Стоял тихий осенний вечер, когда доктор Валерик Сабантос, сидя за длинным столом в аудитории для семинаров на первом этаже корпуса «Мид Холл» Янктонского Технического Института, размышлял о том, как завтра общество будет шокировано сообщениями газет и телеграфных агентств. Они, скорее всего, выскажутся о том, что стихия, обычно милосердная, сделала ночную трагедию столь ужасной.
Сабантос был невысоким полноватым мужчиной с черными волосами, которые выглядели так, будто никогда не знали расчески. Его округлое лицо, излучающее детскую невинность, непременно оставляло у посторонних ложное впечатление, которое моментально рассеивалось, когда они слышали грубые шутки Сабантоса или ловили на себе тяжелый взгляд его глубоко посаженных карих глаз.
За столом сидело четырнадцать человек: девять студентов и пять преподавателей, во главе с профессором Джошуа Летчли, занимавшим место председателя.
— Теперь, когда все собрались, — начал Летчли, — я могу сообщить вам цель нашей встречи: мы столкнулись с необходимостью принять чудовищное решение. Мы… м-м-м… — Летчли замолчал, кусая нижнюю губу. Он понимал, какое впечатление производит здесь: высокий нескладный лысый человек в очках с толстыми линзами и неизменно виноватым выражением лица, которое он использовал в качестве защиты. Этим вечером Летчли особо ощутил неестественность такого образа. Кто бы мог подумать — кроме Сабантоса, естественно — какую смелость проявит это внешне безобидное собрание.
— Не останавливай их внимание на этом, — прошептал Сабантос.
— Да… м-да… мы с доктором Сабантосом собирались продемонстрировать вам кое-что сегодня вечером, но перед этим, мне кажется, мы должны подвести некоторые итоги.
Сабантос, удивленный тем, что могло бы отвлечь Летчли, оглядел стол и увидел, что присутствуют не все. Доктор Ричард Мармон опаздывал.
«Неужели он сомневается в чем-то и поэтому делает перерыв», — подумал Сабантос. Затем он понял, что Летчли старается выиграть время, до тех пор, пока Мармон не будет найден и приведен сюда.
Летчли почесал лысую голову. Профессору не нравилось находиться здесь, но его присутствие являлось необходимым. Было девять вечера, и дневная суета, царившая в Янктонском Техническом Институте, сменилась особой вечерней тишиной: наступило его любимое время для прогулок. Обычно Летчли бродил вокруг пруда, в котором жили лягушки, прислушивался к их кваканью и вздохам влюбленных парочек и размышлял о происхождении нашего бренного мира.
Постоянное покашливание и ерзанье собравшихся за столом дали понять ученому, что мысли унесли его слишком далеко отсюда. Многие знали об этом качестве Летчли. Он кашлянул. «Где шатается этот чертов Мармон? Почему его до сих пор не нашли?» — размышлял он.
— Как известно, мы предприняли определенные усилия, чтобы сохранить в тайне наши исследования, — продолжил Летчли, — также, мы попытались предотвратить слишком смелые размышления и широкую дискуссию. Мы собирались провести исчерпывающие испытания перед тем, как опубликовать результаты исследований. Все вы, как студенты, м-м-м… «подопытные кролики», так и профессора из Ученого совета факультета, были крайне отзывчивы. И все же известия о том, чем мы здесь занимаемся, просочились в общество, иногда в преувеличенном и искаженном виде.
— Профессор Летчли, — перебил Сабантос, — как вам кажется, насколько тяжело положение?
На лицах студентов, до этого явно боровшихся со скукой, появилось выражение заинтересованности. Старый доктор Инктон нервно закашлялся.
— Есть древняя малайская поговорка: «Если кто-то пытается толкнуть дикобраза, то он явно не в себе», нам следовало бы знать, о том, что дикобраз колючий, — сказал Сабантос.
— Спасибо, доктор Сабантос, — сказал Летчли, — на мой взгляд, сложилась крайне необычная ситуация: мы все должны участвовать в выработке решения, которое будет принято сегодня. Каждый из участников этого научного проекта оказался вовлеченным в него значительно глубже, чем обычно бывает в подобных исследованиях. Поскольку студенты-ассистенты до этого находились в неведении относительно некоторых вопросов, я думаю, доктор Сабантос, как истинный первооткрыватель эффекта ГП, введет вас в курс дела.
