Золотой барабан [Диана Банэ] (fb2) читать онлайн

Диана Банэ Золотой барабан

— Ты плачешь? — спросила Маргарет.

— Нет, — ответил мальчик, протестуя. — Я не плачу.

— Ты всегда слишком горд, чтобы признать это. У тебя что-нибудь болит?

— Нет, — повторил он. И перестал смотреть на нее, а уставился на язычки пламени, пляшущие на горящих поленьях. Она подошла к нему, пытливо вглядываясь, с большей осторожностью, чем обычно.

— Если у тебя ничего не болит, тогда почему ты плачешь? Не отрицай того, что я вижу собственными глазами.

Мальчик медленно повернулся к ней. Крупные слезы тихо скатывались по щекам. Он ничего не делал, чтобы остановить их, — одна рука у него была плотно прибинтована к груди, а другой он обхватывал неправдоподобно большой барабан. Он был красив несмотря на то, что был бледен и страдал от боли. Сердце Маргарет разрывалось от сострадания к нему. Она подошла ближе, подняла подол юбки и осушила его лицо. Слезы перестали стекать по его щекам.

— Теперь все в порядке?

— Наш принц Бонни ушел, — сказал мальчик. — Оставил меня одного. Я хочу пойти с ним.

— Ха, ты просто еще мальчик.

— Держу пари, я старше тебя и, кроме того, участвовал в сражении, в котором тебя не могло быть, потому что ты — просто девочка!

Маргарет встряхнула головой. Ее волосы массой локонов цвета свежеобожженного кирпича рассыпались по плечам.

— Не будь таким самоуверенным! Я могу изменить свой внешний вид, надеть наряд шотландского воина. Я была бы хорошим солдатом. Я могу поднять старинный палаш моего отца, тогда как твои запястья тонкие, как палочки. Барабанные палочки. Перестань хвастаться, барабанщик!

— Мне тринадцать, а скоро будет четырнадцать.

— Мне тринадцать тоже, — Маргарет опустилась подле него. — Меня зовут Маргарет, я из рода Макквари. Это дом моего отца. А как твое имя, барабанщик?

— Дуглас из рода Дугласов.

— Мой отец сказал, что вы останетесь здесь до тех пор, пока не заживет ваша рана, Дуглас из рода Дугласов, — она разглядывала барабан, который он плотно прижимал к себе. Его золотые ленты сверкали от отблесков огня в камине. — Расскажи мне о своем барабане.

Январь, 8, 1993

— Я знаю, я встаю, встаю! — не открывая глаз, Мегги протянула руку, пытаясь найти пальцами кнопку электронного будильника. Она нашла ее, но было уже поздно — сон ушел.

— Проклятье! — выкрикнула она в пустоту.

Мегги жила одна.

Она открыла глаза, вытащила ноги из-под одеяла и села на край кровати. Свирепо посмотрела на радио, из которого звучала утренняя музыка. Последнее дело — спать под музыку, пробуждаться в тревоге. Такое случалось с ней все чаще и чаще, и она знала, что это было признаком переутомления. Причем и физического, и умственного. Мегги сунула ноги в домашние тапочки, приготовила кофе, но окончательно проснулась только после душа. Когда она стояла под струями с закрытыми глазами, то обрывки сновидений вновь вернулись к ней. Она почувствовала какую-то вспышку, блеск чего-то золотого… Мегги осторожно повернулась, ее глаза были все еще закрыты. Она направила струи на подставленное лицо. Ощущения, грезы снова возникли. Они были хорошо знакомыми, звали к себе, манили, притягивали ложными надеждами. Она начала убеждать себя, что нет никаких снов, иллюзий, глупых мыслей, есть только работа, жизнь продолжается… хотите вы этого или не хотите.

Она закрыла душ, вытерла тело полотенцем, затем феном высушила волосы. Они у Мегги были необычного рыжего цвета и такие упрямые, что их было практически невозможно уложить в прическу. Ее кожа была молочно-бледного цвета, как у всех натурально рыжих, а глаза — зеленовато-карие. В зеркале отражалось худое тело — обладая повышенной критичностью, она не любила свое отражение. Одна вещь устраивала ее полностью — ее работа. Она требовала мало забот, ей не надо было выглядеть элегантной и яркой. Она любила длинные свободные свитера, шерстяные зимой и хлопковые летом, поверх узких брюк — одежда, вполне приемлемая для коммерческих художников, которые работают на вторых ролях в рекламных фирмах Атланты. Это было как раз то, чем Мегги жила все это время. Ей нравилась ее работа в Атланте, куда она приехала сразу после окончания колледжа, восемь лет назад. Да, тогда, восемь лет назад, она могла доехать до места работы за 10 минут; теперь она постоянно попадала в уличные пробки и хотела избежать этого, собираясь переехать жить на юг. «Конечно, это не очень хорошо», — рассуждала она, осторожно двигаясь на своем «саабе» вдоль загруженной улицы. (Много позже она убедилась в том, что переезд на юг был бы не лучшим вариантом.)

Вдруг Мегги почувствовала, что ей страшно хочется выпрыгнуть вверх над потоком машин и нестись, раздирая одежду и волосы, пронзительно крича, как фурия. «Боже мой, неужели я на самом деле хочу так сделать?» — подумала она и так сильно вцепилась в руль, что побелели кончики пальцев.

За ланчем она поделилась этими мыслями со своей подругой Ритой, которая была сейчас старшим иллюстратором. Общение с ней было очень важным для продвижения по служебной лестнице. Мегги тоже хотела стать старшим иллюстратором, оставаясь в двадцать девять лет все еще коммерческим художником.

— Фурия с обнаженной грудью? — Рита выкатила глаза. — Ты, кроткая, смирная Мегги!?

Мегги ковырнула вилкой и отодвинула салат. У нее не было аппетита.

— Я не всегда такая. Просто… просто научилась контролировать себя. Но я думаю, что мой контроль не срабатывает — я хочу сказать, что я чувствую, как хочу выйти из-под контроля. Но я не уверена, куда выйти и как? Это очень пугает меня.

— Х-мм, — у Риты были гладкие черные волосы, темно-карие глаза и длинные пальцы, которые сейчас были сплетены под подбородком, а локти она поставила на стол. — Меня всегда интересовало, что у тебя творится внутри. Может быть, твоя натура похожа на дремлющий вулкан, и сейчас он близок к извержению?

Мегги усмехнулась:

— Ничего драматического. Вероятно, это какая-то депрессия, которая всегда бывает после праздников, например, после Рождества или Нового года. Они всегда доставляют мне трудности. Может быть, и сейчас я переживаю их последствия.

— Как скучно и какая проза. Мне больше нравится моя теория вулкана. Но серьезно, Мегги, я думаю, что тебе необходим отпуск. Или новый мужчина. Как долго это тянется с…

— Не очень долго! Отпуск — да, мужчина — нет. Новый мужчина, я думаю, что никогда! — и в довершение реплики Мегги высунула язык и скорчила гримасу.

— И тебе тоже? — сказала Рита. — Что с тобой, Мегги? Ты не подпускаешь к себе людей. Ты уже несколько месяцев ни с кем не встречаешься.

— Давай прекратим это, Рита, остановимся на идее отпуска. Еще есть время все обсудить, я думаю, пара месяцев.

— Ты думаешь выдержать так долго?

— Я полагаю, что мне придется это сделать. Ты, должно быть, видела кучу материалов на моем столе!

— Я знаю, что это значит, поэтому нам сейчас лучше вернуться к работе.

Несколько позже Мегги сидела на высоком стуле, делая наброски карандашом. Совершенно непроизвольно дремотное чувство овладело ею. Золотые блики падала ей на веки, и она закрыла глаза. Ее рука, державшая карандаш, бессильно опустилась на стол. В ее голове рисовалась картина: сказочный барабан, стянутый крест-накрест золотыми тесемками, а сам он был красно-черный, позолоченный местами.

— Золотой барабан, — пролепетала она, открывая глаза. Вспышкой озарения вспомнила: пару дней назад читала в газете большую статью о необычном месте, где все еще праздновали старое Рождество, шестого января, день этот называли Эпифани. Проводили шествие, и обязательно со старым, легендарным барабаном… «Как странно! — подумала она. — Что за бред приходит в голову — мечтать и даже видеть это так ясно!» Мегги встряхнула головой — она никогда не видела такого барабана, никогда не слышала о нем ничего до чтения этой газетной статьи и не могла даже припомнить все содержание целиком. Пора было продолжить работу — она не могла сидеть ничего не делая. Она прогнала барабан из головы. Но не из своих грез. Той ночью она мечтала, и сновидения снова возникли точно в то же время, что и в предыдущую ночь.

Июнь, 29, 1746

— Расскажи мне о своем барабане.

Просьба Маргарет проникала прямо в серые глаза Дугласа, и они заблестели на его очень бледном лице. Его голос, все еще подростковый, высокий, срывался на шепот:

— Сам принц дал мне барабан, и он назвал его Золотой барабан, и мне, смелому барабанщику, дал нести его первым. Он сказал, что барабан благословит сражение.

— Но так или иначе мы потерпели поражение, — сказала Маргарет хмуро, поддерживая подбородок руками. — Более тысячи человек напали на Драммоси Муэр в местечке, называемом Куллоден. По крайней мере, так я слышала об этом от кузины Флоры.

— Да, это так, — Дуглас подражал ее хмурому настроению. — Наши роды никогда не будут такими же снова.

— Я полагаю, что ваш барабан был освящен для несправедливой войны.

— Это не мой барабан, это барабан принца Бонни Чарли, и это плохо, что ты, девчонка, несерьезно относишься к этому!

Маргарет тряхнула головой и скрестила руки на том месте, где начинала формироваться грудь.

— Я не буду с тобой общаться, если ты постоянно будешь называть меня «девчонка». Лишь мой отец называет меня так, но поскольку моя мама умерла в прошлом году, я — хозяйка в этом доме! Кстати, я не хотела тебя обидеть неуважением к барабану принца. Хотя, по-моему, это больше твоя вещь, чем его.

— Я согласен с тобой, Маргарет Макквари, это весьма справедливо. После сражения никто не остался мальчиком, все повзрослели, это совершенно верно. Мой отец умер там, при Драммоси. Я до сих пор удивляюсь, как я остался жив.

— Я прошу меня извинить, — сказала Маргарет. Она смотрела на огонь, думая о смерти, о войне и о шотландской гордости. — Мой отец сказал, что Макдональды, хотя они и наши родственники, поступили глупо, последовав за молодым наследником престола. И даже когда невозможно было бороться, они посылали деньги.

— Деньги были необходимы, пока шла борьба, — сказал Дуглас значительно. Он поднял голову и посмотрел на Маргарет с интересом. — Я слышал, что Флора Макдональд — ваша кузина?

— Да, — улыбнулась Маргарет.

Дуглас понизил голос до шепота, поскольку было опасно говорить об этом, но кто мог устоять от соблазна:

— Смелая женщина Флора Макдональд! Как умно она помогла принцу спастись, нарядив его в одну из своих служанок!

Маргарет кивнула, ее глаза сияли:

— Моя кузина умная и смелая, но я уверена, вы знаете, то, что она сделала, — это большой секрет. — Она ловко сменила тему разговора: — Я мало знаю о тебе и о том, как Золотой барабан спас тебе жизнь.

— Да, — он задумчиво кивнул головой. — Это верно. Картечь, что пробила мое плечо и сломала кость, должна бы поразить меня в грудь, но она скользнула по ободу верхней части барабана, — он неуклюже повернул барабан на коленях, поскольку мог пользоваться только одной рукой, и указал кивком. — Смотри, вот здесь, где ободок, имеется вмятина. Барабан и я, мы оба будем носить шрамы.

Маргарет приблизилась так, чтобы можно было лучше рассмотреть вмятину.

— Я думаю, что ты получил большее повреждение, чем барабан, — заявила она, поднимая глаза на Дугласа, — на нем лишь крошечная вмятина.

Она оказалась слишком близко к нему и понимала, что ей следовало бы вернуться на прежнее место, но не могла этого сделать: его глаза притягивали и держали ее — они были серыми, с черными ободками. Такие необычные, такие глубокие и спокойные. Это не глаза простого парня, о, нет! Ее сердце забилось чаще, у нее перехватило дыхание, она почувствовала что-то новое, дикое и сладкое.

— Твои волосы ярче огня, Маргарет, — сказал он.

В этот момент она поняла, что любит его. Он был еще мальчиком, но она видела, как он становится мужчиной. Маргарет сказала мягко:

— Ты льстишь мне, Дуглас Дуглас.

Он попробовал улыбнуться, но гримаса боли искривила его губы, а на лбу выступили крупные капли пота. Он опустился на стул, потеряв опору о барабан, и инстинктивно пытался дотянуться до него раненой рукой.

— А-аа! — вскрикнул он, затем сомкнул губы и воцарилась тишина.

Маргарет вскочила на ноги, не обращая внимания на барабан, который упал на пол и издал резонирующий звук. Она подхватила Дугласа под плечи и поддержала его осторожно, приговаривая:

— Тебе необходимо лечь, отдохнуть, а не сидеть на стуле перед огнем. Идем, я помогу тебе лечь в постель.

— Уф, — выдохнул Дуглас, слишком ошеломленный своим состоянием, чтобы разговаривать. Он прислонился к Маргарет. Пот струился с его горячей кожи. Маргарет понимала, что этот жар не от огня камина. Она видела это и ранее: потоотделение, внезапная лихорадка означали, что рана заживает плохо. Дуглас весь горел, и она была в страхе за него. Страх сделал ее сердитой.

— Идем со мной, Дуглас из рода Дугласов, ты, большой, тяжелый и неуклюжий парень! Ты пытаешься убить себя, так рано встав с постели? Ты пытаешься походить на какого-то героя?

— Не надо, н-нн, — он слабо проворчал: каждый шаг к кровати на другой стороне комнаты требовал усилий, — не надо сердиться на меня так, Маргарет, я, н-нн, я знаю, что я не герой.

— Молчи, идем!

Раскачиваясь из стороны в сторону, шатаясь и спотыкаясь, они продолжили путь до кровати. Маргарет присела, напрягая все силы, пытаясь осторожно положить Дугласа на постель. Со стонами, едва в сознании, он опустился на кровать с ее рук. Суетясь и сглатывая слезы, она поправляла подушку под его головой, положила его ноги и укрыла шерстяным одеялом, а поверх — своей накидкой. Дуглас метался, двигая здоровой рукой.

— Золотой барабан! — вскричал он.

— О, все хорошо, я сейчас принесу его, твой прекрасный барабан!

Она бросилась через комнату к камину, где лежал барабан. Когда она вернулась, Дуглас потерял сознание. Его черные волосы прилипли ко лбу в беспорядке, а на щеках горел нездоровый румянец от лихорадки.

— Не умирай, маленький барабанщик! — горячо умоляла Маргарет. Она крепко прижимала барабан к груди. Вещь чувствовала жизнь, казалось что-то там билось внутри, как сердце Дугласа. — О, Святая Мать и все святые небес, дайте ему жить, пожалуйста, дайте ему жить, — молила Маргарет. Ее слезы струились по щекам, падали на барабан и стекали вниз по позолоченным обручам.

Январь, 9, 1993

Мегги Росс что-то пробормотала и повернула голову на подушке. Ее глаза были мокрыми от слез, но она не просыпалась.

Январь, 13, 1993

— Газеты начала этого месяца? — спросила библиотекарь. — Ежедневные или воскресные?

— И те, и другие, — сказала Мегги. — Я не знаю точной даты. И собираюсь найти нужную статью, просматривая каждую газету. Видите, где-то была статья…

Она остановилась, нервно запустив пальцы в свои густые волосы. Если бы она сказала библиотекарю о том, что ищет статью о Золотом барабане, потому что он часто посещает ее в сновидениях, то женщина решила бы, что она точно сошла с ума.

