Ведьмы с Восточного побережья [Мелисса де ла Круз] (fb2) читать онлайн

Мелисса Де ла Круз ВЕДЬМЫ С ВОСТОЧНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ

Моей семье.

Когда при молниях, под гром

Мы в дождь сойдемся вновь втроем?

Как только завершится бой

Победой стороны одной.

У. Шекспир. Макбет. Перевод Ю. Корнеева

Вполне возможно, что некоторые валькирии, решив покинуть Вальгаллу,^[1] затем селятся в различных уголках той или иной страны, где и начинают новую жизнь в качестве ведьм.

Майкл Пейдж и Роберт Ингпен. Энциклопедия небывалых вещей

Пролог ГОРОД НА ГРАНИЦЕ НЕБЫТИЯ

Нортгемптон не обозначен ни на одной из карт. Этот крошечный городок, расположенный на самом дальнем краю атлантического побережья, представляет собой настоящую ловушку для путешественников. Известно только, что если кто-нибудь чужой туда забредет, то, как оказывается впоследствии, вернуться назад уже не может. Вот почему эта местность с замечательными и совершенно пустыми пляжами, покрытыми серебристым песком, с округлыми зелеными холмами и колоритными деревенскими домиками воспринимается скорее как некий полузабытый сон, а не современная реальность. Подобно царству Фаты Морганы, Нортгемптон вечно скрыт в туманной дымке — издалека его и не разглядишь. Влажность здесь всегда очень высокая, даже летом, тем не менее теплые месяцы просто великолепны. Коренные обитатели издавна являют собой тесно сплоченное сообщество. Все население состоит лишь из нескольких разветвленных старинных семейств, которые обосновались на Лонг-Айленде много поколений тому назад. И, в отличие от остальной территории острова, в Нортгемптоне встречаются настоящие фермеры, выращивающие картофель, и рыбаки, выходящие на промысел в открытое море. Эти люди живут исключительно плодами своих трудов.

Свежий бриз ласково овевает прозрачные прибрежные воды, покрытые легкой рябью, а на отмелях отлично ловятся морские гребешки и крабы. В невзрачных ресторанчиках подают местные рыбные блюда — парго, тупику — и «чаудер», густую похлебку из рыбы, моллюсков, свинины, большого количества помидоров и других овощей. Излишки цивилизации не сказались ни на очаровательных окрестностях Нортгемптона, ни на самом городке. Тут нет безобразных торговых молов и прочих свидетельств корпоративного предпринимательства двадцать первого века. Живописные пейзажи остаются неиспорченными и по сей день.

Прямо напротив Нортгемптона расположен маленький остров Гарднера, ныне заброшенный и покрытый руинами. Никто уже толком и не помнит, когда тамошнее поместье «Светлый Рай» опустело, а господский особняк обветшал и практически превратился в развалины. Все в городке прекрасно знали, что поместьем не одну сотню лет владели члены семьи Гарднеров, но в течение нескольких десятилетий никто из хозяев туда и не заезжал. Ходили слухи, что этому клану, некогда весьма знаменитому, не по силам содержать старинное имение. Говорили также, что родовая линия знатного рода истощилась, а со смертью последнего наследника и вовсе прервалась. Однако и сам «Светлый Рай», и все принадлежащие Гарднерам земли оставались нетронутыми, и даже не заходило разговора об их продаже.

Казалось, особняк позабыт самим временем. Водосточные желоба под остроконечными крышами забила старая листва, краска на стенах облупилась, колонны потрескались. Здание медленно погружалось в состояние полного упадка. Лодочные причалы и пирсы на острове давно сгнили и провалились. На чистейших пляжах скопы свили гнезда. Рощи, окружавшие дом, разрослись и превратились в непроходимую чащу.

Однажды ночью, в самом начале зимы, с острова донесся тошнотворный хруст, а затем — жуткий треск, словно в самой ткани мироздания образовалась трещина. Завыл ветер, на океане поднялись волны. Супруги — Билл и Мора Тэтчер, — присматривавшие за поместьем и проживавшие неподалеку, в Нортгемптоне, как раз вышли на прогулку со своими собаками, когда со стороны острова послышались странные звуки.

— Что это? — спросил Билл, пытаясь успокоить собак.

— Судя по всему, грохот доносился оттуда, — Мора указала в сторону поместья. Оба с изумлением увидели, как в самом северном окне «Светлого Рая» вспыхнул свет.

— Гляди-ка, Мо, — удивился Билл. — Я и не знал, что дом в аренду сдали.

— А может, у него новые владельцы появились? — предположила Мора. В целом «Светлый Рай» выглядел как обычно. Окна тускло поблескивали и напоминали полуприкрытые веками глаза, а просевшие двери были похожи на хмурых сгорбленных стариков.

Мора отошла с собаками подальше от воды и поднялась на поросший травой край дюны. Билл продолжал смотреть в сторону острова и удивленно чесать бороду. Спустя минуту свет в окне моргнул и погас. Особняк вновь погрузился во тьму. А в тумане, окутывающем пляж, возникла чья-то фигура. Теперь Тэтчеры были здесь не одни — к ним неторопливо приближался какой-то человек. Яростно залаяли собаки, а у старого сторожа вдруг сильно и тревожно забилось сердце. Взглянув на жену, он понял, что та перепугана насмерть.

Перед ними предстала женщина в светло-коричневом туго приталенном плаще. Она оказалась настолько высокой, что ее рост вызывал оторопь. Волосы ее были перехвачены ярко-красной банданой. Женщина молча смотрела на них, взгляд ее темно-серых глаз наводил на мысли о вечерних сумерках.

— Мисс Джоанна! — воскликнул Билл. — А мы вас и не заметили в этой мгле!

Мора кивнула, подтверждая слова мужа, и прибавила:

— Извините, что потревожили, мэм.

— Ступайте-ка лучше отсюда, да поскорей! Оба! Не на что тут любоваться. — Голос женщины звучал неприязненно и был холоден, словно глубокие воды Атлантики.

Билл почувствовал, как по спине у него пополз противный холодок. Мора тоже тряслась, как в лихорадке. Тэтчеры давно придерживались мнения, что их соседи, Бошаны, — люди особенные, «не от мира сего». В них и впрямь чувствовалось нечто потустороннее, неуловимое, но до сих пор никакого трепета перед Бошанами они не испытывали. Но теперь им стало по-настоящему страшно. Билл свистнул, подзывая собак, взял Мору за руку, и они быстро пошли прочь.

А в особняке на острове Гарднера, отделенном от Нортгемптона узкой полосой воды, один за другим стали загораться огни. Вскоре весь дом засиял точно огромный маяк. Он словно подавал сигнал кому-то во тьме. Билл не выдержал и один раз оглянулся, но Джоанна Бошан уже исчезла. Странно, но на влажном песке он не заметил ни единого следа от ее обуви, хотя женщина только что стояла на пляже и разговаривала с ними.

Часть первая ПОЛГОДА СПУСТЯ ДЕНЬ ПАМЯТИ^[2] СТРАСТНАЯ МЕЧТА

Глава первая ЛЕГКОМЫСЛЕННОЕ УВЛЕЧЕНИЕ

Фрейя Бошан так сильно взмахнула бокалом с шампанским, что пузырьки воздуха резко взмыли на поверхность и с шипением полопались. Этот день должен был стать самым счастливым в ее жизни — ну, по крайней мере, одним из самых счастливых, — однако девушка испытывала всего лишь невероятное возбуждение.

И это была серьезная проблема — ведь стоило Фрейе начать ощущать подобное волнение, вокруг нее сразу же начинало что-то происходить. Вот и сейчас, например, официант неожиданно споткнулся о край обюссоновского ковра. Бедняга не только рассыпал шедевры кулинарного искусства, которые нес на подносе, но и перепачкал ими платье Констанс Бигелоу. А домашний пес, обычно хранивший мрачное молчание, вдруг начал лаять и выть без умолку, заглушая игру скрипичного квартета. И бордо столетней выдержки, извлеченное из фамильного погреба Гарднеров, обрело вкус дешевой кислятины.

— В чем дело? — спросила у Фрейи старшая сестра Ингрид, нежно взяв ее под руку. Ингрид, обладавшую идеальной модельной осанкой и одетую, как всегда, элегантно и безупречно, ничем нельзя было сбить с толку. Но сейчас она казалась непривычно нервозной. Весь вечер она накручивала на палец прядь волос, выбившуюся из тугого узла на затылке. Сделав глоток вина, Ингрид поморщилась и пробормотала: — Что за гадость! Вино насквозь пропитано колдовским проклятьем! — И она с отвращением поставила бокал на ближайший столик.

— Я здесь ни при чем! Клянусь! — запротестовала Фрейя. И она не лгала. Почти. Фрейя ничего не могла с собой поделать. Просто иногда магия, которой она обладала, случайно просачивалась наружу. Но она действительно ничего не предпринимала, чтобы пробудить эту могущественную силу. Она прекрасно знала, чем все может закончиться, и никогда не стала бы рисковать — особенно в столь важный момент. Фрейя чувствовала, что Ингрид с помощью врожденных умений пытается проникнуть в глубины ее сознания, заглянуть в будущее, понять, чем вызвано столь сильное беспокойство… Увы, ни одна из попыток не увенчалась успехом: Фрейя отлично умела охранять свое внутреннее «Я». И, конечно, теперь она меньше всего нуждалась в предсказаниях старшей сестры. Но Ингрид не зря опасалась последствий импульсивных поступков Фрейи.

— Ты уверена, что не хочешь поговорить? — ласково спросила Ингрид. — Мне кажется, все, в общем-то, произошло очень быстро…

На мгновение Фрейе и впрямь захотелось излить душу, рассказать о мучительных сомнениях, но потом она передумала. Потребовалось бы слишком много времени для объяснений. И хотя мрачные предзнаменования буквально висели в воздухе — и вой собаки, и прочие мелкие неприятности, и противный запах сгоревших цветов, необъяснимым образом окутавший дом, — Фрейя решила не обращать на это внимания. Она же любит Брана! Действительно, она без ума от него. Чистая правда, не имеющая ничего общего с той крошечной ложью, к которой она обычно прибегает, желая себя успокоить. Фрейя часто говорила себе нечто вроде: «Сегодня это — последний бокал вина», или: «Я не стану поджигать дом той дряни, даже если мне очень хочется так сделать», и тому подобное. Любовь к Брану оказалась поистине всепоглощающей, и Фрейя погрузилась в нее целиком. Ведь любовь давала ей ощущение дома, покоя и полной безопасности. Она будто с упоением ныряла под теплое стеганое одеяло и начинала погружаться в благодатный сон.

Ни в коем случае нельзя рассказывать Ингрид о своих беспокойствах. Хотя они всегда были не просто сестрами — пусть временами оказывались невольными соперницами, — но и лучшими подругами. Ингрид не поймет ее. Напротив, она ужаснется, а Фрейе сейчас упреки старшей сестры совершенно не нужны.

— Уходи, Ингрид! У тебя такое встревоженное лицо, и ты распугаешь моих новых друзей, — прошептала Фрейя и обернулась к очередной группе доброжелательниц, принимая их неискренние поздравления.

Этих кумушек пригласили сюда, чтобы отпраздновать помолвку Фрейи. Только она не сомневалась, что главная цель их прихода — поглазеть на жениха с невестой и вволю посудачить и посплетничать. Все наиболее достойные невесты Нортгемптона, лелеявшие заветную мечту (не такую уж и беспочвенную!) — стать «миссис Гарднер», прямо-таки заполнили просторный и до блеска вычищенный особняк. Они пытались скрыть собственное недовольство и поприветствовать победительницу. А Фрейя схватила и унесла заветный приз еще до того, как игра успела начаться. Некоторые из участниц «состязания» даже и понять толком не успели, что выстрел из стартового пистолета уже прозвучал.

А когда в городке появился Бран Гарднер? Совсем недавно, однако обитатели Нортгемптона уже прекрасно знали, кто он такой и чем занимается. Молодой филантроп являлся постоянным предметом слухов и на скачках, и на собраниях общества любителей домашнего консервирования, и во время воскресных регат — словом, во время самых важных событий здешней жизни. Повсюду обсуждалась исключительно история Гарднеров. Все только и говорили о том, как много лет назад они покинули «Светлый Рай», хотя никто толком не мог вспомнить точную дату. Кроме того, ни один горожанин не знал продолжения этой истории. Известно было лишь то, что отныне представители славного семейства вернулись в родовое гнездо, а богатство их обрело еще более внушительные размеры.

Фрейе не требовалось умение читать чужие мысли, чтобы понять, о чем думают нортгемптонские клуши. Ну, конечно, стоило Брану появиться в Нортгемптоне, его избранницей сразу стала эта совсем молоденькая, смазливая официантка! Может, с первого взгляда он казался и не таким, как остальные, да только все они одним миром мазаны. Мужчины! Вечно об одном и том же думают! Что, скажите на милость, он в ней нашел, в официантке этой? В барменше, хотелось поправить сплетниц Фрейе. Официанткой у них работала крестьянского вида девица с пышным бюстом, которая подносила кружки с пивом фермерам, сидевшим за шаткими деревянными столиками. Кстати, лучшее пиво подавали только пинтами. Напиток имел привкус чернослива, ванили и дуба — как раз из-за испанских бочек, в которых его хранили. Нет уж, спасибо большое, увольте!

На самом деле Фрейе исполнилось девятнадцать (хотя водительское удостоверение, благодаря которому девушке разрешили разливать спиртное, утверждало, что ей двадцать два). Она обладала поразительной, приковывающей внимание, возбуждающей красотой, особенно редкой в наше время, когда эталоном женственности служат истощенные «дивы», бесплотные, как манекены. Фрейя никогда не выглядела так, словно сидела на диете, заставляла себя голодать и втайне жаждала побаловать себя сладким. Отнюдь — у девушки всегда был такой вид, словно все на свете к ее услугам и она получит желаемое в одну секунду. Трудно подобрать подходящее слово, но, можно сказать, она выглядела по-женски зрелой. Сексапильность ее была очевидной, стоило лишь бросить взор на ее прелестные округлости. Фрейя отличалась небольшим ростом, настоящая Дюймовочка. Она обладала густой, непокорной, рыжеватой шевелюрой цвета золотистого персика. Ну а ради ее высоких скул знаменитые супермодели пошли бы на все, что угодно. К тому же у Фрейи были точеный, изящнейший носик, огромные зеленые, чуть раскосые, как у кошки, глаза, тончайшая талия, словно созданная для самых тугих на свете корсетов, и поистине потрясающая грудь. Абсолютно незабываемое зрелище. Если честно, любой представитель мужского пола, стоило ему увидеть Фрейю, глаз от ее бюста отвести уже не мог.

В лицо-то они девушку, вероятно, впоследствии даже не узнавали, зато «двойняшки» — как сама Фрейя называла свои груди — моментально впечатывались в память каждого. Они были не слишком велики и не обладали той тяжеловесной чувственностью, из-за которой хулиганистые мальчишки, ее бывшие приятели, называли любую пышную грудь «буферами», что для Фрейи звучало не более лестно, чем «коровье вымя». Нет, «двойняшки» были идеальны — очаровательно округлые, естественно упругие и с нежной, как сливочный крем, кожей. Бюстгальтера Фрейя никогда не носила. Если вдуматься, именно этот факт как раз и навлекал на нее массу неприятностей.

С Браном она познакомилась во время сбора пожертвований в пользу музея. Подобное мероприятие стало для местного средоточия искусств Нортгемптона ежегодной весенней традицией. В тот день Фрейя произвела настоящий фурор. Но стоило ей войти в зал, как у девушки возникли проблемы. Тоненькая бретелька, на которой держалось весьма откровенное платье, лопнула. Столь внезапная обнаженность заставила ее быстро отступить назад, скрываясь за спинами вошедших. Однако, попятившись, она угодила прямиком в объятия джентльмена, шедшего следом и одетого в костюм из индийской полосатой ткани. Он-то и оказался Браном, который воспринял все как бесплатное шоу. По его собственным словам, уже в первую их встречу он «словил кайф» — невольно, разумеется. Тут все и началось. Ибо, оказавшись в его объятиях, Фрейя — буквально! — выпала из своего наряда. А он сразу в нее влюбился. Да и кто из мужчин смог бы устоять?

Бран тогда так сильно и заметно смутился, что Фрейя незамедлительно воспылала к нему самыми горячими чувствами. Он стал почти того же цвета, что и красная хризантема у него в петлице.

— О господи… простите! Вы не ушиблись?.. Может быть, вам нужна моя по…? — Он не договорил, словно подавившись словами, и изумленно уставился на нее. Фрейя, наконец, поняла, что лиф платья, державшегося на тоненьких, как спагетти, бретельках, сполз уже почти на талию, да и само платье вот-вот соскользнет на пол. Ситуация совсем осложнилась — ведь трусики Фрейя не надела.

— Позвольте мне… — Бран попытался увести девушку в сторону, одновременно стараясь прикрыть ее собой. Но как раз в этот момент шелковистая ткань, которую он тщетно пытался удержать, выскользнула у него из рук. Теплая ладонь Брана оказалась на прелестной обнаженной груди цвета сливок. — О господи… — задохнулся он.

Вот еще, фыркнула про себя Фрейя, можно подумать, он — новичок в таких делах! С чего вдруг он настолько смутился? Она мгновенно, поскольку обстановка была явно мучительной для бедного парня, привела себя в подобающий вид. Бретелька вернулась на свое законное место и была накрепко приколота, а порванная материя тщательно закамуфлирована (излишняя обнаженность груди стала восприниматься как естественное продолжение глубокого декольте). Затем Фрейя, вполне взяв себя в руки, самым непринужденным тоном представилась:

— Меня зовут Фрейя. А вы, должно быть?..

Бранфорд Лайон Гарднер. Живет на острове — в усадьбе «Светлый Рай». Кстати, именно он, будучи богатым и щедрым филантропом, сделал максимально щедрый взнос в пользу музея, и его имя должным образом отметили в программе. Фрейя знала, что Гарднеры занимают особое положение среди старинных и богатых семей северо-восточной части Лонг-Айленда, которую в принципе даже и Лонг-Айлендом назвать трудно. Во всяком случае, Нортгемптон явно не имел отношения к тому фешенебельному округу, который представлял собой царство длинноволосых юнцов, шатающихся по веренице торговых молов. Городок больше напоминал Нью-Джерси, чем Нью-Йорк, и находился словно в другом измерении.

Ведь Нортгемптон, притулившийся у океанских вод, был не только последним бастионом старой гвардии — он служил тропой в иные, давно минувшие времена. В нем, без сомнения, могли иметься все необходимые атрибуты классического «анклава» Ист-Энда с его безукоризненными гольф-клубами и вечнозелеными изгородями. Однако сам Нортгемптон отказался от титула летнего местечка для увеселений отдыхающих, ибо большинство его обитателей проживало здесь постоянно. Очаровательные, обсаженные деревьями улицы пестрели витринами семейных продуктовых магазинчиков. Парад в честь Дня независимости горожане отмечали дружно и весело, с неизменными повозками и платформами, которые влекли за собой на буксирах пожарные машины. Да и соседи не чурались общества друг друга — напротив, они мирно приятельствовали и часто устраивали чаепития на открытых верандах. Хотя здесь имелось и нечто странное. Например, шоссе № 27, которое соединяло богатые прибрежные поселения, но въезда в Нортгемптон вообще не имело. А как быть с тем фактом, что о самом городке никто в штате ни разу не слышал? («Что? Вы, конечно, имеете в виду Истгемптон, не так ли?») Местные жители против подобных диковинок не возражали и старались не обращать на них внимания. К особенностям шоссе № 27 они давно привыкли и спокойно пользовались окольными сельскими дорогами, а немногочисленные туристы предпочитали в основном район пляжей.

Долгое отсутствие Брана Гарднера на местной общественной сцене никак не сказалось на его популярности. Хозяину поместья прощали любые причуды, о странностях в его поведении через секунду забывали. И, естественно, никаких пересудов не вызвало мгновенное преображение поместья. Во время своего возрождения «Светлый Рай» много дней подряд оставался темным и безжизненным, но однажды ясным утром горожане обнаружили, что колоннада особняка полностью восстановлена. Потом минуло еще недели две, и у дома появились новые окна и кровля. Здесь, безусловно, была какая-то тайна! Никто толком и вспомнить не мог, чтобы в усадьбе работала команда строителей. Создалось ощущение, будто «Светлый Рай» оживает сам собой и, как по волшебству, обновляет скаты крыш, стряхивает старые доски, покрывает стены новой краской — в общем, все делает без участия людей.

Итак, торжество состоялось в воскресенье тридцатого мая, как раз в День памяти. Безусловно, нет лучшего начала для очередного идиллического лета, чем празднование помолвки в заново отстроенном поместье. В отдалении сверкали свежей краской теннисные корты, с утеса открывался великолепный вид на море, покрытое белыми барашками волн, а столы ломились от изысканных яств. Тут имелись охлажденные лобстеры, огромные и тяжелые, как шары в боулинге, блюда со сладкой молодой кукурузой, десятки фунтов черной икры, разложенной в микроскопические хрустальные мисочки с перламутровыми ложечками. (К деликатесу не полагалось ничего банального, вроде блинов или сливок, ибо они способны лишь исказить истинный вкус икры.) Налетевшая утром гроза с дождем внесла, правда, кое-какие коррективы. Гости, спасаясь от чрезмерной влажности, переместились в бальный зал, покинув хрустящие белые полотняные навесы, установленные на утесе.

Тридцатилетний Бран, умный, образованный и, главное, неженатый, а также невообразимо богатый, стал поистине самой крупной рыбой в брачном пруду Нортгемптона. Но охотницы за женихами, как и большинство местных жителей, не знали — или не хотели знать — о Бране самого главного. Он был невероятно добр. Когда Фрейя познакомилась с ним поближе, то решила, что это — самый хороший человек, какого она когда-либо встречала. Доброта исходила от Брана, как сияние от светлячка. Фрейя почувствовала это уже во время приключения с платьем, когда он, несмотря на растерянность, проявил такую предупредительность и заботу. Едва успев преодолеть смущение и перестав, наконец, заикаться, он принес Фрейе выпить. Потом он почти весь вечер не отходил от девушки, заботливо к ней наклоняясь и ограждая от любых неприятностей.

И сегодня Бран — высокий, темноволосый, одетый в блейзер (весьма плохо на нем сидевший) — бродил по залу, неловко раскланивался с гостями и со своей обычной застенчивой улыбкой принимал поздравления. Его нельзя было назвать «очаровашкой», сверхъестественным эрудитом или остроумным парнем. Он, пожалуй, не был даже светским молодым человеком, в отличие от большей части представителей знатных семей. Эти отпрыски обычно с наслаждением гоняли по узким, лишенным тротуаров улочкам Нортгемптона на итальянских спорткарах последней модели и вели себя в высшей степени развязно. Если честно, для столь богатого наследника Бран был слишком неуклюж, застенчив и казался аутсайдером, а отнюдь не центром элитного кружка Нортгемптона.

— Вот ты где! — Он улыбнулся, когда Фрейя встала на цыпочки, чтобы поправить ему галстук. Девушка заметила, что манжеты на его рубашке несколько обтрепались и испачкались, а когда Бран обнял ее за плечи, почувствовала слабый запах пота. Бедный парень! Она-то знала, с каким ужасом он ожидал приема! Он явно плохо себя чувствовал среди большого количества гостей. — Я потерял тебя из виду. Ты как? Может, тебе что-нибудь принести?

— Все в порядке! — весело ответила она, чувствуя, что привычные «бабочки в животе» перестают трепыхаться и начинают затихать.

— Рад за тебя. — Бран поцеловал ее в лоб мягкими и теплыми губами. — Я буду скучать по тебе. — Он нервно теребил перстень с монограммой, который носил на правой руке. То была одна из плохих привычек, нечто вроде тика, и Фрейя стиснула его руку, желая остановить и успокоить жениха. Ведь уже на следующий день он собирался в Копенгаген по делам семейного «Фонда Гарднера». Кстати, доходов фонд не приносил — через него распределялась гуманитарная помощь, поступавшая в различные страны. Ради осуществления очередного проекта Бран должен был уехать почти на все лето. Возможно, именно поэтому Фрейя сильно нервничала. Ей совершенно не хотелось оставаться в одиночестве, раз они уже нашли друг друга.

Когда они впервые встретились, Бран даже не попросил ее о свидании. Сперва такой поворот событий несколько разозлил Фрейю. Но она быстро сообразила — парень слишком скромен, ему и в голову не приходит, что она может заинтересоваться его персоной. А спустя сутки он появился в баре во время ее смены, затем — заглянул к ним на следующий вечер, а потом и вовсе стал завсегдатаем заведения. Бран приходил в бар каждый день и молча смотрел на нее своими огромными карими глазищами, в которых была невероятная тоска. В общем, Фрейе самой пришлось пригласить его на свидание. К этому моменту она не сомневалась, что если ждать от него инициативы, то дело никогда с места и не сдвинется. Она оказалась права. Через четыре недели состоялась помолвка. Наконец-то настал самый счастливый день в ее жизни.

Но действительно ли это было так?

И снова он! Опять эта проблема. Но Бран ни при чем. Он просто замечательный, и она поклялась любить его вечно. Сейчас жениха как раз поглотила толпа, но Фрейя смогла разглядеть, что он беседует с ее матерью. Темноволосая голова Брана склонялась над белоснежными волосами Джоанны. Оба выглядели так, словно были лучшими друзьями.

Нет. Проблема не в Бране, а в том наглом мальчишке, который упорно пялился на нее. Фрейя через весь огромный зал чувствовала на себе его взгляд, исполненный нескрываемой страсти. Киллиан Гарднер. Младший брат Брана, двадцати четырех лет от роду. Киллиан бесстыдно таращился на нее, будто она выставлена на торги и достанется тому, кто больше даст. Он явно давал ей понять, что готов уплатить любую, даже астрономическую, цену.

Киллиан лишь недавно вернулся домой после длительной заграничной поездки. Бран рассказывал Фрейе, что они с братом много лет не виделись, ибо тот постоянно путешествовал по свету. Она даже толком не помнила, откуда он приехал сейчас — кажется, из Австралии? А может, с Аляски? Гораздо важнее было то, что, когда их представили друг другу, Киллиан так посмотрел на нее своими поразительными глазами цвета морской волны, что у нее по всему телу побежали мурашки. Да, он очень хорош собой — удивительные глаза окаймляли длинные темные ресницы, хотя черты лица и отличались, пожалуй, излишней резкостью. Нос у Киллиана был идеально прямой, подбородок решительный, мужественный, и в целом он выглядел как актер, полностью готовый к съемке. Вид задумчивый, во рту сигарета — ну, в точности киногерой из французского фильма «новой волны», пользующийся бешеным успехом у женщин.

Вначале Киллиан вел себя идеально, выказал чрезвычайную любезность и обнял ее как сестру. К чести Фрейи, надо упомянуть, что на лице девушки не отразилось ни капли того невероятного душевного смятения, которое она в те минуты испытала. Скромно улыбаясь, она позволила ему поцелуй в щечку. И даже развлекла Киллиана за коктейлем обычной светской болтовней о слишком сырой погоде, о предполагаемом дне свадьбы и о том, понравился ли ему Нортгемптон. Хотя позже ничего из этой беседы Фрейя толком припомнить не могла. Наверняка она вообще не слушала его ответов — настолько была заворожена звуком его голоса, ровным и монотонным, как у диджея в ночном клубе. Вскоре Киллиана кто-то отвлек, и она, наконец, смогла остаться одна. Тогда и начали происходить мелкие, но крайне неприятные события.

Фрейя места себе не находила. Просто какая-то кошачья царапина, которая страшно чешется, но зуд унять невозможно, думала она. Только и всего. Но именно эта мелочь является пределом всех желаний. Как же удовлетворить столь простую потребность? У нее появилось ощущение, будто она охвачена огнем, сгорает на костре день и ночь — вскоре от нее ничего не останется, кроме горстки золы и бриллиантов. Перестань на него смотреть, твердила она себе мысленно. Безумие, обычная твоя дурацкая выдумка. Даже хуже, чем тот случай, когда тебе пришло в голову оживить крысу. (И здорово же Фрейе влетело от матери. Во-первых, об ее поступке могли узнать члены Совета, а во-вторых, домашний любимец в виде крысы-зомби… такое вообще никуда не годится.) Нужно выйти на улицу и подышать свежим воздухом, решила она. А потом как ни в чем не бывало вернуться к гостям. Она скользнула прочь, по дороге приникнув к вазе с розовыми гигантскими розами и надеясь с помощью аромата приглушить бурю эмоций. Но цветы не помогли. Она по-прежнему отчетливо ощущала силу желания Киллиана.

Черт побери! И зачем мужчине быть настолько привлекательным? Фрейя полагала, что на нее мужская красота совершенно не действует. Но Киллиан — просто писаный красавец! Высокий, темноволосый, яркие светлые глаза. Она всегда ненавидела самоуверенных, наглых типов, уверенных, что женщины существуют исключительно для удовлетворения их ненасытных сексуальных потребностей. И Киллиан, по-видимому, принадлежал к наихудшей разновидности подобных наглецов. Он гонял взад и вперед на своем «Харлее», а роскошные спутанные кудри так и вились за спиной. Ну, а глаза, в которых светился огонек соблазна… Немыслимые, завораживающие… От них невозможно было оторваться. Но имелось там и еще кое-что. Ум. Понимание. Фрейе казалось, что, когда Киллиан смотрит на нее, он действительно осведомлен, кто она и что из себя представляет. Знает, что она ведьма. Богиня. Существо, не принадлежащее этому миру, но также и неотделимое от реальности. Женщина, которую следует не только любить, но и бояться. Женщина, перед которой надо преклоняться.

Оторвавшись от роз, Фрейя обнаружила, что Киллиан по-прежнему не сводит с нее глаз. Мало того, этого мгновения он и ждал. Продолжая буравить ее взглядом, он чуть заметно качнул головой в сторону ближайшей двери. Вот как? Прямо здесь? Сейчас? В дамской туалетной комнате? Господи, очередное клише, вроде его роскошного мотоцикла и поведения «плохого парня»! Неужели она купится на это предложение? Займется сексом с другим мужчиной — младшим братом собственного жениха! — прямо во время празднования своей помолвки?

Да, именно так она и поступит! И Фрейя, будто в тумане, направилась в вышеупомянутое место, закрыла за собой дверь и стала ждать. В зеркале она видела собственное лицо, раскрасневшееся и сияющее. Она испытывала безудержный восторг, упоение и невероятное возбуждение. И она уже не понимала, что делать. А Киллиан Гарднер, похоже, отлично знал, как следует поступать с подобными распутницами.

Ручка двери неслышно повернулась, и он проскользнул внутрь — легко, как нож, вонзающийся в масло. Он моментально запер за собой дверь. Губы его изогнулись в хищной улыбке. Пантера над своей добычей. Еще бы, ведь он одержал победу!

— Иди сюда, — прошептала Фрейя. Собственно, выбор она уже сделала. И более не желала ждать ни секунды.

И в эту самую минуту крупные розовые розы, стоящие в вазе посередине зала, вдруг вспыхнули ярким пламенем.

Глава вторая СЕЛЬСКАЯ МЫШЬ

Старая дева. Зануда. Синий чулок. Ингрид Бошан знала, какого мнения о ней окружающие. Она столько раз видела, как соседи, склонившись друг к другу, что-то насмешливо шепчут, прикрывая ладонями рты. Подобное происходило везде и, конечно, в библиотеке, когда она проходила по читальному залу, расставляя книги на полках. За те десять лет, что Ингрид здесь проработала, у нее появилась лишь пара-тройка друзей среди постоянных посетителей, поскольку обитатели Нортгемптона находили ее слишком строгой и высокомерной. Ингрид не только никогда не прощала штрафников, но и имела привычку читать мораль о том, как полагается обращаться с книгами. Если ей возвращали том со сломанным корешком, оторванной обложкой или страницами, обгрызенными собачьими зубами, такие проступки неизменно вызывали череду холодных упреков. Поскольку библиотеке едва удавалось сводить концы с концами, Ингрид требовала, чтобы постоянные посетители бережно обращались с ее книжным фондом и старались не наносить драгоценной бумаге никакого ущерба.

Разумеется, ворчать на нерадивых читателей приходилось в основном ее коллеге Хадсону, но и сама Ингрид, будучи первоклассным архивистом, любила общаться с посетителями и отдавала предпочтение «физическим» аспектам работы. Она отнюдь не стремилась целый день просиживать за письменным столом, приводя в порядок старинные манускрипты и каталоги. Ингрид нравилось держать книги в руках, ощущая их вес, гладить страницы, ставшие мягкими от слишком частого перелистывания, подклеивать отвалившиеся переплеты. Когда она прохаживалась по читальному залу, это давало ей возможность не только вести общее наблюдение за библиотекой, но и следить, чтобы бездельники не пристраивались вздремнуть между стеллажами, а по темным углам не миловались пробравшиеся туда подростки.

Миловаться — какое странное слово. В принципе, никто этим и не занимался. Современные тинейджеры уже миновали данный уровень и продвинулись гораздо выше — или, точнее, ниже. Впрочем, Ингрид нравился молодняк. Эти ребята, шумно требующие последние выпуски совершенно нелепых фантастических изданий, обычно вызывали у нее улыбку. Ингрид было безразлично, чем они занимаются в своих уютных или неухоженных домах и в неряшливого вида автомобилях. Вопреки распространенному мнению, Ингрид прекрасно знала, что значит быть юной, влюбленной и ничего не бояться. Ведь Фрейя, в конце концов, была ее родной сестрой, и жили они вместе. Но в одном Ингрид была уверена: библиотека — не спальня и не номер в мотеле. Здесь создано особое место для чтения, учебы и нужно соблюдать тишину. И когда тинейджеры действительно пытались подчиниться последнему из трех условий, в читальном зале порой устанавливалось безмолвие, которое нарушали лишь громкое сопение и шорох страниц.

Впрочем, «миловались» в проходах между стеллажей не только подростки. Иногда Ингрид приходилось несколько раз кашлянуть, чтобы вполне взрослая парочка успела опомниться и разомкнуть страстные объятья, прежде чем она со своей тележкой до них доберется.

Публичная библиотека Нортгемптона выглядела чрезвычайно аккуратно. Само здание разместилось на поросшем травой квадратном участке земли — прямо напротив городской ратуши, возле общественного парка и спортивных площадок. И работа в ней была отлично организована и налажена — в тех пределах, разумеется, в каких позволяли скудные средства. Городской бюджет сильно усох в связи с экономическим кризисом, но Ингрид делала все, что в ее силах, и книжный фонд пополнялся регулярно. В библиотеке ей нравилось, хотя и хотелось взмахнуть волшебной палочкой (которой у нее уже не имелось). Вот тогда бы она навела здесь порядок — разом починила обтрепанные диванчики в читальном зале, заменила допотопные компьютеры, поблескивающие черно-зелеными экранами мониторов, создала настоящую сцену для чтецов и кукольный театр для малышей… Но она находила некоторое утешение и в чернильном запахе новых изданий, и в пыльном мускусном запахе старых томов, и в золотистых солнечных лучах, которые ближе к вечеру заливали все своим светом. Библиотека находилась неподалеку от берега океана, и из окон справочного зала открывался такой вид, что дух захватывало. Время от времени Ингрид специально заходила туда, чтобы в тиши и одиночестве полюбоваться волнами, набегающими на пляж.

К несчастью, именно этот панорамный вид с некоторых пор стал угрожать существованию библиотеки. В последнее время мэр Нортгемптона пустил в ход некие достоверно звучащие слухи. Оказывается, если продать участки земли, непосредственно примыкающие к береговой линии, то это вложение будет самым простым и выгодным способом получения необходимых средств для выплаты постоянно растущих городских долгов. Ингрид не возражала против подобного проекта, однако вскоре стало известно, что, по мнению мэра, неплохо было бы заодно расстаться и с библиотекой. Ведь, по его мнению, любую информацию теперь можно почерпнуть в Интернете. Столь бюрократический подход к возможному уничтожению ее бесценной библиотеки настолько угнетал Ингрид, что ей тяжело было даже представить себе такую ужасную перспективу. И в то утро она изо всех сил старалась не чувствовать себя слишком беспомощной.

Слава богу, ничего страшного не случилось в прошлое воскресенье во время приема, устроенного по случаю помолвки Фрейи. Хотя на мгновение в душу Ингрид закралась тревога, особенно когда одна из цветочных композиций вдруг необъяснимым образом вспыхнула ярким пламенем. К счастью, один из официантов, не мешкая, залил огонь, обрушив на пылающие цветы полный кувшин чая со льдом, и, в общем, особого ущерба нанесено не было. Маленький пожар оказался, разумеется, делом рук Фрейи. Нервное напряжение сыграло с ней злую шутку, пробудив к активности живущую в девушке неприрученную магию. Впрочем, Фрейя и сама могла пошалить, устроив нечто подобное, но в последнее время она старалась держать себя в руках, прожив столько веков под запретом, наложенным на них троих. Во всяком случае, сейчас Ингрид было приятно вновь вернуться к любимому занятию и обрести утешение в привычной рутине. Когда-то, много лет назад, она, разумеется, вела совершенно иную жизнь, и ее работа была возбуждающей и необычной. Но все осталось, увы, в прошлом. Лучше не зацикливаться на старых воспоминаниях.

По крайней мере, это — не просто захудалое заведение на задворках, хотя здание и впрямь находилось на самой окраине городка. Помимо собственного неплохого собрания книг, библиотека — благодаря щедрому пожертвованию одной знатной дамы, живущей по соседству, — приютила под своей крышей одну из лучших в стране коллекций архитектурных планов и дизайнерских находок. Именно в их краях имелось немало домов, построенных знаменитыми зодчими. Будучи профессиональным архивистом, Ингрид собирала и сохраняла эти работы для грядущих поколений. Вначале она подвергала чертежи воздействию пара, чтобы бумага расправилась, пропитавшись влагой, а потом убирала все в особые ящики, бережно переложив тканью. Сейчас одна из таких «синек» лежала под пластиковым покрытием, постепенно впитывая необходимое количество влаги. Создание архива оказалось достаточно монотонным и утомительным делом, а зачастую — связанным с мелкими увечьями. Поэтому Ингрид любила делать перерывы, во время которых она с удовольствием бродила по залам и расставляла книги по местам.

Табита Робинсон, библиотекарша средних лет, заведовавшая разделом литературы для молодежи и питавшая истинную страсть к детским изданиям, подошла к ней, желая немного поболтать с подругой. Ингрид очень любила эту умную, веселую женщину, которая к тому же была весьма активной и в высшей степени ответственной сотрудницей. Если Таб не погружалась в изучение свежего бестселлера для подростков, она позволяла себе предаться небольшой слабости — чтению «романов про красавцев», как их называла Ингрид. Она имела в виду сентиментальные романтические истории карманного формата, на обложках которых красовались обнаженные торсы могучих сексапильных «самцов». Пышногрудые красотки с выпадающими из корсета прелестями остались в прошлом, и теперь интрига закручивалась вокруг мускулистых и чрезвычайно привлекательных мужчин. Каждому свое, думала Ингрид. Ее собственными «греховными» удовольствиями являлись исторические саги. Она предпочитала что-нибудь об этих вечно ссорившихся друг с другом Тюдорах.

Женщины обменивались обычными милыми шутками и городскими сплетнями, которые интересовали и Ингрид, и ее друзей и коллег. Внезапно мобильник Табиты завибрировал.

— Ох, это мой врач! — просияла она. — Извини, но мне непременно нужно ответить. — И женщина торопливо вышла из зала. Длинная, ниже пояса, коса так и метнулась следом за ней.

Ингрид взяла в руки следующую книгу — новое и притом тяжеленное произведение местного автора, человека чрезвычайно надоедливого. Кроме того, он имел скверную привычку оставлять коробку со своими произведениями у входа в библиотеку. Постоянные читатели могли брать их бесплатно. И как она, Ингрид, должна с этими «кирпичами» поступить? В библиотеке хранились только те экземпляры, которые входили в постоянный фонд. Кстати, последнее творение настырного автора никто не читал и явно не собирался уделять ему время в будущем. Ингрид не сомневалась, что очередная коробка, как и все предыдущие, будет бессмысленно загромождать проход, хотя места в библиотеке явно не хватает.

Впрочем, Ингрид всегда старалась популяризировать книги малоизвестных писателей, помещая их на самом видном месте — у стойки библиотекаря — и предлагая тем, кто готов был прочесть любую новинку хотя бы один раз. Большего она, пожалуй, сделать не могла. Но этот Дж. Дж. Рамси Бейкер (Господи, к чему целых четыре имени? Два одинаковых инициала — это действительно чересчур!) принес им однажды «шедевр» под чудовищным названием «Умирающая симфония. Тьма как центр существования». Последнее его творение являло собой отчаянную попытку стать избранником клуба любителей книги и называлось «Слоны дочери сапожника». Чтобы прочесть эту историю, потребовалось бы не менее месяца. Повествование охватывало жизнь слепого сапожника из Ливана, жившего в девятнадцатом веке, и отдавало должное ручным слонам его чада. Ингрид считала, что даже с помощью волшебства сдвинуть с места подобный продукт литературного творчества практически нереально.

И все же очень плохо, что никому из них не разрешается использовать магию! Пришлось с этим смириться после суда и приговора Совета. Никаких полетов. Никаких заклинаний, амулетов, волшебных порошков, напитков и порчи. Отныне они обязаны жить, как самые обыкновенные люди, не пользуясь своим могуществом и поистине великолепными, сверхъестественными способностями. За долгие годы каждая из них научилась сдерживаться — по-своему, разумеется, Фрейя, например, сжигала излишки неуемной энергии в маниакальной любви к развлечениям. Старшая сестра, напротив, приняла обличье дамы довольно суровой, даже скучноватой. Она очень старалась подавить в себе страсть к колдовству, которая постоянно рвалась из ее души наружу.

Ингрид пригладила аккуратный пучок на затылке и придвинула пустую тележку к стене. Направляясь обратно в свой кабинет, расположенный в задней части здания, она заметила Блейка Аланда. Он как раз просматривал новые журналы. Блейк был тем самым успешным застройщиком, который предложил в первую очередь продать библиотеку на весьма выгодных для Нортгемптона условиях, если, конечно, городок решится выставить ее на рынок. Месяц назад он привез к ним различные чертежи, принадлежащие его фирме, и Ингрид поручили деликатную миссию сообщить Аланду, что документы необладают эстетической ценностью для хранения их в библиотечном архиве. На ее отказ принять бумаги Блейк отреагировал вполне милостиво. Но вдобавок Ингрид не приняла его приглашение на совместный ужин, что он воспринял с явным неудовольствием, и продолжал настаивать, пока она, наконец, не согласилась. На прошлой неделе они уже провели вместе вечер, и это было просто ужасно. Ингрид все время приходилось сбрасывать его руку со своего бедра, поскольку она сидела рядом с ним на переднем сиденье автомобиля. В итоге настроение у нее совершенно испортилось. Собственно, именно благодаря Блейку она и обрела гнусное прозвище «фригидная Ингрид». Как жаль, что этот, в общем-то, неглупый тип повел себя настолько отвратительно!

Ингрид поспешила прочь, пока Блейк ее не заметил. У нее не было ни малейшего желания снова с ним сражаться, сбрасывая с себя его руки, впивавшиеся в ее кожу, как щупальца. Господи, как же повезло Фрейе, что она познакомилась с Браном! Впрочем, Ингрид давно знала, что когда-нибудь младшая сестра обязательно с ним встретится: она еще пару веков назад прочла это по линии жизни Фрейи.

А самой Ингрид пока еще ни разу не довелось испытать к кому-либо подобных чувств. И потом, вряд ли любовь способна решить ее проблемы, думала она, поглаживая спрятанную в кармане пачку писем, которую всегда носила с собой.

В своем кабинете она первым делом проверила, как поживает очередная «синька». Все обстояло отлично — помятости расправились. Теперь надо положить чертеж под пресс и приниматься за отпаривание следующего. Ингрид сделала пометку на каталожной карточке, вписав туда имя архитектора и название проекта — то был некий экспериментальный музей, так никогда и не построенный.

Вернувшись в библиотечный отдел, она услышала, что из-за соседнего стола доносится подозрительное шмыганье носом. Табита! Ингрид пригляделась и заметила, что подруга украдкой вытирает слезы и прячет свой мобильник.

— Что случилось? — спросила Ингрид, хотя можно было и не задавать вопрос. Только одной вещи Табите хотелось больше всего на свете. Это было для нее намного важнее, чем, например, заставить легкомысленную Джуди Блум хоть раз заглянуть в библиотеку.

— Я не беременна!

— Ох, Таб! — вздохнула Ингрид и, подойдя ближе, обняла подругу. — Мне очень жаль… — В последние недели Табита пребывала в чрезвычайно приподнятом настроении, решившись на очередную процедуру зачатия «в пробирке». Она испытывала маниакальную уверенность в том, что теперь все получится. Ведь это была ее последняя попытка. — Можно ведь еще попробовать? Что-нибудь наверняка должно помочь.

— Нет. Мы больше не можем себе этого позволить. Мы и так уже по уши в долгах. Значит, так тому и быть. И у нас никогда не будет детей.

— А как обстоят дела с процедурой усыновления?

Табита вытерла глаза.

— Из-за инвалидности Чеда нас уже обошли. Конец. Но, если честно — прости, я понимаю, что мои слова звучат эгоистично, — но неужели так плохо хотеть своего собственного ребенка? Только одного?

Ингрид являлась свидетельницей всех мытарств Чеда и Табиты. Она знала и о мерзких индюках из центра искусственного оплодотворения, и о гормональных таблетках, и о «коктейле плодородия». Именно она помогала Табите делать уколы и в назначенный час втыкала в левое бедро подруги огромный шприц с толстой иглой, словно предназначенной для лошади. В общем, Ингрид было хорошо известно, как сильно эта пара хочет ребенка. У Табиты на рабочем столе стояла их с Чедом фотография, сделанная во время медового месяца, проведенного в Коне. На снимке они выглядели такими глупыми и счастливыми в своих гавайских рубашках. От молодоженов просто веяло свободой. Они поженились пятнадцать лет назад.

— Неужели это мне на роду написано? — всхлипывала Табита.

— Не говори так! Не может быть!

— Почему? Ведь до сих пор все было бесполезно, — вздохнула Табита. — Нет, пора мне перестать надеяться.

Ингрид еще раз крепко обняла подругу и быстро вышла из кабинета. Щеки ее пылали, сердце бешено билось. Ведь она-то понимала, что слова Табиты не соответствуют истине. Ибо на свете есть человек, который мог бы ей помочь полностью изменить ее жизнь. Этот человек совсем рядом с Таб, гораздо ближе, чем она думает… Нет, мои руки связаны, твердо сказала себе Ингрид. Я ничего не могу для нее сделать. Во всяком случае — если не хочу нарушить путы проклятого Запрета. Если не хочу подвергнуть себя и остальных страшной опасности.

Через некоторое время она вернулась на свое рабочее место — обычная библиотекарша из маленького городка, погруженная в будничные заботы. Но свитер ее еще был мокрым от слез подруги. Раньше Ингрид никогда открыто не бунтовала против Запрета, наложенного на них, и не возражала против того, как складывается жизнь. Ну что ж, решила она, все когда-нибудь бывает в первый раз!

Глава третья ДОМАШНИЕ УВЛЕЧЕНИЯ

Старые дома каким-то образом проникают своим хозяевам прямо в душу — уж в этом-то Джоанна Бошан не сомневалась. С каждым годом твое жилище становится тебе все ближе. Наконец, родное гнездо появляется на страницах твоего дневника, и ты, вопреки разуму и логике, тщетно пытаешься отыскать вечно ускользающий идеал. Усадьбу семейства Бошан — здание весьма достойное — перестраивали в соответствии с модой несколько десятков раз. Величественный особняк колониального стиля с живописными фронтонами и двускатной крышей, возведенный в старой части города в конце 1740-х годов, возвышался неподалеку от пляжа. Хозяева часто устраивали здесь переделки — рушили перекрытия, перемещали кухонные помещения, перераспределяли спальные комнаты. Дом пережил немало испытаний временем и погодой, и среди его потрескавшихся стен звучало эхо бесчисленных воспоминаний. Массивный кирпичный камин в гостиной много зим подряд согревал всю семью. Изрядно запятнанные мраморные столешницы на кухне свидетельствовали о том, что в течение вереницы десятилетий здесь готовили обильные и вкусные трапезы. Полы перестилали не один раз — они были то дубовые, то из известкового туфа, затем снова деревянные, но уже из сияющей красноватыми бликами вишни. Собственно, из-за бесконечных ремонтов такие старые здания и называют «денежной ямой», «белым слоном» или «чистым безумием».

Джоанна обожала приводить особняк в порядок, руководствуясь, естественно, собственным вкусом и разумением. Она вообще полагала, что обновление дома — это некая непрерывная эволюция, которая никогда не заканчивается. И она предпочитала все делать сама. Скажем, целую неделю Джоанна посвящала тому, что собственноручно перекладывала в гостевой ванной комнате плитку и заливала цементом щели в полу. А теперь она энергично взялась за гостиную. Окунув валик в алюминиевый тазик с краской, Джоанна подумала: девочки, конечно, снова будут смеяться. Они часто подшучивали над ее привычкой несколько раз в году менять цвет стен, повинуясь внезапной прихоти. Например, целый месяц гостиная могла просуществовать со стенами цвета темного бургундского, но вскоре этот насыщенный оттенок сменялся спокойным голубым колером. Джоанна объясняла дочерям, что жизнь в статичной обстановке, где ничто никогда не меняется, действует на нее удушающе, и поэтому смена интерьера для нее более важна, чем покупка новой одежды. Уже наступило лето, что означало — пришло время сделать гостиную солнечно-желтой.

В тот день Джоанна была в домашнем наряде: клетчатая ковбойка, старые джинсы, пластиковые перчатки и зеленые кеды. Волосы она повязала красной банданой. Смешно, до чего же они седые. Хоть она постоянно их красила, по утрам все возвращалось на круги своя. Она просыпалась с белоснежными волосами, сияющими, как начищенное серебро. Джоанна, как и ее дочери, не была ни старой, ни молодой. Физический облик женщин соответствовал особенностям и задаткам каждой. В зависимости от ситуации Фрейя могла выглядеть и шестнадцатилетней, и двадцатитрехлетней, но всегда имела внешность девушки, щеки которой впервые вспыхнули от великой Любви. Тогда как Ингрид, хранительница Очага, выглядела на двадцать семь — тридцать пять, да и вела себя соответствующе. И поскольку мудрость приходит с опытом — даже если в душе Джоанна порой чувствовала себя юной школьницей, — ее облик был типичным для хорошо сохранившейся женщины лет шестидесяти.

Было приятно снова жить в родном доме, причем вместе с девочками. Их разлука слишком затянулась, и Джоанна очень по ним скучала — кстати, гораздо сильнее, чем хотела бы признаться в этом даже самой себе. В течение долгих лет после наложения Запрета ее дочерям пришлось скитаться в неведомых странах, не имея ни конкретной цели, ни конкретного занятия. Вряд ли Джоанна могла их за это винить. Дочери давали о себе знать лишь изредка, в основном, когда им было что-нибудь нужно, но не просто деньги, а поддержка, сочувствие, ободрение. И Джоанна терпеливо ждала. Она осознавала, что девочкам приятно всегда быть уверенными в том, что куда бы они ни направились — Ингрид, например, большую часть прошлого столетия прожила в Париже и в Риме, а Фрейя осела в Манхэттене, — мать будет стоять на кухне и резать лук для бульона. Да она и не сомневалась, что каждый раз они снова будут возвращаться домой, к ней.

Закончив дальнюю стену, Джоанна сделала перерыв и полюбовалась работой. Она выбрала бледно-желтый оттенок, цвет весенних нарциссов, цвет «улыбки нимфы», столь часто используемый Бугеро.^[3] Удовлетворенная достигнутым результатом, Джоанна переместилась к следующей стене. Аккуратно накладывая краску вокруг оконной рамы, она выглянула в окно, за которым виднелись море и остров Гарднера с усадьбой «Светлый Рай». Ее утомил вихрь событий, связанных с помолвкой Фрейи. Бесконечные поклоны и расшаркиванья перед мадам Гробадан, мачехой Брана, изрядно надоели Джоанне. Кроме того, мадам Гробадан ясно дала понять, что ее мальчик слишком хорош для Фрейи. Джоанна, разумеется, радовалась за дочь, однако сложившуюся ситуацию оценивала достаточно трезво. Неужели ее девочка-дикарка на сей раз и впрямь остепенится? Хорошо бы Фрейя оказалась права насчет Брана. Пока она утверждает, что он — тот самый единственный, которого она столько лет ждала.

Впрочем, Джоанна не была уверена, что кому-то из них действительно необходим муж. И Фрейе следовало быть в курсе. Начнутся расспросы — где была, что делала?.. И если иногда Джоанна ощущала себя сморщенной старой каргой, чье тело сотни лет не знало мужчины, а в душе все пересохло и превратилось в пыль, то в такие дни она просто жалела себя. Тем не менее ей вовсе не обязательно было жить одной. В городке хватало пожилых джентльменов, ясно дававших понять, что они с огромным удовольствием сделали бы ее ночи не столь сиротливыми и холодными. Джоанна не являлась ни вдовой, ни разведенной, но не могла считать себя полностью свободной, незамужней женщиной, как бы ей того ни хотелось. Она и муж были отделены друг от друга. Да, это слово, пожалуй, наиболее подходящее. Они жили теперь отдельными жизнями, так захотела она сама.

Ее муж был хорошим человеком, заботливым и полностью обеспечивавшим семью. Он служил ей надежной опорой, когда все стало слишком плохо. Но в тот невероятно сложный период он оказался не в состоянии помочь детям, чего Джоанна ему не простила. Разумеется, он не виноват в наступившей массовой истерии и кровопролитии, но почему он не остановил Совет? Почему бездействовал в самый решающий момент? Бедные девочки! Она до сих пор содрогалась от воспоминаний. Джоанна никогда не забудет их безжизненные тела, едва видневшиеся в сумерках на холме. Нет, подобное забыть нельзя! Потом они вернулись к ней почти свободными и невредимыми — если, конечно, можно считать свободной птицу, которой подрезали крылья, лишили когтей и превратили в домашнюю клушу! И Джоанна не смогла совладать с собой и отыскать для мужа хоть какой-нибудь уголок в своем сердце.

— Верно, Гили? — спросила Джоанна, оборачиваясь к ручной воронихе Гилберте. Та была полностью посвящена в ее мысли и сидела рядом, на футляре стенных дедовских часов.

Гили расправила крылья и, вытянув длинную черную шею, посмотрела в окно. Джоанна невольно последовала за ней взглядом и, увидев то, на что указывала Гили, даже валик свой выронила. Брызги краски разлетелись по каменному полу. Она попыталась вытереть их башмаком, но только размазала кляксы.

Ворониха нетерпеливо каркнула.

— Хорошо, я сейчас спущусь и все выясню, — сказала Джоанна. Она вышла из дома через заднюю дверь и прошла прямиком в дюны. Разумеется, здесь они и лежали — три мертвые птицы. Похоже, они утонули. Оперение насквозь промокло и выглядело крайне спутанным, только кожа вокруг когтей выглядела опаленной. Тела покоились на чистом нетронутом песке в форме безобразного креста.

Джоанна долго глядела на мертвых птиц. Какая жалость! Что за бессмысленное убийство! Они ведь были исключительно красивыми, три крупные хищные птицы с белоснежными грудками и эбеновыми клювами. Скопы — их в здешних местах водилось немало, а на острове Гарднера, прямо на берегу, гнездилась целая колония. Эти создания довольно опасные, но весьма уязвимые, как, впрочем, и все дикие животные, выживающие под натиском технического прогресса.

Надо сказать, что Джоанна и ее дочери старательно подчинялись правилам Запрета. Они согласились на подобную участь в обмен на сохраненное бессмертие. Совет лишил их волшебных палочек и большей части книг, сжег метлы и конфисковал котелки. И Совет отнял у них способность понимать самих себя, постановив, что в мире людей нельзя использовать колдовские способности. Но оказалось, что, с магией или без нее, для них троих устойчивого места так и не нашлось.

Джоанна руками выкопала во влажном песке ямку и с нежностью опустила в нее мертвых птиц. Похоронила. Хотя было бы достаточно правильно произнести пару слов нужного заклинания, чтобы вернуть их к жизни. Но если бы она попыталась в данном случае применить хотя бы унцию своего удивительного дара, кто знает, к чему бы это привело.

Вернувшись в дом и зайдя на кухню, Джоанна сокрушенно покачала головой. Помещение было завалено грязной посудой и немытыми кастрюлями. Девочки взяли моду использовать чистые тарелки и ложки с вилками до последней, лишь бы не включать посудомоечную машину. В раковине и на кухонном столе высились горы грязных тарелок и антикварных фарфоровых чашек. Горка, в которой Джоанна хранила драгоценный фарфор, практически опустела. Еще немного, и девчонки начнут есть прямо из кастрюль и со сковородок! Нет, такое поведение никуда не годится. От Фрейи, конечно, всего можно ожидать, она привыкла к вечному хаосу и беспорядку. Но Ингрид раньше всегда выглядела и вела себя безупречно. На ее рабочем месте, да и во всей библиотеке царит чистота. Впрочем, нельзя сказать, что она умеет вести хозяйство. Джоанна старалась воспитать дочерей очаровательными, во всех отношениях интересными девушками. Каждая обладала столь же сильным характером, сколь силен был в ней когда-то талант волшебства. В результате к делам домашним обе оказались абсолютно неприспособленными.

Разумеется, только она сама, их мать, в этом виновата. Кроме того, она могла потратить сегодняшнее утро на мытье посуды, уборку и не перекрашивать в очередной раз стены гостиной. Впрочем, Джоанна, с удовольствием занимавшаяся любыми переделками в доме, ежедневную домашнюю рутину, помогавшую удерживать жизнь в привычной колее, тоже терпеть не могла. Во всяком случае, старалась все делать по минимуму, удерживая беспорядок в определенных гигиенических рамках. Заметив, как Зигфрид, черный кот Фрейи, с которым та была очень дружна, проскользнул под дверью в специально проделанное отверстие, Джоанна спросила с улыбкой:

— Надеешься, девочки пригласили сюда много жирных мышек? — Она взяла Зигфрида на руки, поглаживая по мягкой шерстке. — Очень жаль, но я вынуждена тебя предупредить, liebchen,^[4] что пира не будет.

Нет, волшебная палочка в доме просто жизненно необходима, думала Джоанна. Если бы ей разрешили пользоваться магией, она моментально привела бы кухню в порядок. Самая лучшая посудомоечная машина не потребовалась бы. Зазвенел дверной колокольчик. Джоанна вытерла руки о джинсы и поспешила к двери. Медленно ее открыла и поздоровалась:

— Грацелла Альварес?

— Si,^[5] — улыбнулась в ответ невысокая темноволосая женщина, стоявшая на пороге вместе с маленьким мальчиком.

— Bueno!^[6] Входите, — обрадовалась Джоанна, буквально втаскивая их в наполовину окрашенную гостиную. — Спасибо, что так рано пришли. Видите, нам тут действительно помощь не помешает. — Она, словно впервые, окинула взором дом. По углам шарами каталась пыль, на черной лестнице торчали огромные узлы грязного белья, похожие на безобразные цветы. Зеркала настолько запылились, что стало невозможно разглядеть в них собственное отражение.

Агентство дало Альваресам превосходную рекомендацию. Грацелле предстояло вести домашнее хозяйство, а ее муж Гектор должен был отремонтировать особняк, особенно крышу, и ухаживать за прудом, лужайкой и садом. Грацелла объяснила, что Гектор должен закончить какие-то дела за городом и он подъедет сразу после полудня. Семейству Альваресов отвели коттедж в дальнем углу усадьбы, и они уже перевезли на машине свои вещи.

Джоанна выслушала Грацеллу, кивнула и спросила, наклоняясь к мальчику:

— А кто этот херувим? — Она ласково пощекотала малышу животик, и он со смехом отпрыгнул и захлопал ручонками.

— Его зовут Тайлер. — Грацелла кивнула сыну, и тот неторопливо сообщил, покачиваясь с пятки на носок:

— Мне четыре года. Четыре. Четыре. Четыре. Четыре.

— Чудесно! — Джоанна сразу вспомнила своего мальчика. Ах, как это было давно! Увидит ли она его еще когда-нибудь?

На майке Тайлера, перепачканной разноцветными пятнами, красовался Микки-Маус. Глаза у мальчика были ясные, веселые. Когда Джоанна попыталась пожать ему руку, он испуганно от нее шарахнулся, но потом все же позволил потрепать себя по голове.

— Я очень рада с тобой познакомиться, Тайлер Альварес. А меня зовут Джоанна Бошан. Не хочешь ли, пока твоя мама будет устраиваться, прогуляться со мной на пляж?

Глава четвертая МАГИЯ НАЙДЕТСЯ В ЛЮБОЙ МЕЛОЧИ

До прошлой осени, когда в бар отеля «Север» взяли на работу некую кудрявую барменшу, то было весьма жалкое место. Заведение нагоняло сон на своих клиентов и напоминало обшарпанный паб, где местные жители собираются, чтобы спокойно обменяться сплетнями, не испытывая необходимости сражаться за свободный столик с подвыпившими студентами. День памяти в этих краях знаменовал официальное наступление лета. И в эту пору даже в столь малоизвестный городок, как Нортгемптон, начинался приток туристов, которые в целом на Ист-Энд просто валом валили. Разумеется, доставалось и самой восточной окраине Лонг-Айленда. Поскольку отдыхающие стали все чаще появляться в пределах городка, некоторые новые заведения приноровились обслуживать именно приезжих. Но не бар отеля «Север», который оставался неизменным. За стойкой по-прежнему имелись крепкие и недорогие напитки, а из окон открывался неплохой вид на океан. Собственно, в основном ради этой панорамы сюда и приходили.

Но как же все переменилось в баре с прошлой осени! Теперь его нельзя было назвать тихим и спокойным. Он круглые сутки буквально трещал по швам от постоянного шума. Старомодный музыкальный центр был постоянно включен на полную мощность. И звучали здесь вполне приличные вещи, исполняемые настоящими рок-звездами — впрочем, эти музыканты относились к неким, вымирающим ныне мастодонтам. Былых ярких исполнителей в тесных джинсах, страстно певших о любви к женщинам, алкоголе и прочих безумствах, сменила целлулоидная пародия на них самих. «Старая гвардия» иногда мелькала лишь в телевизионных шоу. Рок-щеголи оказались на самой окраине современного рэпа, единственного жанра, который пользовался благосклонностью аудитории всех возрастов. Мальчики с гитарами дружно принялись сочинять унылые и мало эмоциональные песенки. Кроме того, танцевать под них было просто невозможно.

Фрейя к рэпу относилась благосклонно и время от времени лихо отрывалась на вечеринках под саундтреки последних гангстерских фильмов, но в баре «Севера» она предпочитала классику. Британцев — «Sex Pistols», «Clash». Рок-оперы семидесятых. «Queen». Ранний «Genesis» (под руководством Питера Гэбриела, потом группа начала действовать ей на нервы своим немузыкальным грохотом, как при Филе Коллинзе). Металл: «Led Zeppelin», «Deep Purple», «Metallica». А если девушка была настроена достаточно иронично — то «рок для вечеринок», например, «Deaf Leppard» или «Motley Crew». С тех пор как Фрейя начала работать в баре, там всегда оглушительно звенели гитары и воинственно грохотали ударные, не давая многочисленным посетителям сидеть на месте, вытаскивая всех на танцпол. Однако любая, даже самая замечательная, музыка не шла ни в какое сравнение с напитками, которые готовила Фрейя.

Эта рыжеволосая девушка умела как-то по-особому составлять самые что ни на есть заурядные коктейли. Они всегда получались отменными, да и остальные напитки не отставали. Джин с тоником — терпкий и бодрящий, а обычный кофе — действительно черный и крепкий. Каждый вечер в заведении царило веселье, и после полуночи завсегдатаи танцевали на барной стойке, не только растеряв «внутренние запреты», но порой и одежду. И если кто-то заявлялся сюда одиноким и мрачным, то быстро обзаводился новым дружком или подружкой, а порой и целой компанией приятелей.

Однако спустя неделю после помолвки Фрейи бар, как и она сама, несколько притих, хотя музыка здесь по-прежнему звучала громко. Но теперь в мелодиях часто слышались печальные нотки. «Rolling Stones» пели «Waiting on a Friend»: «Я жду не женщину, я просто друга жду…» Коктейли перестали быть забористыми и сладкими, можжевеловая острота джина ослабела, шампанское не шипело, а пиво через пару минут становилось теплым. В общем, началось то же самое, что и во время приема по случаю помолвки, и ситуация продолжала ухудшаться. А Фрейя радовалась, что рядом нет Ингрид. Старшая сестра сразу бы все заметила, а ей вовсе не хотелось, чтобы у Ингрид возникли новые подозрения. Она и так излишне внимательна, особенно в последнее время. Приключение с Киллианом Фрейя считала проявлением собственной импульсивности и была уверена, что с этим покончено. Теперь все будет хорошо. Не надо паниковать. Она постоянно думает о Киллиане, ну и что? Вообще-то, он днем и ночью ей мерещился. Когда она закрывала глаза и вновь видела, как его прекрасное лицо склоняется над ней, то лишь усилием воли могла заставить этот образ исчезнуть. Она бы и самого Киллиана с удовольствием заставила сквозь землю провалиться. Если бы дело было только в Гарднере-младшем, который теперь находился на другой стороне земного шара… Любила она вовсе не его.