«Снова задержка», — подумал Сабантос.
— Открытие генетической памяти, или эффекта ГП, было случайным, — подхватил Сабантос, — мы с доктором Мармоном пытались найти гормональный метод удаления жировых отложений. Наш препарат № 105 показал отличные результаты на мышах и хомяках. Мы получили шесть поколений без видимых побочных эффектов. И тогда я решил проверить действие препарата № 105 на себе.
— Возможно, вы помните, что у меня было несколько лишних фунтов, — стеснительно заметил Сабантос.
Ответный смех дал понять, что ему удалось разрядить обстановку, ставшую напряженной после удручающего тона Летчли.
«Джошуа — глупец, — подумал Сабантос, — я предупреждал его, что нужно предать это опасное дело огласке».
— Когда я принял первую дозу препарата, было восемь минут одиннадцатого, — продолжил Сабантос, — стояло приятное весеннее утро, и я слышал, как класс Карла Кичра декламировал греческую оду. Через несколько минут я ощутил нечто эйфорическое, словно был немного пьян. Я присел на стул и начал декламировать вместе с классом Карла Кичра, размахивая руками в такт оде. Следующим, что я увидел, был Карл, который стоял в дверях лаборатории, в окружении нескольких студентов, выглядывающих из-за его спины. Я понял, что читал стихотворение слишком громко. «У вас прекрасный древнегреческий, — сказал Карл, — но все же не отвлекайте моих студентов».
Сабантос подождал, пока стихнет смех.
— Внезапно я осознал, что стал двумя людьми одновременно, — продолжил Сабантос, — я прекрасно понимал, кто я и где нахожусь, но при этом я также знал, что я солдат — гоплит по имени Загрот, который только что вернулся из военного похода в Кирену. Происходил эффект раздвоения, который отмечали многие из вас. У меня были все мысли и чувства этого гоплита, включая его абсолютно конкретное и приземленное отношение к женщинам, которые занимали основное место в его/моем сознании. Кроме того, мы отметили еще одну важную вещь: я мыслил на древнегреческом, однако эти мысли были связаны с настоящим и с моим англоязычным мышлением. Я мог переводить, если хотел. Понимание того, что я одновременно являлся двумя людьми, было очень сильным впечатлением.
— Так вы были целой толпой, доктор, — заметил один из старшекурсников.
Снова раздался смех, от которого не удержался даже старый Инктон.
— Я показался немного странным бедному Карлу, — продолжил Сабантос, — он вошел в лабораторию и поинтересовался, все ли со мной в порядке. Я попросил его как можно быстрее позвать доктора Мармона, что он и сделал. Кстати о Мармоне, кто-нибудь знает, где он находится?
Вопрос растворился в молчании.
— Его… м-м-м… вызвали, — сказал Летчли.
— Ну, что ж, пойдем далее, — сказал Сабантос, — мы с Мармоном заперлись в лаборатории и продолжили изучение этого явления. Через несколько минут мы поняли, что можно направлять мышление субъекта на любой уровень его генетической наследственности, где можно выбирать любого предка для рассмотрения. Мы обнаружили, что осознание данного открытия ведет к принципиально новой трактовке понятия инстинкта и теории накопления памяти. Мы были поражены тем, что совершили открытие века.
— Прошло ли действие эффекта в дальнейшем? — спросил разговорчивый старшекурсник.
— Оно продолжалось в течение часа. — ответил Сабантос. — Разумеется, потом оно не исчезло полностью. Тот старый гоплит все еще со мной. Я, так сказать, наедине с толпой. Немного препарата № 105, и он полностью со мной: все его воспоминания, вплоть до момента зачатия моего следующего предка по этой линии. Иногда его мысли пересекались с мыслями родственников по параллельной линии и младших братьев. Я связан с его материнской линией, как и двое из вас, как вы знаете, которые произошли оттуда же. Самое главное, что его на удивление точные воспоминания изменяют общепринятые взгляды на исторические события того периода. На самом деле, этот воин стал первым намеком на то, что все писаная история — старая кляча.
Инктон наклонился и сильно закашлялся.
— Не настало ли время сделать что-нибудь в этом направлении?
— Для этого, собственно, мы и собрались здесь, — ответил Сабантос.
«До сих пор нет Мармона, — подумал он. — Надеюсь, Джошуа знает, о чем говорит. Но все же мы должны еще немного подождать».
