КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Безоружна и очень опасна [Лев Дворецкий] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
ИЯ

Я сразу почувствовала этот пристальный, тяжелый взгляд, и не поворачивая головы, стрельнула глазами в правый угол зала, где у прилавка маячила мужская фигура. С виду ничего особенного: среднего росточка, худощавый, лет тридцати, по лицу словно утюгом прошлись. Вот только взгляд… давящий, даже поежиться захотелось.

Я не спеша прошла мимо того прилавка. Нет, можно стереть из памяти эпизодик: за день и не сосчитаешь, сколько мужиков на тебя глаза пялили, сколько пытались заговорить, завязать знакомство. Но ведь одно дело — поймать на себе восхищенный взгляд, увидеть, как идущий тебе навстречу молодой парень или зрелый мужчина делает стойку, почувствовать спиной, как обалдело глядит тебе вслед, и совсем другое — ощутить будто тебя простреливают глазами насквозь, как этот ублюдок.

Я продолжала делать покупки, с особым вниманием выбирала овощи, даже встряла в перебранку старушек, выяснявших отношения в очереди в кассу. Но засевшее где-то под левой лопаткой смутное беспокойство не оставляло меня.

Нужно взять себя в руки: чего это я раскисла, ненормальная. Наслушалась у подружки Ирки рассказов про грабежи, убийства, насилия и шарахаюсь от первого встречного. Надо прекращать эти пустые посиделки. Собираемся у нее дома подработать курсовую, подготовиться к семинару, а занятия выливаются в вечера по обмену сплетнями.

Так, мысленно поругивая себя, я прошла к кассе, расплатилась и направилась к выходу. И тут тот самый «гляделкин», будто старый знакомый, кинулся навстречу.

— Разреши помогу, — вполголоса проговорил он и крепко, как клещами, взял меня под локоть, а мою сумку с покупками — в другую руку.

Мне бы закричать, позвать на помощь… Куда там. Открываю рот, словно рыба, а слова застревают в горле.

— Да ты не бойсь, не съем. Провожу до дому и только. — Голос у него низкий, хриплый. — Разве что попрошу отцу твоему несколько слов передать от меня и дружков моих. Постарайся запомнить.

Я закивала головой, мол, согласна, передам обязательно. И тут же, заикаясь, наивно спросила, не хочет ли он сам с отцом поговорить, если ему это уж так нужно.

— Дельная мысль, — хохотнул мой провожатый. Молча протащив меня шагов двадцать, он продолжал:

Можно, конечно, поговорить и напрямую, но пока лучше через тебя. Передай своему предку вот что: ежели он тебя любит и хочет видеть живой и здоровой, пусть добьется для Жухова оправдательного приговора, на худой конец — условного. Вот и все, поняла?

Я опять закивала, уже догадавшись, что не я, а отец им нужен. Сейчас главное — выиграть время, значит, надо успокоиться, на все соглашаться, короче, постараться избавиться от проходимца. Тем временем мы уже подошли к дому. Он отдал сумку, посмотрел на меня, растянул губы в улыбке, обнажив желтые кривые зубы.

— А ты ничего, звать-то как?

— Маша, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

— Ха, лапшу мне на уши вешаешь, — пробурчал он, запуская руку в мою сумку. Вытащил университетский пропуск, который я всегда таскаю с собой, раскрыл.

— Ну-ну, значит Ия. — Он ухмыльнулся, довольный тем, что не дал себя провести, повернулся и вразвалочку, слегка загребая ногами, удалился.

Пока я поднималась к себе, окончательно успокоилась, даже сама себя убедила, что все это — просто идиотская шутка придурка, захотевшего «приклеиться». И незачем беспокоить отца, он и так помешан на своей работе, допоздна торчит там.

Потом я, конечно, пожалела, что не рассказала все отцу, не приняла всерьез слова незнакомца. Но что взять с восемнадцатилетней девчонки? Позднее с годами, когда жизнь меня уже обкатала, я стала готова к любым поворотам судьбы. Это был один из первых уроков, за который мне пришлось заплатить дорогой ценой. Но потом, а тогда я скоро забыла о происшествии и даже с Иркой не поделилась.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Апелляцию рецидивиста Жухова Верховный суд рассматривал без меня. Я был срочно вызван на совещание, успев лишь заглянуть в дело. На фотокарточке молодое, симпатичное лицо — и не подумаешь, что здесь целый криминальный букет: валютные операции, изнасилование, убийство. Я знал, что рассмотрение дела в городском суде уже несколько раз откладывали. Свидетели, словно сговорившись, отказались от своих прежних показаний. Вот это обработка! И все же суд состоялся, вина Жухова была доказана полностью, он был приговорен к высшей мере.

Вернувшись с совещания, я узнал, что республиканский Верховный суд оставил приговор без изменения.

Не успел я зайти к себе в кабинет и сесть за стол, как начались звонки «сверху» с просьбами повлиять на это решение, повнимательней, погуманней отнестись к осужденному. Объясняю: с делом Жухова не знаком, вмешиваться в решение суда считаю себя не вправе. В ответ — раздражение, угрозы, но к этому я уже давно привык, не обращаю внимания.

Пришел на следующий день на работу, смотрю — на столе «дипломат». Полуоткрыт. Пальцем приподнял крышку — доверху набит ассигнациями. Тут же позвонил прокурору, вызвал охрану, пригласил в кабинет всех работников, кто в это время был уже на месте. Составили акт, «дипломат» опечатали. Как оказалось, принесла его уборщица по просьбе некоего мальчугана. Это — концы в воду… Деньги перечислили в государственную казну.

Ладно, на сегодня все. Домой. Ия, наверное, заждалась. Совсем времени нет побыть с девочкой. Так и растет без отцовского внимания. Да что там растет — уже взрослая стала, красавица, в мать пошла.

Вдруг вспомнился тот злополучный вечер, словно вчера все это было. Пришел с работы поздно, удивился: Нади нет дома. Только прилег на диван — звонок, снял трубку, услышал голос жены. Она сразу, без предисловий, сказала коротко: не жди, уезжаю с Виктором, насовсем, береги дочь. Я еще услышал всхлип, потом короткие гудки. И все, словно не было у нас с этой женщиной ничего — ни дома, ни дочери, ни любви.

Я помню, Виктор приходил к нам, как к себе домой. Весело садился за стол, ел, пил, смотрел телевизор, со мной держался запанибрата, с Надей — шутливо-изысканно, Ие обязательно вручал шоколадку. Привела его к нам в дом сама Надя, представила как товарища по работе, страшного неудачника в личной жизни и талантливого изобретателя новых лекарств. Разве мог я тогда подумать, что между ними произойдет что-либо серьезное? Надя — по-девичьи стройна, изящна, огромные карие глаза оттеняли белизну лица и блеск гладко зачесанных волос. Ее так и называли — кареглазая цыганочка. Он — полная противоположность: невысокого роста, широкоскулый, с глубоко сидящими маленькими глазками. Разговоры, которые он заводил, были какими-то пустыми, отвлеченными, он перемежал их анекдотами и первый закатывался от хохота. Я видел, что он старался создать о себе впечатление как о друге дома, человеке легком по характеру, на помощь которого всегда можно рассчитывать. Сейчас-то я понимаю, что он, скорее всего, просто темнил, играл, чтобы и мыслей у меня не было относительно близости его и Нади.

Обиднее всего был этот обман. Допускаю, полюбили друг друга — чего в жизни не бывает. Но скажите честно: так, мол, и так, судьба связала нас. Я понял бы, хоть и больно терять любимого человека. Но тут ведь голову морочили, почти открыто рога наставляли — разве такое прощается? Ну да Бог с ними. В прошлом году я получил от Нади письмо. Это спустя почти десять лет! Пишет: живут в Калифорнии, в Сакраменто, недалеко от Сан-Франциско. Свой дом, две машины, растет сын. Надя просила простить ее да еще отпустить к ней хотя бы ненадолго дочь.

Я ничего тогда Ие не сказал — она готовилась поступать в университет, уже подала документы. Узнай она о письме матери, могла разволноваться, расстроиться, не дай Бог, дело с поступлением сорвалось бы. Сейчас учится на одни пятерки, изучает английский. Недавно попросила, чтобы я рассказал ей о матери. Поборол в себе горечь обиды, сказал, что мать ее — хорошая, заботливая, ласковая. «Почему же она бросила тебя, нас?» — спросила Ия. Голос ее дрожал, я видел — вот-вот заплачет. Тогда я рассказал о письме, дал адрес матери, сказал, что, если хочет, может съездить к ней. «Нет, — отрезала Ия, — пусть будет так, как есть».

С тех пор мы с Ией о матери не говорили ни разу.

Ладно, хватит об этом, а то совсем раскисну. Может, прав был Валентин Сергеевич, наш главный прокурор, когда сказал однажды: «Жениться тебе надо, Андрюша, а то так бобылем и помрешь»?

Чего греха таить, задумывался я об этом уже не один раз. Но, во-первых, стоящей женщины я так и не встретил, а во-вторых, не знал, как отнесется Ия к той, кого приведу в дом, примет ли ее сердцем.

От работы до дому мне рукой подать — минут двадцать неспешной ходьбы. При желании можно добраться за четверть часа. Когда Ия дома, я тороплюсь, чтобы ее застать и успеть перекинуться с ней хотя бы парой слов. Перед уходом я всегда звоню по телефону и если слышу голос дочери, то уже не мешкаю, быстро собираюсь — и вперед на пятой скорости.

Вот и сейчас — набираю домашний номер.

— Папуля, ты? — сразу спрашивает Ия, будто видит меня на противоположном конце провода.

— Я — Бегу, — отвечаю и кладу трубку, чтобы не тратить зря время.

Тут я вспомнил, что обещал вечером позвонить Татьяне и договориться о встрече. Ну, раз дал слово, надо его держать. Таня — моя студентка, третьекурсница. Я ведь еще в институте преподаю, как принято сейчас говорить, на почасовой оплате. Ничего, пока тяну, лишние деньги не помешают. Ия — модница, как все в ее возрасте, а на тряпки денежки нужны. Не хочу, чтобы дочь в чем-либо нуждалась.

Вчера после лекции Таня подошла и сказала, что у нее ко мне серьезный разговор и что она хотела бы встретиться и поговорить тет-а-тет. Я очень тогда торопился и не мог уделить ей внимания. Тогда она попросила меня позвонить ей домой. Естественно, я пообещал. Сунув мне записку с телефоном, она убежала.

Зная, что она живет где-то неподалеку, я решил с ней встретиться и по дороге обсудить ее проблемы. Я набрал ее номер. Таня ответила тотчас и согласилась встретиться на улице у ближайшей трамвайной остановки.

Одеться, выключить свет, закрыть за собой двери и выйти на улицу было делом минуты. Девушка уже ждала меня в условленном месте. Выглядела она очень элегантно, джинсовый костюм плотно облегал стройную фигурку. «Ничего не скажешь, довольно эффектна, — оценил я ее мысленно, и это было для меня неожиданно, ведь в институте я вижу ее не менее двух раз в неделю и никогда ничего особенного в ней не замечал, а скорее, просто не обращал на нее внимания. — Интересно, что ей нужно от меня».

— Спасибо, Андрей Петрович, что позвонили и пришли. — Таня уверенно взяла меня под руку. — Куда пойдем?

Я сказал, что дома меня ждет дочь и, если не будет возражений, мы можем по дороге обсудить вопрос, который ее тревожит.

Таня согласилась и заявила, что готова развить эту идею и принять мое приглашение на чашечку кофе или чая.

Мне ничего не оставалось, как взять предложенный девушкой шутливый тон и пригласить ее домой.

ХРОМОЙ

Вот уж третий десяток лет пошел с того дня, как нарекли меня Хромым. Вроде давно это было, а помню все до подробностей — и события и людей. Взяли нас тогда сразу после ночной вылазки на сберкассу. Я уже почти ушел от преследователей, да пуля, посланная ментом, угодила в ногу. Ну, а потом, после больницы, как положено, был суд. Вкатили мне «десятку», причем в строгом режиме. Прибыл в тюрьму, прихрамывая, опираясь на палочку.

— Ха, хромой! — радостно встретили меня в камере. Народ, видимо, надеялся потешиться.

— Цыц! — остановил «брательников» высокий парень с черной бородкой, одетый в серую рубашку с закатанными рукавами. Бросались в глаза его накачанные бицепсы тяжелоатлета. Пахан вышел на середину камеры и оглядел меня с ног до головы. — Слышал о тебе. — Он протянул руку. Пожатие его было легким, хотя при желании ему ничего не стоило раздавить мою ладонь. Он широким жестом показал на койку, что стояла у окна. — Будешь рядом.

Это был приказ. Вмиг к этой койке подскочил один из обитателей камеры, свернул постель и унес куда-то в угол. Через минуту койка была застелена совершенно чистой простыней.

Кличка Хромой так и осталась за мной. Вначале я оказался вроде как учеником Пахана, а потом стал его правой рукой во всех делах.

Десять лет мы провели вместе за решеткой. Вышел Пахан на волю раньше меня на месяц. Многому я у него научился: главное — я теперь знал, как жить, как приспосабливаться к любым обстоятельствам.

«В миру» я Валерий Николаевич Сизов. Фирма наша, где я работаю коммерческим директором, процветает. Для всех мы — благотворительная ассоциация, оказываем помощь пострадавшим в катастрофах, природных катаклизмах, эпидемиях, но это фасад, а точнее — крыша. Главное же, чем мы занимаемся, это, как модно сейчас говорить, теневая экономика. Тут закручен мощный бизнес, задействована масса людей, среди них и довольно известные персонажи, и те, по кому тюрьма плачет. Особенно радует зарубежный филиал, там наш партнер — тот самый Пахан. Но, естественно, знают его не как Пахана, а как коммерсанта — Николая Елисеевича Багрова. В свое время благополучно отчалив от родных берегов, он успешно обосновался на «чужбине». Ему удалось развернуть довольно выгодное дельце, связанное с куплей-продажей лекарственных препаратов, главным образом наркотических, и отправкой их в Россию. Через одного знакомого туриста Пахан вышел на меня и пристегнул к делу. Работает он с неким Виктором Макаровичем Холодовым, тоже из бывших наших, в одной из фармацевтических лабораторий США.

Все шло более или менее гладко до того дня, когда взяли Василия Жухова, или Борзого, как мы его прозвали за умение удирать от ментов. И хотя за ним тянется добрый десяток дел, каждое из которых тянет на «вышку», именно ему поручались особо ценные грузы — и всегда он выходил сухим из воды.

Жухов был дока по челночным рейсам: отвозил деньги на таможню для вручения «нужным» людям, получал там груз и доставлял на фирму. И каждый раз, словно артист, менял внешность: то бороду наклеит, то усы, а то и парик нацепит. Да и одеваться ухитрялся всегда по-новому, но всегда с шиком, изысканно. Где он поднабрался такого — загадка. Видно, пращуры были из княжеского или графского рода. А ведь подкидыш он, о родителях ничего не знает и не ведает, воспитывался в уголовном мире. Словом, можно было на него положиться, человек надежный, во всяком случае, никогда не подводил и все задания выполнял исправно.

А тут вот взял и изменил своему правилу. Накануне гулял допоздна в ресторане, с кем-то бабу не поделил, подрался и пырнул ножом собутыльника. Утром еле продрав глаза, подхватил приготовленный заранее кейс с деньгами и как был, в рваных джинсах, с синяками на морде, помчался в Шереметьево на своем «мерседесе».

В аэропорту, ожидая клиента, чтобы расплатиться с ним, он затаился в условном месте и ничего плохого не ожидал, когда к нему подошли трое. Ни слова не говоря, заломили руки, надели наручники — ив машину. Как узнал я потом, опознала его ресторанная девка.

Да, по-дурному попался Борзой, теперь все делаем, чтобы его вызволить, ведь если, не дай Господи, расколется, пиши пропало: раскрутят нашу фирму на всю катушку, а тут же не тысячи — миллионы; голов полетит — не сосчитаешь. И моя в первую очередь.

Пахан, как про все узнал, разъярился так, что трубка телефонная чуть не задымилась от мата. Приказал Жухова убрать, назвал людей, которые могут это сделать. А буквально через полчаса снова позвонил, сказал, что погорячился, что такие, как Жухов, на дороге не валяются, у него, мол, опыт, связи, сноровка, и надо обязательно ему помочь. Дал наводку на следователя по особо важным делам Филатова Андрея Петровича, бывшая жена которого живет в Америке со вторым мужем. Этот ее муж — одна из ведущих фигур фирмы, думаю, что от него Пахан и получил адрес следователя.

Мы пораскинули мозгами насчет обработки Филатова и решили начать с его дочки. Нам уже было известно, что он в ней души не чает. Ну, а если на угрозы не поддастся, пусть пеняет на себя: применим к ней более жесткие меры, это срабатывало всегда в таких случаях. Ничего, деваться ему некуда, освободит Жухова.

Поначалу я послал одного парня, чтобы припугнуть девчонку, он доложил потом, что все сделал как надо: подстерег в магазине, познакомился, проводил до дома и попросил ее передать отцу наше пожелание. Послушная, говорит, девочка, симпатичная, Ией зовут, обязательно выполнит поручение, потому что чуть не вырубилась от страха. А такие пугливые, как правило, готовы на все, лишь бы больше не встречаться с нашим братом.

Если по правде сказать, мне слабо верится, что предпринятые мной действия с первого раза сработают. Что ж, поживем — увидим, в жизни всякое случается.

ГЕНРИХ

— Меня зовут Ия. Научите меня каратэ. Я оторвался от графика занятий, который составляю еженедельно для своих орлов, и поднял голову. Девушка лет восемнадцати внимательно, даже с вызовом, смотрела на меня.

— Что вы сказали? — переспросил я, хотя отлично ее понял. Просто нужна была пауза, чтобы мой ответ не показался слишком поспешным и дал повод для упрашиваний, которых я не терплю. За день ко мне приходит немало мальчишек с подобными просьбами. Каратэ для них романтика, им кажется, стоит только захотеть, и они тотчас станут мастерами. Мало кто задумывается, что это прежде всего тяжкий труд, добровольное отречение от многих земных благ и подчинение всего себя избранной цели. Только полная самоотдача может принести успех. Бывает, что и принятые в школу ребята выдерживают лишь месяц-другой и уходят. Поэтому отбору нас очень тщательный. К тому же школа специализированная, рассчитана на то, что лучшие ее выпускники могут быть зачислены в систему МВД для дальнейшей учебы и службы в отрядах спецназа или для укомплектования оперативных отделов. Словом, нагрузка в школе ориентирована целиком на сильных и выносливых, причем только на мужчин. А тут девушка, да такая, что хворостинкой перешибешь.

— Ией меня зовут, — повторила она и замолчала.

— Ну и что, разве это причина для занятий каратэ? — спросил я как можно мягче. — Почему бы вам не попробовать себя в гимнастике, плавании, волейболе? Для женщин спорт — это грация, здоровье, молодость. А занятия каратэ связаны с большими физическими нагрузками, которые не каждому парню по плечу.

— Хочу в вашу школу, — упрямо повторила она, терпеливо выслушав мои доводы.

— А кто вам ее рекомендовал? — поинтересовался я.

— О вашей школе и о вас — кстати, как о прекрасном педагоге и профессионале — мне рассказывал ваш ученик Игорь. Он обещал поговорить с вами насчет меня.

Я вспомнил: действительно Игорь упрашивал меня принять в школу в порядке исключения его знакомую девушку, отличавшуюся, по его словам, прекрасными данными. Я тогда ничего не ответил, но после неоднократных напоминаний, в конце концов сказал, что пусть придет, поглядим.

— Мы дружили с Игорем, — продолжала Ия. И как бы предупреждая мой вопрос, заторопилась: — Нет, мы были просто товарищами, вместе гуляли, катались на лыжах, ходили в турпоходы по горам. Но не больше. Мы были очень разные.

— Были? Что случилось с Игорем? — спросил я ее.

— Это ужасная трагедия, — девушка закрыла ладонями лицо и всхлипнула.

Я подвинул ей кресло, налил из термоса горячего кофе. Ия послушно села, достала из сумочки платочек, приложила к глазам.

— Все произошло буквально в течение нескольких минут, — стала рассказывать она. — Мы с Игорем гуляли по парку. Живу я рядом, в микрорайоне Воронцово, и парк как бы примыкает к нашему двору. Прохаживались мы тут по аллеям, бывало, допоздна, и никогда не было никаких происшествий.

— В какое же время вас понесло туда? — спросил я.

— Часов в одиннадцать, кажется.

— Почему так поздно?

— Игорь позвонил, предложил пройтись по парку. У него ко мне был какой-то разговор.

— Действительно важный разговор?

— Абсолютно никакой. Когда прогуливались, я несколько раз напоминала Игорю о его намерении поговорить, но он только отшучивался.

Ия снова взялась за платочек. Сделав глоток кофе, она продолжала:

— Эти трое выросли будто из-под земли, я даже закричать не успела. Игорь вмиг разметал их, они оказались на земле. Мы побежали и уже были далеко, когда у нас за спиной загремели выстрелы, Игорь упал. Я попыталась его тащить, но не смогла. Вокруг никого не было, даже те, кого Игорь уложил, исчезли. Я закричала: «Помогите!», побежала к ближайшему автомату, позвонила по 03, объяснила, что произошло. Не успела повесить трубку, как увидела машину «скорой помощи», подъезжающую к парку. Из нее выскочили двое в белых халатах с носилками и направились к тому месту, где лежал Игорь.

— Значит, кто-то раньше вас предупредил врачей? — предположил я.

— Видимо так, — согласилась Ия. — Может быть, услышав выстрелы, позвонили в «скорую» жильцы ближайшего дома.

— Почему же вы не поставили в известность милицию, они ведь наверняка с ног сбились в поисках свидетелей? — упрекнул я девушку.

— Не хотела связываться. Замучают с вызовами. Что я могла им сказать, когда сама ничего не знаю и не понимаю? В темноте я и лиц не запомнила.

— Все равно, надо пойти к ним или пригласить следователя к себе. Вдруг найдется зацепка, о которой вы сами и не подозреваете, — посоветовал я.

— Ладно, — согласилась Ия, — сделаю.

Ничего она, конечно, не сделала, упрямая девчонка. Это я потом выяснил. А в тот день она показалась мне мягкой, уступчивой, откровенной. Мы долго разговаривали. Ия рассказала о родителях, о жизни, об учебе, о своей мечте овладеть каратэ. Я не скрывал, что школа — на особом дисциплинарном режиме, подведомственна МВД, и тот, кто учится здесь, подчиняется строгим правилам и законам. Ия отвечала, что готова на все условия, лишь бы ее приняли.

Не знаю, искренне она говорила со мной или иные помыслы владели ею, но я все же обещал подумать, как с ней быть, и, прощаясь, сказал, чтобы она позвонила или зашла дней через пять.

Почему я осторожничал? Научен горьким опытом. Однажды я поддался на увещевания начальника одного из отделов МВД и принял в группу дочь его приятеля. Тотчас все пошло кувырком. Девчонка была смазливая, фигуркой Бог не обидел. На занятиях она старалась быть в центре внимания ребят. А те вместо того, чтобы упражняться, пялились на нее во все глаза. Потом из-за нее начались ссоры и даже произошла драка. В итоге два месяца по нулям, ни малейшего прогресса на тренировках, шесть человек пришлось исключить, в том числе и эту красотку. С тех пор я зарекся: ни одной женщины в школе!

Школа каратэ — мое детище. Это единственное в своем роде учреждение, где готовят профессионалов. И мне совсем небезразлично, какая здесь обстановка.

Я сам с детства воспитывался в атмосфере восточных ритуалов, с малых лет жил в Японии. Отец, тогда первый секретарь нашего посольства, увлекался традиционными видами японской борьбы. Не было случая, чтобы он пропустил мало-мальски значительные тренировки, встречи, соревнования мастеров боевых искусств — дзю-дзюцу, кэн-до, иаи-дзюцу, кун-фу, каратэ. Почти всегда он брал меня на эти зрелища. Мать вначале противилась его увлечению, сердилась, когда отец уводил меня с собой, но в конце концов смирилась и даже, помню, стала немного разбираться в символике и терминологии, радовалась вместе с отцом, когда он рассказывал о победе своих кумиров. Ну, а я был всецело поглощен великолепием бойцов, ведущих поединок. В эти мгновения я забывал обо всем на свете, ставя себя на место то одного, то другого из них, в зависимости, разумеется, от того, кто был более ловким, наносил больше прицельных ударов, кто побеждал.

В двенадцать лет я стал учеником знаменитой в Японии школы каратэ, которой руководил Дзен, известный в стране мастер, одержавший в свое время немало ярких побед на соревнованиях по кэмпо, представляющего собой совокупность разных направлений и школ восточных воинских искусств. На вид ему было за семьдесят. Сухонький старичок, с острой серебристой бородкой и слезящимися щелочками глаз, опирался на палку. Казалось, он вот-вот упадет, но как обманчива была его внешность! На занятиях он преображался. Это был уже другой человек — молодой, ловкий, полный сил и энергии, с твердым, звонким голосом. Каждое движение он вначале показывал сам, а затем заставлял нас часами его повторять. Следить за правильностью выполнения упражнений он поручал своим помощникам. Особое внимание уделялось точности нанесения ударов, но не дай Бог было перейти грань — допускалось только легкое касание противника. Выработка в себе чувства меры занимала большую часть времени, особенно в первые месяцы учебы. Вместе с тем Дзен буквально вбивал в каждого из нас готовность и умение в любой миг перейти эту грань в случае необходимости отразить нападение, встать на защиту слабого, наказать зло. Но при всех обстоятельствах следовало руководствоваться соображениями справедливости, чести, здравого смысла.

После пяти лет занятий в школе я получил черный пояс. Вручил мне его сам Дзен, после того как я выдержал все восемь степеней экзамена. Особенно трудной была последняя, восьмая степень. Я должен был голыми руками справиться с пятью отменными бойцами, которые были вооружены палками, а также метнуть точно в цель кинжал с двадцати пяти метров. Но и это испытание я преодолел успешно и был принят в ранг мастера. Через год я стал обладателем черного пояса третьего дана.

Вскоре отца отозвали на родину. Я поступил в институт, потом была армия, воздушно-десантные войска. Все это время я старался не потерять форму, руководил физической подготовкой десантников. Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, но тот злополучный прыжок, когда парашют удалось раскрыть почти у земли, решил все однозначно: госпиталь, а затем увольнение в запас.

Когда я пришел к командиру дивизии за документами, я увидел в кабинете незнакомого генерала. Меня, оказывается, ждали. Представитель Министерства внутренних дел республики пришел, чтобы пригласить меня на работу в их ведомство. Надо было наладить у них систему подготовки бойцов отрядов специального назначения. Я согласился — при условии, что мне разрешат открыть свою школу, где наряду с работниками милиции овладевали бы искусством каратэ молодые люди из числа демобилизованных, а также юноши, закончившие среднюю школу, и студенты. Генерал не возражал и обещал всяческую поддержку, ибо увидел в моей идее прекрасную перспективу постоянного пополнения рядов спецназа квалифицированными кадрами.

Так стал я начальником школы восточных единоборств, а точнее — каратэ. Стараюсь передать своим питомцам все, что сам знаю и умею, и пока вроде получается. Из стен школы выходят отличные мастера.

Ну, а как же быть с девушкой, у которой загадочное имя — Ия? Может, действительно она «загорелась», и поступить в нашу школу стало мечтой ее жизни? Чем черт не шутит, вдруг выйдет из нее толк. Рискну. А членов приемной комиссии попробую убедить, обычно они прислушиваются к моему мнению. Думаю, и на этот раз получится. Вначале пойдет в группу начинающих, а там посмотрим. С ребятами поговорю, чтобы относились к ней как к товарищу, которому нужна поддержка.

ИЯ

После того, что произошло в парке, я несколько дней вообще не выходила из дома, никого не могла видеть и слышать. Перед глазами вновь и вновь разворачивались события того вечера.

Что было дальше, после того как «скорая» увезла Игоря? Зареванная, я помчалась домой. На углу моей улицы дорогу преградили двое парней. Заговорили тихо, вкрадчиво:

— Не торопись. Успокойся. Мы твои друзья и не хотим тебе плохого. С Игорем — случайность. Он сам виноват, полез в драку. Наш тебе совет: посиди с недельку дома, пока все образуется. Всем скажи, что заболела. О наших встречах — ни гугу. Если придется давать показания, скажи, мол, приставали в парке хулиганы. Дружок заступился, и вот финал. Ну, а ежели растрезвонишь, пеняй на себя. И знай, у нас везде свои люди — и в милиции, и в прокуратуре. Кстати, поторопи отца с Жуховым. Не сделает он, попросим других, но тогда не обессудь.

Мне стало страшно от их угроз. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, не зная, как поступить — бежать ли в милицию или поспешить домой к отцу, а может, позвонить Ирке, посоветоваться, как быть. Они ушли, а я все стояла посреди улицы в какой-то прострации. Очнувшись, что есть силы помчалась домой, открыла дверь — на столе лежала записка. Отец сообщал, что неожиданно уехал в командировку. Что ж, это даже к лучшему, не буду его расстраивать. Теперь есть время успокоиться и обдумать случившееся. Прежде всего надо узнать, куда увезли Игоря и в каком он состоянии, может, все еще обойдется.

Звоню по 03. Через минуту я набрала номер телефона больницы, там ответили: «Покровский скончался».

С Игорем мы познакомились несколько месяцев назад в турпоходе в Крыму. Он тоже оказался большим любителем гор, объяснил, что путевку получил за победу в соревнованиях по каратэ. И там, на турбазе, и потом, в Москве, когда встречались, каратэ было его любимой темой. Я узнала, что Игорь — бывший детдомовец, уже пять лет занимается в специальной школе, которой руководит Генрих, легендарный человек, единственный в стране каратист, имеющий черный пояс высшей категории. Игорь казался мне примитивным со своими бесконечными разговорами о спортивных занятиях. Я просто уставала от него, мне все время казалось, что он чего-то недоговаривает, не раскрывается полностью. Он постоянно сорил деньгами, делал мне богатые подарки, которые я старалась не брать. Было непонятно, откуда у него, нигде не работающего, такие деньги, а на все мои вопросы он отделывался шутками. Однажды, правда, он заинтересовал меня, пообещав поговорить с Генрихом насчет моего поступления в эту школу. Дело в том, что я давно ходила в гимнастический зал местного клуба, и это стало надоедать. Захотелось нового. Но я сразу остыла, когда узнала, что у Игоря относительно меня далеко идущие планы, и он питает ко мне «большое и светлое чувство». Я твердо решила порвать с ним, так как ничего, кроме раздражения, он у меня не вызвал. Встречалась с Игорем скорее по инерции, не хотелось его обижать. Тем не менее гибель Игоря я ужасно переживала.

Я бухнулась в постель, но какой там сон! Как в кино, мелькают кадры: парк, полутемные аллеи, три зловещие фигуры, выстрелы, «скорая». Слышу будто с удаляющегося поезда: «Смотри не проговорись».

Просыпаюсь от солнечных зайчиков в лицо. Те же вчерашние картинки, как наяву. Ужасно раздражает ощущение того, что так раскисла. «Плевать я на вас хотела, будете мне еще угрожать», — говорю вслух, громко, сама себя подзадоривая.

Решение созревает мгновенно: научусь каратэ. Пусть тогда попробуют сунуться, я сумею за себя постоять.

Вот так я оказалась в школе, так познакомилась с Генрихом, о котором Игорь много рассказывал. Но я была разочарована, мне показалось, Генрих не очень обрадовался, узнав о моем желании у него поучиться. Правда, потом немного смягчился, и мы договорились, что я забегу и узнаю, берут меня в школу или нет.

Я снова набрала номер больницы, там сказали: «Похороны завтра». У Игоря нет родителей, провожать придут ребята из школы каратэ. Буду, конечно, и я.

Целый день я металась по квартире, места себе не находила, выйти из дома боялась. Звонила несколько раз Ирке, никто не отвечал. Странно, воскресный день, где это ее черти носят? Бралась за книги, но в голову ничего не лезло. Решила немного прибраться, однако все валилось из рук. Кое-как навела в доме порядок, приготовила суп, котлеты — вдруг отец приедет, он всегда является неожиданно, без предупреждений. Правда, когда он на работе, в своей прокуратуре, обязательно просигналит, что скоро будет. А если в командировке, мне о нем неизвестно ничего. Может разъезжать три дня, может — месяц, а войдет в дом так, словно только что на минутку вышел. Привет, скажет, и все, очень не любит, когда с расспросами к нему лезут — где был, чем занимался. Сам о работе никогда не рассказывает, и я такая же скрытная. Вся в отца.

Включила телевизор, там как раз криминальную хронику передавали. Слышу, сообщают о происшествии в Воронцовском парке, все, конечно, переврали. Получалось, что Игорь был пьян, сам затеял драку и стрельбу, в результате его тяжело ранили, и он скончался. Ведется расследование. Просьба к телезрителям: все, кто может дать информацию в связи с этим происшествием, должны позвонить по 02 или явиться в ближайшее отделение милиции. Кинулась я было к телефону, но остановилась. Что я скажу им? Как все было? Зачем, что это даст? Игоря не воскресишь, лица бандитов я не запомнила, а тем, что приклеивались ко мне, ничего инкриминировать нельзя, даже если их найдут по моему описанию. Зато я наживу массу неприятностей. Кто знает, может, они следят за мной, и за угрозами последуют действия… День пролетел незаметно, ложусь спать, но сон не приходит. Уставилась в потолок и опять заново прокручиваю события. Нет, так с ума можно сойти. Где у отца порошки? Он приноровился: один пакетик в рот и до утра спит как убитый.

Чтоб было наверняка, я сразу пару порошков высыпала на язык и запила водой. Ничего, сна ни в одном глазу. Еще один — не действует. Стала четвертый раскрывать, чувствую — засыпаю.

Проснулась от трезвона, взяла трубку, услышала голос Ирки. Я уже знаю, что пока она не выговорится и не задаст с десяток-другой вопросов, нужно просто слушать и молчать. На этот раз Ирка исчерпала полностью свой лимит времени, пришлось ее тормознуть. Из ее слов я поняла одно: она, а также Генрих разыскивают меня уже несколько дней в связи с моим исчезновением. Оказывается, Ирка тоже смотрела передачу, услышала о происшествии в Воронцовском парке, сразу догадалась, о ком речь, но ко мне не дозвонилась. Нашла телефоны больницы, генриховской школы… Она была очень удивлена, что я не пришла на похороны Игоря.

Обдумывая Иркин монолог, я не поняла только одного: как это я могла быть на похоронах Игоря, когда хоронить его должны только сегодня? Спросила об этом Ирку, в ответ услышала совет обратиться в психушку, а если серьезно, то взять себя в руки и постараться пережить все это. Узнав от нее, какое сегодня число, я пришла в ужас. Оказывается, я проспала двое суток. Со мной началась такая истерика, что не знаю, чем бы она кончилась, если бы не вернулся отец. Кинувшись к нему на шею, я заревела еще громче, а он терпеливо стоял, молча поглаживая меня по голове. Как ни странно, я быстро успокоилась.

— Ну вот и хорошо, — сказал отец, усаживая меня рядом с собой на диване. — Теперь рассказывай, что случилось.

Я выложила ему все подробно — о новых знакомых, об их угрозах, о том, что произошло в парке.

— Значит, Жуховым интересовались? — переспросил отец.

Я кивнула.

— Ладно. — Он потрепал меня по щеке, как маленькую. — Ничего не бойся, все это ерунда. Самое страшное — это смерть твоего приятеля. Они дорого за это заплатят. А пока, думаю, тебе на месячишко надо будет уехать.

— Куда, ведь экзамены на носу?

— Достану тебе путевку в хороший дом отдыха или на турбазу. Отдохнешь, придешь в себя, все равно сейчас заниматься не сможешь. Возьмешь академический отпуск, а потом наверстаешь.

Предложение отца было очень заманчивым, и я приняла его с радостью. Позвонила Генриху Николаевичу, хотела узнать, что там решили. Ответил дежурный. Он сообщил, что начальник школы в командировке и будет через неделю.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Мы шли довольно быстро. Татьяна не отставала, цепко держа меня под руку. В ее походке угадывался сильный характер. Это мое предположение подкреплялось и тем, что инициативу в разговоре она сразу взяла в свои руки и начала с того, что заявила:

— Андрей Петрович, а знаете, вы пользуетесь у студентов большим уважением и авторитетом.

Я рассмеялся.

— Эту банальную фразу студенты произносят, когда хотят получить у преподавателя хотя бы троечку.

— Нет-нет, это действительно так, — перебила меня Таня. — Я говорю вам это вовсе не в качестве комплимента. Наберитесь, пожалуйста, терпения и выслушайте меня внимательно, при вашей дочери говорить на эту тему мне не хотелось бы.

Ее слова меня заинтриговали, я даже остановился.

— Идемте же, мне удобнее говорить на ходу. — Она потянула меня за рукав. — Так вот, о том, что вы пользуетесь в институте признанием, я убедилась лишний раз в разговоре с одним своим однокурсником, — продолжала Таня. — Зовут его Юра, он усиленно ухаживает за мной, мы ходим иногда вместе в театр, кино, на концерты. Но я к нему ничего, кроме дружеских чувств, не питаю. Он это знает и на большее не претендует, поэтому разговор наш не выходит за рамки обычных студенческих или житейских тем. Недавно мы были с ним в театре и, прохаживаясь во время антракта, вдруг увидели мужчину, очень похожего на вас. Я даже подумала, что это вы, но, когда приблизились, поняла, что ошиблась. Тогда Юра неожиданно сказал: «Знаешь, Таня, жаль мне нашего Андрея Петровича, отличный мужик. Пропадет». Я насторожилась. Рассказывай, говорю, в чем дело, почему он должен пропасть. Юра сделал загадочное лицо, всем своим видом демонстрируя, что является обладателем страшной тайны, а потом принялся нашептывать мне на ухо. Из его слов я поняла, что несколько дней назад он случайно попал в какую-то пьяную компанию, где было немало блатного люда. Там горячо обсуждался процесс по делу какого-то Жухова, которому дали «вышку». Говорили, что, мол, следователь по особо важным делам, несмотря на то, что получил хорошие деньги, ничего не предпринял, чтобы ему помочь. И вот теперь эти подонки хотят следователя убить, а зовут этого следователя Андрей Петрович Филатов.

Всю эту тираду Татьяна произнесла на одном дыхании, на секунду сделала паузу и продолжала:

— Я была страшно напугана этим рассказом, тотчас встала и пошла одеваться. Юра, увидев мою реакцию, пытался меня остановить, успокоить, стал уговаривать, что все это пьяная брехня и что, очень может быть, он, Юра, сам все напутал. Но я была непреклонна, и мы ушли. На следующий день я решила с вами поговорить, но вы очень торопились и пришлось разговор отложить.

— Спасибо, Таня, за участие, — поблагодарил я ее. — Думаю, нет оснований для беспокойства, за свою жизнь я получал столько угроз, причем как в устной, так и в письменной форме, что теперь у меня к ним иммунитет.

— А эти угрозы не шли дальше слов и бумажек? — поинтересовалась Таня.

— Все как-то обходилось.

— И вы не принимали никаких контрмер?

— Принимал, разумеется, в зависимости от каждого конкретного случая. Иногда не обращал на угрозы внимания, а порой приходилось привлекать работников милиции, прокуратуры.

— Ну, а как вы думаете, мое сообщение имеет под собой почву, или там просто был пьяный кураж?

— Трудно сказать. Чтобы сделать определенный вывод, требуется детальное расследование, за эмоции ведь никого к ответу не привлечешь. Те, кто угрожал, всегда могут отказаться от своих слов. Наказуемо лишь действие.

— Как же так? — удивилась Таня. — Замышляется злодейство, а предотвратить его, выходит, нельзя? Это же абсурд!

Я почувствовал, что наш диалог принимает какой-то профессионально-теоретический оттенок и может зайти в непроходимые дебри. Поэтому я постарался сменить пластинку и отшутиться, что, во всяком случае, я теперь знаю, что у меня есть враги и буду вдвое и втрое осторожней, за что ее еще раз сердечно благодарю.

— Да ну вас, Андрей Петрович, несерьезный вы человек, — деланно обиделась Таня. — Я думала, вы тотчас примете меры, в милицию хотя бы обратитесь, а выходит, что вам мои слова — до лампочки?

— Напротив, я все воспринял правильно и еще раз обещаю вам, что буду бдителен.

Таня поняла, что я хочу закрыть тему, и замолчала. К тому же я сказал, что мы уже подходим к дому. Когда поднимались на лифте, она вдруг прижалась ко мне, глянула полными слез глазами.

— Очень, очень боюсь за вас, милый Андрей Петрович!

Это было для меня так неожиданно, что в первое мгновение я растерялся, но тут же опомнился: что подумают соседи, Ия, если вдруг двери лифта раскроются и они увидят эту сцену. Я еще раз поблагодарил ее за добрые чувства, но заявил, что причин тревожиться нет.

Ия ничуть не удивилась гостье. Чмокнула меня в щеку, Татьяне протянула руку со словами: «Привет! Я очень вам рада. Раздевайтесь, проходите, сейчас будем пить чай. Я торт купила сегодня в кулинарии ресторана «Гавана». Это фирма!» — И убежала на кухню.

Время летело незаметно. Мы пили чай, подшучивали друг над другом, вспоминали забавные истории, от души смеялись. Таня как-то сразу вызвала к себе доверие, с ней было легко и просто.

Потом я пошел ее провожать, шли почему-то молча, говорить ни о чем не хотелось. Наконец, Таня сказала:

— Знаете, Андрей Петрович, давно мне не было так хорошо, как в этот вечер.

— Очень рад, Таня, — вырвалась у меня дежурная фраза. А ведь хотелось ответить: «И мне тоже». Но что-то удержало, наверное, возраст — ее и мой.

Я посмотрел на часы, было около одиннадцати. Как бы не заругали ее родители… Впрочем, не знаю, насколько она свободна в своих поступках, может, для нее это в порядке вещей — возвращаться в такое время.

— Дяденька, не найдется ли закурить? — Передо мной стоял мальчишка лет десяти — двенадцати.

— Откуда ты такой взялся? — искренне удивился я его неожиданному появлению.

— Ну тогда дай пятерочку, — продолжал клянчить пацан.

— Топай-ка домой, паренек, тебе давно пораспать.

— А его дом — улица, и пятерочка ему не помешает. — Это сказал появившийся рядом с мальчишкой высокий парень. К нему подходил второй, пониже ростом.

Дело принимало неприятный оборот. Я осмотрелся: вокруг никого, значит, один против двух. Мальчишка не в счет, хотя, кто знает, подростки бывают агрессивнее взрослых. Но подождем, может, все миром обойдется. На всякий случай я опустил руку в карман куртки. Пусть думают, что у меня есть оружие.

— Из кармана-то ручонку вынь, — продолжал высокий парень, — а то и мы можем кое-чем похвастать.

Я понял, что попал в точку и, не обращая внимания на призыв парня, спокойно спросил:

— Что вам надо, ребята? Может, разойдемся без осложнений? А то ведь я рассердиться могу и, к сведению, стреляю из кармана так же без промаха, как и навскидку.

Двое переглянулись, потом внимательно посмотрели на меня.

— Ладно, проходи. — И вслед: — Ничего, скоро слезами умоешься.

Скоты, испортили весь вечер, надо будет все же выписать пистолет и носить с собой. И насчет дочери побеспокоиться. Видно, эти подонки всерьез считают, что я занимаюсь Жуховым, иначе бы не вышли на меня. А может, просто рассчитывают, что я испугаюсь и как-то повлияю на тех, кто ведет это дело. Напрасные дерганья, не на того напали.

Татьяна была напугана до смерти, ее била мелкая дрожь.

Мы распрощались у ее подъезда. Думаю, вряд ли она еще раз захочет со мной встретиться.

ИЯ

«Академку» мне дали без всяких проволочек. В заявлении я квалифицированно расписала свои «семейные обстоятельства», и Ирка сама отнесла мое «сочинение» в деканат. На следующий день с резолюцией проректора «удовлетворить просьбу» бумага пошла по накатанному кругу. Благо проректор — старший брат Ирки, она ему все объяснила и заранее получила согласие. Так что на оформление полугодового отпуска ушло каких-то два дня, и я могла ехать. Путевка в Юрмалу была у меня в кармане: отец слов на ветер не бросает. К тому же он обещал достать билет в двухместное купе, в вагон прямого сообщения — СВ, чтобы я могла, по его словам, уже в поезде как следует расслабиться и забыть все неприятности.

Вечером отец позвонил с работы и предупредил, что срочно уезжает на пару дней и что утром я должна выкупить в кассе свой билет.

Утром я проснулась рано, быстро позавтракала и через минуту была уже на улице. Опять какой-то тип привязался, ну просто напасть какая-то. В метро прижался очкарик и дохнул в лицо перегаром: «Девушка, вы мне понравились, давайте знакомиться».

Молчу, не отвечаю. Знаю, стоит заговорить, даже огрызнуться — вообще не отстанет. Рядом стоящие пассажиры вместо того, чтобы одернуть приставальщика, улыбаются или делают вид, что это их не касается. Хорошо, женщина пожилая вмешалась. Ты что, говорит, хулиган, к девке пристаешь, ишь, с утра успел уже принять, иди проспись! И ткнула его для верности кулаком в бок. Чувствуется, есть у нее навыки обращения с подобными типами. Я похвалила ее мысленно за поддержку, а сама ни звука. Жду не дождусь, когда будет остановка, чтобы избавиться от непрошеного ухажера. Правда, вид у него был смирный, хотя он продолжал прижиматься и гнусавить какие-то идиотские слова.

Наконец поезд остановился, и я помчалась на вокзал. У касс уже толпился народ, но мне было нужно к окошку администратора. Смотрю, сидит за стеклышком в глубине такая вся из себя, с пышной прической, намазюканная.

— Тебе чего? — бросила лениво, не отрывая глаз от книги. «Интересно, как это она меня видит, если не смотрит в мою сторону», — подумала я. Назвала номер своей брони.

Она моментально встрепенулась, мило улыбнувшись, прямо-таки сама любезность.

— Вам один до Юрмалы? Вагон прямого сообщения? Пожалуйста!

Я расплатилась, взяла билет, поворачиваюсь и… носом упираюсь в знакомые очки. Сердце так и ухнуло в пятки.

— Это судьба, — нагло смеется он. — И я, представь, в Юрмалу, и тоже в СВ, так что встретимся, красавица.

— Иди к черту, болван! — оттолкнув его, я быстро направилась к выходу. Остановила такси, назвала Иркин адрес. Она живет в центре, на Смоленской площади, и сегодня торчит дома по случаю моего отъезда.

Ирка пришла в ужас от моего рассказа об очкарике. Вначале я ее успокаивала, потом она меня, в конце концов мы пришли к заключению, что встреча эта чистая случайность и что так жить дальше нельзя, иначе скоро буду шарахаться от каждого встречного.

— Не бери в голову, — твердо сказала Ира и достала из холодильника бутылку «», сохранившегося после дня рождения брата. Мы чокнулись за счастливую дорогу и приятный отдых, еще немного поговорили о жизни, и я заторопилась домой. Надеялась, что отец приедет хотя бы проводить меня. Надо успеть приготовить что-нибудь поесть. Мы так редко бываем вместе, а сейчас сам Бог велел посидеть, поговорить: столько событий за последнее время. Тем более уезжаю на целый месяц, а может, и больше. Тревога за него и за себя не покидала меня.

Дома я просидела напрасно, собрала чемодан, позвонила Ирке. Договорились, что она придет к поезду. Все. Ухожу. Трезвонит телефон, я хватаю трубку. Это отец.

— Доченька, прости, не могу тебя проводить. — Голос далекий, слабый.

— Ты здоров, папуля? — кричу я.

— Да, все в порядке. Как приедешь, дай телеграмму, я тебе напишу подробное письмо. Будь умницей. Целую.

Я всплакнула. Ну все, чемодан в руки — и вперед.

До вокзала я взяла такси. Спокойно иду по перрону, считая вагоны своего поезда. Вот и СВ. Чисто, уютно, ковры, занавески, в купе свежие цветы, прямо-таки домашняя обстановка. Купе на двоих, но пока я в нем одна.

Ира пришла за пять минут до отхода поезда, влетела в вагон, чмокнула в щеку и бегом на перрон, оттуда помахала ручкой. Я тоже. Поехали.

Дверь открылась и вошла девушка.

— Привет!

— Привет, — отвечаю. Гляжу — симпатичная, на вид ровесница, может, чуть постарше. Тоненькая, легкая, по купе порхает, как бабочка. Забросила наверх сумку и уселась напротив.

— Давай знакомиться. — Сразу перешла на «ты». — Меня зовут Алла. Еду в Ригу к тетке, обещала меня устроить на фартовую работу на советско-финское предприятие, — доложила она на одном дыхании.

— Ия, — представилась я коротко.

— Как? — переспросила Алла и рассмеялась. — Никогда не встречала такого имени. А что, это в честь кого-то или чего-то?

— В честь, — подтвердила я ее догадку и замолчала, не хотелось продолжать разговор в таком ключе.

Она, видно, поняла и стала рассказывать о себе. Закончила экономический факультет Плехановского института. Есть у нее парень, который в нее влюблен, а она не очень, и замуж не торопится, хочет как следует нагуляться.

В дверь постучали, на пороге вырос тот тип в очках.

— Женщины, не скучно? Может, составить вам компанию?

— Захлопнись, — огрызнулась Алла.

— Гражданин, пройдите в свое купе, — оттеснил его проводник и уселся рядом со мной. Потребовал билеты и деньги за постель, пожелал спокойной ночи.

— Давай устраиваться, — предложила Алла. — Намоталась за день, буду спать как убитая.

Пока я переодевалась, Алла уже улеглась. Накинув халатик, я пошла умываться. Минут через десять возвратилась, а соседки нет.

Я разделась и легла, взяла книгу. Люблю читать перед сном.

Аллы все нет и нет. «Куда она запропастилась?» — пронеслась мысль сквозь дремоту.

Проснулась я от прикосновения чьей-то руки к груди. От испуга вскрикнула, но рот оказался зажатым, и я издала какой-то нечленораздельный звук. На меня с ухмылкой глядела та же неумытая очкастая рожа.

— Спокойно, спокойно, девочка. Мы здесь не одни, и вести себя надо смирно, чтобы дядей не смущать. — Он хихикнул и кивнул в сторону. Я увидела сидящих напротив двух «квадратных» парней, из тех, что встречали меня, когда я бежала из парка домой. — Надо должок с тебя получить, чтоб наперед запомнила: нехорошо не выполнять обещание, — продолжал он философствовать, поглаживая меня поверх одеяла. — А за соседку не беспокойся. Она ужинает с приятелем в нашем купе, там и на ночь останется. А мы здесь с тобой побеседуем. Правильно я говорю? — обратился очкарик к приятелям. Они дружно загоготали.

Я лежала ни жива ни мертва. Кричать? Никто не услышит. Да стоит пикнуть, придушат, вон какие медведи сидят. Чего они от меня хотят? Следующий вопрос прояснил ситуацию.

— Почему же ты, милая, на отца не подействовала, ведь нашего приятеля отправляют к праотцам? — спросил один из «квадратных».

— Я говорила, отец, видимо, не смог, — пролепетала я.

— Ха, не смог, бедненький, — заулыбался очкарик, а руки его уже под одеяло полезли.

— Убери грабли! — заорала я, пытаясь вскочить.

— Заткнись! — вскочил «квадратный», тот, что задал вопрос. — А тебе хватит церемониться, убирайся. — Он отбросил очкарика в сторону, поднял меня как пушинку, сорвал рубашку.

Дальше все было как в тумане. Дикая боль… Казалось, меня рвут на части, и это никогда не кончится. «Лучше бы меня сразу убили, чем такая пытка», — билась отчаянная мысль. Потом все потухло.

Я пришла в себя, когда за окном уже рассветало. Лежала на полу, двинуться не могла. Все тело сковало от боли. Кое-как доползла до двери, а открыть сил не было…

Очнулась я в больничной палате. Простыня до подбородка, весь живот забинтован. Что со мной? Очень хочется пить. Подошел бы кто-нибудь.

Открылась дверь, и в палату вошли двое в халатах, мужчина и женщина.

— Ну как самочувствие? — спросил мужчина. Он взял мою руку, пощупал пульс. — Очень прилично. Значит, идем на поправку, — улыбнулся он. — Но несколько дней придется полежать. Выздоравливайте.

Он отошел, а женщина осталась.

— Дайте воды, — хотела попросить я, но лишь пошевелила губами.

Она поняла, стала поить меня с ложечки, приговаривая:

— Ну, успокойся, все будет хорошо. Повезло тебе, детка, попала к чудо-профессору. С того света тебя вытащил. — Я почувствовала, как прохладная ладонь разговорчивой тети прикоснулась к моему лбу. — Поспи. Набирайся сил.

Я уже засыпала и без ее слов, успела только подумать: «Вот тебе и дом отдыха. Надо как-то отцу дать знать».

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Я приехал из командировки ночью. Напряженная была работа, участвовал в нескольких открытых процессах, судили членов банды Жухова. Но его делом мне так и не довелось заняться, хотя коллеги рассказывали, что он, конечно, не рядовой бандит. Знает очень много, все надеялся, что избежит высшей меры, и до последней минуты торговался: вымаливал пощаду в обмен на информацию. Думаю, что главные связи, явки, имена не выдал, понимал, видимо, что в случае, если сохранят ему жизнь, за разговорчивость придется отвечать в лагере перед «дружками», а это пострашнее законной кары. И все же та ниточка, которую удалось вытянуть у Жухова, дала возможность раскрутить крупную катушку. Заведены уголовные дела, которые позволят не только наказать непосредственных виновных, причем довольно солидных лиц, но и выйти через них на другие группы возможно, и международные.

Уже на лестничной клетке услышал, как разрывается в квартире телефон. «Кто это в такой поздний час?» — удивился я и в следу ющую секунду рванул дверь: наверное, Ийка из дома отдыха! Схватил трубку. Молчок, потом робко: «Андрей Петрович?»

— Да, слушаю.

— Это Таня, извините, пожалуйста.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю с беспокойством.

Вместо ответа вопрос:

— Вы уже приехали?

— Конечно, если я с вами разговариваю. Татьяна радостно смеется.

— Вы шутите, Андрей Петрович, а мы тут страшно переволновались.

— Кто это мы?

— Студенты, конечно. И я вместе с ними. — Слышу нажим на последнюю фразу, затем следуют оправдательные нотки: — Понимаете, по расписанию ваши лекции, а вас нет. Мы не знали, что и подумать. Наконец, в деканате сказали, что Андрей Петрович в командировке и скоро приедет. Вот я и звоню каждый день.


— И ночь?

— Да, и ночь, — совсем тихо говорит Таня. — Но теперь, слава Богу, я слышу ваш голос, значит, все в порядке, и я могу ложиться спать. Спокойной ночи. — В трубке короткие гудки.

Удивительная девушка! Я поймал себя на мысли, что, хотя ожидал звонок дочурки, разговор с Татьяной в этот поздний час порадовал.

Только разделся, чтобы принять душ, опять телефон. «На этот раз точно Ия» — решил я, тем более что звонили по межгороду. Но я снова ошибся. Незнакомый голос вежливо осведомился: это ли квартира Филатова, и, когда я подтвердил, сообщил, что дочь в больнице после операции, все плохое уже позади, надо приехать. Продиктовал адрес, который я механически, ничего не соображая, записал.

Что это, провокация или действительно несчастье? Чтобы успокоиться, я хватил полстакана коньяку и стал названивать в город, который мне только что назвали. Соединился быстро, в справочном бюро получил номер больницы, через несколько минут разговаривал с дежурным врачом. Да, это он только что звонил, Ия действительно у них. По телефону он отказался говорить о каких-либо подробностях, подтвердил лишь, что опасности для ее жизни уже нет, и она с нетерпением ждет приезда отца.

— Передайте ей, пожалуйста, — попросил я, — что завтра, вернее, уже сегодня, я постараюсь быть в вашей больнице.

— Хорошо, передам обязательно, — заверил врач.

Мы попрощались, и я стал собираться. Позвонил в наш служебный гараж, там всегда есть дежурная машина. Скоро я уже мчался в аэропорт. Соответствующее удостоверение открыло мне двери на первый же рейс.

Утром я сидел у изголовья постели дочери. Она крепко спала. Лицо бледное, под глазами огромные синяки. Врач в общих чертах рассказал, что произошло. В поезде в ее купе про никли насильники и надругались над ней. Обнаружил ее проводник, поднял тревогу, и на первой же станции Ию доставили в больницу. У нее было сильное кровотечение, еле спасли. Приходил следователь, беседовал с ней, у него информация более подробная.

Ия открыла глаза, увидела меня и залилась слезами. Я обнял ее, стал успокаивать. Сердце мое разрывалось от жалости. Как же так, я, опытный человек, не смог оценить опасности, которая нависла над дочерью, не принял меры? Знаю ведь, что преступный мир ни перед чем не останавливается, когда ему наступают на мозоль. Ия, прости, прости меня! Сколько же ты пережила, девочка моя! Чувствую, что самого слезы душат.

— Полежи спокойно, маленькая, я выйду покурю, — сказал я ей. Надо было все взвесить и подумать, что делать дальше.

Ия кивнула.

— Да, да, папуля, иди. Я тебя подожду. Мы, наверное, поедем домой, да?

— Конечно. Все будет хорошо.

Пришел следователь, и мы уединились с ним в кабинете главного хирурга, занятого на операции.

Все становилось на свои места. Оказывается, Ию преследовали уже давно. Жаль, что она не поставила меня об этом в известность сразу же, как только встретила негодяя в магазине. Бандиты следили за ней — и когда она шла на вокзал, и когда брала билет. Им ничего не стоило занять два соседних купе и пригласить в одно из них соседку Ии, которая, как оказалось, весьма благожелательно отнеслась к мужской компании, даже незнакомой. Не составило труда незаметно зайти в купе к спящей девушке и закрыть двери. Теперь они могли делать с ней все, что угодно. Согласно показаниям проводника, парней было трое. Двое спортивного вида, очень крепкие, третий — худощавый, в очках. Да еще четвертый, кавказец по виду, все ходил из купе в купе. Он, видимо, занимался соседкой Ии — Аллой. Под утро на маленькой станции все они вышли, хотя билеты у них были до Риги. Проводнику сказали, что обстоятельства у них изменились, что они киношники и решили снимать фильм здесь, в этом районе. Проводник скушал эту брехню и ни капельки не засомневался. Милиция оцепила тот участок и разыскивает преступников. Принимаются все меры, чтобы поймать их, заверил следователь.

Я поблагодарил его, сказал, что если разрешит врач, то немедленно заберу дочь. Оставил свои данные, на случай если понадоблюсь.

Врач разрешил, но только завтра, и то с соответствующими предосторожностями. Поставил условие — сразу же определить ее в больницу хотя бы на недельку. Можно, конечно, полежать и дома, но под наблюдением специалиста.

Я точно выполнил все его указания. Ия осталась дома, так она пожелала. Благо мать ее подруги Иры, врач-гинеколог, вызвалась поухаживать за Ией. Взяла по этому случаю на работе отгулы и находилась с ней неотлучно день и ночь. И Ира была рядом. Забота близких помогла дочери быстро встать на ноги. Да и молодой организм справился с тяжелой травмой. Но последствия оказались самые серьезные — Ия не сможет иметь детей. Она этого пока не знает. Пусть все идет своим чередом. Со временем, когда уляжется боль и не так остры будут воспоминания, Ия, быть может, воспримет это известие спокойнее.

В голове у меня все более зрела идея отправить Ию на какое-то время в Америку к матери. Пусть поживет там, придет в себя, находясь в полной безопасности. И у меня будут развязаны руки, и я смогу, не поддаваясь эмоциям, довести дело до конца.

ИЯ

Отец забрал меня из больницы на следующий же день после приезда. Врач сказал, что состояние моего здоровья не внушает ему опасений. А вообще доктор — душка, сестры от него без ума. Говорили: чудо-хирург, обращается с ними как с равными, каждой сделает комплимент, любит в компании покурить, побалагурить, пропустить рюмочку-другую. Одним словом, мне здорово повезло, что к нему попала.

Когда после операции я пришла в себя, все вспомнила, ужаснулась тому, что они со мной сделали там, в купе. Подошел врач, стал успокаивать, гладил по голове, приговаривая: все хорошо, все хорошо, скоро будешь как огурчик. Днем, после официального обхода, обязательно заходил в палату и каждый раз спрашивал, как я себя чувствую. Я отвечала: «Прекрасно». Он удовлетворенно улыбался и бросал стоявшей рядом медсестре: «Да, ее через пару дней можно будет готовить на конкурс красоты». А если откровенно, состояние мое было отвратительным. Слабость, все тело словно палками побито. К тому же ненависть переполняла меня. Появись в эту минуту кто-то из тех подонков, загрызла бы, разорвала на куски. От бессилия я заливалась слезами. Все более крепла решимость найти их, отомстить за Игоря, за себя. Я строила самые фантастические планы — и один их них вскоре стал приобретать реальные очертания.

Приезд отца меня очень обрадовал, представляю, сколько он пережил из-за меня. Наверняка ведь себя винит в том, что меня одну отправил в поездку, но ведь это могло случиться в любом месте. Да, мерзавцы, выследили, посчитались за своего.

Когда прощались, я спросила своего доктора, что надо делать, чтобы быстрее встать на ноги.

— Вы уже, душенька, на ногах, — рассмеялся он. Потом достал из ящика стола исписанный лист бумаги и подал мне. — Возьмите, специально для вас подготовил. — Он закурил, выпустил дым, спохватившись, разогнал его газетой, извинился и продолжил: — Здесь все, что надо делать в течение двух месяцев. Если будете точно выполнять предписания, наступит полная реабилитация и тогда — хоть на фигурное катание.

— А заниматься каратэ можно? — спросила я.

— Даже боксом и футболом, — хохотнул профессор. Видимо, он принял мой вопрос за шутку или отнес к моему болезненному состоянию.

Ну все, поехали, боксер, — вмешался отец и подтолкнул меня к выходу, чтобы я не мешала ему выразить моему спасителю благодарность и вручить соответствующие презенты.

Я внимательно изучила врачебные рекомендации. Было расписано буквально по мелочам, что на завтрак, на обед, на ужин — сплошные витамины. Физические нагрузки — бег, гимнастика, причем с каждым днем по нарастающей. Твердо решила: начну завтра же. Надо выходить из пике. Жизнь приобретает для меня новый смысл, и приоритетными станут иные ценности. Все поступки подчиняются главной цели — наказанию этой нечисти. Время не имеет для меня значения. Пусть на это уйдет полжизни, жизнь, но я добьюсь своего, такой уж у меня характер. Главное, я знаю, с чего начать: как можно быстрее восстановить здоровье. Потом наведаюсь к Генриху, Ирка говорила, что он меня искал и хочет пригласить в школу. Это хорошее начало. Для осуществления моего замысла потребуется много сил. Не знаю, поймают бандитов или нет, меня теперь это не особенно волнует. У меня к ним свои счеты.

Дома было чисто, уютно, на столе свежие цветы, в духовке — мои любимые голубцы.

