистер Кэссиди, но у нас нет наземной линии связи, а сотовые вышки по-прежнему не работают.


* * *
– Друг, ты ведь должен спать, – обратился Джоунс к Максу, когда тот вошел в комнату для дежурств.

Близился рассвет. Всего несколько минут, а может, полчаса, и небо из черного станет свинцовым.

– Ну или хотя бы, – добавил Джоунс, – показать Джине, как ты ее любишь и обожаешь.

– Она спит, – сказал Макс. Он выскользнул из постели, как только дыхание Джины стало ровным и глубоким. А перед этим очень даже неплохо ее пообожал. Не то чтобы он собирался посвящать в это Джоунса, но, как сказала бы Джина, было ого-го. Макс осознал, что ухмыляется в темноте.

– Ты правда любишь ее, да? – со своего места под окном спросил Джоунс и бросил Максу подушку, чтобы тот тоже мог присесть. – Кстати, тебе сообщение от Молли: «Если ты с Джиной просто дурачишься, завязывай с этим немедленно. Обидишь ее – чертовски пожалеешь, что на свет родился».

Сообщение от Молли?

– Немного перефразировал, – прочитал его мысли Джоунс.

– Я люблю ее, – сказал Макс, усаживаясь. Ой.

– Ага, это вроде как очевидно, – заметил Джоунс. – Но я пообещал Молли разыграть этакого крутого парня и пригрозить тебе. Да, кстати, она замечательная. Это я о Джине. А ты чертовски везучий сукин сын.

Макс лишь покачал головой. Должно быть, в вооруженных силах есть учебный курс творческого сквернословия, который ему как штатскому не требовалось проходить.

– Значит, ты все же человек, – сказал Джоунс. – А что касается настоящих подонков, так ты… не один из них. Представь, как я удивлен.

– Ага, – подтвердил Макс. Но разве это не его реплика?

Джина оказалась права. Джоунс, может, парень и не совсем хороший, зато порядочный.

Любопытно наблюдать, как быстро он перевоплотился обратно в высококвалифицированного профессионального военного.

В противотеррористическом мире бытовала поговорка: «Солдат всегда остается солдатом».

Но Макс нисколько не удивился. За годы сотрудничества как с военными, так и со штатскими он выработал свое изречение: «Ожидай ото всех лучшего и будь готов к тому, что они сильно превзойдут твои ожидания».

– Если прибывающий полковник, – перешел Джоунс от болтовни к серьезному разговору, – тот, о ком я думаю…

Макс ждал.

– Важно, – тихо продолжил Джоунс,– чтобы, когда будешь передавать меня ему – Раму Субандрио – я был мертв.

Макс откашлялся:

– Не думаю…

– Что ж, и я не думаю. Я знаю. И прикидываю, как это лучше провернуть. Ну чтобы…

Молли было легче… Вот черт. В любом случае будет нелегко…Знаю только, что мне нужно, чтобы ты это сделал, потому что я гребаный трус и сам не смогу.

О боже.

– Послушай, – произнес Макс. – Грейди. Может…

– Вот что мы должны сделать, – перебил его Джоунс. – Ты поведешь меня туда.

Выведешь из здания. Молли и Джине скажем, что направляемся в туннель, тогда они не станут смотреть. Когда окажемся на площади, я подниму руки вверх. При тебе будет оружие и…

– Расскажи мне о Субандрио, – попросил Макс.– Если он и прибывающий полковник один и тот же человек, то именно с ним мне предстоит вести переговоры.

– Он чертов маньяк, – начал Джоунс. – Чай отыскал его в той же тюрьме, что и меня.

Только Субандрио там работал. По собственному желанию. Просто пообещай мне…

– Я не стану тебя убивать, – сказал Макс. – Придумаем что-нибудь другое.

Джоунс безмолвствовал.

– Что, например?

– Боже. Ну что-то.

Со своего места Макс смутно видел лицо Джоунса, но заметил, что тот трясет головой.

– А если я скажу тебе, что Субандрио сдерет с меня кожу, чтобы заставить сказать, куда я отвез любовницу Нусантары? – понизив голос, произнес Джоунс. – Если скажу, что он будет поддерживать во мне жизнь неделями? Месяцами. Почти убьет меня, а после даст ранам затянуться. Если скажу, что пока я жив, он будет пытаться добраться до Молли. И до Джины. Он заполучит меня, и все равно танк проделает в доме дыру, чтобы Субандрио мог содрать кожу с них у меня на глазах, и тем самым заставить страдать еще сильнее. А ты, друг, ты ведь тоже от этого не защищен. Он и тебя заставит смотреть, как пытает их. Хочешь увидеть, как он вырежет моего ребенка из тела Молли? Поверь, он это сделает. Он делал это раньше. И вероятно, и теперь ждет этого с нетерпением.

О Господи.

– Не знаю, – продолжал Джоунс с дрожью в голосе, – вполне возможно, что Субандрио все равно будет пытать Молли и Джину. Даже после моей смерти. И милосерднее всего было бы убедиться, что для них все закончится быстро.

– Может, вовсе и не Субандрио сюда едет, – заметил Макс.

– Ага, и может, у Молли нет рака груди, – съязвил Джоунс.

– Может, и нет.

– Точно. – Джоунс засмеялся, но смех вышел неприятный.

– Послушай, Грейди, – тяжело выдохнул Макс. – Я понимаю, ты напуган, но не стану…

– Дурак, все еще верящий в чудеса. Думаешь… Что? Что я не знаю, о чем говорю?

– Нет, – ответил Макс, но Джоунс его не слушал.

– Что я трус и даже хуже, – разорялся он, – потому что позволил себе сломаться? Боже, да ты чертовски самонадеянный сукин сын! Думаешь, ты лучше меня. Думаешь, ты бы не сломался в той тюрьме? Три года пыток. Дерьмо. Ты бы запросто их выдержал, да? Черта с два, Багат. Ты тоже человек, что бы ни думал. И как у всех на этой планете, у тебя есть переломный момент.

– Послушай, Грейди, – снова попытался Макс.

– Хочешь узнать, когда он наступит? Тогда позволь им срезать кожу с твоих ступней.

Позволь им сечь тебя до тех пор, пока не окажешься в одном взмахе руки от смерти. Хотя какие к черту проблемы. Ты же несокрушим. Твоя треклятая самоуверенность тебя спасет.

Но погоди. А что будет, когда приведут Джину? Что ты почувствуешь, чемпион, видя, как ее насилуют, слыша ее крики и будучи неспособным пошевелиться, не говоря о том, чтобы ей помочь? Хочешь через это пройти? А ведь придется.

Повисла тишина.

Макс не знал, что сказать. Только если: «Да я уже через это проходил. Слышал крики Джины и не мог ей помочь».

До настоящего момента Макс и не понимал, что у пережитого и причиняющего столько страданий имелось название.

Пытка.

Всего раз он подвергся чему-то столь же ужасающему, когда поверил, что Джина погибла.

Джоунс встал. Перед самым окном.

– Пригнись, – приказал Макс.

Но тот не послушался. Прошел прямо и вышел за дверь.

– Додежуришь вместо меня, – бросил Джоунс. – Дай знать, когда у тебя иссякнут идеи.

А я проведу остаток жизни с женой.


* * *
Джулз переводил взгляд с доктора Дьюи Эрналии на ее трех великолепных братьев и обратно, молясь, чтобы ему поверили.

Черт. Уж если кому и полагалось быть скептиком, так это ему самому. У этой тощей девчушки предположительно имелся диплом врача Университета Тафтса. А раз уж она вправила ему ногу и наложила швы, пожалуй, лучше поверить, что так оно и было. Хотя другая версия – что она не по годам развитой подросток, зарабатывающий значок герлскаута за оказание первой медицинской помощи – внушала еще меньше доверия.

Когда все три брата собрались в изножье кровати, доктор Эрналия поведала Джулзу, что она единственный врач на этой стороне острова и что их маленький домик без электричества – ближайшее строение к находящейся в нескольких милях отсюда больнице.

Доктор беспокоилась, поскольку первый брат доложил, что неподалеку в доме на холме прячутся террористы. А второй брат сообщил о слухах, будто вооруженные силы направили туда танк, чтобы взорвать этих террористов.

По опыту Дока это означало, что возможны большие потери.

Да уж, без шуток.

И самой большой потерей станут Макс, Джина, Джоунс и Молли. Ведь они не террористы, прячущиеся в том доме, а друзья Джулза.

И, конечно же, доктор не преминула заметить, что возможные большие потери были бы еще больше, если бы к делу подключились американцы.

Но американцы, очевидно, держались в стороне, ведь эти террористы считались частью ячейки, атаковавшей посольство в Джакарте, где был убит всеми любимый политик с Пулау-Миды. Если американцы все же вмешаются, вместо того, чтобы тут же вынести приговор и привести его в исполнение, они возьмут террористов под арест.

– Я агент американского федерального бюро расследований, – начал Джулз, желая при этом быть одетым во что-то более достойное, нежели одолженное нижнее белье в виде пары боксеров с логотипом «Бостон Ред Сокс», непрочно скрепленных с одной стороны, чтобы можно было наложить шину на колено. – Я прибыл на Пулау-Миду, чтобы расследовать похищение двух американок. – Он подождал, пока док переведет братьям.

А потом ждал еще дольше, поскольку в комнату вошел мужчина. Судя по внешности, очередной младший брат доктора. Даже если бы очень постарались, эти пятеро не смогли бы стать более похожими – все отличались экзотической красотой.

Разговор между ними затянулся, они много жестикулировали и все чаще украдкой поглядывали на Джулза.

Наконец доктор Эрналия их утихомирила и повернулась к Кэссиди.

– Братья хотят знать, – обратилась она к нему, – не ты ли убил Эмилио Тесту.

Джулз посмотрел на лица людей, стоящих в изножье его кровати, но ничего не смог на них прочесть. Совсем.

Лишь ожидание и не более. Из этой семейки можно было бы собрать успешную команду игроков в техасский холдем[37].

Вот так так. Джулз очень надеялся, что Эмилио Теста не входит в число хороших друзей семьи.


* * *
Молли проснулась и обнаружила, что одна в постели, но не в комнате.

Она заметила темный силуэт у двери. Джоунс. Он сидел на корточках и смотрел на нее.

– Привет, – спросонья пробормотала она, откидывая волосы с лица. – В чем дело? Ты свое отдежурил? Теперь мой черед?

– Нет… нет, – отозвался он. – Прости, что разбудил.

– Ты и не будил. – На прикроватном столике она нащупала свечу и коробок спичек.

Однако пламя не осветило стену, и Молли по-прежнему не видела лица Джоунса.– Что ты там делаешь? – Она приподнялась на локте.

– Ты такая красивая, – прошептал Джоунс.

– Если это прелюдия к извинению, – сказала она, – то оно принимается. Ты прощен.

– Прости меня. Мне следовало держаться от тебя подальше. Не надо было приезжать в Кению.

Хоть Молли этот разговор и не радовал, она его ожидала. Призраки прошлого спикировали на Джоунса, когда тот понял, что Макс не сможет использовать имеющуюся у них информацию о планируемом террористами нападении на посольство в Джакарте в качестве козыря при переговорах, поскольку посольство уже атаковали.