— А, вы собираетесь выполнить исследование, — библиотекарь составила свое собственное заключение, ее глаза заблестели за стеклами очков. — В этом случае, вы не будете возражать, — в цокольный этаж. Вы знаете, у нас мало места, и здесь мы храним воскресные газеты за месяц и текущие еженедельники, остальные находятся внизу, а те, чья давность более трех месяцев, фиксированы на микрофишах. Идемте со мной, я покажу вам.

Мегги почувствовала наплыв благодарности, которая вызвала у нее слабость в груди.

— Большое вам спасибо.

Библиотекарь тем временем продолжала:

— У нас есть план фиксировать газеты на лазерном диске вместо микрофильмов, но эта технология меняется так быстро, что у нас не хватает свободных средств на то, чтобы обеспечить эти новшества. Придется идти по лестнице вместо лифта, если вы не возражаете.

— Прекрасно, — сказала Мегги. Ее мозг и тело были так нетерпеливы вблизи цели, что она мысленно подгоняла: быстрее, быстрее.

— И так во всем, — продолжала болтать женщина, — выглядит так, как будто мы не хотим получить лазерные диски как можно скорее. Библиотечная политика, вы понимаете. Хранение старых газет, к сожалению, имеет низкий приоритет у людей, что сидят на бюджете. — С мягким жестом и теплой улыбкой, полуобернувшись, она добавила: — Не каждый, даже в библиотеке, может оценить значение научных исследований.

— Мм-хм, — сказала Мегги с тонкой усмешкой, надеясь, что ее нетерпение не заметно.

Они прошли через тускло освещенный узкий коридор с рядами книжных полок всех размеров и толщины. Их шаги гулко звучали на бетонном полу, и воздух был немного влажным, характерным для атмосферы подвала.

— Это удачно, что вам нужны относительно свежие газеты, иначе пришлось бы работать с микрофишами и микрофильмами, а это так утомительно для глаз.

— Мм-хм, — хмыкнула Мегги снова, кивая головой в знак согласия, хотя она совсем ничего не знала о чтении микропленок или микрофишей.

— Наконец-то мы пришли! — библиотекарь щелкнула выключателем так, что мгновенно осветила все полки секции. Она указала и добавила: — Газеты Атланты здесь. Если вы хотите просмотреть другие, например, «Вашингтон Пост», «Нью-Йорк Таймс» и так далее, вы найдете их вон там. У стены есть столик, где вы можете сесть. Я думаю, что вам необходимо делать записи.

— Да, — Мегги кивнула, — большое вам спасибо.

— Теперь я оставлю вас одну. Вы можете сами найти путь назад?

Мегги заверила ее, что может, затем склонилась над полками с газетами Атланты. Шаги библиотекаря удалились, и вскоре Мегги окружила полная тишина.

Июль, 15, 1746

Дуглас Дуглас боролся за жизнь. Маргарет Макквари, у которой были навыки по уходу за больными и ранеными — она в течение года училась этому, заботилась сейчас о нем. Опыт она приобрела, когда ухаживала за больной матерью. Она сделала себе соломенную постель в его комнате, несмотря на возражения отца, и могла вздремнуть, когда имела свободную минутку.

Ее рыжие волосы были не чесаны и спутались в клубок, зеленовато-карие глаза были окружены глубокими тенями, следы грязи виднелись на лице. Дни шли за днями, и ночи, бесконечные ночи Дуглас метался и стонал, бормотал и плакал в бреду. Маргарет омывала его лицо и тело прохладной влажной тряпкой, насильно поила его, осторожно разжимая сухие от лихорадки и жара губы, обрабатывала его зловонную рану. Но ему не становилось лучше. Наконец, в отчаянии и полусознательно, от истощения Маргарет обратилась к Золотому барабану:

— Ты, глупый, глупый барабан! Ты лежишь здесь весь блестящий, сияющий и самоуверенный, в то время как твой хозяин умирает! Тогда зачем ты спасал ему жизнь? Чтобы умирать, как сейчас? Сделай что-нибудь, барабан, помоги мне спасти его! Ты спас его однажды, помоги мне спасти его сейчас!

Звук собственного возбужденного голоса отрезвил ее, и она опустилась на постель, пристыженная. Она должна бы была молиться, а не кричать на барабан Дугласа. Она была такой измученной, что сознание почти отсутствовало.

Барабан начал сам выстукивать:

— Рат-тат-тат, рат-татта-тат.

Находясь в забытьи, она не слышала этого, или если слышала, то не осознавала, что происходит. Вскоре Маргарет поднялась с постели, выпрямилась и пошла к двери. Она позвала служанку и сказала:

— Принеси мне виски.

Старая служанка взглянула на нее с удивлением, но выполнила, что ей велели. Маргарет взяла бутылку, поблагодарила ее и закрыла дверь. Затем взяла бутылку, откупорила ее, понюхала и сделала маленький глоток. Он прокатился по горлу, обжигая, как огонь, и выражение удовольствия появилось у нее на лице. Да, виски обжигает, и это то, что она хотела узнать. Она не понимала, откуда у нее взялось вдохновение, но теперь ее действия были уверенными и быстрыми. Маргарет сняла бинт с раны на плече Дугласа. Рана снова была полна гноя и издавала зловонный запах, хотя она меняла повязку совсем недавно. Дуглас не пошевелился: он не двигался и не стонал долгое время, и Маргарет была уверена, что конец близок. Она коснулась его лица прохладными, любящими пальцами и прошептала:

— Это будет больно, но ты будешь жить. Виски уничтожит яд, я ручаюсь за это!

Она наполнила огненной жидкостью открытую рану. Дуглас издал долгий и тяжелый стон, по его телу прошла судорога, но он был слишком слаб, чтобы двигаться больше. С непреклонным выражением на лице Маргарет продолжала лить виски на рану.

Февраль, 1, 1993

— Аутер Банкс? Что такое Аутер Банкс? Ты хочешь сказать — это новооткрытая Шотландия на американском материке? В зимнее время? — Рита с удивлением подняла брови.

— Нет, это не новая Шотландия, — объяснила Мегги тихо. — Я думаю, что это где-то в Северной Каролине. И это то место, куда я собираюсь. Именно сейчас, зимой. Я уезжаю завтра и пробуду там две недели, — она улыбнулась. Теперь, когда решение принято, она могла расслабиться и почувствовать покой.

Рита отхлебнула маленький глоток кофе, разглядывая Мегги поверх ободка чашки. Они устроили перерыв и пили кофе в офисе Мегги, сидя на высоких стульях за чертежными столами. Рита все еще не была убеждена.

— Я согласна, что тебе необходим отпуск. Бог знает, как ты ужасно выглядишь. Но ты всегда ездишь во Флориду. Если ты хочешь что-нибудь другое, более интересное, почему бы не Ямайка? Или Бермуды? Поезжай, Мегги, доставь себе удовольствие! Никто не ездит в Северную Каролину в отпуск, каждый знает, что в холодное время года надо ехать на юг, но не на север!

Мегги пожала плечами:

— Я не как все. Ведь мы уже это знаем.

Она хотела сказать Рите правду, но не решилась. Во-первых, доверять свои тайны кому-либо было для нее очень трудным даже в лучшие времена. Во-вторых, сейчас были не лучшие времена, и к тому же она не хотела давать повод Рите для развития ее теории вулкана.

Правда заключалась в том, что Мегги преследовали сновидения, которые очаровывали ее, хотя при пробуждении она могла вспомнить лишь их обрывки. Эти сновидения были связаны как-то с легендарным барабаном из легендарного места по имени Роданте, в Северной Каролине, в Аутер Банкс. Она решила быть там и все увидеть собственными глазами. Конечно, это было не совсем умно — поступать таким образом, совсем не похоже на то, что Мегги делала раньше. Но у нее была уверенность, что так надо поступать.

Рита нелегко согласилась. Она сказала:

— Да, но…

Мегги прервала ее, как будто не слышала.

— Я собираюсь ехать туда, в Аутер Банкс, потому что я хочу ехать туда. Не Флорида, не Ямайка, не Бермуды. Я еду туда на автомобиле, я забронировала гостиницу в городке под названием Мантео. Звучит романтично, не так ли?

Февраль, 2, 1993

Мегги проехала через вереницу холмов, которые зимой были рыжего цвета. В небе плыла легкая белая дымка. Снега не было, но было холодно. В Чарлотте, на границе между штатами, дорога повернула в восточном направлении, и движение стало более оживленным. Она вела машину уже шесть-семь часов. Затем она остановилась на ночлег в Релае, как подсказала ей карта автодорог.

Июль, 17, 1746

— Хорошо, — сказал Александр Макквари, лорд Дункеллен, своей дочери. — Я вижу, ты не убила его своими манипуляциями. Да, теперь он будет жить. Однако, если бы он знал, что произошло, то, может быть, захотел бы быть мертвым!

— Отец, — Маргарет с силой притянула к себе плотного седовласого мужчину и, увлекая в сторону и перейдя на шепот, сказала, — ты не должен так говорить. Он может услышать тебя!

Дуглас из рода Дугласов дремал, его бледное лицо выглядело изможденным, но спокойным, его талисман, барабан, был на полу рядом.

— Англичане будут охотиться за этим парнем, если обнаружат, что он жив, — сказал Александр. — Они охотятся за всеми шотландцами, кто выжил в битве при Куллодене. Может быть, лучше для него было бы, если бы он умер, — повторил Александр. — Бедный мальчик, теперь у него нет дома. Куда ему идти, дочка? Англичане захватили земли старого Дугласа, который был отцом мальчика. Я полагаю, что парня могут выдать волосы, их цвет указывает на принадлежность к клану Дугласов, а все выжившие из этого рода схвачены и заключены в тюрьму. Казнены большинство из них. Казнены или нет, но их земли уже конфискованы.

— Молодой Дуглас знает об этом?

— Нет, я сомневаюсь, вести еще не дошли сюда, в Скай, ужасные вести для всех, кто сражался при Куллодене. Охотятся за всеми родами, дочка. Говорят, что есть клятва для всех шотландцев никогда не браться за оружие, за исключением службы у короля Англии. Что еще хуже, так это то, что родам запрещено носить национальную клетчатую одежду, шотландки и даже играть на трубах.

Маргарет была ошеломлена. Ее рот беззвучно открылся, а брови поднялись вверх.

— Уверена, что это неправильно! Волынки и шотландки, они делают нас такими, какие мы есть, отец!

— Правильно, моя девочка, — согласился ее отец. — Почему они запретили все это. Англичане хотели бы вынуть, выхолостить саму душу шотландцев, если бы они могли сделать это! — Он отвел назад плечи и прочистил горло, восстанавливая свое спокойствие. — Довольно об этом. Юный Дуглас может остаться здесь до полного выздоровления. Но затем ему придется покинуть этот дом. Мы не можем больше, чем есть, подвергать опасности наш дом. Пошли, Маргарет. Ты спасала ему жизнь, но долгое время пренебрегала другими обязанностями.

— Да, папа, — сказала она покорно.

Позднее, глубокой ночью, Маргарет вернулась назад в комнату Дугласа и еще раз села на его кровать, наблюдая, как он спит. Она подняла сползший плед и покрыла его им. Он был причудливой смеси цветов приглушенного зеленого и черного — цветов рода Дугласов. Она взглянула на свои плечи: ее плед был сочетанием красного и зеленого — цветов Макквари. В выражении ее лица появились жесткие черточки. Чьи-то законы могут отобрать у шотландцев их родовые знаки, да никогда!

Дуглас пошевелился. Маргарет взяла его руку и осторожно склонилась над ним. Он открыл глаза, она пристально посмотрела в них и увидела, что теперь они живые, впервые за последние недели. Она видела отражение собственного лица в их серой, с черной каймой, глубине.

— Маргарет! — воскликнул Дуглас, и медленно лицо его озарилось улыбкой.

— Да, Дуглас, — она ощутила свет и радость на своем лице.

Февраль, 3, 1993

Мегги Росс проснулась с улыбкой на лице. Она с удовольствием потянулась. Однако шум будильника немного испортил настроение при пробуждении. Как прекрасно… Она снова потянулась, затем повернулась на другой бок, натягивая мягкое одеяло до подбородка. Одеяло, одеяло… что-то наподобие шотландского пледа. Разные оттенки зеленых квадратов с черными полосками: что они могли означать? Да, действительно так. Да, одеяло было в ее сновидениях, и в последнюю ночь ее посещали приятные грезы. Он будет жить, это главное, этот мальчик с барабаном. Так, может быть, она найдет какой-то конец в своих сновидениях, этой странной, непрерывно длящейся истории, которая приходит к ней почти каждую ночь в течение последних нескольких недель? Не то чтобы она помнила все детали — нет, они постоянно исчезают. «Так или иначе, — думала Мегги, поворачиваясь на спину и глядя на потолок своей комнаты в мотеле, — я рада, что он остался жив, кто бы он ни был».

Сновидения имели атмосферу прошлого, чего-то такого, что происходило много лет назад. «Но это не мое прошлое», — подумала Мегги и нахмурила лоб. Она совершенно определенно знала, что ни одной ночи не проведет без заботы о том больном мальчике!

Второй день поездки очень сильно отличался от первого. Маршрут № 64 от Релая имел только двухполосную автостраду, где не было возможности обогнать порой медленно движущиеся грузовики. Но постепенно она смирилась с медленной ездой. Хотя всей душой стремилась вперед и вперед.

Когда Мегги ехала, она выработала теорию, которая пришла ей на ум относительно ее сновидений: может быть, она видела фильмы по телевизору, в которых сюжет был основан на легендах, в том числе о Золотом барабане. А газетная публикация дала толчок этому, и теперь история из подсознания переместилась в ее грезы и сновидения. Теория ей понравилась — она лишала волнений и беспокойств по этому поводу.

Мегги перестала теоретизировать и начала рассматривать сельские пейзажи. Это ее очень заинтересовало. Стали регулярно появляться маленькие городки с великолепной колониальной архитектурой. Исторические памятники, встречающиеся на пути, были интригующей частью путешествия, но она не соблазнялась на более детальную экскурсию, а смотрела через окно автомобиля. Наконец пейзажи стали более плоскими, с редкими деревьями и большой массой оголенной земли.

Когда Мегги провела за рулем около четырех часов, то почувствовала изменения в воздухе. Она опустила стекло и принюхалась. Сделала глубокий вдох. Воздух был острым и чистым, с явно ощущающимся привкусом моря.

— Да, да! — воскликнула Мегги. Ее кожу пощипывал морозец, а все тело ожило в предвкушении встречи с неизвестностью.

Вскоре дорога перешла в длинную дамбу, а затем в мост. Она пересекла Аллигатор Ривер, которая вряд ли была рекой, скорее небольшой залив Албетал Саунд. Налево простиралась водная гладь до самого горизонта. Мегги не могла объяснить, почему ее, коренную жительницу Среднего Запада, приводит в такой восторг море. Она лишь знала, что никогда не могла полностью насладиться видом моря, и чем более диким был морской берег, тем больше он нравился ей. Она еще раз убедилась, что движется в правильном направлении. Теперь она оказалась на длинном-длинном мосту, окруженном на много сотен метров вокруг водой. Хотя вода была неспокойной, серой из-за облачного неба, ее широкая гладь приводила Мегги в трепет.

Она помнила названия, которые выучила по карте: Албетал Саунд — налево, Кроутен Саунд — направо, а прямо впереди — Роаноке Айленд и город Мантео, где у нее зарезервирован номер в гостинице «Элизабет Инн».