— Папуля, не домовой ли у нас завелся? — делая удивленное лицо, спросила я, хотя догадывалась, чьих это рук дело. Незадолго до моего отъезда отец пришел домой с девушкой, своей студенткой. Когда они раздевались в прихожей, отец как-то между прочим бросил, что у них важный деловой разговор. Я постаралась показать, что не пропустила его слова мимо ушей и тотчас приняла на себя роль радушной хозяйки. Татьяна произвела на меня хорошее впечатление, и мы быстро нашли с ней общий язык. Но, Боже мой, она ведь почти моя ровесница! У меня ветерок в головушке, а у нее, по-моему, ветрище. Может, я и ошибаюсь, за один вечер человека не узнаешь. Но я чувствовала: она отцу приглянулась. Однако, зная, что папуля у меня однолюб и что к женскому полу у него вообще недоверие, я не придала значения своим догадкам и постаралась убедить себя, что это действительно деловая встреча. И вот теперь, войдя в дом, я поняла, что была не права. Конечно, это хозяйничала Таня, кто же еще мог здесь быть? Вряд ли отец приведет в дом незнакомую мне женщину, не сказав об этом ни слова.

Отец был откровенно смущен и, чтобы не показывать этого, усадил меня на диван, а сам поспешил на кухню, явно избегая разговора на личную тему.

— Ладно-ладно, папуля, успокойся, — по шла я следом за ним. — Я ведь ни о чем не спрашиваю. В конце концов, ты взрослый человек и можешь решать, кому поручить домашние дела, пока я нахожусь в больнице, не так ли?

— Ты права, дочь, не будем темнить, облегченно вздохнул отец. — В конце концов рано или поздно я должен сказать те об этом. Мне очень нравится Таня. Мы встречались, она не раз была у нас дома, я дал ей ключ, видишь, она к твоему приезду навела порядок. Не знаю, что и как будет дальше.

Тут и возраст, и ее мать, и мое окружение — все это не сбросишь со счетов. Но главное зависит от тебя. Как скажешь, так и будет. — Отец посмотрел на меня, обнял, прижал к себе. — Знаю, родная, ты столько пережила, а тут я еще со своими проблемами… Ладно, не бери в голову, идем обедать.

За столом мы продолжили этот разговор уже по моей инициативе. Я сказала отцу, что Татьяна мне понравилась и что если она его действительно любит, то нет причин для переживаний.

— Что же ты предлагаешь? — спросил отец.

— Тебе решать, — коротко ответила я и добавила: — С моей стороны не будет возражений. Ты молод, красив, она тоже ничего. — Мне нравилось, что отец считается с моим мнением. Поэтому я увлеклась назиданием и совсем забыла, кто есть кто. Отец, видимо, тоже почувствовал, что меня заносит, и быстро поставил все на свои места.

— Ну все, хватит об этом, — твердо сказал он, завершая тему. — Завтра же пойдешь в больницу. Пусть врач оценит твое состояние и решит, полежать тебе у них или можно ограничиться домашним уходом. Будь умницей и делай так, как я советую.

Но у меня были совсем другие планы и больничный вариант меня абсолютно не устраивал. Позвонила Ирке, кое-как объяснила ситуацию в промежутках между ее «ах», «ох» и «какой ужас». Через два часа она была уже у меня вместе с матерью, известным в городе врачом по женским делам. Вдвоем они уложили меня в постель.

Недельку пришлось поваляться, зато потом я себя оседлала крепко. В 6.30 утра подъем — и в парк. Первые дни сил хватало лишь на 10—15-минутную ходьбу. Постепенно я увеличивала время и наращивала темп движения. Перешла на бег, вначале легкой трусцой, потом с ускорением. Редкие в такую рань прохожие да собачники с удивлением глядели, как носится по парку девчонка в трусиках и майке. Не знаю, что думали они в тот момент обо мне. Да, если честно, меня это не интересовало. Я чувствовала, что с каждым днем наливаюсь здоровьем и делаю шаги к достижению моей цели, а это было самое главное.

ГЕНРИХ

Я надеялся увидеть Ию на похоронах Игоря, но она не пришла. Странно, ведь они были друзьями. Неожиданно позвонила ее подруга, назвалась Ирой, спросила, не у нас ли пропадает Ия. Оказывается, она говорила, что ее можно найти по этому адресу. Я ответил, что Ия действительно приходила и мы договорились встретиться через несколько дней, но вот пропала куда-то, видно, занята.

Признаться, за текучкой я забыл об этом разговоре, но Ира позвонила еще раз и сообщила, что Ия находилась в сильнейшем трансе и по совету отца уехала в дом отдыха. Из ее слов я понял, что, когда Ия вернется, она обязательно явится в школу.

Однако Ия появилась лишь через три месяца. За это время произошло немало важных для меня событий. Дважды я ездил в Японию и один раз в Голландию на международные соревнования по каратэ в качестве судьи. По рекомендации начальства вновь стал кадровым офицером, только теперь уже МВД, в звании полковника. Правда, этот «исторический акт» был увязан с моим личным обещанием обязательно, причем в самое ближайшее время, обзавестись наконец семьей. При этом мне даже был обещан ключ от отдельной квартиры.

Чего греха таить, в моей жизни было немало женщин, но ту, единственную, я так и не встретил. Не знаю, видно, дело в моем характере, но я твердо уверен, что женщина, с которой ты рядом, должна уметь жить твоими интересами, заботами, сердцем чувствовать и делить твои радости и печали. Возможно, это звучит эгоистично, но такова моя натура. К тому же профессия моя редко у кого из представительниц слабого пола вызывает энтузиазм. Вот и остаюсь пока бобылем, живу вместе с родителями, которым уже за семьдесят. Обижаются, что я редко бываю дома, мало уделяю им внимания. Что поделаешь — работа!

Ия появилась на следующий день после моего возвращения из Голландии. Я ее не узнал: худющая, бледная, глаза ввалились.

— Вы что, на голодную диету перешли? — поинтересовался я, ответив на ее «здрасьте».

— Хочу выступать в наилегчайшем весе, — съязвила она.

Прекрасно, — одобрил я, стараясь не сбиться с полушутливого тона, чтобы не вспугнуть гостью, ибо слепому было видно, что она больна или только что оправилась от болезни. — Записываю вас в группу, где занимаются одни доходяги, но здесь обязательно требуется справка о здоровье. Завтра принесите ее вместе со спортивной формой, начнем заниматься.

— Что, сразу? — обрадовалась Ия.

— Конечно, ведь мы и так с вами много времени упустили. Придется наверстывать, режим у нас жесткий. Небольшая разминка и занятия четыре часа подряд. Через каждые полчаса — пять минут отдыха, в заключение — теплый душ.

— Это мне подходит, — улыбнулась Ия. — Но я хотела бы уже сейчас начать, вот и костюм спортивный захватила. — Она хлопнула для убедительности ладонью по своей сумке. — А справку завтра принесу.

Я внимательно посмотрел на девушку и задал серьезный вопрос:

— Если честно, как вы себя чувствуете?

— Каждый день бегаю по три километра, делаю зарядку, — ответила Ия и предложила: — Хотите, покажу одно упражнение? — Не дожидаясь согласия, она сбросила легкую куртку, разбежалась, сделала сальто, а затем шпагат.

— Неплохо, — одобрил я, — дайте-ка руку. — Пульс бился спокойно, около 70 ударов в минуту, не больше. Видно, на самом деле бегает. Может, действительно, вес сбрасывает, в ее возрасте все они с ума сходят. — Ладно, идите переодевайтесь, — разрешил я. — Через полчаса начнем.

В нашей школе три группы: начинающие, средние и старшие. В каждой — по десять человек. Весь курс рассчитан на три года, затем экзамен, определение пояса и работа в отрядах специального назначения в различных городах страны. Ия была зачислена в группу начинающих, к ребятам ее возраста. Они у меня уже работали около месяца, постепенно втягиваясь в напряженный ритм тренировок. Я решил сразу ввести Ию в процесс занятий и посмотреть, что из этого получится. На удивление, она никому ни в чем не уступала, быстро схватывала показанные упражнения и без особых усилий их выполняла. Ия вела себя на занятиях независимо и держалась со всеми на равных, никогда не обращалась за помощью или поддержкой, наоборот, старалась быть в чем-то полезной другим. Я видел, что ребята относятся к ней совершенно спокойно, по-товарищески, и в этом была заслуга самой девушки.

Шли дни, Ия на глазах преображалась — поправилась, похорошела, а главное, по-настоящему увлеклась каратэ. Она занималась с каким-то неистовством, часто просила разрешения остаться, чтобы отработать очередной прием, и мне приходилось попросту выгонять ее из спортзала.

Скоро Ия обогнала ребят, и никто в группе не мог сравниться с ней в быстроте реакции, в чистоте нанесения ударов. Через полгода она была уже во второй группе, а еще через три месяца — в третьей. Это было непостижимо, подобное впервые встречалось в моей практике. Разумеется, у меня занимались способные ученики, ставшие большими мастерами, но это были ребята с талантом от Бога, да к тому же с накачанными бицепсами, ладонью прошибающие кирпичную стену, в ловкости не уступающие пантере. Но чтобы вровень с ними шла девушка, легкая как пушинка, тоненькая, словно весенний стебелек? Поистине Ия — феномен, а как назвать ее иначе, если буквально с первых дней занятий уже в старшей группе она легко одолевает любого парня, готовящегося сдать экзамен на коричневый пояс?

Начав заниматься с ней отдельно, я увлекся. Теперь для меня было делом чести сделать Ию мастером высшего класса. И пусть впервые в истории восточных единоборств русская женщина наденет черный пояс.

ИЯ

Генрих уделяет мне массу времени, кажется, он хочет сделать из меня профессионала. Это отвечает моим планам. Отдаю тренировкам все силы, дома почти не бываю, с отцом вижусь редко. Он занят работой и своей Таней, мы только по телефону иногда разговариваем. О своем увлечении каратэ я не распространяюсь, для всех — занимаюсь в общеоздоровительной группе. И все. На самом же деле буквально доползаю до кровати и проваливаюсь в сон. Из пушки стреляй — не разбудишь. Зато тело налилось силой, я чувствую себя превосходно, уверенно и вместе с тем необыкновенно легко. Ежедневно бегаю в своем парке. Три километра — утренняя норма, потом физические упражнения. Вначале я занималась по расписанию, которое выдал мне мой врач, а после того, как пришла в школу, Генрих все взял в свои руки, составил специально для меня методику упражнений по нарастающей сложности.

С восьми утра я уже на тренировке. Генрих руководит: он измеряет пульс, давление и заставляет снова и снова работать. Только в короткие минуты отдыха да в перерыве на завтрак, обед и ужин позволяется ему перечить, говорить что угодно, даже ругать его. Но стоит начаться занятиям, как в силу вступает режим настоящего диктата. Теперь он для меня и бог и царь, не терпящий ни малейших возражений. Таково главное условие пребывания в школе, кто его нарушает, немедленно и навсегда покидает ее, и никакого снисхождения к кому бы то ни было. Даже ко мне, единственной здесь женщине, которой сам Всевышний предначертал особое расположение со стороны сильного пола. Без преувеличения скажу, в школе все без исключения относятся ко мне с уважением и подчеркнутой предупредительностью. Думаю, не обошлось без вмешательства Генриха. Только он один не выделяет меня из остальных, не удостаивает особым вниманием. Вернее, так было до определенного времени. И вдруг я почувствовала, что его отношение ко мне меняется. Он начал заниматься со мной персонально и даже сверхурочно. Во время коротких передышек похваливал, расспрашивал о житье-бытье, о планах на будущее, даже несколько раз провожал домой после тренировок. А однажды — я чуть не упала — пригласил в ресторан поужинать.

Я недоумевала: что стоит за этим — особый подход воспитателя к своей ученице или же возникшее чувство симпатии ко мне как к женщине. Признаться, второй вариант мне нравился больше.

Не скрою, Генрих давно восхищал меня — и не только как великолепный педагог и ма стер восточных единоборств. Я увидела в нем идеал мужчины, который всегда рисовала в своем воображении, — умный, сильный, справедливый, умеющий постоять за себя, за других, за доброе дело. Его внешность уходила как бы на второй план. Ради объективности должна отметить, что на первый, взгляд внешность Генриха, его лицо, фигура могли показаться невзрачными. В своей неизменной спортивной форме и даже в модном костюме с галстуком, который он надел по случаю нашего совместного выхода в ресторан, он выглядел далеко не суперменом. Мало кого могли привлечь его глубоко сидящие глаза, крупный с горбинкой нос, худощавое лицо, которое он то и дело хмурил, придавая ему недовольное и даже рассерженное выражение. Но я-то знаю, его внешность обманчива, за ней — доброе, отзывчивое сердце. Не говорю уже о стальных бицепсах, ловкости и других физических качествах, которые присущи каратисту с черным поясом третьего дана. Одним словом, я была весьма к нему расположена и, чего скрывать, ждала его ответной реакции. Поэтому, повторюсь, приглашение в ресторан было действительно приятным для меня сюрпризом.

Официант провел нас к столику, уставленному всевозможными закусками, над которыми возвышался букет чудесных красных роз. Нас усадили, разлили по бокалам шампанское и пожелали приятного аппетита.

— Ну, за тебя, за твои успехи, — произнес Генрих и чуть пригубил вино.

— Спасибо, — поблагодарила я и сделала хороший глоток райского напитка.

— С чего начнем, с икры?

— И с салата, — рассмеялась я и подставила свою тарелку.

Мы пили шампанское, закусывали, говорили о чем-то веселом. Я слегка захмелела и думала, замечает ли Генрих, что сидящие по соседству парни все время пялят на меня глаза. Потом забеспокоилась: одна шумная компания стала проявлять к нам повышенный интерес, бросать колкости в наш адрес, причем с расчетом быть услышанными.

Генрих, казалось, ничего не замечал. Он спокойно разговаривал, подливал мне вино, предлагал закуски.

Заиграла музыка. «Вот хороший повод отвлечься от неприятного соседства», — подумала я и предложила:

— Потанцуем?

Он поднял руки вверх.

— Последний раз я танцевал, когда мне было шесть лет, на новогодней елке.

— А может, попробуем? — робко настаивала я.

— Нет и нет. — Генрих был категоричен. — Ну а если тебе очень хочется попрыгать, — мне показалось, что Генрих сдается, и я уже приподнялась со стула, — то вот идет кавалер. Я не буду возражать.

К столу, ухмыляясь, приближался верзила, один из соседней компании. Со стороны Генриха это было настоящим предательством, и, чтобы ему досадить, я приняла приглашение парня, который подошел к столу и, ухмыляясь, обратился к Генриху:

— Можно, папаша, станцевать с твоей дочерью?

Генрих ответил в тон:

— Конечно, сынок, топайте.

Я встала и пошла впереди парня на круг, где танцевали пары. Здесь мой партнер сразу же облапил меня, крепко прижал к себе и стал раскачивать в такт музыке.

— Отпусти, — сказала я.

Он не ответил, его руки стали сползать ниже, при этом он зашептал мне в самое ухо:

— Сейчас танец закончится, поднимемся в номер. Получишь удовольствие, нельзя, чтобы такой товар пропадал. Сможешь сравнить, кто лучше — мы или этот твой старый хлюст.

— Отпусти, подонок, пожалеешь, — уже открытым текстом предупредила я. Он только хмыкнул в ответ.

Резким взмахом локтей я сбросила с себя его руки.

— Ах ты, сучка, шутить со мной вздумала! — рыкнул он, видимо решив, что проведенный прием — чистая случайность, и снова попытался обхватить меня своими ручищами.

Коротким апперкотом я согнула его пополам, повернулась и спокойно пошла к своему столику. Все случилось в считанные секунды, и мало кто из окружающих понял, что произошло.

Однако я недооценила своего партнера. Он оказался довольно крепким, быстро пришел в себя и кинулся за мной. Я обернулась, шагом левой вперед ушла с линии атаки, выполнила защиту левым предплечьем внутрь. Захватив руку парня, пытавшегося схватить меня, я нанесла кулаком прямой удар в челюсть, затем ногой в живот.

Это был нокаут, парень рухнул без звука. Теперь это произошло на виду у всего зала, все сидящие и стоящие замерли от неожиданности, потом вдруг раздались аплодисменты.

Я видела, как повскакивали со своих мест его друзья, и вся напряглась, наливаясь силой, мобилизуя готовность среагировать на любой выпад с их стороны. Они окружили меня и молча, с откровенным изумлением разглядывали.

— Это ты его так отделала? — спросил один из них.

— Нет, святой дух. Пропустите. — С этими словами я прошла мимо расступившейся ошарашенной компании, которая, по-моему, еще долго не могла прийти в себя.

Я села на свое место и посмотрела на Генриха. Он сосредоточенно ковырял вилкой в тарелке. Неужели он действительно ничего не видел или просто делает вид?

— Положить что-нибудь еще или подождешь горячее? — спросил он спокойно.

Подобное безучастие привело меня в шоковое состояние. От возмущения я не могла вымолвить ни слова, только отрицательно качнула головой. Потом попросила:

— Пойдемте домой, я очень устала.

— Устала? — переспросил он и отрубил: — Тогда ты как боец — пустышка и время, затраченное на тебя, потеряно даром.

— Вы меня не так поняли, — попыталась я объясниться.

Генрих перебил меня.

— Что, обиделась? Зря. Я все видел и должен отметить, что действовала ты, в общем, неплохо. Мое вмешательство было лишним, ты сама прекрасно справилась.

Такое мне еще не приходилось слышать от своего наставника, и это было для меня высшей оценкой. Конечно, настроение мое стало подниматься, я заулыбалась. А Генрих между тем продолжал:

— Ситуацию я контролировал и в случае необходимости незамедлительно пришел бы на помощь. В одном ты допустила ошибку. — Генрих опускал меня на землю. — Следовало вырубить противника с первого раза, чтобы исключить повторное нападение с его стороны. Тут эксперименты совершенно неприемлемы, это не тренировочный зал, а передовая полоса, где подчас решается вопрос жизни и смерти. Ведь если ты окажешься одна против всей этой компании, то вряд ли одержишь верх, если нанесенный удар не будет силен.

Мы сразу оказались в родной стихии — нам было о чем поговорить. Неожиданно подошел милиционер и грубо потребовал у меня и у Генриха документы, стал допытываться, кто мы и откуда.

Генрих поднялся и предъявил свое удостоверение. Милиционер вытянулся в струнку.

— Виноват, товарищ полковник, меня ввели в заблуждение, разберемся, накажем виновных.

— Ладно, идите. Завтра доложите своему начальнику о происшествии и заодно объясните ему, почему оказались на службе в нетрезвом виде. Я проверю. — Генрих брезгливо поморщился и вернулся к столу. Милиционер как побитый, опустив плечи, поплелся к выходу.

Скоро мы закончили ужин, и Генрих проводил меня домой.

— А ты молодец, — сказал он на прощание. — Не ошибся я в тебе. — Он чмокнул меня в лоб и пошел, не оборачиваясь.

В тот вечер я так и не поняла, как Генрих ко мне относится. Однако мне было чертовски приятно, что первое испытание я выдержала неплохо.

ХРОМОЙ

Мы не смогли помочь Жухову, просчитались, решив купить Филатова. До сих пор он ломает голову, кто ему подложил чемодан с деньгами, целое расследование провел. Наш человек, который там у них сидит, рассказывал, что всех по одному к начальству вызывали, допрашивали, где был, что делал в течение суток. Так ничего и не узнали. Мы своего человека в такие мелочи не впутываем. Он работает по-крупному, и то при условии, что риск будет минимальный. Главная его задача — информация. Тысчонку баксов каждый месяц ему за это отстегиваем. Он доволен, а мы — тем более. Тут мы старушку использовали, уборщицу, она единственная, кто может зайти в любой кабинет до того, как рабочий день начнется. Вот она и принесла чемоданчик с деньгами. А чтобы у нее никаких сомнений не возникало, подослали пацана. За трешку он передал чемоданчик бабушке для дяди Филатова. Отдал и ушел. Мы, конечно, следили за мальчишкой. Он сделал все, как инструктировали. Пока бабка удивленно рассматривала посылку, вертела ее со всех сторон, пацан скрылся. Она обернулась, а никого уж нет. Удивленно пожала плечами и отнесла чемодан в кабинет следователя.

Обидно, конечно, что приманка не сработала. Принципиальный, честный товарищ оказался, ну ничего, не таких скручивали. Жаль только, деньги зря пропали да время потеряли. Надо было сразу за девчонку браться, подействовало бы безотказно. А то понимаешь, дипломатию развели «с последними предупреждениями». Возможностей-то было сколько хочешь прижать ее как следует. Правда, в парке получилось все, как задумали, с дочкой Филатова — тоже по плану. Выследили и в поезде поигрались с ней, хотя и перегнули немного палку, но урок для папаши хороший. Вот только раньше надо было, раньше. Тогда и избежали бы волн, которые пошли после допросов Жухова. Не думаю, чтоб раскололся он сразу, мужик крепкий, да и знает, что говорить в таких случаях. Хотя, если прижмут да пообещают статью заменить, вряд ли кто устоит. Но меня пока Бог миловал, остаюсь на плаву, значит,Жухов обо мне не заикался. И все же фирму нашу слегка пощипали.

Мешкать нам уже нельзя. Надеюсь, Филатов будет теперь посговорчивей, предложим ему для начала спустить на тормозах все жуховские дела, ему это ничего не стоит. После этого надо, чтобы он добился освобождения из-под стражи хотя бы части наших людей — имена ему назовем. Потом можно будет подумать и насчет совместной работы на общее благо. Посулим ему золотые горы и кисельные берега, пообещаем полную безопасность. Пообещаем даже найти и наказать насильников его дочери. Ну, а если он откажется сотрудничать с нами? Что ж, заберем его дочь как заложницу, так ее упрячем — сам черт не найдет. Ничего, дрогнет отцовское сердце, не такие ломались.

Пока же, признаться, у фирмы только убытки от наших проколов. Недавно пришлось тормознуть крупную партию товара из США. Милиция ударила по «болевым точкам» — нет главного экспедитора Жухова, арестованы провизоры двадцати двух аптек в шести городах страны. В общей сложности описаны полторы тонны „левого» товара на миллионы рублей. Заблокированы финансы кооператива «Омега», который расплачивался валютой. Не ясно, чего еще ожидать. «Барометр» — так зовут нашего человека, что служит в Главной прокуратуре, — информацию дает регулярно, но она зачастую опаздывает, и потом, ему далеко не все известно о готовящихся операциях. На днях из Нью-Йорка звонил Пахан. Грозил самыми суровыми карами, если в ближайшее время не сумею разрядить обстановку и не вызволю наших людей, попавших под следствие.

Я решил начать с команды исполнителей. Всем, кого видела дочь Филатова, приказал временно «лечь на дно» и не высовываться. Те четверо в поезде благополучно возвратились домой. Пока милиция прочесывала район станции, где они сошли, мальчики на попутных машинах вернулись и подробно мне обо всем доложили. Получив по пять кусков, они разбежались по хатам.

Предложил поработать у себя проверенным людям. Самые надежные — это бывшие спортсмены, которые ничего другого не умеют, кроме как набить морду. Как-то забрели ко мне на огонек два «афганца», у которых ни кола ни двора. Они успели уже приобщиться к блатному миру и были готовы на все ради бутылки. Даже трех бывших ментов подобрал — тоже из числа тех, кто обижен на весь мир и может любому, на кого укажут, шею свернуть. Но все они годятся лишь для мелких дел, простые исполнители. Жаль, настоящих профессионалов мало. Жухов хоть и алкаш, но любого мог купить и продать, ас в своем деле. Преображался по мере надобности и в купца, и в ученого, и в бизнесмена. С блеском проводил переговоры и заключал выгодные сделки. Потому и поручали ему самые серьезные дела: доставку и сбыт товара. Но беда его — пил, кололся. В этом состоянии был невменяем и мог ограбить, убить, изнасиловать. На том и попался. К сожалению, заменить его пока некем, но будем искать. А поскольку главные нити фирмы я держу в своих руках, на первых порах придется самому возиться с товаром. Пропадет — Пахан живьем съест. Его не колышет, кто и как это будет делать. Он отправляет к нам товар из-за бугра, остальное — наше дело.

Только что позвонил Барометр, сказал, что есть информация и надо встретиться. По-моему, врет, просто понадобились бабки. Но я все равно пригласил. Как всегда, встретились у меня дома. Я тут недавно купил себе трехкомнатную кооперативную квартиру, обставил финской мебелью, провел телефон. Теперь живу в Ясенево, вот Барометр и приехал ко мне туда поздно вечером после работы. Дал ему три сотни за довольно любопытное сообщение. Наш общий знакомый завел себе пассию, совсем молодую девицу, и вовсю крутит с ней любовь. Зовут Татьяной, учится в институте, там Филатов подрабатывает чтением лекций. Выходит, недооценил я нашего человека — клад да и только, беречь его надо. Похвалил, налил ему полный стакан водяры, он хватанул одним глотком и, чмокая, закусил лимоном. «Где тренировался?» — спрашиваю. Он хмыкнул: «Могу и спиртягу такой же дозой. — И пояснил: — На севере пятнадцать лет отслужил». «Понял, учту», — сказал я, и мы попрощались.

После его ухода я долго размышлял о различных вариантах подхода к Филатову, и в них Татьяне отводилось не последнее место. Конечно, крайние меры, какие мы применили с его дочкой, здесь нежелательны, получается прямолинейно и однообразно. Все будет зависеть от того, насколько близка станет ему эта деваха. Посмотрим, понаблюдаем, все взвесим и примем решение. А пока оставим ее в резерве, будем дожимать папашу.

Снова звонил Пахан. Обругал за то, что спрятал свою «четверку». Все равно, мол, менты их найдут. Поэтому их надо использовать на полную катушку и любыми путями отправить к нему. А уж он им найдет дело.

Пришлось всех четверых, кто занимался дочкой Филатова, вызвать и подключить к операции, тем более что появилась интересная идея. Дело в том, что нам подфартило с квартирой, что на этаж выше филатовской. Чтобы соблюсти законность, официально по ордеру вселим туда Слона, добавим ему еще кого-нибудь для компании и будем пасти эту семейку, пока не получим результат.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

За несколько месяцев работы у комиссии собралось криминального материала на несколько томов, а конца-края не было видно. Ниточка потянулась за рубеж. «Наверху» зашевелились, задергались, стали проявлять повышенный интерес к моей персоне, к моим делам. Звонки вроде бы невинные и даже заботливые — как идет работа, кого еще удалось зацепить, не нужна ли помощь, но, понятно, с явной надеждой получить информацию о деле, которое раскручиваем.

Удивил Валентин Сергеевич, главный прокурор. Зашел в кабинет, когда я разбирал очередную папку с протоколами допросов свидетелей. Уселся в кресло, закурил свою неразлучную трубку. Жду, когда начнет разговор, он ведь запросто никогда не заходит. Если уж появился, значит, на то есть веская причина. Так оказалось и на этот раз.

— Слышал, тебя выдвигают на новую работу, станешь моим начальником, — буднично изрек он, словно каждый день сообщал мне об этом.

Я ошарашено уставился на него: шутит или говорит серьезно? Вообще-то розыгрыши не в его правилах, но тогда откуда у него эта новость? Обо всех намечаемых должностных подвижках в нашем управлении я узнаю, как правило, первым. В кадрах сидит мой однокашник по институту, с которым мы в свое время крепко дружили, и он считает своим долгом позвонить мне и дать на эту тему подробную сводку, прежде чем кто-то другой узнает о ней. А тут, когда речь идет обо мне, он наверняка сообщил бы. Поэтому в ответ я неопределенно пожал плечами, давая понять, что не очень доверяю слухам.

— Это не слухи, — будто прочитав мои мысли, обиделся прокурор. Потом многозначительно улыбнулся: — Секретная депеша.

— А за какие заслуги мне такая честь? — поинтересовался я.

Валентин Сергеевич посерьезнел, постучал трубкой о пепельницу.

— Очень уж ты, Андрей, муравейник растревожил.

— В таком случае логичнее было бы задвинуть меня куда-нибудь подальше, — сказал я.

— Э, нет. — Валентин Сергеевич насмешливо поглядел на меня. — Принимаешь их за дураков? Убрав тебя, они себя подставят. Зачем же им рисковать? Лучший способ избавиться от тебя — повысить в должности, тут уж комар носа не подточит.

— Ну, хорошо, допустим, меня уже здесь нет, но ведь придет другой и продолжит эту работу, — порассуждал я вслух.

Валентин Сергеевич покачал головой.

— Не будь наивным, Андрей. Если тебя убирают отсюда за непослушание, то пришлют человека, готового выполнить любое их указание. В противном случае его постигнет та же участь, а может, и хуже.

Валентин Сергеевич снова запыхтел трубкой, встал, протянул руку со словами:

— Уважаю тебя, Андрей, ты это знаешь, поэтому советую: беги отсюда, и побыстрее, не то пропадешь. И учти, прутиком стену не прошибешь. — Он вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Разговор оставил на душе тяжелый осадок. Прав, конечно, Валентин Сергеевич, в одиночку ничего не сделаешь. Тут требуется атака всем миром. Преступность растет, становится все более организованной, все глубже проникает в государственные структуры, мы же пытаемся обуздать ее растопыренными пальцами — и те отбивают. Прокуратуры, суды работают «по звонкам», «по указаниям сверху». Стоило нам чуть-чуть задеть мафию, как заработала «система». Недавно узнал, что Жухову заменили высшую меру на пятнадцать лет. Глядишь, не сегодня — завтра отпустят по амнистии.

Затылком чувствую, что они сидят у меня на хвосте, очень я им нужен. С моими возможностями, связями, авторитетом я для них настоящий клад. Потому и не стесняются в средствах, чтоб добиться своей цели. Надругательство над Ийкой, чемодан с деньгами, переброска на другую работу — все это звенья одной цепи.

Очень боюсь за Ию, да и за Татьяну. О себе не говорю. По краю пропасти хожу каждый день, не знаю, надолго ли меня хватит. Рассчитывать не на кого. Даже члены комиссии, с которыми я работал, под различными предлогами просят освободить их от дальнейшего разбирательства. Не трудно догадаться — одного посулами, другого угрозами заставляют пойти на это. И Валентин Сергеевич не ангел, не предложил своей поддержки, не проявил готовности оказать содействие. Пришел, сообщил новость, признался в дружеских чувствах — весь он в этом. Что ж, и на том спасибо, что мешать не будет. А не будет ли? Пригрозят — и он как миленький утопит любое дело.

Только вышел прокурор, позвонил Алексей, тот, что в управлении кадров сидит, и заговорщическим тоном сообщил, что меня вызывают в ЦК на переговоры. Прозрачно намекнул: готовься занять руководящее кресло.

Я поблагодарил приятеля, пообещал не остаться в долгу за его дружеское участие. Он с пониманием отнесся к моему обещанию. Эти два сигнала, полученные почти в одно и то же время, свидетельствовали о том, что взялись за меня серьезно. Я подумал: а стоит ли ломаться, капризничать, если действительно предложат интересное дело? Здесь работать мне все равно не дадут. С другой стороны, столько времени, нервов, сил потрачено, и выходит — зря? Ладно, буду принимать решение, когда узнаю что-либо конкретное.

На следующее утро в моем кабинете меня ждала телефонограмма: в 12 часов я должен быть в ЦК, указан был этаж и номер комнаты.

В назначенное время я был на месте, немного подождал в приемной. Затем вышел Сам и пригласил к себе, беседа прошла в товарищеской обстановке. Мой новый шеф в общих чертах очертил круг обязанностей, которые я должен буду выполнять, работая в ЦК КПСС. Главным образом они сводились к ревизии действующих и составлению новых законов.

— У вас будет приличный оклад, машина, дача и другие привилегии, которыми пользуются работники ЦК, — сказал в заключение беседы хозяин кабинета.

— Мне можно подумать? — спросил я.

— Ну, разумеется, — ответил он. — У вас почти полдня и вся ночь, думайте, решайте.

Выйдя из огромного серого здания на Старой площади, я вздохнул полной грудью и не спеша направился к себе в управление. Я уже знал, что буду делать завтра. Позвоню и скажу, что еще не созрел для такой должности, что меня вполне устраивает то место, которое занимаю в настоящее время. Я был уверен, что это уже окончательное решение и изменить его ничто и никто не сможет, но я ошибался. Последовавшие в этот вечер события заставили меня сильно усомниться, правильно ли я поступаю, отказываясь от весьма лестного предложения. Ведь, по сути дела, я не только получаю спокойную, почти без всякой ответственности, прекрасно оплачиваемую работу, но и наконец избавляю себя и своих близких от угроз и опасностей.

В управлении секретарь с перекошенным от испуга лицом сообщил мне «приятную» новость: «Из вашего кабинета унесли папки с уголовными делами!»

«Что за чушь, — подумал я. — Здание охраняется, вход и выход строго по пропускам. И потом, вынести документы можно только вместе с сейфом, который весит полтонны». И тем не менее документы пропали. Войдя в кабинет, я увидел, что дверцы сейфа открыты настежь и внутри пусто. Здесь уже трудились криминалисты. Собака тщательно меня обнюхала и устремилась в коридор, потянув за собой хозяина. Зазвонил телефон.

— Это вас, — протянул мне трубку милиционер в погонах майора.

Услышал взволнованный голос Ирины Васильевны, матери Татьяны.

— Беда, Андрей Петрович! Танечку увезли неизвестные люди и неизвестно куда. Немного погодя позвонили. Грубый голос предупредил: в пять часов вечера у телефона должен быть ваш будущий зять, иначе дочери вашей будет хана. Так и сказал: хана, — повторила Ирина Васильевна.

Тревожно забилось сердце. Татьяна стала мне очень дорога. В последнее время мы часто встречались, и мне казалось, что мы любим друг друга.

Я вызвал машину и уже через несколько минут поднимался в квартиру Татьяны.

Ирина Васильевна со слезами на глазах повторила мне все, что сказала по телефону.

Мой приход ее немного успокоил.

Я здесь частый гость. А может, уже и не гость, так как чувствую себя довольно свободно, могу без приглашения усесться в кресло, почитать газету, посмотреть телевизор и даже приготовить чай. Иногда, когда Татьяны нет дома, Ирина Васильевна просит меня похозяйничать. Вот и на этот раз я заварил чай, разлил в чашки и принес в комнату, где Ирина Васильевна сидела на диване и с ужасом глядела на телефон.

В милицию я пока ничего не сообщал, опасаясь повредить Татьяне. Надо прежде всего выяснить, чего от меня хотят.

Телефон зазвонил ровно в 17.00. Я поднял трубку. Голос басовитый, довольно вежливый:

— Андрей Петрович?

— Да, это я.

— Вам уже передали новость? Ваша Татьяна гостит у нас. С ней все в порядке, она может это подтвердить.

Я услышал Таню. Она говорила быстро, с придыханием:

— Андрей, выполни, пожалуйста, их требования, иначе будет плохо…

— Поняли, Андрей Петрович? — снова взял трубку мужчина. — «Иначе будет плохо» — это слова вашей невесты. И она не ошибается. — Он хохотнул: — Вспомните про свою дочь, как было…

— Что вам от меня надо? — резко прервал я его.

Немного, совсем немного. Мы о вас позаботились и избавили от лишних документов. Так что тужить не о чем. Соглашайтесь на свой перевод и уходите, остальное вас не касается. Вы говорите «да» — и уже через час Татьяна будет дома.

Я ни минуты не колебался. Сказал, что соглашусь, только пусть немедленно ее отпустят.

— Не сомневайтесь, только не вздумайте с нами шутить, — пригрозил напоследок бас.

Примерно через час Таня вернулась, дверь ей открыла Ирина Васильевна. Я дал им возможность нареветься. Потом заставил Татьяну умыться, привести себя в порядок и подробно расспросил, что же произошло. Она рассказала, что после института зашла в магазин, затем с покупками подошла к телефону-автомату, собиралась позвонить мне на работу. В это время появился какой-то молодой человек и сказал: «Андрей Петрович сидит в машине и просит вас подойти, так как чувствует себя неважно». В тот миг Таня не подумала, как я мог вдруг увидеть ее в телефонной будке из машины и тем более послать какого-то курьера за ней. Со всех ног кинулась она к стоящей неподалеку «Волге». Дверца автомобиля была открыта, и как только Таня приблизилась к ней, подскочивший сзади «курьер» втолкнул ее в кабину, и машина с места рванула вперед. Сидящие в салоне двое парней предупредили, что ничего с ней не случится, если она будет вести себя смирно. Единственная их цель — заставить меня поступить так, как они этого хотят. Пообещали максимум через пару часов ее отпустить. Остановили машину у какого-то дома, поднялись на лифте на восьмой этаж. Квартира двухкомнатная. Там находились женщина лет сорока пяти, полная, с сигаретой в зубах, и мужчина — высокий, худой, в коричневом свитере и джинсах. Голос низкий, будто простуженный, глядит в упор, как стреляет. Усадили на кухне, жди, сказали, все скоро решится. У Тани — душа в пятках, зуб на зуб от страха не попадал, но, слава Богу, все кончилось, и она дома.

— Скажи, Андрей, что все это значит? — спросила Татьяна, закончив свой рассказ.

— Это значит, что с завтрашнего дня я работаю в аппарате ЦК.

ИЯ

У отца, как всегда, на работе напряженка. К тому же с Татьяной у них дело идет к свадьбе, все свободное время он проводит с ней, так что я его почти не вижу. Живет Таня с матерью в четырехкомнатной квартире. Отец ее умер, брат — офицер, служит в Ленинграде. Нередко после работы отец направляется прямехонько к Татьяне и там остается на ночь. Вот такие отношения. Мне кажется, что я у него теперь на втором плане, но я не обижаюсь. Столько лет рядом с ним не было любимой женщины — дочь не в счет, тут совсем другое, пусть компенсирует нерастраченные чувства.

Теперь, получив коричневый пояс, я по настоянию Генриха отказалась от сверхурочных занятий. Тренировки только по расписанию, ни минуты больше, так что почти все вечера у меня свободны. Часто бываю у Ирки, или она у меня. Вместе ужинаем, смотрим телевизор, обе понимаем, что эти встречи скоро закончатся. Ира выходит замуж, ее Олежка возвращается из армии, отслужив свой срок, и они сразу же идут в ЗАГС, такая у них договоренность. Стараемся вдоволь наговориться, когда еще это произойдет снова.

С недавних пор житья у нас в доме не стало. Сидим рядом, а друг друга не слышим, приходится напрягать голосовые связки. Соседи над нами словно обезумели, такое впечатление, что специально хотят вывести из терпения. Стучат, бросают что-то тяжелое, топают, врубают оглушительную музыку, бегают в сапогах. Кажется, потолок вот-вот обрушится.

Раньше там жила тихая, спокойная семья, но потом они уехали за рубеж, теперь там поселилась какая-то пьянь. Жаловалась я в исполком, в милицию — как мертвому припарки. Отцу не говорю, не хочу втягивать его в житейские передряги. Он и так затыркан на своей работе, не хватало еще с соседями его столкнуть. Самой тоже не резон лезть в это дело: Генрих строго-настрого наказал мне избегать всяких конфликтных ситуаций.

И вот в один из вечеров, когда мы распивали у нас чаек, Ирка буквально загнала меня в угол вопросами — почему забросила университет и что делаю целыми днями в генриховской школе. Я хорошо изучила свою подружку. Любая полученная информация распирает ее, как проглоченный зонтик, и она при первом же случае расстанется с ней. Поэтому, чтобы достойно выйти из щекотливого положения, я задала один-единственный вопрос, который, как я надеялась, должен был ее отвлечь. Я лишь спросила, когда же приедет Олег и что она думает относительно свадьбы.

Мой расчет оправдался полностью. Ирка оседлала своего любимого конька, и я могла расслабиться, по крайней мере минут на тридцать. К сожалению, мне не повезло. Соседи так разбушевались, что ни одного слова не только я, но и сама Ира не могла услышать.

— Хватит! — Ирка хлопнула кулачком по столу. — Кажется, настала пора положить конец этому бардаку. Если ты можешь сносить безобразие, то чаша моего терпения уже переполнена. — Она решительно встала и направилась к двери.

— Ты что задумала, не связывайся, я сама найду на них управу.

Но надо знать мою подругу. Если она приняла решение, то отговаривать ее — занятие бесполезное. Я слышала, как Ира вышла на площадку и зашлепала вверх по лестнице. Потолок между тем, как ни странно, затих, и я задремала. В этот день я страшно устала. По просьбе Генриха после обычных занятий провела показательное выступление перед начальством МВД. Услышала в свой адрес массу комплиментов. Думала, приду домой — обязательно часик-другой посплю, но явилась Ира — и отдых пришлось отложить. Не удивительно, что меня неожиданно сморило.

Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг меня будто кто-то толкнул. Открыла глаза — Иры нет. Куда же она запропастилась? Я забеспокоилась. Не могла же она уйти, не попрощавшись. А может, пришла, увидела, что сплю, и решила не будить?

Вышла на площадку. Навстречу мне Ира — вся в слезах, кофта разорвана, губы вспухли.

— Что случилось? — в ужасе воскликнула я.

Ира закрыла лицо руками, молча прошла мимо меня в комнату. Я за ней, только прикрыла дверь, Ира упала на диван, забилась в истерике. Кое-как привела ее в чувство.

— Говори, что произошло?

То, что я услышала, повергло меня в бешенство. Поднявшись этажом выше, Ира позвонила. Дверь открылась, она шагнула в прихожую. В комнате она увидела стол, заваленный бутылками и тарелками с остатками еды. На полу гири, штанга, еще какие-то железяки. Перед ней стоял здоровый мужик с рыжей бородой, в трусах и майке, руки с накачанными бицепсами были покрыты татуировкой. С Ирки, конечно, весь гонор слетел. Она до смерти перепугалась и стала пятиться к выходу, намереваясь выскочить из квартиры. Парень остановил ее широким приглашающим жестом. Видя, что Ира стоит в нерешительности, взял ее за руку и потянул в другую, почти пустую комнату. Ира стала говорить, что пришла попросить не шуметь, так как внизу маленькие дети не могут уснуть из-за сильного шума. Парень осклабился, сказал, что насчет детей ему неизвестно, а вот соседочку молодую он и его приятели, которые только что ушли, давно ждут в гости, и хорошо хоть ее подружка зашла. Он врубил радио на полную мощность, схватил Иру в охапку, бросил на кровать, сорвал с нее одежду и стал насиловать. Ирка орала, билась, кусалась, но что могла она поделать с таким боровом…

Как могла, я стала Иру успокаивать, повела ее в ванную.

— Мойся, никуда не уходи, останешься сегодня у меня. — Я говорила тоном, не терпящим возражений. Ира послушно пустила воду, разделась и залезла в ванну.

Я прикрыла дверь, быстро облачилась в спортивный костюм, надела кованые ботинки. Еще несколько минут потребовалось, чтобы подняться этажом выше и позвонить.

Несмотря на рыжую щетину, я узнала его сразу, как только он распахнул дверь. Это был один их тех, кто изгалялся надо мной в купе.

— Ха, старая знакомая! — Его губы растянулись до ушей, обнажив лошадиные зубы. — Ну, заходи, коли сама явилась. — Он отступил в сторону, и я прошла вперед.

— Хочешь, чтобы я тебя как подружку, или как в поезде? — без всяких предисловий спросил он, входя за мной в комнату.

Как в поезде, — ответила я и, развернувшись на 180 градусов, правой ногой, подкованным каблучком, врезала ему точно в физиономию. Благо комната была почти пуста; мебели никакой, кроме кровати. Тело в сто с лишним килограммов глухо шмякнулось об пол. «Интересно, какой резонанс там, внизу», — мелькнула вдруг непрошеная мысль. Я спокойно ждала, когда он очухается и начнет подниматься. Подобные варианты мы отрабатывали на тренировках до автоматизма и именно для таких вот случаев, когда противник особо опасный. Генрих придирчиво измерял силу удара, и если получалось слабее необходимого, сердился и заставлял упражняться до седьмого пота. Выполнение мною этого приема Генрих всегда ставил в пример другим. Поэтому я не удивилась, что и в реальной обстановке мне удалось провести его довольно удачно.

Верзила между тем засопел, задергался, поднял голову, сел, отер ладонью кровищу с бороды, начиная приходить в себя, и вдруг зарычал: «Убью!», хотел было подняться. Я снова крутанулась, чтобы было наверняка, и, как снарядом, влепила ногой по его чугунку. Теперь он свалился окончательно.

Я поволокла его по паркету. Открыла балконную дверь, поглядела с пятнадцатого этажа вниз. Кругом темнота, ни одной живой души. Собаке — собачья смерть. Ты был первым в купе, будешь первым и здесь. Тяжелый, паразит. Взвалила вначале себе на спину, потом перекинула через перила. Все. Закрыла за собой дверь.

Жестоко? Да. А как поступили со мной, с Ирой? Сколько же можно терпеть! Не случайно, паразиты, соседями оказались, опять задумали что-то мерзкое, так пусть пеняют на себя. Никому из них не будет пощады. Так я решила и своего добьюсь.

— Где ты была? — испуганно встретила меня Ира. Она уже искупалась, обмотала полотенцем мокрую голову и была похожа сейчас на половецкую княжну в чалме. Ирка все еще не могла прийти в себя, мелко дрожала и все повторяла: «Зачем я пошла, зачем пошла».

— Ну все, Ирочка, все. — Я присела к ней на диван и стала говорить: — Теперь главное для тебя и для меня тоже — забыть обо всем, что случилось. Понимаешь?

— Нет, ничего не понимаю. Нужно срочно сообщить в милицию, чтобы его арестовали, а ты — забыть! — Она снова заревела.

— Сообщать никуда не надо. Я его прикончила.

Икнув, Ира замолкла, вытаращив на меня глаза.

— Как это прикончила, ты что — шутишь?

— Очень просто, пятнадцатый этаж ведь — бац и все. Такими вещами не шутят. Так вот, — продолжала я, — кто бы тебя ни спрашивал, мы вместе провели здесь сегодняшний вечер, ужинали, смотрели телевизор. Наверху, как обычно, стучали, шумели, но ничего особенного мы не заметили. Надеюсь, на воспоминания тебя не потянет, даже с Олегом. Постарайся все забыть, как кошмарный сон.

Ира кивнула:

— Поняла, будь спокойна. Но как ты смогла, ведь такая силища… Невероятно.

— Как-нибудь потом объясню, — ушла я от ответа, — а теперь спать.

На следующий день мы быстренько оделись и умотали из дома: Ира в университет, я — в свою школу.

После занятий я созвонилась с отцом. Он обрадовался, сказал, что очень соскучился и предложил вместе пойти к Татьяне, там поужинать, а потом вернуться к себе. Я с радостью согласилась. Мы провели приятный вечер. Познакомилась с Таниной мамой, довольно интересная и симпатичная женщина. Вместе с Таней они быстро накрыли на стол, на десерт подали вкусный пирог. Чувствовалось, что папулю здесь любят.

Домой пришли уже за полночь. Только стали готовиться ко сну — звонок в дверь.

— Интересно, кто это в такое время, — недовольно пробурчал отец и пошел открывать.

На пороге стояли двое. Один в милицейской форме, другой — в штатском. У меня екнуло сердце.

— Извините, пожалуйста, — поднял руку к козырьку милиционер, — служба. Нам сегодня нужно опросить всех жильцов дома. Поскольку мы не могли застать вас днем, приходится беспокоить в такой поздний час.

— Заходите, — пригласил отец, — а что, собственно, случилось?

— Вчера сбросили с балкона мужчину, который проживал над вами, — объяснил тот, что был в штатском. Он отрекомендовался следователем, предъявил удостоверение и представил своего коллегу как участкового инспектора.

Я рассказала свою версию, мол, были весь вечер вдвоем с подружкой и так далее. Он все записал. Я расписалась в протоколе и они ушли. Я была спокойна. Даже обладая самой буйной фантазией, нельзя было представить, что две хрупкие девушки смогли одолеть огромного детину и отправить его на тот свет. Да и зачем?

Через какое-то время отец рассказал, что нашли всю компанию, которая гуляла в тот вечер в квартире над нами. Следователь считает, что именно они и угробили своего приятеля.

Известие не особенно меня обрадовало. Ведь я считала, что среди этой своры были и те, которых ожидал мой личный суд. Теперь же расчет с ними откладывался на неопределенный срок. Впрочем, не во всем можно быть уверенным…

ХРОМОЙ

Загадочное убийство Слона, то бишь Еремея, не дает покоя. Ребята, гулявшие с ним в тот вечер, божатся, что разошлись с миром. Правда, шумели сильно, как было задумано. По всем расчетам Ия должна была быть дома одна. Идти к ней было нежелательно — могли увидеть соседи. А Еремей на своем этаже один-одинешенек. Соседи рядом с ним находились в длительной командировке. Идеальное положение, хоть на голове ходи — никто не помешает. Полный хозяин всей лестничной клетки, благо дом кооперативный. Мы пошли на все, лишь бы именно эту хату заполучить, денег не пожалели. Председатель ЖСК и работники исполкома сразу клюнули на кругленькую сумму.

Мы давно искали возможность обосноваться где-то поблизости от следователя, чтобы держать его на мушке и соответственно принимать необходимые меры. А тут прямо-таки привалила удача. Хорошо, свой человек сидит в МИДе, он и просигналил: смотрите, мол, семья скоро слиняет в Германию, квартира — о чем мечтали, не прошляпьте. Колесо закрутилось, звонок в Моссовет нужным людям, оттуда в райисполком, ну а подмазать — дело техники. Прописали там Еремея и его бабу, которая, кстати, еще мотала срок в лагере, и стали пасти наш объект.

Девочка получила в поезде сполна, но скоро оклемалась, где-то учится — это нам неважно. Главное сейчас «дожать» ее, чтоб отец чувствовал за плечами наше дыхание и был готов сделать все, что нужно. Мы надеялись, что она в конце концов не выдержит постоянного грохота над головой, поднимется на этаж выяснять отношения и встретит старых знакомых. А им не составит труда припугнуть ее как следует и пообещать повторить сеанс, отработанный в поезде, если отец не будет послушным.

В то же время решено было взять в оборот пассию Филатова. Кстати, довольно симпатичная деваха, мужик знает в этом толк. Рассчитывали, что такое воздействие на близких ему женщин сделает его более покладистым. А заиметь в органах такого человека — просто мечта, тем более что решен вопрос о его переводе в ЦК. С нашей, естественно, подачи. Надо помочь ему согласиться занять новую должность.

Откровенно говоря, я не надеялся, что так просто удастся провернуть операцию с бабой Филатова. Он сразу сломался и готов был сделать все, чтобы только ее отпустили. Волжанина, который держал у себя деваху, я строго предупредил, чтобы ее не трогал, если Филатов не будет артачиться. Ну, а коли начнет воду мутить, разрешил делать с ней все, что захочет. Но все кончилось мирно, думаю, теперь он в наших руках и разговаривать с ним будет проще.

А вот с его дочкой вышла промашка. Еремея утром нашли мертвым на улице. Вначале была версия — упал по пьянке с балкона. Потом медицинская экспертиза установила, что смерть наступила раньше, до падения, после нанесенного сильнейшего удара в голову. И вывод: причина трагедии — драка.

С кем же дрался Еремей, наводивший в лагере страх даже на видавших виды урок и способный кулаком свалить быка? Доказано, что на тех троих, что были с ним в тот вечер, вины нет. Да если бы и не поладили, Еремей без особого труда мог уложить их всех. Словом, загадка. Может, и разгадаем когда-нибудь.

У меня лично есть своя версия случившегося, правда требующая домысливания и особенно подтверждения фактами. Ставлю себя на место дочки следователя. Приходит она вечером домой, а там ад кромешный — грохот такой, будто над тобой кони скачут и ржут, притом под железный рок. Ни отдохнуть, ни почитать, ни телевизор посмотреть. Никакие нервы не выдержат. Как тут быть? Самой идти — страшно. Утихомирить пьяную компанию может или милиция, или сила. В милицию уже обращалась: ни ответа ни привета. Значит, остается сила. Находит за деньги или другие посулы профессионалов, и те выполняют поставленную перед ними задачу, тем более что Еремей оказался один. Правдоподобно? Вполне. Остается проверить мою думку. Надо подключить еремеевских ребят, пусть попасут Ию. Гроши получают хорошие, а толку от них пока ноль целых ноль десятых. Правда, тогда в вагоне они постарались. В этом деле они профессора. А что-нибудь серьезное поручить — обязательно провалят. Нет людей, на которых можно по-настоящему положиться. Пахан икру мечет, грозится перекрыть кислород в смысле валютных поступлений, если в ближайшее время не найду надежного человека, которого можно подключить к каналу Сан-Франциско — Москва.

Ему там легко командовать, а здесь-то все сыплется. Главное — сохранить сейчас своих людей, уберечь от развала отлаженный механизм доставки и продажи товара. А для этого надо прежде всего блокировать Филатова, проявляющего непомерную резвость в раскрытии наших дел. Кое-что уже удалось сделать. Свистнули из сейфа документы, добились, кажется, его перевода на другую должность, но это пока мало что дает. Во-первых, все дела нетрудно при желании восстановить, особенно если есть дубликаты, а у такого педанта, как Филатов, наверняка они имеются; во-вторых, сам Филатов со своего Олимпа может влиять на дальнейшее расследование. Значит, его нужно полностью нейтрализовать, а еще лучше — заставить быть нам полезным. Вот почему работу с девочками надо продолжать, но прежде всего с Ией.

Пасти девчонку поручили Юрке-близорукому, из той же команды, что обрабатывала Ию в поезде. Она его знает, но это, может, и неплохо. Ежели она засечет его — не беда, ведь перепугается обязательно. Ей ничего не останется, кроме как пожаловаться отцу, а тот поймет, что мы не дремлем. Приказал Юрке, чтоб звонил мне каждый вечер и докладывал, где она была в течение дня, чем занималась, с кем встречалась.

Поручить-то поручил, но этот сукин сын пропал, целую неделю от него никакого сигнала. Я тоже хорош, дал ему задаток за труды, он, видно, и запил.

Только что позвонил приятель из милиции, сообщил, что в развалинах старого дома нашли тело Юрки. Очки целы, а башка проломлена. Отвезли в морг. По словам врача, травма как две капли воды схожа с той, что получил Слон.

И еще приятель сказал: «Бежал Жухов. Ему заменили вышку на максимум срока, и он при переезде из тюрьмы в лагерь попросился в туалет, выломил решетку окна в поезде и был таков. Теперь жди гостя». Прежде он знал, что дорожка ко мне заказана. Встречались мы с ним обычно в ресторане, в кафе, в парке или просто у магазина, на улице. У него была своя хата, где он ночевал, куда водил женщин и где устраивал иногда попойки с друзьями. Большую же часть времени Жухов находился в пути: встречал товар на железнодорожных вокзалах, в морских портах и аэропортах. Подчас подъезжал к самой границе и оттуда разными путями и всевозможным транспортом, бывало и на перекладных, поставлял товар в Москву, Киев, другие большие города. Но теперь, рванув из заключения, он обязательно причалит ко мне, больше деваться ему некуда. Я-то ведь пока вне подозрений, документы чистенькие, да и работа — комар носа не подточит. С Жуховым погорю сразу, он уже, наверное, находится в розыске. Стоит ему только выйти из квартиры, за ним тотчас прилепится хвост. Вот он и притащит его ко мне. Надо немедленно связываться с Паханом, пусть с ним решает. Хорошо бы Пахан забрал его к себе. Жухов, хоть блатной и выпить не дурак, зато любое поручение выполнит. Жаль, нельзя его снова подключить к транспортировке грузов. Вот ведь напасть, не знали раньше горя, работу он выполнял отлично, а теперь нельзя ничего поручить. Моментально вычислят и его и тех, кто с ним будет связан. Поэтому лучше всего предупредить появление Жухова и действовать так, как подскажет Пахан. Направлю ка я ему факс с описанием обстановки, пусть решает.

Что же получается? Двое из тех, кто участвовал в разработанной мной операции в поезде с дочерью Филатова, отправились к праотцам. Случайность это, простое совпадение или же кто-то намеренно по одному устраняет действующих лиц? Причем этот «кто-то» мстителен, беспощаден, работает по принципу «пленных не брать». Надо быть осторожным. Пошлю наблюдать за девчонкой Володьку-Громилу. Это еще один из четверых, кто поигрался с ней тогда в поезде. Главное его занятие — накачивать мышцы, он заклинился на этом, день и ночь торчит в подвале и резвится с «железками». Ехали с ним однажды в «Жигулях» и сползли на обочину: гололед. Так он один сначала передок сдвинул на дорогу, а потом и багажник. Сказали бы — не поверил. Все равно, хоть и силища у него неимоверная, предупрежу его, чтобы был осторожен. Вон, Слона тоже Бог силенкой не обидел, а как расправились с ним, будто молотом по кумполу, да вдобавок с балкона сдули. Кроме того, для страховки Громилы Мохнатого пошлю, чтобы издалека за ним поглядывал и, если понадобится, пришел бы на помощь. Мохнатый — это Арсен, в тюряге такое прозвище получил из-за густой черной шерсти, покрывающей его с головы до ног. Да и зверюга он, когда осерчает, и до баб страшно охоч: увидит юбку — все на свете забывает. Поэтому когда я предложил ему поучаствовать с дружками в обработке дочери следователя, он радостью согласился и, как рассказывали мне потом, так увлекся, что чуть было на тот свет девчонку не отправил, еле его оттащили. Но она видела только троих: Очкарика, Слона, Громилу. Мохнатый подключился уже после когда та вырубилась. Поэтому Арсену можно спокойно прогуливаться вокруг да около, не рискуя что она его узнает. И что бы ни произошло, он будет как сторонний наблюдатель. Его я строго-настрого предупредил: вмешиваться можно только в крайнем случае, на баб не заглядываться, иначе ни гроша не получит. А это для него самая страшная кара, он ничего делать не умеет, работать не хочет, только драться научен. Кого-нибудь припугнуть, поцарапать ножичком, трахнуть — это пожалуйста, готов в любую минуту. Кстати, за изнасилование и сидел, теперь, правда, стал осмотрительным, действует наверняка, как в том купе.

Словом, я раскидал всю свою команду, остается ждать, что получится.

ИЯ

Ирка готовилась к свадьбе. Приехал из армии Олег и сделал ей официальное предложение. Мне быть свидетелем в ЗАГСе, приятная процедура. Очень рада за подружку, после того злосчастного вечера она окончательно пришла в себя, старается забыть об этом, молодчина.

Но, оказывается, всего предвидеть невозможно. Неожиданное происшествие чуть было не сломало судьбы Иры и Олега.

Началось с того, что Олег пригласил Иру и меня в театр. После спектакля зашли ко мне поужинать и около полуночи стали прощаться. Я вызвалась проводить их до остановки автобуса: хотелось перед сном подышать свежим воздухом.

Только вышли, у Ирки идея — до метро идти пешком, всего-то около километра. Так и решили, полдороги шли вместе, болтали о том, о сем. Потом я развернулась и пошла домой, а они продолжили путь.

Только стала подходить к дому, догоняет меня Ирка, задыхается:

— Олег дерется, мне страшно, позови кого-нибудь на помощь.

Ни слова не говоря, я помчалась обратно, Ирка еле поспевала за мной. Возле стройки мы увидели Олега, он шел навстречу, пошатываясь и обеими руками зажимая живот. Мы еле успели его подхватить. Ирка заорала: «Помогите!» Прикрикнув на нее, я приказала ей бежать к автомату и вызвать «скорую». Мы усадили Олега на валявшееся рядом бревно, Ирка поспешила к телефону. Олег был в сознании. Морщась, он чуть слышно сказал: «Ножа не ожидал».

— Ну, как самочувствие? — Очкарик вырос словно из-под земли. — Сам виноват, полез на рожон. — Он шагнул ко мне. — Я ведь о тебе, лапуша, расспрашивал. Подумаешь, слегка по щечке его подружку погладил, чтоб не грубила, когда мужики разговаривают. Ну, а он, — Очкарик кивнул в сторону Олега, — неправильно себя повел — драться полез и получил свое…

Я не стала слушать дальше его объяснения. Он мог исчезнуть в любую минуту так же неожиданно, как появился. Поскольку я сидела перед Олегом на корточках, принять низкую стойку и потом «взорваться» не стоило большого труда. Вряд ли Очкарик ожидал, что я смогу с приседания взвиться вверх и нанести ему удар в грудь. Он среагировал скорее от испуга и немного уклонился. Поэтому удар мой пришелся по касательной. Очкарик упал, но тут же вскочил. В руках блеснула финка. Он пошел на меня, угрожающе взмахивая ножом. Мне не хотелось устраивать ему пытку с выламыванием костей, хотя подлец заслуживал суровой кары. От уличного фонаря было светло. Резкий прицельный взмах ноги — и финка отлетела в сторону. Он на мгновение оторопел, но тут же опомнился. Мы действовали почти одновременно, только я чуть-чуть опережала его. Когда он сунул руку в карман и выхватил пистолет, я была уже в прыжке, каблуком достала его лоб, и с ним было все кончено.

Я оглянулась. Оказывается, представление было при зрителях. Олег и Ира, которая, вызвав «скорую», уже вернулась, молча наблюдали, как я расправляюсь с Очкариком, не ведая, конечно, что у меня к нему свой особый счет.

— Ну ты и уделала его, Ийка! — восхищенно выпалила Ирка, впервые назвав меня уменьшительным именем.

— Ладно, ладно, — остановила я ее, — помоги лучше убрать эту тварь.

Вместе с Иркой мы оттащили убитого поближе к самой стройке, чтоб утром быстрее нашли. Удивительно, что очки оказались целыми и все еще сидели на носу. Они придавали бандиту вполне пристойный вид.

Рана у Олега оказалась не опасной. Врач «скорой помощи» прямо в машине наложил ему швы, перевязал и после долгих упрашиваний снизошел: Олега отвезли не в больницу, а домой.

Этот случай еще раз показал, что ко мне по-прежнему проявляют интерес и нагоняют страх, чтобы воздействовать на отца. Думаю, урок, который они получили, потеряв своих боевиков, заставит их призадуматься и переменить тактику. Надо предупредить отца, чтобы был осторожен. Вон и за Таню взялись, как бы не сломался мой папуля. Уже несколько месяцев он работает в ЦК, и, возможно, у преступников на него какие-то виды.

На следующий день я позвонила отцу и попросила его прийти вечером домой. На вопрос, что случилось, сказала: соскучилась и хочу кое-что сообщить. Отец пришел с Таней, это к лучшему, пусть и она проникнется моей тревогой за его жизнь.

Я рассказала, что случилось с Олегом, высказав свои опасения насчет того, что происшествие это связано с моими злоключениями.

— А нападавший пойман? — спросил отец.

— Убежал, — сказала я и, чтобы избежать дальнейших расспросов, стала обвинять милицию в беспомощности.