Возможно, будущее тогда представлялось Джоунсу довольно мрачным, но идея Макса подарила ему надежду. Надежду, которая вскоре была разбита.

– Что ж, может, если бы ты не поехал в Кению, ни один из нас не находился бы сейчас здесь…

– Чертовски верно подмечено.

– …но ты должен знать, что я ни на что не променяла бы последние четыре месяца, – свирепо заявила Молли.

– Ты лучше умрешь, – уныло произнес Джулз. – Из-за четырех вшивых месяцев, прожитых во лжи?

– Нет, – опровергла она. – Спасибо, конечно, но я лучше не умру. И что было ложью?

Твое имя? Твой фальшивый акцент? Подумаешь. Хватит винить себя за то, что делаешь меня самой счастливой в мире женщиной. Ну, не считая Джины на кухонном столе…

Джоунс не засмеялся. Он даже не улыбнулся, а лишь опустил голову на скрещенные руки.

– Да ладно, – начала Молли. – К чему эта пораженческая поза?

Затем откинула простыню, взяла со столика свечу и пересекла комнату. Обнаженная.

Выставив напоказ не самое упругое сорока-с-чем-то-летнее тело, мягкий, может-она- просто-съела-слишком-много-шоколадного-пирога, круглый животик, еще не похожий на живот беременной женщины, и набухающую с каждой минутой грудь. Молли всегда была фигуристой, а беременность превратила ее в пышную звезду бурлеска. По крайней мере, так она себя ощущала.

Но когда Джоунс смотрел на нее, Молли чувствовала себя красивой. А иногда даже стройной. И всегда невероятно сексуальной.

И это несмотря на повязку, закрывающую грубые, как у Франкенштейна, швы от биопсии.

Беда в том, что сейчас Джоунс не хотел на нее смотреть. Он был напуган и зол, и в душе у него не осталось места ни для чего кроме страдания и ненависти к самому себе.

– Я должен был умереть много лет назад, – сказал Джоунс присевшей рядом с ним Молли. – Пожалуй, мне даже полагалось умереть, но я был слишком эгоистичен, чтобы это понять.

– Если тебе полагалось умереть, – заметила Молли, – ты бы умер. При условии, что в жизни вообще есть место такому понятию как полагалось. Скажем, есть. Так когда тебе полагалось умереть?

– Когда подхватил инфекцию, – ответил Джоунс. – Я почти умер.

Молли кивнула, вспомнив. Впервые она увидела напоминание о случившемся – новый шрам в его обширной коллекции – в их брачную ночь. Неровная и все еще красная линия резко выделялась на спине, хотя ранили его уже давно.

Собственно, пырнули ножом.

Он рассказал, что заработал этот шрам по пути в Африку. Годами ранее. Сразу после того как Молли уехала из Индонезии, если быть точным. После того как ее подстрелили, а его избили до полусмерти. После того как они оба исковеркали свои жизни и отношения взаимным недоверием.

Джоунс сел на корабль, направлявшийся на восток, намереваясь сделать все от него зависящее, чтобы отыскать ее, а затем броситься ниц и вымолить прощение.

Но люди Чая выследили его. Разыскали Джоунса и едва не убили, всадив нож ему в спину, пока он яростно сопротивлялся.

Истекающий кровью Джоунс сполз с того грузового судна в Шри-Ланке, и едва вновь не умер от ножевой раны, когда в нее угодила инфекция. Именно тогда он понял, что Чай не успокоится, пока не покончит с ним.

Он не мог прятаться, мог только бежать. Джоунс сказал, что понимал: если бы продолжил путь в Африку, то привел бы мерзавца прямиком к Молли и подверг ее ужасной опасности.

И в тот момент Джоунс поклялся, что больше не совершит подобной ошибки.

Молли знала, что сейчас он припомнил ту клятву.

– Тебе не полагалось умереть, – сказала она ему. – Хватит упрекать себя. Ты ни в чем не виноват.

– Ага, как же. Тебе меня не переубедить. Проклятье, Мол. У меня такое чувство, что я тебя убил. Так или иначе. Если пройдешь это испытание, что ж, дерьмо!.. Тогда настанет время бороться с раком. Вот только если я выживу, то где окажусь? Из тюрьмы нелегко будет тебя поддерживать. – Его голос дрогнул. – Не приедь я в Кению, ты бы не забеременела и волновалась бы о своем здоровье, а не о благополучии этого гребаного сатанинского отродья внутри тебя!

– Ничего себе, – ахнула Молли. – Довольно грубо.

– Боже, прости, – прошептал Джоунс. – Думаешь, он меня слышал? Черт, пожалуй, лучше мне… Из меня вышел бы паршивый отец.

– Нет, – опровергла она, сознательно пропустив мимо ушей капитулирующее время глагола, и сосредоточившись на том, что Джоунс впервые признал жизнь – их ребенка, – которую она вынашивала, как человека.– Вряд ли у него уже есть уши. А если и есть, над его английским еще стоит поработать. Я имела в виду, что это было грубо по отношению к тебе. Ведь если я вынашиваю «гребаное сатанинское отродье», то кто тогда ты?

Джоунс повернулся и посмотрел на нее.

– Ты голая, – констатировал он, словно только это заметил.

– Так оно и наступает, – подчеркнуто вздохнула Молли. – Начало конца. На первых порах: «Ого, да ты голая». – В ее голосе прозвучало непомерное волнение. – А после нескольких месяцев брака оборачиваешься и слышишь: «Ты что, голая? Опять?»

Джоунс наконец улыбнулся:

– Я не то имел в виду. Просто… Мол, я до смерти напуган.

– Но это не значит, что мы должны взять и просто сдаться, – мягко сказала Молли.

И тогда это случилось. Снова. Ребенок. Шевеление.

Молли взяла руку мужа и прижала к своему животу.

– Чувствуешь?

– Не знаю, – выдохнул Джоунс. Он испытующе посмотрел на нее, словно зрительный контакт мог помочь ему ощутить то, что чувствовала она.

– Это… трепетание. Словно что-то едва… порхает внутри меня. Будто мой обед исполняет коротенький танец счастья.

– Это? – спросил Джоунс.

– Да, – улыбнулась Молли. – Разве не удивительно?

– Боже, – со слезами на глазах выдавил Джоунс. – Святой боже. Это…

– Наш малыш, – закончила Молли.

– Боже, это невероятно.

– Внутри меня есть кое-кто живой, Грейди. Кое-кто, кого не было бы, если бы ты не любил меня, а я не любила тебя. Это удивительно. Потрясающе. Мы его создали. Не ты, не я – мы. Подумай об этом. Если уж мы смогли сотворить нечто подобное, то сможем справиться с бытовыми неприятностями, с которыми столкнулись.

Джоунс засмеялся.

– Бытовые неприятности? Пережить танковую атаку? Победить рак? Боже, я люблю тебя.

– Хорошо. Запомни эту мысль. И давай-ка найдем Макса, – предложила Молли. –

Посмотрим, придумал ли он что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда живыми.

– Может… присядем на минутку? – попросил Джоунс. – Я только хочу…

Он вновь хотел почувствовать чудо: их ребенка, шевелящегося внутри Молли.

И тогда Молли поняла, что, если у них родится девочка, она назовет ее Надеждой.

Конечно же, с согласия отца малышки.


Глава 24


Джина ушам своим не верила.

– Грейди и Молли в одной комнате, наедине? Мне стоит беспокоиться? – спросила она.

Макс покачал головой.

– Не думаю, что он смог бы это сделать. Скорей всего пытался понять, если бы до этого дошло, хватило бы духу у меня.

– Убьешь мою жену для меня, а? – Джина помотала головой. – Безумие.

– Вовсе нет, – глядя из окна в бинокль, опровергнул Макс.

Спустя короткое время солнце взобралось на небо. Уже сейчас стояла неимоверная жара, и становилось только жарче.

– Он пережил нечто ужасное, – продолжил Макс, по-прежнему не глядя на Джину. – По- настоящему невыносимое. Грейди немного рассказывал об этом, и… Я не уверен, но, сдается мне, ему гораздо больнее видеть, как мучают других, чем терпеть пытки самому.

Думаю, его тюремщики знали об этом и использовали против него. Я слышал несколько леденящих кровь рассказов о тюрьме, в которой он сидел. Рассказов о мужчинах, которых принуждали смотреть, как их жен и детей регулярно насиловали, а после убивали. – Макс посмотрел на Джину. – В некотором смысле я могу понять.

Джина потянулась к нему, и он взял ее за руку. И тут затрещала рация.

– Грейди Морант, – произнес голос сквозь помехи. – Как мило с твоей стороны проделать весь этот путь, чтобы вновь поболтать со мной.

Макс зажал кнопку.

– Полковник Субандрио?

– Узнал меня, жалкий кусок дерьма?

Отборная брань все сыпалась и сыпалась. Джина состроила Максу гримасу, попытавшись сделать вид, что потрясена вычурно-скверной руганью полковника, а не тем, что отчетливо слышит голос человека, собиравшегося ее убить. Мучительно. На глазах у Макса.

– Слышишь звук? – продолжил полковник. – Его издает приближающийся танк, готовый разнести вас на куски.

– Я ничего не слышу, – произнесла Джина. – Он блефует?

– Прислушайся, – ответил Макс. – Такой низкий гул.

О боже, и правда танк.

– Хочу заметить, – сказала Джина, – я лучше выберу пытки. Пока мы живы, есть шанс, что живыми и останемся. Если ты…

Макс поцеловал ее.

– Знаю. И тут я на твоей стороне. А теперь тсс. Дай переговорить с парнем. – Макс зажал кнопку. – Сэр, меня зовут Макс Багат. Я американский гражданин и руководитель отдела ФБР. Мы никогда не встречались, но начальство сообщило мне, что вы прибудете сюда, дабы обсудить ситуацию, сложившуюся вокруг Херу Нусантара и Грейди Моранта. Сейчас, сэр, я попрошу вас подождать, поскольку получаю входящую радиотелеграмму от президента Брайанта. – Макс прервал связь.

Ух ты.

– Лгунишка, лгунишка, горящие штанишки, – продекламировала Джина.

– Кстати, о штанишках, – заметил Макс. – Мне нужны мои. Даже если они еще мокрые.

Ты их не принесешь? И погляди, не найдутся ли у Эмилио пиджак и рубашка, которые будут мне впору. И еще галстук без гавайских танцовщиц. Сейчас, пожалуйста.

Джина спешно покинула комнату, и, спустившись в коридор, услышала, как Макс громко зовет Джоунса и Молли.


Джулз был новым героем дня.

Очевидно, обнаружение трупа Эмилио Тесты означало праздник в доме доктора Эрналии. Ее братья прибуксировали во двор и уже начали «раздевать» разбитую машину Эмилио, чтобы распродать ее на запчасти. Это был заключительный акт мести давнему и ненавистному врагу.

– Мне необходимо добраться до телефона, – повторил Джулз. – И не помешало бы одеться.