Роданте, местечко, упоминавшееся в статье о Золотом барабане, было ее окончательной целью, но она не могла остановиться там в это время года. Когда она обнаружила его на карте, то поняла почему: оно располагалось на острове Хаттерз, который, подобно гребню, далеко выдавался в Атлантику. Лишь закаленные, крепкие люди могли иметь желание останавливаться здесь, выдерживая зимние штормы. Та же карта показала, что остров Роаноке располагается между Аутер Банкс и материком, и теперь ей пришлось повернуть налево, на мост, и направиться в Роаноке. Здесь она сразу увидела преимущества расположения на шельфе: деревья были зелеными даже зимой. А через несколько минут ей открылся вид города, где небольшой лес мачт возвышался над кораблями в гавани.

Гостиница «Элизабет Инн» снаружи оправдывала свое название. С характерной побелкой и поперечными балками, внутри было все, как обещано в рекламном проспекте, — полный сервис с рестораном, плавательным бассейном и оздоровительным центром. Мегги расположилась в своей комнате и с радостью заметила, что она была вполне комфортабельной и даже имела небольшой холодильник. Она решила проверить наличие продуктов в нем, так как в этом случае могла не зависеть от работы ресторана. Но в данный момент она была голодна, поскольку ничего не ела с утра, и спустилась в ресторан.

Когда поела в обеденной комнате ресторана, то заметила, что на улице заметно посерело, небо еще больше заволоклось тучами и усилился ветер. Ехать по другому мосту в Роданте в такую погоду не показалась ей заманчивым предприятием. Поэтому она сменила планы и пошла изучать Мантео пешком.

Небольшая освещенная витрина в магазине впереди манила к себе, как маяк. Она приблизилась и увидела книги на одной стороне витрины, рисунки, пейзажи, морские пейзажи, по большей части акварели, — на другой. Она была заинтересована и к тому же продрогла, а магазин предлагал ей укрытие от ветра и тепло. Она пошла внутрь. Колокольчик прозвенел, когда она открывала дверь и когда ту быстро захлопнуло порывом ветра.

Ярко-рыжие волосы Мегги были растрепаны и чуть намокли от дождя. Щеки горели, внезапно ее охватила легкая слабость, даже некоторое головокружение. Девушка плотнее затянула пояс теплого полупальто, но освободила горло от шерстяного шарфа. Она была единственным человеком в помещении. Владелец магазина, должно быть, услышал колокольчик и неспешно выйдет к ней. Мегги огляделась, оценивая уютную атмосферу, и начала осматривать полки с книгами вдоль стен. Мужской голос произнес:

— Если вам необходима помощь, дайте мне знать.

Голос звучал рядом. Мегги обернулась и увидела мужчину в десяти футах от себя. Он был высок, с черными волосами и черными бровями, с великолепной бородой, тоже темной, но с проседью. Одет во фланелевую шотландскую рубашку цвета морской волны с серым, темно-серые брюки. Ни лицом, ни телосложением он не был похож на типичного владельца книжного магазина. Он выглядел как человек стихии, как будто всецело принадлежал Природе, Ветру и Воде — как моряк или рыбак.

— Я, ой, — внезапно, почти полусознательно вымолвила Мегги, — я больше зашла сюда, чтобы укрыться от ветра и немного согреться.

Он подошел ближе. Она видела, что он улыбается, губы, изогнутые в улыбке внутри бороды и усов, были полные и чувственные. Он сказал вежливо:

— Вы можете оставаться здесь, сколько пожелаете.

— Вы думаете, это начало шторма? Я весь день провела в машине, не слышала радио и понятия не имею насчет прогноза погоды… или о чем-либо вообще, — Мегги приблизилась к нему.

— Ничего серьезного с погодой не произойдет. Только сильный дождь день-другой, не стоит беспокоиться об этом. Вы первый раз здесь, в Мантео? Я не помню, чтобы видел вас раньше здесь.

Она почти услышала, что он не договорил: «Уверен, что запомнил бы вас». Мегги кивнула.

— Да, первый. Меня зовут Мегги Росс. Я из Атланты, — она опустила руки в карманы пальто, поскольку не хотела предлагать рукопожатие — ей казалось неудобным делать это. Да она и не горела желанием продолжить знакомство.

— Джеймс Джентри, — он протянул ей руку, и она, после минутного замешательства, вынуждена была пожать ее. Его рукопожатие было твердым, теплым и кратким. Он сказал:

— У вас очень озябли руки. У меня приготовлен кофе, для себя и покупателей. Не хотите ли чашечку? Это согреет вас.

— Да, спасибо. Это было бы очень кстати.

Мегги последовала за ним вглубь магазина, где многоцветный тряпичный ковер покрывал пол перед старомодной плитой с дровяным отоплением. На плите стоял эмалированный кофейник, а по сторонам стола — пара стульев. Она села на один из них и высвободилась из своего пальто — печка давала достаточно тепла.

— Это полуфабрикат кофе, — объяснил хозяин. — Вы знаете, соединение двух частей дает в результате вполне натуральный вкус и аромат. Вам с сахаром и сливками?

— Нет, просто черный, пожалуйста.

Он повернулся к ней и подал керамическую чашку. Она с благодарностью взяла ее двумя руками. Он снова повернулся к плите и налил чашку себе. Затем подвинулся ближе и стал наблюдать за ней, припивая кофе маленькими глоточками.

Мегги пристально взглянула в его глаза, которые так внимательно ее изучали. Они были спокойные и такие необычные, каких она до сих пор не встречала: серая радужка, окаймленная снаружи черным ободком. Мегги снова почувствовала головокружение, как при входе в магазин. Она сделала большой глоток и ощутила, как горячая жидкость теплом отозвалась во рту, согревая все тело, затем снова взглянула в его глаза. Он улыбнулся. Она назвала его имя, как будто знала его всю жизнь, неосознанно выбирая шотландское уменьшительное:

— Джеми.

Его лицо расплылось в широкой улыбке. Он сказал:

— Если хотите.

Только тогда Мегги осознала, что она сделала: она назвала совсем незнакомого ей человека одним из уменьшительно-ласкательных имен. Как она могла это сделать? Ее щеки вспыхнули от смущения и стыда:

— Извините меня, я, должно быть, имела в виду кого-то другого, или мне вспомнился кто-то по имени Джеймс, но мы называли его Джеми, я не хотела…

— Я знаю, что вы не хотели, — сказал он мягко, — но я думаю, что Джеми мне понравится. Это намного лучше, чем Джим. Вы знаете, Мегги… Вы не будете возражать, если я буду вас так называть?

Она кивнула головой в знак согласия.

— Я знаю, что мы не встречались прежде, но я чувствую, как будто я был знаком с вами раньше, какая-то нить связывает нас, — сказал он, пожимая широкими плечами. — Кажется, у меня получается это слишком фамильярно, но это правда.

— Может быть, да, мы встречались, когда были детьми, или когда-либо.

Джеми встряхнул головой, подался немного вперед, локтями опершись на колени, держа чашечку кофе в руках.

— Нет, это невозможно, даже если вы были здесь на каникулах в детстве. Даже тогда мы не могли встретиться. Я приехал сюда из Ванчеза, я из рыбацкой семьи. Это на другой стороне острова. Я не бываю здесь летом, поскольку помогаю в ловле рыбы в море.

Она допила кофе и чувствовала себя превосходно в тепле и в атмосфере дружеской беседы. Она наслаждалась тишиной и, когда почувствовала, что надо продолжать разговор, спросила:

— Это ваш магазин? Вы рыбак?

Джеми откинулся на спинку стула, поставил чашку на пол рядом с собой и сложил руки на животе:

— Это мой магазин, мой и страховой компании.

— Как это?

— Просто часть стоимости оплачена кредитами этой компании, — ответил он и переспросил: — Вы действительно не бывали здесь раньше?

— Я сказала, нет.

— Да, но в это так трудно поверить, — он покачал головой, и на какое-то мгновение воцарилась тишина. Затем он сказал, как будто бы для себя: — Вы знаете историю Роаноке Айленда, или вы узнали, откуда пришли Деэры сюда. Это речь идет о Вирджинии Деэр.

— Ах, — оживилась Мегги, — я знаю ее историю. Вирджиния была первым английским ребенком, родившимся здесь, в колонии. Я помню это со школьной скамьи. И конечно, я знаю о сэре Вальтере Релае, основавшем первую колонию на Роаноке Айленде. Их было около пятнадцати, и все они исчезли.

— Потерянная колония.

— Да, потерянная колония. Ребенок был тоже потерян, Вирджиния Деэр, я полагаю. Все это было очень и очень печально.

— Да, это печальная история. Некоторые люди считают, что Вирджиния Деэр выжила и была воспитана индейцами.

— Вы верите в это?

— Никто здесь не верит в это, более того, все полагают, что это глупая выдумка, будто она превратилась в белого оленя. Такие легенды служат для привлечения туристов, как вы, например, — сказав это, он невольно моргнул несколько раз глазами.

— Я — туристка, но не ощущаю себя здесь подобно многим, — Мегги поставила свою пустую чашку на стол. — Но в любом случае, вы рассказали мне интересную историю о Вирджинии Деэр. В вашей семье все рыбаки?

— Да. Но у меня книжный магазин и художественная галерея. Она наверху. Зимой я держу ее закрытой, а летом это пользуется спросом и вниманием, — он снова пристально посмотрел на нее, как будто это был для него трудный предмет для разговора. — Я люблю море, и вам стоит отправиться в Ванчез, туда, где я родился. Это интересно. Вы хотите поехать туда? Это настоящий город рыбаков, и там есть так много всего, что можно посмотреть. В море всегда было трудно зарабатывать на жизнь, но для меня это стало вообще невозможным. У меня два брата. Я всегда считался странным. Мне нравилось учиться в школе. Когда я в первый раз взял в руки книгу и обнаружил, что из букв образуются слова, а слова складываются в предложения и целые рассказы… Я прятал книги в лодке, читал их там, а когда сдавал в библиотеку, то от них пахло солью. — Джеми засмеялся своим воспоминаниям и запустил руку в бороду, разглаживая ее пальцами вдоль линий проседи. Затем продолжил: — Итак, когда я понял, откуда дует ветер экономических перемен, то поскольку был старшим в семье, принял решение покинуть море. Оказалось, что на туристах можно зарабатывать значительно больше, чем в море. Я переехал сюда в Мантео, плохо приспособленным к бизнесу рыбаком, который мечтал о своем деле. Это, — он жестом показал вокруг, — моя мечта. Мой собственный магазин, наполненный книгами!

Мегги была увлечена рассказом, и ее глаза блестели.

— Прекрасно, это просто замечательно.

Джеймс потеребил бороду, и его губы немного скривились в иронической улыбке:

— Я думаю, что просто рассказал историю своей жизни. Теперь ваша очередь.

Внезапно вся обычная сдержанность, присущая ей, вернулась.

— Я… Я родилась на Среднем Западе, но сейчас живу в Атланте, — сумела сказать она и обнаружила, что не может продолжать. Пыталась улыбнуться, но почувствовала, что губы как будто парализованы. Застегнув пояс на пальто, она даже не заметила, что ее зеленый шарф упал на пол. — Мне пора идти, действительно, пора. Спасибо за кофе и за компанию и за то, что была возможность здесь согреться.

— Это самое малое, что можно было сделать, после моей пустой болтовни о себе, — сказал Джеми, тоже вставая на ноги. — Вы могли бы сказать мне, что привело вас в Аутер Банкс, в такое время, глухой зимой.

Мегги хотела рассказать ему: о сновидениях, о Золотом барабане, о ужасном ощущении, что ее жизнь где-то протекает без контроля. Он был добр, она могла бы рассказать, и он понял бы ее. Он мог бы выслушать. Но она не решилась сделать этого. Долгая-долгая привычка не доверять, воздерживаться от вступления в любые отношения, не отступать от своего собственного жизненного пути не позволяли ей сделать поворот и довериться другому человеку. Поэтому сделав шаг по направлении к выходу из магазина, она, немного повернувшись, сказала:

— Я просто приехала в отпуск. Мне необходимо полностью сменить обстановку. Вот и все.

Позади нее Джеми рассмеялся приятным низким смехом:

— Я уверен, вы сделаете это. — Он устремился к ней, осторожно остановил за плечо и попытался повернуть к себе. Обмотал оброненный шарф вокруг ее шеи, говоря: — Вы забыли его, вам это пригодится на улице.

— Спасибо, — она взглянула в его глаза.

Он задержал руку на ее плече. Внезапно охрипшим голосом он сказал:

— Я думаю, что уже поздно, вы уходите, но я спрошу: вы одна приехали сюда, в Мантео?

Мегги закрыла глаза. Ее сердце, казалось, готово было остановиться, когда она отвечала таким же хриплым голосом:

— Я приехала одна.

Октябрь, 2, 1746

— Эти холмы вон там, — сказала Маргарет, указывая вперед, — Блэк Куиллинз.

Дуглас послушно кивнул и обмотал плед плотнее вокруг тела. Ветер здесь, на утесе, был свирепый, но это, казалось, не трогало Маргарет. Ничего не выводило ее из себя, она была непобедима. Он был уверен в этом и полон обожания, восхищаясь ее гибким пластичным силуэтом на фоне заполненного облаками неба. Она была одета всвободное черное пальто, то и дело раздуваемое ветром, как и ее огненно-прекрасные волосы. Маргарет повернулась, окинула его взглядом и нетерпеливым жестом указала, продолжая объяснять Дугласу:

— А за этим Ред Куиллинз. Он выглядит выше, потому что там более остроконечные вершины, но я полагаю, что они одинаковой высоты. Я предпочитаю Блэк, потому что он ближе расположен и похож на наши собственные горы. — Она уставила руки на бедра: — Ты обращаешь внимание на все это, Дуглас?

— Да, — сказал он, улыбаясь. Он был совершенно доволен тем, что сидит здесь с нею, возле ее ног. Подъем сюда был чрезвычайно трудным. Его рана теперь хорошо зажила, но мышцы были еще очень слабыми от отсутствия упражнений. Его выздоровление было очень долгим и трудным. Он попросил: — Умоляю, продолжай. Я слушаю, я верю: чтобы укрепить мужество и развить силу духа, надо знать и любить родную землю.

— Тогда слушай. Мы, Макквари, не имеем больших земель. Только дом и этот утес, а внизу море, вот и все. А на другой стороне, через долину и вверх на холме, — там, ты видишь, — Дуглас кивнул, и она была довольна и продолжала, — ты видишь родовое поместье Маклеодов, Дунвеген. Видно и озеро Дунвеген, а на другой стороне — их замок. Ты когда-нибудь слышал об их флаге?

— Нет, думаю, что нет, но уверен, что ты собираешься рассказать мне об этом.

Это был один из любимых рассказов Маргарет. Она села рядом с Дугласом, минуту пристально его рассматривала и решила, что он сильно замерз. Распахнув пальто, накинула его на них обоих, теснее прижавшись к нему, начала рассказ:

— Флаг Маклеодов был магическим. Это волшебный флаг.

Дуглас усмехнулся:

— Волшебство в наше время! — он захватил полупальто и плотнее завернулся в нее, наслаждаясь его теплом, но еще в большей степени теплом тела Маргарет, которое было так близко от него.

— Это правдивая история, Дуглас Дуглас, — сказала Маргарет, блеснув глазами. — Четвертый глава рода Маклеодов был женат на женщине из волшебного народа. Она жила с ним в замке Дунвеген в течение двадцати лет и, когда покинула его, возвращаясь в волшебную страну, дала ему флаг. Она сказала, что если у Маклеодов возникнут какие-либо проблемы, глава рода должен будет поднять флаг, и тогда все феи со всего света прилетят к ним на помощь. Говорят, что Маклеоды с тех пор дважды поднимали флаг, и волшебницы сберегали род от бедствий!

— А ты — волшебница, Маргарет? — спросил Дуглас.

Она повернула к нему лицо, и их глаза встретились.

— Не будь таким глупым, Дуглас.

Они смотрели друг на друга. Она — своими темно-карими глазами, а он — спокойными, серыми с черным ободками.