Да, к сожалению, ты права, — согласился отец. — Наши карательные органы оказываются бессильными перед организованными мафиозными группами, все чаще проникающими в государственные структуры. — Отец рассказал, что прокурор, который проявлял к нему большое участие и уговаривал согласиться уйти на другую должность, оказался связан с преступным миром. Это он помогал выкрасть из сейфа важные документы, передавал информацию, позволявшую преступникам выводить своих людей из-под удара. И ещеотец сказал, что сейчас на его месте другой работник. Многие серьезные дела сворачивают, обходят вниманием главные объекты, а следственные силы сосредоточивают на мелочах. Отец признался, что ему уже несколько раз звонили на работу с предупреждением, чтобы он не вмешивался в дела прокуратуры республики. Недавно зашел в кабинет один аппаратчик, вроде бы для разрядки — рассказать свежий анекдот, и между прочим намекнул, что можно заработать хорошие деньги за небольшое одолжение. Отец постарался сразу же переменить тему, посчитав это за провокацию. Партработник свернул свой визит и быстро удалился. Отец считает, что симптом тревожный. Когда же он поделился своими опасениями с заведующим отделом, с которым учился в университете на одном курсе, тот вышел из-за своего внушительного стола и сел рядом. По-товарищески посоветовал не поднимать шума, работать спокойно и не стараться делать революцию. Никакой организованной преступности в стране нет и не может быть, все это досужие домыслы политиканов, которые хотят заработать дешевый авторитет. От таких людей здесь стараются избавиться. Не следует придумывать врагов, ибо даже плохой мир лучше хорошей войны.

— Выходит, надо подыгрывать бандюгам? — спросила я.

На мой вопрос отец не ответил, он лишь сказал:

— Очень боюсь за вас, девочки.

Я поняла, что отец не предпримет ничего такого, что вызовет недовольство начальства. Он, наверное, прав, и я на его месте, возможно, так же бы поступила. Уберечь близких от опасности — это же естественно. И все же я попыталась убедить отца, что сумею постоять за себя и в этом смысле у него не должны быть связаны руки. Что же касается Тани, о ее безопасности нужно подумать. Я предложила им временно не встречаться, пожить отдельно, сделав вид, будто рассорились, пока не пересажают всю верхушку преступного клана.

Отец слушал меня и грустно улыбался, назвал меня фантазеркой, сказал, что уже имел возможность убедиться, насколько я беззащитна, и поэтому не может и речи идти о том, что уже все опасности позади и что теперь можно как-то постоять за себя. Да и с Таней поступить так, как я предлагаю, не выход. «Один в поле не воин, — сказал отец, — тут надо всю систему менять».

Между тем отец не отказался от мысли отправить меня на время к матери в США. Я, в принципе, была с ним согласна, но прежде всего мне нужно было утрясти вопросы, связанные с поступлением в Высшую школу МВД. До начала занятий оставалось еще три месяца, надо было сдать необходимые документы и выяснить, по каким предметам готовиться, чтобы достойно предстать перед приемной комиссией.

Но все устроилось как нельзя лучше. Генрих обрадовал: иду без экзаменов — и сразу на второй курс. При поддержке генерала мне зачли университетские годы, так что до осени я была свободна. Поделилась с Генрихом своими планами о поездке к матери, он их одобрил.

ВИК МАКАРТУР

В Союзе я был Виктор Макарович Холодов, а здесь, в США, для удобства стал Виком Макартуром. Получили, наконец-то, с Надей гражданство, ну а родившемуся здесь Сержу с момента появления на свет суждено было стать гражданином США. Не сразу здесь прижились, первые годы были особенно трудными. Я подрабатывал где и как мог. Так, наверное, и остался бы в ранге подсобного рабочего, если бы не встретил земляка — Николая Багрова. Он из бывших уголовников, с десяток лет провел в местах не столь отдаленных, хотя в свое время окончил институт, получил экономическое образование. Воровал он по-крупному. Окружил себя верными людьми и делал хорошие деньги, пока не попался. Отсидел, снова погорел и опять за решетку. Известным стал в уголовном мире, Паханом величали. Такой чин в этих кругах так просто не выдается, его надо уметь заслужить. Николай сумел. Вообще-то он голова. В нынешних условиях мог, конечно, и в России приспособиться, развернуть собственное дело. Но тесновато ему там показалось, и он слинял за рубеж. Приехал немного позже меня, а уже заимел свои каналы, связи, людей, и все четко действует, приносит, по моим расчетам, приличный навар. Он что-то продает, покупает, организует отправку партий товаров в Россию и другие страны.

А познакомились случайно. По приезде в Америку Надя как-то сразу захандрила, по дочке скучала, казнила себя за то, что так бессердечно обошлась с бывшим мужем. Узнав, что ее мать, оставшаяся в Москве, неожиданно умерла, засобиралась на похороны. Еле отговорил: куда она без денег… В общем, настроение у меня было — хуже некуда. Днем навкалываешься, а придешь домой — весь вечер выслушиваешь упреки, вздохи, сетования на тяжкую судьбу, в которой повинен я. Стал забегать в ресторанчик, пропускать рюмочку-другую. Однажды сижу за столиком, потягиваю виски и слышу рядом сочный русский мат. Обернулся. Двое наших разговаривают, пьют, закусывают. На столе две бутылки «Пшеничной». Не удержался, подсел.

— Ребята, — говорю, — извините, я на минутку к вам. Услышал родную речь, не смог с собой совладать, хочу засвидетельствовать вам свое почтение.

— Что ж, присаживайся, приятель, — пригласил тот, к которому я оказался ближе.

— Откуда ты такой взъерошенный и одинокий? — последовал вопрос второго.

— Живу здесь, кое-как карабкаюсь.

— Ладно, пей, потом расскажешь. — Этот второй придвинул мне наполненный бокал.

— Вообще-то не пью… в таких дозах, — поломался я для порядка и предложил тост за встречу и знакомство. Чокнулись. Порции как раз хватило на пару добрых глотков.

— Давай еще по одной, — засмеялся угостивший меня.

Я не возражал. Пили много, бутылки на столе сменялись одна за другой. Разговор наш становился все более теплым, откровенным и дружеским.

Удивительно, но голова оставалась совершенно ясной. Поведал я им о себе, о своей жизни. Они о своей. Тот, кто угощал, оказался Багровым Николаем, а ближайший мой сосед по столику — его приятелем, Михаилом Романчиковым, приехавшим из России в Штаты в качестве туриста. Меня, естественно, интересовал больше Багров. Договорились с ним встретиться в этом же ресторане через недельку и обсудить проблему моего трудоустройства.

Мой новый знакомый меня обнадежил. Он так и сказал на прощанье: «Найдем тебе интересное и денежное дело. Будешь доволен». Я сразу почувствовал деловую хватку. Такой человек даром слов на ветер бросать не будет. Какой ему резон трепаться? Мог ведь сразу меня отфутболить или вообще эту тему не поднимать. Посочувствовал бы в лучшем случае, и все. А тут сам назначил время и место встречи.

Дома я рассказал обо всем Наде. Она только поморщилась и чертыхнулась:

— Опять нализался!

— Жаль, что тебе совсем безразлично, где я буду работать и как мы будем жить, — изобразил я обиду.

Надя лишь зябко повела плечами, посмотрела на меня внимательно и сказала ровным и спокойным голосом:

— У меня тоже есть для тебя новость.

— Да? И какая же? — спросил я игриво, пытаясь хоть как-то растормошить ее.

— У нас будет ребенок, и я не знаю пока, оставлю его или нет.

— Как это не знаешь! — вскричал я. — Что же, по-твоему, я посторонний здесь человек и мое мнение ничего для тебя не значит?

— Чего же ты хочешь? — спросила Надя тем же бесстрастным тоном.

— Надюша, прежде всего ты должна успокоиться. — Я подошел к ней, поцеловал. Она меня оттолкнула и отошла к окну.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Конечно, оставить, — твердо сказал я и стал говорить о том, что накипело. — Мы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь. А ничего не получается, потому что нет ребенка. Ты и хандришь оттого, что все время одна, со своими думами и сомнениями. Ко мне относишься как чужая, более того, неприязненно. Разве я тащил тебя сюда силой? Сама ведь пошла со мной, порвав с прошлым, даже родную дочь остановила.

Она вздрогнула.

— Прошу тебя, не трогай эту тему. Хорошо, пусть будет так, я оставлю ребенка, попробуем еще раз сохранить семью. Я действительно виновата кругом — и перед ними, и перед тобой. Только не пей больше, пожалуйста.

Я дал честное слово.

Надя села за стол и взяла свое вышивание. Больше она не поднимала головы, как будто меня не было в комнате. Я смотрел на нее и думал: неужели это та самая жизнерадостная красавица, ослепительная улыбка которой сводила с ума всех мужиков в нашей лаборатории. До сих пор удивляюсь, как это мне удалось увлечь ее и увезти от семьи. Но вот прошли первые годы жизни под одной крышей, и я увидел, что Надя — обыкновенная, ничем не примечательная домохозяйка, к тому же быстро растерявшая свою привлекательность. Во мне она сильно разочаровалась. Так и живем. Я надеялся, что с рождением ребенка у нас все наладится, и в этой мысли я еще более укрепился после встречи с Багровым.

Как мы и условились, вечером я пришел в ресторан. Багров явился точно — секунда в секунду. Сели за столик, заказали пиво, соленую рыбку. Багров сразу же, без вступления, протянул визитку и сказал:

— Завтра двинешься вот по этому адресу к господину Чарльзу Венсу. Он о тебе знает и скажет, что будешь делать. Все. — Поднялся и добавил: — Когда будет надо, сам тебя найду.

— А как же пиво, закуска?

— Заказ оплачен, трудись сам. — Повернулся и, не прощаясь, ушел.

Я был немного шокирован скоротечностью нашей беседы и особенно таким неожиданно быстрым уходом Багрова. Тем не менее мне понравились его деловой тон и лаконичность в общении. Даже переход на «ты» ничуть не задел моего самолюбия. Напротив, это показалось мне добрым знаком, проявлением дружеского участия и доверия. Я был готов тотчас же мчаться по указанному адресу, чтобы не томиться ожиданием. Но разум диктовал другое: не торопись, в точности выполни все, что сказано.

Кое-как я проволынил день, ночь провел в бессоннице. Меня одолевали самые разные мысли, я старался сдерживать их и не строить особых иллюзий, чтобы в случае неудачи разочарование не было бы очень сильным.

Утром следующего дня я оказался у огромных, занимающих весь квартал складских корпусов. В центре квартала обрамленный со всех сторон пышной зеленью и цветами раскинулся шикарный офис. Мне указано было идти именно в это роскошное здание, где находился загадочный мистер Вене.

Швейцар, глянув на протянутую визитку, тут же повел меня к лифту, указав на 26-й этаж и 518-ю комнату.

Вскоре я стоял перед Чарльзом Венсом в его просторном кабинете и несколько секунд, пока он не протянул руку с предложением сесть, чувствовал себя словно в кабинете рентгенолога. Он поднялся, подошел к встроенному в стенку бару, в котором теснились бутылки с напитками, и вопросительно взглянул на меня.

— Если можно, мне какой-нибудь сок. Хозяин кабинета кивнул, наполнил бокал. Я поблагодарил. Американец располагал к себе. Высокий, довольно плотный, с проседью в волосах, он, приветливо улыбаясь, обошел вокруг кресла, в котором я утопал, и устроился напротив, присев на край своего огромного стола. «Интересно, — подумал я, — как мы будем беседовать без переводчика? Я не настолько знаю английский, чтобы свободно вести диалог».

Мистер Вене, видимо, удовлетворившись визуальным наблюдением, задал несколько вопросов о том, кто я, зачем приехал в Штаты, какая у меня специальность, где работал, при этом говорил он на чистейшем русском языке. Заметив мое удивление, пояснил, что много лет работал в России и прекрасно знает не только язык, но и обычаи русских, хорошо осведомлен о происходящих там событиях. Внимательно выслушав мои ответы, Чарльз Вене, в свою очередь, рассказал в общих чертах, чем занимается фирма, где он является управляющим. Вене не без гордости подчеркнул, что каждого нового работника с дипломом инженера он принимает лично, определяя соответствующую ему должность и заработную плату. Ему рекомендовали меня как хорошего специалиста с высшим медицинским образованием, поэтому он и пригласил меня на беседу. Он предложил мне работать в одной из лабораторий фирмы и быть там экспертом по определению качества лекарств, по-нашему, это ОТК. Для начала моя зарплата составит около 45 тысяч долларов в год. Затем, если я как следует овладею профессией и буду приносить фирме пользу, зарплата увеличится.

Итак, я получил отличную работу, довольно престижную и денежную. Интересно, знал ли Багров, что мне доверят такое дело? Если знал, то почему сразу не сказал? А может, для него мое назначение будет неожиданным? Как бы там ни было, я постараюсь, чтобы он не пожалел о своей рекомендации, а мистер Вене — о доверии ко мне.

ИЯ

Наконец-то сбылась моя мечта, от радости меня просто распирало. Комиссия единогласно присудила мне черный пояс. Но за него пришлось основательно побороться. Когда я в спарринге с одним из лучших каратистов школы Юрой Лапшиным показала серию самых разнообразных приемов ката и не проиграла ему ни одного балла, генерал, председатель комиссии, он же заместитель министра МВД, похвалил меня:

— Ты достойна красного пояса.

— Вы хотите сказать — черного, — уточнила я, набравшись нахальства.

Генерал нахмурил брови.

— До черного надо еще дорасти, — недовольно буркнул он.

Вмешался Генрих и разрядил обстановку.

— Давайте посмотрим девушку в дополнительных вариантах, — предложил он и повел членов комиссии в другой зал.

— Здесь все снаряды и приспособления предназначены специально для работы мастеров высшего класса, — пояснил он. И, обращаясь уже ко мне, скомандовал: — Действуй!

В этом зале мне все было хорошо знакомо.

Генрих уже давно разрешал мне здесь тренироваться, и я процентов на восемьдесят справлялась с комплексом самых сложных приемов и упражнений. Скажу честно, доползала домой совсем без сил. Казалось, кости трещат от боли. Но спустя два-три дня снова приходила в зал и тигрицей набрасывалась на снаряды. Генрих внимательно следил за тем, как я выполняю прыжки, удары, поправлял меня, давал советы, показывал сам, если не получалось. Я очень благодарна ему за все. И сейчас мне, пожалуй, больше для него, чем для себя, хотелось продемонстрировать, на что я способна. Генрих перед началом экзаменов предупредил:

— На красный пояс не соглашайся. Только черный. Это справедливо.

Он сам разработал для меня каскад головокружительных трюков, основанных на системе знаменитого теоретика каратэ Ояма. Они очень сложны и требуют от каратиста отменной выучки. Но вместе с тем эти трюки зрелищны и эффектны. Думаю, на это и рассчитывал Генрих, приглашая комиссию на своеобразное представление с моим участием.

С первым упражнением — пробиванием подвешенного на двух нитках листа тонкой бумаги ударом кулака и пальцев руки — я справилась довольно легко. Не составило особого труда расколоть подвешенную на веревке доску вначале ударом кулака, затем локтя, потом ребром ладони и наконец в прыжке — передней частью стопы. С первых заходов удалось расколоть в прыжке три дюймовых доски, которые держали два ассистента. Мне поаплодировали, когда я отрубила ладонью горлышко стоящей бутылки. И в заключение, сосредоточившись, я выполнила удар «железная лопата», расколов двенадцать слоев черепицы.

Закончив упражнения, я подошла к членам комиссии. Генерал поднялся навстречу.

— Сдаюсь, сдаюсь, это прекрасно, — проговорил он, пожимая мне руку. Затем обратился к Генриху: — Оформите все протоколом, мы подпишем.

— Значит, черный пояс? — спросил Генрих.

— Разумеется, — сказал генерал, — все члены комиссии «за».

На радостях я расцеловала Генриха, он засмущался, покраснел, как мальчишка. Он стал мне еще ближе, не представляю, как я раньше обходилась без него. Позови он меня, пойду за ним хоть на край света, но увы, для него я только ученица, хоть и Талантливая, как он однажды сказал. Что ж, пусть будет так, я готова быть даже в этой роли, лишь бы рядом с ним.

Я летела домой как на крыльях. Решила обязательно позвонить отцу, Ирке, рассказать им, наконец, чем я все это время занималась, чего достигла, и пригласить отметить мое приобщение к клану мастеров-каратистов. Позвоню и Генриху, а вдруг придет, хотя я мало в это верю. Отец и Ирка, конечно, сочтут, это моей очередной фантазией и розыгрышем, но явятся обязательно. Откровенно говоря, я и сама еще не уверена, что все это происходит не во сне, а наяву.

Вот так, размечтавшись, я мчалась по улице, ничего не замечая вокруг, но вдруг остановилась как вкопанная, упершись в глыбу.

— Куда спешишь, девочка? — услышала я веселый голос.

Передо мной стоял, ухмыляясь, мой «квадратный» (так я его нарекла еще в первую встречу и уже не могла от этого прозвища отказаться), знакомый. Там, в купе, он был в кожаной куртке, а здесь предстал в яркой красной рубашке, из-под которой выпирала мощная грудь «а ля Шварценеггер». «Моднячий, стервец», — отметила я про себя и с вызовом спросила:

— Может, отодвинешь задницу и дашь пройти?

— Что-что? — переспросил он и залился смехом. А когда заткнулся, выдал тираду: — Ты, оказывается, храбрая на улице. В поезде была паинькой. Меня-то, надеюсь, помнишь? Если нет, могу напомнить.

— Заткнись, — лаконично предложила я, закипая злостью.

— А ну, вперед ножками вон туда, — показывая на здание школы, скомандовал «квадратный».

Он попытался взять меня под руку, но я решительно отбросила его лапищи и сама пошла к школе.

— Сейчас расскажешь мне по порядку, куда ходишь, где проводишь время, чем занимаешься, — с угрозой в голосе объявлял верзила, шагая рядом.

Я не отвечала. Поистине, день чудес и исполнения желаний! Столько времени я искала встречи с этим подонком, а он сам заявился.

Случайность? А может, специально ждал, следил за мной? Интересно, что ему от меня надо? Опять, наверное, на отца хотят воздействовать. Ну уж дудки, нынче все будет иначе, теперь, скоты, заплатите за все сполна!

Дверь в школу была заперта — летние каникулы. По всей видимости, там был ремонт, так как стекла были замазаны известью. Мой «партнер» подергал закрытую дверь, чертыхнулся и поддал ее плечом, створки распахнулись. Мы вошли. Кругом валялись доски, стояли ведра с краской. «Квадратный» уверенно вел меня по коридорам… Поднялись на второй этаж, мы вошли в спортзал, здесь оказалось довольно чисто.

— Бывали здесь не раз, — похвалился верзила. — Физрука пришлось воспитывать за неправильное отношение к одному «малышу», которому он не разрешил лапать одноклассницу. — Он хохотнул и добавил: — Правда, после нашего воспитания физрук попал в больницу, а «малыша» погнали из школы.

Я молча слушала его разглагольствования, потом спросила:

— Дальше что?

— Разденемся или так? — без обиняков спросил он, снимая с себя рубашку.

«Квадратный» совершенно превратно понял мое послушание, когда я без сопротивления вошла с ним в это здание.

— Лучше так, — ответила я и ткнула его кулаком от бедра в солнечное сплетение. Пока он с выпученными глазами усиленно заглатывал разинутым ртом воздух, я скинула жакетик и для разминки, разбежавшись, двинула его ногой по плечу, помогая занять горизонтальное положение, о котором он мечтал.

— Ну как, удобно? — поинтересовалась я. В ответ услышала полную обойму не совсем разборчивых фраз, явно относящихся к сексопатологии.

Я кивнула, давая понять, что смысл мне ясен, и спросила:

— Будешь лежать, козел, или поднимешься?

— Погоди, сейчас я тебя сделаю, — пообещал он и встал, вначале в партер, а затем в полный рост.

Следует признаться: я недооценила возможностей противника. Он быстро оклемался и уже в следующую секунду налетел на меня, обрушив шквал ударов. Попади в цель хотя бы один из них, осталось бы от меня лишь мокрое место. Но я легко уходила нырками и уклонами, и он что есть силы молотил воздух. Пришла пора его остановить. Применила технику Сюко-кай. Это принцип перехвата инициативы синхронной контратакой с использованием цепи прямых ударов — кулаком, ребром ладони, а также ногой из передней опорной стойки. Теперь уже глыба приземлилась основательно и надолго. Пощупала пульс: жив, а жаль.

Ладно, пусть молится Богу. Я сегодня добрая, у меня праздник.

Я уже собралась уходить, как раздался негромкий, с кавказским акцентом голос, усиленный гулким резонансом просторного зала:

— Постой, красавица, куда же ты, поговорить надо. Меня Арсеном зовут, а тебя?

«И этот — поговорить», — отметила я про себя.

Пришелец стоял у двери, поигрывая ломиком, и переводил взгляд с лежащего на меня и обратно. Не дождавшись ответа, задал еще вопрос:

— Что это с ним, почему он лежит?

— Откуда я знаю, иди и спроси его, — снизошла я.

Лицо Арсена — сплошная черная борода. Выделялся лишь длинный нос с горбинкой, придавая физиономии хищное выражение. Он поцокал языком:

— Нехорошо говоришь. Будем воспитывать. Подошел к лежащему, нагнулся и с силой похлопал по щекам. Тот открыл глаза.

— Слушай, я следил за вами, — говорил Арсен. — Видел, вошли сюда нормально. Я думал, вы трахаетесь, и заглянул, чтобы помочь — как там, в купе, — а застаю совсем другую картину. Объясни, что случилось?

Верзила молча стал подниматься, метая на меня яростные взгляды.

«Ах, так, значит, и ты, сукин сын, принимал там участие, — сделала я для себя открытие. — Что ж, сразу и расквитаемся».

— Дорогая, — обратился ко мне бородач, — скажи, что здесь произошло?

Я не удостоила его ответом. Ситуация, конечно, изменилась, и мне придется настроиться на боевой лад.

Арсен между тем настойчиво повторил свой вопрос. Я послала его, куда положено в таких случаях, и бросила на пол жакет, который собралась было надеть.

Мое движение кавказец расценил превратно. Он отошел от приятеля и, блестя глазами, направился ко мне, на ходу расстегивая брюки, применила самый простой прием, и он, взвыв, согнулся, зажав обеими руками свою драгоценность.

Такого отборного мата я еще не слышала в своей жизни. Чтобы он заткнулся, я крутанулась и врезала ему ногой по челюсти. Пока с него было достаточно.

Между тем первый клиент уже пришел в себя, подхватил оставленный бородачом ломик и ринулся на меня.

Хорошо, что они обращают на меня внимание по очереди, так проще. Но и с двумя, уверена, не было бы проблем. Черный пояс — это кое-что значит. Я уклоном ушла от атаки, и ломик со свистом рассек воздух. Поймав момент, когда нападавший по инерции пролетал мимо, я подпрыгнула и кулаком нанесла ему удар по затылку. Я знала — ему конец.

Внезапно раздался выстрел — стрелял бородач. Пуля, взвизгнув, пролетела в сантиметре от меня. И тогда я показала, на что способна. Ласточка не металась бы по залу быстрее меня. Думаю, у него в глазах рябило от моего мелькания. Он стрелял наугад, не успевая прицелиться. И когда пистолет, щелкнув, просигналил, что патроны кончились, я исполнила свой коронный номер. С пронзительным боевым кличем «и-й-а-а-а!» разбежалась и в двухметровом прыжке ногой рубанула его по башке. Он без звука свалился замертво.

С этими двумя бугаями было кончено, никто меня не может осудить. Я защитила свою честь, отомстила бандитам за все. Ради этого я пошла в школу, овладела оружием, которое использовала для исполнения своего приговора. И никогда больше не пущу его в ход.

Я вышла на улицу и спокойно направилась домой. По дороге позвонила в милицию, сообщила, что шла мимо школы и слышала оттуда выстрелы — принимайте, мол, меры — и повесила трубку.

Праздновать уже не хотелось, я чувствовала себя разбитой. Дома приняла ванну и легла в постель. Впервые за долгое время на сердце у меня было спокойно.

ГЕНРИХ

Ия — талантливейшее существо. Легко обойдя в учении своих старших товарищей, она может теперь сразиться с любым из них. Как известно, в современном каратэ принята единая система определения уровня мастерства, в целом сходная с подобными системами в таких видах восточных боевых искусств, как цюаньшу и тэквон-до. На первых этапах обучения у нас в школе проходят все разделы (кю) — от восьмого до первого с получением соответствующих цветных поясов: белого, красного, коричневого. Черный пояс приравнивается к званию «мастер спорта». Затем начинается восхождение по степеням — дан. На каждый дан, в том числе и на первый, сдается сложный экзамен, включающий спарринг с сильнейшим каратистом и комплексы ката. В свое время, когда я учился в Японии, у нас существовали промежуточные ступени между данами. К примеру, ни-дан-хо означал «приближающийся ко второму дану», то есть кандидат в мастера второго дана. Второй дан — мечта многих профессионалов. Мне удалось добраться до третьего. Дальше уже не было времени. Я знал, что для обладателя четвертого дана требуется владение не менее четырнадцатью ката, виртуозной техникой и выигрыш первого места на соревнованиях международного класса. Мне представляется, что я вполне мог попытать счастья, но нашей семье пришлось уехать из Японии. Так вот, черный пояс и первый дан — это то, чего я добиваюсь для каждого своего ученика. Ия уже готова к черному поясу. Ей по силам выполнение сложных комбинаций ударов и блоков с использованием целой серии бросков. У нее удивительное восприятие различных стоек, которые я показывал. Теперь она сама демонстрирует их на занятиях. Эффектно у нее получается так называемая стойка антенны (дзихо-камаэ). Она стоит вполоборота к противнику — одна рука вытянута вперед, пальцы в виде копья, другая рука согнута под прямым углом, пальцами вверх. В зависимости от ситуации она моментально меняет положение рук. Вот они уже скрещены перед грудью (дзюдзи-камаэ). Эти стойки позволяют ей уклоняться от ударов, отбивать удары и ловить руку атакующего в замок с применением болевого приема. Многие попадались на эту приманку и потом под различными предлогами уклонялись от спарринга с ней.

Во время экзамена Ия впервые применила низкие стойки. Изменение положения тела во время схватки дало ей большое преимущество. Она сбивала противника с толку, переключая его внимание и заставляя работать в непривычном сочетании. В один из моментов применения низкой стойки Ия провела удачную подсечку ногой и ушла в перевороте. Комиссия засчитала ей сразу три балла. А когда она, блокируя из такого положения удары ног с одновременным резким вставанием, вывела из равновесия и опрокинула очередного противника, ей засчитали победу.

Теперь у Ии — черный пояс, это прекрасно, однако нужно идти дальше. Настало время готовиться на первый дан.

Члены комиссии, а в ее состав входило девять человек из высшего руководства Министерства внутренних дел, заинтересовались девушкой. Пришлось подробно рассказать ее историю. Заместитель министра, внимательно меня выслушав, многозначительно изрек: «Очень интересно» — и добавил: «Есть заманчивая идея, завтра зайдешь — обсудим».

Назавтра утром я уже был у него в кабинете. В общих чертах он обрисовал мне обстановку с преступностью в стране. По его словам, радости было мало, а вот проблем хоть отбавляй. Впрочем, ничего нового я не услышал. Не для того же, подумал я, пригласили меня в этот кабинет, чтобы проинформировать о криминогенной обстановке в стране? И я не ошибся. Сказав, что в борьбе с преступностью надо принимать решительные меры, генерал перешел наконец к разговору по существу. Одной из таких мер он назвал создание в Высшей школе МВД специальной группы подготовки женщин. «Как в Америке», — подчеркнул он. Генерал недавно побывал в США, где подробно ознакомился с работой полиции. Ему очень понравилось, между прочим, участие в этой сфере женщин, их высокий профессионализм в борьбе с мафией. «У нас те же проблемы, — сказал генерал. — Проституция, наркомания, разврат, насилие, особенно среди молодежи, это для нас проблема номер один. Возьмите наркоманию. Колются юнцы, и мы никак не можем уничтожить эту гидру — расползается по стране. А мы — бессильны».

Генерал снова развернул передо мной безрадостную картину, и мне пришлось подождать, пока он вернется к своей идее.

— Да, я немного отвлекся, — спохватился он и вновь стал развивать мысль о привлечении женщин в милицию.

— Согласен с вами, — поддержал я его энтузиазм и выразил готовность принять посильное участие в реализации этого новшества. В программе главную роль должна будет сыграть Ия. Она поступает в Высшую школу МВД, сразу на второй курс, на заочное отделение, и одновременно стажируется на оперативной работе. Ей придется стать главным инструктором в группе женщин, которые будут приниматься в эту школу по конкурсу, проводить с ними занятия по специальному плану.

Генералу трудно было возразить, он мыслил масштабно. Меня в его программе устраивало все, кроме одного: зачем Ие оперативная работа? Конечно, если быть объективным, то она вполне пригодна для этой цели. Ну, а как быть мне? Ия для меня не просто талантливая ученица, она очень близка мне как человек, как женщина. Я люблю ее, но никто об этом не знает — даже Ия. Стараюсь ничем не проявить своего чувства к ней, правда, несколько раз провожал ее домой, в ресторан как-то пригласил. Между прочим, в этом ресторане она весьма умело поставила на место одного нахала, но наши отношения по-прежнему укладываются в рамки обычных контактов старшего и младшего, учителя и ученицы. Может, Ия кое о чем и догадывается, но виду не подает.

Я не сомневаюсь, стоит ей передать предложение генерала, как она сразу загорится. Тогда отступать мне будет уже некуда. А не говорить об этом нельзя, начальство не поймет. Что ж, постараюсь объяснить, какие опасности подстерегают ее на новом пути, дам понять, наконец, насколько она мне небезразлична, намекну, что для нее лучше было бы отказаться, а уж я постараюсь обосновать перед начальством ее отказ.

Как я и ожидал, Ия восприняла эту новость с восторгом. И слушать ничего не захотела про риск и опасности, которые будут ее подстерегать. Лишь посмеивалась, когда я старательно рисовал их перед ней, причем в самых мрачных красках. Правда, немного насторожилась, когда я коснулся своих чувств, и спросила:

— Как это понять?

Я поспешил закрыть тему — не хотел устраивать в школе спектакль, в основу которого была бы положена романтическая история любви тренера к своей юной подопечной. Признался, что мне будет нелегко расставаться с лучшей ученицей. Мне показалось, что Ия сникла после этих моих слов. Она бросила довольно сухо:

— Переживете! — Немного погодя поднявшись со скамейки, где мы беседовали, она спросила уже мягче: — Когда начнем подготовку к экзаменам?

В этом вся Ия — сжата как пружина, в любую минуту готова к действию, ничего не откладывает на потом. Скажи я, что начнем сейчас, и она тут же войдет в нужный рабочий режим, отключившись от всего остального, и будет делать все так, как я скажу. Может быть, в этом и есть моя заслуга. В школе трудолюбие, дисциплинированность, готовность часами отрабатывать приемы рукопашного боя воспитываются с первого и до последнего урока. Но теперь ей предстоит окунуться в мир, где ее бойцовские качества придется применять на практике. Так объяснял я все это девушке.

— Понимаю, — сказала Ия. Неожиданно она обняла меня и скороговоркой выпалила: — Никогда в жизни не встречала такого человека, как ты, Генрих. Мне тяжело расставаться со школой, с тобой. Когда будем прощаться, я тебе кое-что расскажу о себе. — Последнюю фразу, мне показалось, она произнесла с каким-то особым значением. Я был смущен ее порывом, неожиданным переходом на «ты».

— А разве я не все знаю о тебе? — спросил я.

Ия покачала головой:

— Нет, Генрих, не все, и это может повлиять на мою дальнейшую судьбу.

— Ия, твое недоверие обижает, неужели ты думаешь, что твои секреты, если ты доверишься мне, от меня перейдут к кому-либо?

— Нет, я так не думаю, просто не хочу, чтобы ты изменил свое мнение обо мне.

— Что за чепуху ты несешь! — возмутился я.

— Давай вообще прекратим этот разговор и больше никогда не будем к нему возвращаться.

— Хорошо, Генрих, я расскажу тебе все, — тихо сказала Ия, немного помолчав. — Только не здесь. Приходи ко мне после работы, и мы спокойно поговорим.

Признаться, этот разговор меня очень заинтриговал, я с нетерпением ожидал вечера.

Обычно я провожал Ию до подъезда ее дома и никогда не поднимался в квартиру, где она жила, хотя робкие приглашения с ее стороны были. Я считал, что это неудобно, не хотел компрометировать девушку. Но сейчас был совершенно другой случай. Ия пригласила меня, можно сказать, на сугубо конфиденциальный разговор, который много для нее значит.

Я позвонил. Ия сразу открыла. В белой легкой кофте и джинсах она выглядела совсем девочкой.

— Входи, — буднично, словно встречала меня здесь каждый день, сказала она.

Я переступил порог и протянул Ие цветы, которые купил по дороге. Держа букет в руках, она рассказывала:

— У отца теперь новая работа, он и раньше редко бывал дома, а сейчас я вообще его не вижу. Мне кажется, очень скоро он закончит свою жизнь холостяка — женится, будет жить у супруги. — Она говорила полушутя, но в ее словах явственно ощущался оттенок горечи. Я осмотрелся: в квартире было чисто, уютно. Ия, наконец, поставила цветы в вазу и, словно опомнившись, тихо поблагодарила.

— Чай, кофе? — предложила она.

— Если можно, чай, — попросил я, устраиваясь на диване.

Ия направилась на кухню, но на полпути остановилась, вернулась и присела рядом со мной.

— Что случилось? — спросил я. — Ты так взволнована…

— Знаешь, Генрих, я нарушила твои заповеди и убила четырех человек.

— Это что, шутка?

— Нет, я серьезно. Мне надо выговориться и рассказать все, что со мной приключилось в последнее время.

Ия начала с того, что относится ко мне гораздо нежнее, чем положено ученице относиться к своему учителю, что она долго откладывала этот разговор, боясь, что я разочаруюсь в ней.

Ее рассказ буквально потряс меня. А когда она призналась, что теперь никогда не сможет стать матерью, я почувствовал, что слезы навертываются на глаза. Боже мой, что же пережил этот ребенок! Мне хотелось прижать ее к груди, найти какие-то слова утешения, но я сдерживал себя, боясь показаться сентиментальным и слабым.

— Ты осуждаешь меня? — неправильно истолковала она мое молчание. — Но я же только отомстила тем, кто надо мной надругался. — Ия не сводила с меня вопросительного и тревожного взгляда.

Как ты могла так подумать! — поспешил я ее успокоить и упрекнул: — Надо было раньше поделиться со мной, не носить в душе такой тяжести.

Я постарался убедить ее, что поступила она справедливо: на нее нападали, и она обороняясь, наказала своих врагов.

— Забудь об этом, — посоветовал я. — Главное теперь, чтобы ни ты, ни твоя Ира с Олегом, которым все известно, не распространялись на эту тему.

— Ты действительно так считаешь?

— Конечно. А где же обещанный чай?

Засиделись допоздна. Пили чай, потом ели яичницу и снова пили чай. Когда я взглянул на часы, было уже за полночь. Я заторопился, стал прощаться, но Ия остановила меня.

— Уже поздно, останься.

— Очень дельное предложение, — согласился я, и мы оба рассмеялись — впервые за этот вечер.

ВИК МАКАРТУР

За пять лет работы на фирме я сколотил небольшой капиталец. Теперь у нас свой дом, две машины, яхта. Есть и прислуга — садовник и гувернантка. Это русские эмигранты, Надя где-то разыскала их, чтобы в доме звучала русская речь. Гувернантка Катя не только смотрит за Сержем, но и учит его английскому и русскому. Это у нее неплохо получается — в России переводчицей работала. У Нади проявился талант модельера-художника, она делает неплохие образцы женских костюмов, прекрасно зарабатывает, довольна.

Но жизнь у нас постепенно разладилась. Я надеялся, что с рождением ребенка Надя изменит ко мне отношение, но ошибся. По-прежнему она холодна со мной, к себе близко не подпускает. Мы стали чужими, никуда не денешься, приходится мириться. Многие семьи так живут, и ничего. Зато есть хоть какой-то тыл, а это особенно важно, когда работа связана с риском.

Я ведь только делаю вид, что не ведаю, чем занимается фирма. И закрываю глаза, когда поступает партия наркотиков, которую мне предстоит замаскировать под таблетки от насморка, ангины, болезней желудка, сердца. Так бывает обычно два-три раза в месяц. В другие дни идет нормальная расфасовка настоящих лекарств. Когда поступают наркотики, Багров тут как тут. Молча проверяет содержимое готовых к отправке ящиков с адресом, ведет подсчеты, следит, чтобы никто не отрывался от работы. Четверть часа на обед, и снова за дело. Вечером подъезжает грузовик, четверо рабочих наполняют машину, и Багров уезжает с грузом в порт.

Со мной работают еще пять человек — тоже русские, я старший. Это, как сказал однажды Багров, проверенные люди. И тут же предупредил: «Но лучше с ними лишнего не болтать, ничего у них не спрашивать и самому о себе не распространяться. Их наняли за хорошие деньги, пусть трудятся, а поговорить можно в пивной».

Да, наши ребята и в Америке не пропадут, они делают здесь свой бизнес. Думаю, что полиция давно бы прихлопнула местных мафиози, займись они подобным делом. Но русские — ничего, действуют довольно спокойно, прямо под носом мэрии и полицейского участка, по своим правилам и традициям, и сбивают с толку сыщиков.

За 70 лет советской власти они научились приспосабливаться к государственным структурам, и порой примитивный, на первый взгляд, способ выкачивания денег таит в себе такую изворотливость ума, такую фантазию, что Шерлок Холмс поднял бы руки вверх перед ними.

Когда я пришел в лабораторию проверять качество лекарств, Багров усмехнулся и предупредил: «Будешь делать лишь то, что я прикажу, если не хочешь вылететь отсюда к чертовой матери». Я тогда промолчал.

Так я оказался составной частью хорошо отлаженной системы производства и отправки наркотиков. Лаборатория занимается изготовлением различных препаратов из всевозможных трав. Все это сырье в виде порошка доставляется в лабораторию и отсюда уже в форме лекарств отправляется в Россию. Там товар разбирается по специальному шифру — чего куда.

Багров как-то в сердцах сказал, что мы здесь из кожи вон лезем, чтоб было все «о'кей», а там, в России, все не могут наладить дело. И чтоб оно окончательно не развалилось, приходится выдергивать оттуда и переправлять сюда засыпавшихся деятелей. Поскольку я стал пользоваться у него доверием, он более или менее охотно отвечал на вопросы, которые меня интересовали. А мне было важно узнать, в конце концов, какую роль играю я во всей этой мафиозной структуре и что мне грозит, если нас накроют. Однажды я вытянул его в ресторан и щедро угостил. Его развезло, и он стал с гордостью демонстрировать свою осведомленность. Рассказал о той цепочке, по которой мы ходим с товаром отсюда до Москвы, о том, как важно иметь здесь профессионалов, способных квалифицированно выполнять свои задачи.

Слушая его откровения, я понял, что раскрывается Багров передо мной не зря. Он изучил всю мою подноготную, знает, что бывший Надин муж — ответственный работник в правоохранительных органах, а в последнее время занимает солидную должность в ЦК КПСС и обладает большими возможностями, чтобы влиять на уголовные дела.

— Как бы нам выйти на контакт с твоей падчерицей, дочерью жены, которая живет в Москве с отцом? — спросил он, трезвея прямо у меня на глазах.

Я смешался, не зная, что ответить, потому что действительно не владел информацией на эту тему. Надя как-то говорила, что дочь обещает приехать, я тогда промолчал, и об этом не было больше речи. Сказал Багрову, что подумаю. А он вдруг предложил:

— А почему бы не пригласить ее в гости. Познакомимся, введем в курс дела. Думаю, девчонка заинтересуется, если назначить ей стипендию, к примеру долларов триста в месяц для начала.

— Это идея, — согласился я и пообещал переговорить с женой.

Но моя инициатива не понадобилась. Надя сама объявила: «Приезжает Ия. Надо сделать все, чтобы ей было здесь хорошо».

Признаться, Надя удивилась моей готовности обеспечить все условия для приятного пребывания здесь ее дочери, ведь раньше я и слышать ничего не хотел о ее бывшей семье.

Багров не скрывал, что доволен приездом девушки, обещал сделать программу ее отдыха более разнообразной, заинтриговав меня тем, что сделает ей сюрприз, о котором ни она, ни кто-либо другой даже представления не имеет. Кроме того, он взял на себя расходы, связанные с оплатой стола в лучшем ресторане.

Мы с Надей встречали Ию вдвоем. Самолет прилетел без опоздания. Я увидел высокую, стройную девушку, ничего общего не имеющую с той малышкой, которую я когда-то знал. Она была очень похожа на Надю в молодости. И если бы вместо шатенки здесь стояла брюнетка, то от юной Нади и не отличишь. Должен признаться, Ия очень красива. Хотя, на мой взгляд, не в меру серьезна.

В ее глазах я заметил какую-то настороженность, граничащую с опаской.

— Мама? — спросила Ия нерешительно, и Надя тотчас бросилась к ней. Они обнялись, Надя, как полагается, всхлипнула.

— Да, доченька, это я, твоя мама, здравствуй, родная.

Ия протянула мне руку.

— Дядя Витя? Привет! — И ни малейшей улыбки, будто обычная, деловая встреча.

Я подхватил ее небольшую дорожную сумку, и мы направились к выходу. На улице нас ждал «мерседес». Я сел за руль, женщины расположились сзади. Надя засыпала дочь вопросами о житье-бытье, учебе, обстановке в Москве. Спрашивала, несобирается ли она замуж и не хочет ли совсем переехать сюда. Ия наконец-то улыбнулась.

— Знаешь, мама, чтобы рассказать обо всем, что тебя интересует, потребуется много времени, и я надеюсь, что у меня оно будет.

Она замолчала и, словно оправдываясь, попросила:

— Можно, я лучше буду смотреть в окно, здесь такие виды!

— Да-да, доченька, конечно, как ты хочешь, мы еще наговоримся, — торопливо согласилась Надя и, уже обращаясь ко мне, спросила, чтобы сгладить некоторую растерянность: — Может, заедем по дороге в магазин подкупить фруктов?

— Не надо, успокойся, дома же все есть. Только сегодня утром нам привезли бананы, виноград, яблоки, — напомнил я. — И потом, Ия сама закажет, что ей захочется.

Я видел в зеркало, как Надя откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, будто задремала. Ию полностью поглотило зрелище проносящихся за окном витрин, улиц, автомобилей, людей. Она словно забыла, что сидит рядом с матерью, которую не видела много лет. По правде говоря, я ожидал проявления с ее стороны более теплых чувств. Ничего не поделаешь, такой уж, видно, характер. А может быть, просто девушку смущает незнакомая обстановка, и она не знает, как ей лучше держаться. Ничего, успокоится, придет в себя, и все образуется.

От Сан-Франциско до Сакраменто рукой подать, всего час хорошей езды. Вот мы и дома. Надя показала Ие ее комнату, познакомила с Сержем, с гувернанткой Катей, которая будет сопровождать Ию, когда она захочет поближе познакомиться с городом, пройтись по его улицам и магазинам. Поскольку вечером нас ожидал обещанный Багровым ресторан, мы слегка перекусили и оставили Ию в покое, дав ей возможность отдохнуть и привести себя в порядок.

По случаю приезда гостьи Багров освободил меня от работы, тем более что в этот день поступления сырья не ожидалось, и я мог позволить себе немного расслабиться.

В назначенный час мы все были готовы к отъезду на ужин. Надя надела шикарное длинное платье, которое ей очень к лицу, сделала макияж и сразу помолодела лет на десять. А когда появилась Ия, я подумал: нет, черт возьми, краше русских женщин на свете не сыщешь. В строгом элегантном костюме она была неотразима. Длинные каштановые волосы, синие глаза и словно выточенная фигурка просились прямо на обложки самых популярных американских журналов. «А почему бы и нет, — пронеслась вдруг шальная мысль, — попробую предложить, а вдруг согласится». И Наде Ия понравилась.

— Прекрасно, доченька, у тебя неплохой вкус, — похвалила Надя, а она умеет красиво одеваться.

— По-моему, на ней и телогрейка засверкает, — вставил я неуклюжий комплимент, но он, на удивление, пришелся дамам по вкусу. Надя, горделиво поглядывая на дочь, рассмеялась, а Ия снизошла до скупой улыбки.

— Ладно, поехали, а то опоздаем, — напомнил я, показывая на часы.

Наступали сумерки. Почти новенький «форд», который я приобрел по сходной цене, поблескивал лаком, что придавало автомобилю роскошный вид.

— Тоже ваш? — спросила Ия.

Да, эта машина у нас недавно, — опередила меня Надя, — на ней я езжу по своим делам. А теперь она в твоем распоряжении. Возить тебя будет Коля, он и шофер у нас, и садовник. — Коля подошел к машине и поздоровался с Ией.

— Очень приятно, — Ия протянула руку. — Будем знакомы.

Парень пожал протянутую ладошку. Садясь за руль, я обратил внимание, что он, морщась, потирает пальцы, и услышал: «Черт, словно клещами». Тогда я не понял, к кому и к чему это относится.

Когда мы приехали, Багров уже сидел за столом и ждал нас. Даже этот тип, прошедший огонь, воду и медные трубы, не мог скрыть восхищения, увидев моих женщин. Всем своим видом он стал показывать, что здесь он на правах хозяина. Багров подзывал официанта, отдавал ему распоряжения, куда-то уходил с загадочным видом, то и дело спрашивал дам, что они будут пить и какое блюдо хотели бы отведать из огромного меню.

Надя просто растерялась от такой суетливости, а Ия, как ни странно, восприняла ее спокойно и с достоинством. Она только морщилась и, выбрав момент, когда Багров поставил перед ней букет роз, попросила:

— Пожалуйста, успокойтесь, от вашего мелькания у меня в глазах рябит.

«Ай да девушка! — восхитился я про себя. — Дала по зубам обормоту». А Ия между тем задала Багрову еще вопрос:

— А почему мы не начинаем, кого-то еще ждем? — И показала на незанятое за столом место.

Один стул действительно был свободен и на столе красовался лишний прибор.

— Прошу прощения, мой друг что-то задерживается, — извинился Багров.

— Не опаздывает, а задерживается, значит, очень важная персона, — тут же съязвила Ия. И, пользуясь тем, что Багров в очередной раз куда-то удалился, взяла инициативу в свои руки.

— Давай, дядя Виктор, разливай. — Подставляя свой бокал, попросила: — Мне немного вина.

Откупорив бутылку, я наполнил вином бокалы женщинам, себе и Багрову налил коньяк. Посмотрел, не идет ли наш хозяин. Наконец он появился, и не один. Рядом с ним, улыбаясь, шел высокий, широкоплечий парень.

Ия вскочила, опрокинув бокал с вином, снова села. Побледнев, она чуть слышно произнесла: Игорь?! Не может быть…

ИЯ

Мне кажется, я перешла в какое-то новое жизненное качество. Мое тело стало легким и послушным, походка и движения — плавными, но и в тоже время я готова в любое мгновение среагировать на выпад, на удар. Могу увидеть, вернее, почувствовать опасность не только впереди себя, но, не поворачивая головы, с боков и даже сзади — ну и, соответственно, парировать нападения и атаковать самой.

Мастерство и самообладание, как учил Генрих, — две стороны одной медали. Без наличия этих двух качеств не может быть настоящего бойца. Мне удалось овладеть и первым, и вторым. Так было подчеркнуто в протоколе комиссии при вручении мне черного пояса. Что означают эти качества? Прежде всего они говорят об умении бойца правильно оценить обстановку, в которую он попал, уровень опасности и избрать наиболее оптимальный вариант единоборства. А их три: первое — измотать атакующего, второе — нейтрализовать его, оставив ему возможность ретироваться, третье — атаковать на поражение, не исключая и летального исхода для нападающего.

То, что при встрече с моими старыми знакомыми я выбрала третий вариант, было, можно сказать, мною заранее выстрадано и морально подготовлено. Я не могла поступить иначе. Генрих меня понял. И не осудил. Это был исключительный случай, который не должен когда-либо повториться. Я дала себе зарок — ни при каких обстоятельствах, если не будет смертельной угрозы мне или моим близким, не применять третьего варианта.

Но я изменилась не только физически. Раньше я была мягкой, стеснительной, ужасно боязливой и жалостливой. Теперь же стала жесткой, резкой, решительной, не ведающей страха. Сказалось, конечно, и «знакомство» с солдатами мафии, но главное — школа, которую я прошла у Генриха.

Могу признать, что все эти черты характера и даже физические данные присущи скорее мужчине, чем женщине, особенно если судить со стороны. Но лично для меня — это воплощение моей мечты, и я счастлива. Нет-нет, я не потеряла женской привлекательности и обаяния. Говорю это с уверенностью, потому что стоит мне показаться на улице, как встречные мужчины начинают поворачиваться в мою сторону и долго провожают взглядом. Чего скрывать, мне приятно такое внимание. Я знаю себе цену.

Когда летела из Москвы в Сан-Франциско, я размышляла, как воспримут там мой не совсем ординарный характер. Одолевали сомнения — правильно ли я поступила, что решилась на эту поездку. Предстояла встреча с матерью, не вызывающая особой радости, ведь все эти годы меня не покидало чувство обиды. По сути дела, мамочка не только оставила мужа, но и бросила своего ребенка. И за столько лет — лишь два письма. Разве это можно понять и оправдать? А к отчиму у меня вообще нет никаких чувств, это чужой человек. Помню его смутно: он приходил к нам домой, приносил какие-то сладости, сюсюкал со мной. Потом они с матерью исчезли.

Теперь мне надо изображать радость по поводу встречи с ними, быть страшно благодарной за приглашение и гостеприимство. Получится ли это у меня?

И вот я на американской земле. Встреча, как я и предполагала, получилась натянутой, во всяком случае, теплоты явно недоставало. Не могла я преодолеть себя, и в машине, по дороге из аэропорта в город больше молчала, сославшись на интересный пейзаж за окном.

В первый же вечер мы направились ужинать в ресторан. По всему было видно, хозяева из кожи вон лезут, стремясь поразить меня своим достатком — и дом с бассейном, и автомобили, и обстановка. Я им подыгрываю, восхищаюсь на каждом шагу. Мать, да и ее муж, дядя Виктор, в общении с которым я сразу же установила определенную дистанцию, прямо-таки млеют от счастья. На самом деле мне все это до лампочки. Я привыкла к своей квартире, своей обстановке, к отлаженному спартанскому образу жизни, когда день заполнен тренировками и, как любит повторять Генрих, самосовершенствованием.

Я спокойно восприняла визит в шикарный ресторан, держалась с достоинством и дерзко. Нельзя было не заметить, как обалдели, увидев мою персону, вначале отчим, а затем, в ресторане, и его приятель Багров. «Приятель» все время мельтешил перед глазами, стараясь обратить на себя внимание. Совался с советами: какое выбрать блюдо, вино; спрашивал, какая музыка мне больше нравится и какой концертный номер я хотела бы увидеть.

Я попросила его не уделять мне так много внимания и дать мне, наконец, возможность осмотреться и расслабиться.

Багров удалился, сославшись на необходимость дать официанту распоряжения, а мы, оставшись за столом, беседовали о «трудной» жизни в Америке. Я на секунду подняла глаза и обомлела. К нашему столу приближался Багров, он был не один, рядом с ним шел Игорь. Живой и невредимый.

Игорь подошел ко мне, нагнулся, поцеловал в щеку.

Я сидела как изваяние, не шелохнувшись, и долго не могла прийти в себя.

«Может, я сплю», — мелькнула мысль, и я даже незаметно ущипнула себя.

— Это я, Игорь, понимаешь? — присев рядом, он тормошил меня за руку. — Все тебе расскажу, ничего особенного тут нет. Была просто инсценировка.

— Зачем? — спросила я.

— Объясню после.

— А как же выстрелы, «скорая», похороны?

__ Я же сказал, инсценировка, — снисходительно повторил он. А потом, видя, что я все еще не верю своим глазам, расхохотался и предложил: — Знаешь что, считай меня привидением.

Я не проронила ни звука — мне нужны были разъяснения. Я не слышала, какие произносились тосты, машинально глотала из своего бокала, что-то жевала, не ощущая вкуса.

— Ты не заболела, доченька? — забеспокоилась мать. Это был хороший повод смотаться из ресторана, мне уже порядком надоело. Стоило привести в порядок свои мысли.

— У меня действительно болит голова, хорошо бы в постель, — отозвалась я.

Виктор Макарович меня поддержал и предложил последний тост, с тем чтобы на этом закончить. «Наша гостья устала после длительной и утомительной дороги и хочет отдохнуть», — объяснил он.

— Если Ия не против, я поеду с вами, — первым поднялся Игорь, — мне надо объяснить свое появление. — И, обращаясь к матери, сказал: — Мы с ней давние и близкие друзья.

— Знаешь, Игорь, давай отложим наш разговор на завтра, — попросила я. — А то у меня сегодня от неожиданностей и впечатлений голова кругом идет. Надо все это переварить…

Как хочешь, — согласился Игорь. Кажется, он обиделся, ну ничего, переживет. Во всем, что случилось, я усмотрела какой-то подвох, злой умысел. Иначе как расценить воскрешение Игоря в Америке? Он объяснил это инсценировкой. Значит, принимал меня за дурочку, использовал для какой-то цели. Интересно, для какой?

На следующий день Игорь появился в доме спозаранку. Я только проснулась и делала в своей комнате обычную утреннюю разминку. Серж сидел в большом кресле и молча пялил на меня глазенки. Зашла Катя, сообщила, что меня спрашивает какой-то молодой человек. Я попросила передать, чтобы подождал. Закончив последнее упражнение комплекса, накинула халат и вышла к гостю.

— Привет, ты прекрасно выглядишь, — были первые его слова. Игорь старался выглядеть бесстрастным. Он так же, как в ресторане, подошел и по-свойски чмокнул меня в щеку. Потом обнял и крепко прижал к себе.

— Я очень соскучился, — шепнул в ухо.

— Привет, Игорь, — довольно холодно ответила я, решительно отстранив его от себя. Сделала широкий приглашающий жест: — Устраивайся поудобней и поподробнее расскажи о том, что же с тобой в действительности произошло.

Игорь сел на диван и, попросив разрешения, закурил.

— Боюсь, что мой рассказ может быть неверно истолкован, — сделал он вступление.

— А ты не бойся, начинай, — подбодрила я его.

— Хорошо бы чего-нибудь выпить, — размечтался Игорь, явно рассчитывая развеять холодок недоверия с моей стороны и создать интимную обстановку.

— Но это совсем другая тема, и потом, не я здесь хозяйка, — спокойно вернула я его на землю.

— Тогда попробую проявить инициативу сам, — не сдавался Игорь. С этими словами он встал и направился в гостиную.

Он появился через несколько минут, в одной руке держа бутылку коньяка, в другой — хрустальные рюмки. Наполнил обе.

— Мне не надо, я не пью, — отказалась я.

— За встречу, Ия, мы ведь столько времени не виделись, — настаивал Игорь.

— Не будем об этом, — остановила я его. — Ты, если хочешь, пей, а я не хочу. Садись и спокойно рассказывай, я тебя внимательно слушаю.

Он, видимо, ожидал, что я кинусь ему на шею, потеряв голову от радости. Мое спокойствие и серьезный вид сбили его с толку, он, наверное, объяснил себе это нервным потрясением, которое я испытала от неожиданной встречи с ним. Поэтому со словами «успокойся, милая, это у тебя пройдет, главное, что мы снова вместе» он уселся, наконец, и стал рассказывать.

Когда Игорь закончил свое повествование, часы показывали двенадцать пополудни. Я попросила его оставить меня, чтобы осмыслить все происшедшее.

— Ты воспринимаешь все слишком драматично, — улыбнувшись, сказал Игорь и добавил: — Это просто жизнь, Ия. Спускайся на землю и, если хочешь нормально существовать, иметь все блага на этом свете, а не там — он показал пальцем наверх, — оставайся со мной, вдвоем мы горы свернем. Учти, обратной дороги у тебя теперь нет, ты знаешь слишком много.

— Я все поняла, Игорь, теперь иди, я дам тебе знать, когда приду в себя и как следует обдумаю твое предложение.

Он ушел, а я снова и снова прокручивала в своем сознании все то, что он здесь нагромоздил.

Оказывается, Игорь тесно связан с преступной группой, которая уже много лет доставляет контрабандный товар в Россию. В Москве он выполнял какую-то важную роль, погорел, его вот-вот должны были взять. Ко мне же он подъехал с дальним прицелом, предполагая через меня выйти на отца и застраховать себя и своих дружков от ареста, но не успел. И они нашли выход из положения — инсценировали убийство в парке, стреляли холостыми патронами. Врачи были куплены заранее. А вместо него хоронили какого-то умершего бомжа без роду и племени. Мне же отвели роль свидетеля. В случае, если начнется расследование — вот вам очевидец, кстати, дочь следователя, слову которой можно верить. Потом Игорь под видом туриста с вымышленным именем и с соответствующим паспортом перемахнул через океан и очутился в Штатах. Здесь его ждали «компаньоны», которым был нужен его опыт, и они включили его в свою обойму. О том, чем он занимается, Игорь особенно не распространялся, говорил в общих чертах, нажимал на то, что прекрасно «упакован», что за короткий срок заимел столько, сколько в России и за всю жизнь не накопить. Сейчас уже подумывает открыть свое дело.

На все его вопросы о моей жизни я отвечала односложно и дежурными фразами: «да, училась в университете», «конечно, ни с кем не встречалась», «дома все в порядке».

Не знаю, удовлетворили ли его мои ответы, но в конце концов он отстал от меня, поняв, что ничего вразумительного все равно не услышит.

Итак, я обещала подумать над его интересным предложением и вернуться к этой теме в самое ближайшее время.

ХРОМОЙ

Ну просто напасть какая-то! Теряюсь в догадках — кто же это убирает моих людей? И ведь что характерно: смерть зафиксирована не от ножа, не от пули, а от сильнейшего удара в голову. Как будто каждый из них специально подставлял свой кумпол под кувалду. Бред, да и только. Ведь все отнюдь не новички в потасовках, кулаками владеют так же отменно, как финкой и пистолетом, действуя всегда наверняка. Просто так в драку не ввяжутся, даже в «поддатом» состоянии. Знают, что за это по головке не поглажу, рассчитаю без всяких разговоров. А местом они дорожат, где же еще такие деньги они получат играючи. Куда пойдут? Кассу грабануть и опять в тюрягу? Потому и держатся за меня, делают все так, как я им говорю. Риск у них небольшой: последить за кем-то, припугнуть кого-то, иногда съездить по морде, чтоб понятливей был. Если же дело посложней, вроде той истории в поезде, продумывается все детально. Естественно, гонорар особый. Одним словом, ничего не могу понять. Такое у меня впервые — чтоб дело поплыло, да еще и с потерями. И в милиции руками разводят, никаких следов, одни догадки, да такие, что обхохочешься. Ну, например, месть конкурирующей мафиозной группы. Или девчонку между собой не поделили. А в последний раз, когда в спортивном зале школы нашли трупы Мохнатого и Громилы, в милиции не могли ничего умнее придумать, как сделать заключение, что оба решили побаловаться на спортснарядах и погибли от несчастного случая.

Я, как мне кажется, в своих рассуждениях и выводах более близок к реальности. Например, девчонка, которую они пасли, была под охраной ребят из спецназа — а что, отец ее все может. Но здесь вопрос: зачем мужиков убивать, не проще ли было скрутить им руки, привести в милицию и пришить статью, чтоб раскололись? И потом, довести конфликт до такой крайности совсем непросто, нужна ситуация, а мои мальчики на рожон не полезут. Значит, вариант с охраной не подходит. Что же тогда? Кто их валит мощнейшими ударами?

Ладно, все равно дознаюсь, а пока надо быть вдвойне осторожным. Тем более имея такого квартиранта, как Жухов. Заявился он в одну прекрасную' ночь, подняв меня с постели, и вот уже две недели как прячется у меня. Пьет по-черному, сигарету изо рта не выпускает и спит как сурок. Все просит найти ему бабу, а то, говорит, сам пойду на охоту, и, если погорю, будешь ты виноват, а Пахан не простит. В этом он прав, мне строго-настрого наказано обеспечить ему крышу над головой, пока не подготовят документы на выезд. Скажу знакомым ребятам, чтоб привели ему кого-нибудь, пусть отведет душу, а то действительно выкинет какой-нибудь номер. Мне это ни к чему, надо сидеть тихо, не портить свою репутацию перед соседями.

Давно, конечно, мог познакомить Жухова с красоткой, да закрутили более важные дела, и я все откладывал на потом. Правильно говорят — сытый голодного не разумеет. У меня этот вопрос как-то решился сам собой. До женитьбы дело пока не доходит, да и не резон семью заводить, а ночку провести всегда есть с кем. Частенько соседка Верка забегает — поужинать и остается до утра. Бывают знакомства с провожаниями и приглашениями в гости. Словом, голова в этом смысле не болит.

Однажды после очередной дневной закрутки прихожу домой и буквально сталкиваюсь в дверях с Жуховым. Он в костюме, при галстуке, гладко выбрит, одеколон на весь дом — и совершенно трезвый.

— Куда собрался? — интересуюсь, а сам думаю: приди я на минуту позже — и ведь ушел бы.

— Хочу прогуляться, — говорит, — может, какого бабца подцеплю.

— Ты что, спятил, давай разворачивайся. — Я запихнул его в комнату. Он не сопротивлялся. — Надоело на воле? — спрашиваю. — Зачем тогда напрягался с побегом?

Жухов помолчал, потом злобно прошипел:

— Не могу больше, целый день один, понимаешь, в тюряге и то лучше — братва вокруг, картишки.

Ладно, подожди, сейчас я тебя развеселю — Идея пришла неожиданно. Я вспомнил, что сегодня приезжает из отпуска Верка. Позвоню, скажу, что соскучился, пусть с Жуховым порезвится, не убавится от нее.

Верку не надо было приглашать дважды. Она тут же заявилась и заполнила собой всю квартиру. Тарахтела без умолку о том, как чудесно провела время, купалась, загорала. Жухов не сводил с нее глаз, Верка это чувствовала и старалась подать себя в лучшем виде. Мы поужинали чем Бог послал, благо в холодильнике нашлись шпроты, колбаса, сыр, а выпивки у меня всегда вдосталь. Сам я почти не употребляю, язва дает о себе знать, да и есть особо не хотелось. Так, за компанию немного закусил и, сославшись на деловое свидание, оставил их одних.

У меня действительно было срочное дело. Нужно было нанести визит одному из важных партийных боссов, вручить ему письмо, которое привез для него из США посланец Багрова. Но доставка пакета была лишь прелюдией к главной задаче. Мне предстояло, как велел Багров, провести с ним переговоры. Задача — попытаться любыми путями блокировать действия Филатова против наших. Багров заверил меня, что письмо сделает адресата податливым и услужливым.

Ехать пришлось в Кунцево. Там целый комплекс цековских домов высшей категории. Отыскать нужный мне дом оказалось не просто. Хорошо, что встретилась приятная дамочка с детской коляской, она довольно охотно показала кратчайший путь, и уже через несколько минут я был на месте.

Дверь открыл моложавый мужичок с солидным брюшком, он, оказывается, меня уже ждал.

— Только что позвонила жена по автомату и передала, что меня разыскивает некий молодой человек, — сообщил он, приглашая войти.