Док сказала что-то трем братьям, все еще находившимся в доме, и те принялись стаскивать с себя одежду.

– Эй, вы, притормозите, – проговорил Джулз.

Но девушка уже останавливала их, а после забрала у младшего брата рубашку с гавайским рисунком, а у усатого – черные штаны. Доктор подала знак, и третий брат разрезал их ножом, чтобы Джулзу не пришлось натягивать штаны на гипс. Пока усатый ходил в другую комнату за парой костылей, доктор с младшим братом помогли Джулзу надеть рубашку и закрепили на нем штаны.

– Братья полагают, что ближайший телефон находится в порту, в полицейском участке, – проинформировала она Джулза. – А еще мы считаем, что, если телефон не работает, ты мог бы взять напрокат гидроплан и отправиться в Сое или Купанг. Брат Дакса советует остерегаться Дили. Рекси подбросит тебя до города на своей «мини».

Боже, голова Джулза по-прежнему раскалывалась. Он встал-то с трудом, что уж говорить о балансировании на костылях. Но Джулз и так потерял слишком много времени, валяясь без сознания. Он направился к двери, но тут вернулись два брата. Они спорили о чем-то и держали…

– Знаю, ты предпочел бы телефон, – сказала доктор Эрналия, – но, может, и радио сойдет? Умар нашел этот коротковолновый радиоприемник в машине Эмилио Тесты.



– Нам понадобится веревка, – поправив галстук, сказал Макс.

– Я видела одну на кухне, – сообщила Джина и вихрем пронеслась по лестнице вниз.

– Эй, Нью-Йорк, – крикнул Джоунс ей вслед, – урок еще не окончен.

Молли забрала у него автомат.

– Всегда держать дуло направленным вниз или в другую безопасную сторону, – продекламировала она, сопровождая слова соответствующими действиями. – Сделать так… и… нажать на спусковой крючок. Стрелять из окна вниз, а не вверх, иначе кто-нибудь может пострадать. Не открывать огонь в доме. Это не просто плохая примета, как раскрытый в доме зонт. Стены армированы, так что пули будут рикошетить, и мы можем закончить как Макс – с простреленной задницей. Или хуже. Запасные патроны – в рюкзаке. Стрелять, пока не досчитаем до четырех, не дольше, а после валить отсюда. – Молли пристально посмотрела на Джоунса. – Дружок, если уж я поняла, то Джина тем более.

Баюкающая оружие Молли – что за безумное зрелище. Джоунс поборол желание посмотреть в окно и проверить, не идет ли снег. Не то чтобы стоял июль, но, казалось, холодные дни наступили пораньше, и ад начал покрываться льдом. И Джоунс молился, чтобы ему не представилось шанса удостовериться в этом лично, по крайней мере, не сейчас. Он повернулся к Максу.

– Я по-прежнему считаю, что, пока все не закончится, им лучше отсидеться в туннеле.

– Прошу прощения, – размахивая руками, вмешалась Молли. – Одна из тех, о ком вы тут толкуете, стоит перед вами. Мы готовы и хотим помочь. Однако, должна заметить, обычно, когда группа А открывает огонь по группе Б, группа Б оборачивается и открывает ответный огонь. И раз уж вы собираетесь торчать прямо посреди площади, вас это не беспокоит?

Макс поправлял прическу, но после этих слов вернул зеркало на место.

– Вообще-то, – обратился он к Молли, – в первую очередь они нырнут в укрытие. По моим соображениям, лишь один человек причастен к данной операции, и это – полковник Субандрио, вне всяких сомнений работающий на Херу Нусантара. Остальные гораздо более заинтересованы в том, чтобы не быть убитыми. – Макс повернулся к Джоунсу, чтобы включить того в ободряющую речь. – В этом наше преимущество, и мы им воспользуемся.

– Вот веревка, – сказала вернувшаяся Джина.

– Отлично, – прокомментировал Макс. – Разрежь ее натрое. Двумя обвяжи запястья Грейди, а третью, не затягивая, обмотай вокруг него. Мы хотим, чтобы он выглядел связанным, но не хотим, чтобы у него возникли трудности при попытке освободиться.

Макс надел пиджак Эмилио и теперь проверял всевозможное оружие, спрятанное в карманах и за поясом. Джоунс вытянул руки.

– Расскажи о танке, – попросил Макс.

У Джоунса была возможность рассмотреть упомянутый танк в бинокль.

– Построен, должно быть, в России[38] в конце восьмидесятых. Обзор у членов экипажа ограничен. И маршрут, и приказы они получают по радиосвязи.

– Прекрасно, – заключил Макс.

Молли отставила оружие, чтобы помочь Джине с веревкой. Поймав взгляд Джоунса, она сказала:

– Признайся, тебе ведь нравится. Две женщины связывают тебя…

– Я слишком напуган, – ответил он. – Но когда все закончится, и если мы выживем, не могла бы ты снова меня связать? Только пусть нас будет двое. Джина, конечно, милая. Но если позовем ее, придется позвать и Макса, а это испортит мне все удовольствие.

Молли рассмеялась, но у нее в глазах стояли слезы. Вероятно, потому, что она знала, как чертовски трудно ему подшучивать над происходящим.

– Нам понадобится что-то похожее на кровь. – Макс то ли просто не обратил внимания на их разговор, то ли сознательно его проигнорировал.

– Готово, – сказал ему Джоунс, переворачивая узлы на тыльную сторону запястий.

– В холодильнике есть кетчуп, – предложила Джина.

Кетчуп не только выглядел кетчупом, но и пах соответственно, и не очень-то годился для их затеи. Если уж они надеялись выбраться, обдурив Рама Субандрио, повидавшего за свою жизнь гребаное море крови, заменитель должен смотреться правдоподобно.

– Принести кетчуп? – спросила Джина.

– Спасибо, не надо, – ответил Джоунс. – Нам все равно придется туда выйти… Его вполне можно приберечь. – Подняв голову, он встретился взглядом с Максом. – Я готов.

Молли стояла перед ним. Далеко не такая грозная, как с оружием в руках, и не на шутку встревоженная, она в отчаянии заламывала руки. Но несмотря ни на что, ей удалось улыбнуться ему.

– Спасибо, что любишь меня достаточно сильно, чтобы воспользоваться этим шансом, – сказала она.

– Да. Конечно.

Джоунс не хотел говорить ей, но у них с Максом был запасной план, и узнай она его, он бы ей не понравился.

– Если что-то пойдет не так, прячьтесь в туннеле. Быть может, они не отыщут вход.

– Если родится мальчик, думаю, стоит назвать его Лесли.

– Что? – Это была только первая передряга, из которой им предстояло выбраться, а она уже придумывает имя ребенку? Но, черт возьми, могла бы выбрать что-нибудь чуть более… простое. Пока рос, Джоунс всегда мечтал, чтобы его звали Джоном или Джимом, Томом, Дэном.

Молли улыбалась ему, словно в точности знала, о чем он думал. Хотя, скорей всего, так оно и было. И Джоунс понял, что Молли осуществила отвлекающий маневр чуть раньше, чем следовало, перенося его из будущего, где он мертв, а она прячется в туннеле, туда, где у них есть ребенок, которому нужно имя.

– Мне всегда нравилось имя Дэвид, – сказал он, потому что так сильно желал оказаться в этой другой версии будущего, что почти чувствовал ее вкус. Но тут в противоположном конце комнаты Макс взял рацию.

– Начнем.


* * *
Макс чертовски классно лгал. Джина смотрела, как он говорит по рации, приказывая переводчику связать его с полковником Субандрио. В пиджаке, белоснежной рубашке и при галстуке он гораздо больше походил на того Макса, с которым она познакомилась четыре года назад. Однако она не думала, что когда-нибудь увидит на нем пиджак и галстук в сочетании с джинсами и кроссовками. Но штаны Эмилио ему не подошли.

Макс заметил, что она смотрит на него, и, пока дожидался полковника, сказал:

– Хотел бы я иметь нормальный костюм.

– Отлично выглядишь. – Несмотря на охвативший ее страх, Джина попыталась улыбнуться. – Не умирай сегодня. Пожалуйста.

– Не хотелось бы, – согласился он, и тут же раздался голос полковника.

– Мы не засекли ни одного радиосигнала в этом районе, – сказал Субандрио, сразу хватая быка за рога.– Если вы думаете….

Макс зажал переговорную кнопку и рация запищала.

– Полковник, – произнес он, когда писк прекратился. – Вы, конечно же, осведомлены, что в последней модели системы связи Соединенных Штатов стандартные радиочастоты не используются. Какое-то время система была неисправна, но нам удалось наладить ее и запустить. И я успел переговорить и с президентом Брайантом, и с его главными советниками по делам в Индонезии. И теперь, получив исчерпывающие сведения о сложившейся ситуации, я понимаю, почему для мистера Нусантара она имеет первостепенное значение, и почему должна быть немедленно разрешена.

Макс даже дыхания не перевел.

– Я принес свои извинения президенту и хотел бы принести их и вам, сэр. Будучи привлеченным к делу, которое казалось простым похищением, я не знал, что и ваше, и наше правительства разыскивают Грейди Моранта в связи с обвинениями по стольким статьям. Также прошу передать мои извинения мистеру Нусантара и уверить его, что президент Брайант и Соединенные Штаты Америки полностью поддерживают его кандидатуру. Мы верим, что, несмотря на прошлые недоразумения, он лучший кандидат на роль правителя этой страны. И потому мы с президентом Брайантом готовы сделать все, что в наших силах для избрания мистера Нусантара.

Макс по-прежнему не давал полковнику вставить хоть слово возражения.

– Вместе с тем, – продолжил он, – примите к сведению, что мне приказано обойти стороной американское посольство и передать Грейди Моранта напрямую властям Индонезии, представителем которых вы являетесь. Вы готовы взять его под арест, полковник, или вам нужно подготовиться, чтобы вывезти пленника с острова?

Макс отпустил кнопку, и Джина задержала дыхание.

– Теперь-то мы узнаем, действительно ли всем руководит Нусантара, – сказал Макс Джине, Молли и Джоунсу.

Но по ту сторону стояла тишина.

– Ни малейшего движения, – сообщил Джоунс, разглядывая танк в бинокль. – Они засели внутри.

– Почему он так долго не отвечает? – спросила Джина.



Голова Джулза раскалывалась, пока он пытался достучаться до кретина из офиса ЦРУ в Купанге.

– Да знаю я, что все в состоянии боевой готовности, – говорил он. – Но не для того ли они наготове, чтобы прийти на помощь в чрезвычайной ситуации? – Ну хватит. – Свяжите меня с главным. Прием.

– В данный момент главный я. У нас запарка. Вы докладываете о террористической угрозе? Прием? – Голос на другом конце вдруг зазвучал так, словно его обладатель проснулся.

– Так точно. – После смерти он попадет в ад. Своей ложью Джулз забронировал там местечко. Хотя, возможно, доля правды в этой лжи и была. – Я получил множество сообщений о террористических ячейках, разбросанных в горах Пулау-Миды. Есть поблизости авианосцы? Прием.

– Сэр, этот канал не защищен. И я не вправе разглашать подобные сведения. Прием.