— Так как только некоторым из присутствующих известна полная картина наиболее сенсационных открытий, мы раскроем вам в общих чертах наши достижения, — сказал Сабантос, обезоруживающе улыбнувшись. — Профессор Летчли, как исторический координатор данной стадии исследований, продолжит доклад.
Летчли кашлянул, обменявшись понимающим взглядом с Сабантосом. «Где он? — спрашивал себя Летчли, — возможно, что Мармон не знает о собрании, но должен был предполагать».
— Некоторые способы данного метода исследований являются противоречивыми, — начал Летчли, отвлекшись от беспокойства по поводу Мармона. — Рассматривая значительные исторические события, например, войны, мы часто имеем большую выборку участников со стороны победителей, и ни одного со стороны проигравших. Среди наследственных связей членов нашей небольшой группы мы нашли несколько побочных воспоминаний предков, касающихся периода Троянской войны: в основном это были женщины, но встречались и мужчины. Мужские наследственные связи почти полностью утрачены.
Летчли снова заметил невнимание аудитории, и позавидовал Сабантосу, которого слушали не отрываясь. Причина была проста: Сабантос говорил им жареные факты, и они, ей-богу, заинтересовались.
— Как многие и предполагали, — продолжал Летчли, — наши данные неопровержимо доказывают, что Генрих Тюдор организовал убийство двух принцев в Тауэре, в то же время он начал пропаганду против Ричарда III. Генрих оказался ужасным человеком: подлым, жестоким, трусливым, кровожадным — политические убийства были общепринятой вещью при его правлении, — Летчли запнулся, — и благодаря его любви к женщинам, он является предком многих из нас.
— Расскажите нам о «Честном Аврааме», — сказал Сабантос.
Летчли поправил очки, вытер пальцем уголок рта, затем произнес:
— Авраам Линкольн.
Он сказал это так, будто объявил о приходе посетителя. Наступила длинная пауза, затем Летчли произнес:
— К сожалению, в детстве я очень восхищался Линкольном. Как известно некоторым из вас, я потомок генерала Батлера, так что это особенно огорчительно, — порывшись в кармане, Летчли извлек оттуда клочок бумаги, просмотрел его, затем начал читать:
— В споре с судьей Дугласом Линкольн говорил: «В действительности, я не очень хорошо отношусь к предоставлению гражданства неграм. Я не являюсь и никогда не был сторонником социального и политического равенства белой и черной рас. Я никогда не считал необходимым предоставление неграм права голосовать и быть присяжными, ни права занимать государственные должности, ни права вступать в брак с белыми. Я скажу больше: на мой взгляд, существует физическое различие между белой и черной расами, которое, как мне кажется, никогда не позволит им сосуществовать в условиях социального и политического равенства, а, напротив, раз уж они живут рядом, между этими расами должны установиться отношения руководителей и подчиненных, и я, как и любой другой человек на моем месте, горжусь тем, что отношусь к расе руководителей».
Летчли, вздохнув, убрал бумажку в карман.
— Крайне огорчительно, — проговорил он. — Однажды, беседуя с Батлером, Линкольн предложил депортировать всех негров в Африку. В другой раз, говоря о «Прокламации об отмене рабства», Линкольн заметил: «Достаточно того, что она поможет сохранить Союз. Однако мне, как и любому думающему человеку в республике, ясно, что Верховный Суд признает этот документ неконституционным сразу же после окончания военных действий».
— Надеюсь, все понимают, какие сложные вопросы мы с вами затронули?
Сидящие за столом обернулись в его сторону, затем перевели взгляд обратно на Летчли.
— Теперь мы можем знать все, что знали непосредственные участники событий, — продолжил Летчли, — нам также доступна переписка и другие документы, необходимые для подтверждения фактов. Поразительно, насколько люди привыкли прятать свои бумаги.
Разговорчивый старшекурсник задал вопрос, опершись локтями на стол:
— Чем горячее жареные факты, тем скорее они станут известны людям, не так ли, профессор Летчли?
«Бедный парень, — подумал Сабантос, — выслуживается ради лучшей оценки даже сейчас», и ответил вместо Летчли:
— Чем щекотливее проблема, тем сложнее ее понять.
После бессмысленной дискуссии между Сабантосом и студентом за столом повисла тишина, и все почувствовали неловкость.