Вот оно что, та молодушка с коляской, оказывается, его жена, потому-то она так точно и указала, куда идти. Как в сказке!

Меня провели в шикарную гостиную и усадили в глубокое кресло. Хозяин занялся письмом, я молча рассматривал картины, роскошную мебель. Вот, значит, как живут партбоссы. Интересно, какая у них зарплата?

Между тем хозяин всего этого богатства закончил изучение текста письма и представился:

— Александр Васильевич.

Я тоже назвал себя. Заметив, с каким вниманием я рассматриваю обстановку, и, видимо, желая застраховать себя от моих расспросов, объяснил:

— Все это я получил в наследство от моих предков, которым оно также досталось от родных.

«Ладно, — подумал я про себя, — дури мозги другим. Не затем я пришел, чтоб слушать эту брехню». А сам поддакивал, мол, понимаю все, как не понять.

— Давайте лучше перейдем к делу, — закруглил он свои оправдания и спросил: — Какие у вас конкретно предложения? Условия, что изложены в письме, меня вполне устраивают, только нужны предварительные авансы.

— Насчет авансов не уполномочен. — Я сразу поставил его на место, так как Багров говорил, что в письме оговорено все о «зелененьких».

— Да-да, конечно, — заторопился Александр Васильевич, — это я так, к слову, думал, вы в курсе.

— Ладно, — успокоил я его. — Поскольку условия приняты, обсудим, что вы сможете для нас сделать.

Откровенно говоря, я не предполагал, что мне сразу удастся получить от него гарантии беспрепятственного прохождения товара. Оказывается, он уже давно действует в нашей упряжке и довольно активно, главным образом в области кадровых перестановок. С его участием назначаются директора и начальники в нужных нам организациях и, наоборот, снимаются с работы те, кто не оправдал надежд. Связи у него огромные, только вот на правоохранительные ведомства влиять не решается, опасается за свое кресло. Хотя и здесь кое в чем преуспел, например с Филатовым. Прицел у него дальний. Решив задачу с переводом Андрея Петровича в ЦК, он рассчитывает полностью подмять его под себя и диктовать, что и как делать.

— Человек он сложный, подход к нему нужен неординарный, — заговорил о Филатове Александр Васильевич. — И думка в отношении его у меня тоже весьма оригинальная. — Хозяин квартиры загадочно улыбнулся и придвинул кресло поближе ко мне. — Надо найти парнишку, лет не больше тридцати, приятной наружности, эдакого женского соблазнителя. Улавливаешь? — Он вдруг перешел на «ты».

Я пока ни черта не понимал из его рассуждений, но на всякий случай кивнул, надеясь, что дальнейшие объяснения прольют свет на его загадку. Между тем Александр Васильевич, решив, что я уже вник в суть его мыслей, продолжал:

— Филатов на прямые контакты не пойдет, и вы его не купите ни за какие посулы. Но у него молодая жена. Представь на минуту, что его подруга начинает капризничать, упрекать в безрадостной жизни. Недостает, мол, ей нарядов, безделушек, поездок за границу и так далее. Кто ее на это может надоумить? Любовник! А когда понадобятся деньги для любимой жены и чтобы ее не потерять, муж будет сговорчивей. — Александр Васильевич удовлетворенно потер руки, откинулся на спинку кресла и с видом превосходства поглядел на меня.

Да, это был ход. Но тут же напрашивался вопрос — во-первых, как среагирует на ухаживание «шикарного молодого человека» сама жена Филатова, а во-вторых, пожалуй, самое главное, как поведет себя ее муж, когда она начнет требовать от него красивой жизни?

Поделился с ним сомнениями. Вместо ответа Александр Васильевич предложил:

— Найти подходящего человека — ваша забота, моя — помочь созреть Филатову.

Мы еще не закончили разговора о деталях этой операции, а я уже знал, кто с блеском выполнит роль Дон-Жуана. Жухов. Этот артист, если на него найдет вдохновение, может предстать перед вами и ангелом, и сатаной. При этом он изменит не только свою внешность, но и поведение, обхождение. Он и внутренне преображается, нет, все же великий актер в нем пропадает. Ну, а вдохновить его в моих силах: это деньги и гарантия свободы. Посоветуюсь с Багровым, уверен, он даст добро.

Мы расстались с Александром Васильевичем, довольные друг другом, придя к обоюдному решению не встречаться больше, если к тому не принудят чрезвычайные обстоятельства. Договорились, если будет необходимо, перезваниваться, используя закодированные фразы.

Поздно ночью у меня состоялся телефонный разговор с Багровым, итоги переговоров ему понравились. Но, кажется, он так и не понял, зачем нужен финт с женой Филатова, хотя и не возражал использовать Жухова. Предупредил только, чтоб все хорошо продумали и особенно учли, что, возможно, Филатов знает Жухова по уголовному делу, может, даже видел его фотографию. Сообщил, между прочим, что дочь следователя находится в Сакраменто и уже почти готова к сотрудничеству. Багров не преминул меня пнуть: «А вы сколько носились с ней, идиоты?» Я проглотил пилюлю — Пахан — все же, лучше не связываться. Тем более, что он прав.

Жухов без колебаний согласился сыграть свою роль в новом спектакле. Попросил лишь несколько дней, чтобы понаблюдать за объектом и выбрать подходящий момент для знакомства.

— А насчет того, что Филатов может узнать меня, — не дергайся. Такую сцену у фонтана ему устрою, что и рот не посмеет открыть. — Жухов самодовольно рассмеялся.

Я не сомневался, у него все получится, и не такие дела раскручивал. Решили, что выдаст он себя за некоего Георгия Валентиновича Терехова, а для друзей будет просто Жора.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Чего греха таить, я надеялся, что с переходом в ЦК получу возможность быстро завершить дело по наркомафии, накрыв ее главные очаги. Мне удалось полностью восстановить по сохранившимся копиям документов и по памяти все украденные следственные дела. В моих руках снова были неопровержимые доказательства прямого участия в преступном бизнесе некоторых организаций и отдельных лиц, в том числе и занимающих крупные должности в партийном и государственном аппарате. И, что очень важно, можно было определить зарубежные источники — выйти на экспортеров марихуаны. Но прежде чем дать делу законный ход, я обратился с письмом к министру МВД и заведующему отделом ЦК, в котором, не раскрывая карт, сообщил, что готов принять участие в раскрытии дела, связанного с контрабандой наркотиков. Я надеялся, что поддержка со стороны главных ведомств, контролирующих криминогенную обстановку в стране, поможет мне без всякого риска передать документы в суд.

Результат был для меня неожиданным: я предстал перед очами своего начальника и членов комиссии ЦК и получил такую взбучку, после которой долго не мог прийти в себя. Мне прямо сказали, что я превышаю свои полномочия, вмешиваясь в чужие дела, не имеющие ничего общего с моими прямыми обязанностями, и что если я не прекращу своей «пустой и вредной мышиной возни», то в отношении меня будут сделаны далеко идущие выводы. Мне недвусмысленно намекнули, что эта моя инициатива может вызвать ко мне нездоровый интерес со стороны КГБ.

Вызов на ковер я кое-как пережил, посчитав, что произошло недоразумение, что все вот-вот прояснится, станет на свои места. Но когда все арестованные мною наркодельцы были выпущены на свободу «за неимением доказательств», а дела их закрыты, я кинулся к начальнику отдела, чтобы объясниться и получить полномочия для восстановления справедливости и наказания виновных. Но тот, узнав, о чем, а главное, о ком я хочу повести речь, замахал руками и буквально вытолкнул меня из кабинета, заявив:

— С такими мыслями тебе здесь не место. Наивный я человек, решил в одиночку справиться с коррупцией. Да разве по плечу одному человеку такая махина? Знаю, что вмиг сомнут и растопчут, как только почувствуют с моей стороны хоть малейшую опасность. Ан нет, все равно суюсь, на что-то надеюсь. Действительно привычка — вторая натура. Настроение ужасное. А тут Татьяна что-то захандрила, стала раздражительной, плаксивой. Пробовал с ней поговорить, однако из разговора ничего не понял. Выяснил только, что она бросает учебу и устраивается на работу. Видите ли, моей зарплаты ей не хватает. Раньше хватало, а теперь нет. А кто имеет больше? Торгаши, спекулянты, теневики. Правда, часть заработка идет дочери, но все равно остается вполне достаточно, чтобы прилично питаться и одеваться. Можно, конечно, порассуждать по-другому, скажем так, взглянуть на вещи ее глазами. Получается несколько иная картина. Молоденькая девушка выходит замуж за человека, у которого за плечами не только годы, но и опыт, положение. Она вполне может рассчитывать на безбедную жизнь и хотя бы небольшие вольности в приобретении тряпок и побрякушек. А что дал ей я? Свою любовь и так называемый прожиточный минимум? Вряд ли это ее удовлетворит. И то, что происходит с ней сейчас, не что иное, как проявление разочарования, крушение ее надежд. А кончится все это тем, что она повернется и уйдет, вернее, мне придется уйти, живу-то я в ее доме. И буду снова один-одинешенек со своей дохлой работой. Ия ведь тоже отрезанный ломоть, с утра до вечера где-то занята, месяцами ее не вижу. Была в Америке, в гостях у матери. Говорит, понравилось, подробно не расспрашивал, а она и не рассказывала. Кажется, у нее кто-то есть и у них все по-серьезному. Так что, думаю, Ия скоро расправит крылья и улетит из отцовского гнезда.

Одним словом, радости мало и надо что-то предпринимать, чтобы не остаться совсем «вне игры». Но прежде всего — выяснить отношения с Татьяной, понять, обычные ли это женские капризы или нечто другое, более серьезное.

Не откладывая в долгий ящик, я выбрал первый же выходной день, когда ей можно было не спешить в институт, а мне на работу, и дома была обстановка, вполне подходящая для откровенного разговора. Я сам приготовил щи, которые Таня обожает, поджарил мясо с картофелем. Заранее купил торт к чаю, даже бутылку сухого вина принес.

Обед получился на славу. Танина мать гостила у подруги где-то под Москвой, и мы пировали вдвоем. У Тани было приподнятое настроение. Она похвалила мои кулинарные способности, жаловалась, что так и не научилась вкусно готовить из-за своей постоянной загруженности учебой, и обещала восполнить этот пробел, конечно, с моей помощью.

После обеда мы допили вино, и тут Татьяну словно прорвало. Она горячо обнимала меня, повторяла, что очень любит и никогда ни на кого не променяет и что она дурная, чокнутая, совершенно недостойная меня женщина. Я тоже не оставался в долгу — говорил, что она дорога мне и что я готов сделать все, чтобы ей было со мной хорошо. Потом Таня стала рассказывать, как шикарно одеваются ее подруги и что у них нет проблем с поездками за рубеж, путешествиями.

— Давай, Андрюша, и мы куда-нибудь съездим, — предложила Таня. — Ведь ты так высоко сидишь, а своими привилегиями не пользуешься.

— Откуда тебе известно про мои привилегии?

— Подружки все уши прожужжали, а разве это не так? — Таня вопросительно посмотрела на меня.

— Ничего ты обо мне не знаешь, — ответил я как можно спокойнее, хотя слова ее неприятно меня кольнули. — Просто нужны хорошие деньги, и все. Положение, должность, во всяком случае для меня, ничего не дают.

— Скажи, а ты можешь достать деньги? — спросила она прямо. Чувствовалось, что вопрос дался ей нелегко.

— А ты как думаешь?

— Думаю, у тебя не хватит силенок, — откровенно призналась она. — А вот я знаю человека, который за небольшие услуги с твоей стороны готов нам помочь. — Таня набрала скорость и шла уже напролом. — Ты же знаешь, никто сейчас на зарплату не живет. У всех, особенно в твоем окружении, есть дополнительные доходы, и только дураки, вроде тебя, не пользуются данной им властью…

— Таня, остановись, — прервал я ее.

— Нет уж, извини, дай мне сказать до конца. — Татьяна показывала характер, о котором я и не догадывался. — Сейчас мы подошли к такой точке, после которой мы или останемся вместе, или разбежимся. Тут все будет зависеть от тебя. Но прозябать, как прежде, когда вокруг все так быстро меняется, я не намерена. Ты очень хороший, я тебя люблю, но быть домашней хозяйкой и постоянно считать копейки — это не для меня.

Ну вот, теперь все ясно, это не каприз, а позиция, и проявилась она, несомненно, под чьим-то влиянием. Как теперь быть, что делать? Уйти? Вот так, сразу? Неожиданно вторгшись в мою жизнь, Татьяна заполнила всю ее собой, я даже на мгновение не представлял себе существования без нее. Нет-нет, буду за нее бороться. Чего греха таить, за текучкой дел я и забыл, что женщине от мужчины нужны внимание и забота, умение быть для нее единственным, незаменимым. Короче, сейчас один выход — уступить. Соглашусь с ее предложением, а там посмотрим.

— Ладно, познакомь меня с этим человеком. — Кое-как я заставил себя улыбнуться.

Таня замерла на полуслове и пристально посмотрела на меня: шучу или нет.

— Ты как следует подумал?

— Разумеется, у меня же нет выбора.

— Хорошо, завтра вечером он будет здесь, постарайся не задерживаться на работе. — Таня все еще не верила, что я так сразу соглашусь, и потому на всякий случай сказала: — Я тебе позвоню, напомню.

Я не возражал. Между тем меня одолевали сомнения: откуда взялся этот тип, кто и для какой цели ее с ним познакомил как давно она его знает? Я не стал спешить с расспросами, решил набраться терпения и выяснить все после знакомства с «благодетелем».

Я, как и обещал, пришел домой вовремя. Поужинал, почитал газеты. С Таней перекинулись двумя-тремя словами. Я чувствовал, как она напряжена, и не стал ее тревожить. Татьяна ходила из комнаты в комнату, то и дело поглядывая на часы.

Ровно в девять раздался звонок. Таня кинулась открывать. В комнату вошел молодой человек высокого роста, стройный, плечистый. Широкая улыбка выгодно выделяла ямочки на щеках, открывала ровные белоснежные зубы. За гостем показалась Таня с букетом алых роз. Она раскраснелась, была явно смущена и, оставив нас одних, удалилась в другую комнату.

Лицо пришедшего мне показалось знакомым, но, как я ни напрягал память, не мог припомнить, где я его видел.

— Георгий Валентинович Терехов, — представился он, довольно крепко пожимая мне руку. На мое короткое «Филатов» я услышал: «Очень приятно».

— Мы раньше с вами не встречались? — спросил я после того, как гость расположился на диване и закурил.

— Не думаю, — сказал он и, взяв со стола свежую газету, стал ее просматривать. Держался он вполне свободно. Я терпеливо ждал, когда он начнет разговор.

— Друзья зовут меня просто Жорж, — оторвался он от газеты и предложил: — Если вы не против, давайте сразу перейдем к делу. Я не возражал. Само собой получилось, что инициатива оказалась в руках у гостя.

— Татьяна сказала, что вы не против нам помочь, — начал он.

Ссылка на Татьяну мне не понравилась, и чтобы сбить с него спесь, я вызывающе вставил:

— Смотря в чем и как.

— Естественно, только исходя из ваших возможностей и интересов, — уточнил Жорж.

— А если поконкретней? — попытался я перехватить инициативу.

— Терпение, мой друг, — остановил он меня. Взял новую сигарету, закурил, потом спохватился и протянул пачку мне. — Простите, забыл предложить.

Я поблагодарил, сказал, что не курю, а он, если желает, может сколько угодно. Пауза затянулась, я уже хотел было напомнить, что пора, наверное, раскрыть карты и объяснить, что они хотели бы получить от меня, как Жорж объявил:

— В коридоре я оставил кейс. В нем деньги. Это аванс. От вас требуется одно — забыть о деле по наркомафии, которое вы начали на своей прежней работе и которое буксует уже больше года, держа в напряжении многих нужных нам людей. Мы подозреваем, что вы все еще располагаете фактами, которые в один прекрасный день могут заиграть против нас. Поэтому вы должны в печати, а еще лучше по телевидению признать всю свою работу ошибкой, а факты — блефом.

— А вы понимаете, что после такого выступления, — я выдержал паузу и продолжил — если, предположим, я соглашусь и если мне предоставят место в газете и время в эфире, в чем, кстати, очень сомневаюсь, я себя дискредитирую и меня просто выгонят с работы?

— Такое могло случиться и до нашего с вами разговора, — снисходительно улыбнулся Жорж. — Теперь же к вам будут относиться иначе — будут всячески поощрять ваши действия в направлении, о котором идет речь. Если, конечно, мы придем сегодня к согласию.

«Вот это размах, — невольно подивился я, — вон куда добрались, прут как танки, любого сомнут, кто не подчинится». А вслух сказал:

— Ну, если помогут, попытаюсь, но гарантий дать не могу. Вы же понимаете, что все будет зависеть от обстоятельств, которые сложатся.

— Уверен, что и обстоятельства не станут препятствовать, — засмеялся Жорж и встал, удовлетворенно потирая ладони. — Может, выпьем за удачу?

— Нет, извините, здоровье не позволяет, — отказался я.

— Ну тогда мы с Таней отметим, если вы, конечно, разрешите?

И опять меня резанул его фамильярный по отношению к Тане тон.

— Она тоже не пьет, — твердо сказал я.

— Разве? — откровенно удивился он. — Что-то не замечал. Ну да ладно, как хотите.

Он уже было направился к выходу, как появилась Таня. Она несла поднос, на котором красовались три наполненных бокала.

— Ну вот видите, — остановился Жорж, подошел к ней, взял бокал и молча выпил. — Счастливо оставаться! — Блеснул зубами и ушел.

ВИК МАКАРТУР

Ия — девочка с характером. Надя полностью под ее влиянием, забыла даже о Серже. Все время старается побыть рядом с дочерью, наконец, та взмолилась: «Мама, отдохни от меня». А Серж, тот еще глаза поутру не протер, а уже мчится в ее спальню, усаживается где-либо в укромном месте и наблюдает, как сестра зарядку делает. И весь день за ней ходит по пятам. Она только посмеивается. А уж если сестра заговорит с ним, мальчишка просто млеет от счастья.

Со мной Ия обращается дерзко, вызывающе. Не пойму, чем я ей насолил. Хотя, по большому счету, ей есть от чего на меня дуться: все же мамочку увел. Я, правда, стараюсь и так и сяк к ней подкатиться, но всякий раз наталкиваюсь на колючий взгляд и открытое нежелание разговаривать. Ладненько, переживем.

Между прочим, я уже говорил: девчонка — красотка. Даже Багров, которого кроме денег, кажется, ничто не волнует, и тот не выдержал, сказал: «Не ожидал, что у тебя родственница — чудо, прелесть, и если б не Игорь, с ходу женился бы». Можно подумать, дело только в Игоре. Да плевала она на Багрова вместе с Игорем. В первый же вечер дала понять им обоим, что фамильярничать не позволит. Игорь до сих пор как пришибленный ходит, хотя у них в Москве, как я слышал, какой-то романчик был. Багров, конечно, в курсе, но не считает нужным муссировать эту тему. Мне дозволено знать лишь то, что на Ию возлагаются большие надежды в смысле приобщения к нашему делу. И тут от меня кое-что зависит. Я должен сделать так, чтобы Ия согласилась на предложение Игоря принять участие хотя бы в двух-трех наших операциях. Ее задача — заручиться поддержкой отца в решении вопросов, связанных с доставкой груза в Москву. Всем известно, что у Андрея Петровича широкие связи в правоохранительных органах. Если он захочет, то, пользуясь своим авторитетом и нынешним высоким положением, добьется режима наибольшего благоприятствования для нашей фирмы. А за услуги тут расплачиваются щедро, еще никто не был в обиде. Багров сказал, что если Ия сможет обеспечить даже одну ходку товара, ей устроят кругосветное путешествие с остановками в лучших отелях мира. Отцу же будет открыт валютный счет в банке на кругленькую сумму.

Между тем идут дни, Багров нажимает, чтобы я форсировал разговор с Ией. Игорь не решается, боитсяпровалить дело. Она на него — ноль внимания, под резными предлогами уклоняется от встреч. То сказывается больной, то ужасно занятой, а то попросту не склонной к общению. Игорь считает, что это временное явление, говорит, что она еще помнит обиду, которую он нанес ей в Москве. Однако надо действовать, и здесь лучше всего использовать Надю, мать все же. Если уж она сама не сможет вразумить дочь, то пусть хоть подготовит ее к разговору с нами.

И вот как-то вечером, когда Ия ушла к себе смотреть видик, благо у нас набор кассет на любой вкус, а у Нади было приподнятое настроение, я выложил ей все как на духу. Откровенно говоря, я мало верил в успех, зная наши с Надей отношения, но, к моему удивлению, серьезно поговорить с дочерью она согласилась сразу. Может, просто под настроение попал, а может, подействовали мои слова о том, что от согласия Ии зависит и ее и наше благополучие. Конечно же, я несколько раз подчеркнул, что никакого риска ни для Ии, ни для Андрея Петровича нет. И потом, ведь речь идет всего лишь о планах, о намерениях сторон. Всегда ведь можно отказаться, если что-то не устроит партнеров.

Надя, не откладывая дела в долгий ящик, в тот же вечер провела с дочерью беседу. Я уже задремал над газетой, когда появилась Надя, выразительно посмотрела на меня и коротко бросила: «Она согласна». От неожиданности я вскочил с кресла, решив, что дело сделано, но жена быстро привела меня в чувство, добавив: «Поговорить согласна, время назначит сама».

Но и это был успех. Я тут же созвонился с Игорем, на его вопрос «когда?» ответил, чтоб в ближайшие дни он никуда не уходил из дома.

Ия не заставила себя ждать и уже на следующий день пригласила Игоря к нам на ужин. После чая мы втроем прошли в мой кабинет. Первым взял слово я, за мной выступил Игорь, Ия внимательно, не перебивая, слушала. По лицу девушки нельзя было определить ее отношение к тому, что она услышала. Когда мы полностью исчерпали тему, Ия нахмурилась. Мне даже показалось, что сейчас она даст нам, как говорится, от ворот поворот. Но она сказала другое:

— Вот что, ребята, хватит темнить, выкладывайте всю правду.

— Какую? — воскликнули мы в один голос. Ия улыбнулась, пристально поглядела на Игоря и спросила:

— Если честно, Игорек, ты все еще видишь во мне дурочку, которая гуляла с тобой в парке?

— Ну что ты, Ия, — запротестовал Игорь. — Я всегда относился к тебе очень серьезно.

— Не бери в голову, это все прошлое, и я не в укор тебе задала этот вопрос. — Ия легкими, пружинистыми шагами прошлась по комнате. Уселась на диван и продолжала: — Я согласна работать, но только с одним условием: на равных. Это значит, что мне должно быть доподлинно известно, какой идет груз, куда он идет и кто будет со мной рисковать. Ее требования были понятны, с ними можно было согласиться, если бы решал я или Игорь. Но мы не владели такими сведениями. В нашем деле каждый знал лишь свой участок работы — и ни на йоту больше. Поэтому Игорь сразу отмел претензии Ии на особое положение, объяснив, что она будет в курсе только тех задач, которые ей придется самой решать, и что в настоящий момент нам ее согласие нужно только в принципе. О деталях работы будет особый разговор и, возможно, в другом составе.

— Нет, — отрезала Ия, — кота в мешке покупать не намерена. Не хочу быть девочкой на побегушках. Будем считать вопрос закрытым.

— Постой, постой, — испугался Игорь, — зачем торопиться, ты ведь даже не представляешь, какой у тебя будет гонорар.

— Отлично представляю, — успокоила его Ия. — Но для меня главное — престиж. И уж если вы во мне заинтересованы, постарайтесь пойти на мои условия. — Она встала, давая понять, что разговор окончен. Мы тоже поднялись и стали прощаться, хотя я был в своем доме и просто оставлял Ию на ее территории.

— Скажи, есть ли у нас шанс договориться? — заискивающим тоном спросил Игорь, прежде чем за ним закрылась дверь.

Ия неопределенно пожала плечами:

— Зависит от вас.

Мы с Игорем вышли прямо-таки убитые. Что делать? Задание не выполнили, убедить ее невозможно. Взбалмошная, вздорная девчонка с отвратительным характером. Решили посоветоваться с Багровым, хотя прекрасно понимали, что никто не будет раскрывать перед ней карты и подставлять под удар все предприятие. Кто знает, что девице может взбрести в голову? Здесь наобещает нам с три короба, а приедет домой — и в милицию. Да и неизвестно еще, как Андрей Петрович себя поведет. Так что знать ей полагается почти ничего.

С Багровым встретились у него дома. Он недавно въехал в прекрасный двухэтажный флигель с видом на залив живет один, ведь, насколько мне известно, у него ни родных, ни близких. Мы устроились на большой террасе за круглым столом, на котором вмиг появились виски и фрукты.

— Ну, орлы, рассказывайте, в чем преуспели, — без обиняков пригласил он нас к разговору, видимо, поняв, что наш срочный визит — не от хорошей жизни.

Инициативу взял на себя Игорь. Он подробно описал нашу беседу с Ией и повторил условия, которые она поставила.

— Она что у вас, чокнутая? — глядя на меня, хмуро спросил Багров, успев уже сделать добрый глоток виски. — Шеф попросту уберет нас и будет прав. — Наполнив снова свой бокал, он вдруг встрепенулся и, сделав загадочное лицо, проговорил:

— А что, ребята, может, все же уступим женщине? Создадим легенду на все ее требования и выдадим ей как секрет огромной важности, разглашение которого карается смертью.

Это была гениальная идея. И как она не пришла мне в голову? Игорь тоже подивился простому выходу из положения. Откроем ей тайны наших дел. Что, проверять будет? А если даже захочет, то как она это сделает, ведь здесь все покрыто мраком.

Позвонили Ие, для большей убедительности говорил с ней сам Багров. Он сказал, что условия ее рассмотрены на большом совете фирмы и приняты. Вся информация, которая ее интересует, будет передана через известных ей лиц в ближайшее время.

Ия выслушала, сказала: «Прекрасно» и положила трубку.

Багров удовлетворенно щелкнул пальцами и пригласил нас поднять бокалы за успех и процветание фирмы. Это был пятый его заход, отметил я про себя машинально, зная, что Багров не пьянеет. Закалка отменная. Мы выпили.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — торжественно провозгласил Багров. Интересно, что он хотел этим сказать?

С Ией договорились таким образом: она обрабатывает отца, обеспечивает получение товара в порту и доставку его к месту назначения. Если все оборачивается удачно, она получает интересующую ее информацию и двадцать пять тысяч долларов. В последующем вознаграждение будет увеличиваться. Пока работать будет в паре с Игорем. Он — здесь, она — там, в Москве. Связь через Валерия Сизова (он же Хромой), все его данные были ей вручены.

Вот уж никогда не думал, что придется быть в одной упряжке с падчерицей. Не знаю, радоваться этому или, наоборот, печалиться. Конечно, если она оправдает надежды шефа, то и мне кое-что перепадет. Ну, а ежели провалит, ей, конечно, несдобровать, пощады не будет, но и я в тенечке не отсижусь, выкинут на улицу. И это в лучшем случае. Скорее всего, просто уберут, чтоб помалкивал. И такой вариант вовсе не исключен. Ия в любой момент может расколоться, не случайно ведь, когда обговаривали условия участия ее в работе, пригрозила:

— Узнаю, что пудрите мне мозги, не обижайтесь, вся ваша команда будет горько плакать.

Вот и получается, что хожу я по острию ножа, а впрочем, наверное, не я один.

Не успел я как следует прочувствовать создавшуюся ситуацию, как она еще более осложнилась, вернее, стала загадочной и для меня просто непредсказуемой. Дело в том, что шеф неожиданно пожелал познакомиться с Ией и поговорить с ней. Багров сам провел ее к нему и почти час ждал за дверями кабинета, пока там шли переговоры. Время немыслимо долгое, если учесть, что хозяин обычно беседует с глазу на глаз с посетителем не более двадцати минут.

Ия вышла из кабинета спокойная и по-деловому сосредоточенная, будто каждый день общается с миллионерами. На вопросы Багрова, о чем говорили и что сказал шеф, отвечать отказалась, мотивируя тем, что «это наше дело» и «вообще секрет».

Оставалось только ломать голову, во что выльется для нас троих — Багрова, Игоря и меня — визит девочки к нашему Главному.

ХРОМОЙ

Да, Жухов работает лихо. С тех пор как получил задание, ни капли спиртного в рот не берет. Даже Верку, о прелестях которой отзывался весьма высоко, от себя шуганул. Та ужасно оскорбилась таким обхождением и пообещала напрочь выбросить его из своего сердца. Однако не выдержала и уже через час после того, как он ее отшил, появилась снова. И напоролась на меня. Мне тоже недосуг было с ней возиться, и я, изобразив оскорбленного любовника, пригрозил ей страшными карами за измену.

— Но ты же сам оставил меня с ним и ушел, — пролепетала в полном недоумении Верка.

— А это была проверка, — нашелся я. — Хотел узнать, можно доверять тебе или нет. Выходит, нельзя.

— Что, бить будешь? — виновато спросила она.

— Вот еще, руки о тебя марать. — Верка начинала мне надоедать. А выпроводить ее, расплевавшись, не хотелось. Все же большое это удобство, когда есть рядом кадр, притом безотказный. Поэтому, выпроваживая ее, я оставил лазейку для отступления: — Иди и думай, с кем хочешь быть. Скоро позову, тогда и признаешься.

Не успела Верка исчезнуть, на пороге вырос Жухов. Прямо-таки интеллигент высшей пробы: костюм, манеры, речь.

— Ладно, брось заливать, — прервал я его тираду из заученных где-то книжных фраз. «И когда только успел нахвататься», — подумал про себя. Он послушался и радостно изрек:

— Завтра гуляй отсюда прямо с утра — и на сутки, для гарантии.

— Это еще зачем? — заподозрил я неладное.

— Приду с кралей по имени Татьяна, — ответил Жухов, не скрывая самодовольства.

— Не шутишь?

— Обещаю на сто двадцать процентов, что она придет. Можешь подглядывать из-под кровати, — сострил он.

— Ну, ты молоток, — его артистический талант меня просто восхитил, — рассказывай, как состоялось знакомство.

— Не только состоялось, но и перешло в дружбу и любовь, — поправил меня Жухов. Он сбросил шикарный костюм, который я по случаю приобрел для него в комиссионке, и облачился в мой халат. Закурил, выпустив клубы дыма, и с сосредоточенным видом зашагал по комнате.

Одно слово — актер. Ему, видимо, казалось, что это он прохаживается по сцене и читает свой монолог. Он так живо и выразительно описывал свои похождения, что передо мной, как на киноэкране, развертывались кадры фильма, в котором главным героем был, конечно, он, Жухов, ну и, естественно, Татьяна, жена Филатова.

Действовал Жухов настолько же банально, насколько, как оказалось, верно. Он нашел в одном пэтэушном общежитии ребят, которые согласились за мизерную плату быть ассистентами в его инсценировке. До этого он до детали продумал детали предполагаемого спектакля. Один раз в неделю Татьяна возвращалась домой поздно вечером после семинарских занятий. Примерно на полпути от автобусной остановки до ее дома есть участок, обычно слабо освещенный и безлюдный, здесь Татьяну, как правило, встречает муж, который, кстати, совсем недавно уехал в командировку. Был учтен и оставшийся в душе Татьяны страх, связанный с ее пребыванием в качестве заложницы. Несмотря на сравнительно давнюю историю, она до сих пор не может прийти в себя и порой боится собственной тени.

Мальчишки сделали все, как полагается. Лишь только Татьяна ступила в полосу слабого освещения и ускорила шаг, чтобы пробежать этот участок, как дорогу ей преградили четверо парней. Рослые, в масках из черных чулок, они производили жуткое впечатление. Татьяна ни жива ни мертва от страха взмолилась:

— Только не убивайте, вот вам деньги, — протянула сумочку, — я сделаю все, что хотите.

— Тихо, не шуметь! — прикрикнул один из них. — Вон стоит машина, топай вперед, — приказал он и подтолкнул ее в спину.

Неподалеку действительно были припаркованы «Жигули», на которых приехали ребята с Жуковым. Пэтэушники накануне угнали машину со стоянки, чтобы все было правдоподобно. И вот когда Татьяна была уже близка к обмороку, появился он, ее спаситель. Жухов вмиг разметал парней, причем двоим досталось по-настоящему. Они вскочили в «Жигули» и умчались, как и было предусмотрено, но с условием бросить машину на первом же повороте.

Татьяна горячо благодарила своего рыцаря. Еще бы, избавил ее от ужасной опасности. Она была убеждена в том, что это была реальная опасность, и умоляла проводить ее до самого дома. А потом — и до квартиры.

Когда мать Татьяны дверь открыла и услышала сбивчивый рассказ дочери о том, что с ней произошло, обе в один голос стали упрашивать «рыцаря» зайти на чашечку кофе, Жухов сделал вид, что колеблется — войти или нет. Татьяна потянула его за рукав и снова — уже более подробно — стала рассказывать, как Георгий — он уже успел отрекомендоваться — бросился на вооруженных до зубов бандитов и спас ее от неминуемой гибели. Мать не знала, куда и посадить, чем попотчевать дорогого гостя. Жухов особенно не церемонился — с удовольствием ел, пил и успевал описывать в красках все, что произошло. По его словам, он научный сотрудник «закрытого» предприятия, направлялся по одному очень деликатному делу к видному юристу для консультации. На вопрос, как зовут этого юриста, ответил: «Филатов Андрей Петрович». Закуривая с разрешения хозяек очередную сигарету, Жухов из-под опущенных век видел, как застыли в изумлении женщины, и в душе поиздевался над их наивностью.

— Так ведь это мой муж! — воскликнула Татьяна. — Он сейчас в отъезде, но вы попали по адресу, и мы, если сможем вам чем-либо помочь, будем счастливы.

Теперь, как и рассчитывал Жухов, удивляться была очередь уже ему, что он и не преминул проделать довольно естественно.

Дамы обрадованно засмеялись, стали его тормошить, убеждать, что это судьба привела его в дом, двери которого с этой минуты для него всегда будут открыты.

Жухов поблагодарил за гостеприимство, за угощение, сказал, что ему тоже очень приятно познакомиться с такой замечательной семьей и он будет рад прийти сюда еще раз, чтобы снова окунуться в атмосферу уюта, теплоты и засвидетельствовать свое почтение. Тем более что живет он один и ни родных, ни друзей в этом большом городе у него нет.

Жухов понимал, что на первый раз важно не переиграть, нужно действовать небольшими порциями, чтобы было все наверняка. Поэтому он, побыв немногим более часа, поспешил раскланяться.

На другой день к вечеру он явился с букетом красных роз, восхитив женщин своим утонченным вкусом. Следующий его визит был с шампанским и огромным тортом. А через неделю, когда Жухов уже был с Татьяной на «ты», он принес три билета в театр. Мать ее идти с ними отказалась, сославшись на головную боль, и они пошли вдвоем. После спектакля допоздна гуляли по московским улицам. Потом был ужин с вином у Татьяны дома и разговоры до рассвета. Жухов, следует воздать должное его выдержке, не допускал никаких вольностей. Он терпеливо ждал своего часа. И дождался. В один прекрасный вечер, когда они завершали свое очередное турне по городу, возвращаясь с последнего сеанса в кино, Татьяна призналась, что любит только его, Георгия.

— А как же муж? — поинтересовался Жухов.

Татьяна ответила, что очень его уважает. Вначале, правда, увлеклась им, потом увлечение перешло в привычку. Так и живут в согласии. Для Жухова это было, как он выразился, точкой кипения. Теперь можно было снимать пенки. Он пригласил Татьяну к себе на ночь, то есть ко мне домой, чтобы потом уже управлять ею по своему усмотрению.

Я поздравил его с победой и спросил, как он думает действовать дальше. У Жухова уже был готов свой план. Лишь только вернется из командировки Татьянин муж, он через пару дней навещает их. Татьяна к этому времени готовит мужа к серьезному разговору. Он, Жухов, приходит, ведет с Филатовым конкретный разговор и вручает ему деньги.

— Сколько? — задал я единственный вопрос, ибо остальное для меня уже не представляло интереса — я не сомневался, что после такой артиллерийской подготовки Филатов будет мягким как воск.

— Для начала тысяч пятьдесят, — уверенно назвал сумму Жухов и подчеркнул еще раз — пятьдесят. Скупиться не следует, можем потерять в сотни раз больше.

Я не возражал, деньги у нас были, на эти цели наши зарубежные коллеги готовы были раскошелиться, лишь бы вышел толк.

Как и договаривались, на следующее утро я уже был готов смотаться на сутки, даже на пару дней. Знакомый фирмач давно приглашал меня приехать к нему за город — пожить на лоне природы и заодно обсудить возможность приобщения его фирмы к нашим делам. В свое время я получил от Пахана на это добро, но все было некогда. И вот теперь выдался удобный момент. Пришлось, правда, немного задержаться перед уходом, телефонные звонки, да еще кое-что по мелочи надо было подсчитать. Выглянул в окно, а они уже вылезают из такси. Не мог не задержать взгляд на женщине. Да, картинка. Везет сукину сыну. Я заторопился, выскочил в дверь и, чтобы ненароком с ними не столкнуться, минуя лифт, сбежал вниз по лестнице.

ИЯ

Мне кажется, в Генрихе сидят два разных человека. Один — строгий, педантичный, к которому страшно подступиться, другой — простой, симпатичный, коммуникабельный. В зависимости от места и обстоятельств, каждый из двух становится сутью цельного характера и соответствующим образом проявляется в мыслях, эмоциях и поступках. В школе он всегда одинаково строг, требователен, непреклонен. Его слово — закон. Вместе с тем он всегда удивительно спокоен, уравновешен, невозмутим. Готов часами терпеливо объяснять и показывать все, что касается профессиональных вопросов. Иных тем здесь для него не существует. Вне школы — это на диво милый человек: мягкий, предупредительный, внимательный, склонный к юмору и шутке. Порой даже кажется, что он очень слабый и каждый может его обидеть.

Это, конечно, мой субъективный взгляд на Генриха. Другие, возможно, воспринимают его по-своему. Но самое удивительное, что «обоих Генрихов» я люблю. Уверена, что руководитель школы боевых искусств должен быть именно таким со своими питомцами, иначе толку не будет. Но мне он ужасно нравится и тогда, когда он сбрасывает мантию педагога и становится другим, неофициальным, что ли.

Вот почему помня о наличии „двух Генрихов», я прямо из аэропорта явилась на занятия и — с чемоданом американских впечатлений и переполненная важной информацией — затаилась в ожидании, когда он, наконец, освободится от груза ответственных школьных дел.

Довольно сухо поздоровавшись, Генрих отправил меня в раздевалку, предупредив, что через несколько дней у меня спарринг с известной голландской каратисткой, приехавшей в Россию показать свое искусство, и что оставшееся время до этой встречи я должна посвятить усиленным тренировкам.

Хотя я и изучила характер Генриха, но его официальный тон меня покоробил. Откровенно говоря, я не просто ожидала, что он обрадуется моему возвращению, но и надеялась увидеть его в аэропорту среди встречающих. Увы, дело для него превыше всего. Правда, я сделала поправку на то, что и наша встреча, и короткий разговор происходили у всех на виду, под внимательными взглядами сидящих вокруг него ребят.

В зале я работала от души. Соскучилась и теперь добросовестно разминала мышцы, с радостью отмечая, что форму не потеряла. Не заметила, как за окном опустились сумерки.

Все, на сегодня хватит, побежала в душ. Освежившись, быстро оделась — и на выход. Где же Генрих? Только успела подумать, как он появился. «Подожди на улице», — шепнул.

Он вышел почти сразу же за мной. Оглянулся — никого. Обнял, поцеловал в губы, даже голова закружилась.

— Пойдем к моим, они о тебе все знают, — сказал он так решительно, что не оставил мне никаких других вариантов, хотя мы были уже не в школе, и он мог бы дать мне возможность покапризничать. С ним случается, когда и в неофициальной обстановке он начинает давить своим авторитетом, зная, что характер у меня покладистый. Если признаться, в душе я давно ждала этого приглашения, но эмоции надо сдерживать.

— Конечно, дорогой, как ты хочешь, — скромно ответила я.

По дороге Генрих поинтересовался, как там, в Америке, и, услышав, что замечательно, был вполне удовлетворен моим ответом. Я чувствовала, что его занимают мысли о моем предстоящем знакомстве с его родителями, и не стала особенно распространяться, понимая, что сейчас не место и не время для дорожных воспоминаний.

Родители Генриха — прелесть. Они расцеловали меня и иначе как «доченька» весь вечер не называли. Они нас уже ждали, готовились. Мать Генриха, Евгения Васильевна, испекла великолепный торт, а отец, Николай Леонтьевич, подал к столу собственную наливку, изготовленную из различных ягод. Оказывается, они уже все решили за нас: будем жить у них в трехкомнатной квартире. Две комнаты нам, одну — им. Генрих улыбался, поддакивал, хитро посматривал на меня. Я тоже кивала на всякий случай, не зная, соглашаться или внести ясность в том смысле, что наши отношения не дошли до такого уровня, чтобы строить совместные планы. Генрих, видимо, не хотел за столом обсуждать эту проблему и потому не мешал старикам помечтать. Ну, а мне ничего не оставалось, как сидеть и помалкивать.

В общем, знакомство состоялось. Не скрою, оно было очень приятным. Теперь по логике я должна была представить Генриха отцу. Я понимала, что Генрих на это надеялся, но по своей деликатности инициативы не проявлял. Мне же не хотелось форсировать события. Нет-нет, к Генриху я по-прежнему относилась тепло, была к нему привязана и не мыслила своей жизни без него. Просто в последнее время отец очень изменился — в глазах тоска, печаль. Домой приходил редко и на мои попытки завязать разговор отмалчивался. Он жил у Татьяны. Я чувствовала, что между ними происходит что-то неладное, но расспрашивать ее или отца не решалась.

Так что именно сейчас возникать перед отцом со своими проблемами было очень некстати.

Я откровенно призналась Генриху, что для нашего визита к отцу сейчас не самое лучшее время, не сложившиеся отношения с молодой женой повергли его в настоящую депрессию. Генрих все понял и сказал, что не нужно подгонять лошадей, пусть все идет своим чередом.

Побывав в гостях у родителей Генриха, мы отправились ко мне домой. Развалившись на диване, я начала подробную исповедь о своем житье-бытье в Штатах, стараясь не упустить ни одной детали. Когда дошла очередь рассказать об Игоре, предупредила Генриха, чтоб крепче держался за стул, так как сейчас будет самое интересное. И, не дав ему как следует осмыслить сказанное, спросила:

— Ты поверишь, если я скажу тебе, что Игорь жив?

— Какой Игорь? — Генрих явно не понимал, о ком речь.

— Да тот самый Игорь, который учился у тебя и был убит в парке.

— Как же он может быть жив, если ты сама говоришь, что он был убит в парке?

— В том-то и дело, дорогой мой, что все это было инсценировкой, понимаешь? — торжественно объявила я и стала подробно воспроизводить все события, связанные с появлением Игоря в ресторане и его дальнейшими действиями по втягиванию меня в их фирму.

Генрих долго не мог прийти в себя от услышанного. А когда я передала в подробностях разговор с шефом фирмы, Генрих задумчиво изрек:

— Если все это действительно так, как ты мне рассказала, то дело серьезней, чем ты представляешь. Надо посоветоваться с нашими специалистами.

Мы решили, что я все изложу на бумаге и Генрих передаст письмо генералу, который и решит, как мне поступать дальше.

Было уже за полночь, а мы все не могли наговориться. Вдруг позвонили в дверь. «Кого это несет в такой час?» — удивилась я, поднимаясь с дивана, чтобы открыть дверь.

— Подожди, я сам, — опередил меня Генрих.

Это был отец. Он стремительно вошел, на ходу сбрасывая пальто и шапку.

— Кто это? — строго спросил он, кивнув в сторону идущего следом за ним Генриха.

— Ты забыл поздороваться, папа, — ответила я. — Это Генрих, о котором я тебе говорила.

— Ах да, — смутился отец. — Простите, ради Бога, совсем потерял голову, как мальчишка. — Он был бледен, и рука его, я заметила, слегка дрожала, когда он протянул ее Генриху. — Случилось самое невероятное, — продолжал он, присаживаясь к столу. Я поняла, что действительно произошло из ряда вон выходящее событие, если оно так взволновало отца и если он, сдержанный по натуре, даже при постороннем человеке хочет высказаться. — Я убедился, что Татьяна мне изменяет.

— И как же ты в этом убедился? — вырвалось у меня. — Может, это навет, злые языки. У тебя что — есть свидетели?

Отец горько усмехнулся:

— В том-то и дело, что я сам свидетель. Они шли по улице обнявшись, никого не стесняясь, останавливаясь в затемненных местах, и целовались.

Отец объяснил, что должен был выехать на несколько дней в командировку, но когда пришел с чемоданом на работу, откуда отходил служебный автобус, узнал, что поездку отложили, и он возвратился домой. По дороге и увидел эту парочку.

Татьяна явилась только утром. Но самое страшное — отец вдруг вспомнил — человек, который был с ней и приходил к нему на рандеву, оставив крупную сумму денег, не кто иной, как преступник Жухов, бежавший из мест заключения. И когда отец сказал об этом Татьяне, та не только не пришла в ужас от содеянного, не повинилась а, наоборот, призналась, что любит его, и предупредила, что, в случае если отец выдаст Жухова, она не останется в долгу и сумеет отомстить.

Вот такая грустная история.

— Зачем же ты взял эти деньги? — спросила я.

— Да не брал я их. Пришел этот хлюст и предложил мне оказать определенные услуги за крупную сумму. Я обещал подумать. Мне надо было выяснить, что это за человек пришел с подачи Татьяны, кого он представляет и что от меня хочет. От денег я отказался. Думал, что он забрал свой саквояж, когда уходил. Оказалось, деньги припрятала Татьяна. Она призналась мне потом. Сегодня я убедил ее пойти и сдать деньги в милицию. Она обещала сделать это только в том случае, если я забуду о Жухове.

— Что же ты решил? — спросила я у отца.

— Жухов, конечно же, скрылся, но сказать о нем я должен. С Татьяной у меня все кончено. Пусть поступает, как хочет.

— Может, мне вмешаться и доложить о случившемся своему начальству? — предложил Генрих.

— Нет, зачем же, — отказался отец. — Ты же знаешь, мое положение, мои связи… Короче, у меня есть возможности активизировать поиск бандита. Ну, а бывшая жена пусть сама за себя отвечает и за свои поступки отчитывается.

До утра оставался какой-то час-полтора, и, немного подремав, мы с Генрихом отправились в школу, а отец — к себе, в ЦК.

В обед ко мне подошел Генрих, отозвал в сторонку.

— Ия, — сказал он, как обычно хмуря брови, придавая лицу строгое выражение, — я только что узнал: твоего отца арестовали, он обвиняется в получении крупной взятки. Подставила его Татьяна.

ВИК МАКАРТУР

Надя получила письмо от дочери и всплакнула.

— Андрея в тюрьму посадили, — объявила она, прикладывая платочек к глазам.

— За что? — удивился я.

— Не пойму. Ия пишет, что какая-то темная история, в которой замешана жена Андрея и ее любовник.

Я позвонил Багрову и сообщил ему новость. Через час он был у меня. Попросил у Нади письмо, она дала последнюю страничку, где Ия писала об отце. Багров прочитал письмо несколько раз и в ярости скомкал листок.

— Козлы, подонки, — проскрежетал он зубами, — убить их мало. Такое дело завалили! Ведь мы всерьез ставили на Филатова. Столько ухлопали на него времени, сил — и все как в трубу.

Багров нервно ходил по комнате, не обращая на меня внимания. Потом вдруг вспомнил, что я рядом, остановился как вкопанный, повернулся ко мне.

— Вот что, Вик, у меня идея. Поедете вместе с Игорем в Москву, остановитесь у верного человека, Игорь его знает. Это, можно сказать, наш резидент. У него есть деньги, люди, хорошая должность. Ума, правда, маловато. Вы должны ему помочь.

— Но у меня здесь масса работы, наконец, семья, и вообще я не гожусь для таких дел, — попробовал я отвертеться.

— Что у тебя за идиотская привычка противоречить? — недовольно поморщился Багров и продолжил прерванную мысль: — Там у вас будет одна главная задача — обеспечить доставку и реализацию груза. Игорь и Хромой все знают.

— Что за Хромой? — не понял я.

— Да это я по привычке. Валерием его зовут, — поправился Багров. — Подключите дочь Филатова. У бывшего следователя, правда, подмочена репутация и он достаточно озлоблен, чтобы нам помогать. Но связи у него остались, да и с помощью его дочери, думаю, кое-что сделать можно. А главное, проследите, чтобы документы, которые он подготовил против нас, были уничтожены. Как закончите все, возвращайтесь да Жухова прихватите, найдем ему здесь место.

— Но зачем все же я там нужен?

— А кто расшифрует покупателю наш товар? — в свою очередь задал вопрос Багров.

Действительно, я как-то не подумал. Ведь только я и Багров знаем, как отделить наркотики от лекарств.

Ничего не оставалось как согласиться. Багров вызвал по телефону Игоря, и мы еще добрых три часа обсуждали детали предстоящей поездки в Москву.

Летели на «Боинге». Игорь сразу же налег на виски и уже через несколько минут спал или делал вид, что спит. Поняв, что собеседника из него не получится, я уткнулся в книгу, которую прихватил с собой, и не заметил, как задремал.

Разбудила стюардесса. Принесли обед, я с аппетитом принялся за еду. Игорь был явно не в себе, от обеда отказался. Только залпом выпил предложенный бокал вина, зажевав его кусочком сыра.

— Ты что, плохо себя чувствуешь? — спросил я.

Ответа не последовало.

Когда объявили посадку, его вдруг прорвало:

— Слушай, Виктор, а ведь мне нельзя в Москву. Был я там под колпаком, еле ноги унес. Появлюсь на улице — вмиг заметут.

— Что ж ты Багрову ничего не сказал?

— Говорил, знает он все прекрасно. Похлопал по плечу и напутствовал: «Не бойся, о тебе давно забыли».

— Может, он прав, и ты преувеличиваешь опасность? — попробовал я его успокоить.

Игорь неопределенно пожал плечами, отвернулся к иллюминатору и больше не проронил ни слова.

В аэропорту нас встретил Валерий, или, как его Багров назвал, Хромой. Он действительно прихрамывал на одну ногу, а так — обыкновенный мужик, ничем не выделяющийся, худощавый, среднего роста. Крупный нос, маленькие глазки под низким лбом и чуть растянутые толстые губы делали его лицо довольно добродушным и даже симпатичным.

С Игорем они обнялись, меня Хромой хлопнул по плечу, взял мой чемодан и первым направился к выходу.

Подошли к «девятке». Валерий сел за руль, Игорь рядом с ним, я сзади. Пока ехали, Валерий, не в пример Игорю, рта не закрывал. Рассказывал, как идет, вернее, не идет перестройка в стране, посетовал, что с каждым днем становится все труднее проворачивать дела, взятки берут все без исключения, почти не скрываясь, причем в несравненно больших размерах, чем раньше. Берут, но ничего не делают, многих посадили и годами мурыжат под следствием. Сел и знаменитый Филатов. И самое удивительное, посадил его Жухов, которого Филатов и руководимое им ведомство почти привело к высшей мере. Валерий высказал беспокойство по поводу того, что за последнее время кто-то охотится за его людьми и убивает их. Игорь сразу же навострил уши и стал расспрашивать, где и как это случилось и кого из их общих знакомых угробили. Подробностей Валерий не знал и сам терялся в догадках.

— Не боись, все разузнаем, — пообещал Игорь.

— Хорошо бы, — обрадовался Валерий, — а то, признаться, живу с большой оглядкой: чего доброго и до меня очередь может дойти.

По российским понятиям, квартира у Валерия шикарная: три комнаты, просторная прихожая, две лоджии, большая кухня. Я невольно сравнил все это со своим двухэтажным домом с восемью комнатами, двумя ваннами и туалетами и про себя снисходительно улыбнулся. Но что делать, живем в разных измерениях, и иметь в Москве такую, как у Валерия, квартиру — большое благо.

Нас ожидал прилично накрытый стол. Хлопотала довольно смазливая девушка по имени Вера. В квартире находился еще один персонаж, назвавшийся Жуховым. Скажу так — броский парень, гроза девицам. О нем я много слышал как о профессионале, способном разрешить самые сложные задачи и умеющем исчезать из поля зрения милиции, даже когда его хватают за руку. Знал я, что и сейчас он «в бегах» и готовится съехать к нам, в Штаты.

Вот в такой я оказался компании. Только сейчас по-настоящему понял, что влип в весьма сомнительное предприятие, от которого кроме неприятностей ничего не получу.

После знакомства и обычных «как дела» и «что нового» мы сели за стол. Армянский коньяк под бутерброды с паюсной и зернистой икрой быстро развязал всем языки. Ударились в воспоминания, говорили о трудностях, о том, что с каждым днем возникают новые проблемы. И опять, как недавно в машине, повис вопрос: «Кто убивает наших людей?» Клялись найти убийцу и отвести душу. Вначале главенствовал Валерий — хозяин дома, но скоро вниманием всех завладел Игорь. Он как главный козырь в игре диктовал темы разговора, который приобретал все более конкретные очертания. Под хмельком Игорь говорил чуть громче, чем нужно, и даже с заметной долей пафоса, с таким же немного форсированным вниманием и чувством воспринимали его слова сидящие за столом компаньоны.

О чем шла речь? В Ленинградский порт прибывает сухогруз, в трюме которого две тысячи тонн различных медикаментов. Официальный получатель — Министерство здравоохранения. Сопроводительные документы оформлены на имя Игоря. Министерство здравоохранения должны представлять Валерий (Хромой) и Жухов. Соответствующие документы должны быть уже подготовлены Ией.

Обо всем этом Игорь, паршивец, помалкивал в самолете и только здесь выдал информацию, которая была адресована мне. Недаром говорится: дружба дружбой, а табачок врозь. В общем, в первый вечер нашего приезда все карты были раскрыты и каждый знал, что и как ему предстоит делать. Мне и Игорю надо было выехать в Ленинград встречать сухогруз и принять у капитана наш товар. Затем проследить за выгрузкой, встретиться в порту с Валерием и Жуховым и помочь им отправить груз по назначению. Весь фокус состоял в том, что среди этого товара находилось 500 тысяч килограммов марихуаны, замаскированной под таблетки от головной боли. Они должны были не только благополучно проскочить все таможенные барьеры, но и в полнейшей сохранности прибыть в Москву, где для них уже приготовлено место на одном из складов Минздрава. Игорь говорил, что за формальности мы можем быть спокойны. Все, от кого зависит прохождение товара, соответственно «упакованы». Наше дело — проследить, чтоб ничего нигде не споткнулось и, если где понадобится, дополнительно «смазать». Деньги на это есть.

И еще одна для меня и Игоря задача — опекать Ию. Она многое наобещала, пусть теперь выполняет. Ей дали адреса людей, с которыми она вошла в контакт и сделала все, что требовалось. Но самое важное — Ия должна добиться у отца согласия отдать все документы, связанные с наркобизнесом. Ия согласилась попытаться. И вот теперь мы с Игорем будем играть для нее роль наставников, а вернее — контролеров, которые отслеживают каждый ее шаг и грозят пальчиком, если она идет не в ту сторону.

Мы направились к ней в гости. Я на правах родственника, Игорь — старого друга. Ия согласилась нас принять. Приготовила даже бисквиты и кофе, чему я, откровенно говоря, удивился, хорошо зная ее отношение ко мне и к Игорю. Но, видно, загорелась делом, а скорее — той суммой, которую предложили за услуги. Как бы там ни было, встретила она нас довольно приветливо, усадила за стол, стала расспрашивать о матери, о Серже. Я вручил ей подарки, чему она по-детски обрадовалась. Когда выпили кофе, Ия вышла в другую комнату и вскоре принесла необходимые бумаги, с которыми нам предстояло работать в Ленинграде. Мы поблагодарили ее и тут же напомнили об обещании добыть у отца документы.

— Я не забыла, — сухо ответила Ия и добавила: — С тех пор кое-что произошло. Отца посадили, между прочим, с вашей помощью.

— Но мы здесь не при чем, — запротестовал Игорь и, подмигнув мне, направился за Ией на кухню, куда она понесла посуду. Через несколько минут он вылетел оттуда, потирая пунцовую щеку.

Как ни в чем ни бывало мы распрощались, заверяя друг друга, что довольны проведенным вместе замечательным вечером и что непременно будем звонить и интересоваться тем, как идут дела. Ия уже знала, что мы уезжаем на несколько дней в Ленинград, и сказала, что к нашему возвращению обязательно постарается сдвинуть дело с мертвой точки.

ГЕНРИХ

Это были показательные выступления моих питомцев, с участием Ии. Посмотреть их собрался весь цвет нашего министерства, в том числе и представители отрядов спецназа. Ия была в ударе. В спарринге с гостьей из Голландии она демонстрировала такие искрометные боевые приемы, что зал то и дело взрывался аплодисментами. Даже голландка, чемпионка своей страны, в заключение встречи подняла руку Ии в знак признания ее превосходства. Не скрою, мне было приятно видеть триумф ученицы.

Когда выступления закончились и все стали расходиться, ко мне подошел заместитель министра.

— Не девушка, а клад, повезло тебе с таким материалом, — серьезно сказал он.

— Это не мне, а ей повезло с учителем, — попробовал я отшутиться, чувствуя, что не затем, чтобы похвалить Ию, завел он со мной разговор. И не ошибся.

— Как ты думаешь, справится она с заданием? — спросил он.

Я понимал — это главное, что его беспокоит. Но как я мог дать стопроцентную гарантию, хотя был уверен, что Ия сделает все возможное и даже невозможное, чтобы выполнить намеченный план?

— Она постарается, — заверил я его.

Накануне мы побывали у генерала. Он очень внимательно отнесся к письму Ии, которое я передал ему сразу же, как только она его написала. Генерал вызвал своих работников, долго обсуждали план предстоящих действий. В нем главное место отводилось Ие. Было решено, что ее работа на каждый предстоящий день будет корректироваться в зависимости от обстановки. А связь будет идти через меня. Необходимость в этом возникла сразу же, как только стало известно, что из США приезжают «гастролеры», которые обязательно ее найдут, чтобы подключить к своему делу.

Генерал посоветовал предложить Ие временно забыть дорогу в спортивную школу и начать посещать свой университет, о чем с ректором он уже договорился. Со мной встречаться только в крайнем случае. В управлении в любое время дня и ночи будут дежурные, которые смогут принять от Ии телефонный звонок и передать мне и начальству информацию. Одним словом, к операции все мы были готовы.

Визитеры из-за океана не заставили себя долго ждать. Ия позвонила поздно ночью, когда я уже укладывался спать. Рассказала, что недавно от нее ушли Игорь и ее отчим Виктор Макарович, который, как видно, стал принимать более активное участие в делах фирмы. Ия точно не знает, где приезжие остановились, кажется, у какого-то своего приятеля. На днях они уезжают в Ленинград — получать груз, затем вернутся в Москву и будут здесь до полной реализации товара. Ия отдала им все документы от Министерства здравоохранения, приготовленные у нас, в лаборатории МВД, обещала выполнить их поручение, связанное с попытками мафии использовать Филатова в своих интересах.

Андрей Петрович пока находится под следствием. Генерал и слышать ничего не хотел о своем вмешательстве. «Если не виновен, выпустят», — ответил он на мою просьбу восстановить справедливость и освободить невиновного человека. Больше я к этому вопросу не возвращался, понял, что бесполезно, и стал искать хорошего адвоката.

Ия держится молодцом. Виду не подает, что с отцом, к которому она очень привязана, случилась беда. Но я-то знал, как она переживает, как мучительно ищет выход из создавшегося положения. Разговаривал со следователем, который ведет дело. Он прямо сказал, что все оборачивается против Филатова. Нет ни фактов, ни свидетелей в его пользу. Жена Татьяна настроена очень враждебно. К тому же в МВД звонят из ЦК, требуют подойти к делу по всей строгости закона. Есть только один шанс из ста. Этот шанс заключается в том, что должен появиться тот, кто принес деньги, и сказать, что это была не взятка, а шантаж. Но это маловероятно, чистая теория. Следователь очень сомневается, что адвокат, даже самый опытный, сможет помочь в такой ситуации. Я не скрыл от Ии разговора со следователем.

Ия молча меня выслушала и предложила простой на ее взгляд вариант: подкупить следователя и судью, которые будут вести процесс. Наивная девочка. Во-первых, не все берут взятки. Тут можно нарваться на такую неприятность, что всю жизнь потом будешь кусать себе локти. Во-вторых, дело Филатова находится под контролем ЦК. Шутка ли, их работник оказался замешанным в грязной истории. Видно, кому-то здорово насолил или просто мешал Андрей Петрович, вот и ухватились за возможность утопить его. Наконец, если даже допустить на минуту невероятное, что удастся купить нужных людей и там, наверху, закроют глаза на освобождение Филатова, то ведь это будет стоить огромных денег. Где их взять? У мафии? Значит, войти с ними в контакт? Бред, и только.

Постарался весьмаделикатно поделиться с Ией своими соображениями на этот счет.

Ия в ответ скорчила недовольную гримасу.

— Нет у тебя фантазии, Генрих.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно поинтересовался я.

Ия не ответила на мой вопрос и стала вслух рассуждать:

— Что касается денег, то при определенных обстоятельствах я могла бы достать очень большую сумму.

— Ты намекаешь на своих американских родственников? — насмешливо спросил я.

— А что, при умном раскладе наших действий мы можем отстоять свои интересы.

— Говори яснее, — попросил я.

— Ладно, ладно, шучу, — успокоила меня Ия. — Дело, конечно, не в деньгах. А в остальном я с тобой согласна, тут надо действовать иначе.

— Вот именно, только по закону, — уточнил я и признался, что уже созванивался с некоторыми известными адвокатами. Правда, пока никто не загорелся, буду искать дальше.

— Ты меня неверно понял, — остановила мое признание Ия. — Я сказала «иначе», а это не значит, что только «по закону». Всю жизнь мой отец работал и жил только по правилам. И попал в тюрьму. Я не хочу следовать его примеру.

— Но это просто недоразумение, ошибка, случайность! — запротестовал я, не на шутку испугавшись, как бы Ия сгоряча чего-нибудь не натворила, хотя отлично понимал, что во многом она права.

— Ошибка, говоришь, а сам-то ты веришь этому? — с тоской в голосе спросила Ия. — Тогда мне жаль тебя. Ты не видишь, что вокруг творится, живешь в своем школьном микроклимате, где приоритет отдается взаимному уважению и чести. На улице все по-другому. Шантаж, подлость, жестокость преследуют тебя на каждом шагу. Человек стал игрушкой в руках чиновника, особенно когда тот сидит в руководящем кресле. А ты хочешь меня убедить в какой-то правде жизни!