Недавно звонил Бран. Жених сообщил, что благополучно прибыл в Данию и собирается на деловую встречу. Фрейя знала, что ей придется привыкать к подобному распорядку. Бран с самого начала объяснил девушке, что вся его жизнь и работа связаны с большим количеством поездок, а дома он бывает редко. Впрочем, после свадьбы он собирался несколько умерить активность. Услышав голос жениха, Фрейя несколько приободрилась. Однако ее мрачное настроение не просто вернулось, но даже усугубилось, когда, вернувшись в бар, она увидела новых посетителей. Вошли Дэн Джерродз и его новая подружка Аманда Тернер. Перед глазами Фрейи невольно пронеслась непристойная картинка — Дэн прижимает Аманду к стене, и оба, пыхтя и задыхаясь, яростно сжимают друг друга в объятьях. Блузка на Аманде расстегнута, а у Дэна до колен спущены джинсы… Фрейя абсолютно не сомневалась, что именно так все и было, причем буквально за несколько минут до того, как они вошли в бар. Их любовные отношения только начинали развиваться, и заняться сексом для них было все равно что поздороваться. Сама Фрейя, безусловно, подобным языком владела мастерски.

Сразу же за этой распаленной парочкой явился мэр города Тодд Хатчинсон (яростно занимавшийся онанизмом прошлым вечером перед компьютером). Вместе с ним пришел его приятель — вполне удачливый торговец недвижимостью Блейк Аланд, мужчина вроде бы внешне блестящий, но толком не имеющий вкуса. (Фрейя вспомнила, как на прошлой неделе у нее перед глазами промелькнуло нечто неясное — некий клубок тел в его машине. Она не присматривалась к деталям, хотя явственно ощутила, что тогда имело место крушение сексуальных надежд.) Затем явился преподобный отец с супругой (секс с использованием кожаных хлыстов и масок в течение трех праздничных дней). Порой Фрейе становилось не по себе от такой, совершенно нежеланной информации, хотя ей следовало давно свыкнуться со своим талантом (она отказывалась называть эту особенность «даром»). Кстати, способности ее каждый раз проявлялись весьма неожиданно.

Но то было свойство ее натуры, умение «видеть» чужие эмоции. Фрейя легко замечала не только обыкновенное половое влечение или страсть, но и нежную романтическую влюбленность. Она «читала» в душах людей сильный гнев, ненависть, убийственную ярость и всепоглощающую тревогу — одним словом, чувства, противоположные любви. Все то долгое время, что они прожили в Нортгемптоне, этот талант не раз ей пригождался. Преступления здесь случались крайне редко, но иногда происходило что-то из ряда вон выходящее, скандальное, будоражащее все общество. Таким, например, было хладнокровное убийство одной известной дамы, занимавшей видное положение в городке. Женщину отравили во время пышного ужина, устроенного ею же самой. Другим событием подобного рода стало крайне печальное и необычное происшествие с Биллом и Морой Тэтчер, которых минувшей зимой нашли на берегу со страшными кровавыми ранами на голове. Билл вскоре умер от нанесенных травм, а Мора до сих пор находилась в больнице, в отделении интенсивной терапии, ибо так и не вышла из комы.

Фрейя, между прочим, сыграла определенную роль в поимке убийцы той важной дамы. В ее смерти оказалась повинна домоправительница, затаившая обиду на свою хозяйку. Особа эта время от времени заглядывала в бар, и Фрейе удалось «увидеть», как она всыпала в шампанское яд, а затем весьма умело вернула пробку на место. Именно Фрейя подсказала следователям, где следует искать преступника и как правильно построить обвинение. Детективам даже удалось обнаружить среди вещей домоправительницы бутылочку с ядом, которую она не решилась выбросить. Разумеется, ее моментально арестовали, предали суду, и все закончилось вынесением соответствующего приговора.

В таких случаях Фрейя всегда рада была помочь и с удовольствием пользовалась даром, но весьма осторожно и украдкой, ибо даже использование таких природных способностей находилось под запретом. Но она же, в конце концов, не магию применяла! Это происходило помимо ее воли — она просто видела! Фрейя могла лицезреть и мотив преступления, и его совершение. В общем, невольно получалось так, что она всегда «держала руку на пульсе», поскольку почти все жители Нортгемптона — чаще или реже — бывали в баре. Она первой узнавала, кто украл деньги из кассы в магазине, кто взломал замок гостевого домика, а кто осквернил школьное здание. Если раньше полицейские проявляли скептицизм в отношении ее осторожных предположений, то теперь от подобного недоверия не осталось и следа. Только один офицер продолжал изводить ее требованиями объяснить, почему у нее возникли подозрения. Поэтому Фрейя и считала весьма странным то, что пока не могла понять, кто напал на чету Тэтчеров. Пожилая пара пользовалась среди горожан любовью и уважением. Но, вероятно, на сей раз полиция права — произошел случайный акт насилия со стороны некоего чужака. И все же Фрейе не давала покоя загадка, которую ей так и не удалось объяснить.

Она подала заказанные напитки Дэну и Аманде и улыбнулась, глядя на них. Они праздновали первые недели любовных отношений, что-то вроде медового месяца. Нынешние любовники обычно долго тянули со свадьбой, а порой и вовсе открыто жили вместе много лет подряд, так что их официальные «медовые месяцы» оказывались полностью лишены и меда, и лунного света. Секс носил чаще всего «садовый» характер и исполнялся в «миссионерском» стиле. Эти пары гораздо сильней возбуждались при виде плюшевой роскоши гостиничных номеров, чем при виде обнаженных тел друг друга. Дни, когда дрожащая невеста-девственница робко ложилась в брачную постель и до подбородка натягивала холодную простыню, давно миновали. Теперь все поклонялись тому же божеству, что и Фрейя, и она благословляла их улыбкой и щедрой бесплатной выпивкой.

Преподобный отец с супругой заказали бутылку приличного вина, а Блейк потребовал пива. Фрейя выставила напитки на барную стойку и повернулась к последнему клиенту, мэру.

— Что я могу предложить вам, сэр? — спросила она.

— Виски, чистый. Спасибо, Фрейя.

— Рада услужить, — откликнулась она. Тодд Хатчинсон был молод, ловок, обходителен и честолюбив. Насчет Нортгемптона у него имелись большие планы, а нынешнее место в мэрии он занял благодаря мощной поддержке таких людей, как Блейк Аланд. Молодой мэр пользовался в городке популярностью, но Фрейя была в курсе, что ее сестра, например, его терпеть не может. Особенно сильно она невзлюбила Тодда после того, как узнала о его намерении продать библиотеку. Бедная Ингрид! Все равно она ровным счетом ничего не сможет поделать, если предложение мэра будет одобрено.

В отличие от Ингрид, Фрейя ничего против Хатчинсона не имела. Он отличался вежливостью и давал щедрые чаевые. Он был женат на журналистке из местной газеты, ведущей новостной колонки. По слухам, его жена стояла в очереди претендентов на должность онлайн сотрудника государственного интернет-сайта. Возможно, именно по причине ее столь сильной увлеченности работой Тодд был вынужден постоянно прибегать к просмотру порнофильмов. Строительство каждым из супругов собственной карьеры означало только одно — друг другу они уделяли крайне мало времени, что, разумеется, очень плохо. Фрейя подала мэру заказанный виски, повернулась к нему спиной и отошла в глубь бара.

— Как-то сегодня тихо для пятницы, — сообщил ее босс, Сол МакЛафлин, унаследовавший отель «Север» вместе с баром от вышедшего на пенсию брата. Сол — пожилой весельчак лет семидесяти — являлся обладателем косматых бровей и утробного смеха. Фрейю он взял на работу сразу же и вел себя с ней как добрый и достойный дедушка. Когда он громко откашлялся, прикрывая рот носовым платком, а потом несколько раз высморкался, она слегка его поддразнила:

— Вы не заболели? Очень уж грозно все это звучит.

— Аллергия, — пожал плечами Сол. — Должно быть, погода меняется. — Он снова высморкался и вздохнул, глаза у него слезились. — Всегда она на меня в июне нападает. — И действительно, дождливая весна резко сменилась влажным, удушливым летом. Воздух казался еще более плотным и тяжелым, чем обычно. Да и жара стояла поистине мучительная, такая редко бывает в начале июня.

— У нас впрямь похороны. Кто умер-то? — мрачно пошутил Сол, шаря в компьютере.

Фрейя пожала плечами. Уж она знала, кто виноват — она сама. Точнее, бушевавшая в ее душе мрачная энергия. Но она была бессильна. Развеять мрак, столь тесно связанный с ее настроением, она не могла. Вечер получился совершенно пропащий. Впрочем, трудно ожидать, чтобы человек постоянно сохранял и собственную бодрость духа, и поддерживал веселье в окружающих. Вдруг Фрейя заметила — кто-то у дальнего конца П-образной стойки призывно махнул ей рукой. Выяснилось, что это Беки Бауман. Она поглощала мартини, словно газированную воду. Один бокал тотчас же сменял другой.

— Еще? — спросила у нее Фрейя.

— А почему бы и нет? — Беки вздохнула, глядя на мужа, который флиртовал с приглашенной им девицей. Беки и Росс недавно разошлись. Женаты они были совсем недолго, но успели стать родителями полугодовалого малыша. Фрейя видела, как некая тьма окутала и поглотила любовь, некогда соединявшую их. Усталость и вечное недосыпание привели к бесконечным ссорам, после которых оба супруга чувствовали себя еще более несчастными и неудовлетворенными. В конце концов Росс заявил, что с него хватит, и переехал на другую квартиру.

В данный момент он был поглощен беседой с Наташей Мейлс, бывшей моделью и одной из тех жительниц городка, которые характеризовались словом «слишком». Наташа была слишком богатая, слишком хорошенькая и чрезмерно разборчивая. Короче говоря, слишком хороша для любого мужчины, который вздумал бы с ней сблизиться. Такие «Наташи Мейлс» во всем мире имеют о себе исключительно высокое мнение и не способны ни с кем ужиться. Странно, что она приняла приглашение Росса Баумана, который пока даже не развелся.

— Что с нами случилось? — спросила Беки, глядя, как Фрейя делает ей новую порцию мартини. — Я ведь его ненавижу. По-настоящему. И не знаю, как мне жить дальше.

Перед внутренним взором Фрейи возникла очередная сцена их недавней семейной жизни. Очередная изматывающая ссора завершилась насилием, хотя раньше такого не случалось. Замелькали кулаки, заплакал ребенок, один столкнул другого с лестницы… Фрейя отвернулась. Она колебалась. Что бы там ни думали ее мать и сестра, она действительно никогда никакого колдовства не применяла, готовя свои фирменные коктейли. Фрейя просто старалась сделать их повкуснее. И то, что ее напитки пользовались большой популярностью, было всего лишь побочным эффектом, остаточным проявлением ее наследственной способности к магии. Все, за что бралась Фрейя — любые блюда, — всегда имело поистине восхитительный вкус.

Но та безобразная сцена, свидетельницей которой она только что стала, заставила ее задуматься. А ведь Фрейя даже толком не поняла, кому угрожала опасность — Беки, Россу или их младенцу. Видение оказалось слишком мимолетным. Возможно, если бы между Беки и Россом уже не было любви, Фрейе и в голову бы не пришло задуматься о нарушении Запрета. Но любовь там была. Фрейя не раз видела, как они оба украдкой посматривают друг на друга, стараясь, чтобы никто этого не заметил. И потом, Наташа Мейлс Россу абсолютно не подходила! Одна ее великосветская манера лебедем вплывать в бар чего стоила! А уж этот псевдоевропейский выговор!

С какой стати они должны без конца соблюдать бессмысленные правила Запрета? Почему им до сих пор запрещено пользоваться магией? Только потому, что в суде поверили обвинениям тех глупых девчонок?^[7] Неужели парочке лживых мерзавок удалось искалечить их жизнь? Фрейя знала, что не забудет, как те дурищи плели свои бредовые истории, устроив в зале суда настоящий спектакль. Она всегда будет помнить, как ширился список подозреваемых, как тюремные кареты везли приговоренных на Висельный Холм… Как же она была упряма и слепа! Она считала, что никто не поверит таким свидетельницам. Никто в здравом уме и предположить не сможет, что они с Ингрид виновны в подобных злодеяниях. Но вылитых на них ушатов оскорбительной клеветы показалось мало. Члены Совета, такие же как они, вынесли им троим самый тяжкий приговор. Их лишили магической силы. И это — после всего ужаса, через который они прошли! Наказание было чрезмерным. Но теперь с нее довольно! Она устала бояться и чувствовать себя бесполезной. Долой притворство, когда приходится делать вид, что ты не такая, какая есть на самом деле. Хватит скрывать свой тайный свет под абажуром сдержанности — за занавеской, в темном уголке, в чулане. Довольно.

Фрейя Бошан была буквально соткана из магии. Без своего дара она ощущала себя роботом, разливающим напитки. Она слишком долго была хорошей! И все они очень хорошо себя вели. Но ради чего? Во имя какой цели? Разве можно разбрасываться такими талантами? Ведь они обладают поистине незаурядными способностями! Неужели им вечно суждено вести жалкое прозябание, прячась в тени, и вянуть, блекнуть? Всю свою бессмертную жизнь существовать как самые обычные люди? Нет!

И Фрейя снова вспомнила то, от чего они были вынуждены отказаться. Например, от полетов. Она еще помнила, как это было чудесно — стрелой проноситься в небе, чувствуя, как в волосах у тебя играет ветер. Она скучала по шалостям, которым они порой предавались в полночном лесу вместе с другими ведьмами, и по могущественным ритуалам, которые теперь для них стали табу — особенно после того, как слово «языческий» повсеместно стало ругательным. Мир с тех пор, разумеется, изменился, так что следовало ожидать подобного. Возможно, нечто похожее случилось бы и без всякого наложения Запрета, но теперь им этого никогда не узнать. Как и члены ее семьи, Фрейя застряла на одном конце моста между двумя мирами, не имея возможности вернуться домой.

И она решилась. Коснувшись пивного бокала Росса, она добавила туда чуть-чуть корня имбиря, лимонной цедры и размешала напиток красной соломинкой из коктейля Беки. Пинта пива на долю секунды слегка порозовела. Теперь-то она точно нарушила Запрет, сотворив легкий волшебный напиток. Конечно, Фрейя и раньше немного пользовалась магией. Например, она сумела исцелить того парнишку в Нью-Йорке, который был знакомым одного вампира. Но то случилось в Ист-Вилледж. Тогда она не сомневалась, что капля магии останется незамеченной, ибо скроется в клубах невероятной кинетической энергии, которой окутан Нью-Йорк.

Но сегодня она совершила совершенно иное. Этот поступок кардинально отличался от подсказок, с помощью которых Фрейя помогала полицейским раскрывать преступления. Этим вечером она впервые создала настоящее любовное зелье — впервые за… ну, когда число прожитых лет столь велико, разве их уместно считать? Кроме того, было бы стыдно позволить такой хорошей паре погубить жизнь друг другу. Фрейя содрогнулась при мысли о том, что могло бы произойти, если бы она побоялась вмешаться. Ей опять вспомнилось то видение — ужасная ссора, ребенок, которому, вероятно, предстоит расти без родителей, потому что один из них, похоже, мертв, а второй угодил в тюрьму за убийство… Она немного усилила действие тех напитков, которые собиралась подать Бауманам. Они не должны разводиться! Им нужно всего лишь помочь, чтобы они справились с временными трудностями. Им следует вспомнить, почему они оказались вместе. И Фрейя решительно поставила мартини перед Беки, а пиво отнесла Россу.

— Выпьем! — сказала она, возвращаясь к Беки и поднимая свой бокал.

— За наше здоровье, — пробормотала Беки, явно немного смущенная тем, что так сильно разоткровенничалась.

— До дна! — вдруг крикнул через весь зал Росс, не отводя глаз от Беки, и сделал большой глоток. В ту же секунду он страшно побледнел, став буквально серым, и Фрейя до смерти перепугалась. А если его стошнит или он упадет в обморок? Вдруг она позабыла точный состав и нечаянно отравила Росса? Или перепутала ингредиенты? Она бросилась к нему, надеясь, что успеет дать ему противоядие, но увидела, что кровь вновь прилила к щекам Росса. Он глубоко вздохнул и спросил у Фрейи:

— Ты что туда положила?

— Разве что-нибудь не так? — спросила она, стараясь подавить растущее чувство тревоги.

— Нет, действует… просто поразительно! — И Росс одним глотком осушил бокал, после чего глаза у него странно вспыхнули, и он с изумлением посмотрел на свою жену. Еще не успев понять, что заново в нее влюбился, он улыбнулся Беки, и та робко ответила тем же. А спустя пару минут оба негромко засмеялись, а затем и захохотали в голос над чем-то, понятным только им одним. У Наташи Мэйлс вид стал уже не надменным, а весьма смущенным. Росс встал, извинился за столь неудачно сложившиеся обстоятельства, сообщил, что их свидание завершилось, и направился к жене. Хлопнув Беки по спине, он заявил: «Все. Вторая мировая война закончена». Далее последовал поцелуй победы. Наташа Мэйлс обиженно протопала к выходу.

Фрейя вздохнула с облегчением и заулыбалась, точно Чеширский кот. Зелье сработало! Она по-прежнему отлично умеет составлять подобные снадобья! Вновь ожила музыка в зале, вновь зазвучал скрипучий голос Эксла Роуза из «Guns N'Roses»: «У моей сладкой детки такая улыбка, что в душе оживают воспоминания детства…» Мелодия сразу наполнила ночь, страстная и немного распутная, заставившая девушек за руку выводить своих парней на танцпол. Дэн и Аманда первыми начали «грязный» танец, в который вскоре оказались вовлечены и остальные посетители, включая преподобного отца с супругой. А Бауманы тем временем шумно возились в укромном уголке, и рука Росса уже скользнула Беки под блузку. Пожалуй, подумала Фрейя, им пора уходить. Что-то ребята чересчур развеселились. Даже у мэра, сидевшего за стойкой, появилось на лице мечтательное выражение.

Постукивая пальцами по стойке и покачиваясь в такт песне, Фрейя думала о том, что поступила совершенно правильно. Ведь даже Сол заметил — в баре что-то не так. Да и ей самой показалось, будто снова наступила зима. Но теперь от мороза не осталось и следа. Разумеется, Фрейя по-прежнему с ужасом вспоминала историю с Киллианом. Но одну маленькую победу — крошечное волшебство — ей все-таки удалось совершить!

Глава пятая РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ

— Как ты могла! — воскликнула Ингрид, вскинув на Фрейю глаза и застывая над тарелкой с овсянкой. Затем, опомнившись, она быстро спрятала в карман письмо, которое начала читать.

— А вот так! — беззаботно откликнулась Фрейя. Слишком она радуется, подумала Ингрид, чувствуя легкую зависть при виде сестриного ликования. А Фрейя, взяв небольшую гроздь винограда, принялась угощать ягодами своего ручного грифона — странный гибрид орла со львом, единственное поистине магическое создание из их прошлого. Совет разрешил оставить его лишь потому, что невозможно было отделить ведьму от ее ближайшего друга, не уничтожив при этом обоих. А теперь Оскар стал, пожалуй, великоват, хотя и был невидим для окружающих (это защитное заклятье Фрейя наложила на него много веков назад). Ручной грифон достиг размера крупного лабрадора, но душа у него оставалась нежной, как у домашней кошечки.

— И ничего не случилось? — с сомнением спросила Ингрид. — Зигфрид, я тебя отлично слышу! Но ведь ты виноград не любишь? — обратилась она к своему любимцу, черному коту.

— Абсолютно ничего! — хрипло выкрикнула Фрейя, с головой исчезнув в буфете и роясь на полках в поисках муки. Она только что вернулась после ночной смены вбаре. И эта ночь, как всегда долгая и утомительная, показалась ей одной из лучших за последнее время. — Слушай, мне захотелось испечь блины. Хочешь блинков?

— Еще бы! Но что ты намерена делать дальше?

— А ты как думаешь? Разумеется, я снова буду заниматься магией! Ах, Ингрид, это было прекрасное ощущение! Я словно… опять стала собой… понимаешь? — Она ловко разбила в миску несколько яиц, то и дело восхищаясь тем, как замечательно и чисто у них на кухне. Вообще все вокруг теперь сверкало чистотой, да и сам дом выглядел значительно лучше с момента появления заботливых Альваресов. Вдобавок Джоанна сильно привязалась к Тайлеру, и это было здорово. Собственно, всем троим он сразу понравился. Он оказался очень забавным и не по возрасту мудрым. Мальчик мог обыграть любого в шашки, умел складывать и вычитать в уме большие числа. А однажды с торжественным видом сообщил, что от дома до пляжа пятьдесят семь шагов. Ел Тайлер в основном сладкое, что делало его поистине идеальным компаньоном для Джоанны — трудно было найти пирожное или печенье, которое бы ее не привлекло. Ингрид приносила для Тайлера из библиотеки книги о шашках и шахматах, а Фрейя играла с ним в прятки в саду. В общем, дом явно стал счастливее с тех пор, как в нем поселились Альваресы.

Фрейя заметила, что Ингрид снова тайком перечитывает письмо. Старшая сестра начала получать таинственные послания еще прошлым летом. Всегда в простом белом конверте и без обратного адреса. Кто автор, Ингрид не говорила, а Фрейя и не допытывалась. После того как сестры вновь оказались в Нортгемптоне, они старались поддерживать дружелюбный мир. Фрейя, например, не стала спрашивать у Ингрид, почему та провела последние годы в должности скромного библиотечного работника. Ингрид, в свою очередь, даже не выясняла причины отъезда младшей сестры из Нью-Йорка, когда та вдруг продала свой пользовавшийся популярностью бар. Если бы у них возникло желание чем-то поделиться, они бы все рассказали сами и без лишних проволочек. Ведь временами обе весьма охотно делились самыми сокровенными тайнами, как, впрочем, и одеждой, но, кроме того, уважали личное пространство друг друга.

Забавно, но, оказавшись в Нортгемптоне, сестры сразу же вернулись к своим старым привычкам и заняли обычные места на фамильном древе. Ингрид работала днем, Фрейя, напротив, часто выходила в ночную смену. И чаще всего они встречались за завтраком.

Фрейя буквально за пару минут смастерила блины. Тут и не нужно было прибегать к магии — на вкус ее блинчики всегда оказывались изумительными. Сейчас они получились легкими, чуть маслянистыми, со сладким ореховым привкусом. Фрейя напекла две полные тарелки и поставила на стол. Свою порцию она полила кленовым сиропом, Ингрид предпочитала в качестве дополнения фрукты.

— Тебе мама говорила о мертвых птицах, которых нашла на пляже? — спросила Ингрид.

Фрейя кивнула, орудуя вилкой.

— Да. И что особенного?

— Она не уверена, но полагает, что это некий знак.

— Угу. А еще она считала моего старенького учителя английского языка колдуном. Мама была уверена, что его выпустили специально для слежки за нами. А все случилось после того, как он заявил, что я списываю. На экзамене в восьмом классе, помнишь?

Ингрид хихикнула:

— Бедный мистер Суини! Слава богу, что маме это запрещено, иначе она бы моментально превратила его… ну, даже не представляю в кого! — Ингрид наслаждалась единомыслием с сестрой. А уж разговоры об их потрясающей матери были для них одним из самых больших удовольствий в жизни. Поистине неисчерпаемая тема для бесед.

— Что маме действительно нужно, так это, разумеется, ухажер, — произнесла Фрейя, прямо с тарелки подкармливая кота Зигфрида. — Надо же ей переступить через свои отношения с папой. — Сестры не видели отца с тех пор, как им вынесли приговор Совета, и об этом у них в семье никогда не говорили. Упомянуть об отце наверняка означало, что мать снова страшно рассердится. Сестры считали позором то, что родители полностью разорвали отношения друг с другом, но здесь они были бессильны. Отец исчез, и мать совершенно не желала о нем говорить. Все, конец истории, точка. Фрейя старалась не держать зла на родителей, хотя отец, исчезнув из их жизни, никогда больше не пытался с ними связаться.

Так было проще. И она уже могла притворяться, что в семье всегда было только двое. Она и старшая сестра. Слишком мучительными и печальными стали для Фрейи воспоминания об ее пропавшем брате-близнеце. В доме эту тему также обходили стороной, разве что каждый год в феврале, в его день рождения, зажигали свечу. Кстати, в память об отце они и такой малости не делали. От него осталась пустота — незанятое место за столом.

— А как насчет мамы и Сола? Это я запросто устрою. — Фрейя проказливо улыбнулась. — Он в нее просто по уши влюблен.

— Нет. Не надо, Сол этого не заслужил. Да мама его на завтрак съест. И вообще, тебе пора перестать думать, что любую проблему можно решить, заставив людей влюбиться. — Ингрид от идеи Фрейи явно стало не по себе — она даже тарелку оттолкнула.

— Ладно, — вздохнула Фрейя и, встав из-за стола, принялась составлять грязную посуду в раковину.

— По-моему, тебе стоит быть более осмотрительной, — продолжала Ингрид. — Возможно, сейчас ты избежишь наказания за приготовление любовного напитка… Но кто знает, что случится, если ты вздумаешь такое повторить? Боюсь, тогда ты точно попадешь в беду.

— Наверное, — кивнула Фрейя, — только теперь мне все равно. Мне надоело бояться. И пока они действительно к нам не заявятся и не велят мне все прекратить, я буду делать, что хочу! — заявила она. — Меня тошнит от этой жизни со связанными за спиной руками! — Она помолчала, заливая грязные тарелки горячей водой. Каким-то непостижимым образом кухня, ставшая девственно чистой благодаря присутствию в доме Альваресов, заставила Фрейю соблюдать порядок, что было девушке раньше совершенно несвойственно. — Только знаешь — что бы ты сама ни делала, не говори маме!

— О чем не следует говорить маме? — весело спросила Джоанна, влетая в кухню и с улыбкой глядя на дочерей-красавиц. Над ее плечом, как всегда, зависла ворониха Гили.

— Да, просто ерунда, — дружно ответили сестры, в этот момент вновь став прежними девочками, которые только что похоронили на заднем дворе жутковатого грызуна-зомби, оживленного Фрейей. Тогда им казалось, что земля над его могилкой будет трястись до бесконечности. Затем Ингрид удалось отыскать одну из старых книг, к которым даже прикасаться не разрешалось. Джоанна спрятала фолианты после наложения Запрета. Ингрид тогда долго листала страницы, пока не нашла нужное заклинание и не остановила действие магии, столь неудачно примененной Фрейей.

— Хм… — недоверчиво пробормотала Джоанна, скептически поглядывая то на одну, то на другую. — Интересно, почему мне всегда кажется, что от меня здесь что-то скрывают?

Глава шестая УЗЕЛ В ЖИВОТЕ

У Ингрид, когда она прибыла на работу, не выходили из головы слова сестры и ее невероятный энтузиазм, рвущийся наружу. Она вдруг осознала, что никогда раньше не видела Фрейю настолько счастливой, во всяком случае, за последние годы. Фрейя выглядела не просто довольной или радостной — здесь скрывалось нечто более важное. Пожалуй, только сейчас сестра стала настоящей, трепещущей, живой. Жизнь без магии заставила поблекнуть всех троих. Они давно, сами того не замечая, постепенно превратились в скучных и бесцветных персонажей, подобных большей части своего окружения. Ингрид поставила велосипед на стоянке у центральных ворот и вошла в темноватый вестибюль библиотеки. Проходя мимо пустого рабочего стола Табиты, она вновь почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Столько лет Ингрид молча отступала в сторонку, надеясь, что Табите и ее мужу помогут врачи! Теперь в душе ее начало пробуждаться беспечное мужество, ибо у нее уже не было сил смотреть на душевные и физические терзания лучшей подруги. К чему столько совершенно ненужной боли?!

Ингрид опасливо огляделась. Господи, что за мысли! Она ведь не такая храбрая и бесстрашная, как Фрейя. Ингрид слишком хорошо помнила, как ее бросили умирать от голода в ту темницу, и не забывала ни злобный смех толпы, ни собственный ужас и одиночество. Тогда она чувствовала лишь ненависть, исходящую от людей. Если она займется магией снова, то нарушит договор, позволяющий ей жить в этом мире.

Но ведь сегодня утром Фрейя сказала: «Меня уже тошнит от этой жизни со связанными за спиной руками!» Что ж, если честно, то и Ингрид испытывает то же самое. В общем, решила она, хватит с нее бесполезного и бессмысленного существования.

И когда Табита пришла на работу, Ингрид принялась за дело.

— Таб, можно с тобой посекретничать? — Они прошли в кабинет Ингрид в задней части библиотеки, где хранились архивные материалы. Ингрид выключила свет, и комнату окутал зеленоватый полумрак, поскольку окна были закрыты серо-зелеными жалюзи. Затем она мягко, но решительно произнесла: — Только учти, ты должна мне верить!

— Что с тобой? — нервно осведомилась Табита. — Что происходит, Ингрид? У тебя вид… как у одержимой!

— Ни о чем не спрашивай, стой и не двигайся, — велела Ингрид и, опустившись на колени, стала мелом рисовать на полу вокруг ног Табиты пентаграмму. Белая линия словно светилась в полутьме.

— Неужели это…?

— Ш-ш-ш! — Ингрид достала из кармана белую свечу, поместила ее в центр только что изображенного пятиконечника, зажгла, пробормотала несколько слов и, повернувшись к Табите, сказала: — Ты доверяешь мне, правда? Тогда знай — я всего лишь пытаюсь тебе помочь. — Ведь она и Табита были не только коллегами, и Ингрид надеялась, что их дружба достаточно крепка, чтобы выдержать подобное испытание. Она совершала привычные действия вдумчиво и спокойно, но сердце буквально выпрыгивало у нее из груди. Господи, она опять занимается этим! Колдовством! Магией! Фрейя права: у Ингрид появилось ощущение, будто нечто, глубоко погребенное в глубинах ее души, вновь начинает оживать. Все было похоже на то, как если бы она вдруг обнаружила, что может спокойно дышать под водой. У Ингрид закружилась голова. Она испытывала удивительную легкость в теле и в мыслях. Она не делала ничего подобного уже… да что говорить, гораздо дольше, чем могла удержать ее память! А теперь она с опаской ждала, что в нее прямо здесь ударит молния. Однако этого не случилось.

Ингрид перевела глаза — взгляд ведьмы! — с пентаграммы на Табиту, долго и пытливо изучая подругу, которой под этим пронзительным взором явно стало не по себе. Пентаграмма открыла Ингрид то, что она, собственно, и подозревала. Непонятная, темная структура полностью блокировала жизненную энергию Табиты. В самом ее нутре виднелся странный комок серебристого цвета, плотный, как крепко стиснутый кулак. Или опухоль. Ничего удивительного, что женщине ни при каких условиях не удавалось забеременеть. Ингрид и раньше доводилось видеть нечто подобное, но не столь смертоносно-устрашающее. Она положила руку на живот Табиты и сильным рывком попыталась удалить серебристое образование, чуть не упав навзничь. Слава богу! Изъять «опухоль» ей удалось, и неведомое вещество мгновенно растворилось в воздухе, стоило Ингрид извлечь его из тела «хозяйки».

Табита продолжала изумленно смотреть на Ингрид. Похоже, ее подруга сошла с ума! Табита, разумеется, ничего не почувствовала, и для нее все выглядело так, будто Ингрид просто машет в воздухе руками, совершает дикие пассы и что-то бормочет себе под нос.

— Ну как, уже все?

— Не совсем, — покачала головой Ингрид. Удаление «опухоли» было лишь первым шагом. Она включила в комнате верхний свет и задула свечу. — Теперь тебе нужно что-то сделать со своими волосами.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду? — скептически спросила Табита.

Ингрид только сейчас осознала — за все время их знакомства она ни разу не видела, чтобы Табита носила волосы распущенными. Они всегда были гладко и туго зачесаны со лба назад — на такую прическу даже смотреть было больно. Вдобавок Табита туго заплетала толстенную, как канат, косу и иногда тщательно укладывала ее в пучок. Ингрид также заметила, что чуть старомодные закрытые туфли Табиты туго зашнурованы. А ее теплая кофта (в помещении было прохладно из-за постоянно работавшего кондиционера) не застегивалась на пуговицы, а завязывалась с помощью многочисленных ленточек. Да у этой женщины больше узлов, чем у хорошо оснащенного корабля, вышедшего в открытое море! Если Табита будет продолжать в том же духе, то серебристый сгусток может возникнуть снова. «Опухоль» набиралась сил за счет сдавливания и удушения чужой плоти и души. Эта «пища» притягивала ее, как пламя бабочку.

Ингрид даже рассердилась немного и свирепо прошипела:

— Ну, попробуй хоть раз! Распусти ты, наконец, волосы! И потом, тебе необходимо избавиться от этих ужасных туфель и кофты. Носи обувь, которую можешь легко одеть и скинуть. И найди новый кардиган нараспашку. И никаких молний и пуговиц! Исключительно свободная одежда. Ты меня поняла? Без узлов!

— Какое отношение это имеет…

— Послушай меня. Походи так хотя бы месяца два. Я читала, что смена гардероба порой помогает. Вроде бы воздействует на твою карму. — В нынешнее время подобными терминами было легко объяснить ту небольшую порцию белой магии, которую Ингрид только что применила. Табита сказала, что подумает, но вышла из хранилища, недоуменно качая головой.

Ингрид стерла с пола следы пентаграммы и занялась текущими делами. Но мысли ее по-прежнему неслись вскачь и влекли к решению проблемы, что терзала Табиту. Разумеется, свободная струящаяся одежда от бесплодия ее не избавит. Темное пламя надо выжигать другим огнем, а узлы уничтожать с помощью собственных магических узелков. Когда Табита отвернулась, Ингрид успела собрать несколько ее волосков, зацепившихся за спинку офисного стула. Но теперь необходимо достать хотя бы один волосок Чеда… Внезапно Ингрид вспомнила, что у Табиты в машине всегда лежит шерстяная вязаная шаль… К ней наверняка пристали волоски. У Чеда они темные, у Табиты — светлые, и Ингрид легко найдет то, что ей надо. Во время перерыва она забралась в «Тойоту Камри» подруги и через пару минут вернулась в кабинет с «уловом». Затем она переплела волоски супругов и связала их в узелок — совсем крошечный, не больше жалкого насекомого, — одновременно тихо напевая заклинание.

Сердце барабаном стучало у нее в груди, по рукам ползли мурашки, но пальцы работали споро, ловко проделывая свою работу. Это же не совсем магия, уверяла она себя. Просто пара слов и крошечный узелочек. Никто ни о чем и не узнает. Возня с волосками оказалась еще приятней, чем удаление серебристой «опухоли». Сейчас Ингрид не удаляла что-то ненужное, а создавала полезную вещь. Ингрид чувствовала, как кипит в ней магия, как крепнет возбуждающее, лихорадочное ощущение того, что она снова взнуздала некую дикую невообразимую силу и управляет ею по собственному желанию. От возбуждения она разрумянилась. Она соскучилась по этим занятиям гораздо больше, чем могла себе признаться.

— Что ты делаешь?

От неожиданности Ингрид вздрогнула, заклятье прервалось, волшебство разрушилось. Она быстро спрятала узелок в карман и сердито воскликнула:

— Ну, разве так можно, Мэтью Ноубл! Ты меня напугал. — На его вопрос она не ответила.

— Я несколько раз пытался тебя окликнуть! И даже говорил, как меня зовут. — Мэтью Ноубл смотрел на нее и улыбался. Он служил старшим следователем в полицейском участке. Хотя ему уже исполнилось тридцать, он выглядел как студент колледжа — юный атлет, высокого роста со светло-каштановыми волосами и ясными, голубыми глазами. У Мэтью было приятное, типично ирландское лицо, а кожа очень светлая, и нос уже успел обгореть на солнце. Одет он был, как всегда, в помятую полицейскую форму. Ингрид почувствовала нечто особенное в его взгляде — слишком откровенном и, пожалуй, оценивающем. Этот молодой полицейский, безусловно, очень хорош собой, но вот беда — он ее совершенно не интересовал, и его повышенное внимание начинало ей немного надоедать. Неужели он влюбился? Только этого недоставало! И все же Ингрид в его присутствии каждый раз становилось не по себе — главным образом из-за того, что он не предпринимал никаких дальнейших шагов. Если бы он, например, пригласил ее на свидание, она запросто могла бы сокрушить его влюбленность. Однако ему хватало бесконечно долгих взглядов. Но самое главное, Мэтт постоянно раздражал ее бесконечными требованиями новых книг. У Ингрид имелись большие сомнения насчет того, что Мэтью их действительно читает. Во всяком случае, он совершенно не походил на «книжного червя».

— Извини, что побеспокоил тебя, но в зале у стойки никого нет. И я подумал, может, ты мне что-нибудь порекомендуешь. — Когда Мэтт улыбался, его безупречные зубы так и сверкали.

— Конечно, — кивнула Ингрид, мысленно перебирая в уме новые поступления. — Возьми, — она сунула Мэтту последнее творение Дж. Дж. Рамси Бейкера. Ха! Посмотрим, что он по этому поводу скажет! Отличное испытание! («Неужели Ноублы и раньше жили в нашем городке? Вдруг его фамилия — не простое совпадение», — подумала Ингрид.) По крайней мере, теперь она нашла отличный способ с выгодой использовать влюбленность Мэтта. — Если тебе понравится роман, возможно, ты и другим его порекомендуешь? — Вдруг трюк сработает, и Ингрид удастся удержать злосчастную книгу в библиотеке? А столь чувствительный автор, как Дж. Дж. Рамси Бейкер, не испытает душевных страданий, случайно обнаружив, что его «шедевр» выбросили на обочину дороги? Ингрид с удовольствием поставила штамп на карточке Мэтта и ввела нужную информацию в компьютер.

— Надеюсь, что понравится. Я, разумеется, ее порекомендую, — кивнул Мэтт и отложил книгу в сторону, даже не взглянув на обложку. Вид у него был такой, словно он жаждет что-то сказать. Но, помявшись, он передумал и пошел прочь. Ингрид некоторое время смотрела Мэтту вслед, любуясь его широкими плечами и легкой походкой, а затем вернулась к вязанию магических узелков. Она сумела украдкой сунуть один из них в сумочку Табиты до конца рабочего дня.

И никакой серьезной магии! Просто узелок на счастье. Она хочет помочь подруге, только и всего, твердила себе Ингрид. Все останется в тайне.

Глава седьмая НОВЫЙ МАЛЬЧИК

Именно материнство лишило Джоанну ее замечательной фигуры — уж это она знала наверняка. Она постоянно соблюдала диеты и испробовала все, что только можно вообразить, — диету доктора Аткинса и алкогольную, низкокалорийную и низкоуглеводную, капустную и на домашнем печенье, меню Дженни Крейг и питание по часам, южнобережную, сахарную, чайно-соковую и, наконец, «промывающую весь ваш организм». Ничего не приносило результата. Джоанна проводила часы в тренажерном зале, совершала пробежки, крутила педали велосипеда, занималась степом, йогой, но так и не сумела избавиться от этих ужасных последних десяти фунтов, которые валиком лежали на животе. Дочери поддразнивали Джоанну по поводу ее одержимости и уверяли, что для своего возраста она выглядит отлично. А сколько же ей лет? Шесть тысяч?

Считается, что женщин в определенном возрасте перестает заботить их внешний вид, но это — неправда. Женское тщеславие не умирает с приходом старости, в особенности у красивых. А Джоанна была когда-то действительно красива — и настолько хороша собой, что стала женой самого могущественного и грозного из богов. Впрочем, уже поздно вспоминать прошлое. А при правильном освещении она весьма привлекательна. По крайней мере, Джоанне так казалось. Но разве можно смириться с этим определением, если раньше ты была просто потрясающей?

Проблема, по мнению Джоанны, заключалась в том, что стоило ей почти вернуть свою прежнюю фигуру, она сразу же — бам! — оказывалась снова беременной. Весь цикл повторялся с самого начала. Детей приходилось рожать заново, поскольку они частенько попадали в беду и были вынуждены покинуть этот мир. Временами их жизнь обрывалась случайно, в результате, например, автомобильной аварии (а Фрейя как-то раз погибла во время пожара в отеле). Иногда они умирали вследствие чьих-нибудь злодейских происков, вроде нашумевшего процесса, который погубил их в семнадцатом веке. В общем, вскоре после того, как случалась очередная привычная катастрофа, Джоанна начинала чувствовать симптомы обновления. В таких случаях она обычно не имела вестей от девочек в течение одного, а то и двух столетий. И постепенно ее седые волосы становились яркими, исчезали морщины и лишний жир на щеках. Она восхищалась переменами в своем облике и обретшими прежнюю молодую силу руками, уже не страдавшими от артрита. Но затем появлялись знакомые признаки — тошнота, рвота, упадок сил. И она снова понимала: черт побери, а ведь я беременна!

И спустя девять месяцев на свет появлялся толстенький ревущий младенец, который требовал заботы и любви. В этот раз девочки заново родились с разницей всего в несколько лет и росли, как самые настоящие сестры — вечно ссорясь из-за игрушек и дразня друг друга во время долгих поездок на машине. Тот довольно приятный период жизни был заполнен уроками в начальной школе, занятиями плаванием и гимнастикой, а также бесконечными празднованиями дней рождения, когда происходили незапланированные проявления магии. Ручной грифон Ингрид порой устраивал бог знает что на цветочных клумбах, а Фрейю все время приходилось удерживать от попыток заколдовать тех противных девчонок, которые ей особенно не нравились.

Обмануть соседей оказалось легко. Запрет не помешал Джоанне воспользоваться своими недюжинными способностями, чтобы скрыть от всех бессмертие семейства Бошанов. Разве можно было допустить, чтобы люди стали интересоваться, почему «вдова Бошан» вдруг так сильно помолодела и к тому же явно беременна? В таких вопросах Джоанна к магии все-таки прибегала, что оказалось чрезвычайно полезно.

Но что бы она ни делала, сколько бы ни надеялась — ни разу ни одна новая беременность не вернула ей мальчика. Никогда! Она, разумеется, осознавала, что надеяться бесполезно. Его не отдадут. Ей ведь ясно дали это понять во время вынесения приговора, когда рухнул мост между мирами. Джоанна не сомневалась, что ее сын жив, но даже колдовство не поможет ей снова встретиться с мальчиком. Для нее он оставался вне пределов досягаемости.

Наверное, некоторые бы предположили, что вечная жизнь должна была утихомирить боль. Но этого не произошло, более того, с каждым годом боль становилась все острей. Теперь Джоанна тосковала по сыну еще сильнее, она каждый день думала о нем. Здесь-то и есть главная проблема, связанная с материнством. Материнство не только заставляет тебя толстеть и бороздит лоб тревожными морщинами, но и дарит тебе любовь к собственному ребенку — огромную, всепоглощающую, которая порой похожа на опасный, обоюдоострый нож. Именно он и ранил Джоанну в самое сердце. Она знала, что ее мальчик где-то существует, но для нее он был словно мертв. Воссоединиться с сыном она не могла. Его у нее отняли. Она — мать, и ей вынесли самый жестокий приговор.

А как он был прекрасен, ее сын! Счастливейшее дитя с сияющей, как солнце, улыбкой, заставлявшей светиться и весь мир вокруг него. Между матерью и сыном всегда существует особая связь. У них она выражалась во взаимном обожании и тесной дружбе. Правдой является и то, что хотя ты вроде бы всех своих детей любишь одинаково, но одного — немного больше. Джоанна горько оплакивала утрату, и девочки служили ей огромным утешением. И душа ее так и не обрела прежнего покоя и счастья. Но у нее появился новый чудесный мальчик — Тайлер Альварес с ловкими, проказливыми ручками и хитрющей улыбкой. Малыш ни за что не соглашался сам обнять и поцеловать Джоанну, однако кивком показывал, когда его могут поцеловать в макушку. Тайлер, конечно, не сумел залечить ее давнюю сердечную рану, но в значительной степени заполнил пустоту, так долго царившую в ее душе. Джоанна приняла его сразу. Он звал ее Абуела, а для краткости просто Лала, а она звала его Чекерз. Она понятия не имела, откуда взялось это прозвище. Вероятно, из-за любви Тайлера к шашкам или из-за его пухлых щечек,^[8] которые она то и дело ласково пощипывала. Дочерей своих Джоанна очень любила, но чувствовала, что больше им не нужна. Они давно выросли, у них — свои собственные проблемы. А вот Тайлер — совсем другое дело.

Вот и сейчас они с Тайлером пекли пирог. Бесконечное «повторное» материнство лишило Джоанну идеальной фигуры, но, если честно, она и сама была в том виновата. Помимо любви к бесконечному обновлению дома, у нее имелась еще одна слабость — выпечка. На кухне пахло растопленным маслом, в воздухе витал его густой, сливочный, карамельный аромат. Джоанна учила Тайлера печь пирог с нектаринами и черной смородиной. Фрукты и ягоды они собрали в саду. Нектарины оказались необычайно сладкими, а черная смородина — терпкой и сочной.

Тайлер держал мерительную ложку.

— Сколько класть сахара? — спрашивал он, заглядывая в пакет, стоявший на кухонном столе. Джоанна поручила ему приготовить сироп.

— Больше, дорогой, больше клади, — приговаривала она, вымешивая тесто таким образом, чтобы на готовом пироге непременно образовалась хрустящая корочка.

После того как Тайлер всыпал в миску две чашки сахара, она нарезала длинный черный стручок ванили, растерла его и тоже добавила в сироп. Когда приготовления были закончены, Тайлер помог ей сунуть противень в духовку. Плита у них была старая, турецкая. Джоанна купила ее во время предыдущего кардинального обновления дома.

— А теперь что? — спросил Тайлер. Мордочка у него была перепачкана фруктовой начинкой, а волосы побелели от муки.

— А теперь подождем, — улыбнулась Джоанна.

Вчера они пекли шоколадное печенье с орехами, позавчера — маленькие кексы, а третьего дня — сочный и хрустящий ореховый рулет. У них дома началась настоящая оргия выпечки. Джоанна никогда не готовила столько сладкого. Ингрид с Фрейей умоляли ее остановить сладкую волну, говоря, что хоть они и бессмертны, но фигуры их не способны сопротивляться разрушительному воздействию подобного рациона.

Джоанна ответила, что девочкам, видимо, придется с этим смириться и просто прибегнуть к помощи дисциплины и воздержания. Если она делает такие невероятно вкусные блюда, это вовсе не означает, что они должны непременно все съесть. Она ведь не заталкивает шоколадное печенье или ароматные кексы им в рот, не так ли? А Тайлеру очень нравится печь, и она сама получает огромное наслаждение. В общем, остановиться Джоанна уже не могла. Ей было невероятно приятно играть в «маму», которой не надо нести ответственность за ребенка. Она должна заботиться только о том, чтобы малыш был сыт, здоров и доволен жизнью, а воспитывать его и занимать остальной досуг — дело родителей.

— Наш пирог хорошо есть с мороженым, — сказала Джоанна, доставая из холодильника целую упаковку. — Хочешь сейчас попробовать немного?

Тайлер энергично закивал, и она ласково взъерошила ему волосы. В этих маленьких мальчиках для нее всегда было нечто особенное. И потом, они обычно обожают своих матерей. Девочки гораздо хитрее. Джоанна знала, что дочери ее любят, но в глубине души чувствовала, они — пусть даже невольно — винят ее за то, что от них ушел отец. Ингрид и Фрейя не всегда ее понимали, да и она порой затруднялась найти с ними нужный тон в разговоре. Большая часть ее высказываний воспринималась дочерьми как критика и осуждение. В течение многих лет Джоанна научилась практически не высказывать своего мнения, избегая острых вопросов.

Разве она сказала хоть слово, когда Ингрид вернулась домой и, вместо того чтобы занять подобающую должность в университете, предпочла работу в обычной библиотеке? Нет! Разве она когда-нибудь намекала, насколько разочарована тем, что ее дочь, получившая блестящее образование и докторскую степень, занимается ерундой? Сидит на задворках и чужие чертежи отпаривает! Ни одного упрека в адрес Ингрид от Джоанны не поступало! А когда Фрейя открыла бар в Нью-Йорке, не имея законной лицензии на торговлю спиртным? Разве от матери последовали возражения? Разве она когда-нибудь просила Фрейю хотя бы одеваться менее провокационно? Никогда! А теперь еще и этот поспешный брак. Конечно, Фрейя и Бран просто созданы друг для друга — достаточно взглянуть на их счастливые лица. И все-таки… Но Джоанна осознавала — даже если она чего-то не одобряет, не стоит обсуждать подобные темы с дочерьми. Потому что за ее репликой сразу последует ответ вроде: «Может, нам уже хватит выпечки?» (Между прочим, каждая из них сразу слопала по три кекса!) Потом девочки будут смотреть на нее, и на их лицах будет явственно написано: «Разве мама в силах это понять?»

А порой они буквально заставляют ее заткнуться и не лезть в их разговоры, как, например, сегодня утром. Неужели они думают, что она ничего не замечает? Иногда Джоанна даже испытывала легкую ревность, видя, какая прочная связь существует между сестрами. И точно такое же чувство она испытывала давным-давно, видя, какие дружеские отношения установились у девочек с отцом. Да, такие дочери одним взглядом могут заставить тебя замолчать!

А Тайлер никогда не посмотрит на нее подобным образом. Мальчик ее обожает. Джоанна сама заплатила за модную подготовительную школу для малышей, которую можно было посещать круглогодично. По утрам, пока родители Тайлера еще спали, она отводила малыша на занятия, предварительно накормив каким-нибудь лакомством или уговорив съесть вкусный сэндвич. Она же забирала его после школы, а затем оба направлялись на пляж. На берегу Тайлер пару часов с наслаждением гонял птиц и собирал ракушки, а Джоанна с не меньшим удовольствием за ним наблюдала.

Кстати, после того странного случая с тремя мертвыми скопами, которых она нашла и похоронила, ничего зловещего в доме больше не происходило. И охватившее Джоанну напряжение стало постепенно спадать. Возможно, мучительное беспокойство оказалось побочным эффектом в их трагической истории. Ведь теперь она везде видела знаки судьбы. Жизнь в Нортгемптоне протекала практически спокойно и без перемен, но Джоанна сама позаботилась об этом, впервые переехав в городок.

Господи, пирог сгорел! Она забыла включить таймер, задумалась, и теперь из духовки валил дым. Будь на ее месте Фрейя, такое вообще бы не случилось, но, увы, магия Джоанны несколько отличалась от дара дочери. Личико Тайлера сморщилось, грозя водопадом слез. Лала обещала и пирог, и мороженое!..

— Извини, дорогой, — вздохнула Джоанна.

— Пирожок, — упрямо бубнил Тайлер. — Хочу!

— Ничего, мы испечем другой…

— Пирожок!

Джоанна подбоченилась. Она прекрасно слышала, о чем говорили сегодня утром ее девочки. Они обсуждали изготовленный Фрейей любовный напиток — из них троих та была самой смелой в силу врожденной импульсивности и решительности. Но если после нарушения Запрета с Фрейей ничего не произошло, тогда… что ж… разве нельзя и Джоанне попробовать его нарушить? Хотя бы чуть-чуть? Простой взмах руки, одно крошечное заклинание, и мирок Тайлера вновь обретет прежние очертания, а на кухне воцарятся покой и счастье. В конце концов, даже большого количества энергии не потребуется. Оракул молчит уже много лет, и кто знает, касается ли Запрет незначительных мелочей?.. У Джоанны задрожали руки, так ей хотелось заняться магией. И она это сделает! Это же обычный пирог! — уговаривала она себя. Испеки его. Сожги. А затем — восстанови.

— Только никому не говори! — шепнула она Тайлеру. Воссоздание и обновление были самой ее любимой разновидностью волшебства. Джоанна прикрыла почерневшую выпечку посудным полотенцем, прошептала пару слов и сняла ткань. Пирог с золотисто-коричневой аппетитной корочкой был прекрасен!

Тайлер изумленно, широко раскрытыми глазами посмотрел на нее и от возбуждения принялся качаться с пятки на носок.

— Лала, ты что, ведьма? Или волшебница? — с восхищением спросил он.

— Ш-ш-ш! — В глазах у Джоанны плясали веселые огоньки, но оглянулась она не без опаски. Ее никто не называл так уже в течение нескольких столетий. Слова Тайлера пробудили слишком много воспоминаний, и далеко не все из них оказались приятными.

— Неужели ты на самом деле колдунья?

Джоанна рассмеялась:

— А что, если и так?

На мгновение мальчик, похоже, испугался и слегка шарахнулся от женщины. Вероятно, он вспомнил о старухах из волшебных сказок, о тех безобразных каргах, которые суют детей в печь целиком или пекут из них пирожки.

Джоанна крепко обняла ребенка, и он в кои-то веки позволил ей это, даже разрешив поцеловать себя в затылок. Пахло от Тайлера детским лосьоном и сахаром.

— Нет, мой дорогой! Я вовсе не колдунья. И тебе совершенно нечего бояться.

Глава восьмая ЩЕДРЫЙ ПОДАРОК

— Извини, Ингрид, но к тебе пришли, — шепнул младший библиотекарь Хадсон Рафферти, входя в ее кабинет и выразительно приподняв бровь. Ингрид сразу сообразила — произойдет нечто особенное. Наверняка ее ждет не завсегдатай, желающий узнать, когда в библиотеке будут читать вслух книжки для малышей, и не злосчастный должник, пытающийся отменить штраф за очередную задержку. В последнем случае она твердо отвечала «нет» и не могла понять, почему такие посетители продолжают ее упрашивать.

— Кто пришел? — спросила Ингрид, снимая очки, которыми пользовалась, разбирая очередной чертеж.

— Я его не знаю, но, по-моему, он очень милый, — ответил Хадсон, как всегда неуверенным тоном. Он носил клетчатые пиджаки, свитера с рисунком в виде ромбов, резные запонки и рубашки с галстуками, а помимо прочего, седьмой год учился в Гарварде. Он заканчивал докторскую диссертацию по специальности «романские языки». Семья Хадсона владела практически всем восточным побережьем, и у парня на самом деле не было необходимости в качестве летней практики переставлять книги на полках местной библиотеки. Сотрудники в шутку говорили, что он самый старый (Хадсону только что исполнилось тридцать) и самый пижонистый интерн на свете. Любой костюм Рафферти стоил больше, чем гардероб любого из его нынешних сослуживцев. Но работу Хадсон выполнял очень тщательно, да и каждое движение у него было обдуманным и осторожным. Невозможно было представить себе Хадсона бегущим сломя голову, даже если он и торопился. Или, скажем, вспотевшим. По природе своей Рафферти являлся истинным дилетантом и обладал широчайшими познаниями в самых различных областях гуманитарных наук и искусства. Кроме того, он любил путешествовать и немало странствовал по миру. Он был из тех, у кого в случае необходимости можно было узнать, сколько стоит та или иная русская литография или где в Мадриде продается лучшая полинезийская ткань «тапу». Хадсон охотно давал справки и полезные советы, например, рекомендовал, кому надо звонить в том случае, если в марокканском отеле внезапно оказывался «потерянным» ваш заранее забронированный и оплаченный заказ. У Хадсона по всему свету имелись знакомые, которые способны были «устроить» все, что угодно. Он быстро стал одним из лучших друзей Ингрид, поскольку оба питали любовь к театру, опере и классической музыке.

— Извини, что-то у меня аллергия особенно разыгралась, — прохрипел Хадсон, сморкаясь и кашляя. — Ты уж не заставляй этого молодого человека ждать, есть вероятность, что быстро кто-нибудь еще подцепит.

После его слов Ингрид показалось, что Хадсон имеет в виду Мэтта Ноубла. И ее слегка рассердило столь скорое появление полицейского — разве можно справиться с книгой в тысячу страниц за такой короткий срок! Но в читальном зале она увидела Киллиана Гарднера.

Он стоял, непринужденно облокотившись о стойку, одетый в драную серую майку и поношенные джинсы с ремнем, сползавшие на бедра. Несмотря на жару, черную мотоциклетную куртку он, похоже, и не собирался снимать. Солнцезащитные очки у парня были очень дорогие. Крупные и окаймленные золотой оправой стекла в значительной степени скрывали его лицо — обаятельное, как у кинозвезды. Нет, пожалуй, Киллиан больше напоминал подросткового кумира. Он действительно был настолько хорош собой, что любая школьница с удовольствием повесила бы в своей комнате постер с его изображением. Увидев Ингрид, Киллиан снял очки и легонько чмокнул ее в щеку.

— Привет, Киллиан, — поздоровалась она, пытаясь впрыснуть в свой голос хоть немного тепла. Что-то в младшем из братьев Гарднеров безумно действовало ей на нервы. И отнюдь не «небесная красота», хотя, как правило, Ингрид весьма скептически, почти враждебно относилась к «красавчикам», находя, что они чересчур тщеславны, самоуверенны и эгоистичны. Блейк Аланд как раз являлся отличным тому подтверждением, во всяком случае, первое свидание стало последним. Ингрид предпочитала простых и скромных парней. Кстати, Мэтт Ноубл не отличался застенчивостью! Возможно, именно привлекательность Мэтта и служила причиной раздражения Ингрид. Хотя, если честно, он ей нравился. Просто красивые мужчины чаще всего принимают обожание со стороны женщин как нечто само собой разумеющееся, а Ингрид недолюбливала излишне самонадеянных людей.

Ну, а Киллиан Гарднер, с ее точки зрения — обычный тщеславный павлин. Можно не сомневаться, ему известно, что он неотразим. Вот и сейчас прядь темных густых волос небрежно падает ему на глаза, и сильное поджарое тело смотрится поистине великолепно. Фигуру нисколько не портят ни потрепанные джинсы, ни поношенная майка. Ингрид заметила, как четко проступают его отлично тренированные мышцы, какая стройная у Киллиана талия и широкие плечи. Она познакомилась с ним на приеме в честь помолвки сестры и сразу спросила, чем он занимается, но толком ничего не добилась — отвечал парень нарочито туманно. Впоследствии она выяснила, что он, в общем-то, ничем не занят. Позже Ингрид услышала о Киллиане немало сплетен. Говорили, что на него нельзя положиться и он просто переезжает из страны в страну, пытаясь «догнать уходящее лето». А еще держит судно близ побережья Австралии, на котором тренирует начинающих аквалангистов. Раньше он работал поваром на торговом судне, приписанном к порту Аляски. Ходили и другие малоприятные слухи. Какая-то девушка забеременела от него, а Киллиан ее бросил, он наркоман и однажды сидел в тюрьме. Правда все это или нет, Ингрид не знала, но только в одном она не сомневалась. Когда рядом появляется настолько красивый мужчина — жди беды. Она и не надеялась, что жизнь предоставит ей доказательства обратного.

— Я думала, ты уже уехал из нашего городка, — сказала она, припоминая, каким скучающим и рассеянным выглядел Киллиан во время приема. — Чем я могу тебе помочь?

— На самом деле я могу прийти тебе на выручку, — сообщил он, поднимая с пола огромную тубу для переноски чертежей и кладя ее на стол. В ней оказались свернутые в трубку «синьки». — Я случайно услышал, что ты просила Брана привезти эти бумаги, и решил, что сам тебе их заброшу, поскольку поеду мимо библиотеки.

— Как мило с твоей стороны! Не ожидала так быстро получить архитектурные планы «Светлого Рая»! Бран обещал найти их, когда вернется — он не был даже уверен, сохранились ли они вообще. Как чудесно! — Ингрид почтительно приподняла тубу. Библиотека собиралась устроить выставку своей коллекции рисунков и чертежей всех наиболее важных и старинных городских зданий. Естественно, усадьба «Светлый Рай» представлялась в этом отношении особенно интересной. В Нортгемптоне сохранились «синьки» многих архитектурно значимых домов. Бывшие владельцы сберегли их и передали новым хозяевам как часть традиции, связанной с драгоценными объектами искусства.

Ингрид захлопала в ладоши и, сияя улыбкой, посмотрела на Киллиана с гораздо большей теплотой, чем прежде. В конце концов, ее совершенно не касается, как и где он проводит время. Он — вполне взрослый человек и волен тратить собственную жизнь на что угодно, хоть вечно пребывать в праздности и ленивой апатии.

— Они будут украшением нашей выставки!

— Рад был помочь, — сказал Киллиан. — Но я сгораю от нетерпения, так мне хочется услышать твое мнение о нашем поместье. Это ведь действительно очень старый дом, буквально пропитанный историей. А если тебе что-нибудь понадобится, звони без колебаний. — Он недоуменно посмотрел на деревянный почтовый ящик, который Ингрид привесила на стойку «Для библиотечных пожертвований». — Что это?

Она объяснила сложившуюся ситуацию — нехватка денег в городском бюджете, печальная судьба библиотеки, которую скоро решит совет Нортгемптона.

Киллиан нахмурился:

— С помощью ящика вы денег не соберете. Ты, Ингрид, и сама знаешь, что тебе следует сделать. Заставь их заплатить за то, что только ты можешь дать.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — немного смутилась она. — А за чертежи — еще раз спасибо. — Киллиан лучезарно улыбнулся. Но он поступил очень мило, решила Ингрид. Сам заехал и привез «синьки», хотя она его, конечно, не просила. И потом, он настолько искренне интересовался делами библиотеки, словно его и впрямь беспокоит ее будущее…

— Всегда пожалуйста, — произнес Киллиан, махнув рукой на прощанье. — Ладно, мне пора. Увидимся на городской вечеринке в субботу? — В ближайшие выходные благотворительные учреждения устраивали день сбора пожертвований на содержание больниц — обычный летний праздник в «сельском стиле» со стогами сена и танцами на площади.

Ингрид покачала головой. Фрейя с наслаждением участвовала в подобных мероприятиях, а Ингрид предпочитала в такие дни сидеть дома, вязать, читать и слушать любимые песни на старом проигрывателе. Если она и осмеливалась выбираться «из укрытия», то обычно с Хадсоном. Например, они, как две клуши-домоседки, отправлялись смотреть вновь вошедшие в моду фильмы Трюффо.

— Я не пойду, а Фрейя, скорее всего, там будет. — Ингрид заметила, как приосанился Киллиан при одном упоминании о сестре.

— Правда?

Ингрид кивнула и спросила:

— Выходит, ты остаешься в Нортгемптоне? На все лето?

— Думаю, да. Посмотрю, чем я мог бы заняться. — Киллиан подмигнул ей: — Не тревожься. Я буду хорошо себя вести.

— Значит, мы с тобой еще не раз увидимся.

Они весело распрощались, и спустя миг от рева «Харлея» в окнах библиотеки зазвенели стекла.

Когда Ингрид вернулась с чертежами в кабинет, Хадсон с нетерпением ее дожидался, выразительно скрестив руки на груди.

— Ну?

— Что — ну?

— Молодой красавчик пригласил тебя на свидание? Или вы просто обменялись номерами телефонов? — И Хадсон нарисовал в воздухе несколько закорючек. — Я полагаю, тебе предстоит «незабываемый» разговор по мобильнику, во время которого ты его пошлешь куда подальше? — Губы его дрогнули в усмешке. Порой тридцатилетний Хадсон вел себя так, словно завтра ему исполнится восемьдесят, настолько неверно он воспринимал то, что называл «языком современной молодежи».

— Нет! — Ингрид презрительно наморщила носик. — Разумеется, никаких свиданий! Он завез чертежи «Светлого Рая». Для нашей выставки. — И она показала Хадсону прижатую к груди тубу с «синьками». — Кроме того, для меня он чересчур молод.

— Ах, боже мой, — разочарованно вздохнул Хадсон, — quel dommage.^[9] Ты выглядела такой возбужденной! Мне даже показалось, что у тебя, наконец, появился ухажер. — Он отвернулся от Ингрид и принялся рыться в ящиках каталога. Хадсону поручили весьма неблагодарную и нудную работу — перенести всю собранную на карточках информацию в компьютер. После многолетнего сопротивления библиотечная система решила перейти на цифровое обслуживание. Вскоре Хадсон застучал по клавиатуре, время от времени прерываясь и в поисках нужных сведений водя по карточке тонким изящным пальцем.

Ингрид только головой покачала и проверила, как поживает чертеж, находившийся «под паром». Затем положила распрямляться принесенные Гарднером «синьки». Выставку назначили на конец августа — она должна была стать частью гала-вечера, который библиотека обычно устраивала, завершая летний сезон. Собранные средства станут, видимо, их последним «ура» в битве с советом. Возможно, вырученной суммы хватит, чтобы хоть отсрочить переезд, если уж на то пошло.

А Кэтлин Паркер, сидевшая за соседним с Хадсоном столом, притворялась, что не слышит их разговора. В отличие от остальных, Кэтлин особой любви к книгам явно не испытывала, да и планы старинных зданий были ей совершенно безразличны. Она попала сюда совершенно случайно, оказалась приятной, милой и никогда не сплетничала. Хорошенькая воспитательница детсада. Ингрид очень хотела бы ее полюбить — ведь все ее достоинства были налицо, — но ничего не могла с собой поделать. Она находила Кэтлин довольно тупой и весьма скучной. И потом, эта девица была чрезмерно мила со всеми. Она позволяла посетителям брать с собой редкие книги, которые выносить из хранилища категорически запрещалось, и ни разу ни у кого не взяла штраф за просроченный платеж. Подобные вещи порой выводили Ингрид из себя.