Ага, как же. Будто у каждого вражеского государства нет доступа к снимкам со спутника, указывающим местонахождение всех американских военных кораблей на планете.

– Необходимо, чтобы по крайней мере три вертолета с морпехами на борту встретили меня на острове Мида. И как можно быстрее. Сможете это организовать? Прием.

Повисла пауза. Одна из тех пауз, предшествующих отрицательному ответу. И, вот дерьмо, у Джулза вновь открылось кровотечение. Не мудрено, что кружится голова.

Из радиоприемника донесся треск, а за ним…

– Простите, сэр. Не могу. Прием.



– Договорились. Благодарю вас, полковник. Я приведу его, – сказал Макс и отключил рацию. Настал час, о котором он молил и которого страшился.

Молли плакала навзрыд, но лишь потому, что Джоунс уже ушел вниз. Как только полковник сообщил, что готов взять Грейди Моранта под арест, тот поднялся, попросил Молли оставаться здесь, поцеловал ее на прощание и пошел на кухню гримировать себя под мертвого. Настала и очередь Макса уходить. Джина с трудом сдерживала слезы.

– Дверь не открывать, – обняв Джину, наказал Макс. – Она захлопнется за нами. Ни в коем случае ее не открывайте.

Джина кивнула.

– Тебе. Я открою только тебе.

– Не открывай даже мне, – возразил Макс. – Я не знаю, что скажу полковнику, дабы убедить его, что мы с ним заодно. Если Джоунс прав насчет него, Субандрио может потребовать, чтобы вас с Молли тоже арестовали. А мы этого совсем не хотим. Так что не открывай мне дверь.

– Может, обзаведемся кодом? – предложила Джина, прижавшись к Максу и запустив пальцы ему в волосы. – Назовешь его, и мы поймем, что можем тебя впустить.

– Знаешь, что я люблю в тебе больше всего. Ты очень умная, – сказал ей Макс.

Джина улыбнулась, но Макс знал, что улыбка была вымученной. Джина хотела вечно стоять с ним в обнимку. Он знал это, потому что и сам хотел того же. К сожалению, это было невозможно.

Макс поцеловал ее, и она прильнула к нему, потому что знала, что это был... Никто из них не осмеливался произнести, но оба прекрасно понимали, что это мог быть их последний поцелуй. В жизни.

– Код – песня Элвиса, – она отстранилась, чтобы сказать это ему. – Любая песня Элвиса.

Ты споешь мне песню Элвиса, и я открою дверь. Если нет… – Джина пожала плечами.

– Ты просто хочешь услышать, как я пою, – сквозь смех произнес Макс.

– Точно. А если еще и станцуешь… Нет нужды говорить, что произойдет, когда откроется дверь. – Она вытолкала его в коридор. – Скоро увидимся, дикарь.

Макс спустился по лестнице и, разыскивая Джоунса, осознал, что чрезмерно ухмыляется. И вместо того чтобы волноваться из-за очной ставки с полковником Субандрио, мысленно перебирает свои любимые песни Элвиса, пытаясь выбрать ту, которая вызовет у Джины самую широкую улыбку.

Может, Макс был чересчур весел. Черт подери, да он откровенно валял дурака. Но ему было все равно, так как он знал, что Джина любит его несмотря ни на что.

Звук выстрела, донесшегося из кухни, напугал Молли. Она ожидала его, страшилась его, и все равно вздрогнула. Джина потянулась к ней и взяла за руку.

– Все получится, – подбодрила она.

– Знаю, – сказала Молли, пытаясь придать уверенность голосу. – Я доверяю Максу. Во время переговоров с полковником он был бесподобен. Я почти поверила, что Макс хочет сдать Грейди.

Молли медленно приблизилась к зеркалу и встала так, чтобы видеть улицу перед домом.

Услышав, как захлопнулась дверь, Джина тоже подошла посмотреть.

– Господь Всемогущий, – выдохнула Молли.

Макс тащил Джоунса на плече как пожарный. Голова бедняги свешивалась вниз, и, пока Макс медленно отходил от дома, Молли мельком увидела лицо мужа. И оно, и слипшиеся волосы залило кровью.

– Это не кетчуп. – Паника волнами накатывала на Молли. – Бог мой, Джина. Что Макс натворил?

Макс прошел половину пути. Он мысленно отметил точку на площади, находившуюся на равном удалении от оставшегося позади дома и от преграждавшей ему дорогу вереницы джипов, грузовиков и танка. Забраться так далеко и не быть изрешеченным пулями – уже маленькая победа. К тому же, кроме Джоунса, при нем находился небольшой пистолет двадцать второго калибра. Макс держал его в руке на виду у зрителей. Правда, дальность стрельбы у такого оружия была не больше чем у игрушечного ружья.

Макс продолжал идти. Из-за пулевого ранения он и так ходил с трудом, а тут еще добавился балласт в восемьдесят шесть килограммов. Но Макс шел, выполнял задание. Что касается пиджака и галстука, то они уже пропитались потом. А Джоунс, скотина такая, к тому же залил их кровью.

Утреннее солнце палило нещадно. Прошлой ночью шел дождь, но влага испарилась еще несколько часов назад.

Макс уже мог видеть полковника, выглядывающего из-за танка. Субандрио был именно таким, каким его описал Джоунс. Низенький, грузный человечек с лицом, казалось, поглотившим шею, и жирными щеками, свисающими до самых плеч.

Каждый шаг отдавался болью, но Макс продолжал идти.



Джина последовала за Молли на кухню.

– Это была кровь, – сказала Молли. – Макс застрелил Грейди.

– А вот и нет, – возразила Джина, хотя и не совсем верила своим словам. Не об этом ли мужчины так тихо и сосредоточенно переговаривались, пока внизу Молли и Джина подбирали оружие по руке? Что если у Макса и Джоунса было два плана: тот, который они поведали Джине и Молли, и другой, согласно которому Макс передает Грейди Моранта полковнику?

– О боже, – выдохнула Молли. Кухонный пол, стол и ручка одного из шкафов были испачканы кровью. Еюокрасилась даже вода в тазу, стоявшем возле раковины. Словно кто- то совершил ужасное убийство, а после ополоснул руки.

– Грейди говорил, что все должно выглядеть правдоподобно, – напомнила Джина и себе, и Молли.

Макс бы так не поступил. Или поступил?

Молли залилась слезами.

– Я убью его, – рыдая, пробормотала она. – Я убью его.

– Постой, Молли. Ты куда? – окликнула ее Джина, когда та развернулась и рванула к лестнице.



– Стой.

Приказ все же прозвучал, а Макс так и не подобрался на достаточное расстояние. Но все равно остановился, потому что меньше всего хотел выводить полковника из себя. Их разделяли ярдов двадцать и танк. Субандрио стоял в окружении других офицеров и по- прежнему разглядывал Макса.

– Брось оружие, – через переводчика приказал мужчина, который командовал всем этим бедламом до прибытия полковника Субандрио.

– Мы ведь заодно, – напомнил им Макс. – Морант не жаждал воссоединяться с вами, полковник. Он сопротивлялся, и… Мне говорили, что его разыскивают живого или мертвого, и я решил облегчить всем транспортировку.



Следом за Молли Джина бросилась к лестнице.

– Эй, подожди. – Прежде чем войти в комнату, Джина пригнулась. – Ты не знаешь….

Но из окна она видела, как Макс швырнул Джоунса, и тот мягкой, безжизненной грудой рухнул на пыльную землю.

Боже милостивый…

– Это игра, – убеждала Джина и себя, и подругу. – Он жив. Они просто пытаются уверить полковника в смерти Джоунса. Мол, послушай, на кухне был нож. Думаю, Джоунс порезал руку. Видишь, у него замотана ладонь. Если бы Макс в него стрелял, остались бы брызги, ну этой, крови. На стене или… еще где-нибудь…

Макс говорил. Джина это видела. А еще она видела маленького уродливого полковника, не желавшего покидать свое укрытие за танком, вероятно, потому, что Макс был вооружен.

А потом она увидела, как Макс отвернулся от полковника, нацелил оружие на Джоунса и…

Бум!

Выстрел отдался эхом. Джина и Молли пригнулись, ошеломленные. И тут Молли окончательно вышла из себя.



Японский городовой!

Макс, долбаный псих, выстрелил в него. Прямо в чертову ногу. Джоунс собрал крупицы самообладания, которые у него имелись, и даже те, о существовании которых и не подозревал, чтобы не вскрикнуть или не заорать. Он даже не шевельнулся. Боль прожигала словно огонь, и Джоунс сосредоточился на том, чтоб дышать медленно и неглубоко.

Полковник Субандрио обязательно заметит, если труп начнет хватать ртом воздух.

– Он мертв, – услышал Джоунс слова Макса, обращенные к Субандрио. Он также услышал, как Макс, убрав пистолет, отстегнул кобуру и кинул ее полковнику.

– Рад наконец встретиться с вами, полковник. Наслышан о вас. Вы, несомненно, произвели впечатление на президента Брайанта. Он упоминал о вашей встрече в Джакарте.

– Мы никогда не встречались, – сказал Субандрио тем вкрадчивым голосом, который Джоунс до сих пор слышал в кошмарах.

– Должно быть, я не так его понял, – непринужденно выпутался Макс. – Он упоминал поездку в Джакарту. Вероятно, планировал ее. Упоминал и ваше имя. Видимо, хотел с вами встретиться. Простите меня за эту путаницу. Последние пару дней выдались бурными.

Выслеживание Моранта и… – Макс рассмеялся. – Уверен, вы понимаете, что это…

– Макс! Ты ублюдок!

Какого черта? Подключив дополнительные резервы самообладания, Джоунс остался недвижим.

Это был голос Молли. Слабый, далекий, но абсолютно ясный.

– Я убью тебя! – кричала она. – Я убью тебя! Ты обещал, что не тронешь его! Ты обещал!

Неужели Молли подумала?..



– Молли, прекрати. Отойди от окна.

Но именно Джина отступила назад, когда безудержно рыдающая Молли схватила один из автоматов, из которых Джоунс учил их стрелять.

– Да ладно тебе, – сказала Джина самому мирному человеку, встречавшемуся ей в жизни. – Положи оружие. Сейчас же. Молли, посмотри на меня. Верь Максу, ладно? Ты должна ему верить!



– Его жена, – разъяснил полковнику Макс. – Пришлось вырубить ее, прежде чем схватить Моранта. Похоже, она пришла в сознание.

Полковник Субандрио купился.

Макс не знал, кто придумал кричать из окна, но это сыграло им на руку, поскольку заставило полковника выйти из-за танка. Позади Субандрио стоял бесхребетный командир, жаждущий доказать, что не такой уж он и бесхребетный, а за ним – переводчик с рацией.

Макс ткнул Джоунса ногой.

– Грейди Морант теперь не так уж и опасен, а?

– Он повинен в ужасных преступлениях, – сказал полковник. – Никто не будет горевать о нем. – Он подошел ближе и взглянул на дом за площадью. – Ну, кроме его… жены, вы сказали?

Вот дерьмо. В разыгрываемой ими партии сведения не разглашались добровольно, а Макс только что подбросил Субандрио ценнейший материал.