— Я не глупый, — сказал он, чувствуя горячий всплеск поднимающегося желания, которое наполняло его радостью. Ее лицо было близко, так близко, ее губы выглядели мягкими, влажными, зовущими. Все еще колеблясь, он приблизился к ее губам: — Я думаю, ты должна быть феей, доброй феей, ты спасла меня от несчастья.

Он поцеловал ее: их первый поцелуй, поцелуй сказочной сладости. Томясь и сгорая, соединились девственные уста и бешено колотящиеся сердца, соединились души в беспокойное, ужасное время.

Февраль, 6, 1993

В течение последних двух дней шел дождь на Аутер Банкс и продолжался и сегодня. Но ветер, по крайней мере, стих и перестал бить и хлестать в окно гостиничного номера или толкать ее тело, когда она была на улице. Мегги не могла больше ждать. Она решила искать Роданте — ехать туда на машине, преследовать свою мечту. Через закрытые окна автомобиля, сквозь порывы завывающего ветра она слышала море. Еще не видела его, но слышала плеск и шум прибоя. Сердце Мегги забилось чаще. Она проехала следующий мост из Мантео и теперь оказалась на настоящем острове Аутер Банкс, на Боди Айленде.

Вслед за шумом прибоя, нарастающем при приближении, остро и учащенно билось сердце Мегги. Вдали горизонт был покрыт пронизанной мелким дождем морской рябью, он был широкий и серый. Она повернула на юг, остановила машину на обочине дороги и вышла из нее. Мегги не замечала ни холода, ни дождя, ни ветра. Она не замечала, что ее ноги скользят на песке и мелких камешках, не слышала крика птиц над головой. Огромный Атлантический океан заполнил ей глаза, уши, ее сердце и душу.

— Ах-х-х! — сделала она наконец долгий, смешанный с благоговением и страхом выдох и почувствовала, как все условное, не настоящее внутри нее ослабло и растворилось. Океан был неспокоен, набегающие волны набухали, росли и рассыпались пеной у ее ног, но Мегги Росс нашла здесь успокоение. Только когда ее ноги, нос и руки окоченели от холода, она вернулась в машину и продолжила путь на юг, все время ощущая присутствие моря, слева. Боди Айленд черно-белыми полосками стал вырисовываться на горизонте, прямо и немного справа. Она не повернула назад, а вместо этого поехала через мост, пересекла Орегон Инлет и оказалась на Хаттерз Айленде.

Капли дождя превратились в сплошную изморось. Мегги проехала уже около 30 миль по Хаттерз Айленду, то есть больше половины, поскольку вся длина острова не превышала 50 миль. И из живых существ встретила только четырех диких лошадей, стоящих жалкой кучкой, склонив свои гривы против моросящего дождя и пронизывающего ветра.

Пейзаж был дикий и суровый — безжизненное уединенное пространство. Но она, по крайней мере, нашла Роданте, обнаружив это по черно-белой вывеске на здании почты.

— Если вы позволите заметить, девушка, вы выглядите немного утомленной и растерянной.

Мегги вскочила на ноги.

— Я… Я не слышала, как вы подошли. Я думала, что я здесь одна.

Это ей так казалось. По крайней мере, она действительно никогда в жизни не чувствовала такого одиночества, как спустя несколько минут после выезда из Роданте.

Первая волна страха прошла: мужчина был пожилым, выглядел совершенно безобидным и нес рыболовные снасти. Она поняла, что он собирается порыбачить. Он улыбнулся:

— Меня зовут Джон Форчун. Я собирался порыбачить перед заходом солнца, поскольку дождь прекратился. Если вы хотите, то можете составить мне компанию, а если нет — ну, тогда на берегу места хватит всем.

У него было привлекательное лицо, здоровый румянец на щеках, морщинки вокруг рта и глубокие голубые глаза, которые искрились, когда он улыбался.

— Я присоединюсь к вам, — сказала Мегги. — Если вы пойдете не очень далеко. Дело в том, что я оставила машину на стоянке. Прошу меня извинить, но я никак не могу запомнить, как произносится название места.

— Чик-а-Мак-о-Мико — Чикамакомико, — сказал Джон.

— Я не хочу уходить далеко от этого места, — повторила Мегги.

«Чикамакомико» — Мегги пыталась произнести это странное слово, которое с трудом выговаривалось. Старик ей явно понравился. Его присутствие создавало некий уют и комфорт, с ним было легко общаться. Его одежда не была похожа на одежду рыбака — на нем была твидовая шляпа с опущенными вниз полями и длинный-длинный шарф с горизонтальными полосками разнообразных цветов: красные, малиновые, зеленые, золотистые, коричневые и голубые.

— У вас есть имя, девушка? — спросил он, ставя свое ведерко на песок.

— Мегги Росс.

Приближался прилив.

— Мегги Росс. Девушка из шотландского рода? — снова спросил старик, без усилия забрасывая леску по длинной дуге в море, далеко над волнами.

— Я полагаю, моя семья никогда не занималась поиском родовых корней. Их родная земля — американский Средний Запад.

— Что вы делаете на побережье Хаттерз Айленда в это пустынное, послеобеденное время, Мегги Росс?

Мегги усмехнулась и пожала плечами:

— Наслаждаюсь одиночеством. А вы?

— Я? Я живу здесь, в Банкс, круглый год, мой дом вон там, на другой стороне острова. Недалеко от станции Чикамакомико, через дорогу и вниз. Это около четверти мили.

— О! — Мегги воодушевилась. — Вы живете здесь? Я подумала… Я хочу сказать, вы совсем не похожи на местного жителя.

Джон рассмеялся, довольный.

— Да, я не коренной, не местный житель, хотя живу здесь уже довольно долго. Я переехал сюда. Я — эксцентричный старый профессор, холостяк. Полагаю, что профессор все еще проглядывает во мне.

— Да, я вижу, — улыбнулась Мегги, но снова почувствовала разочарование, когда услышала это.

Она сидела в тишине и наблюдала, как старик ловит рыбу. Чайки, привлеченные возможностью схватить добычу, кружились над тем местом, где шла леска. Изморось прекратилась. Волны ровно накатывались на берег, море было далеко еще не спокойным. Джон произнес, как будто и не прерывал разговора:

— Чикамакомико, очевидно, индейское название. Индейцы приходят сюда ловить рыбу, но делают они это не постоянно и не селятся здесь. Белые, я имею в виду коренных жителей, вероятно, менее прихотливы к природным условиям и поселились здесь давно, еще в семнадцатом веке. Они взяли некоторые индейские названия, в том числе и Чикамакомико, а названия Роданте долгое время не было на картах, пока правительство США не решило, что индейское название очень трудно использовать в почтовых операциях. И когда начали доставлять сюда почту, то город переименовали в Роданте. К счастью, старое название спасательной станции, которая тоже называлась этим индейским именем, сохранили для потомства.

Мегги взглянула на Джона. Он не смотрел в ее сторону, просто выуживал рыбу в это время и стоял так, что океан разбивался о носки его резиновых сапог. Она хотела пооткровенничать с ним. Все еще имелась надежда — вдруг он знает подробно историю Аутер Банкс.

— Это интересно, — сказала Мегги. — Я только что была в Роданте, перед тем как приехать сюда на берег. Я… Ах, так мало мест открыто здесь для посещения в зимнее время! Но я ходила куда-то вроде универмага и задала там несколько вопросов коренным жителям. — Она потупилась и ковырнула носком сапога песок. — Они, кажется, решили, что я немножко сумасшедшая.

— Не берите это в голову. Люди всегда не понимают тех, кто приезжают сюда как путешественники. Я полагаю, им вполне достаточно наплыва туристов летом.

Вода заполняла ямку, которая осталась от носка сапога. Мегги отступила назад, засунув руки в карманы пальто.

— Хорошо, пусть они не хотят помочь мне, но даже не выслушать того, о чем я говорила… Это очень огорчило меня, поскольку я проделала такой длинный путь. Я не знаю, на что надеюсь, но на что-то…

— Знаете, Мегги, вы говорите как-то вскользь, туманно. Скажите мне прямо, что вы хотите здесь найти, и, быть может, я смогу вам помочь.

— Я хочу найти что-нибудь, связанное с Золотым барабаном, — вымолвили ее губы, и она, пересилив себя, прямо взглянула на Джона. — Я читала заметку в газете о том, как проводят праздник старинного Рождества в Роданте, о том, как движется процессия и несут Золотой барабан. Вот и все. Этого мне было недостаточно. Поэтому я приехала, — она остановилась на мгновение, покусывая губы, опасаясь, что может сказать что-то лишнее, важное только для нее.

— Я слышал эту историю о барабане, — сказал Джон. Он вытянул леску из воды инстинктивно, не отводя взгляда от Мегги. — Но я думаю, что ваша газета могла это преувеличить. Я ничего не знаю о процессии, ведь о том, что не видел и говорить не стоит. Я всегда остаюсь дома в праздники. Для меня все одинаково — День Благодарения, Рождество или старинное Рождество.

— Для меня интересна не процессия, а барабан! Я хочу найти его и снова взглянуть на него собственными глазами! — она не могла сдержать волнение ни в голосе, ни в выражении лица.

— Снова? — спросил Джон удивленно.

— Что? А, нет, не снова. Я ищу Золотой барабан и никогда не видела его, конечно. За исключением, за исключением… — Мегги махнула рукой жестом отчаяния. Не смогла сказать: «В моих сновидениях». Она повернулась в другую сторону от старика, и внезапно зеленый шарф, прикрывающий ее голову, свалился. Порыв ветра подхватил и поднял вверх ее волосы, образовав вокруг головы темно-красный нимб.

Спустя мгновение Мегги почувствовала теплую руку на своих плечах. Джон Форчун сказал:

— Я не знаю определенно, существует ли Золотой барабан, но я сказал бы, что да, существует. Или существовал. Так что, не теряй надежды, Мегги Росс. Все, что ты хочешь найти, это правда. Я не видел его своими глазами. Здесь на Аутер Банкс, где люди были совершенно изолированы в течение столетий, где местная речь звучит как английская Елизаветинских времен, старые легенды сохранились в полной неприкосновенности. Вполне возможно, что легенда основывается на достоверных фактах.

— Расскажите мне все, что вы знаете, — попросила Мегги, обматывая шарф вокруг шеи. — Пожалуйста.

— Здесь становится холодно для рыбалки. Идемте назад, и дорогой я буду вам рассказывать. — Джон собрал свои снасти, пустую корзину, и они пошли. — Был ужасный ураган в семнадцатом веке. Я забыл точную дату, но это был настолько сильный шторм, что образовалась новая бухта. После этого пришлось даже сделать изменения на картах — это один из доводов за то, что шторм запомнился. Другой довод — потерпевший кораблекрушение корабль затонул около Кейп Хаттерз. Легенда гласит, что спасся лишь один человек, и он был прибит к берегу волнами, держась за Золотой барабан. Как вы понимаете, он не утонул, потому что держался за барабан. Итак, барабан становится знаменитым, получает репутацию вещи, которая является амулетом, приносящим счастье.

Мегги едва дышала. Персонажи ее грез, мальчик и девочка, снова, казалось, поместились в ее поле зрения.

— Как звали этого человека? Откуда он прибыл? Что случилось с ним?

Джон молча изучал ее лицо. Его темно-голубые глаза проникали глубже и глубже, до тех пор, пока ему не показалось достаточным — он, кажется, понял то, чего сама Мегги еще не понимала. Затем он сказал:

— Я не знаю. Я рассказал вам все, что мог. Но не унывайте, Мегги. У вас имеются веские причины считать барабан важным для вас. Не расстраивайтесь, ищите его.

— Я не найду, — сказала Мегги, у нее на мгновение пересохло в горле. Она облизнула губы кончиком языка. — Я не смогу.

Джон Форчун улыбнулся, улыбка так и лучилась, так и шла из его глаз, от его губ, всего облика, от его теплоты, благотворно подействовав на сильно продрогшую Мегги. Она почувствовала, как ее окружает розовый жар. Затем, без слов, он повернулся и зашагал вверх по дюне, по направлению к спасательной станции. Мегги, с легким сердцем, но немного устало, зашагала рядом с ним.

Когда они добрались до ее машины, Джон спросил, как бы случайно:

— Вы не помните свои сновидения, Мегги?

Она откинула волосы со лба, удивляясь на его вопрос:

— Да, то есть нет, я хочу сказать… Почему вы спрашиваете?

Он не обратил внимания на ее вопрос и настаивал, повторяя свой:

— После вашего пробуждения, не среди ночи, после короткого пробуждения, а после вставания, утром, вы можете вспомнить ваши сновидения во всех деталях?

Мегги быстро открыла машину и юркнула внутрь. Почему старик задавал ей все эти вопросы о ее сновидениях? Это заставляло ее нервничать, разрушая то умиротворение в конце дня, которое у нее возникло. Нервным движением она достала ключ зажигания из кармана, вставила его в замок и сказала:

— Мне надо ехать.

Джон поставил свои принадлежности для рыбалки, взялся за ручку двери, чтобы задержать ее:

— Вы можете сделать так, чтобы лучше чувствовать ваши сновидения, Мегги. Всего-то надо сказать перед тем, как идти спать, что вы будете помнить все, что вам приснится. Если вы проснетесь в середине ночи, постарайтесь запомнить их, а затем продолжите сон. Сделайте это, и я обещаю вам, что вы узнаете о таких вещах, которые важны для вас. Затем вернитесь ко мне, перед тем как уехать отсюда. Я буду на берегу или дома. Меня легко найти.

Мегги дала обещание, но не была уверена, что выполнит его. Сначала Джон Форчун понравился ей, но теперь, когда она ехала назад в Мантео, то чем больше думала, тем более ей было не по себе.

Ноябрь, 11, 1746

— Проснись, Дуглас! И не шуми! Тебе необходимо спрятаться, — сказала Маргарет взволнованным шепотом.

В комнате, которую он занимал, как приехал сюда, было темно. Огонь в камине потух, оставив едва мерцавшие красноватые угли, только лишь свеча в руках Маргарет давала слабое освещение. Дуглас не чувствовал опасности в этом доме, и он медленно приходил в себя после резкого пробуждения, пытаясь осознать обстановку. Она уже стянула плед с одеяла на кровати и передала ему. Затем схватила назад.

— Что я делаю? Тебе нельзя ничего брать из этих шотландских вещей, это запрещено! Ведь если тебя схватят — ах, боже мой! Торопись!

— Мне нельзя взять мой родовой плед? — сказал он, медленно соображая.

— Все нормально, однако ты не можешь брать эти вещи. Одевайся быстро, я найду тебе пальто!

Маргарет вылетела из комнаты. Когда она вернулась, Дуглас уже оделся, наугад, в темноте. Его темные волосы были спутаны, но при свече она смогла рассмотреть, что его глаза были настороженными. Он спросил:

— Что случилось? И куда ты меня отправляешь?

Маргарет дала ему старое серое пальто ее матери — она была высокой, оно хорошо укроет его.

— Есть тайная комната — лишь наша семья знает о ее существовании. Я расскажу тебе подробно, когда мы будем там. Пошли, спешим!

Она притопнула ногой, но он остановился в дверях:

— Я не пойду без барабана, никуда.

— Проклятый барабан! — но взглянув на его лицо, напряженный взгляд, она поняла, что убеждать его — напрасная трата времени. — Возьми его тогда!

Золотые ленты путались, когда он пытался завернуть барабан в плед. Прихватил наконец одной рукой барабан, а другую дал Маргарет. Она потащила его за собой, вниз, в темноту каменных коридоров большого дома. Пламя свечи дрожало в руке от их быстрой ходьбы.

Тайная комната была сырой, холодной, расположенной на повороте, под лестницей, в старой каменной башне. В комнатке нельзя было даже свободно стоять, можно только сидеть, тесно прижавшись друг к дружке. Дуглас держал барабан между коленями. Маргарет поставила свечу на пол между ними. Дуглас видел, что волосы Маргарет были в беспорядке разбросаны по плечам, а лицо выглядело несчастным, как будто она плакала. Он спросил осторожно:

— Что случилось, Маргарет?