Все трое некоторое время работали молча, а потом Хадсон вдруг пропел:

— Ну, ты ее уже видела?

— Кого? — ошалело переспросила Ингрид.

— Нашу Стиви Никс.^[10]

— Ты о чем?

И как раз в эту минуту в кабинет вошла Табита. Ее длинные волосы струились по спине. На ней были свободный топ и юбка в пол, а сверху некое подобие кафтана — изящно задрапированный просторный кардиган. В целом наряд напоминал одеяния шикарных хиппи семидесятых годов, расположившихся где-нибудь на морском берегу.

Хадсон, разумеется, начал мурлыкать себе под нос соответствующую песенку тех лет, но не выдержал и сдавленно хихикнул. Кэтлин подняла глаза от компьютера.

— Что тут смешного? — спросила она, заметив, что Ингрид также широко улыбается. — Я не понимаю…

— Просто им показалось, что я выгляжу… немного необычно, — пояснила Табита, со смущенным видом усаживаясь за свой стол.

— Ничего подобного! Ты выглядишь замечательно, честное слово! — горячо возразила Ингрид. Даже не нужно было рисовать на полу пентаграмму, чтобы увидеть — от жутковатой серебристой «опухоли» не осталось и следа. Ее подруга прямо-таки источала здоровье и счастье. До чего же просто! Стоило развязать те узлы, и все получилось. Ингрид ощущала, как магия действует во всем теле Табиты и создает вокруг женщины сияющую ауру, открывает чакры, наполняет светом и воздухом все существо, готовит дух и плоть к созданию новой жизни. Ингрид не сомневалась — не пройдет и недели, и Табита зачнет дитя.

Глава девятая ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО СВОЕГО

Бран возвращался из очередной заграничной поездки и к десяти вечера должен был прибыть в Нортгемптон. Фрейя попросила Кристи Ханнаган, вторую барменшу, которую Сол нанял на целое лето, прикрыть ее отсутствие в эти относительно спокойные часы. В противном случае ей пришлось бы, как обычно, торчать в баре, ожидая, когда уйдет последний клиент. Семейство Кристи проживало здесь уже не одно поколение. Отец и братья занимались ловлей лобстеров, а бойфренд выходил в море за крупными тунцами, которых охотно раскупали на рыбных аукционах японские перекупщики. У Кристи были суровые, как кремень, глаза, острый язычок и легкая улыбка. Она быстро стала одной из лучших подруг Фрейи.

— Ты ведь не против, Крис? — спросила Фрейя.

Кристи помотала головой и широко улыбнулась:

— Ничуть. Будь у меня такой парень, я бы на всю ночь отгул взяла! Давай, иди скорей. — Кристи успела два раза развестись и стать матерью четверых малышей, самому старшему из которых не исполнилось и пяти лет. И она предпочитала остаться на работе, а не возвращаться домой и сражаться с ордой непослушных сорванцов. — Не волнуйся, на мостике остаюсь я!

— Но теперь я должна за тебя один раз отдежурить, — сказала Фрейя, ласково шлепнув Кристи, и отправилась в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок. Бран мог появиться в любую минуту. Фрейя поплескала в лицо холодной водой, словно пытаясь смыть тягостное чувство вины. Как страшно вновь взглянуть в глаза своему жениху! Хотя, конечно, откладывать встречу было невозможно. Ведь сейчас они будут вместе впервые после празднования помолвки. (Господи, разве она в тот день что-то праздновала? Фрейя вновь вспомнила о Киллиане, мысленно пнув себя посильнее за такие мысли.)

И Бран уже был в баре. Он сидел на своем обычном месте за стойкой, развернув перед собой газету, и выглядел очень свежо и мужественно в превосходном темном костюме и красном галстуке.

— Вот и ты, наконец, — произнес он, ласково притягивая Фрейю к себе и крепко обнимая за талию. — Не забудь напомнить мне, что я обещал никогда больше не оставлять тебя. — И он прижался лбом к ее шее.

Фрейя счастливо рассмеялась и ответила:

— Мне очень жаль, что я задержалась. Сол нездоров и сегодня не вышел на работу, так что надо было дождаться, когда к детишкам Кристи придет няня и меня здесь подменят. — Она с радостью отметила, что при встрече с Браном испытывает такие же чувства, что и прежде, — теплую прочную любовь, которая изначально и привела к помолвке. Да, любовь никуда не делась. И Бран, безусловно, был именно тем, кого Фрейя искала долгие годы. Она зарылась носом в его волосы и крепче прижалась к нему, с удовольствием почувствовав, как сильно забилось его сердце. Господи, как давно с ней ничего подобного не происходило!

— А Сол серьезно заболел? — В голосе Брана звучало искреннее сочувствие, и он озабоченно крутил на пальце золотой перстень с фамильным гербом.

— Нет, ничего особенного. Думаю, скоро все пройдет, — успокоила жениха Фрейя. — Обычная аллергия, а он из упрямства вообще лекарства принимать не хочет.

— Ясно. — Бран кивнул. Он недавно приехал в Нортгемптон, но Сол (Фрейя сочла это хорошим знаком) сразу поставил на нем свою печать одобрения, стоило им объявить о помолвке. И, между прочим, не только из-за того, что Бран оказался единственным, кто сумел профессионально оценить самогон Сола, который тот готовил собственноручно. Впрочем, напиток и впрямь был хорош. «Твой Бран — парень первый сорт! — заявил ей Сол. — Один из тех, кого не сразу раскусишь. Мне такие нравятся. Не то что все эти болтливые пустышки. Только и умеют языком трепать, просто уши вянут!»

— Как поездка? Все деньги раздал? — поддразнила она жениха. Главной целью Брана, как он объяснял Фрейе, было раздать свое немалое состояние тем, кто действительно нуждается в помощи.

— Почти. — Он рассмеялся. — Нахожусь в процессе.

— Полагаю, я и ты — не королева Елизавета с ее мужем, так что кареты и дворцы не станут частью моего будущего? — И Фрейя театрально вздохнула, когда Бран незаметно сунул руку за пояс ее джинсов и начал нежно поглаживать невесту. Казалось, он метит свою территорию, давая всему миру понять, она — его собственность. Пожалуй, теперь от застенчивости Брана не осталось и следа.

— Надеюсь, ты не будешь слишком сильно разочарована? — усмехнулся он, заранее зная ответ. — Кстати, что это такое? — Бран взял в руки новенькое меню коктейлей в ламинированной обложке.

— А, ерунда, — пожала плечами Фрейя, хотя на самом деле очень гордилась меню, составленным ей на прошлой неделе. Когда маленькое волшебство с Бауманами привело к таким замечательным результатам, она осмелела, с вдохновением принялась расширять сферу своей деятельности. Разумеется, новые коктейли моментально обрели в баре оглушительный успех, и совсем нетрудно было понять почему. Любовные напитки, 17 долларов — гласил заголовок, выведенный наверху крупными розовыми буквами. Увидев такое название, Сол хмыкнул и сказал только одно — если Фрейя намерена использовать для своих «творений» дорогие крепкие ликеры, то пусть она сама за них и платит.

Например, коктейль «Ослепление страстью» представлял собой смесь розовой воды, гибискуса и английского джина. От одного бокала на весь вечер напрочь сносило голову, а в душе горел огонь любви.

Коктейль «Неотразимый» — водка, вишневое пюре, толченый рогоз и сок лайма — был, безусловно, не для скромников. Рядом даже стояло предупреждение: «Будьте готовы к тому, что любые ваши внутренние запреты полетят ко всем чертям!»

«В порядке вознаграждения» состоял из ликера «Сен-Жермен», лаванды с медом и вина «Просекко». «Перестаньте тосковать, влюбляйтесь!» — призывало меню, обещая, что напиток «гарантированно исполнит самое заветное ваше желание».

И, наконец, «Навсегда» — два бокала самого лучшего французского шампанского, смешанного с растертыми в порошок лепестками ромашки, — предназначался для тех, кто надеялся вновь разжечь пламя взаимной страсти…

— Я просто соединила кое-какие ингредиенты, — пояснила Фрейя, надеясь, что Бран не станет задавать лишних вопросов.

— Отличная работа! — похвалил он и отодвинул меню. — Ей-богу, к чему бы ты ни прикоснулась, все превращается в золото. — Только Бран мог сказать подобную вещь и избежать пошлости. — Кстати, не слишком ли тебя испугал прием? — спросил он, морща лоб. — Надеюсь, ты хотя бы повеселилась?

— Все было замечательно, — ответила Фрейя. — А испугать меня не так-то легко, можешь не беспокоиться. — Но она тут же ощутила укол тревоги. Девушка опасалась говорить об этом с Браном, ведь и сейчас перед ее глазами мгновенно возникла весьма непристойная картина — Киллиан и она, слившиеся в страстных объятьях. Ей даже пришлось на секунду отвернуться, чтобы густые золотисто-рыжие волосы скрыли от Брана ее внезапно вспыхнувшее румянцем лицо.

— А какого ты мнения о моем никчемном братце? — спросил Бран, и улыбка постепенно сползла с его губ.

— Братец вполне нормальный, — пожала плечами Фрейя, надеясь переменить тему. К счастью, Бран не заметил ничего необычного в ее торопливости. Вскоре оба покинули бар и, держась за руки, направились к его машине. Похоже, они безумно радовались тому, что снова вместе.

Миновав мост, они оказались на острове Гарднера. Фрейя в очередной раз восхитилась «Светлым Раем» и его чудесными окрестностями. Бран сам принимал участие в работе дизайнеров и просил оставить нетронутой большую часть буйной зелени, которой был покрыт остров, стараясь не потревожить ни тамошнюю флору, ни фауну.

Поставив автомобиль в гараж и выключив мотор, он обернулся к Фрейе и с серьезным видом спросил:

— Послушай, я понимаю, все у нас случилось слишком быстро… Если хочешь что-либо изменить или ты передумала… просто скажи. Я могу и подождать. Я желаю только одного — чтобы ты была счастлива. — Он нежно посмотрел на нее своими добрыми карими глазами, и Фрейя еще сильней влюбилась в него. Теперь, когда его лицо находилось совсем близко, она заметила в уголках его глаз первые лучики морщинок, но они лишь придавали Брану особое очарование и достоинство. — А еще я хочу, чтобы ты была уверена…

— Любимый… — Фрейя вздохнула. — Есть только ты один! — Она притянула его к себе и поцеловала, отчетливо осознавая, почему сразу согласилась выйти за него замуж, хотя они и знакомы-то были меньше месяца. Из всех молодых людей, которых она знала в течение своей долгой, бессмертной жизни, Бран оказался единственным, с кем она чувствовала себя в полной безопасности. Она, всегда щедро раздававшая любовь направо и налево, только с ним поняла, что значит быть любимой. Здесь и сейчас — когда ее обнимали сильные руки Брана.

* * *

«Светлый Рай» был темен и окутан туманом, но Бран, войдя в дом, не стал включать свет и шепнул невесте:

— Тише… давай не будем будить мадам Гробадан?

— Давай, — согласилась Фрейя. Мадам Гробадан была мачехой Брана и Киллиана, но именно она их и вырастила. Она по-прежнему занимала столь значительное место в жизни Брана, что Фрейя даже немного побаивалась будущей свекрови. Поэтому она позволила мадам вести вечеринку по случаю помолвки и принимать все решения, связанные со свадьбой, покорно соглашаясь с ее строгими заявлениями и вескими требованиями. Мадам действительно любила мальчиков как родных сыновей, а ее величественная осанка, вызывающая оторопь у окружающих, и повелительные интонации заставляли Фрейю быть начеку.

Как ни удивительно, но этим поздним вечером особняк выглядел более впечатляюще, чем во время приема, ибо теперь его просторные комнаты пустовали. В лунном свете поблескивал концертный рояль. Бран отворил французские окна, и гостиную наполнил шум океанских волн. Дом был настолько велик, что парадный зал наверняка мог легко вместить целый полк, а жилое крыло даже имело другой почтовый индекс. Фрейя подошла к барной стойке и приготовила Брану сухой мартини. Оливки в банке чуть сморщились, но одного прикосновения ее руки оказалось достаточно, чтобы они вновь стали сочными. Фрейя клала оливки Брану прямо в рот, и он с наслаждением запивал все мартини.

Затем, отставив стакан в сторону, он рухнул в мягкое кресло у камина и распустил галстук. Фрейя сразу поняла — он хочет, чтобы она села к нему на колени. Бран выглядел неуверенным и сомневающимся, словно еще не верил, что она действительно ему подчинится. Его мужская нежность была очаровательной и настолько ее возбуждала, что Фрейя решила действовать сама. Она быстренько оседлала жениха и наклонилась к нему таким образом, что ее длинные, густые кудри коснулись его лица. Бран жадно притянул ее к себе и вскоре уже стаскивал с нее платье через голову, а она, расстегнув на нем ремень, помогала ему выбраться из брюк.

— Но как?.. — спросила она. — Может, нам лучше перебраться в твою комнату?

— Они все на расстоянии мили отсюда и крепко спят… Ничего, мы тихо, — успокоил он ее шепотом.

В лунных лучах тело Фрейи выглядело безупречно и напоминало изваяние прекрасной богини. Он крепко ее обнял, прижал к груди, и у нее даже дыхание перехватило от нахлынувших чувств, от восхитительного ощущения нежного подчинения. Их тела двигались точно в страстном танце, и Фрейе будто открывала себя заново. Бран застонал, его напряженное лицо слегка исказила страсть. Единство их тел было неразделимо. Оба сползли на пол, и он приподнимал и переворачивал ее так и сяк, а она то принимала позу кошки, то ложилась на спину, закинув руки за голову. Она испытывала острое наслаждение каждый раз, когда он входил в нее и сжимал ее талию своими сильными руками и укладывал на спину, на живот или поверх себя. Он ловко управлял своей силой и страстью, заставляя Фрейю стонать от восторга, хотя ее немного удивило то, как отлично Бран, оказывается, умеет владеть собой в любых обстоятельствах. У нее никогда еще не было такого партнера, который заставил бы ее испытывать подобные чувства…

Нет, это — не совсем правда…

Был еще один человек, который…

Она заставила себя немедленно выбросить образ Киллиана из головы… однако он и не думал исчезать…

Киллиан, его сильные ласковые руки, ее задранная юбка, и она, расстегивающая ему джинсы…

Нет, та история не имеет к ним с Браном никакого отношения… тем более сейчас… И почему она, собственно, вообще думает о Киллиане? Она же этого совсем не хочет и уж, конечно, не в такой момент! Но Фрейя ничего не могла с собой поделать — она отчетливо все помнила… как стояла на коленях, коснулась губами… почувствовала вкус… Тогда Киллиан яростно овладел ей, а сама она готова была взорваться от страсти…

Нет! Прекрати… пожалуйста… Ты должна перестать думать о нем… забыть свои страстные мечты… изгнать его из своих мыслей…

И она снова оседлала Брана. Он сжимал ее груди, лаская соски, а она прижала его руки к себе, и пальцы их переплелись. Бедра терлись друг о друга, но они все продолжали отчаянную ритмичную скачку… и Фрейе удалось, наконец, усилием воли отогнать от себя образ Киллиана… сосредоточиться на красивом, искаженном страстью лице Брана, его прекрасном теле, силе его желания…

Но против ее воли лицо того, другого, вновь возникло у нее перед глазами.

И она ничего не могла с собой поделать. Все было неправильно! Так не должно быть! Но в ней то и дело вспыхивали воспоминания о том, что она натворила во время приема. Перед ее внутренним взором постоянно возникало то проклятое видение — она и Киллиан в тесной дамской комнате, ее ноги обвивают его талию, а он проникает в нее все глубже, глубже… Господи, и это в то время, как… А чем она занимается теперь?.. Фрейя застонала, ощущая всю мерзость своего предательства — она занималась любовью с одним и одновременно думала о другом… Она закусила губу от невыносимой душевной муки и… утратила контроль. Тело ее содрогалось в пароксизме страсти…

То же происходило и с Браном. Издав звериный рык (какое там «мы тихо»!) и еще несколько раз с силой содрогнувшись и прижимаясь к ней всем телом, он, наконец, замер. Они лежали, совершенно обессиленные. Мышцы Фрейи ныли от постепенно затихающего возбуждения, а Бран лишь через несколько минут медленно расцепил руки, сомкнутые в яростном объятии.

Потом он нежно и благодарно поцеловал ее в щеку. Он словно все еще не верил в то, какая огромная ему выпала удача. Фрейя улыбнулась, дрожа и чувствуя на своем лице его губы. Она открыла глаза и внезапно увидела, как в углу зала шевельнулась чья-то фигура.

Значит, они были не одни!

И все это время за ними наблюдали! Она разглядела темные волосы и ясные глаза цвета аквамарина! Тот самый мужчина, воспоминания о котором только что приводили ее в такой болезненный восторг!

Но когда Фрейя снова посмотрела в ту сторону, он уже исчез.

Глава десятая БИЗНЕС КОЛДУНЬИ

Как и предсказывала Ингрид, Табита вскоре забеременела, и спустя неделю об этом знал весь Нортгемптон. А потом несколько местных горожанок заявились в библиотеку — они хотели срочно посоветоваться с Ингрид. Вдруг она поможет решить их женские проблемы? В понедельник, ясным июньским утром, сияющая Табита, чувствовавшая себя будущей матерью, в очередной раз рассказывала свою историю группе посетительниц, собравшихся у стойки читального зала. Наверняка они уже знали все подробности, но Табиту подобные повторы не смущали. Да и женская аудитория с удовольствием прислушивалась к ее словам, поскольку большинство из них ожидало своей очереди, чтобы повидаться с Ингрид.

— Мои врачи сказали, что произошло настоящее медицинское чудо! Ведь наши тесты, в том числе и последние, были очень плохими. Однако беременность наступила, что даже теоретически невозможно! И все благодаря Ингрид! А вы слышали, как она спасла Стефани Карен? Мгновенно исцелила ее от неприятной сыпи, которая никак не исчезала! Клянусь, она — волшебница! Ну, может, просто ведьма, но в любом случае она сделала настоящее чудо!

— Ведьма? — потрясенно переспросила Мона Бойярд.

— Разумеется, и, пожалуйста, очень вас прошу, — решительно вмешался Хадсон, слегка подбоченясь, — мы живем в современном Нортгемптоне, так что лучше использовать термин «нетрадиционная медицина».

Никто в точности не знал, как именно Ингрид помогает женщинам. Было ясно лишь одно — ее поддержка всегда приносила результат, абсолютно необъяснимый с точки зрения науки. Скорее всего, здесь действительно скрывалась… магия. Но кто в наши дни верит в волшебство? А жительницам Нортгемптона было наплевать на названия, главное, чтобы средство приносило пользу.

Сперва Ингрид отрицала тот факт, что Табита забеременела из-за ее усилий. А еще она не слишком жаждала давать советы или оказывать другим подобные услуги. Но вскоре ей самой стало ясно — она не в силах отказать несчастным женщинам. Кроме того, Ингрид не поразило громом небесным, когда она наложила на Табиту чары плодовитости. И она решила, что было бы несправедливо не протянуть руку помощи нуждающимся. Возможно, Фрейя права — с момента установления Запрета минуло уже очень много лет. Совет попросту забыл о них, и, вероятно, неприятных последствий вообще не будет. Ингрид очень хотелось в это верить. И, безусловно, возвращение к практической магии не только доставило ей радость, но и придало смысл всему существованию. Она сразу почувствовала, что теперь жизнь ее не проходит бездарно. Она растранжирила время, глуша в себе природный талант, похоронив себя под грудой бесконечных мелких забот и полностью отдаваясь работе обычного библиотекаря. Конечно, работать здесь ей нравилось, но все же… Магия — это то, ради чего она появилась на свет. Ну и к черту проклятый Запрет! Неужели после нескольких веков безупречного поведения они не заслужили снисхождения и возможности заниматься любимым делом? И потом, похоже, Совет ничего не заметил. А нортгемптонцы — вполне просвещенные люди, не боязливые и не особо суеверные. Они, конечно, любопытны и настроены порой скептически, зато к новым веяниям относятся с удовольствием и без предрассудков.

Ингрид с удивлением обнаружила необычное стечение самых различных несчастий в жизни женщин, просивших ее о помощи. Причем некоторые проблемы, вроде бы и не такие значительные, оказалось, невозможно разрешить моментально. К ним относились странные боли, не поддающиеся лекарствам, временная слепота и острые неожиданные приступы мигрени, частые ночные кошмары. Многие женщины, которые были значительно младше Табиты, не могли зачать. Ингрид видела внутри каждой из них ту же блокирующую серебристую массу, как и «опухоль» подруги. И Ингрид принялась за дело, не покладая рук. Она рисовала пентаграммы, зажигала особые свечи и раздавала множество крошечных магических узелков, а иногда создавала для той или иной пациентки по два оберега. Она принимала «клиентов», как называл их Хадсон, только во время обеденного перерыва. В конце концов, у нее полно и другой работы — нужно было подготовить чертежи к выставке. В качестве компенсации за свои услуги Ингрид просила посетительниц делать посильные взносы в библиотечный фонд. Возможно, таким образом сотрудникам удастся собрать побольше денег для спасения здания, да и женщины останутся довольны. Ингрид уповала — вдруг ей удастся заткнуть дыру в городском бюджете? Тогда мэр, полный амбициозных планов, откажется от мысли продать участок земли, на котором построена библиотека.

В тот день последней пациенткой оказалась Эмили Фостер, привлекательная женщина около сорока лет. Эмили была художницей, хорошо известной в Нортгемптоне своими гигантскими панно с морскими пейзажами и лошадьми. Ее муж, Лайонел Хорнинг, также был живописцем. Они владели фермой в пригороде, держали домашних животных и кур. В частности, именно Фостеры снабжали Бошанов свежими яйцами и молоком, но никогда не требовали платы, поскольку Джоанна постоянно завозила им овощи со своего огорода.

— Чем я могу тебе помочь? — задала привычный вопрос Ингрид.

— Это так странно… — Эмили всхлипнула и высморкалась, — но мне нужно… в общем, я не знаю… очень глупо…

— Здесь тебя никто не осудит, Эм, — пообещала Ингрид.

— Я… понимаешь, в последнее время я не могу сосредоточиться. У меня никогда раньше ничего подобного не было… Мне словно что-то мешает. Я теперь даже рисовать не могу. Или вообще что-то делать… Я знаю, у всех, конечно, бывает нечто похожее, будто вдруг на месте забуксуешь… но я простаиваю уже две недели и до сих пор из этой ямы не выбралась. И по-прежнему ни на чем не могу сосредоточиться. Такое ощущение, будто в голове у меня… пустота… я ничего толком воспринять не способна, ни форм предметов, ни красок… Кажется, все вокруг меня затянуто серой мглой. — Она попыталась рассмеяться, но смех получился горестный, хриплый. — Ну что, сможешь ты исцелить художника, утратившего способность воспринимать окружающий мир?

— Попробую, — сказала Ингрид.

— Спасибо. — У Эмили на глазах выступили слезы. — У меня ведь через несколько месяцев выставка. Я буду тебе просто благодарна.

Ингрид велела Эмили встать в центр пентаграммы, зажгла свечу и попыталась оценить состояние души своей подопечной. Снова она, та самая серебристая масса! Комок находился прямо под сердцем. Теперь Ингрид весьма наловчилась извлекать подобные штуковины, прекрасно понимая, что «новообразования» мешают не только зачатию, то есть созданию новой жизни, но и любому другому созидательному процессу. Надо, наверное, поговорить об этом с Джоанной, подумала она. Подобные случаи участились, вряд ли это — простое совпадение. Здесь, в Нортгемптоне, творится нечто очень странное.

Позже Ингрид вернулась к обычной работе и в первую очередь занялась подготовкой чертежей, принесенных Гарднером. Разложив их на большом столе в конференц-зале, она медленно их развернула. Листы были большие, размером практически со стол. Бумага пожелтела и от старости стала хрупкой. Ингрид умело перелистывала края чертежей, пока не отыскала центральный план усадьбы. Она всегда начинала именно с этого. Ей казалось, что набор дизайнерских чертежей похож на роман, на сложный текст, предназначенный для строителей. Всякий раз перед ней словно развертывалось повествование о том, как следует возводить определенный дом и как он должен выглядеть. А центральный план являлся завязкой произведения.

На этом чертеже волнистые концентрические линии окружали одну-единственную жирную точку в самом центре величественного особняка. Ингрид наклонилась, рассматривая четкие карандашные пометки. Каждый из планов обладал своими собственными «ключами» — различные символы указывали, что надо искать на других листах, изображающих отдельные части здания. Дизайнерское творение было подобно распускающемуся цветку. От общего плана «Светлого Рая» следовало перейти к главному фасаду и помещениям дома, а затем к его особенностям: лестницам и прочим деталям.

Постепенно у Ингрид в голове начал складываться конкретный образ усадьбы. Она перевела взгляд от общего плана на лист, изображающий лестницу, которая вела в бальный зал. После она решила сравнить чертежи, желая убедиться, что прочла все правильно. Как странно! Лестница на отдельном чертеже имела совсем иной вид, чем на общем плане. Знаки, оставленные архитектором, представляли собой непонятные указания. Что означает, например, «А 2.1/1»? Каждый был не только заключен в кружок, но и украшен по периметру сложными, витиеватыми узорами.

Ингрид подтащила стул, чтобы можно было сесть и внимательно рассмотреть крошечные, плотно переплетенные завитки. В них таилось что-то интригующее. Они явно имели связь с растительными орнаментами и походили на арабески эпохи модерна. По мере того как Ингрид все пристальнее в них вглядывалась, знаки все сильнее напоминали ей… послание на неизвестном языке! Ингрид никогда раньше не встречала подобной письменности. Безусловно, автор не использовал ни древнеегипетские иероглифы, ни другой мертвый язык. В этом она не сомневалась — за свою долгую жизнь на земле ей мельком удалось познакомиться со множеством диалектов.

Ингрид просмотрела остальные чертежи. Везде обнаруживались пометки, украшенные аналогичным образом. Причем обозначали они не просто комнату или стену, а арматуру и отделку. Каждый выглядел как уникальный герб в обрамлении загадочных завитушек. Ингрид была немного знакома со стандартными архитектурными «ключами» и была уверена в одном. Прихотливые значки не предназначались ни для строителей, ни для подрядчиков. Обычно такие «ключи» давали возможность с большей легкостью перейти от одного плана к другому. Здесь же скрывалась тайная функция, не имевшая ничего общего с зодчеством.

Ингрид достала мобильник, сфотографировала один из странных символов и отправила снимок по электронной почте. Она не в состоянии расшифровать письмена, но знает того, кому это по плечу. Рассматривая чертежи, она вспомнила о письмах, которые лежали у нее в кармане. Ингрид всегда носила их с собой.

Глава одиннадцатая СВЕТ ЕЕ ЖИЗНИ

Вот что значит — быть бабушкой! Такого Джоанна еще никогда не испытывала. Во всяком случае, с ее девочками, предпочитавшими коротать свой век в одиночестве, это было практически невозможно. А если на нее снизошло тайное благословение свыше? Вспомним, какой толчок в развитии дали грекам знаменитые полубогини. Правда, и там получилась жуткая путаница. Впрочем, Фрейя, вероятно, еще переменит свое отношение к «холостяцкой» жизни, когда выйдет замуж за Брана. Но на Ингрид надежды мало.

Во всяком случае, маленький Тайлер Альварес окончательно завладел ее сердцем. После магической истории со сгоревшим и восстановленным черносмородиновым пирогом Джоанна, как и ее дочери, начала смело пользоваться магией. Особое наслаждение ей доставляло удивлять Тайлера. Она заставляла его игрушечных солдатиков оживать и отправляла войска в бой. Порой сражения длились часами. Стоило Джоанне войти в детскую, плюшевые медведи начинали говорить, а куклы — танцевать, хотя марионетками вовсе не были. Женщина стала для мальчика и нянькой, и волшебницей — в общем, самым лучшим другом по играм. Она даже показала ему ручного грифона, приятеля Ингрид.

— Его зовут Оскар, — сообщила она Тайлеру. — Видеть его не разрешается никому, кроме членов нашей семьи. Но мне очень хочется тебя с ним познакомить.

Оскар обнюхал руку Тайлера и с достоинством вильнул своим львиным хвостом, когда мальчик угостил его своим любимым печеньем.

— Это наша семейная тайна, — произнесла Джоанна.

И четырехлетний малыш оказался верен данному слову. Он ни разу даже не обмолвился о том, что видел настоящего грифона. Как не сказал своим родителям и того, какой волшебницей оказалась Лала. А ей самой ровным счетом ничего не стоило «оживить» игрушки и развлечь Тайлера.

В тот день она рыхлила грядки. Джоанна развела позади дома маленький аккуратный огород. Ей и не требовалось большого пространства — она обладала исключительным талантом выращивать все, что угодно. Каждый раз, когда семейство Бошан находило себе новое пристанище, Джоанна первым делом принималась за огородничество. В Нортгемптоне прекрасно вызревали кукуруза и цуккини, огурцы и капуста, а также крупные мясистые помидоры размером с баскетбольный мяч. Джоанна приступила к прополке, но внезапно заверещал мобильник. Взглянув на высветившийся номер, она почувствовала, как бешено забилось сердце. Звонили из подготовительной школы «Солнечный свет», и на то могла быть только веская причина, ибо у тамошних учителей не имелось привычки беспокоить родителей в течение дня. Неужели с Тайлером что-то случилось? У Джоанны задрожали руки, когда она поднесла телефон к уху.

— Джоанна? — услышала она спокойный голос директрисы, Мэри Мей, основавшей школу тридцать лет назад. Она часто сталкивалась с Джоанной в магазине, на автозаправке или у овощного лотка и поддерживала с ней приятельские отношения.

— В чем дело? — спросила Джоанна, хотя, если бы с Тайлером действительно случилось нечто плохое, голос директрисы не звучал бы настолько спокойно. Наверное, если бы мальчик разбил себе голову или поранился, Мэри была бы сильно встревожена. Джоанна пожалела, что не обладает способностью Ингрид читать чужие мысли и заглядывать в будущее. Господи, почему она так волнуется? И зачем Мэри ей позвонила? Грацелла сегодня сама отвезла сына в школу, как всегда в девять, и предполагалось, что в два часа Джоанна его заберет. Кстати, она собиралась показать Тайлеру, как с помощью укрепляющего заклятья можно делать «вечные» мыльные пузыри.

— Дорогая, вы, пожалуйста, не паникуйте, но с Тайлером явно что-то не так. Он не упал, не поранился и, похоже, не болен, но плачет без остановки. Мы все перепробовали, пытаясь его успокоить. Я пыталась дозвониться до его родителей, но их телефоны не отвечают. А вы стоите в списке следующей. Вы ведь не против?

— О боже! Конечно, нет! Гектор и Грацелла в Нью-Йорке, они помогают брату Гектора с переездом. А мальчика они на меня оставили. Я сейчас приеду.

Сердце у Джоанны колотилось, а ноги сильно дрожали, так что она не сразу сообразила, что летит. Она даже не помнила, как схватила в сарае метлу и взмыла к небесам, забыв снять соломенную шляпу с широкими полями и грубые садовые сабо. Она мгновенно поднялась над вершинами самых высоких деревьев и сквозь пелену облаков видела дома, вдруг ставшие крошечными. Разумеется, необходимо скрыть полет от тех, кто мог заметить ее на земле. Хотя теперь она точно нарушила всяческие запреты, что ее не особенно беспокоило. Ведь раньше летать для Джоанны было столь же естественно, как дышать. А после того как она снова впустила магию в свою жизнь, у нее появилось ощущение, будто она и не переставала регулярно взмывать в воздух. Но почему Тайлер так долго плачет? Что стряслось? Милая и добрая Мэри очень старалась скрыть беспокойство, однако Джоанна сумела услышать в ее голосе отзвуки самого настоящего страха.

Тайлер никогда не плакал. То был самый веселый ребенок из всех, кого она знала. Причем именно в самом традиционном смысле этого слова — со сверкающими глазами и очаровательной мордашкой. Конечно, он был далеко не идеален и довольно часто капризничал. Порой Тайлер, как и многие четырехлетки, устраивал грандиозные скандалы, особенно когда его пытались накормить чем-то, не входившим ни в одну из его четырех излюбленных продуктовых групп. Тайлер ел только яблоки, тунца, золотистых карасей, крекеры и всевозможные сладости. Он каждый раз обнюхивал хлеб, который мать специально пекла ему для сэндвичей, желая убедиться, что ему не подсунули тосты из супермаркета. У Джоанны просто сердце сжималось при мысли о том, что с мальчиком могло случиться несчастье.

Подготовительная школа «Солнечный свет» размещалась в двух приземистых коттеджах на берегу океана, окруженных металлической оградой. Когда Джоанна забирала Тайлера, он обычно держал в руках очередную поделку, созданную собственноручно. То мог быть узор из макарон, приклеенный к одноразовой тарелке, или новый держатель для туалетной бумаги. Каждую неделю в школе выпускали забавную стенгазету с фотографиями детей на занятиях и в песочнице. Чудесная школа, чистая, безопасная, и Тайлеру очень нравилось туда ходить. Джоанна забыла код входной двери и одним взмахом руки заставила ту распахнуться. Женщину не заботило, видел ли кто-нибудь ее пассы. Она хотела немедленно увидеть своего мальчика. Джоанна приказала себе не паниковать, но мысли уже неслись вскачь, подгоняемые всевозможными страхами. В нынешнее время существует столько различных заболеваний, которые в одну минуту могут атаковать ребенка! Полчища неизлечимых лихорадок и прочих загадочных недугов, способных навсегда разрушить неокрепшую иммунную систему. Она бежала, воображая самое ужасное: свинку, менингит, стафилококковую инфекцию. Мэри была у себя в кабинете и, увидев Джоанну, сразу поднялась ей навстречу.

— Он в порядке… но по-прежнему плачет. Мне не хотелось вас тревожить, но я подумала, что лучше все-таки позвонить… — сказала директриса извиняющимся тоном.

В эту минуту одна из воспитательниц, огромная и очень приветливая женщина, приехавшая с Ямайки (кстати, ее Тайлер любил больше всех), вошла в кабинет с подвывающим мальчиком на руках. Лицо у Тайлера покраснело. Крупные слезы катились по его пухлым щекам. Завидев Джоанну, он горько всхлипнул и указал на правое ухо.

— Мне очень жаль, но мы перепробовали все, — извинилась воспитательница. — У нас двое ребятишек пару дней назад свалились с очень неприятной инфекцией. Возможно, Тайлер подцепил этот вирус.

— Вероятно. А если у ребенка ушная инфекция, то ему действительно больно, — со знанием дела заметила Мэри. — Мы подумали, что «Скорую» вызывать, пожалуй, несколько преждевременно, поскольку ни рвоты, ни температуры у Тайлера не было. Хотя сейчас его стоит отвезти к педиатру.

— Конечно, — согласилась Джоанна, беря плачущего мальчика на руки и целуя его мокрые щеки. — Тайлерино, — нежно сказала она, — все будет хорошо, детка. — Она торопливо попрощалась, поблагодарила Мэри и вышла за дверь, громко стуча сабо по гравиевой дорожке.

Кабинет доктора находился в паре кварталов от школы, что было весьма кстати, поскольку в спешке Джоанна позабыла о том, что прибыла в «Солнечный свет» отнюдь не на машине. Медсестра быстро проводила обоих в смотровой кабинет. Тайлер все еще плакал, но теперь — значительно тише, измученный бесконечными всхлипываниями. Его рубашка насквозь промокла от пота и слез. Джоанна крепко держала мальчика за руку, надеясь, что Мэри ошиблась и у ребенка обыкновенная простуда. Этот же врач лечил и ее дочерей, когда те были детьми. Джоанна ему доверяла. Впрочем, девочки толком никогда и не болели. Бессмертие обеспечило всем троим иммунитет к любым недугам. Педиатр внимательно осмотрел Тайлера и вынес вердикт:

— Похоже на серьезный случай отита. Сейчас многие дети болеют и в Нортгемптоне, и в окрестностях. — Он отложил в сторону «ложку», с помощью которой изучал горло мальчика.

— А чем это вызвано? — спросила Джоанна, крепко прижимая малыша.

— Ушная инфекция. — Врач выписал рецепт на курс антибиотиков. — Позаботьтесь, чтобы мальчик принял все таблетки. Вы — официальный опекун? Мне нужна подпись под согласием на применение лекарства.

Джоанна почувствовала, как волна облегчения омывает ее душу.

— Нет, я не опекун, но подпись его родителей я вам привезу при первой же возможности. Они вернутся в город сегодня вечером. — Тайлер, наконец, перестал плакать, он только шмыгал носом и моргал мокрыми ресницами. Медсестра подарила мальчику стикер и влила в рот чайную ложку детской микстуры, чтобы унять боль.

— Мороженое? — предложила Джоанна, целуя его в щеку.

Малыш молча кивнул. Он слишком устал и даже говорить не мог. Джоанна крепко прижала его к себе. Тайлер непременно поправится! Господи, она еще никогда не была так благодарна обычной медицине!

Глава двенадцатая БИБЛИОТЕЧНЫЕ «УСЛОВНОСТИ»

Когда на следующий день после изучения чертежей «Светлого Рая» Ингрид пришла на работу, то обнаружила в своем электронном ящике письмо. Она обескураженно уставилась на монитор. Не далее как вчера она послала ему фотографию с непонятными письменами, и он, не мешкая, ответил! Она ожидала подобной скорости, но все же немного удивилась.

«Рад был получить от тебя весточку. Интересную штуку ты откопала. Вскоре пришлю результаты анализа. Давненько мы с тобой не общались. Кстати, ты получала мои письма?»

Конечно. Она постоянно их перечитывала и даже немного устала от них. Интересно знать, как бы она себя чувствовала, если бы он вдруг перестал писать? Например, ноль сообщений за неделю. Что бы она тогда подумала? Стала бы счастливее или несчастнее? Ингрид потерла виски. Ей не следовало с ним переписываться. Кроме того, она не ждала одобрения со стороны матери и сестры. Но сейчас — исключительный случай. Необычные, прихотливо украшенные пометки на чертежах не давали ей покоя. Здесь кроется, безусловно, нечто очень важное. Ингрид была уверена, что знала смысл каждого «ключа», но почему-то все позабыла. Он — единственный, кто может расшифровать значки и помочь отпереть запертую на замок тайну усадьбы «Светлый Рай». Ингрид быстро ответила:

«Я получала все твои письма. Не уверена, что сейчас подходящее время для встречи, но надеюсь, что ты справишься с символами?»

Отклик был мгновенным:

«Разумеется. Ты сама отлично это знаешь. Не нужно и спрашивать».

Ингрид грустно вздохнула, но больше ничего писать не стала. Наступал ее «ведьмин час», как называл это время Хадсон. Очередь, выстроившаяся перед стойкой в читальном зале, протянулась от входной двери. Многие женщины пришли еще до открытия библиотеки и терпеливо прождали целое утро. Одни из них бродили у стеллажей, другие уселись и читали, но большинство предпочло терпеливо стоять. По Нортгемптону продолжали распространяться слухи о впечатляющих результатах «целительства» Ингрид. У клиенток прекращались ночные кошмары, исчезали странные боли в теле и в голове, тесты на беременность сплошь и рядом оказывались положительными.

Беки Бауман, недавно примирившаяся с мужем, вошла к ней в кабинет первой. Когда она села, Ингрид задала ей привычный вопрос:

— Чем я могу тебе помочь?

— Не знаю даже, как начать… Совершенно непонятно… В общем, у меня такое впечатление, будто наш дом посещают призраки! По ночам мне кажется, что рядом есть кто-то еще. Росс раньше ничего подобного не ощущал, а теперь и сам сказал, чтобы я непременно к тебе сходила. Я уверена, что у нас завелось еще какое-то… существо! Свет сам зажигается и гаснет. Телевизор включается в неподходящее время. Ты веришь в привидения?

— Нет, — медленно и спокойно ответила Ингрид. Но она сразу догадалась, что речь шла о фантомах или духах. Эти сверхъестественные сущности, видимые в неярком свете, обычно появляются вблизи места, где проходит граница физической реальности и мира вечного мрака. Те, кто находится по обе стороны «шва» или поблизости, могут порой почувствовать присутствие «иных». В Нортгемптоне границы миров удерживались с помощью могущественного связующего заклятья,которое Джоанна наложила в давние времена, когда они впервые перебрались сюда. Вполне логично, предположила Ингрид, что сила заклятья после Запрета несколько ослабела. Она сделала для Беки талисман, который крепче скреплял «шов» и должен был избавить женщину от надоедливых паранормальных явлений. Во всяком случае, спасти от телевизора, неожиданно включающегося на полную громкость в три часа ночи.

Ингрид продолжала терпеливо выслушивать невнятные и необъяснимые жалобы посетительниц, но неожиданно в кабинет ворвался Мэтт Ноубл.

— Привет, Ингрид. — Он был очень высокий и выглядел нелепо, усевшись на маленький стульчик, находящийся напротив ее стола. — Я слышал, ты людям помогать умеешь?

— Да, кое-что я могу. А тебя каким ветром сюда занесло, Мэтт? — спросила Ингрид, старательно разглаживая юбку на коленях, поскольку была не в силах посмотреть на него. Она злилась, что ведет себя в присутствии Мэтта, как суетливая старая дева.

Ноубл умудрился наклониться к ней, и Ингрид заставила себя взглянуть ему прямо в лицо.

— У меня проблема… — прохрипел он, не сводя с нее небесно-голубых глаз.

— Какая?

— Мне нравится одна девушка, понимаешь? Правда. Умная, хорошенькая, милая. И, похоже, о людях по-настоящему заботится. Вот только на меня она внимания совсем не обращает.

Ингрид напряглась:

— Ясно.

— Вот я и подумал… Короче, научи, как сделать, чтобы она сказала «да», если я приглашу ее на свидание? — Глаза его засверкали, и губы начали складываться в улыбку.

Ингрид нахмурилась. Она не любила, когда над ней подшучивали. Чувство юмора у нее имелось, но служить объектом насмешек было всегда неприятно. Она не сомневалась — Мэтт имел в виду именно ее. Хотя если у него настолько оригинальный способ приглашать девушку на свидание, то парню следовало бы сперва хорошенько подумать. Дам ему от ворот поворот, но буду вежливой, решила Ингрид. Бедняга! Он явно влюблен, и ей совершенно не хотелось его обижать. Не такая уж она и бесчувственная.

— Послушай, Мэтт, ты отличный парень, но я…

— Господи! Так ты действительно считаешь, что Кэтлин не согласится? — прервал он.

Ингрид потребовалась пара мгновений, чтобы прийти в себя. К счастью, детектив ничего не заметил. Он, оказывается, говорил о Кэтлин! О самой молодой библиотекарше, которая даже книг не читает. Ингрид вспомнила, что, когда они взяли Кэтлин на работу, этот красавчик, блюститель закона стал регулярно захаживать в библиотеку. Значит, его интересовала она, а вовсе не Ингрид. Как она могла до такой степени заблуждаться! Ингрид расстроилась. И почему у нее заныло сердце, когда Мэтт назвал не ее имя? Ингрид вообще нет дела до того, кто ему нравится! И, если честно, она даже облегчение испытывает. Она сухо улыбнулась полицейскому:

— Любовь и тому подобные вещи не в моей компетенции. С этим тебе лучше обратиться к моей младшей сестре. Пусть Фрейя приготовит тебе что-нибудь из своего нового меню коктейлей. Расскажи ей свою проблему, и она наверняка тебе поможет.

— А это удобно? — спросил Мэтт.

Ингрид кивнула и выпроводила его из кабинета. Потом взглянула на часы. Она собиралась «принимать клиентов» не более часа, но теперь уже половина третьего. Она и поесть не успела. Заботливая Фрейя дала ей с собой сэндвич — салат из тунца с белым хлебом. Обычно все блюда, которые готовила младшая сестра, были просто удивительными, но сегодня Ингрид показалось, что у сэндвича вкус песка.

Ох, ну и ладно. Значит, я ошибалась. Ему приглянулась Кэтлин. И он — не исключение. Всем в Нортгемптоне нравится эта очаровашка, которая крайне несерьезно относится к книгам, не читает нотации по поводу задержки и не заставляет платить штраф. Кроме того, она не зудит над ухом, требуя бережно обращаться с ценными манускриптами, и не пристает к посетителям с разговорами о старых домах и их архитектурных особенностях. Разумеется, никому в голову не придет наградить Кэтлин отвратительным прозвищем или назвать «фригидной». Никто из соседей не считает ее странной и замкнутой. Ни один из местных не опасается ее способностей или того, что к ней моментально выстраивается очередь из женщин, которые жаждут исцелиться «нетрадиционным» способом с помощью чар и заклинаний. Кэтлин — обычная милая девушка, заурядная, хорошенькая, хотя и скучноватая. Такой Ингрид никогда в жизни не могла бы стать.

И, расправившись с сэндвичем, Ингрид вернулась к чертежам. Она решила никогда больше не думать о Мэтте Ноубле.

Глава тринадцатая ШОКИРУЮЩИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

— А ну-ка, женщина, на место! — прорычал Бран, затаскивая Фрейю обратно в постель.

— Остановись, я уже опаздываю. — Она засмеялась, пытаясь обуться, но он стал целовать ее в шею, крепко обнимая за талию своими теплыми руками, и Фрейя сдалась. Сбросив мокасины, она снова нырнула под одеяло.

После ночи у камина она немного сторонилась Брана, избегая его ласк. Фрейя ужасно стыдилась своих тогдашних мыслей о Киллиане. Она то и дело «отказывалась исполнять супружеский долг», притворяясь, что у нее болит голова или она невероятно устала. Но сегодня ей стало ясно, что Бран не потерпит отказа, ибо через несколько часов он снова должен был улететь за границу. На этот раз ненадолго, всего на пару дней, в Стокгольм. Такому краткому сроку Фрейя несказанно радовалась. Она отнюдь не видела себя в роли соломенной вдовы и новой руководительницы «Фонда Гарднера». Девушка знала — она будет очень скучать по Брану, хотя и понимала, насколько полезным делом он занимается.

Он стянул с нее майку и поцеловал в ложбинку между грудями, а она ласково взъерошила его мягкие каштановые волосы.

— Не уезжай, — еле слышно прошептала она.

Бран глянул на невесту с тревогой.

— Мне и самому не хочется, поверь. Гораздо лучше было бы остаться здесь, с тобой.

— Ладно, не обращай на меня внимания. — Фрейя тряхнула головой и отвернулась. За открытыми окнами, выходившими на север, виднелись причалы и суда, стоявшие на якоре.

Бран вздохнул и наклонился, целуя ее розовый сосок. Фрейя опомнилась и прилежно застонала, одной рукой нежно ухватив его за волосы и прижимая к себе. Свободной рукой она принялась ласкать Брана, чувствуя, насколько он возбужден и готов к соитию, а затем прильнула к нему, и оба, задыхаясь, предались безумным ласкам. Бран покрывал поцелуями ее лицо, да и Фрейя целовала его все более страстно по мере приближения кульминации. Но в кои-то веки сердце ее в этом не участвовало. Вероятно, она была подавлена и грустила в связи с новой разлукой, а возможно, слишком сильно заботилась о том, чтобы мысли не забредали, куда не нужно. Просто наслаждаться сексом она не могла. Фрейя двигалась и делала все, как полагается, но отчетливо сознавала: подсматривая за ними, Киллиан все испортил. И никакой вины Брана здесь не было. Все дело только в ней.

Потом они оделись и уже собрались выйти из дома. Но на пороге Бран резко затормозил и чуть не споткнулся о ковер в холле.

— Я кое-что забыл, — выдохнул он и бегом бросился вверх по лестнице.

— Паспорт? — крикнула Фрейя, заметив документ на боковом столике. — Он здесь, внизу.

— Нет, кольцо. — Вернувшись, Бран благодарно кивнул невесте, поцеловал ее, взял паспорт и показал золотой перстень с фамильным гербом, который сразу же надел на палец.

— Ты без него вообще обойтись не можешь? — поддразнила его Фрейя.

— Кольцо принадлежало отцу, — ответил Бран. — Оно мне очень дорого. Единственная вещь, которая у меня осталась на память о нем. — Фрейя смущенно кивнула. Она знала, что Бран и Киллиан осиротели еще в ранней юности.

Бран подбросил ее на работу, и она, влетев в бар, рассыпалась перед Солом в извинениях. Ей было прекрасно известно, что в субботние вечера у них всегда столько посетителей, что приходится носиться сломя голову. Однако обычного столпотворения не наблюдалось. Изумленная Фрейя обнаружила, что даже музыка не играет, а все присутствующие столпились у небольшого телевизора.

— Что случилось? — спросила она Сола, засовывая сумочку под стойку. Он не ответил, и Фрейя, прищурившись, посмотрела на экран. Местный канал показывал атлантическое побережье с высоты птичьего полета. Корреспондентка сообщила, что произошел взрыв — глубоко под водой, но недалеко от берега. Возможно, то было землетрясение, но эксперты пока до конца ни в чем не уверены. На поверхности океана виднелись тела мертвых рыб и расплывалось мерзкое пятно серебристо-серого цвета, казавшееся густым и липким. Ученые полностью исключили возможность протечки нефти, да и ближайший нефтепровод находился далеко от Нортгемптона.

— Вы только посмотрите! — воскликнул кто-то, когда камера сверху показала плотную, все более увеличивающуюся в размерах массу странного вещества. — Такое точно ничего хорошего не сулит!

Затем показали одного эксперта, который давал интервью представителю теленовостей. Он утверждал, что здесь, скорее всего, случилась природная катастрофа. Вероятно, подземное вулканическое извержение, благодаря которому в океан излилась токсичная, похожая на нефть серая субстанция, угрожающая всему живому. Ловить в прибрежных водах Нортгемптона рыбу и прочих морских обитателей и употреблять их в пищу нельзя никоим образом. Кроме того, вплоть до соответствующих распоряжений, запрещалось плавать. Главное теперь — досконально изучить токсичное вещество.

— Господи! — невольно воскликнула Фрейя. Собравшиеся в баре нервно перешептывались.

— Интересно узнать… — услышала она рядом с собой громкий голос и с удивлением увидела Киллиана Гарднера. Он сидел на табурете у стойки и, не отрывая взгляда от экрана, потягивал пиво. Фрейю он вроде бы не сразу заметил.

— Ты не договорил, — вымолвила Фрейя. Она впервые разговаривала с Киллианом после приема по случаю помолвки и очень старалась, чтобы голос звучал спокойно. Но стоило ей вспомнить о том вечере, а потом и о ночи в гостиной «Светлого Рая», как щеки ее вспыхнули. Действительно ли Киллиан за ними подглядывал? Видел ли он их? Неужели он все еще думает о том, что произошло между ними в День памяти?

— Интересно, сколько времени эта штука находится в прибрежных водах? — Киллиан едва взглянул в сторону Фрейи, залпом допил пиво и молча вышел из бара.

В субботу и воскресенье горожане только и говорили о недавней напасти, а в понедельник утром паника охватила Ингрид и остальных сотрудников библиотеки. Нортгемптон, разумеется, получал порой порцию привычных для Америки торнадо, но в целом то было весьма спокойное местечко. Никаких лесных пожаров летом, как в Малибу, никаких внезапных и стремительных наводнений. В общем, городок находился в стороне от подобных бед. Подводное землетрясение да еще и ядовитая масса — эти напасти свалились на местных жителей точно снег на голову. Их благословенный оазис словно поразила эпидемия давно забытой оспы. В офисе библиотеки имелся старый телевизор, настроенный на новостные программы, и практически все эфирное время было посвящено серебристо-серой субстанции на поверхности воды. Неприглядная масса постоянно увеличивалась в объеме и приближалась к берегам Нортгемптона. То ли происшествие отпугнуло клиенток, то ли причина заключалась в чем-то другом, но Ингрид смогла провести часовой обеденный перерыв за пределами библиотеки. Впрочем, когда она вернулась, ее ждали. И эту женщину Ингрид хорошо знала.

— Мы только что видели ваш репортаж! — сказала она, отпирая дверь кабинета.

Корки Хатчинсон криво усмехнулась:

— У меня выдалась свободная минутка. Я могу не возвращаться в студию до начала четырехчасовых новостей. — Жена мэра была особой весьма гламурной. Лицо профессионально заштукатурено и подкрашено специально для телекамеры. Надо отметить, в убогой обстановке библиотеки она выглядела совершенно не к месту.

— Вы пришли, чтобы получить консультацию? — спросила Ингрид. — Мне очень жаль, но я вынуждена просить вас прийти завтра, потому что на это я могу отвести время с двенадцати до часу.

— Ваша секретарша мне уже сообщила. — Корки презрительно фыркнула. — Но, надеюсь, вы сделаете для меня исключение?

Ингрид нахмурилась. Она знала, вскоре подобное будет неизбежно. Всегда найдутся люди, как Корки Хатчинсон. Они слишком высокого мнения о себе, чтобы ждать своей очереди. Кроме того, Ингрид очень не понравилось то, как жена мэра назвала ее подругу. Таб вовсе не была ничьей секретаршей. Но Ингрид прекрасно понимала — такие, как Корки, с их дорогими безделушками и сверхплотным графиком, не любят, когда им говорят «нет».

— Ладно. Но только один раз. Входите, — произнесла Ингрид. — Значит, ученые до сих пор не поняли, что это за вещество?

— Да, они по-прежнему ни в чем не уверены. Образцы отосланы в различные лаборатории. Кстати, нечто подобное случилось в Тихом океане несколько месяцев тому назад, где-то вблизи Сиднея. А потом такое наблюдали в Гренландии, совсем недавно. Симптомы точно такие же: мертвые рыбы, яд в воде, местное стадо китов уменьшилось в десять раз. Они подозревают подводную вулканическую активность, но пока не могут найти доказательств.

— Странно, — удивилась Ингрид. Она смутно припоминала, что читала сообщения о подобных явлениях, но, видимо, не обратила на природные аномалии должного внимания. — Впрочем, вы, безусловно, пришли сюда с другой целью. Итак, чем я могу вам помочь? — Ингрид кое-что знала о Корки. Она и ее муж представляли собой весьма могущественный — по здешним меркам, разумеется, — супружеский союз. Их свадьба стала главным общественным явлением прошлого года, а когда Тодда Хатчинсона выбрали мэром, в одном глянцевом журнале появился пятистраничный материал, посвященный истории их любви.

Корки явно колебалась. Но потом, взяв себя в руки, храбро выпалила:

— По-моему, Тодд мне изменяет.

Ингрид не удивилась. Они с сестрой порой сплетничали насчет всяких тайн, связанных с их общими знакомыми, которые им (вольно или невольно) удалось раскрыть. Фрейя заявила, что мэр поддерживает гораздо более интимные отношения с компьютером, чем с женой. Но Ингрид не испытала при этом известии злорадства, хотя в последнее время воспринимала Тодда Хатчинсона исключительно как своего злейшего врага. Он собирался уже в конце лета поставить на голосование предложение продать землю, принадлежавшую городской библиотеке, и тем самым увеличить бюджет общественных фондов. Собственно, готовые бумаги давно лежали на столе в городском совете. По словам Блейка Аланда, все считалось практически свершившимся фактом. Блейк, кстати, заходил к ней на днях со своими подручными и высчитывал, по какой стене здания следует нанести удар, чтобы поскорее его разрушить.

Но Ингрид, даже располагая столь непристойной информацией о Тодде, старалась держаться нейтрально. Неважно, каков муж у Корки Хатчинсон, — женщина явно страдает и должна получить помощь от Ингрид, как и прочие клиентки.

— Почему вы так думаете? — спросила она.

— Ну, приметы самые обычные. Он допоздна работает, а когда приходит домой, от него пахнет духами. Муж не отвечает, когда я звоню ему на мобильный, а если я спрашиваю, что случилось, придумывает банальные объяснения. Он сменил пароль на всех аккаунтах в Интернете. И на своей голосовой почте тоже. Я проверяла! — с горечью прибавила она. — Я всю неделю из-за случившегося несчастья провела на берегу и постоянно вела репортажи, но Тодд мне ни разу не позвонил.

— И какую помощь вы ждете с моей стороны? — спросила Ингрид.

— Меня не беспокоят его интрижки. И воевать с ним я не хочу. Мне, в общем-то, и вникать в эти истории неинтересно. Я просто хочу… вернуть его. Пусть он будет со мной. Я знаю, что слишком много работаю, меня часто не бывало дома — не только в последнюю неделю, но и весь нынешний год. Но обмана я не заслужила. Я действительно люблю своего мужа. И полагаю, он все еще любит меня. Я принесла одну вещь. — Она выложила на стол бумажный пакет и подтолкнула его к Ингрид. — Я слышала, вам необходимо принести… волосы… для… ваших действий. Для магических узелков, — выдохнула жена мэра. — Кажется, это и впрямь нечто вроде колдовства Вуду? Наверное, мне следовало самой разобраться с семейными неурядицами, но… Впрочем, будь что будет.

Ингрид взяла пакет. На мгновение ей захотелось попросить Корки уйти. Сказать, что она бессильна. Странно, что Корки Хатчинсон — гламурная, самоуверенная, агрессивная — способна пойти на такое — решать проблему неверности мужа с помощью ведьмы. Совершенно не похоже на Корки. Скорее, она могла швырнуть собранные ей улики прямо в лицо неверному супругу и устроить грандиозный скандал, за которым — в благоприятном случае, разумеется, — последовал бы страстный, хотя и несколько искусственный секс. Нет, в данной ситуации, конечно, Фрейя разобралась бы гораздо лучше.

Ингрид не была уверена, что стоит выручать Корки — особенно после заявления о «колдовстве Вуду». Это означало, что жена мэра весьма невысокого мнения о способностях Ингрид. Но было совершенно ясно и то, что такая предприимчивая особа не покинет кабинет, пока не получит то, за чем пришла. И потом, какой может быть от этого вред? Возможно, если у мэра наладится семейная жизнь, он перестанет так упорно стремиться продать библиотеку? Ингрид открыла пакет и приступила к работе. Она быстро связала из волос Тодда маленький узелок. Затем она вплела в него нитку из блузки его жены, которую ухитрилась тайком вытянуть, пожимая Корки руку. После Ингрид положила узелок в бархатный мешочек и вручила талисман Корки.

— Положите его под матрас на супружеской постели. Он удержит вашего мужа от походов налево. Отныне он будет целиком в вашей власти. Во всяком случае, амулет удержит его дома, как вы и хотели. Однако и вам придется больше времени там проводить, иначе сила узелка ослабеет.

Корки кивнула.

— Сколько я вам должна? — Она вытащила чековую книжку.

— Я прошу только пожертвовать доступную для вас сумму в библиотечный фонд, — ответила Ингрид. — Решать вам. Мы будем очень благодарны за любую сумму.

— И все? — Корки рассмеялась и выписала чек. — Похоже, вы не слишком хорошо разбираетесь в людях.

Внезапно Ингрид испытала острую неприязнь к наглой самоуверенной репортерше. Наверное, ей не следовало помогать Корки! Ну что ж, если узелок и остановит мэра, то ненадолго. Похоже, его жена сама палец о палец не ударит, чтобы помочь Тодду остаться в семье. Она вспомнила тот хвалебный материал, посвященный небывалой взаимной любви Тодда и Корки. Глянцевые страницы прямо-таки сочились счастьем. К таким людям Ингрид невольно испытывала зависть, пусть даже совсем крошечную — собственно, именно это чувство и хотел вызвать журнал у своих читателей. Статья повествовала о том, что и среди простых смертных есть персоны, которые ведут более блестящую и интересную жизнь, чем все остальные. Поистине, трудно вообразить, сколь они замечательны! Забавно, но истинная картина происходящего всегда отличается от того, что выставлено напоказ. Никогда не угадаешь, как сложится судьба той или иной пары. Брак напоминает поверхность океана. Вода вроде бы спокойная и безмятежная, но, если не быть начеку, она в любой момент может закипеть, сердито вздуться, а то и пригрозить землетрясением.

Глава четырнадцатая ВЫГОДНАЯ ДРУЖБА

Поскольку несчастье случилось именно в Нортгемптоне, то единственным адекватным откликом на происшествие стал расширенный сбор средств. «Ловля рыбки во имя великой цели» — так называли благотворительное мероприятие сами жители, в полном составе принявшие участие в данной акции. Общее собрание прошло на открытом воздухе возле городской ратуши. Тодд Хатчинсон пожимал горожанам руки и обещал активную поддержку со стороны федеральных и местных фондов, естественно, в плане очистки воды. Но официального объяснения относительно того, из чего же состоит загадочная океаническая субстанция, никто не получил. Ученые ничего не выяснили.

Основными спонсорами стали, разумеется, братья Гарднеры. Предполагалось, что Бран успеет вернуться и произнесет речь на открытии собрания, но вылет его самолета отложили. Главную роль пришлось играть Киллиану.

— Благодарю вас всех за то, что пришли сюда, — начал он, воодушевленно приветствуя окружающих. В свете софитов он выглядел особенно красивым и говорил очень искренне. Откашлявшись, он продолжил: — Нортгемптон — место особенное, и каждый из нас хочет, чтобы оно таким и оставалось. Для моей семьи также очень важно сохранить наш уникальный городок. Действительно, нас, Гарднеров, здесь не было в течение долгих лет. Однако я, прежде лишь изредка гостивший в Нортгемптоне, считаю именно его своим родным домом. — Киллиан оказался красноречив и трогателен. Он без устали рассказывал о том, как исторически тесно связан его род с окрестностями. Конечно, Киллиан не забыл упомянуть факт, что старинное семейство Гарднеров вкладывало крупные средства в реабилитацию прибрежных вод. По его словам выходило — только они напрямую помогали местным жителям, чья жизнь полностью зависела от рыбного промысла и судоходства.

Фрейя пришла на собрание вместе с матерью и сестрой. Столь велика была беда, обрушившаяся на Нортгемптон, что даже Ингрид напрочь забыла об обычных антиобщественных настроениях. Кстати, Джоанна сама попросила дочь оказать городку любую возможную помощь. Фрейя чувствовала, что матери не терпится применить свой дар для восстановления местного, весьма хрупкого, экологического баланса, и лишь Запрет удерживает ее. Речь Киллиана произвела на Фрейю сильное впечатление, хотя она старательно делала вид, что ей все равно. Один раз она фыркнула и шепнула на ухо сестре:

— Какой помпезный идиот!

Та удивленно взглянула на нее — Ингрид поразило, с какой страстностью Фрейя произнесла свои слова.

— Мне кажется, у него получается очень неплохо. Чего ты на него взъелась? Стоит упомянуть имя Киллиана, и у тебя делается такое лицо… — Ингрид надула губы, передразнивая Фрейю.

— Ничего подобного! — буркнула она. — Забудь. Считай, что я вообще ничего не говорила. — Ей действительно не хотелось говорить о Киллиане.

И Фрейя, оставив сестру, прошлась по площади и немного поболтала с мэром, который выглядел хуже, чем обычно, — какой-то усталый, под глазами черные круги.

— Вам что, эта гадость в океане ночью спать не дает? — спросила Фрейя.

— Точно! У меня в последнее время бессонница. Врач прописал мне снотворное, но оно не помогает.

Фрейя внимательно посмотрела на Тодда и сразу заметила следы примененных чар. Она узнала «руку» Ингрид — та наложила на него заклятье от неверности, благодаря которому «сексуальная история клиента» оставалась скрытой ото всех. Магия Ингрид полностью перекрывала доступ к информации о ее подопечном. Ладно, подумала Фрейя, будем надеяться, что жена Тодда — особа ответственная. Ведь пресловутые «узелки верности», которые искусно плетет ее сестра, — совсем не шутка.

Фрейя продолжала бродить среди пришедших на собрание, любым способом стараясь избежать встречи с Киллианом. Ей ведь нечего ему сказать, да и не стоило делать их отношения еще более запутанными и неловкими. Девушка не видела его с того дня, когда они в баре смотрели первые репортажи о природной катастрофе. Фрейя задумалась и в конце концов обнаружила себя стоящей в очереди к фуршетному столу. Киллиан как раз находился рядом с ней. Она вежливо улыбнулась, положила на тарелку шпажку с фруктами и отошла в сторону. К сожалению, Гарднер-младший был настроен совершенно иначе. Оказалось, что ему необходимо поговорить с ней здесь и сейчас.

— Я видел вас, — шепнул он Фрейе на ухо, наклонившись так близко, что от его дыхания у нее волосы на голове зашевелились. — Той ночью. Перед камином.

Значит, она не ошиблась. Девушка почувствовала, каким жгучим румянцем вспыхнули ее щеки.

— Ты была просто потрясающей.

— Прекрати! — прошипела она. — Замолчи немедленно!

— Я знаю, что ты тогда думала только обо мне. Я это ощущал всем своим существом. Поэтому и спустился в гостиную, — продолжал Киллиан. — Признайся, ты ведь обо мне думала, когда вы…

— Киллиан! Пожалуйста! Не здесь.

— А где? — живо спросил он.