Джоунс не шевелился, но Макс ощущал исходивший от него гнев.

Меж тем полковник подошел еще ближе.

– Обычно он не женится на них. Просто забавляется и убивает. По крайней мере, так он поступил с моей сестрой. Тело не нашли до сих пор.


* * *
Лживый мешок дерьма.

Джоунс не пошевелился. Не вскочил и не закричал о том, что полковник – самодовольный врун и, что сперва мертвую сестру этого засранца стоит поискать в его же саду, под розами.

Но тут Джоунсом овладела мрачная мысль. Что если Макс поверит Субандрио? Слово полковника в парадной форме против слова сознавшегося бывшего подельника наркобарона и убийцы. Что если Макс и впрямь подумает….

Макс бормотал что-то сочувственное, а между тем мужчина, который в присутствии Джоунса пытал детей на глазах у рыдающих родителей, вновь перевел разговор на Молли.

– Я хотел бы повидаться с ней. С женой Моранта.

Трудно ему будет это сделать. Из ада.

– Вряд ли мы убедим ее выйти до прибытия вертолетов, – ловко сменил тему Макс.

Не то чтобы он лгал. Просто опустил тот факт, что они не связывались с морпехами, летевшими на этих вертолетах. Но свяжутся, когда доберутся до радиоприемника.

– Вертолетов? – спросил Субандрио.

– Стандартная процедура, – ответил Макс. – Будут здесь в любую минуту. Они летят с востока острова Мида, с корабля. Там ведь восток?

Глаза Джоунса были закрыты, так что он не видел Макса, указывающего в сторону горы, но знал, что тот сделал жест рукой. Это был сигнал. И, как и следовало ожидать, Молли и Джина открыли огонь из окна дома. А Джоунс воскрес из мертвых.

– Берегись! – бросившись к командиру, выкрикнул Макс. Он плечом толкнул мужчину в грудь, и оба рухнули в грязь. Макс удерживал командира, притворяясь, что защищает того от нападения, а затем выхватил оружие. И не какой-то там дрянной мелкий пистолетик, а пушку сорок четвертого калибра, способную одним выстрелом оторвать конечность.

Джоунс набросился на полковника, словно взбесившийся зомби, сверкая белками глаз на залитом кровью лице. Держа Субандрио на прицеле, Джоунс волочил полковника, пока тот не оказался спиной к танку. Удачный ход.

– Не стрелять, – прокричал Джоунс, когда стрельба, наконец, прекратилась.

Макс вскарабкался на ноги позади него и, прижав пистолет к горлу командира, прикрылся мужчиной, как щитом.

– Подними руки так, чтобы я их видел, – приказал он.

Джоунс сказал то же самое полковнику, но в более красочных выражениях.

Переводчик лежал, уткнувшись лицом в землю, и Джоунс пнул комок грязи в его сторону.

– Эй, ты! Скажи им, чтобы не стреляли, или я убью его, а потом прикончу и тебя!

Стрелять, пока не досчитаете до четырех, не дольше, а потом валить вниз. Голос Джоунса звенел у Джины в ушах, перекликаясь со звоном, последовавшим за непрерывной четырехсекундной оглушительной пальбой.

Джина потянула Молли за собой, под окно, и они прижались спинами к стене.

– Он двигался, ты видела? – спросила она Молли. Та кивнула, слезы все еще стекали по ее лицу.

– Я правда думала, что он мертв.

– Знаю, – сказала Джина, крепко прижимая подругу. – Он цел. Они оба целы.

Пока. Но ведь это еще не конец.

Полковник Субандрио изображал мужество и высокомерие, а заложник Макса намочил штаны.

– Не такой я дурак, – сказал полковник Джоунсу. – Вы действительно надеетесь ускользнуть от меня? Вдвоем против сотен?

Джоунс вдавил дуло пистолета ему под подбородок и обыскал карманы. На землю полетели нож, бумажник и револьвер с жемчужной рукоятью.

– Где радиоприемник для выхода на связь с танком?

– У меня его нет, – ответил полковник, но его взгляд ненадолго задержался на переводчике.

Вот значит как.

– И если вы думаете….

– Заткнись! – Джоунс переместил дуло пистолета к уху Субандрио.

– Прикажи войскам отступить, – велел Макс полковнику. – Прикажи экипажу танка открыть люк и эвакуироваться. Сейчас же.

– Нет, – усмехнулся Субандрио. – Бросьте оружие, или я прикажу обстрелять дом. Мне всего-то и нужно, что отдать команду…

Макс посмотрел на Джоунса. Тот, не моргнув глазом, пустил две пули Субандрио в голову и почти нежно опустил бывшего полковника на землю. Макс сосредоточил внимание на командире, который, похоже, в очередной раз намочил штаны.

– Прикажи войскам отступить. Прикажи экипажу танка открыть люк и эвакуироваться.

Быстро.

Это был лишь вопрос времени, пока один из сотен окруживших их солдат не решит поиграть в героя.

Командир опустил взгляд на тело Субандрио, а затем посмотрел на подошедшего ближе Джоунса.

– Не тяни, – сказал Джоунс.


Глава 25


Он опоздал.

Когда мини Рекси Эрналии с визгом затормозила на площади, Джулз увидел тело, лежащее возле огромного танка. Он выкарабкался из машины и ощутил покалывание в раненой ноге, от чего его едва не стошнило. Совсем не ко времени. Он оперся на костыли и, прихрамывая, подошел ближе…

Не Макс и не Джоунс.

Перед ним лежал омерзительный человечек в парадной форме, и выглядел еще уродливее чем утром из-за снесенного наполовину черепа.

Тем не менее, дом за площадью – дом Эмилио – оставался нетронутым. И судя по расположению войск, именно в нем «засели террористы».

Видимо, Максу и компании не удалось выбраться, после того как Джулз отправился на увеселительную прогулку с Эмилио.

– Кто у вас за старшего? – выкрикнул Джулз.

Никто не ответил. Неудивительно, ведь он кричал по-английски.

Джулз услышал слабый воющий шум, возникающий при езде задним ходом, и, обернувшись, увидел, как Рекси сложил два поднятых пальца в форме буквы V и унесся прочь. Эй, приятель, спасибо. Все равно Рекси не смог бы помочь с переводом.

Вокруг царило странное спокойствие, словно Джулз находился на съемках фильма, а солдаты, рассредоточенные по периметру, были актерами, которые в перерыве между дублями перешептывались друг с дружкой, чесали подмышки, попивали содовую или покуривали сигареты.

Мужчина, с виду офицер, наконец обратился к нему.

– Американец? – спросил он.

– Да, – ответил Джулз, и парень тут же пустился в пространное объяснение, сопровождающееся жестами в сторону тела, войск, джипов, танка и дом. Он указал на дорогу, идущую в гору, а затем на дорогу, ведущую вниз. И все это не на английском. И не на испанском, которым Джулз тоже неплохо владел.

– По-английски, пожалуйста, – попросил он, когда ему все же удалось вставить слово. – Кто-нибудь говорит по-английски?

И вновь офицер указал в сторону танка.

Который, словно по сигналу, ожил.

Только этого не хватало.

– Скажи своим людям, – Джулз также подкрепил слова жестами, показав на свой рот, а затем на солдат, – чтобы отступили. – Ну и как это передать? Он попытался снова: – Чтобы не стреляли. – Указал на оружие мужчины, притворился, что стреляет из чего-то подобного, и отрицательно махнул рукой.

Офицер, кажется, обрадовался, что ему есть, что скомандовать войскам.

А что делать с танком? Кто экипажу скажет?

Когда Джулз направился к танку, тот сдал немного назад, а потом резко остановился.

Продвинулся вперед и снова остановился. А затем танковая пушка повернулась до упора вправо и влево, будто кто-то тестировал систему наведения.

Теперь Джулз находился рядом с танком. Вот только как, черт его дери, докричаться до солдат, сидящих внутри? Постучать по корпусу? Танк снова пришел в движение. Очень медленно. И направился прямиком к дому Эмилио. С такого близкого расстояния не понадобится много прямых ударов, чтобы превратить это место в руины.

– Эй, выгляни-ка в окно, – обратился Макс к Джине.

Заплаканные Молли и Джина лежали на полу в комнате на верхнем этаже дома Эмилио. Ясный голос Макса, раздавшийся из рации, был самым сладостным звуком, какой Джине доводилось слышать.

Молли схватила рацию и извинилась перед Максом за то, что грозилась убить его, а потом спросила, стрелял ли он в Джоунса на площади. Джоунс забрал у Макса рацию и заверил Молли, что хоть тот и выстрелил в него, ранение поверхностное. Макс был очень меток, и все жизненно важные органы остались на месте.



Первая часть плана удалась на славу. Макс и Джоунс взяли танк под контроль. А вот со второй возникли затруднения, поскольку она основывалась на том, что в танке есть радиоприемник.

Но его там не оказалось. Там не было ничего, кроме рации, похожей на ту, что была у них. Новый план предполагал поместить танк перед домом, как гигантскую сторожевую собаку. Рано или поздно подоспеет подмога. А до тех пор у них в распоряжении будет самая большая пушка на острове.

Впрочем, Макс держал пари, что помощь появится скорее рано, чем поздно. Все-таки у них в заложниках находились командир и его переводчик.

Но сейчас Макс хотел, чтобы Джина выглянула в окно.

– Прибыла кавалерия, – сказал он ей.

Кто-то стоял прямо перед танком. Кем ни был этот мальчишка на костылях, одетый как серфингист, он, точно регулировщик, выставил одну руку вперед, сигналя «стоп».

Танк, конечно же, остановился.

И Джина осознала, что это не простой серфингист, а Джулз Кэссиди.

Джулз был жив!

А она-то считала, что уже выплакала все слезы.

Макс глядел сквозь щель, служившую танку лобовым стеклом, и смеялся.

– Джулз и не представляет, что мы внутри, – сказал он.

Проклятье, Джулз выглядел так, будто его переехал автобус.

– Ну и ну, а у него есть порох в пороховницах. – Джоунс повернулся к переводчику, который все еще не верил, что его оставят в живых. – Открой люк.

– Да, сэр. – Переводчик высунул голову наружу, и Макс услышал, как Джулз спросил:

– Вы говорите по-английски?

– Да, сэр.

– Скажите вашему командиру, чтобы сдал назад. А еще лучше скажите, чтобы покинул этот район. Теперь я здесь командую. Меня зовут Джулз Кэссиди, я американец и агент ФБР. Сюда направляются боевые вертолеты морской пехоты. Они прибудут с минуты на минуту. И их бронебойные орудия сотрут вас с лица земли, так что лучше отступите.

– Скажи ему, Джоунс хочет знать, вертушки правда летят сюда, или это всего лишь уловка из сборника «101 ФБРовская брехня».

Переводчик передал послание, и Макс увидел, как на лице Джулза отразились удивление и облегчение.

– Макс тоже там? – спросил Джулз.

– Да, сэр, – ответил переводчик.

– Вот дерьмо, – ухмыльнулся Джулз. – Надо было оставаться в больнице.