Ее глаза снова наполнились слезами:

— Англичане пришли в поместье Макдональдов, в замок Армадал, на восточной оконечности острова. Они арестовали кузину Флору. Ее возьмут в Лондон, в Тауэр.

Дуглас был потрясен. Он чувствовал себя в безопасности, в течение месяцев пребывания на Скай Айленде, а Флора была героиней, была любима и защищена народом. Он полагал, что ничего не могло бы случиться с ней.

— Ох! — только и смог он произнести.

— Значит, они узнали, что Флора помогала укрыться принцу. Если они узнали об этом, то могут выяснить о твоем существовании, о том, что ты выжил после битвы при Куллодене, и что был в Саут Юисте с принцем, пока мой отец не взял тебя сюда. Он сказал, что тебе нельзя долго оставаться здесь, поскольку это не безопасно. Придется покинуть наши места, вероятно, на лодке, и необходимо сделать это как можно скорее. И ах, Дуглас, тебе придется отправиться одному, так сказал отец, без единого слуги. Он не может никого послать с тобою. Я просила его, но он был против, потому что боится тех неприятностей, которые могут возникнуть у него из-за тебя, — Маргарет не могла сдержать слез, она была напугана, и ее сердце разрывалось от горя.

— Успокойся, девочка, — сказал Дуглас, расправляя и поглаживая ее непослушные волосы, — не плачь.

— Я не могу не плакать, я так боюсь. Они могут казнить Флору — отец говорит, что это возможно. Она женщина, но она — шотландка. И вы знаете Флору — она не пойдет на соглашение с ними, не будет послушным узником, не будет молчать перед палачами. Она такая гордая и волевая.

— Если это так, — сказал Дуглас, улыбаясь и все еще поглаживая ее волосы, — тогда она очень-очень похожа на тебя.

Это заставило Маргарет воскликнуть:

— Ох, Дуглас! Я не могу терять вас обоих, тебя и Флору! Я не вынесу этого!

— Успокойся, девочка, не плачь больше, — Дуглас подвинул барабан в сторону, высвободил руки. — Иди и сядь рядом со мной. Мы будем согревать друг друга до рассвета.

Маргарет позволила обнять себя. Вслух, Дуглас начал строить планы. Он хотел бы плыть вниз до Айона, где священник помог бы ему. Маргарет возразила, сказав, что он шотландец и не может уверенно управлять лодкой. Он сказал, что шотландцы постоянно плавают по озерам и имеют опыт на этот счет. Но она ответила, что это разные вещи — плавать по тихим озерам и бороться с волнами в открытом море. Здесь он может наскочить на скалы и разбиться о них. И таким образом она отклонила каждый из пунктов его плана. Наконец Дуглас отказался от этого и просто держал ее в своих объятьях.

Полоска серого света, появившаяся под дверью их убежища, была свидетельством наступающего утра. Свеча почти догорела. Маргарет слышала шаги слуги, который будет сопровождать изгнанника до того места, где спрятана лодка. А оттуда он отправится один. Дуглас тоже услышал эти шаги. Он поцеловал Маргарет в щеку, здоровой рукой обняв ее, затем потянулся за барабаном.

— Ты не можешь взять его с собой, Дуглас, — тревожно сказала Маргарет. — Это было бы то же самое, если бы ты повесил на шею табличку с надписью: «Здесь стоит барабанщик принца Чарли!»

Дуглас упрямо сжал губы:

— Я не расстанусь с Золотым барабаном, даже если ты просишь. Этот барабан — мой талисман, а также символ тех, кто еще поддерживает дело Стюартов. Многих уже нет среди нас, я знаю это, но я найду оставшихся. Ты не обращаешь внимания на слова, которые я сказал!

— Нет! Ах, нет! — пальцы Маргарет соскользнули с поверхности барабана и захватили перекрещенные золотые ленты. — Не делай этого, умоляю. Я боюсь за тебя. Я люблю тебя, Дуглас!

— Мы оба еще очень молоды, чтобы говорить о любви, — сказал он, сдерживая свое волнение, — он знал, что идет навстречу опасности. — Разреши мне пойти вместе с барабаном, Маргарет.

Она кивнула головой и сцепила пальцы. Дверь отворилась, Дуглас взял барабан из ее рук и шагнул из укрытия.

— Ты больше беспокоишься об этом дурацком, дурацком барабане, чем обо мне! — Маргарет неудержимо заплакала, стуча кулачками по тому месту, где недавно сидел Дуглас.

Он обернулся и сказал:

— Нет, ты не права, я докажу это.

Она видела, что его губы двигались, но не слышала произнесенных им слов из-за собственных неудержимых всхлипываний, наполнивших ее глаза слезами. Гнев и отчаяние душили ее.

Февраль, 7—12, 1993

Когда Мегги Росс проснулась, она помнила все.

— Это как раз то, что я слышала от этого странного пожилого мужчины, — пробормотала она и села на край кровати, потерянная и жалкая, обхватив голову руками. Ее подушка была мокрой от слез. Это из-за того, что она во сне пережила все, что случилось с этой девочкой — как ее зовут? Маргарет! Мегги затрепетала: это ее собственное имя, она — тоже Маргарет, хотя никто никогда не называл ее так.

Мегги приняла душ, оделась и позавтракала прямо в комнате, взяв из холодильника апельсиновый сок и холодные кукурузные хлопья. Во время завтрака она попыталась удержать себя от мыслей о Золотом барабане. Нужно перестать думать, забыть все, что она до этого уже узнала! Барабан был плохим, служил дурным предзнаменованием, как стало ясно из ее сновидений последней ночи. То, что сон той ночи окончился по-хорошему, все это ерунда, навязчивая идея. Может, Джон Форчун был и прав насчет того, что если заставить себя запоминать сны, то они запоминаются после пробуждения. К сожалению, о некоторых лучше ничего не знать. «Если я скажу себе, что ничего не буду помнить, тогда и не буду. Итак, что мне предпринять. Я не хочу видеть Джона Форчуна снова. Я просто не поеду туда к нему. Довольно, хватит!»

Мегги взглянула на себя в зеркало в ванной комнате. Через мгновение она увидела ее, Маргарет. Она прищурилась, сделала гримасу — нет, все же это было ее собственное лицо. Она коснулась отраженного изображения на зеркальном стекле, бормоча:

— Я не похожа на нее. Мои волосы короче и намного темнее, у меня лицо другой формы, и я почти в два раза старше.

Выражение смущения на ее лице отразилось в зеркале, когда она осознала, что делает. Тогда, отвернувшись от зеркала, Мегги закрыла глаза, сжала кулаки и произнесла внутреннюю клятву: «Я не позволю навязчивым идеям овладевать мной, никогда. Нет больше Золотого барабана!»

Теперь она чувствовала себя лучше, заметно лучше. После этого можно по-настоящему проводить отпуск, получая удовольствие, давая себе настоящий отдых.

Каждый день после их первой встречи Джеми поджидал ее внизу. Ждал. С ее молчаливого согласия у них возник распорядок проведения времени: поскольку он не открывал зимой магазин до обеда, то и служил утренние часы в качестве экскурсовода по Роаноке Айленду для Мегги. Он показал ей музей на острове, корабль сэра Релая, на котором в гавань города приплывала Елизавета II, сады Елизаветы, где в летнее время ставили драму «Последняя колония». Он возил ее в Хагз Хенд, на гигантскую песчаную дюну Китти Хоук. На следующей неделе он намеревался свозить ее на все маяки Аутер Банкса и в странное, очаровательное место по имени Дак. Но Джеми ничего не сказал о Ванчезе, где жила его семья, и он, кажется, не собирался везти ее туда.

После обеда Мегги оставалась одна, но вечерами она встречала Джеми, когда он в шесть часов закрывал свой книжный магазин, и они шли куда-нибудь поужинать. После ужина они либо бродили пешком, либо катались на его или ее машине. Они гуляли по берегу, при лунном свете, если не было сильного ветра. Наиболее часто они заканчивали вечерние прогулки, возвращаясь в магазин Джеми, где разводили огонь в старинной печи, затем он доставал какую-нибудь особенную книгу и читал ей.

У Джеми был прекрасный голос чтеца, мягкий баритон, но без приторности, и наиболее часто он читал стихи. Он никогда не приглашал ее к себе домой; она даже не знала, где он живет, и хотя иногда удивлялась, но полагала, что так даже лучше. Он редко прикасался к ней, за исключением того, что во время прогулок держал иногда ее под руку, никогда не целовал ее. Но когда он читал ей, в его глазах ясно светилось возбуждение, а голос был подобен ласке.

Во время своего послеобеденного одиночества она чувствовала себя подобно распускающемуся цветку. Она снова начала рисовать, обнаружив, что стремление к творчеству не умерло у нее за девять лет, в течение которых она занималась только коммерческим рисованием. Она работала пастелью, рисуя в большом блокноте с твердыми корками. И то, и другое она купила в магазине во время прогулки с Джеми. Когда затем она посетила магазин одна, то захотела купить еще некоторые принадлежности для рисования: мольберт, подрамники, холст и тюбики масляных красок. Конечно, все это было трудно использовать здесь — не было студии, и ей приходилось работать на улице, на ветру и холоде, так что в этом случае пастель была неплохим компромиссом. Погода стояла хорошая после двух дней дождей, и поэтому каждый день после ланча Мегги выбирала место, садилась на песок или деревянную доску, обломок камня и работала до заката, до сумерек.

Была одна работа, где она пыталась запечатлеть последние минуты светлого дня и ежедневно добавляла штрихи: это был морской пейзаж во время заката. Мегги пыталась передать все оттенки цвета при угасании дня: от золотистого к оранжевому, затем к розовому, а потом к пурпурному и, наконец, темно-красному. Она изобразила низко летящие облака, а внизу, на воде, садящееся солнце. Спустя несколько дней Мегги осознала постепенно, что рисует все это для Джеми. Она подарит ему пейзаж, когда будет уезжать четырнадцатого февраля. Одиннадцатого числа она решила, что картина закончена — картина Джеми, которая становилась произведением любви.

Двенадцатого февраля Мегги вынуждена была остановить работу раньше, чем обычно, и пошла в гостиницу, чтобы переодеться для ужина в ресторане. Накануне вечером Джеми со смущением спросил, есть ли у нее вечернее платье. Ресторан, который он предложил для ужина, можно было посещать только в вечернем платье или в костюме с галстуком, объяснил он ей. К счастью, в последнюю минуту, она бросила в свою сумку платье, на всякий случай. Теперь она была рада, что так поступила.

Мегги редко надевала платье и поэтому, когда приобрела его, то не считала, что удачно вложила деньги. И все-таки это было ее любимое платье: чистой кашемировой выработки, с длинными, спущенными рукавами, с расширяющейся юбкой до середины голени, с мягкими оттенками зеленого, что хорошо гармонировало с цветом ее светло-карих глаз. Хотя она брала его не для какого-то специального случая, но хорошо уложенное, оно теперь не требовало тщательной глажки. Она забыла золотую заколку, которую обычно сочетала с этим платьем, но не важно — платье само по себе было достаточно элегантным, без всяких золотых аксессуаров.

Когда Мегги критически осмотрела себя в зеркале и подумала о золотых украшениях, что-то сверкнуло в ее глазах, какое-то озарение. Она проигнорировала его, приблизилась к зеркалу, нанесла немного грима на щеки. На самом деле ей это не требовалось, поскольку на щеках уже играл румянец возбуждения. Она отступила назад, с ощущением тяжести под ложечкой. «Все нормально, — уговаривала она себя, — только всего две ночи осталось и два дня, и ты уедешь отсюда. Ты не увидишь его больше, не разрушишь его планов или своих». Она совершенно не хотела расстраивать себя теперь, когда наконец начала чувствовать себя значительно лучше. Она последний раз оглядела себя в зеркале, затем накинула пальто и пошла вниз.

У Мегги перехватило дыхание, когда она увидела его. Темный костюм делал Джеми великолепным мужчиной. Он заметил ее, улыбнулся и направился навстречу, и Мегги явно ощутила наплыв физического удовольствия от простого взгляда на него. Красивая борода, выразительные, с темными ресницами глаза и явно идущая ему грациозность в движениях, подобно большому зверю.

— Привет, — сказала Мегги, прежде чем он успел что-либо проговорить. — Мы выглядим великолепно в такой одежде, не так ли?

Джеми осмотрел ее всю, явно оценивая.

— Я не знаю ничего относительно меня, а что касается вас, то вы, действительно, выглядите великолепно, вы прекрасны.

Мегги закрыла глаза и была готова повернуться к нему спиной, чтобы скрыть смущение. Охвативший ее жар залил краской щеки и шею. Она всегда ненавидела смущение — это заставляло чувствовать себя виноватой в каком-то грехе.

Джеми взглянул на нее, пытаясь развлечь, когда они выходили из гостиницы. На пустынной улице, на воздухе, который овеял приятной прохладой пылающие щеки, Джеми взял ее под руку и сказал:

— Мне очень нравится, когда вы смущаетесь, как сейчас.

— Я ненавижу это!

Джеми понимающе улыбнулся, посмотрев ей в глаза с нежностью. От этого холодок пробежал по ее спине. Мегги чувствовала, как рядом с ним ее охватывает волнение, которое бросало то в жар, то в холод, как при физической близости. Тогда она умерла бы от неизмеримого удовольствия.

Ресторан находился в Нагз Хед, прямо на воде, в уютном элегантном месте. Атмосфера, еда — все было такое, как рассказывал Джеми. Мегги удивилась, как легкомысленно она обращается с бренди, который не привыкла пить да и не нужно было, если она хотела пригласить его к себе в номер гостиницы вечером. Она страстно желала его. Но никогда не была в такой ситуации до этого: Джеми ни о чем не просил.

— Я не могу поверить, что у нас остался всего один день, — сказал он.

— И две ночи, — добавила она быстро, смутившись, и затем выпила сразу большой глоток бренди.

— Да, и две ночи, — медленная улыбка появилась на его лице. — Но этого все же так мало.

— Я знаю, — согласилась она с выражением несчастья на лице.

— Вы, кажется, хотели быть на Аутер Банкс, чтобы прочувствовать всю атмосферу этих мест. Я думаю, вы согласитесь со мной: вы изменились, Мегги, после вашего приезда сюда, вы как-то открылись, расцвели.

Он был прав, конечно: она не узнавала себя, исчезла привычка пожимать плечами. И все это влияние отпуска, не так ли? Было нервное истощение, когда она приехала сюда, и ничего больше.

Джеми молчал. Он взглянул в окно, на другой столик. Хотя за окном было темно, но море тускло отсвечивало. Мегги чувствовала, что у него внутри что-то происходит. Она ощущала это и беспокоилась собственным ожиданием, поднимавшимся в ответ. Он повернулся к ней и положил руки на стол. Взглянул ей в глаза, и она протянула ему руки.

— Вы, действительно, хотите вернуться в Атланту? — спросил он.

— Я… — слова застряли в горле. Не хотелось думать о возвращении, а только об одном — быть с ним. Была уже готова умереть от желания, когда руки Джеми плотно легли на ее ладони и сжали ее пальцы. С трудом смогла сказать: — У меня нет выбора. Я должна вернуться.

— Там у вас кто-то есть, Мегги? Мужчина? Женщина? Там есть что-то более важное, чем здесь?

— Н-нет, — она больше не могла терпеть его прикосновения и убрала руки. — Что меня ждет там? Просто работа. Я должна работать, Джеми. Я весьма довольна своей работой. Это единственная вещь, которую я умею делать, чтобы поддержать себя.

Он откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, затем широкая ироническая улыбка появилась у него на лице:

— Работа! И это всего-то? Я боялся, что кто-то у вас есть.

— Никого, — сказала Мегги озадаченно.