— Нигде! — Фрейя тряхнула головой и огляделась, желая убедиться, что никто не заметил их явно интимной беседы. Ингрид с похоронным видом смотрела через весь зал на симпатичного молодого детектива Мэтта Ноубла. Кстати, именно он — единственный из всех горожан! — поставил под сомнение допустимость того, чтобы Фрейя работала в баре. Он был уверен, что «эта девочка» лишь недавно закончила школу (трюк с водительскими правами, которые она предъявила Мэтту, по необъяснимой причине не сработал). Ноубл разговаривал с молоденькой библиотекаршей, работавшей вместе с Ингрид, обнимая ее за плечи. Неподалеку от парочки она заметила Джоанну, которая с блаженным видом поедала профитроли. — Послушай — такое больше не повторится, — прошептала Фрейя.

— Но ведь ты сама хочешь продолжать эти встречи! — настойчиво возразил Киллиан.

— Нет! Ничего я не хочу!

Они занимались любовью во время той вечеринки… хотя нет — вульгарно трахались в дамской комнате. В ту же секунду, как он запер дверь, Фрейя набросилась на него и практически сорвала его одежду, изнывая от желания прикоснуться к его телу. И от нее потребовалось все самообладание, чтобы не закричать в полный голос от наслаждения, когда его руки скользили по ее бедрам. А когда он буквально пришпилил ее к раковине, она с такой готовностью рванулась ему навстречу, а затем… когда она увидела так близко прекрасное лицо Киллиана, ей захотелось плакать от восторга. А он в ответ покрывал ее поцелуями, и они снова и снова занимались сексом, но уже неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением. И это было еще лучше, чем в первый раз…

Хватит! Теперь она может мыслить трезво. Она предупреждала его, что с этим покончено. Она совершила ужасную ошибку, буквально сбежав со своего праздника и даже не оглянувшись на жениха. Да, на Брана она тогда и впрямь не бросила ни единого взгляда.

Фрейя прекрасно понимала, что далеко не идеальна, но и не претендовала на такую характеристику. Но сколь бы дурна она ни была, она никогда бы не причинила боль тому, кого любит всем сердцем. Она просто совершила маленькую оплошность. Чистая случайность. Вероятно, сказалось нервное напряжение, связанное с ее новым статусом невесты и воспоминаниями о прежних… любовных связях. Прошло очень много времени с тех пор, как у нее имелся муж… Сейчас она настроена твердо и решительно. Она действительно любит Брана. Глупый эпизод (или, возможно, два, если честно посчитать) — единожды проявленная ею слабость в отношении Киллиана — ничего не меняет.

— Киллиан, мне, конечно, самой следовало позвонить тебе. Извини, что я этого не сделала. Я лишь повторю то же самое, что сказала тебе тогда вечером. Не знаю, что на меня нашло. Видимо, я внезапно потеряла голову. Но с моей стороны то была ужасающая ошибка, дикое безрассудство…

Киллиан положил ей на тарелку сочную, соблазнительную клубничину.

— Называй как хочешь, но… в общем, ты знаешь, где меня найти. — И он украдкой сунул ей в карман ключ. — Кстати, он от моего «Дракона», который стоит у причала на дальнем краю острова. Не беспокойся, Бран туда никогда не заглядывает. Все неделю я каждую ночь буду тебя там ждать. Если не придешь до воскресенья, то больше я тебе надоедать не буду.

И прежде чем Фрейя успела ответить, он круто развернулся и растворился в толпе.

— Прости! Я пропустил собрание, — услышала девушка голос Брана. Наконец-то он появился! Выглядел он крайне усталым после чрезмерно затянувшегося перелета. — А безмолвный аукцион начался? — спросил он, беря с ее тарелки шпажку с фруктами и проглатывая кусок за куском. — Ох, до чего я голоден! Еда еще где-нибудь осталась?

— Сейчас посмотрим, — ответила Фрейя и чмокнула жениха в щеку, чувствуя тяжесть проклятого ключа. Ей казалось, что в кармане лежит железная кочерга.

Глава пятнадцатая НЕМНОГО ДИКОЙ МАГИИ

Платье было тесно в талии. Джоанна едва дышала в проклятом старомодном лифе. Именно поэтому она частенько пропускала всевозможные вечеринки и приемы. Ей совершенно не хотелось облачаться в тесные парадные одежды. Неужели она снова располнела, или, возможно, платье все-таки село? Во всяком случае, оно явно стало более узким с тех пор, как она в последний раз его надевала. И ноги у нее болят. Зачем Фрейя уговорила ее надеть туфли на каблуках? Событие, конечно, достойное внимания, да и здешнее общество охотно собралось вместе после катастрофы, что также неплохо. Хотя в воздухе по-прежнему витают неуверенность и беспокойство. Ведь неизвестно, как именно последствия природного катаклизма скажутся на местном хозяйстве, причем не только на рыболовстве. Местные ресторанчики специализировались исключительно на блюдах из морепродуктов. Господи, теперь прибрежные воды Атлантики под угрозой! Происшествие стало настолько ужасным для Нортгемптона, что о токсине никто старался даже не упоминать. Слишком болезненная тема. Однако плачевные результаты «взрыва в океане» начинали вклиниваться в привычный образ жизни горожан. Так, вместо обычного летнего изобилия сезонных закусок и всевозможных рыбных блюд, столь распространенных на северо-востоке, предлагалось нечто банальное, вроде надоевшего цыпленка.

Джоанна попрощалась с дочерьми и направилась к дому. Фрейя с Браном исчезли, а Ингрид сидела за столом в окружении своей библиотечной когорты. Джоанна шла по направлению к океану. Городская площадь находилась в паре кварталов от пляжа, а ее дом стоял почти на берегу. Был чудесный летний вечер, и поросшие травой дюны делали тропу, по которой брела Джоанна, особенно уединенной. Туфли она сняла и несла их в руках, держа за ремешки. Она с наслаждением ступала босыми ногами по теплому крупному песку. Последние отзвуки собрания на площади едва слышались у нее за спиной. От земли тянуло накопленным за день жаром, и Джоанна отдыхала, ступая измученными ногами по дорожке, словно по мраморному полу с подогревом. Кстати, именно такое покрытие имелось в ванных комнатах роскошного отеля, расположенного в противоположной части Нортгемптона.

Высокие дюны напоминали уютный коридор, где можно побыть в одиночестве, слушая рев океана и пронзительные крики чаек. Но сегодня здесь воцарилась тишина. Волны спокойно набегали на берег, а птицы улетели. Наверное, их заставила замолкнуть ядовитая серая субстанция. Джоанна посмотрела вдаль, и поверхность океана показалась ей темнее обычной. Казалось, там происходит нечто зловещее, лишившее Атлантику привычного сверкания. Океан выглядел мертвым и пустым — чернее, чем небо в полночь.

Жаль, не надела плащ, подумала Джоанна, когда налетел холодный вихрь и водяные валы с гулом обрушились на берег. Теперь было совсем не слышно того, что творилось на площади, — всюду раздавался грохот волн да свист ветра. Джоанна остановилась и посмотрела на огражденное полицейской лентой место. Лента, прикрепленная к колышкам, сильно поистрепалась. Она висела здесь еще с января, с того раннего утра, когда один любитель бега трусцой обнаружил на берегу тела Билла и Моры. Джоанна не была близка с пожилой супружеской парой, но, как и они, очень любила гулять вдоль берега, чувствуя родство с этими местами. По вечерам она обычно встречала Билла и Мору среди дюн, а порой они взбирались на самый высокий гребень, чтобы любоваться океаном или звездным небом. Джоанна осторожно обошла огороженное место, искоса поглядывая на старую желтую ленту.

Влажный песок у кромки воды показался ей ледяным. Джоанна решила вернуться обратно и стала подниматься по склону, поросшему травой. Густая жесткая растительность царапала ноги. Наконец, она добралась до вершины. Здесь ветер дул еще сильней, зато вид открывался прекрасный. Было видно абсолютно все — вплоть до острова Гарднера, и поместье «Светлый Рай», и маяк, который восстановил Бран. Уставшая Джоанна присела прямо на землю. Она лениво сорвала длинный сухой стебель травы, и веточка под ее руками ожила и налилась соком. Дело в том, что Джоанна ненавидела мертвые вещи. Пепельный цвет травинки сменился на серебристый, а затем на ярко-зеленый. Джоанна вдруг опомнилась. А что, собственно, происходит? Она ведь ровным счетом ничего не сделала, чтобы вернуть стебелек к жизни, в этом она была абсолютно уверена. Точно зачарованная, она смотрела, как изумрудный цвет растекается по склонам и засохшие растения возрождаются заново. Отбросив стебель, она в изумлении смотрела на густую траву — роскошную, мягкую и уже достигавшую ее талии.

Все было настолько чудесно, что она чуть не засмеялась от радости. Внезапно она почувствовала странное щекочущее прикосновение к своему затылку и резко обернулась. Стебли, извиваясь, продолжали подниматься ввысь. Но теперь они приобрели более темный оттенок, словно дюны накрыла огромная тень. Растения шевелились и яростно хлестали воздух вокруг Джоанны. Ситуация переставала быть забавной. Такой поворот событий явно не имел к ее магии никакого отношения, хотя она невольно оживила первую травинку. Джоанна развернулась в сторону дома, намереваясь уйти, но не успела сделать и шага. Кто-то сильно дернул ее за ногу и бросил на землю. Звезды померкли, тьма мгновенно накрыла ее целиком, а растения обвили тело, опутали горло и грудь. И на ощупь они больше не казались ни мягкими, ни сочными, а стали гораздо тверже и плотнее. Джоанна с трудом сражалась с их жесткими объятьями. Трава обвивала женщину все туже, корсетом сдавливая грудь, не давая пошевелиться. Еще минута, и в легких не останется воздуха. Джоанна пронзительно вскрикнула и услышала, как с пустынного берега ей откликнулось эхо. Городская площадь с царившим на ней весельем будто перенеслась на другой континент. Гул толпы был здесь совершенно не слышен.

Джоанна ухватилась за стебель, который подобрался ближе всего к ее голове, крепко его стиснула и выкрикнула заклинание. Слова подействовали, и травяная сеть, опутавшая ее лицо, начала исчезать. Теперь ей снова стали видны звезды. Стебли постепенно ослабели и отодвинулись, истончаясь на глазах, точно волосы старика.

Сила, которая у нее на глазах возродила прибрежные травы и пыталась ее убить, исчезла. Растительность посерела и высохла, вновь приняв прежний вид. Джоанна не понимала, в чем дело. Был ли то случайный всплеск магии или чей-то умысел? Разумеется, Нортгемптон являлся не простым местом. Подобные вещи могли случаться именно здесь — благодаря «шву», соединяющему два мира. Кстати, Ингрид упоминала мимоходом на днях, что, мол, и раньше замечала серую тьму в телах и душах горожан. Джоанна собиралась заняться вплотную этим странным явлением, но время уходило то на очередное обновление дома, то на огород. И еще она переволновалась из-за Тайлера. К счастью, мальчик избавился от последствий ушной инфекции и вернулся к старым привычным играм. Он выстраивал в цепочку паровозики и гонял их кругами, но пока не ел ничего, кроме сэндвичей с тунцом.

Джоанна выругала себя за невнимательность, хотя прекрасно понимала, что в основе безопасности Нортгемптона лежит постоянная бдительность. Она встала, стряхнула с себя песок и решительно спустилась на пляж, на ходу ломая сухие стебли. Сначала три мертвые птицы, думала она, а теперь еще и трава-убийца. Нет, в городке точно появилось нечто новое и странное. Наверняка таким образом проявляет себя неведомое зло.

Глава шестнадцатая СЛОЖНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

— Мне впустить эти неистовые орды? — спросил Хадсон Рафферти, опираясь о притолоку у двери. Ингрид знала, что он воспринимает ее нынешнюю деятельность как нечто нелепое. Он упорно называл ее Белой Библиотечной Колдуньей и угрожал, что станет продавать футболки с соответствующей надписью или, хуже того, сделает сайт в Интернете.

— Не устраивай цирк. — Ингрид нахмурилась, отодвигая в сторону папки и расчищая стол в преддверии посетителей. Она любила, чтобы перед глазами клиенток представало опрятное рабочее место, не заваленное грудами «синек» и архивных материалов.

Хадсон изобразил на лице обиду.

— Ничего подобного! Напротив, нахожу, что здесь очень мило.

— А ты веришь тому, что обо мне говорят? — быстро спросила Ингрид. Они до сих пор толком не поговорили о ее новом занятии. У нее не было ни одной свободной минуты. Обычно они вместе ходили на ланч, но в последнее время у Ингрид времени не оставалось даже на дружескую беседу с Хадсоном или Табитой.

— Насчет магии? — улыбнулся Хадсон. — Насчет твоих амулетов и чар? — Он задумчиво приложил палец к щеке. — Ей-богу, ни в чем не уверен на сто процентов. Мне кажется, ты просто говоришь женщинам именно то, что они хотят услышать. Примерно так же действуют так называемые психотерапевты. Или один бородатый шарлатан, который утверждает, что по скайпу общается с духами.

— Хадсон! Ты меня обманщицей считаешь? — Ингрид хрипло рассмеялась, стараясь заглушить неожиданное чувство обиды. Она ожидала услышать от Рафферти отзыв, исполненный скептицизма или сомнений, но отнюдь не признание в том, что он считает ее «целительство» обычными салонными фокусами.

— А разве не так? — с самым невинным видом спросил Хадсон. — Полагаю, ты придумала классный трюк лишь для того, чтобы заманить народ в библиотеку, заставить их читать и делать щедрые взносы. По-моему, действительно отличная уловка. Ты всегда старалась сделать нашу библиотеку популярной, и должен признать — тебе это прекрасно удалось.

Когда он подобным образом изложил свою точку зрения, его доводы прозвучали весьма разумно, но Ингрид невероятно захотелось продемонстрировать Рафферти хотя бы малую толику своих способностей. Она продолжала внимательно смотреть на Хадсона, и он озадаченно спросил:

— Погоди-ка, выходит, ты не притворяешься?

— А ты испытай меня, — предложила Ингрид. — Конечно, у тебя найдется какое-нибудь желание.

— Нет, мне ты помочь не сможешь. — Хадсон грустно пожал плечами и выудил из заднего кармана джинсов потрепанную брошюру, сложенную в несколько раз. Ингрид взяла ее в руки, медленно развернула и прочла заголовок: «Ты гей? Тебе не обязательно быть им! Гетеросексуальность за двенадцать шагов».

— Мать требует, чтобы я непременно проконсультировался с этим… «целителем», — сообщил Хадсон. — Он якобы в силах избавить меня от недуга.

— Господи! — Ингрид прижала пальцы к губам.

— Смешно, правда? — Он вздохнул, закатил глаза и помотал головой.

— Разумеется, нет! Странно… — Вернув брошюру, она чуть дольше, чем требовалось, задержала его руку в своей ладони. — Хадсон, ты меня слышишь?

— Да, мэм.

— Пойдем в хранилище. Я бы хотела посмотреть твою линию жизни. Ты позволишь?

— Нет уж, спасибо! Я не желаю знать свое будущее, как и то, где окажусь завтра.

— Завтра ты будешь здесь. Поработаешь в библиотеке, пока ее не начнут разрушать. Давай. Я настаиваю. — И Ингрид отвела его в хранилище, поставила посреди комнаты и начертала на полу пентаграмму.

Хадсон посмотрел вниз и, стараясь не хихикать, заявил:

— Вот ужас-то!

— Помолчи! — велела она, вглядываясь в линию жизни Рафферти. Но, хотя она обладала зрением ведьмы, да и пентаграмма должна была показать его судьбу совершенно отчетливо, Ингрид что-то очень мешало. Все покрывала туманная серая муть. Ингрид зажгла новую свечу, прошептала магическое заклинание, и дымка немного рассеялась. Теперь она видела линию жизни более четко.

Она включила свет, повернулась к приятелю лицом и серьезно произнесла:

— Ну, мама твоя, во всяком случае, однажды ко мне заглянет. — Она сумела разглядеть, как медленно тает лед в упрямом сердце матери Хадсона и постепенно исчезает прочно укоренившаяся в ее сознании гомофобия. (Женщина считала вполне нормальным, что ее парикмахер, стилист и личный повар являются геями. В общем, кто угодно, только не ее сын!) И она безумно любила своего красивого мальчика, без которого ей так тоскливо на Рождество. Ингрид видела медленные, осторожные шаги, ведущие к примирению и прощению. Вот, наконец, мать, сын и зять вместе едут в Париж. — Она любит тебя, Хадсон. Но и ты не сдавайся. Не отталкивай ее.

— Хм-м-м… — пробормотал он. Ингрид почувствовала, что он тронут. А чуть позже она обнаружила в кабинете букет своих любимых цветов, оставленный Хадсоном.

В течение следующего часа Ингрид успела побеседовать с немалым количеством женщин, озабоченных самыми разнообразными проблемами — головные боли, внезапно возникающие кожные инфекции, гибель четвероногих любимцев. Ингрид толком не знала, верят ли клиентки в то, что она способна оживить их домашних животных, но взяла информацию на заметку. Она не забывала трех мертвых птиц, которых ее мать похоронила еще в начале лета. Эмили Фостер, художница, жаловавшаяся на творческий кризис, вошла в кабинет Ингрид последней.

— Прости, что снова беспокою тебя, — сказала она. Ингрид сразу заметила, какой бледной и изнуренной Эмили выглядит в индейской рубахе и шелковых штанах, заляпанных краской.

— Не волнуйся, Эм. Снова работа не идет?

— Нет, с картинами все прекрасно. Дело в Лайонеле. — Голос женщины дрогнул. — Я не знаю, слышала ли ты, но ему совсем плохо.

— Я не курсе, а что случилось?

— Муж был в открытом море, когда произошел… ну, ужасный взрыв неподалеку от нашего побережья. Как раз в этом месте Лайонел всегда по утрам ловит солнечников. В общем, его захлестнуло волнами, и он здорово наглотался воды. — Эмили дрожащими пальцами вытерла слезинки в уголках глаз и судорожно вздохнула. — Он бы погиб… утонул… но Лайонела, к счастью, заметила пара серферов, которые вытащили его на берег.

— Боже мой!

— Да. Ребята спасли его от смерти. — Эмили тряхнула головой. — Они ведь проходят курс специальной подготовки, так что сумели сделать ему массаж сердца, а потом отвезли в больницу.

Ингрид вздохнула с облегчением:

— Значит, он жив?

— Да, но состояние очень тяжелое. Лайонел к аппарату искусственного дыхания подключен. Врачи говорят, что его мозг уже умер. — И Эмили заплакала, не сдерживаясь.

— Ох, мне так жаль! — Ингрид потянулась к ней и сочувственно сжала ее руку. Эмили и Лайонел были добрыми друзьями их семьи. Именно к Лайонелу Бошаны всегда могли обратиться, если нужно было заменить лампочку в труднодоступном месте или произвести плотницкую починку — словом, сделать работу по дому, несложную для умелых мужских рук.

— Я даже поверить немогу. Он ведь отлично себя чувствовал в то утро, а теперь… у него кома! — Эмили разрыдалась. — И мало того! Его мать меня ненавидит. И хочет теперь вышвырнуть меня вон.

— Что, прости?

— Видишь ли, формально ферма принадлежит Лайонелу. Мы ведь не зарегистрировали брак официально, — объяснила Эмили. — Детей заводить мы не планировали, поэтому особого смысла я в этом не видела. Господи, как жаль, что я проявила такое упрямство! Ох уж эти мои богемные идеалы! А теперь его родственники хотят отобрать у меня дом. Они сказали, чтобы я до конца месяца упаковала свои вещи и убралась восвояси. Они якобы хотят быть поближе к Лайонелу, а заодно и от меня избавиться. Они меня, в общем, никогда не любили, считали, что я недостаточно хороша для их семьи. А ведь мы прожили здесь столько лет — с тех пор как познакомились. Это мой дом! Там моя студия. Я просто не представляю, куда мне идти! Ах, если бы Лайонел очнулся! Но врачи утверждают, что надежды нет. Он практически превратился в овощ.

— Что я могу сделать для тебя? — спросила Ингрид.

Эмили вытерла глаза скомканным, насквозь промокшим носовым платком и посмотрела на нее.

— Я знаю — он рядом со мной. Он не хочет меня покинуть. Он должен очнуться, Ингрид! Должен! Ты не могла бы помочь ему проснуться? Ингрид, пожалуйста!

— Мне бы и самой очень этого хотелось, — произнесла Ингрид, качая головой. — Но моя магия… ну, то, что я умею… Моих способностей явно недостаточно.

Опечаленная Эмили горестно вздохнула:

— Понимаю. Я просто подумала, что надо спросить. — Она медленно встала и направилась к двери. При виде растерянной и совершенно убитой горем подруги в сердце Ингрид что-то шевельнулось. Тот же невольный порыв, заставивший ее прийти на выручку Табите и забыть об оковах Запрета.

— Погоди, — сказала Ингрид, поднимаясь из-за стола, — сама я ему помочь не смогу, но знаю одного человека, который, пожалуй, это сумеет.

Глава семнадцатая СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Всю ту мучительную неделю ключ от яхты Киллиана лежал у Фрейи в кармане. Только в воскресенье ближе к вечеру она обнаружила, что находится на острове Гарднера, неподалеку от причалов, и прячется в тени. Сны, в которых к ней приходил Киллиан, с каждым днем становились все более яркими и живыми. Она не могла ни сделать шагу, ни вздохнуть без мыслей о нем. Память о его поцелуях жгла ей душу, а по ночам Фрейя физически чувствовала, с какой силой давит на нее страсть.

«Дракон» оказался спортивной яхтой среднего размера. Модель весьма популярная среди местного населения благодаря своей быстроходности. У отца Фрейи тоже когда-то имелась такая. Она не сомневалась — Киллиан уже там. Она чувствовала его присутствие и то, как сильно он ждет ее прихода. Вокруг царила тишина. Если бы она закрыла глаза и сосредоточилась, то, наверное, узнала бы, о чем он сейчас думает. Конечно же, о том, как сольются их тела после того, как она поднимется на борт. Да, теперь ей оставалось лишь одно — выйти из тени под деревьями и подняться на яхту. Вставить ключ в замок. Открыть дверь. И упасть с утеса в пропасть. Фрейя вытащила из кармана ключ. Девушке показалось, что тот странно вибрирует у нее в руках, но потом она поняла, что ее бьет нервная дрожь.

На палубе возникло движение — Киллиан вышел из каюты и стал вглядываться в ночную тьму.

— Фрейя?.. — услышала она шепот. — Ты? Входи скорей.

Его слов было достаточно, чтобы она взяла себя в руки и, совершив поистине героическое усилие, швырнула проклятый ключ в океан, а потом бегом бросилась к машине. Она уже ощущала, как в ее душе начинает формироваться некая тьма, подлая беспечность, с которой ей будет не под силу бороться. И Фрейя не сможет удержаться. Нет, прочь от Киллиана!

А ночью ей приснился сон. Сперва она обнаружила, что лежит в кровати не одна. Кто-то придавил ее сверху, и, хотя тяжесть показалась ей знакомой, Фрейя изо всех сил пыталась сбросить с себя это тело. Говорить она не могла, да и глаза открыть — тоже. Но, когда она совершенно измучилась, на душу ее словно снизошел тихий покой. Она сумела открыть глаза и увидела, что идет по лесу рука об руку с Киллианом.

Он улыбнулся:

— Не бойся.

— Я и не боюсь, — ответила она. Фрейя знала, где находится. Они шли в глубь леса, что начинался сразу за их домом, к тайному роднику, о существовании которого знала лишь она. Ручей был в самом сердце девственной чащи — близ чистого голубого озера, где она с таким наслаждением плавала порой.

— Как ты узнал об этом месте? — спросила она Киллиана и заметила, как в его сине-зеленых глазах вспыхнул злой огонек.

— Ведь ты сама меня сюда привела, — вымолвил он.

Фрейя задумалась. Она уже не понимала, сон это или реальность. Судя по всему, она не спала, но как же она сюда попала? Вспомнить этого она никак не могла.

Она подошла к берегу озера и плавным движением сбросила платье, оставшись обнаженной. Она позволила ему сколько угодно смотреть на нее, нагую. Он буквально пожирал глазами ее груди, изящную, тонкую талию, подтянутый живот и загорелые ноги. Его взгляд был почти как физическая ласка.

— Догоняй! — взвизгнула она и бросилась в воду.

И он принялся сбрасывать с себя туфли, одновременно расстегивая рубашку и ремень. Брюки он швырнул на землю, с усмешкой заметив:

— Ничего такого, чего бы ты раньше не видела! — И он нырнул следом за ней — стройное тело взметнулось и, прямое как стрела, легко разрезало гладь озера. Затем он сильно брызнул в Фрейю водой, вымочив ей волосы.

Но ей было совсем не холодно. Теплый воздух окутывал ее, как одеяло, и она начала погружаться все глубже — до тех пор, пока хватало дыхания. Потом Фрейя оттолкнулась ногами и всплыла на поверхность, но Киллиан снова брызнул в нее водой. Они долго играли, плавая, ныряя, поддразнивая и топя друг друга. Оба весело смеялись, и Фрейя чувствовала, как вода ласкает ее тело, а радость ее звучит окрест, точно крик валькирии. Она вспоминала старинные традиции, и то, как они плясали обнаженными у костра с разукрашенными красками и дегтем телами, и их магические маски, пение и экстатическое единение со всем сущим. Тогда даже люди порой разделяли с ними библейское единение с природой. Теперь это осталось в прошлом. Фрейя чувствовала, что здесь, с Киллианом, она вновь стала прежней, готовой танцевать до упаду и праздновать красоту вечной юности и бессмертной жизни.

Внезапно вода в центре озера вспучилась, и там возник игривый фонтан, сверкавший волшебным ослепительным светом. То была магия Фрейи, которая обретала все большую силу по мере того, как росла ее радость. Киллиан засмеялся, дивясь созданному ею чуду. Казалось, их благословляет сама земля, и влажная, в каплях росы трава, и ветерок, насвистывающий в ветвях деревьев нежную мелодию. Фрейя отплыла под водой на самое глубокое место, а когда вынырнула, Киллиан обнял ее, притянул к себе и поцеловал. И она поцеловала его в ответ, всем телом чувствуя бьющуюся в нем страсть. Сердце у нее стучало сильней и сильней, руки Киллиана ласково блуждали по ее грудям, по внутренней стороне бедер… А потом он вынес ее на берег и накрыл собой…

Фрейя зажмурилась, мысленно заключая их тела в священный круг и призывая стихии земли и воды стать свидетелями их союза. Она стала напевать — неслышно, почти беззвучно, ощущая, что лес вокруг полон магии. Каждое живое существо — от травинки до округлых дубовых крон — тоже тихо пело, празднуя их любовь.

— Я отдаю… — Я отдаю тебе себя — вот что она должна была произнести, но оказалась не в состоянии закончить сакральную фразу. В небесах сверкнула молния, загремел гром, и кто-то силой оторвал Киллиана от нее. Горячее притяжение их тел, подобное электрическому току, мгновенно исчезло. Волшебство кончилось. Смолкли, исчезли, растворились в воздухе души стихий. И Киллиан тоже исчез…

Фрейя открыла глаза. Она находилась у себя в спальне. Звонил телефон. Девушка схватила трубку.

— Дорогая, это ты? — услышала она встревоженный голос.

— Бран! — Она испытала огромное облегчение. Фрейя упала на подушки и с наслаждением вздохнула полной грудью. Она снова спасена от себя самой. И от Киллиана.

— Я соскучился по тебе… У меня есть пара минут до начала переговоров в Осло, я и решил позвонить, — сообщил он. — Прости, если разбудил.

— Как хорошо, что ты это сделал! — вырвалось у Фрейи. Она дрожала. Что с ней случилось? Что она натворила во сне? Она едва не стала женой Киллиана! Если бы она смогла произнести заветные слова, все было бы кончено — ибо созданного богами никто разорвать не сможет. Таков закон, и он всегда оставался неизменным… Фрейя навечно стала бы его женой, принадлежащей только ему одному — до конца времен.

Она прильнула к трубке, слушая голос Брана и стараясь изгнать из души последние отголоски сна. Постепенно сердце перестало бешено стучать, и она уснула под шум океанских волн, мягко набегавших на берег.

Глава восемнадцатая ПОМОЩНИЦА

Зачем ее дочь пообещала сотворить подобное чудо? Джоанна не могла понять. Разумеется, она знала, конечно, что Ингрид устроила в библиотеке нечто вроде клиники и потихоньку снабжает женщин разнообразными оберегами и талисманами. Фрейя не отстает от сестры, предлагая клиентам в баре волшебные напитки под видом новых коктейлей. Несомненно, их действия являлись прямым нарушением Запрета. Но Джоанна не нашла в себе сил выбранить дочерей и потребовать, чтобы те немедленно прекратили заниматься колдовством. На днях она случайно подслушала разговор девочек и поняла — она сама не слишком соблюдает правила. Оказывается, соседи видели в небесах над городком НЛО — на самом деле то была Джоанна, которая второпях полетела на метле спасать Тайлера. Видимо, тогда она не успела сразу скрыться за облаками. Ничего себе НЛО! Но взлетела она без труда, значит, не такая уж она и толстая, верно?

Сначала она заявила Ингрид, что ни в коем случае не прибегнет к серьезной магии. Об этом даже речи идти не может. Джоанна еще не совсем успокоилась после своего невинного опыта с оживлением травинки на холме. По ночам ей часто мерещилось, как ползучие растения скользят по ее телу, обвивают ноги, забиваются в рот и душат. Джоанна предприняла кое-что и обследовала «шов» между мирами. Она обнаружила, что в некоторых местах «граница» весьма ветхая. Но она не стала ничего говорить девочкам — не хотелось их тревожить, пока она сама не поймет, в чем дело.

Кроме того, оживлять игрушечных солдатиков или возрождать сгоревший пирог — просто баловство, но устраивать очередное «воскрешение Лазаря» — совершенно другое дело. А ведь старшая дочь просила ее оказать подобную услугу. В принципе, Джоанна появилась на Земле именно для этой цели, но все давно в прошлом. Запрет положил конец ее деятельности. Существует Лига Мертвых, что также необходимо учитывать. Нельзя безнаказанно вторгаться на территорию Хельды.^[11] Кесарю кесарево, только так и не иначе. Предположим, чисто теоретически, что Лайонел еще жив, но, судя по словам докторов, он почти превратился в овощ. Джоанна вздрогнула, вспомнив это выражение. Ах, лучше бы люди никогда им не пользовались! Думать о человеке как о примитивном растении было слишком… унизительно. Разумеется, смысл заключается в том, чтобы облегчить горе семье умирающего. Близким нужно отпустить его, ибо, по сути дела, любимый и родной человек перестал быть самим собой.

Но Ингрид не унималась. А положение Эмили было поистине ужасающим. Эту чудесную женщину, писавшую великолепные морские пейзажи и приносившую Бошанам красивые коричневые яйца и свежее молоко, вот-вот вышвырнут из собственного дома родственники мужа. Джоанна отлично понимала, почему это происходит. Ни одна невеста или жена никогда не бывает достаточно хороша для свекрови — точнее, для ее драгоценного сына. Странно, но почему-то никто таким образом дочерей не называет. В общем, за столетия мало что изменилось. И сегодня независимым женщинам (в их числе, конечно, Эмили, Ингрид, Фрейя и Джоанна) больше не на кого опереться, кроме как на самих себя. Мужчины и мужья чудесны, когда находятся поблизости. Но в семье Бошанов костер любви, наверное, пылал слишком сильно… а в результате — ни мужа, ни сына. Женщины остаются одни со своими заботами. Эти мысли в итоге привели Джоанну к тому, что она согласилась сделать для Лайонела все, что в ее силах, — исключительно ради Эмили.

Джоанна давно уже подумывала, не попытаться ли спровоцировать Совет? Интересно, обратят ли его члены должное внимание на их семейство? Грядущая свадьба Фрейи придавала ей оптимизма. Ведь переменчивый нрав богини любви позволяет ей плести свой узел в лунную ночь урожая. А воскресенье перед Днем труда, который празднуют здесь в первый понедельник сентября, как раз совпадает с их старинным традиционным празднеством. К сожалению, им больше не разрешалось отмечать этот день. Но, возможно, надежда еще есть, и все переменится.

Если Джоанна действительно собирается выполнить просьбу Ингрид, следует хорошо экипироваться. И это ей пригодится в любом случае — особенно после истории на пляже. Им всем понадобится защита от неведомого зла, которое может прийти извне. Джоанна поднялась по лестнице на чердак и долго рылась в грудах хлама, пока не добралась до фальшивой стенки, за которой спрятала самое ценное. Тогда она проявила крайнюю предусмотрительность и осторожность, постаравшись, чтобы Совет не отобрал все. Вот он, ее плоский дорожный чемоданчик! Спокойно лежит в тайнике — под пыльным чехлом для фортепьяно. Джоанна открыла его крышку и заглянула внутрь. Обнаружилась простая деревянная шкатулка, из которой женщина вынула три волшебные костяные палочки. Они и сейчас выглядели идеально и были столь же прекрасны, как в день их создания.

— Мама? Ты что делаешь на чердаке? — донесся голос Ингрид. — Нам пора в больницу, пока не кончилось время посещения.

— Иду, дорогая, — ответила Джоанна и спустилась вниз, крепко сжимая в левой руке волшебные палочки. — Обязательно передай это Фрейе, когда она домой вернется. Но помните, девочки, — обращаться с ними надо очень осторожно и использовать только в случае крайней необходимости.

— Ты уверена насчет палочек, мама? — спросила Ингрид, с почтением их касаясь. Они были сделаны из кости дракона — одного из древнейших богов, которые были старше самой Вселенной. Собственно, из такого же материала была создана и Земля, и мост между мирами. Полупрозрачная, почти белая, костяная палочка светилась радужным переливчатым светом.

— Не совсем, но сердце мне подсказывает, что нам пора вытащить их из тайника, — произнесла Джоанна и спрятала палочку в карман пальто. — А теперь идем. Посмотрим, удастся ли нам вернуть Лайонела к жизни.

До больницы они добрались лишь под конец дня, но ухитрились успеть до того момента, когда допуск посетителей в палаты прекращался.

— Итак, сколько времени он пребывает в полном беспамятстве? — спросила Джоанна, на ходу засучивая рукава и направляясь по коридору к нужной двери.

— Около недели.

— И что, не наблюдается никакой мозговой активности?

— Крайне слабая, недостаточная для того, чтобы гарантировать возвращение сознания.

Джоанна кивнула.

— Тогда это не будет слишком сложным. Если у Лайонела наблюдается хотя бы малейшая активность головного мозга, это означает, что он опустился только на первый уровень нижнего мира. Вытащить его на поверхность не так уж трудно.

— Я так и подумала, — сказала Ингрид, останавливаясь у дверей палаты и поворачиваясь к Джоанне: — Спасибо, мама.

Джоанна в ответ лишь потрепала дочь по руке. Она бы никогда не согласилась участвовать в «оживлении», если бы не Ингрид. И поскольку дочь никогда ее ни о чем не просила, она, любящая мать, не сумела отказать. Да и история Эмили Фостер пробудила в душе Джоанны искреннее возмущение и чувство справедливости. Браки заключаются на небесах, а не с помощью бумажных документов. Джоанну приводила в бешенство одна лишь мысль о том, что родственники мужа могут вышвырнуть несчастную Эмили из дома по собственной прихоти.

Ингрид рывком открыла дверь, и они увидели Эмили Фостер, плачущую у постели Лайонела. Тело его было полностью накрыто простыней. Все ясно! Ингрид растерянно посмотрела на мать и медленно приблизилась к постели умершего.

— Они отключили аппарат, когда я поехала на ферму, чтобы переодеться и проверить, как там наши животные, — всхлипывала Эмили. — Потом я вернулась, и сиделка сказала мне, что его мать дала на это согласие и подписала нужные бумаги. Она знала, что я не соглашусь, и решила сделать все у меня за спиной. Он умер. Умер, Ингрид! Вы пришли слишком поздно! — Она зарыдала.

Джоанна скинула с тела простыню и взяла умершего за руку. Кожа Лайонела казалась абсолютно серой, а ногти на руках приобрели белый цвет. Впрочем, на предплечьях сохранился легкий оттенок живой розовой плоти.

— Тело еще теплое. Его недавно отключили? — спросила она.

— Как раз перед вашим приходом, — произнесла Эмили. — Я опоздала на несколько минут.

— Эмили, моя мать обещала помочь Лайонелу, — осторожно сказала Ингрид.

— Я помню, — ответила Эмили, сморкаясь. — Здравствуйте, миссис Бошан.

— Закрой дверь, — велела Джоанна дочери, — задерни занавески и уведи ее отсюда.

Ингрид сделала все, как ей велели, и вместе с Эмили направилась к двери.

— Что вы собираетесь делать? Он ведь мертв! — вдруг воскликнула Эмили, остановившись на пороге, и со страхом уставилась на ведьм.

Ингрид и Джоанна переглянулись.

— Не совсем. Даже при отключенном аппарате искусственного дыхания сердце Лайонела продолжает слабо биться, просто пульс настолько замедлен, что уловить его почти невозможно, — объяснила Джоанна, надеясь, что уже овдовевшая Эмили поверит маленькой лжи во спасение. Было бы слишком сложно объяснить ей, как все обстоит на самом деле. Не могла же она признаться, что собирается пойти за Лайонелом в Царство Мертвых? Он только что спустился в нижний мир, и вернуть его вполне реально.

Оставшись наедине с умершим, Джоанна крепко стиснула холодную руку Лайонела, закрыла глаза и шагнула во мрак. Теперь вокруг нее был сумеречный мир душ, лишившихся тела. В темноте виднелась тропинка. Она напоминала цепочку следов, оставшихся на песке. Освещая себе путь с помощью волшебной палочки, Джоанна разглядела вдали Лайонела, который как раз добрался до второго уровня и с трудом поднимался по склону горы к воротам. Она знала — как только он войдет в ворота, вернуть его назад будет гораздо труднее. Ибо за Царством Мертвых пролегала граница Ада.

В гнетущей тьме Джоанну охватило незнакомое чувство гнева и отчаяния. Ничего подобного она никогда раньше не испытывала. И еще она всем своим существом ощущала близость Зла.

— Лайонел! — окликнула она художника. Ей хотелось как можно скорее убраться отсюда.

Он обернулся. Лайонел Хорнинг был в обычной одежде, как всегда перепачканной краской. Он выглядел суровым, но, увидев Джоанну, мужчина улыбнулся:

— Миссис Бошан, что вы тут делаете?

Джоанна поднялась повыше и встала с ним рядом. Теперь оба осматривали с холма мрачные окрестности.

— Забираю тебя домой.

— Я ведь умер, не так ли? — спросил Лайонел.

— Только в глазах людей. Они перестали слышать биение твоего сердца, — сказала Джоанна.

— Я утонул? Я помню, что насквозь пропитался водой.

— Да, ты действительно утонул.

— Эмили всегда говорила, что океан когда-нибудь меня одолеет.

Джоанна проверила состояние души Лайонела и заметила следы странной серой паутины, что ее крайне встревожило.

— Может, ты бы предпочел остаться? — спросила она.

Лайонел огляделся.

— Не думаю. А где мы?

— Считай, что это нечто вроде полустанка на твоем пути. Видишь ворота наверху? Как только ты до них доберешься, вернуть тебя обратно будет очень сложно.

— Как Эмили?

— Плохо. Ее скоро вышвырнут из дома.

— Проклятье, дело рук моих родителей! — простонал Лайонел. — Я же говорил ей! Надо было заставить ее выйти за меня замуж! Но она такая упрямая, знаете ли… — Он вздохнул. — Разве я могу оставить Эмили одну?

— Подумай.

Лайонел долго смотрел на тропу, мерцавшую во мраке и ведущую к серебряным воротам на вершине холма. Джоанна его не торопила. Она понимала, как трудно ему принять подобное решение. Ведь он пробыл на нижнем уровне уже целую неделю. Он успел позабыть о тяготах жизни, перестал бояться. Лайонел начал переход в мир духов. Возможно, идея с его возвращением — не слишком удачная, подумала Джоанна. Вероятно, ей не следовало отвечать согласием на просьбу Ингрид.

Лайонел, задрав голову, внимательно посмотрел на далекие серебряные ворота, сверкавшие на вершине, и сказал:

— Идемте назад.

Джоанна взяла его за руку и повела вниз по тропе. Он послушно следовал рядом с ней, но через несколько шагов резко остановился.

— Меня ноги не слушаются, — проворчал он. — Я с места сдвинуться не могу.

— Постарайся превозмочь себя! — приказала Джоанна. Она и сама чувствовала, как кто-то сильно тянет его в противоположную сторону. Должно быть, ее сестра, Хельда, хочет удержать душу Лайонела.

— Не испытывай мое терпение, сестра! — крикнула Джоанна и взмахнула волшебной палочкой — та вспыхнула ярким белым светом. — Вспомни — ты согласилась с условиями Договора! Время этого смертного еще не пришло! — И она потащила Лайонела за собой. Взвыл ветер, загрохотали океанские волны, засверкали молнии. Нижний мир не желал расставаться с новой душой.

Но Джоанна владела могущественной магией. Сила, укоренившаяся в ней, была старше Земли и древнее Царства Мертвых. Она знала — ее свирепой воли хватит, чтобы удержать Лайонела и вытащить его наверх. Последовала мощная вспышка…

Джоанна сидела у больничной кровати, крепко держа неподвижного Лайонела за руку. Вдруг он заморгал глазами, прокашлялся, огляделся и спросил:

— А где Эмили?

Его родители пребывали в восторге. Еще бы, сын с того света вернулся! А огорчения по поводу того, что им не удалось прибрать к рукам ферму, они старались не показывать. Джоанна и Ингрид распрощались со всеми и отправились домой.

— Как мне отблагодарить вас? Я понятия не имею, как вы это сделали, но мне все равно. Огромное вам спасибо! — Эмили заплакала. — Что мне вам подарить?.. Берите, что хотите! Может, дом? — И она засмеялась. — Из-за Лайонела я перед вами в неоплатном долгу.

Джоанна обняла женщину, расцеловала в обе щеки и произнесла:

— Просто заботьтесь друг о друге, и все. За ним непременно надо присматривать: день или два он будет чувствовать себя несколько… не в своей тарелке. А если ему станет хуже, немедленно дайте нам знать.

Ингрид шла чуть впереди и, услышав слова матери, обернулась и поддразнила ее:

— Итак, мам, как насчет Запрета? По-моему, воскрешение человека полностью нарушает все наложенные на нас ограничения?

Джоанна улыбнулась. После проделанной работы ощущения у нее были совершенно фантастические, как в старые добрые времена. Она воткнула волшебную палочку в пышный узел волос на затылке и, по-прежнему улыбаясь, заявила:

— Да и черт с ними, с ограничениями! Пора признать, что мы были и остались ведьмами. Пусть только они попробуют теперь что-то нам запретить!

Часть вторая ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ ЗРЕЕТ БЕДА

Глава девятнадцатая RHINEMAIDEN

— Привет, Мэтт. Кэтлин заканчивает оформлять новые книги и скоро подойдет, — сказала Ингрид, улыбаясь симпатичному детективу, как она надеялась, вполне дружелюбно.

Мэтт Ноубл кивнул и занял свое обычное место на скамье напротив библиотечной стойки. Ингрид ловила себя на мысли, что не успела она и глазом моргнуть, как Мэтт и Кэтлин стали влюбленной парочкой. Их отношения и впрямь развивались настолько стремительно, что Ингрид не без оснований подозревала свою сестрицу. Фрейя могла подлить Мэтту в кофе свой знаменитый любовный напиток. Однако та поклялась, что Мэтт давно к ним не заглядывал, как, впрочем, и Кэтлин. Его пассия принадлежала к тому типу девушек, которым достаточно одного бокала вина, чтобы опьянеть. Она знала свою особенность и посещала бар лишь изредка.

Ингрид попыталась сосредоточиться на файлах, выведенных на монитор старенького компьютера, однако ей безумно мешало присутствие Мэтта. Он расположился прямо напротив ее места. Если раньше он был просто одним из постоянных посетителей и часто заходил в библиотеку, то теперь от Ноубла и вовсе житья не стало. Каждый день около пяти часов он уже торчал в читальном зале, словно соблюдая установленный им график. А в этот четверг явился даже раньше. Хотя, конечно, сегодня канун праздничного уик-энда, но неужели ему больше нечем заняться? Откуда у детектива столько свободного времени, чтобы постоянно попусту здесь болтаться? Разве он не обязан раскрывать преступления? Больше полугода прошло с того дня, как Билла Тэтчера нашли мертвым на пляже, а у полиции по-прежнему — результатов ноль и ни одной зацепки. И жена Билла, Мора, находится в коме, а ведь она — единственная свидетельница гибели мужа.

Присутствие Мэтта Ноубла действовало Ингрид на нервы, но гораздо сильнее ее раздражала подготовка Кэтлин к любовному свиданию. Вот и теперь эта девица, сидя за рабочим столом, торопливо накладывала румяна и красила помадой губы. Попутно она рассказывала каждому, кто находился в пределах слышимости, о том, как развиваются ее взаимоотношения с Мэттом. Табита и Хадсон, разумеется, сразу оказались самой благодарной аудиторией. Таб обожала романтические истории, а Хадсон был без ума от театра любого толка и впитывал драматические подробности, как губка. Ингрид попыталась избежать откровений Кэтлин, но, увы, теперь она лицезреет Мэтта.

Сперва она старалась внушить себе, что Ноубла просто не существует, затем — что он ей абсолютно безразличен. Но все оказывалось безрезультатно. Каждый раз при виде молодого полицейского у нее перехватывало горло, по спине полз холодок, а руки покрывались мурашками. Ингрид плотнее запахнула полы кардигана, стараясь унять дрожь. Что же это такое?! С какой стати он на нее так действует? Ингрид старалась сохранять равнодушный вид изо всех сил. Она даже не заметила Эмили Фостер, которая остановилась у стойки и начала пристально на нее смотреть. Наконец художница тряхнула ее за плечо и с тревогой спросила:

— Господи, Ингрид, ты в порядке?

— Ох, Эмили! Извини. Я…

— Спала наяву? — Эмили улыбнулась и подала ей несколько книг. — Ничего, я к такому привыкла. Лайонел постоянно смотрит куда-то вдаль.

— Как он? — спросила Ингрид, радуясь, что Эмили отвлекла ее от мыслей о Мэтте. Краешком глаза она заметила, что детектив нетерпеливо барабанит пальцами по своему кейсу.

— Нормально, — ответила она. — Пожалуй, муж стал более рассеянным, чем обычно, но, возможно, из-за того, что он начал новый цикл картин и целиком ими поглощен. Хотя, знаешь, полотна эти… внушают мне ужас. Везде тропы, ведущие в никуда, пустынные холмы и серебристые ворота на вершине. Лайонел давно уже не выставлялся в Нью-Йорке, и его галерист прямо сгорает от нетерпения.

— Приятно слышать. Передай мужу от нас привет, пожалуйста. — Ингрид вручила Эмили очередную стопку романов.

После воскрешения Лайонела из мертвых Совет вообще себя не проявил. Никаких посланий оракула и других признаков того, что их магические действия заметили. А ведь они постоянно находятся под прицелом. Неизвестность беспокоила ее. Но, с другой стороны, в ней вспыхнула надежда. Вдруг, думала Ингрид, мы зря так тщательно соблюдали правила? Что, если Совету стало безразлично, нарушают ли Бошаны наложенные на них ограничения? Возможно, им следовало вернуться к практической магии много лет назад.

В библиотеке оставалось еще несколько постоянных посетителей. Они бродили между стеллажами и выбирали книги на долгие выходные, то и дело советуясь с Ингрид. У нее не было и свободной минуты, но и сейчас она не забывала о потенциальном уничтожении их здания. Посмотрите, захотелось ей крикнуть в лицо самоуверенному мэру, люди с удовольствием пользуются библиотекой! И она ничуть не отстает от жизни! Впрочем, она не ждала благополучного исхода. Множились слухи, что архив планируется перевезти на какой-то склад и оборудовать при нем крошечный офис. Перспектива неутешительная и шаткая. Нынешний владелец склада, получивший его в наследство, мог себе это позволить. Ну, а если он передумает? Будущее же самой библиотеки было весьма туманным.

Наконец толпа у стойки поредела, и перед Ингрид вновь оказался Мэтт Ноубл, терпеливо сидевший на скамейке. Оба молчали, что постепенно начало сводить Ингрид с ума.

— Дай-ка я посмотрю, отчего она так задержалась, — сказала она Мэтту, приведя поверхность стойки в идеальный порядок, и быстро прошла в кабинет, где обнаружила Кэтлин. Та сидела за столом и с недовольным видом изучала собственное отражение в зеркальце.

— Ты ведь знаешь, что Мэтт здесь больше часа! — упрекнула ее Ингрид.

— Да. Я вечно опаздываю! — Кэтлин вздохнула, защелкивая пудреницу. — Он, конечно, ничего не говорит, но мне и самой очень неприятно заставлять его ждать. Он никогда не опаздывает. Приходит минута в минуту, я уже себя стыжусь. Я думаю, пунктуальность у него в крови. У него ведь и отец был капитаном полиции. И дед. Семейная традиция — правда, мило? — Ингрид показалось, что только теперь эта девица начинает разговаривать как взрослый человек. Хотя, к сожалению, она оказалась ужасной болтушкой. Казалось, Кэтлин невозможно заставить заткнуться. Сотрудники библиотеки отныне были отлично осведомлены о том, какую еду предпочитает «дорогой Мэттью» (он предпочитал закусочную у шоссе), знали о его политических взглядах (кстати, детектив, как и Ингрид, не голосовал за нынешнего мэра) и о бывших подружках (весьма немногочисленных). Ингрид почувствовала, что ей с каждым разом все труднее удерживаться от желания заколдовать Кэтлин. И нужно-то лишь тринадцать черных свечей да пентаграмму. Эта дурочка вообще не поняла бы, почему она так глупо хихикает без остановки.

Кроме того, Ингрид предпочла бы не знать слишком многого о Мэттью Ноубле. Благодаря болтливости Кэтлин перед ней возник портрет простого, честного и трудолюбивого парня, который заслуживал уважения и восхищения. Ингрид оставалось лишь молча им любоваться.

— Как я тебе, Хадсон? Хорошо выгляжу? — спросила Кэтлин, вертясь перед Рафферти в новом платье из белого льна, красиво оттенявшем слегка загорелую кожу девушки.

Тот дугой изогнул бровь:

— Если учесть, что именно я помог тебе его выбрать… По-моему, ты — просто великолепна.

— Выглядишь потрясающе, — подхватила Табита, с завистью поглядывая на Кэтлин. Ее беременность была пока не слишком заметна, если не считать легкой припухлости лица и приступов утренней тошноты. — Куда вы с ним направитесь?

— Слушать оперу. Представление будет прямо на берегу! Только я не помню, какая сегодня постановка.

— Вагнер. «Кольцо Нибелунгов», — ледяным тоном подсказала Ингрид. Вообще-то она и сама собиралась туда сходить. Каждый год к празднику городской оркестр всегда исполнял одно и то же — сокращенную инструментальную версию этой оперы с салютом в финале. Собственно, послушать Вагнера собиралось все семейство, но Фрейя в последнюю минуту отказалась. А Джоанна заявила, что летом у нее вообще нет настроения воспринимать «Sturm und Drang».^[12] Так что Ингрид отказалась от своей задумки, поскольку ей совершенно не хотелось провести вечер в одиночестве.

— Постой-ка, — и Хадсон еще туже затянул пояс у Кэтлин на талии, подчеркивая этим ее аппетитный силуэт «песочные часы». — Так гораздо лучше. — Он одобрительно кивнул. Ах ты, предатель! — подумала Ингрид с горечью. Теперь Рафферти стал лучшим другом Кэтлин — у тридцатилетнего мужчины оказалась душа тринадцатилетней девчонки. Он просто замирал от восторга, слушая рассказы своих приятельниц об очередном романе или свидании. Это было, безусловно, поинтереснее телевизионных шоу.

Кэтлин, глупо хихикая, совсем разрумянилась. Ингрид старалась не слушать их болтовню, убеждая себя, что ей все безразлично и она ни капли не ревнует. Ах, если бы она могла избавить себя от тех чувств, которые ее сейчас обуревали! У нее очень даже неплохо получалось помогать женщинам в решении их проблем, но вот свои… То был не ее конек. Фрейя, конечно, предложила бы сестре попробовать один из любовных напитков и попросту отбить Мэтта у Кэтлин, но Ингрид не собиралась действовать таким образом. Она хотела понравиться ему без магических фокусов. И разве он ей безразличен? Ничего подобного! Ей все трудней обманывать себя, все сложней скрывать чувства под маской равнодушия. Чего греха таить — Мэтт Ноубл ей действительно очень нравился, хотя и стал теперь практически недосягаем. В принципе, Ингрид не слишком страдала из-за того, что ее привлекает мужчина, которого она не может заполучить. Дело в том, что она ни разу за всю свою долгую жизнь ни в одного мужчину по-настоящему не влюблялась и предпочитала одиночество. Увлечение Мэттом просто случилось не вовремя. А ведь поначалу ей казалось, что она ему нравится. Но, видимо, она ошибалась. И как же теперь быть с собственными чувствами?

Хадсон что-то шепнул Кэтлин на ухо. Она вспыхнула и стала еще краше.

— Если ты действительно хочешь знать, — услышала ее голос Ингрид и невольно напрягла слух, — то сегодня как раз и случится та самая счастливая ночь!

— О чем это вы? — спросила Табита и, догадавшись, захихикала.

— Мы с ним уже две недели встречаемся, и, я думаю, пора, — жеманно сообщила Кэтлин.

— Срок, установленный некими правилами? Ну и расписание, — удивился Хадсон. — Значит, достаточно двухнедельного ухаживания? — Он вопросительно посмотрел на Ингрид и Табиту.

— У меня — другая история. В моем случае Чеда хватило лишь на один вечер, — усмехнулась Табита.

— Так ты у нас, оказывается, настоящая распутница, Таб! — поддразнил ее Хадсон. — Пару часов погуляли-постояли и — хоп! Пятнадцать лет женаты.

— Да, примерно так, — улыбнулась Табита.

— А ты, Ингрид, что скажешь? — не унимался Хадсон.

Она строго взглянула на Рафферти и скрестила на груди руки. Порой она действительно чувствовала себя старой девой — самой древней на свете!

— Настоящая леди никогда об этом рассказывать не станет. — Она укоризненно посмотрела на остальных коллег, покачала головой и, извинившись, вышла из комнаты. У дверей туалета ее нагнала Кэтлин и, среди раковин и унитазов, вдруг стала рассказывать взахлеб:

— Клянусь, все очень странно! Ведь я не сомневалась — он приходит сюда, только чтобы тебя увидеть. — Кэтлин включила воду и вымыла руки. — И потом, Мэтью постоянно о тебе расспрашивает.

Ингрид удивленно на нее посмотрела:

— Вот как?

— Да. Какие книги ты любишь, что ты делаешь с чертежами. Иной раз казалось, что он на тебе помешался… — Кэтлин плотно сжала губы, растирая помаду и убирая ее излишки. — И оказалось — он так делал, потому что ужасно нервничал, желая хоть о чем-нибудь поговорить со мной! Разве не смешно?

В бешенстве Ингрид вылетела из туалета, хлопнув дверью, и решительно направилась в читальный зал. Детектив Мэтт Ноубл, не подозревая о том, что стал источником сплетен и интриг в офисной части библиотеки, удивленно уставился на Ингрид. Затем положил книгу на стол. Ну, конечно! Опус Дж. Дж. Рамси Бейкера на тысячу страниц, который Ингрид удалось вручить ему пару недель назад.

— Тебе понравилось? — самым нежным тоном спросила она.

Мэтт Ноубл на минутку задумался.

— Пожалуй… не совсем мое, но довольно интересно.

— А какие книги в твоем вкусе? — В тоне Ингрид прозвучала легкая агрессия.

— Даже не знаю… — Мэтт пожал плечами. Моя догадка была правильной, с некоторым злорадством подумала Ингрид. Никакой он не любитель литературы, а самый обыкновенный библиотечный шпион! А может, и вовсе из тех, кто любит вздремнуть в укромном уголке среди библиотечных стеллажей.

— У тебя есть любимое произведение? — Она была совершенно уверена, что он не способен вспомнить ни одного названия, и вообще это окажется нечто скучное вроде…

— «Убить пересмешника».^[13]

— Вот как? — Ингрид была потрясена. — Моя любимая книга — тоже «Пересмешник»… — А вдруг Мэтт сказал это, чтобы поскорее от нее отделаться? Возможно, Кэтлин ему это сообщила? Хотя Ингрид никогда не обсуждала с ней свои литературные пристрастия. С какой стати! Кэтлин и читать-то не любит — она постоянно торчит в Интернете и назначает свидания.

— Да. — Детектив улыбнулся. На мгновение он стал похож на главного героя романа — Аттикуса Финча или, скорее, Грегори Пека, который как раз и сыграл Аттикуса в фильме. Только у темноволосого и темноглазого Пека не было таких светло-каштановых волос, веснушек и голубых глаз Мэтта. Некоторое время они молча смотрели друг другу прямо в глаза. Ингрид показалось — он явно хочет что-то прибавить, но внезапно в читальном зале появилась сияющая Кэтлин в новом белом платье.

— Мэттью!

Он отвернулся от Ингрид и поцеловал Кэтлин в щеку — она ответила ему тем же. Только в эту минуту Ингрид заметила в руках Ноубла корзинку для пикника, из которой выглядывали горлышко винной бутылки и багет.

Табита и Хадсон вышли следом за Кэтлин.

— Чисто, госпожа начальница! — гордо сообщила Таб. Это означало, что в библиотеке больше нет посетителей. Ингрид выключила верхний свет, проверила сигнализацию, и все дружно вышли из здания. Было тепло, но дул сильный ветер. Позже он наверняка уляжется, и ночь будет прекрасна, решила Ингрид. И после захода будет еще светло — идеальная летняя ночь для чудесной музыки. Ингрид ощутила острый укол досады.

— Хочешь, мы тебя подвезем? Ты ведь тоже собиралась туда пойти? — спросила Кэтлин, увидев, что Ингрид направляется к своему велосипеду. И, повернувшись к Мэтту, пояснила: — Ингрид каждый год вместе с сестрой и мамой ходит послушать наш оркестр.

— Нет, спасибо… Сейчас мои все заняты, да и мне надо домой, — произнесла Ингрид. Табита, свернув к дому, помахала ей на прощанье.

— Ой, если ты одна не хочешь, присоединяйся к нам! — искренне предложила Кэтлин.

— Я не могу… не хочу вам мешать… — пролепетала Ингрид, чувствуя, что покраснела. Если так будет продолжаться, у нее этот румянец навсегда останется. Она меньше всего на свете хотела становиться пятым колесом в чьей-то романтической телеге. Она терпеть не могла быть третьей лишней.

Но по непонятной причине Кэтлин не желала мириться с ее отказом:

— Ты нам не помешаешь! И Мэтт не против, верно?

Детектив молча кивнул и улыбнулся Ингрид:

— Конечно. Я совсем не против. Кстати, у нас в корзинке столько сыра и всякой всячины — корову накормить можно.

Хадсон тем временем снял со своего велосипеда замок и поехал прочь, но Кэтлин успела перехватить коллегу:

— Постой! Давайте устроим вечеринку на четверых! Ну, Хадсон, соглашайся! Ведь Ингрид нужен кавалер! — Похоже, спорить с ней было бессмысленно. Она так воодушевилась, что Ингрид почти не сопротивлялась.

Хадсон вопросительно на нее посмотрел. В принципе, он еще утром предлагал составить ей компанию. Тогда Ингрид отклонила его предложение и теперь в душе надеялась, что он не станет вспоминать об отказе. К счастью, Рафферти оказался сообразительным. А может, просто клюнул на предложение Кэтлин.

— Вагнер вообще-то мрачный, — на всякий случай заметил он осторожно. — Я предпочитаю Пуччини. Но с вами, разумеется, пойду с удовольствием.

Оркестр расположился на небольшой эстраде посреди травянистой лужайки в дюнах. Вокруг собралась большая толпа горожан. Приятели отыскали свободное место между двумя группами любителей классической музыки, которые приветствовали их, подняв пластиковые стаканчики с вином. В вечернем воздухе метались на ветру воздушные шары, которые служили опознавательными знаками для припозднившихся слушателей. Солнце почти село, и лужайку залили теплые оранжевые закатные лучи. Наконец заиграла музыка. В целом обстановка была весьма приятной, но Ингрид не могла успокоиться. Она уже не находила в этом вечере ничего привлекательного.

Тем более Кэтлин так и жалась к Мэтту. Оба без конца обнимались и целовались. В самом финале оперы Ингрид начала подумывать о том, что дома она сожжет все пластинки Вагнера — настолько ее тошнило от сочетания трагической музыки с милующейся парочкой. Она была настроена крайне мрачно. Чудесную библиотеку вот-вот сметут с лица земли, и на ее месте построят кошмарные кондоминиумы. А теперь и мужчина, на которого она в кои-то веки обратила внимание, целуется с другой. Нет, мысленно пообещала она, я избавлюсь от этого дурацкого чувства к Мэтту Ноублу! Даже если мне придется выпить один из тех горьких антидотов, которые готовит Фрейя!

Глава двадцатая ТЬМА ВИДИМАЯ

Вечером в пятницу Альваресы пригласили Джоанну отпраздновать вместе с ними День независимости. После барбекю она решила пройтись и теперь брела по берегу к своему дому. Невзирая на жуткое приключение в дюнах, она по-прежнему придерживалась своей привычки гулять по вечерам. Она сделала небольшой круг в окрестностях собственной усадьбы, желая проветриться и хорошенько обдумать странности минувшего дня. Кроме того, ей было необходимо сбросить с помощью ходьбы лишние калории, которые Джоанна получила, съев два куска вкуснейшего торта. Грацелла прекрасно готовила, а уж выпечка ее всегда была нежной, как бархат. Вечер получился чудесный. Джоанна очень радовалась, что провела время не одна, а в компании друзей и соседей. Некоторые уже слышали о чуде, которое она сотворила с Лайонелом Хорнингом. Теперь, разумеется, на Джоанну посыпались просьбы горожан взглянуть на их недомогающих родственников. Она согласилась, но предупредила, что история с Лайонелом — крайний случай.

В последнее время Бошаны стали пользоваться в Нортгемптоне чрезвычайной популярностью. Всем жителям стало ясно — эти три женщины могут делать нечто особенное. Интересно, думала Джоанна, предпримет ли что-либо Совет? Пока от «властей предержащих» не было ни слуху ни духу. Возможно, они решили пока не обращать внимания на трех ведьм или пытались понять, каким образом надо реагировать на подобное непослушание. А бравада, с которой Джоанна на прошлой неделе начала применять магию, стала постепенно угасать. Нельзя сказать, что она боялась Совета — Джоннапросто хотела узнать, чего им следует ждать. Абсолютно невозможно предугадать, как боги отнесутся к столь наглому нарушению Запрета. И она надеялась получить соответствующий оракул. А там — будь что будет. Она готова смириться с любым наказанием и порицанием. Слишком тяжелой оказалась неопределенность нынешнего положения.

Джоанна даже обрадовалась, когда ее нагнала ворониха Гили и бесшумно полетела рядом. Ведьма и ее подружка продолжали совместную прогулку по хорошо утоптанной тропинке, направляясь к берегу. Они миновали новые дорогие особняки, с окнами, выходящими прямо на океан. Джоанна уже собиралась повернуть в сторону дома, но Гили вдруг взлетела выше, явно направляясь к пешеходному мосту, ведущему на остров Гарднера.

— Зачем тебе туда? — удивилась Джоанна.

Гили пристально на нее посмотрела, мысленно говоря: Тебе нужно самой все увидеть.

— Обязательно сейчас?

Идем. Ты слишком долго откладывала.

— Ты права, как всегда. И, наверное, сегодняшний вечер ничем не хуже любого другого.

Странные вещи творились в городке — этого Джоанна отрицать не могла. Она вспоминала то мертвых птиц на пляже, то странное ядовитое вещество, загрязнившее прибрежные воды, то неожиданное нападение хищных трав в дюнах. А с тех пор, как она вывела Лайонела Хорнинга из Царства Мертвых, ее не оставляло чувство тревоги. Что за паутина опутала его душу? Джоанна никогда прежде не сталкивалась с подобным. Неужели она совершила ошибку? Но ведь она и раньше воскрешала людей, для нее здесь не было ничего необычного. Такое явление случалось и без вмешательства Джоанны. Теперь люди называют этот феномен «жизнью после смерти» и, вернувшись «оттуда», рассказывают, как плыли над собственным телом и видели белый свет в конце темного туннеля. На самом деле смерть — просто начало странствия, имеющего одну отправную точку.

Но те души, которые уже забрала Смерть, никогда не были окутаны саваном серебристого тумана. Напротив, они светились всеми цветами радуги. Джоанна приписывала увиденное тому факту, что никогда подолгу не задерживалась в Царстве мрака. Возможно, души давно умерших Хельда окрашивает в иные оттенки? Но шутить по такому поводу непозволительно. Гили мгновенно осудила Джоанну, сердито каркнув и ущипнув ее за щеку. Следуя за пернатой подругой, Джоанна взошла на мост. Вдали ярко сиял во тьме «Светлый Рай», освещая путь им обоим. К концу лета ее дочь станет хозяйкой усадьбы и всего острова. Но, несмотря на то что все шло хорошо (день свадьбы неумолимо приближался, а Фрейя согласилась надеть белое платье), Джоанна, думая о грядущем замужестве дочери, испытывала странное волнение. Временами женщину охватывал страх, происхождение которого она не могла объяснить. Пока череда событий в их семье происходила в полном соответствии с предсказаниями Ингрид.