– Слышу вертолеты! – Раздался из рации голос Джины. – И вижу их! Они точно американские!

Макс глубоко вдохнул, зажал переговорную кнопку и запел:

– Люби меня нежно, люби меня ласково и никогда не отпускай…



Сжимая в объятиях жену, Джоунс сидел на кухне Эмилио.

Молли помогла ему промыть раны и убедилась, что в ноге не осталось ни осколка от пули двадцать второго калибра, пущенной Максом.

– Ты знал, что он это сделает? – спросила Молли. – Выстрелит в тебя?

– Нет, – ответил Джулз. – Но мысль оказалась удачной.

– Я ведь думала, он тебя убил. Впервые за долгое время я по-настоящему разозлилась.

Настолько, чтобы причинить кому-нибудь боль.

– Добро пожаловать в мой мир. Наверное, всему виной гормоны.

Молли рассмеялась, но смех вышел немного унылый.

– Чтобы я этого больше не слышала. Никогда. – Она осмотрелась. – А знаешь, мы ведь одни.

– Да. – Джоунс понимал, куда она клонит, но хотел избежать этого разговора. Поэтому попытался направить беседу в другое русло. – И что? Хочешь опробовать старый кухонный стол?

Она засмеялась, но улыбка как-то сразу сошла с ее лица.

– Помню, ты говорил, что заключил с Максом сделку, но….

– Она по-прежнему в силе, – тихо сказал Джоунс. – Можно даже сказать, что теперь я в еще большем долгу перед ним.

– А тебе не приходило на ум, что он нарочно разорвал договоренность с капитаном морской пехоты, чтобы ты мог улизнуть?

– Ну и что? – возразил Джоунс. – Я ему слово дал. И еще, Мол, там, в танке, мы немного поговорили о том, чтобы попробовать договориться. Сведения о Херу Нусантаре в обмен на жизнь с чистого листа. Возможность вернуться домой. Вместе растить ребенка.

– Звучит… опасно.

– Опаснее, чем начинать химиотерапию после родов?

– Твоя правда, – сказала она.

Они посидели немного в тишине, а потом, откашлявшись, Молли спросила:

– Может, хочешь поговорить о…

– Ты смотрела? – спросил Джоунс. И вновь он понял, о чем она подумала. О том, как он убил Рама Субандрио.

– Нет, – ответила она. – То есть, я смотрела, но ничего не видела. Просто… он был жив, а секунду спустя уже лежал на земле.

– Обычно так и бывает.

– И тебя это не тревожит?

– Спрашиваешь, грызет ли меня совесть за то, что прикончил его? Нет. Однажды он убил двухлетнего ребенка у меня на глазах. Думаю, когда мы с Максом шли к месту встречи, я надеялся, что так все и закончится.

– Тук-тук. – Джина просунула голову в дверь.

– Входи, – пригласил Джоунс. – Не удивляйся, но вся одежда на нас. Хотя, погоди-ка, этот ведь ты раздеваешься на…

– Очень смешно, – сказала Джина. – Это когда-нибудь забудется?

– Со временем, – успокоила ее Молли. – Но вот Макс, поющий по рации старую песню Элвиса, – такое не забывается.

– А по-моему, было мило, – сказал ей Джоунс.

– Что именно? Пение или игры на кухонном столе? – спросила Молли.

– Все вместе, – ответил Джоунс. – Серьезно, Джина. Макс в порядке. Я всегда ненавидел его за то, что он делал тебя несчастной, но… Макс отличный парень.

Джина кивнула.

– Он очень заботлив и внимателен, и… Кстати говоря. Он просил передать это тебе. – Джина протянула Молли сотовый. – Просил сказать, что морпехи размещают временные посты и что в Гамбурге сейчас семь сорок семь утра, а клиника открывается в семь, так что… – Она протянула ей клочок бумаги. – Здесь номер телефона. Спроси доктора Блума.

– А мне сообщат результаты биопсии по телефону? – спросила Молли.

Результаты, по которым станет понятно, есть ли у Молли рак и какая у нее стадия.

Джоунс был рад, что сидит.

– Точно не знаем, – ответила Джина. – Макс послал кого-то из команды в Гамбурге поговорить с ними и разъяснить обстановку. Доктор Блум ждет твоего звонка. Он знает, что тебя нет в городе по уважительной причине.

Она обняла Молли и направилась к выходу. Но та схватила ее за руку.

– Пожалуйста, останься.

Джоунс взял у Молли телефон и клочок бумаги и набрал номер.


* * *
Для капитана морской пехоты, который выглядел так, словно мог отжать от груди все Западное полушарие, Бен Вебстер был чересчур спокоен.

Казалось, его не волновало, что, хотя морпехов послали на остров Миду надрать задницы бандитам, ему и его людям вместо этого приходилось разгребать последствия странного похищения и убийства, в которых наряду с террористами и контрабандистами участвовал высокопоставленный индонезийский офицер.

Макс удостоверился, что компьютерные диски Эмилио в безопасности.

Морпехи устраивались, чтобы охранять дом, по крайней мере, до тех пор, пока из офиса ЦРУ в Джакарте не прибудет команда и не проведет тщательный обыск.

– Извините, мистер Багат. Простите, что беспокою вас, сэр.

Макс прервал беседу с Вебстером и, подняв взгляд, увидел рядом с собой одного из медиков.

– В чем дело, капрал? – спросил он.

– Сэр, ваш коллега, мистер Кэссиди. Я рекомендую отправить его обратно в корабельный госпиталь, – ответил юноша серьезно. – Ему надо вправить ногу. Хоть она и зафиксирована, но болит, должно быть, невыносимо. К тому же он потерял много крови из-за пулевого ранения, а еще у него черепно-мозговая травма. Такие повреждения могут быть очень коварными.

– Так везите его туда, – согласился Макс.

– В том-то и проблема, сэр. Он не хочет. Настаивает на разговоре с вами и капитаном Вебом.

Легок на помине. Джулз, прихрамывая, вошел в комнату и протянул руку.

– Капитан Вебстер. И вновь рад нашей встрече, сэр. Ваши люди о вас высокого мнения.

– Мужчины пожали руки. – Не хотел уезжать, не поблагодарив.

– Пожалуй, это вас надо благодарить, – улыбаясь, произнес Вебстер. – Мои люди рады немного побыть на суше. Мы находились в состоянии боевой готовности еще со времен заговора с размещением «грязных» бомб. Надеялись, что нас отзовут обратно в Сан-Диего, и какое-то время казалось, что так и будет. А кончилось все тем, что во время налета на посольство в Джакарте мы находились у черта на куличиках – слишком далеко, чтобы помочь.

Джулз повернулся к Максу:

– Не знаю, слышали ли вы, сэр, но тогда погибло всего несколько человек.

– И все равно жаль, – сказал Вебстер. – Но ведь не каждый день мы получаем приказ напрямую из Белого дома.

Откуда? Макс посмотрел на Джулза.

– Ну, да, конечно... – Тот тут же отвел взгляд.

– С удовольствием поболтал бы с вами еще, – продолжил Вебстер, – но знаете, Барни парень толковый. И если он говорит, что вам надо в госпиталь, лучше туда поехать.

– Еще раз спасибо, сэр, – Джулз вновь пожал ему руку.

– И еще раз не за что, – тепло улыбаясь, сказал капитан. – Я вернусь на борт около семи вечера. И если вы не против, загляну вас проведать.

Сукин сын. Неужто он заигрывает с Джулзом? Макс присмотрелся к Вебстеру. Тот выглядел как морской пехотинец: накачанный, в выглаженной униформе, аккуратно подстриженный. Ничего гейского. Да и Максу он улыбался не менее тепло. Обычный мужчина – дружелюбный и хорошо сложенный. И все же…

Джулз был взволнован.

– Спасибо, – сказал он. – Было бы… Было бы здорово. Однако, вы не оставите нас ненадолго? Мне надо переговорить с Максом, прежде чем… А после, сразу же на корабль.

Вебстер пожал руку Макса.

– Для меня честь встретиться с вами, сэр. – Он снова улыбнулся Джулзу.

Ну ладно, Максу он так не улыбался.

Макс подождал, пока капитан и медик оказались вне пределов слышимости.

– Он…

– Ничего не слышу, ничего не говорю, – сказал Джулз. – Но, о мой Бог.

– Вроде славный парень, – заметил Макс.

– Да, – согласился Джулз. – О да.

– Итак. Белый дом?

– Ну. Что касается… – Джулз сделал глубокий вдох. – Ты должен знать, что президент Брайант, возможно, позвонит тебе.

– Возможно, – уточнил Макс.

– Да, – подтвердил Джулз. – Типа того. – Он заговорил быстро, пытаясь связать слова воедино: – У нас состоялся интересный разговор, во время которого у меня вроде как вырвалось, что ты вновь ушел в отставку. Он этому не обрадовался, и я сказал, что, наверное, смогу уговорить тебя вернуться, если он как можно скорее отправит три вертолета с морпехами на борту к острову Мида.

– Ты звонил президенту Соединенных Штатов. Во время международного кризиса. И, в сущности, шантажом заставил его послать морпехов.

Джулз ненадолго задумался.

– Да. Так и было. Хотя это был довольно странный телефонный разговор, потому что я беседовал по радио с каким-то кретином из ЦРУ и убедил его соединить меня с президентом, а после мы ретранслировали звонок.

– Ты позвонил президенту, – повторил Макс. – И твой звонок пропустили…

– Ну, видишь ли, у меня был твой сотовый. Я случайно их перепутал, и… Прямой номер президента был в твоей адресной книге, так что…

– Хорошо, – кивнул Макс.

– Хорошо? И все? Можно я позвоню Алану и скажу, что мы с презом теперь на короткой ноге?

– Нет, – отрезал Макс. – И еще кое-что. Когда будешь звонить своему приятелю, передай ему, что я заинтересован, вот только сделка коснется бывшего сержанта спецназа.

– Грейди Моранта.

– У него имеются сведения о Херу Нустантаре, которые заинтересуют президента.

Взамен мы требуем полного помилования и новую личность.

Джулз кивнул:

– Думаю, я смогу это устроить.

Он направился к вертолету, но повернул обратно:

– Не знаешь, как зовут Вебстера?

– Бен, – ответил ему Макс. – Хорошо тебе отдохнуть.

– Восстановление после пулевого ранения – не отдых. Запиши это на руке или еще где- нибудь. Черт.

Макс рассмеялся.

– Эй, Джулз?

Тот вновь обернулся.

– Да, сэр?

– Спасибо, что оказался хорошим другом.

Джулз лучезарно улыбнулся.

– Не за что, Макс. – И вдруг улыбка испарилась. – Поберегись. Рыдающая подружка на шесть часов.

О боже, нет… Макс повернулся и увидел бегущую к нему Джину.

Господи, пожалуйста, пусть это будут слезы радости.

– Каков вердикт? – спросил он.

Джина произнесла слово, о котором он молился.

– Доброкачественная.

Макс обнял ее – любовь всей своей жизни – и поцеловал.

Прямо на глазах у морских пехотинцев.