Ия выпалила это на одном дыхании и остановилась, увидев, что я поднял руки вверх. Мне не хотелось продолжать разговор в таком ключе. Я видел, что она сильно раздражена, может наговорить черт знает что, а еще хуже — придумать, и, дурачась, закрылся от нее ладонями. Но Ия не приняла шутки, а просто замолчала. И когда я решил, что болезненная для нас тема на этот раз исчерпана, Ия вдруг спросила:

— Скажи, Генрих, если меня осенит и возникнет идея спасения отца, ты поможешь мне ее осуществить?

— Конечно, если это в рамках допустимого, — ответил я, чтобы не обидеть ее и вместе с тем как-то уберечь от авантюрных поступков, ибо ни о каком подобном плане не может быть и речи, так как он заранее обречен на неудачу.

Ия усмехнулась:

— Ну, а если бы я находилась там, в темнице, ты вот так же равнодушно сидел бы и ждал у моря погоды?

Ия ставила меня в тупик своими вопросами, и я видел, что прямого и честного разговора с ней не избежать, хотя и был риск встретить непонимание, а может, и разочарование.

— Да, — сказал я, — в жизни нашей много горького, несправедливого, и Андрей Петрович одна из жертв такой несправедливости. И мы будем вместе бороться, чтобы ему помочь. Но это не значит, что мы должны крушить направо и налево, напролом идти к цели, не брезгуя ничем. На это я не пойду и тебя не пущу.

— Ладно, увидимся, — неопределенно сказала Ия и убежала.

Так я и не понял, обиделась она или согласилась со мной.

Ия пришла в школу на следующий день, накануне нашего с ней визита к генералу, и положила на стол два пакета. Я раскрыл. В одном было описание ее поездки в США — для генерала, в другом, предназначенном мне, содержался план освобождения ее отца. Содержание первого я хорошо знал, а второй прочитал два раза внимательнейшим образом. Прямо-таки американский детектив. Все разложено по полочкам, каждому действующему лицу своя роль по месту и времени. Не забыт, конечно, и я.

— Гениально, — похвалил я ее.

— Тебе нравится? — обрадовалась Ия.

— Очень. С твоего разрешения отдам редактору нашей газеты. Пусть в разделе «Криминальные истории» опубликует этот рассказ. Сразу тираж повысится.

Ия вырвала у меня из рук листок и разорвала со словами:

— Я другого от тебя ожидала. — Она собралась уже уходить, но я ее остановил.

— Погоди, не кипятись, давай договоримся: выполним главное задание, потом подумаем, как помочь твоему отцу, надеюсь, и генерал тогда скажет свое слово.

Ия покачала головой.

— Наивный человек. И когда жизнь тебя чему-то научит?

Я проглотил этот упрек, надеясь, что убедил ее. Но ошибся. Ия все еще была во власти своей идеи.

— А нельзя ли нам действовать параллельно?

— Что это значит? — не понял я.

— Я имею в виду отца.

Вместо ответа я скомандовал: «Топай за мной», и мы направились к заместителю министра, который нас уже ждал.

Характер моей Ии я примерно знал и боялся, что, несмотря на строгие инструкции, она может попытаться действовать по «своему плану» и наломает дров.

Дальнейшие события показали, что мои опасения были не напрасны. Если она что-то задумала, то рано или поздно выполнит, чего бы это ей ни стоило.

ИЯ

По графику я должна была встречаться с Максимом Кудеяровым, довольно резким каратистом, претендующим на черный пояс. Я не сомневалась в том, что прижму его играючи через три-четыре минуты. Да и Генрих это прекрасно знал, просто давал мне возможность лишний раз как следует размяться. Но у меня были другие планы.

— Генрих, разреши мне спарринг с Юрой Любезновым, — остановила я его, когда он направлялся к своему пьедесталу, откуда обычно руководил тренировками.

— Зачем тебе это? — бросил он на ходу. Я молча пошла рядом. Он поглядел на меня и задал следующий вопрос: — Разве тебе не известно, что Юра середнячок и работа с ним для тебя пустой номер?

— Понимаешь, он очень просил и мне неловко было отказать, — соврала я.

Генрих пожал плечами:

— Как хочешь.

Я тут же от него отвалила и пошла искать Юрку. Вообще-то я его совсем не знала. Просто — здрасьте, до свиданья, и все. Смотрю, мчится навстречу, как по заказу, спешит на тренировку.

— Погоди, Юра, — тормознула я его. — Поговорить надо.

Он был весь внимание.

— Хочешь со мной поработать?

— Шутишь? — не поверил он. — Ведь мы в разных категориях. До тебя не дотянуться.

— Генрих Николаевич так решил, — прибегла я к запрещенному приему. Для убедительности уточнила: — В целях твоего совершенствования. — И дожала, хотя почувствовала, что меня уже заносит: — Виды он на тебя имеет.

Смотрю, зарделся мой Юра от удовольствия.

— Конечно, я с радостью, готов сколько угодно с тобой работать, лишь бы толк был.

— Ну вот и хорошо, — резюмировала я. — Беги одевайся, я за тобой. Первыми и выйдем на ковер.

Он умчался как на крыльях. Я не спеша направилась в свою раздевалку, переоделась. Юрка уже крутился около Генриха, поглядывая на него по-собачьи преданными глазами. Я знала, что он не посмеет выяснить у него причину столь необычного и неожиданного моего предложения, и на сей счет была совершенно спокойна. Подошла к Генриху.

— Можно начинать?

— Давай, — кивнул он. Прошла мимо Максима.

— Что, перепужалась меня, — с издевкой бросил он. Я даже не обернулась.

Мы вышли с Юрой на ковер одновременно. Отрабатывались приемы: у Юры нападение с ножом, с палкой и без оружия; у меня соответственно защита с применением техники отражающих ударов. Я без особого труда отбила все атаки моего соперника. Юрка работал добросовестно и здорово злился, что ни один его выпад не попадал в цель. Вначале я дала ему немного форы, подставив один раз плечо. Он и возомнил, что тут мое слабое место, пока не получил ногой по уху. Правда, я чуть перестаралась и видела, как Юра закачался, но тут же собрался и снова кинулся в атаку. Мне надо было быть осторожней, чтоб не выбить его окончательно из седла. Но все же в заключение встречи пришлось свалить его на ковер. Генрих дал сигнал, что поединок закончен, и вызвал следующую пару. Юра был обижен: раза два я все же двинула его чувствительно.

— А ты, Юра, выше всех похвал, спасибо тебе, — приложила я ему холодный компресс.

— Правда? — обрадовался он и признался: — Я-то ведь думал, что ты специально отделала меня как мальчишку, только не мог понять, чем заслужил.

— Как не стыдно, — упрекнула я его. — Просто я тебе доверяю как товарищу, и чтобы ты поверил, приглашаю тебя вечером к себе на ужин.

Юра был убит окончательно. Не знаю, что творилось у него в голове в ту минуту, но выглядел он совершенно сбитым с толку. А я, не давая ему опомниться, продолжала:

— Вот тебе мой адрес, телефон, жду в семь вечера, есть разговор. — Написала на листке бумаги свои координаты, сунула ему в руки и распрощалась.

Пока все шло, как я задумала. Первый акт пьесы как будто прошел успешно. И если Юра поверит мне и согласится на мою, как говорил Генрих, авантюру, то буду отрабатывать следующую часть моего плана.

Юра явился точно в семь. Подозреваю, что он стоял в подъезде, ждал, когда стрелка часов подойдет к назначенному времени. Я не сомневалась, что, как каждый мужчина на его месте, он рассчитывал, что мое приглашение связано с гораздо более приятным для него раскладом вечера, чем только обещание ужина. Поэтому я сразу развеяла его надежды на этот счет, заявив, что у нас чисто деловое свидание и я настроена очень серьезно, а он должен набраться терпения и меня выслушать. После такого вступления Юра, конечно, скис, но был заинтригован моим заговорщическим тоном, уселся в мое любимое кресло и навострил уши.

Когда я закончила свой рассказ, причем с карандашом в руке, рисуя для убедительности, как все будет на деле, Юра сразу же отбоярился.

— Нет-нет, это исключено, только без меня. Здесь огромный риск, и ради чего?

Тогда я написала на бумаге кругленькую сумму и повернула листок к нему, чтобы он мог прочитать.

— Ну это другое дело, — сразу же сдался он. — Тут можно подумать, если это не треп, конечно.

— Юра, гарантия полная. Твое согласие — и тебе сразу же предоплата в половину указанной суммы. Остальная часть, когда все завершится.

Это мое резюме добило его окончательно.

— Я готов, — согласился он и добавил: — При условии аванса и моего алиби.

— Да-да, — заверила я его, давая понять, что свидание окончено и мы обо всем договорились.

Юра поднялся, но уходить не торопился.

— А ты уверена, что тема у нас на сегодня исчерпана? — улыбнулся он и сообщил: — Мне торопиться некуда.

— Давай, Юра, в другой раз посвятим этому вечер, — оставила я ему надежду, чтоб не рисковать, а то, чего доброго, обидится и изменит свое решение. — Я должна уходить, — объяснила я причину отказа.

— Ладно, — согласился Юра, — наберусь терпения, подожду, тем более что мы связаны теперь одним делом.

Кое-как выпроводила его, схватила тетрадь и стала подробно раскладывать по часам, как все должно происходить и кому отвести какую роль. Вначале, когда идея только родилась, и вырисовалась самая общая схема воплощения ее в жизнь, все казалось легко и просто. А сейчас — одна неувязка за другой. Притом, это на бумаге. А что будет, когда план начнет действовать? И поделиться не с кем. Генрих сразу отбросил идею как абсурдную и опасную. Конечно, риск большой. Однако игра стоит свеч. Речь идет о спасении отца, и я пойду на все, до конца, чтобы вызволить его оттуда.

Генрих нашел какого-то знаменитого адвоката, но на суде тот оказался беспомощным, не выдержал напора обвинителя и подставных свидетелей. Особенно изгалялась Татьяна. Я слушала ее болтовню, и мне казалось, что это не та женщина, которую я знала как жену отца. Что он ей такого сделал, чем вызвал такую ненависть? Она обвиняла его в моральной нечистоплотности, неверности, в том, что он угрожал ей, если она осмелится сообщить, что он берет взятки. Отец сидел, закрыв лицо руками. Представляю, как тяжело ему было слышать все эти наветы, тем более от той, которую он любил, считал своей женой. У меня сердце разрывалось от жалости к отцу. Я разделяла с ним ту боль, которую причинял ему этот спектакль. Сидящий со мной Генрих слушал всю эту брехню, нахмурив брови и шепча совсем не литературные слова. А когда объявили приговор — двенадцать лет строгого режима, Генрих, всегда спокойный и выдержанный, вскочил и закричал:

— Все это ложь, обман, и вы поплатитесь за это!

Люди сочувственно оборачивались к нему, но были и такие, которые весьма одобрительно встретили приговор и в ответ Генриху скалились:

— Так ему и надо, еще мало дали!

Я потянула Генриха к выходу, видя, что он не в себе и может устроить хорошую заваруху.

— Скоты, сволочи, подонки! — ругался Генрих. Ох, как была я благодарна ему за этот эмоциональный взрыв, за эту солидарность с моими чувствами! Я вела его под руку подальше от серого здания суда и говорила:

— Теперь ты сам убедился, как я была права когда не верила в благополучный исход дела и надеялась только на собственные силы. Дай-то Бог, чтобы отец выдержал эту экзекуцию, а я сделаю все, чтобы ему помочь.

— Ты можешь рассчитывать на меня, — твердо сказал Генрих.

Этих слов было достаточно, чтобы быть уверенной в его поддержке. У меня не только развязывались руки, но и появилось активное действующее лицо, как и я, заинтересованное в благополучном исходе дела, а потому особо надежное.

Мы договорились, что Генрих по своим каналам будет узнавать о дальнейших формальностях судопроизводства, которые, по его словам, обычно занимают месяц-другой перед отправкой осужденного в один из лагерей. Эту информацию я должна получать регулярно, чтобы выбрать нужный момент для финала. Только что приехали из Ленинграда Игорь с Виктором Макаровичем, и я надеялась подключить их фирму к выполнению своего плана.

Однако тут произошла осечка. Они категорически воспротивились делать что-либо сверх программы, которую четко составил им Багров еще в Штатах.

— Но ведь жизнь вносит коррективы, — пробовала я убедить их.

— Нет-нет, не обижайся, — за всех высказался Игорь.

— Ну что ж, нет так нет. Тогда и на меня можете больше не рассчитывать, — закончила я нашу короткую беседу.

— Как это не рассчитывать? — всполошилась вся троица (на встрече присутствовал и их хромой приятель). Игорь снова взял на себя роль старшего. — Ведь ты обещала, получила зелененькие, смотри, за это у нас по головке не погладят.

Я в долгу не осталась и отрезала:

— А ты, цыпленок, не угрожай, запомни, я не та девчонка, с которой ты когда-то прогуливался в парке.

Игорь не ожидал моей вспышки и дал задний ход.

— Ладно, успокойся, мы подумаем.

— Думайте, только не долго, у меня есть другие варианты, но тогда работать будете без меня. — Я озадачила их своей последней фразой, но мне этого показалось мало и я дополнила: — Кстати, если узнаю, что вы каким-то боком связаны с бандюгой Жуховым, под чью дудочку пляшет Татьяна, не поздоровится вам всем.

Теперь было достаточно, и под аккомпанемент дружного, сосредоточенного сопения я их покинула.

ХРОМОЙ

Дочь Филатова оказалась вдруг в эпицентре событий. Вначале шла речь лишь о том, чтобы использовать ее как средство давления на отца, но мы ни черта не добились. Филатов оказался в тюрьме, причем с подачи Жухова. Дочь же Филатова, Ия, побывав в Штатах, стала теперь диктовать условия. Как уверяет Игорь, это не случайно. Она действует якобы по прямой указке шефа, который у нас царь и бог, и одного его слова достаточно, чтобы человека осчастливить или угробить окончательно. У нее там с Хозяином были секретные переговоры, после которых Ию и заносит, и никто не знает, что у нее на уме. Игорь считает, что доверять ей можно, что она не будет держать камень за пазухой. Я придерживаюсь другого мнения и все время настаиваю, что не мешает присматривать за ней.

Не бывает так, чтоб за причиненные неприятности и зло платили добросовестной службой — даже и при щедрой ее оплате. А их семейству, положа руку на сердце, наша братва принесла немало хлопот. И не удивлюсь, если узнаю, что Ия каким-то образом замешана в убийстве моих ребят. Поговорил на этот счет с Жуховым, в ответ он небрежно бросил:

— Понаблюдаю за девочкой. — И спросил как бы походя: — А можно ее при удобных обстоятельствах?..

Я пригрозил кулаком:

— Выбрось эти игрушки из головы! Мне надо знать одно — пудрит она нам мозги или действительно хочет заработать деньги и потому участвует в деле. Лучше, если ты эту информацию получишь, не светясь перед ней.

— Но ведь через постель можно скорее решить эту загадку, — вполне серьезно возразил Жухов.

А что, может он и прав, подумал я и разрешил.

— Делай, что хочешь, но так, чтобы был толк. И будь осторожен, помни, что случилось с моими парнями.

— Не равняй меня с ними, — обиделся Жухов. — С Татьяной вроде неплохо все вышло, так будет и здесь, не подведу.

Жухов говорил и изредка поглядывал на себя в зеркало, явно любуясь собой. Но я быстро умерил его пыл, сказав, что, может, для него и неплохо вышло с Татьяной, а для дела — пустышка. Ведь чтобы себя обезопасить, он загнал Филатова в тюрьму, а выигрыш получил нулевой. Если и с Ией получится такой же результат, навряд ли Багров захочет его у себя видеть. Так и будет жить подпольно, пока не схватят.

Вижу, настроение у Жухова испортилось. Он подошел к холодильнику, достал бутылку и прямо из горлышка забулькал.

— Получается, что вхолостую сработал? — спросил он меня в упор.

— Считай, что так, — подтвердил я.

— А хочешь, вытащу Филатова оттуда? — ошарашил он меня неожиданным вопросом.

Пока я раздумывал, что мне ответить и принимать ли всерьез его слова, Жухов внес ясность:

— Игорь говорил мне насчет предложения дочери Филатова поучаствовать в освобождении отца. Так вот, считай, что я согласен.

— В принципе, мне это нравится, — одобрил я и предложил: — Встретимся с Ией и обсудим операцию. Но учти, — предупредил я его, — Ия не должна знать, что ты тот самый Жухов, из-за которого она сама и ее отец пострадали. Ты на это время будешь, ну, например, Михаилом Романовым, одним из наших боевиков. Раскроешься — навредишь всем, нам и себе в первую очередь.

Жухову эта игра пришлась по душе, ведь он падок на разные авантюры. Надо будет успокоить Ию и сказать ей, что мы согласны поучаствовать и готовы рассмотреть ее предложения.

Игорь, узнав о нашем с Жуховым разговоре, заартачился и пригрозил позвонить Багрову. Я лишь пожал плечами: мол, звони, раз считаешь нужным.

В ту ночь Игорь связался с Паханом по телефону и к его неудовольствию получил нагоняй в том смысле, что нечего капать на Хромого, если он решил, что так надо, значит, так и делай. К тому же, как я понял, Багров ему намекнул, что шеф ожидает от Филатова совсем других действий, а не путешествия его в места заключения, и он не против, если тот изменит свой маршрут, хотя бы в Штаты. Я позлорадствовал над неудачной попыткой Игоря выслужиться перед Багровым, а может, и перед Хозяином. Теперь же у меня появился лишний шанс получить добрый кивок шефа в свою сторону, а это означало бы довольно кругленькую сумму. А что, если вдруг бредовая идея этой девахи воплотится в жизнь? Правда, я пока не знаю, что она там надумала, но, судя по ее словам, она все учла, и при условии нашего участия в ее игре объяснит детали.

Ия отказалась от встречи с нами на нейтральной территории и пригласила всех к себе домой. Возражать не было причин. Мы договорились о дне и времени свидания с учетом прибытия в Москву товара, который мы должны здесь встретить и определить на склад, уже подготовленный Ией где-то в юго-западном районе Москвы. Она заверила, что склад действительно принадлежит Минздраву, человек, который все устроил, вполне надежный, и в любой момент груз можно завозить на склад. Я с Жуховым получил медикаменты в Ленинграде и устроил товар по договоренности на военный автотранспорт. Колонна должна со дня на день прибыть. Поэтому вести сейчас разговор о сроке проведения операции по освобождению Филатова было сложно. Все зависело от того, когда военный транспорт появится в Москве. Начальник колонны свой человек, гарантия сохранности стопроцентная. Ия, конечно, знала эту взаимозависимость и должна была ее учесть, чтобы наши действия на разных участках не совпали по времени.

Жухова с собой не взяли, я решил познакомить его с Ией в последний момент, если понадобится его участие в деле. Пусть пока незаметно присмотрит за ней, мало ли что. А вдруг мои худшие опасения оправдаются, и она просто крутит нам мозги и подведет нас с товаром? И хотя девчонка сделала уже немало — документы, склад, к тому же у шефа пользуется доверием, — лишний раз убедиться в ее верности не помешает.

Пришли к Ие в том же составе, что и в первый раз: я, Игорь и Виктор. Она сразу же без вступления начала разговор. Нужны ей будут два человека, сильные и ловкие, способные без оружия справиться с охраной или, что еще лучше — обмануть ее. Все будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства. План ее был прост и, по-моему, вполне реален. С деталями она нас не знакомила, сказала, что знать это нам не обязательно, а те, кто станет участвовать в деле, узнают о своих обязанностях в свое время.

— Так кто же созрел? — спросила она и обратилась к Игорю: — Может, ты поучаствуешь?

Игорь замялся:

— Но ты же в курсе: не за этим меня сюда послали, не могу я рисковать собой и ставить под угрозу срыва главное дело.

Ия посмотрела на него с откровенным презрением.

— Да ты ко всему еще и трус!

— Смотри не заговаривайся, — вскипел Игорь.

— Ладно, успокойтесь, — потушил я готовую вспыхнуть ссору. — Найду тебе таких людей. Как только устроим наш товар и покупатели его разберут, помощники явятся в твое распоряжение. — Я имел в виду Жухова и еще одного парня, бывшего десантника-афганца, неплохо показавшего себя на подхвате уже в нескольких делах.

— А при чем здесь покупатели? — удивилась Ия. — Груз доставим, а там действуйте сами. Ни я, ни эти двое, которые придут ко мне, погоду вам не сделают.

Ия была права, я согласился с ее доводами. Попросился лишь съездить вместе с ней на склад, чтобы лично убедиться в его надежности. Она не возражала.

На следующий же день мы побывали там. Все оказалось гораздо лучше, чем я предполагал. Довольно просторное помещение в подвальном этаже недавно открывшейся большой аптеки вполне подходило под хранилище нашего товара. Я похвалил Ию и пообещал замолвить за нее словечко перед кем надо, чтобы ей подняли гонорар за старания. Получил ключи от замков склада и почувствовал себя более уверенным. Все это было очень кстати, так как ночью зазвонил телефон и полковник, начальник колонны, сообщил, что груз прибыл в Москву и он готов подвезти товар прямо к складу. Я назвал адрес и сказал, что буду их там ждать. Быстро оделся, завел свой «жигуль» и через каких-то тридцать минут был на месте. Колонна машин уже подъезжала. Солдаты не только разгрузили мой товар, но и аккуратно разложили его в помещении. С полковником я расплатился щедро, думаю, он остался доволен, так как обещал послужить еще, если понадобится.

Пока я возился с документами, совсем рассвело. Позвонил Игорю и договорился, чтоб он сколотил из знакомых ребят круглосуточную охрану склада.

В тот же день я связался с Багровым и сообщил ему о благополучном прибытии его «посылки». Как всегда, Багров не выразил особой радости и сказал, что успокоится только тогда, когда за товар получит деньги. Поинтересовался, как идет работа с Филатовым, сказал, что проблема очень заботит шефа. Я не скрывал, что дочь его вплотную занимается этим делом и что буквально на днях все решится окончательно. Думаю, что он меня понял: не буду же я по телефону подробно говорить на эту тему.

Жухов, конечно, ничего нового об Ие не узнал. Да и не мог узнать, так как всего пару дней наблюдал за девушкой, которая аккуратно ходила по одному и тому же маршруту — из дома в университет и обратно.

Потом пришлось познакомить Жухова и Ибрагима, бывшего десантника, с Ией. Дело в том, что, по ее словам, настало время подробно проинструктировать каждого, кто будет участвовать в освобождении Филатова. Признаться, я боялся, что Ия может узнать Жухова, если где-то его видела, тем более, что отец наверняка ей говорил, что Жухов — любовник Татьяны и что он из себя представляет. Но все обошлось. Ия внимательно оглядела каждого, спросила, готовы ли они рискнуть за хорошее вознаграждение, и, получив согласие, осталась вполне довольна. Меня она поблагодарила и сказала, что эти люди несколько дней должны быть в ее распоряжении. Каждый вместе с ней отрабатывает несколько возможных вариантов, чтобы во время операции не допустить проколов. Со мной она мило распрощалась и пообещала отпустить ребят, как только они выполнят свое дело.

Уверен, что если бы в ее голове закралось сомнение относительно Жухова, она как-то выдала бы себя. Но все обошлось.

Жухов и Ибрагим возвратились через три дня. Попросили чего-нибудь выпить. Я поставил на стол поллитровку и закуску. Они уселись, разлили водку, молча выпили, заели селедочкой.

— Скажете вы мне в конце концов, что произошло? — не выдержал я.

— Не волнуйся, все в порядке, — жуя и наливая себе второй стакан, ответил Жухов.

— Ну-ну, дальше, — поторопил я его.

— А что дальше? Филатов уже летит.

Мне хотелось шмякнуть чем-то тяжелым по этой дурной башке.

— Куда летит? Можешь объяснить вразумительно?

— Чего кипятишься? — сделал удивленное лицо Ибрагим. — Жухов правильно говорит летит Филатов в самолете, в Штаты.

Жухов, увидев идиотское выражение моего лица, рассмеялся.

— Ладно, Ибрагим, хватит его разыгрывать, а то «крыша» у него поедет. В общем, сделали все, как надо. Освободили Филатова, посадили его в самолет и отправили в США.

Я понял, что большего от них сейчас не добьешься.

Вот это финал! Вот тебе и девочка Ия!

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Да, в умении стряпать обвинения нам не откажешь, опыт огромный. Припаяли двенадцать лет за так называемую взятку. Чушь собачья. Ребенку ясно, что дело подстроено. Ни адвоката, ни меня никто не слушал. Вместо суда устроили спектакль, где все заранее отрепетировано. А ведь меня не раз предупреждали, чтобы не лез в чужие дела и оставил в покое «уважаемых и авторитетных людей», которые только и пекутся, что о благе страны. И хоть вышел я на конкретные адреса и лица, накрыть их не успел, да и не дали бы. Тут орудует слаженная государственно-партийная команда, сосредоточившая в своих руках многомиллионный криминальный бизнес.

Здесь, в камере, я снова и снова прокручиваю минувшие события. Есть время подытожить свое к ним отношение, проанализировать свои поступки, задать себе главные вопросы: а правильно ли я шагал по жизни и почему, несмотря на занимаемые высокие посты, оставался в числе служащих среднего уровня, если исходить из доходов. А может, надо было проще смотреть на вещи, учитывать происходящие вокруг события, когда каждый старается урвать для себя побольше, не считаясь ни с кем и ни с чем? Суют в руки за какие-то услуги — бери, не брезгуй. Глядишь — отдельная квартира. Еще отхватил кусок — купил «мерседес». Новая инъекция — кругосветное путешествие, и так далее. А то — нет, я самый честный, неподкупный. Живу на зарплату и могу себе позволить пригласить молодую жену отобедать в общественной столовой. Да разве о такой жизни она мечтала, выходя за меня замуж? Не сомневаюсь, рассчитывала, как минимум, на дом, дачу, «Жигули», а получила дырку от бублика. Полное разочарование — ив объятия к первому попавшемуся. А мужа — коленкой под зад, и чтоб подальше, до Колымы долетел.

Так я каждодневно себя изматываю. Татьяна дрянь, поступила подло, предательски. Да и я хорош, потерял голову от смазливой мордашки, не рассмотрел низкую душонку. Черт с ней. Пусть гуляет. Она сама избрала свой путь. Мне же сейчас надо об Ийке думать и о том, чтоб не пропало дело моей жизни.

Документы о наркомафии я полностью восстановил и надежно припрятал дома. Теперь задача: с помощью Ии дать им ход. Нужно рассказать ей обо всем, и чтоб действовала очень осторожно, нашла верных людей, которые смогут довести дело до конца. Надо сделать ксерокопию и один экземпляр доставить в американское посольство. Кажется, Генрих вполне годится для этой роли. По-моему, они любят друг друга и он не откажет ей в помощи. Но вот как, находясь здесь, посвятить Ию во все это?

Когда же я по-настоящему понял, что зацепил крупную рыбу? Вспоминаю процесс над Жуховым, звонки, просьбы, чтоб я вмешался, облегчил его участь. Покушение на Ию. Захват в заложники Татьяны. Пропажа из сейфа документов. Перевод на другую должность. Бесконечные вызовы к начальству и предупреждения, чтобы занимался своими делами и не лез в чужой огород. Все это звенья одной цепи, и я, конечно, подозревал, что это не набор случайностей, а дьявольская игра вокруг меня, чтобы запугать, убрать с дороги; кому-то я здорово стал мешать. И все же только после визита американца меня, наконец, озарило: тут действует не только наша родная, но и международная мафия. Надо срочно искать себе единомышленников и здесь, и там, за рубежом. Но не успел. Упрятали. Хорошо хоть не убрали совсем. Не видят, наверное, во мне особо опасного противника. Предполагают, что я действую по наитию, не имея ни фактов, ни адресов. И чтоб не путался под ногами, меня упрятали в тюрягу. Но они глубоко ошибаются. И скоро в этом убедятся.

Припоминаю, как я впервые встретился с Чарльзом Венсом. Вошла секретарша и положила на стол визитную карточку. Глянул: руководитель инофирмы, бизнесмен.

— Ну и что? — спросил я.

— Не знаю, он просит вас принять его, — пожала она плечами.

— Скажите ему, пусть войдет.

Широко улыбаясь и протягивая с порога руку, как старому знакомому, гость уверенно направился к моему столу. Я поднялся навстречу.

— Чарльз Венс, — назвался он. Это был представительный мужчина, высокого роста, лет сорока пяти. Слегка посеребренные виски и крупные роговые очки придавали ему вид ученого. Он прекрасно говорил по-русски, объяснив, что много лет проработал в России, в торгпредстве США.

— Могу я быть с вами предельно откровенным? — с места в карьер начал Венс.

— Разумеется, иначе нет смысла вести разговор, — сказал я.

— И вы обещаете серьезно подумать над моими предложениями и не принимать поспешных мер и решений? — допытывался мой гость.

Я не мог сдержать улыбку.

— Вы хотите застраховаться у меня на все случаи жизни?

По тому, как разгладились у моего нового знакомого морщинки на лбу, я понял, что вопрос мой ему понравился и он легко отреагировал на него:

— Не на все случаи, а хотя бы на время, пока нахожусь в этом кабинете.

— Слушаю вас внимательно, можете быть спокойны, — заверил я его.

То, что рассказал, а затем предложил мне американский бизнесмен, могло показаться занимательной детективной историей, если бы все не было так серьезно.

Он приехал в Москву по делам фирмы. Главная цель поездки — познакомиться с русским специалистом, занимающимся проблемами контрабанды наркотиков. Друзья Венса вывели его на меня. Фирма, которую он возглавляет, занимает ведущее место в США по производству и экспорту медицинских товаров, в том числе и в Россию. Две крупные фабрики и двадцать с лишним лабораторий фирмы выпускают самые современные лекарства и медицинские принадлежности для клиник различных направлений. Есть подозрения, что в некоторые партии такого груза помещается определенная часть замаскированных под медикаменты наркотиков, найти которые очень сложно, все равно что искать иголку в стоге сена.

— Сигналы о неблагополучии в нашем деле множатся, — озабоченно говорил Венс. — И мы имеем сведения, что нашу фирму используют как ширму для завоза сюда и в другие страны героина, марихуаны и даже более сильных наркотиков. Страдает престиж фирмы, мы можем понести огромные убытки. Этого допустить нельзя.

Венс сказал далее, что он прекрасно знает: в России есть влиятельные люди, которые имеют свой интерес в наркобизнесе и потому чинят мне всяческие препятствия в расследовании. Он готов помочь, поддержать мои усилия и для начала субсидировать сто тысяч долларов для покрытия предвиденных и непредвиденных расходов. Я сразу же отказался, объяснив, что если даже и приму этот дар, то ничего поделать с такими деньгами не смогу, это во-первых, а во-вторых, многие из тех, кто сейчас опекают меня, только и ждут, чтоб нашелся повод отстранить меня от дел. Получение такой суммы, притом от американского гражданина, не останется в тайне и будет тотчас расценено как взятка. Им и во сне не приснится такой подарок. Поблагодарив американца за участие и понимание наших трудностей, я сказал, что он и так мне здорово помог, назвав причины сгущающихся надо мной туч. Я заверил его, что пойду до конца и раскрою эти махинации вокруг медэкспорта. Мы дружески распрощались, и Венс сказал, что если я попаду в сложную ситуацию, то у меня будет возможность спрятать документы в американском посольстве у Роберта Монтгомери. И тогда миллион долларов будет положен на мое имя в американский банк в качестве гонорара.

Потом Венс надолго пропал, и я стал забывать об этом визите. Но вот Ия, побывав в США, привезла от него письмо. В нем Чарльз в благожелательном тоне отозвался о моей работе, за которой внимательно следит, приглашал приехать на время или на постоянное жительство в США, где я найду благоприятную атмосферу для своей деятельности. Он остается верен своему обещанию, если удачно завершится то, о чем мы говорили во время встреча в Москве.

Интересно, знает ли он, какая меня постигла участь? Представляю его разочарование, когда он получит такое известие. Наверняка подумает, что напрасно ставил на эту дохлую лошадку. Но дочь сделает то, что он не успел. У нее есть верный, любящий друг, на которого она может во всем положиться — так она сказала мне однажды по секрету. Генрих работает в системе МВД. Ия тоже где-то устроилась. Им и карты в руки. Теперь моя задача — посвятить ее в свои дела и заботы. Но как это сделать?

Во время коротких свиданий я пытался поговорить с ней, но Ия ничего толком не могла понять и все успокаивала, уверяя, что меня скоро освободят и что я должен быть готов к любым поворотам событий. До меня не доходил смысл ее намеков, я считал, что она хочет просто подбодрить меня. Девочка не представляет серьезности моего положения: раз засадили, то задний ход давать не будут. Конечно, так просто я не сдамся, буду писать кассации, вплоть до Генерального секретаря, чтоб добиться пересмотра дела, отмены приговора. Но пока готовлюсь к худшему. Объявили, что на следующей неделе меня отправят в какой-то сибирский да еще «тяжелый» лагерь. Это значит, что с Ией я теперь долго не увижусь. Обращусь к начальству, чтоб разрешили в последний раз свидание. Не должны отказать, может, удастся поговорить с ней.

Разрешили. Всего пять минут в моем распоряжении.

Ия прибежала запыхавшаяся. Обнялись. Она зашептала:

— Папуля, будь готов к перехвату, ничего не бойся, все идет как надо.

И дальше объяснила, что я должен буду делать во время переезда из тюрьмы на вокзал. Сказать в ответ я ничего не успел. Ия прикрыла ладошкой рот, показала глазом на стоявшего рядом надзирателя, который стал проявлять повышенный интерес к нашему разговору. Я успел передать ей записку. Там все, что надо. Ия найдет документы и, не сомневаюсь, доставит в американское посольство Роберту Монтгомери. Это имя я хорошо запомнил в первый визит Венса.

Свидание окончилось. Мне предстояло пережить несколько дней, полных тревог и волнений.

ИЯ

Только начала делать утреннюю зарядку после хорошей пробежки в парке, как позвонили в дверь. Открыла. На пороге — Юра Любезнов.

— Ты чего в такую рань? — удивилась я.

— Не хотел по телефону говорить. Завтра в семь утра приказали готовить спецмашину для перевозки арестованных на вокзал. Кажется, твой отец тоже включен в список.

— Спасибо, Юра. Я уже знаю. Ты заходи, я сейчас закончу.

— Нет-нет, очень тороплюсь, — отказался он и спросил, не изменилось ли что-нибудь в нашем плане.

Я сказала, что все остается так, как было задумано, и что пусть держит ушки на макушке.

Юра ушел, а я еще и еще раз мысленно прокрутила, как нужно будет провести эту долгожданную акцию, чтобы не допустить ни малейшей оплошности.

Юра — водитель спецмашины, «уазика». С ним я заранее провела работу. Он обычно занимается транспортировкой заключенных из тюрьмы на вокзал и обратно. Об этом я узнала совершенно случайно. Однажды, готовясь к разминке в школе, я услышала, как Юра в окружении ребят из спецназа, тоже занимающихся у Генриха, рассказывал не то анекдот, не то случай из жизни о том, что у них во время очередного рейса выпал из машины заснувший зэк и как потом его нашли спящим на дороге. Мне понравилось, я посмеялась. Генрих, узнав причину моего смеха, сказал, между прочим, что парень этот вообще балагур, хотя и не блещет успехами. Он водитель спецмашины. Я взяла Юру на заметку и стала искать ему место в своем давно задуманном плане. И нашла. Юра недолго сопротивлялся и за приличное вознаграждение согласился помочь. Его утренний визит ко мне убедил меня в том, что на него можно положиться.

Генрих по своим каналам получил точную информацию о дате и времени отправки отца и тотчас сообщил мне. Я, не теряя зря времени, нашла Игоря и через него вышла на ребят, которые должны были подключиться к делу. Проехались вместе с ними, в том числе и с Юрой, к тому месту, где все должно произойти. Еще и еще раз проиграли все варианты. Все надо было рассчитать по минутам, сделать быстро, четко и, главное, без потерь и травм. Малейшая заминка, растерянность — и все усилия окажутся напрасными.

Итак, в назначенное время мы уже были в условленном месте и с нетерпением ждали появления спецмашины. За рулем нашей «Волги», которую где-то раздобыли Игоревы друзья, сидел Ибрагим. Рядом с ним — Михаил. На заднем сиденье устроилась я. Машину припарковали на тропинке, метрах в пятидесяти от дороги, по которой должны были ехать заключенные. С противоположной стороны тропинка упиралась в шоссе, идущее параллельно этой трассе. Я представила, что сейчас делает Юра. В его «уазике», как обычно, четверо заключенных и двое сопровождающих милиционеров, которые сидят с ними в кузове. Третий охранник — в кабине рядом с шофером. Юра хотя и за рулем, но за старшего. Он сержант, к тому же занимается в школе у Генриха и считается наиболее надежным в смысле спецподготовки. Где-то на дороге — место мы заранее обозначили — Юра остановится, проверит колесо, которое якобы его беспокоит, и шилом сделает прокол. При подъезде к нам колесо должно спустить. Все рассчитано.

Наконец машина показалась. Так и есть, идет с легким креном. Молодец Юра! Останавливается, как и договаривались, в полусотне метров от нас. Михаил и Ибрагим давно уже вышли из «Волги» и затаились в кустах. Знаю, что сейчас отец схватился за живот и просит выпустить его по срочному делу. Такие случаи предусмотрены инструкцией. Юра разрешает и поручает сидящему в кабине милиционеру сопровождать заключенного. Сам же приступает к замене колеса, приказав всем остальным оставаться на своих местах и не высовываться.

Мой папуля просто артист: согнулся, держится за живот и быстро-быстро шагает в нашу сторону. Топает по тропинке как можно дальше от «уазика», поглядывая по сторонам, будто ища укромное местечко. Милиционер следует за ним в пяти-шести метрах.

— Ладно, хватит, никого нет, — добродушничает охранник и останавливается, закуривая сигарету.

Отец свернул за кустик, и в ту же секунду к охраннику метнулись двое в масках. Еще мгновение — и он на земле с плотно прижатым ко рту и носу платком, пропитанным эфиром. Оттащили его в сторону на травку, и уже втроем бросились к машине. Я открыла дверцу, отец мигом плюхнулся на сиденье. Почти одновременно на своих местах оказались Ибрагим — за рулем и Михаил — рядом с ним. «Волга» сразу же набрала скорость. Через считанные минуты мы уже мчались по шоссе по направлению к аэропорту.

Генрих достал отцу паспорт с визой и проездные документы на имя Альбинова Семена Ефремовича, а также приглашение от имени американского института на конференцию. Я вручила их ему в машине. Тут же отец облачился в свой почти новый серый костюм с галстуком, которые я прихватила из дома, и вот свежий, как огурчик, он появился в Шереметьево. Отец был взволнован, но настроение у него прекрасное, особенно когда узнал от меня, что документы я нашла, они доставлены по адресу и с ними уже работают. Попрощались в машине, чтобы не было провожатых. По закону подлости может встретиться кто-то из знакомых. А так, одному, легче проскользнуть незаметно.

Я была уверена, что Юра потянет время, прежде чем сообщить по рации о случившемся.

Но даже если предположить, что в тюрьме переполошились и поставили на ноги милицейские посты, вряд ли кому придет в голову сразу кинуться в международный аэропорт, причем именно на рейс Москва — Сан-Франциско. Михаил уже уселся в такси, а Ибрагим развернулся на «Волге» и уехал в город.

Я же осталась ждать в сторонке, издалека наблюдая, как отец проходит все стадии оформления. Когда он миновал пограничный пост, я с облегчением вздохнула. Воттеперь, пожалуй, все, отец в безопасности. Гора с плеч. Для него наступает новая жизнь, новые заботы, проблемы, надеюсь, не такие горькие, как здесь. Сложно, конечно, будет ему там одному, во всяком случае первое время. Когда мы ехали в аэропорт, я сказала отцу, что встречать его будет мама. Он вздрогнул и отрицательно покачал головой. Пришлось настойчиво повторить, что так надо, другого выхода нет. И еще сказала, что несколько дней он поживет у них, а потом ему найдут приличное жилье. Виктор Макарович звонил к себе домой и обо всем договорился.

Я объяснила отцу, как найти Чарльза Венса, который его ждет, чтобы обсудить важные для них обоих проблемы. Этот важный господин, хозяин фирмы, где работает и Виктор Макарович, в дни моего гостевания у мамы нашел время, чтобы пригласить меня к себе. Встретил очень тепло. Мы пили кофе с замечательными пирожными и мило беседовали на самые разные темы. Но самое удивительное, он не скрывал заинтересованности в визите отца, с которым, оказывается, был знаком, даже в переезде его в США, где знания и опыт Андрея Петровича, как он сказал, обязательно найдут достойное применение. Он просил передать отцу привет, а также пожелания быть более придирчивым к качеству медицинского оборудования и медикаментов, поступающих из США, оценивать их соответственно, ибо это вопрос престижа его фирмы. Я все это передала отцу, когда возвратилась из Штатов, хотя не совсем поняла, какое отношение имеет отец к импорту медицинских товаров. Спросила его об этом, но отец ничего вразумительного не сказал, отделавшись какими-то общими словами. Я больше не стала к нему приставать и вскоре забыла об этом. А вот сейчас, когда проводила отца, почему-то вспомнила. Может, у них какие-то совместные дела, о которых я ничего не знаю? Это неплохо. Больше всего, пожалуй, отцу нужна будет там работа, которая захватит его с головой, увлечет, сделает интересной и содержательной его жизнь. Он натерпелся здесь достаточно лиха. Может, там ему повезет? Время покажет. Во всяком случае, это был единственный выход.

Дома меня ждал Генрих. Такого еще не было, чтобы он воспользовался ключами, которые я ему дала. Мы обнялись, словно давно не виделись.

— Все пока спокойно, — сказал он. — Знакомые ребята доложили, что Любезнов приехал, побывал у начальства и вышел оттуда совершенно спокойный, даже с радостью на лице. Потом они узнали, что его похвалили за оперативность при ЧП. На твоего отца объявлен розыск по стране.

— Скажи, Генрих, ты ведь не верил в успех? — спросила я и замолкла в ожидании ответа. Я ведь знала, как он отнесся к задуманной мною операции по освобождению отца.

— Если честно, не верил. Но после суда понял, что в стороне не буду. Правда, помощь моя, кажется, и не понадобилась.

— Не прибедняйся, пожалуйста. А документы кто помог сделать, а информация, без которой мы и с места не сдвинулись бы? — стала я приводить аргументы. — И давай не будем считаться, у кого вклад больше. Тут другое дело наплывает — склад с медицинским товаром.

В дверь позвонили.

— На всякий случай, Генрих, посиди в другой комнате, — попросила я. — Если это Юра пришел за гонораром, то здесь тебя видеть ему совсем не обязательно. Не известно еще, как все обернется. Прижмут парня — и заложит нас.

— Не глупи, Ия! — возмутился Генрих. Но я не стала его слушать и вытолкала в другую комнату.

Это действительно был Юра. Он с победным видом, вошел и уселся за стол. Я похвалила его за отличную работу и спросила, что было, когда мы уехали. Вижу, Юра не особенно разговорчив и чего-то ждет. Догадалась — достала обещанные деньги и положила перед ним. Он улыбнулся, сгреб их в карман, и у него моментально развязался язык.

Юра минут пятнадцать ставил колесо. Затем как будто опомнился и стал разыскивать пропавших. Это еще минут десять. Наткнулся на лежащего охранника и стал приводить его в чувство — тоже с десяток минут. Когда тот очухался и встал на ноги, они кинулись шарить по кустам. Никого и ничего не найдя, Юра включил рацию и доложил дежурному о случившемся. Ему приказали не трогаться с места и ждать начальство. Скоро прибыла машина из управления, и Юра подробно объяснил, как все произошло. При этом он нажимал на то, что сразу же предпринял энергичные действия по розыску бежавшего, высказав предположение, что за «уазиком» следили и воспользовались первой же вынужденной остановкой, чтобы похитить заключенного. То же самое повторил и комиссии, созданной для расследования ЧП. Председатель комиссии прямо ему сказал, что они не склонны привлекать его к ответственности, так как, во-первых, он сделал все от него зависящее и действовал правильно в создавшейся ситуации, а во-вторых, начальство само во многом виновато, не обеспечив надежного сопровождения отправляемых заключенных из-за нехватки людей и мизерного автопарка.

Я поблагодарила Юру и, сославшись на недомогание, стала его выпроваживать.

— Это нечестно, — обиделся он, — ты же обещала…

— Ты меня неправильно понял, Юра, — решила я раз и навсегда закрыть эту тему. — У меня есть муж, он с минуты на минуту придет, и мне бы не хотелось, чтобы он застал тебя здесь.

Юра не стал спорить и тут же удалился. Представляю, как в другой комнате давится от смеха Генрих. Я ведь ему рассказала о душевных порывах и надеждах моего помощника.

Только хотела выпустить Генриха, как снова раздался звонок. Виктор Макарович собственной персоной.

— Заходите, — пригласила я, — случилось что-нибудь?

— Нет, вроде ничего, все довольны, целы и невредимы, — захихикал он, входя в гостиную. — Хочу тебя поздравить. Здорово ты все придумала, а еще лучше исполнила. Молиться на тебя отец должен. Может, и тебе дорога туда, к нам, с такими талантами? — Он внимательно посмотрел на меня: как я прореагирую на его комплименты.

— Спасибо, Виктор Макарович, вы ведь тоже приняли участие, звонили домой, договаривались насчет отца, — не осталась я в долгу. Вижу, он расплылся довольной улыбкой, но тут же посерьезнел.

— Не за тем я пришел, чтоб похвалить тебя. Хочу предупредить — будь осторожна. Задумали мои коллеги слежку за тобой устроить.

— Это интересно, — отметила я, выслушав внимательно своего родственника.

— Что значит интересно?! — возмутился он. — Ты что, не поняла опасности, о которой тебя предупреждаю, или, может быть, не веришь мне?

— Верю и очень ценю ваше отношение ко мне, — постаралась его успокоить. — Ничего со мной не случится, у меня есть надежная защита.

— Да-а-а? — протянул он с недоверием.

Я кивнула и, в свою очередь, посчитала нужным предостеречь его.

— Хочу посоветовать вам: берите билет и мотайте отсюда как можно быстрее. Дома жена, сынишка, а вы здесь с этими подонками путаетесь. Ведь им в любой момент может быть крышка.

Мне показалось, скрипнула входная дверь. Посмотрела — она действительно приоткрыта. Видно, Виктор Макарович не захлопнул ее за собой, когда входил за мной в комнату. Выглянула в подъезд — никого. Только лифт гудел где-то внизу. Не хватает еще, чтоб кто-то подслушивал наш разговор, подумала я. Но гостю ничего не сказала, повторив лишь, что ему надо уезжать, тем более что основная работа уже выполнена. Виктор Макарович согласился со мной и обещал сегодня же поговорить с Игорем относительно билетов.

— При чем здесь Игорь? Он сам по себе, а вы сами по себе, — старалась я убедить его. К сожалению, ничего больше я сказать не могла. Если он не совсем круглый болван, догадается, что неспроста предостерегаю.

Вижу, сник Виктор Макарович.

— Наверное, ты права, пора уносить ноги, но как это сделать, ума не приложу. Мы же связаны одной веревочкой. Ну, улечу один, а что скажу там, ведь я работаю в их конторе и танцую под их музыку.

Мне стало жаль его. Но как ему помочь? Надо подумать.

Когда и этот гость ушел, я впустила Генриха. Он, конечно, все слышал и сразу же предложил взять моему родственнику билет, посадить его в самолет, чтоб никто из его друзей не знал, и пусть летит к себе домой, а у оставшихся судьба другая.

— Но ты забываешь, что это одна компашка, и ему там не поздоровится.

— Пусть делает выбор, — отпарировал Генрих. — Поговори с ним еще раз, пока наше начальство не дало команду на проведение операции с товаром. Потом будет поздно.

Генрих ни словом не обмолвился о слежке, которую хотят установить за мной Жухов и компания. Не мог он пропустить эту информацию Виктора Макаровича мимо ушей, раз все остальное слышал. Значит, твердо уверен, что я сама, без чьей-либо помощи справлюсь с этим. Я просто зауважала себя!

ХРОМОЙ

Носом чую — надвигается гроза. Откуда — не пойму. Все вроде идет неплохо. Товар получили, перевезли, укрыли, можно сказать, с гарантией. Ия, как и обещала, полностью выполнила свою часть работы — не только достала необходимые документы, но и сумела обеспечить прохождению груза зеленый свет. Как удалось ей это сделать, наверное, никогда не узнаю. Когда спросил, сказала лишь, что использовала старые связи отца. Остается только поверить. Слишком уж заинтересована она в успехе нашего дела. Повязана и денежными посулами, и операцией по освобождению отца, судьба которого в Штатах во многом определится ее работой здесь. Да и потом, научена она горьким опытом, хорошо поняла, что шутить с нами опасно.

И все же какая-то обеспокоенность остается. Особенно после того, как Жухов подслушал разговор девчонки с Виком. Жухов присматривал за Ней и как только заметил, что дверь в ее квартиру приоткрыта, поднялся к ней и весь превратился в слух. Ия уговаривала отчима бросить все и убраться восвояси, пока цел. Возможно, это просто болтовня, за которой ничего нет. А вдруг есть? Ия, конечно, не раскроется, если я пристану с расспросами. Ну, а допустим, поспрашивает ее Жухов, да еще в интимной обстановке, создать которую он умеет? У него это прекрасно получается. Вон как Татьяну заарканил, собачкой вертится у его ног. А с Ией Жухов давно мечтает поразвлечься. Что ж, ему и карты в руки.

Не откладывая в долгий ящик, я поговорил с ним на эту тему. Он радостно ощерился.

— Это что, в интересах дела или награда за хорошую работу?

— Считай, и то, и другое, — подтвердил я его догадки. — Только учти, эта девочка не так проста, как тебе кажется, — предостерег я его. — Она не Татьяна-вертихвостка.

— Не таких обламывал, — самодовольно усмехнулся Жухов, — максимум через недельку расскажет, как миленькая, все, что нас интересует.

— Смотри, не пережми, она нам еще пригодится.

И с Игорем состоялся разговор — по поводу его напарника. Как бы действительно не смылся раньше времени. Скоро большая сходка. Решили собраться на том самом складе, где хранится товар: и площадь позволяет, и место спокойное. Виктор должен не только разъяснить, как отличить наркотики в массе лекарственных препаратов но и показать, как отделять одно от другого, чтобы не испортить ни товарного вида, ни качества продукции. Можно себе представить, что получится, если Виктор исчезнет, сколько будет мороки. Вряд ли гости захотят платить за кота в мешке. Так что без Виктора мы как без рук.

Конечно, кроме товара есть и другие проблемы, которые мы все должны обсудить, но в настоящий момент товар — это самый главный вопрос. И не случайно Багров постоянно напоминает о нем, без конца звонит, требует отчета о делах, о деньгах, беспокоится, чтоб ни один грамм не пропал и за все до копейки было уплачено. Да, собрание будет проведено на высоком уровне. Должны съехаться человек двадцать — двадцать пять, да плюс охрана у каждого. Багров приехать побоялся, свалив все заботы на меня и на Игоря. Разговор предстоит серьезный. Надо будет договориться с первыми лицами о дальнейших связях, о ценах, о гарантиях доставки товара. И еще — подумать о надежном заслоне нашего сбора. Боевики у нас есть, пусть ими займется Игорь, он в этом деле мастак.

Получается, все мои ребята при деле. Вот только с Виктором не налажу контакта. Смотрит волком, хотя у меня живет, ест, пьет. Все время нервничает. Пытаюсь о чем-нибудь спросить, — посылает на три буквы, козел неотесанный. Не понимает, видно, что могу раздавить его как букашку. Если бы не нужда в нем, да не рекомендации Багрова, вмиг прикрутил бы его. А тут сдерживай себя, да приноравливайся к его бесовскому характеру.

Я откровенно порадовался, когда ночью Игорь притащил его на себе. Бежать, оказывается, собрался, Игорь в аэропорту его поймал за хвост. Брыкаться начал. Игорь затащил его в туалет и там пару раз врезал, чтоб не ерепенился, да, видно, немного перестарался. Втиснул его кое-как в такси. Когда к дому приехали, он очухался и не хотел вылезать из машины. Игорю пришлось ему добавить. Принес его как куль и сбросил на диван. Только к утру голос у него прорезался. Не буду, говорит, с вами больше якшаться.

— Выполнишь работу — и валяй на все четыре стороны, а пока не шали, иначе останешься здесь навсегда, — охладил я его пыл.

Он обиженно отвернулся и засопел.

— Чего же ты сюда ехал? — спрашиваю. — Надо было там Багрову это заявить. А то свалился сюда, и на тебе фокус-покус. Смотри, не дури, плохо будет, — уже открыто пригрозил я, распаляясь.

Виктор притих, видно, дошли мои слова до него. Думаю, больше не захочет экспериментировать.

Жухов в эту ночь вообще не явился. Где его черти носят? Хотя и бывало уже такое, когда он крутил с Татьяной — оставался у нее на двое и на трое суток во время командировок мужа. А сейчас он от нее старается отделаться и переключиться на Ию. Может, уже сейчас с ней балуется, чем черт не шутит. Хорошо бы заарканить эту девочку. Кажется, она действительно что-то знает, раз Виктор бежать собрался.

Жухов не пришел ни в следующий день, ни после. Он пропал. Неужели замели? Звонки знакомым ребятам из милиции ничего не дали. Открыто проявлять свой интерес к Жухову они не могли, а так, по имеющейся информации ничего не было известно. Обещали потихоньку разузнать, но в это я мало верю. Каждый из них дрожит за свое место и не будет зря рисковать.

Прошла неделя, Жухова нет. Уже на носу приезд гостей. Игорь запсиховал. Никуда не выходит, говорит, что теперь его очередь греметь в тюрягу. Объясняю, что о нем давно все забыли и что теперь он вообще здесь никому не нужен. Не помогает. Слушает внимательно, кивает головой, вроде согласен, а на улицу выйти боится. Прислал Багров помощничков, нечего сказать.

Завтра сходка. Пора действовать. Даю пинка Игорю, чтоб пришел в себя, хотя рискую получить хорошую сдачу. Если уж Игорь двинет своим приемчиком, скоро не встанешь. У него две задачи: первая — навестить Ию и выяснить, был ли у нее Жухов, и вторая — отправиться по адресам собирать охрану, чтобы выставить ее вокруг склада и на дороге к нему. Все посты должны быть скрыты от посторонних глаз. Чтобы попасть на склад, надо предъявить специальный жетон, мы разослали их всем, кто должен участвовать в собрании.

Растолкал и Виктора. Он большей частью лежит на диване, курит, глазеет на ящик с экраном и молчит.

— Давай готовься, страдалец, — говорю ему. — Выполнишь работу — сам тебя провожу в Шереметьево.

— Избави Бог, — отвечает, — дорогу как-нибудь найду, и сделай милость, отправь меня отдельно от этого костолома, — просит он, имея в виду Игоря.

— Заметано, — сразу соглашаюсь я и еще раз напоминаю свое условие: — Только поработай на совесть.

— Ха-ха-ха, — смеется Виктор, повторяет: — «На совесть», — и дальше начинает развивать мысль о том, какие мы все здесь бессовестные. Но я перебиваю:

— Довольно философствовать, принимайся за дело.

Виктор хватает свою куртку и направляется к выходу. Он знает, что ему делать. Поедет на склад и там останется до следующего утра. Просмотрит весь товар, разложит его для показа. В помощь ему даю Ибрагима. Пусть потрудится. Все будут довольны, деньги-то бешеные.

Я подъеду туда утром и буду сам встречать гостей. Рассчитываем закончить все дело часа за два, включая погрузку товара. Время светлое выбрали специально, чтоб не было никаких подозрений. Со склада часто выгружают различные грузы, так что никому и в голову не придет, что здесь какой-то криминал. Тем более документы в порядке и груз такой, что вряд ли может привлечь чье-то внимание, — медикаменты.

Исчезновение Жухова висит надо мной как Дамоклов меч. Тревога не покидает меня, но я ничего придумать не могу. Все закрутилось, и маховик не остановишь. Встреча состоится при любых обстоятельствах. Товар больше лежать там не может, итак уже задержка максимальная. Обычно свертки, пакеты, коробки, ящики разбираются сразу же по прибытии. Но в этот раз партия необычайно крупная: послали по проверенному каналу, причем сумели, благодаря Ие, достать необходимые документы и упрятать груз в безопасное место. Решили сразу его и реализовать, тем более что покупатели не скупятся и готовы выложить солидный куш. Багров будет в восторге, да и я не задаром работаю.

Я разогнал своих домочадцев и присел к столу, чтоб как следует продумать план предстоящего разговора с людьми и перспективы отношений с конкурирующими группами, также промышляющими наркобизнесом. Багров очень просил установить с ними тесные связи. Чувствую, разговор будет жестким.

ИЯ

Документы, которые отец просил забрать из тайника и передать кому следует, я нашла и отдала Генриху. Он быстро отксерокопировал бумаги. Первый экземпляр Генрих лично передал генералу, которого давно и хорошо знает. Второй я отнесла в американское посольство и вручила, как просил отец, Роберту Монтгомери. Потом Генрих признался, что больше всего боялся вопросов заместителя министра о том, откуда эти бумаги, и что придется врать, чего он терпеть не может. Но, к счастью, генерал — опытный оперативник — понял: раз сам Генрих ничего не говорит, то и бесполезно его об этом спрашивать. Только отметил, когда мельком полистал документы:

— Ценная вещь, дорого стоит.

На следующий день Генриха пригласили в тот же кабинет. Подробный разговор с начальником Генрих постарался передать мне слово в слово.

— Догадываюсь, кто автор материала, — сказал генерал в ответ на «здравия желаю», чуть заметно кивнув головой, — но об этом потом. Документы вывели нас на довольно любопытные объекты — на крупные мафиозные группы и на лиц, сидящих очень высоко. Они связаны наркобизнесом. Подтверждены наши догадки и выводы относительно широкой контрабанды наркотиков в нашу страну и через нас в другие страны. Теперь мы можем их прихлопнуть. Дело за малым. Нужны свежие и веские факты. Надеюсь, понимаешь, какой риск: если не сумеем взять банду с поличным и представить убедительную аргументацию, сразу положим головы на плаху. Ни мне, ни тебе пощады не будет. Тут затронуты интересы таких лиц, что дух захватывает. Потому и пострадал известный нам автор, что недооценил их возможностей и коварства. Вот почему так важна намечаемая нами операция на складе.

Конечно, генерал пригласил Генриха не только для того, чтобы сообщить ему эту информацию. Главная причина была в другом. Зная мою и Генриха осведомленность о грузе, который осел на складе, подготовленном, кстати, по его же распоряжению, а также о наших связях, он просил оперативно сообщать о передвижениях каждого из наших знакомых, а также о возможных изменениях времени сбора главарей мафии. Со своей стороны, генерал принял меры по организации их захвата, но, чтобы не допустить какой-либо промашки, просил и нас подключиться.

Когда Генрих все это мне рассказал, я тотчас подумала о Викторе Макаровиче. Мы с Генрихом достали ему билет в Сан-Франциско и посадили на автобус в Шереметьево. Не хотелось, чтобы он влип здесь в историю, за которую придется расплачиваться годами жизни.

Не его жалко. Мать будет страдать, хотя отношения у них довольно прохладные. Тем не менее, он ее муж, отец ее ребенка. Да и сам Виктор Макарович, насколько я понимаю, на фирме далеко не на первых ролях, скорее, мальчик на побегушках. Главные фигуры, которые мне известны, это Багров, Игорь и этот хромоножка. Они выследили моего отчима и вернули обратно. Сидит сейчас взаперти. Вот бы встретиться и узнать от него о времени проведения этого мероприятия. Но как? Тут нельзя проявлять инициативу, особенно после неудавшегося побега. Надо быть очень осторожной, а то, чего доброго, заподозрят, пиши тогда пропало. Могут отменить сходку, залечь, тогда, все труды — насмарку. Генрих предупредил, чтобы без его разрешения я не предпринимала ничего, что может осложнить проведение операции.

Вечером я ждала Генриха. Сбегала в магазин, накупила всякой всячины, приготовила ужин. На часах девять, а он обещал к восьми. Опять, наверное, совещание. Включила телек. Звонок! Открываю в полной уверенности, что это Генрих, и застываю от неожиданности: Михаил! Одет с иголочки. Жених, и только.

— Чего тебе? — спрашиваю, пытаясь скрыть неприязнь, но это слабо удается, я не успела еще остыть от разочарования.

— Срочное дело, — отвечает он и смело заходит в прихожую с вопросом: — Дома никого?

— Я одна, а что у нас за секреты?

— Это хорошо, — продолжает Михаил, не удосуживаясь удовлетворить мое любопытство, и проходит в комнату. Усаживается в кресло, достает пачку «Мальборо», закуривает.

Я стою над ним и ожидаю, когда он все же соизволит объяснить причину своего визита.

— И долго ты будешь меня томить? — резко бросаю ему вопрос.

— Ты садись, — приглашает он меня спокойным, приглушенным голосом, показывая на кресло, что стоит напротив. — Разговор длинный и для тебя очень важный.

— Хватит трепаться, — остановила я его, — говори или убирайся. — Он начинал меня раздражать, и вместе с тем я почувствовала какое-то смутное беспокойство: неспроста ведь заявился.

— Ну ладно, как хочешь, можешь стоять, — разрешил он. — А пришел я, чтобы передать не совсем радостную весть. Звонил Багров и сообщил, что отец твой очень болен, деньги, которые ты ему дала, уже на исходе, бывшая жена его гонит из дому, и он просит твоей помощи.

Я не могла прийти в себя от услышанного. Неужели действительно отец очутился в таком жутком положении? Но как же так? Деньги у него должны быть, я дала ему достаточно на первое время. К тому же Чарльз Венс обещал взять его под свою опеку. Да и мама не могла его выгнать, хотя бы ради меня. Врет, несомненно. Ладно, посмотрим, что скажет он дальше.

— Я могу вам помочь, — предложил Михаил, — у меня денег навалом.

— С чего бы такое милосердие? — спросила я.

— Очень ты мне нравишься и, если согласишься быть моей, озолочу.

Я рассмеялась и притворилась заинтересованной.

— Прекрасная мысль, а можно узнать, откуда у тебя такие деньги?

— Занимаюсь бизнесом, — самодовольно ответил он и признался: — Имею около ста тысяч долларов, естественно, храню в американском банке.

— Ну, а если я соглашусь, как расплачиваться будешь? — продолжала я игру, чувствуя, что он принимает мои слова за чистую монету.

— Договоримся. Могу отцу твоему передать, а хочешь, здесь рублями получишь.

— Отличная идея! — Я постаралась как можно искреннее восхититься. И не дав ему опомниться, спросила: — А насчет отца натрепался?

Он поперхнулся дымом.

— Что ты? Все так, как сказал.

— Вижу, темнишь, — как можно уверенней произнесла я и, чтобы окончательно убедиться в его трепе, притворилась покорной девочкой. — Знаешь, Михаил, я и без твоей легенды хотела бы с тобой встречаться.

Он самодовольно улыбнулся и, слегка потягиваясь, встал во весь рост.

— Тебя не проведешь, ты уж не обижайся за эту лапшу, иначе к тебе не подступишься. — С этими словами он сделал шаг ко мне, пытаясь обнять. Я легко отскочила, вызвав у него хохоток.