— Теперь давай потише, Гили. Постараемся, чтобы нас не заметили, — прошептала она воронихе, и обе осторожно прошли по мосту к пустынному пляжу, заваленному грудами странных плавников и водорослей. Но лишь приблизившись, Джоанна разглядела, что песок покрывали тела мертвых скопов. Сотни птиц! Их перья были перепачканы в ядовитой липучей дряни, клювы казались сожженными. Но самое ужасное — выглядели они в точности как те скопы, которых Джоанна обнаружила возле дома. Значит, она не ошиблась. Три мертвые птицы являлись предупреждением! А ведь она говорила им, своим дочерям! Только быть правой в данном случае — слабое утешение. Господи, у Джоанны просто сердце разрывалось при виде стольких бессмысленных смертей. Она, наверное, смогла бы вернуть назад их души, но то было бы бесполезно — ведь тела «восстановлению не подлежали».

Почему никто не почувствовал опасность? Она бросила взгляд на «Светлый Рай». Особняк расположился прямо на шве между мирами. Своим мощным фундаментом дом защищал Нортгемптон от иной реальности, где вечно царил мрак. Джоанна видела, как его строили, но не сомневалась в одном — лучше бы он пустовал. И она очень удивилась, когда братья Гарднеры вновь объявились в своих владениях. Вероятно, здесь крылась какая-то тайна.

Она обратила внимание на то, какие громадные дюны высятся вокруг «Светлого Рая». Странно. Джоанна не помнила, чтобы на острове Гарднера дюны достигали такой высоты. Когда она проходила мимо, то ее не покидало четкое ощущение, что за ней наблюдают. Казалось, сами дюны следят за ней. Песчаные склоны невероятно напоминали фигуры людей. В конце концов Джоанна решила, что в них теплится жизнь. Она коснулась рукой одной из дюн — на ощупь поверхность оказалась твердой и похожей на гранит. Джоанна, прищурившись, посмотрела вдаль и разглядела на поверхности океана серебристое пятно. Теперь ядовитая масса придвинулась ближе к берегу и еще сильней расползлась, окружив остров Гарднера по периметру.

Джоанна вытащила из кармана пару замечательных рабочих перчаток из толстой кожи. Зимой они не только предохраняли ее руки, но и неплохо согревали. Надев перчатки, она опустилась на колени, почти касаясь волн, лижущих берег. Ей непременно нужно разглядеть, что творится в воде.

Гили предупреждающе каркнула, и Джоанна поспешила успокоить свою любимицу:

— Не волнуйся. Они сделаны из змеиной кожи — сквозь них никакой яд не проникнет. — То было впечатляющее зрелище — седовласая ведьма стояла на коленях на скользких прибрежных камнях и медленно опускала в темные волны палец, защищенный волшебной перчаткой.

Джоанна постаралась действовать максимально аккуратно и начала рассматривать «улов» при максимальном освещении. Ученые до сих пор не нашли объяснения взрыву и не смогли определить, что за токсин просочился в Атлантику. Жителям Нортгемптона по-прежнему советовали воздерживаться от ловли рыбы, купания и употребления в пищу любых морепродуктов. Но ни один эксперт не сказал им, когда будут очищены океанские воды. Все бездействовали, а причину природного катаклизма до сих пор не установили.

Жидкость казалась маслянистой, но Джоанна быстро поняла, что структура вещества — зернистая и состоит из твердых, хотя и хрупких, прозрачных кристаллов. Ей стало не по себе. Это плохой знак. Теперь ясно, почему она сама до последней минуты избегала вступать в контакт с неведомым веществом и находиться на острове Гарднера. Происшествие связано с прорехой в соединительной ткани между мирами, с той серой мглой. Вот из-за чего их городок окутан отчаянием и тревогой! Она вспомнила рассказы Ингрид — жительницы Нортгемптона не могут зачать, а многие домашние животные внезапно умирают без причины.

Джоанна подняла волшебную палочку и произнесла связующее заклятье. Оно, конечно, не сможет надолго удержать распространение яда, но приостановит процесс заражения. Но в одиночку с неведомой опасностью ей не справиться. Придется звать на помощь кого-нибудь посильнее. Но даже втроем, объединившись, они не отвратят угрозу от Нортгемптона. Она быстро сняла перчатки и бросила их в океан. Джоанна заметила, что на кончике пальца, который она обмакнула в воду, уже образовалась дырочка — именно туда проник крошечный ядовитый кристалл.

Глава двадцать первая ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРЕОДОЛЕТЬ ИСКУШЕНИЕ

Пятничный вечер накануне Дня независимости совсем не походил на предыдущие праздничные даты. Несмотря на наличие прекрасных пляжей и ресторанчиков, готовых к приему гостей, туристы из городка практически исчезли. Но местные жители были твердо намерены отметить Четвертое июля как полагается. В баре отеля «Север» надрывался «Bon Jovi», и, хотя до полуночи было еще очень далеко, группа девиц танцевала на столах. Тонкие лямки маечек падали с плеч, сползшие джинсы с трудом удерживались на бедрах.

Бран, естественно, находился в отъезде. На этот раз их разлука оказалась особенно долгой. Гарднер-старший вместе с большой группой спонсоров отправился в поездку по странам Юго-Восточной Азии. Фрейя очень скучала. Она ругала себя за слабость и решила, что ей, наконец, следует привыкнуть к деловому расписанию будущего мужа.

Пытаясь поднять настроение, она сделала звук погромче. В эту секунду в баре появился Киллиан Гарднер. Она сразу же изобразила на лице полнейшее равнодушие, чувствуя, что ее так и обдает жаром. При виде Киллиана ее щеки вспыхнули ярким румянцем стыда, а перед глазами возникла все та же картина — она в его объятьях, и он покрывает поцелуями ее обнаженное тело с головы до ног. Впрочем, уверяла себя Фрейя, это в прошлом и останется там, если она сумеет держать дистанцию. Не важно, сколько раз он ей снился и какие фантазии бродят у него в голове. Пусть воображает что угодно и до бесконечности проигрывает в памяти ту сцену в дамской комнате. Теперь уж Фрейя позаботится, чтобы между ними никогда ничего не было вплоть до конца света!

— Привет, — сказал Киллиан, приближаясь к стойке скользящей походкой и усаживаясь напротив Фрейи. Как такое могло получиться? Ведь она абсолютно уверена, что все табуреты заняты! Казалось, при его появлении толпа расступается, точно воды перед Моисеем.

— Киллиан, — решительно заявила она, — я же просила оставить меня в покое!

— А мне захотелось тебя увидеть. Бран сейчас далеко. Да и на берегу никого. — Киллиан улыбнулся, взял в руки меню в ламинированной обложке — список магических коктейлей Фрейи. — Обожаю сердечки. Очень мило.

Но это была нелепая идея Сола — украсить меню завитушками и сердечками. Фрейя протестовала, но позволила себя уговорить, о чем впоследствии очень жалела. Впрочем, ей совсем не хотелось обижать босса.

Глядя, как Киллиан с сардонической усмешкой на лице читает список напитков, она мечтала об одном. Пусть он в данный момент окажется где угодно, только не у них в баре! Ей очень не хотелось дополнительных осложнений. Бран, разумеется, не близок с завсегдатаями заведения, но городок у них небольшой, и злых языков хватает. Местные жители непременно заметят и начнут сплетничать, если им покажется, что Фрейя с Киллианом заняты чересчур дружелюбной, а возможно, и интимной беседой.

— Извините, мисс… Мисс?

— Погоди, — бросила Фрейя Киллиану и повернулась к клиентке. На табурете сидела миниатюрная девушка, чем-то похожая на птичку крапивника. Она внимательно вчитывалась в список коктейлей, словно хотела выучить его наизусть. — Что будете заказывать? — спросила Фрейя.

— Ну-у… я не знаю… — Молли Ланкастер, изящная, подвижная, недавно закончила колледж и проходила практику в городской ратуше. Присмотревшись к ней повнимательнее, Фрейя почувствовала в душе девушки отголосок неудачной любовной истории. Обычное дело — тинэйджеры вечно флиртуют в Интернете, а потом переживают. — Может, «Неотразимый»? Да, приготовьте мне «Неотразимый», пожалуйста, — умоляющим шепотом попросила Молли.

— И мне, — насмешливым тоном подхватил Киллиан, бросая меню на стойку.

Фрейя сделала вид, что не слышит Гарднера-младшего, и принялась смешивать коктейль. Цветущий рогоз, как обычно, стоял у нее на нижней полке в стеклянном кувшине. Она стала растирать в ступке пестиком острые жесткие листья.

— Дай-ка я тебе помогу, — заявил Киллиан, обходя стойку и придвинувшись к Фрейе так близко, что она почувствовала на шее его горячее дыхание.

— Киллиан, пожалуйста! Уйди на свое место. Ступай.

— Но у тебя просто рук не хватает, — возразил он. Затем Киллиан кивнул парню, который давно уже размахивал двадцатидолларовой купюрой, быстро налил ему требуемую пинту пива, дал сдачу и с грохотом задвинул ящик кассы. — Ну, позволь мне!

Вообще-то мысль оказалась неплохой. Фрейе и впрямь требовался помощник, поскольку бар был набит под завязку. Клиентам то и дело приходилось ждать. Сол возражать не будет. Тем более Кристи позвонила и сказала, что заболела…

— Итак, что еще ты кладешь в коктейль? — спросил Киллиан, наблюдая, как Фрейя отмеряет порошок рогоза и насыпает его в шейкер.

— Ничего особенного. Добавлю еще чуточку сока лайма и вишни, а потом приличную дозу водки.

— Звучит вполне безобидно. Трудно поверить, что подобный напиток способен превратить эту серую мышку в Мэрилин Монро.

— Я указываю в меню не все ингредиенты, которые использую, — призналась Фрейя и достала заветный черный кувшинчик. Под подставкой для холодильника она хранила еще несколько секретных кувшинчиков. Они могли пригодиться в любую минуту. Здесь — сок астры и подмаренника, а в этом — корень ветиверы, поясняла она Киллиану. Ей было приятно, что он с неподдельным интересом наблюдает за ее действиями. Она даже решила немного пустить ему пыль в глаза. Фрейя вытащила янтарного цвета бутылочку с настоем «райских зерен» — крошечных семян, полных магической силы. Встряхнув емкость, она быстро налила две-три капли в коктейль. Напиток мгновенно приобрел глубокий красный оттенок, точно огнем вспыхнул, и над ним задрожал легкий дымок. В воздухе разлился головокружительный аромат ванили и меда.

— Пахнет почти так же чудесно, как и ты, — шепнул Киллиан, касаясь губами ее шеи и нежно обнимая за талию.

— Эй! — возмутилась Фрейя, выворачиваясь из его объятий — без особых, впрочем, усилий. — Попридержи руки-то! И потом, обслуживай клиентов — ты ведь помогать мне вызвался! — Она налила коктейль в стакан для мартини, пытаясь вспомнить, положила ли туда порошок из корня ветиверы. Но вспомнить так и не смогла и поэтому решила добавить еще чуть-чуть, чтобы подействовало наверняка.

Подавая Молли стакан с пенистой пурпурной жидкостью, она кратко произнесла:

— Вот, пожалуйста. Ваш коктейль «Неотразимый».

Киллиан оказался умелым барменом, но Фрейя ничуть не удивилась. Оба весьма споро работали бок о бок, смешивая напитки, кроша лед, поддерживая в зале всеобщее веселье и боевой дух.

— Признайся, наконец, ты ведь по мне скучала? — спросил Киллиан в паузе между двумя подносами, которые относил к столику с шумной компанией подвыпивших женщин. — Решила наказать меня молчанием? — Он вздохнул, поскольку Фрейя не отвечала. — Не можешь ведь ты до сих пор злиться на меня за то, что случилось во время вашей помолвки? Или можешь? В таком случае ты проявляешь порядочное занудство! Совсем на тебя не похоже. Значит, ты вряд ли когда-нибудь придешь навестить меня на яхте?

Все. С нее хватит!

— Киллиан!

— Да, любовь моя?

— Прошу тебя…

— Что?

— Оставь меня в покое!

— Нет.

— Нет?

Глаза их встретились, и все вновь стало как во время того приема. Ее притягивало к Киллиану как магнитом. И безумное влечение, пожалуй, ничуть не слабее любви к Брану. Сейчас словно невидимая сила толкала их друг к другу. Но стоило Фрейе вспомнить о Бране, как сердце замерло у нее в груди. Господи, как она старалась этому противиться! Так хорошо себя вела в течение стольких дней!

Киллиан склонился к ней, коснулся губами ее щеки, но в последний момент Фрейя увернулась и отбежала на другой конец бара. Пульс молотом стучал в висках. Она прибавила громкости в музыкальном центре. Вдруг водоворот противоречивых чувств исчезнет сам собой?

— Тебе не обязательно прятаться от меня, — усмехнулся Киллиан, через несколько минут отыскав ее в кладовой, где Сол держал всевозможные припасы. — Я кусаться точно не буду, обещаю. Кстати, подай мне бутылку «Мараскино».

Фрейя пожала плечами, подняла руки вверх, точно сдалась, и вручила ему вишневый ликер. Их пальцы соприкоснулись, и она почувствовала, как в ее душе вновь начинает разгораться огонь желания, а уж его прекрасное, эльфийское лицо прямо пылало страстью.

— Ну, что ты делаешь! — воскликнула Фрейя в притворном возмущении, поскольку он, отставив в сторону бутылку, обнял ее.

— Ты прекрасно это знаешь. — Он начал целовать ее, крепко прижимая к себе, и тот костер, что тлел между ними, вспыхнул с новой силой и пожрал ее целиком… Что она делает?.. Почему не может остановиться? Почему не может вымолвить ни одного слова протеста?

— Ах, Фрейя… — вздохнул Киллиан. Голос у него был низкий и музыкальный. Фрейя чувствовала, что он играет на ней, как на флейте. Взяв ее лицо в обе ладони, он стал целовать ее шею и губы. Их объятья становились все тесней, а поцелуи — продолжительней и нежней, они уже не скрывали рвущейся наружу страсти. Фрейе казалось, что она просто тает от его ласк.

Но в голове у нее по-прежнему билась мысль: это начало конца. Если тот, первый раз был ошибкой, случайностью, импульсивной выходкой легкомысленной молодой девицы, то теперь ей следовало остерегаться и думать… Но она попалась, поддалась его чарам. Тревожные мысли мгновенно вылетели у нее из головы, и она, с наслаждением отвечая на его поцелуи, ласточкой полетела в омут любви.

Глава двадцать вторая ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

Порой оказывается, что ты не в силах в одиночку сражаться со смертельной опасностью, сколько бы мужества ни было в твоей душе. Джоанна решила не мешкать. Поэтому, вернувшись домой, она прямиком направилась в спальню и стала быстро собирать вещи. Она понятия не имела, чем закончится поездка и сколько времени займут переговоры. Ясно одно — время поджимает. Она очень надеялась, что, несмотря на многолетнюю разлуку, он согласится помочь ей. В конце концов, оба несут ответственность за мир смертных и за тех, кто, подобно им самим, застрял по эту сторону моста.

Джоанна невольно вспомнила, как долго они прожили в Нортгемптоне. Больно признавать, но Бошаны — при всей их в высшей степени достославной истории и магических умениях — ничего особенного в свою защиту предъявить не могут. Дом разрушается, единственный сын в темнице… Действительно, Джоанна обладает и вкусом, и стилем. Она просто одержима стремлением не только постоянно ремонтировать особняк, но и подвергать его всевозможным усовершенствованиям. И у нее есть некоторое количество изысканных украшений (Джоанна очень гордилась парой сережек с некрупными, редкими жемчужинами, которые надевала лишь в исключительных случаях). Она все умеет, но в наиболее важных вещах оказывалась неудачницей. Она потерпела поражение в битве за сына. Брак распался. Она так и не смогла спасти своего мальчика, вернуть его назад, когда мир был еще молод. И не простила мужа, когда он не сумел — или не пожелал! — спасти дочерей. Прежние ее годы были не слишком счастливыми, что крайне печально, однако теперь она твердо намерена хоть что-то исправить. Постараться хотя бы частично восстановить свою разрушенную жизнь.

— Мам? Ты что затеяла? Ты уезжаешь? — Ингрид была без очков и непрерывно хлопала глазами. В белом пеньюаре, с рассыпавшимися по плечам светлыми кудрями она казалась значительно моложе, чем всегда. Джоанна в очередной раз пожалела, что красавица-дочь не носит свои чудесные волосы распущенными. И почему ее девочка предпочитает строгую прическу? Ведь сейчас она выглядит совсем юной и нежной.

— Да, ненадолго, — кратко ответила она, запихивая в саквояж теплый свитер.

— Ты не ответила на первый вопрос, — заметила Ингрид. — Что ты затеяла, мама?

— Для всех будет безопасней, если никто не будет знать, куда я направилась и зачем, — ответила Джоанна и сунула в карман плаща волшебную палочку из кости дракона. Она надеялась избавить дочерей от боли, которую им доведется испытать, если из ее путешествия ничего не выйдет. Лучше уж пусть они останутся в неведении.

Они до сих пор так тоскуют по отцу и хотят, чтобы он вернулся. Разумеется, это было ей прекрасно известно. Джоанна осознавала, что именно она разрушила семью, прочертила ту неуничтожимую грань, разломившую их жизни пополам. Впрочем, не стоит себя жалеть, да и переменить прошлое она не могла. И Джоанна сменила тему, спросив у дочери:

— Как вчера звучал Вагнер?

— Нормально… — Ингрид уныло пожала плечами. Джоанна чувствовала, ее старшая дочь по какой-то причине пребывает в отчаянии, чувствует себя несчастной, и она, мать, не знает, как ее утешить. Жаль, что они с Ингрид неразговорчивые. Вот отцу ее девочек беседы на подобные темы удавались отлично. Он любую из них умел выслушать, дать совет, оказать моральную поддержку. Именно к отцу Ингрид и Фрейя обращались в первую очередь, если им порой казалось, что их сердца разбиты, или когда хотели поделиться радостной вестью.

— В общем, мама… счастливого тебе пути, куда бы ты ни направилась, — тихо произнесла Ингрид. Джоанна крепко ее обняла и предупредила:

— Будь осторожна, дорогая. И за Тайлером присматривай, хорошо? — Ей самой было не под силу прощаться с мальчиком, и она решила, как последняя трусиха, уехать из дома среди ночи, избежав мучительных объяснений. Вдруг повезет, и она скоро вернется обратно. Ведь она покидает родные места только из-за того, что хочет спасти Нортгемптон и обеспечить безопасность всем жителям.

Дэн Джерродз и его семья держали единственное в городке агентство по вызову такси. И спустя пару минут Джерродз припарковал возле дома Бошанов свой старенький «Бьюик» с продавленными сиденьями, насквозь пропахшими табаком. Джоанна села рядом с Дэном, поставила на колени потрепанный саквояж, а клетку с Гили пристроила в ногах.

— Куда едем, мисс Джоанна? — спросил он.

— На вокзал. И, пожалуйста, поскорее.

— Да уж не опоздаем.

— Как живешь-то? — Дэн нравился Джоанне. Она считала его одним из наиболее приятных молодых людей в Нортгемптоне. Он всегда готов был прийти на помощь — например, починить ставни, каждую зиму весьма страдавшие от штормов.

Услышав вопрос, он крепко стиснул рулевое колесо — даже косточки на руках побелели.

— В данный момент не слишком хорошо, мисс Джоанна, — ответил он. — Аманда моя в больницу угодила. Простите, что нагружаю вас подобными разговорами. Просто меня ее состояние беспокоит.

— Нечего извиняться. Печально слышать. А что с ней? Я могу что-нибудь сделать?

— Говорят, у нее вирус, от которого трудно избавиться, — вздохнул Дэн. — По словам врачей, эта зараза носится повсюду, им она не раз встречалась. Обещают, правда, что Аманда скоро поправится. Но все пока без изменений. А теперь ее и вовсе к аппарату искусственного дыхания подключили.

— Непременно взгляну на нее, как только вернусь, — пообещала Джоанна, сочувственно пожимая ему руку. — Ничего, Дэн, она в хороших руках. Думаю, наши врачи не подведут.

В Нортгемптоне поезда, курсировавшие по Лонг-Айленду, не останавливались. Так что им пришлось ехать прямиком до Монтока, где находилась ближайшая железнодорожная станция. На вокзале не было ни души. Помещение заперли на ночь, но Джоанна заверила Дэна, что прекрасно проведет время на платформе.

Наконец прибыл экспресс из Нью-Йорка. На нем Джоанна намеревалась добраться до северной ветки метро, которое доставило бы ее в Нью-Хейвен. Входить в вагон она не спешила — ждала, когда высадятся остальные пассажиры, среди которых заметила молодую симпатичную пару. Девушка явно была раздражена, а парень ее успокаивал. Похоже, ссора была в самом разгаре. Прислушавшись, Джоанна поняла, что ошиблась. Молодые люди оказались друзьями, а не супружеской парой.

— Пустая трата времени! — сердилась девушка. — Нам надо вернуться в Каир. Я, кстати, вообще не уверена, что сумею отыскать городок — тут повсюду защитные чары.

— Но ты сама говорила, что эти старики кое-что знают. И смогут тебе помочь. Кроме того, мы уже один раз пытались и потерпели неудачу, — возразил юноша. — А в Египте нам без нужной информации и делать нечего. И потом, у меня появилось ощущение, что нам повезет. Сначала все выглядит безнадежным, а затем ситуация проясняется.

— Чего вы на нас так уставились? — вдруг спросила девушка, бросив взгляд на Джоанну.

Та внутренне напряглась — до этого мгновения она не замечала в облике девушки нечто особенное. Слишком давно она не встречалась с Падшими.

Девушка презрительно сверкнула глазами. Надо же — старая ведьма догадалась, кто она такая! На всякий случай она злобно оскалилась, не отводя взгляда от Джоанны. Сверкнули острые клыки.

Вот наглая девчонка! Джоанна нахмурилась. Самым оскорбительным из всех правил гнетущего Запрета являлось то, что Падшим по-прежнему дозволялось использовать свои сверхъестественные способности. Джоанна отвернулась и стала лениво размышлять о том, что привело девушку-вампира и ее юного спутника в такое захолустье. Она не сомневалась — именно Нортгемптон они и искали. И отнюдь не походили на парочку, собравшуюся поразвлечься в местных барах на праздничные выходные. Однако девица ошиблась — городок защищали не волшебные чары, которые любому магу нетрудно устранить. Здесь использовался хитрый «карман», сбивающий нежданного гостя с толку. Еще несколько подобных ловушек образовалось в результате крушения моста, некогда соединявшего миры. Нортгемптон оказался в особом месте Вселенной, которое, в общем-то, и названия не имело. Ни «тут», ни «там». Жизнь в нем текла как бы вне времени. А все потому, что он был расположен слишком близко ко «шву».

Девица продолжала гневно смотреть на Джоанну, пока молодой человек не схватил ее за руку и не потащил в сторону здания вокзала.

— Идем скорее, Мими! — бросил он своей спутнице и повернулся к Джоанне: — Вы уж простите мою приятельницу, она немного не в себе. — И оба удалились.

Джоанна вздохнула и поднялась в вагон. Сначала она собиралась полететь на метле, но передумала — надо вести себя осторожней. Не хватало только, чтобы в небе над Нортгемптоном появилось очередное НЛО! Она быстро нашла свое место и пристроила саквояж на верхнюю полку. В купе больше никого не было, и Джоанна с удовольствием прилегла, вытянув ноги и готовясь к долгой ночной поездке.

После нескольких веков жизни врозь Джоанна Бошан, покинув родной дом, ехала на свидание с собственным мужем.

Глава двадцать третья ПРОПАВШАЯ

Понедельник после празднования Четвертого июля был похож на пробуждение после трехдневной пьянки. Фрейя открывала бар с некоторым опасением — представляя себе, какие «сюрпризы» могут ожидать ее внутри, и подсчитывая, сколь велик ущерб, нанесенный разбушевавшимися клиентами. Повернув ключ в замке, она распахнула дверь, и в нос ей ударил знакомый сладковатый запах — пота, сигарет, пролитого пива и других напитков, покрепче. Пятничный вечер оказался одним из самых буйных за все время существования отеля «Север». Много лет спустя те очевидцы будут с удивлением вспоминать, что воздух тогда буквально трещал от жары, а музыка звучала так громко, что барабанные перепонки чуть не лопались. Ноги сами пускались в пляс, и любой напиток казался невероятно ароматным и соблазнительным. В общем, все присутствующие в баре словно сошли с ума или, по крайней мере, полностью утратили контроль над собой. Веселье было настолько исступленным, что плавно перекатилось на субботу и воскресенье — причем без отдыха и без малейшей передышки. В течение трех праздничных дней Фрейя круглосуточно держала заведение открытым, и музыка звучала все призывнее, а в воскресенье посетители окончательно потеряли разум. Это было сродни оргии: карнавал, цирк и фестиваль в одном флаконе.

В итоге Фрейя чувствовала себя совершенно измученной. Девушка устала и эмоционально, и физически — но не только из-за безостановочной работы. Дело было в Киллиане. Все это время он не отходил от нее ни на шаг. Ни он, ни она не покидали стойку даже для того, чтобы поесть или передохнуть. Пока один поспешно перекусывал в задней комнатке, второй обслуживал клиентов. И не имело ни малейшего значения, что вскоре они должны стать родственниками, Фрейя — невеста его брата, а на горизонте маячит свадьба. Смысл имели лишь жара, страсть и сиюминутное желание. Завтрашнего дня для Фрейи не существовало. Был только Киллиан. И она чувствовала себя невероятно уязвимой, поскольку реагировала на любое его желание или требование.

Он даже предложил помочь ей в понедельник с уборкой в баре, но она отказалась. Ей было крайне необходимо хотя бы пару дней побыть одной. По пути на работу она позвонила Брану. Его мобильник не отвечал. Но она упорно продолжала набирать заветный номер, слушая гудки и надеясь услышать голос жениха, который сразу вернул бы ее в реальность.

Фрейя больше ни в чем не была уверена — во всяком случае, в своих чувствах к братьям Гарднерам. У нее появилось ощущение, словно они тянут ее в противоположные стороны. Хотя она не сомневалась в Бране и их взаимной любви, но также отчетливо понимала, что и без Киллиана жить не сможет. И что нового преподнесла Фрейе ее натура? Она принадлежала к тому типу девушек, которые прыгают в постель по первому приглашению. В прошлом у нее имелось множество любовников обоих полов, да и теперь она постоянно пребывала во власти любовного безумия. Но просто секс — это нечто необязательное, обычное физическое раскрепощение, игра, забава или «временное помутнение рассудка, опьянение», как выражаются англичане. Секс для нее никогда ничего не значил. А вот любовь — совершенно иное. И любить оказалось трудно. Тем более Фрейе, которая совершенно не была готова к такому повороту событий — любить одновременно двоих. Ей даже думать об этом не хотелось. Ведь Бран невероятно ей дорог!

Слава богу, бар выглядел не полностью разгромленным. Фрейя начала с того, что подобрала с пола сорванные в пылу страсти бюстгальтеры и сложила их в ящик, где хранились утерянные вещи. Сол предложил развесить предметы дамского туалета по стенам, как военные трофеи, но Фрейя сочла его предложение чрезмерным и отговорила шефа от подобной бестактности. Уборщики успели вымести большую часть пепла и окурков, запустили посудомоечную машину, вынесли мусор и битое стекло. Осталось лишь расставить перевернутые стулья да починить несколько сломанных. В общем, Фрейе не пришлось отдавать все силы на физическую работу, за что она была очень благодарна своим помощникам. Она начала подготавливать ингредиенты для будущих коктейлей: нарезала листики мяты, выжала сок из лимонов и лаймов, сделала сахарный сироп, поставила в холодильник водку. Даже в понедельник вечером в баре наверняка будет полно народу.

Фрейя была рада заняться обычными делами, которые позволяли не думать. Теперь можно было выбросить из головы мысли о Киллиане. Он, кстати, успел несколько раз позвонить ей на мобильник, но отвечать она не стала. Утром она выскользнула из постели, пока он еще спал, и даже записки не оставила. Господи, какая банальность! Позорное утреннее бегство тайком.

— Мы еще не открылись, извините! — крикнула Фрейя, услышав, как прозвонил колокольчик над входной дверью, возвещая приход клиента.

В бар вошла очень высокая женщина в черном. Весьма впечатляющая внешность. Прекрасные светлые волосы туго зачесаны в хвост. Ни лицо, ни фигура незнакомки не выдавали ее возраста, взгляд — совершенно безмятежен.

— Вы Фрейя Бошан?

— Да, я. А что вам, собственно, угодно? И кто вы такая? — в свою очередь спросила Фрейя.

— Мне сказали, что я могу найти здесь Киллиана Гарднера. — На ее вопросы женщина отвечать и не подумала, что Фрейе, естественно, показалось невежливым.

— В данный момент его в баре нет, — равнодушно бросила она, продолжая протирать стойку.

— А вы не знаете, где он?

Фрейя колебалась. Стоит ли говорить правду? Впрочем, и лгать особых причин не было.

— Возможно, на своей яхте. Она пришвартована у дальнего причала на острове Гарднера. Это за главным домом — дальше и чуть левее. Вы сразу увидите.

— Спасибо.

Фрейя припомнила, как Бран рассказывал ей о бесконечных странствиях Киллиана. Не забывала она и слова Ингрид о том, что красавец Гарднер якобы оставил на своем пути целую груду разбитых сердец. Однако надменная незнакомка отнюдь не походила на женщину, опечаленную разлукой с неверным любовником. Скорее уж она являлась официальным представителем фирмы, связанной с судебным разбирательством. Неужели Киллиан совершил нечто противозаконное? Фрейе казалось, что он ничего от нее не скрывает. Между прочим, когда она упомянула о том, какие невероятные слухи ходят о его бурном прошлом, он только рассмеялся. Гарднер-младший заявил, что людям всегда нравится сочинять небылицы о тех, кому они завидуют. Кстати, подытожил он, все истории, которые рассказывают о нем самом, — вымысел.

Спустя пару минут колокольчик прозвенел снова. В бар вошла совсем юная девушка.

— Извините, но мы еще закрыты. Приходите примерно через час, — быстро сообщила Фрейя, поднимая голову над доской, на которой резала новые ингредиенты для коктейлей.

— Мне выпивка не нужна, — нахмурилась посетительница.

— Вот и отлично. Мы пока никому и не наливаем, — улыбнулась Фрейя. Потом пригляделась к девушке внимательней и моментально «прочла» ее сексуальную историю. Двадцать два года, девственница, несколько торопливых поцелуев и безответных увлечений. Весьма ограниченный любовный опыт отчасти напоминал Фрейе ее старшую сестру.

— Я ищу свою подругу. Мы с ней вместе квартиру снимаем.

Фрейя с сомнением оглядела пустой бар.

— И вы считаете — она… здесь?

— Она говорила, что собирается именно сюда, — упрямо заявила девушка. — Как раз в пятницу вечером.

— Но это было три дня назад.

— Я знаю… — Девушка вздохнула. — Но, понимаете, она пропала! Меня, кстати, Пам зовут.

И Пам показала Фрейе фотографию той самой темноволосой девушки в больших очках, похожей на птичку-крапивника. Она-то и заказала коктейль «Неотразимый». Фрейя, прищурившись, смотрела на снимок.

— Как же, помню. Она — Молли, верно?

— Да. И в пятницу вечером она не вернулась домой. Она, конечно, совершеннолетняя, а в полиции объяснили — нужно ждать сорок восемь часов, прежде чем они смогут открыть дело. Они думают, Молли просто влюбилась и провела уик-энд с каким-нибудь парнем. Но я готова поклясться: здесь другой случай! Мне очень тревожно. Молли никогда так со мной не поступала и никуда не исчезала.

Фрейя нахмурилась, но былой опыт подсказывал ей — юная Пам спешит с выводами. Ведь в пятницу вечером ее подруга выпила любовный напиток и почти наверняка подцепила кавалера. И сейчас, вполне возможно, завтракает в обществе нового возлюбленного. Фрейя вспомнила, как она сама провела уик-энд — словно в тумане: сплошная выпивка, работа и Киллиан под боком. Три дня пролетели мгновенно! Ни сестра, ни мать не знали, где она пропадала. Фрейя даже не оставила Ингрид или Джоанне записку. (Впрочем, вряд ли они стали бы паниковать — ведь она всегда уходила и заявлялась домой, когда вздумается.)

— Молли обычно звонит, чтобы я знала, где она находится, — продолжала Пам. — Я действительно за нее беспокоюсь!

Фрейя видела, как вечером в пятницу Молли танцевала на столе, напевая нечто вроде «Ты всю ночь напролет не давал мне покоя» и круша ногами бокалы. Волосы у нее были распущены и взлохмачены. Она тряслась и извивалась всем телом в такт музыке, а какие-то студенты, раскрасневшиеся от спиртного и страшно веселые, одобрительными криками ее поддерживали. В общем, девушка выглядела так, словно у нее уже наступил самый лучший момент в жизни. А позднее Фрейя заметила, как она в обнимку с одним из тех студентов пробирается к черному ходу. Их тела сплелись так тесно, что невозможно было разобрать, где кончалось одно и начиналось другое.

Юной Пам не о чем беспокоиться, решила Фрейя. Она, возможно, пока этого не понимает, поскольку сама никогда не испытывала ничего подобного. Она еще не знает, как невероятно убыстряется или, напротив, замедляется время в объятиях любовника, как меркнет и исчезает обыденная жизнь. Вдруг весь мир начинает вертеться вокруг одного-единственного человека, а тебя охватывает непреодолимое желание быть только с ним, никогда не расставаясь. Ни часов, ни минут не существует в той стране, где царствует любовь и страсть. Но даже там стоит проявлять осторожность.

Фрейя снова взяла в руки фотографию Молли.

— Хорошо, я поспрашиваю. Постараюсь выяснить, не знаком ли кто-нибудь с теми ребятами, с которыми Молли провела вечер. Впрочем, я уверена — она в порядке. Наверняка сегодня днем твоя подруга вернется домой.

Глава двадцать четвертая АНГЕЛ СМЕРТИ

Когда в понедельник утром Ингрид пришла на работу, то среди прочих почтовых отправлений обнаружила уведомление из мэрии. Оказывается, в связи с сокращением фондов городской совет вновь обрезал их бюджет, что означало одно — часы работы также будут сокращены. Ингрид и остальные сотрудники буквально дымились от злости на мэра, который продолжал гнуть свою линию. Даже к этому уведомлению он приложил знакомую записку с просьбой поддержать план по продаже участка на заседании местных властей, которое состоится в конце лета. Его тупая самоуверенность приводила Ингрид в бешенство. Она скомкала письмо и швырнула бумажный шарик через всю комнату.

Вот поистине ужасное начало дня, который уже складывался отвратительно. Одна радость — Кэтлин позвонила и сообщила, что заболела. Теперь, по крайней мере, не придется выслушивать ее подробнейший — и столь мучительный для Ингрид — рассказ о ночи любви с Мэттом. Поскольку Ингрид не обладала способностью Фрейи вводить в заблуждение окружающих, коллеги моментально догадались, что сегодня от нее лучше держаться подальше. Она даже не могла выполнять колдовские обязанности и попросила Хадсона сказать всем клиенткам, чтобы они подождали до завтрашнего дня.

В общем, Ингрид удалилась в хранилище и занялась отпариванием архитектурных планов «Светлого Рая», которые принес ей Киллиан Гарднер. Время от времени она проверяла электронную почту, чтобы быть на связи с тем человеком, у которого черпала необходимую информацию. Ему же Ингрид посылала каждую отсканированную страницу чертежей. Обработав все «синьки», она нашла на них десятки странных витиеватых значков. Их смысл по-прежнему оставался загадкой. Для пущей уверенности Ингрид проконсультировалась с одним из архитекторов, который часто посещал библиотеку. Ей хотелось убедиться, что это — не просто «ключ» зодчего, какими пользовались в прошлом. Архитектор подтвердил ее догадку, сказав, что и сам пребывает в полном недоумении.

Свернув очередной лист в трубку, Ингрид отложила его в сторону и вдруг услышала, как в приемной офиса холодный и чистый женский голос требовательно произносит:

— Простите, но я настаиваю на встрече с ней!

Через минуту в ее кабинет с растерянным видом вошел Хадсон и, глядя на нее изумленными глазами, подозрительно спокойным тоном вымолвил:

— Тебе все же придется уделить ей время. — И поспешно ретировался. Дверь распахнулась, и на пороге появилась красивая молодая блондинка. Она держалась с такой уверенностью и достоинством, что Ингрид моментально внутренне ощетинилась, приготовившись к обороне.

На вид посетительнице было лет восемнадцать, но ее зеленые глаза смотрели на редкость сурово, даже безжалостно. Густые платиновые волосы ниспадали до пояса. Незнакомку окружал ореол власти, изнеженности и благополучия, которое обеспечивается немалым богатством и самыми высокими привилегиями. Впрочем, Ингрид сразу заметила в ней нечто странное. Гостья явно была одной из Падших. «Голубая кровь», бессмертный вампир. Пропащее дитя Всевышнего.

— Ты, безусловно, нездешняя, — довольно резко обратилась к девушке Ингрид. — И мне не нравится, когда моими друзьями играют, точно игрушками. Вашему народу, возможно, и даровали исключительное разрешение применять магию, но у себя в библиотеке я такого не допущу. Тем более ты, кажется, ищешь моей помощи? Кстати, дело твое абсолютно безнадежно, если хочешь знать мое мнение.

— Расслабься, Эрда. Я здесь не для того, чтобы обрести спасение. — Девушка уселась напротив Ингрид и презрительно окинула взглядом ее скромный кабинет.

— Тем лучше, ведь подобная задача вне нашей юрисдикции. — Ингрид нахмурилась, раздосадованная тем, что нахальной особе известно ее истинное бессмертное имя. Бошаны старались не использовать свои имена в мире людей. Можно сказать, это вышло из моды, да и само необычное звучание привлекло бы к ним слишком много внимания. Совет настоятельно просил их «не светиться». Впрочем, непослушная Фрейя упрямо называла себя по-настоящему, но ничего страшного с ней не случилось. Правда, имя у нее было такое же красивое, как и она сама.

— Итак, что я могу для тебя сделать, Мадлен Форс? — Ингрид, не пожелав последовать примеру гостьи, обратилась к ней, исходя из современных реалий. Нет, она не будет упоминать ее истинное имя, которое вампирша получила в былые райские времена. Впрочем, теперь они находились в Нортгемптоне двадцать первого века, и прошлое не имело никакого значения.

Девица поудобнее устроилась на стуле, откинулась на спинку и положила одну загорелую ногу на другую.

— Хорошо, что ты знаешь, кто я такая. — Она с самодовольным видом огляделась. — Интересный выбор местоположения. Нортгемптон… Самое жалкое из всех захолустий. Прекрасный способ дезориентации! К счастью, у меня нашелся дружок, который способен вынюхивать подобные вещи. Нам, к сожалению, потребовалось некоторое время, но мы сумели отыскать ваш городишко. Кстати сказать, упившиеся вдрызг посетители вашего бара в пятницу вечером являли собой впечатляющее зрелище. Ты бы посоветовала младшей сестрице сбавить пыл. Я не стану скандалить, если меня в предпраздничный вечер вином обрызгают, но три раза подряд — это чересчур. С такими пятнами даже мой весьма старательный чистильщик одежды не справится.

При упоминании о сестре Ингрид посуровела:

— Что тебе надо, Мими? Тебя ведь теперь так зовут? Я, кстати, время от времени читаю таблоиды.

— Мне нужно то же самое, что ты в порядке благотворительности раздаешь легионам тех, кто этого совершенно не заслуживает. Твоя помощь. — Мими на мгновение утратила холодную, высокомерную сдержанность, помрачнела и принялась нервно теребить подол короткой юбки.

— А почему ты считаешь, что я соглашусь? Договор между ведьмами и вампирами не предусматривает подобного, и тебе это прекрасно известно. А я связана Запретом. Ты ведь, полагаю, в курсе? — Ингрид совсем рассердилась.

— О, мне не требуется твоя дурацкая магия! Оливеру даже пришлось уговаривать меня, чтобы я с тобой встретилась. Он, между прочим, уже виделся с твоей сестрой вчера вечером. Хотя вряд ли она его запомнила. Бедняжка, он был сильно разочарован! — Мими наклонилась над столом, выжидающе глядя на Ингрид и нетерпеливо барабаня по столешнице отполированными ноготками.

Ингрид с трудом подавила желание немедленно сбросить со своего стола руку нахальной девчонки.

— Тогда зачем ты ко мне явилась?

— Мне нужно вытащить из нижнегомира душу, нарушившую правила и угодившую в ловушку в седьмом круге ада. Я уже и сама пыталась, но все было безрезультатно. А повторять плохую попытку меня как-то не тянет.

— Закон тебе известен. Стоит душе опуститься ниже седьмого уровня, она навеки оказывается во власти Хельды. — Ингрид фыркнула: — Ты попусту время тратишь. Извлечь душу оттуда невозможно. Таковы незыблемые правила.

— Но ведь их можно обойти! Бартер, обмен, что угодно. — В голосе Мими прорвалось. — Я подумала, что тебе известны обходные пути. Вы существуете дольше других созданий.

Ведьма вздохнула. Падшие с их проблемами ее не слишком заботили. Однако очевидно, если сейчас не избавиться от надоедливой вампирши, Мими, скорее всего, воспользуется связями с иными силами, обитающими в Царстве Мертвых. С их помощью она посеет в Нортгемптоне волнения и беспорядки — хотя уже наверняка с этим постаралась. А Ингрид далеко не безразличны и сотрудники библиотеки, да и вообще все жители городка. Разумеется, восставшие ангелы были изгнаны из Рая, но им отдали на откуп срединный мир. Они тут правят бал, в то время как ведьмы оказались оттеснены к самым дальним границам и подвергнуты строжайшим ограничениям. Но, так или иначе, Мими Форс не имела никакого права заигрывать с Царством Мертвых.

— Пожалуйста, Эрда, умоляю! — Из глаз Мими вдруг брызнули слезы. — Я люблю его! Я не могу его потерять! Ах, только спаси моего Кингсли! Если, конечно, в силах… Помоги, и я буду перед тобой в вечном долгу!

Ингрид вздохнула:

— Ладно. Есть один способ возродить душу, находящуюся ниже седьмого уровня. «Поправка Орфея». Ты слышала о ней?

— Я думала, это просто миф, — усмехнулась Мими.

— Душечка, ты сама — миф! — рявкнула Ингрид. — Хельда сделала исключение лишь однажды, но с тех пор поправка осталась неизменной. И она сопряжена с жесткими требованиями. Один раз оглянешься — и конец.

— В этом вся суть?

— Да.

— Я готова рискнуть. — Мими встала и сердечно попрощалась с Ингрид, пожав ей руку: — Спасибо тебе!

— Кстати, я забыла упомянуть. «Поправка Орфея» требует жертвы. Такова плата за освобождение души.

— Душу за душу, — кивнула Мими, и глаза ее коварно блеснули. — Не беспокойся. Часть необходимых условий мне известна. Я никогда бы и не стала спускаться в царство Хельды неподготовленной.

Ингрид оставалось лишь полагаться на то, что она не совершила ошибки, помогая молодой вампирше советом. Падшие могут оказаться крайне опасными врагами. Хорошо хоть ее гостья ушла с надеждой. В конце концов, Мими Форс хотела от Ингрид примерно того же, чего жаждали и обычные люди — найти выход из безвыходной ситуации. А Ингрид, в свою очередь, указывала им верное направление. Остальное от нее уже не зависело.

Глава двадцать пятая ПЕРСТ УКАЗУЮЩИЙ

Кроме недавней смерти видной общественной деятельницы и гибели Билла Тэтчера, которому нанесли удар дубинкой по голове, в Нортгемптоне со времен его основания не случалось ни одного убийства. Но Фрейя не смотрела телевизор (хотя в баре с недавних пор был часто включен новостной канал) и газет не читала. Она не знала, что Молли Ланкастер уже официально числится в списках пропавших лиц, пока Сол случайно не упомянул об этом. Выяснилось, что парней, которые в тот пятничный вечер веселились с Молли, вызвали на допрос к прокурору округа.

— Погоди… ты хочешь сказать, что, по мнению полицейских, ребята имеют какое-то отношение к ее исчезновению?

— Ты где всю неделю была? — рассердился Сол, тряся газетой у Фрейи перед носом. Оказалось, что он подхватил грипп, а не обычную простуду. Кашель у него практически прошел, но на щеках горел нездоровый румянец, а глаза слезились. После болезни Сол стал раздражительным и менее добродушным. Теперь босса выводил из себя любой пустяк.

Фрейя промолчала. Она смешивала растертые в порошок листья мать-и-мачехи и водосбора для очередного коктейля. Бран все еще не вернулся. Прошлым вечером им удалось лишь пару минут побеседовать по телефону. Связь была очень плохая, и до Фрейи в основном доносилось бульканье и шипенье. С каждым днем она словно все больше и больше отдалялась от жениха. Она очень старалась избегать свиданий с Киллианом, но он по-прежнему снился ей каждую ночь. Ах, если бы только она могла сейчас увидеться с Браном! Но, увы, Гарднер-старший должен был вернуться не раньше, чем через несколько недель.

Она взяла у Сола газету и прочитала заметку на первой странице. К прокурору были вызваны Дерек Адам, Майлз Эшли, Джок Пембертон и Холлис Артур. Свидетели событий, которые имели место в баре отеля «Север» пятничным вечером накануне Четвертого июля, дали показания. Молли Ланкастер вела себя совершенно неподобающим образом, плясала на столе, как безумная, «флиртовала с каждым молодым мужчиной» и покинула бар в обнимку с Дереком Адамом. Затем вся компания уехала на машине Джока Пембертона. Майлз и Холлис устроились на заднем сиденье, а Молли и Дерек впереди. Через своего адвоката Дерек заявил, что, когда он остался с Молли вдвоем, они решили прокатиться вдоль берега. Потом он оставил девушку на пляже, поскольку она сказала ему, что должна с кем-то встретиться. Истории этой, конечно, никто не поверил. Сам репортер первым намекнул, что парни врут, спасая свои шкуры. Им было от девятнадцати до двадцати трех лет. Все являлись отпрысками богатых и знатных семей, имевших глубокие корни в истории Нортгемптона. Следователь, которому поручили вести дело — разумеется, детективом оказался Мэтт Ноубл, — от комментариев воздержался.

— Бедные мальчики! — прошептала Фрейя.

— Что? — фыркнул Сол. — Да их на электрическом стуле зажарить надо! Кто, интересно, будет слушать их россказни? Ох, не смешите меня! Ты сама прекрасно понимаешь — они ее убили, а тело спрятали. Конечно, их рук дело, что уж тут говорить!

Фрейя задумчиво посмотрела на Сола. Она и не заметила, что вслух пожалела мальчишек, и сперва даже удивилась, почему она испытывает такую симпатию к подозреваемым в убийстве. Потом догадалась — она им верила. Она помнила, что Молли выпила коктейль «Неотразимый», который защищал от любого вреда и насилия. Фрейя постаралась об этом позаботиться, когда его создавала, усилив могущественным защитным заклятьем — просто на всякий случай. И как бы ни сложилась судьба Молли той ночью, случившееся с ней не имело никакого отношения к любовному напитку, а значит — и к тем парням.

Фрейя не сомневалась — ребята говорят правду. Они действительно не убивали Молли. Но где найти доказательства?

Она попыталась вспомнить, кого еще видела в баре пятничным вечером. Не было ли у клиентов признаков глубокого огорчения или плохих намерений? Однако, в отличие от Ингрид, она не могла заглянуть в будущее и прочесть дурные мысли. Если бы старшая сестра заглянула к ним, она наверняка поняла бы, что угрожало бедняжке Молли. Но кто знает, была ли она в опасности? В конце концов, она — не ребенок. Вдруг она просто решила на время исчезнуть? Такую вероятность нельзя исключать. Возможно, выводы насчет ее убийства сделали слишком поспешно.

— Думаю, нам лучше пока повременить с твоими знаменитыми коктейлями, — сказал Сол, отбирая у нее меню в ламинированной обложке. Он снова заглянул в газетную статью и ткнул пальцем в предложение посередине страницы, а затем прочел вслух: «…девушки предположили, что в напиток, который заказала Молли, было явно что-то подмешано. Выпив его, она словно обезумела». Ну как, Фрейя? Теперь все говорят, что тот невероятный коктейль, которые ей подали в нашем баре, заставил девчонку забыть всякий стыд. Полиция скоро и за нами придет.

— Нет! — сердито тряхнула головой Фрейя, но в душе у нее шевельнулся леденящий ужас. Как люди вообще могли говорить такое? Причина исчезновения девушки кроется в одном коктейле… Забавно! Или не очень? Фрейя попыталась подробно, мгновение за мгновением, восстановить в памяти все события. Вот Киллиан появляется в баре, украдкой склоняется над ней, надеясь, что никто не обратит на них внимания… Затем она делает «Неотразимый» для Молли, а Киллиан стоит рядом и постоянно ее отвлекает. Неужели она переложила корня ветиверы? Но, с другой стороны, ничего страшного здесь нет. Ветивер — безвредная трава, ее и добавляют-то в любовный напиток лишь затем, чтобы усилить способность пьющего воспринимать чувства и страсть другого. Практически нереально, что избыток этого ингредиента причинил Молли хоть малейший вред. Разумеется, магия не всегда предсказуема. Постоянно существует возможность, что она подействует особенным образом. Но Фрейя ничего опасного ни в настроении, ни в поведении тех парней не заметила. Ребята хотели от души повеселиться в предпраздничный вечер. Естественно, по молодости лет они испытывали приятное возбуждение в присутствии хорошеньких девушек. Короче говоря, если бы один из них был потенциальным убийцей, она бы точно догадалась. Фрейя Бошан всегда замечала подобное. Она не смогла разгадать только историю с гибелью Билла Тэтчера. Но и в полиции об этом убийстве набралось маловато информации — не больше, чем в первый день после трагедии. И никакой надежды, что жена Билла очнется от комы. Собственно, родственники Моры Тэтчер уже поговаривали о закрытии дела.

Ладно, теперь Фрейя все-таки должна постараться вспомнить, кто заглядывал в бар. Память Фрейи словно окутал туман, некая загадочная дымка. Все пятничные события словно обрывались в пустоту. Она решила, что это побочный эффект от вины, которую она испытывает, обманывая Брана. Кстати, именно поэтому Фрейя чувствовала себя отвратительно. Она просто себя не узнавала. И ей следовало обратить внимание на посетителей! Если бы не Киллиан и неизбежное любовное свидание, она бы что-нибудь почувствовала. И вот результат — Молли пропала, а злосчастные мальчишки, с которыми она шутила и любезничала, находятся под подозрением в убийстве.

— Вот увидишь, — донесся до девушки голос Сола. — Сейчас нам лучше затаиться. Хотя бы на время.

От слов босса Фрейе показалось, что в баре сразу потемнело.

— Сол, как ты считаешь — мой коктейль действительно убил Молли?

— Конечно, нет! — фыркнул он. — Не знаю, чего ты кладешь в напитки, но действуют они здорово. Клиенты только о них и говорят. И вообще утверждают, что после них чувствуют себя прекрасно, лучше не бывает. А кое-кто и любовь всей своей жизни в нашем баре встретил. Но, по-моему, сперва надо понять, что с этой Молли случилось. Тем более мальчишки из богатых семей. И простые жители понимают, что их родители готовы найти любого козла отпущения, какой только им подвернется. Ты уж будь поосторожней. Может, тебе на несколько дней отгул взять?

Глава двадцать шестая КЛЮЧ НАЧИНАЕТ ПОВОРАЧИВАТЬСЯ

Через неделю после того, как Фрейю заставили взять нежелательный отгул, Ингрид начала подумывать о том, чтобы уйти из библиотеки. Но как быть дальше? Для Ингрид занятость была главным в жизни. Она полагала, что если работать становится невыносимо, то и остальное не имеет смысла. Дом был практически не в счет — Ингрид всегда скучала, оставаясь там без общества своей буйной, искрящейся энергией и весельем сестры. Пока Фрейя не познакомилась с Браном, Ингрид вполне могла на нее рассчитывать — по вечерам они ходили в кино или обедали вдвоем в каком-нибудь ресторанчике. Но после празднования помолвки Фрейя дома почти не бывала, даже если Бран уезжал по делам в Нью-Йорк или в очередную благотворительную поездку. Странно, думала Ингрид — вроде бы сестра должна скучать по своему возлюбленному, но она по-прежнему весела и беспечна. У нее свежий вид, румяные щеки и мечтательное выражение лица, да и домой она приходит под утро, независимо от того, в Нортгемптоне жених или нет. Вероятно, она с Браном занимается (как это называется?) — сексом по телефону? Ингрид неприязненно пожала плечами. В последнее время Фрейя казалась ей чем-то расстроенной и, одновременно, странно возбужденной. Разлука с женихом все же начинает давать плоды?

А куда удалилась Джоанна, Ингрид даже предполагать не осмеливалась. Во всяком случае, она находилась в месте, где явно не было мобильной связи. Все звонки ей приходилось направлять на голосовую почту. Ингрид, разумеется, могла воспользоваться иными средствами, чтобы определить местонахождение матери, или послать грифона Оскара на ее поиски. Однако она понимала — подобного делать не стоит, ибо в данный момент Джоанна хочет, чтобы ее оставили в покое.

Одинокой Ингрид себя никогда не чувствовала. И с чего бы? Ведь вокруг было столько интересных книг, у нее появились хорошие друзья, и работу свою она очень любила. Ингрид знала — Джоанна считает, что ее старшая дочь зря тратит время, талант и интеллект, коротая годы в заштатной библиотеке. Да и Фрейя находит это чрезвычайно скучным. Но для Ингрид библиотека стала родным домом. Тем не менее в последнее время она часто задумывалась о том, что мать и сестра правы. Наконец, с тяжелым сердцем она пришла к мысли о необходимости сменить род деятельности. Скоро от здания даже и следа не останется! К счастью, Ингрид вновь занялась практической магией, в ее жизнь вернулись радостное возбуждение и смысл. Разве обязательно принимать клиенток в библиотеке? Можно, например, создать собственную клинику «нетрадиционной медицины», как это называет Хадсон, — с офисом, расписанием и регистратурой. Она ведь так много способна сделать с помощью своего дара! И, безусловно, не только избавить женщин от ночных кошмаров и помочь им забеременеть.

Радовало Ингрид и другое. Начиная с праздника Четвертого июля в душах местных жителей стало гораздо меньше той загадочной серой тьмы. Похоже, она начинала рассеиваться и постепенно уходить из городка. В океане происходил такой же процесс. Странное токсическое вещество, которое отравило прибрежные воды, не только перестало распространяться по поверхности, но и, согласно последним сообщениям, уменьшилось в объеме. Однако недавно стало известно, что аналогичная субстанция появилась неподалеку от Аляски.

В тот день Ингрид, как обычно, доехала до работы на велосипеде. Она быстро припарковала его и закрепила противоугонной цепочкой к столбику. Велосипед Хадсона уже стоял на своем месте. В здании горел свет, в залах — чисто и прибрано.

— Доброе утро, — весело поздоровалась Ингрид и направилась прямиком к своему столу.

— Доброе, — зевнул Хадсон.

— Привет, Ингрид! — Табита радостно ей улыбнулась. Она была всего лишь на втором месяце беременности, но наслаждалась каждой минутой своего нового состояния — включая навязчивую утреннюю тошноту и неспособность проглотить хоть что-нибудь, кроме чая и крекеров. Впрочем, Таб не похудела и по-прежнему выглядела пухленькой и аппетитной.

Кэтлин с Ингрид не поздоровалась — за ее столом царило каменное молчание. Ну и ладно. Ингрид не было дела до любовно-драматических переживаний этой девицы. Целую неделю они были вынуждены терпеть болтовню Кетлин о том, как они с Мэттом собираются в конце месяца посетить Мартас-Винъярд^[14] и провести в тамошнем отеле романтический уик-энд. Кетлин также неустанно потчевала Хадсона и Табиту рассказами о своем богатом приданом — постельном белье, дорогом шампанском и прочем. Хадсон теперь развлекался тем, что придумывал для мини-путешествия Кэтлин купальники, едва прикрывающие соски. А Табита от чистого сердца давала всевозможные «женские» советы. Она предлагала воспользоваться разными интимными мазями, а также некими эротическими ухищрениями — от металлических наручников, цепей и колец до электронных приспособлений. Вот тут-то Ингрид впервые и задумалась: а не уволиться ли из библиотеки, пока не поздно? Она даже поставила под вопрос свою приверженность к работе, понимая, что так больше продолжаться не может. Ей либо придется уволить Кэтлин, либо самой убраться восвояси. Во всяком случае, Ингрид не под силу вытерпеть еще один день подобной пытки. Все сотрудники заняты тем, что отправляют весьма легкомысленную девицу в любовную нирвану, радостно размахивая знаменами из презервативов!

Когда Кэтлин вышла из комнаты, Ингрид написала Хадсону: «Что с ней случилось?»

Он обернулся с усмешкой на лице. Жестом велел Табите закрыть дверь и прошептал:

— А ты разве не слышала?

— Нет, — удивилась Ингрид.

— Романтический уик-энд отменен!

— Что, прости?

— Ты просто вчера слишком рано ушла.

— Да, наверное.

Табита, оглянувшись через плечо, просветила ее:

— Мэтт заходил вчера днем, как обычно. Я видела, как они ссорились на улице, а потом он уехал. Без Кэтлин. Я спросила у нее, в чем дело, и она сказала, что все кончено. Он отменил поездку и заявил — у него полно работы, он должен расследовать дело пропавшей девушки — ну, той самой, Молли Ланкастер. А потом прибавил, что ему очень жаль, но у них явно ничего не получается. Он якобы не испытывает к ней должных чувств.

— О господи! — воскликнула Ингрид.

— Представляешь!

— Бедная Кэтлин. — Ингрид и впрямь стало жаль эту девицу. Совсем чуть-чуть. Она-то хорошо знала, как тяжело бывает в таких случаях.

— А Кэтлин считает, что он ей солгал. Наверняка у него есть другая. Помнишь концерт? Кэтлин еще говорила, что сделает тот вечер самым счастливым для Мэтта. Он ей заявил тогда, что хочет пока подождать и надеется на другой момент, который будет особенным. И затем вроде бы такой вечер наступил, и он предложил ей поехать с ним на Виноградники. А потом вдруг все отменил и ехать отказался. — Таб вздохнула.

— Значит, они не?.. — Ингрид даже вперед подалась.

— Нет! — вмешался Хадсон разочарованно. — У меня вообще складывается впечатление, что я единственный, кому в нашем офисе в этом отношении везет. Таб боится «повредить ребенку». К сожалению, мой Скотт тоже воздерживается от общения со мной, поскольку я сделал ему замечание за то, что он не полностью стаскивает с себя мужские шорты.

— По-моему, Кэтлин и Мэтт совершенно друг другу не подходили, — сказала Табита, поглаживая свой животик, который лишь слегка начинал округляться.

— Ш-ш-ш! Она возвращается! — предупредил Хадсон. Ингрид сделала вид, что погружена в чертежи, а остальные уставились в мониторы.

После этого разговора Ингрид внезапно почувствовала, что вокруг стало гораздо светлее. А те клиентки, что пришли к ней в обеденный перерыв за советом, получили целый ворох различных амулетов. Она не только избавила каждую от боли и тревоги, но и словно обрызгала всех легкостью, весельем и хорошим настроением. Раньше таких свойств в ее магии не имелось. Амулеты, которые она доставала из сумочки, пахли жимолостью, а заклинания окутывали женщин золотым сиянием. Даже узелки у нее сегодня получались просто идеальными — настоящие произведения искусства.

— Ты сегодня прямо Мэри Пикфорд! — поддразнивал ее Хадсон. — Вся светишься. А с утра выглядела так, словно собралась покончить счеты с жизнью, выпив настойку болиголовы.

— Заткнись, — парировала Ингрид. — Ничего подобного у меня и в мыслях не было. — И она, сделав суровое лицо, вернулась к своему столу. В электронном ящике ее уже поджидало очередное послание:

«Кажется, я знаю, что изображено на присланных тобой „синьках“ и каково значение этих ключей».

«?»

«Но мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала».

«?»

«Ты можешь пройти в „Светлый Рай“? В сам дом?»

Ингрид немного поколебалась и напечатала лишь одно слово:

«Да».

Глава двадцать седьмая СЕРДЕЧНАЯ ТОСКА

Нортгемптон еще бурлил, обсуждая новость об исчезновении Молли Ланкастер, когда из офиса мэра позвонили в полицию. Секретарша сообщила, что в понедельник мистер Хатчинсон не явился на работу и обнаружить его нигде не удалось. Выяснилось, что Тодд среди ночи покинул свой дом, ни слова не сказав жене. Также он не поставил в известность своих сотрудников. После океанического «землетрясения», ядовитой субстанции и таинственного исчезновения Молли Ланкастер жителей городка все сильней стали охватывать дурные предчувствия. Возникли слухи и всевозможные предположения: их чудесный Нортгемптон проклят и никогда уже не будет тем райским уголком, каким был прежде.

Уже дома, внимательно посмотрев сводку местных новостей, Фрейя выключила телевизор и пару минут сидела в задумчивости. Сообщения действительно печальные. Однако пора забирать Тайлера из школы. Надев пальто, она поискала ключи от машины. Сперва Молли Ланкастер, теперь Хатчинсон… Что происходит? Удивительно для Нортгемптона — здесь никогда и преступлений-то не бывало, за исключением случая с Тэтчерами. Фрейя попыталась вспомнить, когда в последний раз видела мэра. Раньше он частенько наведывался в бар, но уже несколько недель к ним не заглядывает. Скорее всего, все благодаря «узелку верности», который Ингрид дала жене Тодда, дабы привязать его к дому. Впрочем, мэр отнюдь не принадлежал к тем мужчинам, которые провожают глазами каждую юбку. Он слишком заботился о карьере, чтобы его волновали подобные глупости.

Фрейя расстроилась. Она долго и бессмысленно бродила по дому и в конце концов даже устала. Она успела позабыть, какой скучной может показаться жизнь, когда не нужно идти в бар, где всегда полно дел. Там постоянно толкутся люди, с которыми нужно поговорить, угостить и быстро приготовить для них коктейли. Хорошо хоть Ингрид в последнее время повеселела. Похоже, она стряхнула с себя какое-то бремя, делавшее ее ворчливой и неразговорчивой. Да и грифон Оскар сильно действовал окружающим на нервы, если у его хозяйки портилось настроение. Фрейя терпеть не могла, когда Оскар начинал больно щипаться из-за того, что Ингрид забыла купить его кошачьи консервы. Грифон настолько любил это мерзкое оранжевое месиво, что Фрейя не сомневалась — когда-нибудь даже его острый клюв станет такого же цвета.

Без Джоанны дом казался пустым. И неизвестно, когда она возвратится из своей загадочной поездки. Она уехала — причем весьма поспешно и без объяснений — сразу после праздников. Ингрид, которая провожала мать, сообщила Фрейе, что тоже понятия не имеет о цели путешествия матери. Зато Джоанна разрешила дочерям пользоваться волшебными палочками. Правда, Фрейя пока особого применения своей не находила. И все же приятно было получить ее обратно. Она ведь успела позабыть, какая палочка гладкая и приятная на ощупь, какой могущественной она становится в руках хозяйки.

Фрейя подъехала к школе и, припарковавшись, прошла к небольшому зданию с вывеской: «Подготовительный класс К». Тайлер играл в кубики. Смерив Фрейю недобрым взглядом, он грозно спросил:

— А где Лала? — и скрестил руки на груди.

— Идем, Тай, ты ведь знаешь, что Лала еще не вернулась. — Малыш очень остро реагировал на отсутствие Джоанны. Вчера, например, увидев Фрейю, он стал яростно сопротивляться и раздраженно вопить:

— Не хочу с тобой! Хочу с Лалой!

— Ох, милый, довольно! — Фрейя старалась не терять терпения, хотя с ребенком было порой трудно сладить. Ее также тревожило отсутствие матери, и она скучала по ней, но, разумеется, не собиралась показывать свои чувства Тайлеру, а тем более срывать на нем свое дурное настроение. Она взяла мальчика за руку, отвела на стоянку и усадила в детское кресло на заднем сиденье автомобиля, крепко застегнув ремни у него на груди.

— Что ты умеешь делать? — Тайлер с подозрением посмотрел на девушку.

— Ты о чем?

— Лала могла сделать так, чтобы мои самолетики летали! По-настоящему, — заявил он обвиняющим тоном.

Фрейя знала — Джоанна давно пользуется магией в присутствии малыша, но девушке по-прежнему было странно, даже страшновато слышать это от Тайлера. Он упоминал о волшебстве как бы между прочим. Желание Джоанны доставить удовольствие четырехлетнему мальчишке не знало границ. Фрейя хорошо помнила собственное детство — тогда отнюдь не наблюдалось изобилия выпечки и говорящих игрушек. В основном ей помнилось, как мать ворчала на них и постоянно вздыхала: «До чего это трудно — растить детей!»