— Где же доктор Сабантос? — спросил другой студент. — Я знаю, что он выдвинул теорию о том, что чем больше мы посредством генетической памяти вступаем в контакт с нашим сознанием, тем больше ему передается жестокость наших предков. По его мнению, наиболее кровожадным из наших предков удалось оставить потомство, таким образом, мы изменяем наше нынешнее сознание… или что-то вроде этого.
Старый Инктон вышел из обычного состояния отрешенности и посмотрел своими кисломолочными глазами на Летчли.
— Отцы-пилигримы, — произнес он.
— Да, конечно, — сказал Летчли.
Сабантос продолжил:
— Мы получили свидетельства очевидцев о том, что пуритане и первые поселенцы грабили и насиловали индейцев. Очень жестоко. В том числе и мои предки.
— «Бостонское чаепитие», — сказал старый Инктон.
«Почему старый дурак не заткнется?» — подумал Летчли. Он все больше и больше переживал по поводу отсутствия Мармона. «Может быть, произошло двойное пересечение?» — предположил он.
— Почему бы нам не остановиться на «Бостонском чаепитии»? — спросил Сабантос. — Некоторые из нас не участвовали в этом этапе исследований.
— Да… м-м-м… — начал Летчли, — губернатор Массачусетса, конечно, занимался контрабандой. Все, кто имел хоть какое-либо влияние в колониях, занимались контрабандой. «Навигационные Акты» постоянно нарушались. Губернатор и его приближенные получали чай от голландцев. Склады были забиты им. Британская «Ост-Индская компания» находилась на грани банкротства, и тогда английское правительство приняло решение выделить ей субсидию, равную двадцати миллионам долларов в современном исчислении. Благодаря этой… м-м-м… субсидии, чай, продаваемый «Ост-Индской компанией», стал стоить в два раза дешевле контрабандного, даже с учетом налогов. Губернатор и его приспешники потерпели крах. Тогда они наняли преступников, которые, переодевшись в индейскую одежду, пробрались на корабли Ост-Индской компании и сбросили в море чай стоимостью более полумиллиона долларов. Причем самое интересное, что этот чай был лучшего качества, чем контрабандный.
— Жареные факты, — сказал Сабантос, — мы еще не касались вопросов религии: Моисей и его помощники, составившие «Десять заповедей», спор между Понтием Пилатом и религиозными фанатиками.
— Или нынешний сенатор от Южных штатов, чей дед был светлокожим негром, — подхватил Летчли.
И снова в комнате воцарилась нервная атмосфера. Присутствующие смотрели друг на друга, ерзали на стульях.
«Возможно, мы поступили неверно, — подумал Сабантос, — не стоит позволять им задавать лишних вопросов. Нужно было направить их по другому пути… возможно, в другом месте. Где же этот Мармон?»
— В решении данной проблемы необходима точность, — сказал Летчли, — когда мы знаем, где искать, подтверждающие сведения очень легко найти. Данные о происхождении сенатора от Южных штатов неоспоримы.
Студент, сидящий напротив Летчли произнес:
— Что ж, если мы владеем доказательствами, ничто не может нас остановить.
— М-м-м… финансовые средства нашего факультета влож…
Его прервало волнение в дверях. Двое военных втолкнули в комнату молодого человека в мятой одежде, после чего захлопнули дверь на замок. Это был зловещий звук.
Сабантос нервно почесал шею. Молодой человек, опираясь на стену, пробрался к месту напротив Летчли и, найдя свободный стул, взгромоздился на него. От пришедшего сильно пахло виски.
Летчли посмотрел на него, ощущая беспокойство и облегчение одновременно. Теперь все были в сборе. Молодой человек ответил ему взглядом глубоко посаженных голубых глаз. У него был правильный изогнутый контур рта на вытянутом лице, которое казалось еще длиннее из-за очень высокого лба.
— Что здесь происходит, Джошуа? — спросил он.
Летчли ответил, виновато улыбнувшись:
— К сожалению, Дик, мы вынуждены удалить вас отсюда, во избежание…
— Удалить?! — молодой человек взглянул на Сабантоса, затем на Летчли. — Кто эти парни? Думаете, они институтская полиция? Я никогда не видел их раньше. Почему, думаете, я пришел с ними… это жизненно важно!