— Ты, оказывается, прытка, как козочка. — Это был, вероятно, комплимент, и он, раскинув руки, двинулся ко мне.

Я уже изготовилась, чтоб слегка отрезвить его и вышвырнуть за дверь, но зазвенел звонок. Наконец-то Генрих, подумала я, теперь ухажер сам уберется. Но я ошиблась и на этот раз.

В квартиру вбежала Татьяна. На меня не глядит, а прямехонько в комнату.

— Наконец-то выследила тебя, негодяй! — кинулась она к Михаилу, пытаясь надавать ему пощечин. Но он легко уклонился, схватил ее за руки.

— Хватит! Пошли отсюда, по дороге все объясню.

— Нет, объяснишь все здесь, — заявила Татьяна и, обращаясь ко мне, взвизгнула: — Вот ты какая, оказывается, цаца: решила мне отомстить и переманить его.

— Пошли-пошли. — Михаил потащил ее к выходу.

— Постойте, ребята, мне надо кое-что выяснить, — загородила я им дорогу. И к Татьяне: — Как я понимаю, ты, идиотка, из-за такого ублюдка отца моего предала? Так вот, твой Михаил только что ко мне клеился, обещал золотые горы, если лягу к нему в постель.

Татьяна съежилась и схватилась за голову. Потом сверкнула глазами.

— Не Михаил он. Это Жухов, бежавший из тюрьмы.

— Что-о-о?! Жухов! — Все во мне вскипело. — А ну, скотина, к стене и руки за голову! — скрипнула я зубами. Научена была уже этой команде. Но применять ее полагалось в том случае, если у тебя есть оружие. Иначе — смех один. Так и случилось. Жухов буквально закатился и, не обращая на меня никакого внимания, подошел к Татьяне и неожиданно выхватил нож. Ударить не успел. Ногой я вышибла у него финку из руки, и она отлетела в угол. Жухов от неожиданности замер, а через мгновение, придя в себя, бросился на меня, прямо-таки рыча от бешенства. Конечно, можно было пропустить его мимо себя и поиграть в кошки-мышки, но слишком насолил этот подонок моей семье, чтобы терпеть его здесь лишнюю минуту. И я встретила его прямым. Напоровшись мордой на кулак, он резко тормознул и взвыл, закрыв ладонями лицо. Попятился, потом закачался и рухнул на колени.

— Хватит паясничать, руки назад, — скомандовала я. Думаю, что на этот раз он меня не слышал: после такого удара в нос его владелец на некоторое время выходит из строя. Тем не менее я достала наручники, которые однажды принес Генрих на всякий случай, подошла сзади к Жухову, все еще стоявшему на коленях и покачивавшемуся, как маятник, из стороны в сторону, оторвала от лица его руки, развернула их за спину и сковала. Татьяна все это время сидела, будто аршин проглотив, смотрела на происходящее вытаращенными от страха глазами и не проронила ни звука. Я бросила ей полотенце.

— Намочи в ванной и приложи к физиономии своему красавцу, а то он весь ковер перепачкает.

Она послушно выполнила все, что я ей сказала.

— Уйди, сука, — мотнул он головой, когда Татьяна к нему подошла. Она в ужасе отскочила. Жухов мутными глазами поглядел на меня. Он, кажется, еще не верил, что это я его отделала. Только спросил: «Чем это ты меня, утюгом?» Жухов явно приходил в себя. Я удалилась в кабинет отца к телефону, позвонила Генриху. Так и есть, опять на совещании. Набрала номер дежурного, попросила срочно его вызвать. Через минуту я уже говорила с Генрихом. Он все понял с полуслова. Сказал, что берет машину и едет, сам заберет Жухова. И правильно.

После ареста отца я вообще перестала верить в справедливость, в правосудие. Такие, как Жухов, должны быть упрятаны далеко и надолго, а его, как видно, здорово опекают, раз дали возможность бежать из тюрьмы и не особенно стараются отловить. Гуляет по белу свету и людям жизнь калечит. Заглянула в комнату: все на своих местах — Жухов на коленях. Татьяна на диване. Я отправилась на кухню что-нибудь приготовить к приходу Генриха. Сколько там возилась, не помню. Вдруг заорала Татьяна, затем раздался выстрел. Я влетела в комнату. Жухов стоял во весь рост и целился в меня. Татьяна, скрючившись, лежала на полу и струйка крови выползала у нее изо рта. Всю эту картину я словила мгновенно. И еще мелькнула мысль: как же так, он ведь был в наручниках, и откуда у него пистолет? Второго выстрела не последовало. Жухов, схватившись руками за рукоятку ножа, торчавшего из горла, медленно повалился по пол. В дверях стоял Генрих, с порога метнувший свой именной кинжал, с которым никогда не расставался.

— Я, кажется, кстати, — насупив брови, произнес он и направился к телефону.

Через несколько минут в квартире уже хозяйничали врачи «скорой» и оперативники. Жухов был мертв, Татьяна тяжело ранена. Ей оказали первую помощь и отправили в больницу.

Потом Генрих мне выговаривал и подсчитывал допущенные мною грубые ошибки, которые могли стоить мне жизни. Первое — оставила бандита в полном сознании, второе — надела наручники, не убедившись, что они плотно защелкнуты, третье — не обыскала преступника, позволив ему воспользоваться своим оружием, и четвертое — ушла, оставив его без присмотра, притом один на один с беспомощной женщиной.

— Двойка тебе с минусом, — заключил он беспощадно. И мне захотелось зареветь от тоски и злости на себя за то, что я такая безнадежная дура. Но самое обидное было то, что такую оценку я заработала от Генриха впервые за все время нашего знакомства. И чтобы как-то досадить ему, упрекнула:

— Но ведь и ты допустил промах.

— Да? Интересно, какой?

— О том, что произошло с Жуховым и Татьяной, узнают теперь многие, в том числе и те, кому об этом знать не следует.

— Эх ты, наивный человечек. — Генрих уже ласково погладил меня по щеке. — Врачи и оперативники, которые работали у тебя на квартире, — мои проверенные люди, информация о происшествии от них никуда не пойдет, можешь быть уверена.

«Нет, видно, никогда не научусь просчитывать хотя бы на два-три хода вперед», — подумала я про себя. Генрих как будто прочитал мои мысли.

— Ничего, не расстраивайся, это приходит с опытом. У тебя все впереди.

ГЕНРИХ

— Необходимо войти в контакт с этой группой, — заявил генерал, вызвав меня срочно к себе. — Мы должны знать точно каждый их шаг. Подумайте, как это лучше сделать.

Приглашение к заместителю министра последовало сразу же после происшествия на квартире Ии. Его тревога понятна. Неожиданное исчезновение Жухова могло всполошить группу, привести к непредсказуемым ее действиям и в итоге сорвать всю операцию. Генерал рассчитывал подтянуть к складу отряд спецназа и накрыть всю эту братию.

Я передал Ие разговор с начальником. Она высказала довольно дельное соображение: Ия логично предположила, что визит к ней Жухова не мог состояться без ведома Игоря, играющего в группе чуть ли не первую скрипку. Поэтому он обязательно позвонит, а может быть, и заглянет к ней, чтобы выяснить, куда подевался Жухов. В этом случае она постарается напомнить о договоренности ничего от нее не скрывать. Ия объяснит свое любопытство интересом участия в какой-то доли прибыли от многомиллионной сделки и будет настаивать, чтоб ее допустили хотя бы одним глазом посмотреть на происходящее. Ия понимала, что туда, как правило, допускаются самые проверенные люди, но она рассчитывала выяснить хотя бы, когда намечается реализация товара. Пожалуй, это был единственный шанс, но рискованный. Неизвестно, как Игорь среагирует на подобную затравку. Он был хорошо натаскан в приемах каратэ, однако как боец по всем параметрам уступал Ие. Тем не менее нельзя не учитывать его коварство, физическую силу, а также рамки квартирной площади, находящуюся в комнате мебель. Все это может дать ему временные, но существенные преимущества. Конечно, я рассуждаю чисто теоретически. Вряд ли Игорь, не зная еще сути происшедшего, явится с агрессивными намерениями, тем более к девушке, к которой, кажется, питал, а возможно, и питает не просто товарищеские чувства. Но надо все учесть и быть готовой к любому повороту событий. Обо всем этом я предупредил Ию. Мы договорились, что каждый вечер я буду незаметно приходить к ней и, если в это время заявится Игорь, сумею контролировать ситуацию, находясь в кабинете Андрея Петровича, который Ия закроет якобы по желанию отца. Ключ же будет находиться у меня, и при необходимости я всегда смогу быстро открыть дверь и явиться на помощь. Если же Игорь придет, а меня не будет, то Ия должна вести себя спокойно, по-деловому, не давая никаких поводов для фамильярности с его стороны и тем более раздражительности. Главное — получить от него необходимые сведения.

Так и договорились.

Однако жизнь внесла свои коррективы.

В день, когда, по моим расчетам, должен был наконец дать знать о себе наш общий знакомый, я постарался пораньше освободиться и поехал к Ие. Ее дома не оказалось. Видно, задержалась в университете, куда продолжает ходить на занятия. Я вошел в квартиру, благо у меня свой ключ, и прилег на диван в ожидании хозяйки. Не заметил, как задремал. Проспал добрых полтора часа. Ии все не было, я стал беспокоиться. Мы договорились, что позже семи вечера она не будет задерживаться, а тут стрелки часов за девять переползают. Наконец я услышал, как щелкнул замок и вошла Ия. Она обрадовалась, увидев меня, и сразу же стала рассказывать, почему опоздала.

По дороге домой ее встретил Игорь на машине, пригласил проехаться и поговорить о важном деле. Ия после некоторых колебаний села, решив, что ничем особенно не рискует. Она тотчас же прикинулась сильно обиженной, незаслуженно обойденной вниманием, так как считает, что они о ней забыли и всю прибыль делят между собой.

— Не сходи с ума, — грубо оборвал ее Игорь. — Тебе все о нас и о деле известно. Лучше скажи, куда делся Михаил.

Ия прикинулась удивленной.

— А почему я это должна знать? Что, он посещает меня или я с ним где-то встречаюсь?

Игорь смягчил тон.

— Нет, конечно. Но он пропал, и мы подумали, может, ты его видела?

— С бабой какой-нибудь спутался или запил, — высказала предположение Ия.

— Исключено, — твердо сказал Игорь. — Когда он в деле, он не пьет и с девочками не балуется.

— Хватит заливать, я видела какими масляными глазами он глядел на меня, стоило моргнуть — и готов был твой Михаил отфутболить дело и ко мне кинуться. — Ия решила поиграть на чувственной струнке Игоря.

Он не ответил, но Ия заметила, как напряглись у него желваки на скулах. Пауза затягивалась. Машина уже выехала за город.

— Ты меня затем и пригласил, чтобы о Михаиле узнать, или есть другая причина? — нарушила Ия молчание.

— О Михаиле, — подтвердил Игорь и вдруг проговорился: — Понимаешь, мы уже сворачиваемся, завтра последний день, на послезавтра у нас билеты. У Михаила куча дел. Он должен хорошо здесь поработать, а потом вместе с нами и отчалить.

— А может, я смогу вместо Михаила помочь? — тут же вставила Ия.

— Нет, это мужской вариант, — отрезал Игорь, и чтобы отказ не звучал как недоверие, добавил: — Понимаешь, там все друг друга хорошо знают и появление чужого человека может приезжих насторожить.

— Это я-то чужая? — Ия сделала вид, что вскипает от негодования. — А документы, а склад, а прибытие без всяких осложнений товара — чья это заслуга?

— Твоя, конечно, — испугался Игорь ее вспышки и стал успокаивать: — Получишь все сполна, не беспокойся. Там такие деньги, что все будут довольны. — Потом запел старую песню: — Вот если бы ты согласилась, мы могли бы соединить наши капиталы и в Штатах открыть свое дело. Ты мне очень нравишься.

— Нравлюсь, а не доверяешь мне, — Ия приняла предложенный им тон в надежде получить нужную информацию.

— Не я командую, Хромой всем заправляет, — стал оправдываться Игорь.

— Ну и скажи ему о моем желании поучаствовать в продаже товара, может, пригожусь.

— А что, это мысль, — вдруг согласился Игорь. — Попрошу за тебя.

— Уверена, он не будет против, поэтому прямо к восьми утра я подъеду к складу, — бросила Ия пробный камень.

— Почему к восьми, откуда ты знаешь? — встревожился Игорь. Он не мог скрыть удивления. — Я ведь ничего не говорил.

— У меня своя информация, — сказала Ия, поняв, что попала в самую точку. Почему назвала время — восемь? Да так, из головы, подумала, что вроде лучше товар загружать в открытую, да пораньше, чтоб ни у кого не вызвать лишних подозрений. К тому же у них еще серьезное совещание предстоит. Вот и выходит, что лучше всего им собраться с самого утра. Ну, а если бы ошиблась, Игорь мог в разговоре поправить, на это она и рассчитывала.

Ия продолжала трепаться о своем большом желании быть с ними вместе в самую ответственную минуту и о том, что присутствие женщины может как раз сыграть для них положительную роль, создать благоприятную атмосферу и помочь удачно сбыть товар.

Игорь подвез ее к самому дому и на прощание еще раз напомнил о своем предложении соединить сердца и капиталы. Ия обещала дать ответ, когда закончит дело. Он вручил ей жетон-пропуск на случай, если Хромой позволит ей приехать.

Ия закончила свой рассказ и вопросительно посмотрела на меня, как послушная ученица в ожидании оценки.

— Ты хорошо проинтервьюировала своего бывшего приятеля, — похвалил я ее. — Значит, главное начнется завтра.

— Да, с утра, — подтвердила Ия. Теперь, не теряя времени, надо доложить генералу, предупредить его, что нужно быть готовыми к завтрашнему утру. Только я хотел подойти к телефону, как звонок опередил меня. Ия подняла трубку и тотчас посерьезнела. Внимательно выслушала и коротко ответила:

— Договорились — в семь утра я буду, без опозданий.

— Интересно, кто это тебе назначает свидание, да притом в такую рань? — тоном ревнивца спросил я.

— Это Игорь, — сказала Ия. — Приглашает меня завтра к семи приехать на склад, чтобы вместо Михаила, то есть Жухова, принять участие в подготовке к приезду гостей.

— А кто тебе разрешил соглашаться, не посоветовавшись со мной? — рассердился я.

— Вот и советуюсь, — охладила меня Ия. — И потом, как я могла отказаться, сама ведь напрашивалась.

— В общем, так, — быстро остыл я и сделал резюме: — Как генерал решит, так и будет. — Я стал названивать начальнику.

Кабинет заместителя министра не отвечал. Молчал и телефон его секретаря. Позвонил дежурному, тот тоже ничего вразумительного не мог ответить. Сказал только, что генерал вышел с кем-то часа три назад и больше не появлялся. Я оставил ему номер Ии и просил передать, чтобы срочно со мной связался.

— Ладно, Ия, ты завтра поезжай и действуй по обстановке, — решил я. — Буду на телефоне. Постарайся сообщить, что там происходит. Но как только подтянутся спецназовцы, бросай все и уезжай.

Генерал не позвонил. Будильник поднял нас в половине шестого. Выпили кофе, и я проводил Ию на автобус. Сам же поспешил в управление, чтобы подождать заместителя министра, который ровно в восемь всегда в кабинете. Отряд спецназа должен быть готов к выезду на место в любой момент.

Странное дело, генерал так и не появился. Что могло случиться? Заболел? Срочно куда-то выехал? Но он обязательно поставил бы меня в известность.

Я зашел в кабинет ко второму заму. Полковник вышел мне навстречу.

— Ты что, ничего не знаешь? — удивился он. — Генерал больше не работает. Он снят с должности, и все его команды о подготовке отряда к операции отменены.

Если бы меня огрели обухом по голове, то, вероятно, сила удара не была бы так сильна, как от этого известия.

— Как не работает, за что его сняли?! — я спросил это таким тоном, что полковник попятился.

— Успокойся, Генрих Николаевич, назначена комиссия, которая разберется в его ошибках и просчетах.

— Каких к черту ошибках, каких просчетах? — продолжал я бушевать. — Вы понимаете, что собрались главари мафии, которых надо сегодня арестовать, а вы выводите их из-под удара.

— Не забывайтесь, Генрих Николаевич, — рассердился полковник, — обратитесь к министру, он вам все разъяснит. А еще лучше, если вы займетесь своими прямыми обязанностями. До свиданья.

Я понял, что здесь мне делать нечего, и направился к министру. Но мне сказали, что он в отъезде и за него остался полковник, тот, у которого я только что был. Круг замкнулся.

Все, теперь в школу и ждать известий от Ии. Только вышел из здания, как меня догнал дежурный.

— Вас уже второй раз спрашивают, подойдите, пожалуйста, к телефону.

Звонила Ия. Объяснила, что отпросилась в магазин за свежим хлебом, чтобы приготовить бутерброды. Идут переговоры. Потом начнется просмотр товара. Затем погрузка и расчеты. Примерно через час можно приезжать. Я еще раз строго наказал ей быть начеку, и как только начнется заваруха, убираться восвояси.

Я направился в школу. Она неподалеку от управления, минут десять ходьбы.

Сразу же, не заходя в кабинет, я прошел в главный тренировочный зал, где занимаются старшие группы. Здесь всего двадцать пять человек. Двенадцать из них — действующие оперативники, у которых оружие всегда с собой. Собрал всех, объяснил ситуацию. Подчеркиваю: нужны только добровольцы. На тех, кто не захочет участвовать, в обиде не буду. Все двадцать пять вызвались идти со мной. Организовать автобус не было большой проблемой. Начальник гаража — мой ученик. А автобус все равно стоял без дела.

Только собрались, на пути выросли трое офицеров из управления, спросили мою фамилию и звание. После этого я услышал такое, что ушам своим не поверил.

— Генрих Николаевич, — обратились они ко мне официально, — за превышение власти и использование служебного положения в корыстных целях вы арестованы, вот ордер.

ИЯ

Они подъезжали к складу на БМВ, «вольво» и «мерседесах». Выходили из машин и спокойно, как по каждодневному привычному маршруту, направлялись в сторону раскрытых настежь ворот. Все они были одеты одинаково строго — в темные костюмы — и казались на одно лицо.Но по тому, как одни входили в помещение, а другие, проводя их до ворот, расходились в разные стороны, становилось ясно, кто есть кто. Меня в «главный зал», где должна была проходить встреча, не допустили.

Я приехала на троллейбусе к семи. Вокруг не было ни души. До склада идти метров пятьдесят, но только я двинулась в его сторону, как меня окликнули.

— Девушка, вы куда?

С балкона нижнего этажа единственного здесь жилого здания свесилась кудлатая голова.

«Да пошел ты!» — это я про себя его послала, решив, что парень заигрывает, и продолжила свой путь. Тут же услышала вдогон строгую команду.

— А ну, стоять! — С балкона сиганула на тротуар и выросла передо мной худосочная, но грозная фигура.

«Вот это ребята! — невольно восхитилась я. — Штирлиц позавидовать может». Я поняла, что со мной не шутят. Вспомнила про жетон, который предусмотрительно дал мне Игорь.

— У меня пропуск, показать?

Парень недоверчиво кивнул головой и проследил за моей рукой, коснувшейся сумочки.

— Погоди, — остановил он меня, — сам проверю. — Подошел и стал ощупывать мои карманы, а заодно и грудь. Я оттолкнула его.

— Не бойся, нет у меня бомбы. — Я достала алюминиевую пластинку. Он только глянул и моментально нырнул в подъезд.

И тут я увидела Игоря. Он стоял у здания склада и спокойно наблюдал за всей этой сценой. Я направилась к нему, не подавая виду, что разозлилась на его равнодушие: мог ведь хотя бы махнуть рукой своему холую, чтоб пропустил. Нет, ждал, пока тот не завершит унизительную процедуру.

— Привет, все в порядке? — довольно хмуро встретил он меня. — Жухова так и не видела?

— Ты чего такой смурной? — спросила я, не удостоив его ответом.

— С Хромым схлестнулся из-за тебя, — кисло сказал он. И вдруг его прорвало: — А что он строит из себя пахана! Багров сам привлек тебя к делу, значит, доверяет. Ты Действительно здорово помогла. Хромой только командовать умеет! И когда я сказал сегодня, что ты тоже будешь участвовать, он на уши встал, разорался, чуть не подрались. Но он знает: если заведет меня, ему не поздоровится. В конце концов договорились. Ты будешь находиться в комнате заведующего складом. Приготовишь нам бутерброды, угостишь. Когда понадобишься, позовем. Там есть телевизор, книжечки какие-то, отдыхай себе и ни о чем не беспокойся. Тебя не обделим, не позволю. — И уже спокойно, заискивающе: — Надеюсь все же, ты согласишься быть со мной. У тебя там мать, отец, чего тебе здесь делать? С таким капиталом, какой сегодня обломится, заживем как настоящие люди.

— Ладно, Игорь, об этом после поговорим, — пообещала я, — а сейчас покажи мне мои апартаменты.

Только вошли в помещение, навстречу Хромой. Кажется, он еще сильнее стал припадать на ногу. Я его вначале и не узнала в элегантном темном костюме, при галстуке. Не скажешь, что бандюга первой гильдии. Игорь перед ним, в джинсах и кожаной куртке, несмотря на свои внушительные габариты, здорово проигрывает. Недаром говорят: по одежке встречают. Он приветливо поздоровался, первым протянул руку. Прямо-таки море симпатии. Никогда не подумала бы, что он может злость источать и в кровь драться.

«Интересно, куда подевался Виктор Макарович?» — подумала я и, чтобы перекинуться хотя бы несколькими словами с Хромым, спросила его об этом.

Мне показалось, что я осчастливила его своим вопросом. Он радостно засмеялся:

— О, Виктор настоящий трудяга. С самого рассвета уже работает, готовится показать, как говорят, товар лицом. Он сам подойдет к тебе, когда немного освободится.

Игорь привел меня в кабинет заведующего складом, бросил на стол пачку денег на бутерброды и ушел. Я осмотрелась. Это была небольшая комнатушка. Стол старенький, диванчик, три стула, на табуретке малогабаритный телевизор. Тумбочка с телефоном, который не работает, на полке несколько каких-то книг. Вот и все убранство. Не густо. Впрочем, что еще нужно кладовщику, который и бывает здесь только, чтоб принять да выдать товар. В окошко я увидела, как мимо пробежал Хромой, за ним Игорь. Виктора Макаровича не было видно. Подумала: наверное, гости едут. Вышла из кабинета в зал, прильнула к окну, что ведет на улицу. Действительно, кавалькада иномарок одна за другой причаливала к тротуару. Я не стала ждать, когда меня шуганут от окна, а смело направилась к выходу, имея официальное поручение купить еду. Пока хозяева и гости обменивались рукопожатиями, я незаметно выскочила за ворота и направилась в ближайший магазин за покупками. Из первого же автомата позвонила Генриху. В школе его не было. Звонок к дежурному по управлению — опять безрезультатно. И только после второго звонка, когда я уже накупила колбасы, сыра, хлеба, удалось его поймать. Сообщила, что здесь все идет по плану и пора действовать.

Возвратилась без препятствий. Похоже, охрана была уже предупреждена обо мне.

У входа стоял Игорь. Он взял у меня сумку с покупками и повел в обход «высокого собрания».

— На сколько человек готовить бутерброды и к какому времени? — поинтересовалась я.

— Сделай штук пятьдесят через пару часов. Пришлю кого-нибудь в помощники.

— Не надо, сама управлюсь, — отказалась я. — Не хватало еще мне надсмотрщика.

— Как хочешь, — согласился Игорь и пообещал: — Через часок забегу, если увидишь, что не успеваешь, что-нибудь придумаем.

Я принялась за дело. Надо же как-то отвлечься и убить время. Не спеша нарезала тонкими ломтиками колбасу, сыр, хлеб. Получились три большие горки. Глянула на часы — прошло уже сорок минут. Скоро начнется. Только успела подумать, как буквально влетел Игорь.

— Ия, беги, пока гости с Виктором занимаются товаром, я задержу Хромого и с ним двух охламонов, — на одном дыхании выпалил он.

— Что случилось? — всполошилась я.

— Беги, тебе говорят, — уже закричал Игорь. И, немного успокоившись, выдавил из себя: — Я случайно услышал, как к Хромому подошел парень и сказал, что ты из спецназа и здесь находишься по заданию ментов. Хромой подбежал к воротам и подозвал двоих своих людей. Через минуту они будут здесь. — Он глянул в окно. — Все, Ия, опоздала, прячься хотя бы под стол.

— Спасибо, Игорь, — поблагодарила я, — раз ты со мной, бери на себя Хромого, а я с двумя сама справлюсь. — Уже не слушая протесты Игоря, я выскочила навстречу троим. Игорь — за мной. Я заметила в руках Хромого пистолет с длинным стволом. Только успела подумать: «Глушитель надел, подлец», как тот вскинул руку. Я бросилась на землю. По ушам ударил резкий хлопок и тут же сзади — стон. Я оглянулась. Игорь, зажав бок, валился на пол. Я пружиной взвилась как можно выше и уже в воздухе выбила пистолет из рук Хромого. В следующую секунду я твердо стояла на ногах почти вплотную к бандиту. Коленкой достала его подбородок, услышала лязг зубов. С откинутой башкой он отпрянул от меня и повалился на спину. Не оборачиваясь, локтем нанесла удар напавшему сзади напарнику Хромого. Он охнул и растопырил кулак, почти добравшийся до моего плеча. Я поймала его ладонь и молниеносно провела прием. Здоровенный мужик заголосил, как баба. Ничего, пусть теперь полежит в больнице с гипсом месячишко-другой, умней будет в следующий раз, если придется встретиться. Я оттолкнула его от себя, чтоб не мешал, и занялась третьим. По-моему, он был в шоке, стоял вытаращив глаза и, видимо, ничего не мог понять, все произошло буквально в несколько секунд. Но когда я приняла стойку, он пришел в себя и его рука скользнула в карман. Я не стала дожидаться, пока он вытащит оружие, и, не дав ему опомниться, нанесла серию ударов в голову и в живот. Он свалился, как куль. Нокаут. Все, теперь к Игорю. Что с ним? Я опустилась рядом. Он с изумлением смотрел на меня, все еще зажимая бок.

— Потерпи, сейчас придет помощь.

— Я все видел, — прошептал он. — Это — высший пилотаж. Я бы так не смог.

Помчалась в свою каморку, нашла там какие-то тряпки — и к Игорю. Он был без сознания. Я кое-как перевязала рану.

Во дворе раздались выстрелы. Затем в тишине я услышала усиленный мегафоном голос Генриха: „Внимание всем, кто на складе. Вы окружены. Выходить по одному. У кого оружие, бросать у выхода на землю. За неподчинение открываем огонь без предупреждения». В зале стояли крики, ругань. Я увидела, как в мою сторону бегут несколько человек. Обшарила карманы нокаутированного. Так и есть — пистолет. Я направила его на бегущих, скомандовала: «Стой! Назад!» — и для убедительности пару раз выстрелила вверх. Остановились, прижались к полу.

Раздался грохот выбитой рамы и звон разбитого стекла. Это влетел Генрих, за ним четверо ребят из нашей школы. Генрих сразу увидел меня и бросился обнимать. Такого порыва чувств я от него не ожидала.

В двух словах, рассказала, что здесь произошло. Генрих приказал ребятам двигаться вглубь склада и ускорить эвакуацию участников сборища. По рации передал, чтоб вызвали «скорую».

Словно из-под земли вырос Виктор Макарович, бледный, с трясущимися руками, и сразу к Генриху:

— Вы можете рассчитывать на мою помощь.

Он, как только услышал выстрелы, воспользовался возникшей паникой среди гостей, перед которыми разложил товар, незаметно улизнул и спрятался среди старых ящиков, рядом с кабинетом заведующего складом.

Молодец, не растерялся, похвалила я мысленно отчима, тем более, что Генрих сразу же ухватился за его предложение.

— Вы будете нам нужны, — сказал он. — Я позаботился, чтобы в нашей операции приняли участие журналисты и работники телевидения. Так что сейчас здесь будет весело. Я ломал голову, кто сможет дать комментарии к части, касающейся самого товара. Лучше вас никто этого не сделает.

— Як вашим услугам, — расцвел Виктор Макарович, — расскажу все, что знаю. — На меня он уже поглядывал с победным видом: вот, мол, каков я, а ты меня недооценила. Виктор Макарович, кажется, не представлял, что залез в дерьмо, и ему придется, возможно, расплачиваться многими годами тюрьмы. Ведь насколько мне известно, он участвовал не только в изготовлении зелья, но и в организации контрабанды крупной партии товара. За это по головке не погладят, тем более что накрыли всех с поличным. Жаль, не сумел тогда вырваться. Может, одумался бы, подыскал себе там приличную работу. А теперь — поздно.

Пока мысли крутились вокруг отчима, действительно нагрянула веселая публика. Вмиг засветились прожектора, защелкали фото- и телекамеры. Генрих разрешил снимать только мешки, коробки и их содержимое, арестованных отвел в сторону и журналистов к ним не допустил. До следствия и суда все бандиты должны быть изолированы. Часть из них уже удалось отправить, остальные сидели в ожидании спецмашин. Генрих доложил по рации второму заместителю министра о том, что накрыта крупная банда с товаром и необходимы машины с нарядом милиции, чтобы отправить арестованных. Полковника вначале взбесило самоуправство Генриха, а потом, когда он узнал, что на место происшествия уже прибыла группа журналистов, в том числе и иностранных, взялся лично возглавить дальнейший ход и операцию. Негодяй, в открытую загребает жар чужими руками. А когда Генрих рассказал, как этот полковник его принял и в довершение прислал милицейский наряд, чтобы его арестовать, я сразу предположила, что тут вполне может быть цепочка, связывающая полковника с мафией. Потому и меня подставили, и если бы не Игорь, не знаю, как бы все обернулось. Генрих был согласен со мной. Он и пригласил журналистов, чтоб обезопасить нас. Не сомневался: раструбят на весь свет, такое не каждый день происходит.

Виктор Макарович был в ударе. Перед лучами телевизионных юпитеров он буквально захлебывался от собственного красноречия. Я и не подозревала в нем такого таланта. Говорил аргументированно, оперируя фактами, цифрами. Картина, которую он раскрывал, потрясала своей изощренной и вместе с тем наглой простотой. Это был расчет на американскую доверчивость и порядочность, на то, что вряд ли полиция догадывается, что в самом центре известной и авторитетной фирмы может раскинуть свое гнездышко наркомафия. До такого, пожалуй, только русские мафиози и могли додуматься. Виктор Макарович, по-моему, шел ва-банк. Он оказался не так прост, как мне казалось. Понимаю, ему терять нечего, а своим откровением он может заслужить прощение Фемиды. Но вот как отнесутся к этому его друзья по несчастью, страшно подумать.

— Все, — остановил его Генрих, заметив в дверях полковника, который давно уже подавал Генриху знаки, мол, пора кончать. — Остальное потом, в личных интервью и беседах.

Виктор Макарович замолчал, повернулся и подошел ко мне. В глазах его застыла такая тоска, хоть плачь.

— Что с вами? — не удержалась я.

— Ты понимаешь, чего это стоит? — спросил он.

— Да немало, миллиончиков на двадцать, — ответила я не задумываясь.

Виктор Макарович поморщился.

— Во-первых, если ты имеешь в виду товар, то здесь по самым малым подсчетам миллионов на сто, и не рублей, а долларов, — поправил он меня. — Ну а во-вторых, я говорю о своем выступлении, цены ему вообще нет. Думаю, что теперь возьмут не только Багрова и его команду, но и перекроют каналы, по которым шло сырье. А главное, полностью будет реабилитирована фирма, где все мы работали и пользовались ее мировой славой. Ее шеф Чарльз Венс только и успевал отбиваться от обвинений в адрес фирмы, ведь медицинские товары с наркотиками шли под ее маркой. Теперь он вздохнет свободно. — Виктор Макарович усмехнулся. — Надеюсь, он не забудет выплатить мне гонорар. А теперь я пойду.

— Куда же вы? Подождите. Сейчас поедем ко мне, обсудим, как быть дальше, — попыталась я его остановить. Но Виктор Макарович только махнул рукой.

— Вы меня не видели, я вас — тоже. Хочу пройтись, все обдумать, возможно, и зайду к тебе вечерком.

И ушел. Никто и не заметил. Вниманием всех завладел полковник, который в самых ярких красках расписывал свою собственную и доблесть, проявленную при проведении операции. Слушать его было стыдно, и я настояла, чтобы Генрих со своими людьми во избежание инцидентов потихоньку смотался отсюда. Что и было бесшумно сделано. Я последовала за ними.

Виктор Макарович не пришел. Он улетел Штаты первым же рейсом. Это была еще одна, пожалуй, самая трагическая его ошибка. Он недооценил Багрова. Пахан, являющийся одним из главарей русской мафии в США, раньше других узнал о случившемся и скрылся. Он установил дежурство своих людей в аэропорту, и когда Виктор Макарович прибыл, его «встретили».

Труп нашли на следующий день. Рядом лежал чемодан, в котором, кроме прочих вещей, нашли дневник, который убийцы, вероятно, не заметили. В нем Виктор Макарович день за днем записывал свои злоключения с момента приезда в США и до последнего прилета из России в Сан-Франциско. В заключительной записи в самолете он подвел итог своей жизни, предчувствуя скорую расплату, считал, что совершил много недостойных поступков и самый подлый — разрушил Надину семью. Умолял его простить.

Об этом рассказал мне отец по телефону из Сан-Франциско. И еще сказал, что он и мама с нетерпением ждут моего приезда.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

В Сан-Франциско прилетели ночью. Из-за непогоды задержались на полпути в промежуточном аэропорту. Пройдя необходимые формальности, я очутился в огромном здании аэровокзала. И хотя в кармане у меня лежали деньги и адрес дома, куда я мог ехать, я чувствовал себя ужасно неуютно от мысли, что оказался один в чужом, незнакомом городе, без родных и друзей, с запасом в несколько английских слов. Правда, и в Москве у меня, кроме дочери, близких никого не осталось. Но там каждый камень — родной. А здесь сразу стало как-то одиноко и тоскливо.

И вдруг слышу:

— Андрей!

Этот голос я узнал бы из тысячи других. Все еще не веря, я медленно повернулся. Да, это была Надя. Мне показалось, что она ничуть не изменилась, только немного похудела. Ее глаза застилали слезы. В руках она держала букет красных гвоздик.

— Здравствуй, Андрюша, — голос ее дрогнул, она побледнела и пошатнулась.

Я подхватил ее, и мы неожиданно прильнули друг к другу.

— Прости, прости меня, мой родной, — шептала Надя, осыпая мое лицо поцелуями, — все это время я не переставала думать о тебе, очень скучала.

Я молча гладил ее по голове и не мог вымолвить ни слова, спазмы душили меня.

— Ну все, а то сейчас разревусь. — Надя слегка отстранилась и взяла меня под руку. — Поехали, дома обо всем переговорим.

Мы вышли на площадь. Она была буквально забита машинами всех марок мира. Надя подвела меня к шикарному «форду».

— Это моя машина, — скромно сказала она, открыла мне дверцу и сама села за руль. Когда двинулись, Надя предупредила: — Давай договоримся, Андрей. Ничему не удивляйся: ни машине, ни дому, ни здешнему уровню жизни. Здесь все иначе, чем в России: иное качество, иное измерение. У нас это обычный быт, и ты скоро к нему привыкнешь.

— Ладно, постараюсь ничему не удивляться, — пообещал я.

Но одно дело обещать, а другое выполнить. Попробуй не удивись, когда ты вдруг словно на другой планете очутился, и перед тобой наяву чудеса, которые ты мог лишь представить в своем воображении, по фильмам, книгам, рассказам очевидцев. Этот жизненный контраст я ощутил особенно остро еще и потому, что попал сюда, можно сказать, прямо с корабля на бал, то есть из ада советской тюрьмы в ухоженную и сытую Америку. И ведь так и сидел бы за решеткой, если бы не Ия. Никогда бы не подумал, что дочь организует мой побег. Себя я ни в чем не упрекаю, бежал не от правосудия, так как не совершал ничего противоправного. Наоборот, пытался предотвратить преступление. Оказалось, не по плечу задача. Меня легко устранили, как, наверное, и многих других смельчаков-одиночек, пытавшихся бороться со злом. Вот и стал я на родине изгоем. Выбора у меня не было: погибать в тюрьме или воспользоваться единственным шансом. Без колебаний я выбрал свободу. Какие тут, к черту, принципы. Жизнь-то одна.

Но Надя, видно, неспроста просила меня беречь нервы и спокойно воспринимать Америку, так как самый главный сюрприз ждал меня впереди.

Мы приехали почти под утро. Вилла показалась мне просто сказочным дворцом. На другой день у меня было время основательно осмотреть двухэтажный коттедж, окруженный кипарисами, с бассейном рядом с домом, с двумя гаражами. В самом доме восемь комнат. Сразу по приезде Надя предложила мне самому выбрать себе комнату. Я сказал, что здесь для меня любая — роскошь. Тогда Надя повела меня на второй этаж и показала, где я буду жить.

— Это спальня, — объяснила она. — Все в доме — в твоем распоряжении.

«Ничего себе спальня», — подумал я. Большая светлая комната, с огромными окнами и балконом, походила скорее на роскошную гостиную, чем, по нашим понятиям, на место для сна. Конечно, для меня все это было непривычно и я чувствовал себя довольно стесненно. Но успокаивал себя тем, что здесь я гость, постараюсь долго не задерживаться и, как только заработаю денег, сразу же найду себе жилье. Надя, видно, заметила мое состояние.

— Знаешь, Андрей, у меня тоже было вначале такое чувство, что все здесь не для меня, чужое и я кому-то обязана за все эти блага. Но потом прошло, я поняла, что и дом, и бассейн, и машина — не одолжение, а самые обычные, необходимые для нормальной жизни вещи. Будь проще, Андрей, хватит комплексовать.

Вначале я ходил сам не свой, прямо-таки на цыпочках, боясь что-нибудь задеть, нарушить. Быстро сдружился с Сережей. Он называл меня запросто: Андрей. Надя не возражала.

Я прилетел в воскресенье, а в понедельник уже позвонил Чарльзу Венсу. Он мне назначил аудиенцию на пятницу. Накануне я решил пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть и наутро быть в хорошей форме. Только собрался сыграть себе «отбой», как в дверь постучали. В такой час ко мне ни разу никто не входил. Обычно после ужина, который Надя всегда сама готовила, я уходил в свою комнату и до утра оттуда не выходил. Утром мы завтракали и отправлялись, как говорила Надя, на экскурсию. Она садилась за Руль, а мы с Сережей располагались на заднем сиденье. Надя возила меня по городу, показывала Сан-Франциско. Обедали где-нибудь в ресторане или кафе, возвращались к ужину.

Я открыл дверь. Это была Надя. В домашнем халате, волосы гладко зачесаны, что ей всегда очень шло, глаза смотрели ласково, чуть настороженно. В руках бутылка вина и два бокала.

— Можно к тебе? — спросила чуть слышно.

— Заходи, что за вопрос, — засуетился я. Надя вошла, поставила на стол вино, бокалы.

— Давай поговорим, Андрюша. Но разлей сначала вино.

Меня не надо было уговаривать. С этим я быстро справился.

Надя взяла в руки бокал.

— За тебя, Андрей, за твою порядочность, за твое терпение, за то, что ты есть.

— И за тебя, за твое счастье, — вставил я.

— И еще хочу добавить, — продолжала она, — я пью с надеждой, что ты меня простил.

— Это все позади, Надюша, — успокоил я ее, — жизнь идет по своим правилам, и я поднимаю бокал за твой тост.

— Спасибо, Андрей, — поблагодарила Надя, — а теперь я тебя за это поцелую. — И она чмокнула меня в щеку.

Это было только начало нашего разговора, который окончательно перевернул мою судьбу. Надя просила прощения, как призналась сразу после своего тоста, не просто чтобы облегчить душу. Она пришла к решению вернуться ко мне, так как поняла, что совершила ужасную ошибку и любит только меня одного.

Не знаю, может, в другой ситуации и не получилось бы у нас ничего: слишком глубоко сидела обида. Но после того, что сделали со мной на родине и как подло предала меня Татьяна, поступок Нади казался шуткой. Да и потом, чего греха таить, все эти годы я любил Надю и надеялся, что она вернется.

Проговорили мы почти до утра. Все было решено, мы снова будем вместе. По словам Нади, Виктор Макарович давно уже подготовлен к разводу. Семьи, по сути дела, нет. Он жил сам по себе, она сама по себе. Надя толком и не знала, чем он занимается. У нее успешно шла модельерская работа. Ее модели женских вечерних платьев и костюмов пользовались спросом и щедро оплачивались. Надя ждала приезда Виктора Макаровича, чтобы поставить точки над «i», узаконить свой развод и произвести необходимые процедуры, связанные с ребенком, а также с разделом имущества.

Я не держал на Виктора Макаровича зла ни раньше, ни тем более теперь. Мне стало даже жаль его, что так косолапо сложилась у него жизнь. Связался с жульем, вляпался в довольно темную историю, развалилась семья. Нелегко ему придется.

В эту ночь мы решили, что как только обустроимся и я определюсь с работой, вызовем Ию. Дочь должна быть с нами.

Хотя глаз мы не сомкнули, чувствовал я наутро себя превосходно. И, по-моему, Надя тоже. Она подвезла меня к офису главного управления фирмы, где находился Венс. Сказала, что никуда не уедет и будет в машине ждать моего возвращения.

Чарльз Венс принял меня сразу же, как только ему доложили о моем приходе. Встретил радушно.

— Я знаю все о ваших злоключениях, — сказал он, — и могу вас порадовать: документы, на которые вы затратили столько сил, времени и умения, наконец-то находятся в верных руках и по ним идет большая работа. Уже обезврежен ряд каналов, по которым наркотики поступали в виде медикаментов под маркой нашей фирмы в Россию и другие страны. Вашу заслугу трудно переоценить. В качестве гонорара, как я и обещал, на ваше имя в банке открыт счет на миллион долларов. Надеюсь, он будет расти.

Я поблагодарил Венса, признался, что никогда не рассчитывал на столь высокий результат своей работы. Я лишь старался честно выполнять свой профессиональный долг, однако в условиях, когда нашей страной управляет коррумпированная партократия, мой труд стал не только бесполезен, но и опасен. И мне пришлось бежать с помощью дочери и ее друзей.

— Не бежать, а эмигрировать, — поправил меня Чарльз, — и только по политическим мотивам. — Он нажал на кнопку звонка. В дверях появилась симпатичная девушка и он по-английски бросил несколько фраз. Она с готовностью кивнула и бесшумно удалилась.

Через минуту вошел молодой человек и на чистом русском обратился ко мне:

— Я к вашим услугам.

— Это ваш адвокат, — объяснил Венс. — Он поможет вам подготовить необходимые бумаги в Госдепартамент для получения политического убежища, что для вас очень важно.

Мы тепло попрощались. Венс дал мне свою визитку и обещал подумать над вариантами моего трудоустройства, если я этого захочу.

Конечно же, мне не хватало привычного трудового режима, занятий своим делом. Но прежде всего надо было решать проблему с языком. Надя выразила готовность мне помочь. Она еще в юности увлекалась английским, а здесь быстро его освоила и сейчас говорила совершенно свободно. Но мне нужна была квалифицированная подготовка, если я хочу здесь работать по своей специальности. И я подумывал о поступлении в какое-нибудь учебное заведение. Однако осуществить эту идею, пока не решен мой официальный статус, было невозможно. С помощью адвоката я подготовил документы, они уже находились на рассмотрении в Госдепартаменте с поручительством Чарльза Венса. И каждый день я с нетерпением ждал ответа.

В один из вечеров, когда мы только пришли с прогулки и собирались ужинать, неожиданно позвонил Венс.

— Вы смотрели телевизор? — спросил он. — Нет? Много потеряли. Сейчас показывали, как в Москве накрыли крупную наркобанду с товаром. Подробности об этом мне сообщили еще вчера, но я молчал в ожидании, когда прокрутят по телевизору пленку.

Венс поздравил меня с успешной операцией, проведенной моей дочерью и ее другом полковником Генрихом Радецким, и показанной только что по телевидению. Он и его коллеги оценивают это как факт чрезвычайной важности. Венс не скрывал, что если мои документы позволили ликвидировать в США несколько крупных подпольных банд по производству и экспорту наркотиков и восстановить в деловых кругах престиж его фирмы, то нынешняя телетрансляция операции по захвату крупной партии героина и марихуаны и выступление перед камерой одного из участников мафиозной группы, к сожалению, его бывшего работника, окончательно укрепляет пошатнувшуюся было мировую известность фирмы. Венс сказал, что он в долгу передо мной и дочерью и в качестве приза фирма финансирует обучение нас английскому языку на специальных курсах. А после их окончания фирма предоставит мне работу в качестве адвоката. И еще он сообщил, что по решению Госдепартамента мне предоставлено политическое убежище.

Откровенно говоря, я не ожидал такого благоприятного для меня развития событий. Порадовались мы с Надей и загордились дочкой. Уму непостижимо, как ей удалось так удачно провести мою «эвакуацию», ведь и переговорить с ней толком не удалось в той бешеной спешке, но еще более загадочным было то, как ей удалось накрыть преступную банду. Знаю, у нее есть близкий и надежный друг — Генрих. В те немногие дни, когда удавалось видеть ее, я каждый раз убеждался, что дружба с ним очень благотворно на нее действует. Она стала смелой, волевой и физически очень крепкой.

Надя просила срочно позвонить Ие и убедить ее приехать хотя бы на время.

Ия ужасно обрадовалась моему звонку. Я сказал, что мы с мамой с нетерпением ждем ее, что сейчас есть все возможности хорошо здесь устроиться и вместе жить. Ия обещала приехать. Может быть, даже не одна.

ГЕНРИХ

Наш министр попал в госпиталь с острым инфарктом, и его функции полностью перешли к полковнику Изюмову, который неожиданно для всех и, наверное, для себя оказался героем дня. Он долго красовался перед камерами и юпитерами телевизионщиков, оттеснив Виктора Макаровича, и представил дело так, будто это он со своими людьми давно следил за этой бандой и сегодня — кульминационная точка всей подготовленной им операции. Изюмов, кажется, сам поверил в это, ибо буквально на следующий день издал приказ, в котором объявлялась благодарность с поощрениями большому кругу лиц за смелость и находчивость, проявленные при выполнении ими важного задания под его руководством. Об Ие ни слова. Зато мое имя фигурировало более чем на половине всего текста приказа. Оказывается, это я чуть было не испортил все дело, неожиданно вмешавшись со своими людьми в тонко задуманную операцию. Более того, я даже хотел под предлогом окружения банды предупредить главарей мафии и дать им возможность уйти от возмездия. Кроме того, я оказал сопротивление офицерскому наряду, посланному меня арестовать. За попустительство и даже содействие вкупе с бывшим заместителем министра побегу опасного преступника, я отстранялся от должности, школа моя закрывалась, а на меня заводилось уголовное дело. Все время, пока будет проходить расследование, я должен находиться под домашним арестом.

По настоянию Ии мы на время укрылись у ее подруги Иры. Она с мужем уехала в свадебное путешествие, а ее мать отдыхала в санатории. Так что мы пока могли пожить у нее. А когда она приедет, решим, как поступить дальше. Оставаться дома у меня или у Ии было опасно: неизвестно, что придумает мой новый начальник. Он уже наломал столько дров, что будет теперь идти до конца. Дороги назад для него нет. Это грозит ему крахом всей карьеры, к вершинам которой он шагает напролом, по принципу: для достижения цели все средства хороши. Конечно, без поддержки сверху он не решился бы на такие авантюры. Все здесь шито белыми нитками, мало-мальски объективное расследование раскроет откровенную ложь и цинизм в его словах и поступках. Но полковник уверен в себе. Вокруг расставил подхалимов, готовых говорить и делать все, что он пожелает. А «наверх» отправляет реляции и более ощутимые вещи, которые ублажают власть имущих, еще надежнее «упаковывают» их быт. Вот так они живут и действуют, отбрасывая в сторону тех, кто путается у них под ногами. Каждый день можно ожидать и ареста, и суда, и высылки, куда Макар телят не гонял. Андрей Петрович — свежий пример.

Когда Ия рассказала мне о разговоре с отцом и о его приглашении приехать в Штаты, я готов был собираться хоть сейчас.

Однако нам предстояло выполнить кое-какие формальности. Первое — как можно быстрее оформить наш брак. Затем — получить официальное приглашение, о котором Ия предусмотрительно уже намекнула отцу. Наконец, получить визы, и все это надо было делать без промедления, чтобы сведения о наших намерениях не просочились в ведомство Изюмова. Иначе — пиши пропало.

Я сел за телефон. Несколько звонков — и получены твердые обещания друзей, что проблем у меня ни с одним вопросом не будет. Действительно, уже через три дня нам принесли свидетельство о браке и паспорта с визами. А приглашение передали из Сан-Франциско самолетом Аэрофлота. В кармане лежали и билеты. Оставалось самое трудное — прощание с родителями. У нас с Ией был такой уговор: если удастся нормально устроиться и с работой, и с жильем, тотчас вызовем их к себе. Если нет — вернемся и полной чашей изопьем то, что уготовано судьбой. Но им от этого не будет легче. Лучший вариант — первый.

Чтобы не рисковать — вдруг следят за квартирой и прослушивают телефон, — решили поступить таким образом: Ия возьмет такси и подъедет к молочному магазину, куда мои отец и мать приходят каждое утро за покупками, там их перехватит и привезет сюда.

Все получилось очень удачно, и мои старики, привыкшие никогда и ничему не удивляться, очень даже обрадовались предложению Ии проехаться с ней на машине. Они доехали без всяких происшествий и спокойно, как будто каждый день видят меня в новой обстановке, поздоровались, уселись за стол и попросили чаю. Ия умчалась на кухню, а я без подготовки обрисовал им сложившуюся ситуацию и назвал всего два возможных варианта: я уезжаю, а вслед за мной через некоторое время трогаются с места и они, мои родители; или же я остаюсь вместе с ними здесь и тогда хожу по лезвию бритвы, готовый каждую минуту сорваться и сломать себе шею.

— Надо ехать, — сказал отец.

— Я тоже так думаю, — поддержала мама.

Вместо чая Ия принесла шампанское и пирожные, которые ухитрилась прихватить по дороге.

— За что будем пить? — обрадовался отец. Вино всегда ассоциируется у него с праздниками. В будни он никогда спиртного в рот не возьмет. Но сейчас он на самом деле приготовился осушить свой бокал, который я наполнил.

— Ну что ж, за ваше счастье, дети, — это сказала мама.

Отец добавил:

— Пусть сбудется все, о чем вы мечтаете. Старики остались у нас ночевать.

Наутро мы уезжали. Но сначала проводили родителей. Вызвали им такси, распрощались.

— Готовьте чемоданы, — напутствовала их Ия.

— Она дело говорит, — поддержал я ее, — не теряйте даром времени, скоро пришлем вызов.

Следующее такси пришло через пять минут после отъезда стариков. У нас два чемодана — и все. Взяли только самое необходимое. Ия оставила подруге длиннющее письмо, в котором просила распорядиться ее мебелью и вещами, как та сочтет нужным.

Ия была уверена: обратно мы не вернемся.

Мы благополучно добрались до Шереметьево, прошли все формальности. Скоро наш самолет взмыл в небо.

В аэропорту Сан-Франциско нас встречали Андрей Петрович и Надежда Павловна — отец и мать Ии. Я подивился молодости, свежести Надежды Павловны. Она была очень красива. Ия вся в нее. Нас расцеловали, поздравили с законным браком, с прибытием в США и началом новой жизни. Правда, встреча была омрачена печальной вестью о гибели Виктора Макаровича. Его уже похоронили. Судя по записям в дневнике, который нашли у него, он ожидал расплаты за признания и разоблачения, которые сделал во время захвата в Москве главарей мафиозных групп. Убийцу не нашли. Полиция ведет расследование.

Пока ехали в машине, Андрей Петрович похвастался, что уже посещает курсы английского языка, делает успехи и продемонстрировал это, объясняя по-английски, какие улицы, площади, отели мы проезжаем.

Мне очень понравился их дом, в котором нам предстояло какое-то время жить, хотя и Андрей Петрович и Надежда Павловна в один голос заявили, что нас отсюда ни за что не отпустят. Сынишка Надежды Павловны — Сережка сразу же «оседлал» Ию, призывая и меня присоединиться к нему, чтобы всем вместе играть в войну.

Несколько дней пролетели как прекрасный сон, без забот и тревог. Я стал теребить Ию, что так продолжаться не может и что нам уже нужно приниматься за дело. Ия вполне резонно возразила:

— Успеется, мы в отпуске, в нашем распоряжении месяц, как и положено новобрачным. Будем купаться в блаженстве.

Я поймал себя на мысли, что Ия всегда оказывается права и с ней просто нельзя не согласиться из-за ее железной логики. А тут еще Надежда Павловна вмешалась:

— Сегодня мы будем ужинать в лучшем ресторане города, — объявила она. — Андрей Петрович скоро приедет после своих занятий на курсах, и мы все отправимся пьянствовать.

— В честь чего, мама, можно узнать? — поинтересовалась Ия, рассчитывая, видимо, услышать, что это стоит в плане нашего «купания в блаженстве», но была разочарована.

— В честь того, что я получила большие заказы и могу уже открывать свое ателье, — с гордостью ответила Надежда Павловна.

Мы ее поздравили и принялись за подготовку к вечеру. Ия сказала, что в здешние рестораны пускают только одетых с иголочки, поэтому нам надо постараться не ударить лицом в грязь.

— Не слушайте ее, — засмеялась Надежда Павловна. — Ия фантазирует. Подумаешь, однажды была в ресторане и уже составила себе мнение. На самом же деле здесь ходят в ресторан кто в чем горазд, никто никому ничего не навязывает. Как вам удобно, так и одевайтесь. — Это дополнение к фантазии Ии было очень кстати, так как в моем гардеробе был пока всего один более или менее приличный костюм, а приобрести новый еще не было возможности. Зато у Ии платье — последней писк моды. Надежда Павловна постаралась.

— Это будет моей рекламой, — с гордостью заявила она, имея, конечно, в виду свою новую модель, доверенную дочери. Но я не сомневался, в ресторане будут обращать внимание не на платье, а на Ию. Во всяком случае, на конкурсе «мисс Америка» Ия заняла бы первое место. Рядом с ней я казался себе просто замухрышкой, недостойным быть рядом С такой очаровательной женщиной. Ия, конечно, не могла не заметить в моих глазах восхищение и, довольная произведенным эффектом, покровительственно, как полагается королеве, улыбнулась, взяла меня под руку и повела к машине.

Андрей Петрович явился со своих занятий и был очень разочарован, не застав накрытый к ужину стол. Однако настроение его улучшилось, когда он узнал про ресторан. Мы все свободно разместились в салоне автомобиля. Андрей Петрович сел рядом с водителем, роль которого взялась выполнять Надежда Павловна. Мы с Ией устроились на заднем сиденье. Уже смеркалось. До города примерно километров двадцать, из них шесть ехать проселочной дорогой до шоссе. Надежда Павловна пожаловалась, что никак руки не доходят проложить здесь асфальт да как следует осветить проезжую часть. Ездят они обычно в светлое время, потому и нет вроде особой нужды. Видимо, срабатывает русский обычай: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». И когда машина вдруг резко тормознула, я, даже не зная причины остановки, почему-то сразу подумал: «Вот гром и грянул».

— Кто это?! — испуганно воскликнула Надежда Павловна.

Впереди дорогу загородил серый лимузин. Четверо мужчин стояли рядом, прислонившись к борту автомобиля. Трое были в черных плащах, один — в кожаной куртке. У всех руки в карманах. Глядят пристально, кажется, даже не мигая. Агрессивность — налицо.

— Всем сидеть на месте, я выйду, узнаю в чем дело, — приказал я своим.

— Я с тобой? — как бы между прочим спросила Ия.

Мне понравился ее абсолютно спокойный тон, и я повторил:

— Оставайся на месте.

Я открыл дверцу. Теперь главное — правильная тактика. Как можно дольше тянуть резину, не показывая своих намерений. И притворяться для них неопасным, даже немощным, делать все, чтобы притупить их бдительность.

Я вышел из машины весь скособочившись, прихрамывая, громко кряхтя и охая, и мелкими шажками направился к ним.

— Стой! — на чистом русском скомандовал тот, что в кожанке. В его правой руке уже был пистолет, которым он поигрывал.

Я вроде бы подчинился, присев на землю, а по сантиметру, почти ползком, — к ним.

— Ребята, что за шутки, меня сломал радикулит, едем к врачу, что я вам сделал плохого, чтоб меня задерживать… — У меня был такой заискивающий и жалостливый тон, что я сам чуть не заплакал.

— Заткнись! — рявкнул, распаляясь, все тот же с пистолетом. — Все вон из машины! Надо наконец рассчитаться! — Видя, что никто больше из «мерседеса» не выходит, он кивнул своим, и двое тотчас направились к машине, одновременно вытащив из карманов пистолеты.

Да, дело нешуточное. Надо действовать. Я крикнул Ие, чтоб она показалась «ребятам». Ей не надо было повторять команду. Во всем своем блеске она появилась перед этой аудиторией. Те, двое, которые уже почти подошли к машине, вытаращили глаза и, не зная что дальше делать, обернулись вопросительно к «кожаному».

— Ого, вот это девочка! — восхитился он. — Тебя сразу и не узнать. Давай двигай сюда, ты заслужила, чтоб я с тобой побаловался. А у вас что, столбняк? — это он уже к своим. — Вон ваша дамочка, в кабине, — поработайте. А мужички пусть посмотрят, мыс ними потом потолкуем.

Пока он разглагольствовал, я незаметно подполз к лимузину. На меня главарь уже не обращал внимания. По-моему, он и удивиться не успел, когда я вдруг вырос перед ним и ударом ребра ладони раскроил ему череп. Стоящий рядом в черном плаще моментально среагировал, выхватил из кармана нож и занес надо мной. Это пустячок. Я перехватил его руку, вывернул, и нож оказался в моей руке. Удар в пах — и он согнулся до самой земли. Затем я ударил его кулаком по затылку и ногой отбросил в сторону. Кинулся на выручку Ие. Однако помощь моя не потребовалась, Ия уже заканчивала со вторым. Ах, какая молодец Надежда Павловна, что скроила модель мини-платья! Ия действовала совершенно свободно, как на тренировке в своем костюме. Один уже лежал без движения. Второй еще стоял, покачиваясь из стороны в сторону, словно маятник. Ия отошла в сторонку и с небольшого разбега в прыжке двумя ногами в грудь прочно уложила и его.

— Жаль платья, — сказала она, когда я подошел, помогая ей подняться после нанесенного триумфального удара.

Новое сошьем, — успокоил я ее и похвалил: — Чистая работа.

Андрей Петрович и Надежда Павловна вышли из машины. Они уже пришли в себя, обнимали и ощупывали Ию, не веря глазам, что она осталась цела.

— Как же вам удалось так расправиться с бандитами? — недоуменно спрашивала Надежда Павловна, обращаясь сразу ко мне и к Ие. Этот вопрос застыл и в глазах Андрея Петровича.

— Мы давно занимаемся с Ией, чтобы уметь за себя постоять, — ответил я. И чтобы уйти от дальнейших расспросов, сказал: — Надо срочно сообщить обо всем полиции.

— Это Багров со своими дружками, — узнала его Ия.

Визит в ресторан пришлось отменить. Надежда Павловна съездила домой и вызвала по телефону полицию. Багров был мертв. Трое все еще находились в шоке. Но, как сказал врач, опасности для жизни нет. У нас в России затаскали бы до смерти, выясняя степень необходимой самообороны. Здесь же пригласили все семейство в полицейское управление города и объявили, что мы помогли обезвредить крупную и опасную банду, и теперь они хотели бы вручить нам награду, назначенную за их поимку. И мы получили двести тысяч долларов.

Конечно,предварительно прошло расследование происшествия, и мне пришлось подробно описать все, как было, включая и единоборство Ии. После того, как мы получили чек, меня и Ию попросили задержаться и побеседовать с самим начальником управления. Шеф полиции, совсем еще молодой человек, предложил нам работу в их ведомстве в качестве инструкторов по обучению полицейских, в том числе и женщин, приемам каратэ. Отказываться от такого дела было бы верхом глупости. И мы согласились.

На полученные деньги мы купили почти рядом с нашей виллой небольшой домик для моих родителей, обставили его, как полагается, и теперь ждем их приезда.

Как-то возвращались мы с Ией после работы домой. Ия вела недавно купленную «тойоту», наслаждаясь управлением послушной машиной. Я сидел, отдыхая, рядом. Вдруг она спросила:

— Как ты думаешь, мы сполна рассчитались с мафией?

Бережно, стараясь не мешать ей вести машину, я обнял ее за плечо и шепнул на ушко:

— Ты у меня сильный боец, и я горжусь тобой. Теперь мы всегда вместе, и нам ничего не страшно.

Ия улыбнулась уголками губ.

— Спасибо, родной, но ты не ответил на мой вопрос.

Уловив в ее голосе нотки нетерпения, я постарался завершить свою мысль:

— Они получили хорошую взбучку, и ты была на высоте, можешь себя поздравить, всем воздала по заслугам. Вряд ли теперь сунутся.

Ия помолчала, потом неожиданно возразила:

— Ты очень ошибаешься, Генрих.

В моей душе поднимался холодок тревоги. Я почувствовал, что Ия неспроста начала этот разговор.

Ия между тем продолжала:

— Сегодня во время тренировки меня вызвали к телефону. Голос на слух молодой, звонкий. Передал от старых знакомых привет и большое желание встретиться, чтобы обсудить очень важную проблему. Обещал скоро позвонить и передать более конкретные предложения.

— Обнаглели, гады! — в сердцах бросил я и спросил: — Сама-то как к звонку отнеслась?

— Спокойно. Я знала, что рано или поздно нам придется с ними встретиться.

Я слушал Ию и не мог не признаться себе, что и меня на покидало такое же чувство. Интуиция меня не обманула. Посмотрим, что им надо. Пока же мы должны быть начеку и готовиться к любому повороту событий. Ия была согласна со мной и обещала соблюдать осторожность, осмотрительность и, главное, не предпринимать без меня никаких самостоятельных действий.

ИЯ

Мы быстро подружились с Диком.

Дик Робсон — начальник управления полиции города. Он пригласил Генриха и меня на инструкторскую работу, и мы стали довольно часто встречаться. Дело в том, что Дик сам разносторонний спортсмен, увлекается легкой атлетикой и борьбой. Но из всех видов спорта предпочитает все же каратэ. И когда Генрих предложил ему свою программу занятий, он был в восторге, высоко отозвался о ее авторе и тут же выразил желание стать равноправным членом его спортивной команды. Генрих, разумеется, был польщен и не преминул поведать мне об этом событии в тот же вечер, причем в самых ярких красках. Признаться, я сразу не поверила, решила, что Генрих меня разыгрывает. Все еще не могла отрешиться от стандартов нашей «совковой» психологии, мол, как это такой высокий чин будет запросто общаться на равных со своим подчиненным. Но все было так, как рассказал Генрих. И в этом я убедилась, когда своими глазами увидела Дика, прилежно выполняющего упражнения, которые ему показывал Генрих.