Фрейя огляделась, убедилась, что в их сторону никто не смотрит, и тихо произнесла:

— А я могу кое-что другое. — На несколько минут она превратилась в черную кошку, а потом снова приняла человеческий облик.

Тайлер засмеялся и вдруг закашлялся, прикрывая рот ладошкой. Фрейя заметила, что изо рта у ребенка вылетел комок зеленоватой мокроты размером с мелкую монету. Дома она спросила у Грацеллы, замечала ли она, что Тайлер снова нехорошо кашляет. Домоправительница кивнула:

— Да. Доктор ему новый курс антибиотиков назначил. Обещал, что недели через две все пройдет.

— Выглядит он здоровым, но меня что-то беспокоит, — заметила Фрейя, чувствуя в душе первый тихий шепот тревоги. Джоанна была не единственной в их семье, кто успел полюбить мальчика. — Но, я надеюсь, он скоро поправится. — Фрейя сказала это специально для Грацеллы и сразу же подумала: а кого она, собственно, старается убедить — мать Тайлера или себя?

Поздно вечером позвонил Бран. Извинился, что не всегда мог ответить на ее звонки — он постоянно в разъездах, а мобильная связь из-за разницы во времени порой сильно затруднена.

— Как ты там, девочка моя?

— Очень по тебе скучаю, — вздохнула Фрейя, чувствуя, как сжалось сердце. — Ты когда, наконец, домой приедешь? — Господи, когда же ты, наконец, вернешься ко мне?!

— Скоро, обещаю. — Где он сейчас? В каком городе? В какой стране? Фрейя была не в состоянии следить за перемещениями жениха. Пора привыкнуть, что Бран всегда сильно занят. Воцарилось долгое молчание, и Фрейя забеспокоилась:

— Бран, ты меня слышишь?

— Я здесь. Извини. Мне надо было вернуть одну важную бумагу… Кстати, мадам хотела узнать, есть ли у тебя соображения насчет свадьбы и той программы, которую она тебе выслала на прошлой неделе.

Фрейя вряд ли об этом задумывалась. Предстоящее торжество и связанные с ним приготовления с недавних пор вылетели у нее из головы. Ее даже немного удивило собственное равнодушие. Разумеется, свадьба будет по всем правилам — белое платье, пять сотен приглашенных, оркестр и прочее.

— Скажи ей, пусть поступает так, как считает нужным. Цветы, еда, гости. Главное, чтобы она не забыла пригласить мою семью, а также, конечно, Сола и Кристи. А вообще — может делать все, что ей заблагорассудится!

— Тебе неинтересно? — спросил Бран. — Что-то новенькое. Во всяком случае, для невесты.

Ах да, она ведь невеста. Слово причинило ей такую боль, будто в грудь вонзили острый кинжал да еще самым зверским образом повернули. Фрейя потеряла дар речи.

— Эй, ты где, любимая? Ты плачешь?

— Нет… — Девушка помотала головой, чтобы прийти в себя. — Я в порядке.

— Что с тобой? Ты можешь быть совершенно откровенна.

Но Фрейя промолчала. А слезы уже потекли у нее по щекам.

— Я люблю тебя и буду любить, что бы ни случилось. — Тон у Брана стал нервным и напряженным. — Фрейя! Что бы ни случилось! Я всегда буду любить тебя. Всегда.

— Да. Я тоже очень тебя люблю, — прошептала она и повесила трубку. Сердце бешено стучало у нее в груди. Действительно ли Бран продолжал бы любить ее, если б узнал, что она натворила? Принял бы ее такой, какая она есть? Осмелится ли она когда-нибудь признаться ему? Будет ли верной? Моногамия отнюдь не была свойственна Фрейе. Странно, почему она вообще согласилась на брак. Да еще и эта пышная свадьба…

Телефон опять зазвонил. Фрейя поднесла трубку к уху, думая, что услышит Брана, который хочет еще раз заверить ее в своих чувствах.

— Фрейя! — Голос Киллиана звучал хрипловато и приглушенно. Они не разговаривали с того безумного трехдневного уик-энда, который провели вместе. — Я в чем-то виноват? Я сделал что-то не так? Почему ты не отвечала на мои звонки? Я соскучился! — Звуки его голоса стали бальзамом для ее разбитого сердца. А если ее судьба — быть с Киллианом, а не с Браном? Видимо, ей надо действовать самой. Только таким образом она, наконец, выяснит, что к чему. Она и сама безумно соскучилась… по Киллиану!

Фрейя вытерла слезы.

— Хорошо. Я к тебе сейчас приеду.

Устала она чувствовать себя виноватой! Бран далеко. У него важная работа. Она это понимает, но с собой ей теперь точно не справиться. Впрочем, пожалуй, именно его бесконечные деловые поездки во всем виноваты! Вероятно, они стали причиной той незаметной трещины, которая пролегла между ними еще до того момента, как на сцене появился Киллиан.

Кроме того, нынешним летом столько всего случилось, что у Фрейи появилось четкое ощущение, будто она — крошечная частица весьма значительной и обширной истории. Разумеется, любопытная, беспечно-отважная часть ее натуры — натуры той разудалой Фрейи, которая любила выпить, пококетничать и успевала еще до завтрака разбить множество сердец, — стремилась непременно выяснить, чем же эта история закончится.

Глава двадцать восьмая ПОТАЙНАЯ ДВЕРЬ

Ингрид оглядела пустой бальный зал «Светлого Рая» и с наслаждением выпрямила ноги. Во время полета — особенно в виде грифона Оскара — у нее всегда сводило мышцы. Кстати, Фрейя жаловалась на это, когда принимала облик кота Зигфрида. У Джоанны подобное обычно случалось после превращения в ворониху Гили. Собственно, Оскар являлся некоей частью Ингрид, и она могла запросто принимать его обличье, но прибегала к этому лишь в исключительных случаях. Еще пару месяцев назад, когда здесь праздновали помолвку Фрейи, Ингрид заметила, что верхние окна в зале всегда остаются открытыми. То была большая удача. Она влетела в особняк Гарднеров до рассвета, зная, что его обитатели крепко спят. Ингрид, конечно, могла воспользоваться метлой, но решила не искушать судьбу. Она помнила о полете Джоанны, неразумно поступившей так на днях, и «НЛО» над Нортгемптоном. Для ведьм существовало немало различных способов передвижения. Ингрид, как и прочие ее братья и сестры, предпочитала наиболее естественный. Она уменьшала с помощью магии силу притяжения и взмывала в воздух. Метла была необходима для равновесия и более спокойного приземления, а также служила прекрасным якорем.

Приземлившись, Ингрид отправила по электронной почте сообщение:

«Я внутри».

«Отлично. У тебя „синьки“ с собой?»

«Да».

«Ступай в бальный зал. Именно там — главный „ключ“. У него есть занятные особенности».

Он прав. Значок, изображенный на чертеже зала, отличался от остальных. Он походил на маленький бриллиант, острия которого указывали на стены. «Ключ» окружал венок из неведомых символов, изображенных с помощью странной каллиграфии. Одна из четких острых граней «бриллианта» оказалась кривоватой. Возможно, все дело было в небрежности чертежника, но когда Ингрид пригляделась, то поняла — «ключ» указывал именно на правый угол зала. А изогнутый кончик был даже длиннее остальных, он являлся явной подсказкой для сведущего человека. Ингрид внимательно изучила помещение, быстро обнаружила нужную стену и угол. Ее охватило волнение: захватывающе интересно — понять абстрактный чертеж и поместить его в пространство реального мира.

«Я все нашла»

— послала она сообщение.

«Постучи по стене. Каков звук?»

Она послушалась — раздался глухой гул.

«Тяжелый, словно там пустота».

Ингрид знала, что при ударе по обычной поверхности услышала бы резкий и «округлый» звук.

«Что мне теперь сделать?»

— спросила она.

«Посмотри, что за стеной».

Ингрид вышла из дома и спустя несколько минут вернулась с ломом, который нашла в гараже. Не раздумывая, она ударила острым концом в угол — по полу мигом разлетелись кусочки краски. Изучив нанесенный ущерб, Ингрид подумала, что позже применит одно из реставрационных заклинаний, составленных Джоанной. Но сперва надо поскорее выяснить, что же там скрыто. Она выбросила из головы все мысли об изуродованном зале, чувствуя невероятный кураж. Она ведь напала на след!

Ингрид попыталась протолкнуть лом глубже, но через полдюйма он уперся в нечто твердое. Она изо всех сил налегла на его свободный конец и сильно пошатала. Вскоре в зал вывалился кусок штукатурки размером с бейсбольный мяч. Ингрид подняла его и осмотрела. «Светлый Рай» только что отремонтировали, и, разумеется, здесь использовались современные материалы — а они грубые, с большим количеством песка. Конечно, обновленный особняк должен был иметь стены из бетона, залитого в опалубку из металлических прутьев. Однако в руках у Ингрид был не кусок штукатурки, а обломок скальной породы, причем очень старой, намного древнее дома. Она отложила находку в сторону и опустилась на колени перед отверстием. На неровных краях дыры виднелись остатки краски. Внешний слой представлял собой густую блестящую эмульсию, обладавшую богатым, сочным оттенком, который обычно свойствен краскам на основе свинца. Под этим слоем виднелся следующий, а еще глубже, как раз там, где стену повредил лом, она заметила непонятный выступ. Ингрид начала отколупывать краску, пока не обнаружила потайную дверь.

Она была лишена привычных петель, ручки и замка, но ведьма мгновенно ее узнала. Потрескавшееся дерево издавало слабый запах сосны. И она, вдыхая отчетливый чистый запах, перенеслась в далекое прошлое.

Она вспоминала легендарное место, которое стало мифом или сном и не воспринималось как реально существующее. Что же она сказала той молодой вампирше? Ты сама миф! Действительно, они превратились в героев сказок. Они оказались в срединном мире и теперь жили, дышали, ходили, работали, словом, делали все то, что и обычные смертные. Они были одновременно и похожи на людей, и отличались от них.

Ингрид с нежностью коснулась сосновой поверхности и вновь вернулась к архитектурному плану. На чертеже была изображена деревянная дверь от пола до потолка с весьма прихотливым рисунком на филенке. Там же имелись инструкции для ремесленника, которому несомненно предстояло потратить пару лет, чтобы вырезать столь изысканную панель. А орнамент, как она теперь ясно понимала, состоял из витиеватых загадочных значков.

Она сделала несколько фотографий на мобильник и отправила «улов» нужному адресату — своему советчику.

«Что скажешь?»

«Я был прав».

«И что же это такое?»

«Не сейчас. Расскажу позже. Сначала выберись из дома».

Ингрид взмахнула волшебной палочкой, пробормотав заклинание, которое мгновенно восстановило разбитую стену. Теперь к бальному залу вернулся прежний вид. Хотя заклинание, если честно, получилось весьма посредственным. Ингрид не обладала умениями своей матери в искусстве восстановления, но палочка помогла. Она почти все закончила, когда в коридоре раздались шаги. И они приближались. Ингрид, поспешно приняв обличье Оскара, вылетела в окно за секунду до того, как в бальный зал вошел Киллиан Гарднер.

— Здесь есть кто-нибудь? — громко спросил он. — Я слышал. Эй, покажитесь!

Но Ингрид неслась прочь. Сердце сильно билось у нее в груди. Господи, совсем близко! Что за потайная дверь? Куда она ведет? Остров Гарднера остался позади, а Ингрид все летела и думала о том приговоре, от бремени которого долгие тысячелетия страдает ее семья. Сломанный мост между мирами, пропавший младший брат… Что же за дверью? Тот, с кем она переписывалась, знает. Значит, и она скоро это выяснит!

Глава двадцать девятая МУЖЬЯ И ЖЕНЫ

В последний раз Джоанна побывала в этом старом, словно расползшемся по отведенной ему территории, университете Западного Коннектикута много лет назад. В тот день Ингрид получала диплом об окончании колледжа. Университет выглядел особенно торжественно и красиво. Над главным зданием реяли голубые знамена, и повсюду кишели студенты с румяными, как яблоки, щеками. То были выпускники этого года и прошлых лет. Все как на подбор в блестящих черных цилиндрах и мантиях, с тросточками из красного дерева, обвязанными голубыми лентами. Ох, до чего же она гордилась своей девочкой! Конечно, Джоанна нервничала, опасаясь, что наткнется на бывшего мужа, но тот, к счастью, старался сохранять дистанцию. Если бы Ингрид узнала, что ее отец здесь преподает, то наверняка бы возненавидела мать. Ведь Джоанна об этом ни словом не обмолвилась. Ей пришлось заставить мужа — профессора, обожаемого студентами, — взять отпуск на четыре года, пока дочь не закончит обучение.

Теперь она шла мимо старинных неоготических строений по дорожке, обсаженной деревьями. Все вокруг выглядело в точности так же, как раньше: известняк и плющ.

— Простите, — спросила Джоанна у первого попавшегося юнца, — не могли бы вы помочь мне отыскать профессора Бошана?

То, что она не общалась с мужем большую часть минувшего столетия, отнюдь не означало, что Джоанна не знала о его жизненных перипетиях. Она следила за ним постоянно, начиная с момента расставания. И это оказалось не слишком трудно. Вначале он облюбовал для себя побережье, а когда с работой стало туго, оставил рыболовный бизнес и погрузился в тихое бытие университетского профессора. Он уже много лет преподавал в этом учебном заведении — просто удивительно, что никто и не заметил, насколько он стар. Вероятно, он воспользовался тем же заклинанием, которое применила и Джоанна, переселившись в Нортгемптон. Таким образом она защитила себя от сплетен и не вызывала любопытства соседей своей удивительной моложавостью.

Джоанне сразу удалось отыскать кабинет мужа, но его ассистент вежливо сообщил — профессор бывает здесь не каждый день и может пропускать расписание, так что ей стоит навестить его дома. Спустя несколько минут Джоанна отыскала небольшой ухоженный домик, расположенный неподалеку от кампуса. Консьерж впустил ее, распахнув парадную дверь, стоило лишь сказать, что она — жена профессора Бошана. Квартира находилась на первом этаже. Джоанна постучалась, прежде чем войти, но никто не ответил. Обнаружив, что дверь не заперта, она проскользнула внутрь и громко окликнула:

— Привет! Есть кто-нибудь дома? Это — Джо.

Она очутилась в небольшой студии. Джоанну несколько удивила обстановка. Помещение напоминало монастырскую келью. На японском футоне аккуратной стопкой лежали свернутые одеяла. В другом углу высился холодильник размером со шкаф. Посреди комнаты водрузили письменный стол, на поверхности которого стояло лишь несколько фотографий в рамках. В частности, Джоанна увидела Ингрид в день окончания университета. Отец наверняка сфотографировал дочь украдкой. Там же был портрет Фрейи тех лет, когда ее изображение попадало на обложки глянцевых журналов и она жила в Нью-Йорке. Джоанна почувствовала острый укол печали и сожаления.

А ведь когда-то они были счастливы! У них был действительно счастливый брак, хотя далеко не идеальный. Они вечно спорили друг с другом, как, впрочем, делают почти все супружеские пары. Бывали у них и стычки, и взрывы гнева, и проявления буйного темперамента. Он никогда особым терпением не отличался, а она была невероятно упряма. Если бы не проклятый судебный процесс, они, наверное, и до сих пор были бы вместе. Но он не выполнил ее просьбы… А ведь все могло сложиться иначе. Господи, о чем она думает?! Ничего он не мог тогда поделать! Оба были бессильны. Никто не остановил бы этот кошмар! Все было ясно с того момента, когда мост оказался разрушен и они застряли в срединном мире. Угодили в ловушку. И, чтобы выжить, следовало принять для себя законы, созданные тамошними обитателями. Бошаны прекрасно знали, что не имеют права вмешиваться в земные дела.

Джоанна сняла пальто и присела на футон. Гили моментально устроилась у нее на плече. Ничего, они подождут столько, сколько потребуется. Когда-нибудь ее муж должен вернуться домой.

Прошло примерно три часа, она даже задремала, но вдруг услышала, как медленно отворилась входная дверь.

— Норман? — спросила Джоанна. — Это ты?

Глава тридцатая ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ

На следующий день у Ингрид не выходила из головы потайная дверь, которую она обнаружила в бальном зале «Светлого Рая». Едва придя на работу, она послала сообщение по хорошо знакомому адресу, поскольку вчера вечером связь резко оборвалась. Ей не терпелось узнать, что он еще обнаружил. Обычно он сразу отвечал на ее письма, но уже миновал целый час, а от него не было ни единой электронной весточки.

«Эй, ты как?»

Ингрид кликнула мышью на опцию «Отправить» и стала ждать. Но долго бездействовать она не могла и решила заняться делом — обработать остальные чертежи поместья Гарднеров и подготовить их для мастера, который все окантует. На днях она отыскала в магазине симпатичные деревянные рамки, оказавшиеся гораздо дешевле тех, которые они в последнее время использовали. Теперь в библиотеке на счету был каждый грош, и приходилось экономить. Странно, но ящик, где она обычно хранила «синьки», оказался пуст. Ингрид отчетливо помнила, что вчера, вернувшись в библиотеку, положила главный план поместья в папку вместе с остальными чертежами и все спрятала в стол. Возможно, кто-то решил рассмотреть листы и оставил их в зале для совещаний? Нет, и там тоже ничего не оказалось.

У Ингрид тяжело забилось сердце. Она быстро прошла к своему компьютеру и стала посылать одно сообщение за другим:

«Эй, ты уже вернулся?»

«Привет, ты где?»

«Если ты на месте, напиши, пожалуйста».

Она видела, как ее послания выстраиваются в столбик, оставаясь безответными. Наконец, в полном отчаянии, она написала:

«У меня непредвиденная неприятность! Исчезли „синьки“, и я не могу их найти».

— Ты никуда не перекладывал мои чертежи? — спросила она у Хадсона, в очередной раз нажав на клавишу. — Планы гарднеровского «Светлого Рая», которые я готовила для выставки?

Хадсон поднял на нее глаза и сдвинул наушники, заглушавшие все посторонние шумы. Помолчал, откашлялся и развел руками:

— Нет. Я ничего не трогал. Может, Табита в курсе?

Но и Таб о «синьках» не знала. Да и Кэтлин тоже — она уже вышла на работу, скоротечно переболев «гриппом». Накануне Хадсон, какобычно, запер двери и включил сигнализацию. Больше вроде бы ничего не пропало. В общем, если не считать исчезновения пресловутых чертежей, все было в порядке. В библиотеке и не было каких-то особых ценностей.

Ингрид расспросила сторожа и уборщиков, но те заявили, что минувшая ночь прошла без происшествий. Она опять пошла в хранилище, открыла ящик — пусто! Затем Ингрид проверила почту: новых сообщений нет. «Синьки» пропали, а главный советчик недоступен. Ингрид схватила телефон и набрала номер Киллиана Гарднера.

— Алло, — сонным голосом ответил он.

— Киллиан… привет. Это Ингрид Бошан.

— Привет, Ингрид. — Он, похоже, еще не мог проснуться. — Чем могу служить?

— Киллиан, я тебя разбудила? Извини, но уже день…

— Какое у тебя ко мне дело? — прервал он Ингрид, впрочем, довольно дружелюбно.

— Прости, я не хотела тебя тревожить. Просто у меня возникла одна проблема… Я, собственно, звоню насчет «синек», которые ты мне принес. Ты их случайно не забирал?

— А зачем? — Теперь Киллиан явно проснулся. — Я же сам их тебе отдал. Почему ты задаешь такие странные вопросы? С чертежами что-то случилось?

— Нет, нет… — Ингрид энергично тряхнула головой, хотя Киллиан и не мог ее видеть. Не стоит зря сеять панику. — Наверное, кто-то из сотрудников переложил планы в другое место. Извини, что побеспокоила.

— Не волнуйся, — ответил Киллиан.

Ингрид повесила трубку. Сердце колотилось как бешеное. Господи, как она могла забыть? Она же отсканировала «синьки»! Она включила «Поиск» на своем компьютере. Во всяком случае, там должны быть чертежи, содержавшие загадочные «ключи». Впрочем, она опасалась самого худшего. И оказалась права: все файлы, связанные со «Светлым Раем» и пресловутыми значками, тоже исчезли!

Ингрид попыталась взять себя в руки. Кому они понадобились и зачем? Как она восстановит «синьки»? Внезапно в кабинет ворвался Хадсон. Галстук у него развязался, и выглядел он растерзанным, непохожим на себя.

— Мне кажется, тебе следует пойти в читальный зал, — сказал он Ингрид. — По-моему, Корки Хатчинсон совсем спятила!

Ингрид следом за Хадсоном поспешила в зал, где у стойки для возврата книг обнаружила известную в городе репортершу, пребывающую в истерическом состоянии. Взгляд у нее был совершенно безумный, а одежда состояла из пижамной куртки и обвисших спортивных штанов. Увидев Ингрид, Корки ткнула в нее пальцем с ярко-красным маникюром и пронзительно завопила:

— Это все она виновата!

— Извините, в чем дело? — строго спросила Ингрид. В библиотеке было полно мамаш с детьми и подростков, которые вечно торчали у компьютеров. В общем, посетителей хватало, особенно у стенда с журналами. Мэтт Ноубл, который как раз возвращал целую стопку романов в мягких обложках, ринулся к Ингрид на помощь.

— Что происходит? — Он вопросительно смотрел то на Корки, то на Ингрид.

— Она все это затеяла! — заверещала Корки. — Велела мне… сунуть Тодду под подушку узелок! А он потом совсем спать не мог… вел себя странно… Что она с ним сделала?

— Корки, успокойтесь! Какой узелок? О чем вы говорите? — Мэтт обнял женщину за плечи, на всякий случай придерживая ее. У репортерши был такой вид, словно она сейчас кинется на Ингрид.

— Она — ведьма! Она хотела, чтобы это случилось! Во всем виновата ее черная магия и дурацкие узелки! — пронзительно выкрикивала Корки.

— Мне очень жаль… но мои узелки подобного воздействия не оказывают, — спокойно ответила Ингрид, но немного попятилась назад, огорченно качая головой. На самом деле у нее все дрожало внутри, хотя она старалась сохранять спокойствие и вежливо отвечать жене мэра.

Мэтт изумленно уставился на Ингрид:

— Погоди-ка… какие еще узелки? Что ты имеешь в виду? И что означают обвинения в черной магии?

Корки вновь подала голос:

— Тодд повесился! И завязал в точности такой же узел, как тот, который она мне подсунула! — прошипела она, показывая Мэтту маленький коричневый узелок.

— Господи, да что здесь такое? — Ингрид бросила взгляд на Хадсона, надеясь, что приятель придет ей на помощь. Вокруг них стали собираться люди, со страхом и любопытством посматривая на Ингрид. В памяти у нее воскресла сцена из прошлого: чудесное утро, толпа на площади, виселица… Тогда жители деревушки обступили ее и сестру точно так же, как сейчас, в двадцать первом веке, посетители библиотеки.

— Не притворяйся, будто ничего не знаешь! Его нашли сегодня утром! Он покончил с собой в каком-то мерзком мотеле на 27-й улице! — выкрикнула Корки.

Ингрид тихонько охнула и спросила у Мэтта:

— Правда?

Полицейский кивнул.

— Нам сообщили по 911. Наши ребята все еще там. — Он повернулся к Корки: — Успокойтесь, пожалуйста. Хотите, я отвезу вас в участок? — Мэтт выразительно посмотрел на Ингрид и повел репортершу к дверям.

— Господи… бедная психопатка! — бросил Хадсон. Ингрид отчетливо ощущала, как недоверчиво смотрят на нее люди, а кое-кто уже прошипел нечто враждебное. — Ты в порядке?

Ингрид молча кивнула. Как ужасно начинается день! Перестал выходить на связь тот, кто расшифровал «ключи», пропали чертежи, а теперь ее обвинили… она даже толком не поняла в чем — в колдовстве, в гибели Тодда? Ингрид не могла стряхнуть с себя паутину ненависти, которая ощущала со всех сторон.

Табита ласково погладила Ингрид по спине и уверенно сказала:

— Не волнуйся, никто ее слушать не станет. Ты не имеешь к… происшествию никакого отношения. Она просто вне себя от горя. Еще бы! На нее такое обрушилось — мужа потеряла!

В тот день посоветоваться с Ингрид пришло лишь несколько женщин, и ей стало еще хуже, хотя она очень старалась гнать от себя мысли о самоубийстве Хатчинсона. Но, разумеется, отвлечься не получалось. Что она кричала насчет черной магии? И того, что Ингрид — ведьма? Лживая знахарка?

Ингрид вспомнила о Фрейе. Сестре тоже нелегко. Сол, по сути дела, ее уволил — отправил в неопределенно длительный «отпуск» и велел прекратить готовить «забористые коктейли». А с сегодняшнего дня весь Нортгемптон будет держать ушки на макушке и внимательно следить за Бошанами. У Ингрид по спине пополз холодок. Она переживала такое однажды и хорошо знала, чем кончаются подобные истории.

Некогда в Массачусетсе Ингрид была хозяйкой процветающей клиники и имела шикарную практику. Потом, как водится, стали множиться слухи, полетели обвинения. Но ведь теперь совсем другое время, пыталась она убедить себя. Наверняка ее помощь просто не требуется, ведь у жителей городка в настоящее время все (ну, или почти все) в полном порядке. Ингрид остается только в это поверить. Тогда сразу появится мостик, на котором она сможет удержаться. Хотя Висельный Холм перестал быть местом казни и соответствовать своему изначальному названию, его мрачная тень еще не исчезла. А Ингрид не настолько глупа. Она знает — то, что случилось, может повториться.

Как далеко до конца дня! Что еще может произойти? И действительно, к Ингрид явилась нежданная посетительница — Эмили Фостер. Бледная, дрожащая, она вошла в кабинет и отчаявшимся голосом спросила:

— Ингрид, у тебя найдется минутка? Мне необходимо поговорить.

Глава тридцать первая БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Фрейя смотрела, как Киллиан аккуратно кладет телефон на место, и не могла налюбоваться его красивым профилем и мощной мускулистой спиной. Она притронулась к его спине ладонью. Она никак не могла перестать его касаться! Весь вечер они ублажали друг друга, пробуя новые, все более возбуждающие вариации одного и того же вечного любовного танца. Фрейю даже немного встревожило то, что Киллиан вообще не уставал. Он оказался совершенно ненасытен. Ей никогда еще не встречался партнер, способный не отставать от нее. Киллиан был, безусловно, самым достойным. Пожалуй, он был равен ей и по запросам, и по возможностям. В полном изнеможении, завершая очередной раунд любовной игры, они уже спустя несколько минут начинали новый. Самого невинного прикосновения к ноге, руке или щеке партнера обоим было вполне достаточно, чтобы вернуться к началу. Фрейя обнаружила — она думает только о том, что испытала в страстных объятьях Киллиана прошлой ночью. Но он настолько хорош собой, и кожа гладкая, почти идеальная — никаких грубых складок, сухости или шрамов. И весь с головы до ног покрыт ровным бронзовым загаром…

Любовью они занимались у него на яхте «Дракон». В иллюминаторы каюты вовсю лился яркий свет. Наверняка перевалило за полдень — солнце стояло почти в зените. Господи, какой сегодня день? Фрейя не могла вспомнить. Она потеряла счет времени. Часы и минуты обрели ускользающий характер, и ей не удавалось толком восстановить в памяти, чем именно они занимались — когда были не в постели, разумеется. Мало-помалу у нее появилось ощущение, что из постели-то они как раз и не вылезают. Дверца в каюту закрывалась герметично, поэтому внутри было душновато, а они уже несколько дней практически не выходили наружу. Фрейя даже наловчилась готовить, не поднимаясь на палубу. Она пользовалась крошечным камбузом с плитой и продуктами, которые обнаружила в холодильнике. Но, несмотря на духоту, в каюте не пахло ни потом, ни сексом, ни маслом, на котором она готовила еду. Воздух оказался вполне чистым, а если Фрейя закрывала глаза, то неизменно чувствовала свежий аромат сосны и полевых цветов. Интересно, думала она, почему Киллиан предпочитает жить на яхте, а не в большом доме, где, безусловно, спален хватает? Впрочем, так повелось с самого начала. Гарднер-младший сразу поселился именно на этом небольшом рыболовном суденышке.

— Кто звонил? — спросила Фрейя, высвобождая руку.

— Твоя сестра, — ответил он, откидываясь на подушку и закидывая руки за голову с задумчивым видом. Темная прядь волос упала Киллиану на лицо, закрыв один глаз, и он нетерпеливо отбросил ее рукой.

— Ингрид? Зачем? — Фрейя посмотрела на него, приподнявшись и опершись на локоть.

— Я одолжил ей на время архитектурные планы нашего дома — она просила их для выставки. Похоже, чертежи пропали, — пояснил Киллиан. — Вообще-то она об этом не упоминала, но я уверен — так и есть.

— А они какие-то особенные? Бран тоже о них на днях спрашивал, — удивилась Фрейя, выдергивая из простыни нитку. — Ингрид ему рассказала, что обнаружила непонятные «ключи» — коды, которые она уже почти разгадала. Пометки якобы связаны с какой-то древней историей. — Фрейе было все равно о чем разговаривать — лишь бы поскорее сменить тему. Ведь она неосторожно упомянула о Гарднере-старшем, лежа в постели с его братом.

Киллиан удивленно поднял брови:

— Ты беседовала с Браном?

— Да, вчера. — Фрейя откинулась на подушку и «спряталась»: натянула простыню на лицо.

— Эй! — окликнул ее Киллиан и попытался нежно приподнять ткань.

— А зачем я здесь? Нет, я сама не знаю, что делаю! — Она сердито тряхнула головой — смотреть на Киллиана уже не было сил.

— Прекрасно знаешь.

— Слушай, мне правда пора идти. — Фрейя оттолкнула его и попыталась добраться до своей одежды.

— Останься! — И Киллиан стал целовать ее в шею легкими, ласковыми, как прикосновение бабочки, поцелуями, от которых у нее по всему телу словно электрический ток пробежал. — Ты пришла совсем недавно!

Ну, точно дежавю, подумала Фрейя. Разве не то же самое она испытывала с Браном? А теперь оказалась с Гарднером-младшим…

— Киллиан, довольно. Я здесь уже четыре дня. — Она нежно оттолкнула его руки.

— Я люблю тебя, — прошептал он, подаваясь вперед. Голова его уютно устроилась у Фрейи на плече, а ладони ласково накрыли обе ее груди. По ее телу сразу разлилось сладостное тепло.

— Я не разрешаю тебе так говорить, — заявила она. — Я ведь тебя просила! Ты ничего не изменишь. В сентябре я выйду замуж за Брана. — После своих собственных слов она даже губу слегка прикусила. А Киллиан, стиснув ее плечо, взмолился:

— Не делай. Не стоит с нами поступать подобным образом.

— Никаких «нас» нет, Киллиан. И не было.

— Замолчи! — воскликнул он с отчаянием и еще сильней сжал ее плечи.

— Прекрати, ты делаешь мне больно, — произнесла Фрейя. Сердце у нее разрывалось — она видела, как сильно он огорчен. Господи, она же его любит! Да, именно любовь она испытывала к нему, брату своего жениха. И чувство это, успев глубоко укорениться в ее душе, горело яростным белым пламенем. Но как же все неправильно! Она понимала, что ей нельзя быть с Киллианом. Если бы только она встретила его первым! Теперь слишком поздно. Они с Браном нашли друг друга, она обещала стать его женой. Она должна именно так поступить. Судьбу не изменишь…

Киллиан встал и начал мерить шагами каюту, закрыв лицо руками. Вид у него был совершенно растерянный и встревоженный.

— Фрейя, прошу тебя…

— Нет, Киллиан. Это было ошибкой. — Фрейя натянула джинсы, застегнула молнию, надела рубашку и сунула ноги в кроссовки. — Мне очень жаль, правда… Но я ведь с самого начала говорила тебе, что это не самая удачная затея.

Оставив Киллиана на яхте, Фрейя решила прогуляться, чтобы прочистить мозги. Она старалась не вспоминать о нем. В итоге девушка несколько часов бродила совершенно бесцельно, пока неожиданно не оказалась в центре Нортгемптона, рядом с полицейским участком — небольшим зданием возле городской ратуши. И, конечно, она сразу захотела выяснить, нет ли подвижек в деле Молли Ланкастер. Фрейя также собиралась предложить свои услуги. Например, она могла бы поговорить с теми парнями… Она наверняка догадалась бы, нет ли в их поведении или речах чего-то подозрительного. Хотя Фрейя не сомневалась, что «Неотразимый» не мог повлиять на исчезновение Молли, ее начали мучить опасения. Вдруг с ее магией не все в порядке? Не утратила ли она прежнюю квалификацию? Кроме того, ей хотелось принести пользу расследованию. В душе Фрейя была совершенна уверена: ребята не виноваты. Однако она понимала, что находится в меньшинстве. Многие горожане выказывали недовольство, что окружной прокурор делает всякие поблажки этим богатеньким мальчишкам.

В полицейском участке, как всегда, царил чудовищный хаос.

— Привет, Фрейя, — с улыбкой приветствовал девушку Джим Льюис, один из патрульных. — Что случилось?

— Я просто подумала: дай-ка зайду — спрошу, как продвигается дело Молли Ланкастер.

— Плоховато, хотя, вообще-то, я не имею права ничего рассказывать.

— Ты не можешь или не хочешь, Джим? Ведь это я! Помнишь, как я помогла вам поймать велосипедного вора? — поднажала на полицейского Фрейя.

— Разумеется, мы были тебе очень благодарны, детка, но сейчас другой случай…

— А что у вас творится? — спросила она, заметив, что офицеры собрались вокруг стола Мэтта Ноубла. — Кто там? Не Корки Хатчинсон, случайно? Неужели с Тоддом что-то случилось?

— Без комментариев, Фрейя. — Джим нетерпеливо побарабанил пальцами по конторке. — А насчет мисс Ланкастер я скажу тебе кое-что: один из студентов, похоже, намерен расколоться. Скоро начнутся аресты, можешь не сомневаться.

Когда Фрейя вернулась домой, к ней бросилась взволнованная Грацелла:

— Ради бога, простите, но Тайлер…

— В чем дело, Грацелла? Что с ним?

Домоправительница нервно комкала в руках замшевую тряпку для протирки мебели.

— У него жар. С прошлой ночи. Может, его лучше в больницу отвезти? Но сама я боюсь, а Гектора нет дома, вот я и…

Фрейя, не мешкая, побежала в домик на противоположном краю сада. Детская находилась на втором этаже. Это была очень веселая комнатка — стены оклеены обоями с изображениями героев мультфильмов, книжные полки ломились от игрушек всех форм и размеров. Но сейчас солдатики были свалены в кучу, куклы-марионетки неподвижно застыли в сундучке, а железная дорога притихла, словно в ожидании беды. Тайлер, закутанный в стеганое ватное одеяло и ставший похожим на черепашку, лежал в кровати, которая имела форму гоночного автомобиля. Фрейю просто потрясло, как сильно мальчик изменился всего за пару дней. Он сильно осунулся, лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок.

— Привет, малыш, — ласково поздоровалась Фрейя, касаясь ладонью лба ребенка. Температура у него явно была очень высокой. — Да, Грацелла, ему надо срочно в больницу. Ждать смысла не имеет. Давайте я вас отвезу? — Грацелла кивнула и взяла ребенка на руки. Они вместе добрались до машины и бережно уложили мальчика на заднее сиденье. — Не волнуйтесь, думаю, с ним все будет хорошо. Я обязательно позвоню Джоанне. — Они уже ехали по пустым улицам Нортгемптона к окружной больнице, и Фрейя размышляла о том, имеет ли она право обнадеживать Грацеллу. Во-первых, она не знала, где находится Джоанна и сможет ли она ответить на звонок. А во-вторых, сестры Бошан знали, как сильно ограничено могущество их матери, если дело касается тех, кого она любит.

Глава тридцать вторая НОЧНОЙ ВОР

Ночью Ингрид приснился странный сон. Начался он с отчетливого ощущения того, что она в постели не одна. Мало того, кто-то придавил ее своим тяжелым телом и пытался стащить с нее пижамные штаны. Дрожа от страха, она попыталась снова их натянуть, но обнаружила, что не может пошевелиться. А неведомый насильник принялся расстегивать ее пижамную куртку. Чувствуя кожей холодный воздух, Ингрид не могла понять, что происходит… Где, вообще, ее одеяло? Она хотела закричать, но чья-то рука закрыла ей рот. Она попыталась вырваться. Затем Ингрид вроде бы даже проснулась, но была не в силах ни открыть глаза, ни разговаривать.

На ней лежал незнакомый мужчина, крепко обхватив ее своими теплыми мягкими руками. Его тело тяжело придавило ее к постели, а она, совершенно обнаженная, пыталась спихнуть его с себя. Безрезультатно. Она была полностью обездвижена и абсолютно беспомощна. А он через несколько минут овладел ею, но не грубо, а, скорее, ласково и страстно. Он двигался так медленно, что ей захотелось закричать во все горло, но она не могла издать ни звука. Потом он стал нежно и страстно целовать Ингрид, и ее тело невольно отвечало на ласки, и она уже не могла сопротивляться разбуженному желанию. Она чувствовала, что они оба готовы к соитию и им сейчас очень хорошо… Да, было хорошо оказаться в объятьях пылкого партнера, заниматься любовью… Чем? Нет, то была явно не любовь!

Неожиданно глаза ее широко распахнулись. Она, наконец, смогла его увидеть.

Прекрасное эльфийское лицо — черные как уголь волосы и глаза цвета морской волны. И он стал невероятно силен… Стиснув пальцы у нее на горле, он теперь душил ее, глубоко вдавливая ногти ей в плоть, заставляя хватать ртом воздух и задыхаться, а сам тем временем безжалостно стремился довести половой акт до конца… Господи, ведь все происходит на самом деле!.. Киллиан пытается ее убить… Ингрид чувствовала, как душа ее начинает расставаться с телом: она уже взлетает и мерцает во мраке… Значит, она сейчас умрет?.. Нет! Она не допустит своей гибели!.. Собравшись с силами, Ингрид согнула ногу в колене и ударила насильника в грудь. Этого оказалось достаточно, чтобы он потерял равновесие и оставил в покое ее истерзанное горло.

Она хотела пронзительно вскрикнуть…

И проснулась.

Значит, это был ночной кошмар? Ингрид села в постели, задыхаясь и дрожа. Она была полностью одета, но пижамная куртка на спине вымокла от пота. Ей просто привиделось, будто Киллиан Гарднер ее насилует и пытается убить. Но сон казался настолько реальным, что Ингрид чувствовала себя оскверненной и, одновременно, испытывала странное возбуждение и душевное смятение. Господи, она ведь думала, что умрет сию секунду!

Да что же это такое?!

Видение? Знамение? Предостережение?

Внезапно она поняла.

Все сразу обрело свой истинный смысл. Нервное возбуждение Фрейи, ее растрепанные волосы и загоревшиеся цветы во время помолвки, а затем — ее необычайная молчаливость, рассеянность и вспыхивающий порой яркий румянец — все свидетельствовало лишь об одном. Ингрид вспомнила, как странно Фрейя вела себя в течение лета — сны наяву, несвойственное ей витание в облаках, внезапные приступы смущения, сменявшиеся резкостью и замкнутостью. Совсем на нее не похоже. С ней явно что-то случилось, точнее, у нее кто-то появился. Ведь такое бывало и раньше. Конечно! Наконец-то Ингрид догадалась.

Она поднялась с постели, накинула халат и посмотрела на часы. Половина первого. Фрейя домой еще не вернулась, но Ингрид почти наверняка знала, где ее искать. Они успели кратко переговорить после того, как сестра приехала из больницы. Врачи сказали, что у Тайлера обычный грипп. Но Ингрид очень встревожилась и надеялась, что у мальчика не будет осложнений. Только бы его состояние не ухудшилось! Хотя отныне Фрейя пребывала в бессрочном отпуске, она не могла долго держаться в стороне от привычной компании и стала одной из наиболее частых посетительниц бара. Ингрид лишь изредка туда заглядывала, но в целом ничего против подобных заведений не имела. Она отлично понимала, какие удовольствия они могут предоставить: веселую компанию, вкусный, хорошо приготовленный коктейль, легкое возбуждение, вызванное приятной музыкой. Время от времени перед уик-эндом в баре отеля «Север» бывали сотрудники библиотеки. Но с тех пор как Табита забеременела, а Хадсон сел на очередную диету (теперь на основе полной детоксикации организма), злачное местечко лишилось их присутствия.

Войдя в битком набитый зал, Ингрид кивком поздоровалась со знакомыми. К ней подлетела барменша Кристи:

— Что хочешь заказать, дорогая? — Долговязая женщина, набросив на плечо полотенце, выжидающе смотрела на Ингрид.

— Спасибо, сегодня я, пожалуй, пить не буду. Я ищу свою…

Ее слова утонули в громовом взрыве хохота, который донесся с противоположного конца бара. Кристи пожала плечами и заметила:

— Твоя сестрица в отличной форме. Хотя я предупредила ее, что если она не утихомирится, то я сама ей помогу. — И Кристи выразительно провела по горлу ребром ладони. — Она не пожелала мне ничего объяснить, но явно что-то случилось — Фрейя весь вечер хлещет текилу.

Ингрид кивнула. Именно текила была главным ответом Фрейи на любое эмоциональное потрясение. Она бросила взгляд в ту сторону, откуда доносился шум, и увидела младшую сестру. Она без остановки опрокидывала рюмку за рюмкой, не забывая посасывать разрезанный на половинки лайм, и во весь голос отвечала на пошлые вопросы подвыпивших парней.

— Фрейя!

— Ингрид! Ты здесь! — Фрейя искренне обрадовалась, хотя и была удивлена. Когда она повисла у Ингрид на шее, та почувствовала сильный запах алкоголя и решила не терять время даром. Наклонившись к самому уху сестры, Ингрид сердито прошептала:

— У тебя что, интрижка с Киллианом Гарднером?

Ее слов оказалось достаточно, чтобы Фрейя мгновенно протрезвела.

— Не вздумай отрицать! — предупредила сестру Ингрид. Они ехали домой. Фрейя ныла и умоляла позволить ей вернуться и допить свою порцию, но Ингрид была непреклонна.

— Я и не отрицаю, — заявила Фрейя по-детски капризным тоном и уставилась в окно с задумчивым видом. Она не сомневалась, что Ингрид рано или поздно сама все узнает. Она ждала подобного разговора и удивлялась, почему сейчас старшей сестре потребовалось слишком много времени. Обычно она мигом рассекречивала любые тайны Фрейи.

Ингрид искоса глянула на нее и произнесла:

— Я это почувствовала.

— О господи! Только не говори мне, каким образом! Тебе приснился очередной жуткий кошмар, верно?

— Это еще мягко сказано. — Ингрид передернуло, когда она вспомнила, как холодные пальцы Киллиана стискивали ей горло, каким тяжелым было его тело, навалившееся сверху… Она даже головой тряхнула, прогоняя неприятные мысли. — Что ты творишь, Фрейя? Я думала, ты действительно любишь Брана. Ты говорила, что «он тот самый, единственный».

— Да. Сегодня я объявила Киллиану, что между нами все кончено. Я разорвала с ним отношения. — Фрейя вздохнула.

— Хорошо. — Ингрид, скосив глаза, быстро посмотрела на сестру, стараясь не упускать из виду встречный транспорт. — Так будет лучше. Вспомни, Фрейя, чем закончился твой последний брак.

Сестра промолчала. Некоторое время они ехали молча, шоссе выглядело на редкость темным и безлюдным.

— Мне страшно, — вдруг вырвалось у Ингрид. — У меня был просто ужасный день. Меня назвали ведьмой при всем честном народе. Прямо в библиотеке!

Фрейя встрепенулась:

— Господи!

— Да. Это сделала Корки Хатчинсон. Я и раньше беспокоилась из-за того, давать ли ей тот дурацкий узелок. Она бы не смогла удержать дома мужа в любом случае. Черт бы их побрал! — Ингрид никогда не произносила бранных слов вслух, но сейчас была крайне возбуждена и расстроена. — Извини.

— Здесь нет твоей вины, — принялась утешать ее Фрейя. — Твоя магия действует по-другому, и твои узелки никому не приносят гибель. Тодд сам себя убил, Ингрид. А причина еще не известна.

— Ну… — Ингрид прикусила нижнюю губу. — Мне тоже хочется так думать, но меня все очень сильно расстроило! Тодд собирался уничтожить нашу библиотеку… Что, если я, даже не имея дурных намерений, нечаянно пожелала ему зла? Я давно не практиковалась. Вдруг я допустила неточность? Непреднамеренно перепутала слова… — Ингрид ощутила, как ее охватывает ледяной ужас. Неужели она невольно применила черную магию? В подобных вещах не существует ни правил, ни ограничений. Всегда может произойти что-то абсолютно непредсказуемое. А если она виновата в смерти Тодда? Ведь имеется небольшая вероятность…

— У тебя — настоящая паранойя! — рассердилась Фрейя. — Ты и муху прибить не можешь! Перестань психовать. Повторяю — ты вообще не виновата.

— Но я очень на него сердилась… И Корки так на меня кричала в присутствии всех… И назвала меня ведьмой! Люди считают, что я действительно использую магию. Они видят, как на них действуют мои амулеты.

— Ну и что? — Фрейя пожала плечами.

— Ты разве забыла, что случилось в прошлый раз, когда мы стали открыто применять свои способности?

Фрейя принялась рисовать зигзаги на запотевшем стекле.

— Ты серьезно? Неужели ты боишься, что нам это грозит? Ингрид, мы в Нортгемптоне! И вроде бы на дворе двадцать первый век — во всяком случае, когда я в последний раз смотрела на календарь. Люди, конечно, могут думать все, что угодно. Разумеется, им не совсем понятно, каким образом ты избавляешь их от недугов и других сложных проблем, но копнуть глубже они вряд ли в состоянии. Ты думаешь, что сейчас по-настоящему верят в магию? Не бойся! Никто больше в нас не верит. Мы в полной безопасности! — воскликнула Фрейя. — Ты посмотри вокруг, здесь же мир науки и техники. Всюду компьютеры и мобильники. У людей есть айпады, GPS и микроволновки. Они даже о смерти беспокоиться почти перестали — по мнению многих, рак можно победить, если в меню будет только тофу! Теперь совсем не то время, что прежде, моя дорогая!

— Надеюсь, ты права.

Фрейя опустила окно, впуская в салон океанский бриз.

— Конечно!

Ингрид вдруг резко затормозила. Фрейя, не удержавшись, ударилась головой о приборный щиток.

— Ох, извини! — Ингрид озабоченно посмотрела на сестру. — Мне ведь надо рассказать тебе кое-что важное. Ты помнишь, как мама спасла от смерти Лайонела Хорнинга?

— Да. А что с ним?

— Ну, в общем, он пропал. — Ингрид просто поверить не могла, что умудрилась забыть о происшествии. Но ее настолько выбили из колеи выходка Корки Хатчинсон и ночной кошмар, что история с исчезновением Лайонела полностью вылетела у нее из головы.

— Что ты имеешь в виду?

— Эмили заходила. Она сказала, что Лайонел в последнее время вел себя очень странно, часто рассказывал о тропе в горах. Кроме того, он постоянно твердил, что не принадлежит к земному миру и вскоре его покинет, прихватив с собой еще пару человек.

— Не может быть!

— Действительно, похоже, что Лайонел превращается в зомби, — произнесла Ингрид. Бошанам было хорошо известно, что, если человеческая душа проведет в царстве мрака слишком долгий срок, физическая оболочка не будет ее полностью воспринимать. У Джоанны такое случалось крайне редко — она мастерски владела своим даром. Однако случай с Лайонелом не был исключением. К сожалению, мертвые порой возвращались в мир людей лишь для того, чтобы вредить живым, ибо сами становились отвратительными зомби.

Фрейя охнула:

— Ты думаешь, что Лайонел имеет отношение к исчезновению Молли?

— Не знаю… По-моему, он не склонен к насилию. Но если Хорнинг оказался во власти Хельды до того, как мама успела вытащить его из Страны Мертвых, то…

— Давно он пропал?

— Как раз после Дня независимости. В ту же ночь исчезла Молли Ланкастер.

— О господи!

— Это — еще не конец. — Ингрид и не думала ехать дальше. Она задумчиво поправила на носу сползавшие очки. Торопясь разыскать сестру, она забыла вставить контактные линзы. Пришлось воспользоваться старыми очками в черной оправе, в которых она сразу начинала выглядеть гораздо старше своих лет. Ингрид терпеть их не могла, понимая, что выглядит в точности, как классическая библиотекарша из маленького городка.

Фрейя нетерпеливо к ней повернулась:

— Ты полагаешь — в Нортгемптоне есть и нечто похуже вырвавшегося на свободу зомби?

Ингрид пролепетала, стараясь не быть полной овцой:

— Сразу после праздников…

— Да?

— Ко мне приходила… одна из Павших.

Фрейя гневно на нее воззрилась:

— К тебе заявилась вампирша, и ты молчала? Но почему?

— Мне показалось, что это не так важно. — Ингрид вздохнула: — Наверное, я просто растерялась. Я не смогла заставить ее убраться восвояси и помогла ей. Знаю, по всем правилам нам не полагается иметь дела с Павшими, но она так просила.

— Когда ты с ней виделась?

— Я уже сказала: сразу после Четвертого июля. Она вроде весь уик-энд провела в Нортгемптоне. Во всяком случае, она упоминала, что в пятницу видела тебя в баре.

Фрейя попыталась припомнить тот вечер. Неужели она не заметила вампиршу? В последний раз она сталкивалась с Падшими прошлой осенью в Нью-Йорке. Тогда она исцелила одного мальчика, а затем сразу переехала в Нортгемптон. Фрейе вдруг показалось, что она могла мельком заметить в баре того парнишку. Как же его имя?.. Оливер? И, кстати, с ним, кажется, была высокомерная блондинка? Недавние воспоминания давались ей с трудом, все словно окутал туман. К тому же именно в предпраздничный вечер у них с Киллианом все и началось… Ничего удивительного, что она больше ни на что внимания не обращала.

— Она блондинка? — спросила Фрейя.

— Да. Ее имя Азраил.

— Интересно. Значит, Ангел Смерти залетает к нам в городок в тот момент, когда пропадает юная девушка, а наш мэр кончает жизнь самоубийством?

— А какое ей, собственно, до них дело? — возразила Ингрид. — Падшие связаны собственным сводом законов. Им не полагается причинять вред людям, и уже много веков на их счету не было ни одной человеческой смерти. Твое предположение противоречит здравому смыслу… — Внезапно она побледнела: — Погоди-ка… Я ведь сказала ей о «поправке Орфея» и о том, что нужно принести в жертву Хельде чью-то душу взамен другой. Она ответила, что готова его исполнить… — В глазах Ингрид плескался ужас. — Как ты считаешь, могла она забрать душу Молли? Или Тодда?

— Запросто, — отрезала Фрейя. — Все возможно, если учесть, что вокруг кишат зомби и вампиры! Видимо, следующим твоим сообщением будет то, что папа вернулся домой.

— Но… — Ингрид не договорила и прикусила губу. — Впрочем, ерунда. Не обращай внимания. — Надеясь, что Фрейя ни о чем не догадалась, Ингрид смело ринулась вперед. — Что мы должны теперь предпринять? — В такие моменты она всегда рассчитывала, что именно младшая сестра первой начнет действовать и станет руководить. В душе Ингрид имела склонность к созерцанию и рефлексии. Она была вполне способна изучить и проанализировать любую ситуацию или проблему, но затем, выложив факты на всеобщее обозрение, с удовольствием давала возможность принимать последнее и самое трудное решение другим.

— Сперва мы нанесем визит вампирше, — сказала Фрейя, — а затем поищем Лайонела.

Глава тридцать третья СПАСИТЕЛЬНОЕ УБЕЖИЩЕ

— Я думала, мама давно уничтожила все туннели, — удивилась Ингрид. Сестры стояли перед дверцами шкафа в комнате младшей сестры. После разговора в машине они решили не мешкать. — Неужели здесь действительно остался проход?

Та усмехнулась и гордо подбоченилась:

— Ингрид, вспомни! Она сохранила наши палочки! Неужели ты думаешь, что ей не захотелось оставить кое-что еще? — Она распахнула дверцы и коснулась их волшебной палочкой. Вспыхнул магический огонек, освещая открывшийся перед ними туннель. — Я только одного не понимаю, — сердито прибавила она, — с какой стати я должна была торчать в Нью-Йорке, в вонючей дыре без лифта, когда у нас в распоряжении целая Вселенная?

У каждой ведьмы имелась своя, автоматически разраставшаяся, сеть магических троп, которыми всегда можно было воспользоваться для преодоления больших расстояний — ведь иной раз добираться на метле весьма утомительно и не всегда удобно. Но когда Бошаны построили себе дом в Нортгемптоне, Совет приказал им уничтожить все туннели до единого. Такова была одна из статей наложенного на них Запрета. Фрейя всегда подозревала, что один проход Джоанна сохранила — просто на всякий случай. Некоторое время назад ее догадки оправдались.

Она первой ступила на тайную тропу, ведущую мимо старых пальто, шуб и знака, который сама же здесь и оставила: «Ищешь Нарнию? Отправляйся в другое место!».^[15] Вскоре сестры очутились в нью-йоркском жилище Фрейи.

Поскольку квартирка была непосредственно связана с Нортгемптоном, то и существовала как бы вне времени и пространства. И если снаружи, в реальном мире, она казалась весьма небольшой, то изнутри представляла собой просторные апартаменты. Здесь имелись роскошный камин, красивая кухня и обитая велюром английская мебель, которой обычно обставляют богатые загородные особняки.

— Правда, мило? — улыбнулась Фрейя. — Теперь за ту цену, которую я за нее когда-то заплатила, ничего подобного и не сыщешь.

— Значит, пока мы прозябали в бедности и не могли воспользоваться магией, даже чтобы посуду вымыть, ты жила в такой роскоши? Неудивительно, что ты к нам не наведывалась!

— Эй, не сердись! Мне просто повезло: я нашла туннель, который вел в это чудесное убежище. Мама, должно быть, сохранила тропу на тот случай, если бы нам пришлось срочно бежать из Нортгемптона. Полезная предусмотрительность, верно? — Фрейя засмеялась. — Господи, как же я соскучилась по своей квартире! Я воспользовалась одним из старых заклинаний и немного обновила обстановку, решив, что Запрет относится только к новым формам магии.

— Ладно. Но как нам отыскать вампиршу? — спросила Ингрид, с одобрением рассматривая плюшевое великолепие, созданное Фрейей. — Вряд ли адреса этих созданий имеются в телефонной книге.

— На самом деле они как раз там! — возразила Фрейя, садясь за стол и включая компьютер. — Падшие, можно сказать, правят в «Городе большого яблока». Давай посмотрим, что нам выпадет. — Она набрала в поисковой строке имя «Мими Форс».

Эта особа была девушкой красивой и модной да к тому же являлась дочерью одного из богатейших жителей Нью-Йорка. Сестры моментально обнаружили в таблоидах и колонках сплетен немало упоминаний о ее беспорядочной светской жизни. Вся информация лишь подтверждала: Мими ярко и насыщенно проводит свое время. Сестры сразу изучили досье Форс, узнав о ее вкусах, любимых блюдах и ночных клубах, которые она предпочитает посещать. Но о других подробностях Интернет умалчивал. Богатые и знаменитые всегда окутаны коконом секретности. Семейство Форсов, владеющее холдингами и поместьями, не являлось исключением и предпочитало скрываться за тонкой, но непроницаемой сетью юристов и чиновников.

— Я могу сразу найти, что Мими надевала неделю назад, но вот ее адрес — тайна за семью печатями, — вздохнула Фрейя, продолжая лихорадочно стучать по клавишам.

Ингрид присела на ручку ее кресла и уставилась на монитор.

— Может, попытаемся застигнуть ее врасплох на одной из вечеринок? — предложила она.

— Ты гений! — воскликнула Фрейя. — Кстати, я и не сомневаюсь, ведь мы с тобой близкие родственницы! — И она вывела на экран список ближайших общественно значимых мероприятий. — Итак, что у нас имеется? Попечительская комиссия при Центральном банке крови завтра вечером устраивает небольшой прием… хотя, в общем-то, уже сегодня — скоро утро. Там наверняка будут так называемые аристократы, в том числе и Мими. Представители «голубой крови» считают своим маленьким благотворительным хобби заботу о чистоте ее запасов. — Фрейя устало зевнула. Ингрид выловила сестру в баре около полуночи, и обе до сих пор глаз не сомкнули. — Слушай, давай немного поспим, а? Надо собраться с силами, чтобы быть готовыми к проведению операции «Азраил». Ведь если она действительно забрала Молли, то ни за что не захочет расстаться с душой смертного.

Фрейя спала беспокойно: ворочалась и металась в кровати. Она слышала, как в гостевой комнате похрапывает Ингрид, но ей мешало другое. Из головы не выходил ночной кошмар старшей сестры. Та, правда, не пожелала вдаваться в подробности, но суть Фрейя ухватила, и теперь вся история не давала ей покоя. Почему Ингрид снилось, что Киллиан хочет ее убить? Ведь он явно ей симпатизировал — во всяком случае, так казалось Фрейе. Она просто представить себе не могла подобное. Киллиан хочет нанести Ингрид вред… вот только… Впрочем, это случилось очень давно, и вряд ли он на нее еще злится.

Когда Фрейе удалось отогнать от себя мысли о странном сне, она начала думать о том, как резко разорвала отношения с Киллианом. Неужели между ними действительно все кончено? Невозможно себе представить, что она никогда больше его не увидит! Хотя так, безусловно, будет к лучшему. Скоро домой вернется Бран. Он обещал, что, закончив крупный летний проект, передаст связанную с поездками часть работы деловым партнерам. А Фрейя уже не в силах притворяться и врать! Любить двух мужчин одновременно — на это она совсем не рассчитывала, ввязываясь в любовную историю с Киллианом. С нее хватит! Слишком долго она беспечно увлекалась чем-то сиюминутным, не тревожась о последствиях. Например, решила выйти за Брана замуж, хотя и знакомы-то они были всего лишь месяц. Потом занялась сексом с его братцем, которого видела впервые в жизни, да еще на приеме в честь собственной помолвки. Нет, она непременно должна привести свою жизнь в порядок и придерживаться выбранного направления. В сентябре состоится ее свадьба с Браном. В принципе, дела складывались просто великолепно, пока на ее пути не попался Киллиан. Она была счастлива, влюблена, но на сцене неожиданно появился он и сразу все испортил. Но ведь ты сама позволила ему войти в твою жизнь! — вспомнила Фрейя.

Она, наконец, задремала, а когда открыла глаза, ей стало ясно, что полдень уже миновал. Лежа в постели, она слышала, как Ингрид возится в гардеробной, пытаясь, видимо, подобрать вечерний наряд.

— Который час? — спросила Фрейя.

— Пять. Ты проспала весь день. Вставай, прием начинается в шесть. Я хочу попасть к самому началу.

Фрейя протерла глаза и медленно вылезла из кровати. Она добралась до кухни и с удовольствием выпила большую чашку кофе — Ингрид позаботилась, сварила целый кофейник.

— Среди твоих вещей есть хоть что-нибудь пристойное? Непросвечивающее насквозь? И хорошо бы пониже середины бедра. Да и спину было бы неплохо отчасти закрыть… — Ингрид растерянно озиралась в поисках подходящего, с ее точки зрения, платья. Увы, гардероб Фрейи оказался «неприличным» — все короткое, просвечивающее, значительно выше колена. — Господи, Фрейя, ты же понимаешь, что одеваешься, как…

— Шлюха? — весело закончила сестра, прихлебывая кофе. Сбросив с себя остатки сна, она решительно нырнула в комнатку, больше напоминавшую стенной шкаф, и принялась рыться в вещах. — Нет, здесь, пожалуй, не найдется ничего строгого: хоть какая-то часть тела обязательно будет обнажена… Между прочим, мне никто по поводу моих вещей вообще упреков не высказывал! А ты — настоящая зануда, хуже мамы! — Фрейя скинула купальный халат и натянула на себя крошечное черное платьице.

Ингрид в ужасе застонала.

— Не употребляй слово «шлюха», это вульгарно.

— А «ночная бабочка» тебя устроит? — Фрейя рассмеялась и, оставив сестру в одиночестве горевать над грудами одежды, уселась за туалетный столик и принялась краситься.

— Как тебе? — спросила Ингрид, выходя из гардеробной и демонстрируя то, что ей все-таки удалось отыскать. Это было простое темное платье в пол. Длинные рукава полностью закрывали руки. — Видимо, мне здорово повезло. Я и не надеялась, что у тебя имеется нечто подобное.

— Ты выглядишь как монахиня, — парировала Фрейя, накладывая на щеки румяна. — Я купила его специально для костюмированного бала. Кстати, Ингрид, ты сейчас в Нью-Йорке, а не в Нортгемптоне, и прием будет проходить на крыше отеля. Нельзя выглядеть так, словно ты явилась на вечеринку из глубокого захолустья! Кроме того, на дворе август. Ты просто поджаришься в таком одеянии!

— Зато я чувствую себя вполне комфортно.

— Монашка!

Ингрид скептическим взором окинула микроскопическое платьице Фрейи с невероятно глубоким декольте:

— Ты уверена, что не надела это задом наперед?

— Смешная ты. Ладно, пошли. — Фрейя промокнула салфеткой излишки помады. — Только постарайся не ставить меня в неловкое положение.

Глава тридцать четвертая ВАМПИРЫ МАНХЭТТЕНА

«Standard Hotel» находился в самой западной части города, на берегу реки Гудзон. Ингрид не любила великосветские тематические приемы. Один лишь вид гориллоподобных вышибал у входа и долговязой барракуды в черном коктейльном платье, встречавшей гостей, сразу заставил ее занервничать.

— Ты думаешь, нас пропустят? У нас ведь нет приглашений, — шепнула она сестре. — А вон та особа ужасно похожа на Фафнира в юбке. — Ингрид имела в виду легендарного дракона, ревностно охранявшего награбленное золото.

— Успокойся, она — всего лишь местный распорядитель. Мы от нее вообще не зависим, — заверила младшая сестра и уверенно подошла к бархатной ленте, перегораживавшей проход. — Фрейя и Ингрид Бошан, мы приглашены на прием, который устраивает Банк крови. Если хотите, можете проверить по списку.

— Ну что, видела? — торжествующе шепнула она Ингрид, когда бархатнаялента без лишних слов была отстегнута. Сестры направились прямиком к лифтам, которым предстояло доставить их на крышу отеля. Прием был в самом разгаре, и в огромной джакузи с энтузиазмом плескались девицы. Ингрид старалась на них не смотреть — кое-кто уже успел потерять верх от бикини. Впрочем, среди брызг и пузырьков воды разглядеть это было затруднительно. Во всяком случае, вечеринка ничуть не походила на степенные мероприятия того же толка в Нортгемптоне. Вампиры с непроницаемыми скучающими лицами выглядели потрясающе в своих шикарных белоснежных льняных одеждах, а Ингрид чувствовала себя совершенно не к месту в своем скромном долгополом платье с рукавами.

— Давай выпьем, — предложила Фрейя. Она подошла к длинной барной стойке и вскоре вернулась с двумя бокалами мартини.

Ингрид сделала глоток, поморщилась, вытерла губы салфеткой и спросила:

— Что за странная солоноватая пена?

— Лучше не спрашивай, — посоветовала Фрейя, внимательно следя за толпой гостей и явно высматривая вампирскую «принцессу». — Посмотри, она есть среди приглашенных?

Ингрид покачала головой:

— Нет. Здесь тонны всевозможных аристократов и их прихвостней, но Азраил, по-моему, не пришла.

— Но она непременно должна быть на приеме, — заявила Фрейя. — Скорее всего, именно она является спонсором. — Она долго прожила в Нью-Йорке и прекрасно знала — даже если в списке приглашенных перечислены имена знатных персон, это вовсе не означает, что они непременно будут на данном мероприятии присутствовать. Собственно, таково было одно из неписаных светских правил. Но хозяину вечеринки следовало там быть.

Гости постепенно рассредоточились небольшими группами и расселись на массивных оранжевых диванах, неплохо сочетавшихся с яркой синтетической травой. Несколько человек забавлялись с телескопами, расставленными по краю крыши. Вид на город открывался поистине захватывающий, но Фрейе не было дела до панорамы Нью-Йорка. Среди гостей вдруг мелькнуло лицо одного хорошо знакомого человека. Сперва она замерла на месте от неожиданности, а потом решительно двинулась в его сторону на своих высоченных «шпильках».

— Ты куда? — спросила Ингрид.

— Сейчас вернусь. — Фрейя приблизилась к темноволосому мужчине, который оживленно беседовал за одним из коктейльных столиков с высокой брюнеткой, обладавшей удивительно холодной и властной красотой. Она явно напоминала Фрейе кого-то из давних знакомых, но девушка никак не могла вспомнить, кого же именно.

— Бран?

Услышав свое имя, темноволосый мужчина поднял глаза, и на щеках у него вспыхнул смущенный румянец, вскоре, впрочем, растворившийся в обаятельной улыбке. Бран был в голубом блейзере с обтрепанными обшлагами и выцветшей клетчатой рубашке — наряд совсем не парадный.

— Фрейя! Ты откуда? Ты что здесь делаешь? — Он извинился перед собеседницей, встал и отвел Фрейю в сторонку.