Как он так мог подумать? Он ответил сам на этот незаданный вопрос:

— Вы кажетесь такой скрытной, сдержанной. Я думаю, что если бы мы оказались в близких отношениях, вы стали бы стесняться и пугаться этого каждый раз, снова и снова.

Мегги судорожно сглотнула и рискнула:

— Я не хочу стесняться вас, Джеми. Более того, напротив.

— О, Мегги! — звук его голоса и блеск его серых глаз вызвал у нее бурю чувств и желаний.

В этот момент Мегги увидела краем глаза, что кто-то приближается к их столу. В глаза бросился яркий многоцветный шарф поверх твидового костюма. Она узнала его — это был Джон Форчун.

— Приветствую вас! — сказал он, подходя и останавливаясь рядом с их столиком. — Какое удовольствие видеть вас вместе. Я знал, я знал, что это случится. Привет, Джеймс. Мегги, я рад видеть вас здесь. Я подумал, что вы забыли о нашем разговоре.

— Вы знаете друг друга? — спросила Мегги удивленно у Джеймса.

— Сначала я должен бы вас спросить об этом, — возразил Джеми, затем, вспомнив о правилах хорошего тона, встал и пригласил Джона посидеть вместе с ними. — Мы уже поели, но вы могли бы присоединиться к нам для кофе и бренди.

— Нет, благодарю, — Джон поклонился. — Я уже собирался уходить, когда заметил вас. Я просто подошел сказать, что очень, очень хорошо видеть вас вместе, двух моих лучших друзей. — Он взглянул на Мегги. — Вы выглядите превосходно, Мегги Росс. Не забудьте — я жду вас!

Джон Форчун был притягательной личностью. Мегги ответила:

— Да, я знаю, я приду, завтра.

— Итак, Джеми, я скоро загляну к тебе в магазин. Спокойной ночи! — он взглянул на них, поклонился и вышел. Улыбаясь и кивая головой, Джеми сел.

— Вы хорошо знаете этого человека? — спросила Мегги, настаивая.

— Я знаю его очень-очень давно и хорошо, — улыбнулся Джеми. — Вопрос в другом: как вы познакомились с ним — вы же всего несколько дней здесь.

— Нет, вы первый ответьте.

Джеми чему-то улыбнулся, но она настаивала:

— Расскажите мне о нем, пожалуйста, это важно для меня!

— Джон Форчун был мой первый покупатель, когда я открыл книжный магазин, и до сих пор он мой лучший покупатель. Наиболее интеллектуальная личность из тех, кого я знаю. Джон учит меня, советует, что прочитать. Я полагаю, что Джон очень важен для меня, он — единственный, кто понимает меня. Как никто другой из моей семьи и окружения. Да, именно так, он наставлял меня на правильный путь в жизни. Но круг его общения очень узок, хотя я не удивился, что он знает вас. Итак, скажите мне, как вы познакомились.

— На третий день моего пребывания здесь, когда дождь прекратился, я поехала в Роданте… — ее голос понизился, но желая сказать, желая сделать так, чтобы ее навязчивая идея о Золотом барабане снова не овладела ею, она остановилась.

Джеми ждал и, когда пауза затянулась, заполнил ее вопросом:

— Почему в Роданте? Там нет ничего интересного. А, может быть, вы выходили на дамбу смотреть на следы кораблекрушения, произошедшего много-много лет назад?

— Что за следы? — спросила Мегги, она была рада думать о чем-то другом.

— Старинный остов корабля после кораблекрушения. Зимние штормы обнажают его из воды иногда, и вы можете видеть его с дамбы Роданте.

— О нет, я не знала об этом тогда, и рассматривать старые обломки — не лучший способ провести время. Я не думаю, что хочу видеть это. Я ездила туда и оставляла машину возле спасательной станции, место Чик-чик… — она запнулась.

— Чикамакомико — великолепное имя, не правда ли? — Джеми улыбнулся.

— Да, Чикамакомико. Я ставила там машину, спускалась вниз к берегу, на пляж, и он был там, Джон Форчун. Мы разговорились. — Она заранее определила, что сказать об этом, и вздернула подбородок, несколько вызывающе. — Вот, собственно, и все.

— Вы обещали ему навестить завтра, — Джеми изучающе посмотрел на нее через стол. — Есть что-то, что вы не хотите мне сказать, что-то важное.

Мегги вздохнула. Она чувствовала себя эмоционально, как на крутом спуске с горы, и хотела, чтобы это как-то прекратилось. Она решилась, но еще не знала, как об этом сказать.

— Джеми! Я не хочу говорить об этом. Просто возьми меня домой с собой, Джеми. Пожалуйста!

Он привез ее домой, в его крошечную квартирку на Кроутин Саунд. Там они дарили друг другу чудесные наслаждения, с утонченной замедленностью выпивая каждый миг сближения. Она чувствовала себя умирающей от счастья. И он снова и снова брал ее, и они сливались в экстазе удовольствия. Он не отпустил ее в гостиницу, а оставил ночевать у себя. Всю ночь Мегги спала на руке Джеми.

Июль, 3, 1752

— Дуглас! Дуглас! О, Дуглас, ты вернулся! — воскликнула Маргарет, бросаясь к нему навстречу.

— Да, я вернулся, — сказал он, распахивая объятья. Обняв, почувствовал, что это уже вполне зрелая женщина. Им обоим было по восемнадцать, и он не видел ее уже пять лет.

После взаимных объятий она отступила на шаг.

— Ты стал выше, — сказала она критически. — И шире в плечах, и у тебя более короткие волосы. Ты теперь можешь походить на выходца из Ганноверской династии, с такими короткими волосами.

Он не мог определить, серьезно она говорит или шутит — в ее глазах прыгали чертики.

— Никогда, — сказал он. — И кроме того, короткие волосы носили пуритане. — Он наклонился к упакованному предмету, который при встрече опустил рядом с собой, раскрыл верх ящика и сказал:

— Ты видишь, Маргарет, барабан все еще со мной, и я служу принцу.

Она опустила глаза, чтобы скрыть раздражение, но так была рада встрече, что быстро о нем забыла:

— Я так тебя ждала, так счастлива, что ты жив. Пошли, идем в дом. Сколько времени ты можешь пробыть у нас?

— Недолго, — сказав, он тут же пожалел об этом. В его памяти Маргарет была прекрасна и душой, и телом. Но сегодня она была так очаровательна, что у него перехватило дыхание. На ней был накинут ярко-красный плед Макквари, и ее волосы, не менее яркие, были собраны в узел на затылке. Она тоже стала выше и тоньше, с узкой талией и полной грудью, и двигалась с женской грацией.

— Я боюсь, мой отец не будет в восторге от встречи с тобой, — сказала она.

— Да, что некоторым людям нравится, другим — нет, — сказал Дуглас философски. — Все время я теперь в разъездах, в движении, все делаю для того, чтобы продолжить борьбу против англичан. Мы надеемся собрать деньги для возвращения принца Бонни Чарли. Он хочет, чтобы на трон вернулись Стюарты.

Маргарет пришла к Дугласу ночью, одетая только в тонкую ночную рубашку. Она принесла свечу, которая хранилась с их встречи пять лет тому назад. Она поставила свечу на стол рядом с кроватью и сказала:

— Теперь я — женщина, Дуглас, но я не была еще ни с одним мужчиной. Возьми меня, покажи мне — как. Я никого никогда не любила, кроме тебя…

Он взял ее, дрожащую от счастья. Она научилась быстро.

На следующую ночь Маргарет пришла к нему снова. Он ждал ее, уже сгорая от возбуждения и волнения. Она отбросила свой стыд и в свете свечи встала перед ним нагая, гордая, как богиня, гордая своей фигурой, совершенной грудью и огненными густыми волосами.

— Ты находишь меня приятной, Дуглас Дуглас? — спросила она.

— Ты знаешь, что да, — произнес он, привлекая ее к себе. Она смеялась и резвилась в его объятиях, жадно целовала его. Теперь она не была новичком в любви, она предавалась ей неистово и непринужденно и с удовольствием раздела его сама.

На рассвете она разбудила его и сказала:

— Мы должны поговорить.

Он проснулся, но приоткрыл лишь один глаз:

— О чем?

— Ты сегодня уезжаешь?

— Да, ты что-то хотела сказать в этой связи?

— Я хочу, чтобы ты взял меня с собой, Дуглас.

— Что?! — он тут же окончательно проснулся и резко приподнялся на локтях, глядя ей в глаза. — Ты сошла с ума! Твой отец убьет меня! И тебя, может быть, тоже.

— Во-первых, он сначала должен схватить нас. Он не станет преследовать нас, не убьет, если ты женишься на мне.

— Ох! — воскликнул Дуглас, откидываясь на подушки. Он закрыл глаза рукой, некоторое время не смотрел на нее и не разговаривал.

Маргарет положила голову на его руку. Тихим голосом прошептала:

— Пожалуйста?

Несмотря на опасения, связанные с предстоящей поездкой, он позволил себе помечтать: небольшая ферма, где-нибудь вдали от людей, где никто не может их обнаружить. Ферма, немного овец — этого достаточно для жизни… Но такого места не было, и он знал об этом. Он погладил ее волосы и сказал печально, прикрыв глаза ладонью:

— Я не могу сделать этого, Маргарет. Я — гонимый человек, должен постоянно менять места пребывания. У меня нет земли, дома. Я не могу устроить нашу жизнь.

— Я последую за тобой, — сказала она. Села, сняла его руки со своих плеч и заставила посмотреть себе в глаза.

Ее красота поразила его:

— Нет!

— Тогда ты не любишь меня.

— Ты не права, я люблю тебя! Я полюбил тебя еще с той нашей первой встречи в детстве. Я не сомневаюсь, что буду любить тебя до самой смерти!

— И я люблю тебя. Мы принадлежим друг другу. Это ведь так просто. Возьми же меня с собой!

— О моя милая девочка, любовь моя, моя нежная, любимая девочка, — Дуглас старался запомнить черты ее лица, ее нежную шею, ее белые покатые плечи. Теперь ее страдание был для него хуже любой раны. — Будь терпеливой, останься здесь. Я буду искать способ, чтобы мы смогли жить вместе, но…

— Но что? — Маргарет началасердиться.

Он почувствовал это, как ощущают биение пульса, совершенно отчетливо.

— Но ты не можешь не считаться с мнением отца. Он захочет подобрать тебе более подходящую партию, кого-нибудь с деньгами и с собственностью, а у меня ничего нет, кроме моей жизни.

— И Золотого барабана! — вздохнула Маргарет. — Слушай меня, Дуглас Дуглас. Если ты не возьмешь меня с собой, то я сама пойду за тобой. Я найду тебя и останусь с тобой навсегда. Я не ребенок, и мой отец не может мне запретить делать то, что я захочу!

— О Маргарет, ты ошибаешься, Александр Макквари внушает многим страх и вызывает уважение, и он намного, намного сильнее тебя. Я боюсь, что у тебя слишком много самолюбия, Маргарет.

Она упрямо мотнула головой. Рыжие волосы разметались вокруг.

— Я не думаю, что гордость — слишком большой грех. Я полагаю, что это — добродетель. И я последую за тобой, я клянусь в этом!

Дуглас был очень напуган, он боялся за нее.

— Один год, — умолял он. В его просьбе звучало обещание. — Год — не так долго. Затем я вернусь, я клянусь, и, возможно, что-то переменится к лучшему, я надеюсь.

Огорчение Маргарет растаяло подобно туману под лучами солнца. Она улыбнулась и кинулась ему на шею, неистово целуя и лаская его, опускаясь все ниже и ниже, наконец она оказалась между его ног и произнесла низким, немного капризным тоном:

— А если мне придется ждать тебя целый год, Дуглас, то ты должен дать мне столько удовольствия сейчас, чтобы можно ждать так долго!

Мегги повернулась к Джеми, ее рука скользнула между его ног, вызывая там напряжение, пробуждая его. Он повернулся к ней и увидел, что она продолжает спать: ее глаза были закрыты, а дыхание было ровным. Она спала в тот момент, когда прикоснулась к нему, и во сне улыбалась. Он позволил ей ласкать себя до тех пор, пока мог сдерживаться, затем начал нежно касаться ее тела и ласкать ее всю. Он разбудил ее, и они слились в едином порыве страсти.

Февраль, 13, 1993

Мегги без труда нашла коттедж Джона Форчуна, туда вела лишь единственная дорога — на спасательную станцию, и на этой дороге был единственный дом — его дом. Из трубы курился дымок, и ветер уносил его прочь. Она подняла воротник, вышла из машины и, поднявшись, позвонила в дверь.

— Я сказала, что приду, и вот я здесь, — произнесла она с шутливым поклоном, когда он открыл ей дверь.

— Входите, входите! — Джон отступил назад в комнату, приглашая ее войти.

Мегги вошла. Здесь было много разных оттенков цвета и тепла, и везде были книги — на полках, выстроившихся рядами вдоль стен, и даже на полу. Старинные карты заполняли те места на стенах, где не было книг. Карты были большими, выполненными в старинной манере. Камин был выложен из дикого камня. Было невозможно чувствовать себя неуютно в таком месте. Она позволила взять у нее верхнюю одежду, села на мягкую софу, в ее руках сразу же оказалась чашка ароматного кофе. Мегги осторожно взглянула на Джона. В своем красном свитере, широких брюках, толстых шерстяных носках и шлепанцах, он как-то очень подходил под обстановку дома.

— Спасибо за приход, — сказал он. — У меня было ощущение, что вы не хотели делать этого.

— Нет, я хотела. — Джон удивленно вскинул брови. — Я выполнила все, как вы сказали, и это сработало. Но… — Мегги отвернулась от него и взглянула в огонь. Она не нашла там подсказки. — Но сны… распадаются и исчезают. Один, правда, я запомнила в деталях, после разговора с вами в тот день, но это было не столь важным, чтобы уделить много внимания и вспоминать, — сказав это, она снова взглянула на Джона. — Я поняла, что предложенное вами хорошо действует, когда надо получить противоположные результаты.

— Ах! — он сцепил пальцы на животе. — Другими словами, вы решили не вспоминать и достигли цели.

— Совершенно верно.

— У вас очень сильная воля, Мегги Росс.

Она удивилась.

— Я не могла бы сказать этого, нет.

— Это потому, что ваши силы расходуются на создание самообманов, иллюзий. Просто надо думать, что вы еще сможете сделать со всей той энергией, которой позволили выйти.

«Ерунда», — подумала Мегги, но внимательно прислушивалась к тому, что он говорил. Она знала, как игнорировать собеседника: вы не слушаете, вы думаете о чем-либо другом и — что всего важнее — не протестуете и не противоречите. Но Джона Форчуна было трудно уязвить: он был сильной личностью и нашел способ, как заставить ее слушать себя. Он сказал:

— Сны формируются в глубине подсознания. Они — не ложь. И правда часто выражена в таких символах, которые понятны только их видевшему, либо опытному толкователю.

— И вы думаете, что вы — именно такой толкователь? — сказала Мегги с вызовом.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, для этого я рекомендовал бы Джандинса, — он внимательно стал что-то высматривать на маленьком, заваленном книгами и бумагами столике, перебирая все вещи, пока не нашел трубку. — Вы не возражаете, если я закурю?

Она пожала плечами, не склонная в тот момент чувствовать расположение к этому человеку:

— Это ваш дом и ваша жизнь, и если трубка менее вредна здоровью, чем сигарета, тогда я не возражаю.

— Хм, — он сел и занялся набиванием трубки, затем поджег ее, затянулся и сказал, — и если они, ваши сновидения, тоже ваша жизнь, тогда непонятно ваше нежелание изучить их. Кстати, если вы хотите еще кофе, то кофейник еще горячий, стоит на кухне.

— Спасибо, я чувствую себя великолепно, — ложь из вежливости.