Глава 26


ЛОС-АНДЖЕЛЕС, КАЛИФОРНИЯ

29 ИЮНЯ 2005


Когда самолет приземлился в Международном аэропорту Лос-Анджелеса, Молли держала Джоунса за руку.

– Ты в порядке? – спросила она.

Он словно приклеился к окну, наблюдая, как город становится все больше и больше, пока самолет снижался над взлетно-посадочной полосой, но сейчас повернулся к жене.

– Думаю, я все еще жду, что меня окружат военные полицейские, отрежут пути к отступлению, направят на меня оружие и прикажут лечь лицом на землю.

– Этого не случится, – сказала она ему.

Джоунс кивнул. И даже попытался улыбнуться.

Но он в это не верил.

И, конечно же, как только объявили о необходимости оставаться на местах до полной остановки самолета, подошла стюардесса.

– Сэр, мы только что получили сообщение от сотрудников охраны аэропорта. Они просят вас оставаться на борту, пока не спустятся все пассажиры, – сказала она.

Джоунс взглянул на Молли. Приехали.

– Спасибо, – сказал он женщине.

Но Молли потянулась вперед:

– Извините. Какая-то проблема?

Стюардесса широко улыбнулась:

– Вовсе нет. На самом деле, джентльмен, который вас встречает, хочет убедиться, что не упустит вас в толпе.

– Видишь, – повернулась к нему Молли, – ничего не случилось.

Но он в это не поверил.

– Что бы ни произошло, – сказал Джоунс жене, – ты завтра полетишь в Айову, хорошо?

Он хотел, чтобы первым делом она навестила свою мать – еще и потому, что та была врачом.

– Хорошо, – ответила Молли, явно потешаясь над ним.

– Я серьезно.

– Я знаю. – Она поцеловала его. – Эй, Байрон проснулся.

Байрон?

– Нет? – Она в открытую подтрунивала.

Джоунс покачал головой. Но пока самолет медленно пустел, он цеплялся за последние клочки терпения, держа руку на животе Молли и пытаясь ощутить, как танцует их ребенок.

– Извините. Мистер и миссис Джоунс?

Человек, шедший по проходу, несомненно, был агентом ФБР. Темный костюм, скромный галстук – одет с иголочки, походка уверенная.

– Меня зовут Джордж Фолкнер. Я работаю с Максом Багатом. Он сожалеет, но сам приехать не смог. Просил убедиться, что все прошло гладко и что у вас есть все необходимое.

– Спасибо, – сказала ему Молли, потому что, даже пожимая мужчине руку, Джоунс все еще ему не верил. – У нас все есть.

Беспрепятственно из самолета никак не выйти.

Но Фолкнер открыл принесенный с собой дипломат и достал что-то похожее на документы.

– Это для вас обоих.

Он протянул им бумаги.

Паспорта. Водительские права. Свидетельства о рождении. Карточки социального обеспечения. Военный документ, отправляющий в почетную отставку с сегодняшнего дня сержанта...

Его новое имя, проставленное и на остальных документах, было Уильям Дейвис Джоунс.

Фолкнер произнес что-то, чего Джоунс не расслышал, но Молли кивнула, очевидно, поняв.

– Невыплаченная зарплата, – пояснила она мужу, когда он вопросительно взглянул на протянутый Фолкнером конверт.

Джоунс открыл его... Черт. Такого он не ожидал.

Он думал, что почувствует тротуар под щекой. Что ему стянут руки за спиной и посадят в поджидающую полицейскую машину.

Снова посмотрел на внушительную сумму на чеке и...

Он все еще не верил в это.

Молли собрала сумки и книги, Фолкнер снял их багаж с верхней полки. Джоунс пошел за ними к выходу мимо улыбающихся и прощающихся с пассажирами стюардесс.

С тех пор как он в последний раз бывал в Лос-Анджелесе, прошло много времени – коридор к зоне высадки выглядел декорацией из научно-фантастического фильма. Саму зону от остального терминала отделяли временные стены, тянущиеся до самой выдачи багажа – почти как загон на скотобойне.

Фолкнер упомянул об ожидающей их машине, порекомендовал ресторан рядом с отелем и спросил у Молли, когда подойдет ее срок.

Молли взяла Джоунса за руку.

– Ты в порядке? – снова спросила она.

Он кивнул, но солгал, и она это знала. Молли не отпускала его.

– У нас только ручная кладь, – сказала она Фолкнеру.

– Я знаю, – ответил тот, – но мне нужно, чтобы вы оба прошли сюда, и...

Вот и оно. Джоунс вынул из кармана чек с так называемой невыплаченной зарплатой и передал его Молли.

– Лучше его взять тебе, – сказал он и завернул за угол, готовый встретить...

Военный оркестр?

Играющий «Звезды и полосы навсегда»?..

И огромный плакат «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, СЕРЖАНТ ДЖОУНС».

– Простите за эту уловку, – прокричал Фолкнер поверх рожков и труб. – Макс хотел убедиться, что вы это увидите. – Пожал руку Джоунсу, затем Молли. – Машина снаружи – как только вы будете готовы. Если вам еще что-то понадобится, просто позвоните мне.

И ушел.

Оставил Джоунса и Молли посреди аэропорта Лос-Анджелеса. Окруженных не военной полицией, а прочими путешественниками, которые им аплодировали.

Кое-кто даже жал руку Дейва, благодаря за службу.

Оркестр грянул «Америка прекрасная», и Молли потянула Джоунса за руку. Они прошли в автоматические двери к ожидающим машинам, где – о да – один из водителей держал табличку «Джоунс».

Калифорнийское солнце согревало ему лицо. Джоунс отдал мужчине сумки.

– Откуда вы, ребята, приехали? – спросил водитель.

– Кения, – ответил Дейв. – Через Джакарту и Гонконг.

– М-м, – произнес мужчина, – звучит как хорошее путешествие. И все же, нет ничего лучше, чем приехать домой.

– Да. – Джоунс опустился на сидение рядом с Молли. – Нет ничего лучше дома.

– Ты в порядке? – опять спросила она.

– Да, – сказал он, – в порядке.

И на этот раз она ему поверила.


ИСТМИДОУ, ЛОНГ-АЙЛЕНД

16 ИЮЛЯ 2005


Пока все идет нормально.

Макс стоял у бара, словно зажатый в тиски двумя старшими братьями Джины.

Впрочем, сложно сказать, допрашивали они его или защищали от остальной семьи.

Чтобы войти в банкетный зал итальянского ресторана «У Антонио» и наконец встретиться со всей огромной семьей Виталиано, требовалась смелость.

Макс выглядел спокойным и расслабленным, как обычно. Лишь Богу известно, о чем он думал, особенно после общения с Большими тетушками – Люсией и Тилли, – которые хотели узнать, из какой части Италии происходят Багаты. И после дядюшки Артуро, который все спрашивал, сколько агент ФБР получает в год.

Джина поймала взгляд Макса, и он улыбнулся, хвала небесам. Но ей пришлось тут же отвернуться, потому что сзади наконец подошел официант. Спасибо, Боже.

Но на подносе оказалось только шампанское в изящных бокалах.

– Извините, – сказала она. – Я просила имбирный эль почти полчаса назад. Вы принесете его мне при первой возможности?

Официант что-то неразборчиво пробормотал и пошел... не к бару, а к толпе.

Черт.

Ей нужно поскорее закинуть что-то в желудок, иначе вечеринка по случаю помолвки обернется полной катастрофой. Но если Джина двинется к бару, придется остановиться и поболтать с отцом Тимоти, и кузенами Марио и Анджелой, и миссис Феттерсон, которая сорок пять лет жила по соседству с ее дедушкой и бабушкой.

– Джина! – Мама помахала ей из угла, где спорила с жуткими невестками, женами.

Роба и Лео, о лучшем месте на Лонг-Айленде для проведения свадьбы. – Дебби говорит, что в декабре две тысячи седьмого откроют «Ла Мэзон».

– Секундочку, мам... – Джина обогнула их по широкой дуге. Бежать, бежать...

Господи, где же дамская комната?

Она почувствовала чью-то руку на своем запястье и, подняв взгляд, увидела рядом Макса.

– Ты в порядке? – тихо спросил он, наклонившись поближе.

Она покачала головой, уже даже не способная говорить.

Макс повел ее к кухне, и – ура! – вот и туалет. Она побежала туда, молясь, чтобы не было очереди, как в большинство дамских комнат.

Очереди не было.

Но, рванувшись к единственной свободной кабинке, она едва не сбила с ног хорошенькую афроамериканку.

– Джина?

Вот дерьмо, женщиной, которую она бедром отпихнула к раковине, оказалась не кто иная как Алисса Локке.

Макс сказал, что Алисса и ее муж Сэм на этой неделе в Нью-Йорке, и Джина пригласила их на вечеринку, устроенную ее родителями в честь помолвки. Джулз не мог присутствовать, Молли и Джоунс тоже. Поэтому она подумала, что будет справедливым пригласить в ресторан кого-то, с кем Макс знаком.

– Привет, – сказала Джина и закрыла за собой дверь. – Алисса, верно?

– Как поживаете? – сказала Алисса. – Мои поздравления.

– Ох, – сказала Джина, – спасибо... Извините...

Возможности поблевать спокойно просто не оставалось.

И все же, наверное, получится отговориться аллергией на морепродукты и отделаться советом быть осторожнее с изысканными равиоли, определенно начиненными креветками.

Могло бы сработать, если бы в этот момент ее не настиг один из тех приступов головокружения, которые иногда случались, стоило подняться слишком быстро. Только на этот раз голова закружилась, когда Джина попыталась сесть. В итоге она очень быстро и очень жестко приземлилась на пол, и не только пятой точкой.

Макс прислонился к стене у двери женского туалета, стараясь стать невидимым, чтобы дядюшка Джины Артуро не спросил его про службу. Глянул на часы. Сколько она уже там? Брат Джины Лео рассказывал про какой-то ужасный кишечный грипп, гуляющий у него на работе.

Дверь открылась, и он выпрямился, но это была не Джина.

– Макс! Заходи!

Это была Алисса. Она потянула его в дамскую комнату, где... на полу одной из кабинок лежала Джина. Дверь была заперта, так что он пролез снизу.

Девушка уже поднималась.

– Фу, гадость, я лежала лицом на полу.

Макс помог ей прислониться к стене, отпер и открыл дверь.

– Что произошло?

– Извините, эта дамская комната временно закрыта. – Он услышал, как Алисса снаружи останавливает людей. – Наверху есть другая. Простите за неудобства и, извините, вы не постоите здесь минутку и?.. Большое спасибо.

– Я правда в порядке, просто... не стоило пропускать ланч.

Появилась Алисса с охапкой влажных салфеток и бумажных полотенец.

– Я найду немного соленых или острых крекеров. И имбирного пива. Это обычно помогает. – Она исчезла.

– Ты действительно в порядке? – спросил Макс.

Джина кивнула и вытерла рот влажной салфеткой.

– Помнишь, ты пытался уговорить меня пойти учиться на юридический?

Он кивнул. Макс больше не расхваливал Нью-Йоркский университет – это ведь так далеко, но и в Вашингтоне были хорошие учебные заведения.