— То же самое я могла бы спросить у тебя. — Ей не хотелось устраивать сцену, но ревность уже точила ее душу. Кто она? Почему Бран так оживленно с ней беседовал? Издали казалось, будто они ссорились или спорили. Кроме того, у незнакомки был такой вид, словно она считала Брана своей собственностью! Это Фрейе особенно не понравилось. — Значит, ты в Нью-Йорке? А я думала, ты находишься в Азии.

— Мы только что вернулись. Один из членов нашей группы не смог больше… путешествовать… Вот мы и решили вернуться в Нью-Йорк и провести все необходимые встречи в Рокфеллеровском центре. Все-таки здорово, что я тебя встретил! — Он широко улыбнулся. — У тебя здесь какие-то дела?

— Нет — как раз у Ингрид, а я захотела сопровождать ее, — ответила Фрейя. На объяснения у нее ушло бы слишком много времени. Странно, но в кои-то веки она почувствовала себя смущенной в присутствии Брана. Они давно не виделись, и она сильно по нему скучала… Вдруг он оказался рядом, но это случилось так неожиданно… Ей хотелось поцеловать его или погладить по щеке, но она не могла. И невозможно даже представить себе, что будет, если он все узнает. Она спала с его младшим братом, нарушив обещания, данные во время помолвки!

— Завтра утром мы, вообще-то, должны снова лететь в Джакарту — у нас будет презентация, но я договорюсь с ребятами, чтобы все отправлялись без меня, — произнес Бран, словно прочитав ее мысли.

— Нет… не надо ничего отменять. Я ведь только на один день приехала. И я вовсе не хочу отрывать тебя от работы. — И Фрейя, отставив в сторону стыд и забыв о смущении, поцеловала Брана. Он был весь потный — наверное, нервничал. Бедный милый Бран! — Не волнуйся и отправляйся в свою Джакарту. Ты вернешься через неделю, верно? А когда приедешь в Нортгемптон, мы с тобой и увидимся. А теперь мне, пожалуй, пора.

— Ты уверена? — Бран смущенно и обиженно посмотрел на невесту. — Не могла бы ты подождать минутку? Мне необходимо обсудить с Джулией наш проект — она один из наших лучших аналитиков, — но хотелось бы и с тобой провести время. — Его прежняя собеседница уже нетерпеливо посматривала на обоих, затем встала и быстро направилась к ним. Бран оглянулся на нее через плечо и поднял палец, прося немного подождать.

— Да не беспокойся ты обо мне! Скоро ты вернешься домой, — вымолвила Фрейя, с облегчением понимая, что ревновать к Джулии вовсе не нужно. Бран, как всегда, весь в работе. Она еще раз поцеловала жениха и пошла искать Ингрид.

Ингрид с кем-то беседовала, стоя в центре группы вампиров-аристократов. Фрейя подобралась к сестре поближе и шепнула:

— Бран здесь. Но вроде бы все нормально. Он только что прилетел вместе с остальными занудами из благотворительного фонда.

— Вы, кажется, искали мою дочь? Простите, что прерываю вашу беседу… — Стройная элегантная дама (явная обладательница «голубой крови») воззрилась на них, царственно склонив голову. — Разрешите представиться: Тринити Берден Форс. — Она проницательно посмотрела на сестер. — А вы — Фрейя и Ингрид Бошан. Ведьмы с Ист-Энда. Чем обязана удовольствию видеть вас здесь?

— Мими приезжала в Нортгемптон и встречалась с моей сестрой. Теперь и нам нужно кое-что у нее выяснить, — объяснила Фрейя. — Вы не знаете, где ее можно найти?

— Вам придется отправиться в Каир. Она на днях туда улетела. Вместе со своим сопровождающим. С тем человеком, который повсюду с ней ездит. Мими сказала, что в Египте ей нужно завершить одно важное дело и это гораздо серьезнее, чем получение университетского диплома. Увы, я понятия не имею, когда она будет в Нью-Йорке. У моей дочери весьма специфический график, и она никогда заранее не информирует меня о своих намерениях. — Тринити сухо улыбнулась. — Должно быть, то же самое говорит и ваша мать. Мы, матери, всегда обо всем узнаем в последнюю очередь.

— Потрясающе! — выдохнула Фрейя, когда Тринити отошла от них на достаточное расстояние. — Если Мими действительно прихватила с собой Молли, то сейчас обе на другом континенте, и она вполне могла совершить обмен душами. Как ты думаешь, сколько времени нужно, чтобы добраться из Нью-Йорка до Каира?

Ингрид покачала головой:

— У нас нет времени на такое путешествие. Мы займемся этим позже. Сейчас мы должны поскорее отыскать Лайонела. Эмили только что прислала мне эсэмэс. Она видела его на ферме.

— Уже хорошо, — сказала Фрейя.

— Нет, ты не поняла. Она написала, что все животные мертвы и ей кажется, что убил их именно Лайонел.

Глава тридцать пятая ДОГОВОР МЕРТВЫХ

Лайонел Хорнинг и Эмили Фостер жили в старом доме, бывшем некогда частью молочной фермы, принадлежавшей деду художника. У них имелось небольшое хозяйство — куры, козы и корова. Лайонел перестроил дом, превратив его в подобие просторной студии, где им с Эмили было удобно работать. Когда сестры прибыли на ферму, Эмили ждала их с чаем и свежим печеньем.

— Спасибо, что приехали! И как вам удалось так быстро из Нью-Йорка добраться? Вы и правда только что оттуда? — поинтересовалась Эмили, наливая чай.

— Мы как раз возвращались домой, когда ты позвонила, — ловко вывернулась Фрейя. Не объяснять же ей, что, благодаря обыкновенному шкафу, путешествие из Нортгемптона в «Город большого яблока» оказалось столь же простым, как переход из одной комнаты в другую.

— Когда ты обнаружила мертвых животных? — спросила Ингрид.

— Сегодня днем. Я заглянула в сарай, чтобы добавить в поилку чистой воды. — Руки у Эмили сильно задрожали, и чашка, которую она держала вместе с блюдцем, зазвенела. — Я хотела вызвать ветеринара, но затем вспомнила о вас.

— Времени у нас нет, будем действовать немедленно. — В голосе Фрейи послышалось нетерпение. Она решительно встала. Настоящий Нортгемптон! Даже в крайних обстоятельствах Эмили обязательно следовало предложить гостям чаю и занять их вежливой беседой, хотя дорога каждая минута, если не секунда! Надо спешить. Необходимо как можно скорее понять, не превратился ли несчастный Лайонел в кровожадного зомби окончательно.

Эмили вывела их через заднюю дверь прямо к сараю, где содержались животные. Вдруг Фрейя воскликнула:

— Постойте… Вы слышите? Такое ощущение, словно под вашим домом — подземная река. — Она опустилась на колени, почти касаясь ухом влажной земли, — равномерный шум потока стал еще более отчетливым.

— Да, звук такой, будто волны на берег набегают, — подтвердила Ингрид.

— На нашей территории действительно есть подземная река, — объяснила Эмили. — Поэтому здесь еще в середине девятнадцатого века колодец и выкопали. Но я просто поверить не могу, что вы обе способны услышать этот гул! Я-то вообще ничего подобного не замечаю. Хотя Лайонел тоже уверял меня, что чувствует напор воды, особенно когда рисует. Но, с другой стороны, муж мне много чего говорил… — Она приблизилась к двери сарая и потянула за ярко начищенную ручку. Массивная дверь, легко сдвинувшись с места, отъехала по металлическим полозьям вбок. Эмили поморщилась: — Вам, наверное, нос заткнуть захочется. Запах отвратительный — постарайтесь не вдыхать. Если вы быстренько войдете внутрь и сделаете пару шагов направо вдоль стены, то увидите выключатель. А сейчас приготовьтесь. Я бы с вами пошла, но у меня уже нет сил смотреть на животных снова… — Она отвернулась и резко отпрянула от двери, а потом дважды вытерла руки о жакет и старательно их отряхнула, словно пыталась удалить невидимую грязь. Фрейя успела заметить, что Эмили вздохнула с облегчением, лишь оказавшись на достаточном расстоянии от постройки.

Ингрид тревожно наморщила лоб. Из хлева волнами исходил тошнотворный сладковатый запах разлагающейся плоти — он так и лез в ноздри.

— Ты первая, — сказала Ингрид сестре.

Фрейя усмехнулась, кивнула и проскользнула в помещение. Внутри было темно. В полумраке на полу виднелась странная бесформенная куча. Понять, что там лежит, оказалось невозможно. Внезапно кто-то коснулся левого плеча Фрейи, и она невольно вздрогнула, но то была Ингрид, пробравшаяся в сарай следом за ней.

— Выключатель, — подсказала старшая сестра, и Фрейя принялась шарить по стене правой рукой, описывая широкие арки, но ничего не обнаружила.

— Господи, что это? — вырвалось у Ингрид, когда она заметила, что непонятная груда в противоположном конце сарая явно шевелится. Во всяком случае, по ее поверхности словно рябь пробегала. Хотя, наверное, им все померещилось из-за теней. — Неужели ты не можешь быстро найти этот дурацкий выключатель! — Ингрид безумно жалела, что они не догадались захватить с собой волшебные палочки.

Фрейя, наконец, нащупала маленькую плоскую коробочку. Раздался щелчок: тумблер в старой лампе просто жужжал и потрескивал. Только спустя пару минут помещение залил неприятный, мертвящий, голубоватый свет.

Непонятная куча в дальнем конце сарая представляла собой разодранные в клочья и окровавленные туши животных. Шерсть и перья, пропитанные кровью, были перемешаны с внутренностями. В жутком месиве гниющей плоти уже ползали мириады крошечных белых червяков. Стены и пол были сильно забрызганы кровью. Фрейя с трудом сдерживала подступившую к горлу тошноту, а Ингрид при виде столь страшной картины побелела как мел.

— Хватит, — с трудом выговорила Ингрид. — Давай поскорее уйдем отсюда.

Эмили ждала их снаружи. Захлопнув дверь сарая, она посочувствовала:

— Простите, что заставила вас на это смотреть.

— Почему ты решила, что животных убил Лайонел? — спросила Ингрид, когда Эмили отвела их в другой сарай, поменьше, где художники устроили летнюю мастерскую.

— Сегодня утром я у окна мыла посуду и заметила возле дома какого-то человека. Со спины он очень напоминал Лайонела, и я его окликнула. Но он даже не обернулся. Впрочем, муж в последнее время вообще вел себя очень странно — с тех пор как вернулся из больницы. Я решила больше его не звать и не беспокоить.

— Когда Лайонел пропал?

Эмили смутилась:

— Давно, почти месяц. Накануне Дня независимости, в пятницу, он сказал, что плоховато себя чувствует, и остался дома, а я пошла на рынок. Когда я вернулась, то глазам не поверила — Лайонела нет, а вокруг полный беспорядок… — Она рывком отворила дверь, пропуская сестер внутрь уютного фермерского домика — как раз в задней его части Лайонел устроил студию. — Простите, что ничего не сказала вам раньше, но муж, вообще-то, такое вытворял!..

На дальней стене висело несколько полотен, которые изображали серебряные ворота на холме и величественную гору. На ее склоне виднелись чьи-то одинокие следы, ведущие к неведомым, уходящим вдаль тропам. То были совершенно фантастические картины, но, несомненно, Лайонел хотел передать свое впечатление от Царства Мертвых. Один из холстов был разорван и забрызган краской. Очевидно, художник уничтожил произведение в порыве отчаяния. А под краской виднелся еще один, исполненный почти с фотографической точностью, пейзаж с воротами на вершине холма.

— Но почему ты молчала? Ты у меня объявилась только на прошлой неделе! — ужаснулась Ингрид.

Эмили пожала плечами и поправила стул.

— Лайонел всегда был рассеянным… И мы сразу договорились, что будем предоставлять друг другу сколько угодно свободы. Никто из нас не проверял, кто и чем в данный момент занят. Когда муж исчез, я подумала, он наверняка отправился в Нью-Йорк — он порой уезжает туда и останавливается в отеле «Челси». Но когда я позвонила на рецепцию, мне сказали, что Лайонел Хорнинг у них не зарегистрирован. И в галерею он тоже не заглядывал. Я начала беспокоиться. На банковском счету все было без изменений, и я перестала что-либо понимать… Это совсем на него не похоже — Лайонел никогда не отсутствовал слишком долго. В общем, я надеялась, что он вернется в свое время. И сегодня утром я проснулась и как-то почувствовала его присутствие. Я еще решила, что он сначала проверил, как наши животные. Я сама-то совсем о них позабыла… Я очень много работала в студии, и голова была занята совсем не хозяйством… И когда я увидела, что творится в хлеву… я вообще чуть с ума не сошла.

— Ты можешь куда-нибудь перебраться на время? Тебе не стоит здесь оставаться, — произнесла Ингрид.

— Я могу переехать к сестре. Анна живет в Уэйнскотте — не слишком далеко отсюда. Но вы ведь не считаете, что теперь он придет за мной? Я ведь даже не уверена, что все сотворил именно Лайонел. Кто знает? — Эмили покачала головой. — Неужели это имеет отношение к тому… что ваша мама сделала с Лайонелом?

— Эмили…

Женщина сжала кулаки:

— Только я виновата! Я сама ее попросила! — Она, казалось, борется сама с собой. — Ладно, поеду к Анне. — Она жалобно взглянула на сестер: — Но вы постараетесь его найти? И попробуете ему помочь? Только, пожалуйста, не причиняйте ему вреда!

Ингрид и Фрейя попытались заверить Эмили, что все будет в порядке, и тепло распрощались с ней. Но, едва оставшись наедине, они серьезно посмотрели друг на друга. Все ясно и без слов. У животных были оторваны головы и выпущены кишки.

— Теперь муж Эмили, вполне возможно, оказался в ловушке и существует между жизнью и смертью, — задумчиво промолвила Ингрид. — Он жив, но тело его начинает разлагаться, поэтому ему необходимо…

— Питание. Животные оказались наполовину съеденными… — Фрейя умолкла, словно пытаясь поймать важную мысль. — Мама очень давно не занималась магией, и немудрено, что Лайонел превратился в зомби.

Ингрид нажала на педаль газа, и они наконец выехали на шоссе. Обернувшись, Фрейя заметила, что Эмили все еще смотрела им вслед.

— Зомби, — пробормотала Ингрид, — что мы о них знаем?

— Движения у них не слишком хорошо скоординированы, и они толком не понимают, что делают. Короче говоря, они являются ходячими трупами, которых особенно привлекает вкус мозга живых людей. Вот, пожалуй, и все сведения, — подытожила младшая сестра.

— Итак, Лайонел Хорнинг убил Молли Ланкастер, спрятал ее тело, а затем вернулся на свою ферму и перерезал всех животных, — предположила Ингрид. — Многовато для одного зомби. Они ведь даже ходят с трудом.

— Если только…

— Что?

— Как насчет дела Фонтанье? — спросила Фрейя. — Это еще в двенадцатом веке было, мы тогда во Франции жили.

— Напомни мне, — попросила Ингрид.

— Крестьянин Жан Фонтанье. Он погиб совершенно случайно. Его лошадь испугалась, понесла и на всем скаку сбросила его на землю. Затем к маме пришла вдова и стала просить вернуть ей мужа, но мама отказалась, поскольку с момента смерти прошло уже более суток. И тогда вдова Фонтанье обратилась к Ламберу де Фуа.

Ингрид кивнула. Колдун Ламбер де Фуа тогда возглавлял шабаш.

— Правильно.

— И он, глупец, воскресил Фонтанье из мертвых, но, естественно, ничего хорошего не получилось. Мы тогда не сомневались, что бедняга превратился в зомби.

Ингрид вздохнула. Действительно, оживив крестьянина, Ламбер де Фуа нарушил Договор Мертвых, чем вызвал страшное недовольство Хельды.

— Да, я помню. Но все оказалось гораздо хуже.

— Вот именно! Жан Фонтанье превратился отнюдь не в зомби. Хельда позволила ему вернуться в этот мир. Но, увы, в совершенно ином качестве: она сделала его демоном!

Глава тридцать шестая СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ

Одно из самых больших удовольствий — увидеть родной дом после долгих странствий. Так думала Джоанна, ставя на пол в прихожей саквояж и вешая шляпу на крюк. Гили сразу же устроилась на своем любимом насесте под потолком. Джоанна зажгла свет и с удивлением обнаружила, что в гостиной царит чудовищный беспорядок: везде валяются диванные подушки, кофейный столик заставлен бутылками с водой и немытыми винными бокалами. На кухне было не лучше — в раковине привычная гора немытых тарелок, а вся плита ломится от грязных кастрюль. Джоанна успела привыкнуть к тому, что Альваресы обо всем заботятся, а уж дом-то Грацелла содержала в идеальном порядке. Она позвонила в коттедж, но ей никто не ответил. В конце концов Джоанна решила проведать Альваресов и хотя бы взглянуть на Тайлера, — но поняла, что время, пожалуй, слишком позднее. Внезапно к дому подъехала машина, и спустя минуту Джоанна расслышала голоса своих дочерей. Как хорошо, что они вернулись! Ей нужно многое рассказать.

— Девочки! — крикнула она, распахивая дверь.

— Мама! — радостно бросилась к ней Фрейя и сразу почувствовала себя виноватой, хотя теоретически ни одна из неприятностей не имела к ней прямого отношения. Да и история с художником и вовсе была делом рук Джоанны. Но Фрейе очень не хотелось рассказывать матери, что за время ее отсутствия Ингрид успела невольно помочь вампирше, посетившей Нортгемптон с неведомыми целями. Вдобавок их добрый знакомый, Лайонел Хорнинг, превратился в зомби, а возможно, и в демона, прислужника Хельды.

— Ты где была? — потребовала ответа Ингрид, поздоровавшись с матерью.

Джоанна втащила дочерей в дом, закрыла дверь и только тогда призналась, нервно сжав руки:

— Я искала вашего отца. Мне нужна была его поддержка. Девочки, слушайте меня внимательно. Я должна рассказать вам нечто важное. Это касается отца…

— Я знаю, где он, — прервала ее Ингрид.

— Каким образом? — воскликнула Фрейя, изумленно уставившись на сестру. — И ты молчала? Как ты могла?!

— Извини. Он написал мне пару месяцев назад. Сказал, что хотел бы восстановить связь со всеми нами, но решил пока попробовать договориться со мной. Он уверен, что мама страшно рассердится, а ты, Фрейя, его письма попросту сожжешь.

Разгневанная Фрейя плюхнулась на диван и заявила:

— Вот тут он прав. Он же нас бросил, Ингрид! Он всю семью оставил на произвол судьбы. Ты что, еще не поняла?

— Простите меня. Мама, Фрейя, я вообще не хотела вводить вас в курс дела… Я знала, что вы обе рассердитесь. Но я так соскучилась по отцу! Кстати, ему без нас очень плохо. Он хочет, чтобы мы снова стали одной семьей…

— Да-да, конечно, — вздохнула Джоанна, морща лоб. — Так вот, насчет вашего отца. Мне крайне тяжело начинать подобный разговор. Надеюсь, вы найдете в своих сердцах достаточно любви и понимания, чтобы простить меня.

— Но что стряслось? — недоуменно воскликнула Фрейя.

Джоанна внимательно посмотрела на обеих, затем высоко подняла голову, словно готовясь взойти на эшафот, и призналась:

— Ваш отец не бросал нас. Я сама прогнала его. Я велела ему оставить всех нас в покое. И я предупредила его — если он попытается связаться с вами, я непременно сделаю так, что он будет вечно сожалеть о своем поступке.

Казалось, обе девушки утратили дар речи. В комнате повисла тишина, наполненная столетиями утрат, сердечных мук, обид и возмущения. Ингрид огорченно думала, что они столько всего упустили за эти годы. Как же они нуждались в мудрых советах отца, в его защите и любви! Фрейя словно окаменела. Предательство матери казалось ей слишком жестоким, у нее засосало под ложечкой и подкатил ком к горлу.

— Но почему, мама?.. — только и сумела прошептать она.

— Мне очень жаль, мои дорогие, но я не сумела сдержаться. Я была невероятно разгневана судебным процессом. Я просила вашего отца хоть что-то предпринять — вырвать вас обеих из тюрьмы, воспользовавшись своим могуществом, или склонить на нашу сторону судью. Он просто отказался, объяснив это, разумеется, законами, которые существовали тогда в срединном мире. А я — в отличие от него — в тот момент была не способна мыслить настолько рационально.

Фрейя сморгнула с ресниц слезинки.

— Но зачем ты солгала нам? Почему говорила, что отец нас бросил, стыдится нас всех и не хочет иметь с семьей ничего общего?

— Теперь это уже неважно, — произнесла Ингрид, садясь на диван и обнимая сестру. — Прошлое нам не вернуть. Но есть кое-что еще. Папа помогал мне в одном важном деле, но я несколько дней уже не могу с ним связаться. Я подозреваю — с ним что-то случилось!

— Ты права, — сказала Джоанна и снова глубоко вздохнула. Фрейя настороженно посмотрела на мать: господи, неужели сейчас последует очередное признание? — В общем, он обратился к Белому Совету. Я ничего об этом не знала и поехала к нему, но дома не застала и решала подождать. Там-то меня и обнаружил посланник с письмом. Как оказалось — вашему отцу предоставили право обратиться к Совету, а он, в свою очередь, уже отправился туда на свой страх и риск, чтобы посоветоваться с оракулом. Наверняка он прибыл на место.

Фрейя охнула:

— Но зачем?

— Не знаю. Возможно, до его ушей долетели слухи о наших деяниях. Полагаю, в данный момент он сообщает Совету о наших грубых нарушениях Запрета. — Джоанна с мрачным видом скрестила руки на груди.

— Папа никогда так не сделает! — воскликнула Ингрид. Она по-прежнему всем сердцем была предана отцу. — Он не мог без веской причины просто так посетить оракула.

— А кстати, чем он помогал тебе? — спросила Фрейя.

— Я просматривала чертежи «Светлого Рая» и обнаружила весьма необычные архитектурные «ключи», но расшифровать их не сумела и попросила папу разобраться с ними. Он обещал, потом написал мне, что все уже понял, и вдруг исчез. С тех пор он не отвечает на мои послания.

— А если он решил поговорить с членами Совета именно о «ключах»? — предположила Фрейя.

Джоанна резко повернулась к Ингрид:

— Чертежи «Светлого Рая»? Что вы уже успели предпринять?

— Пока — почти ничего, — ответила Ингрид. Затем она описала матери загадочные пометки, окруженные декоративными письменами.

— Мне следовало сперва спросить у тебя, мама, не встречались ли тебе эти значки раньше. Похоже, тебе известно о «Светлом Рае» такое, что и нам было бы полезно иметь в виду.

Джоанна покачала головой:

— Я знаю только то, что сообщил нам Совет, когда мы все поселились в Нортгемптоне. Именно под «Светлым Раем» проходит граница между миром живых и обителью вечных сумерек. Но помимо «шва» там есть кое-что очень странное. Перед отъездом я специально пробралась на остров. Я осмотрела поместье и обнаружила, что к берегу прибилась та ядовитая масса, которая стала довольно густой.

— Между прочим, точно такое же явление наблюдается сейчас в южной части Тихого океана, а также близ берегов Аляски, — сообщила Ингрид. — А на днях я видела по телевизору, что аналогичную субстанцию обнаружили на поверхности воды и неподалеку от Рейкьявика.

Джоанна невольно охнула — очень неприятные известия!

— Что бы там ни появилось в океане, — добавила она, — я уверена — на суше подобной отравы пока нет. Кстати, я отправилась искать вашего отца именно из-за катаклизма в Нортгемптоне. Мне кажется, лишь он может выяснить истинную природу данного вещества, а также узнать, откуда на нас обрушилась эта напасть. Я надеялась, что вместе мы остановим ее распространение. Ведь сдерживающего заклятья, которое я наложила на прибрежные воды, надолго не хватит. И вскоре вы обе должны будете помочь мне. Главное, чтобы этот яд не расползся по всему свету.

— Конечно, немедленно и начнем! — с энтузиазмом кивнула Фрейя.

— Отлично. Втроем мы может удержать эту серую субстанцию в повиновении некоторое время. Еще надо выяснить, как полностью от нее избавиться! — Джоанна посмотрела на дочерей. — Да, чуть не забыла, еще один вопрос. Что происходит в доме? Грацелла куда-то уехала? Почему везде беспорядок? И как, кстати, поживает мой милый Тайлер?

— Тайлер в больнице, — ответила Фрейя, — но ты не беспокойся: я держу руку на пульсе. У него просто сильно поднялась температура, и мы с Грацеллой его сразу туда отвезли. По словам врачей, у мальчика обычная детская инфекция, и они обещают, что Тайлер скоро поправится.

Джоанна с трудом сохраняла спокойствие. Впрочем, подумала она, сейчас больница — самое безопасное место для малыша.

— Действуем последовательно: сначала — на остров Гарднера, затем навестим Тайлера.

Они собирались уходить, но внезапно раздался стук в дверь. Три женщины, вздрогнув от неожиданности, с ужасом посмотрели друг на друга.

— Совет! — выдохнула Ингрид.

— Оракул не стучится! — сердито оборвала ее Фрейя и выглянула в окно. На подъездной дорожке виднелись полицейские машины с включенными мигалками. — Какого черта?

— Откройте, — велела дочерям Джоанна.

Ингрид быстро подошла к входной двери, распахнула ее настежь и воскликнула:

— Мэтт! — Руки ее невольно взметнулись… к очкам, которые она принялась старательно поправлять. Из всех возможных (и воображаемых) вариантов посещения Мэттом Ноублом их дома этот, безусловно, ей даже не рассматривался. Детектив с виноватым видом шагнул через порог. Сзади следовали двое полицейских.

— Привет, Ингрид. Мне, право, неловко вас беспокоить, но, надеюсь, вы найдете время, чтобы заехать в полицейский участок и ответить на несколько вопросов? — Мэтт Ноубл устало вздохнул. Ингрид показалось, что он сильно встревожен.

— Зачем?

— Давайте-ка лучше поговорим в участке.

— А это обязательно? — спросила Фрейя. — И вам не требуется ордер на арест… или еще что-нибудь в этом роде?

— Нам хотелось бы задать вам пару вопросов, — строго посмотрел на нее Мэтт. — Стандартная процедура.

— Мэтт… в чем дело? — со страхом спросила Ингрид.

— Неужели обязательно нужно вызывать в полицию моих девочек? — заявила Джоанна повелительным тоном и с таким царственным презрением посмотрела на Мэтта, словно детектив был жалким ничтожеством, осмелившимся заговорить с королевой.

Фрейя фыркнула:

— Значит, мы арестованы?

— Ни в коем случае! Просто уделите нам немного времени, — повторил Мэтт в третий раз и даже головой сокрушенно покачал, глядя на Ингрид. Он будто пытался объяснить, что от него ничего не зависит.

— Хорошо! — воскликнула Фрейя. — Идем, Ингрид. Позже во всем разберемся. — Сестры двинулись к двери, но детектив остановил их, робко оглянулся на Джоанну и вымолвил:

— Извините, мэм, но мы бы хотели пригласить в участок и вас.

— С какой стати? — На лбу Джоанны появилась тревожная морщинка.

— О цели нашей беседы мы сообщим вам подробнее, когда прибудем в участок. Еще раз, дамы, прошу прощения за неожиданный визит и за причиненное беспокойство. — Мэтт придержал дверь, пропуская их, и сопроводил к патрульной машине, припаркованной у самого крыльца. Затем все три представительницы семейства Бошан уселись на заднее сиденье, и автомобиль с включенной сиреной и мигалкой рванул с места. Возможно, мы и не арестованы, решила Фрейя, но в беду-то мы наверняка угодили!

Часть третья ДЕНЬ ТРУДА ДОЛЖНО БЫТЬ, БОГИ СОШЛИ С УМА

Глава тридцать седьмая САЛЕМСКИЙ ПРОЦЕСС

Фрейя скорчила рожу сестре, которая со стоическим видом сидела рядом с ней на заднем сиденье полицейской машины. Мать устроилась по другую руку от Фрейи. Ингрид и Джоанна за все время пути не сказали ни слова. Когда их привезли в участок, то сразу же разделили. Фрейя, оставшись одна в маленькой комнатушке, погрузилась в мрачные размышления над собственной судьбой и участью своей семьи. Полицейские из числа ее бывших приятелей явно избегали смотреть девушке в глаза — она сочла это дурным знаком. Что теперь будет? Наконец, дверь распахнулась и на пороге показалась Ингрид. Ее лицо приобрело пепельно-серый оттенок.

— Ты выяснила, в чем дело? — бросилась к ней Фрейя. — Ты говорила с Мэттом? Господи, да что здесь, в конце концов, творится?

Ингрид покачала головой:

— Нет. Они выразили желание в первую очередь побеседовать с мамой. Потом для какого-то другого допроса им понадобилась комната, куда поместили меня. И теперь я здесь. Я вообще ничего не понимаю.

— Полагаю, наши тамошние друзья постарались, — пробормотала Фрейя. Она откинулась на спинку стула и оглядела помещение. Одна стена явно была зеркальной. Интересно, подумала она, кто сейчас наблюдает за нами с той стороны? — Придется кое-что вспомнить.

Ингрид в знак согласия прикрыла глаза и нервно прикусила кончик большого пальца.

— Наверное.

Фрейя вздохнула. В конце семнадцатого века они поселились в тихом живописном городке Салеме, штат Массачусетс. Жизнь целительниц, которую они тогда вели, привела их в Новый Свет. Джоанна считалась одной из самых лучших повитух во всей округе. Она помогала женщинам благополучно разрешаться от бремени в те темные годы, когда многие новорожденные либо умирали во время родов, либо гибли от всевозможных лихорадок, оспы и прочих хворей. Ингрид занималась примерно тем же, чем и теперь в Нортгемптоне, используя «домашние» чары и заклинания. Отец уходил в открытое море и считался удачливым рыбаком. Благодаря своей способности повелевать водами он всегда приносил домой богатую добычу.

А затем случилась катастрофа. Бриджет Бишоп, которая помогала Джоанне со стиркой, попросила ее о помощи — у женщины тяжело протекала беременность. Та делала все, что могла, но Бриджет неожиданно умерла при родах. Здесь Джоанна оказалась бессильна. Бриджет очень любили у них в семье, но по Салему поползли дурные слухи. Про Фрейю, например, распустили сплетни, что она, дескать, завела шашни с парнем, который помолвлен с Энн Путнэм. Эта самая Энн и ее подружка Мерси Льюис впоследствии и стали главными в кружке обвинителей. Они свидетельствовали, что собственными глазами видели, как Фрейя и Ингрид «во время одного из зимних туманов летали по воздуху». Судебное разбирательство оказалось настоящим фарсом, но вполне действенным, ибо местное сообщество дружно набросилось на Бошанов. Фрейю обзывали потаскухой, Ингрид — дрянью, а Джоанну — чудовищем. Хотя Норман и Джоанна были помилованы, им было уготовано гораздо более страшное наказание. Родителей заставили прийти на Висельный Холм и смотреть, как вздернут их дочерей. Это случилось в 1692 году.

Фрейя вздрогнула. Ее шея еще помнила петлю из колючей веревки, которая сильно раздражала кожу. А толпа, окружив тележку, в которой они сидели, злобно плевалась и швыряла в сестер отбросы. Воздух вокруг прямо-таки дрожал от ненависти, страха и всеобщей истерии.

— Не надо, — мягко произнесла Ингрид, догадавшись, о чем думала Фрейя. — Воспоминаниями делу не поможешь.

Процесс над салемскими ведьмами послужил в срединном мире началом конца практической магии. Когда Джоанна вновь возродила дочерей к жизни, им пришлось приспосабливаться к совершенно иным, новым правилам жизни среди людей. Тогда-то Бошаны и решили переселиться в Нортгемптон. Джоанна рассказывала, что сразу после похорон представители Белого Совета нанесли им визит. Семейству сообщили, что отныне во избежание дальнейших неприятностей все живущие в срединном мире валькирии обязаны соблюдать новые условия, а именно — ограничить использование магии. Хотя на самом деле с тех пор они вообще не имели права прибегать к колдовству, ибо такие действия попадали под Запрет. Нарушителей ждало соответствующее наказание. Отныне Бошанам предстояло жить (а точнее — выживать), как самым обычным людям, и стараться не привлекать к себе излишнего внимания. Итак, они должны смириться и вечно оставаться в тени. Если же они вздумают нарушить постановление Совета, то вскоре об этом горько пожалеют.

Поведав обо всем, мать также рассказала дочерям, что после визита представителей Совета Норман навсегда ушел из семьи.

Фрейя не сомневалась, что и сейчас в Нортгемптоне им, разумеется, не разрешат воспользоваться магией для собственного спасения. Совет постарался довести до них все сведения с самого начала, когда они навсегда застряли в срединном мире, который, в общем-то, находился «в пеленках». И Фрейя не могла успокоиться. Как же получилось, что она, такая древняя и, одновременно, столь юная, умудрилась снова попасть в ту же ловушку? Между Салемом и Нортгемптоном можно поставить знак равенства. Неужели она так ничему и не научилась? А члены Совета правы? Вероятно, магии действительно нет места в мире людей? Каждый раз, стоило им начать открыто применять свои знания и умения, все завершалось одинаково. Возбужденная любопытствующая толпа, суд и казнь — повешенные или сожженные ведьмы и колдуны, чей прах развеян по ветру.

Сестры просидели в комнатушке, казалось, целую вечность, хотя на самом деле прошло несколько часов. Полицейские вели себя вежливо и предусмотрительно, особенно те, кому раньше помогала Фрейя. Они приносили девушкам самые вкусные сэндвичи и напитки из автомата, но выйти из помещения не позволяли даже на минуту. И Мэтт к ним время от времени наведывался, проверяя, как сестры себя чувствуют. По его встревоженному лицу и поджатым губам, да и по тем мрачным взглядам, которыми он обменивался с Ингрид, Фрейя догадалась, что детектив не испытывает восторга от их ареста, но от него ничего не зависит.

Наконец дверь отворилась и в комнату вошла Джоанна. Фрейя бросилась к матери, помогая сесть на ближайший к двери стул.

— Что здесь происходит? — спросила она, и Джоанна устало ответила:

— Полнейший абсурд. — Она озадаченно посмотрела на дочерей, явно не разобравшись в сложившейся ситуации. Впрочем, они попали в переделку именно из-за того, что слишком уж опасались прогневить Совет. Они боялись, что их действительно поразят гром и молния. Но Бошаны совершенно забыли, что мир людей — как раз то самое место, где им причинили больше всего горя и боли.

— И все-таки о чем им хотелось поговорить с тобой? И почему так долго? — спросила Фрейя.

Джоанна с изумлением воззрилась на нее, затем перевела взгляд на Ингрид и пробормотала:

— Мора Тэтчер очнулась. Пришла в себя после комы!

— Но это ведь хорошо? — спросила Ингрид.

— Ну, в общем, да. Хотя она заявила навестившим ее детективам, что именно я напала на них той ночью и я ударила Билла камнем по затылку и убила его. Она якобы видела преступление собственными глазами. А потом я нанесла ей удар, но, видимо, не сумела довести дело до конца. Представляете? В общем, по ее словам, смерть Билла на моей совести.

Глава тридцать восьмая ЛУЧШИЙ ВИД ЗАЩИТЫ — НАПАДЕНИЕ

Прежде чем девушки успели отреагировать, дверь распахнулась. В комнату вошел Мэтт Ноубл и обратился ко всем троим:

— Мне очень жаль, но завтра нам придется продолжить. Сейчас очень поздно. — Он жалобно посмотрел на Ингрид, но она сделала вид, что ничего не заметила.

— Значит, мы свободны и можем уйти? — спросила Фрейя.

— Даже я? — осторожно прибавила Джоанна.

— Конечно. И вы тоже, миссис Бошан, — кивнул Мэтт. — Еще раз прошу у вас прощения за причиненное беспокойство и надеюсь, что завтра вы снова будете в участке и ответите на все оставшиеся у нас вопросы.

Фрейя быстро кивнула, сказав: «Ингрид, мама — вперед!», и решительно двинулась к выходу, ведя за собой мать и сестру. Ингрид охватило странное оцепенение, и она едва переставляла ноги. Джоанна просто выглядела сверх меры усталой.

— Мы сюда не вернемся, — внезапно произнесла Ингрид, в упор глядя на детектива. — Во всяком случае, без нашего адвоката мы на ваши вопросы отвечать больше не станем!

Что действительно хорошо в адвокатах, подумала Ингрид, так это безупречная пунктуальность. И они сами, и их счета всегда прибывают в точно назначенный срок. Адвокат Антонио Форсети имел безукоризненную репутацию. Кроме того, впрочем, он был еще и колдуном, а также старинным другом их семьи. Как и Бошаны, он не имел возможности практиковать магию с тех пор, как был наложен Запрет. Поэтому, перестав заниматься привычным делом, Форсети решил использовать свой природный талант посредника для создания одной из крупнейших и успешных легальных фирм Нью-Йорка. К Бошанам он прибыл спустя сутки и привез с собой массу новостей.

— Я побеседовал со здешним окружным прокурором, — начал Антонио, усаживаясь во главе стола. Он был крупным мужчиной с могучей, бочкообразной грудной клеткой. В пышной темной шевелюре практически не было седых волос, а после его крепкого дружеского рукопожатия Ингрид с трудом сдержала возглас боли.

— Что сказал прокурор? — спросила Джоанна высоким, взлетевшим на несколько октав голосом. — Меня арестуют?

Сестры весь вечер успокаивали мать, но она до самого утра пребывала на грани истерики. Джоанна спорила с дочерьми и убеждала их, что нужно поскорее покинуть эти края. В конце концов Ингрид заявила, что если она сбежит, то никогда больше не увидит Тайлера. Лишь тогда она пришла в себя и решила повременить.

— Пока об этом речи нет. У них на руках показания Моры Тэтчер против ваших заявлений о собственной невиновности. Мора только что вышла из комы, и ее рассказ нуждается в правдивом подтверждении. Но их карта бита. Во всяком случае, ее слова суд, разумеется, не убедят. Пока.

— А как же мы? Что им нужно? — подала голос Фрейя.

Форсети внимательно посмотрел на девушку:

— Тебя, например, они хотят расспросить о твоих любовных напитках, а Ингрид — о загадочных узелках. — Он сделал большой глоток кофе, поставил кружку и продолжил: — Они, кстати, обнаружили тело Молли Ланкастер, закопанное в землю в паре миль от берега. Бедняжку забили до смерти. Один из парней, некий Адамс, уже дал показания. Он признался, что совершил убийство пятничным вечером.

Фрейя охнула и прижала пальцы к губам. Какая ужасная судьба выпала на долю Молли! Ведь Фрейя надеялась, что девушка осталась в живых и по непонятным причинам просто уехала из городка.

— Значит, Дерек Адамс? — вымолвила Ингрид. — Но при чем здесь Фрейя? Что от нее хотят?

— Адвокат Дерека заявил, что его подопечный стал жертвой неких обстоятельств, при которых оказался не способен контролировать собственные поступки. Его… хм… неадекватное поведение было реакцией на выходки Молли, которая выпила особый коктейль Фрейи. Если им удастся доказать, что Дерек пал жертвой твоего колдовства, девочка, тогда обвинения против него сразу спустятся до третьего уровня. То есть убийство сочтут непреднамеренным и назовут преступление «судебно наказуемым проступком». Поскольку у парня это первая судимость, он, вероятно, отделается одним годом.

— А как насчет меня? Они всерьез думают, что я погубила нашего мэра? — спросила Ингрид.

Адвокат расправил могучую грудь и величественно кивнул:

— Да, именно так они и считают. И уверены, что смогут доказать, будто ты довела Хатчинсон до самоубийства.

— Полный бред! — рассмеялась Фрейя. — Они болтали о черной магии! Они просто спятили! Неужели они всерьез намерены отстаивать в суде подобную точку зрения? Какой у нас век-то на дворе?

Форсети вздохнул и поднял руку, призывая Фрейю помолчать. Он еще явно не закончил свою речь.

— Отец Корки Хатчинсон — также судья, хотя и на пенсии. И у него имеется поддержка со стороны окружного прокурора. А родители Дерека Адамса наняли очень дорогого адвоката. Он — крайне скользкий тип и нередко привлекает такое прецедентное право, которым уже несколько столетий не пользуются. Однако не стоит расслабляться. Существует множество старинных законов, продолжающих действовать и в наше время, даже если их можно отыскать только в юридических справочниках. Не забывайте: однажды в Салеме повесили два десятка представительниц нашего с вами роду-племени, не имея на то, по сути дела, никаких веских оснований!

Даже у Фрейи слова Антонио мгновенно уничтожили всякое желание сражаться за правду. Джоанна презрительно фыркнула и промолчала, а Ингрид крепко стиснула пальцы. Все было в точности, как и тогда. Единственное отличие — то, что Форсети одет в дорогой современный костюм. Их снова настиг самый настоящий Салем. Крошечный Нортгемптон поразила всеобщая истерия. Обвинения в их адрес исходили от высокопоставленных семейств, имеющих громадный вес в этом маленьком тесно сплоченном сообществе. Ведьмы в качествеподсудимых. Магия как корень зла. Действительно, у людей всегда вызывает страх нечто непонятное. Зря Бошанам казалось, что нынешние обитатели Нортгемптона стали иными. Это была большая ошибка.

— А на что они способны в самом худшем случае?

— Если они докажут, что их выводы правильны — заметьте, я вовсе не утверждаю, что им удастся подобное, — тогда вас обеих обвинят. Одну — за пособничество, а вторую — за доведение мэра до самоубийства. А это, между прочим, уголовные преступления, влекущие приговор вплоть до пожизненного заключения. Вот только удастся ли все доказать?

— Но как же мама? Неужели свидетельские показания Моры будут признаны на суде?

— Вероятно. Особенно если найдутся свидетели, подтверждающие умозаключения следователей. Впрочем, мы имеем полное право утверждать: несчастная Мора не вполне адекватна и надежным свидетелем гибели мужа не является. Судя по рассказу Тэтчер, она и ее муж, Билл, в тот вечер случайно наткнулись на Джоанну. Когда они развернулись и пошли прочь, та совершила нападение. Хорошо еще, что Джоанну не обвиняют в ведьмовстве! Ясно одно — если у них имеются только показания Моры Тэтчер, то можно особенно не беспокоиться. Пока.

— Но я тогда даже близко к берегу не подходила! Был январь, темнело рано. Да я в такое время давно в постели лежу! — Джоанна принялась нервно обмахиваться веером. — С какой стати, скажите на милость, мне надо было причинять вред этим милым людям?

— Ты можешь доказать, что находилась дома?

— Не уверена. Придется полистать ежедневник, проверить, где в тот вечер были девочки и что они помнят.

Фрейя нахмурилась:

— Я, например, уверена, что работала в баре.

— А я наверняка спала, — вздохнула Ингрид. — Нет, мам, совершенно безнадежная затея.

— Ладно. Значит, пусть они думают, что наша мать — убийца? Она, видимо, по ночам бродит по пляжу и бьет стариков по головам? А мы с тобой — гадкие злые ведьмы? — сердито уставилась на сестру Фрейя и, повернувшись к Форсети, спросила: — И что вы нам теперь посоветуете?

Адвокат неторопливо сделал еще пару глотков кофе.

— Значит, вы все-таки хотите выслушать мою идею? Ну, разумеется, иначе Джоанна вряд ли стала бы звонить мне в два часа ночи. Выход есть, и он очень прост. Готовы?

Девушки кивнули.

— Вы отвечаете на все вопросы и рассказываете все, что знаете. Но постарайтесь донести до их сознания мысль, что магии не существует! Используйте внушение. Вы должны стоять на своем — горожане просто с ума сошли. Твои напитки, Фрейя, представляют собой умело составленные легкие коктейли на основе целебных трав. Ингрид — малость странная особа, библиотечная дамочка, начитавшаяся работ по зороастризму. — Форсети пожал плечами. — Нортгемптон — не Салем, объятый безумием. И время теперь иное. Светское.

— Звучит весьма разумно. — Джоанна кивнула. — А вы, девочки, как думаете?

Фрейя вздохнула:

— Наверное, мистер Форсети прав. Пожалуй, я с ним согласна. И разве могут подобные обвинения найти сильную поддержку в суде? Однако…

— Что?

— Меня по-прежнему терзает беспокойство!

— Естественно, — улыбнулся Форсети. — Допрос в полиции еще никому не давал повода для веселья. Кстати, и мне совсем не смешно. Но, детка, я думаю, что дело у нас в шляпе!

Ингрид хмуро молчала. Форсети, безусловно, выглядел иначе, чем в тот последний раз, когда они с ним виделись. Хотя, с другой стороны, он оставался все тем же, включая собственную нелепую уверенность в справедливости судебной системы.

— Я очень ценю вашу помощь, мистер Форсети, но вынуждена заметить, — сухо произнесла Ингрид, — что и в Салемском процессе отстаивали тезис, что никакой магии не существует. Но вы, вероятно, помните, что Фрейю и меня повесили.

— Но что в таком случае вы собираетесь говорить в полиции? — обиженно спросил адвокат.

Ингрид посмотрела на мать и на сестру. Джоанна, казалось, за одну ночь постарела лет на сто, а у Фрейи был такой вид, словно она вот-вот упадет в обморок.

— Мы скажем правду, — заявила Ингрид. — Мы признаемся, что наша магия вполне реальна. И мы — действительно ведьмы. Но мы не имеем ни малейшего отношения к случившимся смертям. Мы не занимаемся черной магией. Наши действия даже косвенно не являются причиной гибели Молли или самоубийства мэра.

Фрейя слушала сестру, медленно кивая в знак согласия. Щеки девушки вновь порозовели.

А мистер Форсети пробормотал:

— Весьма рискованно…

— Ты уверена, Ингрид? — растерялась Джоанна. — Надеюсь, ты понимаешь, к чему все может привести?

— Да, и я совершенно уверена, — кивнула Ингрид. Она никогда не забудет и крошечную темницу, куда их заточили. Восемь месяцев на черством хлебе и воде. Скольких ведьм она провожала глазами, когда этих женщин под улюлюканье толпы везли на Висельный Холм? И ни одна не вернулась обратно. Сколько раз, сидя в зале суда, она слышала, как самых близких ее друзей клянут самыми черными словами.

Несчастных обвиняли в том, что они насылали болезни и неудачи многочисленным «потерпевшим». А «свидетели» ухитрялись превратить даже самые простые и полезные советы в жутковатые истории об использовании черной магии. Каждый день Ингрид с замиранием сердца ждала стука колес повозки, которая повезет ее к месту казни. Смерти она не страшилась, но безумно боялась боли. Теперь бесконечная череда допросов только начинается. Вскоре последуют аресты, судебные разбирательства, а затем и приговор. Им следует быть осторожными. Виселица осталась в прошлом, но и сейчас можно угодить в тюрьму. Пожизненное заключение — для бессмертных нечто совершенно иное, чем для людей.

Возможно, мать была права, когда говорила, что бегство — единственный шанс на спасение. Исчезнуть, спрятаться в тени, переждать… Но ведь в Нортгемптоне ее дом! Ингрид вспомнила друзей и Мэтта, который, когда ее уводили, успел шепнуть ей на ухо: «Я тебе верю».

Она снова взглянула на мать и сестру:

— Время настало. Когда они нас спросят, мы им все расскажем. Мы признаемся, кто мы и чем занимаемся. Как считаешь, Фрейя?

— Согласна, — произнесла сестра. — Не вижу иного выхода. Не хочется и дальше жить во лжи. Да и что мы, собственно, теряем?

Все, мысленно ответила Ингрид. Но на этот раз ей хотелось испытать судьбу и рискнуть.

Глава тридцать девятая КОРОТКАЯ ЧУДЕСНАЯ ЖИЗНЬ ТАЙЛЕРА АЛЬВАРЕСА

Поскольку Форсети вел переговоры с полицией, уславливаясь относительно даты очередного допроса, Джоанна решила воспользоваться передышкой и навестить Тайлера. На следующий день она отправилась в больницу. Детское крыло выкрасили в веселые голубые и розовые цвета, но Джоанне показалось, что никогда в жизни она не попадала в более мрачную обстановку. Ее окутала атмосфера фальшивых обещаний и несбывшихся надежд. Все вокруг словно пропиталось угрозой смерти. Совсем рядом находилась граница того страшного царства, где исчезали юные — самые драгоценные! — жизни. Нельзя допускать, чтобы дети болели или умирали! — с гневом думала Джоанна. Следовало бы принять закон, запрещающий людям вообще покидать срединный мир, пока они не прожили определенную часть отпущенных им лет. Хотя бы до восемнадцати. Нет, лучше до тридцати! Или даже до шестидесяти! Время ничего не значит для бессмертных созданий, но оно так дорого смертным, у которых количество дней строго ограничено.

Когда-то Джоанна пообещала себе, что никогда больше не полюбит ни одного ребенка. После утраты собственного сына она отлично понимала: еще одной подобной трагедии ей не вынести. Как же она допустила, чтобы это снова случилось? А девочки? Джоанне даже подумать было страшно о судебном расследовании и допросах, которым подвергнут дочерей. Она очень надеялась, что они поступают правильно, но сильно тревожилась. Слишком оптимистично они обе настроены, да и адвокат чересчур уверен в благополучном исходе. Но ничего не изменилось. Джоанна прожила достаточно долго, чтобы это понимать. И дети в этом мире по-прежнему умирают. Либо на виселице, либо в больнице.

Джоанна стояла у просторной больничной постели и смотрела на маленькую скорчившуюся фигурку. К рукам и ногам Тайлера присоединили множество проводков и капельниц, а по обе стороны от его подушки застыли Грацелла и Гектор, не спавшие уже несколько суток. Мать все время держала мальчика за руку. Ребенка перевели в эту палату после того, как ему стало хуже. Когда Фрейя и Грацелла отвезли Тайлера в больницу, он вроде бы начал чувствовать себя лучше. Врачи были уверены, что он поправится. Но потом состояние мальчика начало стремительно ухудшаться. Доктора беспомощно разводили руками. Специалисты не могли объяснить, что за странная инфекция его поразила. Во всяком случае, бактериального заражения явно не было. Ни одно противовирусное средство не помогало и не приносило облегчения. Помимо Тайлера, в палате находилось еще двое детей с аналогичными симптомами, а в главном корпусе — несколько взрослых, страдавших тем же недугом. У всех был мучительный кашель с обилием мокроты и тяжелое прерывистое дыхание. Причем неведомая болезнь сначала напоминала легкую аллергию или обычную простуду. Но всем пациентам уже спустя несколько суток становилось значительно хуже. Осложнения затрагивали не только легкие, но и головной мозг. Заболел и владелец бара Сол МакЛафлин. Он лежал в палате для взрослых на том же этаже, что и Тайлер. Фрейя решила навестить босса. А Джоанна случайно столкнулась в больнице с Дэном Джерродзом и узнала, что его жене Аманде настолько плохо, что ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

Джоанна, застыв как изваяние, молча смотрела, как поднимается и опадает грудь Тайлера, и слушала затрудненное дыхание мальчика. Вошел лечащий врач.

— Скажите мне правду… насколько все плохо? — тихо попросила она.

Молодой человек потупился и напряженно произнес:

— Увы, я больше ничего не могу для него сделать. Разве что дать ему возможность уйти спокойно, без страданий. Мне очень жаль.

Альваресы повернулись к Джоанне, надеясь, что доктор внушил ей хоть какую-то надежду. Они продолжали верить в благополучный исход. Но Джоанна покачала головой и заплакала. Грацелла сразу все поняла и зарыдала в голос. Гектор пытался успокоить жену. Затем обоих окружили медсестры и куда-то повели, сказав, что сделают матери Тайлера укол транквилизатора.

А Джоанна осталась в палате. Она словно приросла к этому месту, тщетно пытаясь осознать слова врача: дать ему возможность уйти спокойно, без страданий. Неужели скоро наступит конец? Неужели они бессильны? И Джоанна, стискивая кулаки, слала проклятия тем богам, которые не могли ее слышать. Все было в точности, как тогда. Она хорошо помнила голос, приговоривший ее сына к вечному заключению в лимбе. Ей не забыть, как ее мальчика окутал густой дым, поднимавшийся с земли, и унес его в никуда. Так был приведен в исполнение вынесенный ему приговор…

Дверь открылась, и в палату вошла Ингрид, неся корзинку с фруктами.

— Это от Табиты и Хадсона. Они, конечно, уже слышали. Как он?

— Без изменений. Хотя нет. На самом деле гораздо хуже.

— Ох, мама… — Ингрид ласково сжала плечо Джоанны, — из глаз той текли слезы.

— Я знаю, родная. — Джоанна ласково потрепала дочь по руке, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

— И как же… то есть я понимаю… но?..

Джоанна покачала головой. Она проклинала свой дар. Проклинала бесполезную, бесполезную магию! То была самая большая трагедия — она могла вернуть к жизни любого, исцелить тяжелый недуг, вновь подарить человеку здоровье и счастье. Она была в силах спасти всех пациентов, умирающих в соседней палате. Она вытащила Лайонела Хорнинга из Царства Смерти.

Но колдовство Джоанны не действовало на людей, которых она любила. Она вспомнила ту девушку из Салема, Бриджет Бишоп. Она любила ее, как родную дочь, но не смогла спасти. Бриджет умерла в луже собственной крови. А Джоанна стояла рядом, потрясенная до глубины души и абсолютно беспомощная.

Спустя несколько дней сестры Бошан решили устроить — это в августе! — Рождественскую елку для обитателей детского отделения больницы. Особенно они старались развлечь тех, кто лежал в одной палате с Тайлером. Пока адвокат Форсети вел переговоры с полицией, Фрейя успела устроить для маленьких пациентов настоящий праздник. Здесь имелись и огромный торт, истекавший сливочным кремом, и аппетитные эклеры в глазури, и вкуснейшие домашние пирожки, и рассыпчатое печенье, щедро посыпанное шоколадной стружкой. Ингрид, применив особые заклинания, сделала подушку у Тайлера под головой особенно мягкой и пышной, а его простыни оставались сухими, даже если ночью он буквально обливался потом. Джоанна принесла из дома марионеток, которые принялись танцевать, и игрушечных солдатиков, моментально вступивших друг с другом в бой.

А еще через пару дней, ближе к вечеру, Тайлер открыл глаза, увидел Джоанну и радостно улыбнулся.

— Чего бы тебе хотелось, мой дорогой? Ты только скажи, радость моя, любовь моя, — спрашивала Джоанна, ласково поглаживая мальчика по голове.

— Я хочу полетать, — сказал Тайлер, с тоской глядя в окно. — Там, снаружи. Как ты летаешь.

И Джоанна решительно вытащила из сарая метлу. В принципе, она ей даже и не требовалась, но Тайлеру в полете следует за что-нибудь держаться.

Они вылетели прямо из окна больничной палаты и сразу взмыли над верхушками деревьев, поднимаясь все выше и выше — прямо к звездам. И в вечернем небе еще долго звенел смех мальчика.

Глава сороковая ДОПРОС

Поскольку у Фрейи не оказалось ничего пристойного из одежды для визита в полицию, то на этот раз ей пришлось рыться в шкафу Ингрид.

— Ну вот, — одобрительно заметила старшая сестра. — Теперь ты выглядишь почти как невинная девушка.

— Точно. Мы обе — невинные создания. — Фрейя, округлив от удивления глаза, смотрелась в зеркало и сама себя не узнавала. На ней была скромная кашемировая двойка, юбочка в складку, доходившая до колен, и туфли на низком каблуке. — Все так считают. — И она мотнула головой в сторону многочисленных визиток и записок. Все эти послания стали появляться в их доме с тех пор, как по Нортгемптону разнеслась весть о намерении полицейских подвергнуть сестер Бошан допросу по поводу применения ими магии.

Ингрид кивнула. Многие горожане — друзья, соседи и другие местные жители, хорошо к ним относившиеся, выразили женщинам свою поддержку и любовь. Были здесь, например, очень милое послание от Табиты и очень смешное — от Хадсона. Даже Сол черкнул им пару ободряющих строк, хотя он еще находился в больнице. Кристи отправила сестрам длиннющее письмо по электронной почте. Она считала, что если начнется настоящая «охота на ведьм», то она с радостью ждет Бошанов у себя дома, где они могут переждать некоторое время, пока «тучи не развеются». Хотя Кристи утверждала, что им нечего бояться — ведь их поддерживает весь Нортгемптон. Пожалуй, она была права. Во всяком случае, нынешняя ситуация отличалась от салемской. Тогда они были лишены друзей и абсолютно одиноки. Такая поддержка придавала Ингрид и Фрейе сил и мужества в предвкушении грядущего допроса.

Форсети ждал их в машине.

— А где Джоанна? — удивился он, увидев сестер.

— Ей лучше с нами не ездить, — ответила Фрейя. Они прошлой ночью решили, что будет гораздо спокойней, если они вдвоем отправятся на допрос без Джоанны, ставшей, по их мнению, чересчур впечатлительной. Кроме того, ее крайне огорчило безнадежное состояние Тайлера. Дочерям не хотелось еще больше расстраивать мать.

В полицейском участке сестер препроводили в знакомую комнатку.

— А где Мэтт? — спросила Ингрид у сопровождавшего их полицейского. — Я думала, мы именно с ним будем беседовать.

— Детектив Ноубл отсутствует. Он на задании, — усмехнулся следователь. — Ну что, начнем?

Все сели. Ингрид побледнела, а Фрейя почувствовала, как у нее похолодело в груди. Полицейский явно не обладал чувством юмора и настроен был мрачно — возможно, получил нагоняй от начальства. Он сделал вид, что не заметил протянутой для рукопожатия руки Форсети, и избегал смотреть девушкам в глаза. Фрейя, впрочем, его узнала. Полицейский иногда наведывался в бар. (Вспомнила она и о его тайном сексуальном извращении. Он обожал смотреть, как женщины давят острыми каблуками туфель насекомых. Отвратительный садизм!)

Фрейю допрашивали первой.

— Мисс Бошан, у меня есть меню коктейлей из бара отеля «Север». Вы его составили? — произнес следователь, скользнув ладонью по ламинированной обложке.

Фрейя взглянула на Форсети. Тот кивнул. Они проработали рутинные вопросы несколько раз, так что были вполне подготовлены.

— Да, — ответила она. Признайся, что занималась колдовством, но подчеркни, что твоя магия — безвредна.

— Позвольте мне зачесть кое-что: «Коктейль „Неотразимый“»: водка, вишневое пюре, порошок из цветов камыша, сок лайма. Помечено: «Не для стеснительных. Способствует разрушению внутренних барьеров». Вы можете объяснить, что это значит?

— Обычный любовный напиток, — медленно проговорила Фрейя.

— И он, очевидно, — детектив неприятно усмехнулся, — должен сделать того, кто его выпьет… неотразимым? И насколько?

— Лекарственные травы, входящие в состав, создают вокруг того, кто его выпьет, некий ореол. Растения способствуют выделению большего количества феромонов, то есть повышают коэффициент привлекательности данного индивида.

— С помощью магии?

— Да, если вам кажется уместным называть магией процесс, благодаря которому невозможное становится возможным. Выражаясь более точно, я как бы выпускаю наружу ту «магию», которая у каждого человека таится внутри, и делаю ее видимой. Коктейль позволяет увидеть того, кто его выпьет, с самой лучшей стороны. Иными словами — делает привлекательным для остальных. — В своей речи Фрейя использовала тщательно отрепетированные и одобренные адвокатом выражения.

— Значит, напиток действует именно так?

— Да.

— Существуют ли какие-либо опасности, связанные с подобным… эффектом? Например, не может тот, кто выпил напиток, стать настолько притягательным, что кто-нибудь потеряет голову или власть над собой? Имеется ли вероятность, что подобное воздействие приведет к полной потере контроля — причем у обеих сторон? — Детектив говорил неторопливо, словно размышлял вслух.

Форсети кашлянул.

— Моя клиентка не станет отвечать на вопросы, вызванные данными умозрительными заключениями.

— Извините. Позвольте мне выразиться иначе. Как вы рассчитываете силу своего напитка? Вы уверены, что ваш коктейль не пробудит… неких агрессивных настроений у ничего не подозревающей публики? Конкретнее: может ли «Неотразимый», скажем… вызвать у мужчины желание совершить поступок, на который он в иных обстоятельствах никогда бы не осмелился?

Адвокат бросил гневный взгляд на следователя и повернулся к Фрейе:

— На этот вопрос, моя дорогая, вы также отвечать не обязаны.

— Я знаю, — кивнула Фрейя. — Но я должна кое-что объяснить. Мой напиток никогда не нанесет вреда тому, кто его выпьет. Я в этом совершенно уверена.

— Вы не можете толком объяснить его действие, но утверждаете, что он не приведет к насилию? — явно раздражаясь, рявкнул детектив.

— Я имею в виду другое. Коктейль так не действует.

— А как?

— Я уже говорила — не знаю. Просто не могу подыскать более точных слов. В общем… — Фрейя вздохнула. — Обыкновенная магия.

Детектив кивнул, быстро делая записи.

— Вот именно. Спасибо, мисс Бошан.

Настала очередь Ингрид. Полицейский, так ни разу и не улыбнувшийся, попросил ее повернуться к компьютеру, стоявшему на письменном столе. Ингрид увидела две фотографии. На одной — «узелок верности» Корки Хатчинсон, запечатленный таким образом, чтобы можно было рассмотреть каждый изгиб переплетенных нитей и волосков. На второй — петля, которую надел себе на шею самоубийца Тодд Хатчинсон. Узел на веревке в точности повторял каждый загиб «узелка верности».

— Расскажите мне о вашей магии, — попросил детектив.

— В основном я работаю с небольшими амулетами, талисманами, несложными заклинаниями. Чаще всего использую особый вид «узелковой» магии. Если хотите знать, ее применяют моряки, когда заклинают ветер.

— Вы дали эту вещь жене нашего мэра? — спросил следователь, указывая на первый снимок.

— Да.

— С какой целью?

— Корки Хатчинсон подозревала мужа в измене. Я связала для нее «узелок верности» и велела положить ему под подушку. Такие действия должно были удержать его от походов налево. Самое главное, он стал бы проводить больше времени дома. Но, разумеется, необходимо, чтобы и она сама находилась дома.

— Вы признаете, что узел на петле самоубийцы выглядит в точности так же, как и тот, который сделали вы?

— Да, но… узлы вообще так не действуют, — запротестовала Ингрид. — Они не способны довести человека до самоубийства. Они лишь помогают раскрыть…

— Вы утверждаете, что «небольшой талисман» ничем не мог навредить нашему мэру и уж тем более привести его к смерти? Значит, здесь простое совпадение — то, что оба узла выглядят совершенно одинаковыми?

— Да.

— И вы считаете, что узелок, который вы вручили жене мистера Хатчинсона, не вызвал у него бессонницу, никак не повлиял на его личность и не привел к полному отчуждению от жены? Каково же в таком случае влияние талисмана на конкретного человека или на взаимоотношения пары?

— Точно не знаю, но они удерживают людей от расставания — если, конечно, те хотят быть вместе хотя бы подсознательно. Благодаря узелкам чувства становятся более явными…

— И ошибка в ваших расчетах исключена?

— Ну, я не утверждаю…

— Значит, все-таки имеется вероятность!

— Не знаю, — повторила Ингрид устало. — Прежде никогда не случалось ничего подобного. Мы практикуем белую магию. Мы не…

— Белая магия! — Детектив оскалил зубы, закрыл блокнот и хлопнул им по столу. — Что ж, полагаю, мы закончили.

Когда они вышли на улицу, Ингрид повернулась к Форсети. Тот, отдуваясь, вытирал лоб носовым платком.

— Просто не верится, что Мэтт не пришел поддержать нас! — воскликнула Ингрид. — Возможно, нам не стоило признаваться в том, что мы ведьмы?

Фрейя тяжело вздохнула. Ее сестрица порой проявляла редкостное тупоумие!

— Господи, Ингрид! Что есть то есть! Теперь все равно ничего не изменишь!

— Неужели нас арестуют? — спросила Ингрид, приходя в ужас, поскольку адвокат хранил молчание. Похоже, он напрочь лишился дара речи.

И снова ей ответила Фрейя, бессильно пожимая поникшими плечами:

— А ты как думаешь?

Тогда Ингрид пришлось признать, что они, наверное, допустили кое-какие просчеты в своей новой стратегии.

Глава сорок первая ОТРАВЛЕННОЕ ДЕРЕВО

Наступил уже конец августа — влажный и липкий, но ареста не последовало. Джоанна, Фрейя и Ингрид сидели дома, каждая в своем углу, и в одиночестве предавались тревоге и отчаянию. Фрейя не выдержала и тайком вернулась в бар, чтобы помочь Кристи. Джоанна большую часть времени проводила в больнице у Тайлера. Ингрид продолжала работать, как обычно.

В один из дней, когда библиотека уже закрылась для посетителей и в пустом читальном зале настала долгожданная тишина, Ингрид зашла в свой кабинет. Сев за письменный стол, она стала напряженно думать. Странное лето выдалось в Нортгемптоне. В привычной обстановке библиотеки она чувствовала себя вполне уютно, но из головы не выходили серебристые «опухоли», которые она часто обнаруживала в телах здешних женщин. Странной была эта волна необъяснимых заболеваний и бедствий, обрушившихся на горожан. Ингрид вспомнила все — жуткую груду мертвых животных в хлеву у Лайонела Хорнинга, загадочный подводный взрыв, серую субстанцию на поверхности океана и сходные скопления ядовитого вещества, обнаруженные в других частях света. А если это звенья одной цепи? Впрочем, какой-то частицы явно не хватало, и Ингрид не удавалось соединить события воедино.