Она хотела уже уйти, но вместе с тем чувствовала себя как приклеенной к месту. Джон откинулся назад, на спинку стула, со вздохом и начал непрерывно дымить трубкой. У него похорошело лицо, он выглядел, как розовощекий эльф. Выпустил пару дымных колец, которые медленно поднимались к потолку.

— Я могу немного добавить к этой легенде, которой вы интересуетесь.

У Мегги пересохло во рту. Она решила выслушать его — все равно завтра уезжает. Что это изменит? Он принял молчание за согласие и начал.

— Год, когда случился гигантский шторм и когда Золотой барабан оказался здесь у побережья, был 1757-й. Человек, который спасся, остался в Аутер Банкс и потом, в благодарность, передал семье, приютившей его, барабан. Их потомки все еще владеют им. Барабан нигде и никогда не показывали в музеях или других местах. Мне сказали, что они живут теперь в Ванчезе.

— Ванчезе? Это… это не семья Джеми, нет?

— Джеми? — от его внимания не ускользнуло, что она называет его на шотландский манер.

— Я зову его так — Джеми. Вашего друга Джеймса Джентри.

— Нет, это не его семья.

Мегги выглядела потерянной.

— Вы говорили Джеймсу о вашем интересе к Золотому барабану?

— Нет. Сейчас я уже не интересуюсь этим. — Не осознавая, что сама себе противоречит, Мегги спросила: — Вы нашли имя человека, который спасся благодаря барабану?

У Джона Форчуна было хорошо с интуицией, и она подсказывала ему, что лучше сохранить имя в секрете. Он отрицательно покачал головой, но добавил, что кое-какая информация об этом имеется. Говорят, что барабан начинает сам стучать, если кто-нибудь оказывается в опасности.

— Я разговаривал с людьми, кому абсолютно верю. Например, пару лет назад был предсказан сильный шторм. Барабан тогда не стучал, и этот шторм миновал нас благополучно, принеся минимальные разрушения. Когда зимой приближался шторм с северо-востока, но синоптики не обратили на него внимания, тогда Золотой барабан наделал много шума. И тот шторм сдвинул целую дюну песка, погребая дома, выбивал окна и бушевал три дня!

Мегги невольно улыбнулась.

— Я хотела бы послушать тот барабанный грохот!

Джон затянулся трубкой, сияя улыбкой:

— Я тоже, я тоже хотел бы.

Он внимательно рассматривал Мегги через табачную дымку и чувствовал себя опечаленным и даже немного растерянным. Он полагал, что она еще не готова к этому. Но кое-что он мог рассказать, хотя, конечно, ничего такого, что могло бы повредить ей.

— Посиди еще вместе со мной немного, Мегги, а затем я отпущу тебя.

— Мне на самом деле пора идти — это мой последний день здесь, и мне необходимо еще многое сделать.

Ее последний день! Тогда все, что он ей сказал, — это слова, выброшенные на ветер. Однако он надеялся.

— Вы знаете что-нибудь о перевоплощении?

— Нет, — она взглянула на него озадаченно. — Я никогда не думала о таких вещах.

— Постарайся выслушать меня и поверить. Некоторые люди верят — я верю, в том числе, — что мы — бессмертные души, живущие в физических телах. Когда человек умирает, душа покидает его для существования в другом месте. Спустя некоторое время душа родится в другом теле, снова, и живет другой жизнью. Наши души имеют постоянно живущий идеал, который называется Богом, и в каждой жизни большинство душ стремится двигаться в направлении увеличения доброты. Другие могут выбирать другой путь, но мы говорим не о них. Вы пока со мной?

— Думаю, что да, — Мегги, действительно, была захвачена всем этим.

— Итак, черты личности, которые у нас есть: доброта, вспыльчивость, упрямство и так далее — это душевные качества, а не качества тела. Они продолжают существовать и передаваться от одной жизни к другой. Они могут способствовать развитию души. Наиболее укоренившиеся черты характера существуют с нами всю жизнь. В случае, когда черты отрицательные, такие как вспыльчивость, то весь смысл жизни может быть искажен из-за этой черты.

Мегги кивнула:

— В этом есть какой-то смысл, но я думала, что переселение душ — это что-то другое, какие-то черты поведения, четко воспроизводимые у рожденного от этого родителя ребенка.

Джон выбил пепел из трубки от и затем отложил ее в сторону.

— Существуют религии, где верование включает переселение душ во всех масштабах живых существ, начиная от насекомых, кончая человеком, но я не касаюсь столь большого диапазона живых существ. Я беру только проблемы человеческого существования. Продолжим. Когда человек перестал существовать, мы говорим: произошло повреждение одного времени душевной жизни, но всегда имеется возможность восстановить его, перенеся душу в другое тело. Я надеюсь, вы поняли? — Джон улыбнулся, пытаясь облегчить ей понимание такого сложного предмета. — Ведь люди не вредят себе, находясь в полной изоляции. В другой ситуации души объединяются, вновь и вновь, и вырабатывают свой общий вариант поведения в той или иной ситуации. Они прогрессируют от боли, страдания и взаимной помощи и направляются к любви, которая ничего не ждет в ответ. Такая любовь является высшей добродетелью во Вселенной. Вот почему говорят, что Бог — это любовь. — Джон Форчун наклонился вперед и внимательно взглянул на нее своими голубыми глазами. — Почему вам что-то нужно знать? Потому, что не оставляют дом и не мчатся сотни миль просто так, в поисках легендарного объекта, который мог бы и не существовать, без очень-очень серьезных оснований. Потому, что наши сновидения, которые идут из подсознания, из его глубин, напрямую связаны с нашими душами; сновидения могут связывать нас с другими жизнями, с другими временами, в которые мы жили. Имеются и другие способы создать эти связи — это определенный метод медитации, гипноз, — но для этого требуется специальная подготовка, когда один может контролировать свои мысли или другого.

— Один из этих способов вы пытались применить и для меня?

Джон слегка улыбнулся:

— Я пробовал, но вы уклонились. Я готов держать пари на любую книгу в этой комнате, Мегги, что в снах вы мечтали о Золотом барабане. Что вы жили жизнью, где барабан играет главную роль, и ваша душа понимает это. То, что случается в той жизни, становится образом поведения. Этот мотив поведения, я предполагаю, является неким беспокойством для вас, в том случае, когда вы не подавляете сны. Более того, если вы их поощряете. И наконец, — я не стал бы говорить об этом, если бы не узнал от вас, что вы завтра уезжаете, — я полагаю, что есть и другая личность, другая душа в ваших переживаниях, и это мой друг Джеймс.

— Джеми!

— Да, Джеймс Джентри. Когда вы встретили его, не казалось ли вам, что как будто вы знали его раньше?

Мегги отрицательно покачала головой:

— Я не думаю так, но он — он думал именно так и сказал мне об этом. Это, кажется, даже озадачило его. Вы говорили с ним когда-то о переселении душ?

— Нет. Нет, Джеймс — уравновешенный человек, он находится в ладу с самим собой, спокойно решает свои проблемы. С другой стороны, все годы, что я знаком с ним, он никогда не имел близких отношений с женщиной. Я заметил ему как-то об этом, и он мне ответил, что ждет свою женщину — единственную и неповторимую. Вчера вечером, когда я увидел его с вами…

— Да, это все очень интересно, но боюсь, что не имеет значения, поскольку я не уверена, что после нашей встречи увижу вас когда-либо еще, — Мегги поставила свою кофейную чашечку, и Джон увидел, что она снова замкнулась. — Спасибо за рассказ о Золотом барабане. Мне пора, у меня еще очень много дел. — Мегги формальным жестом протянула руку для прощального рукопожатия, и Джон подчинился. Ее глаза стали непроницаемыми, а лицо — как маска.

Никогда еще профессор не встречал такой полный отказ. Он надеялся, что поможет ей снять боль, от которой Мегги страдала в прежней жизни, и она сама сможет залечить душевные раны. Но он встретил отказ и был очень огорчен этим.

Джон стоял у дверей и наблюдал ее уход. Когда она была почти у своей машины, позвал:

— Мегги!

Она повернула голову.

— Мужчину с Золотым барабаном звали Дуглас.

Мегги пожала плечами: это теперь для нее ничего не значило. Ее отказ был полным. Все силы были направлены на поддержание его. От машины она помахала Джону рукой, сказала «До свидания», и было ясно, что она не хотела больше его видеть никогда.

— Что у тебя в руках? — спросил Джеми, встречая Мегги у входа в магазин в шесть часов вечера. Он запер дверь магазина и повесил табличку «Закрыто».

— Я что-то приготовила для тебя — прощальный подарок.

Мегги потратила много времени, оформляя рамку для картины с изображением заката на море; это было нелегко, поскольку работа требовала очень осторожного обращения, а также была достаточно больших размеров — два на три фута. Проследовав вместе с Джеми вглубь помещения, где и преподнесла ему свой подарок, она внезапно почувствовала робость, нетерпеливое ожидание его одобрения.

— Я надеюсь, тебе это нравится?

— Ты сделала сама??? — Джеми с радостью и восхищением бросился рассматривать пейзаж. — Я хочу сказать, ты это написала сама? Это оригинал Мегги Росс?

— Да, это моя работа, — ее щеки начали покрываться румянцем.

— Это восхитительно! Я понятия не имел… Ты сказала, что ты — коммерческий художник-оформитель, но это — Бог мой, Мегги, ты очень талантлива! Ты должна продолжать писать, — Джеми удалил с картины остатки упаковки, поставил ее у стены, отошел и продолжал восхищаться ею.

— У меня есть еще картины. Я работала каждый день с тех пор, как приехала сюда. Но другие еще требуют доработки. Они скорее выполнены как цветные наброски. Может быть, я использую их потом для письма маслом, позже… — она позволила себе помечтать, хотя определенно знала, что когда вернется в Атланту, не будет делать этого. Все ее масляные краски давно там засохли и рассыпались. Она годами не трогала их. Ей потребуются новые кисти, а они очень дороги, вряд ли стоит тратить деньги на них…

— Мегги, это действительно очень красиво. Почему ты работаешь как коммерческий оформитель, когда можешь рисовать, как здесь. Ты напрасно губишь свой талант.

— Я говорила тебе, Джеми, что должна зарабатывать на жизнь. Я не смогла бы содержать себя моими картинами.

Джеми прищурил глаза, теребил бороду и переводил глаза то на нее, то на картину.

— Я не согласен. Может быть, где-то ты и не смогла бы, но здесь, на Аутер Банкс, ты точно можешь, — он обнял ее. — Идем, я что-то покажу тебе. Я не знал, что рисуешь, а то показал бы тебе это раньше. — Он снял цепь, которой закрывал вход в картинную галерею, и повел Мегги туда. Много было сложено старых полотен, но все же немало картин было развешано и на стенках. — Здесь ты могла бы рисовать лучше, чем там. Соглашайся?

Мегги медленно обошла комнату. Большинство картин были пейзажи, так или иначе связанные с морем или с побережьем.

— Да, я смогла бы так работать. Большинство из этих вещей — акварели, а я предпочитаю работать с маслом. Я не думаю, что акварели очень выгодны.

— Так что же? Одна вещь, выполненная маслом, стоит больше, чем крупная акварель. Я понимаю, Мегги, что это еще не высшее искусство, но это шаг вверх над коммерческим оформительством. И если ты сможешь работать и рисовать, как эти, твои картины я смог бы продать туристам. — Джеми подошел сзади, обнял ее за плечи и привлек к себе. Борода мягко коснулась шеи, она повернулась к нему, и он поцеловал ее в губы. — Мегги, Мегги, оставайся здесь. Рисуй, оставайся со мной. — Он смотрел на нее, его лицо пылало. — Я люблю тебя, Мегги. Я чувствую, как будто ждал тебя всю жизнь. Живи здесь. Люби меня.

Мегги чувствовала, что внутри как бы что-то оборвалось. Кровь застучала у нее в ушах, и Джеми казался отстраненным, далеко-далеко.

— Я не могу. Слишком большой риск.

Джеми прижал ее, но она оттолкнула его, отступила назад и сунула руки в карманы.

— Тогда давай не будем сейчас решать. Мы пойдем поужинаем, а затем поговорим об этом у меня дома.

Мегги была уже в состоянии контролировать себя. Она высоко подняла голову.

— Я не пойду к тебе домой, или куда-либо еще, на ужин. Последняя ночь была великолепной, и этого достаточно. Я пришла попрощаться, Джеми. Рисунок — это мой прощальный подарок тебе. Я собираюсь назад в Атланту и не надеюсь, что увижу тебя снова.

На другой стороне Роаноке Айленда, в Ванчезе, старинный барабан — далеко не золотой — простучал:

— Рат-тат-тат.

Лишь один раз. Но этого никто не слышал.

1753–1756

Прошел год, и Дуглас не вернулся к Маргарет. Вместо этого пришло письмо: Дуглас поехал во Францию, чтобы собрать денег для борьбы принца Чарли. Он извинялся, но у него не было выбора, он должен был ехать. Он вернется и придет к ней, как только сможет.

Сначала Маргарет плакала, затем стала сердиться. Раздражение вызвало у нее потребность что-то делать — все, что угодно. Она вскочила на коня и поскакала на другой конец острова навестить свою кузину Флору. Флора отбыла свой срок наказания в лондонском Тауэре, вернулась и вышла замуж за другого кузена Макдональдов, за Кингсбурга. Теперь у Флоры был муж, дом и дети. Мальчик и девочка. Маргарет не завидовала Флоре, как раньше, когда обожала ее, но она по-прежнему любила свою кузину и знала, что может доверить ей свои секреты.

У Флоры Макдональд был на руках ребенок, а другой, начинающий ходить, крутился возле ее ног. Она внимательно выслушала Маргарет, которая рассказала ей о глупом поступке Дугласа с поездкой во Францию, о его предательстве — он же не сдержал обещания. Она дала Маргарет перевести дух перед тем, как сказала:

— Я понимаю твои чувства, кузина. Сама я думаю, что дело Стюартов проиграно, но душой я с теми немногими, кто еще поддерживает принца. Они дают приют, одевают и кормят таких, как твой Дуглас, и он должен поехать во Францию или в другое место, когда они его попросят. Ты можешь перестать думать о нем, как о друге или даже как о любимом человеке, но можешь ли ты быть счастлива с другим человеком?

Ребенок на руках Флоры начал плакать, и она дала ему грудь. Маргарет увидела его нежные губки на соске, и страстное желание ножом глубоко вонзилось в ее сердце.

— Нет! — воскликнула она громко. — Я хочу Дугласа и никого больше.

— Но твой отец хочет другого.

— Я знаю, но я не выйду замуж до тех пор, пока не дождусь Дугласа. Отец усиленно подыскивает мне женихов, но я буду отказываться от них, — она упрямо мотнула головой.

— Боюсь, ты очень гордая, Маргарет, и волевая. Но однажды отец сломает твою волю. Я бы не хотела видеть такое. Я знаю это из собственного опыта.

— Мой отец никогда не заставит меня делать что-то против моей воли! Ты можешь помочь мне найти Дугласа, когда он вернется, и я пойду к нему.

Флора вздохнула и дала ребенку вторую грудь. Она знала Маргарет такой же, как ее ребенок сейчас, и всегда осторожно направляла ее по жизненному пути.

— Хорошо. Я помогу тебе. Но боюсь, что мы обе будем сожалеть об этом через несколько дней.

Прошел еще год до того, как Флора сказала Маргарет, что Дуглас в Инвернесе. Флора также сообщила, что дорога туда очень длинная и трудная, особенно сейчас, зимой. Это она подчеркнула, когда увидела, что Маргарет уже готова была сразу сорваться в дорогу.