– Тебе правда нужно, чтобы я получила степень? – спросила она. – В смысле, может, есть какое-то руководство для жен эфбээровцев, где сказано, что у них должна быть степень магистра или даже выше?

– Конечно, нет, – сказал Макс. – Я просто... я часами работаю и часто уезжаю из города. Я просто... – Он заставил себя произнести это. – Я не хочу, чтобы ты устала от меня. Ты всегда казалась такой... неугомонной. Поехала в Кению и... Хочешь, чтобы я посадил тебя в машину и отвез домой?

Джина покачала головой.

– Мне станет лучше, когда Алисса вернется с... Боже, я совершенно уверена, что она догадалась. Слава богу, что здесь была она, а не моя невестка Дебби, самая большая сплетница во вселенной.

Он с трудом ее понимал.

– Догадалась о чем? Джина, если тебе нехорошо, нам действительно стоит уйти.

Казалось, она хочет встать, и он помог ей подняться.

– Я не нашла в Кении того, что искала.

– И что же ты искала? – Макс придержал ее, когда она направилась к раковине – Джина все еще выглядела неуверенно.

Она смотрела на него в зеркале, пока мыла руки. Сполоснула рот.

– Это, – ответила Джина. – Посмотри на себя. Готов подхватить меня, если я падаю.

Держишься рядом. – Она вытерла руки и выбросила полотенце. – Я знаю, что ты хочешь защитить меня от всего плохого, что может случиться в жизни, и знаю, что мысли обо всех ужасах, которые могут произойти, сводят тебя с ума, но большую часть этого мы не можем контролировать. Но ты можешь сделать для меня кое-что: оставаться рядом, когда случается плохое. И я хочу делать то же для тебя.

Макс кивнул. К чему все это ведет? Он просто ждал: что бы там ни было, время пришло.

Она покопалась в сумочке, вытащила пакетик мятных леденцов, положила один в рот и протянула пакетик ему. Макс покачал головой.

– Знаешь, я очень долгое время чувствовала эту... обязанность жить со смыслом, – сказала Джина. – Словно я пережила тот захват самолета по какой-то причине. Но позже подумала, что копаю слишком глубоко. Жить со смыслом не означает уехать в Кению и стать Матой Хари или матерью Терезой. Или даже Элли Макбил. Все, что я должна – это жить хорошо. И счастливо.

– Именно это я и делаю, – произнесла она и повернулась к нему, – когда я с тобой.

– Если мы все еще говорим о том, что ты не хочешь идти на юридический факультет, – начал Макс, – то тебе не нужно убеждать меня. Если ты не хочешь...

– Я подумала, – перебила Джина, – что, может, буду мамочкой-домоседкой.

И внезапно все обрело смысл.

Джина не подхватила кишечный грипп от своего брата Лео.

Она была беременна.

Святой Боже на небесах! Макс погрузился в свободное падение. Хаос. Террор.

– Ты уверена? – спросил он.

– Нет, – сказала она, но при этом кивала «да». – Я еще не проходила домашний тест, но... я знаю.

– Ух ты, – сказал он. – Ух ты. – Он собирался стать отцом. – Я не знаю, как быть отцом. Хорошим отцом. В смысле, я знаю, как быть великолепно плохим отцом...

– Шутишь? Ты был невероятен с Аджаем.

Аджай умер. И Макс все еще не справился с этим.

– Я знаю, о чем ты подумал, – произнесла Джина, прижимаясь плотнее. – Еще одного полюблю, еще одного потеряю, верно? Помнишь, что я только что сказала, насчет нехватки контроля? Вот какая штука: родители делают все возможное, чтобы обезопасить детей, зная, что есть вещи, не поддающиеся контролю. Если что-то случится с нашей малышкой, Макс, то не потому, что мы не смогли ее защитить, а потому, что, ну, в жизни случается всякое.

В жизни случается всякое.

– Ты совершенно в прострации? – спросила она.

– Нет, – ответил Макс, но быстро изменил мнение. – Да, но это хорошая прострация.

Джина рассмеялась.

– Хороший ответ, – сказала она и поцеловала его.

В жизни случается всякое.

Вокруг него бушевал хаос – и так будет всегда. Но Макс крепко держался за эту невероятную женщину, что принесла в его жизнь свет и смех.

– Хочешь пойти и сообщить моей маме весть, что декабрь две тысячи седьмого не подходит для нашей свадьбы? В смысле, если мы не хотим, чтобы наша девочка держала букет во время церемонии...

В жизни Макса действительно кое-что случилось, и это была Джина.


Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Перевод: Bad girl, Trinity-, LuSt, greta-nata   

Редактура: Anastar, Мария Ширинова, Bad girl, Amica.

Special thanks: Lorik, Nadin-Z.

Very special thanks: Araminta.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст, Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.



Примечания

1

«Шарпи (Sharpie)» – торговая марка известных маркеров.

(обратно)

2

Девять-одиннадцать (9/11) – прижившееся с легкой руки СМИ в обиходе обозначение событий одиннадцатого сентября 2001 года

(обратно)

3

Месть Монтесумы – красивое название обычной диареи, которую путешественники подхватывают в тропиках и субтропиках.

(обратно)

4

«Театр Шедевров би-би-си (BBC Masterpiece Theater)» – самый продолжительный популярный в семидесятых годах сериал. Серии представляли ряд известных британских постановок.

(обратно)

5

Miz – разговорное обращение к незамужней женщине.

(обратно)

6

Стерно – топливо из денатурированного и застывшего алкоголя

(обратно)

7

НПР (NPR) – национальное публичное радио.

(обратно)

8

Бебиситтер – приходящая няня. От нянь бебиситтеры отличаются тем, что их нанимают на одну ночь или на выходные, у них почасовая оплата.

(обратно)

9

Ван Моррисон (Джордж Иван Моррисон) – ирландский исполнитель и мультиинструменталист, известный своей «рычащей» манерой пения и гибридом флок-музыки с американскими стилями – «кельтский соул».

(обратно)

10

«Да здравствует Лас-Вегас! (Viva Las Vegas)» — музыкальный романтический фильм 1964 года с участием Элвиса Пресли и Энн-Маргрет в главной роли.

(обратно)

11

Игра слов: «to take the scumbag down» – «снять/надеть презерватив» - «уничтожить ублюдка». Мальчик услышал в разговорах это сленговое название кондома и понял как понял.

(обратно) class='book'> 12 Ю-Хаул – специальный грузовик для перевозки.

(обратно)

13

Хакенсак (Hackensack) – город в Нью-Джерси.

(обратно)

14

Категория Джи (RATED G (General audiences) – Общая аудитория. Допускаются зрители всех возрастов. Данный рейтинг показывает, что оцененное произведение не содержит ничего, что большинство родителей могло бы посчитать неприемлемым для просмотра или прослушивания даже самыми маленькими детьми. Обнажение, сексуальные сцены и сцены приема наркотиков отсутствуют; насилие минимально; отрывки диалога могут выйти за рамки вежливой беседы, но не выходят за пределы обычных ежедневных выражений.

(обратно)

15

Джими Хендрикс (1942-1970) – выдающийся американский гитарист, композитор и певец, которого еще при жизни называли феноменом и гением.

(обратно)

16

Кункен – развлекательная карточная игра. Играют в кункен от двух до пяти игроков двумя полными колодами с джокерами, которые заменяют в комбинациях любую карту.

(обратно)

17

Макс поет первые строчки песни Элвиса Пресли «Burning Love».

(обратно)

18

Здесь: Кикер – дополнительная карта в покере: одна из составляющих, обесценивающая остальные части целого.

(обратно)

19

Buffyverse – вселенная, где происходит действие сериалов «Баффи – победительница вампиров» и «Ангел», слово из репертуара фанатов.

(обратно)

20

Американский герой. С четверга. Некоторые войны ты ведешь сам с собой (нем.).

(обратно)

21

Женская генитальная мутиляция (клиторэктомия) – хирургическое удаление крайней плоти клитора, иссечение капюшона клитора.

(обратно)

22

Женская инфибуляция – зашивание влагалища с целью обеспечения целомудрия женщины.

(обратно)

23

Хофстра – крупнейший частный колледж Нью-Йорка, находится на Лонг-Айленде.

(обратно)

24

Сан-Франциско – город, где впервые провели День Земли (1970г), ставший впоследствии международным. Первоначально этот был праздник «жизни и красоты Земли» связанный с пропагандой экологического образа жизни и обращением внимания на экологические проблемы Земли.

(обратно)

25

Так обращается к рейнджеру Рейду индеец Тонто в знаменитой американской радиопостановке 1930-х гг «Одинокий рейнджер». Тонто говорит на ломаном английском и считает, что это означает «друг», но на самом деле это что-то вроде «лошадиный зад».

(обратно)

26

Слоумо (сокращение от slow motion — замедленное движение) — это замедленное воспроизведения видео или кинопленки.

(обратно)

27

«За решетку, Данно (Book ’em, Danno)» – крылатая фраза из американского полицейского сериала «Гавайи 5–0». Чуть ли не каждый эпизод сериала заканчивается задержанием преступника, и капитан Мак–Гаррет обычно говорит своему помощнику Дэнни Уильямсу «Book ’em, Danno».

(обратно)

28

«Грязная» бомба – смесь обычной взрывчатки с ядерными изотопами. В боевых действиях малоэффективна, используется в основном террористами, так как ее собрать гораздо легче, чем обычную. Опасность взрыва в городе состоит в том, что разлет радиоактивной пыли происходит на несколько километров, а очистить от нее современный город практически невозможно.

(обратно)

29

Перименопауза – период, который начинается за несколько лет до наступления менопаузы, обычно начинается у женщин в возрасте 40 лет, но иногда она может начаться и в более раннем возрасте (в 30 лет). Яичники постепенно начинают вырабатывать меньшее количество гормонов эстрогенов.

(обратно)

30

РСГЛ (PFLAG – Parents and Families of Lesbians And Gays) – родители и семьи гомосексуалистов и лесбиянок.

(обратно)

31

В английском языке слово dick имеет сленговое значение «член».

(обратно)

32

Get Out of Jail Free cards – карточка в настольной игре «Монополия».

(обратно)

33

Отсылка к «Dungeons & Dragons» – настольной ролевой игре в стиле фэнтези.

(обратно)

34

Отсылка к «Приключениям Пиноккио» Карла Коллоди. Пиноккио мечтал превратиться из деревянной куклы в настоящего мальчика.

(обратно)

35

После того как девочку обрезали, ее "ушивают", оставляя только маленькие отверстия для справления нужд. Когда эта девушка собирается рожать, ей опять все разрезают – "увеличивают отверстие", а после родов опять "ушивают".

(обратно)

36

Персонажи популярного телесериала «Я люблю Люси», соседи главных героев.

(обратно)

37

Техасский холдем – самая популярная разновидность покера.

(обратно)

38

Не было тогда России-то! (прим.переводчика) Дорогой читатель, команда, работавшая над переводом, не рискнула в этом предложении покуситься на видение автора, но уверяет тебя, что не имеет ни малейшего отношения к его содержанию. (прим.редактора)

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • *** Примечания ***