Однако она была уверена — все обрушившиеся на городок несчастья связаны со «Светлым Раем» и исчезнувшими «синьками». Мать сказала, что под усадьбой Гарднеров проходит граница между двумя мирами. Впрочем, Ингрид подозревала — помимо «шва» остров хранит нечто очень важное. Здесь скрыта великая тайна, но кто-то очень не хочет, чтобы она, Ингрид, все разгадала. Она вдруг вспомнила случайный снимок, который сделала камерой мобильника в начале лета. Ей удалось запечатлеть не только общий план бального зала, но и таинственную дверь в углу. Ингрид сразу же отослала копию отцу. Она включила настольную лампу на полную мощность, вытащила из сумочки телефон и мгновенно отыскала нужную картинку. Ура! Спустя пару минут принтер десятилетней давности распечатал чертеж.

Ингрид принялась внимательно его изучать. Крошечная фотография была автоматически увеличена до размеров обычной страницы. Изображение получилось зернистым, зато таким образом стали лучше видны прихотливые завитушки, окружающие «ключ». Это был настоящий вихрь пересекающихся темных линий и криптограмм. Изучая извилистые арабески, Ингрид заметила еле заметный текст, написанный под странным углом бисерным почерком. Второй текст казался несколько более светлым, чем «верхний». Кроме того, иероглифы или значки выглядели несколько иначе.

Она отнесла чертеж к старому ксероксу и аккуратно уложила лист на стекло, установив максимальное увеличение и яркость. Затем, присмотревшись к полученному изображению, Ингрид поняла — текст оказался зеркальным. Яркая вспышка ее нового мобильника высветила обратную сторону тонкой бумаги, поэтому стали видны строки, сделанные с «изнанки». Интересно… Ингрид попыталась вспомнить, проверяла ли она остальные «синьки» подобным образом. Похоже, ни разу. Листы чаще всего были огромными, достигая нескольких футов в длину и ширину. Для того чтобы найти определенную часть чертежа, ей приходилось разворачивать каждый из них наполовину. Но и тогда на ее небольшом письменном столе места не хватало.

Ингрид схватила увеличенный чертеж и ринулась в ванную комнату, намереваясь немедленно воплотить в жизнь еще одну идею. Она намеревалась приложить план к зеркалу и сделать новый снимок, но уже настоящим фотоаппаратом с более высоким разрешением. Ингрид надеялась, что тогда загадочные письмена можно будет прочесть. Загрузив готовый снимок в компьютер, она увидела, что текст разделен на две части. Вверху был использован норвежский язык, который она знала с детства благодаря занятиям с отцом. Внизу тянулись строки, написанные на неизвестном ей древнем диалекте. Во всяком случае, там встречались те же странные значки, что и в орнаменте «ключей». Письмена соответствовали друг другу, как надписи на Розеттском камне,^[16] и Ингрид, не мешкая, приступила к расшифровке.

Перевод продвигался быстро. Хотя чернила выцвели от старости и кое-где имелись пробелы с выпавшими буквами и целыми словами, но основной смысл она сумела уловить. Первое предложение являлось заголовком и гласило: «Иггдрасиль».^[17]

Ингрид вскочила из-за стола и ринулась в заднюю часть здания, где хранились редкие издания, которые никому не разрешалось брать на дом. Там находился фолиант, унаследованный ею от отца много лет назад. Она подарила книгу библиотеке, когда начала здесь работать. Именно там описывалась история их семьи. Когда Ингрид вытащила тяжелый том с полки, выяснилось, что обложка почти оторвалась, но в целом книга очень неплохо пережила последнее десятилетие.

Иггдрасиль.

От слова исходила невероятная мощь. Ингрид села на пол перед стеллажом и положила находку на скрещенные ноги. Быстро перелистывая страницы, она отыскала нужную главу.

Иггдрасиль — Древо Жизни, на котором держатся все девять миров Вселенной.

В книге было изображение могучего дерева, растущего в некой космической пустоте, но не на земле. Своей формой оно походило на идеальные песочные часы с циферблатом из ветвей на одном конце и округлой корневой системой — на другом. Древо словно плыло в пустоте, и его густая крона имела спиралевидную форму, напоминавшую чертеж общего плана «Светлого Рая»! Ингрид сравнила изображение в книге с «синькой». Внезапно все встало на свои места и обрело смысл.

Усадьба была частью огромного древа. Там и находился вход в «здание» Вселенной. Ингрид принялась переводить тексты, окружавшие ключи на других листах, отыскивая значение соответствующих иероглифов по норвежскому тексту. Она, изучая каждое слово по отдельности, весьма усердно проработала целый час. В итоге голова у нее разболелась, глаза жгло от постоянного напряжения — загадочные символы были еле видны, — но она не сдавалась. Наконец, расшифровав последний значок, Ингрид откинулась на спинку стула, чувствуя, как ломит спину — она слишком долго просидела в согнутом положении. Но она добилась своего!

Она еще раз перечитала сделанный перевод. Ее охватил вихрь мыслей и воспоминаний о том, как она тайком пробралась в особняк Гарднеров и обнаружила потайную дверь. Тогда она уже догадывалась, что дом построен исключительно ради этой мистической двери, которая вела в иной мир. Но теперь ей стало ясно — «Светлый Рай» являлся защитной крепостью, цитаделью, ограждающей от посторонних глаз проход во Вселенную. Здание служило барьером, не позволявшим непрошеным гостям проникнуть в его тайну.

У Ингрид перехватило дыхание. Так вот что послужило причиной нынешних проблем Нортгемптона! Серебристые «опухоли», бесплодие у женщин, подводный взрыв, ядовитое вещество, мертвые животные и другие зловещие знаки — все указывало в одном и том же направлении. Наконец-то она обнаружила недостающее звено. Это был именно тот человек, который передал Ингрид план поместья.

Киллиан Гарднер. Бессмертный Хранитель.^[18] Ему с древнейших времен поручили защищать «Светлый Рай» и само Мировое Древо. Но почему же он стал представлять опасность для всего живого?

Он ведь вернулся в Нортгемптон после долгих странствий по всему свету. Он работал и на побережье Австралии, и на грузовом судне в порту Аляски — как раз в тех местах и появилась серая субстанция. Ингрид не знала, бывал ли Киллиан вблизи Рейкьявика, но готова была поклясться, что и там он оставил свой след. Значит, он, путешествуя по земному шару, распространял везде страшный яд?

Она еще раз перечитала текст, и ей стало трудно дышать.

«Близится Рагнарёк,^[19] и тогда земля полностью погрузится в отравленные воды. И начнется Время Волка, и брат пойдет войной на брата, и этот мир перестанет существовать. И до тех пор, пока не растворится яд Девяти, смертные не смогут пройти путем Иггдрасиля».

Глава сорок вторая GOTTERDAMMERUNG

Многие тысячелетия назад, когда Земля была еще совсем молодой, Асгард и Мидгард соединялись мостом. Сделали его из костей драконов — созданий, появившихся во Вселенной даже раньше богов. И однажды случилось ужасное бедствие — мост оказался разрушен.^[20] Хотя ему постоянно наносили ущерб, никто не ожидал подобной катастрофы. Виновными оказались Фрир, один из ванов, и его большой друг — Локи, принадлежащий к асам.^[21] Детские шалости двух дерзких молодых богов имели страшные последствия, ибо рухнувший мост служил основой божественного владычества. В итоге суд обвинил Локи и Фрира в попытке захватить власть.

В наказание за преступление Локи на пять тысяч лет сослали в ледяные глубины Вселенной. Фрира на неопределенно долгий срок заключили в лимб, поскольку его злодеяние сочли наиболее тяжким. Именно он с помощью своего трезубца отправил мост в бездонную пропасть.

Пантеон же оказался разделенным. Ванны — боги и богини, которые являлись хранителями земли и очага, угодили в ловушку и застряли в Мидгарде. А в Асгарде — обители богов-воинов, хранителей неба и света — остались только могущественный Один и его жена Фригг. Оба их сына были на долгие тысячелетия разлучены с родителями. Их имена — Балдер^[22] и Локи.

Бранфорд и Киллиан Гарднеры.

Киллиан Гарднер. Локи.

Киллиан — Локи — ее любовник! И Фрейя сразу поняла, что нужно сделать. Ингрид уже рассказала ей о туннеле, ведущем к Иггдрасилю. Токсин в воде — не что иное, как ядовитый сок Мирового Древа. А во Вселенной было только одно-единственное существо, которое могло развлекаться тем, что подрывало основы мироздания. Рагнарёк. Конец времен. Гибель богов. Фрейя не сомневалась, что дюны-убийцы на самом деле — Снежные Великаны, стражи Локи. Они явились в Нортгемптон вместе с хозяином, они стерегут подступы к «Светлому Раю». Фрейя со всех ног бросилась на остров и, разумеется, нашла Киллиана на борту его любимой яхты.

Она, решительно глядя ему прямо в глаза, заявила:

— Я знаю, кто ты и что ты здесь натворил! — Произнося эти слова, она четко осознала сложившуюся ситуацию и то, что до сих пор просто гнала прочь любые робкие сомнения. Как она могла отрицать очевидное! Ведь она не осмеливалась даже себе самой признаться в смутных догадках. Но теперь стало невозможно игнорировать страшный смысл происходящего.

Киллиан нежно сжал руки Фрейи.

— Я так рад! Я давно ждал… целых пять тысяч лет я хранил память о твоем поцелуе. Лишь воспоминания поддерживали меня… — Он притянул Фрейю к себе и поцеловал в лоб. — Мне так тебя недоставало! Больше, чем ты можешь себе представить.

И Фрейя, хотя душа пылала от ненависти, позволила Киллиану увести себя вниз, в каюту. Сейчас ей необходимо задержать его, пока Ингрид не придумает, как исправить ситуацию. Киллиана надо остановить любым способом — оставаясь с ним, отвлекая его. В ласках Киллиана ощущались настойчивость и страстная сила — в точности, как и в ту ночь в лесу.

Вдруг Фрейя заметила, что они не одни.

— Мадам сказала, что я найду тебя здесь, но сначала я ей не поверил. — Бран Гарднер стоял в дверях каюты с пистолетом в руках. В его карих глазах светилось глубочайшее отчаяние. — Ты все-таки добился своего, братец. Получил, что хотел. — Фрейя совсем позабыла — она должна была встретиться с Браном в отеле «Север» еще час назад. Жених, естественно, отправился ее искать. Этот день должен был стать днем их счастливого воссоединения!

Бран Гарднер. Балдер. Бог радости и мира, красоты и света, олицетворение всего самого хорошего и истинного, что существует в мире. Самый лучший. Ее добрый и нежный возлюбленный. Они были созданы друг для друга. Мать Балдера, богиня Фригг, постановила, что ничто на земле не может нанести ему вреда. Но она забыла защитить сына от самой опасной и предательской вещи — от омелы. От поцелуя и любви.

Некогда в Асгарде богиня Фрейя имела двух поклонников, братьев-красавцев, просивших ее руки. И в свои вечные, бессмертные мужья она выбрала Балдера. Исполненный ревности, Локи в бешенстве поклялся отомстить и накануне свадьбы послал смоченную ядом стрелу точно в цель. Она пронзила сердце Балдера и отправила его в Царство Мертвых.

Фрейя совершенно обезумела от горя. Однако ее сестра Эрда (Ингрид), которой дано было видеть будущее, сказала, что впереди брезжит тонкий лучик надежды. Ей удалось утешить Фрейю — ведь, согласно ее линии жизни, они с Балдером непременно снова будут вместе. Только произойдет это уже в другой Вселенной и в иные времена.

И тысячелетия спустя Фрейя действительно встретилась с Браном Гарднером. Она поняла, что он — именно тот, кого она так долго ждала. Ее собственный дорогой Балдер. Но оказалось, что они обрели друг друга лишь для того, чтобы зловредный Локи в очередной раз убил их любовь. И теперь она сама впустила змею к себе в постель.

Фрейя поспешно вскочила и попыталась все объяснить, но Бран покачал головой:

— Не надо, — произнес он, — я и смотреть на тебя сейчас не могу.

— Бран, опусти ружье, все кончено, — хриплым голосом промолвил Киллиан, поднявшись с кровати. Он медленно двинулся к брату. Спустя секунду оба оказались рядом, и Киллиан показался Фрейе еще более крупным и мощным, чем был всего пару мгновений назад. Он буквально нависал над Браном, и от него исходила невероятная сила.

Бран пошатнулся. Пистолет чуть дрогнул в его руке, и Киллиан, воспользовавшись заминкой, быстро выбил у него оружие. Пистолет зловеще перевернулся в воздухе, и пальцы Киллиана сомкнулись на спусковом крючке. Звук выстрела был оглушительным, точно гром небесный. Еще бы, ведь то был необычный револьвер! Фрейя пронзительно вскрикнула. Пуля пролетела, едва не коснувшись плеча Брана и задев кожу на его шее. Сразу выступила кровь, которая растеклась на плече алым кругом и насквозь промочила весь рукав.

Затем послышался жуткий щелчок — словно треснула кость. Братья сошлись врукопашную, и каждый обеими руками старался перехватить пистолет, направить его на противника и нажать на спуск. Вдруг Киллиан, пронзительно вскрикнув от боли, оттолкнул от себя Брана и прыгнул вперед. Сила его удара была такова, что оба покатились по земле, и в какой-то момент Киллиан оказался сверху.

Раздалось еще два выстрела, но обе пули, прошив занавеси, застряли в оконной раме. Фрейя не могла сказать, чей именно палец нажал на спусковой крючок, поскольку оружие то и дело скрывалось под телами братьев. Сделать это мог любой. Затем Бран, высвободив левую руку, откатился назад, заехал Киллиану в челюсть, а потом, не останавливаясь, нанес пару сокрушительных ударов. И снова — два выстрела. С потолка каюты дождем посыпалась штукатурка.

Кто же смог воспользоваться оружием, пыталась понять Фрейя. Кто одерживает победу? Она подобралась поближе к мужчинам, пытаясь разглядеть, у кого пистолет, но опоздала. В магазине было шесть патронов. Оставался последний выстрел. И когда он наконец раздался, не было ни разбитых окон, ни дыр в потолке. Пуля поразила одного из братьев.

Кипя несвойственной яростью, Фрейя принялась отрывать Киллиана от Брана, неподвижно лежавшего на полу. Гарднер-младший поднялся и, припадая на раненую ногу, отошел прочь, рана оказалась сквозной, кровь так и хлестала из нее. Не задумываясь, Фрейя прижала руку к пулевому отверстию, на некоторое время остановив кровотечение.

Киллиан застонал и побелел. Ничего, он-то останется жив! — презрительно подумала Фрейя. Она повернулась к Брану и с ужасом обнаружила, что он… исчез!

Она осталась один на один с Киллианом.

Глава сорок третья ПРОКЛЯТИЕ ФРЕЙИ И БАЛДЕРА

— Локи! Что ты наделал! Где он? — пронзительно вскрикнула Фрейя. Где он теперь, ее жених? Неужели навеки ее покинул?

Киллиан открыл крепко зажмуренные от боли глаза, поморгал и удивленно уставился на Фрейю.

— Локи? Опять сбежал? Ты должна непременно его поймать!.. Должна за ним погнаться… Киллиан закашлялся. — Пока он не…

— Прекрати! Немедленно прекрати лгать, что значит «опять сбежал»? — Фрейе казалось, что еще немного, и она попросту лишится рассудка. И ведь только сейчас все начало вставать на свои места!

Киллиан покачал головой, он выглядел таким несчастным и обиженным, что Фрейю осенило. И то, что прежде было неясным, запутанным и окутанным некой колдовской дымкой, предстало перед ней в холодном чистом свете истины. Когда она наконец произнесла вслух его имя, у нее было четкое ощущение, что она начинает просыпаться после невероятно долгого, глубокого сна.

— Балдер, неужели это действительно ты?

— Да. Конечно, я. — Лицо Киллиана, усталое, перепачканное кровью, осветила чудесная улыбка. Он — тот юноша, который некогда, еще в Асгарде, завоевал ее сердце. Он — ее возлюбленный. И он показался ей именно таким, каким она увидела его впервые. Тогда он, юный красавец, играл на лире, сидя на опушке леса. И у него были в точности такие же — невероятные! — глаза цвета морской волны. И был он веселый, игривый, светлый…

Только в этот миг Фрейя наконец поняла, что узнала его спустя тысячелетия — уже в Нортгемптоне, едва увидев на вечеринке в честь помолвки с Браном. Вот почему ее так сильно тянуло к нему! С той самой минуты, когда он впервые попался ей на глаза! Поэтому ее любовь к Брану была сопряжена со сложностями и постоянно вызывала у нее смятение и гнетущее чувство собственной вины! Вот откуда взялось то невероятное возбуждение, которое охватило ее во время приема и послужило причиной стольких мелких неприятностей…

Значит, Локи явился сюда как Бран Гарднер! Ох уж этот Локи! Бог, приносящий беды и хаос. Зловредный трикстер. Меняющий обличья хитрец и обманщик. Жулик. Лжец. Вор. Он сплел целую сеть хитроумной лжи, обманом заставив Фрейю в него влюбиться, опутав тонкими чарами ее душу. И она оказалась связана его могущественным волшебством по рукам и ногам. Когда они познакомились, у нее лопнула бретелька на платье. Теперь она понимала — эта была проделка Локи, давшая ему повод прикоснуться к ее телу. Затем последовали вечера, а то и ночи до утра в баре — всего их было семь. Тогда Бран неотрывно смотрел на нее, стараясь заворожить, заставляя первой сделать роковой шаг. Он добивался того, чтобы созданное им заклятье подействовало уж наверняка.

— У меня просто нет слов… — Фрейя вздохнула и горестно опустила голову.

— Я не стал ждать пять тысяч лет, чтобы извиниться, — мягко заметил Киллиан.

— Но я не достойна тебя!

— Ты не понимаешь. Мы с тобой принадлежим друг другу, мы — единое целое. И так было всегда. Но сразу я ничего не мог тебе объяснить. Я связан пророчеством и не мог открыться до того момента, пока ты сама меня не узнаешь — не увидишь во мне того, кто я есть на самом деле. Хотя, конечно, мне оставалось только надеяться. И все же я пытался предупредить вас об опасности.

— Значит, три мертвые птицы, которых в начале лета нашла на берегу Джоанна, — твоих рук дело?

Киллиан кивнул.

— Как ты узнал, что я в Нортгемптоне? Как ты меня нашел?

— Бран выследил меня и прислал приглашение на помолвку. Я думаю, он не смог с собой совладать. Брату непременно хотелось, чтобы я собственными глазами увидел его победителем. Он жаждал доказать мне, что отыскал тебя и ты принадлежишь ему. Ведь он прекрасно знал, что именно ты мне нужна больше всего на свете. Кроме того, Бран считал, что именно благодаря мне его навечно заперли в царстве Хельды.

Фрейя подумала, что план Брана вполне мог осуществиться. Но гордыня сослужила ему дурную службу. Онискушал судьбу, пригласив Киллиана стать свидетелем его триумфа. Бран сам оказался причиной того, что чары, которыми он опутал сердце Фрейи, стали слабеть с той минуты, едва лишь она увидела Киллиана. Даже во сне, оказавшись в лесу, она пыталась выйти замуж именно за Киллиана. Значит, она уже тогда догадывалась, кто он такой? Наверное. Во всяком случае, какая-то часть ее души всегда это чувствовала.

— Когда мы встретились, он сказал, что срок назначенного наказания истек и Хельда сама освободила его. Но у меня возникли определенные подозрения. Открой-ка дверь шкафа — и кое-что увидишь.

Фрейя послушалась и вытащила коричневый бумажный пакет. Внутри лежала шерстяная шляпа, покрытая засохшей кровью.

— Шляпа Билла Тэтчера! — воскликнула она.

— Да. Я случайно нашел ее в подвале после приезда и спрятал, решив выяснить, чья она и откуда взялась.

— Значит, он убил Тэтчера? Билл и Мора часто гуляли в дюнах, как раз напротив «Светлого Рая».

— Бран вернулся в поместье в середине января, накануне полнолуния. И весьма беспокоился — он не хотел, чтобы его увидели в истинном обличье, — объяснил Киллиан. — Но Тэтчеры как раз оказались случайными свидетелями, вот он и решил расправиться с обоими.

Фрейя догадалась, почему ей не удавалось понять, кто же был убийцей Билла. Ей снова помешала магия Локи.

— Встретившись с ними, он превратился в мою мать. — И она рассказала Киллиану, что, очнувшись, Мора Тэтчер заявила, что виной всему — Джоанна Бошан.

— А я решил остаться в Нортгемптоне, — продолжил Киллиан. — Мне хотелось понять, каковы дальнейшие планы брата. Кроме того, я больше не мог вынести разлуки с тобой. Я подозревал, что он лжет, а Хельда и не думала его отпускать. Бран попросту сбежал. Вырвавшись из темницы, он нарушил границу миров и позволил вечной тьме проникнуть в мир людей. Пока я не знаю, как ему все удалось. Полагаю, он обладал могущественным оружием или иным средством, которое дало Брану возможность перебраться в эту реальность.

— Он носит кольцо! — воскликнула Фрейя. В голове сразу всплыли слова Брана: «Оно принадлежало отцу. Единственная вещь, которая у меня осталась на память о нем». — Это кольцо Одина. Сделанное из кости дракона, оно способно перенести своего хозяина в любой из Девяти Миров.

— Вот в чем дело! А я-то думал, что все связано со «Светлым Раем», где он поселился. Поэтому я и решил передать Ингрид чертежи нашего дома. Я надеялся, что ей, возможно, удастся это разгадать.

— И твоя надежда оправдалась. Она сумела выяснить, что находится в поместье — точнее, под ним. Ветвь Иггдрасиля.

— Он воспользовался тропой, которая пролегает по Мировому Древу, — произнес Киллиан. — Потом пробрался в «Светлый Рай». Ведь он знал легенду о Хранителях и о том, что дом примет его, так же как и любого из нас.

— Но я рассказала Брану, что ты отдал архитектурные планы Ингрид… и она обнаружила в них нечто странное, — с отчаянием вымолвила Фрейя. — А позже он наверняка их выкрал. А потом напал на нее, приняв твое обличье. Ох, Киллиан, я была ужасной дурой!..

— Стоп! Он всегда вел нечестную игру. Впрочем, это его обычная манера. Он прекрасно понимал, что делает, когда надрезал кору на Мировом Древе и выпускал ядовитый сок в Мидгард.

— Мы пропали, — прошептала Фрейя. Счастье, которое она испытала, найдя истинного возлюбленного, омрачилось осознанием того, какую страшную беду впустил Локи в срединный мир.

Внезапно на пороге возникла Ингрид, бледная как смерть.

— Простите, что врываюсь без приглашения, но видишь ли, Фрейя…

— Что случилось? — Фрейя испуганно посмотрела на сестру.

— Тайлер. Несколько минут назад его не стало.

Глава сорок четвертая ЛАБИРИНТ

— Поспешим. Времени у нас крайне мало, — заявил Киллиан. — Сейчас яд стал еще сильнее, и самое уязвимое звено — дети. Будут и другие жертвы, и много смертей, если, конечно, мы не сумеем все остановить.

— Ингрид… Киллиан…

— Я знаю, — быстро ответила Ингрид. — Я тоже это вычислила. Помнишь, я говорила тебе о Рагнарёке и о том, что первыми погибнут океаны? Кстати, ядовитое вещество, которое появилось в водах Атлантики, схоже с той отравой, которую обнаружили вблизи Сиднейских пляжей, у берегов Гренландии и неподалеку от Рейкьявика. Недавно эту же субстанцию нашли у побережья Вьетнама. Бран старательно разносил ядовитый сок Древа по всей Земле, начиная с января, как только он поселился в «Светлом Рае». — Ингрид объяснила, что сначала она пыталась связать распространение токсина со странствиями Киллиана. Однако ей не удалось отыскать на Аляске торговый корабль, на котором он якобы служил инструктором подводного плавания. А затем выяснилось, что Гарднер-младший вообще никогда не бывал ни в одном из мест, позже подвергшихся воздействию яда. Ингрид поняла, что человек, который рассказывал о странствиях Киллиана по миру, делал это нарочно. И человеком этим является Бран.

Тогда Ингрид принялась копаться в биографии Гарднера-старшего и внимательно изучать маршруты его деловых командировок. Вскоре ее озарило. Она осознала, кто из братьев есть кто, сопоставив сообщения в СМИ о новых появлениях ядовитого вещества с недавними поездками Брана «по делам благотворительного фонда Гарднера». Время и место каждый раз полностью совпадали. Благотворительность служила Брану замечательным прикрытием. Однако было нетрудно заметить, что именно в тех географических точках, которые он посещал, и появлялся токсин. А подводный взрыв, или «извержение», случившееся в середине лета, означало, что Мировое Древо начинает рушиться изнутри. После того как ее подозрения подтвердились, Ингрид продолжила изучать программы фонда Гарднера. Выяснилось, что хвалебная шумиха поднята в прессе совершенно напрасно. Вообще-то от организации не было никакой пользы. Большая часть деятельности сводилась к бесконечным бюрократическим заседаниям. Фонд вряд ли когда-либо выделял хотя бы мизерные деньги на благотворительные цели. Но он служил отличной ширмой, защищавшей Гарднера от налоговиков и помогавшей сохранить в целости огромное состояние.

Все это Ингрид поведала Фрейе и Киллиану. Выходило, что Бран, а в действительности — Локи, искусно притворяясь, сумел провести их, даже опытную Джоанну. Из-за Запрета они совсем заржавели и отстали от жизни. Бошаны оказались беспомощными, как котята, отвыкнув пользоваться магией! Они не почувствовали, что противник вовсю применял колдовство. Ингрид покраснела, вспоминая свой недавний сон о Киллиане. Разумеется, кошмар был очередным мерзким трюком Локи! Негодяй элементарно хотел сбить их со своего следа!

— Я знаю, куда он направился, — решительно сказала Ингрид. — Он ушел через потайную дверь в «Светлом Рае». Она в бальном зале особняка. Нужно поторопиться.

— Верно, — согласился Киллиан с Фрейей. — Но мне придется остаться. Если у него кольцо Одина, он запросто перенесется в любое другое место Вселенной.

— Но я не брошу тебя здесь! — возразила Фрейя.

— А я не могу идти с вами — нога меня, пожалуй, подведет. Но ты не беспокойся: кровотечение я, во всяком случае, и сам сумею остановить. А вам я буду только мешать.

Фрейя еще раз поцеловала Киллиана, вскочила и обратилась к сестре:

— Давай. Пора с этим покончить.

Ингрид первой вступила в бальный зал и произнесла заклинание, благодаря которому штукатурка на стене обвалилась. Перед сестрами возникла та самая таинственная дверь.

— А как же ее открыть? — спросила Фрейя.

— Смотри. — Ингрид прочла о Мировом Древе все, что было в отцовской книге. Незнакомый текст, который она не смогла расшифровать, оказался древнейшим языком драконов и великанов, существовавших еще до появления богов. Она приложила к двери ладони, прошептала несколько магических слов, и та со скрипом отворилась.

За ней не было ничего, кроме тьмы. Ингрид взяла Фрейю за руку, и они вместе скользнули внутрь. По мере того как глаза их постепенно привыкали к темноте, они сумели разглядеть бледно-голубой свет, проникавший сквозь густые заросли, окружавшие их со всех сторон. Вокруг сильно пахло влажной землей и древесиной. А еще там была узкая тропа.

Однако не успели они сделать и пары шагов, как наткнулись на Лайонела Хорнинга. Вид его был ужасен. Покрытый засохшей кровью, он словно гнил изнутри. Половина лица отсутствовала. Уставившись на сестер единственным оставшимся глазом, он хрипло прорычал:

— Стойте! — и поднял руку, на которой недоставало двух пальцев. — Вы не смеете сюда входить.

Ингрид поняла, что бывший приятель их семейства теперь превратился в сторожевого пса, стерегущего границу между мирами. Он не пропустит их вперед.

— Ох, Лайонел… — вздохнула Ингрид. — Видимо, яд Древа попал художнику в кровь, когда он тонул и наглотался океанской воды. Именно поэтому Джоанне и не удалось вернуть ему человеческий облик.

— Значит, он — не демон, — кивнула Фрейя.

— Он — самый обыкновенный зомби. Помнишь подземную реку, которая протекает прямо под их фермой? — спросила Ингрид. — Она ведь впадает в океан. В воде, конечно, было большое количество токсина. А Лайонел в том амбаре работал и, конечно, дышал всем этим ядом. Потом бедняга и вовсе пропитался им насквозь, когда отправился порыбачить. Ничего удивительного, что с ним серьезная беда приключилась. — И она, повернувшись к жуткому зомби, взмахнула волшебной палочкой. — Лайонел, мне очень жаль, но я вынуждена так поступить, — произнесла она. На конце палочки возник кончик белой веревки, которая, становясь все длиннее, туго опутала Лайонела, точно кокон или смирительная рубашка. — Это удержит его на месте. Вряд ли мы сможем вернуть его обратно в мир живых — тело успело сильно разложиться. Но если нам удастся остановить Локи, душа Лайонела возродится, и он, как полагается, отбудет в царство Хельды.

Издали, с другого конца тропы, уходящей в заросли, донесся детский крик.

— Тайлер! — воскликнула Фрейя. — Ингрид, ты забери мальчика, пожалуйста. У нас есть почти сутки, прежде чем Смерть предъявит на него свои вечные права.

— А ты? — спросила Ингрид, уже приготовившись бежать к Тайлеру.

— А я займусь Локи, — сказала Фрейя и бросилась во тьму.

Глава сорок пятая КОРОЛЕВА ФРЕЙЯ

Фрейя провела рукой по плотному переплетению виноградных лоз, но чуть погодя, когда тьма понемногу рассеялась, поняла, что ошибалась. Она стояла в центре огромного лабиринта, созданного корнями дерева. Крона его закрывала все обозримое пространство. Массивные корни тянулись во всевозможных направлениях. В вышине раскинулось покрывало небес с яркими голубыми звездами. Но они даже не мигали — свет их был необычайно сильным и постоянным.

Фрейя поняла, что находится не в Мидгарде и даже не в Царстве вечного мрака. Хотя она ни капли в этом и не сомневалась. Но где она? Наверное, за пределами Вселенной…

Затем она отыскала темную полосу, пересекавшую небосвод, подобно Млечному Пути. То был ствол Мирового Древа. Она решила идти, ориентируясь на него как на компас. Пробираясь к центру, Фрейя чувствовала, как узловатые переплетенные корни раздвигаются, пропуская ее вперед. Но в итоге она оказалась в тупике. Пришлось снова проталкиваться сквозь «чащобу» в обратном направлении. Поверхность корней была настолько грубой, что Фрейя вся исцарапалась. А руки у нее были перепачканы землей — ведь она буквально прорывалась в бесконечном лабиринте корней.

Вдалеке послышался чей-то слабый голос, произносящий заклятье. Внезапно перед Фрейей открылся проход. Мгновенно высвободившись из цепких объятий Древа, она бросилась вперед сквозь тьму. Она уже узнала голос Брана, которому вторило гулкое эхо:

— Фрейя, любовь моя, ты все-таки пришла ко мне? — Он вынырнул из мрака. Фрейя сразу заметила, какой злобой светятся его глаза. Значит, сияние доброты, которое постоянно его окружало, было просто частью его магических чар — сплошным обманом, ловушкой! А то, что Бран порой проявлял неловкость и даже нервозность, свидетельствовало лишь об одном. Ему было нелегко удерживать заклятия в действии.

— Нет, — ответила Фрейя, поднимая волшебную палочку. На резной костяной поверхности играл отблеск звезд.

— Ты напрасно потратишь силы, если попытаешься воздействовать на меня с помощью колдовства, — криво усмехнулся он. Человек, которого она знала под именем Брана Гарднера, исчез. И все встало на свои места. Например, мадам Гробадан являлась великаншей Ангрбодой, вечной любовницей Локи. Ничего удивительного, что она невзлюбила Фрейю.

— Отнюдь, — снова запальчиво возразила Фрейя. — Ты, по-моему, очень долго отсутствовал и успел позабыть, кто я такая. — И она гордо выпрямилась. Став ее любовником, он навеки оказался в ее подчинении. Такова была дарованная ей власть над всеми мужчинами. — Отдай мне кольцо, Бран, — тихо произнесла она. — Ты ведь не можешь мне отказать.^[23]

И он обрел свой истинный облик. Перед ней возник Локи. Черты его лица вытянулись, стали почти гротескными. Он сделал шаг в сторону, стараясь быть в тени, и заявил:

— Разумеется. Забирай, но какой в этом смысл? Разве ты выживешь со своим драгоценным Балдером в том мире, который мной отравлен? Оставь мне кольцо, и я постараюсь остановить ядовитую кровь, текущую из раны в коре Мирового Древа. — Он просительно посмотрел на Фрейю, но она оставалась тверда и непоколебима.

— Отдай мне кольцо, — вымолвила она. Ее слова прозвучали как приказ богини.

И он не смог сопротивляться. Фрейя почувствовала, что ее окутало волной теплого зловонного воздуха. Когда смрад рассеялся, на ее ладони лежало кольцо Одина. Она внимательно рассмотрела, что оно сделано не из золота. Матово-белая, пористая поверхность свидетельствовала о том, что кольцо вырезано из кости, как раз из обломков рухнувшего моста между мирами. Последний знак власти, более древней, чем сами боги. Могущественный Один потерял его во время последней битвы Асгарда с Мидгардом. Теперь кольцо никому не принадлежало — ни единому живому существу во всей Вселенной. Его время давно миновало. Фрейя держала его, крепко стиснув пальцами, и хрупкая кость начала крошиться. Мелкие осколки посыпались вниз. Казалось, достаточно одного прикосновения, чтобы превратить волшебное кольцо в пыль.

— Не наноси ему вреда, лучше верни мне. Я дам тебе то, чего ты больше всего хочешь, — пролепетал Локи. — Если те, кто бросил меня в бездну, найдут меня, то уже не отправят в темницу. Меня просто сотрут в порошок, и я исчезну, перестану существовать. Неужели у тебя не осталась ни капли любви ко мне?

Каждое его слово — ложь, подумала Фрейя. Он никогда ничего не сделает, чтобы мне помочь. Она снова посмотрела на Локи. Все крепче стискивая в пальцах кольцо, она начала медленно его перемалывать.

— Хватит, Локи. Я не стану вести себя, как последняя дурочка, которую ты с легкостью обманывал.

— Идиотка! — вскричал он, бросаясь на землю и тщетно пытаясь подхватить хотя бы частицу той костяной пыли, что сыпалась из пальцев Фрейи. Затем, выпрямившись, он посмотрел Фрейе прямо в лицо и сказал, словно плюнул: — В таком случае тебе всю оставшуюся жизнь придется провести в этом жалком, умирающем мире!

— Нет, Локи. Как только ты покинешь Мидгард — через ту самую дыру, которую проделал в стволе Мирового Древа, — она навсегда закроется за тобой. Древо вновь станет целостным. — Собственно, то была идея Ингрид, но Фрейя надеялась, что ее сестра окажется права. Она полагала, что, как только Локи снова пройдет сквозь ствол Иггдрасиля, рана затянется сама собой, и яд перестанет изливаться в мир людей.

Локи колебался, но Фрейя продолжала наступать:

— Учти, для тебя это — единственный способ остаться невредимым, ибо кольцо я уничтожила. Только так ты можешь спастись. Вряд ли тебе захочется дожидаться того момента, когда к Балдеру вернутся силы и он вновь обретет власть над тобой. — Для Локи Балдер, бог Света и Ярости, стал бы поистине страшным противником, ибо теперь его уже не сковывали путы древнего проклятья.

Локи промолчал. Он стоял совершенно неподвижно, но Фрейя чувствовала, что он пребывает в смятении. На лице его отражались, сменяя друг друга, самые разные мысли. Вдруг он улыбнулся и сказал:

— Ты гораздо больше похожа на меня, чем думаешь, дорогая Фрейя. — Затем он резко отвернулся от нее, почти прижавшись лицом к гигантскому стволу дерева, и пробормотал несколько слов на неведомом языке.

И сразу звезды у них над головой померкли, а тропы, ведущие сквозь густую путаницу корней, задвигались и стали меняться местами в сумраке ночи. На поверхности ствола выступил неровный шрам — след от глубокой ножевой раны. Прямо из нее исходил мощный поток энергии, ощущавшийся как сильный, пропитанный ядовитыми испарениями ветер. Локи приложил ладонь к разрубленной коре, еще мгновение помедлил, словно хотел снова повернуться к Фрейе и попрощаться. Потом, передумав, он прикусил губу и бросился в пустоту. Из щели дохнуло зловонным вихрем, словно Мировое Древо, только что поглотившее бога-злодея, приобрело дополнительную мощь.

Земля вздрогнула и качнулась. Фрейя не смогла устоять на ногах. Небеса почернели, и тьма начала быстро распространяться вокруг, окутывая окружающий мир.

— Локи! — крикнула Фрейя. Ответа не последовало. И она, зажмурившись, решила переждать налетевшую бурю. Ярость Мирового Древа была подобна смерчу, но закрученному не в одном, а во всех мыслимых направлениях. Наконец ураган стих. Когда она осмелилась открыть глаза, то увидела, что Древо снова стало целым.

Фрейя поднялась, отряхнула с колен комья земли и громко окликнула сестру:

— Ингрид! У вас с Тайлером все в порядке?

— Да, мы здесь!

И Фрейя, бросившись на звук голоса Ингрид, вскоре встретилась с ней.

— Я нашла его на тропе, — сообщила Ингрид. — К счастью, он не успел миновать первые врата. Поторопимся, почти светает. Вспомни о Договоре Мертвых!

— А как Лайонел? — спросила Фрейя.

— Он исчез. Но если Локи убрался отсюда, то Лайонел, должно быть, уже на пути в царство Хельды. Но он так и хотел. Теперь душа его очистится.

— А когда мы будем дома? — осведомился Тайлер.

— Конечно. Только крепче держись за мою руку и не отпускай.

Мальчик испуганно посмотрел на Ингрид. Фрейя вспомнила, что он не любит, когда к нему прикасаются. Однако после минутной внутренней борьбы малыш дал одну руку Фрейе, а другую — Ингрид.

И они втроем направились обратно — в мир людей. Всю дорогу Тайлер спокойно шагал между двумя сестрами.

Глава сорок шестая ПРИГОВОР СОВЕТА

Джоанна, увидев, как они выходят из парадной двери «Светлого Рая», бросилась к мальчику и крепко схватила его в охапку.

— Господи, неужели вам все удалось? — Она с ужасом и восторгом посмотрела на дочерей. Она успела забыть за долгие годы чересчур тихой и пресной жизни, сколь они могут быть сильны, прекрасны и свирепы.

— Да, — ответила Фрейя, приблизившись к Киллиану и беря его за руку. Киллиан уже мог самостоятельно стоять, но к его ноге все еще была прибинтована примитивная шина, сделанная Фрейей наспех. — Хотя кто знает, где в следующий раз будет Локи.

— Не волнуйтесь. Локи еще очень долгое время не сможет освободиться, — услышали они мужской голос.

Ингрид вздрогнула:

— Папа?

Из тени спокойно и неторопливо вышел высокий седой мужчина. Его красивое лицо казалось усталым, а борода имела немного всклокоченный вид. На нем был поношенный кардиган и серые брюки — по сути дела, университетская униформа. Фрейя застыла на месте, крепко обхватив себя руками, но не выдержала и бросилась к отцу. Ингрид уже обнимала его.

— Девочки мои… — Больше Норман Бошан ничего вымолвить не смог. Он с нежностью обнимал дочерей, а Джоанна смахивала с ресниц непрошеные слезы.

— Скади, ты что же плачешь? — поддразнил ее Норман.

— Ох, Нордж, перестань. — Она вздохнула.

Повелитель морей и океанов выпустил дочерей из своих объятий и окинул обеих серьезным взглядом.

— Ваша мать сказала, что вы одни отправились вдогонку за Локи. Я беспокоился за вас. Но вы справились. Кроме того, Мидгард вновь стал целостным.

— Куда ты ездил, папа? Неужели ты действительно видел членов Белого Совета?

— Да. Я встречался и с оракулом, и с самим Одином. Как только мне удалось расшифровать код на чертежах, присланных Эрдой, я понял — выход к корням Мирового Древа находится под стенами «Светлого Рая». А потом я прочел сообщения о токсичных выбросах в океанские воды в разных частях Земли. Мне показалось, что кому-то удалось отыскать яд Рагнарёка и выпустить отраву в наш мир. А это означало только одно — Локи сбежал и решил явиться сюда, спустив с поводка свою жажду мести.

— Великие умы всегда думают одинаково, — улыбнулась Фрейя, подталкивая сестру.

Норман вздохнул:

— К сожалению, я принес вам и другие вести. Совету известно о ваших вопиющих и неоднократных нарушениях Запрета, наложенного на нашу семью после салемского процесса.

— Отлично! Мы и не сомневались!

— И что они намерены с нами сделать? — со страхом спросила Ингрид.

— На самом деле все очень просто, — ответил Норман. — Чтобы спокойно жить здесь, вы должны следовать правилам и законам мира людей. Если против вас не выдвинут никаких обвинений, Запрет будет снят и вы сможете снова заниматься практической магией. Конечно, в пределах разумного. Не следует привлекать к себе слишком пристальное внимание. Подобное условие относится и ко всем нашим, оставшимся по эту сторону моста.

Фрейя, Ингрид и Джоанна обменялись радостными улыбками. Неужели им разрешат колдовать? Но прежде чем они начали ликовать, Норман поднял руку и прибавил:

— Но если вас арестуют, подвергнут допросам и сочтут виновными, то вердикт Совета будет иным. В таком случает вас обеих сошлют в Царство Смерти, и вы десять тысяч лет станете служить Хельде.

— А если нет, то мы вольны жить так, как нам вздумается? Мы снова можем быть настоящими ведьмами, все трое! — просияла Фрейя, вспоминая ограничения Запрета. Она уже кое-что прикидывала в уме. Надо бы поскорее вытащить из кладовки метлу и подыскать приличный котелок, способный выдержать варку всех зелий, которые ей не терпелось создать.

Норман кивнул:

— Ты права.

Ингрид еще сомневалась:

— Выходит, что обвинения здешнего суда сделают нас рабынями Хельды?

— Совершенно верно.

— А как же Локи?

— Валькирии его разыщут.

Внезапно Фрейя вспомнила о той женщине, которая заходила к ним в бар в поисках Киллиана сразу после праздника. Теперь она догадалась, что и незнакомка, и та высокая девушка, с которой она столкнулась на благотворительном приеме в Нью-Йорке, — одного роду-племени. Она вспомнила, как нервничал Бран в тот вечер, ему безумно хотелось сбежать от валькирии. И когда Фрейя поняла, что Локи, оказывается, был способен обмануть даже этих свирепых и воинственных девственниц, ей сразу полегчало.

Киллиан стиснул ей руку, но в данный момент она не думала ни о нем, ни о любви. Пока ничего не решено. Их судьба в очередной раз оказалась в руках простых смертных.

Глава сорок седьмая ЗАКОН И ПОРЯДОК

Ежегодный сбор средств проходил в саду, откуда как раз и открывался тот самый сказочный вид на океан, из-за которого библиотеке чуть не вынесли смертный приговор. Впрочем, угроза миновала. Новый мэр был гораздо больше заинтересован в сохранении исконного облика Нортгемптона, чем в новых преобразованиях. А Блейк Аланд предпочел строить свои распрекрасные кондоминиумы на окраине.

Ингрид бродила среди гостей, улыбаясь и чувствуя себя довольной и счастливой. Выставка получила немало похвал со стороны историков архитектуры и искусства и была даже названа «значительным исследованием в области зодчества». Среди экспонатов были представлены планы практически всех основных зданий Нортгемптона — как старых, так и проектируемых. Чертежи были окантованы элегантными рамами, весьма умело развешаны и освещены. Фрейя уговорила сестру надеть яркое платье с глубоким декольте и распустить волосы, которые оказались на удивление пышными и длинными. В результате Ингрид чувствовала себя ужасно легкомысленной без привычного строгого пучка, но, в общем, ей все нравилось.

Она помахала рукой сестре, заметив ее на противоположном конце площадки. Фрейя предавалась привычному занятию — непрерывно целовалась с Киллианом. Парочка следующим летом собиралась пожениться, но Ингрид считала, что сейчас им следовало бы повременить с нежностями. Это все же библиотека, а не отель.

Норман и Джоанна вежливо стояли рядышком, неподалеку от чаши с пуншем. Они как раз вели себя по-светски. Интересно, подумала Ингрид, когда я, наконец, перестану мечтать о том, чтобы они вновь стали жить вместе?

Все ее друзья тоже были на выставке. Хадсон бродил по лужайке, предлагая посетителям шампанское, а Табита с лучезарной улыбкой заправляла столом с десертами.

— Ингрид? — Мэтт Ноубл в новом, прямо-таки безукоризненном костюме цвета хаки выглядел чрезвычайно элегантным. Гораздо лучше, чем в своей обычной, вечно мятой одежде. — Честно говоря, я тебя просто не узнал!

Как ни странно, Ингрид даже не покраснела и первой протянула ему руку:

— Очень рада тебя видеть, Мэтт.

— Аналогично.

— Я бы хотела…

— Не надо, пожалуйста, — остановил он ее. — Ты вовсе не обязана без конца меня благодарить. Ведь я, в общем, ничего особенного не сделал.

Отнюдь. Именно благодаря Мэтту все трагические происшествия, случившиеся летом в городке, получили, наконец, правдивое объяснение. Но сначала полностью пришла в себя Мора Тэтчер и забрала из полиции заявление. Женщина утверждала, что и понятия не имеет, почему подозревала Джоанну Бошан в нападении на нее и Билла. А Киллиан своевременно вернул найденные им «вещдоки» — окровавленную шапку и перепачканную кровью стопку одежды. Кроме того, он сообщил, что обнаружил их в подвале особняка, возле мусоросжигательной печи. Куртка и джинсы принадлежали Брану, и на них была кровь супругов Тэтчеров.

Молли Ланкастер, как выяснилось, не только жестоко избили, но и изнасиловали. Несчастный Дерек Адамс быстро признался в содеянном. Однако детективы почуяли неладное. Выяснилось, что последний номер, который набрала на мобильнике Молли, принадлежал Тодду Хатчинсону. Анализы на ДНК подтвердили, что на теле Молли были кровь и сперма Тодда, а вовсе не Дерека. Бедный парень просто сломался и сделал ложное признание по наводке адвоката, который хотел всю вину возложить на Фрейю.

Неприглядная правда вышла наружу. Молли Ланкастер и Тодд Хатчинсон были любовниками. И развлекался он не порнофильмами в Сети, а проводил время в онлайне с Молли. Целое лето Хатчинсон подвергал юную студентку сексуальным домогательствам, а в итоге еще и жестоко изнасиловал. Это подтверждали и файлы, извлеченные из его компьютера, и электронные сообщения. Кстати, из последних писем девушки стало ясно, что она порвала с Тоддом как раз накануне Четвертого июля. В интернет-дневнике, имеющем ограниченный доступ, Молли подробно описывала свою прискорбную любовную историю. Она упоминала, в частности, что собирается в предпраздничный вечер пойти в бар отеля «Север» и познакомиться с ровесником.

В мобильнике Молли сохранились эсэмэс от Тодда, который требовал, чтобы она сообщила ему свое местонахождение. Он велел девушке непременно дождаться его на пляже в тот роковой пятничный вечер. А когда Хатчинсон увидел, как Молли целуется на берегу с каким-то парнем, то убил ее из ревности.

Фрейя не смогла разгадать тайные желания мэра только потому, что они были блокированы «узелком верности», сделанным Ингрид для его жены. Магия сестер оказалась своего рода взаимоисключающей. Спустя неделю Тодд и вовсе сбежал из дома. Затем он позвонил жене и попросил, чтобы она приехала по указанному адресу и встретилась с ним. Когда Корки добралась до мотеля, он был уже мертв. Он оставил записку, в которой признавался в совершенном преступлении и во всей некрасивой истории с Молли. Корки обрезала веревку, положила на пол тело мужа и снова завязала веревку на его шее, но — другим узлом, очень похожим на тот, который ей дала Ингрид. Никто не мог понять, зачем она решила обвинить Ингрид в смерти Тодда. Адвокат Корки настаивал на снисхождении и утверждал, что у его подзащитной случилось временное помешательство, вызванное сильнейшим затяжным стрессом.

В общем, ни убийство Молли, ни самоубийство мэра не имели отношения к магии. Вампиры и зомби также не были здесь замешаны. Если Мими Форс и взяла для своих целей заложника, то он явно не являлся уроженцем этих краев. А Ингрид очень сокрушалась из-за Эмили и Лайонела. Тело художника обнаружили на лугу. Лайонела быстро похоронили на местном кладбище без лишних свидетелей. Эмили после смерти мужа собралась уезжать из Нортгемптона и попытаться прийти в себя на новом месте. Ингрид очень не хотелось с ней расставаться, однако она ничего не могла поделать. Ей оставалось утешаться тем, что Лайонел, по крайней мере, обрел мир, а не проклят навеки. Душа его отправилась в долгое странствие к иным берегам.

Но лишь после того, как все перипетии закончились, Ингрид узнала, что Мэтт не бросил Бошанов на произвол судьбы. Именно он заставил полицейских собрать новые свидетельства и улики, а потом в связи с неоспоримыми доказательствами вынудил их прекратить допросы сестер. Оказывается, Мэтт старался им помочь, а она, Ингрид, так плохо о нем думала! И теперь он стоял перед ней с бокалом вина в руках, улыбался и… вдруг между ними появилась Кэтлин.

— Мэтт! — Кэтлин выглядела потрясающе в новом красном платье и туфлях на высоченных каблуках. — Вот ты где! Я хочу…

Ингрид почувствовала, что сердце у нее вот-вот выскочит из груди, но сумела сохранить на лице приветливую улыбку. Значит, они не поссорились? Парочка опять вместе? И, возможно, отложенный романтический уик-энд вскоре состоится. Ингрид извинилась и пошла прочь.

Но спустя минуту ее догнал Мэтт:

— Эй!

— Да…

— Послушай… Кэтлин и я…

— Ты не должен ничего мне объяснять и тем более оправдываться. Я рада, что вы помирились.

— Правда? А мне показалось, что ты этому рада не будешь, — произнес он, хмуря брови.

— Прости?

— Если бы ты хоть раз позволила мне договорить до конца, — и Мэтт посмотрел ей прямо в глаза, — то сразу все поняла бы.

— Что ты имеешь в виду?

— Кэтлин и я… мы никогда и не были «вместе». Она, правда, этого хотела, но я… — Мэтт пожал плечами.

Ингрид почувствовала, как лучик надежды начинает расцветать в ее сердце.

— А ты?

— А я — нет! — сказал Мэтт довольно сердито и, поставив свой бокал на столик, сунул руки в карманы, как маленький мальчик. — Послушай, ты помнишь, как я просил тебя помочь мне… пригласить кое-кого на свидание?

Конечно, она не забыла.

— Я не знаю, что на меня тогда нашло, но ты была такой расстроенной, и я просто назвал первое попавшееся имя. А когда увидел, что тебе вроде совершенно безразлично, взял и действительно стал за Кэтлин ухаживать, однако…

— Однако?

— Мне следовало с самого начала быть с ней честным. Я ведь вовсе не ее хотел пригласить. Но ведь… Я тебе никогда не нравился, верно? Был вообще такой период, когда мне казалось, что я тебя раздражаю.

Ингрид смутилась. Господи, она ведь и впрямь вела себя с Мэттом не слишком хорошо, порой даже отвратительно! И всего лишь по той причине, что он ей… очень нравился! Ингрид никогда еще ничего подобного не испытывала, и это страшно ее нервировало.

— Но потом Хадсон сказал мне…

— Хадсон? — сразу оживилась Ингрид.

— Он заявил, что ты по-настоящему обрадовалась, узнав, что мы с Кэтлин расстались. Я и подумал, что у меня, возможно, еще есть надежда.

— Угу.

— Мы оба вели себя просто глупо. — Мэтт ласково приподнял ее лицо и заглянул в глаза. Ингрид чувствовала, что он весь дрожит. Он все время помогал ей и Фрейе! Он заставил полицейских найти улики, он спорил, требуя новых, конкретных свидетельств. Мэтт верил ей, он верил в нее! — Я хочу сказать… Ты мне давно нравишься, Ингрид! Я даже прочитал все те ужасные книги, которые ты мне нарочно подсовывала. В общем, тебе не кажется, что…

Теперь уже Ингрид ласково коснулась его щеки. А потом, прямо посреди шумного собрания, у всех на глазах, поцеловала его.

Мэтт улыбнулся.

А Ингрид покраснела и пролепетала:

— Не знаю, что на меня нашло…

Он взял ее за руку и уже не отпускал.

— Я и понятия не имею, кто ты такая, Ингрид Бошан — ведьма или нет. Я только надеюсь, что ты согласишься пойти со мной на свидание.

И он поцеловал Ингрид, и она прошептала:

— Да, конечно!

Она не знала, что принесет им завтрашний день. Она никогда еще ни в кого не была влюблена — тем более в простого смертного. Но сейчас она не жаждала заглядывать в будущее. Она решила — будь что будет, как любит повторять Фрейя, а там — посмотрим.

Эпилог

Смена закончилась в полночь, и Фрейя вышла на парковку. Но стоило ей начать искать в сумочке связку ключей, как вдруг кто-то крепко схватил девушку за запястье. Фрейя хотела закричать, позвать на помощь, но, присмотревшись к незнакомцу, лишилась дара речи. Она не могла поверить!

Юноша, старавшийся держаться в тени, приложил пальцы к губам. Он был золотоволос и прекрасен, как солнце. Глядя на него, Фрейе казалось, что она видит свое отражение.

— Фрир? — прошептала она. — Неужели? — Да, то был ее брат-близнец. — Ты вернулся! Господи, мама просто с ума сойдет от радости! — Она хотела обнять брата, но что-то в его измученном лице подсказало ей — пока с этим стоит повременить.

— Нет! — он жестом остановил ее. — Никто не должен знать, что я здесь. Иначе я не смогу отомстить за себя.

— О чем ты говоришь?

— Мне бросили вызов. В тот самый день, когда рухнул мост. Когда я там оказался, моста уже не существовало и его силу забрал себе мой соперник. — Лицо Фрира потемнело. — Фрейя, если ты меня любишь, помоги мне найти того, кто действительно виновен! Он разрушил Бофрир, а меня заставил вечно гнить в лимбе!

— Если ты имеешь в виду Локи, то его нет в мире людей. Валькирии непременно его разыщут.

— Локи — всего лишь шут. И с ним я не ссорился. Я ищу Балдера. Здесь он известен, как Киллиан Гарднер. Он забрал всю силу Бофрира, именно из-за Балдера я так низко пал. Помоги мне убить его, Фрейя! Если ты меня любишь, помоги мне его уничтожить!

Благодарности

Спасибо моему мужу и, можно сказать, соратнику Майку Джонстону, без которого моих книг попросту не существовало бы. Спасибо тебе, Мэтти, за терпение, которое ты проявляешь, когда у мамы очередной «крайний срок». Желаю тебе вырасти и стать «таким писателем, книжки которого продаются» — как ты этого хочешь. Спасибо всем моим родным и друзьям, которые готовы неделями и месяцами мириться с тем, что практически меня не видят, ибо я пишу очередное произведение. Спасибо, что были рядом, когда я заканчивала этот роман.

Спасибо знаменитой команде издательства «Гиперион»: Эллен Арчер, которая верила в мою книгу с первой минуты; Барбаре Джонс, Кристине Кайзер, Мэри Кулман, Тринану Кристиану, Саре Рукер, Махе Кхалил, Кэтрин Ташефф и Минди Стокфилд. Особая благодарность моим издателям: Джиллу Шварцману, Элизабет Диссегаард и Бренде Коупленд. Спасибо Ричарду Абейту, агенту, другу и адвокату.

Примечания

1

Вальгалла (древнеисланд.) — «чертог убитых». В скандинавской мифологии — принадлежащее верховному богу Одину небесное жилище павших в бою храбрых воинов, которые там вечно пируют. Валькирии — «выбирающие мертвых» — воинственные девы, подчиненные Одину и участвующие в распределении побед и смертей в битвах. Избранных воинов Валькирии уносят в Вальгаллу, где и прислуживают им. (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

2

Праздник учрежден в честь всех американцев, погибших на всех войнах. В большей части штатов Северной Америки День памяти отмечается 30 мая, но в некоторых южных штатах — 26 апреля, 10 мая или 3 июня.

(обратно)

3

Адольф Уильям Бугеро (1825–1905) — французский художник.

(обратно)

4

Liebchen (нем.) — дорогой, милый.

(обратно)

5

Si (исп.) — да.

(обратно)

6

Bueno (исп.) — хорошо.

(обратно)

7

Фрейя намекает на знаменитый процесс над Салемскими ведьмами 1692 года, когда была развязана настоящая охота на ведьм и колдунов всего лишь из-за диких обвинений, выдвинутых в суде молодыми истеричными крестьянками. В итоге 200 человек подверглись жесточайшим допросам, более 20 были казнены.

(обратно)

8

Checkers (англ.) — шашки; cheeks (англ.) — щеки.

(обратно)

9

Quel dommage (фр.) — как жаль.

(обратно)

10

Стиви Никс — вокалистка группы «Fleetwood Мас», образовавшейся в Великобритании в 1967 г.

(обратно)

11

Хельда, или Хель, — хозяйка Царства Мертвых в германо-скандинавской мифологии.

(обратно)

12

«Sturm und Drang» (нем.) — «Буря и натиск» — культурно-литературное движение в Германии 1770–1780 гг., проникнутое гуманистическим пафосом эпохи Просвещения, требовавшее самобытного национального искусства, изображения сильных страстей. Композитор Г. Вагнер был среди главных теоретиков движения вместе с И. Гете и Ф. Шиллером.

Ошибка автора: «Кольцо Нибелунгов» было написано композитором Р. Вагнером в 1848–1874 гг.

(обратно)

13

Знаменитый роман писательницы Харпер Ли, вышедший в 1960 г.

(обратно)

14

Небольшой остров у юго-восточного побережья штата Массачусетс.

(обратно)

15

Нарния — фантастическая страна, описанная в романах К. С. Льюиса (1898–1963). Первое произведение серии «Хроники Нарнии» — «Лев, колдунья и платяной шкаф» — было издано в 1950 г.

(обратно)

16

Розеттский камень — базальтовая плита с параллельным текстом 196 г. до н. э. на греческом и древнеегипетском языках была найдена в 1799 г. близ города Розетта. Дешифровка этого текста Ф. Шампольоном положила начало чтению древнеегипетских иероглифов.

(обратно)

17

В скандинавской мифологии — Мировое Древо, гигантский ясень, являющийся основой мироздания и соединяющий небо, землю и подземный мир — всего девять миров.

(обратно)

18

Фамилия Gardiner созвучна слову guardian (англ.), что в переводе означает «стражник, хранитель».

(обратно)

19

Рагнарёк (древнеисланд.) — «гибель богов» и всего мира, следующая за последней битвой богов и хтонических чудовищ, во время которой гигантский волк Фенрир проглатывает верховного бога Одина.

(обратно)

20

Асгард — в скандинавской мифологии — небесная обитель, крепость богов. Мидгард — «средняя» часть мира, где обитают люди, или «срединный мир», их соединяет радуга-мост Биврёст. Когда этот мост рушится, наступает Рагнарёк.

(обратно)

21

Асы — в скандинавской мифологии — основная группа богов, возглавляемая Одином, отцом большинства из них. Асы живут в небесном Асгарде, а ваны, небольшая группа богов плодородия, — в Мидгарде. Асы и ваны постоянно воюют друг с другом. Бог Фрир, или Фрейр, олицетворяет растительность, урожай, богатство и мир. Считается, что он находился в кровосмесительной связи со своей родной сестрой Фрейей. Подобные связи вообще характерны для богов плодородия. Бог-трикстер Локи, хотя и сам из асов, вечно насмехается над другими богами и часто проявляет свой злокозненный характер. Локи — кровный брат Одина, поэтому также является культурным героем. Однако он приносит немало зла, в частности, Локи и великанша Ангрбода породили хтонических чудовищ — хозяйку Царства Мертвых Хель, волка Фенрира и мирового змея.

(обратно)

22

Балдер, или Бальдр, — в скандинавской мифологии — юный бог из асов, любимый сын Одина и Фригг. Фригг взяла клятву со всех вещей и существ, что они не принесут Балдеру вреда, забыв лишь про омелу. Злокозненный Локи подсунул прут из омелы слепому богу Хёду, и тот убил Балдера. Смерть Балдера служит предвестием гибели богов (Рагнарёк) и всего мира. На самом деле Локи не был братом Бальдра, он, скорее, был его дядей, ибо отцом Локи считается великан Фарбаути.

(обратно)

23

Фрейя — в скандинавской мифологии — богиня плодородия, любви и красоты. Фрейя считается одной из ванов, однако вместе с Одином делит и отбирает убитых воинов, то есть осуществляет функции валькирии, а значит, отчасти принадлежит к асам.

(обратно)

Оглавление

Пролог ГОРОД НА ГРАНИЦЕ НЕБЫТИЯ

Часть первая ПОЛГОДА СПУСТЯ ДЕНЬ ПАМЯТИ[2] СТРАСТНАЯ МЕЧТА

  Глава первая ЛЕГКОМЫСЛЕННОЕ УВЛЕЧЕНИЕ

  Глава вторая СЕЛЬСКАЯ МЫШЬ

  Глава третья ДОМАШНИЕ УВЛЕЧЕНИЯ

  Глава четвертая МАГИЯ НАЙДЕТСЯ В ЛЮБОЙ МЕЛОЧИ

  Глава пятая РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ

  Глава шестая УЗЕЛ В ЖИВОТЕ

  Глава седьмая НОВЫЙ МАЛЬЧИК

  Глава восьмая ЩЕДРЫЙ ПОДАРОК

  Глава девятая ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО СВОЕГО

  Глава десятая БИЗНЕС КОЛДУНЬИ

  Глава одиннадцатая СВЕТ ЕЕ ЖИЗНИ

  Глава двенадцатая БИБЛИОТЕЧНЫЕ«УСЛОВНОСТИ»

  Глава тринадцатая ШОКИРУЮЩИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

  Глава четырнадцатая ВЫГОДНАЯ ДРУЖБА

  Глава пятнадцатая НЕМНОГО ДИКОЙ МАГИИ

  Глава шестнадцатая СЛОЖНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

  Глава семнадцатая СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

  Глава восемнадцатая ПОМОЩНИЦА

Часть вторая ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ ЗРЕЕТ БЕДА

  Глава девятнадцатая RHINEMAIDEN

  Глава двадцатая ТЬМА ВИДИМАЯ

  Глава двадцать первая ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРЕОДОЛЕТЬ ИСКУШЕНИЕ

  Глава двадцать вторая ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

  Глава двадцать третья ПРОПАВШАЯ

  Глава двадцать четвертая АНГЕЛ СМЕРТИ

  Глава двадцать пятая ПЕРСТ УКАЗУЮЩИЙ

  Глава двадцать шестая КЛЮЧ НАЧИНАЕТ ПОВОРАЧИВАТЬСЯ

  Глава двадцать седьмая СЕРДЕЧНАЯ ТОСКА

  Глава двадцать восьмая ПОТАЙНАЯ ДВЕРЬ

  Глава двадцать девятая МУЖЬЯ И ЖЕНЫ

  Глава тридцатая ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ

  Глава тридцать первая БЕЗВЫХОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

  Глава тридцать вторая НОЧНОЙ ВОР

  Глава тридцать третья СПАСИТЕЛЬНОЕ УБЕЖИЩЕ

  Глава тридцать четвертая ВАМПИРЫ МАНХЭТТЕНА

  Глава тридцать пятая ДОГОВОР МЕРТВЫХ

  Глава тридцать шестая СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ

Часть третья ДЕНЬ ТРУДА ДОЛЖНО БЫТЬ, БОГИ СОШЛИ С УМА

  Глава тридцать седьмая САЛЕМСКИЙ ПРОЦЕСС

  Глава тридцать восьмая ЛУЧШИЙ ВИД ЗАЩИТЫ — НАПАДЕНИЕ

  Глава тридцать девятая КОРОТКАЯ ЧУДЕСНАЯ ЖИЗНЬ ТАЙЛЕРА АЛЬВАРЕСА

  Глава сороковая ДОПРОС

  Глава сорок первая ОТРАВЛЕННОЕ ДЕРЕВО

  Глава сорок вторая GOTTERDAMMERUNG

  Глава сорок третья ПРОКЛЯТИЕ ФРЕЙИ И БАЛДЕРА

  Глава сорок четвертая ЛАБИРИНТ

  Глава сорок пятая КОРОЛЕВА ФРЕЙЯ

  Глава сорок шестая ПРИГОВОР СОВЕТА

  Глава сорок седьмая ЗАКОН И ПОРЯДОК

Эпилог

Благодарности

*** Примечания ***