Маргарет помчалась туда одна, верхом. Люди Александра Макквари схватили ее на полпути, в Уестер Россе, и доставили домой. Отец закрыл ее в комнате на всю зиму. Но Флора сумела переслать ей письмо от Дугласа, и Маргарет воспрянула духом. Отец предложил ей другого жениха, и Маргарет снова расстроилась. Он наставительно говорил, что ей уже за двадцать, что скоро она не будет привлекать внимания ни одного мужчины. Ее любовь к Дугласу недолго оставалась в секрете: побег в Инвернес все обнаружил. Она предстала перед отцом, говоря:

— Я буду ждать Дугласа, и он придет ко мне! Если придется, до глубокой старости, до могилы!

Отец поворчал на это и сказал, что подумает, а когда пришла весна, позволил ей покинуть комнату.

В октябре 1756 года Маргарет Макквари отплыла от мыса Скай на остров Льюис, где ее ждал Дуглас Дуглас. Он считал, что наконец-то нашел безопасное место и дом для них, каменную хижину. Она стояла на западной оконечности острова, недалеко от Стандинг Стоунз.

В первую ночь при полной луне Маргарет и Дуглас поклялись в вечной любви друг другу. Золотой барабан был их единственным свидетелем.

У них было три месяца до того, как Александр Макквари нашел их. Он сердился и рычал, как старый дракон, и предупредил, что если Дуглас ценит свою жизнь, то он должен навсегда покинуть Шотландию, и если англичане не казнили его, то Макквари не позволит бесчестить его единственную дочь!

Дуглас обещал уехать и попросил на прощание повидаться с Маргарет наедине. Он в последний раз поцеловал ее и прошептал:

— Как только я соберу достаточно денег, я уплыву в Америку, как это делают многие шотландцы. Когда я приеду туда, я устрою для нас местечко, много прекраснее, чем это, и пришлю за тобой.

Маргарет смахнула слезы, она верила ему.

После этого Александр Макквари посадил свою своевольную дочь в каменную башню замка. Он поклялся, что будет держать ее до тех пор, пока не сломит ее волю и дух. На это потребовался год, но наконец Маргарет сломалась: она не могла больше выносить заточения — у нее было все, но она сходила с ума. Ее рыжие волосы приобрели серый оттенок, хотя ей было всего двадцать три года. Маргарет смутно помнила, что Дуглас обещал приехать за ней. Теперь она была послушной. Сидела у окна в своей комнате, сложив руки, и ждала. Тем временем Дуглас и его Золотой барабан пересекали Атлантику и потерпели кораблекрушение около побережья Хаттерз Айленда, у берегов колонии, называемой Северная Каролина.

Июль, 1993

Мегги Росс знала, что все еще в снах встречается с влюбленными и Золотым барабаном. Она убеждала себя перед сном — не буду помнить о моих сновидениях, но это слабо срабатывало. Действие внушения было лишь в том, что после пробуждения она могла припомнить только обрывки сновидений и следы эмоций. Мегги настойчиво продолжала жить своей обычной жизнью, работала и работала упорно каждый день. Но что-то другое поддерживало ее все это время, отнюдь не работа.

Рита, ее единственная подруга здесь, в Атланте, получила другую работу, в другой фирме, но Мегги не переживала из-за ее ухода. Она предпочитала одиночество.

Однако было нечто такое, что беспокоило Мегги. Она хотела что-нибудь услышать о Джеймсе Джентри. Она вспоминала его с глубокой нежностью и желала видеть, хотя понимала, что это неразумно. Она сказала ему тогда, чтобы он не писал и не звонил. Сейчас она любым способом хотела встретиться с ним. Постепенно ее раздражение переходило во что-то, похожее на отчаяние. Однажды подумала: «Я еду к нему, я возвращаюсь в Аутер Банкс». Но как только эта мысль полностью оформилась в мозгу, Мегги испугалась. Было неудобно самой ехать к нему, и она решила подождать. Пусть он первый свяжется с ней, не считаясь с ее решением.

Декабрь 1757

Флора Макдональд приехала в замок Макквари навестить свою кузину Маргарет. Флора видела ее лишь раз с тех пор, как отец освободил дочь из башни. Хотя Маргарет и предупреждала ее о случившемся, она не могла себе представить, что великолепная кузина так может быть сломлена. Вид послушной и подавленной Маргарет было трудно вынести.

Флора боялась этой предстоящей встречи, потому что новости, которые она хотела передать, были плохими. Их лучше было бы не говорить. Но Маргарет хотела знать все, и долг Флоры сказать ей. Когда Маргарет была заключена в башню, Дуглас приходил к Флоре, сказал, что собрал достаточно денег, чтобы переправиться в Америку, и скоро поплывет туда. Обещал связаться с Флорой и попросил ее быть доверенным лицом для общения с Маргарет. Но вестей от него не поступало. По крайней мере, до сегодняшнего дня. И известие пришло не от Дугласа.

— Маргарет?

Она сидела, как обычно, у окна своей комнаты. Повернула голову. Раньше при встрече она вскрикивала от радости и бросалась в объятия Флоры, теперь же улыбка лишь слегка тронула ее губы и она сказала:

— Привет, Флора.

Флора подошла к ней и взяла ее за руку:

— У меня печальное известие о Дугласе, кузина.

— Дуглас! — она воскликнула, но шепотом.

— У меня есть верные вести из Северной Каролины, это за морем. Корабль, на котором Дуглас был пассажиром, попал в ужасный шторм в том месте, где уже затонуло много кораблей. Это место называется Хаттерз, индейское название. Корабль затонул, Маргарет. Было бы глупо надеяться, что кто-либо спасся.

— Итак, Дуглас мертв, — сказала Маргарет беззвучно. — Он никогда уже не заберет меня отсюда.

— Прости, милая Маргарет, я очень, очень сожалею!

Той ночью Маргарет Макквари покинула дом отца. Она пошла той тропинкой, которой они часто ходили с Дугласом. Она стояла на том утесе, где они часто сидели вдвоем, тесно прижавшись друг к другу. Из глубины ее сердца поднимался пожар прошлых воспоминаний и переживаний, и она простерла руки к небесам, откинув назад голову. Звук ее страдающего голоса еще долго отражался в прибрежных скалах.

Маргарет бросилась вниз с утеса, в море.

Октябрь — декабрь 1993

Письмо было от Джеми! Когда Мегги вскрывала его, ее пальцы сильно дрожали, она открыла и прочитала:

«Дорогая Мегги, я помню, что ты обещала мне не писать и не звонить, но я не смог. Я постоянно думаю о тебе. Я представляю, что я пират, плыву в Атланту и похищаю тебя (хотя я, конечно, знаю, что в Атланте нет морского порта, я — опытный моряк, но это моя фантазия), и силой увожу тебя в Аутер Банкс, со мной. Ну, а если серьезно, Мегги, — ты нужна мне. Мне плохо без тебя. Мне кажется, что ты была счастлива здесь, в Аутер Банкс. И мне не показалось, что ты счастлива там, в Атланте. Но мне все равно, где жить и быть вместе. Я приеду туда к тебе — я всегда могу найти какую-либо работу. Пожалуйста, Мегги, возвращайся ко мне. Или позволь мне приехать к тебе.

Любящий тебя Джеми».

Мегги взглянула на три последних слова. Она коснулась их указательным пальцем. «Любящий тебя Джеми». Он это сделал. Против всех доводов, вопреки ее решению, он сделал это!

Мегги снова перечитала письмо, почти не веря своим глазам. Затем набрала номер его телефона и сказала:

— Я получила твое письмо. Я еду.

Джон Форчун подумал, что стареет, поскольку ему казалось, что он тратит больше времени на путь от своего дома до спасательной станции. В один из дней он взял машину и поехал туда, чтобы побродить по берегу.

— Ох! — как только он увидел машину Мегги, припаркованную там, так и почувствовал теснящую боль внутри. Сюда приезжают и другие люди на «саабах»… Но нет, он увидел именно ее машину, с номерами штата Джорджия. Это была машина Мегги, все правильно. У него все опустилось внутри.

Никто в мире, даже Джеймс Джентри, не знал лучше Джона той смелости, которую она проявила, когда вернулась в Аутер Банкс. Что ж, она всегда была способна опрокинуть все препятствия. Это было не так уж сверхъестественно. Он мог бы сказать, что даже если Джеймс случайно не доверяет ему, он понимал их ситуацию и без этого. Например, они не поженились. Даже не помолвлены. (Вообще, нужна ли людям помолвка? Джон не знает.) И хотя Мегги живет в доме Джеймса, она сказала, что это временно, лишь до тех пор, пока она не сможет приобрести собственное жилье. Не было секретом, что это сильно расстраивало Джеймса: он уже завтра был готов жениться на Мегги. Но она боялась взять на себя эти обязательства. А теперь Джеймс уехал из города для закупки товара для магазина, оставив Мегги одну. Здесь была машина, значит она где-то рядом, внизу, там, где Джон увидел ее в первый раз. Ее не случайно сюда тянуло — это место было связано с Дугласом и его Золотым барабаном. Знала ли Мегги об этом? Наконец, помнила ли она свои сны?

Мегги Росс стояла по лодыжки в холодной воде прибоя. Было начало декабря, и она пришла сюда в одном свитере поверх черных леггенсов. Без пальто, без шарфа. Она не сняла обуви, даже не понимала, что стоит в воде, не чувствовала холода. Все, что она знала, это то, что Джеми уехал, и была уверена — он никогда не вернется. Конечно, уехал только лишь за покупками, всего на пару недель, сказав, что он делает это каждый год. Но позвонил лишь однажды, и Мегги не могла понять, что Джеми, прожив так долго один, просто не подумал позвонить еще. Эта привычка поведения из другой жизни…

Мегги глубже вошла в воды океана. Волны разбивались уже о ее колени.

В Ванчезе старый, когда-то золотой, барабан пошевелился на своей пыльной полке. Металлические части напряглись, натягивая кожу, создавая невидимую энергию в ней. Барабан был готов бить.

Мегги могла бы заплакать, но слез не было, глаза были сухими, она чувствовала себя опустошенной, без сил, без воли, без надежды и даже без жизни. Все, что она ощущала всем своим существом, так это горечь утраты Джеми. В течение почти трех месяцев они были счастливы в его маленьком домике, но теперь он уехал и никогда не вернется.

Джеми уехал, а море осталось. Море всегда здесь, оно никогда не уходило. Приливы сменяют отливы, но море остается. Люди могут давать обещания при лунном свете, могут клясться во всем вечном, но их обещания не вечны. Море вечно, широко, необычно, источник всего…

Мегги прошла еще несколько шагов. Волны касались уже ее бедер.

Джон Форчун поднялся на вершину дюны. Он поднес руку к глазам, чтобы посмотреть вдаль, на блестевшую воду и прибрежный песок. В первую минуту он не смог отыскать Мегги, но затем увидел ее, по бедра стоявшую в водах океана.

Золотой барабан сам по себе начал выстукивать:

— Рат-тат-тат, рат-та-ратта-татта, рат-тат-тат!

Мегги стояла, совершенно не ощущая волн вокруг себя. Она просто чувствовала, как волны немного толкали и тянули ее тело, как двигался песок на ее ногах. Было трудно стоять, но в море было так спокойно…

Первым порывом Джона было окрикнуть ее, но он не сделал этого. Затем он хотел броситься в океан и вытащить ее оттуда, но и этого он не сделал, сумев понять значительность момента для нее. Мегги целиком захватили те старые переживания, из ее другой жизни, и он понял, что если вмешаться, то можно разрушить все и лишить ее шанса разорвать круг тех старых иллюзий. Он может лишь стоять и наблюдать. И надеяться.

Золотой барабан тревожно выстукивал:

— Рат-тат-тат! Ратта-тат-та-рат! Я здесь! Рат-татта-ратта-татта! Я здесь!

Джон Форчун видел волны вокруг талии Мегги и не мог вынести больше это зрелище. Он взял свои снасти и повернул домой.

Далеко-далеко Мегги Росс услышала звук бьющего барабана. Волна, крупнее других, ударила ее в грудь. Только сейчас она заметила, как ей холодно.

Там! Снова барабан, теперь громче:

— Рат-тат-тат! Рат-татта-рат!

Снова и снова. Услышав, она не могла отвязаться от этого звука. Внезапно поняла, откуда он идет: это бьет Золотой барабан. Мегги осторожно повернулась — она не хотела упасть, посмотрела назад, и увидела то, что сразу узнала: высокий молодой мужчина, с красивой кожей, темными, вьющимися волосами и мускулистым телом — и если бы она оказалась поближе, то увидела бы его серые, с черными ободочками глаза. Она знала его имя, смешное двойное имя — Дуглас Дуглас, потому что он из рода Дугласов, что и дал ему такое же имя, как фамилия.

Она все еще слышала барабан, но более глухо. Сделала несколько шагов назад, к берегу, чтобы быть ближе к молодому человеку. Она думала, что печаль, которую так явно чувствовала, исходила от него. Да, она чувствовала его печаль, а он как будто пристально вглядывался в море, страстно желая кого-то увидеть там: Дуглас не знал, что Маргарет покончила с собой, поверив, что он умер.

— О боже! — воскликнула Мегги, и в тот момент ее видение Дугласа исчезло. Так же и звук барабана — он тоже уже сделал свое дело. Она взглянула вокруг и удивилась, обнаружив себя по колено в воде замерзающего океана! Мегги как можно быстрее выскочила из воды. На песке, выше прибоя, обхватив себя руками, обернулась и взглянула на море.

— Я — Маргарет! — воскликнула она. — Я была Маргарет, была близка к тому, чтобы сделать, как ты, — броситься в море!

Мегги не хотела ничего вспоминать: содержание своих снов, которые она так долго подавляла. Они пришли целиком. Она знала: «Я была Маргарет, а Джеми был Дугласом!» И это давало такое ощущение, такое прекрасное чувство! Она прыгала на песке, радовалась, не осознавая, как сильно звучит в ней Маргарет Макквари: «Он любит меня! Он действительно любит меня! И я свободна, свободна, свободна!»

Вернувшись домой, где она жила вместе с Джеми, Мегги после горячего душа подумала, что должна позвонить Джону Форчуну. Ему можно доверить то, что с ней случилось. Едва высушив волосы, Мегги позвонила и рассказала ему все, заключая словами:

— Спасибо, Джон. Если бы вы не рассказали мне все о переселении душ, я не знаю, смогла ли бы связать все вместе. Вы знаете, что самое страшное — ведь я могла просто утонуть там!

На другом конце провода Джон добродушно засмеялся. Его голос звучал радостно:

— Вы могли бы сделать это, но не сделали. И, кстати, Мегги, вы слышали Золотой барабан? Весь город говорит об этом. Уже три человека мне рассказали об этом.

— Нет, а что насчет Золотого барабана?

— Сегодня после обеда, я полагаю, пару часов назад, барабан начал бить сам по себе. Это наделало такого шума, что жильцы дома, где он находится, собрались смотреть, что случилось, сбежались даже жители соседних домов. Было полно очевидцев!

Мегги прошептала:

— Золотой барабан бьет, когда кому-нибудь угрожает опасность!..

Под дверью появилась полоска света, затем дверь отворилась. Мегги взглянула, оторвавшись от книги, которую она читала.

— Джеми! Ты вернулся! — она вскочила, не обращая внимания на то, что книга упала на пол, подлетела к нему, обняла и все его лицо покрыла поцелуями.

— Что!? — воскликнул Джеми, улыбаясь, когда она наконец позволила ему войти в комнату. Он был неслыханно рад — Мегги не была так открыта ранее.

— Но ты должен был бы вернуться только через три дня, — сказала она, кладя руки ему на плечи. — Почему ты вернулся раньше?

— Ты ни за что не поверишь мне, но у меня был странный сон. Это было связано с Золотым барабаном: он начал бить и продолжал это делать до тех пор, пока я не осознал, что должен спешить домой!

— Ох, я верю этому, — сказала Мегги, сцепляя свои руки с его и притягивая его на диван, — и мне придется досказать тебе эту историю до конца.

Оглавление

Диана Банэ Золотой барабан