Дик оказался простым, общительным и очень неглупым парнем. На вид я дала бы ему не больше тридцати. Но это было, когда он сидел в своем кабинете, окруженный телефонами, в строгом темном костюме при галстуке. А в спортивной форме его и не отличишь от совсем молодых ребят — полицейских из команды Генриха.

Однажды после очередных занятий Дик подошел к Генриху и спросил, как он смотрит на то, чтобы всем вместе поужинать.

— С моей стороны было бы непростительной ошибкой упустить шанс получше узнать своего ученика, — нашелся Генрих.

Ответ пришелся по душе Дику. Он дружески хлопнул Генриха по плечу и назвал адрес, где они с женой будут ждать нас в семь вечера.

В установленный час мы уже переступали порог небольшого, утопающего в клубах дивных роз и акаций дома, расположенного в двадцати километрах от города. Встречал нас сам Дик с очаровательной женой и прелестным белокурым, как мать, малышом — Майком. Мы были приятно удивлены, когда жена Дика, назвавшаяся Ольгой, заговорила на чистейшем русском. Оказывается, ее предки приехали сюда из России после революции. Выросло у них в семье уже несколько поколений, а язык родной не забывают.

Тот наш первый вечер прошел славно. Радушные хозяева угощали нас великолепным вином и настоящими русскими пельменями, которые специально для нас приготовила Ольга.

В нашей небольшой компании оказалось много общих тем для разговора, и время пролетело в один миг.

Эта встреча стала хорошим началом для наших дружеских отношений. Меня радует, что у нас здесь появились близкие люди, которым, как мне кажется, всегда можно довериться. И у Генриха такое же чувство. Правда, мы не обменивались с ним мыслями на этот счет. Но когда Генрих в ответ на мой эмоциональный всплеск, выразившийся в желании свернуть шею моему российскому абоненту, сказал, что не мешало бы посоветоваться с начальством, я поняла, что наши мнения о Дике сходятся. Ну, а случай поговорить с ним по этому поводу скоро представился во время ленча, на который мы пригласили чету Робсонов в один из воскресных дней.

ИЯ

Пока я и Ольга колдовали над плитой, Генрих, как он потом мне рассказал, успел обсудить с Диком последние события, связанные с телефонными звонками. Стоило нам появиться в гостиной с блюдами закусок, как наши мужчины замолкли, а Дик стал проявлять живой интерес к салату с кальмарами, который я подала на стол. Оказывается, Дик, не в пример Генриху, избегает разговоров с женой на профессиональную тему, оберегая ее чересчур восприимчивую натуру. Но Дик глубоко заблуждается насчет неосведомленности Ольги. Пока мы хлопотали на кухне, она успела со мной поделиться своими тревогами по поводу профессии Дика, из чего я заключила, что Ольга прекрасно знает, чем Дик занимается и что с этим связано. Но раз у них в доме так заведено, я не стала поднимать «свой вопрос» и полностью положилась на Генриха, подыгрывая Дику в его попытках выяснить секреты приготовления разных русских блюд. При этом недвусмысленно дала ему понять, что делаю это не бескорыстно, а с надеждой, что в следующий раз он порадует нас собственноручно приготовленным чисто американским блюдом.

Такое обещание было дано.

Когда мы распрощались с Робсонами, я забросала Генриха вопросами о его разговоре с Диком. Прекрасно знаю своего мужа: чтобы его раскрутить на мало-мальски доверительную беседу, надо забить с десяток мячей в одни ворота. Иначе услышишь короткое «да» или «нет», из которых ни черта не поймешь. На этот раз Генрих оказался красноречивее, чем обычно, быстро клюнул на мою затравку и стал описывать свой диалог с Диком. К моему разочарованию, он продолжался очень недолго. И не потому, что мы с Ольгой помешали своим появлением. Просто Дик воспринял информацию довольно спокойно, сказал: «Подождем, что будет дальше, держите меня в курсе», — и все.

Я вопросительно посмотрела на Генриха.

— Ну, а что ты думаешь сам?

— Может, действительно за этим ничего не стоит и мальчики просто забавляются.

— Хороша забава, — помрачнела я. — От нечего делать меня разыскали в многомиллионной стране, предлагают встретиться для важных переговоров. Намекают на старых знакомых, которые ждут от меня каких-то действий, а я все буду сидеть и гадать, кто это и что им надо.

— Тем не менее ничего не будем предпринимать — последуем совету Дика, — снова повторил Генрих и добавил: — Не забывай, мы не у себя дома и не можем действовать по своему разумению.

Конечно, Генрих только сделал вид, что его это не особенно тревожит. На самом деле он беспокоится за меня. Иначе зачем бы он не отпускал меня одну ни на шаг, мотивируя тем, что соскучился и хочет все свободное от работы время быть со мной? Конечно, такое внимание приятно, но оно было бы намного более приятным, если бы не было связано с тем инцидентом на дороге.

Через несколько дней, вернувшись вечером после работы, мы нашли дома конверт, просунутый сквозь дверную щель. Генрих прочитал текст вслух. В письме вновь предлагалось встретиться, но теперь уже мне и Генриху, для очень интересного дела, затрагивающего нашу дальнейшую судьбу. Встреча ничем нам не грозит и может сразу же закончиться без всяких для нас осложнений, если разговор не вызовет у нас интереса. Указывались дата, время и место свидания. В случае согласия мы должны оставить на ночь свет в одной из комнат. Естественно, наш визит должен проходить без свидетелей и без всякого сопровождения, иначе встреча не состоится.

Вот такое получили мы послание.

— Любопытная весточка, — резюмировал Генрих и спросил: — Что думаешь делать?

— Надо соглашаться. Генрих кивнул.

— Только предупредим Дика.

— Ни в коем случае. Дик обязательно организует засаду. Они не идиоты, поймут сразу, что мы их дурим. Так мы ничего не выясним.

Если решим идти, то пойдем одни. Зачем им нас убирать так сложно? Есть ведь много способов убийства — простых и без всякого риска.

— Но это ведь и есть простой способ, — справедливо заметил Генрих. — Нет, давай еще подумаем, как нам быть.

— Хорошо, подумаем, — согласилась я. — Но свет в спальне оставим сегодня на всю ночь.

На этот раз Генрих не возражал.

ХРОМОЙ

Вот и снова я в знакомых палатах. Будто не уходил отсюда. Здесь я познакомился с Паханом, здесь прошел его университеты. Получил по совокупности — двенадцать. Это при том, что адвокат бился до последнего патрона, выворачивался буквально наизнанку, чтоб дали по минимуму, ну хотя бы — восемь. Все было бесполезно. Игорь «помог» — раскололся полностью. Навесили полный кошель: наркотики, покушение на убийство, организация бандитских групп… Сам Игорь заработал, с учетом раскаяния и помощи следствию, пять лет. Надеюсь, и этого срока ему будет достаточно, чтоб убедиться, как он был не прав, предав своих друзей.

Нас с ним выписали из больницы почти одновременно. Игорь лежал с моей пулей, я — с травмой, полученной от тигрицы. Иначе ее не назову. Чтобы в доли секунды вырубить меня, превратив в гармошку челюсть с ее содержимым, — на это нужны поистине ловкость и сила дикой кошки. Никогда не думал, что девчонка на такое способна. Теперь-то понимаю, чьих рук (и ног) это дело с ликвидацией моих ребят. Хотя, если по справедливости, то воздала она каждому по своему личному к ним счету. Но это вовсе не значит, что я ее оправдываю и могу простить. Дудки. У меня закон — нанесший оскорбление поплатится кровью. А тут, во-первых, чуть Богу душу не отдал. В больнице хоть и подлечили, но идиотская вставная челюсть плюс головные боли — это на всю оставшуюся жизнь. Ну, и во-вторых, пожалуй, самая главная ее «заслуга» — втерлась к нам в доверие и развалила всю нашу фирму. А это ох какие денежки. Так что от меня ей причитается. Пока не расплачусь, не успокоюсь.

Здесь теперь мой дом. Свой уют, своя кухня, всеобщее уважение. Почтение оказывают как ветераны, так и молодежь. Приятно, что и охрана относится с пониманием. Не дергают понапрасну на работу. Захочу — пойду в цех, где мебель сколачивают, а нет — на нарах полежу или прогуляюсь по лагерю. Ни у кого ко мне нет претензий. Наоборот, с просьбами да пожеланиями часто обращаются. Знают, завязки у меня — и здесь, и на воле — такие, что можно позавидовать. К тому же информация поставлена — как в генеральном штабе.

Быстро донеслась до меня печальная весть о том, что Пахан приказал долго жить. Подробностей, правда, не сообщили. Сказали только, что это дело рук наших, русских. Ничего, выясню. Время есть, чтоб как следует обдумать свои промахи и просчеты, навести новые мосты на волю. Долго здесь не задержусь. И все, кто мне задолжал, получат сполна.

Первый — Игорь. Он в соседнем бараке располагается. Послал к нему четверых ребят для ночного «разговора». Но он их так отделал, что попали они в лазарет. Забыл совсем, что парень накачан и голыми руками его не возьмешь. Тут нужен иной подход. Например, невзначай на прогулке перышком в бок, или в суп порошочка подбросить. Подумаем.

Вчера сам заявился. Подозвал. Хочу, говорит, выяснить наши отношения.

Я не возражал. Побеседовали по душам.

— Смерти моей желаешь? — прямо глядя в глаза, спросил Игорь.

— А ты сам как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос.

— Думаю, что так оно и есть.

— Ты предал меня, друзей, с дерьмом смешал всю нашу работу. А ведь она кормила нас, и довольно обильно. На что рассчитываешь?

Вижу, побледнел Игорек, сник, сразу спесь с него сошла. Знаю, теперь сделает все, что поручу.

— Могу ли я еще загладить вину? — Тон тусклый, заискивающий.

Я промолчал, ожидая от него конкретных предложений.

— Хочешь, стану твоим телохранителем или по-другому буду служить тебе верой и правдой? — предложил Игорь.

Это уже было что-то дельное.

— Я подумаю, — бросил ему кусочек. Смотрю, чуть порозовел Игорек, глазки ожили.

— Ты мне поверь, для меня это урок на всю жизнь, больше никогда не подведу, — уцепился он в затравку.

Я глядел на него в упор, окончательно уложив его на пол. Игорь не выдержал взгляда, опустил голову на грудь. Он мне напомнил нашкодившую собаку, которая, виляя хвостом, просит у хозяина прощения.

— Ладно, — снизошел я, — посмотрю, как будешь работать. И ежели еще раз подведешь хоть в малом, пеняй на себя. Учти, твое благополучие и здесь, и на воле зависит только от тебя. Примешься за старое — из-под земли достанем и тогда сочтемся за все.

Игорь схватил мою руку, крепко сжал.

— Спасибо, друг, что поверил мне. Не пожалеешь.

Я осторожно высвободил свою ладонь из его клещей, сотворил улыбку-гримасу на лице (то, что получалось после операции) и милостиво кивнул:

— Хорошо, гуляй.

Глядя вслед ему, подумал: «А что, этот малыш еще пригодится. Все же знаю его давно, работал он неплохо. Пахан ему доверял, даже к себе перетащил. А что сломался, с кем не бывает? Важно, что понял сейчас: иной дороги ему нет, как только со мной».

В минувшее воскресенье вызвали меня на свидание. Ума не мог приложить, кому это я понадобился. И вдруг вижу знакомую рожу. Ба, да это ведь мой старый знакомый, к нему я ходил по заданию Багрова. Работник ЦК КПСС, у которого мощные связи и который, как говорил пахан, может сделать все вплоть до вручения подарков самому Генеральному секретарю. Значит, жив курилка. Напрашивались вопросы: где он сейчас пристроился после разгона ЦК? Зачем я ему понадобился? Я устроился на скамейке за огромным столом. Рядом сидели такие же, как я. Напротив каждого расположились родные и близкие зэков. Передо мной — мой старый знакомый.

— Привет, Валера! — открыл он улыбчивый рот.

— Привет, Александр Васильевич, — вспомнил я его имя, хотя виделись всего один раз. Что-что, а на память никогда не жаловался.

Гость просиял.

— Валера, давай на «ты», а то нехорошо вроде получается. Я к тебе запросто, а ты с церемониями. Для тебя я — Саша. Договорились?

Я кивнул. Саша так Саша, мне все равно. А он между тем сразу быка за рога:

— Дело к тебе наиважнейшее. Я заправляю крупной ассоциацией. Мне нужны верные и надежные люди. Хочешь поработать у меня?

— О чем разговор, готов хоть сейчас, — рассмеялся я, приняв его предложение за розыгрыш. Мало ли что придет в голову чинам, подобным ему? Захотел малость порезвиться, и вот он тут.

— Я не шучу, Валера, — посерьезнел Саша. — К тебе на днях подъедет мой адвокат, поможет написать бумагу на пересмотр твоего дела, остальное моя забота. Думаю, скоро выйдешь.

Саша, как приказал себя называть бывший партийный босс, оказался человеком дела. Ровно через два дня после нашего свидания заявился адвокат. Он сказал, что Саша занимает довольно высокое положение в мире бизнеса, что он, адвокат, постарается сделать для меня все возможное и даже больше, чтоб дело мое было пересмотрено и я был оправдан.

И все же с уходом Сашиного человека меня снова охватили сомнения. Томительно тянулись дни. Мне уже думалось, что все это какая-то инсценировка и я понадобился для какой-то хитрой игры. И вдруг, о радость! Меня вызывают в суд, в Москву. Сразу, без всякого предупреждения, без следственных экспериментов и протоколов предстал я перед грозными очами судей и выслушал речь председателя. Всё, меня освобождают, и я могу идти на все четыре стороны. А может, я сплю, вот сейчас я открою глаза и увижу серые стены и нары, освещенные тусклыми лампочками? Но нет, все наяву. Я выхожу за ворота — прямо передо мной «вольво», на фоне которой стоит мой адвокат с распахнутой до ушей улыбкой. Приглашающий жест — и я уже в роскошной кабине.

— На, глотни, — протягивает он мне элегантную флягу.

Все еще не могу прийти в себя и жест моего спасителя оцениваю как струйку кислорода в газовой камере. «Армянский», высший сорт, угадываю по аромату и вкусу. Не могу оторваться.

— Хватит, — останавливает меня адвокат и отбирает живительный напиток. — Предстоит важный разговор, и ты должен быть как стеклышко, — объясняет он свой недружественный жест.

Киваю головой в знак того, что понимаю и готов подчиниться.

Проезжаем Арбат, ныряем во двор высотного дома и останавливаемся у одного из подъездов. На лифте поднимаемся на 22-й, самый последний, этаж и оказываемся в уютной двухкомнатной квартире.

Встречает Сам, в домашнем халате. Мы обмениваемся крепкими рукопожатиями, как старые и добрые друзья.

— Вижу, что все в порядке, и потому ни о чем не спрашиваю, — говорит Саша и отпускает адвоката со словами: «Спасибо, Володя, сегодня же переведу на твой счет, как договаривались…» — Ну, а мы — к столу, — приглашает он меня в комнату, — закусим, поговорим.

Меня не надо было уговаривать. После тюремных харчей, хоть и разбавленных дежурными блюдами из кухни служебного персонала, содержимое Сашиного стола показалось мне фантастикой. Икра, салаты, язычок, колбаска разных сортов и прочие деликатесы сделали бы честь самому изысканному банкету. Вот только кроме «пепси-колы» и «фанты» никаких напитков.

— Крепкое потом, после разговора, — успокоил Саша.

А разговор оказался очень интересным. Суть его состояла в том, что Саша сейчас возглавляет фирму, занимающуюся нелегальным сбытом оружия, производимого на заводах военно-промышленного комплекса. Меня он хочет подключить к особо деликатному делу, о котором я узнаю в свое время. Пока же я должен буду подобрать себе помощника, на которого можно положиться. Саша просил также подумать и представить ему свои предложения насчет того, как войти в контакт и привлечь к нашей работе на любых условиях хорошо знакомое нам семейство, живущее в Штатах. Кстати, по сведениям, которыми Саша располагает, именно они ликвидировали Багрова и его команду. Я сразу догадался, о каком семействе идет речь, и почувствовал, как непроизвольно заходили желваки под скулами и затряслись руки от клокотавшей в груди ярости. Никто еще в моей жизни не наносил мне столько ударов, сколько сделали эти правдолюбцы. Саша заметил мое состояние и захохотал:

— Проняло? Это хорошо, значит, я попал в яблочко, — потом посерьезнел и заговорил командным тоном: — Значит так, Валера, о всякой там мести, обидах, расплате и прочей ерунде с этой минуты забудь навсегда. Переходишь ко мне на службу со всеми своими потрохами, и ни малейшего самовольства, особенно по отношению к нашим бывшим «друзьям». Ты меня понял?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть головой в знак согласия. Чем возвращаться обратно в свой каземат, я мог поклясться выполнить любое его задание. Саша угадал мои мысли и продолжал развивать тему:

— Ты только не думай, что сможешь меня облапошить. — Он подошел к бару и взял бутылку коньяка. Наполнил два бокала, молча выпил. Я сделал то же самое. — Так вот, — возобновил он свой монолог, — хочу предупредить сразу: если переметнешься, продашь или даже заикнешься обо мне, сделаешь что-то по своему разумению, вопреки моей воле, в лагерь уже не попадешь. — И, не дожидаясь моего вопроса «а куда же?», поднял глаза к небу. — Надеюсь, понял?

— На меня можно положиться, не подведу никогда, — заверил я его.

Мне казалось, что тема исчерпана и пора разбегаться. Ожидал, что он скажет, куда мне идти и где залечь. Но он, ни слова не говоря, засобирался сам, поглядывая на часы, а я, естественно, принял это как намек, что пора уходить. Пошел за ним к вешалке, надел свою куртку.

— А ты куда? — удивился он. Я пожал плечами.

— Оставайся здесь. На столике номер моего телефона. Понадоблюсь, звони. Тебе три дня на раздумья. Готовь свою программу. Принимаются и бредовые идеи, но, конечно, на тему нашего разговора. Потом обсудим твои и мои задумки. Отдыхай.

Дверь за ним захлопнулась, и я остался один в шикарной квартире, со своими мыслями, путающимися от пережитых неожиданностей и волнений.

Так жизнь повернулась ко мне новой стороной, обещающей свободу и хорошие деньги. Ради них я готов на многое. А что работа предстоит рисковая, можно было догадаться сразу. Иначе зачем ему было вытаскивать меня, выкладывать, по моим догадкам, немалые бабки? Что ж, мне не привыкать. Вместо Багрова пусть Паханом будет он, Саша, лишь бы платил щедро, а там видно будет.

ДИК

Мне всегда легко было разговаривать с нашим мэром Джоном Каупервудом. И не только потому, что он мой ровесник. Просто мне кажется иногда, что у нас с ним одинаковый взгляд на многие вещи и, вероятно, поэтому мы всегда приходим к согласию. Я имею в виду прежде всего проблемы, связанные с работой моего ведомства, с порядком и спокойствием в городе. А тут Джона словно подменили. Как узнал, что я взял к себе двух русских, из бывшего Советского Союза, взъерошился и довольно жестко упрекнул: «Что, вам американцев не хватает в нашем городе. Выпишите тогда из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса». Я в долгу не остался.

— Сэр, — говорю ему, — свою команду я набираю сам, отчитываюсь перед вами только за результаты работы, а если у вас имеются в этом плане ко мне претензии, готов их выслушать внимательно и принять к сведению.

Обмен любезностями произошел у дверей кабинета Джона, куда он собирался войти, но задержался, встретив меня. Высказав все, что хотел, и убедившись в том, что его слова вызвали с моей стороны весьма негативную реакцию, он демонстративно повернулся и скрылся в своем офисе. У меня после этого разговора испортилось настроение и осталось чувство уязвленного самолюбия. Надо было что-то предпринять. В тот же вечер повидался с Генрихом. Занятий в нашей группе не было, и я зашел в спортзал, где Генрих учил новичков. Он тут же устроил перерыв и подошел ко мне.

— Все в порядке, Дик, или есть проблемы? — спросил Генрих. Вопрос был оправдан, ибо я никогда просто так сюда не прихожу, если сам не занимаюсь.

— На горизонте пока чисто, но надо кое-что с тобой обсудить, — уклонился я от конкретного разговора под перекрестными взглядами любопытствующих глаз.

Генрих кивнул и подозвал к себе старшего группы, чтобы дать ему указания насчет тренировок в его отсутствие. Когда мы уединились, я попросил Генриха подготовить несколько пар лучших каратистов для показательных выступлений.

— Прекрасная идея, Дик, — одобрил он предложение и в свою очередь посоветовал: —Чтобы программа выступлений по-настоящему «заиграла», пусть в ней примут участие и наши женщины. Беру это на себя.

Я не возражал. К тому же Генрих сам взялся продумать и организовать спортивный вечер.

Мне нравятся эти русские ребята. Абсолютно безотказные. Работают как боги. В короткий срок создали школу по каратэ с отлаженной системой занятий. Посещают ее и женщины. Посмотрим, что скажет Каупервуд, когда увидит результаты этой работы. Ведь даже в Нью-Йорке нет пока четкой системы подготовки полицейских, владеющих столь грозным оружием, как каратэ. Но Генрих и Ия не только блестящие мастера и классные педагоги — качества, которым любой профессионал может позавидовать. Они на редкость привлекательны по своим душевным свойствам. Целеустремленность и самоотдача в работе сочетается у них с отзывчивостью и мягкостью характера, умением ценить дружбу и быть верным ей. И во всем этом они удивительно похожи. Потому, видно, судьба и свела их друг с другом, насколько мне известно, после долгих и мучительных жизненных передряг.

Да, по душе мне люди такого типа. Не случайно поэтому мы сдружились семьями. Ольга от них без ума. Мы часто встречаемся. Познакомили нашего малыша с братом Ии — Сержем. Мальчики почти одногодки — быстро нашли общий язык. Играют вместе то у нас дома, то у них. Серж очень привязан к Ие, скучает, когда подолгу не видит свою сестру. И мы уже привыкли видеть его рядом с ней.

Я знаю все или почти все, что произошло с нашими русскими друзьями на их родине. Не на шутку встревожился, когда узнал, что кто-то звонит им по телефону, передает приветы из России и предлагает встретиться. Вида, конечно, не подал, но меры принял. На всякий случай установил наблюдение за их домом и взял под контроль линию связи, чтобы определить адрес, а потом и личность того, кто звонит. Пока тихо, спокойно. Может, напрасная тревога, баловство какое-то, но не исключается и продолжение той истории, участниками которой они оказались. Дело может принять самый неожиданный и опасный оборот.

На следующий же день после разговора с Генрихом я отправился в резиденцию Каупервуда, как ни в чем не бывало заглянул к нему в кабинет, поприветствовал, поинтересовался, как обстоят дела и не нуждаются ли здесь в помощи полиции. Джон оторвался от бумаг и удивленно уставился на меня. Кажется, он не остыл еще от вчерашнего диалога, но на приветствие ответил, правда довольно кисло, сказал, что у них все «о'кей» и в помощи полиции нет необходимости.

— Прекрасно! — с воодушевлением произнес я, делая вид, что собираюсь уже прикрыть за собой дверь, но тут же, будто вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу: — Да, совсем забыл, у нас на днях намечается большое представление с участием чемпионов по каратэ. — Это я, конечно, загнул относительно чемпионов, но в остальном все было правильно. Вижу, Джон заинтересовался и уже мягче поглядывает на меня.

— Да ты заходи, Дик, чего торчишь в дверях, — пригласил он, совсем уже преображаясь из буки в радушного хозяина. — Так что, говоришь, у тебя там намечается?

Я знал, что Джон не останется равнодушным после такой информации. Большой любитель и участник спортивных игр, он не пропустит такого зрелища, как выступления по каратэ, да еще, как я объявил, чемпионов.

— Ничего особенного, Джон. Просто мои ребята покажут, на что способны.

— Вы посмотрите на него, намечается необыкновенное зрелище, а он скромничает! — воскликнул Джон, поднимаясь со своего кресла. — Да мы на весь город протрубим об этом событии, пусть люди поглядят на силу и ловкость тех, кто их охраняет, и проникнутся гордостью за нашу полицию.

Это было уж слишком. Я не ожидал, что моя робкая попытка загладить небольшой конфликт и развеять сомнения у городского начальства относительно моих русских друзей вызовет такой резонанс. Но дело сделано, и придется по-серьезному готовить спортивный праздник. Пообещав Джону заранее сообщить день его проведения, я поспешил в свое управление, чтобы предупредить об этом Генриха. Однако последующие события нарушили все мои планы, и мне пришлось срочно звонить мэру не по поводу единоборств каратистов, а в связи с очень неприятным событием.

Не успел я войти в свой кабинет, как дежурный ошарашил меня известием: из Нью-Йорка сообщили о побеге из тюрьмы троих заключенных, среди которых двое русских из бывшей банды известного Багрова. Предполагают, что они направились в Сакраменто. Приказано принять меры к поимке.

Я тут же набрал номер Каупервуда и передал ему слово в слово это известие. Он, как обычно, хмыкнул и после небольшой паузы забил гол:

— Вот вам возможность показать своих ребят не на сцене, а в настоящем деле, и пусть это будет экзаменом для Генриха и Ии, так, кажется, зовут ваших друзей? — И повесил трубку.

Да, тут счет, конечно, 1:0 в пользу Джона. Но откуда он узнал их имена? Оказывается, с самого начала он раскусил мою хитрость с показом команды каратистов, подготовленных Генрихом и Ией. Выходит, его возмущение, вызванное якобы принятием на работу в полицию русских, просто розыгрыш. Да, купился я довольно просто. Ну ничего, Джон, за мной должок. Потом расквитаемся, а пока все силы на поиск.

Я собрал весь состав, свободный от дежурства, постарался объяснить ситуацию, вызванную возможным появлением в городе преступников, и там, где они могут оказаться, распределил усиленные наряды полиции. Группа из пятнадцати наиболее опытных и подготовленных ребят во главе с Генрихом будет находиться в постоянной готовности отправиться в пункт обнаружения бандитов и принять участие в их захвате. Я высказал также свое мнение о том, что бежавшие из тюрьмы наверняка имели адрес для укрытия. И если выбрали наш город, то скорее всего скрылись в доме у своих «коллег». Поэтому вполне вероятно, что встретиться придется не с тремя уголовниками, а с гораздо большим их числом.

Не исключается и иной вариант. Они могут попасть в Сакраменто случайно, как и в любой другой город, и здесь, ворвавшись в любую квартиру, взять в заложники проживающую там семью и шантажировать власти, предъявив свои условия. Словом, всем нам надо быть начеку и быстро реагировать на малейший тревожный сигнал.

Итак, посты расставлены, меры приняты, город под контролем. Я, как обычно в напряженные моменты, нахожусь в оперативном зале. Это мозг управления. Сюда стекается вся информация, отсюда я могу подать необходимую команду на любой участок, каждому полицейскому в отдельности и всем сразу. Пока тихо. Знаю, идет тщательное наблюдение, внимательно прочесываются квартал за кварталом, проверяются кафе, рестораны, идет опрос жителей.

— Шеф, вас к телефону, из дома, — объявляет во всеуслышание моя секретарша Кэти держит трубку, пока я подойду к ее столу.

Ольга звонит редко, только когда что-нибудь случится. Это, видно, тот случай.

— Дик, у тебя все в порядке? — интересуется Оля для начала разговора.

— Да, дорогая, — отвечаю я и, в свою очередь, спрашиваю: — А как у тебя?

— Все нормально, Дик, я только хотела сказать, что сегодня у Сержа день рождения и мы все приглашены в дом его матери. Когда тебя ждать?

— Ты поезжай с Майком, мы с Генрихом будем позже, начинайте там без нас, — дал я жене указания и поспешил к главному аппарату. Руководитель одного из нарядов лейтенант Хаммер сообщил, что из магазина украдены три мужских костюма, три пары обуви и несколько сорочек. Хозяина нашли связанным, без сознания. Придя в себя, он рассказал, что поздно вечером накануне, когда все сотрудники уже разошлись и он, сдав инкассаторам выручку, собрался уходить, ворвались трое в черных масках, ударили чем-то тяжелым по голове, и больше он ничего не помнит. К сожалению, никаких следов в помещении не обнаружили.

Так, значит, первый сигнал есть. Теперь ясно, что бандиты находятся в нашем городе.

— Продолжайте поиск, — приказал я лейтенанту и сообщил всем постам полученную информацию, чтобы знали наверняка, кого ищут.

Зашел Генрих. Ему я также рассказал об ограблении магазина.

— Считаешь, что это они? — спросил Генрих.

— Без сомнения. Три костюма, три пары обуви, сорочки. Совпадения маловероятны.

— Может, нас пустишь по горячему следу? — предложил Генрих.

Я сказал ему, что следа-то пока никакого нет и надо повременить, чтобы впустую не отмерять километры. И тут вспомнил о звонке Ольги.

— А ты знаешь, что сегодня нас ждут в гости?

— Знаю конечно, — улыбнулся Генрих. — У Сержа день рождения, и Ия вместе с матерью готовят по этому поводу настоящий пир.

— Вряд ли мы попадем на него, — выразил я сомнение. — День, да и ночь могут быть очень горячими.

— Не беда — поздравим мальчугана по телефону, — нашелся Генрих.

— Это выход, — согласился я. — Да и потом, для него главное не мы, а Ия, его друзья.

Звонок, поднимаю трубку. Голос Джона Каупервуда.

— Что нового, Дик? О магазине все знаю, других сообщений нет?

— Это пока все, Джон. Мы работаем, надеюсь скоро выйдем на них.

— И больше никаких новостей? — продолжал допытываться мэр.

— Никаких. Все время нахожусь у пульта управления, если что мне сообщат, дам знать обязательно.

— А как же с визитом на день рождения? Джон опять нанес удар ниже пояса. У меня перехватило дыхание, и я несколько секунд не мог ничего сказать, только слышал, как хмыкает он на той стороне провода, пытаясь сдержать смех.

— Так вы и это знаете? — только и смог я ответить.

— Плохо ты, дружище, информирован, пора на пенсию, — продолжал Джон свою партию. Потом вдруг снизошел и приложил компресс: — Ладно, не буду больше мучить, а то лишусь лучшего полицейского в городе. Дело в том, что моя жена Грейндж с нашей малышкой Элис тоже получили приглашение и уже направились туда. Грейндж работает вместе с миссис Надеждой, матерью Ии, над конструированием новых моделей женской одежды, а Элис учится в той же школе, что и Серж. Мы бывали у них в гостях, они — у нас. Приятные люди, — и он уже открыто захохотал. Я ответил ему тем же. Все же это приятно, когда находишь общий язык с начальством.

Между тем время шло, а результатов никаких.

Наконец посыпалась информация от дежурных нарядов: «Видели трех подозрительных типов в кафе», «Шесть человек сильно избили хозяина оружейного магазина и похитили пятнадцать автоматических пистолетов и большую партию патронов», «Угнан «мерседес», его видели мчавшимся в предместье города»…

Я вызвал Генриха и приказал:

— Бери своих шесть человек и на двух машинах прочешите весь район, куда предположительно скрылись бандиты. Держите со мной постоянную связь, действуйте по обстановке.

Только он удалился, новое сообщение: «На шоссе за городом из «мерседеса» обстреляна полицейская машина, пытавшаяся его остановить. Один полицейский убит, двое тяжело ранены и уже доставлены в госпиталь».

Не успел я как следует переварить это известие, как последовало еще одно. ««Мерседес» исчез, словно провалился сквозь землю», — взволнованно доложил тот же лейтенант Хаммер.

— Ищите, Хаммер, ищите, они не могут испариться, — как можно увереннее сказал я и посоветовал: — Сворачивайте с главной дороги на проселочные, ведущие к отдельным коттеджам, возможно, в них где-то укрываются преступники.

— Правильно, шеф! — обрадовался лейтенант. — И как это я сам не догадался? Но у меня мало людей, всего трое. Хорошо бы добавить столько же, тогда веселее пойдет работа.

— Не беспокойтесь, Хаммер, скоро к вам подоспеет группа захвата, действуйте вместе.

Наступил вечер. Потом — ночь. Поиски ничего не дали. След преступников пропал. Пришлось дать отбой до рассвета, но я приказал оставаться всем на местах, чтобы утром возобновить поиск.

Глаза слипались. Устал. Я решил чуточку подремать и, оставив за себя капитана Йорка, отправился к себе в кабинет прилечь на диван. Дойти успел только до двери. Телефонный звонок вернул меня к главному пульту.

— Слушай, Дик, что происходит, есть у нас в городе полиция или нет? — Джон Каупервуд говорил очень серьезно и, по-моему, С большой долей тревоги.

— Брошены все силы, но пока безуспешно. Завтра найдем подонков, — заверил я.

— Дик, ты меня удивляешь, они уже нашлись, он перешел на теплый, дружеский тон, а это было свидетельством бушевавшей в нем бури.

— Как?!

— Очень просто, Дик, их шесть человек и они забаррикадировались в известном тебе доме, куда мы все были приглашены на день рождения. Наши дети, жены, мать и отец Ии и она сама взяты в заложники.

— Этого не может быть! — только и мог я воскликнуть.

— Это правда, Дик, — печально молвил Джон. — Один из бандитов позвонил мне, позволил поговорить с Грейндж и выдвинул условия: до рассвета им должны быть доставлены пять миллионов долларов, вертолет с полной заправкой и пилотом и обеспечен свободный вылет с территории города. С собой они заберут только детей и одну женщину. Отпустят их по прибытии в район посадки, который назовут пилоту. Разумеется, исключается какое-либо преследование полиции. Невыполнение условий повлечет тяжелые последствия. Им терять нечего, и они пойдут на все, вплоть до ликвидации заложников. Что будем делать, Дик?

Пока Джон обо всем этом рассказывал по передатчику, я включил микрофон, настроенный на всю команду, находящуюся в поиске, и, слушая его, одновременно передавал приказания:

— Всем следовать на двадцатый километре поворотом к коттеджу. Бандиты засели в доме, захватили заложников, предъявили ультиматум. Обложить дом со всех сторон. Без меня ничего не предпринимать. Скоро буду.

Отдельно Генриху:

— Ты там рядом, дружище, действуй со своими ребятами. Но будь осторожен, наши семьи под дулами пистолетов.

ИЯ

Удивительная все же страна Штаты. Интересно здесь жить — и прежде всего потому, что здесь каждый, наверное, может найти применение своим силам и возможностям. Сужу по себе и своим близким. Я и Генрих получаем огромное удовлетворение от своей работы. Чувствуешь, что твой труд здесь нужен, встречает понимание и благодарность. Не говорю уже о том, что он щедро оплачивается.

Мама тоже с головой ушла в свое дело, только и разговоров при встрече, что о новых моделях, о творческих поисках, о том, что демонстрации ее моделей скоро будут проходить по городам Соединенных Штатов и, может быть, даже в других странах, в том числе и в России. Между прочим, мама очень высоко отзывается о творческих задатках своей компаньонки Грейндж, супруги мэра города, с которой тесно сотрудничает. Побывали всем семейством у них в гостях. Как ни странно, живут они довольно скромно, я отметила, что дом мамы и папы выглядит значительно роскошнее, чем их «лачуга», как назвал свою обитель сам Джон Каупервуд. Представляю себе нашего чиновника на месте городского головы. Вот бы соорудил себе хоромы за счет казны! А тут все по закону, по строгим правилам. Здесь даже самая высокая должность не дает права жить не по средствам. В общем, обрастаем дружескими связями и в довольно авторитетных кругах.

Отец тоже делает успехи. Как и раньше, вижу его редко. Мама с гордостью говорит: «Папа горит на работе». Хотя теперь командировки ему не грозят, он все равно с раннего утра до позднего вечера пропадает в фирме. Возглавляет ее по-прежнему Венс. Он очень ценит папу, доверил ему важный и, кажется, в какой-то мере засекреченный участок работы. Насколько мне известно, папа контролирует юридическую сторону международных коммерческих сделок, связанных с химическим оружием.

Осталось сказать о Сереже. Это наш главный член семьи, в котором все мы души не чаем. Не представляла даже, что смогу так полюбить своего маленького братика. Мы с ним почти неразлучны. Он учится в начальном классе местной школы и после занятий следует прямиком к нам домой, а иногда — и ко мне на работу. Обычно я заканчиваю свои дела к двум часам. Подваливает Генрих, мы все вместе отправляемся обедать в ресторан. Потом Генрих возвращается в управление, а я с Сережей — домой. Там мы переворачиваем все вверх дном, носясь по комнатам друг за дружкой, а если хорошая погода — во дворе. Я незаметно, плавно, исподволь приучаю его к нагрузкам, к незамысловатым приемчикам, вырабатываю у него чувство опасности и умение на нее моментально реагировать. Мальчишка чудесный, понимающий, схватывает все на лету, и я уверена, что со временем из него выйдет отличный мастер. Главное же, он в восторге от наших игр, и я, конечно, тоже.

К дню рождения Сережи мы с Генрихом купили ему велосипед.

Решили отпраздновать событие в доме родителей. Пригласили гостей — Дика с Ольгой и Майком, а также чету Каупервудов с их Элис, подружкой Сережи. Я постаралась в этот день пораньше вырваться с работы, благо Дик вызвал всех сотрудников на совещание. Заехала по дороге в магазин, накупила деликатесов и в полдень была уже в мамином распоряжении. На мне лежала закуска и отбивные. Мама колдовала над пирогами, изобретать которые ей нет равных. Помню еще в детстве мамин «Наполеон». Могла есть его круглые сутки. Кажется, Сережка весь в меня. Когда его спросили, какой пирог ему испечь, он не задумываясь ответил: «Наполеон».

Папа отвечает за напитки. Так у нас было условлено. И хотя в домашнем баре имеется неплохой набор различных вин и коньяков, папа обещал подкупить кое-что дополнительно.

Звонил Генрих. От себя и Дика поздравил Сережу с днем рождения и просил извинения, если опоздают, — дела. Интересно, что у них там стряслось? Когда я уходила, вроде бы было все спокойно. Правда, слышала краем уха, что в городе появились какие-то беглые. Да мало ли по улицам шастает бродяг и подозрительных типов? Повод ли это для тревог? Ничего, опоздавших оштрафуем по-русски.

Зато папа пришел раньше обычного. Притащил огромную кошелку разных бутылок, среди которых целая батарея всевозможныхсоков. Он тут же предложил свои услуги на кухне, но мама замахала руками:

— Самая лучшая твоя помощь — не мешать нам. — Она предложила папе топать в ванную, а потом часок полежать с закрытыми глазами, чтобы к приходу гостей быть молодым и красивым.

Папа подчинился с чувством исполненного долга.

Первыми явились Оля с Майком, потом Грейндж с Элис. Гостей встречал сам виновник торжества. У нас все было готово, и после небольшой разговорной разминки взрослые и дети сели за стол. Папа на правах старшего и единственного пока мужчины провозгласил длинный тост за нашего Сережу, и мы все по очереди его расцеловали. Каждое новое блюдо встречалось аплодисментами и оценивалось по высшему баллу. Но особое восхищение вызвал поданный к чаю «Наполеон». Пожалуй, никогда еще так не удавалось маме сделать его столь фантастически привлекательным. Только разрезали и разложили по тарелочкам, раздался звонок.

— Это наши мужчины, — уверенно сказала мама и пошла открывать. Но ее опередил Сережа. Все правильно: именинник обязан встречать гостей.

И тут произошло нечто ужасное. В комнату ворвались вооруженные люди с криком: «Всем оставаться на местах!», рассыпались по дому, заглядывая в каждый уголок.

— Кто вы такие и что вам здесь нужно?! — вскричала мама. Этот же вопрос повторил отец.

— Заткнитесь вы оба! — заорал самый длинный из них. — Будете здесь сидеть, пока власти не выполнят наших условий. Если кто пикнет или предпримет что-либо против нас, пусть пеняет на себя. Пострадают прежде всего дети. — Он приказал своим согнать ребят на диван и строго их охранять, поручив это рыжему.

И тут заговорила Грейндж:

— Я жена мэра, он вам хорошо заплатит, если вы не причините нам вреда и выпустите хотя бы детей…

Длинный не дал ей договорить, схватил телефонную трубку и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Вот и позвони мужу, обрисуй ситуацию, а мы с ним обсудим финансовые и другие проблемы.

Грейндж подчинилась. Разговор состоялся. Длинный выдвинул свои требования, но что ответил Каупервуд, неизвестно. Надеюсь, он согласился на встречу, а тем временем поднял тревогу и сообщил Дику.

В первые секунды я не могла прийти в себя, не веря в случившееся. Мне казалось, что это дурной сон, вот сейчас я открою глаза — и все станет на свои обычные места. Но нет, это реальность. В доме бандиты, как и почему они здесь — это выясним после. Сейчас надо действовать и принимать какие-то меры, причем обдуманно, осторожно — под прицелом дети. Да и женщины совершенно беззащитны. А что может отец против таких слонов?

Решение пришло мгновенно. Я обратилась к своим со словами:

— Давайте будем благоразумны и терпеливы. Надеюсь, ничего плохого нам не сделают. Они хотят, чтобы мы оставались на своих местах, — пожалуйста. Подождем, пока власти выслушают их требования.

Все это я произнесла громко, чтобы меня могли услышать и непрошеные гости. Я добилась своего. Длинный даже присвистнул от удивления.

— Вот кто, оказывается, здесь главный! — Он ощерившись, подошел ко мне ближе, нагло оглядывая меня с ног до головы. И вдруг заговорил по-русски: — А что, братва, может, займемся с дамами по очереди? Вначале я с этой, — ткнул пальцем в мою сторону, — потом вы с ними, — указал на других женщин.

Я метнула взгляд в сторону мамы, Ольги, Грейндж и папы, глазами показала, чтоб ни звука. Теперь я узнала длинного и того, рыжего, что охранял детей. Это они были тогда в последний раз с Багровым, преградившим нам путь. Головорезы вряд ли меня запомнили. Иная прическа, другой наряд, да и вырубила я их тогда сразу. Дик потом рассказывал, что они не скоро пришли в себя после моих ударов. Так вот почему нелегкая занесла их в наш дом! Вспомнили, видно, что машина наша шла отсюда, значит, живем где-то поблизости и, следовательно, есть место, где можно укрыться. Конечно, это были мои личные выводы, но логика подсказывала, что именно так оно и есть. Между тем предложение длинного вызвало у его приятелей общее оживление, особенно когда было повторено на английском. Значит, заключила я про себя, среди них, по меньшей мере, двое русских, остальные американцы. Это дела не меняет, но все же какая-то зацепка. Может, признаться, что мы русские? Хотя есть опасность усугубить наше положение. Вдруг вспомнят нас, в том числе и меня, взбесятся, перебьют всех… Нет, буду действовать по обстановке, не опережая событий.

Длинный не терял зря времени. Он поманил меня пальцем и приказал следовать за ним. Я сделала вид, что не подчиняюсь. Тогда он наставил на меня пистолет и заорал:

— А ну, топай за мной!

Отец и мать вскочили со своих мест. К ним тотчас бросились двое из команды длинного и замахнулись ножами.

— Не смейте! — закричала я что было силы. — Я иду.

— Оставьте их, — приказал длинный и уже ко мне: — Будешь послушной, никто никого не тронет.

Проходя мимо отца, я успела шепнуть:

— Не волнуйся, за себя постою. Обернувшись, я увидела, как отец обнял маму и что-то ей говорит. Правильно, папуля, успокой ее, скажи, что дочь себя в обиду не даст.

Длинный остановился, пропустил меня вперед со словами: «Веди в спальню». Мы поднялись по лестнице на второй этаж в бывшую мою комнату. Длинный прикрыл дверь и сбросил с себя пиджак, оставшись в белой сорочке с модным галстуком. «Нарядились, мерзавцы, как на праздник, — возмутилась я про себя. — Ничего, сейчас попразднуешь». Я обернулась к нему в ожидании его дальнейших действий. Он хотел было продолжить стриптиз дальше, но, увидев, что я жду его, раскинул лапищи и зверем кинулся ко мне. Я нырнула под его правую руку, и он с маху врезался в стену.

— Ого, поиграться захотела, — засмеялся он, потирая расшибленный лоб, — а ну, иди ко мне. — Видя, что я не двигаюсь, сам стал приближаться, но теперь уже медленно, громко сопя, не сомневаясь, что сейчас меня схватит. Когда его рыло оказалось на расстоянии вытянутой руки, я сделала короткий выпад и наотмашь дала ему по зубам тыльной стороной ладони. Обычно кирпич не выдерживает. Но этот гад крепок. Его глаза налились кровью, а из глотки сквозь выбитые зубы вырвался бешеный рев. Такой не пощадит. Правой нанесла хлесткий тычок в ребра. Он сложился пополам и повис на мне, стискивая в кулаках мою нарядную кофту. Тогда я схватила его галстук и принялась накручивать на руку до тех пор, пока физиономия бандита не стала наливаться синевой. Он сразу обмяк и повалился на пол, хрипя и дергаясь. Я перепрыгнула через него и, разорвав на полосы простыню, связала ему руки и ноги, для полной гарантии, так всегда учил Генрих. Вытащив из кармана его пиджака пистолет, стала ждать следующего. Он должен был появиться. Долгое отсутствие вожака не могло не вызвать внизу беспокойства или хотя бы любопытства.

Я не ошиблась. Через некоторое время услышала возгласы: «Эй, сколько можно? Мы тоже хотим, давай спускайся, ты что там, заснул?» Потом послышались шаги по лестнице. Кажется, топает один. Хорошо. Вот бы по очереди наведывались, так, по одному, всех бы уложила. Но надеяться на это не стоит.

Дверь медленно открылась и рыжий ублюдок протиснулся в комнату. Он ошарашенно уставился на валявшийся на полу связанный куль и, чего я никак не ожидала, выскочил из комнаты. Я успела лишь подставить ногу, и он грохнулся на лестничной площадке всей своей квадратной тушей, заорав во все горло. «Как бы не переполошились там эти козлы, не подняли стрельбу», — встревожилась я. Надо отдать должное рыжему, он хоть и напугался до смерти, но соприкосновение носа с полом привело его в чувство. Он тут же оказался на ногах и схватился за пистолет. Но это было совершенно лишнее движение. Я сделала привычное сальто, выбив в полете одной ногой оружие, а другой — припечатав окончательно его длинный нос. Рыжий взвыл и опрокинулся навзничь.

— Что у вас там за вопли, бабу не поделили? — послышался голос снизу.

Я приставила пистолет к виску рыжего.

— Отвечай, подонок, что да, подрались с длинным, и что сейчас вы спуститесь вниз.

Рыжий помотал головой, мыча что-то невнятное. Я поняла, что даже при большом желании он сейчас ничего не скажет, и решила рискнуть:

— Эй, вы там, — прокричала я. — Эти идиоты сцепились из-за меня и сейчас зализывают раны, велели вам сказать, чтобы не шумели и ждали их спокойно, они скоро придут.

Примитивно, конечно, но что мне было делать? К моему удивлению, наживку скушали. Я слышала, как они, посмеиваясь, отпускали сальные словечки в мой адрес.

Рыжего я загнала под дулом пистолета в комнату и заставила связать себе ноги. Затем уложила мордой вниз, вывернула назад руки и накрепко опутала их остатками простыни.

— Вспомнил тебя, красавица, — прошамкал вдруг рыжий. — Это ты тогда со своим дружком ухайдакала нас с Багровым. Ничего, поплатишься за все.

— Ладно, заткнись и отдыхай пока, радуйся, что цел. Попадешься в следующий раз, не пощажу. — С этими словами я пнула ногой его жирную задницу и закрыла за собой дверь.

Что дальше? Спуститься вниз — сразу заподозрят неладное. Оставаться здесь — тоже не лучший выход, хотя единственно правильный в этой ситуации. Может, еще один попадется на удочку и поднимется сюда.

Однако в третий раз уже не получилось. Снизу стали требовать длинного или рыжего. Когда никто из них не отозвался, спуститься к ним приказано было мне. Опасаясь за жизнь близких, я пошла.

— А где же они? — спросил седовласый с обвисшими усами, видимо, командовавший здесь в отсутствии длинного.

Я пожала плечами.

— Отвечай, иначе испорчу твои прекрасные глазки, — потребовал он, играя перед моим лицом ножичком.

— Они спят после игры со мной, — сказала я первое, что пришло в голову.

Усатый недоверчиво оглядел меня.

— Врешь, тут что-то не то, пойду посмотрю.

Он подозвал к себе всех троих и отдал распоряжения. Я не слышала, что он им говорил, но судя по тому, как они распределились по ролям, взяв на мушку сидящих за столом взрослых, устроившихся на диване детей и отдельно меня, поняла, что усатого на мякине не проведешь. Он правильно распределил силы, чтобы владеть ситуацией. Я не сомневалась также, что наступает критическая минута. Сейчас он обнаружит длинного и рыжего, развяжет их, приведет в чувство, заставит рассказать, что с ними произошло, — тогда не жди от них пощады. Будь я одна, показала бы им на что способна. Но в такой ситуации, как сейчас, рисковать я не имела права.

Я увидела, как усатый стал подниматься на второй этаж. В моем распоряжении оставалось еще немного времени. Я рассчитывала, что бандит, ткнувшись в запертую дверь, ключ от которой находился у меня в кармане, потребует меня наверх.

Так оно и вышло. Покрутившись по комнатам и не найдя там никого, он обнаружил, что дверь в одну из комнат заперта.

— Поднимись-ка сюда, красавица, — елейным тоном попросил он. Ничего не оставалось, как подчиниться.

Да, этот тип был и осторожней и хитрей. Он сразу же взял на изготовку свой пистолет, отошел на приличное расстояние, как бы почувствовав опасность с моей стороны, и внимательно следил за каждым моим движением.

— Открой, и побыстрее, — приказал он. Я пожала плечами.

— Эта дверь всегда закрыта, там никто не живет.

— Ничего, открывай, не могли же они испариться.

— Ключа у меня нет, — отрезала я.

— Ах, нет? Тогда отойди в сторону.

Я и это сделала без возражений. Он выстрелил по замку. Пуля прошли навылет, но безуспешно. Дверь по-прежнему не поддавалась.

— А если ухлопаешь своих? — наивно спросила я.

— Заткнись, дура, — рявкнул он, свирепея, и, разбежавшись, двинул ногой по двери.

До сих пор усатый действовал безошибочно. На этот раз он допустил просчет. Первый и последний. Он вспомнил обо мне уже с опозданием, когда я приняла боевую стойку, повернулся чтобы заставить первой войти в комнату, и тут же рухнул навзничь. Молниеносные удары ногой в грудь, затем в голову сделали свое дело. Так, третий готов. Принимайте гостя. Я подтащила усатого к тем двум, связанным и лежащим на удивление смирно, и стала искать, чем бы его тоже спеленать. И вдруг над головой просвистели пули. Я метнулась в сторону от входа, успела схватить взглядом стоящего у порога негра с лицом, испещренным шрамами. Это был один из шести, и стрелял он почти в упор. Я прижалась спиной к стене, ожидая, когда этот урод рискнет войти. Но он не спешил. Сколько же его ждать? Не высовываться же самой. Наконец шаг, еще шаг. Я приготовилась. И только показалось плечо, сделала резкий выпад правой рукой, но неожиданно наткнулась на блок. «Профессионал», — мелькнула у меня мысль. Я крутанулась на 180 градусов, чтобы силой инерции сбить его ногой на пол. Он легко увернулся, и я лицом к лицу встретилась с… Генрихом.

ГЕНРИХ

Ия все же настояла на том, чтобы не посвящать Дика в письмо с далекой родины. Я уступил, но в душе сомневался. Дик свой парень, и можно было ему рассказать об этих сигналах, чтоб был в курсе на всякий случай, да и посоветоваться не мешало, как нам лучше поступить. А то получилось, что мы действуем на свой страх и риск и ставим Дика в какой-то мере под удар: мы все же его сотрудники. Я понимаю Ию. Во-первых, она не хочет, чтобы у Дика сложилось впечатление, будто мы струсили, и во-вторых, она считает, что поскольку дело касается только нас лично, сами и должны выпутываться, зачем сюда еще кого-то привлекать, тем более Дика, занимающего ответственный пост. Но, повторяю, я согласился, а значит, дал обет молчания. Посмотрим, чем все это кончится.

Мы оставили на ночь свет в одной из комнат, просигналив тем самым, что согласны на встречу. Однако от автора письма пока ни слуху, ни духу. Может, там раздумали, может, наоборот, готовятся к свиданию. Время покажет. И все же неопределенность вносит в нашу, можно сказать, размеренную жизнь некоторую нервозность, ожидание каких-то со бытии, чувство, похожее на то, которое мы постоянно испытывали в России. Там, бывало, уже просыпаешься с камнем на сердце: что день грядущий мне готовит? Казалось, мы позабыли уже об этом, да вот земляки напомнили.

И когда Дик срочно вызвал меня и сообщил, что в доме родных Ии засели бандиты, сразу мелькнула мысль — а не связано ли это каким-то образом с игрой тех, кто звонил и писал нам? Конечно, это может быть чистым совпадением, случайностью, но и такой вариант нельзя сбрасывать со счетов. Теперь, однако, есть ясность. У меня развязаны руки, и я знаю, что делать. Пришла привычная уверенность и жажда действовать. Я выбрал шесть человек, самых лучших в моей группе, которые, уверен, не подведут в самой сложной ситуации.

Когда мы притормозили на подступах к дому, нас встретили парни из команды Хаммера и группы усиления, патрулировавшие в других районах. Они засели в укрытиях, взяв под прицел все входы и выходы.

— Дик приказал окружить дом и не предпринимать ничего до его приезда, — объявил лейтенант, подойдя к машине.

— Что ж, Хаммер, поступайте, как вам приказано, у меня на этот счет другие указания, — сказал я и стал обсуждать со своим экипажем план дальнейших действий. Он, собственно, у меня уже созрел по дороге сюда. Мы отогнали наш «мерседес» в сторону и стали готовиться. Тут подъехал Дик, а через минуту показался и сам мэр. Сразу — ко мне с вопросом: что намерен предпринять?

— Будем брать дом штурмом, — ответил я и предупредил: — Только не мешайте и не предпринимайте ничего, пока мы не возвратимся.

— Как это — штурмом? — удивился Дик. Этот же вопрос застыл и в глазах мэра. Не говоря больше ни слова, я со своими ребятами приступил к работе. Мы врассыпную метнулись к дому и по стенам стали подбираться к окнам и балконам. К сожалению, они были закрыты, и нам предстояло одновременно ворваться в комнаты, пробив оконные и дверные рамы. Когда все семеро, включая меня, добрались до цели, я громко свистнул, и мы мощными ударами ног снесли препятствия и оказались сразу во всех комнатах. На себя я взял второй этаж, предполагая, что бандиты спрячут там детей, чтобы изолировать их от взрослых и держать всех в напряжении. Кроме того, со второго этажа хорошо просматривалась местность и оттуда можно было следить за происходящим снаружи и диктовать свои условия. Поэтому я считал, что здесь будет, по меньшей мере, двое, а то и трое из шести. Но я обманулся в своих ожиданиях. Я это сразу понял, когда ворвался через балкон в коридор второго этажа и увидел стрелявшего негра. Тот палил сразу из двух пистолетов в комнату, где, как я предполагал, находилась Ия, так как, кроме нее, никто не мог противостоять бандитам. Мне некогда было с ним церемониться, и я с ходу в прыжке врезал ему двумя ногами чуть выше ягодицы. Он без звука вытянулся плашмя и затих. Неужели перестарался? Нет, пульс есть. Я подобрал пистолеты и двинулся в комнату, Но не успел сделать и шага, как почувствовал справа взмах руки. Закрылся блоком. В следующую секунду нырок в сторону и захват ноги. Знакомый почерк. Я не ошибся. Передо мной глаза в глаза родная мордашка. И расплывающееся на лице удивление стерло с него маску боевого ожесточения.

— Это ты?! — на самой низкой ноте выдыхает Ия. Следующий вопрос: «Как ты сюда попал?» — звучит уже гораздо спокойней. Она умеет брать себя в руки.

— Потом расскажу, — говорю я и вхожу в комнату, разглядывая аккуратно лежащие фигуры.

— Твоя работа? — спрашиваю для порядка, хотя прекрасно знаю, чьих рук это дело.

Ия молчит и довольно улыбается.

— Отлично выполнено, — похваливаю я ее. — А где же остальные?

— Там, внизу, надо спешить, — спохватывается женушка и уже мчится к выходу.

— Погоди, — я успеваю схватить ее за руку. Мои ребята, думаю, уже управились. Но все же будем осторожны. Первым пойду я.

Я не ошибся. Двое бандитов мирно лежали на полу, а мои парни в ожидании меня сидели за столом и спокойно беседовали с хозяевами и гостями. Тут же рядышком пристроились и дети.

Полицейские действовали стремительно. Прорвавшись сквозь окна в комнаты первого этажа и обнаружив, что в них никого нет, все, как и было условлено, устремились в гостиную, где уже работали двое из наших. Грохот разбитых окон и стук распахнутых настежь дверей повергли бандитов в шоковое состояние. Они не успели опомниться, как были скручены профессионалами. Мои уроки даром не пропали. Потом я проанализировал шаг за шагом работу моих подопечных и не нашел ни одной ошибки. Главное — мы действовали без единого выстрела, еще раз показав, что владеющий искусством каратэ в большинстве случаев не нуждается в применении оружия.

На всю операцию мы затратили пятнадцать минут. И когда вывели двоих в наручниках, а остальных вынесли на носилках, нас окружили репортеры и закидали вопросами о том, как же нам все это удалось. Дик и Джон Каупервуд первым делом бросились к своим. Убедившись, что все целы и невредимы, они подхватили меня под руки, отбивая от окруживших корреспондентов, и потащили к машине. Понятно, хотели получить информацию из первых рук, считая меня героем дня. Объяснять что-либо в этот момент не было никакого смысла. Громкие возгласы собравшейся толпы, шум телекамер, снующие полицейские, восторженная встреча заложников — все это отвлекало и не давало мне возможности лаконично доложить, а им — выслушать. И только когда мы наконец уселись в машину, я поведал обо всем, что случилось.

— В общем, нам оставалось лишь завершить то, что сделала Ия, — заключил я свой рассказ.

— Невероятно! — воскликнул мэр.

— Да-а-а, — протянул многозначительно Дик и развел руками, поглядывая на Джона.

— Не надо на меня так смотреть, — тотчас отреагировал Каупервуд. — Я не виноват, если ты шуток не понимаешь. Ты же прекрасно знаешь мое отношение к каратэ и к тем, кто несет это искусство в полицию.

— Ладно, забудем тот инцидент, — примирительно сказал Дик. — Давай лучше подумаем, как нам отметить отличную работу сотрудников нашей полиции.

— Мне кажется, будет правильно, если и Генриху, и Ие, как инструкторам городской полиции, отличившимся при выполнении важного задания, присвоят звания лейтенантов, — предложил Каупервуд. — Напиши ходатайство, я подпишу.

— Прекрасная идея, — ответил Дик. — Сегодня же подам рапорт.

Пока мы обсуждали результаты происшествия, к машине подошла Ия. Она успела уже привести себя в порядок и выглядела свежо и эффектно. Сидевший впереди Джон Каупервуд выскочил из машины и, распахнув дверцу, галантно пригласил Ию занять его место.

— Прошу вас, а мне срочно надо в мэрию, — объяснил он.

Мы распрощались с Джоном. Дик тем временем распорядился, чтобы на полицейских машинах женщин и детей отправили по домам.

— Время уже позднее, — поглядев на часы, сказал он. — Поедем-ка и мы отдыхать. Вам это особенно необходимо после такой напряженной работы.

Мы не возражали. Дик подбросил нас до дому, а сам поехал дальше, наверное, в свое управление.

Когда мы приходим к себе вдвоем, первым обычно вхожу я. Так уж у нас заведено. Открываю дверь, Ия — за мной. Застываем оба в изумлении. За столом, как ни в чем не бывало, сидят двое — один молодой, другой в возрасте — и играют в карты. Тот, что постарше, тотчас поднялся и заговорил:

— Не удивляйтесь, пожалуйста, и извините за вторжение. Мы вам все объясним, и вы, надеюсь, нас поймете. Наш визит связан с приглашением вас на переговоры. Поскольку вы от них не отказались, мы посчитали наилучшим вариантом встретиться здесь, чтобы ни у вас, ни у нас не было никаких недоразумений относительно «хвостов» и прочих лишних свидетелей. Открыть замок, как вы сами понимаете, не представляет большого труда. Разговор должен быть строго конфиденциальным. И если вам это не подходит, мы тотчас удалимся и не будем вас больше никогда беспокоить.

Ия молча подошла к столу и уселась напротив наших непрошеных гостей, я последовал ее примеру.

— Слушаем вас, — сухо бросила Ия.

— Прежде всего надо договориться о том, — продолжал пожилой, — что мы выйдем отсюда без осложнений, независимо от темы разговора и его результатов.

Мы снова переглянулись с Ией, и она кивнула в знак своего и моего согласия.

— О'кей, — удовлетворенно произнес незнакомец, все еще, видимо, не решаясь отрекомендоваться, хотя мог, на мой взгляд, назваться любым именем. Словно прочитав мои мысли, он представился: — Меня зовут Григорий Николаевич. — Своего товарища он не посчитал нужным представить. Наверное, «шестерку» взял с собой для пущей важности, а может, как телохранителя. Нам это совершенно безразлично. Пусть быстрее выкладывает, зачем мы им понадобились, и проваливает на все четыре стороны.

— Так вот, — возобновил между тем свое выступление Григорий Николаевич, — нам поручено сделать вам очень интересное предложение.

— Для кого интересное и кем поручено? — вставила вопрос Ия.

Григорий Николаевич растянул губы в улыбку, бросил поощрительный взгляд на Ию и ответил:

— Очень приятно, что вы так живо воспринимаете мое вступление. Но то, о чем выспрашиваете, узнаете из последующего моего повествования. Наберитесь терпения.

Говорил он спокойно, рассудительно и довольно откровенно. Суть состояла в том, что известные нам в Москве люди, конкретно назвать которых он отказался, вышли на русскую фирму, официально действующую в США, и поручили установить связи со мной, Ией, а также с Андреем Петровичем для привлечения к участию в акции, связанной с переправкой плутония из России в Штаты, а затем в одну из третьих стран. Мы, даже не сговариваясь с Ией, сразу сказали «нет».

— Не торопитесь с отказом, — парировал Григорий Николаевич. — Мы найдем других, кто выполнит эту роль. Но тогда вы, во-первых, теряете возможность заработать два миллиона долларов, и во-вторых, привлечение к этому делу посторонних, неквалифицированных людей может привести к нежелательным для всех нас последствиям: утечке радиации, передаче груза в чьи-то «грязные» руки, использованию плутония корыстных целях.

— Хорошо, мы подумаем, — взял я на себя инициативу и тут же уловил удивленный взгляд Ии. — Нам нужно время, чтобы принять решение, — уточнил я.