— Я говорил вам, что сегодня вечером должно состояться важное собрание, — сказал Сабантос, — вы…
— Важное собрание? — молодой человек презрительно усмехнулся.
— Сегодня мы должны принять решение об отказе от данного проекта, — сказал Летчли.
За столом раздались вздохи.
«Это было умно», — подумал Сабантос. Он оглядел присутствующих.
— Теперь, когда доктор Мармон здесь, мы можем продемонстрировать вещество и проверить его действие.
— Отказ… — пробормотал Мармон, приподнявшись со стула.
На некоторое время наступила тишина. Внезапно за столом разгорелся спор. Все пытались говорить одновременно. Шум прекратился лишь после того, как Сабантос застучал по столу с криком: «Пожалуйста!»
Воспользовавшись неожиданно наступившей тишиной, Летчли произнес:
— Вы даже не представляете себе, насколько мучительно это открытие для тех из нас, кто уже столкнулся с его последствиями.
— Последствия? — спросил Мармон. Он встряхнул головой так, что его попытку преодолеть действие алкоголя заметили все сидящие за столом.
— Позвольте мне обратить ваше внимание на одну небольшую деталь данной проблемы, — начал Сабантос. — На основании полученных нами данных, наследование многих крупных состояний может быть юридически оспорено с большими шансами на успех.
Сабантос дал им время осознать сказанное, затем продолжил:
— Мы подняли бурю в море, девиз которого: «Не покидай корабль!», и все же порядочное количество кораблей может быть перевернуто.
— Нужно помешать этому! — подхватил Летчли.
— Мы не настолько сильная группа, — возразил Сабантос.
— Погодите! — прокричал Мармон, подвинувшись на стуле ближе к столу. — Куча придурков. Где ваш здравый смысл? У нас есть улики против этой кучи сволочей! Как вы думаете, сколько это стоит?
Некто, сидящий за столом слева от Мармона, прошептал страшное слово: «Шантаж».
Летчли, прищурившись, взглянул на Сабантоса, с таким выражением лица, словно говорил: «Вот видишь, я же предупреждал тебя!»
— Почему бы и нет? — сказал Мармон. — Эти сволочи шантажировали нас веками. «Верьте нам, иначе мы возьмемся за оружие!» — говорили они, говорили нам!
Он вытер рот.
Сабантос встал, прошелся вокруг стола, и, подойдя к Мармону, слегка потрепал его по плечу.
— Хорошо, пускай доктор Мармон будет адвокатом дьявола. А пока он говорит, мы с доктором Летчли выйдем и подготовим оборудование, для того чтобы показать вам небольшую запись, которую мы с ним подготовили. Она даст полное представление о том, с какими проблемами мы столкнулись.
Сабантос кивнул в сторону Летчли, который поднялся и последовал за ним.
Они прошли к выходу, стараясь не двигаться слишком быстро. Сабантос дважды постучал в дверь. Она открылась, и ученые оказались между двумя людьми в форме, которые захлопнули за ними дверь.
— Сюда, пожалуйста, — сказал один из военных.
Сабантос и Летчли шли по зданию факультета, сопровождаемые стихающим голосом Мармона: «Эти паразиты всегда руководили изданием исторических книг, деятельностью судов, выпуском денег, вооруженными силами — всем…» Расстояние превращало речь Мармона в еле слышный шепот.
— Чертовы коммуняки, — пробормотал военный.
— По-моему, мы даром тратим время, — сказал Летчли.
— Не стоит обманывать себя, — ответил Сабантос, направившись к заднему выходу из здания. — Когда корабль тонет, нужно спасать то, что возможно. Я думаю, священник объяснил бы это примерно так: «Бог ниспосылает нам несчастия, и это главное испытание веры».
— Естественно, испытание веры, — проговорил Летчли, стараясь не отставать от Сабантоса. — Я боюсь, что мне придется согласиться с теми, кто скажет, что это посеет разруху, хаос, анархию.
— Разумеется, — сказал Сабантос, оступившись у входной двери, военный удержал его за руку. Летчли в сопровождении людей в форме последовал за ним.
Сабантос вдруг заметил, что на всей территории Института нет света. «Авария на подстанции, — подумал он. — Возможно, они переключили „Мид Холл“ на аварийный режим электропитания, не предупредив нас».
Один из военных сказал Летчли, взяв его за руку:
— Обойдите вокруг корпуса «Мид Холл», когда окажитесь у медицинского факультета, войдите туда через черный ход. Поторопитесь, у вас мало времени.
Сабантос спустился по лестнице и оказался в темном проходе, ведущем из «Мид Холла». Их путь был еле-еле освещен фонарем, видневшимся где-то вдалеке. Летчли в темноте наткнулся на Сабантоса, со словами: «Простите!»
Было такое впечатление, что кругом передвигаются тени и силуэты. Внезапно ученых ослепил яркий луч фонаря, который был тут же выключен.
— Вниз, быстро! — раздался голос откуда-то из-за угла строения.
Их схватили и повели вниз по лестнице, через какую-то дверь, затем сквозь тяжелые занавеси, потом через еще одну дверь, и, наконец, они оказались в небольшом, тускло освещенном помещении. Сабантос узнал его: это был медицинский склад, который оказался достаточно быстро освобожден от содержимого. Только маленькая коробка с компрессами лежала на полке справа от Сабантоса.
В помещении стоял сильный запах табачного дыма и пота. В темноте виднелись силуэты нескольких людей, некоторые из них были в форме.
Человек с широким подбородком и звездой бригадного генерала на погонах стоял напротив Сабантоса.
— Рад, что вы добрались сюда в сохранности. Все ли находятся в том помещении?
— Да, все до одного, — ответил Сабантос, сглотнув слюну.
— Как насчет формулы препарата № 102?
— Что ж, — ответил Сабантос, неестественно улыбнувшись, — я предпринял насчет нее некоторые меры предосторожности, честно говоря, я отправил несколько ее копий моим…
— Нам это известно, — ответил генерал. — В течение месяцев мы перлюстрировали и цензурировали всю почту, исходящую отсюда. Я думаю, это те письма, которые вы напечатали в казначействе?
— Так они…
Сабантос побледнел.
Летчли перебил его:
— В самом деле, что здесь происходит? Я думал, мы…
— Спокойно, — перебил его генерал. Он перевел внимание на Сабантоса.
— Итак?
— Я… м-м-м…
— И те, что мы нашли под полом в его комнате, — сказал человек, стоящий в дверях, — были напечатаны одним и тем же лицом, сэр.
— Но я хочу знать, не сделал ли он еще каких-либо копий, — ответил бригадный генерал.
Выражение лица Сабантоса говорило о том, что он не делал других копий.
— Ну… я… — начал он.
— Я не вижу необходимости… — перебил его Летчли.
Выстрел из пистолета с глушителем, похожий на звук открывающейся бутылки, подкосил его. Раздался еще один выстрел. Летчли и Сабантос были мертвы еще до того, как коснулись земли. Человек в дверях отошел назад, протирая пистолет. В ночной тишине прогремел взрыв, словно подчеркивая их смерть.
Через некоторое время в помещение зашел человек.
— Стены обрушились так, как мы и планировали. Напалм и термит довершат дело. От этих грязных коммуняк не останется и следа!
— Отлично, капитан! — сказал генерал. — С этим покончено. Нужно лишь не допускать гражданское население на прилегающую территорию, пока мы не будем уверены, что все в порядке.
— Так точно, сэр!
Человек исчез, закрыв за собой дверь.
Гудмэн, бригадный генерал, задумался. Он пощупал карман, в котором лежала единственная оставшаяся копия формулы препарата № 105. «Они все были хорошими людьми. Лучшими. Нужно будет по-другому отбирать участников следующего проекта: исследования возможностей применения препарата № 105 в военных целях», — рассуждал генерал.
— Необходимо сжечь эти трупы так, чтобы превратились в золу, — сказал он, указывая на тела Сабантоса и Летчли. — Добавьте их к тем, что вы нашли в здании.
Из неосвещенной части помещения раздался грубый низкий голос:
— Что мне сказать сенатору?
— Скажите, что считаете нужным, — сказал бригадир. — Я лично доложу ему впоследствии.
«Есть прямое применение препарату. Сенатор у нас в руках», — подумал он.
— Чертовы любители негров, — произнес низкий голос.
— О мертвых или хорошо, или ничего, — ответил ему обладатель ровного тенора из угла помещения.
Человек в черном костюме выбрался на свободное пространство между трупами и начал молиться еле слышным шепотом.
— Доложите мне, когда огонь погаснет, — сказал бригадный генерал.