— Хорошо, — согласился Григорий Николаевич и предупредил: — Надеюсь, решать будете только вдвоем, ибо в противном случае мы прекращаем с вами всякие контакты.

— Разумеется, — заверил я.

— Что ж, вашего слова для нас достаточно, — заключил Григорий Николаевич. — Два дня вам на размышление. На третью ночь свет в окне означает ваше согласие. — Он встал, протянул руку. Я пожал ее. Ия нагнулась, поправляя туфлю, чтобы избежать «теплого» прощания. Григорий Николаевич пошел к выходу. За ним поспешил, оказавшийся, судя по фигуре, крепким малым, его коллега. В дверях Григорий Николаевич обернулся.

— Да, совсем забыл — к происшествию в доме ваших родных мы не имеем никакого отношения. И еще: если вы вдруг случайно или намеренно проговоритесь Дику о нашем предложении, сведения об этом быстро дойдут до нас. Привет!

Дверь захлопнулась. Последняя фраза «гостя» повергла нас в смятение. Откуда он знает Дика и как ему станет известно, если мы вдруг надумаем сообщить об этом визите? Конечно, тут может быть элементарная «пустышка». Узнали имя начальника полиции, и вот тебе небольшой шантажик. Но, может, действительно у них и там все схвачено. Ведь для закрутки такого дела с плутонием нужны большие деньги и огромные связи. Не сомневаюсь, они и без нас начнут действовать — и, возможно, успешно. Значит, нужно соглашаться, чтобы предотвратить беду, и срочно выяснить, в чем заключается моя и Ии роль и для какой цели потребовался им Андрей Петрович. Наверняка они хотят использовать возможности его нынешнего положения. Ну, а что касается тех, кто вывел фирму Григория Николаевича на нас, то тут сомнений нет. Это русские мафиози, с которыми пришлось столкнуться мне и Ие, а также связанные с ними партийные и государственные чиновники, хорошо знающие Андрея Петровича и следившие за его карьерой в США.

Дальнейшие события показали, что я был прав.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

Ия — герой дня. Иначе не скажешь. Конечно, и Генрих со своими удальцами показал класс, но Ия — вне конкурса. С тремя громилами справилась играючи. Просто уму непостижимо. Если бы не видел, как она в два счета усмирила тогда подручных Багрова, ни за чтобы не поверил, что Ия, моя маленькая, нежная девочка, способна «вырубить» здоровенных, не знающих пощады детин. Не сомневаюсь, что они прошли в уголовном мире богатую школу, и хрупкое на вид создание просто не заслуживало их внимания. Так они, видимо, посчитали, да глубоко ошиблись. Не каждый мужик, даже умеющий за себя постоять, решится с ними потягаться. А вот Ия не побоялась.

Недаром, ох недаром, овладевала она искусством каратэ. Спасибо Генриху. Без него она не достигла бы таких бойцовских качеств. Что ж, это, видно, судьба. Рад за Ию. Генрих — надежный друг. За ним она как за каменной стеной. Правда, сама Ия так не считает и при каждом удобном случае подчеркивает, что Генрих без нее давно бы пропал. А он только посмеивается и не возражает. Мне кажется, ему даже нравится, когда Ия говорит об этом вслух. Главное, они нашли друг друга и очень счастливы.

У них оказалось много общего — и взгляды, и интересы, и редкостная целеустремленность, и честность в большом и малом, и многое другое, что отличает цельные натуры. Поэтому, когда ребята без обычного предупреждения, неожиданно к нам нагрянули — а после того злополучного Сережиного дня рождения прошло почти три месяца, как мы не виделись, — я сразу понял: этот визит неспроста.

Разговор завела Ия. Генрих лишь поддакивал и вставлял уточнения и некоторые ремарки.

Слушал я внимательно, так как Ия предупредила, что все это серьезно, и просила меня сосредоточиться, ничего не пропустить из сказанного, чтобы потом принять правильное решение. Надя хлопотала на кухне, Сережа прогуливался недалеко от дома со своим любимцем Джеком — огромным догом с удивительно доброй душой, так что нам никто не мешал спокойно обсудить, как оказалось, действительно острую проблему.

Мне было хорошо известно, что после провалившейся в СССР перестройки и распада Союза партийные и государственные функционеры, лишившись там власти и связанных с этим всевозможных благ, стали искать «теплые места» во всевозможных коммерческих структурах, нередко весьма сомнительного свойства.

Их брали довольно охотно, учитывая прежние связи и влияние. Особое предпочтение отдавалось тем, кто имел дело с предприятиями военно-промышленного комплекса, ибо «оборонная» продукция пользуется большим спросом на мировом рынке. Выход на него — голубая мечта молодого бизнеса стран СНГ и связанного с ним, увы, далеко не юного преступного мира. Но здесь, как известно, конкуренция. Хорошо идет не просто продукция высокого качества, а прежде всего редкая и перспективная — такая, которую не могут предложить другие.

— Но при чем здесь мы? — возмущенно воскликнула дочь, когда я так пространно объяснил возможную причину выхода на них посредника с диким, на ее взгляд, предложением.

— А ты не догадалась? — в свою очередь удивился я.

Ия отрицательно качнула головой. Я взглянул на Генриха. Он пожал плечами:

— На их месте я не стал бы рисковать, идя на контакты с нами: подвести можем.

— Риск для них безусловно есть, — согласился я. — Но что это за риск по сравнению с возможностью получения валюты, выражающейся цифрой со многими нулями? — Вслух поразмышлял: — Нашли нас просто. Думаю, не без помощи моих прежних коллег, посвятивших себя приключениям явно криминального характера. Схема тут, на мой взгляд, проста. Встал вопрос о сбыте строго засекреченного и дорогостоящего товара, такого, как плутоний, достать который им удалось посредством той же самой «оборонки». Кинулись на поиски компетентных людей, главным образом имеющих связи за рубежом, а еще лучше — живущих там. Вспомнили обо мне, загорелись, узнав, где я работаю. И стандартный ход: посылают посредников. Их не смущает, что однажды попытка втянуть нас в грязную игру уже дала осечку. Правда, мы с Ийкой пострадали, но и они получили сполна. Видно, урок не пошел впрок. А скорее всего, интерес тут настолько высок, что можно и переступить через себя, отбросить в сторону законы уголовной вендетты. Не исключено, что командуют, как и прежде, чиновники, стоящие у руля власти, приказывающие своим «шестеркам» идти в бой, невзирая на жертвы. Но как бы там ни было, дело чрезвычайно серьезное, решать самим нельзя. Посоветуюсь с Венсом, — заключил я.

Генрих и Ия согласились, предложили вдобавок посвятить в «проблему» и Дика, тем более что он знает о телефонном звонке и, естественно, спросит — имел ли он последствия. Скрывать что-либо от него нет необходимости и просто не корректно.

— Если вы ему доверяете, то возражений нет, — сказал я, посоветовав в то же время подождать до следующего вечера, когда переговорю с Венсом.

На том и порешили.

К Венсу я питаю не только чувство признательности за его участие в моей судьбе, но и глубокую симпатию и уважение как к высокопрофессиональному специалисту-химику и великолепному организатору, приносящему фирме довольно внушительные дивиденды. Особенно привлекательны его простота и доступность в общении с людьми. К нему можно запросто зайти в любое время, разумеется, если есть для этого причина. Просто так отвлечь его от работы даже на минуту анекдотом или просто шуткой — пустое занятие. Нет, он не сможет тебя оборвать, попросить выйти из кабинета, не мешать. Он, скорее всего, тебя не поймет, хотя выслушает с неизменной улыбкой, разведет руками и уткнется в свои бумаги, тотчас забыв о тебе. Мне такой вариант, о котором много и с различными оттенками часто рассказывали его сослуживцы, не грозил, и потому я смело попросил его милую секретаршу Дженни доложить обо мне, как это принято.

Через минуту я входил в кабинет и пожимал протянутую руку Венса, поспешившего мне навстречу. Скоро я уже сидел в кресле с рюмкой виски и отвечал на его беглые вопросы — как дела, жена, дети. Выбрав паузу, когда Венс сделал очередную затяжку из своей трубки, я спросил, не хотел бы он немного отвлечься от бумаг, чтобы я мог изложить ему суть одного важного дела. Венс тут же позвонил Дженни и попросил не беспокоить его минут десять.

— Этого достаточно? — расщедрился он.

— Вполне, — ответил я, хотя понимал, что поговорить с ним на эту тему не мешало бы и побольше.

Я постарался уложиться в выделенное время. Венс среагировал весьма оригинально.

— А что, — задумчиво проговорил он, выпуская клубы ароматного дыма, — это интересно. Идите с ними на переговоры. Только ничего не обещайте. Узнайте «порцию товара» и во что нам это обойдется. Сразу же информируйте меня.

Венс поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Когда я уже выходил, бросил вслед:

— Забыл предупредить вас, Андрей. Полиции — ни гугу. Это испортит все дело.

Вот на такой неожиданной ноте закончился мой разговор с Венсом. Выходит, все будет происходить тайком от властей, и я с ребятами подключусь к незаконной игре. Надо ли нам такое участие? Хорошо бы вернуться и выяснить до конца, что шеф задумал. Если действительно он решил провести тайную операцию по закупке плутония, то это может для всех нас обернуться большими неприятностями. Ну, а если он хочет лишь разведать конъюнктуру рынка и цену этой продукции, то я, поднимая тревогу, окажусь в его глазах непорядочным человеком. Нет, не буду ему ни о чем говорить. Пусть все идет своим чередом.

Когда я рассказал семейству о результатах визита к Венсу, Генрих засомневался, стоит ли держать такую акцию в тайне от полиции и настаивал на том, чтобы рассказать обо всем Дику. Ия поддержала меня. В конце концов решили действовать в зависимости от результатов предстоящих переговоров, когда станет ясно — следует ли бить тревогу и ставить на ноги полицию.

Мы шли «в гости» втроем — я, Генрих, Ия. Предварительно у них уже состоялась беседа-знакомство. По словам ребят, разговор вылился в выяснение возможности моего участия в переговорах как человека, непосредственно работающего в фирме, которой близки перспективы реального применения плутония, а потому наиболее заинтересованной в этой сделке. Условились, что Ия и Генрих, в случае моего согласия, нанесут визит вместе со мной. Если же я не соглашусь, контакты на этом должны прекратиться. Такое резюме, кажется, их устроило.

Особняк по здешним понятиям выглядел скромно. Две комнаты на первом этаже и две — на втором. Об этом сразу же поведал хозяин небольшого роста толстячок с совершенно голым черепом, лоснящимся от какого-то крема. Мы устроились за круглым столиком, уставленным разной снедью. В центре красовалась огромная бутылка «Столичной». Толстячок, назвавшийся Николасом, или «просто Колей», был, по его же собственному признанию, «мальчиком на побегушках», он выполняет отдельные незначительные поручения и предоставляет свой дом в качестве отеля для земляков. Представители, которые уполномочены вести с нами переговоры, должны подойти с минуты на минуту. С одним из них уже беседовали Генрих и Ия, с остальными предстояло познакомиться.

Их было трое. На вид солидные, респектабельные джентльмены. И удивительно похожи, на первый взгляд. Одного роста, гладко выбриты, с сединой в волосах. Но когда расселись, заговорили, оказалось — совершенно разные люди по манере держаться, голосу, активности. Тот, кто первым сел к столу и отрекомендовался Григорием, выглядел примерно лет на пятьдесят, с довольно приятной белозубой улыбкой и ровным спокойным баритоном. Он производил впечатление уверенного в себе человека, привыкшего верховодить. Именно с ним познакомились Ия и Генрих во время первого визита. Двое, пришедшие с Григорием, устроились в креслах, чуть поодаль. Один, назвавшийся Павлом, лет сорока пяти, похихикивал без всякой причины и без умолку рассказывал о погоде, о пробках на дорогах, о появившихся за последнее время на улицах бездомных собаках. Его никто не слушал, и, казалось, он ведет диалог сам с собой. Другой же, оказавшийся Никитой, в противоположность приятелю, больше молчал, часто прикладывался к бокалу, который то и дело наполнял до краев, и старался вставить какое-нибудь словечко в завязавшийся за столом разговор. Говорил в основном Григорий — о жизни в России, о политике ее нового руководства. Наконец Ия не выдержала, посмотрела на часы и взяла инициативу в свои руки.

— Хватит, господа, чаевничать, спасибо за угощение, но не пора ли перейти к делу?

Григорий тоже глянул на часы.

— Ну, раз вы торопитесь, давайте обсудим самое интересное, для чего и собрались, — сказал он и сразу взял быка за рога: — Товар может прийти дней через пять-шесть. Он оценивается в сто двадцать миллионов долларов. — Заметив, как у нас вытянулись лица, пояснил: — Не удивляйтесь, одной лишь первой порцией этого товара можно зарядить три атомные электростанции или, если хотите, шесть атомных бомб.

— Мы уполномочены дать в принципе согласие на доставку груза, — уклонился я от конкретного торга.

— Дело ваше, но я не стал бы откладывать обсуждение других не менее важных деталей этой операции, — тотчас отозвался Григорий, не скрывая ноток разочарования, и я поспешил его успокоить:

— Нам надо посоветоваться с шефом, ведь главное — цена, остальное приложится. Надеюсь, ваши условия его устроят. — Я попросил Григория оставить свои реквизиты, чтобы сообщить дату и время новой встречи.

— Мы сами вас найдем, — довольно холодно отозвался Григорий, поднимаясь со своего места и давая понять, что разговор окончен.

Прощание было не столь теплым и дружелюбным, как начало свидания. Григорий со своими помощниками быстро удалился в другую комнату, а толстячок, сидевший в сторонке и до сего времени не проронивший ни слова, поспешил к выходу, приглашая нас следовать за ним.

Откровенно говоря, моя роль на переговорах не могла вызвать удовлетворение у другой стороны. Ведь они, выходя на меня, надеялись сразу же договориться обо всем, что связано с доставкой плутония, в том числе и о сумме гонорара. Иначе зачем мне было идти к ним, как говорится, с пустым портфелем? Понимаю, промедление для них крайне нежелательно. Держать радиоактивный груз не только само по себе опасно, но и грозит ежеминутно разоблачением со всеми вытекающими последствиями. Вот почему моя пассивная позиция вызвала у них непонимание и раздражение.

Генрих и Ия, напротив, были удивлены, как им показалось, недоброжелательностью хозяев. Но когда я объяснил им, в чем, с моей точки зрения, причина этого, они по-другому взглянули на вещи.

— Но почему же ты, папа, не заручился у Венса полномочиями, чтобы сразу сказать им «да» или «нет»? — поинтересовалась Ия.

— Да потому, что у Венса свои цели на этот счет, о которых он не склонен распространяться, — ответил я.

Кажется, ребят все же не устроило мое объяснение. Это я заключил по тому, как они недоуменно переглянулись друг с другом. Но отдаю должное их деликатности, перестали меня расспрашивать. Лишь Ия подбросила вопрос:

— Как же мы будем действовать дальше? А я им снова о Венсе:

— Насколько я знаю шефа, он поступит следующим образом: согласится в принципе на их предложение, предварительно настояв, чтобы я как следует поторговался. Сам же предпримет меры, чтобы выгодно пристроить товар куда следует. Возможен и другой ход. Он договорится с соответствующими чинами, чтобы арестовать и груз, и тех, кто его сопровождает.

— Но какова же наша роль? — настаивала Ия, не получив от меня ответа «насчет нас». — Ведь если твой шеф разыграет второй вариант, то придется расплачиваться уже не ему, а нам?

— Ты права, девочка, — согласился я, — но Венс не тот человек, чтобы поступать необдуманно и тем более подставлять нас.

— Ладно, время покажет, — многозначительно высказался Генрих.

В этот же вечер я был у Венса. Он сразу дал согласие субсидировать необходимую сумму за столь редкий материал. Венс не связывал меня теперь никакими условиями, а, наоборот, дал полную свободу действий, с тем чтобы не оставалось никаких сомнений и неувязок относительно обмена по формуле «груз — деньги».

Григорий позвонил на следующий же день. Мы договорились о встрече с ним вдвоем на нейтральной территории — в знакомом мне кафе на одной из центральных улиц города, чтобы окончательно договориться о всех деталях интересующего нас дела.

Встретились по-доброму. Разговор на этот раз шел без свидетелей. Почувствовав во мне раскованность и поняв, что у меня серьезные полномочия, Григорий приоткрыл некоторые детали предстоящей операции. Как я и предполагал, в ней заинтересованы многие «высокие чины» в новой России и поэтому «успех ее будет надежно обеспечен». Он назвал известный в России банк, куда должны быть перечислены деньги.

Итак, все становилось на свои места. Беспокоили неясные для меня намерения Венса. По-моему, он что-то задумал. И хотя я всячески оправдывал его в глазах моих ребят, в душе сильно опасался за последствия всей этой авантюры. Конечно, прежде всего — для нашей семьи.

ХРОМОЙ

Телефонный звонок разбудил меня поздно ночью. Голос Саши:

— Просыпайся, сейчас приеду, есть разговор.

Через тридцать минут он уже раздевался в прихожей со словами:

— Там работу развернули. Кажется, нет проблем, они согласны на наши условия.

Саша прошел в комнату, по-хозяйски устроился на диване и вопросительно уставился на меня. Я понял, что он ожидает моей реакции, и поспешил выразить еерадостным восклицанием:

— Это здорово!

— Помолчи! — охладил он мой энтузиазм. — Лучше подумай, как с гарантией товар туда переправить.

— А что за товар? — поинтересовался я.

— Не перебивай, — с досадой поморщился Саша, — дай договорить. Товар особый. Называется он плутоний. Это радиоактивное вещество, используемое в атомных реакторах, — популярно объяснил он и, хитро улыбнувшись, добавил: — Является также стратегическим сырьем для атомного оружия.

Вот только этого мне и не хватало. Тут уж, ежели вляпаешься, не отмоешься до конца жизни. А Саша будто мысли мои читает:

— Не беспокойся. Главное — хорошо продумать операцию и послать надежных людей. Думаю, на тебя можно положиться. Подбери себе в помощники верных человечков — и в путь-дорогу.

Я догадывался, что буду привлечен к непростому делу, иначе бы он не связывался со мной. Но не ожидал, что стану простым исполнителем и мне самому придется доставлять груз в США, отвечать за его сохранность, встречаться, как сказал Саша, с «прелестной женщиной и другими людьми, мне хорошо известными». Представляю, кого имеет в виду мой новый шеф. И когда я, поглаживая подбородок, высказался в том плане, что хотел бы видеть эту девочку в гробу и в белых тапочках, он удивленно взметнул брови:

— Да ты что, боишься девчонку? Ты будешь полностью экипирован. А она перед тобой предстанет, гарантирую, без всякого оружия.

Я откровенно рассмеялся наивности этого человека.

— Верно, — говорю, — она безоружна, но тут следовало бы добавить: и очень опасна. На собственном опыте проверил. Именно эта девочка убрала моих людей и чуть было не отправила на тот свет меня с моим кольтом. Не советую, если придется, рисковать, проверяя ее терпение, или еще хуже — вставать на ее пути.

— Ладно, хватит меня стращать, — раздраженно прервал мое красноречие Саша, — будет все, как я сказал, иначе загремишь туда, откуда пришел, и будешь остатки дней своих наслаждаться ароматом параши.

— Я ведь не отказываюсь, — спешу я заверить входящего в раж своего покровителя. — Только хотел прояснить кое-какие детали с этой каратисткой, чтобы, не дай Бог, вы не попались в ее лапки.

— Хорошо, хорошо, — смягчился Саша и уже другим тоном пригласил: — Садись поближе, обсудим твою поездку.

Мне предстоял длинный и опасный путь сначала поездом, затем теплоходом. Задача — охранять груз как зеницу ока. И всего-навсего вдвоем. Я уже решил, кто будет второй. Игорь. Его должны освободить со дня на день по амнистии. Саша сказал, что вопрос решен с самым высоким чином МВД и отказ исключен. Предупредил, что с нами будет третий, но мы его за всю поездку не увидим. Придет на помощь, если понадобится. Так что за свою шкуру мы можем быть спокойны. Врал он или говорил правду, — не знаю, но ясно было одно: мы все время должны быть начеку, ни на минуту не расслабляться и постоянно помнить, что мы на «мушке».

Саша ушел, оставив меня в глубоких раздумьях.

Не знаю, для чего надо было поднимать меня ночью. Все это можно было обсудить утром или даже днем в спокойной обстановке. Времени, чтобы все как следует обдумать и подготовиться, было достаточно. Видимо, Саша придавал большое значение предстоящей операции и соответственно хотел настроить меня, чтобы исключить с моей стороны недооценки и промашки. Возможно, у Саши такой стиль работы с людьми, которых он пристегивает к своей колеснице. Но он меня еще не знает, если я по той или иной причине ввязался в дело, то доведу его до конца, чего бы это мне ни стоило.

Пока я размышлял над Сашиным визитом и его «вводной», сулившей мне далеко не невинные приключения, забрезжил рассвет. Сколько я ни пытался расслабиться и заснуть, ничего не получалось. Налил себе полный стакан «Русской» — может, свалюсь. Только поднес к губам, опять оглушительный трезвон. Мой телефон мертвого разбудит. Интересно, кто это рвется? Наверное, ошибка. Поднял трубку, слышу:

— Ты дома один?

— Да, — отвечаю машинально, — а кто это?

В ответ гудки. Чертовщина какая-то. Кому это я еще понадобился? Закралось смутное беспокойство.

Звонок в дверь. Открываю. Передо мной мужик — высокий, широкий в плечах, лет чуть за тридцать. Вошел не здороваясь, не раздеваясь. Черные усики делают его похожим на кавказца. И точно, по акценту азербайджанец, а может, курд или турок. Но русский у него хорош.

— Нам известно, кто ты и зачем здесь, — заговорил он прямо в прихожей, не заходя в комнату.

— С кем имею честь? — поинтересовался я.

— Это не имеет значения, лучше слушай и запоминай. Вопрос первый, — продолжал он, — когда и на чем отправляешься с грузом в путь-дорогу? Вопрос второй — кто еще с тобой сопровождает груз? Вопрос третий — в какую сумму он оценивается в конечном пункте? Это пока все. Ответы дашь через два дня. В противном случае будешь купаться в океане. Зато за информацию получишь сто косых.

Из всего сказанного незнакомцем лишь последняя фраза с весьма внушительной цифрой ласкала слух. Остальное вызывало и недоумение, и тревогу, и большое желание выкинуть наглеца за дверь. Но хорошо зная повадки подобных типов из различных мафиозных команд, я не стал сразу отказываться, вдаваться в обсуждение предлагаемых условий. Надо прежде всего выждать время и хорошо подумать. Может быть, этот визит просто-напросто проверка моей лояльности, хотя уж слишком прямолинейная. Да и потом, Саше ведь прекрасно известно, что я не владею «секретами», связанными с предстоящей командировкой. Зачем же тогда ставить вопросы, на которые ответы я дать не могу? Нет, интуиция меня никогда не обманывает. Это прямой выход на меня какой-то группировки, заинтересованной в товаре, который мне предстоит сопровождать. А вот откуда у них сведения обо мне, месте моего проживания, а главное — о полученном только что задании? Это пока загадка.

— Может, зайдешь в комнату? — предложил я гостю.

— Нет, — отказался он и вновь за свое: — Через два дня будь готов сообщить все, о чем я говорил. — С этими словами кавказец стремительно повернулся и исчез за дверью.

Вот это номер! Как же поступить? Рассказать Саше — рискованно. Может испугаться, поручить командировку другим, а меня вернуть обратно в «санаторий». Или предпримет шаги, чтобы усилить охрану груза. Но кто знает, чья возьмет и как все повернется? Остается одно — ждать, все равно пока я не посвящен в детали поездки.

Весь день слонялся по квартире из угла в угол — все никак не мог успокоиться.

Все чаще вставала перед моими глазами единица с пятью нулями, названная «гостем», и все больше укреплялось желание стать обладателем этой суммы.

Вечером позвонил Саша. Выходи, говорит, на улицу, надо кое-что обсудить.

Накинул куртку, нахлобучил по самые уши шапку, чтоб паче чаяния не нарваться на знакомых, и через несколько минут оказался у дверей кафе, где меня ждал Саша. Погода мерзопакостная, дождь со снегом да с ветерком прямо-таки загонял в теплое помещение. Какого черта понадобилось Саше устраивать свидание в этакой круговерти?

Поздоровались.

— В квартире не хочу говорить о работе. Такое чувство, будто нас подслушивают, — объяснил он мне причину того, почему вызвал меня из дома, и пригласил: — Давай зайдем, столик заказан. Отправляешься в воскресенье, — сразу же начал Саша, как только мы уселись за стол. Здесь уже была расставлена закуска — салаты, рыбка, икра, соленья. Как только официант, разлив по бокалам водку, удалился, Саша продолжал: — Игорь будет у тебя сегодня вечером и останется до самого отъезда. Билеты на поезд и теплоход принесу завтра утром. — Он легко опрокинул содержимое бокала и принялся за закуску. Я не стал ждать специального приглашения и последовал его примеру. Саша разлил по второму кругу. Я спросил:

— А почему не самолетом?

— Тебя мама не уронила в детстве? — поинтересовался Саша и покрутил пальцем у виска.

— Нет, трамваем два раза переехало, — попытался я сострить, чтоб хоть как-то разрядить напряженку в разговоре.

— Да пойми наконец, что ты повезешь! В аэропорту враз зашкалит, и тогда пиши пропало. — Саша повторил прием с водкой и смягчился. — Думаешь, не пытались там зондировать, даже зафрахтовать самолет хотели. Но без гарантий. Можем, говорят, попробовать, но стопроцентное прохождение не обещаем. Потому и пришли к заключению, что железной дорогой и морем — наилучший вариант. Что касается времени, то эта проблема пусть тебя не волнует. Все уже заранее обсуждено с другой стороной и закреплено соответствующими бумагами и обязательствами. Вопросы есть? Вопросов нет, — сказал Саша тоном героя фильма «Белое солнце пустыни», считая, что дал мне исчерпывающий ответ и давая понять, что больше лезть с расспросами не стоит. Более того, этой фразой он вообще закончил застолье, так как поднялся, намекнув, что пора уходить. Это же надо, а я только согрелся и вошел «в аппетит».

— Может быть, посидим еще, по горячему ударим? — попросил я, тоже, естественно, поднимаясь.

Саша был категоричен.

— Все, хватит, остальное добавишь дома. Отправляйся туда и жди помощника. С ним не цапайся и ни о чем не распространяйся.

Вокруг одни загадки и ожидания. Игоря еще не хватало на мою голову! И хотя я сам его назвал в качестве своего сопровождающего, видеть его сейчас мне вовсе не хотелось. Будет торчать перед глазами, лезть с расспросами, да и нужен ли мне свидетель, если вдруг нагрянет тот посетитель за информацией? Ситуация — не позавидуешь.

Игорь явился как к себе домой или к родному дяде. Радостно обнял меня и объявил, что голоден как волк. Увидя на кухне холодильник, направился прямо к нему, открыл дверцу и ахнул от удивления: он был совершенно пуст. Я не выдержал и расхохотался.

— Ладно, — сжалился я над ним. — Возьми в шкафу хлеб и колбасу.

Игорю не надо было повторять дважды. Через минуту он, отламывая от буханки здоровенные кусищи и отрезая подвернувшимся ножом такие же ломти колбасы, прямо на ходу отправлял это поочередно в рот и одновременно пытался делиться впечатлениями о том, что с ним произошло. Но кроме мычания ничего нельзя было разобрать. Меня стали раздражать его чавканье и болтовня.

— Сколько дней ты не жрал? — поинтересовался я, надеясь, что он поймет и заткнется. Но Игорь, проглотив очередную порцию хлеба с колбасой, сказал довольно внятно:

:— С утра.

— Тогда тормозни, после доешь, а то концы отдашь.

Он отставил в сторону жалкие остатки еды, аккуратно сложив все в пакет, и задал законный вопрос:

— Что мне делать?

— Ничего, а теперь расскажи членораздельно, как сюда попал.

— Все было как во сне, — начал Игорь свою исповедь. Его неожиданно вызвали в комендатуру, объявили, что он освобождается по амнистии, дали в руки адрес — и коленкой под зад. — Вот так я оказался здесь и встретил тебя. — Игорь помолчал и снова спросил: — Что будет дальше?

— Посмотрим, пока не знаю, — ответил я, следуя совету Саши не распространяться. Узнает в свое время. — Иди спать, — показал я на диван и пообещал: — Завтра поговорим.

Игорю понравилось мое предложение. Скоро он уже храпел. Вот это нервы, невольно позавидовал я, предвидя, как в размышлениях придется коротать ночь. Но, на удивление, отключился сразу, как только голова коснулась подушки. В последнее время, особенно после больницы, такое случалось не часто. Утомился, видно. Заработаю деньжат — и на отдых уеду, в Сочи или в Крым. Никогда там не был. Может, эта работенка, предложенная Сашей, решит проблему. И опять бесовская мысль: а что если действительно клюнуть на эти сто тысяч? Никто и не узнает. Но только пусть дают вперед, сразу после моего сообщения. Только вот где я спрячу такие деньги? Саша, упаси Боже, увидит, достанет своими расспросами и сразу же заподозрит неладное. Надо что-то придумать. Скорее всего, спрячу где-нибудь в надежном месте, а потом заберу.

Ровно через два дня, как и обещал, заявился кавказец. Предвидя это, я с утра отправил Игоря в город погулять, сходить в кино и сделать кое-какие покупки. Гость, как и в первый раз, вел себя уверенно и нагло. Не успев войти, он уставился на меня и резко бросил:

— Ну, я жду!

— Скажу, только вначале деньги, — с вызовом ответил я.

— Мы слов на ветер не бросаем, говори! — уже приказал он, игнорировав мои условия.

Будь что будет, решил я и показал ему билеты.

— Очень хорошо, — процедил он сквозь зубы, внимательно прощупав бумажки пронзительным взглядом. С откровенной усмешкой посмотрел на меня. — Не сомневайся, дорогой, все получишь, когда приедешь обратно.

В его голосе мне почудилась издевка, и снова, как в первый раз, захотелось врезать ему в усатую морду, но я сдержал себя и, сотворив что-то наподобие улыбки, выпроводил его за дверь. Думаю, провели меня, опытного волка, как младенца. С другой стороны, мне ничего другого не оставалось, как подчиниться. Иной ход мог повлечь серьезные для меня последствия. К такому выводу я пришел окончательно.

В воскресенье мы с Игорем были готовы в путь. Прибыли на вокзал за два часа до отхода поезда. Проконтролировали погрузку в багажный вагон наглухо запечатанных коробок с «российскими травами для изготовления лекарств». Адрес — США. Среди двадцати пяти коробок — специальные упаковки с плутонием. Саша предупредил, что со всем багажом надо обращаться бережно, чтобы не повредить случайно те, которые содержат радиоактивный материал. Помня об этом, я внимательно следил, чтобы рабочие осторожно и аккуратно укладывали коробки в багажное отделение поезда. Наконец все было сделано, и мы спокойно удалились в свое купе.

До Новороссийска доехали без всяких происшествий. Снова погрузка багажа, теперь уже в трюм огромного теплохода, на котором плыть долгие дни и ночи. По договоренности с капитаном наш груз будут охранять круглосуточно двое матросов и я с Игорем попеременно. Тут уж ничего не поделаешь — работа.

Плывем. Капитан и его старший помощник услужливы, готовы выполнить любое требование. Видно, заплатили им хорошо. Да и я не обижен. На все про все выдал нам Саша на двоих двадцать тысяч долларов. Это аванс, сказал. Закончим дело успешно — получим каждый два раза по столько. Есть за что бороться. Ну, а пока проводим время в ресторане, с девочками балуемся. И вахту несем. Игорь говорит, что о такой жизни и не мечтал. Надо отдать ему должное, он знает, что от него требуется: доставить в целости и сохранности груз. И все, больше его ничего не интересует. Ни разу не спросил, что везем и кому. Да, я не ошибся в помощнике. Надеюсь, в случае чего он продемонстрирует и другие свои качества.

На восьмые сутки, совершив заходы в несколько портов, мы были уже в Тихом океане, держа курс на Америку. Распрощавшись с хорошенькой блондиночкой, я зашел в ресторан и принял добрую порцию «Армянского». Коньяк хорошо бодрит и поднимает настроение, что очень важно перед заступлением на пост. Иду подменять Игоря. Не успел подойти к трюму, как сзади железной лапой кто-то схватил меня за плечо. Я резко обернулся и остолбенел. Передо мной, нахмурившись, стоял кавказец.

— Марш в каюту и спать! — приказ его был краток, как выстрел.

— Но мне же дежурить, — запротестовал было я.

— Заткнись! Делай, что говорят, иначе плохо будет. — Увидев перед носом пистолет, я молча повернулся и поспешил в каюту. Грохнулся на койку. «Началось», — пронеслось в голове. Что делать, поднять тревогу? Бежать на помощь к Игорю? Но они наверняка уже захватили команду. Мысли путались, я метался по каюте. В дверь постучали. «Игорь!» — обрадовался я и распахнул дверь. На пороге стоял Саша. Я попятился. Он медленно вытащил пистолет и направил на меня.

— Извини, Валера, здесь большая игра. Ты сделал свое дело, спасибо, и не обижайся.

Я зажмурился, ожидая выстрела. И вдруг в наступившей тишине я ясно услышал голос: «Ку-ку». Открыв глаза, я увидел, как Саша резко обернулся к дверям и дважды выстрелил. В следующую секунду неведомая сила выбила пистолет из его рук, а сам он без звука отлетел в угол каюты.

— Эх ты, с бабами — смельчак, а с таким не мог справиться. — Ия, а это именно она, заняв посреди каюты боевую стойку, сердито выговаривала мне.

«Но ведь он в нее стрелял, и вообще — как она здесь очутилась, может, это сон?» — я задавал сам себе этот вопрос, все еще не веря в реальность происходящего.

Ия между тем подняла Сашин пистолет и кинула мне.

— Держи, и хватит прохлаждаться, беги на помощь Игорю.

С этими словами она исчезла. Я дважды ущипнул себя. Нет, не сплю. В моих руках пистолет. Саша валяется в углу. Вот это нокаут! Ну и хрен с ним. Хотел меня угробить, да сам попался. Выходит, на ниточке я висел и если бы не Ия, то был бы сейчас на его месте. А я, болван, стрелял в нее на том складе… Теперь я ей по гроб обязан.

Выскочил за дверь, закрыв ее ключом на всякий случай, и — к трюму. Бросаю взгляд в сторону нашего груза. Что это? Несколько человек лежат без движения, раскинув руки. Игорь в разорванной рубашке стоит лицом к стене, весь в крови. В спину ему упирается автоматом здоровенный детина в черной маске. Остальные, я насчитал пятерых, также с закрытыми лицами, орудуют с коробками, рассматривая их и переворачивая во все стороны.

Мне тут делать было нечего со своей «пукалкой» — надо потихоньку убираться. Игорь выкарабкается, если не будет дергаться. А мне своя шкура дороже.

— Я же предупреждал, чтоб ты сидел в каюте и не высовывался, — услышал я знакомый голос кавказца. В следующую секунду я почувствовал дикую боль под правой лопаткой и провалился в пустоту.

ИЯ

Рождество мы встречали в доме Каупервудов. Эта чета стала близка нам после того злополучного события с бандитами и заложниками. На следующий день, когда страсти еще не улеглись, Дик подошел ко мне и объявил:

— Джон хотел бы видеть тебя и Генриха у себя сегодня вечером. Мы тоже будем.

— О'кэй, Дик, я готова, думаю, и Генрих не будет возражать, — сразу согласилась я, поняв, что речь идет о Каупервудах. Дик не раз отзывался о мэре самым лучшим образом, и нам давно хотелось познакомиться с ним поближе. Голод на друзей все еще ощущался у нас довольно остро, так что это приглашение было очень кстати.

Мы были готовы ехать в гости сразу же после работы. Условились двигаться вслед за Диком. Он завернул к себе, захватил Ольгу, и наша кавалькада продолжила путь.

Каупервуды нас ждали. Стол был накрыт в гостиной, выходящей на довольно просторную веранду, откуда веяло приятной прохладой и ароматом цветов. Нас сразу же пригласили к ужину.

После того как была отдана дань закускам, нам предложили на выбор несколько блюд из мяса, рыбы и птицы. Я выбрала курицу. Смотрю, моему примеру последовали Генрих, Дик, Ольга, а там и Джон с Грейндж. «Что это они обезьянничают?» — подумала я и, не выдержав, рассмеялась.

— Все верно, с такой женщины мы не можем не брать пример, — произнес вдруг Джон, поднимаясь с полным бокалом вина в руке.

Сейчас будет говорить обо мне, догадалась я, и на душе у меня стало тоскливо. Ужасно не люблю, когда хвалят, пусть лучше ругают, тут хоть огрызнуться можно. Когда же в твой адрес сыплются похвалы, не знаешь, как себя вести, что говорить. Молчишь, как дура, и ищешь, куда глаза спрятать от стыда. А Джон между тем разошелся, награждая меня такими эпитетами, что и героям вьетнамской войны стало бы завидно. В заключение он подал «десерт», вызвавший аплодисменты. Он сказал, что ему позвонил сам президент и просил передать от его имени привет, благодарность и наилучшие пожелания смелой женщине Америки.

Давно не ревела, а тут чувствую, слезы застилают глаза. Хорошо, Генрих выручил — подошел к встроенному в стене магнитофону, врубил музыку и пригласил меня танцевать.

— Спасибо, дорогой, — шепнула ему на ухо. Вижу, расплылся мой Генрих от счастья. А я продолжала шептать: — Не думала и не гадала, что все это в мою честь. Может, ты знал? — с подозрением заглянула я ему в глаза.

— Клянусь, для меня это тоже было неожиданностью, но тем более приятно, — возразил мне муженек. Хотела было его ущипнуть, но тут подскочил Дик.

— Ребята, кончайте обжиматься, Джон просит вас на рандеву.

Интересно, что еще за сюрприз приготовил Каупервуд?

Джон ожидал нас на веранде, желая, видимо, подчеркнуть неофициальность разговора. Это подтверждал и Дик своими шуточками насчет нашей неразлучной пары, которая, мол, и в гостях демонстрирует верность друг другу, а он якобы мечтал потанцевать со мной, а его Ольга — с Генрихом, но из этого ничего не вышло.

— Кончай балагурить, — остановил его Каупервуд, — давай перейдем к делу, чтобы не томить наших друзей загадками.

Джон разлил коньяк и первым поднял бокал. Я поняла свою ошибку, предполагая, что приглашение на веранду — лишь желание хозяина разнообразить вечер. Видимо, здесь причина была посерьезней. И действительно, Джон, пригубив коньяк, поставил на столик свой бокал и сообщил новость. Оказывается, утром ему позвонили из Вашингтона и просили переговорить с нами насчет возвращения на родину, в Россию, где произошли демократические перемены и к управлению государством пришел Борис Ельцин со своей командой.

— Это инициатива новых российских властей, — подчеркнул Джон, — они просят вас вернуться, ребята. Там вас ожидают высокие должности, квартиры, дачи и прочие блага. — Каупервуд сказал, что у нас есть время подумать и все взвесить. А Дик не преминул ввернуть где-то услышанную русскую поговорку, перевернув ее на американский лад: «Интересно, зачем им менять хорошее американское шило на хреновое русское мыло?»

— Ладно, Дик, тебе слово еще будет предоставлено, а пока помолчи, — остановил его Джон и снова обратился к нам: — Надеюсь, вы, принимая решение, учтете не только свои интересы, но и наши дружеские чувства, а также близкие товарищеские отношения, особенно укрепившиеся в последнее время. Вот это я и хотел сказать, прежде чем Дик завладеет вашим вниманием.

Наступившая минута молчания была похожа на немую сцену из гоголевского «Ревизора». Я и Генрих были просто в замешательстве от всего услышанного и не могли даже слова вымолвить. Но это, оказывается, было не все. Дик собирался нас еще чем-то ошеломить. Он молча глядел на нас, видимо, давал нам время прийти в себя, с тем чтобы мы были способны воспринять еще какое-то известие.

— Нет-нет, Джон, этот номер у них не пройдет, — вдруг взорвался Дик. — Выперли их из страны, чуть было жизнь им не поломали и вот теперь, видите ли, созрели грехи замаливать. Приезжайте, мол, не обидим. Что они тебе, мячи футбольные — пасовать туда и обратно?!

Страстный порыв Дика был обращен в сторону Джона. Но тот никак не прореагировал. Дик успокоился и повернулся лицом ко мне.

— Информация, вернее, предложение касается главным образом тебя, Ия, — сказал Дик. — В общем, ты должна немедленно отправляться в Москву, там получишь конкретные инструкции. Дело в том, что идет повальное слияние российских и американских мафиозных групп. Раскрытие и ликвидация их — в интересах Москвы и Вашингтона. По обоюдной договоренности готовится ликвидация одного из главных криминальных каналов, по которому на днях будет направлена из Москвы в Нью-Йорк большая партия плутония. Очень важно, чтобы и груз, и все, кто его будет готовить, отправлять и сопровождать, остались целы и невредимы. Для этого принимаются меры. Нужна твоя помощь, Ия. Если хочешь, это приказ.

Оказывается, Дик, да наверное, и Джон были в курсе событий относительно операции «Плутоний». А мы с Генрихом делали из этого «страшную тайну» и все думали-гадали, посвятить в нее Дика или нет. Скорее всего, и Венс осведомлен лучше и больше нашего. Папа как-то высказал подозрение, что Венс связан с ЦРУ, очевидно, так оно и есть. Ну что ж, надо так надо.

— Когда мне ехать? — спросила я Дика.

— Вот это мне нравится, — засмеялся он и повернулся к Генриху.

— А ты что молчишь, разрешаешь жене или нет?

— Только в том случае, если буду ее сопровождать, — отозвался тотчас Генрих.

— Это исключено, — возразил Дик. — Непременное условие: Ия пока должна быть одна. Не беспокойся, все хорошо продумано, ей ничего не грозит. А почему именно она нужна — это и для меня загадка. Вот билет. Самолет завтра утром.

Так совершенно неожиданно для нас всех я стала участницей важной операции. Генрих, а потом и мама с папой до последней минуты отговаривали, призывали меня отказаться, мол, пусть сами там разбираются с мафией, зачем нам вмешиваться, рисковать своим здоровьем, жизнью. Я не могла с ними согласиться. На меня рассчитывают, связывают со мной определенные надежды — нет, я не могу подвести. И, честно говоря, чувствую себя обязанной перед нашими американскими друзьями за теплоту, заботу, внимание, которые они оказывают всем нам с первого дня приезда.

Первым сдался Генрих, за ним папа. Маму так и не удалось переубедить. Провожала она меня вся в слезах. Думаю, лучше бы ей ничего не знать.

Генрих довез меня до Сан-Франциско. Там прямой рейс до Москвы.

Почти всю дорогу я крепко спала. Устала.

В Шереметьево ко мне подошел приятный молодой человек.

— Вы Ия, супруга Генриха Николаевича, я вас знаю, — радостно объявил он.

— Откуда? — удивилась я.

— Мы работали вместе с вашим мужем. Он был нашим тренером по каратэ. Я был в числе ребят, которые через окно проникли на склад вместе с Генрихом Николаевичем. Вы тоже там были, дрались с бандитами, помните?

Конечно же я все помнила и сразу прониклась доверием к этому парню.

— Как вас звать?

— Михаил.

— Рада вас видеть, Михаил, — честно призналась я, вспоминая пережитое.

Он между тем взял у меня сумку, пригласив следовать за ним. Сказал, что машина ждет и в «Метрополе» заказан номер.

По дороге Михаил рассказал о крупных переменах в стране, в структурах власти. Из прежнего руководства почти никого не осталось. Но беда в том, что люди, имевшие большие связи с государственными экономическими структурами, продолжают влиять на них через различные коммерческие рычаги, к которым имеют теперь самое непосредственное отношение. Этих чиновников можно встретить сейчас в различного рода совместных предприятиях, ассоциациях, малых предприятиях и товариществах. Особенно опасно, что многие из них оказались тесно связанными с мафией.

Я узнала, что Миша работает сейчас в Министерстве внутренних дел России, в управлении по борьбе с организованной преступностью. И мне, поделился он секретом, предстоит выполнить очень важное задание по профилю этого управления. Больше он ни о чем не распространялся, только сказал, что завтра утром меня приглашают в министерство для подробного разговора.

Проснулась я в своем роскошном номере, как обычно, в семь утра, несмотря на чувствительную разницу во времени. Обычно час я трачу на разминку и приведение себя в порядок. И здесь не изменила своему расписанию.

Ровно в восемь по комнате рассыпался музыкальный трезвон телефонного звонка.

— Доброе утро, — услышала я вежливый голос, — разрешите принести вам завтрак?

— А могу я спуститься в ресторан? — поинтересовалась я.

— Можно, конечно, но вам заказан завтрак в номер и уже оплачен.

— Что ж, пожалуйста, я готова и на такой вариант, — согласилась я, хотя неплохо было бы, как говорят, на людей посмотреть и себя показать.

Не успела я справиться с роскошной отбивной, как снова заговорил телефон. Я подняла трубку.

— Привет, это Михаил. Машина ждет у выхода, — уже по-свойски отрапортовал мой новый знакомый.

— Выхожу через десять минут, — пообещала я.

Приятно было проехаться по центру Москвы. Будто и не уезжала. До боли все знакомо. Людей вот только на улицах раз-два и обчелся. Лица пасмурные. Чувствуется какая-то напряженность в ритме жизни города.

Остановились прямо у подъезда министерства. На проходной нас пропустили тут же, без задержки. Михаил показал свою красную книжицу и бросил на ходу:

— Она со мной, пропуск у вас.

Пока поднимались на лифте, Михаил инструктировал:

— Вас уже ждут. Ничего не записывайте из того, что скажут. Запомнить будет несложно. Знайте, настроены к вам очень благожелательно и рассчитывают на вас.

— Все понимаю и постараюсь не ударить лицом в грязь, — успокоила я его.

В кабинет я вошла одна. Михаил остался за дверью. Навстречу мне из-за огромного стола поднялся довольно моложавый, но совершенно седой мужчина. На его широких плечах ладно сидел великолепного покроя темно-синий костюм. И пока он шел мне навстречу по своему просторному кабинету, я чувствовала на себе его словно насквозь просверливающий и, как мне показалось, нахмуренный и недовольный взгляд. Справа от меня у окна стояли навытяжку четверо сотрудников.

— Здравствуйте, меня зовут Николай Викторович Дорохов, — отрекомендовался он густым басом, протягивая мне руку. Я с чувством пожала ее. — Ого! — воскликнул он уже с чуть заметной улыбкой, заново оглядывая меня и незаметно потирая пальцы. — Никогда бы не подумал, что у такой изящной девушки тиски вместо ладони.

— Благодарю за комплимент, — скромно сказала я, — но это, поверьте, получилось не нарочно.

— Не оправдывайтесь, все равно буду это считать попыткой покушения на мою личность, — пошутил Николай Викторович.

Смотрю, все заулыбались. Улыбнулась и я, чтобы как-то разрядить обстановку и почувствовать себя на равных в этом кабинете. Его хозяин между тем пригласил меня и всех присутствующих к столу. Сам занял «руководящее» место, думаю, скорее по привычке, чем из желания подчеркнуть свою командную роль. Это было видно и по содержанию разговора, который был похож больше на товарищескую беседу где-нибудь в кафе, чем на служебный, конфиденциальный инструктаж, на который намекал мне Михаил.

Суть дела сводилась к следующему.

Известные мне Игорь и Хромой, освобожденные недавно по ходатайству каких-то депутатов Верховного Совета, а формально первый в связи с амнистией, а другой как получивший срок по ошибке, оказались втянутыми в преступную организацию, возглавляемую бывшим ответственным работником ЦК КПСС неким Александром Васильевичем Гущевым.

Занимаются они главным образом наркотиками, но не брезгуют и другими делами. В последнее время все больше интересуются оружием. А сейчас раздобыли крупную партию плутония. Пользуясь неразберихой в стране, ухитряются безнаказанно переправлять товар в разные страны, в тот числе и в США. У них огромные связи как с бывшими советскими республиками, так и с дальним зарубежьем. «Интерпол» давно уже бьет тревогу и требует принять самые жесткие меры по пресечению этой деятельности. Нынешняя акция, задуманная по инициативе, кстати, американских коллег, как раз и предполагает решить эту задачу — накрыть всю преступную группу.

Меня пригласили для выполнения довольно простого, на первый взгляд, задания. Поскольку я хорошо знакома и с Игорем, и с Хромым, надо встретиться «случайно» с ними на теплоходе, на котором они везут свой радиоактивный товар, представиться возвращающейся из побывки на родине и ненавязчиво «сопровождать» друзей, не допуская каких-либо эксцессов с их стороны.

Важно, чтобы и они, и груз прибыли в Нью-Йорк в полной сохранности. Преступники должны быть уверены, что сделка состоится, а деньги за товар перечислены в указанный ими банк. Это позволит взять всех соучастников. Со мной будут два сотрудника — известный уже мне Михаил и один из сидящих в кабинете, Юрий, с которым познакомил меня Николай Викторович. Их роль — только охранять меня и оставаться в тени.

После того, как Николай Викторович подробно изложил предстоящую задачу и ответил, с помощью своих коллег, на все мои вопросы, связанные с поездкой, он попросил меня задержаться еще на несколько минут. Подождав, пока удалятся участники совещания, Николай Викторович стал жаловаться на острую нехватку квалифицированных работников в условиях повального разгула преступности. Признался, что ходатайствовал перед своим начальством о возвращении Генриха и меня домой. Он сказал, что хорошо знает всю нашу подноготную и был бы счастлив работать с нами бок о бок для блага России. Я не скрывала, что мы уже пустили корни в Штатах в том смысле, что имеем дом, интересную работу, приобрели друзей, наконец, родители наши живут с нами, и мы не может все это бросить и начинать здесь все заново, с нуля.

— Ну, а если, скажем, по контракту, годика на два-три? — предложил он и добавил: — Это у нас сейчас практикуется.

— Одна я решать не могу, обсудим на семейном совете, — пообещала я.

В тот же день вечером я вылетела в Новороссийск. Теплоход уже принимал пассажиров, груз. Билет был у меня в кармане, и я, предъявив его на контроле, прошла к себе в каюту. Не сомневаюсь, что за мной невидимо следуют мои «опекуны», которые расположатся в какой-нибудь из кают рядом. Пробовала было протестовать против такой охраны как совершенно ненужного и просто бессмысленного ритуала, на что Николай Викторович коротко и твердо ответил: «У нас так принято». Пришлось смириться. Лишь бы не вмешивались и не мешали мне.

Я решила раньше времени не высовываться. Присмотрюсь, как ведут себя Игорь и Хромой, что делают, возможно, еще кто-то кроме меня их контролирует. Об этом предупреждали меня в кабинете Николая Викторовича.

Вначале удивило, что ходят они по одному. Потом выяснила: охраняют груз. Да не одни. По двое матросиков в помощь им выделено. Капитана, видимо, купили. Хожу буквально по пятам то за Хромым, то за Игорем. Благо, женщин на теплоходе — пруд пруди, и пассажирки, и обслуга. Одежда — на все вкусы. Немало и тех, кто в парандже. Вот и я, закутавшись в легкую белую шаль, расхаживаю по палубе, и никто никакого внимания, в том числе и мои подопечные, на меня не обращает. На девчонок, особенно в мини, облизываются, а таких, «завернутых», просто не видят. Мне это на руку. Иногда подхожу совсем близко. Правда, рискую, но что делать, иначе не узнаешь, какой фортель могут они выкинуть.

В тот день с самого утра было почему-то тревожно на сердце. Хромой вышел из своего номера с довольно симпатичной блондинкой и направился в ресторан. У входа они расстались. Хромой вошел в бар, что-то заказал и, получив наполненный бокал, одним махом опрокинул его. Затем вышел на палубу и направился в сторону трюма. Ясно, подумала я, идет сменить Игоря. Но тут на пути у него встал высокий смуглый парень в кожанке и черном берете, похоже, турок. Я быстро пошла на сближение, и когда проходила мимо, успела услышать конец фразы: «…делай, что говорю, иначе плохо будет». Краем глаза я заметила не то пистолет, не то нож, упершийся в бок Хромому.

Ситуация осложнялась. Надо дать знать об этом Михаилу и Юрию. Их, кстати, не видно. Интересно, где они околачиваются и как думают выполнять свою роль?

Проследила дальше за Хромым. Он возвратился в свою каюту и запер ее изнутри. Так, значит, смена часовых отменяется. В чем причина?

Пора расспросить самого Хромого, что происходит. Я бросилась к его каюте. Подскочила — дверь чуть приоткрыта, раскрыла ее настежь. Вижу: здоровый кабан целится в Хромого, вот-вот выстрелит. Врезать ему по спине — успеет пальнуть. А мне Хромого живым приказано доставить. «Ку-ку», — пропела я первое, что пришло в голову. Толстяк среагировал мгновенно, я и не ожидала от него такой прыти.

Стрелял, сукин сын, метко. Все пули в грудь и живот. Хорошо не в голову, тогда бы наповал. А тут все в бронежилет. Вспомнила, как Николай Викторович вытащил из ящика своего стола сверток: «Приготовил специально для вас, мало ли что. Легкий и непробиваемый, кстати. Мейд ин Ю-Эс-Эй, что означает «Сделано в США», — похвастался он и добавил: — Приказываю надеть в Москве и снять в Нью-Йорке».

Выполнила приказ, молодчина, иначе закончилась бы тут же моя одиссея.

И пока этот эпизод с бронежилетом крутился в голове, я автоматически сделала то, что надо было сделать в этой ситуации. Не дожидаясь очередной порции свинца, ногой вышибла пистолет из рук этого мерзавца и, заняв боевую стойку, сделала резкий выпад кулаком вперед, как бы разбивая кирпичную стену. У самой его груди тормознула, чтоб оставить ему надежду подышать воздухом. Все же свидетель, может еще пригодиться. Увидела только, как летел он в угол с расширенными от ужаса и боли глазами. Подняла пистолет, бросила Хромому и отправила его на помощь к Игорю. Может, взыграет совесть, а нет — пусть пеняет на себя.

В следующую минуту я уже спешила к своим. Чего уж теперь скрываться, надо действовать всеми имеющимися силами. Стучу в каюту — никакого ответа. Где их носит? А может… Отгоняю тревожные мысли, отхожу метров на десять, разбегаюсь и с маху бью двумя ногами в падении на спину. Дверь вылетает в каюту. А там… о, ужас! В кровище лежат бездыханными мои телохранители. Кто же это их ликвидировал и зачем? Ясно одно: началась серьезная игра. Надо спешить к грузу, пока не поздно.

Я подобрала шаль, которую отбросила, чтобы не мешала, закуталась в нее — и на палубу, к трюму. Здесь длинная лестница. Стала спускаться. На пути выросла знакомая фигура в кожанке и берете. Черные усики злобно подрагивают.

— Куда, мать твою! — выкрикнул он на чистом русском и схватил меня за плечо.

Сам подставляется, идиот. Я сжала двумя руками его ладонь и дернула вперед. Почувствовала, как в затылок ткнулся его нос. Теперь мое плечо превращается в мощную опору, о которую можно переломить и небольшое деревце. Резкое нажатие — и еще ничего не понимающий часовой отскакивает в сторону с перекошенной мордой и с повисшей плетью рукой. Знаю, в следующую секунду он может так заорать, — теплоход остановится. Поэтому я быстренько прижала его коленкой к земле, обыскала карманы. Пистолет и нож — себе, носовой платок вместо кляпа — ему в рот.

Его же ремнем привязала к перилам лестницы и, набросив снова свою шаль-спасительницу, продолжила шествие вниз. Гляжу, на ступеньках кровь, совсем свежая. У стены клубочком, словно кот, свернулся человек. Приблизилась — Хромой. Не трудно было догадаться, чьих рук это дело. Послушала — жив, чуть постанывает. Открыл глаза, узнал.

— Это опять ты? Ножом меня, подлюга, слегка задел. Но кровища течет, спасу нет, обессилел совсем, помоги.

Разорвала свою шаль пополам, крепко перевязала ему руку, остановив кровь.

— Полежи пока, скоро приду, — успокоила я его. Накинула на плечи остатки шали, спрятав в складки оружие, и продолжила свой путь.

Вот наконец и последняя дверь в трюм. Открываю ее и вижу: несколько человек с автоматами за плечами грузят коробки на вагонетку. Один стоит в стороне и командует. Двое держат под прицелом Игоря, стоящего лицом к стене с поднятыми руками. Игорь, видно, побывал в хорошей перепалке: голова в крови, спина, с которой свисает разорванная рубашка, вся в красных полосах. Он еле стоит, вот-вот упадет.

Да, ситуация ничего себе. Сразу бросаться в пекло — пропадешь. Как учил Генрих? Если противник имеет численное превосходство и занимает более выгодные, чем у тебя, позиции, перехитри, обмани его, притупи бдительность, превратись в мышку, в податливое животное, вызови у врага жалость, брезгливость, наконец, непонимание. И когда убедишься, что цель твоя достигнута, действуй решительно, без снисхождения, не давай ему опомниться и понять, кто ты есть на самом деле.

Я громко застонала, завыла, согнулась и выкрикнула по-английски: «Сэр, помогите! На палубе орудует банда! Грабят пассажиров, насилуют женщин, убивают стариков и детей». А сама все ближе и ближе к главарю. Вижу, остановились все и уставились на меня. Я продолжаю повторять, как заклинание, одну и ту же фразу. Заметила, что главный забеспокоился и недоверчиво спрашивает меня на ломаном английском: «Кто ты и что с тобой, почему оказалась здесь?» Но ответа услышать он не успел. Я была уже на расстоянии метра и нанесла сильный удар носком ботинка ниже его коленки. Как подкошенный он упал на пол. Я тут же подскочила к нему и лезвием ножа уперлась ему в шею.

— Командуй, скотина, чтоб все как один сложили оружие в одну кучу, — заговорила я стальным голосом, — быстро, а то, не успеешь глазом моргнуть, проколю твою жирную шею, — и для убедительности слегка нажала.

Главарь не стал испытывать моего терпения и прокричал что-то своим на родном языке. По тому, как они моментально побросали автоматы на пол, я поняла — мое пожелание дошло до их сознания.

Игорь, услышав мои слова, обернулся, выбил автомат из рук своего конвоира и апперкотом уложил его на пол. Откуда силы взялись!

Между тем мой пленник, поняв, что партия проиграна, предложил мне взятку — сто тысяч долларов, если я отпущу всю команду восвояси. Оказывается, у них свой катер, он привязан к теплоходу и следует за ним. Ну, а другой, более для них предпочтительный вариант — отпустить их не только с миром, но и с грузом. В этом случае они отсчитывают мне тут же два миллиона долларов.

— Это честная игра, мисс, — заявил лежащий под моим ножом главарь шайки.

— Я подумаю, — пообещала я, рассчитывая прежде всего выиграть время. — Игорь, найди капитана, объясни ситуацию — и ко мне.

Он умчался. Я продолжала держать своего пленника прижатым к полу. Его молодцы, потоптавшись на месте, стали потихоньку приближаться ко мне.

— Скажи, чтобы не двигались, а то худо будет, — пригрозила я.

Он снова прокричал им что-то на своем языке. И на этот раз они послушались. Но я понимала — так долго продолжаться неможет, и каждую минуту ситуация грозит измениться. Их осталось четверо — крепкие, ловкие парни. Будет нелегко с ними справиться. И словно угадывая мои опасения, один из его команды вдруг кинулся на меня. Я успела подставить нож, и он, напоровшись на него, попятился, прижимая руки к животу, и упал навзничь. Так, осталось трое. Кто следующий? Главарь, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, отражая нападение, вскочил, опираясь на здоровую ногу, выхватил пистолет, но даже обернуться ко мне не успел. Ребром ладони я нанесла удар ему по шее и сразила его наповал. Теперь у меня два кольта. Главное — не давать им приблизиться к оружию, сложенному по команде главаря. Я стала стрелять вверх, вниз, в сторону, пока трое не бросились врассыпную. Смотрю, окружают. Ладно, я вам не заяц, а вы не охотники. Кто самый смелый? Выскочила на середину, поближе к коробкам, чтоб ненароком не захватили, пока здесь продолжается кутерьма. Но они, храбрецы, набросились все сразу. В ярости каждый из них пытался меня достать, но получал то в зубы, то в нос (очень болезненный участок), то ниже пояса. Разве знали они, что такие варианты даже с большим числом нападавших я не раз отрабатывала в школе Генриха и подобные ситуации считались наиболее безопасными для обороняющегося каратиста.

Через несколько минут все было кончено. Когда Игорь скатился с лестницы в трюм, его помощь уже не понадобилась.

— Ну ты даешь! — только и мог воскликнуть он и затараторил: — Капитана нашел, он обещал прибыть сюда с командой матросов и арестовать эту банду. Но я вижу, что ты и без них управилась.

Капитан действительно прибыл минут через тридцать с десятком вооруженных матросов. Унесли двух матросов, убитых бандитами. Всех пострадавших доставили в лазарет под строжайшей охраной. Я предупредила, что капитан несет полную ответственность за доставку в Нью-Йорк груза и всех арестованных. Он был здорово напуган происшедшим и поклялся, что сделает так, как я скажу.

По рации, любезно предоставленной мне капитаном, я сообщила в Нью-Йорк, где нас уже ждали, о том, что с нами случилось, и просила организовать соответствующую встречу, дабы предотвратить возможность каких-либо инцидентов.

В порт прибыли рано утром. Меня встречали Генрих и Дик. И, конечно, отряд полиции. Но это уже не для меня, а для других участников операции «Плутоний».

Мы потеряли двух хороших ребят — Михаила и Юрия. Их застрелил в упор Гущев, которого я вырубила одним ударом. После госпиталя, где он пролежал два месяца, его здесь допросили и отправили в Россию. Там он получил пятнадцать лет строгого режима. Гущев был одним из заправил российского центра по нелегальному ввозу и вывозу оружия, наркотиков, редких металлов, а также стратегического сырья. С плутонием он хотел сыграть сразу две партии, заключив выгодную для себя сделку с одной из террористических мусульманских организаций. А чтобы снять с себя подозрения, подставил Хромого. Стремясь облегчить свою участь, Гущев потянул за собой многих других «влиятельных лиц».

Сильно потрепанной оказалась их сеть, особенно после «реализации» плутония. Венс, который был с самого начала посвящен во все детали этой операции и первый дал знать обо всем полиции, держался до конца. Он перевел в российский банк требуемую сумму, вел через моего отца переговоры с представителями «фирмы», чтобы те не сомневались в честности игры. И откровенно порадовался, когда узнал, что дело наконец успешно закончено. Все его деньги возвратились, а те, кто пришел в российский банк их получать, были арестованы. В результате был распутан сложный клубок, накрыты крупные мафиозные группы в Штатах, России и в других странах СНГ.

За проведенную операцию я получила крупное вознаграждение и стала богатой леди. Но это, конечно, шутка. С одобрения Генриха я внесла деньги на счет нашего Сережи для оплаты его будущей учебы в самом престижном университете.

Сейчас мы с Генрихом готовимся поработать на родине — по контракту, пока на один год. А там посмотрим.